Меня зовут Дрю Ормандо, и я веду этот дневник по мере сил и возможностей, записывая свои мысли, события и всё, что кажется мне сколь-нибудь интересным. Заранее прошу простить за возможный сумбур и опечатки, но, видят небеса, порой причина тому не только моя необразованность, но и весьма стесненные обстоятельства, в которых мне приходится пребывать по роду службы.

Родился я двадцать одну зиму назад в Маэвенто, небольшом провинциальном городке, укрытом от палящего южного солнца длинной горной грядой. В отличие от некоторых моих нынешних друзей, у меня нет таинственных или драматических историй, связанных с появлением на свет. Я не являюсь бастардом свергнутого султана, меня не похищали цыгане и не воспитывали дикие коты. У меня нет странных родимых пятен, загадочного медальона и мистических покровителей.

Моя матушка, Лоретта Ормандо, счастлива в браке, и вполне успешно произвела меня на свет в один из погожих весенних дней. Отец – преуспевающий торговец тканями Александр Ормандо, был весьма рад моему рождению, и, как полагается благочестивому мужу, сразу же окружил заботой и теплом. Всё в моей жизни складывалось хорошо, и звезды прочили мне судьбу благодарного наследника уважаемой династии.

Если бы не одно «но».

«Благодарным наследником» я был довольно хреновым.

Знаете, поговорку: «Среди ста овечек один волчок?». Так вот это про меня. Будучи частью примерного семейства, я, тем не менее, хулиганил, сквернословил и дрался. В последнем я и вовсе преуспел, благо, природа наделила меня крепким телосложением, врожденным бесстрашием и умением держать удар. Меня не волновал возраст соперников или их количество. Ввязавшись в драку я всегда доводил дело до конца, не гнушаясь средствами и методами, помогающими уравнять шансы. Что говорить, я вряд ли вспомню истинную форму своего носа, так часто его ломали.

О, мои бедные родители! Они искренне не понимали как я такой получился. Меня наказывали, увещевали, умоляли. Я искренне обещал исправиться – но, оказавшись за порогом, тут же влипал в какую-нибудь передрягу. Ко мне даже вызывали экзорциста, но тот, лишь глянув на мою рожу, махнул рукой и был таков.

Я и сам, порой, задумываюсь, какие бесы вертели моей судьбой, подменив собой благоразумного ангела-хранителя? Поговаривали, что в моей душе нашел пристанище мятежный дух прадеда, Бальтазара Ормандо, печально известного в округе авантюриста, разбойника и дуэлянта. Так ли оно на самом деле, судить не берусь. Но вот то, что я, порой, ходил по краю, это уж точно. Не зря же именно тогда приклеилась кличка «Дикий», сопровождающая меня до сих пор.

Впрочем, сколь веревочке не виться, всё равно свернется в петлю. В какой-то момент я таки перегнул палку и оказался в руках городской стражи. Стукнуло мне как раз семнадцать, а потому судья с превеликим удовольствием вывел в приговоре название ближайшей каменоломни.

И тут первый, и последний раз, вмешался мой отец. Внёс за меня крупный залог, пихнул в руки узелок с мамкиными пирожками, пожелал удачи – и молча отвел к армейскому вербовщику, где подписал на пять лет в солдаты.

Кто-то скажет: «Не самый разумный обмен – барак на казарму». В каменоломне что, знай киркой махай, да смотри чтобы не завалило. А над солдатом смерть днем и ночью кружит, тут шансов вернуться домой куда меньше.

Прошагав не одну сотню миль в казенных сапогах, не соглашусь. Военное дело, конечно, лихое, опасное, но солдат с судьбой играет только в сражениях, в прочее время у него тишь да гладь. Опять же, почет, уважение, жалование. А каторжанин что? Временная мышь, которую любой кот задеть норовит.

Отец знал, что я терпеть не стану, знал, чем всё обернуться может. А в армии мои навыки и характер к делу приспособят, дурную силу на пользу обратят. Да и норов быстро обломают, ежели что.

Скажу честно – не обломали. Как звали меня Диким, так и называют до сих пор. Как любил драться, так и дерусь с огромным удовольствием. Но теперь делаю это профессионально, под чутким руководством, да не один, а в составе таких же отчаянных парней, как и я.

Думаю, сейчас самое время упомянуть куда же именно приписал меня вербовщик.

Даже если вы, дорогой читатель, человек максимально далекий от воинских реалий, то я уверен, все равно слышали о пехоте. Да, о тех ребятах, которых чаще всего упоминают не поименно, а в цифровом эквиваленте. К примеру: «В ходе боя погиб маркиз Жуль Кариньяк, наследник Балонских и Мерийских земель, а также два десятка солдат из отряда легкой пехоты». Или: «Отвесить две коровьи туши на прокорм придворного дракона Флайапа и одну тушу для отряда лучников».

Впрочем, отринем лирику, расскажу на пальцах. Королевская армия состоит из разнообразных отрядов, которые собирают вместе по мере надобности. Есть отряды кавалерии, в основном рыцарские, голодные до славы и наград. Есть инженеры с катапультами, баллистами и прочими осадными агрегатами. Есть артиллерия со своими пугающими пушками, что чаще разносит своих, чем чужих. Есть всякая экзотика, вроде погонщиков левиафанов, паучьих пастухов или летающих скатов. Есть совсем штучные экземпляры, вроде магов, титанов, драконов и полубогов.

А есть мы – обычная пехота. Самая что ни на есть плоть и кровь любой армии. Нас много, мы похожи друг на друга будто доски в заборе. У нас есть стрелки с луками и арбалетами. Есть многочисленная легкая пехота, быстрая и маневренная. Есть копейщики, способные сдержать любую атаку.

И есть мы – отряд тяжелой пехоты, крепкие ребята в крепкой казенной броне. Нас видно издалека, наши квадратные рожи говорят сами за себя. Мы основное ядро любого штурма, мы первыми идем в бреши, мы дольше остальных остаемся на ногах, отступаем последними и то, если прикажут.

Тут мой пытливый собеседник мог бы задать вопрос: «А зачем нужны обычные солдаты, если есть колдуны, титаны, дрессированные чудовища, полубоги и прочие сотрясатели космических сфер? Ведь для них слабые людишки будто марширующие муравьи, которых запросто можно смахнуть одним движением руки».

А я отвечу. В том действительно есть доля истины, за единственным исключением – в карты невозможно выиграть, имея на руках лишь козырного туза. Мы – обычные солдаты – нужны для того, чтобы опытный игрок мог удачно и к месту разыграть своего фаворита.

Боевая магия – страшное оружие, но очень затратное, требующее длительного восстановления. Титаны, чудовища, демоны и прочие страхолюдины безусловно, ужасная сила в бою, но они не захватывают города, не сидят в засадах, не удерживают форпосты. Что же до полубогов и иных небожителей, так им, зачастую, нет дела до грызни мелких герцогств или княжеств, им подавай что-то грандиозное, великое, меняющее мировой порядок.

Так что, как ни крути, а без нас никуда. Как говаривал мой отец: «Мала игла, а весь двор обшивает».

Или, цитируя, одного моего товарища: «Мелкая вша хряка заела».

Раньше я думал, что королевская армия занимается только охраной границ да военными походами против вероломных соседей. Обычно так оно и есть – наше славное Королевство Эйзет лакомый кусочек и активный геополитический игрок, в связи с чем на нас то вероломно нападают, то мы куда-то дружественно вторгаемся.

Однако, понятие «интересы короны» куда шире этих двух ипостасей, и пока нет больших войн, мы тоже без дела не сидим. Нас отправляют защищать экспедиции в дальние страны, подавлять бунты, душить разбойничьи вольницы и разбираться со строптивыми вассалами. Обычная ситуация, когда, к примеру, весной мы идем покорять земли дикарей под предводительством условного графа Кокнара, маршируя плечом к плечу с вольными стрелками и ополченцами. А уже осенью, под предводительством другого графа, возвращаемся в те же земли наказывать графа Кокнара, объявившего себя правителем нового королевства и сколотившего армию из вольных стрелков и ополченцев.

Обычно меня мало интересуют причины очередной компании. Кто бы какие союзы не заключал, какие бы интриги не закручивались, какими бы карандашами не разукрашивали политическую карту мира – я в любом случае буду куда-то идти и с кем-то сражаться, разница только в направлениях.

Кто-то объявил нам войну? Кто-то косо посмотрел в сторону королевской особы? Кто-то отравил родственника клубникой? Черт побери, я дрался и за меньшее!

Сегодня мы пришли пустить кровь солдатам маркиза Кобурна, который предъявил старые территориальные претензии к маркизу Ля Бонэ. В другое время все закончилось бы небольшой междоусобной резней, но господин Кобурн успел кому-то насолить при дворе, и его решили проучить, придав войскам Ля Бонэ несколько королевских отрядов – кавалерию и пехоту.

Мы вступили в бой сразу после полудня, спустившись с холма и ударив по ничего не подозревающему противнику. Наша конница грамотно пресекала все попытки зайти нам во фланг, а мы под прикрытием стрелков принялись давить отступающего врага.

И тут из-за леса вылетел огромный огненный шар и с ревом врезался в наш авангард, расплескавшись раскаленными брызгами. Пока пикинеры превращались в плохо прожаренные стейки, Руни толкнул меня локтем и ехидно заметил:

– Эй, Дикий! С тебя монета! Опять нам ничего не сказали про колдуна.

Руни – самый молодой из нас, даже младше меня, вечно улыбающийся жизнерадостный парень. Громадный, даже по меркам тяжелой пехоты, кудрявый, румяный – в общем, кровь с молоком. Временами малость дурной, но не по злобе, а по искренней наивности. Говорит, что записался в солдаты добровольно, спасаясь от гнева генерал-губернатора, с чьей дочкой Руни исследовал горизонты плотских удовольствий.

На его возглас я лишь повел плечом, лязгая железом. Настроение с утра не задалось и меньше всего хотелось пререкаться.

– Конечно, не сказали, они никогда не говорят, – откликнулся Пикси, скаля из-под пышных усов крупные, как у коня, зубы. – Кто ты такой, чтобы тебе о таком докладывали?

Пикси – он же Паскаль Бордо, типичный представитель лихого северного побережья. Обветренный, косматый и угрюмый, всегда осторожен, всегда старается подстелить соломку наперед. Он не то бывший моряк, не то пират, не то каторжанин – о его непростом прошлом говорили длинные рубцы от плетей во всю его широкую спину, и корявая самодельная татуировка на плече, в которой угадывается не то слишком располневшая русалка, не то терпящий бедствие корабль.

– А чего тебе тот колдун? – прогудел с характерным восточным акцентом стоящий в передней шеренге Ариф. – Что он есть, что его нет – один хрен в атаку идти.

Ариф – наш дед, старый пустынный ящер, ворчливый и скрипучий. Ветеран былых компаний, воевал еще при старом короле. Говорит, что двоюродный сын Халазирского шейха, предательски проданный мятежниками в чужую армию сроком на сто лет. Но ему никто не верит, потому как, судя по морщинистой роже Арифа, сто лет давно уже миновали.

– Эй, давайте потише, пожалуйста! – прикрикнул обернувшийся к нам знаменный. – Очень отвлекаете!

Знаменный Зыря, он же Реджинальд Зебедия, правая рука капитана – бастард какого-то мелкого барона, решившего, что его незаконнорожденный отпрыск будет неплохо смотреться в доспехах подальше от родного дома. Королевская армия предоставила такую возможность, и вскоре Зыря уже размахивал сигнальным знаменем впереди шагающего строя. Мужик он, в целом, неплохой, но временами вспоминает о своем псевдодворянском происхождении и пытается получить особое к себе отношение. А еще порой склонен к чрезмерному занудству и беспричинному унынию.

Еще у нас есть Вампир, Пузо, Гробовщик, есть оружейник Пепел и капелан Райт, есть интендант Каркар и хирург Зельц. Всеми нами руководит капитан Гримальд по кличке Мертвец.

Нет смысла всех перечислять, все равно с ходу не запомните. Нас тут три сотни в три шеренги, все в одинаковых доспехах, с пиками, мечами и щитами.

– Слышишь, Дикий? Монету! – хохотнул Руни. – Не забудь!

Я многозначительно посмотрел на него, потом на летящий в нас огненный шар. Тяжело вздохнул, опуская забрало.

День предстоял долгий.

Ненавижу колдунов. Понимаю, что без них в современной войне никак нельзя, но как было бы чудесно, кабы этих самодовольных индюков вовсе никогда не было. Тот же дракон или кракен – да, тварь весьма мерзкая, смертоносная, но ее хотя бы видно, ты можешь предугадать атаку, попытаться как-то противостоять ей. А с колдунами сплошные сюрпризы – то огненный дождь, то земля разойдется под ногами, то зловонным облаком накроет, от которого кровавый понос одолевает. И не достать-то этих гадёнышей никак, сидят себе в тылу под навесами, губами шевелят и шербет кушают. Хорошо, если у нас есть свой колдун, который прикроет и сам в ответ ударит, а если нет, то жди и молись чтобы вражеская сволочь в золотой мантии побыстрее выдохлась.

У нас колдун нашелся, хотя и подключился поздновато, много наших успело полечь. Шарахнул так, что первые ряды вражеской пехоты попросту сгорели в пляске цепных молний, а остальные принялись блевать прямо сквозь забрала.

– В атаку! – заорал Зыря, размахивая знаменем.

Признаюсь, обожаю момент перед самым началом драки. Это такое пресловутое затишье перед бурей, ожидание прыжка с обрыва, кристаллизованный до физической ощутимости момент! Ты видишь глаза противника, успеваешь оценить броню, хват оружия, манеру движения, успеваешь сообразить как лучше ударить, с чего начать. Но потом хрупкий барьер проламывается – и ты бросаешься словно лавина вперед, сокрушая все на своем пути, не чувствуя боли и страха!

В такие минуты я по настоящему счастлив!

Спасибо, батя! Мне понравилось в армии!

Уперлись мы возле подлеска у переправы. По ту сторону горбатого моста оказались довольно упрямые ребята и мы с ними закусились всерьез, только щиты трещали. Какой-то особенно ловкий шельмец с той стороны приспособился дубасить моргенштерном во вторые ряды, да так, что шипастый шар прилетал аккурат мне по шлему. Я уже начал дуреть от набатного гула в голове, как меня выручил Пикси, метко урезонив супостата ударом копья.

– Спасибо, – благодарно прохрипел я.

– Не за что, – отозвался Пикси. – Не узнаешь наших визави?

Я присмотрелся.

– Флаванцы, мерсинарии, – подсказал Пикси. – Мы с ними в сагалькской пустыни три дня от кочевников отбивались.

Тут и я вспомнил. Было дело.

– У них еще лейтенант был такой, страшный, с кривой мордой… Как его? С рисунком на броне, не то утки, не то рыбы…

– Жабы, – поправил Пикси. – Жабоглотом его звали.

– Точно!

Я вытянулся и заорал что было мочи.

– Эй, Жабоглот!

Не надеялся, что в этом грохоте меня услышат, но спустя секунду из-за вражеских порядков донесся удивленный ответ:

– Дикий, ты что ли?

– Я! Вот так встреча!

– То-то я думаю, что за големы в нас уперлись!

– Это мы! О, тут со мной Пикси, помнишь?

– Привет, Жабоглот! – крикнул Пикси.

– О, конечно, помню! Привет, Пикси! Как рука?

– Спасибо! Кости срослись как новые!

За спиной прозвучал боевой рог и раздался шелест стрел, выпущенных нашими стрелками. Тут же замахал флагом Зыря, заорал:

– Вперед!

Мы поднажали, активнее заработали копьями и мечами. Отбили себе несколько шагов, а потом вновь уперлись, тяжело дыша и вполголоса переругиваясь.

– Эй, Дикий! – раздался голос Жабоглота. – Вы здесь?

– Здесь! Куда мы денемся!

– Слушай, у вас там волынщик был задорный! Пусть сыграет чего, а то скука смертная!

– Нету волынщика, утоп месяц назад! Есть прекрасный декламатор баллад Таветдина!

– Спасибо, не нужно, – поблагодарил Жабоглот. – Мне творчество Таветдина не созвучно, слишком минорное.

– Ну, как хочешь!

Со стороны шатра протяжно завыл рожок, и Зыря замахал «Отступление». Схожий сигнал прозвучал и из стана маркиза Кобурна.

Мы с нашими противниками расцепились, попятились, подбирая раненых. Когда разошлись на расстояние полета стрелы, остановились.

– Генерал решил, что с разбегу сподручнее будет? – устало хмыкнул Руни, поднимая забрало. – Так я не добегу, я ногу подвернул.

– Лучше амуницию проверь, – подал голос Ариф, сплевывая кровь из разбитого рта. – Гульфик просрёшь, я тебе помогать искать не буду.

Снова заиграли горны. С разных сторон на поле выехали закованные в турнирные латы рыцари на белом и гнедом конях. Они были очень красивы эти всадники, будто с картинки, мечта любого мальчишки. Разноцветные плюмажи, яркие накидки, вычурные доспехи с гравировками, серебристые копья и фигурные щиты с гербами. И кони под стать – холеные, лоснящиеся, с бантами в гривах, с дорогими попонами и сбруей.

На фоне этого великолепия наш серо-бурый строй смотрелся комьями глины возле цветущей клумбы.

– Выперлись, – сварливо прокомментировал Ариф. – Никак решились на поединок?

– Что-то долго думали, – отозвался Пикси. – Чего с самого начала так не сделали? Заставили нас полдня грязь месить.

– Если бы все благородные решали дела поединками, зачем тогда нужен ты? – резонно заметил Ариф. – Так и сидел бы в своем вонючем сарае, рыбьи кишки на кулак наматывал.

– А так я прям в шелках хожу, изюм перебираю, – фыркнул Пикси.

– Ничего они долго не думали, – повернул голову Руни. – Как напились, так и решили покуражиться.

Тем временем рыцари вскинули копья в приветствии. Суетящиеся рядом оруженосцы тут же заголосили, наперебой перечисляя титулы и регалии своих хозяев. Всадники принялись разъезжаться на исходные позиции.

– Нет, не напились, – высказал я предположение. – Если бы напились, то не оделись бы как на Королевский Турнир, а так, подпоясались бы кто чем, да постучали железом в тенёчке. А так, судя по всему, к ним в шатер пожаловала дама.

Взметнулся флаг, и рыцари помчались в атаку. Под оглушительный грохот разлетевшихся вдребезги копий выбили друг друга из седел. Их подняли, вновь посадили на коней, выдали новое оружие.

– А который из них наш? – спросил Пикси.

– Вон тот, с розой на щите, – ответил я. – Видел его в ставке.

– Кто такой?

– Тебе не всё равно? – буркнул Ариф.

– Просто любопытно.

– Какой-то дворянин, – я тоже поднял забрало и стащил перчатки. – Их вчера целая свита прибыла.

Рыцари вновь поскакали друг на друга.

– Разбудите меня когда закончится, – попросил Ариф, обнимая копье и укладывая голову на скрещенные руки.

Высокородные мужи бились около получаса, прерываясь на замену амуниции и коней, на легкий туалет и омовение лица от кровавых соплей. Доспехи и накидки потеряли свежесть, плюмажи поникли, а сам бой утратил скорость и изящество. Финальную фазу поединка рыцари проводили спешившись, кружа друг вокруг друга словно два пьяных тетерева. Точку поставил воин с розой на гербе, без зазрения совести срубив оппонента прямым ударом бронированного кулака в голову.

Руни удивленно крякнул, длинно сплюнул под ноги.

– Слава богам, – выдохнул Пикси. – Я уже ног не чувствую.

– А мне понравилось, – заявил Руни. – Красиво, душевно, уважительно. Это не как у нас, когда тебе толпой с ног сшибают, а потом еще по шлему наперегонки булавами стучат. А в таком я бы поучаствовал.

– Ты сначала на коне вот так научись, – проснувшийся Ариф сладко зевнул, потянулся, задевая руками стоящих рядов собратьев. – А, ну и еще сущая мелочь – вернись на девятнадцать годков назад и вылези из утробы какой-нибудь благородной мадамы.

– Тихо, пожалуйста! – встрял в диспут Зыря, повернув к нам лицо. – Сейчас сигнал дадут!

Рыцарь с розой на гербе победно вскинул меч. С холма протрубили, знаменосец замахал стягом. Мы вразнобой заорали, изображая безудержную радость и восхищение.

– Эдак мы в лагерь к ужину поспеем, – довольно похлопал себя по кирасе Руни. – Чудесненько!

Оруженосцы уволокли своего павшего господина, который совсем не по-рыцарски елозил ногами и капал кровью из шлема. Вскоре и войско маркиза Кобурна опустило флаги, разобралось по колоннам и промаршировало в сторону поместья.

– Всё что ли? – спросил Руни. – Мы победили?

– Выходит так, – согласился Пикси.

– Интересно, – не унимался Руни. – Мы победили совсем-совсем или завтра снова в бой?

– Тебе лишь бы нихрена не делать, – укорил его Ариф.

– А тебе лишь бы ворчать!

– Эй, потише! – вновь встрепенулся Зыря. – Генерал едет!

Мы торопливо приосанились, стряхнули с себя налипшую грязь и усталость. Каждый быстро осмотрел себя на предмет соответствия высоким требованиям королевской пехоты. Потому что если у генерала появится повод усомниться в этом, то у него есть сотня способов сделать твою жизнь намного, намного тяжелее и унылее.

Наш генерал – Густав Форель, олицетворение воинского сословия старой школы. Сухой и поджарый, словно солдатская галета, с обветренным лицом и бледной нитью плотно сжатых губ. Его речь состояла преимущественно из отрывистых приказов и требований, и к нам он обращался исключительно во множественном числе, даже если говорил с кем-то лично. Для нас генерал был как бог для язычников – страшный, всевидящий, непостижимый. Ты не мог заговорить с ним, это он решал, когда обратить на тебя свой взор. Если же тебе нужно было обратиться к нему напрямую, то для этого был капитан Мертвец, его пророк и длань карающая.

Генерал Форель появился как всегда на своей черной, будто глаз бездны, кобыле, прямой и мрачный. Сразу за ним скакал уже известный рыцарь с розой на гербе. Он успел снять шлем, и оказался довольно молодым парнем с чопорной рожей и короткой стрижкой «под горшок». А вот за ним следовала…

Девка в доспехах!

– Девка! – изумился Руни. – В доспехах!

– Вот тебе явление, – удивленно крякнул Арфи.

Глаза нас не обманывали, то действительно была молоденькая девица в простеньких доспехах с чужого плеча. Довольно миловидная, худенькая, с убранными в косу волосами. В седле держалась уверенно, а вот глаза испуганно бегали, я это сразу подметил.

Кавалькаду встречали выстроившиеся рядком капитаны – Роджер «Медный лоб» от кавалерии, Генри «Гусь» от стрелков, и наш, Гримальд «Мертвец». Когда высокое начальство прибыло и остановилось, капитаны громко отчитались, не забывая использовать фразы: «рвутся в бой», «готовы сложить головы» и «высокий боевой дух».

Генерал выслушал, придирчиво осмотрел порядки, после чего принялся вбивать в наши уши слова.

– Солдаты! С победой!

Мы заголосили во всю глотку, демонстрируя врожденную мощь и несгибаемую лихость.

– Маркиз Кобурн склонился пред мощью королевской армии! Войско его с позором бежало, вы – герои!

Мы вновь взревели.

Генерал покосился на своих спутников, откашляться, будто следующие слова не желали протискиваться сквозь его луженую глотку. Гаркнул:

– Велением Престола к нам назначены новые магнусы!

Его перст указал на задравшего подбородок парня с гербом розы.

– Новый магнус кавалерии граф Август Дампьер.

Кавалерия в силу своих высокородных сил звонко побряцала щитами, глухо радуясь из-под опущенных забрал.

– Новый магнус тяжелой пехоты, – тут у генерала голос все же сорвался. – Графиня Диана Дампьер.

Девушка смущенно улыбнулась и помахала нам ладошкой.

Нас редко чем можно удивить или застать врасплох, но здесь мы до такой степени опешили, что наши казенные и годами отрепетированные крики восторга больше напомнили разноголосое блеяние перепуганного стада.

– Пехота! – гаркнул капитан Мертвец, ощущая на своей шее невидимые пальцы генерала. – Наш новый магнус графиня Диана Дампьер!

На сей раз за нас ответили рефлексы, и приветственный рёв заставил нервно вздрогнуть боевых коней.

Генерал подарил нам снисходительный взгляд, сухо обратился к новоиспеченным командирам:

– Знакомьтесь, принимайте командование. Вечером жду в своем шатре. Вестовой дополнительно оповестит.

И уехал, словно бежал с поля боя.

Наши взоры сошлись на семействе Дампьер.

Граф привстал в стременах, его глаза сверкали, будто у дорвавшегося до любимой игрушки мальчишки. Сказал Диане так громко, что даже мы услышали:

– Ну, разбирайся тут, сестрица!

Махнул Медному лбу, который уже был в седле, крикнул задорно:

– Рыцари, за мной!

Грохочущий поток умчался в сторону дальнего поля. Командир стрелков Терний, оставшийся не у дел, потоптался на месте, но не решился повернуться спиной к вышестоящему начальству.

Впрочем, про него все забыли – мы остались наедине, молодая графина и тяжелая пехота.

Скажу честно, то был странный момент. Перед нами, утопая в чужих доспехах, сидела перепуганная девчонка, всеми силами старающаяся казаться больше и значительнее. Перед ней – мы, еще не остывшая от битвы стальная стена, колючая и неприветливая. А неловкая пауза все затягивалась и затягивалась.

Графиня украдкой пожевала пересохшие губы, совсем по-детски заморгала, будто собираясь заплакать. Потом тряхнула головой, вобрала в грудь воздух… Да так и замерла, не в силах произнести даже слово.

Боже праведный, как она будет нами командовать?

Положение спас Мертвец.

– Госпожа! – прохрипел он, напрягая пробитую стрелой гортань. – Отряд королевской тяжелой пехоты к вашим услугам!

Девушка кивнула.

Наладив хоть какой-то контакт, капитан продолжил:

– Численность отряда…

– Панцири! – вдруг выпалила девушка звонко. – Вас ведь так называют?

Мы переглянулись.

– Панцири? – недоуменно зашептал Пикси.

Я лишь дернул бровями, словно пытаясь развеять этот дурной сон.

– Мы – тяжелая пехоты, – осторожно напомнил Мертвец.

– Панцири! – радостно закивала графиня. – Я изучала военные науки, я знаю!

Всё же Мертвец не зря получил капитанское звание. Он каким-то чудом смог сдержаться и деревянным голосом произнес:

– Как пожелаете, госпожа.

И вновь наступила пауза, на сей раз прямо какая-то издевательская.

Но наша магнус таки набралась решимости, уперлась взглядом куда-то в горизонт за нашими спинами и громко прокричала:

– Я счастлива находиться здесь, среди таких достойных мужей! Я уверена, что мы совершим множество подвигов, пройдем вместе множество приключений…

Ариф тихо застонал.

– Во славу короля! – закончила девушка, вскинув вверх худую руку.

Мы дружно взревели, опасливо наблюдая, как гарцует под графиней встревоженный конь.

– Госпожа, разрешите обратиться, – вновь взял слово Мертвец. – Разрешите убыть в гарнизон для отдыха и починки обмундирования? День был тяжелым, люди устали.

– Да-да, конечно! – торопливо закивала девушка. – Но прежде я должна вручить вам свой герб!

Мы перестали дышать.

– Я изучала, так положено, – объяснила Диана Дампьер.

– Так точно, госпожа, – капитан всё еще являл мастерство самообладания. – Какой герб нам выпала честь носить?

– Мой брат – Рыцарь Розы! – торжественно объявила девушка. – А я буду…

Она завозилась в своем седле, пытаясь выудить что-то из-под луки седла. Потом довольная собой вскинула руку с чем-то зажатым между пальцами:

– Вот! – широко улыбаясь объявила она. – Я буду рыцарем фиалки, символа верности и целомудрия!

Должно быть, мы слишком долго молчали, застыв будто соляные столбы. Графиня еще раз помахала цветком.

– Спасибо, госпожа, – по слогам произнес Мертвец. – Разрешите убыть в расположение?

– Разрешаю. Хорошего отдыха, господа солдаты!

Мы вяло откликнулись. Наш магнус ускакала в сторону ставки.

Капитан повернулся к нам, и по его лицу было видно, что сейчас никому крайне не рекомендуется не то, что задавать вопросы, а даже слишком громко дышать.

– Чтобы к утру у всех на броне был герб магнуса! – прорычал он. – В лагерь шагом-марш!

– Ну что, панцири? – обреченно прогудел Пикси, подхватывая копье. – Нам конец.

Солдатская жизнь быстро приучает смотреть на мир рационально, с долей здорового фатализма. Ты просто в какой-то момент понимаешь, что у всего есть причина и следствие, что не стоит беспокоиться из-за того, на что не можешь повлиять, что никто тебе ничего не должен и за свою судьбу отвечать лишь тебе одному.

Но порой бывают ситуации, с которыми приходится мириться, но о которых нет сил молчать!

Девчонка во главе отряда тяжелой пехоты – что может быть комичнее? Просто вдумайтесь – девочка, еще вчера игравшая в куклы, сегодня будет приказывать людям идти на смерть. Нам, конечно, не привыкать к дурацким решениям командования, но хотелось бы более осмысленного распоряжения своей жизнью.

Вечером мы сидели у костра в лагере, задумчиво попивая слабое яблочное вино и вытянув усталые ноги к огню. Состояние у нас, прямо скажем, было пришибленное.

– Может, это шутка? – с надеждой предположил Руни. – А, мужики? Ну как такое возможно?

– Нас засмеют, – сокрушенно выдохнул Пикси.

– Панцири, – повторил Ариф, словно пробовал на вкус новое название. – Я что – краб?

– Точно засмеют, – согласился Пикси.

– Лучше думайте, где будем искать символ верности и целомудрия, – сказал я. – Кто пойдет цветочки собирать?

Пикси трагично уронил лицо в ладони.

– Слышал я историю, – сказал Ариф. – Как в одном кавалерийском отряде магнусом собачку назначили. Командовала вполне успешно.

– Это как? – удивился Руни.

– Очень просто. Пока отряд воевал, ей ордена вручали. В отставку вышла полным кавалером Золотой Стрелы. Ведь в командире главное что? Чтобы не мешал. А наша вертихвостка дров, чую, наломает.

– Надо к капитану сходить, – предложил Руни. – Пусть прояснит что к чему.

– Сходи, – я прекрасно знал что именно и в каких выражениях скажет Мертвец. – Прям интересно послушать.

– Конечно! – обиделся Руни. – Тебе то что! Ты через несколько месяцев домой. А нам тут… С фиалками на гербе!

Пикси тоскливо завыл в свои ладони.

– Это мне за ту гробницу, – сокрушенно вздохнул Ариф, который каждый раз пытался найти догнавшие его грехи. – Видать, всё же проклятой оказалась.

– А фиалки найти все же придется, – напомнил я.

Ближе к полуночи мы сошлись на том, что игнорирование приказа магнуса чревато внеплановой вязкой с капитаном. А раз уж делать, то нужно делать хорошо и надолго.

Тут Руни очень кстати вспомнил, что пока был в карауле, заметил в адъютантском обозе панталоны розового цвета. План созрел сам собой и мы с Руни провернули всё в лучшем виде, умыкнув чужое исподнее и не попавшись ни интенданту Каркару, ни патрулю.

– Чисто технически, они голубые, – задумчиво произнес Ариф, разглядывая трусы.

– Чисто технически, предложение со сбором цветов еще в силе, – парировал я.

Ариф спорить не стал. Подтянулись остальные товарищи, и вскоре над беззащитными шелковыми штанами блеснула сталь.

– Я тут до белошвеек сходил, – сообщил между делом Пикси. – Узнал кое чего. В общем, магнусы наши – дети некоего графа Дампьера. Причем, парень – родной сын, а девка – падчерица. И в общем, граф этот пытался какую-то авантюру провернуть со своей серебряной шахтой, что-то там в обход казны состричь. Но был пойман и поставлен на вид. И уж коль над ним зависли грозовые тучи, решил граф своё имя слегка отбелить. Собрал что мог, купил должности и отправил своих детей под армейские знамена. Ведь покуда они служат, никто его имение тронуть не имеет право – чай, теперь родовое поместье не абы кого, а защитников короны!

– Так это он что, девчонку сюда за свои долги послал? – переспросил Руни.

– А что такого? – хмыкнул Ариф. – Давно ли у нас продавать детей за долги считается зазорным?

– Ей еще и наследство не положено, – добавил я. – Все достанется Августу по праву крови.

– Потому он ее сюда и засунул, – кивнул Пикси. – На бесприданницу охотников немного, а тут королевское жалование само в карман идёт. Авось, приглянется кому из благородных рыцарей.

– Бедная девка, – зевнул Ариф. – Ладно. Я до ветру и спать. Чего и вам желаю.

Мы спорить не стадии, залили костер и ушли отдыхать.

Мы уходили из земель маркиза Кобурна торжественным маршем, демонстрирую окружающим красоту и мощь королевской армии. Наши начищенные накануне доспехи горели под ярким солнцем, всё, как положено, звякало и бренчало. Легкий ветер развевал похожий на драконий язык штандарт отряда.

Посмотреть на нас высыпали все жители местного городка, довольные тем, что мы не остались грабить и насиловать. Собственно, никто бы нам не дал грабить и насиловать граждан Королевства, но местные всё равно радовались. Они восхищенно цокали языками, подпрыгивали от восторга и хлопали в ладоши.

До тех пор, пока мимо не проходили мы.

Обычно наш отряд встречали уважительным молчанием. Народ ощущал исходящую от нас ауру, вжимал голову в плечи и не смел рта раскрыть. Даже матерые псы поджимали хвосты и забивались под крыльцо когда мы единым строем шагали по улице.

Но в этот раз народ молчал по иной причине.

Во главе отряда ехала Диана в своих нелепых доспехах и с лучезарной улыбкой махала всем рукой. За ней с каменным лицом шагал Мертвец, дальше Зыря и уже следом мы – все, как один, с дурацкими фиалками на плечах. Причем, у многих цветок вышел несимметричным, отчего под определенным углом напоминал бесстыдный символ мужского естества.

Мы маршировала, Диана улыбалась, фиалки раскачивались на ветру. Пребывающие в глубоком шоке горожане пытались разгадать глубокий смысл нашего послания.

Мимо, обгоняя нас, проскакала кавалерия с розами на щитах. Они с хохотом исчезли впереди, обдав нас клубами пыли. Конь под Дианой всхрапнул, дернулся, и если бы не вовремя подскочивший капитан, то девушка полетела бы на землю.

– Куражатся, – процедил Руни, отплевываясь от песка. – Перед своим магнусом выделываются.

– Так им нормальный командир попался, – сказал Пикси. – А у нас… Фиалка.

– Так они не только ее грязью накормили, – сказал я. – Они на весь отряд хвост подняли.

– Козлы плоскожопые, – проскрипел Ариф.

Между армейскими отрядами всегда сложные взаимоотношения. Мы постоянно соперничаем, соревнуемся, кому-то что-то доказываем. Кто самый лихой в бою? Кого без очереди пускают в армейские магазины? Кому приветливее улыбаются маркитантки?

Обычно это противостояние характеров, хитрости, наглости. Подкупить банщика, чтобы он выдал соперникам дырявые портки, обогнать на марше, разжечь самый большой костер в лагере, запугать молодого кашевара, чтобы он отказался от места в пользу нашего кандидата. Бывало, морды друг другу били, не без этого.

Зачем, спросите вы? Ну, во-первых, это весело и азартно. Солдатская жизнь довольно однообразная, а такие забавы позволяют как-то скрасить свободное время. Во-вторых, это вопрос престижа. Никто не должен быть лучше нас! Почему? Потому что мы лучшие, и точка!

Но, боюсь, у вас может сложиться превратное мнение о таких неподобающих для солдат короля пикировках. Поверьте, в них больше добродетели, чем вреда. В основном у нас со всеми товарищеские отношения, с кем-то даже дружим. Ну а как может быть иначе, если мы вместе идем в бой? Просто таковы правила игры, это все понимают.

Все – кроме кавалерии. Им с нами, видите ли, соревноваться зазорно, они у нас шибко благородные и высокодуховные. У большинства имения чуть больше полкового сортира, а фамилия в самом низу придворного списка, но мимо нас проходят с таким видом, словно каждого в макушку лично августейшая особа лобызала. Завели в лагере менестрелей, пишут друг на друга рифмованные памфлеты, с видом натужной цапли выводят своими переломанными на турнирах пальцами акварельные пейзажи. В общем, срамота и разложение, как скажет Ариф.

Нет, в бою они ребята бравые, ничего не хочу сказать. И атаковать не бояться, и маневрируют ловко. Но так на то они и рыцари! Мы тоже в своих дисциплинах равных не имеем, тоже свой хлеб не зря едим, так что, теперь гусаками ходить?

В общем, вне боя мы кавалерию недолюбливаем. А она каждый раз напоминает нам почему именно.

Вот и в этот раз – чего, казалось бы, нас задирать? Словно это мы себе девку командиром выбрали, да голубые цветочки нацепили веселья ради.

К слову, фиалки эти дурацкие мы сразу же за городом с себя сорвали. А пусть что-то скажут, заодно поглядим на что наш новый магнус способен.

Ничего не сказала графиня. Наверное, не поняла что произошло. Ее чуть позже вестовой вызвал, и она ускакала вперед марша. Лишь Мертвец обернулся, буравя каждого взглядом, но да то привычно, знакомо. Я ему даже подмигнул, мол, сам все понимаешь, хриплая зверюга.

Собственно, у моей наглости были основания – по прибытию в казармы заканчивался мой пятилетний контракт. Я, наконец, сдам пропахшие потом и кровью доспехи, заберу у казначея жалование и обниму на прощание побратимов.

После чего, наконец-то, вернусь домой.

А вот дальше чистый лист. Я даже понятие не имею чем буду заниматься на гражданке.

Но я точно знаю, что буду делать в последний вечер перед отъездом.

Я пойду бить рожи кавалерии.

Пять лет не был я дома, пять лет не видел родных. Весточки от них, конечно, долетали, но в последнее время всё реже и реже. Я же писал совсем не часто, не умею я в эпистолярий. Да и о чем писать? Пугать только.

И вот сейчас лежу я в своей комнате, еле умещаясь на старой детской кровати, смотрю в потолок, и понимаю, что я гость, а не вернувшийся домой наследник. Вроде, всё знакомое, а всё равно не такое. К примеру, запах – неужели у нас всегда так пахло? Или мебель – она всегда была такой маленькой, или я так вырос?

Но больше всего изменились родители – у бати седина на висках, у маменьки добавилось морщин. Поначалу смотрели на меня пытливо, словно я где-то спрятал того мальчика, который когда-то ушел с вербовщиком. Сейчас ничего, улыбаются, обнимают. Даже я размяк, чуть слезу не пустил.

Первую ночь спал на полу, кровать оказалась слишком мягкой. Утром вскочил спозаранку, не сразу сообразил, где нахожусь. Еще подумал, а не проспал ли я горн? Потом вспомнил, что «Какой к чертям горн?», оделся и ушел гулять. Прошелся по городу, подмечая, как удобно было бы обороняться на его узких улочках. Вернулся к завтраку, где сожрал всё за пару минут, а потом ждал, пока покушают смущенные родители.

Но самое сложное для меня это общение. Дежурные вопросы закончились первыми – как здоровье, как торговля, как дела у родственников? Что нового построили в городе, что старого сломали? Очень сложно сдерживать себя от крепкого словца, что так и норовит, порой, вылезти посреди фразы. Да и пока не очень соображаю, что можно говорить, а что не стоит. На просьбу маменьки рассказать забавный армейский случай, вспомнил, как великан пытался проглотить пикинера, да подавился и сдох. Сам посмеялся, а потом увидел лица родителей и перестал.

Ничего, со временем всё наладится. А пока надобно поаккуратнее как-то, поделикатнее.

Сегодня отец сказал, что я возмужал, что готов вступить в семейный бизнес. Но прежде необходимо выучиться, иначе сейчас нельзя. Я спорить не стал, он, безусловно прав. Я ведь всё, чему в малолетстве учили, почти позабыл, а тут все эти расчеты, караваны, магазины, подати!

Отец уже, оказывается, и место в университете Баерона придерживает, сказал, что там сильные кафедры математики и алхимии. Ехать нужно незамедлительно, пока открыто зачисление.

Конечно, я согласился. Как тут не согласиться, когда на тебя с такой надеждой смотрят? Да и потом, пора уже браться за ум, строить свое будущее. Ну, откажусь я, и чего? Чем буду заниматься? Что я умею? Ослам хвосты крутить?

В общем, выезд на днях, успею только вещи собрать да мамины пирожки докушать. Сначала день на почтовом дилижансе до бродов, там паромом вниз по Таге, до Баерона. А там уже встретят, примут и проводят.

Что ж, трепещите, университетские стены! Едет к вам бывший королевский пехотинец, а ныне без пяти минут знатный торговец Дрю Ормандо!

Девять часов я трясся в этом проклятом дилижансе, задница, по ощущениям, как отбивная доска. Сама карета древнее, чем руины перволюдей, вся перекошенная, скрипит, осыпается, отовсюду сквозит. Попутчики пол дороги храпели, пол дороги болтали без умолку. На бродах хотя бы ноги размял, перекусил, что матушка с собой положила. А как только на паром сел, так, как назло, ветер поднялся и дождь зарядил.

В общем, погода отвратительная, состояние мерзкое, настроения нет. Еще и мысли всякие покоя не дают, зудят и зудят, аж уснуть не могу. Словно какой-то червячок в голове шепчет: Зачем тебе эта учеба? Ты действительно видишь себя торговцем? Действительно хочешь заниматься тканями, красками, считать доходы и расходы, ругаться с поставщиками и юлить перед налоговым исправником? Действительно готов посвятить этому всю свою жизнь? Ведь единственная причина, почему ты это делаешь – это желание родителей.

И ведь прав, зараза. Не лежит у меня душа к отцовскому делу. Как представлю себя сидящим в пыльном кабинете со счетами в руках, так аж зубы сводит.

Ладно, поживем-увидим. Вряд ли кто-то с самого детства мечтал быть торговцем, монахом или каменщиком. Все надеялись, что жизнь их будет полна подвигов и приключений, что любить их будут только те, кого они сами полюбят, а в карманах столько золота, что хватит набить брюхо в любое время суток.

Пойду спать. Надоела эта дорога.

Что ж, дорогой мой читатель, если когда-нибудь вас обвинят в неразумности, расскажите ему эту мою историю.

Хорошенько выспавшись в гостевом доме, я явился к воротам университета за час до назначенного срока. Первое впечатление будущая «альма-матер» произвела благостное – много зелени и мощеных дорожек, фонтан на центральной аллее, высокие и светлые здания. Еще и погода, солнечная, теплая, она окончательно развеяла мою душевную хмарь.

Пока я любовался окрестностями, начали пребывать студиозы. Все разноцветные будто экзотические птицы, один другого чуднее. Кто-то напомажен словно дама, кто-то в невозможно узких штанах и распашной льняной рубахе, будто сбежал с эшафота, кто-то махал руками, музицируя невидимым оркестром. Некоторых привозили в каретах, истомных, от жизни усталых, кто-то шел будто землемер, широко шагая и только по прямой. Шумные, галдящие, смешливые. Сбивались группками, смеялись и громко разглагольствовали.

На их фоне я со своей солдатской выправкой и в строгом сером сюртуке смотрелся будто кол промеж пшеницы. Поглядывали на меня соответственно.

Ничего, пусть смотрят. Скоро им придется привыкать ко мне, а не наоборот.

Я даже некоторым скалился в ответ, играя в гляделки – и неизменно выигрывал. Пусть кто-то в неловкой ситуации прячется, кто-то сбегает – я всегда пру напролом и встречаю трудности со сжатыми кулаками.

Мой куратор пришел за мной в указанный час – небольшой мужичок в пенсне и испачканной мелом мантии. Предложил пройти к декану для разговора о зачислении.

Насколько я понял, отец заплатил хорошую сумму, чтобы меня вот так приняли и выслушали. Начался разговор стандартно – кто такой, откуда, почему решил учиться. Тут я отвечал без запинок, благо отрепетировал всё заранее.

Потом мужичок в пенсне, начал пытать каким наукам я обучен и сколь многогранна моя эрудированность.

Вот тут я, честно говоря, поплыл. С науками сразу не задалось, по граням получилось немного поелозить, но и ими удивить я вряд ли кого смог. Впрочем, судя по всему, опрос был больше номинальный, потому что декан поздравил меня с зачислением, после чего попросил подождать на улице.

Я выдохнул, считая, что самое худшее позади.

Как обычно бывает в подобных случаях, я ошибался.

Их было пятеро – высоких, крепких, развязных. Они сидели в беседке неподалеку от деканата, и довольно громко обсуждали какие-то свои дела. Должно быть, я привлек их своим видом, а может, они цеплялись ко всем новеньким, уж не знаю. В любом случае, один из них долго пялился на меня, потом свистнул и велел подойти.

Должно быть, они были очень уверенны в себе, эти ребята. Я вполне осознаю насколько неприветливо выгляжу, какой эффект производят на многих мой рост, ширина плеч, переломанный нос и шрамы на роже, но эту пятерку, должно быть, это лишь подзадоривало.

Они еще раз меня позвали, уже раздраженно, почти возмущенно. Я вновь проигнорировал их, разглядывая летающую над цветками бабочку.

Поймите, я вполне понимаю, когда нужно начинать драку, а когда стоит чуть повременить. Я не дурной бычок, бросающийся на каждую развивающуюся тряпку. Но даже у меня есть тот маленький графинчик, который можно неосторожно уронить. Особенно, если долго стараться.

В меня прилетел ком грязи и попал в грудь. Кувшинчик упал и разбился.

Размышляя сейчас, скажу честно – в глубине души я ждал, когда произойдет нечто подобное. С самого начала я наделся на случай, что отвернет меня с этого пути, убережет от чужого будущего. Но я не хотел, не мог быть инициатором, я искренне желал быть хорошим сыном.

Но также искренне желал, чтобы ничего не вышло. И когда кувшинчик покачнулся, я с радостью выбил из-под него табурет.

Я разделался с ними быстро. Первым срубил самого крепкого, потом любителя швыряться землей, а после еще одного их товарища. Оставшиеся двое с воплями разбежались, бросив друзей на съедение серому волку. Я есть никого не стал, меня вполне удовлетворила россыпь зубов и невнятное мычание оппонентов.

Зато на крики вывалил почти весь деканат. Прибежала запыхавшаяся стража с деревянными дубинками, но я не стал заставлять ребят преодолевать свое чувство самосохранение. Декан однозначно указал мне на ворота и слегка опешил, увидев мою счастливую физиономию.

Да, мой поступок глуп, опрометчив и неразумен. Но знаете что?

Мне впервые за эти дни хорошо. У меня пропал душевный мандраж и неприятный привкус сожаления во рту. Да, из меня не вышел торговец, но не всем же быть торговцами, верно?

Что же дальше? А я не сказала? Там же, в Баероне, я нашел вербовочный пункт и заключил контракт с моей любимой тяжелой пехотой.

Извините, папа и мама. Я еду назад, в армию, и я улыбаюсь.

Мы маршем выходили на каменистое плато и сразу развертывались в боевые порядки. Нам навстречу уже неслись на своих маленьких конях передовые отряды язычников, улюлюкая и заливисто свистя. Они на ходу принялись стрелять по нам из своих маленьких луков, закружили вокруг смертоносную карусель. Их стрелы – короткие, но тяжелые, градом обрушились на наши поднятые щиты.

– Всё же ты поступил эгоистично, – продолжил наш разговор Пикси. – Просто не захотел брать на себя ответственность и сбежал.

– Да, легкой жизни захотел, – поддакнул Руни, моргая, когда очередной снаряд пролетел мимо и впился в землю. – Без обязательств и заботы о завтрашнем дне.

– Дурачок, – коротко прокомментировал Ариф. – Сейчас бы анварское попивал, да выбирал, какую девку первой в койку затащить.

– У вас несколько своеобразное мнение об учебе в университете, – хмыкнул я. – По всему остальному – крыть нечем, полностью согласен.

Над нашими головами будто прошелестела стая птиц, и часть языческих кавалеристов попадали наземь – это подтянулись наши стрелки и открыли ответный огонь. Оставшиеся всадники с гиканьем бросились прочь, туда, где клубился дым от приближающегося неприятельского войска.

Мое возвращение на службу вызвало среди сослуживцев немалое удивление и радость. Целый вечер рассказывал им о своих похождениях, о том, что нынче подают в тавернах, какие новости обсуждают и насколько пали нравы падших женщин.

Разговора меня удостоил и капитан, пытаясь вызнать, что я такого натворил на гражданке, что теперь прячусь здесь. Пришлось ему еще раз рассказать свою историю, наблюдая сложные эмоции на лице Мертвеца.

– Похвально, – просипел он, когда я замолчал. – Купцов в стране и так много, а готовых отдать жизнь за страну и Корону явный недобор. Добро пожаловать домой, Дикий.

Всё же приятно, черт побери. Прямо переполняет чувством собственной значимости.

Написал письмо родным. Долго думал с чего начать, как всё лучше объяснить. В итоге, растекаться мыслью не стал, извинился, сказал, что пока не созрел для столь важной роли, пообещал возместить затраты и обязательно разобраться в себе за время нового контракта. Понятное дело, что мои каракули вряд ли успокоят отца и утешат мать, но не написать вообще ничего тоже нельзя, нужно хотя бы объяснить поступок.

Вскоре стыд и неловкость испарились, меня с головой заняли насущные дела. Армия уходила на юг, где орда бунтующих язычников посмела напасть на королевские форты и осадить небольшой, но важный город в устье Горониды и Церии. Мне торопливо выдали со склада мое же обмундирование, и уже через сутки я блевал за борт пересекающего пролив корабля.

В мою душу вернулось умиротворение – рядом друзья, в ладони привычная рукоять меча, а будущее определено и желанно. Единственная ложка дёгтя в нашей бочке нежнейшего нектара – магнус Фиалка, она же – графина Диана Дампьер. Не то, чтобы она чем-то лично мне мешала, но, честно говоря, я думал, что за время моего отсутствия она куда-нибудь исчезнет. Бросит службу, не справившись с армейскими лишениями, или уйдет от скуки, или спешно выскочит замуж и решит рожать подальше от нас. Не знаю, куда-нибудь туда, где ей найдется лучшее применение, чем в командовании моей любимой тяжелой пехоты.

Увы, причина нашего посмешища никуда не делась, хотя и выглядела теперь бледно, измотано и не так жизнерадостно. Конечно, военные походы это не пикник в садике. Хорошо еще, что ей кибитку выделили в обозе, иначе она себе всё седалище о коня отбила бы. Да доспехи, наконец, нормальные справили, кто-то знающий подогнал всё как надо. Еще сабельку вручили, но больше для виду – боюсь, графиня скорее себе ногу отрубит, чем попадет по кому-то.

Хотя, стоит признать, смелости девчонке не занимать – от сражений не увиливает, без нужды в тылу не отсиживается. Впрочем, Ариф считает, что это от глупости и наивности, до первого ранения. А потом сбежит, поджав хвост. Если, конечно, будет на чем бежать.

Пыль, поднятая авангардом язычников, вместо того, чтобы опасть, поднялась стеной. В мутной пелене закачались длинные тени от приближающихся существ.

– Опять у них есть колдун! – хмыкнул Руни. – И опять нам ничего не сказала!

– Не колдун, а шаман, – поправил Пикси. – У язычников шаманы!

– Какая разница?

– Колдуны – они наши, родные. А шаманы – богомерзкие отродья, творящие свои черные обряды во славу диаволу!

– В общем, не знаешь? – простодушно уточнил Руни.

Пикси предпочел промолчать.

Перед нами прошелся Мертвец, выравнивая строй. Вперед выдвинулись пикинеры, закрывая нас лесом двухметровый жал, с флангов зашумели легкие пехотинцы и стрелки. Все замерли, напряженно вглядываясь в приближающуюся пылевую тучу.

Когда-то дикари Красных полей представляли серьезную угрозу для южных колоний. Потом, в ходе долгих политических игр, подкупа и яда черного скорпиона главным вождем дикарей стал лояльный Короне человек, незамедлительно запросивший королевскую протекцию над землями между реками Горонидой и Церией. Что ему и было даровано со всей присущей помпой.

Но, как это и бывает, всегда находится кто-то, уверенный, что раньше жилось лучше, чем сейчас, и если сейчас сделать не как сейчас, то станет как раньше. Только вот как раньше не становится, становится как сейчас, только очень сильно хуже.

Для внедрения в буйные головы столь прозаичной мысли обычно высылались либо щедрые и улыбчивые послы, либо угрюмые и неприветливые солдаты.

И, как вам стало уже понятно, в нашем случае послы не помогли.

Пелена песка волной накатила на нас, и сразу же стало ни черта не видно. А вместе с песком пришли какие-то огромные горбатые страхолюдины на четырех ногах. Они принялись топтать нас, плеваться какой-то дрянью, а их погонщики пронзительно свистели и стреляли из луков. Следом, прямо вглубь наших боевых порядков, начали прыгать замотанные в белое дикари с длинными изогнутыми кинжалами.

Ничего не могу сказать, свой козырь в виде песчаного прикрытия, они разыграли хорошо. Будь у нас свой колдун, он быстро развеял бы эту детскую магию, но колдуна у нас не было, а потому враг смог почти без потерь добраться до нас и атаковать. И это даже вызвало некоторое замешательство, и даже панику среди самых молодых и впечатлительных пикинеров.

Мы-то, понятное дело, лишь крепче сдвинули щиты. Нас такими фокусами не проймешь.

Страхолюдины расшвыривали солдат ударами ног, будто буйный пьяница пустые кувшины. Пехотинцы разлетались с воплями и хрустом, сшибая товарищей. Ядовитые плевки, попадая на неприкрытые части тела, жгли кожу похлеще гашеной извести. Убийцы в белом оказались донельзя шустрыми малыми, махали своими ножиками словно умалишенные, целя по глазам и в щели доспехов.

Но королевская армия быстро пришла в себя. Приноровившись, начали сбивать наездников, а потом подрубать ноги и самим чудовищам. Прыгающие с кинжалами дикари очень быстро закончились, пав под ответными ударами бронированных солдат.

Тут и пыль улеглась, открывая шагающее на нас воинство язычников.

– Мне больно на них смотреть, – сокрушенно прогудел Пикси. – Кто их научил так держать щиты?

– Местные вообще не очень хороши в части пешего боя, – сообщил я. – Больше надеются на численный перевес.

– Так их и больше, – указал подбородком Руни.

– Это проблема?

– Да нет. Если колдун не станет шибко лютовать…

– Шаман, – поправил Пикси.

– … то разделаемся быстро, – невозмутимо закончил Руни. – Сейчас, только ближе подойдут…

– О! – вдруг подал голос Ариф, указывая краем щита. – Явились, не запылились.

Мы повернули головы.

Вдоль левого фланга ехали магнусы, и, судя по всему, между ними происходил какой-то острый диалог. Рыцарь Розы выглядел надутым индюком, с лица не сходило самодовольное выражение, а в глазах плясали нехорошие озорные искорки. Наша Фиалка наоборот, казалась подавленной и пристыженной, лицо багрянило румянцем, а на скулах играли желваки. Если бы я знал ее получше, то предположил, что наша командирша еле сдерживается от того, чтобы не зарядить брату по роже.

Они остановились напротив нас, и ветер донес насмешливую фразу Августа:

– … что ж, сестрёнка, давай, докажи, что я не прав!

Он коротко хохотнул, посмотрел в сторону приближающейся армии дикарей, развернул коня и ускакал прочь.

Графиня, будто очнувшись, бросила на нас взгляд мокрых глаз, тряхнула головой, положила руку на рукоять сабли.

– Что это она задумала? – протянул Ариф.

Диана потянула саблю из ножен, вскинула лицо. Крикнула, срывая голос:

– За мной, мои панцири! В атаку!

– Какого хрена! – опешил Руни.

Девушка вскинула саблю над головой, развернула коня в сторону врагов, и поскакала на них.

Мы лишь раскрыли рты, не понимая, что происходит.

– Как думаете, потерять магнуса в первой же битве менее позорно, чем ходить с фиалкой на плече? – наконец вопросил Пикси.

– Я думаю, что это чуть менее позорно, чем потерять флаг, – ответил я. – Но в любом случае, нам конец.

Видимо, до капитана дошла та же мысль, потому что он повернулся к нам и хрипло заорал:

– Внимание! В атаку! Бегом! Марш!

И первым бросился за Фиалкой. Мы, как привязанные к кошачьему хвосту колотушки, помчались следом.

Вы когда-нибудь бегали в доспехах и с полной амуницией? А бегали так, чтобы обогнать скачущего впереди всадника? Так, чтобы не беречь себя, свои колени и легкие, а чтобы ломиться вперед будто бешеный кабан, дурея от грохота собственного дыхания в шлеме?

Я не знаю как это получилось, наверное, графиня все же попридержала коня, но первого ряда язычников мы достигли практически одновременно. Конь Дианы встал на дыбы, а наш стальной поток, разогнавшийся и не имеющий возможности остановиться, на полной скорости влетел в испуганно расступающихся дикарей. Я лишь успел различить разлетающиеся щепы от поломанных копий, перекошенные от ужаса лица и кровавые брызги. Чтобы не упасть, выставил впереди себя щит, тормозя о кого-то податливого, взревел, охваченный боевой ярости, и принялся орудовать мечом.

Это был не бой, а какая-то куча-мала. Я не знаю, сколько наших добежало до врага, у скольких после такого марафона еще остались силы, но в пылу драки я лишь мельком различал серые силуэты в мятых доспехах. Зато, не стесненный строем, бил всем, чем хотел – ребром щита, головой, коваными кулаками, локтями и коленями. Меня пытались повалить, содрать шлем, запихать в прорезь забрала кинжал – и у них это рано или поздно получилось бы, но тут налетели наша легкая пехота и пикинеры.

Противник дрогнул и побежал, роняя оружие. Следом последовала наша кавалерия.

Сквозь застилающий глаза пот я разглядел Диану, которая рыдала сидя на земле, и закрывала лицо ладонями. Потом, совершенно обессиленный, я повалился на спину и так пролежал не меньше часа, пока меня не нашел Руни.

Вечером мы встали лагерем возле финикового сада. Выставили охранение, поставили шатер походного штаба, натянули навесы для хирурга Зельца и для кузнеца Пепла. И к одному, и к другому сразу выстроилась очередь желающих залатать себя или свои разбитые доспехи.

Сумасшедшая атака Фиалки испугала наших диких друзей, и бунтовщики сбежали в свои горные деревни. Но будь на их месте более-менее толковая армия, нас бы попросту подняли на копья, покрошили бы в мелкий фарш. Так что, можно сказать, повезло. Но если графиня продолжить применять эту тактику бронированных забегов, то очень скоро от нас останутся рожки да ножки.

Я почесал рану под повязкой на боку, поморщился от прострела в плече.

В пылу боя не заметил, но меня всё же достали – на кирасе черными звездами красовались дыры от клевца, лопнуло несколько колец в кольчужном вороте, а на шлеме словно черти танцевали. Но я цел и невредим, если не считать мелких ссадин и синяков. В голове шумит, словно в вечернем кабаке, но жить можно.

После обеда я сел править своё железо, обстукивая его на плоском камне. Мимо проковылял Ариф, опираясь на рогатину. У него вылетело колено, и он из просто ворчливого деда превратился в старую злобную ящерицу, плюющуюся ядом в каждого встречного. Ему попался тащивший охапку хвороста пикинер, который не заметил хромого пехотинца и задел его ветками, отчего тут же стал объектом отборных проклятий.

– Дикий! – окликнул меня подошедший капитан. – Что делаешь?

– Вышиваю золотом, господин Мертвец.

Капитан угрюмо посмотрел на молоток в моей руке и разложенные вокруг элементы брони, кивнул:

– Красиво.

После чего сообщил:

– Заступаешь в караул по штабу в четвертую смену.

– Не успею шлем поправить, – ответил я.

– Успеешь, – сказал капитан. – В полночь тебя сменит Пузо.

– Понял, – вздохнул я.

Спросил, пока Мертвец не ушел.

– Кэп, что это сегодня было?

Обычно капитан не обсуждал с нами руководство. Но я прямо ощущал его потребность выговориться.

И не ошибся.

– Ничего необычного, солдат, – просипел Мертвец пробитым горлом. – Если в семье нет традиций воспитания авторитетом, личным примером и ремнем, то ребенок вырастает либо мудаком, либо истеричкой. У нас, судя по всему, бинго.

Это всё, что он сказал, но в целом посыл я уловил.

– Без опозданий, – напомнил капитан и ушел.

Где-то через час меня посетил задумчивый капеллан Райт в своей заляпанной тоге и с ощутимым винным амбре. Он поинтересовался куда именно отвезли тела погибших, посетовал, что почти час отпевал язычников, перепутав захоронения.

Потом явился Вампир – похожий на горбатого монстра пехотинец с щербатым и бугристым, словно картофель, лицом и раздражающей привычкой разговаривать на крайне приватной дистанции, обдавая собеседника чесночным дыханием.

– Дикий, – прорычал он мне в лицо. – Тебя там кавалеристы спрашивали.

– Что, прямо лично?

– Не, оруженосцев прислали.

– Ну, как обычно. Чего хотели?

– Требуют извинений за то, что ты их в прошлый раз отметелил. Говорят, что ты был вероломен и подло выбрал время вечернего туалета.

– Они не обратили внимания, что я был в меньшинстве?

– Неа. Сказали, что великодушно простят тебя, если ты явишься к ним и униженно вычистишь выгребную яму.

– А если не приду?

Вампир пожал плечами, ответил, освежая мое лицо слюной:

– Я не дослушал, дал по шее и прогнал.

– Парламентеров бить нельзя.

– Так то не парламентеры, а оруженосцы. И хари такие гнусные.

– Тогда конечно, всё правильно сделал.

Вампир, удовлетворившись тем, что выполнил свою миссию, хлопнул меня по плечу и удалился.

К девяти часам после полудня я, как и приказал капитан, явился к штабной палатке для несения караула. Сменил полусонного парня из легкой пехоты, заступил на пост.

Терпеть не могу штабные караулы. Торчишь у входа в шатер, как пограничный столб, ни до ветру отойти, ни амуницию ослабить. Начальство постоянно взад-вперед шастает, да каждый раз найдет до чего придраться. А то удумают вопросы каверзные задавать, на которые отвечать надо без промедления и с максимальной пехотной грубостью.

– Солдат, сколько звезд на небе?

– Меньше, чем вшей в обозе интенданта!

– Ха-ха, вот тебе монету!

– Солдат, а что сейчас делает вражеский генерал?

– Наряжается в женское!

– Это зачем?

– Чтобы задрать подол при приближении нашей армии!

– Ха-ха, вот тебе похлопывание по плечу!

Обычно мне не составляло труда позабавить неприхотливую армейскую публику. Но сегодня не было настроения что-то придумывать, изображать бравую придурковатость и выпячивать грудь. Хорошо еще, что ставка нашей экспедиции состояла из полковник-командора Вилсона, двух магнусов, четырех капитанов, двух адъютантов и пяти посыльных. И всё планирование грядущих побед завершилось еще до ужина, так что смена обещала быть спокойной.

Собственно, первые пару часов я откровенно скучал, разглядывая бродящий по лагерю народ, да слушая вопли из палатки хирурга. Немного поболтал со знакомым адъютантом, который поддерживал в шатре бледный свет от лучины. И вроде уже пора отбиваться ко сну, как на горизонте нарисовалась графиня со своим адъютантом. Без доспехов, в охотничьем костюме и короткой курточке, магнус выглядела еще меньше и куда моложе. Я впервые увидел ее так близко, отметил, что наша Фиалка ничего так, симпатичная, хотя, как по мне, слишком худосочная и бледная.

Когда графиня проходила мимо, то надо было бы, конечно, с лязгом вытянуться во фрунт и застыть стальным изваянием. Но я посчитал, что будет много чести, к тому же, вряд ли она знает как подобает вести себя караульному при появлении командования.

Но девушка вдруг остановилась, подняла на меня лицо. Спросила:

– Солдат, вы же из панцирей?

– Так точно, госпожа магнус!

Я вдруг сообразил, что не нацепил ее геральдический знак, никто из нас вне похода не носит этот дурацкий цветок.

Но графиня, оказывается, беспокоилась о другом:

– Спасибо, что сегодня последовали за мной.

Это вышло так по-детски, так наивно, что я даже смутился. Отозвался грубовато:

– Это наша работа, госпожа магнус!

Диана хотела еще что-то сказать, но передумала, кивнула и вошла в шатер. За ней проскользнул адъютант, смерив меня критическим взглядом, но быстро исчез, когда я посмотрел в ответ.

Признаюсь, мне слова графини польстили. Не часто к нам спускаются командиры такого ранга чтобы отблагодарить лично. Искренность девушки подкупала.

– Смирно! – гаркнули откуда-то со стороны. – Магнус идёт!

Первым появился надутый от собственной важности оруженосец с факелом в руке. Факел чадил, коптил и плевался искрами. Что за дурацкая мода? Только кавалеристы такое практикуют. Возьми ты маленькую масляную лампу, она светит спокойно, дольше, и не такая тяжелая. Нет же, схватят палку с горящей паклей и ходят по лагерю, сами страдая и угрожая поджечь чего-нибудь. Изображают из себя невесть кого.

За оруженосцем вышагивал граф Август Дампьер собственной персоной. Даже в столь поздний час он не снял вычурную кирасу, под которой, должно быть, довольно ощутимо прел. И рожа такая, словно породистый королевский жеребец в сельскую конюшню пожаловал.

Мимо меня прошел как мимо пустого места. За ним – адъютант и еще один оруженосец с факелом. Граф с адъютантом вошли в шатер, оруженосцы остались вонять своими факелами на улице. Я отогнал их подальше, не хватало еще, чтобы одежда этой гарью пропахла.

Из шатра донесся приглушенный разговор, и мне не составило труда его услышать.

– Август, мне нужна карта маневров. Почему вы всё решили без меня?

– Не «мы», а я, сестрица. Я в этой экспедиции старший, я принимаю решению.

– Мы равны в званиях.

– Что с того? Я старше тебя, я – наследник дома. Тебе вообще здесь не место, Диана. Твой удел – сидеть дома и рассылать розовые письма, привлекая нужную для семьи партию.

– Это была не моя идея, и ты прекрасно об этом знаешь!

– Да, это был каприз папеньки, решившего преподать мне урок. Но ты то должна понимать, насколько для меня унизительна эта ситуация? Могла ведь поступиться обещанием и уехать домой в первую же ночь. А теперь что? Выставила меня посмешищем! Я что, должен соревноваться с девчонкой за генеральский жезл?

– Да не нужен мне этот жезл!

– А я вот думаю, что нужен! Ты вечно всё делаешь мне наперекор! Даже когда репетиторы по военному искусству ко мне приходили, специально подслушивала. Думаешь, я не узнаю? А потом еще в солдатики играла, чтобы всё лучше запомнить. В мои, между прочим, солдатики!

– Ты несправедлив, Август. Я просто любопытна, что с того? Ты сам видишь, я не рада быть здесь! Но я дала обещание папе, я вынуждена прежде думать о благе семьи!

– А я, значит, о благе семьи не думаю?

– Я не то имела в виду…

– Хватит! Хочешь потягаться со мной? Хорошо. Только помни, мы соревнуемся на моем поле, и тебе здесь ничего не светит, кроме позорного проигрыша. А к этому я приложу все усилия, уж поверь.

Наступила пауза, и стало понятно, что разговор зашел в тупик. Молчание прервала Диана, сказав тихо, но с заметной гордостью в голосе:

– А всё же ты оказался не прав. Мои панцири сегодня пошли за мной! И, благодаря им, враг был разбит.

– Стадо баранов, – презрительно ответил граф. – С твоей бездарной тактикой, я удивлен, как они первыми не вогнали тебе копье в спину.

– Ты сам вынудил меня на этот ход!

– А ты и поддалась, – рассмеялся Август. – Хороший командир, нечего сказать.

Признаюсь, тут я с был ним согласен. Не должен магнус идти на поводу у эмоций.

– Мне нужна батальная карта, Август.

– Тогда забери ее у своего капитана.

– На той карте нет нашего маневра.

– А он не хитрый, этот маневр. Я, на правах командира экспедиции, завтра скажу куда встать и что делать. А пока пусть отдохнуть хорошенько, им силы пригодятся.

Звякнули шпоры, с шумом отлетел в сторону полог шатра. Граф вышел наружу, натягивая перчатки. Заметил меня, будто я только что появился.

– О, кстати! Вот один из твоих дуболомов, – Август встал напротив меня, напыщенный и вальяжный, но отчаянно не дотягивающийся мне макушкой даже до подбородка. – Что, солдат, как тебе утренняя пробежка?

– Ободряющая, господин магнус! – рявкнул я.

– Ну-ну. Посмотрим, как вы запоете через пару месяцев. Если будете живы.

Мне отчаянно захотелось дать ему в ухо, аж кулаки зачесались. Не люблю грубиянов, которые думают, что имеют право делать что хотят лишь по праву рождения. Увы, нападение на командира чревато скорой казнью, а я пока еще недостаточно нагрешил на этом свете.

Граф свистнул оруженосцам и удалился, подметая траву плащом.

Из шатра появилась Диана с адъютантом. Даже в бледном свете масляной лампы было видно, что девчонка с трудом сдерживает слезы. Или ярость – у женщин всегда трудно понять, что выскочит первым.

Графиня вздернула нос и быстрым шагом ушла в сторону командирских палаток.

Я остался на посту, рассуждая о подслушанном диалоге магнусов. Картина складывалась забавная. Получается, прав Пикси, когда рассказывал про графа, повесившего свои долги на детей. Что ему оставалось делать? Сынок, видимо, тот еще гуляка, умом не особенно блещет, а дочка хоть и послушная, но слабохарактерная, даже замуж не выдать без приданого. И что тогда остается делать? Правильно, купить им должности там, где в связи с противоестественной убылью всегда имеется возможность карьерного роста – в королевскую армию. Авось кто-то прогремит заслугами, возвеличит фамилию и умножит семейную казну трофеями.

Или погибнет смертью храбрых, подарив родственникам почетный статус и пусть небольшой, но приятный страховой бонус.

Смешно. Выходит, даже у меня свободы больше, чем у этих благородных.

Интересно, какую гадость Август придумал нам на завтра?

– Так мы что, приманка? – спросил Руни, сжимая древко наспех сшитого флага несуществующего отряда.

– Отвлекающий маневр, – со значением пояснил Зыря, несущий стяг тяжелой пехоты. – Пока враг думает, что мы основная армия, наша основная армия обойдет его с фланга и нанесет внезапный и сокрушительный удар. Классический план.

– А, позвольте спросить, враг как именно будет на нас отвлекаться?

– Жахнет всем, что есть, – прокаркал Ариф. – Чтобы, так сказать, сразу нанести максимальный ущерб.

– А колдун у них есть, – вспомнил Руни.

– Шаман, – поправил Пикси.

– Есть, – подтвердил Зыря. – И баллисты.

– Ну, в целом, прекрасная идея, я считаю, – резюмировал Руни. – Главное, не придраться – действительно, кого еще можно отправить изображать фальшивую армию?

– Уж точно не кавалерию, – откликнулся Пикси.

– Не-ет, – протянул Руни. – Точно не их.

– И не лучников.

– Не-ет, куда им.

– И не легкую пехоту…

– Эй! Так-то мы здесь, с вами, – от возмущения не выдержал идущий рядом солдат в легкой кольчужной броне. – Так что не нужно тут…

– Всё-всё! – поднял ладонь Пикси. – Признаю, не прав. Руни, запиши – легкая пехота с нами.

– Я запомню. Но не вся?

– Не вся.

– Хорошо. А какая часть с нами – самая крутая или те, кого не жалко?

– Эй! Так-то я рядом иду, всё слышу!

– Руни, запиши – со слухом у них всё в порядке.

Итак, план нашего самопровозглашенного командира действительно оказался достаточно простым, я бы даже сказал, хрестоматийным. Он так часто применяется, что даже я участвовал в нем по меньшей мере трижды – под названиями «Подсадная утка», «Манящий мираж» и «Лоно хитрой пэри», хотя в своем кругу мы чаще зовем его «Терпи пока не сдохнешь».

Собственно, мои друзья довольно подробно его описали. Мы, славные солдаты Фиалки, и неудачливая сотня приданных ребят из легкой пехоты должны изображать армию на марше. Для этого даже смастерили флаги вымышленных отрядов, чтобы сбить с толку возможных соглядатаев. Поскольку наступать мы будем из-за невысокой скальной гряды, истинную нашу численность оценить будет сложно. Как только враг завяжется с нами боем, им в тыл и во фланги ударят наши основные силы – кавалерия, стрелки и оставшиеся пехотинцы. Просто, быстро, эффективно.

Если бы не одно «но».

Бунтовщики успели возвести нечто вроде форта. Крепостью назвать это строение из камня и навоза у меня язык не поворачивается, но само по себе даже такое укрепление могло свести на нет все наши планы. Язычники могут попросту не вылезти за стены, закидывая нас издалека всем, что успели насобирать.

Как бы поступил нормальный полководец? Изменил бы тактику. Как поступил наш горячо любимый Август? Оставил всё как есть. Действительно, зачем из-за такого пустяка что-то новое выдумывать? Еще потом карты перерисовывать, цветные карандаши тратить.

Но я не спорю. Я закован в свою тяжелую броню, вокруг меня друзья, солнце светит в спину, а впереди прекрасный повод помахать кулаками. Остальное – лирика.

В какой-то момент возле нашей колонны появилась Диана. Что странно, поскольку место магнуса в ставке, а не на поле боя. Тут я стал свидетелем их разговора с Мертвецом.

– Госпожа, будут какие-то дополнительные приказы? – прохрипел капитан.

– Нет, я просто пойду с вами.

– Это опасно, госпожа! Мы принимаем на себя основной удар противника!

– Никто не поверит, что у армии нет командующего! Я останусь с вами!

В словах графини, конечно, был резон, но он показался мне надуманным. Ей что, просто не хочется сидеть в шатре со своим братцем? Или она, таким образом, хочет зафиксировать свое участие в сражении, раз уж не допустили к планированию? После ночного разговора на поступки наших магнусов я начал смотреть под определенным углом.

– Как пожелаете, госпожа, – недовольно проскрипел Мертвец, на которого только что свалилась лишняя ответственность. – Вы только в сторонке держитесь, чтоб не зацепило.

Графиня то ли не услышала, то ли проигнорировала совет, выехав вперед и возглавив колонну.

– То ли смелая, то ли глупая, – заметил Пикси.

– Или не до конца понимает куда попала, – ответил я. – Надеюсь, на этом сюрпризы от нее закончатся.

– Ага, а то еще бросится в атаку, как в прошлый раз. Я второй такой забег не выдюжу.

– Сейчас никто не выдюжит.

Форт мы увидели сразу, как только вышли из-за скал. Нас тоже заметили, ветер принес гортанные крики дикарей.

Капитан отдал приказ, и мы развернулись широким фронтом, держа непривычно большую дистанцию между друг другом. Хвост колонны еще подтягивался, когда нервы язычников не выдержали.

Первыми прилетели камни из баллисты. Судя по всему, пристреливать к местности их никто не стал, булыжники ухнули в оранжевую пыль в десятке метрах от нас. Ветер унес в сторону стрелы слишком уверенных в себе стрелков.

Следующие снаряды дальнобойных механизмов ухнули в опасной близости, разбросав комья земли. Еще немного, и эти криворукие начнут сыпать камни нам на головы.

Я выжидающе посмотрел на капитана. Мертвец будто почувствовал мой взгляд, махнул мечом. Зыря истошно замахал стягом, будто отгонял комаров, и мы торопливо двинулись вперед, стараясь побыстрее проскочить сектор обстрела.

Вы не думайте, что я недооцениваю боевые навыки аборигенов. Они, конечно, далеки от наших, но в свое время армия старого короля умылась здесь кровью. Просто им с лидерами не везет. Всех толковых давно приморили, а оставшиеся больше по разбойничьим делам специалисты, чем по военным. Им бы водить нас по горам, изматывая засадами, а они заперли себя в эту каменную развалину, пытаясь воевать, как королевская армия. Будь здесь генерал Форель со своими колдунами и инженерами, мы бы уже собирали трофеи с трупов. А так у наших визави есть все шансы расстрелять нас издалека, переждать фланговые атаки за стенами, после чего, с чувством выполненного долга, откочевать в другое место.

Очередной залп из баллисты достиг своей цели. Серые каменюки величиной с голову врезались в нас, сминая доспехи и ломая кости. Тут не спасали ни щиты, ни врожденное здоровье, оставалось лишь надеяться на свою реакцию и косоглазие вражеских инженеров.

Зато сразу выросла скорость передвижения. Наша грозная армия заорала, заревела, загрохотала железом. Побежала вперед легкой трусцой, провожая взглядами проносящиеся в небе валуны.

Налетевший вихрь толкнул нас назад, ускоряя свистящие стрелы. Напор встречного воздуха казался таким плотным, что я с трудом продавливал его щитом, упираясь в землю как буйвол. Иных, кто полегче, повалило на землю, уволокло в поднявшуюся пылевую метель. Следом редким градом застучали по броне, по камням и людям стрелы.

«Проклятый колдун!» – подумал я.

И сам себя поправил: «Чертов шаман. Чтобы ему задницу разорвало от натуги».

Мы припали на колени, мы врубились в землю щитами, мечами, кинжалами словно висящие на дереве коты. Мне под забрало набилось столько песка, что при желании я мог бы вылепить небольшую фигурку Августа Дампьера.

Я не знаю сколько длилась эта свистопляска, но разбросало и засыпало нас знатно. Когда ветер смолк, нам пришлось вылезать из-под песка словно черепахам после отлива. Я отплевывался и с мрачной обреченностью прикидывал сколько времени предстоит чистить доспехи.

Нас стало значительно меньше, но кто мог, поднимался. Я с удивлением заметил, что и графиня здесь – ее конь пал, придавив ногу Диане, и лишь по этой причине девушку не унесло в сторону скал. Выглядела она оглушенной, но вполне живой. Чего не скажешь о многих наших, утыканных стрелами и побитых камнями.

– Мертвец! – заорал я, указывая на магнуса.

Капитан, похожий на пылевого демона, зарычал построение, поковылял к девушке. Я поднял упавшее знамя выдуманного отряда и выпрямился в полный рост. Посмотрел в сторону форта и оскалился.

Кому-то очень захотелось легкой победы. Эти придурки клюнули на наш план.

Из раскрытых ворот форта на нас стремительно надвигалось войско бунтовщиков – разношерстная пехота и легкая кавалерия с пиками и саблями. Они постреливали из луков, но не очень прицельно, стараясь скорее добраться до нас лично, порубить мечами, потоптать конями, взять в плен, показательно помучить, жестоко казнить, наделать из наших черепов украшений, передать их потомкам и долго-долго восхвалять себя в протяжных дикарских песнях.

Только вот мы – королевская тяжелая пехота. О нас поломали зубы многие любители необычных украшений и протяжных песен.

– Сюда, живее! – захрипел капитан. – Тут стоим!

Мы построились, укрыв графиню. Плечом к плечу, друг за другом, ощерившись копьям и поблескивая злыми глазами из-под прорезей шлемов.

Первыми нас попыталась достать вражеская конница, слишком легкая и неорганизованная. Ее встретила стальная стена и точные удары длинных копий. Быстро утратив интерес к рукопашной, кавалерия ретировалась.

А потом до нас добежала разношерстная пехота, мы сшиблись, и началась мясорубка.

У меня довольно быстро вырвали копье, за которое я не стал держаться, вместо этого ткнул вслед мечом. Угостил стальным яблоком рукояти слишком близко подскочившего здоровяка, от всей души обрушил лезвие на голову ощерившего золотыми зубами мужика.

Да, мы беззастенчиво пользуемся преимуществами своей брони, она – залог нашей живучести. Нас сложно порубить на куски, нас проще забить молотками. И, к счастью, у врага не сразу нашлось оружие ударно-дробящего действие, а против мечей и сабель мы держались вполне уверенно.

Что, собственно, и было нужно. Пока мы демонстрировали бунтовщикам преимущества королевских фехтовальных традиций, рыцарь Розы граф Дампьер дал команду скрытым резервам. Те стремительно атаковали фланги и тыл врага, разбили его, погнали в сторону форта и на его плечах ворвались внутрь. Через каких-то полчаса наша экспедиция по усмирению восставших провинций была завершена.

Сегодня мы идём развеяться в город. Прошло две недели, как мы вернулись в казармы, и, честно говоря, я уже соскучился по вкусной еде и женской ласке. Надеюсь, дорогой читатель не является ханжой или ярым поборником нравственности, и не будет осуждать простые солдатские радости? Поверьте, в них нет ничего постыдного или предосудительного, обычные желания обычных людей, еще недавно ходивших под смертью. Это уже потом, когда успокоится плоть, можно подумать и о душе, потратить время на поиски изысканного и утонченного. Но в этом провинциальном городке с куртуазным досугом плохо, тут из возвышенного только конный театр карликов, да декламационный клуб «Мышьяк», куда ходят делиться вселенской печалью в стихотворной форме холерного вида молодые люди.

Сегодня наш путь лежит в «Дом изумрудных ящерок госпожи Биржо». Здесь есть всё, что нам сегодня нужно – вполне сносная и недорогая еда, кажущаяся после походной похлебки райской пищей, посуда, не всегда мытая, но хотя бы протертая, кисловатое, но крепкое пиво, музыканты, которые безбожно фальшивят, но исполняют всё, что душе угодно, тяжелая мебель, которую не так легко оторвать от пола в пьяном угаре. И россыпь звездочек на этом дивном небосклоне – «ящерки» госпожи Биржо – шустрые и задорные девчонки на любой вкус, способные вскружить голову, но знающие себе цену, и от того более желанные.

Сегодня нас четверо – я, Руни, Пикси и увязавшийся с нами Вампир. Руни волнуется – он раньше никогда не был в подобном заведении. И, как неожиданно выяснилось, совсем не знает как себя вести с женщинами.

– Как так, Руни? – удивился Пикси. – Все мясорубки мира прошел, а девок боишься?

– Да ничего я не боюсь, – насупился Руни. – Просто они все какие-то странные…

– Это ты странный, Руни, – не отставал Пикси. – Ты их стесняешься что-ли?

Руни красноречиво промолчал.

– Ничего, сейчас найдем тебе самую толковую «ящерку», – оскалился Пикси. – Развеет твой душевный трепет.

– Не, так не пойдет, – не согласился я. – Так он ничему не научится. Привыкнет любовь за деньги покупать, а как до семьи дело дойдет, что тогда?

Пикси усмехнулся.

– Дикий, это ты сейчас что, предлагаешь нашему другу будущую семейную жизнь на «ящерках» тренировать?

– Нет, конечно, – возразил я. – Но вот как не робеть перед девчонками, как общаться – это вполне можно попробовать.

Пикси задумался. Руни с подозрением нахмурился.

– Да давайте! – подначивал их я. – Чего мы теряем?

– Я не буду, – отрезал Руни. – Как-то оно… Того…

– Ну, не знаю, – протянул Пикси.

– Ох, не веришь ты в способности нашего Руни! – с притворной досадой покачал я головой. – Смотри, он же красавчик, а? Да за ним и так половина харчевни волочиться будет.

Руни покраснел. Пикси прищурился.

Вампир с сомнением цыкнул зубом.

– Если у него не получится, – пошел я ва-банк. – Если Руни не сможет уболтать «ящерку», то я плачу за выпивку.

– О! – оживился Пикси. – Это уже разговор!

– Но если я выиграю, платишь ты.

– А давай! Но только, чур, девчонок не подговаривать!

– Я к ним даже не подойду.

– И чтобы ни сам Руни, никто другой той девчонке не платил!

– По рукам!

– Э! – возразил было Руни, но было поздно.

Заведение госпожи Биржо заметно издалека – с балкона зазывно машут платками фривольно одетые девицы, ветер доносит терпкий аромат курительных палочек, шпана обирает уснувших в канаве гуляк.

Внутри всё тоже вполне типично – плывущий от свечной копоти полумрак, кислый запах пива и бобов в томате, терзающие гитары музыканты, женские писк, визг и смех.

Заняли стол, помахали харчевнику. Тот подошел, охрипшим голосом озвучил меню. Сразу дали монету, чтобы черпал со дна, отослали за едой. Подошла фигуристая девчонка, разлила пива по кружкам, положила вяленой оленины.

Подняли тост, разом выпили почти по половине.

– Ух, хорошо, – выдохнул Пикси, вытирая губы.

– Хорошо, – согласился я.

Посидели, поглазели по сторонам.

– Как думаешь, Фиалка у нас надолго? – спросил Пикси, вновь прикладываясь к кружке.

– Надолго, – ответил я.

– Что-то знаешь?

– Считай, интуиция.

– Понятно. Что ж, печально. Поубивает она нас.

Я промолчал.

– А можно как-то перевестись в другой отряд? – подал голос Руни.

– Нельзя, – вновь мотнул головой я. – У тебя контракт, его никто расторгать не станет. Это если только за тебя кто-то похлопочет, затеет бюрократическую бурю в королевской канцелярии…

– Ясно, – сокрушенно протянул Руни.

– Перебежчиков никто не любит, – прорычал Вампир, склонившись над столом.

– Так я ж не перебежчик! – удивился Руни. – Я остаюсь в армии, просто хочу быть под началом другого командира.

– Перебежчик, – угрюмо возразил Вампир. – Не справился, сбежал.

– А что, лучше ждать, пока нас в могилу сведут?

– Перебежчик, – отрезал Вампир.

– Ой, а то ты сам не думал о подобном!

– Не думал.

– Да и куда ты подашься? – поддержал Пикси. – В легкую пехоту марафоны бегать? Или в пикинеры, у которых из нормальной брони только тарелки на голове? А может, к инженерам, рвы копать?

– Да я так просто спросил, чего вы? – фыркнул Руни, делая вид, что пошутил. – Никуда я не собираюсь!

– Так и мы просто так, – улыбнулся я. – Размышляем вслух.

Выпили, вновь поглазели по сторонам.

– Говорят, у столичного гарнизона новая мода, – сказал Руни. – Они шляпы вот с такенными полями носят, и загибают над ухом. А вот тут – перо. И пряжка блестящая.

– Мужеложцы проклятые, – фыркнул Пикси презрительно. – Всё у них не как у нормальных людей. Чем им чепчики не угодили? Удобно, практично.

– Почему сразу мужеложцы? – обиделся за столичный гарнизон Руни. – Это просто красиво. И от солнца лучше защищает.

– А как ты шлем на такой лопух наденешь? – парировал Пикси. – Чтобы и пряжка влезла, и пером глаз не выколоть?

Обычно подобные беседы могут продолжаться бесконечно. Наверное, вы посчитаете их пустыми, глупыми – и будете отчасти правы. Но сами посудите, о чем еще говорит людям, которые каждый день на протяжении многих лет живут бок о бок, и уже обсудили всё, что только можно? Остаются только споры, сплетни, да пустые разговоры. А, ну еще есть ругань, но она никак не относится к дружеским беседам.

Собственно, почему я вообще пишу про такое вульгарное времяпровождение, как поход по сомнительным кабакам? Ну, во-первых, это мой дневник, и я пишу обо всем, о чем заблагорассудится. А во вторых, жизнь солдата слишком коротка, чтобы оставлять в стороне такие приятные моменты. Быть может, это моя последняя страница, так пусть же дневник не останется пресным перечислением походов и боев. Ведь мы с вами, скорее всего, даже не знакомы лично. Да не скорее всего – точно, потому что черта с два я в здравом уме дам читать дневник кому-то из отряда! А потому я бы хотел, чтобы было понятно – мы не только воевать умеем, но и отдыхаем ничуть не хуже.

Пока Руни и Пикси спорили о столичной моде, я разглядывал «ящерок», выискивая глазами знакомых. Девчонки здесь были на любой вкус, и с тех пор, когда я был тут последний раз, многие поменялись. Но, слава богам, осталась та блондиночка по имени Пеночка, что особенно запала мне в душу, и, заметив ее, я помахал рукой. Пеночка помахала в ответ, улыбнувшись, жестом показала, что сейчас подойдет.

Заметив мой интерес, Пикси вспомнил про свой.

– Ну что, Дикий, – подбоченился он. – Спор все еще в силе?

– Конечно, – усмехнулся я. – Не было еще такого, чтобы Дрю Ормандо отказывался от пари.

Мы повернулись в сторону Руни. Руни нервно замотал головой.

– Вы чего?

– Уже присмотрел кого-то?

– Кого?

– Не тупи, – хмыкнул Пикси. – Девчонку присмотрел?

– Не знаю, – уперся Руни. – Они все одинаковые.

– Да ты глаза-то разуй! Какие ж они одинаковые? Вон, рыженькая есть, брюнеточка… Вон смугленькая, худющая как пугало. Вон пышечка, вон с бородой…

– Это харчевник, – уточнил я.

– Ну, мало ли, – развел руками Пикси.

– Да бросьте вы! – попытался увильнуть Руни. – Не получится у меня ничего!

– Так, Руни, ты будешь выбирать, или мы сами это сделаем?

Руни вздохнул, стрельнул глазами.

– Вон та.

– Которая?

– Вон, с бусами.

Девчонка была молоденькая, симпатичная, с россыпью веснушек на лице.

– Отлично, – начал напутствовать я. – Теперь слушай. Сейчас идешь к наливайщику, требуешь самого вкусного вина, пусть две кружки накачает. Потом берешь эти кружки, и идешь к девчонке. Говоришь что-то вроде: «Привет! Странно, этот бокал привел меня прямо к тебе. Ты, часом, не колдунья?».

– Ты серьезно? – хмыкнул Пикси. – Такая ерунда работает?

– Работает! – убежденно кивнул я. – Девчонки любят напористых и смелых. Главное, завладеть вниманием, а дальше само пойдет.

– Чего пойдет? Она же «ящерка», ей только монета нужна, а не твои эти уловки, – покачал головой Пикси.

– Так, мы поспорили? Вот и молчи.

– Как скажешь! – рассмеялся Пикси, поднимая руки.

Руни сопротивлялся, но не долго. Обреченно вздохнул и ушел к бочкам наливайщика. Оттуда прямиком к «ящеркам». Потоптался возле них, кивая на кружки. Был оглушен заливистым девичьим смехом и ретировался красный словно помидор.

– Молодец, – похвалил я его.

– Чего «молодец»? – засопел Руни. – Позорище какое!

– Это точно, – согласился Пикси.

– Ничего не позорище, – отмахнулся я. – Запомни второе правило – если рассмешил девчонку, то уже полдела сделано. Они любят веселых, с такими интереснее. Так, теперь вторая атака. У входа клумбу видел?

– Ну, видел.

– Иди, нарви пучок растений.

– Зачем?

– Балбес, девчонки любят цветы.

Руни скорчил рожу, но ушел. Вскоре вернулся с кривым букетом помятых барвинок.

– Отлично! – приободрил я парня. – Иди, подари ей.

Что ж, на сей раз все обошлось без смеха, девчонка даже приняла цветы. Но на обратном пути Руни затормозил вышибала, потребовал оплатить ущерб. Руни посмотрел на меня, я ему кивнул, мол, так надо.

Монета исчезла в руке вышибалы, Руни вернулся к столику.

– Что это было? – возмущенно уставился он.

– Девчонки любят щедрых, – успокоил я его. – И галантных.

– О, да! – рассмеялся Пикси. – Сама галантность.

– А ну цыц. Так, Руни, теперь слушай – крепость еще держится, но вот-вот падет. Запомни правило номер три – девчонки любят, когда их добиваются и не сдаются на полпути. Так что пора выкатывать катапульту!

Руни раскрыл рот, глядя на меня, медленно покраснел.

– Да не то, о чем ты подумал, дуралей! – фыркнул я.

– Плохой Руни, – поддакнул Пикси. – Греховных мыслей полон.

– Я про музыкантов, – ткнул я пальцем. – Сейчас идешь, заказываешь самую красивую балладу что они знают, типа «Висельник Джимми» или «Укатилась голова в камыши», и приглашаешь девчонку на танец.

– Я не умею танцевать!

– Умеешь! Все умеют, у кого ноги есть.

– Я умею, – рыкнул Вампир.

– Вот, – кивнул я. – Ничего сложного. Главное, прижимай нежнее, и смотри прямо на нее, а не в пол.

– А потом?

– Там сам поймешь. Давай, иди!

– Но…

– Иди!

Руни понуро ушел к музыкантам. Тех долго упрашивать не пришлось, они бренчащей стайкой проследовали к объекту воздыхания и затянули мелодичную песню.

– Привет, красавчик!

На мое колено приземлилась Пеночка.

– Привет, красавица.

– А что у вас такое происходит?

Я рассказал, в чём дело, Пеночка заразительно рассмеялась. Пикси приободрился, сказал:

– Вот, и я говорю, что у него ничего не выйдет.

– Почему же? – удивилась Пеночка. – Руни парень симпатичный, видно, что хороший. Да и денег заведению хорошо принёс. Если Искорка его упустит, то госпожа Биржо ей сама нагоняй устроит.

Мне осталось лишь довольно кивнуть и победно посмотреть на Пикси. Тот не сразу понял что произошло, а потом возмущенно воскликнул:

– Эй! Так не честно!

– Всё честно, – ухмыльнулся я. – Как и договаривались – вот Руни, вот девчонка, у них что-то наклевывается – пусть и на одну ночь, и никто за это специально не платил. Так что, всё по правилам.

– Ну ты хитрый!

– Пикси, да ладно тебе! Лучше посмотри на него. Сияет как начищенная кираса, грудь колесом, глаза горят. Мы подарили нашему другу уверенность в себе, а это стоит куда дороже, чем несколько монет, согласен?

– Несколько моих монет.

– Ну хочешь, разделим пополам!

– Ой, давай без своих этих жестов, – отмахнулся Пикси. – Что, у меня денег нет? Так-то ты прав, конечно. Пусть парень отдыхает. Только учти, если начнешь дорогие настойки брать, платить не стану.

– Не буду, не бойся, – я повернулся к Пеночке. – Ну, красавица, рассказывай, что у вас тут нового.

Дальнейший вечер прошёл прекрасно. В харчевнях любят вернувшихся из похода солдат, они обычно непритязательны и щедры. Мы не стали исключением, с той лишь поправкой, что имеем привычку отдыхать чуть более шумно, чем остальные, напоминая развеселившихся медведей в скобяной лавке. Это может показаться раздражающей привычкой, но, знаете ли, слава самых опасных головорезов не приходит сама собой, к тому же, ее постоянно приходится доказывать.

Пока мы с Пикси вкушали томленого под сливами кролика, запивая пшеничным, Вампир подсел к столку, за которым метали кости, и успел поднять неплохой банк. На обвинение в жульничестве языком трепать не стал, сложил стол о голову обидчика.

Потом вдруг откуда-то появились оруженосцы наших рыцарей. Вряд ли зашли случайно, не их уровня заведение. Думаю, хозяева послали их поквитаться со мной, не желая лично получать по роже. Оруженосцы, числом в дюжину, уселись в углу, принялись демонстративно зыркать глазами и устрашающе двигать челюстями. То ли повода подходящего ждали, то ли пытались поймать меня одного, уж не знаю.

Ни мне, ни моим друзьям повод был не нужен. Заварушка получилась забавная, но скоротечная.

Потом мы отчего-то решили, что потеряли Руни – никто не помнил когда и куда он пропал. Принялись громогласно искать, пока одна из «ящерок» не сказала, что наш парнишка «уединился с девой». Еле остановили Пикси, желающего не оставить боевого товарища без важных советов. Потом хором пели песни, осыпая радостных музыкантов медью и серебром, потом боролись на руках и, возможно, на полу.

А потом меня забрала Пеночка и здесь я, как добропорядочный мужчина, умолкаю.

Редкое утро после хорошего загула выдается легким и приятным. Однако, сегодня я проснулся свежим и отдохнувшим, будто накануне выпивал ромашковый чай в компании монашек, а не выгуливал демонов в доме греха и разврата. Я лишь порадовался такой удаче, посчитав хорошим знаком.

Внизу, в полупустом зале, уже ожидал Вампир, пересчитывающий монеты в заметно потяжелевшем кошельке. Чуть позже появился Пикси, невыспавшийся и раздраженный, потребовал кружку пива.

Наконец спустился Руни, светящийся, будто наливное яблоко, и с дурацкой улыбкой на роже. На наши шутливые уколы отвечал невпопад и рассеянно, потому мы быстро отстали, посоветовав лишь не слишком западать на «ящерку».

Оставив харчевнику по медяку в качестве своего хорошего расположения, мы направились в лагерь. И еще на подходе я заметил слишком суетливую активность у ворот, несвойственную для будничного дня. А еще тут торчал Зыря в своем парадном кафтане, который аж запрыгал, увидев нас.

– Где вы шляетесь? – накинулся сходу. – Под трибунал захотели?

– Какой трибунал? – Пикси болезненно поморщился. – Ты что несешь?

– Мы в увольнении, – вставил Руни. – В законном.

– Увольнения отменены! – выпучил глаза Зыря. – У нас война с Серым Царством Дахурда! Бегите быстрее к остальным!

Да, вот так несколько истерично, мы узнали о начале самого масштабного конфликта за последнюю сотню лет.

Надо ли пояснять о каком враге пойдет речь? Если вам, мой читатель, ничего неизвестно о Сером Царстве Дахурда, то, должно быть, вы живете в поистине чудесном мире. Там люди с пепельной кожей, а правят ими сильные и коварные колдуны. Недра той страны богаты самоцветами и металлом, но «пепельным» царям всё мало, они с каждым годом захватывают и присоединяют все новые и новые земли. Словно иловые крабы разбегаются в разные стороны хитроумные эмиссары, где золотом, а где огнем принуждая соседей подчиниться, принять над собой новую власть. Так Серое Царство росло и укреплялось, пока не столкнулось в море с нашим королевством, которое всё это время тоже росло и укреплялось. Это было еще во времена старого короля, и тогда все закончилось крупным и довольно показательным морским сражением – силы двух государств оказались равны. Как и претензии на весь остальной мир.

С тех пор не утихали споры кто в обозримой Ойкумене сильнее и могущественнее. До прямого столкновения дело не доходило, но покусывали друг друга периодически. То «пепельные» науськают на нас дикие племена, которые разоряют приграничные поселения, то мы натравим пиратов на их торговые караваны. В последнее время подобных инцидентов стало больше, но это же не повод для объявления войны, правильно?

Наверное, да. Но я отвечу как королевский пехотинец – раз уж драки не избежать, то я хочу посмотреть какого цвета кровь у этих серых парней!

Лагерь деловито гудел, готовясь к дальнему походу, и эти звуки поднимали мне настроение, бодрили и вовлекали. Это как предвкушение перед дальней дорогой, хочется уже побыстрее отправиться в путь.

Обычно сборы не занимают много времени, у солдата всего вещей, что за спину бросить. В этот раз даже обещали придать отряду обоз, куда можно до поры сгрузить лишнее железо.

Вечером неожиданно нагрянул генерал Форель собственной персоной. Пришлось торопливо натягивать форменные куртки и выбегать строиться вдоль тренировочного поля, где уже под штандартами стояли капитаны. Подъехали магнусы.

Генерал появился из-за шатров, прямой как кавалерийское копье. За ним скакали адъютанты, а замыкала процессию легкая бричка, в которой сидели трое – эффектная дама в довольно фривольном платье, дряхлый старик, укутанный в плащ, и молодой парень, уважительно придерживающий старика за острое плечо.

– Наверное, еще одни новые магнусы, – со знанием дела шепнул Руни.

Пикси нервно закашлялся.

Генерал остановился напротив. Его черная кобылица окинула нас взглядом ревнивой жены и презрительно фыркнула.

– Солдаты! – гаркнул Форель. – Поздравляю вас с началом войны!

Мы дружно заголосили.

– Нам оказана высокая честь исполнить волю короля, и покрыть свои головы бессмертной славой!

Мы дружно взревели.

– Враг хитер и вероломен! – генерал закивал собственным словам. – Но мы будем во сто крат хитрее и вероломнее! Потому что мы лучше! Мы сильнее и выносливее! Мы – славные солдаты короля!

– Слава королю! – заорали мы.

Генерал перевел дух, обвел нас долгим взглядом.

– Завтра выдвигаемся с рассветом и через три дня будем в порту Логбери. Там нас ждут пополнение и ударный корпус генерала Лемана. Потом мы преодолеем пролив и ступим на благодарные земли циркитов, страдающих под сапогом врага. Если позволят боги и его королевское величество, уже к исходу пятницы мы будем сжимать стальной хваткой тестикулы врага, хохоча в их серые лица!

Мы дружно заорали.

– Однако, враг может попытаться оказать сопротивление, – с ехидной усмешкой сказал Форель. – У них полно сильных колдунов, способных низвергнуть на нас весь огонь преисподней, заставить сгнить наши внутренности и вытечь наши глаза!

Руни хрюкнул, набирая воздух в грудь и собираясь взвиться ликованием, но его вовремя одернули.

– Но наш король мудр, – Форель поднял палец вверх. – Он бережет своих верных солдат. Поэтому из столицы к нам прибыли два сильных колдуна.

Генерал указала рукой на бричку, из которой уже спустилась женщина и теперь под руки выводили старика.

– Баронесса Кавана, – представил Фогель. – И лично легендарный магистр ордена Рыбы и Свистка, профессор Королевской Академии Магии, придворный маг его величества лорд Балф.

Скажу честно, я был впечатлен Знаменитый лорд Балф, больше известный как «Огненный Левиафан», в одиночку сметающий армии и разрушающий целые города! Я с самого детства слышал о нем множество историй, одна удивительнее другой. И вот он стоит передо мной сам, во плоти!

Хотя, конечно, его плоть видала времена и получше.

Огненный Левиафан был очень стар. Думаю, он самый старый человек, которого я когда-либо видел. Весь сморщенный, будто новорожденный крот, с неуверенными движениями лунатика, белая борода похожа на прилипший тополиный пух, а водянистые глаза блуждают, будто у слепого. Парнишка, что с ним приехал, совсем молодой, то руку подаст, то локоть подставит. На плече переметная сумка с магическим фолиантом внутри – таким объемным, что хоть отдельного носильщика нанимай.

Баронесса Кавана на этом фоне смотрелась куда выгоднее. Породистая, фигуристая, с волнительным декольте. Уже немолодая, но для своих лет очень свежа и аппетитна.

– Сочненькая, – распушил усы Пикси.

– Подбери слюни, – откликнулся Ариф. – Не по тебе ягодка.

– Отстань, старый, не мешай вожделеть.

Тем временем генерал, который не любил долго разглагольствовать, собрался было убывать восвояси, как вдруг обратил внимание на нас.

– Это что за безымянный отряд? – грозно спросил он.

– Это мои панцири, господин генерал, – подала голос Диана.

– Ваши? Так какого черта на них нет вашего герба, магнус?

А мы действительно даже не подумали оборудовать обмундирование глупыми фиалками. Нам хватило насмешек в прошлый раз, после чего мы подальше спрятали вырезанные из чужих панталон цветочки.

А тут вдруг сам генерал обратил на это внимание! Мы разом ощутили себя котятами, пойманными за мокрым делом в хозяйском ботинке. Нас схватили за шкирку, встряхнули и выставили на вид.

– Отсутствие герба – это отсутствие уважение к символам, – начал рычать генерал. – Отсутствие уважение к символам – это отсутствие уважения к власти! Отсутствие уважение к власти – это мятеж!

В его голоса лязгнул топор палача, и мы все неосознанно сглотнули.

– Магнус, вы желаете заявить о мятеже? – его голова, будто прицел осадного орудия, повернулась к Диане.

– Что? Нет, конечно нет!

– Тогда заставьте их уважать ваш герб! Или передайте полномочия тому, кто сможет это сделать!

Диана покорно склонила голову. Ее брат наблюдал за представлением со стороны, насмешливо ухмыляясь.

Генерал коротко отсалютовал и был таков. Следом укатилась бричка с магами.

Разошлись и остальные отряды, лишь мы остались стоять. В наступившей тишине стало слышно, как ветер треплет штандарт.

Молчала графиня. Молчали и мы.

Было ли нам совестливо за то, что генерал отстирал госпожу Фиалку? Честно говоря, нет. Мы больше радовались, что сами избежали его гнева. Да, девчонка попала под горячую руку, но неужели она сама не понимает, насколько глупо смотрится на нашей выжженной боями броне этот ее нелепый цветок? Который, к тому же, стал для нас символом штабной глупости и некомпетентности. Конечно, каждый солдат, если он не новобранец или дезертир, обязан иметь знаки отличия, но как еще нам, обычным ребятам из пехоты, показать свое отношение к происходящему?

Диана нахмурилась. Судя по всему, нас ждала гроза.

Мы с интересом ждали.

Графиня вдруг всхлипнула, окинула нас блестящими от влаги глазами, зло выкрикнула:

– Эх, вы, а еще мужчины!

И пришпорила коня.

Мы со смешанными чувствами проводили ее взглядами.

– Истеричка, – заключил Ариф.

Я сам боюсь женских слез, каждый раз теряюсь и впадаю в ступор. Но вот разжалобить меня достаточно сложно, наверное, зачерствел за годы службы.

– А я себя неловко чувствую, – признался Руни. – Прямо вот стыдно.

– Стыдно когда в строю обгадился, – отрезал Ариф. – А девка знала куда едет.

– Слушайте сюда! – раздался хриплый рык Мертвеца и все разом заткнулись. – Чтобы завтра у всех был герб! У кого не будет – лично голову оторву, ясно?

Мы зашумели, кто-то из первой шеренги воскликнул:

– Да гавно это, а не герб…

Капитан спорить не любил, сразу переходил к самым доходчивым аргументам. Пока дерзкий пехотинец подрубленным деревом валился на руки товарищей, Мертвец загавкал:

– Завтра! Цветочек! У всех! Лично проверю! А теперь – нале-ВО! В лагерь, шагом-АРШ!

Дорогу в Логбери я описывать не буду – если вы когда-нибудь путешествовали сквозь земли Срединной Лисовии, то вам хорошо известны эти бесконечные холмы, редкие рыжие леса, мелкие озера и пыльные обочины с не менее пыльными зеваками. Если же нет, то, поверьте, вы ровным счетом ничего не потеряли, более унылую и однообразную местность надо еще поискать.

Единственное, скажу, что несостоятельность графини как руководителя заставила нас напрягаться чуть больше положенного. Мы последними, и хорошо если вообще, узнавали о пополнении запасов провианта, на привалах над доставались самые худшие места, до нас последними доходили все приказы и новости. Мы, конечно, со своей стороны исправляли ситуацию, как могли, но будь поход чуть дольше, нам пришлось бы передраться со всеми отрядами в армии. А виной всему Диана, которую никто не воспринимал всерьез. С нами Фиалка явно не справлялась, и, если бы, не маячивший за ней капитан, мы бы, наверное, вовсе перестали ее замечать. В штабе ее тоже не считали ровней, она больше раздражала или вызывала смех. Ее не приглашали на планирование, ее мнение никто не слушал, а во время вечернего глинтвейна графиня сидела в своей палатке, пока остальные рыцари играли в карты и веселились. Будь Диана просто придворной дамой, бесспорно, ей бы оказывались все приличествующие знаки внимания. Но она посмела, хоть и не по собственному желанию, лезть в военное ремесло, а в этой песочнице конкуренцию не терпели.

Завтра мы достигнем вонючего, словно подмышка рыбака, Логбери. А сейчас, наговорившись вдоволь, просто шагаем по дороге, бряцая амуницией и поднимая пыль.

Ах да, забыл сказать – на плечах у нас теперь красуются проклятые цветочки, выведенные под единый трафарет. Что ж, кто-то из обоза недосчитается краски, зато Мертвец, кажется, доволен.

Скрывать не стану – нас всех пугает морской переход, пугают безграничные морские дали и крутая волна. Всех – кроме Пикси.

– Да как можно не уметь плавать? – удивленно вопросил сын северного народа. – Там, где вы родились, рек и озер что-ли не было?

– Там, где родился я, был только фонтан с золотыми рыбками, горный ручей и похожий на тебя ишак, что тоже задавал такие дурацкие вопросы, – ответил Ариф.

– Чтобы учиться плавать, это ж в воду надо лезть, – сказал Руни. – Это либо раздеваться донага, либо в одёже мокнуть. Мокнуть глупо, а раздеваться – греховно.

– Тьфу на вас, – махнул рукой Пикси. – А ты, Дикий, тоже не умеешь?

Я кивнул. Одно дело с девками на мелководье плескаться в ночь Сахарной Луны, другое – плавать. Зачем это, для чего? Мне и ногами прекрасно ходится.

– Оболтусы вы, – беззлобно заключил Пикси. – Ну а если кораблекрушение? Тонуть будете? Так ведь сразу на дно уйдете!

Руни, которого при виде холодной морской глади и без того трясло, тихонько охнул.

– А так утопнем уставшими, – фыркнул Ариф. – Ты куды посередь океана плыть собрался? Или мы чего не знаем, и ты способен круглыми сутками на плаву держаться?

– А может и способен, – уперся Пикси.

– Ага, конечно. Если только по причине чрезмерной говнистости, – парировал Ариф.

Весь этот разговор мы вели на пирсе Логбери, усевшись на просоленные бочки. Ударный корпус генерала Лемана запаздывал, и мы вынужденно коротали время в порту, разглядывая корабли и пытаясь добыть местный черный ром.

В своей жизни я ходил под парусами дважды, и оба раза вспоминаю с содроганием. Первый раз случился еще на заре моей службы, когда гильдия торговцев наняла солдат охранять караван, следующий к берегам Каракурта, а второй совсем недавно, и изначально планировался как легкая прогулка через пролив близ Мраморных Зубов.

По дороге на Каракурт нас настиг самый сухой штиль, который только можно придумать, и мы неделю сидели на веслах, падая в обморок от обезвоживания и солнечных ударов. А у Мраморных зубов наш корабль попал в такой ужасный шторм, что по прибытию в место назначения несколько пехотинцев сразу же постриглись в монахи, и даже Ариф, кажется, не сквернословил потом почти месяц. Собственно, тот шторм даже меня сподвиг начать вести этот дневник, когда в темноте трюма я вдруг ясно осознал бренность бытия и свою безвестную скоротечность в истории этого мира. О нет, я не подумал вдруг, что лучше было бы сидеть в теплой отцовской конторке, чем быть здесь, в разваливающейся на части посудине, среди блюющих товарищей. Как я и говорил, я ни о чем в своей жизни не жалею. Но вот оставить после себя хоть какой-то след вдруг очень захотелось. Ведь жалко сгинуть вот так, в пустоту, где даже останков не найдут.

В том трюме я оставил свое первое послание будущим поколениям. Если вдруг кто-то из них осмелиться плыть на том же чертовом баркасе, спустится в трюм и в свете бледной лампы приглядится, то станет обладателем результата моей усидчивой наблюдательности, вырезанного кинжалом на промасленной поверхности бортовых досок.

«Ариф блевал пять раз, Руни – семь, Пикси – два». И подпись – «Дрю Ормандо – молодец».

– Смотрите! – оживился Руни. – Новое мясо!

По широкой лестнице спускалась разношерстная толпа, которую капитаны разбили на четыре группы. Наши выделялись издалека – здоровенные, угрюмые, бритые наголо. Но не все – в глаза бросался бледный конопатый парень, который постоянно улыбался, словно дурачок. За что получил нагоняй от Мертвеца, после чего втянул голову в плечи и больше не отсвечивал.

– Что-то их многовато, – прокомментировал Пикси. – Вроде бы, нас не так сильно покрошило в последней баталии.

– Укрупняемся, – буркнул Ариф. – Чай, не на прогулку идем.

– Интересно, Каркар им сразу всю амуницию выдаст, или как нам выдавал, частями? – вслух размышлял Пикси. – Помните, сколько времени ходили в бой, словно набор «Собери пехотинца»? Кто в наручах, кто в поножах, кто в кирасе?

– Тогда не из-за Каркара всё так случилось, – напомнил я. – Обоз не туда свернул, а мы прямо с дороги в бой пошли. Вот и пришлось воевать кто в чём. И так почти неделю.

– Да? – удивился Пикси. – Значит забыл. А чего мне так на Каркара думать хочется?

– Потому что в его стиле, – ответил я. – Жмот каких поискать.

– Это точно.

Тем временем капитан перестал учить вновь прибывших жизни, указал рукой в сторону казармы и удалился. Новобранцы какое-то время стояли кучкой, осматриваясь, потом тоже разбрелись кто куда.

Я вспомнил свои первые дни в тяжелой пехоте – дикая усталость, вечный голод и тяжелый недосып. Муштра, муштра, муштра. Только подумаешь, что уже чему-то научился, приходил кто-то из ветеранов и возил тебя рожей по грязи. И так раз за разом. Кровавые мозоли, отбитые пальцы, вывернутые суставы.

Зато потом, в настоящем бою, понимаешь, что способен не только сразу же умереть от вражеского копья, а даже что-то эдакое показать. Способен даже победить!

Говорят, сейчас новобранцев учат как-то иначе. Точнее, именно учат, а не просто херачат палкой по голове, ожидая результата. Не знаю, насколько такие прогрессивные методы действенны, время покажет. А пока что один из представителей нового поколения с широкой детской улыбкой на рыжей веснушчатой роже направлялся прямо к нам.

– Доброго вам дня! – начал он издалека, помахивая широкой ладонью. – Будем вместе служить! Я – Филипп!

Будто глупый рыжий котенок прикосолапил к застывшим в недоумении волкодавам.

– Дружище, ты откуда такой непосредственный? – ласково спросил Пикси.

– Непосредственно я из Борвиша, – охотно поделился рыжий. – Моя матушка родом из Южной Ойлистреи, а папенька – из Северной Хирестели. Правда, матушка по папеньке урожденная хирестелка, а дедушка с землемерами дошел из самой Кападонии…

– Воу, потише! – перебил оторопевший Пикси. – Ты, прямо, словоохотливый, да?

– Папа говорит, что я – особенный! – кивнул Филипп, улыбаясь.

– Чего ты лыбишься постоянно? – сварливо спросил Ариф. – Жизнь веселая?

– Матушка говорила, что уныние – удел стариков, – с готовностью ответил парень. – А бабушка говорила, что добрая улыбка делает день светлее, а людей – лучше.

Я не сдержал смешок.

Никогда не видел столь лучезарных балбесов!

– Я тебя щас дам – «удел стариков»! – Ариф воспринял фразу на свой счет. – А ну, вали отсюда!

– Погоди, – фыркая от смеха поднял руку Руни. – Эй, Филипп! Вам уже выдали обмундирование?

– Пока нет. Капитан сказал, что в море нам железо не понадобится, сказал, что только оружие выдадут.

– Всё верно, – кивнул Руни. – Но только ты уверен, что тебе потом хорошие доспехи достанутся? Щит не треснутый, кираса в пору, кольчуга не дырявая?

– Нет, – протянул рыжий. – А зачем такое плохое выдавать?

– Ну а как ты думал? – усмехнулся Пикси. – Для тебя специально новое ковать станут? Что осталось от павших товарищей, то и выдадут. А сам понимаешь, если товарищи пали, то доспехи не всегда в хорошем виде.

Филипп понимающе качнул головой.

Я молча наблюдал, внутренне потешаясь. Замолчал и Ариф, не мешая игре.

– Послушай, – Руни подался вперед, заговорщически понижая голос. – Есть возможность получить хорошее обмундирование уже сейчас, вперёд остальных.

– Я не хочу вперед остальных, – захлопал глазами Филипп. – Так не честно!

– Вот ты балда! – вздохнул Руни. – Остальным тоже выдадут, но чуть позже. Зато у тебя будет всё самое лучшее. Как у настоящего королевского пехотинца!

Взгляд рыжего на миг мечтательно затуманился, а потом он согласно кивнул.

– Как мне это сделать? – спросил он.

Руни бросил на нас быстрый взгляд, продолжил:

– Всё очень просто. Видишь вон ту палатку в конце причала?

– Где?

– Вон, с белым верхом!

– Вижу!

– Это палатка главного интенданта. Зовут его Каркар. Подойдешь к нему, скажешь, что капитан прислал тебя за оловянными доспехами.

– За оловянными? – удивился Уруй.

– Это специальное название, не бери в голову! Вроде как, кодовое слово. Знаешь, что такое «кодовое слово»?

– Слово, чтобы было ясно, что я тот, кто надо, – закивал рыжий.

– Вот точно! Иначе он тебя прогонит, и получишь ты потом дырявую рухлядь вместо хороших доспехов.

Филипп нахмурился, переваривая услышанное. Спросил:

– А зачем мне говорить, что я от капитана, если капитан меня не посылал?

– Потому что так надо! – не выдержал Пикси.

– Потому что обычно за такой броней посылает капитан, – попытался спокойно разъяснить Руни. – Но сейчас капитан занят, а мы делаем тебе одолжение, делимся такой важной информацией.

– Потому что сразу видим – парень ты что надо, – Пикси показал большой палец.

– Особенный, – еле сдерживаясь подтвердил я.

Филипп вновь нахмурился – причем, даже размышляя, он не переставал улыбаться. Наконец протянул руку, сказал:

– Большое спасибо! Так приятно, что здесь все как одна большая семья!

Мы молча закивали, багровея от распирающего нас хохота.

– Как мне вас звать, друзья? – вопросил рыжий.

– Зыря, – представился Руни.

– Бенуил, – махнул рукой Пикси.

Мы с Арифом тоже назвали какие-то вымышленные имена.

– Спасибо! – еще раз поблагодарил Филипп.

– Ты поспеши! – подогнал его Руни. – А то Каркар отдыхать уйдет.

Парень взвился и убежал, только пятки засверкали.

Тут мы заржали, словно обожравшиеся сахара кони.

– Ой, умора! – хлопал себя по животу Пикси.

– Оболтус еще дурнее тебя, – Ариф толкнул локтем гогочущего Руни. – Хотя я думал, дурнее уже не бывает.

Мы отсмеялись, утирая слезы, потом вновь повернули свои взоры к океану.

Что ж, пора и нам идти, готовится к походу. Завтра, возможно, будет уже не до смеха.

Знаете, а не так всё плохо – уже третий день нас сопровождают прекрасная погода, попутный ветер и добрый ром в кружках. Куда ни кинь взгляд, везде видны паруса нашей кавалькады, во главе которой рассекает волны гордость королевского флота – трехмачтовый «Принц Буревестник».

В Логбери к нам присоединился тысячный корпус генерала Лемана – осадная пехота с башенными щитами, конные стрелки, наемники с алебардами, яркие, будто южные птицы, и укротители чудовищ с полным трюмом всяких тварей. Все вместе мы представляли достаточно грозную силу, способную без особенного труда захватить какое-нибудь небольшое королевство. Посмотрим, что нам смогут противопоставить «пепельные».

Мимо прогромыхал Филипп, приветливо улыбаясь. Мы отсалютовали ему кружками. На парне, как на диковинной черепахе, висели походные котлы, которые он время от времени чистил. Другие два его друга, которым Филипп по доброте душевной тоже рассказал об «оловянных доспехах», судя по звону, также были недалеко – один увешанный большими оловянными половниками и черпаками, второй – в «костюме» из медных подносов. И глядели они на нас, да и на своего товарища, не столь дружелюбно.

– Хорошие ребята, – прокомментировал Пикси. – Другие бы рыжему рожу начистили, а эти только в спину плюют.

– Помогают котлы чистить, – сказал Руни. – Молодцы.

– А вот мы в тебя не плевали, – сказал Пикси. – И рожу не били.

– Пытались.

– Ну, не очень навязчиво.

– Ага, как же! Я пару ночей с ножом спал, думал, вы мстить будете.

– Ты с ножом спал, потому что на тебя их Каркар два десятка навесил, – вставил Ариф. – Но как я, старый дурак, на это повелся? Чуял же, что подвох какой-то!

– Потому что ты до легкой жизни падкий, – ответил Пикси. – Хорошую броню, да еще и вперед всех – кто ж откажется получить?

Тут даже Арифу нечем было крыть, он лишь буркнул:

– Сколько мы тогда эти побрякушки таскали?

– Пять дней, – ответил я. – А Руни семь, у него никак не выходило нормально заточить любимый мясницкий тесак Каркара.

– А кто нас тогда к нему отправил? – со смехом спросил Руни. – Риц или Колченогий?

– Риц, – подтвердил Ариф. – Колченогий позже пришел.

– Это Рицу при осаде Нирмата арбалетный болт в голову попал? – спросил Пикси.

– Да, – ответил я. – Прямо сквозь шлем, по самое оперенье.

– Помянем Рица! – поднял кружку Пикси. – И остальных, кто теперь в последней шеренге!

Мы отсалютовали, выпили.

Из дверей штабной каюты показался Мертвец. Быстро нашел нас глазами, указал подойти.

– Что еще ему надо? – проворчал Ариф, но мы подчинилось.

Оставив кружки, встали перед капитаном. Тот выглядел непривычно опрятно – выбритый до синевы, в чистой льняной рубахе и – мне никто не поверит, но я своим носом чуял – от него пахло ароматической притиркой.

– Чего расселись? – привычно поприветствовал нас Мертвец.

– Наблюдаем за горизонтом! – не растерялся Руни.

– Ясно, – без интереса принял доклад капитан. – Троица в «оловянной броне» – ваших рук дело?

– Никак нет, – возмущенно откликнулись мы.

– Ясно, – ответил Мертвец. – Ставка приняла решение захватить порт Мирталис и сделать его нашим форпостом. Поэтому в бой пойдем сразу с кораблей. Вам выпала честь проверить амуницию новобранцев. Посмотрите как что подогнано, готово ли оружие, всего ли им хватаем. В общем, как обычно, не мне вас учить. К утру отчитаетесь. Есть вопросы?

– Есть, господин капитан! – вытянулся Пикси. – Почему мы?

– Отличный вопрос! – похвалил Мертвец, развернулся и ушел.

Мы проводили его взглядами, вернулись допивать ром.

– Вам не показалось, что капитан как-то изменился в последнее время? – прищурился Руни.

– А тебе не кажется, что капитан слишком много времени торчит у Фиалки? – вопросом ответил Ариф.

– Так он капитан, – пожал плечами Руни. – Где ему еще торчать, как не возле магнуса?

– Балбес, – беззлобно махнул рукой Ариф.

Руни вдруг просветлел лицом, его брови поползли вверх:

– О! Ты думаешь, что они…?

– Это ты думаешь, но не выходит, – ответил Ариф. – А я вижу.

– Да ну нет, – Руни поморщился. – Она – благородная, а Мертвец… Ну, Мертвец.

– Не благородный, – закончил за него Пикси. – Никто ж не говорит, что у них там шуры-муры. Но воздыхать-то Мертвец может? Безответно и трагично.

Руни еще раз посмотрел в сторону, куда ушел капитан, с сомнением протянул:

– Воздыхать? Трагично? Капитан?

– Одно слово – пенек ты, с ушами, – сокрушился Ариф, глядя на Руни.

– Это три слова, – поправил я.

– Ой, ты только не начинай! – замахал руками Ариф.

– Ладно, – Пикси посмотрел в свою кружку. – Давайте допивать, и пойдем посмотрим что да как. Может, успеем еще под луну тост сказать.

Мы отсалютовал, выпили что осталось.

Забегая вперед, скажу, что ни к полуночи, ни к утренней заре мы не успели. Железо новичкам выдали действительно паршивое, пришлось подгонять, править, заделывать. Сейчас почти рассвело, и мы валимся с ног. Пойду отдыхать – если верить лоцману, завтра будем на месте.

Первыми высаживались мы и наемники, следом – легкая пехота. Нас сразу же попытались опрокинуть обратно в море, но арбалетчики с лодок дали нам время собраться и построится. Не дав врагу опомниться, мы бросились в атаку.

Порт Мирталис прятался в глубине узкой бухты, будто трусливый краб в норе. На вытянутых мысах, к которым не могли пристать корабли, торчали сторожевые форты, обстреливающие подходы из катапульт и, в случае опасности, поднимающие лежащие на дне цепи. Вот эти самые форты и предстояло захватить в первую очередь.

Правый мыс штурмовали осадные пехотинцы Лемана, левый – мы. Нам помогали сводные отряды, но основным ударным кулаком выступали ребята в тяжелой броне. И тут уж делом чести было захватить форт быстрее, чем другая команда.

Мы грохочущим валом поднимались по дороге, ведущей к форту. Лязгала броня, стучали друг о друга щиты, ухало в шлеме дыхание. Достигли стен, закрылись от летящих сверху камней и стрел. Подоспела легкая пехота и стрелки, подали лестницы. Мы поползли вверх. Защитники пытались сбрасывать лестницы, местами у них даже получилось. Потом на нас начали лить горящую смолу.

Знаете, довольно неприятный опыт. На нас надето столько вещей, что жар почти не достигает тела, но липкая жижа сковывает движения, забивается под броню, отвратительно шкворчит и воняет. И это если не попала на голую кожу и не залилась под забрало – в противном случае остается только орать от боли и падать вниз, сбивая своих более удачливых товарищей.

Нам повезло – защитники или поленились, или не успели достаточно разогреть котлы, и на нас свалилась вязкая масса, повисшая на плечах, будто пьяница после кабака. Лестница закачалась, заходила ходуном, но мы удержались, еще быстрее полезли наверх. Дымящиеся и черные, словно черти из ада, достигли края стены, отразили щитами неприцельные удары копий и топоров, и обрушили всю ярость на охрану форта.

То были не гвардейцы «пепельных», а местные коллаборанты, расслабленные годами спокойной жизни. Драться они, может, когда-то и умели, но давно забыли, как это делается. Мы без особенных проблем смяли их, начали теснить со стены. Сквозь прорезь забрала я видел перекошенные ужасом лица убегающих воинов. Вскоре редкие очаги сопротивления были подавлены и мы подняли над фортом королевский стяг.

К этому времени осадная пехота Лемана еще дралась на стенах, пусть и с уверенным успехом.

Оставив в форте несколько человек, мы двинулись к пригороду Мирталиса. Там уже гудел набат, суетился гарнизон, визжали бабы и лаяли собаки. Но только что теперь толку суетиться, лаять и визжать? Когда к твоим воротам заявляется армия таких размеров, поздно организовывать оборону на скорую руку.

Конечно же, они попытаются укрыться за стенами, которые не в пример выше стен береговых укреплений. Нахрапом их взять не выйдет, у нас из штурмовых инструментов только лестницы да веревки. А это означает осаду, которая может продолжаться достаточно долго, а там, глядишь, и подкрепление подойдет.

Только мы через океан плыли не для того, чтобы закрытые ворота целовать. Сейчас где-то на востоке уже высаживается наша кавалерия, которая отрежет город от снабжения извне. А в бухту уже заходят наши корабли, величественно покачивая мачтами.

Идущий впереди Мертвец поднял палаш, и мы перешли на походный шаг.

– Интересно, нам дадут город хотя бы на час? – спросил Руни, сверкая глазами из темноты шлема.

– С какого перепуга? – откликнулся Ариф, тяжело дыша.

– Ну как же, – хмыкнул Руни. – Грабить захваченные города – право победителя.

– Тебе же сказали – тут будет форпост нашей армии, – напомнил Пикси. – Кто же грабит собственный форпост?

– Я бы пограбил, – вздохнул Руни.

Мы миновали луга и вошли в деревню. Повисшие на заборе мальчишки радостно замахали нам. Мы замахали в ответ.

Представляю как мы выглядим в их глазах – огромные, словно башни, неутомимые и несокрушимые, будто стальные големы. Красота!

– Если сейчас прикажут лезть на стену – я сдохну, – выдохнул Ариф.

– Не прикажут, – заверил я. – Думаю, у нас другой план.

– У кого «у нас»? – спросил Ариф.

– У нас, – с нажимом ответил я. – Или ты – не мы?

– Я – мы, – не согласился Ариф. – Но какие именно «мы»?

– А мы у нас одни!

– Заткнитесь, пожалуйста! – не выдержал Пикси. – У меня от ваших диалогов голова раскалывается.

– Она у тебя раскалывается потому, что тебе только что по ней булавой стучали, – заметил Руни.

– И поэтому тоже!

Мы прошли деревню и вышли на высокий берег, с которого прекрасно просматривалась бухта, длинные пирсы с домиками рыбацкого района, серая стена с квадратными зубцами. На балконе над воротами столпилась местная знать – шубы, шелка и вычурные доспехи. Всё, что так любит наш интендант Каркар.

Наш флагманский корабль бросил якорь прямо напротив ворот, с него протрубил генеральский горн, оповещая о королевском повелении.

Со стороны ворот прокричали что-то короткое, но обидное.

– Смело, – заметил Пикси.

– Глупо, – поправил Ариф.

На палубе «Принца Буревестника» появились генералы в окружении свиты, и колдуны. Генерал Форель произнес короткую, но грозную речь.

Мужи Мирталиса нестройно и фальшиво рассмеялись. Из их числа вышел низенький скрюченный мужичок в серебристом плаще, потряс в воздухе кулаками. Ветер донес его сиплый боевой клич.

С корабля вновь протрубил горн, и вперед вышли баронесса Кавана и лорд Балф, ведомый под руку помощником.

Все замерли, предвкушая поединок колдунов. Даже местные жители высыпали – не каждый день такое увидишь.

Скрюченный старик замахал руками, завыл, зашевелил тонкими пальцами. Вода в бухте заколыхалась, заходила ходуном, раскачивая корабли. Некоторые сталкивались бортами, затрещали мачты, попадали за борт матросы.

Старик хлопнул в ладоши и всё стихло. Слово взял мужик в кольчуге с меховым воротником и властным жестом указал направление, куда нам надо со всем нашим флотом идти. Иначе, мол, возьмемся за вас всерьёз.

Наш Огненный Левиафан что-то проговорил, помощник передал его слова остальным. Генералы со свитой сделали небольшой шаг назад.

– О, сейчас что-то будет! – в предвкушении захлопал в ладоши Руни.

Помощник поставил перед своим хозяином пюпитр, взгромоздил на нее книгу заклинаний. Колдун поднял палец вверх, мальчишка торопливо раскрыл фолиант. Палец описал полукруг и уперся в страницу. Лорд Балф принялся читать, подслеповато щурясь. Помощник повторял за ним, видимо, для усиления эффекта.

В воздухе замерцали маленькие, будто искорки огоньки. Они множились, кружились, танцевали над водой.

Потом вдруг прыгнули к нашим кораблям. Паруса ослепительно вспыхнули и сгорели в белом пламени.

Над бухтой повисла гробовая тишина. Потом кто-то из горожан несмело зааплодировал.

– Эффектно, – признал Пикси. – Но непонятно.

Судя по лицам генералов, те тоже не до конца поняли замысла Огненного Левиафана. Форель что-то спросил, указывая на обугленные мачты, помощник колдуна что-то быстро ответил, перелистывая страницу книги.

Лорд Бал вновь принялся читать, водя пальцем по строкам.

В воздухе запахло грозой, воздух сухо защелкал. Я заметил, как по броне стоящего рядом Руни пробежала голубая искра. Меня ощутимо куснуло за щеку.

Шарахнуло так, что свет померк. Я лишь сообразил, что валяюсь на земле, судорожно сжимая рукоять топора. У некоторых наемников оплавились алебарды.

В небе гасла огромная ветвистая молния с длинными извилистыми хвостами. Часть крепостной стены отсутствовала, вместо нее остались лишь щебень да обломки.

– Проклятые колдуны, – закряхтел Ариф, поднимаясь. – Какого черта это было?

– Демонстрация мощи, – ответил Пикси. – Чтобы, значится, никто не сомневался.

– Так я и не сомневался! Чего меня-то стращать?

На флагмане благородные тоже попадали на четыре кости, только Форель – вот ведь глыба! – остался на ногах, хоть и спал с лица. Даже баронесса Кавана вжалась в поручни, растеряв свой высокомерный вид.

Помощник Левиафана опасливо огляделся, закрыл книгу и под руку увел барона прочь. Старый колдун выглядел так, словно ничего особенного не произошло.

Со стен перепугано таращились местные. Готов биться об заклад, более круглых глаз я в жизни не видел!

Форель стряхнул с плаща пепел, расправил плечи и громогласно заявил ультиматум.

Над воротами торопливо взвился белый флаг.

Мы ликующе заорали, потрясая оружием.

Естественно, грабить и насильничать нам никто не дал – Мирталис теперь официально считался нашим, а местные отцы города наперебой пели песни, как им было горько и безрадостно под властью Серого Царства. И как теперь они заживут благодаря героическим освободителям.

Понятное дело, что при первой же возможности эти благодарные жители вновь достанут «пепельные» знамена и распахнут страстные объятия солдатам Дахурда. Этим все равно чью казну пополнять, лишь бы их кошельки не оскудели. И живы они лишь потому, что кому-то нужно содержать столь удобный для проходящих судов порт.

Наш отряд расположился во дворе зажиточного купца, который, скрепя сердцем, но усердно улыбаясь, выкатил из погреба вино и накрыл длинный стол. И всё спрашивал надолго ли мы остаемся, сетуя на бедность припасов.

Мы отвечали, что прибыли в Мирталис навсегда, что решили здесь пустить корни, вырастить детей и состариться, причем, исключительно в стенах его кабака. Купец нервно моргал, и строил кислые мины. Мы смеялись и выпивали.

На самом деле недолго нам прохлаждаться. Уже через день мы выходим по направлению к оазису Ней Алирг, что на языке местных звучит как «Синие камни». Вроде бы, оттуда очень удобно атаковать силы «пепельных». Главное, успеть перейти широкий песчаный язык.

Ну а пока мы сидели за столом и вкушали местные лакомства.

– Смотри, белое зерно, – подтолкнул ко мне тарелку Руни. – Пробовал?

– Раньше пробовал, – кивнул я. – С жареной морковью и свининой.

– Вкусно, – Руни запихал в рот целую ложку. – Сладкая, с какими-то сухими фруктами.

– У нас такое на поминки делают, – буркнул Ариф. – Чтобы почившим слаще жилось на том свете.

Руни застыл с полным ртом, покосился на блюдо.

– Да? – переспросил удивленно, роняя изо рта еду.

– Так а что тебя останавливает? – толкнул его локтем Пикси. – У нас тут праведников нет, так пусть хоть это зачтется.

Руни раздумывал недолго, принялся работать челюстями дальше.

В другой части стола сидели новобранцы. Судя по всему, многие впервые побывали в бою, и теперь пытались осмыслить пережитое, обильно заливая яркие впечатления красным вином. Один лишь Филипп не унывал, что-то увлеченно рассказывал, не переставая улыбаться. Заметив мой взгляд, дружелюбно помахал куриной ножкой.

– Интересно, его в детстве уронили, или он, в принципе, такой странный? – пробухтел Ариф.

– Человек остался жив, – ответил я. – Чем не повод для радости?

– Да у него всё повод для радости. Пожрать дали – радуется, портки постирал – радуется, в сортир сходил – радуется. Нормальные люди таким вещам радоваться не будут.

– А ты бы у него, кстати, поучился, – вставил Пикси, усмехаясь в усы.

– Это еще для какой такой нужды? – нахмурился Ариф.

– Ну как же! Ты у нас сухарь старый, у тебя каждый день как последний. Вот так удар в сортире схватит – и привет. Так что радуйся, пока можешь.

– Тьфу на тебя! – Ариф шваркнул ложку в тарелку. – Усы отрастил, а мозгов нет!

– Тут ты прав, – притворно вздохнул Пикси. – Мозги развивать надо. А усы что? Сами растут.

Надеюсь, доброго читателя не слишком покоробило такое неуважительное отношение к смерти. Увы, с некоторых пор мы перестали испытывать пиетет перед самим фактом перехода в мир иной. Дама с косой настолько часто марширует рядом с нами, что ее просто перестали бояться, с ней смирились, даже примирились. Конечно, никому не хочется умирать раньше срока – да только кто тот срок ведает?

Я помню себя, впервые попавшего в отряд. Как поначалу хорохорился, готовый принять смерть, но лишь ту, что геройская, о которой будут слагать песни и рассказывать потомкам. Потом, после первого боя, я начал бояться смерти любой, пусть даже самой разгеройской. Осознал, насколько она близка, насколько неизбирательна в своем выборе. Каждой бой молился: «Только не меня! Не сегодня!».

А потом привык, успокоился. Помирать всё еще неохота, но смерть больше не пугает. Не рвет сердце, не будит по ночам.

Зачерствел, скажете вы. А что еще остается солдату, отвечу я?

Впрочем, есть одно средство – мы насмехаемся над костлявой. А смех, как известно, продлевает жизнь.

– Кстати, – Пикси хлопнул пивной кружкой об стол. – Вы же в курсе, что наш славный Ариф в каждом городе покупает себе место под могилку и надгробие в форме белоснежного гриба?

– Знаем, – хмыкнул Руни. – Все деньги спускает.

– Это не гриб, а душа, покинувшая тело и стремящаяся к небесным высотам, бестолочь, – проскрипел Ариф.

– Да не о том речь! – отмахнулся Пикси. – Наш дедуля себя всюду заначек понаделал, чтобы, значится, не пропасть в безвестной могиле. Только знаете в чем хохма?

Он прям захрюкал от смеха, готовясь выдать нечто уморительное.

– Да говори уже! – нетерпеливо вопросил Руни.

– Помните, мы перед отплытием из Логбери в город ходили? – пересилил душащий хохот засипел Пикси. – Ариф мне еще такой: «Давай зайдем к похоронных дел мастеру». А там как раз по пути было. Ну, я такой: «Чего не зайти?». И зашли… Ой, умора!

– Обоссысь давай еще от радости, – прокомментировал Ариф.

– Гробовщик начал заказ принимать, а потом что-то нахмурился, задумался, – как ни в чем не бывало продолжил Пикси. – Полез в бумаги. И знаете что?

– Да не томи уже, – сказала я.

– По новому закону, могилы нельзя держать пустыми больше пяти лет! А наш мудрый Ариф тут был лет десять назад, да позабыл уже!

Он сипло засмеялся, утирая выступившие слезы. Выдавил:

– А гробовщик… Гробовщик и говорит такой… Ой, не могу… Говорит: «Дедуля! А мы тебя пять лет уж как закопали!».

За столом грянул здоровый мужской хохот.

– А потом еще вспомнили, что минимум в пяти городах такая же история! – подвывая вбросил Пикси. – Пол королевства уже в этих грибах!

Смеялись все, даже Ариф похрюкивал, пусть и виду не подавал. Потом Руни добавил:

– А он точно нигде по второму или третьему разу не заказывал себе могилку? А то кто-то потом спросит: «Досточтимые господа, а что у нас тут за грибная поляна? И кто такой этот „Ариф“»?

– Идиоты, – резюмировал раскрасневшийся старик.

Смеялись так, что челюсти разболелись. Даже новобранцы смеялись, хотя вряд ли поняли о чем шла речь. Да и ладно, нам не жалко.

Ближе к вечернему колоколу грохнула массивная дверь и хриплый рёв капитана оповестил:

– Встать! Магнус здесь!

Мы вскочили, чуть не опрокинув стол, вытянулись кто где. Появление Фиалки стало для нас неожиданностью, мы не привыкли к визитам высших чинов в свои квартиры. Обычно, командование редко является понюхать солдатские портянки, ежели только с какой-нибудь инспекцией.

Графиня вышла вперед, чтобы ее могли видеть все. Выглядела она непривычно – в простом платье, с подвязанными волосами, и лишь короткий кинжал на поясе говорил о ее воинской принадлежности. В руках девушка держала накрытую тканью корзину.

Становилось все интереснее.

Распаленные алкоголем умы в дальних углах зашушукались, но Мертвец рявкнул так, что в соседнем дворе перестали лаять собаки.

В воцарившейся тишине графиня кивком поблагодарила капитана, обратилась к нам:

– Мои панцири! Сегодня вы одержали чудесную победу, о которой лестно отозвались генералы Форель и Леман! Мне жаль, что я не смогла вместе с вами участвовать в бою, но я видела как вы деретесь! И я поражена вашей отвагой и самоотверженностью!

Я смотрел на Фиалку и старался понять, говорит ли она правду, или просто решила нас подбодрить красивыми фразами. Но, в любом случае, мне было на удивление приятно выслушивать похвалу именно от нее, и очень хотелось верить, что говорит девушка искренне.

– Командование приняло решение наградить вас за вашу доблесть и мужество, – торжественно продолжила Диана, обводя всех взглядом. – Увы, на торжественное построение времени у нас не будет – уже завтра мы выступает в новых поход. Поэтому, властью, данной мне, я лично и немедленно выполню поручение ставки, воздам вам должное, чему от всего сердца радуюсь.

Она убрала ткань. Я даже вытянул шею чтобы посмотреть что у нее в корзине.

– Подходите по одному! – скомандовал Мертвец. – И чтобы без толчеи!

Народ переглянулся, нетерпеливо затоптался на месте, придерживаясь негласной очередности отряда.

Первым пошел Зыря – как-никак знаменосец, дальше друг за другом пошагали мы, ветераны.

Чтобы видеть наши лица Фиалке приходилось задирать голову, и даже самый малахольный из отряда был в два раза ее выше.

– Дрю Ормандо, королевская тяжелая пехота, – привычно отрапортовал я.

– Примите за вашу доблесть, – Диана улыбнулась и протянула мне сложенную вчетверо лиловую ленту со стальными кольцами.

Боги мои, перевязь для оружия! Двойная, прошитая шелковыми нитями, с отливом! Сколько же такая стоит?

– Жизнь за Корону! – рявкнул я.

Отшагнул в сторону, уловив, тянущийся следом аромат духов. Встретился глазами с Мертвецом, что придирчивым ментором следил за каждым из подошедших, торопливо ретировался в сторону.

Здесь уж разговоров было не избежать, каждый вполголоса хвастался друг другу. Честно говоря, подарками мы не избалованны, а тут вдруг за такую пустяковую драку такая шикарную вещь!

Когда последний из нас получил своё, Мертвец еще раз рявкнул:

– Смирно!

– Благодарю за службу, мои панцири! – громко сказала Диана.

– Жизнь за Корону! – грянули мы.

Однако, Фиалка отчего-то ушла не сразу, будто ожидала чего-то еще. В глазах даже появилось нечто странное, нечто, похожее на немую просьбу.

Мы молча ждали, не понимая чего от нас еще хотят. Нам хотелось быстрее отпраздновать обновку.

Фиалка еще раз улыбнулась, кивнула Мертвецу и они удалились.

Праздник разгорелся с новой силой.

– Отличная штука! – Руни уже нацепил перевязь и красовался перед нами. – Парни из легкой пехоты на изжогу изойдут!

– А у кавалерии таких, поди, десяток, – посетовал Ариф, аккуратно убирая подарок в свою сумку. – Да еще и другое есть… Перья там всякие, шпоры.

– Тебе шпоры нужны? – покосился на него Пикси. – Или перья? Скажи спасибо хоть за такое внимание. Но какая красота, а? В такой и в люди не стыдно выйти!

– Эх, вот бы почаще генералы нашу лихость видели! – отозвался Руни. – Так, глядишь, сапоги новые подарят. Или плащ.

– Сдается мне, что генералы тут не при чем, – вдруг понял я.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Руни.

– Что-то мне подсказывает, что Фиалка это на свои деньги купила.

– С чего бы ей так поступать? – засомневался Пикси.

Я лишь пожал плечами.

Как им объяснить свое внезапное прозрение? Просто я вдруг понял, что же именно задержало графиню после награждения. Понял, чего именно она от нас ждала.

Что ж, милая Фиалка, не так всё просто, не так всё сразу.

Вопреки расхожему мнению, жизнь солдата в большинстве своем состоит из муштры, маршей и маневров. Сражения занимают в ней довольно небольшое время, и порой создается ощущение, словно мы специально бродим по городам и весям в поисках тех, с кем можно было бы хорошенько подраться.

Нынешний день не стал исключением – переждав полуденный зной, мы оставили Миртались и пошагали по пыльной дороге на юго-запад. Впереди нас ждал ночной переход через песчаный язык, а утром на горизонте должны показаться голубые озера Ней Алирг. Генерал Леман с небольшим гарнизоном остался встречать в порту подкрепление, с нами выступил генерал Форель, чему мы были искренне рады, всё же под его началом много где повоевали, да и манеру командовать знали отлично.

Чем себя развлекает на марше солдат? Иные любят поболтать, вытаскивая на свет всё – байки, сплетни разной степени свежести, истории из былой жизни. Некоторые, как Ариф, предпочитают шагать в полном молчании, гоняя в голове мысли и воспоминания. Порой отряд поет, порой устало переводит дух.

Что до меня, то я в походе больше молчу. Порой могу перекинуться парой фраз, но чаще просто смотрю по сторонам да слушаю чужие разговоры. Главное, не думать о времени и расстоянии, иначе покажется, что пройдено слишком мало, а до места назначения еще слишком долго. Обычно, этим грешат новички, опытные солдаты просто шагают вперёд от приказа до приказа.

На сей раз любоваться окрестностями пришлось недолго – земли циркитов это сплошные сопки да скалы. Пока проходили пригород, да пару деревень, глаз радовался буйству красок, а потом потянулась сплошная монотонность. За интересное событие считалось перекати-поле, зацепившееся за ветку сухого дерева, да кости какого-нибудь зверя на обочине.

Однако, развлечение пришло откуда не ждали – Руни услышал, как шагающий позади Филипп рассказывает товарищам что-то интересное, и перетащил его к нам поближе. Оказалось, что этот рыжий весельчак не только помнит множество анекдотов, так еще и начитан весьма, что в наших рядах редкость, а потому может пересказать все те романы и поэмы, что успел осилить за свой юный возраст. И словно этого мало, нашему Филиппу были не чужды театральные представления, поэтому мы практически в лицах могли увидеть известные драмы и комедии. К тому же, рассказчиком парень был неплохим, хотя порой и тараторил, но мы быстро привели его к нужной скорости.

То и дело мимо отряда проезжала Фиалка в сопровождении неизменного Мертвеца. Ее лицо светлело когда она видела на ком-то подаренную накануне перевязь. Как же порой мало надо человеку для счастья.

Вот уж и солнце клониться к закату, разливая по далеким дюнам алый цвет. Мы входим в пустыню, а значит скоро похолодает. Впрочем, это пустяки, лишь бы не поднялся ветер. Терпеть не могу хруст песка на зубах.

Нас атаковали внезапно, сразу со всех сторон. Это была не случайная стычка, а хорошо спланированная засада.

К тому моменту на пустыню опустилась ночь – облачная, безлунная. Головные зажгли масляные лампы, но это лишь сгустило тьму вокруг. Вперед ушла разведка, но что они могли увидеть? Да и не ждал никто от «пепельных» такого подвоха.

Дело в том, что армии не воюют по ночам. Да, конечно, бывало всякое – затянувшиеся сражения, штурмы в свете пожаров, налеты на разбойничьи лагеря. Но настоящие армии воюют только при свете дня, когда генералы могут послать друг другу герольдов, обсудить правила, предложить сдаться – вдруг кто примет? Днем войсками можно управлять, демонстрируя свой командирский гений, днем солдаты видят кого именно бьют, а стрелки – в кого стреляют. В конце-концов, днем видно кто именно побеждает.

А что ночью? Ночью сплошной хаос и неразбериха. Поэтому ночные атаки для нас, простых вояк, сиречь образец вероломства и подлости, мы подобное не одобряем и порицаем.

Впрочем, о чем это я? Так ведутся войны в наших, цивилизованных широтах. Здесь же дикие земли, а противник хитер и коварен. Наверное, можно было предусмотреть подобную ситуацию, но имеем что имеем. И головной дозор я бы винить не стал, все же в такую ночь и целую армию можно просмотреть, пока носом в щит не уткнешься. А тут не просто армия – химеры.

Приходилось ли вам когда-нибудь видеть химер? Надеюсь, только в зверинцах или на картинках, потому как не самые приятные вблизи твари. Ростом с небольшой сарай и выглядящие так, словно богам некуда было девать части тел от других не менее неприятных существ, и они, хохмы ради, решили слепить из них максимально кошмарных чудовищ. А, чтобы как-то компенсировать своим созданиям их облик, наградили способностью отлично маскироваться и ловко прятаться. Чем химеры с удовольствием пользуются.

Твари прятались в песке, и когда наша колонна потянулась мимо, атаковали.

Мы не сразу поняли что происходит, лишь услышали шум, крики и звуки ударов за спиной. Там метались огни факелов, словно кошка разгоняла рой мотыльков. Между пламенем прыгали уродливые тени.

Мы сделали единственное, что могли сделать в тех условиях – схватились за оружие.

– Каре! – запоздало скомандовал Мертвец.

Но не успели, одна их химер обрушилась прямо на нас.

Меня спас щит, висящий на спине, удар пришелся как раз туда. Я будто тряпичная кукла улетел в сторону от дороги, сбил кого-то по пути. Оказавшись на земле, сразу же вскочил, перехватив болтающийся на темляке топор. Увидел что-то большое и быстрое, бьющее хвостом, лапами, рычащее и клокочущее одновременно. На тварь бросилось сразу несколько наших, но та отпрыгнула в темноту и атаковала уже совсем с другой стороны. Кто-то из молодых принялся истерично размахивать пикой, но чуть не проткнув товарища рядом. С противным свистом пролетел мимо арбалетный болт. Завыл и тут же оборвался боевой рог.

А чудовища, будто издеваясь, прыгали вокруг, давили, рвали и расшвыривали, оставаясь практически безнаказанными.

То был не бой, а избиение. И противостоять этому мы могли лишь одним способом.

– Тяжелая пехота! – заорал я. – Каре!

Кто-то подскочил сбоку – я сумел разглядеть Пикси. Мы прижались спина к спине, выставили перед собой щиты и пики. Какой-то солдат бежал мимо – я хотел его окликнуть, но беднягу утащило в темноту. Кричал Пикси, призывал идти на голос. Но кто-то орал еще, и это только путало.

Почти под ноги упал Руни, споткнувшийся о чей-то труп. Вскочил, спросил тревожно:

– Где капитан?

Отвечать было нечего да и некогда – химера уже несколько раз пыталась напасть, но мы пока чудом отбивались.

Нам удалось собрать десяток парней, но этого было катастрофически мало.

И, откуда ни возьмись, появился одинокий всадник с факелом над головой, закружился на месте.

– Панцири! Ко мне!

То была Фиалка собственной персоной! Девчонка каким-то чудом проскакала всю колонну, не свернув себе шею и не став добычей чудовищ.

– Панцири! – ее звонкий крик услышали, как мне показалось, все. – Сюда!

– Вокруг магнуса! Каре! – заорал я, указывая на графиню.

Мы побежали к девушке, которая радостно замахала нам!

Химера прыгнула на нее, подмяла, принялась топтать. Хрипло заржал конь, я увидел лишь летающий в пыли факел, от которого сыпались искры. Но мы уже были рядом, сходу ударили копьями, щитами, поднажали, ударили еще раз. Химера зашипела, ударила по нам хвостом, но отступила, оставила свою жертву.

– Магнус! – позвал Руни, припадая на колени. – Отзовитесь! Где вы?

Фиалка оказалась придавленная лошадью, и это спасло ее. Несчастное животное приняло на себя всю ярость чудовища, а у девчонки, скорее всего, сломана нога. Хотя, кто тут разберет, в этом бедламе? Но она – молодец какая! – не стонет, не зовет маму, закусила нижнюю губу и пытается поднять над головой факел.

– Каре! – заревел я.

– Каре! – заголосил Пикси.

Все же мы не просто так лучшие в своем деле! Получив ориентир в виде пламени, почти весь отряд собрался вместе, выстроился квадратом вокруг магнуса. Мы ощерились пиками во все стороны света, мы уперлись ногами в землю, не собираясь сдаваться ни на шаг. Химеры несколько раз прыгали на нас, но получали болезненные удары и тычки.

Так мы стояли достаточно долго, пока с неба не посыпались огненные стрелы, которые били только в химер. Чудовища попытались укрыться в пустыни, но колдовские залпы последовали за ними, добивая оставшихся.

– Наконец-то проснулись! – с облегчением выдохнул Руни, имея в виду колдунов. – Интересно, чего так долго тянули?

– Потом у них спросишь, – ответил я, обернулся к остальным. – Мужики! Помогите госпоже графине выбраться! Только осторожно!

В пустыне рассветает быстро. Раз – и горизонт светлый, и видно от края до края. А как солнце поднялось, так стало понятно как сильно нас химеры потрепали.

Описывать увиденное в красках я не стану, да и нет там ничего удивительного – кровь, мертвецы, обломки. Больше других досталось стрелкам и легкой пехоте, частично пострадал обоз. Идущая в хвосте кавалерия практически не пострадала, и есть у меня мнение, что их попросту увели прочь, спасая рыцарей и их коней от бесславной гибели.

Что же до тяжелой пехоты, то нас попытались погрызть, но обломали зубы. Погибшими нашли двоих, еще двое пропали без вести. Остальные отделались ранениями разной степени тяжести, или вообще испугом. Как, к примеру я, долго разглядывающий следы от когтей на своем щите.

Из пустыни вернулся грязный и злой Мертвец с обломанным кинжалом и обрубком чешуйчатого хвоста. Появился Ариф, в хаосе прибившийся к другому отряду.

К общему удивлению, Фиалка даже не переломалась, лишь вывихнула стопу. К Зельцу ее отвез граф Дампьер, выглядящий так, словно лично раскидал всех химер и, в придачу, спас принцессу.

Вот ведь напыщенный индюк! И не подумаешь, что они с Дианой единокровки. Пока великолепный Август прятался со своими драгоценными конями и рыцарями за дюнами, его сестрица не побоялась прискакать к нам, будто опытный командир. Здесь либо отвага, либо слабоумие, другого не дано.

Может статься, она не так уж и безнадежна?

Об это подумаем после. Сейчас всё, что мне хочется, это хотя бы несколько часов сна, а потом закинуть чего-нибудь в желудок. Долгий переход, а потом еще эта проклятая ночь – черт возьми, нам просто нужно немного отдохнуть.

– Эй, Дикий! – тревожно окликнул меня Руни. – Посмотри туда. Мне ведь не чудится?

Я посмотрел и выругался.

На дальнем бархане стоял всадник с характерным треугольным флагом.

«Пепельные» прислали герольда. К нам приближается армия Дахурда.

Мы стоим плотным строем, глядя поверх щитов. Ветер треплет флаги над головами, и солнце прячется в пыли на наших доспехах. Мы устали, мы ранены, но забрала на наших лицах холодны и безучастны, а оружие всё также смертоносно.

– Наверное, думают, что мы легкая добыча, – сказал Руни. – Думают, что хорошенько нас вымотали перед сражением.

– Ну, они недалеки от истины, – проскрипел Ариф.

– Да черта с два! – прогудел Пикси. – Я могу еще две ночи не спать!

– Переживем этот день – и с удовольствием на это посмотрю, – не стал спорить Ариф.

Вдали темнели боевые порядки «пепельных» – пехота с треугольными щитами, пикинеры, арбалетчики. Кавалерии видно не было, но не оставалось сомнений, что в рукаве у врага и без них хватает козырей – после химер можно ожидать чего угодно.

Со стороны «пепельных» выехала небольшая кавалькада всадников в дорогих одеждах и со штандартом Серого Царства. С нашей стороны к ним направился генерал Форель в сопровождении адъютантов. В центре поля они встретились, раскланялись, принялись что-то обсуждать.

– Прям сама вежливость, – прокомментировал Руни. – Интересно, Форель, после ночной нервотрепки слова подбирает или общается в своей привычной манере?

– «Вы – сдаваться! Мы – побеждать!», – передразнил генерала Пикси.

– А «пепельные» скажут, что про химер знать не знали, – усмехнулся Ариф. – Чай, на них принадлежность написана не была.

– Кабы и была, ты один хрен читать не умеешь, – ответил Пикси.

– К тому же, было темно, – поддакнул Руни.

– Тут кабы нам не предложили сдаться, – сказал Пикси. – Со всем участием посетуют, что, мол, ваши солдаты измотаны и голодны, и не могут сражаться в полную силу. А потому, примите наше благородное предложение, пройдите, пожалуйста в плен. Незачем зазря души губить.

– Форель его пошлет, – уверенно сказал Руни. – Он по-благородному не очень умеет.

– Слышал я, что «пепельные» в плену всякое нехорошее делают, – сказал Ариф. – Мне нехорошее уже противопоказано. Так что я в плен не пойду.

– Я тоже, – тут же откликнулся Руни.

– И я, – кивнул Пикси. – Дикий?

Я улыбнулся.

– Я и подавно. Я очень люблю зазря души губить.

– Вот и прекрасно, – резюмировал Руни. – Тем более, что никто никого не убедил.

С нашего места было хорошо видно, как вражеский генерал протянул нашему перчатку, предлагая признать покровительство. Форель перчатку принял, но отбросил от себя, словно ядовитую змею. Они вновь раскланялись, и разъехались.

Засим официальную часть подготовки к сражению можно было считать оконченной.

– Внимание! – разнесся хрип Мертвеца. – К бою!

– Ну, сейчас покуражимся! – кровожадно проговорил Руни.

Заиграли боевые горны, замахал флагом Зыря, вторя сигналам из шатра.

– Вперед! – махнул мечом капитан.

Ряды колыхнулись, приходя в движение. Вся наша стальная махина медленно поползла вперед, трамбуя песок и тщательно выдерживая единую линию.

Под бой барабанов Армия Дахурда двинулась нам навстречу.

В какой-то момент я даже понадеялся на честную солдатскую мясорубку. Но когда наши стрелки принялись осыпать врагов стрелами и болтами, земля под ними затряслась и лучники начали тонуть в песке. В ответ наши маги наслали на «пепельных» облако огненных светлячков, которые принялись жалить пехотинцев, заставляя их бросать оружие и кататься по земле. Спустя несколько минут над головой громыхнуло и пролился короткий, но сильный ливень, разгоняя колдовских насекомых.

Вот в таких условиях нам и приходится сражаться каждый раз. Ненавижу современные войны!

Тем не менее, ряды «пепельных» поломались. Я уже начал присматриваться куда именно пойду в прорыв, прикидывать как ударю, как закроюсь. Вновь заработали наши стрелки, предусмотрительно рассыпавшись вдоль всего фронта. Били хорошо, умело. К ним присоединились конные арбалетчики, кружа на расстоянии и закидывая болты вглубь строя. За ними начали гоняться какие-то призрачные руки, вырастающие прямо из земли, но кавалеристы легко сменили позицию и продолжили обстрел.

«Пепельные» сначала остановились, потом начали пятиться, оставляя за собой павших.

– Сейчас побегут, – попытался предсказать Руни.

– Что-то как-то всё слишком просто, – пробормотал Пикси.

Затрубил рог, и наша ударная кавалерия бросилась по флангам в лагерь «пепельных», желая обезглавить деморализованного противника. Проскакали лихо, аж пыль поднялась. Над головой затрепетали перепончатые крылья – это выпустили своих тварей наши укротители.

Скорая победа витала в воздухе.

И тут генералы Дахурда нанесли свой удар.

Из-за дюн поднялись огромные магические хлысты и ударили прямо по нам, пробивая целые просеки в боевых порядках. Откуда-то со стороны появились всадники на гигантских аллигаторах, которые бросились жрать наши оставшиеся без прикрытия фланги.

Запоздало затрубили рога, замахал флагом Зыря.

– Стоим! – рявкнул Мертвец.

По нам ударил один из хлыстов, аж броня полопалась. Народ разлетелся, будто семечки, а по кому не попало, лишь сжались сильнее.

– Держать строй! – махал мечом капитан. – Заполнить ряды!

«Пепельные» пошли в атаку. Наши стрелки торопливо ретировались нам за спину, по сторонам появились наемники с алебардами.

– Сейчас наши колдуны дадут им прикурить, – мстительно проговорил Руни.

На песке вдруг стали расцветать тюльпаны, из которых вылетели крупные бабочки. Самые обычные бабочки.

– Какого хрена происходит? – нервничал Пикси.

Выросшая стена огня прочертила поле боя по диагонали, сжигая и наших, и врагов.

– Другое дело, – выдохнул Ариф.

Вокруг то и дело что-то бахало и пролетало. Вздымался песок, разными цветами светились колдовские проявления. С неба падали горящие твари, лишившийся всадника аллигатор бросался на всех, до кого мог дотянуться.

Началась привычная рукопашная свалка, которой уже невозможно управлять, и которая прекратиться лишь тогда, когда не с кем будет сражаться.

Мы сшиблись с пехотой «пепельных». Они, в своих «рыбьих» доспехах, не стали осторожничать, проверять нас издали – как шли, так и врезались в нас, будто вода в берег. Замелькали топоры, копья и булавы. В стороне хэкали наемники, опуская свои ужасающие алебарды на головы врагов.

Здесь, мой дорогой читатель, я вынужден извиниться за скупость описаний. Рукопашная драка в плотном строю не очень зрелищная картина. Вы просто тычете острой сталью, бьете сверху тяжелым железом, и так до тех пор, пока или вы, или противник не умрет. Тут уж никто не считает поломанные пальцы, выбитые глаза или зубы, такую мелочь даже обсуждать неловко. Здесь очень шумно, очень грубо и, для некоторых, очень быстро.

Мы – не некоторые. Мы – королевская тяжелая пехота, и мы очень любим, когда последнее слово за нами.

«Пепельные» дрались неплохо, но мы выдержали и даже прожали свою линию фронта. Но далеко не пошли, чтобы не подставить фланги. То и дело косились на Зырю, который прижимал к груди штандарт, словно любимую подругу, и всё пытался услышать зов горна или увидеть сигналы штабного знаменосца.

Но нам хватало опыта, чтобы понять происходящее вокруг. И это самое происходящее нам очень не понравилось.

Войска Серого Царства практически всюду потеснили наши, а иные отряды я вообще больше не наблюдал. Земля была перепахана, дымилась, блестела оплавленными осколками и ядовитыми лужами.

Мы пока держались – как и наемники возле нас.

А приказов все не было. Возможно, их уже некому было отдавать.

Когда в атаку идет тяжелая конница, это всегда ощущается. Начинает гудеть земля, слышен хрип и фырканье лошадей.

В этот раз я не слышал ничего, слишком сильно гудела в ушах кровь. А они выскочили прямо на нас – огромные стальные рыцари на черных боевых конях. Они не скакали, они отталкивали от себя землю, взрывая ее комьями, они качались в унисон и их пики, казалось, упирались прямо в небо.

– Стена! – торопливо захрипел Мертвец. – Живее!

Мы выставили щиты, сверху высунули свои короткие, но острые копья. Уперлись ногами в песок, подались вперед, готовясь принимать удар.

Только это все самообман, ни один человек не сможет устоять под ударом копья или боевой лошади. Наше спасение – плотный строй, монолитный и пугающий, который не перепрыгнуть, об который можно разбиться. И тут главное не острота клинка, не крепость щита. Здесь главное, чтобы никто не дрогнул, не побежал. Здесь просто главное стоять на месте.

Но, дорогой читатель, не смейте думать, что это просто. Пусть даже доля сомнения не дерзнет явиться в вашу голову! Если вы никогда не стояли на пути несущейся на вас тяжелой кавалерии, то вы просто не можете себе представить какой ужас летит перед ними.

Увы, не всем дано пересилить свою природу. Сколь бы не ревел Мертвец, сколь бы крепки не были ветераны, когда рыцари начали опускать копья, готовясь к удару, кто-то из молодых не выдержал. Побросав оружие, бросился ниц, словно моля о пощаде, словно это могло спасти от копыт боевых коней. Тут же заколебались остальные, зароптали, подались назад.

– Ни шагу назад! – хрипел Мертвец.

– Держим строй, ребята! – подбадривал Пикси.

– Убью! – кричал Ариф. – Каждого четвертую!

Кавалерия приближалась, еще и еще. Уже можно разглядеть кольца на сбруе, слетающую с лошадей пену, грани страшных наконечников копий. Глаза, блестящие в прорезях шлемов.

– Ух! – рявкнули мы единой глоткой, замахиваясь.

Кавалерия растеклась рукавами, облетая нас по сторонам. Лишь двое рыцарей прыгнули прямо в брешь, падая всей массой прямо в середину построения. Кони принялись лягаться, кусаться и давить тех, кто упал. Всадники, отбросив копья, начали драться палашами.

Мне прилетело копытом в бок, и я повалился на землю, не способный вздохнуть. Проклятое животное вмяло мне кирасу, сломав несколько ребер. Кое как, но я поднялся. К тому моменту рыцарей уже зарубили, но они собрали хороший урожай.

– Стоим! – хрипел Мертвец, у которого куда-то улетел шлем.

Кавалерия начала заходить на вторую атаку.

А я вдруг понял, что мы остались совершенно одни на этом поле боя. Остальные либо бежали, либо были разбиты.

– Эх, так и не выспался сегодня, – посетовал Руни. – Зеваю, аж челюсть сводит.

– На том свете выспишься, – отозвался Ариф. – Недолго уже.

– Цыц, старый, – осек его Пикси. – Я еще помирать не планирую.

– Спорим, что я тебя переживу? – покосился Ариф.

– Спорим! На что?

– А что с тебя сейчас взять-то можно? Броню твою вонючую?

– Сам предложил, сам и придумывай на что.

– Тогда, если на том свете раньше меня окажешься, то с тебя стол с яствами. И пышнотелые гурии.

– А вы разве не в разных местах окажитесь? – спросил Руни. – Вроде, вера то у вас разная.

– Вера разная, а небеса, они для всех одни, – наставительно ответил Ариф. – Слышишь, Пикси? Стол с яствами!

– Да слышал, – махнул Пикси.

– И бабы.

– И бабы. Договорились.

Мы выдержали и вторую атаку кавалерии, хотя фланги нам потрепали. Выстроились в каре, потому как подошла вражеская пехота. Плюясь кровью, приготовились драться.

Но, собственно, это только в бульварных историях последний отряд гибнет долго и величественно. А мы, хоть и королевская тяжелая пехота, но всего-лишь люди.

«Пепельные» вывели арбалетчиков, и те расстреляли нас практически в упор.

Меня звать Руниберг Баумгартен, я буду вести теперь эти записки. То была последняя просьба Дикого. Так и сказал: Чтобы о нас помнили дети, веди, Руни, эти записки.

Я не знаю, чьи дети и зачем нас должны помнить, но слово Дикому дал. Прочитал что до меня написано. Я так не умею, не могу так много писать. Буду, как получится.

Мы сейчас в плену. Нас разбили почти совсем. Сидим в клетках. Тут жарко. Мало еды и воды. Говорят, завтра начнут страшной казнью казнить. Мне немного страшно.

Казнить не начали, это хорошо. Хотя, немного можно было бы, тут очень тесно. Мы тут все сидим, разные. Из тяжелой пехоты немного, только те, кого раненых взяли. Остальных больше, многие сами сдавались. А мы не сдавались, потому нас и мало.

Видел командиров, тоже в плену, только отдельно. У них палатка, вино и клавесин. По вечерам к ним ходят командиры Серого Царя. Они играют в бочонки и музицируют до ночи. Мы слушаем и хотим кушать. Очень жалко благородных, им приходится глушить горе хорошими напитками и доброй компанией. Ведь они готовились к битве, переживали, планы строили. А тут такая оказия – поражение. Обидно, удар по репутации. Это нам, солдатам, что? Знай себе не умри. А им с такой наковальней на сердце дальше жить приходится. Бедные.

А графиню нашу в ту палатку не зовут. Не ровня, значится. Живет тоже отдельно, страдает тихо. К нам всё ходит, успокаивает. А мы ее.

Сегодня колдунов наших споймали. В пустыне блукали, сами к лагерю вышли. От жажды черные, глаза лютые. И чего, спрашивается, наколдовать себе не могли?

Палатку им не дали. Дали яму и кандалы осиновые. Дед совсем с головой попрощался. Капитан Серых Царей с ним разговаривает, а тот ему на сапог ссыт. И улыбается. Веселый дед.

Пикси хотел дневник для нужды пристроить. Я не дал. Нужды у нас много, а дневник – один.

Нас всё же будут казнить. Серый Царь за нас что-то потребовал, а наш Король ему отказал. Я Короля понимаю. Ему ведь тяжело на уступки идти, куда тяжелее, чем другим благородным. Он же не только сам унижается, а, считай, все Королевство признает слабаком. Представляю, как ему приходится горе заливать, это ж здоровья не хватит. Там, поди, вино реками льется, а вместо клавесина цельный оркестр с дудками.

Приходил палач, показывал всякие свои штучки. Казни нас ждут страшные и лютые, чтобы другим поучительно было. Оно и понятно, как еще-то? Палача жалко, столько работы впереди. Это нам-то что? Покричал и помер. А палачу надо чтобы всё как надо получилось, чтобы кричали подольше, да померли не сразу. Потом еще убирать всё это. Бедный. А мужик хороший, по глазам видно.

Сегодня на заре нас начнут казнить. Должен был прибыть королевский посланник, но не прибыл. Приходила графиня, плакала горько, молилась за нас. Хорошее она все же девица, прям жалко ее.

Прощайте. Дописываю торопливо. За нами пришли. Жизнь за Корону! Слава тяжелой пехоте!

Прибыл королевский посланник и нас успели казнить совсем немного. Король согласился оставить Мирталис и обменять нас на солдат Серого Царя. Он потеряет город, но сохранит часть армии. Как по мне, хорошая сделка.

Пока ждали новостей, я читал записки вслух. Ариф сказал, что я плохо пишу, неправильно. Сказал, что из-за написанного можно подумать, будто Дикий помер.

Но это не так! Поначалу мы думали, что он помер, уж сильно ранен был, но он не помер. А значит, остался живой.

Завтра мы идем домой. Если Дикий переживет пустыню и море, то будет жить дальше. Тогда отдам ему эти записки. Устал от них. Не знаю что еще писать еще.

Море. Солнце. Корабли. Мы поймали краба.

Жизнь за Корону! Слава тяжелой пехоте!

Вот бы на сиськи бабские посмотреть.

Дорогой читатель, прошу простить мое длительно отсутствие. И хочу поблагодарить Руни за посильную помощь в освещении событий, последующих после нашего поражения при Ней Алирге.

Как вы уже поняли, был я тяжело ранен. С арбалетными болтами шутки не шутят, а я их принял на грудь две штуки разом. Я еще в атаку пошел, но получил добавку в бедро и в голову, что меня окончательно подкосило. Так и остался лежать на песке, харкая кровью и медленно отходя в мир иной. Не различал ни дня, ни ночи. В какой-то момент даже решил, что черти, наконец, затащили меня в ад, где вертят на раскаленных шампурах и засыпают в череп угли.

Долго лежал, несколько дней. А потом «пепельные» отправили наших, кто в плену был, трупы разгребать. И, надо же такому произойти, именно Ариф и Руни на меня наткнулись. «Пепельные» меня добить порывались, да наши стеной встали. Чудом уговорили к себе отнести. «Пепельные», наверное, подумали, что я и так не жилец, так какая разница, где помру?

Как с меня броню снимали, как болты вытаскивали не помню, да оно и к лучшему. Перетянули, чем было, почистили, как смогли. А дальше уж мою судьбу богам вверили, из лечения были лишь грязь прохладная, да жеванный кактус.

Лихорадило меня хорошо, даже дважды капеллана для отпевания приглашали. Но, видимо, у богов ко мне пока вопросов не было, к себе не призвали. С хрипами и скрежетом зубовным, выкарабкался. Стал вполовину худее, аж ребра торчат, левого глаза лишился, дышу как канарейка, через раз. Правая рука плохо слушается, да на правую же ногу хром. Не солдат, а так, собранный из юродивых гомункул.

Так что же произошло с нашим походом? Как я понимаю, кто-то очень сильно просчитался с разведкой. Или что-то перепутали, или вообще имел место злой умысел. Но даже ослу понятно, что нас ждали. И вместо небольшого гарнизона мы встретили аж две армии «пепельных», выдвинувшихся в сторону побережья. Нас разбили наголову, не оставив ни единого шанса. Выжили малые крохи, а, к примеру, наемников и вовсе вырезали до единого. Даже ставку потрепали, хотя, обычно, командование предпочитают брать в плен без лишней крови. Генерала Фореля, что лично пытался собрать разбегающихся солдат, и до последнего отбивался от вражеских рыцарей, контузили тупым концом копья. Фиалку ранили в плечо, когда она пыталась пробиться к нам.

А что же мы? Тяжелая пехота, как я уже говорил, умирает долго и неохотно. И дело не только в нашем упрямстве, сколько в добротных доспехах, которые многим, в том числе и мне, спасли жизнь. Но даже с ними от отряда осталось меньше половины, часть из которых никогда не смогут вернуться в строй. Остальные – кто ранен, кто контужен, кто поломан.

Знаете, у меня тут было время обдумать случившееся. И вот какая мысль пришла в голову.

Да, безусловно, к нашему приходу успели подготовиться, но невозможно быстро и незаметно перекинуть две полнокровные армии в одно место за столь короткий срок. И это может означать, что войска «пепельных» вышли в порт еще задолго до, как мы его захватили. Потом им донесли о вторжении, и они действовали по мере развития событий.

Но изначально их целью мог быть Мирталис. Зачем войскам в полном составе следовать в порт? И всю ли армию «пепельных» мы видели?

А почему нас, кстати, не добили? К чему этот широкий жест с освобождением? Пресловутое благородство победителя? Или желание унизить Короля, которому возвращают нас, словно докучливому ребенку его игрушки?

Вопросы, сплошные вопросы. Будто без них не о чем беспокоиться.

Сейчас я выбрался на палубу посмотреть на закат. Уже завтра мы будем в Логбери. И чем ближе родной берег, тем более тяжелые мысли меня одолевают. Ведь, такого, как я, вряд ли поставят в строй. Да я и сам сейчас не сдюжу, еще слишком слаб. Мне бы отлежаться, набраться сил. Глаз, конечно, новый не отрастет, но вполне может пройти хромота, окрепнуть рука.

На то ответ дадут штабные хирурги, к которым придется обратиться по прибытию в казарму. Они меня осмотрят, и либо назначат лечение, либо укажут на ворота.

В первом случае придется поваляться в лазарете, выслушивая унылые истории местных коновалов. Во втором…

Я не хочу думать, что будет во втором случае. Предпочитаю считать, что такого вариант не будет вовсе.

Я еду домой. Да, дорогой мой читатель, именно так я и написал – я еду домой. Не в казармы, не в лазарет, и даже не в кельи монастыря святого Ульриха, духовного покровителя королевской пехоты, а именно что домой, в поместье Ормандо. И видят боги, я в смешанных чувствах.

Некоторое время назад я озвучил вам дилемму со здоровьем, которую не без причины считал судьбоносной. Только вышло совсем иначе. Сейчас расскажу подробнее.

Я выпал из лодки. Это не образное выражение – я действительно выпал из чертовой лодки, что перевозила нас с корабля на пирс Логбери. Когда причалили, привычно попытался переступить на берег, но простреленная нога подвела, и я завалился на бок, словно пьяный хряк. Чудом в воду не ушел. И не смеялся вроде никто, да только мне самому неловко от такой несуразности сделалось, зло разобрало. Поднялся, ругаюсь в голос. Друзья на помощь бросились, а я на них рычать начал. Не привык я ни быть слабым, ни слабость свою показывать.

А потом вызывает меня к себе Мертвец. Долго на меня смотрит, на костыль этот уродский, на повязку на глазу. И говорит: «Спекся, или еще послужишь?». Я отвечаю, что даже в таком виде уделаю любого сомневающегося, а с одним глазом даже целиться сподручнее. Капитан кадыком своим пробитым подергал, плечом сухим повел. Говорит: «В таком случае, нельзя тебе, Дикий, к хирургам нашим. И к лекарям штабным тоже. И даже к костоправам монастырским лучше не ходи. Потому как не выглядят твои раны перспективными, уж извини. Еще глаз, куда ни шло, но вот рука, нога… Сам знаешь, у нас таких держать не будут. В лучшем случае к каким-нибудь работам определят. В худшем – укажут на дверь». Я сказал, что на мне всё заживает, как на дворовой собаке, что я уже через пару недель в броне бегать буду. Мертвец головой качает, говорит: «Себе не ври. Тут и года может не хватить». Я опять начал возражать, но капитан поднял руку, призывая выслушать.

– Дикий, я человек прямой, вокруг ходить не люблю. То, что «пепельные» нас живыми отпустили, больше жест унижения, чем доброй воли. Грядет большая война, и солдаты нужны уже вчера. А у тебя раны серьезные, а то и вовсе необратимые.

Я вновь хотел возразить, но Мертвец продолжил, повысив голос:

– Не будь за тобой столько заслуг, этого разговора и вовсе не было бы. Но за твою безупречную службу хочу я тебе помочь.

– Как? – не удержался я.

– Ты поедешь домой, к семье. Родные стены помогают от любой хвори, это тебе каждый лекарь скажет.

– Кто же меня отпустит? – удивился я.

– Кто надо, тот и отпустит. По бумагам ты убудешь с личным секретным заданием в провинцию Асаньер, где пробудешь семь месяцев. Правда, за это время, уж извини, довольствие тебе платить не будут. Но и из списка отряда никто не уберет. Мысль ясна?

Мысль была ясна, но очень удивительна!

– Что за провинция такая? Почему именно туда?

– Это родная провинция наших магнусов, – ответил Мертвец. – Подорожную с печатью тебе выдадут.

Тут я смекнул, что капитан недоговаривает. Это какие же у него отношения с Фиалкой, что она готова поддержать такую игру? Да еще и ради кого – ради обычного солдата? Ясно же, что эту идею с секретным заданием ей Мертвец подкинул, но какого ляда благородная дама участвует в подобной авантюре? Неужели лишь из-за того, что ее попросил капитан?

Или же это вовсе ее инициатива? Правда, мои вопросы эта версия также не снимала.

– Что, если я не поправлюсь за это время? – спросил я угрюмо. – Что, если и родные стены не помогут?

– Я знаю, что ты поступишь, как должен, – ответил Мертвец. – Примешь верное решение и сообщишь мне о нем.

Скажите, как я мог не согласиться на такое предложение?

И вот теперь почтовая двуколка везет меня домой в Маэвенто. Я смотрю на проплывающие мимо подсолнухи и думаю о предстоящем разговоре с отцом. После моего бегства все письма писала исключительно матушка, отец демонстративно молчал. Зная его характер, я не давил, лишь передавал приветы, да справлялся о здоровье.

Но теперь придется объясняться, подбирая правильные слова. Батюшка хоть и упрямый, к аргументам прислушается. А вот матушку придется успокаивать долго, ее мои увечья явно расстроят.

Время от времени прислушиваюсь к себе, к своему состоянию. Не стану кривить душой, бывало и лучше. От долгой езды растряслись раны, начала ныть нога, голову будто тисками сжали. Пытаюсь разрабатывать левую руку, но она почти не слушается, тяжелее кинжала ничего поднять не могу.

Дотерплю до ближайшей таверны, сделаю привал. Иначе, чую, довезут меня по частям.

Ох, дорогой читатель, я наконец добрался до дневника, и готов поведать о событиях последних дней.

Вот уже неделю, как я харчуюсь под родной крышей. Доехал с горем пополам, да еще и дольше, чем хотел. Не успел появиться в городе, как весть о моем прибытии долетела до родных, и когда ступил на порог, меня уже встречали. Мать сразу в слезы, отец лишь головой покачал многозначительно. А я чего? Рожа в бинтах, рука на перевязи, сам худой, хромой, только что по-прежнему задорный. Им гостинцы вручил, что по дороге успел купить, а потом уж сразу увели умываться, да за стол.

Вновь заметил, как они постарели. Пока дома сидишь, оно, вроде, и не так заметно, а вот спустя время разлуки, так очень в глаза бросается. Но в остальном всё по-прежнему – матушка заботливая и улыбчивая, батюшка важный и представительный. Они сразу вызвали хирурга, костоправа, кровопускателя, продавца пиявок и бабку-шепталку.

Попытался поговорить с отцом о моем бегстве из университета, уж больно заедал меня этот момент. Выждал, когда он в кабинет поднимется, зашел следом. Батя молча выслушал мою речь, потом сказал, что право настоящего мужчины совершать ошибки, но обязанность – признавать их. И понадеялся, что впредь я буду более вдумчив в своих поступках, особенно в вопросах благополучия семьи.

А потом в нашем доме появилось новое лицо. Я поначалу не придал тому особенного значения, но этот гость, а точнее гостья, внезапно стала для меня важнее, чем я того желал.

В один из дней матушка велела мне выйти к обеду в нарядном. Просьба неожиданная, но я перечить не стал. Напялил непривычные шелка и бархат, лохмы зачесал. На выбитый глаз повязку надел из черной ткани. В зеркало посмотрел – ну точно прадед-пират, только что разграбивший вещевой обоз. Еще и рожа худая, небритая. Но героическая, хоть сейчас на батальные фрески.

Спустился в гостиную, а там уже сидят, смотрят, изучают. Ладно еще матушка с батей, так двое незнакомых – мужик седой, да девица в розовом. Мужик смотрит прямо, не боится, а девица вдруг зарделась, глаза спрятала.

– Вот, – говорит отец. – Знакомьтесь. С недавних пор сосед наш, досточтимый шевалье Александр Караско со старшей дочерью Леонорой.

Надо же – целый шевалье! Наверное, один из множества мелкоземельных рыцарей, что появились от щедрот старого короля будто опята после дождя. И все же, какой-никакой, а благородный. Не то что мы, купеческого рода.

Пока обедали, разговорились. Поначалу беседу батенька с шевалье вели, а потом как-то незаметно переключились на меня. Рыцарь вопросами посыпал. Мол, под чьими флагами ходил? С кем драться приходилось? Видел ли кого из высших господ?

Я отвечал как есть, скрывать или стыдиться нечего. Не то, чтобы я любитель языком почесать, но господин Караско, как человек некогда военный, оказался духовно близок, слушал с пониманием, вопросы задавал правильные. В общем, под конец обеда остались мы друг другом вполне довольные.

А вот Леонора ни произнесла ни слова, хотя шевалье нет-нет, да и подначивал ее прокомментировать мои слова. Сидела как белка напуганная, только глазами шевелила. С виду симпатичная, хотя и не сказать, что красотка. Как по мне, лицо немного крупноватое, лишенное утонченной миниатюрности. И фигурка вроде ничего, с формами, но вот движениям не хватает изящества, они несколько неуклюжие, угловатые.

Обед закончился, мы распрощались. Господин Караско пригласил нас с ответным визитом, пообещал показать свою коллекцию мечей и кинжалов. Я уж собрался было вернуться к себе, чтобы снять всю эту давящую на солдатское достоинство мишуру, однако маменька остановила меня, спросила как мне новые знакомые. С особой пронзительностью во взгляде спросила про Леонору.

Чудом сдержавшись от привычного: «Баба как баба», ответил, что миловидна и, судя по всему, не глупа, раз не лезла с глупыми разговорами.

На том и разошлись.

А потом Леонора стала появляться у нас дома, вроде как случайно забредая со служанкой во время прогулки. И так выходило, что родные оставляли меня развлекать гостью, ссылаясь на неотложные дела.

А я еще подумал, чего она тогда сюда ходит, коль ей здесь скучно? Гуляла бы там, где весело.

Но, пообщавшись подольше, я понял, что девушка мне нравится. Дальше папенькиного поместья ничего не видевшая, и в жизни мало что понимающая, но довольно начитанная и любопытная. Шутки мои солдатские понимает, смеется заразительно. Опять же, вкусно пахнет, голос приятный. И, что особенно важно, не пугается моих увечий, от которых мне пока что самому неловко.

В другое время, я бы уже бесстыдно прикидывал, как Леонору охмурить, благо, с девицами давно не ворковал. Однако, сейчас всё было иначе. Леонора пусть и из мелких дворян, но все же благородная, к тому же, дочь доброго соседа, с которым у батеньки хорошие отношения. И, как бы мне не хотелось, я не мог, не имел права опорочить славное семейное имя подобным скандальным образом.

Каково же было мое удивление, когда я вдруг понял, что нас сводят специально! То пошлют на озеро «любоваться кувшинками», то на дальний луг «вдыхать медовый аромат». А как-то раз и вовсе предложили провести ночь во флигеле, наблюдая падающие звезды.

– Ну-ка, маменька и папенька, скажите мне, что вообще происходит? – напрямую обратился я к родне.

Маменька сразу во вторую шеренгу отошла, а батя указал мне сесть рядом и заговорил:

– Пора, сынок, тебе собственной семьей обзаводиться. И дочь господина Караско очень выгодная партия.

– Партия, бесспорно, хорошая, – согласился я. – Только господин Караско – шевалье, а мы из купеческих. Для чего бы ему выдавать за меня свою дочь?

– Потому что на его дочь благородных женихов не нашлось, а оная ужо почти перезрелый фрукт, – пояснил батенька. – К тому же, господин Караско, бесспорно, смелый и умелый рыцарь, но никудышный землевладелец и экономист. Дела его далеки от зажиточных, отягощены тратами и долгами.

– Иными словами, – сказал я. – Вы мне предлагаете брак по расчету?

– Мы предлагаем тебе брак с хорошей девушкой из высшего общества, а также дворянские шпоры и часть имения в придачу.

– И сколько шевалье запросил за это?

– Поскольку господин Караско станет нашим родственником, то я просто не смогу оставить его в бедственном положении. К тому же, я хочу, чтобы моя дорогая невестка, а также мои внуки, жили в достатке и не испытывали никакой нужды.

– Вы уже и про внуков подумали?

– И тебе не мешало бы, – наставительно ответила матушка.

Я мог бы им сказать, что по землям Королевства и не только, наверняка уже бегает несколько маленьких Дрю, но, конечно, промолчал.

На самом деле, предложение очень заманчивое. Не каждый день выпадает возможность получить пусть и мелкий, но все же дворянский титул! Шевалье Ормандо – звучит, черт побери!

Я уже начал мечтать о том, как вернусь в отряд, как буду швырять латную перчатку каждому встречному рыцарю, вызывая на поединок. А потом одернул себя.

Семья – это большая ответственность. Леонора, конечно, девушка славная, но та ли она, с кем я хочу провести остаток жизни? Да и за титулом, скорее всего, стоят определенные обязательства. Нужно ли мне всё это? Жил обычным солдатом, и дальше мог бы вполне прожить.

И тут же сам себя одернул. Ну какой я теперь солдат? Давайте начистоту – я одноглазый калека с пробитым плечом и разбитой ногой. Раны заживают плохо, кости ломит от каждой мелкой тучи, а головная боль, кажется, теперь со мной до конца. Так кого я обманываю? И кому я такой буду нужен лет через пять?

Тем более, вновь подвести родителей? Они уже давно мечтают о моей спокойной жизни, о внуках, о вечерних посиделках у камина. И господин Караско, судя по всему, будет рад именно такому зятю, с которым можно и выпить, и вспомнить былые сражения.

Так стоит ли брыкаться? Куда ни кинь, сплошные плюсы!

Головой я все это понимал, но вот сердцем противился изо всех сил. Взял время на раздумья.

Первым делом съездил к колдуну-лекарю. Прождал приема почти два дня, уж очень оказался этот старый сыч востребован. Насмотрелся на всяких сирых и убогих, порадовался, что даже без глаза и хромой я выгляжу лучше большинства.

Колдун особенного интереса ко мне не проявил, но для вида выслушал. Головную боль пообещал убрать, плечо вылечить. А вот за ногу и глаз заломил такую цену, что мои солдатские накопления заскулили от ужаса. Говорит, ногу выправить муторно, но можно, а вот чтобы глаз восстановить, тут прям попотеть придется, время и силы потратить, нырнуть в глубокий астрал и зачерпнуть драгоценных волшебных сфер. Но даже после этого он не мог обещать ничего определенного – всё же, раны серьезные, а магия не всемогущая.

Прохвост явно набивал цену, пользуясь, что в округе он такой один. Увы, я не мог взять его за грудки, хорошенько встряхнуть и рассказать, как его коллеги абсолютно бесплатно сбрасывали на меня огромные камни, поливали огненным дождем и насылали ядовитых мух. Ничего я такого делать, конечно же, не стал. Поторговался, выяснил по поводу сроков лечения. Сроки меня огорчили – несколько месяцев и то, если все пойдет хорошо. Дескать, работы и без меня много, да и на восстановление колдовских сил время требуется.

Вот, честное слово, не понимаю, как работает эта проклятая магия! То дунули-плюнули, и у замка стена рухнула, то полчаса руками водят, чтобы простую головную боль снять. И сейчас: «Здесь же, понимаете, человеческое тело, оно, понимаете, тонкий энструмент, здесь же аккуратно нужно, поступательно». Тьфу, в общем.

Вернулся я домой в смешанных чувствах. И на пороге был встречен господином Караско и моим отцом. Меня взяли под локоток, и повели в каминную комнату, где состоялся следующий разговор.

– Мальчик мой, – сказал шевалье. – Позволь говорить с тобой как солдат с солдатом. Когда-то я тоже был вольным, словно ветер, и мне было этого достаточно. Но годы шли, и, возвращаясь в пустой замок, я начал жалеть о том, что меня не встречают любящая жена, теплая постель и детские голоса. На одном из королевских турниров меня так пригвоздили копьем, что древко торчало из моей спины на целую руку! Я так близко очутился на пороге смерти, что смог ощутить ее холодное дыхание, смог увидеть зияющую пустоту, что останется после меня. Ведь что главное в жизни мужчины, кроме доброй службы? Оставить после себя приемника, того, кто не даст упасть семейному знамени. Так не совершай глупых ошибок, юноша! Услышь голос судьбы и бери то, что милостью богов само идет в твои руки!

– Это практически неприлично, – вторил ему папенька. – Все твои сверстники обзавелись семьями, стали чинными мужьями, возделывают мир вокруг себя, множась и расцветая. И только нас с матерью некому радовать, не на кого оставить дело жизни, с тревогой ожидая стук похоронного посыльного.

– Имение не обещаю, но дворянский титул будет твоим по праву, – напомнил господин Караско. – А это путь выше, туда, где на балах и турнирах, в стенах сияющих дворцов, великие люди решаю по-настоящему великие дела!

– Матушка будет счастлива, – выкладывал козыри отец. – Неужели она не заслужила быть счастливой?

– Тебе Леонора моя не нравится? – с подозрением щурился шевалье. – Или в боях повредили чего, что на девок теперь глядишь без охоты?

– Надобно жениться, Дрю, – вкрадчиво говорил отец. – Время пришло.

– Женись на моей дочери, солдат! Это приказ!

В общем, под пару бутылочек янтарного беседа получилась теплой и доверительной. И к исходу вечера я уже был готов тут же просить у господина Караско руки его дочери.

Ведь действительно, чего я гарцую, будто жеребец на выпасе? Предложение действительно хорошее, устраивающее абсолютно всех. Женюсь, не убудет от меня. Побуду хворым рыцарем, а там, глядишь, нога заживет, смогу в армию вернуться.

Или можно не возвращаться. Что я там, ей богу, забыл? Может, прав отец – я слишком заигрался в солдатики? Пора взрослеть? Здесь – хозяйство, молодая жена, в перспективе – дети. А там? Грязь, кровь и дураки?

Как видишь, мой дорогой читатель, я сдаюсь под грузом весомых аргументов. Мне сложно подавлять здравые рассуждения одними лишь чувственными порывами, я понимаю насколько они не сопоставимы. В какой момент приходит понимание, что в жизни что-то не так? В какой момент ты вылезаешь из своего панциря и идешь в ту сторону, в которую еще не ходил?

Вот написал слово «панцирь» и снова засомневался. Но уже так, слегка, остаточно.

Всё же я взял время подумать. Попросил не счесть это оскорбление, а, скорее, необходимостью примирения с самим собой.

Отец и шевалье отнеслись с пониманием, хотя по ним было видно, что ждать они устали еще вчера. Я их не виню. В конце концов, они четко понимают чего хотят.

В отличие от меня.

Сегодня над Маэвенто солнечная погода. А два дня назад я стал семейным человеком.

«Неожиданно! Скоропостижно!» – скажете вы. «Почему нет?», – отвечу я.

Как вы помните, я взял время на раздумье. Я действительно хотел еще раз взвесить все «за» и «против», самому себе доказать правильность выбранного решения. И, чего уж греха таить, взять паузу во внезапно меняющейся жизни.

Но в один из дней ко мне пришла Леонора, серьезная и напряженная. Потребовала приватной беседы, и с ходу спросила, чем заслужила к себе такое отношение, что, будто вещь на витрине, вынуждена ожидать, когда некто господин Ормандо соблаговолит решить покупать ее или нет? Сказала, что она не помидор, и не портовая девка, что у нее есть гордость, которой она поступаться не намерена.

Право слово, я опешил. Я и подумать не мог, насколько все это задевает Леонору. Хотя, конечно, мог бы догадаться. Старшая дочь в семье, но последняя на выданье – не самый привлекательный образ. К тому же, ей сколько уже? Двадцать три? Считай, без пяти лет перезрелая, потом вообще никто не посмотрит, по крайней мере, с серьезными намерениями. Тут уж точно начнешь нервничать, а если еще и соседи слухи нехорошие распускают, то вообще, хоть в петлю. Ведь каждому ясно, что раз незамужняя, то либо больная, либо дура.

Так что, мое промедление Леонору действительно обижало. Тем более, она благородная, ей милости от купеческого сына и вовсе ждать оскорбительно. Так и сказала: «Решайте, Дрю, без промедления. Не сено на рынке покупаете, тут либо душа в душу, либо лучше разойтись навсегда».

Меня не напугать напором или агрессией, я сам словно живое стенобитное орудие, однако Леонора действительно мне нравилась, и я не мог просто проигнорировать ее слова. К тому же, после общения со старшими мужами в голове всё же что-то сложилось.

Потому я последовал своему любимому принципу – главное, ввязаться в драку, а там поглядим. Я взял карету отца, и поехал свататься.

Надо ли говорить, что не прошло много времени, прежде чем мы сыграли свадьбу? Такую, без особенного шика, но как положено – с гостями, цветами, лебедями и священником. Музыканты играли на все деньги, вино лилось рекой, и даже драк почти не было. Леонора выглядела счастливой, родители тоже, да и меня самого вроде как отпустило. Пришло ощущение того, что сделал что-то хорошее. Будто леденцы на Новогодье раздал.

На праздник со стороны господина Караско прибыл его старый боевой товарищ, служащий под рукой маркиза Дитрихштейна. В качестве свадебного подарка он привез ароматическую воду для невесты, и конверт для меня. Как сказал довольный собой шевалье: «Посильные вложения в будущее новой семьи».

Я поначалу решил, что в конверте деньги или вексель, или еще какая ценная бумага, должная приумножить наш скромный капитал. Однако, в конверте оказался глянцевый лист картона с вензелями, в котором предлагалось соискателю на рыцарское достоинство Дрю Ормандо прибыть к маркизу, дабы заявить о себе и принять достойный способностей пост.

– Что это? – спросил я у новоиспеченного тестя.

– Мы с маркизом Дитрихштейном старинные друзья, много раз сражались бок о бок. По доброй памяти я попросил его об одолжении, и он соблаговолил исполнить его. Под мое поручительство тебе даруется рыцарское звание, а также будет найдена подходящую должность при дворе.

Я знал, что женитьба на Леоноре не давала мне автоматического права на титул, и что еще потребуется дозволение кого-то из высших имен Королевства. Шевалье Караско заверил, что с этим проблем не будет – и, судя по всему, не соврал. Но вот становиться служкой при дворе я совсем не планировал!

– И какой «достойный способностей пост» мне предложат? – спросил я у новоиспеченного тестя.

– Какой будет надобен маркизу, – ответил шевалье. – И ты его безропотно примешь, поскольку не может рыцарь без господина, а лишь господин решает, чем ему каждый слуга надобен. Потому как титул не только высокая награда, но и обязательства, которые нужно исполнять.

Заметив мою скисшую физиономию, добавил:

– И будь благодарен любому назначению, мальчик мой. Не каждый бывший солдат себе место в миру находит. А здесь тебе и место, и довольствие. Будет, чем семью прокормить. Ведь военным ремеслом тебе, увы, больше не заработать.

Вот эти слова меня сильно задели.

– Обидно вы сейчас говорите, господин Караско, – сказал я. – Рановато в стойло загоняете.

– А ты мне в стойле нужен, Дрю, – прямо ответил шевалье. – Мне и моей дочери. Живой и невредимый. Хватит, уж, навоевался. Покрыл себя славой, почестями да наградами. Только от них кошелек толще не становится, уж поверь мне.

Ох, как хотелось мне тут же всё бросить, развернуться и уйти. Ну не бить же морду старику?

Но тут подошел отец, и они начали обсуждать вопросы финансирования имения Караско. Где что надо купить, у кого что дешевле, почем то и это.

А я стоял, слушал, и гнев во мне медленно уступал место стыду. Они рассуждали о вещах, о которых я не имел ни малейшего понятия, хотя, как взрослый мужчина, как муж, должен был. Я рос за пазухой у родителей, потом – на королевском довольствии. Мне неведомы вопросы цены и спроса, я понятия не имею, как прокормить семью, даже не знаю, сколько стоят мои портки. И мне очень хотелось бы звонко грохнуть кошельком об стол, заявляя о состоятельности, но моих накоплений вряд ли хватит даже на год безбедной жизни.

Так не пора ли завалить свою пасть, и попробовать соответствовать новому статусу? А то только и способен, что кулаками махать!

Как назло еще и нога разболелась. И повязка эта бесит, постоянно съезжает.

Всё. Хватит. Пора браться за ум.

– Передайте маркизу, что я с радостью приму его приглашение, – ответил я господину Караско, и пошел искать новый кувшин с вином.

Говорят, снег к легкой дороге, но это, черт побери, совсем не так! Пока я добрался до Грейлира, в котором размещалась резиденция маркиза Дитрихштейна, чуть богам душу не отдал. Из повозки вываливался словно с дыбы снятый, скрипя зубами и матерясь. Хозяин таверны, в которой я остановился, попытался что-то мне возразить по поводу грязных сапог, но я так на него зыркнул единственным глазом, что он предпочел отложить претензии до никогда.

После нескольких глотков крепленого мир начал вновь обретать приятные краски, а звон в голове наконец слился с окружающим шумом.

Грейлир слыл столицей изящных искусств и свободных нравов, хотя соседи считали, что всё дело в доступной выпивке и низких нравах местных жителей. Местная знать привечала всевозможных певичек и лицедеев, превознося их до высокодуховных ориентиров, а количество кабаков могло соперничать разве что с количеством борделей.

Любой солдат мечтал квартироваться в Грейлире, и с точки зрения господина Караско было очень опрометчиво посылать меня в эту цитадель искушения и порока. Впрочем, я не собирался так поспешно нарушать букву и дух брачного обета, да и был не в том состоянии, если честно.

Впрочем, чего не отнять, город красивый. Когда денег не жалеют, оно сразу видно. Фонтаны, скульптуры, кусты квадратами порублены. Знай себе гуляй, любуйся.

Я и гулял, любовался пару дней. А что еще делать, коль маркиз уехал куда-то, и велено ожидать? И что-то мне на второй день так тоскливо стало, так грустно. Вокруг все эти рюши, кружева, платочки, народ из таверны в таверну барражирует, а я, словно старый сапог, сижу в углу и вот совсем меня всё это не манит. Знакомство завел только со стражником, что каждый день ошивается возле входа в городской парк, да с хозяином таверны, в которой остановился. Этих я не пугаю, не смущаю своим присутствием. Остальные шарахаются как от чумного. Пару раз чуть не прописал за слишком нахальные ухмылочки. Сдержался.

Еще и война начала сниться. Будто бы я вновь шагаю в строю, а впереди какие-то смутные полчища врагов. И мы их рубим, колем, и так мне легко и свободно. И вроде как меня тоже бьют, но только броню царапают. А рядом друзья, сжимают плечами, не дают упасть.

Сегодня тоже история приключилась. Сижу я в тени под кипарисом, ногу больную разминаю. В стороне разношерстная компашка шумит, развлекается. Пьют, аж заливаются, гогочат, ржут. То стихи скабрезные стоя на столе декламируют, то дам явно легкого поведения себе на закорки забрасывают и конные бои устраивает. И кто-нибудь то и дело в мою сторону посмотрит, неприятно так, липко.

Я всегда чувствую приближение неприятностей. И когда от этой компании отделилось несколько парней и пошли в мою сторону, я лишь вздохнул. Мне сейчас меньше всего хотелось повторение истории с университетом.

То были молодые подвыпившие прощелыги, в своих разноцветных сюртуках и рейтузах, с блестящими глазами и чувством безнаказанности, что летело впереди словно перегар. Какая-то молодая дворянская поросль, рано осознавшая собственную исключительность.

За ними потянулись остальные, не желая пропустить концерт.

– Эй, господин, – обратились ко мне без подобающей вежливости. – Ваш вид и манеры испугали мою девушку! Извольте извиниться перед ней и пойти вон!

Парню вторил одобрительный ропот и не менее одобрительные насмешливые возгласы.

Мне вот всегда было интересно, что происходит в голове у подобных ребят, когда они решают попытать судьбу с людьми, похожими на меня? Какой демон в их головах советуем им подойти к здоровому, покрытому шрамами мужику, и начать выяснять с ним отношения? Неужели всего лишь желание прилюдно унизить кого-то, больше себя? Или это такой способ познания бытия через выбитые зубы?

– Эй, образина! – воскликнул другой парень. – Ты не слышал? Убирай свою уродливую тушу отсюда!

Тут я поднялся, стараясь не морщиться от боли. Боец из меня сейчас был так себе, и драка больше походила бы на схватку раненого медведя со стаей шелудивых псов. Но у меня было что ответить.

– Эй, малохольные, – обратился я к ним. – Я вижу, вы очень оскорблены моим видом? Желаете вызвать меня на дуэль?

– Какая тебе дуэль? – тут же отозвался кто-то из толпы. – Ты же чернь вонючая.

Девчонки засмеялись. Я присмотрелся, прикидывая расстояние до говорившего.

– Я – шевалье Дрю Ормандо, – без зазрения совести присвоил я будущий титул. – Рыцарь маркиза Дитрихштейна. Так что, если кто считает себя уязвленным, можете бросить сюда свою перчатку.

Я ткнул пальцем в стол.

Конечно, они видели, что я хром и одноглаз, что руку берегу. И при своих мамзелях не хотели идти на попятную. Но одно дело нападать толпой на безродного, совсем другое – драться один на один с благородным.

– Если вы так поступите, – продолжил я. – Я с удовольствием приму вызов. И по правилам кодекса выберу оружие.

Тот, что подошел первым, демонстративно положил ладонь на рукоять кинжала.

– Биться будем на топорах, – я указал пальцем себе за спину. – Думаю, у мясника как раз найдется парочка. Потом труп под корягу, и никто ничего не видел. Согласны?

Желающих биться на топорах отчего-то не оказалось. Некоторые даже слегка протрезвели. Извиниться и уйти с достоинством им не позволила гордость, поэтому они просто молча попятились, возмущенно надувая щеки, но не решаясь заговорить.

Если честно, я боялся, что кто-то из этих дураков согласится. Шансов у него не было бы никаких, а мне потом отвечать за его увечья. Нет уж, хорошо, что Грейлир – город разумных людей.

С другой стороны, так хотелось хоть кому-нибудь врезать!

Впрочем, после конфликта мне стало неприятно такое соседство. Они стали шуметь и смеяться пуще прежнего, демонстративно и с вызовом. Надеялись, видимо, что теперь я вызову их на дуэль, и уж тогда они меня точно проучат. Но я просто встал и ушел оттуда, презрительно морщась и усмехаясь. Вышел на набережную, пошел вдоль реки.

Всё здесь было не так. И не только в этом городе, а вообще, в мирной жизни. Здесь всё было запутанно, мелочно, фальшиво. В отряде у меня были настоящие друзья, настоящие враги, настоящие эмоции. А здесь? Чтение между строк, намеки, условности. Какие-то бесконечные мелкие проблемы, цепляющиеся будто репей. Ноющий народец, вечно всем недовольный. И я сам, пытающийся влиться в этот поток, но пока лишь бултыхающийся в вонючей заводи.

Что я делаю не так? Почему так неспокойно на душе?

Я сам не заметил, как пришел к особняку маркиза. У ворот стоял уже знакомый мне охранник, а рядом тот самый боевой товарищ господина Караско, что привез конверт на свадьбу.

Он тоже меня узнал, приветственно коснулся шляпы. Я был рад его увидеть.

Господина звали шевалье Натан Абус, бывший королевский рыцарь, а ныне поверенный по особым поручениям маркиза Дитрихштейна. Присев за бутылкой терпкого сухого, мы начали коротать время – господин Абус ждал, пока ему подготовят коня, я ждал хоть чего-то хорошего.

На свадьбе нам не удалось особенно пообщаться, сейчас наверстывали. Натан оказался мужиком простым, грубоватым и прямолинейным – как раз по мне. После разговоров о всяком, я наконец перешел к самому злободневному – о назначении на должность при дворе маркиза. Спросил, знает ли Натан о том, что именно мне хотят предложить?

– За господина говорить не могу, – сразу уточнил шевалье. – Но мнение есть. В зимней резиденции сейчас освободилось несколько вакансий. Думаю, из уважения к твоему тестю, могут предложить стать виночерпием или батлером.

Наверное, выражение моего лица было достаточно красноречивым, чтобы Натан недовольно сказал:

– Чего ты морду воротишь? Ты еще даже титул не получил, а уже смеешь недовольство проявлять!

Я объяснил, что готов служить, но хотел бы делать это с мечом в руке. А ответственность за виноградники или за дорогую посуду могу не потянуть, опыт не тот.

– Ты думаешь, я посыльным родился? – парировал шевалье. – Мальчишка, тебе такая благодать с неба свалилась, так что не смей богов гневить!

Потом, видя, что я совсем упал духом, сменил тон.

– Это хорошие должности, парень. Виноградники у господина добрые, там, считай, само всё делается. А что до батлера, так вообще номинальная обязанность, управляющий прислугу в узде держит, не то, что серебряная ложка, а уголь горелый без спроса не возьмут. Знай раз в месяц инспекции делай для вида.

– То есть, даже на этих ролях я не особенно нужен? – меня прям пожирало разочарование.

– Ты хоть с чего-то начни, – строго сказал господин Абус. – А там поглядим. Пока тебе твои колдуны ноги-руки сделают, сколько времени пройдет? Думаешь, господин ждать станет? Да и куда ты хочешь, чтобы с мечом? Налоги собирать? Судебную волю исполнять? Или, может, в рыцари метишь? Так, поди, должен знать сколько рыцарский конь, сбруя да доспехи стоят. Есть у тебя такие деньги?

Таких денег у меня, конечно же, не было.

– Так что, оставь капризы девочкам и столичным повесам, – подвел итог шевалье. – Ступай к господину маркизу и принимай свою судьбу.

Увы, но старый рыцарь был прав. Всё в этой жизни имеет свою плату, и не всегда цену назначаем мы. А рыцарский титул манил, словно начищенная монета, и отказываться от него ой как не хотелось.

Маркиз принял меня после обеда, когда я уже истоптал всю дорожку перед входом. За мной вышел сухой неразговорчивый слуга, указал следовать за ним. Пройдя через богато обставленные залы, каждый из которых, пожалуй, стоил как целое поместья Ормандо, мы оказались в роскошном кабинете. Картины, оружие, головы зверей – всё, что необходимо благородному господину для плодотворной работы.

Сам хозяин замка сидел в кресле с высокой спинкой, читал свиток с тяжелой гербовой печатью. Маркиз Дитрихштейн выглядел куда старше и тучнее своего изображения на многочисленных гобеленах, редкие седые волосы неуважительно торчали над ушами, а пальцы, хоть и заметно покореженные боевой молодостью, сейчас больше подходили под перо и бокал, чем под пику и меч.

– Господин Дрю Ормандо из Маэвенто! – громко оповестил слуга и удалился.

Маркиз взглянул на меня поверх пергамента, дочитал письмо и отложил на край стола.

Я поклонился, как учили, ощущая себя коровой с седлом.

Маркиз разглядывал меня, и было непонятно что в его взгляде больше – скуки или усталости.

– Дрю Ормандо, – наконец произнес он. – Из Маэвенто.

Я вновь поклонился.

– Так это ты новый зять Караско? – усмехнулся Дитрихштейн. – Да, засиделась его Леонорка в девках. Конечно, хотелось бы для нее партию получше, чем сынок лавочника, но, чего уж, имеем, что имеем.

Я криво улыбнулся, не зная как реагировать.

– Но только вот что-то ты не похож на торговца, парень, – заметил маркиз. – Выправка солдатская. Воевал?

Ну, раз мне дали слово, то я рассказал обо всем. И не только, чтобы впечатлить господина Дитрихштейна, но и чтобы показать, насколько я полезен в ратном деле!

Поначалу маркиз слушал не очень внимательно, отвлекаясь на виноград на подносе. Должно быть, история обычного пехотинца не трогала потаенные струны рыцарской души. Но чуть приободрился, когда я начал перечислять под чьим началом довелось служить. Стучал пальцем по столу, как бы говоря, что со всеми знаком, и уточнял о ком именно идет речь довольно едкими, но точными описаниями внешности.

– Полковник Кастро? Такой, с выпученными глазами?.. Генерал Маффет? Это который половину букв не выговаривает?.. Капитан Овуза? Этот коротышка всё еще капитан?

Когда я замолчал, маркиз качнул пальцами.

– Что ж, ты проделал действительно достойный путь, как и положено хорошему королевскому солдату. И тем больше я в затруднительном положении, потому что не знаю как выполнить просьбу моего старого друга.

Он почесал подбородок, посмотрел в окно. Сказал:

– Шевалье – по сути, номинальный титул, лишь символ принадлежности к имени сюзерена. Этот титул получают все благородные по праву рождения, он – низшая ступень в дворянской иерархии. Остальные вынуждены добиваться его годами, желая хотя бы приблизиться к этому порогу, и, зачастую, так никогда его и не преодолев. Здесь одного лишь родового союза с благородным семейством будет маловато.

Маркиз посмотрел на меня.

– Есть еще вариант обменять титул на щедрое пожертвование в казну господина, и, видят боги, я бы выставил тебе именно такое условие, учитывая доходы твоей фамилии. Однако, за тебя просит мой старый друг, а, потому я вынужден искать для тебя иные пути. И, скажу честно, я их не нахожу.

У меня пересохло в горле. Я-то думал, что худшее – это выбирать между сомнительными ролями придворных служек, а об этом даже разговора не стояло!

– Я могу быть полезен вам, милорд! – сухо прохрипел я.

– Чем? – развел руками господин Дитрихштейн. – Рыцарем под мои знамена ты никогда не встанешь, а пехотных полков я не содержу. Да и хромый ты, как я погляжу, и одноглазый – воин из тебя сейчас не самый лучший. Потому даже телохранителем определить не могу, на смех поднимут.

Помолчав, добавил:

– Что же до твоих ратных подвигов, то они, бесспорно, достойны награды, только я к ним никакого отношения не имею, совершены они не под моим гербом. И вот скажи, как мне быть? Понимаешь, как мне сложно принимать такие решение?

О, да, эти сложные решения благородных. Только пожалеть остается. Хотя, кажется, маркиз действительно откровенен. Он не юлит, не шутит, он на самом деле не знает, как со мной поступить!

Пока маркиз разглядывал птиц за окном, я молчал. Увы, в этих вопросах я ему не помощник. Можно, конечно, напомнить о свободных должностях виночерпия и батлера, но сама мысль о том, насколько это будет жалко и неестественно звучать, как будет умоляюще выглядеть, приводила меня в ярость. Да и не хотел я быть ни одним, ни другим! Уж лучше останусь сам собой, а там разберемся. Жил ведь как-то все эти годы простым солдатом? И еще столько же проживу, если боги позволят!

И тут маркиз щелкнул пальцами, протянул:

– Погоди-ка… А всё не так безнадежно!

Он победно посмотрел на меня:

– Я дарую тебе титул «белого кавалера»!

Я нахмурился. Я ни о чем подобном раньше не слышал.

– Простите мое невежество, милорд… – начал я, но маркиз перебил.

– Каждый нерожденный дворянин является «белым кавалером», то есть, тем, в ком пока еще не течет благородная кровь, однако он уже пользуется всеми благами и преимуществами своего положения. С простолюдинами это работает иначе. Были прецеденты, когда за какую-либо службу им обещали титул и земли – и до поры, пока работа не будет завершена, соискатель являлся «белым кавалером», то есть еще не дворянином, но уже носящим соответствующие регалии. Само собой, «кавалер» не получает жалование, не может иметь свой герб и расцветку, и всю добродетель исполняет во имя господина, приумножая его славу и почет.

Маркиз замолчал, ожидая моей реакции. От радости я, само собой, не запрыгал, но предложение показалось мне любопытным.

– Я верно понял, милорд, что меня будут считать шевалье, но как бы авансом?

– Об этом будем знать лишь мы двое, – господин Дитрихштейн важно кивнул. – Ну и, конечно, его величество, если пожелает.

– Какую-же службу вы мне доверите? – вновь спросил я. – Ведь, по вашим словам, я никуда при дворе не гожусь.

– При дворе – действительно не годишься, – не стал спорить маркиз. – Разве что вот отвечать за сохранность имущества в загородной резиденции. Служба не пыльная, спокойная. Поскольку жалование платить тебе не будут, разрешаю питаться на общей кухни. Но, само собой, можешь организовать себе отдельный стол, возражать не буду. Даже разрешаю перевести туда молодую жену.

Господин Дитрихштейн рассмеялся, довольный своей щедростью.

Я же помрачнел. Меньше всего я желал превращаться в домашнюю собачку.

– И долго мне придется носить этого «белого кавалера»? – спросил я не очень вежливо.

– Как служить будешь, – легко ответил маркиз. – Зато потом никто не сможет сказать, что маркиз Дитрихштейн раздает титулы налево и направо.

Вот тут я действительно пал духом. Эдак мне до конца жизни в служках бегать!

– Милорд! – воскликнул я. – Вы говорили, что титул можно заработать подвигами! Позвольте мне проявить себя на этой стезе! Видят боги, не вынесу я тихой службы, не рожден я за перинами да склянками приглядывать!

– Ты рожден быть торговцем, – спокойно заметил маркиз. – А вместо того глотки режешь, да замки штурмуешь.

Было видно, что его расстроило мое упорство и неблагодарность. Однако, маркиз был человеком военным, и быстро умел принимать новые решения.

– Если бы не мой долг перед шевалье Караско, выгнал бы тебя взашей, – сообщил он. – Уж не думал, что битый час потрачу на такую ерунду. Впрочем, тебе повезло, дважды. Во-первых, я сегодня в хорошем расположении духа, а во вторых…

Он указал на пергамент, который читал до моего прихода.

– Боги благоволят тебе, солдат Дрю Ормандо. Четыре дня назад войска Серого Царства высадились на наших берегах. Грядет большая война, и у тебя будет возможность совершить подвиг или погибнуть во славу моего имени. Такое служение тебя устроит?

Это были самые сладкие слова, что я слышал за последние дни! Благообразный соискатель Дрю Ормандо враз испарился, его место занял кровожадно скалящийся королевский тяжелый пехотинец по кличке Дикий.

– О, да, – ответил я. – Это служение я приму с благодарностью!

– Всё же ты поступил эгоистично, – сказал Пикси. – Просто не захотел брать на себя ответственность и сбежал.

– Да, легкой жизни захотел, – поддакнул Руни. – Без обязательств и заботы о завтрашнем дне.

– Дурачок, – коротко прокомментировал Ариф. – Сейчас бы анварское попивал, да выбирал, какую девку первой в койку затащить.

– Вам не кажется, что вы повторяетесь? – спросил я. – Вы мне в прошлый раз то же самое говорил.

– А зачем новое придумывать, коли ты на одни и те же грабли наступаешь? – хмыкнул Пикси.

– Да. Какие грабли, такие и слова, – кивнул Руни.

– Дурачок, – повторил Ариф.

В отряд я вернулся сразу же после разговора с маркизом, даже не заезжая домой. В кармане лежала расписка о том, что я имею рыцарские притязания под патронажем господина Дитрихштейна, а также обязательство носить опознавательный его герб на элементе обмундирования. Оставил господину Абусу весточку для родных, в которой, как мог, попытался объяснить причину своего решения. Там же я попросил прощение у Леоноры, заклиная не связывать мой отъезд с нашим браком. Написал, что она – замечательная женщина и жена, пообещал обязательно вернуться. Передал в пользование Леоноре все свои накопления, дабы она не испытывала нужду в мое отсутствие.

Отдельно поблагодарил господина Караско, выразил надежду, что такой старый вояка, как он, поймет меня, как никто другой.

Наверное, вам интересно как меня встретили в отряде с моим новым статусом? Ну, начну с того, что я не стал о нем особенно распространяться. Кому надо узнали, а остальным вникать в хитросплетения моего призрачного дворянства ни к чему. Более того, никаких преференций мне мое «рыцарство» не давало. Две должности, на которые я мог претендовать, уже были заняты Мертвецом и Зырей, потому дорога мне была одна – обратно в строй, как множеству прочих младших сыновей и бастардов всевозможных графов и баронов, коими полнилась армия. Но я не роптал. Как вы уже поняли, я был бы рад и этому.

Только вот оставалась одна загвоздка – мои раны и увечья. Если я с ними ничего не сделаю, причем срочно, то пробуду в отряде ровно до первого построения.

– Где его палатка? – строго спросил я.

– Может не надо? – с сомнением протянул Пикси. – Ты же говорил, что у тебя была договоренность с каким-то колдуном?

– У меня нет времени! Мне нужен лучший, чтобы сразу всё сделал. А сильнее лорда Балфа никого нет. В ноги ему упаду, только бы вылечил!

– Да тут тоже не всё так однозначно! – замялся Пикси.

– Разберемся!

Палатку колдуна нашли быстро, перед ней стоял караульный из числа пикинеров.

– Куда? Кто такие? – он нас не признал, но уважительно решил не хамить.

– Нам Афанас нужен, – взял слово Пикси.

– Мне не докладывали о вашем визите.

– Так сейчас и доложили. Позови.

– Не велено. Сказали, что опочивают, не беспокоить.

– На кой ляд нам Афанас? – вполголоса спросил я у Руни. – Это вообще кто такой?

Руни махнул рукой, мол, подожди.

– Дружище, мы ведь не спрашиваем что тебе велено, а что нет, – продолжил препираться Пикси. – Нам нужен Афанас, он будет рад нас видеть.

– Не велено, – уперся караульный, хоть и поглядывал на нас настороженно. – А будете меня обижать, я трещоткой мотану.

И указал на трещотку, которую использовали для вызова подмоги.

– Я тебе сейчас мотану! – проскрипел Ариф, но Пикси закрыл ему рот рукой.

– Дружище, – очень ласково сказал Пикси караульному. – Ты же видишь, откуда мы.

Кивок в сторону фиалки на плече.

– Это значит, что мы не уйдем пока не получим свое. Позови Афанаса, будь добр.

Караульный нервно мотнул головой, покосился в сторону трещотки. Ариф предостерегающе покачал головой.

– Хорошо, – сказал Пикси.

И заорал во всю свою луженую глотку:

– Афанас!!!

Мы вздрогнули от неожиданности. Где-то испуганно заржали рыцарские лошади. Пикси пошел ва-банк – нас сейчас либо выгонят, навесив горячих, либо мы добьемся своего.

Полог шатра резко откинулся и на пороге появился заспанный парнишка в белой ночной рубахе до пят. Я узнал его – помощник колдуна.

– Афанас! – радостно развел руками Пикси. – Не спится?

– Вы? – парнишка подслеповато щурился, разглядывая гостей.

– Мы.

– Велено было не пущать, – развел руками караульный.

– Давайте отойдем куда-нибудь, – предложил Руни. – Пока не пришел кто-нибудь злой, нервный и облеченный властью.

Афанас вздохнул, пригласил нас в шатер.

Стоило нам зайти под полог, мы будто попали на восточный базар – в воздухе витал сизый дым от ароматических палочек, с поперечин свисали пряные коренья и травы, а на низеньком столике виднелись заветренные фрукты.

Не так я себе представлял обитель могущественного колдуна. Собственно, сам Огненный Левиафан по-старчески храпел на горе подушек и незатейливо портил воздух. Рядом тускло поблескивал медный ночной горшок.

– Чего вам? – обиженно спросил парнишка, протирая глаза кулаками. – Дайте выспаться человеку.

– Чего тебе ночью не спится? – поинтересовался Руни.

Афанас покосился на колдуна, буркнул:

– Бессонница у нас, – потом спросил по-деловому. – Чего вам?

Удивительно дело, парнишка нас совсем не боялся. С чего бы?

– Мне нужен колдун, – сказал я. – Чтобы он меня вылечил.

– Вылечил? – переспросил Афанас.

– Я что, тихо говорю? – спросил я. – Или невнятно?

Афанас оценивающе осмотрел меня, спросил у Пикси:

– Это Дикий, про которого вы рассказывали?

– Он самый.

– Так и подумал.

– Разбуди колдуна, – сказал я сухо. – Мне некогда с тобой болтать.

Но Афанас даже не шелохнулся, вновь посмотрел на Пикси. Спросил сокрушенно:

– Вы ему не сказали?

– Не сказали.

– Не сказали о чем? – повернулся я к друзьям.

Руни театральным жестом указал на Афанаса.

– Это и есть наш великий колдун.

Заспанный парень в белой ночной рубахе развел руками.

– Смешно, – оценил я. – Давай, буди Левиафана.

– Дикий, послушай, – выступил вперед Руни.

И я послушал.

После плена и возвращения домой ребята задумались о причинах поражения. И очень их заинтересовало странное поведение колдунов в те дни, особенно легендарного магистра ордена Рыбы и Свистка, профессора Королевской Академии Магии, придворного мага его величества лорда Балфа. И понаблюдав за ним, пришли к удивительному выводу, что великий колдун слишком похож на обычного выжившего из ума старика, а всё решает его помощник по имени Афанас, старательно сохраняя свое инкогнито и не выходя из роли послушного слуги. Ребята выловили его, прижали, и под страхом обнародовать его тайну, вынудили во всем сознаться.

– Мне, как самому способному из Академии, выпала честь служить господину Белфу, – поведал парнишка. – А он возьми и… Вот.

Красноречивый кивок в сторону пускающего слюни колдуна.

– Что мне было делать? – вздохнул парень. – Обратно в интернат я возвращаться не собирался, а тут как раз экспедиция. А потом колдовать пришлось, назад уже дороги не было.

– Хочу сказать, что колдуешь ты прескверно, – заметил я.

Парень насупился, пробурчал:

– Сам бы попробовал. Книга заклинаний на тайном языке написана, я его до конца еще не выучил. Еще и страницы защищены, то и дело открываются не там, где нужно.

Мне на плечи будто камни нагрузили. Это что, я зря сюда ехал? Идти на поклон к Мертвецу, или к госпоже Дампьер, молить, чтобы хотя бы кашеваром при отряде пристроили? Или домой возвращаться со стыдом и позором?

– Делай, как сможешь, – я решительно сжал челюсти.

– Ты плохо слышал, Дикий? – взвился Ариф. – Этот недоучка тебя в пар обратит!

– Эй! – возмущенно воскликнул Афанас.

– Ариф прав, – сказал Пикси. – Это всё равно, что просить кузнеца выбить молотом больной зуб. Того и гляди, без челюсти останешься.

– А то и без головы, – вторил Руни.

Стоит ли говорить, что хуже неопытного колдуна может быть только прикидывающийся колдуном недоучившийся студиоз? И в другое время я бы на расстояние полета стрелы не подошел к Афанасу. Но сейчас сама мысль о возвращении в Грейлир заставляла моё естестве выть от отчаяния.

Конечно, можно занять денег у друзей, вновь вернуться домой, склонить повинную голову перед отцом, перед шевалье Караско. Вновь начать делать припарки и примочки, ходить к местному колдуну, надеясь на долгосрочный успех. И даже быть счастливым с молодой женой, медленно толстея у домашнего очага. Наверное, о таком могли бы мечтать многие.

– В книге твоего господина есть лечебные заклинания? – решительно спросил я.

– Есть, – кивнул Афанас.

– Дикий, не дури! – предостерег Пикси.

– Как бы там ни было, он колдовал в бою, – заметил я. – Иногда удачно. Так что, шансы на успех у меня хорошие.

– Дикий, я пропустил момент, когда: «Иногда удачно» превратилось в «хорошие шансы на успех»? – нахмурился Пикси.

– А вы меня не хотите спросить? – вдруг поинтересовался Афанас. – Уже все решили, да? А с чего бы мне вообще за это браться?

– Потому что иначе все узнают о твоем обмане, – развел руками Руни.

– И тебя сожгут, – ласково улыбнулся Ариф. – Посадят на кол и сожгут.

– Серьезно? – поразился такой жестокости Руни.

– У нас так делали, – пожал плечами Ариф.

– Так, ладно, – вздохнул Афанас. – Но потом вы оставите меня в покое?

– Нет, конечно, – хмыкнул Пикси. – Но теперь мы будем твоими должниками. Смекаешь?

– Или ты можешь превратить нас в жаб, – задумчиво предположил Руни. – Или в поленья.

– Ты зачем ему такие идеи подкидываешь? – толкнул друга в бок Пикси.

– Да я так, мысли вслух!

– Смотри, если я вдруг стану поленом, я тебя первым задушу.

– Как? – удивленно вскинул брови Руни.

– Хорош трепаться, – одернул я товарищей.

Повернулся к Афанасу, сказал:

– Делай. Только постарайся, будь добр.

Парнишка ничего не ответил. Поправил одеяло на Левиафане, вытащил из сумки огромную книгу заклинаний и принялся листать, забравшись с ногами на подушки. Наконец, сказал:

– Смотри, ничего не обещаю.

Я кивнул.

– И если ничего не выйдет, то это тоже будет считаться?

Я снова кивнул.

– И если вдруг выйдет совсем не то…

– Хватит, – остановил я его. – Делай, как можешь. А то мне твой мандраж передаваться начал.

Да, мне было страшно. Легко смотреть смерти в лицо, когда ты в бою, когда в руках оружие и ты можешь показать зубы. А когда вот так, молча и покорно ждешь свою судьбу, это прям выбивает почву из под ног.

Афанас начал бормотать, водя пальцем по листу. Я напрягся, мысленно взывая ко всем богам. Застывшие у входа друзья, кажется, перестали дышать.

Афанас читал, я молился. Афанас запнулся, я вздрогнул.

Воздух замерцал, засветился, наполняясь объемом и теплом. На моих ботинках появились мелкие оранжевые молнии, потянулись вверх, заплясали на штанинах.

Вдруг парень замолчал, с шумом захлопнул книгу. Мерцание свернулось в белый шар и с треском исчезло. Лицо обдало горячим воздухом.

Тоненько вскрикнул Руни.

Афанас был бледен, как мел, дрожащей рукой вытер выступивший пот.

Я нервно сглотнул.

– Чего ты творишь, парень? – возмущенно воскликнул Ариф. – У меня чуть сердце не остановилось!

– Книга текст поменяла, – выдохнул Ариф. – Я предупреждал. Хорошо, что вовремя сообразил.

– Хорошо, что сообразил, – согласился я. – Давай еще раз.

Со стороны товарищей донесся сокрушенный выдох. Руни сказал дрожащим голосом:

– Я на улице подожду, не могу смотреть.

Остальные остались.

Афанас вновь взялся за книгу, бросил взгляд на спящего колдуна, снова начал искать нужное заклинание.

От напряжения у меня заныло под ложечкой.

Если все получится, воздам богам, всем, кого вспомню! А то мало ли кто именно там заботится обо мне?

На сей раз, все было иначе. Меня окутал легкий молочный туман, прохладный и пахнущий мятой. Я попытался ощутить какой-нибудь лечебный эффект, но лишь пятка зачесалась.

Афанас дочитал страницу, закрыл книгу и сказал:

– Всё.

– Всё? – переспросил я.

– Сделал, что мог.

Парень поднялся, покачиваясь, добрел к столу и приник к кувшину с водой.

– Дикий, – позвал Пикси. – Ты как?

Я подвигал плечом, встал на ноги, прошелся туда-сюда. Ничего не болело, хотя нога двигалась с затруднением.

– Глаз не вернул, – заметил Ариф.

– Скажите спасибо, что хоть что-то получилось, – тяжело дыша, выдохнул Афанас. – И так все силы потратил.

– Ничего не болит, – подтвердил я. – Представляете? Всё прошло.

Товарищи радостно загалдели, позвали с улицы нервничающего Руни.

Я демонстративно замахал руками, попрыгал на месте.

– Ничего не болит! – радостно воскликнул я. – Получилось!

В счастливом порыве я бросился обнимать и кружить Афанаса. Тот улыбался, клацал зубами и безвольно болтался из стороны в сторону. Выдавил полузадушено:

– Не был уверен, конечно, что сработает… Но слава богам!

Я поставил парня на место, спросил уже с легким сердцем:

– Могло не сработать? Сложное заклинание?

– Полное излечение для людей – да, сложное, я его не могу прочитать. А для котов, конечно, попроще.

Наступила тишина, прерываемая лишь свистящим дыханием королевского Магистра.

– Для котов? – переспросил я, надеясь, что мне послышалось.

– Для котов, лис и енотов, – ответил Афанас. – Такая, друидская магия.

И здесь я что-то ощутил, что-то, чего не должно было быть. Холодея, я сунул руку под рубаху, ощупывая плечо. Задрал штанину, осматривая ногу. Поднял на Афанаса глаза, которые уже начинал застилать кровавый туман.

Руни нервно хихикнул.

– Дикий теперь у нас кот, – деревянным голосом произнес Пикси.

Ариф коротко, но емко выругался.

Плечо и ногу покрывала полосатая кошачья шерсть.

– Но ведь не болит, – попытался оправдаться Афанас, видя, как я зверею.

Я пару секунд пожирал его взглядом, потом закрыл лицо ладонями и тяжело опустился на пуф.

Что толку от избитого ученика колдуна? Он сразу предупреждал, он не набивал себе цену. И ведь помог – как смог, но, тем не менее. А что до шерсти… В отряде был северянин по имени Клац, так он был такой волосатый, что мог зимой на снегу спать и завивать косы на груди. А тут, подумаешь, немного кошачьей шерсти тут и там. Экая мелочь! Зато я снова в строю, снова могу заниматься любимым делом!

– Спасибо, – я выпрямился во весь рост, протянул Афанасу руку. – Я твой должник.

Ариф ответил на рукопожатие, устало улыбаясь.

На том и разошлись.

В походном лагере все также пахло нехитрой солдатской едой, звенели молоточки, кто-то кого-то гортанно отчитывал.

Я улыбался, я вновь оказался дома.

Мертвец, к которому я пришел представляться, некоторое время молча смотрел на меня, покашливая и поблескивая холодными глазами. Я решил, что капитан хочет услышать чудесную историю моего внезапного исцеления, но он лишь спросил, не приволок ли я за собой проблемы, о которых ему нужно знать?

Я его заверил, что ничего такого, способного испортить репутацию отряда. Он вновь откашлялся, выдал мне повязку правофлангового и, от лица командования, пожелал хорошей службы.

Пока ждали интенданта Каркара, которого еще предстояло растрясти на новые доспехи, мне вкратце описали состояние дел.

Армия Серого Царства высадилась сразу в нескольких местах, сбив с толку приморских баронов. Пока те спорили, кому будут подчиняться объединенные войска, «пепельные» подняли флаги над рыбацкими поселками и осадили ближайшие замки. С каждым днем из-за моря приходят новые корабли, и скоро ничто не помешает солдатам Дахурда углубиться в наши земли.

Король уже бросил клич, призывая всех вассалов под свои знамена, нам же пока предстояло попытаться хоть как-то помешать захватчикам.

Как всегда – не самая простая задача. Из огрызков, что удалось собрать после неудавшегося похода, сформировали новую армию, немного сдобрив свежей кровью. Генерала Фореля, что ранее командовал нами, обвинили в провале компании, повесили на него всех собак и сослали подальше от королевских очей. Теперь к победам нас предстояло повести генералу графу Бертрану Бебраксу, также известному в солдатских кругах как «Пухлый рыцарь» или «генерал БеБе». Внешне граф являл полную противоположность генералу Форелю – упитанный, розовощекий, с длинными усами цвета пшеницы и вечно вытаращенными глазами навыкат. Но главным отличием был подход к командованию войсками. Там, где Форель действовал с оглядкой на реальное положение дел, на меняющуюся обстановку и на собственную интуицию, БеБе ни на шаг не отходил от указаний свыше. Говорили: «В атаку!» – он бросал армию в атаку с упорством прущего на нерест лосося, хотя разумнее было бы отступить и обойти с флангов. Говорили: «К вечеру быть в Кон Падэ» – и армия пёрла через горы и леса, без сна и отдыха, изнемогая и неся небоевые потери, хотя можно было пожалеть людей и потратить чуть больше времени на сплав по реке.

В общем «Пухлого рыцаря» солдаты не любили, но, как известно, генералов назначают не по любви. Зато королевская ставка, пытаясь отмыться от недавнего поражения, выбрала максимально лояльного исполнителя. Ну, посмотрим как теперь дела пойдут.

Под вечер в лагерь приехала Фиалка, и я был рад увидеть ее живой и невредимой. Девчонка заметно повзрослела, увереннее держалась в седле, смотрела внимательно и серьезно. И меч больше не болтался словно чужой, и одежду подогнали как надо. В общем, графиня явно усвоила урок, и хотелось верить, что ломать дров она будет меньше.

Хотите знать, кто еще выжил в той мясорубке? Филипп! Этот рыжий несуразный парень обрадовался мне как любимому дядюшке, даже вознамеривался обнять. Принялся рассказывать о том, как потерял любимую ложку, как в сапог заполз уж, как ему ударили палицей по голове и о том, какие носки ему связала бабушка.

Я очень быстро устаю от подобных людей, их навязчивый треп сводит меня с ума. Оборвав словоохотливого парня на полуслове, я отправил его в противоположную сторону.

Вечером мы с друзьями жарили мясо на костре и пили прохладное розовое. Парни рассказывали про новобранцев, называя их «толстожопыми енотами», и сетуя на то, что раньше были лучше. Про графиню Дампьер, которая отрядила своего личного лекаря для раненых панцирей. Про какого-то укротителя чудовищ, которого одна из его летучих тварей затащила на колокольню и они там с ней подрались, а потом пожарная команда спасала их обоих, потому как тварь летать уже не могла, а укротитель падать не собирался. Само собой, обсуждали назначение генерала Бебракса, сожалели об уходе Фореля.

В полночь, словно ведьмовской сыч, явился Мертвец и приказал заканчивать посиделки. Прохрипел, поблескивая глазами:

– У вас слишком веселые рожи для солдат. Такие рожи положены рыцарям и умалишенным. Немедленно приведите рожи в порядок и готовьтесь к унылым солдатским будням.

С этими словами он удалился, а мы, допили вино, принялись приводить рожи в порядок.

Наконец-то все сомнения и душевные терзания позади! Да здравствует Король! Да здравствует тяжелая пехота! Да здравствуют унылые солдатские будни!

Мы шагаем на северо-запад, в сторону провинций Канагар и Камуса. Вокруг знакомые скалы и леса, привычные деревушки на окраинах полей, и родные сограждане с неизменным недоверием в глазах. Их винить сложно, никто не любит, когда где-то рядом появляется большое количество вооруженных людей. Чужие ли, свои – не важно, в любом случае своруют птицу или уведут животину. А то и еще чего похуже, тут уж куда наглость заведет.

Но мы – королевская армия, надежда и оплот. Мы не насилуем, у нас всё по любви.

Что еще отличает тяжелую пехоту от обычных головорезов? Мы заботимся о собственном имени, требуем, чтобы рядом были только подготовленные и обученные солдаты. Поэтому на привалах, пока остальные топили сало на солнце, мы гоняли новеньких, сами позабыв про отдых и сон.

Новобранцы действительно отчасти походили на «толстожопых енотов» – двигались недостаточно проворно, путали приказы и вообще своими действиями привносили хаос в слаженную работу коллектива. Зато у них всегда были наготове шаловливые пальцы, которыми они в два счета что-то откручивали или отламывали.

Наверное вы скажете, что и мы когда-то были такими же? Но я этого не помню, а, значит, не были.

За неделю мы добрались до гарнизона генерала Эйзенхорна, чьи потрепанные войска удерживали торговый тракт и пойму реки, не давая передовым отрядам «пепельных» пройти дальше. Перед нашими взорами открылась небольшая деревянная крепость, ощетинившаяся кольями и изрытая рвами, торчащие над лесом сторожевые вышки с сигнальными кострами и изможденные от солдаты.

Генерал Эйзенхорн встретил нас у ворот. Выглядел он немногим лучше своих подчиненных, разве что помятые латы не растеряли былого блеска. Указав место для лагеря, убыл с генералом БеБе и прочими командирами в гарнизон.

Мы принялись обустраиваться. Если иные отряды, не буду показывать пальцем в сторону легкой пехоты, довольствуются малым, раскидав палатки и устроив худо-бедно годное кострище, то тяжелая пехота всегда живет со всем доступным комфортом, ибо зачем размениваться по мелочам, если завтра может не наступить?

Сразу отправили несколько человек в лес и к реке, принялись натягивать шатры. Благо, ребята крепкие как медведи, справились в два счета. Вскоре на огне уже стоял большой отрядный котел с водой, на палках коптились глухари и кролики, а в стороне высилась гора камней для походной бани. Прискакал интендант Каркар и увел несколько человек на возведение частокола. В ожидании ужина, который не мог наступить без капитана, мы прошли по спальным местам новобранцев, заставили их кое-что переделать, кое-что доделать.

Вечерний ветер с реки принес Мертвеца. По лицу капитана сразу стало ясно, что для нас намечается работа. Он хрипло прокаркал имена, и наша четверка пошагала в его шатер.

– Выше по реке стоит замок барона Кутберга, – сказал Мертвец. – В нем обосновались «пепельные», и он нам как кость в горле. Вам нужно незаметно подобраться поближе и посмотреть что там как.

– Что смотреть-то? – спросил Руни. – Копья посчитать?

– И копья тоже, – кивнул Мертвец. – Местные говорят, замок хорошо укреплен и может выдержать долгую осаду. А вот мы долгую осаду не сдюжим, нам надо разом всё провернуть.

Что ж, надо посмотреть – значит, посмотрим. Нам в разведку сходить все равно что подпоясаться. Хотя, конечно, было странно отчего не послали какого-нибудь оруженосца на коняге, или кого из стрелков с их острым зрением. Что ж, будем считать это особым доверием командования.

Выдвинулись мы за час до рассвета, обрядившись в крестьян. За провожатого взяли одного из сироток, крутящихся возле гарнизона. Пацан попался смышленый, хоть и чрезмерно болтливый. Пока шли по берегу, все уши прожужжал своими рассказами, даже пришлось затыкать пару раз. Из полезного сказал, что в замке целое стадо диковинных зверей, что при штурме «пепельные» разрушили часть стены и теперь торопливо восстанавливают, и что своих кораблей у противника нет, если не считать старый баронский баркас, который давно сгнил у причала.

– Надо было в разведку этих воробьев послать, – заметил Ариф. – Они больше нашего разузнают.

– Лучше уж я сам посмотрю, коль мне на штурм идти. – ответил Пикси. – А ты так и скажи, что устал идти.

– А как бы и так? – посмотрел на него Ариф. – На закорки подхватишь?

– Вот еще!

– Тогда и не подначивай дедушку. А то ишь, указывать будет чего мне говорить, а чего нет.

Пацан вывел нас на высокий бережок, скрытый густым подлеском. Отсюда открывался хороший вид на сам замок, на реку, и на подъемный мост, перекинутый через один из рвов.

– Мда, – задумчиво проговорил Ариф.

– Неожиданно, – поддакнул Пикси.

– Громадная мохнатина! – театрально произнес пацан. – Совсем забыл сказать!

– Забыл? – удивился Руни. – Про рыбалку с дядей-алкоголиком не забыл, а про это забыл?

Стена замка действительно была частично разрушена, в серых камнях зиял довольно большой пролом. А вот рядом сидело то, что этот пролом сотворило – громадная лохматая обезьяноподобная тварь с магическим ошейником на шее и торчащими из-под верхней губы желтыми клыками размером с меня. Тварь меланхолично катала по земле большие валуны.

– Какие у него глаза недобрые, – заметил Руни. – Аж кровью налитые.

– Когда ты такая огромная тварь, можно себе позволить не быть добрым, – заметил Ариф. – Я бы не был.

– Ты и так не недобрый, – парировал Руни. – Тебе для этого не надо быть никем другим.

– Я – такой какой есть. Честен в своем естестве.

На фоне мохнатого чудовища обычные солдаты Серого Царства казались игрушечными, но мы их тоже посчитали. Получилось не очень много, но с учетом имеющейся страхолюдины, а также удобного расположения замка, вполне достаточно для длительной обороны.

Мы еще некоторое время покрутились на берегу, стараясь не попасться патрулям, без приключений вернулись в гарнизон.

Нас встретил капитан, и даже не дав переодеться, потащил к Фиалке.

Графиня одарила нас усталой улыбкой и пригласила подойти к столу.

Я осмотрелся. Я раньше никогда не бывал в шатрах высшего руководства. Могу заметить, что госпожа Дампьер не балует себя излишествами, проживает скромно, но с неизменным женским вкусом. Помимо казенной складной мебели, на стене висит маленький пейзаж дома у озера, на столе – небольшая ваза с нехитрыми полевыми цветочками.

– Госпожа магнус, – Мертвец посмотрел на нас. – Разведчики готовы доложить обстановку.

– Спасибо, капитан, – кивнула девушка, посмотрела на нас. – Господа, благодарю, что вернулись без потерь.

Мы нестройно замычали в ответ. Мы не привыкли, что нас хвалят за такую малость.

– Расскажите, пожалуйста, что вам удалось узнать, – предложила Диана.

Мы переглянулись, я взял слово. Рассказывал без лишней воды, только самое важное. По лицу Мертвеца никогда не определить настроение, а Фиалка, смотрю, призадумалась. Подробно расспросила про подходы к замку, про возможность атаки с воды и берега.

Обнадеживать мне ее было нечем. Если проводить штурм как положено, так надо прежде реку перекрыть, чтобы ни в замок, ни из замка никто уйти не мог, подкатить что-нибудь стенобитное и дальнобойное, соорудить лестницы и штурмовые башни, а только потом лезть на стены, надеясь, что у защитников не слишком высокая мотивация упираться до последнего. А еще есть огромное чудовище, способное растоптать наши боевые порядки еще на подходе.

Возможно, что-то сотворят колдуны – хотя теперь, когда я узнал, кто и как у нас колдует, имеются некоторые сомнения. Может, у командования есть какие-то козыри в запасе. В противном случае, быстрого и легкого штурма не получится.

– Так обстоят дела, госпожа магнус, – резюмировал я. – Если нужно, можем понаблюдать еще.

Фиалка склонилась над картой, задумчиво постукивая ноготком по столешнице. Молчали и мы, ожидая решения.

– Когда не можно через силу, нужно через слабость, – вполголоса сказала девушка. – Только где ее тут найти, эту слабость.

Она посмотрела на нас, мягко сказала:

– Подойдите поближе, мои панцири. Мне нужен ваш опыт и смекалка.

Это прозвучало так неожиданно, так обезоруживающе, что мы, как один, шагнули вперед, и принялись морщить лбы.

Когда к нам по-людски, так и мы в ответ со всей душой!

– Можно потайной ход поискать со стороны реки, – предложил Пикси. – Там точно должен быть потайной ход.

– Чумные трупы закинуть внутрь, – прогудел Ариф. – И холерных. И гавно.

– Чудище бы это травануть, – мечтательно произнес Руни. – Чтобы издохло.

– Нужно помешать им стену достроить, – сказал я. – Или как-то ее ослабить.

Мертвец проскрипел что-то неразборчивое, почесывая щетинистый подбородок.

Мы увлеклись, сыпали идеями одна абсурднее другой. Совсем не заметили, как девушка отошла в сторону, задумчиво наматывая на палец косу. Честно говоря, от нее никто и не ждал толковых идей, учитывать ее прошлые безрассудные поступки. Но лицо Фиалки вдруг посветлело, она произнесла с детским удивлением:

– А ведь это отличная идея! Это действительно может сработать!

Мы заткнулись и уставились на графиню.

– Я читала! Это называется «Лиса в курятнике»! – воскликнула она. – Когда-то великий Сиодор использовал эту хитрость против лантарийцев!

Мы с ребятами переглянулись, я осторожно спросил:

– Что вы имеете в виду, госпожа магнус?

Фиалка заулыбалась, словно уже выиграла битву, пояснила:

– Нужно проникнуть в крепость и совершить там тайное злодеяние во славу короны. Великий Сиодор использовал для этого катапульты, ночами забрасывая в тыл врага своих лазутчиков. В нужный час те, кто не расшибся о стены и не насадился на колья, открыли ворота войскам хитроумного владыки.

Пикси хмыкнул, Ариф нервно кашлянул.

– Какая жизнеутверждающая тактика, – деревянным голосом пробормотал Руни.

– Да, некоторые погибли, – согласно кивнула Фиалка. – Но были спасены сотни воинов, что могли сложить головы при штурме.

Мы лишь вздохнули, не смея перечить.

Собственно, чего еще мы ожидали от благородной?

– Приказать, чтобы строили катапульты? – сухо спросил Мертвец.

– О нет, зачем? – замотала головой графиня. – У нас есть другой способ!

Здесь даже я удивился.

– Какой же, госпожа магнус? – спросил Пикси.

– Они ведь ремонтируют стену, – напомнила Фиалка. – И нанимают для этого местных крестьян. Нужно просто наняться к ним на работу!

Звучало оглушающе нелепо. Действительно, «пепельные» не сами таскали камни и месили глину, для этого нагнали всех, кого смогли достать. Но это же не повод вот так, запросто, идти к ним в руки?

Но, черт возьми, в глубине души я понимал, что этот дерзкий план действительно может сработать!

– Кого же вы пошлете на это задание, госпожа магнус? – задал финальный вопрос капитан.

– Моих верных панцирей, – с воодушевлением произнесла госпожа Дампьер. – Кому же еще я могу доверить столь важное и деликатное дело?

Она указала на нас – угрюмых, бородатых, в пыльном крестьянском тряпье.

И мы расправили плечи, выпячивая квадратные челюсти.

Что ж, раз уж и посылать кого-то на самоубийственного задания, то только самых лучших.

А разве есть кто-то лучше королевской тяжелой пехоты?

– Уж лучше б рыцарей послали, ей богу, – Пикси со стоном распрямил спину. – Они здоровые, холеные, на них хоть пахай, хоть навоз вози.

Ариф цыкнул на него зубом, угрюмо покосился в сторону стражников.

«Пепельные» даже ухом не повели, как болтали на своем языке, так и продолжили, подпирая плечами стену. Гарнизонные солдаты всех армий одинаковы, жара и отсутствие начальства превращает их в элементы интерьера быстрее любой магии.

Мы уже пять дней трудимся на строительстве замка, и я могу сказать, что тяжелее работы я сроду не делал. Все эти ночные штурмы, превозмогание дальних переходов, атака по пояс в болоте и изнуряющие сражения в пустыни не изводили мое тело и разум так, как монотонная тяжесть необработанных камней.

План Фиалки был прост – под видом желающих подзаработать на хлебушек в стремительно изменяющемся мире, мы проникаем на стройку и начинаем заниматься всякими нехорошими делами во славу Короля. Для этого нас снабдили всякими порошочками и баночками из колдовских закромов, а кое-что пришлось даже втирать в бороды, чтобы незаметно пронести мимо стражников.

Чтобы нас не зарубили прямо на входе, Мертвец нашел человека, способного убедить коменданта замка в нашей профпригодности. Им оказался Грэгор, старый глава камнетёсной артели, занимающийся поиском рабочих рук для «пепельных».

Уж не знаю, какие мотивы двигают этим мелким бесом. Возможно, тому способствовало золото, что ему изрядно отсыпала Фиалка. Или угрозы Мертвеца, который поймал Грэгора в темном углу и пообещал в случае предательства найти и покарать всех родственников артельщика, включая домашнюю утварь и скотный двор. Не уверен, что домашняя утварь и скотный двор относятся к родственникам Грэгора, но капитан всегда убедителен в своих обещаниях.

С тех пор каменщик служит на совесть. Он, конечно, верный нам человек, но изрядная скотина по жизни. Мы думаем, он издевается над нами. Именно нам он всегда привозит самые грязные, самые огромные и самые холодные, будто его сердце, булыжники, приговаривая, щурясь беззубым ртом: «Вот, хорошшшие камни! Хорошшшие!».

Но, жаловаться грех. Мы пока что живы, и даже если жилистый пройдоха выдаст нас, мы уже успели натворить дел.

Первые пару дней мы работали в каменоломне, приобретая характерный пыльный оттенок и угрюмую молчаливость. На третий день нас вместе с обозом отправили в замок, выдав каждому по кожаному фартуку, должному определять нашу принадлежность к цеху. Здесь случился момент истины, когда к нашей кавалькаде подошли стражники и принялись осматривать телеги и людей в них. Хорошо еще, что мы прежде расселись по разным сторонам, иначе скопище рослых и плечистых мужиков разом привлекло бы внимание. А так «пепельный» проверил бумаги, потыкал древком копья в камни и пропустил дальше. Единственный пост, где нами заинтересовались, был пост возле городских ворот. Здесь к нам вышел пузатый лейтенант с рожей опытного головореза, недобро щурился, слушая объяснения Грэгора, долго и с подозрением разглядывал нас, в особенности Арифа, явно не очень похожего на местного жителя. Здесь я, честно говоря, уже взялся за рукоять ножа, висящего под фартуком. Если что пойдет не так, нужно постараться быстро и без шума убрать стражников, а там куда кривая вывезет. Судя по лицам, напряглись и мои товарищи, лишь Ариф мычал и корчил рожи, изображая немого, чтобы не отвечать на вопросы «пепельного».

Спасла нас возня возле колодца, где толпа крестьянок набирала воду в ведра и бурдюки. Кто-то занял чье-то место, а потому пришло время таскания за косы, громкой ругани и визга. Вся эта неистовая куча-мала вывалилась на дорогу, пугая лошадей, и лейтенант вместе с еще одним стражником поспешили отвесить дерущимся плетей. Воспользовавшись моментом, Грэгор махнул рукой, и мы въехали в замок.

С тех пор мы здесь, живем в худых сараях, едим овсяный клейстер, куриные лапы и яблоки, работаем от зари до зари и куем победу во славу Короля. Ну и для Фиалки, конечно, придумавшей этот хитрый план. Всё же, растет девка, умнеет. Так, глядишь, и выйдет из нее толк.

Каждый день мы исправно обтесываем камень и таскаем его к разлому. Работа идет неторопливо, и мы успеваем кое-что коварное подлить в чан с раствором, кое-что подленькое подсыпать в строительный песок, кое-что опасное подмешать в смолу, которой тут замазывают щели. Остальные работяги слишком заняты своими делами, чтобы обращать на нас внимание, либо предпочитают не влезать, надеясь, что их это не касается. Одно время местный бригадир пытался нами помыкать, покрикивая и притопывая, но ему быстро объяснили, что камни порой летают далеко и больно, а в стене достаточно места для одного неосторожного бригадира. Подействовало, висеть над душой перестал. Ходит, правда, с недовольной миной, но нам как-то плевать.

В целом, почти всё задуманное у нас получилось. А вот в остальном мы не преуспели – не нашли ни тайного лаза, ни потайного хода, а при попытке покинуть стройку Руни чуть было не прострелили голову из арбалета.

Чего уж говорить о захвате арсенала или главных ворот. Нас с нашими ножиками насадят на копья раньше, чем Ариф успеет сказать: «Птичий помет тебе в рот». Всё же мы не легендарные лазутчики Пульпа Тихого, мы – солдаты тяжелой пехоты, красться и таиться в тенях не приучены.

Но вот кое-что мы всё же придумали.

Косматое чудовище, вблизи еще более ужасное и огромное, обитало неподалеку от разлома в стене. Когда с той стороны дул ветер, вонища стояла такая, что у нас сапоги заворачивались. Эта отвратительная тварь и жрала, и гадила в одном месте, а еще периодически ревела, выла и рыгала, что, мягко говоря, прибавляло нервозности нашей работе.

Но именно тут мы нашли то самое слабое место, о котором говорила Фиалка.

Чудовище просто с ума сходило от нирматского портвейна. Вот прямо бесноваться начинало будто невменяемый пьянчуга в кабаке. Откуда мы об этом узнали? Жрать этой твари привозят местные крестьяне под присмотром «пепельного» колдуна. Каждый день пригоняют по два обоза костей, мяса и овощей. Понятное дело, что бедолаги до смерти боятся чудовища, а потому храбрятся чем-нибудь хмельным. И обычно волосатой скотине дела до них нет, а как-то раз вдруг ухватила одного, сорвала с пояса флягу и махом закинула в пасть. А потом буянила целую ночь, колдун еле успокоил. И повеление появилось, что кто с нирматским портвейном в замок придет, тот сразу же казнен будет.

Уж не знаю, откуда у монстрятины такая странная страсть, но только по нашей наводке катят сюда две телеги с сочными кабачками, по самые ядрышки залитые коварным напитком.

Ох, мой дорогой читатель! Давненько мне не приходилось заниматься чем-то настолько безумным!

Пару дней назад мы получили добрую весть – к штурму все готово. Радости нашей не было предела, нам до смерти надоели эти шпионские игры, нам хотелось уже отмыться от этой вони, от каменной крошки, от которой зудело всё тело, от постоянного ожидания неприветливых ребят с раскаленными щипцами. Мы уже были на той грани, что будь промедление чуть дольше, то сами бы попробовали пусть ножами, пусть голыми руками перебить гарнизон, добраться до вражеского генерала и вывесить королевский флаг на самом высоком шпиле. Нам хотелось в бой, в пекло, в ад, но только подальше отсюда, от этих опостылых камней, серых лиц и пердящей за стеной твари.

Сегодня утром заряженные портвейном телеги наконец добрались до своего ценителя. Если еду для гарнизона проверяли на наличие отравы, то питание для чудовища пропускали как есть, считая, видимо, что тварь ядам не подвержена.

Не знаю про яды, но нирматское крепленое на эту зверюгу подействовало более чем неожиданно.

Поначалу зверь хрустел костями и кабачкам без особенного энтузиазма, грея сальное пузо под солнцем. Но после второй порции вскочил, зычно подвывая, сгреб лапищей телегу, опрокинул себе в пасть. У него шерсть встала дыбом, на губах выступила бурая пена. Огласив окрестности победным ревом, схватил вторую подводу, принялся запихивать в рот.

На рев и вой прибежали стражники, чуть позже – колдун. Чудовище уже плохо стояло на ногах, швырялась комьями земли, деревьями и пробовали на зуб сторожевую башню. Колдун схватился за голову, застонал, закачался из стороны в сторону. Достал книгу и начал что-то читать, указывая на чудовище.

Чудовищу это не понравилось, и оно полезло за ним на стену. Колдун – даром, что пожилой и хромой, шустро ретировался вниз и припустил вглубь замка. Тварь последовала за ним, круша и ломая всё на своём пути. Из казармы начали выбегать «пепельные», пытаясь понять, что происходит, тоже попадали под горячую руку пьяного монстра.

Лучшего момента для штурма сложно было придумать.

Воспользовавшись замешательством стражников, Руни вытащил заготовленный коробок с шуршащими внутри магическими жучками, швырнул подальше от себя. Жуки со злым жужжанием вырвались на свободу, взмыли вверх и принялись кружить в небе, вырисовывая разноцветные круги. А мы кинулись под навес, ожидая дальнобойной атаки.

Тянулись секунды, жуки почти выдохлись, но ничего не происходило. Зато стражники обратили внимание на четырех здоровых бугаев, нервно вжимающихся в стену. Сложили дважды два и начали обстреливать нас из арбалетов, выкрикивая угрозы и стараясь взять в кольцо.

Нам ничего не осталось, как бежать. Мы протопали по двору, вынесли дверь дровяного склада, полезли на верх, стараясь добраться до окон под потолком.

– Какого… черта? – тяжело дыша, задал вопрос Пикси.

– Может, забыли? – предположил Руни.

– Забыли, что у нас сегодня штурм? Да как такое возможно!

– Лезь быстрее! – поторопил Ариф. – Я не хочу из-за тебя копье в задницу получить!

За спиной уже орали стражники, призывая подмогу. Они на короткое время потеряли нас из виду, но теперь быстро нагоняли, буквально дыша в спину. Мы бежали налегке, но «пепельных» было больше и они не собирались сдаваться.

Чем хорош замок для обороны – все улочки узенькие, короткие, их просто защищать. Но ровно по тем причинам плох он для побега – здесь не особенно разгонишься и почти нигде не спрячешься. Мы метались как поросята в канаве, разве что не повизгивали. Подмяли случайно попавшего по дороге солдата, стали обладателями копья, меча и легкого треугольного щита. Оттолкнув в сторону нерасторопного крестьянина с корзиной брюквы, ворвались в очередную дверь, показавшуюся достаточно крепкой, чтобы отрезать нас от погони.

Кто-то тонко пискнул, кто-то запричитал.

Мы оказались в маленькой капелле для простолюдинов, полутемной и пропахшей благовониями. От алтаря на нас испуганно смотрели две старушки в черных монашеских платках.

Мы вежливо извинились, заверили, что не желаем ничего дурного.

– С оружием в храм! – зашипела старуха. – Нечестивцы!

– Женщина, – попытался успокоить ее Пикси. – Это вынужденная мера, и, поверьте, мы сами не в восторге.

– Боги вас покарают! – не сдавалась старуха. – А ну, пошли прочь!

В дверь начали барабанить, донеслись крики «пепельных».

– Бабушка, мы свои! Мы за Короля! – попытался объясниться Руни. – За нами гонятся!

Но старушка уже перла на нас, возмущенно фыркая и размахивая руками. Тогда и без того раздраженный Ариф схватил ее за грудки и прохрипел:

– Не гневи богов, старуха! Кто выгоняет путников из храма, тот призовет шайтана!

Старуха хотела ответить что-то резкое, но тут над головой оглушительно захрустело, посыпались щепки, и крыша капеллы улетела прочь. Из разверзнувшейся дыра на нас уставилась косматая рожа чудовища с шальными глазами и капающей из пасти пеной.

Старухи, прижавшись друг к другу, заголосили будто резанные. Им вторил Руни, прижав к груди щит.

Волосатая тварь протянула к нам(м) когтистые пальцы, и всё, что я мог сделать, это ткнуть ей в ладонь копьем.

Чудище обиженно взвыло, замахнулось кулаком, который, кажется, взмыл под самые облака.

Как мы увернулись я до сих пор не знаю. Каким-то чудом умудрились вжаться в угол возле алтаря, по пути собрав в кучу старушек и друг друга. За спиной раздался громоподобный удар, когда монстр сокрушил часть здания вместе с дверью и всеми, кто за ней находился. Вновь замахнулся, подключив вторую руку.

Вот здесь, добрый мой читатель, я решил, что настал конец моей истории. Мы бы не успели отпрыгнуть или убежать, оступившись на обломках кирпичной кладки. Смерть была неминуема, и единственное, что мы успели, это вышвырнуть через пролет старушек и выставить вверх свой небогатый арсенал.

Огромный камень из катапульты так смачно прилетел чудовищу в лоб, что аж пыль поднялась. Монстр покачнулся и сел на задницу, ошарашено тряся головой.

Где-то вдалеке затрубили серебряные горны!

Сладкая музыка для ушей королевского пехотинца!

Мы бросились через поломанную стену, нос к носу столкнулись с помятыми, но все еще частично живыми преследователями. Воодушевленные началом штурма, напористые и агрессивные, мы напали на них и поразили всех до одного. Побежали в обратную сторону, надеясь добраться до ворот и не затеряться среди похожих одна на другую улочек.

И тут наши показали всё, на что способны.

Сверху сыпались камни и магические шары, мы то и дело натыкались на вражеские отряды, спешащие к своим местам на стенах. Очнувшийся монстр кружил по замку, топча и ломая. Из главной башни в сторону штурмующих яркий бил яркий колдовской луч. Нас пытались расстрелять из арбалетов, но мы вовремя сбежали за обломок стены, где нас чуть не раздавил упавший с крыши каменный фасад. Пыльные, покрытые своей и вражеской кровью, ворвались за внутренние стены, не дав «пепельным» закрыть кованные ворота. Но были оттеснены копейщиками в узкий коридор донжона, где укрылись за щитами, пятясь по винтовой лестнице.

Где-то вдалеке подула в маленький свисток Фиалка. Подготовленная нами свеженькая стена на месте бывшего пролома взорвалась, да так громко, что даже мы, за звоном стали и хриплой руганью, услышали. В образовавшуюся брешь пошли наши войска – и, конечно же, первыми шла тяжелая пехота!

А мы в это время бросились преследовать вражеского генерала со свитой, пытающегося улизнуть через имеющийся таки черный ход. Коней в конюшне не обнаружилось, зато за живой изгородью мы нашли ужасного вида четырехногих тварей с тремя горбами и презрительно оттопыренными нижними губами. Седла на их уродливых спинах говорили, что это какие-то экзотические ездовые животные, и, за неимением других, мы сели на этих.

Что ж, хотелось бы мне сказать, что мы добыли генерала, водрузив достойную вишенку на этот победный торт. Но, увы, горбатые уродины довольно плохо управлялись такими неумелыми наездниками, как мы. Нас качало в седлах, будто при большой качке, и вскоре почти каждого начало мутить. Всё, на что нас хватило, это обогнуть замок и направить своих зверей в тыл пытающихся восстановить построение мечников Дахурда. Их как раз собирались атаковать наша легкая пехота, и такая нежданная подмога пришлась очень кстати.

Вот это была славная драка, мой дорогой читатель! Вот ради таких дней я и ношу свой панцирь!

Обычно, захват рядового замка не бог весть какое событие, но мы возвращались в лагерь триумфаторами. Никогда раньше я не участвовал ни в чем подобном, тем значимее для меня была победа. А как, должно быть, в ставке чествуют Фиалку, ведь это всё ее идея!

Штурм был завершен в кратчайшие сроки и с минимальными потерями. Застигнутые врасплох, «пепельные» не смогли оказать хоть какое-то серьезное сопротивление. Их разбитые и рассеянные силы попытались отступить к реке, но там их встретили лучники, разместившиеся на широких плотах. Остатки гарнизона были разбиты, единицам удалось скрыться в лесу. Куда-то в ту же стороны побрело и страдающее от жесткого похмелья чудовище.

Правда, для нас в какой_то момент всё могло обернуться плохо, когда наша распаленная кавалерия, увидев четверых всадников на неведомых зверюшках, попыталась взять нас на копья. Вовремя подоспели пехотинцы, которым мы помогли в битве, отогнали орущих и ревущих рыцарей. Потом трубачи протрубили «Лев на вершине», и над замком взвился королевский стяг.

В отряде нас приняли так, словно мы единолично разгромили вражескую армию. Братья по оружию свистели, топали и хлопали нас по плечам. После третьего поднесенного бокала вина я понял насколько устал. Пропитанная кровью, потом и каменной крошкой одежда превратилась в свинцовые доспехи, чужое оружие сорвало старые мозоли на руках.

Но прежде, чем мы добрались до своих палаток, навстречу попался Мертвец.

– Неплохая работа, – прохрипел капитан. – Но чудовище могли бы и убить.

– Мы тоже рады вас видеть, господин капитан, – отозвался Пикси.

– Хотелось бы спросить отчего так тянули со штурмом? – проворчал Ариф. – Рассчитывали, что мы сами справимся?

Мертвец что-то хотел ответить, но потом окинул нас взглядом, ответил явно другое:

– Распоряжусь выкатить вам помывочную бадью. Сегодня отдыхайте, а завтра чтобы были как кошачьи яйца, розовые и блестящие. Ясно?

– Так точно, – вразнобой ответили мы.

Мертвец кивнул и ушел по своим делам. А мы решили все вопросы и недомолвки оставить до утра, уж очень хотелось помыться, пожрать и поспать.

Обычные желания вернувшегося домой мужчины.

Когда вокруг слишком много командиров, жизнь солдата становится нервной и суетливой. По распоряжению нашего магнуса нам разрешалось пропустить утреннее построении отряда и прибыть сразу на завтрак, проспав лишний час-полтора. Однако ровно после утренней побудки в нашей палатке уже стоял перепуганный Филипп и призывал нас к пробуждению.

– Какого черта? – сонно вопросил Руни.

– Господин капитан распорядился! – торопливо ответил солдат. – Всем необходимо явиться на построение.

– Передай господину капитану, чтобы пошел он в… – донесся возглас Арифа.

– У нас разрешение от Фиалки, – вовремя перебил друга Руни. – Мы заслужили.

Филипп замялся, явно размышляя как поступить, и примет ли Мертвец такие объяснения. Страх перед капитаном перевесил, он вновь затянул свою песню:

– Но мне сказано вас разбудить, и чтобы вы на построении были…

В его сторону полетел тяжелый подкованный сапог, и посыльный ретировался.

Однако, вскоре полог вновь распахнулся, в шатер решительно вошел капитан и без лишний слов перевернул койку Руни.

– Нас осчастливил своим визитом генерал Бебракс, – угрюмо сообщил Мертвец. – Присутствие всех обязательно.

Чертыхаясь и костеря высшее командование, мы полезли из-под теплых плащей в неприветливые будни.

Пока мы отсутствовали, с нашей амуницией, конечно же, ничего не случилось. Только вот мы не успели натереть до блеска броню, выправить оружие, промаслить ремни и пояса. Даже бороды сбрить не успели, так, пальцами причесали.

Делать нечего, оделись, собрались, вывалились на улицу. Наши уже спешили на место построения, капитан подгонял задержавшихся.

Накрапывал легкий дождик, с реки тянуло утренним холодком, а мы стояли, переминаясь с ноги на ногу, и ждали визита генерала Бебе.

– Вот чего подняли? – проворчал Ариф. – Еще бы спать и спать.

– Не может же генерал ждать пока мы выспимся, – попытался прояснить Пикси.

– А чего так? – повернул к нему голову Ариф. – Шибко занят?

– Вы такие разговорчики бросьте! – навострил уши знаменосец Зыря. – За такие разговорчики на дыбу!

– Ты то чего запел? – удивился Ариф. – Лучше знамя крепче держи, а то накренилось. За кривое знамя с тебя вообще шкуру спустят.

– За знамя точно спустят, – поддакнул Руни. – А если еще узнают, что ты его сальными после селедки руками трогал, так вообще конями порвут.

– Я не трогал! Никогда!

– Ладно, не пищи, – поморщился Ариф. – Это останется нашей тайной.

– Да я…!

– Смирно! – прохрипел Мертвец. – Равнение на-лево!

Мы вытянулись до стального стука, сквозь прорези забрал принялись поедать глазами появившихся командиров.

Первым скакал генерал Бебе, привычно надутый и расфуфыренный. Весь в цветных лентах и наградах, с золочеными ножнами, с резными буфами на плечах. За ним, отставая на полкорпуса, скакали магнусы Август Дампьер с недовольной рожей, и наша Диана, серьезная и собранная. Заключали кавалькаду генеральские адъютанты и пажи, такие же яркие и дорогие. Даже у Августа через плечо болталась лента с новенькими наградами, блестящими и вычурными. Наша Фиалка со своей единственной наградой за взятие порта Мирталис выглядела в этом разноцветье бледно.

Капитан махнул рукой, мы приветственно заревели. Генерал проехался вдоль строя, скользя по нам взглядом, произнес:

– Впечатляет, госпожа Дампьер. Вы хорошо их вымуштровали.

– Спасибо, господин генерал, – чуть поклонилась Фиалка. – Но мои панцири не нуждаются в излишней муштре.

– Вздор, – отмел возражение Бебе. – Всяк солдат нуждается в дисциплине и дрессировке, иначе его в самый ответственный момент понесет, как дурную лошадь. Вы еще молоды, графиня, вам лишь предстоит узнать все премудрости хорошего командира.

– Да, господин генерал, – девушка покраснела, спорить не стала.

Генерал смотрел на нас, мы, из прорезей шлемов, на генерала.

– Что скажете, граф? – Бебе повернулся к Августу. – Нравится вам отряд вашей сестры?

Магнус кавалерии лишь пожал плечами, ответил безразлично:

– Не знаю что ответить, господин генерал. Пехота она и есть пехота.

– Пехота есть кость любой армии, – сказал Бебе. – Запомните мои слова, граф, иначе проиграете ваше семейное соревнование. Пока что от этих стальных мужиков толку больше, чем от ваших хваленых рыцарей.

Август скорчил кислую мину. Мы довольно заулыбались.

И чего про генерала дурные слухи ходят? Вроде, правильные вещи говорит.

– Ну, госпожа Дампьер, – Бебе повернулся к Фиалке. – Где наши герои?

Графиня дала знак капитану, и тот назвал наши имена.

– Выйти вперед! – скомандовал Мертвец.

Лязг стали, и наша четверка стоит перед высшим командованием, сжимая копья и щиты, расправив широкие плечи.

Генерал подъехал, сверху вниз оглядел нас. Сказал недовольно:

– Это что за вид? Почему они такие пыльные? Почему доспехи не начищены, как положено?

Он объехал нас вокруг.

– И вы еще говорите, что им не нужна муштра? – обратился генерал к графине. – Да таких героев пороть надобно, а не награждать!

Я про себя вздохнул. Времена идут, а в головах командования ничего не меняется.

– Господин генерал, – Фиалка не стала безропотно сносить укоры. – Это я приказала им идти отдыхать, а сегодня утром они просто не успели привести себя в порядок.

– Чушь, – отрезал Бебе. – Следует называть вещи своими именами. Солдат не должен отдыхать, покуда не исполнил свои обязанности, в том числе, пока не обслужил казенную, указываю на это, амуницию. Иначе эта самая амуниция придет в негодность, и этот нерадивый солдат посмеет требовать себе новую. Стоит ли напоминать, какую сумму вынуждена ежегодно тратить королевская казна на таких вот персонажей? Хорошо еще, что рыцари, эти благородные господа, самостоятельно финансируют собственное снаряжение. Иначе Корона давно уже разорилась бы.

Бебе с недовольством уставился на рисунок фиалки на моем плече, покачал головой, сказал:

– Необходимо провести ревизию отрядного имущества. Уверен, там далеко не все в порядке.

Он цокнул языком, развернул коня и ускакал в сторону ставки. За ним последовали Август и свита. Графиня осталась с нами, поджав губы и хмуря брови.

– В строй, – скомандовал нам капитан.

На том торжественное построение закончилось.

– Дядюшка мой всегда отменно мясо на углях готовил. Секрет его не хитрый – мясо он прежде на скисшем козьем молоке замачивал, да на холодную с вечера убирал. Потом сверху розмарином посыпал, паприкой, мятым луком. Соль бросал в меру, аккурат к подаче мяса на решетку. Угли предпочитал березовые, чтобы жар был долгим и ровным. А огонь вином сухим гасил, им же мясо поливал…

Мы вполуха слушали бесконечные рассказы Филиппа, меланхолично начищая доспехи. Настроения не было, желания отвечать или даже заткнуть словоохотливого пехотинца тоже.

– А еще дядюшка рулеты из печени гусиной делает, с орешками всякими…

– А я не удивлен, – вдруг ни с чего сказал Пикси, откладывая наплечник. – Не удивлен, что нас так прокатили. Командуй нами мужик, мы бы уже на серебре ели и золотом подтирались.

– Ну, ты прямо скажешь – «золотом»! – фыркнул Руни.

– Это я образно, – пояснил Пикси. – Понятно же, что хочу сказать?

– Понятно. Но «золотом подтираться» – как-то уж слишком.

– Ну не «золотом», ладно, – сдался Пикси. – Да хоть папирусом ароматным. Я к тому, что не могут наши генералы признать, что им девка нос утирает. А за ней и нас не замечают. Так что, пока нами Фиалка командует, не видать нам ни наград, ни премий.

– Тебе мало платят, Пикси? – раздался за спиной знакомый хрип, от которого по спине побежали мурашки.

Мы дружно поднялись, буркнули: «Господин капитан».

Мертвец сел на предоставленный пенек, поправил меч на поясе. Произнес:

– Сплетничаете, будто старухи на лавке.

– Мы не сплетничаем, господин капитан, мы рассуждаем, – пояснил Пикси. – Ведь, согласитесь, к Фиалке… к нашему магнусу действительного предвзятое отношение!

– А через нее и к нам, – вставил Руни.

– И молодая она шибко, – буркнул Ариф.

Мертвец покачал головой.

– Молодая? – усмехнулся он. – Да она толковей иных генералов седоволосых. Вспомните, давно ли пришла, не знала в какую сторону саблей махать? Другие высокородные, даже братец ее, сходу начали насмешки и уколы отсыпать, будто каждый лично Грандфилдскую битву выиграл. А она не сломалась, не сдалась, не сбежала. Пока другие в штабном шатре вино хлестали, музицировали, да ее за глаза чихвостили, она училась, книги умные читала, с бывалыми разговаривала. Шишки вместе с нами набивала. И выучилась, сами видите.

Капитан закашлялся, прочистил горло, продолжил:

– И отряд она любит, словно дитё родное. Себе не возьмет, сюда тащит. И к вам, дуболомам, отношение не как к скотине бессловесной. Никого не удивляет, что за время ее командования никого даже не пороли? – он окинул нас тяжелым взглядом. – Хотя, как по мне, это, скорее минус, чем плюс.

Мужики переглянулись. А ведь верно капитан говорит.

– Скажи, – я решил подтвердить свои подозрения. – Почему именно Фиалке доверили штурм замка?

– Доверили? – Мертвец криво ухмыльнулся. – Все были уверены, что она не справится. Хотели ее лишний раз унизить. Изначально штурм планировался после того, как к нам присоединились бы войска генерала Грогеля. Которые, как вы сами видите, до сих пор не подошли. На что Фиалка указала, что к врагу тоже стягиваются свежие силы, и что, возможно, стоит попробовать взять замок сейчас, избежав больших потерь. На что Бебе ответил, что раз она считает себя умнее и опытнее целого штаба, то пусть тогда и разработает план штурма. Она и разработала.

– А мы исполнили! – хлопнул себя по колену Руни. – Ух, как исполнили!

– Потому и задержка с помощью? – спросил я.

Мертвец кивнул.

– Никто до конца не верил, что у нас получится. Когда взлетели ваши сигналы, она буквально силой вытаскивала остальных командиров посмотреть на них.

– Ох, – охнул Пикси. – Это ж как мы по острию прошли!

– А знаете, как ее наградили за взятие замка? – продолжил Мертвец, позволивший себе, наконец, выговориться. – Когда был победный пир ей разрешили поблагодарить генерала Бебракса за предоставленную возможность проявить приобретенные под его началом знания и умения. И всё. Остальным командирам пожаловали по памятному шеврону и по серебряному кубку из личных запасов генерала.

Мужики удивленно замычали. Какая знакомая ситуация!

– Так что не смейте ее хаять, – подвел итог Мертвец. – Она такой же панцирь, как и мы, проживает ту же судьбу и дышит тем же воздухом.

Все молчали, переваривая внезапное откровение капитана.

Да, мой дорогой читатель, такое случается даже в королевской армии. Не слишком умные генералы пренебрегаю молодыми командирами, считая их бестолковыми и поверхностными – словом, с себя мерят. И тут даже не в том дело, что магнус наша – девица миловидная, а в том, что всякому младшему офицеру в штабном шатре велено не советы раздавать, а поддерживать в себе учтивую тишину, да с блестящим от восхищения взором восторгаться рассказам старших о былых временах и подвигах.

Генерал Бебе относился к тому типу людей, что на словах хоть в бронзе отливай, а в поступках – говно на лопате. Я успел всякого наслушаться и насмотреться, пока в карауле у его шатра стоял. Особенно противен генерал был во хмелю – тут в него вселялся дух великого стратега и завоевателя, и горе любому, не разглядевшему в господине графе сих чудесных перемен.

– Ой, да пусть Фиалка не расстраивается из-за награды! – в сердцах воскликнул Руни. – Подумаешь, кружку серебряную не дали! Главное, что всё получилось! И что она – молодец!

– Да, – поддакнул Пикси. – Что те награды? Так, безделушки, ерунда. Кому они вообще нужны, эти награды?

– Вы только ей об этом не ляпните, – прохрипел Мертвец, поднимаясь. – Приводите себя в порядок и идем со мной.

– Куда? – спросил Руни.

– Туда, – капитан кивнул в сторону шатра Фиалки. – Или что, думаете, я к вам лясы пришел точить?

После чего добавил с угрозой:

– И про наш разговор никому, ясно? Запорю.

То было самое необычное награждение на моей памяти. Наша четверка еле втиснулась в шатер к Фиалке, выстроилась поперек, неуклюже повалив ажурный пуф с атласной подушкой. Графиня, раскрасневшаяся от волнения, стояла перед нами, задрав голову, силясь хотя бы макушкой дотянуться до уровня наших широких плеч.

Начала речь официально, тщательно подбирая слова, будто волнующийся студиоз. Потом дала волю чувствам, заулыбалась, заговорила от души, тепло и проникновенно. Сказала, что командование поручило наградить нас памятными подарками, что она с удовольствием и сделает. Вручила каждому по рубиновому камню в форме гранатового зернышка в медной оправе тонкой работы. Сказала, что можем носить на перевязи как символ личной доблести и верности делу.

Мы стояли совсем растаявшие и смущенные. Я вдруг поймал себя на том, что тоже улыбаюсь. И мужики скалятся от уха до уха, будто им каждому по имению подарили. Ведь нам привычнее, когда хвалят по-казенному, строго, под бой щитов и шелест флагов. Но как же внезапно приятно выслушивать благодарность лично! Сразу как-то превозносишься, появляется желание соответствовать и брать новые вершины.

Рубиновый камешек лежал в моей ладони совсем крохотный, явно снятый с какой-нибудь драгоценной подвески, что, порой, хранятся в небольших девичьих ларцах. Сущая безделушка, ерунда, как ранее заметил Пикси. Но разве в размере и достоинстве ценность награды? Любой солдат скажет, что нет.

А еще я увидел, что Мертвец не совсем прав – Фиалка тоже не осталась обделенной. Судя по ее лицу, по горящим глазам, судя по словам, что она говорила, графиня таки получила свою награду. Мы подарили ей победу – победу над врагом, над генералом Бебе с его насмешливой свитой, над братом с его высокомерием.

Победу над самой собой, над своими страхами и сомнениями.

Награда эта невесомая, нематериальная, но кто скажет, что она ничего не стоит? Что она пустяк, безделушка?

Под конец Фиалка подарила нам бутылку плотного, словно кровь, млахийского бордового, и мы разошлись по шатрам довольные собой и жизнью в целом. И вот сейчас, выводя эти строки, я поймал себя на мысли, что после встречи осталось приятное послевкусие и желание и впредь дарить победы своему командиру.

Прекрасный настрой для солдата, не правда ли?

Захват замка открыл нам дорогу вглубь провинции. Как только к нам подошли отряды генерала Грогеля – легкая пехота южан с тонкими пиками, три огромные бомбарды и десяток всадников на ящерах – мы снялись с места и продолжили движение к побережью. Говорили, что против нас выступила самая большая армия Царства Дахурда, и сражение предстояло грандиозное.

Ну а пока что наше большое, но от того неповоротливо войско растянулось по лесным и проселочным дорогам Канагара, а начавшийся сезон дождей тормозил и без того неспешное передвижение. В хорошие дни квартировались в мелких деревнях и селах, в плохие – под плащами в чистом поле. То и дело приходилось вытаскивать из грязи обозы с амуницией и провиантом, искать разбредшихся и заблудившихся коней и мулов. Пару раз отбивали неумелые нападения местных лиходеев, вдруг возомнивших себя бессмертными. Но настоящую проблему доставляли летучие отряды «пепельных». Они, словно гиены, нападали исподтишка, атаковали фуражиров, отставших солдат, сжигали деревни на нашем пути, травили колодцы, и вообще всячески усложняли нам жизнь. Наша кавалерия пыталась за ними гоняться, но «пепельные» трусливо сбегали, не вступая в бой, и уже издалека обстреливали из луков и кричали обидное.

А как то раз, когда разгоряченные азартом рыцари вновь бросились в бесполезную погоню, вражеские разведчики заманили их в засаду.

Мы как раз пытались достать из канавы телегу бомбардиров, спотыкаясь о раскатившиеся по траве ядра. Из кустов вылетел побитый и помятый оруженосец с окровавленной головой, закричал, что благородные господа рыцари имели честь влипнуть в неприятности, и что если им не помочь, то наша армия станет беднее на несколько красивых мужчин.

Внимательный читатель конечно же помнит в каких сложных отношениях мы, обычные солдаты, пребываем с благородными кавалеристами. И наверное кто иной позлорадствовал бы на нашем месте. Однако, мы – профессионалы, мы умеем различать личное и общее. И вот сейчас в беду попали не напыщенные, хвастливые и намопаженные господа, а наши боевые товарищи, не раз поднимающие за нас свои мечи.

Мертвец оставил людей оборонять обоз, остальным приказал выдвигаться на помощь. Нам вооружиться, что в лопухи плюнуть, и уже через пару минут бронированное стадо пехотинцев ломилось через подлесок к месту боя.

Что могу сказать – обложили наших рыцарей, конечно, грамотно. Не знаю, кто командует «пепельными», но его явно следует если не бояться, то уважать уж точно. Тут сыграло все – и рельеф местности, и запрятанные в кустах колья, и канава, и рукотворный бурелом. А также притаившиеся за деревьями солдаты с арбалетами и тяжелыми дубинами.

Видно, что готовились давно, со знанием дела. От немедленной гибели кавалерию спасли лишь доспехи, да обученные кони, которые не растерялись, а принялись топтать врагов.

Но силы были не равны, и к тому моменту, как мы подоспели, половина рыцарского отряда уже была мертва или серьезно ранена.

Драться в лесу – та еще забава, но нам не привыкать. Налетели с фланга, отогнали, прикрыли щитами. Можно сказать, практически из глотки добычу вырвали. Тут «пепельные» опомнились, переключились на нас. И было бы нам жарко, если бы они, опьяненные кровью, в прямой бой не полезли. Наверное, думали, что мы только в строю сражаться умеем, да и в броне своей медленные и неповоротливые.

Видимо, раньше они не встречались с панцирями. И мы преподали им хороший урок. Люблю смотреть, как на самодовольных рожах противника начинает проступать поначалу недоумение, а потом страх.

Драка вышла хорошая, рубили с плеча. Все же отступили, уж больно много их, но очень достойно – спасли практически всех, кого можно было спасти, и серьезно потрепали врага.

Запомнилось – мы пятимся, стрелы свистят, «пепельные» копьями тычут. Я обо что-то спотыкаюсь, смотрю – рыцарь лежит лошадью придавленный. Шлем слетел, лицо совсем молодое, усы даже не усы, а так, пушок соломенного цвета. Глаза сумасшедшие, в кулаке обломок меча сжимает. Я его за шиворот схватил, за собой тащу, говорю: «Брось железку, только мешает». А он мне: «Не смейте родовой меч железкой называть! Потребую сатисфакции!». Смешные они, рыцари. Тут за жизнь бороться надо, а они о такой ерунде беспокоятся.

На полпути к тракту нас встретила процессия кавалеристов во главе со своим магнусом. Скакали кучно, все в железе, размахивали оружием. Оказывается, тоже ехали выручать своих. Расстроились, что не успели. Граф Август Дампьер даже разорился на скупую благодарность, но чрезмерно злоупотреблять с похвалой не стал. Подхватили раненых, подбодрили живых – и только пыль оставили, умчались в разбитый пажами лагерь.

Побрели и мы раны зализывать. Встретили Фиалку в сопровождении Мертвеца. Графиня нас выслушала, нахмурилась и куда-то поскакала мрачнее тучи. А нас ждали застрявшие бомбарды, промокший ужин и раздраженный интендант Каркар, не досчитавшийся телеги с сапогами и теперь видевший потенциальных воров во всех, кто когда-либо родился на свет.

Сегодня ночью по мою душу пришли. Я спал под деревом, уютно устроившись промеж корней, когда караульный осторожно разбудил меня, опасаясь хорошей затрещины, сказал, что ко мне пришли и требуют.

– Требуют? – удивился я.

И пошел посмотреть кто настолько не дружит с головой, чтобы столь самонадеянно заявиться посередь ночи в расположение тяжелой пехоты.

То были рыцари, человек десять, без своих привычных плюмажей и плащей. Стояли широко, словно для картины позировали.

– Подойдите ближе, благородный Дрю Ормандо, – пробасил один из них. – Не бойтесь.

Это они что же, поквитаться пришли? Нашли время.

Я вздохнул, привычно выбирая взглядом кого вышибить первым. Спросил не слишком приветливо:

– Чего надо?

Несмотря на блеклый свет факелов, я смог разглядеть среди пришедших несколько физиономий, которые уже как-то охаживал своими кулаками.

– Благородный Дрю Ормандо, – выступил вперед рыцарь с перевязанной головой. – Верно ли нам считать, что вы с некоторых пор рыцарь маркиза Дитрихштейна?

Я усмехнулся. Как же они предсказуемы!

– Верно! – с вызовом ответил я. – Господа, можно как-то ближе к делу, нам утром в поход.

– Благородный Дрю Ормандо! – торжественно проговорил первый рыцарь. – Вы сегодня совершили поступок, достойный героической новеллы! Благодаря вам многие наши браться завтра вновь сядут в седла, вновь понесут волю и гнев Короля нашего врагам нашим!

Он сделал вперед шаг, будто гордая цапля, сказал:

– Примите нашу благодарность, благородный Дрю Ормандо!

И бросил к моим ногам перчатку.

Вызов на дуэль.

Ну, всё верно, я им теперь, по их мнению, ровня, так что можно, наконец, выбить из меня дурь на их условиях.

Но не успел я что-либо ответить, как подошел второй рыцарь и повторил жест первого. Потом подошел следующий. И следующий.

Они делали это с такой важностью и значимостью, что я невольно приосанился, наблюдая, как растет гора перчаток на земле.

Когда последний рыцарь отошел, вновь взял слово первый рыцарь, подняв факел повыше:

– Благородный Дрю Ормандо! Я, шевалье Каринье, перед богами и при свидетелях, заявляю, что нет более между нами ссор и недомолвок!

Он картинно поклонился и важно вернулся на место.

И вновь рыцари друг за другом подходили, представлялись, и заявляли о том, что не имеют ко мне претензий.

А потом они чинно раскланялись, и с чувством выполненного долга потянулись прочь. Суетливые пажи тут же выскочили из темноты и принялись разбирать хозяйские перчатки.

– Эй, Каринье! – окликнул я рыцаря. – А почему только мне такая честь? Вас весь отряд спасал.

– Они простолюдины, – недоуменно пожал плечами шевалье. – Это их работа.

И скрылся в ночи.

А я остался стоять с огромным желанием догнать и надрать уши. Но сдержался – не сейчас, не нужно портить момент. На моей памяти это первый случай, когда рыцари выказали благодарность хоть кому-нибудь. Глядишь, со временем и обычных пехотинцев уважать научаться. А нет – так я всегда рядом, и кулаки мои готовы постоять за солдатское равноправие хоть днем, хоть ночью.

Сражение при Джюниперро, очередная победа Фиалки.

Устав тащиться с основными силами, графиня выбила у генерала Бебе разрешение проследовать к месту рандеву другой дорогой. Генерал разрешение дал, насмешливо указав, что шагать нам предстоит лишние немалые версты, и сказал, что если мы не уложимся в срок, то последует суровое, но справедливое наказание.

Фиалку это не испугало, она уже знала наши силы и способности.

Наш путь лежал через колючие леса Камуса, через мелкие комариные болота и прохладный травяной лог. Дорога уступала тракту размерами, виляла, будто шов пьяного портного, но зато воздух был чистым, погода стояла чудесная, шагалось легко и свободно, а под ногами не чавкала взбитая людьми, конями и телегами грязь.

С нами увязалось несколько арбалетчиков, следующих в расположенный по дороге сторожевой форт. Хорошие парни, прекрасные охотники. На привалах давали пострелять, устраивали соревнования, развлекая народ. Даже Фиалка активно участвовала, веселясь, будто простая девчонка. Она вообще очень заинтересовалась арбалетами, спрашивала об устройстве, об удобстве обращения, о дальности и точности стрельбы. Что-то говорила Мертвецу, а тот смотрел на нее с удивлением и задумчивостью.

Расчет Фиалки оказался верным – не обремененные другими отрядами, мы довольно быстро сокращали расстояние до указанного места сбора. Небольшие сложности доставило болото, которое против ожиданий, оказалось не высохшим, а вполне себе полноводным и топким. Пара новобранцев утопила в мутной воде копья и перчатки, но, в остальном, обошлось без происшествий.

К окрестностям Джюниперро, мелкого городишки, стоявшего на перекрестке двух дорог, мы вышли туманным утром. Вдали виднелись силуэты шатров, торчащих штандартов, бродящих по своим делам людей. Приятно тянуло дымом и едой.

Мертвец приказал обустраивать лагерь, сам пошел за Фиалкой чтобы ехать в ставку.

– Интересно, кто это нас опередил? – ворчливо спросил Руни, сбрасывая на землю подпорки для палатки.

– Главное, чтобы не Бебе со своей свитой, – сладко потянулся Пикси.

– Откуда тут Бебе? – спросил Ариф. – Его толстая жопа еще несколько дней на горизонте не появится.

– Наверняка это местный гарнизон, – предположил Руни. – Или лагерь новобранцев.

Рядом с нами остановилась карета магистра Балфа, из которой вылез Афанас и с отрешенным видом понес к обочине наполненные ночные горшки. Заметив нас, вежливо качнул посудой, на что мы также вежливо поклонились.

– Так, давайте я займусь костром, – предложил Руни. – А вы всем остальным.

– Вот это ты прекрасно придумал! – откликнулся Пикси. – Это я что, как самый молодой, за водой потащусь?

– А давайте я, как самый молодой, за водой потащусь, – подхватил Ариф. – И утону там где-нибудь.

– Не бережешь ты ветеранов, Руни, – покачал я головой.

– Да чего такого? – возмутился парень. – Они всегда костер разжигают, а я за водой хожу!

– То есть, видишь, у нас традиция, – пояснил Пикси. – Традиции нарушать нельзя, особенно в дальнем походе.

– Золотые слова, – кивнул Ариф. – Пойду колья для шатра соберу.

Руни заныл, как недовольный пес, подхватил большой котел и побрел с ним вниз с обрыва, туда, где плескался мелкий ручей.

Костром занялся Пикси, обстоятельно сложив принесенные с собой дрова и настругав тонких лучин. Пока он, высунув от усердия язык, стучал камнями, стараясь высечь искру, вернулся Афанас.

– Добрый день, – вежливо сказал он. – Разрешите у вашего огня расположиться?

– Конечно! – ответил Пикси. – А ничего тебе… вам, колдунам, с обычными солдатами вместе сидеть?

– Когда холодно и говно – грелка, – мудро изрек Ариф.

Афанас покосился на него, ответил:

– Мой господин не привередлив, особенно когда все запасы остались в штабном обозе.

Он посмотрел на меня и добавил:

– Тем более, с нами целый шевалье, так что репутация лорда Балфа не пострадает.

– Да откуда все об этом знают? – спросил я. – У кого такой длинный язык?

Ответ мне никто не дал, потому что из тумана вышел пьяный мужик в стеганной куртке, присел к разгоревшемуся костру и потянул из лежащей рядом холщовой сумки кусок вяленого мяса.

– Эй! – оторопел от наглости Пикси. – Ты чего?

Мужик пробормотал что-то неразборчивое, плюхнулся на задницу и принялся жевать добычу, глядя мутным взглядом на огонь.

Вернувшийся с реки Руки застал эту картину, взял полено и вырубил незнакомца ударом по голове.

– Я может чего не знаю? – спросил он у присутствующих. – Мы с каких пор «серых» прикармливаем?

Никто из солдат не станет спорить, что удача – неотъемлемая часть любого командира. На сей раз случай оказался на стороне Фиалки, и грех было им не воспользоваться.

«Пепельные» не ожидали, что противник появится так рано, да еще и со стороны леса. Поэтому когда мы, под покровом тумана, подошли к лагерю и атаковали, для врага это стало полной неожиданностью. Мы шли стальными рядами, сминая и истребляя все на своем пути. Мы рубили шатры и древки знамен, настигали мечущихся в панике людей. Хаоса добавлял магистр Балф, а точнее Афанас, насылающий кошмарные чары на вражеские фланги. Там то ревело, то кукарекало, то в небо взлетали гигантские одуванчики, унося несчастных вдаль, то появлялись стаи крупных огненных оводов. Должно быть, «пепельным» казалось, что наш колдун изощренно издевается над ними, хотя мы то понимали, что ученик колдуна судорожно пытается сотворить хоть что-то полезное, борясь с книгой и собственной необразованностью.

Наш внезапный удар поверг противника в ужас. «Пепельные» оказались деморализованы, они даже не смогли построиться в подобие хоть каких-то боевых порядков. Был один командир, успевший собрать вокруг себя несколько человек, не он быстро испарился, попав под кислотный шар Афанаса.

Через час все было кончено. За нашей спиной догорали остатки вражеского лагеря, количество пленных, казалось, превышало численность отряда, а раскрасневшаяся Фиалка срывающимся от волнения голосом командовала прекратить преследование и заняться удержанием позиций. И восклицала с горящими глазами:

– Молодцы, мои панцири! Какие-же вы молодцы!

Мы держали строй целый день, ожидая контратаки. Однако, либо мы очень хорошо их напугали, либо они решили с нами не связываться, но никто так и не появился.

К вечеру подошли наши передовые отряды, а к следующему утру подтянулись и остальные. Ходили, удивленно разглядывали поле боя и пленных, спрашивали как у нас так получилось. Судя по количеству кострищ и лежанок, мы обратили в бегство армию в десятки раз крупнее нашего отряда. Если бы они успели занять позиции и встретить нашу армию в полном боевом построении, то побоище вышло бы знатное.

Проведали Афанаса. Парень сразу после боя свалился без сил, и теперь его отпаивали бульоном и теплым вином. Все лавры, само собой, получил блаженно улыбающийся магистр Левиафан, а над Афанасом посмеивались, мол, как удобно прикинулся хворым.

Афанас не спорил и лишь слабо улыбался в ответ. Мы, кто знали правду, выказали парню свою благодарность, даже небольшой подарок собрали.

Ближе к вечеру нас наконец соизволил посетить Бебе. Лично прискакал, даже знамена прихватил. Вновь разглядывал строй, рассказывал про то, что его вновь не подвел талант полководца, ведь именно он направил наш отряд в обход, благодаря чему мы смогли выйти в тыл вражеским войскам. Даже сподобился похвалить Фиалку, пожаловал ей серебряную булавку с собственного плаща.

Смотреть на всё это было противно, но мы привыкли. Причем, даже графиня виду не подала, что расстроилась. Должно быть, поняла правила игры и удовлетворилась тем, что точно знала благодаря кому и чему эта победа стала возможной.

Глядя на то, как она еле сдерживает довольную улыбку, мы не стеснялись улыбаться в ответ.

Кто там что увидит под опущенными забралами?

Увы, война не состоит из одних лишь побед. Разворошенное нами паучье гнездо собралось с силами и подстерегло нас на переправе через стремительную реку с поэтичным названием Жопорезка.

Ушедшие на ту сторону разведчики доложили, что всё спокойно. Первыми брод преодолела легкая пехота, за ней – рыцари и всадники на ящерах. Потом выдвинулись мы и пикинеры, помогая застревающему на стремнине обозу. Сразу стало ясно почему у реки такое название – стоило потерять равновесие и упасть в воду, как сильное течение подхватывало и тащило по острым камням, способным хорошо поцарапать доспехи и даже пропороть одежду.

И вот когда мы волокли через брод фыркающих тягловых коней, где-то в лесу прогремели барабаны и в нас полетели выпущенные из катапульт камни.

Огромный тяжеловес чуть руку из плеча мне не выдрал, когда рядом в воду ухнул первый булыжник. Под грохот и гул ударов кони вставали на дыбы, переворачивая телеги. Люди посыпались в воду, их потащило вниз по течению.

Воспользовавшись неразберихой, «пепельные» пошли в атаку. С неба обрушились стрелки на огромных летучих мышах, из леса выскочили рубаки с топорами и воины с зазубренными копьями. Раздвигая деревья, вышел укутанный в балахон титан, навершие его посоха светилось ядовито-желтым. Он сделал жест – и часть наших солдат растаяли в воздухе, словно были сделаны из мягкого воска.

Я чудом не отдал концы на той переправе. Поначалу меня чуть не раздавил перепуганный конь, потом рядом рухнул громадный валун, выбив землю из-под ног. Я упал в воду и меня потащило вниз по течению. Спасибо, кто-то из наших вытащил за рукав. Стрелы пробили вещевой мешок, звякая о металл, одна хорошо поцарапала бок.

Неся потери, мы отступили обратно на свой берег. Нас прикрывали лучники, бомбарды и колдун, но всё же многие остались на той переправе. Легкую пехоту положили почти всю, сильно потрепали всадников. Кого-то унесла река, кого-то разбило о камни, кого-то унесли летучие твари.

Преследовать «пепельные» нас не стали, ограничились выстрелами вдогонку.

Как сказал Мертвец, счет противостояния сравнялся и теперь топор вновь на нашей стороне. А пока мы двигаемся на север, где в нескольких днях пути есть еще одна переправа, удерживаемая нашими войсками.

Бальварон, славный город пышногрудых девиц и наливных яблок. Отрада для души и тела усталого ветерана. Здесь нас встретили как освободителей, что отогнали ненавистного врага от самых стен и не дали разрушить, пограбить и надругаться. Сделали это, правда, не мы, а солдаты генерала Фогеля, который, несмотря на всю опалу, вновь был привлечен на службу и вновь доказал, что умеет неплохо воевать. В тот день, когда мы пятились от переправы, его армия нанесла неожиданный удар по войску «пепельных», осадивших Бальварон. Опрокинула, развеяла, прогнала прочь и осталась пировать в многочисленных сидрериях гостеприимного города. К этому празднику присоединились и мы, пыльные, уставшие, но весьма обрадованные открывшимися перспективами.

Если вы когда-нибудь бывали в этих местах, то наверняка помните уютные улочки с аккуратными домиками, зелень, сквозь которую пробивается ласковое солнце, и пьянящий аромат яблок, свисающих золотыми шарами до земли. В каждом втором дворе варят сидр, в каждом первом – пастилу и мармелад. Улыбчивые девицы с лисьими глазами очень рады приютить солдата, а усатые лавочники охотно сделают скидку на любой товар.

В один из трех отведенных для отдыха дней мы собрались с парнями в кабаке на главной площади, заняв стол под большим травяным зонтом. Бродячие артисты разыгрывали какую-то комедийную сценку, рядом приплясывали менестрели с дудками и арфами. Шустрые поварята разносили подносы с едой, дамы с кувшинами заботливо подливали хмельное в опустевшие кружки.

– Я в раю, – протянул разомлевший Руни. – Я хочу остаться здесь навсегда.

– Если ты в раю – значит ты сдох, – откликнулся Ариф.

– Да и ладно, – не стал возражать Руни, жмурясь, словно кот. – Главное, что мне хорошо.

– Не может быть человеку постоянно хорошо, – вновь не согласился Ариф. – Человек – скотина страдательная, без мучений и лишений превращается в сытую овцу.

– Что плохого в сытой овце?

– Сытую овцу все хотят остричь и на вертел насадить. Или утащить в лес и там растерзать. Или на шкуру пустить. Или выкрасть из родительского дворца и отдать в солдаты.

– Чего? – не понял Руни.

– В общем, сытая овца никому не нравится, – подвел итог Ариф. – Ее всяк обидеть норовит.

– Лучше быть худой и паршивой, что ли?

– И с клыками, – поддакнул Ариф. – Еще с когтями и толпой.

– Какая странная овца, – подал голос Пикси. – Лучше подскажите, как это есть?

Пикси сидел перед столом, заставленным маленькими пиалками и тарелками. В каждой лежало что-то внешне съедобное, из каждой тянуло ароматным паром – и всё вместе это называлось «Перепелка по-бальваронски», гордость местной кухни.

– Это ж еда, – хмыкнул Ариф. – Бери да ешь.

– С чего начинать-то? – развел руками Пикси. – Тут какой-то порядок должен быть, что во что класть, что с чем смешивать?

– В животе все равно смешается, – отмахнулся Руни. – К чему эти условности?

– Эх, овца ты сытая, – парировал Пикси. – У тебя всё просто. А я тощая, пытливая овца, я понять хочу.

– Если ты тощая овца, то я… То я… – Руни пытался придумать что-то оригинальное, но не смог.

– Видишь, – заметил Ариф. – Уже тупеешь.

Руни отмахнулся, подставляя кружку под льющуюся струю яблочного сидра.

Я разглядывал людей на площади, отпустив из головы все мысли. Увидел Фиалку и Мертвеца, прогуливающихся вдоль домов и ведущих неторопливую беседу. Капитан улыбался, что случалось крайне редко и обычно предвосхищало решающий выпад в поединке. Однако сейчас он явно не готовился убивать графиню, а просто улыбался как обычный человек, решивший выразить свои обычные эмоции.

Это выглядело одновременно и пугающим, и милым.

Фиалка тоже в ответ улыбалась, ее глаза поблескивали, а рукава их рубашек соприкасались чаще, чем положено по этикету между командиром и подчиненным.

– Друзья, – вновь заговорил Руни. – Вам порой не кажется, что всё это как-то не по-настоящему?

– Ты что имеешь в виду? – спросил Ариф.

– Ну вот нашу жизнь в целом, – махнул бокалом Руни. – Мы вот живем, сражаемся, пьем вино, а на самом деле ничего этого нет, и все это – лишь чей-то сон, фантазия?

– Эк тебя с сидра вштырило, – заметил из-за стола Пикси.

– Это кто ж такой фантазер? – хмыкнул Ариф.

– Ну, не знаю. Боги, колдуны. Или вон, Дикий.

Они уставились на меня.

– А чего? – улыбнулся Руни. – Вон, сидит, молчит, улыбается загадочно.

– Что-то хреново у него с фантазией, – сказал Ариф. – Каждую неделю какая-то жопа случается.

– Вот такой я затейник, – ответил я. – А вообще, какая разница, фантазия это или нет? Будь счастлив там, где хорошо, остальное не важно.

– Надо уезжать из этого города, – буркнул Ариф. – Нас начинает пожирать философское болото.

Мимо нас прошагала процессия из интенданта Каркара, Филиппа и еще пары новобранцев. За ними небольшой ушастый ослик тянул телегу с винными бочонками, парни тащили мешки с хлебом, вязанки колбасы и вяленого мяса.

– Я от штабных слышал, что большая битва намечается, – как бы между делом сказал Руни. – Вроде как решающее сражение.

– От штабных – это от кого? – спросил Пикси.

– Григор, картограф. Знаешь его?

– Худой такой? С прической «под горшок»?

– Да.

– Вроде, толковый парень.

– Толковый, – согласился Руни. – Почем зря болтать не будет. Так вот, он сказал, что король повелел всем войскам собираться в долине Анде-Сидор. Сказал, что готовится генеральное сражение.

– Многое он знает, – буркнул Ариф. – Писака штабной.

– Ну, вроде в том направлении движемся, – заметил Пикси.

– Да так и есть! – воскликнул Руни. – Я еще потом с одним оруженосцем общался, тот тоже сказал, что его рыцарь про Анде-Сидор говорил. Велел начистить доспехи и плюмаж обновить.

– Кому чего, – вновь буркнул Ариф. – Кому плюмаж красивый, а кому не развалиться бы по пути.

– Хватит ворчать, старый, – сказал Пикси. – На тебе еще пахать можно.

– Да, давайте, прикопайте меня еще, – проскрипел Ариф.

– Ты чего не в духе? – спросил Пикси. – Прям желчью изошел.

– Не в духе, – откликнулся Ариф. – Мне скучно.

Пикси не нашелся что ответить, вернулся к трапезе. Но через десять минут тяжело откинулся от стола, зычно рыгнул.

– Фух, – прокомментировал он. – Объелся. Главное, вроде всего понемногу, а всё такое сытное.

– Ну и как тебе блюдо? – спросил Руни.

– Ну, не скажу, что всё понравилось, но, в целом, задумка интересная. Вроде как тебе не сразу готовую перепелку приносят, а вот какие-то специи, жир, травы, вот палочки эти хрустящие, бульончик – собирай сам, ешь в той последовательности, в какой хочется. Интересный опыт. Но, конечно, порции большие, всё доесть не смог.

– А зачем ты мыльное сало надкусил? – спросил Руни.

– Чего? – не понял Пикси.

– Вон у тебя на подносе, такой белый шарик.

– Этот?

– Да. Это мыльное сало, чтобы руки натереть перед едой, чтобы от перца не чесались. Здесь еще вода такая была, с цветочками, чтобы потом всё это смыть. И палочки из зеленых ростков, чтобы потом зубы почистить.

Пикси молча багровел, обводя взглядом пустые миски. Потом спросил деревянным голосом:

– Так а какого черта ты молчал? Ты же видел как я ем.

– Ну, я думал тебе так нравится, – пожал плечами Руни.

– Что нравится? Мыло жевать?

Руни вновь пожал плечами. Ариф начал тихонько похрюкивать, давясь от смеха.

– Откуда я вообще должен знать, что это мыло? – заводился Пикси. – Какого хрена у них мыло на мыло не похоже?

– Бальваронская кухня, – развел руками Руни. – Такие традиции.

– Я тебе задушу!

Ариф хохотал от души, Пикси пытался убить Руни, а я сидел, попивая легкий сидр из легкой деревянной кружки.

И мне было хорошо.

Три дня в Бальвароне пролетели словно еретик со стены, и вот мы снова готовимся в поход. Ближе к полудню Зыря протрубил построение, и мы, оставив сборы, торопливо вытянулись шеренгами.

Появилась Фиалка в компании двух бородатых цеховиков, за которыми лошади тянули две груженые повозки. Мы вытянули шеи, будто гуси, пытаясь разглядеть содержимое. Мертвец даже цыкнул, призывая к тишине.

Фиалка спрыгнула с коня – довольная, сияющая – поприветствовала нас. Мы хором прорычали в ответ. Графиня кивнула, подошла к ближайшей повозке, сбросила с неё покрывало и достала… Я даже не сразу понял что, а приглядевшись, удивился.

Она достала арбалет. Небольшой, простенький, деревянный.

– Мои панцири! – обратилась девушка. – Вы очень хорошо сражаетесь, и я горжусь, что являюсь вашим магнусом.

Мы рявкнули в ответ, мы тоже гордились.

– Но я придумала, как сделать вас еще более смертоносными! – графиня подняла арбалет над головой, и даже в ее руках он не казался массивным. – Так вы сможете поражать врага даже на расстоянии!

Один из бородачей споро выставил на поле соломенную куклу, второй отбежал от нее шагов на пятьдесят, взвел длинным рычагом арбалет, прицелился и выстрелил. Короткий болт пролетел перед строем и воткнулся кукле в грудь.

Подобным нас удивить сложно, поэтому мы вновь перевели взгляды на Фиалку.

– Каждый из вас получит такое оружие, – продолжила графиня. – Славные мастера Смиты сердечно предложили помощь в обучении искусству стрельбы.

Бородачи поклонились.

Фиалка еще раз улыбнулась всем, кивнула Мертвецу.

– Отряд! – прохрипел капитан, повернувшись к нам. – В колонну по одному! Следовать на поле для проведения обучения! Кого увижу без арбалета – заставлю неделю таскать таран!

Таскать таран никто не хотел, да и занятие предстояло любопытное. Мы послушно выстроились в колонну, и друг за другом получили новые игрушки из рук мастеров Смитов.

Признаюсь честно – до этого дня я никогда из арбалета не стрелял. Из лука приходилось, а вот такую штуковину только держал. На вид нехитрая, даже какая-то детская. Болты короткие, словно жизнь наемника, планка спусковая на вид тоненькая совсем. И как-то я сразу скептически отнесся к затее нашего магнуса. Ну, ей богу, зачем нам, железным лбам, эти арбалеты? Когда нам с противником из-за щитов выстрелами обмениваться? Да и ручищи у нас такие, что враз эту конструкцию переломят. Тут не то, чтобы стрелять, а просто достать арбалет страшно, казенная вещь все-таки.

Подошел ко мне мастер, стружка в бороде. Без лишних слов показал куда ноги ставить, как арбалет держать, как тетиву натягивать. Указал пальцем куда стрелять, посоветовал целится в голову и ушел дальше.

Я остался один на один с новым оружием.

Вот то ли дело боевой молот или топор! Вот там вес, вот там сила! Глаза в глаза, всё по-честному. А эта крестовина с жилам – подлая вещица, любой доходяга с ее помощью целого рыцаря укокошить может. Разве ж такое справедливо?

Арбалетчиков не любили хуже прочих – но только вражеских. Свои – они опора и защита. Глупо было не признавать, как быстро они поменяли расклад сил на поле боя.

Подошел Мертвец.

– Задумался? – спросил он холодно.

– Есть такое, – признался я. – Скажи, Фиалка опять за свой счет нас балует?

Мертвец уклончиво повел плечом.

– Думаешь, стоит оно того? – качнул я арбалетом.

– Она думает, что вы этого стоите, – капитан смотрел мне в глаза. – Дикий, ты умный мужик. Только не говори, что не видишь в этом пользы?

Что я мог сказать? Что готов держаться за старые тактики, лишь бы не прослыть слабаком, что бьет издали? Что бурчу, как старый Ариф, не желая принимать новое только по той причине, что оно – новое?

В конце-концов, я ведь действительно не дурак, и понимаю, что Фиалка, в отличите от большинства других командиров, старается что-то делать, искать какие-то новые решения. И это приносит плоды!

Потому ответ мой был такой:

– Конечно вижу. Надо просто понять, с какой стороны к этой загогулине подходить.

– Ну вот тогда и не вороти морду. И остальным объясни что к чему.

Я кивнул.

Мертвец хлопнул меня по плечу и ушел.

Я взвел арбалет, поднял, прицелился. Нажал на планку.

Сухо щелкнуло, и болт скрылся в высокой траве сильно правее цели.

Я усмехнулся. Это был вызов, и я его принял.

А еще, мой дорогой читатель, мне действительно понравилось стрелять!

Увы, не все воспринимают усилия Фиалки с благодарностью или хотя бы с пониманием. Тем неприятнее, что такие личности встречаются в моей любимой тяжелой пехоте.

Во время привала стал я свидетелем некрасивого, и даже показательного случая, мимо которого не смог пройти. Я куда-то направлялся мимо отдыхающих солдат, когда заметил группу новобранцев, завалившихся для отдыха на высокую обочину. Они оживленно болтали, а их походные мешки с привязанными снаружи элементами брони позабыто лежали у ног прямо на земле, частично съехав в грязь и лужи. Особенно в глаза бросился яркий цветок на наплечнике – символ нашего отряда, наполовину утопленный в черной жиже.

Должно быть я так резко сменил вектор движения, что привлек их внимание. Увидев, что я иду именно к ним, перестали разговаривать и поднялись. Поздоровались:

– Привет, Дикий.

– Это что за безобразие? – я с ходу указал на мешки.

Они переглянулись, один из них ответил:

– Наши вещи.

– Не ваши, – я поднял одну из сумок. – Это собственность отряда.

– Да ладно тебе, Дикий, – попытались они успокоить меня. – Броня уже не первой свежести, мятая и потертая. Чего жалеть? Быстрее сгниет – быстрее Фиалка новую купит.

Мне кажется, я сломал ему нос. Точно не скажу, но звук был характерный.

Остальные даже не дернулись. Сжались кучкой, глаза выпучили. Каждый в плечах мне ровня, но репутация у меня такая, что они, кажется, даже не дышали.

Я вновь поднял мешок. Сказал:

– Повторю то, что до вас, видимо, не дошло. Все ваши вещи – это не ваши вещи, а собственность отряда. Порча имущества – это удар по боеспособности всего отряда. За подобную выходку Мертвец бы из вас уже ремни резал. Я добрее, поэтому пока просто предупреждаю.

Я вытер рукавом цветочек на наплечнике.

– Эта фиалка – герб нашего отряда. Его нам дала магнус, которая изо всех сил старается сделать отряд лучше. И если вы еще раз будете макать в грязь наш герб, или как-то плохо отзываться о магнусе, то я перестану быть добрым, позову капитана, и мы вместе слепим из вас такого гомункула, что в страшном сне не привидится.

Парни всё поняли как надо – похватали мешки, с сыновней заботой вытерли грязь.

Когда я уходил, один спросил робко:

– Господин Дикий, а что обозначает наш герб?

– Это символ верности и целомудрия, – ответил я с достоинством. – Так что соответствуйте.

И оставил их в глубоких раздумьях.

Руни оказался прав – сегодня мы действительно зашли в долину Анде-Сидор. Я бывал в этих краях и сразу узнал поля на волнистых холмах, ряды виноградников и маленькие озера, окаймленные светлыми ореховыми рощами. С северной стороны долину обнимали Талитинские горы, излюбленное место уединение мудрых, но раздражительных старцев, а также не очень мудрых, но не менее раздражительных разбойников. Говорили, что старцы пытались вывести разбойников при помощи огнедышащих ящеров, но, в итоге, теперь здесь можно встретить и тех, и других.

Впрочем, здесь могли обитать все разбойники и ящеры мира, но после того, что открылось нашему взору, они бы бежали без оглядки, поджав свои хвосты или что у них там есть.

О, да! Король действительно стянул сюда весь свет своего воинства! Даже мы с Арифом, ветераны множества компаний, впервые видели столько знамен разом. Казалось, здесь были все – «алые» полки князя Оустрила, «серебряная конница» Тэи, Сыны гранитных порогов, дальнобойные механики Щедрии, наездники на летающих кракенах, укротители троллей, погонщики боевых носорогов, а также тысячи обычных солдат, вроде нас.

– Чтоб мои глаза лопнули! – воскликнул Руни, всматриваясь куда-то вдаль. – Это же королевский шатер! А рядом – Большой Энди!

– Точно! – согласился Пикси. – Это что ж, сам король пожаловал?

– Ох, чую, мясорубка предстоит знатная, – пробурчал Ариф.

На далеком холме блестел золотом королевский шатер, возле которого разноцветными пятнами ютились палатки особенно приближенных военачальников. Пурпурными истуканами выделялась личная охрана короля, но даже эти рослые ребята терялись на фоне огромного, выше деревьев, белобрысого мужика в сияющих доспехах. Мужика звали Эндиманил, и он являлся земным воплощением Лучезарного Моргана, небесного покровителя королевской династии. Эндиманила призывали не часто, старались по пустякам не беспокоить, и одно его присутствие уже говорило о судьбоносной важности грядущего сражение.

Нас разместили по левому флангу, практически на самом краю. Для того, чтобы поставить лагерь, пришлось шагать добрые четверть часа, рассматривая уже прибывшие подразделения и приветствуя знакомых.

Встали мы на краю луга, аккурат между густым травяным морем и мирно шелестящим орешником. Принялись обустраиваться, послали людей за водой и дровами. Я, как правофланговый, прошелся по бойцам своей шеренги, заставил каждого проверить амуницию и оружие.

Прискакал хмурый Мертвец, слез с коня и жадно выпил целую кружку воды. На вопрос что случилось, прохрипел недовольно:

– Магнуса хотели от командования отстранить.

– Вот так новость! – удивленно воскликнул Руни. – За что?

– Бебе на генеральном совете сказал, что госпожа Дампьер команды свыше трактует фривольно, занимается самоуправством, глуха к критике старших командиров.

– Это чего он такое несет? – вновь воскликнул Руни. – Да только благодаря Фиалке у Бебе хоть какие-то победы в этой компании!

– В том-то и дело, – вставил я. – Боится, что она у него всю славу уведет.

– Там, поди, не только Пухлый Рыцарь боится, – предположил Пикси. – Там, поди, весь его штаб на дыбы встал. Вместе с братцем Августом.

– Да ну не могут быть они настолько глупыми! – удивился Руни. – Фиалка ж не для себя старается! Для общей победы!

– Наивная ты душа, – хмыкнул Ариф.

– И чем всё закончилось? – спросил я у Мертвеца. – Что король сказал?

– Короля не было, – ответил капитан. – Совет вел герцог Леопольд и другие командующие флангами. Герцог пожелал не менять командиров перед сражением, но указал сделать графине Дампьер последнее предупреждение.

– Нарушение которого Бебе охотно придумает в любое время, – закончил Ариф.

Мы понимающе вздохнули. Для нас самодурство и глупость командования не удивительны, простые солдаты к такому быстро привыкают. Но вот за Фиалку было по-настоящему обидно, происходящее с ней казалось верхом несправедливости.

Вскоре Мертвец ушел. Мы еще раз проверили оружие, устроили себе места под ночевку. С вечерней зарей потянулись к костру. Пикси наготовил рагу с потрошками, Руни где-то добыл свежих овощей. Я достал домашний сыр, Ариф расщедрился специями. Появился закутанный в шерстяное одеяло Афанас, принес вино из запасов господина. Расселись вокруг огня, завели неспешные разговоры. Обсуждали грядущее сражение, вспоминали старые истории, смеялись.

А как стемнело, так заметили, что по лагерю факел перемещается, от костра к костру. Вот и к нам подошел – то оказались Фиалка и сопровождающий ее Мертвец.

Мы поспешили подняться, поприветствовать магнуса. Девушка махнула рукой, присела на предложенную колоду. Одетая в мужской кавалерийский костюм, в плащ с меховым воротом, волосы убраны в косу на затылке. Лицо то ли в свете пламени, то ли от усталости казалось заострившимся, глаза – задумчивыми и каким-то погасшими.

– Отдыхаете, мои панцири? – тихо спросила она.

– Отдыхаем, госпожа, – за всех откликнулся Пикси.

– Отдохните хорошо, – посоветовала Фиалка. – Сражение нас ждет долгое и изнурительное, у врага много хороших и обученных солдат. Но я верю в нас, в силу нашего духа, нашего оружия. В генеральном штабе вас очень хвалили, говорили, что без панцирей пришлось бы в разы тяжелее.

Я бросил взгляд на Мертвеца, он сделал вид, что не заметил этого.

– План сражения у нас хороший, проработанный, – продолжила Фиалка. – Поэтому не сомневайтесь в победе, не сомневайтесь в себе. Завтра мы покажем, как умеют сражаться солдаты короля! Тем более, что он лично поведет войска в атаку!

Вроде бы говорила она вещи воодушевляющие, но нас, старых вояк, не проведешь. Тяжело у Фиалки на душе, не верила она в свои слова. Очень хотела верить, но не получалось, приходилось практически уговаривать себя. Не давали ей покоя внутренние страхи, волнения, ответственность. А вдруг не получится выполнить свою задачу? Вдруг что-то пойдет не так? Вдруг по ее вине нас завтра и в живых-то не будет?

Мы все, сидящие у костра, понимали ее лучше кого бы то ни было. И только мы, солдаты, как и она сама сейчас, могли помочь ей на всем белом свете.

Волнуемся ли мы перед грядущей битвой, из которой можем не вернуться? Отвечу за себя. Когда-то – безусловно волновался. И ночи не спал, и мандраж бил такой, что забрало лязгало. А потом понял – жизнь солдата не подчинена ни королю, ни командиру, ни ему самому. Коли решит шальная стрела поразить тебя в сердце, то так тому и быть. Уж такая судьба, ничего не поделать. Потому рецепт спокойствия прост – делай, что должен, и будь что будет. Боги потом разберутся.

Это знание роднит всех настоящих солдат мира, мы все понимаем как устроено наше бытие. А мы – королевские панцири – настоящие солдаты. Потому накануне любого страшного побоища мы имеем хороший аппетит и здоровый сон. Мы уверены в себе, мы спокойны, как гранитные стражи. И за этими спокойствием и уверенностью к нам тянутся те, кто пока слаб духом, или кто не постиг этой суровой, но простой премудрости. С нами любят посидеть мальчишки-оруженосцы, фуражиры, молодые солдаты. Даже Афанас за этим же пришел, тоже хочет успокоиться, отвлечься.

А вот Фиалке подсесть не к кому, ей не по чину с обычными солдатами душевничать. Оттого и мается, с ума сходит. Мертвец, поди, попытался что-то сделать, но в этом деле важна общность, единение, момент.

А сейчас все совпало, все три составляющие сошлись возле нашего костра.

Я налил в небольшую кружку немного вина, протянул Фиалке. Девушка с удивлением уставилась на подношение, но кружку взяла.

– Вы правы, госпожа магнус, – сказал спокойно, глядя ей в глаза. – Все будет хорошо.

Она моргнула, спросила с какой-то детской интонацией:

– Да?

– Конечно, – я улыбнулся. – У нас по другому не бывает.

Мы сдвинули кружки, все, кто был у костра – и парни, и приободрившийся Афанас, и даже Мертвец. Зашумели, засмеялись.

И сразу стало легче, стало спокойнее.

А зачем еще подсаживаться к костру панцирей накануне грандиозного побоища, как не за этим?

Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Эта фраза к нашей солдатской реальности относится в полной мере.

С самой утренней зари над долиной клубится туман, да такой, что я с трудом различаю застывшего перед строем Зырю. Броня блестит от росы, ночная прохлада еще не успела покинуть одежды.

Стоим, ждем. Фиалка сразу после построения ускакала в ставку нашего флангового командующего, да так и пропала.

– А помните ту историю на болотах с Томом Краснорожим? – подал голос Ариф. – Такой же туман стоял.

– Да, пожалуй, даже полегче, – поддакнул Пикси.

– Что за история? – спросил Руни. – Том Краснорожий – это который Генерал Три Кувшина?

– Он самый, – лязгнул забралом Пикси. – Который без трех кувшинов крепкой настойки с кровати не поднимался.

– Так что за история? – не унимался Руни. – Какие болота?

– А, ты как раз у Зельца валялся, пытался обломок копья переварить, – вспомнил Пикси. – А мы в то время по Оливийским болотам мятежников ловили. Командовал нами Том Краснорожий и это, собственно, определяло тон всей нашей экспедиции.

– Суета, путаница, паника, – хмуро уточнил Ариф.

– Основные силы мятежников мы разбили, остатки сбежали в болота, – продолжил Пикси. – Вместо того, чтобы послать за ними кого полегче и пошустрее, тех же егерей, Краснорожий послал в погоню нас.

Пикси красноречиво указал жестом на свою тяжелую броню.

– А Оливийские болота, доложу я, та еще жопа мира. Трясины, буреломы, пиявки, гнус и постоянный туман, вонючий и густой. Понятное дело, строем не повоюешь – разбились на группы. Краснорожий в стороне на холмике стоит, руководит, значит. Что-то он там видит, команды нам подает, «налево», «направо». А я понимаю, что мы заблудились, бродим как слепые вокруг этих кривых деревьев. На месте долго не постоишь, сразу засасывает. Того и ждешь, что из тумана мятежники с рогатинами налетят, повалят – и только останется, что пузыри беспомощно пускать.

– И тут этот придурок орать начал, – вставил Ариф.

– Да, – кивнул Пикси. – Уж не знаю, что Краснорожему привиделось, но он вдруг как заорет: «Вон они! Перед вами! Бей! Коли!». Ну и мы и начали бить-колоть. И, главное, в кого-то попадаем. И обратно полетело, только успевай защищаться. Хорошо так, главное, с душой полетело. Звон стоит, ругань, болото чавкает, эхо над лесом разлетается.

– Придурок орет, – добавил Ариф.

– Придурок орет, – подтвердил Пикси. – А потом мы как-то вслушиваемся, а уж больно знакомо матерятся по ту сторону. Оказывается, мы друг с другом сцепились. Хорошо еще, что головы железные, а то поубивали бы друг друга напрочь.

– А Краснорожий что? – спросил Руни.

– А его горячка от выпитого схватила. Как увидел, что мы из болота выходим, перепугался, завыл и бежать. С дерева его потом снимали, словно кота шелудивого.

Через час подул ветер, разгоняя туман. День все еще оставался хмурым, но мы хотя бы увидели чернеющую линию вражеских построений вдалеке.

Со стороны далекого королевского шатра протрубил рог. Встрепенувшийся Зыря махнул знаменем.

– Вперед! – хрипло каркнул Мертвец и мы пошагали, лязгая сталью и выдерживая строй.

Обычно в крупных сражениях никто не выставляет все войска на доску, каждый хороший полководец придерживает в рукаве пару сюрпризов, а также резерв на случай долгого противостояния. И если та численность «пепельных», что мы увидели, была далеко не всей армией Серого Царства, то приходилось лишь поражаться какие силы привели они в эту долину.

Торчащие вверх пики напоминали густой лес, за треугольными щитами и шлемами не было видно горизонта. Нетерпеливо била копытами кавалерия, ревели лохматые бестии, переваливались с ноги на ногу горные великаны. Холодно поблескивали всевозможные дальнобойные орудия, над ними кружили длиннохвостые твари с наездниками. Настораживал черный дым, поднимающийся клубами откуда-то со стороны вражеского тыла – казалось, что там притаился какой-то громадный огнедышащий зверь.

И против этого всего – мы, простые солдаты в своих простых доспехах с обычными мечами и копьями. А, ну теперь еще и с арбалетами, да.

Какая же славная драка предстоит! Не терпится уже начать!

Следуя правилам, на середине поля появились герольды, призывающие противоположную сторону сдаться. Ультиматумы, естественно, были отвергнуты, и тогда для традиционного поединка выехали лучшие рыцари сторон. С нашей стороны – какой-то румяный крепыш с кудрями до плеч и в вычурных золотых доспехах, со стороны «пепельных» – немолодой воин с шикарными усами и хищной птицей на гербе.

– Интересный герб, – заметил Пикси. – Такое ощущение, что у птицы в лапах чье-то мужское достоинство.

– Наверное, это какая-то семейная трагедия! – заржал Руни. – Какой-то ястреб украл у его дедушки хер!

– Да чего вы придумываете? Это просто птица на камнях сидит, – попытался внести ясность Ариф. – Хотя, теперь и я хер вижу. С большими такими яйцами.

Все посмеялись. Издеваться над противником – тоже старая солдатская традиция.

Впрочем, поединка не получилось. Только рыцари разъехались, начался сильный ливень, и командование вновь перестало видеть нас на поле. Вновь завыли трубы, застучали барабаны. Зыря – и еще десятки знаменосцев, замахали штандартами.

Рыцари уехали в свои шатры пить теплое вино, мы остались мокнуть под дождем.

К полудню дождь прошел и захотелось есть. В пылу боя этого обычно не замечаешь, но когда вот так просто стоишь без дела, организм начинает требовать свое.

Наконец, небеса прояснились и нас осчастливило своим присутствием бледное ленивое солнце. Вновь появились рыцари, один что-то дожевывал, второй был заметно раскрасневшимся.

– Чего они без шлемов? – угрюмо пробурчал Ариф.

– Лихость показывают, – ответил Руни с восхищением. – Презрение к смерти.

– Чего тогда остальную броню нацепили? – хмыкнул Ариф. – Ну и бились бы с голыми жопами.

– С голыми жопами не благородно, – заметил Пикси.

– Зато презрение к смерти прям максимальное, – не согласился Ариф. – И закончилось бы все куда быстрее. Сейчас опять начнут пол дня сопли жевать.

Но старый воин не угадал. Буквально после второй сшибки, когда противники примерились друг к другу, обоих выбило из седел под хруст ломающихся копий и их, бесчувственных, утащили оруженосцы.

– Это как понимать – боги не определились с кем они сегодня? – спросил Руни.

– Наверное, им всё равно, – пожал плечами Пикси.

– Или просто не пришли на это убогое зрелище, – буркнул Ариф.

Раздался сигнал к наступлению, многократно повторенный сигнальщиками и знаменосцами. Словно эхо в лесу, со всех сторон доносилось: «Вперед! Вперед! Вперед!».

– Вперед! – гаркнул Мертвец, и мы пошли.

Всё, мой дорогой читатель, все формальности перед сражением соблюдены! Далее ничто нас больше не отделяет от жаркой схватки.

Ничто, кроме маневров.

Мы успели спуститься в низину, как нас вновь остановили. С фланга пролетела конница, за спиной гулко стукнуло и над головой пронеслись каменные снаряды. Справа донесся дружный рев – это отряды центра пошли в атаку.

Как говорится, из строя боя не видать. Это генералам с высоких холмов ведомо куда какие флаги направить, кого придержать, а кем пожертвовать. Это они должны разгадывать хитрости вражеских командиров, и, в свою очередь, строить свои батальные схемы.

Поэтому, оставалось лишь догадываться какая участь нам уготована. Догадываться и ждать команды.

Что-то гулко жахнуло, наша конница промчалась назад – заметно помятая и с поломанными копьями. Вслед запоздало полетели стрелы, пришлось прикрываться щитами.

– Вперед! – вновь скомандовал Мертвец, и мы снова затопали по некогда зеленому полю.

Должно быть, наши решили откатиться по центру, выдвинув вперед фланги. Краем глаза я увидел десяток знамен «пепельных», следующих за нашими отступающими отрядами. В следующую минуту мне стало не до них – я наконец разглядел тех, кого поставили против нас. Таких же квадратных, здоровенных, в глухих шлемах.

Таких же – да не таких. У них не было Фиалки.

Когда между нами оставалось шагов двадцать, мы расступились для ребят с арбалетами. Стрелки из нас не самые лучшие, но с такого расстояния и слепой попадет.

Тяжелые болты, словно злые шершни, впились в первую шеренгу, с удовольствием прошивая ноги, плечи и головы. «Пепельные» начал падать, идущие следом – спотыкаться и пятиться.

Я говорил, что мы не самые лучшие стрелки? Мы не успели освоить все нужные навыки, к примеру, быструю перезарядку. Но зато мы хороши в другом. Что с удовольствием и продемонстрировали врагу.

Не давая опомниться, мы атаковали всем своим стальным кулаком, сминая и топча. Били копьями, стегали кистенями, громили булавами.

Строй «пепельных» развалился, мы принялись бить в бреши. Надо отдать должное, они не побежали. Но начали сдавать назад, отмахиваясь и прикрываясь.

– Стоим! Стоим, чертовы куклы! – вопил Мертвец, а Зыря махал флагом.

Когда «пепельные» отошли от нас на достаточное расстояние, по ним дали залп уже настоящие стрелки, занявшие возвышенность за нашими спинами.

Место разбитого вражеского отряда тут же заняли другие, но мы не стали вязаться боем, с достоинством отошли на первоначальные позиции.

– Хорошо, мужики, молодцы! – подбадривал Мертвец.

– Вот это у них рожи были, когда мы арбалеты вытащили! – Руни поднял забрало, и теперь все видели его довольную физиономию. – Такие: «Эй, а чего это у вас такое?».

– Надо как-то в две партии что-ли стрелять, – сказал Пикси. – Волнами.

– А драться кто будет? – буркнул Ариф. – Мы, так-то, для другого заточены. Хотя, вышло, конечно, забавно.

Мимо прошагала легкая пехота и пикинеры, на ходу поприветствовали нас. Заняли позицию чуть впереди.

– Сейчас опять в атаку пойдем, – кинул я своим. – Приготовьтесь.

Все уставились на Зырю, который вытянулся, будто осторожный сурикат, и во все глаза смотрел в сторону генеральского шатра.

Ветер донес звуки идущей на других флангах битвы, но их перекрыл скрип больших кованных колес, когда инженеры подогнали дальнобойные оружия. С противным визгом заработали механизмы, натягивая воловьи жилы. Коротконогие солдаты с натугой потащили большие бочонки с алыми запалами.

Миг предвкушения, напряженный, как тетива.

Бам!

Огромные рычаги распрямились и бочки со свистом унеслись в сторону врага.

– Вперед! – закричали капитаны.

И весь фронт двинулся в атаку.

Нас начали обстреливать еще на подступах. Основной удар пришелся по пикинерам, но они упорно перли на застывшего врага. Их попытались остановить вражеские копейщики, завязался бой. В тылу «пепельных» бахнуло и небо окрасилось маковым цветом – это бочки долетели до цели. Не давая опомнится, по флангу пошла наша кавалерия, а над головами закружили метатели жидкого огня на летающих тварях.

В какой-то момент показалось, что мы продавили направление. Но враг попался нам под стать – потеряв несколько отрядов, попытался взять нас в клещи. Издалека их поддерживал колдун – броня внезапно стала нагреваться, стремясь зажарить нас внутри, и если бы Афанас или кто-то из наших колдунов не вмешался, не писать бы мне этих строк. Нас накрыла короткая, но внезапная метель, температура упала, а поднявшийся пар застил глаза. Над головой тем временем летающие отряды с воплями носились друг за другом, вниз падали тела монстров и людей. Мы, правофланговые, только успевали заполнять строй.

Я не знаю, как Зыря в таком кошмаре успевал поглядывать на сигнальщиков, но он вовремя заметил команду об отступлении и замахал штандартом, истошно вопя:

– Назад! Команда «Назад!».

– Назад! – подтвердил команду Мертвец, и мы отступили.

Прибывший резерв из рокландских наемников сменил нас, дав время на передышку. Прискакавшая Фиалка привезла воду и галеты, лично помогала с раненными.

Сражение длилось целый день. Мы то наступали, то отступали, то выравнивали фронт, то помогали соседним отрядам. Мы уже успели изучить штандарты всех вражеских отрядов, сражающихся на нашем фланге, успели о каждом составить мнение. Само собой, у «пепельных» не было таких героических солдат, как мы, но упирались они тоже умело и умирали с большой неохотой. К тому же, к ним в помощь прислали пару громадных чудовищ – одного горного великана и отвратительную, плюющуюся ядом тварь, напоминающую жабу-переростка. Они много наших положили, прежде, чем великану лучники вышибли глаза, а жабу удалось хорошенько поджарить, подорвав под ней одну из бочек с жидким огнем.

Но главное испытание ожидало нас вечером.

Мы выходили из очередной драки еле волоча ноги, а пот и кровь, казалось, лились изо всех щелей в нашей помятой броне. Мы чудом сохраняли строй, но некоторых парней приходилось буквально тащить на себе. Всё, о чем я мечтал в тот момент, это разжать наконец руку с мечом и просто упасть ничком на холодную землю.

Нас сменили боевые монахи с железными цепами и ополченцы в дешевых доспехах. Судя по всему, это был последний резерв, но солнце уже клонилось к горизонту, а, значит, скоро объявят перерыв до утра.

Тут вдалеке заревел боевой рог, который до этого я ни разу слышал. Мы обернулись, пытаясь разглядеть что именно происходит у соседей.

Прямо по центру, разогнавшись с холма, летели королевские гвардейцы на своих мощных конях. Развивались плащи и попоны, закатное солнце играло на пиках, и выглядело это черт возьми, красиво!

До этого не принимающие участие в сражении, а потому свежие и полные сил, королевские рыцари врубились в темную массу «пепельных», легко продавили строй, и, не снижая скорости, устремились прямо к шатрам генералов Дахурда. По ним хлестали молнии, окутывал ядовитый пар, на них налетали полупрозрачные призраки и пытались задержать костлявые руки, тянущиеся из земли. Но, казалось, гвардейцы даже не замечали этого, и я в душе позавидовал их волшебных доспехам, что стоили, должны быть, как половина нашей армии.

– Что за тупость? – буркнул Ариф.

– Кому-то захотелось завершить день на мажорной ноте? – предположил Пикси.

– Ну, у них может получится! – не потерял надежды Руни. – Смотрите как быстро скачут!

– Хрен у них что получится, – вздохнул Ариф. – Только народ взбаламутили.

Но видимо, эта внезапная атака стала неожиданностью не только для вражеских генералов.

– Чего застыли как пни? – раздался вопль, полный гнева и возмущения. – А ну живо в бой!

Это к нам пожаловал генерал Бебракс, спустившись со своего генеральского холма. Его глаза в отчаянии метались между золотыми фигурами вдалеке и нами. Было видно, что он не знает что делать.

– Генерал, – хрипло обратился Мертвец. – Отряд только вышел из боя. Нам нужен…

– Молчать! – казалось, глаза Бебе вылезут из орбит от ярости. – Приказываю вернуться в бой и поддержать победоносную атаку королевской гвардии!

Мертвец медлил. Ему, как и нам всем, очень хотелось свернуть генералу шею и прикопать где-нибудь под холмиком. Но наша беда в том, что мы – хорошие солдаты. А хорошие солдаты выполняют приказы.

– Капитан! – у Бебе даже слюни полетели от ярости. – Ты оглох?

– Отряд! – проскрежетал почерневший лицом Мертвец. – Кру-гом! Раненых оставить на месте! Боевое построение. За мной – шагом марш!

Зыря, до этого тяжело опирающийся на штандарт, поднял флаг повыше, и мы вновь двинулись на передовую.

– Быстрее, ленивые коровы! Быстрее! – кричал в спину генерал Бебракс.

Кроме нас в бой пошли и остальные отряды нашего фланга, без остатка. Усталые, голодные, почти разбитые – Бебракс всех бросил в эту дурную атаку, без плана и тактики.

Поначалу мы даже одерживали верх. «Пепельные» не ожидали такого массированного натиска, побежали, роняя флаги и оружие. Кавалерия, ополченцы и монахи с радостными воплями бросились следом, за ними – мы, и такие же лишенные отдыха пикинеры и наемники.

Но чем дальше мы шли, тем быстрее нас покидали силы, тем больше вязли во вражеской обороне. Руки уже не так быстро поднимали оружие, стали чаще проигрывать в стычках. А тут еще и колдуны переключились на нас, и поднималась вдалеке извивающаяся тень какого-то громадного ящера.

Стало понятно – здесь мы все и поляжем.

Я помню, как посмотрел в сторону вражеского шатра, надеясь увидеть там штандарты нашей гвардии. Надеясь увидеть, что наша бесславная атака принесла свои плоды, отвлекла вражеские силы от королевских рыцарей.

Золотые всадники, будто нагулявшись, скакали обратно в ставку. За ними волочился трофей – знамя одного из генералов Дахурда, но и только.

Должно быть, это снова был какой-то спор, или кто-то решил развлечься. Ни о каком ударе по шатру Дахурда речи не шло.

– Зыря! Что там? – крикнул знаменосцу Руни.

Но Зыря лишь мотнул головой – в опустившихся сумерках он попросту не видел сигнальщиков на холме.

– Что будем делать, капитан? – сквозь грохот и лязг прокричал Пикси.

– Выполнять приказ, – ответил Мертвец.

И мы выполняли.

Первыми побежали ополченцы, за ними – наемники и остатки пикинеров. Монахи сражались до конца, но силы были не равны. Отчаянно билась кавалерия, но с каждой минутой их оставалось всё меньше и меньше.

И вот, кажется, мы остались одни.

– Назад! – вдруг раздался знакомый звонкий голос. – Вернитесь на позиции! Немедленно всем назад!

К нам во всю прыть неслась Фиалка, отчаянно размахивая платком. С непокрытой головой и развивающимися волосами, она выглядела взволнованной и даже испуганной, ее лошадь чудом не спотыкалась о мертвых и раненых.

– Панцири! Мои панцири, назад! Возвращайтесь в лагерь!

– Госпожа, – перед ней появился Мертвец, заляпанный чужой кровью. – У нас приказ генерала.

– А теперь я приказываю прекратить атаку и вернуться назад! – вскричала Фиалка. – Немедленно!

Капитана не нужно просить дважды:

– Тяжелая пехота! – рявкнул он. – Назад! Держать строй, чертовы куклы!

Мы начали пятится, закрываясь щитами от остервенелых ударов. Враг попытался зацепиться, добить, но тут дрогнула земля и между нами разверзлась зубастая пропасть, в которую посыпались «пепельные». Преследование сорвалось, мы без потер добрались до лагеря.

Здесь нас встретил изможденный Афанас с раскрытой книгой заклинаний в руках. Его престарелую ширму – лорда Балфа, видно не было, а значит парень сильно рисковал, колдуя на людях. Завидев нас, Афанас слабо улыбнулся, закрыл книгу и, где стоял, сел на камень, уронив голову на грудь.

Мы и сами не чувствовали ни рук ни ног. Своим появлением Фиалка нас спасла, это понимал каждый. Но не было сил для благодарностей – выбравшись с поля боя, мы тут же повалились на землю. Лежали долго, не в силах стащить доспехи. Смотрели в ночное небо и друг за другом проваливались в тяжелый, нервный сон.

– Вам предписание от герцога Леопольда! – пискнул придворный франт в надушенном сюртуке и сунул мне капитанский жетон. – До особого распоряжения производитесь в чин капитана и принимаете командование отрядом на себя!

Я небрежным движение грязных, покрытых мозолями пальцев оторвал от его сюртука белый ажурный воротник и вытер свое лицо. Он нервно моргнул, сжал и без того тонкие губы в бесцветную ниточку, хлопнул каблуками и очень быстро удалился.

Наверное, вам показалось, что я что-то упустил в своем повествовании? Так и есть, поскольку я до сих пор пребываю в неких раздумьях по поводу произошедшего. Но не стану томить, расскажу по порядку.

Ближе к полуночи, несмотря на сильную усталость, мы все собрались с силами, добрались до лагеря, разоблачились и легли таки спать по-человечески.

Утром нас ждал наваристый куриный бульон, густое пшеничное пиво и кровяные сосиски – все из походного обоза Фиалки. Такой завтрак пусть не залечил раны, но зато чудесным образом поднял боевой дух. Мы сдвинули кружки за своего магнуса, хрипло прокричали ей благодарность.

А потом появился этот посыльный, выглядящий так, словно снизошел со своего небесного насеста до нашей грешной юдоли. Я сразу понял, что вести он несет недобрые.

– Кто есть шевалье Дрю Ормандо из Маэвенто? – без всякого приветствия спросил он, брезгливо оглядывая наш лагерь.

– Это я, – ответил я.

– Имею указание сообщить, что графиня Дампьер отстранена от командования, взята под стражу и ожидает трибунала, – бесцветным тоном пробубнил посыльный.

Поднявшийся гвалт возмущение, казалось, долетел до самого королевского шатра.

– Что он говорит? – понеслось отовсюду. – Что за чушь? Как отстранена? За что?

– Почему отстранили магнуса? – спросил я, стараясь сохранять спокойствие.

Посыльный, сделал шажок назад, словно нащупывая путь к отступлению.

– Приказ герцога! – выпалил он фразу, которая должна была все нам объяснить. – Вы обязаны подчиниться!

– Это я знаю, – с нажимом сказал я, глядя ему прямо в глаза. – За что отстранили Фиалку?

Не уверен, что этот хлыщ знал, кто такая Фиалка, но он понял, о ком идет речь.

– За саботаж, за трусость на поле боя и высокие потери среди вверенных ей солдат, – на одном дыхании ответил посыльный.

А потом передал мне капитанский жетон.

Когда он ушел, я все еще смотрел на полустертый диск в своей ладони.

Пикси спросил:

– А где, собственно, сам Мертвец?

Выяснилось, что капитан тоже под стражей – за публичное оскорбление генерала Бебракса и нанесение телесных повреждений гвардейцам.

– Да как же это так? – растерянно спросил Руни. – Как мы без Мертвеца? И без Фиалки?

Вопрос повис в воздухе. И все ждали ответа, ждали решения.

От меня.

Знаете, дорогой читатель, я никогда не стремился быть лидером мнений или рупором общественной воли, мне зачастую безразлично мнение масс. Я привык решать проблемы сам, никогда не искал поддержки или одобрения.

Но есть одна вещь, от которой нельзя оставаться в стороне, на которой держится весь фундамент моей любимой тяжелой пехоты.

Мы всегда стоим за своих.

Мы никогда не выносим сор из отряда, если понимаете о чем я, никогда по позволяем другим судить нас. Если кто-то из наших совершил проступок – мы сами разбирались с этим и, если нужно, наказывали виновного. Даже если случалось, что наш солдат попадал на трибунал, с ним всегда рядом был либо капитан, либо кто-то из опытных товарищей. Мы никого не оставляли в одиночестве, никого не бросали. Именно эта сплоченность делает нас той нерушимой силой, которая опрокидывает любого врага.

Ну, еще, конечно свирепость, кровожадность и крупное телосложение. Но в первую очередь всё же сплоченность.

Поэтому я оглядел собравшихся, повесил на шею капитанский жетон и дал команду «Сбор!».

Мы вооружились, надели броню, перевязи, регалии. Построились в походную колонну и двинулись к шатру герцога Леопольда. Шагали мы не очень быстро, не очень слаженно. Многие еще не отошли от вчерашнего боя, кто-то был контужен, кто-то хромал, некоторые придерживали наспех залатанные раны. У меня самого, кажется, было выбито плечо, а правая рука опухла и с трудом влезла в латную перчатку.

Тем не менее, мы двигались целеустремленно, и встречные торопливо уступали дорогу, пропуская нашу злую и шумную процессию.

Весть о нашем приближении достигла генералов раньше, чем мы успели дойти. Нам навстречу высыпала стража с вымпелами герцога на плащах, а также, невесть откуда взявшаяся королевская дворцовая гвардия с длинными и опасными бердышами.

Мы остановились. Я, как возглавляющий отряд, провозгласил:

– Отряд тяжелой королевской пехоты просит незамедлительной аудиенции у генерала фланга герцога Леопольда.

Пока я говорил, за стражей появились всадники в дорогой одежде, среди которых мелькала характерная фигура генерала Бебракса.

– Кто смеет требовать аудиенции с оружием в руках? – выкрикнул один из всадников, длинноносый повеса в изумрудном кафтане.

Я стащил шлем, оценивающе посмотрел на парня. Мимоходом поймал взгляд Бебе. Он был взбешен и… напуган?

– Нас призвал под свои знамена и вручил оружие король, – ответил я спокойно. – Без оружия мы только в могиле. А говорю от имени королевских панцирей я, шевалье Дрю Ормандо из Маэвенто, капитан отряда.

– Это бунт! – внезапно воскликнул Бебе. – Я сгною вас…

– Хороший ответ, шевалье Дрю Ормандо, – внезапно раздался тихий, но властный голос. – Я запомню его.

Всадники вдруг раздались в стороны и вперед выехал невысокий мужчина в лиловом. Каждому, кто хоть раз держал в руках золотую монету, знаком его профиль.

– Ваше величество! – воскликнул я, опускаясь на колено.

За мной дружно лязгнуло и покорно затихло.

Король выдержал паузу, наслаждаясь произведенным эффектом, потом повелел нам подняться.

– Вы заинтриговали меня, шевалье, – сказал он. – Зачем вам аудиенция у командующего флангом?

– Мы пришли за справедливостью, ваше величество, – сказал я. – Мы уверены, что найдем ее здесь.

– Походы за справедливостью зачастую заканчиваются большой кровью, шевалье. Вы готовы рискнуть?

– Мы умирали и за меньшее, ваше величество.

– Что ж, – король улыбнулся, посмотрел на мужчину в изящной серебряной кирасе. – Герцог Леопольд, думаю, стоит выслушать голос прославленной тяжелой пехоты.

– Как будет угодно, мой господин, – отозвался герцог без особенного энтузиазма.

Потом обратился ко мне, глядя сверху вниз:

– Говорите, капитан.

Знаете, я совсем не оратор, но сейчас мне было говорить легко, потому что я говорил правду. Я рассказал про Фиалку, про то, как она превратилась из придворной неумехи в способного командира, как заботится об отряде, как вдохновляет солдат. Рассказал о нашем боевом пути под началом графини, о том, как часто именно благодаря ей мы выходили победителями их сражений. Рассказал о вчерашнем событии, о том, как она появилась на передовой, когда мы оказались невидимы для сигнальщиков штаба. Рассказал о том, как она всех спасла.

Меня могли выслушать и приказать казнить. Меня могли прервать и отослать прочь. Но герцог слушал, не решаясь перечить указанию короля, а стыдливо укрывшийся в задних рядах генерал Бебе багровел, будто помидор на грядке. Именно по его роже я понял, что произнес нужные слова.

– О какой атаке идет речь? – наконец спросил герцог, поворачиваясь к своей свите. – Я не давал приказал атаковать.

– Должно быть, кто-то неверно истолковал наш променад за штандартом генерала Хида, – рассмеялся усатый кавалерист в цветах королевской гвардии. – Или решил составить нам конкуренцию?

Придворные дружно рассмеялись.

– Мы с князем Хидом давние визави, – сказала король, улыбаясь. – Грех было не утереть ему нос, уж коль он дал слабину на поле боя.

– И вы поставили его на место, мой король, – согласно кивнул герцог Леопольд. – Но мне всё же интересно, кто дал команду моему флангу идти в бой без приказа?

Я со значением посмотрел на генерала Бебе. Следом за мной посмотрели на него и остальные.

– Это клевета, ваше величество! – выдохнул Бебракс, надувая щеки от возмущения. – Это вопиющая ложь! Я не имею отношение к этой безобразной выходке! Я сам узнал о случившемся сегодня утром, и сразу же доложил своему командующему!

– Вы доложили мне о том, что госпожа Дампьер не оправдала доверия и своими действиями погубила не только вверенный ей отряд, но и поставила под угрозу все действия на фланге, – напомнил герцог.

– Господин герцог! Ваше величество! – генерал сложил руки на груди, словно кроткий ангел. – Я всего-лишь старый солдат, я не владею искусством красноречия. Возможно мои слова прозвучали иначе, чем я хотел. Но я заявляю – всему виной графиня Дампьер, некомпетентная и сумасбродная!

По нашим рядам прошел неодобрительный гул. Король усмехнулся, посмотрел на меня.

– Вам есть чем парировать, шевалье Ормандо?

Я пожал плечами:

– Я все сказал, ваше величество. Мои дальнейшие слова будут выглядеть попыткой завоевать ваше расположение.

– Это так плохо? – король поднял бровь.

– Да простит меня мой король, но мы пришли за справедливостью, а не за расположением, – я поклонился. – Ваше расположение и так всегда с нами.

Я указал на королевские цвета на штандарте отряда.

Король внимательно посмотрел на меня, потом вдруг запрокинул голову и рассмеялся. Воскликнул:

– Черт побери, мне нравится этот солдат!

Свита одобрительно зашумела.

Генерал Бебе мысленно четвертовал меня, пугая суровым взглядом.

– Что ж, шевалье, – король склонил голову на бок. – Ваше слово против слова генерала. Увы, веса не соразмерны. Разве что кто-то поручится за вас.

– Я поручусь, господин! – раздался голос из задних рядов и вперед выдвинулся массивный рыцарь в видавших виды доспехах. – Шевалье Ормандо под моим покровительством.

Маркиз Дитрихштейн! Вот так встреча!

Хотя, он же рыцарь короля. Где ему еще быть во время войны, как не при своем господине?

Маркиз кивнул мне, обратился к корою:

– Этот шевалье – достойный муж своего Отечества, хороший солдат и верный подданный его величества. Его слову можно доверять.

Меня очень тронули слова старого рыцаря. Как и остальных – окружающие замерли в ожидании. Им нравилось это нежданное развлечение.

– Так тому и быть, – кивнул король. – Ваше слово, бесспорно, принимается, уважаемый мой Дитрихштейн. Однако, первым бросил перчатку шевалье Ормандо, поэтому ему и предстоит доказать свою правоту передо мной и богами.

Его величество повернул коня и выехал на край обрыва. Указал перстом.

– Вон там, в центре долины, находится Ведьмин Горб, на котором Дахурд расположил своих стрелков и баллисты. С той позиции хорошо простреливается всё вокруг, и нам не перейти в атаку, покуда Горб будет под рукой противника. Вы утверждаете, шевалье, что госпожа Дампьер действительно обогатила ваш арсенал победными тактиками? Покажите мне это, захватите для меня тот холм. И тогда с вами будет не только мое расположение, но и благодать.

Засим мы раскланялись. Я остался доволен таким удачным стечением обстоятельств, и теперь осталась сущая мелочь – добыть для короны неприступную высоту, о которую весь прошлый день ломали зубы остальные отряды.

Как-то одна дама, с которой мы коротали вечера в милом местечке под названием «Праведный висельник», спросила меня что я чувствую, когда выхожу против врага сильнее меня. Я тогда отшутился, сказал, что ничего такого, что не испытывала бы одинокая девушка, уединяясь с незнакомцем. Но на самом деле ответа у меня не было. Сталкивались ли мы с врагами, сильнее нас? Да, бывало. Что мы при это чувствовали? Что нужно стараться лучше и бить сильнее. Для нас любой бой – это размен, либо мы, либо нас. До сего дня счет всегда был в нашу пользу.

Сейчас, рассматривая в далекой дымке Ведьмин Горб, я понял, что наконец увидел врага, с которым нам, возможно, не совладать.

Холм возвышался на добрый десяток метров и щетинился острым частоколом. По разговорам, на нем засели опытные стрелки «пепельных», поливающие королевские войска градом стрел и арбалетных болтов. А желающим выбить их с холма быстро остужали головы закрепившиеся там же дахурдские секачи – отряд особенно злобных воинов с мощными трехгранными пиками и кривыми саблями.

– Нам туда не залезть, – высказал общую мысль Ариф. – Я вообще еле стою на ногах.

– Нас расстреляют будто белок, – кивнул головой Руни. – Или как оленей.

– Лучше как белок, – сказал Пикси. – Не хочу умирать оленем.

– Что скажешь, капитан? – кисло спросил Ариф.

– Никакой я не капитан, – мотнул я головой. – Так, временно исполняющий обязанности.

– Ну, пока Мертвеца нет, ты – капитан, – развел руками Пикси.

– И болтаешь ты складно, – сказал Ариф. – Я аж заслушался.

– Тебя и король знает, – весомо заметил Руни. – Не то, что нас.

– Он теперь нас всех знает, – качнул головой Пикси. – И вряд ли забудет.

– И вряд ли простит, – буркнул Ариф.

– Зато умрем красиво! – воскликнул Руни.

– Ага – обосравшись от натуги, – парировал Ариф. – Я же говорю – не дойду я. Как и половина отряда. Битые мы сильно, какие уж тут холмы.

Я повернулся к остальным.

Ребята действительно выглядели не лучшим образом. Грязные и помятые, посеревшие от усталости, скособоченные от боли и ран.

– Нам поможет только чудо, – подвел итог Руни.

– Или колдовство, – сказал я.

Афанаса мы нашли возле его шатра – парень понуро сидел над кувшином с водой. Завидев нас, улыбнулся, но тут же понял, что мы пришли не просто так.

– Вы что-то задумали – с подозрением предположил он.

– Афанас, дружище! – воскликнул Руни. – Как дела?

– До вас были не очень, – ответил ученик колдуна. – Сейчас вообще не знаю, что думать.

– Спасибо за вчерашнее, – искренне поблагодарил Пикси. – Ты – огромный молодец!

– Спасибо, что не обратил в овцу, – похлопал Афанаса по плечу Ариф. – Я бы не пережил.

– Я немного поднаторел управляться с книгой, – машинально ответил парень. – Стало лучше получаться.

– Мы как раз по этому поводу и пришли, – сказал я.

Афанас обвел взглядом застывших за моей спиной панцирей, замахал руками:

– Нет! Нет! Нет! И не просите!

– Не просить о чем? – склонил голову Руни.

– Колдовать. Вы же за этим пришли?

Мы многозначительно промолчали.

– Я не могу! Мне запрещено! – воскликнул Афанас.

– Как это? – удивился Ариф. – Я думал, это твоя работа.

– Это работа лорда Балфа. А моя – менять ему штаны и мыть чресла.

– Фу, – поморщился Руни. – Какая гадость.

– Представь себе! – развел руками Афанас.

– Чего вдруг? – спросил я. – Ты ведь вчера нас, считай, спас.

– Ради этого мне пришлось выйти из шатра, – пояснил парень. – И кое-кто увидел, что я колдую. И кое-кому донес. И тот кое-кто, кому этот кое-кто донес, запретил мне колдовать до решения колдовской коллегии.

– Как всё путано, – посетовал Руни. – И сложно.

– Зато кол за незаконное колдовство очень даже прямой и доходчивый, – возразил Афанас.

Все замолчали, не имея более весомых аргументов.

Все – кроме меня.

– Этот кое-кто – генерал Бебракс?

Афанас кивнул.

– А этот кое-кто, кому он донес, это…

– Баронесса Кавана, – закончил за меня парень. – Колдунья кавалеристов.

– Что ж, – выпрямился я. – Думаю, я смогу с этим помочь.

Лагерь кавалеристов выглядел не лучше нашего. Вчера всем хорошо досталось, и между шатрами валялись пробитые доспехи, окровавленные тряпки и спящие вповалку оруженосцы. На входе в шатер местного магнуса меня остановил неприветливый стражник, но голос из палатки велел ему впустить меня.

Граф Август Дампьер возлежал на тахте, свесив перевязанную ногу. Он кушал крупный красный виноград, но лицо оставалось кислым и надменным.

– Чем обязан, – коротко спросил он.

– Я пришел за помощью, – я сразу перешел к делу. – Только вы способны на это.

Граф поднял тонкие брови, хмыкнул. Хоть в нем и угадывались схожие с Фиалкой черты, но до чего же они разные!

– Солдат, вы считаете, что побеседовав с королем, стали нам ровней? – Август не скрывал презрения.

– «Нам» – это кому? – спросил я. – Рыцарям без побед? Командирам без армии?

– Вы забываетесь!

– «Вы забываетесь, шевалье», – поправил я. – Пусть я и низкого ранга, но все же дворянин.

– Вы – «белый кавалер», Дрю Ормандо. Я все про вас знаю!

– Что с того? За меня поручился маркиз Дитрихштейн, а моим секундантом является сам король – неужели эти личности для вас тоже пустой звук?

Граф поперхнулся виноградиной.

– К тому же, у меня для вас предложение, которое позволит вам сохранить лицо в создавшейся обстановке.

– О каком сохранении лица вы говорите? – нахмурился Август.

– О выходе сухим из того болота, в которое нас затащил генерал Бебракс. Вы же видите, что под его началом вас не ждут ни слава героя, ни лавры победителя?

– Рыцарю недостойно обсуждать своего генерала! – лицо графа возмущенно вытянулось.

– А я не рыцарь, я – «белый кавалер», как вы верно заметили. Потому продолжу. Думаю, вам известна история, случившаяся этим утром в лагере герцога Леопольда? Конечно известна, среди дворян слухи разносятся со скоростью солдатских вшей. Так вот, граф, уверен, что вы понимаете – вам гораздо выгоднее, чтобы победил я, а не генерал Бебракс.

Август прочистил горло, тихо сказал:

– Продолжайте.

– Он ведет вас и ваших рыцарей к погибели – тому доказательством вчерашняя суицидальная атака, а также остальные сомнительные решения генерала. Оставшись в его команде, вы вскоре канете в безвестности – в лучшем случае. Или станете мнимым виновником всех поражений, как он поступил с вашей сестрой.

При упоминании Фиалки Август помрачнел.

– Вы знаете, что я прав, – продолжил я. – Сейчас есть хороший шанс всё изменить. Отриньте своих демонов, посмотрите на ситуацию иначе – вместе с Дианой вы сможете добиться куда большего, чем вам уготовил генерал. Графиня сейчас в поле интереса короля, и это прекрасный шанс заявить о себе и открыть дорогу вашей семье на самый верх.

Я смотрел, как плывет от сладких дум лицо Августа. Да, я пошел со всех козырей, и только это могло сработать.

– В ваших словах есть некая разумность, – задумчиво проговорил граф. – Что же вы хотите от меня?

– Я знаю, что вы в хороших отношениях с баронессой Каваной, – сказал я, позволив себе легкую улыбку. – В очень хороших отношениях.

– Да что вы себе позволяете! – вспылил было Август, приподнявшись на локтях, но тут же остыл. – Впрочем, да, отрицать не стану.

– Мне нужно, чтобы она смягчила свою позицию по отношению к Афанасу, помощнику лорда Балфа.

– Афанас, это который колдун-самозванец?

– Он очень талантливый парень, и, безусловно, нашел себя в магическом призвании. Но только он сможет помочь нам выполнить наше пари. А баронесса, вполне справедливо, конечно, но несколько поспешно запретила ему колдовать.

– Почему только он? – спросил Афанас. – Давайте я договорюсь, и баронесса сама вам поможет.

– Боюсь, это пойдет в разрез с правилами пари, – вздохнул я. – Нам никто не должен помогать.

– А этот… как его? Афанас?

– Он колдун отряда, – пояснил я. – Точнее, его господин, но тот, увы, теперь мало интересуется происходящим.

И все же граф колебался, я видел это. Он, наконец, спросил:

– А почему вы так уверенны, что у вас получится взять Ведьмин Горб?

– Потому что у нас есть план, – ответил я. – Но если все же солдатская удача изменит нам, то условия нашей договоренности я унесу с собой в могилу. Так что вы абсолютно ничем не рискуете, дорогой граф.

Август Дампьер радостно зарделся и с азартом принялся жевать виноград.

– Так и сказал? – удивился Руни. – Что у нас есть план?

– А у нас есть план? – заинтересовался Пикси.

– Ну, какой-то план у нас есть, – кивнул я.

– Слова «какой-то» не очень воодушевляют, – буркнул Ариф. – Скажем прямо, не самые лучшие слова, когда речь идет о смертельно опасном штурме.

– Когда речь о смертельно опасном штурме любые слова звучат не очень хорошо. Иначе это был бы уже не смертельно опасный штурм, а какой-то другой, – заметил Руни.

– Какой-то, – поднял палец Пикси. – Как и сказал Дикий.

Полог шатра качнулся и показался Афанас – бледный, сосредоточенный, хмурый. На нем были колдовской халат и войлочная шапочка с подвязками. В руках парень судорожно сжимал книгу заклинаний.

– Вы точно этого хотите? – вновь спросил он.

Я повернулся к отряду. Ребята стояли переговариваясь вполголоса, но не расходились – все сорок три человека, оставшиеся на ногах.

– Братья-панцири, – обратился я к ним. – Спрошу в последний раз. Кто хочет покинуть строй – выходите. Потом обратной дороги не будет.

– Обратная дорога? – выкрикнул кто-то из толпы. – Что это?

Все засмеялись.

– Когда мы отказывались от хорошей драки, Дикий? – с укором спросил другой солдат.

– Нужно вызволять нашу Диану, – сказал рыжий Филипп. – Папенька учил, что нехорошо оставлять даму в беде.

Я вновь повернулся к Афанасу, развел руками.

– Может, мы не самые умные ребята на свете, но уж точно нас очень сложно чем-то напугать.

Ученик колдуна нервно вытер рукавом вспотевший лоб. Сказал:

– Если я сделаю то, о чем ты просишь, я не смогу помочь вам в бою. Я еще слишком слаб, меня хватит только на одно хорошее заклинание.

– Ты, главное, сделай именно то заклинание, о котором тебя просят, – влез Руни. – А то, знаешь ли, всякое бывало.

Он вытаращил глаза, пытаясь показать насколько случавшееся было ужасным.

Афанас помрачнел еще больше, принялся слишком быстро листать книгу.

– Афанас, – я положил руку ему на плечо. – У тебя всё получится.

Парень тяжело вздохнул, закрыл глаза, успокаиваясь. Кивнул.

Я отошел к остальным. Ощутил за спиной монолитную стену, а не несколько десятком уставших и раненых солдат.

Афанас раскрыл перед собой книгу, поднял руку. Принялся читать заклинание, делая в воздухе пасы.

– Только бы не в жабу, только бы не в жабу… – причитал, зажмурившись Руни.

Воздух заблестел, словно от сильного мороза. Запахло мятой и сиренью.

Я вдруг вспомнил свою «пушистую» ногу. И против собственной воли проговорил:

– Только бы не в кота.

Афанас, зажмурившись, прокричал заклинание. Нас обдало холодом, и все кончилось. Ученик чародея захлопнул книгу и опустился на землю, тяжело дыша.

Я прислушался к себе, к своим ощущениям. За спиной заворочались остальные, оглядываясь и ощупывая себя.

– Вроде, сработало, – с удивлением сказал Ариф.

– Думаешь? – осторожно спросил Руни.

– У меня зуб перестал болеть, – ответил Ариф. – И голова.

– Эй, у меня рана затянулась! – воскликнул кто-то.

– А у меня кости срослись!

– И у меня!

– Эй, колдун! Ты прямо волшебник!

К Афанасу подходили, Афанаса хлопали и благодарили. Парень слабо улыбался, медленно сползая в траву.

– Спасибо, – я присел на корточки рядом. – Ты очень нам помог.

– Вы теперь… Туда? – спросил Афанас, указывая взглядом на далекий холм.

– Туда, – кивнул я.

– Вы ведь не вернетесь, – сокрушенно покачал головой парень.

– Теперь шансы есть, – я покрутил рукой, которая больше не была раздроблена. – Но, в случае чего, говори всем, что это мы сами решили там остаться. А то еще подумают, что нас кто-то смог победить.

Парень грустно улыбнулся. На большее сил у него уже не было.

– Панцири! – скомандовал я, поднимаясь. – Вперед!

Возможно, дорогой читатель решил, что нас обуяло солдатское безумие, либо лукавый демон бравады. Но у нас действительно был некий план, хотя, конечно, не самый изящный.

Мы взяли огромные штурмовые щиты. Обычно их толкают перед собой несколько человек, медленно преодолевая расстояние до противника. Но у нас не было столько людей, поэтому мы будем нести эти щиты, для чего отобрали самых больших и выносливых – в том числе и меня. Для того, чтобы не выдохнуться раньше времени, ведь двигаться придется вверх по холму, пришлось отказаться от копий и своих обычных щитов, зато взяли больше арбалетных болтов и несколько стальных крюков с веревками.

Когда мы спускались в долину, уже начался второй день противостояния, и мы видели, как разные отряды маршировали, вступали в сражения и совершали маневры. Но казалось, что всё внимание королевского шатра, а вместе с ним, оставшихся в лагерях солдат, было приковано именно к нам.

Мы шли по перепаханному сотнями ног и копыт полю, переступали мертвецов, перетаскивали тяжелые щиты через трупы павших коней и прочих тварей. Чуть выждав, мы удачно вклинились между шагающими в атаку алебардщиками и меченосцами. Когда расстояние до Ведьминого Горба сократилось, наши союзники, опасаясь вражеских стрелков, ушли в сторону, а мы продолжили движение, нацелившись на восхождение.

Заметили нас сразу – да и сложно не заметить на пустом склоне группу солдат со щитами огромными, что твои ворота. Прилетело несколько пробных стрел, с ощутимым ударом впились в доски. Один из щитоносцев, шагающих рядом, от неожиданности споткнулся.

– Держать строй! – гаркнул я. – А то постреляют!

За нас действительно принялись. Стрелы застучали чаще, стрелки пытались попадать в щели или навесом закидывать за преграду. Я услышал позади несколько вскриков, но останавливаться было некогда.

Держать осадный щит на весу оказалось довольно тяжело, его то и дело клонило в стороны, а нижний край постоянно за что-то цеплялся. Я боялся, что нога попадет в какую-нибудь ямку или зацепится за жесткие корни, и я повалюсь вперед, открывая дорогу стрелам. Поэтому за пояс меня держал Пикси, но из-за этого двигались мы медленнее, чем я хотел.

Рядом пыхтели другие щитоносцы, сжимая блестящие от пота ручки и упираясь плечами в окованные доски. Зыря, взявший на себя ответственность следить за обстановкой, подбадривал:

– Половину прошли, мужики! Чуть чуть осталось!

Только я подумал, что всё не так уж страшно, как за нас взялись всерьез.

Вместо стрел полетели арбалетные болты, и с такого расстояния они начали пробивать толстые доски. Меня ужалило в руку, и я понадеялся что не пробило наручи. Рядом охнул солдат, несущий щит, задергался.

– Держать строй! – вновь скомандовал я. – Терпеть!

С вершины покатились тяжелые валуны, ускоряясь и подпрыгивая. Мы остановились, врубились щитами в землю, уперлись ногами. Сильный удар потряс меня, чуть не вырвав ручку из пальцев, но я устоял. А вот левый фланг покачнулся, и арбалетные болты сразили двоих наших.

– Строй! – скомандовал я. – Вперед!

Мы сделали очередной рывок. Идти становилось сложнее, рука немела, а ноги то и дело скользили по мокрой траве.

Вновь покатились камни, следом последовал залп арбалетчиков. Один из щитов пал, пехотинцы за ним бросились под нашу защиту, но добежали не все.

– Зыря? – вскричал я.

– Еще далеко! – с отчаянием закричал знаменосец.

Новый рывок. Я уже слышу крики «пепельных». Торчащее из доски острие болта маячит прямо перед лицом, по щиту течет кровь – броню все же пробили.

Вновь камни, свист болтов.

Падают панцири, падают!

Новый рывок!

– Еще чуть-чуть! – подбадривал Зыря.

Наши стрелки подготовились.

Мы снова ползем вверх, в глазах все плывет. Пикси помогает мне, подхватывая одну из ручек. Сквозь дыры видно небо и торчащие на вершине колья.

Ветер в спину, будто сама природа помогает нам. Или это бедный Афанас нашел в себе силы хоть как-то облегчить наш путь?

Раздается хлопок, и прямо перед нами расцветает огненный цветок. Новые удары – и правый щит заливает жидкий огонь.

Но тяжелая пехота, будто демоны из преисподней, продолжает идти вперед!

– Можно! – крикнул Зыря, но запнулся и упал.

– Огонь! – командую я.

Вокруг пламя, дым, крики и стоны. За спиной звонко щелкают арбалеты – и по воплям сверху я понимаю, что залп удался.

– Еще! – я толкаю вперед разваливающийся щит, погружая ноги в горящую траву.

Снова залп и снова вражеские крики боли – услада для солдатских ушей.

Вершина холма маячит впереди, и мы метнули крюки. Дернули, повисли на веревках.

Настил, на котором стояли «пепельные», пополз вниз. Лишившиеся опоры, стрелки попадали, покатились мимо нас, получая своё.

Последний рывок – и я наконец выпускаю то, что осталось от щита, хватаюсь за топор.

– В атаку!

Нас бьют копьями, нас секут саблями. Я вижу как легко с такого расстояния болты прошивают нашу грозную броню. Но мы уже здесь, на вершине! Мы наконец в своей стихии, и мы сеем смерть и ужас. Враги бессильны перед нами, перед нашей яростью. Они бегут, спасая свои жалкие жизни. Они прыгают вниз, падают, ломают себе кости. И над всем этим царим мы, королевская тяжелая пехота!

Я останавливаюсь, тяжело дыша. Я втыкая наш штандарт над захваченными позициями. Я кричу, хрипло и победно!

Под холмом наши перешли в наступление. Шагающий мимо Лучезарный Морган с уважением кивает нам своей светлоликой головой.

Я снимаю шлем. Я оглядываюсь.

Из всего отряда нас осталось четверо. Четверо окровавленных, закопченных, похожих друг на друга, как стрелы в колчане. Безликие и безымянные, как и все солдаты во всех армиях мира.

Я опустился на край перевернутого помоста. Свежий ветер растрепал мои волосы, принес приятный запах полевых цветов.

А вместе с ним и голос Фиалки, тихий, дрожащий:

– Ох, панцири! Мои бедные панцири…

Давненько я не брал перо в руки, дорогой мой читатель. Последние месяцы выдались вроде и скупыми на события, но мелочами закружили так, что ровным счетом не хватало времени и сил для возвращения к записям. Теперь же звезды сошлись, и я готов поведать вам о событиях прошлых дней.

Если вы с конца весны не покидали пределов страны, то точно должны слышать о нашей победе при Анде-Сидор. Армия «пепельных» разбита на голову и обращена в бегство, регент Дахурда лично явился для подписания перемирия. Вся страна три дня отмечала триумф, в столице с помпой открыли величественный памятник рыцарю-победоносцу, в чьем лике без труда угадываются черты его королевского величества.

Войска вернулись в гарнизоны. Особенно отличившиеся получили звание «гвардейские» с правом ношения золотых лент поверх собственной символики.

А я, как только поправился, сразу же взял отпуск и убыл домой, в Маэвенто, где до сего момента и нахожусь.

В эти первые осенние дни природа балует нас теплыми вечерами, и какой-нибудь поэт обязательно остановился бы под сенью резной беседки, вдохнул бы полной грудью терпкий хандрический воздух, окинул бы затуманенным от слез взглядом янтарные и алые веси старого парка, и до утра слагал бы хрустальные сонеты, полные светлой грусти о потерянной любви.

Увы, мне не доступны образность и витиеватость стихотворной формы, ко мне не прилетает легконогая лирическая муза. Вместо рифм и полуголых вдохновительниц этим вечером ко мне заявился господин Караско, а с ним, пара кувшинов хорошего киссанского. И вот теперь, расположившись на веранде родового поместья Ормандо, ведем неторопливые беседы, потягивая терпкое вино и поглядывая на редеющий сад.

– Давай поднимем бокалы, дорогой родственник, за нашу солдатскую долю! – предложил тост старый рыцарь. – Как говорится, чтобы шлем в пору и чтоб в поводьях не запутаться!

Отсалютовали, выпили.

– Как тебе ощущается в чине шевалье? – с прищуром спросил господин Караско. – Это уже не какой-то «белый кавалер», теперь всё серьезно, со всей ответственностью. Обожди, еще взвоешь от всех этих балов, охот, турниров. Только захочешь у камина вечером скоротать, а тут уж герольды на пороге: «Вставайте! Господину кабана взять захотелось!». И всё, считай, выходные коту под хвост.

Я лишь кивал на брюзжания родственника, а сам размышлял о том, что господин Дитрихштейн, наверное, изрядно рисковал своей репутацией, вступаясь за меня в споре с генералом Бебраксом. Да еще и в присутствии короля!

– Хотел бы я посмотреть на рожу Бебе, когда вы подняли флаг над тем холмом, – рассмеялся Караско. – Бьюсь об заклад, то еще зрелище!

– Интересно, король как-то наказал его? – спросил я.

– Наказал? За что? Посылать солдат на смерть – обязанность генерала. Нигде не сказано, что он должен делать это исключительно разумно. А вот вводить в заблуждение августейшую особу – это непозволительная дерзость. И, я так думаю, за такой проступок ждут нашего пухлого рыцаря дальние негостеприимные гарнизоны.

Я бы поспорил с моим новым родственником о генеральских обязанностях, но тут на веранду вошли моя дражайшая супруга со служанкой. Новое платье было Леоноре к лицу, но оно тоже не могло скрыть заметно округлившийся животик.

Леонора сделал приветственный книксен, произнесла с улыбкой:

– Отрадно видеть двух моих любимых мужчин вместе.

– А вот и моя обожаемая дочь! – воскликнул старый рыцарь. – Укрась же нашу мужскую компанию! У нас полно вина, историй и свободного времени!

– Спасибо, папенька, – улыбнулась Леонора. – Но, с вашего позволения, откажусь. Вино мне нынче не на пользу, а ваши мужские истории лучше оставлю для ваших мужских ушей.

– Да брось, посиди с нами, – махнул Караско.

– Нет, папенька, увольте. Пока солнце высоко, я хочу кое-что подготовить к отъезду моего супруга.

Леонора бросила на меня такой теплый и ласковый взгляд, что я тоже решил долго не засиживаться.

– Ну, как знаешь, – кивнул шевалье. – Доброго вечера.

– И вам доброго вечера, – кивнула в ответ девушка и удалилась.

– Ух, какая девчонка получилась! – восхитился Караско. – Умная, красивая, с характером. Вся в меня!

И добавил в какой уже раз:

– Обидишь – не посмотрю на регалии, разом уши отрежу!

Я для приличия кивнул. Если я свою жену обижу, то сам себе отрежу то, до чего дотянусь. Не устаю судьбу и богов благодарить за такой подарок, как она.

– К повитухе не ходили еще? – заговорщически наклонился ко мне рыцарь. – Кого ждете то?

– По виду девочку.

– Ну, не переживай! – хлопнул меня Караско. – Следующий обязательно парень будет! Хотя, если честно, девчонка тоже хорошо, отцовская отрада.

Подняли бокалы за детей, выпили.

– Как к твоем отъезду отнеслась? – спросил шевалье. – Поди, ругалась, плакала?

Я мотнул головой. Ответил:

– Переживает, но виду не подает.

– Дочь солдата, – с гордостью сказал Караско. – Вся в мать.

Мне вспомнился разговор с Леонорой несколько дней назад. Если честно, я его заранее боялся, пытался отложить, избежать. Я был уверен, что опять придется объяснять почему я такой дуболом, почему опять размениваю тихое семейное благополучие на дальние походы и тяжелую броню, почему не могу изменить своей природе и жить как остальные добропорядочные господа.

Но Леонора вновь смогла удивить меня.

Она обняла меня, посмотрела в глаза, и взяла с меня слово, что я всегда, даже в самый темный час, буду помнить о тех, кто любит и ждет, и знать, что всегда есть дом, в который нужно вернуться во что бы то ни стало.

Я с легким сердец дал ей такое обещание. Его я точно собираюсь выполнить.

Что удивительно, родители тоже перестали на меня давить. То ли на них повлияло присутствие Леоноры, которую они приняли, как родную дочь, и с удовольствием переключили на нее свои тепло и заботу, то ли, действительно, махнули на меня рукой, поняв, что горбатого могила исправит. Матушка, конечно, иной раз запричитает, но отец больше этих тем не поднимал. А можете представить мое удивление, когда они преподнесли мне новые, сделанные по специальному заказу доспехи из элергадской стали? Глаз не оторвать как хороши!

– Так что, дорогой зятек, – спросил господин Караско, покачивая вином в бокале. – Завтра снова в седло?

– Да, завтра возвращаюсь в расположение.

– Эх, как я тебе завидую! Мне бы скинуть несколько годков, собрать бы старую гвардию, да показать вам, молодым, как нужно воевать по-настоящему!

Старый рыцарь сжал кубок, словно рукоять меча, на миг его глаза затуманились. Когда фантазии оставили его, поинтересовался:

– Как твои раны? Когда тебя привезли, ты был похож на шинкованный окорок.

– Меня хорошо подлатали, – я показал ему правую руку. – Даже все пальцы на месте.

– Чего-то она у тебя какая-то чешуйчатая, – присмотрелся Караско.

– Да есть у меня один… лекарь. Хороший, но пока не очень опытный.

– Надо тебе своего порекомендовать, – покачал головой рыцарь. – Подслеповат уже, конечно, но свое дело знает.

Подняли бокалы за здоровье, выпили.

– Под какие знамена встанешь? – спросил Караско.

– Под свои, – ответил я. – Фиалка с королевскими лентами.

– Опять в пехоту, сапогами землю двигать? – фыркнул шевалье. – Ты же теперь дворянин! Можешь смело в кавалерию идти, с рекомендациями я помогу.

– С деньгами тоже? – усмехнулся я. – Так такие запросы, что придется ваше имение продавать. Да и потом, что там в кавалерии? Вся рожа в пыли и геморрой на жопе. А на пехоте вся армия держится, без пехоты армия что человек без костей.

Старый рыцарь с жаром принялся отстаивать главенство кавалерии, а я лишь невпопад кивал, погрузившись в свои мысли.

Да, панцири снова в строю! Велением короля отряд не просто восстановили в численности, но даже приумножили, добавив пару десятков человек. Обновили броню, амуницию. Арбалеты теперь штатная единица вооружения – и любимое развлечение на привалах. К командованию вернули графиню Дампьер, Мертвец при ней в адъютантах. Афанас остался в должности отрядного колдуна, разве что торчит в столице, ожидая официального статуса.

А ваш покорный слуга теперь носит на груди капитанский медальон. И его, вашего покорного слугу, всё это чрезвычайно устраивает.

Так что, жизнь налаживается! И впереди еще столько всего интересного!

– Слышь, зятек, – господин Караско отставил бокал, утер рукавом усы. – Тут, покуда ты под бинтами да пиявками валялся, попался мне в руки твой дневничок. Так ты прости старика, поддался искушению, прочитал.

Мне осталось лишь вопросительно поднять брови.

– Слов нет – написано хорошо, – со знанием дела отрекомендовал шевалье. – Для дубины пехотной так вообще вершина словесности. Но только знаешь… ты только не обижайся, хорошо? Я при дворе в королевской библиотеке долгое время числился, потому кое-что об ентом деле разумею. Так вот, не хватает в твоей истории чего-то.

Господин Караско пожевал губами, пощелкал пальцами.

– Не знаю даже… Характеры персонажей что ли раскрыть побольше, добавить катарсис, авторское назидание. Ведь вот о чем ты пишешь? О себе, о своих товарищах, о том, какие вы молодцы. Но в чем смысл этого? В чем задача для читателя? Где конфликт? Где арка героя? Где спасенная принцесса, в конце-концов?

Старый рыцарь ударился в литературные изыски, углубляясь в опыт классиков, с грехом пополам вспоминая что именно они написали, но точно зная что именно они имели в виду.

Я, конечно, промолчал, не хотелось встревать в глупый спор, да еще и с таким авторитетным знатоком. Но сейчас, когда пишу эти страницы, готов ответить.

История моя банальна и просто, как история любого солдата. Но я искренне попытался рассказать вам о том, что у каждого солдата она есть. И в следующий раз, когда вы увидите марширующих мимо пехотинцев в их одинаковой броне, с одинаковыми флагами и щитами, быть может вы вспомните, что где-то там, в единой стальной массе, есть такие ребята, как Пикси, Ариф, Руни, Филипп, оружейник Пепел и капеллан Райт, есть интендант Каркар и хирург Зельц. Есть досточтимый Гримальд по кличке Мертвец, и есть талантливая умница Диана Дампьер.

И есть я, капитан королевской тяжелой пехоты Дрю Ормандо по прозвищу Дикий, представивший вашему вниманию эту простую и банальную историю.

Спасибо, дорогой читатель, что был с нами все эти страницы. Спасибо – и, быть может, еще свидимся.

Искренне ваши, панцири Фиалки.