Жила в Древней Греции богиня Фетида. И была она столь прелестна, что воспылали к ней страстью как верховный бог Зевс Громовержец, владыка Олимпа, так и брат его, Посейдон, повелитель морской стихии. Не останавливало их, что оба к тому времени были давно женаты (впрочем, это ни одного из греческих богов никогда не останавливало). Но жёнам похождения мужей наскучили, так что попросили они оракула нагадать, что сын Фетиды превзойдёт в силе своего отца. И свершилось чудо: Зевс с Посейдоном решили что лучше потрахать кого-то другого. Даром что они сами отца в Тартар (древнегреческий дом престарелых для свергнутых богов) сбагрили.

А чтобы Фетиду ненароком никто из богов в жёны не взял да детей не заделал, поймали они Пелея, смертного царя мирмидонцев, пообещали приданое невиданное да уши ослиные с импотенцией в случае отказа. Впрочем, тот, как профиль невесты на амфоре увидел, быстро согласился.

К удивлению Пелея, Фетида на свадьбу пришла уже беременной. Впрочем, Дионис привычным для себя способом сумел убедить счастливого жениха, что и так сойдёт.

И, когда все формальности, вроде бы были улажены, в зал заявилась неизвестная дама.

-Ой, а шо тут такое? – всплеснув руками, тут же заявила гостья. – А меня шо не позвали?!

-А ты, собственно, кто такая? – спросил, подозрительно прищурившись, верховный бог всех греков.

-Как? – кокетливо засмущалась неизвестная дама. – Вы меня не знаете? Я – Эрида. Богиня раздора, спора и срачей в интернете.

-Где? – недоумённо переглянувшись, переспросили боги хором.

-В интернете, – со вздохом повторила богиня. - Его ещё не изобрели, но когда изобретут, я буду там править.

-Понятно, – протянул Зевс. – А из нынешних достижений у тебя что?

-Как шо? Это я начала спор, как говорить правильно, твОрог или творОг! – с гордостью выдала Эрида, расправив плечи и задрав нос.

-Что такое твОрог? – не понял Громовержец.

-ТворОг! – строго поправила супруга Гера.

-Вот! Видите?! Видите? – обрадовалась богиня раздора.

-Видим, – мрачно отозвался владыка Олимпа. – Как правильно, «пиздуй» или «уёбывай»?

-Не поняла?

-Всё ты поняла! – повысил голос Зевс, силясь перекричать безостановочно повторяющую «творОг!» жену. – Нахуй с Олимпа!

-Ах так? – недобро улыбнулась Эрида. – Ну хорошо. Не очень-то и хотелось.

Развернувшись, она направилась в сторону выхода.

-ТворОг! – повторила Гера, строго глядя на мужа.

-Да, дорогая. ТворОг. Ты права, – медовым голосом согласился Зевс.

-А что это за яблоко в вазе лежит? – вдруг подала голос Афродита, задолбавшая всех олимпийцев и сейчас особенно сильно скучающая без мужского внимания.

На невесть откуда взявшемся яблоке обнаружилась надпись «Прекраснейшей». Переглянувшиеся боги, поняв, что вечер вскоре перестанет быть томным, а поп-корн ещё не привезли из-за моря. А Афродита, по слогам прочитав, кому фрукт предназначен, тут же заявила на него свои претензии.

-Раз я богиня красоты, то яблоко это – моё.

-Ты чего тут раскудахталась, курица крашеная?! – вдруг вмешалась Афина. – Ты? Прекраснейшая? Что-то у этих смертных самый большой город не Афродиты назван, а Афины. В честь меня. Значит прекраснейшая тут – я!

-Шли бы вы обе отсюда, сучки, – подошла к ним Гера. – Муженёк мой, может и трахает всё, что шевелится, но жена у него – я. А верховный бог может быть женат только на прекраснейшей в мире. Значит яблоко – моё.

Оспаривать позицию жены Зевса никто не решился. Не столько из-за аргументации, сколько из-за её тяжёлого характера. Но включившие минотавра Афина с Афродитой внезапно упёрлись и продолжили настаивать на своём.

Гости, подозревая скорую драку, убедили участниц первого в истории олимпийского конкурса красоты, что рассудить спорщиц должен Зевс. Однако владыка Олимпа, предвидев такой пердюмонокль, уже успел нажраться вином и амброзией и сладко храпел, пуская ураганы и гром способом, вполне доступным и смертному. Все боги прямым текстом выражали своё категорическое несогласие с предложением стать членами жюри, а смертного жениха, быстро седеющего от грозно смотрящих на него трёх богинь, спрятала под юбкой молодая жена, вереща, что она беременна, и ей нельзя нервничать.

Ввиду того, что список потенциальных судей на Олимпе закончился, а жених упорно отказывался вылезать из-под скамьи невесты, боги решили поискать самого красивого из смертных. Искать отправили Гермеса.

-Схера ли я? – попытался возмущаться бог.

-У тебя самая быстрая нога в Древней Греции, – втолковали тому остальные боги, для большей убедительности постучав по шлему тяжёлыми предметами. – Пиздуй искать. Быстрее найдёшь – больше вина останется.

Гермес и нашёл Париса, сына троянского царя Приама.

Как только офигевший Парис понял, на какую должность он получил оффер, его глаза загорелись. Ещё бы. Три богини будут соревноваться перед ним в красоте, а сволочь Дионис уже шёпотом подсказывает переходить к конкурсу древнегреческих купальных костюмов поскорее. Но тут случилось то, почему традиция конкурсов красоты среди богов Древней Греции так и не прижилась. Всё сгубила коррупция.

Вместо того, чтобы соревноваться сиськами, богини решили соперничать, кто сильнее подмажет жюри.

-Парисик, – промурлыкала царевичу Гера. – Выберешь меня, и я дарую тебе власть над всей Азией. Ты станешь царствовать над огромными землями.

-Да дались мне эти земли, – ответил Парис. – У нас в Трое земель достаточно.

-Парис, власть, легко падающая в руки, – захватила его внимание Афина, – не услаждает. А взятая силой, завоёванная, это – достойный трофей.

-Нет-нет-нет, – замахал руками царевич. – Воевать – это к моему старшему брату Гектору. Я – царевич мирный.

-Да что за мужики пошли?! – разозлилась Афина. – Царствовать не хотят, воевать не хотят! У тебя яйца есть или нет?!

А Афродита поступила проще всех.

-Хочешь бабу с сиськами как у меня?

-ХОЧУ!!! – тут же заорал царевич, вручая богине красоты яблоко.

-Пиздец. А так можно было? – переглянулись остальные участницы.

Когда Парис заявился во дворец с радостными новостями, кто будет вести номер передачи «Давай поженимся» с его участием, родители не выразили ожидаемого энтузиазма.

-Сынок, ты ёбу дал?, – тепло, по-отечески улыбаясь младшенькому начал царь Приам. – Ты забыл, где мы живём? Это тебе не Зажопье какое-нибудь Верхнее или Нижнее. Это Древняя Греция. Тут всех красивых баб ещё до основного конкурса разбирают. А по описанию ты явно выбрал жену царя какого-нибудь. И, судя по всему, царь этот тот ещё отморозок. Потому что тут чем отмороженнее царь, тем баба у него пиздатее, а нормальным мужикам остаются страхолюдины.

Жена Приама была женщиной мудрой, поэтому в это время старательно делала вид, что её очень интересует количество завитков на ближайшей колонне.

-Батя, меня не переубедить, - упорно стоял на своём Парис. - Всё уже на самом верху согласовано. И нам обещали крышу.

-Какую крышу, ты, мелкий пиздюк? Ты у спартанского царя хочешь бабу увести, он нам за это гирляндами пиздюлей навешает - наставительным тоном поучал младшего брата Гектор.

-Ничего он нам не навешает, нас Афродита теперь крышует.

В тронном заде воцарилась тишина, прерванная синхронным шлепком оппонентов Париса ладонями по лбам.

-Хуй с тобой, золотая рыбка, - устало махнул рукой Гектор.

-Учти, - инструктировала Афродита Париса на побережье Спарты, - ты не просто бабу какую-то воруешь, а жену царя. Задача это сложная, поэтому никаких отступлений от моего плана. Ясно?

-Ага, - протянул жених, не открывая взгляда от грудей богини красоты и мысленно рисуя такие же у будущей жены.

-Говорить ей будешь только те фразы, на которые условились, - продолжила жительница Олимпа, взяв собеседника за нос и заставив поднять лицо и взгляд выше. - Понял?

-Ага, - кивнул Парис, чтобы опять переместить взгляд ниже.

Афродита сердито фыркнула, достав небольшой кувшинчик с записями на стенках.

-Вот, учи. - сосуд перенёсся в руки жениха. - Начнёшь с фразы "О, прекраснейшая, ты станом соперничаешь с богиней красоты". Запомнил?

-Да что там запоминать, - отмахнулся царевич. Она как меня увидит - сама на шею кинется.

Афродита издала долгий и протяжный стон.

-Ладно, я за деревом постою. Иди.

Парис подошёл к группе девушек, разместившихся на пляже.

-Девушки, кто из вас Елена?

-А ты что ещё за хуй? - приветливо и доброжелательно обратилась к нему одна из девушек в простой тунике, явно служанка.

-Я не хуй,- обиженно заявил царевич, потом спохватился. - То есть он у меня есть, но звать меня Парис.

-Ааа, Парис, - заулыбалась служанка. - Ну и пари отсюда.

-Слушай ты, курица недощипанная! - взбесился царевич. - Я сын царя Трои Приама, а твоя царица сужена мне в жёны самой Афродитой! Живо зови её!

-Ух, какой он, когда злится, - вполголоса промурлыкали остальные девушки

-Ленк, а Ленк! - Окликнула царицу служанка. - Тут к тебе хахаль припёрся! Симпатииишный!

-Что за хуй? - донеслось с моря.

-Педрис какой-то.

-Ладно, сейчас выйду. А вы уёбывайте, ванну мне сделайте.

И когда Елена, прозванная современниками Прекрасной, подошла к своему второму суженому, Парис не смог сдержать изумления.

-Эй, а у тебя сиськи не как у Афродиты!

Лицо Елены вытянулось, а из-за дерева послышался шлепок божественной ладошки о божественный лоб.

-Ч-чегоо?! - с угрозой произнесла царица, и Парис, заволновавшись, полез за кувшинчиком с фразами-шпаргалками. Предательский сосуд выскользнул из дрожащих пальцев и разлетелся глиняными осколками по всему пляжу.

-Пиздец, - только и смог выдавить из себя царевич.

-Ты что, бухнуть для храбрости собирался?

Пикап не задавался, и Парис решил воспроизвести фразы по памяти.

-Э.. это... У тебя жопа как у богини!

Звук удара божественным лбом о совсем не божественный ствол оливкового дерева разнёсся по всей Спарте.

-Мальчик, тебе чердак перегрело что ли? - прекрасная царица очень обворожительно разъярилась, и Парис решил сымпровизировать.

-А вашей маме зять не нужен?

-Ты дебил?! - заорала на него властительница Спарты. - Я - замужняя женщина! Как ты думаешь, есть ли у моей мамы зять или нет?!

-Да блядь, это невыносимо! - донеслось из-за оливы, после чего оттуда появилась Афродита во всей красе, ввергнув ищущих попкорн спартанцев в ступор. Богиня красоты подошла к милующейся парочке и, взяв Париса за ухо, развернула его к дереву.

-Пиздуй туда и стой за оливой, пока я тебя не позову, понял?! - пинок стройной божественной ножки придал царевичу должное ускорение, и тот мигом оказался у дерева, чудом не врезавшись.

-Пойдём, милая, о девичьем потолкуем.

Когда через пару минут окликнутый Парис вышел из-за дерева, Елена кинулась ему на шею.

-Ой, миилааай, как же я тебя ждала! - заверещала царица Спарты. - Бери меня прямо здесь, везде и всюду.

-Эй-эй, ну вы приличия-то хоть соблюдайте, - забеспокоилась Афродита, увидев, что жених готов внять просьбам невесты. - На корабль живо.

Вернувшийся из похода Менелай с удивлением обнаружил две странности. Во-первых, его не встречала его любимая жена. А во вторых, кто-то приделал два рога к его любимому парадному шлему, оставив рядом надпись "Тебе идёт. Герм." Сложив II и II, царь пришёл в ярость и стал собирать союзников в поход, чтобы разобраться как следует и наказать кого попало. Но об этом будет поведано в следующий раз.

Мирно завтракавший в Микенах царь Агамемнон был прерван самым непочтительным образом. С грацией катящейся бочки в тронный зал влетел его младший брат Менелай, по пути задевший рогами шлема входную арку.

– Братан, ты что, на конкурс двойников Минотавра собираешься? – спросил удивлённый царь, не замечавший, что вино из наклонённого кубка льётся на роскошные одеяния.

– Иди ты в жопу, братец, – раздражённо бросил спартанский царь. - Мне нанесли страшное оскорбление, а ты тут ехидничаешь.

– Какое? – насторожился правитель самого сильного города в Древней Греции.

– Бабу мою спиздили. Педрис какой-то.

– Врёшь! – вскричал Агамемнон. – Ищут? Как поймают, подлеца Педриса на кол посадить – это первое дело!

В это мгновение Менелаю почему-то захотелось сказать, что раз они любят друг друга, то пусть будут счастливы, и пойти собирать странный механизм, но он вспомнил девиз своего царства.

– Да! Именно так мы и сделаем! Это Спарта!!!

– Спарта!!! – поддержал брата обрадованный его воодушевлением царь Микен. – Откуда, говоришь, этот Педрис?

– Из Трои, кажется.

В тронном зале воцарилось молчание. Агамемнон задумчиво покосился на глобус Древней Греции, стоящий рядом.

– Слушай, братец. А может ну их нахуй?

– Не понял.

– Это Троя. Ты их видел? Нам с тобой не жену твою, а пизды дадут.

– А что делать-то? – задумался Менелай.

– Идея! – заявил Агамемнон. - Соберём союзников!

– Кого? – не понял спартанский царь.

– Остальных женихов ленкиных! – принялся разъяснять брату Агамемнон. – Забыл, какой вы договор заключили?

Менелай, разумеется, помнил условия договора между женихами. По Древней Греции пошёл слух, что спартанский царь Тиндарей собирается выдавать замуж свою дочь Елену, прозванную Прекрасной. А поскольку собственностью и землями в Спарте владели женщины (а у мужчин в собственности было одно копьё, которым он воевал, и другое, которым тоже иногда пользовался), то вместе с нею жених получал титул спартанского царя. Женихи слетелись туда, как орлы на прометеевскую печень. Косясь и пинаясь локтями, они наперебой рассказывали о своих подвигах, землях и владениях.

– В очередь, сукины, дети! В очередь! – осипшим от натуги голосом призывал собравшихся спартанский царь. – А то всех уебу!

– ПХГостите, батенька, – вдруг услышал он тихий голос откуда-то сбоку и увидел скромно стоящего рядом мужчину.

– Ты ещё что за хуй? – вежливо поинтересовался царь Спарты.

– Хочу таки заметить, что я не хуй, а цаХГь Итаки по имени Одиссей. Ещё я хочу заметить, что эти поцы скоХГо начнут выяснять, у кого длиннее копьё. И пока они не пХГиступили, у меня к вам есть деловое пХГедложение.

– Я слушаю, – сказал Тиндарей, периодически вздрагивая от растущих децибелл криков за спиной.

Одиссей что-то зашептал на ухо царю, глаза которого постепенно округлялись по мере осознания услышанного.

Уже через 5 минут женихи, поднимая с пола упавшие челюсти, выстраивались полукругом. Зазвучали рога, и на площадь вышла лично Елена.

– Так! – громогласно объявила царевна. – Во-первых, я за пиздюка какого-нибудь замуж выходить не собираюсь! Я выхожу замуж за царя Спарты, поэтому все, кто этому званию не соответствует, могут сразу отсюда уёбывать!

Женихи не сдвинулись с места, демонстрируя поистине царские амбиции.

– Понятно. – протянула Елена. - Рассчитались на «Первый-второй». Кто второй – нахуй с пляжа, царём Спарты может быть только первый.

Спустя некоторое время боявшиеся сказать лишнее слово кандидаты под мерзкое хихиканье добровольно отказавшегося от борьбы Одиссея старались угодить прекрасной даме. Царевна гордо вышагивала среди них, оценивая способности каждого.

– Вы трое. – указала она. – Оба пиздуйте отсюда.

Наконец Елена Прекрасная сделала свой выбор. И по удивительнейшему совпадению это оказался Менелай, брат Агамемнона, супруга её сестры, Клитемнестры.

И по условию, предварительно заключённому между женихами, они поклялись помогать избраннику, если тот позовёт их на помощь.

Ну а Одиссей за бизнес-идею получил от Тиндарея протекцию при сватовстве к Пенелопе.

– Вот их мы и призовём на войну, – улыбнулся Агамемнон. – А уж возможность грабануть Трою станет приятным бонусом для всех.

– А если они не пойдут? – засомневался Менелай. – Клятву дали союзниками быть, а вдруг не присягнут нам как командующим.

– Эх, братец, молод ты, – улыбнулся царь Микен. – Клятву они дали? Дали. А дальше уже не они выбирают присягу, а присяга выбирает их.

Присутствующий помощник тут же приказал отлить эти слова в граните.

– Так они ж разбегутся ещё до присяги.

– А чтобы не разбежались, мы первым заберём того, кто эту идею и предложил, – ещё шире заулыбался Агамемнон. - Одиссея.

– Одиссея? – переспросил Менелай. – Этого хитрожопого итакийского шлемазла? Да если он нас не наебёт и рядовыми у себя не пристроит – считай, что мы легко отделались.

– Сними шлем, чтобы не мешал, и смотри на вещи шире, братец, – ответил спартанскому царю старший брат. – Если мы сможем забрать Одиссея, то он, чтобы одному не париться, поможет нам заграбастать всех остальных. Ну а уж если мы наебём его, то остальных и подавно сможем.

Менелай замолчал. Надолго. Затем стал ходить по тронному залу, взвешивая все «за» и «против». Наконец он подошёл к брату.

– Согласен. Отправляемся на Итаку.

– Слушай, – Агамемнон чуть склонил голову набок, разглядывая младшего брата. – Я вот не пойму. Тебе рога на шлеме не мешают?

– Они не на шлеме, – уныло ответил Менелай.

Тем временем на Итаке царь Одиссей в состоянии крайней задумчивости сидел на троне и размышляя о будущем.

– Одя, я пришла, – промурлыкала ему на ухо царица Пенелопа, появившись в тронном зале. Тот даже не отреагировал.

– Одя, всё хорошо? – забеспокоилась Пенелопа, увидев мужа в столь необычном для него состоянии. Обычно тот не тратил на решение возникших проблем больше пары минут. – Ты где-то был?

– У оХГакула, доХГогая, – ответил ей супруг. – Этот поц сказал, что если я отпХавлюсь в поход на ТХГою, то пХГоебу всё взятое по дороге домой и веХнусь и в одних тХГусах.

– А что такое трусы? – уточнила супруга.

– Не знаю, – признался муж, - но, навеХГное, что-то стХГашное.

– Так проблема решается очень просто, дорогой, – улыбнулась Пенелопа мужу. - Не ходи на Трою.

– Сам не хочу, доХГогая. Но, кажется, за мной скоХо пХиедут желающие забХГать меня в поход.

– И что нам делать? – обеспокоенно спросила жена.

– У меня есть идея, – заверил её Одиссей.

– Голова ты, Одя, – заулыбалась Пенелопа с нескрываемой гордостью в голосе.

Пару дней спустя фигура в плаще, чем-то отдалённо напоминающая царя Итаки, встретилась на лесной опушке с козлоногим сатиром, державшим за плечами большой мешок.

– Пациент, – сказал сатир. – Вы деньги привезли?

Одиссей протянул козлоногому позвякивающий кошель, получив заветный мешок, и повернулся, чтобы уйти.

– Простите, – окликнул его житель леса, – но зачем вам столько перебродивших оливок?

– Я их таки натуХГально съем, и меня увезут в дуХГдом.

– Но зачем? – поразился сатир.

– Не плющит меня на ТХГою идти, – признался царь Итаки, отправившись домой.

План Одиссея был прост и надёжен, как ещё не изобретённые швейцарские часы. В течение нескольких дней он сидел перед дворцом и уплетал перебродившие оливки, особенно стараясь при появлении больших групп подданных. По его расчётам, по всей Итаке вскоре должны были пойти слухи, что царь сошёл с ума. Эти слухи и отпугнули бы потенциальных хедхантеров, так жаждущих закрыть вакансию в своём походе.

Всё традиционно испортила мелочь. Жители Итаки настолько привыкли к причудам своего царя, что не обратили на новый эксперимент никакого внимания. Так Одиссей остался без столь необходимого ему образа. Зато приобрёл нового приятеля, Чебурашку, который ищет друзей. Он и подсказал приунывшему царю новый план.

Прибывшие на остров Менелай и Агамемнон в сопровождении кадровиков с удивлением узнали, что Одиссей всё-таки поехал кукухой. Переглянувшись, они поспешили к дворцу, остолбенев от открывшегося им зрелища.

Сад царицы был вырублен и вычищен до земли. Сама царица стояла с младенцем Телемахом на руках чуть поодаль, взволнованно причитая и беспокоясь о здоровье мужа.

– Ну и чего вы припиздовали сюда? – обратилась она к пришедшим царям. – Не видите, что он вконец ебанулся?

Царь тем временем усердно пахал почву плугом, запряжённым ослом и волом. Когда к нему подошёл Менелай, он как раз засеивал вспаханную часть солью.

– Слушай, Одя, – начал спартанский царь. - Я всегда знал, что ты немного того, но сейчас ты сам себя на повороте обходишь.

– Шмали, дХГуг, – широко улыбнулся в ответ царь Итаки, протягивая приятелю сухую оливковую ветку. – Сколько хочешь. У ЧебуХГашки, котоХГый ищет дХГузей, паХГники.

– У кого? – выпучил глаза Менелай. – И что такое парники?

– ПаХГники – это паХГники, – пояснил Одиссей, снова взявшись за плуг. – И мы их сейчас будем ХГасшиХГять.

Вздохнув, Менелай вернулся к брату и остальным.

– Одиссей, похоже, совсем ебанулся. Придётся без него.

– Ну это мы ещё посмотрим, совсем или не совсем, – внезапно вышел вперёд Паламед и, забрав у заверещавшей Пенелопы Телемаха, положил его перед плугом царя Итаки.

Одиссей сначала замедлился. Потом остановился, покосившись на всё шире улыбающихся Менелая с Агамемноном.

– ПидаХГасы, – вздохнул Одиссей и пошёл собираться на войну.

– Долбоёб ты, Одя, – вздохнула Пенелопа и пошла забирать брошенного на грядке Телемаха.

– Вот теперь всё пойдёт как по маслу, – заявил Агамемнон Менелаю, пока они нагоняли Одиссея.

– По пизде всё пойдёт, – понуро заметил царь Итаки.

И только вол с ослом остались на полураспаханном участке, опасливо косясь на Чебурашку, который ищет друзей.

Эскадра галер последнего модельного года, сверкая белоснежными парусами, рассекла волны, приближаясь к царству Саламин. Стоящие на носу самого богато украшенного корабля, командующие походом цари не могли сдержать довольных улыбок, завидев землю на горизонте. Им было чему радоваться. От желающих присоединиться к экспедиции не было отбоя, части даже приходилось отказывать.

На пути к Саламину, царству Аякса Великого, прозванного за свой рост Теламонидом, эскадра встретила несколько дырявых посудин, заполненных бездельничающими мужами и злыми от поведения пассажиров матросами.

–ДобХГого вам ветХГа, – поприветствовал капитана ближайшего корыта Одиссей. – Кто вы?

–И тебе доброго ветра и милости Посейдона, Одиссей, – ответил ему капитан, отгоняя палкой пассажиров, которые в это время пытались нарисовать самих себя на амфорах, - Мы везём не желающих участвовать в вашем походе куда-нибудь подальше.

–А куда вы путь деХГжите? – спросил итакийский царь.

–Идём с Лесбоса в Саламин, – ответил тот, отмахиваясь от предлагающего оливковый смузи пассажира странного вида. – Местные сказали, что у них остров для женщин, а не для баб.

–А в Саламине что, никто воевать не желает? – удивился Одиссей.

–Желают, да ещё как, – крикнул капитан, пинком столкнув верещавшего ахейца за борт вместе с кальяном, – только больше нам провизию по дороге на Пидрос негде пополнить.

–По дороге куда? – не поняли цари.

–На Пидрос. А вы не знаете? – теперь настала очередь капитана удивляться. – Посейдон пообещал приют всем ахейцам, кто не желает воевать с Троей.

Цари переглянулись.

–Не важно, – заявил Менелай. – Нам нужен Аякс. А лучше два. И у нас будут оба.

–Канальи, ещё раз говорю, – громогласно заявил Аякс Теламонид своим густым низким басом, – что у меня встреча с моим другом Аяксом. И только после неё я к вам присоединюсь!

–Друг Аякс, никаких проблем, – заверил его Агамемнон, жестом приглашая его подняться на корабль Одиссея. – Давай мы только маршруты сверим, где пойдём на соединение флотов и армий.

Большой Аякс поднялся на борт, с удивлением осматривая большую двухъярусную надстройку, на нижней части которой стояли итакиец и микенец, а на верхней разместился Менелай, изучающий амфору с картой.

–А это что у вас тут? – в недоумении стал озираться царь Саламина.

–Это у нас палуба от непогоды, – объяснил Агамемнон, указывая на надстройку, по крыше которой как раз шёл Большой Аякс. - Кстати, ты же Аякса Оилида ищешь?

–Ну... Да, – неуверенно протянул Теламонид.

–Так он как ХГаз у нас, – обрадованно сообщил ему Одиссей. – В тХГюме отдыхает.

–Где? – вопросительно посмотрел на царя Большой Аякс.

–Да вот здесь, – итакийский царь указал на открытый люк, а затем заглянул туда. – О, а вот он. Видишь?

–Аякс? Там? – Теламонид подошёл к люку и наклонился, чтобы заглянуть в трюм, а через мгновение, ускоренный совместным пинком Одиссея и Агамемнона, полетел внутрь.

–Ещё один геХГой таки пХГисоединился к походу, – с нескрываемым удовольствием отметил Одиссей.

–А мне уже можно вылезать? – послышалось из бочки, стоящей рядом.

–Да, вылезай, Аякс, вылезай, – добродушно ответил последователю Диогена главный военком похода.

Менелай, всё это время задумчиво наблюдавший с другого конца палубы, подошёл к ним.

–Слушай, итакиец, я вот не пойму. А нельзя было Большого Аякса просто позвать?

–А он бы не пошёл, – ответил ему Одиссей. – Как только увидел бы Младшего Аякса, сразу бы отказался. Они никогда вместе в поход не ходят.

–Последний раз в походе у него закончились копья и камни, и он запустил во вражескую фалангу меня, – добавил Аякс Оилид, приблизившись к группе царей и отряхиваясь после бочки.

–Да ты что?! – поразился Менелай.

–И, пока я летел, я успел поразить четверых врагов метательными копьями, – не без гордости добавил Младший Аякс.

–Мелкий пиздит! – донеслось из трюма. – Он только троих копьями поразил, а в четвёртый - мой! Это в него я этого недомерка запустил!

–Но поразил-то его я! – возмущённый Аякс подошёл к краю трюма и принялся ругаться с тёзкой.

Тем временем на корабль стали подниматься философы, привлечённые спором, которые тут же распределились на две группы, дискутируя, кому в данной ситуации засчитывается зарубка на копье. Большой Аякс, только-только выбравшись, поражённо посмотрел на палубу.

–Тысяча чертей! – вырвалось у великана.

–Хуже, тёзка. Хуже, – мрачно ответил Оилид.

Громкость дискуссии набирала обороты, а участниками явно планировалось пустить в ход подручные предметы для укрепления собственной аргументации.

–Граждане пиздоболы! – обратился к подданным Теламонид. – Тема, безусловно, важна, но давайте вы продолжите обсуждение не на палубе, а на городском фор...

–Пошёл ты на хуй, Твоё Величество! – хором перебила царя толпа подданных, вернувшись к разговору и всё повышая его градус.

Переглянувшись, Аяксы спустились обратно в трюм, заперев за собой люк, а остальные цари поспешили удалиться, протискиваясь между сбегающимися на крики философами.

–Мы же теперь эту шоблу с корабля не сгоним, пока они не доспорят, – проворчал Менелай.

–КоХГабль можно и бХГосить, – отмахнулся Одиссей, задумчиво вращая амфору со списочным составом армии. – Куда важнее вытащить оттуда Аяксов. Нам нужны геХГои.

–А рядовых солдат нам хватит? - поинтересовался на пристани Агамемнон у Одиссея. Тот уже собирался ответить, как перед ними возник некий старик.

–Вы не пройдёте! – громогласно объявил он.

–Ты ещё что за хуй? – вежливо по-спартански поздоровался с ним Менелай.

–Я – Калхант! Широко известный в узких кругах прорицатель! Вы не пройдёте без великого героя!

–Куда мы не пройдём? – не понял Менелай.

-В ТХГою, – ответил Одиссей, глядя на амфору. – У нас ещё не закХГыта важная вакансия. И я знаю единственного подходящего кандидата.

–Ахилл, – мрачно сказал Агамемнон.

–Ахилл, – согласился Одиссей.

Как позже стало известно, когда последний не желающий воевать с Троей ахеец ступил на берег Пидроса и последний корабль ушёл в открытое море, статуя Посейдона пошевелилась, почесала афедрон и стукнула трезубцем о мраморный постамент. Остров тут же стал медленно погружаться, вызвав панику собравшихся на нём посетителей.

–О, великий владыка морей! – стали взывать они. – Ты же обещал приютить нас!

–Я что, долбоёб приютить кого-то на суше? – отозвалась статуя. – Я-владыка морей, я имел в виду, что приют будет на дне.

–Днооо!!! – отозвались радостные русалки, кружащие вокруг острова, подстёгивая панику.

–Великий Посейдон, – воскликнул кто-то из ахейцев, когда морская вода стала плескаться под их ступнями. – Смилуйся, молю тебя. Возьми лишь меня, а остальные ни в чём не виноваты!

–Ещё чего. Я вас, тунеядцев, полгода на этот остров собирал, – отозвалась статуя, а через мгновение морская волна захлестнула остров Пидрос, и он пошёл ко дну, пропав из людских преданий.

Вместе с ним на тысячи лет исчез и рецепт оливкового смузи. За что остальные греки возвели Посейдону отдельный храм.

Ахилл был сыном Фетиды и Пелея. Тех самых, на чьей свадьбе и было дано начало всем нынешним событиям. Пообщавшись с оракулами, счастливые родители поняли, что сын их превзойдёт обоих родителей и проживёт яркую жизнь, превзойдя всех смертных и бессмертных воителей... Если, конечно, его до этого счастливого момента никто не скочерыжит.

Фетида, будучи любящей матерью, решила избавить сына от пессимистического варианта развития событий и стала наводить справки у своих олимпийских подруг, что может в этом помочь. Воскресная школа отпала сразу. До курсов личностного роста оставалось четыре тысячи лет и падение нравов. Оставался один выход, и Фетида с младенцем засобиралась в дорогу.

Неделю спустя запыхавшийся Пелей застал свою жену у берега мифической реки Стикс, куда она окунала их сына Ахилла, держа его за пятку.

–Дорогая, фетит твою мать, ты что творишь?! – заорал муж.

–Отъебись, дорогой, – отмахнулась супруга. - Это специальные водные процедуры. Так все просвещённые боги и богини делают. Я в грекограме читала! Ты не понимаешь!

–Какие ещё водные процедуры?! От этой воды серый туман поднимается! Вытаскивай нашего сына оттуда, живо!

–Да подожди, только пятку осталось! – попыталась запротестовать Фетида, но Пелей уже выдернул сына из рук супруги и ушёл с ним домой. А мать, заливаясь слезами, пошла следом, причитая, что потратила на такого недалёкого охламона лучшие годы своей бесконечной жизни.

В результате вся уязвимость человеческого тела, согнанная с тела героя, сосредоточилась на небольшом участке. И юный Ахилл, демонстрируя великую силу, ловкость и скорость, каждый раз подхватывал простуду, не надевая предлагаемые мамой сандалии с начёсом. Но даже босым и простуженным, он раз за разом доказывал, что станет прирождённым лидером, вскоре приняв царство от своего отца и возглавив ставшую непобедимой армию.

Фетида, ни на мгновение не забывая пророчество оракула, внимательно следила за новостями, не планирует ли кто-то чего-то эпического. И как только стало известно о планах ахейских царей навестить Трою с дружеским визитом, а заодно вежливо поговорить о семейных ценностях с членами правящей династии, она заявилась к сыну в опочивальню.

–Мам! Мама! – сын как раз собирался её позвать. – Я хочу идти в солдаты.

–Нет, сынок, ты не хочешь, – авторитетно заявила богиня. – Я хотела позвать дядю Витю из Ерденёво, но он ещё не родился, а деревню не построили. Поэтому тебе придётся самому научиться ссаться.

–Научиться чему? – переспросил Ахилл.

–Ссаться, – повторила Фетида. – По научному – энурез.

–Мама, – серьёзным тоном сказал великий герой. – Как я могу ссаться, если от одного моего имени враги срутся целыми армиями вместе с конницей?

–Я так и знала, что ты не будешь слушать маму, – вздохнула богиня. - Поэтому ты отправишься на Скирос к своему дяде Никомеду.

–Я не хочу к дяде, там одни бабы во дворце!

–Именно по этой причине ты туда и отправишься! – строго наказала Фетида.- И ещё...

Во дворце Никомеда действительно присутствовали по большей части принцессы. Более того, трясущиеся от ужаса слуги, боясь заглядывать Ахиллу в глаза, по приказу богини переодели его в женское платье. Вытянувший короткую палочку слуга подвязал волосы воителя широкой розовой ленточкой с синими цветочками, за что был тут же им придушен. Но поскольку мама наказала, ленточку Ахилл оставил.

Дни на Скиросе тянулись, как смола в ямах в выгрызающих душу обсуждениях последних модных тенденций. От подробностей, с кем спала Полифея, как завивает волосы Хренотея и какая же гадина эта Офигея, воителю хотелось схватить ближайшую колонну и забить участниц разговора в землю. Лишь из доброты душевной Ахилл представлял, что забивает их по шеи, дабы не лишать принцесс главного удовольствия в виде болтовни.

В один прекрасный день, пока герой пытался отрабатывать марш в длинной юбке, мысленно ругаясь, что килты ещё не изобретены, во дворец прибыла знатная делегация. Слуги медленно расстилали ковры, высыпая на них драгоценности, следующие последним веяниям античной моды, ткани из нежнейших материалов... А центральный процессор Ахилла завис, когда его взгляд упал на пару мечей, невозмутимо лежащих посреди роскошного тряпья и чуть чуть присыпанных драгоценностями. Воин, казалось, перестал дышать, любуясь остротой клинков, как вдруг кудахтанье его «близких подруг» было прервано набатными арфами.

–Ой, гевалт! – Раздался крик Одиссея. – Демоны! Демоны наступают!

В зале началась паника. Ахилл попытался было добраться до мечей, но столкнулся с самой стройной из принцесс. Ввиду разницы в весовых категориях героя отшвырнуло в колонну, о которую он сильно ударился спиной и свалился на пол. Мерзопакостная повязка тут же сползла на глаза, перекрыв ему зрение, и герой пополз на четвереньках туда, где, как ему казалось, должны быть мечи.

–Живьём! Живьём бХГать демонов! – доносились крики Одиссея сквозь звон металла.

Получив несколько ударов коленями по рёбрам, Ахилл наконец нащупал рукояти клинков и со страшным рёвом вскочил на ноги, размахивая клинками во все стороны и прибавив куда больше ужаса к женским крикам.

Когда он, наконец, смог кулаком стянуть повязку с одного глаза, то увидел, что зал пуст, и только перед ним на почтительном расстоянии стоят Одиссей и другие цари, с опаской поглядывающие на него.

–Где демоны?! – прорычал Ахилл, пытаясь стянуть повязку и со второго глаза.

–Демоны были, не отХГицаю, – примирительно заговорил Одиссей, выставив вперёд пустые ладони в знак мирных намерений. – Но они самоопиздюлились. Так что тепеХГь никто не будет мешать нашему военному походу.

–Походу? – заинтересовавшись, воитель даже забыл про ненавистную повязку. – Военному?

–Очень военному, – закивал в ответ царь Итаки. – И очень эпическому!

–Эпическому? – оживился ещё больше Ахилл.

–О да! Ему посвятят поэму. Нет! Две поэмы! И ещё будут спин-оффы!

Будущий главный герой эпической поэмы по мере описания перспектив Одиссеем улыбался всё шире.

–Куда идём? – просто спросил он, когда царь Итаки закончил.

–На Трою! – подхватил инициативу Менелай. – В их армии много великих героев, а значит нас ждёт много великих сражений. В крайнем случае набухаемся и устроим знатный мордобой.

–Я в деле! – закричал Ахилл, срывая повязку и пытаясь избавиться от платья. – Военные, а мне оружие дадут?

–Тридцать третий, – вполголоса сказал Агамемнон, ставя галочку на амфоре со списком командующих.

Экспедиция была в сборе. А вот что происходило в это время в Трое, мы узнаем позже.

А в Трое тем временем играли свадьбу младшего сына царя Приама и его красавицы-жены Елены, царицы Спарты. Собрав всех своих друзей и соседей, правящая династия шумно радовалась столь ценному приобретению. Особой гостьей на торжестве оказалась Афродита, невольно подавшая идею для проведения подобного торжества. Богине, случайно сказавшей, что без свадьбы только мухи женятся, из-за участия в брачной церемонии пришлось одеться. А за столом, к удивлению богини, когда всем остальным стали подавать яства, на её тарелке оказалось золотое яблоко.

— Это ещё что за нахуй? — вежливо поинтересовалась богиня красоты, покосившись на слугу. — Где мой бифштекс?

— Видите ли, — запинаясь, начал оправдываться слуга. — Пришла какая-то женщина. На Э, кажется, её звали. Она сказала, что фрукты полезны для фигуры.

— Для фигуры? — медленно приподнимаясь, зарычала Афродита. — То есть я жирная?!

Слугу, от ужаса окончательно забывшего все известные ему языки, невольно спасло от незавидной участи царское семейство.

— А давайте набухаемся! — громогласно предложил восславить Диониса Деифоб, средний сын Приама, с самого начала торжества занимающийся сим процессом.

Афродита на мгновение отвлеклась, а когда повернулась обратно, след слуги уже затерялся среди остальных прислуживающих гостям. Поскольку превращать в жабу случайного человека было некрасиво, а все слуги для богини красоты были на одно лицо, она махнула рукой и снова опустилась на своё место, залпом выпив кубок с вином. Сидящий подле неё Парис тем временем пожирал взглядом свою невесту, по давней традиции сидящую не рядом, а напротив него. И тут взгляд богини красоты упал на мужчину, восседавшего возле спартанской царицы, которая с не меньшим аппетитом поедала взглядом своего жениха. Через плечо незнакомца, одетого в роскошную тунику, была переброшена широкая лента, напрочь потерявшая исходный цвет регулярной пропитки вином. Тем не менее, острый взгляд Афродиты позволил ей прочитать почти невидимое и незнакомое слово «Тамада».

— Предлагаю выпить за молодых! — поднял кубок неизвестный, мгновенно вызвав оживление среди присутствующих.

— Да! — пошатываясь, поднялся со своего места Кикн, царь города Колон и давний союзник троянцев, поддержав тостующего. — За царевича и его царицу!

— До дна! — крикнул мужчина, поправляя ленту.

С присущей всем организаторам смекалкой он наполнил до краёв как свой кубок, так и кубок царя Колона. Один незнакомец заставил выпить Кикна, а второй осушил сам. Царь выпил и опал как озимый. Гектор, на плечи которого приземлился урожай, со вздохом повёл плечом, стряхивая гостя на пол и предоставляя вынос тела прислуге.

— Выпьем же за то, — не унимался незнакомец, размахивая кубком, который неизвестно как снова оказался полон. — Чтобы молодые радовали нас ежеминутно! Совет вам да любовь! Ну и детишек!

— О да, мииилааай! — закричала Елена и полезла к суженому прямо через стол, плюхнувшись с размаху ему на ноги. — Бери меня прямо тут!

Захрипевший от свалившегося на его колени счастья, Парис бросил умоляющий взгляд по сторонам, но Гектор внимательно рассматривал колонну в противоположном конце зала. Афродита, в свою очередь, пожирала взглядом золотое яблоко и игнорировала происходящее вокруг. Вдобавок богиня закрылась ладонями как шорами от окружающих в надежде хоть так от них оградиться.

— Помогите, — просипел задыхающийся от навалившегося на него счастья царевич.

— Отъебись, — лаконично отреагировала богиня, периодически косясь на орущего очередной тост тамаду. — Где я этого пидараса могла видеть?

— Вытащи меня отсюда, — взмолился Парис, из последних сил пытаясь отстраниться от обычно притягательного для любого здорового мужчины места ниже женской шеи и получить хоть глоток спасительного воздуха.

— Терпи. Тебе ещё долги отрабатывать ночью, — ехидно заметил тамада, нагло улыбаясь. — Кстати, Елена любит сверху.

— А ты откуда это знаешь? — с подозрением посмотрела на незнакомца богиня красоты, начиная что-то подозревать.

— А мне многое что спьяну рассказывают. Даже мужья, — нагло заулыбался в лицо богине мужчина, подмигнув ей.

— За молодожёнов! — снова заорал Деифоб. — И за Диониса!

Не обращая внимания на закрывшего лицо ладонью Гектора, средний сын Приама попытался залпом выпить полную амфору вина, но, потеряв равновесие, съехал со своего ложа и, получив по лбу глиняным сосудом, наконец-то затих под столом, изредка похрапывая. Отвлёкшись на мгновение от странного незнакомца, Афродита вновь посмотрел на место, где он только что стоял. От тамады остался только опустевший кубок вина и упившаяся вусмерть публика.

— Что я, блядь, тут забыла, — тихо и задумчиво произнесла Афродита, медленно опустившись на своё место. — И где мой бифштекс?!

Споткнувшийся от божественного крика слуга, как раз несущий запрошенное почётной гостьей блюдо, в последнее мгновение сумел удержать равновесие. Однако через мгновение зал огласили страшные завывания, заглушившие музыку, надрывающуюся в попытках увлечь орущих гостей.

— Вииижу! Вииижууу!

Гости повскакивали со своих мест. Остались сидеть лишь Афродита, гипнотизирующая яблоко, царская династия и Елена, не желавшая слезать с колен уже синеющего от удушья Париса.

— Что это за пиздец? — вскричали гости.

— Да не обращайте внимания, — отмахнулся Приам, расплескав вино. — Это мои пиздюки, Гелен и Кассандра. Они с детства какую-то хуету видят.

— Никакая это не хуета, батя! — запротестовал бледный черноволосый юноша, вплывая в залу как привидение. — Я пиздец вижу!

— Пиздец – это когда ты вот так на свадьбу врываешься, — усталым голосом отчитал младшего брата Гектор.

— Свадьбу надо отменить! — тоном, не терпящим возражений, заявил Гелен, ударив рукой по столу и через секунду баюкая отбитую ладонь. — А невесту вернуть мужу. А то нам пиздец!

— Ой, всё! — закатила глаза Гекуба, возвращаясь к трапезе.

— Сын, — наставническим тоном обратился Гелену Приам. — Ты ёбу дал как и сестра?

— У него ещё и сестра такая же богами пизданутая? — тревожно переглянулись гости.

— Батя, ты же меня знаешь, я всё ВИИИИЖУУУУ!!! — принялся убеждать отца Гелен, завывая. — Ты же царь, а не хуйня какая-нибудь! Так мысли системно!

— Триста тридцать пять, — произнёс загадочную мантру Приам, закатив глаза. — Сын. Ленку мы спартанцам не вернём. Они твою бабушку спиздили и не вернули. Так что пусть теперь терпят.

— Батя, они сюда плывут! — попытался вновь пойти на штурм неприступной крепости царского мнения. — Они тут камня на камне не оставят! Хотя бы лошадью не ходите.

— Ладно-ладно, — замахал руками Приам, принимая компромиссное решение. — Не будем мы ходить лошадью, только отъебись и иди прими свои таблетки.

— Вииижууу!!! — завыла, влетая в залу, рыжеволосая девушка, повиснув на руках ближайшего слуги. — Пиздец вижу! Лошадью нельзя ходить!

— Блядь! — подскочила почтенная публика. — А это ещё что?

— Кассандра это, — вздохнув, ответил царь Трои. — Дочка моя.

— Кто-кто? — покосившись на хозяина переспросили гости.

— Спортсменка, комсомолка, — начал было Приам, но быстро вспомнил, что ни тех, ни других ещё несколько тысяч лет мир не увидит. — Просто красавица. Хоть и малость ебанцой. Жениться никто не хочет?

Желающих не оказалось.

— Батенька! — завизжала Кассандра. — Я пиздец вижу!

— Да мы знаем, знаем, — отмахнулся от неё царь.

— Батенька, лошадью нельзя ходить! — добавила Кассандра, вызвав полный ужаса вопль со стороны Гелена.

— Дайте им селёдки, — распорядился Приам, вновь повернувшись к гостям и потеряв интерес к отпрыскам. И найдите какую-нибудь лошадь. Походим ею.

— Нет! Батя! — попытался опротестовать решение Гелен, пока его уводили. — Бабу Лошадью нельзя ходить!

— Вы кому микрофон дали?! — взорвался Гектор, вскочив со своего места. — Выключите ему микрофон!

— Да выпиздите их отсюда! — взмолилась Афродита, сжимая массируя пальцами занывшие от воплей виски. — Нахуй мне вообще это яблоко понадобилось?

— Ну и нахера ты вылезла? — никак не мог успокоиться потенциальный победитель античной «Битвы экстрасенсов», когда их обоих увели в подсобные помещения дворца. — Я же почти их убедил!

— А я что? — оправдывалась Кассандра, потирая ноющий после встречи с палкой афедрон. — Я же твои слова подтвердила. Лошадью нельзя ходить!

— Ты свою репутацию забыла что ли?! — наорал на неё брат. — Ты как спизднула это, даже я поверил, что лошадью ходить надо! Лошадью! Дура, блядь! Нам теперь точно пиздец!

А свадьба тем временем продолжалась.

Собравшиеся на берегу ахейские цари с гордостью наблюдали, как готовится к отплытию их стотысячная армия. Как непобедимая армада из более чем тысячи кораблей готовится принять на борт неисчислимую орду воинов. Сердца командующих трепетали от восторга, когда отряды запели традиционную древнегреческую победную песню.

— Вы слыхали, как дают пизды? — протянули запевалы. — Только нет, не те, что с волосами.

— А пизды, конкретные пизды, о-о-ох, — отозвались отряды. — Бьют когда руками и нога-а-ами.

— Хорошо поют, — заметил радостный Агамемнон, потягиваясь. — Душевно.

— Ещё бы, — кивнул Менелай, которого не могли сбить с боевого настроя даже вечно зудящие рога. — Все после драки с нами выучили... А ты чего такой радостный?

— А чего мне не быть радостным? — криво ухмыльнулся брату царь Микен. — Гляди, какую лань подстрелил. Одиссей, ты чего там к жопе моей добычи прицеливаешься?

— Поц ты микенский, — вздохнул царь Итаки, разглядывая убитую Агамемноном лань. — Что ж ты всю нашу ХГаботу по сбоХГу аХГмии пожёг?

— Я не нарочно, — ответил микенец, вмиг растерявший весь оптимизм под хмурым взглядом итакийца. — Эксперимент это был. На предмет рационализации охоты.

— А нельзя было, — взорвался Одиссей, — ДХГугую лань гХГохнуть, а не эту?

— А чё это? — не понял Агамемнон.

— А ты вот это пХГочёл? — также ответил вопросом на вопрос Одиссей, ткнув в шерстистое бедро лани, на которой красовалась табличка «Собственность Артемиды. Кто тронет – тому пиздец». — О том, что нам за это будет, ты подумал?

— Я не подумал, — честно признался Агамемнон.

— Не подумал! — всплеснул руками Одиссей. — ТепеХГь думай, как с пеХГвой галеХГой богиню задобХГить! А то пустит весь наш флот на дно, как осьминогу.

— Так, не еби мне мозги! — отмахнулся от него Агамемнон. — Готовимся к отплытию.

— Нам дадут пизды, — вздохнул Одиссей.

— Или мы им, — возразил Менелай. — Солдат у нас достаточно, герои все в сборе, что может пойти не так?

— И пХГавда, что может пойти не так? — повторил царь Итаки, любуясь, как повздоривший с кем-то Ахилл тащит к морю командиров союзного войска, ныне раскиданного вдоль берега, чтобы утопить всех разом. — Что с козыХГем делать будем?

— Свяжем каналью, и в трюм! — предложил мудрое решение Большой Аякс. — Нехер ему своей рожей богов пугать.

— Кстати, о богах, — вмешался Агамемнон. — Что там с пророчествами? Как к Трое пойдём?

— Маршрут построен, — объявила жрица, подав командующему походом амфору с проложенным курсом к землям троянцев.

— Вот и замечательно, — обрадовались было цари, но тут увидели, какая будет длительность похода. — Какие, сукаблянахуй, десять лет?! Что это за маршрут такой???

— Так тут всё понятно, — вышел вперёд известный прорицатель и читатель карт Калхас. — В начале всё зелёное, там всё как по маслу пойдёт, а вот в конце видите красную линию? Ещё вьётся как змея большая.

Цари закивали, глядя на вьющуюся красную линию, которая действительно была больше похожа на жрущую птенцов змею.

— Так вот! — продолжил Калхас, для важности подняв вверх кривой палец. — Вот там...

— Всё пойдёт по пизде, — закончил за него Одиссей. — Давайте лучше по домам.

— Нет! — рявкнул Агамемнон.

— А обойти как-нибудь то красное можно? — заныли остальные. — Может там есть какой-нибудь проход или плат...

— Отставить! — прикрикнул на приунывших царей микенский главнокомандующий. —У нас субординация и выслуга лет! За мной!

Спустя некоторое время могущественный греческий флот, несущий через море огромное войско, приблизился к незнакомым берегам.

— Вот мы и у Трои, — заявил Большой Аякс. — А вы ссались всю дорогу. «Не дойдём, не дойдём».

— Я и сейчас ссусь, — заметил Одиссей с соседнего корабля. — Ты-то один, а у меня Ахилл на борту. И он давно не дрался.

— Успокойся ты, он связанный и в трюме сидит, — отмахнулся от постоянных причитаний итакийца стоящий с ним рядом Агамемнон. — Хотя я не очень понимаю, как его удалось связать.

Переглянувшиеся Аяксы и Патрокл решили не расстраивать остальных новостью, что Ахилл не был связан, а истребил все запасы вина во всём флоте и сейчас спал ахилловским сном, в котором голыми руками рвал демонов. К моменту размещения лагеря герой должен был как раз проснуться с диким похмельем и новостями, что ближайшее вино находится за городскими стенами. План, разработанный троицей, не был согласован с Одиссеем, но не имел слабых мест и должен был существенно сократить время осады и штурма города. Однако в изначально прекрасной задумке не был учтён один небольшой нюанс.

Высадившиеся на незнакомых землях древние греки сразу же приступили к важному занятию: воровство, убийства и поиск гусей. И если с первыми двумя пунктами они кое-как справлялись, то поиск гусей, к удивлению искавших, вывел их на марширующую армию. Хозяева местных земель явно были намерены близко познакомиться с новоприбывшими и узнать, что те здесь забыли. Бросив наворованное и даже не всех убив, греки отступили к лагерям, возвещая о скором близком контакте третьей степени. Прибывшая же армия, не церемонясь, приступила к погрому строящегося лагеря и, одновременно с этим, объяснению гостям смысла фразы «чувствуйте себя как дома». Собрав свои личные армии, цари попытались оказать сопротивление, но в итоге оказались отброшены почти к самым кораблям. Отступив на корабль Одиссея, Агамемнон увидел, что тот внимательно изучает амфору с маршрутом.

— Ты что тут делаешь, хитрая итакийская морда? — заорал командующий экспедиционными силами.

— Тут что-то не так! — заявил в ответ Одиссей. — Они сХГажаются как настоящие демоны!

— Где демоны? — вдруг донеслось из трюма.

— Ой вэй, — сказал царь Итаки, зажимая рот руками.

— Где демоны?! — заорал запертый Ахилл, колотя в дверь кулаками, от чего корабль заходил ходуном.

— Одиссей, ты долбоёб, — вздохнул Агамемнон, уцепившись за ближайший крепко привязанный канат, чтобы не полететь за борт.

Попытавшиеся взойти на корабль итакийские солдаты оказались сметены спешно эвакуирующейся командой. Похватав всё, что может сойти за оружие, те предпочли вступить в бой, чем оставаться на одном судне с проснувшимся с бодуна Ахиллом. Тем временем армия противника уже оказалась на самом берегу.

— Ладно, — вздохнул Одиссей. — ПХГидётся пойти на кХГайние меХГы. Выпустить КХГакена!

— У нас нет кракена, — мрачно ответил итакийскому царю Агамемнон. — Да и на сушу кракен не поползёт.

— А кого мы таки можем выпустить? — после недолгой паузы уточнил Одиссей, а через мгновение корабль содрогнулся от мощного удара снизу.

— Выпустите меня! — заорал из трюма запертый Ахилл, с каждым ударом успешно продвигаясь в процессе разборки судна на запчасти. — Я этим демонам таких пиздюлей выпишу, что в Тартаре начальство заикаться от их истории будет!

Переглянувшись, цари ретировались, предоставив честь отпирания трюма Патроклу, единственному, кого Ахилл, наверное, не сразу убьёт. Вылетев из многомесячного заточения в облаке соответствующих ароматов, великий воитель одним своим видом обратил в бегство передовые ряды противника, а оказавшись рядом и дыхнув, привёл в полное замешательство почти все войска на берегу. Верный Патрокл орудовал одним копьём, отбросив щит, поскольку вторая рука была ему нужна, чтобы зажимать нос. Вырвавшийся вперёд предводитель противника воспользовался этой слабостью и ранил друга Ахилла, но тот, превозмогая боль, продолжил сражение. Наконец, великий герой смог через похмелье сфокусировать взгляд на самом богато одетом противнике.

— Ты демон? — на всякий случай уточнил Ахилл, так толком и не разглядев оппонента в доспехах.

— Чего? Я? — опешил противник, пошатнувшись от тяжёлого дыхания героя. — Нет конечно! Я...

— Тогда тебе просто пиздец, — заключил Ахилл и с размаху воткнул копьё тому в бедро, отшвырнув воителя куда-то в задние ряды наступающей армии. Солдаты противника, ощутившие силу воинского духа появившегося предводителя греков и опешившие от внезапно и интересно ретировавшегося командующего, предпочли развернуться и вернуться в город.

— У кого-нибудь есть выпить? — поинтересовался Ахилл.

— Эээ... Выпить есть в городе впереди, — заметил прихрамывающий Патрокл, старающийся придерживаться первоначального плана.

— Городе? — повернулся к нему герой, от дыхания которого стал темнеть песок. — А что там за город?

— Троя, конечно, — ответил ему Патрокл, опирающийся на копьё больше из-за головокружения от тяжёлого дыхания друга, чем от ранения.

— Вообще-то нет, — заметил спускающийся с корабля Одиссей, не сводящий взгляда с амфоры. — Мы, кажется, сделали небольшой кХГюк и попали в гости к нашему давнему дХГугу Телефу, сыну ГеХГакла.

— Не понял, — покачал головой Агамемнон. — Мы что, с союзниками дрались?

— Не понял, — покачал гудящей головой Ахилл, — Я что, вместо демона пиздюлей сыну Геракла отвесил?

— Получается, что да, — признал Одиссей, оглядывая место побоища. — Как-то неловко вышло.

Спустя пару дней к столице Мизии, царства Телефа, запершей ворота на все засовы и для верности ещё подпёршей их швабрами, прибыло посольство с дарами и предложением мира.

— Слушай, Телеф, — выступил вперёд Одиссей, отличающийся умом и красноречием. — Возникло лёгкое недоХГазумение. Мы извиняемся. И пХГедлагаем миХГ и участие в нашем меХГопХГиятии.

— Да пошли вы нахуй, пидарасы! — проорал с городской стены Телеф, опираясь на костыль. — Я уже поучаствовал, мне достаточно!

— Вот видишь, — тихо заметил Одиссей Агамемнону. — На миХГный договоХГ он согласен.

Так греки заключили с мизийцами мирный договор, однако Телеф вежливо отказался присоединяться к их походу. Пополнив провиант и запасы вина, греки погрузились на корабли и отчалили от гостеприимной Мизии, устроившей после их отбытия национальный праздник. А флот через несколько дней внезапно попал в сильнейший шторм, который разбросал корабли по всему морю, в результате чего они кое-как собрались в одной бухте.

Выглянувшие из-за борта цари с удивлением увидели берег, с которого они грузились в поход и где получали пророчества, надолго там застряв. Но об этом в следующий раз.

Высадившись в гавани Авлиды, цари собрались вокруг жертвенника и занялись разработкой нового плана похода.

— И какого хера это было? — поинтересовался у остальных Агамемнон, наблюдающий, как солдаты, подняв транспарант «Кто куда, а мы на Клинскос» выстроились в колонну и куда-то отправились. — Что это за шторм, и почему мы там, где начали?

— БуХГя, — лаконично заметил Одиссей, смотрящий в сторону моря. — Божественная. Давайте по домам?

Солдаты и матросы в это время спешно вытаскивали корабли на берег, потому что оставшейся без присмотра галере местные русалки быстро приделали плавники.

— Давайте лучше попробуем ещё раз получить пророчество, — предложил Агамемнон. — Как раз пригодятся дары мизийцев.

— Ты о том, что они нам вручили, лишь бы мы съебались? — уточнил Менелай, в очередной раз поправляя сползающий с головы рогатый шлем. Сильнее всего спартанца пугала мысль, что кто-то заметит сползание шлема, а не рогов.

— Да какая разница, — отмахнулся от него Агамемнон, сваливая всё в кучу у ног женщины с бейджиком «Жрица». — Дары и дары. Давай пророчество.

— Маршрут перестроен, — отозвалась та, как раз закончив рисовать на амфоре морской путь к желанным берегам.

— Дай сюда, — царь Микен схватил амфору и принялся изучать. — Это что за точка «Тут вам пиздец»? А это что за «Тут вам жопа»? Это что за маршрут?

— Сверху написано, — ответила обиженная жрица оракула и отвернулась.

— До-ро-га, — принялся читать по слогам Агамемнон. — Для и-ду-щих на хуй... Так, стоп! А нормального пророчества нет?!

— За нормальное чатлами надо платить, — донеслось от жрицы, — А не той хуйнёй, которую вы приволокли.

Цари воззрились на гору фруктов, зарезанной скотины и дорогих тканей.

— Чего вам ещё не хватает, пидараски?! — взорвался Агамемном. — Тканей мало?! Мяса мало?! Золота мало?!

— Нехер было мясо на ткани складывать, — отозвались жрицы. — Вы сложили, а нам стирать. Давайте нормальные дары или плывите нахуй отсюда. Наш оракул чатлы хочет.

— Что такое чатлы? — тихо поинтересовался Менелай у присутствующих царей. — И где их достать?

— Мне кажется, Меня, — столь же тихо сказал царю Спарты Одиссей. — Что чатлы для этого поца мы не найдём, потому что они из будущего.

— А что делать тогда? — вопросительно воззрился на самого хитроумного из командиров Агамемнон. — Как ты вот им обьяснишь, что поход отменяется, потому что у нас карты нет? Ахиллу особенно, который... Да отвлеките вы его, он сейчас ещё одну армию утопит!

Пока адъютанты во главе с лучшим другом Ахилла Патроклом бросились успокаивать вошедшего во вкус главного героя будущей войны, цари решали как задобрить оракула.

— А давайте пошлём этого оракула на остров Впиздус и так пойдём, — предложил Малый Аякс. — Вон, пара моих кораблей уже паруса подняла.

В течение следующей пары минут цари, да и вся армия, имели счастье любоваться, как два корабля, снявшиеся с рейда без разрешения небесной канцелярии, угодили в локальный миниатюрный шторм, столкнулись друг с другом и пошли ко дну вместе с экипажами.

— Мелкий, кажется тысяча чертей с Олимпа только что послала на остров Впиздус тебя с твоей идеей! — заржал Большой Аякс, тыча в сторону места, где несколько минут назад две галеры вошли в невольный клинч.

— Может Ахилла на жриц натравим? — осторожно предложил Патрокл.

— Эй! — послышалось со стороны берега. — Я отмороженный, а не ёбнутый.

— Ладно, богами пришибленная, чего тебе надо? — вежливо обратился к жрице Менелай.

— Артемида требует компенсацию морального ущерба, — ответила дама в тунике, задрав нос. — Козу за козу.

— За какую ещё козу? — не понял Менелай.

— За лань, — поправила коллегу вторая дама, похожая на первую как сестра-близнец. — Эта лань была собственностью богини Артемиды и её добычей. Ты её отнял, теперь исправляй.

— Что за козу вы хотите взамен? — уточнил Одиссей.

— Ифигению, — хором ответили жрицы.

— Офигению? — донеслось с пляжа. — Я за! Прирежьте её нахуй, она мне всё время на Скиросе косы туго заплетала.

— Не Офигению, а Ифигению, — поправила старшая, если судить по габаритам, жрица. — Дочку царя Агамемнона.

— Как это?! — взревел Ахилл в несколько прыжков оказавшись возле жертвенника и заглушив микенского царя, очень заинтересованного в ответе, почему это его любимая дочка считается не ланью, а козой. — Тогда я против!

— Я тоже против, — заявил Агамемнон. — Причём категорически!

Мнение Ифигении никого не заинтересовало

— Тогда, похоже, что нам не согласуют поход на самом веХГху, — заметил Одиссей.

— И какие у тебя идеи, хитрожоп? — повернулся к нему командующий экспедицией.

— ПХГедлагаю сесть и всё нетоХГопливо обдумать, — тут же заявил итакиец. — Мне лучше всего думается дома, так что...

— Стоять! — заорал прорицатель Калхас. — А вот ты цак надень и в пепелаце сиди! Ясно?!

Одиссею не было ясно ничего из фразы; но когда на тебя так орёт прорицатель, то лучше соглашаться.

— Чего сХГазу гевалт поднимать, — вздохнул правитель Итаки. — Хоть это и куда дольше, буду думать тут.

— То есть думать? — не понял Ахилл. — А драться когда? По всей Древней Греции легионы демонов непизженные ходят, а мы тут сидеть и думать будем? Нет, это без меня.

Как только корабли отправившегося домой Ахилла скрылись за горизонтом, в лагере тут же были торжественно открыты несколько припрятанных кувшинов с вином, а из моря наконец выловили прятавшихся среди волн солдат и офицеров, которые так и не поняли, чем обидели героя войны с контузией на всю башку. Вскоре вино закончилось, и командиры задумались, что делать дальше, потому что цари стали разбредаться по домам.

— Воины! — обратился к ним Агамемнон с вдохновляющей и мотивирующей речью. — Славные герои Древней Греции! О наших деяниях испишут тысячи амфор! Мы вот-вот поймём, чем заебали богов, исправимся и отправимся в путь!

Сработало.

— Пошли вы на хуй, — ответила половина армии, погрузившись на галеры и отчалив домой.

Сработало, потому что ушла не вся армия. Однако Агамемнон, глядя на результат, пришёл к философскому выводу.

— Ну и пожалуйста, блядь! — сказал царь Микен, — Ну и пошло всё в пизду! Нахуя мне это надо.

Оставшиеся цари, как раз готовившие новую вдохновляющую речь, успели только позвать лидера похода по имени и узнать, что где-то за морями в дальних землях на юге есть гора, куда им всем стоит отправиться. Агамемнон же вернулся в Микены, где застал верещащую жену и Телефа, который, замотанный в несколько слоёв бинтов ниже пояса, разводил костёр под лежащим на решётке сыном царя, Орестом.

— Ты, что, итить твою мать, творишь, ебанутый?! — предельно вежливо поинтересовался у него царь.

— Я в грекограмме прочитал, что мне это силу вернёт, — заявил в ответ сын Геракла.

Только сейчас до Агамемнона дошло, почему Телеф был замотан бинтами. Белая ткань пропиталась кровью из так и не закрывшейся раны, полученной от Ахилла.

— Так только из-за этого? — всплеснул руками Агамемнон. — У меня денег до хуя! Я тебе любых врачей найду! Вмиг тебе ногу зашьют!

— Иди ты на хуй со своей ногой! — ответил Телеф. — Другую силу мне верните!

— Какую другую? — не понял Агамемнон.

— Другую! — заорал на него царь Мизии. — Меня жена на порог не пускает!

— Погоди-погоди, — настороженно заметил микенский правитель. — Ты же получил копьём у самого колена. Он не может быть таким дли...

— Сын Геракла великолепен во всём! — гордо заявил Телеф, сразу же взвыв от сильной боли. — Да сделайте вы что-нибудь, пидарасы!

Собравшиеся на консилиум лекари после долгих совещаний вытолкнули вперёд вытащившего короткую соломинку.

— Великий царь, не вели казнить! — врач сразу же перешёл к главной теме без долгих вступлений. — Вели рецепт выписать!

— Пиши, коль не пиздишь, — велел Агамемнон, косясь на Телефа, который так и не отошёл от жаровни.

— Тяжёлый случай, великий царь, — признался врач, тоже косясь на царя Мизии. — Лекарства тут не помогут. Нужна особая терапия.

— Какая? — насторожились оба царя.

— Уринотерапия! — заявил последователь Гиппократа.

— Какая??? — поразились все в зале, включая коллег врача.

— Этим самым на рану побрызгать, — стал разъяснять выступающий. — А затем ещё выпить.

По наливающимся кровью глазам Телефа Агамемнон понял: нужно срочно что-то предпринять.

— Как тебя зовут, лекарь? — поинтересовался царь Микен.

— Малахос! — с гордостью ответил тот. — Известнейший лекарь всей Древней Греции! Мои метОды лечения уринотерапией признаны дамами всей Ойкумены вплоть до микенской царицы!

— Ах вот как, — недобро заулыбался Агамемнон. — Ну тогда ты, Малахос, повышаешься в статусе.

— Правда? — обрадовался врач.

— Правда, — закивал в ответ правитель. — Теперь ты – старший говночерпий в моём дальнем свинарнике!

Верещавший и брыкающийся, несомненно от радости, свежеповышенный былторжественно пронесён мимо царя Мизии, с уважением посмотревшего на коллегу. Также его намеренно пронесли мимо оставшихся лекарей и выкинули в окно. Услышав характерное «Бульк!», с которым доктор Малахос приступил к исполнению новых обязанностей, уцелевшие служители медицины тут же разработали новую тактику лечения.

— Великий царь, рана особая это, — заявил старший лекарь, закончив осмотр, которым предыдущий докладчик даже не удосужился заняться. — Не можем залечить мы ранение такое, нанёсший удар потребуется для такого.

— Поясни. Нормальным языком, — прищурившись, велел Агамемнон, вспоминая, в каком свинарнике у него ещё остались незакрытые вакансии.

— Рану эту воин нанёс великий, — пояснил лекарь, не обращая внимания на скрип зубов собеседника. — Лишь воин этот касанием копья рану излечить может.

— А нормальных врачей у тебя нет? — спросил, скривившись, Телеф.

— Заткнись, — бросил ему Агамемнон. — Нам нужен Ахилл. А Ахилл согласится только прибыть на войну. Поехали.

— Куда? — не понял Телеф.

— В Авлиду, — пояснил микенский царь.

Ахилл прибыл на зов на новой красной колеснице. Боевое средство передвижения было украшено таким количеством шипов, что запряжённые лошади с опаской косились назад, опасаясь, как бы какое-то из лезвий не впилось в них. Герой, не обращая внимания на коней с косоглазием и возницу с нервным тиком, легко спрыгнул на землю и направился к остальным царям, ярко сверкая новыми доспехами. Окружающие же принялись рассматривать с почтительного расстояния боевую машину, на правом борту которой красовалась надпись «Спасибо деду Гефесту от всех за сей охуенный ахилльский доспех», а на левом кто-то криво намалевал «АРЕЕЕС!!!». Царя, решившего уточнить, где расположена эта компания по прокату колесниц, Ахилл лично утопил в заливе вместе со всем его войском.

— Если кто-то ещё пизданёт, что колесница прокатная — голыми руками порву, —пообещал Ахилл. — А из костей спицы для колёс сделаю.

— Кстати о колеснице, — поинтересовался Менелай, разглядывая диковинное средство передвижения. — Почему она красная?

— Красная ездит быстрее, — пожал плечами Ахилл с таким видом, будто изрёк общеизвестную истину.

— А тебе пХГавда доспех Гефест подаХГил? — спросил Одиссей с почтительного расстояния.

— Ну, не совсем подарил, — стушевался неуязвимый воин, почёсывая закрытую тремя слоями бронзы пятку. — Одолжил на время войны.

— Она из БХГоньшеХГинга что ли? — уточнил царь Итаки, которого спасло только то, что он был быстрее Ахилла, и тот за полчаса бега остыл.

— Зачем меня вызвали? — прорычал Ахилл, махнув рукой на бегающего кругами итакийца. — Нашлись демоны? Пошли пиздить.

— Ахилл, — осторожно начал Агамемнон. — У нас тут проблема возникла. Помнишь Телефа? Который сын Геракла.

— Это который не демон? — уточнил Ахилл без особого интереса. — Ну помню. Помер?

— Нет-нет, — замахал руками главнокомандующий. — Как раз наоборот.

— Что, родился ещё раз? — не понял великий воитель, почесав затылок.

— Эээ, — Агамемнон замялся, не зная, что ответить. — Рождается. А ты можешь помочь.

В течение примерно минуты сын Пелея и Фетиды тупо смотрел на микенского правителя, не моргая.

— Мне даже интересно, каким образом, — наконец произнёс Ахилл и согласился поучаствовать в «родах».

— От тебя требуется поводить копьём по его ране, — пояснил прорицатель Калхас.

— Уточни, котоХГым, — издали посоветовал Одиссей, получив ещё одну получасовую тренировку в беге с сильной мотивацией поддержания темпа.

Вернувшись, Ахилл исполнил свою роль в волшебном исцелении ноги Телефа. Затем, удивившись не меньше Агамемнона, залечил и вторую рану сына Геракла, оставив пострадавшей только его гордость.

— А как я узнаю, что ко мне сила вернулась? — поинтересовался царь Мизии, разглядывая исчезнувшие шрамы на бедре. — Если я опять не... Не оценят, в общем.

— А, так это проще простого, — заявил Менелай. — Перед женой потренируйся на кошк...

— На троянках, — перебил брата Агамемнон. — Хочешь с нами?

— А что, можно, — задумался Телеф. — Я в деле, пойду соберу армию.

— И это что, всё? — стал выяснять Ахилл. — Только ради этого меня и позвали?

— Вообще нет, — поведал Агамемнон. — Мы решили наконец познакомить вас с Ифигенией.

— О, серьёзно? — обрадовался Ахилл. — Я так давно этого ждал! Я даже песню ей посвятил!

— Вот и замечательно, — заулыбался Агамемнон. — Прогуляетесь, споёшь ей.

Когда суженые наконец-то повстречались, восторгу Ифигении не было предела.

— А ты правда Ахилл? — едва ли не завизжала она, кинувшись тому на шею. — Я амфоры с тобой коллекционирую! Какие у тебя мышцы! Ещё больше, чем на фресках!

Не сумевший оторвать от себя поклонницу Ахилл по совету счастливого отца так и отправился на романтический пикник с Ифигенией на шее, где, наконец, смог уговорить её разместиться на роскошных подушках и послушать песню, которую он ей посвятил. Взяв в руки лиру и попробовав пару струн, великолепный во всём Ахилл запел.

— На колонне мелом ты рисуешь лето, ласковое море трогаешь ладонью...

Улыбка стала медленно сползать с лица Ифигении по мере того, как музыкальный слух дочери микенского царя подвергался пытке непопадания в октавы.

— Тополиный пух, жара, июль, — взвыл тем временем Ахилл.

— ОЙ БЛЯЯЯДЬ!!! БАТЯ! БАТЯЯЯ!!!— взвыла ещё громче Ахилла Ифигения, припустив к жертвеннику. — Я передумала! Лучше заколи меня нахуй!

Через полчаса Ахилл, вернувшийся с пикника мрачнее тучи, сидел и наблюдал, как остальные цари готовятся к жертвоприношению. Ифигению обмыли, отмыли и переодели в белое платье после чего подвели к жертвеннику, где принцессу уже ждали Агамемнон, Одиссей и Калхас с ножом.

— Я посвящу твоему мужеству поэму! — пообещал Ахилл.

Услышав это, Ифигения попыталась броситься на нож, но её вовремя оттащили.

— Не позволяйте этому пидарасу ничего про меня сочинять! — завопила девушка, брыкаясь и едва не расшвыривая троих взрослых мужиков в своём стремлении добраться и удавить великого поэта-песенника.

Наконец, когда все, включая жертву, успокоились, Ифигению положили на алтарь, и Калхас вознёс молитву Артемиде.

— О, великая Артемида, — воскликнул прорицатель, указав на Агамемнона. —Этот долбоёб осознал свою ошибку и отдаёт тебе козу за козу!

С этими словами он резко опустил жертвенный нож и с удивлением увидел, что Ифигения пропала, а лезвие вонзилось в шею лани.

— Я сказала «Козу за козу», а не за овцу, — донесся женский голос откуда-то с неба. — Но так и быть, я мешать вам не буду. Мне больше понравится, как вы отхватите пизды от троянцев. Так что бывайте, ихтиандры хуевы.

— А где овца? — непонимающе спросил Агамемнон. — То есть где моя дочь?

— В Крыму она, — ответила Артемида, — Лечится после вашего музыканта. Какой мудак такую песню ему подсказал? У меня в саду амброзия завяла от его пения.

— То есть «подсказал»? — переспросил Агамемнон, не обращая внимания, что Ахилл опять бегает за ржущим Одиссеем.

— Вот не пизди, что ты не в курсе был, — послышался голос богини. — И не беси меня опять, а то я вас вообще бурей загоню туда, куда кентавры срать не ходят.

Голос стих, и Агамемнон, вздохнув, окинул взглядом войско.

— Эй, Ахилл! — позвал он героя.

— Чего? — спросил тот, бросив попытки догнать Одиссея.

— Завязывай с этой хуйнёй, и поехали троянцев пиздить, — сказал ему микенский царь, повернувшись к жрицам. — Ну?

— Баранов гну, — вежливо ответила ему представительница Артемиды, вручая амфору. Маршрут построен. Пиздуйте уже отсюда, заебали.

В античной морской регате очень важно, сколько у тебя гребцов. Потому что тот, кто не успевает отгрести от неприятностей, рискует огрести. В процессе многих лет улучшения и поиска идеального баланса между скоростью и маневренностью древние греки определили идеальное число гребцов на кораблях различных классов. В итоге быстроходней оказывался тот корабль, который помимо гребцов имел и достаточное количество парусного вооружения. А поскольку мачты также были идеально расставлены, то почти все корабли шли с одинаковой скоростью. Почти все. Кроме корабля Одиссея. Хитрожопый итакиец пригласил на борт Менелая и убедил встать на носу галеры, исполняя роль главнокомандующего карательной экспедиции. Спартанец не догадался, что царствующий над Итакой приятель не просто так натянул между его рогов кусок с символом Спарты, а тем самым превратил обманутого жениха в небольшую мачту, прибавив кораблю крупицу быстроходности. В итоге именно их галера первой пристала к берегу Трои, обогнав остальной флот почти на полдня.

— И нахуя? — поинтересовался Менелай у Одиссея, когда они спустились на очень гостеприимный и очень пустой пляж.

— Как «нахуя»? — удивился лучший дипломат Древней Греции. — Мы тепеХГь можем попХГобовать договоХГиться с тХГоянцами, забХГать Ленку миХГом и веХГнуться домой без эпического пиздилища.

— Тоже верно, — согласился Менелай, немного подумав. — А как обьясним остальным, что добычи не будет?

— Ты же поделишься ХГади лёгкой победы частью возвХГащённого спаХГтанского золота? — ответил Одиссей вопросом на вопрос в лучших итакийских традициях.

— Сволочь ты хитрожопая, Одя, — покачал головой Менелай, едва не потеряв равновесие из-за пойманного парусом ветра. — Можно уже это снять?!

— Нельзя, — строго сказал Одиссей. — Нам нужны флагштоки для белого флага. Мы же паХГламентёХГы.

— Одя, — задумчиво сказал царь Спарты, пока прислуга меняла флаг Спарты на давнее полотнище нейтральных представителей. — Я всё думаю. А ты точно из Итаки?

— А ты таки почему заинтеХГесовался этим именно сейчас? — парировал Одиссей, в резвом темпе отправившись в сторону Трои.

Как ни странно, ни у ворот, ни на стенах группу переговорщиков никто не встретил. Город словно вымер. Сбившись в кучку и ощетинившись ценностями эллинизма в виде копий, эллины сами не поняли, что изобрели построение «черепаха», используя круглые щиты. Не ломая строй и лишь изредка дёргаясь от чьих-то стонов в домах, куда так никто и не решился зайти, посольство дошло до дворца, в котором кто-то явно страдал в очень множественном числе. Посланцы замерли перед массивными дворцовыми воротами, смутившись. Вообще-то, встреча виделась им чуть иначе.

— И что делать будем, умник? — спросил ходячий спартанский флагшток.

— Думать будем, — отозвался Одиссей, внимательно глядя на дворец.

— А до этого ты что делал? — съязвил Менелай, но, тем не менее, замолчал, чтобы не мешать итакийцу продумывать возможные варианты.

Тем временем Троя отмечала общегородской траурный день под названием «Первый день, когда закончилось вино». Страдая от гремящих невидимых колоколов, троянцы пытались вспомнить, где они и кто. Ещё больше многих волновал вопрос, какая за окном эпоха, и не изобретены ли уже «Альказельцер» или, на худой конец, огуречный рассол. Особенно тяжёлая ситуация воцарилась во дворце Приама. Правитель Трои уже час пытался понять, в какой стороне эта проклятая бабочка так громко хлопает крыльями. Слуги, не сбившиеся с ног ввиду перемещения исключительно в позиции «у меня четыре ноги», стали медленно окружать крылатую бестию, решившую отдохнуть на одном из цветков. Придерживая порывы заныть от головной боли, они придвинулись вплотную к насекомому и уже вскинули свои руки в последнем захвате, как внезапно по царству мучений прокатилась волна адского грома и последующей боли. То Одиссей решился, наконец, действовать и тихонько постучал в двери дворца. Ответом на стук стали замогильные стоны, доносящиеся из здания, что стало последней каплей для и так находящихся на взводе посланцев. Переглянувшись, греки с дикими воплями убежали из города к своему кораблю, возле которого как раз стали швартоваться остальные участники экспедиции. В присутствии такого полчища неудачливые послы почувствовали себя увереннее. А вот вид товарищей насторожил прибывающих на землю Троады эллинов.

— Хули вы так вперёд унеслись, мудилы? — вежливо поинтересовался у гонщиков Агамемнон, даже не успев ступить на берег. — И почему у вас вид такой, будто…

— Братец! Братец! — заорал Менелай, едва не повиснув на шее у микенского родственника. — Там пиздец!

— Где пиздец? — не понял Агамемнон, пытаясь стащить с шеи трясущуюся гору мышц.

— В Трое! В Трое пиздец! — заверещал Менелай басом. — Там упыри! Мы слышали!

— Упыри? — неверчиво переспросили остальные цари.

Члены посольства принялись тут же яростно кивать, едва не оторвав себе головы, чем смутили Агамемнона ещё больше.

— Значит нам надо перестроить нашу стратегию, — сказал наконец командующий походом.

— «Пойти и дать всем пизды» - это изначально была плохая стХГатегия, — заметил Одиссей как можно тише, чтобы его никто не услышал.

— Всем командующим собраться на моём корабле! — велел микенский царь. — Чтобы ни одна соображающая сволочь не попыталась увильнуть!

— Это верно! — поддержал брата Менелай. — Филоклет! Пиздуй сюда! Надо обмозговать!

— А Филоклета нет, родной, — тихо сказал Агамемнон.

— Давно, — хором подтвердили оба Аякса.

— В каком смысле? — Одиссей посмотрел на пустой мостик корабля Филоклета.

— Мы его на Лемносе высадили, — признался Большой Аякс.

— Ебать, — только и смог выдавить из себя царь Итаки.

— А Филоклет не нужен, родной, — заключил Агамемнон. — Он только стимфалюху жрёт.

— Что за хуета? — поразился Менелай.

— Настойка из стимфалийских птиц, — пояснил Малый Аякс. — Геракл ему не только лук со стрелами отдал, но и тушки. Заспиртованные.

— Пиздец, — вырвалось у Одиссея.

— А когда на борту вино закончилось, он это стал пить, — продолжил Малый Аякс. — И остальным предлагал.

— Если бы ты только знал, какое это хуёвое пойло, — пожаловался Большой Аякс. — А вонь как от тысячи церберов.

— Вы охуели?! — заорал Одиссей. — СтХГелы ГеХГакла хоть забХГали?

— Ну мы же не садисты совсем без средств к существованию его оставлять, —начал Агамемнон.

— Вы не садисты, вы — долбоёбы! — продолжил бушевать царь Итаки. — Как мы без стХГел ГеХГакла ТХГою возьмём, поцы вы пелопонесские?! Вы оХГакла вообще слушали?! У вас в башке мозги или кю?!

— Да не кипятись ты, Одя, — отмахнулся Агамемнон. — Придумаем что-нибудь. Высадимся и…

— Хуй вы у меня высадитесь, пидарасы эллинские! — вдруг донеслось с берега.

Повернувшись, цари с удивлением обнаружили, что пустынный пляж заполнен армией троянцев и их союзников во главе с Гектором. Сын Приама стоял впереди без шлема в окружении троих слуг, которые постоянно протирали его голову влажными тряпками, и явно страдал то ли от жары, то ли от произведённого им же самим шума. Тем же маялась и вся остальная армия троянцев, что, правда, не мешало им смотреть на своих визави как на главную причину страданий.

— Слушай, Одиссей, — тихо шепнул итакийцу Агамемнон. — Что-то они на упырей не похожи.

— А вот на страдающих от похмелья – очень, — добавил Менелай. — Кажись, обознались.

— Первого греческого хуя, который окажется на земле Троады, я лично уебу! — громогласно пообещал Гектор, для пущей убедительности продемонстрировав грекам копьё.

Греки, вспомнив, что у настоящего воина копьё не одно, переглянулись и вспомнили, что дам нужно пропускать. Поэтому негласно было принято решение подождать волшебного появления женщины на кораблях, дабы уступить ей право первого шага по земле Троады.

— Пиздуйте сюда, говнюки! — вежливо пригласили гостей троянцы.

— Пошли вы в пизду, ёбанутые! — столь же вежливо ответили хозяевам греки. — Сами сюда пиздуйте!

— Делать нам нехуй, ноги из-за пидарасов всяких мочить! — отреагировали троянцы, не сдвинувшись с места.

Ситуация сложилась патовая. Верхи не могли спуститься на берег, низы не желали подниматься на корабли. Во взаимных приглашениях прошло примерно полдня, и к вечеру до Агамемнона дошло пинком разбудить уснувшего в тени Одиссея и, посредством физической мотивации, предложить ему придумать решение. К чести итакийца, решение он придумал почти мгновенно, всего после третьего пинка по рёбрам.

— Эй, ГейктоХГ! — позвал царь Итаки принца Трои. — Я твой ТХГоя хХГам шатал!

— Ах ты пидар! — тут же отозвался Гектор на приветствие.

— Я твой двоХГик двеХГь стучал! — не унимался Одиссей.

— Сука! — заорали хором все троянцы. — Так это ты в ворота барабанил?!

— А ХГаз я уже у вас бывал, то и обосХГался ты со своим обещанием, — закончил свою речь Одиссей, довольный собой и устроенной ему овацией всего флота.

— А, ну раз Одиссей на земле уже был, — решил один из греков по имени Протесилай. — То можно спускаться.

Спрыгнув на землю, он велел запечатлеть сей доблестный момент на амфоре, что корабельный художник немедленно исполнил, подняв своё творение высоко над головой.

— И вот, — воскликнул Протесилай. — Я зачекинился в Трое! Следующая остан…

Закончить торжественную речь ему помешало торчащее в животе копьё Гектора.

— Хули, блядь, ты творишь?! — захрипел Протесилай, глядя на троянского военачальника. — Одиссей же сказал, что первым спустился.

— Не запостил – не было, — ответил Гектор, указывая на амфору, к которой художник спешно пририсовывал торчащее из Протесилая копьё. — Ты запостил.

— Пиздец, блядь, — прохрипел Протесилай, повалившись на песок.

Вообще-то рана, нанесённая Гектором, была не смертельной и даже не особо серьёзной. Но именно Протесилай стал первой жертвой Троянской войны, поскольку его затоптали десантирующиеся греки, радостные от того, что копьё досталось не им.

— Повезло мудаку, — проворчал Одиссей, спускаясь в толпе. — Не будет тут десять лет хуйнёй стХГадать, как мы все.

Три дня и три ночи сражались греки с троянцами. Затем они сделали небольшой перерыв и продолжили биться девять лет и девять зим, то добираясь почти до стен города, то откатываясь к собственному лагерю. Конечно, основные противоборствующие стороны не выдержали бы столь долгую войну. Но к сражающимся, к радости обеих, прибывали союзники и подкрепления. Это вносило разнообразие, столь необходимое в повседневной рутине. И действительно, что может воодушевить скучающего воина сильнее, чем внезапно появившееся перед ним подкрепление противника? Только такое же подкрепление с его стороны.

Приближалась юбилейная дата, десятилетие начала войны, и Агамемнон сидел в своём шатре, пытаясь найти решение серьёзной проблемы. Многие герои прославили себя, и это было замечательно. Ещё больше греков озолотилось, и это было хорошо. Но самая большая часть армии за эти девять лет просто огребла, и с этим надо было что-то делать. Погружённый в раздумья, царь Микен не сразу сообразил, что к нему в шатёр пробрался Одиссей и сейчас допивает его вино. Итакийца выдала человеческая природа, освободившая часть внутренней атмосферы гостя для заполнения бесплатным вином освободившегося обьёма.

— Одя, твою мать! — тепло поприветствовал гостя Агамемнон. — Хули ты сюда всрался?! И так душно, так ещё и ты пердишь!

— Слушай, Мемя, — вкрадчиво начал Одиссей. — Я к тебе по важному делу.

— По какому? — гнусаво спросил Агамемнон, зажав нос рукой и экономя кислород.

— Можно мне в отпуск? — спросил царь Итаки. — У меня в Итаке Хгодился втоХГой сын.

Агамемнон на пару мгновений даже забыл о тяжёлой атмосфере в шатре, уставившись на Одиссея.

— Одя, — сказал он наконец. — Ты долбоёб?

— А что не так? — возмутился итакиец. — Если ХГодился цаХГевич, то как же цаХГь будет далеко? Я должен пХГисутствовать!

— Одя, — повторил Агамемнон. — Ты долбоёб? Ты девять лет дома не был.

— Нуу… Мальчик очень теХГпеливый, — попытался парировать довод Одиссей, внутренне уже понимая, что уловка не сработала.

— Одиссей, ты заебал! — ласково признался командующий. — Мы тут всего девять лет, и ты каждый год пытаешься съебаться.

— Мемя, — начал Одиссей. — Я…

— Погоди! То у тебя черепашка рожает, то коровы недоены. Если тебя тут всё заебало и не нравится, так и скажи, что не хочешь тут быть.

— Не хочу! — радостно закивал Одиссей. — Меня и пХГавда всё тут заебало! Можно мне домой тепеХГь?

— Неа, — расплылся в улыбке Агамемнон. — Мне похуй, что тебя заебало. Пиздуй на передовую.

— ПидаХГасы, — вздохнул Одиссей, выйдя от командующего. — Девять лет. Девять пХГоклятых лет потХГатить на эту куХГицу и двух петухов, котоХГые никак не могут её поде…

Замерев на полушаге, Одиссей резко развернулся и вбежал обратно в шатёр Агамемнона.

Пару часов спустя уставшие армии выстроились друг против друга.

— Эй, пидары, — устало обратился к троянцам Агамемнон. — А давайте просто мужья передерутся. Кто победил, тот и выиграл.

— Сука ты ёбаная, а девять лет назад ты не мог этого предложить?! — заорали в ответ обе армии, а затем троянцы согласились и выпихнули вперёд Париса. Гордому принцу Трои вручили щит, копьё а затем, подумав, всё-таки передали и трусы тоже. Однако радость Париса по поводу получения набедренного наряда была недолгой, потому что с другой стороны из рядов вышел Менелай в полном боевом облачении и с роскошными оленьими рогами на шлеме... Или не на шлеме.

— Сейчас я тебя, сука, научу Спарту любить, — недобро улыбаясь, предупредил принца спартанский царь, двинушись вперёд.

— Да я её каждую ночь люблю, — парировал Парис, тут же поняв по налившимся кровью глазам оппонента, что сказал он это очень зря.

— Ах ты козёл! — заорал Менелай, рванувшись на противника.

— Это я козёл? Ты себя в зеркало видел? — уточнил Парис в ответ, тем временем стремительно ускоряясь в противоположную от бегущего на него быка.

Заорав что-то нечленораздельное, Менелай погнался за серо-белым пятном в стремительно краснеющем мире, бросив и щит, и копьё, чтобы было легче его догнать. Парис, тоже избавившись от всего лишнего, включая трусы, принялся убегать от своего визави, сверкая пятками, икрами и всем, что было выше.

— Стоять, гад! — орал Менелай, пытаясь догнать обидчика. — Порву нахуй!

— Лучше забодай меня! — орал в ответ Парис, бегая зигзагами и уворачиваясь.

Взревев от бешенства, Менелай решил последовать совету и побежал наперерез, наклонив голову. Царь Спарты расцарапал рогом завизжавшего Париса чуть ниже спины и попытался остановиться. Попытка сорвалась, и Менелай с разгону влетел в небольшой холмик, застряв там рогами в весьма специфической позе. Прихромавший обратно Парис, увидев столь интересную позицию, с разбега отвесил оппоненту пинка, в результате чего царь Спарты, подпрыгнув от неожиданности, к своему удивлению понял, что теперь у него несколько точек опоры, но все сосредоточены на двух ветвистых и ненужных конечностях. К счастью царь не получил перелома шеи ввиду её отсутствия, и увидевшие кровоточащую задницу Париса секунданты присудили победу спартанцу.

— Наконец-то этот ёбаный пиздец закончился, — вздохнули было с облегчением воины с обеих сторон, но тут небо потемнело, и на ближайшем холме появился лично Зевс-Громовержец.

Верховный бог Древней Греции вызванной молнией разжёг костёр и поставил сверху огромный котёл, в котором тут же что-то стало хлопать и взрываться, а затем посмотрел на две стоящие рядом армии и нахмурился. Обе армии в ужасе переглянулись.

— Я ЧТО? — прогремело над полем боя. — ВСЁ ПРОПУСТИЛ???!!!

— Нет-нет, — спешно принялись заверять верховного представители обеих сторон. — Мы только начинаем.

— А! Ну хорошо, — ответил Зевс, почесавшись и поправив громыхающий котёл. — Начинайте. Только подождите, пока я себе кое-что не приготовлю.

Забыв и о ноющем и держащемся за место ниже спины Парисе, и о застрявшем рогами в холмике Менелае, обе армии бросились на исходные позиции. Дуэлянты, обменявшись ненавидящими взглядами, кое-как уковыляли следом за своими солдатами, и через некоторое время битва возобновилась. Довольный Зевс открыл переставший громыхать котёл и зачерпнул оттуда горсть странных белых хлопьев.

— Дорогой, — раздался за его спиной строгий голос Геры, заставивший бога подскочить на места. —Что за гадость ты опять ешь?

— Это не гадость, дорогая, — ответил жене через плечо Громовержец, пряча горсть вкусных солёных хлопьев. — Это зёрна чего-то там. Прислал твой дальний родственник из-за моря.

— Какой ещё дальний родственник? — подозрительно прищурилась Гера.

— Да не помню я, дорогая. Кеша или Кеца… Кецал… Кешакот, что ли. Не помню. Кто-то с твоей стороны. Всё, не отвлекай меня от матча.

Фыркнув, супруга подошла поближе, спихнув верховного бога на край и заняв положенное место рядом.

— Какой счёт? — поинтересовалась она у мужа, зачерпнув хлопьев и попробовав один. — Фу. Сладкие? Гадость какая.

— Не нравится — не ешь, — отозвался Зевс. — Они только начали «ноль»-«ноль».

— В чью пользу? — продолжила допрос Гера, колдуя над котлом, пока муж отвлёкся.

— Как в чью? — не понял тот. — «Ноль»-«ноль» не бывает в чью-то… Фу! Ты что сделала?!

— Посолила, — ответила гордая собой Гера, уплетая белые хлопья.

— Что за гадость! — возмутился Зевс, поднимаясь. — Всё удовольствие от матча испортила! Я обратно на Олимп!

— Вот и замечательно, — тихо промурлыкала Гера, недобро косясь на троянскую армию.

А эпическое сражение у стен Трои незаметно перешло из стадии "чьё копьё длиннее" в фазу "кто последний стоит, тот и победил", поэтому участники соревнований спешно прибывали со скамеек запасных, заменяя выбывших товарищей.

— Троянцы! — прогремел над полем громогласный Гектор. - Не позволим пидарасам-грекам ни воровать, ни убивать на нашей земле! Гусей тоже в обиду не дадим!

— Отвесьте этим троянцам пиздюлей с горкой! — заорал в ответ Агамемнон, воодушевляя свою армию.

— Устройте этим корабельным крысам разъеби-малину! — донеслось из противоположного лагеря.

Витиеватое выражение привело троянскую армию в восторг, и те вновь стали теснить греков. Нужно было что-то немедленно предпринять, и Агамемнон сосредоточился на ответных действиях

— Итакийцы, въебите этим троянским мудням! — закричал он резерву, тут же опрокинувшему вырвавшуюся вперёд троянскую пехоту. — Молоток, Одиссей! Надавай им пиздюлей!

— Поэт хуев, — проворчал Одиссей в ответ, орудуя любимым укороченным копьём. — Только ценные указания Хгаздаёт.

— Мирмидоняне! — воззвал Агамемнон. — Покажите этим ущербанам, как дают античной пизды!

— Порву нахуй, пидары! — донесло до него эхо боевой клич Ахилла.

Агамемнон, довольный эффектом, который его вдохновляющая речь произвела на ход сражения, снял шлем, открыв мягкому троянскому солнцу вспотевшую лысину. Центр битвы, где орудовал неутомимый Ахилл, разыскивающий демонов, медленно, но верно смещался в сторону стен города, и битва вот-вот должна была превратиться в осаду.

— Царь! Царь! — внезапно услышал он крики адъютанта.

Сбитый с благодушного и вдохновляющего настроя, Агамемнон повернулся к адъютанту, явно имеющему лишнюю голову.

— Если ты по поводу какой-нибудь хуйни, — прорычал он побледневшему древнему греку. То я прикажу тебя не только казнить, но и так отпиздить, что Харон у Стикса не узнает.

— Н-нет, царь, — залепетал тот. — К тебе посетительница! С важной прось...

Отлетевший в сторону адъютант не успел закончить представление нетерпеливой особы в доспехах и натянутом на глаза шлеме. Уперевшись на копьё, дама возмущённо поджала губы, всем своим видом демонстрируя брезгливое презрение к окружающему её звуковому фону. А распространяющаяся вокруг неё аура не оставляла сомнений по поводу происхождения незнакомки.

— И что вы тут делаете? — надменно поинтересовалась дама в шлеме, постепенно сползающем ей на глаза.

— Как что? — удивился Агамемнон. — Афина, мы тут троянцев пиздим.

— А можно без мата?! — внезапно рявкнула богиня.

— К-Как без мата? — опешил царь. — Как это без мата на войне? Как нам врагов пизд...

— Без мата! — снова рявкнула Афина. — Вы древние греки или кто?!

— Но... — попытался возразить командующий, не обращая внимания на троянцев, воодушевлённых пламенными речами Гектора.

— Никаких "но"! — отрезала богиня войны. — Или без мата, или победы вам не видать, ясно?!

— Ясно, — убитым голосом сказал Агамемнон, растеряв остатки боевого настроя.

— Учти, — предупредила его незваная гостья, неловко перехватывая копьё. — Я за тобой слежу!

Проводив взглядом растворившуюся в воздухе богиню, царь повернулся к полю боя и заскрежетал зубами от досады. Троянцы воспряли духом и, распевая трёхэтажные боевые кличи, принялись теснить греков. Мгновением позже царский наблюдательный пункт заполонили адъютанты и гонцы

— Царь! Цааарь! — заверещал первый гонец. — Нас выебли на правом фланге! Только Менелай держится со своим отрядом!

— Он потерял копьё и меч и теперь пиздит троянцев рогами, — добавил второй. — Я не очень понимаю, почему у него слетел шлем, а рога – нет. Но мудохает он их…

— Царь!!! — возопил третий. — У Ахилла в центре троянцы кончились. Он требует немедленно сообщить, кого пиздить дальше, пока он не принялся ебать всех подряд.

— А ну без мата!!! — заорал на них Агамемнон. — Мы кто?! Греки или хуи болотн…

— КХМ! — послышалось ниоткуда и отовсюду разом, от чего царь напрягся, а гонцы с адъютантами побледнели.

— Без мата, — повторил правитель Микен уже спокойнее. — Передайте им, чтобы… Это… Ну…

— Что передать, царь? — не поняли гонцы.

— Ну… — замялся Агамемнон, подбирая слова. — Это самое… Пусть держатся. Из зоны комфорта их выбьют.

— Какой зоны? — осторожно спросил один из гонцов интонацией, с которой обращаются к тем, кого много били дубиной по голове.

— Комфорта, — повторил Агамемнон, ухватившись за спасительную соломинку известного слова. — Пусть держатся там, в общем. Сплотятся. И всё прочее.

Переглядываясь, гонцы отправились к своим подразделениям, чтобы доставить распоряжения главнокомандующего. Через полчаса один из гонцов вернулся извивающимся и хрипящим в руке у Ахилла, который прибыл к царю в самом скверном расположении духа.

— Ты послал этого долбоёба? — недобро поинтересовался царь мирмидонян у Агамемнона.

— Да, я послал этого дол… эээ… — замялся микенец. — Этого долговязого.

Ахилл удивлённо вскинул брови и смерил взглядом висящего гонца, рост которого едва перевалил за полтора метра с учётом гребня на шлеме. Посланец как раз перестал дёргаться и оказался на полу, отброшенный в угол, дабы не помер от удушья в руках у героя. Мгновением позже он, на удивление быстро придя в сознание от удара головой в опорную балку, вскочил и вылетел из царского шатра.

— Что за хуету он мне втирал?! — возмутился Ахилл. — Как это воевать, не матерясь?!

— Ахилл, — перешёл к убеждению Агамемнон. — Мы же герои. А героями становятся не словом, но делом.

— Иди ты нахуй и со словами своими, и с делами! — рявкнул Ахилл. — Если я иду пиздить демонов, я им об этом сообщу! Это традиция!

— Так тут нет демонов, — уцепился Агамемнон за аргумент. — Тут троянцы.

— Это не повод никого не пиздить, — просто ответил Ахилл. — Так что или я кого-нибудь пизд… пизж… Мудохаю! Или ебись без меня!

Царь Микен побледнел. В отсутствие Ахилла шансы греков тут же начинали таять, как сдуру заплывший в Элладу айсберг. А герой явно не горел желанием продолжать боевые действия в отсутствие любимых кричалок максимальной степени обидности, сопряжённых с жестоким расчленением адресатов оскорблений.

— Ахилльчик, родненький, — мягко заговорил он. — Ну давай мы без мата повоюем, а потом как следует поматеримся после победы, а?

Ахилл, сверкая глазами, молча развернулся и вышел из шатра, умудрившись так хлопнуть накидкой полой шатра, что штаб, потрещав пару мгновений деревянными подпорками, обрушился на главнокомандующего. Спустя четверть часа того сумели откопать из-под тяжёлых шкур, исполнявших функции стен и крыши.

— Царь, ты цел? — спросили взволнованные помощники.

— Что на фронте? — спросил Агамемнон в ответ.

Помощники мрачно переглянулись.

— На фронте… эээ… Фиаско, царь.

— Что? — не понял Агамемнон.

— Крах надежд, — пояснил один из адъютантов.

Как оказалось, Ахилл не просто вышел из боя, но и вывел мирмидонян, направившись вместе со своими бойцами в лагерь. Там они принялись жарить шашлыки и пить невесть откуда взявшееся вино, горланя песни со сложной трёхэтажной структурой стиха. Разумеется, троянцы не могли не воспользоваться этой ситуацией, и перешли в атаку, опрокинув эллинский центр и погнав греков в их лагерь.

— Эй, Ахилл, — заглянул к другу Патрокл. — Там пиздец.

— Что за пиздец? — спросил Ахилл, отвинчивая донышко у одного из бочонков с вином.

— Крах надежд, — пояснил Патрокл. — Наших опрокинули и гонят к кораблям.

— Наши все здесь, — заметил Ахилл, залпом осушив бочонок и рыгнув. — А там одни пидарасы.

— Ну в таком случае одни пидарасы отхуярили других пидарасов, и теперь они все вместе бегут сюда, — нашёлся Патрокл. — Слушай, Ахилл, а можно я возьму твои доспехи и быстренько свожу наших мирмидонян дать троянцам небольшой пизды на левом фланге?

— Нет, — сказал царь мирмидонян, подойдя к амфоре с картой, разложенной на походном столе в углу шатра.

— Ну тогда можно я возьму твои доспехи, — умоляющим тоном сказал Патрокл и очень-очень быстренько свожу наших мирмидонян вхуярить троянцам на правом фланге?

— Нет, — ответил Ахилл, изучая карту.

— Но почему?

— Потому что, — наставническим тоном заговорил царь. — Сейчас троянцы запиздят эллинов по всему фронту, прибегут сюда и начнут жечь их корабли. Тогда царь Агамемнон поймёт, какой он долбоёб, придёт сюда и начнёт умолять нас повести мирмидонян в битву. И все остальные цари тоже прибегут как миленькие!

— Думаешь? — спросил Патрокл, осматривая доспехи Ахилла, лежащие в противоположном от стола углу.

— Уверен! — заявил Ахилл. — Они будут у нас в ногах ползать, а мы на них плевать.

— Зачем? — не понял Патрокл.

— Удовольствие получать.

— А какое в этом удовольствие?

— Как какое? — возмутился Ахилл. — Эти долбоёбы все отказались материться в бою и тут же стали проигрывать! Или ты думаешь, что мы весь ход сражения можем повернуть, если я в бой вступлю?! Нееет, эллины проёбывают, потому что не матерятся! А мы такой ошибки не допустим! Поэтому мирмидоняне шагу не сделают из лагеря, пока Агамемнон не приползёт с извинениями! И вот тогда мы выйдем, выстроим троянцев в ряд и выебем всю их армию. Агамемнон публично признает, какой он мудак, а Одиссей – какой он тупой! Отличный ведь план я придумал! А потом остальные цари отдадут нам своих наложниц в знак извинений. Патрокл, ты, кстати, каких предпочитаешь, блондинок или брюнеток? Патрокл?

Когда ответа не последовало, Ахилл повернулся к другу. Друга на месте не оказалось. Как и доспехов Ахилла с оружием.

— Патрокл, ты пидарас! — взревел Ахилл и вылетел из шатра в одной набедренной повязке с табуреткой наперевес. — Всех запизжу!

За две минуты до появления своего царя мирмидоняне уже побросали устроенный ими пикник и выстроились перед появившимся в полном облачении Ахиллом. Царь как будто стал ниже ростом и зачем-то закрыл забрало у шлема, но явно вернул свой боевой настрой.

— Воины мои! — обратился он к подданным странным голосом, больше похожим на голос Патрокла. — Пришло время показать зазнавшимся троянским пидорам, кто тут главный!

— Главный кто? — осторожно уточнил один из воинов.

— Главный… эээ… — замялся на мгновение Ахилл, но затем выхватил меч из ножен и указал на наступающих противников. — Не важно!

Воодушевлённые столь пламенной речью мирмидоняне похватали своё оружие и бросились следом за царём. При этом они проигнорировали странные изменения в его стойке, походке и голосе, делающие его столь похожим на Патрокла. Ну захотелось царю повоевать так, как друг воюет. Что его теперь из-за этого, вопросами донимать? Доспехи царские, меч царский. Вышел из царского шатра. Кто же это, если не царь Ахилл? Не Патрокл же надел царские регалии. Расталкивая бегущих в противоположную сторону греков, мирмидоняне уткнулись в спину силам Менелая и Агамемнона, которые прикрывали забег остальной армии до судов.

— О, Ахилл! - обрадовался Менелай. — Ты решил помочь нам пиз... Эээ... Воевать с троянцами?

Патрокл открыл было рот, чтобы ответить, когда сзади послышались знакомые крики. Оглянувшись, "Ахилл" увидел и знакомую табуретку, которой размахивала, разгоняя мешающих пройти, очень знакомая рука. Зрелище вышло крайне мотивирующим, чтобы воин рванулся вперёд, оказавшись вне линии основных сил.

— Вперёд! — заорал Патрокл, выхватив меч и размахивая им над головой. — В рукопашную!

Мгновением позже он уже висел на копье Гектора, который отвлёкся на обсуждение чего-то очень важного с другим троянцем и опустил наконечник на уровень груди.

— Ахилл??? — ахнул поражённый Гектор. — Хули ты тут забыл, уёбище?!

— Ыых... Здрасьте, бля, — кивнул Патрокл и попытался слезть с копья, но из-за тяжести доспеха снова рухнул на наконечник и испустил дух.

Сражение прекратилось, поскольку представители обеих команд ошалело взирали на бездыханное тело героя. Больше всех удивился Гектор, поочерёдно глядящий то на тело Ахилла, то на копьё в руке.

— Ну и что ты наделал, козёл?! — налетел на него Менелай. — Куда ты палку свою выставил?

— Да я же не нарочно! — принялся оправдываться герой Трои. — Он сам на копьё напоролся, я его даже не видел!

— Сам напоролся! — возмутился Агамемнон. — Два раза сам напоролся на копьё, конечно! Как нам теперь воевать без Ахилла?

— Пропустите, пидарасы! — донёсся вдруг сзади крик царя мирмидонян. — Всех нахуй порву!

— Та-а-ак, — медленно произнёс Гектор. — Сколько у вас Ахиллов в запасе?

— Я был уверен, что один, пока ты не спросил, — хмуро заметил Агамемнон.

— Всех уебу, суки!!! — слышалось за разбегающимися толпами забывших о былой вражде перед экзистенциальной угрозой.

— Давайте-ка вы унесёте вот этого Ахилла отсюда, — обеспокоенно показал на тело у ног Гектор. — Пока сюда второй не прибежал и не устроил пространственно-временной коллапс от нахождения одной и той же материи в одном месте в одно время.

— Чего? — хором спросили Менелай с Агамемноном.

— Берите его ноги в руки и пиздуйте отсюда! — рявкнул Гектор, и греки, поспешно схватив павшего героя, уволокли его в ближайший шатёр, который ну совершенно случайно оказался штабом Одиссея и по ещё более загадочной причине имел над входом табличку «Фалафельная».

Царь Итаки как раз покинул место своего ночлега, чтобы освежиться после ночных раздумий, от которых наутро у него всегда болела голова. В этот раз, правда, даже шум битвы у порога оказался для него не таким потрясающим, как вид командующих армией, затаскивающих главный козырь всей их стратегии в шатёр ногами вперёд.

— Ой, вэй, — только и смог сказать Одиссей, наблюдая за этим зрелищем.

— Заткнись и помогай, придурок! — рявкнул Менелай, из последних сил волоча Ахилла, считающего камни шлемом.

— Ой, вэй! — воскликнул Одиссей и подхватил павшего героя под мышки, от натуги случайно восславив Зевса-Громовержца, но затащив тело в шатёр.

— Что делать будем? — спросил Агамемнон. — Без Ахилла нам конец.

— Где этот пидарас?! — донёсся снаружи рёв Ахилла.

— А… — обернулся в сторону входа удивлённый Одиссей. — А кто тогда это? Ой, вэй...

Все трое задумчиво воззрились на Патрокла, одетого в доспехи Ахилла и павшего с выражением удивлённой досады на лице.

— А теперь что делать будем? — мрачно поинтересовался царь Микен. — Если Ахилл Патрокла в таком виде увидит; то кто знает, что он в своей героической башке вообразит.

— Я знаю, что делать! — воскликнул Одиссей. — ПеХГевоХГачивайте ПатХГокла на живот!

Цари, кряхтя, перевернули павшего героя в указанную Одиссеем позу.

— Давайте ножовку! — велел царь Итаки.

Цари переглянулись.

— Что дать? — переспросил Менелай.

— Ножовку! — рявкнул Одиссей. — БыстХГее!

— А что это? — уточнил Менелай.

— Вы — шлемазлы безмозглые! — выругался итакиец. — Дайте ножик и задеХГжите Ахилла хотя бы на паХГу минут!

— Как ты предлагаешь нам его задержать, когда он в плохом настроении? — проворчал Менелай. — Мне, конечно, рога не нравятся, но с обломанными я буду выглядеть ещё менее солидно, так что…

— Заткнитесь и задеХГжите его хоть на минуту! — заорал Одиссей, вытолкав обоих из шатра.

— Как будем останавливать? — шепнул Менелай брату.

— Да ху… Не знаю, — поправил себя Агамемнон. — Давай попробуем отвлечь его.

— Чем? — огрызнулся Менелай.

— Давай бабу ему предложим, — нашёлся микенец. — Какой древний грек откажется от ещё одной наложницы? У меня как раз есть одна жрица…

Кислое выражение на лице брата заставило Агамемнона заткнуться.

— Ахиллу? — мрачно спросил Менелай. — Бабу? Ты лучше бы ему пару полков демонов предложил порвать. Вот на это он отвлёкся бы…

— Где демоны?! — рявкнул Ахилл над ухом у спартанца так, что тот подпрыгнул от ужаса, воткнулся рогами в поднятый полог шатра и остался там висеть. — И где Патрокл?

— Ахилл, — вдруг послышался из шатра голос Одиссея. — Мне очень жаль, но мы не смогли его спасти.

— То есть?! — заорал сын Фетиды и ворвался внутрь.

На поле боя воцарилась гробовая тишина. И греки, и троянцы напряжённо ждали результатов досмотра, прекрасно понимая, что находящийся в плохом настроении Ахилл даже не будет отличать одних от других. Находящиеся возле места опознания тела уже поспешно ретировались как можно дальше, включая Агамемнона и Одиссея, который резво покинул собственный походный дворец. Хуже всего пришлось Менелаю, который застрял рогами в пологе шатра спиной к входу и не мог заглянуть внутрь.

— Вытащите меня отсюда, гады! — заорал он вслед удаляющимся царям.

— Братец, нам… эээ… нам лестницу надо для этого! — отозвался Агамемнон. — Сейчас найдём и вернёмся.

— Ах вы пи… — начал Менелай и тут же бессильно завыл, вспомнив приказ Афины. — Ненавижу!

Мгновением позже он понёсся вперёд от пинка сзади, забрав с собой полог итакийского шатра, прорвал соседний шатёр и влетел внутрь, оставшись лежать там и на всякий случай притворяясь ветошью. Вышедший же из шатра Ахилл с телом Патрокла на руках молча оглядел присутствующих греков и троянцев.

— Уёбывайте отсюда все. Живо, — только и сказал царь мирмидонян. — Скорбеть буду.

Троянцы немедленно отступили в свой город и заперли ворота. Греки, решившие не испытывать судьбу, также немедленно отступили на корабли и на всякий случай ушли в открытое море. Ахилл же отнёс своего павшего друга в часть лагеря, принадлежащую мирмидонянам, где долго и мрачно осматривал его со всех сторон.

— Сын, — послышался за его спиной голос матери Фетиды. — Тебя что, посвятили в рыцари Унылого Ебальника?

— Беда у меня, мама, — сказал воитель, не поняв вопроса. — Мне надо отпиздить Гектора.

— С твоей отбитостью, сынок, это скорее проблема Гектора, — мудро решила мать. — А что случилось?

— Он меня оскорбил, — ответил Ахилл. — Полностью опозорил. Полностью.

— Не впадай в истерику, мелкий пиздюк, — строго сказала Фетида. — Чем оскорбил?

Ахилл молча указал на лежащее перед ним на животе тело друга.

— Ой, да хуйня вопрос, — махнула рукой богиня. — Мало ли Патроклов.

— Дело не в этом мудаке, мама, — буркнул Ахилл. — Мне нужны новые доспехи. Эти я не надену.

— Почему? — удивилась Фетида. — Почти не ношеные ведь…

Палец Ахилла уткнулся в выпуклость на поножах, где было криво нацарапано «Здесь не раз бывал Гектор».

— Ой, Ахилл, ну не будь ты таким мнительным, — фыркнула мама. — Один раз не…

Богиня осеклась, когда героический ноготь сына процарапал бронзу поножей, подчёркивая «не раз».

— Мда… — кивнула мать. — Это уже серьёзное оскорбление. Я поговорю с дядей Гефестом. Но ты же и без доспехов можешь…

— Не могу, — покачал головой сын. — Не могу я с троянцами драться.

— Почему? — выпучила глаза Фетида. — Тебе что, доспехи для этого нужны?

— А если он захочет ещё раз там побывать? — тихо сказал Ахилл. — Меня как-то это нервирует, мам.

— Если нервирует, сынок, — сказала богиня своему полубожественному и почти неуязвивому для любых домогательств сыну. — То я попрошу дядю Гефеста сделать тебе новый.

— Спасибо, мам, — произнёс Ахилл с искренним облегчением.

— Но учти, — добавила Фетида. — Он будет ещё тяжелее. Гефест сказал, что нашёл какие-то уязвимости и сделал улучшенную версию.

Мудрая мама не стала раскрывать сыну о секрете доспеха. Гефест намеренно утяжелил его по просьбе Фетиды, чтобы от её разошедшегося отпрыска хоть кто-нибудь, но смог убежать. Иначе, если он останется единственным выжившим, то кто тогда сможет рассказать о славных подвигах царя мирмидонян?

— Это не проблема, — отмахнулся Ахилл. — Мне надо готовиться к битве с Гектором. Хотя не знаю, когда она случится.

— Почему это? — удивилась мать. — Он сейчас на стене Трои стоит. Толкнёшь стену, он ёбнется. И пизди его, сколько влезет. Ты можешь, я знаю.

— Не могу, — вздохнул герой. — Не матерясь, не могу. Будет меня Гектор ебать-колотить.

— А кто тебе материться-то, долбоёбу, мешает? — ещё больше удивилась Фетида.

— Агамемнон, — пожаловался Ахилл. — Ему, мол, Афина запретила.

— Афина? — поразилась богиня. — Материться запретила? Она совсем ёбу дала?

— Кто это ёбу дал? — послышался со стороны входа возмущённый женский голос.

С момента начала траура Ахилла миновало больше часа. Самый смелый отряд троянцев тихо спустился со стен и направился к лагерю греков. Там они столкнулись с самыми жадными греками. Те тоже тихо спустились с галер в лодки и высадились на берег, чтобы пограбить чужие палатки. Встреча, разумеется, не могла не закончиться обоюдным избиением, к которому почти сразу же подключились обе армии. Однако без мотивирующих трёхэтажных окриков командующего дела у греческой стороны не задались.

— Набейте им… ээ… лица! — в отчаянии кричал Агамемнон.

— Ага, — понуро говорили греки, отступавшие под натиском троянцев.

— Что вы творите?! — вопил царь Микен. — Вы должны их отп… эээ… отпобедить!

— Угу, — мрачно отзывались солдаты, обращаясь в бегство.

— Это какой-то… позор, — выдавил из себя царь.

— Это пиздец, а не позор, долбоёб ты микенский! — рявкнул позади него знакомый героический голос, и Агамемнон, обернувшись, увидел Ахилла сопровождении двух дам.

Одна спутница была одета в роскошное платье и с явным осуждением рассматривала главнокомандующего греческими силами. Взгляд второй гостьи, было нельзя увидеть из-за закрытого шлема; но по тому, как ладно на ей сидели доспехи, и как легко и умело она держала копьё, вывод о её личности был однозначным.

— Эээ… Аф… Аф… — запинаясь, заговорил Агамемнон.

— Гав-гав, блядь! — огрызнулась богиня войны. — Ты что за хуету тут устроил, уёбище пиздомордое?

— Но ты же… — начал царь, но богиня не стала слушать оправданий.

— Хуй на лыжах! — перебила Афина, в плохом настроении чувствующая себя поэтической натурой. — Я тебе, мудаку, что в самом начале войны сказала сделать? Я тебе велела дать троянцам такой пизды, чтобы они от любой яблони шарахались! А ты что?! Хули ты лопочешь тут?! Где командный язык?!

— Смилуйся, великая Афина! — завопил Агамемнон, рухнув на колени. — Не корысти ради, а токмо волею твоей от мата отказались!

Даже закрытый шлем не смог спрятать, как сильно отвисла челюсть у Афины от таких новостей.

— Моей? — зарычала богиня. — Я к тебе не приходила, опездол ты тупой. Ты кого за меня принял?!

— Но… Я… — залепетал царь.

— Ваза из хуя! — заорала богиня, тычком копья в филейную часть Агамемнона задавшая ему направление. — А ну пиздуй и командуй как следует!

— Слушаюсь! — рявкнул царь и повернулся к войскам. — Эй, долбоёбы! А ну отмудохайте их так, чтобы Харон из жалости бесплатно через Стикс повёз!

Вдохновляющий призыв командующего словно даровал грекам крылья, и они, ведомые размахивающим табуреткой Ахиллом, сначала остановили троянский порыв, а затем обратили противника в бегство. Воодушевлённый картиной опрокинутого вражеского наступления, Агамемнон вернулся в шатёр, довольный собой, и улёгся на кушетке. Отдохнуть, впрочем, у него не вышло.

— Не хотите легендарный фараонский хопеш от древнеегипетских мастеров? - вдруг спросил царя неизвестный голос, и монарх подскочил на месте из положения «Лёжа», едва не пробив крышу.

— Блядь! — закричал Агамемнон, озираясь. — Кто здесь?!

Мгновением позже он заметил странную тощую фигуру, которая что-то торопливо писала на амфоре.

— Скажите, когда вы планируете выдать щиты коринфянам? — спросила фигура, продолжая скрести палочкой амфору, выводя на ней какие-то записи мелкими символами. — Они единственные, кто воюет против троянцев, в то время как остальные...

— Ты, бля, кто?! — учтиво спросил Агамемнон, выпучив глаза на неизвестного.

— Вы что, не узнаёте меня?! — возмутился незваный гость, продолжая торопливо что-то . — Я же известный военфилософ и летописец!

— Кто??? — переспросил ошарашенный царь. — Что за пиздец?

— Да вы знаете, кто я?! — продолжил ругаться никогда не воевавший знаток войн. — Я могу организовать вам срочный сбор на...

— А ну проебись отсюда! — заорал царь Микен, отобрав у летописца амфору и огрев того бывшей собственностью по голове.

— Ай! — взвизгнула известная персона. — Ты что творишь, козёл?! Знаешь, сколько народу на мои амфоры подписано?!

— И сколько этих долбоёбов выйдут против моей армии? — прорычал Агамемнон, недобро ухмыляясь. — Когда я тебе ввалю пиздюлей отсюда и до Геракловых столбов?

— Эээ... Подожди, подожди! — завопила знаменитость, не забывшая курс математики, преподававшийся в школе Платона. — Давай я с тобой со сборов поделюсь...

— Пиздуй нахуй отсюда! — заревел невыспавшимся медведем царь Микен.

Минуту спустя военфилософ покинул шатёр Агамемнона в полёте, порвав толстую стенку из дорогой парчи, и, скатившись по склону холма, приводнился в выгребной канаве.

— Знаешь, Мемя, - заметил Одиссей из-за кушетки. — Лето нынешнее и пХГавда писец.

— Хули ты не на передовой, паскуда хитрожопая? — прорычал Агамемнон.

— Таки уже ухожу, — заверил его царь Итаки, изображая торопливые сборы.

Отброшенные от греческого лагеря и настигаемые самим Ахиллом, вооружённым табуреткой и не стеснённым никакой бронёй, троянцы торжественно отступили к городу, почти никого не потеряв по дороге и совсем тихо вереща от ужаса. Со стен Трои за прибытием своей победоносной армии мрачно наблюдал сам царь Приам, по правую руку от которого стоял столь же мрачный Парис, а по левую — богиня в доспехах и съехавшем на лицо шлеме.

— И что теперь, Афродита? — спросил царь.

— Отъебитесь, — ответила богиня, пытаясь одновременно снять шлем и не испортить причёску.

— Ты сказала, что прокатит, — напомнил Парис.

— Я сказала отъебитесь, — огрызнулась Афродита. — Не прокатило, потому что ваша армия — долбоёбы,

— Мы почти победили, — напомнил Приам. — Если бы этот мудак Патрокл не полез бы под копьё Гектору...

— Меня не ебёт, — ответила Афродита, своими попытками лишь ухудшив ситуацию с шлемом. — Вам даже дрочку устроить нельзя поручить. Сначала хуй перепутаете, а потом оторвёте.

— И что теперь делать? — поинтересовался Парис.

— Вы постарайтесь не проебать, — ответила богиня, изящным жестом открывая портал. — А я на Олимп. Друзей позову.

— Они воевать хоть умеют? — съязвил царь. — Или доспехи тоже только модные носят?

— Ой, всё, — воскликнула Афродита и зашла в портал.

Раздался мелодичный звон, вызванный ударом шлема о край круга, и богиня отшатнулась в мир смертных обратно, держась за голову.

— На полшага левее, — посоветовал царевич.

— Отъебись, а то пидарасом сделаю, — посоветовала в ответ Афродита и ушла на Олимп собирать союзников.

К вечеру Гектор присоединился к отцу и братьям, наблюдающим со стены за греческим лагерем, в котором похороны павших перешли от традиционного этапа поминок к этапу пьяного лицебития. Семейство встретило героя тяжёлым молчанием, глядя в сторону криков и звуков ударов, доносившихся с берега.

— Батя, — начал Гектор. — Этот мудак Патрокл…

— Заткни свой героический хлебальник, — посоветовал Приам. — Ты понимаешь, что Ахилл теперь пизды нам всем даст? И тебе в первую очередь, кстати.

— Но я же не хотел, — принялся оправдываться герой. — Этот Патрокл…

— Возьми своё героическое мнение, — мягко приказал ему отец. — И засунь себе в героическую жопу.

— Есть «засунуть», — согласился Гектор, потупив взгляд.

— И иди копьё полируй, — посоветовал вслед царь.

— Оно же чистое, — удивился Гектор. — Я после каждого боя…

— Другое, — перебил его Приам.

— А его зачем? — удивился Гектор.

— Чтобы с чистым похоронили, — пояснил царь, снова повернувшись к лагерю греков.

Тем временем оба Аякса, назначенные дежурными за Ахиллом, вновь бросили жребий, кто заглядывает в шатёр царю мирмидонян первым. Жребий опять пал на Аякса Теламонида.

— Мелкий, — проворчал тот, глядя на вход в шатёр. — Мне кажется, что ты меня наёбываешь. Почему каждый раз я проигрываю?

— Где это я тебя наёбываю? — возмутился Младший Аякс. — Ты большой? Тебе большая палочка. А у нас уговор был, помнишь? Кто вытягивает большую, тот и идёт.

— Каналья, — проворчал Большой Аякс, откидывая полог. — И всё-таки мне кажется, что ты меня наёбываешь.

Ахилла цари-тёзки застали внутри. Царь мирмидонян как раз закончил точить дневное копьё и принялся полировать ночное.

— Тысяча чертей, Ахилл, — с уважением произнёс впечатлённый размерами арсенала Большой Аякс. — Ты куда так готовишься?

— На битву с Гектором, — отозвался герой, не отвлекаясь от важной процедуры. — Вооружение готовлю и новые доспехи жду.

— А что со старыми? — удивился Младший Аякс. — Они же вроде нормальн…

— Гектор их осквернил, я их не надену! — рявкнул Ахилл, мгновенно избавив обоих царей от желания возражать или уточнять детали.

— Конечно-конечно, Ахилл, — примирительным тоном заговорил Большой Аякс. — А когда тебе привезут новые доспехи? А то остальные слегка волнуются.

— Как только привезут — скажу, — ответил Ахилл, отложив очередную шёлковую салфетку, протёртую до дыр, и взяв следующую.

— А зачем ты копьё готовишь? — поинтересовался Большой Аякс.

— На битву с Гектором, — повторил Ахилл, указав на оружейную стойку. — То, если он встретит меня лицом.

— А… — начал Теламонид.

— А это — если повернётся спиной и побежит, — пояснил Ахилл. — Бегаю я быстрее.

— Каналья! — поражённо прошептал Большой Аякс и торопливо сбежал из шатра.

Цари держали военный совет у Агамемнона. Тому было несколько причин. Во-первых, микенский шатёр был достаточно большим, чтобы уместить всех командующих и считающих себя таковыми царей. Во-вторых, он был достаточно высок, чтобы Менелаю не приходилось постоянно сидеть или ходить, наклонившись. И, в-третьих, шатёр микенского царя, очевидно, стоял посреди микенского же лагеря, а туда троянцы боялись сунуться из-за размеров гарнизона и более-менее толково расставленных патрулей. Лагерь итакийцев был укреплён не хуже; но в прошлый раз охранники успели выкупить оружие только у половины троянских диверсантов, что остальные греки посчитали совершенно неприемлемым. В итоге Одиссей, посрамлённый беспомощностью своей охраны, молча выслушивал тосты в честь павших греков начиная с Паламеда, так неудачно ушедшего до ветру в первые же дни войны и утонувшего с якорем, случайно обмотавшимся вокруг шеи, в выгребной яме.

— Выпьем же! — воскликнул Агамемнон, громогласно икну. — И помянем Пар... Пта... Портоса!

— Как... ик! — нахмурился не менее трезвый Менелай. — Какого ещё Пор-тоса, Агам... Агме... Дя блядь! У тебя родители трезвнники были, что ли?!

— Мен, — признался царь Микен троим Менелаям. — Я когда наших поминаю, сам не помню, как меня зовут.

— Кроче! — вскричал Менелай. — За того мудака, который сегодня сдох!

— За котоХГого? — тут же уточнил Одиссей. — Их сегодня немало...

— Одя, отъебись, — вежливо попросил его спартанец.

Увиденное Гелиосом наутро заставило перепуганного солнечного титана вести свою колесницу повыше. По улицам Трои и лагерю греков блуждали зомби. Они тянули свои руки вперёд, еле перемещаясь и глухо завывая, и хватали любой источник воды, до которого могли дотянуться. Причитая и вознося кому-то молитвы, Гелиос ускорился и унёсся подальше, чтобы ни один из живых мертвецов случайно не вцепился в колесницу, подпрыгнув.

— Собрались, наконец, мудаки ебучие, — промурлыкала богиня любви и красоты, поправляя непослушную прядь. — Возрадуйтесь же, ибо со мной прибыло подкрепление с самого Олимпа!

— Ааа, — протянули троянцы, всеми силами пытаясь изобразить радость и втайне надеясь на то, что с Афродитой прибыл и Дионис.

— На защиту Трои прибыли Аполлон и Артемида! — гордо воскликнула богиня. — И... Сам бог войны Арес...

— Слушай, — мягко перебил её Гектор. — Это, конечно, охуительно. Но где они?

— Как где? — возмутилась Афродита. — Вот они, позади ме...

Развернувшись, богиня замерла, сбившись с вдохновляющего настроя, поскольку увидела позади себя только пустырь.

— СУКИ!!! — пронеслось над городом.

Как оказалось, боги решили не терять времени даром и отправились готовить армию к сражению. Аполлон, например, решил, что фронты нуждаются в его вдохновляющих речах. Одетый в роскошный кожаный плащ он раздобыл где-то странную шапку с блестящим козырьком и странным символом лиры сверху. В таком виде, гордо щёлкая каблуками сандалий, Аполлон заявился к шокированным жителям Трои в самое роскошное здание торговой площади, которое не могло быть ничем иным кроме бараков или штаба.

— Внемлите мне! — воскликнул Аполлон, размахивая странным, но изящным мечом с пилообразной кромкой. — Фронт проёбан!

Публика ахнула.

— Но Троя стоит! — продолжил бог. — И будет стоять вечно! Но мне нужен каждый! Каждый, кто способен держать в руках ствол и...

— Вот ты где, ёб твою мать! — раздался за спиной бога грозный голос Афродиты. — Хули ты в борделе забыл, долбоёб?

— Афродита, не мешай! — отмахнулся от неё Аполлон. — Я мобилизую население на...

Закончить ему не позволила рука богини красоты, которой та схватила бога за загривок и поволокла к выходу. Упирающийся изо всех сил Аполлон попытался бороться, но лишь потерял свою странную шапку.

— Я должен вдохновить их на работу! — услышали сотрудницы заведения крики ответственного за мотивацию. — Ай, только не по рёбрам!

— Девочки, — подала голос одна из троянок пониженной социальной ответственности. — А кто-то понял, какой фронт мы проебали?

— Да хуй этих богов знает, — отозвалась вторая.

— Но сделать-то что-то надо, — не унималась первая. — Надо что-то менять, раз фронт проёбан.

— А как мы могли проебать фронт, если мы на нём только и делали, что еблись? — задумалась третья жрица, в свободное время зачитывавшаяся амфорами с изречениями известных философов.

— Не знаю, но надо что-то делать.

— Переставьте кровати, — послышался совет Аполлона со стороны лестницы.

Пару мгновений спустя оттуда же послышался явственный звук подзатыльника, затем пинка. Завершился импровизированный концерт звуком падения божественного тела со ступенек, смягчённого кожаным плащом.

— И то дело, — согласились работницы постельного фронта и принялись за работу.

Арес, зная, что в войне критически важно наличие гвоздей в кузнице, отправился к городским оружейникам с инспекцией. Тщательно изучив троянский уставной доспех и вооружение, бог войны пришёл в ярость и потребовал немедленно всё переделать. С божественной помощью кузнецы справились с поставленной задачей и буквально за несколько часов переоснастили всю троянскую армию по идеальному проекту, разработанному лучшим знатоком войны в Древней Греции. Застала его Афродита уже на выходе, довольного и благодушного. Бога войны даже не потребовалось пинать, чтобы он направился к городским воротам. А вот Артемиду Афродите найти не удалось.

Обе армии, постанывая и завывая, выползли из ворот двух своих твердынь. Если ахейцы накануне поминали своих павших; то троянцы весь вечер и всю ночь праздновали, что сумели сбежать от Ахилла. Особенно радостным для троянцев был тот факт, что царь мирмидонян так и не догадался запустить в них табуреткой. Греческие силы по большей части появились из ворот своего лагеря, на ночь крепко запертые. Какая-то часть, не сообразив, прошла через обширные проломы в стенах, полученных в ходе последнего штурма. Троянцы же отряды медленно выстроились вдоль городских стен, в недоумении глядя на вражеских командиров, порхающих возле своих дружин.

— Эй, Афра, — простонал Гектор, баюкая звенящую голову.

— Ещё раз так меня назовёшь, — пригрозила Афродита, — до конца жизни будешь говорить жопой.

— А почему они так хорошо себя чувствуют? — продолжил герой, помнивший о своей недолгой судьбе и поэтому проигнорировавший угрозу богини. — На их сторону что, Дионис пришёл?

— А, эти? Не обращай внимания, — отмахнулась богиня. — На их стороне Гера. Эта курица притащила какой-то кувшин с солёными огурцами и солёной водой. И заставляет всех оттуда пить. Им же хуже будет от такого самолечения.

— Уверена, что хуже? — недоверчиво поинтересовался Гектор, с сомнением глядя на словно воскресших греков. — Кажется, им намного лучше, чем нам.

— Заткнись, — фыркнула Афродита. — На нашей стороне Аполлон, Артемида и Арес. Что может пойти не так?

— Могу перечислить, — съязвил Гектор, но богиня уже ушла.

Ушла она, впрочем, недалеко, поскольку увидела вблизи новейшую идеальную экипировку троянцев. Солдаты едва держались на ногах, увешанные множеством больших и мелких карманов, прибитых гвоздями к нагрудникам. Ремни шлемов с десятком гребней различного вида и формы едва удерживали эти элементы брони на головах солдат, шатающихся от малейшего дуновения ветра. Но хуже всего дело обстояло с оружием. Вернее с разнообразием их видов. Богиня не смогла найти двух похожих копий или щитов.

— Ёб вашу ж мать крюком через Эфиопию! — завопила богиня в ужасе. — Что это за пиздец?

— Чего ты ругаешься, дура? — возмутился Арес. — Это тактические отделения! Они подготовлены и вооружены так, чтобы быть готовыми к любому вариантов развитию событий на поле.

— Ты ебанутый?! — налетела на него Афродита.

— Эй! — заорал Арес. — Я – бог войны!

— Ты ебанутый бог войны?! — принялась орать Афродида. — Нахуя им столько... Что это за пиздец у них в руках?!

— Это тактические копья! — заявил Арес с гордостью. — Вот у этого копьё против тяжёлого нагрудника. Вот у этого – против лёгкого. А... А ты какого хуя части от разных копий соединил?

— Так их же не отличить! — принялся оправдываться солдат с неведомым чудовищем в руке.

— Пересобирай, живо! — приказал Арес, следя, как солдат кое-как роется в карманах на спине, доставая куски копий.

— Подожди, — вмешалась богиня войны. — Они что, все варианты копий с собой таскают??

— Конечно! — заявил бог войны таким тоном, словно у него уточнили, мокрая ли вода. — У каждого есть сменные части для всех вариантов оружия, щитов и... Эй, ты! Почему у тебя щит против топоров на креплении против стрел собран, а?!

— Пиздец, — только и смогла выдавить из себя Афродита, глядя на армию, валящуюся с ног от усталости. — Привела, блядь, подкрепление.

Несколько стай певчих птиц собрались на деревьях вокруг расположения троянской армии, внимая изящным и витиеватым словесным конструкциям Афродиты, которыми богиня обкладывала Ареса в три этажа.

— Я просто хочу знать, сколько столетий тебя пиздили по ебальнику, что ты переодел всю троянскую армию в эту вот хуету?! — возмущалась богиня.

Бог войны был слишком занят выбором нужного гребня на своём шлеме, поэтому закономерно прослушал большую часть обращения.

— Я тебя, долбоёба, спрашиваю... — продолжила Афродита.

— Не мешай, я гребень настраиваю, — отмахнулся от неё Арес.

— Нахуя ты столько гребней на шлем понаставил, петушила многомерный?! — взвыла богиня красоты, озвучив невысказанный вопрос всей троянской армии, опасавшейся задавать его богу.

— Как нахуя? — снова возмутился Арес. — Вот этот защищает от мечей. Этот – от топоров...

— А защищающие от пиздюлей у тебя там есть? — уточнила Афродита, медленно зверея.

— О, это же гениально! — воскликнул Арес, обрадовавшись идее по доработке тактического шлема.

Счастье бога войны, впрочем, вышло краткосрочным и окончилось, когда он увидел, как красиво багровеет Афродита. Затем оно сменилось ужасом, когда в руке у богини красоты возник букет незабудок, на вид подозрительно тяжёлый для обычных цветов.

— Тикай с фронту, — мягко посоветовала Афродита, помахивая букетом как дубиной. — Тебе пиздец.

Троянцы воспользовались моментом, пока красота спасает мир, гоняясь с букетом за войной, и как можно быстрее стащили с себя кошмарно неудобные доспехи, вооружившись привычными копьями и щитами. Этим и воспользовалась стройная фигура в рваном и помятом кожаном плаще, вскочив на зубец стены и взмахнув пилообразным мечом над головой.

— Троянцы! — воскликнул Аполлон. — Троя стоит! И будет стоять вечно благодаря вашей преданности!

Троянцы недоумённо переглянулись.

— Эй, лироносец, ты набухался что ли? — поинтересовался кто-то из толпы.

— Заткнитесь нахуй! — заорал Аполлон, размахивая мечом и тыча в сторону греческого лагеря. К оружию и в атаку! Я дам пизды любому, кто поддастся ереси или струсит и побежит! За царя! За Тро...

— Заебал, блядь! — послышалось со стороны греческого лагеря ответное воззвание, произнесённое голосом Ахилла и сопровождающееся странным гулом.

Ахилл отказался участвовать в битвах до получения нового доспеха, и Гера здраво рассудила, что чудодейственный эликсир ему не показан. В итоге с самого утра герою пришлось терпеть звон доспехов, скрежет затачиваемого оружия и прочий шум, сопровождающий готовящуюся к сражению армию. Когда солдаты ушли на построение, слух героя продолжила пытать муха, громко топающая своими проклятыми лапками по столу. Мало того, что лапок у крылатой гадины было шесть, так их ей, кажется, кто-то подковал. Пока Ахилл соображал, какая зараза кроме Гефеста могла это сделать, в палатку с шумом ввалился один из мирмидонян-офицеров с амфорой в руках.

— Вашличество! — бодро и громко поприветствовал он своего повелителя в своей последней в жизни речи, но затем спасся, осознав ситуацию и перейдя на шёпот. — Получена амфора о доставке доспеха вам домой!

— Какой, сука, домой, — простонал царь, решив временно помиловать подданного. — Мы же здесь.

— Кажется, служба доставки Гефеста опять что-то напутала, — высказал предположение офицер. — Прикажете доставить сюда?

— Поймай оракула Гермеса и заплати ему золотом за экспресс-доставку, — проныл Ахилл. — И сделай что-нибудь с этой мухой!

Сделать что-то с мухой не вышло, поскольку зараза уже покинула царский шатёр и скрылась в неизвестном направлении. Офицер также спешно покинул своего повелителя, дабы не оказаться убитым вместо крылатой бестии. И, когда, казалось, ничто не помешает великому герою вздремнуть и забыть о страшном наказании всем любителям вина, со стороны Трои послышались истошные вопли Аполлона. Вопли, ставшие последним молоточком, ударившим в колокол в голове Ахилла. Царь мирмидонян вскочил, схватив вчерашнюю табуретку, и вылетел из шатра.

— Заебал, блядь! — заорал он, размахнувшись и метнув деревянный снаряд в сторону города.

Аполлон, к несчастью для себя, где-то потерял свою фуражку. Окажись он в ней в роковой момент, удар табуреткой был бы силён, унизителен, но не столь катастрофичен. История, конечно, не терпит сослагательных наклонений, и бог поэзии и вдохновляющих речей получил сокрушительный удар предметом мебели. Выронив меч и покачнувшись, Аполлон поднял палец, призывая собравшихся к тишине.

— Пиздец какое туше́ получилось, — произнёс бог и свалился с зубца в ров возле стены, распугав живущих там лягушек.

Когда взволнованное кваканье стихло, самые смелые из троянцев тихо подошли к краю. Аполлон лежал лицом вниз, отражая свет Гелиоса своим афедроном через дыру в порванном плаще.

— Это очень плохо, да? — тихо спросил Эней, один из тех троянцев, которые совсем не повлияли на дальнейшую историю мира.

— Это пиздец как плохо, — столь же тихо ответил ему Гектор. — Если он копыта откинул, то у нас на одного бога меньше. А если выжил, то нам жопа, потому что допустили его до грязевых ванн.

— Да вытащите уже его оттуда, философы, блядь! — внезапно услышали они крик Афродиты и кинулись исполнять поручение богини.

Получасовые попытки привести Аполлона в чувство успехом не увенчались, поэтому троянцы наспех соорудили шалаш и положили героя троянской войны с контузией на всю башку внутрь, чтобы его божественный афедрон не обгорел на солнце. К этому к армии как раз вернулся Арес, который замаскировал следы побоев. Он тут же занялся тем, чем любит заниматься каждый уважающий себя бог войны: раздачей солдатам и командирам ценных указаний. Троянцы вежливо кивали в ответ, по окончании лекции продолжая заниматься подготовкой к битве, а довольный знаток конфликтов шёл дальше в поисках благодарных слушателей. Закончился курс лекций на Гекторе, которому Арес стал расписывать преимущества использования тактических метательных гвоздей.

— Спасибо, пошёл на хуй, — коротко поблагодарил лектора троянский герой и оставил остолбеневшего бога войны стоять посреди поля. — Афродита! Где все лучники?

— Их дочка забрала, — отозвалась богиня Латона, мать Аполлона и Артемиды. — А что?

— Куда?! — поразился Гектор.

— На охоту, — пожала плечами богиня. — Я ей сказала, что надо наловить дичи на победный пир.

— Ебать, — просипел побледневший Гектор. — Нам же победить сначала надо! У нас тут война, между прочим!

— Война войной, — строго отчитала его Латона. — А праздничный ужин по расписанию.

— Пиздец, — только и сказал Гектор. — Как мне воевать без лучников?

— Возьми мой тактический метательный молот, — посоветовал Арес, роясь в бесчисленных отделениях, нашитых на божественный доспех. — Только я его сначала найду.

— Спасибо, — вновь поблагодарил его Гектор. — Иди на хуй.

Афина, в отличие от своего коллеги по божественному цеху, решила не тратить время на перевооружение греческой армии и просто окинула ряды оценивающим взглядом.

— Ты, — ткнула она пальцем в одного из греков. — Почему у тебя нагрудник по швам разъезжается?

— Сел, каналья, после стирки, — вздохнул Аякс Теламонид, пряча взгляд от осуждающе глядящей на него богини.

— А, да и хуй с вами, — махнула рукой Афина. — Кто сдохнет — тот сдохнет. Теперь идите и дайте им пи…

— Падаждите! — послышался крик со стороны лагеря, сопровождаемый странным шумом.

Наконец, перед рядами воодушевившихся греков появился Ахилл в новом доспехе. Сияющий в свете солнца переливался всеми цветами радуги, искрил золотом и серебром и, главное, был усилен мощной нагрудной пластиной с гравировкой «Made by Gefest v.1.1.». Сам царь гордо стоял в своей красной шипастой колеснице, игнорируя испуганные взгляды собственных коней.

— А вот теперь пойдём и дадим троянцам пизды! — громко заорал Ахилл, показывая копьём в сторону вражеского города.

Греческая армия взревела и бросилась в атаку вслед за своим героем и оперативно увязавшимися следом за ним царями. На другой стороне поля призыв к близкому диалогу был услышан, и Гектор, вскочив на колесницу, пробудил в троянцах боевой задор короткой речью, состоящей всего из пары известных выражений. Обогнув продолжавшего стоять в ступоре Ареса, троянская армия с криками бросилась вперёд.

Вырвавшиеся вперёд герои с боевыми кличами понеслись навстречу друг другу, заставляя своих коней бежать галопом, взрывая копытами землю. От топота десятков тысяч ног, казалось, содрогнулась земля. Даже боги, опомнившись, побежали рядом со своими протеже, стремясь побыстрее сойтись в бою.

И тут снизу громко постучали.

Перед поспешно затормозившими колесницами, ровно посередине поля открылсялюк, возникший в земле буквально ниоткуда, и из отверстия появилась бледная физиономия невыспавшегося Аида.

— Вы тут охуели все в атаке, блядь? — вежливо поинтересовался владыка подземного царства у жильцов верхнего этажа. — Тихий час вообще-то, мудаки!

— П-простите, — запинаясь ответили участники одной из самых больших тусовок в античной истории.

— Через два часа начинайте! Сколько можно?! — послышался из люка крик Персефоны. — Мелиноя опять проснулась!

— М-мы больше не будем в тихий час, — ужаснулись обе армии, включая богов, прекрасно знающих, чем чревато пробуждение богини кошмаров.

— Ещё раз услышу — ни одного пидараса отсюда не приму! И так десять лет сверхурочно из-за вас пашу! Заебали! — рявкнул Аид и громко хлопнул крышкой люка.

Армии на цыпочках разошлись на исходные позиции и два часа вели себя тише воды и ниже травы. И в то время, пока возницы заматывали удивлённым коням копыта тканью, цари стыдливо мялись и глядели куда угодно, лишь бы не на поле боя. Больше всего перерыву оказался рад Ахилл, которому Гера всё-таки вручила целебный эликсир.

— Когда мы уже пойдём в атаку? — донимал он остальных царей. — Смотрите, как там много непизженых у стен выстроилось!

— ПотеХГпи, чуть-чуть, Ахилльчик, — упрашивал его Одиссей. — СкоХГо мы пойдём и запиздим всю тХГоянскую аХГмию. ПотеХГпи немного. Нам пока нельзя топать по земле, а сандалии наши...

— Да сил уже нет терпеть! — взвился Ахилл и, разувшись, побежал по полю босиком, мягко ступая по траве.

Вся остальная армия какое-то время молча пронаблюдала за тем, как царь мирмидонян несётся к славе.

— Блядь, — только и сказал Менелай. — А так можно было?

— Похоже, да, — кивнул Одиссей.

— И догадался не ты, — ухмыльнулся спартанец.

— Можешь так думать, — ухмыльнулся в ответ царь Итаки. — Я пХГосто не люблю бежать впеХГеди толпы.

Пока греческая армия спешно разувалась, Ахилла нагнала Афина, которая предпочла просто парить рядом.

— Увидишь Ареса – не убивай, — принялась инструктировать героя богиня. — Он – мой.

— Отъебись и лети дальше, курица, — вежливо поблагодарил её царь мирмидонян, взглядом выискивая Гектора.

— Ну и ебись сам, — фыркнула Афина и взлетела повыше. — И с Гектором, и с Аресом.

— И переебусь! — крикнул наверх Ахилл, пытаясь задрать голову. — И всех тут выебу! И...

Отвлёкшись на споры с дамой, герой едва успел затормозить в нескольких шагах от первых рядов троянской армии, которые, побледнев, старались прикинуться декорациями. От панического бегства солдат удерживало только то, что позади них была глухая стена, а также стоящая впереди них фигура в тактической броне, которая изучала прибежавшего к ним лидера мирмидонян.

— Что за хуйня на тебе надета? — презрительно бросил Арес, рассматривая доспех Ахилла.

— Сам ты хуйня! — тут же рассвирепел герой. — Это – доспех работы самого Гефеста!

— Ты кого хуйнёй обозвал?! — прорычал бог войны, багровея. — Я – Арес!

— Тогда тебе пездес, — тут сделал вывод следующий своей собственной логике Ахилл.

— Ты как со мной разговариваешь?! — возмутился Арес. — Да ты знаешь, кто я?

— Знаю, — недобро ухмыльнулся Ахилл, замахиваясь кулаком.

Бог войны остался богом войны. Даже пролетая над войсками после героического удара, он успел раздать множество ценных указаний прежде, чем приземлился в ров.

— КВА! — донеслось оттуда. — За вы заеКВАли! Второй КВАз за день! ЗабиКВАйте этого пидаКВАса отсюда! А мы уезжаем в КВАллию!

— Ну и пиздуйте отсюда! — отозвался Приам со стены. — Чтоб вас там сожрали нахуй.

Ахилл тем временем был очень занят избиением троянской армии голыми руками. В отсутствие остальных греков сдержать неистового мирмидонянина было некому, поэтому судьбе троянцев было не позавидовать. И пока Гектор прорывался сквозь толпу сограждан к главному сопернику в своей жизни, вернувшаяся с охоты Артемида попыталась было выиграть время. С луком в руках она встала перед Ахиллом, но замерла, завидев за его спиной Геру. Богиня домашнего очага с угрозой посмотрела на соседку по Олимпу, выступающую на стороне троянцев, и красноречиво помахала сковородкой перед её лицом. Сочтя аргумент убедительным, Артемида подхватила брата вместе с шалашом и вернулась на гору. А на её месте перед лучшим воином греков встал лучший воин Трои. Старший сын Приама, сверкая бронёй, встал перед главной угрозой своему городу.

— А вот и ты, — злобно оскалился Ахилл, глядя на Гектора.

— А вот и я, — кивнул тот, встав в боевую стойку.

— А вот и мы! — громогласно объявила прибежавшая греческая армия, не успев затормозить и накрыв дуэлянтов.

Ахилла от затаптывания спасли неуязвимые доспехи. Гектору повезло меньше. Когда троянцы отбили позицию, то, что осталось от лучшего воина, отскоблили от травы и доставили царю.

— Нам пизда, — мрачно заключил Приам, глядя на ставшего двумерным сына.

— Пизду ещё заслужить надо, хуемразь, — внезапно произнёс позади него воинственный женский голос.

Возле соседней от царя башни прямо на стене уютно расположился отряд вооружённых до зубов женщин, грозно зыркающих на прозевавшую их стражу. Исправляясь, та уже нацелила на них копья, вызвав лишь истерический хохот со стороны вторгшихся.

— Вы, яйценосцы, совсем тупые? — поинтересовалась незваная гостья в самом роскошном доспехе. — Мы такие копья на завтрак ломаем.

— И не только такие, — зловеще хихикнула одна из амазонок, после чего стража синхронно отступила на шаг. — Кстати, почему у вас мужиков так мало в городе?

— Вы что тут делаете, пизданутые? — вежливо поинтересовался у них Приам. — Вы знаете, что у нас тут война вообще-то? Это не женское де…

— Свернись улиткой и займи чем-нибудь хлебальник, дед, — перебила его богато одетая амазонка. — Война – это дело молодых, а не старых пидарасов вроде тебя.

— Ты ёбнутая?! — взвился на неё Парис. — Ты как с царём говоришь?!

— Я — Пенфесилия, царица амазонок, — отозвалась та. — А ты ещё что за хуй из-под туники?

— За языком следи! — возмутился Парис. — Я царевич, между прочим!

— Ааа, — заулыбалась Пенфесилия. — Ты — тот самый Педрис, который яйцами думал, и из-за которого вы теперь десять лет ебётесь?

— Слушай, хули ты тут забыла? — вмешался в высокоинтеллектуальную беседу Приам. — У меня и так под сотню причин для головной боли, ещё и ты…

— Да ты не волнуйся так, дед, — успокоила его Пенфесилия.

— Как мне не беспокоиться! — заорал Приам, размахивая руками. — Когда эти долбоёбы на ровном месте, в собственной кровати найдут яму с говном и туда пизданутся!

— Были случаи? — поинтересовалась амазонка.

— Заткнись, — посоветовал царь.

— Как грубо, — проворчала царица. — А мы вам помочь пришли.

— Этим отрядом? — скривился Приам. — Помочь?

— Почему отрядом? — заулыбалась Пенфесилия. — Мы пришли целой армией и стоим на центральной площади.

— Как? — поразился царь. — Как вы в город попали?

— Через задние ворота, — просто пояснила амазонка.

— Они же охраняются, — выдохнул Приам, оседая от мысли, что в город вошла целая армия, а ему ничего не сказали.

— У вас, хуемразей, всё через жопу. Даже охрана, — заявила царица. — Вам нужна наша помощь, чтоб греков прогнать, или нет?

— Нужна! Нужна! — хором заверещало царское семейство.

— Тогда уберите своих долбоёбов с поля боя, чтоб под раздачу не попали, — велела царица. — У вас пять минут.

Мирмидоняне смогли дотащить своего недозатоптанного царя в лагерь. Там при помощи спартанцев и микенцев в полном составе им удалось разогнуть доспехи и вытащить правителя из покорёженной ловушки.

— Блядство! Ебаный, сука, пиздец! — воскликнул Ахилл и добавил пару грязных ругательств для описания своего разочарования от драки с Гектором. — Какая падла его затоптала?! Где мои доспехи? Где моё копьё?!

Сын Нестора, Антилох, будучи, после смерти Патрокла, единственным греком, которого Ахилл убил бы не сразу, протянул ему завязанную бантом деревяшку.

— Мы не сразу нашли, — ответил на невысказанный вопрос сына Фетиды Антилох. — По нему пара полков промаршировала.

— Ебать… — промолвил Ахилл, приняв сильно видоизменившееся любимое оружие. — И что мне с этим делать?

— Ебать! Ебааать! — вдруг донеслись крики снаружи шатра, куда через мгновение вбежал взмыленный итайкийский солдат.

— Что там творится? — налетел на него Менелай.

— Пизданутые! — пролепетал тот, а затем вырвался и побежал к кораблям. — Пизданутые в атаке!

— Кто? — не понял Агамемнон.

Греческая армия, на время отсутствия главнокомандующих из Микен и Спарты оказавшаяся под управлением Одиссея, принялась торговаться с обороняющимися за участок стены. Спустя полчаса после диалога царя Приама с царицей Пенфесилией переговоры вышли на финишную прямую: сторонам удалось договориться об участке стены, цене за тонну, условиях самовывоза и, главное, немедленной продаже. Всю задумку испортили внезапно распахнувшиеся главные ворота, откуда, сверкая бронелифчиками и свежим маникюром, вылетела толпа яростно орущих боевые кличи амазонок. Греческая армия, забыв вернуть отвисшие челюсти на место, молча пронаблюдала, как достаточно крупные силы амазонок выстроились перед ними.

— Пиздануться. Хуемрази, — плотоядно улыбнулись амазонки и кинулись в атаку.

— Охуеть. Бабы, — сказали греки и, синхронно развернувшись, припустили к кораблям.

Вышедшие из шатра цари с удивлением пронаблюдали, как почти вся армия, возглавляемая Одиссеем, спешно проносится мимо лагеря и бежит к порту. А следом за ними, вылавливая солдат по одному и передавая куда-то вглубь своих рядов, двигалась огромная армия амазонок. В лагере остались только микенцы, спартанцы и мирмидоняне. Числом кратно меньшим, чем наступающие.

— Доставай копьё, Ахилл, — мрачно сказал Агамемнон.

— Оно же сломано, — возразил мирмидонянин.

— Другое копьё, — пояснил микенец. — Если мы с ними не справимся — нам всем тут конец.

Встав во всю ширину фронта, греки приняли на себя первый удар амазонской армии. А затем сражение быстро перешло в кучу одиночных схваток, сопровождаемых криками, воплями и стонами тех, кто обессилел и больше не мог продолжать битву. Продлившись несколько часов, схватка сама собой затихла, после чего амазонки, крайне довольные результатами, удалились обратно на берега Понта, с презрительными ухмылками косясь на стоящие вдоль берега корабли остальных греков.

— Заебись просто, — вздохнул Парис, глядя вслед удаляющимся довольным амазонкам.

— Они уже, — проворчал Приам, видя, как воительницы что-то активно обсуждают и размахивают руками, словно показывая размер улова.

— А нам что делать? — спросил царевич.

— Размеры запоминать, — мрачно ответил царь. — Скоро нас ими будут...

Вечерняя обстановка в микенской и спартанской частях лагеря больше походила на отдых после фестиваля, чем на передышку между сражениями. Остальные, за исключением не растративших силы мирмидонян, вставших в караул, изредка косились на царей, которые оживлённо спорили о чём-то. Причём хитроумный Одиссей в этот раз выглядел оправдывающимся перед остальными. Остальные же игнорировали все доводы итакийца в свою защиту. Как и, собственно, сами попытки оправдываться.

— Мы пХГосто очень устали за вХГемя сХГажения! — оправдывался вечером Одиссей в командном шатре. — И вообще меня дома жена ждёт!

— Ага-ага, — согласно кивал Агамемнон, лениво почёсываясь. — Но ты, Одя, сам долбоёб. Такое пропустил.

— Не только я пХГопустил, между пХГочим, — фыркнул Одиссей. — ДХГугие тоже.

— А кто-нибудь успел записать, из каких земель они прибыли? — поинтересовался Аякс Теламонид, едва успевший к самому концу сражения. — Я бы туда поход организовал.

В Трое настроения были куда хуже. Подкрепление со стороны амазонок вышло из боя крайне неожиданным способом. Как, впрочем, и провело саму схватку. И, что было хуже всего, за ходом всего противостояния наблюдала почти половина города, выстроившись в несколько рядов на городских стенах и едва не выдавливая защитников через бойницы. В итоге мотивирующий мастер-класс смогла лицезреть почти вся женская часть населения, что не могло привести ни к чему хорошему. К ночи на стене остался только Приам с сыновьями, наблюдающий за фестивалем, устроенным греками в своём лагере.

— Будем надеяться, что завтра они будут хотя бы уставшими, — озвучил собственные мысли Деифоб, внутренне сам не надеясь на подобное.

— Ага, — мрачно кивнул Приам. — Ахилл особенно. Ты видел, с какой довольной рожей он глядел вслед этой... как её там... Пенсефилии.

— Пенфесилии, — поправил отца Гелен.

— Да один хуй, — отмахнулся Приам. — Всё равно нам пиздец.

— А может и не пиздец, — сказал кто-то позади.

Обернувшись, троянцы сначала никого не заметили. Мгновением позже в тени башни возникла белозубая улыбка.

— Ой! — заорал царь Трои! — Тыктобля?!

— Я не Ктобля, — улыбка погасла, и из тени вышел юноша в прекрасных доспехах. — Я – Мемнон, царь Эфиопии!

— Ктобля? — переспросил шокированный Деифоб, который никогда не интересовался географией земель к югу от странной египетской пустыни.

—Иди ты на хуй, — ответил ему Мемнон. — Я...

— Долбоёбы, всё устроила! — перебила его воодушевлённая Афродита, появившись из портала. — На днях к нам приедет... Ох, ебать! Эфиоп!

— Я – эллин! — заявил царь, тут же обидевшись. — А в Эфиопии я просто царствую!

— Мне-то не пизди! — грозно заявила Афродита. — Даже с Олимпа видно, что ты людоедом был!

— Эллин я, — пробурчал правитель Эфиопии. — Мемнон, сын Эос.

Весь Олимп мгновенно обратил свои взгляды на богиню зари.

— Это было давно! — тут же принялась оправдываться Эос. — Мне в амброзию что-то подмешали! И вообще было темно, и я ничего не видела!

Боги молча покивали из вежливости. Все, за исключением Геры, которая быстро спустилась с Олимпа, нашла кусты и стала что-то втолковывать спрятавшемуся там медведю.

— Меня не ебёт, чей ты сын, — отрезала Афродита. — Воевать умеешь?

— Умею? УМЕЮ?! — взорвался Мемнон. — У меня полный комплект доспехов от Гефеста! Я не проиграл ни одного сражения! У меня целая армия под моим командованием!

— Ни одного сражения? — заинтересовался Приам. — То есть ты такой заебищенский полководец?

— Ну, — стушевался Мемнон. — Планы сражений разрабатываю не я, а мой советник. Но на передовой командую я, и в этом мне нет равных!

— Советник, значит, — задумался Приам. — А где он?

— Да вон там, — указал царь Эфиопии на смутную тень в капюшоне, прячущуюся в тени. — Только он с вами разговаривать не станет, даже не пытайтесь.

— Почему это? — удивились троянцы.

— Да обет у него какой-то, — отмахнулся Мемнон. — Он разговаривает только со мной и с моей армией. Какой-то то ли обет у него, то ли правило, я не понял.

— Кстати об армии, — заметил Приам. — Где она?

— Расположилась на центральной площади, — бросил царь, разглядывая лагерь греков. — Они что, всего раз в ночь меняют караул?

— Как это на центральной площади?! — вскричал Приам. — Как вы в город попали?!

— Через задние ворота, — ответил Мемнон. — Советник стражу убедил пропустить нас.

— Да это пиздец какой-то! — заорал Приам. — Это не ворота, а какой-то ебучий проходной двор! Казнить этих стражников немедленно!

— Моих солдат не трогать, — строго велел Мемнон.

— Как это твоих? — не понял троянский правитель. — Я велел казнить стражников, а не...

— Они уже нанялись ко мне, — сообщил Мемнон.

— Ебать, — ахнул Приам. — Ты что, нанял мою собственную стражу?

— Не я, — поправил эфиопский царь. — А мой советник. А на тех воротах теперь мои солдаты стоят и больше никого не пустят. Ты не волнуйся, дед, всё пойдёт как по маслу.

— По пизде всё пойдёт, — проворчал Деифоб и как в воду глядел.

Утром царь Эфиопии прибыл в командный центр троянцев в сопровождении советника и нескольких слуг. Растолкав помощников, он указал на главный стол, куда слуги тут же погрузили огромный свиток.

— Да ты охуел с утра пораньше? — простонали троянцы, глядя, как со стола на пол полетели кубки с вином.

— Заткнитесь и слушайте внимательно, я дважды повторять не буду, — прорычал на них полководец. — Нападаем с утра пораньше, пока они спят.

— Так мы тоже ещё спим, — простонал Приам.

— Уже не спите, — заметил стратег и ткнул пальцем в карту, которую наконец развернули слуги. — Что это за хуйня?

— Речка, — пробурчал Парис, держась за голову.

— Нет, — рявкнул Мемнон, вызвав жалобные стоны троянской стороны. — Это естественная преграда, которой вы, мудаки, за десять лет ни разу не воспользовались.

— А как можно рекой воспользоваться? — спросил Приам, которому судьба Прометея, страдающего лишь печенью, сейчас казалась не такой кошмарной.

— Ну вы точно дебилы, — вздохнул Мемнон. — Сначала мы небольшими группами мы перехватываем идущих к городу греков и навязываем им бой. Греки высылают подкрепление, которое пойдёт вдоль реки, так им ближе.

Разинув рты, троянцы наблюдали, как карта быстро покрывалась стрелками, сначала в один слой, потом во второй, в третий...

— Таким образом, мы несколькими группами берём греков в клещи, прижимаем их к берегу вот на этом изгибе реки и громим, — закончил речь Мемнон, водя палочкой по карте, а затем покосился на советника. — Правильно ведь?

Фигура в капюшоне кивнула и пару раз потыкала пальцем в мирмидонянскую часть лагеря.

— Ах да, — спохватился Мемнон. — От вас требуется самая малость: удержать Ахилла и его мирмидонян в их лагере, пока мы занимаемся остальными.

— Малость? — возмутился Приам. — Да эта малость нам перепиздила почти всё мужское население за десять лет! А ты думаешь, что мы его удержим? Он весь твой план и всю твою карту в трубочку свернёт и нам в жопы засунет!

— Да не переживай ты, — махнул рукой Мемнон.

— Мне не переживать?! Ты, если что, в Эфиопию свалишь, — продолжил возмущаться Приам. — А нам что делать??

— Ты достал меня уже со своей Эфиопией! — взвился Мемнон.

— Эфиопия — не моя! — рявкнул Приам и тут же об этом пожалел, схватившись за виски. — Ладно, давайте попробуем. Терять всё равно нечего. Деифоб, ты с ними.

— Вечно ты меня в какую-нибудь хуйню вписываешь, батя, — вздохнул царевич. — Ладно, но захватите мечи, копья что-нибудь потяжелее. У греков броня толстая.

Кивнув, представители эфиопской стороны удалились, проворчав что-то про какую-то воинственную богиню очевидности.

— Батя, — тихо сказал Гелен. — Я жопой чую, пиздец будет.

— Ты по чуйке своей не получи, — посоветовал ему Приам.

К прибытию Деифоба эфиопская армия уже была готова к выходу, разделившись на небольшие отряды. Мемнон как раз обсуждал с советником детали плана, игнорируя царскую инспекцию со стороны союзников.

— А это что такое? — спросил удивлённый Деифоб, увидев телеги, накрытые тканью.

— Это? — переспросил Мемнон, посмотрев на транспорт, который тащили волы. — Это катапульта.

— Я вижу, что катапульта! — выругался троянский царевич. — Что она тут делает?!

— Ты сам разрешил!

— Я?!

— Ты!!

— Что-то я не помню, чтобы говорил тебе взять с собой катапульту!

— Ты сказал: меч, копья и что-нибудь потяжелее!

— Я имел в виду дубины!!! Это у вас в Эфиопии чуть что потяжелее — сразу артиллерию берут!

— Я эллин!

— Эллин он… Надеюсь, палинтон ты не взял?

Царь промолчал, и Деифоб жестом потребовал поднять полог второй телеги. Под толстой тканью располагался целый арсенал, рассчитанный на армию примерно вчетверо больше приведённых Мемноном сил.

— Не, ну ты, баклажановый… Ты точно псих! — произнёс поражённый царевич. — Тебе пора к врачу лечиться! И думаю, древнегреческий врач тут тебе не поможет!

— Это твое мнение, — огрызнулся Мемнон, снова обидевшись. — И засунь его себе в жопу.

— Да ты охуел в край, баклажановый! — взорвался Деифоб. — Припиздовал тут и стратегиями своими во всех тычешь?! Да ты хоть знаешь, как мы...

— Заткнитесь нахуй, — простонала идущая мимо Афродита, которая так и не отошла от вчерашних возлияний. — Что тут за нахуй творится?

— К вылазке готовимся, — пожаловался ей Деифоб. — А эти...

Указав пальцем в сторону эфиопских солдат, он осёкся и забыл, о чём хотел поябедничать богине. Вся армия стояла на коленях и что-то монотонно напевала

— Смотри-ка, — произнёс Деифоб, следя за рухнувшими на колени эфиопами. — Верующие.

— И чё такого? — буркнул обиженный Мемнон. — Я тоже верующий.

— Да? — ухмыльнулась Афродита. — И какие у вас в Эфиопии боги? Вуду или тотемы на столбах стоят?

— Отъебись, — огрызнулся царь и отправился молиться вместе со своими бойцами.

— Не, ну правда, мне интересно, — сказала Афродита Деифобу, который, вздохнув оставил её в одиночестве. — Ай, да и пошли вы все нахуй.

Махнув рукой, богиня открыла портал и унеслась на Олимп просить у Геры целебный эликсир, которым она потчевала греков.

План эфиопского советника был великолепен: логистика, соотношение сил, особенности ландшафта и время подхода подкреплений противника. Даже неудержимый Ахилл оказался временной трудностью, для преодоления которой было найдено решение. Единственной мелочью, которую не учёл советник, был Одиссей. Хитроумный царь Итаки встал ни свет ни заря и как раз занимался перетаскиванием кувшинов с вином в свой шатёр, чтобы утром продать их страдающим после вчерашней попойки царям. Он-то, проморгавшись, и приметил странные перемещения возле вражеских стен, а потом, протерев залитые накануне зенки, разглядел и понял, что замыслили троянцы.

— Ой вэй, — сказал Одиссей и, дотащив кувшины до своего шатра, побежал к Ахиллу.

Царь мирмидонян вчера вообще не пил. Бросивший вызов почти четверти армии амазонок, включая царицу, и одолевший всех он, тем не менее, даже не устал от сражения и, разглядывая амфору с купальщицами, старательно полировал копья. Появлению Одиссея он никак не удивился, лишь мельком бросив взгляд на ценные предметы, которые итакиец мог утащить.

— Чего тебе надо, морда хитрая? — гостеприимно поприветствовал он царя.

— Опять копья полиХГуешь, Хиля? — поинтересовался Одиссей. — А там к тХГоянцам эфиопы пХГиехали.

— Не люблю я их, — признался Ахилл. — Вечно какие-то тёмные делишки замышляют. Демоны они, точно тебе говорю.

— Я знаю, — кивнул Одиссей. — Мне они тоже не нХГавятся. Но я хотел уточнить, ты же помнишь, что никто кХГоме тебя его одолеть не сможет?

— Помню я, помню, — отмахнулся Ахилл.

— А то, что тебе их цаХГя убивать нельзя, помнишь?

— Тоже помню, — подтвердил Ахилл. — Оракул этот полчаса что-то мне рассказывал про смерть мою, которая в яйце...

— Что-то я не пХГипомню, чтобы оХГакул ХГо какое-то яйцо говоХГил, Хиля, — заметил Одиссей. — Но ты уловил пХГавильно. — Без тебя нам его не одолеть. Но если ты его убьёшь – у нас будут пХГоблемы.

— И что нам делать? — спросил царь мирмидонян, от усиленной мыслительной деятельности даже забывший про копья в руках.

— Нам надо их одолеть... Как это... БескХГовно.

— Шеи что ли посворачивать? — уточнил Ахилл.

— Блядь, Хиля! — выругался царь Итаки. — Я тебе сеХГьёзно, а ты шутки шутить!

— Шутки? — снова не понял Ахилл.

— В общем, ты, главное, не убей этого Мемнона, котоХГый у них цаХГь, — попросил Одиссей.

— Договорились, — вздохнул Ахилл. — Дам ему в морду разок, и всё.

— Годится. Но не пеХГебоХГщи, — кивнул главный стратег греков. — А сделаем мы так...

Отряд греков, двигавшийся к стенам Трои на смену дежурных осаждающих, неторопливо отдалился от лагеря и, весело переговариваясь, пошёл прямиком в расставленный капкан.

— Нам повезло, — заметил Деифоб. — Это итакийцы.

— Уверен? — уточнил у него Мемнон.

— Абсолютно, — кивнул троянец, указывая пальцем в рослую фигуру впереди. — Вон Одиссей впереди идёт. Я его доспехи ни с чьими другими не спутаю.

— Он мне ниже казался на амфорах, — с сомнением заметил царь Эфиопии. — Ты уверен, что он никому их не отдал?

— Кто? — удивился царевич. — Одиссей? Он их разве что продаст. Но в Греции столько денег нет.

— Ладно, — кивнул Мемнон. — В атаку!

Первая часть плана была исполнена блестяще: поднявшись, эфиопские отряды с криками бросились вперёд на итакийцев и мгновенно окружили их. Ошеломлённые греки сбились в круг, закрывшись щитами и ощетинившись копьями и этим упустили момент, когда у них оставался шанс на успешный прорыв окружения.

— А теперь сдавайтесь, итакийцы, — прокричал Мемнон и оглянулся на советника, который кивнул в знак одобрения. — Вы окружены и в меньшинстве. Предлагаем обсудить условия почётной капитуляции.

Вариант пленения итакийцев был особенным. Зная натуру их лидера, Мемнон с советником разработали целую систему предложений и контрпредложений, а также угроз и сделок, которые позволяли им гарантированно добиться от Одиссея капитуляции. Всё шло в точности с пла...

— Пошли вы на хуй! — рявкнули итакийцы и бросились в атаку.

— Не понял! — воскликнул Мемнон и повернулся к советнику, который просто развёл руками. — Итакийцы же так не делают!

Советник кивнул и подал сигнал артиллеристам Выстрел из катапульты попал прямо в Одиссея, заставив того пошатнуться. И у Мемнона уже не оставалось времени задуматься, почему столь мощный удар не сшиб итакийца с ног, потому что в следующее мгновение стороны сшиблись в ближнем бою... Который тоже пошёл не по плану. Восстановивший равновесие царь Итаки, к удивлению Мемнона, выбросил копьё и щит и встретил оппонентов кулаками. На втором десятке погибших эфиопы поняли, что в расчёты лидеров закралась ошибка, и ослабили натиск.

— Таки куку, пидары! — внезапно вскричал Одиссей голосом Ахилла и сорвал с головы шлем, развеивая последние сомнения в причинах. — Не ждали, поцы, ёпта?!

Обалдевшие от приветствия, эфиопы принялись отступать. Полетевший следом шлем Одиссея попал в одного из воинов и отрикошетил в другого, увеличив список потерь, и эфиопы побежали. А следом за ними побежали освобождающиеся от итакийских доспехов мирмидоняне во главе с полуголым Ахиллом.

— Стоять, пидарасы! — орал ключевой элемент контрзасады. — Я с вами ещё не закончил!

Крики Ахилла и вопли эфиопов совершили невозможное: разбудили греческих царей. Постанывая и завывая, те стали выползать по одному из царского микенского шатра, сработав лучше любого другого сигнала боевой тревоги для всей армии. Собрав все силы, греки бросились на выручку окружённым мирмидонянам, которые явно собирались забрать себе всю славу сегодняшнего дня и увлечённо наступали сразу во всех направлениях. Троянцы, поняв, что дело пахнет какой-то горючей жидкостью, названия коей ещё не придумано, предпочли запереться в городе и оставить эфиопов биться со всей греческой армией. Те, впрочем, ничуть не приуныли от подобного развития событий, развернули фронт в сторону новой угрозы и атаковали наступающих со стороны лагеря греков. Всего нескольких жестов советника Мемнона хватил, чтобы эфиопы меньшими силами опрокинули спартанские и микенские части и их через силы Аяксов, смешав греческие ряды. Вырвавшиеся вперёд цари за исключением Одиссея, который в одной набедренной повязке бегал по краю лагеря, орал кричалки и размахивал флагами греческих полисов, поддерживая своих. Наличие болельщика, впрочем, делу не особо помогало: греки отошли, а мирмидоняне снова оказались в окружении, а Ахилл, старательно уклонявшийся от боя с Мемноном, наткнулся на него и впервые в жизни отступил на пару шагов.

— Пиздец, — сказали ставшие свидетелями исторического события подданные и отступили на пару десятков шагов, оставив царя в одиночестве.

Для Ахилла подобная ситуация, впрочем, оказалась даже лучше, поскольку никто не мешал размахиваться, и эфиопские солдаты стали разлетаться от героических кулаков, покалеченные, но живые. В какой-то момент цари также смогли вырваться вперёд, выступая маяками, которые стоят на скалах посреди моря и обозначают путь для собственных армий. И на острие атаки, конечно же, шёл Агамемнон, по праву главнокомандующего возглавивший сражение с самым хорошо обученным врагом за все десять лет войны. Именно микенскому царю и не посчастливилось натолкнуться на Мемнона, который в это время как раз уклонился от одного удара Ахилла и готовился к контратаке.

— Ага! — заорал ему в ухо Агамемнон. — Попался, эфиоп!

— Я – эллин! — рявкнул ему не менее громко Мемнон, увернувшись от ударов двоих царей разом.

— Эллины так не уворачиваются! — проревел микенец, снова замахиваясь мечом, а в следующую секунду с удивлением уставился на перерубленный у основания клинок. — Хули, блядь?

Мемнон же, обезоружив одного противника, принял на щит удар Ахилла и сделал выпад, целясь в микенского царя.

— Мемя, берегись! — заорал в этот момент Одиссей, догадавшийся, чем закончится столь продолжительное противостояние Агамемнона с царём эфиопов.

Царь Микен отреагировал на крик привычно: сделал шаг назад, уворачиваясь от меча противника и повернулся в сторону итакийца. И, к удивлению Одиссея, на крик повернулся и Мемнон, удивлённо уставившись на царя. Краткий миг удивления стал для царя Эфиопии роковым, потому что кулак Ахилла, миновав так и не поднятый щит, прилетел противнику в челюсть, мгновенно того выключив.

— Ой вэй, — вырвалось у двух людей на поле боя.

Сказавший первым Одиссей кинулся к остальным царям, едва ли не за уши вытаскивая их из свалки. Воскликнувший вторым советник эфиопского царя схватился за голову и жестами приказал солдатам хватать Мемнона и немедленно отступать. Армия подхватила своего лидера, не подающего признаков жизни, за руки и ноги, и утащила куда-то в сторону, немедленно выйдя из боя.

— Он дышит? — осторожно поинтересовался Одиссей.

— Да хуй знает, — просто ответил Ахилл.

— Ты не слишком его, а? — осведомился царь Итаки.

— В самый раз.

— А что он тогда не очухается никак? — скривился Одиссей, который тем временем подобрал свой ныне похожий на блин шлем.

— Эфиоп, — пожал плечами Ахилл, разыскивая своё копьё.

— Как бы хуйни какой не вышло, — тревожно заметил итакиец. — Помнишь, что оракул говорил? Зря ты ему такой пиздюль отвесил.

— Он сказал, что он эллин, — развёл руками Ахилл.

— НавХГал, — вздохнул Одиссей и потянулся было за щитом, но остановился, в ужасе глядя за спину Ахиллу.

— Что не так? — спросил мирмидонянин и обернулся, поняв, что вопрос лишний.

На царей, оставшихся в сопровождении лишь небольшого отряда оруженосцев, неслась вся троянская армия.

— Понятно, — кивнул Ахилл. — Где мои доспехи?

По счастью, предусмотрительный Одиссей загрузил прислугу доспехами Ахилла, и выстроившиеся в линию цари дали герою время на переодевание. Пару минут спустя Ахилл затянул ремень на шлеме, схватил свой меч и, растолкав обороняющихся, в одиночку переломил ситуацию, погнав троянскую армию обратно к городу. Самые быстроногие успели вбежать внутрь и запереть ворота. Самые ловкие влезли на вроде бы неприступные стены без всяких осадных и альпинистских приспособлений. Оставшиеся попрыгали в ров перед стенами, спешно обмазываясь его содержимым и надеясь, что такими герой побрезгует.

— А ну выходите, демоны! — вскричал Ахилл, выбежав на край рва и схватив копьё. — Всех пиздюлями увешаю как медалями!

— Посмотрим ещё, кто кого увешает, — тихо сказал Деифоб, тем не менее не высовываясь из-за укрытия на стене.

— Этот увешает, — уверенно сказал Приам собравшимся троянцам. — Спроси у Гектора.

— Батя, мы же его похоронили, — воскликнул Деифоб. — Как можно его спросить?

— А вот ты к Ахиллу выйдешь и тут же сможешь у брата спросить, — пояснил несмышлёному сыну царь Трои. — Что делать будем?

— Выходите, пидарасы! — тем временем орал Ахилл, медленно, но верно расковыривая копьём городскую стену. — Вы демоны или говно собачье?!

— Думай быстрее, батя, — поторопил отца Парис. — А то он скоро…

Царевич прервался, потому что ему на плечо легла чья-то рука. Легла так, что её обладатель мог быть только сверху, в потолке. Подавив крик и подняв голову, Парис увидел, как из перекрытия медленно вылезает золотоволосая кудрявая физиономия Аполлона, нашедшего, наконец, свою фуражку.

— Дай сюда свой лук, пидор криворукий, — проворчал бог, отобрав лук у царевича. — Всё за вас, долбоёбов, самому приходится делать.

Ахилл как раз закончил разбираться с отрядом городской стражи, который кто-то сдуру отправил против него и продолжил своё общение с дворцовой стеной, когда в его пятку полетела троянская стрела. Заточенная до бритвенной остроты, она бессильно скользнула по обуви героя и улетела в сторону, вызвав у героя приступ хохота, который впоследствии назовут гомерическим.

— Думаете, я дебил?! — заорал Ахилл, демонстрируя обшитые бронёй со всех сторон ступни.

— Да, — ответил Парис из надёжного укрытия.

— Думаете, я не знаю, что самое уязвимое у меня – пятка? — продолжил орать герой. — Нет уж! Гефест забронировал мне обувь! Никто никогда не пробьёт мои сандалии!

В подтверждение своих слов Ахилл с размаху топнул ногой по земле и совершил свою главную ошибку в жизни. Герой Троянской войны наступил на мирно спящего посреди побоища медоеда.

— Ах ты ж сука! — сказал медоед и впился Ахиллу в пятку, прокусив броню и оторвав кусок ступни.

— Ай, блядь! — взвыл от боли неуязвимый сын Фетиды. — Ты ещё что за демон?

— Пошёл ты в пизду со своими демонами, долбоёб! — заявил вполне себе уязвимый зверёк, отплёвываясь от железных опилок в пасти. — Я страшнее любого демона!

— Пиздец, — сказал Ахилл, повалился на землю и тут же помер.

— Ещё у кого-то вопросы есть? — уточнил медоед, оглядывая троянцев на стене и остановившихся на порядочном расстоянии греков.

Вопросов к зверьку ни у кого не оказалось, и тот ушёл спать в другое место. А вот вопрос, кто заграбастает легендарные доспехи, стоял перед обеими сторонами очень даже остро, и те немедленно начали его решать.

С городских стен в греков тут же полетели стрелы троянских лучников, особо за город не отлучавшихся и поэтому оставшихся многочисленными. Отсутствие среди угроз Ахилла прибавило им смелости, а возможность заполучить непробиваемые (почти никем) доспехи сильно замотивировало принять самое деятельное участие в битве.

— Огонь, огонь! — не унимался Приам, поднимая боевой дух ближайших солдат подзатыльниками. — Перестреляйте этих пидарасов и добудьте нам доспехи!

— Батя, — подал идею Парис. — А если поднять в атаку тех наших, кто во рву прячется?

Царь замер и посмотрел вниз. Во рву, сбившись в кучу, сидел отряд троянских гоплитов. Закрывшись щитами со всех сторон, они затихли и не шевелились, явно слишком напуганные для проявления инициативы.

— Эй, мудаки! — воззвал Приам к своим подданым. — Ахилл в паре метров перед вами! Вылезайте и достаньте его доспехи!

Солдаты никак не отреагировали, даже не пошевелившись в ответ.

— Батя, их нужно мотивировать! — догадался Парис.

— Точно, сын, — догадался царь, дав царевичу пинка и отправив его в полёт за стену. — Вот ты пиздуй и мотивируй.

Спев за время полёта две первые ноты троянского гимна, Парис приземлился прямо на полусферу щитов, проломив её и грохнувшись внутрь импровизированного купола. К его удивлению, солдат под куполом, представляющим собой подпёртые копьями щиты, не оказалось. Присутствующие там троянцы были на удивление плоскими и не подающими признаков жизни. Кряхтя и ругаясь, царевич поднялся и принялся осматриваться, едва не рухнув в странную яму, выкопанную в земле.

— Это что за какого хуя? — лаконично спросил он в пространство.

— Это называется «турбо-тоннель», — ответило ему пространство из тени, после чего Парис, не успев обернуться, получил сильный удар невероятно огромным ботинком ниже спины.

Перелетев через яму и рухнув с другой стороны, царевич выхватил меч и направил его на три нескладные фигуры, медленно выходящие из тени.

— Зитц, ты глянь, этот тепложопый нам своей зубочисткой грозит, — заржала первая, приквакнув.

— Тихо, Раш, — ответила средняя, подняв трёхпалую руку. — Посмотрим, что он нам расскажет.

— Вы кто, бля, такие? — спросил Парис, переводя ошалелый взгляд с одного силуэта на другой.

— Мы? — отозвалась средняя фигура по имени Зитц, на мгновение мелькнув зелёной лапой в луче света. — Мы – родственники угнетаемых вами мирных жителей, в чьи дома вы нагло вторгаетесь.

— Каких ещё жителей?! — вскричал царевич, размахивая мечом.

— Местных, — пояснил Зитц. — Они уже собирались перебраться в Галлию, но вы опять ворвались к ним и устроили погром.

— К-кто? — запнулся Парис. — Родст-твенники каких местных?

— А сам ещё не догадался? — съязвил Раш, появляясь в луче света, падающем через дыру, пробитую царевичем и нагло улыбаясь зелёной жабьей мордой.

— Ебать! — вскричал Парис в ужасе.

— Ты не в моём вкусе, — отозвался Раш. — Зитц, Пимпл. Что будем делать с этим долбоёбом?

— Предлагаю уебать, — ровным голосом сказал самый широкий, которого, как подумал Парис, зовут Пимпл.

— Предлагаю сначала допросить, — сказал Зитц.

— Но потом уебать, — продолжил настаивать на своём широкий.

— Не надо меня уёбывать, я хороший! — взмолился Парис, бросая меч.

— Уёбывать – это другое, — строго заметил Зитц. — Понимать разницу надо. Уёбывать – это...

— Погоди, Зитц, — прервал начинающуюся лекцию Раш, хмурясь и приглядываясь к царевичу. — А что это на тебе такое?

— Эээ, — потерялся Парис. — Доспехи?

— Нет, — нахмурился ещё сильнее зеленокожий, водя пальцем вокруг наследника троянского престола. — Вот это.

— Плащ? — потратил вторую попытку царевич.

— Парни, да на нём заклятье Тёмной Королевы! Он её прислужник! — заорал Раш, тыча в Париса странно увеличивающейся лапой.

— Кого? — переспросил тот и понял, что, судя по летящему в него ботинку втрое больше человеческого роста, больше он ничего не спросит.

Тем временем энтузиазм лучников и большой запас стрел сильнее всех чувствовали на себе Одиссей, пытавшийся поднять тело Ахилла, и Аякс, прикрывающий их своим огромным щитом.

— Одя, живее! — рявкнул Теламонид. — Эти канальи мне уже в третий слой щит стрелами утыкали!

— ТеХГпение, Аякс, теХГпение! — отозвался Одиссей, вцепившись в блестящий нагрудник Ахилла и безуспешно пытаясь его сдвинуть.

— Тащи его! — заорал Аякс.

— Не могу, — признался незадачливый носильщик.

— Тогда держи щит и дай его мне, — велел обеспечивающий прикрытие от усиленно матерящихся стрелков Теламонид.

— Тем более не могу, — признался во втором грехе итакиец, намертво вцепившись в роскошные доспехи Ахилла и не сводя с них взгляда.

— Дай мне Ахилла! — заревел медведем в брачный период царь Саламина.

— А таки сколько ты готов за него пХГедложить? — совершенно автоматически поинтересовался Одиссей.

— Каналья! — взвыл Аякс. — Одя, ты — пиздец картавый!

— Я не… — начал Одиссей, но в следующее мгновение Аякс закинул его вместе с Ахиллом себе на плечо и, прикрываясь щитом, потащил обоих в сторону лагеря.

— Акся, быстХГее, они катапульту заХГяжают! — тут же принялся подбадривать итакиец своего античного носильщика.

— Заткнись! — рявкнул на него Аякс и припустил напрямик к лагерю, раскидав по дороге недостаточно расторопных греческих солдат и открыв игру в кегли.

Вечером в Трое было неспокойно. Мрачный Приам сидел на своём троне и смотрел перед собой, ничего не видя. Деифоб по совету царицы осторожно подошёл к отцу, тайно надеясь хоть чем-то смягчить его горе.

— Батя, — тихо позвал он Приама. — Ну дела ещё не совсем пиздец.

— Отъебись, — мягко сказал отец.

— Батя, я тоже скорблю по Парису, но...

— Да на хуй мне всрался этот пиздюк, — отмахнулся царь. — Мы доспехи проебали.

— Ааа... — протянул царевич. — Батя.

— Блядь, ты заебал! — взмолился владыка Трои. — Что ещё?

— А с Ленкой что делать? — осторожно спросил Деифоб.

— С какой Ленкой? — не понял Приам. — Ааа, блядь. Точно. Позвать Ленку!

Слуги бросились исполнять царский указ и уже через несколько минут царица Спарты, совмещающая свой пост с должностью принцессы Трои, прибыла в тронный зал. Двигаясь, как сомнамбула, и не проявляя никаких эмоций, Елена стала осматривать роскошное помещение, словно впервые там оказалась.

— Ленк, а Ленк, — обратился к ней Приам.

— А? — отозвалась царица, словно не соображая, где она находится.

— Соболезную в связи с безвременной кончиной твоего супруга, — сказал царь, склонив голову.

— Какого супруга? — не поняла Елена.

— Париса! — удивлённо воскликнул Деифоб. — Твой муж Парис умер.

— Помер Парис? — сонно спросила Елена. — Ну заебись.

— Она от горя сама не своя, — сделал вывод Приам. — Но нечего ей во вдовах ходить. Деифоб, будешь её мужем.

— Я? — удивился царевич, краем глаза окидывая формы будущей жены. — Батя, да я не посмею...

— Попизди мне тут ещё, — пригрозил ему отец. — Ленка, вот твой новый муж!

— А, — отреагировала та. — Ага.

— Всё, веди её к себе и не доёбывайся до меня, — повелел царь. — Мне думать надо.

В греческом лагере тем временем шла разгорячённая дискуссия. Выстроившиеся в круг цари увлечённо орали друг на друга, в пылу диспута прибегая к всё более и более многоэтажным аргументам.

— Так, — подал голос Аякс Оилид. — А напомните, по поводу чего мы спорим?

Все присутствующие замолчали, задумавшись.

— Мы обсуждаем, как вХГучить мне доспехи Ахилла, — подсказал всем Одиссей.

— Ой, да не пизди! — тут же перебил его Аякс Теламонид. — Хули ты сделал, чтобы их заслужить? Да ни хуя! Я их вынес из боя и спас от троянцев!

— Ты? — изумился Одиссей. — Та ты их даже не тХГонул! Я их нёс всю доХГогу!

— Как это ты? — произнёс шокированный Аякс. — Я вас с Ахиллом обоих нёс!

— А кто деХГжал доспехи, а?!

— Так, погодите, — вмешался Агамемнон. — Вы оба – достойные воины, и у обоих справедливые доводы в свою пользу...

— Хуя себе справедливые, — проворчал Большой Аякс.

— Заткни ебальник, — шёпотом посоветовал ему Менелай.

— И поэтому решить, кому достанется доспех Ахилла, должно соревнование, — закончил Агамемнон.

Было принято решение провести турнир из трёх дисциплин: борьба, бег и проверка реакции. В соревнованиях по борьбе выиграл Аякс, потому что итакиец сбежал из борцовского круга. А поскольку саламинец не смог его догнать, то победу в беге присудили Одиссею. Посовещавшись, цари выстроились полукругом, разместив на большом столе в центре шлем Ахилла.

— Итак, — громко заявил Агамемнон. — Побед у вас поровну, поэтому всё решит испытание реакции.

Одиссей и Аякс встали друг против друга по разные концы стола, глядя друг другу в глаза.

— Перед вами шлем Ахилла, — сказал царь Микен. — Тот, кто наденет его себе на голову, будет признан победителем. Готовы?

Цари кивнули.

— Три! — крикнул Агамемнон.

Пальцы соперников медленно дрожали от напряжения.

— Два!

Все остальные цари невольно подались вперёд, боясь упустить момент.

— Один!

— Ой, гевалт! — вдруг завопил Одиссей, глядя влево. — Тысяча чеХГтей!

— Где?! — взревел Аякс, повернувшись в ту же сторону. — Где тысяча чертей?!

— Тупой гой, — услышали все присутствующие приглушённый шлемом голос царя Итаки.

— Что?! — заорал царь Саламина, осознав, что он только что проиграл очко, доспехи и самоуважение. — Это не по правилам, каналья!

— Ну, — замялся Агамемнон, только сейчас прекративший искать взглядом чертей. — Вообще это не запрещалось, так что...

— Как это так что, канальи?! — взревел благим медвежьим рёвом Большой Аякс и направился к выходу из шатра. — Всё! Хватит! Ноги аяксовой тут больше не будет!

— Слушай, тёзка, — обратился к нему Аякс Оилид. — это же просто доспе...

Схватив в охапку Малого Аякса, Большой направился в сторону лагеря саламинцев, приказав собирать вещи и закинув протестующего Оилида в ближайший дорожный сундук.

— Меня-то за что, сука! — забился тот внутри. — Выпусти!

— Я сказал, что ноги аяксовой тут не будет, — отрезал Аякс Теламонид. — Без обид. Имя есть имя.

— Пиздец, дали боги тёзку, — простонал сундук обречённо.

Отъезду царей никто не препятствовал. Поскольку после кончины Ахилла успокоить Большого Аякса никто не решился. А единственный переговорщик в этот момент, приплясывая, примерял новые доспехи. Когда же паруса саламинцев и преследующих их локридцев скрылись за горизонтом, оставшиеся военачальники собрались на военный совет.

— И как теперь будем брать Трою, когда мы проебали ещё и Аяксов? — мрачно поинтересовался у присутствующих Агамемнон.

Все цари, включая наконец переставшего выпячивать новые доспехи Одиссея, потупили взгляд, глядя куда угодно, но не на главнокомандующего.

— Заебись, — вздохнул тот. — Пришли к тому, с чего начали, только без Ахилла, Аяксов и...

Царь оказался крайне бесцеремонно прерван шумом, доносившимся с улицы. Постепенно какофония тревожных криков, топота ног и чьих-то воплей стала резче и отчётливее. Вскочив со своих мест, цари схватились за оружие, когда в шатёр, откинув полог, стража затащила до тошноты знакомого Агамемнону военфилософа.

— Вы не имеете никакого права! — заверещал тот. — Народ имеет право знать прав...

Удар царской обувью промеж поджатых ног заставил военфилософа взять пару высших октав, достойных лучших певцов Древней Греции.

— Ты опять выходишь на связь, мудила? — вежливо спросил у него Агамемнон. — Хули ты тут забыл, говно обосранное?

— Я узнал, что у вас возникла проблема со штурмом Трои! — воскликнул пленник. — И я готов предложить свои услуги! Я же не просто амфоры рисую, я военфилософ!

— Ктобля? — переспросил Менелай.

— Военфилософ! — повторил рисовальщик ваз громко и отчётливо.

— Это ещё что за хуй? — по-спартански поинтересовался царь самого воинственного города Ойкумены.

— Вы что, не знаете, кто я такой?! — тут же впал в истерику военфилософ тряся поворачиваясь то к одному царю, то к другому и размахивая при этом бородой словно флагом.

— Да вы знаете, сколько народу подписано на мои амфоры?!

— Меньше, чем останется от тебя кусков, если ты не перейдёшь к делу, — веско пообещал ему Агамемнон рычащим голосом.

— Эй-эй, вы без меня тут будете ещё хер знает сколько лет сидеть! — тут же завопила заготовка для жестокого расчленения, примирительно поднимая руки. — Но я готов вам помочь!

— И как же ты можешь помочь нам без аХГмии? — ехидно осведомился Одиссей. — Без солдат осада не очень, а штуХГм — очень не.

— Так вы совершенно неправильно вели осаду! — тут же выдал философ. — За такое всё ваше командование надо в отставку отправить! Нет! Посадить! Нет!!! Зажарить! Да, зажарить!

В шатре воцарилась тишина, прерываемая только тихим поскрипыванием стилуса военфилософа, торопливо записывающего пришедшее в голову выражение на амфору.

— Дайте мне этого шлемазла на пять минут, — тихо попросил Одиссей. — Я его...

— Подожди, Одя. То есть ты, мелкий бородатый хуй, представляешь, как нам взять город, который мы заебались десять лет осаждать? — криво ухмыльнулся Менелай, медленно надвигаясь на незнакомца.

— Представляю? — возмутился тот. — Представляю?! Да я ЗНАЮ! Знаю! Потому что я — эксперт!

Под напором военфилософа отступил даже спартанский царь. Сделав шаг назад, Менелай опустился на свой табурет.

— И как? — буркнул он. Улучив момент, эксперт выбежал в середину палатки и залез на стол, привлекая внимание аудитории.

— Вам нужна боевая машина! — воскликнул он.

— У нас ими четверть лагеря заставлена, — заметил Менелай со своей табуретки.

— Это не боевые машины, а хуета! — тут же авторитетно заявил военфилософ. — Я говорю о настоящей боевой машине! Машине с пехотой внутри! Самоходной! Вам не будут нужны лошади или обслуга для перемещения, она будет шагать сама!

Разинув рты, цари слушали вошедшего в раж лектора, расписывающего достоинства машины и демонстрирующего амфору со схемой четырёхногого чудовища огромной высоты со встроенными в голову самострелами.

— Её возможности умопомрачительны! — вещал военфилософ, бегая по столу и топча карту. — Представьте, как ваши солдаты садятся внутрь и расстреливают врагов изнутри, находясь под защитой прочной брони! А сами вы командуете, сидя в голове и рассматривая поле боя в перископ!

— Во что? — не понял Агамемнон.

— Не важно, — отмахнулся лектор.

— Важно то, что у этой машины будет собственное имя! Военфилософ выдержал паузу, пока цари не стали невольно наклоняться вперёд, чтобы не пропустить самое важное. — Она будет называться «Агамемнон — Триумфатор Античной Трои»! — провозгласил он наконец.

Публика ахнула, а лектор замер, наслаждаясь моментом.

— Но надо поторопиться, — сказал он. — Пока враги не построили такую же машину! Нужны средства! И срочно! Очень срочно!

Всполошившись, цари разбежались по шатрам, спешно выволакивая сундуки с казной. Уже через пару дней закипела работа. К берегам Трои свозились редкие материалы, собранные по всей Древней Греции и даже дальше. Закрытая от посторонних глаз огромными шторами, машина строилась под чутким руководством военфилософа.

— Мы закончили ноги, — заявил он Менелаю, пожелавшему увидеть работу. — И ещё мы добавили на них пилы, чтобы она пилила!

— Что пилила? — завис царь.

— Всё пилила! — воскликнул руководитель проекта и вытолкал потерявшегося спартанца со стройки.

Когда в царских сундуках стало виднеться дно, а стройка продолжалась, командование заподозрило неладное и заявилось в полном составе. Пойманный помощник военфилософа при виде Агамемнона, Менелая и особенно Одиссея стал лицом белее туники.

— Где моя машина? — строго спросил его царь Микен.

— С-стро...ца, — запинаясь промямлил помощник.

— А главный где?! — не менее строго спросил его спартанец.

— Я тут главный, братец, — прорычал Агамемнон и вошёл на стройплощадку, одним взглядом остановив щуплого охранника, работавшего тут на полставки.

— Где главный по стройке?! — продолжил допрос Менелай, вызывая у помощника всё более явный инфаркт.

— Он… — задыхаясь, постарался ответить помощник, оседая. — У него встреча с поклонниками таланта...

— ЧТО ЭТО ЗА ЁБ ТВОЮ МАТЬ?! — внезапно прогремел на всё побережьё рёв Агамемнона.

Переглянувшись, цари бросили помирающего помощника и кинулись к старшему, сорвав с лесов толстый слой ткани. От увиденного они остолбенели, глядя и не веря своим глазам.

— Что это за ёб твою мать? — тихо произнёс Менелай, не моргая смотрящий на шедевр конструкторской мысли.

— Я спросил то же самое, — отозвался Агамемнон, разглядывающий бесценное творение.

— Это… — подал голос Одиссей. — Это лошадь?

— Ну уж точно не конь, — съязвил Менелай, бросив взгляд на низ конструкции.

— Она что, деХГевянная? — подал голос Одиссей. — Кто влезет в эту голову? Там же должен сидеть...

— Одя, заткнись, — попросил его Агамемнон, подходя к странной деревянной лошади.

Собранная из гнилых досок, через щели которых виднелась противоположная часть стройки, лошадь стояла на большой платформе с колёсами. Ни о какой броне или ведении боя изнутри не могло быть и речи: конструкция могла рухнуть при слабейшем проявлении метеоризма у кого-то из пассажиров.

— Где эта падаль?! — прорычал Агамемнон так, что испугался даже Менелай. — Я ему весь тираж его ебучих амфор в жопу засуну!

Военфилософа царям найти не удалось. Также не нашлось ничего из переданных ему денег и закупленных редких материалов: древесины и металлов. Когда все утомились разыскивать военфилософа, и кто-то вспомнил, что в лагере есть его помощник, того тоже след простыл. Более того, страдающий от инфаркта успел собрать свои вещи, палатку и увести у Менелая двух наложниц.

— Я эту суку придушу нахуй его же хуем! — орал царь Спарты в бешенстве, бегая по своему шатру и периодически бодая деревянные опоры разросшимися рогами.

— Меня, спокойнее, — пытался утешить его царь Итаки. — Хочешь я тебе вина в долг налью?

— Одя, заткнись, — вежливо попросил его спартанец.

— И не ХГассказать идею? — хитро улыбнулся главный хитрец эпохи.

— Какую идею? — насторожился Менелай.

— Мы сами эту деХГевянную хуйню в шедевХГ пХГевХГатим, — ответил Одиссей и расплылся такой широкой улыбке, что Менелаю захотелось треснуть его табуреткой.

План Одиссея оказался настолько прост и очевиден, что Менелаю захотелось забить автора всем, что попадётся под руку просто за то, что он сам не догадался до такого. В соответствии были отловлены не успевшие смыться строители во главе с архитектором, которому не владеющий никакими практическими навыками военфилософ и поручил возведение самоходной машины. Лицом бледнее Таната, архитектор предстал перед заказчиком проекта, надевшим на себя любимую тунику малинового цвета.

— Ты, значит, хуету эту возвозил? — строго спросил его Агамемнон, указывая на скрипящую на ветру конструкцию.

— Й... Я... — ответил архитектор, запинаясь. — Ты архитектор, значит, — недобро улыбнулся ему правитель Микен.

— Архитектор, — кивнула жертва.

— А ты вообще учился? — спросил царь, глядя на допрашиваемого как на врага всего греческого народа.

— Д-да... — совсем сник архитектор.

— На очном? — поинтересовался Агамемнон.

— На очном, — кивнул тот. — Я ассистировал великому Растреллосу в строительстве...

— Да меня не ебёт, кому ты что помогал! — заорал Агамемнон, заставив архитектора занимать вдвое меньший объём, чем секунду назад. — Меня ебёт, что если ты на очном учился, что ж ты мне, архитектор, такую машину сбацал, а?

— Ваше микенство, — залепетал архитектор. — Д-дизайн такой.

— Ах дизааайн, — Агамемнон раскраснелся настолько, что цветом кожи стал ярче собственной туники. — Слушай ты, Цырытеллос...

— Я не...

— Цырытеллос, я сказал! — рявкнул царь, убедив архитектора временно сменить фамилию. — Я тебя за эту машину не порвал. Но если ты за месяц мне новую машину не сделаешь взамен вот этого... Я тебя на обивку для табуреток пущу!

Разговор со строителями вышел ещё более коротким. Перед теми, кто не успел смыться, с одной стороны выложили пыточные инструменты, а с другой — их собственные пилы, рубанки и прочее. Окружённые мрачными личностями впечатляющей комплекции и с закрытыми капюшонами лицами строители явно чувствовали себя не только не в своей тарелке, но и в чужом подносе, который несли в совершенно не том заведении общепита. А после вдохновляющей речи Агамемнона, сопровождающейся заточкой палачами очень выразительно смотрящихся лезвий, строители поняли намёк, схватили инструментарий и побежали к покрытому лесами колоссу. Цари же, посовещавшись, подселили к ним в палаточный городок небольшое количество маркитанток из числа самых опостылевших характером и скандальностью. Через неделю, по совету Одиссея, в палатках строителей были проделаны окна для наблюдения за внутренней атмосферой и бытом невезучих зодчих и инженеров. Кроме того, их обязали ежедневно собираться на вечерние посиделки вокруг большого костра. Участие в собраниях было не просто обязательным. Каждый должен был прибыть вместе с навязанной ему пассией и участвовать в обсуждении событий прошедшего дня, а также успехов на профессиональном и личном фронте. Шоу быстро набрало популярность среди наименее дисциплинированной части армии, присутствующей на посиделках в качестве зрителей. Это, с одной стороны, снизило дисциплину, но с другой свело на нет пораженческие настроения.

— Я же говоХГил, что эти шлемазлы только и будут обсуждать, кто с кем ёбся, — заявил гордый собой Одиссей на очередном военном совета.

Две недели спустя цари прибыли на стройку для оценки переделанного проекта. Увидев результат, они встали как вкопанные, не в силах подобрать слова.

— Это что? — спросил Менелай, первым подобравший челюсть с пола.

— Это... Л-лошадь, — пояснил архитектор, снова начав запинаться. — Изд-делие КС.

— Чего? — переспросили цари хором. — Н-название так-кое. Зашифров-ванное. — Меня больше волнует, что у неё с ебалом, — нахмурился спартанец.

— Это д-дизайн такой, — ответил ответственный за строительство. — Егип-петский.

— Засунь себе этот дизайн в жопу и египсь с ним сколько хочешь! — заорал царь спарты. — Я не полезу в лошадь с человеческим ебалом!

— Так это д-дизайн такой, — снова попытался оправдаться архитектор.

— Ну всё, — прервал его кровожадно ухмыляющийся Агамемнон. — Карачун тебе, Цырытеллос.

Проект было решено передалсть. И в этот раз руководить стройкой поручили Филоклету, который нашёл замечательный способ мотивации, угощая особо отличившихся рабочих стимфалюхой. Перепуганные рабы, оценив вид и запах зелья, решили впредь работать синхронно и с одинаковым результатом. Благодаря такому решению ни один строитель не оказывался ни первым, ни последним, и не попадал в филиал Тартара на земле, как они прозвали палатку пьющего бригадира. Три недели спустя на закрытом показе царям был представлен первый образец "Изделия КС-2", который царям понравился куда больше. Единственным, кто остался недоволен, оказался Менелай.

— Я в эту хуйню не пролезу, — заявил царь Спарты, в доказательство уперевшись рогами в узкий люк в животе.

— Так сними шлем, — посоветовал Филоклет.

— Иди нахуй, — попросил его Менелай. — Расширь люк и увеличь внутренне пространство! Я на штурм пойду только в шлеме!

— Да как же я его тебе расширю? — поразился новый архитектор.

— А меня не ебёт! — огрызнулся царь.

— Сделай так, чтобы я внутри помещался в шлеме!

Вздохнув, Филоклет собрал попрятавшихся по лагерю строителей и приступил к делу, решив простимулировать их дополнительными маркитантками. Это вызвало панику среди рабочих, и они, белые от ужаса, завершили проект за неделю без перерыва на сон, еду и прочие низменные человеческие потребности, опасаясь покинуть площадку. В этот раз все цари скрипели зубами, но одобрили проект; и на следующий день довольный Агамемнон собрал на площади рядом с закрытым Изделием всю армию для вдохновляющей речи.

— Долбоёбы, сука! — воскликнул он. — Ёбаные распиздяи нахуй! Вы десять лет ебётесь в жопу вместо того, чтобы просто взять и захватить эту блядскую Трою!

— Эй, твоё долбоёбское величество! — отозвалась армия. — Нельзя просто так взять и захватить Трою!

— Правильно, пидарасы! — рявкнул довольный Агамемнон.

— Поэтому мы захватим её не просто! Очень не просто! А с помощью...

Армия затихла, косясь то на огромную укрытую тканью статую, то на главнокомандующего.

— Вот этого! — громко крикнул царь и дёрнул за верёвку, срывая покров тайны с чудо-оружия. На плацу воцарилась настолько гробовая тишина, что было слышно, как по рогу Менелая топает бабочка.

— Это что за ёбаный верблюд? — наконец подал голос кто-то из армии.

Ранним утром дворцовых обитателей разбудил шум и грохот несущегося по коридору начальника стражи. Вломившись без стука в царскую опочивальню, офицер немедленно встал по стойке смирно перед царём, который в этот момент был весьма занят государственными делами.

— Вашличеств... ой, блядь, — обратился он к своему монарху, только сейчас осознав, какие важные дела Трои сейчас прерваны по его вине.

— Как же вы меня заебали, — проворчал Приам, прерываясь. — Пизди давай, по какому делу мне посрать мешаешь.

— Вашличество, греки пригнали какую-то хуету на ближайший холм, — доложил офицер. — Оставили охрану. А через пару часов съебались.

— А почему ты, латноёбище, — мягко обратился к нему царь, игнорирующий снующих позади слуг. — Докладываешь мне об этом сейчас, а не когда они эту хуйню на холм загнали.

— Так это, — замялся начальник. — Вы ж сами велели не беспокоить вас по поводу всякой хуйни. А оно выглядит как полная хуйня.

— Какими же мудаками приходится править, — вздохнул правитель. — Ладно. Пошли смотреть на эту твою хуйню.

Неведомое чудовище оказалось установлено на ближайшем к Трое холме, вырисовываясь на фоне безоблачного неба чётким тёмным силуэтом.

— И что это за хуйня? — поинтересовался Приам. — Разведку отправили?

— Так точно, — доложил начальник стражи. — Царевич Деифоб лично возглавил операцию. И взял с собой Лаокоонта.

— А этого дебила нахуя? — удивился царь.

— Так он ж, вашличество, урбанист, — сказал офицер. — Сам ставит каждый месяц в городе такую же хуйню. Может он поймёт, что это.

— А может это вообще его. Я не удивлюсь, — криво усмехнулся Приам, разглядев, наконец, троянский отряд, который к этому времени уже пришёл к неведомому конструкту.

Странная махина представляла собой огромного деревянного двугорбого верблюда на четырёх толстых ногах, в основании каждой из которых размещалась пара больших колёс. Деифоб мог поклясться всеми богами, что, пока они поднимались на холм, странная статуя рычала на них. Однако когда первый троянец поднялся на вершину, деревянное чудовище стояло неподвижно. За пару минут до этого бдительный Менелай успел растолкать ногами остальную часть десанта, которые развалились на обитых роскошной кожей сиденьях. Героев разморило на жаре и перевело в режим сна с характерным звуковым сопровождением. Спартанца же спасло то, что из-за рогов он мог только стоять. И только боком. Каждый рог царя занимал нишу в горбу боевой машины. И, как оказалось, циркуляция воздуха, возникшая из-за надстроек, позволила десанту не задохнуться на жаре.

— Итак, — сказал царевич, глядя снизу вверх на статую. — Что это за ёбаный верблюд?

Подождав пару минут для приличия и не услышав ответа от своих солдат, Деифоб медленно обошёл конструкцию. Возле одной из задних ног троянцы обнаружили сваленное в кучу греческое вооружение, явно оставленное дезертирами, которые бросили свой пост и забыли приказ об охране статуи неведомого существа. Там же обнаружилась и табличка.

— «Про-ект Кэ Эс», — начал читать по слогами царевич. — «Пиз-дец как се-крет-но. Пе-ред ис-поль-зо-ва-ни-ем сжечь на-хуй». Что это за хуета такая?

— Это не хуета! — послышалось из задних рядов, откуда, расталкивая солдат, вырвался взъерошенный и давно не брившийся троянец по имени Лаокоонт. — Это средство коллективной мобильности!

— Чего? — покосился на него Деифоб. — Слушай, ёбло одуванчиковое, ты хоть по-троянски изъясняйся.

— Я и изъясняюсь на троянском! — тут же разъярился Лаокоонт. — Я не виноват, что вы все - пещерные мудаки, которым только на телегах ездить!

— Слушай, ты, — мягко обратился к нему царевич, столь же мягко ткнув ниже спины копьём. — Тебя, дегенерата, до сих пор оглоблей от колесницы не переебали только потому, что ты можешь быть полезен.

Урбанист тут же замолчал, внимая царственной особе.

— Сейчас ты можешь оказаться полезен, рассказав про это, — продолжил Деифоб, кивая в сторону верблюда. — Я хочу перегнать это в город и изучить там. Рассказывай, как это...

— Нет, погодите-погодите! — замахал руками Лаокоонт, которого внезапное озарение заставило побелеть от ужаса. — Помните, что говорили Гелен и Кассандра? Лошадью нельзя ходить! Надо её сжечь нахуй!

— Чего это с ним? Излечился от долбоебизма что ли? — зашептались солдаты в отряде, переглядываясь.

— Это не лошадь, а верблюд, долбоёб, — резонно заметил Деифоб. — И меня не ебёт, что ты там возомнил. Эта хуетня секретная, так что мы забираем её с собой. Ну-ка, вертайте её к городу!

Воодушевившись, солдаты выстроились позади машины и с радостными песнями стали медленно разворачивать её в сторону Трои.

— Стойте! — заорал Лаокоонт, встав между верблюдом и дорогой в город. — Я не позволю вам отвезти это в Трою! Она построена не по фэн-шую!

— А мне по хую, — парировал Деифоб. — Толкайте!

— Да чтоб тебе яйца переехало, мудила, — проворчали солдаты, радостно навалившись на опоры и заставляя колёса почти в человеческий рост сделать первый оборот.

Верблюд покачнулся и сдвинулся вперёд, через пару секунд застряв передними колёсами в яме.

— Видите! Видите?! — воскликнул обрадованный Лаокоонт. — Даже боги против вашего решения!

— А мне до жопы! — рявкнул царевич. — Эй, мудаки! А ну вместе! Раз! Два! Нахуй!

Приложенного совместного усилия хватило, чтобы колёса резко и внезапно освободились из заточения, и верблюд начал своё перемещение вниз по склону холма. Только в этот момент до Лаокоонта дошло, что стоять на склоне перед собирающейся спускаться огромной конструкцией было, мягко говоря, плохой идеей. И, запаниковав, урбанист сделал ещё одну ошибку: стоя по центру, он попытался побежать в сторону, разумеется, опоздав. Переехав мелкое препятствие, штурмовая машина греков устремилась к своей цели. Кричали шокированные троянцы на холме. Ругались греки в лагере, наблюдавшие за развитием событий со смотровых башен. Паниковали троянцы на стене, видя приближающееся к ним чудовище. Но громче всех орали десантники внутри машины, которые через щели могли кое-как наблюдать, что их несёт вниз по склону прямо в каменную стену. Подпрыгивая на кочках и гремя содержимым, троянский верблюд влетел передними лапами в ров и, оставив одну из них там навсегда, оставшейся тушей врубился в стену, снеся огромный участок и рухнув на бок внутри городских стен.

— Что это, блядь, было? — простонал Менелай, неспособный повернуть голову и лежащий лицом вниз.

— Пригнали, сука, коника, — отозвался Агамемнон, предпоследний из тех, кто остался в сознании и лишившийся его на секунду раньше младшего брата.

Вечерний звон в голове стал верным спутником Менелая на ближайшие сутки. Застонав, царь Спарты внезапно понял, что верблюд стоит вертикально.

— Что за нахуй? — тихо спросил он.

— Заткнись, блядь, — попросил его Одиссей, осматривающий окрестности через щели в корпусе.

— Где мы? — шёпотом спросил Менелай.

— На площади, — столь же тихо ответил ему пришедший в себя сын Ахилла Неоптолем, который тоже вызвался участвовать в секретной миссии. — Нашу машину приняли за посвящённую богам статую, перетащили на площадь и поставили вертикально.

— И даже не сожгли? Уже неплохо, — заметил Менелай.

— Не только не сожгли, — сказал ему старший брат. — Ещё и нанесли подарков, чтобы задобрить божество из-за поломки.

— Да заткнитесь вы нахуй! — выругался Одиссей. — ВХГоде бы тихо. Давайте выбиХГаться.

Агамемнон слез с кресла и спустился вниз к люку, расположенному в животе машины. Отодвинув пару засовов, он мягко отпустил ручку. Дверца люка медленно поползла вниз... И остановилась через пару сантиметров.

— Не понял, — сказал царь Микен. — Заклинило?

— Дай я, — сказал Неоптолем и пару раз пнул дверцу. — Не заклинило. Её что-то держит.

— ПодаХГки, — произнёс Одиссей.

— Что? — повернулись к нему остальные.

— Какому богу может быть посвящён веХГблюд? — спросил итакиец.

— А хуй его знает, — отозвался Менелай, который только сейчас понял, что застрял рогами в нишах.

— Вот и тХГоянцы не знают, — ответил Одиссей. — И пХГинесли даХГы сХГазу всем богам. Думаю, что веХГблюд наш на эту гоХГу и опиХГается, потому и стоит веХГтикально.

— Пиздец, — только и сказал Агамемнон.

— Но согласитесь, — заметил царь Итаки. — Что моя идея была зае...

— Одя, заткнись, — хором посоветовали ему остальные.

Деифоб устало брёл по коридору дворца. День сегодня вышел просто отвратительным. Из хороших для Трои новостей было только избавление от доставшего всех урбаниста Лаокоонта. Плохим было всё остальное. Сначала проклятая греческая машина разнесла кусок стены, и теперь противники усиленно штурмовали пролом, уже завалив трупами ров. Из-за этого в городе начались беспорядки, которые переросли в грабежи, вандализм и, что самое страшное, дезертирство в армии. И, как будто всего этого было мало, в торговой части города вспыхнуло восстание какого-то временного правительства, возглавляемого крупным торговцем по фамилии Керенос. И теперь приходилось распределять силы на удержание стены, подавление бунта и одновременно с этим ловлю преступников на улицах.

— Дорогая, я дома, — устало сказал Деифоб, заваливаясь в свои апартаменты.

— А ты ещё что за хуй, — вдруг вежливо поинтерсовался у него знакомый женский голос.

Повернувшись, царевич Трои увидел, что Елена стоит в боевой стойке, легко держа в руке его же меч, который сейчас был направлен в весьма интересное место наследника троянского престола.

— Эээ... — протянул крайне удивлённый подобным поворотом сюжета Деифоб. — Я – твой муж. Третий.

— Третий? — процедила сквозь сжатые зубы Елена. — Я – царица Спарты. Моим мужем может быть только первый!

Пару минут спустя, когда истошные крики в опочивальне стихли, Елена, одетая в белую тунику с кровавым подбоем и вооружённая мечом, покинула дворец. Мигрень – всё, что осталось от закляться Афродиты после смерти Париса – слегка притупила способности царицы к ориентированию на местности, поэтому она направилась в сторону самых активных криков. Пару кварталов спустя дорогу ей преградил отряд троянских солдат.

— Ох ты какая, — протянул один из них, снимая шлем и нагло улыбаясь. — Цыпа, а не хочешь отполировать мне копьё?

Туго соображая, Елена окинула взглядом окружающих её солдат и только сейчас приметила, что на их доспехах отсутствуют какие-либо знаки троянской армии. Это говорило об одном: царица либо попалась в лапы дезертирам, либо угодила к восставшим солдатам временного правительства. Ни один вариант не сулил хороших перспектив.

— Ну что? — ощерился командир. — Копий у нас много, можешь заполировать все.

Из-за мигрени у Елены слегка притупилось не только чувство направления, но и красноречие, поэтому царица молча зарубила весь отряд и двинулась дальше в сторону громких криков и звона мечей, резонно рассудив, что, скорее всего, греки уже в городе, и нужно просто найти союзных солдат. Кровавый подбой на тунике при этом стал куда обширнее.

— Идеи появились? — поинтересовался Менелай, пытаясь размять затёкшую шею.

— Меня, заткнись, — попросил Агамемнон, усиленно работая мечом. — Или помоги.

— Да я бы с радостью, — посетовал Менелай. — Только добраться не могу. Да и выбраться так я тоже не смогу. Можно попробовать иначе?

— А что такого? — съязвил Неоптолем, работая топором и открывая миру профессию ветеринара-проктолога. — Через жопу – вполне естественный выход.

— Только мне вот это мешает, — ткнул в рога Менелай.

— Ой, сними этот шлем свой рогатый и хоть раз посражайся без него, — фыркнул сын Ахилла, замерев через секунду и вновь посмотрев на спартанца. — А где твой шлем?

— Сделай одолжение, — попросил его Менелай. — Заткнись нахуй. И ебись дальше со своим топором и деревянной верблюжьей жопой.

Неоптолем хотел было ответить, но его одёрнул Одиссей. Итакиец всё это время обозревал окрестности площади, где стояла боевая машина, сигналами приказывая прервать эвакуационные мероприятия в случае появления посторонних в пределах видимости. Сейчас на площадь выбежал отряд стражников, которые с криками понеслись к верблюду.

— Кажется нам пиздец, — прокомментировал Одиссей.

— Ну вот. Так я Ленку и не увижу, — вздохнул Менелай.

— Если сможешь пХГидвинуться к щели – увидишь, — заметил царь Итаки и тут же отлетел в сторону, отброшенный заинтригованными Агамемноном и Неоптолемом. — Ай! ПидаХГасы, больно!

— Что там? — воскликнул Менелай.

— Ебать, — только и смог ответить брату Агамемнон.

— Без меня?! — вскипел спартанец.

Крики на площади тем временем перешли в предсмертные хрипы, и Елена Прекрасная, одетая в ярко-красную тунику в белую крапинку закинула окровавленный меч на плечо, окинув взглядом странную трёхногую горбатую лошадь, опирающуюся на гору даров.

— Что только за хуйню не придумают, — вздохнула царица.

— Ленка! — внезапно донеслось из скульптуры авангардного античного зодчества.

— Менька? — удивилась Елена и подошла ближе, обходя странное животное.

— Мы тут! — послышалось снова, и из-под хвоста появилась голова Одиссея. — Ты не могла бы немного нам пом... ААА!!!

Не дожидаясь окончания просьбы, Елена в один замах срубила скульптуре вторую ногу, и троянский верблюд вновь повалился на бок. Повторного краш-теста конструкция не выдержала, развалившись на куски, и из-под них, кряхтя и восславляя богов, выбрались четверо царей.

— Менька! — обрадовалась Елена, бросившись на шею супругу.

— Ленка! — воскликнул Менелай, схватив самую большую свою драгоценность и заключая её в объятиях.

— Менька! — вдруг строго сказала царица. — Скажи честно! Ты мне изменял?

— Что? — опешил Менелай. — Я? Тебе?

— Ах ты козёл, блядь! — тут же вскипела Елена. — Так и знала, что за каждой юбкой бегал!

Царь не успел оправдаться или нанять себе адвокатов, как рукоять меча прилетела ему ровно в лоб, утроив эффект вечернего звона. Зазвенев колоколом, Менелай пошатнулся, но устоял на ногах, пытаясь понять, какая из семнадцати жён, стоящих перед ним, так его огрела. Пару минут спустя, когда зрение вновь вернулось к спартанцу, он попытался что-то сказать, но лишь бессильно промычал. Язык все ещё его не слушался.

— Но я всё равно тебя люблю, мой козлик, — расплылась в улыбке Елена, вновь вешаясь на шею супругу.

— Ладно, хоть что-то хорошее в творящемся вокруг ебучем пиздеце, — вполголоса заметил Агамемнон, заметив, что младший брат от удара лишился ветвистых рогов, резко повысив свою мобильность.

— Пиздец, — упорно ныли Кассандра с Геленом. — Батя, нам пиздец.

— Заебали, — отозвался Приам. — Высматривайте не пиздец, а дорогу.

— Но что делать, если мы видим только пиздец? — спросили благородные ясновидящие.

— Тогда увидьте способ расслабиться и получить удовольствие, — посоветовала Андромаха, вдова Гектора.

Уже третий час царское семейство безуспешно пыталось сориентироваться в лабиринте городских кварталов. Закатное солнце скрылось за облаками дыма, поднимающегося от многочисленных пожаров. А немногочисленный отряд дворцовой стражи остался где-то позади, раздетый до набедренных повязок и сильно побитый благодарными горожанами, которым начальник стражи не сумел пояснить, кто они по эпосу и с какого района Трои. Какое-то время назад причитающие прорицатели прозевали большой отряд дезертиров, оказавшийся прямо у них перед носом. Династию спасло только то, что солдаты, увешанные награбленным и с окровавленными копьями в руках, были чрезмерно увлечены штурмом гусиной фермы. Поэтому царское семейство, зажав рты обоим навигаторам, проскользнуло незамеченным.

— Батя, нам пиздец, — в очередной раз проныл Гелен.

— Да ты заебал уже, пидор! — потерял терпение Приам.

— Это я пидор? — обиделся царевич. — Я с самого начала говорил, что всё это пиздецом закончится! Я говорил лошадью ходить нельзя! Я...

— Ну вас нахуй! — махнул рукой царь. — Сами выход найдём.

— Ах так?! — воскликнул Гелен. — Тогда вот что. Пиздец не нам, а вам! Ясно? Вам!

Проигнорировавшее его семейство ушло вслед за царём, и с прорицателем остались только Кассандра и Андромаха.

— Слушай, братец, — мягко сказала ему Кассандра. — А ты что-то тяжелее своего копья в руке держал?

— В смысле тяжелее? — не понял царевич. — Я же провидец, зачем мне что-то кроме моего копья?

— Пиздец, — вздохнула Андромаха. — Перевелись мужики в Трое.

— Почему это перевелись? — вдруг услышали они грубый голос за ними. — Вы просто с нами не знакомы.

Обернувшись, благородная троица увидела, что они находятся в полукольце, образованном большой толпой солдат в незнакомой экипировке.

— Вы ещё что за мудаки? — поинтересовалась у них Андромаха.

— Мы – армия освобождения Трои, — гордо заявил самый широкий из солдат, обёрнутый в два красных командирских плаща, поскольку одного на него не хватило бы. — Действуем от имени временного правительства.

— Кого? — поражённо переспросил Гелен. — Какого ещё временного правительства? Вы все хором об упавшую балку еблом пизданулись?

— Вы, видать, в своём дворце совсем от народа оторвались, — улыбнулся широкий. — Власть в городе теперь принадлежит временному правительству во главе с первым министром Кереносом. То есть нам, как его законным представителям.

— Вы ёбаные наркоманы что ли? — возмутилась Андромаха. — Вы вообще знаете, кто перед вами?

— Ага, — осклабился главарь, указывая на две прекрасные трети троицы. — Это - средство для развлечения.

Кассандра и Андромаха побледнели.

— А это, — толстый палец остановился на Гелене. — Тоже средство для развлечения. Хоть и хуёвое...

— А это пиздюлятор, — послышался женский голос за спинами солдат, и в следующее мгновение на тыл отряда было совершено дерзкое и кровавое нападение пятью берсерками.

Пару минут спустя, когда Елена и греческие цари закончили вытирать оружие о красные плащи кусков мяса, ранее бывших командиром бунтовщиков, из-под ближайших завалов тихо выползли представители царского семейства.

— Ленка? — хором сказали все трое, увидев Елену в полностью красной тунике.

— Салют, придурки, — приветственно махнула им супруга гордого Менелая. — Вы тут что, пикник устроить решили?

— Нет-нет, мы просто отстали от группы, — принялась оправдываться Кассандра. — Так получилось. Отошли на минуточку и затерялись в трущобах.

— Понятно, — медленно кивнул Агамемнон, осматривая стройную фигуру принцессы. — Ну, бросать вас тут – идея не очень, так что...

— Так что? — переспросила Андромаха, напрягаясь.

— Так что идите с нами, если хотите жить, — произнёс Неоптолем, чуть подражая отцовской интонации.

— Ой, какой мущщина, — тут же разомлела Андромаха и увязалась следом за новым царём мирмидонян.

— Охуеть эпос сократили, — только и сказал Гелен, наблюдая, как его сестра бежит следом за микенским правителем, а затем, опомнившись, побежал следом за отрядом.

Пожары и беспорядки в городе только усиливались, поскольку в отсутствие централизованного командования основная часть армии сосредоточилась у стены, удерживая наступление греков. В глубине же набирала силу новая власть временного правительства, сосредотачивавшего в своих лапах мелкие группы дезертиров, воевавшего с озверевшими горожанами и спешно решающего, куда теперь сбежать из погибающего города. Совершенно иные вопросы сейчас терзали умы штурмового отряда. Возглавляемые Агамемноном, греки шли, направляемые советами ясновидящих. Проблема временного правительства для них сейчас выглядела достаточно мелкой на фоне необходимости, во-первых, найти ворота; а, во-вторых, догнать правящую верхушку и серьёзно обсудить с нею, почему нельзя было решить вопрос десять лет назад.

— И куда ушли эти ваши уёбыши с короной? — поинтересовался Менелай.

— В сторону рынка, — медовым голосом ответила ему Кассандра. — Там располагается подземный ход к морю.

— К морю? — от удивления царь даже остановился.

— Именно к морю, — подтвердил слова сестры Гелен. — Батя последние пять лет занимался тем, что строил подводный корабль.

— Подводный коХГабль? — переспросил Одиссей

— Именно, — кивнула Кассандра. — На случай полного пиздеца вроде нынешнего.

— И... куда он планирует направиться? — осторожно поинтересовался Агамемнон.

— Куда-то на юг, — отозвалась принцесса. — Точно не знаю. Но там возведена подземная резиденция, где троянцы могут укрыться. Правда я не слышала, чтобы корабль был очень больш...

Прервавшись на полуслове, Кассандра встала на месте, выпучив глаза и показывая пальцем. Проследив за её взглядом, греки увидели заваленный щебнем тоннель.

—Нам надо было туда, — тихо сказала принцесса.

— «Маршрут: Троя – Антарктида. Время отправления: десять минут назад. Идите нахуй», — прочитал табличку рядом с тоннелем Неоптолем. — По крайней мере, у нас теперь на одну решаемую задачу меньше.

— И куда пойдём? — поинтересовался у него Гелен.

— Сказано же, на хуй, — ответил ему царь мирмидонян. — То есть к воротам.

Путь к воротам оказался перекрыт пожаром, и группа стала делать крюк, забирая всё глубже и глубже в город. Пропорция столкновений с солдатами, бандитами и бунтовщиками стала всё сильнее смещаться в сторону последних, и в определённый момент Одиссей заметил, что следом за ними идут мирные горожане, использующие отряд как таран от злонамеренных личностей. Здраво рассудив, что подобные услуги должны хоть как-то оплачиваться, царь Итаки вскочил на поваленную и разбитую колесницу и снял шлем, повернувшись к опешившим горожанам.

— ТоваХГищи тХГоянцы и тХГоянки! — воскликнул он. — ШтуХГм ТХГои, о необходимости котоХГого так долго говоХГили и гХГеки и сами боги, свеХГшился! УХГа, товаХГищи!

— Пиздец какое ура, — тихо отозвалась толпа. — Что нам теперь делать-то?

— ВооХГужайтесь и следуйте за нами, — призвал их Одиссей. — Мы поведём вас к светлому будущему! Или хотя бы выведем из этой жопы.

Условие горожанам понравилось, и теперь у отряда появилась небольшая, плохо вооружённая и необученная, но относительно мотивированная армия. С её помощью грекам удалось прорваться на рыночную площадь, где они столкнулись с ожесточённым сопротивлением солдат-бунтовщиков, преодолев возведённые баррикады лишь благодаря навыку таранного удара, сохранившемуся у Менелая несмотря на потерю царём рогов. Какое-то время спустя, преодолев запертые ворота с помощью Гелена, взобравшегося на створку, армия оказалась на торговой площади, где в упорной схватке силы греческих царей ворвались в ставку временного правительства и пленили Кереноса. Проведя быстрые переговоры, в процессе которых первый министр стал сильно шепелявить, греки заполучили объявление о капитуляции города и довольные собрались было отправиться к воротам. Но к этому времени пожар окончательно вышел из-под какого-либо контроля, и победным салютом для завершающейся войны стал поток искр от рухнувшего городского квартала по соседству с торговой площадью.

— Пиздец, — сказала хором вся армия, её командиры и пленные, после чего вся орава ломанулась к пролому в стене, устроенному троянским верблюдом.

Старший офицер Упёртос как раз примерял новый белоснежный капитанский плащ и подсчитывал, сколько наград он заработал сегодня успешным отражением греческих атак, когда гарнизон города услышал позади топот многочисленных ног. Обернувшись, троянцы с ужасом увидели несущуюся на них толпу сограждан и, к ещё большему ужасу, следующую за ними же стену огня. Подхватив командира, троянцы побежали по мосту из павших греков через ров навстречу остолбеневшим осаждающим, размахивая командиром вместо белого флага.

— Вы что, сдаётесь? — весело обратился к ним Филоклет, командовавший осадой.

— Бегите! Бегите, блядь! — отозвались троянцы, сметя волной греческую армию и вместе с нею побежав к кораблям.

— Что за нах... Ой, блядь, — воскликнул Филоклет, выронив кувшин стимфалюхи, когда следом за троянской армией выбежали Елена, Менелай, Агамемнон и Одиссей с Неоптолемом в сопровождении огромной толпы троянцев и проследовали тем же курсом, что и их предшественники. — Так! Всё бросаем и уёбываем.

— А стимфалюха? — удивлённо спросил его помощник.

— Хуй с ней! — рявкнул Филоклет, но затем остановился. — Один бочонок прихвати!

Это просто был не день Трои. И не день греческого лагеря. Сильным порывом ветра огонь перебросило через городские стены, и пламенем занялся сначала луг возле Трои, а затем и греческий лагерь, спешно брошенный отплывающими силами. Набившись на корабли, как сельди вбочку, троянцы вперемежку с греками наблюдали, как горят синим пламенем плоды десятилетних усилий обеих сторон.

— Это ничья что ли? — поинтересовался Гелен.

— Это пиздец, коллега, — отозвался Неоптолем, оказавшийся на одном корабле с ним и липнущей к царю Андромахой.

— Эй, дебилы! — разнёсся над эскадрой мощный рёв Агамемнона. — А кто захватил с собой свежие амфоры с картами из лагеря?

Повисло неловкое молчание.

— Точно дебилы, — сказал микенский царь. — И как назад пойдём?

— А ты пристрели опять лань Артемиды, — посоветовал ему Калхас. — Может она нас обратно закинет туда, откуда мы в поход ушли.

— Иди ты нахуй, а, — поморщился Агамемнон.

Эскадры медленно группировались по территориальной принадлежности, кое-как выравниваясь и ложась на курс. Все, кроме итакийцев, царь которых, Одиссей, сохранил свежую амфору с картой, но предусмотрительно об этом не сообщил, чтобы её не лишиться.

— Итак, твоё величество, — обратился к царю офицер итакийцев. — Следуем за остальными?

— Пусть плывут куда хотят, ихтиандХГы хуевы, — ответил подданному Одиссей. — А я знаю коХГоткую доХГогу.

— Короткую дорогу, блядь, он знает, — захихикали на Олимпе боги и тут же принялись делать новые ставки.