– Какого-какого, простите, года? – пораженно переспросил доктор Василий Оттович Фальк.

– Тысяча. Восемьсот. Одиннадцатого, – ответил ему Виктор Львович Козлов, чеканя каждое слово и откровенно наслаждаясь благоговейным восторгом собеседника.

Они расположились на балконе ресторана в принадлежащей Виктору Львовичу гостинице «Швейцария», что стояла в западной части уютной дачной деревеньки Зеленый луг на берегу Финского залива. За накрытым белой скатертью столом, помимо Фалька и Козлова, сидели еще двое: Лидия Николаевна Шевалдина и Павел Сергеевич Неверов. Пожалуй, дабы избежать путаницы, следует представить читателю всех участников разговора. Род занятий господина Козлова вам уже известен, хотя выглядит он абсолютно непохожим на отельера-ресторатора, смахивая больше на циркового силача. Павел Сергеевич – отставной товарищ прокурора из столицы и обладатель роскошных седых бакенбард, придающих ему сходство со старым благодушным мастифом. Лидия Шевалдина – очаровательная смешливая девица слегка за 20, с рыжими волосами и в очках, вечная студентка, чертенок в летнем платье. Что же касается Василия Оттовича, то просто представьте себе греческого Аполлона, облаченного, по какому-то капризу, в летний костюм-тройку. Волосы его идеально зачесаны бриллиантином, а строгие черточки усов можно сверять по линейке.

В сей солнечный июньский день они собрались, дабы отобедать в приятной компании и с чудесным видом на прилегающий к гостинице прудик. Повар Виктора Львовича, как обычно, постарался на славу. Хозяин и его гости наслаждались консоме из дичи, щучьи котлетки, жаркое из индейки, тарелка с изумительными румяными пирожками, разная зелень[1], а сопровождался обед графином бордосского вина.

Настроение у каждого из участников было приподнятое, но у каждого – по-своему. Неверов наслаждался сытой отставкой, проводимой в любимом дачном месте. Отношения Фалька и Лидии пребывали на восхитительном и будоражащем кровь этапе ухаживаний, совместных прогулок вдоль моря и совместных визитов к друзьям и знакомым, как и пристало двум благоразумным, приличным, но отчаянно влюбленным друг в друга людям. А вот у Виктора Львовича нашлась своя радостная новость, которой он и ошарашил доктора Фалька.

– Позвольте еще раз уточнить – у вас есть бутылка французского вина из урожая 1811 года?! – все же счел нужным уточнить Василий Оттович.

– Именно так, – удовлетворенно кивнул Козлов.

– А что в этом такого? – беззаботно спросила Лидия, переводя взгляд с одного собеседника на другого. – Да, она старинная. Возможно, даже помнила Наполеона. Но вы, господа, просто в какой-то религиозный экстаз впадаете!

– Лидия Николаевна, дорогая, вы же знаете, что с годами вино только хорошеет, – пояснил Неверов. – Если вино изначально чего-то стоит, конечно. Именно поэтому бутылочка, скажем, 1895 года будет дороже и приятнее на вкус, чем того же 1905. Представьте же себе, сколь великолепным должно оказаться французское вино практически столетней давности.

– Слабо представляю, если честно, – пожала плечами Лидия. – Вино – оно и есть вино.

– О, как вы ошибаетесь, – протянул Фальк, все еще находясь под впечатлением от новости. – Причем оба. Дело не только, и не столько в сроке выдержки. Дело в самой дате.

– Вот, всегда приятно видеть человека, который разбирается в вине! – еще больше расцвел Виктор Львович.

– Так, вы положительно очень странно себя ведете, – заметила Лидия.

– Даже я в замешательстве, – поддержал ее Павел Сергеевич. – В чем особенность именно 1811 года?

– Это год кометы, – ответил Фальк. – А значит, в распоряжении Виктора Львовича оказалось настоящее vin de la comete…

– Отлично, он перешел на французский… – Лидия закатила глаза.

– Василий Оттович, я плохой рассказчик, к тому же в моих устах это будет звучать хвастовством, – обратился к доктору Козлов. – Быть может, вы расскажете нашим друзьям, в чем истинная ценность моей счастливой находки.

– Хорошо, – Фальк повернулся к Лидии, с которой на людях они продолжали общаться на «вы». – Если мне память не изменяет, помимо господина Стокера вперемешку с научными трудами вам нравится Пушкин?

– А что, он может кому-то не нравится? – улыбнулась Шевалдина.

– Не перевариваю, – пробурчал под нос Неверов.

– Так вот, наш, как вы выразились, «религиозный экстаз» можно объяснить тем, что даже Александр Сергеевич счел нужным в «Евгении Онегине» упомянуть о предмете нашего разговора. Кажется, строчки были такие: «Вошел: и пробка в потолок, вина кометы брызнул ток». Речь шла, конечно, о шампанском, но сейчас это не столь важно. Важно, что уже в Пушкинские времена было известно вино кометы.

– Которое, судя по всему, и относится к 1811 году, – констатировала Лидия.

– Именно так! Перенесемся на столетие назад. Согласно поверью, несколько лет подряд погода во Франции была крайне недружелюбна для виноделия. 1811 не был исключением. Лето вышло вновь жарким и засушливым. И вдруг, осенью небеса над всем миром пронзила громадная падающая звезда, оставляющая за собой длинный сияющий шлейф. Ее прозвали Большой кометой. Сие явление ознаменовало, возможно, лучший урожай винограда в истории Франции, если не всего мира. Вина, шампанское и даже коньяк из этого винограда считаются непревзойденным. Шутка ли – на шампанских пробках даже изображали эту комету, прозванную небесной покровительницей виноделия! Как вы понимаете, по прошествии стольких лет большая часть вина из урожая 1811 года была выпита. Остались буквально единичные бутылки. Теперь вы представляете, насколько большая редкость досталась нашему гостеприимному хозяину?

– Да, после такого рассказа мне даже захотелось его попробовать, – признала Лидия. Ее взгляд упал на стоящий рядом графин с красным вином. – Постойте, Виктор Львович, это же не…

– Дорогая Лидия Николаевна, вы, как и все здесь присутствующие, всегда будете моими самыми любимыми гостями. Но неужели вы правда считаете, что я мог вот так вот, молча разлить в ваши бокалы вино кометы и смотреть, как вы запиваете им обед?

– Пожалуй, нет, – смутилась Шевалдина.

– Меня теперь больше занимает вопрос, кого Виктору Львовичу пришлось убить для того, чтобы заполучить эту бутылку, – иронично прищурившись сказал Неверов.

– Все-то вам преступления мерещатся, Павел Сергеевич, – хохотнул Козлов. – Но нет, ее прошлый хозяин умер сам, без моей помощи, а если я в чем и виновен, так это в проявлении недюжинной коммерческой хватки.

– Но все же, Виктор Львович, как? Как вы добыли такое сокровище? Не томите! – попросил его Фальк.

– Будучи недавно по делам в Петербурге, я прознал, что скончался купец I-ой гильдии Кудашов, – начал свой рассказ Козлов. – О покойных либо хорошо, либо никак, поэтому свое мнение о нем я оставлю при себе, но отмечу тот факт, что он славился, как коллекционер вина. Ничего в этом не понимал и не отличил бы дрянную разбавленную и подслащенную бурду от Бордо, простите за каламбур, но скупал все, что подвернется. Понятное дело, что подсовывали ему много всяческих подделок, но и действительно хорошие сорта в его коллекции водились. И вот, повторюсь, недавно он умер. Оставил после себя море долгов и семья решила распродать имущество. Включая содержимое винного погребка. А я как раз собирался пополнить запасы для гостиницы. К счастью, оказался первым покупателем, облазил весь погреб – и наткнулся на сие чудо.

– Дайте-ка я угадаю, – усмехнулся Фальк. – Его наследники понятия не имели о стоимости вина и продешевили?

– Можно и так сказать, – с показной скромностью потупился Виктор Львович. – Дабы не подать виду и не пробудить алчность продавцов, я выбрал десять бутылок, среди которых, конечно же, находилось в «вино кометы». Отдал за них 150 рублей, хотя оставшиеся девять сортов этих денег не стоили…

– Ничего себе! – воскликнул Василий Оттович. – Да она одна может обойтись в 200-300 рублей, как минимум!

– На это я и рассчитываю! – подтвердил Козлов. – Поэтому завтра вечером в моем ресторане пройдет аукцион, на котором стартовая цена бутылки составит именно 200 рублей. И я рассчитываю, что к исходу вечера эта сумма, как минимум, удвоится!

– Какой вы, право, меркантильный, – скорчила расстроенное личико Лидия.

– Каюсь, грешен, иначе бы давно по миру пошел, – воспринял замечание, как комплимент Виктор Львович.

– Думаете, в Зеленом луге найдется много желающих выложить такие деньги за бутылку вина? – спросил Неверов.

– Вы удивитесь, – загадочно ответил Козлов. – Но, конечно же, я жду гостей еще и из Петербурга.

– Которые, возможно, решат остаться здесь на ночь, ведь поезда обратно в город ходить перестанут, – понимающе покивал Фальк.

– А ведь они еще и проголодаться могут, – поддержал его Виктор Львович.

– И тем, кто останется без искомого «вина кометы» тоже захочется жажду утолить, – заключил Неверов. – Снимаю шляпу перед вашей «недюжинной коммерческой хваткой»!

– Скучные вы, право! – вставила шпильку Лидия.

– Означает ли это, что завтра на аукцион вас не ждать? – спросил Козлов.

– Конечно же ждать! – оскорбилась Шевалдина. – Хоть меня и утомляют разговоры о деньгах, но спектакль человеческой жадности посмотреть будет интересно. Тем более, доктор Фальк составит мне компанию. Не правда ли, Василий Оттович?

– Мне будет больно смотреть, как «вино кометы» уходит кому-то еще, ведь я не смогу позволить себе даже стартовую цену, но ради вашего общества, пожалуй, смирюсь, – пообещал Фальк.

Общественная жизнь Зеленого луга, конечно, разительно отличалась от соседних дачных деревень. В лучшую сторону. Но даже с учетом бильярда в курзале, спортивных соревнований и любительских спектаклей, рано или поздно любого дачника одолевала скука. Поэтому идея выхода в свет казалась привлекательной даже такому ворчуну, как Василий Оттович. Не говоря уже о кулинарных шедеврах повара «Швейцарии» и возможности провести вечер с Лидией. Хотя, если бы Фальк знал, чем закончится аукцион, он бы предпочел поскучать в любимом кресле-качалке на веранде дома, с книгой и рюмочкой наливки его кухарки, Клотильды Генриховны…

На следующий день, вплоть до 6 часов, вечера, назначенного времени аукциона, ресторан «Швейцарии» стоял закрытыми для посетителей. Под бдительным оком Виктора Львовича работники оттачивали каждый этап будущего мероприятия. Кухня готовила блюда, перечисленные в особенном меню, за оформление которого Козлов заплатил столичному театральному художнику. Стоимость ужина, в отличие от стандартного a-la carte, хозяин гостиницы установил фиксированную. Вина, водка и иные алкогольные напитки подавались по отдельному прейскуранту. Десять столов в главном зале ресторана, на втором этаже центрального корпуса гостиницы, были накрыты для сорока человек. Каждому гостю полагалась также отдельная табличка с номером для участия в аукционе. Для распорядителя собрали отдельную трибуну, хорошо видную с каждого места. На время ужина-аукциона Виктор Львович выставил двойную команду официантов. Для победителя, коль он решит насладиться купленным вино здесь и сейчас, отвели один из двух отдельных документов. Словом, Козлов учел каждую мелочь. Включая охрану.

Об этом Фальк узнал утром, когда к нему заглянул главный (и единственный) представитель полиции в Зеленом луге, урядник Александр Петрович Сидоров. После поимки преступника, стращавшего деревню под видом призрачного серого монаха, доктор и страж порядка подружились и регулярно посещали курзал дабы сыграть в биллиард или просто выпивали чай (или чего покрепче). Василий Оттович также, по доброте душевной, снабжал Сидорова качественными сигарами, которые тот, на свою невеликую зарплату, позволить себе не мог.

Вот и сейчас доктор Фальк, попивающий утренний кофей на веранде, обрадовался визиту Александра Петровича, жестом пригласив его присаживаться в соседнее плетеное кресло.

– Я так понимаю, вы планируете заглянуть на аукцион в «Швейцарии»? – спросил урядник.

– Да, Виктор Львович обещал приберечь нам с Лидией два местечка, – ответил Фальк.

– Поборетесь за приз?

– Нет, что вы! Я, конечно, не бедствую, а порой – так вообще сибаритствую, но бутылка вина за 200 рублей для меня стала бы слишком большим расточительством. А вы откуда знаете про аукцион? Деревня гудит?

– Конечно, – ответил Сидоров и недовольно скривился. – Предположу, что те, кому не хватило места на самом аукционе, будут бродить вокруг «Швейцарии», пытаться заглянуть в окна и ловить каждое слово на торгах.

– И почему это вас столь волнует?

– Виктор Львович попросил меня поучаствовать в мероприятии. Присмотреть за тем, чтобы все прошло спокойно.

– Не бесплатно, надеюсь?

– Конечно, нет, – смутился Александр Петрович. Такие подработки, конечно же, не приветствовались, но и на жалование деревенского урядника семью досыта не накормишь. Поэтому Фальк Сидорова не осуждал.

– А волнуетесь-то почему? – снова спросил доктор. – Боитесь, как бы начальство не прознало?

– Да черт с ним, с начальством! Меня больше пугают суммы, которые планируют потратить участники. Конечно, сейчас живется куда спокойнее, чем пару лет назад, но все же. Люди вечером соберутся непростые. Состоятельные. Тысяч двадцать-тридцать рублей между собой у них будет. И это не считая украшений на дамах, без которых тоже не обойдется.

– Ограбления опасаетесь, – понял Фальк.

– Опасаюсь, – согласился урядник. – Виктор Львович, конечно, свою охрану тоже наймет, но все же… Я ведь поэтому и заглянул к вам. С просьбой. После того, как вы помогли с убийцей, я совсем уверился, что глаз у вас, что алмаз. Вы уж, если не сложно, на аукционе посматривайте по сторонам. Увидите чего подозрительное – шепните словечко. Не слишком многого прошу?

– Ну, вообще-то я намеревался там отдохнуть, порадоваться компании и вкусной еде, – ответил Фальк. – К тому же, в прошлый раз, когда я, по собственной глупости, ввязался в полицейские дела, меня похищали, угрожали пистолетом, покушались на мою кухарку…

– Чаю? – раздался зловещий шепот из темноты за дверями гостиной, заставив Сидорова вздрогнуть от испуга.

– Клотильда Генриховна, Бога ради, да перестаньте же вы так пугать! Не хочу я чаю! – воскликнул урядник, придя в себя.

Престарелая кухарка Василия Оттовича, славившаяся умением наводить ужас на все живое, кроме самого Фалька и, почему-то, Лидии, невозмутимо развернулась и вновь исчезла в доме.

– Так, о чем мы? – спросил Фальк. – Ах, да. Полицейские дела…

– Василий Оттович, помилуйте, я же не предлагаю преступления расследовать, просто прошу, чтобы вы, исключительно в том случае, если вам в глаза бросится что-то подозрительное, сообщили мне, – попросил урядник.

– Ну, на таких условиях, пожалуй, отказать было бы невежливо, – согласился Фальк.

Проводив Сидорова, доктор задумался, чем занять остаток дня до аукциона. На Лидию можно было не рассчитывать – несмотря на ее, временами, нонконформистские взгляды, перед официальным ужином она будет прихорашиваться часами. Купаться не хотелось. В яхт-клубе на сегодня событий не планировалось. Посидеть дома можно будет, когда придут неизбежные для этих широт дожди. А значит, можно неторопливо пройтись до курзала и проверить новые поступления в тамошней библиотеке.

Прогулки по Зеленому лугу Фалька радовали всегда. Это вам не каменный и ординарный Петербург (который доктор, впрочем, тоже нежно любил). Здешние улицы переходили в извилистые тропинки, сквозь кроны деревьев пробивались лучи теплого солнца, а вдоль дорог цвели ароматные дикие цветы. Дачи в центре деревни принадлежали состоятельным владельцам и тоже радовали глаз своим внешним видом – башенками, верандами, садами. Можно десятки раз пройти одной и той же дорогой – и не надоест.

К курзалу Василий Оттович вышел спустя 20 минут неторопливой прогулки. Как уже не раз говорилось, это здание служило центром общественной жизни всего Зеленого луга. Сюда приходили читать книги, рисковать в азартных играх (на мастерство, те развлечения, где победа отдавалась на волю случая, не допускались), заниматься спортом, обедать и ужинать, слушать концерты и смотреть дачные спектакли. Увеселения обычно начинались к вечеру, поэтому сейчас курзал был относительно пуст и тих. Правда, насладиться пустотой и тишиной Фальк не успел.

Когда доктор уже подошел к дверям курзала, округу огласил жуткий треск, от которого не даже слишком богатое воображение доктора представило себе чихающий паровоз. Затем из-за поворота вывернула черная самоходная повозка, зовущаяся автомобилем. За рулем ее сидел человек, одетый в кожаную куртку, кепку и огромные очки, предохраняющие глаза от пыли и копоти. Завидев Фалька, мужчина остановил свой жуткий агрегат, дружелюбно помахал рукой и прокричал:

– Хэллоу, любезный! Не подскажете ли, где находится гостиница «Швейцария»?

– Вам нужно свернуть направо во-о-он там, затем – налево, и немного проехать вдоль променада у моря. Поворот к «Швейцарии» вы не пропустите.

– Благодарю вас! – водитель дернул за какой-то рычаг. Мотор вновь зафыркал, забулькал и толкнул адскую повозку вперед. Василий Оттович проводил его недовольным взглядом. Подумать только, некоторые смеют утверждать, что за этим видом транспорта будущее! Фальк с содроганием представил несколько десятков эдаких самоходных колесниц, чадящих по тихим улочкам Зеленого луга, отравляя воздух и нещадно третируя барабанные перепонки.

Отбросив наваждение, доктор вновь взялся за ручку двери – и вновь был прерван.

– Василий Оттович, друг мой! – раздался за спиной тошнотворно жизнерадостный голос председателя общества благоустройства Кунина. Фальк бросил взгляд через плечо, хотя и так хорошо представлял, что там увидит. Кунин спешил к нему на всех парах, одетый во всегдашний курортный френч, на фоне которого (а также полностью седых бороды и усов) лицо председателя выглядело особенно алым.

– Евлампий Аристархович, не бережете вы себя, – укоризненно обратился к нему Фальк, которого отнюдь не радовала перспектива начинать день с реанимации сраженного инфарктом председателя.

– Какие мои годы, доктор! Я здоров, как бык! – пропыхтел Кунин, останавливаясь рядом. – Василий Оттович, вы здравомыслящий человек. Скажите же мне, что вы не намереваетесь принимать участия в этом глупейшем аукционе?

– Я намереваюсь исключительно съесть все, что поставит передо мной повар Виктора Львовича, – чистосердечно признался Фальк. – Но почему же вы считаете, что аукцион глупейший?

– Во-первых, какой смысл проводить его в «Швейцарии», когда я готов был предоставить в распоряжение Козлова весь кургауз? – Кунин принялся загибать пальцы. – Во-вторых, что за ценность в бутылке вина? Их, простите, в любой казенной лавке несметное количество! В-третьих, публика обезумела. Вы вот знаете, например, что отдельные сомнительные уже организовали сбор ставок на победителя?

– И что в этом такого? – спросил Фальк.

– В том, что это же натуральный тотализатор! Говорят, что счастливчик, угадавший победителя и точную стоимость, по которой уйдет вино, заберет себе весь банк.

– Буду только рад за него, – пообещал Фальк. – Вы-то почтите «Швейцарию» своим присутствием?

Если бы Евлампий Аристархович ответил «да», то доктор готов был в тот же момент бросится к Лидии и умолять ее отменить вечерний выход в свет. К счастью (или, как впоследствии выяснил Фальк, к несчастью) председатель помотал головой.

– Нет уж! Ни один Кунин не запятнал себя азартными играми и торгашеством. И я не стану первым! Вам бы тоже не рекомендовал, Василий Оттович, подумайте о репутации.

– Так и поступлю, – торжественно пообещал Фальк. – Благодарю за наставления, Евлампий Аристархович.

Удовлетворенный его ответом, Кунин откланялся и потрусил дальше, искать новую жертву для своих словоизлияний. Фальк проводил его взглядом, а затем подозрительно покосился на входную дверь курзала. Предыдущие две попытки открыть ее призвали шумный автомобиль и не менее шумного Евлампия Аристарховича. Стоило ли рисковать еще раз?

На самом деле, выбора, как такового, перед Василием Оттовичем не стояло. Во-первых, трусливо бегство прочь от курзала недостойно славного рода Фальков. Во-вторых, оно требовало отказа от принятого плана, а, как мы знаем, доктор обожал строить планы, но еще больше – их претворять в жизнь. А значит, даже если бы небеса разверзлись и громогласный голос велел Василию Оттовичу не открывать двери кургауза… Хотя, нет. В таком случае, Василий Оттович прислушался бы к благоразумной стороне своей натуры, а никак не упрямой. Но небеса молчали и разверзаться не торопились. А потому Фальк вновь потянулся к дверной ручке.

Дверь распахнулась и из нее, едва не сбив доктора, вылетела средних лет пара: прилично одетый господин в пенсне и закрученными лихой спиралькой усами и не менее элегантная дама в строгом летнем платье.

– … и на что? – женщина явно продолжала фразу, начатую на повышенных тонах еще внутри. – На какую-то бутылку вина?

– Это мои деньги! – запальчиво крикнул мужчина.

– Нет, друг мой сердечный, это наши деньги! Не забывай, что большей долей своих капиталов ты обязан моему приданому! И, повторюсь, ты хочешь спустить их на бутылку вина? Тебе мало тех, что ты выпиваешь каждый день без счета?

– Уйди, постылая! – вскричал мужчина и бросился прочь от кургауза.

– Нет, я еще не закончила! – грозно крикнула ему дама и припустила следом.

Фальк понял, что только что ему выдалась честь лицезреть главных зеленолужских скандалистов, Валентина Карповича и Ольгу Константинову Лукьяновых. Историю их брака знали все старожилы, ибо брак этот был по расчету, и обговорен еще их родителями, представителями двух богатых купеческих семейств. Ни о какой любви и страсти между молодыми речи не шло – да что уж там, даже их согласия никто не спрашивал! Так, обыкновенная финансовая операция по объединению капиталов. Валентин Карпович и Ольга Константиновна были женаты уже почти пятнадцать лет, неоднократно порывались развестись, но каждый раз их останавливала перспектива раздела имущества, грозившая затянуться надолго и существенно подпортить их торговые дела. Так они и жили порознь, изредка встречаясь лишь для ссор, скандалов и, куда реже, для обсуждения будущих сделок. Похоже, что очередную их склоку опять невольно вызвали Виктор Львович Козлов и его аукцион.

Фальк обреченно вздохнул. Теоретически, по народному поверью, все три неприятности, вызванные его стремлением зайти в курзал, уже произошли. Но Василий Оттович в народные предания не верил, а потому допускал возможность того, что за дверями его ждут все новые и новые раздражители. Однако дурное предчувствие обмануло доктора. Его покой не тревожил больше никто и следующие несколько часов он провел в тихой лености, листая присланный утром из Петербурга новый номер журнала «Будильник». Но не будем радоваться за Василия Оттовича раньше времени. Всем его опасениям предстояло сбыться тем же вечером.

По возвращении из курзала, Василий Оттович принялся готовиться к вечеру. Событие предстояло торжественное, но отнюдь не великосветское. А значит, Виктор Львович не станет протестовать против смокинга. Тем более, что Фальк планировал захватить с собой великолепные гаванские сигары, дабы отметить неизбежный финансовый успех владельца «Швейцарии».

За полчаса до начала аукциона, Фальк с букетом цветов стоял перед дачей Шевалдиных. Раньше она принадлежала Вере Павловне, ставшей жертвой убийства, которое помог раскрыть полиции именно Василий Оттович. Сейчас здесь временно жили представительницы другой семейной ветви – Ираида Юрьевна и ее дочь Лидия. Матушка планировала быстро уладить все дела, связанные с наследованием недвижимости, и вернуться обраться в Сестрорецк, где располагался их главный дом. Что делать с дачей Веры Павловны, продавать или сдавать в аренду, она пока не решила. Лидия, как могла, тормозила мать – ей не хотелось покидать Фалька. Пусть Сестрорецк и расположен не так далеко от Зеленого луга, но ведь, согласитесь, это не то же самое, что жить по соседству, в пяти минутах неспешной ходьбы друг от друга.

Василий Оттович знал верный способ решения проблемы с отъездом. Предложение. И, впервые за всю свою взрослую жизнь, доктор Фальк не пытался придумать какой-нибудь хитроумно-занудный способ, как заставить девушку от него сбежать. Более того, он даже успел съездить в Петербург и присмотреть там обручальное кольцо. Но что-то останавливало Фалька. То ли глубоко укоренившаяся привычка к спокойной и комфортной холостяцкой жизни. То ли неуверенность в Лидии. Он никак не мог разгадать ее, а точнее – ее планы и душевные порывы. Девушка училась на Бестужевских курсах, по физико-математическому отделению, и мечтала о карьере ученой. Фальк никогда не считал себя сторонником домостроя, положительно относился к женскому образованию и никогда не стал бы препятствовать учебе Лидии. Но при этом Василий Оттович отдавал себе отчет, что семейная жизнь и, в один прекрасный момент, дети будут неизбежно будут отвлекать ее от осуществления мечты. Вот поэтому доктор переживал и медлил. Ему очень не хотелось бы встать на колено, протянуть Лидии кольцо – и натолкнуться на отказ.

В окне второго этажа мелькнуло вечно недовольное лицо Ираиды Дмитриевны. К Фальку, как, впрочем, и к любому другому мужчине в окружении дочери, она относилась с крайней подозрительностью. Ни репутация талантливого врача, ни пристойный доход, ни даже слава сыщика-любителя, отыскавшего убийцу ее невестки, никак не повлияли на расположение к Василию Оттовичу. К счастью, Лидия была достаточно взрослой и своенравной, чтобы принимать решения самостоятельно.

Вскоре на крыльце появилась и сама девушка. По случаю выхода в свет она сменила белые летние платьица и сарафаны на вечерний туалет в легкую лазоревую клетку, с обязательным корсетом. Наряд, по мнению Фалька, шел ей чрезвычайно.

– Лидия Николаевна, вы как всегда прекрасны! – вежливо и громко, так, чтобы услышала Ираида Юрьевна, сказал Фальк.

– Василий Оттович, вы как всегда исключительно формальны! – парировала Лидия.

Фальк приглашающе выставил локоть, Шевалдина взяла его под руку и они, не спеша, направились в «Швейцарию».

– Как думаешь, за сколько в конце концов уйдет вино? – спросила Лидия. На удалении от матушки и других знакомых она быстро переходила на «ты».

– Не знаю, – ответил Фальк. – А ты, случаем, не решила ли поучаствовать в ставках на победителя?

– Что? Нет! А что, кто-то делает ставки? – не особо натурально осведомилась Шевалдина. Василий Оттович решил не задавать лишних вопросов.

Перед пешеходным мостиком, ведущим к «Швейцарии», Фальк увидел уже знакомый автомобиль. При ближайшем рассмотрении, машина оказалась не так проста. Автомобили вообще были игрушками недешевыми – Фальк предполагал, что на весь Петербург их наберется сотня, не больше. Но этот образец явно стоил дороже большинства – это читалось по коже сидений, меди фар, стальному корпусу. Прибывший на автомобиле гость явно был не прост.

– Нравится? – поинтересовался кто-то. Фальк перевел взгляд на мостик и увидел, как к ним приближается молодой человек с пышными каштановыми волосами. Судя по кожаной куртке, небрежно накинутой на плечи, именно он и был водителем, встреченным с утра.

– Так, любопытствую, – небрежно бросил доктор.

– Правда, красавица? – спросил молодой человек. Глаза его при этом внимательно изучали Лидию. – Форд, модель К. Американская. Шесть цилиндров. Заменяет силы сорока лошадей и делает столько же верст в час. По хорошей дороге, с чем у нас в стране, увы, беда. Но что ж это я все о машине? Позвольте представиться, Дмитрий Евгеньевич Кулыгин, к вашим услугам.

Фальк представил и себя, и Лидию, с облегчением заметив, что его спутница, казалось, ни капли не впечатлена попыткой Кулыгина пустить им пыль в глаза.

– Очень приятно, – сказал Дмитрий. – Скажите, вы будете моими соперниками на аукционе?

– Только, если ужин окажется вкусным, но скудным, – отозвался Василий Оттович. – В таком случае, я, возможно, покушусь на вашу порцию. Что касается вина – то нет, на него мы не претендуем.

– Вот и славно, – улыбнулся Кулыгин. – Чем меньше конкурентов, тем меньше усилий мне придется приложить до победы. У вас очаровательная деревушка, но, сдается мне, здесь не так уж много жителей, способных побороться за главный приз, когда цены взлетят.

– О, Дмитрий Евгеньевич, боюсь вы будете удивлены, – пообещала Лидия. Пренебрежительный тон водителя ей не понравился. Пусть Шевалдина и провела в Зеленом луге немногим больше месяца, но уже воспринимала себя, как часть дачного общества.

Фальк и Лидия пересекли мостик, в который раз насладившись пением птиц и тихим журчанием искусственных каскадов, оборудованных Козловым. Приближались белые ночи, поэтому в шесть вечера было еще светло, но поляна перед «Швейцарией» иллюминировалась китайскими фонариками, которые хозяин гостиницы обычно приберегал для особых случаев. Сам Виктор Львович ждал их внутри, у подножья лестницы, ведущей в ресторан.

– Василий Оттович, Лидия Николаевна, вы как всегда ослепительны вместе, – воскликнул владелец гостиницы. Пожимая руку Фальку, он понизил голос и сообщил: – Совершеннейший аншлаг. Сегодняшний вечер в Зеленом луге забудут не скоро!

Он остался в холле, привечать опаздывающих гостей, а Фальк и Лидия поднялись наверх, в роскошно выглядящий зал. Десять столов, накрытых белоснежными скатертями. В свете множества ламп искрятся хрустальные бокалы и сверкают серебряные приборы. Окна, по случаю жары, распахнуты, а прозрачные занавески слегка колыхаются на ветру. Свои места за столами занимали дамы в вечерних платьях и мужчины в элегантных костюмах.

Их места располагались за угловым столиком, рядом с дверью на балкон. Пару уже ждали Неверов со своей грозной супругой, Людмилой Владимировной. Отставной товарищ прокурора окинул подошедших взглядом, полным отеческой гордости.

– Радостно видеть людей, способных подчеркнуть нарядом серьезность момента, – объявил он.

Фальк галантно отодвинул стул, приглашая Лидию присесть, а затем устроился на своем месте и спросил:

– А что, кто-то оделся не по оказии?

– Хозяин это жуткого тарантаса, Кулыгин, – проворчал Павел Сергеевич. – Ему мало отравлять воздух и пускать окружающим пыль в глаза. Буквально. Он еще и расхаживает в своей дорожной куртке, чтобы ни у кого не возникло сомнений, кому принадлежит драндулет. Нашему уряднику он, кстати, тоже не по душе.

Отставной товарищ прокурора кивком указал на Сидорова, одевшегося по форме и нацепившего все заслуженные награды. Александр Петрович как раз внимательно изучал список гостей, делая заметки в своей памятной книжке. Закончив, он лихо вырвал лист, вручил его явно неуместному на фоне окружающего великолепия пареньку и подзатыльником отправил его прочь. Затем урядник осмотрел зал, заметил Фалька и подошел поздороваться.

– Что вас так заинтересовало, Александр Петрович? – поинтересовался Фальк.

– А сами не угадаете, доктор? – усмехнулся в ответ Сидоров.

– Позвольте-ка я предположу, – ответил вместо Василия Оттовича Неверов. – Вы записывали имена, а заодно и приметы, тех гостей, кого вы не знаете. Так?

– Именно так, – кивнул урядник. – Ничего от вас не скроешь.

– А зачем? – с интересом спросила Лидия.

– Наш уважаемый блюститель благочиния, вероятно, отправил гонца к телеграфу на железнодорожной станции, – пояснил Павел Сергеевич. – А тот уже отобьет запрос дежурному сыскной полиции в Петербург.

– Понятно, – догадался Фальк. – А те уже проверят, не почтили ли нас какие-нибудь известные мазурики.

– Я надеюсь, что таковых здесь нет, но, если все-таки затесались, – хотелось бы знать о них заранее, – подтвердил Сидоров. – А теперь прошу меня извинить.

Он отошел от их стола и вернулся на пост у лестницы. Фальк же принялся лениво оглядываться в поисках знакомых лиц. Таковых набралось не мало. Тут и его вечные соперники по игре в лаун-теннис, театральный критик Васильев и профессор Нечаев. Адвокат Аронсон, хоть и давно отказался от спиртного, явно намеревался поторговаться просто ради самого процесса. Почти перед самой распорядительской трибуной расселся Иван Семенович Беседин, купец I-ой гильдии и главный соперник семейного предприятия Лукьяновых. Которые как раз не замедлили появиться. Хотя Валентин Карпович и Ольга Константиновна редко в чем-то соглашались между собой, при виде Беседина они практически синхронно скривились. Это, конечно же, не укрылось от внимания Ивана Семеновича, который зычно и весело рявкнул:

– Явились-таки? Ну, тем лучше! Что, Валентин Карпович, готов к тому, что я эту бутылку у тебя уведу прямо из-под носа, а потом ка-а-к трахну вдребезги, лишь бы тебе не досталась?

Он довольно расхохотался и показал сопернику кукиш:

– Вот тебе! Через мой труп, слыхал, братец? Через мой труп ты ее получишь!

Лукьяновы не удостоили его вниманием и прошли к своему столу в центре зала. За ним пока что сидела одна дама лет 40, но Валентина Карповича и Ольгу Константиновну это почему-то остановило. Лукьянов демонстративно развернулся к ней спиной, а его жена бросилась к ближайшему официанту и не отставала от него, пока им не поменяли на столик в противоположном от Фалька углу.

– Любопытная картина! – вскинул брови Неверов. – Почище любого дачного театра!

– А что это было? – спросила у него Лидия.

– Это, любезная моя, была Елена Михайловна Гречихина, – принялся объяснять Павел Сергеевич. – Лет эдак пятнадцать назад, как раз незадолго до свадьбы, у Валентина Карповича был с ней бурный роман. Но супротив отцовской воли он не пошел и женился на Ольге Константиновне. Поговаривают, правда, что их с Гречихиной отношения на этом не завершились, но явно приобрели совсем другой оттенок, так сказать.

– Вот поражаюсь я вам, – обратился к нему Василий Оттович. – Солидный, состоявшийся мужчина, а так любите сплетни.

– Сплетни, друг мой, это часть человеческой природы, – с удовольствием пояснил Неверов. – А моя работа, понимаете ли, состояла в том, чтобы эту самую природу хорошо понимать. Сплетни редко рождаются на пустом месте. За ними стоят людские пороки и страсти. А те, в свою очередь, толкают людей на преступления. Так что, я, конечно, мог бы морщить нос и считать себя выше этого, но такие неприятные эмоции – это практически гарантия язвы и смерти во цвете лет. А я, как видите, дожил до пенсии и неплохо себя чувствую.

– Довольно хвастовства, Павел, – остановила его тираду Людмила Владимировна.

Вскоре в зале были заняты все места, кроме одного. И Фальк, кажется, заметил последнего гостя. Он как раз поднялся по лестнице и столкнулся со спешащим к своей трибуне Виктором Львовичем Козловым. Гость был одет во все черное, имел аккуратно подстриженную седую бороду, а в руках держал приметную тяжелую трость с серебряной рукоятью, художественно выполненной в виде головы льва. Судя по на мгновение появившейся на лице Козлова гримасе, он не был рад позднему визитеру, но быстро взял себя в руки и с улыбкой пропустил его в зал.

– Так-так-так, а вот это попахивает легким скандалом, – вновь оживился Неверов. – Представляю вам Григория Борисовича Сиротова, ближайшего друга и партнера покойного Кудашова, бывшего хозяина сегодняшнего лота.

– А вы-то откуда знаете? – подивился Фальк.

– Пересекался с ним когда-то давно, – уклончиво ответил Павел Сергеевич. – Дикий нрав у человека.

– Думаете, он хочет оспорить продажу? – спросила Лидия.

– Нет, сомневаюсь. Зная Виктора Львовича, сделка состоялась по всем правилам. Не его вина, что наследники продешевили. Но вряд ли Григорий Борисович этому рад. Давайте посмотрим.

Виктор Львович, меж тем, взобрался на кафедру и бережно принял из рук подошедшего официанта пузатую бутылку из толстого темного стекла. Ему не потребовалось призывать гостей к тишине – все разговоры мгновенно стихли, стоило собравшимся увидеть главный приз этого вечера. Козлов обвел присутствующих торжественным взглядом, откашлялся и начал:

– Господа, думаю, мне не требуется напоминать, почему мы здесь собрались. Перед подобной редкостью любые слова излишни. Но, будучи гостеприимным хозяином, я все же должен их сказать. – Козлов поклонился под вежливые аплодисменты участников. – Перед вами – бутылка «Шато д'Икем». Урожай 1811 года. Воспетый множеством ценителей, не исключая Александра Сергеевича Пушкина. Но, господа, вы покупаете не просто бутылку вина. Вы покупаете произведение искусства. Амброзию. Блаженство рубинового цвета. Я, к сожалению, не имел счастья попробовать сей напиток, поэтому могу лишь повторить то, что уже было сказано теми, кто этой чести удостоился. Говорят, что стоит вам пригубить это вино, как мириады сложных ароматов захватят вас в плен. Оттенки вкуса будут сплетаться в сложные гармонии, подобные музыке Моцарта, которые не покинут вас еще долгое время, даже, когда вино будет выпито. Более того. Следом за глотком, вы ощутите на языке его послевкусие. А знаете, как описывают его французы? Оно раскрывается, словно павлиний хвост. Столь же величественно и красиво. И всю эту непередаваемую гамму чувств вы сможете ощутить уже сегодня вечером. Осталось лишь сойтись в цене, простите, что вновь возвращаюсь к столь низким и незначительным материям. Найдется ли в этом зале тот, кто окажет нам честь и начнет торги с двухсот рублей?

Василий Оттович почувствовал, что хоть он и не собирался участвовать в аукционе, его рука уже тянется оставленной Козловым у его места (просто так, на всякий случай, без малейшей задней мысли) табличке с номером. Лидия, возможно, посмеялась бы над ним, если бы ее взгляд не был прикован к бутылке на пьедестале, а сама она не повторяла в точности жест доктора Фалька. Как, впрочем, и все присутствующие в зале, за исключением охраны. Но даже железный Александр Петрович, застывший у лестницы, скупо сглотнул, когда владелец «Швейцарии» закончил свою речь.

Однако, из-за задернутой за спиной Козлова бархатной портьеры уже хлынули вымуштрованные официанты с подносами, а Виктор Львович, довольно улыбаясь, закончил речь:

– Ответ на этот вопрос мы узнаем после ужина, ведь я, как радушный хозяин, могу позволить оставить вас заинтригованными, но вот голодными – никогда! Угощайтесь, господа, прошу!

Фальк вынужден был отдать Козлову должное – тянуть время и подогревать интерес он умел. С другой стороны, когда еда настолько хороша – можно ли считать ужин досадной задержкой перед самим аукционом?

В качестве закусок (и дани названию гостиницы), гостям предлагались тартифлетт или раклет на выбор, которые повар «Швейцарии» превратил из крестьянских закусок в шедевры высокой кухни. Из супов можно было отведать крем де Бари или же борщ. На горячее подавалась курица-пулярд или паровая стерлядь. Аккомпанементом кухне служили красные и белые вина, в зависимости от выбранного блюда. Другими словами – голодным или же недовольным не ушел бы отсюда никто.

Фальк, памятуя о просьбе урядника, старался не слишком увлекаться ужином и беседой с Лидией. Доктор поглядывал по сторонам и прислушивался к разговорам окружающих, но, вопреки опасениям Сидорова, никто из гостей не казался налетчиком, готовым достать из-под стола револьвер и приказать собравшимся оставаться на местах.

Больше всего внимание Василия Оттовича отвлекал молодой автомобилист Кулыгин, который беззастенчиво строил глазки Шевалдиной. Особенно мерзким (и суггестивным) в его исполнении выглядело обгладывание куриных косточек. Лидия за месяц знакомства с Фальком успела понять, что, несмотря на непроницаемое выражение лица, доктор эмоции испытывал и иногда не стеснялся давать им выход. А потому, когда Василий Оттович уже готов был подняться и прогуляться до кулыгинского стола, она накрыла его ладонь своей и тихо прошептала:

– Он, конечно, отвратителен, но, поверь, твоего внимания он просто не заслуживает.

Фальк в очередной раз порадовался за то, насколько благоразумная спутница ему досталось. А заодно постарался припомнить, когда он в последний раз был готов вызвать другого человека на дуэль из-за дамы. Выходило, что и тут Лидия Николаевна оказалась первой и единственной.

Василий Оттович, однако, не был одинок в своем желании устроить стычку с одним из гостей. Лукьяновы старались сохранять чинный и пристойный внешний вид, однако голоса их становились все громче. Причем не сказать, что в качестве громоотвода для их раздражения выступало какое-то конкретное лицо. То есть, Валентин Карпович и Ольга Константиновна, конечно, единым фронтом бомбардировали огненными взглядами купца Беседина, но в какой-то момент дама, судя по жестам и направлению взгляда, позволила себе некий комментарий в адрес Елены Михайловны. Ответ Лукьянова, несмотря на показное отсутствие интереса к Гречихиной, был краток. Лицо Ольги Константиновны стало пунцовым, однако она смолчала.

Наблюдение за ними прервал грохот бьющейся посуды. Василий Оттович обернулся и успел увидеть, как один из официантов «Швейцарии» с похвальной ловкостью уворачивается от взмаха тяжелой трости Григория Борисовича Сиротова. Под ногами у них лежали осколки разбившейся супной тарелки.

– Ах ты раздолбай криворукий! – воскликнул партнер бывшего хозяина «вина кометы», повторно замахиваясь головой льва. Но на помощь официанту уже спешил лично Виктор Львович. Он вежливо, но твердо встал между сотрудником и Сиротовым, елейным голосом пообещал, что беспорядок будет убран сей же час, и поинтересовался, не доставил ли сей конфуз каких-либо неудобств уважаемому гостю. Григорий Борисович пробурчал что-то в ответ, но слегка остыл и сел обратно на свое место. Трость он прислонил к стене рядом с собой.

Удовлетворенный разрешившимся конфликтом, Козлов вновь исчез из виду, несомненно, наблюдая за прогрессом гостей по части поглощения многочисленных яств. Когда собравшиеся разделались с десертом (шарлот-глясе из фисташкового мороженого), Виктор Львович вернулся в центр внимание. Он опять занял место за кафедрой, поставил бутылку «вина кометы» рядом с собой и торжественно откашлялся.

– Итак, господа, настал момент, ради которого, полагаю, мы все здесь собрались. Обратите внимание, что рядом с каждым из вас находится табличка с индивидуальным номером. Ежели вы решите принять участие в аукционе и поддержать запрашиваемую сумму, я попрошу вас поднять табличку так, чтобы я ее видел. Зрение у меня орлиное, не извольте беспокоиться. Засим – начнем торги, господа. Если мне не изменяет память, мы начинаем с суммы в двести рублей?

Кажется, в этот момент в зале взметнулись все таблички до единой. Фальк и Лидия переглянулись и смущенно опустили свои, сопровождаемые ехидным смехом Неверова.

– Кто готов повысить ставки? Двести десять? Двести десять, господа? – меж тем продолжал Виктор Львович.

Таблички взмывали в воздух быстрее, чем Козлов успевал озвучить новую цену, однако так продолжалось не долго. Когда прозвучала цифра «триста», желающие, один за другим, начали по одному выбывать из гонки. Вскоре потихоньку начала оформляться группа лидеров, между которых и развернулась самая отчаянная борьба.

Лукьянов и громогласный Беседин были готовы вцепиться друг другу в глотки, но не допустить, чтобы вино ушло сопернику. Но еще двое участников, похоже, вознамерились составить им конкуренцию. Кулыгин поднимал свою карточку с показной ленцой, хотя заметно было, как молодой повеса кидает короткие мрачные взгляды на купцов, что выдавало его нервозность. В отличие от него, Сиротов, после инцидента с тарелкой, сидел с каменным выражением лица и, казалось, его абсолютно не заботит активность конкурентов.

Виктор Львович, тем временем, сам начал впадать в азарт, глядя, как растет стоимость бутылки вина. С учетом цены торжественного меню, аукцион грозил окупить себя, как минимум, трехкратно.

– Четыреста пятьдесят? Господа, я слышу цифру четыреста пятьдесят рублей? – вопрошал Козлов, ястребом озирая гостей.

Когда цена достигла пятисот рублей стало понятно, что торги подходят к концу. Таблички вверх подняли только четверо: Лукьянов, Беседин, Кулыгин и Сиротов. Остальные гости лишь метались глазами от участника к участнику, пытаясь угадать, кто же пойдет до конца.

– Пятьсот десять, господа?

Поднялись три таблички. Кулыгин раздраженно бросил свою на стол. Ленца и вальяжность мигом слетели с него. Сейчас Дмитрий Евгеньевич выглядел разъяренным от того, что кто-то посмел обойти его.

– Пятьсот двадцать? Кто даст пятьсот двадцать?

Две таблички. Все столь же безразлично вышел из гонки Сиротов, словно и не состязался до последнего за наследие покойного партнера.

– Пятьсот тридцать?

Все еще две. Лукьянов и Беседин не смотрели ни на бутылку, ни на распорядителя – только друг на друга.

– Пятьсот сорок?

Ольга Константиновна положила ладонь на руку мужа, пытаясь не дать тому продолжить участие в аукционе, но Валентин Карпович резко отмахнулся от нее и поднял карточку. Беседин, поморщившись, последовал его примеру.

– Пятьсот пятьдесят? Услышу ли я пятьсот пятьдесят? – вопросил Виктор Львович.

Новая сумма далась Беседину еще тяжелее, но он все же поднял табличку. Видя, что противник дал слабину, Лукьянов извлек из внутреннего кармана бумажник, хлопнул им об стол и громко выкрикнул:

– Шестьсот!

Ольга Константиновна ахнула. Неверов тихонько присвистнул. Зал затаил дыхание.

– Шестьсот рублей, господа. Шестьсот рублей! – Козлов обвел гостей глазами, ожидая, рискнет ли кто-то перебить сумму, названную Валентином Карповичем. Аудитория безмолвствовала.

– Шестьсот рублей – раз!

Григорий Борисович Сиротов продолжал бесстрастно взирать на распорядителя и бутылку вина.

– Шестьсот рублей – два!

Дмитрий Евгеньевич Кулыгин злобно скрипел зубами.

– Шестьсот рублей – три!

Иван Семенович Беседин буравил конкурента взглядом, будто ожидая, что тот поймет, что не имеет таких денег и откажется от своего предложения.

– Продано Валентину Карповичу Лукьянову за шестьсот рублей! Браво, господа! – торжественно объявил Виктор Львович.

Зал коллективно выдохнул, а потом разразился аплодисментами. Лукьянов хоть и не пользовался особенной популярность в Зеленом луге, но публика оценила широту его гусарского жеста. Правда, лишь до той поры, пока Козлов не спросил:

– Желаете ли, чтобы мы упаковали ваш приз?

Владелец «Швейцарии» продемонстрировал победителю деревянную коробку с подстилкой из мягкой соломы.

– Нет уж, Виктор Львович, я намереваюсь насладиться выигрышем здесь и сейчас, – отказался Лукьянов. – Ваши отдельные кабинеты сейчас свободны?

– Конечно, – закивал Козлов. – Какой желаете?

– Тот, который с прямоугольным столом. С чем у вас принято пить хорошее вино?

– Сыры или…

– Не важно, – отмахнулся Лукьянов. – Тащите все, что требуется для подобных случаев.

– Валентин, не стоит, поедемте домой, – подала голос Ольга Константиновна.

– Конечно, езжайте, я вас и не приглашал, – невозмутимо ответил супруг. – Я бы позвал господина Беседина, дабы тот просто понаблюдал, как я выпью приз у него на глазах, но ведь он же не сдержится, да, Иван Семенович?

Соперник одарил Валентина Карповича обжигающим взглядом, однако промолчал.

Козлов уговорил Лукьянова сделать победное фото на троих – владелец «Швейцарии», счастливый победитель и бутылка в его руках. В качестве фона выступал бархатный занавес. Камера щелкнула, полыхнула вспышка – и довольный Валентин Карпович удалился в отдельный кабинет, ожидать заказ.

Гости, меж тем, начали расходиться – ужин съеден, представление закончилось. Очень вскоре в зале остались лишь единицы. Василий Оттович и Лидия не торопились, ведь ему не хотелось возвращать барышню под неусыпный материнский взор, да и Шевалдина не горела желанием отправляться домой. Неверов соскучился по компании, а потому тоже не торопился. Супруга, понимающе, не стала ему мешать. Они заказали себе чай и продолжили неторопливую беседу. Так продолжалось минут двадцать. А в зале, меж тем, жизнь текла своим чередом.

Ольга Константиновна так и продолжила сидеть одна за столом, пораженная резкостью мужа. В какой-то момент к ней подошла Елена Михайловна – и, вопреки ожиданиям Фалька, Лукьянова не стала ее гнать и позволила присесть рядом.

Иван Семенович, уступив в борьбе злейшему врагу, заказал себе штоф водки и принялся заливать печаль. Григорий Борисович последовал его примеру. По отсутствующему выражению лица сложно было понять, что он чувствует на самом деле. Но, кажется, захмелел он быстро – в какой-то момент Фальк вновь услышал звон бьющейся посуды. Сиротов грустно взирал на осколки бокала. Когда к нему с опаской приблизился официант, тот лишь пробасил:

– Прости, братец, неловко рукой вот махнул… Сколько уж там времени?

Убедившись, что очередного размахивания тяжелой тростью удалось избежать, Василий Оттович отвернулся от купца.

А вот Дмитрий Евгеньевич времени не терял. Скрывшись на время, он вновь объявился с бутылкой шампанского (не за шестьсот рублей, но все же довольно дорогого) и направился к столику Фалька. Обратился он, однако, напрямую к Лидии:

– Сударыня, а не желаете ли оставить это скучное общество и отправиться со мной в Петербург, продолжить вечер в более подобающей вашей красоте обстановке?

– Сударыня не желает, – обманчиво тихим и спокойным голосом ответил Фальк.

– Я, кажется, не вас спрашивал, – бросил на него косой взгляд Кулыгин.

– Но с ответом моего спутника я абсолютно согласна, – заявила Лидия.

– Я вынужден настаивать, – не отставал Дмитрий Евгеньевич. Василий Оттович видел подобных людей и не сомневался – Кулыгин просто нарывается на скандал и драку, дабы выместить раздражение от проигрыша. Однако молодой человек был столь навязчив, что доктор уже был готов ответить, когда рядом со столиком появился урядник Сидоров.

– На вашем месте, господин Кулыгин, я бы внял словам дамы, и прекратил ей надоедать, – заметил Александр Петрович.

– А не то что? – обернулся к нему Дмитрий Евгеньевич.

– А не то вам придется иметь дело с Василием Оттовичем, который не далее, как несколько недель назад в одиночку справился с двумя вооруженными преступниками, – ответил урядник. – А когда он с вами закончит, я засвидетельствую, что драку начали вы, и ночь вам придется провести в моей гостеприимной камере. Я не против, на самом деле. Так что решайте сами.

На минуту Фальку показалось, что Кулыгин все же продолжит его провоцировать, но тот лишь фыркнул, развернулся и отправился за свой столик, хлопнув пробкой от шампанского по дороге.

– Спасибо, Александр Петрович, – поблагодарил урядника доктор. – Без вас я бы натворил чего-нибудь такое, за что утром мне было бы стыдно.

– Пустое, – махнул рукой Сидоров. – Хотя малец опаснее, чем выглядит. Потом расскажу.

– Кажется, вечер прошел спокойней, чем вы опасались? – спросил его Неверов.

– Кажется так, да, – кивнул исправник. – В зале без происшествий, а вокруг гостиницы совершают обход еще два охранника, нанятых Козловым. Надеюсь, скоро все разойдутся, и мы обойдемся без происшествий. Но предусмотрительность никогда не помешает.

– Господа, Александр Петрович, Василий Оттович, боюсь, мне нужна ваша помощь, – подлетел к их столику взволнованный Виктор Львович. – Можете пройти со мной?

Урядник и доктор переглянулись, но без лишних вопросов последовали за владельцем «Швейцарии». Они нырнули за бархатный занавес, отделявший зал от лестничной площадки и дверей в отдельные кабинеты. У правой Козлов остановился.

– Дело в том, что Лукьянов не отвечает, – затараторил Виктор Львович. – Я минут пять назад стучал и спрашивал, все ли у него в порядке, но он не ответил. Только что повторил еще раз, с тем же результатом. Возможно, это ерунда, но, все же, когда я открою дверь мне хотелось бы, чтобы рядом была полиция и врач.

– Почему? Подозреваете худшее? – спросил Фальк.

– Ничего не подозреваю, просто опасаюсь, – помотал головой Козлов. – А вдруг с вином за сто лет произошло что-то не то? Или от волнения Валентина Карповича хватил удар?

– Да вы оптимист, как я погляжу, – хмыкнул Сидоров. – Ключ при вас? Открывайте.

Виктор Львович выполнил указание исправника – отпер и распахнул дверь в кабинет. Увиденное заставило Александра Петровича чертыхнуться, а Фалька раздраженно застонать.

Валентин Карпович Лукьянов лежал на полу. Вокруг его головы расплывалась лужа крови, в которой валялась приметная трость с головой льва на рукояти. На столе, заставленном сырами и закусками, отсутствовала бутылка вина.

– Да вы не только оптимист, но еще и провидец, Виктор Львович! – мрачно отметил Фальк.

– Что же это, господа? – Козлов в полном шоке взирал на распростертое перед ним тело.

– Это убийство, Виктор Львович, – просто ответил Сидоров. – Поэтому с данного момента прошу в точности выполнять мои указания. Сможете?

– П-п-попробую… – запинающимся голосом выговорил владелец «Швейцарии».

– Отлично, – Сидоров удовлетворенно кивнул. – В таком случае, прошу с величайшей аккуратностью вернуться в зал и проследить, чтобы ни один из гостей или ваших работников не покинул гостиницы. Никому ничего не говорите, не создавайте паники. Если найдутся желающие поспорить – позовите меня. Все поняли?

– Да, пожалуй, – согласился Козлов и исчез за бархатной портьерой.

Урядник притворил за собой дверь кабинета и повернулся к Фальку, который уже присел рядом с телом и проверял пульс Лукьянова.

– Что скажете, доктор?

– Скажу, что первую помощь оказывать поздно, – констатировал Василий Оттович. – Валентин Карпович мертв. Ни дыхания, ни сердцебиения, даже слабого.

– Это его тростью так? – спросил Сидоров.

– Вопрос в вашей компетенции, Александр Петрович, – проворчал Фальк, осматривая голову убитого. – Не берусь утверждать наверняка по поводу орудия убийства, но то, что он скончался вследствие черепно-мозговой травмы, у меня сомнений не вызывает.

– В смысле, ему голову размозжили? – перевел для себя с врачебного урядник.

– Да, судя по всему – одним мощным ударом. Других видимых травм я не вижу.

– Вот же ж черт, – процедил сквозь зубы Сидоров. – А я уж, было, расслабился…

Он уселся на стул рядом с покойным и начал размышлять вслух.

– Итак, его однозначно прикончили. Осталось понять, за что.

– Ну, откровенно говоря, Валентин Карпович не славился умением возбуждать симпатию в окружающих… – отсутствующим тоном заметил Фальк.

– Что не является обязательным основанием для убийства, – парировал Сидоров. – Из личной неприязни или деловых распрей его могли убить в любой момент. Здесь же напрашивается вполне определенный мотив – его выигрыш. Думаю, об этом же свидетельствует пропавшее вино. Как считаете, Василий Оттович?

– Никак не считаю, – отозвался доктор. – Боюсь, что мои услуги вам больше не нужны. В очередное расследование я втягиваться, уж простите, не готов. Дальше это дело полиции. Тем более, что у вас уже имеется явный подозреваемый.

– Сиротов? – уточнил урядник. – Да, трость его, да и комплекция позволяет. Только уж больно глупо бросать орудие убийства, которое столь прямо указывает на него…

– Состояние аффекта, – пожал плечами Василий Оттович, незаметно втягиваясь в дискуссию. – Злость на наследников, продавших бутылку вина за бесценок. На Козлова, который обвел их вокруг пальца. На Лукьянова, перебившего его цену. Да все это, помноженное на выпитое…

– Вот про выпитое, позвольте, не согласиться! – сказал Сидоров. – Григорий Борисович из купцов. Как эта братия выпивает – не мне вам говорить. Ему штоф – что слону дробина.

– Хорошо, возможно, со спиртным я хватил, – признал Фальк.

– К тому же, дверь была заперта, – продолжил размышления урядник. – Что же он, постучал? Дождался, пока Лукьянов откроет, и огрел его тростью? Кстати, давайте сразу же вопрос, а зачем ему вообще открывать Сиротову?

– Ну, это уж вы разбирайтесь со свидетелями, этими вашими алиби, и прочим, – предпринял новую попытку откланяться Василий Оттович. – Если требуются мои показания – не стесняйтесь.

– Да, кстати, про показания, – спохватился урядник. – Скажите, между моментом, когда Лукьянов удалился в кабинет, и обнаружением его тела, ваши спутники не вставали из-за стола?

– Нет, в этом я полностью уверен, – заявил Фальк.

– Это хорошо, – Сидоров покивал. – В таком случае, позовите, пожалуйста, Неверова и Лидию Николаевну.

Василий Оттович пожал плечами, но все же вышел в зал. Обстановка там пока оставалась спокойной. Никто из припозднившихся гостей не собирался уходить. Даже Кулыгин молча пил шампанское, хотя теперь вместо Шевалдиной кидал заинтересованные взгляды на вполне моложавую для своих лет Елену Михайловну.

Фальк подошел к своему столику и тихо попросил Неверова и Лидию следовать за ним.

– Что там такое? Что случилось? – заинтересованным шепотом спросила девушка. Павел Сергеевич молчал, но по лицу было заметно, что его интересуют те же самые вопросы. Доктор хранил молчание.

Сидоров встретил их у закрытых дверей кабинета.

– Павел Сергеевич, Лидия Николаевна, у меня будет к вам просьба, – обратился к ним урядник. – Боюсь, что произошло убийство.

Шевалдина ахнула. Неверов просто понимающе кивнул.

– Я так понимаю, вы так же можете подтвердить, что Василий Оттович не покидал своего места после окончания аукциона?

– Конечно! – воскликнула Лидия. – Как вам в голову пришло его подозревать?

– Ни в коей мере, – успокаивающе сказал Сидоров. – Просто устанавливаю факты. Скорее для того, чтобы подтвердить, что сидевшие за вашим столиком вне подозрений. В связи с чем, просьба у меня следующая – оповестить исправника и вызвать судебного следователя.

– А вы что же? – спросила его Лидия.

– А Александр Петрович останется здесь, – ответил за него Неверов. – Вы ведь подозреваете, что убийца не покинул ресторана и все еще среди гостей?

– Павел Сергеевич, вы же знаете, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть этого, – взмолился урядник.

– Ни слова больше, – Павел Сергеевич комично изобразил, как запирает рот на замок.

– В таком случае, я составлю компанию Лидии Николаевне, – вызвался Фальк.

– Нет, госпожа Шевалдина и Павел Сергеевич с супругой справятся сами, а вас, Василий Оттович, я попрошу остаться со мной, – повернулся к нему Сидоров. Фальк пожал плечами и промолчал, но, дождавшись ухода Лидии и Неверова все же заметил:

– Александр Петрович, если вы опять хотите втравить меня в поиски убийцы…

– Доктор, я понимаю, что многого прошу, но, пожалуйста, выслушайте меня, – затараторил урядник. – У меня мало опыта в таких делах, а счет идет буквально на минуты. Мы же не про пьяные драки, кражи или прячущихся экспроприаторов говорим. Тут убийство. И с каждым мгновением следы остывают. Нельзя ждать исправника со следователем, они явятся, в лучшем случае, под утро. Я сам начну опрашивать свидетелей и подозреваемых. А вы просто будьте рядом и, если заметите что-то важное или подозрительное – подскажите. Без вас серый монах бы так и остался непойманным. Выручите еще раз, пожалуйста…

Василий Оттович не считал себя падким на лесть, но слова Сидорова, конечно, были крайне приятны. А потому, скрепя сердце, Фальк все же кивнул.

– Хорошо, будь по-вашему. Помогу, раз уж рядом оказался.

– Отлично! Давайте, для начала, еще раз быстренько осмотрим кабинет.

Урядник и доктор вернулись обратно и с удвоенным вниманием принялись изучать обстановку кабинета. Сидоров первым делом подошел к окну.

– Приоткрыто, – окликнул он Фалька. – Значит, Лукьянов не обязательно открыл дверь своему убийце.

– По карнизу можно пролезть?

– Да тут не карниз, тут часть крыши… – Урядник свесился вниз. – Не надо быть эквилибристом. Тут кто угодно пройдет.

– А я, кажется, тоже кое-что нашел, – задумчиво произнес Фальк.

Сидоров обернулся и обнаружил ноги доктора, торчащие из-под стола. Для человека, который совсем недавно открещивался от участия в расследовании, Василий Оттович проявлял удивительный энтузиазм. Урядник пожал плечами и присоединился к Фальку. Доктор рассматривал лежащие на полу дорогие карманные часы – в серебряном корпусе, с цепочкой, но стекло, защищающее циферблат, разбито, а стрелки остановились, указывая время: 9:41.

– Полчаса назад, – констатировал Василий Оттович, сверившись со своим «брегетом».

– Что ж, уже есть с чем работать, – удовлетворенно констатировал Сидоров. – Очевидно, часы выпали, когда их хозяин получил удар тростью. Возможно, даже показывают время смерти. Согласуется с вашей медицинской точкой зрения?

– Сложно сказать, – ответил Фальк. – Как минимум, не противоречит. Тело еще не окоченело, других посмертных признаков тоже пока не вижу, поэтому могу предположить, что погиб он от часа до получаса назад. Точнее определить не удастся – придется двигать тело, а это, насколько я понимаю, запрещено.

– Да уж, не стоит, – согласился Сидоров.

Они продолжили осмотр, но больше ничего необычного обнаружить не удалось. Бумажник был при погибшем, однако в нем осталось всего двенадцать рублей – остальное перекочевало в карман Виктору Львовичу. Убийцу, похоже, интересовала только бутылка вина, хотя за одни только часы, даже в разбитом виде, некоторые ломбарды дали пару десятков рублей.

– Итак, убийца влезает в окно, бьет Валентина Карповича тростью по голове, забирает вино и возвращается обратно, – вслух размышлял Сидоров. – Остается понять, кто же это…

– Кто угодно, кроме нашего столика – мрачно заметил Фальк. – Кто-то из гостей или официантов.

– То есть господина Козлова вы сбрасываете со счетов? – покосился на него Сидоров.

– А ему-то это зачем?

– Ну, как же, он получил свои шестьсот рублей, да еще и бутылку сохранил, которую потом можно будет продать, просто с меньшим официозом.

– Помилуйте, Александр Петрович! Ну, положим, выручит он вновь эти несчастные шестьсот. Но ради этого рисковать репутацией «Швейцарии», да и собственной? Думаю, за один сезон гостиница приносит ему гораздо больше денег…

– А если не приносит? А если она убыточна? – не сдавался урядник.

– В таком случае, это быстро выяснится, – парировал доктор.

Их спор прервал сам его виновник. Виктор Львович постучал и робко заглянул в кабинет. Из зала неслись возмущенные разговоры на повышенных тонах.

– Господа, я не хотел бы вас отрывать, но Кулыгин и Беседин собрались уходить. По вашему указанию я попытался осторожно их остановить, но, кажется, они не намерены ждать…

– Ну, что, Василий Оттович, шила в мешке не утаишь? – спросил у доктора Сидоров. – Пойдемте просветим гостей.

Он откинул полог занавеса и вновь вступил в главный зал ресторана. Страсти в нем накалялись. Кулыгин и Беседин, похожие сейчас на разгневанных быков, сверлили глазами официантов, вставших между ними и выходом. Дамы опасливо поглядывали за разворачивающимся конфликтом. А вот Сиротов участия в нем не принимал – Григорий Борисович мирно посапывал, уронив голову на стол.

– Господа, минутку внимания, пожалуйста! – командным голосом объявил Александр Петрович, перекрывая возмущенные возгласы Кулыгина и Беседина. – Боюсь, что у меня прискорбные новости. Этим вечером в «Швейцарии» произошло убийство!

Спорщики удивленно замолчали. Дамы пораженно охнули. Сиротов всхрапнул и встрепенулся, осоловело оглядываясь.

– Погиб Валентин Карпович, – продолжил урядник. – До приезда исправника и судебного следователя я прошу вас вернуться на свои места и…

Договорить ему не дали. Раздался грохот и звон бьющейся посуды. Одна из дам рухнула в обморок, вцепившись в скатерть и потянув ее на себя. Фальк ожидал, что это окажется Ольга Константиновна, но ошибся. Чувства покинули Елену Михайловну. Супруга Лукьянова осталась стаять, смотря в пространство немигающим взглядом. На ее лице не дрогнул ни один мускул.

Пользуясь передышкой, Василий Оттович вышел из душного зала на балкон и глубоко вздохнул. «Швейцарию» окружала великолепная июньская ночь. Шелестел листвой легкий ветерок. Мелодично перекликались ночные птицы. Со стороны моря доносился едва слышное шуршание прибоя. Будто и не бранятся за спиной на повышенных тонах люди, каждый из которых мог оказаться убийцей.

Со стороны дороги раздался глухой стук копыт и скрип колес. Вскоре у мостика, переброшенного через ручей, остановилась дачная повозка, на козлах которой восседал Павел Сергеевич, а позади него на скамье устроилась Лидия. Людмилу Владимировну они, очевидно, оставили дома. Завидев Фалька, она радостно замахала рукой и уже собралась было что-то прокричать, но Василий Оттович, зная девичьи привычки, приложил палец к губам и жестами показал, что поговорят они уже наверху.

Лидия и Павел Сергеевич присоединились к доктору на балконе, прихватив по дороге Сидорова. Тот не стал отходить далеко от дверей, кидая обеспокоенные взгляды в зал. Гости, оправившись от первого шока, по указанию урядника вернулись на свои места и теперь сидели, нервно озираясь по сторонам.

– К сожалению, порадовать мне вас нечем, – объявил Неверов. – Все ваше начальство сегодня в Петербурге. Кутят-с. Мы отбили телеграмму со станции, но вряд ли исправник или следователь явятся раньше утра. Причем, скорее, позднего.

– Вот черт, только этого не хватало! – выругался Сидоров.

– Удалось узнать что-нибудь, пока нас не было?

– Я опросил прислугу в присутствии Виктора Львовича, – сообщил урядник. – Пока безрезультатно. Конечно, вечер был суматошным, а сейчас они и подавно напуганы, но, похоже, каждый оставался на виду хотя бы у одного свидетеля. Как в зале, так и на кухне. По крайней мере, на время, достаточное для того, чтобы зайти в кабинет и убить Лукьянова.

– А преступник не мог прийти снаружи, влезть через окно, и, сделав черное дело, убраться восвояси? – спросил Фальк.

– Охранники на улице говорят, что это маловероятно, – покачал головой Сидоров. – Конечно, они не могли постоянно следить за окнами кабинетов, но утверждают, что возвращались на эту сторону дома раз в две минуты. Может, врут, черти, но проверить не выйдет. Если же говорят правду, то у убийцы со стороны не хватило бы времени на то, чтобы подняться или спуститься до того, как вернется один из охранников. А вот быстренько выбраться через окно соседнего кабинета, а потом тем же путем вернуться обратно – это можно подгадать.

– Значит, гости… – вздохнул Фальк.

– Видимо, так, – мрачно подтвердил урядник.

– Я тут… Простите… – Василий Оттович извлек из кармана аккуратно сложенную салфетку и развернул ее на перилах террасы. Остальные с интересом сгрудились вокруг него. Доктор счел нужным закончить: – Я набросал по памяти план зала и сидевших в нем гостей.

Рисунок вышел на удивление аккуратным и понятным. Фальк указал на плане все столы и стулья, подписав те, что были заняты гостями. В правом нижнем углу находились они втроем с Лидией и Неверовым. В противоположном – стол Лукьяновых. Чуть выше – место Сиротова. Гречихина в центре зала. Кулыгин за верхним правым столиком. Беседин в первом ряду, по центру. Пунктирной линией доктор обозначил занавес, отделяющий зал от лестничной площадки и дверей в кабинеты.

– Браво, Василий Оттович, – впечатлено присвистнул Неверов. – Весьма наглядно. Но должен спросить – вы уверены, что все на своих местах?

– Александр Петрович попросил меня приглядывать за обстановкой, так что – да, я уверен, готов подтвердить под присягой.

– Что ж, тогда получается, что кто-то из них должен был незамеченным встать, проникнуть в кабинет и убить Лукьянова, – резюмировал Неверов. – Нужно лишь понять, кто и когда.

– А для этого необходимо начать опрашивать свидетелей, – согласился Сидоров.

– Простите, господа, – спросил кто-то от дверей в зал. Собравшиеся обернулись и увидели нерешительно выглядывающего на балкон Козлова. – Я слышал что-то про опрос свидетелей. Ни в коей мере не буду препятствовать. Но хотел бы уточнить насчет тела…

– Тело должно оставаться на месте, – ответил Сидров. – Нельзя ничего трогать до приезда следователя.

– Дорогой Александр Петрович, – откашлялся Неверов. – В обыкновенных обстоятельствах я бы только поддержал ваше рвение, но, как мы знаем, следователь приедет не раньше утра. И это только в том случае, что он получит телеграмму вовремя, да еще и будет, гм… Физически в состоянии приступить к службе. А это так вообще может случиться ближе к полудню…

– Мда, трупный запах, конечно, проявиться не успеет, но все равно, долговато лежать Валентину Карповичу, – поддержал бывшего товарища прокурора Фальк.

– Так предложите альтернативу! – раздраженно попросил урядник.

– Ой, у меня есть идея! – вскинула руку, как ученица на уроке, Лидия. – Скажите, Виктор Львович, у вас остались еще запасные фотографические пластины?

– Да, конечно, – ответил Козлов.

– Так, быть может, мы запечатлеем место преступления? – предложила девушка.

Мужчины переглянулись. Общее мнение выразил Павел Сергеевич:

– Лидия Николаевна, иногда вы поражаете нас своей быстротой мышления! Думаю, да, следователя устроят фотографии.

– А мы сможем использовать часы при опросе свидетелей, – задумчиво добавил Фальк.

– Часы? Какие часы? – заинтересовался Неверов.

– Всему свое время, – осадил его Сидоров. – Виктор Львович, организуйте съемку, будьте добры, и тогда мы сможем переместить тело на ледник. Идемте!

Все сопутствующие процедуры заняли еще порядочный срок. Время было глубоко за полночь, изможденные гости откровенно клевали носом, а небо на востоке вновь начало медленно светлеть – в здешних широтах июньские ночи крайне скоротечны. Поэтому, когда урядник вернулся в зал, его появление вызвало некоторое оживление.

– Право слово, долго нам еще здесь торчать? – высказал общее мнение вскочивший из-за стола Кулыгин. – Это произвол! Вы что же, нас в чем-то подозреваете, раз не даете покинуть гостиницу?

– На вашем месте, господин Кулыгин, я бы не промолчал, – Сидоров вновь использовал ту же фразу, что и парой часов ранее, у столика Фалька. – Тем более, что у меня к вам действительно есть несколько вопросов.

Дмитрий Евгеньевич побледнел и осел обратно на стул. Урядник, меж тем, подошел к Лукьяновой и продемонстрировал ей разбитый брегет.

– Скажите, Ольга Константиновна, эти часы принадлежали вашему мужу?

Лукьянова не колебалась ни секунды:

– Да, без всяких сомнений.

– Вы уверены?

– Конечно! Это мой подарок ему на двадцать лет совместной жизни, – отчеканила Ольга Константиновна, покосившись, при этом, на Елену Михайловну. Какое бы примирение не произошло между ними ранее, оно, очевидно, закончилось.

– Благодарю, – сказал Сидоров. – Следующий вопрос. Григорий Борисович, а где ваша трость?

– Моя трость? – опешил Сиротов. – Да вот же она, рядом с…

Он повернулся направо, к стене – и удивленно замер. Огляделся по сторонам. Поднял на урядника ошеломленный взгляд и ответил:

– Должна быть здесь. Я точно ее оставлял у стены!

– Но, как мы видим, здесь ее нет, – заметил Александр Петрович, впиваясь глазами в лицо купца.

– Это на что же это вы намекаете? – подозрительно спросил купец.

– А я-ить знаю, на что! – басовито хохотнул Беседин. – Тросточкой вашей, видимо, любезному Валентину Карповичу по кумполу заехали, да?

– С чего вы это взяли? – развернулся к нему урядник.

– Ну… Как же… – стушевался Иван Семенович. – С чего бы вам еще о ней спрашивать?

– С чего угодно, господин Беседин, – спокойно заметил Сидоров. – А вы вот, почему-то, сразу начали про тростью по кумполу рассказывать. Интересно… Руки чесались?

– А и не буду скрывать, чесались! – стукнул по столу Беседин. – Да только мне, знаете ли, привычнее кулаками махать.

– Ну-ну, это мы с вами еще обсудим, – Александр Петрович вновь переключил внимание на Сиротова. – Так все же, Григорий Борисович, где ваша трость? Где и когда вы видели ее в последний раз?

– Да здесь же и видел, вот на этом самом месте! – ткнул пальцем в стену купец. – А когда… Бес его знает. Не помню.

– Не хорошо, Григорий Борисович, не хорошо, – поцокал языком Сидоров. – Трость ваша действительно была найдена рядом с покойным.

– Ха! Я же говорил! – победно воскликнул Беседин, но вновь сник под взглядом урядника.

– Да хоть и так! – Сиротов вызывающе посмотрел на урядника. – Пропала трость. Взял ее кто-то. Может, официант попался вороватый.

– Прошу не бросать тень на моих сотрудников, – подал голос Козлов.

– Хорошо, тогда следующий вопрос, – продолжил Сидоров. – Где вы находились в девять часов сорок минут вечера?

– Во сколько? – переспросил Григорий Борисович. – Голова моя дырявая. Не знаю. Хотя… Да здесь вот, наверное, и был.

– Наверное? – недобро сощурился урядник.

– Боюсь, что не «наверное», а «точно», Александр Петрович, – внезапно сказал Неверов. Сидоров удивленно повернулся к нему, и бывший товарищ прокурора пояснил: – Сейчас, когда вы это говорите, я вспомнил, что в девять часов сорок одну минуту вечера Григорий Борисович был здесь. Думаю, доктор и Лидия меня также поддержат.

– Признаюсь, не совсем понимаю, о чем вы, – заметил Фальк.

– А я понимаю! – воскликнула Лидия. – Вы ведь про бокал говорите?

– Именно так, дорогая моя, – кивнул Павел Сергеевич. – Господин Сиротов разбил бокал…

– Я этого не помню, но мог, конечно, – смущенно признался Григорий Борисович. – Я тот еще медведь неуклюжий.

– Я машинально обратил внимание на время, – продолжил Неверов. – На часах было девять сорок одна. Вряд ли он сумел бы незаметно прокрасться на свое место за отпущенную ему минуту.

– Я… Спасибо вам, Павел Сергеевич, если не ошибаюсь, – прочувственно сказал Сиротов. – Повторюсь, я не помню разбитого бокала. Когда я проиграл аукцион, все стало как в тумане, понимаете? Но если вы говорите, что так и было…

– Да, так и было, – вновь включился в разговор Виктор Львович. Рядом с ним оказался один из официантов. Козлов указал на него и добавил: – Михаил был рядом и убирал осколки.

– Хм, вот оно как… – протянул Сидоров. По нему было заметно, что урядник расстроен, и Фальк хорошо понимал его. Есть жертва, есть орудие убийства, есть примерное время смерти. Многое указывало на Сиротова, но раз у него есть алиби, то дело обретает новый, куда более сложный оборот.

– А знаете, кто появился в зале буквально две минуты спустя? – раздался в повисшей тишине звонкий голос Лидии.

Все собравшиеся в зале мгновенно повернулись к ней, ожидая продолжения. Шевалдина, явно довольная всеобщим вниманием, выдержала театральную паузу, а затем внимательно посмотрела в дальний угол зала.

– Господин Кулыгин подошел к нашему столику с бутылкой шампанского, – громко и отчетливо произнесла она.

Зал охнул и, будто по команде, развернулся к Дмитрию Евгеньевичу, которому интерес окружающих явно доставлял куда меньше радости.

– А ведь верно! – воскликнула Ольга Константиновна. – Когда бокал разбился, я огляделась по сторонам. Кажется, место господина Кулыгина пустовало.

– Так-так-так, – многозначительно произнес Сидоров, вновь обретая уверенность. – Я ведь обещал, что у меня будут к вам вопросы, Дмитрий Евгеньевич. Так вот вам первый – а где были вы в указанное время?

– С какой стати я должен перед вами отчитываться? – дерзко ответил вопросом на вопрос Кулыгин.

– С такой, что тебя полиция спрашивает, балбес, – снова пробухтел Беседин, который, кажется, получал от разыгрывающихся событий несказанное удовольствие.

– И что? – не отступал Кулыгин. – Рядом с телом моя трость лежала, что ли? Нет, не лежала. Тогда к чему эти вопросы?

– К тому, что в момент убийства в зале присутствовали все гости, кроме вас, – ответил Сидоров. – Так где же были вы?

– Выходил за шампанским!

– Неужели? В ресторане? Выходили за шампанским? – притворно удивился урядник. – А что же не подозвали официанта?

– Их… Их не было в зале, – уже не так уверенно сказал Кулыгин.

– Не может такого быть, – возмутился Козлов. – Мои официанты никогда не оставляют зал с гостями без присмотра. Как минимум один оставался здесь.

– Какая незадача, господин Кулыгин, – усмехнулся в усы Александр Петрович.

– Чего вы все на меня так уставились? – воскликнул Дмитрий Евгеньевич. Спесь мигом слетела с него, и Василию Оттовичу стало даже немного жаль молодого человека. – Я бы никогда…

– «Никогда», что? – с отеческой заботой переспросил Сидоров. – Никогда бы не напали на другого человека? Позвольте не поверить, ведь вы чуть было не устроили драку с доктором Фальком. И это еще не все! Ведь это вы год назад участвовали в автомобильной гонке между Петербургом и Стрельной?

– Не смейте… – протестующе поднял руку Кулыгин, но вышло у него это довольно жалко.

– Вы там так расстроились из-за проигрыша, что напали на победителя, за что и были задержаны полицией! – торжествующе объявил урядник. – Не удивляйтесь. Я специально запросил данные по каждому из гостей.

– Подите к черту! Я не обязан это выслушивать! – Кулыгин вскочил и направился к лестнице.

– А ну, стоять! – рявкнул Александр Петрович. Но Кулыгин его не послушал. Более того, если поначалу его уход можно было принять за демарш обиженного человека, то после окрика он бросился бежать. Сидоров, не ожидая подобной прыти, рванулся за ним, к вящему удовольствию Лидии и Беседина, как самых увлеченных зрителей.

– К автомобилю побежал! – догадался Неверов. Гости, возбужденные разворачивающейся погоней, высыпали на балкон. Сначала их вниманию предстал пустой двор. Затем с первого этажа раздался громкий хлопок закрывающейся двери и приглушенный гневный окрик урядника: «Откройте немедленно!»

– Захлопнул дверь в зал у подножия лестницы, – прокомментировал для собравшихся Павел Сергеевич.

Тем временем, Кулыгин сбежал с крыльца и бросился к мостику. Фальк не знал, сколько времени потребуется Сидорову, чтобы открыть дверь запертую дверь. Как не представлял, насколько быстро беглецу удастся завести свой автомобиль. Конечно, никто не просил доктора вмешиваться, но когда вот так, на его глазах, от правосудия грозил уйти убийца и, более того, крайне неприятный субъект, Василий Оттович понял, что обычная сдержанность покинула его. Он оперся на перила балкона, перемахнул их под восхищенный возглас Лидии, мягко приземлился на лужайку и бросился в погоню.

Силы были неравны. Кулыгин улепетывал быстро, но куда ему до Фалька? Дмитрий Евгеньевич только-только миновал мост, когда сзади в него стенобитным тараном врезался доктор, отчего молодой человек потерял равновесие и кубарем покатился по земле. Василий Оттович же спокойно сбавил ход и аккуратно остановился ровно между упавшим Кулыгиным и его автомобилем.

Позади послышались бегущие шаги. Сидоров справился-таки с дверью и теперь, с револьвером в руке, нагнал Фалька и беглеца. За ним растерянно спешили двое дюжих охранников, нанятых Козловым. Урядник остановился рядом с лежащим Дмитрием Евгеньевичем, навел на него ствол пистолета и громко произнес:

– Господин Кулыгин, вы арестованы!

Гости на балконе разразились бурными аплодисментами.

Той ночью Василий Оттович добрался до дома и лег спать под утро, когда Зеленый луг укрыла характерная белесая предрассветная дымка. Сделал он это с чувством выполненного долга. Кулыгин оставлен на попечение Сидорова, которому еще предстояло окончить опросы и препроводить задержанного в камеру, что располагалась в его будочке у станции. Лидию доктор сопроводил домой и нежно поцеловал на прощание. В общем, отличный повод, чтобы отдохнуть от праведных трудов и подольше поспать. Что Фальк и сделал, предварительно аккуратно развесив вечерний костюм. То, что ему после долгого душного вечера и краткой погони за Кулыгиным предстояла стирка, доктора не смущало.

Следующее утро милосердно началось так же, как и любой другой ленивый дачный день в Зеленом луге. Фальк проснулся, потянулся, выбрался из постели, сделал зарядку в саду, умылся, облачился в легкий домашний халат и, с книгой под мышкой, уселся на террасе завтракать. За еду, естественно, отвечала Клотильда Генриховна, а черный кофе он сварил сам, на этот раз – в медной неаполитанской куккумеле, установленной на спиртовую горелку. Словом – после суматошных событий прошедшей ночи Василий Оттович находил отдохновение в привычно-спокойном и размеренном дачном времяпрепровождении. Ровно до того момента, как, оторвавшись от книги и подставив лицо теплым солнечным лучам, увидел приближающегося к его даче Сидорова. Урядник выглядел усталым сверх всякой меры, а от мрачного выражения его лица, казалось, готовы были завянуть все окружающие растения. Ни малейших сомнений, что Александр Петрович направляется к нему у доктора не было. Фальку оставалось лишь возвести очи горе и безмолвно вопросить, чем же он заслужил новую порцию досадных неожиданностей и когда же обрящит столь заслуженный покой.

– Это не он! – сходу заявил Сидоров, поднимаясь на крыльцо.

– И вам добрейшего утра, Александр Петрович, – поприветствовал друга Фальк. – Будьте, пожалуйста, конкретнее, а то я мало спал и не очень хорошо соображаю.

– Я не спал вообще, а соображаю и того хуже, – пожаловался Сидоров. – Это не Кулыгин. У него тоже алиби.

– Это какое же, позвольте?

– Тоже слегка криминальное, но сущая мелочь по сравнению с убийством. Помните, он подошел к вам с бутылкой шампанского и попытался увезти Лидию Николаевну в Петербург?

– Да, во всех подробностях, – против воли скрипнул зубами Василий Оттович.

– Так вот, он действительно выходил за шампанским. Расстроенный проигрышем, он решил немного насолить Виктору Львовичу, спустился в подвал и без спросу взял какую-то дорогущую бутылку. А когда он возвращался обратно, то столкнулся с поваром, который вышел с кухни около девяти сорока. Кражу шампанского Кулыгин признает, но это, как я уже говорил, сущая мелочь. Парнишка порченный, с историей рукоприкладства, но Лукьянова он, скорее всего, не убивал.

– Чаю? – сочувственно проскрипела у его левого уха неслышно выглянувшая на террасу кухарка.

– Клотильда Генриховна, мне сейчас не до чаю, извините, – не оборачиваясь отмахнулся Александр Петрович, от расстройства даже забыв напугаться. Старушка, ни взглядом не выразив своего удивления, так же тихо исчезла в доме.

– И что же исправник? – помянул начальство Сидорова доктор.

– Топает ногами и орет, аки труба иерихонская, – фыркнул урядник. – Тело с тростью увезли судебным медикам. А меня отправили еще раз опрашивать свидетелей.

– Ну, не так уж это и плохо, – заметил Фальк.

– Это почему же?

– Ну, когда я сталкиваюсь с неправильной гипотезой, то нахожу полезной привычку делать шаг назад и начинать с начала, – пояснил Василий Оттович. – Зачастую, удается задавать правильные вопросы.

– Например?

– Например, «А где бутылка?», – хитро усмехнулся Фальк. – У нас ведь получается двойное преступление, не так ли? Просто кража, на фоне убийства, как-то потерялась.

– Предположим… – Сидоров не совсем понял, куда клонит доктор.

– Когда гости расходились, кто-то из них мог забрать с собой вино?

– Пожалуй, что нет. Одежда не та. И сумок при них не было.

– Отлично! Следующая мысль – мог ли преступник, скажем, выкинуть бутылку из окна, чтобы потом ее забрать?

– Вино за шесть сотен? В здравом уме – нет, не стал бы рисковать! – убежденно заявил Сидоров.

– А что это означает? – подсказал ему Фальк.

– Что бутылка должна остаться в ресторане! – просветлел лицом Александр Петрович.

– Именно! – довольно сказал доктор. – Это первая зацепка, о которой мы вчера не подумали. Надо обыскать ресторан и попытаться найти тайник, куда убийца мог спрятать добычу. Далее – гости. Преступнику придется вернуться в ресторан, чтобы забрать вино, причем в ближайшее время, иначе он останется без трофея. Ведь у него было очень мало времени, а значит тайник не может быть полностью надежным. А это, в свою очередь, означает, что убийца не станет далеко уезжать из Зеленого луга. Возможно, это сузит круг подозреваемых. Тем более, что двух мы уже вычеркнули.

– А это оставляет двух дамочек и Беседина, – заключил Сидоров. – Ловко придумали. То есть, кто придет в ресторан – тот и убийца?

– Ну, не обязательно, конечно, но интересно будет посмотреть, что они примутся делать, если все-таки придут.

– Хм, любопытные вещи подсказываете, Василий Оттович, – задумался урядник. – С одной стороны, страшнее обиженной женщины зверя нет, а покойный, судя по всему, не в первый раз уязвил чувства что жены, что любовницы. С другой – они же потом полвечера сидели вместе. Если бы одна отлучилась, вторая бы сказала об этом.

– Не обязательно, – покачал головой Фальк. – В случае, если бы одна из них догадалась о причине отсутствия и, скажем так, не имела бы ничего против…

– Сговор подозреваете? – покосился на него Сидоров. – Да вы, Василий Оттович, циник, право слово!

– Цинизм мне всегда был свойственен, как и любому врачу, если вы не замечали, – парировал Фальк. – К тому же, я и сам не слишком верю в эту теорию. Иван Семенович здесь куда больше подозрений вызывает. Помните, что он сказал Лукьянову при встрече?

– Что вино тот получит только через его труп, а сам он готов просто из зловредства бутылку разбить, – блеснул памятью Сидоров.

– Именно! И тут Лукьянов бравирует перед ним своим выигрышем. Вполне себе мотив. К тому же… Ein moment, bitte!

Василий Оттович вскочил и скрылся внутри дома. Спустя минуту, он вернулся обратно и положил на стол перед урядником набросанную прошлой ночью схему зала.

– Обратите внимание, Беседин сидит на первом ряду. От него до кабинета – от силы пять шагов. А кто расположился за соседним столиком?

– Дремлющий Григорий Борисович Сиротов! – воскликнул урядник, присмотревшись к рисунку.

– Трость которого прислонена к стене, – добавил Фальк. – Если Беседин выгадал момент, то с убийством он мог управиться за минуту с мелочью. Встать, сделать пару шагов, забрать трость. Быстро нырнуть с боку за портьеру. Затем в соседний кабинет, оттуда – по карнизу. Забраться к Лукьянову. Нанести удар. Схватить вино. Вернуться тем же путем. Вопрос только, куда, в таком случае, он мог спрятать бутылку?

– Ну, с минутой вы хватили, но одно верно – со своего места он мог провернуть это с такой скоростью, что никто бы его даже не хватился, – поддержал его Сидоров.

– Ха! – Фальк хлопнул себя по колену с несвойственной ему горячностью. – Тогда он практически у нас в руках!

– Нужно срочно опросить женщин, – поддержал его азарт урядник. – Сначала Ольгу Константиновну, потом Елену Михайловну. Они могли заметить отсутствие Беседина. Затем – в «Швейцарию», еще раз опросить Козлова и слуг, а заодно поискать спрятанную бутылку.

– Я даже рекомендую, для экономии времени, разделиться, – предложил Фальк. – Елена Михайловна вчера упала в обморок, поэтому у меня есть повод навестить ее и задать несколько вопросов, не вызывая при этом подозрений. А вы, в этом время, отправитесь к Лукьяновой. Затем встретимся в «Швейцарии» и обменяемся наблюдениями. Как вам такое предложение?

– Василий Оттович, вы можете с полным на то право считать себя более профессиональным и изобретательным сыщиком, чем добрая половина моих коллег из полиции! – торжественно заявил Сидоров. – Приступаем немедля!

– Отлично! – воскликнул Фальк, а затем, уже тише, добавил: – С поправкой на смену гардероба. Не могу же я, право слово, наносить визит в халате!

«Что я делаю? Куда меня несет?»

Эти вопросы крутились в голове Василия Оттовича, пока он одевался подобающим образом для летней прогулки. Действительно, что стало с педантичным и ворчливым доктором Фальком? Он смотрел в зеркало – и не узнавал себя. Куда делись степенность и неторопливая солидность, выпестованные годами? В силу характера, воспитания и манер, Фальк всегда выглядел старше своих лет – в тридцать четыре ему можно было дать сорок. Но сейчас в зеркале Василий Оттович видел сущего мальчишку – нетерпеливого, деятельного, азартного, с горящими глазами. А самое страшное, что увиденное Фалька, скорее, радовало.

Елена Михайловна Гречихина жила в тихом укромном уголке в северо-западной части Зеленого луга. Домишка оказался маленький, но опрятный – классическая деревенская изба без изысков, из тех, что сдавали сами крестьяне.

Фальк поднялся на крыльцо и постучал. Ему пришлось повторить стук и подождать около минуты, но дверь все же открылась. Гречихина стояла на пороге. Выглядела женщина болезненно – опухшие от слез глаза на бледном лице и нервический тремор. Василий Оттович подумал, что не зря решил навестить Елену Михайловну – даже, если выяснить у нее ничего не удастся, визит врача ей был необходим.

– Елена Михайловна, добрый день! Возможно, вы меня помните, мы встречались вчера… – начал было доктор.

– Василий Оттович, после вчерашней погони забыть вас очень сложно, – Гречихина нашла в себе силы улыбнуться. – К тому же, большая часть Зеленого луга знает, кто такой доктор Фальк. Чем обязана визиту?

– Врачебной вежливости, так сказать, – ответил Фальк. – Я обратил внимание, что вчера вечером вы лишились чувств, поэтому решил удостовериться, что сегодня вы чувствуете себя лучше.

– Да, значительно. Известие об убийстве стало для меня шоком, и тело отреагировало по-своему. Но что же это я вас на пороге держу? Проходите, прошу. Будете чай?

– О, благодарю, не откажусь, – кивнул Фальк. Он не особо горел желанием пить чай, но понимал, что за этим занятием удобнее будет расспрашивать Гречихину.

Комната, совмещавшая гостиную и столовую, оказалась такой же, как и сам домик – небольшой и опрятной. Василий Оттович занял предложенный стул и подождал, пока Гречихина устроится напротив.

– Все же, как ваше самочувствие? – спросил Фальк. – Не было ли больше обмороков? Возможно, появились иные жалобы?

– Нет, благодарю, – покачала головой Гречихина. – У меня, конечно, ужасно болит голова, но в остальном никаких симптомов. Спасибо вам за заботу.

– Это хорошо. Простите, если вопрос покажется бестактным, но вы живете одна? В смысле, есть ли кому позаботиться о вас, если слабость вернется?

– Нет, – печально ответила Елена Михайловна. – Чего уж теперь скрывать, кроме Валентина у меня здесь никого нет. Более того, этот дом снимал он. Боюсь, самой бы мне не хватило на него денег.

– Господин Лукьянов поддерживал вас?

– Ой, Василий Оттович, вы очень неловко пытаетесь ходить вокруг да около! – фыркнула Гречихина. – Вы ведь таким образом пытаетесь спросить, правдивы ли слухи обо мне и Валентине?

– Прошу прощения, не хотел вас обидеть…

– Обидеть меня теперь очень сложно. Да, у нас с Валентином, что называется, был роман. Из тех, что так любят писаки – долгий и трагичный. Ах, как бы могла сложиться наша жизнь, если бы он не пошел на поводу у семьи… Скажите, доктор, вы женаты?

– Нет, пока не имел счастья.

– Тогда вот вам совет – не слушайте никого, только свое сердце. Иначе останетесь несчастны, как я.

– Именно вы? Лукьянов так не считал?

– О, он тоже был несчастен, но по-своему, – задумчиво ответила Гречихина. – В последнее время он охладел ко мне. Думаю, его доконала постоянная неопределенность. Или я была слишком настойчива.

– Настойчивы?

– Да. Он долгое время собирался уйти от жены, но так этого и не сделал. Боялся, что останется без гроша. Ольга Константиновна, знаете ли, страшная женщина.

– Странно, мне вчера показалось, что вы нашли общий язык… – неуверенно заметил Фальк.

– После аукциона? Не назвала бы это общим языком. Скорее, временно примирение двух отвергнутых женщин. Вы сами видели, как Валентин повел себя после выигрыша.

– Да, это было, по меньшей мере, некрасиво, – согласился Фальк.

– Я не знаю, что сподвигло меня подойти к Лукьяновой, но… Вы не поверите, мы замечательно поговорили. Даже нашли повод посмеяться. Хихикали, знаете, как две гимназистки.

– А Ольга Константиновна никуда не отлучалась?

– Не знаю. Если и отлучалась, я не помню. Для меня весь прошедший вечер – один сплошной и болезненный кошмар, который мне тяжело вспоминать. Пожалуй, единственный, кто мне запомнился, так это молодой человек, который убил Валентина. Он сразу показался мне крайне неприятным, но я и подумать не могла…

– К сожалению, у меня плохие известия, – сказал Василий Оттович. – Господин Кулыгин не убийца.

– Как? – воскликнула Гречихина. – Но я думала…

– Согласен, он выглядел крайне подозрительно, но показания свидетелей обеляют его. В связи с чем, разрешите задать еще один вопрос. Вы же знали Валентина Карповича, возможно, лучше всех. Возможно, он даже делился с вами своими опасениями. Был ли кто-то еще, кто мог бы желать ему смерти?

– Вы еще спрашиваете? – ответила Елена Михайловна. Печаль на ее лице сменила ядовитая злоба. – Конечно же, его жена. Кому, как вы думаете, отойдет все их совместное богатство?

Атмосфера на террасе «Швейцарии» разительно отличалась от той идиллии, что запомнилась Фальку несколькими днями ранее. На смену теплой дружеской компании пришли Виктор Львович и Александр Петрович, причем лица у обоих были одно другого сумрачнее.

– Что такое, господа? – подозрительно осведомился доктор.

– Да вот, рассказал Виктору Львовичу о результатах беседы со вдовой, – ответил Сидоров.

– Она судиться со мной собирается, представляете? – воскликнул расстроенный Козлов.

– Судиться? Почему? Из-за смерти мужа? – спросил Фальк.

– Нет, – ответил владелец «Швейцарии», поморщившись. – Насколько я понимаю, это прискорбное происшествие ее волнует в меньшей степени…

– Она требует шестьсот рублей, уплаченных ее покойным супругом за вино, – пояснил урядник.

– Но по какому праву?

– Она считает, что раз муж убит, а бутылка исчезла, да еще и непосредственно в «Швейцарии», то сделка недействительна, а деньги должны вернуться ей, – объяснил Сидоров.

– Бред какой-то, – фыркнул Фальк.

– Это не бред, Василий Оттович, это форменное вымогательство, – сказал Козлов. – Моя репутация и так в ужасном состоянии из-за убийства. Вы представляете, что случится, если я откажусь возвращать деньги вдове? Зная Ольгу Константиновну, а вернее – ее деловую хватку, она наверняка прекрасно отдает себе отчет, что выбора у меня нет.

– Ну, выбор, конечно, у вас есть, – задумчиво протянул Фальк. – Потенциальный, заметьте, но все же.

– Это какой же, Василий Оттович? – с надеждой спросил владелец «Швейцарии».

– Как же, нам с Александром Петровичем нужно найти пропавшую бутылку, – резонно заметил доктор. – Она ведь теперь является частью наследства, оставленного Валентином Карповичем. Сомневаюсь, что Лукьянова обрадуется, но ей придется принять вино и отказаться от своих требований. Пусть дальше сама думает, куда его девать. Может хоть очередной аукцион устроить.

– Если вы его отыщете, – неуверенно добавил Козлов.

– Когда мы его отыщем, – поправил его Сидоров. – Кстати, для этого потребуется ваша помощь.

Рассказав о теории Фалька, что бутылка осталась где-то в «Швейцарии», Александр Петрович мобилизовал весь персонал для тщательного обыска во всех общих помещениях, где мог побывать убийца. Доктор также принял участие, невольно вспомнив далекое лютеранское детство с охотой за пасхальными яйцами.

– А что-нибудь интересное, кроме финансовых притязаний, Ольга Константиновна озвучила? – спросил он у урядника между делом.

– Боюсь, ничего, что могло бы нам помочь, – ответил Сидоров. – За перемещениями гостей она не следила. Сама стол не покидала. Насчет Гречихиной не уверена.

– Елена Михайловна сказала мне то же самое, практически слово в слово. С одним важным уточнением.

– Это каким же?

– Она считает, что Лукьянова убила его жена. То есть, теперь уже вдова, – поправился Фальк.

– Ха, тоже мне, удивили! – усмехнулся урядник. – Ольга Константиновна точно также заявила, что, если кто и имел мотив, так это Гречихина.

– Неужели? – вскинул брови Василий Оттович. – И чем же она обосновала это предположение?

– Глубокой женской обидой. Якобы, Валентин Карпович несколько раз порывался уйти к любовнице, но не так давно заявил жене… То есть, теперь уже вдове… В общем, заявил Ольге Константиновне, что принял окончательное решение разорвать отношения с Гречихиной. Вот она и точила зуб на бедного Лукьянова.

– Хм, – задумался Фальк. – Конечно, Елена Михайловна высказывала мысли, которые можно было бы счесть косвенным подтверждением этой теории, но ее версия мне кажется более убедительной.

– Это какая же?

– Что Ольга Константиновна разделалась с мужем. Причем, не только из-за обиды, но и ради того, чтобы получить в свое распоряжение все их общие средства, так как они отписаны ей по завещанию. Qui prodest, так сказать.

– Опять вы бравируете латынью, Василий Оттович, – пробурчал Сидоров. – А можно по-нашему, по-простому?

– «Кому выгодно», – смущенно ответил Фальк.

– Вот, так бы сразу и сказали! Согласен, у жены куда больше оснований для смертоубийства. Вот же ж черт! – ругнулся урядник. – В этом ресторане вообще был кто-нибудь, у кого не было повода прикончить Лукьянова?

– Могу ручаться за себя, Лидию Николаевну и Неверова, – быстро ответил доктор.

– О, насчет вашей дамы сердца я бы не был настолько уверен… – с хитрым видом сказал урядник.

– Это что же вы имеете в виду? – подозрительно осведомился Фальк.

– Спросите у нее сами, – порекомендовал Сидоров. Василий Оттович так оскорбился, что предпочел не задавать дополнительных вопросов.

Меж тем, с каждой минутой обыска оптимизм доктора и урядника таял, словно снег в начале апреля. Они по нескольку раз осмотрели оба кабинета, зал ресторана, лестницу, подвал, побывали на кухне и даже вылезли из окна на кровлю, обойдя крышу первого этажа. Несмотря на тщательность поисков, найти бутылку так и не удалось. Спустя час упорной работы, Фальк обессилено плюхнулся упал в плетеное кресло на террасе и печально уставился в пространство.

– Не расстраивайтесь, доктор, мысль была здравая, – попытался утешить его Сидоров.

– Именно, что была… – грустно констатировал Василий Оттович. – Выходит, что убийца-таки скрылся с бутылкой.

– Выходит, что так, – согласился урядник. – Жаль, что обнадежили Козлова раньше времени.

Их разговор оказался прерван уже знакомым громким тарахтением. Из-за деревьев медленно выкатился автомобиль Кулыгина и остановился у мостика через пруд. Молодой человек выбрался из транспорта и почти бегом пересек переправу, оказавшись у гостиницы.

– Господа, добрый день! – поприветствовал он Фалька и Сидорова. Голос, да и вообще внешний вид Дмитрия Евгеньевича кардинально разнились с его вчерашним образом. Сейчас Кулыгин выглядел кротким, аки агнец – вежливым и почтительным настолько, что, будь у Василия Оттовича дочь, он, не раздумывая, позволил бы ей общаться с этим замечательным молодым человеком.

– И вам добрый, Дмитрий Евгеньевич, – ответил урядник. – Какими судьбами? Я-то полагал, что вы уже на полпути в Петербург.

– Если позволите, я бы хотел переговорить с вами и доктором с глазу на глаз. Разрешите войти?

Фальк и Сидоров переглянулись. Половина «Швейцарии» все еще стояла вверх дном после обыска, поэтому пускать туда посторонних не хотелось.

– Лучше мы к вам спустимся, – принял решение Александр Петрович.

Кулыгин ждал их, нервозно переминаясь с ноги на ногу. Когда Фальк и Сидоров появились на крыльце, он сделал пару неуверенных шагов на встречу.

– Господа, я бы хотел принести свои извинения, – начал Кулыгин. – В первую очередь, вам, Василий Оттович. Мое поведение минувшим вечером по отношению к вам и вашей спутнице было возмутительным. Я… У меня нет слов, чтобы оправдаться. К моему глубочайшему стыду на меня что-то находит временами, отчего я веду себя как… Как форменный мерзавец.

– Ох, ну полноте… Бывает, видимо, – ответил опешивший Фальк. – Ваши извинения принимаются.

– А вас, Александр Петрович, я прошу простить за свое малодушие. Признайся я сразу, вы бы не потратили столько времени впустую. Но мне было стыдно и страшно…

– Не переживайте, Дмитрий Евгеньевич, я бы в любом случае вас задержал, – неловко усмехнулся Сидоров.

– Господа, пока эта история не завершится и не будет найден истинный убийца, я принял решение остаться в Зеленом луге. Располагайте мной. Я тотчас готов ответить на любые ваши вопросы. Если же вам потребуется мой автомобиль с шофером – также не стесняйтесь обратиться. Я хочу приложить все усилия, чтобы загладить свою вину.

– Спасибо за предложение, Дмитрий Евгеньевич, – сказал урядник. – Я обязательно буду иметь его в виду. Скажите, а где вы остановились?

– Пока что в «Бристоле», но я в поисках какой-нибудь дачки. Эта гостиница, знаете ли…

– Не продолжайте! – улыбнулся Фальк. Сидоров лишь понимающе покивал.

В отличие от «Швейцарии», расположенный на главной улице неподалеку от вокзала «Бристоль» сложно было назвать высококлассным заведением. Средне-классным, впрочем, тоже. Василий Оттович знавал людей, которые на полном серьезе утверждали, что видели тараканов, спешащих прочь, лишь бы оказаться подальше от гостиницы. Плюса в «Бристоле» было два – близость к станции и расположенный в соседнем доме ресторан (с нехитрым названием «Ресторация» и постоянной сменой хозяев, но, каким-то чудом, держащий марку). Гостиница же, несмотря на пристойный внешний вид, внутри будто сошла со страниц «Тарантаса» Соллогуба – со всеми сопутствующими неопрятными половыми и кусачими постельными клопами. Председатель общества благоустройства Кунин регулярно порывался закрыть эту юдоль скорби, но деньги владельца «Бристоля» (кои, между прочим, можно было бы пустить на приведение заведения в порядок) регулярно перетекали в карманы менее щепетильных членов общества, которые изо всех сил тормозили благие начинания Евлампия Аристарховича. Словом – и доктор, и урядник прекрасно понимали нежелание Кулыгина задерживаться в гостинице.

– Еще раз благодарим вас за предложенную помощь, – сказал Фальк.

– Да, кстати, раз уж вы здесь! – осенило Сидорова. – Перед тем, как отправиться… кхм… на поиски шампанского, не замечали ли вы, чем занимался Иван Семенович Беседин?

– Это громкий купец с первого ряда? – переспросил Дмитрий Евгеньевич. – Признаться, не обращал внимания. Хотя нет… Постойте… Когда я уходил, он как раз поднялся из-за стола. У меня сложилось впечатление, что он хотел размяться и подойти к окну.

– Какому? Тому, которое ближе к вам, или противоположному? – стараясь скрыть крайний интерес спросил урядник.

– Точно к противоположному, – уверенно ответил Кулыгин.

«А у противоположного окна сидел кто?», подумал Фальк. «Правильно, Сиротов. И трость его стояла рядом».

– Понятно, – протянул Сидоров. – А дамы, что сидели неподалеку от вас?

– Не могу сказать. – Дмитрий Евгеньевич нахмурился, что-то вспоминаю. – Нет, простите. Если они и покидали свой столик, то я этого не видел. Конечно, та дама, что помоложе, госпожа Гречихина, если я не ошибаюсь, привлекала мое внимание, но… Ох, черт! – Кулыгин хлопнул себя по лбу. – Я ведь и ей досаждал, верно? Тоже придется извиняться! Да что ж такое-то…

С этими словами он повернулся и понуро побрел к автомобилю. Фальк проводил его глазами, дождался, пока Кулыгин отойдет на достаточное расстояние, а потом вполголоса сказал уряднику:

– Какой, однако, замечательный юноша. А мы с вами на него наговаривали…

– При условии, что он не врет, – не меняя добродушного выражения лица заметил Сидоров.

– Конечно же, при условии, что он не врет, – невинно подтвердил доктор.

Они переглянулись и невольно рассмеялись оттого, насколько схожими оказались их мысли.

– У вас есть сомнения в его искренности? – спросил урядник.

– Стоило предположить, что преступник останется в Зеленом луге, чтобы забрать вино, как Кулыгин возникает на пороге «Швейцарии», – сказал Василий Оттович. – Я, конечно, допускаю совпадения, но уж больно удобное стечение обстоятельств, больше смахивающее на закономерность.

– Если не считать того, что у Кулыгина алиби?

– Если не считать того, что у Кулыгина алиби, – вынужден был подтвердить Фальк.

– А что насчет Беседина?

– Зависит от того, насколько мы можем доверять показаниям Дмитрия Евгеньевича. Я вот не помню, вставал ли Иван Семенович из-за стола или нет. Давайте-ка вот что сделаем. Нам нужно мнение людей, которым мы можем доверять. Предлагаю вновь разделиться. Вы заглянете к Неверову, я – к Лидии. Возможно, они обратили внимание на перемещения Беседина.

– Почему-то я не удивлен именно такому разделению обязанностей, – улыбнулся Сидоров.

– Не придирайтесь, Александр Петрович, – смутился Фальк и полез за карманными часами. – Сейчас у нас сколько времени? Шестой час? Давайте тогда встретимся в семь возле курзала? Успеем?

– Думаю, да, – согласился урядник. Мужчины обменялись заговорщицкими кивками и поспешили каждый в свою сторону.

– Ты!

Острый маленький кулачок стукнулся Фальку в предплечье. Никаких травм удар, конечно, не нанес. Но Василий Оттович все равно с ностальгией подумал о временах, когда их разногласия с Лидией выражались в форме словесных спаррингов.

– Как ты посмел?! Без меня?! – рыжеволосая фурия вновь попыталась применить физическое насилие, но доктор перехватил удар и нежно задержал ее кулак в своей ладони.

– Если уж пытаешься меня за что-то наказать, то хотя бы скажи, за что, – попросил Фальк.

Между собой они уже перешли на неформальное «ты», хотя не сказать, чтобы они часто этим пользовались, ведь встретиться наедине им удавалось довольно редко.

– Ты опять ловишь преступников! – грозно объявила Лидия.

– Ну, не то, чтобы ловлю… Да и не сказать, что это опасно… – попытался выкрутиться Василий Оттович.

– Опасно? А кто сказал про опасность? – недобро прищурилась Лидия. – Это, в первую очередь, интересно! И, как выясняется, ты с самого утра этим занят – и даже не потрудился позвать меня!

Фальк хотел, было, ответить, что если уж его утро началось ближе к обеду, то про Шевалдину и говорить не следовало, но вовремя уловил девичью готовность к продолжению избиений, а потому оставил замечание при себе. Хотя в гневе Лидия была не то, чтобы страшна. Скорее, умилительна. Особенно учитывая, что все ее боевые возгласы были озвучены гусиным шепотом, ведь спор разыгрывался на первом этаже дачи Шевалдиных, где все еще квартировала ее строгая maman.

– Послушай, Сидорову и так может попасть, если вскроется факт моего участия, – попытался объяснить Василий Оттович. – Если еще и ты присоединишься…

– Ага, то есть об Александре Петровиче ты подумал, а обо мне – нет?! – Лидия безуспешно попыталась подавить его взглядом, отчего Фальк подавил желание принести ей табуреточку и попросить попробовать еще раз.

– О тебе я тоже подумал, – увещевающим тоном сказал доктор. – В конце концов, мне без твоей наблюдательности не справиться. Я ведь не обратил внимание на разбитый бокал, а вот ты…

– Ну, на него сложно было не обратить внимания, да и Неверов бы все равно тебе указал, – Лидия слегка успокоилась. – Ладно, будем считать, что лесть подействовала и ты временно прощен.

С лестницы на второй этаж раздался скрип половиц под шагами и голос:

– Лидочка, с кем ты там беседуешь?

Следом в прихожей появилась Ираида Дмитриевна, суровая матушка Лидии. При виде Фалька она недовольно нахмурилась, но быстро взяла себя в руки и обратилась к нему с показным радушием:

– Василий Оттович, какой сюрприз! Что привело вас к нам?

Лидия, оказавшаяся за спиной матери, сделала страшные глаза. Интерпретировать сию пантомиму можно было по-разному, но Фальк, кажется, уловил главную мысль: не рассказывать об очередном преступлении, случившемся в Зеленом луге. Ухаживания доктора за ее дочерью Ираида Дмитриевна еще могла стерпеть, а вот криминальные страсти, развернувшиеся в тихой дачной деревушке, окончательно убедили бы ее со всей возможной скоростью вернуться обратно в Сестрорецк.

– Да вот, знаете… – начал Фальк, лихорадочно придумывая причину визита.

– Василий Оттович хотел одолжить у меня «Исчисление вероятностей» Маркова, – спасла его Лидия, наугад назвав первое вспомнившееся название книги.

– Вот как? – вскинула брови Ираида Дмитриевна. – Вы, получается, не только врач, но еще и математикой увлекаетесь?

Математикой Фальк не увлекался. Он считал себя разносторонне образованным человеком, способным поддержать разговор о литературе, истории или политике, но вот сложные формулы и вычисления заставляли его мозг кипеть.

– Эээ… Да, на досуге… – выдавил он из себя. – Цифры, знаете ли, меня успокаивают.

– А вот и книга! – тем временем вернулась в коридор Лидия. – Мама, я провожу Василия Оттовича и вернусь.

– Конечно, – милостиво кивнула Ираида Дмитриевна, но напоследок метнула на Фалька взгляд, преисполненный такой подозрительности, что заставила бывалого доктора поежиться. Он даже невольно задумался, как так получилось, что из всех матерей Зеленого луга, почитавших его самым завидным здешним холостяком, именно родительница Шевалдиной на дух его не переносила.

Фальк и Лидия вышли на крыльцо. От Веры Павловны, а точнее – от ее столь же покойного мужа, Шевалдиным досталась одна из самых скучных дач в Зеленом луге, двухэтажный, прямоугольный дом, своей строгостью смахивающий на казенное учреждение.

Девушка протянула Фальку книгу с клеймом типографии Императорской академии наук.

– Зачем? – не понял доктор.

– Не могу же я с ней вернуться! – пожала плечами Лидия. – Что же касается твоего вопроса – нет, к сожалению, я не видела, отлучался ли со своего места господин Беседин.

– Плохо, – оставалось лишь сказать Фальку. Затем, правда, он вспомнил о ехидном замечании Сидорова, и спросил: – Кстати, а ты не хочешь ничего рассказать мне про вчерашний вечер?

Лидия смутилась, порозовела и постаралась не смотреть ему в глаза:

– Нет. А почему ты спрашиваешь?

– Да так… – загадочно протянул Василий Оттович. – Слухи, знаешь ли, разные ходят…

– Вот же… – сжала кулачки Лидия. – Кто проболтался? Если что – это была не моя идея, а Неверова!

– Какая идея? – невинно осведомился доктор.

– Про ставки… – начала было Лидия, но затем остановилась и подозрительно посмотрела на Василия Оттовича. – Ты ведь ничего не знал, да? Ты просто меня поймал!

– Верно, – безмятежно улыбнулся Фальк. – Но теперь у тебя нет ни малейшего повода молчать.

– Я… Я поставила деньги на победителя аукциона, – призналась Лидия. – Но только после того, как это сделал Павел Сергеевич!

– Ну да, шутка в его стиле, – согласился Фальк. – Чего только не сделаешь от скуки на пенсии. А кто банковал?

– Ты не знаешь? Сам Козлов и принимал ставки. С небольшим процентом.

– Сам Виктор Львович? – поразился доктор. – Ничего себе! И сколько тебе досталось?

– Пятьдесят рублей, – гордо объявила Лидия.

– Неплохая сумма! И что же, ты их получила?

– Конечно! Такие дела нельзя откладывать! Тем же вечером. До того, как начался переполох, конечно.

– И когда ты только успела? – удивился Фальк.

– Практически сразу после того, как Лукьянов удалился в кабинет. Помнишь, я отлучилась на минуту?

Василий Оттович нахмурился, но потом вспомнил, что Лидия действительно ненадолго вставала из-за стола вскоре после окончания аукциона.

– Я тогда как раз подошла к Виктору Львовичу и забрала выигрыш. Хотя… Подожди…

Лидия осеклась и замолчала. Ее лицо застыло в напряженной задумчивости.

– Что такое? – обеспокоенно спросил Фальк.

– Да нет… Не может этого быть… – пробормотала девушка.

– Лидия, ты скоро там? – донесся из дома строгий окрик Ираиды Дмитриевны.

– Да-да, уже бегу! – ответила Лидия, а сама решительно приблизилась к Василию Оттовичу и быстро зашептала ему на ухо.

– Что, упустили преступника и теперь считаете, что я Валентина укокошил? – Иван Семенович Беседин откинулся в кресле, окинув пришедших взглядом с искоркой злого веселья.

– Ни в коем случае, – заверил его Сидоров. – Но, согласитесь, мотив у вас был, это всем известно.

Разговор проходил в кабинете купца. Как и Лукьяновы, Иван Семенович мог себе позволить держать собственную дачу в Зеленом луге, а не полагаться на съем. Обстановка в комнате была простой, но выдавала профессию хозяина дома: стол с несколькими увесистыми учетными книгами, счётами, письменными принадлежностями и лампой. На стене за Бесединым висел его же парадный портрет с медалью на груди.

– Это вы про нашу с ним вражду что ли? – спросил купец. – Пустое! Да, не переносил я его расфранченную рожу, да и женушку его тоже терпеть не могу. Вечно они мне пытались дорогу перейти. Ну, и я не отставал, конечно! Но это ж другое. Почти, что охота или рыбалка. Я вам даже так скажу: не будь у меня такой занозы в виде Лукьяновых, я б, может, и не добился нынешнего положения дел!

Он рассеянно указал на картину за спиной, будто кто-то мог ее не заметить.

– Но все же, с вином-то конфликт у вас вышел личный, – как бы между делом ответил Фальк.

– С вином – да, обидно получилось, – признал Беседин. – Хотел я Валентину нос утереть. Но не настолько, чтобы выкладывать шестьсот рублей за бутылку. Я свои деньги считать умею, в отличие от Лукьяновых или того же Кудашова.

– Это бывшего хозяина бутылки, ныне покойного? – уточнил Сидоров.

– Его, родимого, земля ему пухом, – кивнул Иван Семенович. – Вот уж у кого удали и дури пополам было. Если бы не Сиротов – он бы еще раньше по ветру пошел.

– Они с Григорием Борисовичем были дружны? – спросил Фальк.

– Да, с самого мальчишества, – подтвердил Беседин. – Гришка не человек, кремень. Его слово крепкое. Дал обещание много лет назад друга поддерживать – и тащил его, почитай, на своем горбу. Да только Кудашов дураком был, прости Господи, верность ценить не умел. Слыхали, небось, про его завещание?

– Нет, но, насколько я помню Козлова, все его наследство, а точнее – оставшиеся от него долги, перешли семье, – припомнил Василий Оттович.

– Это вы верно сказали, долги! Да только не безнадежное положение-то. В надежных руках за пару лет выправить можно. У Гришки, вот, руки надежные. Но помянул его Кудашов в своем завещании? Оставил что-то старому другу? Ага, оставил! Шиш с маслом!

Последнюю фразу он сопроводил жестом, призванным наглядно продемонстрировать объемы оставленного наследства, брякнув кулаком об стол так, что все предметы на нем испуганно подпрыгнули. Фальк невольно поморщился от вульгарности собеседника. Иван Семенович это заметил и довольно ухмыльнулся.

– Постойте, но если у него неладно с деньгами, зачем он на аукцион тогда приехал? – удивился Сидоров.

– А это вы у него спросите, – пожал плечами Беседин. – Но, думаю, надеялся перебить цену, а потом продать еще дороже. Гришка в вине разбирается, даже во Францию ездил, рыло свое кривое тамошним дворянам демонстрировать. Кудашов как-то приобрел несколько винных лавок, так это Сиротов ими занялся, да так, что, если бы не расточительство друга, на один только этот доход жировать можно было.

– То есть, Григорий Борисович знал об истинной ценности вина? – спросил Фальк.

– Должен был, – ответил Беседин, а потом вновь ухмыльнулся: – Представляю его рожу, когда семейка похвасталась, как они вино продали. Эти ж балбесы одну бутылку от другой не отличат!

Фальк кивнул, погрузившись в свои мысли. Разговор с Бесединым, а также рассказ Лидии все четче оформляли в его голове идею, которой он пока не делился с урядником, боясь спугнуть вдохновение.

– Иван Семенович, а вы-то, после того, как Лукьянов закрылся в кабинете, никуда из зала ресторана не удалялись? – спросил тем временем Сидоров.

– Удалялся. Отлить. То есть, простите, доктор, в ватерклозет, конечно же! – Беседин опять просиял. Ему очевидно нравилось бравировать своей грубостью в присутствии Фалька.

– И кто-то может это подтвердить? – не отставал урядник.

– Нет, обычно с этим делом я сам справляюсь, – отрезал Иван Семенович, посерьезнев. – А ты бы, Александр Петрович, не забывал, в чьем доме находишься. Я с вами начистоту говорю, по доброте душевной, так сказать. Не надо тут меня допрашивать, будто мазурика какого. Лучше иди убийцу лови!

– Всенепременно пойдет, – заверил Беседина Василий Оттович. – А у вас самого есть какие-то мысли по этому поводу?

– Мыслей у меня – как говна, то бишь – много, – переключил внимание на доктора Беседин. – Только тут и раздумывать нечего – жена это.

– Ольга Константиновна? – притворно удивился Фальк.

– Кто ж, кроме нее? Голова на плечах в их семействе была только у нее. Валентин все больше под ногами болтался. Ты, Александр Петрович, тут недавно об этих – как их? – мотивах рассуждал? Так вот, у нее их наберется столько же, сколько у меня мыслей. То бишь…

– Мы поняли, – прервал его Фальк.

– Что, настолько много поводов? – уточнил Сидоров.

– Хоть отбавляй! Единственный раз, когда он принес в дом действительно много денег, был на свадьбу, и деньги прилагались фамильные. Транжирил он уже общие средства – на любовницу, вот, или, как сегодня, широким жестом – на вино. Про любовницу, кстати, тоже не забывайте. Какая ж баба такое стерпит?

– Ну, она, вроде бы, не выходила из зала, так что не могла… – задумчиво, но так, чтобы слышал Беседин, протянул урядник.

– Так могла своего любовника подговорить! – нашелся Иван Семенович.

– Любовника?

– Вы что же, думаете, он ей рога наставлял, а она терпела? Пф! У самой-то достаточно хахалей на стороне было. Не за красоту, понятное дело, к ней липли – вобла сушеная она и есть – а за деньги. Так что мой тебе совет, Александр Петрович – хватит стращать честных людей, иди и накажи виновных. А теперь, простите, но мне надо бы поработать.

Он демонстративно подтянул к себе одну из толстых книжищ и принялся сосредоточенно ее листать. Сидорову и Фальку оставалось только покинуть его дачу.

На свежем воздухе Александр Петрович вытер пот со лба и нахлобучил на макушку форменную фуражку. Жара, не смотря на уже довольно поздний час, не торопилась уходить. Фальк с благодарностью вспомнил, что с утра попросил Клотильду Генриховну приготовить лимонад, а потому пригласил урядника в гости. Расположились они в белой беседке у ручья, которую доктор уже с полным на то правом мог бы считать неформальным полицейским штабом. Василий Оттович самолично сходил на ледник за кувшином и разлил лимонад в высокие бокалы. Какое-то время мужчины молча потягивали благословенно холодный напиток, разглядывали медленно темнеющее небо. Приближались белые ночи, а потому вечерний мрак приходил с каждым днем все позже и позже. С моря потихоньку потянуло чуть прохладным ветерком. В зарослях начали петь ночные птицы. Разговаривать о деле после такого долго дня не хотелось, но Сидоров все же нарушил молчание.

– Что скажете насчет откровений Беседина?

– Немного, помимо того, что он регулярно разрушал свой образ грубого тупого медведя поразительно точными психологическими наблюдениями, – откликнулся Фальк.

– Ну, он купец старой закалки, такие обязаны разбираться в людях, – заметил урядник. – А что думаете по поводу его слов о Лукьяновой?

– Это второй человек за день, который бросает тень на Ольгу Константиновну. Гречихина говорила примерно то же самое, кроме, разве что, интрижек Лукьяновой. Зачастую, когда мнения нескольких людей сходятся, это либо означает, что в их словах есть зерно истины, либо – что они заранее знали, что и как рассказывать. Хотя Ольга Константиновна действительно видится первостатейным кандидатом. Видели ее после сообщения о гибели мужа? Ледяное спокойствие!

– Эх, народ нынче не тот пошел, – пожаловался Александр Петрович. – Раньше ведь как было? Убили человека по пьяному делу или в пылу ссоры – так ведь сразу придут с повинной. А сейчас? Есть покойник. Есть пять подозреваемых. И вот ведь, что обидно: все поют так, что хочется им верить. Да только один-то точно виновен.

– Боюсь, вы идеализируете прошлое… – Фальк достал из кармана сигару, задумчиво посмотрел на нее, но разжигать не стал. Курить, конечно, хотелось, однако это желание он относил исключительно к психологической зависимости. Мысль о том, чтобы втягивать горячий дым в столь жаркий вечер, была физически отвратительной. – Что говорят ваши уставы и прочие документы на случай такой ситуации?

– Записать показания, а потом долго их сличать, пока не найдется оговорка, – понуро ответил Сидоров.

– Здравая мысль, по правде говоря…

– Да, только никто никому не противоречил. За весь день мы не узнали ничего существенного.

– Как это? – обиделся Фальк.

– А так! Еще с утра мы знали, что в момент убийства Сиротов находился в зале, а Кулыгин – крал шампанское из винного погреба. С тех пор – ничего нового. Лукьянова и Гречихина алиби друг друга не подтверждают. С Бесединым – та же история. Они с Бесединой валят все на Ольгу Константиновну. Она – на Елену Михайловну. Но все эти утверждения – голословны. Не говоря уже о том, что мы так и не нашли пропавшее вино. Знаете, как это называется? Тупик!

Он допил свой лимонад и покосился на Фалька. Доктор, однако, вел себя довольно странно. Он откинулся на спинку лавочки и сквозь просветы в опутавшем беседку плюще задумчиво изучал вечернее небо.

– Василий Оттович, что с вами? – спросил урядник.

– Чаю? – проскрипел старушечий голос над ухом. Александр Петрович в ужасе взвился со скамейки и обернулся. Сквозь заросли плюща из сгущающихся сумерек на него вопросительно глядела Клотильда Генриховна.

– Господи, нельзя же так человека пугать! – воскликнул он. Фальк, при этом, остался сидеть в той же позе, не замечая возникшего переполоха.

– Клотильда Генриховна, что с ним? – спросил у кухарки Сидоров.

– Василий Оттович думают, – ответила старушка. Урядник готов был поклясться, что только что услышал от нее на три слова больше, чем дано простым смертным.

– А знаете, я бы не отказался от чая, – как ни в чем ни бывало сказал вышедший из ступора Фальк, заставив Сидорова опять подпрыгнуть, хотя на этот раз – значительно ниже.

Клотильда Генриховна кивнула и неслышным призраком посеменила обратно на дачу.

– Василий Оттович, это что такое сейчас было? – спросил Сидоров. – Вы меня чертовски напугали!

– Прошу прощения, Александр Петрович, меня просто посетила одна любопытная мысль, – смущенно улыбнулся Фальк. – Знаете, мне кажется, что теперь у нас есть все необходимые улики, чтобы вычислить убийцу. Единственное, чего я пока не понимаю – это как нам доказать виновность этого человека…

Лидия поднялась на крыльцо знакомого дома с башенкой и деликатно постучала в дверь. После некоторой паузы, ей открыла Клотильда Генриховна.

– Добрый день! – очаровательно улыбнулась девушка. – Клотильда Генриховна, а Василий Оттович дома?

Приличные девушки таких вопросов обычно не задают. Но обстоятельства требовали решительных действий. Дело в том, что Фальк вот уже двое суток пропал без вести. Вернее, она подозревала, что именно это и произошло, ведь ранее доктор не позволял себе забыть о Лидии ни на день. Либо присылал записку, либо приглашал на прогулку или какое-то мероприятие в курзале, либо просто выпить кофе в кондитерской. Теперь же, после их разговора и вручения Василию Оттовичу «Исчисления вероятностей» от него не было ни слуху, ни духу. И Лидия очень сомневалась, что это как-то связано с внезапно открывшемся в нем интересом к математике.

– Лидия, милая, как хорошо, что вы зашли! – воскликнула Клотильда Генриховна. – Повлияйте на Василия Оттовича, умоляю! Mein Lieber Junge [1]уже вторые сутки сидит в своем кабинете и, по-моему, даже совсем не ест!

Возможно, необыкновенная длинна ее речи объяснялась беспокойством за воспитанника, возможно – тем, что кухарка души не чаяла в Лидии, но Клотильда Генриховна устыдилась своего красноречия и привычно добавила:

– Чаю?

– А, кстати, я бы не отказался! Клотильда Генриховна, Лидия Николаевна, доброе утро! – бодро поприветствовал дам урядник Сидоров, поднимаясь на крыльцо.

Кухарка одарила его мрачным взглядом. По мнению Клотильды Генриховны, именно из-за Александра Петровича доктор Фальк впал в нервическое буйство. Впрочем, Лидия ее полностью в этом поддерживала:

– Дайте-ка я угадаю: это из-за вас он заперся дома и уже третьи сутки не выходит на улицу?

– Вообще-то, пока еще только вторые, – парировал Сидоров. – К тому же, доктор сам вызвался мне помочь. И, осмелюсь заметить, до сих пор потчует меня вопросами один загадочнее другого.

– Как же это?

– А вот так! Он вдруг застыл с просветленным видом, словно ему шестикрылый серафим явился, объявил, что все улики у нас есть и он даже знает имя убийцы, но при этом продолжает сидеть с загадочным видом и гонять меня с поручениями. Невольно задумаешься, кто из нас в полиции служит!

Василий Оттович же пребывал в полном неведении и по поводу визита гостей, и по поводу беспокойства Клотильды Генриховны. И была у него на то крайне веская причина – он ставил диагноз убийству Валентина Карповича Лукьянова.

К своей невольной детективной деятельности Фальк относился с тем же тщанием и вниманием к деталям, что и к врачебной. Каждая из найденных улик становилась для него симптомом. Да, стоит признаться, довольно противоречивым, но, с другой стороны, с симптомами часто так. Ему предстояло отсеять все несущественное или ложное, и найти-таки гипотезу, которая увязывала все значимые детали воедино. Вот только гипотеза отчаянно не желала быть найденной. И это сводило Василия Оттовича с ума.

Его рабочий стол был просто завален документами и заметками. На нескольких листах бумаги он записал все показания и нанес на прочерченную с линейкой линию известные ему перемещения подозреваемых в хронологическом порядке. Рядом лежала стопка отпечатанных фотографий с трагического вечера в «Швейцарии», от парадного портрета победителя с бутылкой вина до его распростертого на полу кабинета безжизненного тела. Отдельное важное место занимали банковские документы, которые удалось получить через судебного следователя. Записки, присланные Сидоровым, лежали пришпиленными хирургическим скальпелем к столешнице. Словом, рабочий стол представлял из себя все, что так раздражало Василия Оттовича – хаос, первозданное и бесформенное ничто, обрывки смыслов и идей.

– Но как?! – воскликнул Фальк в пространство. – Как это доказать? Как поймать убийцу за руку?

В этот момент дверь в кабинет приотворилась, и гости застали доктора в совершенно непривычном виде. Василий Оттович стоял посреди комнаты. Его всегда идеально зачесанные волосы растрепались в разные стороны, словно брызги, оставленные рухнувшим в воду булыжником. Под веками залегли сизые тени. Левый глаз дергался от нервного тика. И – о ужас! – щеки и подбородок Фалька покрывала двухдневная щетина, чего с ним не случалось… Да, в общем-то, никогда, даже на полях русско-японской войны.

– Фальк, это необходимо прекратить! – строго заявила Лидия, сочувственно разглядывая расхристанного доктора. Эта фраза, казалось, вывела Василя Оттовича из транса.

– Лидия? Александр Петрович? А вы что тут делаете?

– Пришли вас проведать, – отозвался урядник. – И, кажется, очень даже вовремя. До чего вы себя довели?

– Я? Довел? – непонимающе переспросил Фальк. Затем его взгляд упал на зеркало в углу. Он недоверчиво всмотрелся в отражение. Потрогал растрепанные волосы. Скользнул пальцем по наждачному подбородку. И ужаснулся.

– Прошу меня извинить!

С этими словами, Василий Оттович вылетел из кабинета, будто отвергнутый герой-любовник на сцене оперетки. Лидии и Сидорову оставалось лишь озадаченно переглянуться.

Вернулся Фальк десять минут спустя, переодевшийся, причесавшийся, побрившийся и вполне похожий на самого себя.

– Прошу прощения за то, что вам пришлось лицезреть меня в столь неприглядном виде, – обратился доктор к гостям. – Смею заверить, что подобное больше не повториться.

– Да уж, не хотелось бы, – сказал Лидия. – И не из-за моих эстетических предпочтений, уж поверьте, а из беспокойства за твое… То есть, ваше здоровье! Нельзя же себя так загонять!

– Да уж, спорить не стану, – согласился Фальк. – Но проблема, с которой я столкнулся, забрала все мои душевные силы.

– Но доктор, вы же сказали, что знаете имя того, кто убил Лукьянова, – вставил Сидоров.

– Или той, – поправил его Василий Оттович.

– Постойте, хотите сказать, что убийца женщина? – опешил урядник.

– Нет, я этого не говорил. Как не говорил и того, что знаю, кто убил Лукьянова. Сказал лишь, что у нас есть все улики, но нет доказательств. И, к сожалению, за два дня ничего не изменилось.

– Поясните!

– Итак, благодаря наблюдательности Лидии Николаевны у нас появилась зацепка, которую мне удалось подтвердить благодаря добытым вами фотографическим карточкам. Более того, беседа с Иваном Семеновичем подсказала мне, где искать исчезнувшую бутылку.

– Как? Ты знаешь, где вино? И не сказал мне? с– возмущенно воскликнула Лидия.

– Бог с вами, Лидия Николаевна, он же даже с полицией, в моем лице, не поделился! – пребывал в не меньшем расстройстве Александр Петрович.

– Да, я знаю, куда делось вино. Причем в отличие от всего остального, это не гипотеза, а факт, который я подтвердил тем же вечером. Не стал же я этого говорить исключительно для того, чтобы мы своими поспешными действиями не спугнули преступника. И, боюсь, в этом-то и кроется загвоздка.

Василий Оттович спрятал руки в карманы брюк, оперся спиной на книжный шкаф и печально обвел друзей глазами.

– Я могу с уверенностью сказать, что знаю, кто убил Валентина Карповича, как им удалось спрятать бутылку, и каким образом они обвели нас вокруг пальца. Но мою теорию пока подтверждают исключительно косвенные улики, которые вряд ли будут приняты в качестве убедительных доказательств в суде. Боюсь, что если преступник не выдаст себя сам, то ему удастся избежать наказания.

– Так надо сделать так, чтобы он, или, быть может, она, себя выдали! – услужливо подсказала Лидия.

– Именно над этим я сейчас и размышляю, но, как видите, пока мне не удалось найти ответа. Это причиняет почти физические мучения. Будто мне встретился пациент, хворь которого я не способен диагностировать и излечить…

– Гм, Василий Оттович, я ни в коем случае не хочу ставить под сомнение ваши врачебные навыки, но, мне кажется, вы несколько… Не знаю… – Сидоров защелкал пальцами, пытаясь подобрать нужное слово.

– Зациклился? – предположил Фальк.

– Пусть будет так, – не очень уверенно согласился урядник. – Скажите, как вы относитесь к рыбалке?

– Я? К рыбалке? – уточнил Василий Оттович, застигнутый вопросом врасплох. – Не знаю, право слово. Летом могу поудить в Серебряном ручье. Но это, скорее, для отдохновения и отвлечения мыслей.

– А я вот, знаете ли, заядлый рыбак, – признался Александр Петрович. – Даже в море иногда выхожу. И вот нужно мне поймать, скажем, щуку. Это рыба хищная и умная. Просто так, на червяка, она не поведется. Ее нужно ловить на живца.

– И что? – нетерпеливо спросила Лидия. – Вы предлагаете позвать убийцу на рыбалку и задушевно с ним разговаривать, пока он сам не признается?

– Нет, – внезапно улыбнулся Фальк. – Просто если я использую медицинские аналогии, до Александр Петрович мыслит, как рыбак. И он абсолютно прав. Ведь я сам предлагал сей способ в деле с монахом! Этого хищника надо ловить на живца. И он у нас есть!

– Господи, мужчины и рыбалка… – картинно закатила глаза Лидия, хотя и сама, временами, любила посидеть с удочкой на берегу. – Можете объяснить по-человечески?

– Мы дадим убийце то, что ему больше всего нужно, – торжествующе сказал Фальк. – То, ради чего он вообще пошел на преступление. Мы предложим ему призовую бутылку вина!

Назавтра в полдень ресторанная зала «Швейцарии» была полна людей. Полного аншлага, как в вечер аукциона, не наблюдалось, однако публики собралось порядочно. Во-первых, на своих местах расселись практически все посетители, остававшиеся в гостинице в момент убийства. Беседин, Кулыгин, Лукьянова, Гречихина и Сиротов нервозно поглядывали друг на друга. Неверов и Лидия заняли угловой столик, и излучали, скорее, живейший интерес (супругу отставной товарищ прокурора решил не нервировать и не приглашать). За аукционной трибуной встал трепетно озирающийся Козлов. Во-вторых, присутствовало начальство Александра Петровича. Отдельный стол предоставили уездному исправнику и судебному следователю, назначенному на дело Лукьянова. Первый представлял из себя классического отставного военного, сильно запустившего себя в гражданской жизни – полнота и ленивые манеры указывали на недостаток физических упражнений, а на лице его аршинными буквами было написано полное отсутствие всяческого воображения. Следователь – худой и строгий господин в пенсне, слегка за сорок – жителям Зеленого луга уже успел примелькаться. Это был протеже Неверова, в его бытность товарищем прокурора, и именно ему месяц назад досталось также дело тетушки Шевалдиной. Вместе с исправником и следователем прибыли четыре дюжих городовых, парами перекрывших оба выхода – к лестнице и на балкон. Урядник сделал выводы из побега Кулыгина и прыжка Фалька, последовавшего за ним с террасы.

Сами виновники этого собрания, Фальк и Сидоров, до поры до времени стояли за занавесом, внимательно разглядывая подозреваемых. Доктор то и дело посматривал на свои карманные часы. Когда их стрелки показали десять минут пополудни, он повернулся к уряднику и спросил:

– Ну, что? Приступим?

Александр Петрович метнулся к столу с начальством, перебросился с ними парой фраз, а затем кивнул Фальку. Доктор вышел из-за занавеса и сменил Козлова за трибуной. Хозяин «Швейцарии» быстренько переместился за столик к Неверову и Лидии. Василий Оттович отпил воды из бокала на трибуне, прокашлялся, привлекая внимание собравшихся, и начал:

– Господа, я приношу свои извинения за то, что пришлось отвлечь присутствующих от ваших, безусловно важных, дел, и вновь собрать здесь, на месте произошедшей трагедии. Вместе с тем, я очень благодарен вам за внимание и обещаю, что уже к часу дня все будут абсолютно свободны… – он замолчал, выдержав театральную паузу. – Кроме, конечно же, причастных к убийству Валентина Карповича.

По залу пробежал взволнованный и несколько раздраженный шепот. Пятерка подозреваемых принялась нервно ерзать на своих местах.

– Виктор Львович любезно согласился предоставить всем желающим вина и воды, которые вы видите в бокалах перед собой, дабы ожидание не было слишком уж мучительным, – продолжил Фальк.

– На час мне этого точно не хватит, – проворчал Беседин.

– А вы не торопитесь, смакуйте, – с лучезарной улыбкой посоветовал ему Василий Оттович. – Итак, позвольте еще раз познакомить вас с обстоятельствами дела, так как последовательность произошедших событий сыграет очень важную роль в моем рассказе. Аукцион, ради которого мы тогда собрались в этом зале, закончился около девяти часов вечера. Примерно в девять часов и пять минут Валентин Карпович Лукьянов удалился в отдельный кабинет со своим призом. Спустя пять минут ему принесли закуски, после чего он закрыл дверь изнутри. Затем, около десяти часов вечера, Александр Петрович и я обнаружили его тело, а также пропажу выигранной им бутылки вина. Согласно разбитому брегету, найденному рядом с покойным, убийство произошло в девять часов и сорок минут. Также в кабинете было обнаружено орудие убийства – трость Григория Борисовича Сиротова. Убийца, кто бы он ни был – хотя его личность не будет долго оставаться неизвестной – попытался бросить тень на подозреваемого. Очевидно, пока Григорий Борисович спал, злоумышленник завладел тростью, сделал свое черное дело и оставил оружие на месте преступления. По счастливому стечению обстоятельств, господин Сиротов смог доказать свое алиби – благодаря разбитому бокалу, свидетели смогли подтвердить его нахождение в зале в момент убийства.

Григорий Борисович поспешно покивал и облегченно приложился к бокалу с вином.

– Затем подозрение пало на господина Кулыгина, – обратился к молодому автомобилисту Фальк. – Однако, несмотря на ряд недоразумений и попытку бегства, его непричастность тоже удалось установить.

– Благодарю, и, повторюсь, если в моих силах чем-то помочь следствию… – начал было Дмитрий Евгеньевич, однако доктор жестом попросил его замолчать.

– Что оставило нам троих подозреваемых, местонахождение которых в момент убийства не удается подтвердить. Нелюбимая супруга, которая становится единственной наследницей. Отвергнутая дама сердца, получившая отставку после стольких лет верности и ожидания. И конкурент в делах, до последнего сражавшийся за приз, но скандально проигравший.

– Это инсинуации! – воскликнула Ольга Константиновна. – Я не обязана это выслушивать!

– К сожалению, обязаны, – указав глазами на полицейских чинов за соседним столиком ответил Фальк. – Но, честное слово, осталось чуть-чуть, потерпите, пожалуйста. Ведь мы подходим к самому интересному. А что, если имело место не убийство, совершенное преступником-одиночкой, а самый настоящий заговор? Быть может, между двумя обманутыми женщинами, решившими отомстить оскорбившему их мужчине? Или между женой и конкурентом, которые захотели, скажем так, объединить свои усилия, и избавились от досадной помехи? Или, быть может, любовница договорилась с вышеуказанным конкурентом, чтобы убить двух зайцев сразу – она мстит отвергнутому возлюбленному, а он уничтожает соперника?

– Могли бы уж тогда называть имена, раз полощете нашу репутацию в грязи, – тихим голосом заметила Гречихина.

– Но это все просто гипотезы, – успокаивающе сказал Фальк. – А вот факт – несомненен. Заговор действительно имел место!

Он театрально взмахнул рукой и, не глядя, неловко смахнул с трибуны бокал воды. Тот упал на пол, однако не разбился.

– Простите, кажется, я увлекся, – смущенно потупился Фальк. – Я, наверное, уже давно разглагольствую и всех утомил. Сколько сейчас времени?

Присутствующие, как по команде, потянулись к часам. Опередил всех Неверов, услужливо произнеся так, чтобы слышал весь зал:

– Двенадцать часов и двадцать две минуты!

– Спасибо, Павел Сергеевич! – поблагодарил его Фальк, поднял бокал с пола и задумчиво объявил: – Интересная вещь, время. Когда мы чем-то увлечены, мы не обращаем внимание на его течение. Готов поспорить, что никто бы и не вспомнил, во сколько я сказал про заговор, если бы упавший бокал. Но теперь, имея яркое событие, как точку отсчета, вы, скорее всего, сможете это вспомнить, если вас попросят, не так ли?

Собравшиеся покивали с различной степенью энтузиазма.

– Знакомая ситуация, кстати, правда? – невинно уточнил Василий Оттович. – Что, кстати, подводит нас к главному вопросу, из-за которого мы сегодня и встретились. Вернее, даже к трем. Кто убийца? Как ему или ей удалось совершить это деяние незамеченным? И куда все-таки пропала бутылка вина?

Доктор остановился, поочередно посмотрев на каждого из пяти подозреваемых. Лукьянова и Беседин выдержали его взгляд не мигая, мрачно созерцая Фалька в ответ. Сиротов сохранял спокойствие. Гречихина потупилась, отведя глаза. Кулыгин порозовел.

– Убийца, господа, действительно попытался сбить нас со следа, – удовлетворившись увиденным продолжил Фальк. – Вот только обманкой выступила не трость. Нет-нет. Ею стали часы. Не берусь утверждать, было ли это спланировано преступником заранее или имела место импровизация, но, после того как Лукьянову был нанесен смертельный удар, убийца обнаружил при нем брегет. Злодей аккуратно перевел стрелки на несколько минут вперед, разбил циферблат и оставил часы рядом с жертвой. Тело Валентина Карповича было обнаружено очень быстро. Я, как врач, произвел осмотр, и предположил, что убийство было совершено от получаса до часа до нахождения покойного. И это вполне согласовывалось со временем на часах. Но, если исключить часы, как улику, то получается, что господин Лукьянов мог быть убит раньше. И тогда получается, что у господ Сиротова и Кулыгина больше нет алиби.

– Простите, Василий Оттович, но, насколько я понимаю, у вас нет права определять, какие улики следует оставить, а какие – исключить, – спокойно сказал Григорий Борисович. – Это просто ваши домыслы.

– Безусловно, – согласно кивнул доктор. – Однако, имеются и некоторые подтверждения моей теории. Например, вот!

Фальк взял с трибуны фотоснимок и показал его собравшимся. Весь зал, прищурившись, подался вперед. Доктору пришлось отдать карточку судебному следователю и попросить пустить ее по рядам.

– У меня есть еще, не переживайте, – добавил Василий Оттович. – Для тех, кто еще не посмотрел на фотографию вблизи, опишу ее. На переднем плане мы видим Виктора Львовича Козлова, Валентина Карповича Лукьянова и выигранную им бутылку вина. Как раз, когда жертва уже заявила, что собирается удалиться в отдельный кабинет. Красивый, кстати, снимок, но нас интересует его задний план. Если его увеличить, с помощью лупы или оборудования для печати, то там можно увидеть Григория Борисовича Сиротова, который как раз поворачивает ручку на двери соседнего кабинета.

Аудитория замерла. А затем каждый из присутствующих медленно перевел взгляд на сидящего у окна купца. Если тот и почувствовал себя неуютно, то не показал вида, лишь спокойно пожал плечами.

– Боюсь, все это объясняется очень просто. Я искал, извините, туалет. И принял две двери у лестницы как раз за ватерклозет.

– Ах, ну конечно же, – хлопнул себя по лбу Фальк. – Хотя… Постойте… Вы, конечно, выглядели немного нетрезвым, но… Вам не кажется подозрительным совпадение, что именно это объяснение вы использовали где-то десять минут спустя?

– Да неужели? – спросил Сиротов.

– Конечно! Вы что же, не помните? Вот здесь, у этой трибуны, где нахожусь я, стояли Виктор Львович и Лидия Николаевна, которые улаживали один финансовый вопрос. А вы, как раз, вышли из соседнего с Лукьяновым кабинета. Не помните? Вы еще проворчали что-то, вроде: «Где тут у вас туалет?», а, получив ответ, хмуро буркнули: «Ну, и ладно», после чего проследовали обратно в зал. Согласитесь, странное совпадение. За эти десять минут вы вполне успевали выбраться из окна, проникнуть в соседний кабинет, нанести Валентину Карповичу фатальный удар, и скрыться обратно.

Василий Оттович бросил взгляд на Лидию, которая сидела с крайне довольным видом. Именно об этом она рассказала Фальку три дня назад, передав ему учебник по математике, и теперь гордилась тем, что ее наблюдательность позволила изобличить убийцу.

– Вы правы, я был пьян, – кивнул Сиротов. – Возможно, дважды совершил одну и ту же ошибку. Это ничего не доказывает. К тому же, если уж вы утверждаете, что я преступник, то куда же, позвольте спросить, я дел вино?

– А я как раз к этому подхожу, – пообещал Фальк. – Я же говорил, что тут имеет место заговор нескольких людей, не так ли? А раскрыть его и найти пропавшую бутылку мне помог Иван Семенович Беседин!

– Я? – взревел купец. – Это на что же это вы намекаете?!

– Ни на что, не беспокойтесь, я правда, от чистого сердца, благодарю вас за то, что вы навели меня на мысль о местонахождении пропавшей бутылки. Ведь пытаться вынести ее из ресторана в разгар следствия было очень рискованно. Если бы ее обнаружили у преступника, то отвертеться бы уже не получилось. Пришлось ее спрятать. Правда, не самостоятельно. Господин Сиротов (позвольте, я буду развивать свою теорию дальше) вынес вино из кабинета (предположу, что спрятав под полами смокинга), незаметно оставил бутылку у доверенного человека, и шепнул, куда ее необходимо отнести.

– И кто же этот доверенный человек? – спросила Ольга Константиновна Лукьянова.

– Вот он, сидит неподалеку, – Фальк указал на Кулыгина. – Не так ли, Дмитрий Евгеньевич?

– Что? – захлопал глазами молодой человек. – Я? С какой стати?

– Вас выдал автомобиль, – пояснил Фальк. – Очень уж приметный агрегат. Таких, действительно, на всю Россию очень мало. И как-то странно, что оказался он в руках у юноши с неизвестным отцом, не у дворянина, не у купца или у сына разбогатевшего крестьянина. Хотя… Постойте-ка! Именно у сына купца I-ой гильдии он и оказался. Только родственные связи не афишировались, ведь сын, уж простите, незаконный. Зато любимый. Ваш батюшка даже хотел поправить завещание, да скоропостижно скончался – по крайней мере так утверждает нотариус, с которым провел беседу уважаемый судебный следователь, – Фальк вежливо кивнул чиновнику, который ответил тем же. – В результате, покойный оставил все законной жене и детям. Но вот авто подарить успел. Купленное на свои деньги. Иначе, боюсь даже предположить, откуда у вас взялся автомобиль, за который заплатил покойный господин Кудашов?

– Я… – неуверенно открыл рот Дмитрий Евгеньевич.

– Ничего не говори, – грозно сказал ему Сиротов.

– А что же это вы затыкаете юношу? – обернулся к нему Фальк. – Боитесь, что он расскажет, как вы попросили его помочь вернуть часть денег, которые его отец должен был оставить ему и вам по праву? Или как вы угрожали ему, что его сочтут соучастником, если правда вскроется, и заставили молчать? Ведь так все было, Дмитрий Евгеньевич?

– Я… Я не знаю… – пробормотал Кулыгин, избегая смотреть на Фалька.

– Так это что же, мальчишка спрятал вино? – громко спросил Беседин. – Но где?

– Так вы же сами мне подсказали! – усмехнулся Фальк. – Как там было? «Эти балбесы одну бутылку от другой не отличат»? И тогда я подумал – а действительно, где можно было спрятать бутылку вина так, чтобы она не бросалась в глаза? И где находился Дмитрий Евгеньевич, когда встретил повара, который и обеспечил ему алиби на предполагаемое время убийства?

– Винный погреб! – восторженно вскричал Козлов с задних рядов.

– Именно! – подтвердил Фальк. – Поэтому я и заходил к вам недавно вечером. Мне удалось найти бутылку, которую Дмитрий Евгеньевич оставил в подвале, заменив ею шампанское. Им оставалось лишь дождаться удачной возможности – и незаметно ее забрать. Что господин Кулыгин и попытался сделать, когда неуклюже прибыл в ресторан. Но из-за обыска мы тогда не пустили его внутрь.

– И что же, она до сих пор внизу? – подался вперед Беседин.

– Не совсем, – хитро сощурился Фальк. Он снова посмотрел на Сиротова, который как раз нервно допивал свой бокал вина, и спросил: – Как вам вкус? Я же рекомендовал смаковать. Не каждый день удается выпить вина почти столетней давности?

Григорий Борисович побагровел. Недопитое вино с громким «пфууу» брызнуло у него изо рта. Сиротов вскочил, едва не опрокинув стол. Стоявшие у выходов городовые молча и почти синхронно сделали шаг вперед. Григорий Борисович затравленно огляделся, а затем медленно опустился обратно на место.

– Черт с вами, доктор. Ваша взяла, – едва слышно произнес Сиротов.

Фальк не стал злорадствовать. Он лишь кивнул и отошел в сторону, давая городовым подойти и арестовать убийцу. Он сам не знал, чего ожидать дальше. Аплодисментов, будто в театре? Молчаливой обструкции? Возмущенных криков?

Обошлось без драмы. Сидоров объявил, что больше никого не задерживает и гости оказались предоставлены сами себе. Первым с места поднялся Беседин. Он подошел к Фальку, внимательно посмотрел на доктора, довольно расхохотался, хлопнул его по плечу и вышел прочь. Следующей приблизилась Гречихина.

– Спасибо вам, – тихо сказала Елена Михайловна. – Спасибо, что нашли убийцу Валентина.

Василий Оттович не удивился, когда Ольга Константиновна Лукьянова покинула ресторан, даже не удостоив его взглядом.

Дмитрий Евгеньевич Кулыгин, нервно переминаясь с ноги на ногу, подошел к исправнику и следователю, пообещав дать все необходимые показания. Те решили не ждать и отправились составлять протокол в отдельный кабинет ресторана, пока Сиротова увели городовые. Последнее, что услышал от Кулыгина Фальк, это слова:

– Он говорил, что собирается просто забрать причитающееся. Когда нам велели остаться в зале, я думал, что хватились бутылки. Лишь потом я узнал про убийство.

В зале остались только сам Фальк, Сидоров, Лидия, Неверов и Козлов. Друзья обступили доктора, поздравляя его с блестящей победой.

– Из вас получился знатный прокурор, Василий Оттович, – ухмыльнулся Павел Сергеевич. – Или, если угодно, адвокат. Присяжные обожают подобные выступления.

– Увольте, – отмахнулся Фальк. – Я думал, что сознания лишусь от такого всеобщего внимания. Публичные речи – однозначно не мое.

– А вот и не соглашусь! – заявила Лидия. – Ты… В смысле, вы выглядели просто потрясающе!

– Ох, дети, уж меня-то стесняться не надо, – фыркнул Неверов.

– Но почему Сиротов решил рискнуть всем ради вина? Зачем пошел на убийство? – спросила Лидия.

– Не думаю, что он планировал убивать Лукьянова, – ответил Фальк. – Вернее, убивать кого-то вообще. Ведь в аукционе мог победить, скажем, Беседин. Скорее, Григорий Борисович, оставшись без наследства и глядя за тем, как семья Кудашова разбазаривает за бесценок действительно ценные вещи, ухватился за вино, как за символ потерянного счастья. Я верю Кулыгину, что по первоначальному плану Сиротов хотел лишь украсть бутылку. Но ему потребовался бы сообщник, который смог бы отвлечь внимание или, наоборот, завершить работу, если у Григория Борисовича не получится сделать это самостоятельно. Кулыгин отлично подходил на эту роль. Но, когда Лукьянов заявил, что собирается выпить ее сразу, здесь же, у Сиротова не оставалось времени.

– Не самый рациональный поступок, – заметил Неверов. – С другой стороны, за свою долгую карьеру видал я…

– Павел Сергеевич, опять вы за свое! – укоряюще посмотрела на него Лидия.

– Василий Оттович, а что же, вы правда разлили подозреваемым вино 1811 года? – задал мучивший его вопрос Козлов.

– Виктор Львович, что вы! – умоляюще воскликнул доктор. – Я что, похож на умалишенного? Нет, конечно! Просто подумал, что Сиротова оставит воля к сопротивлению, если он поймет, что окончательно проиграл и остался без приза. Если бы он продолжал считать, что вино все еще у него в руках, то мог отпираться до конца. И Григорий Борисович заглотил приманку.

– Да уж, знатно порыбачили! – довольно подтвердил Александр Петрович.

– А бутылка… Вот она! – Фальк извлек драгоценный сосуд с полки под трибуной.

– Ну, Василий Оттович… – слова оставили Козлова.

– Только, пожалуйста, давайте обойдемся без новых аукционов, – попросил доктор.

– Никаких аукционов! – пообещал Виктор Львович. – Я бы даже сказал, что все присутствующие здесь, заслуживают того, чтобы выпить по бокалу прямо сейчас!

– А как же Ольга Константиновна? – напомнила Лидия. – Она же требовала деньги назад?

– Она думает, что вино уже выпито, – резонно возразил Козлов. – И если вы ей не расскажете, то так все и останется.

Лидия всем своим видом продемонстрировала, что тайна умрет вместе с ней. Виктор Львович сбегал за штопором, благоговейно извлек пробку из бутылки и разлил рубиновую жидкость по бокалам.

– За Василия Оттовича и пойманного убийцу! – провозгласил Козлов. Друзья чокнулись и аккуратно пригубили напиток.

Результат получился неожиданным. Фальк не ощутил мириады сложных ароматов, стремящиеся захватить в плен его вкусовые рецепторы. Аромат был один – и не сказать, что приятный. Оттенки вкуса также настойчиво отказывались сплетаться в сложные гармонии, подобные музыке Моцарта, однако кислые ощущения во рту однозначно обещали не покинуть его еще долгое время после того, как вино будет выпито. Послевкусие тоже не заставило себя ждать, правда вызвало в памяти не павлиний хвост, а нечто, что под этим хвостом обычно находится. Василий Оттович заставил себя проглотить первый глоток и посмотрел на окружающих. Судя по скривившимся лицам друзей, оценить все оттенки столетнего аромата не удалось никому.

– Что-то как-то… – просипел Павел Сергеевич.

– Беру свои слова, что вино – оно и есть вино, назад… – пообещала Лидия. – Это… Это… Незабываемо… Но не в том смысле, в котором думалось…

– Но… 1811 год… – растерянно пробормотал Козлов. – Вино кометы… Неужели, испортилось?

– Не хотелось бы мне увидеть комету, пролетевшую над этим, – выдавил из себя Сидоров.

– Пусть это послужит нам уроком, – подвел итог Фальк. – Некоторые тайны лучше не раскрывать. И вкус вина кометы – из их числа…