Mercedes Ron

Marfil (Enfrentados 1)

© 2019, Mercedes Ron

© 2019, Penguin Random House Grupo Editorial, S.A.U.

© А. Мохова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Если бы меня спросили: «Какого черта ты в это ввязался?!», ни один из ста тысяч ответов не был бы честным. Настоящий и тот не отражал всей правды.

Работа высасывала все соки; иногда спрашивал себя, на что она мне сдалась и не пора бы остановиться. Но разве мог выбросить за борт все усилия и забыть, чем пришлось пожертвовать? Так что просто заглушал голос совести и продолжал.

Те люди убили бы меня без колебаний, услышь они мои мысли, но столько лет разум был единственным надежным убежищем, пусть время от времени и приходилось контролировать мысли, чтобы никто не прочитал в глазах и тени сомнения, что иногда овладевало.

В нашей работе сомнение равносильно смерти.

С расстояния убедился, что прицел не сбит. Меня никто не прикрывал, хотя поблизости находилось человек пятнадцать.

Как только началась стрельба, сразу понял: дело дрянь. Но один… один точный выстрел изменил бы все.

Взглянула на монету в двести колумбийских песо, которую крутила в пальцах. Пока ждала Лиама, думать могла лишь о том, как две стороны монеты, составляющие единое целое, никогда не встретятся «лицом к лицу». Это кажется глупостью, монета всего лишь монета, но в то мгновение не могла не сравнивать себя с ней. Есть ли у меня две совершенно противоположные стороны, которым никогда не стать единым целым? Временами было сложно понять себя. Уверена, взгляни на себя со стороны, в голове все время вертелся бы вопрос: «Да что эта девчонка творит?!»

Моя сестра Габриэлла не раз повторяла, что, если юношеские годы провести в закрытой школе в семи тысячах километров от родительского дома, душевных травм не избежать. К счастью, я уже оставила этот этап позади, а ей, напротив, предстояло еще два напряженных года в мире строгих правил. Через несколько месяцев сестре исполнится шестнадцать, но сейчас ее волнует лишь то, что она никогда не целовалась с парнем.

Травмы, последствия… Цепочка следов, что тянется далеко в прошлое. Единственное воспоминание, из-за которого по-прежнему просыпаюсь ночами с болью в сердце и катящимися по щекам слезами, будто мне четыре, а не двадцать. Удивительно, как некоторые воспоминания навсегда запечатлеваются в памяти, в то время как иные исчезают без следа. Почти как в пиксаровском мультфильме «Головоломка»: мозг удаляет ненужные воспоминания и сохраняет те, которые считает наиболее важными. Спрашиваю себя: «Для чего вспоминать, как маму убили у меня на глазах?»

Ясно одно: что бы ни говорили в «Головоломке», мозг делает то, что ему вздумается.

Вынырнув из моря мыслей, вдруг поняла, что группа парней в баре не сводит с меня глаз. Подняла голову и посмотрела на них не моргая. Намерением было запугать их или, по крайней мере, слегка охладить пыл, но двое рассмеялись, а третий, высокий и темноволосый, так и не отвел пристального взгляда.

Ненавидела отводить взгляд первой, неважно, была с другом или смотрела на незнакомца. Лишь одному человеку удалось запугать меня настолько, что опускала голову и страшилась даже моргнуть, но сейчас нас разделяли сотни километров. Не горела желанием даже вспоминать об этом.

Так началась самая эпичная битва взглядов в истории. Ну, не такая уж и эпичная, просто люблю драматизировать, а выдерживать взгляд того парня было непросто. Чем дольше смотрела на него, тем сильнее разгоралось любопытство, а чем дольше он смотрел на меня, тем увереннее я становилась в том, что начинало приходить ему в голову. Могла бы поступить с ним так же, как с остальными? Тогда бы хоть развлеклась…

– Эй, Мар, – раздался низкий голос позади меня, хотя именно прикосновение руки к спине заставило подпрыгнуть и отвести взгляд.

Проклятье! Я проиграла.

Повернулась, чтобы поприветствовать лучшего друга, и разочарование испарилось как дым, как только наши взгляды встретились. Лиам Майклсон, рост метр девяносто, волосы цвета воронова крыла, глаза голубые как небо… Настоящий герой-любовник. И да, мой лучший друг. Такое тоже бывает.

– Давно ждешь? – спросил он, глядя поверх моей головы на парней в конце барной стойки.

– Достаточно, чтобы ты угостил меня.

На самом деле я еще не могла пить алкоголь и тем более покупать его, но поскольку использовать фальшивое удостоверение личности здесь было чуть ли не нормой, казалось глупым, что этот закон все еще действует.

Лиам тепло улыбнулся и подал знак девушке за барной стойкой, чтобы разлила напитки.

– И что же тебя задержало на полчаса?

Я покатала оливку по дну бокала с мартини.

Лиам сделал глоток пива и закатил глаза.

– Лучше тебе не знать.

– Вирджиния? Нет, погоди… Роза?

– Тесси, – сказал он таким тоном, что я прыснула.

– Тесси? Зовешь ее так по какой-то причине, о которой не знаю, или…

– Она хочет, чтобы я ее так называл. Невыносимая женщина, черт бы ее побрал!

Лиам был классным парнем и… он был парнем. Парни, как правило, хотят хорошо провести время без обязательств. Мы, женщины, тоже хотим этого и много чего другого, пусть ко мне это не особо относится… Вирджиния, Роза и… Тесси мечтали о чем-то большем с моим лучшим другом. Он отличная партия… если не принимать во внимание склонность заигрывать со всеми, кого видит.

Мы с Лиамом изучали экономику в Колумбийском университете Нью-Йорка. Познакомились в мой первый год. Для меня все тогда было в новинку, не только в университете, но и в жизни. До этого я восемь лет училась в закрытой школе за границей: почти весь год в окружении девушек и монахинь, и лишь два летних месяца проводила дома в Луизиане. Лиам был на три года старше, а это означало, что он сейчас учился на последнем курсе.

Уговорить отца позволить одной переехать в Нью-Йорк было нелегко, без споров не обошлось, но, хотя все еще трудно было в это поверить, я уже два года жила самостоятельно. Стоит признать, что абсолютная свобода сперва вскружила голову; те годы, когда заставляли сдерживать себя и подавлять чувства, из-за чего я едва не лишилась рассудка, не прошли безболезненно, так что в полной мере воспользовалась свободой. Нравилось думать, что те времена остались далеко позади… во всяком случае, хотелось в это верить.

Лиам был первым парнем, которого я поцеловала. Мне тогда едва исполнилось восемнадцать, и с ним я узнала, на что способна, когда хочу очаровать мужчину. Отец всегда старался оградить меня от остального мира, будто бы я была его маленьким сокровищем, к которому никто не смеет прикасаться, но Лиам коснулся… души.

До интима так и не дошло, но все же мы успели кое-что попробовать, прежде чем поняли, что любим друг друга как друзья. Как бы хорошо ни было ему со мной… и с остальными.

После Лиама я пыталась построить более серьезные отношения с парнем по имени Реган, пока не узнала, что он и его друзья поставили десять тысяч долларов на то, кто первым затащит меня в постель. Да-да, десять тысяч долларов. Отстой! Все, что отец твердил о парнях с тех пор, как я вступила в сознательный возраст, в итоге оказалось правдой, и это разозлило гораздо сильнее, чем можете себе представить. После того случая я стала другой Марфиль. Решила, что полагаться могу только на себя, и начала жить по правилу: «Отношения не терпят полутонов».

– Сюда идет парень из бара, – сказал Лиам спустя полчаса и три бокала мартини. – Мне притвориться твоим бойфрендом?

Рассмеялась, допивая напиток.

– Было бы забавно, но не стоит.

Хотела посмотреть, что будет.

Почувствовала, что кто-то стоит у меня за спиной, но решила немного поиграть в недотрогу. Лиам же повернулся и взглянул на незнакомца.

– Тебе чего, приятель?

– Хотел кое-что сказать твоей подруге.

Я повернулась к нему с веселой улыбкой. Теперь, когда он стоял рядом, смогла получше его разглядеть: он оказался довольно привлекательным, куда симпатичнее, чем ожидала. Он моргнул пару раз, когда встретились взглядами.

– Черт возьми, вблизи ты еще красивее.

Спиной почувствовала, как Лиам закатил глаза.

– Ты чего-то хотел?

Комплименты для меня не играли никакой роли.

Парень колебался с минуту, но все же достал из кармана рубашки визитку и протянул.

– Я бы с удовольствием угостил тебя ужином, – сказал он уже немного спокойнее и тверже.

Взглянула на карточку.

Конечно, он понятия не имел, что мне двадцать. Такое часто случалось, когда я ходила пропустить стаканчик на Уолл-стрит.

– Я подумаю.

Гарри улыбнулся, и на левой щеке у него появилась ямочка. Я улыбнулась ему в ответ, и он помахал на прощание рукой. А ведь даже не спросил, как меня зовут…

Убрала визитку в сумочку и повернулась к другу: в его взгляде смешивались веселье и досада.

– Временами ужасаюсь тому, как ты на меня похожа.

Повеселев, я качнула головой.

– Брось, мы с тобой словно небо и земля.

Лиам снова пожал плечами.

– Тот, кто в конце концов с тобой переспит, будет счастливчиком.

Осуждающе посмотрела на него.

– Заткнись, не то подорвешь прикрытие.

– Ты как самка богомола, знаешь?

– Я никого не пожираю. Просто беру, что хочу.

– И тебя не волнует, что они бахвалятся, как трахали тебя без передышки?

На самом деле это бесило.

– Если им приходится врать, чтобы почувствовать себя «настоящими мужчинами», пускай. Кто захочет знать правду, придет и спросит меня.

Лиам рассмеялся.

– Иногда кажется, ты понятия не имеешь, во что ввязываешься. Но когда появится парень, который сведет тебя с ума, ты проглотишь феминистские идеи, что сейчас нахваливаешь.

– Феминизм тут ни при чем. Мужчины использовали женщин с незапамятных времен. Брали, что хотели, и отчаливали. Я поступаю так же. Что в этом плохого? Не хочу, чтобы мое тело использовали ради удовольствия, хочу наслаждаться сама.

Взгляд Лиама будто говорил: «Как же ты наивна!»

– Любому мужчине на земле доставило бы удовольствие просто смотреть на тебя, Марфиль. Для них прикоснуться к тебе – все равно что выиграть в лотерею.

После пары секунд молчания я ответила:

– Ты был единственным, с кем я была готова это сделать, но только потому, что мы друзья.

Лиам подавился пивом.

– Когда ты выдаешь нечто подобное, вспоминаю, что ты все еще юна. Ладно, давай отвезу тебя домой.

Я не солгала, когда сказала, что Лиам был единственным мужчиной, которому я была готова предложить свое тело. Все именно так, как он говорил: лишь к нему одному у меня было полное доверие. Много раз могло дойти до чего-то большего, с предварительными ласками я справлялась довольно неплохо, а вот переступить последнюю черту боялась. Отец с детства внушал, что целомудрие – главная добродетель женщины; монахини в школе-интернате в мельчайших подробностях описывали кары и муки, что ожидают дев, которые поддадутся соблазну… В новом окружении девственность считалась недостатком, и хотя в глубине души я хотела раскрыть собственную сексуальность, даже по-своему это делала, но на самый важный шаг пока решиться не могла.

Лиам довез меня до дома на серой «Ауди». Он купил ее недавно, так что салон все еще приятно пах новой машиной. В отличие от большинства студентов, я не жила в университетском общежитии. Отец разрешил переехать в Нью-Йорк и поступить в университет при условии, что найдет место для жилья.

Квартира, которую я ни с кем не делила, находилась в одном из самых дорогих районов города, в пятнадцати минутах езды от факультета, в месте, которое все знают как Верхний Ист-Сайд. Это может прозвучать высокомерно, но для меня не играло роли, что я живу в одном из лучших многоквартирных домов Манхэттена. Всю жизнь меня окружала роскошь, и, хотя многие считали глупостью желание учиться, когда было ясно, что отец оставит немалое состояние, я всегда знала: вымостить дорогу в будущее я хочу сама.

Математика давалась мне легко, так что изучать экономику всегда было планом Б, но почти всю юность я умоляла отца разрешить поступить в Нью-йоркскую балетную школу. Его ответом всегда было категорическое «нет», и хотя упрашивать было бесполезно, однажды я решила настоять на своем. Но впоследствии поклялась больше никогда не заговаривать с ним об этом. До сих пор пробирает дрожь всякий раз, как вспоминаю его реакцию. Но несмотря ни на что, я продолжила танцевать. У отдельной квартиры есть несомненный плюс – могу танцевать столько, сколько захочу.

На прощание чмокнула Лиама в щеку и пообещала, что увидимся до выходных.

Войдя в здание, поздоровалась с консьержем Норманом и зашагала через холл к лифту. Жить одной в Нью-Йорке могло быть опасно, особенно молодой девушке, но в этом районе люди были очень спокойными, в основном здесь жили семьи: родители, что вели дела на Уолл-стрит, зарабатывая неприличные суммы денег, и их юные наследники. Я и сама была из такой семьи. Почти.

Квартиру обставила довольно просто; выбирая мебель и предметы декора, следовала правилу: «Чем проще обстановка, тем меньше убирать». (Ярко-розовые подушки не в счет!) Квартира была небольшой: две спальни, две ванные комнаты и гостиная с открытой мини-кухней. В конце длинного коридора находились комнаты для прислуги, но, поскольку ее не было, я обустроила там маленькую танцевальную студию, где проводила практически все время, когда была дома. В ней попросила установить балетный станок и огромные зеркала, которые возвращали взгляд всякий раз, когда я расслаблялась в такт музыке.

На одной из стен в гостиной моя лучшая подруга Тамара начала рисовать фреску, состоящую из множества не связанных между собой рисунков, которые можно было созерцать бесконечно. Цитаты из книг, строчки из песен, прекрасные цветы, наши портреты, но больше всего было… глаз. Всех цветов и размеров. Тами обожала людские взгляды, а я поражалась ее способности почти идеально запечатлеть едва уловимую эмоцию или удивленный взмах ресниц на любой плоской поверхности. Тами всегда рисовала, если у нее было что-то под рукой. Однажды она нарисовала мне миньона на салфетке из «Старбакса» – пена от фраппучино вместо краски, соломинка в качестве кисточки!

Я оставила сумку на столешнице и направилась к холодильнику. К сожалению, когда дело доходило до готовки, здесь я была совершенно безнадежна. Помню, как однажды попыталась приготовить мясной рулет по рецепту мамы Габриэллы, и из-за того, что готовлю крайне редко, забыла, что сунула его в духовку, и чуть не спалила кухню.

Заказывать готовую еду гораздо проще.

Поскольку на следующей неделе зачет по микроэкономике, то я решила засесть за учебу. Взяла учебник, включила классическую музыку фоном и позволила времени протекать незаметно. Когда открыла глаза, поняла, что крепко заснула и к тому же в неудобной позе. Как могла, выпрямилась на диване, мечтая, чтобы кто-нибудь взял меня на руки и отнес на кровать.

Чуда не случилось.

Оставила учебник на тумбочке и потащилась в спальню. Когда уже свернулась калачиком под одеялом, вновь охватило чувство невыносимого одиночества. Не часто испытывала страх, просто… Сколько себя помню, всегда была окружена людьми: Люпита, экономка, которая заботилась обо мне и была как мама, а также Луи, Питер и даже Логан, в те редкие времена, когда отец бывал дома. В школе-интернате делила комнату с Тами и еще тремя девочками, и мы почти никогда не оставались одни. Иногда квартира становилась сосредоточением всех страхов. У вас когда-нибудь бывало, что разум начинает блуждать, а малейший шорох превращается в фильм ужасов? Ненавидела такие дни…

Укрывшись одеялом, закрыла глаза и начала считать про себя: один, два, три, восемнадцать, сорок четыре, сорок пять, двести шесть…

Где-то между двумястами семью и пятьюстами сорока тремя я, наконец, заснула.

Не заметила, как пролетели дни и наступила пятница. Получила приглашение на вечеринку в один из популярнейших городских ночных клубов, но отказалась. Не потому, что не люблю вечеринки, совсем наоборот, просто в тот вечер захотелось остаться дома потанцевать или посмотреть фильм. Провела два с небольшим часа у балетного станка, отрабатывая «плие», затем надела свободную белую футболку поверх трико и уставилась на визитку.

Я могла бы позвонить и спросить, хочет ли он поужинать со мной. Это избавило бы от необходимости идти в магазин за продуктами или снова заказывать пиццу в ресторанчике за углом. Но потом вспомнила, что он даже имени моего не спросил. Что мне делать? Позвонить и сказать: «Привет, я девушка из бара»?

Ну уж нет!

На улице было еще светло, поэтому я скользнула в любимые кроссовки, надела легинсы, футболку с короткими рукавами для бега и пошла на улицу. Обычно я старалась каждый день хотя бы на час выбираться на пробежку, но не по утрам, так как ненавижу вставать рано. Кроме того, мне нравилось смотреть, как водохранилище Центрального парка отражает яркие краски заходящего солнца.

С улыбкой прошла мимо Нормана и вышла на улицу, оказавшись в теплых объятиях апрельского денька. В Центральном парке всегда было много народу, особенно семей с детьми, которые играли на свежем воздухе, выгуливали собак и кормили уток. Когда солнце начало опускаться к горизонту, в парке стало посвободнее, остались в основном только физкультурники. Многих из них знаю, поэтому мы приветствовали друг друга кивками, если вдруг пересекались. Случилось пофлиртовать с одним из них, после чего поклялась никогда больше этого не делать. Было ужасно менять прогулочно-беговой маршрут, только бы не столкнуться с «бывшим».

Домой решила вернуться пешком. День сменился прекрасным, теплым вечером, и огни небоскребов сияли на водной глади справа от меня. Я любила этот город. Многие назвали бы это безумством: толпа людей и загрязненный воздух. Но почти всю жизнь прожив в сельской местности и оказавшись среди огней Нью-Йорка, почувствовала, что нахожусь в городе, равных которому нет, став частью чего-то особенного.

Остановилась у одного из многочисленных парковых питьевых фонтанчиков, чтобы выпить воды. В этот раз пробежала больше, чем обычно, и теперь умирала от жажды. Собрала в руку волосы, чтобы не намочить, склонилась над фонтанчиком и… Все произошло слишком быстро. Даже не успела закричать.

Кто-то обхватил меня за талию, потянул назад и заткнул рот влажной тряпкой, от которой исходил невероятно противный запах. Я пыталась сопротивляться изо всех сил, но паника уже завладела телом и разумом. Несмотря на попытки вырваться, чем бы ни была пропитана тряпица, вещество подействовало молниеносно. Веки отяжелели, конечности стали ватными. Безвольно упала на грудь кому-то высокому и мускулистому.

– Тащи ее в фургон.

Это было последнее, что услышала, прежде чем сознание погрузилось во тьму.

Очнулась я уже в больничной палате. Кроме меня здесь никого не было, лишь пиканье аппаратов составляло компанию. Опустив глаза, увидела, что на мне зеленый больничный халат, в левую руку воткнута капельница, а правую ладонь закрывала повязка.

Сердце билось как бешеное, но, поскольку не была подключена ни к какому прибору, который бы его регистрировал, только я знала о сумасшедшем стуке сердца.

Что произошло?

В эту минуту дверь открылась, и к койке подошла медсестра.

– Мисс Кортес, как себя чувствуете?

Я растерянно моргнула.

– Где я? Что произошло?

Я попыталась встать с постели. Хотя не знала, куда идти, чутье подстегивало выбежать, убежать, скрыться…

Скрыться от кого?

– Не волнуйтесь, вы в безопасности.

Почувствовала, как к глазам подступают слезы, а разум возвращает обрывки последних воспоминаний: прогулка по парку, останавливаюсь, чтобы попить воды, чья-то рука зажимает рот, темнота и…

Прежде чем успела снова спросить, что случилось, открылась дверь и в палате, к огромному облегчению, появился отец, бросившись ко мне.

– Марфиль…

Прижалась щекой к его груди и вдохнула запах кожи и парфюма. Аромат «Eau Sauvage» от «Dior» смешивался с запахом табака, который он непрерывно курил.

– Слава богу, ты очнулась.

Мы никогда не были особенно близки – почти всю жизнь я жила вдали от него, – но никогда не была так счастлива оказаться в его объятиях, как в то мгновение.

Когда я более-менее успокоилась, мне объяснили, что произошло.

– Тебя похитили, Марфиль.

Меня нашли без сознания у одной из наружных дверей больницы в Новом Орлеане, в полутора часах езды от дома в Батон-Руж; к счастью, при мне был бумажник, что позволило врачам установить личность и связаться с отцом.

– Они ничего не оставили, ни записки, ни требований выкупа. Я понял, что что-то случилось, когда позвонил в понедельник, а меня пять раз перебросило на голосовую почту.

Понедельник!

Господи, меня держали где-то почти три дня.

– Когда я выяснил, что тебя нет в квартире и никто не видел, как ты возвращалась после пробежки в пятницу днем, стало ясно, что произошло что-то ужасное.

Я лишь покачала головой в замешательстве.

– Полиция хочет поговорить с тобой. Снаружи два офицера. Они ждали, пока ты проснешься.

Отец вышел из палаты и вернулся в сопровождении полицейских. Я нервно выпрямилась, когда они начали задавать вопросы.

Отец не сводил с меня глаз. Никогда в жизни не видела его настолько серьезным и обеспокоенным.

– Ничего не помню… – В памяти осталось только мгновение, когда схватили…

В горле пересохло, а руки вспотели.

– Вы не помните, чтобы в какой-то момент приходили в сознание?

Я покачала головой, пытаясь выжать все, что могла, но ничего не помнила.

– Даже малейшая деталь очень бы помогла, мисс Кортес.

Подняла взволнованный взгляд на отца, затем посмотрела на медсестру.

– Простите…

Отец шагнул вперед, пристально глядя мне в глаза.

– Есть ли вероятность, что они что-то… сделали с тобой?

Прикусила дрожащую губу, пытаясь справиться с ужасом, охватившим тело вместе с осознанием, что не могла контролировать происходящее. Не хотела даже думать о том, что была в руках возможных убийц или насильников…

– Отвечай.

Я подняла глаза от кровати и испуганно посмотрела на отца.

– Ничего не помню…

Я возненавидела себя за то, что не знаю, что они могли со мной сделать.

– Хочу, чтобы она прошла полное обследование, прямо сейчас.

Полицейские посмотрели на отца, затем на меня. Они выглядели смущенными. Будто тот факт, что меня могли изнасиловать, пугал их не меньше, чем меня.

– Оставлю карточку, если вспомните что-нибудь, каким бы незначительным это ни было, не стесняйтесь позвонить в участок и сообщить.

Молча кивнула, опасаясь, что голос снова начнет дрожать.

Когда полицейские ушли, медсестра попросила пройти с ней. По-видимому, она решила со всей серьезностью отнестись к просьбе отца. Часть меня успокаивала себя тем, что я бы что-то почувствовала, если бы меня изнасиловали. Даже малейшее проникновение.

Когда попросили сесть в гинекологическое кресло и положить ноги на подколенники, пришлось закусить губу, чтобы не закричать. Как же хотелось очнуться от этого кошмара!

Но женщина-врач, которая осматривала, была очень любезна и обращалась деликатно.

– Мы уже проверяли, нет ли следов спермы или крови, когда нашли тебя без сознания, но ничего не обнаружили. Не было никаких признаков, которые могли бы указывать на сексуальное насилие, но твой отец потребовал, чтобы проверили еще раз…

Понимала, что он хотел знать наверняка, и мне тоже нужно было убедиться, что не произошло ничего из тех ужасных картин, которые рисовал мозг.

– Ты все еще девственница, – заверила она меня, и от того, как это произнесла, почувствовала себя немного странно. – Вот отчет и результаты теста на ВИЧ.

ВИЧ? В ужасе распахнула глаза, но врач ласково улыбнулась.

– Не беспокойся, милая, мы сделали тест на всякий случай. Несмотря на испуг и плохие воспоминания, ты совершенно здорова. Тебе больше не нужно волноваться.

Через некоторое время принесли одежду. Я смогла, наконец, снять больничный халат и переодеться. Хотела вернуться домой и забыть обо всем, что произошло.

Питер, наш шофер, ждал на выходе из больницы. Отец сидел на переднем пассажирском сиденье, продолжая разговаривать с кем-то по телефону. Что касается меня, то я с трудом могла поверить, что всего четыре дня назад главной заботой был зачет по микроэкономике.

Когда приехали, я вышла из лимузина и поднялась на крыльцо огромного особняка, невольно оглянувшись: стены и белоснежные колонны были свидетелями юности и взросления. Люпита – экономка, повариха и женщина, которая заботилась обо мне с самого детства, – вышла со слезами на глазах. Она крепко прижала к себе, и я с радостью ответила на ее объятия, стараясь не расплакаться.

– Сеньорита Марфиль! – всхлипнула она, утирая слезы передником. – Ты и представить себе не можешь, как мы все волновались!

– Все хорошо, Люпита, я дома, – успокаивающе произнесла я, чувствуя, что рада снова оказаться в безопасности высоких стен.

– Приготовлю что-нибудь горячее на ужин, хорошо? А пока прими душ, малышка.

Отец прошел мимо с прижатым к уху телефоном и с выражением лица «у меня тысяча неотложных дел» исчез в конце коридора. Была благодарна, что именно он ведет расследование и собирается выяснить, что произошло и какого черта меня похитили, ничего не потребовав взамен.

Пока принимала душ, не могла избавиться от ощущения, что это еще не конец. Что-то подсказывало: меня похитили, чтобы сделать отцу предупреждение.

Предупреждение о чем?

Ни для кого не было тайной, что у отца огромное состояние, но похитители не потребовали выкуп, а потому все казалось бессмысленным. По какой причине можно было похитить дочь Алехандро Кортеса?

После душа Люпита принесла горячий суп и тушеное мясо с печеным картофелем. Я не осознавала, насколько проголодалась, пока аромат вкуснейшей домашней еды не защекотал ноздри. Поужинала в постели с включенным ради фона телевизором, но не обращала на него внимания: тысяча вещей вертелись в голове, одна страшнее другой. Лиам закидал миллионами сообщений. Перезвонила ему, чтобы успокоить.

– Когда твой отец позвонил, я чуть с ума не сошел! – воскликнул он, совершенно взвинченный. – Он думал, я как-то причастен к твоему исчезновению. Боже, Марфиль, я тут с ума сходил от тревоги.

– Не принимай его слова близко к сердцу. Просто вместе с Тами ты один из немногих друзей, о которых я рассказывала семье.

Лиам жаждал узнать все, но меньше всего на свете хотелось сейчас вновь прокручивать в голове обрывки воспоминаний. Я ужасно устала, веки слипались, но хуже всего было другое: несмотря на то, что была в безопасности родного дома, страх не отступал.

– Не волнуйся, поговорим, когда вернешься в Нью-Йорк.

Как, черт возьми, меня перевезли из Нью-Йорка в Новый Орлеан за такое короткое время?

Больше не могла об этом думать, глаза невольно закрылись, и я провалилась в глубокий, но беспокойный сон.

Утро приветствовало грозовыми тучами, как будто небеса отражали настроение. Я выглянула в окно, чтобы полюбоваться на просторы сверкающей зелени, что окружали особняк. Всегда нравилось возвращаться домой; осознание того, что именно мама превратила огромный и в некотором смысле претенциозный особняк в уютное и по-настоящему домашнее место, наполняло сердце теплотой.

Быстро натянула легинсы и толстовку и спустилась позавтракать, одновременно ища в мобильнике ближайший рейс в Нью-Йорк. Не могла больше пропускать занятия. К тому же нужно было поговорить с профессором микроэкономики и упросить разрешить пересдать пропущенный зачет. Знаю, больше должно было беспокоить то, что произошло несколькими часами ранее, но я была не в состоянии вспомнить ничего, кроме испуга, и не могла бояться того, что не имело четкого образа.

Когда зашла на кухню, увидела Люпиту, чистящую картофель. В комнате витал запах свежесваренного кофе, а это означало, что отец дома. Никогда не встречала человека, настолько пристрастившегося к кофеину. Я не унаследовала его любовь к этому темному ароматному напитку, предпочитая теплое молоко с медом на завтрак. Люпита, заметив меня, улыбнулась, и, прежде чем успела сосчитать до десяти, завтрак уже был передо мной.

– Солнышко, отец просил, чтобы ты зашла к нему после завтрака.

Я кивнула, отправив в рот ложку мюсли. Быстро позавтракала. Поблагодарив Люпиту, вышла из кухни и по толстому персидскому ковру пересекла гостиную, мимо кожаных диванов цвета темного шоколада, шестидесятидюймового телевизора и огромного длинного стола, за которым собирались по праздникам: в Рождество, мой день рождения, день рождения Габриэллы, если она не проводила его со своей мамой, или в День благодарения.

Чтобы попасть в кабинет отца, нужно было пройти по длинному коридору, который ненавидела всей душой, так как на его стенах висели всевозможные чучела животных. Отец был заядлым охотником и тратил огромные деньги, отправляясь в самые отдаленные уголки мира в поисках уникальных животных, которых убивал и превращал в зловещие настенные украшения.

Все еще помню, как однажды он взял меня с собой. И не только принудил убить оленя, но и «крестил», окропив кровью животного с головы до пят. Он и его друзья разразились смехом, когда я заплакала. До сих пор снятся кошмары о том дне.

Мы с сестрой обожали животных, и то, что отец охотился на них просто забавы ради, вызывало отвращение.

Я постучала в дверь, прежде чем войти. Отца застала за огромным письменным столом, а напротив него сидел Логан Прайс. Логан был начальником службы безопасности сколько себя помню. Всякий раз, когда отец куда-то уезжал, Логан сопровождал его. Это было настолько естественным, что я никогда не задавалась вопросом, от каких именно опасностей он должен защищать. Отец, колумбиец по происхождению, был миллиардером, эмигрировавшим в Соединенные Штаты в возрасте всего двадцати лет. Он был выдающимся человеком, сколотившим состояние практически на пустом месте. Купил землю в то время, когда цены были низкими, и возделывал виноградники, которые и по сей день обеспечивают большую часть юга страны. Также разводил лошадей и дружил с президентом Колумбии, с которым вел долгие беседы, покуривая сигару перед внушительного размера камином.

Алехандро Кортес был успешным человеком, но очень скрытным, и не заводил разговор со мной или Габриэллой о работе или бесконечных поездках. Он завоевал сердце моей матери во время пребывания в России. Они поженились спустя месяц после знакомства, а через полтора года родилась я. Над камином в кабинете висела ее фотография в рамке. Полина Козлова была невероятной красавицей: высокие скулы, пухлые, соблазнительные губы, золотистые локоны и большие изумрудные глаза. Я – почти точная ее копия, только волосы черные, как у отца. Всякий раз, когда смотрела на фотографию, чувствовала, как что-то колет в груди. Ненавидела, что от мамы осталось лишь одно воспоминание. Воспоминание о том, как она лежала в луже собственной крови: неподвижное тело, остекленевший взгляд, голова повернута ко мне, будто я была единственной, кого она хотела увидеть перед смертью…

Логан повернулся ко мне, когда я закрыла за собой дверь. Встал и, поприветствовав коротким: «Доброе утро, сеньорита Кортес», пододвинув стул, чтобы могла сесть.

Отец оперся локтями о стол и серьезно посмотрел на меня.

– Мы говорили о том, что произошло. Единственный вывод, к которому пришли, – это то, что тебя похитили и привезли сюда, не потребовав ничего взамен, для того, чтобы передать сообщение. Предупреждение, напоминающее, как легко было до тебя добраться и что они могут сделать это снова. В любой момент.

Никакого «Как ты себя чувствуешь, дочка?». Отец сразу перешел к делу, как всегда. Крепко сжала руки, стараясь не показать, как сильно пугает мысль о том, что подобное может повториться.

– Но почему? Чего они хотят этим добиться?

Отец откинулся на спинку кресла, на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Многие ненавидят меня. Желают зла и хотят причинить боль через тебя.

Логан все еще стоял у окна и повернулся к нам с серьезным выражением лица.

– Пока не выясним, кто это был и чего хотели добиться похищением, необходимо, чтобы рядом с вами находился кто-то, кто защищал бы вас и позаботился о том, чтобы подобное не повторилось.

Только не это…

Отец опередил прежде, чем успела открыть рот.

– Ты умоляла не прикреплять к тебе охрану, и я был глупцом, когда согласился на это. Проигнорировал предупреждения службы безопасности, и посмотри, что произошло. Они могли убить тебя… или изнасиловать!

Я сглотнула, чувствуя, как кровь в венах сходит с ума.

– Но…

Отец встал и подошел к мини-бару.

– Никаких «но», Мар, – отрезал он, открывая бутылку виски и наполняя бокал. – На такой риск я пойти не могу.

Посмотрела на Логана, затем на отца. Оба были серьезны и непреклонны.

– Я не смогу вести нормальную жизнь, если по пятам будет ходить телохранитель.

– Хочешь, чтобы тебя снова похитили?

Веских аргументов не нашлось, и я возненавидела себя за молчание.

– Пока не выясним, кто они и что им нужно, будешь находиться под защитой, двадцать четыре часа семь дней в неделю. Я уже усилил охрану, Габриэлла будет под постоянным присмотром, когда вернется домой на каникулы. В школе она в безопасности. Больше не позволю никому добраться до вас.

– Хочешь круглосуточно держать нас под колпаком?!

Логан подался вперед и ответил за отца:

– Лишь на время, пока идет расследование, сеньорита Марфиль. Этим делом занимаются лучшие частные детективы.

Частные детективы?

– А чем плоха полиция? Почему похищение расследуют не они?

– Полиция работает медленно, дочка, у них полно дел и без нас. Я предпочел заплатить за некоторые услуги, чем ждать, пока полицейские дойдут до этого дела.

Мне нечем было оспорить, и я промолчала. Не желала, чтобы подобное повторилось. И все же столько сил потратила на то, чтобы убедить отца не нанимать охрану, а теперь во всем этом не было смысла.

– Мы уже наняли одного из лучших людей. Он прослужил в военно-воздушных силах пять лет и был награжден почетными званиями. Большая удача, что он согласился на эту работу.

Я вздохнула, понимая, что эта битва проиграна.

– Не хочу, чтобы на факультете знали, что у меня телохранитель, – предприняла попытку отстоять хоть что-то.

– Мы обо всем позаботились. Никто не узнает, в чем заключается его работа, если только ты сама не скажешь. Карла уже проинформировала деканат. Он будет под прикрытием, выдавая себя за студента. Тебе не придется ни о чем беспокоиться. Обещаю.

Это несколько смягчило негодование, хотя сомневалась, что парень, отслуживший в армии, останется незамеченным в среде студентов.

– В твоей квартире есть часть, отведенная для прислуги. Я уже распорядился, чтобы ее подготовили для сеньора Мура.

Проклятье! Моя танцевальная студия!

Неудивительно, что я испытывала разочарование и даже немного злилась на отца. Не то чтобы не ценила, что он для меня сделал, но совсем не хотелось находиться под круглосуточным надзором. Я не хотела жить в страхе от ходячего напоминания, что снова могут причинить вред или по крайней мере попытаться, но понимала, что при сложившихся обстоятельствах ничего не могу поделать.

– Как думаешь, сколько времени понадобится, чтобы выяснить, кто за этим стоит?

Отец снова сел.

– Не знаю, но уверяю, это станет главной задачей.

Я кивнула. Мне просто не терпелось поскорее оказаться в другом месте.

– Могу идти?

Отец отрывисто кивнул и снова уставился в монитор компьютера.

«Сеньор Мур, кем бы ты ни был… Ты мне уже не нравишься».

Отец организовал все так, чтобы на следующий день Логан летел со мной в Нью-Йорк, где меня встретит сеньор Мур. На частном самолете отправиться не могли, так как отец рано утром улетал в Пуэрто-Рико.

Я чувствовала себя в безопасности, когда Логан сидел рядом в салоне первого класса. У меня была аэрофобия, но совместный полет успокаивал. Осознала, что, помимо боязни полетов, все еще не отпускал страх того, что случилось, ибо мысли об этом никак не хотели покидать голову. Просто хотела вернуться домой, чтобы все было как раньше, но, вспомнив, где удалось меня похитить, поняла, что город, который я так люблю, стал опасен.

Выйдя из самолета и включив мобильник, получила сообщение от Лиама: он писал, что ужин этим вечером будет за его счет, и обещал, что позаботится обо мне, как если бы была его девушкой. Иногда спрашивала себя, почему, черт возьми, мы не вместе, но, как только вспоминала о прекрасной дружбе, которая нас связывала, любая мысль о том, чтобы выйти за рамки, тут же улетучивалась из головы.

У меня не было особого желания делить квартиру с незнакомцем, но перенесла бы это куда спокойнее, если бы Лиам был рядом. Я понимала, что друг не сможет находиться все время со мной, но попросила его остаться хотя бы до тех пор, пока вновь не почувствую себя комфортно. Наличие телохранителя совсем не дарило чувство безопасности, наоборот, было постоянным напоминанием – вот-вот произойдет что-то плохое.

Когда убили маму, отец помешался на безопасности. Не выходил никуда без сопровождения Логана. У нас с Габриэллой было больше свободы: в стенах школы-интерната мы не нуждались в телохранителях. Кроме того, в отличие от известного отца, всегда были скрыты от глаз общественности.

Когда я переехала в Нью-Йорк, все изменилось; здесь было не так, как в Англии, даже отец оказался снисходительнее, чем мне думалось. Но теперь, после похищения, никто не смог бы убедить его не приставлять ко мне охрану, что одновременно бесило и… успокаивало. Не стану врать, я не могла избавиться от тревоги, и еще больший страх вселяло осознание того, что ничего не известно: мотивы похищения оставались загадкой, и что-то подсказывало, что самое страшное еще не произошло. Дальше будет только хуже.

Постаралась отбросить эти мысли и последовала за Логаном по длинному коридору нью-йоркского аэропорта. За такой короткий промежуток времени произошло столько всего, что внезапно захотелось принять горячую ванну, закутаться в одеяло и уснуть, чтобы на следующее утро быть разбуженной лучами ласкового солнца, которые бы успокоили: это был всего лишь кошмар.

– Сеньорита Марфиль, я не смогу сопроводить вас до квартиры. Самолет вылетает через два часа. За вами будет присматривать сеньор Мур.

Присматривать за мной? Мне что, три с половиной года?

Я лишь молча кивнула. Мы подошли к автоматическим дверям, которые открылись, пропуская в вестибюль аэропорта, заполненный родственниками, встречающими и хорошо одетыми мужчинами с табличками с написанными от руки фамилиями. Я начала искать табличку со своим именем, пока не увидела… его.

Почему сердце забилось как сумасшедшее при виде человека, который отныне должен был всюду меня сопровождать, осталось за пределами логики и здравого смысла. Логан вышел вперед и пожал ему руку, будто они уже были знакомы. Мне же казалось, что из легких вышел весь воздух.

Никогда при встрече с мужчиной не испытывала ничего подобного. Никогда. Думаю, не нашлось бы верных слов, чтобы описать это чувство.

– Мисс Кортес, – сказал он, протягивая руку, – Я Себастьян Мур. С этого момента отвечаю за вашу безопасность.

Не сразу пожала его руку, но в момент прикосновения ощутила, как в животе порхают бабочки. Это то, о чем столько раз твердил Лиам? Это чувствовали мужчины, когда видели меня?

Все это было так неловко, что почувствовала себя маленькой и ничтожной… Чувство, которое прежде было незнакомо. Себастьян смотрел так, будто видел не меня, а скамейку в общественном парке, с полным безразличием.

Я поспешила спрятать глаза под солнцезащитными очками. Нужно было собраться с мыслями и прежде всего не показать, как сильно встреча с ним потрясла.

– Оставляю вас в надежных руках, сеньорита, – сказал Логан, прежде чем еще раз пожать Себастьяну руку.

Себастьян… о, черт возьми. Почему даже имя у него невероятно сексуальное?

Видела, что Логан что-то сказал ему на ухо, но это мало волновало. Все мысли занимал Себастьян Мур.

Он был высоким, из тех парней, которые могут поднять на руки словно пушинку, из тех, кого нужно целовать, встав на цыпочки, таким, как Лиам, хотя Себастьян был выше Лиама на пару сантиметров. Одет в строгий костюм и вполне мог сойти за одного из многочисленных миллионеров Нью-Йорка, которые жили в районе, вот только был слишком молод.

Сколько ему лет? Двадцать пять? Двадцать шесть? Внезапно захотелось выяснить про него все, что только можно.

У него были светло-каштановые волосы, квадратная челюсть и небольшая бородка – наверняка будет немного колоться, если его поцеловать, – спортивная, хорошо сложенная фигура, а под пиджаком угадывались натренированные мышцы…

«Боже правый, Марфиль, о чем ты думаешь?!»

Себастьян жестом пригласил последовать за ним к парковке аэропорта. Когда была с отцом, нас всегда возил частный шофер, но в Нью-Йорке я обычно ездила на такси или с помощью услуг компании «Убер», иногда на метро. Вместо этого Себастьян проводил меня к черной «Ауди».

Себастьян обогнул машину и подошел к водительскому месту, а я приготовилась сесть спереди, но, прежде чем успела открыть дверь, он бросил через капот:

– Желательно, чтобы ты села сзади.

Я застыла на месте и моргнула пару раз. Первая причина: он не обратился ко мне на «вы», что было приятно, но немного странно; вторая – он не открыл передо мной дверь машины. Я не была избалованной принцесской или что-то в этом роде, просто настолько привыкла к протоколу, существовавшему между мной и людьми на службе у отца, что несоблюдение застало врасплох. Люпита была единственной, кто время от времени забывал о формальностях, и то только когда оставались наедине.

Я сделала, как он просил. Наблюдала за ним со своего места и через отражение в зеркале заднего вида. Похоже, ему не составило труда сориентироваться, и уже через три минуты выехали из аэропорта на магистраль Гранд-Сентрал-Парквей в сторону Манхэттена. Нам все еще нужно было проехать через весь Квинс, что заняло бы полчаса с хвостиком.

Он собирался заговорить со мной?

– Я хотела бы знать, какие именно приказы отдал отец… – не выдержала после пятнадцати минут гробовой тишины.

Себастьян оторвал взгляд от дороги и на мгновение задержал его на моих солнцезащитных очках.

– Приказы?

Это слово неожиданно разрезало воздух, словно оскорбление.

– Ну… указания, распоряжения, поручения. Называй, как хочешь.

– Я обязан защищать тебя и держать твоего отца в курсе любых непредвиденных обстоятельств, которые могут возникнуть, пока ты со мной.

«Пока ты со мной…» Не наоборот.

Продолжать «разговор» больше не хотелось. Во-первых, потому что холодность начинала действовать на нервы, а во-вторых, потому что бархатный баритон вызывал стаю мурашек.

Добрались до моей улицы в рекордно короткие сроки. Стало ясно, что скорость не подпадала под требования безопасности, за которые он собирался отвечать. Но лишь когда оставили машину на стоянке и вместе направились к лифту, окончательно осознала: он будет жить в моей квартире.

Вот черт!

Тишина в маленькой кабине лифта сводила с ума. Наверное, за всю жизнь я не молчала так долго в чьей-либо компании. Лиам бы мной гордился.

Когда вышли из лифта, Себастьян опередил и достал из кармана ключи. Открыл дверь и пропустил меня. Не затерялось рыцарство в веках, но погодите… У него что, есть копия ключей от квартиры? Он уже бывал здесь?!

Квартира выглядела как обычно: в последний раз, когда я была здесь, думала лишь о зачете и о том, позвонить ли парню из бара, чье имя уже забыла. Вот только всего в нескольких кварталах отсюда меня похитили по бог знает какой причине. А значит, «как обычно» уже не будет.

Оставила сумку на кухонном столе и, чувствуя себя неуютно, повернулась к новому «соседу».

– Это очень странно.

Себастьян снял пиджак и повесил его на вешалку у двери. Заметила, что на поясе у него висит пистолет, из тех, какие носят полицейские.

– Притворись, что меня здесь нет.

Ну да, конечно! Будто не он занял полквартиры.

– Слушай, не знаю, как тебе, но мне необходимо кое-что знать, раз уж ты должен жить здесь и торчать со мной круглые сутки…

– Можешь спрашивать обо всем, что имеет отношение к тебе и безопасности.

– Сколько тебе лет?

«Молодец, Марфиль, не могла придумать другой вопрос?!»

Себастьян слегка нахмурил брови.

– Это не имеет отношения к тебе и безопасности.

– Ты не ответишь?

– Нет.

Досадливо поджала губы.

– Так странно иметь телохранителя. Предупреждаю, мне будет сложно привыкнуть.

– Привыкнешь.

Нас разделяло несколько метров. И тут до меня дошло, что я все еще в солнцезащитных очках. Сняла их, и наши взгляды встретились. У Себастьяна были карие глаза, окаймленные бахромой черных ресниц…

Смутилась, но сдержала порыв отвести взгляд.

– Значит, делать вид, что тебя здесь нет?

Он удовлетворенно посмотрел на меня.

– Именно. Просто дай знать, когда соберешься выйти на улицу.

Ну класс!

– Не знаю, видел ты или нет, но в комнате рядом с…

– Твоя студия осталась нетронутой, будь спокойна.

– Я провожу там много времени. Знаю, что та комната находится в крыле для прислуги и, чтобы туда попасть, придется пройти через малый зал, но хотела бы продолжать заниматься.

– Комната в твоем распоряжении.

Это было уже что-то, я боялась не только того, что отец мог приказать ликвидировать студию, но и что Себастьян выберет ее в качестве спальни. Понимала, что он в некотором роде делал одолжение: вторая комната была совсем крошечной и из-за меня ему, вероятно, будет не совсем удобно, но не собиралась отказываться от любимого уголка. В конце концов, это моя квартира.

– Ну… тогда пойду к себе.

Не стала дожидаться ответа – все еще чувствовала себя неуютно в присутствии Себастьяна, – поэтому отвернулась и пошла в спальню.

В комнате царил бардак: в тот день перед пробежкой не удосужилась прибраться.

Уж не знаю, что послужило тому причиной – осознание, что в квартире не одна, или невозможность разлечься на диване в гостиной, как привыкла, – но принялась наводить порядок с маниакальным рвением, не оставляющим места мыслям. Носилась по спальне словно помешавшаяся и убиралась (подчеркиваю – убиралась!), пока комната не стала безупречно чистой.

Экран мобильника на прикроватной тумбочке засветился – Лиам прислал сообщение, что приедет через час. По крайней мере, сможем отвоевать гостиную. Приняла душ и переоделась в удобную одежду: надела любимые джинсы и белую хлопчатобумажную футболку. Поймав в зеркале отражение, задержалась на пару лишних секунд, чтобы рассмотреть себя.

Какой меня увидел Себастьян?

Сколько себя помню, окружающие всегда льстили, засыпали комплиментами или заискивали. Девчонки в школе либо ненавидели, либо боялись. Потребовалось время, чтобы с этим смирились и одноклассницы, и монахини, но последние были хуже всех: «О, искушение, ниспосланное на грешную землю!» – причитали они всякий раз, как проходила мимо. Не замечавшая собственной красоты, я ничего не осознавала, пока не встретила Лиама, который открыл мне глаза.

– Ты понимаешь, что нельзя быть красивой такой? – спросил он меня однажды. Мы лежали в моей постели – я в трусиках и рубашке с длинными рукавами, он – в спортивных штанах – и впервые дарили друг другу ласки.

– Ты же знаешь, я не хочу, чтобы обо мне судили лишь по внешности, – ответила тогда я, совершенно не польщенная его словами.

Да, я была хорошенькой, но если люди не способны увидеть ничего, кроме смазливого личика, то красота не благо, а с моим характером тем более.

Позже научилась пользоваться в своих интересах преимуществами, которые давала красивая внешность. Если мужчины относились ко мне лишь как к объекту, а не как к мыслящему человеку, решила отплачивать им той же монетой.

Бесшумно босиком скользнула за дверь, словно подросток, сбегающий из дома на вечеринку. И так проторчала в комнате дольше, чем могла выдержать моя неугомонная натура. Не терпелось снова увидеть Себастьяна. Интересно, он все еще в гостиной?

В гостиной его не застала, но, заметив тонкую полоску света, пробивающуюся из-под двери в другом конце коридора, поняла, что именно там он будет проводить большую часть времени.

Вздохнув, подошла к холодильнику. А ведь могла сходить за покупками еще два дня назад… В холодильнике мышь повесилась, в квартире ничего не было, да и туалетная бумага заканчивалась. Вернулась в комнату, чтобы проверить время, и, надевая кроссовки, составляла мысленный список того, что нужно купить. На улице было тепло, поэтому оставила куртку на вешалке, взяла сумочку и… застыла у входной двери. Нужно ли предупредить Себастьяна, что иду в магазин? Супермаркет всего в одном квартале от дома…

Интуиция говорила «да».

Вновь прошла по коридору и нерешительно постучала в дверь.

Произошло неожиданное – он открыл моментально. Себастьян был в белой рубашке, закатанной до локтей, увидела, что его правая рука полностью покрыта татуировками, он был в очках с черной оправой, в которых выглядел настоящим интеллектуалом. От этого вида в голове замкнуло.

«Так, Марфиль, сосредоточься!»

– Мне нужно сходить в магазин.

Себастьян кивнул.

– Секунду.

Не удержавшись, заглянула в комнату. Ничего себе! Небольшая кладовка изменилась до неузнаваемости. Через дверной проем разглядела черный кожаный диван и красивый белый ковер. Себастьян на секунду присел на диван перед раскрытым ноутбуком, что-то быстро набрал и с недовольной гримасой захлопнул крышку.

Я помешала чему-то важному?

– После тебя, – сказал он, пропуская меня. И как тут не очароваться прекрасными манерами?

Повернувшись, направилась к выходу из квартиры. Когда вышли на улицу, вновь почувствовала себя неловко из-за того, что он идет рядом. Телохранители, сопровождавшие отца, всегда следовали за ним или шли впереди. Себастьян же шагал вровень, будто мы были друзьями, вышедшими прогуляться.

– Теперь так будет всегда? – спросила я под звук открывающихся дверей супермаркета.

– Как так, Марфиль?

Мое имя, произнесенное бархатистым голосом, отозвалось мириадами различных эмоций, которые я не могла проигнорировать, хоть и силилась говорить и вести себя так, словно плевать на его присутствие. Будто он случайный парень в супермаркете, рассматривающий витрину с шампунями, косметикой и тампонами.

Тампоны… Черт, а они ведь мне нужны. Неужели придется покупать их у него на глазах?

Вот я попала!

– Ходить с тобой даже в магазин за углом.

– Да.

Бросила в его сторону раздосадованный взгляд. Как у него все просто!

Забив на тампоны, покатила тележку к секции с алкогольными напитками. Взяла бутылку белого вина и поставила в тележку. Протеста от Себастьяна не последовало, так что опустила в тележку еще и коробку пива «Хейнекен», а затем направилась к отделу с фруктами. Выбрала клубнику и, пока рассматривала яблоки, задумалась о том, что Себастьяну вообще-то тоже нужно есть.

Обернулась к нему и заметила, что он пристально смотрит в сторону входа. Проследила за его взглядом: в магазин вошли двое парней примерно его возраста.

– Хочешь чего-нибудь? – окликнула я, привлекая его внимание.

– Что? – переспросил он, повернувшись ко мне. Он казался немного сбитым с толку.

– Ну, из еды. В квартире нет продуктов, предпочитаю заказывать готовую еду.

Себастьян покачал головой.

– Не волнуйся за меня.

Пожала плечами и продолжила покупки: туалетная бумага, шампунь (предыдущий как раз заканчивался!), картофель фри, оливки, молоко, сахар и яблочный пирог с аппетитной корочкой, уже готовый – только разрежь, и можно наслаждаться!

Когда подошла очередь платить, украдкой взглянула на Себастьяна. Он шел за мной, «сканировал» помещение – казалось, его глаза ни на секунду не оставались без движения – и привлекал больше внимания, чем любой из папиных телохранителей. Кассирша бросила на него недоверчивый взгляд; это для меня он был спустившимся с Олимпа греческим богом, а для остальных – немного со странностями. Слишком сильно выделялся в черных классических брюках и белой рубашке.

Ну как, скажите на милость, потащу его в универ в таком виде?

Оплатила покупки черной картой «Центурион», привязанной к папиному счету; Себастьян взял сумки в правую руку, оставляя левую свободной. Купила не так много, но, учитывая бутылки, сумки были довольно тяжелыми.

Предложила помощь, но он отклонил предложение, покачав головой.

В мозгу роилось столько вопросов. Так много хотелось спросить, узнать, поговорить. Поэтому и не любила телохранителей: ну разве можно идти рядом с человеком и даже не завязать с ним беседу? Когда была маленькой, многочисленные няньки сменяли друг дружку по несколько раз на дню, потому что не могли вытерпеть меня больше часа… По крайней мере, так рассказывал отец, когда объяснял, почему отправляет учиться так далеко.

– Марфиль, ты даже не замечаешь, какой надоедливой можешь быть. Прощаю тебе лишь потому, что ты девочка, – это в твоей женской природе, – но держи рот на замке, когда находишься в моем обществе.

И я научилась молчать… но не всегда.

– Ты левша?

Он нахмурился.

– Переносишь весь вес на правую руку… но не потому, что правша. Хочешь освободить левую, чтобы достать пистолет, если понадобится, я права?

Он слегка наклонил голову, и, клянусь, увидела, как уголки губ едва заметно дрогнули в полуулыбке… Повторюсь: едва заметно.

– Я амбидекстр, одинаково владею обеими, но предпочитаю работать левой.

Амбидекстр… Взглянула на его руки: левая свободна, расслаблена, в правой – сумки; Себастьян нес пакеты с такой легкостью, будто в них были перья, а не бутылки.

В голове без предупреждения возникли картины: эти сильные руки сжимают в объятиях, ласкают, поглаживают спину, бедра…

Нацепила солнечные очки и игнорировала Себастьяна весь остаток пути домой.

К счастью, ради моего душевного спокойствия, Себастьян скрылся на своей половине квартиры, оставив меня на кухне разбирать сумки. Не то чтобы он не предложил помочь (он предлагал!), просто было необходимо побыть одной.

Едва закинула продукты в холодильник и зашла в спальню, чтобы убрать в шкаф куртку, раздался звонок в дверь. Я знала – это Лиам, и мне не терпелось обнять его. Чуть ли не выбежала из комнаты, подстегиваемая эмоциями, которые и не подозревала, что сдерживала, пока не поняла, что лучший друг ждет за дверью – только открой, и все будет как прежде, – но не успела пересечь коридор, как столкнулась с неожиданной преградой: сильные руки схватили меня за запястья, останавливая на полпути к двери.

– Кого-то ждешь?

Крепкая хватка на запястьях вызвала мурашки по всему телу, будто электрический импульс пробежал от макушки до пят. Себастьян отдернул руки, словно обжегся, и повернулся к двери.

– Это мой друг. Пришел проведать, – сказала я, подавшись вперед, чтобы открыть дверь.

Себастьян снова помешал сделать то, чего желала больше всего на свете. Будучи намного выше, уперся рукой в дверь поверх моей головы.

Повернувшись, бросила на него взгляд, каким можно убить.

– Кто это? Почему не позвонил в домофон?

– У него есть ключи.

Себастьян сжал губы и слегка наклонился ко мне:

– Даешь ключи от квартиры кому попало?

– Даю ключи от моей квартиры лучшему другу.

– Эй, Мар, открой, ради всего святого! Меня удар хватит, если сейчас же тебя не увижу! – раздалось с той стороны двери.

Себастьян выпрямился и упер руки в бока.

– Как его зовут?

Закатила глаза, не скрывая негодования.

– Лиам.

– Твой отец ясно дал понять: никаких мужчин в квартире.

Издала смешок.

– Ну да, а ты у нас Тинки-Винки.

Себастьян на мгновение растерялся.

– Из «Телепузиков», – объяснила я, не получив ответа. Покачала головой, отвернулась и рывком открыла дверь, не обращая внимания на «надсмотрщика» позади.

Лиам не дал и секунды, чтобы взглянуть на него, – бросился ко мне, подхватил на руки, отрывая от земли, и крепко прижал к себе. Лишь вдохнув знакомый аромат кожи, впервые за все время подумала: «Я дома».

– Ты напугала меня до чертиков, Мар.

К глазам подступили слезы. Сдерживала себя в Луизиане, а вернувшись в Нью-Йорк, почувствовала, будто жизнь, как и квартира, больше мне не принадлежит. Теперь же, когда Лиам был здесь, все, казалось, вернулось на круги своя, а покой, в котором так нуждалась, окутал вместе с его объятиями.

– Все еще не могу поверить в то, что произошло, – прошептала я, обхватив руками его шею и не желая отпускать.

Лиам уткнулся носом в мои волосы, провел кончиком вниз по шее, но через несколько секунд напрягся. Осторожным движением опустил меня на пол и уставился на Себастьяна.

– А это кто?

Огорченная тем, что Лиам больше не прижимал меня к себе, повернулась к Себастьяну.

– Мой новый телохранитель.

Себастьян внимательно рассматривал Лиама, словно прощупывая, и когда закрыла за другом дверь, температура в прихожей, казалось, упала на несколько градусов.

Себастьян не стал ходить вокруг да около:

– Покажи удостоверение личности.

Лиам бросил на него недоверчивый взгляд.

– Тебе недостаточно, что Мар сказала, что мы дружим?

Себастьян даже глазом не моргнул.

– Удостоверение личности, пожалуйста.

Лиам порылся в кармане и вытащил черный кожаный бумажник, достал оттуда права и протянул их Себастьяну. Тот изучил карточку и через пару мгновений отдал ее.

– Вынужден попросить вернуть ключи от квартиры. По соображениям безопасности мы не можем никому доверять. Кроме того, тебя могут обокрасть, чтобы проникнуть сюда.

Что?! Это уже слишком! Зачем им пробираться сюда? Предупреждение отцу они сделали!

Лиам сверкнул глазами то ли недовольно, то ли восхищенно.

– Я бы никогда не подверг Мар опасности. Ключи в целости и сохранности. Они у меня на случай, если возникнет чрезвычайная ситуация и я буду нужен.

– Если возникнет чрезвычайная ситуация или Марфиль понадобится помощь, у нее есть я.

С минуту парни сверлили друг друга взглядами.

– Отдай их, Лиам, – устало сказала я. – Его нанял отец, и меньше всего на свете хочу давать ему повод забрать меня домой или к другому безумству.

Лиам перевел дыхание и повернулся ко мне. Посмотрел на меня странно, словно с опаской, затем сделал то, о чем просил Себастьян. Получив ключи, телохранитель ушел в свою комнату, но не раньше, чем напомнил предупредить, если решим выйти погулять.

– Хочешь пива?

Лиам кивнул и сел на диван, продолжая смотреть в сторону коридора, где исчез Себастьян.

– До сих пор не верю в то, что случилось, Мар.

Он согнулся, положил локти на колени и зарылся пальцами в волосы.

Села рядом, протянула бутылку холодного пива и сделала глоток из своей.

– Я тоже… Настолько жутко и мерзко, что сложно поверить, что это не какой-то кошмарный сон, а реальность, и все же… я почти все время провела без сознания, а потому кажется, будто это произошло не со мной, а с кем-то другим.

– Но почему?! Зачем похищать тебя?

Хотя было очевидно, что я из состоятельной семьи, никогда не поднимала эту тему: меня это смущало, да и Лиам не спрашивал. Он был сыном преподавательницы начальных классов и владельца зоомагазина. Поступил в Колумбийский университет благодаря стипендии и достиг всего благодаря незаурядному уму. По ночам работал в городских клубах, чтобы иметь возможность оплачивать учебу, поскольку стипендия покрывала только половину. Искренне восхищалась Лиамом и ценила нашу дружбу, потому что, чем бы ни занималась в жизни, для многих останусь лишь очередной «мажоркой», которая получила все только потому, что родилась в богатой семье.

У отца было так много предприятий, что не смогла бы назвать все. Он был владельцем банка «Кортес», одного из крупнейших в стране с филиалами во всех странах Латинской Америки, и разводил лошадей Аппалуза, уникальной, некогда находившейся на грани исчезновения породы, что сейчас была третьей по востребованности в мире. Это, наряду со многими другими инвестициями, сделало его весьма влиятельным человеком, и неудивительно, что люди завидовали его богатству.

По этой причине отец держал нас с Габриэллой вдали от своего мира. Мы не посещали званые ужины, не были знакомы с бизнес-партнерами. Отец и о делах с нами не разговаривал. Мы болтали лишь о лошадях: отец с детства привил любовь к ним, много о них рассказывал, научил ухаживать.

– Не знаю… Никто не знает. Отец считает это предупреждением. То, что ничего не потребовали взамен и не оставили записки, даже хуже, чем само похищение.

– И теперь этот типчик должен сутками тебя охранять?

Кивнула, закусив губу.

Лиам погладил меня по щеке и поставил бутылку на стол.

– Твой отец сделал все правильно, Мар. Тебя похитили в Центральном парке. И сделали бы это снова, если бы им было нужно. Особенно если следят за тобой и знают, где предпочитаешь проводить время.

Мы еще долго обсуждали и спорили, но ни к чему не пришли. А еще до меня дошло, что нужно будет рассказать об этом Себастьяну и попросить ничего не говорить отцу.

– Такое больше не повторится, я буду осторожна. Просто боюсь за отца… и за сестру…

– Габриэлла в Лондоне, с ней ничего не случится.

– Ох, ты не знаешь, как рвутся на свободу те, кто учится в закрытой школе… Черт, должна предупредить ее, чтобы она не покидала школу в одиночку!

Подскочила, будто ужаленная, и c бешено колотящимся сердцем ринулась в комнату за мобильником. Если у нас была половина десятого, в Лондоне – полпятого утра; сестра наверняка спала.

Оставила ей сообщение:

Сестра ничего не знала о похищении. Отец не хотел ее тревожить, но ему было невдомек, что от меня Габриэлла узнала о четырех способах покидать интернат незамеченной. Самый простой – через окружающий школу лес в близлежащую деревню.

Если с ней что-то случится, виновата буду я!

Выходя из комнаты с телефоном в руке, увидела, что дверь в коридор открыта. Ко мне приблизился Себастьян, будто прочитал мои мысли и понял: что-то не так.

– В чем дело?

Лиам встал с дивана и подошел к нам.

– Сестра ничего не знает о похищении. Отец не хотел ей говорить, но он не в курсе, что Габриэлла с подружками периодически тайком сбегают из интерната в деревню. Погулять и встретиться с друзьями. Если добрались до меня, смогут и до Габриэллы.

– Она спит, Мар. Утром позвонишь ей и все объяснишь, – попытался успокоить Лиам, но я не отрывала взгляда от Себастьяна.

Несколько секунд спустя он наконец решился заговорить:

– Позвоню куда нужно. У меня знакомый в Лондоне: попрошу, чтобы присмотрелся на случай, если что-нибудь заподозрит. А утром поговорю с твоим отцом.

Этого допустить не могла!

Шагнула вперед и удержала его за руку, в то время как страх овладел каждой клеткой.

– Не говори ему! Он ее убьет!

И снова зрительный контакт длиной в пару эфемерных секунд. Мы поняли друг друга без слов.

Себастьян молча отвернулся и ушел, а я была уверена: с сестрой все будет хорошо.

Вернулся на свою половину квартиры и сделал пару звонков. Если Марфиль говорила правду, нам придется быть гораздо осмотрительней с младшей из сестер Кортес.

Уильям почти сразу ответил на звонок: я объяснил ему ситуацию, и мы обсудили, что можно предпринять. Младшая Кортес будет в безопасности, если за ней присмотрит Уильям.

День все никак не кончался. Занимался работой всего несколько часов и уже чувствовал, что задыхаюсь. Если бы не начальство, я бы не защищал Марфиль Кортес, но это дело поручили мне, так что не мог отказаться. Быть нянькой для дочери миллиардера не входило в планы. Казалось бы, когда за плечами все стадии жесткого тренировочного процесса для спецназа военно-морских сил США[1], четыре балла за тест на устойчивость и высшие оценки за все физические тесты, ничего не должно пугать, но для этой работы требовались несколько иные качества, какие не могло предугадать ни одно испытание разведки или армии.

Работать на Алехандро Кортеса оказалось куда сложнее, чем представлял.

Почти машинально следил за изображением на экране ноутбука, который показывал все, что было видно через камеру, установленную в гостиной. Марфиль лежала на светло-бежевом кожаном диване, прижавшись к парню, а он приобнимал ее и гладил по спине, пока ее веки наконец не сомкнулись. Никто не предупредил о женишке, но должен был догадаться. Даже через изображение на экране было видно, как контрастируют ее волосы, черные как эбеновое дерево, c кожей цвета слоновой кости и кремовой обивкой дивана. Нетрудно было догадаться, почему ей дали такое имя[2]. Она была прекрасна. Настолько прекрасна, что на нее было больно смотреть. Я был не из тех, кого могли подцепить на крючок роковые красавицы, мои отношения с Самарой вряд ли можно назвать здоровыми, но даже она была не так ослепительна, как эта малышка.

Было очевидно, почему отец держал ее в золотой клетке. Марфиль не ведала, какую опасность таила в себе ее красота.

Встал с дивана и подошел к мини-холодильнику, который поставили для меня. Взял пиво и сделал глоток. Вернувшись к ноутбуку, проверил остальные комнаты. Камеры не установили только в комнате Марфиль и примыкающей к спальне ванной. Это до сих пор не давало покоя: слишком уж легко было проникнуть в квартиру через окно.

Марфиль о существовании камер не знала, и чутье советовало пока не говорить ей. Как будто знал: рано или поздно неосведомленность станет лучшей защитой.

Машинально левая рука легла на правый бок, как раз между пятым и шестым ребрами. Рана уже должна была затянуться, но инфекция сводила с ума в течение нескольких недель.

Вновь вернул на экран изображение из гостиной. Марфиль спала на диване, такая спокойная и безмятежная; а я все спрашивал себя: знает ли она, в какой оказалась опасности?

Когда открыла глаза, обнаружила под щекой сложенный листочек. Развернула его спросонья и прочла оставленную Лиамом записку:

Увидев его послание, не смогла сдержать улыбки. В такие мгновения казалось, что все по-прежнему. По большей части. И хотя ужин и поход в кино в среду были еще в силе, что-то внутри противно скреблось, напоминая, что ничто уже не будет как раньше. Повернулась, чтобы взглянуть на часы, что стояли на тумбочке и…

– Вот дерьмо!

На часах была половина двенадцатого!

Вскочила как ошпаренная и ринулась к шкафу. Скользнула в первые попавшиеся джинсы, надела хлопчатобумажную футболку в бело-красную полоску, байкерские ботинки и побежала в ванную, чтобы по-быстрому умыться и почистить зубы. На правой щеке остался небольшой след от записки Лиама, но на макияж времени уже не оставалось.

Наскоро приведя себя в порядок, вбежала в кухонную зону и вскрикнула от неожиданности – там уже стоял Себастьян. Одет по-уличному: светлые джинсы, темная футболка и белые «найки». Это тот Себастьян, который вчера встречал меня в аэропорту?! Тот самый, что в костюме походил больше на банкира, чем на телохранителя?

Он пил кофе. В мгновение, как его губы коснулись кромки одной из белых чашек с сердечками, меня словно током ударило, пришлось прислониться к стене позади, чтобы не упасть.

Как же он хорош!

«Меня ты не пугаешь, меня ты привлекаешь!» – вспыли в памяти строчки из дурацкой песни, которые захотелось прокричать. Но у меня все же было чувство собственного достоинства, и, пытаясь сохранить остатки самоуважения (не то чтобы много осталось!), я вздохнула и шагнула вперед.

– Опаздываю, – бросила вместо приветствия, подошла к кухонному шкафчику и, встав на цыпочки, потянулась к верхней полке, где стоял розовый термос. На меня легла тень: Себастьян протянул руку над моей головой и взял термос. Я повернулась и оказалась так близко к нему, ближе, чем когда-либо, что термос из его рук взяла лишь спустя несколько ударов сердца.

– Спа-спасибо, – пролепетала и обогнула Себастьяна, чтобы взять молоко. Почти со скоростью света нагрела напиток, добавила ложку меда и наполнила термос. – Идем? – спросила, закручивая крышку.

Себастьян кивнул, взял джинсовку и одним легким движением накинул ее на плечи.

Не оглядываясь, открыла дверь и вызвала лифт. Все еще чувствовала себя неловко в его присутствии и ничего не могла с собой поделать. Разве могла предугадать, что так сильно будет тянуть к нему? Когда зашли в лифт и кабину нежно окутал аромат его парфюма а-ля «Hugo Boss», подумала, что достигну пика наслаждения в ту же секунду.

А еще не давало покоя то, как именно все будет происходить в университете. Судя по тому, как был одет Себастьян, он собирался посещать все занятия, чтобы я была под постоянным присмотром. Беспокоило, что о нас подумают люди. Не хотела, чтобы кто-то догадался, что он – мой телохранитель, поэтому, когда подошли к машине, проигнорировала его вчерашнюю просьбу и села на пассажирское сиденье спереди.

– Тебе следует сесть сзади, Марфиль.

И снова мурашки, когда слышу, как он произносит мое имя.

– Ты не мой водитель, Себастьян, – сказала я, наслаждаясь и тем, как его имя звучит в моих устах. – Не хочу, чтобы кто-то понял, в чем заключается твоя работа, а если увидят, что сижу позади, начнут задавать ненужные вопросы.

– Задние стекла пуленепробиваемые. Это для твоей же безопасности.

Пристегнулась, не слушая его.

– Никто не будет в меня стрелять.

Себастьян стиснул зубы и повернулся лицом к дороге. Спустя пару мгновений завел машину, а я улыбнулась маленькой победе.

– Нужно подумать о том, что скажем преподавателям и студентам, когда тебя увидят со мной, – подала голос пять минут спустя.

Себастьян сделал вид, что не услышал.

– Ты, конечно, можешь сойти за студента, но, если увидят, что мы каждый день приходим на занятия вместе, подумают, что мы встречаемся.

«Как бы мне ни хотелось!»

Но это была правда. Если мы с Себастьяном каждый день будем приезжать на одной машине, поползут слухи, а слухов про меня, к несчастью, на факультете ходило предостаточно.

– Тебя меньше всего должно волновать, что подумают люди.

– Не хочу, чтобы знали, что у меня телохранитель.

– Да? Тогда скажи, чего хочешь? Потому что это не отменит того, что я – твой телохранитель.

Сверкнула на него глазами, оскорбленная снисходительным тоном.

– Остановись здесь, – сказала я, когда подъехали к парковке кампуса. Она находилась довольно далеко от входа, по этой причине почти никто не оставлял там машину, но не хотела, чтобы нас видели.

Себастьян наблюдал за мной пару секунд, прежде чем выполнить просьбу. Достала из рюкзака тетрадку и вырвала две страницы.

– Вот тебе расписание занятий и карта кампуса. Не разговаривай со мной и держись на приличном расстоянии, но так, чтобы не вызывать подозрений. Встретимся здесь после обеда.

Вышла из машины, не дожидаясь ответа. Либо начну контролировать ситуацию, либо у Себастьяна Мура сложится обо мне неправильное представление. Я никому не позволяла помыкать собой. Устанавливать границы и правила – моя привилегия, пусть и знала, что Себастьян будет от этого не в восторге.

Естественно, на лекцию по экономике я опоздала. Профессор проводил меня недобрым взглядом, когда зашла в аудиторию, но ничего не сказал и позволил сесть на обычное место – в самом верхнем ряду рядом с проходом. Лишь когда достала ноутбук и открыла документ с конспектами, осмелилась взглянуть направо. Там с напускным безразличием сидел Себастьян. Его глаза блуждали по помещению, пока не остановились на мне. И снова по какой-то неведомой причине не захотелось прерывать встречу взглядов.

Сосредоточиться, зная, что он наблюдает за мной, было практически невозможно.

Остаток утра пролетел незаметно. Просить профессора пересдать пропущенный зачет оказалось делом заведомо безнадежным. Не хотелось раскрывать истинную причину отсутствия, оправдалась тем, что заболела. Профессора, казалось, это только позабавило.

– Даже в этом случае вы должны были присутствовать, мисс Кортес. Вам придется сдавать выпускные экзамены одновременно со всеми зачетами.

Громко топая, вышла из аудитории. Настроение испортилось окончательно, когда увидела в кафетерии Регана – он стоял, прислонившись к стене, в окружении своих прихвостней.

И конечно, они не смогли удержаться от присвистываний и тупых шуточек, когда я проходила мимо.

– Оба-на, Марфиль! Тебя так не хватало! Кое-кому из нас пришлось вернуться к старой доброй ретропорнушке!

Как всегда, я проигнорировала идиотские комментарии, пересекла кафетерий, купила маш-салат с сыром и направилась к столику. Обедала обычно в небольшой компании, скорее однокурсников, чем тех, кого могла назвать друзьями. Лиза и Стелла были одними из немногих девчонок, с чьим обществом я более-менее мирилась. С Лизой познакомилась на семинаре по академической ориентации, а со Стеллой в медпункте – первая вечеринка в кампусе едва не закончилась для обеих алкогольным отравлением.

Они мне нравились, но я не до конца доверяла им.

– Где пропадала?

– Болела, – коротко ответила, поднося к губам горлышко бутылки с водой. Заметила, что Себастьян, пройдя через кафетерий, сел за соседний столик. Откусил кусочек от сэндвича с сыром. Что ж, он ел, а это было признаком того, что он все-таки не греческий бог, а простой смертный.

– На кого ты смотришь? – спросила Стелла и, проследив за моим взглядом, увидела Себастьяна.

– Ни на кого! – я поспешно отвернулась.

– А это что за красавчик?!

Лиза тоже посмотрела в ту сторону, и, как и у Стеллы, у нее загорелись глаза.

– Кто? – спросила я, прикидываясь дурочкой.

– Что значит «кто»? – вспыхнула Лиза, уставившись на меня. – Секс-идол за соседним столиком. Никогда его раньше не видела.

– Ууу, при взгляде на него намокаешь быстрее, чем печеньки в горячем чае, – совершенно беспардонно протянула Стелла.

Мои подруги – длинноволосая блондинка и обладательница светло-каштановых кудрей в очках – не понимали, что смотрят на моего будущего мужа, отца троих детей и того, кого просто необходимо поцеловать как можно скорее. Я не хотела, чтобы на него глазели, и необоснованная ревность напугала даже больше, чем то, что подруги оказались не единственными, кто не мог отвести взгляда от Себастьяна.

И другие девушки украдкой поглядывали на него.

Кошмар! Себастьян Мур не только стал главной темой для разговоров, но и объектом сексуального влечения всех студенток на этом факультете! «Притворись, что меня здесь нет», да?

Больше мы не встречались лицом к лицу, пока не добрались до машины. Я сидела насупленная и уставшая от того, что внутри бушевали эмоции, природу которых не понимала до конца.

– Тебе обязательно надо быть на всех занятиях и в кафетерии? Мог бы ждать снаружи. В университете со мной ничего не случится.

– Моя работа – защищать тебя двадцать четыре часа в сутки, Марфиль.

Наблюдала за ним, пока он ехал и переключал передачи. Привыкла, что парни реагируют на меня по-разному, но такие эмоциональную холодность и безразличие встречала впервые. Себастьян казался совершенно невосприимчивым к моему присутствию, в то время как рядом с ним сходила с ума.

Больше не обменялись ни единым словом, а в голове уже начал созревать план, который, если осуществится, принесет одни лишь неприятности.

Себастьян сразу исчез на своей половине квартиры, а я направилась в комнату, в мельчайших подробностях обдумывая план. Все это и так входило в распорядок дня, но, когда дело дошло до выбора наряда, долго стояла перед комодом. Наконец остановилась на любимом трико, черном, с кружевом на спине и черной фатиновой юбке. Дополнила образ колготками, гетрами и розовым болеро.

Когда постучала в дверь его комнаты, он пригласил войти. Уж не знаю, хотела ли судьба пошутить надо мной или отплатить той же монетой, но, когда вошла, застала Себастьяна перед боксерской грушей. Он переоделся в спортивные штаны и белую майку, обнажавшую мускулистые руки. Перчаток на нем не было: обмотал костяшки и ладони белыми боксерскими бинтами. Задержалась взглядом на татуировках. Хотелось детально рассмотреть их, спросить о каждой, узнать, что они символизируют…

Увидев, что вошла, остановил грушу, которую, должно быть, накануне подвесил к потолку, и молча уставился на меня.

К огромному удовольствию, скользнул взглядом по ногам, прежде чем посмотреть в лицо. Обычно я не выставляла себя такой перед парнями, думаю, не нужно объяснять почему, но почувствовала себя королевой, когда осознала, что, пусть Себастьян Мур и был с другой планеты, удалось хоть на секунду пробиться сквозь броню равнодушия…

– Я немного потанцую, – подала голос, когда он, ничего не сказав, вернулся к занятию. Звуки ударов по боксерской груше эхом отдавались в тишине комнаты.

Он ничего не ответил, даже не взглянул, и радость от мимолетной победы сменилась разочарованием ipso facto[3].

В танцевальной студии постаралась забыть о том, кто находился по ту сторону стены. Не было смысла зацикливаться на нем.

«Себастьян здесь, чтобы защищать тебя. Только и всего».

Включила музыку, а именно вальс из сюиты «Маскарад» Арама Хачатуряна, советского композитора, чьи шедевры сопровождали меня в такие дни, как этот: когда нужно было забыть об окружающем мире и отдать всю себя тому, что любила больше всего на свете. Разминалась минут двадцать, но упражнения у станка не возымели должного эффекта, чтобы тело почувствовало себя полностью готовым к танцам. Но мне было все равно.

Затанцевала по малой зале: кончики больших пальцев перпендикулярны полу, пируэты – идеальны, арабески – почти совершенство…

Как же не хватало… партнера. Взвиваться в воздух и кружиться в чьих-то руках, делить историю танца на двоих, растворяться в музыке, блистая перед публикой, которая бы оценила усилия и преданность искусству.

Говорили, что мама была прима-балериной в труппе Большого театра в Москве. Балетная труппа Большого считалась одной из лучших, если не самой лучшей. То, что мама принадлежала тому миру и была его звездой, вызывало чувство бесконечной гордости. Любовь к балету была наследием. То, что нас объединяло, и ни отец, ни дядя, несмотря на все попытки, не могли этого отнять. Я обожала танцевать и не представляла жизни без этого. Оставалось лишь набраться смелости противостоять тем, кто хотел заставить забыть о самой большой страсти.

Обессиленная, опустилась на пол и некоторое время лежала там, восстанавливая дыхание, пока мобильник не разразился настойчивым звоном.

Села и с улыбкой взяла его, когда на экране высветилось: «Габриэлла». Выключила музыку, чтобы подарить время той, кого любила больше всего на свете.

– Тебя похитили, Мар! – воскликнула она, когда объяснила причину ночного сообщения.

– Не волнуйся, папа уже со всем разбирается. Но, пожалуйста, не покидай пока школу, вдруг они и до тебя доберутся, хотя уверена, что в Лондоне ты в безопасности.

– Хочу тебя увидеть, – сказала она, и я уже представила, как она собирает вещи и умоляет отца отпустить из школы на несколько дней.

– Со мной все хорошо, Габи, правда. Мне наняли телохранителя.

На другом конце провода на мгновение воцарилось молчание.

– У тебя телохранитель? Сочувствую бедняге.

Если сестренка начала шутить, значит, удалось хоть немного ее успокоить.

– Но очень хочу с тобой повидаться. Можешь поговорить с папой? Мы ведь так давно не виделись, Мар.

– Знаю… хотя сейчас тебе не стоит возвращаться, там ты в большей безопасности, по крайней мере, пока не выясним, кто стоит за похищением.

Габриэлла заупрямилась, в этом мы с ней были похожи, но все же согласилась, что сейчас не время приставать к отцу и о чем-либо его просить. Долго разговаривать не могли, перерыв между занятиями у нее был всего пятнадцать минут, но договорились вновь связаться. Пусть и не удалось до конца успокоить Габриэллу, гора с плеч свалилась, когда поняла, что сестра прислушается и прекратит вечерние вылазки из интерната.

Покинув студию, зашла в комнату, которая отныне принадлежала Себастьяну, но его там не оказалось. Застала его на кухне, у плиты. Он готовил что-то, что пахло слишком хорошо для моей квартиры.

Спортивные штаны и майку сменил на домашние брюки и простую черную футболку. Волосы были все еще влажными после душа.

– Что готовишь? – спросила я, подходя к нему и вдыхая аромат, исходящий от кастрюли, где тушились овощи. Одновременно дразнящий и непривычно домашний для этого места.

– Ревуэльто[4] с шампиньонами, овощами и креветками.

Интересно, угостит ли он меня этим блюдом, которое выглядит так аппетитно? Или отнесет тарелку к себе в комнату, оставляя довольствоваться опостылевшей китайской лапшой из забегаловки за углом?

– Оставлю тебе порцию, если хочешь.

«Хм, а с воспитанием у него все в порядке».

Бросила: «Было бы неплохо, спасибо» – и поспешила скрыться в спальне, не только потому, что нужно было принять душ. Находиться так близко к Себастьяну и натыкаться на ледяную стену равнодушия было невыносимо. Когда приняла душ, надела пижаму и вернулась в гостиную, обнаружила, что она пуста. На столешнице ждали тарелка с дымящимся ревуэльто, стакан и два симметрично лежащих прибора. Ужинать придется в одиночестве.

В четверг решила отправиться на пробежку и сообщила об этом Себастьяну. Ему это, видимо, как и все, что связано со мной, пришлось не по нраву, особенно когда с ним «на хвосте» я направилась прямиком в Центральный парк.

Даже себе не могла назвать причину, почему так нужно было вновь оказаться именно там, где произошло похищение. Ведь это было любимое место в Нью-Йорке, а похитители превратили его в гнездовище кошмаров, и это приводило в ярость, как и то, что в тот день не смогла себя защитить. Шансы в такой опасной ситуации были равны нулю, и все потому, что не была готова.

Когда добежали до фонтанчика (меня похитили примерно в это же время дня), остановилась и оглянулась по сторонам. Лишь теперь поняла, что этот уголок парка – просто идеальное место, если замыслил недоброе. Несколько огромных валунов закрывали обзор любому, кто гулял поблизости, а из-за небольшой рощицы, окружавшей фонтан, незаметно схватить кого-то легче, чем сосчитать до трех. Огибающая рощу тропинка вела к кованой железной решетке вдалеке, на которую раньше совсем не обращала внимания. Направилась прямо к ней, в гущу деревьев, пока вновь не почувствовала, как меня схватили за локоть и удержали на месте.

– Не искушай судьбу, Марфиль.

Тон Себастьяна показался скорее рассерженным, чем обеспокоенным. Уже знала, что, если бы по-настоящему грозила опасность, Себастьян бы не позволил отойти так далеко. А значит, им двигали иные причины, и пусть очень хотелось понять, что на самом деле его насторожило, главный вопрос заключался в другом: как, черт возьми, меня утащили отсюда и никто ничего не заметил?

– Просто делай свою работу. Для этого ты здесь.

Прозвучало грубее, чем хотела. Но я не придала этому особого значения: он все время был холоден со мной. Высвободилась из захвата и прошла в глубь рощи, пока не достигла забора и решетки.

– Закрыто…

Зажала в ладони тяжелый навесной замок; решетчатую калитку дополнительно опоясывала железная цепь, а в нескольких метрах от места, где мы стояли, по огибавшей парк дороге на умеренной скорости проезжали машины.

– У того, кто это сделал, наверняка был ключ…

– Не обязательно. Они могли взломать замок.

Вот только с замка и цепи хлопьями отслаивалась ржавчина.

– Если бы цепь сорвали, заменили бы новой, а эта, кажется, висит здесь много лет.

Повернулась к Себастьяну со странным, скребущим чувством внутри.

– Что-то не сходится в этом чертовом деле… Оттого все начинает казаться… бессмысленным.

Себастьян едва заметно моргнул.

– Помнишь что-нибудь о том дне?

Я покачала головой.

– Думаю, если бы увидела этих типов… смогла бы их опознать. Каждую ночь снится человек, не более чем размытая фигура, но он преследует меня. Надеюсь, рано или поздно те, кто это сделал, окажутся в тюрьме.

Отошла от решетки и побежала по дорожке по направлению к дому. Не хотелось говорить ни о том дне, ни о тех мерзавцах, ни тем более о кошмарах с тем, кто, если так подумать, тоже был абсолютным незнакомцем. Сама не зная почему, вдруг почувствовала острое желание оказаться в стенах квартиры, а потому припустила, совершенно позабыв, кто бежит позади.

Когда достигла парадной дома, дошло, что Себастьяна нет рядом. Сердце отчаянно забилось. Огляделась, чтобы убедиться, что одна.

Кто-то следил за мной, я это чувствовала.

– Черт! – раздалось за моей спиной.

Себастьян с пульсирующими на шее жилками – то ли от бега, то ли от злости – приблизился к парадной.

– Думала, ты бежишь за мной.

– Заходи в квартиру.

Сделала, как он просил, но заметила, что он внимательно осмотрел улицу, прежде чем последовать за мной к лифту.

Оба тяжело дышали, и, судя по тому, как Себастьян старался не выдавать напряжения, поняла: разозлился не на шутку. Что ж, было уже поздно.

Когда вошли, он захлопнул дверь с гораздо большей силой, чем необходимо.

– Тебе нельзя отдаляться от меня. Сколько раз нужно повторить, чтобы поняла: ты в опасности?!

– Ты здесь, чтобы защищать меня, не так ли? Так защищай! Но делай это таким образом, чтобы не вмешиваться ни в мою жизнь, ни в мои привычки.

– Да ты понятия не имеешь… – прошипел он сквозь зубы, и, когда прошел, чтобы вновь запереться в чертовой комнате, встала у него на пути.

– Не собираюсь мириться с тем, что ты так со мной разговариваешь.

Себастьян втянул воздух через ноздри и опустил на меня взгляд. Он был таким высоким, что его подбородок почти касался шеи, когда смотрел сверху вниз.

– Жаль расстраивать, но придется смириться со многими вещами, красавица.

Я моргнула от внезапного выпада. Себастьян Мур почти потерял самообладание! Не стану врать, получила удовольствие, наблюдая, как он на секунду сбросил маску холодного равнодушия.

– Ты работаешь на меня.

Совершенно неожиданно он взял меня за подбородок и провел большим пальцем по нижней губе, едва уловимо, так, что, может быть, почудилось.

– Я работаю на твоего отца.

Он обошел меня и скрылся за дверью.

А мне стало нечем дышать.

Принял холодный душ, чтобы хоть немного остудить голову после произошедшего, но все мысли занимала Марфиль Кортес. С того дня, как увидел, как она танцует, через экран компьютера, подключенного к камерам видеонаблюдения, начал смотреть на нее по-другому.

Был очарован тем, как она двигалась, трудно было представить более грациозную девушку, когда она, не сбиваясь с ритма, совершала невозможные па, в обтягивающей одежде, не оставлявшей места для воображения. Охватило непреодолимое желание прикоснуться к ней хотя бы на мгновение и убедиться, что ее кожа такая же нежная, какой кажется. Коснуться ее губ было ошибкой, непозволительной роскошью, за которую придется заплатить сполна.

«Держись от нее подальше, Мур. Не смей терять голову, как другие».

Вот только как удержаться, когда она, казалось, спустилась с небес и в ее власти было одним взглядом низвергнуть в глубины преисподней.

Она ускользнула от меня в Центральном парке, пока стоял и пялился на нетронутую ржавую цепь. Марфиль не была дурочкой, наоборот, ума и сообразительности ей было не занимать. Она была права: похищение могло произойти благодаря тем, у кого был ключ от этой чертовой решетки. Едва успел это осознать, она уже отбежала на несколько метров. Она была стремительной, как пуля, но, если бы я не отвлекся на замок, никогда бы меня не обогнала.

Моя оплошность могла стоить ей жизни. Поэтому был так зол: пренебрег работой, но хуже того, оказавшись лицом к лицу с Марфиль, позволил ей увидеть часть себя, которую должен был тщательно скрывать.

Следует быть осторожнее, иначе Марфиль Кортес узнает то, о чем ей знать не следует.

Несчастный, который не умеет держать язык за зубами, рискует умолкнуть навсегда.

Вечером провела перед зеркалом больше времени, чем обычно. И не потому, что хотелось произвести впечатление на Лиама, скорее на другого, вполне конкретного парня. Мимолетная ласка, которой одарил Себастьян, не значила ничего, но еще никто никогда не пробуждал столько чувств за столь короткое время.

С Лиамом я не обсуждала это: было стыдно признаться, что, с кем бы ни встречалась, почти всегда приходилось притворяться, что нравятся их ласки и прикосновения. Но я не отчаивалась и продолжала искать. Жаждала почувствовать то, о чем читала в книгах и что видела на экране, – неугасаемую страсть, что вознесла бы к небесам и заставила трепетать в постели.

За всю жизнь лишь с двоими почти коснулась неба, но о втором не хотела даже вспоминать.

А каждый раз, когда видела Себастьяна, меня охватывала дрожь. Сердце билось, как сумасшедшее, и я оказывалась во власти гормонов. Если не буду осторожна, могу совершить какую-нибудь глупость, а мне меньше всего на свете хотелось опозориться перед Себастьяном.

Тами, лучшая и единственная подруга, написала сообщение, в котором спрашивала о планах на сегодняшний вечер. Она была моей полной противоположностью. Если я любила ходить на вечеринки, знакомиться с мальчиками и танцевать без устали ночи напролет, Тами была несловоохотливой, ненавидела вечеринки и громкую музыку, а компании парней предпочитала уединение с альбомом для зарисовок в уютной кофейне, спокойные беседы и… да почти ничего кроме этого. Я ее обожала. Все, о чем не решалась рассказать Лиаму, знала Тами. Она тоже делилась со мной всем, хотя уверена, что в тихом омуте Тами таит нечто, что скрыто от меня и остального мира.

Лиам ее на дух не переносил. В вечер, когда их познакомила, Лиам пригласил меня на ужин. Была так воодушевлена, что двое лучших друзей наконец-то узнают друг друга, но вместо этого будто очутилась в зоне военных действий. Почти что Третья мировая, честное слово! Тами, казалось, чувствовала себя неуютно в присутствии Лиама, а его выводили из себя неразговорчивость и односложные ответы (эта черта Тами временами раздражала и меня). Он накричал на нее, она в долгу не осталась, они осыпали друг друга оскорблениями и после того вечера старались друг друга избегать.

Меня утомляла их вражда, потому что любила обоих, а они будто сражались за мое внимание, особенно если пути пересекались. Вот и этим вечером Тами хотела со мной встретиться: спрашивала, есть ли планы, и предлагала поужинать в каком-нибудь милом ресторанчике.

А я уже договорилась пойти в кино с Лиамом, но и Тами безумно хотелось увидеть: мы несколько недель не проводили время вместе. Решив в итоге, что хочу видеть обоих, уговорила ее на кино, естественно, опустив тот факт, что там будет и Лиам.

Когда Себастьян увидел, что собираюсь уходить, попросил минуту, чтобы собраться и взять ключи от машины. Казалось, его равнодушие не должно было удивить, он вел себя так с того момента, как встретились, но я столько времени потратила на прическу и макияж, надела любимое черное платье и босоножки с золотыми ремешками, все для того, чтобы произвести на него впечатление.

Может, лишь вообразила себе то прикосновение…

Снова уселась на пассажирское сиденье спереди, и Себастьян не преминул упрекнуть.

– Меня укачивает, если еду сзади, – соврала я, пожимая плечами.

Ложь сорвалась с языка легко: врать научилась еще в детстве.

Себастьян спросил, куда едем, и я назвала адрес. Не стала сдерживать общительную натуру и вновь начала расспрашивать Себастьяна:

– Тебе нравится кино?

Тишина.

– Я обожаю. Обычно выбираюсь в кинотеатр по средам: в одну среду фильм выбираю я, а в следующую Лиам. Ему нравится киновселенная «Marvel» и фильмы про гонки; я их терпеть не могу. Мне нравятся мелодрамы; знаю, предсказуемо, что девушки любят идеализированные глупые сказки о «настоящей» любви, какие в жизни не случаются, но смотрю с удовольствием. Особенно если главный герой высокий, мускулистый, и сначала целует возлюбленную нежно, а потом со всей страстью…

Вела себя так, будто ему было невероятно интересно слушать всю эту чушь, что было совсем не так. Он молча вел машину, а я продолжала нести околесицу.

– А какие фильмы нравятся тебе?

– Мне нравится вести машину в тишине, Марфиль.

Он уверенно повернул направо, демонстрируя безупречное мастерство вождения.

– Тишина означает, что не о чем говорить.

– Именно.

– Мне всегда есть что сказать.

– Иногда молчание значит больше, чем многочасовые беседы.

– Да? И что же ты хочешь сказать молчанием?

Обрадовалась, что у меня есть предлог рассматривать его не украдкой. Как завораживал его профиль… Прямой нос и квадратная челюсть… Могла бы смотреть на него часами.

– Тебе не нужно это знать.

– А я хочу!

Он остановил машину на красный и повернулся ко мне. От пристального взгляда карих глаз обдало холодом.

– Не нужно пытаться узнать меня лучше, Марфиль. Я здесь не для того, чтобы стать тебе другом.

О какой дружбе он говорит? Я хотела с ним гораздо большего. Того, что соединяет двоих и возносит на вершину блаженства.

– Тебе нравится мое платье?

Сделала вид, будто не слышала его последних слов.

Себастьян выругался себе под нос и перевел взгляд на дорогу.

Улыбнулась, забавляясь ситуацией. Снова удалось ненадолго пробить его броню.

Лиам ждал у входа в кинотеатр «AMC Cinemas»[5], который находился на пересечении Девятнадцатой улицы и Шестой авеню. У меня, Тами и Лиама был общий абонемент, так что могли смотреть до трех фильмов в неделю всего за двадцать долларов в месяц. Я была огромной поклонницей кинематографа: всякий раз, как появлялась возможность, торопилась увидеть вышедшую картину; даже ходила одна.

Сначала заехали за Тами в кампус, бедняжка чуть в обморок не упала, когда увидела Себастьяна, а я рассказала ей обо всем, что случилось, по дороге в кинотеатр. Когда вышли из машины, взяв друг дружку под руку, и направились в сторону Лиама, он брезгливо скривился при виде Тами, а она замедлила шаг, будто ее ноги налились свинцом.

– Ты не предупредила, что он будет с нами, – негромко пожаловалась она.

Хотя у подруги и был характер, она редко его проявляла. Поэтому я была так потрясена в день, когда они с Лиамом разругались прямо посреди улицы, никогда еще не видела Тами настолько разъяренной. Уже не помню, что Лиам тогда сказал ей, но уверена, это была какая-нибудь глупость.

Лиама едва ли можно было назвать снисходительным к таким застенчивым и тихим девушкам, как Тами. Не удивлюсь, если окажется, что являюсь ее единственной подругой. На секунду подумала о том, как счастлив был бы Себастьян, если бы пришлось охранять вместо меня Тами, и, вспомнив о нем, не смогла удержаться, чтобы обернуться и посмотреть на него.

Он шел позади, всего в паре шагов, с таким видом, будто готов был бросить вызов самой вселенной, если она осмелится поднять на меня руку, и я таяла от этого ощущения.

Когда подошли к Лиаму, я отпустила Тами, чтобы обнять его. Он, как всегда, подхватил меня на руки, отрывая от земли, и тихо прошептал на ухо:

– Ты еще пожалеешь об этом, лапушка.

Рассмеялась и посмотрела на друзей.

– Перемирие на одну ночь? Если будете себя хорошо вести, позволю выбрать фильм.

Лиам вздохнул, Тами не издала ни звука. Видимо, похищение как-то повлияло на них: обычно они не были столь сговорчивы. Я заметила, что Лиам краем глаза наблюдает за Себастьяном, и потянула друга за рукав, чтобы он сосредоточился на том, что действительно важно.

– Вы серьезно хотите заставить меня смотреть фильм о человеке, который превращается в муравья? – пожаловалась я пару минут спустя.

– Ты устроила диверсию, мы выбираем фильм, – улыбнулся Лиам, который, к удивлению, вел себя с Тами достаточно дружелюбно.

Она же за все время не обменялась с ним ни словом. Наблюдала за ней, когда она отошла за попкорном. Кончики длинных, с почти жемчужным отливом, светло-золотых волос щекотали талию при ходьбе. Она была великолепна: такая стройная и миниатюрная. Не понимала, почему она не хочет ни с кем встречаться. В свое время именно я уговорила ее не уходить в монастырь. Когда она еще в школе призналась, что хочет стать монахиней, чуть не ударила ее ночником, чтобы «образумить». И хотя она позже осознала, что это не ее путь, я несколько месяцев ходила с тяжелым сердцем.

– Твоя подружка – белая ворона, – вдруг выдал Лиам.

Ткнула его локтем в бок.

– Эта «белая ворона» была единственной настоящей подругой, пока не появился ты и не начал надоедать.

– И кого же следует поблагодарить за то, что ты не такая, как она? Давай, не стесняйся.

В его полушутке был смысл. Несмотря на то, что я была непокорной, после стольких лет, проведенных в закрытой школе в «Городе большого яблока»[6], первое время было нелегко…

– Ты бы и ей мог помочь.

Лиам повернулся спиной к Тами и с удивлением посмотрел на меня.

– Помочь тебе стать той, кто ты есть, было непросто. Пусть это и наполняет меня гордостью, не ожидай, что у меня это получится с кем угодно.

– Может, она позволит тебе пройти весь путь…

Лиам улыбнулся соблазнительной улыбкой, которая когда-то сводила меня с ума, но сейчас лишь забавляла.

– Боюсь, с ней никакого терпения не хватит, лапушка, – сказал он, щелкнув меня по носу и оглянувшись на подругу. – Чем же вам забили голову в институте благородных девст… дебютанток?

Я оглянулась в надежде, что Себастьян не услышал последнюю фразу. Он следил за входом, готовый заметить любые признаки опасности.

Облегченно вздохнула.

Фильм оказался скукой смертной, как и ожидала. По понятным причинам пришлось сесть посередине, и я совершенно не улавливала смысла, то ли потому, что почти не обращала внимания на происходящее на экране, то ли потому, что друзья, будто соревнуясь друг с другом, то и дело обращались ко мне, чтобы что-то прокомментировать. В итоге я встала с места, чтобы пойти в дамскую комнату.

Стараясь быстро и бесшумно выйти из зала, заметила, что Себастьян сделал то же самое. Что ж, это будет весело.

Вместо того, чтобы позволить ему идти позади, подождала и встала рядом.

– Как тебе фильм?

– Я был сосредоточен на другом. Почему ты вышла?

Продолжила путь, указав кивком головы в сторону туалетов. Когда Себастьян остановился у двери, мысленно улыбнулась. Мне было скучно, и я хотела повеселиться.

– А ты со мной не пойдешь?

Невинно захлопала ресницами.

Себастьян прислонился спиной к стене напротив двери в женский туалет и скрестил руки на груди.

– Подожду тебя здесь.

– А если кто-то внутри нападет на меня?

Приблизилась к нему.

– Кричи.

Остановилась, окинула его взглядом, и он, в ответ, сделал то же самое. Это стало последней каплей. Отвернулась, тряхнув волосами, и зашла в дамскую комнату. Ну почему так сложно добиться хоть капельки его внимания?

Из-за того, что он серьезно относился к работе? Или потому, что я его не привлекала?

Даже на секунду подумала испустить душераздирающий вопль. Как он отреагирует? Высадит дверь? Ворвется с пистолетом, будто Джеймс Бонд, спасающий возлюбленную?

Разумеется, я этого не сделала, но не потому, что не осмелилась, ведь могла справиться с грандиозными последствиями его недовольства, а потому, что не хотела, чтобы жизнь превратилась в сказку «Девочка, которая кричала “волк”». Мне грозила опасность, и, если случится что-то плохое, хотела, чтобы Себастьян ни на мгновение не усомнился в правдивости крика.

Вымыла руки и вышла.

– В стороне от ряда раковин была дверь. – Она была заперта… хотя это не будет препятствием, если кто-то захочет похитить меня, не так ли?

Вместо ответа он лишь «отлепился» от стены.

– Оставь это мне, Марфиль. Возвращайся к друзьям смотреть фильм.

– Про человека-муравья? Ни за что!

Пройдя мимо залов, где показывали фильмы, которые не заинтересовали, остановилась у двери с афишей новой экранизации романа Николаса Спаркса. С улыбкой оглянулась на Себастьяна и вошла внутрь.

Зал был переполнен, но нашла два места в последнем ряду справа. Понимала, что у Себастьяна не будет иного выбора, кроме как пойти за мной и сесть рядом, чтобы убедиться, что со мной ничего не случится.

Когда устроилась в кресле и заметила, что он неохотно делает то же самое, внутренне возликовала.

Фильм уже давно начался, но важно было лишь то, что у меня «свидание» с телохранителем. Он был рядом со мной в полутьме кинозала, и я могла предаваться фантазиям весь час, что оставался до конца фильма «Marvel».

– Как тебе главная героиня? Красивая? – спросила я, чтобы был предлог наклониться ближе и вдохнуть его аромат.

Себастьян провел рукой по волосам, прежде чем ответить.

– Нет.

Довольно улыбнулась.

– Ты гораздо красивее, чем этот парень.

А главного героя, между прочим, играл Лиам Хемсворт, так что можете представить уровень.

Даже в полутьме зала заметила, как Себастьян гневно сверкнул глазами.

– Сделай одолжение, смотри фильм!

Снова обратила внимание на экран, и когда началась романтичная интимная сцена между двумя главными героями, думала, сердце выскочит из груди. Он прижимал возлюбленную к стене спальни; снаружи шумел проливной дождь, но героям, казалось, было все равно. Из-за высокого роста парня и широких плеч нам почти не было видно девушку, что только усиливало эффект, который хотели добиться этой сценой: девчонки в зале сходили с ума.

Украдкой бросила взгляд на Себастьяна: каменный истукан и то выглядел бы живее. Бедняге, казалось, было до смерти скучно. Посмотрела на его руку, покоящуюся на подлокотнике. Подумала о том, какой Себастьян с девушками. Предпочитал дарить медленные, нежные ласки или любил такие же страстные сцены, как на экране? Внезапно захотелось погладить его по руке, чтобы потом переплести наши пальцы и почувствовать тяжесть его руки, когда моя ладонь утонет в его широкой.

Каково это – чувствовать прикосновение его губ? Каково это – быть прижатой его телом к кровати, когда мышцы будто одновременно и придавливают, и обжигают удовольствием от соприкосновения?

Прежде чем успела сделать то, о чем бы пожалела, раздался звонок мобильника – заглавная тема сериала «Маленькие обманщицы». Которая ну совсем не сочеталась с горячей сценой на экране.

Это был Лиам.

Сбросила звонок в то мгновение, когда сидящие рядом зрители уже начали бросать укоризненные взгляды.

Вот черт!

Поспешно набрала сообщение:

Не успела встать, как прилетело новое сообщение.

Молодец, Мар! Меньше чем за час умудрилась разочаровать и подвести лучших друзей.

Путь домой прошел в молчании, но, по крайней мере, смогла включить любимую радиостанцию. Чувствовала себя виноватой за то, что оставила друзей и пошла смотреть другой фильм из-за нелепого желания побыть наедине с Себастьяном. И все же не понимала, что могло между ними произойти, они ведь были так увлечены сюжетом. Наверное, превращение человека-муравья нанесло им душевную травму…

Когда вошли в парадную, Норман подошел с пакетом среднего размера от компании «Федерал Экспресс».

– Вам доставили это, мисс Кортес.

– Спасибо, Норман.

Взяла посылку, гадая, не те ли это туфли, которые заказала в интернет-магазине.

Когда зашли в квартиру, направилась прямиком в спальню. Пыталась дозвониться до Тами, но она не брала трубку. Лиам тоже не отвечал.

Положила сверток на кровать и начала снимать одежду. Когда разделась, накинула любимый халат, завязала пояс на талии и села на край кровати перед свертком, ожидая, пока ванна наполнится водой.

Едва успела взглянуть, что было внутри коробки. Что-то липкое коснулось пальцев, и я отдернула руки: они были испачканы красным. Крик наверняка был слышен в здании напротив. Вскочила с места, и коробка опрокинулась, пропитывая белоснежное одеяло кровью. Поднесла руки к лицу, закрывая глаза.

Внутри пакета было мертвое животное.

Звук распахнутой настежь двери и ударившейся о стену ручки заставил снова вскрикнуть. В комнату влетел Себастьян с пистолетом в руках. Окинул взглядом комнату и, убедившись, что кроме нас никого нет, посмотрел на окровавленный пакет и лишь потом на меня.

– Ты ранена?

Он убрал пистолет за пояс джинсов, затем осторожно взял мое лицо в ладони, изучая, и бросил взгляд на испачканные кровью руки.

Я задрожала.

Себастьян, казалось, расслабился, увидев, что на мне ни царапины.

– Все в порядке, – успокаивающе сказал он, неуверенно подходя ближе и заключая в объятия.

Даже не осознала, что то, о чем мечтала с тех пор, как встретила Себастьяна, наконец происходит. Перед глазами все еще стояла ужасная картина: мертвое животное и пропитанное кровью покрывало. Душившие слезы вырвались наружу. Себастьян погладил по голове, другой рукой молниеносно достав телефон и позвонив кому-то. Быстро что-то сказал. Не уловила слов.

Затем взял меня за руку и повел в ванную. Дрожа, опустилась на крышку унитаза; Себастьян взял полотенце, закрыл кран в ванной, вода едва не начала переливаться через край, и смочил кончик полотенца водой.

– Я смою это с лица, хорошо?

Не ответила, позволив делать все, что захочет. Ничего не понимала и не слышала, что он шептал, чтобы успокоить. Меня трясло, а по щекам катились слезы.

Когда закончил с лицом, окрасив белое полотенце в странно-розовый, принялся вытирать руки. Вытирал осторожно, но настойчиво, чтобы не оставить и следа проклятой крови на коже, но, как ни старался, руки все еще были в пятнах.

– Вот уроды, – прошипел он сквозь зубы.

Подняла глаза и уставилась на него.

– О чем ты?

Не узнала собственный голос.

– Подожди здесь.

Встал и вышел из комнаты.

Тоже встала и посмотрела на себя в зеркало. Было жутко от того, как красноватые пятна на щеках и веках, даже на губах, контрастировали с бледной кожей.

В отчаянии схватила лежащее у раковины мыло и принялась с силой тереть лицо и руки.

Ничего.

Кровь не отмывалась, и это было похоже на прилипший кошмар, впитавшийся в кожу вместе с кровью.

Услышала, как снова открылась дверь, и в проеме появился Себастьян с флаконом в руках.

– Это спирт, – сказал он, подходя ближе. Заметила у него в руках маленькую губку. – Дай помогу.

Позволила ему это сделать, и он аккуратно протер губкой щеки, веки и губы. Когда закончил, перешел на руки. Заметила, как сильно напряглась его челюсть, будто сосредоточил всю силу в этом жесте, потому что движения рук, казалось, не могли быть нежнее.

– Почему мне это прислали? Не понимаю…

Себастьян ответил не сразу, только когда закончил с руками.

– Они хотели тебя напугать.

– Но кто? Почему?..

Себастьян отпустил руки и отошел к двери.

– Не знаю… но твой отец делает все возможное, чтобы выяснить, кто хотел или хочет причинить тебе вред. Прими горячую ванну. Тебе нужно успокоиться и согреться. А я пока уберу у тебя в комнате.

Он не дал времени ответить, закрыл дверь ванной и оставил одну.

Я и вправду дрожала, а потому не стала с ним спорить.

Сняла халат и на автопилоте скользнула в горячую воду.

«Око за око».

Прочла на коробке, прежде чем увидеть содержимое.

Что сделал отец, чтобы ему мстили через меня?

Закрыла глаза и погрузилась под воду.

Почувствовал неладное, как только увидел пакет от «Федерал Экспресс». Даже не знаю, что насторожило, возможно, время доставки… Когда услышал крик Марфиль, приготовился к худшему. Едва распахнул дверь спальни, единственной комнаты, где не было камер, чтобы защитить Марфиль, и увидел, что она дрожит, закрыв лицо окровавленными руками, а в изумрудных глазах плещется страх, понял, что подвел ее.

Эти подонки смешали кровь птицы, в коробке был гребаный мертвый кондор, с красной краской, чтобы было сложнее удалить пятна. Что-то зловещее было в том, как кроваво-красные следы отпечатались на фарфорово-белом, будто и вправду из слоновой кости, лице.

Бедняжка была в ужасе. Ее так трясло, что я испугался, как бы она не потеряла сознание. Кровь, мертвая птица и угрожающее послание было, наверное, самым страшным, что она когда-либо испытывала.

На самом деле нет, если верить ее прошлому.

Принялся за уборку, чтобы к тому моменту, как Марфиль выйдет из ванной, от сцены из фильма ужасов в комнате не осталось и следа. Положил птицу в пакет, намереваясь отправить ее вместе с коробкой в лабораторию для исследования на предмет улик.

Снял пододеяльник и увидел, что одеяло было пропитано насквозь. Положил их в другой пакет, для мусора, и пошел за своими.

Когда все было в порядке, услышал, как открылась дверь ванной, и Марфиль вышла испуганная, закутанная в белый халат. Блестящие от влаги черные волосы струились по спине, с них капала вода. Покрасневшие уголки невероятно-зеленых глаз выдавали, что она снова плакала, а щеки, хоть наверняка и согретые, все еще были бледны под ускользающим теплом.

– Я принес тебе свое одеяло. Твое пришлось выбросить.

Она рассеянно кивнула, будто против воли переводя взгляд на кровать.

– Ты говорил с отцом?

– Звонил ему, но он не ответил. Зато поговорил с Логаном. Завтра отправлю все в лабораторию, чтобы найти улики, которые приведут к тем, кто пытается напугать.

Марфиль села за туалетный столик. Наблюдал за ее отражением в зеркале, когда она вновь заговорила.

– Ты видел, что было написано на коробке?

Сжал губы, чтобы не выдать ярости.

– Они мстят отцу через меня, а мы даже не знаем, за что.

Понятия не имел, что Марфиль знает о делах отца. Кортес дал четкие указания ограждать ее от любой информации, которая могла бы напугать.

Внезапно почувствовал резкую боль в боку, одна из причин, по которой держался за эту работу. Одна из причин, чтобы продолжать.

– Не волнуйся об этом. Хочешь чаю или чего-нибудь горячего?

Она покачала головой, все еще разглядывая отражение.

– Ты не мог бы включить отопление?

Сделал то, о чем она попросила, и, бросив последний взгляд на спальню, убедившись, что все в порядке, вышел.

Сварил кофе, потому что нужно было сохранять бдительность. Как раз когда допивал его, открылась дверь в комнату Марфиль, она вышла босиком и в розовой пижаме.

Она выглядела лучше. На коже больше не осталось следов краски, она высушила и расчесала волосы, оставив распущенными.

– Как ты?

Она, казалось, на мгновение замешкалась, прежде чем открыть рот, чтобы попросить о чем-то.

– Наверное, будешь смеяться, но…

Поставил чашку на стол и внимательно посмотрел на Марфиль, готовый выслушать.

– Можешь побыть со мной, пока не засну? Если закрываю глаза, вижу…

– Хорошо.

Последовал за ней в спальню и сел на диван в углу.

После того, что произошло, между нами что-то изменилось. Она не сводила с меня глаз, когда положила голову на подушку и до шеи укрылась одеялом.

Она будто вдыхала аромат моего парфюма на расстоянии. Мы так и смотрели друг на друга, пока сон не одолел ее и она не закрыла глаза.

А я еще долго наблюдал за ней.

Этой ночью снова увидела кошмар, который мучил с детства. Пол был липким от крови. Мама неподвижно лежала на уступе. Голова пробита так, что мозги были размазаны по бетону.

Но страшней всего было то, что именно такой ее запомнила, ведь мне было всего четыре, когда маму убили у меня на глазах. Помню звук выстрела и то, как сильно она сжала мою ладонь, прежде чем пошатнуться и упасть.

Простояла перед ней несколько часов, не понимая, что произошло, пока отец не нашел меня. Мы так и не узнали, кто убил ее и почему. Неужели и мне была уготована такая судьба? Полиция выдвинула версию, что это было ограбление. Не такой уж и редкий случай на самом деле. Колумбия, увы, не та страна, где можно спокойно выйти на улицу без должных мер предосторожности, особенно если ты из семьи с деньгами. Маму убили, чтобы украсть обручальное кольцо с бриллиантом стоимостью полмиллиона долларов, которое было у нее на безымянном пальце левой руки. Мою жизнь могли тоже отнять из-за этого?

Посмотрела на свои пальцы. Никогда не носила колец, равно как и украшений дороже ста долларов. Отец сердился на меня за то, что никогда не надевала ничего из его подарков на день рождения или Рождество. Лишь спустя долгие годы смирился и перестал дарить украшения.

С тех пор дарил денежные чеки, которые убирала в ящик стола.

Что, если для убийства мамы были совсем иные мотивы? Что, если тогда хотели расквитаться с отцом и сейчас пытаются сделать это снова? Мстят за рухнувший бизнес или просто из зависти? На какие только безумства и жестокости не пойдут отчаявшиеся люди ради пары банкнот… а у отца денег было достаточно, чтобы управлять микрогосударством.

Взглянула на диван, где Себастьян провел большую часть ночи.

До сих пор не верилось, что Себастьян согласился охранять мой сон, но он оставался рядом до тех пор, пока мои глаза не закрылись. А я так старалась не сомкнуть век: не только потому, что знала – жуткое зрелище вернется, но и потому, что не хотела упустить случай любоваться Себастьяном в полутьме. Его глаза не отрывались от моих ни на мгновение, и в течение тех нескольких минут умиротворенной тишины представляла, каково это – быть возлюбленной такого парня, как Себастьян.

Всегда мечтала о большой любви, но не физической, а скорее о духовной связи родственных душ, о том, что вроде как принято называть настоящей любовью. Себастьян привлекал, даже очень, и все же не могла не спросить себя: а способно ли недоверчивое сердце на настоящие чувства?

Себастьяна не было на кухне, когда я, уже одетая, зашла в столовую, чтобы позавтракать перед университетом. В тот день после занятий я вела частные уроки балета. Учила десяти-двенадцатилетних девочек, чьи семьи не могли записать их в настоящую танцевальную школу. Уже два года с огромным удовольствием помогала им. Обучала всему, что знала, и готовила к тому, чтобы в будущем они смогли претендовать на стипендию в Королевской балетной школе в Нью-Йорке.

Себастьян появился в гостиной.

– Готова? – спросил он, беря ключи с тумбочки.

Молча кивнула, взяв сумочку и набросив на плечо спортивную сумку с одеждой для танцев.

Он не обмолвился о том, что произошло ночью, да и я не хотела об этом говорить. Отец со всем разберется, в этом была уверена. Лишь молила, чтобы больше не присылали мертвых животных. От вида еще одной мертвой птицы у меня бы случилась истерика.

Снова уселась на переднее сиденье. Себастьян и глазом не моргнул. По крайней мере, в этом отношении мы уже не спорили. Поездка занимала около двадцати минут на машине. Час, если ехать на общественном транспорте, так я добиралась с тех пор, как переехала в Нью-Йорк.

Понятия не имела, как сказать Себастьяну, что собираюсь добираться на метро от Колумбийского университета до Браунсвилла, довольно неблагополучного района, как убедить, что, если буду осторожна, со мной ничего не случится. Надеялась, что Себастьян не знает этот район; понятия не имела, откуда он родом. Точно не из Нью-Йорка, потому что пользовался навигатором всякий раз, когда нужно было куда-нибудь отправиться.

Как я и просила, он припарковал машину на самой дальней стоянке от факультета. Когда вышли из машины, вновь возненавидела, что он идет позади; нравилось идти рядом с ним, так могла ненароком коснуться его или представлять, что наши отношения – нечто большее, чем его работа.

На занятиях никак не могла сосредоточиться, все время думала о другом, так что сразу после лекции отправилась на поиски Тами. Пришлось пересечь половину факультета, потому что она изучала изящные искусства, но было необходимо поговорить с ней и убедиться, что все в порядке.

Когда заглянула в аудиторию, обнаружила Тами: в джинсах и белом фартуке с разноцветными пятнами краски. Студенты рисовали маслом, в центре комнаты стояли три полуобнаженные статуи в разных позах, чтобы ученики могли их отобразить. Подождала, пока все выйдут, и зашла внутрь, чтобы полюбоваться картиной подруги. Довольно впечатляюще.

Не говоря ни слова, обняла ее сзади, наверняка напугав до смерти, но прижала к себе так крепко, как могла только.

– Все еще злишься на меня?

Уткнулась носом ей в макушку.

Она была ниже меня ростом, и ее волосы пахли лавандой.

– Я занята, Мар.

Она взяла кисть и отстранилась от меня.

По крайней мере, она назвала меня «Мар», это уже неплохо.

Посмотрела в сторону двери, Себастьян наблюдал за входом.

– Мне нужно с тобой поговорить. Кое-что произошло вчера ночью, и это беспокоит, – осторожно начала я, желая привлечь ее внимание.

Тами посмотрела на меня через плечо. Растрепанный пучок едва не расплелся из-за движения.

– Что случилось? – подруга была слишком хорошей; беспокоилась за меня, даже когда злилась, особенно после похищения.

Рассказала ей о птице и угрозах, и она испуганно прижала руку к губам.

– Кто бы это ни был… зачем им это?

– Понятия не имею, – ответила я, пожимая плечами. – Чувствую, что это еще не конец. Отец даже не позвонил, и я не знаю, хороший это знак или нет.

– Будто ты не знаешь отца, Мар. Он спокойно продолжит жить своей жизнью, если только ты не умираешь где-то…

Жестокие слова, но Тами не питала приязни к Алехандро Кортесу. Не потому, что не знала, что такое отдаленный, временами безучастный отец – ее собственный отец был выточен из такого же холодного мрамора, а потому, что это рушило ее иллюзию о том, что другие семьи счастливы, а отцы бывают любящими и заботливыми.

Тами выросла в богатой лондонской семье, которая, как только появилась возможность запереть дочь в школе-пансионе, не раздумывала об этом ни секунды.

– Себастьян говорил с ним… Он делает все, что в его силах, чтобы выяснить, что происходит…

Подруга ничего не ответила. Извинившись еще раз, попрощалась, потому что пора было ехать в Браунсвилл.

– Себастьян, – остановила его у поворота к метро. Если повернем налево, то попадем прямо на парковку, а мне нужно было не это. – По четвергам я даю частные уроки балета девочкам в Бруклине, нам лучше поехать на метро, это займет меньше времени.

Себастьян на мгновение нахмурился и подошел, чтобы поговорить лицом к лицу:

– В метро опасно. Поедем в Бруклин на машине.

Он попытался идти, но удержала его за руку.

– Добираться туда на машине неудобно. Послушай, нам и правда лучше ехать на метро. Хочешь – верь, хочешь – нет, так куда безопаснее.

– Нет.

Сердито цокнула.

Это он должен был следовать за мной, а не я за ним. Повернулась к нему спиной, намереваясь идти в сторону метро. Не успела дойти до перекрестка, как он схватил меня за руку.

– Господи, Марфиль, сделай мою работу хоть немного легче.

Взглянула на него без страха.

– Я уже говорила: не собираюсь менять жизнь из-за того, что произошло. Чудесные девочки, которые очень хотят учиться, ждут меня. Они нуждаются в моей помощи. Делаю их жизни лучше, чем если бы они шатались по улицам и создавали себе трудности не по возрасту. Так что либо идешь со мной, либо пойду одна.

Себастьян поморщился, посмотрел через мое плечо, а затем отпустил.

– Где именно проходят занятия?

Старалась сохранить невозмутимость.

– В Браунсвилле.

По тому, как он изменился в лице, поняла: он прекрасно осведомлен о репутации района.

– Совсем голову потеряла?! – к такой внезапной ярости с его стороны была не готова. – Самый опасный район города? Мечтаешь облегчить задачу тем, кто хочет причинить тебе вред?

– Никто там еще не причинил мне вреда. А если бы хотели, давно бы уже прострелили голову. Возможностей у них было достаточно, но они играют через дикие угрозы, чтобы заставить отца лечь на дно, а меня – запереться в четырех стенах, чего делать не собираюсь.

Я отделилась от него и пересекла улицу, пока не дошла до входа в метро. Знала, во что ввязываюсь. Первое правило осторожности – не позволять людям думать, что у тебя есть деньги. Потому одевалась по четвергам просто: черные легинсы, кроссовки и серая толстовка. Даже спортивная сумка была из секонд-хенда, а точнее, с блошиного рынка, куда ходила специально для таких покупок. Чего жители этого района не знали, так это того, что внутри сумки лежали десять пар новехоньких балетных пуант по пятьдесят долларов каждая. Надеялась, девочки обрадуются подаркам.

Как и предполагала, Себастьян зашел за мной в вагон, когда садилась на Брайтонской линии. Сначала предстояло проехать четырнадцать станций, до Барклайс-центр, оттуда сделать пересадку на другую линию и по локальному маршруту проехать еще три остановки, а от выхода из метро до школы, где преподавала, было пятнадцать минут ходьбы. В общей сложности час пути, в течение которого исходящее от Себастьяна напряжение сказалось и на мне. Никогда не боялась туда ездить, но проверяющие взгляды Себастьяна на любого, кто входил в вагон, и постоянные попытки потянуться к поясу за пистолетом в конечном итоге начали вызывать тревогу.

Когда вышли из метро, сердце колотилось как сумасшедшее.

– Я даю уроки в этом районе уже полтора года, и со мной никогда ничего не случалось. Ты можешь расслабиться?

Он не ответил, блуждая взглядом в поисках любой мало-мальской опасности. Что ж, пусть выполняет работу. Когда добрались до школы – полуразрушенного здания с зеркалом, полностью занимавшим одну из стен, и балетным станком, который установили мы с Лиамом, – девочки уже ждали меня. Кто-то разминался, кто-то занимался растяжкой. Тами тоже танцевала – мы обе занимались балетом с самого детства, – и хотя и не отдавалась этому с такой страстью, как я, всегда была готова подменить на занятиях, если я болела или был важный экзамен.

Почти все девочки приходили на занятия одни. Ученицы были из очень бедных семей, многим приходилось днем работать наравне с родителями, и я знала, что эти занятия – единственное, что дарило им покой и надежду на светлое будущее.

Едва девочки заметили Себастьяна, тут же начали шушукаться и хихикать. Лили, десятилетняя девочка с невероятными способностями не только к классическому балету, но и к современному танцу, подбежала, чтобы обнять меня. Розовое трико с длинными рукавами было ей великовато, но именно такое купила ей мама – на вырост, чтобы можно было носить его еще несколько лет.

– Здравствуйте, девочки! – сказала я с улыбкой, входя в класс и оставляя сумку на столе с магнитофоном.

Они хором поздоровались со мной, хотя по-прежнему не сводили глаз с Себастьяна, который внезапно, с его высоким ростом и телосложением, казался совершенно неуместным в маленькой комнате, полной девчушек в белых колготках и розовых трико.

Начала снимать одежду, так как под легинсами и толстовкой был костюм для занятий. Черное трико и белые колготки сильно контрастировали с теми, что были на девочках, так что надевала еще и полупрозрачную юбку. Повернулась к зеркалу, чтобы собрать волосы в пучок, и почувствовала, что Себастьян прожигает мне взглядом спину.

Хотела попросить его подождать снаружи, но решила не нагнетать и без того застывшее напряжение.

– Девочки, это мистер Мур, он позаботится о том, чтобы ни одна из нас не пострадала, пока мы занимаемся. Верно, мистер Мур?

Себастьян сверкнул карими глазами, прислонился к двери, оставшись «нести вахту» у входа.

– А у меня для вас сюрприз, который обязательно понравится, – сказала я, как только надела пуанты и потянулась к сумке.

Как только девочки увидели, что я принесла, захлопали в ладоши от восторга. Пакеты с пуантами от бренда «Capezio» разошлись по рукам, и я подождала, пока девочки не снимут старые и не наденут новые.

– Большое спасибо, мисс Марфиль! – воодушевленно ответили они нестройным хором.

– Не за что, дорогие, а теперь давайте посмотрим, как хорошо вы попрактиковали дома то, чему научились, – сказала я, встав к станку и призывая их сделать то же самое позади меня.

Под музыку «Щелкунчика», звучащую в зале, полтора часа учила их ставить руки и ноги во все пять позиций классического танца, исправляя позы и помогая совершенствовать пируэты…

Несмотря на юный возраст, они очень хотели учиться, и мне нравилось обучать всему, что знала, чему сама, преисполненная надежд, училась с усердием и любовью.

В конце урока, когда собирала вещи, а девочки прощались со мной с улыбками, которые наполняли сердце теплотой, ко мне робким шагом подошла Лили.

– Что случилось, солнышко? – спросила я, натягивая легинсы и распуская волосы.

– Мама не сможет забрать меня сегодня… Она велела остаться дома, но я не хотела пропустить урок, мисс…

Мама Лили зашивалась на трех работах и в одиночку растила четырех детей. Насколько помню, Лили была самой младшей и единственной девочкой. У ее старшего брата, Калева, были проблемы с законом. Перед глазами этой девочки разворачивалось столько всего, чего не должны были видеть даже взрослые, и я всегда боялась за нее. Она была симпатичной темнокожей девочкой с черными волосами и огромными глазами, которая с ее талантом могла получить от жизни все, если бы не родилась в опасном районе и неблагополучной семье.

– Никто не сможет забрать тебя? – спросила я, обеспокоенно взглянув на часы, примерно через сорок минут стемнеет, и отправляться в глубь района было идеей совсем не здравой.

Лили покачала головой.

Посмотрела на Себастьяна, который нетерпеливо ждал у двери класса. Если бы не он, я бы не осмелилась проводить Лили до ее дома, особенно зная, где она живет. Но Себастьян был прекрасным спутником, наверняка он не откажется помочь девочке.

С чувством некоторого стеснения подошла к нему.

– Мы должны проводить Лили до ее дома, она живет всего в нескольких кварталах отсюда…

Себастьян взглянул на девочку, которая была от горшка два вершка, и едва слышно выругался.

– Ты играешь с огнем, Марфиль.

Восприняла это как «да», и мы зашагали в закатном отблеске осеннего солнца. Лили уверенно взяла Себастьяна за руку, видимо, почувствовала, что ему можно доверять, и начала засыпать вопросами.

– Почему ты такой высокий?

– По кочану.

– Покатаешь меня на плечах?

– Нет.

– Тебе нравится балет? А шоколад любишь? Почему у тебя сережка? А это что, татушки? Почему так много? Больно было? Почему ты пришел с мисс Марфиль? Ты ее жених?

Мне было весело наблюдать, как он сдерживает недовольство при общении с малышкой, но от последнего вопроса его словно током шибануло.

Ах, Себастьян… Ну и кто кого теперь должен защищать?

Мы без происшествий довели Лили до дома; мать открыла нам дверь и несколько неохотно поблагодарила за то, что проводила Лили.

Когда вышли на улицу, Себастьян достал мобильный телефон и быстро набрал номер.

– Да… Бруклин, Саттер-авеню, через десять минут… спасибо.

– Куда ты звонил?

– В таксопарк.

– Заказал такси, чтобы добраться отсюда до Манхэттена? Совсем сбрендил?

Себастьян повернулся ко мне и гневно сверкнул глазами.

– С этого момента будешь делать то, что я скажу.

Мне не понравился тон, которым он обращался ко мне.

– Я сама принимаю решения, Себастьян. Я – совершеннолетняя.

– Больше ты не вернешься в этот район.

– Тебя забыла спросить. Занятия здесь – единственное, что придает жизни хоть какой-то смысл.

– Не вернешься, – отрезал он, даже не взглянув на меня. Пока ругались, подъехало такси, и Себастьян открыл передо мной дверцу.

– Перестань уже указывать, что мне можно, а что – нет. Ты мне не отец.

Как раз в это мгновение зазвонил телефон. Все еще стоя снаружи, у открытой двери, взглянула на экран мобильника и похолодела – звонил отец. Это не предвещало ничего хорошего. Посмотрела на Себастьяна: он не изменился в лице, все равно что на мраморную статую смотреть.

Забралась в машину и решилась ответить.

– Привет, папа, как дела?

Себастьян закрыл за мной дверь и занял место спереди.

– Для тебя это все игрушки?!

Внутренне сжалась, услышав, как отец кричит в трубку.

– Слушай внимательно, девочка. Ты будешь делать в точности то, что тебе скажет Себастьян, или, клянусь богом, завтра же запру тебя в доме, солнца больше не увидишь. У меня двадцать человек работают над твоим похищением, а ты гуляешь по трущобам! Что с тобой, черт возьми, происходит?!

– Но, папа…

– Никаких «но» и слышать не хочу! – закричал он так громко, что вздрогнула.

Взгляд схлестнулся с отражением Себастьяна в зеркале заднего вида, будто увидела его «двойника» – иную, темную сторону, – пока отец в трубке продолжал:

– У меня сейчас тысяча проблем, не хватало еще из-за тебя волноваться. Чтобы больше не звонил тебе по этому поводу!

Он отключился, прежде чем я успела хоть что-то ответить.

Опустила дрожащую руку с телефоном и посмотрела на погасший экран.

Дорогу провели в молчании. Когда такси подъезжало к дому, я даже не потянулась к сумке, чтобы оплатить поездку. Пускай он платит!

Выпрыгнула из машины, едва она остановилась, но мне было все равно, в тот момент единственное, чего хотела – оказаться подальше от Себастьяна. Насколько в проклятых обстоятельствах было возможно.

Поприветствовала Нормана легким кивком головы без улыбки и зашла в лифт, не дожидаясь Себастьяна. Когда двери открылись, пересекла коридор и зашла в квартиру.

Как же я на него злилась… Не часто испытывала ярость, верила, что любые проблемы можно решить спокойным диалогом, но сейчас чувствовала, что меня предали, причем предал тот, кто нравился больше, чем могла себе признаться. Не создаст ли это еще большую пропасть между нами?

Сначала хотела запереться в комнате, но решила остаться в гостиной. Стояла и ждала его со скрещенными на груди руками. Он зашел, такой высокий, красивый, совершенно невозможный, что кровь в венах будто вскипела, так хотелось ударить Себастьяна, оттолкнуть за то, что сделал.

– Знаю, ты злишься, но это было необходимо.

– Не было никакой необходимости звонить отцу!

Его слова распалили мою ярость.

– Была, потому что ты меня не слушала и поступала так, как заблагорассудится. – Он снял куртку и повесил ее на вешалку у двери.

– Эти занятия – все для меня и этих девочек!

– Вернешься к ним, как только все уляжется. Я не могу гарантировать безопасность в том районе.

– Тогда мне нужен другой телохранитель. Кто-нибудь получше тебя!

Себастьян стиснул зубы. Я задела его гордость и не могла не почувствовать удовлетворения.

– Ты ведешь себя как избалованный ребенок.

После этого я еще больше разозлилась. Стало жарко и душно, щеки горели от гнева. Сняла толстовку, бросив ее на диван, и подошла к Себастьяну, тыча в него пальцем.

– Я не собираюсь бросать этих девочек из-за тебя или… – начала серьезным тоном, выделяя каждое слово.

Внезапно, он схватил меня за указательный палец и резко развернул: моя спина врезалась в его грудь, одна рука обхватила меня за талию, а другая за шею.

– Две секунды, и, если бы захотел, ты была бы уже мертва, – прошептал он на ухо.

Дыхание участилось, и не только из-за испуга. Я оказалась в его руках и почти всем телом прижималась к нему.

Его рука была чуть ниже моей груди, прикрытой лишь эластичной тканью черного трико. Не нужно было опускать взгляд, чтобы понять: соски затвердели, выдавая желание.

Попыталась вырваться, но он сжал меня сильнее.

– Ты должна благодарить небеса за то, что именно я тебя защищаю. – Его голос, более глубокий, чем обычно, нашептывал слова так близко к уху, что все волоски на теле встали дыбом. Его рука еще плотнее прижалась к моей шее, почти перекрыв дыхание. – В следующий раз подождешь, прежде чем подняться в квартиру…

Его губы коснулись чувствительной кожи уха, и все чувства, казалось, соединились в этом моменте. От неожиданности я не знала, что делать. Прижатая к Себастьяну, чувствовала себя уязвимой, была зла на него, но в то же время не хотела, чтобы он отпускал меня.

В памяти всплыло личико Лили и других девочек. Не могла продолжать заниматься с ними… и все из-за него.

– Пусти, – прошипела, несмотря на его пальцы, все еще сжимавшие мою шею.

И он отпустил, а так как я не хотела, чтобы он видел, что́ вызвали во мне насильственные объятия и вкрадчивый шепот, почти бегом бросилась в комнату. Не отказала себе в удовольствии громко хлопнуть дверью. Лишь оказавшись внутри, прижалась спиной к двери и медленно сползла по ней, пока не оказалась на ковре.

Соприкоснулась с тем, что могло стать самой опасной зависимостью…

Не отрывал взгляда от ее спины, когда она вырвалась и хлопнула дверью. Желание преподать урок, показать, с кем имеет дело, было непреодолимым. Эта девчонка ничего не знала обо мне.

Разговор с Кортесом был необходим. Я не собирался поддаваться капризам, которые могли стоить мне работы, а ей – жизни.

И все же был благодарен тому, что она заперлась в комнате. Не смог продолжать этот абсурдный спор, особенно когда она была в облегающем трико, даже такой нелепый предмет одежды выгодно очерчивал грудь. Не стоило прижимать ее к себе: тепло кожи и аромат ирисов, исходящий от волос, разгорячили. Хорошо, что был в джинсах, которые скрыли возбуждение.

Сегодня увидел совсем другую Марфиль. То, как она танцевала и общалась с девочками, разительно отличалось от того, как вела себя каждый день. Она могла переполнить чашу терпения даже святого… Стоило больших усилий не заткнуть ей рот кляпом, но с теми девочками она была терпеливой и кроткой, спокойной и дисциплинированной.

Дисциплина была моей второй натурой; жить по четкому распорядку и не давать себе поблажек не было чем-то сложным, наоборот, это было необходимо. Большую часть юности я прослужил в армии Соединенных Штатов, а там жесткий самоконтроль – один из самых важных навыков; но с тех пор, как я стал телохранителем Марфиль, самоконтроль дал заметную трещину.

Казалось бы, что еще, кроме ее красоты, могло вывести меня из себя?

Посмотрел на сообщение, которое только что пришло на телефон:

Личность нападавшего подтверждена. Они даже не потрудились ее скрыть. Это должен быть последний раз, когда им удалось добраться до нее. Если она погибнет, нам всем конец.

Я не мог провалить это задание.

Следующий день не принес ни разочарования, ни чувства вины, но… и радости не ощутила. Как могла, держалась от Себастьяна на расстоянии. Ни словом с ним не обмолвилась, даже когда он попросил карандаш, чтобы записать что-то, пока были в дороге.

Он, должно быть, решил, что легче отмотать все назад, ко времени редких или односложных ответов. Я воспользовалась тишиной, чтобы придумать способ продолжать уроки балета, хотя, если Себастьян сдержит слово не пускать в Браунсвилл, это будет невероятно сложно. Но девочки ни за что не простят.

В конце концов уговорила Тами подменить на время, и мы сократили количество занятий до двух в месяц вместо четырех, как было раньше.

К концу недели ускорила темп пробежек. Была суббота, и естественно, Себастьян бежал позади, прожигая затылок. Заставляла тело двигаться быстрее, использовала внутренние ресурсы, чтобы заставить его потеть, страдать и выдохнуться, но ничего не могла с ним поделать: он не отставал ни на шаг.

В конце концов именно я была вынуждена остановиться, обессиленная: нужно было перевести дух и выпить воды. Хотя раньше жила одна и с мебелью не разговаривала, но с тех пор, как решила играть с Себастьяном в молчанку, почувствовала себя еще более одинокой и изолированной, чем когда-либо.

Бросила на него беглый взгляд и поняла, что он почти не устал. Его майка наполовину пропиталась потом, а серые спортивные бриджи (которые так ему шли!) обнажали накачанные икроножные мышцы. Не могла смириться с тем, что несмотря на то, что на него злилась, он все еще привлекал меня, даже больше, чем раньше.

Воспоминания об ощущениях, когда спина касалась его груди, а его руки обхватывали талию и шею, не покидали с той самой ночи, и это омрачало настроение. Какая-то часть меня хотела покорить, свести с ума, заставить страдать и думать обо мне двадцать четыре часа в сутки, так же как делала я. Намеренно наклонилась, демонстрируя невероятную гибкость, и обхватила лодыжки руками, чтобы размять мышцы ног и рук. Моя попа была прямо перед его глазами. Не без удовольствия наблюдала, как он отводит взгляд и всматривается куда-то в глубь парка.

Как раз в этот момент зазвонил мобильник, и к превеликому сожалению, пришлось выпрямиться. Звонила Стелла, предлагала потусоваться вечером: игроки университетской команды по лакроссу устраивали вечеринку в пентхаусе одного из домов недалеко от Парк-авеню. Команда по лакроссу – не самая любимая компания, но планов на вечер не было, поэтому я приняла приглашение.

Ничего не говорила Себастьяну о том, что этот вечер собираюсь провести в городе, пока полностью не собралась. Остановилась на коротком красном платье, которое облегало фигуру как вторая кожа. Немного дерзко, но в то же время элегантно и женственно. Волосы решила собрать в высокий конский хвост, придав прядям эффект мокрых волос с помощью средства, которое купила в универмаге «Харродс», когда последний раз была в Лондоне. Скользнула в любимые черные лабутены, выбрала подходящую сумочку и вышла в гостиную, параллельно убирая телефон и зовя Себастьяна.

Когда он появился – все еще в спортивном костюме, но с мокрыми после душа волосами, – поняла, что утомила его сегодня, но это даже хорошо.

– Я собираюсь в город.

Себастьян посмотрел на меня сверху вниз, но не с восхищением, которое жаждала получить после того, как два часа убила на образ, а с упреком.

– Сейчас десять вечера. Тебе не кажется, что могла сказать об этом раньше?

Равнодушно пожала плечами.

– Прости, совсем забыла, что ты здесь, – ответила с улыбочкой, от которой содрогнулась бы Круэлла Де Виль. Понимала, что веду себя отвратительно, но все еще злилась, а когда была в гневе, превращалась в гарпию, особенно если речь шла о моих девочках.

Терпеливо ждала, пока он оденется. Когда он вышел из комнаты в классических брюках, рубашке и кроссовках, чуть не шлепнулась на пятую точку. Карма опять настигла без предупреждения.

Когда вошли в лифт, не удержалась и взглянула на наше отражение в зеркале. Мы великолепно смотрелись вместе. Парни редко были выше меня, когда надевала «каблуки», но Себастьян и в кроссовках возвышался надо мной. В этот раз он не надушился, но мятный аромат шампуня щекотал ноздри, и как же это возбуждало…

Он был таким мужественным… уверенным в себе, но невосприимчивым к моим чарам…

Этим вечером по-особенному накрасилась, чтобы оттенить зеленый цвет глаз. Всегда было легко ловить на себе восхищенные взгляды, и уязвляло, что за все время Себастьян не сделал ни единого гребаного комплимента.

Но больше всего бесило то, что Себастьян не делает комплиментов. Это было так не похоже на меня: ненавидела, когда за внешностью не видели настоящую меня, но… Два часа торчала перед зеркалом, редко делала это для кого-то, и ради чего? Себастьян был здесь, чтобы защищать меня, он работал на отца, и что бы я ни чувствовала к нему, это ничего не изменит. Он не собирался прикасаться ко мне или одаривать взглядами – это было табу для мира, хозяином которого был отец.

На собственном опыте знала, что ослушаться отца невозможно. В памяти вспыхнуло красным светом воспоминание, которое всеми силами старалась затолкать на задворки памяти. Воспоминание, которое заставляло вздрагивать каждый раз. Не думала, что оно до сих пор будет пугать; некоторые воспоминания и вправду лучше запереть в ящике Пандоры, чтобы они никогда не вырвались наружу.

Уже через пятнадцать минут мы были на месте, так как здание, где проходила вечеринка, было всего в нескольких кварталах от моего дома. Позвонила Лиаму, хотела его пригласить, но он не ответил. Наверное, все еще злился, но я хотела увидеться и убедиться, что все в порядке. Тами на меня уже не злилась, но чувствовала, что она что-то скрывает: должно быть, что-то произошло между ними в кинотеатре, раз они оба ушли рассерженные. Иногда задавалась вопросом, как так случилось, что лучшие друзья возненавидели друг друга, ведь они так хорошо меня знали и ладили со мной, а между собой цапались, как кошка с собакой.

Когда поднялись на мансарду, оказались в кольце студентов, которые танцевали и прыгали под электронную музыку. Вечеринку устроил новый капитан команды по лакроссу, Эндрю Дэвис, а это значило, что и Реган будет здесь. Не хотела с ним пересекаться, этот придурок всегда умудрялся вывести из себя, поэтому вгляделась в толпу, ища подруг.

Стелла была на кухне, расставляла по подносам формочки с желе-шотами и бутылки с пивом, что означало только одно: она снова встречалась с Эндрю. Когда заметила меня, закричала как сумасшедшая и начала прыгать. Я рассмеялась и подошла, чтобы обнять ее.

– Выглядишь сногсшибательно! Это «Дольче»?

– «Версаче».

Взяла пиво и обвела взглядом комнату. Себастьян, казалось, растворился в толпе, но знала, что он наблюдает за мной издалека. Так даже лучше, нужно было почувствовать, что одна, хотя бы на несколько часов.

– А где Лиза?

Если она не со Стеллой на кухне, скорее всего, уже с кем-то кувыркается.

Стелла изменилась в лице, когда посмотрела на нее. Она вдруг занервничала.

– Не хотела, чтобы ты узнала об этом вот так, но…

Не успела она договорить, на кухню влетел Реган, таща за собой изрядно подвыпившую Лизу: ее губы были распухшими, а помада размазалась. Реган, казалось, удивился, увидев меня, но, когда окинул взглядом с головы до пят, я пожалела, что оделась так вызывающе. Меньше всего на свете хотела привлечь внимание этого идиота.

Словно отмахиваясь от назойливого комара, Реган высвободился из рук Лизы и подошел ко мне. Лиза, пьяная в стельку, ничего не заметила, схватила пиво, развернулась и нетвердым шагом поплелась к толпе, пританцовывая. Они с Реганом только что переспали?

– Кто это у нас здесь? Королева улья собственной персоной.

Я выдавила фальшивую улыбку. Не собиралась показывать, что его присутствие задевает, хотя это все еще было так. Не доставлю ему такого удовольствия! Он унизил меня, заставив поверить, что любит, а затем рассказывал обо мне всякое и лгал друзьям о том, что между нами так и не произошло.

– Если подойдешь слишком близко, ужалю, и тебе конец.

Реган улыбнулся. Когда-то эта улыбка сводила меня с ума.

– Выглядишь потрясающе, как и всегда.

Я отхлебнула пива, игнорируя Регана.

– Что такое? Не можешь даже смотреть на меня?

– Предпочитаю вести себя так, будто тебя здесь нет.

Реган издал смешок и встал передо мной.

– Ты никогда меня не простишь?

Взглянула на след красной Лизиной помады на его губах и едва не разразилась едким ироничным смехом.

– Простить тебя – значит признать, что ты мне небезразличен, а это далеко не так. А теперь не мешай веселиться.

Реган не обратил внимания на мои слова, вместо того чтобы отстраниться и оставить в покое, положил руки на талию и нагло притянул.

– Когда впервые встретились, ты была не такой суровой. Может быть, поэтому не совсем убедила… Ты выглядела как девочка, только что окончившая школу, такая невинная и чистая… – Его пальцы спускались по талии, все ниже и ниже, пока он не схватил за ягодицы. – Теперь выставляешь себя напоказ, будто королева вселенной, притягиваешь и отвергаешь, созидаешь и разрушаешь… Это чертовски заводит.

Он прильнул ко мне, животом чувствовала, что у него «стоит». Я оставалась неподвижной; могла спокойно оттолкнуть, но часть меня жаждала мести – убедиться, что и он оказался подвержен моим чарам.

– Ты упустил свой шанс, – сказала я, говоря это так близко к его губам, что могла чувствовать его дыхание, в котором виски смешивалось с табаком.

– О чем ты, Мар? Между нами осталось одно неоконченное дельце. – Его рука двинулась вверх по моей спине. Когда он потянулся к левой груди, решила положить этому конец. Уперевшись рукой ему в грудь, с силой оттолкнула. Это было тяжело, в конце концов, он был спортсменом, но вместо того, чтобы отстраниться, он только рассмеялся.

– Не уйду, пока не позволишь еще раз попробовать твои губы на вкус.

– Скорее стану монахиней, чем снова поцелую тебя, Реган.

Снова попыталась оттолкнуть его, но он навалился всем телом, пригвоздив к месту.

– Чтобы стать монахиней, ты должна быть целомудренной, красавица, а мы с тобой оба знаем, что это не про тебя…

Мудак!

Краем глаза заметила, как появился Себастьян и прислонился к кухонной стене прямо передо мной. Его взгляд был красноречив, он словно спрашивал: «Мне вмешаться или разберешься сама?»

Я подняла было колено, чтобы нанести хороший удар по яйцам, но придурок предугадал это и прижал сильнее.

– Пусти меня. Сейчас же, – прошипела я сквозь зубы.

Шутка перестала быть смешной, и то, что Себастьян стал свидетелем чего-то столь жалкого, смутило и разозлило в равной степени. Не хотела просить его о помощи. Не хотела, чтобы он знал, что нужен.

– А не то что? – ухмыльнулся Реган, закрывая обзор физиономией.

На нас легла тень, и, прежде чем успела что-либо предпринять, Реган отпустил меня и оказался на полу, непонимающе моргая на грозную фигуру, возвышающуюся над ним.

– Исчезни, – тихо сказал Себастьян.

Я стиснула зубы.

– А ты кто такой, черт бы тебя побрал?! – взъярился Реган, нисколько не испугавшись. Одним прыжком вскочил на ноги и столкнулся лицом к лицу с Себастьяном.

Себастьян, который был немного выше ростом, опустил глаза.

– Твой худший кошмар.

Прежде чем что-то произошло, точнее, прежде чем Реган предпринял хоть малейшую попытку ударить, Себастьян приставил его лицом к стене, сложив руки за спиной и прижав голову к обоям.

Скажу честно, меня это очень впечатлило.

– Подойди еще хоть раз и останешься калекой на всю жизнь. Понял?

Реган прорычал что-то невнятное, и Себастьян, заставив его немного помучиться, сжимая его руку в более чем неудобном положении, отпустил.

Было бы глупо отрицать, что с удовольствием наблюдала, как кто-то ставит этого засранца на место. На кухне были только мы, но, если бы это произошло в гостиной на глазах у гостей, Реган навсегда потерял бы статус крутого парня, которого так долго добивался. То, как молниеносно Себастьян прижал его к стене, было довольно жалким зрелищем. И это снова напомнило, что телохранитель – не просто качок из колледжа, который поднимал тяжести в тренажерном зале, чтобы накачать мышцы и хвастаться кубиками. Себастьяна учили убивать, и от одной только мысли об этом странный импульс охватил меня с макушки до пят.

Реган с отвращением посмотрел на нас, сначала на Себастьяна, потом на меня.

– Еще один в твоем списке, да, Мар? – сказал он, мерзко улыбаясь и отступая на шаг. Он учащенно дышал, и его все еще пошатывало от того, что сделал с ним Себастьян.

– Хочешь совет? – теперь он обращался к Себастьяну, который смотрел на него как на надоедливого ребенка. – Держись от нее подальше. Она такая холодная, что твой «дружок» обледенеет.

Не увидела реакции Себастьяна, потому что повернулась и вышла через другую дверь.

Реган был единственным, кому позволила увидеть часть себя, которую так бережно скрывала ото всех. Думала, что люблю его, а потому открыла двери, которые навсегда должны были остаться закрытыми. «Она такая холодная…» Эти слова будут преследовать меня всю жизнь.

Чувствуя себя дерьмово, пробралась через переполненный зал к столику, где было больше выпивки, и выпила три шота текилы подряд. Последний чуть не вызвал рвотные позывы, голова закружилась, но почти мгновенно между тем, что происходило в голове, и разворачивающимся на глазах шумным действом возникла пелена. Ведь зашла так далеко не для того, чтобы выслушивать слова, которые делали больно. Пришла сюда, чтобы повеселиться.

Даже не поняла, как оказалась танцующей на столе; стол тут же окружили парни, которые улюлюкали и кричали, какая я сексуальная. Видела их как в тумане, но нравилось находиться на этой высоте: оттуда никто не мог прикоснуться ко мне, только смотреть. А я смотрела лишь на Себастьяна, который стоял в углу комнаты.

Не знаю, сколько времени танцевала на столе, забыв обо всем. Кто-то помог спуститься, когда попыталась сделать это самостоятельно, и довел до ванной.

– Справишься сама? – спросил помощник, прежде чем я захлопнула дверь у него перед носом.

Посмотрела на отражение в зеркале и поправила немного съехавший хвост. Смочила руку холодной водой и провела ею по шее. Прохлада ванной комнаты после душного зала немного отрезвила, хотя голова все еще кружилась, и я решила, что пора уходить.

Направилась прямо к лифту, но, прежде чем нажала кнопку спуска, знакомая огромная рука сделала это вместо меня.

Повернулась к Себастьяну.

– Хорошо себя чувствуешь? – спросил он, наверняка из чувства долга, а не потому, что искренне волновался.

– А ты как думаешь?

– Заходи в лифт.

Проморгалась, пелена перед глазами еще не до конца спала. Но даже так видела, что он смотрит на меня самоуверенно-снисходительным взглядом, который бесил.

– Знаешь что? – сказала я, тыча пальцем ему в грудь. – То, что ты сделал с Реганом… Это было похоже на разборки в собачьей шайке, мачизм из прошлого века… Мне не нужно, чтобы ты меня спасал.

Себастьян кивнул.

– Понял. А теперь заходи в лифт.

Зашла, но лишь потому, что хотелось поскорее выбраться из здания и выйти на свежий воздух, а не потому, что он приказал.

Мелкий дождик моросил на улицах Манхэттена. Запрокинула голову: над нами лишь небо и утопающие в вышине верхушки небоскребов, пестревшие огнями и разноцветными дисплеями. Закрыла глаза и с наслаждением подставила лицо под прохладные капли, чтобы остудить разгоряченную кожу.

Когда открыла глаза, встретилась с взглядом Себастьяна: он смотрел на меня безоценочно.

– Давай вернемся домой.

«Домой…» Из его уст это прозвучало так уютно, что в груди разлилось приятное тепло: никогда раньше не испытывала подобного при мысли о квартире, которая якобы была моим домом.

– Хочу пройтись, – протянула, поворачиваясь на каблуках и направляясь вниз по улице. Здания в этом районе были роскошными: высокие, с огромными окнами и элегантными парадными. А в соседнем районе люди умирали от голода.

Остановилась перед местом, которое привлекло внимание. Всегда хотела сделать татуировку, но никак не могла решиться.

В итоге толкнула стеклянную дверь и внутри зазвенел маленький колокольчик. Себастьян зашел за мной, услышала, как он обреченно вздохнул. Комната была полностью выкрашена в черный цвет, даже диванчики и стулья были обтянуты черной кожей, на стенах висели эскизы татуировок на любой вкус: маленькие и изящные или гротескные и макабрические. Как раз разглядывала один довольно жуткий, когда за стойкой появился мужчина, в татуировках и с тоннелями в ушах.

– Приятель, скажи, что это ты пришел делать татуировку, а не она, – обратился он к Себастьяну, не отрываясь от моих глаз.

Его комментарий сильно озадачил.

– Никто не будет делать татуировку. Марфиль, пойдем отсюда.

– Нет, – сказала я, выдерживая взгляд татуировщика, – Татуировку буду делать я. Не делаешь татуировки женщинам?

Татуировщик криво улыбнулся, взял со стола тряпку и вытер руки, со странным блеском в глазах.

– Таким красавицам как ты, ни к чему подобные украшательства, – повернулся к Себастьяну. – Забери ее отсюда, а? Она подшофе: проспится, пожалеет и обвинит во всем тебя.

Себастьян взял меня за руку, но я тут же ее высвободила.

– Я не пьяная и прекрасно знаю, что здесь делаю. Просто сделай татуировку, ладно? Люди вечно указывают, что делать; а это мое тело. Как будто собираюсь все лицо расписать!

– Я бы этого не пережил, – сказал татуировщик, непристойно облизывая губы, – Но дело твое. Какую татуировку хочешь?

Потянулась к каталогу эскизов, который лежал на стойке, но Себастьян перехватил мое запястье, в то время как его глаза искали мои.

– Марфиль… татуировка – это на всю жизнь. Не делай этого, только чтобы кому-то что-то доказать.

Несколько раз моргнула: смогу ли когда-нибудь привыкнуть к тому, насколько он красив? Что он хотел сказать взглядом?

– У тебя вся рука в татуировках. И наверняка это еще не все.

Себастьян моргнул и отпустил мое запястье.

Его молчание было весьма красноречивым.

– Покажи, хочу взглянуть.

– Нет, – прошипел он сквозь зубы и провел рукой по волосам.

Какие еще татуировки у него были? И самое главное, где?

– То есть ты можешь всю руку себе «разрисовать», а мне нельзя?

– Татуировка должна обозначать нечто важное.

В этом он был прав. Но существовало нечто важное, то, чего всю жизнь пытались лишить.

Листала каталог эскизов, пока не зацепилась за совершенно идеальный.

– Вот эта! Хочу, чтобы ты набил это.

Татуировщик взглянул на указанный рисунок и кивнул.

Себастьян почти умоляюще посмотрел на меня.

– Прошу тебя, не надо, – было непривычно слышать, как он говорил таким доброжелательно-мягким тоном. – Этот человек прав, тебе ни к чему вся эта мишура.

Это должен был быть комплимент?

– Я не рождественская елка. Я такая же, как вы, и имею право оставить на коже вечный след, напоминающий о том, чему предаюсь со всей страстью.

Татуировщик жестом пригласил в маленькую комнату за стойкой.

Себастьян без колебаний вошел со мной, чего никак не ожидала.

– Ты можешь подождать снаружи.

– Даже не мечтай.

Закатила глаза, и когда татуировщик спросил, где хочу татуировку, несколько мгновений колебалась.

– На спине, прямо по центру, чуть ниже шеи.

– Хорошо, а теперь снимай платье и ложись на кушетку лицом вниз.

Себастьян не сводил с меня глаз. Надела бы сегодня футболку, все было бы гораздо легче. Совсем не хотела лежать в одних трусиках пятой точкой кверху ни перед кем из них, а потому замешкалась.

Татуировщик, похоже, догадался о затруднении.

– Не волнуйся, накрою тебя простыней.

– Что, если я ее накрою, а ты войдешь, когда она уже ляжет? – обратился к нему Себастьян холодным тоном.

– Ревнивый парень, да? – засмеялся татуировщик.

Себастьян не ответил. Сейчас было не время объяснять, что Себастьян мне не парень, а телохранитель, который еще и выглядит так, будто хочет придушить меня на месте. И что где-то снаружи орудует шайка, желающая моей смерти.

Татуировщик оставил белую простыню на кушетке и ушел.

– Уверена, что потом не пожалеешь об этом?

– Абсолютно уверена, – снова не без вызова в голосе ответила я Себастьяну и приготовилась раздеться.

Себастьян отвернулся. Я расстегнула молнию и стянула платье, оставшись в красном нижнем белье. Схватила простыню и легла на кушетку, укрывшись по пояс и положив голову на руки, лицом к стене, где он стоял.

– Я готова.

Как же хотела, чтобы мы были именно теми, за кого нас принял татуировщик. Сходила с ума по Себастьяну, и жаждала сорвать с него маску холодного равнодушия, которую пытался выдать за настоящее лицо.

– Ты не мог бы поправить простыню? Поднять чуть выше? О, и расстегни лифчик, пожалуйста.

Не знаю, смутила ли его просьба, но вида он не подал. Подошел, и когда накрывал простыней, подушечками пальцев коснулся моей обнаженной кожи чуть выше копчика. Это была мимолетная ласка, но все тело отозвалось на нее. Затем простым движением двух пальцев расстегнул красный кружевной бюстгальтер.

Закрыла глаза, представляя, как его рука оглаживает спину и лопатки, кончики пальцев пробегают по позвоночнику, поднимаются к затылку…

Но Себастьян убрал руку.

Затем дверь открылась, зашел мастер и начал подготавливаться к работе. Сначала он обработал нужную область спины антисептиком, невольно вздрогнула, когда пропитанная средством ватка коснулась кожи.

– Холодно? – спросил он и погладил меня по спине так, как хотела, чтобы Себастьян сделал минуту назад.

Напряглась, и Себастьян это заметил.

– Держи руки при себе.

Странная фраза, чтобы сказать татуировщику, но тот рассмеялся и поднял руки, мол, понял, извиняюсь. Себастьян же взял стоявшую рядом табуретку и, к удивлению, сел рядом со мной, напротив того места, где лежала моя голова, и откуда мог внимательно следить за руками парня.

– Приступим, – сказал татуировщик и приложил трансферную бумагу с эскизом к коже. Шум тату-машинки заставил изрядно поволноваться, и впервые за все время, как ввязалась в эту авантюру, почувствовала неуверенность.

– Будет больно, – обратился ко мне Себастьян, – Это сложная область, здесь почти нет жировой прослойки, только кожа и кости.

Это навело меня на мысль.

– У тебя там татуировка? – спросила я, чувствуя, как игла касается кожи.

Зажмурилась. Черт, как же больно!

– Не в центре, но на лопатках, – признался он, и я поняла, что он говорит со мной, чтобы отвлечь от боли.

– И что там у тебя?

– Японский иероглиф, означающий «храбрость».

– Только эта? Больше нет?

– У меня целая рука в татуировках, этого мало?

– Сдается мне, у тебя их больше, чем ты рассказываешь.

– Может, еще парочка.

– Сколько?

– Три.

– Когда-нибудь покажешь их.

– И не подумаю, – ответил он, но клянусь, я видела тень улыбки.

За короткой беседой последовал час страданий. Татуировка была небольшой, но у эскиза были сложности, а я хотела, чтобы все получилось идеально.

Тело прошивало болью от каждого прикосновения иглы, я мучилась, как приговоренная к пыткам, но не жалела, и когда все, наконец, закончилось, боль сменилась предвкушением, когда, завернувшись в простыню, прикрывавшую грудь, посмотрела в зеркало, чтобы увидеть результат.

– Мне нравится, – сказала я, не скрывая счастливой улыбки.

– Наложу специальную повязку. Нужно будет каждый день осторожно промывать татуировку мылом без отдушек и обрабатывать заживляющей мазью. Напишу название хорошей марки.

– Спасибо, – сказала я, не в силах оторвать взгляда от рисунка. Меня оставили одну, чтобы оделась, и когда вышла, пришлось заплатить двести долларов. Это не показалось дорогим, ведь балерина на пуантах с руками над головой в пятой позиции получилась идеальной.

Когда вышли из помещения и пошли туда, где оставили машину, вновь решила завязать разговор: хотелось узнать больше о татуировках Себастьяна.

– Почему ты забил почти всю руку?

– Когда начинаешь, трудно остановиться.

Встала перед ним, чтобы преградить путь.

– Можно посмотреть?

Себастьян на мгновение замешкался.

– Сейчас слишком темно.

Знала, что не удастся так просто уговорить показать что-то настолько личное.

– Было больно?

– Нет. У меня высокий болевой порог.

Его ответ еще сильнее распалил любопытство.

– А когда сделал первую?

Несколько мгновений Себастьян смотрел с высоты роста, затем продолжил путь, бросив на ходу:

– В шестнадцать.

– Ты же был еще ребенком! И как только родители разрешили?

Он не ответил, и леденящее чувство внутри подсказало: спросила о запретном.

– Я сожалею.

– Не стоит, я их даже не знал.

Боже, Себастьян Мур делится со мной прошлым.

– Что с ними случилось?

– Не знаю.

Его тон намекал, что лучше заткнуться.

Когда подошли к машине, радость от татуировки исчезла. Охватила грусть, и я понимала, откуда она произрастала: вспомнила маму, и мне ненавистна была мысль о том, что Себастьяну пришлось расти одному.

У него никого не было.

Он вырос в детском доме? Или в приемной семье?

Видимо, молчание было для него непривычно, потому что, прежде чем завести машину, повернулся ко мне.

– Эй, – примирительно протянул он. – Не жалей меня. Я не тоскую по тому, чего никогда не было.

Это была ложь, и он это знал. Не проходило и дня, чтобы я не тосковала по маме, которая бы заботилась обо мне. В некотором смысле могла поставить себя на его место: с отцом никогда не была особо близка, его не было рядом, когда я нуждалась в нем больше всего, но у меня всегда была Габриэлла.

На этом оставила попытки вывести на разговор по душам. Дома разошлись по комнатам, обменявшись сухим: «До завтра».

Сегодня узнала его чуточку лучше, и новое знание не давало покоя всю ночь.

На следующее утро татуировка горела огнем: сама того не осознавая, во время сна перевернулась и уснула, потревожив защитную повязку. Когда пошла принимать душ, поняла, что будет довольно проблематично промывать ее три раза в день и наносить мазь самостоятельно.

А значит, придется попросить об этом дорогого и очень привлекательного телохранителя – перспектива, которая подняла настроение и даже немного облегчила боль, по крайней мере, с психологической точки зрения.

Собрала волосы в высокий пучок и, воспользовавшись тем, что было воскресенье и не собиралась выходить на улицу, надела балетное трико без рукавов – в нем уж точно ничего не коснется татуировки – и серые спортивные штаны.

Войдя на кухню, почувствовала манящий запах кофе и свежеприготовленных блинчиков. Себастьян хозяйничал на кухне; стоял ко мне спиной, в простой черной футболке и почти таких же серых спортивных штанах, как и у меня. Захотелось раздеть его догола: провести пальцами по каждой из татуировок, раскрывая тайну, заключенную в линиях и символах, как если бы разгадывала древние петроглифы.

– Доброе утро, – сказала я, присаживаясь на табурет. Все еще помнила, что он настучал на меня отцу, но кого пыталась обмануть: не могла долго злиться на этого красавчика, тем более если будет готовить мне завтрак почти каждый день.

Себастьян повернулся и поставил тарелку с блинчиками на стол.

– Ешь. Только приготовил.

Взяла молоко и встала, чтобы налить его в чашку и разогреть в микроволновой печи, в итоге оказалась рядом с ним, пока он занимался следующей порцией блинчиков.

– Ты всегда готовишь такие изысканные завтраки? – спросила я, обмакнув указательный палец в банку с медом и поднеся его к губам.

– Это всего лишь блины, Марфиль. Молоко, мука и сахар в нужных пропорциях.

– Если бы завтрак готовила я, боюсь, мы бы пили только это… – призналась я, доставая молоко из микроволновки.

– Завтрак – это…

– …самый важный прием пищи в день, знаю. Но предпочитаю подольше спать, чем утруждаться готовкой.

– Это многое о тебе говорит.

– Например, что я само очарование?

Рассмеялась над собственной шуткой, поскольку он явно не собирался это делать, и снова села за стол. Он закончил печь блины – по-видимому, они предназначались для меня – и, взяв чашку кофе, облокотился на столешницу, осматривая кухню привычным холодным взглядом.

– Ешь.

– Тебе не скучно проводить со мной выходные?

– Это моя работа.

– А как получилось, что ты решил стать телохранителем?

Вместо ответа на вопрос Себастьян подошел к кухонному шкафчику, повернувшись ко мне спиной, и взял стакан, который наполнил водой, а затем вернулся за стол.

– Как тебе блины?

Медленно жевала, не сводя с него глаз.

– Очень вкусно. Почему ты игнорируешь мой вопрос?

– Тебе не надоедает постоянно болтать? Временами можно и помолчать.

Сделала вид, что глубоко задумалась.

– Нет, не надоедает, а вот тишина удручает. Так почему ты стал телохранителем?

Себастьян пристально посмотрел на меня, не изменившись в лице. Подался вперед, опершись ладонями о столешницу, и наклонился. Теперь наши лица оказались в опасной близости.

– Если расскажу… мне придется убить тебя.

По спине пробежал холодок. Это была не дежурная шутка из кинофильмов, он говорил совершенно серьезно. На секунду я задумалась: «А приходилось ли Себастьяну убивать?» – но отбросила эти мысли и выдала первую попавшуюся глупость, которая пришла в голову:

– Уничтожить поцелуями?

Себастьян удивленно моргнул и вернулся в исходное положение.

– Марфиль… ешь блины.

Я улыбнулась. Может, это была не такая уж и глупость.

– А твоя девушка по тебе не скучает? Ты целыми днями здесь, со мной. Бедняжка, должно быть, на стену лезет от одиночества… – сказала я как ни в чем не бывало, покачивая вилкой из стороны в сторону, и не без иронии похвалила себя: «Умница, Мар. Как тонко выпытываешь личную информацию у человека, который нравится. Аплодирую стоя!»

Себастьян удивил тем, что тоже слегка улыбнулся.

– У меня нет девушки, так что можешь спать спокойно. Никто не страдает из-за моего отсутствия.

Казалось, сердце от этих слов пустилось в пляс.

– Видишь, какой я хороший человек: забочусь даже о тех, кого не знаю.

– Секунду, – сказал он, доставая телефон, и пару мгновений что-то проверял.

Именно тогда возникла интересная идея. Которая могла поспособствовать сближению, хоть и поверхностному, между мной и греческим богом.

– Технически, Себастьян… твоя работа – защищать меня, так?

Он даже не соизволил ответить что-то типа: «Вопрос риторический, но продолжай».

– Если бы знала, как защитить себя, это облегчило бы тебе работу, не так ли?

– Не знаю, к чему ты клонишь, но мне это уже не нравится.

Поставила чашку на стол и очень серьезно посмотрела на него.

– А мне совсем не понравилось то, что произошло прошлой ночью с Реганом.

– Повторяю: защищать тебя – моя работа.

– Я говорю не о твоем вмешательстве, которое вовсе не показалось забавным. Я говорю о чувстве, которое испытала, не имея возможности самостоятельно оттолкнуть его.

Себастьян прищурился, внимательно слушая и ожидая продолжения.

– То, что ты сделал с ним или… со мной на днях… Ты быстр и смертоносен, и я бы тоже хотела быть быстрой и смертоносной, – добавила я, выделяя каждое слово и восторженно улыбаясь.

Себастьян посмотрел на меня так, будто у меня выросла вторая голова.

– Кажется, я исчерпал все силы, пытаясь понять, что слетает с твоих губ.

Я продолжала буравить его взглядом.

– Если бы я умела защищаться, может быть, меня бы не похитили, не думал об этом? Возможно, могла бы что-то сделать, чтобы выиграть время и убежать за помощью. И, может быть, вчера этот идиот не прижал бы меня к столешнице, заблокировав выход в зал. Ничего не могла сделать, только ждать, когда он соизволит оставить в покое или когда придешь, чтобы сделать это за него. Если бы я знала, как защитить себя, чувствовала бы себя в большей безопасности в опасной ситуации, не думаешь? Ты постоянно напоминаешь, что есть люди, которые хотят причинить мне вред, и это правда. Но без тебя в опасной ситуации могу лишь кричать, а я ненавижу быть девицей, попавшей в беду.

Некоторое время Себастьян просто наблюдал за мной.

– Чего именно хочешь?

– Чтобы научил самообороне.

Себастьян не ответил категорическим «нет», а несколько мгновений задумчиво смотрел на меня.

– Что получу взамен?

Вот это да… такого ответа не ожидала.

– Могу заплатить.

– Меня не интересуют деньги, твой отец и так платит больше, чем положено.

– Тогда чего хочешь?

Себастьян поставил стакан на столешницу и, опершись на нее руками, наклонился ко мне.

– Три часа, – сказал он после нескольких секунд раздумий. Я посмотрела на него в недоумении. – Три свободных часа, в течение которых останешься в квартире, никуда не выходя и не попадая в неприятности.

– Ты просишь отгул?

Себастьян кивнул.

– Знаешь, это не проблема. Можешь взять столько дней отпуска, сколько захочешь…

Себастьян улыбнулся.

– Не пытайся меня одурачить.

Улыбнулась ему и залюбовалась ямочками, которые обозначились на его щеках.

– Просто веду себя как добрая самаритянка, не эксплуатирую тебя и все такое…

– Три часа ты спокойно сидишь в квартире.

Это было слишком заманчивое предложение, чтобы от него отказываться. Кроме того, три часа в одиночестве: разве это не то, о чем я мечтала с тех пор, как приставили охрану?

– Договорились, – сказала я, протягивая ему руку. Он смотрел на нее несколько секунд, ничего не делая, а затем, разинув рот, наблюдала, как через несколько секунд моя ладонь почти утонула в его длинных, сильных пальцах. Пожатие было легким с его стороны, но крепким с моей.

– Когда начинаем?

Пару мгновений Себастьян колебался.

– Через три дня, когда татуировка более-менее заживет… Не хочу причинить вред, – сказал он, но прозвучало это не заботливо, скорее угрожающе.

Мамочки… Во что я ввязалась?

Остаток дня провела в комнате за учебниками. Нужно было залечить татуировку, но не знала, будет ли хорошей идеей попросить об этом Себастьяна. Ведь теперь, по крайней мере, знала, что он мне не откажет. Но сама не доставала до татуировки, так что пришлось идти к нему.

Негромко постучала в дверь его комнаты. Он открыл через пару секунд.

– Что такое?

Он прислонился плечом к дверному косяку.

– Пыталась нанести мазь на татуировку, но ничего не вышло. Можешь помочь?

Себастьян посмотрел на крем, который держала в руке, и вздохнул.

– Идем в ванную.

Пересекли небольшой коридор и вошли в ванную комнату, где он принимал душ, раздевался, брился…

При виде его туалетных принадлежностей в животе запорхали бабочки.

Господи, какая же я жалкая… Что этот человек сделал с моими нейронами?

Поскольку я была в трико, не нужно было раздеваться, скинула легкий шелковый халатик и встала перед зеркалом спиной к Себастьяну.

Он осторожно снял защитную повязку, а затем, встав рядом со мной, тщательно вымыл руки, взял губку и смочил ее водой с нейтральным мылом.

– Скажи, если будет больно.

Не знаю, почувствовала ли это только я, но внезапно весь мир уменьшился до четырех стен ванной: все пространство словно до краев наполнилось присутствием Себастьяна и пропиталось его запахом, заполнившим каждый уголок. Прохладная мокрая губка вызвала мурашки, а прикосновение его пальцев не только заставило трогательно покраснеть, но и создало мгновенную реакцию в теле. Себастьян не отрывал взгляда от моего отражения в зеркале: соски вновь затвердели, стыдливо выделяясь из-под обтягивающей ткани трико. Я мысленно чертыхнулась.

Поморщилась, когда он задел чувствительный участок кожи.

– Прости, – поспешно прошептал он, прикасаясь более осторожно.

Он вымыл руки после того, как промыл рану, и смочил угол полотенца, чтобы удалить с кожи остатки мыла.

– Передай крем, – попросил он спокойным тоном. Неестественно спокойным, учитывая, что я была едва жива.

Отдала крем, и он, растерев небольшое количество между указательным и средним пальцами левой руки, принялся аккуратно его наносить. Наконец он меня касался, и каждое прикосновение вызывало сноп электрических искр в мозгу. Ничего не могла с собой поделать: было слишком жарко от того, что его тело так близко, что он касается меня…

Время, казалось, остановилось, потому что он распределял крем по коже намного больше времени, чем нужно для такой маленькой татуировки. Или, может, я опять принимала желаемое за действительное?

Пыталась поймать его взгляд в зеркале, и, к удивлению, он смотрел на наши отражения так же пристально, как и я. Колени подкосились, когда его пальцы опустились ниже татуировки, вниз по позвоночнику.

Прикрыла глаза, затаив дыхание.

– Тебе не следовало этого делать, – прошептал он на ухо, в то время как левая рука с силой сжала бок. – Татуировщик был прав… у тебя слишком красивая кожа, чтобы клеймить ее чернилами.

– Ты так считаешь?

Считывала отраженный взгляд и видела: Себастьян стоит перед выбором. То, как он вцепился пальцами в талию, не опускаясь ниже, подарило надежду, что он, как и я, жаждал большего… гораздо большего.

Он не ответил, и на несколько секунд воцарилась тишина.

Подняла руку и медленно спустила лямку трико с одного плеча. Верхняя часть груди слегка обнажилась, и я знала, что дальше произойдет одно из двух: либо Себастьян продолжит раздевать меня, в чем сомневалась, либо вернет лямку на место.

– Не надо.

Возвращая лямку на плечо, вновь провел подушечками пальцев по коже, вызывая стаю мурашек. Замер на секунду, не отводя взгляда от кожи, а затем пальцы прочертили мимолетную дорожку по руке.

Боялась, что растаю от его прикосновений, как свечной воск, но он отстранился.

– Тебе следует вернуться в комнату.

Взгляды встретились в зеркале.

– Может, и следует, но не хочу, – ответила, поворачиваясь и становясь перед ним.

– Предлагаешь силой увести отсюда?

Сделала вид, что глубоко задумалась.

– Это означает, что снова меня схватишь? Сделай это!

Себастьян отступил на шаг: не осознавала, насколько близко стояли друг к другу, пока не оказалась с ним лицом к лицу.

– Не желай того, что невозможно, Марфиль.

Его слова зажгли фитилек в извращенном мозгу, но он будто видел меня насквозь, и прежде чем я успела выдать остроумную реплику, потянул меня за щеку, чтобы не могла говорить.

– Пожалуйста, молчи, – сказал он, но при этом его взгляд был прикован к моим растянутым губам.

– С тыбой нывазможные вазм… – промычала я, но он наклонился и почти приник губами к моему уху.

– Ничего не будет, Косточка. Не рискну работой, какой бы ослепительной ты ни была.

Как он только что назвал меня?

– Ты назвал меня «Косточка»?

– Разве тебя назвали не в честь драгоценного материала, что получают из бивней сильных благородных животных?

– Не совсем, умник. Назвали, потому что моя кожа светлая, как слоновая кость…

– А я-то думал, потому что ты грузная, как слоненок.

От отошел к двери, открыл ее и жестом приказал уйти.

– Ты только что сказал, что я ослепительна, теперь зовешь грузной… Вчера говорил, что со мной невозможно…

– Это так.

– Что я как ребенок…

– И это неоспоримо.

Остановилась перед ним.

– Можешь говорить все, что хочешь… но умираешь от желания меня поцеловать.

Себастьян сжал губы, не отрывая от меня глаз, и чем больше смотрел на меня, тем сильнее разгоралось желание… В комнате воцарилась тишина, по мере того как притяжение становилось все сильнее и сильнее.

Боялась пошевелиться, когда он медленно наклонился и между нашими губами оставалось не больше сантиметра.

Затаила дыхание и закрыла глаза…

– Тебе нужно идти, – сказал он, отступая на шаг назад. Я распахнула глаза, непонимающе посмотрев на него.

– Что? Нет.

Себастьян потер переносицу и глубоко вдохнул.

– Пожалуйста…

– Хочу, чтобы ты меня поцеловал, – сказала я, скрестив руки на груди.

Себастьян отнял руку от лица и в недоумении уставился на меня.

– Марфиль…

– Что? Ты собирался поцеловать меня, хочу, чтобы ты это сделал.

Себастьян, казалось, разрывался на части: придушить, поцеловать или выгнать из ванной.

– Не указывай, что я должен делать.

– Не бросай на полпути то, что уже начал.

– Чтобы поцеловать меня, придется дотянуться до губ.

В этом он был прав… но его губы были не единственным, что могла поцеловать.

Не прерывая зрительного контакта, поцеловала то, до чего могла дотянуться, встав на цыпочки: ключицу.

Почувствовала, что у него перехватило дыхание на какую-то эфемерную секунду. Наконец-то вдохнула истинный запах, не смешанный с шампунями и парфюмом.

Левую руку осторожно, чтобы не задеть татуировку, положил на мой затылок, слегка отстраняя, а затем наклонился, чтобы оказаться на одном уровне со мной, и прошептал:

– Ты привыкла, что никто не говорит тебе «нет». Но я прекрасно могу себя контролировать, так что…

Но, прежде чем он продолжил тираду, я без колебаний подалась вперед и прижалась своими губами к его.

Господи… Разве может что-нибудь с этим сравниться?

Себастьян колебался. Я застала его врасплох, но потом он ответил на поцелуй с хриплым рычанием, вырвавшимся из глубины горла.

Кто только что получил, чего хотел?

Я.

И как будто он мог читать мои мысли…

– Черт, Марфиль! – воскликнул он, отстраняясь и машинально проводя рукой по губам. Гневно сверкнул глазами: – Я не могу…

– Почему? Здесь нет никого, кто бы тебе помешал…

– Я не могу это сделать.

Одним рывком стянула резинку, удерживающую пучок. И замерла, глядя ему в глаза. Время остановилось.

Мы молчали, сражаясь в битве взглядов, в которой не было победителя, пока… Пока он, наконец, не принял решение.

В одно мгновение смотрели друг на друга, а в следующее жадно и решительно накрыл мои губы своими. Как будто хотел отомстить за то, что заставила потерять контроль.

Спина ударилась о стену, которая была сразу за ней, а руки обхватили за талию, будто она была якорем, удерживающим его в бурном море вожделения.

Ощутить его желание на вкус… запах, язык, требующий столько, что не думала, что смогу отдать… Зарылась руками в его волосы и вздрогнула, когда его руки пробежались по бокам, пока ладони не покрыли почти всю спину.

– Прикажи остановиться, – выдохнул он. Его дыхание – еще одна ласка для моих влажных губ.

– Умоляю, не останавливайся, – сказала я, чувствуя, что его это только заведет.

Себастьян чертыхнулся и вновь утянул в полный страсти поцелуй, что оставил обоих без дыхания. Разомкнув поцелуй, опустился к моей шее – то невесомый поцелуй, то поддразнивание зубами, – прежде чем провести языком по горлу, доводя до безумства.

Он подхватил меня на руки и усадил на раковину.

Беспомощно вздохнула, не в силах ничего с собой поделать, и, смяв рукой ткань его футболки, притянула, желая ощутить его всего. Скользнула языком ему в рот, и вскоре он сделал то же самое, яростно пожирая меня.

Неужели это и вправду происходит? Мы действительно целовались?

Мечтала, чтобы этот момент длился всю жизнь.

Впервые за многие годы почувствовала себя живой, впервые что-то почувствовала, когда мужчина прикоснулся и поцеловал. Переживала невозможное, чувствуя каждой клеточкой тела. Чувствовала его горячее твердое возбуждение и не удержалась, чтобы потереться об него. Прижималась, отчаянно желая большего, гораздо большего.

Но как только с губ сорвался прерывистый вздох удовольствия, Себастьян резко прервал поцелуй. Отстранился от меня, тяжело дыша, и бросил яростный взгляд, как будто не мог поверить в то, что только что сделали.

– Беру свои три часа, – сказал он, бросив последний взгляд и выходя из ванной.

Осталась неподвижно сидеть на раковине с бешено колотящимся сердцем. Вздрогнула, когда донесся звук захлопнувшейся входной двери.

Будь прокляты все, и прежде всего я. Надавил с силой на газ, летел, не разбирая дороги, и лишь спустя время понял, что едва не пересек границу города. Остановился у обочины и вытащил из кармана мобильный телефон, чтобы следить за ней через камеры. Марфиль сидела на диване, рядом с ней, естественно, Лиам. Они о чем-то разговаривали.

Почему мне есть до этого дело?!

Влюбился как идиот, сдался на ее милость, будто увлеченный дурак, оттого, что не мог контролировать себя, увидев ее полуобнаженной, и чувствуя, что ее тело отвечает на мои простые ласки так, как у меня не было еще ни с одной из бывших. Чертова нимфа, эта девчонка, с малахитовыми глазами и черными как смоль волосами, телом, лаская взглядом которое теряешь себя… Громко выругался и ударил кулаком по рулю, невольно вздрогнув от резкого звука автомобильного гудка.

Я должен был уйти. Если Кортес узнает о том, что произошло, он меня грохнет… Если донесут о моей ошибке, все будет кончено.

Как я мог быть столь безрассуден?

Открыл бардачок машины и проверил, что «Глок-19» четвертого поколения все еще там, где оставил его для надежности.

Моя работа – защищать ее, и приоритетом должна быть ее безопасность. А с остальным разберусь… со временем. Ясно одно: больше не прикоснусь к Марфиль Кортес.

Два раза одну ошибку не совершу.

Забыла, что по воскресеньям заходил Лиам. К счастью, когда он позвонил в дверь, я более-менее успокоилась, вернула самообладание и почувствовала, что смогу вести себя так, будто ничего не было… по крайней мере, сделать вид.

Не спрашивайте почему, но не стала рассказывать ему о том, что произошло между мной и Себастьяном в ванной. Не потому, что боялась его реакции или упрека с его стороны, а потому, что хотела сохранить воспоминание.

Интенсивность чувств от чего-то настолько простого пугала. Одно только прикосновение к ноге Себастьяна подарило больше удовольствия, чем любая из ласк бывших – а с ними доходило до гораздо большего.

Если в этой жизни дана была возможность достигнуть пика наслаждения, соединившись с кем-то в порыве нежности или страсти, то я жаждала это получить: отсюда и навязчивая идея позволять парням прикасаться… Но только сейчас уверилась, что во всем мире лишь Себастьян был способен подарить это ощущение.

Еще никогда не испытывала оргазма, даже с Лиамом, хотя он делал все возможное. Даже думала, что просто на это не способна: такое бывает со многими женщинами, не всем дано испытать то, о чем с таким восторгом пишется в книгах, слагают песни и стихи. В итоге смирилась, и это стало еще одной причиной, по которой не хотела идти до конца.

Зачем позволять другим наслаждаться моим телом, когда сама получить наслаждение не могу? Звучит эгоистично? Возможно, но это мое тело и мое решение.

А поцелуй с Себастьяном пробудил все чувства, даже те, о которых не подозревала, и соединил их в одно, яркое и такое живое. Как можно было добиться этого всего одним поцелуем? Ведь влечение к Себастьяну выходило за рамки нормального… А может, так и должно быть? И почувствовал ли Себастьян то же самое?

Лиам остался посмотреть фильм, и мы заказали китайскую еду. Он рассказал о планах на весенние каникулы, а также о том, что ему предложили новую работу на Уолл-стрит. Он нервничал, но я была уверена, что его наймут, хотя он сказал, что и не думал бросать работу менеджера в ночном клубе, если вы понимаете, о чем я. Дело было не в деньгах, ему нравилось быть королем вечеринок, он чувствовал себя как рыба в воде в компании девчонок и не собирался отказываться от должности, которая доставляла столько радостей. Под радостями я имею в виду девушек в его постели.

Время шло, и с каждым часом тревога возрастала. Три часа уже давно прошли, но Себастьян так и не вернулся. В конце концов Лиаму пришлось уйти, хотя он и пообещал, что увидимся в среду или пятницу на следующей неделе.

Когда он ушел, почему-то сразу накатило тоскливое одиночество; не думала, что когда-нибудь испугаюсь пустоты собственной квартиры.

Что подумал бы обо мне Себастьян? Значил ли для него этот поцелуй то же, что и для меня?

Следовало оставить напрасные надежды.

В конце концов решила лечь спать. Пришлось снова промыть и обработать татуировку, хотя наверняка сделала это неправильно, потому что она плохо заживала.

Забралась в постель, лелея в памяти каждый момент, который провели в ванной, и укладываясь спать, с замиранием сердца слушала тишину: не вернулся ли Себастьян.

В конце концов заснула.

Проснувшись в понедельник утром, отвлеклась на странное щекочущее ощущение внизу живота. Никогда так не нервничала при мысли о встрече с парнем, но сейчас, когда думала о Себастьяне, слегка мутило от волнения.

Приняла душ, попробовала еще раз промыть татуировку и нанести крем, а потом осторожно надела через голову любимое весеннее платье, так как уже становилось теплее, скользнула в полусапожки и накинула сверху вязаный кардиган. Сделала глубокий вдох, прежде чем выйти в гостиную. Будет ли он, как обычно, на кухне? С чашкой кофе в одной руке и газетой рядом?

Не могла же я быть настолько трусихой. «Вперед, Марфиль, веди себя уверенно, других парней ты не боялась».

Вышла из комнаты и направилась на кухню. Там и застала его, только на этот раз он не стоял ко мне спиной, а скорее ждал прихода. Он был так красив, что пересохло во рту. Вдруг почувствовала себя так же, как когда отец вызвал в кабинет, чтобы отчитать.

Вспомнила, как отчаянно прижималась к нему вчера, и почувствовала, что щеки мои заливает предательский румянец.

– Доброе утро, – неестественно стеснительным голосом пролепетала я.

«Брось, Марфиль, ты же не такая».

Он ничего не ответил, повернулся ко мне спиной и принялся что-то готовить.

Взяла чашку и мед. Подогрела молоко и, сев на обычное место, стала размешивать его, размышляя: стоит ли что-то сказать или подождать, пока заговорит сам.

– Это больше не повторится, Марфиль, – наконец сказал он, глядя в окно.

Его слова разрезали тишину, как нож масло. Ожидала чего угодно. Всю ночь представляла, как с его губ срываются различные оправдания, с тех самых губ, что с такой жадностью сливались с моими. «Так нельзя», «Нам не следовало это делать», «Твой отец меня убьет», «Я потеряю работу…» Но никак не: «Это больше не повторится, Марфиль».

Как он мог так говорить? Неужели вчера ничего не почувствовал? Разве не умирал от желания снова слиться со мной в поцелуе, прикасаться, ласкать? Разве не желал меня так же, как я его?

– Была бы благодарна, если бы ты смотрел на меня, когда разговариваешь, – сказала я, ставя чашку на столешницу.

Он повернулся, и от одного взгляда на его лицо я примерзла к месту. Он был похож на робота, равнодушный и отстраненный до невозможности. Ничего не видела в его глазах, кроме ледяной безразличной пелены.

– Это была ошибка. Неудачное стечение обстоятельств.

– Стечение… обстоятельств?

Его ответа боялась больше всего на свете.

– Тебе ли не знать, как твоя красота ослепляет мужчин. Я не каменный, а ты на твою же беду слишком прекрасна. Позволил себе увлечься, вел себя как идиот. Очень жаль, что все так получилось. Но не собираюсь подвергать свою работу опасности из-за тебя.

Оу… А я думала, что еще больнее быть не может…

– Ну класс, то есть это моя вина, что ты меня поцеловал, потому что соблазнила тебя своим слишком привлекательным на мою беду телом. – Себастьяна не тронул едкий тон. – Знаешь? На секунду подумала, что, возможно, ты разглядел нечто за моей гребаной идеальной внешностью, которая сводит всех с ума. На секунду ожидала услышать из твоих уст то, что действительно имеет смысл, но не ту ересь, что только что выдал. Видимо, вы, парни, и вправду думаете тем, что у вас ниже пояса.

– А чего ты ожидала? Признания в любви, как в романчиках, которые читаешь? Не веди себя как ребенок!

Вскочила с места, не в силах поверить в то, что он только что сказал. Откуда, черт возьми, он знает, какие я книги читаю и какое отношение они имеют к тому, что произошло? Он назвал меня ребенком?

– Взять бы эту чашку да запульнуть тебе в голову, чтобы молоко и мед растеклись по твоей физиономии. Но, поскольку не хочу давать больше поводов называть меня ребенком, просто скажу, что ты бесчувственный придурок, и хотя то, что произошло вчера, было прекрасно, знаю сотню парней, которые будут только рады проводить со мной свободное время. Парней, которые не сбегут, поджав хвост, как ты прошлой ночью.

Дожидаться ответа не стала. Схватила сумочку и ключи и выскочила за дверь. Себастьян последовал за мной. Когда завел машину, села сзади. Не хотела, чтобы он видел, как больно он меня задел, тем более что к глазам предательски подступали слезы. Он унизил меня. Надеялась, что больше никогда в жизни не почувствую себя объектом мужского вожделения, но это снова случилось. Но истинную боль причиняло другое: Себастьян оказался таким же, как все. За красивой внешностью он даже не попытался увидеть меня настоящую.

Следующие два дня и слова ему не сказала. Не хотела его видеть. Боль от сказанного не утихала, и я снова и снова проживала этот момент, когда он подходил слишком близко или сталкивалась с ним, стоило выйти из комнаты.

В среду утром все же пришлось прервать молчание. У меня была ужасная ночь: дурно себя чувствовала и к тому же промерзла до костей. Полагаю, когда Себастьян заметил, что не выхожу из комнаты, чтобы позавтракать и отправиться в университет, забеспокоился.

Он постучал в дверь, проигнорировала его и отвернулась, еще плотнее укрывшись одеялом.

– Марфиль?

«Да, так меня зовут, идиот».

– Ты собираешься в университет?

– Нет, – попыталась закричать я, но скорее прохрипела.

Думаю, он меня услышал, потому что больше не беспокоил. До позднего вечера, когда снова постучался и, не получив ответа, вошел, не дожидаясь приглашения.

– Уходи, я не разрешала входить.

– Ты торчишь здесь почти двадцать четыре часа, не позавтракала и не вышла на обед. Что с тобой?

– Ничего, – прорычала из-под одеяла.

Поняла, что он приближается, сквозь одеяло услышав стук его ботинок по паркету. Он осторожно потянул за одеяло, и даже от этого простого прикосновения не смогла удержаться от стона боли. Себастьян дотронулся до моей руки.

– Ты вся горишь.

Я не хотела даже двигаться, и все, чего желала – чтобы он оставил меня в покое. Это была обычная простуда. Зачем он пришел изображать заботливого друга?

– Попробуй встать.

– Уходи, Себастьян. Никто не просит тебя заботиться, будто я тебе небезразлична.

Он меня не слушал. Застал врасплох, когда спустил воротник пижамы, воспользовавшись тем, что я лежала на животе.

– Черт, Марфиль, у тебя инфекция.

– Что? – слабо прохрипела я.

– Гребаная татуировка.

– О чем ты? – возмущенно запротестовала, отодвигая его слабым движением. – Мазала три раза в день, как мне и сказали.

– Ну, значит, делала это не очень хорошо. Вызываю врача.

– Даже не думай. Оставь меня в покое.

Когда ушел, попыталась снова заснуть. Возненавидела его, когда услышала звонок входной двери и вскоре после этого кто-то вошел в комнату. Себастьяну хватило порядочности зажечь только ночник на тумбочке.

Чувствовала себя ужасно…

– Добрый вечер, мисс Кортес. Я доктор Роквуд.

Пришлось собрать все силы, чтобы выпрямиться. Села на кровати и в полутьме разглядела двоих: врача, мужчину не старше пятидесяти лет, и позади него – с обеспокоенным выражением на лице, какого не видела раньше, – Себастьяна, который не отводил глаз от моего лица.

– Ваш друг сказал, что вы сделали татуировку и началась инфекция.

– Он мне не друг.

Врач проигнорировал мои слова и принялся рыться в портфеле. Дал градусник и велел положить его под мышку.

– Пока ждем, пожалуйста, повернитесь, нужно осмотреть татуировку.

Сделала, как попросили, и врач приподнял верх пижамы. Врач и Себастьян оба ахнули так, что у меня волоски встали дыбом.

Электронный градусник пискнул: достав его и увидев, что у меня температура за сорок, начала разделять их беспокойство.

– Температура очень высокая.

– Это все-таки инфекция?

– И очень серьезная, мисс Кортес. Вы должны немедленно начать принимать антибиотики. Следует обратиться в больницу, с таким состоянием вас, вероятно, поместят как минимум на один день, пока не пройдет лихорадка.

– Что? Об этом и речи быть не может.

– Марфиль, черт возьми. Просто делай, что тебе говорят.

– Я не собираюсь обращаться в больницу. Если лягу в больницу, отец об этом узнает, а значит, узнает и о татуировке. Хочешь, чтобы он меня убил? Должно быть другое решение.

Врач нахмурился, но понял, что меня не переубедить.

– Нужно наполнить ванну водой: от комнатной температуры до холодной, – обратился он к Себастьяну, а затем повернулся ко мне: – Хотите остаться дома? Хорошо, но уверяю, вас ждет очень непростая ночь. И вас тоже, молодой человек.

Себастьян был в ярости, видела это по его глазам и по тому, как сжал челюсти, но согласился с тем, что сказал врач.

– Пусть мисс принимает это каждые четыре часа и наносит крем на рану. Зайду еще раз завтра. Если температура не спадет, отвезите ее в отделение неотложной помощи.

Себастьян кивнул и взял рецепт.

Когда врач ушел, снова завернулась в одеяло. Так замерзла, что начала бить дрожь.

Себастьян появился через полчаса с лекарствами и кремом.

– Тебе нужно залезть в ванну.

– Ни за что. Этот врач – сумасшедший. Я и так замерзла, а ты хочешь, чтобы я задубела.

– Если у тебя не спадет температура, придется обратиться в отделение неотложной помощи. Послушай, этот врач слишком уступчивый, я бы тебя туда за волосы затащил. Так что делай, как он сказал, если не хочешь, чтобы я разозлился еще больше.

– Ни за что, – бросила, зарывшись лицом в подушку и накрывшись с головой одеялом.

Прежде чем успела среагировать, он подхватил меня на руки и понес в ванную. Не было сил сопротивляться, могла только ругаться, пока он не дошел до ванной и не усадил на сиденье унитаза.

Посмотрела на воду в ванне и протянула руку, чтобы коснуться: все равно что трогать лед.

– Если туда залезу, то умру от переохлаждения.

– Если туда не залезешь, я сам тебя окуну.

Поджала губы и задрожала.

– Следовало залечить твою рану. Знал, что ты не сможешь сделать это одна…

– Я могла. Дело не в лечении, а в том, что тот придурок-татуировщик не проверил иглу, которой тыкал.

Себастьян проигнорировал комментарий и положил руку мне на лоб.

– Ты вся горишь… пожалуйста, залезай в ванну.

– Только не уходи.

Не знаю, почему вырвались эти слова, должно быть, из-за лихорадки начались галлюцинации, но попросила его остаться… и он остался.

В нижнем белье залезла в ванну, и клянусь, это было самое ужасное ощущение в жизни. Как будто была жареной курицей, которую бросили в Северный Ледовитый океан. Татуировка горела огнем.

Металась, как проклятая, дрожала в ванне, свернувшись калачиком, обхватив колени руками и проклиная всех и вся, особенно тех, кто придумал татуировки.

– Ненавижу тебя, – в тысячный раз повторила, стуча зубами так громко, как только могла.

– Знаю.

Через двадцать минут пришла в себя и смогла встать на ноги. Волосы растрепались, с них капала вода, а сама я дрожала, как осиновый лист.

Себастьян стоял передо мной, и не смог удержаться, чтобы не окинуть мое тело взглядом. Мне же хватило одного взгляда на него, чтобы понять: мокрое нижнее белье оставляло мало простора для воображения.

– Хочешь сделать фото, пока тут леденею?

Себастьян проигнорировал замечание и обернул полотенцем. Осторожно вытащил из ванны и вытер насухо, пока я продолжала дрожать.

Взглянула на себя в зеркало: выглядела жалко. Кожа была странновато-красного оттенка, а вода с волос капала, образовывая лужицы у ног.

– Оставлю тебя, чтобы надела пижаму.

Когда он вышел, стянула мокрое нижнее белье, снова ругаясь сквозь зубы.

– Я говорила, что ненавижу тебя?! – крикнула ему вслед.

Он не ответил. Переоделась в чистое нижнее белье и натянула через голову летнюю ночную рубашку – чертовски хотелось пижаму из флиса или фланели, с шерстяными носками и теплым шарфом!

Вытерла волосы полотенцем и за полминуты расчесала.

Когда вышла, прошла мимо него, не глядя, дрожа, забралась в постель и укрылась одеялом до ушей.

– Даже не думай снимать с меня одеяло. Если снимешь, клянусь, укушу.

Себастьян вздохнул и протянул градусник.

– Поставь его.

Когда градусник пискнул, вернула Себастьяну.

– Ну, что там? – с надеждой спросила я. Если бы оказалось, что прошла через эту пытку зря, клянусь, выбросилась бы с балкона; уверена, это было бы не так больно.

– Тридцать восемь с половиной, – сказал он, нахмурившись.

Я улыбнулась.

– Сработало.

– У тебя все еще высокая температура.

– Не ворчи. Температура спала, а сейчас дай поспать.

– Сначала прими это.

Он дал антибиотик и вышел из комнаты.

Заснула почти мгновенно, или так показалось. Была измотана до такой степени, как если бы бежала босиком по льду, упала со скалы, а затем восемь часов подряд брела по пустыне.

Открыла глаза не знаю сколько времени спустя и увидела фигуру, приближающуюся к кровати… фигуру с подносом. В памяти всплыл не такой уж и давний кошмар, пугающе реальный, будто дежавю.

– Не прикасайся ко мне! Отпусти! Спасите!

– Это же я… Себастьян.

Перестала кричать и огляделась. Я была в спальне… а не в том подвале…

Испуганно посмотрела на Себастьяна, и кошмар частично развеялся.

– Это я, – прошептал он едва слышно.

Медленно кивнула. Затем сглотнула слюну и откинулась на подушку, не сводя глаз с Себастьяна.

Все казалось таким нереальным, как монтаж в фильме, где две сцены наложены друг на друга. Неужели я только что вспомнила какую-то деталь похищения?

– Принес томатный суп, и еще тебе нужно попить. Ты уже несколько часов ничего не пила.

Он снова положил руку мне на лоб, и я прикрыла глаза от этого прикосновения. Ужасно болела голова.

Села, стараясь не прислоняться спиной к изголовью кровати, и стала крошечными глотками пить суп.

– Как себя чувствуешь?

Я не ответила: была будто в трансе. Внезапно почувствовала себя в опасности; боялась за жизнь, не из-за лихорадки или инфекции, а потому что он был в моей комнате.

– Почему ты на меня так смотришь, словно хочу сделать тебе больно?

Опустила взгляд на тарелку с супом. Он был очень вкусным и теплым, помог согреться после ванны, или, может быть, дело в том, что после приема антибиотика температура наконец начала спадать.

– Мне приснился кошмар.

Себастьян обеспокоенно кивнул. Когда покончила с супом, он взял миску и поставил ее на прикроватную тумбочку.

– Сейчас нанесу крем с антибиотиком, и ты сможешь уснуть.

Когда он намазал спину кремом, снова почувствовала озноб, но не от холода. Не забыла его слов, сказанных несколько дней назад, поэтому почувствовала облегчение, когда он закончил, выключил свет и ушел.

Ночь была долгой и тяжелой. Вскоре снова поднялась температура, и Себастьяну пришлось провести ночь, накладывая на лоб компрессы, смоченные в ледяной воде, следя за тем, чтобы температура не поднималась выше сорока. Я была слаба и очень плохо себя чувствовала. В какой-то момент попросила его лечь со мной рядом. Он так и сделал, правда, поверх одеяла. Наверное, так было легче накладывать компрессы, хотя просьба была всего лишь бредом, вызванным высокой температурой.

Он гладил мои волосы, а может, и это было лишь галлюцинацией. В конце концов я заснула, и он, видимо, тоже.

Когда несколько часов спустя я открыла глаза при свете нового дня, проникающего в окно, поняла, что Себастьяна в постели нет; проморгавшись, увидела, что он наблюдает за мной с углового дивана. Села на кровати и посмотрела на него.

– Как себя чувствуешь?

Как он был красив, даже представить не можете. Наверняка я была не в лучшем виде, а у него даже темные круги прекрасно оттеняли карие глаза. Хотелось откинуть с его лба растрепанные волосы и расцеловать лицо и щеки, за то, что остался ночью со мной и заботился. Но не могла сделать ни то, ни другое.

– Хорошо, намного лучше.

Себастьян встал с дивана и посмотрел на меня. Прежде чем успел заговорить, опередила его.

– Скажу Лиаму, чтобы он приходил и ухаживал за мной. Можешь взять свободные часы и делать все, что захочешь. В ближайшие несколько дней никуда отсюда не денусь.

Себастьян плотно сжал губы, но ничего не сказал.

Итак, «сиделку» сменил Лиам, но с ним мне уже никогда не испытать того, что было с Себастьяном.

Лиам приехал почти сразу, как позвонила. По-дурацки присвистнул, когда зашел в комнату и увидел, что лежу измученная и замерзшая.

– Не думал, что когда-нибудь это тебе скажу, но… выглядишь паршиво.

Накрылась одеялом с головой.

– Позвонила тебе, чтобы ты меня приободрил, а не наоборот.

Пошевелилась, когда почувствовала, что он сел рядом.

– Знаю-знаю, я же пошутил. Ты очаровательна с раскрасневшимися щеками, искусанными губами и модной прической а-ля воронье гнездо.

Ударила его подушкой, но так слабо, что даже не попыталась повторить.

– Что случилось? Из-за татуировки ты в таком состоянии? Серьезно? Я же говорил: гребаный «Феррари» не украшают наклейками. Ты пошла против природы – она отплатила тебе тем же.

– Заткнись.

– Может, покажешь, что там за татуировка? Потому что, если ты набила «Я люблю Лиама», в этом хотя бы был смысл.

Закатила глаза, встала, повернулась к нему спиной и подняла рубашку.

– Какая… красивая балерина… с псориазом.

– Все настолько плохо?

– Настолько.

Закрыла лицо подушкой. Карма, ну на кой черт ты опять приперлась?!

– Эй, – позвал он, убирая подушку, – твой телохранитель сидит довольно встревоженный. У него всегда такая мина, будто ему засунули палку в задницу, но, сдается мне, на этот раз довела его ты. Что между вами произошло?

– Ты о чем? – спросила я, прикинувшись дурочкой. – Мы не очень хорошо ладим, только и всего.

Лиам собирался было возразить, но в это мгновение в квартире раздался звонок. Спустя несколько минут в дверь комнаты постучали.

– Войдите.

Это был врач в сопровождении Себастьяна.

Вопреки моей просьбе, вместо того чтобы уйти и заняться делами, Себастьян прислонился к двери и наблюдал все то время, пока врач меня осматривал.

– Температура все еще держится, но, по крайней мере, она под контролем. Продолжайте пить много жидкости, принимать антибиотики и наносить крем. Скорее всего, к вечеру опять поднимется температура. Если это случится, – теперь врач обращался к Себастьяну, – повторите все то, что говорил: положите на лоб холодные компрессы и следите, чтобы температура не поднималась выше тридцати девяти.

Не нужно было поворачивать голову: знала, что в этот момент Лиам впился взглядом в Себастьяна. Попрощалась с врачом и вернулась в постель.

– Ты всю ночь прикладывал к Мар холодные компрессы?

Себастьян сделал вид, что Лиама в комнате нет: он смотрел только на меня.

– Приготовлю что-нибудь на ужин.

Сказав это, он закрыл дверь и ушел. Вот черт!

Лиам повернулся с многозначительным видом.

– Только не говори, что вы…

От его серьезного тона немного напряглась, но покачала головой.

– Не было у нас ничего. Поспорили из-за ерунды и теперь ведем себя друг с другом холоднее… чем обычно.

– И после этого он ухаживал за тобой всю ночь? С каких это пор он из телохранителя переквалифицировался в медсестру?

– Он просто следил за тем, чтобы у меня было все необходимое.

– Ясно…

Я не хотела говорить об этом, поэтому мы взяли ноутбук и включили фильм на «Нетфликсе». Вскоре вошел Себастьян с супом и куском хлеба с маслом. От меня не ускользнуло то, что Лиама это сильно напрягло.

Себастьян поставил поднос на прикроватную тумбочку и на мгновение задержался на мне взглядом.

– Съешь это.

Неохотно кивнула.

Себастьян бросил на Лиама ледяной взгляд, а затем ушел.

– Почему он вдруг почувствовал себя лишним?

– Потому что ты параноик.

Взяла поднос и принялась за еду. Суп был из кабачков с луком-пореем и морковью, невероятно вкусный. Тысячу лет не ела на ужин ничего домашнего, но вместо того, чтобы придать сил, ужин разозлил, ведь вспомнила, кто его приготовил. Да, Себастьян хорошо вел себя со мной, но я не могла выбросить из головы, что он сказал после поцелуя.

Продолжали смотреть фильм, пока я ела суп и булку с маслом. Лиам пошел на кухню и приготовил себе бутерброд. К моменту финала я уже давно спала, уютно свернувшись калачиком под одеялом. Не знаю, прикладывал ли ночью Лиам холодные компрессы к моему лбу, потому что ничего не помнила.

Я провела в постели еще два дня, и со временем состояние начало улучшаться. Сказала Лиаму, что ему не обязательно приходить каждый день, чтобы ухаживать за мной, и на следующий день вместо него пришла Тами. Ей я также не рассказала о том, что произошло между мной и Себастьяном, но, по крайней мере, мы смогли обсудить грядущие весенние каникулы и сможет ли она приехать ко мне в Батон-Руж.

– Я бы с удовольствием. Но не знаю, разрешат ли родители. А Лиам тоже там будет? – не без презрения спросила она.

– Не думаю. Я его пригласила, но у него другие планы.

Если она и была разочарована моим ответом, в тот момент я этого не поняла.

Мы сменили тему, и я спросила, как проходят занятия балетом.

– Все по тебе очень скучают. Лили постоянно о тебе спрашивает. Они очень расстроились, когда я сказала, что у них будет только два занятия в месяц, но, думаю, у них все будет хорошо.

– Ты приняла меры предосторожности, о которых я говорила? Не хотелось бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось из-за меня…

Тами пожала плечами.

– Когда занятия заканчиваются, бегу на метро. Дни становятся длиннее, и темнеет сейчас не так рано. По правде говоря, мне нравится давать им уроки. Теперь понимаю, почему ты так рисковала. Девочки просто замечательные.

Я улыбнулась: безумно соскучилась по ним и жаждала вернуться к преподаванию. Заскочила после ухода Тами в душ и переоделась. Необходимо было подвигаться, что-нибудь сделать. Надела балетное трико и вышла из комнаты – после четырех долгих дней. Как раз в этот момент позвонила сестра, и мы поболтали пятнадцать минут, которые выделялись в интернате для разговоров по телефону. Так оно и бывало: только разговорились – и приходилось прощаться. Как же я скучала по ней и с нетерпением считала дни, что оставались до каникул, когда она приедет домой. Положив телефон на столешницу, направилась в крыло Себастьяна: совсем не хотела его видеть, но, увы, иного способа попасть в студию, кроме как через его комнату, не было.

Постучала, и он, как всегда, открыл почти мгновенно. Окинул меня взглядом: я была в спортивных штанах поверх розового трико.

– Что собираешься делать?

– Разве не очевидно?

Меньше всего на свете хотела разговаривать с Себастьяном, спорить тем более. Все еще злилась на него за то, что он не признавал, что между нами что-то было, но еще больше злилась на себя: за то, что не могла выбросить его из головы.

– Ты еще не до конца поправилась, так что не следует заниматься спортом…

– Спорт полезен для здоровья.

Постаралась протиснуться мимо него. Он преградил путь, вытянув руку и прислонив ладонь к дверной раме.

– Подожди несколько дней, тебе нужно соблюдать постельный режим.

– Знаешь что, Себастьян? Для человека, который так боится потерять работу, ты слишком много на себя берешь. Тебе платят за то, чтобы меня не убили. Не за то, чтобы защищать меня от самой себя. Я собираюсь танцевать, так что оставь меня в покое.

Наклонилась и нырнула под его руку, протискиваясь в комнату. Когда, наконец, закрыла за собой дверь студии, возблагодарила небеса за то, что осталась одна в безмятежной обители. Голосом включила умную колонку и встала к балетному станку.

Начала с простых плие, затем продолжила растяжку, положив ногу на палку перпендикулярно туловищу. Мышцы напряглись, а кости слегка хрустнули, напоминая о том, как долго не занималась.

Рана на спине болезненно тянула, испугалась, что начавшая заживать кожа вновь растрескается жуткими струпьями. Попыталась разглядеть рану в зеркало, но не особо получилось, а потому продолжила упражнения.

Наконец принялась танцевать. Мне это было нужно, необходимо было вновь раствориться в том, ради чего сделала эту татуировку, за что боролась и почему приходилось порою проходить через ад.

Во время одного из пируэтов повело, но продолжила, хотя знала, что нужно остановиться. Когда делала шестой, потеряла равновесие и упала, ударившись бедром о паркет.

Проклятье!

Спустя секунду в дверях появился Себастьян.

– Я же просил тебя не танцевать.

Он подошел, поднял меня с пола, не дав секунды, чтобы его остановить, и вышел из студии со мной на руках.

– Да все со мной в порядке, черт возьми!

Когда он опустил меня на диван, поняла, что сделал он это отнюдь не из благих побуждений.

– Возвращайся в кровать, пожалуйста.

– Не лезь не в свое дело, пожалуйста.

Себастьян вздохнул и уставился на меня.

– Если ты так любишь танцевать, почему делаешь это тайком?

Его вопрос застал врасплох: до этого его не интересовало, чем живу.

– Отец и дядя запретили танцевать, когда исполнилось пятнадцать. Бросила балетную школу, перестала заниматься профессионально и утратила почти всю технику.

– А мне так не показалось…

Нахмурилась. Он же никогда не видел, как танцую…

– В тот день, когда учила девочек… Все выглядело очень… профессионально.

Я наклонилась вперед и начала осторожно, но быстро развязывать ленты пуант.

– То были упражнения для двенадцатилетних девочек… это не очень сложно.

– Понятно…

Кивнула, сняв пуанты, положив на диван, и выпрямилась. Смотрела на Себастьяна, как наказанный ребенок смотрит на сладкое. Он и был таким во многих аспектах – запретный плод, к которому я тянулась; и то, что между нами произошло тогда всего в нескольких метрах от этого дивана, все еще не давало покоя по ночам.

Словно в ответ, он тоже посмотрел на меня. Я ласкала взглядом его натренированные руки: с такими мускулами совсем не удивительно, что он подхватил меня на руки, как пушинку.

– Знаешь, ты был бы прекрасным партнером для танцев, – невольно сорвалось с моих губ.

Себастьян поднял брови.

– Ты бредишь. У тебя опять поднялась температура? – спросил он, протягивая руку и кладя свою ладонь мне на лоб. Он и вправду смотрел на меня точно так же, как в тот раз, когда у меня были галлюцинации.

– Я говорю серьезно, – обиделась я, отводя его руку и стараясь на обращать внимания на предательских бабочек в животе.

– Что ж, боюсь, этого мы никогда не узнаем, – ответил он, глядя на меня и ничем себя не выдавая.

Что с ним такое? Я-то для него наверняка как открытая книга. Но чувствовал ли он то же самое, что и я? Непреодолимое желание, что овладевало каждой клеточкой тела и с которым невозможно было бороться?

Когда думала, что оба сейчас расплавимся от сексуального напряжения, снова возникшего между нами в этой комнатке, раздался звонок в дверь, заставивший нас вздрогнуть.

Себастьян отвернулся от меня и направился к входу. Я последовала за ним.

– Ждешь кого-то?

Покачала головой, но было неприятно, что он остановил меня рукой и вышел вперед, чтобы посмотреть в глазок. Пробормотал что-то сквозь зубы, а затем открыл дверь с лицом крайне недовольным.

Лиам прошел мимо Себастьяна, даже не взглянув на него, и с улыбкой обнял меня.

– Как себя чувствуешь? Потому что если тебе лучше, то у меня для нас план.

– Я в полном порядке!

Проигнорировала взгляд, который бросил на меня Себастьян.

– Круто! Потому что у меня есть билеты на сегодняшний концерт Imagine Dragons[7].

– Да ты гонишь!

– Мне их подарили сегодня на работе, один богач, который знает одного чувака, который знает другого чувака, а этот еще кого-то, кто отвечает за их тур. Практически в первом ряду, в зарезервированной VIP-ложе. Что скажешь? Идешь со мной?

– Ты еще спрашиваешь?!

Себастьян покачал головой. Опять этот его снисходительный взгляд. Я посмотрела на Лиама.

– Сколько у тебя билетов? – спросила я, чувствуя, как безумная радость от новости отхлынула, будто морская волна.

– Два, – ответил Лиам с улыбкой, – для тебя и для меня.

– Можешь подождать меня снаружи.

– Нет, – сухо ответил Себастьян, без какого-либо сожаления в голосе.

Он отошел от нас и пошел на кухню.

– Себастьян, это закрытая площадка… – начала я, но он меня прервал:

– Если меня не будет рядом, я не смогу гарантировать твою безопасность.

– Эй, парень, я тебя понимаю, но Марфиль права. Закрытая арена, хорошо охраняется, ложа частная: если подождешь снаружи, с ней ничего не случится, я не отойду от нее ни на шаг.

Себастьян приблизился к Лиаму, пока не оказался почти в полуметре от него.

– Да? И что ты сделаешь, чтобы защитить ее? – голос Себастьяна звучал очень рассерженно. – Ты понятия не имеешь о том, как выполнять мою работу. Или, думаешь, я повсюду за ней следую просто потому, что мне больше нечего делать?

Лиам стиснул зубы.

– Пригласи кого-нибудь другого. Марфиль не выйдет отсюда сегодня вечером, она все еще больна.

– Я не больна!

– Слушай, парень, я знаю ее лучше, чем ты. Если насильно запереть ее в четырех стенах, все закончится…

– Плохо, очень плохо.

– К счастью, меня учили противостоять любой опасности. Думаю, мне удастся справиться с капризной девчонкой, которая злится из-за того, что не может пойти на концерт.

Я не верила своим ушам!

Лиам посмотрел на меня, не зная, что делать, и я поняла, что у меня не было выбора. Без Себастьяна я поехать не могла, а он не собирался идти на компромисс. Ну вот почему нельзя подождать меня за пределами Мэдисон-сквер-гарден, как предлагал Лиам?!

В конце концов Лиам ушел, выразив сожаление, что не могу пойти с ним, и гадая, кого ему пригласить, кому нравятся Imagine Dragons. Как только дверь за ним закрылась, бросила на Себастьяна уничижительный взгляд.

– Ты это специально, – прошипела я, не в силах сдерживать злость. – Все прошло бы идеально и без происшествий. Но ты так одержим выдуманной опасностью, что не даешь ничего делать. Хватит вмешиваться в мои планы!

– Я здесь не для того, чтобы портить тебе планы. Я здесь, чтобы не дать тебе погибнуть.

– Никто не собирается меня убивать! – закричала я, окончательно сорвавшись. – У них была возможность, они этого не сделали. Если бы они хотели, я давно уже была бы в гробу.

– Не пытайся понять разум преступника, Марфиль. Удивишься, узнав, насколько извращенное у них сознание.

Подошла к нему и скрестила руки на груди.

– Ты назвал меня «капризной девчонкой»!

Себастьян поставил стакан с водой на столешницу и, вздохнув, терпеливо ждал, пока закончу тираду.

– А пару дней назад осыпал поцелуями эту «капризную девчонку», так что больше не смей ко мне так обращаться.

Казалось, мои слова застали его врасплох, будто он хотел стереть воспоминание из памяти и не допускал мысли, что я то и дело возвращаюсь к нему, не желая отпускать.

– Девчонка ты или нет, никуда не пойдешь сегодня вечером, если только не пойду с тобой.

– Это угроза?

– Я не угрожаю, я действую, – сказал он, снова поднося стакан к губам.

Плотно сжала губы, кивнула и ушла в комнату. Вытащила мобильник и быстро набрала сообщение:

Сняла трико и отправилась в душ. Я не собиралась оставаться дома! Я совершеннолетняя, в конце концов. Надоело жить в страхе, и я устала от того, что Себастьян всюду за мной ходил. Нужно было почувствовать, что вновь хозяйка своей жизни, ощутить свободу, к которой стремилась, когда переезжала в Нью-Йорк.

Надела джинсы, байкерские ботинки и черную футболку. Собрала волосы в высокий хвост и взяла сумочку. Через парадную дверь пути не было – Себастьян сто процентов все еще сидел на кухне, так что оставалось окно. Соседняя квартира выходила на пожарную лестницу; нужно было очень осторожно перелезть через подоконник и добраться туда, остальное было бы проще простого. И вот как будто мне снова пятнадцать и я сбегаю из интерната. Взбила подушку и подоткнула ее под одеяло так, чтобы казалось, что на кровати кто-то спит, накрывшись одеялом с головой, и выключила свет. Если повезет, Себастьян подумает, что все еще злюсь, и оставит в покое этой ночью.

Через подоконник перелезла за считаные секунды, в конце концов, у меня был опыт: сколько раз сбегала из школы. Молилась, чтобы соседи не увидели меня из окна, и, добравшись до лестницы, спустилась по ней почти бегом. Если Лиам ждал меня там, где условились встретиться, то отсюда до него было минут десять; впервые за несколько недель выходила в ночной город одна.

Адреналин бурлил в крови и подгонял вперед, но то и дело оглядывалась: не преследует ли кто меня, а каждый встречный на пути казался подозрительным. С каких это пор я стала параноиком?

Когда добралась до места, улыбнулась, увидев, что Лиам ждет меня в сверкающей чистотой машине. Подбежала и поспешно забралась внутрь.

– Поехали, скорее, – поторопила его, оглядываясь.

Но никто меня не преследовал.

– Твой телохранитель будет в бешенстве, – сказал Лиам с довольной ухмылкой.

– Он не узнает, – ответила я, чувствуя укол вины, который тут же исчез, стоило вспомнить, как Себастьян назвал меня капризной девчонкой.

– Старый трюк с подушкой и одеялом? – спросил Лиам, подтрунивая надо мной.

– Он самый, – сказала я, следя, как Лиам объезжает пробки по пути до Мэдисон-сквер-гарден.

Лиам расхохотался, а я улыбнулась, не отрывая взгляда от дороги. Не было смысла обременять себя чувством вины, да и с чего чувствовать себя виноватой? Да, сбежала. Да, наплевала на меры предосторожности и на телохранителя. И да, ослушалась приказа отца, но знаете что? Я больше не была ребенком, и если шла на риск, то это было мое решение. Ни моего отца, ни Себастьяна, – мое.

Нам не нужно было стоять в километровой очереди, чтобы попасть внутрь: в отличие от большинства зрителей, мы были VIP-персонами. Ложа была потрясающей: удобные диванчики, достаточно места, чтобы встать и потанцевать, а также здесь подавали различные закуски и холодное шампанское. Помимо нас в VIP-ложе было человек двадцать, так что вид на сцену открывался превосходный.

Когда вышла группа и Дэн Рейнольдс начал петь «Whatever it takes»[8], поняла, что совершенно не пожалею, что сбежала на этот концерт. Подпевала так громко, как могла, чувствуя, как сердце заходится, будто удары прямой бочки, а адреналин бушует в крови, разрывая ментальные оковы… Это что-то да значит, правда? Лиам рядом подпрыгивал, как будто песня была написана для него. Я смеялась, выпивая третий бокал шампанского и замечая, что алкоголь затуманивает разум и заставляет забыть обо всех проблемах.

Когда же прозвучали песни «On top of the world»[9] и «Radioactive»[10], мы были на седьмом небе от счастья. Мобильник не переставал вибрировать в кармане, но я упорно его игнорировала. Была пьяна, и все, что желала – танцевать, кричать, прыгать и петь во весь голос. На последних припевах «Believer»[11] забралась Лиаму на плечи, крепко обхватив шею ногами. Наслаждались музыкой и пели, пока не охрипли. Лиам всегда дарил такие волшебные моменты, которыми я дорожила, как бесценными сокровищами.

Когда концерт закончился и музыканты под громкие крики и аплодисменты покинули сцену, в зале зажегся свет, подсвечивая пути к выходу, первые люди гурьбой двинулись к дверям. Повернулась к Лиаму: он улыбался, весь мокрый от пота и с раскрасневшимися щеками.

– Это было потрясающе, правда?

– Невероятно, – ответила я, держась за него и следуя за толпой к выходу. Когда мы вышли на улицу, то поняли, что на улице бушует ливень. Вселенскому потопу не потребовалось много времени, чтобы промочить нас насквозь, и из-за всей этой суматохи, людей и толкучки у входа не поняла, кто ждал меня снаружи, пока практически не врезалась в него, стараясь не потерять из виду Лиама.

– Себастьян, – сказала я дрожащим голосом, когда подняла взгляд и почувствовала, как его пылающие гневом карие глаза впились в меня. Он схватил меня за руку и потащил к машине.

– Эй, ты! – закричал Лиам, думая, что меня вновь похищают, но, прежде чем успела что-либо сделать, кулак Себастьяна уже пролетел надо мной и впечатался в глаз моему лучшему другу.

В недоумении распахнула глаза. Лиам упал на землю, прикрывая рукой глаз, а другой упираясь в асфальт, чтобы избежать дальнейших травм. Попыталась освободиться от Себастьяна, чтобы помочь другу, но Себастьян подхватил меня на руки, посадил в машину и запер внутри.

– Открой чертову дверь! – в ужасе закричала я, увидев, как друг, пошатываясь, поднимается с земли. Себастьян сел на за руль и завел машину, даже не дрогнув. – Ты совсем больной?! Ты его ударил.

– И сделал бы это снова.

Я открыла рот от возмущения. У меня кружилась голова. Все пронеслось так быстро, что мозг с трудом воспринимал происходящее.

– Как ты узнал, где меня найти? – спросила я первое, что пришло в голову.

Себастьян меня проигнорировал и помчался по Пятой авеню, лавируя в потоке машин, как профессиональный гонщик.

– Это была моя идея, зачем было бить Лиама?

– Идея, может, и твоя, но увез тебя он.

Мне не хотелось с ним спорить, но не потому, что была не права, а потому, что была слишком пьяна и… напугана. Глаза Себастьяна метали молнии, а я страшилась момента, когда вернемся домой. Но больше всего боялась того, что он рассказал отцу.

Когда мы добрались до квартиры и поднялись на лифте, наши взгляды встретились, и я почувствовала, как исходящие от него волны ярости пронзают, словно ножи.

Хотела сбежать в комнату, как делала всегда, когда отец собирался сделать выговор, но как только сделала попытку уйти, Себастьян с силой схватил мою руку так, что от неожиданности я ударилась спиной о стену гостиной.

– Больше ты от меня не сбежишь, – прошипел Себастьян так близко к губам, что сердце учащенно забилось, не только от всплеска адреналина, но и от чего-то иного и более сильного…

– Или что?

Алкоголь придал смелости, которой на самом деле не чувствовала.

Себастьян крепко схватил меня за подбородок.

– Клянусь, привяжу тебя к кровати, нисколько не заботясь о последствиях.

У меня перехватило дыхание, когда поняла, что говорил совершенно серьезно, но в основном потому, что был так близко, что снова могла почувствовать на своих губах его дыхание, как в тот вечер, когда поцеловались.

Сглотнула, когда его большой палец медленно скользнул по моей щеке.

– А теперь исчезни из поля моего зрения.

Ему не нужно было просить дважды.

На следующее утро я проснулась с жутким похмельем; зайдя на кухню, не застала там ни Себастьяна, ни тарелок с его, как всегда, аппетитными завтраками. Проснулась рано, учитывая, что легла вчера часа в три ночи, потому что не могла сомкнуть глаз из-за пожирающего чувства вины. Лиам прислал фотографию синяка под глазом и сказал, что, если в следующий раз столкнется с придурком-телохранителем, разукрасит ему лицо уже он.

Я знала, что он не продержится и тридцати секунд в драке с Себастьяном, но не хотела подливать масла в огонь, учитывая, что теперь визиты Лиама в квартиру будут весьма интересными. Высыпала хлопья в миску, не сводя глаз с коридора, откуда должен был выйти Себастьян, и поняла, что в квартире подозрительно тихо. Уже привыкла к негромкому жужжанию телевизора из комнаты Себастьяна или к ужасной хип-хоп-музыке, которую он слушал, когда оставался один.

Отложив миску в сторону, вышла в коридор с намерением проверить, не спит ли он. Когда постучала в его дверь, никто не ответил. Колебалась – открыть или подождать, пока подаст признаки жизни, – но любопытство взяло верх. Когда приоткрыла дверь, в комнате было темно: опущенные жалюзи не пропускали свет, но дневной свет исходил из приоткрытой двери спальни, где была видна застеленная кровать…

Господи, неужели он ушел, устав терпеть мои выходки?

Направилась в танцевальную студию, которая была погружена в кромешную тьму. Шарила по стене в поисках выключателя, когда чья-то рука обхватила меня сзади, заставив сердце застрять в горле, а крик, который собиралась издать, был приглушен широкой ладонью, закрывшей рот.

Задрожала, в ужасе осознавая, что похитителям удалось проникнуть в дом, что Себастьян, возможно, мертв и что теперь они убьют и меня. Себастьян был прав, они хотели меня убить, и я просто искушала судьбу, подставляя себя под удар, чтобы…

– Дрожишь как осиновый лист и даже не оказала ни малейшего сопротивления, Косточка, – вкрадчиво прошептал мне на ухо знакомый глубокий голос. – Тебе показалось забавным то, что ты сделала вчера?

Черт, черт, черт!

– Себастьян, отпусти меня, – промычала я в руку, которой он все еще прикрывал мои губы. Несмотря на то, что мысленно расслабилась, поняв, что это он, а не убийца схватил меня в темной комнате, внутри шевельнулась холодная скорлупка страха от того, с каким притворным спокойствием он шептал мне на ухо.

– Я задал тебе вопрос, – сказал он, усилив хватку и тем самым причиняя боль. – Тебе было весело, пока я места не находил, опасаясь за твою жизнь?

По правде говоря, в тот вечер на концерте было очень весело, но быть сейчас искренней показалось не лучшей идеей.

– Мне очень жаль… – прошептала сквозь его пальцы.

– Тебе еще о многом предстоит пожалеть, – пригрозил он, одновременно повернув меня: теперь мы были лицом к лицу, он удерживал мои руки над головой и прижался ко мне, полностью обездвижив телом. – Ты будешь делать в точности то, что скажу, Марфиль, или, клянусь богом, превращу твою жизнь в ад. Ты поняла?

С трудом сглотнула слюну.

Его правая рука схватила меня за оба запястья, чтобы освободить другую, которой он зажал подбородок между пальцами.

– Отвечай.

– Я поняла, – сказала, когда он убрал руку от рта, а его губы вновь оказались в опасной близости от моих. – Но теперь и ты меня послушай: никогда больше не прикасайся ни к одному из моих друзей.

Себастьян улыбнулся в темноте.

– А не то что́, Косточка? – спросил он, явно издеваясь надо мной.

– Прекрати меня так называть, – прошипела я.

– Хочешь, чтобы называл тебя той, кто ты есть? Капризной девчонкой? – он продолжал крепко держать меня за запястья, когда попыталась ударить его коленом. – Не рассчитывай на это, милая. Тебе придется сильно постараться, если захочешь прикоснуться хоть к одному волоску на моей голове, не говоря уже о том, чтобы причинить реальную боль.

– Считаешь себя крутым, да? Только потому, что высокий и с мускулами, как у Виктора Крама[12]… Я тебя не боюсь, Себастьян, если именно этого добивался, когда неожиданно появился… Можешь удерживать в вертикальном положении, когда захочешь и сколько хочешь, для меня это не проблема.

Его глаза гневно сверкнули из-за последней фразы, а пальцы еще крепче сжали мои запястья.

– Хочешь, открою тайну?

– Нет.

– То, что произошло тогда в ванной, случится снова… и гораздо раньше, чем думаешь.

– Не стоит недооценивать мое самообладание, Марфиль. Меня за него награждали медалями.

– А тебе дали медаль за то, что ты главный засранец в армии?

Он улыбнулся, невосприимчивый к попыткам вывести его из себя.

– Больше не хочу слышать, как поднимаешь эту тему.

– Того, что ты целовал меня взасос? Или того, что ты засранец? – продолжила я, не стесняясь в выражениях.

– И моему терпению есть предел, Марфиль. Не забывай, – ответил он, немного ослабляя хватку на запястьях.

– Если не возражаешь, я бы хотела, чтобы ты меня отпустил, у меня дела.

Себастьян серьезно посмотрел на меня.

Его пальцы отпустили мои, и он сделал шаг назад. Глаза уже привыкли к темноте, поэтому видела, какими огромными казались его накачанные руки в майке с тонкими бретелями.

– Я буду заниматься в комнате, – сказала я, не двигаясь с места.

– Хвала небесам, – ответил он, не отводя пристального взгляда.

В воскресенье весь день проторчала дома, готовясь к промежуточному экзамену, который должен был состояться на следующей неделе. Подготовка шла не очень хорошо, учитывая, что во время болезни пропустила много занятий. Вечером ужинала в одиночестве, но не потому, что не хотелось поужинать с Себастьяном, а потому, что он ушел с тарелкой в комнату, заявив, что ему нужно сделать звонок.

Во мне проснулось любопытство. Кому мог звонить Себастьян в свободное время? Неужели солгал, когда сказал, что у него нет девушки? Черт, стоило только представить его с другой, как я умирала от ревности. Хотя было странно, что у него никого не было, ведь он был чертовски хорош. Может, предпочитал связи без обязательств на одну ночь? Не особо могла представить его в длительных отношениях. А может, он и вовсе был из тех, кто жил девизом «пообожал и убежал»? Он ничуть не сдерживался, когда целовал меня.

Господи… Как же хотела, чтобы он поцеловал меня снова… Прикусила губу, думая об этом, и вышла в коридор, глядя на его дверь. Каково ласкать его? Если и прикасалась к парням ниже пояса их штанов, то только через ткань брюк, и внезапно стало так любопытно, что в голове начал прокручиваться разговор, который могла бы когда-нибудь завести с Себастьяном… при условии, что у него не случится сердечный приступ.

Я улыбнулась.

«Ах, Себастьян, позволь медленно ласкать тебя, пока не кончишь… Могу сделать это рукой или ртом, решать тебе…»

О, уверена, ему бы это понравилось так же, как и мне.

После ужина ушла в комнату – еда, приготовленная Себастьяном, на вкус была словно пища богов – и почти сразу заснула.

Чего точно не ожидала, так это того, что через несколько часов после того, как закрою глаза, Себастьян появится у моей кровати и со строгим «Вставай!» бесцеремонно откинет одеяло. Разлепив сонные глаза, увидела его спину в дверном проеме спальни.

Какого черта только что произошло?!

Снова уткнулась лицом в подушку и проигнорировала его – наверняка Себастьян где-то головой ударился, с него станется – и постаралась снова уснуть. Снаружи еще даже не рассвело.

Но через некоторое время он пришел опять.

– Или ты сейчас же просыпаешься, или разбужу тебя так, как это делали со мной в армии.

В полудреме услышала что-то вроде «бла-бла-бла».

И тут на голову обрушился поток леденящей воды, заставив дернуться и скатиться с кровати.

– Ты что, черт возьми, творишь?!

Себастьян бесстрастно смотрел на меня с высоты роста.

– Разве ты не хотела, чтобы я научил тебя защищаться? Вчера в студии еще раз продемонстрировала, насколько беспомощна перед лицом опасности. Первое, что должна усвоить, – без жесткой дисциплины у тебя нет шансов даже против бешеной чихуахуа.

Неверяще уставилась на него.

– Ты только что выплеснул мне на голову стакан холодной воды?

Себастьян не ответил.

– Через пять минут жду тебя на кухне, одетую и готовую к завтраку.

Рассмеялась ему в лицо, когда он рывком поднял меня на ноги. Он с ума сошел?

– Уж не знаю, влепить ли тебе пощечину или просто посочувствовать. Ты и вправду думаешь, что я встану в… – посмотрела на часы на прикроватной тумбочке, – в полшестого утра! – Сделала шаг вперед и шлепнула его по левой руке. – Совсем с катушек слетел?!

– Ты сама попросила научить тебя, и делать это буду по-своему.

– Эээ… ну, больше не хочу, чтобы ты меня учил, спасибо.

Уже собиралась вернуться в постель, но его рука молниеносно обхватила за шею и начала сдавливать горло, не давая дышать, а другая с силой перехватила бедра, полностью обездвижив. Задыхалась, не могла ни открыть рот, ни пошевелить ни единым мускулом.

– Не хочешь… И что бы ты сделала, если бы это произошло по-настоящему?

Когда немного ослабил хватку, чтобы могла хотя бы глубоко вдохнуть, но не двигаться, попыталась придумать, как избавиться от этого идиота, понимая, что в таком положении мало что могу сделать. Когда предприняла попытку ударить его в пах, он толкнул меня на матрас, навалился сверху, и под его весом уж точно не могла освободиться. Мышцы болели, да и сил не было.

– Что бы ты сделала? – пророкотал он у моего уха.

Это было совсем не похоже на романтичную сцену из кинофильма, какой я ее представляла. Он буквально вдавливал меня в матрас так, что я не могла пошевелиться, не хватало воздуха.

– Любой парень мог бы заполучить тебя в таком положении. Я гораздо сильнее, чем среднестатистический мужчина, и по этой причине даю свободу действий, чтобы могла освободиться, – продолжал он говорить на ухо. – Ты должна знать, как избавиться от любого, кто захочет причинить боль, и поверь, Марфиль, из-за твоей неземной красоты тебе встретится еще немало мужчин, которые возжелают воспользоваться ситуацией.

– Пусти меня, Себастьян, – промычала я в матрас.

– Ни за что, – ответил он, еще сильнее заламывая руку за спину. – Лучше подумай, как освободиться.

Честно пыталась пораскинуть мозгами и найти способ сбросить его с себя, но как вообще можно думать в такой ситуации?

– Кричать… Я бы закричала! – выдохнула, пытаясь набрать воздуха в легкие.

– Как маленькая принцесса? – усмехнулся он. Черт возьми, он совершенно не в себе! Слишком серьезно отнесся к предложению научить самообороне.

И тут меня осенило.

Сам того не осознавая, а может, специально, он упирался другой рукой – не той, что прижимала запястья к спине, – в матрас, совсем рядом с моим лицом. Ему и не нужно было задействовать вторую руку, телом и другой рукой он намертво обездвижил меня.

Не раздумывая ни секунды и восприняв серьезно наставления, я быстро продвинулась на сантиметры, которые были нужны, чтобы дотянуться до него, и изо всех сил впилась зубами в его руку. Неожиданная атака и, полагаю, боль от укуса возымели действие, потому что почувствовала, как он слегка ослабил хватку. Дернулась как сумасшедшая, перекатилась под его телом, сумела выскользнуть и встать на ноги. Как только собралась поднять ногу, чтобы ударить его по яйцам, он быстро пошевелился и рукой – не той, которую укусила, – схватил за лодыжку и потянул, заставляя пошатнуться и снова упасть, на этот раз на его грудь.

Я была в ярости, не хотела, чтобы он снова меня схватил. Не нравилось чувствовать себя беспомощной и сдаваться ему на милость не собиралась, так что попыталась отскочить, пока он снова не обхватил за талию… Но он был быстрее и, будто предугадав действия, с силой толкнул на матрас: вновь оказалась под ним, теперь на спине, а он возвышался надо мной, едва касаясь пахом живота.

Обмякла и сдалась, еле переводила дух, как после долгих часов пробежки. Себастьян пошевелил укушенной рукой и слегка поморщился, хотя показалось, что в его карих глазах мелькнуло что-то похожее на гордость.

– Ты не владеешь никакими техниками. С точки зрения теории обучения самообороне – это катастрофа. Но ты взяла яростью и смогла причинить боль, так что сегодняшний урок можем завершить.

Он слез с кровати и, быстро окинув взглядом, повернулся спиной и вышел за дверь.

Грудь вздымалась и опускалась… Лежала на кровати, перебирая в голове неожиданные утренние события. Теперь было ясно, что долгих терпеливых разъяснений от Себастьяна ждать не стоило, он сразу переходил к практике. Долго не могла восстановить дыхание, будто Себастьян все еще придавливал телом, не давая возможности даже моргнуть.

А потом вспомнила. Он назвал мою красоту «неземной». И вправду так думал? И если так… почему произнес это слово, будто это было худшее оскорбление, когда-либо сказанное вслух?

Некоторое время спустя накинула на себя халат и вышла босиком, чтобы поговорить с ним как… нормальные люди.

Не могла даже понять, в каком настроении была этим утром: пробуждение было явно не лучшим. Себастьян, напротив, читал газету и пил кофе. Зайдя на кухню, заметила, что меня уже ждет чашка горячего молока с медом, и Себастьян спокойно стоит перед ней.

Это что – своеобразная «оливковая ветвь»? У нас перемирие?

Села за стол и ждала, что он что-нибудь скажет. Но он молчал.

Взяла в руки чашку и заговорила первой:

– Себастьян, понимаю, что тебе скучно защищать меня и все такое, но если в жизни не хватает экшена и хочешь почувствовать себя Рэмбо или персонажем «Броска кобры», была бы признательна, если бы ты не превращал меня в грушу для битья. Помню, что попросила научить некоторым приемам самообороны, но вовсе не имела в виду подъем в пять утра и ледяной душ. – Себастьян отложил газету и внимательно посмотрел на меня. – Мне не нравится быть загнанной в угол. Не хочу быть обездвижена твоим или чьим бы то ни было телом. Так что извини, но с этого момента прошу учить более… мягко. С чувством такта. Знаю, что таких слов в твоем лексиконе нет, но…

Речь прервал смешок, и я опустила чашку с молоком, прежде чем успела сделать хоть глоток.

– Мягко? С чувством такта? – съехидничал он, закатив глаза. – Марфиль, это не гребаный боевик. И не развлечение. Я согласился учить тебя не для того, чтобы ты хорошо провела время и почувствовала себя удовлетворенной. Если буду учить, то делать это буду так, чтобы в случае опасности ты действительно могла постоять за себя, понимаешь? Впервые за все время у тебя появилась здравая мысль, которая должна была прийти в голову мне, как твоему телохранителю, но ты была права: тебе нужно учиться защищать себя. Нельзя забывать, что тебя похищали и ты в опасности.

Вместо ответа я посмотрела на него: в голову не приходило ни единой остроты или шутки, чтобы опровергнуть его слова.

– Так что будем немного тренироваться каждый день. Научу тебя нескольким приемам, чтобы почувствовала себя увереннее…

– Сам же сказал, что у меня «яростная» техника…

Невольно бросила взгляд на его правую руку, которую укусила.

Я улыбнулась.

– Можно посмотреть?

Себастьян отставил чашку и хмуро на меня уставился.

– Только ты можешь улыбаться при виде раны, которую нанесла, – сказал он, разматывая тонкий окровавленный бинт, которым закрыл укус.

– Вот дерьмо! – воскликнула я, не обращая внимания на его обвинения. – «Взяла яростью», это точно! Тебе больно?

– Нет.

– Какая досада.

Поднесла чашку к губам и, отпив молока, невольно улыбнулась, прижавшись губами к кромке.

– Возвращаясь к теме… Я тебе кое-что покажу, идем, – сказал он, отставляя чашку и поворачиваясь на стуле, ожидая, что встану и подойду к нему.

Сделала это немного неохотно. Больше не хотела, чтобы он меня учил: было страшно. Но решилась и подошла.

Он притянул к себе, почти поместив между ног. Его рука поднялась к моей шее и откинула волосы, которые ниспадали каскадом на правое плечо.

– Точка вот здесь, – сказал он, осторожно касаясь в месте, которое находилось между шеей и ключицей, – участок каротидного синуса. Если будешь давить сюда примерно тридцать секунд, человек потеряет сознание. Это продлится недолго, но даст время вырваться и сбежать, если кто-то попытается что-то с тобой сделать. Его пальцы чертили круги по коже, и меня снова пробрала дрожь, подняв волоски на руках. Если Себастьян и заметил, то виду не подал.

– Нужно всего лишь надавить? Так просто? – изо всех сил старалась, чтобы голос звучал ровно. Близость и прикосновения не должны так влиять!

– Совсем не просто. Не думай, что человек не будет сопротивляться. Поэтому первое, что должна уметь, – точно определить, где синус находится. Дай руку, – попросил он и положил мою руку себе на плечо.

Провела большим пальцем по сонной артерии. Почувствовала, как под пальцем участился пульс, и осторожно надавила. Пульс бился чуть ниже, могла чувствовать, как кровь приливает к мозгу или куда там она направляется. Почувствовал ли он то же, когда касался меня?

Подушечкой большого пальца нарисовала два круга на коже, любуясь очертаниями челюсти, подбородком, шеей. Захотелось коснуться шеи не пальцами, а прильнуть губами. Облизнуть, впиться зубами, ощутить, как жилка бьется под языком…

Себастьян резко отстранился, разорвав связь, что возникала каждый раз, стоило коснуться его. Внезапно воздух стал разреженным в том небольшом пространстве, что разделяло.

– Повернись, – холодно сказал Себастьян. – Покажу прием тхэквондо, который нужен, чтобы вырубить человека.

Не двинулась с места.

– Думаешь, позволю использовать на мне приемчики тхэквондо?

Себастьян улыбнулся.

– Я не причиню тебе вреда… Обещаю.

Посмотрела в его глаза и доверилась.

Повернулась спиной и почувствовала, как он приближается. Как и тогда в комнате, его рука обхватила мою шею одновременно с тем, как он соединил ее с запястьем другой; маневр он совершил почти незаметно, молниеносно заключив в смертельные объятия. Видела этот прием во многих фильмах: сколько бы враг ни сопротивлялся, в итоге все равно оставался лежать на полу без сознания.

– Рукой обхватываешь шею, чтобы по возможности обездвижить, вот так, будто делаешь рычаг, затем замыкаешь руки и давишь на шейные позвонки. Поняла?

Ох, единственное, что в эту секунду было доступно сознанию, – что Себастьян прижимал меня к груди, а ноздри щекотал его запах, обволакивая как кокон. Это было не похоже на нежные романтические объятия, но даже так я была будто в трансе.

– Такие точки называют «болевыми». Надавишь на них, и вызовешь сильную боль… или кратковременный обморок.

О, я могла бы показать ему свои «болевые» точки… и что произойдет, если он мастерски на них надавит.

Улыбнулась, но промолчала.

Он отпустил меня, и я повернулась к нему лицом.

– А теперь сделай это со мной.

Его слова тут же обрели двойной смысл.

– На диване или пойдем в спальню?

Себастьян даже не моргнул. И тем не менее меня это позабавило.

– Если будешь сводить все к шутке…

– Ладно-ладно, извини. Бог мой, я просто пошутила… Так как это сделать? – добавила уже серьезным тоном и посмотрев на него так, как если бы действительно хотела его вырубить.

– Только что тебе объяснил, – возразил он. Это было правдой, за исключением того, что настолько утонула в близости наших тел, что едва обратила внимание на указания.

– Если еще не заметил, ты меня на голову выше… – сказала я, приподняв подбородок, чтобы посмотреть Себастьяну в глаза.

Чертов платяной шкаф, а не мужчина!

– Большинство парней, с которыми можешь столкнуться, будут выше тебя.

– Считаешь меня коротышкой?

– Нет, Марфиль, не считаю. Констатирую факт.

Казалось, он теряет терпение.

– Ладно-ладно, – обошла его, чтобы оказаться за спиной. – Собираюсь напасть на тебя. Ты еще пожалеешь, что не раскрыл мне свои мрачные тайны.

Даже спиной чувствовала, что Себастьян закатил глаза.

Это было так нелепо! Я не смогла бы причинить ему вред, даже если бы захотела. Настолько огромным и сильным он был!

Отошла от него на достаточное расстояние, чтобы броситься с разбега. Когда он был в нескольких метрах от меня, подбежала к нему и прыгнула на спину. Он, конечно, не испугался, но явно этого не ожидал. Обхватила его бедра ногами и повисла на нем, как обезьянка. Не колеблясь и не давая времени, чтобы отругать, сделала так, как он объяснял: обхватила рукой его шею, а другой начала сдавливать.

Он слегка поправил положение моих рук, чтобы они теснее прижимались к дурацкой сонной артерии.

– Вот так… Дави сильнее, Марфиль, а то кажется, будто обнимаешь.

Черт, он даже не задыхался, когда говорил!

Надавила сильнее, но он спокойно шагнул назад, прямо со мной на спине.

– И так бы сделал любой, на кого бы ты «напала», – сказал он, прижав меня к стене. От неожиданности я расцепила захват и выпустила воздух, который был в легких. Ударилась о стену не сильно, но достаточно, чтобы растеряться. Себастьян придерживал за ноги, чтобы не упала, и я рефлекторно обняла его за шею.

– Ты не должна даже допускать, чтобы подобное случалось. Если нападающий способен двигаться с тобой на спине, будь готова к любому удару.

Конечно, ведь это так просто.

Он отошел от стены и отпустил. Когда вновь посмотрел на меня, был спокоен, как будто ничего не произошло, я же не могла привести дыхание в порядок.

– На сегодня достаточно. Одевайся, а то опоздаешь на занятия.

Посмотрела на часы, тикающие на кухне, и удивилась, как быстро пролетело время.

Попыталась забыть ощущение, когда он был так близко от меня, как прижималась грудью к его спине, стальную хватку на моей шее…

Черт возьми, почему сейчас тхэквондо казалось самым сексуальным боевым искусством?

Побежала в комнату и быстро оделась. Взглянув на себя в зеркало, заметила в глазах блеск, которого раньше не замечала.

Себастьян… Что же ты делаешь со мной?

Наконец наступили весенние каникулы, а с ними и время возвращаться домой, в Луизиану. Отец послал за мной частный самолет: обычно он не разрешал летать на нем, на этом самолете я путешествовала, только если мы летели куда-то вместе с отцом, но поскольку все еще была в зоне риска – о чем уже забыла, хотя все то и дело мне об этом напоминали, – в этот раз действительно отправлюсь в путь как богатенькая девочка. Моя сестра Габриэлла летела домой коммерческим самолетом, хотя, как она сказала, к ней тоже собирались приставить телохранителя. Себастьян отвез меня на машине к закрытому терминалу, где нас уже ждали. Вдруг безумно захотелось показать ему место, где выросла… ну, где выросла помимо школы-интерната. Хотела показать конюшни, библиотеку, бассейн с подогревом, речушку…

Вряд ли в таком огромном доме мы будем все время проводить вместе, к тому же этот особняк был совершенно неприступен – в его стенах не было необходимости быть всегда рядом со мной. Но разве можно винить меня, что утонула в фантазиях о том, как показываю Себастьяну все, что безумно любила в этом поместье.

Когда я вышла из машины и увидела огромный самолет отца, охватило странное чувство.

«Колющая глаза роскошь…».

Себастьян остановился, чтобы поговорить о чем-то с пилотом Картером, в то время как я поднялась по трапу и опустилась в бежевое кожаное кресло рядом с иллюминатором, которое было намного больше, чем в обычном самолете. Отец и дядя использовали самолет для деловых поездок, но для меня не было секретом, что они время от времени летали на нем в Лас-Вегас: я не желала знать, что они там делали. Самолет был блестящим, роскошным и чистым, я не хотела даже представлять себе, что порой творилось в этой металлической трубе.

Себастьян появился в дверях салона и, бросив на меня быстрый взгляд, направился к последнему креслу в самолете, которое находилось дальше всего от меня.

Подавила разочарованный вздох.

Несмотря на то, что мы продолжали тренироваться, и уроки порой требовали близкого физического контакта, Себастьян ни в малейшей степени не поддавался искушению. Ничего не давали и уловки, направленные на то, чтобы нас сблизить: он, казалось, выстроил между нами стену выше и неприступней, чем в «Игре престолов», и посвятил себя выполнению работы. Мы стали лучше ладить: невозможно было не научиться хоть немного доверять друг другу, когда проводишь с человеком двадцать четыре часа в сутки. Не считая трех часов, которые он тратил на то, чтобы «проветрить голову», но по-прежнему держался отчужденно, и мне это не нравилось. Доставляло удовольствие действовать ему на нервы или по крайней мере пытаться. Себастьян обладал бесконечным терпением и необычайным талантом не обращать внимания на намеки, которые я не переставала время от времени отпускать.

Когда пилоты и две стюардессы заняли места и сообщили, что мы собираемся взлетать, я отстегнула ремень безопасности и прошла до конца самолета. Плюхнулась рядом с Себастьяном, который в этот момент, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, слушал музыку на сером iPod. Когда он почувствовал, что сажусь рядом, не открыл глаза, но заговорил спокойным голосом:

– Вернись на свое место, Марфиль.

Затянула ремень безопасности.

– Здесь виды лучше.

Себастьян открыл глаза и посмотрел на меня так, будто сморозила глупость.

– В этом самолете восемь мест, тебе обязательно нужно было сесть со мной? Недостаточно того, что я все чертовы дни словно приклеен к тебе?

Судя по его тону, он, казалось, уже был сыт по горло тем, что ему нужно меня защищать. Неужели уже успела высосать из него все соки? Отец говорил, в этом мне нет равных.

– Взлет и посадка меня пугают, – сказала я, глядя в иллюминатор.

На самом деле чувствовала себя паршиво: все, чего хотела, – быть с ним, а он, казалось, устал от того, что целыми днями кручусь вокруг него. Встала, намереваясь вернуться на прежнее место, но он схватил меня за руку и потянул, чтобы снова села.

Он снял наушники и посмотрел на меня:

– Чего именно ты боишься?

Посмотрела в его глаза: светло-карие, с золотисто-медовой кромкой вокруг зрачка, когда солнце светило в полную силу, как в тот момент. Был закат, и самолет купался в слепяще-огненном зареве, от которого болели глаза. Казалось, что вижу, как Себастьян впивается в меня взглядом, но не так, как обычно: теперь он смотрел на меня с восхищением, ибо я знала, что он видит. Когда солнечный свет падал на меня вот так, изумрудный цвет радужки становился почти таким же прозрачным, как вода в ручье, и, если хорошо присмотреться, можно было заметить три бирюзовые крапинки в левом глазу.

Себастьян ничего не сказал, – ни замечания, ни комплимента, – и я это оценила. Почему? Потому что это выходило за рамки обыденности. Когда все, кто тебя видит, только и делают, что льстят, комплименты теряют силу. Уже ожидаешь чего-то подобного и не чувствуешь, что к тебе относятся по-особенному.

– Однажды во время перелета в Испанию самолет попал в бурю, которая едва не разорвала его на части. Летели отец, я, мачеха Элизабет и сестра Габриэлла, которой тогда было всего три. Они сидели в креслах впереди, – сказала я, указывая на группу из четырех кресел, стоящих попарно друг против друга, с небольшим столиком посередине, который находился в нескольких метрах от нас. – Поскольку они хотели, чтобы Габриэлла спала во время полета, уложили ее на два кресла, поэтому мне пришлось сесть здесь. Когда самолет начало трясти, капитан попросил оставаться на месте, пристегнув ремни, и даже не думать вставать с места. Я была одна, и самолет раскачивало во все стороны. Так испугалась, что самолет расколется на две части, отрезав меня от родных, что начала кричать и плакать, умоляя отца подойти. Габриэлла проснулась, рыдала и издавала адские вопли. Элизабет пыталась ее успокоить, пока отец орал на пилотов, требуя объяснить, что, черт возьми, происходит. Поскольку никто не обращал на меня внимания, я отстегнула ремень. Была до смерти напугана, хотелось подойти к папе и крепко взять его за руку. Самолет попал в ужасную турбулентность как раз в тот момент, когда я встала с места. Она была такой сильной, что меня подбросило, и я ударилась головой о косяк двери, которая наконец открылась от всей этой тряски.

Себастьян молча слушал рассказ. Повернулась лицом к иллюминатору, бегло посмотрев наружу, прежде чем продолжить.

– Мало того, что я, ударившись, разбила себе лоб, – сказала я, дотрагиваясь до шрама у линии роста волос, который остался после того случая, – отец избил меня до полусмерти за то, что встала с места.

Повернула голову, чтобы посмотреть на Себастьяна. Он был напряжен, челюсть крепко стиснута, а его правая рука сжалась в кулак так, что побелели костяшки.

– Больше он никогда не поднимал на меня руку… но этого было достаточно, чтобы Элизабет потребовала развода. Они расстались два года спустя, после ожесточенной борьбы за опеку над Габриэллой, которую, очевидно, выиграл отец.

Самолет начал разбегаться по взлетно-посадочной полосе. Я снова отвела взгляд, нервничая… и тут почувствовала, что Себастьян взял меня за руку.

Посмотрела на него и улыбнулась, увидев соединенные руки. Ничего не говоря, крепко сжала ее, со всей силой, в которой нуждалась.

Прошло полтора часа, но я так и не смогла сомкнуть глаз. Огни были погашены, и снаружи не было видно ничего, кроме суши под нами. Хотела уснуть: так будет легче справиться с тошнотой, всегда приходящей во время полета.

Себастьян закрыл глаза, но знала, что он не спит.

– Себастьян…

– Ммм.

– У тебя случайно нет чего-нибудь, чтобы быстро заснуть? Чудодейственная таблетка. Валиум или что-то в этом роде…

Тут он распахнул глаза.

– Я что, похож на человека, который пичкает себя этим дерьмом?

По правде говоря, нет.

– Я устала и хочу спать.

– Тогда закрой глаза и спи.

– Не могу… Перепробовала все, чтобы заснуть. Даже овец считала, но это невозможно.

– Ну, пересчитай оленей, уверен, это сработает.

Не ослышалась? Себастьян Мур шутил?

Беспокойно заерзала на сиденье. Мне было неудобно.

– Можно положить голову тебе на колени?

– Нет.

Черт!

– Только чуть-чуть, чтобы немного расслабить ноги, – сказала я, без всяких скрытых мотивов. Мне и вправду было жутко неудобно.

– Мы летим на частном самолете, в котором шесть удобных кресел, так что можешь лечь, как хочется, и перестать меня беспокоить.

– Ты не слушал мою историю про турбулентность? – спросила я, закатив глаза. – Если пересяду на другие места и по какой-то причине мы разобьемся, умру в одиночестве. Не знаю, как тебе, но для меня это очень печально, а с меня хватит подобного опыта…

– Господи, иди сюда, только успокойся, – сказал он, одновременно приподнимая подлокотник. – Лежи здесь и молчи.

Я улыбнулась.

– Спасибо, Себастьян, ты хороший человек.

Устроилась, положив голову ему на ногу, и свернулась клубочком на сиденье в позе эмбриона.

Как же хорошо… хотя нога была твердой как камень, мне было все равно. Попыталась уснуть, но удалось это только спустя час, когда в состоянии полудремы почувствовала, что Себастьян гладит мои волосы.

Наверное, он думал, что я отключилась, иначе стал бы это делать? Его длинные пальцы пробегали по волосам – от линии роста волос до кончиков. Почти мурлыкала в полудреме от удовольствия, когда он касался кончиками пальцев уха, почти невесомо.

А может, все это снилось? Воображение опять играло со мной?

Что знала точно, так это то, что пока лежала, опустив голову ему на колени, все пять с половиной часов полета до Луизианы, наслаждалась каждой чертовой секундой.

У терминала, чтобы отвезти домой, нас ожидал Питер Вертес. Личный водитель отца всегда был добр ко мне и Габриэлле, вот почему я подбежала и обняла его, как только увидела.

– Очень рад видеть вас, сеньорита, – сказал он привычным официальным тоном. – Приятно с вами познакомиться, сеньор Мур, – добавил он, взглянув на Себастьяна, пожал ему руку, а затем помог уложить чемоданы в багажник «Мерседеса».

Когда мы сели в машину – я на пассажирском сиденье сзади, – а Себастьян завязал разговор с Питером, настроение заметно испортилось. Так всегда бывало, когда предстояла встреча с отцом. Наши характеры были совершенно несовместимы, и в его присутствии приходилось удерживать свой «в допустимых рамках». И меня, конечно, удручало: что бы я ни говорила и ни делала, отец, казалось, всегда испытывал разочарование.

Наш особняк в Луизиане, на мой вкус, был слишком претенциозным, на грани показной роскоши, но это был родной дом, и я любила это место… особенно когда отец бывал в отъезде. Когда подъехали к воротам, невольно улыбнулась: не терпелось отправиться в конюшни и оседлать Филиппа, прекрасного коня, по которому очень скучала. В тот раз, после похищения, улетела в Нью-Йорк почти сразу, так что успела забежать проведать Филиппа лишь на пару минут. А сейчас, спустя два месяца, смогу провести с ним столько времени, сколько захочу. Только с ним.

Когда Питер припарковал машину в конце подъездной аллеи, Роб, сенбернар отца, выбежал навстречу с громким лаем, стуча лапами по земле. Он был размером почти с пони: в детстве я побаивалась его, но мы заключили перемирие, когда мне исполнилось четырнадцать, и я перестала пытаться сесть на него верхом… Это, а также то, что отец подарил мне Филиппа, способствовало тому, что я оставила бедную собаку в покое.

Ласково почесала его за ушами, а затем пошла к дому, чтобы поприветствовать Люпиту, которая, как обычно, ждала на крыльце.

– Здравствуй, Люпе! – сказала я, крепко ее обнимая.

– Ох, солнышко, скажи, что все хорошо и никто больше не причинил тебе вреда… – запричитала она, нежно потрепав меня за щеки и удостоверившись, что я цела и невредима.

Как раз в это мгновение к нам подошел Себастьян с моим чемоданом и своей небольшой сумкой.

Они с Люпитой переглянулись, и Себастьян протянул ей руку и представился.

– Он следит за тем, чтобы со мной ничего не случилось, Люпита, – объяснила я, с улыбкой кивнув в сторону Себастьяна.

– Пожалуйста, позаботьтесь о ней, молодой человек. Наша сеньорита – дикое животное: если она не ищет неприятностей, они сами ее находят.

Состроила гримасу, но Себастьян рассмеялся и кивнул.

– Кажется, прекрасно понимаю, о чем вы.

Сощурилась, переводя взгляд с одной на другого.

– Господи, да о чем вы? Я же сущий ангелочек.

– Увы, слово «ангел» – последнее, которое я бы использовал для описания твоего характера, дочка, – раздался голос отца за спиной.

Я напряглась, хотя для меня это была естественная реакция. Затем расслабилась и повернулась, чтобы, наконец, встретиться с ним.

Он обнял меня, и я вновь почувствовала, как запах его парфюма окутал, впитавшись в одежду.

– Как ты?

– Хорошо.

Отец больше ничего не сказал и подошел к Себастьяну.

– Как дела, юноша? – сказал он, похлопав его по спине и очень приветливо с ним поздоровавшись. – Рад снова видеть тебя. Надеюсь, дочь не доставила много хлопот.

Себастьян улыбнулся, и я с удивлением обнаружила, что они уже знакомы. Вспомнила день, когда Себастьян настучал на меня отцу из-за отказа отменять уроки балета, и почувствовала, что настроение снова испортилось.

– Все в порядке, сеньор Кортес, хотя есть некоторые вопросы, которые хотел бы обсудить с вами.

Отец с улыбкой кивнул.

– Конечно-конечно! Завтра все обсудим вместе с Логаном, не волнуйся. Кстати, тысячу раз об этом говорил, зови меня Алехандро.

Тысячу раз…

Ох, мне это совсем не нравилось.

– Вы знакомы?

Себастьян с отцом переглянулись, и я поняла, что они что-то от меня скрывают. От отца этого ожидала, но не от Себастьяна.

– Ты же не думаешь, что я бы доверил твою защиту кому попало?

Сменила тему:

– Когда приезжает Габриэлла?

Отец нахмурился, когда упомянула сестренку.

– Через три дня.

Кивнула и пошла забирать чемодан, но Себастьян опередил.

– Я помогу.

Позволила ему проводить себя наверх, в комнату, потому что хотела остаться с ним наедине. Внезапно, когда вокруг нас оказалось так много людей, это ощущалось странным, мы привыкли к тому, что всегда были одни.

– Не знала, что ты знаком с отцом… – обронила я, когда мы подошли к двери. Открыла ее и вошла, надеясь, что он сделает то же самое.

Он остался за порогом.

– Он меня нанял. Конечно, я его знаю.

– Обычно за безопасность семьи отвечает Логан Прайс, а вы, похоже, очень хорошо ладите…

Себастьян смотрел на меня, совершенно не изменившись в лице.

– Просто я ему нравлюсь.

Что ж, весомый аргумент… Завоевать симпатию Алехандро Кортеса было не так-то просто.

– Что ты такое сделал, чтобы он относился к тебе так хорошо?

– Охрана дочери не кажется достаточной?

Я улыбнулась, но без искренней радости.

– Ничто, имеющее отношение ко мне, не приводит его в такое хорошее настроение.

Себастьян пожал плечами.

– Тебе нужно что-нибудь еще? Я хотел бы отдохнуть.

Вспомнила его пальцы в волосах, и мне захотелось слегка растормошить Себастьяна. Ну вот как он мог быть одновременно заботливым и холодным?

– Какие правила действуют сейчас? Должна ли звать тебя каждый раз, когда хочу куда-нибудь пойти?

Себастьян посмотрел на меня так, словно не уловил сути вопроса.

– Правила остаются те же, Марфиль. Для этого я здесь.

Ну да, конечно.

Не стала дальше на него давить, потому что что-то подсказывало: лучше не знать правил, на которые он ссылался, и потому, что, несмотря на его обычную холодность, от меня не укрылось, что вел он себя странно. И хотя очень хотелось спросить, решила дать отдохнуть от меня, по крайней мере эту ночь. Он ушел, не сказав больше ни слова, и я смотрела, как его спина исчезает в коридоре. Быстро приняла душ и натянула одну из немногих пижам, которые были в этом доме: обычно проводила здесь только пару месяцев летом и праздники, поэтому большая часть одежды оставалась в Нью-Йорке.

Было уже довольно поздно, поэтому я сразу же легла в постель и заснула практически мгновенно.

На следующее утро рано спустилась к завтраку, сон был беспокойным, и темные круги вокруг глаз весьма красноречиво свидетельствовали о том, что я совсем не отдохнула. Не придала этому особого значения: не терпелось совершить конную прогулку по окружающим особняк полям верхом на Филиппе или поплавать в бассейне с подогревом на цокольном этаже – одном из любимых мест в доме.

Люпита поприветствовала так же тепло, как и всегда, и пока она готовила завтрак, я воспользовалась возможностью, чтобы обо всем ее расспросить. Она рассказала, что Габриэлла звонила ежедневно после моего похищения, чтобы убедиться, что все в порядке и что она в курсе всех новостей: она не звонила напрямую, потому что боялась, что солгу, чтобы не напугать ее.

– Эта девочка тебя боготворит, Марфиль, – сказала она с улыбкой, очищая картофелину.

Мы еще немного поболтали, и я попрощалась, пообещав больше не искать неприятностей. Как только переступила порог гостиной, увидела Себастьяна: он шел по коридору в сторону отцовского кабинета. Его внешний вид – идеально выглаженный костюм и галстук – слегка шокировал; хотя сотрудники службы безопасности отца ходили так все время, слишком привыкла видеть Себастьяна в джинсах и кроссовках.

Он был не один, его сопровождал парень на вид чуть моложе Себастьяна и ниже ростом, но одетый практически так же.

– Марфиль, позволь представить Луиса Уилсона, – произнес Себастьян официальным тоном, и Луис протянул мне руку. – Он будет сопровождать тебя в течение нескольких дней, пока не приедет сестра.

Я нахмурилась.

– Ты тоже телохранитель? – спросила я, в то время как Луис меня оглядел.

Он был симпатичным, но в его внешности не было ничего экстраординарного. Светлые волосы, зеленые глаза, тонкие губы и орлиный нос.

– Да, сеньора, – ответил он, внезапно занервничав.

Бросила взгляд в сторону Себастьяна.

– Можешь звать меня Марфиль, – дружелюбно обратилась я к Луису, а затем хмуро взглянула на своего телохранителя. – Ты уезжаешь?

Себастьян выдержал мой взгляд не моргнув.

– Я не могу следить за тобой весь день.

– Когда говоришь «следить», чувствую себя заключенной.

Стоявший рядом с ним Луис бросил на нас любопытный взгляд.

– Решил, тебе будет полезно отдохнуть от меня.

Или тебе от меня, да, Себастьян?

– Или у тебя есть какое-то дело, которое гораздо важнее моей безопасности.

Себастьян не позволил увести разговор туда, куда я намеревалась. Он сделал шаг вперед и остановился в полуметре от меня.

– Веди себя хорошо, – сказал он, предупреждающе глядя на меня. – Уилсон очень способный, но новичок. Пожалуйста, не заставляй его бросать дело прежде, чем он начал.

– Иногда ты такой милый, что хочется расцарапать себе лицо.

Его губы тронула легкая тень улыбки.

– Она твоя, Уилсон, – сказал он, обращаясь к новенькому. – Если что случится, знаешь, где меня найти.

Он не зашел в кабинет отца, а проследовал в зону для прислуги.

С какой стати Себастьян перепоручил работу Уилсону?

Посмотрела на Уилсона с пытливой улыбкой.

– Тебя зовут Уилсон? – спросила я, направляясь к дверям, выходящим на улицу. Он последовал за мной без промедления.

– Да, сеньора, – снова сказал он, и я бросила на него вопросительный взгляд. – Простите, Марфиль.

– Когда-нибудь ездил верхом, Уил? – продолжала заваливать его вопросами. – Не против, если буду называть тебя Уилом?

Он с улыбкой покачал головой.

– Можете называть как хотите, и да, умею ездить верхом.

Улыбнулась.

С Уилсоном общаться было гораздо приятнее, чем с Себастьяном.

– Отлично, потому что хочу оказаться подальше от этих стен.

Пересекли задний двор, где находился огромный бассейн, окруженный шезлонгами, и гриль-барбекю с дымоходом, и направились к конюшням. Отец разводил лошадей не здесь, а в Монтане, но в Луизиане у нас было десять великолепных фризов и андалузов, одним из которых был мой Филипп. Я назвала его в честь коня Белль из «Красавицы и чудовища», в детстве обожала этот мультфильм.

Войдя, увидели Колина, мужчину лет шестидесяти, который заведовал конюшнями. Он так много знал о животных, что его можно было почти считать ветеринаром, хотя у него не было специального образования.

– Желаете прокатиться, сеньорита Кортес?

Кивнула, одарив улыбкой. Убедить Колина называть меня «Марфиль» было невозможно, оставила попытки много лет назад.

Не дожидаясь, пока подготовят коня, я прошла в глубь конюшни, туда, где находились самые дальние стойла. Филипп был великолепным белым конем с черными ногами и блестящей гривой. Когда зашла, он радостно заржал, и я погладила его по лбу, ту часть, которая находилась между прекрасными глазами и которую ласкала с осторожностью.

– Здравствуй, красавчик!

Как же я любила этого коня.

Колин помог оседлать лошадей. Уилсону досталась лошадь сестры – кроткая вороная кобылка по имени Блестка.

Когда все было готово, взобрались на лошадей и выехали на небольшое поле. Прежде чем пустилась галопом в противоположную от дома сторону, заметила Себастьяна. Он вышел и наблюдал за нами с балкона на втором этаже особняка. Предупреждающий взгляд, который бросил на меня, только подстегнул ехать быстрее.

«Разве не ты говорил, что у тебя нет времени защищать меня? Ну и черт с тобой, Себастьян».

Уилсон хорошо держался в седле, но знал лишь основы езды верхом, а потому не могла сбросить напряжение последних дней так, как привыкла. В юности обожала пускать Филиппа галопом к соседнему полю через ручей, и то, что сейчас это сделать не могла, невероятно злило. Но Уилсон бы за мной не угнался, а я не хотела, чтобы бедняга сломал шею.

Не хотела давать Себастьяну больше поводов считать себя безрассудной.

Вместо этого устроила Уилсону экскурсию по полям отца; проехали через заброшенную ферму, где в детстве с Габриэллой любила играть в прятки, мимо плантаций сахарного тростника и хлопка… Величественные дубы, оплетенные гирляндами испанского мха, выглядели прекрасно в преддверии лета, а цветущие повсюду розовые азалии превращали угодья в место из сказок. К дому мы вернулись, когда солнце уже клонилось к горизонту. Ничего не ели с завтрака, поэтому, как только оставили лошадей, сразу направились на кухню.

Мне нравилось проводить время с Уилом, он оказался веселым и дружелюбным. Сестре очень повезет, если его назначат ее телохранителем. Кроме того, он не был параноиком. Проводить с ним время было все равно что гулять с другом, и когда, придя на кухню, оба перепачканные грязью, водой и с прилипшими к одежде мокрыми листьями, застала там Себастьяна – глаза «приклеены» к ноутбуку, вид угрюмый, – вспомнила, каково это, когда он целыми днями ходил за мной по пятам, прожигая взглядом. Как это было не весело.

– Как прошел день? – спросил он, закрывая ноутбук и вставая со стула.

Уилсон подошел к холодильнику, чтобы взять воды. Уставилась на Себастьяна, пытаясь разгадать, что скрывал его взгляд.

– Весело.

– Рад это слышать.

После этого он ушел, не сказав больше ни слова.

Следующие два дня почти его не видела. Казалось, он меня намеренно избегал. Такое поведение оскорбляло. Приставил ко мне Уилсона, а сам «ушел в закат» как ни в чем не бывало?

Но, к счастью, его отдых продлится недолго: сестра приедет через день, и ему придется вернуться к работе.

Я сгорала от любопытства, размышляя, чем он занимался эти дни. Сначала думала, что сутками смотрит фильмы на «Нетфликсе», но потом несколько раз ловила его у кабинета отца.

С отцом виделась лишь за ужином, разговаривали на общие темы, без особого интереса, а потом каждый уходил в свою комнату. Для нас – обычное дело.

В тот день решила поплавать одна, не предупредив ни Уилсона, ни Себастьяна.

Надела любимый красный купальник и спустилась по длинной лестнице на цокольный этаж, где находились тренажерный зал и зимний бассейн.

На улице все еще было холодно для купания. Кроме того, живя в Нью-Йорке, безумно скучала по этому бассейну с подогревом.

Я любила плавать, в воде расслаблялась почти так же, как во время танца, поэтому подключила iPod к динамикам, положила полотенце на один из лежаков и, не задумываясь, прыгнула в воду.

Наслаждалась не только физическими упражнениями, но и одиночеством: впервые с тех пор, как вернулась домой, была одна. Не знаю, как долго плавала, сделала так много заплывов, что к тому времени, когда наконец решила подплыть к бортику и отдохнуть, прошло не менее часа.

Учащенное дыхание и сердцебиение от занятий спортом сменились испугом, когда увидела Себастьяна: он стоял, прислонившись к одной из стен спортзала, и наблюдал.

Мы не виделись с той ночи на кухне, когда я вернулась с верховой прогулки.

Помогла себе вылезти из бассейна, упершись руками о край бортика и изо всех сил приподнявшись. Разбрызгивая воду, направилась туда, где он стоял, не потому, что питала особые иллюзии, а потому, что там оставила полотенце.

Он не сводил с меня глаз, пока я не увидела его прямо перед собой.

– Как долго здесь стоишь? – спросила я, беря полотенце и закутываясь в него.

– Уилсон ищет тебя уже два часа, – сказал он вместо ответа.

Почудилось или он смотрел на меня с желанием?

– Мы не виделись два дня, и ты пришел только для того, чтобы отчитать?

– Ты должна была сказать ему, куда идешь.

Я взглянула на его спортивные штаны, белую майку без рукавов и почувствовала, как нарастает желание. Скучала по Себастьяну, и злило, что с тех пор, как приехали, он вновь стал холоден и равнодушен. Как в первые дни. Будто ничего не было…

– Я хотела побыть одна.

Себастьян сжал губы, но ничего не сказал.

– Хочешь потренироваться?

Капли воды с волос упали на лоб и бисеринками покатились вниз по шее, исчезая в вырезе купальника.

Поняла это по направлению взгляда Себастьяна.

– Собирался.

– Неужели мое присутствие заставило передумать?

– Решил вернуться к работе, – сказал он, отводя взгляд, а затем снова сосредотачивая его на мне. – Понял, что не стоит перепоручать тебя другим.

Его глаза задержались на царапине на правом колене: я упала с лошади, совершая прыжок, который прошел не совсем удачно. Ничего страшного, хоть и остался огромный синяк, но он уже начал бледнеть.

– Это была моя вина, не Уилсона.

Казалось, его глаза не отрываются от моих губ.

– Знаю. Ты не переставала искать неприятностей с тех пор, как приехали.

Пожала плечами.

– Я – дикое животное.

Он не возразил, и внезапно возникло острое желание, чтобы его пальцы коснулись щеки, руки, волос… Хотела вновь почувствовать электрические разряды, что пробегали по всему телу каждый раз, когда Себастьян меня касался.

– Тебе следует подняться в комнату, – сказал он, когда воздух между нами раскалился настолько, что, казалось, опалял лица.

Посмотрела в направлении спортзала, который был слева от нас.

– Думаю, останусь здесь, чтобы немного потренироваться.

– Ты плаваешь уже час.

– Наконец-то ответил на первый вопрос, – улыбнулась, сбрасывая полотенце и оставаясь перед ним в купальнике. На какую-то эфемерную секунду он пробежался взглядом по обнаженным ногам.

Наклонилась, чтобы взять спортивные штаны, которые принесла с собой, и принялась их надевать с совершенно невозмутимым выражением лица.

– Идеальное время для кикбоксинга.

Обошла Себастьяна и направилась в спортзал.

Зал был самым настоящим раем для спортсмена: беговые дорожки, эллиптические тренажеры, всевозможные гантели, велотренажеры, тренажеры для поднятия тяжестей, боксерские груши…

Понятия не имела, как правильно боксировать, но пыталась оттянуть момент прощания: скучала по Себастьяну.

Он последовал за мной – я знала! – и молча наблюдал, пока выбирала перчатки: но все пары были слишком велики.

Выбрав, столкнулась с проблемой: надев первую перчатку, поняла, что не смогу надеть вторую самостоятельно, так как совершенно не ощущала правую ладонь в перчатке.

Передо мной вырос Себастьян.

– Зачем взяла перчатки?

Дважды моргнула, прежде чем ответить.

– Потому что иначе пораню руки.

Себастьян протянул раскрытую ладонь.

– Дай сюда, – потребовал он. – Если на тебя нападут, перчаток на тебе не будет.

Кое-как стянула их и отдала, надеясь, что он решил вернуться к занятиям по самообороне.

– Удары руками и ногами – это хорошо, но для того, чтобы они сработали как надо, потребуется много тренировок и много силы.

Себастьян небрежно отбросил перчатки, повернулся спиной и направился к центру спортзала, где лежал черный мат.

– Иди сюда.

Нерешительно подошла к нему.

– Когда, по-твоему, женщина наиболее уязвима, если на нее напали?

Задумалась на пару секунд.

– Когда она под мужчиной.

Себастьян молча кивнул.

– Ложись.

Сердце пропустило глухой удар и на мгновение замерло, а затем забилось с огромной скоростью.

Сделала то, о чем он просил, и легла на спину, а он смотрел на меня с высоты роста. С этой позиции он выглядел еще более впечатляющим.

– Это правда, что, когда мужчина прижимает женщину к земле, она оказывается в очень уязвимом положении, я бы сказал, в самом уязвимом. Но это не значит, что она не может освободиться, что не может повернуть ситуацию, чтобы сделать ее опасной для нападающего.

Закончив говорить, присел на корточки и положил руку мне на колени.

– Раздвинь ноги, – приказал он и при этом сам устроился между моими ногами. Признаю, что в таком положении я должна была чувствовать себя неуютно, но…

Себастьян Мур был между моими чертовыми ногами.

На мгновение он посмотрел в глаза, затем взял за икры и поднял ноги.

– Научу тебя, что делать, если столкнешься с угрозой сексуального насилия.

Он сказал это таким серьезным тоном, что из головы вылетели любые романтичные мысли.

– Ноги – твоя главная опора. Когда кто-то прижимает тебя к земле, он думает, что битва выиграна и у него преимущество. Положению, в котором сейчас нахожусь, помогают гравитация и окружающая среда, чтобы изнасиловать или избить до смерти.

От его слов пробрал холод.

– Итак, первое, что ты должна сделать: крепко скрестить лодыжки у меня за спиной, чтобы зафиксировать захват, – сказал он, помогая расположить ноги и убедившись, что все делаю правильно. – Затем должна схватить меня за затылок и притянуть к шее.

Осознавал ли он, что его просьбы вызывают мириады чувств и реакций? Реакций, которые он не сможет контролировать?

– Сделай это, Марфиль.

Подняла руку, чтобы положить ему на затылок. Черт возьми, не прикасалась к нему так с момента первого и единственного поцелуя. Притянула, будто предлагая шею, и ждала, что он прильнет к ней, покрывая горячими поцелуями и вырывая из горла стоны удовольствия.

– Будешь удерживать меня силой и тем самым сможешь сделать следующий ход.

На этот раз он снова поднял голову, чтобы посмотреть на меня.

– Следующее ты должна сделать быстро и без колебаний, – сказал он, не сводя с меня глаз. – Левой рукой должна задрать майку на спине до шеи и удерживать ее, одновременно захватив пальцами правой руки так, чтобы она плотно прилегала ко мне, и, наконец, закинуть ноги мне на бедра, скрестить руки и навалиться всем весом, как если бы хотела на мне повиснуть. Через шесть секунд лишишь меня дыхания.

Посмотрела на него так, будто он говорил со мной на японском.

– Перестала что-либо понимать еще на этапе «задрать майку».

Себастьян закатил глаза и встал.

– Поменяемся ролями, чтобы ты поняла, – сказал он, протягивая руку, чтобы поднять с мата.

Он огляделся.

– На тебе не было футболки?

Отрицательно покачала головой. Натянула спортивные штаны поверх купальника и не взяла с собой ничего, кроме полотенца.

– Дам тебе свою, чтобы показать упражнение, а потом попробуем еще раз.

«Постойте-постойте, он что, собирается снять майку?»

Конечно, он собирался снять майку! Он сделал это одним движением, и мой взгляд буквально приклеился к его прессу, который он скрывал и который, черт возьми, видела всего раз, и то мельком.

Он бесцеремонно бросил мне майку, и шлепок ткани о мою грудь заставил очнуться.

– Сосредоточься, Марфиль.

Сосредоточиться? Когда передо мной это прекрасное полуобнаженное тело? Увидела татуировку в виде черепа на его левой грудной клетке, и она мне совсем не понравилась.

Но сохранила это изображение в памяти для последующего анализа и сделала то, о чем просил Себастьян. Натянула майку поверх купальника и попыталась контролировать гормоны.

Неужели он не замечал, как сильно меня возбуждал?

Он лег на пол и велел сесть так же, как это делал раньше со мной.

Себастьян. Подо мной. Без майки. Кто-нибудь, ущипните меня!

Проклятье!

Проскользнула между его ног, и он, не теряя времени, обхватил меня ими. По сравнению с ним я была совсем крошечной. Не могла завести его ноги себе на спину и скрестить их, как он показывал, потому что… его ноги были вдвое длиннее моих; я буквально утопала в нем.

– Важно, чтобы ты понимала, что будет дальше. – Он положил руку на затылок и потянул вниз. – Когда окажусь в таком положении, задерешь мне майку вот так, – сказал он, проводя пальцами по спине, пока майка не оказалась закатанной до самого затылка.

Я была прижата к его груди, но сейчас было не время предаваться фантазиям. Он двигался быстро и резко, как должна была я, если бы кто-то застал меня в таком положении.

– Подними голову.

Его губы находились менее чем в пятнадцати сантиметрах от меня, и его проклятый аромат окутывал, вдобавок ко всему пальцы поглаживали одну из самых чувствительных зон тела – шею.

– Вот этой рукой, – сказал он, поднимая правую руку, – крепко держишь воротник майки. – При этом он почти обездвижил меня, в таком положении моя голова была поверх его головы. – Затем упираешься ногами в мои бедра, – сказал он, имитируя это движение коленями, – и скрещиваешь левую руку… вот так. – Теперь моя голова оказалась в ловушке между его скрещенными руками. Я не могла пошевелиться. – Дальше нужно применить силу. – Он сделал это, и я начала понимать, чего он хочет добиться.

Две секунды – и когда он меня отпустил, я начала хватать ртом воздух в попытках вдохнуть полной грудью.

– Поняла, что я имел в виду?

Кивнула и провела рукой по шее.

– Неужели действительно смогу противостоять кому-то вроде тебя?

Себастьян обхватил меня за талию и поднял нас одним движением.

– Кому-то моего роста – сможешь. Против кого-то вроде меня – нет.

Теперь была моя очередь закатить глаза.

– Себя не похвалишь, никто не похвалит, да?

– Дай майку и ложись.

Казалось, он хотел закончить урок как можно скорее. Сорвала с себя майку и небрежно бросила ему. Ну почему он ведет себя как придурок?

Легла, и в мгновение ока он оказался между моих ног.

Его безразличие действовало на нервы; я лежала под ним – черт возьми! – но впервые серьезно отнеслась к уроку, с силой притянув за шею. Левой рукой приподняла майку – касаясь постепенно оголяющейся кожи, как же сложно было подавить желание впиться в нее ногтями, пока он бы жадно пожирал мои губы, – правой крепко удерживала его за шею.

– А теперь – тяни…

– Я помню, – перебила, хватая за воротник майки, упираясь ногами в бедра и дожимая до тех пор, пока он не оказался прижатым ко мне.

– Хорошо… – сказал он. Карие глаза смотрели на меня серьезно, а чертовы губы были так близко к моим, что чувствовала его дыхание…

Скрестила руки в форме рычага, как он показывал, и наконец добилась результата. Могла придушить любого таким образом…

Отпустила Себастьяна пару секунд спустя и не смогла сдержать улыбки от того, что он закашлялся, пытаясь восстановить дыхание.

Когда он отдышался, то осторожно взял мое лицо в руки, и я увидела, как блеснула гордость в его глазах.

– Отличная работа, Косточка.

Дыхание участилось, когда я осознала, что мы вдвоем могли бы делать в таком положении.

Его взгляд опустился к губам, и я невольно облизнула их, воображая столько всего…

– Урок окончен, – бросил он, прерывая фантазии, которые могли возникнуть в моей голове… или в его. Он встал с присущими ему силой и грациозностью.

Закрыла глаза на несколько секунд, пытаясь контролировать чувства. Увы, когда открыла их, стоящий передо мной Себастьян был последним, что я хотела видеть. Не взяла его за руку, которую он протянул.

– Мне нужно наверх, принять душ и переодеться к ужину.

Себастьян кивнул как ни в чем не бывало. Более того, отвернулся от меня и пошел искать перчатки, которые куда-то бросил.

– Обещаешь не ввязываться в неприятности, пока тренируюсь?

Оглянулась на него через плечо, так как он уже направился к лестнице.

– Тебе? Ничего не могу обещать.

Приняла долгую ванну и сказала Люпите, что к ужину не спущусь. Не хотела никого видеть, не было настроения, и меньше всего на свете хотела столкнуться с Себастьяном, который воспламенил все чувства, и даже ванна не помогла избавиться от возбуждения.

Нужно было подышать свежим воздухом, очистить разум и прояснить мысли, а самое главное – постараться забыть о чертовом телохранителе.

После полуночи перелезла через балкон и спустилась вниз по стволу крепкой ивы, который всю юность служил мне своеобразной «лестницей». Пересекла задний двор, прошла мимо бассейна и направилась к конюшням. Не могла не оглянуться, чтобы убедиться, что никто за мной не следит и не заметил, что ненадолго покинула дом, чтобы побыть одной.

Конюшни были безупречно чистыми и в эти часы совершенно пустыми. Единственными звуками были только ржание нескольких лошадей и шум ветра.

Застала Филиппа дремлющим в одном из стойл справа, но он открыл глаза, заслышав мое приближение.

– Привет, красавчик. Как тебе идея прогуляться под луной? Нравится? – спросила я, сюсюкая с ним, как с ребенком, одновременно открывая дверь и ведя его туда, где хранились седла.

Когда он ответил ржанием, не смогла удержаться от смеха, но затем ощутила чье-то присутствие за спиной. Испуганно развернувшись, я схватила первое, что попалось под руку – лежащий поблизости зонтик.

Себастьян наблюдал за мной у дверей конюшни, прислонившись к деревянной раме.

Вздохнула с облегчением, когда увидела его.

– Зонт? Серьезно?

– Чего ты хочешь, Себастьян? – сказала я, поворачиваясь к нему спиной, и, взяв седло и потник, принялась заседлывать Филиппа.

– Это ты называешь «не ввязываться в неприятности»? – спросил он, наблюдая, как я седлаю лошадь.

– Не понимаю, о чем ты, – холодно ответила я. Как, черт возьми, он узнал, что я здесь?!

Он шагнул вперед, входя в конюшню, и тени полностью поглотили его: мы стояли в полутьме, между нами – спокойно ждущий Филипп.

– Думал, что ясно дал понять, что произойдет, если снова выпрыгнешь из окна посреди ночи…

Как, черт возьми, он узнал?

– Ты шпионил за мной?

Он подошел к Филиппу и погладил коня по гриве, не встречаясь со мной взглядом.

– Я не шпионю, я охраняю.

Собиралась было сесть на Филиппа, но Себастьян перехватил мою руку.

– Ты не поедешь одна в такой час, Марфиль.

Не стала вырываться из его хватки, но каждый мускул в теле напрягся.

– Я сто раз так делала.

– Отец об этом знает?

Издала короткий смешок.

– А ты своему отцу обо всем рассказывал, Себастьян?

Поняла, что облажалась, едва эти слова сорвались с губ. Себастьян был сиротой. Какая же я дура!

– Опасно выходить одной, – ответил он так, будто не расслышал последних слов.

– Я дома, здесь не опасно.

– Опасно везде.

Мы стояли всего в полуметре друг от друга. Не видела его лица, но тени делали черты более резкими и угрожающими.

– Как ты узнал, что я вылезла из окна?

Себастьян ответил не сразу.

– Камеры… у окна спальни. Видел, как ты спускалась и чуть не упала, когда зацепилась ногой за ветку…

У спальни установили гребаные камеры. Только этого не хватало!

Крепко сжала губы.

– Ты просто невозможен, – выдохнула, пытаясь вновь взобраться на Филиппа.

Мне это почти удалось, но Себастьян обхватил меня за талию и снова потянул вниз, загнав в угол между лошадью и собой.

– Ты не поедешь, – произнес он так близко к моим губам, что почувствовала его дыхание.

– Оставь меня в покое, – прошипела я сквозь зубы.

С тех пор, как увидела, как свободно он общался с отцом, и вспомнив, как холоден он был со мной и его равнодушие сегодня, когда учил защищаться, не могла не чувствовать, что меня предали. Отец будто занял мое место, и это беспокоило, если не сказать бесило. Себастьян был моим, не его… Жаждала этого. Знала, что должно быть именно так.

– Завтра провожу тебя, куда захочешь, но сейчас возвращайся в комнату.

Почувствовала, как моя грудь соприкасается с его торсом, от этого прикосновения все волоски на теле встали дыбом. Ничего не могла с собой поделать. Разве можно сопротивляться этому влечению, когда он рядом?

– Мне не спится… Разум полон фантазий… Ты и я… Голые в спортзале…

Себастьян отпустил меня и сделал шаг назад. Он поднял руку и указал в сторону дома.

– Возвращайся домой. Сейчас же, – процедил он сквозь сжатые губы.

Его тон напугал. Понимала, что упоминание того, что произошло между нами – дешевый прием, слишком низкий для меня. Те мгновения, которые мы разделили, были сокрыты в тишине, навязанной обоим, и проскальзывали лишь во взгляде или случайной ласке. Мы вели себя так, будто ничего не произошло, избегали разговоров, не упоминали о том, что случилось три недели назад, отрицая существовавшее влечение. И хотя с тех пор, как приехали, Себастьян сделал все возможное, чтобы проявлять безразличие, я не забыла, как он гладил мои волосы в самолете, пока не уснула. Если он и вел себя так, то это было из-за отца, а не из-за меня.

– Боишься, что отец узнает? – сказала я, теперь гораздо больше злясь на Себастьяна за то, что он так со мной обращался, отрицая чувства. Я это знала. Видела.

– Черт возьми, Марфиль, – почти закричал он, напугав меня. – Для тебя это игра, а для меня работа!

Никогда не видела его в такой ярости. Понимала его беспокойство – если бы отец узнал о том, что произошло между нами, каким бы незначительным это ни было, он бы его четвертовал, – но уязвляло то, что не была главным приоритетом. И от этого было еще больнее.

Вспышка молнии, предшествовавшая оглушительному раскату грома, на мгновение осветила конюшни, и лошади испуганно заржали.

– Для тебя это просто работа, для меня – жизнь. Я сделала все, о чем ты просил. После концерта больше не доставляла хлопот. Но ездила верхом по ночам сотни раз, со мной ничего не случится.

Лицо Себастьяна, освещенное молнией, казалось будто выточенным из холодного камня.

– Появляешься здесь ночью, в разгар гребаной бури, потому что для тебя это единственный способ привлечь внимание. Хочешь покататься на чертовой лошади в час ночи? Хорошо.

Больше он ничего не сказал, и я закончила седлать Филиппа.

Бросила на него неодобрительный взгляд, когда он вывел из стойла папиного жеребца и принялся седлать его.

– Что ты делаешь?

– Поеду с тобой. Либо так, либо притащу домой за волосы.

Сердито сверкнув на Себастьяна глазами, я взобралась на Филиппа. Прежде чем Себастьян смог меня остановить, подстегнула Филиппа, чтобы побыстрее убраться.

С удовольствием подставила лицо ветру, позволяя играть с волосами. Не собиралась давать Себастьяну возможность сопровождать; хотела ехать верхом, в одиночестве, ночью и, если повезет, под дождем.

Однако Себастьян быстро меня догнал, так что пришлось коснуться Филиппа шпорами, заставляя двигаться быстрее.

Но Себастьян выбрал коня отца, Маренго, и ему не потребовалось много времени, чтобы меня догнать. Маренго был самым быстрым из всех жеребцов, которыми когда-либо владел отец. Он был чистокровным, выигрывал скачки…

Слышала, как Себастьян скачет рядом со мной. Я не хотела оборачиваться, чтобы на него посмотреть, но разве можно было устоять? Черт возьми, он управлял конем отца, будто делал это всю жизнь…

На нас обрушилась буря. Дождь мгновенно промочил до нитки.

Молнии раскалывали небеса над головами, и вскоре невозможно стало продолжать нестись галопом в такую погоду. Потянула Филиппа за поводья и скомандовала ему «тпру», стараясь перекричать шум дождя.

Я много раз выезжала на прогулку под дождем, но ни разу во время такой бури. Земля под копытами Филиппа неприятно хлюпала, превращаясь в вязкую жижу, и было досадно осознавать, что Себастьян прав. Причина непокорства всегда заключалась в одном: правила. В юности все было подчинено правилам: приказывали дома, приказывали в школе-интернате. Монахини ненавидели меня, одна даже однажды сказала, что я дочь Сатаны. Всегда нарушала правила, это было моей сущностью, сутью… Я даже противостояла отцу в пределах границ и пространств, свободных от постоянного «мозгоклюйства».

Вот уже два года жила одна, вдали от всех строгих правил, вдали от людей, которые с детства пытались приручить меня. Приручить, будто лошадь, которая сейчас была подо мной; но что бы они ни делали, неукротимый дух, который я унаследовала от мамы, всегда тянулся в сторону свободы и света подобно балерине, которую невозможно заключить в стеклянный шар. Я не умела подчиняться.

– Довольна? – закричал Себастьян, промокший до нитки и очень рассерженный.

Смотрела на него, пока вода стекала по лицу и волосам. Подняла глаза к небу: почти могла различить капли воды, падающие со скоростью света, чтобы ударить по щекам. Там, наверху, была уверена, кто-то наблюдал за мной, улыбаясь.

Снова ударила Филиппа по бокам.

– Черт, Марфиль! Мы должны вернуться!

Я проигнорировала его крики и направила Филиппа к тропе, которую знала достаточно хорошо, чтобы не сбиться с пути в сложившихся обстоятельствах. Не могла вернуться домой, пока не утихнет буря, поэтому поскакала по тропинке к заброшенному сараю соседей, где мы с Габриэллой не раз играли, когда катались верхом. Это было наше секретное убежище – место, полное тайн и приключений, где жили драконы, эльфы, феи и всевозможные волшебные существа.

Увидела вдалеке сарай и продолжила ехать, пока наконец не появилась крыша над головой. Через минуту появился Себастьян. Филипп, казалось, был доволен, что находился в таких условиях; Маренго, напротив, ржал и отряхивался от воды, стекавшей со спины.

– Совсем голову потеряла?! – крикнул Себастьян, на которого я бросила убийственный взгляд, прежде чем осторожно слезть с седла. В конюшне было сухое сено, и лошади потянулись за едой, не обращая внимания на конфликт, который вот-вот должен был разразиться рядом с ними.

– Вроде как она все еще на моих плечах.

Себастьян шутку не оценил, казалось, перебирал в голове способы, которыми хочет меня убить.

– Ты сумасшедшая!

– Думал, у тебя всегда будут покорные клиенты, с которыми легко работать?

Дождь лил с такой силой, что пришлось повысить голос, чтобы он услышал. Меня трясло, и хотя был уже конец апреля, шторм принес с собой ужасный ветер: учитывая, что на мне не осталось ни единого сухого места, сочетание было не лучшим.

– Все кончено, – произнес он скорее себе, чем для меня. – Все кончено, я не собираюсь продолжать.

В недоумении взглянула на него.

– Не собираешься продолжать что?

Себастьян посмотрел мне в глаза. Совсем не понравилось то, что увидела в их глубине.

– Больше не собираюсь охранять тебя. Не собираюсь выполнять работу в таких условиях.

Когда он это сказал, сердце пропустило глухой удар.

– О каких условиях ты говоришь? Несколько минут назад заявил, что работа важнее всего…

– Это так, поверь. Поэтому и собираюсь уволиться.

С силой сжала челюсть.

– Это не имеет смысла.

Себастьян посмотрел на меня раздражающе-снисходительным взглядом, будто была маленькой девочкой, которая ничего не знала о жизни.

– Ты привыкла добиваться своего. Ты меня не уважаешь. Я не смогу выполнять работу, если будешь поступать необдуманно. Как будто специально идешь на риск, когда появляется возможность. Мне нужно знать, что ты осознаешь опасность, которой подвергаешься, но уверен, думаешь, что все это шутка.

Это меня разозлило.

– Ты сам не знаешь, о чем говоришь, Себастьян. Я не дура: чувствую, что происходит что-то, о чем не рассказывают. Вот только это меня похитили, помнишь?

Себастьян провел рукой по моему лицу, стирая воду, и снова посмотрел с высоты роста: исполненный достоинства, но холодный и отстраненный…

– Тогда почему усложняешь мне задачу, черт возьми?

Смотрела на него, не в силах оторвать взгляда. Себастьян знал, какой я была. И его реакция показалась совершенно неадекватной.

– Ты сердишься не потому, что я ушла ночью одна, без сопровождения и никого не предупредив. Ты злишься потому, что находишься под одной крышей с моим отцом, твоим боссом, и боишься, что он узнает о нас. О том, что произошло.

Я сказала это. Больше не могла держать в себе.

Себастьян даже не моргнул.

– Нет никаких «мы». Никогда не было.

– Можешь повторить это хоть миллион раз, если от этого станет легче. – Повернулась к нему спиной. Не хотела, чтобы он видел, как сильно ранили слова. Не хотела давать больше власти надо мной, чем он уже имел.

Он удержал меня за руку и заставил повернуться к нему.

– Я уже извинился перед тобой за то, что тогда произошло. Мы решили, что это больше не повторится.

Горько усмехнулась.

– Решили? Не припоминаю такого…

Себастьян вполголоса выругался, не отрывая от меня взгляд.

– Ты не можешь иметь все. Для тебя это каприз, прихоть. Ты и представить не можешь…

– Прихоть? – возмущенно оборвала я то, что он собирался сказать. – Думаешь, что знаешь меня, но это не так. Видишь, что у меня уже есть все, но не знаешь, чего на самом деле хотела бы…

– Знаю, что если останусь с тобой… – Он не закончил фразу, но ему и не нужно было. Знала, что он имел в виду.

Сделала шаг вперед.

– Если останешься со мной… Что произойдет, Себастьян?

Он покачал головой, не желая смотреть на меня.

– Почему ты гладил меня по голове во время полета? Зачем? Я тебя не просила.

Он не ответил на вопрос, поэтому я изо всех сил толкнула его в грудь: движение, которое едва ли причинило ему боль.

– Ты знаешь, что чувствую к тебе. Ты знаешь, и делаешь вид, что тебе все равно, но потом делаешь то, что не имеет никакого смысла, например, когда ухаживал за мной после татуировки, или когда беспокоишься, не голодна ли я, и готовишь еду. Тебе нравится прикасаться ко мне, Себастьян. Ты делаешь это чаще, чем думаешь, но я чувствую каждое прикосновение. Думал, не замечаю? Не вижу, что пользуешься любой возможностью, чтобы невзначай коснуться, будь это случайное прикосновение или мимолетная ласка?

В ответ он сжал челюсти с такой силой, что испугалась, казалось, жилы на шее лопнут от напряжения.

– Черт возьми, Себастьян! Да я во время того поцелуя почувствовала больше, чем со всеми парнями, с которыми была.

Его горящие огнем глаза не отрывались от меня.

– Заткнись, Марфиль.

– Почему продолжаешь отрицать? Почему боишься получить то, чего хочешь?

– Потому что никогда не сможешь дать то, чего хочу.

Теперь я знала, что такое разбитое сердце.

Замаскировала боль гневом и сделала шаг назад.

– Не бросай мне вызов, Себастьян, потому что я не отступлю.

Когда его глаза были прикованы ко мне, я сделала еще один шаг назад и, поняв, что отошла на безопасное расстояние, стянула футболку и осталась перед ним в лифчике. Вены на его шее продолжали пульсировать, и ярость в глазах превратилась в жгучее желание, когда он увидел меня в бюстгальтере и джинсах.

– Прекрати… – сказал он, когда я принялась снимать джинсы. Расстегнула первую пуговицу, и он в два шага пересек разделяющее нас пространство. Удержал меня за руку, когда я попыталась расстегнуть вторую пуговицу. – Прекрати, – повторил он сквозь зубы.

Дыхание участилось.

Тела все еще были влажными от дождя, и от близости мурашки побежали по коже.

– Не хочу останавливаться. Хочу, чтобы ты заставил почувствовать себя так же, как в тот раз. Хочу пройти весь путь до конца…

Голос сорвался в конце фразы. Никогда и ни к кому не испытывала подобного. Жаждала этого всем телом. Ожидание было почти болезненным: я мечтала о прикосновениях Себастьяна, какими бы они ни были. Что бы он мне ни дал, удовлетворилась бы этим…

– Не могу, Марфиль, – выдохнул он, все еще не прикасаясь ко мне. – Тебе не следует испытывать ко мне такие чувства…

Мои глаза вспыхнули, когда подняла голову, ища его взгляд.

– Ты чувствуешь то же самое, – тихо прошептала я. – Знаю, ты меня хочешь.

Стояла в бюстгальтере в полуметре от этого сильного, высокого и мускулистого мужчины, тело которого блестело от воды. Почему он не поцеловал меня? Почему он не давал того, чего оба хотели?

– Любой бы тебя хотел, – сказал он, глядя на мои губы. Знала, что он сдерживается, и было приятно видеть, чего ему это стоило, – Но больше не прикоснусь к тебе, – заключил он, поворачиваясь спиной и отстраняясь.

Крепко сжала губы.

– Если не поцелуешь меня, все расскажу, – сказала я, чувствуя себя самой скользкой тварью на планете. Это было слишком низко. Если бы я не была так уверена, что Себастьян хочет меня так же сильно, как я его, никогда бы не пошла на это. Но не собиралась мириться с тем, что отец снова вмешивается в мою жизнь, особенно когда встретила того, кто мог свести меня с ума всего несколькими прикосновениями.

Себастьян остановился и медленно повернулся.

– Не шантажируй меня, Марфиль, потому что это может закончиться для тебя плохо. Очень плохо.

Испугалась его взгляда, но собралась с силами и продолжила настаивать на своем.

– Разве ты не говорил, что я капризная? Возможно, ты прав. Хочу, чтобы твои губы были здесь, – сказала я, склонив голову и указывая на часть шеи, где прожилки вен выделялись на фарфорово-белой коже. И пусть голос немного дрожал, молилась, чтобы он этого не заметил. – А затем чтобы перешел сюда. Хочу, чтобы нежно укусил. Хочу, чтобы вырывал стон за стоном, пока руки делают с моим телом все, что вздумается.

Его глаза заволокла тьма и, клянусь, взгляд был страшен. Не знала, взволнован ли он или взбешен, но, когда подошел, невольно сделала шаг назад.

Врезалась в стену и занервничала, осознав, что зажата в углу.

– Возьми свои слова назад, – сказал Себастьян, упираясь обеими руками в стену.

Я задрожала от страха и… возбуждения.

– Или целуешь меня прямо сейчас, или отец узнает, что ты был очень близок к тому, чтобы вызвать у меня первый оргазм.

Его глаза вспыхнули, но видела в них недоверие к тому, что говорила. Себастьян, казалось, верил, что моя репутация в Колумбийском университете была оправдана, и я умирала от желания воплотить некоторые из этих слухов в реальность.

– Ты ступаешь на опасный путь, Марфиль.

Он был так близко, что чувствовала его аромат.

– Наши отношения с самого начала были опасными, Себастьян. Разве ты здесь не для того, чтобы защитить меня от любой опасности?

– Твоя защита стоит мне крови, пота и слез, черт возьми.

– Знаешь, что со мной происходит, когда ты так близко? – прошептала я, поднимая руку и кладя ему на затылок. Он позволил это сделать, хотя оставался неподвижным, как статуя. Лишь пульсирующая жилка на шее была единственным признаком того, что он был живым существом. – Если дотянешься до этого места, узнаешь.

Он моргнул, прежде чем ответить.

– Знаешь, что происходит со мной, когда ты пытаешься меня шантажировать? – вкрадчиво прошептал он, накрыв мою ладонь, которая лежала у него на щеке, своей. – Ненавижу тебя с каждым днем все больше.

Не успела я вникнуть в его слова, как он утянул меня в поцелуй.

Наши губы соединились – влажные, холодные, мокрые от дождя, но вскоре горячие от жадных поцелуев. Мы целовались так, будто это был наш последний раз.

«Наконец-то».

Почти услышала вздох облегчения, который оба мысленно испустили. Он прижал меня к стене сарая, и в тот момент, когда мои руки собирались погрузиться в его волосы, схватил их, крепко сжав их у меня над головой, одновременно издав предупреждающий рык.

Легко поднял меня, одновременно делая что-то волшебное языком. Что-то, из-за чего между ног полыхал огонь. Горячее тело Себастьяна накрыло меня, обещая то, что за этим последует. Казалось, сгорю заживо, если он остановится. То, как он целовал меня, черт… Еще раз доказывало, что была права. То, что между нами происходило, выходило за рамки нормальности.

Я рвано выдохнула, когда его рука схватила за подбородок, отстраняя, чтобы мог снова взглянуть на меня.

– Ты сводишь меня с ума, – сказал он, а затем облизал мою нижнюю губу и прикусил ее. – Я бы съел тебя, чтобы заставить замолчать. Ведь ты провоцируешь меня каждый час, каждую гребаную секунду каждого дня, когда я рядом с тобой…

Невыразимое, неконтролируемое желание этого мужчины затуманило мне взор.

– Я бы брал тебя у этой стены часами, если бы не знал, что ты девственница, – прошипел он, заставив тело окаменеть. Искала ответ в его глазах, но он вновь заткнул мой рот поцелуем. Просунул свой язык и мучил, прижимая телом к стене. Ногами обхватила его бедра, и когда выгнулась навстречу, его горячее возбуждение прижалось к лобку, вызывая болезненное удовольствие, которое возрастало с каждым разом и требовало прошивающей все тело молниями развязки.

– Что? Откуда знаю? – издевательски протянул он, снова отстраняясь от меня. – Потому что у тебя это написано на лбу, Косточка. Все поры кожи источают невинность, которую с трудом можешь скрыть колкостями и сексуальным телом…

Почувствовала, что лицо залилось краской.

– Хочу, чтобы ты поцеловал меня, – сказала я, глядя ему в глаза.

– Только целовал? – спросил он, глядя на мои груди, обтянутые белым кружевным бюстгальтером, в котором затвердевшие – то ли от желания, то ли от холода – соски терлись о ткань. Я жаждала, чтобы к ним прикоснулись, как подобает. Все тело нуждалось в прикосновениях Себастьяна. Он оттянул лифчик, его рот приник к левой груди, и я откинула голову, задыхаясь, когда он взял сосок в рот и увлажнил его языком, а рукой сжал вторую грудь. – Я зол на тебя, Марфиль, а когда злюсь, теряю контроль.

– Нет… ничего плохого… в том, чтобы время от времени… терять контроль… – прерывисто простонала я, когда его зубы нежно прикусили левый сосок. – Ты всегда слишком напряжен…

Он прижал свои бедра к моим, и я издала очень громкий вздох, когда почувствовала возбуждение прямо между ног.

Казалось, на моей шее не осталось ни миллиметра, до которого бы Себастьян не добрался языком. Ему удалось довести меня до исступления. Едва чувствовала тело, пока мои язык, губы и зубы неустанно мучили. Мне это нравилось. Мне нравилось то, что он делал со мной. Я хотела Себастьяна внутри себя. Меня не волновала потеря девственности. Меня не волновали угрозы отца, предупреждения и уроки катехизиса с монахинями, которые вдалбливали ученицам в голову, что интимные связи до замужества – грех.

Ноги коснулись земли, но он продолжал целовать. Расцеловал ложбинку между грудями. Поцеловал в пупок. Кусал шею, не задумываясь о последствиях.

– Я мог бы заставить кончить, сделав так, – сказал он, касаясь промежности поверх джинсов. Джинсы впились в сверхчувствительную кожу, и я задрожала от удовольствия.

– Себастьян…

Заметила, как он расстегивает джинсы, а затем его рука скользнула в нижнее белье.

Прикрыла глаза от удовольствия, когда коснулся меня там…

– Господи… – простонала ему в рот, когда он, не переставая целовать, безжалостно проник пальцами.

Губы накрывали мои. Глаза были широко распахнуты, чтобы не упустить не единой детали первого соединения. Пальцы творили магию.

Схватила его запястье, когда, не осознавая, что происходит, неведомое доселе ощущение обострило все чувства, лишило дара речи…

– Расслабься, Марфиль.

Если бы я не тонула в доставляемом наслаждении, заметила бы, что тон голоса изменился.

Открыла глаза, чтобы не упустить ни единой детали. Кто знал, что произойдет после? Кто знал, как поведет себя Себастьян, когда жар, сжигающий обоих, исчезнет?

Но не могла больше думать… Испытала первым оргазм от пальцев этого мужчины, и разум был пуст. Даже не осознавала, какие звуки срывались с губ и как Себастьян позаботился о том, чтобы удовольствие продолжалось, пока я не выжала из себя все, что могла дать.

Он убрал пальцы не сразу, а оставил их там, слегка надавив. Затем вынул их и, как ни в чем не бывало, поднес к губам. Облизнул, не отрывая от меня глаз, и я снова почувствовала неудержимое желание. Позавидовала его пальцам.

Дождь снаружи стихал, и я внезапно почувствовала, как подгибаются ноги. Прислонилась к Себастьяну, который несколько мгновений прижимал меня к своему разгоряченному телу. Но затем, когда даже не успела полностью прийти в себя, он схватил меня за запястья и оттолкнул.

– Я уже сделал то, что ты хотела, – холодно сказал он, без тени желания во взгляде. Выглядел так, будто наконец сбросил маску. – А теперь одевайся, садись на лошадь и возвращайся домой.

Все равно как если бы леденящий дождь обрушился с новой силой. Себастьян отпустил, повернулся спиной и направился к лошади отца.

Я все еще дрожала от последствий оргазма, но безжалостный взгляд Себастьяна внезапно уничтожил остатки удовольствия.

– Себастьян…

Господи… Предательские слезы подступали к глазам. Разрыдалась бы, если он в тот же миг не подошел и не обнял.

– Я сказал, чтобы ты оделась.

Я сгорала от стыда, чувствуя себя униженной. Почему после того, как он ласкал меня как никто другой, вдруг смотрел на меня, будто я ему чужая? Незнакомка, которая раздражает.

Поспешила одеться, скорее от смущения, чем потому что он приказал, или было холодно.

Себастьян стоял спиной и гладил по гриве Маренго.

– За что ты так со мной? – спросила я, вытирая слезы рукой и поворачиваясь к нему лицом.

Он снова повернулся.

– Как? – спросил он с напускным безразличием. – Ты меня шантажировала, чтобы доставил тебе удовольствие, я это сделал.

То, что он сказал, прозвучало грязно, ужасно и отвратительно неуместно…

– Ты никогда бы не сделал ничего, чего бы сам не хотел, так что не смей так говорить.

Тепло покинуло тело, оставив меня дрожащей и уязвимой перед человеком, с которым разделила нечто особенное и прекрасное.

– В этом ты права… Потому позволил себе поддаться шантажу. Еще раз предпримешь такое, сообщу твоему отцу об увольнении.

Он говорил совершенно серьезно.

Нужно было убираться. Не могла смотреть ему в лицо, когда его взгляд был настолько безразличным.

Подошла к коню, не проронив ни слова.

Не обернулась, чтобы посмотреть, следует ли Себастьян за мной. Взобралась на Филиппа, подстегнула его и поскакала прочь от сарая, как если бы за мной гнались демоны. Половые губы все еще пульсировали, было немного больно, ведь первое проникновение прошло столь агрессивным способом.

Плотно сжала губы и быстро моргнула, чтобы прогнать слезы, затуманившие зрение.

Спешившись и заведя Филиппа в стойло, выбежала из конюшни. Не оглядывалась. Не хотела видеть удовлетворение во взгляде Себастьяна, когда он понял, что плачу, ведь позволила ему отомстить таким жестоким, болезненным способом.

В спальне накрылась одеялом с головой и рыдала, пока не забылась сном.

Следующее утро после одной из самых тяжелых ночей в жизни я посвятила нанесению макияжа. Не потому, что хотела, – хотя раньше получала удовольствие от процесса ухода за собой, – а затем, чтобы скрыть следы, что оставила прошлая ночь. Не могла позволить Себастьяну это увидеть, не хотела, чтобы он знал, как больно сделал вчера. Покрасневшие глаза, отекшие щеки и искусанные губы были покрыты волшебным слоем косметики – теперь кожа была такой же свежей и светлой, как обычно. Тональный крем от «Dior», который давно купила, но практически не использовала, творил чудеса. Удивительно, как несколько умелых мазков могут полностью преобразить: когда спустилась на кухню около полудня, сияла снаружи, но внутри неизбежно черной дырой расползались боль… и разочарование. Разочаровалась в Себастьяне, ибо никогда не поверила бы, что он так поступит со мной. Да, я его шантажировала, но как он мог? Было же очевидно, что не собиралась ничего говорить. Вы могли бы представить, что иду к отцу и сообщаю, что переспала с телохранителем? И Себастьян это знал; пусть я и наговорила много чего, о чем могла пожалеть, не собиралась мириться с тем, что он лгал самому себе. Тому, как он со мной обошелся, не было оправдания.

Так что весь день мы друг друга избегали. Не то чтобы дом был маленьким, вполне могли и не пересекаться, но Себастьян будто специально появлялся в тех местах, куда ходила я, поэтому, чтобы его не видеть, я «замуровалась» в спальне. Единственной надеждой был скорый приезд Габриэллы, с ней все будет проще… Отвлекусь, и, если позволят, сможем даже пойти на местную ярмарку.

В тот вечер, когда должна была приехать Габриэлла, увидела, как Себастьян выходит из кабинета отца вместе с Логаном; он был серьезен, как никогда, и о чем бы они ни говорили, это дало повод задуматься, что же такого выяснили, если это заставило Логана и Себастьяна неловко оглянуться на меня, когда выходили из кабинета и проходили мимо.

Времени, чтобы подойти и спросить, не было: входная дверь открылась, и на пороге появилась Габриэлла, расплывшись в счастливой улыбке.

– Я дома! – закричала она, скинув рюкзак на пол и бросаясь ко мне. С неподдельной радостью распахнула объятия. За последние несколько месяцев сестренка заметно вытянулась.

– Ты стала почти с меня ростом!

Сестра была очень хорошенькой; ей было пятнадцать, хотя выглядела на восемнадцать. Светло-каштановые волосы волнами спускались до плеч, а глаза были такими же, как у отца: светло-карими, в обрамлении густых ресниц. Тело у нее было поистине модельное, хотя нужно учитывать возраст: она была высокой, с очень сдержанными формами, которые с каждым годом становились все более заметными. Короткие шорты обнажали длинные стройные ноги. Как же я была рада, что она приехала, хоть и всего на несколько дней. Заметила, как позади нее появился Уил, нагруженный чемоданами.

Отец вышел из кабинета, чтобы встретить Габриэллу. С сестрой у него отношения были более близкими. В конце концов, у нее была мама, и дни, которые она жила с ней, компенсировали время, что она проводила с отцом: так количество напряженных моментов сокращалось вдвое. Отец обнял ее, взглянув на меня через плечо, а затем провел немного времени с нами в гостиной.

– Что ж, девочки, раз вы обе здесь, нужно кое-что прояснить, – начал он, поднося к губам бокал бренди.

Габриэлла посмотрела на меня, и улыбка мгновенно исчезла с ее лица. В этом весь отец – прекрасно знал, как «разрядить» атмосферу.

– Габриэлла, твою сестру похитили и бросили у больницы.

Габриэлла об этом уже знала, хотя, полагаю, необходимо было пересказать факты заново.

– По причине, которая до сих пор не известна, они хотят причинить ей вред и вполне могли попытаться сделать это с тобой. Поэтому прошу быть настороже и, прежде всего, слушаться телохранителей. Марфиль, ты обязана делать все, что скажет Себастьян. Поняла?

«Обязана делать все, что скажет Себастьян…»

Взгляд переместился с отца на телохранителя, который только что появился в дверях. Уилсон встал рядом с Габи и серьезно посмотрел на нас.

Некоторое время все слушали, как Габриэлла рассказывает об оценках и школе-интернате, и, когда отец отправил ее спать, я воспользовалась возможностью, чтобы кое о чем его спросить.

– Мало что могу рассказать, Марфиль, – он всегда ненавидел, когда мы с Габи задерживали его дольше, чем необходимо. – Не знаю, кто за этим стоит, хотя подозрения есть… Послушай, дочка, в моем мире, когда бизнес идет наперекосяк или кто-то теряет деньги, случиться может все, что угодно… Люди готовы на все за несколько тысяч долларов, а в моих руках миллионы, понимаешь?

Конечно, я это понимала, но почему расплачиваться приходилось мне?

– Не думаю, что проживу так долго, – сказала я, искоса поглядывая на Себастьяна, который, очевидно, слышал весь разговор.

Мы были в гостиной, и хотя Себастьян, Уилсон и Логан разговаривали на другой половине, я знала: Себастьян прислушивается.

– Что есть, то есть, – произнес отец, вставая и поворачиваясь спиной, чтобы уйти в кабинет.

«Что есть, то есть…» Обнадеживающий ответ.

Рассерженная, я поднялась с дивана.

Себастьян даже не взглянул на меня, и от этого внутри все забурлило.

Я ушла в комнату, даже не заглянув к сестре.

Хорошо, что на следующее утро появились дела, так я смогла хоть немного отвлечься. В течение четырех лет я помогала в благотворительном фонде, созданном в 2005 году после разрушений, вызванных ураганом «Катрина». Мне было восемь, и я находилась в Англии, когда это случилось. Вернувшись, ужаснулась последствиям, которые он оставил. Ураган был одним из самых разрушительных стихийных бедствий в истории страны, и то, что воочию увидела, как один из любимых городов – Новый Орлеан – был практически разрушен, все еще вызывало глубокую печаль. Луизиана понесла неисчислимый ущерб; погибших в 1836 году все еще вспоминали как трагедию, настолько печальную, что от нее щемит сердце. Я всегда была человеком, которому нравилось помогать, быть в гуще событий и чувствовать, что являюсь частью чего-то важного, поэтому искала неправительственную организацию, через которую могла бы что-то дать городу. Со временем фонд взялся помогать бедным на улицах, хотя эта организация продолжала восстанавливать здания и искать жилье для семей, оставшихся без крова. Лучшей частью фонда была общественная столовая, которая кормила сотни семей и давала приют бездомным детям. Отец поддерживал это дело, поэтому его вклад был одним из самых значительных, а я навещала с просьбой о помощи многих состоятельных бизнесменов в районе. За четыре года нам удалось собрать очень много денег. Фонд назывался «Вместе мы сильнее», или «ВМС», как его для краткости называли.

Со временем я прошла путь от второстепенного члена до руководящей группы; принимала решения на собраниях, ко мне прислушивались, когда предлагала новые идеи. Мне там нравилось, и, хотя из-за учебы пришлось уехать, всегда помогала, где могла, особенно на вечеринке, которую устраивали каждое лето для сбора денег.

Тем утром я оделась в удобную одежду: легинсы, футболку с завязками на спине и кроссовки. Сестра тоже часто помогала в фонде, хотя я и не собиралась просить ее сопровождать меня сегодня, ведь она только приехала. Когда зашла на кухню, то обнаружила, что она сидит на столешнице и безостановочно болтает с Себастьяном, Уилсоном и Люпитой, которая в это время месила тесто.

Было очень странно видеть, что Себастьян наблюдает за ней с улыбкой. Младшая сестренка была веселой и общительной, я ее обожала, но не могла не почувствовать укол ревности, увидев, как он непринужденно с ней общается.

Когда вошла, он на мгновение уставился на меня, но тут же отвел взгляд, будто я была уродливой статуей скульптора-любителя.

Уилсон, напротив, смотрел на меня во все глаза… Мы провели вместе достаточно времени, чтобы его интерес не остался незамеченным.

– Мар, иди сюда, мы готовим печенье, – воскликнула Габи, указывая на Люпе.

– Вы?

Мой тон был слишком резким, что было непривычным. Раньше я так не вела себя с Габи и Люпе. Никогда. Всегда была шумной и разговорчивой. Могла злиться, но это быстро проходило… а с Себастьяном… хотелось выцарапать себе глаза от бессилия.

– Ну, скорее мы развлекаем Люпе, пока она их готовит, – ответила она, улыбаясь. – Тебе ведь нравится, что мы с тобой болтаем, Люпита? – спросила она, глядя на любимую кухарку.

Я проигнорировала всех и подошла к холодильнику. Взяла бутылку холодной воды Evian и подошла к стойке, чтобы открыть рюкзак и положить бутылку внутрь.

Себастьян немного откинулся на спинку стула, а Уилсон продолжал украдкой смотреть на меня.

– Поеду в деревню, – объявила я, ни на кого не глядя.

– Можно мне с тобой? – воскликнула сестра, чуть ли не спрыгнув со столешницы.

– Собираюсь в «ВМС».

Сестренка скривила лицо.

– Пожалуй, останусь здесь.

– Чудесно, Габриэлла. Рада слышать, что помощь другим приносит тебе положительные эмоции.

Сестра бросила на меня виноватый взгляд.

– Ну, если ты хочешь, могу…

– Не стоит. Уил, не мог ты бы составить компанию?

Уил вскочил на ноги.

– Конечно.

– Категорически нет, – сказал Себастьян, одним глотком допивая остатки кофе и не глядя на меня. – Я провожу тебя, – добавил он, вставая.

Я скрестила руки на груди и повернулась к нему.

– Не хочу, чтобы ты сопровождал меня. Хочу, чтобы это сделал Уил, – холодно сказала я, не глядя ему в глаза, потому что тогда бы голос дрогнул.

– Уилсон, – поправил он, а затем продолжил. – телохранитель Габриэллы.

– Какая разница? – бросила я, теперь смотря прямо в его карие глаза. – Не думаю, что так уж сложно идти позади меня. Любой это сможет.

Бинго! Только что опустила его работу ниже плинтуса, и мне было жаль Уила, но было наплевать на то, что вела себя как сволочь.

Жилка на шее Себастьяна начала заметно пульсировать.

– С тобой иду я, и это не обсуждается.

Испустила самый жалкий вздох.

– Не хочу идти с тобой!

Сестра посмотрела на меня так, словно не узнала.

– Мамочки, кто-то сегодня встал не с той ноги? – воскликнула она, глядя на Люпиту, которая наблюдала за мной с широко раскрытыми глазами.

– Я не против сопровождать ее, – подал голос Уил, подливая масла в огонь.

Себастьян смерил его недобрым взглядом.

– Ты будешь делать то, что я тебе скажу. Я твой начальник, – ледяным голосом приказал он.

– Отец… – начала я, но Себастьян прервал.

– Твой отец поручил мне твою защиту, так что не трать время на попытки кого-либо убедить, потому что либо идешь со мной, либо не идешь никуда.

Бросила на него полный ненависти взгляд и развернулась, резко тряхнув волосами. Если бы кто-то стоял рядом со мной, наверняка бы больно ударила его хвостом.

Прошла прямо к двери. Даже не думала оглядываться, и так знала, что Себастьян последует за мной. Вышла на улицу, громко топая, после того как взяла ключи от гаража. Подошла к воротам – Себастьян за мной по пятам – и щелкнула выключателем, чтобы открыть электрический затвор.

Даже представить не можете, сколько там было машин. Никогда особо не интересовалась известными марками или автомобилями в целом, так что вряд ли опишу все детально, но среди тех или иных автомобильных реликвий, которые отец любил коллекционировать, было несколько «Ламборгини», парочка «Феррари», «Бентли» и гигантский полноприводный внедорожник 4x4, на котором отец ездил на охоту.

Лимонно-зеленый «Жук» выглядел нелепо по сравнению с элитными автомобилями, но я хотела именно эту, и отец уступил. Хотел подарить «Ауди», если правильно помню, но всегда мечтала иметь машину, как у Барби…

Гараж был тускло освещен, когда дверь открылась ровно настолько, чтобы впустить меня.

– Ты должна позволить мне сесть за руль, – пробурчал Себастьян, когда увидел, что направляюсь прямо к «Жуку».

– Еще чего. Достаточно и того, что едешь со мной, – бросила я, встав у двери водителя и впервые взглянув на Себастьяна с тех пор, как вышла из дома. – Можешь следовать за мной на машине Питера.

Себастьян обошел машину и подошел к тому месту, где стояла.

– Я тебе ни капельки не доверяю. При малейшей возможности попытаешься сбежать, поэтому поеду с тобой в одной машине. Хочешь сесть за руль? Хорошо. Я уже составил завещание.

– Не смешно.

– Что не смешно, так это враждебность, которая сочится из каждой твоей поры. Если и дальше будешь так разговаривать со мной на людях, навлечешь на нас неприятности.

Я растянула губы в притворной улыбке.

– Прошу прощения, а какой уровень враждебности вам больше подходит, сеньор?

Себастьян поморщился и отошел, чтобы сеть в машину на пассажирское сиденье спереди.

Тоже села, завела машину и включила кондиционер.

Пристегнулась и выехала из гаража. Дом находился в закрытом поселке на окраине Батон-Руж. Столетние особняки, стоявшие в этом районе, когда-то были резиденциями южных господ. Иногда, глядя на плантации и поля, окаймлявшие реку Миссисипи, я визуализировала южан времен Гражданской войны, их хлопковые плантации и, к сожалению, чернокожих рабов, неустанно на них работающих.

Наш дом принадлежал английскому лорду, который перед Гражданской войной был вынужден бежать на север, чтобы спасти семью. Знание того, что те, кто в нем жил, не были сторонниками рабства, привносило в душу спокойствие, но, согласно историческим данным, этот дворянин был убит до того, как ему удалось сбежать.

Дорога, отделявшая окраину города, была длинной и почти всегда пустынной, окруженной особняками и множеством зелени. По правде говоря, с удовольствием проводила бы здесь больше времени; была южанкой, но почти не имела акцента. Выросла в Англии, но зелень деревьев и прекрасные поля дарили умиротворение, которое редко ощущала в Лондоне или Нью-Йорке. Много раз спрашивала себя, не было ли стремление переехать в Нью-Йорк вызвано скорее нежеланием жить с отцом.

Опустила стекло, чтобы воздух ласково трепал по щекам. Был прекрасный и жаркий день, но не настолько, чтобы жара была удушающей. Прошедшая ночью гроза оставила повсюду лужи и следы воды, но небо было ясным.

Старалась не обращать внимания на человека, который сидел рядом, и, хотя воспоминания о его губах на теле все еще заставляли краснеть, не должна была забывать, что ему было наплевать.

Разозлившись, резко надавила на газ. Приятный ветер в лицо начал болезненно хлестать.

– Хочешь угробить не только нас, но и машину? – отчитал меня со своего сиденья Себастьян. Опять этот лекционно-раздражительный тон.

– Ты едешь так же быстро, – ответила я, наслаждаясь скоростью.

– Не разгоняюсь до ста двадцати, Марфиль, – сказал он, выпрямляясь на сиденье и, видимо, проклиная себя за то, что увидел, как нажала педаль до упора. Это было привычкой, на этой дороге никогда никого не было. – Марфиль, – прошипел он мое имя сквозь зубы.

Я закатила глаза, но все же нажала на тормоза, чтобы сбавить скорость. Не сработало.

– Сбавь скорость. Сейчас же, – потребовал он, не замечая, как кровь отхлынула от моего лица.

– Не работает, – сказала я, едва обретя дар речи.

Нажимала на педаль, но ее будто не существовало. Тормоза не работали!

– Сейчас не время для шуток, – ледяным голосом процедил Себастьян.

– Тормозов нет, Себастьян! – закричала я, теряя самообладание и мгновенно впадая в панику. Почувствовала, как по спине стекают струйки пота. Ехала почти со скоростью сто пятьдесят километров в час, а проклятый тормоз не реагировал!

Себастьян громко выругался, когда понял, что говорю серьезно, и откинулся на сиденье, заставив крепче вцепиться в руль.

– Сосредоточься на дороге, – сказал он нарочито спокойным голосом.

– Я не могу остановиться! Здесь нет тормозов! Не могу затормозить!

Слезы застилали глаза.

– Послушай меня, – успокаивающе начал он, прижимая мою руку к рулю. – Успокойся, ладно? С нами ничего не случится, движения почти нет, но нужно сбросить скорость перед поворотом.

– Мы умрем! – взвизгнула я, безудержно рыдая; нога, которой жала на тормоза, казалось, онемела.

– С тобой ничего не случится! – ответил он, выводя из почти панического состояния. – Мы должны снизить скорость на передачах, используя двигатель автомобиля.

– Не могу!

Руки задрожали, меня всю трясло.

– Переключи на третью, – приказал он, и я послушалась.

Скорость сбавилась со ста пятидесяти до ста тридцати.

– Этого недостаточно… – донесся встревоженный голос Себастьяна.

В конце дороги был поворот, о котором он говорил.

Никогда не ехала с такой скоростью. Внезапно вспомнила то, чему учили в автошколе: когда несешься на высокой скорости, одно простое движение может привести к тому, что тебя закрутит и ты потеряешь контроль над машиной. Практически самоубийство.

– Себастьян… Себастьян, поворот.

– Сосредоточься: нажму на ручной тормоз, а ты повернешь руль вправо, когда войдем в поворот, хорошо?

– Но я потеряю контроль над машиной!

– Мы уйдем в занос. Если все получится, машина сбавит скорость. Ты должна это сделать, слышишь?

– Нет, Себастьян… Я боюсь! Я не смогу!

Я была до смерти напугана, дрожь сменилась онемением, руки вцепились в руль, не могла пошевелить ни единым мускулом; скорость была запредельной… Мы разобьемся, я это знала. Я погибну. Умру в гребаной машине вместе с Себастьяном.

– Черт, Марфиль, послушай меня хоть раз в чертовой жизни!

– Не вижу, ничего не вижу! – причитала я, судорожно моргая: слезы затуманивали зрение.

– Сделай глубокий вдох, – сказал он спокойным тоном. – Все будет хорошо, обещаю.

И я ему поверила.

Когда подъехали к повороту, все произошло очень быстро. Я повернула руль одновременно с тем, как Себастьян нажал на ручной тормоз, сначала медленно, затем изо всех сил, и произошло то, что должно было произойти: я утратила управление.

Мир перевернулся перед глазами.

Что-то сильно ударило, и я потеряла сознание.

Прекрасно знал, что произойдет, и отдал бы все, лишь бы справиться с этим в одиночку.

Марфиль сделала то, о чем просил. Когда подъехали к повороту, повернула руль вправо, и я нажал на ручной тормоз, чтобы с помощью задних колес снизить чрезмерно высокую скорость автомобиля до такой степени, чтобы машина затормозила.

Все вышло не так, как было бы, будь за рулем я. Когда машину начало заносить и вращать, Марфиль полностью потеряла управление; я пытался ей помочь, но это было невозможно.

Врезались во что-то, в результате чего машина сорвалась с места и начала вращаться вместе с нами внутри. Сработали подушки безопасности, лопнули стекла. Полный ужаса крик Марфиль был последним, что я услышал, прежде чем сильно ударился головой о борт машины.

Потерял сознание на несколько секунд; очнувшись, понял, что лежу на животе. Все было хуже, чем предполагал. Повернувшись к Марфиль, увидел, что она без сознания. Ремень безопасности удерживал ее, не давая упасть и удариться о потолок машины.

Превозмогая резкую боль в правой руке, расстегнул ремень и упал ничком. Выругался сквозь зубы и вылез в окно. Черт… Машина была разбита… двигатель горел.

Стараясь не обращать внимания на боль в руке, обошел машину, пока не добрался до окна Марфиль.

Ее ресницы трепетали, она все еще находилась в полубессознательном состоянии.

– Марфиль, – позвал, пытаясь дотянуться до ремня безопасности. Не хотел, чтобы она ударилась при падении, нужно было удержать ее и вытащить оттуда как можно скорее. – Марфиль, ты меня слышишь? Очнись, малышка…

Невероятные зеленые глаза распахнулись, она несколько раз моргнула, пытаясь сфокусироваться.

– Се-Себастьян? – растерянно спросила она.

Собрав все силы, осторожно пролез в машину так, чтобы ремень безопасности оказался в пределах досягаемости.

– Приобними меня за спину, хорошо? Сейчас отстегну тебя и вытащу.

– Как больно… – простонала она, с ее губ капала кровь.

Только не это!

– Подожди, ладно? – в отчаянии сказал я, пробираясь в освободившийся проем, и потянулся к ремню. Когда услышал щелчок, мысленно возблагодарил Господа, что ремень не заблокировался. Марфиль упала на спину, и я оттолкнулся, как мог, чтобы встать на четвереньки. Пришлось положить Марфиль на крышу машины, которая теперь была «полом», чтобы сначала вылез я, а затем вытащил ее.

Не обращая внимания на острую боль, которую чувствовал, поднял Марфиль на руки и отошел на достаточное расстояние, чтобы были в безопасности в случае взрыва.

– Марфиль, – позвал я, положив ее на землю, и внимательно осмотрел. Проверил дыхание. Кровь была из-за пореза на губе, а не из-за внутренних травм, и я надеялся, что не ошибся. У нее был синяк из-за удара подушкой безопасности по щеке и порезы на ногах и руках из-за стекол. В остальном она, казалось, не пострадала, но была в полусознательном состоянии, хотя я и не знал, получила ли она какой-либо ушиб или сотрясение мозга в результате удара.

– Эй… поговори со мной, пожалуйста.

Убрал темные волосы с ее лица.

Марфиль снова моргнула, и когда я помог ей сесть, растерянно перевела взгляд на то, что осталось от машины.

– Моя машина… машина Барби, – прошептала она, и я встал, поднимая ее вместе с собой.

Черт! Только Марфиль Кортес могла выдать что-то подобное, когда чудом избежала смерти.

Она посмотрела на меня и через секунду расплакалась.

Инстинктивно прижал ее к своей груди.

– Пытались убить меня… – всхлипнула она, уткнувшись в плечо; напрягся, услышав это из ее уст, хоть сам пришел к такому выводу с минуты, как перестали работать тормоза.

– Не думай об этом, – вытащил из кармана телефон и крепко сжал его.

Мы были в глуши… тот, кто это спланировал, должен был следить за нами, чтобы убедиться, что все прошло как по маслу… Я должен был проверить…

– Нам нужно туда, – сказал я, указывая на лесную чащу. – Можешь идти?

Марфиль кивнула, поднося руку к лицу, чтобы коснуться губы и поврежденной скулы. Поморщилась в то время, как набирал Уилсону.

– Идем, – подбодрил ее, оглядываясь. Казалось, на десять километров вокруг никого не было.

– В чем дело, Мур? – Уилсон ответил на третьем гудке.

– Приезжай и забери нас. Поторопись. Попали в аварию. Мы у боковой дороги, почти у самого въезда на шоссе.

Отключил телефон, когда подошли к опушке леса, и достал пистолет, висевший на ремне; Марфиль спряталась за деревом, достаточно большим, чтобы служить щитом.

– Ты чего? – обеспокоенно воскликнула она, увидев меня с пистолетом в руках.

– Просто мера предосторожности…

Ее глаза испуганно блуждали по лесу и дороге.

– Думаешь, здесь кто-то есть?

Не имел ни малейшего понятия. Знал только одно: кто-то из близких к семье мог испортить тормоза в машине Марфиль, и это привело в ярость.

Через пять минут появились Уилсон с Логаном на «Мерседесе» Кортеса.

Логан ошеломленно обвел глазами место аварии и бросил на меня взгляд, который сказал все. Уилсон вытащил пистолет.

– Вы в порядке?

Взглянув на Марфиль, он подошел ближе.

Я удержал его, схватив за рубашку.

– О Марфиль позабочусь я, ты знаешь, кому позвонить, – сказал я, глядя ему в глаза.

Уилсон кивнул, поворачиваясь к машине, не в силах отвести взгляда от разбитого «Жука». Когда Логан добрался туда, где стояли, он был в такой же ярости, как и я.

– Что, черт возьми, произошло?!

– Тормоза. Это должен был быть кто-то близкий к семье, иного объяснения…

– Машина была в мастерской на прошлой неделе, – начал Логан, но прервал себя, что-то вспомнив. – Сукин сын…

Он взглянул на дочь Кортеса.

– Посадите ее в машину, мы должны немедленно увезти ее отсюда.

Марфиль молчала. Это было так непривычно. Она сидела на заднем сиденье машины, с раной на щеке, светлая кожа в черных пятнах от гари, губа разбита. Я хотел убить того, кто хотел убить ее. Не просто убить: уничтожить… Это чувство пугало. Когда подъехали к особняку, нас уже ждали: наверняка близкие Марфиль сходили с ума от беспокойства. Первой, кто подбежал к нам, была ее младшая сестра.

– Мар! – крикнула она, рывком открывая дверцу машины и помогая выйти.

Потянулся, чтобы помочь Марфиль, но она остановила меня, прежде чем смог прикоснуться.

– Со мной все в порядке.

Ее настроение было таким же мрачным, как и у меня. Ее хотели убить, это больше не было отвратительной шуткой с птичьей кровью и письмами с угрозами в коробке. Люди действовали, а это означало, что она помечена.

А если у Марфиль на спине мишень, то и я не жилец…

С отцом я увиделась лишь после возвращения из больницы. Сделали магнитно-резонансную томографию, а также обработали раны на лице и порезы, которые остались от осколков стекла. Больше досталось Себастьяну, который в гневе вынужден был согласиться на то, чтобы ему наложили шину на левую руку. Не сказала ему ни слова в больнице, несмотря на то что он присматривал за мной и около пяти раз отказывался от медицинской помощи, пока со мной не закончили.

Отец вошел в гостиную с лицом белым как мел, но с глазами, полыхающими адским огнем. Бросил на меня взгляд, который я не смогла понять, а затем жестом указал Себастьяну следовать за ним в кабинет.

Пока Люпита подавала чай с печеньем, я пыталась напрячь слух и хоть что-нибудь уловить. Габи была со мной, она плакала все время, пока находилась в больнице, а теперь заснула, положив голову мне на колени.

Логан тоже был в кабинете, и слова, которые обронил, когда были на месте аварии, заставили строить догадки. Кто, черт возьми, отвез машину в мастерскую? С машиной было все в порядке! Она была практически новой, я не ездила на ней, так как жила далеко.

Когда Люпита покинула гостиную, я встала, стараясь не разбудить сестру, пересекла длинный коридор под безжизненными взглядами чучел животных и подошла к двери кабинета.

– Позвонишь Бианику! Ты меня слышал? Позвонишь этому ублюдку и скажешь, что либо он помогает, либо, клянусь Богом, он не увидит больше ни единого гребаного цента!

Кто, черт возьми, этот Бианик?

Кто-то ответил отцу, но не могла расслышать ответ, потому что отец кричал…

Уверена, Себастьян был единственным, кто сохранял спокойствие.

– Ты ни черта не понимаешь! – взорвался отец.

Услышала, как что-то хлопнуло о стол, а затем звук стула, двигающегося по деревянному полу.

– Я не остановлюсь, пока не увижу, как этот сукин сын закончит под маками! Плевать на все остальное!

Я удивленно распахнула глаза, услышав полузабытую фразу из прошлого, которую не поняла, а затем с опозданием поняла, что открывается дверь. Юркнула направо, когда Себастьян закрыл за собой дверь. Когда увидел, что я стою и слушаю, не мог не посмотреть на меня с неодобрением, хотя это длилось всего несколько секунд. В полумраке тускло освещенного коридора беспокойство промелькнуло в его глазах, вытеснив остальное.

– Как ты?

Мурашки пробежали по спине, когда он осторожно приподнял мое лицо за подбородок, осматривая разбитые губу и скулу.

– Лучше, чем ты, – ответила я, заметив, что рана на его брови снова кровоточит и испачкала повязку, которую наложили в больнице. Забинтованная рука покоилась на груди, поддерживаемая перевязью. Он проигнорировал замечание и потянул за собой, прочь от кабинета.

– Ты не должна подслушивать у дверей.

Последовала за ним, заметив, что он немного прихрамывает.

– Не хочешь вернуться в больницу, чтобы врачи осмотрели ногу?

– Все в порядке.

Я сжала губы.

– Кто такой Бианик? – спросила, останавливаясь рядом с головой крупного оленя. Если Себастьян не позволял беспокоиться о его ранах, то, по крайней мере, хотела получить от него ответы.

– Не тот, о ком тебе следует беспокоиться.

– Не к нему ли вам нужно обратиться за помощью, чтобы я осталась жива?

Себастьян повернулся и подошел. Осторожно заправил за мое ухо выбившуюся прядку волос. Затем зарылся пальцами в мои волосы.

– Я отвечаю за то, чтобы ты осталась жива, – произнес он с мрачным блеском во взгляде, как будто тот факт, что намекнула на обратное, оскорбил. Затем, казалось, осознал внезапный порыв нежности, посмотрел в конец коридора и отступил на два шага.

– Тебе следует отдохнуть, – добавил он, снова направляясь в гостиную.

Сестра все еще спала на диване. Когда я увидела, что Себастьян намеревается уйти, то схватила его за руку и удержала, убедившись, что говорю достаточно тихо, чтобы никто не услышал.

Себастьян крепко сжал губы, но не отстранился и не отпустил мою руку.

– Хочу, чтобы ты объяснил, что происходит, – сказала я и со злостью почувствовала, что к глазам предательски подступают слезы. Попыталась сморгнуть их, но не вышло. – Отец ничего не расскажет, но все вышло из-под контроля. Нужно знать, кто хочет причинить мне вред, и что-то подсказывает, что вы уже знаете, но скрываете.

Себастьян вытер слезинки, скатившиеся по моим щекам.

– Все скоро закончится, Марфиль. А пока тебе нужно оставаться дома.

Сделала шаг назад, разочарованная, и его рука повисла между нами.

– Не знаю, с какого момента знаешь о моей жизни больше, чем я, но будь уверен, что в конечном итоге я выясню, что, черт возьми, происходит, почему не вижу в доме полицейских, которые задают вопросы и берут показания о том, что, несомненно, было покушением на убийство.

Себастьян собирался что-то сказать, но как раз в этот момент дверь в конце коридора открылась, и появился отец с Логаном за спиной.

– Марфиль, нужно с тобой поговорить, пройди в кабинет.

Я бросила последний испытующий взгляд на Себастьяна, а затем отвернулась.

Свернула с коридора в кабинет и вошла, пройдя мимо отца, который держал дверь открытой для меня. Логан ушел, и отец закрыл дверь.

– Хотел с тобой поговорить, – начал он, наливая бокал бренди. До сих пор я не получила от него ни слова утешения, ни поддержки, ни объяснения, ничего. Это и так порядком разозлило, но следующие слова чуть не вызвали сердечный приступ. – Завтра у меня встреча с друзьями на ипподроме. Хочу, чтобы ты меня сопровождала.

Что?!

– Ты ничего не скажешь о том, что произошло сегодня утром? – сказала я, немного повысив тон голоса. Разве он не видел ран, опухших от слез глаз, испуганного лица?

– Ты не имеешь к этому никакого отношения.

Что?! Я не имела к этому никакого отношения?! Собралась открыть рот, но он заставил замолчать, подняв руку.

– Не начинай, пожалуйста, – сказал он, с силой ставя стакан на стол и расплескивая добрую часть жидкости на бумаги. – Ты не поймешь этого даже через миллион лет.

– Я не идиотка… – начала я, но он снова перебил.

– Конечно, ты не идиотка, но ты женщина! – повысил он голос, пристально глядя на меня, а затем махнул рукой в мою сторону. – Посмотри на себя! Ты не переставала реветь с тех пор, как приехала. В моем мире ты не продержалась бы и получаса. Я защищаю тебя от того, что окружает. Мир полон дерьма, а я всегда давал вам с сестрой все самое лучшее! Единственное, о чем прошу, чтобы, хоть раз в жизни, черт возьми, сделала то, что тебе говорят, и дождалась, пока все уладится. Практически все доверенные люди работают над поиском тех, кто хочет тебя убить, и для твоей же безопасности лучше, чтобы ты ничего не знала, поняла?!

Я плотно сжала губы. Послала бы его к черту, если бы он не внушал уважения и… страха. Это была моя жизнь, и я имела полное право знать, кто, черт возьми, хотел меня убить и почему.

Отец сел и пристально посмотрел на меня, словно анализируя.

– Нужно, чтобы ты помогла в одном деле, – продолжил он более спокойным голосом. – Ты моя старшая дочь, и, поскольку любишь демонстрировать, какая взрослая, хочу, чтобы сопровождала меня на неформальную встречу с другом, которого хотел бы видеть партнером по бизнесу.

– Зачем нужно мое присутствие? Если можешь об этом рассказать, конечно.

Отец проигнорировал комментарий и впился в меня взглядом.

– Твое присутствие помогло бы разрядить обстановку.

Это все, что он собирался сказать?

– Ты всегда любила скачки. Завтра Маренго будет участвовать в гонках, так что наслаждайся выходом в свет. Тебе больше ничего не нужно будет делать.

Мне это ни капли не понравилось, и, когда отец попросил уйти, я без колебаний встала, хотя он задержал на мгновение, чтобы добавить последнее замечание:

– Взял на себя беспокойство выбрать тебе наряд. Найдешь его на кровати. Уверен, тебе понравится. Позже поблагодаришь. А теперь отдыхай, тебе нужно восстановиться после сегодняшнего. Завтра ты нужна мне свежей и красивой.

Я ненавидела такие моменты: отец заставлял чувствовать себя чертовой куклой, но отказаться не могла. Или я его сопровождаю, или… я его сопровождаю. Так было всегда, выбора не было.

Когда добралась до спальни, увидела три большие белые коробки с синими полосками: только и ждали, когда их открою. Прошла мимо них и подошла к окну. Закрывая глаза, все еще чувствовала, как машина начинает кружиться, разбиваются стекла и меня охватывает ужас. Себастьян был все время со мной и вовремя вытащил из машины, прежде чем случилось непоправимое.

«Злюсь ли я все еще на него?»

Что толку себя обманывать…

То, что произошло несколько часов назад, стерло остатки ненависти к Себастьяну. Я села на кровать и откинулась на подушки. Была измотана. Каникулы проходили отвратительно, но то, что ожидало на следующий день, пугало больше, чем следовало бы. Отец никогда не просил сопровождать его на светские мероприятия, обычно приводил с собой одну из многочисленных женщин, с которыми спал. Почему он хочет, чтобы в этот раз его сопровождала я?

Бросила короткий взгляд на коробки с одеждой и укрылась одеялом с головой.

Проснулась на рассвете, так как вчера легла в середине дня. Спала крепко, но сон был омрачен кошмарами, превращая каждую секунду в пытку. Неслась на запредельной скорости на машине, которой не могла управлять, мелькали лица всех, кого когда-либо любила. Проснулась от крика, когда машина, в которой находилась, не только слетела с дороги, но и унесла всех, кого люблю. Потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: я дома, в безопасности.

Скинула джинсы и вытащила из-под подушки ночную рубашку. Накинув халат, вышла из комнаты, намереваясь перекусить на кухне. Дом спал, поэтому удивилась, обнаружив, что кто-то бодрствует, прислонившись к кухонному столу и попивая кофе с утра пораньше. Себастьян оттолкнулся от столешницы, как только увидел меня.

– Я пришла поесть.

Надеялась, что он не заметит, что я проснулась в слезах.

– Удалось поспать?

– Немного… но болит голова, приснился ужасный кошмар.

Себастьян встал и подошел под предлогом того, что нужно было поставить чашку в раковину.

– Не хочешь рассказать?

Он остановился передо мной, осматривая.

– Кто рассказывает кошмары до того, как позавтракает?

В свою очередь разглядывала его: шрам на брови, раненую руку.

Случись все по-другому, мы бы сейчас не смотрели друг на друга. Мы были бы мертвы. По моей вине.

Себастьян улыбнулся.

– Почему нельзя рассказывать кошмары до завтрака?

– Потому что тогда они станут явью.

Простояли так несколько мгновений, пристально глядя друг на друга.

– Я не знал об этой непререкаемой истине.

– Потому, что у тебя слишком прямолинейный ум.

Я отстранилась. Нужны были воздух и пространство, чтобы мыслить ясно.

Не смотрела на Себастьяна; пока он говорил, повернулась и открыла холодильник. Достала молоко, а когда открыла дверцу верхней полки кухонного шкафа, чтобы взять мед, пришлось встать на цыпочки. Какой-то идиот поставил его на высоту птичьего полета.

Почувствовала, как грудь Себастьяна прижалась к моей спине, а рука поднялась над моей головой.

Он взял мед, опустил руку и поставил его на столешницу, но не двинулся с места.

На мгновение закрыла глаза…

Несмотря на то, что произошло между нами, тело жаждало близости… тепла, запаха… Это было бы лучшее лекарство для ран. Я все еще была так напугана и зла на все, что происходило, что забыла обо всем и просто позволила секундам пройти.

Его другая рука словно непроизвольно скользнула поверх белой шелковой ткани халата, и кожа покрылась мурашками от возбуждения.

– Ты вела себя очень храбро. Несмотря на то, что была напугана, смогла сохранять спокойствие в машине… Все могло закончиться гораздо хуже.

Он все еще сохранял дистанцию, хотя его пальцы продолжали двигаться по моей руке.

– Просто делала то, что ты сказал.

– Не похоже на тебя.

Не могла не закатить глаза.

– Отец хочет, чтобы я сопровождала его сегодня на ипподром, – призналась и заметила, как растерянно звучал голос.

– Знаю, – ответил он, прекращая ласки.

Повернулась, и мы оказались лицом к лицу. Его волосы были в беспорядке, будто он только что встал с постели, и мне очень хотелось расчесать их пальцами.

– Ты там будешь?

Он кивнул, и я почувствовала некоторое облегчение. Он, должно быть, заметил это, потому что снова зарылся в мои волосы, а большим пальцем погладил по щеке. Наверняка сделал это машинально, даже не задумываясь.

– Должен был проверить машину… прости меня, – едва слышно прошептал он.

Себастьян просит прощения? Что-то внутри шевельнулось, и захотелось, чтобы он заключил в объятия, крепкие, невероятно крепкие.

– В том, что произошло, нет твоей вины, – таким же тихим шепотом сказала я. Он переместил палец на мою нижнюю губу и погладил ее. – По крайней мере, в этом точно нет.

Его глаза встретились с моими, и я поняла, что от него не ускользнуло последнее замечание.

– Этого больше не повторится, – сказал он очень серьезно, и я не поняла, имел ли он в виду машину или то, что произошло две ночи назад.

Ничего не сказала, но его пальцы продолжали медленно ласкать меня. Зачем он это делал? Почему противоречил себе? Зачем, если потом будет искать любой способ наказать себя за это?

Закрыла глаза, когда он осторожно опустил другую руку и начал медленно развязывать узел халата.

Следовало остановить его. Не хотела проходить через это снова. Не хотела снова оказаться во власти водоворота эмоций, чтобы потом ничего не чувствовать. Абсолютно ничего. Эта игра начинала утомлять.

– Хочу убить каждого, кто попытается причинить тебе боль, – сказал он, скользя рукой по талии, пока крепко не вцепился в белую шелковую ткань ночной рубашки. – Хочу сделать это, и осознание, что не могу, сводит с ума, – прошептал он, едва касаясь губами шеи, очень близко к уху.

В его голосе звучали страх и отчаяние, будто боролся со словами, слетавшими с уст.

Открыла глаза и уставилась на кухонную дверь. Он положил руку на спину и притянул к груди. Обнял меня, и я через секунду сделала то же самое. Подняла руки, обхватила его за шею и почувствовала себя намного лучше.

Неужели он передумал? Повлияла ли авария на его отношение ко мне?

Через несколько секунд он отстранился, словно вторя моим мыслям.

– Давай приготовлю тебе завтрак, – сказал он прежде, чем я смогла добавить что-либо еще.

Сидя на кухонном островке, наблюдала за ним, пока он разогревал молоко, добавлял в него мед, передавал чашку, а затем приступил к приготовлению блинов.

– Где ты научился готовить?

Все еще не могла поверить, что он обнял меня. Это вселяло надежду, но я не хотела придавать этому большого значения. Себастьян уже не раз поддавался порыву, а потом вел себя как ни в чем не бывало.

– Ну… а что мне оставалось, кроме как научиться?

– О чем ты?

– Я скитался по приемным семьям… Они не очень хорошо заботились о детях, поэтому решил взять дело в свои руки и научился готовить… Дети, которые были со мной, от души благодарили, а я обнаружил, что готовка помогает расслабиться.

Расти без родителей, должно быть, было очень тяжело. Могла это понять: хотя у меня был отец и красивый дом, много раз чувствовала себя очень одинокой.

– Однажды я прокралась на кухню в интернате и попыталась пожарить яичницу посреди ночи… Кухня загорелась, и меня исключили на три дня. Отец отказался забрать домой, потому что был занят, поэтому пришлось провести эти три дня в комнате.

Себастьян поставил передо мной тарелку с тремя блинчиками с черникой, оперся локтями на стол и озадаченно посмотрел на меня.

– Не могу представить тебя в интернате в окружении монахинь.

Я улыбнулась.

– Некоторые даже отказались от обета, утверждая, что если Бог послал меня на их путь, то это было для того, чтобы подвергнуть их испытанию, которое они не смогли преодолеть.

Себастьян тоже улыбнулся.

– Ты была настолько невыносимой? – спросил он и, прежде чем ответила, взмахом руки попросил помолчать. – Хотя лучше не отвечай.

Улыбнулась, запихивая в рот кусок блинчика.

– А ты… Почему пошел в армию?

Себастьян забрал с тарелки кусок блинчика и съел его, задумчиво глядя на меня.

– Когда тебе исполняется восемнадцать, государство перестает о тебе заботиться. Меня пинком выкинули на улицу, но это было ожидаемо… У меня тоже были плохие времена.

Я изумленно распахнула глаза, но он остановил меня, прежде чем успела что-либо сказать:

– Эти времена остались позади. Армия была единственным местом, которое привлекло внимание и где не нужно было платить, чтобы туда попасть.

Я кивнула, благодарная за то, что он рассказывал о себе, хотя что-то подсказывало, что это не вся правда.

Продолжала есть, а он молча наблюдал за мной. Больше не чувствовала себя неловко или неуютно рядом с ним. Вспомнила губы и руки, ласкающие пальцы, запутавшиеся в его каштановых волосах. Поняла, что краснею, не в силах ничего с этим поделать…

– Расскажешь о кошмаре? – спросил он меня, когда я доела последний блинчик.

Подняла взгляд от тарелки и уставилась на него.

– Ничего необычного. Все вокруг умирали, а я просто стояла и смотрела.

На кухне воцарилась тишина.

– Думаю, следует пойти принять душ, – сказала я, вставая. Нужно было уйти. Себастьян на мгновение озадаченно посмотрел на меня, но затем кивнул.

– Мне тоже, – сказал он, обходя стол и сопровождая меня в гостиную.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, и я почувствовала, как между нами вновь разверзается пропасть.

Быстро попрощалась и поднялась по лестнице.

После душа, вопреки ожиданиям, не почувствовала себя лучше. Габриэлла пришла в спальню, с восторгом открыла коробки и помогла одеться. Она всегда хотела, чтобы папа отвез ее на ипподром «Фэйр Граундс».

Однажды я была наездницей на полосе препятствий, которая была организована для сбора денег для «ВМС», но даже тогда мне не разрешили остаться на вечеринке после скачек; вот почему удивила просьба отца.

Габриэлла достала из коробки красивое белое платье длиной чуть выше колен, необычного кроя, с двумя тонкими поясками, которые пересекались на талии и завязывались сбоку. Платье было простым, но от «Валентино», и стоило целое состояние. В двух других коробках лежали туфли-лабутены на гораздо более высоких каблуках, чем я привыкла носить, и темно-синяя соломенная шляпа с большими полями и белыми лентами в тон платью.

Окинула равнодушным взглядом новую одежду… Вовсе не хотелось наряжаться сегодня, учитывая потрепанный вид и беспокойную ночь. Но, зная, что иного пути нет, кроме как подчиниться, села перед туалетным столиком и позволила сестре причесать меня. В детстве мы часто играли в парикмахеров, правда, у сестры всегда получалось лучше, чем у меня.

– Ты правда думаешь, что папа берет тебя с собой, потому что не нашел никого, кто мог бы его сопровождать? – спросила Габриэлла, заплетая волосы в две маленькие французские косички, которые сходились в центре небрежной прически с распущенными по спине волосами и несколькими естественными волнами.

– Сомневаюсь, – ответила я, глядя на отражение в зеркале и мысленно выругавшись, думая, чем замазать уродливые раны на лице. Стоит промахнуться с макияжем, и все подумают, что меня кто-то избил. Эта мысль заставила вздрогнуть.

Пока сестра продолжала возиться с волосами, я начала наносить макияж. Как можно лучше замаскировала раны и опухшие глаза, нанеся макияж, который благодаря естественности подчеркивал черты лица.

– Накрась губы этой помадой, Мар. Произведешь фурор, – сказала Габи, протягивая помаду кроваво-алого оттенка.

– Тебе не кажется, что это слишком?

– Для тебя ничего не может быть слишком, – с улыбкой ответила она, наблюдая за мной через зеркало. Оставалось лишь надеть платье и эту чертову «прикрывающую личико» шляпку, иначе лицо казалось алебастровым, на котором, словно подведенные углем, выделялись зеленые глаза, хотя я всего лишь подкрасила и без того длинные ресницы тушью.

Прислушалась к ней, нанесла помаду легкими мазками, чтобы цвет был более естественным и не таким насыщенным.

Когда надела платье и туфли на каблуках, в голову пришла только одна мысль: «Что подумает Себастьян, увидев меня в таком наряде?»

Реакция Себастьяна не заставила себя ждать: он ожидал у машины отца, который, пользуясь случаем, закурил сигару.

Когда вышла, они повернулись, и я получила от обоих схожую, но в то же время совершенно противоположную реакцию. Отец смотрел на меня с восхищением – и гордостью, но не отцовской, а скорее владельца новенького эксклюзивного «Феррари», который делал его лучше других. Себастьян зачарованно наблюдал за мной, будто не ожидал увидеть меня такой.

Я спустилась по ступенькам и подошла к ним.

– Эта шляпа слишком колется, поэтому не надену ее, пока не приедем, – сказала я, обмахиваясь ею, как веером. – А каблуки очень неудобные. Знаю, что туфли обошлись тебе в целое состояние, но они уже натирают.

И тут мыльный пузырь лопнул. Отец посмотрел на меня с выражением отвращения – обычным для него, – а Себастьян улыбнулся, хоть и попытался это скрыть.

Мы с отцом сели в машину, и я убедилась, что Себастьян не поедет в одной машине с нами, когда на пассажирское сиденье спереди сел Логан. Оглянулась и увидела, что внедорожник следует за нами по грязной дороге, которая должна была свернуть на ту дорогу, где вчера попали в аварию.

– Кто они? – спросила я, впервые взглянув на четверых хорошо одетых мужчин, включая Себастьяна (матерь божья, как же он был хорош в пиджаке!), которые теперь следовали за нами.

– Нанял дополнительную охрану, – сказал отец, доставая мобильный телефон и набирая номер. После этого всю дорогу разговаривал с неким мистером Малькольмом, и я так отвлеклась, что чуть не уснула на заднем сиденье. Как только подъехали, отец встряхнул меня, и я заметила, как много людей ожидает у входа.

Когда перед нами открыли дверь машины, увидела, что привычка посещать конные скачки в элегантных нарядах уже осталась в прошлом. Многие люди, которые ожидали входа, были в джинсах. Я чувствовала себя нелепо, хотя, как только добрались до ложи отца, поняла, что его окружение состояло из таких же снобов, как он.

Здесь были очень удобные кресла с видом на ипподромное поле и турнирные площадки, а стеклянные задние двери выходили в небольшую комнату отдыха, где было абсолютно все: от диванов с огромным плазменным телевизором до официантов, которые не переставали разносить шампанское и канапе.

Я занервничала, увидев, что Себастьяна нигде нет, но, блуждая глазами по площадке, приметила его на другом конце ложи, оглядывающегося с серьезным лицом; в его ухе был микронаушник. В тот день он действительно был телохранителем, начальником охраны, и я возненавидела то, что ему приходилось быть там, а меня окружали люди, которых я не знала и знать не хотела.

Когда поднесла к губам бокал с шампанским – без алкоголя бы этот вечер я не пережила, – подошел отец в сопровождении двух очень высоких и привлекательных мужчин.

– Марфиль, позволь представить Эмилио и Маркуса Козэлов.

Очевидно, они были отцом и сыном. Протянула им руку, и внимание невольно переключилось на Маркуса Козэла. Он был очень красив… и уставился на меня так, будто увиденное его удивило.

– Эмилио, это моя дочь, Марфиль. Я много о ней рассказывал.

– Все рассказы блекнут по сравнению с правдой, мой друг, – произнес Эмилио, выходя вперед и пожимая мне руку с веселой улыбкой.

Когда я повернулась к Маркусу, то почувствовала озноб.

– Мне говорили, что ты очень красивая, но думал, они преувеличивают, – сказал он, целуя мою руку в перчатке вместо того, чтобы последовать примеру отца и просто пожать ее.

У него были черные волосы, как у меня, и кристально-голубые глаза, которые вызывали странное чувство, когда я в них смотрела.

– Люди всегда преувеличивают, – ответила я, благодарная за то, что он отпустил мою руку.

Маркус улыбнулся и продолжал смотреть на меня так, словно я была произведением искусства. Чувствовала себя неловко, хотя впервые в жизни было не противно получать внимание такого мужчины, как он.

– Ваш отец рассказал, что вчера произошло с машиной, – сказал Эмилио Козэл, привлекая внимание. – Мне внушает ужас сама мысль о том, что кто-то пытался коснуться хоть одного волоска на вашей голове. Очень жаль, что вы пережили нечто настолько травмирующее.

– Не сожалейте об этом. Человек, который думал, что может меня убить, – идиот, сеньор, – добавила я и покраснела, осознав, что только что перешла черту перед совершенно незнакомым человеком.

Маркус издал смешок.

– А у нее действительно есть характер, Алехандро. Думал, в этом отношении ты тоже преувеличивал.

Отец улыбнулся и отпил из бокала.

– Преувеличивать в отношении дочери означало бы говорить о чем-то невозможном, Маркус.

Что он хотел этим сказать?

Оба, отец и сын, снова посмотрели на меня и улыбнулись.

– Не хочешь прогуляться со мной, Марфиль? – спросил Маркус, сначала посмотрев на отца, будто спрашивая у него разрешения.

– Конечно, – немедленно ответила я, разозлившись, потому что он подумал, будто не могу это решить сама.

– Идите. Мы, старики, останемся, чтобы поговорить о делах, – ответил Эмилио Козэл, не отрывая от меня пытливого взгляда.

Приняла руку, предложенную Маркусом, и убедилась, что под темно-синим твидовым пиджаком и брюками цвета хаки, которые так ему шли, скрывается очень спортивный мужчина в отличной физической форме. Он был старше меня, ему было около двадцати девяти или тридцати, но он был настолько привлекателен, что я даже не придала этому значения. На самом деле он выглядел на тот же возраст, что и Себастьян, который как раз в этот момент провожал нас мрачным взглядом.

Хмм… это будет интересно.

Очевидно, Маркусу было наплевать на ложу, потому что он вытащил меня оттуда, и мы начали прогуливаться по полю, окружавшему ипподром. Точно не знала, можно ли нам здесь находиться, но он заверил, что все в порядке.

– Половина этого места сохранилась благодаря моей семье. Не волнуйся, можем делать все, что захотим.

Пока он это говорил, заметила, что за нами следуют четверо телохранителей, среди них – Логан и Себастьян, которые держались в стороне, но следили за окрестностями и проверяли, все ли в порядке.

Маркус увидел, что смотрю на них, и вздохнул.

– Знаю, они нагоняют тоску. Отец сказал, что тебе не нравится, когда сопровождают телохранители, – сказал он, когда шли по ухоженному полю и наслаждались природой.

– Мне не нравится, когда за мной ходят хвостом.

Я была рада возможности поговорить с кем-нибудь об этом ужасном чувстве, словно личную жизнь крадут. Но он отпустил комментарий, который вывел меня из себя.

– Если бы ты была моей, за тобой ходили бы пять человек, – сказал он, останавливаясь и глядя на меня с высоты своего роста. – Учитывая, насколько ты привлекательна, любой может попытаться что-то с тобой сделать.

Я посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Ты говоришь обо мне так, будто я вещь, – ответила я, чувствуя, как начинает просыпаться ярость.

Маркуса, казалось, удивила моя реакция.

– Пожалуйста, не пойми меня превратно, – сказал он, положив обе руки мне на плечи. – Я имел в виду события последних месяцев… Знаешь, похищение, машина… – Я напряглась, и он добавил: – Тебе нужна лучшая охрана в мире, Марфиль.

– У меня уже лучшая охрана. Меня защищает Себастьян Мур, – не без гордости в голосе ответила я.

На секунду он перевела взгляд на Себастьяна, и хмурые морщины прорезали лоб Маркуса.

– Я его знаю… Хороший парень, говорят.

– Говорят? Кто?

Казалось, Маркус уже пожалел, что сделал последнее замечание.

– Расскажи немного о себе, – резко сменил он тему, проигнорировав последний вопрос. – Твое имя очень необычно… Почему «слоновая кость»? – добавил он с веселой улыбкой.

Я пожала плечами.

– Его выбрала мама… Видимо, когда я родилась, моя кожа была очень светлой…

Маркус осмотрел меня и остановился на лице. Вопросительно посмотрел на меня, прежде чем поднять руку и коснуться холодными пальцами моей разгоряченной щеки.

– Именно за таких женщин, как ты, сражались целые народы… Ты могла бы стать Еленой Троянской нашего столетия, – весело сказал он, и это сравнение показалось забавным, поскольку никто никогда не говорил ничего подобного.

– Возможно, я в чем-то на нее похожа, – таким же веселым тоном ответила я.

Маркус улыбнулся.

– Ты бы бросила своего мужа ради другого?

– Я бы бросила мужчину, за которого выдали бы замуж против воли, и сбежала с любовью всей жизни.

– Значит, ты романтичная особа.

Он отступил на шаг и опустил руку.

– Не знаю, никогда не была влюблена.

Говорила ли я правду?

– Это можно исправить.

Он остановился под деревом как раз там, где начинались конюшни.

Я обратила внимание, что с этого угла телохранители не могли нас увидеть.

– Давай договоримся о свидании.

С любопытством наблюдала за ним. Он был невероятно красивым мужчиной, уверенным в себе, харизматичным… Почему бы не поужинать с ним?

В это мгновение мысли вновь обратились к Себастьяну. Но чего я могла ожидать от человека, который уже дал понять, что между нами никогда ничего не может быть?

Устала сходить по нему с ума, в глубине души понимая, что он прав.

Разве я не заслужила захватывающей, счастливой и страстной истории любви? Может, Маркус Козэл – мой прекрасный принц?

– Я подумаю.

Что-то промелькнуло в его взгляде после ответа: должно быть, он не привык, чтобы ему отказывали или отвечали не сразу.

– Прекрасно проведу время с тобой.

Что-то в тоне его голоса или блеске голубых глаз подсказало: его понимание «прекрасного» в корне отличается от моего. Но я глубоко запрятала это предчувствие, улыбнулась и шагнула за ним в надвигающиеся сумерки луизианского вечера.

Наконец мы вернулись на ипподром и смогли посмотреть последний заезд. Маренго занял четвертое место, но, по крайней мере, лошадь главного соперника отца, Мэтью Бирна, заняла шестое; зная Алехандро Кортеса, этого было достаточно для победы. Пришлось завязать светскую беседу с другими друзьями отца: все это походило на «презентацию наследницы в высшем обществе». Я была благодарна Маркусу за то, что он все время оставался рядом. Так, по крайней мере, пришлось иметь дело только с одним ухажером, а не со всеми, кто хотел привлечь внимание во что бы то ни стало.

Наконец в свете закатного солнца мы вышли с ипподрома, пришло время прощаться. Отец и Эмилио Козэл шли впереди нас, и Маркус на мгновение задержал меня, чтобы они его не услышали.

– Марфиль, согласись поужинать со мной, – попросил он в восьмой раз, что за последний час превратилось в своего рода шутку: «Передам шампанское, если согласишься поужинать со мной», «Помогу избавиться от этих слизняков, если согласишься поужинать со мной…»

Нерешительно улыбнулась, и как раз перед тем, как успела отказаться, появился Себастьян.

– Нам пора.

Взгляд, который он бросил на Маркуса, от меня не укрылся.

– Как дела, Мур?

Маркус протянул Себастьяну руку.

Себастьян был выше и крепче, и смотрел на руку Маркуса несколько секунд, которые показались вечностью, наконец, пожал ее на долю секунды.

– Козэл.

– Ты в надежных руках, Мар. Уверен, во время свидания Себастьян позаботится о нас наилучшим образом.

Маркус назвал меня так, как это делали только близкие друзья и семья, но не сказать, что мне это было неприятно.

Лицо Себастьяна оставалось бесстрастным, но по его позе я поняла, что ему не нравится видеть меня рядом с Маркусом.

Это воодушевило. Я могу заставить Себастьяна ревновать к Маркусу. Что может пойти не так? Маркус был мужчиной, у которого, вероятно, каждую ночь в комнате была девушка, он не расстроится, если в конце концов откажу ему. А вот Себастьян… Достаточно было посмотреть на него в тот момент, чтобы понять, как сильно он хотел немедленно «вытащить» меня, а если при этом он еще и ударит Маркуса…

Повернулась к спутнику с лучшей из улыбок.

– Хорошо, поужинаю с тобой.

Волны ненависти с правой стороны чувствовались безошибочно.

Маркус улыбнулся по-настоящему счастливо, игнорируя телохранителя, будто он был частью декорации.

– Заехать за тобой завтра в девятнадцать часов?

Себастьян уже передал сообщение, так почему бы ему не отойти в сторону?

Я подумала, что если Маркус заедет со мной в девятнадцать, то у меня будет время провести день с Габриэллой, прежде чем она уедет к матери. Из-за всей суматохи с аварией и посещением ипподрома мы едва ли провели хоть какое-то время вместе.

– Хорошо.

Была застигнута врасплох, когда Маркус приблизился, обхватил меня за талию и притянул к себе, чтобы поцеловать в щеку.

– Увидимся завтра, сеньорита Кортес. Наденьте что-нибудь красивое. Мур. – Маркус кивком попрощался с телохранителем.

Тот не ответил.

Когда Маркус ушел, повернулась к Себастьяну: он безэмоционально смотрел на меня.

– Нам пора.

Он пошел впереди меня.

Логан шел позади, поэтому я последовала за Себастьяном, чувствуя, как что-то колет в груди. И это все? Ему нечего сказать? Ему действительно наплевать, что иду на свидание с Маркусом?

По возвращении домой встретила взбудораженная Габриэлла – она хотела знать все: о встрече, ипподроме и, конечно же, о Маркусе Козэле.

– Ох, Мар, наконец-то у тебя будет парень!

– Об этом говорить еще рано, мы просто собираемся поужинать.

Сняла жемчужные серьги и сложила их в маленькую шкатулку на туалетном столике. Габриэлла была в розовой атласной пижаме, с собранными в низкий хвост волосами.

– Будет ли у меня когда-нибудь поклонник?

В недоумении взглянула на нее.

– Конечно, будет, ты же потрясающая. Как ты могла подумать, что у тебя не будет жениха?

– Ты всегда будешь красивее меня, не отрицай этого.

У меня защемило сердце.

– Я привлекаю к себе внимание… на короткое время, Габриэлла. Люди устают от меня. Ты красивая, веселая и отличная подруга. Любой влюбится в тебя.

Внезапно по выражению ее лица я поняла, что ей есть что сказать.

– Я встретила парня, понимаешь? – решилась она несколько секунд спустя. – Папа его никогда не одобрит, он сын владельца кондитерской, которая находится в деревне рядом со школой… Он старше меня и очень красив… – добавила она с мечтательным взглядом, казалось, ее мысли блуждают далеко отсюда. Ее слова насторожили.

– Габриэлла, ты должна быть очень осторожна, ведь больше не можешь выходить из школы, как раньше. Если кто-то…

– Да знаю-знаю… – перебила она, надувшись. – Тебе легко говорить, ты живешь одна в Нью-Йорке, можешь ходить куда хочешь.

Удивленно распахнула глаза.

– Габриэлла, я на четыре года старше тебя и, если ты забыла, тоже через это прошла. И без женихов в соседней деревне.

– Раньше все было по-другому. Ты хоть знаешь, каково это – ни разу не поцеловаться с мальчиком?

– Мой первый поцелуй случился в восемнадцать, так что да, знаю, каково это.

Настала очередь сестры в недоумении распахнуть глаза.

– Что-то ты припозднилась… В наши дни девушки теряют девственность рано, и я…

Сердце учащенно забилось, когда я услышала, что она сказала. Подошла к ней и взяла ее за руки, крепко сжав.

– Даже не думай об этом, Габриэлла, – сказала я, глядя на нее с опаской.

Сестра отшатнулась от меня, в ярости отпуская мои руки.

– Хватит! Ты говоришь, как монахини! Как папа! Ты что, все еще девственница?

Я не ответила, пытаясь выбросить из головы воспоминание.

Сестра распахнула глаза еще шире, а затем разразилась хохотом.

– Ты шутишь?! Ты девственница?

– Тсс! – шикнула я, заставляя замолчать. – Да, я девственница. И если хочешь остаться в живых, советую хранить себя.

– Не преувеличивай, будто кто-то узнает, если я потеряю девственность.

– Ты ведь знаешь, что есть способы это проверить?

Сестра откинулась на матрас и с улыбкой уставилась в потолок.

– Никто ничего проверять не будет, и если мы с Тимми решим это сделать…

– Габриэлла, даже не думай об этом. Тебе пятнадцать лет. Ты еще даже не целовалась!

Сестра рывком вскочила с кровати.

– Хочешь сказать, что меня не целовал ни один парень, – сказала она, улыбаясь. – Знаешь, я попросила Лауру рассказать мне, как это происходит. Я не собираюсь целоваться с Тимми, не имея ни малейшего представления, что делать. По правде говоря, это мне кажется довольно отвратительным, столько слюны, и языки…

Господи.

– Первый поцелуй тебе должен подарить кто-то важный, тот, к кому ты испытываешь настоящие чувства.

Сестра пожала плечами.

– Подумаешь, большое дело.

Я посмотрела на нее с беспокойством. Единственное, что по-настоящему успокаивало, – знание, что за ней следят и что она не может сбежать из школы, пока нависшая угроза продолжает существовать.

Той ночью мы спали вместе после просмотра одного из любимых фильмов, и, глядя в темный потолок спальни, я не могла не задаться вопросом, каково это – быть поцелованной Маркусом Козэлом, и сможет ли его поцелуй пробудить во мне то, что дарили поцелуи Себастьяна.

Следующий день прошел без происшествий. Если не считать того, что, когда я спустилась к завтраку, внизу ждал гигантский букет красных роз. Габриэлла и Люпе прыгали вокруг меня, упрашивая, чтобы показала открытку, но, прежде чем достала ее, взгляд почти случайно упал на Себастьяна, который завтракал на другом конце стола, а Уилсон сидел напротив него. Наши взгляды встретились, и что-то во мне оборвалось. Себастьян первым прервал зрительный контакт и продолжил читать газету.

Вскрыла конверт и прочитала то, что Маркус написал.

Я передала открытку Габриэлле, чтобы она перестала расспрашивать, и села за стол завтракать. Себастьян даже не моргнул.

– Ой-ой… «Принарядись для меня»? А этот Маркус – настоящий дамский угодник, да?

– Заткнись, – прошипела я, вырывая у сестры открытку и засовывая в карман. – Если хочешь провести день у ручья, нам следует поторопиться. Хотела бы вернуться к пяти, чтобы было время переодеться.

Час спустя, смеясь и обгоняя друг дружку, мы ехали на лошадях с Себастьяном и Уилом позади. Люпе собрала корзину для пикника с бутербродами, яблоками, сыром и виноградом. Себастьян и Луис не захотели присоединиться. Мне не удалось поговорить с Себастьяном, пока не подъехали к конюшне около половины четвертого пополудни. Я немного отстала, так как хотела почистить Филиппа, прежде чем уйти; вот почему, когда Себастьян подошел в конюшне, поняла, что мы одни.

Пыталась вести себя так, как будто его здесь не было, но как же трудно было игнорировать его, особенно когда он подошел к Филиппу и с бесконечной нежностью погладил.

Положила щетку на место, но, прежде чем успела выйти, Себастьян задержал меня.

– Будь осторожна сегодня вечером.

– Это всего лишь свидание, Себастьян. У меня их были тысячи.

Он зажал мой подбородок между пальцами, заставляя смотреть на него.

– Маркус Козэл не такой, как парни, с которыми встречалась. Он опасен. Будь осторожна.

Отступила на шаг.

– Он сын друга отца. Если бы он был опасен, отец не отпустил бы меня. И, судя по всему, отец очень рад, что иду на ужин с Маркусом.

Губы Себастьяна сжались в тонкую нитку.

– Хочешь еще что-нибудь сказать, не рискуя показаться ревнивцем?

Себастьян не смутился. Он сделал шаг ко мне и пристально посмотрел, буквально впиваясь карими глазами в мои.

– Не позволяй ему целовать тебя.

Неверяще уставилась на него.

– Почему?

– Потому что если он это сделает, захочет пойти дальше.

Сказав это, он повернулся ко мне спиной и ушел, оставив одну.

Что это только что было?!

Не было смысла лгать себе: обрадовалась, когда узнала, что Себастьян умирал от ревности из-за свидания с Маркусом, хотя, казалось, это было больше, чем ревность: он меня о чем-то предупреждал.

Я не собиралась долго думать об этом: в животе порхали бабочки перед предстоящим свиданием. Выбрала элегантное темно-зеленое приталенное платье длиной до колен с черными туфлями на каблуках, которые великолепно смотрелись. Распустила прямые волосы, теперь они ниспадали на спину, и накрасила ресницы, чтобы подчеркнуть зелено-кошачьи глаза. Губы оставила естественными, лишь нанесла бальзам для губ с перламутрово-розоватым блеском.

– Выглядишь потрясающе.

Поблагодарила Габриэллу, поцеловала ее в макушку и вышла за дверь. Понятия не имела, чем обернется это свидание, но не хотела заранее беспокоиться или накручивать себя. За последние два года встречалась с кучей парней. Единственным человеком, рядом с которым я была как натянутая пружина, оказался Себастьян, и, по правде говоря, я надеялась, что с Маркусом все будет по-другому. Хотела, чтобы все было проще: с Себастьяном все было слишком сложно и напряженно.

В конце концов, я не собиралась заморачиваться: всего лишь ужин. Романтический ужин. Но скорее всего, все будет как всегда: либо сойду с ума от скуки, либо хорошо проведу время, но ничего примечательного не случится.

Спустившись по лестнице в фойе, увидела, что Уилсон и Себастьян уже ждут меня.

Взглянула на них: оба в официальных костюмах с галстуками и с весьма угрюмым выражением лица.

– Только не говорите, что идете со мной!

– Они будут сопровождать тебя.

Отец появился в дверях, ведущих на кухню. Окинул меня взглядом и удовлетворенно улыбнулся.

– Прекрасно выглядишь, дочка. Очень рад, что ты начинаешь отношения с Маркусом Козэлом. Он – непревзойденная партия.

Я повернулась к нему.

– Первое: я вовсе не начинаю с ним отношений, ведь едва его знаю. Мы просто собираемся пойти поужинать. Второе: почему они должны сопровождать меня? Нельзя превращать ужин для двоих в «семейное» сборище.

Вопреки ожиданиям, отец на это только улыбнулся.

– Не волнуйся, дочка. Маркус привык передвигаться с охраной.

Я вспомнила слова Маркуса о том, если бы я была «его», за мной ходили бы пять человек, и желание встречаться с ним несколько поутихло.

Спорить с отцом было бессмысленно, поэтому я изо всех сил старалась смириться с тем фактом, что Себастьян и Уил будут следить за каждым моим шагом сегодня вечером. Как, черт возьми, кокетничать, если Себастьян будет смотреть?

Наконец прибыл Маркус, элегантно одетый в темные джинсы и белую рубашку. Одет он был более неформально, чем я, но гармонии это не нарушало. Он казался действительно искренним, когда, увидев меня, сказал, что я самая красивая девушка, которую он когда-либо видел. Я улыбнулась, хотя комплимент на самом деле не оказал положительного воздействия.

Он прибыл со всей «артиллерией». Несмотря на то, что собирался сесть за руль – внимание! – матово-черного «Феррари», позади него и в ожидании, когда мы сядем в машину, были припаркованы два «Мерседеса», тоже черного цвета.

Увидев, что я бросила быстрый взгляд в их сторону, Маркус взял меня за руку и повел к пассажирской стороне машины.

– Пусть они тебя не беспокоят. Притворись, будто их здесь нет.

Неужели ему и вправду нужно было столько охраны? Что за темная лошадка этот Маркус Козэл?

Оглянулась в поисках Себастьяна, а Маркус проследил за направлением моего взгляда и на мгновение остановился, чтобы сказать:

– В тебе нет необходимости, Мур. У меня достаточно охраны. С ней ничего не случится.

Себастьян посмотрел на него так, словно собирался съесть заживо, а потом выплюнуть.

– Марфиль никуда не поедет без меня.

Маркус вышел вперед, когда Себастьян обошел машину, чтобы отправиться на поиски «Мерседеса» Питера.

– Сегодня вечером я позабочусь обо всем.

Маркус уперся рукой в плечо Себастьяна. Себастьян собрался оттолкнуть его, но, прежде чем успел это сделать, я решила вмешаться.

– Маркус, – сказала я, беря его за руку, которую он вытянул, чтобы остановить Себастьяна. – Хочу, чтобы он поехал…

Маркус улыбнулся, не глядя на меня, его глаза впились в глаза Себастьяна.

Потребовалось еще несколько секунд, чтобы ответить.

– Как скажешь, принцесса, – сказал он, обернувшись ко мне несколько секунд спустя.

«Принцесса…»

Он слишком много на себя брал, но я не собиралась говорить ему то, что думала. По крайней мере, пока.

Наконец он открыл передо мной дверь машины, но я наблюдала, как Себастьян садится в «Мерседес», который был припаркован перед машиной Маркуса.

На свидание с парнем меня сопровождали три машины с телохранителями. В какой момент жизнь перевернулась с ног на голову?

Когда Маркус устроился на сиденье, откинулась на спинку кожаного кресла и почувствовала запах его туалетной воды «Calvin Klein».

– Мне очень жаль, но, учитывая обстоятельства…

– Все в порядке, – сказала я, наблюдая, как он плавно переключает передачи.

Выехали на грунтовую дорогу возле моего дома. Заметила, что все три машины следуют за нами на расстоянии нескольких метров.

– Забронировал столик в ресторане с прекрасным видом на Миссисипи. Там потрясающая терраса. Мясо высочайшего качества и великолепное вино.

Я улыбнулась в ответ, наслаждаясь пейзажем, который мы стремительно оставляли позади.

Маркус ехал очень быстро, но я не видела необходимости просить его сбавить скорость. Эта машина требовала, чтобы ее вели именно так.

Он положил одну руку на спинку моего кресла, а другой опирался на руль.

– Расскажешь, что изучаешь в университете?

– Экономику.

В ответ он разразился смехом.

– В самом деле?

Взглянул на меня искоса и снова устремил взгляд на дорогу.

Что его так развеселило?

– Да, я на втором курсе.

Он был очень красив, выглядел так, словно только что сошел с обложки каталога «Christian Dior».

Заметила на его левом запястье золотые часы «Ролекс» и на правой руке кольцо с головой льва.

– А ты чем занимаешься?

Мгновение он смотрел на меня с веселой улыбкой, а затем ответил:

– Куплей-продажей предприятий. Покупаю обанкротившиеся компании за доллар в обмен на то, что беру на себя все их долги.

– За доллар?

– Да. Реформирую их, предлагаю банкам сделку по погашению долгов, а затем продаю их тому, кто предложит самую высокую цену.

– Звучит рискованно.

Солнце начинало садиться над нашими головами, и огни освещали очищенную от пробок дорогу.

– Всякий бизнес есть риск. Тебе нравится балет?

Он застиг меня врасплох, но затем указал на подвеску в виде балетных пуантов, которую носила на шее.

– Да, я люблю балет.

– Умеешь танцевать?

– Да, хотя больше не занимаюсь этим профессионально.

Неизбежно подумала о матери.

– У тебя это в крови, не так ли?

Я удивленно распахнула глаза.

– Полина Козлова была близкой подругой родителей. Если не ошибаюсь, именно мой отец познакомил ее с твоим.

– Твои родители знали мою маму?

– Да. Я тоже был знаком с ней, хотя мне тогда было не больше восьми или девяти … Однажды она танцевала для моей семьи, это было частное представление в нашем доме в Москве…. Почти вся Россия была влюблена в нее, так она была прекрасна. Не думал, что кто-то может превзойти ее красоту… пока не увидел тебя.

Я кивнула, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

Когда он посмотрел на меня, тяжесть взгляда едва не загипнотизировала. Мы приехали, а я даже не заметила. Маркус вытянул руку и смахнул одну из слезинок, которые скатились по щеке.

– Станцуешь для меня… когда-нибудь?

Сердце забилось быстрее, и я ничего не могла с этим поделать. Он правда хотел посмотреть, как я танцую?

– Конечно.

Маркус улыбнулся и пошел открывать дверь. Выйдя из машины, увидела, что Себастьян уже стоит в ожидании у входа в ресторан, и при виде меня что-то в его лице изменилось.

С опозданием поняла, что он, должно быть, встревожился, увидев, как выхожу из машины с мокрыми глазами. Улыбнулась, чтобы успокоить его.

Три телохранителя Маркуса и два моих – в общей сложности пять хорошо одетых мужчин поднялись с нами на лифте, который доставил на террасу, где мы собирались ужинать.

Маркус, казалось, привык вести себя так, как будто их нет, для меня же это было непривычно. Особенно, когда почувствовала руку Маркуса на талии, когда он по-собственнически притянул меня к себе на глазах Себастьяна.

Ресторан был расположен в очень удачном месте, с красивым видом на реку через огромные панорамные окна; столики были отделены перегородками, обеспечивали уединение, присущее немногим ресторанам, придавая месту интимную атмосферу.

Я знала, что так телохранителям будет сложно получить полное представление о том, что происходит за столиком, и была этому рада. Было очень неловко знать, что Себастьян будет здесь; в глубине души я сожалела, что не приняла предложение Маркуса и не доверилась его телохранителям вместо того, чтобы брать Себастьяна с собой.

Мы сели, и официант в элегантном костюме предложил меню. Маркус заказал вино и, сев рядом в маленьком овальном «купе», обратился ко мне.

– Тебе понравились цветы?

Он налил мне вино.

– Они прекрасны, спасибо.

Поднесла бокал к губам, наслаждаясь его вниманием.

– Твой отец сказал, что ты живешь в Нью-Йорке.

Позволила ему сделать заказ и кивнула, любуясь им: он был красив. Теперь, когда его лицо было близко, увидела, что он был ненамного старше Себастьяна. Не знаю, почему была так одержима возрастом, просто нужно было знать, в каких водах плаваю.

– Ты живешь одна?

Он приобнял меня за плечи.

– Да. В безопасном районе.

Я нервничала и не хотела, чтобы он подумал, что напугана.

– Твой отец сказал, что Себастьян Мур делит с тобой квартиру.

– Да. Всего несколько месяцев назад переехал в служебное крыло.

– Тогда почему сказала, что живешь одна?

Совсем не понравилось, как он на меня посмотрел.

– Зачем ты спросил, если уже знал?

Маркус улыбнулся и поднес бокал к губам.

– Туше́.

Принесли блюда, и с этого момента беседа стала более непринужденной и расслабленной. Маркус вел себя как настоящий джентльмен и, казалось, искренне интересовался тем, что ему рассказывала. И все же я вела себя сдержанно по отношению к нему и не чувствовала себя по-настоящему свободно, отчасти потому, что он был другом отца. В то время как с Себастьяном была собой с того момента, как увидела его; с досадой осознала, что с Маркусом пыталась вести себя так, как думала, он ожидал от девушки с моей внешностью и статусом.

Ко времени десерта Маркус практически прилип ко мне. Его рука приблизилась, пока не коснулась чувствительной кожи шеи, и тогда уже ничто не могло заставить отдернуть ее.

– Я принес подарок, – сказал он после того, как попробовали десерты.

Расстегнул пиджак и сунул руку во внутренний карман, чтобы достать квадратную коробочку из черного бархата. Она показалась тяжелой, когда он положил ее на стол передо мной.

Широко раскрыла глаза от удивления.

– Тебе не нужно ничего дарить.

– Мне это в удовольствие. Открой. Заметил, что на тебе нет украшений, только эта подвеска. Такой женщине, как ты, к лицу лучшие бриллианты и сапфиры.

Уставилась на ожерелье, не зная, что сказать. Сердце забилось почти болезненно, и не в хорошем смысле.

Я не любила украшения. Они напоминали о причине маминой смерти.

– Это… – пыталась подобрать слова. – Это слишком… Не могу его принять…

Провела пальцами по тому, что, как была уверена, было настоящим бриллиантом.

– Тебе это не покажется слишком, когда наденешь, – сказал он, вынимая ожерелье из футляра и с улыбкой глядя на меня. – Позволишь?

Прежде чем успела отказаться, объяснить, что не ношу таких украшений, подвеска с балетными туфельками исчезла с шеи и была заменена драгоценностью, которая наверняка стоила тысячи долларов.

Когда повернулась к Маркусу, заметила странный блеск в его глазах, понять который не смогла.

– Хочу, чтобы ты была моей, Марфиль Кортес, – затем опустил руку на колено, поглаживая длинными пальцами.

– Ты слишком торопишься, – ответила я, положив руку поверх его, когда он начал продвигаться вверх по бедру.

Маркус прекратил ласки и задержался взглядом на губах.

– Когда я чего-то хочу, добиваюсь этого.

– Очень амбициозный жизненный девиз, – сказала я, поднимая руки и снимая ожерелье. – Но ты не завоюешь меня цветами и драгоценностями.

Боялась, что он обидится, но он улыбнулся.

– Это только заставляет меня желать тебя еще больше.

Подошел официант, чтобы унести наши тарелки, повернулась к нему и попросила счет.

Маркус издал смешок.

– Хочешь уйти?

– Сестра уезжает завтра, обещала ей, что не буду задерживаться допоздна.

– Хорошо. Не волнуйся об этом.

Он протянул официанту черную кредитную карточку, а затем провел до лифта.

Почувствовала на себе взгляд Себастьяна и что-то снова кольнуло в груди. Маркус взял меня за руку и не отпускал, пока не подошли к его машине. Обратный путь проделали в тишине. Молчание не было неловким, но оно заставляло сомневаться в том, что свидание прошло удачно.

Когда подъехали к дому и он выключил двигатель, почувствовала, что он попытается поцеловать.

– Если скажу, что хочу снова с тобой встретиться, что ответишь?

Беспомощно улыбнулась.

– Что все еще здесь.

Когда Маркус наклонился ко мне, положив ладонь на затылок, и воздух вокруг пропитался запахом парфюма, одна часть меня хотела убежать, но другая… хотела проверить, сможет ли он заставить испытать то же наслаждение, что ощущала с телохранителем.

Как только наши губы соприкоснулись, он не стал утруждать себя тем, чтобы начать мягко. Жадно притянул к себе, и через несколько секунд его язык обвился вокруг моего, требуя гораздо большего, чем я хотела дать.

Пыталась отстраниться, но он крепко удерживал меня, пока, наконец, не отпустил.

Его дыхание, как и мое, было тяжелым. По одному взгляду поняла, что он возбужден.

– Марфиль… кажется, я только что попробовал новый наркотик.

Наши взгляды встретились, и он снова поцеловал меня, на этот раз более нежно.

– Иди домой, иначе стану тем, кто тебя похитит.

Я косо посмотрела на него.

– Я пошутил, извини.

– Спасибо за вечер.

Себастьян открыл дверь. Чувствовала себя странно и не могла смотреть ему в глаза. Не оставляло ощущение, будто предала его, и это чувство не нравилось.

Для нас оставили зажженной одну из масляных ламп, поэтому крыльцо было тускло освещено.

– Спокойной ночи.

Себастьян повернулся спиной, чтобы уйти к себе.

– Подожди.

Он наблюдал за мной, по его лицу невозможно было ничего прочитать.

– Давай, Себастьян. Скажи это.

Я возненавидела себя за то, что все ощущения, которые жаждала испытать с Маркусом, завладели телом именно в эту секунду, мучая, а все потому, что в паре шагов стоял Себастьян.

– Вы хорошо смотритесь вместе, – огрызнулся он, обходя меня, чтобы продолжить путь.

Он даже не посмотрел мне в глаза. Он был зол, я это чувствовала. На его месте я тоже бы злилась, но дело было в другом. Если его так расстроило, что встречаюсь с другим, почему он упорно твердил, что не может прикоснуться ко мне? И по-прежнему был непреклонен в том, что не может быть со мной, пока он мой телохранитель, это бесило больше всего на свете. Почему он не хотел, чтобы я была его? Почему не признавал, что у него есть чувства?

В ту ночь просыпалась тысячу раз. В привычные кошмары вторгся новый: Маркус душил бриллиантовым ожерельем, а Себастьян наблюдал со стороны, не вмешиваясь. Звала его, тянула к нему руки, чтобы он увидел, что нужен, но он… просто смотрел.

В конце концов, именно чувство невыносимого одиночества стало причиной моей гибели в этом сне.

Сестра уехала, чтобы провести остаток каникул со своими мамой и отчимом. Было жаль прощаться с ней: в следующий раз увидимся лишь летом, и то на один месяц, который обычно проводили здесь, в Луизиане. Единственной хорошей новостью было то, что написала Тами: она сможет провести последние выходные каникул у меня, и что было бы неплохо вместе вернуться в Нью-Йорк к началу второго семестра.

Маркус Козэл каждый день присылал красные розы. Мы снова устроили свидание, но уже не одни, а в компании, он познакомил меня с близкими друзьями. Они чувствовали себя комфортно со мной. После страстного поцелуя на крыльце и часа приятной беседы Маркус раскланялся, пообещав, что приедет навестить в конце каникул, чтобы попрощаться.

Отношения с Себастьяном охладились до неожиданного уровня.

Мы избегали друг друга… Это было сложнее всего, ведь приходилось постоянно видеться. Сколько бы времени ни проводила с Маркусом, не переставала мечтать о Себастьяне. Поняла, что, какой бы отличной партией ни был Маркус и как бы отец ни хотел бы видеть нас вместе, – а отец, казалось, впервые в жизни был мной доволен, – не могла продолжать встречаться с Маркусом, зная, что мысли занимает другой парень.

Это было несправедливо по отношению к нам обоим.

Намеревалась рассказать Маркусу о чувствах и предложить остаться друзьями. Так и было задумано, когда он приехал навестить за три дня до отъезда.

– Ты держишься на лошади так, будто родилась в седле, – отметил он, когда мы скакали через поля отца.

Улыбнулась ему.

– Давай наперегонки? – крикнула я, оглядываясь на него через плечо.

– Последний, кто доберется до сарая, проиграл! – откликнулся он, застигнув меня врасплох, когда пронесся мимо галопом.

Я поскакала за ним, не понимая, к какому сараю он направляется. Когда Маркус обогнал меня и достиг того самого места, где неделю назад Себастьян вел себя со мной совсем непрофессионально, я почувствовала озноб.

Себастьян и Уилсон ехали позади, но держались в стороне, чтобы обеспечить некоторую интимность. Не нужно было смотреть на Себастьяна, чтобы убедиться, что у него все то же каменное лицо, что и в течение последних дней.

– Ты проиграла, – сказал Маркус, подходя, чтобы помочь спешиться.

Я позволила ему это сделать, и когда ноги коснулись земли, Маркус наклонился, чтобы поцеловать меня, отстранилась со всей утонченностью, на которую была способна.

– Неужели хочешь оставить меня без приза?

Он без разрешения коснулся губами моей шеи.

– Маркус…

– Ну же, принцесса, – сказал он, положив руки мне на бедра и притягивая, требуя большего. – Дай мне то, что буду вспоминать…

Не стану врать, целовался он очень хорошо, но я ничего не чувствовала, когда он касался меня. А сейчас все происходило в том самом сарае, где Себастьян заставлял гореть от страсти, а сам он был сейчас снаружи, и от этого было не по себе.

Маркус поднял руки к моим грудям, сжал их, и я напряглась.

– Ты слишком торопишь события, Маркус. Я не…

Он заткнул мне рот поцелуем.

Его язык проник почти до горла, и я почувствовала отвращение. Положила руки ему на торс, намереваясь оттолкнуть, но чем больше сопротивлялась, тем сильнее чувствовала эрекцию под штанами.

– Ты сводишь меня с ума, – сказал он, опуская руки и сжимая мне ягодицы так сильно, что наверняка останутся синяки.

– Пусти меня! – закричала я, в моем голосе смешивались гнев и страх. Ничего не могла сделать: попытки избавиться от него были безуспешны. Ничто из того немногого, чему научил Себастьян, не могло быть применено на практике в тот момент. – Маркус, нет!

– Я заслуживаю небольшой награды за то, что гребаную неделю охотился за тобой.

Толкнулся вперед бедрами, блокировав любую попытку ударить его.

– Отпусти меня, чертов…

Закрыл рот ладонью, а другой рукой крепко сжал левую грудь.

Никто в жизни еще никогда не пытался взять меня силой.

Даже Реган.

Сердце заколотилось так, что грозило проломить ребра, а страх парализовал конечности.

В то мгновение осознала: Маркусу плевать на согласие, если он захочет, возьмет здесь и сейчас.

– Себастьян! – закричала во все горло, когда рука Маркуса, которой он затыкал мне рот, опустилась, чтобы резким рывком разорвать блузку.

– Заткнись! – прошипел он леденящим шепотом. От того, как он это сказал, паршивый холод заструился по спине. Он вел себя так, будто я уже принадлежала ему. Беззвучно всхлипнула с комом в горле, который едва позволял дышать, но затем услышала щелчок, и Маркус замер.

Открыла глаза, полные слез, и увидела, что Себастьян приставил пистолет к затылку Маркуса. Вопреки всему, последний жутко улыбнулся.

– Отойди от нее.

Маркус засмеялся и медленно отпустил меня. Я поправила одежду и, отбежав на безопасное расстояние, спряталась за спину Себастьяна.

– Кто ты такой, чтобы мне указывать? Неужели выстрелишь? А, Мур?

Маркус обернулся, глядя на Себастьяна без тени страха в голубых глазах. Пистолет теперь был направлен ему прямо в горло.

Себастьян не колебался. Пистолет по-прежнему был направлен прямо на Маркуса, и единственное, что выдавало в телохранителе напряжение, были мышцы спины.

– Убирайся.

Маркус снова рассмеялся, а затем повернулся ко мне, беспомощно рыдающей позади Себастьяна.

– Передай отцу, что потребую долг раньше, чем планировал.

Мрачное обещание отпечаталось в моих глазах, и когда он прожег меня взглядом, почувствовала неподдельный ужас. Как всего за пару мгновений он из обаятельного молодого мужчины превратился в психопата? Я оказалась права. Мужчинам было нужно только мое тело. Остальное не имело значения.

Когда Маркус уехал, направляясь к дому в сопровождении Уилсона, я не ждала, что Себастьян что-то скажет. Повернулась к нему спиной и вытерла лицо рукавом блузки. Себастьян предупреждал меня о Маркусе, а я, как всегда, не прислушалась к нему.

– Марфиль. Он больше к тебе не прикоснется.

Посмотрела в тот угол, где тогда ласкал меня Себастьян, и пожалела, что вообще согласилась встретиться с Маркусом. Зачем я обманывала себя? Была влюблена в Себастьяна, и теперь стала уверена в чувствах, как никогда. Ему я доверяла. Его желала. Он был нужен…

Когда повернулась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, увидела, что он в ярости – казалось, впервые злился не на меня, – прижал руки к бокам, крепко сжав пальцы в кулаки.

– Я забыла про тхэквондо. Тебе придется лучше меня учить.

Себастьян не улыбнулся и смотрел на меня, пока преодолевал небольшое расстояние. Когда подошел, то поднял руку, чтобы стереть слезы у меня со щек.

– Я научу тебя всему, что захочешь, – сказал он, поглаживая мне щеку шершавым большим пальцем. Его взгляд остановился на разорванной блузке, расстегнутой посередине и обнажающей розовый бюстгальтер. Ничего не говоря, расстегнул спортивную кофту на молнии, снял и протянул, держа ее распахнутой, чтобы я просунула сначала одну руку, затем другую. Шагнул вперед, медленно застегивая молнию и не сводя глаз. – Если он еще раз прикоснется к тебе, я его убью.

Он сказал это так, будто не было иного пути. А был ли иной путь для меня? Вздрогнула, осознав, что ничто уже не будет как прежде. Не хотела в это верить, но Себастьян с самого начала пытался меня предостеречь. В одночасье жизнь превратилась из обычной и лишенной драматизма, как у типичной студентки, в полную угроз и опасностей.

– Хочу уехать отсюда, – пробормотала, обнимая себя за плечи. – Хочу вернуться в Нью-Йорк и забыть обо всем этом.

Себастьян стоял неподвижно, наблюдая за мной. Сделала шаг к нему и, не спрашивая разрешения, прижалась щекой к его груди, все еще обхватывая себя руками. Когда он обнял меня, крепко прижимая к себе, я уверовала: что бы ни стряслось, Себастьян Мур защитит меня и не допустит, чтобы со мной случилось что-то плохое. Это, пусть я еще не знала обстоятельств похищения, значило абсолютно все.

Себастьян говорил с отцом или, по крайней мере, так сказал мне. Понятия не имела, что имел в виду Маркус, когда сказал, что потребует долг раньше, чем планировал. Все еще не понимала, как Маркус посмел так поступить, зная, что наши отцы были друзьями, но больше всего удивило то, что и отец не сказал мне ничего. Как бы то ни было, я просто хотела уехать как можно скорее. Попросила Люпе заказать два билета на самолет и позвонила Тами, чтобы извиниться за то, что отзываю приглашение, и сообщить, что возвращаюсь в Нью-Йорк.

Каникулы в родном доме обернулись кошмаром, и я хотела вернуться в квартиру, в привычную обстановку. Попытаться забыть обо всем, что произошло, и снова почувствовать, что контролирую то, что происходит вокруг.

После каникул наверняка знала лишь три вещи. Первое: жизнь находилась в реальной опасности, второе: отец скрывал огромное количество тайн, и третье: я по уши втрескалась в телохранителя.

Во время обратного рейса в Нью-Йорк Себастьян летел первым классом рядом со мной. Без просьб взял меня за руку и практически не отпускал ее весь полет. Я чувствовала, что нервничаю. Конечно, думала обо всем, что произошло с тех пор, как меня похитили, но также и о нас с Себастьяном: какие отношения у нас будут? Совместное проживание раньше было напряженным, а после того, что пережили за последнюю неделю (и теперь понимая, что по-настоящему влюблена в него), не знала, как буду вести себя в его присутствии.

Внутри меня бушевала полномасштабная война. Жизнь, какой я ее знала, изменилась так, что в списке приоритетов оказалась не только моя безопасность, но и жизнь мужчины, который сидел рядом со мной с закрытыми глазами, в то время как его большой палец неустанно гладил мою ладонь. Хотела повернуться и положить голову ему на грудь, уснуть, прижавшись к нему, чтобы он гладил меня по волосам, пока не засну, как делал во время полета в Луизиану, но что-то внутри меня изменилось. Казалось, уже ничто не было таким, как до поездки, не только из-за того, что мы едва не погибли в аварии, но и из-за всего, что Себастьян сделал и сказал в те дни. Все это ожесточило, заставило осознать, что, если не буду беречь сердце, могу стать воплощением величайшей неразделенной любви в истории.

Больше не могла выносить его замкнутость, молчание и дистанцию. Когда закрывала глаза, видела его перед собой, губы в миллиметре от моих, руки на моем теле. Чувствовала его прикосновения, слышала биение сердца над своим – самое изысканное наслаждение, какое только можно испытать.

Во время полета мы мало разговаривали. В аэропорту, когда направлялись к парковке, я знала, что Себастьян будет вести себя так, как будто ничего не случилось, что его поведение останется таким же, как всегда, и эта мысль вместо того, чтобы злить, опечалила.

Оказавшись в машине, я положила подбородок на кулак и смотрела из окна на величественные здания, проплывающие мимо. Неважно, сколько времени прожила в этом городе: всегда буду чувствовать себя здесь ничтожным муравьем.

Не сразу поняла, что направляемся не в квартиру, а пересекаем Бруклинский мост в противоположном направлении. Когда наконец оторвала взгляд от дороги и повернулась к Себастьяну, он уже парковался перед рестораном из красного кирпича. Это было на берегу Гудзона, и я вздохнула с облегчением, заметив, что мы не очень углубились в Бруклин. Я переняла многие предубеждения из-за людей, с которыми общалась с тех пор, как приехала в город, но Тами обожала Бруклин. Несколько раз бродили по улицам, посещая художественные галереи в Бушвике, красивом и очень модном районе, который часто посещали малоизвестные, но очень талантливые художники.

– Что мы здесь делаем?

Себастьян вынул ключи из замка зажигания и повернулся.

– Пришли поужинать лучшими гамбургерами в Нью-Йорке.

Меньше всего на свете ожидала от него что-то подобное. Прежде чем успела что-либо сказать, он вышел из машины и направился ко входу в ресторан.

Быстро вышла из машины и догнала его как раз в тот момент, когда он остановился, чтобы открыть передо мной дверь.

– Зачем ты привел меня сюда?

– А ты как думаешь?

Растерянно моргнула.

– Потому что хочешь, чтобы растолстела? – ответила, заметив, что настроение начало понемногу улучшаться и на губах невольно заиграла улыбка.

Себастьян смотрел на меня несколько эфемерных секунд.

– Привел тебя сюда потому, что нужно было снова увидеть твою улыбку.

Замерла и почувствовала, как тысячи бабочек запорхали внутри. Не дожидаясь, пока отвечу, он кивком головы указал на вход. Место представляло собой нечто среднее между традиционным рестораном и заведением быстрого питания, типичный американский дайнер, но в этом было свое очарование.

Сели за столик в углу, и когда официант подошел и спросил, что собираемся заказать, попросила Себастьяна заказать мне то же самое, что и себе. Когда принесли еду, распахнула глаза в неподдельном изумлении.

– Неужели то, что впервые в жизни стал милым, повлияло на способность считать? – спросила я, недоверчиво глядя на все, что официант ставил перед нами. – Нас только двое.

– Я ем за четверых, – невозмутимо ответил он, расставляя тарелки. Меня порой удивляло, с каким маниакальным любопытством я всегда наблюдала за Себастьяном. Во время нашего совместного проживания не упускала возможности изучить его привычки. Не то чтобы он был педантичен, но в некоторых вещах, например в еде, старался, чтобы все было идеально.

Было весело наблюдать, как он очень аккуратно раскладывал еду. Все было скрупулезно распределено между нами. Взяла жареную картофелину и поняла, чего не хватает. Встала, намереваясь подойти к стойке, но Себастьян протянул руку, чтобы схватить за запястье, и с прищуром посмотрел на меня.

– Ты куда?

– Купить кое-что. Сейчас вернусь.

Себастьян колебался несколько секунд: обвел ресторан взглядом и, задумавшись на мгновение, отпустил.

Этот жест заставил заново пережить все, что произошло между нами, но я изо всех сил старалась не поддаваться чувствам.

Когда вернулась к столику, Себастьян уже расправлялся со вторым гамбургером.

Он посмотрел на меня с недоуменным выражением лица, когда я поставила на стол креманку с ванильным мороженым.

– Ты даже не попробовала гамбургер, а уже переходишь к десерту?

Села напротив и, не отрывая от него глаз, взяла жареную картошку и обмакнула ее в мороженое, а затем положила в рот и с удовольствием съела.

Себастьян хмуро наблюдал за мной.

– Ммм… как вкусно, – с улыбкой протянула, беря еще одну картофелину и повторяя процесс.

– Иногда думаю, что ты не можешь быть еще странней…

– Попробуй, – сказала я, беря картофелину, намазывая ее мороженым и протягивая руку, чтобы дотянуться до его губ.

– Нет, спасибо, – ответил он, игнорируя картошку и протянутую руку.

– Ну же, – сказала я, замечая, что мороженое тает от соприкосновения с горячей картошкой и стекает на пальцы.

Себастьян мгновение смотрел на меня, а затем уставился на картошку. Его глаза как-то по-особенному блестели. Когда он наклонился, чтобы откусить картошку, сделал это, ни на секунду не отрывая глаз от моих. Его губы намеренно коснулись моих пальцев: почувствовала кончик языка на коже, и меня парализовало. Его темные глаза вспыхнули, прежде чем он отстранился и откинулся на спинку кресла.

Дыхание стало прерывистым, а сердце бешено колотилось в груди.

Он поднял пластиковый стаканчик и отпил, как будто ничего не произошло.

– Тебе понравилось? – спросила я, будто то, что он только что сделал, ничуть меня не тронуло, но мысленно прокляла себя, когда голос дрогнул.

Себастьян улыбнулся.

– Очень.

Он что, флиртовал со мной?

– Ешь, – сказал он, возвращаясь к привычной серьезности.

Покачала головой, но сделала, что он сказал. Улыбнулась, попробовав бургер.

– Вау, это очень вкусно!

Себастьян кивнул. Пока продолжали есть, я ломала голову над тем, как поговорить о нас, не спровоцировав новую ссору, но, когда набралась смелости, чтобы спросить напрямую, кое-что произошло. Как только зазвенел маленький колокольчик у входа в ресторан, взгляд Себастьяна устремился в сторону от меня, что болтала без умолку, и атмосфера беззаботности, которую я пыталась создать, испарилась.

Проследила за взглядом Себастьяна, когда он медленно повернулся, и увидела девушку, которая смотрела на нас, будто почувствовала на себе наши взгляды. Она побледнела, что-то похожее случилось и с Себастьяном. Прежде чем я успела спросить, кто она, Себастьян встал и подошел к ней. Девушка, похоже, подумала о том же, потому что, ни секунды не колеблясь, направилась туда, где сидели мы, и они встретились на полпути.

– Какого черта ты здесь делаешь?

– Пожалуйста, Самара… – сказал Себастьян так тихо в надежде, что я не услышу.

Я отвернулась, чтобы не показаться любопытной, но продолжала наблюдать за ними через отражение в зеркале, которое было расположено на противоположной стене.

Кем, черт возьми, была эта девушка?

Видела, что Себастьян сказал ей что-то, чего не смогла расслышать, на что она лишь покачала головой и посмотрела на него с презрением. Это настолько привлекло мое внимание, что я не заметила, как Себастьян пытался удержать ее.

Она высвободилась, взметнув светлые волосы, и ее стройная фигура оказалась прямо передо мной.

– Черт возьми, Самара, – крикнул Себастьян в то же время, как девушка остановилась рядом со мной.

Она с отвращением посмотрела на Себастьяна и повернулась ко мне.

– Держись от него подальше. Он опасен. Не подпускай близко к себе. Когда меньше всего будешь ожидать, он разрушит твою жизнь до основания, уничтожит все, что тебе дорого, и уйдет, едва успеешь понять, что произошло.

Я вздрогнула от неожиданности.

Себастьян, казалось, потерял свойственное ему терпение. Подошел к ней и взял за руку.

– Прекрати!

Я буквально подпрыгнула, услышав, как он прилюдно накричал на нее. Глаза Самары наполнились слезами, и она с силой выдернула руку, высвобождаясь из его хватки.

– Я тебя предупредила, – напоследок бросила она мне и вновь посмотрела на Себастьяна. – А ты… Надеюсь, сгоришь в аду.

Она ушла, прежде чем кто-то успел что-то сказать. Себастьян проследил за ней взглядом и уставился на дверь, через которую она исчезла.

Затем он, похоже, вспомнил обо мне и вернулся на место.

Я уставилась на него, пытаясь понять, что, черт возьми, только что произошло и почему его так задело то, что он увидел ее. Была ли она его девушкой? Или, вернее, бывшей девушкой?

– Кто это, Себастьян?

Он ответил не сразу, казалось, услышав меня только через несколько секунд, как будто его мозг работал со скоростью в тысячу миль в час и не успевал усвоить всю информацию.

– Никто. Ты доела?

Посмотрела на свой поднос, который был полностью заполнен, и на его, где половина еды так и осталась нетронутой.

– Уходим.

Спорить не стала, интуиция подсказывала, что лучше промолчать, хотя не собиралась позволять ему притворяться, что ничего не произошло.

Последовала за ним на парковку и забралась на пассажирское сиденье. Себастьян включил первую передачу, и мы выехали на автостраду. Этот умник включил радио на полную мощность, да так громко, что меня это напугало. Протянула руку, чтобы убавить громкость, и он повернулся ко мне, совершенно не в себе.

– Оставь как есть.

– Перестань разговаривать со мной в таком тоне.

Выключила радио. Тишина завладела пространством, и я повернулась к Себастьяну.

– Кто, черт возьми, была эта женщина?

Себастьян не ответил, еще сильнее надавив на газ. Схватилась за ручку дверцы, напуганная скоростью.

– Себастьян, ты едешь слишком быстро.

Он еще сильнее вдавил педаль. Адреналин подскочил до максимума.

Мужчина за рулем был не тем Себастьяном, которого я знала, он казался совершенно не в себе, как будто та девушка всколыхнула в нем что-то, что превратило его в мрачного, страшного человека с совершенно безумным взглядом.

– Себастьян, притормози, мать твою! – крикнула я, когда скорость уже граничила с самоубийственной.

Он будто не слышал меня, как будто не мог слышать ничего, кроме того, что было у него в голове.

Я кричала на него, но это было все равно что орать на стену. Ударила его по руке, трясла, но его глаза ни на секунду не отрывались от дороги, хотя было ясно, что он ее не видит.

Запаниковала. Повторялась сцена аварии, я переживала те же ощущения, что и несколько дней назад, но теперь человек, который подвергал меня опасности, был последним, кто, как казалось, мог причинить мне боль.

Истерично вскрикнула, когда мимо нас пронесся грузовик, заставив Себастьяна свернуть в сторону, едва не столкнувшись.

Я закрыла лицо руками. Не хотела смотреть и дышать.

Слова Самары безостановочно повторялись в голове: «Он опасен, держись от него подальше».

Я заметила, что скорость замедлилась и машина наконец остановилась. Убрала руки от лица и, даже не взглянув на улицу, открыла дверь и выпрыгнула из машины.

– Марфиль!

Услышав, как он зовет меня, обернулась, пронзив его яростным взглядом. Изо всех сил толкнула, когда он приблизился.

– Что, черт возьми, с тобой происходит?! Совсем слетел с катушек?!

Теперь у Себастьяна был огорченный, раскаявшийся вид. Неподдельное чувство вины было написано на его лице.

– Прости, – сказал он, пытаясь притянуть к себе, но отшатнулась и сделала три больших шага назад, прочь от него. Вдалеке проезжали машины, так как Себастьян съехал на обочину. На горизонте виднелись огни небоскребов. Где, черт возьми, мы находились? Неужели уехали так далеко от города?

– Не подходи ко мне, – сказала я, когда он попытался сократить расстояние между нами. Он остановился и посмотрел на меня сверху вниз, идеальный лоб прорезали морщины беспокойства.

– Не знаю, что на меня нашло… мне очень жаль, правда, – выдохнул он, проводя рукой по лицу.

– Самара? Кто она? – спросила я голосом, холодным как снег.

Себастьян отнял руку от лица и посмотрел на меня, сжав челюсти.

– Не та, о ком тебе стоит беспокоиться.

Я недоверчиво взглянула на него.

– Она сказала, что ты разрушишь мою жизнь. Кто она тебе?

Понятия не имела, откуда взялось такое отношение, но встреча с ней повлияла на меня сильнее, чем я осознавала.

– Марфиль, пожалуйста… Ты никогда не должна была с ней встретиться. Не должна была стать свидетельницей этого.

Он едва не умолял меня. Чего он хотел? Чтобы не спрашивала его о ней?

– Просто хочу знать, кто она: случайная сумасшедшая из парка, которая тебя даже не знает, младшая сестра или гребаная любовница. Себастьян, скажи, кто она?

Он остался стоять, но в конце концов решился ответить.

– Скажу, а потом сядем в эту машину и поедем домой. Мы больше не будем поднимать эту тему. Никогда.

– Пообещай.

Казалось, он говорил совершенно серьезно.

– Хорошо, – согласилась я, хотя в глубине души знала, что продлится это недолго.

Себастьян набрал воздуха, а затем посмотрел мне в глаза.

– Моя бывшая жена.

Можете представить мое лицо, когда он сказал об этом? Потребовалось несколько секунд, чтобы просто осознать его слова, а затем я обошла его и села в машину. Не могу объяснить, что почувствовала в этот момент: это было нечто среднее между гневом и… ощущением предательства. Знаю, это было абсурдно. Мы с Себастьяном не были вместе, недавно начали нормально общаться, и он работал на отца, но внутри – вернее, в сердце – Себастьян был моим. Представить не могла, что когда-то он принадлежал кому-то другому, был влюблен в другую, решил провести с ней остаток жизни и верил, что она – любовь всей его жизни, думая, что это навсегда. Судя по поведению женщины, именно она решила развестись, и, возможно, Себастьян все еще был влюблен в эту длинноногую блондинку.

Честно говоря, это было последнее, о чем я хотела думать в тот момент. Попыталась «отмотать пленку» в голове к небольшому сближению, которое случилось в закусочной, к прикосновению его губ к моей коже, к взгляду, который обещал… Обещал что? Это ни к чему не привело. Все было омрачено фактором, который я пыталась игнорировать с тех пор, как встретила Себастьяна: у него были жизнь и отношения до того, как он встретил меня.

Казалось, он был рад, что я неукоснительно следую обещанию не задавать вопросов. Более того, впервые с тех пор, как мы встретились, я сделала то, что он хотел и ценил больше всего: промолчала.

Нарушила молчание, когда я поняла, что тем вечером, после всего, что произошло в доме отца – с ним, с Маркусом, а теперь и с бывшей женой Себастьяна, нам нужна была дистанция. Нужно было пространство.

– Отвези меня к Лиаму, пожалуйста, – сказала, не глядя на него, но заметила, что он задержался на мне взглядом, прежде чем снова посмотреть на дорогу.

– Не думаю, что это хорошая идея…

– У меня есть ключи от квартиры Лиама, как у него были ключи от моей, до того, как ты их забрал. Он мой лучший друг, и мне нужно быть с ним. Извини, но прямо сейчас мне нужно оказаться подальше от тебя.

– Марфиль, ты не можешь уйти…

– Я не выйду из квартиры Лиама.

Себастьян на секунду прижал одну руку к виску, а затем бросил на меня вызывающий и расчетливый взгляд. Его глаза на несколько мгновений остановились на моем лице, а затем он вздохнул.

– Дай адрес, пожалуйста.

Сказала адрес, одновременно отправляя сообщения Лиаму, что мне нужно переночевать сегодня в его квартире и что я уже в пути. Понятия не имела, был ли он один, гуляет ли сегодня в городе или уже лег спать, но знала, что он встретит с распростертыми объятиями, и это было единственное, что было нужно.

Когда подъехали к зданию, которое находилось в финансовом районе, в нескольких кварталах от Уолл-стрит, Себастьян вышел из машины и подошел ко мне, когда выходила из машины.

Наблюдала за ним несколько секунд, и это проклятое предупреждение снова вспыхнуло в голове.

«Он опасен».

Так ли это было? Видела, каким он может быть, но только не со мной… Себастьян должен был защищать меня от опасности, не так ли?

Когда повернулась к нему спиной, чтобы перейти улицу и войти в парадную, Себастьян удержал за руку, не давая отойти от машины.

На мгновение подумала, что он готов открыться и объяснит произошедшее всего двадцать минут назад, скажет, что она больше ему никто, признается, что, несмотря на все попытки отдалиться, он испытывает ко мне те же чувства, что и я к нему. Но ничего подобного не слетело с его губ, когда он открыл рот:

– Не делай глупостей.

Моргнула, не отрывая своего взгляда от его.

– Например, не страдать по тебе?

Выпалила, не задумываясь, но его реакцию запечатлела «на сетчатке глаза», чтобы проанализировать ее в уединении.

– Марфиль…

– Успокойся, – жестко оборвала его я, желая поскорее убраться, мечтая стереть из памяти выражение паники, которое только что мелькнуло в его глазах. – Ты совершенно ясно дал понять, что тебе от меня нужно лишь одно.

Надеялась, что он снова удержит меня, схватит за руку, чтобы сказать: «Ты не права». Сказать, что единственная правда в перевернувшейся с ног на голову реальности – это то, что он влюбился в меня.

Но он этого не сделал. Я побледнела, рванулась и исчезла в парадной дома друга, и лишь когда оказалась в лифте, поняла, что нечем дышать. Открыла дверь квартиры Лиама и увидела, что все погружено в полумрак. Прошла по длинному коридору, пока не добралась до комнаты Лиама, и поняла, что его там нет. Сняла одежду, взяла одну из его футболок и забралась в постель. Потребовалось время, чтобы заснуть, но в конце концов усталость взяла верх над остальным.

Кошмары были не такими, как обычно. Они не имели никакого отношения ни к матери, ни к ее смерти, скорее к Себастьяну, который отвернулся от меня. Не имело значения, сколько раз я его звала, он продолжал идти прочь. Он шел и шел, пока высокая, белокурая и красивая девушка не взяла его за руку и не увела в темноту.

Открыла глаза в ослепительном свете нового дня. Сначала не поняла, где нахожусь. В Луизиане? В своей квартире? Где? Не сразу вспомнила, что произошло прошлой ночью и где решила остаться. Лишь когда Лиам вошел в комнату в пижамных штанах, без майки и с чашкой дымящегося кофе в руках.

– Должен признать, мне нравится видеть тебя в своей постели, – сказал он, подходя ко мне, красивый, как всегда.

Почему я не могла влюбиться в него?

– Почему ты так смотришь на меня? – спросил он, положив голову на подушку и с любопытством глядя на меня.

– Как так?

– Будто ставишь перед собой невозможные задачи.

Не смогла сдержать улыбки. Как же хорошо он меня знал!

– Почему ты ночевала в моей квартире?

Укрылась одеялом до шеи.

– Захотелось чего-то нормального.

Лиам издал смешок.

– Лапушка, это слово никогда даже близко не подходило к определению твоей жизни.

Вздохнула.

– Могу спросить, почему телохранитель стоит под окнами, спит в машине и умирает от холода?

Подскочила на кровати, как марионетка, которую потянули за ниточки.

– О чем ты?!

Лиам тоже присел, прислонившись спиной к спинке кровати.

– Видел его сегодня рано утром, когда возвращался с вечеринки.

Слезла с кровати и подошла к окну, из которого был виден портал здания.

Действительно, машина Себастьяна все еще была припаркована, я предположила, что он был внутри.

Меня охватило чувство вины, и я начала искать одежду, чтобы одеться.

– Куда ты?

– Домой… Понятия не имела, что он останется здесь… неважно, черт возьми. Ты прав, моя жизнь – дерьмо.

Лиам разразился хохотом.

– Разве я это сказал?

Проигнорировала его, сердито скользнув в брюки, вскочила, чтобы надеть их и застегнуть на уровне пупка.

– Эй, – сказал он, вставая и подходя ко мне, – Могу спуститься и сказать этому идиоту, чтобы он убирался. Закажем пиццу и посмотрим фильм. Даже позволю тебе выбрать.

– В другой раз. Сейчас лучше пойду домой и разберусь с последствиями…

Замолчала, как только поняла, что только что сорвалось с языка.

– Последствиями чего?

Отвела взгляд от его голубых глаз и уставилась в окно.

Полагаю, молчание выдало меня.

Лиам глубоко вздохнул.

– Марфиль… Ты правда влюбилась в этого придурка?

Это было так заметно?

Отошла от Лиама и взяла сумку.

– Не читай мне мораль, ладно?

Лиам покачал головой.

– Всегда боялся, что этот момент наступит.

Повернулась к нему, когда он это сказал.

– О чем ты?

– Знал, что в конечном итоге ты влюбишься в единственного парня, который не будет обращать на тебя внимания и которого отец никогда не одобрит. Ты влюбилась до костей мозга. Давно это понял, достаточно было взглядов, которые на него бросаешь.

– И какие же взгляды на него бросаю, позволь узнать?

Лиам прислонился к комоду и скрестил руки на груди.

– Ты смотришь на него так, будто только он может спасти тебя от жизни, в которой «имела несчастье» родиться.

Обдумала то, что он только что сказал.

– Мне не нужно, чтобы кто-то спасал меня. Когда до вас наконец дойдет?

Повернулась, не дожидаясь ответа, и вошла в лифт. Когда вышла из здания, Себастьян открыл дверь и выскочил из машины.

– Какого черта ты здесь делаешь?

Похоже, он ожидал от меня чего-то подобного, потому что остался невозмутимым.

– То, что до сих пор думаешь, что оставлю тебя без присмотра, беспокоит.

Наверняка он всю ночь не смыкал глаз, но даже так выглядел чертовски привлекательно.

Как же его хотела, нуждалась в нем, мечтала быть его, должна была быть его, и эта мысль поразила.

– Сказал, что будешь ждать меня в квартире.

– Я такого не говорил.

Его самообладание в который раз выводило из себя. Я сердито фыркнула и села в машину. Себастьян сел в кресло водителя и бросил на меня такой взгляд, будто собирался сказать что-то еще, но передумал и сосредоточился на дороге, увозя нас в сторону Верхнего Ист-Сайда.

Когда вернулись домой и вошли в здание, на стойке консьержа стоял букет цветов, такой гигантский, что практически скрывал лицо Нормана; консьерж серьезно посмотрел на Себастьяна.

– Мисс Марфиль, эти цветы прислали для вас, – сказал он, а затем обратился к Себастьяну: – Мистер Мур, я их не трогал и не поднимал, как вы просили делать со всем, что присылают мисс Кортес.

– Хорошо, Норман. Спасибо, – поблагодарил он его, пока шла к цветам и дрожащими руками доставала открытку.

Прежде чем успела разорвать открытку на тысячу кусочков, подошел Себастьян: он взял карточку из моих пальцев и прочитал записку. Затем, ничего не сказав, сунул карточку в карман.

– Избавься от них, Норман, – попросил он консьержа. Он стоял ко мне спиной, поэтому я не могла видеть его лица, но полагала, что выражение было таким же мрачным, как и мое. Этот придурок Маркус умудрился испортить весь день, хотя было всего десять утра.

Когда поднялись в квартиру, Себастьян закрыл за нами дверь. Я намеревалась запереться в комнате и уже зашагала по коридору, когда глубокий баритон Себастьяна заставил остановиться.

– Марфиль, подожди секунду.

Медленно повернулась к нему.

– Я поступил нехорошо, когда заставил пообещать, что не будешь задавать никаких вопросов о Самаре, – сказал он, застигнув меня врасплох. – Просто есть вещи из прошлого, о которых я не хочу говорить, понимаешь?

Не ответила, не пошевелилась, не сделала ничего. То, как он произнес ее имя, выбило из колеи, потому что он сказал это с таким теплом и нежностью…

– Ты любишь ее?

– Да.

Сердце пропустило глухой удар.

– Но не как возлюбленную.

Эти слова могли значить все, что угодно.

– Что между вами произошло?

Себастьян подошел ко мне.

– Не могу сказать, – сказал он, глядя на меня так, будто этой фразой хотел сказать тысячу вещей.

Крепко сжала губы. Пора уже свыкнуться с его секретами.

– Но хочу прояснить одно, – сказал он, поднимая руку, чтобы погладить по щеке, как делал уже много раз. – Я никогда не причиню тебе вреда и не подвергну опасности. Ты это знаешь, верно?

Я кивнула спустя пару секунд. Его пальцы все еще были на моей щеке. Казалось, он хотел многое сказать, но что-то мешало продолжать говорить, видела это в его глазах, и не терпелось узнать, почему.

Себастьян опустил пальцы мне на затылок, и каждый волосок у меня на шее встал дыбом. На мгновение остались только звуки дыхания и стук сердец.

– Я все испортил, Марфиль… Обещал, что не буду… – Его губы оказались в опасной близости от моих. – Поклялся держаться подальше… Поклялся…

– О чем ты говоришь?

Он прижался своим лбом к моему и закрыл глаза. Говорил так, будто каждое слово давалось с невыносимым трудом.

– Как же мне продолжать, если…

– Себастьян…

Он открыл глаза, услышав, как произнесла его имя.

– О чем ты говоришь?

У меня разрывалось сердце, когда видела его таким.

– Ничего, не обращай на меня внимания, – сказал он, отстраняясь и вновь становясь сдержанным, неприступным Себастьяном. Или делая вид.

Я наблюдала за ним несколько мгновений, взвешивая, правильно ли настаивать, видя, в каком он состоянии.

– Я боюсь. Слишком много всего происходит. Иногда кажется, что вот-вот взорвусь, но достаточно просто знать, что ты рядом, чтобы этот страх исчез.

Мои слова подействовали на него странным образом.

– Ты не должна этого чувствовать, – сказал он так тихо, что могла его неправильно расслышать.

– Что-то подсказывает, все, что случилось за последние несколько месяцев, – лишь предвестие чего-то ужасного.

Его глаза противоречиво сверкнули, и он снова обхватил мое лицо.

– Послушай, Марфиль, – сказал он, глядя мне в глаза. – Ты не должна никому доверять, даже мне.

Из всего, что мог сейчас сказать, это было последнее, что ожидала услышать.

– Сначала говоришь, что никогда не причинишь вреда, а теперь… чтобы я тебе не доверяла.

Себастьян сжал челюсти, и я увидела, как на секунду на шее обозначились вены.

– Это разные понятия.

Слова Самары снова вспыхнули в памяти.

– Ты опасен?

Он закрыл глаза на секунду, прежде чем ответить.

– Не для тебя… Я бы никогда не причинил тебе вреда.

Его слова утешили. Улыбнулась, осознав, что его руки все еще на моем лице, а его губы всего в каких-то миллиметрах от моих.

– Ты правда провел ночь в машине?

Он, казалось, расслабился, заметив, что царившее напряжение немного схлынуло. Не хотела больше слышать, как он говорит о секретах, доверии и обиженных бывших женах.

Он опустил руки и выпрямился во весь рост.

– Моя спина называет тебя самыми ласковыми словами.

– Больно?

– А ты как думаешь?

Посмотрела на него с желанием поцеловать. Расцеловала бы каждый миллиметр его спины…

– Думаю, могла бы сделать тебе лучший массаж в жизни, и ты снова будешь как огурчик.

– Да? Неужели?

– Когда захочешь и где захочешь.

– Кажется, мы и так уже зашли слишком далеко.

Не в силах ничего с собой поделать, посмотрела на перевязь, в которой все еще покоилась его левая рука, которую он повредил в автокатастрофе.

– Ты сможешь выполнять работу только с одной рукой?

Себастьян хмуро посмотрел на перевязь.

– Через несколько дней буду как новенький… но могу позвать напарника, если считаешь, что…

– Ни в коем случае!

Себастьян слегка улыбнулся, заметив панику в моем голосе при мысли о том, что его «двойник» будет слоняться по квартире.

– Голодна?

Кивнула, заметив, что тревога, которую испытывала с прошлой ночи, медленно испаряется.

– Тогда помоги мне.

Последовала за ним на кухню, и мы по очереди вымыли руки, он только правую.

– Начни с просеивания муки.

Несколько раз моргнула.

– Прости, что?

Себастьян закатил глаза и достал из холодильника коробку с яйцами.

– Необходимо просеять муку, прежде чем использовать ее для приготовления теста для блинов. Буду сыпать, а ты просеивать.

Подошла к нему, чувствуя себя совершенно бесполезной.

– Когда ты готовил, было веселее. Уверен, что это не навредит? Клянусь, несколько раз видела, как ты шевелишь пальцами.

– У меня не паралич, а просто растяжение связок. Делай, что говорю, хорошо?

Я внимательно выслушала инструкции, и мы вместе приготовили несколько вполне приличных блинчиков.

– Подожди! Хочу, чтобы этот был в форме Северной Америки!

Переливание жидкого теста на сковороду превратилось в игру.

– Марфиль, ты четыре раза пыталась сделать блинчик в форме мордочки Микки Мауса, действительно думаешь, что придать ему форму материка будет проще?

Тон голоса был жестким. С него было достаточно.

– Дай мне.

Он вырвал у меня из рук сковороду, чтобы вылить приготовленную смесь, и я не смогла удержаться от смеха, увидев, что мы оба покрыты мукой и брызгами теста.

Когда готовил он, каждый блинчик получался идеальным.

– Я рассмеялась еще громче и, приложив руку ко рту, умудрилась брызнуть на себя тестом для блинов.

Себастьян смотрел на меня не двигаясь, и, наконец, на его губах появилась улыбка.

– Отныне это моя территория. Ты ни в коем случае не должна приходить сюда, даже во сне, поняла?

– Ну уж нет! Поняла, что обожаю готовить.

Себастьян покачал головой, взял сковороду, которая все еще стояла на огне, вылил последние порции теста и продолжил готовить еще некоторое время. Когда подошел ко мне с двумя тарелками, стратегически расположенными на его правой руке, и поставил тарелку передо мной на стол, не могла не почувствовать, как тепло разливается по всему телу.

Блинчик, который он испек, был в форме слона, и получился почти идеальным.

Посмотрела на него краем глаза и увидела, что он едва смотрит на меня. Он ел блинчик с таким невозмутимым видом, будто только что не совершил самый милый жест.

Я улыбнулась и приступила к завтраку.

Надвигалась буря. Я облокотился на кухонную стойку, ожидая, пока Марфиль закончит собираться в университет. Прошла неделя с тех пор, как мы вернулись из преисподней, которую она звала домом.

Мало что могу сказать о том, что произошло в доме Алехандро Кортеса. Не был удивлен, что этот придурок Козэл приехал к Кортесам, но никогда не думал, что окажусь так близко к Марфиль, как в том заброшенном сарае.

Каждый день я пытался вести себя так, как будто этого никогда не было, изо всех сил старался не увлечься и держать руки и тело подальше от нее, но с каждым разом это становилось все сложнее. Каждый гребаный день, когда видел, что этот засранец Козэл все еще пристает к ней с цветами, боялся, что проявятся мои истинные чувства. Уже позволил Марфиль увидеть гораздо больше, чем хотел показать, и, хотя встреча с Самарой оказалась хуже, чем мог представить, вывела из себя не она, а собственная глупость.

Марфиль вышла сияющая и необычная, как и всегда. Не мог не чувствовать, что, несмотря на реальность, в которой жили, в каком-то измерении она была моей и ничьей больше. Она улыбнулась мне, одетая в мини-юбку, чулки и свободный джемпер, который при движении оставлял левое плечо обнаженным. Желание поцеловать и прикоснуться привело к тому, что мой и без того отвратительный характер стал хуже.

– Температура на улице – три градуса, – сказал я, угрюмо глядя на ее наряд.

– Ты теперь синоптик?

Она ответила, как всегда, быстро, не теряя улыбки. Она почти не красилась, хотя ее губы всегда блестели так, что казалось, будто она только что облизнула их.

– Я тот, кто не выпустит тебя из квартиры, пока не наденешь теплую одежду, – ответил, доставая телефон из кармана и глядя на экран, чтобы не смотреть на нее.

– Иногда ты хуже отца, – бросила она, повернувшись спиной и возвращаясь в спальню.

«Если бы ты только знала…»

Через минуту вернулась в розовой шерстяной шапке, шарфе и кожаной куртке.

– Доволен?

Не ответил, подошел к двери и придержал открытой, чтобы она могла пройти. Проходя мимо, она на секунду остановилась рядом со мной.

– Спасибо, что беспокоишься о моем здоровье, – сказала она, встав на цыпочки, и поцеловала в щеку.

Почувствовал, как все тело напряглось от этого простого прикосновения. Это было что-то другое, теперь Марфиль позволяла определенные вольности, которые держали в постоянной готовности. Уже не смог бы оттолкнуть ее. Она, казалось бы, использовала невинные жесты, но оба знали, что она ищет чего-то большего. Прикосновение, ласка, поцелуй в щеку – ничто, верно?

Хмыкнул в ответ, как и всегда, когда она пыталась настоять на своем.

Сев в машину, включил обогреватель и радио, чтобы послушать новости. Очевидно, был не единственным, кто беспокоился о надвигающейся буре. Температура резко упала всего за несколько часов, и это было ненормально, учитывая, что был почти май.

Просим граждан оставаться дома и не выходить на улицу. Надвигаются сильные ливни, которые могут перерасти в град.

– Погода просто сумасшедшая, – пожаловалась Марфиль с обеспокоенным выражением лица. Заметил, что она достала телефон и принялась быстро печатать. Хотел было спросить, кому так настойчиво «написывает», но промолчал и продолжил вести машину.

В университете пришлось разделиться, Марфиль до сих пор не хотела, чтобы нас видели вместе. Я наблюдал за ней издалека, сидя в дальнем ряду аудитории и восхищаясь тем, какой она была. Тем, что, несмотря на женственность, могла быть жесткой, если это было необходимо.

Она почти десять минут спорила с профессором о том, как действовать в условиях экономического кризиса и что ошибок, допущенных во время «пузыря» на рынке недвижимости, можно было избежать.

– Проблема заключается в жадности и в том, что наиболее важные банковские структуры пошли на риск, не имея достаточно большого запаса капитала, чтобы противостоять кризису.

Я улыбнулся профессору, который был и банкиром, и возблагодарил небеса за то, что в этот момент прозвенел звонок, сигнализирующий об окончании занятия, прежде чем он съел ее заживо и мне пришлось бы вмешаться.

Марфиль собрала книги, сунула их в сумочку от «Прада» и улыбнулась однокурснику, который сидел рядом с ней. Пока я ждал ее, прислонившись к стене напротив двери, многие из ее однокурсниц бросали на меня странные взгляды, перешептывались и хихикали, как девочки. Больше половины из них уже подходили ко мне знакомиться с совсем не тонкими намеками, но хватало односложных ответов им, чтобы прекратить попытки.

Марфиль вышла из аудитории и – как делала всю неделю – вместо того, чтобы идти вперед, встала рядом со мной, будто мы были однокурсниками.

– Как тебе сегодняшняя лекция?

– Очень поучительная, – сказал я, осматривая двери, темные углы, всех, кто казался хоть сколько-нибудь подозрительным.

– Профессор Беннет сдержан, как и ты, но в глубине души он знает, что я права.

Кивнул, пока продолжали идти к кафетерию, и, прежде чем дошли до двери, группа девочек остановилась, чтобы оживленно ей о чем-то рассказать.

– Мы уже поговорили почти со всеми второкурсниками, и ты удивишься, как много желающих присоединиться к нам.

– Отлично! – ответила она, заправляя за ухо прядь темных волос. – Чем больше народу, тем лучше. Ты уже выбрала место?

– Они предлагают встретиться на ступенях Метрополитен-музея и начать там.

– Меня это устраивает, – кивнула она. – Не забудьте одеться потеплее. Если телефон не ошибается, температура будет ниже нуля.

Я нахмурился, подслушав разговор, и, вопреки всему, вмешался, хотя ее подруги все еще были рядом.

– Что планируешь делать у Метрополитен-музея? – спросил я, не обращая внимания на выражение лиц девушек.

Марфиль беспокойно зашевелилась.

– Организуем помощь бездомным. Сегодня холодная погода и надвигается буря, многим людям на улице придется нелегко, – наверняка от нее не укрылось, что я еще сильнее сдвинул брови. – Мы просим волонтеров выйти с нами на улицу, чтобы раздать одеяла и термосы с горячим супом.

Я не ожидал такого, но, хотя ее намерения были благими, не мог позволить Марфиль Кортес выходить на улицу в такую погоду, тем более шататься по кварталам и общаться с бездомными.

Ничего не сказал, потому что знал, что начнем спорить, и не хотел устраивать скандал посреди факультета, но как только сели в машину, сказал ей все, что думаю по этому поводу:

– Ты не поедешь.

– Конечно, поеду.

– Не поедешь.

– Себастьян! – закричала она, в отчаянии хлопнув ладонями по коленям. – Это я все организовала, и конечно, поеду. Это то, что делаю, как и в случае с «ВМС». Я направлялась в фонд тем утром, когда машину испортили, и не смогла принять участие в ярмарке, которую проводим каждый год для сбора средств.

– Ты сама себе ответила: в то утро, когда направлялась в фонд, тебя чуть не убили. Мы не собираемся повторять этот опыт.

– Тебе не надоело постоянно спорить об одном и том же? – спросила она, глядя прямо перед собой, а затем продолжила, не дожидаясь ответа: – Я говорю тебе, что собираюсь сделать, ты выдаешь отрицательный односложный ответ, я настаиваю, ты снова отказываешься, я в конечном итоге выпрыгиваю из окна и…

– Ты никуда не поедешь.

Заметил, что ее взгляд прикован к моему профилю.

– Можем ли мы хотя бы раз попытаться прийти к соглашению? – сердито спросила она, не отрывая от меня глаз.

Резко крутанул руль, свернув на нашу улицу.

– Нет.

– Мы пойдем в первую смену, будет еще солнечно. Кроме того, в эту смену придет больше всего людей, считай, что это так, прогулка по городу. Ты будешь все время со мной, и я смогу привнести в общество немного человечности.

Я припарковал машину, вынул ключ из замка зажигания и повернулся к ней.

– Один час, – сказал я, злясь на себя: злясь, что не знаю, как отказать, и что она всегда находит способ действовать на нервы. – Один час, Марфиль, слышишь? Не хочу, чтобы ты выходила из дома сегодня, это будет адская ночь.

Она сладко улыбнулась.

– Именно поэтому стоит рискнуть.

Два часа спустя мы были в художественной студии Тами, подруги Марфиль. Люди сновали, приносили одеяла, еду, перчатки, зонтики и всевозможную теплую одежду, которые нужно было раздать сегодня днем и вечером.

Марфиль не переставала суетиться с той самой секунды, как мы приехали. Студия была большой, с огромным количеством картин: картины на стенах и сваленные в углу, мебель почти отсутствовала. В течение получаса Тами пыталась организовать группы, которые собирались начать выходить на улицу, в то время как Марфиль указывала на карте районы, которые они должны были обойти.

Я нес коробки в компании нескольких человек, не упуская из виду ни главный вход, ни кого-либо из присутствующих. Около семи часов приехал этот придурок Лиам. Он ничего не принес, но в какой-то момент отвел Марфиль в угол и сказал ей что-то, отчего она бросилась в его объятия. Он подхватил ее на руки, крепко обняв, а затем снова опустил на землю.

Я почувствовал, как все тело напряглось, и иррациональный гнев заставил отвести взгляд. Пытался контролировать проклятую ревность, которую не мог не испытывать каждый раз, когда видел ее с ним. Как раз тогда взгляд остановился на другом конце комнаты, где Тами смотрела на Марфиль и Лиама. Судя по выражению ее лица, ей, похоже, тоже не доставляло особого удовольствия проявление нежности на публике.

Она заметила, что наблюдаю за ней, и тут же принялась складывать одеяла. Пришлось изучить прошлое Тами – как и прошлое всех людей, которые были частью жизни Марфиль, – и должен признать, что, прочитав отчет, переданный товарищами, почувствовал жалость к этой белокурой девушке с ангельской внешностью.

Увидел, что она с трудом ставит коробку с одеялами на высокую полку, и решил подойти помочь.

– Спасибо, Себастьян, – выдохнула она, от усилий на ее бледных щеках проступил румянец. Она была очень маленькой, ростом не больше метра пятидесяти, и у меня вызывало отвращение знание о том, что с ней сделали.

Знала ли Марфиль о прошлом лучшей подруги?

– Не за что, просто скажи, чем еще могу помочь, – предложил я, опасаясь за нее: она выглядела такой хрупкой…

– Да, Тами, скажи, чем еще можем помочь, – раздался голос Лиама у меня за спиной.

Тами смерила его презрительным взглядом.

– Мне не нужна твоя помощь, более того, я не давала разрешения сюда войти.

– «Сюда» – в этот сарай, который зовешь студией?

Тами молчала, в то время как мы с Лиамом озадаченно наблюдали, как ее глаза наполнились слезами, и она ничего не могла сделать, чтобы этого избежать.

– Оставь ее в покое, идиот, – сказал я, вставая перед Тами.

Лиам посмотрел на меня сверху вниз, ну насколько смог.

– А ты у нас что, рыцарь в сияющих доспехах? Или оловянный солдатик?

Не позволю этому засранцу действовать на нервы. Потратил слишком много лет тренировок, чтобы потерять самообладание из-за какого-то придурка.

– Лиам, неужели ты не видишь, что я не хочу, чтобы ты был здесь! – воскликнула Тами, встав рядом со мной.

Лиам посмотрел на нее, и с удивлением увидел в его глазах, что слова Тами задели его больше, чем он мог признать: даже показалось, что заметил хорошо скрываемую боль.

Хм… А он держал лицо не хуже меня.

– Думал, мы должны были встретиться здесь, чтобы помочь нуждающимся?

– Что здесь происходит?

К нам подошла Марфиль, и ее улыбка померкла, когда увидела, как мы напряжены. Ее взгляд переместился с Тами на меня, а затем остановился на нахмурившемся Лиаме.

– Твоя маленькая подружка хочет, чтобы я ушел.

– Тами! – возмущенно воскликнула Марфиль. – Лиам только что привез десять коробок с продуктами, и его коллеги предложили развезти их по городу.

Тами выглядела так, словно мечтала, чтобы земля разверзлась у нее под ногами. Я разозлился, так как слышал, как он с ней разговаривал. Тами не знала о коробках, но у нее было полное право не допускать подобного отношения к себе.

– Если хочешь, скажу им, чтобы они снова их забрали? – настаивал Лиам, не сводя с нее глаз.

Она ему нравилась, это было очевидно. И если он продолжит строить из себя альфа-самца, потеряет ее в два счета.

– Нет! – почти закричала Тами, беспокойно заерзав.

Лиам демонически ухмыльнулся.

– Лиам, прекрати, – наконец вмешалась Марфиль. – Мы благодарны за помощь, а теперь иди помоги друзьям с коробками.

Лиам кивнул, все еще не отводя взгляда от Тами.

– Ты не собираешься поблагодарить меня?

Мне захотелось разбить ему лицо.

– Те, кто в этом больше всего нуждается, будут тебе благодарны, не волнуйся, – бросила Тами.

Лиам снова улыбнулся, как будто то, что она сказала, было забавным.

– Раз уж разговор зашел о нуждающихся, Тами…

Тут мне пришлось вмешаться.

– Уходи, – процедил я так близко к нему, что наши носы почти соприкасались.

Он хотел толкнуть меня, но я действовал быстро: когда его левая щека «поцеловала» пол, только Марфиль и Тами видели, что произошло в этом углу комнаты.

– Оставь ее в покое, ты меня слышишь? – прошипел ему на ухо. – Даже если звезды сойдутся и планеты выстроятся в ряд, ты не сможешь быть с ней.

Отпустил его, и он тут же вскочил на ноги.

– А ты отлично справляешься со своей работой, да, телохранитель? – не унимался он. По-видимому, не осознавал, что могу убить его, используя только одну руку. – Будь осторожна, Мар. Похоже, лучшая подруга и солдатик что-то плетут у тебя за спиной.

Марфиль окинула нас таким взглядом, что я выругался сквозь зубы, когда по ее лицу пробежала тень ревности.

Как, черт возьми, я оказался втянутым в это дерьмо?

Лиам повернулся спиной и зашагал через всю комнату к выходу. Марфиль бросила на нас с Тами взгляд, истолковать который я не смог, и тоже отошла, чтобы продолжить помогать с коробками.

– Спасибо, что заступился за меня, – послышался тоненький голосок позади меня.

Повернулся к Тамаре.

– Не стоит, – сказал я, заметив, что ее голубые глаза провожают этого идиота. – Тами… ты ему нравишься, знаешь об этом?

Тами моргнула и снова уставилась на меня. Когда она поняла, что я только что сказал, ее щеки зарделись, и она покачала головой.

– Я ему не нравлюсь… он меня ненавидит. Он всегда меня терпеть не мог… да и я его тоже.

Я лишь кивнул. Моя роль в этой истории закончилась.

Продолжал помогать ей с коробками, не упуская из виду полыхающую в огне ревности Косточку, которая, казалось, избегала нас любой ценой.

Когда наконец пришло время совершить обход, который должен был быть самым коротким, в районе, который я выбрал, меня даже немного позабавило, что она разозлилась из-за чего-то столь глупого: она и вправду подумала, что мне нравится ее подруга?

В группе было десять человек, и когда мы прибыли в район, то разделились на пары, чтобы пройтись по кварталам и обеспечить одеждой и горячей едой тех, кто в этом нуждался.

Холод на улице пробирал до костей, даже я в пальто не мог согреться. Марфиль шла рядом: ее ярко-красное пальто и алый берет были словно мишень – привлекали внимание любого, кто проходил мимо.

Я внимательно наблюдал за Марфиль, когда она подходила к пьянчугам и бродягам, улыбкой скрашивая им ночь. Не только из-за одеял и еды, но и присутствием. Разве мог кого-то не озарить ее свет?

– Мадам… – ласково обратилась она к пожилой женщине, которая пыталась провести эту ночь наилучшим образом, лежа на импровизированной подстилке из развороченных картонных коробок. Когда она открыла глаза и увидела нас, что-то промелькнуло на ее лице…

Надежда?

У меня сжалось сердце.

– У нас есть одеяла и очень вкусный суп, который приготовила моя близкая подруга, – сказала Марфиль, наклоняясь и предлагая горячий термос.

– О, деточка… – воскликнула женщина, хватаясь за одеяло так, будто мы дарили ей жизнь.

– Возьмите еще одно, – предложила Марфиль, передавая еще одно одеяло, шапку, шарф и теплые носки. – Наденьте, это поможет скоротать ночь.

Женщина колебалась, затем в конце концов взяла одежду и надела ее.

– Так лучше? – спросила Марфиль, и я заметил, что ее голос дрожит.

Нахмурился, но остался на своем месте.

– Спасибо, деточка. Большое спасибо, – запричитала женщина, на мгновение взяв руки Марфиль в свои и благодарно улыбнувшись.

Марфиль кивнула и встала.

Когда попрощались и продолжили «обход», заметил, что Марфиль очень молчалива. Непривычно для нее. Начался снегопад, так что на несколько мгновений я утянул ее к ближайшей парадной.

Она плакала.

– Эй…

Вытер ее слезы кончиками пальцев в перчатках.

– Это так несправедливо.

– Что несправедливо?

Она покачала головой и прикрыла глаза, чтобы сморгнуть слезы.

– Я так богата, а она…

– Мы не выбираем, где родиться, Марфиль. Но то, что ты делаешь, имеет значение…

Она лишь горько рассмеялась.

– Я борюсь с ветряными мельницами. Подумай о людях, у которых ничего не будет этой ночью.

– Ты не можешь изменить мир… или спасти его.

– Я эгоистична… и капризна, в этом ты прав. И еще я плохая…

– Прекрати, – перебил ее, взяв за подбородок, чтобы она не выдала еще какую-нибудь глупость. – Почему ты говоришь такие вещи?

Она подняла глаза, встретилась со мной взглядом.

Почувствовал, как холодок пробежал по всему телу. Она была так прекрасна…

– Я возненавидела Тами… всего на несколько секунд… но возненавидела ее, потому что думала…

Я молча кивнул.

– Знаю, что между вами ничего нет, но сама мысль…

– Ты человек, Марфиль, и еще слишком юна, чтобы понимать: возникающие злые мысли вовсе не означают, что мы плохие люди.

– То, что делаем сегодня… делаем это отчасти для того, чтобы чувствовать себя лучше… разве это не ужасно?

Я покачал головой и уставился на ее красный от холода нос.

– Ни одни поступки в мире не совершаются бескорыстно, Косточка. Важно то, чего добиваемся действиями. Многие люди будут молиться за тебя сегодня вечером, и это не ужасно.

Спустя несколько секунд Марфиль вздохнула.

– Я бы отвезла ее домой, понимаешь?

Нахмурился.

– Кого?

– Старушку.

Господи…

– Знаю-знаю…

– Многие люди, которые живут на улице, находятся там не из-за невезения, Марфиль. Иногда люди идут неверным путем и в конечном итоге расплачиваются за последствия. Пожалуйста, пообещай, что не будешь впускать незнакомцев в квартиру, как бы сильно ни было их жаль…

Марфиль закатила глаза, но, по крайней мере, пообещала.

Бродили по улицам еще полтора часа. Пришлось настоять на том, чтобы Себастьян позволил остаться подольше, но когда он увидел, что у меня посинели губы и я начала стучать зубами, заставил сесть в такси. Когда оно высадило нас на месте, где мы припарковались, и я направилась к машине, не помня себя от холода, то увидела его.

На тротуаре свернулся калачиком пес средних размеров, шерсть была вся в снегу, а усики и кончики ушей заиндевели.

У меня оборвалось сердце.

– Себастьян, – позвала я, потянув его за куртку, чтобы остановился.

Он проследил за направлением моего взгляда и замер.

– Даже не вздумай.

Проигнорировала его и осторожно приблизилась к собаке. Щенок дрожал. Его так сильно трясло, что он едва пошевелился, когда я подошла к нему и остановилась.

– Привет, дружочек, – осторожно начала я, и он посмотрел на меня грустными глазами.

– Марфиль, – сказал Себастьян, подходя ближе. – Собаки привыкли к такому холоду, видишь шерсть? Она позволяет переносить морозы.

– Мы не можем оставить его, – сказала я, гладя малыша по головке. Он медленно задвигал хвостом и высунул язык, чтобы лизнуть меня в руку. – Бедняжка!

Себастьян громко выругался, и, когда я встала, щенок тоже вскочил на лапы.

Бедняга был весь грязный, замерзший и несомненно голодный.

– Пожалуйста, Себастьян, – взмолилась я, поворачиваясь к нему. – Не запрещай. Я не могу оставить его. Сказал, что не могу приглашать в квартиру незнакомцев, но этому щенку нужна помощь.

– Черт возьми, Марфиль, – добавил он и через несколько секунд сердито зашагал к машине.

Я забралась на заднее сиденье, и собака немного неуклюже последовала за мной. Оказавшись в машине, Себастьян включил обогреватель, и пес принялся беспрестанно лизать руку.

– Не позволяй ему лизать тебя, он может быть заразен.

Это был прекрасный короткошерстный пес, белого окраса, четыре лапки были черными, словно он был в носочках. Одно из висячих ушек тоже было черным, эта маленькая деталь совершенно очаровала. Жаль, что шерсть была грязной, а сам песик – таким худым.

– Я собираюсь накормить тебя таким количеством еды, что ты попросишь остановиться, – проворковала я, чувствуя в сердце тепло, которое до этого момента не осознавала. Понимание, что очень мало могу сделать для людей на улице, глубоко повлияло на меня.

Себастьян был прав, я не могла спасти мир или изменить его, и также не могла впускать незнакомцев в дом, но могла спасти этого щенка от смерти.

Вспомнила времена, когда отец ругал нас с сестрой, когда мы приносили домой раненых животных. Однажды нашли поросенка, он сбежал с соседней фермы и был ранен. Спасли его и хотели оставить в качестве домашнего питомца.

Отец его зарезал, приказал приготовить и заставил сесть за стол. До сих пор помню ощущение тошноты и рвотные позывы, которые мучили всю ночь.

Когда мы с песиком вошли в парадную, нас не очень дружелюбно поприветствовал Норман.

– Мисс Кортес… это ваш питомец? – спросил он, не без отвращения глядя на собаку.

– Отныне это так, – ответила я, с достоинством подняв подбородок.

Чертово здание, полное пижонов.

Себастьян вошел за нами, и мы втроем поднялись на лифте в квартиру.

Внутри было тепло, так как отопление включалось само, когда температура опускалась ниже восемнадцати градусов. Поняла, как повезло, что у меня было все это. Отец временами бывал отвратителен, но всегда давал самое лучшее.

Себастьян повесил пальто, не сводя глаз с пса, который улегся на полу, будто это была его квартира. Я наблюдала за ним с улыбкой. Пес сразу же обнюхал место – его мордочка не отрывалась от пола – и, покружив раза три на одном месте, плюхнулся на ковер у маленького электрического камина в гостиной.

– Видел, какой он умный? – сказала я, подходя к щенку и нажимая на кнопку камина, чтобы зажечь его.

Себастьян что-то проворчал в ответ и посмотрел на нас.

– Мы должны дать ему имя, – сказала я.

– Ты собираешься…

– Как насчет Рико?

– Почему именно это имя?[13]

– Не знаю… первое, что пришло в голову.

Себастьян подошел к нам и серьезным взглядом осмотрел собаку. Рико встал и подошел, чтобы обнюхать его.

– Он немного… страшненький.

– Вовсе не страшный!

Рико гавкнул, как бы соглашаясь со мной, и Себастьян впервые за день улыбнулся.

– Тебе нужно отвести его к ветеринару, у него истощение. Также его необходимо будет обучить и позаботиться о…

Закатила глаза.

– Знаю, в каком уходе нуждается собака, спасибо.

Встала, и Рико последовал за мной на кухню.

– Чем его накормить?

Себастьян поднял брови, как бы оправдываясь перед самим собой, и подошел к месту, где мы стояли.

– Ты не можешь давать ему слишком много, потому что его желудок сейчас, должно быть, размером с бусину. Дадим ему немного курицы, посмотрим, как он ее переварит, но завтра ты должна отвезти его к ветеринару.

Кивнула, с нежностью глядя на Рико.

– Хочешь, искупаю тебя, пока дядя Себастьян приготовит что-нибудь поесть?

– Дядя Себастьян ложится спать, ему хватило событий за день, не искушай судьбу.

Он повернулся спиной и пошел в направлении коридора.

– Ну же, Себастьян, – протянула я, глядя на Рико, который лаял, поддерживая это предложение. – Ты действительно собираешься оставить кухню в моем распоряжении?

Это заставило его пересмотреть позицию. Он остановился и бросил на меня уничтожающий взгляд.

– Приготовлю ему куриную грудку и пойду спать.

Улыбнулась, направляясь в комнату, а Рико побежал за мной.

– И одну мне, хорошо?

Не слышала, что он ответил, потому что поспешила закрыть дверь.

Сняла пальто и повела Рико в ванную.

Боже мой, неужели действительно я собиралась искупать его в своей ванне? Это было не очень гигиенично, но, если бы попросила у Себастьяна разрешения воспользоваться его ванной, он бы выгнал меня и нового четвероногого друга.

Открыла кран с горячей водой, проверив температуру, чтобы не обжечь. Рико лаял на меня, когда посадила его в ванну и взяла лейку, чтобы намочить. Маленький умник отшатнулся и полностью забрызгал меня водой и грязью.

Израсходовала почти всю бутылку шампуня, пока, наконец, стекающая вода не перестала быть черной. Шерсть Рико оказалась почти белоснежной, и я улыбнулась, довольная результатом. Схватила фен и принялась сушить его, пока он пытался вырваться, открывал пасть, чтобы глотнуть горячего воздуха, и лаял как сумасшедший.

Дверь открылась, когда Рико попытался выскользнуть из моих рук.

– Какого черта ты делаешь с собакой?

Себастьян вошел в ванную и схватил его, прежде чем он успел выскочить за дверь.

– Помоги мне, пожалуйста!

Вдвоем нам таки удалось высушить его и расчесать. Результат был потрясающим.

– Рико, ты прекрасно выглядишь! – воскликнула я, гладя его наполовину кудрявый, наполовину гладкий белый мех. По правде говоря, понятия не имела, какой он породы, но в моих глазах он был прекрасен.

Рико скакал вокруг нас, пока шли на кухню. Себастьян положил курицу в миску, которую использовал для хлопьев, и Рико сначала с сомнением понюхал ее, но потом начал медленно есть. Мне стало грустно при мысли о том, через что ему пришлось пройти, как ему было страшно и холодно.

Улыбнулась, увидев, что на столе есть и блюдо для меня: поджаренная на гриле куриная грудка с подливкой из томатов и моркови.

Повернулась к Себастьяну с легкой улыбкой на губах.

– Что бы я без тебя делала?

Он это проигнорировал, но прислонился к кухонной стойке, наблюдая за мной, пока я ела.

Когда закончила, он забрал тарелку и поставил ее в посудомоечную машину.

Рико подошел к камину и задремал у огня.

Я была счастлива, что спасла его.

– Тебе следует лечь спать, – скорее приказал, чем предложил Себастьян, когда подошла к Рико, чтобы погладить его.

– Он может испугаться, оставшись на ночь в незнакомом месте, – с сомнением сказала я, хотя, казалось, малыш чувствовал себя непринужденно.

– Поверь, любое место лучше улицы, Марфиль, – он сказал это тоном, который заставил поднять голову, чтобы посмотреть на него.

Наблюдала за ним несколько секунд, желая обладать сверхспособностью, которая позволила бы читать его мысли.

– Могу помыться в твоей ванной?

Себастьян тут же нахмурился.

– Моя полна микробов Рико.

– Принимай душ, где хочешь, а я пойду спать.

Как мило. Как раз соскучилась по холодному Себастьяну.

Пошла за пижамой и почувствовала себя странно, пересекая его территорию после того, что между нами произошло. Постучала в дверь маленькой гостиной, но, когда вошла, нигде его не увидела. Он оставил дверь спальни открытой, и я заметила, что он натягивает через голову белую хлопчатобумажную футболку.

Подошел ко мне, когда увидел, что неподвижно стою у дивана.

– Тебе нужно объяснение, как открывается кран? Он такой же, как в твоей ванной.

Я закатила глаза и обошла его, чтобы войти в ванную.

Сняла одежду, нервничая от знания, что Себастьян стоит за дверью, и открыла кран с горячей водой. Как и во всем, что делал, у него было все очень аккуратно. Он пользовался шампунем, а также гелем для душа марки «Dove Men». Понюхала его, и вся кожа покрылась мурашками.

«Ох, Марфиль… нелегко тебе придется», – подумала я, когда начала намыливать тело и волосы.

Вышла из душа в облаке пара – любила принимать душ с очень горячей водой, – вытерлась, натянула через голову майку, в которой спала, – простой белый топ на бретельках – и надела розовые хлопковые брюки. Высушила волосы насухо, протерев их полотенцем, потому что было лень использовать фен. Когда закончила, открыла дверь и вышла из ванной.

Его не было в спальне – открытая дверь позволяла видеть его кровать, – он сидел на диване в гостиной с ноутбуком на коленях.

Закрыл его, как только увидел меня.

– Ты всегда делаешь одно и то же. Неужели смотришь порно и не хочешь, чтобы я знала?

– Иди спать, пожалуйста.

– Думала, это ты собирался спать.

Он положил ноутбук на журнальный столик и вздохнул.

– Не засну, пока это не сделаешь ты.

Медленно подошла к нему и села рядом с ним на диван.

– Откуда ты знаешь, когда я засыпаю?

– Мне достаточно того, что ты остаешься в комнате.

Улыбнулась, вспомнив побег из окна. Должно быть, доставила ему немало проблем, и при мысли об этом улыбка исчезла.

– Мне нравится твой шампунь, – сказала я очень тихо. Он посмотрел мне в глаза впервые с тех пор, как я вышла из ванной. – Пахнет тобой.

Видела, как вздымается его грудь, затем он перевел взгляд: провел рукой по лицу и на мгновение закрыл глаза.

– Тебя злит, когда говорю подобное?

– Меня злит, что ты меня провоцируешь.

Его глаза были закрыты, и я воспользовалась этим, чтобы придвинуться.

– Почему ты заставляешь думать, что прикасаться к тебе или что-то чувствовать – плохо?

Он открыл глаза и снова посмотрел на меня.

– Потому что это так.

– Почему?

Себастьян снова вздохнул.

– Марфиль, я не смогу нормально выполнять работу, если у нас все получится.

– Как на работу повлияет то, если захочу тебя поцеловать?

Себастьян перевел взгляд на мои губы, а затем снова на глаза.

– Это будет отвлекать.

– Могу целовать тебя, только когда мы дома, а на улице можешь концентрироваться сколько угодно.

Себастьян рассмеялся, и сердце забилось быстрее, чем крылья колибри.

– Так не получится, Косточка, – сказал он, прижимая мою руку к дивану, когда я сделала попытку дотронуться до него. – Нам нельзя.

Плотно сжала губы, его слова злили, но более того… они причиняли боль.

– Тебе следует встречаться с кем-нибудь твоего возраста.

– Ты же это не всерьез.

Он встал, подошел к двери и открыл ее.

– На этот раз я говорю серьезно.

– Хочешь сказать, тебе будет все равно, если буду встречаться с другими парнями?

– Я здесь только для того, чтобы сохранить тебе жизнь, а не стать ее частью.

Вскочила с дивана и подошла к нему.

– Сам прекрасно знаешь, что не только для этого, но больше не буду поднимать эту тему.

– Рад, что ты наконец поняла.

– Видимо, я медленно схватываю.

– Иди спать.

– Как скажете, сеньор Мур.

Пересекла коридор, чувствуя, как меня трясет от злости и обиды. Рико вскинул мордочку, наблюдая за мной с импровизированного лежака у камина.

– Хочешь спать со мной?

Он вскочил на лапы и радостно завилял хвостом. Похоже, он меня понял.

Слышала, как дверь в комнату Себастьяна захлопнулась за спиной, а я, так и не дойдя до спальни, вновь опустилась на диван. Рико запрыгнул рядом, и я крепко обняла его, чувствуя, что долго сдерживаемые слезы прорвали невидимую преграду. Рыдала и не могла остановиться.

Как все дошло до того, что я уже не помнила, какой жизнь была до Себастьяна? Почему не могу вести себя так, будто ничего не было? У него ведь получается.

Неужели это и есть любовь: терзаться, страдать как идиотка, чьи чувства никогда не воспринимали всерьез, чтобы ответить взаимностью.

В конце концов, мы с Рико вернулись в спальню; вопреки ожиданиям, этой ночью кошмары не мучили. Должно быть, я выплакала их.

На следующий день мы отвезли Рико к ветеринару, ему сделали несколько прививок – в том числе и от бешенства, – провели дегельминтизацию и рассказали, какой диеты он должен придерживаться в этом месяце. Затем вернулись домой, чтобы я могла переодеться, оставить собаку и встретиться с Тами на Пятой авеню под предлогом похода по магазинам. Нам обеим нужно было проводить больше времени вместе: мне не понравилось то, что произошло прошлым вечером между ней и Лиамом, и я хотела спросить, как она.

Несмотря на то, что мы выросли вместе – она училась в школе-интернате с девяти лет, – все последующие школьные годы прожили в одной комнате и мечтали о том, чтобы быть друг для друга семьей, в которой нуждались, я всегда знала, что Тами что-то скрывает. Она была замкнутой и практически никого не подпускала к себе.

Однажды я попыталась спросить ее об этом после того, как со слезами на глазах сама рассказала о том, что пережила в детстве – как сильно хотела, чтобы мама была рядом, что мне все еще снятся кошмары о дне, когда ее убили у меня на глазах, признавалась, что с отцом отношения не самые лучшие, – но она ответила, что ей нечего рассказывать. Она была единственным ребенком в богатой лондонской семье, которая отправила ее в пансионат, как и многих дочерей богатых англичан, предпочитая дать детям образование в хорошем учебном заведении, таком, как эта закрытая школа.

Я знала, что она лжет, и сначала было больно, что она не открылась, будто и не была лучшей подругой, которой можно доверить даже самые мрачные секреты. Хотя я знала, что между нами существует стена, возможно, именно поэтому она не до конца мне доверяет, но любила ее. Тами была девушкой, при взгляде на которую хотелось сразу же ее обнять, рассмешить, стать частью особой ауры, которая всегда ее окружала.

Вот почему не понимала, что, черт возьми, происходит между ней и Лиамом. Лиам был хорошим парнем, моим лучшим другом, и со мной вел себя прилично. Много раз задавалась вопросом, что бы делала, если бы не встретила его в первый год в университете. Мы были единым целым, он знал все о жизни друг друга. Временами он мог быть довольно самонадеянным и немного придурковатым, но я знала, что это просто маска, чтобы завоевать девчонок. Он считал, что это его секретное оружие, и, как ни странно, оно работало.

Когда представила их друг другу, даже подумала, что они могут понравиться друг другу и влюбиться. В то время я все еще встречалась с придурком Реганом, поэтому смотрела на все сквозь розовые очки. Верила в настоящую любовь и прочую ерунду, но вскоре обнаружила, что любовь – дерьмо и от нее можно только страдать.

Взгляд невольно переместился в глубь кафе, где Себастьян пил кофе, наблюдая за дверями и окнами «Pret a Manger» – британской сети фастфуда, которая недавно открылась в Нью-Йорке и которую мы с Тами обожали за банановые кексы. С момента нашего короткого разговора накануне вечером я едва перекинулась с ним двумя фразами, и он тоже не собирался ничего предпринимать. Он так просто отверг меня, и я не очень хорошо с этим справлялась.

– Я в порядке, правда, – в четвертый раз сказала Тами, поднося чашку с кофе к губам. – То, что он твой лучший друг и что вы так хорошо ладите, не означает, что он должен быть таким со мной. Он сильно отличается от меня, и его личность выбивает из колеи.

– Никогда не думала, что тебя вообще можно вывести из себя.

– Ну, все бывает в первый раз или, лучше сказать, с первым человеком, – добавила она, отводя взгляд к огромным окнам, выходящим на Центральный парк.

Мы потратили большую часть дня на покупку одежды, обуви и аксессуаров. Я уже целую вечность не обновляла гардероб, и даже забыла, как обожала ходить с Тами по магазинам. У нас даже была свой персональный продавец-консультант, Тина, которая обожала нас и всегда рассказывала о последних тенденциях.

Себастьян, казалось, провел часы в сумасшедшем доме, а не в модных магазинах, и в глубине души мне нравилось мучить его таким изощренным способом.

Руки уже немели от количества сумок, а разговор наконец закончился там, где я хотела.

– Если Лиам сказал или сделал что-то, что тебе не понравилось… ты ведь знаешь, что можешь сказать мне об этом? Устрою ему хорошую взбучку от твоего имени. Для меня это раз плюнуть, особенно сейчас, когда Себастьян учит самообороне и всяким боевым искусствам.

Тами улыбнулась, и на фарфоровых щеках обозначились две ямочки.

– Уверена, что ранила его драгоценную гордость, выгнав его из студии.

Я удивленно распахнула глаза и издала смешок.

– Кто ты и что ты сделала с Тами Гамильтон?

Она пожала плечами и уставилась на Себастьяна.

– Между вами правда ничего нет?

Я вздохнула.

– Я бы хотела… но нет. – Я ничего не рассказывала ей о том, что произошло между мной и Себастьяном, и, хотя Лиам уже догадался, что тот мне нравится, с другом также не хотела вдаваться в подробности.

– Вчера он защитил меня, – сказала Тами, возвращая взгляд к чашке. – Мне понравилось ощущение, что кто-то заботится обо мне. Тебе повезло, что он у тебя есть.

Я запомнила ее последний комментарий, как делала это с тех пор, как познакомились. Она была настолько скрытной, что приходилось подмечать каждую мелочь в ее словах, чтобы попытаться выяснить, что, черт возьми, с ней произошло, или хотя бы понять, почему она никому не доверяет.

– Знаю, – ответила я, отщипывая кусочек кекса. – И, если честно, почувствовала ревность, увидев, как он с тобой обращается.

Тами выглядела удивленной, а затем с сожалением призналась:

– Эй, он мне даже не нравится… ну, в этом смысле.

Я улыбнулась.

– Знаю, не волнуйся. Проблема во мне, я им одержима.

– Проблема не в этом, а в том, что ты не привыкла, что тебе говорят «нет».

– У меня зеленые волосы?

Тами нахмурилась и посмотрела на меня так, словно я слетела с катушек.

– Нет.

– Видишь? Прекрасно могу принять «нет» за ответ. Не превращаясь в гарпию или что-то в этом роде.

Мой тон был довольно холодным.

Тами вздохнула.

– Ну вот, ты разозлилась.

– Нет, что ты. Прости, иногда кажется, что Себастьян прав, а я на самом деле просто капризная девчонка, которая не знает, как справиться с отказом.

– Ты не капризная, просто родилась с естественным оружием, которое позволяет легко получать почти все, что хочешь.

– Это неправда, – тихо, почти шепотом, ответила я.

– Мне понравилось то, что мы сделали вчера. Нам стоит делать это почаще, – добавила она, незаметно меняя тему. – Люди старались изо всех сил, это было невероятно, я этого не ожидала.

Я улыбнулась.

– Подумывала открыть штаб-квартиру «ВМС» здесь, в Нью-Йорке. Как тебе идея?

Продолжали говорить о проекте еще полчаса: обе всегда были очень заинтересованы в том, чтобы помогать другим. По какой-то странной причине всегда чувствовали себя виноватыми из-за того, что были богаты, и первыми поднимали руку, когда речь заходила о волонтерстве и школьных благотворительных акциях. Мы обе продвигали идею «Одна коробка, одна улыбка». Все девочки в пансионате должны были обернуть обувную коробку в подарочную бумагу и наполнить ее подарками в соответствии с заранее установленным возрастным диапазоном. Затем эти коробки на Рождество раздавали детям-сиротам или детям из развивающихся стран. Идея многим понравилась, нам даже вручили грамоты и все такое. С тех пор акция «Одна коробка, одна улыбка» проводилась каждое Рождество.

Когда закончили, Тами вызвала такси, и мы с Себастьяном снова остались одни.

– Глупо всегда ездить на машине. Нам следует чаще пользоваться такси или заказывать «Убер».

Себастьян продолжал смотреть в мобильный, полагаю, у него было приложение, которое сообщало, где мы припарковались.

Была половина седьмого, и нужно было вывести Рико на прогулку, чтобы он справил нужду. Кроме того, не терпелось показать ему игрушки, которые я купила для него в суперкрутом магазине для собак.

Когда наконец мы с Себастьяном вернулись домой, почти не разговаривая друг с другом – хотя я и обронила несколько фраз, но не потому, что хотела с ним поговорить, а потому, что не могла молчать, – позвонил отец.

К моему удивлению, он сказал, что в Нью-Йорке и что ждет меня завтра около десяти, чтобы вместе пойти на поздний завтрак.

– Когда ты прилетел? – спросила я, впадая в панику.

– Час назад. Собирался заехать за тобой, чтобы поужинать вместе, но слишком устал. Увидимся завтра, хорошо?

Я кивнула, оставляя сумки на диване и хмуро глядя на телефон.

– В чем дело? – спросил Себастьян, нарушив молчание после целого дня.

– Ничего, – бросила я и заперлась в комнате.

В субботу проснулась рано, потому что знала: отец будет ждать в десять часов в ресторане отеля «Плаза». Он всегда останавливался там, потому что один из его лучших друзей был сыном владельца и будущим наследником, поэтому ему всегда предоставляли лучший номер.

Быстро приняла душ, зная, что Себастьян уже не спит по крайней мере с половины седьмого. Он выходил на пробежку в это время, а затем отправлялся на пробежку еще и со мной, вечером, когда я обычно бегала. К тому времени, как я вошла на кухню, он уже переделал тысячу дел.

Выбрала одно из платьев, которые купила во время похода по магазинам с Тами. Оно было очень красивого кремового цвета, хотя из-за того, что погода была капризной, надела колготки и взяла длинное пальто и шарф. К платью подобрала закрытые сандалии с небольшим каблуком.

Себастьян нахмурился, увидев меня при параде.

– Куда мы идем? – спросил он, в то время как Рико суетился вокруг него, умоляя покормить.

Подошла к песику и погладила за ушами.

– На поздний завтрак, меня хочет видеть отец.

– Твой отец здесь?

– Ты не знал об этом?

Они ведь общаются, как он мог об этом не знать?

Он не ответил, исчезнув в коридоре. Как я и предполагала, на нем были простые спортивные штаны и спортивная майка – на самом деле ничего особенного, – но Себастьян, одетый с головы до ног в «Адидас», вызвал у меня короткое замыкание мозга.

Он появился пятнадцать минут спустя, умытый и одетый так, каким ненавидела его видеть: костюм, рубашка, галстук… Как бы ему ни шли костюмы, это создавало дистанцию между нами. Так он был телохранителем, не более того.

– Тебе не хватает наушника.

– Я не собираюсь ни с кем связываться.

– Я пошутила.

Рико залаял, чтобы привлечь внимание.

– Черт! Я должна была вывести его.

– Я уже выводил его сегодня утром.

– Ты не обязан это делать.

– Я делаю много чего из того, что не обязан, Марфиль. Ничего страшного в том, чтобы добавить еще одну вещь к списку.

Он что, жаловался?

– Да, ты делаешь то, чего не должен. Например, прикасаешься, целуешь…

Себастьян остановил лифт, нажав кнопку остановки.

Он оказался передо мной лицом к лицу в считаные секунды.

– Хватит.

Его шея была в пяти сантиметрах от моего рта: наблюдала, как его кадык двигается вверх-вниз, будто в такт его ярости. Черт, как же хотелось облизнуть его, вцепиться зубами.

Подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Почему тебя так беспокоит, что упоминаю об этом? То, что ты в состоянии забыть то, что между нами произошло, не означает, что собираюсь это делать.

– Тебе бы следовало.

– У меня отличная память.

Говоря это, я подняла руку, чтобы погладить его шею. На самом деле не хотела к нему прикасаться, просто провоцировала. Ну ладно, хотела, но все еще злилась на него.

Но, прежде чем успела это сделать, он прижал мою руку к стенке лифта.

– Отныне тебя будет защищать другой Себастьян, не очень приятный. Уверяю, тебе не захочется обнажать мое прежнее «я».

Его дыхание коснулось щеки, и я вздрогнула.

– Тот Себастьян, который разбивает сердца, сходит с ума и разгоняется на машине до ста миль в час? Тот Себастьян, который не боится прикасаться, целовать и говорить грязные вещи на ухо? Потому что именно такой Себастьян мне нравится.

– Поверь, – прошептал он в опасной близости от моих губ. – С таким Себастьяном ты бы не справилась, даже если бы у тебя были частные уроки.

Он резко отстранился и отпустил, затем нажал кнопку, чтобы лифт снова поехал.

Я задыхалась позади Себастьяна, пытаясь заставить взбесившее сердце биться ровно.

Себастьян не стал меня ждать и не открыл передо мной дверь. Я села на пассажирское сиденье и должна была провести те двадцать минут, которые потребовались, чтобы доехать до отеля, с угрюмым и отстраненным Себастьяном.

В «Плазе» меня хорошо знали: часто встречалась там с отцом, когда он приезжал в город. Поздний завтрак подавался на крыше – но в закрытой части, так как снаружи все еще было холодно – оттуда открывался захватывающий вид на Центральный парк и прилегающие здания. Претенциозно, показушно… и излишне? Возможно. Но моя жизнь была такой.

Отец заметил меня, как только вошла в ресторан. Он подошел ко мне с широкой улыбкой. Почему, черт возьми, он был так счастлив?

– Ты, как всегда, прекрасна, – сказал он, дважды поцеловав меня в щеки.

Улыбнулась в ответ, в то время как отец сухо кивнул в сторону Себастьяна.

Бросила на Себастьяна быстрый взгляд, но он, как обычно, стоял с каменным лицом, по которому ничего нельзя было прочитать.

Отец обнял меня за плечи и повел к столу.

Примерзла к месту, когда увидела, кто меня ждет.

Бум, бум, бум.

Кровь застучала в ушах, будто пыталась вернуть меня к жизни.

– Помнишь Маркуса?

Ноги понесли вперед против воли. Маркус Козэл отодвинул стул и с улыбкой встал.

Какого черта он здесь делал? Почему отец взял его с собой? Он не знал, что Маркус пытался со мной сделать?

Посмотрела на Себастьяна, и только выражение его глаз свидетельствовало о том, что чувствовал: гнев. Он прижал кулаки к бокам и крепко сжал губы, но ничего не сделал. Cтоял в стороне, наблюдая.

– Выглядишь еще красивее, чем в последний раз, – прошептал Маркус на ухо, и клянусь, меня чуть не стошнило на безупречно чистый ковер цвета слоновой кости.

Ошеломление и неловкость были очевидны для всех, но отец не дал возможности долго думать. Выдвинул для меня стул и не садился, пока этого не сделала я. Тарелки стояли перед нами пустые, хотя бокалы были наполнены: они пили виски.

– Марфиль, дочка, как я рад тебя видеть. Как дела в университете?

Была настолько потрясена, что ответила «хорошо», когда официант спросил, что будем есть.

– Я не голодна, – холодно сказала я, постепенно приходя в себя от неприятного ощущения, что снова вижу ублюдка, который пытался изнасиловать несколько недель назад и не переставал доставать цветами каждый проклятый день с тех пор, как вернулась в Нью-Йорк.

– Принесите ей несколько блинчиков с черникой, – заказал Маркус вместо меня. – Тебе нужно поесть, – добавил он, поворачиваясь и пронизывая ледяным взглядом голубых глаз.

Как раз в этот момент отец вытащил из кармана телефон.

– Мне нужно сделать срочный звонок. Начинайте без меня, сейчас вернусь.

Проследила за ним и заметила, что он остановился рядом с Себастьяном. Они обменялись парой фраз, а затем Себастьян, не удостоив меня взглядом, вышел из зала вслед за отцом.

– Тебе понравились цветы? – спросил Маркус, взяв меня за руку.

Я рывком освободила ее.

– Не прикасайся ко мне.

Маркус улыбнулся, моя враждебность его нисколько не удивила. Он знал, что сделал, хотя, казалось, его это не особо волновало.

– Ну же, Марфиль, – он смотрел на меня поверх бокала, который поднес к губам. – Тебе пора меня простить, не думаешь?

– Ты жестоко обошелся со мной.

– Ничего подобного. Я поцеловал тебя. Это не конец света.

– Ты разорвал блузку, обездвижил и попытался изнасиловать.

Последние слова, казалось, подействовали на него.

– Не веди себя как ребенок. Думаешь, я бы сделал нечто подобное? Просто хотел посмотреть… Ничего ужасного не произошло. Все равно что протестировать машину перед покупкой.

Я возмущенно распахнула глаза и сделала попытку встать.

Он впился пальцами в мое запястье.

– Сядь.

Как бы он ни пытался это скрыть, в его голосе звучала угроза.

Я повиновалась, главным образом потому, что скоро должен был вернуться отец. Нужно было понять, что, черт возьми, происходит и почему этот сукин сын думает, что имеет право обращаться со мной, как с куском мяса.

Он отпустил, увидев, что слушаю, и снова поднес бокал к губам.

– Буду предельно откровенен с тобой, – сказал он, снова ставя бокал на стол. – Я хочу, чтобы ты была моей.

Я разразилась бы громким смехом, если бы он не говорил так серьезно.

У этого человека проблемы с психикой?

– Это прекрасно, что ты чего-то хочешь, придурок, но добро пожаловать в двадцать первый век. Мы, женщины, больше не товар, который можно купить, ты не в курсе?

Он, казалось, не обиделся на оскорбление, наоборот. Возникло ощущение, что его забавляет, что обращаюсь к нему так, как никто не осмеливался, и что это делаю именно я.

– Все можно купить за деньги, Марфиль.

– Думаешь, мне нужны твои дурацкие деньги?

– Тебе – нет, твоему отцу – да.

Уставилась на него, пытаясь осознать его слова. В этот момент принесли еду. С трудом сглотнула, иначе бы и вправду вырвало прямо на стол. Оглянулась, ища Себастьяна, отца, хоть кого-нибудь. Хотела убраться оттуда и выбросить разговор из головы, но в то же время нужно было понять, на что он намекает.

– Мой отец – миллиардер, он никогда бы не попытался использовать меня, чтобы чего-то добиться. Ты мелешь чушь.

– Ты хоть знаешь, кто я такой?

– Ублюдок-сексист, который считает себя королем мира?

Я гордилась бы ответом, если бы не наступившие последствия.

Он схватил мою руку и сунул ее под скатерть.

– Еще раз оскорбишь меня, – сказал он, скручивая два пальца, пока я не начала задыхаться от боли, – у тебя останется восемь пальцев вместо десяти.

– Пусти меня, – сказала я, сдерживая слезы и спрашивая себя, какого черта не кричу, почему не зову на помощь и не вырываюсь.

Себастьян убил бы его… Себастьян, где ты, черт тебя побери?!

– Не смей ни с кем встречаться. Теперь я буду о тебе заботиться, поняла?

Он продолжал скручивать палец, пришлось закусить губу, чтобы не закричать.

– Не…

– Когда у человека много денег и долгов, он может нажить опасных врагов. Это как если бы жизнь была карточным домиком: когда выпадает одна карта, рушится все. Ты же не хочешь, чтобы это произошло, не так ли?

– Хочу, чтобы ты перестал причинять мне боль.

– Прости, стоило лишь попросить.

Выпустила воздух, который сдерживала, и положила руку себе на колени, накрыв другой.

– Твоя жизнь, жизнь отца, жизнь очаровательной младшей сестренки теперь зависят от меня. Делаю это от чистого сердца. Наши отцы столько лет и так долго ведут дела вместе, что даже не помню, когда это началось, и знаешь, что лучше всего? Что взамен я попросил только одно. Тебя.

– Отец бы никогда…

– О, давай не будем о твоем отце, детка, иначе просидим здесь целую вечность.

– Что ты имеешь в виду?

Прежде чем он успел ответить, отец снова сел рядом со мной и улыбнулся, будто только что заключил лучшую сделку в жизни.

– Вы еще не начали?

– Папа… – начала я дрожащим голосом, поворачиваясь к нему.

Взгляд, который он бросил на меня, ясно дал понять: он прекрасно знает, что происходило за столом.

– Полагаю, Маркус уже рассказал тебе о новом бизнесе, который собираемся начать.

– О, да, – протянул Маркус, нарезая вилкой яйца Бенедикт и поднося их ко рту, чтобы медленно насладиться вкусом. – Но еще есть время все уладить, если вы понимаете, о чем я. Такие вещи могут длиться годами…

– Это правда, мы не хотим торопиться, чтобы все пошло не так и в итоге мы остались ни с чем…

Показалось, что комната начала вращаться.

– Маркус предложил покрыть все твои расходы, пока живешь в Нью-Йорке, Марфиль. Сейчас дела в семейном бизнесе идут не очень гладко, так что стоит быть благодарными за помощь старого друга.

– Не нужно за меня платить. Я сама могу себя обеспечить.

Маркус посмотрел на моего отца, ничего не сказав.

– Не будь наивной, дочка. Ты знаешь, сколько стоит аренда в Нью-Йорке, учеба, прихоти, покупки?

Мир рушился. Внезапно почувствовала отвращение к себе, к тому, что у меня было, к делишкам, которые проворачивал отец, совсем не думая обо мне.

– Мне ничего не нужно…

– Хватит, Марфиль. Ты меня обижаешь. Я пришел сюда, чтобы предложить помощь твоей семье, а ты, похоже, готова броситься с десятого этажа этого здания, лишь бы не принимать ее.

В этом он был прав.

– Это не тебе решать. Если мы и рассказали тебе, то лишь для того, чтобы ты знала, как великодушно они помогают нам в эти трудные времена. Кроме того, мы не должны забывать, что ты все еще в большой опасности, и это проблема.

– Тогда исправь это, черт возьми, раз и навсегда! Не тащи меня с собой на дно.

– Не кричи, – сквозь зубы прошипел отец.

– Уверяю тебя, ты будешь в большей безопасности, чем когда-либо.

Я покачала головой, услышав эти слова Маркуса. Нужно было выбраться. Нужно было вырваться из этого кошмара, вернуться в реальность.

– Какого черта тебе от меня нужно?

Маркус наклонился над столом и встретился со мной взглядом.

– Еще один шанс. Чтобы ты меня простила и мы начали все сначала, – сказал он в присутствии отца.

– Нет, – сказала я, но слова застряли в горле, превратившись в хриплый шепот.

– Марфиль, Маркус признался в чувствах к тебе. Это одна из главных причин, почему он хочет помочь. Он просит тебя дать ему шанс.

Глубоко вздохнула, понимая, что ничего не добьюсь от этой ужасающей встречи. Единственное, что могла сделать, чтобы эта встреча закончилась как можно скорее.

– Можно я подумаю об этом?

Отец уже собирался ответить, но Маркус опередил его.

– Конечно, – сказал он с дружелюбной улыбкой, от которой мне захотелось расцарапать себе лицо. – Скоро мы вновь поговорим, и все наладится, вот увидишь. Для твоего отца это просто неудачный период, он переживет его. Тебе не о чем беспокоиться, Алехандро.

С этого момента они завели разговор о бизнесе, фондовом рынке и о будущей поездке в Латинскую Америку. Я больше не открывала рта и не попробовала ни кусочка из того, что лежало передо мной.

В какой-то момент поискала глазами Себастьяна и обнаружила, что он стоит у двери и наблюдает за мной так, словно для него тоже было пыткой оставаться там.

Когда они закончили есть, решила подать голос после часа безмолвия.

– Я не очень хорошо себя чувствую, могу уйти?

На этот раз отец не позволил Маркусу заговорить.

– Да, можешь идти, – сказал он, вставая и наклоняясь, чтобы поцеловать меня в щеку. Маркус тоже встал и предложил надеть пальто: почувствовала себя грязной, когда его пальцы случайно коснулись обнаженной кожи шеи.

Вышла так, будто здание горело. Прошла мимо Себастьяна, даже не взглянув на него.

Слезы начали капать еще до того, как добралась до первого этажа.

– Марфиль…

– Нет, – сказала я, отступая на шаг, когда он попытался прикоснуться. – Не разговаривай со мной. Не прикасайся. Оставь меня в покое.

Мы вернулись домой в полной тишине, которую нарушали лишь глупые слезы, которые продолжали катиться по щекам, да кровь, пульсирующая в висках, ибо каждая пора источала гнев.

Хотела кричать во весь голос, хотела плакать, хотела что-то сломать. Чувствовала себя униженной, будто действительно была куском мяса, меня продал отец, чтобы заключить сделку: не имела права на мнение, на чувства и нужна была лишь для одного.

Когда вошли в дом, в ярости пронеслась мимо Себастьяна, но, прежде чем успела сделать три шага, он удержал меня за руку и остановил.

– Марфиль…

– Отпусти меня! Ты оставил меня одну! С ним! Как ты мог?!

Он выпрямился во весь рост, сжав челюсти, но ничего не сделал, чтобы помешать бить его в грудь.

– Ты говорил, если он еще раз прикоснется ко мне, ты его убьешь!

Толкнула снова и подавила крик боли. Теперь пальцы болели гораздо сильнее, потому что Маркус скручивал их под неестественным углом.

Себастьян опустил взгляд на мою руку, и его глаза расширились от ужаса, а дыхание участилось. Чувствовала исходящие от него волны гнева, но мне было все равно – он оставил меня там!

– Он сделал это с тобой? – прорычал он, теряя остатки самообладания.

– Да! Он скрутил мне пальцы за то, что я назвала его ублюдком. Как тебе такое?

Отстранилась от него, когда он снова попытался прикоснуться.

– Дай посмотрю на руку.

Он попросил таким сдержанным тоном, что это еще больше разозлило.

– Нет!

Какая теперь разница! Только что на собственной шкуре я испытала все, что ненавидела в мужчинах, и вдобавок преступила убеждения, не закричав, когда этот сукин сын причинил боль, не попытавшись придушить урода, когда тот начал изрыгать возмутительные вещи. Почему этого не сделала? Из-за страха! Глупого страха, дурацкого физического недостатка. Хотела, чтобы у меня было достаточно сил уничтожить его самостоятельно.

Но у меня был чертов телохранитель!

– Почему ты ушел?

Снова оттолкнула его.

На этот раз его руки схватили, развернули, и я оказалась прижата к нему, и чувствовала дыхание у виска. Теперь понимаю, что он сделал это, чтобы я не продолжала причинять себе боль. Была уверена, что могла бы продолжать бить его часами, и он бы не дрогнул…

– Я больше не имею права вмешиваться, – сказал он мне в ухо. – Теперь я работаю на него, понимаешь?

Замерла, когда он это сказал.

– Думаешь, я бы не убил его голыми руками, если бы не знал, что, столкнувшись с ним, потеряю работу и больше не смогу тебя защищать?

Сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить сердце.

– Думаешь, мне не приходилось сдерживать желание вытащить пистолет каждую секунду, когда оставался за пределами ресторана?

Его губы опустились и остановились на полпути между шеей и ухом.

– Расскажи, что произошло, – потребовал он, лаская шею губами, заметив, что я медленно сдаюсь, и ярость уступает место поражению.

Изо всех сил я старалась подобрать слова:

– Он купил меня, вот что случилось.

От моих слов он напрягся всем телом.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

Почувствовала, как вся тяжесть моего тела обрушилась на него. Себастьян обнял меня, и ощутила, как адреналин начинает выходить из организма, оставляя без сил.

– Отец заключил с ним сделку, чтобы он погасил часть его долгов.

– Что за сделка?

Покачала головой.

– Маркус утверждает, что делает это, чтобы помочь моей семье, что наши отцы дружат уже много лет, и взамен он хочет только одного: чтобы я дала ему второй шанс.

Себастьян молчал.

– Теперь он тот, кто оплачивает аренду, университет, расходы… Это так сюрреалистично. Как если бы…

– …ты принадлежала ему, – закончил Себастьян сквозь зубы.

Отступила, чтобы иметь возможность посмотреть ему в глаза.

– Я никому не принадлежу, – вырвалось у меня.

Себастьян подошел ко мне, и его пальцы убрали волосы с моего лба жестом, этот жест будто бальзам для разгоряченной кожи.

– Конечно, нет, – сказал он, глядя в глаза. – Позволишь взглянуть на пальцы? Пожалуйста.

Кивнула спустя несколько секунд.

Он отвел на кухню и заставил сесть на островке, пока искал аптечку.

Очень внимательно осмотрел мою руку, казалось, знал, что делает.

– Вероятно, у тебя небольшое растяжение, – сказал он, роясь в ящике со столовыми приборами, пока не вытащил маленькую деревянную палочку, из тех, что используются для мороженого. – Могу отвезти тебя в больницу или наложить шину сам, у меня есть в этом опыт.

Кивнула, в то время как беспомощность от того, что так унизили, окутала, погрузилась в это ощущение, как в кокон. Рико оставался сидеть рядом с Себастьяном на протяжении всего процесса, не сводя с меня глаз.

Как будто он знал, что произошло что-то ужасное, и ему нужно было быть рядом, чтобы защитить или убедиться, что все в порядке.

Когда Себастьян закончил, принес стакан воды и парацетамол.

– Выпей, это облегчит боль.

Молча кивнула и проглотила таблетку.

Себастьян, казалось, вел с собой внутреннюю борьбу. Когда наши взгляды встретились, увидела в его глазах отражение собственного отчаяния, будто он чувствовал на себе, насколько разбитой осталась я в результате последних событий.

– Прости меня. За все. Мне нужно, чтобы ты меня простила.

Ничего не сказала, даже не пошевелилась.

– Подумать не мог, что он посмеет прикоснуться к тебе в общественном месте, а твой отец вышел, чтобы…

– Это уже неважно.

– Нет, важно, – он осторожно приподнял мой подбородок, чтобы я могла посмотреть ему в глаза. – Этого больше не повторится, Марфиль. Обещаю.

Кивнула, в то время как его глаза медленно гипнотизировали меня, будто он пытался заставить прочитать все его секреты. И когда показалось, что вижу то, чего не ожидала, он подался вперед и осторожно накрыл мои губы своими. Этим он будто разорвал ткань пространства, уничтожив все, что происходило до этого, и, как всегда, когда его губы коснулись моих, забыла обо всем. Все, что мы могли сказать или сделать раньше, было сметено. Поцелуй, который он подарил, был нежным и утешительным.

Притянула его, потому что нужно было больше. Все было по-другому. Это было не похоже на поцелуи, которые делили на двоих, это было по-настоящему. Не только потому, что это был первый поцелуй, который Себастьян подарил сам. Его руки спустились по спине. Его язык проник внутрь и обвился вокруг моего, в результате чего мы перешли на другой уровень, почти не осознавая этого. Его руки продолжали ласкать спину, а затем опустились на колени, чтобы погладить бедра. Его губы пожирали мои, зубы терзали нижнюю губу. Когда здоровая рука скользнула ему под рубашку, он издал рычание, от которого потеплело во всем теле.

– Я хочу убить его, – прошептал он в мои губы, и этот шепот заставил вздрогнуть. – Я мог бы сделать это, – продолжал он, пока его язык пробовал мой на вкус мягкими, но уверенными проникновениями.

Почувствовала, как слезы потекли по щекам, и он осторожно сцеловал их.

– Не плачь, пожалуйста, – попросил он, обнимая меня за затылок; сейчас он цеплялся за меня так, будто была соломинкой.

Он хотел отстраниться, заметив, как из моего горла вырвался всхлип, но не позволила. Притянула его, и наши губы снова сомкнулись. Наши губы двигались так, будто мы были созданы для того, чтобы целовать друг друга до конца дней.

Он понял, чего желаю, мне не нужно было говорить. Его пальцы впились в бедра, и я ахнула. Хотела, чтобы он продолжал, чтобы мы вместе шли по узкой тропе. Он зарылся носом в шею и начал влажно целовать до самого плеча, а затем снова снизу вверх. Я задрожала, когда его пальцы проникли под платье и начали медленно ласкать.

– Вот так к тебе следует прикасаться, Марфиль. Как если бы ты была из хрусталя, – шептал он, даря мучительно-медленные ласки.

Я закрыла глаза, когда он начал рисовать круги на чувствительной коже. Мне это было нужно как воздух. Издала прерывистый стон, когда наслаждение усилилось, и начала двигать бедрами в такт движениям его пальцев. Это было похоже на то, как будто попали в пузырь, словно кокон окутал нас. Я чувствовала себя в безопасности в объятиях Себастьяна, окруженная эмоциями, от которых становилась зависимой.

– Почему ты так молчалива? – спросил он, целуя в линию подбородка, с каждый разом все горячее.

Я вцепилась в его запястье. Не знала, чего хочу. Чтобы он остановился? Или чтобы ускорил ласки? Просто знала, что оргазм приближается.

– Пусть хоть раз… будешь говорить ты… – беспомощно хватала губами воздух. Поняла, что намокла, и знала, что и от Себастьяна это не укрылось.

– Я должен был делать это с тобой каждый гребаный день, – сказал он, отрываясь от губ и заглядывая в глаза.

Пик удовольствия приближался, и я закрыла глаза.

Он прекратил ласки, схватив за подбородок.

– Посмотри на меня.

– Не останавливайся.

– Открой глаза.

Хватило одного взгляда на Себастьяна, чтобы достичь оргазма. Он держал за руку, когда с губ сорвался стон, который сдерживала так долго. Волны наслаждения длились бесконечные секунды, пока не упала к нему на плечо, измученная и задыхающаяся.

Себастьян медленно вел носом по шее. Я понимала, почему он это сделал. Он хотел загладить вину за все: за то, что ушел от меня, за то, что не дал того, о чем умоляла его все это время. Но больше всего знала, что его мучает чувство вины за то, что не вытащил из ресторана до того, как мне причинили вред.

– Потом ты обычно отшиваешь меня, – прошептала, когда оба восстановили дыхание.

– Пытался не перейти границы дозволенного.

Отстранилась от него, чтобы иметь возможность смотреть на него.

– Все слишком сложно, Марфиль, – сказал он, меняя позу, не переставая гладить меня по спине.

Да, это было так. Если это правда, что Себастьян сейчас работает на Маркуса, знала, что увольнение будет наименьшей из его проблем, когда этот ублюдок узнает, что было между нами. Было страшно подумать о том, что может с ним случиться. Маркус был опасен, а отец…

– В какие дела вовлечен отец, Себастьян?

Его пальцы замерли, а глаза потемнели.

– Не стану отвечать на этот вопрос.

Он отстранился, и противный холодок заструился по спине.

Я слезла со столешницы на все еще дрожащих ногах и повернулась к нему лицом.

– Я должна знать. Это уже переходит все мыслимые границы. Думаешь, я идиотка? Не видела сегодня, как Маркус умеет «договариваться»?

– Именно поэтому, Марфиль. Они опасные люди, и тебе лучше держаться от них подальше.

– Ты и моего отца относишь к ним?

Себастьян бросил на меня ядовитый взгляд.

– Это твой отец, ты мне и скажи.

Конечно, он не был опасен. Он был требовательным, властным и сложным человеком, но он не был опасен. По крайней мере, не в том смысле, который, как показалось, имел в виду Себастьян.

– Да, он – мой отец, и я люблю его, хотя знаю, что у него проблемы. Но не думаю, что следует бояться его.

Себастьян оперся руками о столешницу и несколько секунд смотрел на меня, ничего не говоря.

– Это хорошо, что ты в него веришь. Это нормально, он же твой отец.

Мне не понравились тон и слова.

– Не разговаривай со мной так снисходительно, – сказала я, отворачиваясь.

Он подошел ко мне и взял мое лицо в ладони.

– Я этого не делаю. Я говорю серьезно.

Отвела взгляд и уставилась на стену позади него.

– Есть разница между тем, чтобы быть опасным и быть втянутым в опасные дела.

В его карих глазах что-то блеснуло.

– Ты права.

Несколько мгновений смотрели друг на друга, пока он не взял мою перевязанную руку и не поцеловал место, которое болело.

– Все будет хорошо, – сказал он, излучая спокойствие, которого, как теперь знала, он не чувствовал.

– Не хочу больше видеть его, Себастьян. Не хочу, чтобы он прикасался ко мне и даже смотрел на меня. Как он говорил со мной…

Себастьян сдержал эмоции и обнял, как будто знал, что мне это было нужно.

– Ничего не бойся, – сказал он, гладя меня по голове, – Все будет хорошо.

Остаток дня мы провели в квартире. Я пыталась отвлечься от всего, что произошло, сев за учебники – давно не занималась, – а также играла с Рико, бросая ему мячик. Себастьян выглядел мрачнее, чем когда-либо. Я тоже чувствовала себя немного не так, хотя, по крайней мере, не могла не радоваться, что мы сделали еще один шаг в отношениях. Все еще чувствовала доселе незнакомое чувство – смесь отвращения и страха каждый раз, когда думала о Маркусе, но теперь Себастьян обнимал каждый раз, когда казалось, что рассыплюсь.

Едва опустилась ночь, отправилась на его поиски. Постучала в дверь и, когда пригласил войти, обнаружила, что он бьет по боксерской груше, без перчаток, без рубашки, но прежде всего с яростью, которая заставила задуматься, было ли хорошей идеей отправляться на его поиски…

Увидев меня, схватил полотенце и, не спуская с меня глаз, провел им по лицу, прежде чем подойти. Его язык в одно мгновение оказался в моем горле. Руки жадно коснулись и прижали к стене. Он был в ярости, и я не понимала, что произошло; он в таком состоянии из-за того, что случилось утром?

Тело заключило в плен, сразу почувствовала, что он возбужден. Руки опустились, добрались до низа ночной рубашки и сдернули ее, оставив обнаженной, за исключением черных трусиков. Дыхание участилось, когда его руки коснулись кожи.

– Что случилось? – спросила я между вздохами, когда он без устали целовал шею и подбородок. – Себастьян…

Его левая рука коснулась намокшего нижнего белья.

– Молчи, Марфиль, – сказал он, заставив меня умолкнуть глубоким поцелуем.

Мои руки путешествовали по его спине, груди, шее. Я притянула его к себе и наслаждалась теплом губ, языком, ласкающим так… сокровенно, что растаяла в объятиях.

Он поднял меня на руки и понес к дивану. Усадив на него, продолжил целовать, но уже в более спокойном темпе. Его руки перестали с силой сжимать и перешли к нежным ласкам.

– Можно теперь говорить? – спросила я и поцеловала его в ухо, как раз там, где шептала.

Он хмыкнул, когда провела по его уху языком, ощутив соленый вкус кожи.

– Сегодня у нас перемирие, можешь делать все, что захочешь, Косточка, – вздохнул он и накрутил мои длинные темные волосы на запястье. – Ты ведь знаешь, что я готов проводить дни напролет, делая с тобой все, что угодно? – спросил он, усаживаясь так, чтобы мои соски касались его невероятных грудных мышц.

– Разрешаю тебе это сделать, – восхитилась я тем, какой он красивый, мужественный, сильный…

Он очаровывал меня, сводил с ума… Господи! Как же я была влюблена!

Он отстранился, откинув голову и устремив взгляд в потолок, в этом положении у него обозначился кадык. Хотелось зацеловать его и никогда не останавливаться.

– Как твоя рука? – спросил он, испустив глубокий вздох.

Я опустила взгляд на перевязь и начала ее ощупывать.

– На самом деле уже почти не больно.

Его рука легла поверх.

– Не трогай ее и надень это.

Он протянул ночную рубашку, которая лежала на диване.

– Сначала раздеваешь, а теперь хочешь одеть?

Он натягивал мне рубашку через голову, не обращая внимания на слабые попытки оттолкнуть.

– Я был не в себе, извини.

Посмотрела на него, и чувство, совсем отличное от вожделения, охватило изнутри. Боже мой, я любила его. Любила его и ничего не могла поделать, чтобы защитить себя от этого чувства.

– Могу спросить кое о чем?

Себастьян слегка вздохнул, но молча кивнул.

– Сколько тебе было лет, когда женился на Самаре?

Вопрос застал обоих врасплох. Но не могла себя терзать и дальше: нужно было знать, что побудило Себастьяна жениться на ком-то. Необходимо было знать, пережил ли он эти чувства или все еще влюблен в нее, и что, черт возьми, между ними произошло…

– Мне было двадцать, а ей восемнадцать.

Ох… Ему было тогда столько же лет, сколько мне сейчас.

– Почему у вас не сложилось?

Себастьян разочарованно провел рукой по лицу.

– Если не принимать во внимание, что были очень молоды? Не знаю, Марфиль. То, что делал… Принимал решения, которые повлияли на нас обоих, и… все полетело к чертям…

Несколько секунд обдумывала его ответ.

– Почему она считает тебя опасным?

Себастьян посмотрел мне в глаза.

– Я уже говорил, что почти всю юность скитался по приютам и приемным семьям, Самара тоже, мы столько всего пережили… – Он на секунду запнулся, а затем продолжил: – Можно сказать, было время, когда мы жили в условиях, которые совсем не подходят для детей… Такая юность не может не отразиться на характере, – говорил он, и я с облегчением заметила, что его пальцы рассеянно поглаживают мои ноги. – Каким ты меня видишь сейчас… В молодости пришлось много работать над собой, чтобы обрести самоконтроль.

– Трудно представить тебя таким.

Себастьян, которого знаю, помешан на контроле и дисциплине…

– Армия помогла укротить ту часть меня, хотя не буду лгать: часто теряю контроль и возвращаюсь к тому, чтобы…

Достаточно было вспомнить то, что произошло в машине, чтобы понять, о чем он…

– Внушать страх?

Наши взгляды встретились.

– Я тебя пугаю?

Покачала головой, хотя в глубине души знала, что не была до конца честна.

В тот раз он меня напугал.

– Ну, знание того, что ты можешь убить голыми руками, немного успокаивает.

Он улыбнулся.

– Ты мог бы меня научить!

Улыбка исчезла с его лица.

– Все еще не уверен, что учить тебя было хорошей идеей.

– А что, если кто-нибудь еще раз провернет подобное? – поморщившись, подняла перевязанную руку.

Себастьян на секунду сжал челюсти, затем продолжил:

– Целься в глаза. С силой надави большими пальцами на глазницы, пока не проткнешь ему мозг.

Вздрогнула, и от него это не укрылось.

– Для тебя это слишком?

– Не то чтобы… – начала я, и он снова улыбнулся.

– Тебе следует лечь спать, уже поздно.

Закатила глаза.

– Завтра воскресенье, не ворчи. Может, посмотрим фильм?

Себастьян посмотрел на меня так, как будто искренне задался вопросом, как дошли до жизни такой. Что-то такое простое, как совместный просмотр фильма, означало огромные перемены в наших отношениях.

– А потом ты ложишься спать.

Сделала вид, что задумалась.

– Если позволишь выбрать фильм.

Сползла с его колен – а так не хотелось! – и протянула руку, чтобы взять его ноутбук, который стоял на столике.

Он опередил меня.

– Одну секунду, – что-то молниеносно закрыл, не успела ничего увидеть. Только одно имя: Лукас Миранда. – Что будем смотреть?

Почти не раздумывала: с улыбкой схватила ноутбук и подключилась к «Нетфликс».

– Уверена, тебе понравится…

Мы устроились на диване. Казалось, ему было не очень приятно прижиматься ко мне, поэтому именно я не задумываясь вторглась в его личное пространство. Поставила ноутбук на столик, убедившись, что обоим хорошо видно, а затем обняла его, положив голову на грудь.

Заиграла музыка, и у меня мгновенно поднялись дыбом волоски на руках.

– Серьезно, Марфиль? – подал он голос, и я улыбнулась. – «Телохранитель»?

– Не говори, что это не смешно… – прокомментировала я, сдерживая смех. – Это один из моих любимых фильмов.

Себастьян замолчал, начав гладить меня по волосам. Его пальцы то зарывались в волосы, то спускались к кончикам… Закрыла глаза, запечатлевая в глубине души каждую ласку.

Что могло произойти между нами? Сможем ли продолжить то, с чего начали? Совсем не понравилось, что именно лицо Маркуса, а не отца, всплыло в голове, когда взвешивала, стоит ли вступать в отношения с Себастьяном.

Чертов Маркус… Ненавидела его за то, что сделал, за то, как разговаривал, за то, что угрожал и причинял боль, но больше всего ненавидела за другое: стоило подумать о том, что теперь он единолично властвует над некоторыми аспектами моей жизни, как сковывал страх.

Марфиль заснула через двадцать минут, а я остался смотреть фильм, в то время как тысячи разрозненных мыслей боролись друг с другом в мозгу. Не переставал наблюдать за ней в течение двух часов и десяти минут, пока длился нелепый сюжет, и был поражен тем, какая она красивая. Увы, словом «красивая» невозможно было достойно описать ее, это было бы преуменьшение: за последние несколько недель осознал, что не только ее внешность заставила сойти с ума. Мягкость, голос, перепады настроения, интерес к благотворительности, но прежде всего взгляд на мир.

Ей причиняли боль, с ней обращались как с гребаным статусным предметом, ей приходилось мириться с тем, что собственный отец не препятствовал мужчине, который пытался ее изнасиловать, и все же Марфиль Кортес была способна снова улыбнуться.

Мне уже была уготована дорога в ад за то, чему позволил случиться и что еще может произойти между нами; цена могла оказаться непомерной, и все же что-то подталкивало защищать ее на уровнях, выходящих за рамки работы телохранителя. Те, кто соглашался на такую работу, знали, что в случае необходимости должны отдать жизни в обмен на спасение подопечных. Я бы сделал это – конечно бы сделал! – потому что это был мой долг, но в случае с Марфиль не сомневался бы ни секунды. Иного пути не было: если бы пришлось словить пулю, чтобы спасти ее, сделал бы это без колебаний и умер счастливым.

Это пугало.

Когда фильм закончился, подхватил ее на руки, чтобы отнести в спальню. Она была худой. Ей не помешало бы набрать несколько килограммов, но уже понял, что для нее еда – то, чему она не придает большого значения. Она открыла глаза, когда переступил порог комнаты.

– Применяешь на практике то, чему научился у Кевина Костнера? – сказала она, зевая и крепко держась за мою шею.

– Тсс, – ответил я, желая, чтобы она снова заснула. Когда она просыпалась и мы оставались наедине… все, как правило, летело к чертям.

Уложил ее на кровать, но она не отпустила меня. Он вцепилась мне в шею, и наши взгляды оказались на одном уровне.

– Останься спать со мной, – предложила она так близко к моим губам, что ощутил изысканный аромат кожи, дыхание, проникающее в мой рот, и непреодолимое желание прикусить ее нижнюю губу, чтобы она застонала от боли и удовольствия.

– Марфиль…

– Мы просто будем спать, правда.

«Ох, малышка, дело не в тебе, а во мне…» Где же мой хваленый самоконтроль?

– Нет.

Взял ее руку и оторвал от шеи. Нужно было уйти от нее, подумать, привести мысли в порядок…

Вышел из ее спальни, еще не зная, что теряю.

Если бы мог вернуться в то мгновение, никто бы не смог вытащить меня из чертовой спальни.

Проснулся рано, как обычно, и отправился на пробежку, воспользовавшись тем, что Марфиль все еще спала; продолжал следить за ней благодаря приложению, которое позволяло видеть прямую трансляцию с камер наблюдения в квартире. В то утро в Центральном парке было полно таких ранних пташек, как я, людей, которые хотели воспользоваться первыми часами, прежде чем парк заполнится туристами или детьми. Взял с собой Рико. Пес, казалось, шел на поправку, и судя по живости и энергии, подтверждался возраст, о котором сказал ветеринар: чуть больше года.

Добравшись до озера, решил остановиться и немного поиграть с ним, бросая мяч и размышляя о том, что натворил Маркус Козэл. Ярость ослепила, и мяч пролетел гораздо дальше, чем намеревался. Рико бросился за ним как пуля, пришлось бежать за ним, чтобы не потерять его из виду. Не хватало еще потерять собаку Марфиль.

Возвращаясь домой, увидел черную машину, похожую на мою, – ту, которую отец Марфиль предоставил для работы, – припаркованную напротив двери здания.

Как раз в этот момент зазвонил мобильник.

Это был Маркус.

Сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться, прежде чем ответить на звонок.

– Мур? – его голос звучал тихо, перебиваемый звуками на заднем плане, в которых безошибочно угадывался шум бара. – У меня не так много времени. Звоню только для того, чтобы сообщить, что с этого момента с тобой над защитой Марфиль будут работать еще два человека.

Проклятье!

– В этом нет необходимости, я…

– …мне плевать, что ты думаешь. Я тот, кто отдает приказы, помнишь? Эта малышка слишком ценна, чтобы позволить убить ее.

Я стиснул зубы, увидев, как двое хорошо одетых мужчин выходят из серой «Ауди».

– Себастьян… – тон его голоса изменился. – Надеюсь, Кортес ввел тебя в курс дела. Если облажаешься, я убью тебя.

Я так сильно сжал телефон, что он едва не треснул.

Проснулась с улыбкой на лице. Для радости было мало причин, но Себастьян Мур стоил всего. Говорят, те, кто влюблен, смотрят на мир через розовые очки. Пусть я еще не установила фильтр на сетчатку, но уже была счастлива. Прошлая ночь, хотя мы и не делали ничего такого, была особенной. После совместного просмотра фильма, как если бы мы были парой, снились особые сны… Ну, вы понимаете… Что самое ужасное в таких снах: как только кажется, что вот-вот произойдет то, о чем так долго мечтала, просыпаешься. И, хотя на лице была улыбка, тело было в ином настроении.

Себастьян мог менять мнение в зависимости от направления ветра, но я не собиралась продолжать играть в кошки-мышки, поэтому быстро приняла душ, думая только об одном: хочу переспать с Себастьяном.

Звучит не очень романтично, но тело требовало, и, хотя разум всегда боролся с ним по этому поводу, встреча с Маркусом и отцом заставила осознать, что не могу продолжать жить в соответствии с тем, что Алехандро Кортес считал правильным. Мне было двадцать лет, я была независимой женщиной, которая не собиралась больше ждать… чего? Это было нелепо…

Снова заглушила тихий голос, который вкрадчиво нашептывал, что, если потеряю девственность, отец убьет меня, и вышла из комнаты обнаженной, прикрытая белым полотенцем.

Себастьян говорил по телефону, не сразу поняла, что он о чем-то спорит. Когда увидел меня, показалось, что вижу три чувства в его глазах. Первое – удивление, второе – страх, третье – гнев.

– Какого черта ты творишь? – выпалил он вместо «доброе утро».

Была так удивлена тоном и его словами, что окаменела от них, показалось, что врезалась в стену.

– Перезвоню, – бросил он в трубку, а затем повернулся ко мне. Его глаза потемнели от гнева.

– Сейчас же иди в комнату и надень что-нибудь.

Ну да, я только что добилась желаемого эффекта.

– Ты о чем, Себастьян?

– Оденься, – сказал он, как-то странно глядя на меня.

Почувствовала себя дурой, повернулась и пошла в комнату.

Но что, черт возьми, я сделала?

Надела легинсы и любимую черную толстовку и вышла из комнаты. Теперь в ярости была уже я. Конечно, Себастьян никогда не поддавался природным чарам, но зачем переходить на грубости? Бросила на него быстрый взгляд; на этот раз он ни с кем не разговаривал, а ждал, когда вернусь.

– Собираешься на пробежку? – спросил он привычным холодно-безразличным тоном.

– Таков был план, – ответила я, скрестив руки и повернувшись к нему лицом. – А твой? Собираешься и дальше так со мной разговаривать? Тебе не надоело иметь расстройство настроения?

– Не сейчас, Марфиль.

Нахмурилась, и гнев усилился. Себастьян встал и прошел мимо, пересекая комнату, заставив развернуться, чтобы могла следовать за ним, что сделал только для того, чтобы снова прислониться спиной к стене и посмотреть на меня с серьезностью, к которой приучил.

– Почему ты так себя ведешь, Себастьян? Не знаю, чего от тебя ожидать. Устала от того, что в один прекрасный день ты целуешь, а на следующий игнорируешь!

Он ничего не ответил.

– Вчера сорвал с меня платье, а сегодня грубишь просто за то, что вышла, прикрывшись полотенцем?! Я не гребаная игрушка!

– Конечно, ты не игрушка.

– Не похоже на то. Вчера попросила остаться, чтобы уснули вместе, но ты ушел, бросив односложную фразу.

– Меня ждали дела.

– Какие?

Он вновь не ответил, молча смотрел на меня, будто была статуей, которая иногда моргала.

Это было так глупо! Нужно было подышать свежим воздухом.

– Где Рико?

– Вывел его недавно, сейчас он, должно быть, спит.

Смерила его недобрым взглядом и в ярости выскочила из дома.

Естественно, он последовал за мной, и мы дождались прибытия лифта, даже не взглянув друг на друга. Когда двери открылись и я вошла, он схватил за руку и мягко заставил прислониться к зеркалу.

– Я не мог говорить дома, – сказал он, погладив меня по щеке (я едва не потеряла сознание!). – Ты не игрушка, черт возьми. Разве я не ясно дал понять, что для меня значишь? Но кое-что изменилось.

– Что? О чем ты говоришь?

Лифт остановился, и двери начали открываться.

Себастьян отстранился, как будто моя кожа обожгла его, и я последовала за ним, в еще большем замешательстве, чем раньше.

Напротив Нормана на креслах в холле сидели двое хорошо одетых мужчин, которые привлекли внимание плотным телосложением. Они встали, как только увидели меня, и я невольно замерла.

Себастьян не отходил от меня далеко, но, когда заговорил, все внутри перевернулось.

– Марфиль, это Яков и Егор, – сказал он, указывая на них левой рукой. – Отныне они будут работать со мной, чтобы обеспечить твою защиту.

Плотно сжала губы и посмотрела на Себастьяна со злостью, которая, как была уверена, не должна была быть направлена на него.

– Ни за что, – воскликнула я, отступая на шаг и доставая телефон.

Себастьян подошел ко мне, спиной прикрывая от взглядов двух вышибал.

– Марфиль, – тихо сказал он, – выбора у нас нет. Это его приказ.

– Он никто, черт возьми!

Оттолкнула Себастьяна и направилась к двери. Не оглядываясь, побежала в сторону Центрального парка и чуть не попала под колеса. Оглянувшись, увидела, как Себастьян и телохранители смотрят на меня, вынужденные остановиться перед машинами.

Голова кружилась. Все слишком быстро менялось, а я ничего не понимала.

«Если бы ты была моей, за тобой ходили бы пять человек».

Побежала еще быстрее. Адреналин хлестал через край, и казалось, что мир плывет перед глазами, а я не могу ничего сделать. Остановилась на одном из многочисленных мостов и забралась на скалы, спрятавшись.

Не хотела видеть их, даже Себастьяна. Был ли он согласен на это? Одобрил ли эту идею или сам попросил людей для выполнения задачи?

Как давно знал об этом?

Он наконец нашел меня. На этот раз смотрел не сердито, а скорее с облегчением.

– Спустись, пожалуйста.

Его дыхание сбилось от бега.

– Я хочу побыть одна, Себастьян.

– Я сказал им подождать дома, нам нужно поговорить.

– А, теперь ты хочешь поговорить? Хорошо, давай начнем с того, как ты нашел меня.

У меня были подозрения, которые не нравились ни в малейшей степени.

Себастьян вздохнул и достал мобильный.

– В твоем телефоне есть чип слежения. Отслеживаю его с помощью приложения, которое контролирую только я.

Черт… Теперь все стало ясно.

– Так вот как ты узнал, где была в день концерта, верно?

Он ничего не сказал, но этого было достаточно.

Я слезла с камней и встала перед ним.

– Ты собирался сказать мне об этом?

– Если бы это сделал и твоим намерением было сбежать от меня, тебе было бы слишком легко это сделать, не так ли?

Отвела взгляд… Это правда. Пыталась сбежать от него… Если бы я знала, просто оставила телефон дома, и он бы никогда не узнал, где была. К тому же, учитывая последние события, вылазка той ночью могла закончиться гораздо хуже.

– Зачем увеличивать число телохранителей?

– Маркус хочет контролировать нас обоих.

Наши взгляды встретились.

– Тебя? Почему?

Себастьян, казалось, раздумывал, стоит ли отвечать.

– Мы давно знаем друг друга… и не очень хорошо ладим.

– Откуда ты его знаешь? Ты работал его телохранителем?

– Меньше знаешь – крепче спишь, Марфиль.

– О боже! Сколько еще собираешься продолжать что-то скрывать от меня? И к чему привело твое поведение сегодня утром? Ты мог предупредить меня! Но вместо этого повел себя как придурок, который едва может вымолвить три слова и…

Разум попытался связать события с тем, что он рассказал, и что-то в мозгу щелкнуло.

«Я не мог говорить дома».

По лицу Себастьяна невозможно было ничего прочитать.

– Кто-то был в квартире этим утром?

Господи! Это был Маркус?!

Себастьян шагнул вперед и схватил меня за руку, притягивая к себе.

– Кроме нас двоих, в квартире физически никого не было, но это не значит, что они не могли нас видеть.

Через несколько секунд до меня дошло.

– Они установили камеры?

Молчание Себастьяна говорило само за себя. Высвободилась из его хватки и попыталась справиться с приступом подступающей паники.

– Но они не могли установить камеры без моего ведома, я бы их услышала!

Резко повернулась к Себастьяну и все поняла.

– Ты сам их установил, верно? Вот почему всегда знал, что делаю, или появлялся в нужный момент, когда был нужен! Вот почему знал, что я упала во время танца! Вот почему всегда мог предугадать каждый шаг!

Себастьян ничего не отвечал, и это злило еще больше.

– Ты шпионил за мной?!

Глупо было спрашивать. Боже мой, я чувствовала себя униженной! Все ночи, когда плакала в гостиной из-за того, как он со мной обходился. Сколько раз останавливалась в коридоре по пути к его комнате, гадая, стоит ли войти. Неужели он смотрел, как стою там, как идиотка, и ничего не говорил?

– Ненавижу тебя, Себастьян!

Он не позволил уйти. Удержал, прежде чем снова смогла улизнуть, хотя что толку, если он мог отследить меня по телефону?

– Отпусти меня, черт возьми. Ты солгал мне!

– Я выполнял работу.

– Твоя работа – дерьмо! Ты не можешь вторгаться в мою личную жизнь и молчать об этом!

– Камеры были необходимы, Марфиль. Единственное место, где их не установили, – твои спальня и ванная, остальная часть дома должна была быть под моим контролем.

– Ты обязан был сказать!

Себастьян крепко стиснул зубы.

– Ты права, – наконец сказал он, глядя в глаза. – Я собирался это сделать, но когда встретились, ты сопротивлялась самой идее иметь телохранителя, и я понял, что попытаешься перехитрить мою бдительность. Мне очень жаль, но приоритетом всегда было сохранить тебе жизнь.

Его рука потянулась к моей щеке. Попыталась отвернуться, но он помешал.

– Чтобы сохранить тебе жизнь, Марфиль, – повторил он, пристально глядя на меня.

Сердце колотилось как сумасшедшее. Я была так зла и напугана…

– Ты просто следил? – бросила ему вызов; пусть посмеет солгать мне в лицо.

Оба знали правду, и я хотела, чтобы он ее признал.

Себастьян колебался, нервничая впервые с тех пор, как узнали друг друга.

Наконец решился заговорить:

– Увидеть, как ты танцуешь, было плюсом, которого не ожидал.

Толкнула его изо всех сил.

– Ты не имел права!

Танцы были для меня личным, сокровенным, настолько важным, что не могла поверить, что наблюдал за мной все это время. Если бы только знала…

– Я не имел права. У меня также не было права прикасаться, целовать или чувствовать, но тем не менее все закончилось именно так.

Я не позволила его словам заставить забыть о реальности. Как бы ни хотелось услышать то, что сказал накануне вечером, это уже не имело никакого значения.

Не доверяла ему. У Себастьяна было много секретов, и самое страшное, что они были связаны с секретами моей семьи и Маркуса Козэла. Не хотела иметь с ним ничего общего.

– Все кончено, – сказала я, и от этих слов сердце разбилось на тысячу осколков.

У Себастьяна потемнело в глазах, но в остальном он оставался невозмутимым.

– Наконец-то говоришь что-то разумное.

Горько рассмеялась, хотя внутри умирала.

– Что теперь? – спросила я, успешно сдерживая порыв расплакаться.

– У Маркуса есть доступ к камерам, вот почему я так обошелся с тобой сегодня утром.

– Хочу, чтобы ты убрал их!

Не хотела, чтобы этот псих следил за мной, когда ему вздумается.

– Не могу.

Покачала головой, пытаясь осознать.

– А я думала, хуже уже быть не может…

– Это ненадолго.

Смерила его взглядом. Ну конечно, это ведь не за ним следили!

– Сними ту, что в танцевальной студии.

Себастьян открыл было рот, но прервала его:

– Придумай что-нибудь, Себастьян! Маркус не должен смотреть, как я танцую!

Себастьян задумался и через несколько секунд заговорил:

– Cмогу обманывать его какое-то время, подделывая изображение, но у меня все равно будет доступ. Мне жаль, но студия выходит окнами на пожарную лестницу.

Крепко сжала губы и сдержала желание послать его к черту.

– Тогда наслаждайся зрелищем.

Отвернулась и побежала к дому. Себастьян последовал за мной, и пока ветер уносил слезы, разум начал составлять план, согласно которому каждый из телохранителей каждую секунду будет жалеть, что не выбрал другую работу.

Терпеть поведение Марфиль было сущим мучением. Она не только не подчинялась Егору и Якову, но и сводила их с ума. Зная, что дома за ней следят камеры, решила проводить там как можно меньше времени. По очереди ночевала у друзей: сначала несколько ночей проводила в доме Тами, а потом забирала вещи и переезжала к этому засранцу Лиаму. Из-за этого приходилось ночевать в компании этих придурков.

За то короткое время, что мы находились в квартире, было сложно не только защищать ее, но и выполнять работу. Следил за ней с помощью камер больше, чем когда-либо, не только потому что почти не разговаривали в течение семи дней, но и потому, что бунтарское отношение, казалось, усиливалось с каждым днем.

Ежедневно она показывала неприличный жест в камеру, а когда танцевала, завуалированно повторяла его, чередуя с пируэтами и танцевальными па, что сводило с ума.

Казалось, она знала, что мучает этим и что я неустанно слежу за ней – от выхода до выхода. Это был единственный момент, когда мы бывали наедине, и она использовала его только с одной целью: злить меня.

В тот день мы приехали из дома Лиама. Марфиль сидела на заднем сиденье машины, а Егор и Яков следовали за нами на расстоянии нескольких метров. Мало того, что я был на грани из-за этого, что провел ночь в машине, так осознание, что она проводет ночь с Лиамом, выбило из колеи. Марфиль знала об этом, и когда, выходя из машины, я увидел на ее шее цвета слоновой кости след от засоса, чуть не сломал дверь, с силой захлопнув ее.

Нужно было обуздать ревность, которая грозила выдать обоих. Понятия не имел, глазел ли Маркус Козэл в монитор круглосуточно, но знал, что он мог наблюдать за нами, когда заблагорассудится.

Марфиль вошла в квартиру, даже не заметив моего душевного состояния, и через некоторое время появилась у дверей в одном из тех черных балетных трико, которые не оставляли места воображению.

Она посмотрела прямо в глаза, прежде чем пройти мимо и войти в танцевальную студию.

Подключил изображение с камеры номер десять. Она больше не танцевала перед зеркалом, а пристально смотрела на меня. Она начала двигаться так, что был уверен, это не имеет ничего общего с проклятым балетом. Видел, что ее колени смыкаются и размыкаются, образуя невероятные фигуры. Ее тело было произведением искусства, которое вызвало бы хаос в умах и душах, если бы ей позволили танцевать на сцене.

Дыхание участилось, когда снова увидел засос на ее шее. Она откинула волосы и была так прекрасна, что перехватило дыхание. Как я мог быть таким придурком.

Наблюдал, как она совершала невозможные пируэты, словно паря над полом. В конце концов остановилась, прислонилась к балетному станку, который был обращен к объективу камеры, и, задыхаясь, ждала, не спуская с камеры глаз.

В одну секунду выключил все камеры и пересек комнату.

Надеялась, что он войдет, но была уверена, что не станет. Себастьян Мур обладал самоконтролем, которому бы многие позавидовали.

Спровоцировать его было целью номер один на этой неделе. Была очень зла на него и на весь мир не только за то, что солгал, но и за то, что позволил Маркусу наблюдать за мной, когда бы тот ни захотел. Часть меня все еще надеялась, что Себастьян пошлет к чертям работу и вытащит меня… но мечты не имели ничего общего с реальностью.

Спать у Лиама и Тами было невыносимо. Знала, что он будет в машине, что не спал нормально уже несколько дней, но гнев пересилил все остальное. Не собиралась позволять Маркусу наблюдать за мной через камеры! И хотя знала, что веду себя как ребенок, провоцируя Себастьяна при каждом удобном случае, зашла слишком далеко с засосом.

Хотела свести Себастьяна с ума и пробить броню самоконтроля, хотела этого больше всего на свете. Мы расстались, хотя между нами мало что произошло, но убивало то, как быстро он сдался, как мало боролся за меня.

Он вошел, яростно толкнув дверь, и остановился посреди студии, не сводя с меня глаз.

– Этого ты хотела? – спросил он, его зрачки расширились, а дыхание участилось. – Тебе нравится видеть меня таким?

Едва заметно моргнула.

– Мне нравится видеть тебя таким.

Он сжал губы и в два шага оказался передо мной.

Закрыла глаза, когда его губы накрыли мои, и на несколько мгновений забыла, как дышать. Он взял меня за затылок и положил руку на спину.

Задохнулась, почувствовав, как его возбуждение уперлось в живот.

– Себастьян… – взмолилась, когда он отстранился от моих губ, но не раньше, чем потянул зубами за нижнюю губу, а затем спустился к шее.

– Молчи, – приказал он, покрывая поцелуями шею, пока не добрался до того места, где Лиам оставил засос после того, как умоляла помочь заставить Себастьяна ревновать. Сначала он отказывался, и я не понимала, что не так с другом в последнее время, но после получаса настойчивых попыток (и заверений, что, наконец, заткнусь) все-таки согласился.

Рот Себастьяна повторил те же действия, что и Лиам, но, в отличие от друга, с которым я все время смеялась, от прикосновения губ Себастьяна к коже намокла в считаные секунды. Потерлась о его брюки, почти отчаянно желая почувствовать хоть что-то, что помогло бы унять этот огонь, что бушевал внутри, но Себастьян резким движением прижал к себе.

– Скажи дружку, что, если он еще раз дотронется до тебя, я его убью.

Он отпустил меня, заметив, как беспокойно ерзаю, и, задыхаясь, сделал два шага назад.

– Не играй со мной, Марфиль.

Его грудь, как и моя, тяжело вздымалась и опускалась.

– Игру затеял ты, – ответила я, желая броситься в его объятия, но с огромным трудом сдерживала порывы. Все еще была зла на него, в ярости, разочарована… – Может, сделаем это в машине?

Себастьян бросил на меня красноречивый взгляд. Я вела себя как настоящая шлюха, и мы оба это знали. Но гордость побуждала спровоцировать его. Человек, который причинил мне боль и который пытался меня изнасиловать, теперь мог шпионить за мной, и Себастьян позволил ему это!

– Когда выйду за дверь, все закончится, – сказал он, подходя ко мне. – Я твой единственный союзник.

Он крепко поцеловал меня, а затем повернулся спиной и ушел.

В глубине души я знала, что он прав. Смахнула сердитую слезу, скатившуюся по щеке, прежде чем он успел увидеть ее на мониторе, и продолжила танец с того места, на котором остановилась.

Хотя в конце концов пришлось прекратить вторгаться в кровати лучших друзей, дни были невыносимыми; не только из-за того, что была вынуждена таскать за собой троих мужчин, но и потому, что на факультете все в конечном итоге поняли, что для трех парней, похожих на шкафы, ненормально всегда находиться рядом с тем местом, где была я. Кроме того, Егор и Яков не слушали жалоб на одежду и продолжали носить черные костюмы с галстуками и наушники для связи друг с другом и Себастьяном.

Себастьян… изменился. Если я и раньше находила его замкнутым, то теперь он был воплощением Северного полюса, и не только из-за того, как вел себя со мной, но и потому, что гораздо больше следил за мной, когда дело доходило до того, чтобы давать свободу ходить куда хочу. Он был буквально приклеен ко мне все время, и его привычка ходить по комнатам с озабоченным видом возросла до такой степени, что он с подозрением относился ко всем, кто приближался.

– Как жаль, что не можешь войти сюда, не так ли? – сказала, закрывая перед его носом дверь женского туалета.

На обед пошла с Тами, намереваясь убедить ее пойти в клуб. Уже две недели жила в аду, нужно было напиться и потанцевать.

Выйдя из дамской комнаты, прошла мимо Себастьяна после того, как подкрасила губы красной помадой, и вернулась на место.

Ужинали в одном из лучших суши-ресторанов города, «Catch». Обожали это место.

– Ну, что скажешь? – в четвертый раз начала я. – План таков: мы идем тусоваться в «PHD», пьем шампанское, едим твои любимые сырные палочки, танцуем часами, а затем возвращаемся к тебе домой.

Тами вздохнула.

– Ну, не знаю… – сказала она, поднося маки ко рту. – Лиам там будет?

Закатила глаза.

– Он работает сегодня вечером и внесет нас в список. Не волнуйся, он будет занят как минимум тремя столиками. Его практически не будет с нами. Обещаю.

– Иногда задаюсь вопросом, почему он выбрал такую работу.

Пожала плечами, поднося чашку к губам.

– Потому что любит вечеринки, женщин и выпивку. И потому что ему платят чертову кучу денег.

Выражение лица Тами заставило рассмеяться. Не то чтобы я сильно защищала работу друга, особенно то, что он делал «в дополнение» к основной работе, и ему это нравилось, но…

– Мне больше не нравится этот план, – ответила Тами, нахмурившись.

– Да ладно, Тами! Лиам замечательный, тебе просто нужно немного расслабиться рядом с ним. Ты слишком сильно осуждаешь его, и из-за этого ему хочется тебя кольнуть. Разве не видишь, что именно этого он и добивается?

– Почему? Объясни, какого черта ему нравится меня раздражать?

Задумалась на несколько секунд.

– Может, ты ему нравишься…

Произнеся это вслух, задумалась… Лиаму нравилась Тами? Это было бы безумием!

А ей?

Нет, невозможно.

– Не говори ерунды, – ответила она очень сухо. Я больше не стала заострять внимание на этой теме, потому что нужно было все обдумать, кроме того, собиралась спросить об этом Лиама. Если ему и правда нравится Тами и он мне об этом не сказал, я его придушу!

Закончили обедать и попрощались у дверей, намереваясь встретиться в двенадцать часов в «PHD», ночном клубе, расположенном на крыше отеля «Dream» в центре города.

В машине, на обратном пути, решила рассказать Себастьяну о планах.

– Тебе обязательно выходить сегодня вечером? – спросил он, нахмурившись и устремив взгляд на дорогу.

– Да, это необходимо для моего психического здоровья.

Он покачал головой, но больше ничего не сказал. Когда вернулись домой, сразу пошла в комнату, единственное место, которое все еще принадлежало мне и где могла делать все, что заблагорассудится, ни перед кем не отвечая. Сегодня вечером Маркус Козэл узнает, какую женщину захотел «сделать своей».

Надела самое сексуальное платье, которое только было – суперкороткое, черное, облегающее, – и кроваво-красные туфли на каблуках, которые поднимали на много сантиметров от пола. Хотелось увидеть лицо Маркуса, когда его «лакеи» передадут отчет о том вечере.

Собрала волосы в хвост и сделала очень вызывающий макияж. Когда вышла из спальни, Себастьян взглянул на меня, но ничего не сказал. По крайней мере, не нужно было мириться с его замечаниями, и, хотя отчасти оделась так и для него, мы по-прежнему не разговаривали.

– Гориллы внизу? – спросила я, проверяя сумочку и попутно подкрашивая губы.

– Егор и Яков ждут нас, – терпеливо поправил он, на несколько секунд задержав взгляд на моих ногах.

Вышли из квартиры и зашли в лифт. Прислонились к противоположным стенам и уставились друг на друга, как будто то, что хотели сказать вслух, было запрещено.

– Не портите вечер.

– Не делай глупостей, и у нас не будет причин.

Заметила, что перевязи нет. Он выглядел очень привлекательно в темных джинсах и серой толстовке. Одет довольно просто, но именно таким мне нравился; на самом деле нравиться такой стиль мне начал после встречи с ним. Его манера полностью игнорировать моду и внешность делала еще более привлекательным. Обратила внимание на его руки, вспомнила, что он умеет делать этими руками, и почувствовала, как по телу пробежал внезапный электрический разряд, а щеки залил румянец.

– Если бы я мог читать мысли… – сказал он, пристально глядя на меня.

– Тебе не понравится, о чем я думаю, поверь.

Он придвинулся и оперся обеими руками о стену, рядом с моей головой.

– Неужели? Почему?

Его губы были так близко к моим, что чувствовала его дыхание на своих.

В этот момент двери лифта распахнулись, и он отошел от меня со всем присущим спокойствием. Взяла себя в руки и твердым шагом прошла мимо. Не куплюсь на это снова. Ни за что.

Город был прекрасен. В тот вечер было совсем не холодно, гроза, разразившаяся несколько дней назад, сменилась более типичной для мая температурой.

Не пропустила ни жеста Себастьяна, открывающего дверь, ни легкого прикосновения его пальцев к моей талии, прежде чем сели в машину.

Поскольку не хотела с ним разговаривать и чувствовала себя намного более неуверенной, чем обычно, притворилась, что звоню Тами. Всю дорогу от дома до отеля в мыслях была сумятица, пока он не отводил взгляда от дороги.

Дорога не заняла много времени, за что я была благодарна, и поспешила выйти из машины, потому что нужно было подышать свежим воздухом. Увидела, что Тами ждет меня вместе со Стеллой и Лизой. Однокурсницы с интересом уставились на идущую со мной свиту, но я вела себя как ни в чем не бывало и дружелюбно поприветствовала девочек.

– Готовы напиться сегодня вечером?

Стелла и Лиза рассмеялись, пока ждали Лиама. В тот вечер Тами выглядела немного взволнованной, но была невероятно красива. Часть светлых волос была собрана в небрежные шишечки по бокам, а остальные волосы ниспадали волнами почти до талии. Сексуальный белый топ, темные джинсы, делающие стройнее, и, против обыкновения, туфли на каблуках.

– Эй, ты выглядишь потрясающе, – сказала я, окинув ее взглядом.

– Ну, не знаю… – неуверенно улыбнулась она, закатила глаза и улыбнулась от уха до уха, увидев приближающегося Лиама. Он ответил мне улыбкой и, заметив, кто меня сопровождает, на секунду остановился, но затем подошел, нахмурившись.

– Что она здесь делает?

– Лиам! – пожурила я его.

Он состроил гримасу, чтобы показать, что шутил, и рассмеялся, увидев выражение лица Тами.

– Не смотри на меня так, инопланетянка, – сказал он, улыбнувшись ей.

Тами сердито посмотрела на него и встала рядом со Стеллой, уставившись в противоположную сторону.

Лиам рассмеялся, но улыбка исчезла с его лица, когда увидел Себастьяна.

– Опять ты? – спросил он, а затем посмотрел на горилл. Рассказала Лиаму все – ну, почти все, – и он знал, что теперь за мной ходят еще двое.

Себастьян не ответил, был сосредоточен на том, чтобы следить за обстановкой.

– Проходите, – сказал он нам.

Стелла и Лиза со счастливыми улыбками прошли мимо. Я задержалась, когда увидела, что Лиам остановился перед Тами, чтобы преградить ей путь.

Закатила глаза.

– Скажи что-нибудь приятное, например, что тебе во мне нравится, и я позволю пройти, – нахально попросил он.

Тами сжала губы и скрестила руки на груди.

– Ты невыносим.

Лиам собрался повернуться и оставить ее, но она удержала его за толстовку. Несколько мгновений он стоял, глядя на руку, которая касалась его руки. Господи, да между ними все искрило. Почему я этого не замечала?!

Тами нервно посмотрела на него, не зная, что сказать.

– Мне нравятся твои шнурки.

Лиам издал смешок, наклонился к ней и прошептал:

– Ответ не принят.

Я ошеломленно наблюдала за ними.

– Нет, подожди, – сказала Тами, и Лиам снова обратил на нее внимание.

– Мне нравится твоя спина, – призналась она, краснея.

Я чуть не расхохоталась. Лиам невозмутимо отпустил ее.

– Спина?

– Да, – выдавила она, красная как помидор. – Нравится, что не нужно смотреть тебе в лицо.

Она была расстроена и раздражена, я поняла это по тому, как она заламывала руки.

– Может, мы уже зайдем? – воскликнул Себастьян, прерывая спектакль, за что я была благодарна.

Лиам бросил на него короткий взгляд, затем убрал канат, чтобы пропустить Тами. Он что-то прошептал ей на ухо, и она пронеслась мимо меня, как фурия.

В этот момент услышала, как Себастьян повысил голос.

– Мы с ней, – объяснял он.

– По тысяче долларов каждый, – возразил охранник.

– Тысяча долларов за вход?

Подошла к ним. Лиам не обращал на них внимания, впуская других девушек и приветствуя их поцелуями в щеки.

– Да, тысяча долларов за вход, – повторил охранник злобно.

– Они со мной, – сказала я Джону. Он знал меня, проблем со входом быть не должно.

– Твои подруги с тобой, эти должны заплатить, – настаивал охранник с недовольным лицом.

– Лиам? – позвала я, пытаясь что-то сделать, когда увидела, что Себастьян с мрачным видом достает кредитку. Не хотела позволять ему заплатить тысячу долларов за защиту жизни, не была такой сволочью.

Лиам подошел ко мне, обнял за талию и поцеловал в щеку, очень близко к губам.

– Скажи, принцесса, – сказал он, глядя на меня и игнорируя ситуацию, которая разворачивалась на глазах.

– Впусти его, Лиам, – сказала я тихо, чтобы только он меня услышал.

– Уверена? – спросил она меня с недовольным видом.

Молча кивнула, и Лиам повернулся к ним, не убирая рук с моих плеч.

– Джон, пойдем со мной, – сказал он, и Себастьян поспешно убрал бумажник. – Другие пусть ждут снаружи. Не собираюсь набивать клуб вышибалами, солдатик.

Себастьян, казалось, был с этим согласен, и я чуть не подпрыгнула от радости. И все же, что бы это изменило, если бы их здесь не было? Не собиралась бросаться ему на шею, несмотря на то что умирала от желания. Все еще была зла.

Видела, как Себастьян давал инструкции, указывал точки на улице, за которыми они должны были следить. Он говорил так серьезно, что это заставило нервничать. Я не хотела бояться, но невозможно было не вспомнить последние события и то, что узнала об отце.

– Поднимемся, – сказал Лиам, желая потащить нас за собой.

– Минутку, – сказала я ему, ожидая, пока Себастьян закончит.

Но когда он повернулся, по глазам поняла, что что-то не так. Понятия не имела, что именно, но чувствовала, как по позвоночнику пробежала дрожь.

Даже не осознавая этого, когда он подошел к нам, переместилась, чтобы встать рядом с ним. Чувствовала себя в безопасности, когда он был рядом. Лиам хмуро посмотрел на меня, и мы направились к лифту, который поднял на крышу отеля.

– Что случилось?

– В этом месте слишком много входов.

Он разговаривал резким тоном, у него было плохое настроение, и, похоже, то, что Лиам приклеился ко мне, не очень его радовало. Ничего не ответила и, когда двери лифта открылись, направилась к столику. Девчонки уже были там, в окружении танцующих людей. Время от времени одна из них наклонялась, чтобы налить что-то из напитков, которые стояли на столе рядом с ведерком, полным льда: апельсиновый и малиновый соки, текила и водка – все то, что всегда пили.

Я же предпочитала текилу, по крайней мере, если хотела по-настоящему напиться.

Тами сидела на одном из диванчиков со стаканом, в котором, похоже, был апельсиновый сок. Подошла к ней.

– Скажи, что там есть хотя бы капля текилы, – сказала я, наклоняясь, чтобы понюхать напиток.

– Отстань, зануда.

Тами демонстративно поднесла напиток к губам.

Проследила за направлением ее взгляда и увидела, что глаза ее были устремлены на Лиама, который в данный момент болтал с какой-то длинноногой красоткой в баре.

– Пойдем, потанцуем, – сказала я, потянув ее за собой, и потащила на середину танцпола.

Вместе со мной Тами занималась балетом в школе в качестве факультативного предмета, а также фехтованием и хоккеем. Она была настоящей спортсменкой, поэтому знала, как управлять телом. Мы всегда отвечали за хореографию в рождественском спектакле, и девочки всегда благодарили нас за усердие и энтузиазм.

Мы давно не ходили вместе на вечеринки, потому что ей это не нравилось: до сих пор удивляюсь, как удалось уговорить пойти сейчас, но была счастлива, что она со мной.

Вскоре мы оказались в центре внимания, так хорошо танцевали. Мы были полными противоположностями – она платиновая блондинка, я брюнетка, она маленькая, я высокая. Парни неизбежно подходили к нам, пытаясь «подкатить». Я притянула ее за талию, чтобы оттащить от одного скользкого типчика, в то время как она смерила взглядом другого, который подошел ко мне сзади. Мы рассмеялись, и я наконец потащила ее к бару. Нужно было выпить.

– Два шота текилы, пожалуйста, – сказала я официанту, а Тами покачала головой. – Не будь занудой!

Я поблагодарила парня у бара за то, что принес соль и лайм.

– Ты же знаешь, какой я становлюсь, когда пью алкоголь, – сказала Тами, хмуро глядя на стоящую перед ней рюмку.

– Люблю пьяную тебя, ты отдаешься моменту, – сказала я, поднимая рюмку. – За столько рюмок, сколько потребуется, чтобы перестала загружать себя и расслабилась, – стукнула своей рюмкой о ее, и мы поднесли их к губам.

Рассмеялись, заедая шот лаймом.

Затем ее взгляд переместился куда-то позади меня, и ее лицо изменилось.

– Знаешь, кто только что вошел сюда?

Повернулась, чтобы посмотреть, кого она имеет в виду. Рядом с двумя однокурсниками стоял Реган.

Чертыхнулась и мгновенно отвела глаза, чтобы наши взгляды не встретились.

– Он идет сюда, – сказала Тами, нахмурившись.

Все так и было, через две минуты почувствовала, как рука обвила мою талию.

– Привет, детка, – сказал он, заставляя повернуться.

– Не называй меня так, – сказала я, убирая его руки с талии и поворачиваясь к нему спиной, чтобы заказать еще один напиток. – Тебе тоже, Тами?

Она кивнула, не отрывая глаз от моего бывшего.

– Да ладно тебе, Марфиль. Когда ты уже простишь меня?

Вместо ответа приподняла бровь.

– Прекрасно знаешь, что это неправда. Я бы никогда не стал на тебя спорить, но ты настолько недоверчива, что поверила глупым слухам.

– Слухам и видео, в котором ты выходишь и говоришь это, придурок, – приняла бокал у официанта. – Пойдем, Тэм.

– Какой ты придурок, – бросила Тами, чьи щеки уже начали краснеть из-за алкоголя.

Не в силах ничего с собой поделать, начала искать глазами Себастьяна. Заметил ли он, что парень, который подошел ко мне, был тем самым, который приставал тогда на вечеринке?

Наконец приметила его у одного из окон. Рядом с ним стояла блондинка.

Вот как он выполняет свою работу.

Допила текилу и заказала еще.

Когда вернулась к стойке, то заметила, что Лиам сидит рядом с Тами и разговаривает с ней. Подруга смотрела прямо перед собой, третий бокал был уже наполовину пуст, а в чертах лица читался скрытый гнев.

Лиам, похоже, пытался образумить ее, ведь на нем уже не было маски плохого парня. Он казался расстроенным и рассерженным.

Тами заметила, что я наблюдаю за ней, что-то сказала Лиаму, вскочила, как будто ее ужалили, и подошла ко мне.

– Думаю, мне нужно еще, – сказала она, указывая на полупустой бокал.

Проводила ее к бару, где снова заказали по шоту. Если будем продолжать в том же духе, закончится это плохо.

– Слушай… что происходит между тобой и Лиамом? – спросила я очень серьезно, вернее, настолько серьезно, насколько позволял алкоголь.

Лиам наблюдал за нами с дивана с мрачным выражением лица.

– Ничего, – сказала она, отводя от него взгляд и поворачиваясь к нему спиной.

– Тами, я видела, как ты на него смотришь. Мне потребовалось время, чтобы осознать это, но я не идиотка, – сказала я, пытаясь игнорировать сцену, которая происходила у меня на глазах: Себастьян продолжал разговаривать с блондинкой. Мне показалось или она теперь стояла еще ближе?

– Послушай, не хочу сейчас об этом говорить, хорошо? Но обещаю, что все расскажу, как буду готова.

Тами всегда была замкнутой. Иногда прекрасно понимала Лиама. И все же, чтобы достучаться до Тами, потребуется гораздо больше, чем избитые приемчики и четыре комплимента.

– Хорошо, давай потанцуем, – сказала я, снова притягивая ее к себе.

Музыка была очень хорошей, американские хиты и реггетон. Мы не знали песни наизусть, но любили танцевать. Не знаю, сколько прошло времени, но Лиам присоединился к нашему танцу. Проблема была в том, что вместо того, чтобы танцевать с подругой, он прильнул ко мне и прижал к себе.

– Лиам… – начала я, пытаясь отстраниться, но тут его губы переместились на мою шею, туда, где все еще оставался след от засоса, который он поставил несколько дней назад.

Тами остановилась, бросила на меня страдальческий взгляд, а затем повернулась спиной, чтобы уйти.

Мы с Лиамом протянули руки, чтобы притянуть ее к себе.

У Тами не было другого выбора, кроме как, пошатываясь, встать перед нами.

– Не впутывайте меня в свои дела! – сказала я, отпуская ее.

Набравшись храбрости, которой не чувствовала, направилась прямиком в угол, где телохранитель собирался заняться сексом с другой женщиной.

Добравшись туда, засунула пальцы в петлю джинсов блондинки и потянула ее назад. Она пошатнулась и расплескала содержимое бокала на майку.

– Ты че творишь? – сказала она, пытаясь отряхнуться.

Встала перед Себастьяном.

– Убирайся отсюда, – прошипела я, глядя ей в глаза.

Она была немного выше, но меня это не волновало. Я разбиралась в боевых искусствах благодаря Себастьяну, или, по крайней мере, это то, что сказала себе, когда подошла, готовая вырвать ей патлы на случай, если она набросится на меня.

Себастьян схватил меня за талию и оттащил в другой конец дискотеки.

– Ты сошла с ума? – воскликнул он, отпустив меня.

– Ты на работе! – упрекнула его, еще больше разозлившись, увидев, что он, похоже, встал на сторону девушки.

– С каких это пор тебя волнует, как выполняю работу?

Скрестила руки.

– С тех пор, как моя жизнь находится в твоих руках, придурок.

– Прямо сейчас твоя жизнь «в руках» алкоголя, и уверяю, я ни на секунду не выпускал тебя из виду.

– Неужели? Можешь смотреть на сиськи и одновременно следить за мной? Какой уникальный талант!

Себастьян втянул воздух через нос.

– Марфиль…

Он хотел повернуться ко мне спиной, но удержала его за запястье.

– Она же тебе не нравится, да? – спросила я жалобный тоном.

Нужно срочно протрезветь.

Себастьян несколько секунд смотрел в глаза, а затем наклонился, чтобы прошептать на ухо:

– Единственная, кто мне нравится, – это ты.

Отстранился, не дав возможности поцеловать его, а я так хотела. Поискала глазами Тами, но не нашла ни ее, ни Лиама. На губах появилась широкая улыбка при мысли о том, что у них может что-то получиться… Хотя, зная Лиама, боялась, что в конечном итоге он причинит ей боль.

Нужно было бы серьезно поговорить с ним по этому поводу.

Вернулась к Стелле и Лизе, которые в этот момент танцевали в центре танцпола с двумя очень красивыми парнями. Присоединилась к группе и позволила пьяному разуму взять контроль над движениями. В какой-то момент оказалась одна на танцполе, ну не совсем одна. Вокруг меня танцевало множество людей, но все друзья ушли обжиматься с сопровождающими. Огляделась в поисках Себастьяна: как же хотела, чтобы он не был телохранителем. Хотелось подойти к нему с улыбкой на губах, прошептать на ухо, что люблю его, и обнять, пока музыка окутывает нас.

Почему бы ему не подойти ко мне и не потанцевать? Что в этом плохого?

Вместо этого он был с другой девушкой, которая подошла к нему, и, конечно, был слишком вежлив, чтобы попросить ее уйти… или, может быть, она ему понравилась. Было бы все равно, что он наговорил, если бы действительно любил меня, и сделал бы гораздо больше, бросил бы все, чтобы защитить. Если он был моим парнем, а не телохранителем, забил бы до смерти этого придурка Маркуса… но вместо этого… выбрал работу.

Почувствовала, что кто-то обнимает меня сзади. На мгновение закрыла глаза, предаваясь невозможным мечтам.

– У меня встает при одном взгляде на тебя, Марфиль, – произнес голос, совсем не похожий на Себастьяна.

Повернулась и увидела, что ко мне снова подошел Реган.

– Как романтично, – устало огрызнулась я.

Его рука медленно погладила мою щеку.

– Ты прекрасна.

Напряжение, которое сквозило в его голосе, или, может, выпитый алкоголь заставили пошатнуться.

– Прости за то, что с тобой сделал, – сказал он, наклоняясь ближе. – Не знал, что у меня есть, пока не потерял тебя.

Реган был первым парнем, в которого, казалось, я была влюблена, но он разбил мне сердце. То, что он попросил прощения, что-то значило, как бы я ни пыталась это отрицать и как бы ни утверждала, что забыла его. Теперь знала, что первая любовь всегда оставляет след, даже если это была не любовь вовсе.

То, что чувствовала к Себастьяну, было в десять тысяч раз сильнее, чем то, что чувствовала к Регану, и это была даже не половина того, что могла бы почувствовать к нему в будущем. Любовь овладевала всем. Может, еще оставались частички, которых она не коснулась, но знала, что, если продолжу проводить с Себастьяном двадцать четыре часа в сутки, если он снова прикоснется, поцелует…

Себастьян мог стать любовью всей моей жизни.

Так погрузилась в мысли, что не заметила, что Реган потащил в место с меньшим количеством людей и взял мое лицо в руки.

– Помнишь наш первый поцелуй? – спросил он очень близко к моим губам.

Почему я позволяла ему прикасаться ко мне?

– Помню последний, – ответила я, чувствуя, как в животе завязывается узел.

Это случилось после того, как впервые стали близки. Целовались и касались друг друга после нескольких месяцев знакомства. Думала, что с ним потеряю девственность. Даже заговорила с ним об этом, несмотря на все сомнения по этому поводу.

Он поцеловал меня в машине после того, как высадил у ворот моего дома, и сказал, что любит меня.

На следующий день узнала обо всем.

Его рот прижался к моему, и я почувствовала отвращение. Язык двигался резко, руки касались без нежности.

Себастьян был единственным, кто умел прикасаться и дать то, что нужно.

С силой оттолкнула Регана. Не испугалась, на этот раз была готова. Собиралась применить на практике то, чему научил Себастьян… но Реган исчез из поля моего зрения.

Себастьян рывком отстранил его и с силой швырнул на пол.

– Эй! – закричала на него.

Себастьян что-то прошипел Регану, а затем подошел ко мне с мрачным видом.

– Я могла и сама! Как научусь, если все время вмешиваешься?!

– Уходим, – бросил он, крепко схватив за руку и потянув к лифтам.

Попыталась высвободить ее, но он сжал сильнее, причиняя боль.

– Отпусти! – крикнула, упираясь ногами в пол.

Но он не унимался, и прежде чем успела что-либо предпринять, сзади подошел охранник, намереваясь оттащить его от меня.

Движение было настолько быстрым, что не успела ничего заметить, а охранник уже приложил руку ко рту, из которого текла кровь.

Себастьян потерял всякое терпение. Подхватил меня на руки и, крепко удерживая за бедро, вошел со мной в лифт, где опустил на пол, прежде чем успела это осознать.

– Ты с ума сошел?!

– Кое-кого заметил… Нужно уходить отсюда.

Посмотрела на него так, будто он нес чушь.

– Ты просто ревнуешь!

Себастьян секунду смотрел на меня с недоверием, а затем с тревогой, когда двери лифта открылись и двое парней (которые, очевидно, ждали нас) достали оружие.

Себастьян оттащил меня и прикрыл своим телом, в то время как раздался выстрел.

Я закричала, падая на пол и прижимаясь спиной к стене.

Себастьян действовал быстро. Ударом по запястью выбил пистолет у одного из нападавших, оружие упало на землю, выскользнув из рук. Нокаутировал левым кулаком, в то время как другой парень поднял пистолет, чтобы прицелиться в меня.

– Себастьян!

Следующим, что услышала, был вопль боли, глухой удар, а затем чьи-то руки подняли меня с земли. Себастьян схватил меня за руку и потянул за собой на улицу, словно черт, утаскивающий душу грешника в ад.

– Марфиль!

Я повернулась и увидела Тами, бегущую к нам. Лиам бежал прямо за ней, широко раскрыв глаза от ужаса. Понятия не имела, что они там делают: в последний раз видела, как они исчезли примерно за полчаса до этого. Себастьян на мгновение остановился, чтобы осмотреться, и тут увидела их. Егор и Яков лежали на тротуаре, мертвые.

– Господи! – в ужасе воскликнула я, прижимая руку ко рту.

Дальше все происходило словно в замедленной съемке. Машина заскрипела колесами по асфальту, выскочила из-за угла и остановилась рядом с нами. Себастьян оттолкнул меня, и я упала спиной на землю, когда он направил пистолет на человека, который целился в нас.

Послышался звук взрыва и вопли прохожих, которые начали разбегаться во все стороны, а затем крик той, кто была мне так дорога.

– Тами! – закричала во всю мощь легких, бросаясь к ней и падая на асфальт рядом. – Нет!

Подруга лежала на земле, истекая кровью. Ей выстрелили в бок, и вокруг начала образовываться лужа крови.

Лиам упал рядом со мной и сильно сжал рану, одновременно крича, чтобы кто-нибудь вызвал скорую помощь.

– Тами! – закричала я, в то время как слезы застилали глаза.

Чьи-то руки подняли меня с земли.

– Нет! Нет! – закричала я, сопротивляясь.

Я убью того, кто это сделал!

Мы добрались до машины прежде, чем я успела среагировать. Себастьян оставил меня на пассажирском сиденье и, сев за руль, рванул с места, до отказа вдавив педаль газа.

– Черт! Черт! – кричал он, ударяя по рулю. Его глаза перебегали с зеркала заднего вида на боковые зеркала, когда поворачивал руль и выезжал на улицы, которые, скорее всего, были против направления движения или закрыты для проезда.

– Я хочу к ней, отвези меня! – в ужасе закричала я. – В Тами стреляли!

– Знаю, – сказал он, не отрывая взгляда от дороги. – Скорая уже едет. Тебе нельзя возвращаться, их цель – ты.

– Отвези меня к Тами! – истерично закричала, дергая за ручку, чтобы открыть дверь, но она была заперта.

– Они убьют тебя! – крикнул он, заставляя замолчать.

Испуганно посмотрела в зеркало заднего вида, и тряска машины отвлекла, заставив вцепиться в подлокотник.

Почему машину трясло? Мы прокололи колесо?

– Успокойся… – сказал Себастьян, разговаривая более ровным тоном.

Когда увидела, что его глаза с тревогой смотрят на меня, поняла, что трясется не машина, а я. Все тело сотрясали такие сильные судороги, что даже зубы начали стучать.

Они пытались убить меня, Тами была ранена. Возможно, она мертва…

Увидела, как Себастьян спускается по пандусу, который вывел на автостоянку, с видом на город, которому мог бы позавидовать любой небоскреб. Остановил машину и достал из бардачка мобильный телефон. Набрал номер на быстром наборе, и ему почти мгновенно ответили.

– Они только что напали на нас, – сказал он, устремив взгляд в ясную звездную ночь. – Трое мужчин, не старше тридцати… Да, в отеле «Dream»… С ней все в порядке, – сказал он, мимолетно взглянув на меня. – Поговори с Суаресом, нас полностью засняла камера видеонаблюдения, та, что в лифте слева… хорошо.

Попыталась прояснить хоть что-то из разговора, но перед глазами была подруга, истекающая кровью на тротуаре. Взяла мобильный телефон и позвонила Лиаму. Меня перебросило на автоответчик.

– Держи, – сказал Себастьян, снимая толстовку и заставляя просунуть в нее руки. Толстовка пахла им. – У тебя озноб, ты должна успокоиться. С Тами все будет хорошо, – сказал он, включив отопление на полную мощность, посмотрел на наручные часы и уставился в зеркало заднего вида.

– Откуда ты знаешь?

– Видел много пулевых ранений. Ее было не из худших.

В ужасе посмотрела на него, он пошевелился, отодвинул рычаг сиденья, притянул к себе и обнял.

– Ты в безопасности, – сказал он, когда я уткнулась носом ему в шею и позволила слезам испачкать его одежду. – Не волнуйся, все будет хорошо. Обещаю.

Он гладил меня по голове, пока не услышали, как машина въехала на пандус и остановилась позади нас.

– Оставайся здесь.

Он вышел из машины и закрыл за собой дверь.

В зеркале заднего вида справа увидела, что такой же высокий мужчина, как Себастьян, приветствует его с той же серьезностью и самообладанием.

Что происходит?

Через пять минут мужчина уехал, а Себастьян снова забрался в машину.

– Кто это был?

Себастьян завел машину и поехал вниз по пандусу.

– Никто.

– Никто?

Себастьян, казалось, был гораздо больше озабочен сообщениями, которые получал на мобильный, чем тем, как объясниться со мной.

– Останови машину, – сказала я, глядя на дрожащие руки.

Он проигнорировал меня.

Повернулась к двери и открыла ее, не дожидаясь, пока он остановится.

Он все же остановился, и я выскочила. Только что видела двух мертвецов у своих ног, а лучшая подруга истекала кровью по моей вине. Почувствовала то, что, должно быть, чувствовала мама перед смертью, то, что чувствует человек, которому приставили пистолет к голове. То, что удалось выбраться живой, только усилило страх, потому что это означало, что все только начиналось…

Себастьян вышел из машины.

– Ты собираешься рассказать, что происходит?!

Себастьян поднял руки, пытаясь успокоить, словно я была испуганным животным, к которому нужно найти подход.

– Знаю, тебе страшно, но нам нужно уехать из города.

Уставилась на него, разинув рот.

– Что? Нет!

– Тебе нужно многое узнать.

– Куда?

– В мою квартиру, она в Нью-Джерси. Там все объясню.

Вытерла слезы тыльной стороной ладони, недоверчиво глядя на него.

– Хочу поговорить с отцом.

– Поговоришь, но нам нужно ехать.

Посмотрела направо: небоскребы красиво возвышались на фоне звездного неба. Нью-Йорк предал меня, стал опасным и угрожал причинить боль. Город, который приютил два года назад, приняв с любовью, и где я открыла себя. Не хотела уезжать. Не хотела запираться дома, ожидая… чего? Как будто они снова не попытаются убить меня.

В итоге села в машину и по дороге в Нью-Джерси смогла поговорить с Лиамом. Тами была в операционной, пуля пробила кровеносный сосуд, и они делали все возможное, чтобы спасти ей жизнь.

Проплакала все сорок минут, которые потребовались, чтобы добраться до дома Себастьяна. А он, вопреки всему, нервно вел машину, время от времени поглядывая на меня.

Здание находилось на углу довольно тихой улицы.

Через дорогу был парк, за углом кофейня.

Последовала за ним вверх по лестнице, пока не оказались в 4B.

Помещение было не очень большим, хотя и чистым. Никогда не была в Нью-Джерси и не проявляла никакого интереса к посещению города.

Себастьян открыл передо мной дверь, и я вошла в небольшую мансарду. Переднюю стену занимала двуспальная кровать, справа находилась небольшая кухонька в американском стиле, а слева диван с плазменным телевизором.

Вокруг было разбросано множество коробок, как будто он только что переехал.

– Ты здесь живешь?

– Жил.

Он прошел на кухню, достал из ящика стакан воды и что-то еще. Подошел ко мне и заставил сесть на диван.

– Выпей, – сказал он, протягивая таблетку.

– Что это?

– Обезболивающее, – ответил он, переведя взгляд на окровавленные колени.

Не заметила, что поранилась, когда упала на асфальт рядом с Тами.

– Я обработаю их, подожди, – сказал он, вставая и направляясь, как предположила, в ванную.

Он вошел с аптечкой и начал промывать рану.

– Ты не говорил, что из Нью-Джерси, – сказала я, чтобы отвлечься, хотя дрожь не давала расслабиться.

Себастьян не ответил, подошел к шкафу и взял толстый серый шерстяной плед. Накинул его мне на плечи и продолжил обрабатывать колени.

– Ты прекрасно знаешь, что происходит, – сказала я, когда он закончил обрабатывать раны. Он сел рядом и серьезно посмотрел на меня. – Ты знаешь, кто пытается убить меня и во что ввязался отец.

– Тебе нужно отдохнуть, Марфиль, – сказал он, заправляя прядь волос за ухо.

– Почему у меня такое чувство, будто то, что ты знаешь, уничтожит меня?

Себастьян смотрел на меня не моргая.

– Потому что так и есть.

Ей потребовалось несколько часов, чтобы уснуть. Она не смыкала глаз, пока Лиам не позвонил и не сообщил, что состояние подруги стабильное. Операция прошла успешно, и она будет восстанавливаться в течение нескольких недель.

Следовало прислушаться к инстинктам. Я должен был отменить прогулку, как только увидел машину, припаркованную на углу, и мужчину, который смотрел в нашу сторону. Следовало затащить Марфиль домой, как только понял, что будет трудно уследить за всеми входами в отель. Но ничего этого не сделал, потому что не хотел снова иметь с ней дело. Хотел, чтобы у нее была как можно более нормальная жизнь. Хотел, чтобы она могла выходить на улицу и развлекаться, но уже несколько недель все было не так, как раньше.

Теперь вся власть принадлежала Маркусу. С Алехандро еще мог договориться, но с этим ублюдком… Кроме того, теперь Марфиль была его новой прихотью. Сразу понял, что этим все и закончится, еще в тот вечер, когда Марфиль согласилась пойти с ним на ужин. Алехандро знал, что делал, представляя старшую дочь одному из самых влиятельных и могущественных людей в стране. Был уверен, что он держал этого туза в рукаве с тех самых пор, как дочь появилась на свет. Особенно когда стало понятно, на кого она похожа. Таков был мир, в котором жил ее отец. Марфиль была для него все равно что курица, несущая золотые яйца.

Я сжал чашку так сильно, что она лопнула и порезала руку.

Выругался сквозь зубы и сунул руку под воду. Потекла кровь, и порез стал выглядеть хуже, чем был на самом деле. Обернул руку кухонным полотенцем и сел смотреть, как Марфиль отдыхает.

Как только она узнает правду, возненавидит меня так сильно, что наблюдать за ее сном станет привилегией, которую буду ценить как благословение.

Что я скажу – всю правду или только ее часть?

Закрыл глаза, вспоминая момент, когда поклялся выполнить свою работу.

Не мог потерпеть неудачу.

Должен был продолжать действовать по плану.

Когда я открыла глаза, была еще ночь. Сначала было трудно понять, где нахожусь, но, когда увидела Себастьяна, который дремал на диване у кровати, воспоминания о прошлой ночи нахлынули, чтобы заполнить измученный разум.

Первое, что сделала, – просмотрела мобильный. Лиам написал, что родители Тами приедут на следующий день, а пока он побудет с ней. Естественно, он не мог не спросить, что, черт возьми, произошло, сообщил, что полиция допрашивает свидетелей и что мы с Себастьяном должны дать показания.

Ответила, что поговорю с ним, и когда пошевелилась, Себастьян открыл глаза, внимательно следя за каждым движением.

– Не хотела тебя будить, – сказала я, наблюдая, как он встает и подходит к тому месту, где сидела. Он сел на кровать напротив меня.

– Я не спал, – сказал он, протягивая руку, чтобы взять одну из прядей моих волос и накрутить ее на палец. – Мне очень жаль, что все так вышло, Косточка.

Закрыла глаза, когда почувствовала, как его губы коснулись щеки. Он нежно поцеловал, а затем отодвинулся.

– Тебе удалось отдохнуть?

Подумала о кошмарах и поняла, что не удалось. Была еще более измотана, чем когда легла в постель, но не считала нужным волновать больше, чем было необходимо.

Кивнула, зная, что грядет разговор, который не хотела вести, но который поможет понять, что, черт возьми, происходит.

Себастьян вздохнул, и на мгновение показалось, что он читает мои мысли. Он посмотрел на меня, и что-то во мне шевельнулось.

– Когда смотрю в твои глаза, кажется, что смотрю в глаза ангела, – сказал он, медленно поглаживая нижнюю губу. – Я бы хотел, чтобы ты не была такой красивой.

Его комментарий показался странным.

Хотела ответить, но он мягко накрыл мои губы своими.

Вздохнула, а он, воспользовавшись тем, что мои губы раскрылись, углубил поцелуй и стал ласкать так, что заколотилось сердце. Не ожидала этого, но и не жаловалась. Он заставил откинуться, а затем оказался на мне. Это был первый раз, когда оказались в постели вместе и совсем одни.

Он оставил футболку, чтобы я могла в ней спать, и это было единственное, что было на мне надето. Вскоре его рука двинулась вверх по ноге, пока не достигла колена. Дыхание участилось от его прикосновений, близости, всего, что происходило.

– То, что чувствую к тебе, пугает.

Почувствовала, как сердце вырвалось из груди и воспарило, будто у него выросли крылья, когда услышала, как он признался, что испытывает ко мне чувства.

Подняла руку, чтобы погладить волосы на его затылке. Зарылась в них пальцами и притянула ближе, выгибаясь, чтобы соприкоснуться с ним.

– Пугает, что ничего о тебе не знаю… – сказала я дрожащим голосом.

– Ты знаешь больше, чем следовало бы, поверь.

Он прижал меня к матрасу, давая именно то, о чем мечтала. Ощущение его веса на моем теле – он такой большой, а я такая маленькая – заставило желать его во всех смыслах этого слова.

Просунула одну руку ему под футболку и погладила его торс, как будто он был статуей Давида. Все его мышцы были идеально накачаны, и я хотела покрыть поцелуями каждый миллиметр кожи. Он помог снять футболку, когда потянула ее вверх.

Мы и вправду собирались это сделать? Прямо сейчас?

Что-то подсказывало, что это был его способ удержать меня, прежде чем я уйду навсегда, и это так напугало, что крепко обняла его, потому что не хотела, чтобы когда-нибудь пришлось его отпустить.

Была очарована его мужественностью и совершенством. Сходила с ума, зная, что он должен контролировать силу со мной, ведь может убить меня, если захочет. Это было странно, но нравилось знать, какой он сильный…

– Научи меня, Себастьян, – выдохнула, когда мы разорвали поцелуй, и вновь утонула в море его глаз. – Покажи, как подарить тебе блаженство.

Было достаточно лишь одного взгляда, чтобы понять: теперь все по-настоящему. Он схватил меня и заставил перевернуться, так что оказалась на нем верхом.

– Поцелуй меня.

Наклонилась и сделала то, о чем просил. Сначала поцеловала в губы, а потом прильнула к скульптурному телу и оставила влажные поцелуи по всей коже, на каждом из кубиков, пока не добралась до области паха. О, видела его возбуждение даже через джинсы, когда легонько скользнула животом по его паху.

Он наблюдал за тем, как подбиралась к той части тела, которую так хотела попробовать на вкус… Страх исчез, забыла о проблемах, о том, что должно было произойти или что предстоит узнать. В тот момент единственное, чего хотела, – доставить удовольствие мужчине, в которого влюбилась. Впервые не была эгоисткой. Впервые думала о нем, а не о себе, и о том, что чувствовала, когда он целовал и трогал меня.

Расстегнула пуговицы на его джинсах, и он помог снять их. Эрекция выделялась в боксерах, привлекая внимание. Он смотрел на меня, поощряя продолжать, как бы давая разрешение.

Видя, что ничего не делаю, взял мою руку и положил на свое возбуждение. Он был твердым, и я крепко сжала его, движимая инстинктом.

Он поморщился и закрыл глаза.

– Полегче, малышка, – выдохнул он, выпуская воздух через нос. – Вот так…

Он учил, как нужно к нему прикасаться.

Глаза расширились от удивления, когда взяла его в руки. Раньше трогала лишь Лиама и Регана, и то поверх одежды, и это было как минимум два года назад. Ласкать Себастьяна, видеть его реакцию, наблюдать, как учащается дыхание…

Взяла его в рот и сделала то, что, как казалось, должна была сделать. Услышала, как он выругался под нос, задрожал, и это свело с ума. Медленно ласкала языком. Не торопилась. Хотела насладиться опытом настолько, насколько позволяло время.

Себастьян думал иначе.

Схватил меня за плечи и притянул. Стянул футболку, едва не разорвав ее, и начал везде целовать. На мне не было бюстгальтера, и груди были открыты для поцелуев. Он целовал их и крепко сжимал, а рука скользнула между трусиками и стала играть с самым чувствительным местом на теле.

– Ты восхитительна, – сказал он, касаясь губами пупка. Он смотрел на меня жадно, словно хотел проглотить.

Беспокойно зашевелилась под ним, когда он медленно опустился к половым губам.

– Господи… – застонала, закрывая глаза, когда его язык задвигался, чтобы сделать приятное.

Собиралась взорваться. Разлеталась на тысячи кусочков и не могла собраться с силами. Наслаждение было слишком сильным.

Увидев, что я заерзала под ним, он громко выругался и приподнял мои ноги, чтобы положить себе на плечи.

Чуть не случился сердечный приступ, но не могла об этом думать. Была слишком возбуждена, а он был готов дать то, о чем мечтала столько дней.

– Тише, малышка, – сказал он, на мгновение отстранившись, чтобы пожурить.

– Себастьян… – простонала, когда он снова прильнул губами к тому месту.

Он будто точно знал, что нужно делать, чтобы свести с ума. Прошло совсем немного времени, как я вновь утонула в наслаждении. Оргазм наступил быстро, и громко выкрикнула его имя.

Себастьян отстранился и очень серьезно посмотрел на меня.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя, хотя тело хотело большего. Отчаянно желало большего.

– Чего ты ждешь? – спросила, надеясь, что он, черт возьми, сделает меня своей. Так хотела этого.

Он провел рукой по лицу жестом, который я очень хорошо знала.

– Ты девственница, – сказал он серьезно.

– И? – протянула, садясь и притягивая за шею.

Он яростно поцеловал, и я почувствовала, как головка члена слегка коснулась промежности.

Вздрогнула.

– Лучше подождать, – сказал он, и выражение его лица было таким, будто его пытают.

– Ты издеваешься? – сказала я, выгибаясь навстречу ему, чтобы он мог сделать меня своей.

– Не надо, – сказал он, прижимая мое тело к матрасу, а руку положил на живот.

Опустила руку и обхватила пальцами возбужденный член.

– Трахни меня, Себастьян.

– Не говори так, – сказал он, прикусив нижнюю губу скорее для отвлечения внимания, чем для чего-либо еще.

Что, черт возьми, с ним не так?

– Ты не хочешь, чтобы я так говорила, потому что я маленькая глупая принцесса, которая не может сказать, чего хочет?

Себастьян отдернул мою руку и прижал обе к матрасу над моей головой.

– Да, ты маленькая принцесса, но ты моя гребаная принцесса. И как бы ни хотел тебя трахнуть, не могу сделать это прямо сейчас. Только если ты будешь знать все, что из себя представляю…

Его «гребаная маленькая принцесса» – не самое романтичное прозвище в мире, и не то, с которым я могла бы себя отождествлять. Не была принцессой и ненавидела, когда так называли. Но то, как он произнес, что я принадлежу ему, сводило с ума.

– Я знаю, кто ты, Себастьян, – сказала я, впиваясь взглядом в его карие глаза. – Ты мужчина, в которого я влюблена. Вот кто ты такой.

Себастьян закрыл глаза, услышав слова, и вместо ответа отвернулся от меня и опустился рядом на матрас.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь… – сказал он, глядя в потолок.

Мое признание в любви, казалось, обрушилось на него как ушат холодной воды.

Он встал с кровати и натянул брюки.

– Понимаю, о чем говорю, потому что это чувствую, – сказала я, накрывшись простыней.

Вдруг стало очень холодно.

– Ты ни черта не понимаешь, Марфиль, – сказал он, бросив на меня ядовитый взгляд. – Ты влюблена в образ, который выдумала.

– Тебя не существует и ты не сказал мне об этом?

Он бросил на меня снисходительный взгляд и отошел от кровати, опершись обеими руками о кухонный стол.

– Я делал то, что привело бы тебя в ужас, – сказал он после того, как ни один из нас некоторое время не открывал рта.

Повернулся и очень серьезно посмотрел на меня.

– Ты служил в армии, это нормально, что ты так думаешь. То, с чем приходилось столкнуться… – начала я, но он лишь горько рассмеялся.

– Время, проведенное в армии, – это то, что должно волновать тебя меньше всего.

Его отношение начинало пугать. Знала, что у Себастьяна было темное прошлое, все указывало на то, что ему пришлось много страдать, чтобы достичь положения, особенно из-за детства, но это не означало, что он был плохим человеком.

– Перестань себя демонизировать.

Себастьян собирался что-то сказать, но тут зазвонил его мобильный.

Он бросил на меня серьезный взгляд, после чего повернулся спиной и пошел за телефоном.

Воспользовавшись тем, что он отошел, надела футболку и нижнее белье.

Почему такой интимный момент превратился в глупый спор о том, хороший Себастьян или плохой?

Это было просто смешно.

Услышала, как он с кем-то спорит, бросил трубку и ударил кулаком кухонное окно. Оно разбилось вдребезги, и сердце подскочило к горлу.

Встала в кровати, отступая, пока спиной не уперлась в стену.

Себастьян повернулся ко мне, его рука была в крови, и гримаса ненависти исчезла, оставив место сожалению.

Он медленно подошел ко мне.

– Прости, – сказал он. Затем медленно протянул руку.

Позволила ему погладить по щеке, не отрывая от него взгляда.

– Скажи мне чертову правду, Себастьян.

Он заколебался, но в конце концов кивнул.

– Тебе не понравится то, что собираюсь сказать, но, учитывая все, что происходит, не понадобится много времени, чтобы обо всем догадаться. Ты слишком умная девушка.

Промолчала, ожидая, когда продолжит.

– Твой отец – наркоторговец, Марфиль.

Он произнес это быстро, без колебаний, словно сорвал пластырь с раны.

Лучше быстро, чем медленно, так меньше вреда, по крайней мере, предполагалось. Но мир замер, и фраза, только что сорвавшаяся с его губ, пронеслась в голове, пока не смогла ее осмыслить.

– Это ложь.

Отошла от него, пройдя через всю комнату.

Себастьян наблюдал за мной.

– Это не ложь, – сказал он, глядя на меня с жалостью.

Я ненавидела этот взгляд. Из всех его взглядов этот больше всего.

– Откуда ты знаешь?

Он сжал губы и выпустил воздух, который задержал в легких.

– Потому что я тоже.

– Я начинал на улице, нам едва хватало на еду, и торговать травкой было проще всего. Жил в районе, где наркотики были хлебом насущным, и делал то, что должен был, чтобы прокормить себя и тех, кто жил со мной.

Слушала его, не двигаясь с места. Он не подходил ближе, да я и не хотела этого.

– Начал, когда мне было четырнадцать. Самара всегда знала об этом и ненавидела меня за это, но жила благодаря деньгам, которые я приносил домой, продавая наркотики.

Когда он говорил, я видела по его глазам, что воспоминания об этом все еще причиняют боль.

– Когда попадаешь в этот мир, выбраться очень сложно, понимаешь? Это мафия, враждующие группировки, они контролируют все: с кем общаешься, с кем встречаешься, кому продаешь… Если на них донесешь или уйдешь, они тебя убьют.

Он подошел ко мне и протянул татуированную руку, чтобы могла ее рассмотреть.

– Я сидел на наркотиках с шестнадцати. На героине.

Я закрыла глаза, так как к ним подступили слезы.

– Твой отец нашел меня, – сказал он, и я снова подняла на него глаза. – Он был тем, кто помог мне стать чистым. Он увидел во мне потенциал, который никто не хотел замечать, со мной всегда обращались как с отбросом. Откупил от мафии, которая держала меня на привязи, и устроил в армию. Он платил каждый месяц, а когда я закончил службу одним из лучших в своем деле, заплатил за то, чтобы научить всему, что знаю. Я был хорошим, Марфиль. Лучшим.

Что-то внутри требавало перестать слушать. Не хотела больше ничего знать. Не хотела узнавать то, что заставит возненавидеть его.

– Впервые с самого рождения я понял, что у меня есть талант, что нашел свое место… А потом твой отец предложил работать на него. Это было не похоже на то, через что прошел. Это не было похоже на работу на улице. Твой отец управляет одним из крупнейших наркомаршрутов в стране. Твой дядя – гребаный босс одного из крупнейших картелей Колумбии.

– Прекрати.

Он не замолчал, но продолжал держать дистанцию.

– Месяц назад одна из русских мафий, базирующихся в Майами, попыталась захватить один из маршрутов твоего отца. Мы начали операцию по вмешательству в момент обмена. Я руководил ею, ведь хорошо разбираюсь в стратегии, но все пошло «по одному месту». Мы не знали, с кем имеем дело, и в одной из перестрелок был убит сын одного из самых влиятельных российских наркоторговцев в мире. Это было за несколько недель до твоего похищения. Не знаем, убили его мы или кто-то из его людей, но с тех пор они жаждут отомстить твоему отцу.

«Око за око».

– Вот почему они хотят убить меня…

Он молча кивнул и сделал два шага ко мне.

Подняла руку, чтобы остановить его.

– Не подходи.

Себастьян, казалось, не удивился, что оттолкнула его, но даже в этом случае увидела по его глазам, что слова причинили ему боль.

– Это они меня похитили? – спросила я, хотя в этом не было никакого смысла, они могли бы убить меня без проблем.

Его глаза блеснули странным блеском, но он поспешил скрыть его.

– Мы все еще не знаем всех деталей в истории с похищением. Как действовать дальше, чего хотели похитители? На все это у нас нет ответов. Однако, как ты уже поняла, тебе угрожает реальная опасность, и именно поэтому твой отец заключил союз с Маркусом Козэлом. Он единственный, кто может противостоять русской мафии.

Я покачала головой, не веря в то, о чем говорили.

Я уже приняла тот факт, что отец обманул многих людей, задолжал деньги, и по этой причине пришлось обратиться за помощью к Маркусу, но русская мафия? Торговля наркотиками?

– Какого черта ты мне это рассказываешь, Себастьян?

– Ты хотела знать правду.

– К черту правду! Больше не смей прикасаться ко мне! – со слезами в голосе воскликнула я.

Повернулась к двери. Нужно было выбраться. Уйти от всего этого. Поехала бы в Лондон. Там никто ничего не знал об этой истории, никто не знал меня. Могла спросить Тами, могу ли остановиться у нее, ее родители приняли бы меня…

Его руки остановили меня прежде, чем я успела открыть дверь и выбежать.

– Ты хотела правды, Марфиль.

Он прижимал меня к груди, пока пыталась освободиться. Хотела убежать. Больше никому не доверяла. Не верила ни отцу, ни Себастьяну, ни кому-либо из семьи… Боже мой, сестра!

– Габриэлла!

– С твоей сестрой все будет хорошо. Она ничего об этом не знает.

– Пусти меня, черт возьми! Как можешь говорить все это и оставаться таким спокойным? Как посмел врать месяцами?

– Я лишь выполнял свою работу, – сказал он, и меня охватила такая злость, что рука взлетела в воздух, и я ударила его по лицу.

У него перехватило дыхание, и он со всей силы стиснул челюсти. Смотрела на него и не могла поверить в то, как быстро все изменилось.

– Хочешь сделать это снова?

Я сделала шаг назад, и из горла вырвался всхлип.

– Не могу поверить, что ты лгал… Что позволил…

– То, что чувствую к тебе, не ложь.

– Но ты даже не смог сказать, что чувствуешь!

– Потому что не должен был прикасаться к тебе!

– Но ты это сделал!

Себастьян терял спокойствие, с которым начал рассказывать обо всем, а я чувствовала, что реальность душит.

– В мои планы не входило влюбиться в тебя.

Несмотря на все, что только что сказали друг другу, его признание тронуло. Было удивительно, что сердце и разум могут идти совершенно разными путями. Разум ненавидел его, презирал, все еще пытался усвоить, в чем он только что признался. Но стоило ему произнести слово «любовь», как сердце таяло, и я ничего не могла сделать, чтобы избежать этого.

– Ненавижу тебя.

Я желала, чтобы эти слова были правдой.

Себастьян принял удар с хладнокровием.

– Другого и не ожидал.

Я отвернулась от него и обхватила себя руками, пытаясь успокоиться.

Почему все это должно было случиться со мной? Почему отец должен был стать тем, кем он был? Почему не родилась в нормальной, обычной семье? Почему не было матери, пекущей вкусные шоколадные пирожные, к которой могла бы обратиться, признаться в страхах и желаниях? Почему не было любящего отца, который бы заботился и защищал?

Мама…

– Мама погибла не потому, что ее хотели ограбить?

Я заметила, как Себастьян подошел и остановился позади. Тепло его тела пыталось согреть мое, но безуспешно.

– Сомневаюсь, но лучше спросить об этом у отца.

Маму убили потому, что она была замужем за преступником, и мне была уготована похожая судьба.

– Так вот почему от тебя ушла жена? Потому что ты был гребаным наркоторговцем?

– В том числе и поэтому.

Я горько рассмеялась.

– Из всего, что могло сорваться с твоих губ…

– Это единственное, что навсегда могло бы разлучить меня с тобой, знаю.

Заставила себя посмотреть ему в глаза.

– Я могу понять, если бы это сделал отец, понимаешь? Никогда не предполагала, что он замешан в чем-то настолько ужасном, но всегда знала, что он не очень хороший человек. Чувствовала, что с ним что-то не так… – прошептала я. Но как человек, который сейчас стоял передо мной, тот, кто заботился обо мне, охранял сон, оказался таким? – Никогда бы не подумала, что ты можешь быть таким, как он.

Себастьян молчал.

– Ты не тот, кем я тебя считала. Ты заставил меня жить во лжи, и я никогда тебе этого не прощу.

– Всегда знал, что ты очень умная. Но не спеши осуждать меня. Не все рождаются с серебряной ложкой во рту.

– Серебряная ложка… которую украли, хочешь сказать?

– Никто не может выбрать место рождения и родителей. Меня бросили на помойке, в двадцать четыре часа от роду. Ты же родилась в окружении торговцев наркотиками и убийц, но, по крайней мере, у тебя было двадцать лет, чтобы вырасти и смотреть на нас свысока. Я не мог позволить себе эту привилегию: все, что делал, было для того, чтобы выжить.

– Всегда можно выбрать правильный путь.

– …говорит та, кто живет в моем мире всего пять минут.

– Прости за то, что не была чертовой преступницей! – закричала я на него, разозленная тем, что теперь он настроен против меня. Я хотела уйти, но он удержал. Подошла к нему и сердито посмотрела на него.

– Когда-нибудь ты все поймешь, обещаю.

– И что это должно означать?

– Не все растут в достатке.

– Никто не заставлял тебя становиться гребаным наркоторговцем!

– Думаешь, так просто выбраться из этого? Они убьют тебя прежде, чем успеешь об этом подумать.

– Отец никогда бы…

– Твой отец – убийца, Марфиль.

– Ты вообще себя слышишь?!

Он кивнул, не отпуская. Схватил сзади за шею и приблизил губы к моим.

– Не проходит и дня, чтобы я не пожалел о том, что сделал, и уверяю, нет ни одного дня, чтобы не попытался все исправить.

Я замерла и уставилась на него, ища подтверждение в его взгляде.

– Каким образом?

Себастьян на мгновение закрыл глаза, как будто ему было трудно смотреть на меня из-за того, что теперь я знаю.

– Я ведь все еще здесь.

– Хочешь сказать, что пытался искупить вину, забравшись ко мне в трусы?

– Прекрати! – сказал он, глядя на меня в ярости. – Не говори о нас так, черт возьми. Ты прекрасно знаешь, что для меня ты не просто очередная девчонка. Я мог бы трахнуть тебя в первую же неделю знакомства, и посмотри, что мы имеем спустя месяцы!

– Намекаешь, что я легкодоступна?

– Намекаю, что чувства к тебе – единственное, что удерживает и заставляет рисковать жизнью ради тебя.

– Тогда убирайся! Не хочу, чтобы ты защищал меня. Ты мне не нужен!

Себастьяну понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить мои слова, а затем он отпустил меня.

– Ну что ж, твои желания сбудутся, потому что больше не буду этого делать.

Что?

Нет.

– Что ты имеешь в виду?

Себастьян достал из кармана телефон.

– У меня приказ доставить тебя в дом Маркуса. С этого момента он будет принимать решение о твоей защите. Очевидно, моя работа прошлой ночью была неприемлема. Они собираются заменить меня.

Я покачала головой, услышав имя Маркуса.

– Ты не можешь оставить меня с ним…

Себастьян плотно сжал губы, и тогда гнев, который оба испытывали, казалось, исчез, уступив место тревоге и страху. Он обхватил мое лицо ладонями и прижался лбом к моему.

– Это ненадолго… Я найду способ все исправить.

Глаза наполнились слезами, и я в ужасе посмотрела на него.

– Он убьет меня, Себастьян…

– Не убьет, ведь он хочет тебя.

– Он причинит мне боль!

– Просто делай все, что он скажет. Обещаю, что вытащу тебя.

Смотрела на него так, словно он говорил со мной на японском.

– Нет! – крикнула я, отстраняясь от него и подбегая к сумке. Схватила телефон и набрала 911. – Я звоню в полицию.

Себастьян нервно посмотрел на меня и поднял руки, приближаясь.

– Не делай этого, Марфиль. – попросил он, но я нажала кнопку вызова. – Они обнаружат твое местоположение и приедут за тобой. Брось трубку!

Я вздрогнула, когда он закричал на меня, и телефон выпал из рук.

Себастьян схватил его прежде, чем успела среагировать, и засунул в задний карман джинсов.

– Никто не должен ничего знать об этом. Полиция ищет нас из-за того, что случилось на вечеринке! Ты что, не понимаешь?

– Не впутывай меня в это! Я не наркоторговка! Расскажу все, что знаю, и пусть будет так, как хочет Бог!

– Ты умрешь раньше, чем досчитаешь до пяти.

– Прекрати так говорить!

Я опустилась на пол и обхватила руками колени.

«Господи, дай мне очнуться от этого кошмара!»

Он подошел ко мне и опустился на корточки.

– Я бы отдал за тебя свою жизнь, Косточка, – примирительным тоном сказал он. – Я бы не отвел тебя к Маркусу, если бы знал, что он может нанести тебе непоправимый вред, и, как бы ни было неприятно это говорить, сейчас его дом – самое безопасное место.

– С каких пор дом убийцы-наркоторговца и насильника – безопасное место?

Себастьяну потребовалось несколько мгновений, чтобы ответить.

– С тех пор, как русская мафия жаждет тебя убить.

Я открыла глаза и в ужасе посмотрела на него.

– Знаю, это звучит ужасно, но Маркус очень изобретателен, и он не остановится, пока не прикончит всех, кто хочет тебя убить.

– Зачем это ему?

Себастьян посмотрел на меня так, словно это было очевидно.

– Потому что он влюблен в тебя.

От одной мысли об этом передернуло. Этот человек был жестоким сукиным сыном.

– Должен быть другой выход. Не вези меня к нему, Себастьян. Не оставляй с ним, пожалуйста, – умоляла я, притягивая к себе и позволяя ему обнять. Внезапно все они стали врагами, и Себастьян был единственным, к кому я могла обратиться.

Он обнял меня и держал в объятиях, как показалось, несколько часов, но в конце концов отстранилась от него, как будто он обжег меня.

Бросила на него полный ненависти взгляд, а затем заперлась в ванной. Провела там полтора часа, сидя на полу, обдумывая все существующие возможности. Их было немного, учитывая, что не к кому было обратиться.

Пришло в голову обратиться к Элизабет, матери Габриэллы, может, она что-то знает об этом? Так вот почему она в итоге развелась с отцом? Но потом вспомнила, что Гарольд, ее второй муж, был полицейским. Элизабет не стала бы скрывать подобное от мужа… Но как она могла ничего не заметить? Отец, конечно, был искусным лжецом, к тому же у него был бизнес по всему миру. Ему нужно было как-то отмывать деньги, полученные от торговли наркотиками…

Боже мой…

Я решила не идти к Элизабет не только потому, что это подвергло бы ее опасности, но и потому, что рисковала, что Габриэлла узнает обо всем этом, а это было последнее, чего бы хотелось. Сестра очень любила отца. Она должна остаться в Лондоне, подальше от всего этого дерьма.

Чувствовала себя как в трансе, как будто внезапно разрушилась жизнь.

Я позвонила Лиаму не только для того, чтобы узнать, как дела у Тами, но и потому, что нужно было услышать его голос. Я хотела закричать, чтобы он приехал за мной, но знала, что так подвергну его жизнь опасности.

Себастьян… Неужели то, что он оказался частью этого ужасного мира, ранило сильнее, чем то, что отец был одним из самых опасных наркоторговцев в стране?

Не только чувствовала себя преданной, но и сомневалась, что все, чем он делился, было правдой. Он предупреждал, что не подходит мне, но я думала, что он имеет в виду работу телохранителем и разницу в возрасте. Но мне никогда не приходило в голову, что он может быть убийцей.

«Твой отец – убийца, Марфиль».

В конце концов он пришел за мной.

Я смотрела на закрытую дверь, пытаясь понять, что за человек ждет меня по ту сторону.

– Открой немедленно, Марфиль, – сказал он, осторожно постучав костяшками пальцев. – Не заставляй вышибать дверь…

В конце концов я поднялась с пола и открыла дверь. Он был в черной толстовке, которую я не видела на нем раньше.

Наркоторговец или нет, он все равно был невероятно красив и сексуален.

Уставилась на него, и он делал то же самое. Я закрыла глаза, когда он погладил меня по щеке, а затем по шее.

– Мне так жаль, – прошептал он на ухо, и я задрожала. – Прости меня, Косточка.

Он поцеловал чувствительную кожу уха.

Это успокоило на несколько секунд. Затем вспомнила, что он собирался сделать, и оттолкнула, как будто это обожгло.

– Больше ты меня не поцелуешь, Себастьян.

Я отползла от него и забралась на кровать, свернувшись в клубок. Не знала, чего ждем. Единственное, что было точным, – он собирался оставить меня с Маркусом, потому что никогда не видела его таким разбитым и обеспокоенным.

– Выпей это, – сказал он через некоторое время, протягивая мне стакан воды и таблетку, как и раньше.

– Мне не нужна таблетка, я в порядке.

– Тебе нужно отдохнуть.

– Мне нужно очнуться от этого кошмара.

Себастьян смотрел на меня, все еще держа таблетку. Наконец взяла ее и положила в рот. Нужно было поспать, не видя лиц мертвых телохранителей, подруги, истекающей кровью у меня на глазах, Маркуса, ждущего в темнице, чтобы сожрать.

После таблетки сразу же почувствовала слабость, и когда Себастьян поднял на руки, я поняла, что несет он меня не в кровать, а в машину.

Последнее, что увидела перед тем, как беспомощно закрыть глаза, – как слеза скатилась по щеке Себастьяна.

Хоть бы все это оказалось очередным кошмаром.

Она проспала всю дорогу до аэропорта Ньюарка. На этот раз я не поднимусь с ней в самолет, не смогу сжимать ее ладонь ни при взлете, ни при посадке. Если бы только это: я должен расстаться с ней.

Уже более половины часа я сидел с ней в машине, терпеливо отсчитывая минуты до пробуждения. Снаружи стоял частный самолет Маркуса Козэла, все ждали моей отмашки: когда я посажу Марфиль в самолет, который унесет ее за тысячи миль от меня.

Марфиль зашевелилась, и я приготовился к тому, что должно было произойти. Сначала она медленно открыла глаза. Ее взгляд засиял, когда она поняла, что я рядом. Неповторимый блеск, который сводил с ума все эти месяцы. Свет, который будет преследовать, пока не увижу его вновь. Но длилось это недолго: должно быть, она воспроизвела в голове события последних часов, и тень омрачила прекрасное лицо, стирая любые признаки счастья, надежды и облегчения при виде меня.

– Где мы? – спросила она, оглядываясь по сторонам, и замерла, увидев самолет в нескольких метрах от нас. Это был Dassault Falcon 7X, один из лучших реактивных джетов бизнес-класса, с дальностью полета 5950 морских миль. Его стоимость составляла почти пятьдесят миллионов долларов, что еще раз демонстрировало, сколько денег порождает мир, в котором он был создан.

– В аэропорту Ньюарка, – ответил я, не встречаясь с ней взглядом. Не хотел знать, о чем она думает и как, должно быть, напугана. Изменить сейчас что-либо было не в моей власти, я просто горел желанием убить всех и забрать ее с собой.

– Ты накачал меня наркотиками?

Я взглянул на нее и, прежде чем она успела выбежать, запер машину. Мне необходимо было еще немного времени с ней наедине, чтобы убедиться – она понимает, что должно произойти.

– Это всего лишь успокоительное, чтобы ты отдохнула…

– Ты привез меня сюда силой.

Она повернулась, чтобы открыть дверь, и, когда поняла, что та заперта, бросила на меня взгляд, которым можно убить. И все же в глубине прекрасных, пылающих гневом глаз я заметил страх, который не покидал ее с тех пор, как две ночи назад все полетело к чертям.

– Открой эту гребаную дверь, Себастьян.

– Открою, но сначала нужно объяснить, почему я привез тебя сюда.

– Я не сяду в самолет.

Я вздохнул и полностью повернулся к ней, слегка подавшись вперед.

– Это лишь на время…

– Я не сяду в самолет, – повторила она твердо, решительно, безапелляционно.

– Тебя ждут в Майами. Это единственное место, где ты будешь в безопасности, по крайней мере, пока не поймем, как действовать дальше…

– Я не сяду в самолет! – крикнула она и лихорадочно задергала ручку двери. Ее голос охрип от едва сдерживаемых слез, и я возненавидел себя.

– Марфиль, послушай меня! – повысил голос я, чувствуя, что она сейчас разрыдается. Взял ее за руки и крепко сжал, заставляя посмотреть на себя.

– Это всего лишь на время. Я вытащу тебя.

Слова медленно проникали в ее сознание, будто сквозь толщу воды.

– С чего тебе верить? Ты лгал с самого начала.

– Верь мне, потому что я люблю тебя. Я люблю тебя, слышишь? – сказал я и обхватил ее за шею, притянув к себе, пока наши лбы не соприкоснулись. Почувствовал, как у нее перехватило дыхание, и сердце бешено забилось в ответ. – Если бы где-то сейчас существовало более безопасное место, мы бы уехали. Я бы увез тебя туда не раздумывая. Но его нет, я не могу допустить твоей смерти, понимаешь?

Марфиль сморгнула подступившие к глазам слезы. Они покатились по ее бледным щекам – вид, от которого сердце рвалось на куски.

– Ты снова лжешь… – прошептала она.

Ее дыхание коснулось моих губ. Она попыталась отстраниться.

– Стал бы я лгать, когда меня могут убить за то, что я чувствую к тебе?

Она подняла глаза, и что-то в ее взгляде кольнуло.

– Почему ты не сказал раньше?

– Потому что надеялся, что пройдет. Потому что отказывал себе в этом чувстве. Но чем больше сопротивлялся, тем сильнее влюблялся.

Она закрыла глаза, и мне захотелось увезти ее, спрятать ото всех и рассказать правду.

Марфиль глубоко вздохнула и снова посмотрела на меня.

– Не жди, что отвечу тебе тем же. Себастьян, больше ты не услышишь от меня этих слов… Никогда.

Ощутил боль, словно в сердце вонзили кинжал, но не ждал другого. Знал ее слишком хорошо, чтобы понять: Марфиль никогда не простит того, что я собирался сделать.

– Ты созвучна своему имени, так же прекрасна и холодна, как слоновая кость. Я же… всегда буду черен, как эбеновое дерево.

– Не заговаривай мне зубы. Ты всегда будешь тем, кто продал меня убийце!

Незаметно она нажала на кнопку, отпирающую двери, и выскочила из машины на улицу.

Ринулся за ней: удалось догнать на расстоянии нескольких метров и схватить. Какой бы быстрой она ни была, я был быстрее.

– Пусти! – закричала она, извиваясь в руках, но крепко удерживал.

– Не усложняй все, Марфиль!

Она попыталась укусить за руку, но я держал ее так, чтобы она не могла дотянуться зубами.

– Я никуда не полечу! – всхлипнула она.

– У тебя нет выбора… – прошептал я ей на ухо.

Казалось, смысл слов дошел до нее, и она перестала вырываться. Когда понял, что больше не сопротивляется, ослабил хватку и повернул лицом к себе.

– Придумаю, как защитить тебя, просто дай немного времени…

Марфиль прерывисто дышала, а мне невыносимо было смотреть в ее полные слез глаза. Не выдержал и притянул ее к себе, чтобы обнять.

Сначала она ерзала, но потом запустила руки под куртку и ответила на объятия. В следующую секунду с силой оттолкнула и направила на меня пистолет.

Чертыхнувшись, осторожно поднял руки.

Марфиль плакала, а ее рука, не привыкшая к весу пистолета, дрожала.

– Мар…

– Ты отвезешь меня домой.

– Не могу…

– Найди способ!

Мы не отрывали взгляда друг от друга всего несколько минут, что ощущались часами.

– Ты в меня не выстрелишь, – тихо, но твердо сказал я.

На себя мне было плевать, я боялся за нее. Марфиль с оружием в руках – худший кошмар, ставший явью.

– Отдай оружие, малышка…

Она гневно сморгнула слезы, уставилась на меня и обхватила ручку пистолета двумя руками.

– Я никуда не полечу с Маркусом Козэлом…

Я делал шаг вперед.

– Не двигайся! – крикнула она, но я не обратил внимания и приблизился к ней.

– Себастьян, не смей…

Но я посмел. Подошел так близко, как мог, и посмотрел ей в глаза. Дуло пистолета упиралось мне в грудь.

– Ты в меня не выстрелишь.

Встреча взглядов длиной в секунду, и Марфиль не совладала с собой. Вынул оружие из ее рук и притянул к себе. В этот раз она обняла меня по-настоящему. Какой силы воли стоило сдержаться и не рассыпаться на части вместе с ней.

– Доверься мне, Марфиль, – прошептал я, касаясь губами ее волос. – Я вытащу тебя, – слегка отстранил ее и вновь посмотрел в глаза в надежде, что она прочтет в моем взгляде миллионы слов, которые хотелось сказать ей. Верил, что достаточно лишь взгляда.

Она не ответила, и я в отчаянии впился в ее губы. Кто знает, суждено ли будет снова поцеловать ее?

– Когда-нибудь ты все поймешь, Косточка. Обещаю.

– Не давай обещаний, которые не можешь сдержать, – сказала она твердо и отстранилась. Посмотрела на меня с болью во взгляде и отвела глаза.

Повернулась к самолету, который ждал ее, и я услышал, как она вздохнула несколько раз и сказала:

– Прощай, Себастьян.

Отвернулась и зашагала в сторону самолета. Длинные темные волосы спадали на спину, и ветер словно призрачной рукой шевелил их. Она не оглянулась. Не дрогнула, поднимаясь на борт. Она уходила, и я ничего не мог с этим сделать.

Схватил телефон и быстро отправил сообщение.

Вот и все. Пути назад нет. Отдал возлюбленную в руки злейшего врага.

Уж если продал душу дьяволу, не смей влюбляться в ангела – провалишься в глубины Ада.

И вот я снова здесь, пишу благодарности за новый роман, который занимает в сердце особое место. Нелегко прощаться со старыми персонажами, что столько лет были рядом, и рассказывать историю новых, но Марфиль и Себастьян совершенно пленили меня, как в свое время Ноа и Ник. «Знакомством» с ними обязана людям, которые подтолкнули к созданию чего-то нового, каждый день заваливая сообщениями вроде: «Когда выйдет новая книга Мерседес Рон?»

В первую очередь хочу поблагодарить команду издательства «Penguin Random House» за доверие, желание превратить мои романы в нечто невероятное и за поддержку, в которой я нуждалась, чтобы коснуться неба руками.

Спасибо, Роза, что распахнула для меня двери вашей литературной обители.

Спасибо Аде, лучшему редактору, за то, что выслушивала и подбадривала. Надеюсь пройти с тобой еще сто дорог.

Хочется поблагодарить множество людей из этого замечательного издательства: спасибо Мануэлю, что вытерпел и поддержал все требования к обложкам – изображения, цвета, формат… Надеюсь, ты меня не возненавидел!

Спасибо Консите и Альбе, что отправили «Виновных» к новым горизонтам, которые, уверена, со временем успешно покорим. Всякий раз, как получаю от вас сообщения, сердце замирает!

Спасибо всем, потому что, если бы не вы, «Слоновая кость» не была бы сейчас в магазинах, библиотеках, на книжных полках, девайсах – и самое главное! – в сердцах читателей.

Хочу поблагодарить отца за то, что помогал с темами, в которых совершенно не разбиралась. Спасибо, что сидел со мной в гостиной, с карандашом и блокнотом, и помогал шаг за шагом создавать мир, потому что эта задача и по сей день не дается легко. Эта книга такая же твоя, как и моя!

Спасибо маме – моей лучшей подруге – за то, что всегда рядом: нет такого расстояния, проблемы или жизненной неурядицы, которые могли бы ослабить нашу связь. Ты – пример для подражания.

Спасибо сестрам, любимой троице, за то, что радуются каждому достижению, с гордостью рассказывают обо мне всем знакомым, и за то, что любят такой, какая есть: сумасшедшей, увлекающейся и немного занудной.

Спасибо двоюродной сестре Бар, правой руке и потрясающей помощнице. Ты для меня – пример упорства и самосовершенствования. И никто не посмеет утверждать обратное!

Спасибо Анне за то, что отправилась со мной в путешествие, без которого эта книга не стала бы такой особенной. Месяцы в Нью-Йорке навсегда вытатуированы на моей коже (буквально!), и без тебя все было бы по-другому. Как же так получается, что после каждого нашего путешествия я пишу идеальную книгу?

Спасибо, Вачи, что помог с обложкой: твое искусство фотошопа не перестает поражать (пишет та, кто даже не умеет разместить на обложке заголовок).

Спасибо всем подругам: Алисии, Ирен, Альбе, Ане, Патри, Бланке, Гале, Лауре, Еве, Андреа и Мириам за то, что вдохновляете каждый день. Мои амазонки, воительницы и мечтательницы. Пусть никто не посмеет отнять у вас мечты – все они особенные и заслуживают исполнения. Спасибо, что вы такие, какие есть.

Спасибо моим «виновным»[14], обретенной семье, за преданность, мемы, комментарии… Все, что вы делаете, – потрясающе. Спасибо, что привели меня туда, где я сейчас. Вы – лучшее, что могло случиться со мной. Я люблю вас!

И наконец – хотя наверняка кого-то забыла – хотела бы поблагодарить тех, кто читает сейчас эти строки. Спасибо, что доверились и выбрали «Слоновую кость» – не знаю, привлекли вас обложка, название или аннотация. Надеюсь, вам понравилась история и вы грустили, смеялись, влюблялись или плакали вместе с героями. Потому что, давайте будем честны – если не всплакнули над книгой, значит, читали не мой роман!