Как я и предполагал, разговор с дружинниками вышел недолгим. Им, по всей видимости, тоже не хотелось тратить свой вечер на возню с такой толпой рослых парней. Угрожать-то им вряд ли что угрожало (хотя от Димкиных дружков вообще-то можно было ожидать чего угодно), но все же одно дело — отвести за ухо малолетнего хулигана, разбившего окно футбольным мячом, и совсем другое — задерживать такую ораву. Дружинники тоже не дураки — наживать себе врагов среди дворовых отморозков за здорово живёшь не будут. Да и на кубинцев эти ребята смотрели с настороженностью…

Домой, то есть в общежитие, мы шли уже все вместе, не прячась и обмениваясь впечатлениями от такой встречи.

— Ребята, — проникновенно произнес я, оглядел своих друзей и добавил: — И сеньоры! Я очень признателен вам за поддержку. Благодаря вам мы дали хороший отпор этим придуркам. Все прошло на высшем уровне! Спасибо!

Я приложил руку к груди. Что не мог сказать словами — говорили мои жесты и лицо, но всех языках сразу.

— Да ладно тебе, Миха, — скромно проговорил Шпала и потрогал свой нос — снова ему досталось. — Мы же все-таки все свои. А значит, все остальное неважно, когда угроза общая.

— Вот именно, — поддакнул Лева. — А то, знаешь ли, сегодня они на тебя наехали, завтра на меня, послезавтра на кого-то еще… Так и будут по одному нас выдергивать. Таким надо сразу объяснять, что не на тех нарвались!

— Слушай, — сказал вдруг Сеня, озабоченно вглядываясь в мое лицо. — Давай-ка я побегу вперед и поищу аптеку. Просто так вот это у тебя не пройдет, — он показал пальцем на мою рассеченную бровь, к которой я прикладывал платок.

Ладно ещё, у кого-то из пацанов он нашёлся в кармане.

— И что ты собираешься с этим делать? — усмехнулся я.

— Ну хоть помазать чем-нибудь! — возмутился Сеня. — Ведь завтра же тренер увидит!

Это был аргумент. Конечно, бесследно сегодняшняя «встреча» с дембелем все равно не прошла. Но усугублять ее внешние признаки все-таки не стоило. Тем более что кровь все еще шла, и неизвестно, когда она остановится, если все пустить на самотек. Поэтому я пожал плечами, как бы говоря Сене: делай, что хочешь. И он, восприняв это как призыв к действию, тут же растворился в московских переулках.

Я перевел взгляд на кубинцев. К моему удивлению, эти ребята в цветных майках и футболках выглядели так, будто у всех у них сегодня — день рождения, и им только что навалили кучу подарков. Особенно сиял Стивенсон, идущий по улице с такой гордостью, словно победил всех негодяев в городе в одиночку.

Я почти увидел развевающийся за его спиной плащ.

— Вы уж извините, что так все вышло, — неуверенно заговорил я. — Я понимаю, что для гостей страны это сомнительное развлечение, вы хотели мне помочь, а тут эти…

Я поморщился, вспомнив высокомерные рожи Димкиных друзей.

— Да ты что! — искренне удивился Стивенсон, услышав от меня такие речи. — Все как раз наоборот! Мы только что между собой обсуждали, что все было очень круто! Вот жалко только, что как следует кулаки об этих придурков почесать не получилось.

— В смысле? — не поверил я своим ушам. — Вы это сейчас серьезно?

— Абсолютно! — кивнул Стивенсон. — Ты знаешь, у нас ведь на Кубе это вообще привычное дело. Или ты думаешь, мы только на ринге деремся? Нет уж!

В их среде раздались смешки.

— Нет, ну я понимаю, что в жизни бывают разные случаи… — заговорил я.

— Случаи — это случаи, — увлеченно перебил меня Стивенсон. — Но, понимаешь ли, как у нас принято. Если так сложилось, что ты владеешь боевым искусством, то будь готов применить свои навыки и в жизни! Нет, конечно, не просто так. Без повода кулаками машут только круглые идиоты, и не надо на них равняться. Но если у тебя на глазах творится несправедливость, то должен же кто-то вступиться за того, кто сам этого сделать не может! Или за того, против кого выступают превосходящие его силы.

— Вот это да, — с восхищением сказал я. — Да у вас, получается, бокс — это целая философия!

— Ну да, — довольно ответил Стивенсон. — А ты как думал? Просто так морду лупить любой дурак сможет. А ты, если считаешь себя настоящим бойцом, а не теми пустыми выпендрежниками, которые тебя на эту стрелку пригласили, должен всегда понимать, во имя чего ты сражаешься и с кем. Осмысленность и отличает профессионала от дилетанта.

— Да, у этих ребят с осмысленностью как раз туго, — усмехнулся я, снова вспомнив дикие рожи, которые корчили друзья дембеля перед тем, как накинуться на меня.

Стивенсон довольно хмыкнул — видимо, подумал то же самое.

— У них есть природная физическая сила, — объяснил он. — И некоторые навыки в технике боя. И теперь они думают, что этого достаточно, чтобы покорить мир. Но поверь мне, парень — таким дурачкам сама жизнь очень быстро объясняет, что они неправы. И объясняет так убедительно, что лучше бы до этих объяснений не доводить…

— Это не про них, — согласился я. — Эти обязательно доведут.

— Наверняка, — подтвердил Стивенсон. — Но согласись — это уже будут их личные проблемы, о которых нам с тобой печалиться не стоит.

Мы остановились у дверей общежития.

— Ну что ж, Михаил, — Стивенсон протянул мне руку. — Еще раз спасибо тебе за приглашение. Уже поздно — и тебе, и нам пора по домам, точнее, по местам нашего ночлега. Я уверен, что мы еще встретимся с тобой на соревнованиях! Во всяком случае, я буду ждать этого с большим интересом.

— Спасибо, — учтиво ответил я. — Ваше расположение для меня очень важно и ценно.

Остальные пацаны тоже выдали что-то подобное. Соблюдя таким образом светский этикет и пожав друг другу руки, мы распрощались с кубинцами.

Удаляющихся гостей столицы едва не сбил с ног метеор по имени Сеня, который, судя по всему, все-таки нашел поблизости аптеку — в руке он, как факел, гордо сжимал зеленку и бинт.

— И что ты намерен с этим делать? — скептически хмыкнул Лева, глядя на его покупку.

— Как что? — удивился Сеня. — Обработать Мишкину бровь, конечно!

Ну да, так оно будет меньше заметно, конечно.

— Что-то мне подсказывает, что это будет примерно как подорожником пулевое ранение лечить, — хмуро отозвался Лева. — Я с таким сталкивался много раз, и знаю, о чем говорю. Дай-ка я посмотрю!

Он взял меня за подбородок и внимательно всмотрелся в мою бровь.

— Ну да. Как я и предполагал, — выдал свое авторитетное заключение Лева. — Твоя зеленка тут не поможет. Здесь только зашивать. И зашивать нужно быстро, в первые пять-шесть часов, и это максимум! А у нас тут уже, между прочим, больше часа прошло.

— А почему потом-то нельзя? — удивился Сеня.

— Потому что потом такая рана будет считаться инфицированной, — объяснил Лева с видом человека, смертельно уставшего от необходимости разжевывать очевидные вещи. — За это время туда может поналететь всякой заразы, и будет еще хуже. Тогда уж точно только на операционный стол. А этого, я так полагаю, мы не хотим.

Этого «мы» действительно не хотели. Только вот динамовский медпункт был уже давно закрыт. Да если бы он и был открыт — светиться там с такой травмой означало самому себе создать крупные неприятности. Никто не поверит, что это так с кровати во сне упал.

— Тогда что остается? — начал я размышлять вслух. — Ехать в больницу, в травмпункт?

— А ты знаешь, где здесь этот травмпункт? — спросил Лева.

— Нет, — признался я.

— Вот и я не знаю, — ответил он. — Зато слышал, как кого-то из наших с ушибами туда не повезли, потому что далеко. Значит, пешком ты туда не дойдешь. А пока будешь выспрашивать у прохожих, где он находится, и искать, как туда добраться — уже и поздно станет.

— А потом, не забывай, что ты несовершеннолетний, — встрял в разговор Шпала. — Они обязаны будут сразу сообщить о случившемся по месту твоего пребывания. То есть, опять-таки, тренерам.

— Да и потом, — продолжил Лева, — Вот ты пойдешь в таком виде один по улице. Где гарантия, что тебя не остановит патруль? Или что кто-то из прохожих не вызовет милицию, не обратит на тебя внимание дежурных в метро? Ты, конечно, никакой не преступник, но это все равно, как ни крути, поступление информации сюда, — он махнул рукой в сторону общаги.

— Мда, — растерянно протянул я. — Куда ни кинь, всюду, как говорится, клин…

— Еще какой, — согласились пацаны. — Ну, у нас идеи кончились, во всяком случае. Но что-то делать надо, потому что с такой отметиной ходить просто опасно. В больничку можно загреметь на раз-два просто.

Вдруг меня осенило. На той бумажке, которую мне тогда сунула Алла и которая до сих пор лежала спрятанной в моем кармане, был записан не только ее телефон, но и московский адрес с понятными ориентирами, как его найти!

— Ребята, я знаю, что делать, — просиял я. — Я поехал. И не в больницу!

— Кажется, я понял, — улыбнулся Сеня.

— Ну и хорошо, — сказал Лева.

Наверное, он тоже понял. А может быть, просто обрадовался, что решение этой проблемы лежит не на его плечах.

— Езжай, куда ты там собрался, — добавил он, — только быстрее. Помни, что время ограничено.

— Да помню я, — отмахнулся я, убегая в сторону метро.

Найти Аллин адрес и вправду оказалось нетрудно. Труднее было ехать, не привлекая внимания пассажиров и особенно дежурных — а мне надо было сделать две пересадки. Ну да ничего, где наша не пропадала! Я аккуратно сложил уже окровавленный платок таким образом, чтобы его не было видно из кулака и, приложив его к ране, облокотился на кулак, как будто я очень устал. Время позднее, чего тут удивительного, так ведь?

Не знаю уж, насколько убедительно у меня это получилось, но меня действительно никто ни разу не остановил и не спросил, что произошло. Хотя вполне возможно, что моей «шапке-невидимке» есть намного более простое объяснение. Вечером столичный транспорт полон людьми, возвращающимися домой. А усталому человеку не до того, чтобы разглядывать посторонних в вагоне метро — ему бы до кровати добраться и заснуть.

Ну а после выхода из метро в мою пользу сыграла сама обстановка. Мой путь к Аллиному дому пролегал через густые ряды деревьев и тихие дворы, где шансы встретить какой-нибудь патруль или тех же дружинников практически равнялись нулю. Поэтому я без проблем нашел нужный дом, даже не встретив ни одного человека, идущего мне навстречу. Взбежав по лестнице на третий этаж (спасибо советскому отсутствию домофонов и кодовых замков!), я смело нажал на звонок квартиры с нужным номером.

— Ой, Мишань, это ты? — Алла явно была удивлена моим визитом без звонка и в такое время.

— В некотором роде, — ответил я с ироничной интонацией брутального героя и убрал руку с платком от рассеченной брови.

— Господи, это еще что с тобой такое? — ахнула Алла.

— Бандитская пуля, — попытался отшутиться я. — Зашить сможешь? А то в больнице, сама понимаешь, начнутся расспросы, звонки, сообщения по месту пребывания…

— Конечно, — Алла, для проформы покачав головой, быстро втянула меня в квартиру и закрыла дверь. И правильно, между прочим, сделала. Наверняка ей тоже не хотелось шушуканья соседей насчет окровавленных парней, заваливающихся к ней в гости на ночь глядя. — Заходи давай в комнату, я сейчас.

Я уселся на мягкий диван. Стол с настольной лампой, какими-то книжками и тетрадями, накрытый салфеткой телевизор, платяной шкаф… С кухни тянулись какие-то заманчивые ароматы — видимо, Алла только что закончила готовку. В общем, в Аллиной квартире было вполне уютно, тихо и как-то по-домашнему. Честно говоря, я уже успел отвыкнуть от этого ощущения. Старая-то жизнь уплывала от меня все дальше и дальше, и вернуть ее не было никакой возможности — да, честно говоря, и желания тоже. А в новой я постоянно оказывался то в лагере, то в общежитии. И как-то так само собой получалось, что я начал забывать, что такое домашний уют, наведенный заботливой женской рукой. Тренировки, достижение целей — конечно, все это хорошо, и это действительно в моей жизни главное. Но иногда все-таки хочется расслабиться в таком вот гнёздышке, где можно, как говорится, на время ослабить бдительность.

— Ну что, герой, — сказала Алла, входя в комнату с небольшим кофром, напоминающим рабочий чемоданчик «скорой помощи». — Признавайся, кто тебе так бровь рассек и за что?

— Да чего там признаваться-то… — замялся я.

— Из-за девчонки небось? — улыбнулась Алла, доставая иголку, нитку и дезинфицирующий раствор. — Или на улице просто кто-то прицепился? Да не дрейфь ты, я-то не буду никому докладывать!

— Просто, видишь ли, — проговорил я с расстановкой, терпя не самые приятные ощущения, — не все люди понимают человеческий язык. Одному идиоту примерещилось, что я у него невесту решил увести. Вот он и назначил мне, так сказать, время и место разговора…

Другое дело, что увести невесту из его горилльих рук — дело, судя по всему, даже благородное. Может, и не мне, но кому-нибудь.

— Понятно, — Алла чуть отстранилась, придирчиво разглядывая результаты своего труда. — Вроде, получилось ничего. Ну а как было на самом деле? — спросила она, собирая содержимое чемоданчика и отставляя его в сторону.

— Что на самом деле? — я сделал вид, что не понял вопроса.

— Ну на самом деле ты хотел у него невесту увести или нет? — с игривым прищуром улыбнулась Алла.

«Ага, сейчас. Все тебе расскажи. Хитрюга!» — подумал я.

— Так ведь тут на самом деле неважно, кто и что хотел, — ушел я от прямого ответа. — Он свой дембель уже которую неделю отмечает, остановиться не может. Вот ему и мерещится все подряд. Что можно объяснить нетрезвому и агрессивному человеку, который себе вбил что-то в голову? Ну представь? Ничего!

— Понятно, — снова улыбнулась Алла.

Красивая она все-таки. Особенно когда улыбается. Я даже о времени ненадолго забыл — вспомнил, только когда взгляд случайно задержался на ее настольном будильнике.

— Алла, я, наверно, побегу, — вскочил я. — Спасибо тебе огромное, что выручила! Но мне нужно успеть в общежитие.

— Да погоди ты, егоза какая. Успеешь ты в свое общежитие, — рассмеялась Алла. — Чего ты там не видел-то? Пойдем лучше на кухню, чаю попьем!

Отказаться я не сумел — да, если честно, и не очень-то хотелось. Тем более что кухня меня окончательно «добила» — уж здесь-то я увидел воплощение домашнего уюта как он есть. Так сказать, в максимальной концентрации. Красный чайник в белый горошек, греющийся на плите, убаюкивающе урчащий холодильник, из которого Алла извлекла масло и сыр для бутербродов на специальных тарелочках, всяческая кухонная утварь, заботливо расставленная по своим местам — все выдавало в моей знакомой отличную хозяйку. И уходить из такого гостеприимного дома хотелось с каждой минутой все меньше и меньше.

«Вот бы мне такую жену!» — вдруг промелькнуло в голове, и я тут же осекся. Какую еще, к чертям собачьим, жену? О чем я вообще думаю? У меня тренировки и две девчонки, с которыми я, кстати сказать, еще не разобрался. Хотя вообще-то давно уже пора — нечего ни той, ни другой голову морочить, нужно решить все раз и навсегда.

А Алла… А что Алла? Во-первых, у нее Рома в голове, а во-вторых, не надо забывать о собственном возрасте. В подростковом периоде разница в несколько лет кажется космической. И в этом смысле Алла была уже взрослой девушкой, а я для нее — всего лишь подростком. И на что-то рассчитывать с моей стороны было, мягко говоря, наивно.

«Просто наслаждайся моментом, и все», — сказал я себе. «Уютно тебе — вот и кайфуй, когда еще такая возможность представится!».

— Как там дела в лагере? — спросил я, наблюдая, как Алла разливает ароматный, исходящий паром напиток по чашкам.

Надо же было как-то отвлечь себя от лишних размышлений, а заодно и поддержать светскую беседу.

— Да все как обычно, — отмахнулась Алла, ставя чайник обратно на плиту. — Ты думаешь, с тех пор как ты уехал, что-то принципиально изменилось? Лагерь — он и есть лагерь, что с ним сделается.

Мне показалось, что ей не очень приятно говорить на эту тему.

— А как у тебя с Ромой? — спросил я и тут же понял, что вопрос был бестактным.

Алла, конечно, мне ничего не сказала, но я увидел, как ее губы задрожали, и она вдруг на несколько секунд застыла над своей чашкой.

— Рома… — тихо ответила она и снова замолчала. — С Ромой мы остались друзьями, — наконец, решилась Алла и отхлебнула большой глоток чая. — Он с Томкой теперь… ну и счастья им. Большого и светлого.

Я замялся. И зачем я спросил? Знаем мы эти вежливые формулировки — «остались друзьями»… Как правило, это означает такую дружбу, с которой врагов не надо. Хотя, если уж начистоту, внутри меня что-то обрадовалось. Я снова себя одернул — не хватало еще, чтобы Алла «считывала» мое настроение!

— Ты сам-то как? — спросила она, пододвигая ко мне тарелку с бутербродами. — Ты ешь давай, ешь, тебе поправляться надо!

— Спасибо, — вежливо улыбнулся я и взял бутерброд с сыром. — Я-то? Да у меня же, как ты знаешь, в основном спорт, спорт и еще раз спорт. Хочу выиграть соревнования.

— Местные? — уточнила Алла.

— Сначала местные, — кивнул я, жуя, — а потом… ну, в конечном итоге — и олимпийским чемпионом стать.

Я особо ни с кем этим не делился — а оказалось, что это приятно произнести вслух.

— А ты амбициозный, — оценила Алла. — И упорный. Мне ваша вахтерша все про тебя выдала. Говорит, уже по всему «Динамо» твой Миша славится — как выберет себе цель, так и бульдозером его от этой цели не оттащишь. Это хорошо.

— Так а чего мелочиться-то, — улыбнулся я. — Чтобы чего-нибудь в жизни добиться, нужно ставить перед собой именно амбициозные цели. А если жить только сегодняшним днем, то так однодневкой и останешься.

— Все это так, — осторожно заметила Алла. — Ты, конечно же, прав. Но есть и другая сторона медали: если чересчур увлечься своими наполеоновскими планами, можно пропустить ту жизнь, которая происходит сегодня. И так вот потом оглянешься — куда она прошла? — и сам не сможешь себе ответить на этот вопрос…

Мне показалось — или она имеет в виду свою историю с Ромой? Наверняка же мечтала, как все девчонки — чтоб свадьба там, платье с фатой, и на всю жизнь…

— Ну уж нет, — возразил я. — Вот как раз пропускать жизнь мимо себя я не намерен. Я-то, конечно, ставлю перед собой глобальные цели, но и каждый день стараюсь проживать по максимуму. Да у нас ведь, честно говоря, иначе и не получится. Тренировка — это ведь дело такое: чуть зазеваешься-замечтаешься — тут же так по башке прилетит, что то, что ты мне сегодня зашивала, укусом комара покажется. Так что не волнуйся — я и в облаках не витаю, и на мелочах не зацикливаюсь.

— А я и не волнуюсь, — сказала Алла со своей фирменной улыбкой. — Я вижу, что ты уже практически взрослый парень, и сам все прекрасно понимаешь.

— Ну что же, — торжественно сказал я, допивая свой чай и ставя пустую чашку на стол. — Мне действительно пора. Спасибо тебе большое за помощь, за чай и бутерброды. У тебя очень уютно. И вкусно! Но мне нужно успеть, пока метро не закрылось, а то пешком до нашей общаги, честно говоря, далековато…

— Поздно уже, — сказала Алла с какой-то новой интонацией. — Пока добежишь до метро, оно уже закроется. А пешком долго, да и мало ли чего по дороге может случиться…

— Ну так что же теперь, — пожал я плечами. — Идти-то все равно надо.

— А может, останешься? — спросила Алла, вскинув голову и заглянув мне прямо в глаза.

Оставаться у Аллы было бы, честно говоря, некрасиво. Даже не то чтобы некрасиво, а… В общем, меня обуревали по этому поводу довольно сложные чувства. Остаться на ночь у девушки — в самом этом факте видится намек на какое-то возможное развитие отношений. Хотя на деле это может ничего и не значить, но все равно двусмысленность будет висеть в воздухе. Да и вообще наутро мне нужно было быть на тренировке и в хорошей форме, а мои ночные похождения становились все более частыми. Не ровен час придется по этому поводу беседовать с тренерами.

В общем, нужно было каким-то образом улизнуть, но так, чтобы не обидеть Аллу. Она-то приглашала меня остаться из лучших побуждений — действительно же на дворе ночь, метро закрылось, расстояние до общаги приличное… И хотя мне самому не так уж и хотелось улепетывать пораньше из этого обволакивающего домашнего уюта, излишне расслабляться тоже было ни к чему.

Пока я размышлял, какой бы найти предлог, чтобы все-таки уйти, Алла мурлыкнула «Подожди чуть-чуть, я недолго» и прошмыгнула в ванную. Раздался шум включенного душа, и вся двусмысленность ситуации только усилилась.

«Что делать?» — лихорадочно размышлял я. «Я ведь тоже не железный, особенно когда рядом такая симпатичная девчонка. Если я сейчас убегу без предупреждения, это будет как минимум странно. Я бы на месте Аллы после такого вообще общаться перестал. А кто его знает, как все обернется дальше, зачем мне с ней отношения портить? Да и вообще она мне ничего плохого не сделала, кроме хорошего. Сказать, что я все-таки решил идти в общагу? Блин, до чего же дурацкая ситуация!».

Мои раздумья прервала громкая трель телефонного звонка. Я уже настолько отвык от домашних стационарных телефонов, которые, как и советские будильники, действовали не хуже электрошока, что почти подпрыгнул на месте от неожиданности.

«Вот это да. В ночное время молодой девушке может звонить только ее, кгхм… в общем, не чужой ей мужчина. Ну или что-то случилось в семье, но это вряд ли: она наверняка держит связь с родными и уж если уехала, а в квартире есть телефон, то созванивается постоянно. А никакого беспокойства у нее я не заметил. Тогда остается только один вариант…»

Сам не знаю, как так вышло. Как будто что-то заставило меня взять трубку. Хотя отвечать на звонки незнакомых людей в чужом доме, вторгаясь таким образом в чью-то личную жизнь, не в моих правилах. Но то, что произошло дальше, вообще повергло меня, можно сказать, в шок.

В трубке раздался голос Сени!

— Здрасте! — затараторил он. — А Миху можно позвать? Он у вас?

— Идиот, это я, — ответил я, поглядывая на дверь ванной. Этот-то деятель еще здесь откуда взялся? — Ты вообще откуда Аллин номер раздобыл?

— В смысле откуда? — удивился Сеня. — Она же сама мне его и дала. И не только мне. Мол, звоните, ребята, всегда рада старым знакомым.

Ах, вот оно что. Конечно, ничего особенного в этом поступке не было, но мне все равно стало немного неприятно. Впрочем, все это ерунда. Подростковый возраст, когда всему придается избыточное значение — особенно тому, что связано с девушками.

— Ладно, — примирительно сказал я. — Чего звонишь-то в такое время? Что стряслось?

— Тут, короче, тренер этих кубинцев, — начал Сеня, — их внезапно потерял среди бела дня. Они же не предупредили его, что на стрелку с нами идут. Ну вот. В общем, этот тренер тут поставил на уши все «Динамо», чуть ли не в посольство собрался идти. Думал, украли дорогих гостей. Международный скандал будет и все такое. А потом, когда они вернулись, он им такую взбучку устроил, какой у нас даже Бабушкин, наверное, не видывал.

— Ну и чего? — не понял я. — Устроил и устроил. Они взрослые мужики, разберутся, объяснят, что никто их не крал. Я-то здесь при чем?

— А при том, садовая твоя голова, — усталым голосом объяснил мне Сеня, — что они в итоге раскололись своему тренеру, где и как они провели вечер.

Ха! «Раскололись». Это мы бы «раскололись», если бы нас приперли к стенке (хотя и это не факт). А для них это не «раскол», а обычное времяпровождение. Вообще в факте мордобоя для них ничего выдающегося нет, даже если история чисто бытовая. Так что, скорее всего, они просто рассказали об интересной «вечеринке», может быть, даже с восторгом. А этот паникер уже страху нагнал…

— Ну и чего дальше? — уже с некоторой ленцой спросил я.

— Да чего, — засуетился Сеня. — Прикинь, там один из кубинцев, короче, ляпнул, что тебе на этой стрелке камнем голову проломили. Ну, понятное дело, это он просто по-русски не очень, перепутал выражения. Потом понял, что сказанул что-то не то, поправился. Но наши тренеры все равно… ну ты представь их состояние — тебя полдня нет, вечером нет, ночью не возвращаешься, а тут еще сообщают, что камнем да по башке…

— Ты им, надеюсь, не сказал, где я нахожусь? — уточнил я.

— Я что, совсем идиот, по-твоему? — обиженно протянул Сеня и вдруг с нескрываемым любопытством спросил: — Слушай, а что, у тебя там с ней сейчас это… того… ну ты понял… да?

— Не было у нас с ней ничего! — отрезал я. (Даже если бы вдруг и было — я вовсе не собирался докладывать все подробности своей личной жизни всему «трудовому коллективу». Никогда не понимал людей, сующих свой длинный нос, куда их не просят. Совсем, что ли, заняться им нечем?)

— Ну ладно, — сказал Сеня. — В общем, ты имей в виду, что тренера уже там морги обзванивают. Не ровен час, с утра уже твоими портретами столбы обклеивать начнут.

— Понятно, — сухо ответил я. — Слушай, придумай там для них что-нибудь, а я скоро буду. Транспорт, конечно, не ходит, но я пешком добегу — в общем, где-то в течение часа примерно.

— Да не вопрос, — ответил Сеня, — конечно, придумаю, не переживай. Ты только сам не подведи, давай гони быстрее сюда, а то тут, понимаешь, если ты не…

В этот момент открылась дверь ванной. Я спешно положил трубку, не дослушав душевные излияния Сени. Когда он заводился на какую-то тему, то мог разглагольствовать часами, причем впустую — ничего нового он все равно не сообщал. В таких случаях его нужно было обрывать сразу, иначе голова начинала гудеть. А мне к тому же надо было срочно действовать.

Алла вышла из ванной, одетая только в халат и намотанное на голову полотенце. «Блин, какая же она все-таки красивая!» — мелькнуло у меня в голове, но я тут же постарался обуздать свои мысли, утаскивавшие меня туда, куда мне было не надо. И глаза тоже постарался отвести, чтоб не отвлекали.

— Миша, ты зефир будешь? — спросила она, проходя на кухню. — У меня есть еще другой чай — индийский, очень вкусный, мне в подарок привезли.

— Нет, Алла, — как можно тверже ответил я. — Извини, но мне все-таки пора идти.

Улыбка исчезла с лица Аллы. Судя по выражению ее лица, ее приглашение все-таки не было простой вежливостью — она действительно расстроилась.

— Ты уверен? — переспросила она, взглянув в окно.

Мне не хотелось рассказывать ей о звонке Сени. Судя по всему, сам звонок она за шумом воды так и не услышала — ну и хорошо. Если я ей расскажу о нашем разговоре — она поймет, что пацанам известно, что я пришел к ней на ночь глядя. А для молодой девушки в советское время это может стать пятном на репутации, она будет переживать — зачем это надо?

— Да понимаешь, я совсем забыл, — неуверенно начал я, — что у нас завтра важная сдача нормативов… Надо быть в форме, ну и появиться вовремя, размяться там… Да и тренеры особенно внимательно смотрят, чтобы все было… ну в смысле, чтобы каждый у себя ночевал и все такое…

Да… Все-таки вру я не очень. По Аллиному лицу можно было сделать вывод, что она такие сказки раскусывает в момент. И сейчас не разоблачает меня только чтобы совсем уж не ставить меня в неловкое положение.

— Видимо, такая важная сдача нормативов, что ты про нее забыл и вспомнил только через несколько часов, — съязвила Алла.

— Так знаешь, из-за тебя и не такое забудешь, — внезапно выпалил я. Почему-то мне захотелось сделать Алле какой-нибудь комплимент, но получилось это, по-моему, как-то неловко.

В подтверждение моих опасений повисла неловкая пауза. Похоже, ни я сам, ни она не ожидали от меня такой прыти.

— Как же ты посреди ночи-то пойдешь? — наконец спросила Алла, в сотый раз выглянув в окно. — Ничего же не ходит, транспорт не работает, метро только утром откроется…

— Да ничего, — деланно-беспечно произнес я. — Пробежку сделаю. Как раз разомнусь перед сдачей, в тонус себя приведу.

Разомнусь перед сном. Мда. Что-то я сегодня несу просто-таки феерическую чушь. Хорошо еще, что Алла делает вид, что этого не замечает. Не дожидаясь ее реакции, я отправился в прихожую и стал обуваться. Когда я уже открыл дверь и вышел на лестничную клетку, она наконец спросила:

— Миша, скажи честно, что-то не так?

На этот раз в ее голосе не было ни издевки, ни беспечной шутливости. Она спросила это абсолютно серьезно, и, как мне показалось, даже с легкой тревогой — вдруг я убегаю, потому что это она меня чем-то задела? Впрочем, Алла была барышней умной и, видимо, тотчас же сообразила всю нелепость ситуации. Все-таки перед ней был подросток, а она — молодая, но уже взрослая девушка, и такие вопросы с такими намеками…

— Ладно, — стушевалась она. — Ты звони, если что.

Алла резко покраснела и закрыла за мной дверь. А я решил действительно сделать пробежку до общежития. Во-первых, перед сном это вообще полезно, а во-вторых, бег или быстрая ходьба меня всегда успокаивали, настраивали на умиротворенный лад. А мне сейчас позарез нужно было сбросить с себя весь адреналин, накопившийся за этот странный вечер. Иначе я не смогу спокойно уснуть, и весь остаток ночи, равно как и завтрашний день, перед глазами будет стоять Алла, выходящая в халатике из ванной. А вот этого мне было совсем не нужно.

«Так, к черту всех этих девок», — думал я, пробегая по ночным московским улицам. «Лучше надо бы придумать, как мне сейчас отмазываться перед тренерами. Или не сейчас, а утром, когда они меня там расспрашивать будут, неважно. Надо придумать что-нибудь правдоподобное… да мало того, правдоподобное — не наказуемое! Ну допустим, рассеченная бровь для боксера — никакая не редкость, даже пусть и в быту. А вот где я пропадал полночи — вот это да. Не хватало еще из-за девок вылететь из „Динамо“!»

Впрочем, сколько бы я ни размышлял, а ни одна более-менее пристойная идея мне в голову так и не пришла. Все, что лезло на ум, было наивным и глупым, как оправдания семиклассника, застуканного с сигаретой в школьном сортире. А здесь не школа, из которой выгоняют только уж совсем безнадежных уголовников. Здесь — режим, дисциплина, обязательства…

Не найдя подходящего варианта, я решил отложить это до утра. Все-таки не зря говорят, что утро вечера мудренее, да и голова моя поутру соображает гораздо лучше и быстрее, чем ночью, да еще в состоянии усталости.

Но до утра мне ждать не пришлось. Возле дверей общежития стоял Григорий Семенович и напряженно вглядывался то в одну, то в другую сторону. Нетрудно было догадаться, кого именно он так сильно хочет увидеть. Я подбежал к нему и остановился, понимая, что простым «здрасте» я в любом случае не отделаюсь.

— О! Ну надо же, кого я вижу! — ехидно произнес тренер. — Что, решил вернуться и поспать? А не поздновато ли, молодой человек?

Так. Григорий Семенович сам дождался меня у входа, не отсиживаясь внутри вместе с остальными динамовцами (которые, вероятно, тоже хотели провести со мной воспитательную беседу). Он вышел встречать меня отдельно. Вряд ли ему хотелось лишний раз напомнить себе, как я выгляжу. Значит, он планировал поговорить со мной без свидетелей — как говорится, по-отечески вправить мне мозги. Ну что ж. Это, пожалуй, лучшее, что со мной могло произойти в данной ситуации.

— Давай-ка отойдем в сторонку, — Григорий Семенович взял меня за локоть и отвел куда-то за угол здания — подальше от окон тренерской, которые выходили прямо на улицу. — Ты знаешь, какая суматоха здесь из-за тебя поднялась?

Я недоуменно помотал головой. Откуда мне было знать-то, если меня здесь еще не было?

Григорий Семенович удрученно вздохнул и помолчал.

— Тут весь административный состав чуть с ума не сошел, — наконец заговорил он. — Шутка ли — воспитанник пропал! Уже думали, кто виноват, кто в случае чего понесет ответственность, кто будет родителям звонить, если уж совсем…

— Да ну что вы, Григорий Семенович… — начал было я, но тут же осекся под строгим взглядом тренера.

— Антон Сергеевич только что волосы на себе не рвал, — продолжил он. — Все говорил, что это, мол, он за тобой не уследил. Уже все больницы обзвонили, все приемные отделения. Потом смотрю, он уже собрался в морги звонить, весь трясется… Ну пришлось мне ему соврать. Тяжело же смотреть было на человека! Я сказал, что ты мне позвонил и у тебя все хорошо, а вернешься — сам все расскажешь.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я.

— Да спасибо-то спасибо, — сказал Григорий Семенович. — Только ведь ни хрена же хорошего нет, Мишка! Пропадешь ведь!

— Почему пропаду? — не понял я.

Григорий Семенович вздохнул, задумчиво посмотрел куда-то вдаль, вспоминая что-то очень далекое, и объяснил:

— Когда-то очень давно, когда мне было немногим больше лет, чем тебе сейчас, втюрился я в одну девчонку. Я тогда был надеждой клуба, мне все прочили большое будущее, чуть ли не олимпийское чемпионство. Всегда и везде показывал лучшие результаты, все знали: если какое-то ответственное соревнования — туда только Гришку! Ну вот. А девица та была, как бы тебе так помягче сказать… ну, непутевая. В какой семье она выросла — это от нее, конечно, не зависела, тут она не виновата. Но вот как она себя вела уже в сознательном возрасте… Бесконечные пьянки, гулянки, парней перебирала как перчатки, чуть ли не с уголовниками ее видели время от времени…

Я, кажется, начинал понимать, к чему клонит тренер.

— Мне говорили, конечно, что-то типа «Зачем ты с ней связываешься, к добру не приведет» и так далее. Мало ли, мол, хороших девчонок, да еще с твоими данными — выбирай любую, — продолжал Григорий Семенович. — А мне, знаешь.как будто глаза пеленой закрыло — никого не вижу, кроме нее, и все! Ну, в общем, она тогда тоже вроде как мной увлеклась и предложила — а поедем в Крым отдыхать! Дикарями! Природа, мы только с ней вдвоем — романтика! А у нас в этот момент как раз сборы были запланированы.

— И что же вы решили? — не выдержал я.

— Что, что…— тренер снова посмотрел куда-то вдаль. — Плюнул я на эти сборы и поехал с ней! Я ведь как думал: раз я такой талантливый и натренированный, то все пропущенное быстро наверстаю. Тем более нас и не было-то дней десять — не месяц же и не год. Сборы и тренировки постоянно, уже со счету сбился, а такая сильная любовь, как мне тогда казалось, бывает раз в жизни.

— И чем все закончилось? — нетерпеливо спросил я. По его описанию своей возлюбленной я понял, что в случае со мной он имеет в виду все-таки Ленку, а не Аллу, и испытал некоторое облегчение. С Ленкой-то я и сам завязывать собирался, а вот подставлять Аллу мне было бы неприятно.

— Закончилось все тем, — назидательно произнес Григорий Семенович, — что я с треском провалил первенство СССР! Потому что вместо сборов и тренировок я там, кгхм… в общем, другой физической активностью занимался все десять дней. Да плюс питались мы с ней там кое-как, да плюс знаменитые крымские вина… В общем, уезжал крепкий спортсмен, а вернулся расплавленный пластилин, которому нужно было долго восстанавливаться. А времени не было. Ну и все. А мог бы стать чемпионом, кто знает.

Тренер внимательно посмотрел мне в глаза и добавил:

— Завязывал бы ты с этой… — он сжал губы, как будто сдерживаясь, чтобы не выругаться, — она девка непутевая. Нет, конечно, это твое дело, но к чему приводят такие истории, я тебе рассказал. И учти: в следующий раз я тебя отмазывать уже не буду!

— Хорошо, Григорий Семенович, — тихо произнес я. — Я подумаю на тем, что вы мне рассказали.

— Ты давай, думальщик, — тренер подтолкнул меня ко входу, — беги спать ложись уже. Завтра будет важный день, надо выспаться. Ну хотя бы постараться, насколько это возможно, — добавил он, взглянув на часы.

— А какой важный день? — спросил я.

— Завтра узнаешь, — махнул рукой Григорий Семенович.

Как я разделся, лег и вырубился — хоть убей, не помню. Все-таки одно из главных достоинств молодого возраста — это способность засыпать мгновенно и в любых обстоятельствах.

Утренняя тренировка началась со взвешивания. К моему удивлению, весы показали цифру в 63,5 килограмма. Это было на несколько килограмм больше, чем в день моего приезда в Москву. Хм.

Еще одно удивление было вызвано тем, что о моей пропаже не было сказано ни единого слова. Я-то, честно говоря, насмотревшись на то, как обсуждают Бабушкина и еще парочку таких же персонажей, рассчитывал, что тренировка начнется с оргвопросов. Ну то есть с обсуждения моих художеств. Однако все шло, как обычно. Правда, расслабляться было рано — слишком уж странным было такое умалчивание. Скорее всего, разговор все равно состоится, и не исключено, что публичный. Просто его решили отложить на попозже.

После занесения результатов взвешивания в журнал нас разделили по весовым категориям. В каждой из них оказалось по несколько человек.

— Значит, так, братцы-кролики, — объявил Антон Сергеевич. — Скоро у нас состоятся соревнования. И ближайшая неделя будет посвящена выбору кандидатов, которые будут представлять «Динамо». От каждой весовой категории, как вы понимаете, будет отобрано по одному человеку.

Все взволнованно переглянулись.

— Будем учитывать все, — продолжал тренер. — Режим, отношение к тренировкам, функциональную готовность — и, разумеется, результаты спаррингов. За каждый из них будет выставляться оценочный балл от пяти до двух. Так что сразу говорю — попахать придется.

«Вот это я понимаю, важный день!» — подумал я. «Правильно я сделал, что у Аллы не остался. Сейчас бы приполз сюда, как вареная медуза».

— Откладывать в долгий ящик не будем, — продолжал вещать Антон Сергеевич. — Сегодня мы с вами проведем один любопытный тест, который пришел к нам из-за бугра. Капитализм, конечно, капитализмом, но вот в спорте кое-что хорошее у них позаимствовать можно. Так вот! Тест называется «Тест Купера» — это такой американский доктор, который придумал проверку для тамошней армии.

По рядам динамовцев пронесся понимающий гул. Для армии — значит, все действительно серьезно!

— А что конкретно проверять-то будете? — спросил кто-то.

— Это — тест на вашу выносливость, — объяснил тренер, — И заключается он в следующем. Вам будет необходимо выполнить четыре повтора комплекса упражнений. Это: десять отжиманий в упоре лежа, десять подносов ног к рукам (что-то вроде «лягушки»), десять складываний на пресс (поднятий ноги и туловища одновременно) и десять подпрыгиваний со сменой ног, касаясь коленом земли. Кто сумеет уложиться в три минуты — тот молодец и получит пять баллов. Три с половиной минуты, соответственно, будут оценены в четыре балла, четыре минуты — это три балла, ну а больше минут — понятное дело, двойка. Всем все ясно?

Вообще-то тест Купера — это серьезно. В том смысле, что это отличная проверка: сразу видно, кто занимался и следил за своей формой, а кто дурака валял. Потому что для человека, который не пропускает тренировок, в прохождении этого теста нет ничего сложного. Нагрузка, конечно — но ведь это дело привычное. А вот для того, кто в зале руководствовался принципом «Да ладно, как-нибудь потом» тест Купера — практически гарантия отсева.

Хоть я и не отлынивал от тренировок, но все равно волновался. Во-первых, за последнее время я все-таки несколько раз нарушил режим — как минимум, сна. А это все же сказывается на выносливости, как ты ни хорохорься. А во-вторых, это в своем прежнем теле я был уверен, хорошо зная все его особенности и тонкости. А здесь, в новом… в конце концов, оно ещё было не так тренировано, как прежнее. Сколько я здесь занимаюсь боксом — несколько месяцев? Так это, по большому счету, самое начало. И хотя тренеры меня хвалят, но есть объективные факторы, против которых не попрешь.

Но делать было нечего — все равно мне придется проходить это испытание на общих основаниях со всеми остальными. Тренерский свисток обозначил старт теста. Выполнять его нужно было по очереди — по одному, чтобы можно было рассмотреть все детали работы каждого из воспитанников и не проморгать показания секундомера.

— Ну че пацаны, начали! Лев, первый на исходную, — следом раздался свисток тренера.

Лева, делая взмахи руками, вышел на середину зала.

— Пошел! — палец тренера запустил секундомер.

Я в очереди оказался четвертым. Наблюдая, как другие выполняют упражнения теста, я, как мне казалось, и сам наполнялся силой и уверенностью для своего выступления. Тем более, что пацаны делали все довольно уверенно и в целом укладывались в норматив. И это при том, что я не видел, чтобы кто-то из них отдельно работал конкретно над этими упражнениями. А значит, традиционной повседневной подготовки достаточно, чтобы справиться и с тестом Купера.

Лева, за ним Шпала и еще один динамовец Владик отстрелялись, настала и моя очередь.

— Михаил! — подвал меня Григорий Семенович.

С отжиманиями я справился легко — для меня это вообще что в той жизни, что теперь в этой были, можно сказать, семечки. Меня можно было разбудить посреди ночи и сбросить сонного с кровати на пол — я тут же принял бы исходное положение и начал отжиматься практически в полную силу. Далее — поднимание ног к рукам. Прекрасный способ размять ноги после их положения в отжиманиях — именно так я старался к этому относиться. И, думаю, был прав: ведь и проверка была направлена на то, чтобы увидеть работу всех групп мышц организма. «Так что будем воспринимать все это как ускоренную разминку», — решил я и, не давая себе времени на излишнюю рефлексию, перешел к скручиваниям на пресс.

Это упражнение тоже далось мне сравнительно легко. Все-таки общая подготовка действительно много значит! Тренированное тело может выдержать непредвиденные нагрузки, даже если они появились внезапно — до известной степени, разумеется, но ведь в этом тесте не было ничего сверхъестественного. А вот последнее упражнение — подпрыгивания со сменой ног, да еще и с касанием коленом земли — вот это было да! На нем мне пришлось попотеть. Нет, конечно же, я довольно оперативно выполнил и его, но вот усилий у меня ушло заметно больше, чем на предыдущие упражнения. Но хватит, хватит размышлений! Вся аналитика потом, а сейчас мне предстоит выполнить все то же самое еще три раза!

Все это время тренер поглядывал на секундомер. По его лицу было непонятно — укладываюсь я в норматив или нет.

— Стоп! — тренер выключил секундомер.

Я поднялся, ожидая услышать результат.

— Две минуты пятьдесят три секунды!

Я выдохнул — норматив на «отлично». Поймав одобрительный взгляд Григория Семеновича, я отошел в сторону и продолжил наблюдать за тем, как работают другие. Теперь можно было и прислушаться к своим ощущениям от только что пройденного теста. Ф-фух! Кажется, в общем и целом тело восприняло такую встряску неплохо. Хотя, конечно, бессонная ночка совсем уж даром все-таки не прошла. Если бы я не бегал по Москве, а спокойно выспался, то не было бы и этой пусть легкой, но одышки, и мышцы бы быстрее пришли в рабочее состояние. Да и не уносило бы меня в эту полусонливость ни с того ни с сего.

Ладно. Главное, что тест успешно пройден. Уж сегодня-то мне никто не помешает нормально выспаться! А в дальнейшем — постараться выстроить свой режим дня спокойно, без всяких беганий по девчонкам и разборкам. Если это получится, то, черт возьми, у меня довольно-таки пристойные шансы на победу! Ну и на дальнейшее продвижение, разумеется. Тем более, что из тех, кто проходил тест после меня, по итогам далеко не все могли похвастаться даже «четверкой».

— Авсентий, давай на выход!

Сеня гулко выдохнул и начал работать.

Конечно, по сравнению с тем, что он демонстрировал в лагере, он заметно продвинулся — и в технических навыках, и в выносливости тела — но все-таки для того, чтобы получить шанс на выступление в программе соревнований, ему нужно было еще прилично потрудиться. Наблюдая за ним, я буквально чувствовал, как ему не хватает секунд, чтобы успеть выполнить то или иное упражнение. Тело еще не до конца его слушалось и время от времени демонстрировало даже неповоротливость. Конечно, для обычной физкультуры, да даже и для участия в стрелках, подобных той, на которую мы позвали кубинцев, у него уже было, в принципе, все хорошо. А уж на любительских соревнованиях он бы просто порвал всех, как Тузик грелку! Но вот профессионального уровня он пока еще не достиг.

Когда тренер нажал секундомер, Сеня, красный как рак, тяжело поднялся и даже не дослушав результаты ушел в строй.

— Работать, Сеня, работать и еще раз работать, — справедливо напутствовал его Григорий Семенович, занося в журнал его заслуженные три балла.

— Денис, ну что же, твоя очередь настала!

А вот и гвоздь программы! Заслуженный-перезаслуженный потенциальный чемпион, надежда клуба и звезда общежития Денис Бабушкин! Все с интересом повернулись в его сторону — даже те, кто до этого беседовали о чем-то своем, лениво поглядывая на выступающих. Кто-то искренне полагал, что уж такой-то участник с ходу «сделает» всех своих конкурентов, несмотря на все свои выходки. Вроде как если человек — местная знаменитость, то, значит, он лидер буквально во всем. А кто-то, наоборот, смотрел на него с ехидством — дескать, водку-то хлестать и по тусовкам мотаться ты мастак, а вот теперь покажи, что ты можешь непосредственно в зале.

— Вообще раз плюнуть, — хмыкнул Бабушкин, потирая ладони. — Сейчас я вам покажу мастер класс!

И Бабушкин показал. Я, конечно, не ждал от его выступления блестящих результатов, но здесь даже я удивился. Отжимания дались ему с очевидным трудом — с него лился пот такими ручьями, как будто он разгрузил машин десять картошки и при этом еще и бегал. На подносе ног к рукам он пару раз умудрился садануть себе аж по носу. Ну а подпрыгивания после всего и вовсе стали для него серьезной пыткой. В общем, когда дело дошло до подпрыгиваний в третьем подходе, Бабушкин сломался. Где-то на третьем или четвертом подпрыгивании он не удержал равновесие и рухнул, приземлившись прямо на свою пятую точку.

— Все! — скомандовал Григорий Семенович, и это «Все» прозвучало как приговор.

— Сколько я там набрал? — подскочил Бабушкин.

— Как это сколько? — удивился Григорий Семенович. — Единицу, конечно, сколько же еще ты мог набрать за такое?

— Как единицу? — уронил челюсть Бабушкин. — Не, я, конечно, упал, но я же…

— «Ты же» — передразнил его тренер, — не просто упал. Ты уже к третьему подходу выпал из времени! Уже было больше трех минут, понимаешь? Так что даже если бы ты доделал все до конца, тебе бы понадобилось для этого минут пять, если не больше. А это, уж извини меня, полная профнепригодность. Так что кроме единицы, поставить мне тебе сейчас нечего.

Лицо Бабушкина надо было видеть. Это была смесь злости, обиды и плохо скрываемого удивления. Видимо, ему и самому было трудно поверить, что он, такой выдающийся и всеми любимый, мог не просто не стать первым, но и вчистую проиграть практически всем участникам. Для него такая ситуация явно была в новинку. «Ну что ж, все когда-нибудь случается в первый раз» — не без злорадства подумал я. Все-таки безнаказанность никогда ничем хорошим не заканчивается.

Но и это было не последней каплей в чаше его позора. Правда, эту каплю мне неожиданно пришлось разделить вместе с ним. И здесь пришла пора удивляться уже мне.

— А теперь слушаем предварительные оценки по дисциплине! — объявил Григорий Семёнович.

— Предварительные — это как? — спросил Шпала. — Это в смысле можно будет успеть их исправить, что ли?

— Это в смысле можно будет успеть на них повлиять, — строго глянул на него Григорий Семёнович. — Итак! Миша! — он перевел взгляд на меня. — У тебя, уж извини, по дисциплине два балла. Почему, объяснять не буду — ты, я думаю, сам догадываешься.

Среди воспитанников раздались приглушённые «понимающие» смешки. Вот уж такого я точно никак не ожидал. Нет, конечно, я понимал, что за ночные мотания здесь по головке не гладят, но чтобы вот так сразу — и двойка? Вот это да. Неужели я переплюнул даже Бабушкина?

— Идём дальше! — провозгласил тренер и посмотрел как раз на него. — Денис! У тебя тоже два балла. Тест, конечно, ты завалил, но по дисциплине догнал одного из лидеров! Поздравляю!

Смешки в зале стали громче. Бабушкин покраснел и сжал челюсти, уже не скрывая своей злости. В принципе, его можно было понять: если у меня ещё был хоть какой-то шанс вырулить на более-менее приличный результат за счёт чисто спортивных заданий, то у него никаких шансов уже не было. Нагнать такое количество баллов за такое короткое время было практически нереально. Ну разве что случилось бы какое-нибудь чудо.

Григорий Семёнович продолжил объявлять оценки. Мои друзья из лагеря продемонстрировали дисциплину чуть получше моей, заработав по три балла. И — сюрприз! — у всех остальных по дисциплине оказались пятерки.

— До вечерней тренировки все свободны! — заключил тренер, шутливо добавив: — По домам!

Поднимаясь к себе в комнату, я не мог отделаться от навязчивого ощущения проигрыша. Конечно, сама по себе одна отметка ничего ещё не значила — тем более, что и она была предварительной. Но всё-таки это был для меня определенный сигнал. Если вспомнить выражение «прозвенел звоночек», то это был как раз он. Не дай бог, об этом узнают родители. Отец ведь точно прилетит сюда на следующий же день и заберёт меня домой, в увлекательный мир шахмат.

Но что там Григорий Семёнович говорил про возможность повлиять на оценки по дисциплине? Надо будет как можно скорее выяснить, как это сделать. Я не Бабушкин, мне лишние приключения не нужны. Пусть я где-то и накосячил, но всё-таки главное для меня — бокс, и я готов приложить все усилия, чтобы исправить свои ошибки и больше их не допускать!

«Ладно. Пока что нужно будет прилечь и отдохнуть, а то в разгоряченной голове никаких путных мыслей появиться не может. Вечером будет тренировка — все и узнаю».

С этими мыслями я решительно толкнул дверь нашей комнаты и… вздрогнул.

— С днём рождения! — меня оглушили вопли моих приятелей из лагеря и их же бурные овации.

Черт, а ведь точно! За всеми этими заботами я совсем забыл, что мне сегодня исполняется пятнадцать лет!

— В общем, будь здоров, расти большой, — проорал мне в ухо Шпала.

— И это, давай так же, успехов тебе, — промычал в другое ухо Лева.

— Поздравляю, дружище! — тряс мою руку Сеня.

Мне стало немного неловко. Ведь получается, что ребята помнили про мой праздник, готовились, ждали, как будем отмечать, а я напрочь обо всем забыл и никакого стола для друзей так и не придумал. Черт. Надо будет хотя бы к вечеру что-то сообразить, что ли.

— Ребята, — я попытался придать своему голосу торжественный оттенок. — После вечерней тренировки жду вас здесь!

Пацаны охотно закивали головами и длинной змейкой выползли в коридор. А я остался наедине со своими размышлениями о том, как бы мне исхитриться придумать для них что-то достойное.

Ну, для начала, в комнате такие вещи не делаются. Это я так ляпнул, первое, что в голову пришло, чтобы не выглядеть совсем уж свиньёй. А вообще-то нужно бы поискать какое-нибудь место по приличнее. До вечера, конечно, вряд ли получится что-нибудь найти, но кто сказал, что собираться нужно именно сегодняшним вечером? Это ведь заранее день рождения не отмечают, а после даты — вполне можно. Так даже чаще делается, чем непосредственно в день рождения — люди подгадывают под общий выходной. Правда, в моем случае была ещё одна тонкость — подгадать нужно не просто под свободный день, а так, чтобы не схлопотать плохую отметку за дисциплину. А то со всеми этими отмечаниями я останусь без соревнований.

Но первым делом нужно придумать место. Место, место… Вот я остолоп! (с этими словами я хлопнул себя по лбу). Янка же рассказывала мне про какую-то базу отдыха в Подмосковье, куда она с родителями ездила. Блин, что такое — то про собственный день рождения забуду, то про важную информацию, которая мне же и нужна. Что-то с памятью моей стало, не иначе.

Я спустился к вахтерше и уже привычно попросил воспользоваться телефоном. После ее благосклонного кивка набрал знакомый янкин номер.

— Ян, привет! — заговорил я, услышав ее «Алло». — Слушай, помнишь, ты мне рассказывала про турбазу, на которую вы с родителями ездили? Ты можешь мне дать их адрес и телефон?

— Это ты с Ленкой решил на природе погулять? — не могла не съязвить Яна.

О, женщины! Как вы всегда вовремя со своей ревностью

— Да с какой ещё Ленкой, — возмутился я. — Я с ней давно уже все, не общаюсь.

— Ну ладно, — Янка сделала вид, что успокоилась. — Пиши.

Продиктовав мне адрес и телефон базы отдыха, она снова не удержалась:

— А с кем ты туда решил поехать? Если, конечно, не секрет.

— Какой ещё секрет, — усталым голосом произнес я. Вот умеют же они на пустом месте создать драматические интриги! — У меня день рождения сегодня. Хочу на днях отметить с компанией друзей. И ты, кстати, тоже приглашена.

Я положил трубку, не дожидаясь Янкиной реакции. Пусть лучше воспринимает информацию, чем тарахтит без толку. Но вот с Ленкой действительно пора уже завязывать. Григорий Семёнович прав: ни до чего хорошего такое общение не доведет. Сначала двойки по дисциплине, потом пролет с соревнованиями, потом алкоголь с наркотой и приводы в милицию — пример Бабушкина перед глазами. Ну а там уж недалеко от спортивной карьеры до криминальной. Нет-нет, такого счастья нам не надо. С Ленкой надо прекращать. Вот только сначала нужно ракушку ей подарить. Решения решениями, а свое слово надо держать в любом случае.

Вечерняя тренировка началась, как всегда, интригующе. Обычно по вечерам тренера придумывали для нас что-то особенно интересное и необычное. Это была хорошая возможность попробовать что-нибудь новенькое и взглянуть на себя с неожиданной стороны. Такие вещи здорово помогают не закостенеть и не застрять в одном и том же.

— Ну что, орлы, — весело заговорил Григорий Семёнович. — Мы тут посовещались и пришли к выводу, что спарринги между представителями разных категорий — это все, конечно, зрелищно, интересно, увлекательно в смысле внешних эффектов, но… — тут он сделал многозначительную паузу, — совершенно не даёт представления об уровне каждого конкретного бойца.

Мы с ребятами переглянулись. Кажется, нас ожидало что-то принципиально новое.

— Утром все вы проходили тест Купера, — продолжил Григорий Семёнович. — Не все, правда, успешно, но сейчас не об этом. Как говорится, не Купером единым живы наши бойцы! У нас в Красной армии есть не менее славные традиции, в том числе и в плане проверки бойцов!

Мы снова переглянулись. Армейские испытания бывают разными. Какие-то покажутся для опытного спортсмена сущим пустяком, а другие — наоборот, похлеще любой пахоты в зале будут. И что-то мне подсказывало, что вряд ли наши динамовские тренера подберут для нас первый вариант.

— Итак, — торжествующе провозгласил Григорий Семёнович, — мы подготовили для вас частичную сдачу норматива на краповый берет!

По выстроенным в ряд динамовцам пронесся гул восхищения. Краповый береты — это серьезно, это вам не мячиками жонглировать по кругу!

— Для тех, кто не в курсе или подзабыл, — продолжал тренер, — вкратце напоминаю правила. Каждый из вас должен будет провести по десять раундов с новым соперником. Каждый раунд длится ровно одну минуту. И за каждый вот такой минутный раунд вам начисляется один балл.

Мы в который раз переглянулись, но на этот раз — с удивлением. Всё-таки такое испытание требует серьезной концентрации. Я бы даже сказал, предельной. Неужели нас действительно заставят заниматься этим прямо сейчас, вечером? После того, как все, прямо скажем, подустали за день, вечерняя тренировка ожидалась щадящей. А тренера, получается, решили ровно наоборот?

Григорий Семёнович оглядел нас хитрым взглядом, как бы оценивая нашу реакцию. Наконец он понимающе закивал и довольно произнес:

— Именно этим мы с вами и займёмся завтра с утра! — Дождавшись, пока стихнет вздох облегчения, тренер добавил: — А прямо сейчас нам предстоит отработка нового удара, который нам продемонстрировали наши кубинские друзья!

Воспитанники оживлённо встрепенулись. Осваивание нового удара — это уже само по себе интересно. А учитывая, что кубинцы вобрали в свою манеру боя все лучшее из всех основных школ мира… В общем, чего греха таить — каждый из нас стал ожидать каких-то суперсекретов мастерства. Таких, чтобы войти в зал обычным бойцом, а выйти из него чемпионом среди чемпионов.

— Ну что, мужики, — Григорий Семенович с характерным прищуром оглядел всех нас, — сегодня у нас с вами важный день! Покаруселим!

Утренняя тренировка традиционно начиналась с каких-то организационных объявлений, и мы уже успели к этому привыкнуть. Тем более что сегодняшним утром нам предстояло пройти через круговые спарринги. А это — дело не только чрезвычайно ответственное, но и напряженное. Понятно, что перед тем, как начать, тренер захочет сказать какие-то напутственные слова, ну и вообще настроить нас на серьезную работу.

Но в последние дни эти объявления в основном вращались вокруг успехов каждого из нас. Поскольку вдобавок к этому постоянно ходили разговоры о будущих соревнованиях, то можно понять, что волнение усиливалось день ото дня. Казалось в самом воздухе витало какое-то особенное настроение — ожидание чего-то нового и очень важного.

Поэтому слова Григория Семеновича были восприняты нами с воодушевлением.

— Ну что, как думаешь, — ткнул меня в бок Сеня, — сегодня уже объявят, кто поедет на соревнования?

— Откуда же я знаю? — резонно ответил я. — Мне тренеры о своих планах не отчитываются. Но мне кажется, сегодня все-таки еще рано об этом говорить. Видишь, они какую-то многоступенчатую систему затеяли. Каждый день нас как-нибудь проверяют.

— Это да, — согласился Сеня. — Скорей бы уже объявили результаты этого отбора, будь он неладен. Хотя… — он тяжело вздохнул, — мне-то в любом случае ничего не светит.

— Зато ты сможешь внимательно изучить все ошибки тех, кто будет выступать, и учесть их в своей работе, — постарался я его подбодрить. — Сейчас вот примешь к сведению все, что будешь видеть и слышать, а на следующий год уже будешь работать лучше, не отвлекаясь на исправление ошибок.

— Ну хоть в чем-то мне повезло, — чуть грустно улыбнулся Сеня.

Тем временем начиналось самое интересное.

— Объявляю предварительное количество баллов, — тренер достал блокнот и обвел нас внимательным взглядом. Шеренга динамовцев притихла.– Значит, так! Начнем с нашей местной знаменитости!

Несмотря на серьезность момента, ребята заулыбались. Местная знаменитость явно напряглась и тревожно всматривалась в лицо тренера.

— Бабушкин! — пояснил Григорий Семенович, хотя все и так прекрасно понимали, о ком идет речь. — Ну что, Денис. Тут, как говорится… допрыгался. За функциональную подготовку — один балл. За дисциплину — два. За отношение к тренировкам — три балла. Вообще-то мы хотели за отношение тоже поставить двойку, но справедливости ради следует признать, что на тренировки ты все-таки хоть иногда, а ходишь.

В зале снова послышались смешки. Почему-то они в последнее время сопровождали любое упоминание Бабушкина. Хотя… всем было, на самом деле, понятно, почему.

— Да, забыл вам сказать, — спохватился тренер, — чтобы вы реалистичнее оценивали свои шансы и вообще… свою подготовку. Проходной балл для того, чтобы попасть на соревнования, будет составлять пятнадцать баллов.

По шеренге прокатилось удивление. Точнее, осознание того, как много еще нужно сделать для того, чтобы тебя хотя бы допустили до соревнований, не говоря уже о том, чтобы занять на них какое-то достойное место.

— Так что тебе, Бабушкин, — продолжал Григорий Семенович, — придется как-то поднапрячься. Я уж не знаю, каким образом ты это собираешься делать, но для того, чтобы быть допущенным к соревнованиям, тебе нужно будет выиграть минимум девять спаррингов из десяти. Хотя, честно говоря, с твоей-то функционалкой… не уверен.

Бабушкин что-то неразборчиво пробурчал себе под нос. Обернувшись в его сторону, я отметил крайне недовольное выражение его лица. Если не знать всей ситуации, можно было подумать, что он стал жертвой какой-то вопиющей несправедливости. Хотя чем тут можно было быть недовольным — ведь в том, что с ним произошло, виноват был только он сам и больше никто.

Следующим объявляли мои результаты. «Это что же, меня теперь так и будут везде в паре с Бабушкиным объявлять? Хороша компания, ничего не скажешь!» — подумал я.

— Пятерка за функционалку, но по два балла за дисциплину и отношение к тренировкам, — огорошил меня Григорий Семенович и, вероятно, увидев мой изумленный взгляд, назидательно добавил: — Меньше по ночам гулять надо!

«Значит, что у нас теперь получается?» — лихорадочно соображал я. «Пять плюс две двойки — итого девять баллов. В принципе, это не так страшно, как у того же Бабушкина, да и вообще неплохо для первого раза. Можно сказать, крепкий середнячок. Но все равно выходит, что для того, чтобы попасть на соревнования, мне придется выиграть как минимум шесть раундов из десяти. Та еще задачка!».

У остальных ребят «задачки» оказались попроще. Кому-то нужно было выиграть всего пару-тройку раундов, а кому-то и вовсе простоять отведенное время. И что, все это — только потому, что они не гуляли по ночам? Мда…

Вообще, конечно, я понимал Григория Семеновича. Он таким образом хотел продемонстрировать непредвзятость и объективность. Дескать, нет у меня ни любимчиков, ни врагов, и даже если я к кому-то отношусь хорошо, это еще не значит, что я не буду наказывать его за провинности. Но, с другой стороны, несмотря на все мои ночные похождения, на результатах в зале это почти не сказывалось.

Хотя… я поймал себя на том, что мысленно пересказываю свои тренерские представления о работе. А ведь у каждого тренера подход свой, индивидуальный, и он вовсе не обязан с кем-то совпадать. Тем более что теперь я нахожусь в Советском Союзе конца семидесятых, а в это время и в этой стране многие представления заметно отличались от России двадцать первого века. Так что не будем возмущаться. Пока я только на пути к своей цели, имеет смысл принимать все как есть и играть по установленным правилам. Вот если у меня все получится и я стану чемпионом, можно будет попытаться своим авторитетом изменить что-то в лучшую сторону. Опять таки, положа руку на сердце, есть одна хорошая немецкая поговорка — порядок бьет класс.

— Ну что, соколики, готовы? — раздался бодрый голос Григория Семеновича, который к этому моменту закончил оглашение отметок и намеревался приступить непосредственно к испытаниям. — Кто самый смелый? Кто начнет первым?

— Я! — послышался голос Льва. Судя по его виду, он довольно сильно волновался (еще бы!), но все-таки решил выступить первым. Может, это была тактика, которую многие используют при сдаче экзаменов — «отмучиться» сразу и не трястись в коридоре полдня.

— Ну, с таким именем было бы странно не рваться в лидеры, — улыбнулся Григорий Семенович. — Давай, надевай амуницию и выходи.

Лева надел шлем и перчатки и вышел в центр зала, сопровождая свой выход разминочными движениями шеи.

— Как работаем, тренер? — спросил он серьезным голосом.

— На полную катушку! — был моментальный ответ. — Да, и еще! — Григорий Семенович обернулся ко всем нам. — Забыл вам сказать. Кто проигрывает раунд, у того отнимается один балл. Это чтобы вы не слишком расслаблялись.

Вот это ни хрена себе поворот! Теперь-то уж точно не расслабишься. Таким макаром мимо соревнований может с треском пролететь даже тот, кто изначально имеет высший балл. Впрочем, я-то, конечно, расслабляться и не собирался. Но все-таки новое правило добавило напряжения и даже некоторого страха.

Для большей беспристрастности подсчета очков тренеры расположились по обе стороны ринга, вооружившись блокнотами и карандашами. Григорий Семенович заскользил взглядом по нам, выбирая соперника для Левы.

— Давай-ка ты выходи, — кивнул он на одного из динамовцев. — Помоги товарищу, а заодно и себе.

Надо отдать Леве должное — боец он был достаточно крепкий. Характер у него был, что называется, сложный. Да и вообще он был парнем со странностями. Но вот чего у него было не отнять — так это понимания поставленной задачи и способов ее достижения. Уж если он решал чего-то добиться, то сразу прикидывал возможный план действий и строго его придерживался, если только в его планы не вмешивались внешние обстоятельства. Не знаю уж, врожденное у него это было или он сам себя так воспитал, но такая стратегия нередко приносила ему удачу.

Вот и в этот раз своего первого соперника Лева одолел легко. Немного наблюдательности и понимания слабых мест партнера — и в его активе образовался первый балл за сегодняшний день. Его склонность к рациональному подходу тоже помогла ему в этом — Лева понимал, что впереди еще как минимум девять схваток, и неизвестно, как все сложится дальше. Поэтому он экономно расходовал свои силы, работал эффективно, но скупо, приберегая свои ресурсы на потом. Все-таки работа головой в боксе не менее важна, чем умение действовать кулаками.

Следующим противником Левы оказался я. Я решил присоединиться к его тактике — тем более что у меня-то ситуация с баллами была заметно серьезнее, чем у него, а значит, и контролировать расход сил мне нужно было намного тщательнее. Лева, кажется, это заметил и согласился с таким подходом. Мы поперебрасывались джебами, нанесли друг другу по парочке плотных ударов и на этом закончили. Нет, конечно, мы не халтурили, и даже самый придирчивый тренер не мог бы сказать, что мы делаем свою работу «на отвали». Но все же нам обоим еще предстояло провести множество раундов, и мы решили сделать основной упор на взаимное уважение и владение техникой, а не на стремление любой ценой «добить» соперника. Раунд остался за мной.

С остальными соперниками Левы повторилась та же картина. Но вот к нему в пару поставили Бабушкина. С первых секунд стало понятно, что с ним этот номер не пройдет. Денису позарез нужны были очки, и для того, чтобы их получить, он как раз был готов на все. Наши «лагерные» ребята отнеслись к нему скептически и даже как-то снисходительно. Их можно было понять: Бабушкин был откровенно растренирован, и, если по-хорошему, то его мог бы свалить с ног любой более-менее подготовленный спортсмен, даже не особо напрягаясь. Тем более что Лева как раз к этому моменту продышался и приближался к пику своей формы — кажется, он тоже это понимал и потому не отнесся к новому сопернику слишком серьезно.

А вот меня что-то настораживало. Бабушкин вышел в центр зала с каким-то хитрым выражением лица, намекавшим на то, что у него в голове созрел какой-то план. Я насторожился. От этого субъекта можно было ожидать чего угодно. Он вполне мог пойти на какую-то подлость и вообще зашагать по головам, лишь бы только заполучить так необходимые ему баллы. Ему. по большому счету, было наплевать даже на правила боя, и я знал, что были случаи, когда он придерживался их чисто формально, чтобы не вылететь из процесса раньше времени по свистку тренера.

— Лева, давааааай! Сделай его! — раздались крики «группы поддержки».

— Бокс! — скомандовал Григорий Семенович, и Лева пошел приветствовать соперника. Это как раз была чистая формальность, необходимая по правилам, и никто не обращал на нее никакого внимания: слегка коснулись друг друга перчатками — и начали работать. Однако на этот раз вместо ответного легкого касания Лева получил неожиданный и весьма жесткий удар по печени.

— Ааууууффф! — выдохнул Лева и опустился на одно колено, схватившись за печень и вытаращив от боли глаза.

— Лева, продолжать будешь? — спросил тренер.

Вместо ответа Лева согнулся еще сильнее и от него донеслось еле слышное подвывание. Да, видимо, нехило его ударил этот деятель… Какое теперь ему продолжение — ему сейчас к врачу бы надо.

— Григорий Семенович, это нечестно! — возмущенно крикнул Шпала.

— Слабаки так каждый раз вопят, когда выиграть не получается, — цинично ухмыльнулся Бабушкин.

— Бабушкин, помолчи! Тебя здесь на роль комментатора никто не назначал. «Силач», — отрезал Григорий Семенович и повернулся к Шпале. — Что же здесь нечестного? Некрасиво — да, не по-джентельменски — согласен. Но все было в рамках правил. Команда «бокс» прозвучала, команды «стоп» не было. Так что извините, ребята, но Бабушкину начисляется один балл, а у Левы вычитается шесть.

— Почему шесть? — не понял Шпала. Видимо, он был самым активным членом «команды Левы».

— Потому что Бабушкин был его четвертым спарринг-партнером, — объяснил тренер. — И впереди у него должны были быть еще шесть раундов, которые он, очевидно, сейчас провести не в состоянии.

Я посмотрел на Бабушкина. Несмотря на то, что тренер довольно жестко прервал его речи «победителя», его настроение переменилось. Теперь, когда его выходка удалась, он, кажется, поверил, что отвоевал себе реальный шанс попасть на соревнования — а то, может быть, и победить в них. Окрылился, так сказать. Ну да ничего. По своему опыту я знал, что таких придурков жизнь обламывает пусть и не сразу, зато очень мощно и убедительно.

Лева кое-как поднялся с пола и заковылял в сторону скамейки. Григорий Семенович погрузился взглядом в свой блокнот, что-то там почитал, прикинул в уме, покачал головой и сказал ему:

— Лева, сейчас у тебя есть восемнадцать очков. Раз такое дело, можешь три раза пропустить раунды, а потом постарайся собраться в кучу и продолжить работать. Иначе соревнования точно пройдут мимо тебя.

Лева схватился за голову. Было видно, как он переживает. Ну еще бы: до последнего момента все вроде бы шло нормально, и вдруг такая подлость. Конечно, он мог получить чуть больше или чуть меньше баллов — всякое случается — но чтобы вот так, исподтишка… Он почему-то с отчаянием посмотрел на меня. Да, видеть Леву, обычно уверенного в себе и чуть наглого, в таком положении было странно и печально. Но что я мог ему сказать или сделать? Тренер уже заявил, что все было по правилам, так что выступать сейчас было бессмысленно.

Хотя я был с ним и не вполне согласен. Вспоминая свою тренерскую работу в прошлой жизни — я всегда выступал за то, чтобы, помимо чисто спортивных правил, действовали еще и общечеловеческие. Конечно, спорт и уж тем более бокс — не институт благородных девиц, и если вместо постановки удара мы будем работать над состраданием, то весь спорт полетит к чертовой матери. Но все-таки я всегда считал, что тренер должен воспитывать в своих учениках как минимум уважение к сопернику. Если тебе есть что показать и чем удивить — делай это в честном и равном бою. Это вообще основной спортивный принцип. А если ты можешь выиграть только когда наносишь удары исподтишка, в тот момент, когда этого никто не ожидает — тогда это что угодно, только не спорт.

Но в одном тренеры оказались правы. С таким дерьмом, как Бабушкин, лучше столкнуться в тренировочном зале, чем в реальном бою. В этом смысле сегодняшние спарринги стали для меня хорошим уроком. Теперь все иллюзии (если они у кого-то еще оставались) разбились вдребезги. Все хорошо понимали, кто чего стоит и от кого следует ожидать честной работы, а от кого… как от Бабушкина.

— Кто хочет быть следующим? — спросил Григорий Семенович.

Я, не раздумывая, поднял руку и вышел в центр зала.

— Давай, Миша, давай, — одобрительно произнес тренер. — Тебе сейчас надо набирать баллы. Сосредоточься!

Вот что ни говори, а все-таки я был благодарен Григорию Семеновичу. Несмотря на не всегда справедливые оценки моей работы, он, похоже, действительно относился ко мне по-особенному и где-то в глубине души поддерживал и даже болел за меня.

— Может, ты хочешь сам выбрать себе первого соперника? — вдруг добавил он.

Хм. Такого я здесь еще не слышал. Интересно, это он таким образом проявляет ко мне уважение как к хорошему бойцу или намеренно хочет стравить меня с Бабушкиным? Ну ведь ежу понятно, кого я сейчас выберу. Я даже спорить с этим не буду.

— Конечно, хочу, — согласился я. — Денис Бабушкин.

— Хо, — ухмыльнулся наш водочный «чемпион». — Чего, тоже захотел уйти отдыхать пораньше? Ну ладно, как скажешь, талантливый ты наш.

— Я не понял, — резко обернулся к нему Григорий Семенович. — Я неясно, что ли, выразился про комментаторство? У нас здесь не в ораторском мастерстве соревнуются, и Озеровых тоже нет, так что будь любезен — выходи в зал и прибереги свои замечания для другой компании!

Денис хмыкнул и вышел ко мне, разглядывая свою перчатку с невозмутимым видом, как будто ничего не произошло и вообще мы находимся не в зале, где идет отбор на соревнования, а где-нибудь на курортном отдыхе. Это раззадорило меня еще сильнее. Он не просто сделал «подлянку» своему партнеру, он упивался ощущением вседозволенности, давая понять, что для него это в порядке вещей и он собирается и дальше творить все, что захочет.

Честно говоря, соперничать с ним в плане бокса я не собирался. Нет, конечно, если бы меня принудительно поставили с ним в пару, никуда бы я не делся, но с такими персонажами ни о каком боксерском искусстве не может идти и речи. А вот устроить ему небольшой сюрприз — вот этого мне сейчас очень хотелось. Пусть знает, что подленькие приемчики могут работать в обе стороны. Наверняка для него это станет большим откровением.

— Ну чего, сучонок, решил в героя поиграть? — чуть слышно прошипел Бабушкин, не снимая издевательскую ухмылку со своей физиономии. — Я таких, как ты, на заслуженный отдых пачками отправляю!

— Смотри сам куда-нибудь не отправься — так же тихо ответил ему я. — А то ведь любое везение когда-нибудь заканчивается.

— Поговори тут еще, философ, — огрызнулся Денис. — Сейчас в угол с размаху улетишь, там и рассуждать будешь. На пару со своим дружком.

— Так, разговорчики! — вмешался Григорий Семенович. — Вы для чего сюда вышли? Беседовать по душам потом будете.

Я внимательно вгляделся в лицо Бабушкина. Похоже, такая легкая победа над Левой воодушевила его. И теперь он смотрел на меня с гремучей смесью самонадеянности, наглости и презрения. Мол, ползают тут всякие под ногами у великого чемпиона. Эта физиономия была совсем не похожа на ту, что в начале тренировки напряженно и тревожно вслушивалась в слова тренера. Ну что ж, посмотрим, на что ты способен, кроме подстав и манипулирования людьми.

— Бокс! — скомандовал Григорий Семенович.

И вот начался наш спарринг с Бабушкиным. Если подходить к этому философски, то можно сказать, что происходит то, что назревало уже не первую неделю. Денис своими выходками давно вызывал у меня желание съездить ему как следует по физиономии. Это, конечно, шутка, но только отчасти. Тем более, что то, как он поступил с Левой, разозлило меня еще сильнее.

Бой начался традиционно. Может, Бабушкин не стал дважды применять один и тот же прием, а может быть, просто решил, что меня можно повалить и без всяких хитростей, но для начала мы отстрелялись дальними джебами. Это, в общем-то, традиционный и нехитрый удар, зато он сразу позволяет почувствовать соперника и дистанцию. Затем я решил пойти на него с левым крюком — к этому моменту левая рука по степени тренированности у меня практически не уступала правой.

Бабушкин сместился и вдруг расстрелял мою защиту довольно неплохой двойкой. «Гляди-ка, пьяница пьяницей, а руки еще что-то помнят!» — мелькнуло у меня в голове. Ну что же. Времени в раунде не так уж и много, а значит, пора приступать к главному. Я резко вошел в клинч, лишив противника возможности проявлять инициативу. «С-с-сука», прошипел мне в ухо Бабушкин, и по этой его реакции я понял, что такой ход был для него неожиданностью. Тем лучше.

Я продержал его в клинче несколько секунд, и, выходя из него так же неожиданно, как и входил, как будто бы случайно наступил ему на носок, не убирая несколько секунд ногу. Помимо того, что это само по себе было, скажем так, не очень приятно, я добился этим главного — лишил его мобильности. А мобильность была главной «короночкой» Бабушкина, вечно летавшего по площадке, как выпущенный из рук сдувающийся шарик. На какую-то секунду мой сосед по комнате растерялся — а именно этого мне и было надо.

Одним жестким ударом я сбил его перчатки, а другим, не давая ему опомниться, тут же крепко зарядил в подбородок и одновременно сошел с его носка. Честно сказать, я не особенно-то вкладывался в этот удар, но и этого минимального усилия хватило, чтобы Бабушкин потерял равновесие и, не удержавшись на ногах, рухнул с размаху прямо на свою пятую точку.

— Слышь, ты че за беспредел творишь! — возопил он и тут же вскочил. Конечно, нокдаун был легким, но все равно он занял какое-то время, и пока Бабушкин поднимался на ноги, время нашего с ним раунда закончилось. Тут он сделал еще одну ошибку — вскочил из нокдауна сразу. Эх дурак… вестибулярка Дениса, выдержавшая за последнее время столько испытаний, подвела. Ноги Дениса заплясали переваленными макаронинами и он завалился на канаты.

— Стоп! — крикнул Григорий Семенович. — По итогам раунда Бабушкин — минус один балл.

Смотреть на Дениса в этот момент было грустно и смешно одновременно. Его и растерянное, и злое лицо выражало крайнюю степень несправедливости, которую ему только что пришлось пережить. Мне оставалось только лишь развести руками. А не надо выключаться из боя во время клинча, это любой боксер знает! Хотел грязи на ринге — получите распишитесь!

— Ну что, Бабушкин, будешь продолжать с другими партнерами? — спросил Григорий Семенович.

— Я с этим продолжу, — зло пробурчал Бабушкин, указывая на меня. — Мне другого не надо.

— Нет-нет, с Мишей закончили, — возразил тренер. — По правилам каждый раунд нужно работать с новым соперником. Ну так что, будешь продолжать с другими или нет?

Бабушкин раздраженно махнул рукой, так что сложно было понять, согласен ли он на дальнейшие спарринги. «Ничего, дружок, можешь раздражаться сколько тебе угодно», — подумал я. «А заодно запомнишь, что прилетать может не только от тебя, но и к тебе. Как говорится, в эту игру могут играть двое. Не такой уж ты и король, как выяснилось в деле».

В принципе, у него еще оставался вариант последовать примеру Левы и, передохнув, вернуться сюда, чтобы попробовать добрать недостающие баллы. Вообще говоря, Бабушкин был бойцом достаточно высокого уровня. Но по дорожке пошел неправильной, все таки такой талант, как у его корешка из ЦСКА, это один га миллион.

Но, хотя Денис и был серьезно ослаблен своим образом жизни, все-таки основные навыки у него пока еще сохранялись. Поэтому я был уверен, что остальных ребят он легко перебоксирует — все же не зря именно на него возлагались многие надежды, касающиеся различных соревнований. Правда, из-за своего, скажем так, легкомысленного отношения к тренировкам и неизбежной плохой физической формы он уже сейчас задышал тяжело. Мало того — он с трудом стоял на ногах! Какой уж тут бокс…

Баллов ему серьезно не хватало и до начала спаррингов. А теперь он ушел в еще более глубокий «минус». Впереди предстояло еще несколько поединков, где он мог их добрать, и если бы он собрался с силами, сконцентрировался, упорядочил дыхание, то теоретически у него был шанс выровнять ситуацию. Но он отреагировал на произошедшее по-своему: снял с себя перчатки, зло швырнул их на пол и вылез из ринга.

— Эй, Бабушкин, ты куда? Пропустишь же соревнования-то! — закричали ему вслед тренеры. Но он в ответ только раздраженно махнул рукой.

Проходя мимо меня, Бабушкин зыркнул на меня так, что у меня мурашки по коже пробежали. Что ж, все понятно. Мальчик обиделся на несправедливую судьбу и меня лично, как ее воплощение. Ну, как говорится, на обиженных воду возят. Хотя вообще Денис, не упускавший случая лишний раз напомнить, какой он взрослый, в этот раз вел себя как капризный ребенок, которому не купили вожделенное мороженое. Не знаю, может, он думал, что кредит доверия к нему автоматически перерастет в подсуживание других участников в его пользу? Но это так не работает, и уж в его-то годы пора бы такие вещи понимать. А теперь он, видите ли, отказывается участвовать там, где может проиграть.

«Зря ты, парень, показываешь свою принципиальность направо и налево», — подумал я. «Тем более, что это на самом деле никакая не принципиальность, а просто дешевый выпендреж. Так ведь можно в скором времени оказаться не только за рингом, но и где-нибудь под забором. Хотя это, конечно, твое личное дело». Впрочем, на восстановление у него все-таки оставалось примерно полчаса. Кто его знает, может, еще передумает и вернется? А может быть, даже закатим с ним реванш. Как красная девица, ей-богу: то хочу, то не хочу…

— Во дает, конечно! — прокомментировал кто-то из динамовцев. — Привык, что ему все легко с рук сходит.

— А ты бы не привык? — резонно спросил еще один воспитанник. — Это дело такое… оно любого затягивает.

— Любого, да не любого, — возразил первый. — Затягивает, конечно, но это все равно уже как-то чересчур.

Тем временем уход потенциального чемпиона никак не повлиял на дальнейший ход тестирования. Все продолжало идти своим чередом, я оставался на ринге и спарринговал с разными динамовцами. Должен сказать, что такой подход — когда приходится постоянно приноравливаться к новым партнерам — очень сильно закаляет. Если хотя бы периодически не устраивать себе таких испытаний — можно утратить гибкость и способность молниеносно оценивать ситуацию и подбирать тактику боя, исходя из конкретных обстоятельств. А зацикленность на одном и том же погубила не один десяток хороших бойцов.

Судя по тому. как шел спарринг, лично я излишней зацикленностью не страдал. Может, меня воодушевила победа над Бабушкиным, а может, я сумел максимально собраться и выдать все, на что был способен, но, так или иначе, по результатам спаррингов я заработал целых девять баллов из десяти возможных. Один балл все-таки улетел в копилку Шпалы. Здесь, должен честно признаться, я не учел его значительного прогресса. До того, как он попал в «Динамо», Шпала был ужасно неуклюжим и кривым. А здесь он начал развиваться буквально семимильными шагами. Тренеры поняли, как использовать его корявость в виде преимущества на ринге. Я не придал этому должного значения, и в результате мне не хватило выделенной минуты раунда, чтобы приспособиться к его нестандартности. В то время как сам Шпала за счет своих длиннющих рук сумел на протяжении всего боя продержать меня на дистанции. Мне даже прилетела пара увесистых плюх, что уже стало для меня совсем редким событием.

Но в целом я все-таки ощутил, что набрал весьма недурственную форму. Да, конечно, некоторые динамовцы попросту слились, боксируя в спаррингах в полруки: у них и без этого было все в порядке с баллами, и они выполняли задачу-минимум — продержаться, не получив урона. Но и мой уровень бокса прогрессировал. Постоянные упорные тренировки давали о себе знать.

Отработав все десять раундов, я, вполне удовлетворенный результатом, присел на лавку. После такого адреналина нужно было перевести дух и вернуться в реальность. Вдруг со стороны входной двери я услышал какой-то приглушенный голос:

— Миша! Миша! Иди сюда!

Я оглянулся. В дверях стояла наша вахтерша и отчаянно жестикулировала, пытаясь дозваться меня и при этом не привлечь внимания тренеров. Я подошел к ней.

— Что случилось, баб Лида? — тихонько спросил я ее.

— Идем скорей! Там девка твоя звонит! — заговорщицки сообщила она.

Вот это задор у нашей бабульки! И не лень же было ради этого сюда переться! В ее возрасте это уже, прямо скажем, не ближний свет. Только интересно, кто же именно мне звонит-то? Мне самому становилось смешно, когда я размышлял на эту тему, но со стороны выходило, что в настоящий момент у меня в столице образовалось уже как минимум три девушки, которые могли позвонить мне или, скажем, встретиться где-нибудь со мной наедине. Был бы я года на два-три постарше, меня уже можно было бы считать этаким казановой. Впрочем, со всеми тремя барышнями у меня в любом случае пока еще ничего не заходило дальше кокетливых намеков.

Но все-таки кто же мне может звонить? Да еще во время утренней тренировки, которая для каждого спортсмена — самое святое, что может быть по утрам. «Наверное, Ленка», — решил я. «Ей, похоже, вообще по фигу на любые правила и условности». Кстати говоря, может быть, именно это меня в ней и привлекает?

Однако когда я дошел до поста вахтерши и взял телефонную трубку, то неожиданно услышал в ней голос Яны.

— Привет, Миш! — радостно защебетала она. — Ну все, я договорилась! Правда, не совсем о том месте, о котором ты просил, но я тебя уверяю, будет ничуть не хуже!

— Это как? Что за место? — не понял я. — Надеюсь, не в чистом поле предлагаешь нам отмечать?

— Сам ты чисто поле! — хихикнула Яна. — Нет. Просто понимаешь, с базой не получилось — там у них по датам все расписано, и несовершеннолетних никто не пустит… Зато я взяла у родителей ключи от их дачи. Я там была, как ты понимаешь, и все там знаю. Там очень хорошо, такие живописные места, прямо здорово! И да, еще искупаться можно!

— Хм, — задумался я. — Охотно тебе верю, что там здорово, но не опасаешься ли ты приглашать на родительскую дачу незнакомых людей?

— Людей? — вдруг насторожилась Яна и выдала: — А что, и девки какие-нибудь тоже будут?

Ага, не сдержалась все-таки! Прорвались ее истинные стремления. Ну и ладно, пусть. Пока что я никак не буду на это реагировать. Надо для начала развязаться с Ленкой и… и что-нибудь решить уже, наконец.

— Девки? — переспросил я максимально равнодушным голосом. — Нет, не планировал. Ты лучше расскажи, где эта дача-то находится? Как туда добираться?

— Ой, там удобно, туда из Москвы прямой автобус идет, и ехать где-то около часа всего, — сказала Яна. — Я только номер сейчас не помню, ну созвонимся еще, я уточню у родителей и тебе скажу. Что тебе приготовить?

Вот это вопрос. Давненько никто не интересовался моими кулинарными предпочтениями, да и сам я как-то привык обходиться тем, что имеется в наличии, а потому и был застигнут врасплох. Брякнув Яне названия нескольких блюд, которые всплыли в памяти как лакомства из моего прошлого детства, я спешно попрощался с ней и поспешил в зал. Все-таки девушки девушками, а тренировка еще на закончилась, и мое отсутствие могло негативно сказаться на количестве полученных мной баллов.

Возвращаясь длинными лестницами и коридорами, я старался успокоить свое дыхание. Выходить на бой запыхавшимся и утомленным — это не дело, Бабушкин это только что убедительно доказал. Но надо же, как все интересно складывается! В принципе, дача — это действительно лучше, чем любая база отдыха. По крайней мере, на даче над тобой нет никакого начальства, и ничьи правила вроде «после 23 часов не шуметь» не работают. Конечно, наверняка ее родители предупредят нас по поводу возможных беспорядков, но мы ведь и не собираемся устраивать там шалман. Зато будем чувствовать себя посвободнее — а что еще нужно в пятнадцать-то лет?

«Но все-таки она спросила о девках», — удовлетворенно подумал я. «Значит, не отступается от своих планов на меня». Что ни говори, а это было приятно. Я еще не решил, хочу ли я каких-то серьезных отношений с Яной, но в любом случае когда симпатичная девушка проявляет к тебе симпатию — это вдохновляет. К тому же это позволяло надеяться, что и празднование пройдет на высшем уровне. А там уже и с остальным разберемся.

Как оказалось, я успел как раз вовремя: когда я вернулся в зал, наступала моя очередь выступать. На этот раз меня ожидал реванш-спарринг со Шпалой, поэтому ответственность спарринга, что называется, запредельная. Ситуация была сложная: Шпале не хватало очков, причем нехватка эта была критической. Собственно, его судьбу мог решить всего лишь один балл. И так получилось, что именно я помог ему этот балл и получить.

— Ну что, Мишань, — заговорил со мной Шпала каким-то отстраненно-нервным голосом, — покажем им настоящий бокс? Ты же тоже хочешь на соревнования?

— Ага, покажем, — отозвался я, параллельно соображая, что за странные вопросы он мне задает. — А что до соревнований — думаю, здесь нет ни одного человека, который не хочет на них попасть.

Мой ответ был, конечно, формальным, но и его вопрос, прямо скажем, дурацкий. У Шпалы, видимо, эмоции зашкаливали, вот и выдал какую-то ерунду. Беда была в другом: своими репликами он немного сбил меня с толку, и вместо внутренней подготовки к предстоящему спаррингу я был вынужден отвлекаться на перебрасывание репликами.

— Бокс! — объявил Григорий Семенович.

В этот раз я решил продержать соперника на расстоянии как можно дольше, по сути используя преимущество Шпалы против него самого. Иногда даже одного этого приема оказывалось достаточно для победы: человек начинал пытаться прорвать защиту, подойти то с одной стороны, то с другой. Если ему это не удавалось, то он начинал нервничать, впустую тратить свою энергию и допускать роковые ошибки. Последний раз я применил такую тактику с Димой-дембелем. Но Шпала, как мне показалось, тоже подходил для этого приема: уж слишком он нервничал перед спаррингом и слишком верил в свое превосходство на дисьанции. Значит, именно на этом можно было и сыграть. Ну а там уж действовать по ситуации: возможно, появится необходимость зафиксировать свой успех несколькими ударами — опять же, с разных сторон, окончательно дезориентировав пацана.

Но, как стали потом говорить в двадцать первом веке, что-то пошло не так. Уж не знаю: то ли я слишком отвлекся на разговор с Яной (а потом и со Шпалой) и позволил себе чересчур расслабиться, то ли в целом был как-то рассеян, но… Шпала, которого я старался держать на дистанции, сумел обойти мою защиту и пробить мне пару раз так, что я, хоть и удержался на ногах, но противостоять дальше не сумел. В результате ему был начислен балл, а с меня этот самый балл, разумеется, был списан. Что и было оглашено при итоговом подсчете наших очков тренерами.

С одной стороны, я был рад за товарища, который теперь мог не переживать и спокойно отбираться на соревнования. С другой стороны, моя судьба в этом плане волновала меня все-таки сильнее. А вот она как раз находилась в подвешенном состоянии.

Но почему же моя тактика не сработала? Я поймал себя на мысли, что Шпала совершенно неудобен мне стилистически. Вот бывают боксеры — и классом выше, в зале пашут больше, но у каждого есть свой криптонит. Огорчения огорчениями, но из любой ситуации нужно извлекать посильную пользу.

Наконец подсчет завершился, и тренеры снова построили нас в шеренгу.

— Ну что, товарищи бойцы, — торжественно начал Григорий Семенович. — Я вас искренне поздравляю! Сегодня было достаточно серьезное испытание, но вы с ним достойно справились. Теперь нам предстоят дальнейшие этапы совершенствования нашего боксерского мастерства!

Вот умеет же человек сказать вроде бы и официально, но шутливо, и вместо отторжения уже приевшейся казенщины вызвать только улыбку! Жаль, что некоторые понимают это как развязность и вседозволенность.

— А что, разве еще осталось, что совершенствовать? — пошутил кто-то из воспитанников.

Григорий Семенович строго посмотрел в сторону шутника. Помолчав, он сказал максимально серьезным голосом:

— Запомните. Никогда, ни при каких обстоятельствах, ни с кем даже в шутку не произносите ничего подобного! Совершенствовать всегда есть что и куда. Даже самые великие спортсмены без раздумий назовут вам свои слабые стороны, которые они хотели бы улучшить. Ну или, по крайней мере, что-то новое, чем они не владеют, но очень хотят изучить. А когда вы начинаете отпускать хохмочки по поводу своей гениальности, вы настраиваете себя таким образом, что вроде бы можно уже ничего не делать, а просто почивать на лаврах. Да вы оглянуться не успеете, как окажетесь с таким подходом в самом низу!

В шеренге начались какие-то переговоры полушепотом. По-моему, ребята вспомнили о примере Бабушкина.

— Я понимаю, что вы это все только в шутку, — сказал тренер. — Но шутить тоже надо с умом. Иначе вы сами не заметите, как шутки будут становиться все менее смешными и все более похожими на установки, которые вы себе даете. А к чему такие установки приводят, я уже сказал. Так что давайте договоримся, что на тему собственного совершенства больше юморить не будем. Договорились?

Динамовцы закивали головами.

— Ну вот и прекрасно. На чем я остановился? Ах, да. В начале следующей недели, — продолжил тренер, — мы с вами поедем в Сокольнический парк Москвы.

— Это с конями, что ли, боксировать будем? — спросил воодушевленный Шпала.

— Именно, — кивнул Григорий Семенович. — И с конями, и еще со Спартака ребята приедут.

Следующий день для нас, динамовцев, начался с пробежки. В ожидании тренера мы собрались на улице, и мои приятели, которых я уже известил о грядущем праздновании на Янкиной даче, засыпали меня вопросами.

— А что за дача-то? — спрашивал Шпала. — Там хоть купнуться можно будет? Есть какая-нибудь речка или хотя бы пруд?

Вот еще бы знать! Я сам на этой даче не был ни разу, а по телефону расспрашивать об этом было некогда, нужно было решить более важные вопросы.

— Если можно будет, то искупаемся, — ответил я. — Я сам там буду в первый раз. Но Янка обещала, что там все на уровне. Может, и водоем какой-нибудь отыщется.

— Что с собой-то будем брать? — деловито осведомился Лева. — Я так понял, провизию везем из города. Значит, надо составить список.

А вот это мысль здравая. В суматохе я как-то и не подумал о том, что все наши сборы хорошо бы упорядочить. А то припремся на место каждый с сумкой картошки — и что нам потом делать в этом картофельном раю?

— Давайте я все запишу, — запасливый Сеня вытащил листок бумажки и карандаш. — У меня почерк разборчивый, — пояснил он в ответ на вопрошающие взгляды.

Мы начали наперебой предлагать, что нам необходимо приобрести для праздника. Овощи и фрукты для салатов, какой-нибудь кусок мяса для первого и второго, хлеб, колбасу и сыр для закусок, лимонад… Список получился не то чтобы очень большим, но все равно существовал риск не найти все за один раз — в этом времени еще и слыхом не слыхивали про универсальные супермаркеты, в которых всегда всего полно, были бы только деньги. Было решено отправиться по магазинам всем вместе — один «гонец» всегда может что-нибудь забыть или перепутать. На дачу поедем, опять же, все вместе и заранее — там всей компанией и приготовим праздничный стол. Когда готовкой занимаются всем коллективом, все получается довольно быстро и весело.

— А выпить чего-нибудь возьмем? — задал кто-то провокационный вопрос. Честно говоря, именно этого вопроса я опасался сильнее всего, и именно он волновал пацанов больше всех остальных. С высоты прожитой прошлой жизни я прекрасно понимал, что алкоголь в таком возрасте ничем хорошим не заканчивается. С ним и во взрослые-то года шутки плохи, а уж опьянение, помноженное на гормональную безбашенность, иногда может привести к таким последствиям, что всю жизнь придется их разгребать. А у нас, между прочим, на носу были важные соревнования. Ну и потом, мы все-таки будем находиться на чужой даче, и если мы начнем ее крушить — во-первых, это будет некрасиво, во-вторых, нам потом мощно прилетит. А поручиться за то. что все наши ребята под градусом будут мальчиками-паиньками, я уж точно никак не мог.

Я задумался, как мне ответить на вопрос об алкоголе, и никак не мог найти подходящего ответа. По счастью, перебил тему следующим вопросом:

— Слушай, Мишань, а эта твоя Яна симпатичная? К общению открытая? А то знал я одну, — он захихикал.

Никогда не понимал, как отвечать на такие вопросы. Вкусы у всех разные, и девчонки всем нравятся тоже разные. И вообще, этот вопрос меня как-то… задел, что ли. Лева банально не допер, что за человек меня пригласил, а я совершенно забыл, что мой нынешний товарищ пытался закрутить с Яной шуры муры в лагере.

— Приедем на дачу — сам и увидишь, — уклончиво ответил я.

— А она свободная? — не унимался Лева.

— Вот сам у нее и спросишь, — буркнул я. Мне почему-то было неприятно выслушивать подобные вопросы про Яну. Может быть, я уже начал отчасти воспринимать ее своей? Хотя с чего бы вдруг такое? Мало ли кто мне будет глазки строить. Да и сам я еще не решил, хочу я с ней чего-то серьезного или нет. Наверное, в этом и было все дело: я действительно терпеть не могу, когда кто-то пытается опередить мои решения и устроить все по-своему. Хотя сейчас-то мне обвинять Леву было не в чем: никто же не знал, что Яна ко мне клеится изо всех сил.

К моему облегчению, неудобные расспросы прервал появившийся тренер.

— Ну что, как говорится, физкультпривет! — весело крикнул Григорий Семенович, выйдя на улицу и ведя руками велосипед. — Значит, так. Сейчас я поеду чуть впереди, вы побежите за мной. Смотрите на меня, чтобы не сбиться с маршрута — вы его, конечно, все хорошо знаете, но все-таки. Не волнуйтесь, рекордов по скорости я ставить не собираюсь, у нас с вами другая специальность. Ну что, готовы?

Пацаны нестройно замычали «Да» и закивали головами. Григорий Семенович кивнул, оседлал свой велосипед и поехал — действительно, не очень быстро. «А „Динамо“ бежит? — Все бегут!» — вспомнился мне диалог из популярной советской комедии, и я невольно улыбнулся. Как все же по-новому воспринимаются давно знакомые цитаты, когда оказываешься в другой обстановке — а главное, в том времени, в котором они были еще свежими и не затасканными.

Неподалеку от себя я увидел бегущего Бабушкина. С него лились такие реки пота, как будто он второй час бежал на сорокаградусной жаре, да еще и после дождя. Я еще утром про себя отметил, что он проснулся раньше всех, сделал зарядку, чисто побрился, а вместо привычных утренних «полтишков» выпил натощак стакан воды. В общем, внезапно продемонстрировал образ жизни спортсмена, а не пьяницы. Со стороны это смотрелось весьма забавно, учитывая его прошлые выкрутасы. Видимо, поражение в спаррингах настолько сильно дало ему по голове, что он неожиданно решил взяться за ум. Вот только не поздновато ли? Нет, конечно, для того, чтобы жизнь в целом не полетела в тартарары, как раз самое время. Но он же рассчитывал на участие в соревнованиях и вообще на успешную спортивную карьеру. А вот тут уже никакой уверенности в успехе быть не могло. Впрочем, это, конечно, его личное дело. Пусть его — живет, как хочет.

Я всегда любил пробежки. По-моему, это прекрасный способ не только привести организм в тонус, но и совместить физическую активность и внутреннее расслабление. Во время пробежки можно спокойно размышлять о чем-то своем или любоваться окрестными видами, при этом тело будет, по сути, занято хорошей разминкой.

Сейчас я с удовольствием разглядывал московские пейзажи (а то во время моего ночного променада бегом было как-то не до этого). Все-таки советская Москва еще не была изуродована небоскребами, которые в будущем почему-то решили втыкать в городскую архитектуру чуть ли не в хаотичном порядке. Сегодня в конце семидесятых, здесь преобладали дома старой постройки — сталинских времен и раньше. Столичные улицы еще хранили атмосферу старого города. Казалось, убери современные автомобили и вывески магазинов — и вполне можно будет представить, что находишься уже не во второй половине двадцатого века, а в конце девятнадцатого. А что? Я уже, можно сказать, опытный путешественник во времени. Полвека туда — полвека сюда для меня не проблема. Я сам засмеялся этой шутке, хотя… шутки здесь, как в той пословице, была только лишь доля.

Вдруг пацаны начали переглядываться, цокать языками и одобрительно подмигивать друг другу. Я посмотрел чуть в сторону и увидел такую же, только девичью шеренгу, свернувшую откуда-то с другой улицы и теперь бежавшую параллельно нам. Видимо, у легкоатлетов пробежка была назначена на то же время. Естественно, что ладные девчоночьи фигурки моментально переключили внимание динамовцев на себя.

Со стороны это, должно быть, казалось тщательно срежиссированным ходом: по московским улицам бежит колонна молодых мальчишек, а с определенного отрезка пути к ним присоединяется девичья команда. Такое хорошо снимать сверху для какого-нибудь репортажа о наших спортивных достижениях. Но нет: в данном случае все получилось спонтанно, и никто из нас о таком совпадении не подозревал. Тем сильнее были эмоции от нежданного, но такого приятного соседства. Кто-то пытался заговорить с девочками, но они были умнее нас и не обращали на эти попытки ни малейшего внимания: все заигрывания — исключительно в свободное время. Не зря же говорят, что девочки взрослеют раньше мальчишек.

— Здорово, Миша! — услышал я знакомый бодрый голос у себя над ухом. Как всегда, внезапно рядом со мной обнаружилась Ленка, которая бежала вместе с легкоатлетами. Подмигнув мне, она вырвалась чуть вперед — заметно, но не настолько, чтобы мне нужно было вырываться из своего строя. Ох уж эти девичьи уловки! Чуть-чуть поднажав, я снова оказался рядом с ней. Ленка одобрительно улыбнулась.

— А что это ты от своих откалываешься? — спросил я. Вообще-то во время пробежки рекомендуется держать рот на замке, и девчонки не отвлекались на нас еще и поэтому. Они хорошо знали правила пробежек. Если отвлекаться на разговоры — перестаешь следить за состоянием тела, за равномерностью бега, ну и элементарно сбивается дыхание и становится намного тяжелее двигаться. А там уж и отставание, и все остальное. Но, встретив Ленку, я почему-то не мог упустить возможности с ней пообщаться. Хотя определенно напряжение между нами все-таки чувствовалось.

— Я где хочу, там и бегу, — дерзко ответила Ленка. Про себя я отметил, что бежала она очень прилично. И это несмотря на то, что, насколько я успел заметить. она вела далеко не самый здоровый образ жизни. Видимо, еще не успела скатиться до уровня Бабушкина. Ну или просто ее организм был покрепче и пока еще «отбивал» все ее атаки нездоровыми увлечениями.

— И что, ваши тренеры не против? — спросил я просто чтобы поддержать разговор.

— А что тренеры? — спросила, в свою очередь, Ленка. — Я же не убегаю на десять кварталов в сторону. А строго определенного места в строю у нас нет — все-таки не армия.

Вообще, конечно, разговор получался глупый. Но серьезные разговоры на бегу вряд ли бы у меня получились. Да еще к тому же вокруг полно лишних ушей. Это ведь они разговаривать не спешат — а вот погреть уши, когда кто-нибудь будет обсуждать что-то личное, у нас желающих всегда хватает. Придется, видимо, снова отложить выяснение отношений. Хотя интересно, чего это она ко мне сейчас-то привязалась? Увидела знакомого — ну поздоровалась кивком головы да побежала дальше, а она…

Ленка заговорщицки посмотрела на меня, подмигнула — и вдруг свернула в какой-то проулок. Поняв намек, я свернул вслед за ней. Остальные бегуны шеи по сворачивали, куда это мы убегаем? Может, кто-нибудь и стуканет потом кому-то из тренеров, но в этот момент я о таких последствиях старался не думать.

Мы пробежали еще примерно с полквартала и остановились рядом с одной из подворотен. Оглянувшись еще раз для спокойствия, Ленка достала откуда-то — я даже не успел заметить, откуда — сигареты и спички, завернутые в тряпку для приглушения их звука при беге.

— Ты что, и во время пробежке куришь? — изумился я. Такого даже Денис Бабушкин себе не позволял. Попробовал бы он заявиться на тренировку или ту же пробежку с сигаретой или с бутылкой!

— Да ладно, — махнула рукой Ленка. — Я сейчас здесь спокойно перекурю, а потом, когда все обратно побегут, я в хвосте и присоединюсь. Я уже так сто раз делала, никто не замечает. Ну или делает вид, что не замечает, какая мне, в принципе, разница. Будешь?

С этими словами она протянула мне сигарету. Я решительно помотал головой. Вредные привычки меня и так не привлекали — что в той, что в этой жизни. А тут еще на кону, можно сказать, стояла моя дальнейшая спортивная карьера, и любая мелочь могла ей помешать. Но вот поговорить с ней было бы нелишним. Надо бы, в конце концов, уже прояснить наши так называемые отношения и расставить все точки.

— Ну как знаешь, — пожала плечами Ленка, чиркнула спичкой и со смаком затянулась. — Чего ты так на меня смотришь?

Уж не знаю, как это «так» я на нее посмотрел. Но, наверное, мой взгляд действительно был пристальным. Убегать от разговоров, довольствоваться легким флиртом и ролью «запасного мальчика» для поддержания ее женской самооценки дальше было нельзя. В конце концов, уж если хвост нужно отрубать, то делать это надо сразу, а не по частям. Да и вообще, зачем поддерживать то, чего нет и быть не может?

— Да я поговорить с тобой хотел, — наконец сказал я.

— Да? — Ленка удивленно вздернула брови и снова пожала плечами. — Ну тогда говори, раз хотел.

— Я хотел тебе сказать, что… — я ненадолго замялся, выбирая подходящие выражения, — ну, в общем, ты должна сама дать понять своему Димке, что между нами с тобой ничего нет. Иначе, во-первых, он не успокоится — так и продолжит мне стрелки забивать да тебе жизнь отравлять. Я то переживу как-нибудь, а вот тебе оно вряд ли надо. А во-вторых, ты меня, конечно, извини, но тебе тоже не удастся долго сидеть на двух стульях. Какой-нибудь из них рано или поздно придется выбирать, и чем раньше ты это сделаешь, тем будет лучше для всех.

Проулок сотряс громкий хохот. Это Ленка не выдержала и прыснула со смеху, услышав мою пламенную речь.

— Ну ты даешь, Миха! — Ее трясло от смеха так, что она даже не сразу смогла остановиться, чтобы ответить. — Нет, ты и вправду смешной! Ну ты действительно думаешь, что мне твой «стул» нужен? Нет, скажи мне, вот ты сейчас серьезно?

— А что я такого смешного сказал? — ответил я вполне серьезно вопросом на вопрос. — Или я должен был из твоего поведения какие-то другие выводы сделать?

— Фффухх, — Ленка затушила сигарету, выбросила бычок, и глубоко выдохнула. — Миша, послушай меня внимательно. Ты, конечно, парень хороший, мордашка у тебя симпатичная, — тут она отступила на пару шагов назад и оценивающе оглядела меня с ног до головы, — да и вообще, в целом ты очень даже ничего. Но… не обижайся только, но ты еще для меня малой.

— Ага, — поддакнул я, — то есть сигареты предлагать и по заброшкам таскать меня можно, а чуть что — сразу малой, да?

Зря я это сказал. Получилось как-то реально обиженно. Но, к моему удивлению, Ленка не стала усугублять — видимо, думая, что я действительно обижусь.

— Меня в принципе парни постарше интересуют, понял? Ну, если и не понял, то через пару лет точно поймешь, — хихикнула она.

— Да что ты говоришь? — скептически хмыкнул я. — Это поэтому, наверное, ты мне встречи записочками назначаешь?

— Ну а что? — Ленка кокетливо поправила прическу своим фирменным жестом. — Красиво же! Еще скажи, что тебе не понравилось. Только запомни, Мишаня: не каждая встреча с девушкой является свиданием. Это ты чуть попозже тоже поймешь, я уверена. Сейчас тебе еще кажется по-другому, пупсик.

Ох, как не люблю я это козыряние возрастом! Я, дескать, уже прожила жизнь, а тебе это только предстоит. Впрочем, в подростковый период это нормально — считать, что если родился на пару лет раньше, то можешь взирать на остальных сверху вниз. Как будто достиг просветления благодаря дате рождения. Только мне все эти игрища и в прошлой-то жизни были неинтересны, а сейчас — и подавно. Пусть играется сама.

— Ладно, Ленка, — я хлопнул ладонью по стене дома, у которого мы стояли. — Это твоя собственная жизнь и ты имеешь право жить ее как сама захочешь. Но давай только тогда все эти приключения без меня.

— Ишь ты, — усмехнулась Ленка. — Надо же, какой ты принципиальный!

— Какой уж есть, других не завезли. Да, кстати, — вспомнил я. — А ракушку тебе я, между прочим, нашел. При случае передам.

Сказав это, я резко развернулся и собирался уже было уйти, как вдруг в спину мне раздался Ленкин голос:

— Чего, к Янке своей пойдешь, да?

Вот это ни фига себе. В этом голосе уже не было такого превосходства над младшим, которое присутствовало еще полминуты назад. Скорее в нем слышалась неприкрытая ревность. Постарше ей парни нравятся, как же. Ага.

— Тебя это не касается, — отрезал я и зашагал по направлению к улице. Я не Ленка, и все эти хитрости с выжиданием своих на обратном пути мне претили. Нужно было догонять ребят — они, наверное, уже далеко убежали. Хорошо еще, что я представлял себе маршрут нашей пробежки.

— Миша! — снова раздалось сзади.

«Нууу, Лена», — подумал я. «Ты прямо сбрасываешь одну маску за другой. Еще не хватало, чтобы сейчас за мной побежала».

— Я все тебе уже сказал, — ответил я, не останавливаясь.

— Да подожди ты, дурак! — не выдержала она.

Я остановился и посмотрел на нее. Или мне показалось, или у нее на лице промелькнуло какое-то… отчаяние?

— Чего тебе еще? — сухо спросил я.

— Ты так ничего и не понял! — воскликнула Ленка.

— Да куда уж пупсику понять, — усмехнулся я. — Да и по ребусам я не мастак.

Все эти перебрасывания пустыми фразами уже начинали мне надоедать. Вот чего она от меня сейчас добивается? Тянет время? Но для чего? Подпитывать ее ощущение королевы я больше не намерен. Отношения… да какие у меня с ней могут быть отношения. Тем более что она сама каждый раз заводит эту нескончаемую шарманку о возрасте.

Потом, в двадцать первом веке такое поведение назовут манипуляцией. Человека как будто бы не подпускают к себе чересчур близко, чтобы он не вообразил, что его ценят и любят, но при этом и не отпускают насовсем — чтобы в случае чего можно было использовать его как запасной аэродром. Ну или для каких-то других целей, мало ли какие ситуации бывают. В результате объект манипуляции привязывается к человеку накрепко и потом ему становится все сложнее порвать с манипулятором, даже если он все уже осознал и очень хочет это сделать. И чем дольше продолжаются такие перетягивания каната, тем сильнее едет крыша у объекта, в самых тяжелых случаях — вплоть до психушек. В такие сети я попадать не желал. Даже если с моей крышей все останется в порядке — все равно, тратить время своей жизни на бессмысленные игрища — это не мое. Ленка, конечно, очень красивая и притягательная, подпасть под ее обаяние — нефиг делать, но у меня на эту жизнь другие планы, и если я и дал поначалу слабину, то теперь все. Так что хватит слушать эту провокаторшу. Пойду догонять своих. А ракушку передам с оказией — да вот хоть с Бабушкиным, будь он неладен!

Я с еще большей решительностью зашагал прочь.

— Дима — это мой брат, — тихо, но отчетливо произнесла Ленка.

Я настолько ошалел от услышанного, что впал в какой-то ступор. Пока я осознавал, что только что узнал, и пытался сообразить, что на это можно ответить, Ленка рванула по направлению к другому выходу из проулка — по параллельной улице сейчас должны были возвращаться ее подруги.

— А ракушку свою себе оставь на память, — бросила она мне через плечо.

— Я… нет уж, я ее тебе передам… а приходи ко мне на день рождения! — бессвязно выкрикнул я все, что успело прийти мне в голову в этот момент. Никакого ответа не последовало — Ленкина фигура исчезла за поворотом.

Черт возьми! Это что же получается? Все это время я принимал ее брата за ревнивого жениха? Вот это приехали, нечего сказать! Но Ленка вообще-то и сама хороша. Разве нельзя было сразу все объяснить? К чему вот были все эти спектакли? Ведь она, при всех ее раскладах, далеко не глупая девка и прекрасно видела и мое состояние, и как я вообще воспринимаю всю ситуацию.

Правда, тогда получается, что у ее брата с крышей еще большая беда, чем я думал. Когда тебе кажется, что твою девушку каждый второй пытается увести и ты готов всех переубивать — здесь, конечно, тоже вопросы к твоей голове, но это хотя бы как-то объяснимо. Но когда речь идет о практически уже взрослой сестре, то… а тебе не все равно? Нет, понятно, что ты будешь переживать, чтобы парень был нормальный. Но устраивать бычьи сцены всякий раз, когда ее кто-нибудь пригласит танцевать или вообще просто поздоровается — это уже привет психиатрам.

Но в таком случае Ленка тем более должна была сразу все рассказать! Ей, наверное, льстило наблюдать, как два парня сражаются между собой из-за нее, и неважно, кто из них кем ей является. Это понять можно. Но есть же какие-то рамки? На хрена же превращать человека в марионетку и наблюдать, как он дергается, не зная истинного положения вещей?

В общем, это откровение от Ленки меня так сильно ударило, что я не помню, как я оказался на улице и побежал. Хотя наши пацаны бежали гораздо медленнее легкоатлеток — у них-то это все-таки специализация — но мне все равно пришлось изрядно поднапрячься, чтобы их догнать. И если до того, как Ленка увлекла меня в сторонку, я бежал спокойно и не напрягаясь, то теперь меня не оставляло ощущение, что я перебираю ногами из последних сил.

В результате к концу пробежки я оказался, что называется, с языком на плече. Если остальные ребята чувствовали себя более-менее, и им требовалось разве что с минутку отдышаться, то я лихорадочно искал глазами какую-нибудь скамейку, а найдя, в изнеможении плюхнулся на нее. Конечно, в моем состоянии больше была виновата Ленка со своей новостью, которая была таковой только для меня. Все-таки психологическое состояние сильно влияет на состояние физическое. А я давно не чувствовал себя таким… обманутым, что ли. А с другой стороны, Ленка сегодня тоже, кажется, дрогнула и не смогла сдержать каких-то чувств. Хотя, может быть, мне это именно что кажется?

Так или иначе, мое состояние не осталось незамеченным для тренера. Григорий Семенович внимательно наблюдал за мной, а когда я приземлился на скамейку, подошел и с озабоченностью в голосе спросил:

— Миш, а ты уверен, что ты готов к соревнованиям?

Его сомнения можно было понять. Если спортсмен так упахивается от банальной пробежки в неспешном темпе, то как он может выходить на ринг, где требуется в разы больше физических ресурсов? Григорий Семенович даже украдкой вдохнул воздух, проверяя, не пахнет ли от меня табаком или алкоголем. Все-таки я живу в одной комнате с Бабушкиным, а дурной пример заразителен. Но ничего подобного со мной быть не могло, и он вгляделся в меня с еще большей тревогой.

— Готов, — ответил я, хотя не знаю, насколько уверенным был при этом мой голос.

Григорий Семенович немного помолчал, потом с сомнением покачал головой и обратился ко всем динамовцам:

— Значит, так, орлы! Через день мы с вами отправляемся на соревнования. Итого у нас остается ровно два дня до выхода на ринг. Эти два дня мы проведем без тренировок. Восстанавливайтесь, набирайтесь сил, готовьтесь, настраивайтесь на решающие выступления. Все всё поняли?

— Даааа! — пацаны закивали головами.

— Ну тогда — по домам, точнее, по номерам, — полушутя скомандовал Григорий Семенович и скрылся в коридорах общаги.

Два дня. Отлично — как раз будет время, чтобы съездить на дачу, отметить праздник и вернуться, при этом не пропустив никаких занятий и, следовательно, не вызвав подозрений. Выпивать там мы не собирались — во всяком случае, я-то точно, колобродить по полночи — тоже. Так что, по идее, моей физической форме ничего не должно было особенно помешать.

— Ну что, пошли в магазин? — ко мне подскочил Сеня со своим списком продуктов. — Пацаны там уже собрались, ждем только тебя.

— Пошли, — согласился я. Все-таки идти гулять или по своим делам, когда ты «официально» свободен, гораздо приятнее, чем убегать тайком и потом придумывать правдоподобные версии того, где ты был и почему не предупредил.

Мы разделились, чтобы быстрее прикупить все необходимое — такой фактор, как неизбежные очереди, никто еще не отменял. Сене был доверен поход в булочную за несколькими буханками и батонами. Лева вызвался сгонять на ближайший рынок и купить хорошее мясо — был у него там какой-то знакомый продавец. Еще один наш товарищ, Колян, взял на себя яйца, колбасную и сырную продукцию. А нам со Шпалой остались овощи для салатов.

Знакомый, но уже хорошо забытый запах советского продуктового ударил мне в нос прямо с порога. Белый кафель, которым традиционно были отделаны стены, всегда навевал у меня ассоциации или с больницей, или и вовсе с санузлом. Наверное, подразумевалось, что здесь должно быть так же чисто, как в операционной, но вряд ли найдется хоть один человек, который встречал такую же чистоту в наших магазинах. Очередь длиной в полмагазина послушно вытянулась вдоль рядов с консервами. Да, вот куда испарялись все способности наших людей к дизайну помещений — в выстраивание пирамид из консервных банок! Хорошо еще, в витринах этого магазина не был выложен банками какой-нибудь лозунг — такое тоже бывало.

Лениво, безумно медленно вращающиеся вентиляторы над светильниками, липкие ленты на подоконниках, игравшие роль ловушек для мух… В голове замелькали картинки из того, прошлого детства: как родители брали меня с собой в магазин, когда не с кем было оставить дома. Впрочем, я тут же помотал головой, стряхивая с себя ненужные воспоминания: ностальгировать сейчас было некогда, нужно было занимать очередь и следить, чтобы никто не просочился вперед тебя.

— Нечего тут перебирать еще! — недовольно крикнула продавщица, когда я начал отбирать огурцы посвежее. — Бери чего дают, небось не отравишься!

Ну уж нет. Знаю я все эти уловки — насуют всякого гнилья, а сверху положат две-три штуки свежих — вот и вся любовь. Не давая продавщице времени, я быстро поставил пластмассовый тазик с огурцами на весы.

— Два кило двести, — бесстрастно объявила эта женщина профессионально-необъятных размеров. Ох, не сразу я начал задумываться, отчего советские продавщицы почти всегда были такими… широкими. Она хотела было еще повозмущаться, но, бросив на нас профессионально-пристальный взгляд, передумала. Видимо, со спортивными молодыми людьми связываться не хотелось — в отличие бабулек-одуванчиков и никогда не возражающей интеллигенции.

С помидорами повторилась та же процедура. А картошка высыпалась к нам в авоську из длинного фуникулера. Я даже и слово-то такое успел позабыть — а вот же, пришлось снова столкнуться с этим чудом советской инженерной мысли.

Продавщица поперебрасывала деревянные костяшки на счетах, быстро написала что-то на куске чековой бумаги и направила меня в кассу, пока Шпала остался стоять в начале очереди — на случай, если там найдутся особо хитрые клиенты. На наше счастье, очередь в кассу была гораздо меньше очереди за покупками. Но все-таки когда я вернулся с надорванным чеком, очередь уже недовольно косилась в нашу сторону.

— Гляди, сейчас все хорошие овощи себе выберут, а людЯм чего потом останется? — недовольно заворчала какая-то бабка в очереди.

— И то верно, — забеспокоилась другая бабка, — глянь, какие молодые, а сколько берут. Куда вам столько?

— Мать просила для засолки, — бросил я, расплатился и направился к выходу.

Ждать остальных гонцов пришлось недолго: уже спустя сорок минут все мы собрались прежней компанией. Теперь нужно было завезти все это богатство к Янке на дачу — она просила обеспечить ее продуктами заранее, чтобы она со своими подружками успела все приготовить и нарезать салатиков.

— Давай мы со Шпалой на великах все отвезем, — предложил Лева. — А вы тогда с Сеней и Коляном к вечеру на автобусе подтянетесь. Мы сейчас оставим пару сумок того, что нам сразу не пригодится, чтобы лишнего на великах не тащить. А когда вы приедете, то, получается, сразу к столу!

Идея мне понравилась. Честно говоря, заботиться об организации застолья мне сейчас хотелось меньше всего. Я испытал настолько сильное облегчение, когда Лева со Шпалой взяли это на себя, что даже не задумался о том, что же им такого сразу не пригодится, которое они оставят на нас. Ленка спутала мне все карты — мысли мои гуляли где-то очень далеко от предстоящего застолья. Я объяснил Леве, где находится дача и как туда доехать, и отправился в комнату, чтобы успеть немного передохнуть перед дорогой на дачу. Все-таки трястись в автобусе — то еще удовольствие: ведь еще не было ни кондиционеров, ни мягких удобных кресел, в которых можно развалиться.

В номере я застал Бабушкина, который, лежа в кровати делал медленные упражнения на растяжку конечностей. Как ни странно, от него не пахло перегаром, а на тумбочке рядом с кроватью вместо привычной чекушки стоял графин с водой.

— Занимаешься? — спросил я. Не обратить внимания на такие разительные перемены было невозможно, а расспрашивать в подробностях после нашего поединка на ринге было бы, пожалуй, странно. Не такие уж мы с ним друзья, мягко говоря.

— Да не то слово, — неожиданно откликнулся обычно неразговорчивый Бабушкин. Видимо, трезвый образ жизни повлиял в том числе и на его общительность. — Я на эти дни все тусовки отменил, восстанавливаться буду. Хотя меня в три места пацаны звали, девчонки, говорят, там будут… Но по девчонкам успею еще.

«Надо же, как тебя торкнуло, а», — с усмешкой подумал я. А вслух сказал:

— Так за два дня ты же не вернешься к тому уровню, который был раньше, — и тут же осекся. Бабушкин уже показал, что человек он неуравновешенный, сейчас как начнет выступать… Но он отнесся к моему замечанию на удивление спокойно:

— Ну, может, и не вернешься… Но мне Семеныч сказал, чтобы я за эти пару дней организм почистил. Вон, видишь, воду пью, — он кивнул головой в сторону графина с водой. — Вроде как токсины, говорит, из организма выведешь, излишек веса подсбросишь — и все может получиться, ты, дескать, уже человек опытный. Вот и проверим, насколько это поможет.

Час, который я отвел себе на подремать, пролетел незаметно. Где-то в полусне передо мной мелькала Ленка со своим фирменным заигрывающим выражением лица, за ней стояла Янка, держа в руках тарелки с салатами. Сзади возвышалась фигура пьяного дембеля Димы, ухмылявшегося с сигаретой в зубах. А довершало всю эту бредовую картину то, что все мы находились дома у Аллы, которая в этот момент находилась в душе. Я же стоял в растерянности и не понимал, чего от меня хочет каждый из этих людей и что мне в связи со всем этим теперь делать. Такое нагромождение героев и ситуаций было настолько «грузящим», что даже омерзительный звонок будильника я воспринял как избавление.

«Мда… все смешалось в доме этих… как его… короче, смешалось», — подумал я, понемногу выходя из сна и нащупывая кнопку будильника. Вспоминать фамилию литературных героев было лень. Тем более, что пора было собираться и ехать на дачу.

В автобусе мы с пацанами заняли весь задний ряд. Наверное, каждый пацан любит ездить или впереди, рядом с водителем, где можно одновременно обозревать дорогу и наблюдать за шоферской работой, или на самых задних местах, где при желании можно заниматься чем угодно без особого риска спалиться перед другими пассажирами.

— Ффух, кажется, успели, — с облегчением выдал Колян, плюхнувшись на сиденье и крепко сжимая в руках две сумки. — Я что-то забылся, поздно вышел — думал, мне придется следующего автобуса ждать.

— А что там, кстати, тебе Лева-то оставил? — наконец решил спросить я. Уж слишком загадочными были эти сумки — в том смысле, что из них ничего не выглядывало, а об их содержимом никто не упоминал. Прямо как контрабанда какая-то, честное слово. — Он сказал, что там что-то, что нам сразу не понадобится?

— Ну да, — довольно осклабился Колян. Затем он осторожно огляделся по сторонам и, нагнувшись над сумками, отвернул край одной из них. Оттуда показались горлышки бутылок.

Да твою же налево, а! Вот именно этого я и опасался больше всего. Нет, сам-то я напиваться не собираюсь, даже если передо мной целый вагон бутылок поставить. Да не то что напиваться — дегустировать даже не буду. Соревнования для меня важнее любого самоутверждения в пацанской компании. Но вот остальные участники нашей компании, судя по всему, имели другие намерения. Что там у них будет по части спорта и их физической формы — насчет этого пусть они сами с тренерами разбираются, это их личное дело. Но вот как они себя будут вести, пригубив «пенного напитка» или «огненной воды»… А то и того и другого вместе. Я знал, что у некоторых наших ребят уже был некоторый опыт по этой части — не одним Бабушкиным, как говорится. Но, учитывая совсем еще ранний возраст, о полном контроле над собой, скорее всего, еще не могло идти и речи. Проще говоря, по мозгам им даст гораздо раньше, чем они сообразят, что последний глоток был лишним.

Этого мне только еще не хватало. В свой праздник следить за несколькими юными выпивохами. Хотя там будет Яна и другие девчонки — может быть, в их присутствии парни не позволят себе совсем уж разгуляться? Ведь по-любому они строят на них какие-то планы. Хотя возможен и обратный вариант — в стремлении покрасоваться перед барышнями как бы не потянуло их на гусарские подвиги…

В таких беспокойных размышлениях я провел всю дорогу, и, когда мы вышли из автобуса на пыльную поселковскую остановку, я испытал даже что-то вроде радости: сейчас-то уж точно будет не до размышлений. Надо будет шепнуть Янке, чтобы наваливала как можно больше закуски тем, кто начнет выпивать.

— Э, пацаны, а вы откуда будете? — раздался голос откуда-то сбоку. Мы обернулись и увидели типичную пацанскую троицу лет пятнадцати. Один из них стоял в шаге впереди — видимо, главный. Типичные выясняльщики, «с какого раёна и кого знаешь».

— Из дома будем, — веско ответил Колян. — В гости приехали.

— В гости, говоришь, — главный сплюнул в сторону, не отводя глаз от нас и наших сумок.

— А вы в курсе, что в гостях надо правила приличия соблюдать? — заговорил еще один местный. — Разуваться, например?

Троица заржала. Мы продолжали молча смотреть на них, стараясь понять, к чему приведут все эти разговоры. Заявляться на праздник с фингалами и кровоподтеками не хотелось. Тоже мне, картина маслом получится — здравствуйте, девочки, ваши защитнички пришли.

— Я что-то вымытого пола не вижу, чтоб разуваться — ответил я, глядя этому второму прямо в глаза.

— Ишь ты, — присвистнул он. — Какой знаток этикета нашелся. А если я, к примеру, наши полы твоей харей вымою, ты как к этому, а?

«Так», — соображал я про себя. «Если главарь молчит и отдает инициативу второму, значит, либо драки вообще не будет, либо они не уверены в успехе. Лавры победителя, побившего дерзких приезжих, главный вряд ли захотел бы кому-нибудь отдать просто так. Значит, просто проверяют. Во всяком случае, пока».

— Ладно тебе, Лысый, чего ты с ходу газуешь-то, — заговорил главарь, словно подтверждая мои мысли. — Сейчас вот наши гости спросят у нас разрешения, чтобы пройти в поселок, объяснят, к кому и зачем, и мы, вполне возможно, их пропустим. Правильно я говорю? — обратился он уже ко мне.

— Значит, так, — не выдержал я. — Мы ни в чьи дела не лезем и ни у кого разрешения спрашивать не намерены. Ты не председатель сельсовета, чтоб к тебе за разрешением идти. И объясняться перед тобой тоже никто не собирается — ровно по той же самой причине. Мы приехали в гости к нашим знакомым, к ним и пойдем. А кто, что, зачем и почему — никого, кроме нас, не касается. Это ясно?

Я обвел взглядом «принимающую сторону». Те, в свою очередь, оценивающе смотрели на нас. Молчание продолжалось, пожалуй, с полминуты, если не дольше. Наконец главарь пожевал губами и весомо произнес:

— Ладно. Раз вы такие дерзкие, живите пока. Но учтите — мы с вами еще встретимся. Пошли, пацаны. Потом с ними разберемся, ща кореша подтянутся.

Троица удалилась.

— Надо же. Разберутся они, — сказал Сеня, когда мы уже направлялись по дороге к Янкиной даче. — Разбиральщики хреновы. Чего вот мы им сдались, интересно?

— Сень, ну ты прямо как в первый раз, — ответил я. — Если до тебя докопались где-нибудь на улице незнакомые люди, значит, цель у них только одна: докопаться до тебя. Ну и повыпендриваться заодно, какие они могучие и вообще главные. Все остальное неважно.

— Вот же делать некоторым людям нечего, — проворчал Сеня. И был, я считаю, прав: в жизни действительно можно найти множество намного более интересных занятий, чем демонстрировать свою крутость перед случайными прохожими.

— Ничего, пусть только сунутся, — отозвался Колян. — У меня с самого начала кулаки чесались им по физиономиям заехать. Борзые чересчур — сразу видно, давно не получали.

— Заехать еще успеем, — заверил я его. — У нас соревнования на носу, если ты забыл.

— Ага, — кивнул Колян. — Только это и сдерживает. Но если они снова появятся и начнут выступать, то не знаю, как вас, а лично меня и соревнования не остановят.

За этими разговорами мы быстро преодолели дорогу от автобусной остановки — благо, идти от нее до Янкиной дачи было всего несколько минут.

— Ну вот мы и пришли, — объявил я, открывая рукой калитку. Она оказалась незапертой, что, в общем-то, было неудивительно: зачем закрывать дверь, если скоро придут главные гости?

Во дворе не было ни малейших признаков того, что на даче кто-то был. «Наверное, все происходит в доме», — догадался я. Почему-то до этого мне казалось, что мы будем праздновать на свежем воздухе, но теперь я видел, что это было бы не самой лучшей идеей: в саду было слишком мало места, чтобы такая большая компания могла вольготно разместиться.

— Пойдем в дом! — скомандовал я, и мы бодро подошли к входной двери. Распахнув ее, мы застыли на пороге. В доме было чисто, убрано, и… снова никаких признаков того, что здесь хоть кто-нибудь есть. Ни накрытого стола, ни выставленных для готовки продуктов, ни работающей печки, ни хотя бы сложенных тряпок или полотенец — ничего! И главное, никого. Ни голоса, ни звука.

— Миш, может быть, ты адрес перепутал? — нерешительно спросил Сеня. — Ну, там, может быть, на самом деле нам — в соседний дом или улица другая? Ты же сам говорил, что ни разу здесь не был.

Я в недоумении достал из кармана записку с адресом и внимательно перечитал ее. Вышел из дома и еще раз сверил маршрут, по которому мы шли, со схемой, нарисованной на бумажке. Нет, все было правильно. Что же это за приключения еще такие? Неужели теперь еще и Янку ходить искать по всему поселку? Этак мы начнем праздновать к полуночи, если вообще начнем. Я вернулся в дом и крикнул:

— Яна!

Мне никто не ответил.

— Да Янка, что ли! — разозлился я. — Лева, Шпала, да кто-нибудь уже, в конце-то концов!

Ответом мне по-прежнему была гробовая тишина.

Ситуация складывалась, прямо скажем, непонятная. Да и не очень приятная, чего уж там. Приехать в какую-то тьмутаракань с двумя сумками выпивки и с расчетом на дружеский стол — и оказаться в пустом доме без малейших признаков жизни. А обратный автобус теперь неизвестно когда. А главное — ни у кого из нас не было хоть какой-то версии того, что произошло. Адрес вроде бы верный, но… Может быть, Яна с остальными гостями решили переместить празднование в какой-нибудь другой дом? Но тогда почему они не оставили здесь записку с новым адресом? И вообще, дача выглядит жилой и совсем не похожа на никому не нужную обветшалую развалюху. Почему же она стояла открытой нараспашку на радость разным бродягам и криминальным элементам? О том, что криминальные элементы могли здесь оказаться раньше нас, и вовсе думать не хотелось.

Все это напоминало какой-то внезапный квест «Найди место своего праздника». Только в этом квесте у нас не было ни единой подсказки, в какой хотя бы стороне его искать. Тем временем на улице начинало смеркаться, что добавляло особенной остроты нашим ощущениям. А еще у меня в руке болталась сумка с ракушкой, которую я зачем-то захватил с собой. Хотя что значит «зачем-то»? Понятно, зачем — я же пригласил Ленку. Правда, на то, что она сюда заявится, я, честно говоря, тоже особо не надеялся.

— Тебе не кажется, что лучше было бы посидеть у тебя в комнате, как сначала и планировали? — наконец изрек Колян.

— Да, там и до койки в случае чего недалеко ехать — пару метров всего, — поддакнул Сеня.

Я уже и сам начал жалеть о том, что затеял всю эту историю с Янкиной дачей. С самого начала было понятно, что обращаться за организацией празднества к человеку, с которым у тебя неизвестно какие отношения, рискованно. Правда, оставался невыясненным один вопрос.

— Я вот не пойму, — задумчиво начал я, в десятый раз осматривая уже едва различимую от сумерек комнату дачного домика, — а где же наши пацаны-то? Допустим, Янка чего-то напортачила с датой или местом, но они-то поехали сюда раньше, чтобы привезти продукты. И где они теперь?

— Да где, где, — хмуро отозвался Колян. — Так же, как мы, приехали, увидели пустую дачу и уехали обратно. А мы тут теперь стоим, кукуем, как дураки. Они же не могут из одного автобуса в другой телеграмму послать — мол, ребята, тут никого, разворачиваемся и едем обратно. Теперь сидят где-нибудь в общаге и пожирают без нас все, что накупили.

— Ну ты, Колян, даешь! — вдруг раздался откуда-то Левин голос. — Ты за кого нас держишь вообще?

В этот момент в комнате зажегся свет, и нас оглушили радостные вопли: «С днем рождения!». Из соседней комнаты, в которую мы так и не догадались заглянуть, высыпали все пацаны и девчонки, которые были приглашены на праздник, и тут же расступились, делая «коридор». Из глубины комнаты медленно и торжественно прошествовала Яна, бережно держа в руках собственноручно испеченный торт. Шла она по-королевски, словно царская особа на официальной церемонии.

— Не, ребята, ну вы вообще… — растерявшись и растрогавшись, произнес я. — Так ведь и инфаркт получить можно!

Вообще говоря, подготовились они действительно здорово. Это надо же было всей толпой так затаиться, чтобы ни одним звуком не выдать своего присутствия! И прихожая с ближайшей комнатой были зачищены идеально: даже самый дотошный следователь не мог бы заподозрить, что несколько минут назад здесь кто-то был. А Янка, как я посмотрю, девка-то правильная, хозяйственная. Торт испекла сама, причем выглядел он гораздо лучше тех, что можно было встретить в общепите. Стол накрыла — теперь его уже можно было разглядеть в соседней комнате. Чистота помещения — выше всяких похвал, а это сразу бросается в глаза, особенно на фоне общажного бардака. Что ни говори, а к такой девочке надо бы присмотреться. Да и отношение ко мне, судя по всему, у нее не только внимательное, но и ответственное.

— В общем, Миха, мы захотели тебе сюрприз сделать, — объяснил мне Лева, хотя это и так уже было всем понятно. — Но как только услышали, какие вы здесь безумные теории начали строить, так и подмывало заржать, как кони.

— Ты не представляешь, чего нам стоило продержаться, — поддакнул ему Шпала. — Тем более что там стол просто ломится от всякой вкуснятины, а есть было нельзя.

— Ну ничего, сейчас мы эту вкуснятину все вместе уничтожать будем, — рассмеялся я. — Ребята, спасибо вам огромное! Праздник вроде бы только начинается, а настроение у меня уже ого-го!

— Это главное, — широко улыбнулась Яна, поставила торт на стол и нежно обняла меня, чмокнув в щеку. — Ой! А это что у тебя такое?

Она показала взглядом на сумку с ракушкой. Черт. Еще мне не хватало снова объясняться с бабами. Как бы опять не получилось так, что я их сталкиваю лбами.

— Да так, — неопределенно ответил я. — Подарили безделушку.

— Ладно, чего мы тут стоим, — Янке, кажется, было не до расспросов, ей не терпелось, чтобы я оценил ее старания по подготовке праздничного стола. — Пойдемте уже за стол! Миша, посмотришь, как у меня все получилось!

Сюрприз действительно удался. Пацаны повалили в комнату, а я придержал Леву за локоть, тот обернулся.

— Че Мих? — невозмутимо спросил он.

— Нехорошо получилось, надо было тебя заранее предупредить к кому идем.

Лев огляделся, будто удостоверяясь, что нас никто не подслушивает.

— Забей. Не предупредил, значит не предупредил, у нас с ней в лагере разговор произошел и вопросов к друг другу нет.

— Уверен?

Я все-таки понимал, что при всем внешнем спокойствии, у Левы все же есть эмоции. И даже если чувств нет, не самое приятное наблюдать, как девчонка, которая тебе нравилась, вьется вокруг твоего товарища.

— Ага, совет вам да любовь, — хмыкнул Лева и зашагал к дому.

Я хотел его еще раз тормознуть, чтобы пояснить, что мы не вместе. Но все же решил, что это будет лишнее.

Мы прошли в комнату, в которой все уже было готово для праздника. Да, посмотреть было на что! Хотя чего там смотреть — это все есть надо. Оливье, селедка под шубой, пюре, курочка, бутерброды…. ммм! Весь шик, который был возможен на праздники в обычных советских домах, был здесь представлен. Я никак не мог уложить в голове, что все это приготовила Яна всего за пару часов. Ну, пусть с небольшой помощью ребят, но все-таки!

Мои сопровождающие тоже оценили подготовку. Наш «наставник», приставленный тренером в «Динамо» с важным видом достал из своей сумки бутылку коньяка и водрузил ее на стол.

— А разве несовершеннолетним можно… — нерешительно начала Яна, посмотрев на меня.

— Несовершеннолетним — нет, но вот как раз ему недавно восемнадцать и исполнилось, — отрезал я. — Теперь он вовсю этим пользуется. Ян, ты не переживай, я за ним прослежу, — поспешил добавить я, увидев ее встревоженный взгляд.

— Ну тогда ладно, — проговорила Яна. Все-таки алкоголь в ее планы явно не входил. Надо будет и вправду проследить за теми, кто собрался выпивать. А пока отвлечь барышню беседой, чтобы она не выдумывала себе лишнего от переживаний.

— Слушай, — обратился я к ней, беря ее под локоток и отводя чуть в сторону, пока остальные рассаживались за столом. — А ты не в курсе, что тут у вас за пацаны хозяйничают? Мы тут как только из автобуса вышли, сразу на их «пацанский патруль» наткнулись. Видать, гостей поселка отслеживают.

— Да в курсе, — отмахнулась Яна. — Тут все в курсе. Ленька этот мотоцикл купил и теперь всерьез думает, что все девчонки будут сами штабелями у его ног падать.

В ней явно заговорила какая-то личная обида. Или мне так показалось?

— Вон видишь, — Яна показала на букет полевых цветов, стоявший в углу, и закатила глаза с выражением «как он меня достал». — Взял и цветы мне подарил. А у меня на них, между прочим, аллергия.

«Ага, как же», — подумал я. «Аллергия, да. Причем такая сильная, что как только он подарил, так сразу же их поставила в воду и убрала в самый видный угол. И что-то не вижу я у тебя, подруга, раскрасневшегося лица и слезящихся глаз».

— Вот скажи мне, Миша, почему все пацаны такие злые, а? — задумчиво проговорила Яна.

— Известно почему, — усмехнулся я. — У пацанов все проблемы всегда из-зе девушек, а у вас — наоборот.

Все-таки я, похоже, не ошибся: с этим Ленькой у нее какая-то личная история. Вот почему я в этой жизни постоянно встреваю в какие-то личные перипетии, а? То одна отношения с участием пьяных дембелей устраивает, то у другой вот какой-то Ленька с цветами нарисовался… А Алла… хотя ладно, все, хватит. При чем здесь вообще Алла? Сегодня мы празднуем мой день рождения, и, между прочим, в гостях у Яны, которая все действо и организовала.

— Ну что же, Михаил, — торжественно произнес Лева, когда все расселись по своим местам, съели по несколько ложек салатов и наполнили стаканы кто соком, а кто и коньяком. — Я, как говорится, как старший товарищ, хочу поздравить тебя с днем рождения! Желаю тебе спортивных успехов, интересных событий, ну и… как говорится, счастья в личной жизни!

— Уррраааа! — заорали все и потянулись ко мне, чтобы чокнуться стаканами. Я пил яблочный сок, и зорко следил, чтобы мой стакан по ошибке не ушел к кому-то еще. А то по цвету-то он напоминает коньяк, а свет в комнате не самый яркий, еще перепутаю стаканы…

Несколько тостов сменили друг друга. Конечно, они не отличались особенным разнообразием: здоровья, счастья, достижений в боксе, хорошую девушку рядом (в эти моменты все многозначительно поглядывали на Яну) — вот, собственно, стандартный текст каждой речи моих приятелей. Но, во-первых, чего еще можно было ожидать от совсем юных пацанов, а во-вторых, красивые и витиеватые речи мне в принципе никогда особенно не были нужны. Для меня гораздо важнее внимание и искренность, с которой тот или иной человек ко мне обращается. А уж какой из него мастер слова — мы же не на занятиях по ораторскому мастерству, в конце концов.

— Друзья мои, — взяла слово Яна, и из уважения к хозяйке дачи все моментально затихли. — Сегодня мы отмечаем день рождения замечательного парня Миши. Он у нас, как мы все уже знаем, не только хороший человек, интересный собеседник и отличный друг, но и спортсмен, подающий большие надежды. Поэтому очень хочется ему пожелать огромных спортивных успехов и блестящих побед на всех возможных соревнованиях! Миша, я уверена, что однажды мы услышим твое имя в качестве олимпийского чемпиона по боксу! Ура!

С этими словами все снова сдвинули стаканы, а я переваривал внутри себя Янкину речь. Честно признаться, ее слова меня очень сильно тронули. Вот же какая внимательная деваха-то, а! Немного мы с ней общались, а она все равно уже знает, что для меня самое главное и чего бы мне хотелось больше всего. Пожалуй, это было самое лучшее поздравление на этом празднике. И почему-то мне стало очень хорошо от того, что его произнесла именно Яна. Хотя сама она в ответ на мое удивление сказала:

— Тоже мне, секрет Полишинеля! Да, по-моему, всякий человек, который тебя хоть немного знает, уже будет в курсе твоих жизненных целей!

Может, конечно, и так. Я действительно был в каком-то смысле одержим спортом вообще и боксом в частности. Не заметить этого при общении было на самом деле сложно.

После нескольких тостов было решено прерваться и во что-нибудь поиграть. Яна предложила интеллектуальную викторину на знание истории Советского Союза, советской музыки и кинематографа. Я мысленно отправил еще один плюсик в ее копилочку: развлечения, для которых требовалась работа мозгами (пусть и неглубокая), резко контрастировали с тупым накачиванием алкоголем в подозрительных компаниях. Да, я все время продолжал сравнивать ее с Ленкой, хотя уже и решил порвать с той непутевой девчонкой. Наверное, мы всю жизнь вот так и сравниваем разных женщин, хотя можем быть уже лет тридцать как в браке и не собираться разводиться.

Викторина шла своим чередом. Фамилию Бориса Бабочкина, сыгравшего роль Чапаева, отгадали быстро (вопрос был вроде «артист с нечеловеческой фамилией, воплотивший образ героя» или что-то типа того), зато над некоторыми историческими датами пришлось поломать голову. Даты съездов, исторических битв, присоединения разных советских республик — попробуй все это вспомни, да еще с ходу! Даже наш главный «ботаник» Сеня и то не знал некоторых ответов — так что здесь Яна постаралась на славу.

Меня, конечно, несколько раз выручали мои старые знания, но кое-чего и я вспомнить не мог. Да и кто будет держать в памяти все эти даты, если только он не изучает углубленно историю? Тем интереснее была игра: в процессе угадывания вспоминалось много других интересных фактов, и срабатывали порой самые неожиданные ассоциации.

Закончив с разминкой для интеллекта, Яна объявила серию других конкурсов, победителям которых вручалась конфетка, бутерброд или что-нибудь еще из ее закромов. В первом конкурсе надо было быстрее всех повязать пионерский галстук. Интересно, что, хотя присутствующие еще не успели уйти далеко от пионерского возраста, мало кому удалось справиться с этим заданием с первого раза. То ли навыки по завязыванию пионерского узла теряются быстро, то ли сами его завязывали единицы. Что касается меня, то я, честно говоря, тоже не стал лидером в этом состязании. Хоть руки и «вспомнили», как это делается, но сноровка в этом деле осталась где-то очень давно и далеко.

В соревнованиях на самое быстрое изготовление пилотки из газеты победил Шпала. Я вспомнил, что еще в лагере он время от времени мастерил всякую ерунду из подручных средств, когда уж совсем нечем было заняться. Так что, можно сказать, в его пользу сыграли долгие и упорные тренировки. Зато где мне удалось блеснуть, так это в конкурсе по собиранию кубика Рубика на скорость. Большинство пацанов могло похвастаться в лучшем случае умением собрать только одну его сторону. Я же помнил, как нужно действовать, чтобы собрать весь кубик целиком. Видимо, ситуацию мой мозг воспринял как экстренную, адреналин забурлил, и я справился с заданием быстрее всех — к изумлению наших парней и восхищению девочек. Наградой мне стал бутерброд с ветчиной и сыром, а главное — восторженный взгляд Янки.

— Где это ты так научился? — спросила она.

— Да так… в свободное время увлекаюсь, — уклончиво ответил я. Не буду же я ей рассказывать, что меня научили этому еще в прошлой жизни, а сейчас я просто вспомнил давно оставленные навыки.

— Научишь меня потом? — заговорщицки сказала Янка. — А то я сама все пытаюсь научиться, и никак не соображу.

— Понятно, — кивнул я. — Небось для этого конкурс и устроила, чтобы хорошего тренера по кубикам найти?

— Какой ты проницательный, — хихикнула Янка. — Ничего от тебя не скроешь. Ну так что? Научишь?

— Научу, — согласился я. — Отчего ж не научить?

После таких приключений, полных самых разных эмоций, настала пора расслабиться и потанцевать. Судя по всему, родители Янки не бедствовали, и в комнате ждал своего часа модный в эти годы кассетный магнитофон «Весна». Его очень любила молодежь конца семидесятых — начала восьмидесятых за удобство переноски. Благодаря заводской ручке и небольшому весу «Весну» можно было брать с собой на дачу (вот как сейчас) или на какие-нибудь посиделки, а динамик орал так, что слышно было, наверное, в радиусе еще пары дач вокруг. Правда, лучше было брать его с собой только в том случае, если компания была способна защитить свой магнитофон от любителей музыки, не отягощенных соблюдением закона. Добычей он был не то чтобы самой желанной, но для подросткового гоп-стопа очень даже неплохой.

Янка щелкнула кнопкой магнитофона, и из динамика полились звуки диско — под свежий шлягер группы «Бони М» ноги сами пустились в пляс. Конечно, на даче не могло быть профессиональной световой аппаратуры, которая использовалась на танцплощадках и в концертных залах, не говоря уже о видеоаппаратуре, о которой в те годы советские граждане могли знать разве что понаслышке. Но мне все равно казалось, что передо мной мелькает какой-то лихо смонтированный коллаж — так быстро и ритмично мелькали разгоряченные танцами и напитками лица гостей.

— Отличные песни! — крикнула мне одна из янкиных подружек, когда мы с ней поравнялись в быстром танце. — По-моему, так до утра танцевать можно и не устанешь!

— Ага! — кивнул я. — Ну так мы здесь для этого и собрались!

Девчонка довольно рассмеялась и отправилась бороздить комнату в танце дальше. Я вообще заметил, что после Янкиного тоста и другие девчонки начали смотреть на меня с интересом. Еще небось и понарассказывала им про меня, пока они тут все готовили.

«Это еще что», — думал я, тасуя в своей голове воспоминания из прошлой жизни, «вот через несколько лет выйдет пластинка 'Stars on 45» — вот где все с ума посходят!«. Впрочем, и без будущих нидерландских звезд здесь было подо что потанцевать. 'Абба», «Бони М», Африк Симон сменяли друг друга, не давая никому опомниться. Но вот Яна ненадолго выключила музыку, чтобы объявить медляк.

В комнате выключился свет. Зазвучал набиравший популярность «Отель Калифорния» (как же хорошо, что в те годы никто не задумывался о переводе текстов поп-шлягеров! Сразу бы все романтическое настроение улетучилось). Настала моя очередь поблагодарить ту девушку, которая и устроила для меня такой замечательный праздник — и я пригласил на танец Яну.

— Я хотел сказать тебе большое спасибо, — начал я. — Ты так все здорово здесь придумала — я бы, наверное, так не смог.

— Да ладно, — немного смутилась Яна, чуть сильнее вжавшись пальцами в мои плечи. — Я просто хотела сделать тебе приятное.

По моему телу прокатилась теплая волна. Черт побери, да приятно, что такая классная девчонка проявляет ко мне такое внимание! Но, конечно, вкусный стол тоже сыграл свою роль — поговорку про путь к сердцу через желудок явно придумали неглупые люди.

— Тебе это удалось, — улыбнулся я. — Для меня еще никто так не старался.

— Мне это было нетрудно, — улыбнулась Яна в ответ. — Ты знаешь, я как-то тоже ни для кого не старалась придумывать что-то подобное. Просто не хотелось. А для тебя вот хочется.

Сразу после этих слов я почувствовал, как Яна обхватывает своими руками мою шею. Хм… неужели это именно то, о чем я подумал? Точно, так и есть: я почувствовал на своем лице Янкино дыхание, и только успел подумать про себя «Интересно, должен ли я в этой жизни уже уметь целоваться?», как ее губы слегка коснулись моих.

Как ты ни старайся думать только и исключительно головой, но такая близость девушки, которая нравится, способствует временному выключению из реальности. Я уже был готов всецело погрузиться в эти ощущения, но… нашему поцелую не суждено было сбыться. Во всяком случае, не в этот раз.

Музыка внезапно умолкла. Кто-то щелкнул выключателем, и все присутствующие, щурясь от внезапной световой атаки, в недоумении уставились на входную дверь.

То, что в дверях стояла Ленка, меня уже нисколько не удивило — скорее, я бы удивился, если бы в какой-то внезапной и непредвиденной ситуации она не появилась. Но вот то. что она явилась сюда на пару с этим, как недавно выяснилось, Ленькой, который купил мотоцикл — это меня, можно сказать, шокировало. А позади них выглядывали друзья этого мотоциклиста — вся компания, которая сегодня остановила нас у автобуса. Создавалось впечатление, что Ленка знает всю шпану в Москве и ее окрестностях лично. А главное — точно планирует, с кем и где следует появиться, чтобы вызвать наибольший эффект.

От резко включенного света ни мы, ни наши так называемые гости не сразу разглядели, что происходит. Но когда Ленка увидела, что я обнимаюсь с Яной (мы с ней как танцевали медляк, собираясь поцеловаться, так и застыли, тесно прижавшись друг к другу) — она тут же позеленела. Ее лицо скривилось от злости, и через секунду этот доморощенный байкер обнаружил ее висящей у себя на шее. В следующее мгновение он понял, что совершенно не против того, чтобы пообжиматься с такой эффектной девицей, и прижал ее к себе за талию.

— А чего у вас рожи такие хмурые? — с вызовом крикнула Ленка. — Вроде праздник же, или нет? Или вы гостям так не рады?

Ответом ей было молчание. Никто из нас пока еще не сообразил, как и для чего здесь оказалась вся эта гоп-компания. Что же касается меня, то я так и вовсе не мог отвести глаз от Ленки, прижимающейся к этому придурку.

Вот странное дело — решил же навсегда покончить с этими отношениями, тем более, что они, по-хорошему говоря, толком даже и не начинались. Сам же понимаю, что такая девчонка рядом ни до чего хорошего не доведет. И вот сейчас она на моих глазах обнимается с первым встречным парнем и явно делает это только для того, чтобы меня позлить. И у нее получается! Я поймал себя на огромном желании подскочить к ним и двумя-тремя точными и сильными ударами утвердить этого деревенского плейбоя там, где ему самое место — на полу, в ногах у остальных. Причем сделать это так, чтобы он остался там лежать до окончания праздника, а лучше всего — до утра.

Янка не могла не заметить моей реакции и тут же прижалась ко мне еще сильнее — теперь теснее наших объятий мог быть только непосредственно интим здесь и сейчас. Все-таки женщины обладают каким-то сверхъестественным чутьем на эмоции противоположного пола. Мне-то казалось, что я ничем не выдал своего состояния.

— Э, алё! — один из друзей мотоциклиста нарушил тишину, выглянув из-за его плеча. — Да это же те самые козлы, которые перед нами сегодня выпендривались! Э, слышь, козлы! Мы же обещали, что наша встреча — не последняя? Ну вот, как говорится, добрый вечер, гы-гы!

— Сами вы козлы, — негромко произнес Лева. Я уже успел изучить его поведение в подобных ситуациях. Противникам казалось, что он робко и неуверенно что-то мямлит, не зная, как убежать от агрессора. На самом же деле так проявлялся его «завод» в ситуации прямого столкновения. Пока он медленно накапливал нужную энергию, все думали, что это безобидный рохля. Зато когда он спустя несколько минут все же взрывался, убегать приходилось уже тем, кто к нему подошел. И далеко не всегда у них получалось это сделать.

— Слышь, красавица, — продолжал незваный гость, глядя прямо на Янку. — Так чего там насчет присоединиться-то?

«Надо же, какой борзый», — подумал я. «Если не тормозит, даже когда видит девочку в объятиях другого пацана — значит, очень уверен в своих силах. Ну ничего. У таких дураков разрушить их уверенность несложно — плавали уже, знаем».

— Присоединиться к нам нельзя, — Яна наконец тоже обрела дар речи и отделилась от меня. — Кто вам дал право без спроса вваливаться на мою дачу? Вас сюда никто не звал, это во-первых. А во-вторых, это, между прочим, проникновение в чужое жилище.

— Ой-ой-ой, — издевательски прогундосил Леня. — А ты, хозяйка, у нас что, стражем порядка трудишься, да? Симпатичные у нас пошли сторожа, я посмотрю! Чего так негостеприимно-то?

Яна глубоко вздохнула и выдохнула.

— Еще раз повторяю: вас здесь никто не ждал и никто не приглашал. Так что потрудитесь уйти отсюда прямо сейчас.

— А то что? — продолжал глумиться любитель мотоциклов. — Мы вообще-то не хотим никуда уходить. Нам у вас нравится. И стол вон как накрыт, а мы голодные, верно я говорю? — он обернулся к своим приятелям, и те согласно замычали в ответ. — Так что вместо того, чтобы гнать дорогих гостей, ты бы, красна девица, лучше налила бы им по рюмашке да накормила.

— Значит, так, дорогие гости, — голос Яны становился непривычно твердым. — Не будет вам здесь ни рюмашечки, ни кормежки. Здесь, на даче, есть телефон. Я сейчас сниму трубку и позвоню своему отцу, а тот позвонит нескольким своим друзьям, а заодно и еще одним своим друзьям — в милицию. Очень скоро все они будут здесь, и сначала с вами поговорят по душам, так сказать, в домашней обстановке, а затем приедет милиция и увезет вас уже к себе. И я думаю.что под заявлением о том, что вы вломились на чужую дачу и стали вести себя, как бандиты, подпишутся все здесь присутствующие.

На лицах шпанья отобразилась нерешительность вкупе с попытками работы мысли.

— Да ну тебя, — разочарованно протянул Леонид. — Мы хотели отпраздновать совместной, дружной компанией, между прочим. Но раз нам здесь не рады, то пойдем праздновать к себе. Пошли, пацаны!

С этими словами вся эта компания вместе с повисшей на байкере Ленкой развернулась и направилась к выходу.

— А он что, где-то недалеко здесь живет, что ли? — тихо спросил я Яну.

— Ага, — кивнула она. — Их дача на соседнем участке.

— Повезло тебе с соседями, — усмехнулся я.

— Не говори, — подтвердила она. — Да это он без родителей так выступает. Когда они приезжают, он сразу паинька и юный тимуровец.

Ну еще бы. Знаю я такую мамкину шпану. При первый же родительских шагах превращаются из грозы всех окрестностей в милейших парней — надежду класса или школы, и гордость мамы с папой. Вот только что означал их визит для меня? Еще и Ленка эта, в самом деле… Как специально имена подбирали.

«Ну все, теперь жди дальнейших сюрпризов», — подумал я. «Эта публика просто так не успокоится. Даже если бы эти гопники сами по себе усугублять не стали — всё-таки нас больше, можем и навалять, в случае чего — все равно Ленка там их точно подзуживать будет. Уже ясно, что она здесь появилась не просто так».

Поведение Ленки и впрямь походило на выгул уязвленного самолюбия. Да какое там «походило» — другого объяснения я даже и придумать не могу! Видимо, ее ревность была настолько сильной, что она уже не старалась никак ее завуалировать. Ещё чуть-чуть — и начнет в открытую возмущаться, почему это ее, королеву всех компаний, так откровенно бортанули.

Я оказался прав. Сюрпризы не заставили себя ждать. Наши новоявленные соседи вытащили во двор большие колонки и включили свой магнитофон. Не могу сказать, что у них был очень уж плохой вкус — группу «АББА» я всегда любил. Но вот чего я не любил — так это когда мне мешают делать то, что я считаю нужным. В данном случае мне мешали отмечать мой день рождения.

— Может быть, так посидим? — неуверенно улыбаясь, предложила Яна. — Музыка у них звучит громко, как будто здесь, а мы просто пообщаемся. Да на столе вон ещё сколько всего вкусного осталось!

Мы присели за стол. После всего пережитого перекусить было бы действительно нелишним. Кто-то предложил очередной тост — за то, чтобы все жизненные неурядицы всегда завершались вот так, мирно. Яна начала расспрашивать меня обо всяких нюансах, которые есть в занятиях боксом. Это была моя любимая тема, и разглагольствовать об этом я мог часами. Но едва я начал свой рассказ, в комнате снова погас свет.

— Они снова сюда зашли, что ли? — не понял я.

— Скорее щиток вырубили, — отозвалась Яна. — У них на участке общий щиток сразу на несколько домов стоит. Сколько я уже говорила отцу, чтобы он как-то перенес наш выключатель — а ему все не до этого.

Какое любопытное разведение коммуникаций у них тут! Нет уж, пусть лучше неурядицы заканчиваются как-нибудь по-другому. Поторопились гости с тостом-то.

В комнате повисла пауза. Да, не так я планировал праздновать…

— Нет, ну это уже за гранью, — наконец протянул Шпала. — Беспредел какой-то.

— Вот же не живётся некоторым людям спокойно, — негромко поддакнул Сеня. — Ну приехали к себе на дачу отдохнуть — ну и отдыхайте на здоровье! Нет, надо обязательно другим вечер портить!

— Короче, — стукнул я по столу. — Не знаю, как вам, а мне все это надоело. Похоже, этих деятелей давно никто не останавливал.

— Да они вообще себя здесь главными чувствуют, — поддержал меня Лёва.

— В общем, — я встал из-за стола. — Я предлагаю пойти и объяснить этим якобы «главным», что к окружающим нужно относиться с уважением. Предложение касается, естественно, только мужской части нашей компании.

— Миш, — Яна тронула меня за руку. — Может, лучше не стоит? Ну их, в самом деле. Чего с дураками связываться? Объяснить ты им ничего не объяснишь, а вечер пойдет насмарку.

— Он уже пошел насмарку, Яна! — со злостью процедил я. — Из-за этих, как ты их называешь, дураков, а я бы их похлеще назвал. Речь идёт не о том, чтобы что-то им объяснить, а о том, чтобы не давать им повода думать, что они здесь могут что-то решать. Ты пойми, если таких людей не останавливать, они не то что на шею сядут — жизни потом не дадут! Так что лучше все это дело прекращать на ранних стадиях. А то ведь потом может дойти и до криминала — кому это нужно-то?

В Янкином голосе слышалось беспокойство. И ее можно было понять: во-первых, летели в тартарары все ее планы по проведению праздника, а она, судя по всему, готовилась очень долго и старательно. Естественно, ей было обидно. А во-вторых, от таких придурков действительно можно было ожидать чего угодно. Вроде обычная шпана, а сейчас подвыпьют — и ещё неизвестно, в какую сторону унесет их неокрепшие мозги. Понятно, что Янке не хотелось потом объясняться с родителями, почему обычная подростковая вечеринка переросла в разбирательства с милицией и что вообще за друзья у нее такие.

Все это я понимал. Но и оставлять такой беспредел без ответа тоже было нельзя. Поэтому было решено всё-таки наведаться в гости на соседнюю дачу и популярно разъяснить ее обитателям правила поведения в приличном обществе. Тем более что меня поддержали все наши пацаны, и в исходе дела я был уверен.

— Вы, ребята, совсем, что ли, берега попутали? — я решил не церемониться и, с ноги открыв дверь соседской дачи, направился прямо к этому Леониду. Он с гордостью восседал на диване во главе стола. Остальные его друзья сидели по бокам на стульях.

Как только мы вошли, Ленка, до этого момента спокойно восседавшая в кресле неподалеку, бросилась к этому чудо-байкеру и плюхнулась к нему на колени, обвив его шею руками. «Какие высокие чувства», — усмехнулся я про себя.

— А тебя что-то не устраивает, малыш? — вальяжно протянул байкер, прижав к себе Ленку. — Дак ты бы пришел, прощения попросил, за стол свой позвал, глядишь, чего-нибудь и решили бы.

Это было уже слишком. Такой откровенной наглости я не встречал уже давно. Даже этот придурковатый дембель, предъявляя свои претензии из параллельной реальности, не требовал, чтобы его обслуживали как самую важную персону.

— А ты бы за языком своим следил, — бросил я, — так, может быть, когда-нибудь и в приличную компанию попал, а не со своими обсосами заседал, которые в рот тебе заглядывают.

Местные, похоже, не ожидали такого отпора. Краем уха я услышал, как Лева захрустел костяшками — верный признак того, что сейчас кому-то не поздоровится.

— Чего? — взревел Леонид, сбрасывая с себя Ленку и вскакивая с дивана. — Это ты сейчас мне вякнул? Повтори!

— Я тебе не попугай, а ты не глухой, — отрезал я.

— Это мы сейчас посмотрим, кто здесь глухой останется, — прошипел Леонид, и его кулак, полетев прямо мне в челюсть, был остановлен на полпути моей рукой. Вторая рука впечаталась в его обнаглевшую физиономию, нога рефлекторно подставила подножку — и через секунду крутой герой-мотоциклист валялся на полу.

— Ну, сссука, держись, — прохрипел он снизу и схватился руками за мою ногу. Мда. Говорят же умные люди: не умеешь драться — не лезь! Лёгким движением ноги я сбросил его кисти, заодно двинув ему в челюсть. Но тут подоспели его дружки, попытавшись повиснуть у меня по бокам.

Однако я-то ведь тоже пришел не один. Мои приятели начали работать по друзьям байкера, и вскоре уже было трудно различить, чья рука или нога по кому бьёт. Время от времени я бросал взгляд на диван, где сидела Ленка, зажав себе рот ладонью и вытаращив глаза.

В какой-то момент один из Ленькиных дружков стал нападать на меня особенно активно. Конечно, я умел уворачиваться от таких ударов — всё-таки в этот раз я дрался не с профессиональным боксером — но его назойливость начала меня раздражать. Улучив удобный момент, я взял его за грудки, чтобы как следует дать ему башкой по лбу и вырубить. Но, замахнувшись головой и прицелившись, я вдруг замер.

— Славик! — вырвалось у меня. — А тебя уже из больницы выписали, что ли?

— Эээ… мы что, знакомы? Ты кто? — изумлённо проговорил он.

Кто я. Кто я, черт возьми! Я произнес его имя на рефлексах, не успев сообразить, что лучше бы мне было промолчать. Я держал за грудки своего будущего (или бывшего — это как посмотреть) сослуживца! Славик Конаков, с которым мы так закорешились на срочной службе, что дружили потом почти всю жизнь, до тех пор, пока он на рубеже девяностых и нулевых не уехал куда-то за границу и не открыл там свой бизнес. Откуда у него взялась такая деловая хватка, как и стартовый капитал, я не спрашивал, подсознательно чувствуя, что для этого ему пришлось заниматься не совсем легальными делами.

Но сейчас все это было совершенно неважно. Мне нужно было как-то объяснить Славе, откуда я его знаю. Не мог же я ему сказать, что прибыл сюда из будущего, а увидев его, вспомнил, что именно в это лето он попал в больницу с каким-то вирусом, пережил осложнения, и его довольно долго не выпускали сначала из больницы, а потом из дома, пеестраховываясь — вдруг не долечили.

— Да я не с тобой, я с братом твоим знаком, — на ходу сочинил я, — а тебя на фотографиях видел. Он рассказывал, что ты долго болел, я и спросил.

— С Серегой-то? — озадаченно переспросил Славик.

— Ну да, — кивнул я. — Миша я, может, тоже слышал?

Легенду нужно было выдерживать до конца. Правда, если мы в этом времени тоже продолжим общаться и он расскажет обо мне брату, то придется объясняться уже с ними обоими. Ладно, что-нибудь потом придумаю. Пока надо разруливать то, что есть.

— Да я не вникаю, с кем он там дружит, своих забот полно… Э, пацаны! — свистнул Славик своим приятелям. — Отбой! Тут, оказывается, свои!

Те, как по команде, тут же отстали от наших.

— Чего ты сразу-то не сказал, — недовольно проворчал Леонид, возвращаясь на диван к Ленке. — На хрена было этот цирк устраивать?

Я обвел взглядом всю их честную компанию. Было заметно, что, хотя они и прекратили другу, подчиняясь какой-то своей внутренней иерархии, но злоба не прошла. А невыпущенный пар чреват тем, что крышку с этого коллективного чайника может сорвать в самый неподходящий момент и по любому пустяковому поводу. Нужно было срочно что-то предпринимать, пока они не нашли новый повод для конфликта.

— Предлагаю в знак примирения сыграть во что-нибудь команда на команду, — торжественно сказал я.

— В карты, что ли? — хмыкнул Леонид.

— Нет, не в карты, — ответил я. Настольные игры в такой ситуации не годились. Нужно было что-то, связанное с физическими нагрузками. Что бы придумать?

Точно! Янка что-то говорила про перетягивание каната, которое она приберегла на финал нашего вечера. Но сейчас он был как нельзя более кстати.

— У нас есть канат, — объявил я. — Давайте проверим, кто из нас его перетянет!

«Байкеры» похмыкали, но согласились. Сеня сбегал на Янкину дачу и принес канат — я специально не пошел туда сам. Янка могла уцепиться за меня и не отпустить обратно, а так — Сеня и канат принес, и ее парой слов успокоил.

Мы вышли во двор и расположились таким образом, чтобы ни у кого не было преимущества ни по расстоянию, ни по количеству человек, и начали.

Надо же! В драке с этими местными было довольно легко. От них было много размахивания руками, но мало толку. Честно говоря, я думал, что и здесь они будут беспорядочно толкаться и мешать друг другу. Но вот канат они тянули прилично. Может быть, они собрались и решили взять реванш, а может, причина была в чем-то ещё, только, как мы ни старались, не могли добиться значимого преимущества. Впрочем, то же самое можно было сказать и о команде противников. Канат двигался то в их сторону, то в нашу, но явного перевеса не было ни у кого.

Хррррясь! Раздался треск разрываемой ткани, и обе команды, не удержавшись, плюхнулись на траву, каждая со своим обрывком каната. Все в растерянности поднялись на ноги, соображая, что делать дальше. Зато, судя по смеху, раздавшемуся почти сразу же, напряжение всё-таки было снято. Вот это я понимаю, результат игры!

— Ребята, — сказал я, увидев, что обе команды посматривают друг на друга уже вполне благожелательно. — А пойдёмте с нами за стол! Как-никак у меня день рождения!

— Хо, — отозвался Леонид. — Вот так бы сразу!

Я пропустил это замечание мимо ушей. Раздувать новый конфликт мне не хотелось, и мы отправились на Янкину дачу продолжать празднование. Только вот как мне сейчас удержать в рамках приличия Ленку и хозяйку дачи?

— Ты знаешь, я же вообще-то Серегу давно уже не видел, — рассказывал Слава с набитым ртом, жадно уничтожая Янкины угощения. — То, понимаешь ли, я в больнице чуть ли не полтора месяца валяюсь, то он в лагерь уедет на все лето, то к родственникам… В общем, получается, что мы уже, наверное, полгода где-то и не виделись. Так что я даже не знаю, чем он сейчас живет.

— Вы что же, не созваниваетесь, не переписываетесь? — удивился я. Все-таки родные братья, а на дворе хоть и нет еще интернета и соцсетей, но все-таки уже двадцатый век в самом разгаре.

— Ну так… — Славик неопределенно помахал рукой, — письма он пишет иногда, конечно, но из него писатель, знаешь… Напишет что-нибудь вроде «Привет, сегодня хорошая погода, вчера с пацанами на турниках висели, сегодня будем с девками отдыхать. Ну все, пока». Вот и все письмо.

Ну да. Среди пацанов большинство примерно такие письма и писали. Это тебе не девчонки, которые на восьми листах будут описывать все свои переживания разными цветными ручками, а потом еще и картинок понарисуют для наглядности. Но его брат был мне, честно говоря, до лампочки. Я с ним и в прошлой-то жизни не особенно пересекался, а здесь и вовсе спросил только для того, чтобы поддержать легенду о нашей дружбе. На самом же деле мне гораздо интереснее было узнать, что происходит в жизни самого Славки. Я помню, что когда он пришел в армию, он был настоящим хулиганом. Шпана — это еще мягко сказано. А вот на службе он сильно изменился. Появилась дисциплина — и, по всей видимости, какая-то ответственность, что ли. И за себя, и за окружающих. В этом смысле, конечно, таким пацанам армия нужна как воздух. Пусть там и придется пережить несколько не очень приятных моментов, зато для многих служба — настоящее спасение. Голову на место ставит, и от тюрьмы в будущем уберегает.

Здесь же, как легко догадаться, Славка в армии еще не побывал. Тем интереснее мне было узнать, как и чем он живет в этом возрасте. Вообще, конечно, очень необычные ощущения — видеть своего близкого друга таким молодым и еще до нашего знакомства. Как будто нашел где-то старую кинопленку с участием своих знакомых, которую никогда не видел. С той только разницей, что ты и сам участвуешь в этом «киносеансе». Как сказали бы на полвека позже, интерактив и 3D.

— А ты сам-то что дальше планируешь? Куда собираешься поступать после школы? — осторожно спросил я.

Славка пожал плечами.

— Да пока не знаю, — неопределенно сказал он. — Мне вон на биологический активно советуют поступать. Вроде как там у отца педагоги знакомые есть, и вообще… в этой области раньше было не очень, а сейчас быть ученым перспективно. Так что или биология, или, может быть, химия какая-нибудь… Хотя сейчас об этом говорить еще рано, — встрепенулся он. — Для начала мне надо в армию сходить. Все-таки пацан сначала отслужить должен, а потом уже свою личную жизнь выстраивать. Да и вообще — чтобы уже не дергаться, что потом служить придется.

Я слушал Славку и не верил своим ушам. Он сейчас серьезно, что ли? Какой из него, к чертям собачьим, ученый? Сколько я его знал, он больше десяти минут за столом усидеть не мог — и то если еще на этом столе обед вкусный стоял. А любой ученый — это же усидчивость, интеллект, склонность к анализу информации. Да и вообще другой склад ума. А он тут мне — биология, химия… Все, что его связывало с той же химией, насколько я помню, — это то, что для своей материальной выгоды он мог где-то нахимичить.

Но вот при слове «армия» у меня внутри что-то кольнуло. Перед глазами поплыли армейские воспоминания: учебка, казарма, кухня, плац, и все это — рядом со Славкой. Может быть, попробовать передать привет себе в будущее?

— Если вдруг в армии встретишь моего тезку, то передавай привет, — с напускным весельем сказал я. — И еще…

Я задумался. А что, собственно говоря «еще»? Дать себе совет не ехать на соревнования в Германию? Или не связываться с одной не очень порядочной особой? Или не доверять «лучшему другу», который лишит его спортивной карьеры, а много лет спустя — и вовсе угробит?

Ситуация была спорная и, прямо скажем, непривычная. Допустим, Славка действительно встретится в армии со мной тогдашним. Ну и что? Я себя знаю — все подобные советы, особенно в молодости, я, мягко говоря, пропускал мимо ушей. И то — это если их давал кто-то из моих близких знакомых, а если вообще случайный человек — мог и послать подальше. Естественно, о том, чтобы этим советам следовать, и речи никогда не шло. Так что все это будет мартышкин труд. Ну и потом, я… ну в смысле другой я, должен сам набить собственные шишки. Из тепличных условий сильного бойца не вырастет. Теперь я это понимаю с еще большей отчетливостью. С высоты прожитых и начатых заново лет, так сказать. Да и потом, ведь, строго говоря, этот новый я теперь буду уже и не я… И неизвестно, что там будет за человек и как сложится его судьба.

В общем, нечего лезть с непрошеными советами — пусть даже к себе самому. Надо сменить тему.

— Так что еще-то? — нетерпеливо спросил Славка. — И, кстати, какого тезку? У тебя какой-то приятель со мной служить пойдет, что ли?

Вот что мне было ему на это ответить? Только выдумывать очередную ахинею.

— Да нет, — замялся я, — никаких знакомых нет. Просто я недавно какую-то книжку читал… ну, фантастическую. Там, представляешь, один герой куда-нибудь, например, уезжает, а другой через него передает привет своему случайному тезке, если тот такого встретит. И вот так эти приветы ходят-ходят по земле, пока в один прекрасный день не возвращаются к первому, кто их начал передавать. Интересно же?

— Не знаю, — пожал плечами Славка. — По мне, так обычная теория вероятности, и не более того. Ну, конечно, если заняться совсем нечем, то можно и попередавать. Что за книжка-то хоть была? Там все только приветы передают и все?

— Да нет, не только, почему, — я начал на ходу придумывать несуществующую книжку. — Там много разных сюжетных линий есть, просто с приветами мне запомнилось. А как называется — не помню, это одноклассник у кого-то брал почитать и мне заодно дал на один день.

— Понятно, — кивнул Славка со знающим видом. — Ну, если тебе это так интересно, то передам, конечно, мне не сложно.

— Кстати, у нас тут на днях соревнования по боксу неподалеку, — сказал я, как будто внезапно вспомнив. Надо же было чем-то заполировать ту пургу с книжкой! — Если хотите — приезжайте всей компанией, поддержите нас.

— А от кого вы выступаете? — спросил Слава.

— От «Динамо», — ответил я и почувствовал, как во мне поднимается гордость за причастность к этому обществу. Впервые я назвал себя динамовцем в разговоре с человеком, не знавшим об этом, и это было новое и очень приятное для меня ощущение.

— Вот если бы я знал, что вы боксеры — не полез бы, — проворчал Славка, потирая ушибленные места.

От обсуждения нашего настоящего и будущего нас отвлекла Яна.

— Ребята, ну что, внимание всем! Пора раздавать грамоты! — весело сообщила она.

— Какие еще грамоты? — изумился я.

— А вот сейчас сам и увидишь, — хитро подмигнув, сказала Яна.

«Да, Янка, конечно, затейница», — подумал я про себя. «И хату прибрать в срочном порядке может, и стол шикарный приготовить, и всякие развлечения придумать мастерица, и поговорить есть о чем. Чудо, а не девчонка. Такую в жены надо брать — точно не прогадаешь и в беде не пропадешь».

Я вдруг вздрогнул от таких мыслей. Какие жены, при чем здесь жена? Я что, серьезно строю семейные планы на эту Яну? Нет, она, конечно, классная девчонка, но не рановато ли мне об этом сейчас думать? У меня вообще-то на первом месте бокс. Хотя… посмотрим, как все будет складываться. Именно потому, что бокс — на первом месте, мне не хотелось ни загадывать, ни напористо продвигать какой-то из вариантов развития событий с девушками.

Кстати, о девушках. Я украдкой взглянул на Ленку. Весь ее былой напор вдруг куда-то подевался. Она молча сидела на диване, подтянув колени к груди, и смотрела на всех нас, как затравленный волчонок. Теперь это была не звезда вечера и королева всех компаний, а потерявшаяся девочка, которую все бросили и ушли куда-то без нее.

Я огляделся. Янка вовсю металась между дачными комнатами, хлопоча по вопросам окончательной части торжества. Пока она не обращала особого внимания ни на меня, ни на гостей, я тихонько подошел к Ленке, подобрав из угла сумку с ракушкой.

— Ну ты как? — спросил я, не найдя никаких слов поумнее.

— Отвянь от меня, — грубо отозвалась Ленка.

— Чего ты ершишься-то? Я просто спросил, как ты, — не сдавался я.

— Отвали, я тебе сказала! — зло огрызнулась она.

Ладно. Подарок-то все равно надо отдать. Да и тем более, потом он мне самому уже мешать будет. Я достал из сумки ракушку и протянул ей.

— Вот, это то, что я тебе обещал, — сказал я, попытавшись улыбнуться. Но напряжение, которое чувствовалось между нами, не давало мне этого сделать.

— Обещал, говоришь, — едва слышно пробурчала Ленка. И вдруг она словно взорвалась: — Да пошел ты знаешь куда вместе со своей ракушкой!

С этими словами она вскочила, одним движением выхватила ракушку у меня из рук, с размаху швырнула в открытое окно и убежала куда-то в сторону кухни. Хорошо еще, что в открытое! Я растерянно посмотрел ей вслед. В принципе, ничего особенного — обычная истерика ревнующей женщины, и благодаря опыту прошлой жизни я это прекрасно понимал. Как понимал и то, что сейчас Ленку лучше не трогать — если только не хочешь убедить ее, что ей все померещилось и на самом деле я хочу быть с ней и только с ней. А убеждать ее в этом у меня не было ни желания, ни повода.

Из кухни потянуло сигаретным дымом. Блин, ну хоть бы на улицу вышла, мы же все-таки все в гостях! Или это она специально — женско-кошачьи инстинкты, типа запах свой здесь оставить? Уехать она отсюда сейчас ни на чем не сможет — ближайший, он же последний, автобус в Москву пойдет только через пару часов, которые нужно где-то переждать. В принципе, она может остаться у Леньки. Он, конечно, ее впервые в жизни видит, но какой же дурак будет отказываться, если красивая девчонка сама тебе вешается на шею?

— Миш, это что? — спросила меня подошедшая Яна. — Твоя Ленка там курит, что ли? Запах аж сюда уже дошел.

— Не знаю, наверно, — ответил я. — Только с чего это она моя-то?

— Не цепляйся к словам, — парировала Янка. — Пойду ей уши надеру. Здесь вообще-то не курят.

— Не надо, — остановил ее я.

— Почему это? — вздернула бровями Яна.

— Ей и так сейчас несладко, — ответил я, тщательно подбирая слова. — Можешь считать, что она сама себя наказала.

— Да? — недоверчиво протянула Янка. — Ну смотри, как скажешь. Тогда надо грамоты вручать. А дачу потом и так и так проветривать придется.

Точно, я же за всеми этими женскими истериками совсем забыл, что Яна собиралась раздавать награды! Может, хоть это всех отвлечет, а то с этими скандалистами все уже забыли, для чего мы здесь собрались.

— Итак, — раздался торжественный голос Яны, и все присутствующие мгновенно притихли и заняли свои места за столом. — Сегодня каждый из нас проявил себя в лучшем виде, показав, на что он способен. А значит, все заслужили награды! Начинаем вручение почетных грамот сегодняшнего вечера!

Под аплодисменты Янка достала первую грамоту и продолжила:

— Первая номинация — «Самый сильный!» И грамота вручается… — Янка обвела глазами всех присутствующих, и мы вслед за ней тоже начали оглядывать друг друга, гадая, кто же получит эту награду. Ведь до визита к соседям силовых конкурсов у нас не было, а канат тянули все вместе. Да в этом перетягивании никто и не победил. — Грамота вручается Сене! — победно заключила Янка.

Сеня с радостным видом встал и потянулся за грамотой.

— Эй, а почему Сеньке-то? — полушутливым тоном возмутился Колян.

— А кому же — тебе, что ли? — в тон ему ответил Сеня.

— А почему бы и нет? — сказал Колян. — Я что, слабее тебя, что ли?

Сеня широко улыбнулся, наклонился, и… поднял Коляновский стул вместе с сидящим на ним Коляном на вытянутых руках!

— Ну как, есть еще вопросы? — торжествующе спросил он.

— Все, все, вопросов больше нет! — Колян примирительно выставил ладони вперед.

Награждение шло не хуже какой-нибудь официальной премии. Грамоты вручались за ловкость, за смекалистость, за быстроту реакции… Гости, и я в том числе, поднимались со своих мест, с важным видом шествовали к Яне, получали листок бумаги, жали ей руку и возвращались обратно. Не хватало только вспышек папарацци. Сами же «грамоты» представляли собой обыкновенные листы бумаги, украшенные цветными ручками и фломастерами на манер настоящих грамот. В середине крупными черными буквами была выведена номинация, а синей ручкой вписано имя победителя. Конечно, все это изначально было не более чем шуткой, как и все подобные конкурсы на любых праздниках. Но все же было приятно, что Яна придумала, за что похвалить каждого из нас и для каждого нашла по несколько добрых слов.

Однако все хорошее когда-нибудь заканчивается. Нам тоже пришла пора расходиться. Все динамовцы засобирались на обратный автобус, а Славка со своими друзьями — на Ленькину дачу.

— Спасибо за гостеприимство, — уже без всякой иронии произнес Слава. — Все было очень вкусно.

— Ага, — подхватил Ленька, — спасибо. У вас весело, соседи. Если что, забегайте, я всегда…

Что «он всегда», расслышать не удалось. потому что в этот самый момент окрестности огласились ревом мотоцикла, и Ленька-байкер кинулся к окну.

— Ленка угнала! — завопил он. — Вот зараза!

Мы, не сговариваясь, бросились к выходу. Вот это Ленка дает! Нет, я, конечно, все понимаю — обиды, истерики — но угонять чужой мотоцикл? Это же все-таки не велосипед — неопытному человеку и до инвалидности недалеко, а то и до гибели. Да и вообще — для чего? Куда она на нем собралась гнать?

Ленька тоже хорош, между прочим. Если уж ты хвастаешься дорогой покупкой, которой все по-любому будут завидовать, то хотя бы сделай так, чтобы ее было как можно труднее достать. Я, конечно, понимаю, что уровень преступности сейчас был несравним хотя бы с теми же девяностыми. Но все-таки угон транспорта существовал, тем более у каких-то совсем молодых пацанов, половина из которых еще и в милицию-то не побежит. А наш байкер гордо оставил свое сокровище посреди двора с распахнутыми воротами, имея под боком неуравновешенную девицу.

Теперь можно было ожидать чего угодно. Самый мягкий и благоприятный вариант — это если Ленку унесет куда-нибудь в соседнюю деревню или в Москву, там у нее кончится бензин, и она бросит этот чертов мотоцикл и поедет домой. Судьба мотоцикла в этом случае под большим вопросом, но по крайней мере Ленка останется в безопасности и невредимости. А если бензин кончится где-нибудь в лесу, где во все стороны по несколько десятков километров какой-нибудь еле различимой тропинки среди деревьев? Или посреди шоссе, где еще неизвестно кто и с какой целью остановится рядом с одинокой голосующей девушкой? Или, в конце концов, если она по неопытности не справится с управлением и впечатается в какой-нибудь грузовик или столб? Ведь неопытному человеку проще мотоцикл завести и поехать, чем потом осознанно им управлять и остановить.

От всех этих предположений мне стало не по себе — в голове рисовались картинки одна другой ужасней. Однако, выбежав во двор, мы увидели рыдающую Ленку, сидящую на траве. Рядом с ней лежал мотоцикл с немного погнутым крылом. Я так и думал: не имея необходимых навыков управления, она не рассчитала своих усилий и силы мотоцикла, и вместо открытых ворот врезалась в забор. Теперь это чудо сидело посреди двора в слезах, как нашкодившая школьница, которую застигли на месте преступления.

Ленька первым делом подбежал к мотоциклу и внимательно его осмотрел. Убедившись, что небольшая вмятина — это все, чем успела отметиться его внезапная гостья, он вроде бы успокоился и только сокрушенно смотрел то на свой байк, то на Ленку.

— Чего смотришь? Прибьешь теперь небось? — всхлипнула она.

— Да нужна ты мне больно! — хмыкнул Леонид и направился к мотоциклу.

Я почувствовал, что у меня внутри появилось к Ленке даже какое-то сочувствие. Когда она со мной заигрывала, то делала это как бы свысока, и ощущалось, что она снисходит с королевских вершин к симпатичному мальчику, делая ему одолжение. Теперь же от этой спеси не осталось и следа. Плачущая, сидя на траве, она была больше похожа на человека, проигравшего все, что можно. Конечно, нелепо так говорить о подростке, но готов биться об заклад, что именно что-то подобное она в этот момент и переживала. А с другой стороны — ну и что с того? Жизнь на этом не заканчивается, а насчет ее «проигрыша» — так выпендриваться надо меньше, милая барышня. Глядишь, и люди к тебе начнут тянуться не только из-за симпатичной мордашки и ладной фигурки.

Остальные ребята, поняв, что представление закончилось, тоже начали разбредаться.

— Мишань, ну ты идешь или нет? — нетерпеливо крикнул Сеня. Динамовцы уже стояли на дороге, готовые идти к остановке. — Мы только тебя одного ждем, между прочим!

— Секунду, ребята! — крикнул я в ответ и подошел к Яне.

— Ну что, давай прощаться? — спросила она таким тоном, что не оставалось никаких сомнений: именно прощаться со мной она сейчас не хочет больше всего.

— Спасибо тебе за этот праздник, — сказал я, глядя ей в глаза. — Все было просто замечательно. Для меня правда никто никогда ничего подобного в жизни не делал.

— Мне очень приятно, что тебе понравилось, — улыбнулась Яна, чуть смутившись. — Ты же еще позвонишь мне? Ну, где-нибудь на днях?

— На днях — обязательно, — улыбнулся в ответ я, и Янка повисла у меня на шее, крепко прижав меня к себе.

— Ладно, — как будто очнулась она, — беги давай, а то на автобус опоздаешь.

Мы распрощались, и я вместе с друзьями-динамовцами направился к автобусной остановке. Нам предстояло добраться до общаги и как можно лучше выспаться. Впереди предстоял важный день и мои первые в этой жизни соревнования.

Подъем на следующее утро получился непривычно поздним. Оно и понятно: вчерашние приключения окончательно выбили нас из сил, а, учитывая. что сегодня нам нужно было отправляться на турнир, будить слишком рано нас не стали. Хотя, если по-хорошему, чуть-чуть размяться и прийти в форму бы не помешало.

Добрались до общаги мы без приключений. Но, разойдясь по комнатам, сразу рухнули спать. Из-за такого смещения графика голова была немного ватной, хотя я с неудовольствием отметил, что начинаю привыкать к такому рваному расписанию. Надо бы с этими похождениями завязывать. Привычка-то плохая: это ведь только кажется, что ты становишься «универсальным солдатом», которому все равно, когда, где и при каких обстоятельствах работать. На самом же деле от постоянных перемен расшатывается и нервная система, и весь организм, который со временем окончательно перестает понимать, что и когда ему делать. И в результате ухудшаются не только спортивные результаты, но и здоровье.

Большинство из нас все-таки наутро были бодрячком. Однако те, кто все-таки успел выпить на празднике, поднимая стаканы во время каждого тоста, сейчас за это жестко расплачивались. Сонное состояние, которое не удавалось «стряхнуть» с себя никакими разминками, гудящая голова, общая расслабленность и прочие прелести похмелья, пусть и небольшого — это не то, что желательно испытывать спортсмену в день соревнований.

«Все-таки хорошо, что эти придурки вчера приперлись нам праздник портить», — подумал я. «Если бы не они, эти любители напитков успели бы употребить все, что привезли, и тогда было бы еще хуже. Сейчас-то у них есть шанс хотя бы к обеду раскочегариться, а уж к своим выступлениям-то совсем отойдут. А то бы до вечера с кровати не могли подняться».

— Ну что, орлы, все готовы? — Бодрый и веселый Григорий Семенович заглянул к нам в комнату. — Если кто забыл, сегодня едем выступать в Раменское! Следите за временем. Автобус придет за нами ровно в двенадцать ноль-ноль. Опаздывать, как вы понимаете, нельзя — кто опоздает, тот будет подводить всех остальных.

— Что вы, Григорий Семенович, — улыбнулся Сеня, — мы же понимаем, что дело серьезное. Да и куда тут опаздывать-то — не ехать же к этому автобусу через пол-Москвы, на улицу только выйти.

— Это верно, — кивнул тренер, — но знаешь, какие таланты у нас бывают — из раздевалки в зал и то опаздывают на десять минут. А здесь дело действительно серьезное. Имейте в виду, что соперники у вас будут сильные, и схалтурить не получится. Зато по итогам соревнований будут присуждаться звания и разряды, так что для тех, у кого их пока нет — это отличный шанс их получить.

— А у кого есть? — подал голос Бабушкин.

— А тебе-то что? — хохотнул Григорий Семенович, потом по-пенсионерски крякнул и добавил: — Для тех, у кого звания уже есть, сегодняшние выступления — отличный задел, чтобы заявить о себе в преддверии первенства страны и Спартакиады. Кто особенно хорошо себя проявит сегодня — поедет на сборы на Кавказ. Ну да ладно, чего нам сейчас шкуру неубитого медведя делить? Лучше собирайтесь и настраивайтесь на работу. Мне еще остальным надо сказать. А через пятнадцать минут жду всех на линейке в зале. Будут общие объявления — ну и так, по мелочи, вдруг кто-то что-то забудет, — с этими словами тренер вышел из комнаты.

На линейке вместе с остальными в строю обнаружился Денис Бабушкин. Динамовцы вовсю похихикивали над таким упрямством, но это его, кажется, нисколько не волновало. С каменным лицом он ждал тренера, как все, как будто ничего с ним и не происходило.

— Ну что, все собрались? — Григорий Семенович бодрым шагом вышел из тренерской и направился к нам. Увидев Бабушкина, он удивленно спросил:

— А ты-то чего сюда пришел? Я собирал только участников соревнований. Сегодня — только оргвопросы, тренировки не будет.

— Я, это… я… — никогда мне еще не доводилось видеть Бабушкина таким растерянным и смущенным. — В общем, Григорий Семенович, пожалуйста, дайте мне шанс!

— Какой же тебе шанс-то нужен? — тренер, кажется, изумился еще сильнее. — Правила отбора ты знаешь. Критерии присуждения баллов тоже. Не прошел по баллам — ну извини, винить тебе некого. А брать абсолютно всех я не могу, даже если б и хотел — там все равно количество мест ограничено. Так что не обессудь, друг мой, но сегодня ты остаешься дома. Если к следующим соревнованиям подготовишься получше — то, как говорится, добро пожаловать.

— Ну пожалуйста, Григорий Семенович, — Бабушкин сделал умоляющие глаза. — Ну смотрите — вдруг там с кем-нибудь что-нибудь случится? Ну там, травму получит или плохо себя почувствует? Нет, я, конечно, надеюсь, что со всеми ребятами будет все в порядке, но все-таки это же жизнь, всякое может быть? А я буду подстраховывать — выйду запасным, в случае чего.

— Запасным, говоришь… — задумался Григорий Семенович и обвел взглядом всю нашу линейку. — Ну что ребята? Возьмем Бабушкина? Отдаю его судьбу, так сказать, в ваши руки, как решите — так и поступим. Готовы, чтобы у вас был такой запасной боец?

Ответом ему было тяжелое молчание. Скорее всего, пацаны онемели просто от неожиданности. А тут к тому же еще была опасность оказаться между двух огней. С одной стороны, не поддержишь Бабушкина — и кто его знает, чего потом можно будет от него ожидать. Он такой тихий и послушный, только когда возникает опасность для него самого, а потом, чуть только ситуация выправится, снова начинает вести себя, как хозяин джунглей. А с другой стороны, Григорий Семенович явно не горел желанием брать его на соревнования — и неважно, в какой роли. Бабушкин успел надоесть не только другим воспитанникам, но и тренерам, которые все меньше говорили о нем, как о главной надежде «Динамо». Поэтому тренер и решил заручиться, так сказать, «поддержкой зала». А если действительно так случится, что Денису придется выйти запасным, а он, так и не восстановившись до конца после своих алкогольных приключений, опозорится на всю Москву? Тогда получится, что в поражении «Динамо» виноваты сами бойцы, которые попросили себе в запас именно этого кандидата.

Сделать такой выбор было действительно нелегко. Тишина затягивалась, пауза становилась уж чересчур длинной и напряженной. Шло время, а нам еще нужно было успеть собраться. Что ж, придется снова брать ситуацию в свои руки.

— Григорий Семенович, — заговорил я. — Мне кажется, тем людям, кто признает свои ошибки, нужно давать еще один шанс.

Бабушкин удивленно посмотрел в мою сторону. Наверняка он не ожидал такого «заступничества» именно от меня.

— Ты думаешь? — с интересом посмотрел на меня Григорий Семенович. — Ты лично готов за него поручиться?

— Я думаю, что Денис хочет попросить прощения за свое поведение, — неожиданно для самого себя сказал я. — А повинную голову, как говорится, и меч ведь не сечет.

— Хм, — кажется, нашего тренера начинала забавлять вся эта ситуация. Он взглянул на Бабушкина: — А что, Денис? Прав Миша или нет?

— Ну, в общем, да, — отозвался Бабушкин. — Я, это… в общем, простите меня, Григорий Семенович. Я был неправ… короче, неправильно себя вел. Больше такого не повторится, только дайте мне еще один шанс, пожалуйста.

Кажется, удивление прошло по всем лицам динамовцев. Чтобы от нагловатого и хамовитого Бабушкина услышать «простите меня, пожалуйста» — этого, наверное, ожидали меньше, чем прилета инопланетян.

— Ну что ж, — хитро улыбнулся Григорий Семенович. — Раз ты так просишь, то ладно. Поедешь с нами, будешь запасным.

Бабушкин просиял.

— Но учти, — строго добавил тренер. — Если я хоть раз хотя бы заподозрю, что ты…

— Нет-нет, Григорий Семенович, — торопливо перебил его Бабушкин. — Что же я, не понимаю, что ли, ничего такого не будет, я осознал, я все понял!

— Ну, понял — и хорошо, — кивнул тренер. — Тогда всем дается час на сборы, и ровно в двенадцать часов встречаемся у выхода. Автобус подъедет прямо к воротам.

Не знаю, у кого как, а мои сборы были недолгими. Зубная щетка, полотенце, смена белья и одежды, форма и перчатки — вот, пожалуй, и все. Никогда не был сторонником излишней загрузки сумок по принципу «а вдруг пригодится» — ни в спорте, ни в путешествиях. Как правило, все эти вещи «про запас» просто ездят вместе с тобой туда-сюда, и очень скоро ты и сам забываешь, что положил их куда-то в угол сумки. А зачем таскать с собой лишние тяжести? Каких-либо излишеств там точно не понадобится, самое необходимое занимает не так уж и много места, а если что-то понадобится по делу — на месте запас всегда найдется. Так что и в этот раз собрался я одним из первых — и, чуть посидев, как говорится, на дорожку, спустился вниз.

У выхода постепенно собирались все динамовцы. Кто-то предполагал, как пройдут соревнования, кто-то жаловался, что не успел как следует выспаться, а кто-то ходил с таким видом, как будто уже победил на всех возможных чемпионатах. Я же пытался сконцентрироваться на собственных физических ощущениях и мысленно прогонял в голове все этапы своего выступления. Я давно заметил, что если ты мысленно начнешь «прощупывать» каждую группу мышц, «прогонять» те или иные движения — это помогает быстрее прийти в форму на месте. Тело как бы откликается на мысли о привычных действиях и заранее помогает тебе привести его в рабочее состояние.

— Ну что, Мишаня, — сказал Сеня, делая разминочные движения руками. — Покажем всем, что динамовцы — самые сильные?

— Это уж как выйдет, — отозвался я. — Но приложить для этого все усилия, конечно, надо.

— А я вот считаю, что так себя надо и настраивать, — неожиданно оживился Сеня. Похоже, он вживался в роль признанного всеми спортсмена вместо робкого и отстающего «тюфяка», и эта роль ему решительно нравилась. — Вот заведешь себя, что ты лидер, который сейчас всех порвет — и действительно всех порвешь. А если будешь все время сомневаться, то сорвешься в самый неподходящий момент. По себе знаю!

— Тут не в сомнении дело, — возразил я. — Настраивать себя в духе «всех порву» можно, когда ты полностью уверен, что твои физические и прочие возможности превосходят возможности противника или хотя бы приблизительно равны. Да и то есть опасность, что переоценишь свои силы и весь твой настрой уйдет в пустое хвастовство. А мы еще пока только учимся. И лучше, как мне кажется, настраивать себя на стопроцентную самоотдачу и вообще на кропотливую работу, чем мнить себя чемпионом, когда еще ни одного турнира не провел.

— Может, ты и прав, — неуверенно произнес Сеня. — Просто хочется уже настоящей борьбы, настоящих побед, понимаешь? Пахота в зале — это, конечно, необходимо, без нее никуда. Но покажи мне здесь хотя бы одного человека, который не мечтает стать чемпионом, а?

— Вот считай, что сегодня мы все делаем первый шаг к этой цели, — я ободряюще улыбнулся приятелю и направился к автобусу, который в этот момент как раз заворачивал к нашей общаге.

Автобус, вопреки ожиданиям, оказался самым обычным. Я-то, честно говоря, мечтал, что он будет весь разрисован эмблемами «Динамо», и мы сейчас поедем, ловя на себе завистливые и уважительные взгляды прохожих. Но ничего подобного не произошло — автобус не был оборудован даже самой банальной табличкой за лобовым стеклом, и со стороны мы наверняка больше напоминали каких-нибудь туристов. Кстати, о туристах. Возникла какая-то непонятная заминка с нашим багажом. Подойдя поближе к автобусу, я краем уха услышал, как Григорий Семенович говорил о чем-то с водителем на повышенных тонах.

— Ну куда я сейчас все это впихну, сами посмотрите! — говорил ему водитель, открывая багажный отсек.

— А это не наша забота вообще! — парировал Григорий Семенович, не обращая внимания на содержимое отсека. — Почему мы должны ехать без багажа, потому что вы куда-то там не успели заехать?

Что? Как это — без багажа? Мы что, поедем без своих сумок, которые только что собирали? Динамовцы начали недоуменно переглядываться между собой, изредка кидая взгляды на тренера, который продолжал переругиваться с водителем.

— Вот сам им и скажи тогда, — зло плюнул Григорий Семенович и отошел в сторону. — А лично я никого прикрывать не собираюсь!

Водитель подошел к нам поближе и объявил:

— Ребята! Значит, ситуация такая. Сейчас багажный отсек автобуса полностью забит картошкой. Я перед тем, как заехать к вам, должен был разгрузить мешки. Но грузовик за ними не приехал. Поэтому сейчас мы поступим следующим образом. Свой багаж пока что оставьте здесь — например, в фойе, чтобы все было собрано в одном месте. Я отвезу вас налегке, а потом вернусь сюда и заберу все ваши сумки.

— А не в багажник положить, а с собой в салон взять? — послышались вопросы.

— Ну не получится… Вам бы самим в салоне поместится.

Толпа бойцов недовольно загудела, но делать было нечего — других вариантов все равно на горизонте не просматривалось. Мы побросали сумки в фойе общаги, стараясь, чтобы они лежали общей кучей — вдруг этот водитель не заметит какую-то из них, и что тогда? Выступать без своей динамовской формы? Вообще, конечно, такой подход к делу был неприятен. Водитель, похоже, взял себе какой-то калым, и теперь из-за его хитростей испытывали неудобства люди, вообще никакого отношения к этому не имеющие. Но изменить мы ничего не могли.

Наконец мы разобрались со всеми оргвопросами и отправились в Раменское. Внутри салона стало понятно, почему водитель не захотел сумки брать. На каждом сиденье лежал мешок с картошкой… мда.

Ехать нам предстояло где-то часа полтора-два, так что было время и чуть-чуть подремать (тем, кому это было необходимо), и в очередной раз полюбоваться красотами советской Москвы. За окном была теплая, солнечная погода. Теплая погода, конечно, уже сдавала свои позиции, но тем не менее ее отголоски еще ощущались, в то время как приближение холодов можно было угадать разве что по более прохладному ветру. Я невольно вспомнил, как на днях по тем же самым улицам мы совершали пробежку, а еще раньше — ехали на велосипедах на рыбалку. Вроде бы я в Москве не так давно, а по ощущениям — как будто прожил здесь огромную часть жизни, в которую уместилось столько событий, что их хватило бы на отдельную книгу.

«Ну вот, можно сказать, и первое выездное выступление», — радостно думал я, глазея в окно на столичные улицы. «Еще летом я не знал, кто я, где я и куда мне приткнуться, чтобы хотя бы начать движение к своей мечте, а уже сейчас я в составе динамовской команды еду в Подмосковье, чтобы участвовать в турнире. Такому молниеносному развитию карьеры могли бы позавидовать многие именитые спортсмены!».

Правда мешок картошки, который таки пришлось укалывать себе на колени, малость выбивал из колеи.

— А представляешь, — сидевший рядом Сеня ткнул меня в бок, — через какое-то время нас будут везти по этим же улицам, только уже как чемпионов. Ну, там, с оркестром, с телевидением?

— Ты опять за свое? — я иронично взглянул на своего приятеля, подивившись наивности Сениных рассуждений. Хотя чего греха таить — все дети и подростки мечтают в чем-то прославиться. А уж профессия спортсмена по своей природе подразумевает такую возможность. Так что если подобные мечты не перевешивают упорные занятия в зале — то пусть. В этом случае они скорее будут даже помогать — поддерживать и не позволять сдаться, когда будут посещать такие настроения. А в том, что они время от времени будут посещать, сомнений у меня не было — ни один человек не может быть всегда только на вершине. Падения — такая же естественная часть жизни, как и взлеты, а отчаяние — естественная реакция на них.

Перед моими глазами возникли образы Яны, Ленки и Аллы. «Интересно, кто из них будет больше за меня переживать на этих соревнованиях? Ведь все они знают, что у меня выступление».

Впрочем, эти мысли я отогнал от себя довольно быстро. Девушки — это, конечно, прекрасно, но нужно было сосредотачивать свое внимание на деле. И хотя по результатам отбора у меня уже изначально были неплохие вводные, все-таки успокаиваться в этом смысле нельзя. Спорт — это дело такое: чуть зазеваешься, на секунду дашь слабину, и вдруг уже видишь, как твой конкурент занимает твое место. Расстроишься, не соберешься вовремя — тебя уже обошли все, кто плелся где-то в хвосте. А мне этот вариант категорически не подходил. То, что меня «заселили» в тело молодого пацана — случай уникальный, и вряд ли такой шанс выпадает дважды. Так что нужно было использовать его по максимуму.

Когда мы прибыли на место, я поразился тому, сколько людей и автобусов собралось на площадке. Казалось, в Раменское приехали не только представители всех спортивных сообществ Москвы, но и участники всех спортивных секций и кружков. Обстановка скорее напоминала оживленный вокзал, чем место соревнований. Это лишний раз подчеркивало всю серьезность мероприятия: учитывая всю жесткость отбора, соревноваться нам предстояло с лучшими из лучших, а то, что их было так много, лишало возможности расслабляться даже на этом этапе. Хотел кто-то или нет, но теперь все мысли у каждого были направлены только на то, как лучше выступить.

Динамовцев (как и армейцев, и спартаковцев, и остальных участников турнира) заселили в какое-то заведение вроде пансионата. Это традиционный вариант проживания на выездных мероприятиях, но все-таки я порадовался: жить в отдельном здании в окружении природных красот гораздо приятнее, чем в битком набитой стандартной гостинице. Тем более, что такие здания обычно были более удобными и уютными: просторные широкие коридоры, высокие потолки, какие-нибудь цветы в фойе… Да и кровати в них могли попасться покомфортнее, чем в гостиницах. Впрочем, я-то за обе свои жизни приобрел умение жить и спать в каких угодно условиях, хоть на голой земле — главное, чтобы никто не будил.

Перед зданием пансионата тренер снова собрал всех нас перед собой. Сегодня вообще было рекордное количество собраний и общих объявлений, но и день был особенный. Пересчитав нас и проверив, не случилось ли по дороге какого-нибудь ЧП (в особенности это касалось Дениса Бабушкина), он довольно хмыкнул и дал нам новый инструктаж.

— Так, ребята, не разбегаемся, — призвал нас Григорий Семенович. — Пока мы здесь, наше время расписано буквально по минутам, так что смотрим на часы и не засыпаем. Порядок наших действий таков. Сейчас мы все заселяемся в номера, а сразу после этого нужно будет пройти медицинский осмотр и взвешивание. Все понятно?

Заселение прошло как по маслу. Мы по очереди получили ключи, осмотрели номера и вышли в коридор, чтобы организованно идти к медикам.

— Ну пойдем что ли проверимся! — воодушевленно сказал Шпала. — Посмотрим, чего за время лагеря нагуляли?

— Че ты там нагулял, у тебя хоть девка была? — Лев потрепал Шпалу по плечу с ехидной ухмылкой бывалого.

— А я бы кстати в свой номер девку то привел! — мечтательно протянул Колян.

Номера, кстати, были по нашим меркам вполне себе приличные. Конечно, не люкс с повышенной комфортностью, но и мы пока еще были только начинающими. А для начинающих такие комнаты были роскошными. В меру мягкая, удобная кровать, стол с двумя стульями, графин и два стакана, даже черно-белый телевизор в углу — что еще нужно для хорошей жизни на выезде? Санузел, хоть и был совмещенным, но вполне отвечал минимальным требованиям: по крайней мере в нем ничего не протекало и не прорывалось и были и горячая, и холодная вода. Это радовало.

На взвешивание снова собрались все, кто приехал участвовать в турнире. Получилась некая толчея, мы не сразу поняли куда идти и что делать, но на выручку пришел тренер.

— Э! Соколики, сюда дуйте!

Вообще, должен сказать, что в любительской категории есть много удобств. Например, там практически неважна весогонка — все выступают в своем природном.

А вот среди профессионалов нередки случаи, когда из-за ста граммов веса в ту или другую сторону бойцы готовы друг другу глотки перегрызть. В этом смысле любительский подход, возможно, в чем-то даже более справедлив. Ведь боев у каждого спортсмена происходит довольно много, и, если постоянно заставлять себя быть на пике своей формы, то ничем хорошим для организма это закончиться не может.

Да, любитель может не всегда выходить на пике формы. Зато он приобретает бесценный опыт — десятки или даже сотни боев, в которых не готовишь себя под конкретного соперника, а оперативно подстраиваешься под конкретные обстоятельства. Выходишь, и вдруг выясняется, что твой сегодняшний противник — панчер, игровик или вообще левша. Среди профессионалов далеко не каждый сумеет сразу приспособиться к таким сюрпризам. Там все четко и заранее подготовлено, готовятся чаще всего под конкретного соперника, поэтому любая неожиданность такого рода способна мощно выбить из колеи и порушить геймплан. А у любителей попросту нет другого выхода: или учишься моментально перестраиваться, или тебе не место среди бойцов. Это дает отличное качество — гибкость и мобильность, что в определенные моменты может сильно пригодиться в жизни. Хотя у профиков свои плюсы тоже есть.

Мы подошли к тренеру, и некоторое время стояли без дела, глазея по сторонам, пока он он чем-то разговаривал с ребятами организаторами, держа в руках список с нашими фамилиями.

— Гля сколько рож знакомых! — хмыкнул Колян. — Вон Петька, это пошел Кузьма… а у Славика я пару месяцев назад выигрывал.

Он то и дело вскидывал руку, приветствуя знакомых. Все таки Коля немало поездил по соревнованиям и многие из здесь присутствующих были ему хорошо знакомы.

Лева тоже был парень опытный (не знаю как с девками, но в боксе точно), поэтому как и Колек, видел немало знакомых и заверял, что с некоторыми ребятами разделял ринг.

Вот тебе и еще одна особенность любительских боев — это то, что с одним и тем же соперником можешь встречаться по несколько раз за карьеру. Это дает возможность как можно лучше узнать особенности конкретного бойца, а на его примере — тонкости взаимодействия с данным типом соперников. Спустя какое-то время уже привыкаешь с ходу определять, что за противник тебе попался сегодня, мгновенно вычислять его сильные и слабые стороны, и на основании этого выстраивать свою стратегию боя.

Обо всем этом я размышлял, разглядывая собравшихся. Даже на первый, поверхностный взгляд среди них были приверженцы самых разных стратегий и уровней подготовки. Я тоже многих ребят узнавал, впрочем, знакомство это было односторонним — ведь я знал их исключительно по прошлой жизни, знаменитыми спортсменами и матерыми профессионалами. А теперь они были совсем молодыми, начинающими бойцами. Амбиции, конечно, уже сейчас бежали впереди некоторых из них (многие именно благодаря этому качеству и сумели пробиться в лидеры), но даже они пока еще не имели представления о том, каких спортивных высот добьются в недалеком будущем. Только среди тех, кого мне удалось разглядеть, я увидел много будущих мастеров спорта, в том числе международного класса и даже одного заслуженного.

— Так, молодежь, придется в очереди постоять чутка, — наконец, вернулся к нам тренер, — Вроде одни весы у них сломаны…

Очередь двигалась не так быстро, как хотелось бы — данные каждого бойца изучались и заносились в журналы. В очередной раз оглядывая коридор, я вдруг увидел множество спортсменов, столпившихся вокруг какого-то недавно пришедшего боксера.

— Ты не знаешь, случайно, кто там такой популярный? — спросил я своего неизменного спутника Сеню. Тот сощурился и вгляделся в толпу.

— Понятия не имею, — вынес он свой вердикт. — Да с чего ты решил, что обязательно популярный? Может, просто кто-то свежий анекдот рассказывает, вот все вокруг него и собрались.

— Да нет, — задумчиво ответил я. — На компанейское балагурство вроде не похоже. Да и у нас тут не посиделки на даче, чтобы бросать все и слушать анекдоты.

— Миш, мы вот-вот на взвешивание пойдем, — напомнил мне Сеня, увидев, что я собираюсь пойти в сторону этой стихийной компании. — Ну оно тебе надо, что ли — каждого пришедшего в упор разглядывать?

— Каждого — конечно, нет, — парировал я. — Но что-то мне подсказывает, что дело там не в развлечениях. Пойду гляну все-таки, если действительно какая-то туфта, так сразу вернусь и все.

Вообще-то мне нужно было сторожить свое место в очереди — не то чтобы кто-то претендовал на чужие места, просто в любой момент могла подойти и моя очередь. Но любопытство взяло во мне верх, и я решил посмотреть, что же это за герой, который собрал вокруг себя всех пацанов.

Добравшись до центра этой толпы, я едва не потерял дар речи. Героем оказался знаменитый Слава Лемешев — боксер-любитель, образцовый контрнокаутер, олимпийский чемпион! Я отлично помнил этого спортсмена по прошлой жизни, потому что к его таланту относился с большим трепетом. Феномен!

Он выступал во втором среднем весе, стал победителем Олимпиады 1972 года и дважды — чемпионом Европы. И хотя в Европу в последний раз он ездил не далее чем в прошлом году, вблизи уже было заметно, что удерживать свой вес ему тяжело. Я смутно припомнил, что и на недавнем первенстве Союза Слава уже бился в полутяжах. Причина тому — не самый скажем так спортивный образ жизни с обилием вредных привычек.

Тем не менее, звание самого молодого олимпийского чемпиона по боксу в СССР у него не мог отобрать никто. И уже сейчас, в свои двадцать четыре, он был заслуженным мастером спорта по боксу, включенным в список выдающихся боксеров. А включением в этот перечень, между прочим, могли похвастаться всего десятка три человек за всю историю советского бокса!

В общем, моментально вспомнив все, что я знаю о Славе Лемешеве, я и сам стал похож на восторженного фаната. Хотя в моем теперешнем возрасте это было и нормально, но я всегда с восхищением относился к спортсменам, сумевшим добиться каких-либо высот в нашем нелегком деле. Уж кому, как не мне, знать, сколько труда вложено в каждую победу и каких усилий порой стоит довести себя до наивысшего пика физической формы.

Кстати о птичках, нашего Дениса Бабушкина упрекали в дружбе с Лемешевым и в совместном увлечении спиртными напитками. Причем еще делали оговорку: мол, дружок-то твой уже всего добился, а у тебя еще все впереди. Черт, ну конечно! Как я сразу-то не сообразил, что это — именно тот самый Слава Лемешев! Бабушкин, впрочем, тоже стоял рядом со Славой, но скорее дожидался, пока пацаны отвянут от его корешка. Рожа у него при этом была надменная.

Ну и, стоит сказать, у них действительно было кое-что общее. Ведь Лемешев мог и вовсе не стать никаким олимпийским чемпионом. В том самом 1972 году на чемпионате СССР Лемешев расслабился и даже не попал в призеры. Но после предолимпийского тренировочного сбора все-таки был внесен в олимпийскую заявку. Причиной тому была его феноменальная реакция. Как показали проведенные тесты, такой скорости рефлексов, как у него, не было выявлено больше ни у одного из боксеров-участников сборных команд Советского Союза. Только равняться на Славу по этой части точно не стоило. Да и самому Лемешеву тоже не могло все время везти. Теперь Слава, если мне не изменяет память, пролетал как фанера над Парижем мимо состава сборной на следующую Олимпиаду. Уступил место Толе Климанову и Руфату Рискиеву. Закономерно, так что утверждение, что талант не пропьешь очень даже спорно. Такие неудачи крепко подкосили Славу. Вот как раз в тот период, на почве такого стресса он и начал злоупотреблять алкоголем, после чего ни о каком возвращении в «высшую лигу», конечно, не могло идти и речи.

Видимо, в одной из таких спортивно-алкогольных компаний они с Бабушкиным и познакомились. Денис тоже не попал сейчас в число отобранных для турнира бойцов, как будто повторяя судьбу своего товарища. Но все-таки перед ним еще оставался выбор. И мне показалось, что и он сам это понял.

Наконец, пацаны, толпившиеся возле Лемешева, начали расходиться. Бабушкин и Слава обнялись, как старые приятели, о чем-то поговорили, но на приглашение отлучиться Денис ответил твердым отказом. Честно говоря, я был удивлен, что Лемешев говорит об этом так открыто.

— Пойдем накатим, — чуть ли не во весь голос произнес он, сжимая в объятиях Бабушкина. — У меня тут заныкано недалеко.

— Да нет, ты чего, — отмахнулся Денис. — Какое «накатим», у меня сейчас взвешивание, а потом я в запасных буду сидеть.

— Ну так в запасных же, а не на ринг пойдешь, — не сдавался Лемешев. — А то ты не знаешь. Скорее всего, весь турнир там и просидишь, какая разница. За встречу, а? — он изобразил знаменитый жест кулаком с разогнутыми мизинцем и большим пальцем

— Извини, но не пойду, — Бабушкин наконец высвободился из его объятий, и по его лицу можно было понять, что это общение не приносило ему никакого удовольствия. — Я из-за таких вот «за встречу» уже на турнир не допущен, чтоб ты знал. И не хочу, чтобы так продолжалось и дальше.

— Ну и чего? — искренне удивился Лемешев. — Это дело житейское. Сам знаешь — сегодня не допущен, завтра допущен, потом опять нет. А потом, это же конкуренция! Они чувствуют, что ты сильнее, чем остальные бойцы, и боятся тебя выдвигать! А то, если сразу станет видно, что остальным рядом с тобой делать нечего, то зачем их тогда содержать? Обычная история для лидера. Так что не бери в голову! Пойдем, говорю, я там и закусочки приготовил!

— Я сказал — не пойду, значит, не пойду, — уже немного раздраженно ответил Денис. И, увидев изумленное лицо своего собутыльника, добавил: — Знаешь, я тут подумал над этим и решил, что спорт для меня все-таки важнее. Поэтому я вообще решил завязать с этим делом. С концами, все.

«Ну надо же», — отметил про себя я. «Неужели задумался? В общем-то, сейчас действительно самое время завязывать — потом уже будет слишком поздно».

Бабушкин отошел от Славы и вернулся в свою очередь. А бывший чемпион так и остался стоять с удивленным лицом. Ему было невдомек, как это так — собутыльник, никогда не отказывавшийся «раздавить» бутылочку-другую под хорошую закуску и душевные разговоры ни о чем, вдруг ни с того ни с сего отказывается выпить. Ему-то самому, конечно, казалось, что выпивку вполне можно совмещать со спортом и все его неудачи не имеют к ней никакого отношения.

— Во даёт, — хмыкнул Лемешев, провожая взглядом Бабушкина.

Вообще, с Лемешевым я был когда-то знаком, можно сказать, заочно. В 1980 году он был назначен тренером в группу советских войск, дислоцированную в ГДР.

Там он продолжал заниматься спаррингами со своими подопечными… зря. После возвращения из Германии он уже никогда не возвращался к спорту, получив инвалидность. Грустная и горькая судьба когда-то прославленного спортсмена.

Но пока что он стоял недалеко от меня — еще молодой, популярный, не до конца потративший свое здоровье. Я решил не упускать такого шанса и поговорить с ним.

— Доброго дня! Меня зовут Михаил, — я с удовольствием пожал руку чемпиона. — Я давно наблюдаю за вашими боями и хотел вас кое о чем спросить.

— Пожалуйста, — как и большинству знаменитостей, чей звездный час уже позади, Лемешеву льстило любое внимание к его персоне и былым заслугам. — Что ты хочешь узнать?

— Меня так восхищает этот ваш удар, — заговорил я, — ну вот этот, когда вы правой ударной рукой убираете руку соперника от подбородка, и тут же, мгновенно, этой же правой рукой его бьете коротким. Научите меня?

Я старался говорить как можно более увлеченно. Честно говоря, помимо искреннего интереса, был у меня еще и другой умысел. Мне хотелось отвлечь его от выпивки — хотя бы один раз, хотя бы только на сегодняшний день. Все мы помним теорию о том, что каждое наше действие, пусть даже самое незначительное, кардинальным образом изменяет ход событий, так почему бы не попробовать эту теорию в действии?

Лемешев внезапно выпрямился, и на мгновение мне показалось, что у этого человека нет и не было никаких проблем со здоровьем. Передо мной стоял прославленный спортсмен, чемпион, кумир молодых боксеров, по праву гордящийся своими достижениями. Уж не знаю, мои ли слова так на него подействовали, или на контрасте с поведением Бабушкина его собственное поведение показалось ему неправильным, но в этот момент, как мне показалось, у него немного изменились даже черты лица.

Так или иначе, Слава с готовностью продемонстрировал упомянутый удар не только мне, но и всем пацанам, столпившимся вокруг нас. Он с готовностью встал в стойку и разобрал весь прием в деталях, да еще с несколькими вариантами реакции противника. Каждое свое движение чемпион сопровождал подробным объяснением того, что, как и для чего нужно делать. Честно говоря, у меня возникло ощущение, что Лемешев дорвался до внимания к себе и теперь хотел использовать подвернувшийся момент как можно полнее. И это ему удалось: увидев, как знаменитый Лемешев демонстрирует свой коронный удар, вокруг нас моментально столпились начинающие бойцы, жадно впитывавшие каждое слово и каждое движение чемпиона. И правильно: у мастеров всегда есть чему поучиться и что перенять. Пусть даже для кого-то они — герои вчерашних дней, но можно взять у них базу и идти дальше, развивая и совершенствуя полученные знания.

А когда этот импровизированный мастер-класс был окончен, и зрители разошлись, оживленно обсуждая увиденное, я аккуратно отвел Лемешева в сторону, заявив, что хочу сказать кое-что ему лично, без свидетелей. Слава был очень удивлен таким подходом — может быть, именно поэтому и согласился отойти в сторонку без всяких возражений.

— Послушай, Слава, — начал я, перейдя для доверительности на «ты». — Все знают, что ты крепко выпиваешь. Да не бойся ты, я не собираюсь про тебя слухи распускать, — заверил я, заметив, как забегали его глаза. — Я не для этого тебя отозвал. Я просто хочу тебе сказать, что если ты продолжишь так пить, то закончишь очень плохо и очень рано. Сейчас перед тобой есть два пути, два варианта развития событий. Или ты окончательно спиваешься, и все очень скоро забывают, что когда-то был такой спортсмен Слава Лемешев. Или ты завязываешь с этим делом прямо сегодня же, начинаешь снова тренироваться, отбираешься в СССР и снова сражаешься уже на следующих Олимпийских играх! А тебя ждут, Слава! Тебя любят и ждут!

Лемешев смотрел на меня хмуро и молчал. Разговор этот явно было ему неприятен. Я мог только предполагать, какие мысли сейчас роятся в его уже, к сожалению, проспиртованном мозгу. Из своего тренерского (да и простого житейского) опыта я знал, что сформировавшегося алкоголика практически невозможно чем-либо пронять. Если зависимость зашла так далеко, что из-за нее начинает рушиться карьера и отношения с людьми, то вряд ли тут можно что-то сделать. Но все же были — пусть единичные, но были! — случаи, когда человек хватался за свое любимое дело, и именно оно (разумеется, при поддержке близких и друзей) давало ему силы, чтобы вытащить себя из этой алкогольной пропасти. Как знать, может быть, в случае с Лемешевым этот способ тоже сработает? Как-никак он действительно жил боксом, если, будучи любителем, смог стать олимпийским чемпионом. Вдруг мне все-таки удастся сделать доброе дело и изменить к лучшему ход событий, раз уж судьба забросила меня обратно в это время?

— Миха! Ну ты где гуляешь-то? — раздался из коридора голос Сени. — Твоя очередь через одного уже!

Блин. С этими душеспасительными беседами и встречами с чемпионами я совсем забыл, что вообще-то здесь я стою в очереди на взвешивание! Лемешев мне ничего не ответил, и уже сам факт этого угрюмого молчания говорил о том, что он и сам все прекрасно понимает и, может быть, как раз какого-то пинка со стороны ему и не хватало. Во всяком случае, мне очень хотелось на это надеяться. По моим представлениям, не должен человек, обладающий очевидным незаурядным талантом в своей профессии, опускаться на самое дно. Тем более в том возрасте, когда он может еще очень многое успеть сделать. Как говорится, кому многое дано, с того многое и спросится. Но… Все, что я мог для него сделать, я сделал, теперь же пора было возвращаться к собственным задачам.

Взвешивание, по сути, являлось здесь формальностью. То есть, конечно, это было важно — распределиться по весовым категориям. Людей из противоположных категорий в спарринг здесь не поставили бы. Но все-таки взвешивали нас с погрешностью до килограмма, а это уже давало определенную свободу трактовок результатов. Человека со спорными цифрами могли распределить в более тяжелую или в более легкую категорию.

Пока я общался с Лемешевым появились результаты взвешивания наших динамовцев.

— Что на весах показал? — спросил я у Сени.

— Девяносто четыре, чистый тяж, — с гордостью сообщил он.

Я смерил его взглядом и похлопал ладонью по животу.

— Скинуть бы тебе пару тройку килограмм, гляди в весовую ниже бы поместился. Рано пока тебе в тяжи.

Сеня задумался, но ничего не ответил.

Лева со своими 79 килограммами оказался полутяжем, Колян был распределен в полулегкий вес. Что же касается нашего легендарного Бабушкина, то он показал первый тяжелый, хотя это весовая была явно не его.

— Раздевайся до трусов и вставай на весы, — скомандовала тетенька в белом халате, посмотрев на меня.

— 61 килограмм, рост — 167 сантиметров! — объявила тетенька механически-равнодушным голосом и отвернулась, чтобы занести полученные данные в журнал.

Я обомлел. Я-то думал, мне показалось — ну, там, свет как-нибудь не так лег, под сильным углом смотрел, еще мало ли что. А оказывается, я за последние месяцы так вымахал, что и самому не сразу верится! Да и веса я, получается, набрал прилично. Ведь совсем недавно я находился в самом низу легкого веса. А теперь — всего одна весовая категория разделяет меня со Шпалой, который показал 67 килограммов при росте 187! Да, похоже, я расту не только в навыках. Что, в общем-то, естественно в моем теперешнем возрасте, просто, видимо, я уже успел отвыкнуть от такого стремительного изменения показателей.

— Спасибо, — невпопад ответил я, пораженный такими новостями о себе любимом.

— В соседний кабинет на медосмотр! — не глядя строго скомандовала тетенька, не реагируя на мои реплики, и я отправился туда.

Удобно, что соседний кабинет был отделен от комнаты для взвешивания прямой дверью, и не нужно было скакать в одних трусах через коридор.

— Здравствуйте! — бодро произнес я, закрывая за собой дверь, поднял голову на врача и замер. За столом в белом халате сидела Алла.

— Привет! — улыбнулась она. — Заходи, богатырь!

— Э-э… — растерянно протянул я. — А ты… здесь… как вообще?

— Сюрприз тебе хотела сделать, — Алла улыбнулась еще шире.

— Сюрприз? — вконец запутался я. — А почему же не сказала?

— А что, ты тоже мне какой-нибудь сюрприз хотел придумать? — спросила Алла, и, видя, мою недоумевающую физиономию, не выдержала и рассмеялась. — Да шучу я, успокойся! Я сама об этом только сегодня узнала. С утра позвонили, попросили заменить тут одну барышню — она заболела, что ли, или что-то такое, в общем, не смогла.

— А, так ты здесь как этот… медработник, — совсем уж по-детски сказал я.

— А как ты догадался? По белому халату и фонендоскопу, да? — продолжала веселиться Алла. — Да, никогда еще Штирлиц не был так близко к провалу!

Блин. И чего это я, в самом деле. Несу какую-то околесицу. В качестве кого она здесь еще может находиться, интересно? И если она в летнем пионерлагере работала в медпункте, почему бы ей не сидеть в комиссии по допуску подростков к соревнованиям? Тем более у нее отец — спортивный чиновник и засунет дочь куда угодно.

— Ты прав — я медработник! Провожу осмотры и даю допуск к соревнованиям, — говорила тем временем Алла, пристально глядя на меня. — Ну, или не даю — это уж как пойдет. Вот если бы, скажем, тогда у тебя возникли сложности, я бы все равно тебя допустила. А вот теперь уже и не знаю. Теперь могу и не допустить!

В ее голосе послышались обиженные нотки, и я начал лихорадочно соображать, что могло ее так сильно задеть. Неужели ей рассказали, что я праздновал день рождения на Янкиной даче? Или что Ленка ко мне клеится прямо при всех? Да нет, чушь какая-то. Я помотал головой, пытаясь стряхнуть липнущие мысли. Во-первых, кто бы ей об этом донес и зачем? А во-вторых, ей-то, в принципе какое дело? Она взрослый человек, и у нее до недавнего времени была своя, взрослая личная жизнь. Станет она еще бегать за молодым пацаном и обижаться, что он проводит время со сверстницами! Так что скорее всего — я надумываю на ровном месте.

Видимо, мои сомнения очень уж красноречиво отражались на моем лице, потому что Алла снова расхохоталась. «Да она просто прикалывается!» — вдруг понял я. «А я-то уже понастроил тут себе теорий!».

— Ладно, чемпион, давай осматриваться уже, — сказала Алла, успокаиваясь. — А то там ваших еще табун целый, надо со всеми успеть, а время у нас ограничено.

Я вспомнил, как вся эта процедура проходила в двадцать первом веке. Пройти комиссию и получить допуск — это была целая история! Взять справку по форме 083/5–89, действующую полгода. Обойти кучу врачей, сдать миллион разных анализов — допинг, хренопинг… А через полгода — опять та же катавасия. Иногда создавалось впечатление, что наше основное занятие — не выступления на ринге, а обход врачей, что-то вроде «тайного покупателя».

Сейчас же все было намного проще. Алла бегло осмотрела мои глаза, уши, кожные покровы. Проверила молоточком рефлексы нервной системы. Измерила пульс и давление. И, в принципе, осмотр был закончен. Все это заняло меньше десяти минут, включая ее записи в журнале.

— Поздравляю, чемпион Михаил! — торжественно произнесла она, стараясь опять не рассмеяться. — Ты полностью здоров и можешь быть допущен к соревнованиям!

— То, что здоров — это, конечно, замечательно, — поправил ее я, — но по поводу чемпиона ты пока поторопилась.

— Просто я смотрю в будущее, — хихикнула Алла. — Удачи на турнире!

Я оделся, вышел из кабинета и стал расхаживать по коридору, изучая, так сказать, местность. У меня оставался еще какой-то запас времени, пока процедуру взвешивания и осмотра не пройдут все участники турнира, но употребить это время было решительно некуда. Организм был, в принципе, готов к бою — я не изменял своему подходу и старался каждую свободную минуту обращать внимание на его состояние. Если бы турнир начинался прямо сейчас, мне оставалось бы только немного размять и разогреть туловище — и можно выходить на ринг. Можно было бы сходить на улицу, погулять и подышать свежим воздухом — но выходить из здания сейчас было категорически запрещено.

— Ну что, ребята, сегодня разомнемся, — сказал подошедший Лева. Как-то незаметно вокруг меня собралась вся наша компания: Лева, Сеня, Шпала…

— Ага, — кивнул я. — И разогреемся заодно.

Мне не очень нравился их шутливый настрой. В отличие от них, я-то хорошо себе понимал, что из себя представляют наши соперники и насколько напряженными будут бои. А из прошлого тренерского опыта твердо знал, что такое расслабленное и ироничное состояние способно перечеркнуть все усилия, которые были до этого приложены в спортзале. Даже не знаю, что губительнее действует на бойца: переоценка собственных возможностей или недооценка противника. Но когда спортсмен перед самым соревнованием позволяет себе вот такой подход «свысока», с шуточками и прибауточками — это означает сразу два из двух.

— Я бы на вашем месте не расслаблялся, ребята, — честно сказал я друзьям.

— Да мы и не расслабляемся, — пожал плечами Шпала. — Просто чем тут еще заняться-то, кроме как по коридорам шататься.

— Да я не об этом, — объяснил я. — Судя по всему, борьба нам предстоит крайне серьезная. И если мы хотим добиться приличных результатов, то нам придется показать все, на что мы способны и даже больше.

— Да ладно тебе, — недоверчиво сказал Шпала. — Ты чего, коней, что ли, испугался, или спартачей? Не в первый раз с ними бьются, и вообще, в этом суть спорта и есть: один раз одни победят, другой раз другие, а уверенным в себе нужно быть всегда!

Я едва сдержался, чтобы не начать их воспитывать — все-таки сейчас мы были на равных, а наставнические позывы из прошлой жизни все еще давали о себе знать.

«В конце концов, они именно поэтому так и держатся, что еще не знают, что такое по-настоящему серьезные бои», — объяснил себе я. «Что называется, пороху не нюхали еще. А неопытность, как и молодость — это такой недостаток, который имеет обыкновение исправляться очень быстро».

— Ладно, как знаете, — примирительно ответил я пацанам. — Уверенным нужно быть, конечно же, всегда, но сегодня все-таки на кону — спортивные звания! А это вам не хухры-мухры. Это подтверждение статуса. И не знаю, как вы, а я бы очень хотел что-нибудь завоевать.

— Завоюем, не боись, — ободряюще заявил Шпала. — Не надо сомневаться в себе, это вредит! Запомни: мы все выступим самым лучшим образом и уедем отсюда с кучей наград! Вот так себя и настраивай! И не дрейфь!

Он наставлял меня, как младшего товарища. Хотя доля истины в его словах, надо признать, тоже была.

В одном из бесчисленных ответвлений коридора я краем глаза заметил Славу Лемешева, который с грустью наблюдал за толпившимися участниками турнира. Бабушкина рядом с ним не обнаружилось, из чего я сделал вывод, что Денис все-таки проявил твердость духа и не стал нарушать свой сухой закон. Кстати, что здесь делал сам Лемешев, для меня оставалось загадкой. Приехал посмотреть турнир в качестве зрителя? Наверное, так. Как это было ни печально признавать, сейчас он становился тем, что в будущем будут называть «сбитый летчик». А для таких людей быть зрителем на любимых мероприятиях было хоть какой-то ниточкой, связывавших их со своей профессией. Выпил Слава в результате с кем-то или нет, осталось для меня неведомым, но выражение его лица было настолько грустным, что я непроизвольно отвел от него взгляд. Мне было неприятно видеть прославленного спортсмена в таком состоянии.

Вдруг толпа юных бойцов зашевелилась.

— Вывесили, вывесили, смотри, пойдем! — послышалось с разных сторон. Я обернулся и увидел, как на стене появились несколько листов бумаги, заполненных аккуратным почерком. Ребята сгрудились вокруг них и загудели, пытаясь пролезть поближе. Я тоже втиснулся в их толпу и принялся изучать список участников.

Все фамилии и имена были разделены по весовым категориям. Всего этих категорий было семь: от легкого до тяжелого. Представителям каждой из весовых категорий предстояло пройти три стадии турнира — от четвертьфинала до финала. Всего же турнир длился три дня. Таким образом, нагрузка наша составляла один бой в день — оптимально и, я бы даже сказал, щадяще. Как раз будет время не только привести в порядок свое тело после состоявшегося боя, но и проанализировать свое выступление и учесть все ошибки.

Но кто же с кем именно будет биться? Так-так… Имена многих наших конкурентов были мне уже знакомы. Леве явно будет непросто, Шпале тоже придется постараться и попахать как следует… Так, а что же я? А у меня тоже будут довольно тяжелый стартовый бой. Фамилия знакомая, а если помню по прошлой жизни — соперник явно хороший и не проходной.

Вот тебе и внутренний настрой. Посмотрю я теперь на Шпалу с Левой, которые только что ходили тут с видом отпускника на курорте и уверяли меня, что не надо сомневаться в себе.

То что у меня крепкий соперник — действительно хорошо мотивировало. Когда у тебя в соперниках — спортсмены выше тебя классом, это неплохой способ чему-нибудь научиться и подтянуть и свой уровень тоже. Потому что теория теорией, понимание рисунка боя пониманием, но практика на первом месте.Пусть даже ты проиграешь, зато это будет для тебя настоящий живой мастер-класс в самых что ни на есть «полевых» условиях. И к следующим соревнованиям можно подойти уже совсем другим человеком. Это тяжелый, но бесценный опыт, который можно приобрести только таким образом. Можно, конечно, и в зал пригласить кого-то поопытнее. Но зал, как ни крути — это все равно что учебка в армии. Да, там отрабатываются навыки, там теория пробуется на практике — но вот именно, что только пробуется. Вы оба — и ты, и партнер — находитесь под присмотром тренера, который тут же готов кого-то поправить, остановить бой, дать отдышаться, показать, где была ошибка, помочь сделать правильно. А тут уже все, никаких поблажек и тренерского контроля. Это как учить плавать — бросили тебя, голубчика, в воду — и крутись, как хочешь. Захочешь выжить — поплывешь. Так и здесь — в боевых условиях рефлекторно начнешь применять все необходимые навыки, даже те, о которых и сам думать забыл. Такая учеба иногда бывает лучше всяких тренировок — ну, конечно, если только речь идет не о совсем уж начинающих, техникой-то владеть необходимо.

— Здорово, сосед! — услышал я за спиной. Я обернулся и невольно улыбнулся, увидев перед собой своего «будущего» армейского дружка Славика, а вместе с ним — и всю их гоп-компанию во главе с байкером Ленчиком.

— Привет, пацаны! — радостно ответил я. — Вы все-таки приехали?

— Нет, ну а чего, — деловито пробасил Леонид. — Своих-то надо поддерживать. Да и вообще, посмотреть на настоящие бои тоже всегда интересно.

Конечно, интересно. Особенно когда испытал возможности некоторых бойцов на себе.

— Вы как тогда, еще долго праздновали, когда мы уехали? — зачем-то спросил я.

— Да нет, — пожал плечами Ленька. — Сразу спать легли и все.

— А как твой мотоцикл? — уточнил я.

— Да нормально, — махнул он рукой. У нас там в поселке один автомеханик есть — он за бутылку это крыло наутро же и выпрямил. Пустяковая вмятинка там была, ничего особенного. Слушай, ты здесь когда будешь выступать-то?

— Первый бой — уже сегодня вечером, — сообщил я.

— Ооо! — уважительно протянул Слава. — Ну что же, желаем тебе удачи! Не будем мешать, пойдем посмотрим, что здесь за зал и вообще… Потом увидимся!

Я поблагодарил пацанов и отправился бродить по коридорам дальше. Мне нужно было внутренне сосредоточиться перед вечерним открытием турнира, а здесь постоянно что-то отвлекало. То олимпийский чемпион заявится (как выяснилось, приехал поддержать своего тренера ЦСКА), то нужно изучить расписание, то вот друзья-приятели… Нет, мне, конечно, было безумно приятно, что они приехали в Раменское специально, чтобы поддержать меня, но я всегда предпочитал откладывать все эмоции на время после боя, а не до него.

А тут еще, когда я увидел этого Леньку, в голове сразу стал крутиться вопрос: было ли у него что-нибудь с Ленкой или нет? Вообще, она ночевала у него или где-то еще? «Мы сразу легли спать» — кого он имел в виду под словом «мы»? М-да. Почему-то эта непутевая девчонка постоянно всплывала у меня в мыслях, несмотря на то, что я твердо решил порвать с ней всяческое общение. «А что, если она действительно ночевала у него? Это ведь их личное дело, тебе-то какая теперь разница?» — спросил себя я и тут же ощутил жгучий укол чего-то, похожего на ревность. Правду, что ли, говорят, что все мужчины где-то глубоко в душе — собственники… но за собственными эмоциями было интересно наблюдать.

— Что значит нету? — вывел меня из размышлений знакомый голос Григория Семеновича. — Почему нету?

Тренер был явно чем-то рассержен. Какие еще приключения свалились на нашу голову сегодня? Я поискал его глазами. Григорий Семенович беседовал с кем-то из «армейцев» — и, судя по его повышенному тону, беседа была не из приятных.

— В каком это смысле не вернулся? — практически кричал тренер. — Он что, думает, люди ему — как его мешки, что ли? Это с его картошкой ничего до вечера не случится, а у нас тут соревнования, между прочим! Вы хоть смотрите, кого нанимаете вообще?

— Так это не мы нанимаем-то, — возражал «армеец», — чего ты на нас-то кричишь.

— Вот ты знаешь, мне абсолютно все равно, кто и кого нанимает и на каких условиях, — не успокаивался Григорий Семенович. — Мне важно, чтобы мои пацаны были обеспечены всем необходимым. А их теперь, получается, даже их собственной формы лишили!

— Да успокойся ты, Гриша, — пытался утихомирить его «армеец».

— Не успокоюсь! — настаивал тренер. — Я не собираюсь успокаиваться, когда к моим бойцам такое отношение! Сначала мы почему-то должны входить в его положение, когда для него картошка важнее бойцов, потом ждать его полдня, а теперь выясняется, что он вообще пропал черт знает где и когда будет с нашими сумками, неизвестно! Как, по-твоему, им сейчас выступать? Бои-то, между прочим, уже сегодня начинаются, а этот деятель уехал и с концами!

Тэээк… вот это новости! Получается, наш водитель, который обещал вернуться за нашими сумками в общагу, куда-то уехал и до сих пор не приехал обратно. И еще неизвестно, поехал ли он в общагу за сумками или куда-то еще. Вообще, он показался мне довольно мутным типом. Уже одно то, что, везя подростков на соревнования, он позволяет себе попутно брать какие-то калымы, говорит о многом. А прежде всего — о безответственности.

Вот теперь это мое ощущение и подтвердилось. На носу — открытие турнира и первые бои, в том числе с нашим, динамовцев, участием. А у нас нет никаких личных вещей. Даже формы — и той нет. И как теперь быть? Не в трусах же показываться на ринге?

Я понимал Григория Семеновича, как никто другой. В моей тренерской практике было несколько подобных случаев, и то, что я тогда переживал, лучше было бы не переживать никому. Я был в такой ярости, что был готов разнести весь дворец спорта, где проходили соревнования. Случаи такого раздолбайства хоть и были редкими, но все-таки иногда происходили. То автобус дадут неисправный, и он заглохнет прямо посреди трассы зимой, то инвентарь забудут погрузить и привезти, то водитель заболеет и пошлет вместо себя коллегу, который опоздает на полтора часа…

А расхлебывать все приходилось именно тренеру.

Ведь публика думает как? Если спортсмен выступает хорошо — значит, он умница и молодец, аплодисменты ему и призы. А если что-то случается, да еще прямо на выступлении — значит, тренер дурак и негодяй, гнать его взашей, чтоб ребят не портил. Вот и сейчас все шишки грозили посыпаться на нашего тренера. Хотя уж кто-кто, а он-то в данной ситуации был абсолютно не при чем. И было все так же непонятно, в чем, собственно нам нужно будет выступать — а решать эту проблему в любом случае придется ему.

«Что делать?» — думал я, как Чернышевский, глядя на то, как Григорий Семенович продолжает возмущаться.

— Григорий Семенович, — Лева решил проявить инициативу и спросил у тренера, подойдя к нему после того, как он закончил спорить с «армейцем». — А если наш водила все-таки совсем уж сильно опоздает, нельзя ли нам позаимствовать форму у спартаковцев или армейцев? Ну понятно, конечно, что там эмблема будет другая, цвет отличается и так далее, так мы изолентой заклеим, все равно это лучше, чем ничего. Не в трусах же нам на ринг выходить!

— Так я это и пробовал сделать, — мрачно отозвался Григорий Семенович. — Вот только что, на твоих глазах.

— И что? — спросил пацан.

— Ну что, — пожал плечами тренер. — Сам видишь, что — он вместо того, чтобы войти в положение и хотя бы обсудить, что можно сделать, начал этого водилу защищать.

— Не пойму, ему-то какой интерес с этим водилой? — переспросил Лева.

Григорий Семенович посмотрел на него с понимающей усмешкой, как смотрят на ребенка, задающего слишком наивные для взрослых людей вопросы.

— Интерес у всех один, — ответил он. — Это конкуренция.

— Так конкуренция-то происходит на ринге, а какая тут может быть конкуренция, если до ринга еще не факт, что доберешься, — задумчиво проговорил Лева.

— Запомни, Лева, — тренер по-отечески приобнял его за плечо. — Это — соревнования. И чем дальше, тем методы будут становиться жестче. Проще говоря, эти методы вообще никто выбирать не будет. Вот если, к примеру, наш водитель действительно нас подведет, то у нас, тренеров, голова будет забита не боями и стратегиями, а как бы вообще с соревнований не слететь. А вы, в свою очередь, перед выступлениями не сможете даже нормально размяться. В итоге получится что?

— Ничего хорошего, — буркнул Лев. — Ну, в смысле, для нас.

— Правильно, — кивнул Григорий Семенович. — А им только этого и надо. Поэтому… мне вот сейчас тренер «армейцев» обещал найти перчатки, но я больше чем уверен, что если он свое обещание и сдержит (что вообще не факт), то это произойдет минут за пять до начала турнира. И перчатки эти будут самые дрянные, которые только возможно придумать. Как и все остальное, впрочем. Так что, Лева, это тебе урок на будущее. Привыкай держать ухо востро — в дальнейшей профессиональной жизни еще и не с тем придется сталкиваться.

Я слушал Григория Семеновича и Леву, и меня не покидало ощущение горького и печального удивления. Конечно, все, о чем он говорит, мне было знакомо из прошлой жизни не понаслышке. Ведь моя тренерская карьера в свое время, наверное, была даже более длительной, чем его. И все эти уловки конкурентов — да даже и не уловки, а просто стремление использовать любую ситуацию во вред сопернику — были мне известны, можно сказать, досконально. В среде профессиональных спортсменов удивить кого-то происками конкурентов вообще довольно сложно. И если бы у меня была возможность открыто рассказывать всем о своей прошлой жизни, то я бы мог припомнить такие истории, от которых того же Григория Семеновича кондратий мог хватануть — просто от удивления. И ведь все эти интриги начинали плести даже в отношении подростков, а по сути — еще детей. И перспектива поломать кому-то не только карьеру, но и жизнь (ведь кто знает, как тот или иной юноша воспримет такую подлость и как будет ее переживать?), как я погляжу, мало кого останавливала во все времена.

— И что же нам теперь делать? — задал я вопрос, потому что хотелось как-то нарушить угнетающую тишину, которая повисла в разговоре.

— Ну что… — Григорий Семенович пожал плечами. — Подождем еще. А что, есть какие-то другие варианты, Мишка?

— А где сейчас должен быть этот наш водитель? — спросил я тренера.

— Где конкретно — не знаю, — усмехнулся он. — Но маршрут — тот же самый, как мы сюда ехали. А ты что, хочешь за ним сбегать? Так имей в виду, что результаты марафона тебе в турнирной таблице не зачтут.

— Ну что вы, Григорий Семенович, — поспешил успокоить его я. — Я просто так спросил. Интересно, где его может носить.

— Вы давайте лучше к бою готовьтесь, — бросил тренер напоследок.

Лева, удовлетворив любопытство, ушел.

«Похоже, варианты все-таки есть», — подумал я. Но рассказывать о них тренеру я посчитал преждевременным. Еще неизвестно, как все сложится, а если бы я объяснил ему свой план, меня, скорее всего, вообще бы не выпустили из здания. Так что я решил пока действовать самостоятельно.

Отойдя от Григория Семеновича под предлогом, что мне захотелось попить водички, я разыскал компанию Янкиных соседей. Это, правда, далось мне не без усилий — в наших коридорах толпились участники турнира, беспорядочно снуя туда и сюда и обсуждая предстоящие выступления. В их числе были и динамовцы, еще на знавшие о том, что у нас есть нехилый такой шанс не дождаться своих сумок с формой. Но, обежав, наверное, половину этого дворца спорта, я все же обнаружил Леньку, Славку и всю их гоп-компанию, изучающих наглядную агитацию, развешанную на стене. Красочные плакаты призывали молодежь заниматься различными видами спорта. «Читайте, читайте», — усмехнулся я про себя. «Глядишь, чем-то полезным займетесь наконец, вместо того, чтобы жителей поселка пугать почем зря».

— Слушай, Славик, — отвел я в сторону своего будущего армейского дружка. — А вы как сюда приехали? В смысле, на чем?

— Мы с Ленькой — на его мотоцикле, — гордо ответил Славик. — А остальные — кто на чем. А что?

— А ты умеешь водить мотоцикл? — уточнил я.

— Так я же его и вел, когда мы сюда ехали, — усмехнулся Слава. — Ленька вчера на радостях, что его сокровище уцелело, так набрался, что я ему не то что мотоцикл — велосипед с утра доверить бы не решился.

— Отлично, — резюмировал я. И, увидев, удивленное Славкино лицо, добавил: — В смысле, отлично, что умеешь водить.

— А тебе-то чего? — не понял мой дружбан.

— Ты можешь взять у Леньки мотоцикл ненадолго? — прямо спросил я.

— Ээээ, Кгхм, — замялся Славик. — Ну, в принципе, могу… только зачем? Решил покататься перед боем, что ли?

— Ага, конечно, — кивнул я. — А то здесь развлечений что-то маловато. Славик, вопрос жизни и смерти. У нас водила должен привезти нам форму и наши вещи, и он где-то на полпути застрял, причем неизвестно где и почему. Если он не успеет привезти наши сумки вовремя, то наши бои под угрозой срыва.

— А чего срыва-то? — сразу не понял Славка. — Вы-то сами — вот они.

— Мы-то вот они, — кивнул я, сетуя на непонятливость приятеля. — А в чем нам прикажешь на ринг выходить? Форма вообще-то не просто так предусмотрена. Я уж не говорю о том, что форма — это не только одежда, но еще и перчатки, например. А без них боксерам выступать вообще невозможно.

— А-а, ну да, — протянул Славик. — Извини, сразу не сообразил. Так чего ты хочешь-то? Сгонять к вам в общагу, что ли?

— Возможно, и туда придется, — кивнул я, — но вообще — съездить по маршруту этого водителя. Может быть, удастся встретить его где-нибудь по дороге и выяснить, что вообще происходит. Потому что по-хорошему, даже со всеми возможными проволочками, он должен был бы быть здесь больше часа назад.

— Да, это мощное опоздание, — согласился Славка. — Ладно, подожди тут, я у Леньки сейчас спрошу.

Он метнулся к Леньке и начал ему что-то объяснять, оживленно при этом жестикулируя и показывая на меня. Из его объяснений до меня долетали только отдельные слова — «форма», «опоздал», «водитель», «надо», «не выступят»… Ленька смотрел то на меня, то на него, время от времени что-то переспрашивая и утвердительно кивая головой. Наконец обрадованный Славка вернулся ко мне:

— Ну, все на мази! Ленька как услышал, что от этого ваши выступления зависит, сразу разрешил. Поехали!

Мы пробрались к месту, где стоял Ленькин мотоцикл, при этом я старался, чтобы меня не заметил никто — ни из тренеров, ни из участников турнира. Вообще говоря, я никогда не был особым любителем езды на мотоциклах. По мне, если уж ездить, то автомобиль для этих целей гораздо удобнее. Во всяком случае, не продует и нет риска приложиться об асфальт. Да и вообще, в салоне можно расслабиться. Но тут уж выбирать не приходилось — поедем на том, что есть под рукой. Оставалось только надеяться, что мой приятель — еще и хороший водитель.

— Не боись, Мишаня, сейчас прокачу с ветерком! — как бы уловив мои сомнения, бодро сказал Славка.

— Ты, главное, смотри, чтобы этим твоим ветерком меня не сдуло, — парировал я.

Опасения мои оказались напрасными. Славик вел мотоцикл вполне уверенно — не без мальчишеского лихачества, но и не выпендриваясь на дороге там, где не надо. Спустя какое-то время я, сидя за его спиной, тоже сумел расслабиться и даже получить некоторое удовольствие от езды. Оказалось, что ехать на мотоцикле — все-таки прикольно. Комфорта, конечно, было меньше, чем в салоне хорошего автомобиля, но само ощущение скорости и, как выражаются литераторы и поэты-песенники, открытости всем ветрам вызывало внутри какое-то первобытное ощущение, которое можно было бы назвать «наедине со стихией». Стихия в городе была, конечно, довольно условной. Но, тем не менее, мчаться по трассе, обгоняя весь остальной транспорт, мне понравилось.

Я вспомнил свой опыт из будущего. Несмотря на мою тогдашнюю нелюбовь к мотоциклам, несколько раз мои ученики-байкеры подвозили меня на своих железных конях до дома. Конечно, ту технику с этой было не сравнить. Да и сам образ байкера будущего скорее походил на какого-то древнего супергероя: кожаная одежда, блестящие заклепки и аксессуары, бороды, длинные развевающиеся волосы — герой мифов да и только. Весь облик говорил о том, что этот парень явился спасать мир. Мотоциклы тоже соответствовали этому образу: среди них попадались настоящие красавцы, которыми даже я не мог не восхититься. В общем, это уже была целая отдельная культура, и, покупая мотоцикл, ты должен был соответствовать и байкерской эстетике. Ну, во всяком случае, если ты хотел быть принятым в это сообщество.

Здесь же, в конце семидесятых, все было намного проще. То есть, может быть, у поклонников езды на мотоцикле и была какая-то своя эстетика — я просто об этом не знал, потому что в своей прошлой юности этим не интересовался. Но те мотоциклисты, что попадались мне на глаза, никаких внешних особенностей, кроме каски на голове, не имели. Просто пацаны, оседлавшие мотоцикл. В эти годы уже сам вид парня, сжимавшего ногами железного коня, вызывал у девушек восторг не меньший, чем парень, умеющий играть на гитаре. И совершенно необязательно было добавлять себе каких-то внешних отличий — тем более, что в обществе это, мягко говоря, и не поощрялось. А если парень и на гитаре бренчал, и мотоцикл водил… в общем от девок вообще отбоя не будет.

Вот и сейчас мы вызывали интерес у проезжавших мимо автомобилистов уже одним своим присутствием на дороге. Все-таки молодые пацаны вроде нас чаще катались по деревням, а если в городах — то недалеко от дома, а трасса обычно была уделом более опытных мужиков-водителей. Но интерес этот был скорее положительным — мол, парни не останавливаются на элементарных навыках, к транспорту относятся серьезно. Да и на мелькавших в окнах машин и автобусов лицах девушек я зачастую встречал восхищенные взгляды — а это не могло не радовать.

Впрочем, радость радостью, а ехали мы все-таки по делу. Перед тем, как Славка завел мотор, я подробно разъяснил ему все детали маршрута, и теперь мы ехали точно по тем же улицам, по которым автобус сегодня вез нас в Раменское. Только скорость наша, конечно, была намного выше автобусной. Это давало дополнительное преимущество: все-таки я отлучился, можно сказать, нелегально, и хорошо бы мне было вернуться обратно до того, как меня хватятся. Еще мне не хватало отчитываться за самоволку. Хотя… если удастся вернуть нашу форму, то, может, никаких неприятностей и не будет. Вот только вряд ли из-за наших проволочек с сумками организаторы решат задержать начало турнира. Поэтому поторапливаться нужно было в любом случае.

Наш автобус мы увидели еще издалека. Он стоял, припаркованный на обочине, с открытым багажным отсеком. Рядом с ним стояли двое каких-то молодых ребят — судя по внешности, азербайджанцев. Их машиной был знаменитый в советское время «пирожок» — ИЖ 2715, прозванный так за то, что в нем часто перевозили кондитерские изделия и выпечку. Впрочем, на этот раз грузом «пирожка», похоже, должны были стать не пирожки, а мешки с картошкой, разложенные на земле между автобусом и автомобилем. Но что-то мне подсказывало, что беседовали они с нашим водителем уже довольно давно, а значит, погрузка почему-то задерживалась, несмотря на открытый кузов «пирожка».

Я хлопнул Славку по боку, делая ему знак остановиться. Сообразительный Славик припарковался аккурат позади «пирожка» азербайджанцев, сделав вид, что никакого отношения к ним мы не имеем, а остановились и вовсе по каким-то своим делам. Однако, заглушив мотоцикл и сняв каски, мы прислушались, пытаясь вникнуть, что и из-за чего здесь происходит.

— Слушай, ты сам на свою эту картошку посмотри, э, — кипятился один из кавказцев. — Ее же всю колорадский жук пожрал! Ну чего ты нам, как маленьким, это подсовываешь, а?

— Да какой еще жук, — недоумевал водитель нашего автобуса. — Где вы там жука-то увидели? Я сам, лично перебирал всю картошку, каждый мешок и каждую картофелину — она вся чистая, без малейших повреждений!

Мда. Кажется, мы стали свидетелями классического разводилова. Обычный нечестный торг — принижать достоинства товара, имея при этом превосходство в физической силе и демонстрируя готовность немедленно продемонстрировать эту силу в действии. А еще говорят, что наглые «братки» появились в нашей стране только в девяностых!

— Ну и чего делать будем? — тихонько спросил меня Славка. — Рожи бить вроде бы пока не за что.

— Ага, — кивнул я. — В том-то и проблема.

Славик с интересом посмотрел на меня.

— А вам, боксерам, лишь бы рожи кому-нибудь набить? — уточнил он. — Ты небось на даче тоже вчера разочаровался, что все так быстро закончилось, и мы целыми остались?

— Не неси ерунды, — возразил я. — Боксер не значит психопат.

Проблема была в том, что мы толком не понимали, в чем дело и кто из них прав. Эти товарищи из южных республик, судя по всему, мошенничают, но делают это так аккуратно, что прикопаться к ним невозможно. Во всяком случае, пока. А это значит, что представление затягивается, и неизвестно, на сколько. А у нас время ограничено.

Тем временем водитель достал ножик и, развязав пару мешков, взял оттуда по несколько картофелин наугад и разрезал их пополам.

— Вот, смотрите! — торжествующе произнес он. — Все чистенько! Идеально!

— Ага, — кивнули азербайджанцы. — Это сейчас идеально и чистенько. А потом жук так пожрет, что от самой картошки ничего не останется.

— Да где ты этого жука видел-то! — раздраженно закричал водитель. — Покажи хоть одного!

— Мда, дела, — почти шепотом протянул Славка. — По-моему, тут уже скоро мордобоем запахнет. Не знаю, как там ваша форма, а водитель свою точно может потерять.

— Мы для этого сюда и приехали, — ответил я ему, — чтобы это предотвратить по возможности.

— Да, и, кажется, очень вовремя мы здесь оказались, — заметил мой приятель.

Мы стояли у них за спиной, поэтому я хорошо видел, как один из кавказцев незаметно засунул руку в карман и, видимо, развернув внутри кармана какую-то тряпку, достал из нее колорадского жука и посадил на одну из картофелин. Причем он проделал это так ловко, что, стой я перед ним, ни за что бы не уловил момент, когда он это сделал. Видимо, эти горячие кавказские парни занимались такой эквилибристикой на постоянной основе. Как говорится, ловкость рук — и никакого мошенства.

— Так вот же, — не моргнув глазом, произнес азербайджанец. — Тоже скажешь, что это не жук? Или что он сюда прямо сейчас прилетел по воздуху и совершенно случайно сел именно на твою картошку?

— Э… и правда, откуда он мог взяться… Откуда же… Я же проверял… Как же так… — растерянно бормотал водитель, разглядывая колорадского жука на картофелине. Кавказцы торжествующе смотрели на него, как охотник смотрит на хищника, попавшегося ему в капкан.

Мда, такой наглости я давно уже не встречал. Мне даже стало немножко жалко этого водителя. Конечно, он тоже химичил с левыми доходами, берясь развозить и продавать картошку (и наверняка откуда-нибудь «с черного хода», без всяких документов!) параллельно с официальными рейсами, но все-таки левыми заработками занималась большая часть населения, и нельзя их было за это упрекать. А вот откровенными аферами — в смысле прямым обманом людей — занимались далеко не все. И сейчас на наших глазах человека, честно выполнившего свою часть договора — то есть доставившего товар — пытались убедить в том, что товар ненадлежащего качества.

А поскольку все это происходило, скажем так, неофициально, то и заручиться поддержкой какого-нибудь начальства наш водитель при всем желании не мог. И уж тем более он не мог обратиться в милицию с заявлением о мошенничестве. Кавказцы вполне могли заявить, что видят его в первый раз в жизни, а вот ему пришлось бы объясняться насчет своих подработок, тем более что до разрешения частного предпринимательства было еще ой как далеко. Так что нашему незадачливому водителю автобуса предстояло выкручиваться самому.

— Значит, так, — произнес кавказец, подсадивший жука на картофелину. — Слушай сюда внимательно. Мы, так уж и быть, согласны взять всю твою картошку за полцены. Вроде как из сочувствия к трудовому классу. Это наше последнее предложение. И скажи еще спасибо, что не берем с тебя за бензин. Мы, между прочим, чтобы за твоей гнилухой с жуком добраться, изрядно его пожгли.

Мы со Славиком переглянулись.

— Ну что, — сказал я. — Говоришь, не за что рожи бить?

— Сейчас я бы уже взял свои слова обратно, — согласился Славик.

— А ну-ка пойдем, друг мой, поможем нашим покупателям разобраться в насекомых, населяющих нашу необъятную родину. И в том, как они попадают на картошку, — сказал я.

С этими словами мы со Славкой направились прямо к спорящей троице.

Когда водитель автобуса заметил нас, на его лице отобразилась смесь удивления и надежды. Хорошо еще, что он меня узнал (Славку-то он в любом случае видел впервые), и у него не возникло излишних вопросов. Появление пацана из числа тех, которым он все никак не мог довезти их форму, было пусть и неожиданным, но вполне логичным.

— О, ребятки, — воодушевленно произнес водитель, — а вы здесь какими судьбами?

Я посмотрел на азербайджанцев. Они были явно насторожены. Появление кого-то еще в этой ситуации в их планы точно не входило. Я решил на первых порах «включить дурака» и сделать вид, что мы ничего не видели и не слышали, а интересует нас только динамовская форма.

— Да мы вообще-то за сумками поехали, — как можно более беспечным тоном ответил я. — У нас там вот-вот соревнования уже начнутся, а вы обещали привезти наши сумки. Мы вас все ждем, ждем, а вас нет и нет. Ну вот мы и решили поехать вам навстречу, чтобы побыстрее получилось. Мало ли что, может, с автобусом что-нибудь случилось, так мы бы хоть форму нашу могли забрать да на попутке обратно отвезти.

Кавказцы продолжали смотреть на нас оценивающе, пытаясь понять, насколько наше внезапное появление опасно для реализации их планов. Кто его знает — может быть, мы какие-нибудь засланные казачки или и того хлеще — подсадные от милиционеров? Тот, который подсаживал жука на картошку, огляделся вокруг, высматривая, нет ли поблизости признаков какой-нибудь засады. Потом обошел со всех сторон автобус и свой «пирожок» — вдруг милицейская машина припарковалась незаметно, прикрывшись их транспортом?

Убедившись, что никого, кроме нас, их беседа не заинтересовала, кавказец обратился к нашему водителю:

— Отдай пацанам сумки. И пусть катятся себе спокойно куда им надо и не мешают нам наши дела решать.

— Так я это… — замялся водитель и виновато посмотрел на нас, — я их еще не взял. Тут, ребята, вы меня извините. Непонимание вот у нас вышло. Поэтому и не успел. В общем, я до ваших сумок не доехал еще.

— А что случилось? — спросил я с невинным видом, как будто бы только что подошел и не видел всю эту заваруху с картошкой, жуками и ценами.

— А ты, шкет, не лезь не в свое дело, э! — грубо вмешался кавказец, сверкнув глазами. — Это я тебе так, не только на сейчас — вообще на будущее даю совет. Послушай старших. Может сильно пригодиться в жизни, э. Даже уберечь от чего-нибудь очень нехорошего может.

— Так я и не лезу, — пожал я плечами все с тем же непонимающим видом. — Просто нам вот тоже картошечка бы не помешала.

— А ты что же, покупать собрался, что ли? — издевательски спросил кавказец. — Если так, то езжай на рынок-шмынок какой-нибудь, там тебе и картошечка, и морковочка, и мясцо будет, и все, что хочешь.

— Ну да, покупать, — кивнул я. — До рынка далеко, зачем же куда-то ехать и что-то искать, когда вот — то, что нужно, прямо здесь имеется. Вот сейчас закупимся и после соревнований все вместе так поужинаем, что полжизни потом вспоминать будем!

— Э, мурый какой, — хмыкнул кавказец. — Ты с первого раза не понимаешь, что ли? Вали отсюда, говорю, мы здесь обо всем договорились уже!

— Почем у вас здесь мешок? — спросил я водителя, не обращая внимания на выступления этого рэкетира из семидесятых. — Очень уж мне ваша картошечка приглянулась!

Названную водителем сумму я быстро перемножил в уме на количество мешков и изобразил на лице абсолютную беспечность, как будто речь шла о стоимости пломбира.

— Ну и нормально, — ответил я, пожав плечами. — Цена нас устраивает, товар тоже. Скиньте копейку, как юным спортсменам — и мы все заберем. Картошка-то, я смотрю, у вас хорошая.

Лицо водителя надо было видеть. Такого поворота не ожидал ни он, ни кавказцы, чья борзость сменилась замешательством.

— Нэ-нэ, дорогой, погоди, — заговорил обладатель карманных жуков. — Что значит заберете? Он эту картошку нам должен продать вообще-то, мы уже обо всем договорились!

— Так вы как договорились-то? — возразил я. — За полцены? А мы за полную цену возьмем.

— Не советую я тебе связываться с этой картошкой, — хмыкнул азербайджанец. — Ты не знаешь, что покупать хочешь.

С этими словами он взял картофелину, на которой сидел колорадский жук, и торжествующе продемонстрировал ее мне.

— Видишь, э? Тут в жуке все! Да ты ее только до дома успеешь довезти, а жук ее всю уже погрызет! Понэл?

То, что кавказец перестал наезжать в открытую и перешел к уговариваниям, свидетельствовало о двух вещах. Во-первых, он понял, что тупые наезды с нами не проходят. Это уже хорошо. А во-вторых, этим он показывал, что эта картошка нужна ему позарез. Видимо, перспектива купить за полцены, а продать раза эдак в три подороже полностью им завладела. И вот теперь он выдумывал все новые и новые ухищрения, чтобы спровадить нас со Славкой.

Я задумался. Мне захотелось каким-то образом изобличить этих мошенников. Причем сделать это нужно было так, чтобы они не смогли больше проворачивать свои мошеннические схемы. Или, уж по крайней мере, чтобы им это стало бессмысленно делать с нашим водителем. Но как? Заявить, что мы стояли сзади и все слышали? Нет, не вариант. Тогда они могут подумать, что мы — сообщники водителя, сговорились с ним и теперь вышли «на сцену» в качестве подкрепления. Его потом вполне могут где-нибудь подкараулить — и потеря картошки покажется ему счастьем.

Внезапно меня осенило. Жуки! Ведь откуда-то азербайджанец доставал этих жуков в нужный момент! Не просто же так они у него ползали в кармане!

— Слушай, — обратился я к этому сельхоздеятелю с большой дороги. — А у тебя найдется прикурить? Я что-то спички в спешке с собой не взял.

Славка вылупился на меня глазами, полными изумления. Я незаметно подмигнул ему. А то еще хватит ума это изумление в полный голос высказывать.

У азербайджанца, в отличие от Славика, моя просьба никакого удивления не вызвала, как не удивляет она ни одного курящего человека. Опытный курильщик реагирует на такие вопросы автоматически, рефлекторно. Так же рефлекторно он лезет в карман за спичками или сигаретами. Собственно, на это и был мой расчет. Кавказец, занятый мыслями о том, как бы ему вырулить себе картошку за полцены и заодно избавиться от помехи в виде неизвестно откуда выросших двух подростков, машинально засунул руку в карман и вытащил оттуда спичечный коробок. Только вот когда он его на таком же автомате открыл, то вместо ожидаемых спичек там показались несколько колорадских жуков. Ошалевшие от долгожданной свободы, они тут же поползли наружу, и кавказец, сообразив, что произошло, мгновенно закрыл коробок и спрятал его обратно в карман.

— Нэту у меня прикурить, и вообще свои спички иметь надо, — отрезал он, стараясь оставаться таким же самоуверенным, но это не помогло ему скрыть внезапную растерянность.

— Ну? И не стыдно тебе? — спросил я. — Сам же подбрасываешь в картошку жуков, а потом честных людей обвиняешь, что они тебе плохой товар подсунули. А люди, между прочим, горбатятся, здоровье свое тратят, чтобы эту картошку вырастить.

— А ты мне морали здесь не читай! — зло отозвался кавказец. — И вообще, мальчики, брали бы вы ноги в руки и валили отсюда подальше, пока ветер дует!

Ого! Горячие кавказские парни снова перешли к угрозам и хамству. Значит, все остальные способы переломить ситуацию исчерпаны. Я внимательно посмотрел на них, оценивая наши перспективы. Конечно, они были довольно крепкими ребятами, но вряд ли они всерьез занимаются хотя бы физкультурой. Скорее всего, их спортивные достижения закончились где-нибудь в школьном дворе, и теперь они применяют свою силу разве что для отбирания у людей того, чего им очень сильно хочется. А такие вещи, как правило, применяют только против тех, кто заведомо не может оказать серьезного сопротивления.

Значит, они и нас приняли за таких. Только еще сами не знают, насколько сильно они в этом ошиблись. Если что, дам знак Славке, чтобы взял на себя второго — тот вроде бы держится в стороне и выглядит при этом не очень решительно. А сам возьму на себя вот этого, корчащего из себя лидера. Думаю, пары-тройки ударов мне хватит для того, чтобы заставить его прилечь на полчасика отдохнуть. А большего нам со Славкой и не надо. Но каков все-таки наглец, а! Я все же предпринял последнюю попытку этих двух угомонить.

— Тебе водитель наш, наверное, не успел уточнить, что форма у нас для соревнований по боксу? И да — мы представляем общество «Динамо». То самое, которое от министерства внутренних дел. Так что ты бы, дядь, присмирил свои аппетиты. И сам бы, пока ветер дует, отсюда шуровал.

Кавказцы недоуменно переглянулись между собой, как бы взглядами спрашивая друг друга, что им теперь делать. Но тишину никто из них нарушить не решился. Значит, мне удалось перехватить инициативу. Нужно действовать дальше, пока они не успели опомниться.

— Значит, так, — уверенно продолжил я. — Сейчас вы расплачиваетесь по полному расчету, как изначально и договаривались. Заодно почувствуете себя честными людьми для разнообразия. А потом берете ноги в руки — и быстро чешете отсюда, чтобы мы вас больше никогда не видели! Ясно?

Видимо, мой напор подействовал. К тому же, скорее всего, сыграл свою роль и фактор неожиданности — вряд ли кто-то рассчитывал на подобное поведение от подростков, пусть и физически крепких. Эти-то ребята наверняка считали себя очень крутыми и не привыкли сталкиваться с отказами. Тот из покупателей, кто носил с собой колорадских жуков, полез в другой карман, достал оттуда котлету денег, отсчитал какую-то сумму и протянул водителю.

— Там все? — коротко спросил я. Водитель, пересчитав полученные деньги, кивнул.

Я вопросительно повернулся к кавказцам. Те еще несколько секунд помялись, снова посмотрели друг на друга, затем с грустным видом направились к своей машине, закрыли багажник и сели в кабину.

— Молодежь чего-то больно смелая пошла, — сплюнул азербайджанец из водительского окна. — Э, слышь! Имейте в виду — если вы будете так себя вести, вас по жизни много раз огорчать будут! А то, может, и мы с вами где-нибудь еще повстречаемся! И никакие менты вам не помогут!

Я не стал отвечать на этот фестиваль глупости. Такие глупые понты мне были слишком хорошо известны. Иногда случалось даже, что нападавший на улице был отправлен в долгий и глубокий нокаут, с трудом мог разговаривать, но все равно из последних сил хрипел что-нибудь вроде «ходи и бойся», «я тебя запомнил» или «ты теперь не жилец». Обычно так вела себя банальная шпана — действительно серьезные люди на такую дешевку никогда не размениваются. Уж казалось бы, проиграл — так имей мужество принять случившееся и не строй из себя клоуна. Но нет — хочется любыми путями сохранить свою мифическую «крутость». Так и здесь — явно сбегая от возможности поваляться на асфальте, этот гражданин продолжал извергать из себя угрозы. Он вел себя, как капризная комнатная собачонка, которая становится смелой и грозной только у хозяйки на руках — то есть в гарантированной безопасности.

— Ох, ребятушки… — облегченно выдохнул наш водитель, когда «пирожок» азербайджанцев скрылся за горизонтом. — Спасибо вам огромное! Вы даже представить себе не можете, как вы меня только что выручили!

— Да ничего, — отмахнулся я. — Всякое в жизни бывает.

— А откуда у вас картошка-то? — подозрительно спросил Славик. — А то, может, овощи ворованные, а мы тут выборочное правосудие устраиваем?

Я бросил на него недовольный взгляд. Ну в самом деле, хорошее время нашел выяснять, кто где берет картошку! Нам от этого водителя нужны были только наши сумки, а дальше — пусть его живет как хочет. На роль спасителя всего человечества и пробудителя неразумных я точно не претендовал — со своими бы задачами разгрестись. А если этот парень действительно окажется каким-нибудь полукриминальным типом? От него же не отвяжешься потом! На наше счастье, водитель отреагировал адекватно.

— Да какая ворованная, ребят, вы чего? Откуда? — замахал он руками. — У зятя в колхозе образовались излишки по бросовой цене. Девать ее все равно было бы некуда — сгнила бы в подвалах, да и все. Он и предложил мне взять. А мне одному куда столько? Вот я и решил ее продать — деньги-то лишними не бывают. А эти двое откуда-то нарисовались, сказали, что купят по полной цене. А в результате сами видите, что.

Водитель отсчитал от полученной суммы по несколько рублевых купюр и протянул их нам.

— Вот, возьмите, — сказал он. — Не отказывайтесь, я просто хочу вас отблагодарить. Я же тоже понимаю, дело молодое, деньги нужны — на девчонок там, ну и вообще… А вы все-таки не обязаны были мои проблемы решать.

Ложной скромностью ни я, ни Славик никогда не страдали. Да и огласки можно было не бояться — водитель же не дурак, чтобы всем свету сообщать о своих картофельных махинациях. Поэтому деньги спокойно перекочевали в наши карманы.

— Ну что, теперь-то мы можем уже ехать за нашими сумками? — нетерпеливо спросили мы.

— А то! — просиял водитель и пошел к кабине. — Езжайте прямо за мной!

Мы сели на мотоцикл и поехали за автобусом. Я посмотрел на часы. Вообще-то нам надо было уже поспешать — со всеми этими продовольственными разборками мы потеряли много времени. Его, собственно, оставалось впритык — если мы сейчас будем ехать, не останавливаясь и на максимальной скорости, то обратно вернемся где-то за пятнадцать-двадцать минут до начала соревнований. А ведь перед выходом на ринг неплохо было бы еще разогреться, размяться… Все-таки это масштабный турнир, а не привычная тренировка в зале.

Ехать следом за автобусом приходилось не так быстро, как без него. Зато теперь нам было спокойнее: мы уже были полностью уверены, что наша форма практически у нас в руках. Турнир был спасен!

Вахтерша в общаге была сильно удивлена, увидев меня, который должен был в это время вовсю готовиться к выходу на ринг в Раменском.

— Теть Лид, пожалуйста! — предотвратил я ненужные дискуссии. — Все вопросы — потом, нас время поджимает!

Вахтерша, кажется, хотела все-таки о чем-то нас спросить, но подумала и махнула рукой. Вот и хорошо — люблю, когда люди быстро понимают, что в данной ситуации уместно, а что не очень. Я самым наилучшим образом относился к тете Лиде, которая всегда разрешала мне воспользоваться телефоном, когда мне это было нужно, но сейчас каждое лишнее слово означало потерю времени.

Сумки из фойе в автобус мы втроем побросали быстро. Пару сумок — мою и чью-то еще — было решено взять на мотоцикл: если автобус по каким-то причинам вдруг опять задержится, то по крайней мере два комплекта формы у нас при себе точно будет, а это уже намного лучше, чем ничего. Выиграем как минимум лишний час-полтора.

Наверное, со стороны я, летевший на заднем сиденье мотоцикла и изо всех сил сжимавший руками две сумки со спортивной формой и перчатками, смотрелся как охотник, гордо прижимающий к себе свою добычу. Я и вправду был очень доволен: перспектива выступать без формы меня не прельщала. А здесь к тому же мне удалось сделать то, чего не смог сделать никто, включая даже тренерский состав. Было чем гордиться! Кажется, я даже физически ощущал прилив сил и энергии. Если бы меня выпустили на ринг прямо сейчас — я бы точно порвал в клочья любого соперника!

Как я и предполагал, во дворец спорта мы явились за четверть часа до начала турнира. Первым, кого я увидел, когда мы, запыхавшиеся и тащившие сумки с формой, вбежали в «закулисную» часть здания, был Григорий Семенович, скептически разглядывающий какие-то форму и перчатки — их, очевидно, выдали из своих запасов организаторы, войдя в положение динамовцев. Лицо тренера выражало полную безысходность его состояния. И, приглядевшись к выданной ему форме, я хорошо понял причину этой безысходности. Перчатки и форма больше напоминали какую-то ветошь, оставшуюся после ремонта и сброшенную в сторону за ненадобностью. Скорее всего, это добро было из списанного хлама, который удалили из активного использования уже много лет назад и теперь он собирал пыль где-нибудь на складе, всеми забытый и никому не нужный. О том, чтобы выступать в этих раритетах, не могло идти и речи: чем надевать на себя инвентарь, который в самый ответственный момент может подвести, лучше уж выходить на ринг в трусах. По крайней мере, неожиданностей во время боя точно получится меньше. Иначе все это слишком напоминало стрельбу из оружия, разломанного надвое и склеенного скотчем — во всяком случае, по степени бессмысленности так точно.

— Ну вот и что все это означает, — растерянно говорил Григорий Семенович куда-то в пустоту, — они хотят сказать, что мои пацаны должны выступать вот в этом? Они за кого нас принимают вообще? Еще бы половую тряпку дали нам вместо формы! Да, кто бы мне сказал десять лет назад, что я до такого доживу! И родная форма до сих пор еще неизвестно где…

— Известно! — я вырос перед тренером.

— Что известно? — Григорий Семенович вздрогнул, как будто неожиданно проснувшись, и поднял голову на меня. — Миша? Ты где был вообще? Мы тебя здесь всем «Динамо» обыскались! Опять твоя беготня по девчонкам, что ли? — тренер подозрительно сощурился. — И это перед самым выступлением? Ты вообще понимаешь, что ты делаешь?

— Да не волнуйтесь, Григорий Семенович! — заверил я. — Никаких девчонок, никакой беготни!

— Да? — недоумевающе переспросил тренер. — Так что же тебе известно?

— Известно, где наша форма! — я протянул изумленному Григорию Семеновичу две сумки, довезенные нами на мотоцикле.

Оцепенение Григория Семёновича прошло быстро. Все же профессиональное в экстренных случаях выходило в нем на первый план. А профессионалом мужик был до мозга костей.

— Ладно, Мишка, что это было, куда ты мотался, почему без разрешения и как ты заполучил наши сумки, мы потом будем разбираться. А сейчас, раз уж ты раздобыл обратно свою форму, в нее и одевайся. Только быстро! Две минуты тебе на все про все!

— Я? — теперь наступила моя очередь изумляться. — Уже?

— Уже, уже, — закивал Григорий Семёнович. — Сейчас твой выход, буквально через несколько минут!

Я взглянул на часы. Неужели мы так долго добирались? Да вроде бы нет. По моим расчетам, до моего выхода оставалось ещё прилично времени. Даже если бы мы сейчас находились ещё на полпути ко дворцу спорта — и то успели бы приехать сюда минут за десять до моего выступления. Тогда почему я-то?

— А что, разве расписание выступлений поменялось? — недоуменно спросил я. — Я думал, сейчас пониже веса должны драться, а только потом уже я.

В быстрые нокауты в весах мухи и пера я не верил, таких «монстров» как японец или Наоя Иноуэ или филиппинец Мэнни Пакьяо, рождается один на миллион. Вот они укладывают соперников штабелями в малых весах. Хотя в любительских перчатках процент нокаутов у этих ребят тоже был бы несколько другой.

— Ничего не поменялось, — Григорий Семенович посмотрел на меня как на человека, забывшего, какой сейчас год. — У нас тут вообще-то два ринга!

— Два? — вот это точно было для меня новостью. Как же это я прошляпил второй-то?

— А ты думал? — тренер продолжал удивленно смотреть на меня. — Иначе мы тут не то что до ночи — до утра свой бокс не закончим!

Ну логично, конечно, вопросов нет — сам дурак. Я как-то подзабыл, что это областной турнир, а на мероприятиях такого уровня выступающих столько, что если их даже пускать одного за другим без перерыва и круглосуточно, все равно соревнования растянутся на несколько дней.

Я помчался переодеваться. «Вот это мы, конечно, вовремя успели», — думал я, доставая свою форму из сумки. «Ну, буду считать, что вся эта погоня за водителем и нашими вещами — разминка перед выступлением. Хотя, конечно, нормальная разминка сейчас очень даже не помешала бы. Но… теперь уже будем выступать как есть, ничего не поделаешь. Как говорится, с корабля на бал. Заодно и проверим, насколько крепки мои навыки и как я умею собираться».

Но рассуждения рассуждениями, а поторапливаться действительно было необходимо. Мой соперник уже стоял на ринге, наше выступление объявили, весь зал ждал одного только меня. Кое-как, прыгая на одной ноге, я натянул боксерки, которые показались мне легковатыми после обычной обуви. Впрочем, они такими и были. Зато сейчас я в них на ринге после такой-то беговой разминки буду просто летать!

— Ну что ты здесь, в самом-то деле! — воскликнул возбужденный Григорий Семенович, забежав ко мне в раздевалку. — Сколько можно копошиться, как гусеница, там уже главный судья спрашивает куда мой соколик подевался! Держи капу! Да одевайся, одевайся, что ты как в детском саду-то!

Протянув за капой, я автоматически сбросил с руки майку, которую уже начал надевать. Второй рукой, которая в этот момент держала шорты, начал пытаться удержать майку, одновременно засовывая капу в рот, и со стороны, надо полагать, я в этот момент выглядел весьма забавно. Видя мое замешательство, Григорий Семенович решил прийти мне на помощь.

— Дай сюда, — мой тренер буквально выхватил у меня капу, кивком головы показав, чтобы я продолжал надевать форму. — Ровно стой, головой не шевели!

Да, вот уж не думал я, что в довольно-таки взрослом возрасте мне когда-нибудь кто-нибудь будет помогать одеваться! Но, пока я натягивал на себя майку и шорты, Григорий Семенович буквально впихнул мне в рот капу, а второй тренер забинтовал руки и надел на них перчатки.

— Так, быстренько даю вводные, — сказал Григорий Семенович. — Соперника своего знаешь?

Я отрицательно помотал головой. Откуда же мне было его знать? Да даже если бы я его и знал — с этими поездками и разборками с кавказцами свое-то имя как бы не забыть, не то что соперника. Я бросил взгляд из приоткрытой двери раздевалки на ринг — там в ожидании меня площадку измерял шагами довольно крепкий на вид парень. Лицо его, правда, показалось мне смутно знакомым. Но конкретных ассоциаций не было никаких. Я вопросительно посмотрел на тренера.

— В общем, это Васька Макаров, 1959 года рождения, — сообщил мне Григорий Семенович. — Опытный боец, работает напролом. Джо Фрейзера видел когда-нибудь?

— Конечно. Кто же его не видел? — отозвался я. Еще бы я не видел Джо Фрейзера! Его легендарный бой с Форманом я в прошлой жизни засмотрел до дыр! Да и «Обитель ангелов» в девяностые все мы смотрели. У такого бойца было чему поучиться. Если этот Васька Макаров прилежный ученик, то поработать мне сейчас придется серьезно. Можно сказать, меня ждет прямо-таки испытание на профпригодность.

— Ну вот, — удовлетворенно кивнул Григорий Семенович, — вот Васька и работает, как Джо. Первым номером, выносливый, как космонавт и роет землю, как носорог. Значит, запомни: стоять перед ним, как дерево, на двух ногах нельзя. Он левша. Моментально забьет. Лучше заходи за руку и постарайся метить ударом в печень — она у левшей получается открытой, как на блюдечке с голубой каемочкой. Ну а в остальном держи его на джебе. Как только зашагиваешь — сразу бей!

Я согласно покивал. Советы были действительно дельные. Кстати говоря, я наконец-то вспомнил этого Макарова. Васька был довольно крепким боксером, но при этом звезд, как говорится, с неба не хватал. Каких-то всесоюзных побед за ним не значилось, но и без них он сумел пошуметь знатно. Под конец карьеры, помнится, у него было более трех сотен боев по любителям, а это, прямо скажем, далеко не каждому удается.

С Фоезером сравнение было, конечно, притянуто Семенычем за уши, все-таки тактика Макарова была довольно однообразна. Всю надежду в бою он возлагал на свой отлично поставленный левый хук. То есть, по сути, на волю случая. Если попадет, куда метил — то нокаутирует противника, и вполне возможно, что надолго. А если нет — скорее всего, проиграет по очкам. Надо будет об этом помнить и учитывать, вырабатывая свою тактику в этом поединке.

Я еще раз пошевелил всеми конечностями, проверяя, как сидит форма, как вставлена капа, как чувствует себя тело, которое не было как следует размято и разогрето.

— Ничего-ничего, — подбодрил меня тренер, — еще и не в таких условиях биться приходилось! Все будет нормально! А уж тем более — ты теперь экипирован по полной программе.

Ну вот и все. Форма надета, капа вставлена, боксерки зашнурованы. Я готов!

— Удачи, сынок! — тихо сказал Григорий Семенович, кладя руку мне на плечо и провожая к рингу. Поддержка тренера, конечно, многое для меня значила — как и для любого спортсмена. Что ж, даже если вдруг с первым боем что-нибудь не заладится, то буду воспринимать его как тренировку перед остальными. Но главное, конечно, делать все от меня зависящее, чтобы заладилось.

Я вышел на ринг и огляделся. Вот это да! Первым, кого я увидел среди зрителей, был Слава Лемешев! На подвыпившего он похож точно не был, при этом выражение лица у него было серьезное и даже печальное. Может быть, он все-таки услышал меня и задумался? Если так, то будем считать, что мне удалось в этой жизни изменить по крайней мере одну человеческую судьбу к лучшему. Что ж, будем надеяться, что так оно и есть! Во всяком случае, если человек даже в таком, не самом лучшем, состоянии, все равно приходит смотреть выступления коллег — значит, интерес к своей профессии пока что перевешивает пагубные пристрастия. А значит, шанс на его возрождение пока сохраняется, пацан то он еще молодой. И кто его знает, может быть, я в этой жизни еще услышу имя Вячеслава Лемешева в качестве участника Олимпиады!

Передо мной выросла суровая физиономия Васьки Макарова, протянувшего мне руку для приветствия. Надо сказать, что выглядел он, конечно, просто как уголовник, хотя на самом деле Вася — добрейшей души человек, компанейский. Такое несовпадение встречается в нашем деле довольно часто. И, как правило, оно работает на спортсмена: когда на ринг выходит суровый зверь — это всегда зрелище. Даже если внутри это — не грозно рычащий лев, а мурлыкающий котенок.

Пожав друг другу руки, мы разошлись по углам и застыли в нервном ожидании. Напряженную тишину разрядила команда:

— Бокс!

Зал ответил вялыми аплодисментами, особых надежд на этот бой не возлагая. Мы снова сошлись и коснулись друг друга перчатками. Макаров гулко выдохнул, растер нос (уже сломанный) перчаткой и попер вперед в привычной манере. Я отчетливо помнил все советы Григория Семеновича. Только вот некоторая самонадеянность меня все же подвела. Порхать по рингу в боксерах, как мне это казалось в раздевалке, не получалось. Обувь-то легкая и удобная, спору нет, а вот ноги после длительной поездки на мотоцикле стали как будто ватные. В результате мое внимание рефлекторно переключилось на состояние ног и попытки понять, как у меня сейчас получится двигаться.

Это обстоятельство сыграло злую шутку. Я-то привык к тому, что каждая часть моего тела слушается меня, как рядовой командира, и выполняет все мои команды беспрекословно. Здесь же ощущение, что импульсы идут в ноги через несколько ватных одеял. Пока этот самый импульс дойдет до ноги, пока нога выполнит нужное действие — поезд уже давно ушел. Похожие ощущения у меня случались, когда приходилось спать в неудобном положении, и после пробуждения оказывалось, что я отлежал себе руку. Но тогда это ощущение довольно быстро проходило — стоило только перевести конечность в естественное положение и немножко ей подвигать. Здесь же «ватное» состояние как будто вцепилось в мои ноги мертвой хваткой и не хотело отпускать.

Однако в первом раунде я продолжал работать по привычке — то есть так, как будто с моими ногами все в порядке. В результате моя реакция стала замедленной, в то время как Макаров оставался таким же проворным, как и обычно. У меня далеко не всегда получалось успеть увернуться от его атак. До боли (в прямом смысле) однообразных, но действенных. Хук у него заряжен, что надо и в каждый левый боковой спортсмен вкладывался от души. Я даже через блок чувствовал, хотя чисто не пропустил ни разу.

«Благодаря» таким непредвиденным событиям я все-таки пропустил пару Васькиных хуков и проиграл первый раунд. К сетке ринга я подошел не столько обессиленный, сколько озадаченный — на такое развитие событий я уж точно никак не рассчитывал. Но и на мотоцикле ездить перед боем — не лучшая идея.

— Мишка, ну что ты вытворяешь! — обеспокоенный Григорий Семенович тут же поспешил подскочить ко мне. — Чего встал перед ним, как барышня на выданье — лупи не хочу!

— Да ниче хорошего, — буркнул я. — Ноги тормозят, как застыли. Не размялся.

Мне не хотелось признаваться ему, что ноги у меня барахлят из-за поездки на мотоцикле. Во всяком случае, если и обсуждать это, то точно не сейчас и не здесь. Не хватало еще этих разборок в перерыве между раундами. Да и потом, все это влияло на отношение ко мне в будущем. Хоть я и выручил, по сути говоря, всю команду — все равно грубо нарушил дисциплину, сорвавшись куда-то без предупреждения и разрешения, а теперь вот, получается, расплачиваюсь за это на ринге. И мало того — я, все «Динамо» расплачивается — ведь оценки влияют на общий, как бы сказали в будущем, рейтинг нашего общества!

— Хреново, Мишка, хреново! — я чуть ли не впервые видел Григория Семеновича таким встревоженным. — Но это же только ноги! У тебя же туловище не из одних ног-то состоит Елки-палки, у тебя голова на плечах для чего? Ну если ты видишь, что изначальная тактика не але, значит ее нужно менять!

— Исправлю, — скорее на автомате ответил я, про себя уже прикидывая, как мне стоит поменять свое поведение на ринге.

— Если не получается уклон. — продолжал втолковывать мне тренер, — значит держи его на расстоянии! У тебя ручищи, как шланги! Заходи с неожиданных сторон, режь углы и лупи, когда он этого меньше всего ожидает! Давай! Ты можешь! Второй раунд, пацан!

Я оперся на канаты всем телом, выпрямив спину, и свежим взглядом оглядел ринг. Тренер прав — нужно срочно менять тактику, иначе я таким макаром проиграю. Ноги у меня встали, конечно, но первый раз что ли… в общем поглядим, есть у меня идеи, как ситуацию исправлять. Ну и надеюсь, мои ноги ко мне вернуться.

Возвращаясь на ринг после команды, я действительно чувствовал себя получше. Может подействовало внушение Семеныча, может, я сумел собраться, а может, сработало и то, и другое вместе. Я четко знал, что мне требуется сделать, понимал, как именно буду это делать, и прикидывал, как реагировать, если что-то пойдет не так — например, соперник вынудит меня снова сменить тактику. Все это за считанные секунды пронеслось в голове, и теперь у меня были варианты действий практически на любое развитие событий.

На деле же все оказалось намного проще. Во втором раунде мне удалось сдерживать Макарова на расстоянии вытянутой руки. Я не бил, а как бы отталкивал его, сбивал с прицела, когда он пытался пробраться поближе и нанести удар. В очередной раз, когда Васька попытался поднырнуть ко мне под руку, чтобы от души сработать мне по печени, я применил мощный апперкот, поймал его и, можно даже сказать, аккуратно усадил на настил.

Нокдаун.

Во время, кстати, считай нокдаун в раздевалку, судьи такое любят. До конца раунда оставалось пару секунд. Соперник вскочил на ноги, показывая, что может продолжать, и рефери отправил его к угловым на раздачу пистонов. Пропущенный удар действительно был крайне не обязателен.

Семеныч весь перерыв начал мне разминать ноги, и приговаривал, чтобы я в таком же духе продолжал.

Третий раунд прошел примерно так же, как и второй. Все-таки Васька не отличался особым разнообразием тактик. Переть напролом и стремиться нанести коронный удар — это, конечно, хорошо, но такой подход чреват тем, что в любой нестандартной ситуации ты автоматически будешь проигрывать. Что, собственно, и показал третий раунд, в нем мне удалось не без труда, но нейтрализовать все его попытки дотянуться до меня левой рукой, да и вообще подобраться ко мне поближе. В довершение всего мои ноги, кажется, начинали приходить в норму, и движения стали получаться легче и ловчее. Поэтому пару раз мне удалось лихо увеличить дистанцию, когда Макаров работал на ее сокращение.

В конечном итоге такие гонки, судя по всему, его сильно вымотали. Его движения становились все более неопределенными, а взгляд постоянно пытался успеть за моими. Левая рука, которой он старался нанести мне удар, уже работала не так целенаправленно, как в первом и втором раундах. И, когда он в очередной раз замахнулся, я легко за шагнул за его руку — и снова посадил его на ринг удалом навстречу.

Надо отдать пацану должное, он встал.

Остаток раунда я расстреливал его джебом, сбивая начинающиеся атаки.

— Стоп! — скомандовал рефери, когда прозвучал гонг, знаменующий конец боя.

По итогам трех раундов судьи боя отдали победу мне. Чувства были такие, будто я чемпионский титул взял. Это же моя первая победа в турнире и вообще в боксе в новом теле! Я обернулся и посмотрел на Григория Семеновича. Он сиял так, как будто это сейчас он, а не я, выиграл бой. Его можно понять: к достижениям более опытных бойцов он уже привык, а здесь новенький, который, можно сказать, вопреки воле родителей и обстоятельствам проявил упорство и пошел в бокс, показывает первые результаты. Конечно, здесь любой педагог будет сиять от гордости: не зря вкладывал столько времени и сил в ученика!

— Молодец, Мишка! Сделал все, как надо! — кричал Григорий Семенович.

— Молодец! — вторили тренеру Янкины дачные друзья, сидевшие неподалеку. — Ты его нормально так уработал!

«Жалко, что здесь сейчас нет Янки… и Ленки», — почему-то подумал я. Хотя на самом деле понятно, почему: какому мужчине не хочется, чтобы нравящаяся ему женщина стала свидетельницей его триумфа? Конечно, до совсем уж значительного триумфа было пока еще далековато, но и первая победа для меня тоже значила очень много.

Голова кружилась, как будто бы я перебрал с шампанским, хотя я не пил ни капли. В моем мозгу стучалась только одна мысль: я смог! я победил! все это было не зря! Все эти тренировки, усилия, уговаривания родителей, объяснения перед тренерами, все мое упорство (а иногда и хитрость) сработали! Начало боксерской карьере положено. Если уж я одержал одну победу — значит, мне по плечу и вторая, и третья, и много-много еще. И они обязательно будут!

Я спустился с ринга в раздевалку под такие же жидкие аплодисменты, под которые поднимался на ринг. Меня поздравили пацаны из приятелей-динамовцев, отвесил обадривающий подзатыльник Семеныч. Похоже, моя гибкость в смысле смены тактики впечатлила всех. И особенно ярко она смотрелась на фоне однообразных движений моего противника. Но пока что расслабляться рановато. Впереди меня ждали и другие бои этого турнира. И что-то мне подсказывало, что не все мои соперники окажутся такими же предсказуемыми, как Васька Макаров.

Пока я приспосабливался к тактике Васьки Макарова и зарабатывал свою первую в новой жизни боксерскую победу, Сеня и Семеныч тоже даром времени не теряли.

— Ну что я тебе скажу голубчик, — задумчиво протянул Семеныч. — Я тут смотрю на ребят из тяжелого и понимаю, что тебе нужно подвинуться на вес ниже.

По большому счету я с данным предложением тренера был согласен. Сеня был пока что недовесом и если чуть подсушиться, то можно перезаявиться в весовую ниже. Там и ребята не такие крупные, и правильнее будет такой ход для дебюта… не о чтобы конкуренция там поменьше или соперники плохого уровня, но так Сеня определенно сможет лучше себя проявить. Интересно правда с чего Семеныч решил весогонки на пятачке устраивать… хотя я, после того, как увидел в списке тяжей Ягубкина, тоже бы воспитаннику такое решение предложил. Вслух Семеныч это озвучивать не стал, чтобы эхо Сени не задевать…

— Сможешь, Сень? — тренер потрепал его по плечу.

— Давайте пробовать, делать только че, Григорий Семеныч?

Сеня принял в какой-то степени даже героическое решение — за время, оставшееся до его выхода на ринг, сбросить несколько лишних килограмм веса. Соревнования строились по возрастающей — от меньшей к большей весовой категории. Поэтому на все про все у него было время, да всего пара часов, но время все-таки было. Конечно, при прочих равных мне сложно себе представить спортсмена, который отважился бы так рисковать. Все-таки экстренные методы — они на то и экстренные, что применяются только в самых крайних случаях, и в в большинстве своем довольно ощутимо бьют по организму. Но в данном случае Сеня все-таки гонял «лишнее», что оправдывало риск.

В принципе, я хорошо знал действенные методы сбрасывания лишнего веса. Если по-хорошему, то думать об этом нужно хотя бы за неделю до нужной даты. Лучше всего заняться жестко следить за своим питанием: употреблять белки и жиры в качестве резервных источников энергии, но совершенно исключить углеводы — основной источник. Конечно, можно еще пользоваться сауной, но какая сауна в Советском Союзе конца семидесятых? Да и бани в дворце спорта, понятное дело, тоже не было.

Семеныч начал оглядываться, чтобы найти кого, кто поможет Сени скинуть вес (сам то он пацанов секундировал) и наткнулся взглядом на меня.

— Миха, сориентируешь корешка? — спросил он, видимо забыв, что я сам дебютант.

— Сориентирую, тренер, — заверил я.

— Ну с богом!

Григорий Семенович на минуту задумался, потом куда-то отошел и вернулся с… мутоновой шубой. Сумки наши к тому моменту уже приехали. Для чего шуба — понятно в принципе. Прежде всего Сеню нужно было во что-то укутать, чтобы, как говорится, с него полило ручьем. Так что Семеныч как в воду глядел, опыт как никак.

Тренер покосился на один из рингов, где стоял один из наших.

— Пока без меня, справитесь?

— Сеня в надежных руках! — подтвердил я.

Тренер ушел к рингу, а я критически осмотрел Сеню взглядом.

— Шуба то мне нахрена? — спросил тот.

— Надевай, — велел я, укутывая Сеню так, как будто он только что с крепкого мороза, где провел несколько часов без верхней одежды. — И поплотнее запахнись!

Сеня послушно исполнил указание. Он моментально покраснел, и я, мысленно представив, каково сейчас ему париться в этой шубе, невольно поежился. Ох сколько у меня весогонок было в сове время и не одна не оставила приятных воспоминаний. Вообще, с такими методами экстренного сбрасывания веса нужно быть поаккуратнее. Одно из самых распространенных последствий этого укутывания — обезвоживание. А оно ничего хорошего для здоровья не означает, если не сможешь грамотно восстановить водный баланс. Поэтому цели целями, но и о состоянии своего организма тоже забывать нельзя, иначе вместо впечатляющих спортивных успехов можно получить долгое пребывание в больнице со всеми вытекающими последствиями.

— Блин, жарко! — Сеня критично осмотрел себя. — А дальше че?

— А дальше пахота, перчатки одевай. На лапах постоим, — пояснил я. — Щас будем с тебя семь потов выводить.

Сеня неуверенно оглядел присутствующих, надел перчатки и подошел ко мне. Вообще, конечно, на это было бы забавно посмотреть со стороны: боксер занимается, закутавшись в шубу. Могла бы получиться неплохая иллюстрация стереотипов про русского медведя. Но в реальности смешного было мало: движения Сени хоть и были отработаны, но сам он стоял передо мной красный, как помидор и пыхтел не хуже чайника на Аллиной кухне.

— Сень, ты смотри, если ты чувствуешь, что совсем устал — не надрывайся, — вполголоса говорил я ему. — Сядь и отдохни, потом продолжим.

— Ага, «отдохни», — передразнил он меня. — А вес, по-твоему, сам собой с меня на пол стечь должен или что?

— Вес весом, — возразил я, — а о здоровье забывать нельзя. Какой тебе смысл будет, если тебя перебросят в другую весовую категорию и тут же увезут на скорой?

— Да ладно тебе, — отмахнулся Сеня. — Скажешь тоже, на скорой. Еще про гроб мне чего-нибудь расскажи.

Такой легкомысленный настрой приятеля мне не понравился.

— Сень, тут не до шуток, — начал объяснять я. — В этом деле главное — сердечко не перегрузить, а то последствия вообще непредсказуемы. А вес… знаешь, пот с тебя сейчас будет идти, даже если ты в этой шубе просто лежать будешь. Так что не переусердствуй. Все своим ходом пусть идет.

Краем глаза я заметил заинтересованные взгляды наших тренеров, бой нашего пацана долго не продлился, соперника сняли ввиду травмы, и оба тренера, пока к выходу готовилась следующая пара, решили за нами подглядеть.

— Гляди-ка, — говорил Григорий Семенович другому тренеру, — а как наш Мишка на лапах работает! Хорошо, уверенно, я бы даже рискнул сказать — профессионально!

— Ага, — отозвался второй тренер, — и где только он этого набрался-то?

— Ну, знаешь, — профессиональная гордость Григория Семеновича явно была задета, — тот, кто ко мне в зал ходит не номер отбывать и не перед сверстниками выпендриваться, а заниматься делом, еще и не того и наберется, и насмотрится. Это говорит в первую очередь о том, что голова у парня на месте. Умеет Мишка новую информацию впитывать и тут же применять в дело.

Эх, знал бы ты, дорогой мой коллега, насколько эта информация для меня не новая! Хотя чего уж там скрывать — такие отзывы были для меня чрезвычайно приятны.

Тем временем Сеня все-таки выдохся.

— Ффух! — протянул он, отходя от меня и вытирая со лба пот рукавом шубы. — Все, не могу больше!

— Давай сходим, попробуем взвеситься на комиссии.

По опыту я знал — три килограмма от наших танцев с бубном сразу не вылет, еще килограммчик останется за милую душу. Но может и так пропустят?

Сеня с воодушевлением согласился. Но наша затея обернулась неудачей. Суровая тетка за весами категорически отказалась считать Сенин лишний килограмм допустимой погрешностью.

— Перевес, ребята! Есть четкие указания, с каким весом осуществляется допуск участника в каждой категории! И эти правила должны соблюдать абсолютно все, иначе здесь начнется не турнир, а бардак! — тоном, не допускающим возражений, резко заявила она.

— Блин не фига у тебя глаз алмаз! — изумился Сеня тому, как точно я угадал перевес.

Ну что нам оставалось делать? Немного поразмыслив, я быстренько сгонял в наш номер, в котором мы остановились, и принес оттуда одеяло. Этим одеялом я укутал Сеню в шубе, уложив его на скамью. Так сильно не укутывают, наверное, даже людей, бьющихся в ознобе.

— Вот так и лежи. Полежишь полчасика, потом взвесимся еще, — сообщил ему я.

— Господи, — протянул Сеня голосом умирающего, — у меня сил уже никаких нет. Может ну его?

— Ничего, — попытался я его подбодрить. — Лежи, лежи, жар костей не ломит.

Спорт — не институт благородных девиц, и излишняя жалость здесь может только навредить. Конечно, за состоянием человека следить тоже нужно, но надо уметь отличать настоящее недомогание от того, что человек «накручивает» себе сам.

Пока Сеня находился в состоянии импровизированной «бани», я отлучился посмотреть, что происходит на ринге. К зрителям к этому времени вышел наш Колян — в расписании выступлений произошли какие-то рокировки, и, несмотря на то, что он был в меньшей весовой категории, его выступление перенесли. В своей прошлой возрастной группе Колян уже был довольно известен, имел регалии и к его выходу в зал потянулись даже те, кто, заскучав, бродил по коридорам, не говоря уже о наших ребятах.

Противник Коляна был чем-то похож на Макарова. Он так же предпочитал работать жестко и на встречных курсах. Колян силовую манеру уважал, но выбрал тактику выцеливающих разовых ударов. Хотел соперника нокаутировать, но в первом же размене жестко пропустил боковой, попятился и коснулся перчаткой настила ринга.

— Еклмн! Николай, руки подними! — заорал Семеныч.

Рефери начал отсчитывать Кольку нокдаун. Он поднял перчатки, показывая что готов продолжать. Руки поднимать не стал, снова пошел на соперника с открытым забралом, и снова начал выцеливать… классом Коля был явно выше, все что выбрасывал долетало до цели, но и в ответ ловил все, что летит. А то, что соперник может и уронить — он это продемонстрировал. И до конца раунда, несмотря на крики тренеров, Колек продолжил работать в такой опасной манере, не пользуясь своими преимуществами…

Наш второй тренер, оценив обстановку, тут же залез в его угол ринга.

— Колян, — торопливо заговорил он, — не надо тебе этих разовых ударов! Зачем? Ты так пропустишь все, что можно пропустить! Работай комбинациями! А за нокаут не беспокойся — он сам придет!

А потом нагнулся к нему, что-то зашептал,

Колян согласно кивнул и принял сосредоточенный вид, по всей видимости, продумывая свои предстоящие действия.

— Бокс! — объявил рефери.

Начался второй раунд. Коля сменил тактику. Теперь он работал серийно — жестко, но не вкладываясь в каждый удар, как в первом раунде. Сейчас он напоминал скорее включенный станок для нанесения ударов — схематично, твердо, не выделяя никакой из них. Проведя такую серию атак, Колян резко разорвал дистанцию. Этим он серьезно осложнил жизнь сопернику, который, как ни пытался, так и не смог выправить ситуацию в свою пользу, и вскоре был жестко загнан в угол. Колян воспользовался этим и забил его до конца.

В принципе, если бы соперник был чуть поопытнее, а главное — похитрее, то он мог бы встать на одно колено. Тогда рефери отсчитал бы ему нокдаун, запал нашего Николая был бы сбит, и у того появилось бы время, чтобы восстановиться и повернуть-таки бой в нужную ему сторону. Но этого не произошло, и бой остановили за явным преимуществом Коляна.

Когда ему подняли руку, он излучал столько счастья, как будто только что выиграл Кубок мира. А в это время за кулисами уже бинтовали руки Шпале, который готовился выйти на свой бой. «Ладно», — решил я. «Посмотреть бои с участием всех, кого возможно, я еще успею. А пока надо бы узнать, как там дела у Сени».

Сеня лежал с таким видом, будто ему осталось жить несколько минут, и спасти его не могла бы ни одна реанимация.

— Ну что? — задал я ему риторический вопрос.

— Мишка, я сейчас сдохну, — признался он. Ну конечно, еще бы — в теплом помещении, в шубе и одеяле!

Я взглянул на часы.

— Значит, так, — скомандовал я ему. — Сейчас вылезай — и срочно беги в ванную! Ровно пятнадцать минут горячей ванны! А потом быстро возвращайся сюда.

А пока Сеня помчался на свои водные процедуры, я отправился в буфет. Нужно было придумать что-то, что позволит моему приятелю оперативно восстановить свои силы, и при этом не прибавить в весе. Поэтому в буфете я направился прямо на кухню — благо, никого постороннего здесь сейчас не было, и никто не мог меня остановить.

— Здрасте! — выпалил я дородной женщине, что-то мешавшей в огромном чане.

— Тебе чего? — подозрительно спросила она, смерив меня взглядом.

Я поводил глазами по буфету. Что бы мне попросить? Первое точно не годится, да его здесь и не было… Вдруг мой взгляд упал на кастрюлю со сладким рисом — видимо, он предназначался на ужин.

— Нам нужно парня срочно восстановить, — затараторил я. — Ну, упадок сил у него большой. Можно взять у вас тарелку риса?

— Еще чего! — возмутилась повариха. — Больше вам там ничего не надо? Может, по комплексному обеду всем выделить? Вот время на еду будет, тогда и приходите!

— Да нет, зачем же всем? — я пожал плечами. — Говорю — нужно срочно парню силы восстановить…

— Силы восстановить? — усмехнулась она. — А мне потом количество риса кто восстановит? Ты знаешь, что за каждую недостачу с меня вычитывают, из моего личного кармана? А то еще и выговор влепят, скажут, что сама съела или украла! Оно мне надо? Нет-нет-нет, давайте сами там как-нибудь!

Да, вежливостью местный сервис явно не отличался. Но что же мне делать? Как мне все-таки вырулить эту чертову тарелку с рисом? И Сеня скоро уже вернется…

В задумчивости я посмотрел в окно, и решение пришло само собой.

— Скажите, а как вас зовут? — спросил я повариху.

— А тебе зачем? — подозрительно сощурилась она. — Ну, Любовь Петровна я. И что?

— Подождите пару минут! — выпалил я и прямо через окно сиганул во двор, где на клумбах виднелось множество цветущих хризантем. Благо, буфет располагался на первом этаже. Ловкими и быстрыми движениями я нарвал букет, так же, через окно, запрыгнул назад, и протянул его поварихе.

— Вот, Любовь Петровна, — запыхавшись, проговорил я. — Это вам! Ну пожалуйста, нам очень нужно!

Любовь Петровна от неожиданности чуть не выронила половник, который все это время продолжала держать в руке. На ее лице проявилась смущенная улыбка, и вместо озлобленной и вечно подозрительной тетки я вдруг увидел обычную женщину, которой, судя по всему, последний раз дарили цветы когда-нибудь на выпускном или в день свадьбы, если таковая в ее жизни вообще была.

— Ой… — зарделась повариха. — Это что… мне, что ли?

— Ну да, я же говорю, что это вам! — повторил я.

Любовь Петровна неуверенно взяла цветы и залюбовалась ими.

— Ну ладно, — смягчилась она. — Вон там в углу тарелки стоят, накладывай одну порцию и беги к своему другу. Но только одну, понял? И тарелку чтобы вернул!

— Конечно, понял! — воскликнул я, быстро бросил на тарелку три большие ложки риса, подмигнул Любови Петровне и, сжимая в руке тарелку и ложку, выбежал из буфета, крикнув на прощание: — Спасибо вам огромное!

В раздевалку мы с Сеней влетели практически одновременно.

— Это у тебя что? — Сеня уставился на мою тарелку с рисом.

Я поставил тарелку на скамью.

— Потом объясню. Побежали взвешиваться!

Мы успели вовремя. Тетка, стоявшая за весами, уже направлялась к входной двери, чтобы закрывать кабинет и идти домой, но мои настойчивые «мольбы» ее остановили.

— Вот вам не живется спокойно, шпана, — проворчала она, но все-таки снова встала за весы.

Секунды, которые Сеня провел на весах, показались мне вечностью. Уж очень долго тетка гоняла гирьки туда и сюда, что-то бормоча себе под нос. Наконец она вынесла вердикт:

— Сто граммов у него лишние! Так что все равно ты не проходишь в другую категорию!

Мы с Сеней переглянулись. Это что же, все эти мучения с шубами были напрасными? Нет, этого точно нельзя допустить!

— Сто граммов, говорите? — с вызовом ответил я. — Ну правильно, он же сейчас в трусах! А если их снять, то будет как раз нужный вес. Сеня, а ну снимай трусы!

— Э! Вы чего, совсем, что ли? — прикрикнула тетка на Сеню, который уже потянулся рукой к резинке трусов. — Еще мне здесь этой непотребщины не хватало! Чай, не в бане находитесь! Ладно, хрен с вами, запишу я его в другой вес. И чтобы духу вашего здесь больше не было, понятно?

Нам было понятно. Из кабинета для взвешивания мы вылетели пулей, опасаясь, что она снова может переменить решение.

Теперь Сене действительно нужно было срочно восстанавливать силы после таких экстремальных экспериментов. Когда мы вошли в раздевалку, туда как раз вернулись все наши во главе со Шпалой, который, ругаясь от злости, со всей дури швырнул свои перчатки на пол.

— Проиграл, — пояснил Лева на мой вопросительный взгляд. — А я ему говорил — поздно включаешься! Последний раунд ведь начисто забрал! А он не слушает ничего…

— Да ну вас всех на хрен, советчики, — зло проговорил Шпала и удалился в сторону жилого корпуса. После таких неудач многие предпочитали побыть в одиночестве.

— Не ходи, — остановил я Леву, который двинулся было вслед за другом.

— Почему? — недоуменно уставился он.

— Потому что проигрывать тоже полезно, — ответил я, включив «внутреннего тренера», то есть прежнего себя. — Пусть побудет один, подумает, сделает выводы…

— Мда… А с этим чего такое? — спросил Лева, кивком головы указав на Сеню, который сейчас выглядел как рабочий, отпахавший две смены подряд.

— Срочная весогонка, — ответил я.

— И как же он на бой выйдет? — засомневался Лева.

— Так мы его сейчас восстановим, — заявил я. — Все по науке!

— В задницу вашу науку, — прорычал Сеня. — Я пить хочу!

— С питьем погоди, — возразил я. — Организм человека может усвоить не более литра воды в час. Лучше вот — перекуси пока!

Я протянул ему тарелку со сладким рисом, и Сеня жадно набросился на еду. А я тем временем повернулся к Григорию Семеновичу, который вошел в раздевалку и с удивлением смотрел на воспитанника, уплетавшего рис перед выступлением.

— Это вы… Так, погодите, а Шпала где? — увиденное его настолько изумило, что он не сразу сообразил, зачем сюда зашел.

— В номер побежал, расстроенный, — махнул я рукой. — Григорий Семенович, можно Сеню в другую весовую категорию перезаявлять. — Три кило сбросили, и теперь он проходит!

— Молодцы ребята! — похвалил тренер.

Мы с Сеней снова переглянулись и, не выдержав, рассмеялись. После перекуса Сеня заметно взбодрился, и теперь уже почти ничего не напоминало о том, что еще полчаса назад он выглядел как путешественник, который заблудился в пустыне и провел там несколько дней без пищи и воды.

А вот Семеныч задумчиво на меня взглянул.

— Мишка, а я ведь только сейчас понял, что у тебя опыта весогонки не было…

От автора: Финал цикла «Авиатор». История о лётчиках СССР. Курсанты. Война в Афганистане. Ангола. Палубная авиация ВМФ. Предотвращение бомбардировки Сербии и др! Ссылка: https://author.today/work/257877

На ринге между тем красовался Лева. Если в двух словах, то он попросту «сожрал» своего противника. Переехал в силовой манере, как Артур Бетербиев, тяжелыми ударами пересчитал тому ребра! И это несмотря на то, что на бой в новой возрастной группе Лева вышел впервые. Конечно, он был крупным и хорошо сложенным парнем, но все-таки такие успехи с первого раза даются далеко не каждому.

Лева ни на секунду не застраивался, предпочитал работать на ближней дистанции и в клинче, чем удивил своего соперника. Боксер против него вышел толковый, но сделать нашему Льву ничего не мог. Тот легко подныривал под переднюю руку соперника, входил на ближнюю дистанцию с боковым в голову, а в клинче взрывался комбинациями по корпусу.

Наблюдая за работой Левы на ринге, я в очередной раз поймал себя на мысли, что он — очень талантливый боксер. Смесь грубой природной силы и боксерского интеллекта.

Более того, Лева вполне мог составить конкуренцию кубинцам на Олимпиаде 1980 года. Разумеется, все это при условии, что он будет на полную катушку впахивать в зале. Впрочем, если Лева задержится в «Динамо», по-другому и не выйдет. В зале придется до седьмого пота вкалывать.

После очередной разрушительной атаки голова-корпус, Лева резко сменил тактику. Три раза подряд ударил левой-правой в голову, заставляя поднять соперника руки. А потом… потом я даже глаза вытаращил. Соперник. Прикормленный двойками, поднял руки выше, Лева снова выбросил передний джеб, как могло показаться, чтобы повторить комбинацию еще раз. Но вместо правого в голову, он лупанул сдвоенным джебом в солнечное сплетение. Передней же рукой!

Соперника согнуло, и он рухнул на настил…

— Ну что, Лева, поздравляю! — сжал его в объятиях Григорий Семенович, когда Лева спустился с ринга и зашел в раздевалку. — Ты прямо как асфальтовый каток по нему прошелся, молодец!

— Ну а чего с ним церемониться-то, — важно ответил Лева. — Я его даже не почувствовал.

«Ничего, бравада с него еще спадет», — подумал я, наблюдая, как Лева в красках пересказывает свой бой тем, кто что-то упустил. Занимайся, Левушка, только занимайся — и ты через какое-то время будешь отстаивать не только имя родного «Динамо», но и честь всего Советского Союза!

Все-таки, несмотря на то, что в новом теле и новой реальности я уже освоился, прежнее тренерское мышление нет-нет да и брало верх над новым. Поэтому бои, с которых участвовали мои приятели, я смотрел не только как друг, поддерживающий друзей, но и как наставник. Отмечал про себя, какие были сделаны ошибки, что можно было бы сделать лучше, чего лучше не делать вообще, а какие моменты были очень удачными и их стоило бы закрепить в дальнейшей работе. Я не спешил искоренять в себе эту сторону мышления: я уже успел понять, что такая склонность к аналитике помогала мне быстрее, а главное — точнее ориентироваться здесь, в уже забытом времени и особенно — в экстренных ситуациях. Хотя была у этого дела и обратная сторона, крывшаяся в моей психологии, как бойца. В идеале коммуникация между боксером и тренером должна иметь вид игры в приставку. У тренера в руках джойстик от твоего тела и он управляет им. Подсказывает корректировки, подмечает недоработки и слабые стороны соперника. Это не всегда видно в бою. Сам себе тренером боец не может быть, иначе получится лебедь, так и щука. Не зря в углу спортсмена должен говорить только один человек. Да и как можно играть в видеоигру, если управление персонажем у двух человек… Потому конкретно в своих боях, надо в себе внутреннего тренера подчас приглушать.

С таким настроением я посмотрел несколько выступлений и других наших ребят. Конечно, их уровень был разным: кто-то выступил лучше, кто-то чуть похуже, кому-то просто не повезло и попался противник такого уровня, что там и чемпиону бы пришлось постараться, чтобы победить. Но это спорт, сегодня ты на щите, а завтра под щитом. Подчас проигрыши дают куда больше побед. Однако было на соревнованиях и то, что оставило неприятный осадок. «Динамовцы» столкнулись с откровенной несправедливостью. Например, одного из наших пацанов попросту засудили. Его противнику засчитывали все удары подряд, а ему — только каждый третий.

— Вот же козлы, а, — сплюнул Григорий Семенович. — Ну ты только посмотри, ну ничего не стесняются!

— А почему того так за уши тянут? — спросил я.

— Да внук он. Чей надо, — вздохнул тренер, не уточнив имени.

Но, в принципе, имя было не так уж важно. В прошлой жизни мне много раз приходилось сталкиваться с такими ситуациями. Бывало, вот так тянут весь турнир сынка какого-нибудь важного «кого надо», и ладно бы сынок еще был талантливым — было бы не так обидно. А то ведь зачастую стоит весь бой столбом, даже кулаком в противника попасть не может толком. Говорят не хочешь несправедливого решения — заканчивай бой досрочно. Ага, как же. Даже если нокаутировать такого щегла, никакой гарантированной победы это не означает. Я видел, как ребят, отправивших соперников в нокаутом, попросту дисквалифицировали. Например, за удар открытой перчаткой. Понятно, что никакого удара открытой перчаткой в принципе не было. Вот как тут докажешь, что сам дурак без наличия камер…

Теперь вот смотрю я на турнир семидесятых, глазами пожившего жизнь, и вижу эту не самую приятную картину как на блюдечке. Слова «спонсор» здесь, конечно, еще не знают, но «покровитель» — вполне. А если это какая-нибудь партийная шишка (что скорее всего), то всем и без указаний все понятно: проблемы по партийной линии никому здесь не нужны, если из партии исключат — уже неважно будет, какой ты профессионал, можешь попрощаться с нормальной работой. Вот и приходится делать вид, что победитель — это тот, кто на самом деле проиграл. Стыдно, а куда денешься?

Следующим выступающим от «Динамо» был Сеня. Соперник заметил, что пацан молодой, неопытный и выступает первый раз ну и решил его малость прессануть. Когда мы с Сеней стояли в коридоре — он готовился к выходу на ринг, а я выступал в качестве группы поддержки — мимо нас прошел его соперник со своим приятелем. Вообще я не любитель подслушивать чужие разговоры, но они разговаривали нарочито громко, чтобы мы обязательно их услышали:

— Да этот, с которым ты будешь биться, как его… Сеня, вроде? Говорят, вообще всю жизнь был жирный, тюфяк такой. А точнее, никакой. Знаешь, неумеха — он и на боксе-то вроде всего пару месяцев, такого любой студентик уложит.

— Да слышал, конечно. Не понимаю, зачем меня — и вдруг против такого увальня выставили? Он же у меня с первого удара звезды перед глазами считать начнет, а со второго я его спать уложу. Наверняка это у него получается гораздо лучше!

Раздалось показушное ржание, и дуэт противников удалился. Я посмотрел на Сеню. Он заметно занервничал, начать тереть ладонями колени. Его состояние можно было понять: как-никак первый бой по любителям, плюс еще такое давление — это действительно сильный стресс для любого человека. А он к тому же действительно только недавно сбросил лишний вес, и хотя в боксе уже демонстрировал успехи, былая неуверенность пока еще давала о себе знать.

И вот на такое его внутреннее состояние и наложилось то, что он сейчас о себе услышал. Они все точно рассчитали, гады! Теперь и без того не вполне уверенный в себе Сеня мог отчебучить что-нибудь такое, после чего ему на долгое время закроется дорога на любые соревнования вообще. Хотя, если посмотреть на все это непредвзято, то перед соперником, ничего из себя не представляющим, такие показательные выступления проводить не будут. Уже хотя бы из этого следовало, что как боксер Сенька — в полном порядке. Наверняка соперник успел пообщаться с нашими другими ребятами, узнал, как Сеня пашет в зале и как довольно уверенно смотрится на спаррингах. Но когда эмоции застилают разум, что-нибудь объяснить человеку бывает очень тяжело.

В подтверждение моих мыслей Сеня повернулся ко мне и робко спросил:

— Слушай, Мишка, может, они правы, а? Может, ну его, этот турнир? Ну какой из меня, в самом деле, боксер?

Мда. Волнение перед боем — это нормально, но вот откровенный страх — это уже вообще никуда не годится. Придется проводить экстренную психотерапию. Я положил руки на его плечи и, неотрывно глядя ему прямо в глаза, начал говорить заветы, которыми был когда-то серьезно впечатлен, когда в первый раз их услышал:

— Значит, Сеня, слушай меня внимательно. Отдели себя от своих плохих мыслей. Поверь в себя. Твой соперник всегда чувствует твою неуверенность. Поэтому ты должен заставить себя выйти на ринг! Запомни: герои и трусы чувствуют один и тот же страх. Их отличие состоит только в том, что герои ведут себя по-другому. Трус убегает, а герой использует свой страх для того, чтобы направить его на своего противника, и в конце концов побеждает. Еще раз: боятся абсолютно все! Важно правильно использовать свой страх. Его нужно превращать в ярость!

Сенины глаза постепенно меняли свое выражение с непонимания на раздражение. Это хорошо!

— И потом, сам подумай, — продолжал я. — Если бы ты не был для них опасен — разве разглагольствовали бы они сейчас на весь коридор? Да они бы о тебе даже не думали, не то то разговоры какие-то вести! А они ведь не просто так здесь прошлись — они хотели, чтобы ты все это услышал! Видел как они шушукались с нашим Петровым перед этим? Смекаешь, к чему это все было? Так вот. Сейчас у тебя есть только два пути. Поддаться на их тупые провокации и сдаться, не выходя на ринг — или выйти на него победителем! Да, да, ты не ослышался — именно выйти победителем, потому что если ты не поддался на всю эту дешевку — ты уже заранее победил! Герой не разменивается на эту чепуху — он побеждает своих соперников силой, умениями, опытом, навыками, но прежде всего — умом!

По сути, это было традиционное внушение в стиле Каса Д’Амато — тренера Майка Тайсона и других всемирно известных чемпионов. А уж человек, воспитавший таких крутых бойцов, явно знал толк в поднятии человеческого и спортивного духа. Вот и сейчас я увидел, как буквально на моих глазах Сеня преобразился и из неуверенного в себе превратился в бойца, готового к битве. Отлично! Сработало! Теперь нужно было немножко поработать с его соперниками, а то что-то они чересчур разошлись, как я погляжу.

Я подошел к их раздевалке. Входная дверь в нее была открыта, и любой желающий мог увидеть, как Сенин соперник бинтует руки, готовясь к выходу. Сделав вид, что я просто прогуливаюсь по коридорам дворца спорта и случайно остановился именно возле их двери, я негромко, но так, чтобы внутри раздевалки было слышно, произнес:

— Эх, дела… Да, не завидую я тому, кто против нашего тяжа Сеньки выйдет…

— Это почему еще? — мгновенно раздалось из комнаты. Мой план оказался точным!

— А? — переспросил я, как бы очнувшись, огляделся, и, якобы найдя источник звука, ответил, глядя уже прямо на Сениного соперника: — Так вы что, ничего про него не слышали, что ли?

— А что мы должны были слышать-то? — кажется, там занервничали. — Ты, если уж начал говорить, то говори до конца, а не ребусы тут загадывай!

— Да какие там ребусы, — я задумчиво пожал плечами, как бы сомневаясь стоит ли раскрывать важную тайну кому попало или нет. — Я просто сам видел, как он Теофила Стивенсона ронял, когда они к нам в Москву приезжали. На спарринг вышли, а он раз два и кубинец в кашу!

— Чего, правда? — Сенин противник уставился на меня, как баран на новые ворота, и замер в недоверии. — Стивенсона ронял? Того самого? А мне Петров не говорил…

— Ну да, — все так же задумчиво ответил я. — К нам же кубинцы-то приезжали не так давно — слышали, наверно? Ну и занимались со всеми желающими. Вот он его тогда и завалил. Стивенсон аж сам обалдел — не ожидал, говорит, такого уровня и такого напора от советского любителя. И удар говорит, как конь копытом… А Петров в тот день на тренировке отсутствовал, туда пускали не всех подряд.

— Вот, значит, как… — Сенин соперник почесал в затылке. Крыть ему было нечем: о том, что к нам приезжали кубинцы, знала вся спортивная общественность Москвы, а уж что там происходило за закрытыми дверями общества «Динамо» — об этом точно никто знать не мог, тем более когда речь шла о совместных тренировках и мастер-классах. Смартфонов и соцсетей тогда не было. и обнародовать видео с тренировки не мог никто и никак.

Я мимоходом оглядел Сениного противника. Ну да, все именно так, как мне и рассказывали. В будущем его бы назвали крепким гейткипером, и сейчас этот гейткипер как бы устраивал мощную проверку молодому таланту. И лицо у него после моих слов стало ой каким озадаченным.

Перед выходом на ринг я снова положил руку на Сенино плечо:

— Ну давай, Сеня, удачи тебе!

Удачи ему пожелал и Григорий Семенович. подоспевший как раз тогда, когда выход Сени объявляли на ринге.

— Давай, пацан, устрой им там! Пусть все знают! — немного несвязно, зато от чистого сердца и очень трогательно пожелал он.

Сеня оглядел нас на прощание, как будто уходил в один конец, вздохнул и вышел на ринг.

— Бокс! — Донеслось до нас через несколько секунд.

Видимо, противника Сени впечатлили мои рассказы. Он не испугался, нет, напротив решил доказать в первую очередь самому себе, что может справиться с человеком, который Стивенсона ронял. Ну и попер, как танк, выбрасывая град ударов. Я этого и ждал, боксера удалось вывести на себя и вместо осознанной комбинационной работы, он работал не глядя, отключив голову. Будь Сеня поопытней, и он бы встретил этого взбесившегося носорога. Но Сеня воспринял это как исполнение «предсказания» соперника — ушел в блок и попятился к канатам, принимая урон на себя.

— Активная защита, — раздался голос рефери.

— Работай! Работай, Сеня! — вне себя заорал Григорий Семенович. — Ну что же ты стоишь, как истукан, работай! И по прямой не отходи!

Но, кажется, Сеня ушел в глухой блок не только от противника, но и от всего внешнего мира вообще. От ударов он кое-как еще закрывался, но вот никаких криков, казалось, вовсе не слышал.

— Что он делает, дурак, — в сердцах кипятился Григорий Семенович.

— Слушай, а кого он там ронял-то, я не понял? — издевательски произнес корешок боксера из команды соперника. — Что там за ахинею этот динамовец нам нес? Может, он манекен в магазине уронил от своей неуклюжести, а всем потом рассказал, что на ринге боксировал?

— Ага, или диван покорил, — хохотнул другой. — Ты же знаешь эти знаменитые турниры с диваном: бьешь подушку до тех пор, пока она не свалится на пол и объявляешь ей нокаут?

Веселье соперников всегда не к добру. Так искренне хохотать над противником можно только тогда, когда уверен в своей правоте. Я посмотрел на рефери — судя по его озадаченному взгляду и жестам, он уже был готов останавливать бой. Григорий Семенович тоже уже замахнулся, чтобы выбросить полотенце, но я его остановил, буквально повиснув на его руке. Что-то мне подсказывало, что главное зрелище еще впереди — то ли интуиция, то ли опыт, то ли вера в моего приятеля. Ну не мог Сеня после такой мощной подготовки — и своей личной, и проведенной с моей помощью — выйти и просто так сдаться! В крайнем случае отказался бы от выступления — в это я еще мог поверить, но так бы он точно не поступил!

И действительно, немного сменив угол обзора, я кое-что увидел…

— Ты чего? — удивился Григорий Семенович. — Не видишь, что ли — забьют же парня!

— Подождите, — произнес я. — Пусть поработает.

— Чего ждать-то, — проворчал тренер, опуская руку с полотенцем. — И так уже все ясно. Погорячились мы, рановато ему еще выступать. Не дорос парень…

Я же своим опытным взглядом видел то, чего, может быть, не заметил Григорий Семенович. При всей кажущейся тупиковости ситуации Сеня явно работал осознанно. Когда спортсмен и в самом деле теряется, у него не такой собранный и уверенный в себе взгляд, не говоря уже о жестах. Зная Сеню, я мог биться об заклад: если бы он действительно растерялся и испугался, то давно бы уже лежал в нокауте. Но взгляд его был собран, а движения руками — при всей кажущейся неуверенности — точны и расчетливы. Он точно видел и понимал всю ситуацию на ринге!

Кажется, и Григорий Семенович теперь тоже это заметил и начал пристально вглядываться в действия своего подопечного.

И Сеня нас не подвел! В самый, казалось бы, критический для себя момент, Сеня внезапно взорвался апперкотом и нанес сокрушительный разовый удар! Противник — уж не знаю, от чего больше: от удара или от неожиданности — сел на пятую точку, как в лужу. И так мощно сел, что капа вылетела у него изо рта. Вместо того, чтобы тут же вскочить на ноги, он начал шарить руками по полу ринга в поисках капы, чем окончательно растерял все свои позиции.

Вердикт рефери был однозначным и окончательным. Нокаут!

— Во даёт, заметил… — растерянно потянул Семеныч.

Я тоже только сейчас понял, что произошло. Каждый раз после правого бокового, соперник Сени упирался лбом в его перчатки, и после выбрасывал левый, открывая подбородок. Сеня это увидел и ударил.

Когда рефери поднимал ему руку, Сеня с торжествующим видом оглядел зал. По выражению его лица я понял, что оказался прав: ход всего боя он просчитал заранее. Выходя на ринг, он уже знал, что окажется победителем!

— Ну ты, Сенька, даешь! — аж взревел от восторга Григорий Семенович, сгребая в охапку нашего боксера, сошедшего с ринга. — Не ожидал! Удивил так удивил! Я блин не сразу увидел щель, а ты туда как из пушки грохнул!

— Да я просто собрался, — скромно ответил Сеня.

— Не скромничай! — продолжал восклицать тренер. — Не скромничай, так собраться ни с того ни с сего невозможно, ты очень здорово и продуманно выступил! Это выглядело даже не как бой, а как шахматная партия! Красавец! Молодец!

— Поздравляю, Сень! — обнял я товарища, — Ты действительно красавец! Так виртуозно размотать этого товарища — это еще суметь надо!

— Да ладно вам, ребят, чего вы, в самом деле, — смущенно отбивался Сеня от рукопожатий и объятий динамовцев.

Такое в его жизни явно было впервые, и вполне заслуженно. Так что я, наблюдая его триумф, невольно подумал, что все это повторится с ним еще неоднократно. У Сени были все шансы на большое будущее. Помахать кулаками могут многие, а вот до такой степени точно рассчитать тактику боя — единицы. Это значит, что, несмотря на неопытность, он прекрасно работал не только руками, но и головой. К тому же Сеня обладал недюжинной силой воли: перейти в нужную весовую категорию за пару часов — да за такое, по-моему, отдельную награду надо присуждать! Поэтому сегодня он продолжал принимать заслуженные поздравления.

Первый день турнира оказался для нас, динамовцев, вполне удачным. Даже те, кто проиграл, в целом показали себя весьма достойно. Во всяком случае, был виден потенциал, и даже недоброжелатели не могли бы упрекнуть наших пацанов в плохой работе или недобросовестном подходе к выступлениям.

В конце дня мы, усталые и выжатые, разошлись каждый по своим номерам. Правда, пацаны решили собраться у кого-то в номере и поиграть в карты.

— Мишка, пойдем с нами! — зазывал меня Лёва. — После всех этих боёв хоть расслабимся, отвлечемся!

— Нет, ребята, это без меня, — отвечал я. — И вам, кстати, тоже не советую.

— Это с чего вдруг? — удивился Лева. — Думаешь, здесь каталы профессиональные завелись?

— Этого я, конечно, не знаю, — сказал я. — Но завтра турнир продолжится, и нам всем нужно быть в форме. Поэтому лучше бы выспаться и восстановиться, чем выходить на ринг с недосыпом.

— Ой, да ладно тебе! — недовольно отмахнулся Лева. — Ты прямо иногда как заведешь свою волынку… Ну не хочешь сам — не иди, другим-то зачем настроение портить?

С этими словами Лева удалился. По-моему, он так и не понял, почему я отказался играть и вообще весело провести полуночное время. А причины, на самом деле, были очень вескими. Во-первых, я действительно очень устал от всех событий прошедшего дня, и все равно был бы слишком рассеян, чтобы играть. А во-вторых, игра в карты — занятие эмоциональное, а мне сейчас нужно было восстанавливать свои силы, а не тратить их дальше.

С другой стороны, каждый должен набить шишки на своей шкуре. Это только в теории умный на чужих ошибках учится… Свой урок с поездкой на мотоцикле я усвоил очень хорошо. И наступать на одни и те же грабли не собирался.

Все это, если по уму, было применимо и к остальным динамовцам, но, кажется, они об этом не задумывались и решили провести часть ночи в азартной игре. Ну да и ладно, их дело. Мне нужно думать о своем состоянии, а не весь мир вокруг спасать.

Я вернулся в номер. После такого напряжённого дня освежиться в душе и лечь в чистую, застеленную постель было практически царской роскошью. Я с наслаждением устроил свою голову на подушке, растянулся на приятно прохладной простыне и накрылся лёгким одеялом. Дремота овладела мной быстро. Словно сквозь какую-то дымку, передо мной начали проплывать незнакомые ринги, рефери, боксеры — все это почему-то на фоне летних пейзажей с лесом и речкой неподалеку. Только здесь уже я был тренером и наставником, а в зрителях сидели Янка и Ленка, и почему-то именно от того, как я подготовлю учеников, зависела степень благосклонности ко мне каждой из них. Я сосредоточенно прикидывал, как мне нужно подготовить к выступлению того или иного ученика, и что мне скажет каждая из девчонок. А еще почему-то продумывал, что скажет Алла, которая находилась тут же и, как и наяву, решала кого допустить к соревнованиям, а кого нет. Эти размышления были непростыми, но в то же время какими-то приятными, причем приятными настолько, что я даже специально начал затягивать выход на ринг своих учеников. Вдруг картинка задрожала, затряслась перед моими глазами, а в ухо послышался сдавленный шепот:

— Миха, вставай!

Ничего не понимая, я попытался «устаканить» картинку, изо всех сил тренируя перед боем очередного молодого боксера. Но картинка размывалась и ускользала от меня, а шепот в ухе становился все настойчивей.

— Да проснись ты, Миха, в самом деле! Вот даёт — дрыхнет прямо как под наркозом!

Я открыл глаза. У кровати стояли Сеня и Лева. Сеня тряс меня за плечо, а Лева сдавленным голосом призывал проснуться. Я скосил взгляд на настенные часы — стрелки на циферблате показывали час ночи. Чего этим картежникам от меня ещё понадобилось-то в такое время? Без меня совсем не играется, что ли?

— Чего такое? — в полусне пробормотал я.

— Вставай, Миха, вставай! — Сеня, словно не слыша меня, продолжал трясти мое плечо, вцепившись в него, как коршун в добычу. — Просыпайся!

— Да не хочу я просыпаться, я спать хочу! — недовольно проворчал я, поднимаясь и садясь в кровати. — Чего вам от меня надо-то?

— Мы тут, короче, это, — заговорщицки зашептал Сеня, наконец отцепившийся от моего плеча. — Мы тут в подкидного дурака играли…

— Ну и молодцы, — раздраженно перебил я его, — а я-то здесь при чем?

— При том, что мы проиграли, — выпалил Лева. — Помнишь нашего Павлика сегодня засудили? Ну, еще удары не засчитывали? Семеныч когда матюкался!

— Помню, ну и дальше что? — я все ещё продолжал упорствовать в своем желании поспать.

— Ну вот ему мы и проиграли! — с отчаянием произнес Сеня.

— Ой, тоже мне катастрофа! — фыркнул я. — Ну проиграли и проиграли, бывает. Сегодня проиграли — завтра выиграете. Дайте поспать, будьте людьми, в конце-то концов!

Я окончательно перестал что-либо понимать. Пусть их, сами разбираются со своими игрищами, а я должен выспаться перед завтрашним днём. Я не наставник и не надсмотрщик, и сообщать мне о каждом своем шаге вовсе не обязательно. С этим настроем я рухнул обратно в кровать, обернулся одеялом и отвернулся к стенке.

— Да погоди ты отворачиваться, что ты сам-то за человек, — Сеня опять схватился за мое плечо. — Мы же не просто так проиграли, а на желание!

— Какое ещё желание? — недовольно пробурчал я. Тоже мне, пляжные авантюристы — в карты на желание играть. Я бы еще понял, если бы с девчонками… да и то, разгар турнира для таких игрищ — время не самое подходящее, прямо скажем.

— Мы теперь должны отомстить тому «армейцу», в пользу которого засудили Пашу, — сообщил Лева.

— Отомстить? — переспросил я. — И каким же это образом, интересно знать?

Сеня молча продемонстрировал мне пару тухлых яиц, в скорлупе которых иглой была проделана тоненькая дырочка. Вонь от них исходила такая, что я, сам того не желая, моментально проснулся.

— Их нужно положить ему в боксерки, — пояснил Сеня.

— Понятно. — кивнул я. — А я здесь при чем?

— Помощь твоя нужна, — сказал Лёва.

«Вот же массовики-затейники, а», — подумал я. «Скоро уже высшее образование получать да семьи создавать, а развлечения до сих пор как у третьеклассников. Играть в карты на желания, тухлые яйца в обувь засовывать… Ещё бы додумались этому „армейцу“ зубной пастой физиономию измазать или в уличный сортир дрожжи бросить».

— Ребят, давайте без меня, а, — протянул я. Что это, в самом деле, было такое — сами подписались под какую-то ерунду, а я теперь должен им помогать!

— Ну хорошо, — бесстрастно, но все же с обидой произнес Лева. — Ты тогда отдыхай, а мы, когда у тебя в следующий раз стрелка будет, тоже скажем, чтобы провели все без нас.

«Вот ведь шантажист», — промелькнуло у меня в голове. Я тяжело вздохнул и с неохотой поднялся с кровати. Во-первых, пацаны тогда действительно за меня впряглись, хотя были даже не в курсе, из-за чего произошел весь сыр-бор. Теперь, по справедливости, я оставался им как бы должен. А во-вторых, этих лихих искателей приключений лучше бы было проконтролировать. Мало ли какие авантюры им по дороге ещё в голову прийти могут. Не ровен час, их подвиги всему «Динамо» ещё расхлебывать придется.

— Пошли уже, — поторапливал меня Сеня, пока я закрывал дверь номера.

Дверь номера будущего обладателя тухлых яиц была закрыта. В принципе, замок можно было и взломать, но сделать это тихо точно не получилось бы.

— Ну что, через окно? — вопросительно посмотрел на нас Сеня.

— А что ещё остаётся, — согласился Лева. — Придется с другой стороны обходить.

Эта затея уже больше походила на рискованный акробатический трюк — все-таки необходимая нам комната находилась на втором этаже, дело было ночью, особой освещенностью территория не отличалась, а само здание было слабо приспособлено для оттачивания навыков бытового альпинизма. Впрочем, недостаточная освещенность была нам скорее на руку: глаза-то в темноте осваиваются быстро, а вот лишние шансы быть замеченными нам точно ни к чему.

Найдя нужное нам окно с другой стороны здания, мы задумались. Ничего, похожего на пожарную лестницу, здесь не наблюдалось. Тащить из здания какую-либо мебель тоже был не вариант. Единственное, что нам оставалось сделать — подсадить друг друга. Действительно, как акробаты в цирке!

— Ну что, — оценил я ситуацию. — В окно, видимо, удобнее всего будет залезть мне. Вы оба выше меня ростом и покрепче, поэтому не факт, что я кого-то из вас удержу на плечах.

— Логично, — подумав, согласился Лева. — Ты более юркий, у тебя больше шансов. Запомни: его кровать стоит слева, вторая от окна, то есть ближе к двери.

Я кивнул. В итоге наша Вавилонская башня построилась так: ее основанием стал Сеня, а на его плечи встал Лева, который, в свою очередь, подсадил уже меня. Хорошо еще, что погода была пока еще теплой, и окна в здании были нараспашку. Поэтому мне удалось влезть в номер практически бесшумно, и вовсю сопящие и храпящие во сне пацаны ничего не заметили.

«Вот уж точно — фанат бокса!», — усмехнулся я, обнаружив боксерки жертвы прямо у его кровати. Впрочем, долго размышлять мне было некогда. Я аккуратно подложил в его боксерки тухлые яйца («Наконец-то исчезнет эта вонь!» — обрадовался я про себя) таким образом, чтобы внешне это было незаметно, зато при обувании яйца сразу бы лопнули, погрузив ноги в эту склизскую и вонючую субстанцию. Аккуратно вернув боксерки на их законное место, я уже было собрался так же тихо и незаметно выскользнуть обратно, как вдруг с улицы раздался Сенин истошный вопль:

— Таракан!!! Ааааа!!!

«Идиот, твою же мать!» — выругался я про себя. «С тобой точно только в разведку ходить!».

Естественно, от громкого крика пацаны моментально проснулись и первое, на что наткнулись их заспанные глаза, был мой силуэт.

— Э, а ты че здесь делаешь? — заорал один из них.

— Ты че творишь тут, сука⁈ — поддержал его второй.

Недолго думая, я выскочил в окно как получилось — теперь уже о какой-либо конспирации думать было бессмысленно. Но на этот раз наша импровизированная «башня» удержать меня не смогла: я-то спустился на землю без приключений, но следом за мной, торопясь побыстрее слинять с места происшествия, с Сениных плеч спрыгнул Лева. И этот прыжок получился у него крайне неудачным: он подвернул ногу и взвыл от боли, правда, тут же приглушил голос, чтобы не работать для нас же дополнительной сигнализацией.

Мы припустили прочь от этого окна, но теперь нас тормозил прихрамывающий Лева! Бросить товарища одного в такой ситуации мы не могли, поэтому возвращение получилось не таким быстрым, как прибытие на место. Нас выручило то, что никакой погони за нами не было, как не было и засады возле нашего номера. Добравшись до своей комнаты и закрывшись в ней изнутри, мы, не сговариваясь, рассмеялись. Это был нервный смех облегчения, означавший, что все самое плохое и страшное уже позади.

— Ты чего заорал-то, дурик? — отсмеявшись, спросил я Сеню. — Запалил же всю контору!

— Да представляешь, ко мне под майку таракан заполз! — начал оправдываться Сеня. — Я стою и чувствую — кто-то меня под майкой щекочет. Осторожно заглянул — а там таракан, здоровый такой!

— Ты что, тараканов боишься? — усмехнулся Лева.

— Да при чем тут боишься, — возразил Сеня. — Я просто от неожиданности… знаешь, с одной стороны — щекотно, с другой — ты же ничего такого не ожидаешь, ну и… Это как проснуться среди ночи и в темноте на своего кота наступить — вроде и животное не страшное и свое, знакомое, и знаешь, что он где-то тут есть, а все равно в первые секунды пугаешься.

— А-а, понятно, — не сумел не подначить его я, — значит, ты в качестве домашних животных тараканов разводишь.

— Да ну тебя, — обиженно махнул рукой Сеня. — Я бы на тебя посмотрел, когда фактически во время засады тебя кто-нибудь неожиданно щекотать начал!

«Да уж», — подумал я про себя. «Щекотка щекоткой, а все же хорошо, что этим „армейцам“ хватило мозгов не устраивать глобальной разборки. Могли бы ведь выбежать, развести мордобой, поднять шум на весь корпус…»

В этом смысле наши конкуренты действительно повели себя достойно. Хотя сейчас, задним умом, я начал припоминать, что когда мы улепетывали за угол здания, то сзади раздавались вполне конкретные угрозы: вроде «ничего, завтра на ринге встретимся», «мы вас всех по очереди завтра похороним»… В том, что они меня узнали, не было никаких сомнений: накануне мы весь день шатались на глазах друг у друга, и если даже лично и не знакомились, то уж кто какой клуб представляет, затвердили намертво.

Ну да ничего, завтра будет завтра, к тому же, чем бы они там ни грозились, но на ринге они все равно будут вынуждены действовать в рамках принятых правил боя. Это вам не закрытая тренировка клуба: за любую самодеятельность тут же дисквалифицируют. Правда, тот из них, кому я подложил в боксерки тухлые яйца, был, по словам Григория Семеновича, чьим-то внуком, и в его пользу уже было как минимум одно несправедливое судейство… Но все-таки в тот раз все дело было именно в судействе, сам же герой дня просто выступал как мог. А если этот внучок начнет вместо положенного боя устраивать свой сольный бенефис — чьим бы протеже он ни был, все равно публичного скандала ему устроить не дадут. Старшему родственнику, небось, тоже не очень нужно, чтобы такой произвол увидели все зрители и потом склоняли его фамилию к месту и не к месту. Так что если эти «армейские» деятели что-нибудь завтра и учинят, то наверняка мы найдем способ их угомонить.

А вот угомонить Левины ощущения, полученные после падения с высоты Сениного роста, оказалось не так уж и легко.

— Ой-ой-ой, как же больно-то, — стонал он, сидя на кровати, причем было такое впечатление, что со временем его боль не утихает, а наоборот, только усиливается. — Ребята, включите кто-нибудь свет, я хоть посмотрю, что у меня там!

Свет был тотчас же включен, и при внимательном осмотре Лева пришел к неутешительному выводу, что его лодыжка оказалась вывихнутой. Стопа его отекла и посинела, что не оставляло ни малейшей надежды на наше вечное «как-нибудь само рассосется».

— Ну вот, приехали! — вконец расстроился он. — Как же мне теперь завтра на ринг-то выходить? Мне надо бой вести, а я даже на ногу наступить нормально не могу!

— Ну что, — рассудил я, — здесь без медиков не обойдешься. Надо тебя вести к Алле. Если не хочешь на жопу приключений, когда тренера узнают.

— Не хочу… — Лева зашипел, потирая ногу.

— Ты думаешь, она сейчас его примет? — засомневался Сеня.

— Здрасте Новый год! — удивился я. — А для чего же она здесь находится-то? Медик для того и прикрепляется к спортсменам, чтобы в любой момент помощь оказать!

По правде сказать, мне и самому было не очень удобно беспокоить Аллу посреди ночи. И вообще, получалось, что мы с ней видимся все больше по ночам, что наводило на однозначные мысли и фантазии, до воплощения которых по понятным причинам было далеко, а вот разговоры об этом могли пойти по «Динамо» вполне определенные. Но делать было нечего: сейчас профессиональная помощь Аллы была нам нужна совершенно точно, а кроме нее, у нас медиков в данный момент больше не было.

Заспанная Алла, открывшая дверь на наш настойчивый стук, была так хороша, что я невольно ей залюбовался.

— Что у вас такое? — удивленно спросила она, вглядываясь поочередно в каждого из нашей троицы.

— Да вот, Лева лодыжку, похоже, вывихнул, а завтра у нас бои, — объяснил я, нехотя отвлекаясь от созерцания Аллы.

— Так, быстро несите его в комнату, — скомандовала Алла, моментально приняв деловой вид и доставая свой медицинский чемоданчик.

Пощупав разные места Левиной ноги и попросив его пошевелить ступней, Алла покачала головой и вынесла однозначный вердикт:

— Ну да, вы все правильно определили. Вывихнул ты, дружок, свою лодыжку. Как ты так умудрился-то? Да еще посреди ночи?

— А может быть, там перелом? — брякнул я первое, что пришло в голову, чтобы отвлечь Аллу от выяснения обстоятельств произошедшего.

— Ну ты чепухи-то не неси, — возразила Алла, с укором глядя на меня, как на нерадивого студента, забалтывающего на экзамене самый элементарный вопрос. — Если бы у него был перелом, то фиг бы он сейчас так активно ступней своей шевелить смог, пусть и через боль! Максимум она бы у него болталась в суставе. Так что нету у него никаких переломов, не выдумывайте! Холодное прикладывали?

Мы переглянулись. В суматохе никто об этом даже не подумал, хотя приложить холодное — это первое, что приходит в голову каждому человеку даже при простом ушибе, не говоря уже от вывихов.

Алла укоризненно покачала головой:

— Молодцы! А еще спортсмены называетесь!

Она достала из чемоданчика эластичный бинт и тщательно зафиксировала Левину ступню. Потом повернулась к нам и начала объяснять ситуацию дальше:

— Значит, так. Леве крупно повезло — вывих несложный, ничего серьезного. Нервы не повреждены, переломов, как я уже говорила, нет. Но потребуется вправить вывих. Я этого сделать не смогу, нужен травматолог, и потом еще на какое-то время наложить на ногу гипс.

Мы снова переглянулись. Похоже, сохранить происшествие в тайне от тренеров нам уже не удастся. Если бы не требовалось привлечение дополнительных врачей и Лева сохранил бы способность нормально двигаться, то можно было бы подговорить Аллу и никто бы ничего не узнал, а так…

— А как же турнир? — задал Лева самый идиотский вопрос, который только был возможен в такой ситуации. Впрочем, его переживания я был способен понять, как никто другой. — Мне же завтра на ринг надо выходить!

— Какой еще ринг! — Алла поправила его ногу, подложив под нее сложенную вдвое подушку. — Ты сюда-то еле доковылял! А теперь тебе ринга долго не видать. Сначала ногу нужно вправить, потом с гипсом походить, и потом еще некоторое время фиксировать ступню, чтобы вбок не искривлялась. И все это время — никаких физических нагрузок. Ну, за исключением разве что лечебной физкультуры. Так что до дальнейшего участия в соревнованиях я тебя, извини уж, допустить никак не могу. Сейчас пойду на вахту, вызову скорую, и пусть они тебя везут в больницу, вправлять ногу и гипс накладывать.

С этими словами Алла вышла, а мы продолжали переглядываться друг с другом, осмысливая произошедшее. Да, таких последствий от наших ночных приключений мы точно не ожидали! А с другой стороны — я же сразу говорил: не надо никаких посиделок с картами устраивать, добром не кончится! Ну и вот, пожалуйста — доигрались-довыпендривались. А пошли бы просто спать по своим комнатам, как я — сейчас благополучно видели бы свои десятые сны за ночь и все было бы нормально.

— Да, дела… — расстроенно протянул Лева. — Подвел я команду, похоже…

— Да ладно тебе, — ответил Сеня. — Это с каждым может случиться.

— Что теперь будет-то? — Лева вопросительно посмотрел на меня. Кажется, я впервые видел его таким растерянным. От его привычной самоуверенности и иногда даже нагловатости не осталось и следа.

— Что будет, что будет… — задумчиво проговорил я и вдруг сам поразился той мысли, которая пришла мне в голову. — А будет, друзья мои, то, что наш герой Денис Бабушкин, как он и планировал, все-таки получит свой шанс выйти на замену!

— Так, я что-то не понял! А это что еще за дела?

Голос Григория Семеновича гремел на весь коридор. Стояло ясное, солнечное утро, спортсмены-участники турнира, потягиваясь и позевывая, выползали из своих номеров. А наши любимые тренера, как обычно, контролировали наши действия по распорядку дня — уж слишком велика была ответственность на этом турнире, слишком многое стояло на кону.

Мы тоже умылись, переоделись, и в ожидании организованного похода на завтрак столпились на лестнице. Вот тут-то и всплыла история с Левиной ногой. Он уже успел в сопровождении друзей сгонять в больницу и теперь его загипсованная конечность ярко выделялась среди всех здоровых ног динамовцев.

— Да это я так… на лестнице подвернул, — Лева ответил таким голосом, который не заставлял даже сомневаться в том, что он придумывает версию на ходу.

Григорий Семенович вскинул бровь, как сыщик, который понимает, что подозреваемый врет ему в глаза:

— На лестнице, значит? А выступать можешь?

Вообще говоря, вопрос был странный — какие могут быть выступления с гипсом на ноге? Но, видимо, тренер задал его больше «на автомате».

— К сожалению, доктор отстранила, — Лева вздохнул, и этот вздох получился у него намного искреннее любых его слов. Все-таки уж что-что, а выступить ему точно хотелось.

— Ой-ой-ой, вот это новости, — сокрушенно протянул Григорий Семенович. Еще раз посмотрев на ногу Левы, он задумался. Вдруг он перевел взгляд на Бабушкина, который стоял чуть поодаль и наблюдал за происходящим. — Ну что, Дениска? Видимо, настал твой час! Вон видишь, Левка-то у нас на ровном месте умудрился ногу подвернуть. Значит, не зря ты с нами поехал. Твой шанс, понял?

Дениска гордо вскинул подбородок.

— Зато теперь в моей весовой категории первое место нам точно обеспечено, — ехидно заявил он.

— Э! — возмутился Лева. — А я что, по-твоему, первое место не взял бы, что ли?

— А я не с тобой разговариваю, сопля зеленая! — хмыкнул Бабушкин.

— А ну-ка цыц! — оборвал их Григорий Семенович. — Вот здесь и сейчас для полного счастья нам только ваших споров и не хватало!

Он хотел сказать что-то еще, но тут к нему подошел какой-то мужик в пиджаке — может быть, тренер конкурирующего клуба, а может, кто-то из числа организаторов — и начал что-то негромко говорить ему на ухо. Я навострил уши и смог подслушать часть их разговора:

— Нет, Семеныч, ну ты представляешь, а! Ночью кто-то залез в комнату к нашим пацанам и тухлые яйца им подложил. И ладно бы это было где-то в раздевалке — так ведь нет, они прямо на второй этаж залезли, не поленились! И как умудрились только — там же ни лестницы, ни балконов, ничего… Вот ведь кому-то делать нечего! Вроде почти взрослые люди все, а туда же — как школьники в пионерлагере бесятся. И как ещё шеи себе не переломали с такой акробатикой! Ты не обижайся, Семеныч, я тебя уважаю и все такое, но если узнаю, что это кто-нибудь из твоих — сниму с соревнования. У нас тут спортивный турнир, а не чемпионат по клоунаде.

— Понял тебя. Буду иметь в виду, — ответил помрачневший Григорий Семенович, — но мои пацаны точно все спали и вообще в таких дуростях участвовать не склонны.

— Ну смотри, тебе, конечно, виднее, — смягчился мужик в пиджаке, — но если что, я тебя предупредил. Всем потом достанется, они ведь этому самому подложили…

— Ага, — кивнул Григорий Семенович. Судя по его выражению лица, он все прекрасно понял.

Когда мужик удалился на достаточное расстояние, тренер повернулся к нам и пристально посмотрел на Леву.

— Ну? — спросил он. — На лестнице подвернул, значит, да? Давай рассказывай, на хрена вы это все устроили, коллекционеры тухлых яиц!

— А кто «вы»-то? — Лева изобразил на лице изумление. — Я один был вообще-то! У меня с тем товарищем, как бы это сказать… в общем, личная к нему неприязнь, вот.

Мы с Сеней переглянулись. Лева не стал «палить контору» и взял все на себя. Что ж, достойно. В этот момент мне даже стало как-то неловко, что поначалу я не хотел отправляться с ним «на дело».

— Личная, говоришь, — повторил Григорий Семенович, оценивающе глядя на него. — Значит, так. Сейчас давай шуруй в свой номер и сделай так, чтобы тебя никто не видел, понял? Еду тебе наши ребята принесут. А если судья вдруг увидит, что ты хромой — ничего хорошего не жди! Да что там ты — вообще все ничего хорошего не ждите, понятно?

Чего уж там было не понять! ЧП, которое устроила одна из команд и которое закончилось травмой участника — это скандал не только на весь турнир, но и на всю спортивную Москву. От такого пятна на репутации потом отмываются годами… а Семеныч считай на первый турнир повез боксеров после своей реабилитации в спортивном обществе. Мда, нехорошо получилось. Леве и вправду будет не лишним посидеть на номере и не высовывать нос.

Лева поковылял в номер, а Григорий Семенович решил провести для нас дополнительный инструктаж, он же был и напутственным словом.

— Значит, так, братцы-кролики! Сегодня второй день турнира. Расслабляться ни в коем случае нельзя. Именно от сегодняшнего дня зависит, попадете вы в финал или нет. От финала вас отделяет, можно сказать, один только шаг, но его нужно суметь сделать! И вообще — правильно проведенный отбор в финал — это уже, считайте, половина победы в финале! Поэтому вспоминаем все, над чем мы с вами пахали на тренировках. Ну а дальше — настрой рабочий, настроение боевое, тело разогретое и размытое! Всем все понятно?

Мы закивали: вот умеет всё-таки наш тренер создать нужный настрой! Вроде бы такие простые слова, а все равно появилась уверенность в своих силах. После такого воодушевляющего предисловия даже завтрак показался нам наскучившей обязанностью, и мы не могли дождаться, когда уже, наконец, начнется турнир, чтобы показать себя и свои умения во всей красе.

Когда мы пришли в тот корпус, где проходили соревнования, то первым, кого мы там увидели, был Денис Бабушкин, работавший со своим дружком Лемешевым. Оба были сосредоточены на своих движениях, явно размяты, а главное — трезвы как стёклышки.

— Да, хоть и козел наш Дениска, конечно, порядочный, а своим шансом он всё-таки воспользовался, — задумчиво сказал Колян, наблюдая за ними.

— Ага, воспользовался, — обиженно пробурчал Шпала. — Только почему-то не всем такие вторые шансы дают!

Я усмехнулся, услышав это. Шпала до сих пор считал, что его поражение на ринге было досадной случайностью. У меня же увиденное вызвало совсем другие эмоции. Я был искренне рад за Бабушкина, собравшегося и очнувшегося буквально на грани удаления из «Динамо», и теперь намеревающегося взять реванш. И отдельную радость я испытывал за Лемешева. Кто знает, может, именно мои, не очень приятные, слова заставили его задуматься и изменить свою жизнь? Может быть, теперь, в этой реальности, он возьмётся за ум, окончательно завяжет с зеленым змием и ещё покажет всему миру, на что он способен? Все-таки, как ни крути, этот парень в советское время был кумиром миллионов, и, думаю, не мне одному было жутко обидно наблюдать его отчаянное падение.

Тем временем в коридоре уже вывесили списки соперников. На этот раз мне достался незнакомый мне боец — как говорили в кулуарах, хороший технарь. А вот противников своих приятелей я знал неплохо, и все они без исключения были серьезными соперниками. Ребятам придется хорошо попахать, чтобы показать достойный результат. Но даже среди них выделялся тот, кого поставили в пару к Коляну. Это был Шамиль Сабиров, будущая звезда советского и мирового бокса и чемпион Олимпийских игр 1980 года. Конечно, сейчас он только ещё шел к той превосходной форме, в которой он был тогда на Олимпиаде, да и Колян тоже, в общем-то, был не лыком шит, и ситуация на ринге могла повернуться по-разному. Но в любом случае нашему парню придется ой как непросто.

Надо сказать, что и сам Колян прекрасно понимал, с кем ему придется иметь дело, поэтому, несмотря на весь свой опыт, заметно нервничал. Он то прыгал на одной ноге, то вдруг начинал грызть свой кулак с выражением крайней задумчивости на лице. Наконец он обратился к Шпале:

— Слушай, пойдем на лапах постоим!

Это, кстати, была неплохая идея для того, чтобы отвлечься и снять напряжение. Я тоже решил хорошенько размяться и встал в пару с Сеней. Такая работа, хоть и не в полную силу — основные силы нам нужно было приберечь для ринга — всё-таки хорошо отвлекала от разных ненужных мыслей и сбрасывала мешающие эмоции.

Пока мы разминались, пришли «армейцы». До нас долетели их голоса, переговаривавшиеся между собой:

— О, вон он, гляди.

— Ага, точно… явился, бессмертный…

— Ну ничего, сегодня он свое получит…

Я краем глаза покосился на них. Они действительно смотрели прямо на меня, да ещё и тыкали пальцем в мою сторону. «Тыкайте, тыкайте», — не без злости подумал я. «Ринг все покажет».

— Миша! — внезапно раздался в дверях знакомый голос.

Я обернулся и с изумлением увидел в дверях… своего отца! Блин… откуда он здесь вообще взялся?

Я нехотя поплелся в сторону двери, даже не пытаясь сделать вид, что обрадован приезду ближайшего родственника. Было от чего приуныть. Я был больше чем уверен, что сейчас опять начнется уже известная мне песня в два притока три прихлопа: зачем тебе это надо, бросай свой бокс, не губи свою жизнь, твое дело — шахматы, мы с матерью тебя ждём, я приехал, чтобы тебя забрать… Поэтому после первых приветственных слов и объятий я с кислой миной настроился выслушивать очередную воспитательную лекцию и подбирать убедительные аргументы, почему я никуда с ним не поеду.

Однако на этот раз отец меня удивил.

— В общем, так, сынок, — серьезно и даже немного торжественно произнес он. Было видно, как нелегко даются ему эти слова. Скорее всего, он даже готовился, чтобы их наконец произнести. — Мы тут с матерью посоветовались и решили, что ты имеешь полное право самостоятельно выбирать свой жизненный путь. Так что я приехал поддержать тебя в твоём новом начинании.

— В смысле? — переспросил я. — Ты прямо специально для этого приехал в Москву?

Дорога от дома сюда была, мягко говоря, не близкой, и приехать, чтобы поддержать сына — это был, конечно, поступок.

— Ну почти, — улыбнулся отец. — Меня сюда в командировку направили, я попросил ещё два дня за свой счёт, чтобы посмотреть, как ты будешь выступать на турнире.

Пока мы разговаривали с отцом, турнир начался. Уже отбился Колян и Шамиль — я сумел одним глазком подсмотреть их бой с того места, где мы стояли. Шамиль, конечно, был ярким представителем игрового, высокотехничного бокса. Уже в эти годы он отличался пластичностью движений, изобретательностью и тонким расчетом в поединке. И даже самый мощный и суровый напор агрессивных соперников утрачивал силу, сталкиваясь с его хладнокровием и хитростью.

А наш Колян был приверженцем именно такого, агрессивного ведения боя. В то время как он шел, что называется, напролом, Сабиров виртуозно маневрировал по рингу, резко и неожиданно менял направление, и едва заметным, почти неуловимым движением доставал Коляна своими быстрыми ударами. В этом смысле Коля был для него удобным соперником — с ним он мог проявить все свои козыри и победить, не перестраиваясь под некомфортную для себя тактику противника.

Так в результате и вышло. Как Колян ни старался, сколько усилий ни прикладывал, но по очкам он всё-таки проиграл. Разница стилей определяет результат. Расстроенный, он спустился с ринга, и, стараясь не встречаться ни с кем из нас глазами, удалился в раздевалку. Я не стал говорить ему никаких ободряющих слов. Все-таки каждый спортсмен должен сам пережить свою порцию разочарований и поражений, тогда и будущие победы покажутся в сто раз слаще.

— Так, товарищ папа! Я вашего сына ненадолго заберу, — это Григорий Семёнович подошёл к нам с отцом. — У нас время!

— Ну, сынок, удачи тебе! — отец ободряюще подмигнул мне. — Я пошел в зал, смотреть!

Как я уже отметил про себя, сейчас мне предстояло биться с технарем. Моего соперника звали Санёк Барабанов — когда я вышел на ринг, он уже вовсю измерял его шагами в ожидании. Он был высоченным парнем — на две головы выше меня — но при этом худющим, как швабра, и внешне чем-то неуловимо смахивал на Себастьяна Фундору, антропометрического феномена из бокса 21 века., Я было на секунду подумал, что это он и есть, но быстро себя одернул: до рождения будущего чемпиона мира оставалось еще лет двадцать.

Начался раунд. Я быстро раскусил задумку этого «Фундоры» отечественного разлива: поскольку у него было превосходство в росте и, как следствие, больший, нежели у меня, размах рук, ему было легко удерживать меня на дистанции и благодаря этому набирать очки. Если ничего не предпринимать, так и проиграть ему недолго.

Спасительная идея пришла сама собой. Я вспомнил, как в столовке в нашем лагере делал упражнение с уклонами. Вот сейчас и проверим, как новое тело его усвоило!

Я ловко уклонился от очередного джеба и начал прорываться на ближнюю дистанцию. Но тут Барабанов сделал сайтстеп и сместился в сторону. Такие маневры повторились несколько раз, и в итоге первый раунд прошел в моих неудачных попытках догнать соперника. Единственное, что мне пока удавалось — это прорываться через удар. На ногах Барабанов был лёгким и что надевается, порхал как бабочка.,

Ну что же, сильные стороны соперника я теперь понял — значит, будем менять тактику. Во втором раунде я начал хитрить — нырок под удар передней ногой и вместо сближения по прямой, сайтстеп, то влево, то вправо. По итогу Барабанов раз за разом смещался мне навстречу, а я в стиле Бетербиева, отрабатывал ему по корпусу жесткими ударами. И в один прекрасный момент, чтобы не попасть под очередную мясорубку, Барабанов отказался от смещения в сторону и попятился назад по прямой. Я бросился следом, запер Санька в углу, и достал его крюком на скачке.

Нокдаун!

«А он ещё и упрямый», — подумал я, когда мой соперник поднялся и, пошатываясь, направился ко мне, намереваясь продолжать бой. Однако его планам не суждено было сбыться — рефери, глядя на его состояние, остановил поединок. Зал взорвался восторженным ревом и аплодисментами. В одном из первых рядов я увидел ликующего отца. И это не были хлопки из вежливости, «по протоколу» — он был явно искренне рад за меня! Неужели и вправду моя проблема с родителями теперь решена?

Впрочем, с ринга нас выпроводили все равно довольно быстро — регламент турнира был жестким, и на ринг уже поднималась следующая пара соперников. Резкая вонь ударила мне в нос. Это был ночной обладатель тухлых яиц в боксерках. А соперником у него был не кто иной, как наш Денис Бабушкин!

Когда я спустился за кулисы, там уже вовсю толпились динамовцы почти в полном составе.

— Да, Дениске нашему не повезло, — констатировал Шпала. — Ему придется прямо очень сильно постараться. Этого козла же прям за уши тянут!

Однако Денис и сам был не лыком шит. Недаром, несмотря на все его алкогольные подвиги, он числился главной надеждой общества «Динамо». Бабушкин быстро послал соперника в нокдаун, но рефери отказался засчитывать этот удар — по его версии, тухлояйцевый боксер просто поскользнулся. Денис быстро понял, что ронять соперника нельзя — точнее, не имеет ни малейшего смысла: все равно это не будет засчитано. Как нельзя и рассчитывать на справедливое судейство и ставить на победу по очкам.

Тогда Денис перестал добивать своего оппонента. Вместо этого он начал мучать его ударами и гонять в разные стороны по рингу. Когда соперника можно было добить, Бабушкин отходил, и давал ему секунды на восстановление.

— Что он делает, я не пойму? — тихонько спросил меня Шпала, наблюдая за этим аттракционом.

— Ну как что? — ответил я. — Он вынуждает его отказаться от боя. То есть сдаться.

Расчет Бабушкина оказался верным: не дожидаясь ни сигнала рефери, ни окончания раунда, его соперник выплюнул капу и вылез за канаты. Так в свое время поступил знаменитый польский боксер Анджей Голота, но конечно, сравнивать его вот с этим дедушкиным внучком было невозможно. Тренер предложил ему вернуться и продолжить бой, но тот уперся и ни в какую не хотел обратно на ринг. Впервые на моей теперешней памяти в зале раздался не ликующий грохот и не разочарованный гул, а издевательский смех и улюлюканье. Да, покинуть бой с таким позором еще надо уметь!

Этот демарш несостоявшегося боксера привел в замешательство судейскую коллегию. Им-то ведь нужно было определить победителя, сообразуясь с правилами. А главное — им была поставлена задача «сверху»: всеми силами тянуть этого «армейца» в чемпионы. А как можно тянуть того, кто отказывается выступать? К тому же бой формально был еще не закончен.

И в этот момент коллегия приняла, по-моему, самое идиотское решение из всех возможных в данной ситуации. Они объявили о дисквалификации Дениса Бабушкина.

Таким разъяренным я нашего Григория Семеновича еще не видел. Сшибая всех и все на своем пути, он кинулся к коллегии и, перекрывая шум зала, изо всех сил завопил:

— За что?

— Вы свое место займите, — усмехнулся председатель коллегии. — Иначе можно дисквалификацию схлопотать.

И тут я увидел, как этому «армейцу», самовольно покинувшему ринг и отказавшемуся в него возвращаться, поднимают руку как победителю. А Дениса Бабушкина дисквалифицируют за… пассивное ведение боя. По официальной версии получалось, что Бабушкин слишком вяло вел себя на ринге, поэтому «армеец», как уважающий себя боксер, и отказался продолжать бой.

Дорого бы я отдал, чтобы получить съемку этого момента турнира! Но, к сожалению, никто его не снимал и таких кадров не существует в природе. Зал словно сошел с ума: бесчинствовал не хуже, чем в эти годы за океаном на концертах рок-кумиров. Только, в отличие от концертов, здесь фанатов обуревали совсем другие эмоции: возмущения и разочарования откровенно фальшивым судейством. Динамовцы вопили в унисон залу, а Григорий Семенович что-то доказывал судейской коллегии, хотя что можно доказать человеку, которому приказали на черное говорить «белое»? На самого же «победителя» было жалко смотреть: с одной стороны, он привычно хорохорился (видимо, что он здесь самый крутой и в который раз всех победил, даже толком не дерясь), а с другой — сам-то он прекрасно понимал цену этой липовой победы. Более позорного положения в спортивном поединке, чем у него в этот день, я не могу себе и представить.

Обстановка накалялась с каждой секундой. Ситуация должна была чем-то разрешиться. Честно говоря, я ожидал, что судейская коллегия под давлением всех присутствующих отменит оба своих решения — и о дисквалификации, и о присуждении победы. Или что зрители в знак протеста покинут свои места и зал останется пустым. Но то, что произошло в следующую секунду, превзошло все мои ожидания.

Точно в лоб победителю прилетело тухлое яйцо. Я быстро повернул голову, чтобы рассмотреть, кто же у нас такой удачливый снайпер?

Прямо напротив «армейца»-мажора с другой стороны ринга стоял наш Павлик — тот самый, которого в пользу этого блатного горе-боксера засудили в прошлый раз.

Вот и началась настоящая драка, можно сказать, бой без правил. Тот, которого тянули, только бойцом был липовым, а вот обиделся он по-настоящему. Несколько секунд — и возле ринга образовалась куча мала из двух туловищ, которые мелькали перед глазами так быстро, что со стороны было сложно разобрать, кто есть кто. Взаимные оскорбления двух боксеров сливались с отчаянными криками тренеров, изо всех сил пытающихся их остановить.

Наконец до наших наставников дошло, что слова здесь никто уже не слушает. Тогда четверо тренеров, не сговариваясь, схватились по двое за каждого бойца — и эта заварушка всё-таки была остановлена.

— Ну ты совсем уже, что ли? — тренер горе-победителя возмущенно стучал себя пальцем по виску. — Ты так на каждую хрень будешь реагировать? Ну запустили в тебя чем-то, так знаешь, сколько таких пускателей за твою карьеру ещё встретится? Если ты с каждым будешь лезть в драку — ты очень скоро вместо турнира окажешься или на пенсии по инвалидности, или в тюрьме! И ещё неизвестно, что для тебя будет хуже!

— Не, ну а чего он? — промычал «победитель», вытирая рукой остатки яйца.

— «Чего, чего», — раздраженно передразнил его тренер. — Своя голова на плечах должна быть! Тебя еще столько не били по ней, чтобы мозги отключились!

А в судейской коллегии тем временем разгорелся жаркий спор. Произошедшее напрочь перечеркнуло весь запланированный ход соревнований, и стало понятно, что сделать вид, что ничего не случилось, не получится. Нужно было найти способ и успокоить зрителей, и оградить бойцов от подобных инцидентов в дальнейшем. Никто не мог гарантировать, что у кого-нибудь еще в зале не найдется с собой еще одного тухлого яйца, а то и чего-нибудь потяжелее. А превращать турнир в базарные разборки формата «толпа на толпу» никому, естественно, не хотелось.

Результатом судейских споров явилось следующее решение. Оставшиеся сегодняшние бои будут проведены без зрителей. А как, в каком режиме будут биться боксеры в финальный, завтрашний день, будет решено завтра. Исходя из обстановки и из результатов сегодняшнего дня. «Если никаких ЧП сегодня не будет, то можно будет и со зрителями. А пока что мы не имеем права рисковать безопасностью — ни болельщиков, ни бойцов», — обронил один из членов комиссии.

— Вот же ёшкин-матрёшкин, — сокрушенно выдохнул Григорий Семенович. — Теперь из нас руководство все соки выпьет. Это же какой скандал-то!

— Ничего оно не выпьет, — возразил я, — если мы возьмем турнир!

— Так, — сердито повернулся ко мне тренер, — ты мне давай тут не умничай! Специалист нашелся, тоже мне. Устроили из соревнований какой-то балаган, честное слово! А ну быстро все по номерам, и чтобы до завтрашнего дня я никого не видел!

Делать было нечего. Мы разбрелись по номерам — все, кроме тех, кому сегодня еще предстоял выход на ринг.

«Вот это, конечно, тут все закрутилось», — думал я, сидя в одиночку в номере (Сеня как раз в эти минуты должен был выходить на бой). «Хорошо еще, что сам турнир не отменили из-за этих метателей яиц. Хотя и могли — народу в зале много, кто его знает, что у кого в карманах — металлодетекторов здесь еще не придумали. В принципе, в большом спорте еще и не такое бывает — в прошлой жизни я насмотрелся на всех этих конкурентов. Но вообще-то эти парни думают явно не о том. Одно слово — мальчишки! Отношения все-таки уместнее выяснять за пределами ринга и зала, а здесь нужно максимально сосредоточиться на деле! Концентрация сил, навыков и внимания, ощущения своего тела, чувство соперника — вот что такое настоящий бой. А все эти забрасывания яйцами и все остальные „а чего я-то, это он первый начал“ — это для двора! Конечно, через несколько лет все участники сегодняшнего турнира вырастут и перестанут маяться этими глупостями, но сегодня всем нам, можно сказать, крупно повезло, что нас вообще не дисквалифицировали».

Как несложно догадаться, в эти минуты во мне говорил опытный тренер из прошлой жизни. Сейчас же я больше всего переживал за начало своей боксерской карьеры. И отец — ведь он же сидел на трибуне и все видел! Он только-только поверил в меня, даже специально продлил свою командировку, чтобы встретиться со мной и выразить мне свою поддержку. Только я успел порадоваться и успокоиться, что наши отношения налаживаются и теперь мне не будут препятствовать в занятиях боксом, как этим скандалистам понадобилось срочно выплеснуть свое чувство несправедливости. Что теперь подумает отец, впервые в жизни пришедший на боксерский турнир и увидевший все это? Как бы он теперь снова не испугался, что его сын вместо большого спорта попадет в вертеп, а вместо команды чемпионов окажется в кругу маргиналов…

«Сеня, молоток!» — вдруг послышалось в коридоре. «Здорово ты его приложил!».

Сеня? Неужели он уже закончил бой? Быстро же летит время!

Я осторожно выглянул в коридор. По направлению к номеру шел Сеня, окруженный нашими ребятами-динамовцами. Впрочем, «шел» — это громко сказано: скорее, он пытался пробраться к номеру, но ликующие пацаны никак не давали ему такой возможности. Сам же Сеня выглядел изрядно побитым, но его улыбка и горящие глаза говорили о том, что все закончилось как нельзя лучше для него.

— Сенька наш победил! — заорал мне в ухо Лева, увидевший, что я выглянул из номера. — Бой был серьезный, там уже думали, что все! Но он его все-таки сделал!

— Ну да, — подхватил Колян. — Только вот тому, которого он побил, сейчас не очень весело.

— Ну это понятно, — улыбнулся я в ответ. — Кому же приятно оказаться побежденным.

Вот это да! Наш скромный ботаник наконец поверил в то, что он боец и расправил крылья! Все усилия, которые ему пришлось приложить для сгонки веса, оказались не напрасными.

— Так, а ну-ка спать все! — раздался крик Григория Семеновича. — Опять балаган устроили на ночь глядя! Вам мало того цирка, который сегодня полдня творился, решили дальше представление продолжить?

Все стали расходиться по номерам, обсуждая Сенину победу. Ну а самому победителю, наконец, удалось прорваться к нашей двери.

— Поздравляю, Сенька! — я радостно пожал ему руку и приобнял. — С первой победой тебя!

— Спасибо, Мишаня, — устало улыбнулся Сеня. — Ты даже не представляешь себе, как это для меня важно!

Чего же мне не представлять-то? Сеня не просто победил, и даже не просто впервые. Он, может быть, первый раз за всю свою жизнь сумел победить самого главного соперника — себя. Он смог не просто накачать мышцы и расправить свое тело, а пробудить в себе дух спортсмена, бойца, сбросить всю эту мишуру, которая постоянно мешала ему своими бесконечными «ты все равно не сможешь», «да кто ты такой, чтобы туда лезть» и «а что все вокруг подумают». А это дорогого стоит: у многих, между прочим, за всю жизнь так и не получается этого сделать!

Ладно. За Сеню я, конечно, рад, но пора уже успокаиваться и настраиваться на крепкий, глубокий сон, а затем — на серьезную работу и финальный рывок. Ведь завтра — финал, а значит, решающий бой, по итогам которого будет ясно, чего я сумел достичь за время занятий боксом. В себе и своих навыках я уверен, вся задача только в том, чтобы выйти на ринг отдохнувшим, свежим и полным сил, с послушным и размятым телом.

С этими мыслями я сам не заметил, как отрубился.

Это утро, как и предыдущее, началось с общего собрания динамовцев, которым предстояло выступать в финале. За время турнира наши ряды сильно поредели, и перед строгим взглядом Григория Семеновича предстали я, Сеня, Бабушкин и еще один динамовский боец — Кирилл.

— Ну что, мужики, — заговорил Григорий Семенович. — Как говорится, последний бой — он трудный самый! Сегодня произойдет то, ради чего все вы тренировались столько времени. Можно сказать, итог всей вашей работы. Конечно, это итог промежуточный, но об этом думать не надо. Вы должны каждый раз работать как в последний, как будто это ваша единственная возможность продемонстрировать себя и свои умения. Запомните: эффектный финал способен исправить практически любые промахи в предыдущих выходах. И наоборот — если этот финал смазать, то, как бы вы блестяще ни выступали до этого, всем уже будет все равно. Партнеров своих вы уже знаете — это плюс. Понятно, что от кого можно ожидать. Так что жду и от вас более осмысленного и продуманного боя, чем в первый день, когда вы только присматривались и приноравливались друг к другу.

— А мне-то с кем надо будет биться? — спросил вдруг Сеня. — Тот-то мой соперник все, списан уже со своей травмой.

Выяснилось, что армеец, который должен был выйти против Сени в финале вчера травмировался. На соревнованиях такое бывает, но армейцы подсуетились и нашли ему замену.

— А, да, — вспомнил Григорий Семенович. — Да им уже нового бойца прислали.

Григорий Семенович кивнул головой, указывая на дальний конец коридора. Все мы рефлекторно посмотрели туда, где незнакомый парень разминался в компании какой-то девушки — видимо, она была здесь для моральной поддержки. Я тоже посмотрел в их сторону… и обомлел! Это был тот самый дембель Дима вместе со своей, как выяснилось, сестрой Ленкой.

Вот это поворот! Я думал, этой жизни меня уже ничем не удивить, но сюрпризы продолжались. Ленка, до этого спокойно смотревшая на нас, поймав мой взгляд, отвернулась с равнодушным видом. Понятно. «Не замечает». Знаем, плавали. Впрочем, это их дело. Я буду драться не с дембелем, и вообще, мне нужно сосредоточиться на своем бое, а наблюдать за чужими будем потом, когда свой выход останется позади.

Тем временем близилось начало финала, и к залу начали подтягиваться зрители. Видимо, организаторы турнира решили, что опасность бунта миновала, и можно снова заполнять зрительские места, не опасаясь нападений на бойцов. Среди зрителей были и мои деревенские знакомые во главе с Янкой, которая, увидев меня, подошла и нежно поцеловала меня в щеку, пожелав удачи. Скажу честно, это меня вдохновило. Хоть Яна и не такая яркая, как Ленка, но что-то в ней есть такое… очень важное.

Пацаны также тепло меня поприветствовали, пожав руку. В первых рядах я снова увидел отца. В этот раз он не стал ко мне подходить — я уже знал, что Григорий Семенович провел с ним воспитательную работу, объяснив, что боксера перед выходом на ринг лучше не отвлекать и дать ему возможность изолироваться от внешнего мира. Все разговоры — потом.

Ну что же, вот и настал решающий миг. Финал объявлен открытым! Первые два боя взяли «армейцы», которые победили спартаковцев. Третьим выступал я. Мне нужно было во что бы то ни стало переломить череду их побед!

Выйдя на ринг, я внимательно посмотрел на своего противника. Что же, сразу видно — очень крепкий и сильный боец. Ему было уже семнадцать лет, и он был окончательно физически сформирован, чего нельзя было сказать о моем нынешнем теле. Так что он заведомо был заметно сильнее меня. Кроме того, в кулуарах я слышал, что он — довольно опытный боксер и на ринге умел практически все. Другими словами, он мог себе позволить очень гибкую тактику. Это тоже говорило в его пользу. Посмотрим, какую службу в этот раз мне сыграет мое молодое туловище.

Только в зале происходило что-то странное. И я, и соперник уже давно были на ринге, готовые начать бой. Но бой все не начинался и не начинался. Вдруг я услышал чьи-то голоса со своей стороны ринга. Повернув голову и посмотрев чуть вниз, я увидел нашего Семеныча, пререкающегося с кем-то из тренерского состава «армейцев».

— Ну чего ты упираешься-то, не видишь, что ли, перчатка порвалась, — горячился «армеец», тыча пальцем в сторону моего противника. — Как он с такой перчаткой выступать-то будет?

Я пригляделся — парень действительно стоял с дырявой перчаткой на руке.

— И чего теперь? — не сдавался Григорий Семенович. — Может, нам весь турнир отменить, потому что он что-то там порвал?

— Да кто говорит, что отменить-то, — продолжал «армеец». — Ищут другие перчатки. Перенести их бой и все! Найдут перчатки — выйдет и отработает!

— А вы не ищите, — со злым ехидством заметил наш тренер. — Вы возьмите из тех запасов, в которых вы позавчера моим пацанам предлагали драться.

— Семеныч, тебе бы с твоим языком в агитаторы идти, — парировал «армеец». — Чего ты в тренерах-то прозябаешь? Там такие таланты знаешь как нужны!

— Ты скажи спасибо, что я прозябаю в тренерах, а не в бойцах, — огрызнулся Семеныч. — Сколько там часов еще твоему охламону будут перчатки искать? Они в Ленинград за ними поехали, что ли?

Так они переговаривались на повышенных тонах еще несколько минут. В результате Григорию Семеновичу пришлось уступить — драться в дырявой перчатке было действительно опасно, да и по-дурацки как-то все это смотрелось, ведь все же это был турнир со зрителями, а не тренировка в зале. Хотя я бы вот совсем не поручился, что вся эта история с перчаткой не была подставой — слишком уж вовремя у него образовался этот брак. Правда, какой в этом смысл, если его выступление не отменяют, а просто отодвигают? Не успел размяться, что ли? Или меня хотят из равновесия вывести? Чтобы я пока ждал — остыл.

Я раздраженно спустился с ринга. Это была самая бестолковая ситуация, которую только можно себе вообразить. В зале я успел заметить растерянное лицо отца, и вот как раз сейчас я его понимал как никто другой. Уж лучше бы мое выступление вообще отменили! Так, по крайней мере, я мог бы расслабиться и выдохнуть. Но теперь получалось, что вся моя собранность и внутренняя подготовка перед выходом была слита впустую. Теперь нужно было следить за тем, чтобы не потерять форму к моменту следующего выхода. А сделать это было довольно сложно, учитывая, что время этого самого выхода никто пока еще не знал.

Пока на ринге бились те, кто по расписанию должен был выходить после меня, я в раздевалке пытался поддержать степень размятости и разогретости тела. Сдерживать свои движения мне было, честно говоря, тяжеловато, особенно учитывая, насколько меня разозлила вся эта ситуация. Впрочем, никто и не говорил, что будет легко. А сейчас мне лучше обуздать свои эмоции. Иначе получится, что весь пар выплеснется в раздевалке, а на сам бой ничего не останется. Так не пойдет.

— Иди, — в дверях возник Григорий Семенович. — Через одного выходите. Готов?

— Готов, — отозвался я. — Что, нашли ему перчатки?

— Ага, — сердито кивнул тренер. — И перчатки, и валенки, и лыжи. И шапку-ушанку ему еще присобачить сверху.

Я подошел к выходу на ринг и увидел, что сейчас будет выступать Сеня с незабвенным дембелем Димой. А вот этот бой я просто не могу не посмотреть, хоть следом выйду и я сам. Мне было интересно, как будет биться этот Ленкин брательник. А то на улице, да с толпой дуболомов, да еще разогретый алкоголем он, конечно, крутой. Но в дешевых боевиках будущего актеры тоже крутые — на экране. А в жизни все удары им ставят профессионалы и снимают по одному с десятого дубля, сами же, случись что, даже убежать нормально не смогут.

Похоже, здесь творилось нечто подобное, только дембель все-таки имел какой-никакой опыт уличных драк, ну и, конечно, физически был заметно крепче и сильнее Сени, хотя за время службы все-таки навык маленько растерял. Сразу считывалось отсутствие нормальных тренировок, когда боец постепенно, пошагово учится разным тактикам боя и их последовательному применению. Поэтому дембель избрал для себя самую привычную, но и самую выигрышную тактику грязного боя.

Надо отдать должное Сене: он сразу просек ситуацию, довольно ловко уворачивался и время от времени даже умудрялся наносить дембелю неплохие удары. Сеня проявил себя очень упорным бойцом, и все шло к тому, что бой окончится вничью. А ничья с противником заведомо более сильным — это фактически твоя безоговорочная победа.

Видимо, почувствовав это, дембель решил действовать напролом. Улучив момент, когда Сеня чуть приоткроется и подпустит поближе к себе, он размахнулся головой и со всей дури двинул ей Сене по лбу. Хотя, видимо, больше по брови, потому что откуда-то сверху у него хлынула кровь и моментально залила Сене глаз.

— Стоп! — прозвучала команда рефери. — Врача!

Мда. Что-то Сене в его первом турнире не везет. То он своего противника травмирует, то вот теперь новый противник травмирует его. Конечно, через тернии — к звездам, но я по своему опыту прекрасно помнил, как тяжело могут восприниматься такие неудачи. Некоторым, особо впечатлительным, вообще начинает казаться, что это какой-то заговор или знак судьбы.

По залу пронесся волнительный гул. На ринг выпорхнула Алла со своим неизменным чемоданчиком и подбежала к Сене. Внимательно осмотрев его и приложив ему к брови ватку, пропитанную каким-то средством, она объявила:

— Так, я его снимаю с боя!

— Как снимать, куда снимать, — запротестовал Сеня, пытаясь высвободиться из-под Аллиной руки. — Я нормально себя чувствую, я буду продолжать!

— Не спорь, — отрезала Алла. — Тут шить надо, еще один удар и сечка так может раскрыться, что останешься без глаза.

— Что, все так серьезно? — подскочил на ринг Григорий Семенович. — Алл, он правда работать больше не может?

— Да могу я все, Григорий Семенович! — завопил Сеня. — Мне чуть-чуть осталось, ну дайте мне его добить!

— Смотри, как бы он тебя не добил, — твердым голосом заметила Алла.

Я впервые видел ее настолько решительной и даже жесткой. От той домашней кошечки, которая встречала меня поздним вечером у себя, не осталось и следа, хотя у меня не было сомнений, что Сене она сочувствует. Видимо, она была хорошим профессионалом и умела в нужный момент отключать свою женскую сентиментальность.

Дембель все это время стоял и наблюдал за происходящим с циничной ухмылочкой. Впрочем, на него никто уже не обращал ровным счетом никакого внимания: все были озадачены состоянием Сени. Алла еще раз критически оглядела его и все с той же непреклонностью в голосе вынесла окончательный вердикт:

— Григорий Семенович, я его снимаю. Здесь зашивать надо, других вариантов нет.

— У-у-у, — расстроенно протянул тренер. — Ну что же делать. Надо — значит, надо. Ступай, боец, в медпункт! — обратился он к Сене, у которого от отчаяния, казалось, готовы выступить слезы.

От автора:

Попаданец в СССР стал физруком. Постепенно он становится больше чем просто советский учитель и начинает подминать город. У него важная цель…

Скидка на первые три тома: https://author.today/work/302039

— Мужики, через бой ваш выход! Сейчас пропускаете, — сообщил один из судей, когда мы с тренером сели бинтовать руки.

— Да что такое! — возмутился мой тренер. — У него там что Швыдка Настя напала⁈

Судья буркнул «ждем» и ушел. Руки, естественно, бинтовать раньше времени не стали. Следом к Семенычу подскочил главный судья.

— Так, Бабушкин здесь? — спросил он.

— А куда ж он денется, — пожал плечами тренер.

— Выводи его в финал!

— Так у него же дисквалификация?

— Была, но ихний неприкасаемый с турнира снялся! — хмыкнул главный судья. — Семеныч, мы пытались его вытянуть, ну сам понимаешь, — судья многозначительно посмотрел на нашего тренера. — Но твой этот Бабушкин его так помял, что ему сейчас объективно не до боев.

— Мда… А проблем-то у вас из-за этого не будет? — на лице Григория Семеновича явно боролись гордость за своего воспитанника и тревога за исход общего дела.

— Так он же формально-то не проиграл, — вздохнул судья. И из этого вздоха стало понятно: проблемы обязательно будут, но продолжать тянуть того, кто даже сам этого не хочет, больше невозможно. Да, им, скорее всего, действительно предстояло нелегкое общение с высоким покровителем этого недоспортсмена. Я хорошо помнил по собственному опыту: когда кто-нибудь очень влиятельный решил во что бы то ни стало протащить своего протеже (а тем более — близкого родственника), отрыв от реальности становится у него катастрофическим. Такое впечатление, что они готовы отменить даже законы физики, лишь бы их горемычный парень надел на себя золотую медаль победителя. Но все это будет чуть попозже, а пока турнир продолжался, и можно было надеяться, что судейство теперь станет более честным.

— Сейчас будет готов! — просиял Семеныч, а когда главно суде ушел, уже в полголоса добавил. — Хорошо он хоть не налыкался… Хотя выступать он должен был после тебя Ладно, пойду Бабушкина к выходу готовить, а ты Мишка, концентрацию не теряй! — сказал Семеныч, похлопав меня по плечу.

«Ну дела», — думал я. «Прямо как специально все подстраивается, чтобы все силы размотать. Как будто заговор какой-то». Хотя, честно говоря, учитывая нравы большого спорта, помноженные на антагонизм между разными обществами, теория «заговора» не казалось такой уж нереальной.

Тренер вздохнул и пошел к Бабушкину, а я снова отправился ожидать сигнала к выходу. А пока что к выходу готовился Бабушкин. Мда, видимо не смогли нашу псевдозвезду турнира даже за уши вытянуть. Победы у него формальные, а вот ударов он на пропускал самых что не есть настоящих. Тянут потянут, а вытянуть не могут…

В общем, у Бабушкина теперь появился новый соперник. Я не удержался от соблазна выйти, чтобы понаблюдать и за их боем тоже. Денис сегодня был в отличной форме. Было сразу видно, что, несмотря на формальный проигрыш в прошлом бою, он продолжил впахивать и соблюдать режим. Бабушкин не сорвался в алкоголь, как это могло бы быть еще совсем недавно, а наоборот — максимально сконцентрировался на прилагаемых усилиях, чтобы сейчас выдать результат. Как ни крути, это было приятно. И уж точно намного приятнее, чем наблюдать за бесконечным падением талантливого человека. Главное, чтобы это не стало временным явлением. Я хорошо помнил, как выносили не стоящего на ногах Тайсона Фьюри из бара, где он малость переусердствовал с подготовкой к реваншу за титул абсолюта… а Фьюри ведь тоже умел собраться и бросить пить. Только не надолго, правда.

Что до Бабушкина, такой подход не прошел для него впустую. Денис работал мощно, четко, напористо и плотно, без грязи. И — одержал победу! Фактически он выиграл за счет одной только работы ног и в конце раунда отправил соперника в нокаут крепким ударом по корпусу, который он вбил в соперника, как гвоздь молотком.

— Талант! — восхищенно проговорил один из тренеров «армейцев».

— Далеко пойдет! — согласился второй.

Это уже было, можно сказать, высшее признание — когда тобой восхищаются тренеры соперников, значит, ты действительно чего-то стоишь. Кажется, Бабушкин и сам все это прекрасно понимал. Он сиял, как начищенный чайник, как если бы победа была для него впервые. Хотя на самом деле он давно уже привык принимать участие в подобных соревнованиях, да и выигрывал их один за другим. Но все-таки сегодня был особенный случай. Сегодня Денис Бабушкин победил не только своего противника — он победил в первую очередь себя. Он смог перебороть свою слабость, восстановиться и снова войти в форму. Такие победы дорогого стоят, и сам он это тоже понимал. Поэтому и триумф его ощущался в несколько раз сильнее.

— Поздравляю, Денис, — искренне порадовался я, пожимая ему руку. — Заслуженная победа!

— Пашем, — улыбнулся в ответ Денис. — Не все ж бухать. А вообще кто хорошо работает, тот хорошо отдыхает!

— Смотри не перечеркни все, — спокойно сказал я.

Денис и вправду задумался.

Долго рассыпаться в поздравлениях мне было тоже некогда: наконец-то на ринг вызвали меня! Фамилию соперника я не знал, а вот рожу запомнил… это был сосед по комнате того армейца, которому я подсунул в боксерки тухлые яйца — и конечно, он тоже запомнил меня в ту ночь.

Ну вот и встретились.

Я хорошо слышал те угрозы, которые сыпались в мой адрес на следующее утро. Да и когда мы убегали от их окна, вдогонку нам неслись далеко не комплименты. Не было никаких сомнений, что они приложат все усилия, чтобы осложнить нам жизнь. И если в быту их возможности были ограничены — как ни крути, мы были под неусыпным надзором тренеров и администрации, а значит, дальше мелких пакостей дело зайти вряд ли могло — то ринг оставался идеальным местом для сатисфакции. Но с другой стороны — злость в бою не товарищ.

Посмотрим, потому что нынешнего соперника я уже успел увидеть в деле в предыдущие два дня — и должен признать, что боксером он был довольно сильным. Ну что же, как говорится, война план покажет. Я тоже, в общем-то, не лыком шит, так что на легкую победу пусть не надеется.

— Я тебе яйца твои в жопу засуну, — прошипел армеец вместо приветствия.

Я криво улыбнулся в ответ, мы разошлись по углам.

— Бокс! — вместе со словами рефери прозвучал гонг моего первого в новой жизни финала соревнований.

Итак, первый раунд! Я сделал ставку на свою отточенную скорость и точность ударов. Эта стратегия оказалась выигрышной: противник не успевал ни отстраниться от удара, ни толком ответить на него. Юркость и ловкость иногда помогают там, где не может справиться сила. Но в таком подходе, конечно, была и своя слабая сторона: эта самая ловкость требует достаточно большой концентрации. А значит, усталость и рассеянность начнутся гораздо раньше, чем это было бы при более спокойно манере ведения боя. Этого, судя по всему, и ожидал мой соперник: понимая, что в скорости ему меня не обогнать, он работал только по корпусу и ждал, когда я начну уставать и «тормозить». Такая тактика говорила о том, что у него работала не только «физика», но и голова. Значит, будет еще сложнее, чем я думал.

— Молодец, так держать, — произнес Григорий Семенович в перерыве. — Все правильно делаешь. Только единственное что — контролируй его правую руку. Он ее пока что толком и не включал — значит, бережет и готовится поработать ей попозже. Сюрприз тебе устроить хочет.

Я кивнул. Хитрость с правой рукой я и сам заметил. Хорошо бы теперь удержать в центре внимания все, что мне нужно.

Во втором раунде я почувствовал, что моя функционалка действительно начала немного проседать. Соперник работал все так же мощно, но на этот раз пару раз ворвался на ближнюю дистанцию. Это тревожный сигнал. При этом правую руку он до сих пор на полную силу не подключал — только время от времени обозначал ей удары по корпусу. Это означало две вещи. Во-первых, мой противник приберегал что-то в качестве «контрольного выстрела» и не хотел раньше времени светить свои козыри. А во-вторых, он, в отличие от меня, после первого раунда нисколько не устал: во всяком случае, выглядел и работал он с точно таким же напором и расчетливостью.

К моему сожалению, приходилось признать. что его тактика начинала срабатывать. Я начал все чаще замедляться и пропускать его на ближнюю. У меня возникло ощущение, что я осознаю свои движения уже после того, как их совершил. А это значило, что я уже сильно заторможен. Плохой признак! Тактику надо менять!

А вот и долгожданный сюрприз!

Как и следовало ожидать, именно в тот момент, когда я немного подустал и ослабил внимание, соперник все-таки подключил правую руку. Сильнейший двойной удар голова-корпус! Перед глазами все поплыло, соперник и зал с гудящим гулом переместились куда-то в правый верхний угол моего обзора, что-то твердое ткнулось во все мое туловище… и я вдруг осознал, что лежу на полу ринга. Этого еще не хватало! А я ведь видел этот удар, я отреагировал на него вовремя — поставил хороший блок!

Да, вот это знатно меня болтануло! И это я еще подготовился к удару! Что же случилось бы, если бы я не был готов? Ладно, все эти лирические размышления сейчас вообще не к месту.

Рефери тем временем начал отсчет нокдауна. Я приподнял голову и увидел, что мой соперник стоит в нейтральном углу и вскидывает руки. «Ага, гаденыш, решил, что я уже не встану? Рано обрадовался!» — подумал я, и, приложив все усилия, на которые был способен в этот момент, приподнялся с пола и встал на ноги. Тело гудело, голова как будто вращалась на центрифуге, руки отзывались где-то очень далеко… но встать сейчас было жизненно необходимо.

Внезапно в звенящей и как будто опьяневшей голове пронеслись картинки из зрительного зала. А там сидели отец, Яна, Ленка, где-то недалеко от выхода на ринг бродила Алла со своим чемоданчиком… Да черта с два я лягу! У меня просто не было другого выбора, кроме как встать и продолжить драться!

— Будешь продолжать? — спросил рефери, внимательно глядя в мои глаза.

Я поднял руки, давая знак рефери, что готов биться дальше. Бой продолжился! Но вот ощущения мои теперь были уже совсем другими. От пропущенного удара я практически встал на ринге, как столб — сил и скорости порхать по нему, как до падения, у меня уже не было. «Значит, теперь главное — держаться на ногах и хотя бы отбивать его удары, если уж на свои меня не хватит», — подумал я, стараясь реагировать на атаки соперника вовремя, а не как в тот раз.

Кажется, пусть и с большим трудом, но у меня это получалось. Во всяком случае, попытки противника меня добить ни малейшим успехом не увенчались. Я твердо стоял на ногах и был уже готов отбить очередной его удар, как прозвучал гонг, извещающий о завершении второго раунда.

— Мишаня, — обеспокоенно произнес Григорий Семенович в перерыве, внимательно меня оглядыаая. — Давай-ка я тебя сниму, а? Что-то мне не нравится совсем твое состояние.

— Не надо, — просипел я, глотнув предложенной мне воды. — Доработаю до конца.

— Ты смотри, чтобы этот конец раньше не настал! — сердито возразил мой тренер. — Это не Сталинградская битва, здесь подвиги не нужны!

— А это не подвиг, — сказал я. — Я могу работать, если из-за каждого пропущенного сбегать — что это за бокс такой?

— Каждого, да не каждого, — проворчал Григорий Семенович. — Я же видел, с каким трудом ты очухался, чтобы встать. Ну? Последний раз спрашиваю — может, мне тебя снять? Поедешь к врачам, оклемаешься, потом придешь в форму, в другом бое победишь?

— Не надо, — как можно тверже ответил я.

— Будете продолжать? — в нашем углу появился рефери, пристально смотревший на меня.

— Продолжаем, — подтвердил Семёныч.

С этими его словами я отправился обратно на ринг, напоследок увидев, как Григорий Семенович скептически качает головой. Как бывший тренер я вполне мог его понять. Со стороны мой внешний вид наверняка не внушал большой уверенности не то что в моей победе, а и вообще в способности устоять на ногах при первом же ударе. И конечно, ему хотелось предложить мне скорее больничную койку с капельницей, чем бой на ринге. Однако это был не просто один из боев, проходивших в рамках турнира. Ну и к тому же, если бы я действительно был не в состоянии продолжать, Семеныч бы меня ни хрена не слушал.

А так это был еще и мой, личный бой. Я бился за то, чтобы ни «армейцы», ни кто-либо еще никогда не смели думать, что могут меня опрокинуть из-за личной неприязни. И в этом смысле я бился за всех наших ребят-динамовцев, которые по разным причинам были сняты с соревнований. А главное — я сражался за право продолжать заниматься боксом в этой жизни, за то, чтобы доказать, что я — настоящий боец и достоин носить это звание. За то, чтобы ни у кого не оставалось ни малейших сомнений в том, что бокс — это мое призвание. За шанс добиться в этой жизни всего, чего не удалось достичь в предыдущей. Я не имел права проиграть — прежде всего, перед собой.

Но для этого нужно было понять, какую тактику мне выбрать в последнем раунде. Поскольку порхать по рингу я уже был не в состоянии, а на простом отбивании ударов победы не построишь (да и ненадежное это дело — пропустить можно в любой момент, что я с успехом и доказал чуть ранее), я принял, как мне показалось, единственное правильное решение… оставшееся в моей ситуации.

— Последний раунд, — объявил рефери. — Бокс!

Сразу после удара гонга соперник полетел на меня. По всей видимости, он рассчитывал, что я, ослабленный произошедшим во втором раунде, не устою, и если не от первого, то уж от второго или третьего удара точно упаду и не смогу больше подняться. А может быть, даже не успею закрыться и приму первый же удар. Однако вместо этого я постарался как можно плотнее укрепиться на обеих ногах и встретил атаку соперника хорошей двойкой.

Мой противник даже не сумел скрыть своего удивления от такой резкой смены тактики. Однако, будучи крепким и опытным бойцом, отреагировал молниеносно. Началась рубка. В какой-то момент я рефлекторно, даже не задумываясь об этом, применил Филадельфийскую защиту, или, как ее еще называют, защиту раковиной. Выставив вперед плечо передней руки, я закрыл таким образом подбородок, одновременно прикрывая нижней ее частью печень и селезенку. Другая же рука в таком положении попросту «болтается» в районе пояса, и противнику практически невозможно понять, как она будет работать.

Именно этим я и воспользовался. Грамотное применение Филадельфийской защиты позволило мне не только закрыться от атаки соперника, но и нанести свой, решающий удар, неожиданно срубив его крепким движением руки в его печень. Этому удару меня научили кубинцы, и теперь я мысленно благодарил Себастьяна Фундору и его друзей за такую полезную, а главное — своевременную — науку. И вот теперь пришла и моя очередь лицезреть своего соперника лежащим на полу. Кажется, это вызвало у него еще большее недоумение, чем моя смена тактики. Впрочем, несмотря на явную тяжесть в движениях и боль, он все-таки встал обратно на ноги. И в этот момент прозвучал такой долгожданный гонг.

Честно говоря, победитель не был очевиден до самого конца. Да что там — будь я сторонним наблюдателем, я бы и сам затруднился решить, кому отдать победу. Оба — и я, и мой соперник — дрались профессионально, качественно, грамотно применяли различные тактики, оба по одному разу упали и встали…

— Синий угол называй, синий — сжав кулаки, цедил Семеныч.

Мы встали рядом с рефери, он взял нас за запястье и…

— Победа бойца из синего угла!

Такого ликования зала я не слышал уже давно. Похоже, что едва ли не все собравшиеся зрители болели за меня. Хотя, может быть, причина такой реакции отчасти крылась в том, что до последней секунды было неясно, кто же все-таки окажется победителем. Можно сказать, что я прошел по самой тонкой грани, которая только была возможна в данном случае.

— Поздравляю, Мишаня! — Григорий Семенович крепко прижал меня к себе. — Молодец, мальчик мой! Ты справился, ты смог! Я верил в тебя!

Впервые за все время нашего знакомства я увидел, как у стареющего тренера на глазах выступили слезы. Только сейчас я настолько остро почувствовал, как сильно он переживает за каждого из нас. Хотя в прошлой жизни я и сам испытывал те же самые эмоции во время выступлений своих подопечных.

Но долго размышлять об этом мне не дали. На меня налетели все: Янка, ее деревенские приятели, наши ребята-динамовцы… Все наперебой что-то кричали, поздравляя меня с победой. Растроганный отец, протирая глаза, обнял меня и произнес:

— Я вижу, сынок, что ты — на своем месте… Я горжусь тобой!

Вдруг я почувствовал, как кто-то дотронулся до моей руки, разворачивая меня к себе. Не успел я сообразить, что происходит, как Ленка молча поцеловала меня в щеку и, ни слова не говоря, удалилась.

После небольшого перерыва состоялась самая важная часть любого соревнования — награждение победителей. Наверное, тем, кто никогда в жизни не оказывался на месте награждаемых, часто кажется, что жизнь спортсмена в основном из таких моментов и состоит. Пару минут побился — и знай себе улыбайся фотографам да подставляй шею для медалей, а руки — для памятных сувениров. На самом деле, конечно, это максимально далеко от истины. Но, несмотря на это, и для самих спортсменов эти моменты дороги не только получаемыми наградами и приятными поздравлениями.

В этот момент теми, кому повезло оказаться в их числе, особенно остро ощущается, что все было не зря. И дело тут не только в почетных грамотах. Дело еще и в том, что такие турниры зачастую становятся новой ступенью в спортивной карьере. Здесь могут присвоить новое звание или разряд — а это уже совершенно иной подход и новый статус.

Вот я и оказался на этом долгожданном Олимпе, на пару с Сеней получив разряд по боксу. Да, это была пока еще самая нижняя ступень в спортивной иерархии, но уже сам факт того, что мы начали свое движение по этой лестнице, говорил о многом. Особенно для Сени, успехи которого еще летом никто не мог предвидеть. Да и я, хоть и был уже опытным человеком, но все же это было в прошлой жизни, а здесь мне пришлось заново привыкать к новому телу. Так что можно сказать, что и для меня это была первая победа над собой. Как ни крути, а событие знаковое, этапное. Теперь перед нами открывалась новая страница нашей жизни.

Денис Бабушкин подтвердил свой статус кандидата в мастера спорта. Что ж, учитывая его алкогольные приключения и связанные с ними перерывы и провалы в карьере, результат более чем достойный. Если он продолжит и дальше заниматься так же упорно, как он делал это, готовясь к турниру, то все у него будет просто отлично.

Я с гордостью выставил вперед медаль, надетую мне на шею. Да, это было, в общем-то, мальчишеством, но уж слишком много раз в этой жизни мне пришлось брать на себя вполне взрослую ответственность — так что сейчас можно было и поиграться. Тем более, что физиологически я и был еще совсем мальчишкой, а какой мальчишка без хвастовства? К тому же медаль была заслуженная, и как я ее зарабатывал, видели все.

— Ну что, мои чемпионы, еще раз поздравляю, — подбежал к нам Григорий Семенович. — Вы все выступили более чем достойно! Признаюсь честно, такого эффектного финала я не ожидал! Тем более что в процессе вы мне нервы помотали изрядно, — тренер хитро улыбнулся. — Но это ничего, всякое в жизни бывает. Главное, что вы — молодцы!

— Спасибо, Григорий Семенович, — вразнобой ответили мы.

— Теперь слушайте, какие у нас дальнейшие планы, — обратился к нам тренер. — Я хочу пригласить вас поучаствовать на сборах, которые пройдут на Северном Кавказе! Думаю, такая нагрузка пойдёт всем вам на пользу. тренироваться в горах тяжело, но крайне эффективно.

Мы с Сеней изумленно переглянулись. Похоже, после успешного выступления на турнире и вправду начиналась новая жизнь! Ведь просто так, кого попало на сборы приглашать не будут — да еще и в другой регион, куда придется ехать чуть ли не через полстраны.

— Спасибо, — снова сказали мы. — Мы не подведем!

— Теперь я в этом уверен, — усмехнулся Григорий Семенович. — Но все равно придется для начала сдать зачеты в училище.

— Так сдадим мы все зачеты, куда мы денемся, — воодушевленно ответил Сеня. Я видел, как хорошее выступление постепенно раскрепощало его, несмотря на все смущение. Он окончательно поверил в свои силы и буквально на глазах становился другим человеком.

— Сдадите, сдадите, — согласился тренер. — Ну а пока — еще более приятная новость для вас.

Мы с Сеней снова переглянулись. Иногда Григорий Семенович любил подержать интригу и поговорить загадками.

— Я сейчас созванивался с руководством, — торжественно сообщил он, вдоволь насладившись нашим ожиданием. — Руководство приняло решение поощрить нас за успешное выступление на турнире и снять нам турбазу на предстоящие сутки! Так что веселитесь, отдыхайте, развлекайтесь! Умение правильно расслабляться — тоже неотъемлемая часть профессионализма спортсмена. Только глядите, чтобы без… — Григорий Семенович многозначительно щелкнул пальцем по кадыку. — Без излишеств, в общем. А то можно начать расслабляться и не закончить. Не у всех получается так собраться, как у Бабушкина, да и он-то, честно говоря, до последнего был под вопросом.

— Не волнуйтесь, Григорий Семенович, — заверили мы. — Это не по нашей части.

— Я надеюсь, — улыбнулся тренер. — Ну, тогда отдыхайте! Вы заслужили!

Мы с Сеней направились в сторону своего номера. Нужно было принять душ, переодеться и немного подремать. Слишком много событий было пережито за последние дни. А впереди нас ждала уже совсем другая история, к которой хотелось подойти бодрым, свежим и отдохнувшим.

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Боксер-4: назад в СССР