Бумеранги. Часть 1
Джиллиан О'Конноли пыталась забыть его шесть мучительных лет. Вытравливала из памяти, выжигала из сердца, чтобы в конце всё же подняться с ним рука об руку по ступеням Белого Дома. Она знала, что убьёт ради него. А он? Поговаривают, политика — грязное дело. Джиллиан знала это наверняка.Содержит нецензурную брань.
Варвара Оськина. Бумеранги. Часть 1
Пролог
12 лет назад
Спрингфилд, столица штата Иллинойс
Это была проклятая богом дыра. От самого первого дома до здания парламента штата, что серым куполом подражал невозмутимому Капитолию. Но боже! Куда этому испещрённому многолетними водными потёками уродцу было тягаться с белым красавцем столицы. Джиллиан выдохнула и посмотрела в окно на затянутое желтоватыми тучами небо. Наверное, ей стоило проявить уважение к родине самого Линкольна, проникнуться небывалым патриотизмом, истинным духом Америки, историей освобождения и прочими, несомненно, благородными вещами. Да… Но ничего не было. Ни грана столь ожидаемого пиетета к культурным мощам демократии. Этот город раздражал. Его отвратительное и наконец-то подошедшее к концу жарко-дождливое лето, глухая провинциальность, небывалый уровень преступности, а теперь осенние ветра, которые сквозили на каждом перекрестье дорог.
Низкорослый, кряжистый Спрингфилд пупком торчал на карте Иллинойса, и оставалось лишь пожелать терпения да удачи тому, кто осмелится добровольно прожить здесь хотя бы четыре положенных сроком года. В этот раз таких самоубийц осталось двое из почти целого десятка кандидатов. Губернаторские праймериз выдались жаркими.
Но всё подходит к концу. Час назад закрылись последние избирательные участки, и ночь уже вовсю бушевала ноябрьскими звёздами, пока в огромном зале на большом экране бежали результаты подсчёта голосов. Равнодушные столбцы будто танцевали столь любимый здесь джаз и то подскакивали в такт лившейся из динамиков музыки, то опадали усталыми нотами. Джил не смотрела туда. Зачем? Она прекрасно знала итог ещё за месяц до выборов, но проигрывать предпочитала достойно – лишь на дюйм опустившись ниже вершины, на которую в этот раз взошла не она.
– Джиллиан! – гнусавый голос Лероя пролетел через весь холл и заставил находившихся в зале людей отчаянно вертеть головами.
Это тоже бесило. Отсутствие хоть какого-нибудь общественного разнообразия порождало совершенно беспардонное любопытство. Во всех. Кроме одного. Но Джил следовало признать очевидное – стоявший к ней спиной уникум принадлежал совсем к иной породе политиков, если вообще был таковым. Однако думать о сопернике в восторженных красках оказалось слишком тошно для гордости, а потому, поджав губы, Джиллиан О’Конноли нацепила протокольную улыбку.
– Дорогулечка, ну где же ты ходишь? – манерно зачастил розовощёкий, как налившийся персик, Лерой. Его ореховые глазки напоминали две веточки, а покрытая светлым пушком кожа – очаровательный бочок спелого фрукта. Он был молод, бодр, достаточно умён, но невероятно болтлив.
Нет, каждый политик обязан трепать языком, точно заправский стендап-комик, и Лерой отлично подходил на эту роль. Однако в этот раз молчание оказалось громче самых отчаянных лозунгов. Джиллиан бросила быстрый взгляд в сторону высокой тёмной фигуры соперника и хмыкнула. Вот уж кто был не политик, не болтун, но определённо победитель. Он, а не её клиент.
Джим Лерой стал вторым шансом, эдаким спасательным кругом для внезапно утопшей карьеры миссис О’Конноли. Когда перед тобой сначала лежал миллион дорог и сотни возможностей, когда каждая дверь сноба-Конгресса приветливо раскрывалась, стоило лишь зазвучать стуку чудовищных каблуков, то заново очутиться на низшей ступени политической эволюции оказалось больно. Особенно если ты ни разу там не была. Так что, хоть Джиллиан и не собиралась возвращаться к роли политтехнолога, жизнь решила иначе… И теперь больно ударила по гордыне. Потому, развернувшись и нагло проигнорировав своего клиента, Джил скрылась в соседней комнатке. Она никого не хотела видеть.
Джиллиан замерла, а затем устало облокотилась на заставленный грязными чашками и дурацким печеньем стол. Фиаско. Она со всей силы зажмурилась, пока внутри росла волна чего-то чёрного, липкого и совершенно невменяемого. Такого, что необходимо было срочно остановить. Но прошёл миг, а потом комната наполнилась женским визгом и грохотом полетевшей на пол посуды, когда в безумном порыве Джиллиан смела всё со стола. Осколки весело заплясали по полу и забились в выщербленные миллионами подошв щели. Крик же взлетел вверх, где и умер между натяжным потолком да гудящей вентиляционной трубой. Дыхание со свистом вырвалось из сведённых судорогой лёгких, когда левая рука непроизвольно нырнула в карман жакета и сомкнулась на успокаивающе-прохладной пузатой лекарственной упаковке. Чёрт побери!
Ведьма О’Конноли не умела проигрывать. Могла сколько угодно пытаться достойно принять поражение, искать доводы, приводить доказательства, даже защитить парочку диссертаций. Но это всё не отменяло простого факта – её обскакали, обставили, бросили позади и… Господи! Как же она ненавидела это место, этих людей, эту кампанию, Лероя, а ещё Бенджамина Рида – самого удивительного из встреченных ею политиков. Ах, нет. Думать о сопернике столь восторженно было слишком неправильно, опасно и безнадёжно. Так что резким движением вытащив телефон, Джиллиан набрала по памяти номер.
– Да, воробушек? – голос на том конце звучал устало, но удивительно тепло.
– Милый, я возвращаюсь домой, – коротко бросила она в наполненный междугородними помехами динамик и повернулась было к двери, но лицом к лицу столкнулась с медным взглядом и своей главной проблемой.
Да уж. Не политик, не болтун, не человек… Феномен.
– Самолёт через три часа, – прошептала заворожённая Джил, не в силах отвести взгляда от узкого лица теперь уже губернатора Рида.
– Встречу тебя.
1
6 лет назад
Вашингтон, округ Колумбия
Умение думать минимум на тридцать шагов вперёд Джиллиан О’Конноли всегда считала своим преимуществом. Успешная дочь успешных родителей с детства знала к каким целям идти, чем руководствоваться и какие тайные тропы ведут быстрее. Каждый день она без оговорок шагала сначала по коридорам одного университета, затем другого, переступала через нерасторопных коллег и спокойно топталась на собственной совести. Возможно, та и отсохла именно потому, что однажды ей передавили жизненно важные корни. Но такая незначительная потеря не волновала миссис О’Конноли, если это помогало добиться успеха.
Впрочем, справедливый мир не интересовал её так же. В семье известных юристов было принято знать о законах гораздо больше, чем написано в Кодексе Соединённых Штатов. Здесь читали между строк, смыслов и даже букв. Родители знали всё о выгодных политических союзах и взятках, умело шантажировали, подкупали, а после учили Джиллиан не обращать внимания на подыхавших в тени конкурентов. Её мать понятия не имела, что ела на завтрак дочь, но всегда уверенно заявляла: «Вудстокские принципы»
Мир большого индивидуального лобби, куда шесть лет назад вернулась молодая, но подающая надежды звезда губернаторских гонок, захватил Джиллиан полностью. Сложно сказать, был ли то врождённый талант или же отточенное университетской машиной упорство идти напролом. Однако, наплевав на тщательно культивируемую бывшим наставником скандальную репутацию, Джил вновь вошла в цитадель демократии – Вашингтон (тот, что округ Колумбия, а не сорок второй штат у чёрта на кончике хвоста).
Теперь она стучала безумными каблуками в коридорах Конгресса, где показывала чудеса беспрецедентной жестокости. Джиллиан О’Конноли стала чудовищем и с наслаждением вслушивалась в летевшие следом озлобленные шепотки. Вот уже шесть лет она выстраивала карьеру в политическом розарии Конгресса, сознательно лепила из себя ублюдочную мразь и не испытывала обычных для человека сомнений.
Однако, как и каждый уважающий себя лоббист
Но никто! Ни один из журналистов на передовицах газет, ни одна из сросшихся с экраном телевизора домохозяек или читающих доклад на истории США школьниц… Никто из скандирующих феминисток, радикальных «зелёных», защитников белых медведей или борцов за равноправие не знали, что стоит за идеальной картинкой их сбывшейся «американской мечты» об успешной женщине. Они видели тщательно отретушированную открытку, где Джиллиан О’Конноли – штампованный солдатик политического строя. Идеальная улыбка, фигура, тембр голоса. Совершенное владение мимикой и скрытыми жестами. А на деле – бездушная машина, уставшая от самой себя и не видящая иных перспектив, кроме как и дальше одной рукой возносить вверх, а второй сворачивать шеи. В Джил не было ничего, никакого внутреннего наполнения или душевной красоты, тайных переживаний или… Нет, одно всё-таки было. И именно о нём она пыталась забыть все шесть прошедших под флагом Америки лет.
В этот год столица и не думала вспоминать, что календарь упорно отсчитывал дни января. Он перелистывал страницы зимы и отмерял бесснежные дни, точно равнодушно просматривал рамочки пустого альбома. Капитолийский Холм уныло желтел пожухлым газоном, опутывал небо сетями из веток, словно сосудами, что питали метафорический воздух метафорическими соками демократии. И пока чинные сенаторы пять дней в неделю несли в руках кожаные портфели, никак не замерзавшая река Потомак несла в себе заблудившихся уток и небольшие прогулочные катера. Из скучных туч попеременно то сыпалось нечто неведомое, то проливалось что-то ещё менее определённое. И глядя на это непотребство, жители важнейшего в стране города пожимали плечами, а потом спешили по делам, рассекая отяжелевшие от влажности улицы жёлтыми пятнами такси.
И посреди этой хмари в благопристойном районе на окраине Вашингтона желтели окна одинаково уютных домов. С дверей и крыш здесь давно исчезли рождественские украшения, так что теперь ничего не нарушало общую серость. Однотипный вечер пятницы в этом уголке катился, как и каждую неделю, месяц и год, к своему концу у камина.
Однако в доме 3949 по Массачусетс-авеню, за низкой кованой решёткой забора, за серыми плитами дорожки, двумя обветшавшими от дождя да солнца вазонами с чахлыми фуксиями, за белыми ребристыми колоннами входа… За кирпичной кладкой, за чёрной стеклянной дверью, за светлой прихожей, за десятью годами брака и отношениями длиною в жизнь неминуемо шла к краху одна из тысяч подобных, но всё же совершенно другая семья.
– Ты не можешь постоянно сваливать, стоит мне появиться на пороге дома. Нашего, на минуточку, общего дома!
Джиллиан последний раз прошлась пуховкой по контуру лица и оглянулась, посмотрев в голубые глаза мужа. Джеймс стоял, прислонившись к косяку двери ванной комнаты, и наблюдал, как от него в очередной раз сбегала жена.
– Пожалуйста. – Джил раздражённо передёрнула плечами, будто сбрасывала с себя тяжесть зябкого взгляда, и опять уставилась в своё отражение. – Не начинай снова.
– Не начинать? – Муж сделал шаг, подходя вплотную, и прижался к обнажённой спине Джиллиан. От тяжести его ладоней на своих бёдрах она вздрогнула всем телом, но мгновенно попыталась скрыть это за неуверенным движением. Губы, наверное, следовало всё же накрасить, но Джеймс так не любил, когда она подчёркивала их излишнюю пухлость… – Не начинать…
– Джим!
– Я просил не называть меня этой собачьей кличкой!
Мужские руки сжались сильнее, вминая мягкую ткань платья в тонкую кожу, затем скользнули вверх и, наконец, стиснули в жёстких объятиях. Джиллиан подняла взгляд и наткнулась в зеркале на злые глаза мужа. Она знала, что виновата. Виновата так сильно, что даже ей не хватило бы слов, чтобы объяснить причины и глубину своего падения. Но она больше так не могла. Господи, кого здесь обманывать? Она просто не хотела. Нагло и абсолютно бесстыдно не желала иметь ничего общего с собственным мужем. Ни разговоров, ни редких завтраков, ни совместных ночей в одной постели. Сколько ещё они продержатся вот так, прежде чем он догадается? Джил надеялась, что её хватит. Семейный психолог говорила – так бывает, типичный кризис и ничего больше. Рано или поздно это пройдёт, и Джиллиан снова поверит. В очередной раз найдёт для себя аксиому, почему их брак – счастливый билет в жизни обоих. Ведь не могли же ошибаться родители. Не могли оказаться слепыми настолько, чтобы испортить жизнь единственным детям. А они сами не могли быть настолько глупы. Но всё же… Видят небеса, Джеймс не заслужил такого. Не заслужил вранья, равнодушия и бесчисленных мысленных надругательств над их клятвами. Но было, как было. И Джиллиан понимала, что подобными мыслями отвратительна в первую очередь самой себе.
Тем временем прохладная рука мужа уверенно взяла её за острый подбородок, вынудив посмотреть прямо перед собой. В зеркальном отражении, рядом с её собственным, показалось треугольное лицо Джеймса. Такое же блёкло-снежное, в рисунках веснушек на скулах и обрамлении рыжих волос. Они были похожи почти как брат и сестра. Люди говорили – на счастье, но вышло отчего-то иначе.
– Дорогая моя Джиллиан, скажи… – голос едва шелестел, и она была вынуждена прислушиваться к каждому неровному вздоху. – Могу ли я, вернувшись из очередной месячной командировки, надеяться провести вечер с любимой женой? Могу ли я, устав как собака, прийти домой и найти там горячий ужин?
– Не надо…
– Молчать!
Приказ был отдан неожиданным криком, ослушаться которого Джиллиан не смогла и инстинктивно сжалась. Военный до последнего атома в теле, муж знал всё о том, как подчинить, но ни разу до этого дня не использовал свою власть на ней. Так неужели он тоже что-то почувствовал? Увидел… И теперь скрывал за широкой улыбкой и воскресным барбекю натянувшуюся струну брака, пока столь привычно сдерживаемые эмоции не прорвались наружу.
Но тут Джеймс провёл длинным острым носом вдоль напряжённой линии женской шеи, где под слоем тонального средства всё равно темнели осточертевшие веснушки, с шумом вдохнул аромат жены, и золотистые завитки у бледной кожи щекотно колыхнулись. Рыжие волосы мужа, что в отличие от пышной копны Джил были всегда столь раздражающе идеально уложены, мазнули по щеке, когда Джим опёрся подбородком на узкое, слишком конопатое, по его мнению, плечо. Спину неприятно царапнуло нашивками с кителя.
– Я вошёл в двери своего дома час назад. Шестьдесят минут, как нахожусь подле тебя, и ты даже не подумала спросить… Дьявол, Джиллиан! Нельзя же быть настолько бездушной сукой?
– Я… я… – Она быстро заморгала, а руки дрогнули, отчего в раковину полетели стеклянные баночки с кремами.
Неожиданно стало обидно, но вряд ли Джил могла бы сказать почему – от собственной вины или от слишком неожиданной грубости. Ведь одно дело слышать, как тебя называли завистники и конкуренты. Даже плюющихся ядом коллег можно было простить. Вряд ли понять, но уж простить-то точно, потому что в работе она слишком часто ходила за гранью любых моралей и норм. Но Джим… Господи, они же знали друг друга с детства! Он – старший товарищ, лучший друг, надёжная опора, тот самый железобетонный тыл, первая любовь и единственный мужчина… Спокойный, серьёзный, немного замкнутый и холодный, но всегда – всегда! – совершенно предсказуемый. Сын партнёров родителей, идеологически выверенный брак. Их поженили едва ли не в тот момент, когда Джиллиан сделала первый шаг под внимательным взглядом голубых, точно ледник, глаз О’Конноли. И никто из них даже не думал, что может быть как-то иначе. Но теперь всё катилось куда-то не туда.
Она повернулась и впервые за очень долгое время всмотрелась в лицо мужа, где в этот раз обычно почти прозрачные, рыжеватые ресницы казались неожиданно тёмными. Джеймс будто побледнел ещё больше и немного осунулся. Впрочем, чего ждать от человека, только сошедшего с рейса? Сколько же его не было дома? Недели три? Нет… больше месяца. Ещё опадали последние лоскуты осени, устилая задний двор ровным потоком из жёлтых листьев. Джим всё собирался их убрать, да так и не успел до отъезда.
Со вздохом Джил машинально, как делала все эти годы, пробежалась пальчиками по нашивкам, а затем поражённо замерла. Руки вернулись и снова взметнулись вверх, оцарапав подушечки об острые края звёздочек. Их было две, она точно знала. Уж это миссис О’Конноли помнила лучше, чем брачную ночь. Едва ли не последнюю, когда они ещё любили друг друга.
– Заметила, наконец. – Муж прикрыл глаза и грустно усмехнулся.
– Прости меня! Боже… – Почувствовав себя последней дрянью, Джиллиан лихорадочно поцеловала плотно сжатые бесцветные губы и снова уставилась на выстроенные в ряд звёзды. – Как я могла пропустить? Господи! Когда… Когда это случилось? Ты ничего не говорил, мы же недавно созванивались. И даже не намекнул…
– Две недели назад. – Джеймс наклонился к зеркалу, пригладил растрепавшиеся тонкие пряди и немного горделиво одёрнул манжеты. Он казался слишком спокойным… – Но плевать. Хотел отметить сегодня с тобой, думал, чем не повод… Ах, хотя забудь. Тебе никогда не было дела.
– Неправда!
– Да неужели?
Повисло молчание. Муж явно давал время придумать какое-нибудь оправдание невнимательности, но Джил не могла. Лжи накопилось слишком много, чтобы вместить в их отношения ещё хоть что-то.
– Я постараюсь вернуться пораньше, – наконец произнесла она, пока бездумно крутила пуговицу кителя, чувствуя неумолимо наползающее отчаяние. Это провал. Невероятно жестокий провал. Да, она могла бесконечно перемалывать в себе сомнения, но её поведение оскорбительно!
– Зачем тебе вообще уезжать? – Пальцы мужа неожиданно накрыли тонкую руку и остановили нервное движение. Один шаг, и вот он уже прижал Джиллиан к раковине, а холодный кафель столешницы неприятно заколол кожу. – Вечер пятницы. Неужели твои проклятые сенаторы, секретари сенаторов и секретари секретарей не обойдутся без тебя?
– Дело не во мне! – Джил попыталась вывернуться из объятий, почувствовав, как неумолимо пускал корни конфликт. За последний год тот был далеко не первый, но сегодня всё случилось совсем уж не вовремя. И это только её вина. – Я должна ходить и слушать их бесконечные хвалебные оды друг другу. Часть моей работы…
– Работа! – Джеймс фыркнул и резко оттолкнулся, отступив назад. – Может быть, хватит, Джиллиан? До каких пор будет продолжаться твой беспросветный эгоизм?
– О чём ты?
Видит бог, она не собиралась ругаться, но муж даже не захотел слушать.
– Десять лет я терплю это всё. – Он очертил абстрактный круг, в который наверняка заключил постоянные авралы, поездки и нервные срывы. Миллионы отговорок, звонков посреди ночи и бесконечных сообщений от коллег. Забытые праздники и, в последнее время, очевидную холодность. Жена из Джиллиан и правда вышла не очень. Тем временем Джеймс продолжил: – Дал время выучиться. Терпел твой бесконечный Йель с его отвратительными продуваемыми общежитиями и занудными маразматиками. Я-то надеялся, мы избавимся от них с переездом. Какое там! Из года в год они только множатся. Сколько ты прыгала вокруг них обезьянкой, пока те нудели восторги? А я, между прочим, зарабатывал нам на жизнь.
– Если тебя что-то не устраивало, почему молчал? Почему не сказал сразу?
– Почему не сказал?! – по ванной комнате эхом прокатился злой смешок. – Вот только не делай вид, что не понимаешь…
– Но я действительно не понимаю.
Джил не шутила и не издевалась. В данную минуту она не могла найти ни единой причины, почему ради неё стоило идти на такие жертвы. Джим не врал. Это было видно по его глазам, по ещё больше побледневшим щекам и алевшим кончикам ушей.
– Проклятье! Я дал тебе возможность поиграть в большую политику. Закрыл глаза на безрассудство в Иллинойсе, когда ты не спала ночами и тащила на себе «кандидата из народа» в губернаторское кресло. Смирился с Вашингтоном, этой дырой для
– Я не знала, что для тебя это настолько в тягость. – Джиллиан нервно стиснула руки, ощущая надвигающуюся непоправимость сказанных слов. Бить по больному они умели оба, но она не станет устраивать эскалацию конфликта на пустом месте. – Понимаю, тебе надо выговориться. Но давай обсудим всё позже, когда ты успокоишься и…
– Что «и»? Ты думаешь, я газет не читаю, сидя в кабине самолёта где-нибудь над Средиземным морем? Или не смотрю телевизор? Третье тысячелетие на дворе, я умею пользоваться интернетом. Успешная жена – отличная строчка в моём досье и прекрасный пункт для дальнейшей карьеры, но ты зашла слишком далеко. – Он мерзко ухмыльнулся и протянул: – Железная стерва. Рыжая ведьма Конгресса. Лоббистская сука.
И Джиллиан вздрогнула, услышав данное ей газетчиками прозвище. Наверное, самое жёсткое из всех и, увы, чертовски верное.
– Не надо…
– Опять? Опять думаешь только о себе. Ты десять лет плюёшь на мои желания, а ведь я тоже человек!
Они посмотрели друг на друга, и каждый из них знал, что прозвучит дальше. Та самая тема поднималась множество раз и постоянно наталкивалась на преграды личных планов, других интересов и тайного позорного нежелания.
– Джиллиан. – Муж устало потёр лоб. – Я хочу нормальную семью, детей. Ты здорова, я здоров. Врач сказал, дело всего лишь в твоём постоянном стрессе…
Щека нервно дёрнулась, и Джил поспешила отвести взгляд. Стресс…
– Мы обсуждали это, – сухо откликнулась она и оттолкнулась от столешницы. Больно. Правда всегда грубо вскрывает старые раны, обнажая под зажившими шрамами застрявшую шрапнель прошлых баталий. А уж ложь… Сколько они обсуждают гипотетического ребёнка? Не счесть числа… – У нас был уговор. Сначала карьера, потом всё остальное.
– Хватит думать только о себе!
О’Конноли всё же не выдержал. Он в один шаг подлетел к жене, дёрнул за руку и резко развернул к себе. Попытка в очередной раз сбежать от разговора провалилась с треском едва не лопнувших от железной хватки косточек запястья. Господи, как же не вовремя…
– А я и не думаю, – зашипела Джиллиан и попыталась вывернуться из ледяных пальцев мужа, но тот держал крепко. – Пожалуйста, не сваливай всё на меня. Последнее время тебя не бывает дома так же часто. Ты месяцами обучаешь стажёров чёрт знает где, но я услышала твой упрёк. Все твои упрёки. И не знаю, что сказать…
– Не знаешь… – Он отпустил её столь внезапно, что Джиллиан пошатнулась и схватилась за широкие плечи мужа.
– Дай мне немного времени.
Она заглянула в его глаза. Джеймс смотрел настолько обречённо, что захотелось уткнуться в такую родную костлявую грудь и разрыдаться над собственной ущербностью. Но Джиллиан не могла или не хотела. Потому что где-то там, в очередном банкетном зале, ждала толпа лицемеров. Под светом софитов, звеня бокалами с шампанским, бродили проклятые ею и народом политики, что должны помочь выиграть лоббистской стерве очередную партию в бесконечных шахматах. И именно это, а не собственный муж или абстрактное семейное счастье, кощунственно интересовало Джиллиан намного сильнее. А потому, со всей ясностью осознавая собственную ложь, она проговорила:
– Обещаю, ещё один клиент, и всё.
Слова прозвучали, и Джил вынужденно поверила сама себе. Отличная привычка: не сомневайся в искренности своего вранья, пока собеседник оценивает твою правдивость. Это работало всегда, обязано было и сейчас, но…
Но Джеймс молчал. Он не открывал рта так долго, что Джиллиан почти физически ощутила его сомнения. Муж знал её слишком хорошо. И в этой тишине одна за другой таяли возможности разобраться сначала в себе, прежде чем кинуть на дно своих кошмаров Джима. Это уничтожило бы его. Растоптало всё, чем он являлся и что представлял, выстраивая по кирпичику их семейную жизнь, пока она моталась между аудиториями, заседаниями и штатами. Однако пауза затягивалась, а они так и стояли друг напротив друга, связанные стольким, но неумолимо отдаляющиеся. И когда Джиллиан уже хотела сделать хоть что-то – обнять, поцеловать, соврать – Джеймс развернулся и направился в гостиную. На ходу он стянул с плеч китель, а потом замер, устало бросив тот на спинку бездушного пластикового стула. Такого же безликого, как выстроившиеся вдоль невнятного стеклянного стола собратья. Модно-уродливого, как висевшая на стенах в рамках тёмная, колючая абстракция. Весь их дом был именно таким – современным, но бездушным. Вроде обжитым, но невероятно чужим.
Быстрым уверенным движением выхватив с полки навесного зеркального шкафчика одну из обычных упаковок для лекарств, Джиллиан спрятала ту в клатч и направилась следом за мужем.
– Времени больше нет, – спокойно произнёс Джеймс, от пламенной речи которого не осталось даже следа. Муж был собран и холоден. Именно такой, каким она всегда его знала. – Меня переводят в высшее командование.
– Что?
– Моё повышение предусматривает наш переезд во Флориду, – почти по слогам отчеканил он. Джиллиан показалось, что дрогнула земля.
– Когда?
– У тебя есть месяц, чтобы закончить здесь дела. – Джим неопределённо махнул рукой и принялся равнодушно расстёгивать пуговицы идеально выглаженной рубашки.
– А если я не хочу? Что, если я не хочу заканчивать?
Джил могла поздравить себя, голос не дрожал. Она смотрела в спину мужа, сжав кулаки с такой силой, что острые ногти наверняка давно порвали тонкую кожу ладоней. Однако прозвеневший в тишине комнаты вопрос не произвёл никакого впечатления на Джеймса. Всё, чего удостоилась Джиллиан, лёгкого поворота головы и чуть прищуренного взгляда.
– У тебя нет выбора. Дорогая.
И, силы небесные, сколько же злой иронии, оказывается, можно вместить в короткое, якобы ласковое обращение.
– Не надо, Джеймс… Не поступай со мной так, – ошарашенно прошептала Джил, замерев посреди гостиной в чёртовом вечернем платье.
С металлическим лязгом на стол отправился ремень.
– Нет?
– Пожалуйста! – Она подошла и схватила бледные, усыпанные едва заметными веснушками пальцы, которыми О’Конноли методично, точно отсчитывал дни до краха, вынимал пуговицы из их петличек. Одна за одной. Без единого неверного движения. Но стоило его коснуться, Джим вздрогнул и поднял взгляд. – Не делай этого со мной. Не сейчас…
Джеймс замер, чуть склонив голову, и поглядел на неё сверху вниз. Забавно, даже на чудовищных шпильках Джиллиан была ниже его, едва дотягиваясь носом до ямочки между ключицами. Она вдохнула родной запах мужа и ощутила сдавливающую горло удавку. Может, и правда эта блажь пройдёт? Ведь у них всё было хорошо… Было ведь? Хаотическое, немного отчаянное мельтешение мыслей оборвалось лёгким касанием, с которым Джеймс огладил выступающие позвонки на обнажённой спине. А потом резко притянул к себе, чтобы зарыться носом в ярко-рыжие волосы, взъерошив сложную укладку и вдохнув полной грудью.
– Помнишь наше путешествие на Аляску? – прошептал он, лаская кончиками пальцев острые края лопаток. – Ты постоянно стонала, что тебе холодно. А когда мы добрались до ледников, сказала…
– Что твои глаза, как те вечные льды, – так же тихо откликнулась она. – С виду безмятежный тысячелетний покой, но внутри – бесконечные пороги и перекаты.
Джиллиан зажмурилась в попытке разобраться в мешанине чувств, что взметнулись вместе с воспоминанием.
Это был подарок Джеймса на её двадцатилетие. Господи, какой же счастливой она была, когда стояла на продуваемой всеми ветрами палубе их маленького круизного лайнера и любовалась открывшимся зрелищем. Джиллиан до сих пор помнила шорох, с которым они, миновав вход залива, нырнули вглубь небольшой бухты. Корабль плыл в льдистой каше, а из тумана, озарённый множеством полос света, к ним выползал Хаббард
Джил смотрела на это молчаливое в своей незыблемости величие и любовалась невероятным переходом цветов. Прозрачный, почти ярко-синий у самой молочной воды и едва ли не снежный, матово-сахарный на вершине. Как глаза Джеймса, который, прищурившись и заправским капитаном заложив руки за спину, стоял и смотрел вперёд. Высокий, стройный, уверенный, с чуть золотившимися на бледном солнце Аляски волосами. Герой то ли скандинавских легенд, то ли супергеройских комиксов, но весь её. От начищенных даже здесь армейских ботинок до опрятного воротничка белого поло, что торчал из-под джемпера. Надёжный. Тот, кого она надеялась однажды растопить, но в итоге замёрзла сама.
Именно там, вдали от взглядов других туристов, в тени надвигавшейся махины одного из красивейших ледников, Джим сделал ей предложение. И то кольцо всегда было с ней. Такое же льдистое, как осыпавшиеся осколки гиганта. Оно сверкало гранями голубого бриллианта, придавало уверенности в самые непростые минуты, пока однажды его свет не оказался чересчур тусклым. Она заблудилась. Окончательно и бесповоротно. И белый ободок словно обхватил не палец, а грудь, мешая вздохнуть, давя и угнетая.
– Я люблю тебя, – тихо и судорожно прошептал Джеймс, обрушивая всю тяжесть реальности на их плечи и ломая ажурную магию воспоминаний. Джиллиан чувствовала его искренность, видела решительность, исходившую из каждого слова, которых было-то всего три. – Слышишь? Неужели ты не можешь понять, что я не стал бы терпеть… Чёрт! Воробушек, дело же вообще не в этом. Когда ты радовалась своим успехам, радовался и я. Когда ты была счастлива, был счастлив и я. Ты шла вперёд, и мне хотелось идти с тобой рядом, чтобы никогда не расставаться. Но так не получится вечно, мне нужно хоть что-нибудь в ответ. Надежда или хотя бы намёк на неё, уверенность, что тебе не всё равно.
Он прервался, сжимая в объятиях, а Джил задохнулась отчаянием. Глаза жгло невыплаканным стыдом. И в эту минуту, ту самую, когда хочется обещать невероятные вещи, она до сведённых судорогой мышц понадеялась в будущую правдивость готовых сорваться слов.
– Я обещаю, – твёрдо начала она, – что после этого клиента, ты получишь обратно свою жену. Обещаю, что стану такой, какой ты мечтал меня видеть. Осяду дома, научусь вязать салфетки, буду бесконечно готовить твои любимые фрикадельки в обнимку с поваренной книгой, рожу тебе футбольную команду и в совершенстве освою навык подглядывания за соседями…
На последнем они оба не выдержали и немного нервно фыркнули заведомой абсурдности такой идеи. Джеймс знал, как знала и Джиллиан, что она всё равно найдёт на свою голову кучу задач, что заставить её сидеть на одном месте можно только под домашним арестом или приковав цепью, что сплетни и вязаные салфетки – последнее в списке интересов миссис О’Конноли. Но обещание дано, и в этот раз не было ни одной причины его не выполнить.
Джил подняла голову и поцеловала мужа в едва заметно колючий подбородок. Она справится. Все странные мысли, сомнения, неуверенность и желание вывернуться из таких прежде любимых, а теперь до дрожи чужих объятий просто блажь уставшего мозга. Психолог прав. Но прав и Джим – он её избаловал. Пора спуститься с небес на землю и смириться с ролью в круге жизни. Да, она сделает это, но чуть позже, а пока…
– Мне нужно быть там сегодня, – тихо произнесла Джил и заглянула в знакомые до последней крапинки глаза. – Такой случай подворачивается редко.
– Очередные страждущие жаждут пролоббировать свои налоговые льготы? – ворчливо отозвался Джим и криво усмехнулся, как всегда, не в силах запомнить, чем именно занималась его жена. Но она чувствовала, что остался ещё шаг, и муж сдастся. В последний раз.
– Нет. – Джиллиан тряхнула головой, отчего буйная рыжая прядка выбилась из сложного пучка, и Джеймс привычно вернул своевольную беглянку на место.
– Тебе не идёт этот цвет, – задумчиво проговорил он. – Может, ну этот протокол и покрасишься в синий? М? Твои обожаемые демократы оценят.
– Да хоть в зелёный! – нетерпеливо отмахнулась она. – Джим, грядёт что-то занятное. Говорят, сам Клейн заинтересован в моём участии.
– Твой бывший наставник? – Вот теперь у Джиллиан точно получилось привлечь внимание мужа. Пожалуй, даже её работа не удостаивалась такого презрения, как Артур Клейн – признанный мастер манипуляций и подкупа.
– Да. Ходят слухи, что он хочет перетряхнуть всю энергетику и планирует в Конгрессе большую игру. – Глаза вспыхнули, будто ведьмовские зелёные искры танцевали внутри самой Джиллиан.
– Бог с тобой. – Джеймс покачал головой, принимая очередное поражение. – Тряси свою энергетику, пока не избавишься от скопившегося в штанах политиканов песка. Но знай – я буду ждать тебя во Флориде. Через месяц, два или три. Как только закончишь.
– Спасибо, – прошептала Джил, благодарно стискивая Джима в объятиях. Она справится. Она вернётся. И всё будет, как раньше. Как было шесть лет назад. До Иллинойса. До
Брошенный на столе телефон призывно завибрировал, привлекая внимание обоих. Джеймс тяжело вздохнул, последний раз пробежался прохладными пальцами по спине жены и отпустил.
– Мне пора. Придумай, куда хочешь сходить. Я вернусь, и мы отпразднуем твоё повышение.
– Лети, воробушек. – Муж улыбнулся и вновь занялся расстёгиванием рубашки, а Джил вдруг почувствовала себя неуверенно. Странно. Они приняли решение, договорились, подарили друг другу столь необходимые обещания, но… Но спокойствия в душе так и не появилось. Вот уж точно – воробушек. Выпавший из гнезда.
Она подхватила пальто, сунула в карман натужно вибрировавший телефон и направилась к выходу. Но стоило пальцам сомкнуться на дверной ручке, как её настиг тихий голос мужа.
– Джиллиан?
– Да? – Она оглянулась, придерживая полы пальто, которые так и норовили распахнуться.
– Ты сегодня невероятно красива.
Скованно улыбнувшись в ответ, она толкнула входную дверь и спряталась от сбивающей с ног искренности за щелчком замка.
2
Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
В этот полдень дом на Массачусетских высотах был непривычно спокоен. Тишина была повсюду. Молчала в пустом кабинете и не шелестела сквозняком в коридорах. Однако в одной-единственной комнате она сгустилась настолько, что в ней было легко задохнуться. И в её абсолюте вдруг стало слышно, как в столпах света затрещала сухая пыль, как по вышивке антикварного кресла скользнули лучи и как захрустело в мягком ворсе ковра крошево семейного счастья.
Супруга вице-президента целой страны смотрела на выложенные перед ней мутные фотографии и не понимала. Не понимала, как же так вышло? Когда жизнь сорвалась с намертво вбитых опорных крюков, и случилось это? Господи! Ей казалось, подобные новости – удел других жён, других семей, в конце концов, других отношений. Видимо, нет. И вот тому доказательство: пять снимков, что перевернули всю жизнь. Но, чёрт тебя побери, милый супруг, зачем было делать это именно… так? Их мир обнажён перед публикой до самых костей. Здесь нет ничего тайного. Они всегда под прицелами тысячи камер и глаз. Каждый шаг – достояние страны, каждый вздох – предмет обсуждений, слово – повод для скандала. Так почему?
Хотелось моргнуть, но глаза не щипало – не то время и место для сантиментов. Впрочем, она всегда была чёрствой. Муж часто за это журил и просил быть с ним откровенной. Требовал не молчать, говорить, рассказать о любой проблеме, что могла обернуться для психики Джиллиан огромной бедой. Но сейчас, всегда оберегавшая её скрытность оказалась так кстати. Да, наверное, когда закроется дверь… когда задёрнутся шторы, что спрячут кабинет от осеннего солнца, то она сможет… Сможет что? Осознать? Горько засмеяться? Поверить? Нет, Джил могла понять его желание. Даже могла бы объяснить причину. В конце концов, кому как не ей знать, отчего люди шли на такое. Но почему… так?
– Миссис Рид, – голос личного секретаря Элвина Баррета вырвал из раздумий.
Тонкие длинные пальцы с гладким ободком единственного кольца осторожно коснулись мутноватых, будто чуть выгоревших от времени снимков. Бред, конечно. Бумага была слишком новой для тайны прошлого. Значит, всё случилось недавно. Хотя было что-то не так в блёклости фотографий, но рассеянный взгляд никак не хотел цепляться за изображения. Это оказалось почти физически больно, а потому Джил смотрела куда угодно, но не на снимки.
– Миссис Рид? Нам надо решить, что будем делать. – Баррет настойчиво требовал ответа, которого у неё не было.
Что будем делать? Боже! Как будто бы она знала! Это же не её проблема, не её промашка, не её скандал, хотя… Кого она обманывала? Они с Беном делили клятвы, делили ответственность, делили любовь, а значит, пришла пора поделить и совесть. Если будет с кем. Но до чего же иронично! Судьба-насмешница нашла, как отомстить. Джиллиан нервно заправила за уши короткие пряди рыжих волос.
– Кто ещё в курсе фотографий?
– Пока только мы. Однако у нас только копии. Оригиналы гадёныш хранит у себя.
– Есть ещё снимки или только эти?
– Не знаю.
Плохо. Это действительно очень плохо. Но миссис Рид лишь едва заметно поджала губы и отложила наполовину составленный бриф очередного агитационного ролика.
– Раз нам их показали, значит, от нас чего-то хотят. Я права?
– Да.
Тонкая, идеально очерченная бровь легко взлетела вверх. Джил ненавидела это. Ненавидела бесконечный, еле уловимый запах косметики, отяжелевшие под тушью ресницы, губную помаду и проклятый нейтральный цвет лака. Как давно они с мужем не запирались с коробками дешёвой китайской лапши и записью очередного фестиваля в Монтрё? Наверное, как началась его безумная президентская гонка. Интересно, это случилось тогда? Или же до…
Тем временем помощник взлохматил и без того растрёпанные светлые волосы. Баррет был молод. Пожалуй, слишком для занимаемой должности, но Джил нравилась его находчивость и почти патологическая честность. В первый же год работы Баррета изуродовал жар проклятого всеми Конгресса. Кислотой целились в миссис Рид, но Элвин оказался проворнее людей из охраны.
– Говори уже. – Она устало откинулась на спинку офисного стула. – Мы здесь не в шарады играем.
– Он хочет личной встречи и…
– И?
– И небольшую услугу. Насколько я понял, проблема в грядущем расследовании по обороту наркотических средств и в ужесточении закона.
Нет, это уже смешно! Проект мужа длиной в пять лет, инициированный им ещё в бытность сенатором.
– Исключено. Встретиться с ним я могу, но ничего больше.
Баррет скривился, отчего обезображенное лицо стало жутким. Но Джил привыкла.
– Уверены? Вам стоит подумать. На кону карьера мистера Рида, который, на минуточку, вице-президент…
– Ты прекрасно знаешь, что с политикой я покончила в тот момент, когда согласилась выйти за него замуж. – Она устало потёрла рукой лоб. – И никогда не стану мешать своему супругу делать то, во что верю сама.
– Речь не идёт о вашем возвращении в большую политику, всего лишь о… нескольких документах, которые есть у вице-президента.
Джиллиан громко, совсем не по регламенту рассмеялась и крутанулась на противно скрипнувшем кресле. Вице-президент… Резко затормозив ладонями о гладкую поверхность стола, она потянулась к одной из фотографий паршивого качества и зло улыбнулась. Нет, ну какой всё-таки ракурс! Какой свет! Идеальная съёмка скрытыми камерами. Стоило бы добавить пошлые лепестки роз, но, видимо, быстрая отельная романтика не предусматривала такой роскоши. Впрочем, какая-то бутылка всё же стояла на прикроватном столике. А рядом, очевидно, пара бокалов. Снимок был таким мутным, но…
Полюбовавшись ещё немного на знакомую родинку, что уютно устроилась на не менее знакомой заднице мужа, Джил перевела взгляд на второго участника провокационной фотосессии. Девушка как девушка. Две руки, две ноги, голова. Растрёпанные, похоже, рыжие волосы, и странно скрещённые ладони, за которыми не было видно лица… Решила поскромничать? Знала, что снимают? Похоже.
Интересно, сколько раз они так встречались? Всегда ли это была она? Или лишь очередной досуг где-нибудь в Алабаме… Господи, кому расскажешь – засмеют. Железная стерва сидит и страдает, сколько у её мужа было любовниц. Размякла, детка.
– Миссис Рид? – Элвин снова напомнил о своём присутствии.
Лишнее. Всем известно, вторая леди страны ничего не забывала. Хотела бы, да вот только тренированная память слишком долго использовалась на износ. Помассировав холодными пальцами бьющиеся пульсом виски, Джиллиан медленно выдохнула.
– Желание помешать расследованию означает, что кто-то очень напуган. – Голос звучал монотонно, пока руки скрупулёзно выкладывали в ряд пять размытых бумажных карточек. Бочок к бочку, уголок к уголку. И вместе с идеально прямой линией в голове Джил выстраивалась логическая цепочка элементарных выводов. – Это опасная игра накануне выборов. Видимо, кого-то загнали в капкан. Кого-то, кто подобрался близко к вершине.
– Вопрос не о об этом. Ему нужна маленькая услуга, как-то связанная с расследованием. Мистер Рид в шаге от президентского кресла. Через три недели всенародные выборы, и если фотографии всплывут…
– Не рассказывай мне, что произойдёт в этом случае. Шесть лет назад я сама вела точно такую же игру.
– Тогда вы должны понимать.
– Сколько он тебе заплатил, Баррет? – спросила Джиллиан и подняла тяжёлый взгляд на склонившегося над столом юношу. Молод… слишком молод для этих игр.
– Ни сколько.
– Тогда почему ты толкаешь меня на это? Вынуждаешь врать и мужу, и собственной стране?
– А он не лжёт? – Элвин ткнул пальцем в снимки. – Это предрассудки. Вы прекрасно знаете, наш вице-президент – лучшее, что случалось со страной за последние тридцать лет!
Он неожиданно зло усмехнулся, и на его изуродованном, но всегда улыбчивом лице это показалось слишком гротескным. Кривое зеркало добродушия.
– Шансы мистера Рида чертовски хороши. Как показывают опросы и предварительные результаты голосования, они выше, чем у основного соперника. Став первой леди, вы подниметесь на вершину пьедестала этой страны. И должны понимать, что каждый! Каждый из тех, кто протирает штаны в Сенате, хоть раз ходил налево. Такова особенность большой политики. Они могли хотеть или не хотеть, причины у каждого свои, или их вообще не было, но все однажды побывали в чужой постели. И так же, как жёны этих успешных людей, вы должны набраться решимости и перешагнуть. Ради вашего мужа. Ради вас самой.
В небольшом светлом кабинете повисло молчание. Нет, ничего нового Баррет не сказал. В своё время тогда ещё миссис О’Конноли полностью искупалась в сенатском дерьме. Она знала все трубы, через которые улетали перевязанные алой ленточкой скандала интриги и сплетни. Но Джил не верила. Побывав шесть лет назад у изголовья чужой супружеской кровати, не хотела даже на секунду предположить, что с ней произойдёт то же самое.
– Тебе пора, Элвин. – Джиллиан привычно попыталась пригладить неистовство собственных волос, но вовремя спохватилась, медленно поднялась на ноги и прошла в сторону двери. Сзади раздался усталый вздох.
– Пожалуйста, подумайте над тем, что я сказал. – Баррет быстрым движением скинул в портфель снимки и подошёл, заглядывая Джил в глаза. Он тоже был раздосадован, расстроен и выбит из колеи. Но Элвин был бы не Элвин, не ищи он выход даже из такой, казалось бы, безнадёжной ситуации.
– Я обещаю, – тихо ответила Джиллиан и ловко вытащила из портфеля одну из фотографий. На память.
Дверь за личным секретарём закрылась, и по паркету официальной резиденции вице-президента глухо застучали каблуки замшевых туфель. Шаги удалялись, но хрупкие женские пальцы по-прежнему судорожно стискивали медную ручку, точно боялись отпустить. Три недели до выборов… О, страна будет в восторге!
Судорожно вздохнув, Джиллиан Рид всё же отодрала словно прикипевшую к нагревшемуся металлу ладонь и схватила с ближайшего дивана подушку. Вышитые шёлковые цветы в последний момент заткнули рот и почти погасили рвущийся изнутри обезумевший крик. Бен… Бен! Твою мать, Бен! Почему?!
Слева тихо скрипнула дверь.
– Мам? – Джил вздрогнула и поспешно поднялась на ноги, кинув подушку мокрым пятном вниз. – Я слышала дядю Элви.
Слышала? Шагнув к дочери, Джиллиан почувствовала, как внутри зазвенели нервы.
– Эми, тебе давно пора спать. Почему ты подслушиваешь под дверью? – Джил не сердилась. Какой смысл, если этот несносный ребёнок всегда делал по-своему.
– Я не подслушивала! – Дочь возмущённо топнула маленькой ножкой, отчего штаны любимой и потому растянутой временем жёлтой пижамы чуть было не сползли с её тельца. Быстро вернув беглецов на место, Эми схватила протянутую ладонь. – Почему дядя Элви ушёл?
– У него много дел, крошка, – Джил скованно улыбнулась, пока они торопливо миновали малую гостиную, прежде чем войти в детскую. Честное слово, в этом доме можно было всю жизнь прожить и так ни разу не выйти в общий коридор.
– А он придёт ещё?
– Конечно.
– И принесёт леденец.
– Почему ты так решила? – Джиллиан не удержалась от смешка и натянула повыше одеяло с очередной феей Динь-Динь.
– Он знает, что я люблю леденцы.
– Ты сама ему сказала? – удивлённо прошептала Джил, глядя, как устраивается в кровати Эми. Рука потянулась к тёмным кудряшкам.
– Нет. Папа, – едва слышно пробормотала дочь.
– Папа…
Джиллиан не знала, сколько просидела на краю детской кровати, машинально перебирая пальцами мягкие локоны. Она смотрела на дочь, а перед глазами стояли пять фотографий, которые лучше было бы никогда не видеть… Или не лучше. Никому не дано знать.
За почти сорок лет в жизни произошло многое и чуть не дошло до точки переломного невозврата. Джиллиан меняла фамилии, дома и приоритеты, рушила себя и строила заново. Хаотично возрождалась из таких обломков, что теперь предсказуемо не могла понять – кто же она, чёрт побери, такая. Но «то самое» никак не находилось, несмотря на помощь Бена и собственные отчаянные попытки. Джиллиан наивно полагала, у неё ещё будет время обдумать и разобраться, но решать придётся прямо сейчас. Сию минуту.
Быть может, стоит вернуться в колею резких высказываний и кардинальных решений? Вспомнить былой успех и закопать совесть в каком-нибудь цветочном горшке? Знакомо и просто. Но Баррет прав – её ответственность очевидна. Да, она тяжела и почти неподъёмна, но лёгкого способа убежать от проблем больше нет. Теперь Джиллиан – мать, жена, бессменный amicus curiae4 для вице-президента, а ещё глава его предвыборной кампании. И потому у неё нет ни единого шанса пройти мимо своей же истории, хотя брать на себя груз обязательств было по-прежнему страшно. Господи, столько лет прошло, а она всё такая же трусиха.
Однако сейчас проблема в том, чью сторону ей следовало занять. Наверняка гамбит неизвестного подразумевал любой из вариантов, который Джил могла бы придумать. Впрочем, их и было-то всего три. Скудно даже по меркам деревянных лбов из Сената. Принять условия и пожертвовать собой ради мужа и дочери, ведь правда о её участии непременно всплывёт. Отказаться, чтобы из мести и горькой обиды перечеркнуть шесть лет их с Беном труда, брака и (она очень хотела верить) любви. Или же закрыть глаза, оставив шантажисту право самому решать, в какой момент разрушить их жизни. Ну, что… Сможешь ли ты, Джиллиан Рид, сделать это? Сможешь ли сделать выбор без выбора? Сомневаться было так непривычно. А ведь ещё оставалась Эми и её сложности.
Джил вздохнула и прикрыла глаза.
– Господи, помоги нам…
3
6 лет назад
Вашингтон, округ Колумбия
Джиллиан ненавидела каблуки. Будь её воля, выковыряла бы острыми шпильками душу тому, кто первым придумал поставить женщин на эту пародию обуви. О, и в тот же ад отправился бы создатель юбки-карандаша, белой блузки и, конечно, жакета. Джил называла свой образ доспехами. Деловые костюмы, точно скафандр, скрывали в себе проблемы, переживания и тревоги, а улыбка бездушного манекена запечатывала любые возможные щели в броне. Ибо всему человечному было не место там, где правили холодный расчёт и отсутствие совести. Это мешало, а Джиллиан слишком привыкла быть лучшей. В умении шантажировать и добиваться своего ей не было равных. А потому, онемевшие к вечеру ступни и сведённые судорогой икры она считала незначительной платой за успех и соответствующую репутацию. Всегда облачённая в чёрно-белую гамму, миссис О’Конноли грызла глотки и самодовольно стирала с мёртвых шей конкурентов следы своей тёмной помады.
Бросив взгляд в зеркало и поморщившись от рафинированного вида, Джиллиан в последний раз поправила идеологически верный пучок слишком густых и отвратительно рыжих волос, которые никак не хотели выглядеть чинно. Видит бог, она обкорнает их. Совершенно точно обрежет в каре. А ещё этот цвет… Вульгарный! Джеймсу он никогда не нравился. Ох, Джеймс… Джил нахмурилась.
В эти выходные они почти не разговаривали. Их руки занимались делами, редкие слова строили иллюзию нормальности, пока души чувствовали повисшую напряжённость. Джим уехал сегодня утром, когда электронные часы показали начало шестого. Коротко поцеловав сонную жену, он умчался в Лэнгли или куда-то ещё. И Джил сомневалась, что хотела бы знать куда именно. Эти две ночи, когда потолок или простыня мерно скользили перед глазами в такт движениям мужа, она пыталась понять – какого чёрта?! Что с ней не так? Быть может, виновато побочное действие? Медсестра, да и врач, предупреждали об этом. Говорили, могут быть проблемы или последствия из-за гормонов… Что последняя процедура была слишком рискованной. Нужно восстановиться. Да, возможно, но врать самой себе больше не получалось. Видит бог, она держалась шесть лет, стараясь забыть Иллинойс. А тут ещё и сестрица…
В прошлом месяце Оливия болтала много, даже слишком. Она металась по своему кабинету в психиатрической клинике, куда Джил ездила слишком часто для человека её репутации, и сыпала банальностями: очередной кризис, накопленная усталость… Но сказанные перед уходом несколько фраз прозвучали тревожно:
Бла-бла-бла. Джиллиан невольно поморщилась, вспомнив слишком резкий тон сводной сестры, и задумчиво помассировала ноющую ладонь.
Чушь! Всё это чушь! Потому что хоть за последние несколько лет она и научилась идеально имитировать оргазм, могла даже заставить себя хотеть мужа, но в душе знала правду. Настоящую. Не связанную ни с одной из причин вроде гормонов или выданных Оливией препаратов. Всё просто. Невозможно жить и спать с тем, от кого хотелось сбежать. В их отношениях с Джимом нет и не будет нежности или ласки, заботы или внимания. Всё их существование – дурацкое должное, которое им навязали. И, казалось бы, вот он развод. Два заседания в суде, отсутствие обоюдных претензий и чистая совесть. Но как же страшно вот так, в тридцать четыре, когда у других только всё начиналось, уже остаться ни с чем. Разом лишиться привычного мира, в котором Джиллиан родилась, к которому готовилась и в который верила. Ведь это же Джим! Милый, заботливый, весёло-веснушчатый, временами немного занудный. Лучший супруг из возможных! Восхитительная партия, гарантия надёжности и семейного счастья. О таком остаётся только мечтать. Другим. Не ей…
Джил привычным и машинальным движением поправила тёмный контур помады, а затем устало опёрлась ладонями на искусственный камень столешницы. Фальшивка. Всё в этом доме обман, даже она. Как легко быть смелой с чужими людьми, и насколько пугала жизнь, где за каждое действие приходилось отвечать лично.
А вдруг не чушь? Ведь должна быть причина! Физическая, а не та, что шесть лет беспокойно спала на самом краю сознания. Джил зажмурилась, приводя в порядок мысли, а через мгновение схватила с полочки ключи от машины, захлопнула входную дверь и уверенно застучала каблуками по серым, промёрзлым бетонным плитам двора. Усевшись за руль безликой белой Тойоты, она через пару минут влилась в утренний поток таких же одинаковых машин. Нет, вся проблема в таблетках. Точно.
В этот час низкорослый Вашингтон потихоньку издыхал под натиском пробок, и бесчисленные машины заполонили ровную сетку городских улиц. Автомобили гудели, шумели и выпускали в атмосферу ядовитые клубы дыма, пока медленно двигались в сторону эпицентра событий.
Пробравшись через затор рядом с посольствами и нырнув на более тихую улицу, Джиллиан остановила машину перед коричневым зданием. К счастью, в этот утренний час парковка оказалась пуста, что избавило от утомительного поиска свободного места. Очередной перестук каблуков эхом отразился от арочного пролёта, заблудился в своде и скрылся за стеклянной крутящейся дверью. Отсчитав восемнадцать шагов до главного греха своей жизни, Джил вошла в холл медицинского центра.
– Добрый день, миссис О’Конноли. – Девушка за стойкой ресепшена улыбнулась. – Пожалуйста, подождите несколько минут. Сейчас вас пригласят.
Джил кивнула, машинально достала пачку антибактериальных салфеток и уселась в одно из глубоких кресел. В очередной раз пришла мысль, что им в офис нужно такое же – уютное, расслабляющее. Но Джордж был против любого намёка на комфорт и считал аскетичную обстановку наиболее продуктивной. Вздохнув от бесперспективности убедить начальника, Джиллиан включила телефон и углубилась в чтение почты. Вверху экрана то и дело мелькали сообщения рабочего чата. Коллеги уже приехали на работу и теперь непринуждённо трепались. Чёртовы жаворонки. Улыбчивые экстраверты, что прямо с утра щебетали точно заправский орнитарий.
Разумеется, карьера в политике гарантировала бессонные ночи во время особо сложных кампаний. Работы всегда было много. Иногда запредельно, иногда терпимо, но ложиться далеко за полночь и спать не больше пяти часов давно стало нормой. И хорошо, если вообще удавалось заснуть. Бывая дома дольше трёх дней, Джеймс нередко ворчал на жену из-за её нескончаемой занятости, ненамеренно путал бумаги и диаграммы чьих-то экономических показателей. В итоге всё заканчивалось новым скандалом, хлопаньем дверей и обиженным телефонным молчанием до очередного приезда. Однако Джиллиан призналась самой себе – бессонница последних месяцев стала тревожной.
На экране неожиданно всплыло личное сообщение.
Она удивлённо подняла брови, недоумевая, что заставило Джорджа Уилсона написать, а не позвонить.
Один из руководителей компании, где работала Джиллиан, был когда-то успешным сенатором. Уйдя из Конгресса, он отпустил бороду, основал вместе со старым приятелем одно из крупнейших агентств в сфере международного лобби, начал по-крупному врать и доводить подчинённых до ретинальных мигреней своими мистификациями. Джордж был хорошим, но довольно жестоким начальником и устраивал выволочки, которые часто заканчивались увольнениями. Однако к Джил он питал довольно неоднозначные чувства и с долей извращённого удовольствия наблюдал, с какой беспринципностью она порой действовала.
– Миссис О’Конноли. – Дверь ближайшего кабинета распахнулась. – Пожалуйста, проходите.
Ответ вырвал из плотно сжатых губ недовольное цоканье. Ох уж этот конспиратор! Медсестра удивлённо повернула голову, но Джиллиан лишь холодно улыбнулась.
– Работа, – равнодушно проговорила она, снизойдя до объяснений. Джил расстегнула пиджак и оголила плечо.
– Всё же не хотите попробовать противозачаточный имплантат? – рассеянно спросила сестра, пока выуживала из упаковки знакомый фиолетовый шприц. – Меньше проблем.
– Нет, – Джиллиан раздражённо мотнула головой. От прикосновений чужих рук невольно стало нехорошо. – Слишком заметен.
Укол в плечо получился терпимым, но она всё равно поморщилась. Скорее, рефлекторно, нежели от инфантильного страха игл. За восемь лет работы с государственными делами бояться было уже попросту нечего. Тем временем обычный пластырь стянул кожу и прикрыл место предательства. На плечи вернулся проклятый доспех, мышцу больно дёрнуло в точке инъекции, а Джиллиан обратила взгляд на удивительно молчаливого врача. В принципе, что здесь ещё сказать? Само приглашение на процедуру говорило само за себя. Однако тут доктор Парви потёр изрезанный морщинами лоб, вздохнул и медленно пролистал в папке несколько файлов, где виднелись испещрённые таблицами бланки и глянцевая чёрно-белая лента УЗИ.
– Ваши анализы в норме, – сухо проговорил он. – Уровень гормона упал до нулевых значений. Эмбриона в полости матки больше нет.
– Замечательно, – кивнула Джил и собралась подняться, но голос доктора Парви вынудил остановиться.
– Случай довольно интересный. Это уже второй раз, несмотря на противозачаточные инъекции…
– Из-за моих командировок они получаются слишком нерегулярными.
– Спираль?
– Не подошла.
Ещё одна попытка встать, однако следующий вопрос намертво припечатал к креслу и вколотил с головой в землю, похоронив под плитой совести. Слишком жестоко, доктор…
– Может, дадите своим детям шанс? У вас уже было два аборта, и во время последнего нам пришлось провести кюретаж
Джиллиан оказалась не в силах даже моргнуть от резко сдавившего виски напряжения. В ушах зашумело, во рту пересохло, пока она пыталась дышать и не заорать от абсурдности заявлений. Дать шанс… Шанс кому? Чему? Зачем?! Им с Джеймсом? Или потенциальному ребёнку, чья равнодушная мать бросит его под стенами отчаяния? Именно так было в детстве самой Джиллиан. Не дитя, а продукт системы. Вынужденная необходимость лишь потому, что это неплохо сказалось на общественном статусе матери. Ну уж нет! Она не хотела рожать ублюдков. Ни сейчас, ни вчера, ни завтра. Никогда!
– Благодарю за беспокойство, но это вас не касается.
Видимо, что-то поняв, доктор Парви вздохнул и кивком головы показал, что она свободна. И Джил ушла. Она никогда не испытывала сожалений, не станет и теперь.
Однако её терпения с трудом хватило, чтобы спокойно дождаться сдачи и размеренно подойти к дверям. Джил ненавидела наличные деньги. До глубины души презирала отсчитывающих мелочь торговцев, брезгливо морщилась, дотрагиваясь до грязных банкнот, а потом ещё долго оттирала руки салфетками. Но выбора не было. Карточки и чеки оставили бы после себя яркий след на тихой глади семейной жизни. Ведь Джеймс не простит. О нет. Скорее, свернёт тонкую шею жены и следом повесится сам. Ибо то, что сделала Джил, извинить невозможно. А потому она не могла позволить себе ни единой ошибки. Джим не должен узнать. Ни о чём. Никогда.
До нужной улицы удалось добраться за рекордное время. И здесь, как всегда, было не протолкнуться. Отовсюду доносился несмолкаемый бубнёж телефонных разговоров, а аромат кофе плотным облаком плыл в сторону Белого Дома. Невзирая на судебные процессы, что за последние несколько лет изрядно потрепали конторы лоббистов, большинство профессионалов по связям с властью всё ещё находились именно здесь. Близость Овального кабинета держала в тонусе и не позволяла накалу страстей пеплом остыть над Капитолийским Холмом, а звуконепроницаемые кабинеты позволяли творить политику, наплевав на закон и Конституцию. В общем, зверинец, в котором главной самкой проживала Джиллиан О’Конноли, был очарователен.
Офис преуспевающей фирмы в сфере международного лобби располагался на шестом этаже обычной стеклянной коробки, которыми через одну была застроена прямая, точно флагшток, улица. Это было типичное здание с типичной начинкой. Бесшумные ковры, царство прозрачных перегородок, кожаных кресел и огромных столов цвета тёмного шоколада.
Джил уверенным шагом двигалась в сторону директорского кабинета. Здороваясь кивком головы с коллегами, она привычно начинала вращение земли в нужную сторону. Но когда бледная рука без стука распахнула стеклянную дверь, лоббист О’Конноли на мгновение замерла, а затем нехорошо усмехнулась.
– Доброе утро, Джордж. Алекс. – Она кивнула двум партнёрам, что вот уже второй десяток лет успешно делили кресло руководителя. Разумеется, метафорично. – Думаю, я не вовремя.
– Джиллиан. – Пожилой мужчина, который до этого сидел к ней спиной, тяжело поднялся и медленно повернулся. Пробежавшись длинными кривыми пальцами по зализанным седым волосам, он приторно улыбнулся, а его бледно-голубые, точно размытая акварельная клякса, глаза уставились прямиком в лицо Джил. – Вы не представляете, как я рад снова вас видеть. Прекрасно выглядите.
– Надо же, – протянула она, и полные губы изогнулись в усмешке. – Возможно, мне померещилось, но не вы ли семь лет назад орали на весь Конгресс, чтобы ноги моей рядом с вами не было? – Непроизвольно появившийся оскал исказил правильные и мягкие черты, отчего лицо Джил приобрело едва уловимое сходство с хищной лаской. – Джордж, я зайду попозже. Не думаю, что мистер Клейн счастлив так близко соседствовать с моими туфлями.
Гость рассыпчато засмеялся, покачал головой и поднял длинные руки в знак поражения.
– Ну-ну, Джил, кто старое помянет. – Белозубая, сахарно-сладкая улыбка старика заставила поморщиться всех сразу. – Я пришёл к тебе с оливковой ветвью и надеюсь на помощь в память о былом союзничестве. Скромно напомню, именно я приютил тебя сразу после университета и предоставил прекрасный трамплин в будущее.
– Скорее, смачный пинок, – проворчала себе под нос Джиллиан, но всё же зашла в кабинет и чуть брезгливо пожала руку пожилому политику. Из кармана на утренний свет немедленно появился дезинфицирующий гель. Ничего личного, просто привычка…
Решив дать цирку шанс, Джил с достоинством опустила обтянутый юбкой зад в совершенно неудобное, зато модное кресло. Плечо дёрнуло в месте укола, но Джил не пошевелилась.
До этой встречи они с Клейном ни разу не пересекались дольше пары секунд. Холодные улыбки, скупые приветствия в коридорах Конгресса – вот и всё, что осталось от некогда живого общения. Три года Клейн был для неё всем, почти заменил отца, но в один прекрасный момент позабыл, что перед ним человек. Джил кричала. Джил бесилась. Джил не хотела стать подобной ему, но брошенные Артуром семена всё-таки проросли. Именно Клейн научил её изворачиваться, подгонять любую теорию под эксперимент, предавать, унижать, покупать и дорого продавать информацию… Чёрт! Да она олимпийская чемпионка по прыжкам через законы! И вот, он здесь.
– Что-то не вижу белых голубей, – наконец произнесла она.
– Птичий грипп бушует, – откликнулся Клейн, пока откровенным взглядом ласкал стройные женские ножки. Старый сукин сын.
– Итак, чем могу помочь? – Она скрестила на груди руки и откинулась на спинку кресла, о чём мгновенно пожалела, когда позвоночник чуть не переломился. Господи! Не кресло, а пыточная.
– Думаю, ты знаешь, что мои люди готовят проект закона. Хотим ограничить работу нефтяников…
– Безнадёжно, как и семь лет назад, когда мы с вами спорили об этом в коридорах Конгресса, – отрезала Джил и машинально потёрла ладонь. Сегодня та ныла удивительно противно. Вздохнув, Джиллиан продолжила: – Ничего не изменилось. Республиканцы впустую кричат со своих мест и стараются удержать акции на приемлемом уровне, а нужные вам демократы трусят, шипят и плюются ядом, который заведомо сцедили с «зелёных». Вы зашли в тупик, Артур. Стоит вам только заикнуться об этом законе, как нефтяные гиганты начнут четвертовать вас ещё на лестнице у Капитолия.
– Нам нужен этот закон. Он гарантирует увеличение нагрузок на атомные станции, что приведёт к новым заказам на их строительство и выгоде моего клиента.
Клейн впился в глаза Джиллиан высушивающим взглядом, и его надменное лицо приобрело ещё более недоступное выражение, пробудив калейдоскоп не самых приятных воспоминаний. Именно так Артур смотрел в том коридоре, когда она отказалась трахаться бог знает с кем ради очередного закона. И, похоже, ничего не изменилось. Клейн всё такой же: начищенный, наглаженный и совершенно невыносимый.
Джил отвернулась, проигнорировав партию в устрашающие гляделки. Скучно. Девочка давно выросла.
– При чём здесь я?
– Нам нужно частное лицо, которое наладит контакты с демократами, а ты дружна со многими.
И тут Джил искренне рассмеялась.
– Мистер Клейн, я прекрасно понимаю, как вы радеете за интересы клиентов. Но я лоббист, а не гейша. Уговаривать через постель конгрессменов изменить партии, дело высокообразованных шлюх, а не моё.
Игла достигла цели.
– О’Конноли, – тихо окликнул Алекс, призывая к порядку и уважению.
– Без вариантов, мистер Клейн, – она покачала головой. – Демократы ни за что не согласятся даже в частном порядке обсуждать этот законопроект. Им ни к чему такие проблемы. Через два года президентские выборы.
– Ты протащила через них закон о радиационных отходах.
– Об отходах, а не атомных станциях. – Джил снисходительно улыбнулась. – Почему я?
Клейн на секунду скривился, прежде чем развёл руками и заговорил:
– После акций, когда несколько «зелёных» решили на двое суток распять себя при въезде в Ядерный Институт, мои отношения с демократической партией… немного испортились. Они боятся за рейтинги и будут голосовать назло, какими бы здравыми идеями мы их ни пичкали, – раздражённо откликнулся Артур, однако, заметив насмешливый взгляд, сдался. – Я выучил тебя, Джил О’Конноли, с аудиторной скамьи пестовал каждую извилину в твоём мозгу. Дал всё, что знаю. Да, между нами было много некрасивого, но ты не можешь отрицать, что обязана мне. И поэтому я надеюсь на ответную услугу. Ты единственный компетентный человек, которому у меня есть хоть какие-то основания доверять.
Артур замолчал, а Джиллиан стиснула подлокотники и медленно выдохнула. Надо же… Семь лет! Семь чёртовых лет, чтобы открыть свой лягушачий рот и проквакать признание. Неужели так сильно укусили за задницу? Забавно. Интересно, сколько уже попыток предпринял старик, прежде чем с хрустом сломал позвоночник гордыне и пришёл сюда. К ней.
Инстинктивно облизнув в предвкушении добычи губы, Джиллиан самодовольно протянула:
– И вы хотите…
– Я хочу нанять тебя, как частное лицо. Неофициально.
– Вау!
Она даже выпрямилась от подобного откровенного заявления. Рука невольно потянулась к карману жакета и вынула на свет баночку из-под лекарств. Обычную. Тёмно-коричневого цвета с белой безликой крышкой. В таких по всей стране миллионами продавались достижения фармацевтики от витаминов до жизненно важных таблеток. Тем не менее взгляд Клейна метнулся к чуть дрожавшим рукам, но быстро вернулся и наткнулся на саркастично искривлённые губы.
– Что скажешь, Джил? – подал голос Джордж.
– Скажу, что прямо сейчас мы в очередной раз пробили дно нашей морали и даже не пытаемся скрыть это за высокими целями. Браво! – Джиллиан манерно хлопнула в ладоши и снова лениво откинулась на спинку кресла, крутя в пальцах упаковку с таблетками. – Но интуиция подсказывает мне, что даже вы, Артур, не стали бы так рисковать. У вас есть среди демократов достойная кандидатура для рокировки? Кто-то достаточно умный. Кто-то, способный обеспечить сенатское большинство.
Надменно улыбнувшись, Алекс протянул бумаги, которых оказалось немного. Поверх них лежала протокольная фотография, где на фоне устало повисшего американского флага был изображён неулыбчивый темноволосый мужчина лет сорока. Джил непроизвольно стиснула жалобно скрипнувший пластик и вгляделась в слишком длинное по классическим меркам лицо. О господи… Она отчаянно не хотела его узнавать, но видела знакомый ворох чёрных гладких волос, громоздкий нос и слишком широкий рот, спокойный взгляд и черты предков индейцев. Кто он? Пеория? А может быть, тамароа?
Джил чуть склонила голову вправо и всмотрелась в глаза, что своим медным цветом резко выделялись на фоне смуглой кожи и делового костюма. Нет, ей очень не хотелось вспоминать. Отчаянно, страшно… Она наверняка обозналась. Однако на ум пришло привычное слово – Иллинойс.
– Тебе о чём-нибудь говорит имя Бенджамина Рида? – спросил Джордж. Он успел усесться за свой стол и теперь медленно раскачивался в кресле. И как только спину до сих пор не сломал?
Однако в голове Джиллиан словно щёлкнули молоточки и со звоном винтажных часов выудили из памяти нужную папку с досье. За столько лет черты в голове должны были смазаться, но… но так и не потускнели. Вот же дерьмо!
– Бывший хирург, в последние годы – инвестор, – проговорила она, словно зачитывала неведомый документ. Взгляд её, казалось, был спокоен, однако внутри истошно вопила память. Нет! Нет-нет-нет! – Быстро и умело делает деньги на стартапах, каким-то неведомым чутьём выбирая только те, что окупаются в десятки раз за минимально возможное время. Безжалостно избавляется от всего, что не оправдало надежд или мешается под ногами. Молчун. Мизантроп. Холост.
– Уже нет, – вклинился Алекс.
– Надо же. – Джиллиан действительно удивилась и задумчиво проговорила, кажется, даже не понимая, что озвучивала вслух собственные давнишние мысли. – Роботы и то будут поразговорчивее. Ни аккаунтов в социальных сетях, ни личного сайта, что, впрочем, никогда не мешало его популярности. Шесть лет назад выиграл гонку за кресло губернатора Иллинойса, обойдя…
– Твоего Лероя, – её снова перебили. Что же… она вполне могла обойтись без напоминаний. О своём поражении ведьма О’Конноли до сих пор не забыла.
– Вы знакомы? – Клейн заинтересованно взглянул на неё, однако Джил не заметила.
Словно зачарованная, она смотрела на давнего противника и недоумевала, почему с Ридом не справилось даже время. Шесть лет в попытках вытравить его из памяти… Странно, она до сих пор помнила голос: низкий, с неожиданно мягкими гласными, негромкий. Идеальный политик, который вовсе… Не политик, не болтун, не человек. Феномен, да.
– Поверхностно. – Джил нашла в себе силы и покачала головой. – Мистер Рид мало с кем общался и предпочитал игнорировать любого, кроме личного помощника. Странный, но интересный. Играть против него оказалось занятно. Он словно то поддавался, то резко ставил меня на место…
Она замолчала и едва заметно улыбнулась, пока пальцы привычно вертели в руках фотографию.
– Рид не сильно изменился. – Артур откашлялся. – Этот твой робот-мизантроп заделался тёмной лошадкой и вежливо пилит сук под задницей главы Демократической партии. Умело. Целенаправленно.
– В чём же ваш интерес? – Брови Джил вопросительно взлетели вверх.
– В противовес всем Рид поддерживает политику «зелёной энергетики», – неожиданно ответил Джордж и задумчиво огладил курчавую бородку. – Он рачительный губернатор и крайне заинтересован в развитии атомных станций, совершенно справедливо прогнозируя для своего штата большую выгоду от их эксплуатации. Рид прекрасно знает, что Иллинойс не только родина Линкольна, но и первого реактора.
– Калькулятор вместо головы, – пробормотала Джиллиан, но её услышали.
– Точно, – откликнулся Алекс. – Мистеру Клейну удалось раздобыть доклад Рида, который тот делал на очередном закрытом собрании партии. Ребята настроены решительно, но у него поразительная власть над их умами.
Она быстро отыскала нужный документ и вчиталась в сухие цифры статистики, неожиданно узнавая скупые речевые обороты. Те всплывали в голове отзвуками гудевшего микрофона и эхом аплодисментов. Наверное, останься у неё хоть какие-нибудь человеческие эмоции, то Джил бы поностальгировала. А может, и нет. Она уже давно не знала, способен ли её разум на чувства.
– Его поддерживают многие, но пока боятся идти против партии. – Клейн устало потёр морщинистый лоб. – Но ясно, что наша задача упростилась бы в несколько раз…
– Попади в Конгресс, – припечатала Джил.
– Верно. До очередных выборов год, однако я предложил ему способ… ускорить этот процесс. Он отказался.
Клейн прервался, услышав едкое хмыканье бывшей студентки. О, она прекрасно знала, каким бесчеловечным может быть Артур. С другой стороны, честность Рида граничила с патологией, так что представление обещало быть презабавным.
– И вы хотите… – Джил пошевелила тонкими пальцами, прося высказать очевидную мысль вслух.
– Убеди его сыграть за нас. – Артур сжал кулаки и бросил быстрый взгляд в окно, видимо, в поисках источника вдохновения или сил. – Уболтай, угрожай, подкупи. Сделай что угодно, пообещай поддержку, гарантируй пожертвования в избирательный фонд, сирым детям или каким-нибудь инвалидам, оплати любой каприз, отдых или запредельных шлюх, если потребуется. Джиллиан, найми ему лучшего политтехнолога, но он должен любым способом выиграть в этом году место в Сенате. А потом, когда Рид сядет в Конгресс, заставь принять наш закон…
Джил размышляла ровно десять секунд, которые наверняка показались старику вечностью. Следовало признать, это впечатляло. Какой размах, какой напор! Артур всегда был прекрасным актёром, но теперь превзошёл сам себя. Она машинально повертела фотографию, словно не хотела с ней расставаться. А было бы неплохо! Потому что Джиллиан не следовало соглашаться на авантюру. Стоило хорошенько подумать, обсудить с Джимом, разобраться в себе, но… У неё была тысяча объективных причин, почему следовало отказаться. В конце концов, не от этого ли она бежала столько лет? Но пока разум кричал «нет», упрямое тело ответило…
– Принято.
4
Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
В кабинете вице-президента уже вовсю расправляли сети сумерки. Они собирались группами по углам, точно хотели провести заседание за скорейшее наступление ночи, прятались под тяжёлой мебелью, штурмовали последние пятна красного закатного солнца и отстреливались длинными тенями. А ещё нависали вместе с громоздкой хрустальной люстрой, оставшейся от прежнего владельца, да так и не поменянной. Все они, невидимые и активно взбирающиеся по преградам массивного стола, давили на Джил. Шептали свою правду, разглашали только им одним ведомые тайны, выбалтывали, подначивали, но неизменно несли в себе всю грязь, что успели подцепить в коридорах и комнатах этого дома. Сколько всего здесь произошло? Сколько было принято верных, а сколько неверных решений?
Джиллиан провела ладонью по гладкой рабочей поверхности, где не нашлось ни единой пылинки, и прижалась щекой к тёплому дереву. Тяжесть мыслей тянула к земле, а несвойственная апатия полностью завладела телом. Мышцы шеи свело, но желания шевелиться не было. Джил сидела, съёжившись на краешке большого кресла и положив голову на стол. Глаза невидяще смотрели в стену, словно хотели найти в нейтральных светло-серых полосах хотя бы парочку срочных ответов. Но бездушные каменюки молчали и тупо пялились в пустоту, пока Джил лежала, дышала и думала.
Здесь пахло Беном. Изо дня в день выдерживая атаки чистящих средств и полироли, всё неуловимо носило его отпечаток. Даже от новой пепельницы почему-то веяло сигаретами. Это успокаивало. Да, не так хорошо, как получалось у самого хозяина кабинета, но хоть как-то. Крохи глупой иллюзии, что через мгновение или два по коридору разнесётся эхо шагов, послышится голос, который немедленно заставит Джил подскочить. Она и сама не знала, почему всегда суетилась. Сначала спешила с какими-то планами, хронометражами речей и сценариями интервью, позже – с текущими делами, проектами, грандиозными схемами. И всегда, во все времена, в любом из своих положений немедленно налетала на короткое, немного ненавистное и одновременно слишком любимое:
Джил вытянула руку и не глядя коснулась холодного стекла пепельницы. Может, закурить? От нелепости мысли она фыркнула вслух. Бред какой-то… Это привычка Бена – думать, не отрывая глаз от медленно тлеющего огонька. У неё же никогда не хватало на подобное времени: быстрые действия требовали моментальных решений. Мартышка… Но теперь часов в сутках, по её меркам, оказалось слишком много, отчего в неготовой к такому голове рождались ненужные мысли.
Элвин прав. Через подобное проходили если не все, то большинство. Терпели или не терпели измены, но в итоге поджимали губы и гордо входили за мужьями в Конгресс или Белый Дом. Потому что именно они, а не абстрактные шлюхи из гостиниц, будут стоять рядом и на шаг позади. Именно они окажут поддержку там, где заканчиваются владения госсекретарей, аналитиков, личных помощников и начинается порог спальни. Именно они по десятому разу выслушивают речи, в последний момент поправляют галстук или бабочку, сжимают в знак поддержки руку. Пеклись ли жёны этих людей о собственном будущем? Как сказать… ведь каждая из них знала, что вопрос семейного счастья и успеха – счастье и успех их сенатора, конгрессмена или президента. Они могли любить или не любить, но неизменно несли то бремя, что возложили на себя сами.
Джиллиан знала всё это, а потому понимала, что Бен обязан сесть в чёртов Овальный Кабинет. Ну а с последствиями она разберётся потом. Тогда уже будет не страшно. Можно не бояться угроз, заплатив свободой за шанс немного изменить этот мир. К тому же Эми… Терапия показывала хорошие результаты, но им нужно время и спокойствие. Хотя бы на три недели до выборов, потому что, если они победят, Эмили придётся непросто – протокол будет жесток.
Тихий длинный вздох прошуршал по комнате и потерялся в тяжёлых шторах. Джиллиан прикрыла глаза, но тут же распахнула их вновь, когда услышала скрежет двери. В проёме показалась светловолосая голова Баррета.
– Начинаем.
В предвыборные дни дебаты всегда занимали отдельное место. Три этапа и более пяти часов споров ради того, чтобы тонко унизить противника и возвысить себя в глазах публики. Острые вопросы и осторожные ответы, все возможные лингвистические переливы и паутина психологических манипуляций. Те, кто дошёл до финала, в точности знали, как воздействовать на умы и настроения слушающих. Огромный спектакль, которого ждала вся страна; новый тур бесплатного развлечения. Репортёры, аналитики, политологи… Здесь собирался весь цвет Капитолийского Холма, который безостановочно гудел в эфир и делал ставки, точно на тотализаторе. Впрочем, отличий действительно было мало.
Заставка «NBC News» уныло гремела фанфарами. На экране яркой панорамой светился Нью-Йорк, пока в нижнем углу транслировалось прибытие кандидатов на самый высокий пост. Приглашённые эксперты тараторили заученные речи о важности выборов, будущем и результатах двух прошлых встреч. Ну а Джиллиан не могла оторвать взгляда от мужа. Бен легко выбрался из высокого тонированного внедорожника, не оставив и складочки на любимом тёмно-синем костюме, и с едва заметной улыбкой прошествовал мимо заработавших камерами репортёров. Он с привычной хирургической точностью препарировал окружение взглядом. Спокойный, уверенный, едва ли вообще обеспокоенный тем, что ему предстояли сложнейшие полтора часа в жизни.
Картинка сменилась, и на экране возник Джонатан Сандерс. Это был неожиданный кандидат. Внезапно долетевшее эхо из прошлого. За шесть лет республиканец не изменился и всё ещё чем-то напоминал облысевшего мопса – маленький, неуклюжий, с непонятными звуками. Он сверкал бесконечной острой улыбкой и одаривал поклонников весёлыми взмахами пухлой руки.
Тем временем его жена, в одиночестве прошествовав на свою половину «игрового поля», уселась в отведённое кресло. Миссис Сандерс, разумеется, заметила пустое место в первом ряду, немного растерянно огляделась по сторонам, а затем растянула своё полное лицо в высокомерной жабьей улыбке. И Джиллиан на секунду прикрыла глаза. Она знала, что сегодня её место вовсе не за тысячу миль от Нью-Йорка, в гостиной их официального дома. Не у экрана телевизора, а в зале. Это она должна была олицетворять поддержку семьи и напряжённо смотреть из первого ряда. Это она, а не кандидат Бена на его же пост вице-президента, с холодной усмешкой пожала бы руку вычурной и дородной Сьюзен Сандерс. Это она в последний момент словила бы быстрый поцелуй, а не… Это всё она. И хоть на пять минут Эми.
Но Джил решила, что дочь не справится. Не выдержит напряжения, незнакомых лиц, громких звуков. И Бен согласился. Вложив столько сил, чтобы впервые за четыре года заметить долгожданный прогресс, они оказались не готовы послать к чертям все труды. У Эми появились шансы на нормальную жизнь, и сейчас ей, как никогда, нужна была мать. Каждую минуту, в любой момент. А значит, Джиллиан обязана быть именно здесь.
Она медленно выдохнула, и в этот момент в гостиную на втором этаже, где преданными болельщиками собралась оставшаяся в Вашингтоне команда, неожиданно вошла Эмили Ван Берг. И развалившиеся на всех горизонтальных поверхностях, громко смеющиеся десять человек штаба вице-президента немедленно с шумом вскочили. На пол полетели корзины с попкорном, где-то упал стакан и что-то со звоном закатилось под шкаф, но через мгновение стало тихо. Короткий всплеск активности закончился почтительным молчанием. Первую леди страны положено приветствовать стоя.
Джиллиан поднялась навстречу и без слов обменялась короткими объятиями с неожиданной гостьей. И пока все остальные судорожно приводили гостиную в относительно приличный вид, негромко произнесла:
– Я не ждала вас, миссис Ван Берг.
Глаза сами метнулись в сторону экрана, где под шквал аплодисментов на сцену вышли кандидаты. Они обменялись положенным рукопожатием и теперь терпеливо позировали перед репортёрами.
– Подумала, что сегодня вам понадобится вся поддержка, которую может дать страна. – Первая леди тоже не отрывала острого взгляда от телевизора и тактично не обращала внимания на хрустевший под ногами попкорн. – Прогноз политической погоды обещал нам парочку ураганов.
Джиллиан вернулась обратно на край дивана. Рядом элегантно опустилась Ван Берг. Она сняла с идеально уложенных седых волос шляпку, которую бережно положила на заваленный мусором и обрывками упаковки журнальный столик. Тактичность во всём…
– Мне следовало поехать, – пробормотала Джил.
– Не думаю. Первая леди страны – не просто политическая фигура, Джиллиан. Это собирательный образ всех проголосовавших за президента женщин, жён и матерей. И выбрав сегодня семью, вы показали народу, что подобно вашему мужу не собираетесь швырять всё на кон политических распрей. Вы стоите выше мелочных склок за кусок поролона на колёсиках. И люди это ценят.
– Откуда им догадываться о причинах? Мы не касаемся нашей проблемы на публике. Почти никто не знает диагноз. Мы посчитали это ненужным и несвоевременным.
– Совершенно верно. Но подчас именно такое молчание значит больше целой кампании. То, как вы успешно преодолеваете личные трудности и не делаете из этого шоу, даёт право думать, что с не меньшим успехом вы решите вряд ли более сложные задачи страны. – Миссис Ван Берг улыбнулась и взглянула в телевизор, где Сандерс заканчивал ответ на первый вопрос. – Кстати, я принесла Эми леденцы.
– Чувствую, через пару лет мы разоримся на стоматологах.
– Ах, паникёрство вам не к лицу.
Они замолчали и погрузились в быстро накалившуюся атмосферу на экране.
Сквозь стекло экрана и мили расстояний Джиллиан посмотрела в глаза Бена и вдруг поняла, что нет такой вещи, которая изменила бы в её сердце хоть что-то. Боже, даже если у него там дорожка из постоянных любовниц – плевать. Сейчас она ничего не могла сделать, до сих пор влюблённая в Бена, что был спокоен даже в пекле полемики. В Бена, который никогда не опускался до обвинений и открыто встречал каждый вопрос. В Бена, который был готов увести за собой каждого… А ещё в трепетного мужчину, чьи рассыпавшиеся по подушке лакричные волосы она могла перебирать часами. В трогательного отца, который находил в своём графике минутку между заседаниями-перелётами-встречами, чтобы провести её с Эми. В мужа, который был готов дни напролёт заниматься с дочерью, если бы не авралы… Джиллиан замерла, а потом внезапно задержала дыхание, озарённая догадкой. Так может, в этом дело?
– Намедни я ознакомился с вашей программой, господин вице-президент, – в уши ворвался манерный голос ведущего. – Меня заинтересовала ваша позиция насчёт медицины. Должен сказать, такой взгляд сильно отличается даже от привычных демократических постулатов. Не озвучите его нам? Вам даётся две минуты на ответ.
– Разумеется. – Бен едва заметно улыбнулся. – Многие знают, что я бывший врач и несколько лет оперировал в чикагском университете. Я много обсуждал недостатки текущей системы со своими коллегами и пациентами, вёл переговоры со страховыми компаниями. И потому, полагаю, моё решение будет удобно всем…
– Я чьитал этот брьед! – неожиданно перебил Сандерс, проигнорировав предупреждение ведущего. В гостиной послышались первые гневные возгласы – это было законное время Бена. – Вы с прьезидентом Ван Бьергом льюбите строить утопичьеские идеи!
– Уверены? Или пришли сюда не полемизировать, а строить конспирологические теории? – низкий голос Бена прозвучал неожиданно умиротворяюще. – Из вас вышел бы хороший писатель, но плохой президент.
Ведущий попытался снова что-то сказать, но теперь его проигнорировали уже оба участника.
– Почьему?
– Потому что ты имбецилен! – проворчал кто-то рядом с Джил. Послышались сдавленные смешки, а леди Ван Берг тактично проигнорировала дурные манеры «молодёжи».
– Действительно, почему, – вторя невидимой поддержке, рассмеялся Рид. – Наверное, потому что вам больше нравится подпитывать избирателей слухами и скандалами, вместо решения проблем…
– Господа, время. Нам необходимо двигаться дальше… Давайте закончим со здравоохранением, – попытался дозваться до спорщиков ведущий, но какое там.
– А вы рьешаете? Вы хотитье только выгоды для страховых компаний!
– Я не хочу оставить без поддержки детей, стариков и малообеспеченные семьи. Именно тех, чьи интересы – наша ответственность. Бюджет страны – вещь занимательная, если уделить ему немного внимания.
И вот тут Джиллиан насторожилась. Ей очень не нравилось, куда катилась дискуссия. Слишком много наигранности и фальшивого гнева. Сандерс будто искал повод подловить оппонента, чтобы использовать припасённую карту. И следующая реплика подтвердила её опасения.
– Ньеужели, господин вице-президент? Полагаю, у вас есть льичные причины для беспокойства. – Джонатан холодно улыбнулся, а в зале повисла тревожная пауза. И в этой почти полной тишине голос Бена не дрогнул.
– Что вы имеете в виду, сенатор?
Сквозь взявшую крупный план камеру Джил видела, как потемнели карие глаза мужа, как дёрнулось в попытке прищуриться и тут же расслабилось нижнее веко.
– Не надо, Сандерс, не делай этого с нами… – неожиданно для самой себя прошептала она.
Джил не знала, что её беспокоило. Ею двигало выдрессированное годами чутьё, из-за которого она не видела ничего, кроме застывшего взгляда Бена. А он тоже почувствовал и словно за тысячу миль уловил дрогнувшее в страхе сердце жены. Никто из них не мог такого предположить, однако с каждой секундой становилось понятнее, что сегодня – неожиданно и непредсказуемо – начали возвращаться брошенные шесть лет назад бумеранги. Один за другим они летели к замершей Джил, чтобы прицельно ударить туда, где зияли огромные раны вины.
За какие-то мгновения струна прошлого безжалостно натянулась, и в переполненной гостиной послышался её предостерегающий звон, а потом… А потом она лопнула.
– Ваша дочь психически не здорова, – неожиданно чётко проговорил Джонатан, и по залу пробежал вздох. – Она представляет угрозу.
Молчание Бена длилось одно мгновение, прежде чем он медленно поднял бровь и с расстановкой проговорил:
– А при чём здесь моя дочь?
Джиллиан показалось, что она ослепла, нырнула под воду и задохнулась. Мир замер словно перед цунами, но вот резко выпрямился Элвин и медленно подняла голову Эмили Ван Берг. Сжал в руках остатки попкорна всё тот же Макс, и каждый из присутствующих опасно наклонился вперёд, будто готовился немедленно броситься на защиту семьи своего кандидата… А Джил хотелось сжаться. Убежать и исчезнуть из этой жизни прямо сейчас. Однако она продолжала сидеть с идеально ровной спиной и безучастным лицом.
– В нашей странье льегализованы аборты, но порой, вьидимо, случаются осьечки, – непринуждённо отозвался Сандерс и улыбнулся, пока зал ошеломлённо замер. Это было неприкрытое оскорбление, за которое можно легко поплатиться не только карьерой, но и свободой. Однако ублюдок казался удивительно спокойным, а значит, его ставки были намного выше. – Например, я прьямо сейчас стою и бьеседую с потенциальным носитьелем психопатий. А он собьирается стать нашим президьентом! Неужели Америка действитьельно этого хочет? Хочет президьента-психопата?
Удар вышел подлым, мерзким, совершенно недостойным того высокого уровня политических игрищ, куда они все каким-то образом забрались. Джил почти до боли сжала челюсть и отчаянно боролась с желанием перепрыгнуть мили и города, чтобы с особой жестокостью выцарапать глаза улыбчивой твари.
– Мистер Сандерс, вы забываетесь! – взвыл с экрана ведущий, который, наконец, нашёл в себе силы и облёк в слова искреннее негодование. А обещавший хранить тишину зал взорвался криками, требуя то ли линчевания, то ли немедленного медицинского заключения. – Вы нарушили правила и получаете предупреждение…
– Заткните рот этому придурку! – не выдержал Макс, на которого немедленно зашикали.
– Не надо, – раздался негромкий, но удивительным образом перекрывший царившее безумие голос.
Бен поднял руку и молча попросил у страны тишины. Он подождал, дав толпе успокоиться, а затем посмотрел прямо в камеру. И Джил почувствовала этот взгляд – чудовищный в своей решительности, предназначенный только ей одной. Казалось, ни расстояние, ни бездушность цифровой техники не смогли убить попытку Бена докричаться и… Попросить прощения? Господи, о чём он вообще? Это же не его вина, что всё так обернулось. Они не предполагали! Не думали, что… Или нет? Что если Бен знал, как ударит противник, и именно поэтому не выглядел ни шокированным, ни возмущённым. Догадывался и ничего не сказал, потому что прекрасно понимал – Джиллиан потребует всё отрицать. Опровергнуть обвинения, тогда как вопреки всем договорённостям муж готовился сделать наоборот.
– Я отвечу своему оппоненту, как того предписывает регламент наших дебатов, – произнёс Бен, а Джиллиан взглянула на удивительно мирно сидевшую рядом Эмили Ван Берг. Значит, Бен действительно знал…
– Две минуты ваши, вице-президент Рид, – обречённо согласился ведущий.
– Благодарю. Не думаю, что использую их все, – кивнул Бен и едва заметно улыбнулся, когда чей-то залихватский свист поддержки взвился под унизанный софитами потолок. – Я всего лишь хотел сказать, что согласно Конституции и Биллю о правах… Согласно этическому и профессиональному кодексу. Согласно любой морали, моя семья имеет право на частную жизнь. Что равно как и любой гражданин, моя дочь имеет право на медицинскую тайну, а я имею право подать на вас в суд, сенатор. Но сейчас не время и не место для подобных разборок. Вы выразили сомнение в моей адекватности, моей способности управлять страной. Мне оно понятно, как понятно и то, что у каждого из нас есть шанс столкнуться с такими же трудностями, какие преодолевает моя семья. Глупо скрывать то, что однажды стало бы известно всем, но мы всего лишь хотели оградить дочь от излишнего внимания. Но раз сенатор Сандерс настаивает…
– Вы вправе не отвечать на личные вопросы, – вклинился ведущий, но Бен вежливо отмахнулся.
– Мы в том поле, где стирается личное и общественное, – усмехнулся он. – Так что… Да, моя дочь отличается от других детей. Да, у неё много проблем, но она хорошо отвечает на терапию. Да, у неё есть все шансы стать полноценным членом общества, в чём заслуга моей жены, которая сейчас находится с нашим ребёнком и не смогла сегодня присутствовать. И да, я горжусь своей семьёй. Но скажите мне, Джонатан, почему за ваши опасения должны отвечать они, а не я? У вас было четыре года, чтобы оценить меня, моё поведение и, как я вижу, подкупить врачей.
Гул голосов на секунду прервал Бена, но одна лишь поднятая рука снова вернула в эфир уважительную тишину и почтительное молчание.
– Так давайте же будем исходить из реальных фактов, касающихся взрослых людей. Ваши заявления оскорбительны и беспочвенны, потому что есть ряд вещей, которые просто случаются. В данном случае они произошли с моими близкими. Вы хотите поколебать уверенность людей в моей персоне через ребёнка? Это недостойно, но я не стану отвечать на вашу провокацию и что-то доказывать. Лишь скажу одну вещь… – Бен на мгновение прикрыл глаза, но тут же вернул взгляд в огромный немигающий глаз направленной на него камеры. – Иногда мы побеждаем, иногда проигрываем, наши слова оборачиваются за или против нас, но в конце всегда остаются действия. Их видит вся страна. И смею надеяться, мои дела говорят о моём психическом здоровье громче, чем любые сфабрикованные обвинения.
Бен замолчал и чуть отступил от трибуны под безумные, ошалевшие в своей ярости аплодисменты, но взгляд не отвёл. Сквозь расстояние и время он спокойно смотрел на жену. И только Джил видела, как лихорадочно бьётся на его виске пульс, выдавая скрытое от всех, кроме неё, напряжение. Как чуть побледнели плотно сжатые в небрежную линию губы. Бену тоже было непросто. Тоже тяжело. Тоже больно. Она знала, будь его воля, из аскетичного зала давно унесли бы едва живого Сандерса. Но Бен всегда был выше подобных склок.
Кадр переключился на ведущего, который, пользуясь молчанием кандидатов, решил задать третий вопрос. Что-то о военных кампаниях или, может, опять об оружии. Но Джиллиан этого не заметила. Прямо сейчас она лихорадочно пыталась просчитать дальнейшие действия. Так и не вырвавшиеся наружу эмоции были заперты, задвинуты другими мыслями и утоплены на дне рационального. И в гостиной, где восковыми фигурами замер предвыборный штаб, оказалось так же тихо, как в её душе.
Весь следующий час собравшаяся в гостиной компания молча смотрела дебаты. Говорить было не о чем. Первые часы после эфира покажут, как восприняла новость страна. И Джиллиан отчаянно хотела верить, что Бен не ошибся в своей откровенности. Ну а пока она ждала конца, чтобы по горячим следам придумать стратегию.
– Полагаю, на этом всё, – ровно произнесла Джил, когда кандидаты покинули сцену.
В голове сидело желание тоже убраться подальше от встревоженных глаз. Исчезнуть, испариться, перестать существовать и никогда… никогда не встречаться на пути Бенджамина Рида! Сама того не ведая, она снова его подвела. Меньше всего Джиллиан хотела разочаровывать мужа, но с каким-то удивительным невезением продолжала поступать именно так.
– Мы не оставим это, – сквозь зубы процедил Элвин, который был явно растерян.
Мысль, что она не единственная оставшаяся за бортом информации, показалась Джил удивительно обнадёживающей.
– Почему мистер Рид согласился на эти дебаты? Сандерс псих! Он извратит любую здравую мысль до абсурда. Рейтинги вице-президента без того высоки… – неожиданно воскликнул Макс и запустил руку в короткие, слипшиеся от обилия геля волосы.
Остановившаяся около погасшего экрана Джиллиан машинально постучала ногтями по пластиковому корпусу и бросила взгляд на спичрайтера, который раздосадованно собирал полупустые стаканчики с попкорном. Забавно, но из этого слишком миловидного юноши вышла бы неплохая модель каких-нибудь томных мужских журналов или модных домов. Эдакий тёмный ангел напомаженного порока. Но Макс отчего-то предпочёл стать гением словесных экзерсисов, обожал паниковать по любому поводу и умудрялся укладываться в самые невероятные сроки и темы.
– Сейчас важно не это, – неожиданно раздался безмятежный голос миссис Ван Берг. Поднявшись следом за Джил, Эмили подхватила два последних ведра и спокойно сунула их в руки покрасневшего Макса. – Думаю, вам всем нужно проветриться, прежде чем принимать решения.
Первая леди подплыла к нависшему над камином зеркалу и ловко пристроила шляпку на положенное той место.
– Не проводите меня, Джиллиан? – небрежно спросила она и неторопливо направилась к двери. Следом полетел нестройный хор вежливого прощания.
Миссис Ван Берг не нуждалась в провожатых и прекрасно знала каждый гвоздь этого дома. Но намёк прозвучал, а потому Джил не посмела проигнорировать просьбу столько сделавшей для них с Беном женщины. Эмили вообще никогда ничего не делала понапрасну, значит, и в этот раз нашлись причины.
– Это было грубо, – неожиданно проговорила Ван Берг.
Уверенно держась за перила, она встала на верхнюю из ступеней, и эхо голосов ухнуло вниз. Столь поздно даже этот дом казался пустым. Где-то сухо тикали напольные часы.
– Непростительно. – Джиллиан шагнула следом.
– Жест отчаяния.
– Либо попытка подорвать наши позиции, потому что Сандерс вёл к этой теме осознанно. Ситуация становится непредска…
– Бесполезно, – едко хмыкнула миссис Ван Берг, перебивая. – Джиллиан, вы опытный политик, хотя никогда не занимали ни одного государственного поста. Предполагаю, никто из прошлых хозяек этого дома не имел такого прошлого, как у вас. А потому взгляните с другой стороны. Вам неумышленно дали самую действенную фигуру в борьбе за кресло для вашего мужа. Я не умоляю способностей милого Бена! Видит бог, мой супруг прекрасно знал, с кем шёл на выборы, и никому другому он просто не смог бы доверить страну. Но сейчас именно в ваших руках эмоции граждан. Смотреть на свары забавно, однако народ хочет увидеть что-то, кроме бездушной правительственной машины. Так дайте им это!
– Давить на жалость? – фыркнула Джил и покачала головой. – Нелепо… Бен зря подтвердил опасения Сандерса. Возможно, лучше было бы вообще ничего не отвечать на столь примитивную провокацию. Но у него не оставалось других вариантов, гадёныш бил умело. Это моя вина. Я не предусмотрела. Господи, даже подумать не могла, что кто-то заинтересуется Эми. А вот Бен смог.
– Глупо жалеть о пролитом молоке, – совершенно невоспитанно закатила глаза миссис Ван Берг и покрепче взялась за полированное дерево перил.
– Она слишком мала, чтобы подводить её под удар прессы, – немного резче положенного огрызнулась Джил, но немедленно замолчала, стоило первой леди мягко коснуться напряжённой руки.
– Зачем им Эми, если у малышки есть вы, – сказала она и ласково посмотрела на раздражённо поджавшую мягкие губы молодую женщину.
Они успели спуститься к главному входу и теперь стояли внизу тёмной лестницы. Сумрачный холл освещали лишь несколько настенных ламп, пока ножки расставленных по периметру кресел стеснительно прятались в собственной тени. Пустой интерьер. Весь этот дом – иллюзия удобства и гостеприимства. Какая же глупость! В месте, где владельцы менялись чаще, чем картинки на марках, не могло быть уюта.
– Люди захотят знать правду. Они уже знают. Отношение общества к таким детям всегда слишком сложное, – едва слышно проговорила Джиллиан. Она мучительно пыталась скрыть сквозившую в словах горечь, но вряд ли смогла обмануть миссис Ван Берг. Та знала её слишком давно.
– Вы лоббист, Джиллиан, – так же тихо ответила Эмили. – И привыкли играть в Го сразу за двух игроков, включая в стратегию не только аргументы и сухую статистику, но и совершенно непросчитываемое влияние своей харизмы. Поверьте, смелые рыжие женщины неизменно привлекают внимание толпы, но сжечь их или вознести на трон решает один-единственный мужчина. Ваш уже решил. И следующий свой ход он отдал вам.
Решил… Джил непроизвольно обняла себя за плечи, словно пыталась одновременно укрыться и от холодного сквозняка, и от проблем.
– Не уверена…
– Вы слишком глубоко спрятались в свою раковину, милая. Бен ждал шесть лет и теперь уверен, что его жена справится. – Ван Берг ободряюще улыбнулась. – Леденцы.
Перед глазами неожиданно возник обычный бумажный пакет, а уже в следующее мгновение первая леди покинула дом.
Постояв ещё немного около входа и окончательно продрогнув, Джил задумчиво подбросила свёрток. Спряталась в раковину? Ах, если бы было так просто. Прошли те времена, когда страна знала её под другой фамилией и едва ли не другим человеком. Когда не мучили сомнения, когда она рисковала чужими жизнями и меняла их, точно фишки. Однако теперь всё иначе, и Джиллиан Рид ни за что не хотела возвращаться к прошлому, которое настойчиво ломилось в наглухо закрытые окна и двери.
Но длинно выдохнув, она посмотрела на равнодушный портрет Вашингтона, а потом стремительно взбежала по лестнице и лицом к лицу столкнулась с хмурым Барретом.
– Я сделаю всё, что захочет ублюдок с фотографиями, – тихо проговорила она и схватила секретаря за руку. – Всё что угодно, лишь бы Сандерс не сел в президентское кресло. Бен ни о чём не узнает. Не смей ему говорить, намекать и даже думать о сделке в его присутствии не смей! Я делаю это не столько для него, сколько для Эми. И мне плевать, кого придётся обмануть, купить или убить.
– Слишком опасно, – так же негромко и быстро проговорил Баррет, а потом оглянулся через плечо. – Если они в курсе про Эми, то за вами следят.
– Шпионы? – Джиллиан хищно улыбнулась, чувствуя в душе смрадную панику. Три недели! Им надо продержаться три недели… – Прекрасно.
– Миссис Рид?
Она взглянула на Элвина, который недоумённо приподнял брови и явно ждал каких-нибудь пояснений. И тогда Джиллиан грустно усмехнулась.
– Договорись о встрече.
– Вы когда-нибудь… расскажете своему супругу про… – Баррет неожиданно замялся, а Джил на секунду прикрыла глаза.
– Про снимки? – прямо спросила она и после кивка договорила. – Да. Как только его задница коснётся президентского кресла. Вот тогда мы поговорим. Ни секундой раньше.
5
6 лет назад
Вашингтон, округ Колумбия
Через несколько дней зима, наконец, вспомнила зачем нужна и впопыхах высыпала на головы жителям весь припасённый за два месяца снег. Его оказалось так много, что жизнь замерла даже в Конгрессе. Те, кто в эти дни всё-таки добирался до офисов, предпочитали пить чай и обсуждать причуды погоды, вместо опостылевших политических новостей. Казалось, город заглох в этом вакууме. Вымерли даже постоянные пробки. Река Потомак уснула под льдинами, передав улетевшим прочь уткам пожелания скорейшего возвращения. На пустых улицах воцарилось уныние – в Вашингтон пришёл снег.
Дорог не было. Нет, теоретически они находились там, где их проложили первые градостроители, но погода внесла коррективы. Снегоуборочные машины, сами припорошённые до состояния невидимок, не справлялись с объёмом растущих сугробов. И глядя в окно, Джиллиан хмурилась, пытаясь найти в серой хмари хоть какие-нибудь проблески к улучшению. Но тех не было. Вашингтон задыхался, обессиленно переползал от снегопада к метели и пытался за пару часов безосадочной жизни залатать бреши.
Аэропорты работали с ужасающими перебоями и предпочитали отправлять пассажиров короткими маршрутами ко всем чертям, а не открывать для них небесные трассы. Поэтому где-то вдалеке от столицы застрял и Джеймс. Он собирался лететь домой то ли из Флориды, то ли Нью-Джерси, то ли бог знает откуда, но не успел и с каждым днём становился всё злее. Не сказать, что Джиллиан волновалась, однако последний разговор с мужем вышел откровенно хреновым.
Впервые на её памяти Джим повысил голос, когда доказывал супруге, что соглашаться на проект длиною в двенадцать месяцев – безумие, неуважение и эгоизм. А при промелькнувшем слове «Иллинойс» его губы скривились так сильно, что Джиллиан невольно съёжилась. Это случилось неделю назад, сразу после памятной встречи с Клейном. Их спор продолжался все выходные, пока не достиг апогея перед самым отъездом Джеймса.
– Ты обещал мне последний проект, – проговорила Джил и стиснула в руках вилку.
Они оба делали вид, что всё хорошо. Что прямо сейчас у них обычный ужин, а не попытка склеить из разномастных осколков нечто похожее на картинку мечты. Однако, как бы они ни пытались, повсюду ощущалась неправильность. Разбросанные за шесть лет обломки почему-то не складывались, хотя раньше вроде бы подходили друг другу.
– Не нарушай своё слово, Джим.
– Я выполняю всё, о чём говорю. – Муж ткнул в её сторону пальцем. – Всё. В отличие от тебя.
– Так давай не будем портить статистику, – хохотнула Джил, но осеклась.
– Чью? Твою? Предполагалось, это будет делом двух месяцев! А ты опять собираешься пропадать непонятно где и бог знает сколько. Но ради чего, Джиллиан? Тебе настолько плевать?
– Нет, но…
– Что «но»?
Джеймс не выдержал и швырнул вилку на стол, отчего кусочки еды разлетелись по прозрачной поверхности. Джил передёрнуло. Джеймс же резко поднялся и направился вглубь столовой. Повисла недобрая пауза, за которую у Джил так и не нашлось смелости обернуться, прежде чем Джим холодно произнёс:
– Что «но», Джиллиан? Давай, договаривай.
– Хватит мною манипулировать, – спокойно сказала она, а в следующий момент вздрогнула, когда ощутила на щеке чужое дыхание.
– Тебе не нравится? – вкрадчиво спросил Джеймс, и на плечи опустились тяжёлые ладони. Они надавили едва ощутимо, но впервые за десять лет брака, впервые за всю свою жизнь Джил стало страшно. Она испугалась мужа. – А каково мне? М-м-м, воробушек? Не молчи, давай расскажи, каково это.
– Я не…
– Нет? – Руки надавили сильнее. – Полагаю, что да. Ты врёшь мне, милая. Врёшь отчаянно и давно. Ты развесила на стенах нашего дома столько лжи, что того и гляди запутаешься в ней сама. Я не слепой и вовсе не идиот, моя дорогая жена… Я чувствую, но пока не могу понять – где. Где тот момент, с которого начался обман. Любовник? Нет… слишком банально для тебя. Твоя стихия – дерзкие выпады и кардинальные решения.
– Ты угрожаешь мне? – как можно спокойнее проговорила Джиллиан, но так и не осмелилась посмотреть на Джеймса.
– Информирую. – Он склонился ещё ниже, приласкал большим пальцем левой руки бившуюся на её шее венку и с сарказмом протянул: – Или мне стоит подать официальную петицию? Только скажи…
– Я не понимаю, чего ты хочешь.
Джил чувствовала необходимость сказать хоть что-то, однако в следующий момент Джеймс с силой оттолкнул её от себя, и рёбра больно врезались в твёрдый край стола.
– Ну, разумеется! Десять лет уже не понимаешь и, похоже, даже никогда не хотела понять, – воскликнул он и со всей силы врезал кулаком по жалобно зазвеневшей столешнице, затем на мгновение замер, поджал усыпанные веснушками бледные губы и вдруг двинулся прочь из комнаты.
– Если что-то не устраивает, ты всегда можешь позвонить нашему адвокату, – не выдержав, зло крикнула вслед Джиллиан и потёрла ушибленный бок. А Джеймс резко остановился, когда услышал эту опасную, глупую браваду.
– Боишься? – Он оглянулся, чуть прищурился и растянул рот в жёсткой ухмылке. Его всегда столь аккуратно уложенные волосы растрепались, словно отражали весь хаос царивших внутри эмоций. – Бойся, Джиллиан. И знаешь почему… Нет? Сказать? Потому что ты так и не опровергла ни единого моего слова!
В тот вечер Джим ушёл на несколько часов. Джил не знала, где он был и что делал. Сидел ли под дверью, поехал к друзьям, на работу, слонялся по городу… Она оказалась даже не в силах предположить. Просто сидела за накрытым столом и смотрела на движение стрелки по белому циферблату бесшумных часов. Джиллиан честно пыталась найти в себе хоть какие-то проблески сожаления или стыда, но не могла. Ни одной капли эмоций, чтобы упасть на колени и до стёртых в кровь губ молить Джеймса о прощении. На плечах будто ещё ощущалась тяжесть рук, что давила к земле, не позволяя выпрямить спину. Но время шло, и когда тело напомнило о себе подкрадывающейся ломотой, Джил поднялась и шатко одолела двадцать три шага до ванной. А там… привычные капсулы, прохладный пол и мир, что принудительно вернулся в свою колею.
Только глубоко за полночь раздался тихий щелчок замка и тяжёлые шаги мужа. Где-то внутри вновь зашевелился страх, но вот под весом Джеймса прогнулся матрас, а комнату наполнил аромат крепкого алкоголя. Больше ничего. Джим не попытался ни обнять, как случалось раньше, ни с чувством удовлетворения огладить изгиб бедра, зарывшись носом в разметавшиеся по подушке волосы. Нет. Они лежали по разные стороны супружеской кровати и были удивительно далеко друг от друга в ограниченном пространстве их спальни.
На следующий день Джим уехал. Он ничего не сказал, не попрощался, даже не предупредил, как долго его не будет. Сквозь шум льющейся в ванной воды Джиллиан уловила звук захлопнувшейся двери, а потом дом погрузился в молчание.
И вот теперь Джил тонула в бесконечном болоте ожидания. Она не представляла, что будет, когда Джеймс вернётся. Действительно ли он что-то знал или только подозревал? Джиллиан вертела на безымянном пальце голубой бриллиант и гладкий обод второго кольца, а сама мечтала сорвать оба прочь, выкинуть и малодушно сбежать от затягивавших в своё жерло проблем. Трусиха. Господи, она всегда была такой трусихой!
Однако какими бы ни были её проблемы, работа оставалась работой. А потому в переизбытке синтетической энергии Джил кружила по комнате, орала по видеосвязи на ни в чём не повинных коллег и медленно сходила с ума от бездействия. Вот уже третий день она с нарастающим раздражением слушала непрерывный бубнёж одной половины команды и щелчки телевизионного пульта другой. А время шло. Пока Вашингтон пытался пережевать снег железными челюстями грейдеров и с трудом проглотить огромные комья сугробов, мир неумолимо бежал вперёд. Ей давно следовало слетать в Иллинойс, вспомнить ненавистные улочки Спрингфилда и попытаться найти тропинку к самому скрытному орешку у демократов. Следовало навестить в Чикаго общих знакомых, быть может, потрепать немного Лероя или парочку словоохотливых журналюг. В общем, дел было много, однако Джил оказалась прикована к засыпанной снегом столице. Она не могла даже дозвониться до Рида – указанный в папке номер самозабвенно молчал.
Оторвавшись от очередного бесцельного созерцания окна, Джиллиан с силой шарахнула по стене, поморщилась от боли в ладони и схватила телефон – в чат отправилось короткое сообщение. К чёрту. Клейн не будет утешаться её отговорками.
Мало кто знал, но команда лоббиста – это тот самый ключ, которым можно было открыть любую дверь. Именно от этих нескольких человек зависела правдивость и точность полученных сведений, на которых строился фундамент софистики, а потом и грандиозные планы. И собранная за эти годы команда не была исключением. Джил искала их повсюду. Тащила с университетской скамьи, выдирала зубами у менее ловких, перекупала, вербовала, обучала, критиковала. Ещё не остыла бумага на копии её рабочего договора с агентством, как она бросилась на поиски тех самых людей. Тех, кого за пять лет взрастила в самых умных чудовищ. Джиллиан не прощала ошибок, не входила в положение и не обращала внимания на данные прозвища, однако до пены у рта защищала, когда кто-то из них оступался. Да, её не любили. Но игра, которую вела Джил, грела их эго и оттачивала до совершенства инстинкты. В конце концов, каждый из них тайно мечтал попасть в большую политику. Однако с началом проклятого снегопада даже этих пираний настигла апатия.
Офис был ожидаемо пуст. Кинув в первое попавшееся кресло влажное от снега пальто, Джиллиан прошла в переговорную, где с нездоровым наслаждением принялась оттирать руки антибактериальными салфетками. В столичном метро было слишком много людей и слишком много чужих бактерий, чтобы Джил могла спокойно это перенести. Её подташнивало всю дорогу.
Включив кофемашину, она села в неудобное кресло, что стояло во главе длинного стола, и заученным до автоматизма движением вытащила из кармана невзрачную пластиковую упаковку тёмно-коричневого цвета. Этикетка с неё была давно и самым тщательным образом содрана. Ловко подцепив коротким ногтем пластиковую крышку, Джиллиан вытряхнула на ладонь две капсулы и одним движением отправила в рот концентрированный яд. Всё-таки запивать стимулятор стимулятором весьма извращённый способ свести счёты с жизнью. Или психикой… Интересно, как давно у неё зависимость? Впрочем, какая разница, покуда заводная кукла внутри Джил не бьётся в психозах и не ловит галлюцинации.
В этот момент в переговорную ввалился толстый Майк. Его жидкие светлые волосы блестели от снега и некрасиво облепляли круглую, точно тыковка, голову. Очки в старомодной золотистой оправе едва не падали с кончика вспотевшего носа. А сам он пыхтел и повсюду разбрызгивал талую воду.
– Пять минут, – произнесла Джиллиан и демонстративно посмотрела на изящные наручные часики. – Тебе повезло, что ещё никто не пришёл.
– И что бы ты тогда сделала? – задыхаясь спросил Майк, а потом с протяжным вздохом растёкся бесформенной кучей на слишком маленьком для него стуле. Он вытер испарину, поправил один из своих отвратительных галстуков жизнеутверждающего оранжевого цвета и глянул на Джил исподлобья.
– Уволила.
– О’Конноли, это уж слишком. Видела какой снегопад? Тем более, с кем ты тогда останешься, если избавишься от всех нас?
– Это уже будет не твоя забота. Я, сладкий, могу делать всё, что считаю нужным. И как только ваши опоздания начнут влиять на качество выполняемой мною работы, вы отправитесь в утиль. – Она приподняла руку, наблюдая, как медленно заскользило по матовой коже золотое плетение браслета часов. А потом перевела взгляд на Майкла. – Можно не успеть на поезд, можно пропустить самолёт или даже прозевать оплату счетов. Но в политике каждая задержка равносильна проигрышу, потому что кто-то придёт вовремя, а может, даже и раньше тебя. Надеюсь, это понятно?
– Более чем, – последовал сухой ответ.
– Тогда, полагаю, тебе пришло время похудеть. В нашей работе бегать надо быстро, а лишний вес может быть только у голосов в Конгрессе.
Повисло напряжённое молчание. А потом Джиллиан услышала тихий шёпот.
– Сука…
– К твоим услугам.
Джиллиан отвернулась, однако тут дверь вновь открылась, и остальные члены команды весёлой и шумной гурьбой ввалились в ярко освещённую комнату. В воздухе закружились ароматы талого снега, горячего кофе и шумных ветров подземки, пока они, смеясь и переговариваясь, толпились около входа. Однако веселье немедленно стихло, стоило им наткнуться на чёрные провалы слишком больших зрачков. В яркой комнате те смотрелись чудовищно неестественно и словно вбирали в себя витавшую вокруг радость. Джил холодно улыбнулась.
– Мы с вами, как в школе, – процедила она, водя пальцем по чуть кривящимся губам. – Может быть, мне вам весёлые стикеры клеить вместо зарплаты?
– Нас задержали, – откликнулась Энн Кроули и немного нервно сдёрнула усыпанный каплями шарф, но замерла, когда на стол с грохотом приземлилась пухлая папка.
– Исчерпывающе.
– Нас. Задержали, – настойчиво процедила Энн и медленно выдохнула.
Джил прищурилась и внимательно посмотрела на Кроули. Маленькая, немного неуклюжая, с раскосыми глазами и вечно по-мальчишечьи обутая в тяжёлые ботинки – она стала самым юным и самым дорогим приобретением. Джиллиан заметила её совершенно случайно, во время одной из пресс-конференций государственного секретаря Грегори Ван Берга, и решила любой ценой заполучить себе эту дерзкую на язык студентку. Девчонка сопротивлялась долго. Однако полгода хитроумных интриг и разговоров один на один сделали своё дело. Всегда делали. И как-то так вышло, что со временем Энн стала ближайшим помощником и с пугающим хладнокровием выполняла любую работу. Поговаривали, Джиллиан делает из неё своё подобие. Однако только они знали, что Кроули была совсем другой и просто удерживала суку О’Конноли в рамках адекватных границ.
– Так что же это было? Треснувшая земная твердь, огромный огненный монстр или пафосно потрясающий палкой старик в сером плаще?
– Почти, – хмыкнула Кроули. – Только в бежевом, а не сером.
– Что? – рассеянно отозвалась Джил, которая просматривала протянутую Майклом папку. Неожиданно она скривилась и швырнула её на стол. – Это никуда не годится, мой милый пончик.
– Почему?
– Если хочешь получить настоящее мнение общественности, подними свой жирный зад и выйди на улицы. Большинство людей с форумов – кретины, которые могут рассуждать лишь о качестве порно…
Она прервалась и с тихим шипением вцепилась в резко сведённую судорогой ладонь, а со стороны двери вдруг раздался надменный голос.
– Ах, всё язвишь, дорогая. Терпение, милая, однажды он тоже это поймёт.
Джиллиан на секунду замерла, прежде чем медленно откинулась на спинку неудобного кресла и с неприкрытым раздражением посмотрела в сторону входа в переговорную. Ну а там, прислонившись к одному из толстых матовых стёкол, стоял Клейн. Он аккуратно складывал длинный шёлковый шарф своими высушенными из-за стимуляторов руками, а его золотистое пальто искрилось растаявшим снегом. Ах, вот и причина задержки.
– Не помню, чтобы вы состояли в моей команде, Артур, – холодно протянула Джиллиан. Она заметила маячившего в коридоре Джорджа, значит, и Алекс здесь. Аншлаг ради рядового рабочего процесса, пусть и внепланового?
– Я твой заказчик, – Клейн демонстративно пожал плечами. – Имею право.
Джил презрительно посмотрела на бывшего наставника. Господи, как же она ненавидела Клейна, и это было взаимно!
– Тогда, прошу, сядьте и не перебивайте меня. Пожалуйста, – наконец произнесла она и вернулась к разбросанным бумагам. – Джонас…
Темноволосый парень встрепенулся и слишком сильно толкнул бумажный стаканчик с кофе. Тот пошатнулся, горячий напиток расплескался прямо на стол, а Джиллиан передёрнуло. Откашлявшись и не отрывая взгляда от тёмного пятна, Джоуннопулус забубнил:
– Из всех ргионльных снаторв наш закно…
– Чётче, Джонас. Нас пришли послушать, так прояви уважение к присутствующим. – Джил вздохнула, закрыла глаза и с силой сжала правую руку в кулак, надеясь избавиться от дёргавшей ладонь противной боли.
– Из ста сенаторов необходимый нам законопроект открыто одобрили только десять. Поверхностный опрос показывает, что рассчитывать на поддержку не приходится. Многие согласны изменить точку зрения, но боятся провалить переизбрание.
– Довольно непопулярное предложение. Не правда ли, мистер Клейн? – всё так же, не поднимая век, процедила Джиллиан. Присутствие бывшего учителя раздражало, действовало на обострённые стимулятором нервы и вызывало желание что-то разбить. Но вместо этого она лишь медленно разжала вцепившиеся в подлокотник пальцы.
– Однако ты знаешь, как это изменить. Ведь так, Джил?
Она поморщилась. Конечно, знала. Они обсуждали это две недели назад. Конгрессмен – закон – восхитительная запись в её резюме. Казалось бы, просто… Но Джиллиан слишком хорошо знала о вредности Рида, а потому предпочитала иметь запасной план.
– Мы подключим «Экселон»
– Хочешь подружиться с «зелёными»? – Клейн был полон сарказма.
– Я не собираюсь с ними дружить. Просто встану рядом и подниму плакат:
– У тебя нет детей, – фыркнул в ответ старый ублюдок. Послышались шаги, шелест одежды и скрип отодвигаемого кресла.
– А у них они есть? Вы проверяли? – Джиллиан приоткрыла один глаз и насмешливо уставилась на развеселившегося наставника. – Всем плевать на такие нюансы. Хотите прижать нефтяников?
– Да.
– Тогда будьте готовы, что я и голышом продефилирую на градирне, если это поможет. А это обязательно поможет. – Джил вскинула бровь. Ей очень не нравилось то чувство настороженности, что появилось с приходом Артура.
– Не сомневаюсь, – Клейн рассмеялся. – Однако, что даст тебе «Экселон»? Договориться с ними я мог бы и сам.
– Да, но в голом виде вы будете смотреться весьма удручающе, чем вряд ли обеспечите поддержку от главного ядерного гиганта. Их штаб в Иллинойсе, там же, где Рид, а потому…
– Верно. Они там же, где Рид, – насмешливо перебил Клейн. Ну а Джил на мгновение замерла, прежде чем резко открыла глаза.
– На что вы намекаете, Артур? – Её тоном можно было придушить парочку крупных лоббистских змей, однако Клейн лишь улыбнулся. – Говорите уже. Вряд ли вас так интересовала рутина работы, что вы преодолели трёхфутовые сугробы.
– Ты едешь в Иллинойс, – пришёл ответ. – «Экселон»… Рид… Видишь, всё складывается удачно.
– Что?!
Повисло молчание. Такое, что было слышно, как шумели в отдалении лифты. Только разогнанное стимуляторами сердце безумно заколотилось, да тонкие пальцы вцепились ногтями в обивку на подлокотниках кресла. Джил подняла взбешённый взгляд, но Клейн его не заметил. Или сделал вид, потому что самозабвенно черкал каракули на отчёте Майкла. Наконец Джиллиан выдохнула:
– Нет.
– На два слова, О’Конноли, – тут же бросил стоявший в дверях Джордж и направился в сторону кабинета.
Закусив в раздражении нижнюю губу, Джиллиан медленно поднялась и с удивительной ясностью ощутила под каблуками жёсткий ворс офисного покрытия. Тот сопротивлялся и пружинил, точно она сама, но без толку. Джил знала, что скажет Уилсон, какие аргументы будет использовать. Осталось только понять, как долго удастся сопротивляться, потому что согласиться на эти требования равносильно карьерному самоубийству и собственноручно подписанным документам на развод. Она посмотрела в затянутый стандартными бело-крапчатыми плитами потолок, словно в иррациональном ожидании знака свыше. Хоть чего-нибудь, что подскажет решение. Но вместо этого наткнулась на тревожно и нервно мигавшую в глубине коридора лампу. И как это понимать?
Тёмные жалюзи скрывали мутный свет вашингтонского полдня, и в кабинете партнёров царил полумрак. Оправдывая не числившиеся среди талантов Джиллиан пророческие способности, Алекс действительно оказался в офисе и расположился на прямоугольном диване, листая в планшете последние газетные сводки. Он не обратил никакого внимания на вошедших, когда Джордж спокойно прошествовал к своему столу, уселся на краешек и воззрился на Джил.
– Сейчас ты спокойно меня выслушаешь и примешь единственно верное решение, – сухо произнёс Уилсон.
– Верное для кого? – хмыкнула она, но послушно прислонилась к стене и сцепила за спиной руки.
– Вчера Клейн ещё раз связался с Иллинойсом. Понятия не имею, что ублюдок пообещал, но Рид согласился вступить в игру. В твоё утешение скажу, что даже я такого не ожидал. Но нам всё равно нужно обсудить изменения в твоём договоре.
– Не делай этого, Джордж, – она покачала головой.
– Ты знаешь, что я скажу.
– Знаю, – откликнулась Джил. – И потому говорю – нет.
– Почему?
– Я не для того все эти годы прыгала через голову, чтобы вновь откатиться в предвыборный маркетинг, – фыркнула она. – Вы же этого хотите? Так вот! Я не стану вести кампанию Рида.
– Он согласен идти в Конгресс раньше срока, нам всем это на руку… – попытался охладить её пыл сидевший на диване Алекс.
– Ты работала в том штате, знаешь электорат… – это уже Уилсон.
– Ах, так мне теперь постоянно подстраиваться под чью-то блажь? Знаете, мне плевать! Я лоббист, а не секретарша по вызову, и не собираюсь…
– Это приказ Клейна, – равнодушно бросил Джордж. – Либо ты едешь, либо он уходит.
Джиллиан прикрыла глаза и отрицательно покачала головой, не в состоянии поверить, что всё случилось так быстро и непредсказуемо. Решение принято. Это было видно по их позам, по тому, какие бросали взгляды, когда Джиллиан скрестила на груди руки и стукнулась затылком о гипсокартон однотонных стен. Упустить ценного и дорогого клиента лишь потому, что гордячка решила встать в позу? Чёрт… Кем ты себя возомнила, Джиллиан? Тебя ценят и уважают, но не настолько, чтобы золотая пешка забыла своё изначальное место. Интересно, сколько им пообещал Клейн?
– Ты ведь не хочешь упускать возможность насолить старику, О’Конноли, – снова подал голос Алекс. – Я знаю тебя. Вижу насквозь твою мелочную, мстительную натуру. Можешь строить из себя, что душе угодно, но знай – нет Клейна, нет проекта и тебя в нашей компании тоже нет.
– Это угроза? – Джил поджала губы.
– Нет, О’Конноли. Всего лишь напоминание, что с двумя крупнейшими игроками в противниках делать в индивидуальном лобби нечего. Мы тебя растопчем.
Вежливая улыбка наискось перекроила бледное лицо Алекса. Он пробежался по коротким светлым волосам и вернулся к чтению новостей, будто ничего не случилось. Впрочем, так оно и было. Для них. А потому, не говоря больше ни слова, она вышла из кабинета и едва удержала себя от хлопанья дверью. Обойдутся.
Переговорная встретила мгновенно смолкнувшими разговорами и равнодушной спиной Клейна. Наставник меланхолично скользил кончиками пальцев по застарелому шраму, и Джил не удивилась бы, окажись тот автографом вот такой же загнанной в угол женщины.
– Рад снова тебя видеть, – тем временем протянул невинным голосом Клейн, и Джиллиан захотелось его придушить.
– Сомневаюсь, – процедила она и демонстративно спокойно опустилась в кресло, закидывая обутые в чёрные шпильки ноги на стол. Пусть полюбуется.
– Ты будешь вести его кампанию? – Энн, как всегда, уже обо всём догадалась. – Серьёзно? Но это же абсурд!
Неожиданно раздался хлопок брошенной на стол папки. Синей. Восхитительно демократичной. И Джил вдруг отчётливо поняла, что задолго до истечения десяти месяцев возненавидит этот цвет.
– Здесь вся информация. То, что есть на данный момент, – холодно проговорил Клейн. – Ознакомьтесь. Найдёте что-то ещё – получите купон на бесплатный кофе.
Повисло короткое молчание, прежде чем Эмма потёрла лоб и заговорила, глядя в экран своего ноутбука:
– На самом деле, информации мало. Рид скрытен. Правда, вот его жена… – Неожиданно Эмма прервалась и несерьёзно хихикнула, но стоило Джил поднять недоумённый взгляд, быстро развернула к ней ноутбук. – Сама посмотри.
На этих словах, еле сдерживая хохот, Эмма отступила, и её место заняла остальная команда. Джиллиан же всмотрелась в череду изображений, прежде чем медленно выдохнула и устало прикрыла глаза. Господи, за что?!
– Она ограбила ювелирный? – пробормотал молчавший до этого Колин. Кажется, гений аналитики впервые зашёл в тупик рассуждений.
– Скорее, кредитку мужа, – не смог смолчать Майк, пока сам откровенно пялился на внушительный вырез вечернего платья миссис Рид, где покоилось массивное ожерелье.
Джонас протянул руку и запустил размещённое ниже видео. Оно во всех красках передавало и грацию, и намеренно счастливую улыбку молодой, действительно красивой женщины, однако это напрочь стиралось вычурным платьем и чрезмерным числом украшений. И глядя на Алишу Рид, в голове Джиллиан мелькнула знакомая мысль, от которой её передёрнуло:
– Выключите, бога ради, – поморщилась Джиллиан и помассировала виски. Нет, даже ей потребуется пара часов, чтобы найти причину для этого брака.
– Диско-шар, – не унимался Колин. Но тут задумчиво хмыкнула Энн.
– Она мне кого-то напоминает, – пробормотала Кроули, и как-то странно взглянула на Джил.
– Хватит! – раздражённо рявкнула она и захлопнула крышку ноутбука, стремясь избавиться от непонятной злости. На кого? Уж не на супругу ли Рида? Низко, Джиллиан. Недостойно. Твой шанс был в Иллинойсе шесть лет назад, но ты его упустила.
– Всё, что вам нужно знать об этом человеке, уместится в шесть слов, – неожиданно донёсся с другой половины стола скучающий голос. Головы немедленно повернулись к Клейну, а Джил закатила глаза. – Умён, немногословен, язвителен, пунктуален, самоуверен.
– Хорошие качества… – начал было Колин, но Джил перебила.
– Однако… плох тот губернатор, что не мечтает стать конгрессменом…
– Кресло в обмен на услугу? – мгновенно сориентировалась Эмма, а потом фыркнула. – Осталось только найти для Рида подходящий стул… Какой пустяк!
– Искать не придётся. – Майк, который до этого, видимо, просматривал сайт Конгресса, цокнул языком. – Вчера сенатор Джарвис попал в больницу и, похоже, надолго. Так что для штата грядут внеочередные выборы. Ты знала?
Ах, а вот и последняя деталь. Оставалось надеяться, что от эскапад Артура ни один сенатор не пострадал.
– Знала что? Что некто опустился до уголовщины? – хмыкнула Джиллиан и машинально растёрла ладонь, вновь сведённую судорогой. – Нет, но подозревала. Грязно играете, Артур, и Рид вам под стать.
– Он не знал об этом, – туманно откликнулся Клейн, заканчивая вполне сносный шарж Майка на его же отчёте. – Скажу больше, Бенджамин никогда бы не согласился участвовать в этой кампании, не помоги мне случай.
– Что ему нужно от нас? – со вздохом спросила Джил и бросила удивлённый взгляд на поднявшегося Клейна. Наставник подхватил пальто и уверенным шагом подошёл к Джиллиан. – Ему вообще что-нибудь нужно?
– Нет. И да. Посади его в Конгресс, О’Конноли. Любой ценой.
– Почему я?
– Ты стала его условием.
В следующее мгновение морщинистая рука аккуратно положила на стол белую визитную карточку с небрежно начерканным вашингтонским номером телефона. И, господи помоги, Джил знала, чей это почерк. Помнила.
Вашингтонская подземка была переполнена. Из-за снежного апокалипсиса поезда курсировали на износ, хотя сугробы полностью парализовали наземную ветку. От этого недовольство пассажиров лишь увеличивалось. Они то тихо переругивались, то весело смеялись, но неизменно мрачнели, стоило их беседам коснуться погоды. Либо так казалось одной лишь Джил, которая вот уже в пятый раз брызгала руки антисептиком.
Её едва не стошнило при виде изукрашенных ржавыми потёками стен, пока с риском свернуть себе шею она спускалась к платформе. Но и на станции было не легче. Повсюду валялись прилипшие к мокрому полу обрывки газет, а из жерла прохода тянуло спёртым воздухом подземки. Джиллиан прикрыла глаза. Она подавила новый рвотный позыв и вновь принялась исступлённо тереть антисептиком руки. Ну а в вагоне её обступили человеческие тела. Они чихали и кашляли, говорили или смеялись, и с каждой секундой всё больше распространяли следы своего биологического присутствия. Боже, эти люди были слишком живыми.
К счастью, пересадка на красную ветку принесла с собой свежий воздух, так что вплоть до станции «Кливленд-Парк» желание содрать с себя кожу почти не посещало занятую документами Джил. Мало того, она настолько увлеклась чтением инициатив губернатора Рида, что не заметила отдавленную ногу и разлитое на полу пиво. А выбравшись из тёмного бетонного туннеля, где квадраты низко нависшего потолка вот-вот грозили схлопнуться над головой, она остановилась около выстроенных в ряд автоматов с газетами.
Несмотря на прогресс электронных изданий, в тихих и спокойных районах всё ещё пользовались спросом добротные монетные аппараты. А потому, нашарив по карманам достаточное количество мелочи, Джил купила свежее издание «Politico»
Дом, в котором проживало досточтимое семейство государственного секретаря Грегори Ван Берга, всегда казался Джиллиан достаточно скромным. Возможно, это впечатление усиливалось соседними особняками, где хозяева украшали вечнозелёные лужайки статуями танцующих детей да парой фонтанов. Однако двухэтажное пристанище не последнего в стране человека привлекало внимание другим. Узкая каменная лестница, которую украшали две гипсовые веселящиеся собачки, вела к заметному издалека канареечного цвета фасаду и аккуратной белой двери под треугольной крышей.
Миссис Эмили Ван Берг никогда не была Джил подругой, но назвать её просто знакомой нельзя было также. Пожалуй, их связывало то неуловимое женское притяжение, которое всегда возникало в результате осторожной заботы под маской наставничества. Не раз сталкиваясь в перепалках с главой внешней политики, после Джиллиан неизбежно получала от его супруги добродушное приглашение на чай. И сначала, конечно, не доверяла. Привыкнув во всём видеть подвох, Джил мерещились попытки её подловить. Но все сомнения разбивались о дружелюбие Эмили, ворчание обутого в домашние тапочки государственного секретаря и лай двух умилительных папильонов.
Однако, каким бы смешным ни казался госсекретарь Ван Берг в домашней обстановке, Джиллиан не обманывалась. Министр иностранных дел был стремительным и даже бескомпромиссным в принятии важнейших решений, а ещё считался талантливым дипломатом. Общаться с ним всегда было особенным удовольствием. Джил не знала, чем заслужила внимание четвёртого по важности человека в стране, но была бесконечно благодарна чете Ван Берг за возможность просто поговорить. Без оценочных суждений, политики и глупых сплетен.
Поэтому сегодня Джиллиан пришла именно сюда. За советом. И, нажав кнопку дверного звонка, даже для себя неожиданно улыбнулась, когда заметила на припорошенной площадке следы маленьких лап.
– Джиллиан! Не думала, что рискнёте заглянуть к нам в такую погоду, – негромкий голос миссис Ван Берг обещал тепло и неизменную чашечку чая.
Ног коснулись тёплые шерстяные тельца Буша-старшего и Буша-младшего, и Джил шагнула в холл, где её мгновенно окружил тонкий розовый аромат. Очутившись в просторной светлой гостиной, Джил привела в порядок растрепавшийся в толкотне метро пучок и опустилась на диван, который украшали единственные в мире не пошлые розочки. Рядом в кресле расположился Грегори Ван Берг. Взяв протянутую ему газету, он молча кивнул в знак приветствия и сдвинул очки на кончик носа, чтобы с научным интересом вновь уставиться на экран телевизора. А там какая-то минога пыталась присосаться к голове актёра.
– Ходят слухи, вас нанял старина Клейн, – проскрежетал госсекретарь, с едким хмыканьем отрываясь от довольно мерзкой картинки. Пухлыми пальцами он развернул пахнувшее типографской краской издание. – Внутренняя политика не моя юрисдикция, но будет обидно, если вы покинете наше поле международного сквоша.
– Только до ноября, – улыбнулась Джил, опасаясь смотреть на экран, где кого-то ели.
Иногда господин Секретарь умудрялся доводить жену до благородного негодования, когда просматривал очередной шедевр дешёвой хоррор-индустрии. Вот как сейчас, например.
– Грегори? – раздался слегка (и только слегка) удивлённый голос миссис Ван Берг, когда она принесла поднос с чаем. – Позволь узнать, что ты смотришь?
Буш-младший ожидаемо поддакнул негромким лаем, старший же явно хотел перекусить одной из отвратительных экранных тварей.
– О, это
– Я вижу, – пробормотала Эмили, а Джиллиан совсем не по протоколу фыркнула.
– Серьёзно, – не унимался четвёртый человек в стране. Наверное, за вынужденные дни бездействия он успел пересмотреть не один подобный кошмар. – Я не понимаю, как может существовать депрессия в мире, где снято нечто подобное. Каждая реплика – измятый до прозрачности штамп, каждый кадр – чудовищная, наигранная безвкусица.
– И потому ты тратишь время на подобный бред?
– Дорогая, я слишком высоко забрался по пирамиде Маслоу, чтобы не мечтать хотя бы иногда оттуда упасть. – Мистер Ван Берг хмыкнул, встал и одёрнул полы своего вязаного домашнего кардигана. – Полагаю, моё дальнейшее присутствие может сойти за политический шпионаж. Джиллиан, был рад вас повидать. Эмили, буду у себя – кричать на бездельников из Государственного департамента.
Он кивнул и, подхватив недочитанную газету, направился в сторону лестницы на второй этаж. Раздавшееся следом цоканье оповестило, что собаки последовали за хозяином.
– Итак, что вас привело сегодня к нам? – тихо проговорила Эмили, затем поправила идеально уложенные седые локоны и пододвинула к Джил чашку с чаем.
– Мне нужен совет. Сложилась… – Она вздохнула. – Сложилась непростая ситуация. Вы наверняка знаете, что Клейн нанял меня представлять ряд его интересов. И если сначала казалось, что дело ограничится исключительно лоббированием закона, то теперь игра пошла по другим правилам.
– Болезнь Джарвиса его рук дело? – негромко спросила Ван Берг. Да, она могла ни разу не ступать на пол Конгресса, но жена политика тоже политик. Джил улыбнулась.
– Пользуясь правом, данным мне пятой поправкой к Конституции США, я откажусь от комментариев.
– Не сомневалась. – В ответ последовала такая же мимолётная ухмылка. – Грязно, но в стиле Клейна. Надеюсь, Джиллиан, он гарантировал вам неприкосновенность, если вскроются все его махинации.
– В рамках договора.
– Тогда, что вас смущает?
– Мой муж, – коротко произнесла Джил и поджала губы.
– Ах.
Повисла понятная обеим тишина. Так случилось, что миссис Ван Берг единственная знала, в какую невыносимую ситуацию загнала себя Джил. В те дни будущая ведьма Конгресса лишь начинала свой путь в Капитолии и не собиралась делиться раздиравшими её противоречиями. Но в один момент их стало слишком уж много. Переживая не лучшие дни после первого, болезненного физически и душевно, аборта, ей хотелось выговориться хоть кому-то. Статуе ли, живому человеку – без разницы. Потерянная и испуганная, Джиллиан пыталась разобраться в себе. Она пыталась скрепить воедино разлетавшиеся ошмётки себя и научиться жить с этим решением. Она просто хотела знать, что поступила верно. Что, несмотря на внезапно проснувшуюся совесть и осознание совершённого втайне убийства, ещё не настолько чудовищна. И таким слушателем неожиданно стала жена тогда ещё сенатора Ван Берга.
Они виделись лишь пару раз на официальных приёмах, но так уж случилось. Сошлись звёзды, или во всём были виноваты кинувшиеся под ноги Буш-старший и Буш-младший, пока в перерывах между заседаниями Джиллиан бездумно топтала гравий Национальной аллеи. Какая после стольких лет разница? Эмили выслушала и приняла молодую Джиллиан такой, какая она была. Со всеми страхами, ядом и наивными попытками спасти семью. И потому не было в том ничего удивительного, что, оказавшись почти в безвыходной ситуации, Джил пришла именно в этот дом.
– Джеймса переводят во Флориду. Он настаивает, чтобы я летела с ним.
– Законное желание, – откликнулась Ван Берг. – Но вы, конечно же, этого не хотите.
– Нет, – фыркнула Джиллиан и бросила взгляд в экран телевизора, где никак не унимались голодные миноги. – Вместо этого я отправляюсь в Иллинойс.
Тонкие светлые брови Эмили удивлённо взлетели вверх.
– Это немного в другой стороне, дорогая. И от Вашингтона, и от Флориды.
– Зато чертовски близко к Бенджамину Риду, чьи связи в Конгрессе нужны Клейну.
– Не думаю, что Джеймс будет рад, – покачала головой Ван Берг.
– Он ещё не знает, и после нашей ссоры даже не представляю, как ему рассказать, – вздохнула Джил и нервно стиснула ледяные пальцы.
– Похоже, вы вышли на новый уровень конфликта.
– Он хочет детей, миссис Ван Берг, – Джиллиан прикрыла глаза. – Отчаянно. Подозревает меня во всех смертных грехах, а я даже не могу оправдаться. Потому что действительно виновата! Смешно сказать, но мне сложно объясниться с собственным мужем. Как донести простую вещь – я происхожу из тех женщин, кто заведёт пять огромных мастиффов, а не ребёнка!
– Всё ещё думаете, что дело в этом?
– Если не в нежелании размножаться подобно глупой рыбке, то в чём… – начала было Джил, но оборвала себя, когда услышала недовольное цоканье.
– Лишь в том, что вам, похоже, не нравится этот заводчик, – спокойно проговорила Ван Берг и сделала маленький глоток, бросив на застывшую гостью невинный взгляд.
– Что?
– Вы не хотите детей от своего мужа, а не детей в принципе.
– Ошибаетесь. Мой психолог говорит… Почему… Чёрт, но… Ладно, что натолкнуло вас на эту мысль? – Думать о таком предположении было опасно, а уж слышать из чужих уст подавно. Но Ван Берг не знала пощады и припечатала всего одной фразой, сказанной с нежной, искренней улыбкой.
– Ваша ярая убеждённость.
– Но это не так! Вы же знаете нашу историю и временные трудности. Мы вместе почти с рождения…
– Вам был нужен совет, Джиллиан, и я его дам. Вы оба сделали слишком много. Да, всегда есть шанс что-то спасти. Однако только в том случае, если вы действительно этого хотите, а не гонитесь за несуществующей реальностью. Увы, но всё, что я вижу – двух запутавшихся детей, которые слишком внезапно повзрослели внутри сколоченной для них клетки.
– Это не клетка.
– А что, если не она? Вы бьётесь в ней, Джил. Стараетесь придумать мир вместо того, чтобы увидеть прутья.
Джиллиан прикрыла глаза в попытке побороть внезапно накатившую слабость. Заканчивалось ли действие фармацевтического моторчика, а может, она действительно устала от переживаний последних дней, но сейчас хотелось остановить безумное вращение планеты и отдышаться. Склеить воедино несущиеся разрозненные мысли и, наконец, понять собственную жизнь. Но времени, как всегда, не было.
– Так что там насчёт… Рида? Я правильно услышала?
Сказано было достаточно, и Ван Берг перевела разговор в безопасное русло, тактично дав возможность уйти от неприятной темы. В этот раз они впервые перешли установленную границу невмешательства. Но оценка вынесена, суждения сказаны. Теперь только Джиллиан могла решить, что делать дальше.
В руки Эмили молча легла тяжёлая папка. Короткий взгляд на досье вызвал у неё негромкое хмыканье.
– Весьма нетривиальная личность, насколько я вижу. Вы знакомы?
Пролистнув один документ за другим, Ван Берг остановилась на снимке Рида с супругой и отчего-то неожиданно долго его разглядывала.
– Шесть лет назад я вела предвыборную кампанию одного из кандидатов на пост губернатора штата. Парнишка из ниоткуда решил попытать себя в великом деле политики. – Джил зло хохотнула. – И я была близка, очень близка. Чёрт, наверное, десять лет жизни оставила в проклятом Иллинойсе, подобравшись так плотно к победе. Но выиграл Рид.
– И могу понять почему, – протянула Эмили, всё ещё не отрывая взгляда от фотографии. – Тебе не кажется… Хм-м-м. Я встречалась несколько раз с Бе…
Однако Джиллиан не слушала. Полностью погрузившись в воспоминания, она смотрела в холодный камин и была слишком далеко в пространстве и времени от ярко-жёлтого дома.
– Не скажу, что это самые приятные воспоминания для моей гордости, однако опыт того стоил.
– Зачем он Клейну?
– Влияние демократов велико. Артур хочет получить личного короля.
– Забавно, но причём здесь вы?
– У Рида появилось условие. Наша золотая овечка вдруг захотела, чтобы я взялась за его кампанию в обмен на нужную нам услугу.
Джиллиан поднялась и принялась нервно вышагивать по гостиной, пока Ван Берг всё смотрела на снимок. Не иначе как расшифровывала какие-то тайные знаки в цветном, немного крапчатом изображении губернатора штата. Впрочем, возможно, Эмили считала драгоценности его супруги. Джил сбилась на десятом.
– Господи, почему он вообще обо мне вспомнил?
– Нет, она определённо похожа на вас, – внезапный комментарий Эмили выбил из колеи и заставил споткнуться о тяжёлый ковёр с длинным ворсом.
– Кто? – Вопрос прозвучал глупо для обеих.
– Супруга Рида!
Эмили развернула фотографию, чтобы в очередной раз продемонстрировать увешанную драгоценностями красивую женщину. Джиллиан присмотрелась и нахмурилась. Ну… Возможно. Может быть, рост, форма лица или разрез глаз. Цвет волос, не прячь миссис О’Конноли свои локоны под гладким пучком. Но в целом Джил не видела ни одного сходства.
– Надеюсь, я одеваюсь скромнее.
– Безусловно, моя дорогая. И всё же… Не думаю, что у Клейна получится манипулировать Ридом. Артур может бесконечно исходить на хитроумные планы, но этот парень слишком упрям.
– Вы даже не представляете, насколько… – пробормотала Джил, не заметив прозвучавшей в голосе Эмили уверенности в собственных словах. Будто та удивительно хорошо знала, о ком говорит.
– Вам придётся сложно.
– Невыносимо, – выдохнула Джиллиан и прикрыла глаза.
Следующий час прошёл за обсуждениями особенностей характера Рида и ужасной погоды в Чикаго, однако уже в коридоре, натягивая пахнувшее мокрой шерстью пальто, Джил замерла и тихо произнесла:
– Джеймс не даст развода. По крайней мере, до тех пор, пока не доберётся до сути… Он ясно дал это понять.
Ответ Ван Берг прозвучал буднично и так уверенно, что Джиллиан оглянулась.
– Всем известно умение лоббистов убеждать. Особенно ваше. – Тёплая улыбка озарила удивительно молодое лицо Эмили. – В любом случае наш дом всегда будет вам рад.
Под звонкий лай папильонов Джил легко сбежала по ступеням. Найдя в папке затерявшуюся среди бумаг визитную карточку, она на ходу достала телефон и набрала номер. Успела прозвучать лишь пара гудков, как почти неискажённый помехами раздался знакомый голос.
– Итак, ваше решение? – не утруждая себя приветствием, протянул Рид, словно ждал этого звонка. Впрочем, так оно и было.
– Вы не оставили мне выбора.
– Не думаю, – на том конце послышался тихий смешок с явным намёком, что Джил всегда вольна покончить с карьерой. Ах, Джеймс был бы лишь счастлив.
– Я согласна, – процедила она. – Но с одним условием.
– Каким?
– Вы не станете мне мешать. Я буду делать это так, как считаю нужным. Никаких возражений, споров или вопросов этичности.
Рид молчал долго и, видимо, в срочном порядке просчитывал целый ворох проблем, что проникал в его жизнь вместе с главной ведьмой Конгресса. Так это было, или поганец просто решил потрепать нервы, Джил не знала. Но его ответ оказался ожидаемо краток.
– Договорились.
6
Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
Детская переливалась радужными искрами бесшумно крутившегося ночника. Звёзды и полумесяцы скользили по стенам, мягко оглаживали детское личико, а затем осторожно ступали по скомканному в ногах одеялу. Они боялись потревожить хозяйку, но сегодня та спала удивительно крепко. Джиллиан сделала шаг в комнату и остановилась, почувствовав мягкую вибрацию телефона в кармане. Тихо ступив обратно, она притворила за собой дверь и ответила на звонок.
– Да?
Номер был незнаком, но…
– Привет, мартышка.
Его голос звучал устало. Это слышалось в чуть сиплых нотах, в непроизвольно проглоченных гласных, что обычно звонко стояли за твёрдостью чеканных букв. Джил опустилась на кровать и свернулась в комок, как никогда остро чувствуя холод шелковистого покрывала. Матрас осторожно скрипнул, а затем снова стало тихо. И в этой беззвучной темноте неожиданно раздался слишком громкий, совершенно неконтролируемый всхлип.
– Бен…
– Привет, мартышка…
Наверное, во всей вселенной не нашлось бы более нелепого, но при том самого подходящего для Джил прозвища. Сказанное тихо или ласково, раздражённо или со смехом, оно неизменно заставляло сердце сжиматься именно там, где начинались первые стежки, что сшили вместе их жизни. Неважно, сколько рвалось полотно по бокам от аккуратной линии шва, умелые руки Бена без устали латали эту тонкую ткань. Даже сейчас.
– Бен… – Определённо, ей не следовало плакать. Уж точно не в динамик личного телефона, который прослушивала целая бригада секретных и не очень агентов.
– Древнеримские трагедии? – послышался мягкий смешок, и Джил негромко фыркнула.
– Что-то вроде, – пробормотала она, а потом перекатилась на спину и почувствовала, как расслабляются сведённые напряжением мышцы. – Осталось упасть на колени перед чьим-нибудь бюстом из главного холла и возложить колосья пшеницы к его постаменту.
– Дурная идея, – хмыкнул Бен, и послышался шорох задетого тканью микрофона. – Почему ты их так и не убрала?
– Пусть стоят. Наличие или отсутствие кусков мрамора никак не влияет на моё настроение или настроение общественности.
– Ты смотрела.
Он не спрашивал. Разумеется, Бен прекрасно знал, что она смотрела. Джиллиан не пропускала ни одного выступления с его участием. Лично или подобно сегодняшнему вечеру, но она присутствовала всегда. Как можно иначе? В ней было слишком много привычки работать и слишком много любви к собственному мужу.
– Я не ожидала… а ты молодец. – Джил прикрыла глаза и сжала холодными пальцами переносицу. – Сандерс не имел никакого права обнародовать информацию. Он повёл себя незаконно и неэтично. Откуда вообще узнал? Мы не бываем с Эми на публике, не ходим по театрам или музеям, где её поведение может быть истолковано превратно или привлечь внимание. Я понимаю, нам следовало думать лучше… Мне следовало думать лучше. Возможно, озвучить несколько аккуратных комментариев, поговорить с кем-нибудь из газетчиков. Может, действительно подадим на него в суд? В конце концов, нельзя оставить это так. Народ подумает, что мы стесняемся собственной…
– Стоп. – Очередное шелестение взорвало динамик высокими частотами. Похоже, Бен только что избавился от галстука. – Моя мартышка опять суетится.
В ответ Джиллиан лишь длинно вздохнула, не имея ни сил, ни желания оправдываться. Бен был, как всегда, прав.
– А ещё ты не споришь. Значит, обеспокоена.
И опять никаких вопросов. Короткие, рубленые фразы останавливали лихорадочно бьющийся мыслями мозг, словно муж чувствовал, что именно эта размеренная интонация сможет вернуть Джил спокойствие. Хотя, почему «словно»? Бен действительно знал о своей жене всё. Абсолютно. Каждую тайну, секрет и замолчанные годами ошибки. А вот она, кажется, где-то просчиталась или недоглядела, но страшнее всего, если недолюбила… За сумасшедшей кампанией и заботой об Эми упустила самое важное – Бена.
– Я в полной растерянности, – призналась она после недолгого молчания. – У меня нет ни одной идеи, что делать и как теперь быть.
– Ну надо же… – Лёгкий смешок, и Джил услышала тихий скрип прогнувшегося под телом мужа матраса.
Бен всегда был слишком большим даже для президентского номера, где на кровать можно было посадить вертолёт. Длинные руки, длинные ноги. Его замечали издалека даже в толпе, над которой он возвышался с наглостью Эйфелевой башни. Символ Парижа и символ Сената. Они были чем-то похожи.
– Если у тебя нет пяти рабочих планов и как минимум трёх запасных, дело и правда дрянь.
Муж снова хохотнул, а Джиллиан зажмурилась, лелея в себе отзвук этого смеха. Очень хотелось верить, что Бен сейчас один. Ведь не станет же он обсуждать почти государственные дела в присутствии кого-то ещё?
– Что показали итоги дебатов? – быстро спросила она, стараясь отвлечься от неправильных мыслей. Неуместных и ненужных.
– Мы в хорошем плюсе, и…
– На сколько? – перебила Джил. – Мне надо было приехать, последнее время я и так редко исполняю свои обязанности.
– На много. Джил, пожалуйста, перестань.
– О чём ты? – она сделала вид, что не поняла.
– Перестань паниковать. Мы поступили так, как считали должным…
– Ты поступил.
– Я поступил, – спокойно согласился Бен, и этими двумя словами взял на себя ответственность весом с весь Капитолий. И Джил, конечно, стоило бы сказать, как она ему благодарна, но слова привычно застряли где-то на полпути. Она вздохнула и вслушалась в голос мужа. – Остаётся только ждать. У нас нет шансов что-то изменить или переиграть, нет возможности даже заткнуть рот всем ублюдкам, что желают влезть в нашу жизнь. Случилось то, что случилось. Когда-нибудь это всё равно бы произошло. А потому… Всё будет хорошо, мартышка. Пожалуйста, не сомневайся. Мы не знаем, какие кости выкинет жизнь, но мы можем использовать их для нашего выигрыша.
– Миссис Ван Берг сегодня сказала то же самое. Забавно.
– Я рад, что она пришла поддержать тебя.
– Думаю, дело в слишком понравившемся ей вице-президенте, – усмехнулась Джил. Однако улыбка стала болезненной, когда мгновенно раздалось категоричное:
– Нет.
Они замолчали, выслушивая едва заметное дыхание друг друга. Вдох – выдох. Одно на троих, потому что в своей комнате точно так же сопела сейчас Эми. А Джиллиан всё тревожно водила рукой по пустой половине кровати и пересчитывала вышитые маргаритки. Дурацкий узор. Жить без искусственной храбрости было очень тревожно, но она старалась.
– Тебе нужно отдохнуть. Вечерок выдался тот ещё, – наконец проговорила она, снова задавив в себе неуместные слёзы. Они давно привыкли засыпать в одиночестве. Работа Бена предусматривала тысячи перелётов, сотни бессонных ночей, но ещё никогда не так настолько плохо.
– Как Эми? – тихо спросил муж в ответ, а Джил задохнулась от прозвучавшей в коротком вопросе непередаваемой мягкости.
– Хорошо. Удивительно хорошо. Сегодня услышала голос Элвина и прибежала через три комнаты выпросить леденцы. Призналась, что это ты выдал моему секретарю её сладкую слабость. Что скажешь?
– М-м-м, я, пожалуй, воспользуюсь правом, данным мне пятой поправкой к Конституции, и откажусь от любых комментариев.
– Хитрец!
– Всё в рамках закона, – хмыкнул Бен, и на том конце опять что-то зашуршало. – Сегодня не день Баррета. Что-то интересное?
Обыденный вопрос рассыпался эхом междугороднего звонка.
– Джил?
– Да? – спохватилась она. – Извини, связь пропадала. Что ты говорил?
– Спросил, принёс ли Баррет в своём клювике интересные новости.
– Нет. Напоминал про дебаты и спрашивал, брать ему пять или шесть вёдер попкорна.
Ложь легла на язык криво и колко, отчего Джиллиан испытала острое желание сплюнуть слова прочь.
– Боюсь представить, что стало с нашей гостиной после твоих парней, – хмыкнул Бен.
– При первой леди они вели себя прилично и разлили только две банки пива, но я не могу их винить. Повод был существенный.
– Отлично, мы наконец-то избавимся от этого ужасного ковра, – сдавленный зевок исказил последнее слово.
– Иди спать, – пробормотала она и снова повернулась набок, поджимая ноги к груди.
– Надо ещё немного поработать… Джил… – Бен прервался, послышался стук отложенного телефона, шуршание и глухой щелчок зажигалки. А она почти наяву увидела, как в тёмных глазах мужа отразился красный огонёк сигареты. – Что бы ни случилось в будущем… что бы ни произошло в прошлом, вы с Эми в безопасности.
– Бен…
– Ты услышала меня?
– Да.
– Отдыхай, мартышка.
Звонок прервался, и стало тихо.
Утро следующего дня принесло с собой нависшие над городом тяжёлые тучи, что терроризировали купол Конгресса. Они наматывались на бронзовую Статую Свободы, точно сладкая вата на палочку, но влекли к себе не толпу радостных детей, а угрюмых работников государства. Штампованными солдатиками те вышагивали по влажной плитке площади, поправляли на ходу весь спектр отвратительных галстуков и бездушно втаптывали лакированными ботинками хрупкие жёлтые листья.
Джиллиан чуть повернулась и задумчиво вгляделась в скрытый облаками шпиль монумента Вашингтона. Она машинально взяла из рук дочери засохший лист и положила его к остальным. Обязательно жёлтым. Обязательно с чуть порванным краем.
В этот час Национальная аллея была пуста, так что никто не мешал Эмили выискивать у корней деревьев те самые листья. Нужные. Почти неотличимые друг от друга для любого, кроме придирчиво разглядывавшей свою добычу девочки. Она копошилась среди жёлтой листвы в своей канареечной куртке и походила на крошечное солнце.
Сидеть на сетчатой металлической скамейке оказалось не очень удобно, но место встречи выбирала не Джил. Она теперь вообще не могла что-либо решать. А потому мирилась и с сыростью утра, и с запахами подгоревшего масла из расположенной рядом закусочной. Конечно, Джиллиан понимала, что приходить сюда с Эми было глупо и безответственно, но ускользнуть по-другому не вышло. В их доме теперь толклось слишком много людей. Предвыборная гонка достигла максимума, и потому историческая резиденция вице-президентов отныне напоминала базар.
За Джил, разумеется, немедленно попробовали проследить, но истерика дочери при виде охраны длилась полтора часа и прекратилась лишь с приходом улыбающегося Баррета. Несмотря на все успехи, с Эми по-прежнему было сложно. Но сегодня, борясь с чувством стыда, Джиллиан оказалась этому рада. Она сбежала из дома…
И вот теперь, наплевав на мокрую после дождя скамейку, за соседним столом расположился Элвин, а она смотрела на игравшую в листве дочь.
– Так ты хочешь сказать, камеры не видели, как конверт с фотографиями оказался у тебя на столе, – Джиллиан продолжила прерванный разговор.
– Нет. – Баррет с силой ударил по клавише и в сотый раз запустил видео из приёмной. – Вот стол пуст. А вот конверт лежит прямо поверх всех бумаг.
– Ну не с воздуха же свалился! – фыркнула Джил.
Элвин поднял на неё обиженный взгляд покрасневших глаз. Он сегодня не спал. Этой ночью в штабе вообще никто не сомкнул глаз. Десять человек молча следили за прыгающей планкой рейтингов и суммой пожертвований, пока Джиллиан висела на телефоне и выдёргивала из тёплых постелей нужных ей журналистов и политологов. К утру результаты внушали скромный оптимизм, но ситуация по-прежнему оставалась напряжённой. Ещё не прочитаны первые статьи, не прослушаны аналитические программы и сводки новостей. Так что Джил почувствовала укол совести и опустила глаза. Баррет не виноват. Здесь вообще нет иных виноватых, кроме неё.
– Я не знаю, как это произошло, – наконец произнёс Элвин. – Они вырезали кусок. Стёрли или временно остановили запись, не знаю.
– Восхитительно. Мы в шпионском боевике.
– Звонок на мой мобильный прозвучал сразу, как я нашёл конверт. Значит, следили по видео. Можно уволить службу безопасности и провести проверку. Выяснить последние контакты, – тараторил Баррет, но замолчал, стоило Джил снисходительно улыбнуться.
– А смысл? Уберём одних, придут другие.
– Но…
– Мы под прицелом, Элвин. И на три ближайшие недели – немые рыбёшки в аквариуме, – спокойно проговорила Джиллиан и повернулась, взглянув на дочь.
Со стороны картинка наверняка казалась идиллической – ребёнок с охапкой пожелтевшей листвы. Но стоило чуток присмотреться, и вот взгляд цеплялся за слишком упорядоченную последовательность, навязчивую зацикленность действий, и даже маршрут, по которому то и дело немного одеревенело шлёпали резиновые сапожки, будил лёгкое чувство неправильности своей повторяемостью.
– Эми, может, перекусим? – мягко спросила Джиллиан и осторожно дотронулась до детской руки. Глаза Бена на мгновение встретились с её и тут же немигающе уставились в сторону. Подождав немного и не получив ответа, Джил вздохнула и спокойно повторила, чуть изменив вопрос. – Эмили, ты хочешь есть?
– Я хочу леденец, – наконец ответила дочь, и Баррет тихо хмыкнул.
– Фруктовый салат и йогурт? – Элвин забавно пошевелил бровями, отчего Эми заливисто, но слишком громко рассмеялась. Что же, чрезмерная, неестественная эмоциональность всё ещё оставалась проблемой. – Пойдём со мной.
Элвин работал с Джиллиан уже третий год, а потому знал о важности расписания – как и все подобные дети, Эми была зациклена на порядке. Также она боялась толпы и громких звуков, иногда непредсказуемо реагировала на совершенно обычные вещи, вроде клаксона машины или звонкого колокольчика в лифте. Эмили испытывала проблемы с координацией и пониманием двусмысленных фраз… А ещё паниковала при виде бумаги. Она с визгом отказывалась даже коснуться белых, жёлтых, матовых или глянцевых страниц. Так что чтение книг перед сном было той ещё пыткой.
Однако, несмотря на все сложности, Баррет умел оставаться с Эми до чудесного непосредственным и подкупал своим дружелюбием даже таких замкнутых бук. Вот и сейчас. Резко, немного визгливо смеясь, Эмили неуклюже подпрыгивала на одной ноге, пока чуть прихрамывавший секретарь терпеливо вёл неожиданно развеселившегося ребёнка.
Джиллиан отвернулась и подняла воротник пальто. Они пришли рано, так что от долгого сидения стало зябко. Ну а в следующее мгновение Джил и вовсе застыла, когда услышала голос.
– Рад, что вы всё же согласились встретиться, миссис Рид.
Пересилить себя и спокойно посмотреть через плечо оказалось невероятно трудно, но Джиллиан справилась.
– Музей воздухоплавания… Мне следовало догадаться, что это ты, Джим, – спокойно произнесла она и встретилась взглядом с глазами бывшего мужа.
7
6 лет назад
Вашингтон, округ Колумбия
Бенджамина Рида невозможно было просто забыть. Истинное дитя с Великих Озёр, он был тем самым политическим мамонтом, который удивительно органично вписался в реалии двадцать первого века. Рид искренне верил, искренне говорил, искренне улыбался, искренне хотел сделать что-то и, чёрт побери, действительно делал. Ещё во времена губернаторской гонки шесть лет назад он стал феноменом. Казалось, во всём штате не нашлось ни одного равнодушного: домохозяйки украдкой вешали на кухонный шкафчик его фотографию, а в барах и аналитических передачах обсуждалось каждое появление. Джил не могла сказать был ли он красив. Наверное… Впервые в жизни причина её восхищения оказалась в инстинктах. Не в разуме, не в интеллекте, а в интуитивном восторге. Одни назвали это явление аурой, другие харизмой, она же осознавала, что дело в эволюционном желании идти за вожаком.
Таков был Бенджамин Рид шесть лет назад. Таким, если верить всем новостям, он оставался сейчас, когда легко записывал в ежедневнике планы завоевать мир ко вторнику. И, храни его Господь, делал это. Потому что если внутри всех мужчин лежало естественное желание достижений, то Рид сначала непринуждённо возводил их в экстремальную степень, а потом вносил в разряд ежедневной рутины.
Убедиться в этом Джиллиан смогла через три дня, когда сразу после короткого разговора получила сообщение с местом и времени встречи. Застрявший в вашингтонских снегах губернатор не потрудился спросить согласна ли миссис О’Конноли. Нет. Он просто знал, что всё будет так. А потому без трёх минут пополудни Джил ступила на порог одной из кофеен, что располагались на Пенсильвания-авеню.
Несмотря на неутихающий снег, «Пит’с кафе» было наполнено до отказа. Скромное и не очень чистое на вид заведение располагалось прямо напротив здания Эйзенхауэра и служило местом для перекуса работников всех размещённых там офисов. В серой махине с кучей колонн находились и аппарат вице-президента, и исполнительная служба главы государства, и ещё миллион очень важных структур. Поэтому в забегаловке всегда было людно. Секретари и чиновники на ходу заливали в себя литры кофе, судорожно пережёвывали сэндвичи, но уже через десять минут суетливо подскакивали и уносились в пургу февральского дня.
Джиллиан лишь шагнула в наполненное горько-сладкими ароматами помещение, как в плотной толпе сразу заметила Рида. Он не изменился. Или так ей показалось издалека, когда его фигура за одним из центральных столиков словно воскресла из памяти и вытащила на свет все тщательно спрятанные образы. Он по-прежнему был монументален. Даже уместившись за маленький стол и подогнув слишком длинные ноги, Рид заполнил собой всё пространство в радиусе трёх с лишним футов. Его пиджак аккуратно покоился на спинке стула, а рукава рубашки оказались закатаны… Что же это, он здесь давно?
Однако обдумать эту мысль Джил не успела, потому что в спину упёрся локоть нового посетителя, а значит, пора бы уже перестать занимать двери. Так что, передёрнув от брезгливости плечами, Джиллиан двинулась вперёд, пока руки привычно доставали антисептик. Но взгляд не отрывался от Рида. Вокруг кружили люди, слышался смех, где-то проливался на столы кофе, а он задумчиво смотрел на мелькавшую между пальцами синюю зажигалку. Патриотично. Демократично. Джиллиан замерла около столика. Ну, здравствуй, чья-то сбывшаяся мечта.
– Добрый день, мистер Рид.
Услышав своё имя, благословение рода человеческого вздёрнул черноволосую голову и поднялся во весь свой неимоверный рост. Никакой спешки или суеты, он ждал и был готов, протягивая для рукопожатия ладонь. Тёплую, сухую, по-мужски широкую… Но Джил её проигнорировала и опустилась на незанятый стул. Верх неуважения, но дезинфицирующих салфеток оставалось критически мало. К тому же здороваться с шантажистом не хотелось из принципа и обиженной гордости.
Однако Рид не высказал недовольства такой невоспитанностью, лишь хмыкнул и расположился напротив. В таких же несоразмерно длинных, как и он сам, пальцах снова оказалась зажигалка. Взгляд жёлтых глаз на секунду задержался на скрещённых женских руках, споткнулся взглядом о тёмно-бордовую помаду и решил поиграть, кто кого пересмотрит.
– Кофе?
– Нет, благодарю, – немедленно откликнулась Джиллиан.
Похоже, приветствие не задалось. Между ними воцарилась тишина, пока Рид смотрел на неё, а она смотрела на Рида, который крутил в руках зажигалку. И публика вокруг них успела смениться целых два раза, прежде чем к Джиллиан начала подкатывать уже знакомая тошнота. Её раздражало всё: въевшиеся в столешницу пятна, толпы людей, запахи, звуки. И когда стало совсем невыносимо, Джил немного дёргано вскинула руку с часами и демонстративно приподняла бровь. Подождав пока секундный круг замкнётся, она поднялась.
– Вижу, диалог вышел очень конструктивным. Желаю вам, мистер Рид, победы на выборах в Конгресс и добросовестно нести возложенные Конституцией обязанности. К сожалению, в мою почасовую оплату не заложена трата воздуха. А потому, как надумаете что-нибудь мне сообщить, звоните. Мой телефон всег…
– Сядьте.
Он на неё даже не посмотрел! Не оторвал взгляда от проклятой зажигалки, а теперь одним только словом заткнул ярко накрашенный рот, ударил под колени и вынудил опуститься на стул. И как только Джил села, Рид добавил:
– Пожалуйста.
– Я уже сижу, – процедила она и резко поправила выбившуюся из укладки медную прядь. Под стать глазам Рида.
– Спасибо. А вы не изменились.
– Если это комплимент, то весьма слабый. В те времена я была слишком молода и наивна.
– Вы и сейчас молоды.
– Но не наивна, – отрезала Джиллиан и отвернулась.
Они опять замолчали, а Джил задумалась, сколько лет Риду. Она успела заметить первые седые пряди, что прочертили похожие на лакрицу чёрные блестящие волосы, разглядела тени морщинок в уголках глаз и в складках крупного рта, чуть посветлевшую в застенках рабочего кабинета смуглую кожу. Так меньше или больше сорока? Скорее, больше. Ещё во времена губернаторской гонки он казался слишком серьёзным рядом с весёлым Лероем. Забавно, прошло столько лет, а ощущение монументальности не исчезло. Слишком всеобъемлющей была его личность, слишком сложной для понимания.
За эти годы она вдоволь насмотрелась на разных политиков. Они все были одинаковы: прилизанная седина, стандартный пробор, отвратительный галстук. И каждый из этих штампованных головастиков циркулярными пилами кромсал свою задницу, лишь бы впихнуть ту в сенаторское кресло. Ну а Рид… Казалось, любое кресло в Конгрессе было слеплено исключительно для него. От секретаря до самого вице-президента. В общем, Рида нельзя было описать, его стоило просто увидеть. Джил была им восхищена. Да и кто не был? Не удивительно, что он переизбрался.
– Чего вы хотите? – спросила она наконец.
– Вас и предвыборную кампанию, – немедленно откликнулся Рид.
– Не будь мы знакомы, это прозвучало бы весьма провокационно.
– Но мы знакомы.
Ох уж эта его краткость.
– К сожалению. И потому я не могу сердиться на такое вопиющие пренебрежение к тонкому искусству дебатов. Почему?
– Вы лучшая, – просто ответил Рид, пожимая плечами.
– Хотите привилегий для своего инвесторского фонда, раз решили обратиться к лоббисту? Потому что будь я лучшей в другом, кресло губернатора досталось бы Лерою.
– Лерой виноват сам, – отрезал Рид, и за столом снова воцарилось молчание. Честное слово, у него язык отсохнет, если скажет больше трёх слов подряд?
Джиллиан устало потёрла лоб, машинально опёрлась о столешницу и немедленно дёрнулась. Руки сами потянулись открыть ставший тёплым в руках флакон санитайзера. Мерзко-то как! Ну почему нельзя было выбрать место, где на столах хотя бы есть скатерть? Отвратительно! Отвратительно! Отвратительно! Тщательно оттирая мизинец, Джил проигнорировала пристальный взгляд и поджатые губы Рида. Эй, если антисептик не вписывался в его картину счастья и для бацилл, то она ничем не могла помочь.
Если так подумать, Джиллиан не знала, в какой момент всё стало так плохо. Сначала дезинфицирующий спрей казался важной необходимостью, когда подчас приходилось здороваться с сотней людей. Она касалась чужих потных рук, принимала из них документы, дотрагивалась до кого-то намеренно или в толкотне заседаний. Но потом Джил стала бояться толпы. Стоило ощутить рядом чужое дыхание, понять, что повсюду витали капли слюны и бог ещё знает чего, как тело скручивало из-за рвоты. Она тонула в брезгливости. Протирала столы, прежде чем положить туда руки, предпочитала одноразовые стаканчики с кофе, не терпела дружеских поцелуев и не заметила, как ощущение пачки стерильных салфеток, наряду с амфетамином, подарили иллюзию спокойствия. Неправильного, болезненного, готового в любой момент сорваться с цепи. И надо было бы что-то делать, но… Что? Лечиться? Убиться?..
Вздохнув, Джил последний раз протёрла руки и решила нарушить невежливую тишину.
– Вы знаете, что за мной стоит Клейн. Он нанял меня в частном порядке. Однако всё равно согласились, хотя «презрение» достаточно ёмкое слово, чтобы описать ваше к нему отношение. Значит, поддерживаете закон о квотах. И снова – почему?
– У меня есть мозги.
Джил натянуто рассмеялась. Господи, это будет чертовски сложно…
– Сильное заявление. Придётся поверить на слово.
Рид чиркнул зажигалкой, последний раз крутанул и заговорил:
– Мне прекрасно известно о действиях Клейна. Не стану скрывать, у меня были планы на Конгресс, однако место в Сенате освободилось неожиданно и задолго до нужного срока. Сначала я отказался, потому что игра Артура не отвечала моим принципам. Но когда узнал чуть больше, понял, что было бы глупо не воспользоваться подвернувшейся возможностью.
Он неожиданно жёстко усмехнулся, и Джиллиан почувствовала скрытый подвох.
– Это не объясняет выбор меня в качестве объекта сделки.
– Почему нет? Не мог отказать себе в маленькой мести старику.
– Я не товар на рынке и не рабыня, чтобы служить разменной валютой. Вы поставили под вопрос мою карьеру…
– У комиссии по этике не раз были вопросы, но вы ловко их обошли. – Рид чуть надменно рассмеялся. Похоже, он был подозрительно хорошо осведомлён о жизни Джиллиан О’Конноли, раз позволил себе намёк на культивируемые вокруг неё слухи.
– Хотите добавить мне новых?
– Вы работаете в капитолийском цветнике, а этика – тот сад, который периодически надо пропалывать.
Зануда! Джиллиан отвела взгляд и в раздражении сцепила пальцы. Да, на поле сплошных достоинств встречались у Рида и минусы. Например, мораль, что мешалась на каждом шагу. И у Джил не было ни малейшего желания терпеть глазную резь от искр его святости.
– Сорняки вроде меня – отличный стимул выживать и расти.
Если он начнёт сейчас спорить…
– Согласен. Без вас наш розарий пал бы в пучине умственного вырождения.
Рид откинулся на спинку стула и не отрывал взгляд от удивлённо моргнувшей Джиллиан. А она впервые за день, а может, и за несколько месяцев искренне улыбнулась.
– Надо же! Ваши жизненные приоритеты претерпели некоторые изменения?
– В последнее время они весьма немощны, – так же с лёгким смешком откликнулся Рид. А Джил неожиданно протянула руку ладонью вверх.
– Не стану ничего обещать, мистер Рид, или гарантировать. Вы сделали выбор, и, понадеемся, он будет удачным. Мне нужна вся информация по вашей кампании: агитационные материалы, суммы пожертвований, имена спонсоров… В общем, именно то, что ваша педантичная дотошность положила вон в ту патриотично синюю папку.
Рид с недоумением дёрнулся и внезапно рассмеялся, а Джил прикусила язык, борясь с самой собой. Не человек, а её личное сумасшествие. Как бы ей не затоптать этот… светоч.
– Рад, что вы согласились.
Рука дрогнула от тяжести скрытых в пластике бумаг, в нос ударил лёгкий запах сигарет, а улыбку сковала подступившая горечь. Ах, если бы… Будь её воля, Джил бы никогда не пошла на такое самоубийство.
– Не обольщайтесь, – прошептала она. – Они не оставили мне выбора.
Выдернув папку из рук застывшего Рида, она демонстративно приступила к изучению содержимого. И у неё ушли все силы, чтобы не посмотреть на ошарашенного бывшего моралиста. Конечно, откуда ему знать о проблемах. О том, что Джиллиан О’Конноли из прошлого давно не брезгует ни шантажом, ни подкупом, ни угрозами. Не чурается подделкой документов, отчётов или статистики. А ещё легко обманывает Сенат, положив руку на Библию, Конституцию и совесть.
Тем временем Рид соизволил подняться, накинул пиджак и потянулся за пальто.
– Я найду способ компенсировать доставленное неудобство. Вас подвезти… миссис О’Конноли?
Пауза перед именем показалась Джиллиан странной, и она моргнула в попытке понять, что было не так. Но так ничего и не поняла.
– Спасибо, я на машине, – откликнулась она. И зачем-то добавила: – Можно просто Джил. Последнее время фамилия звучит раздражающе. Знаете, все эти «л». Тонешь, будто в болоте…
Она махнула рукой, пытаясь подобрать слово, но тут раздался негромкий голос:
– Соглашусь. Она вам действительно не идёт.
И прежде чем Джиллиан сообразила, что именно сейчас прозвучало, и что сказала сама, Рид покинул кафе. Господи! Это же… Она с силой зажмурилась.
Следующие два дня Джил провела в анализе непростой ситуации. Пока они с Ридом по очереди разыгрывали недотрог и ворчали на снегопады, республиканская партия оказалась быстрее. Их агитационная машина уверенно вела наступление. И Джил было немного тревожно, что на родине демократии и демократов их пропаганда нашла яростный отклик. Поэтому эти пару ночей спать было некогда, да впрочем, мозг бы не смог. В коротких поверхностных дрёмах он подсовывал то крутившие зажигалку пальцы, то лёгкий аромат сигарет. Это сводило с ума. Джиллиан распахивала настежь окна, но всё равно вдыхала мерещившийся терпкий дым «Мальборо». Как непатриотично красно, дорогой мистер Рид!
Она пыталась не думать об итогах их встречи. Но обрывки мыслей прорывались между строчек и пунктов, ведь если Рид следил за её жизнью все эти годы, то… зачем? Джиллиан откинулась на спинку дивана и почувствовала, как внутри непонятным волнением сдавило лёгкие. Значит, думал о ней? Вспоминал короткие встречи и ещё более быстрые разговоры? Она коротко рассмеялась. Глупости! Только Джиллиан думала! Только Джиллиан вспоминала! Это она была женщиной, у которой в глубине зашитого в деловые костюмы тела ещё жила та девчонка, что с размаху влетела в личность Рида и пропала там навсегда. Но теперь уже без шансов. Теперь оба уже несвободны.
И всё же… Всё же! Она стала условием. Почему? Только ради мифической мести? Бред… У Рида и Клейна не было ничего общего: ни денег, ни дел, ни секретов. Нет, господин губернатор потребовал Джиллиан, только когда узнал, что она тоже участвует.
Зажмурившись, Джил сползла по спинке дивана и улеглась прямо на разбросанные повсюду бумаги. Похоже, у вселенной было на редкость дурное чувство юмора. Ибо с чего спустя столько лет швырять друг к другу союзниками бывших противников? Да, Рид успешно выдержал испытание властью, но ведь Джил оказалась растоптана. И хуже того, сама не понимала, когда из молодой дерзкой девчонки превратилась в склочную суку неопределённого возраста и неопределённых моралей. В какой момент настолько разогналась, что теперь понятия не имела, как тормозить? Но на каждую провокацию найдётся ответ, на каждый подлог – репутация, на карьеру – стена. Стена одного-единственного человека, налетев на которую Джиллиан разобьётся. Вдребезги.
Взгляд скользнул на валявшуюся рядом безликую коричневую баночку. Интересно, сколько ещё получится насиловать собственный мозг? Убеждать саму себя, что ей нравится быть такой. Нравится ловить полные зависти взгляды и слышать вслед тягучее:
Джиллиан длинно выдохнула, покачала головой и тут же нахмурилась. Неожиданно тишину пустого дома прервал тихий шорох шагов, а потом щеки коснулись холодные пальцы, отчего Джил открыла глаза. Её взгляд встретился с льдистыми глазами мужа. Увидеть знакомые черты бледного Джеймса вместо заполонившего мысли чужого лица оказалось удивительно неестественно.
– Джиллиан…
Его голос звучал глухо. Джим медленно опустился на колени перед лежавшей на диване женой и медленно огладил её затянутые в нелепые фланелевые штаны бёдра, вырисовывая большим пальцем улыбающиеся полумесяцы. От него пахло снегом и тянуло лёгким отзвуком авиационного керосина, что причудливо мешался с кожей перчаток. Вот почему так холодно. Видимо, он не успел даже раздеться, заметив едва не задремавшую на диване жену.
– Ты вернулся, – прошептала Джил, резко села и испуганно вгляделась в его лицо. Она выискивала следы бешенства или отражение изученных до последней цифры медицинских счетов. Но ничего не было. Только усталость и затаившаяся в уголках покрасневших глаз тоска. Джиллиан пробежалась пальцами по военным нашивкам, снова оцарапавшись об острые края звёздочек, и осторожно заговорила: – Вставай, надо переодеться. Не стоит ходить дома в форме…
– Подожди… мне нужно сказать тебе это прямо сейчас, – перебил Джеймс. Он не слушал, не делал попытки подняться, лишь обвил руками её талию и стиснул так отчаянно, будто боялся отпустить, а затем упёрся лбом в живот. – Я много размышлял. Думал о том, что наговорил тебе… О том, что сказала ты сама. И понял одну вещь: не могу. Я просто не могу, Джиллиан!
– Джим…
– Послушай! Мне плевать, что ты сделала или не сделала, врала или нет. К чёрту! К дьяволу это. Пустое. Когда ты заговорила о разводе, мне показалось, что я рехнусь. Сойду с ума, если вернусь домой и вдруг не найду тебя там. Но ты здесь… Джиллиан! Джил… Пожалуйста, останься. Давай попробуем ещё раз. Я… Я просто не смогу без тебя.
Джим замолчал, согревая дыханием низ живота и вбирая в себя такой родной запах, а потом сильнее сжал бёдра Джил. Он не заметил ни напряжения, ни одеревенелости пальцев, которые резко перестали ерошить бледные тонкие пряди. Джеймс был весь сосредоточен на ощущении замершей в руках жены, пока та сидела и с ужасом понимала – ей всё равно. Джиллиан смотрела на унижение мужа, что так отчаянно вымаливал какие-то шансы или возможности, и не чувствовала ничего. Разве что гулкую пустоту там, где раньше были чувства. Словно её тело – песочные часы, в которых год за годом медленно, но неумолимо пересыпались крупицы из чаши Джеймса О’Конноли на дно Бенджамина Рида.
– Это неправильно, так нельзя, – прошептала она, но вздрогнула от стремительного движения и задохнулась, когда в рот впились прохладные губы.
– Не отвечай сейчас. Не надо, – бормотал Джим и покрывал лицо Джил поцелуями. Снежными, когда-то такими знакомыми, но не теперь. Теперь это были не те руки, не те губы и совершенно неправильный запах. Пустой. Без отзвуков сигарет. – Подумай. Дай мне хотя бы один шанс…
Джеймс торопливо сдёрнул перчатки и потянулся к тонкой майке, едва не порвав на усыпанных веснушками плечах тонкие лямки. Он резко стянул её вниз, прикусил шею, а потом двинулся ниже и то захватывал обветренными губами грудь, то царапал подбородком нежную кожу ключиц. А Джил хотела бы возразить и попытаться остановить мужа, но накрывшее вдруг омерзение сжало лёгкие в узел, не давая вздохнуть. В ушах зашумело, и мир тошнотворно свернулся в спираль, когда она ощутила жадные прикосновения рук Джеймса и затряслась. Ей показалось, что вместо живого тепла, её коснулись отвратительно холодные змеи. Они обвились вокруг её тела, поволокли вниз и заскользили по ногам, бёдрам, животу, чтобы давить… давить. Джиллиан стиснуло в хватке и припечатало к спинке дивана, пока она пыталась вырваться из кошмара.
Это было неправильно. Хотелось крикнуть Джиму, что он ошибся. Что невыносимая, без остановки колотившая дрожь – это не возбуждение. Что плотно зажмуренные глаза – по-детски глупая иллюзия безопасности. А прерывистое дыхание – попытка выжить в стиснувшей шею удавке ощущений. Но тех оказалось чересчур много, чтобы Джил могла справиться, а потом не заметить влажного дыхания и резких толчков, от которых стиралась кожа на выпирающих позвонках. Джил пыталась оттолкнуть, отползти. Но голова упиралась в спинку дивана, а руки путались в капканах ледяных поцелуев. Но когда тошнота и отвращение стали невыносимы, из груди вырвался короткий скулёж… и всё резко закончилось.
Джиллиан лежала на краю дивана и невидяще смотрела в потолок, пока Джеймс широкой ладонью по-хозяйски стирал с её кожи испарину страха. Внутри ещё ощущались последние отголоски полученного им наслаждения, когда Джил медленно перевернулась. Почти скатившись на пол, она встала сначала на четвереньки, а потом на ноги, не обращая внимание на что-то забормотавшего мужа. Всё, что сейчас заботило исполнившую свой долг жену, – ощущение вытекавшего семени. Контрастно горячего, жгущего изнутри, словно там была кислота. Джиллиан сделала шаг, другой и медленно направилась в сторону ванной. Она шла, едва волоча ноги, ловила рукой ускользающие стены и чуть не сбивала с них размалёванные картины.
Однако стоило двери закрыться, как она провела ладонью меж бёдер, где в равнодушном свете ламп на коже липко заблестела белёсая жидкость, а потом моргнула. И в следующий момент, еле успев открыть до упора кран, Джил вырвало в сверкающую идеальной чистотой раковину. Желудок резануло болью от спазма, а стекавшая по ногам жидкость всё жгла… жгла её кожу. Джиллиан вырвало снова. Затем ещё и ещё.
Казалось, агония длилась нескончаемо долго, прежде чем, сотрясаясь от холода, слабости и накатывающей тошноты, Джил залезла под горячий душ и попыталась себя отмыть от малейшего следа чужого присутствия. Но оно упрямо ощущалось терпким запахом и осклизлым на ощупь телом. Шипя от боли в содранной спине, Джиллиан до красноты скребла кожу ногтями, словно хотела содрать её заживо. Казалось, что ту прожигает насквозь, плавит и перемешивает в отвратительное месиво вместе с остатками спермы, мыла и собственной кровью, что потекла из свежих царапин.
Однако, когда упаковка геля для душа опустела, безумие схлынуло. Джиллиан испуганно остановилась, не донеся руку до истерзанного тела, и ошарашенно уставилась в стену. Отвратительное хлюпанье бутылки словно прорвало невидимую пелену, и в голове разом взметнулись тысячи мыслей. Но громче всех орала только одна: это ненормально! Джил – ненормальная! Больная, свихнувшаяся, какая угодно, но только не нормальная. Потому что не может считаться здоровой такая реакция. Не могут быть естественными беспомощность и паника. И уж точно блевать от ощущения в себе мужа не вписывается в понятие хоть какой-нибудь нормы. Господи! Она сошла с ума! Двинулась рассудком на почве стимуляторов и грёбаного Рида.
И тогда, беззвучно вскрикнув, Джил запустила пустой флакон в стену. Она с наслаждением слушала прокатившийся по гулкой ванной такой реальный и
– Воробушек?
Голос мужа вынудил обернуться. Джиллиан в отупении уставилась на дверь, ожидая услышать металлический лязг замка. Если Джеймс зайдёт и увидит её в таком состоянии… Если поймёт, что произошло… Джил не знала, как объяснит. Что сказать?
– У тебя всё хорошо? Я слышал шум…
Секунды тревожно капали друг за другом, но дверь осталась нетронутой. И Джил едва не рухнула от накатившего облегчения.
– Да… я случайно…
Что именно случайно и почему, уточнять не потребовалось. Пробормотав в ответ неведомую чушь, Джим почему-то отстал, а она беспомощно опёрлась рукой на покрытую паром стену, выключила воду и прикрыла глаза.
Потеряла. Она уже его потеряла.
Снова открыв глаза, Джиллиан посмотрела на своё отражение в покрытом каплями зеркале и только тогда позволила себе осознать. Случилась ошибка. Ужасная, непоправимая и очевидная лишь для неё. Можно ли было считать это насилием? Да. Наверное. Или же нет? Джил тряхнула головой и зажала ладонью рот. Боже, она не знала! Настолько потерялась в психозе, что, кажется, сама не поняла, как это случилось. Почему вдруг эгоцентричная любовь Джеймса переросла в непонятое им надругательство? Он ведь не хотел… Джил знала точно! Джим никогда бы не смог так поступить, а потому это она виновата. Она отвратительна! Боже, но сколько таких же трагедий случается каждый день? Сколько таких же запутавшихся дурочек беззвучно ревут над судорогой своих жизней? Сколько таких же молчат? Тысячи… миллионы… И она одна из них.
Джиллиан вышла из душа, стёрла с зеркала конденсат и повернулась, чтобы разглядеть появившиеся на позвонках красные полосы. Взгляд скользнул ниже и упал на расцарапанные до крови бедра. Рука сама потянулась за полотенцем, но замерла на полпути, когда Джил вдруг поняла, что ей страшно. Страшно открыть дверь. Страшно встретиться с Джимом. Страшно дышать, думать и, кажется, жить. Но мгновение прошло, и она обернула вокруг себя полотенце. Да, разодранная ногтями кожа долго будет напоминать о случившемся, но Джил это подходит. Именно этого она и достойна.
Так что выдрессированная за годы привычка не подвела, когда Джиллиан вошла в комнату. Лицо было абсолютно спокойно, руки не дрожали, а ноги шагали в сторону лестницы на второй этаж. Джиллиан видела аккуратно сложенную на подлокотнике одежду, но прошла мимо. Только чистое. Только то, где не будет ни следа человека, которого она звала своим мужем.
Натянув нижнее бельё, толстовку и очередные дурацкие штаны, Джил спустилась в гостиную и замерла перед хмыкнувшим Джеймсом.
– Тебе звонили, – спокойно произнёс он и закинул ноги на журнальный столик.
А у неё перехватило дыхание. Как же просто! Пришёл, поговорил о высоких чувствах, оттрахал жену и, удовлетворённый проделанной работой, сел отдыхать. Джил мысленно усмехнулась. Какой фарс! И, наверное, ей стоило возразить, разозлиться, в конце концов. Но она промолчала и направилась к брошенному на столе телефону. Но на экране высветилось лишь одинокое уведомление. Больше ничего. Никаких пропущенных звонков. Поджав губы и нахмурившись, Джиллиан открыла почту и прочитала письмо.
Джил фыркнула на шуточный комплимент, открыла вложенный файл и немедленно выругалась. Это шутка? Четыре часа! Рид дал ей всего четыре часа, чтобы собраться и примчаться в аэропорт. Вот так просто – без предупреждений, договорённостей и банальной вежливости, на одном чутье и поистине божественной уверенности, что Джиллиан О’Конноли приедет. Боже, а ведь она действительно сделает это. Примчится.
Но, несмотря на уже принятое решение, её разрывало от желания высказать своё недовольство этому наглому, самоуверенному губернатору. Поэтому рука всё же дёрнулась к списку недавних контактов и… замерла.
Итак, телефон действительно звонил. Три раза, если верить высветившейся рядом с именем цифре. Вызовы, очевидно, сбрасывали, а значит… Значит, Джим всё знал. Сжав зубы, Джил повернулась к мужу.
– Через четыре часа у меня самолёт. В Иллинойс.
– Это я уже понял, – медленно протянул Джеймс.
Он встал и тяжело поднялся на второй этаж, больше не удостоив жену ни взглядом, ни словом. Ровно через две минуты Джил услышала грохот и звон разбившегося стекла. Похоже, все в этом доме сошли с ума…
8
Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
По листьям зашуршал мелкий дождь, и Джиллиан подняла голову, пытаясь определить, не пора ли открывать зонт. Но капающая с неба вода оказалась столь же несостоятельна, как последние внутрипартийные дебаты республиканцев, – слабая аргументация при отсутствии влиятельной поддержки сверху. Тучи расхлябанно ползли в сторону Чесапикского залива, сталкивались друг с другом и путались в направлениях, словно шары в пьяном «Пуле».
– Вижу, ты больше не летаешь, – проговорила наконец Джиллиан и повернулась обратно к стоявшему позади неё мужчине.
– Мне обломали крылья. Впрочем, за это стоит поблагодарить Рида, – холодно произнёс Джеймс. Он обошёл металлический стол, а потом, чуть помедлив, уселся напротив.
Джил смотрела на него склонив голову и не испытывала ни капли стыда от своего любопытства с лёгким налётом дотошности. О’Конноли не изменился. Всё такой же худой, но бледнее обычного, с синей вязью вен на висках и мутно-рыжими волосами, которые заметно высветлила седина. Что бы ни случилось с ним, где бы он ни был все прошедшие годы, вряд ли это было легко. И без того жёсткие черты лица окончательно заострились, а тонкий рот вовсе исчез, оставив после себя две яркие носогубные складки и чёрную, изогнутую линию. Когда-то муж казался ей воплощённым Капитаном Америка. Эдакий символ, что нёс свободу и справедливость, уверенный, сильный мужчина, а сейчас… Сейчас он напоминал занявшего боевую стойку тайпана – пугливого, но ядовитого.
– Разумеется… И кто же ты теперь? Великий шпион? Агент национальной безопасности? За нами следят десять людей в чёрном? Клянусь, я не вступала в контакт с внеземной цивилизацией.
– Управление по борьбе с наркотиками, – последовал короткий ответ, и губы Джеймса скривились на искренний, громкий смех Джиллиан.
– А вот это действительно иронично! Не знала, что туда берут с судимостью, – проговорила она и слегка дрожавшей рукой заправила за уши короткие пряди.
И в этот момент над Национальной аллеей пролетел детский восторженный писк и распугал голубей. По гравийной дорожке, со стороны непримечательной закусочной, к ним приближался Баррет. На его плечах сидела Эми и напевала что-то весёлое, хоть и невпопад, пока из стороны в сторону размахивала огромным круглым леденцом. Увидев это, Джиллиан всерьёз забеспокоилась, что тот вскоре окажется намертво приклеен к густым волосам Элвина. Однако это, казалось, его вовсе не волновало, потому что Баррет весело подначивал Эмили, когда слегка подбрасывал ту в такт фальшивой мелодии из очередного мультика.
– Похожа на тебя, – тихо проговорил Джеймс, пристально наблюдая за шагавшей в их сторону парочкой, а Джил удивлённо воззрилась на бывшего мужа. Видит бог, найти в Эми хоть что-то от матери не смог даже Бен. Но тут О’Конноли кивнул остановившемуся при виде него Баррету и задумчиво добавил: – Впрочем, от Рида тоже досталось многое. Особенно, если верить вчерашним дебатам.
– Не уподобляйся бездарностям, Джим, – отрезала Джиллиан и махнула дочери, кивком приказав Элвину, чтобы они уходили. Куда угодно. Желательно, на другой конец света, где её собственное прошлое их не догонит. – Ты прекрасно знаешь, дело не в нём.
– Что с ней?
– Если верить последнему тесту Оливии, это Аспергер, – вздохнула она и заметила непонимающий взгляд бывшего мужа. – Детский аутизм. В целом, Эми нормальный, обычный ребёнок, только… с особенностями. Выучила наизусть отцовские анатомические атласы, знает название каждой мышцы или костей в скелете, но боится большого скопления людей и… совсем не идёт на контакт.
– Я сожалею.
– Не думаю, – покачала головой Джиллиан.
– Возможно.
Они замолчали. Джеймс смотрел на Эми, которая что-то чрезмерно увлечённо доказывала Баррету, и его взгляд становился тяжелее с каждой секундой. Джил видела это, чувствовала вес давившего на обоих прошлого. Здесь могли бегать и его дети. Двое. Что бы ни произошло между ними шесть лет назад, как бы ни сложились отношения, но он имел право оставить после себя хоть что-то. Частицу того, что представлял собой Джеймс О’Конноли. Джил знала, как он отчаянно этого хотел, но всё сделала вопреки. К лучшему или худшему – не дано знать. Её решениям не было оправданий ни тогда, ни теперь.
– Что тебе нужно? – быстро проговорила она, разом покончив с бессмысленными воспоминаниями. Поздно уже сожалеть.
– Одна услуга.
– Я больше не занимаюсь лоббированием. Баррет сказал…
– Баррет понял так, как хватило его честности. – О’Конноли отряхнул с пальто капли и заговорил: – Через неделю на стол вице-президента Рида лягут несколько документов… с фамилиями тех, кто поддерживал наркотрафик. И, разумеется, находил в том свою выгоду. Части Управления это не выгодно.
– Бен инициировал расследование пять лет назад, – шёпотом перебила Джиллиан. – Это его основной козырь на выборах!
– Верно. Полагаю, мне не нужно объяснять, чем грозит обнародование итогов.
– Крепко же он за вас взялся. Сколько твоих дружков расстанется с головой? Пять? Десять?
– Семьдесят четыре, – сухо отозвался Джим, а Джил прикусила указательный палец, чтобы сдержать теперь уже истерический смех.
– Восхитительно!
– Тебе надо их выкрасть.
– Что?!
– Тебе надо выкрасть семьдесят четыре файла, – невозмутимо повторил Джеймс.
– Вы рехнулись?
Её рык услышала, кажется, даже Эми. Дочь настороженно подняла голову и широко распахнутыми глазами взглянула на мать, отчего Джиллиан пришлось взять себя в руки. Увы, но теперь часовая истерика Эмили была бы некстати.
– Как ваше проклятое Управление это представляет? Я переоденусь Чудо-женщиной или Человеком-пауком? А может, магией притяну к себе документы? Там везде камеры!
– Нам плевать, – ещё одна вежливая улыбка, и Джил впервые за встречу захотелось разбить рожу Джеймса о металлическую столешницу. Ублюдок!
– Не боишься, что я уже всё рассказала Бену? – быстро проговорила она и нервно облизнула пересохшие от волнения губы.
– Когда? Вчера после дебатов? Ты уже догадалась о слежке, а потому тебе страшно. Ты знаешь, что если расскажешь, твой упрямый муж не откажется от своих планов. И ты знаешь, что при малейшей угрозе мы выставим фотографии в сеть… Мартышка.
Джиллиан вздрогнула.
– …Ну а после потребуем психического освидетельствования Рида. И его политическая карьера закончится навсегда.
– Но ты же знаешь, что дело не в нём… – осторожно произнесла она и бросила на Эми испуганный взгляд.
– Я – да. Страна? Нет. – Пожал плечами бывший муж и равнодушно провёл кончиками пальцев по узорчатой поверхности стола, намеренно смазав ровную линию выложенных в ряд листьев. Тварь!
– Он узнает, – удивительно спокойно сказала Джил. – Обнаружив пропажу, Бен поймёт, кто это сделал. И вы предлагаете мне заплатить собственной семьёй и свободой за возможность семидесяти четырём задницам дальше продавливать кресла? Меня будет ждать развод и судебное разбирательство.
– Мы предлагаем тебе сохранить карьеру мужа взамен на небольшую услугу.
– Выбор без выбора…
– Верно, воробушек.
От ласкового прозвища, что фениксом воскресло из давно погасшего прошлого, стало дурно. И Джил вздрогнула, когда вывернутые суставы вспыхнули давно забытой болью, а кожа ощутила холод каменной кухонной плитки.
– Если документы будут в его кабинете в Белом Доме, я не смогу туда пробраться. – Она устало покачала головой, в последний раз попытавшись воззвать к разуму или совести.
– Хватит юлить. Ты прекрасно знаешь, расследование полулегально. Рид не будет рисковать, оставляя их на виду своего секретаря.
Джил прикрыла глаза. Они всё предусмотрели. Каждую проклятую деталь! В этот момент она вдруг подумала, что могла бы сейчас легко пустить пулю в лоб. Себе или О’Конноли – неважно. Любой из этих вариантов хотя бы на время прекращал невероятную агонию и казался единственно возможным выходом из безумной ситуации.
– Шпионский триллер…
– У тебя есть неделя, чтобы вдосталь позаламывать руки и поступить правильно, – равнодушно произнёс Джим, а затем неожиданно поднялся и швырнул на стол перед ней визитку. – Как надумаешь, звони.
– Проваливай к дьяволу, – пробормотала она.
– Это ответ? – раздался ехидный смешок, но Джил не ответила.
Что можно было на это сказать? У неё и правда не осталось ни единого шанса. И Джеймс отлично это понимал, но успел сделать целых пять шагов, прежде чем его догнал тихий вопрос.
– Джим…
О’Конноли замер, с отчаянной жадностью вслушиваясь в голос бывшей жены, а та успела заметить стиснутые кулаки, прежде чем он равнодушно оглянулся. Ему было тяжело… Тоже тяжело! Между ними произошло слишком многое, чтобы так легко наступить на воспоминания прожитых вместе лет.
– Да… Джиллиан?
– Снимки… они настоящие?
Она спрашивала от безысходности, от простой женской потребности в последний раз убедиться в собственной правоте. Потому что каким бы ни был ответ – если скандал попадёт в печать, партия будет проиграна. Настоящие или подделка… народ не станет разбираться в первоисточнике фотографий, и для Бена всё будет кончено. А потому Джиллиан не проверяла на подлинность, не заказывала экспертиз, не смела даже вздохнуть или моргнуть! Увы, она осталась одна. И хотя очень хотела бы ошибиться, сердцем ещё влюблённой в мужа жены знала – это точно был Бен и другая (не Джил!) женщина.
Но Джеймс молчал. Он снова перевёл взгляд на Эми и отчего-то грустно улыбнулся, а потом кивнул.
– Даже не представляешь насколько.
– Кто она?
– О, ты с ней прекрасно знакома.
Джил вертела в руках лаконичную визитную карточку и разглядывала сухие чёрные буквы имени и фамилии. Больше там ничего не было. Ни должности, ни подразделения. Только инициалы и номер телефона, который наверняка обезопасили от прослушки. Восхитительно. Сжав подушечками пальцев острые уголки, Джиллиан снова крутанула визитку. Какая забавная ситуация.
От абсурдности требований за милю веяло той самой судорожной игрой, над которой так любил потешаться Бен. Однако в этот раз фишками в партии стали они сами. А ещё Джеймс О’Конноли. В то, что бывший муж пошёл на низкий шантаж по своей воле, Джиллиан не верила. Как и не сомневалась в итоге всей авантюры: документы – скандал – развод. Бумеранг, который слишком уж походил на её собственный давнишний сценарий. Шесть лет прошло, а Джил по-прежнему помнила каждую деталь плана.
– Миссис Рид?
Визитка скользнула меж пальцев и упала на железную сетку стола.
– Мы закончили, Элвин, – проговорила она не оборачиваясь. – Пойдёмте домой.
Джил поднялась и протянула руку, в которую немедленно вцепились маленькие озябшие пальчики. Под ногами зашуршал влажный гравий дорожек, пока их странная компания двигалась в сторону припаркованной машины.
– Если всё серьёзно, не лучше ли поговорить с мистером Ридом? – неожиданно тихо пробормотал Баррет. А Джил резко остановилась, вызвав недовольный вскрик у желавшей идти дальше дочери.
– Только попробуй, – холодно процедила она. – Видит бог, если ты откроешь рот в его присутствии, твой язык будет украшать шпиль Капитолия вместо статуи Свободы.
– Но почему? Если это его ошибка…
– Ошибка или нет, один раз он с кем-то спал или нет – неважно! Мне этого не изменить. Имеет значение только одно – кто-то упорно пытается убрать моего мужа с дистанции и задействует любые методы. Сейчас они решили взяться за Эми.
– Но я думал, дело в снимках.
– Они будут давить на Бена не только фотографиями, но и диагнозом Эмили…
– Что?! – Баррет удивлённо посмотрел на Джил, а та поджала губы.
– …и в этом виноваты мы оба. Я – потому что не предусмотрела. Бен – потому что совершил проступок, чем подвёл нас под удар. Честное слово, с его мозгами он мог бы думать получше.
– Какой-то глупый альтруизм, мэм. Вы сильно рискуете.
– Ты путаешь обязательства с любовью, – Джиллиан грустно улыбнулась. – Скандалы можно забыть, измену простить. Всё что угодно можно попытаться оспорить. Но я никогда не пощажу тех, кто посмел тронуть моего ребёнка.
– Но какой смысл втягивать в это Эми? – всё ещё не понимал Элвин, и Джиллиан едва удержалась, чтобы не зарычать от досады.
– Выдержать одновременно оба удара мы не сможем. На это не хватит ни одной репутации. Пора бы уже понимать это, Баррет! Ты в политике, а не на учебной скамье.
Они раздражённо замолчали и снова направились вперёд под фальшивое пение Эми. Мелодия из заставки «Мишек Бернштайн» оказалась столь приставучей, что Джил иногда даже во сне слышала эхо немного писклявого детского голоска. Дочь мычала её дни напролёт. Но сегодня впервые Джиллиан была рада и навязчивой песенке, и равнодушию к скучным разговорам между взрослыми. Эми не перебивала, не лезла с обычными детскими вопросами и была, как всегда, сосредоточена на каких-то своих, внутренних, более интересных вещах. Наверное, миссис Рид следовало вновь устыдиться, но кому это поможет?
– Чего именно они хотят? – тихо спросил Элвин, ловко отвлекая Эмили видом на открывшийся в просвете облаков Монумент Вашингтона.
– То, о чём тебе знать не положено, если хочешь вернуться к жене сегодня вечером, – немного резко отозвалась Джил.
Она не хотела втягивать в это дерьмо кого-то ещё. Да, Баррет искренне переживал и добродушно считал Джиллиан другом, но это было ошибкой. Она неподходящий для этого человек. И Бен мог бы многое рассказать секретарю о своей жене.
Тем временем Баррет нахмурился, открыл дверь и подал Джил руку, которую она, естественно, проигнорировала. Миссис Рид никогда никого не касалась.
9
6 лет назад
Чикаго, штат Иллинойс
Если так посмотреть, все аэропорты примерно похожи. Они могли отличаться размерами, цветами, загруженностью, но за фасадами всегда скрывалось нутро зоны вылета. Унылое. Одинаковое. Сухой минимализм светлых стен, пластиковые или обитые искусственной кожей сиденья, бесшумные ковры и, разумеется, сонное оцепенение. То нападало сразу, стоило пройти мимо дремлющих пассажиров, что коротали часы в ожидании своего рейса. Уже через пять минут начинало казаться, что вся жизнь оставалась внизу: у стоек регистрации и электронных табло. Там кричали и бегали дети, суетились спешившие по очень важным делам государственные служащие и бизнесмены, раздавался непрерывный бубнёж громкой связи, радиопомех и грохота кидаемого на транспортную ленту багажа.
В целом национальный аэропорт Рональда Рейгана ничем не отличался от своих мировых братьев. Разве что из-за близости к центру столицы, собирал в себя больше людей в скучных костюмах, чем куда более крупный Даллес. Пришедший в себя после снежного катаклизма один из трёх воздушных узлов Вашингтона переливался лучами заходящего солнца. Его свет дробился в высоких пролётах окон и плясал в такт гулу катившихся по полу колёсиков. Этот скрежет, перемежавшийся скрипом, взлетал под потолок, где в круглых окошках крыши виднелись перистые облака. Здесь было красиво, просторно и почему-то празднично. Словно рождественские огни ещё плясали по золотившимся стенам и стальному ажуру сводов. Из кафе лилась тихая музыка, а за стеклом распушали хвосты гигантские самолёты.
Джиллиан инстинктивно поморщилась и посмотрела сквозь витражные окна на видневшиеся вдалеке тяжёлые тучи. Вздохнув, она подула на натёртую ручкой чемодана ладонь и двинулась в сторону стоек для регистрации, где улыбчивые сотрудники были рады помочь страждущему. Джил умудрилась не опоздать, что само по себе было чудо, учитывая, с какой скоростью пришлось собирать вещи. Мелко дрожавшие руки бросали костюмы и платья с такой ошеломительной скоростью, словно Джиллиан сбегала из дома. Впрочем, так оно, наверное, и было. В глазах мужа уж точно.
Действительно, как ещё всё объяснить? Она проигнорировала эгоистичное признание, промолчала на фарс их секса и, холодно уведомив об отъезде, ушла собирать чемодан. Всё. Конец. Выразиться яснее вряд ли возможно. Джил улетала в ненавистный Иллинойс к ещё более ненавистному Риду, с которым, на самом-то деле, её ничего не связывало. Только одни на двоих воспоминания, предстоящая работа да недавний разговор. Зачем вообще было её нанимать?
Продиктовав номер рейса белым зубам улыбавшейся девушки с именем Сильви, Джил сбросила очередной звонок Клейну и приготовилась распрощаться с поясницей и каблуками. Собранный впопыхах чемодан оказался безумно тяжёлым. Стоило, наверное, немного подумать и надеть в дорогу кроссовки, но за годы работы в Конгрессе миссис О’Конноли никогда ничего подобного не носила. Так что закинуть на ленту неподъёмный багаж оказалось сложнее, чем уговорить таксиста помочь. Джеймс не вышел её проводить, а демонстративно перещёлкивал каналы бормочущего телевизора. Так что Джиллиан испытала несколько унизительных минут. И вот теперь всё начиналось заново: каблуки, чемодан, попытка поднять.
Джил схватила тонкими пальцами пластиковую ручку, обречённо выдохнула и приготовилась уже расстаться со связками, как её руку безапелляционно накрыла большая мужская ладонь. Чемодан легко воспарил, переместился на прорезиненную дорожку, а следом за ним пошатнулась не успевшая отцепиться Джиллиан. И наверняка бы упала, не подхвати её некто за талию. Тело мгновенно напряглось в ожидании дурноты или паники и приготовилось тут же избавиться от слишком плотного, пожалуй, даже интимного контакта, но… Но ничего не произошло. Абсолютно. Словно не было до этого дезинфицирующих салфеток в такси, рвоты дома и всё ещё саднивших царапин на бёдрах. Словно Джил не страдающая навязчивыми психозами наркоманка, а нормальная. И потому она стояла, пытаясь запомнить это ошеломительное в своей новизне чувство… уверенности? Спокойствия? Неуязвимости? Да, что-то очень близкое, но пока неосознанное.
– О вашем упрямстве ходят легенды, – раздался за спиной ровный голос.
Едва пахнущая сигаретами надёжная рука по-прежнему обхватывала жертву внезапного рыцарства.
– Мне следовало догадаться, что вы тоже здесь будете, – пробормотала Джил и уверенно встала на карикатурно тонкие каблуки. Определённо, это был не лучший выбор для перелёта и путешествия в заснеженный Чикаго. Но стоило возблагодарить бога хотя бы за то, что хватило мозгов на брючный костюм, а не очередную, стремящуюся выдавить из тела последние соки узкую юбку. Однако Рид не оценил даже этого.
– Дьявол, надеюсь, вы хотя бы иногда снимаете этот офисный кошмар, – немного ошарашенно проговорил он и машинально предъявил идентификационную карту всё тем же улыбавшимся зубам.
– Да, в ванной, – процедила Джиллиан. – Впрочем, смотрю, вы тоже будто прямиком из Белого Дома.
Она окинула Рида взглядом, подмечая застёгнутый на одну пуговицу пиджак и идеально выглаженную рубашку. От вида завязанного тонким узлом галстука, на котором тускло серебрился зажим, захотелось невоспитанно фыркнуть. Какие детали! Какая педантичность! Хоть сейчас на обложку «TIME» с почётным званием «Человек года».
– Я не планировал задерживаться в Вашингтоне так долго, – равнодушно пожал он плечами и собрался добавить что-то ещё, но их прервали.
– Ваши посадочные талоны. Мистер Рид, миссис О’Конноли. – Зубы оскалились в последний раз.
Схватив билет и подцепив другой рукой сумку с ноутбуком, Джил быстрым шагом направилась в зону досмотра. И на каждые три торопливых перестука её каблуков за спиной раздавался один степенный шаг. Рид мог легко догнать и идти рядом, но отчего-то предпочёл держаться чуть позади. То ли не хотел продолжать разговор, то ли опасался очередного неэлегантного падения, а может, совсем неблагородно любовался открывшимся видом.
Джил отогнала непрошеные мысли и попыталась сосредоточиться на более важных вопросах. Например, на том, что Клейн подозрительно долго не отвечал на звонки. Или что через пару недель наверняка стоило ждать бумаг на развод. А значит, придётся как-то выкраивать время и посетить хоть одно из предстоящих судебных слушаний. Если таковые, конечно, будут. Их брачный контракт предусматривал многое…
Забавно, ещё несколько недель назад она и помыслить не могла, чтобы так быстро закончить отношения длиною в целую жизнь. О чём-то переживала, испытывала муки совести и банальное раздражение. А теперь осталось лишь равнодушие и лёгкое сожаление – прервать эту пьесу стоило ещё шесть лет назад.
Они расположились около нужного выхода в укромном местечке и не сговариваясь проигнорировали комнату отдыха. Сонное оцепенение уже наползало со всех сторон и грозило укрыть Джил тёплым одеялом безделья. Она перевела взгляд на расположенную рядом стойку справочной информации и поморщилась от вида шумной толпы мексиканцев. Те толкались, громко переругивались с очередными, в этот раз несчастно улыбавшимися зубами, и пытались выведать, когда же объявят посадку на рейс. Зубы что-то миролюбиво бормотали и указывали на заметённую снегом площадку около телетрапа. Там проходил антиобледенительную обработку сверкавший на закатном солнце серебряный самолёт.
Тем временем руки Джил сами потянулись к салфеткам, машинально открыли новую пачку и протёрли ладони. Люди прибывали, она нервничала, магия прикосновения выветривалась.
– Интересный симптом, – тихо произнёс Рид. Он отвлёкся от увесистой стопки документов и теперь задумчиво смотрел, как Джиллиан целилась комком в урну.
– Аэропорт – грязное место. Мне всегда казалось, что в здравоохранении, как в армии или политике, принято работать на предупреждение. Предпочитаю один раз протереть руки, чем глотать противорвотное, – холодно отозвалась она и ловко скрыла за сумкой с ноутбуком мелко задрожавшие колени.
Симптом… Да здесь целый диагноз. Однако, как же глупо было забыть, что сидевший рядом отличный политик в своё время считался не менее отличным врачом. Впрочем, Рид ничего не ответил и отвёл взгляд, чуть прищурившись следя за маневрировавшим на поле лайнером.
– По сколько часов вы спите? – неожиданно спросил он, отчего Джиллиан вздрогнула.
– Очень грубо, господин Губернатор, – фыркнула она. – Как истинному джентльмену, которым вы слывёте, вам стоило тактично промолчать или намекнуть на очевидно слишком резкий свет ламп. Я бы сходила, припудрила носик, и все были бы довольны.
– А всё же? – Он даже не улыбнулся.
– Я не записывалась к вам на приём, доктор Рид.
– Бен.
– А ещё не нуждаюсь в дружеских комментариях, – отрезала Джил и демонстративно разблокировала телефон.
– Это влияет на качество вашей жизни.
Джиллиан длинно выдохнула, а руки чуть сильнее стиснули жалобно скрипнувший пластик.
– Мистер Рид… – начала она спокойно.
– Бен.
Услышав очередную мягкую просьбу, Джил задрала голову и раздражённо впилась взглядом в приставучего надоеду.
– Моя работа, господин Губернатор, состоит из непрерывного анализа сотен статей и публикаций, поиска фактов для построения аргументации, общения, давления и убеждения. У меня нет выходных, а редкие свободные вечера я провожу на очередном псевдоблаготворительном приёме, где толпа лицемерных стариков требует беседы между строк, пока распивает шампанское. Так что свалившийся мне на голову Бенджамин Рид и его напрочь отсутствующая предвыборная кампания оказались весьма некстати. Они почему-то не соизволили добавить в сутки пару лишних часов, и пришлось чем-то жертвовать. Сон прекрасно для этого подошёл.
Джил замолчала и запоздало попыталась понять, не сболтнула ли лишнего, ведь рядом с Ридом вся тщательно выдрессированная привычка изящной полемики «ни о чём» летела к чертям. Он слишком раздражал своей невозмутимостью, отчего Джил бесилась, словно в инфантильном противодействии.
– Действительно, – после паузы протянул в ответ Рид.
Вот! Она же говорила…
Пуще прежнего золотившийся взгляд велеречивого губернатора просветил Джиллиан насквозь, но продолжать дискуссию Рид не стал. Вместо этого он молча достал пачку исчёрканных документов и углубился в чтение. Она же, всем своим видом демонстрируя прохладное равнодушие, снова набрала номер Клейна, прослушала надоевший голос автоответчика и открыла полные истерического негодования сообщения Майка. Право слово, Тыквенный Пирожок производил в три раза больше слов, чем сама Джил. Но сегодня его можно было понять.
Сандерс. Джонатан Сандрес.
Никто не знал, кто он и откуда взялся. Вроде бы семьянин, вроде бы бизнесмен, отчего-то старательно скрывавший квартальные отчёты. Впрочем, до сих пор публика самозабвенно закрывала на эти увёртки глаза и наслаждалась яркими речами кандидата. И Энн, которая на невероятной смеси китайско-вьетнамской лексики пыталась охарактеризовать их соперника, выдала короткий итог:
Сандерс действительно напоминал злую, маленькую собачонку. Из тех пород, что очень громко лают и больно кусают, стоит лишь упустить их из виду. Бесспорно, он был хороший оратор и мог легко соперничать с Джил в жонглировании техниками дебатов. Сандерс вообще играл очень грязно и за полчаса местного телеэфира умудрился запугать, ошеломить и извратить каждый довод оппонента, загнав того в тупик полной несостоятельности.
Джил покачала головой и вздохнула. Это будет непросто: упрямец против безумца. Она на мгновение прикрыла слезившиеся от яркого экрана глаза, но сразу вздрогнула, когда перед лицом появилась ладонь. Огромная, тёплая, слишком терпко пахнущая сигаретами. Она раскрылась одновременно с объявлением о начале посадки.
– Идёмте. До Чикаго нам по пути.
Рид смотрел сверху вниз и терпеливо ждал, пока растерявшаяся от неожиданности женщина сложит в своей голове, вероятно, сложнейшие политические комбинации и примет окончательное решение, стоит ли его рука такой чести. Во всяком случае, так наверняка выглядело со стороны. А на самом деле очень запутавшаяся миссис О’Конноли с нарастающей паникой думала, как избежать контакта. Ей было страшно портить единственное хорошее воспоминание о прикосновении за… За сколько? Сутки? Неделю? Месяц? А может, год? Как давно это началось? Рискнуть или не рискнуть? И если повезло раз, повезёт ли второй?
Время шло, но Рид не шевелился. Он не дёрнул ни одним мускулом, ни на миллиметр не опустил протянутой руки. Казалось, даже не моргал, не отрывал медного взгляда и готов был до последней вспышки солнца ждать решения Джиллиан. Зачем? Она не знала. Со всей своей тренированной годами наблюдательностью не представляла, что творится в голове одного из самых удивительных мужчин.
– Прекрасно, – наконец откликнулась она и встала, опираясь на холодный металл подлокотников. Руки немедленно потянулись за очередной салфеткой. Решение принято. У неё осталось не так много хороших воспоминаний, чтобы бездарно ими разбрасываться. – Будет время обсудить ту чушь, что ваша команда решила назвать предвыборной кампанией.
И уже поворачиваясь, Джиллиан увидела, как едва заметно дрогнула всё ещё протянутая и открытая ладонь. Однако это оказалось единственной подмеченной мелочью. Всё. Ничего больше не выдавало, испытывал ли господин Губернатор гнев, раздражение или, быть может, настоящее облегчение от столь намеренного игнорирования. Только кончики пальцев чуть мазнули воздух, будто ждали ощутить тяжесть чужой руки, а теперь удивлялись неправильному чувству пустоты.
– Бен, – повторил он, неожиданно резко сжал кулак, а затем подхватил пальто.
– Как скажете, – откликнулась Джил и придушила нелепое в её случае смущение.
От пластиковых стен телетрапа веяло то холодом февраля, то жаром стационарных обогревателей. И стремительно шагавшая вниз Джиллиан испытывала такой же контраст эмоций, пока пыталась понять, что сейчас было. Рид не сказал больше ни слова, однако в воздухе между ними повисла отвратительная завеса непонимания. Он не понимал, к чему такая принципиальность, она не понимала, зачем ему это. Не хотела понимать. Боялась. Но в спину по-прежнему упирался пристальный взгляд, а потому, проигнорировав приветствие стюардесс, Джиллиан влетела в нутро самолёта.
Господи, дались Риду эти круги под глазами! Если ему так хотелось поиграть в доктора, то для этих целей у него всегда под боком жена. Джил раздражённо передёрнула плечами и выдохнула, обречённо понимая, что действие стимулятора подходило к концу. Хотелось швырнуть телефон в стену, выключить режущий глаза искусственный свет и окружить себя тишиной, но вместо этого салон заполонили громко переговаривающиеся люди. Они тащили на себе рюкзаки и дутые зимние куртки, будто улетали не в Чикаго, а на Аляску! И все… каждый из них считал своим долгом чихнуть, кашлянуть или раскатисто засмеяться. Так, что слюни летели в сторону.
Джиллиан стиснула в руках пальто, на секунду зажмурилась и попыталась успокоиться. Раз… Два… Три… Сейчас она спокойно уберёт наверх одежду, займёт положенное билетом место, самолёт взлетит и можно будет спокойно сходить до уборной. Ничего сложного. Только подождать и постараться не слишком сильно нервничать. По крайней мере, не больше обычного. Раз… Два… Три…
Однако стоило только поднять руки в попытке дотянуться до багажной полки, как под лопатку больно прилетел чей-то локоть.
– Ради бога, это бизнес-класс, а не матч по регби! – воскликнула она поворачиваясь.
И пожалуй, взбешённая Джил высказала бы ещё много чего уставившемуся в ответ старикашке, но проблему решил Рид. Вернее, один брошенный взгляд. Джиллиан захлопнула рот и поджала ярко накрашенные губы. Тем временем у неё с невозмутимым спокойствием забрали проклятое пальто, аккуратно сложили и легко закинули наверх, устроив рядом с тёмно-серым шерстяным монстром самого Рида.
– Сядьте, – коротко произнёс губернатор и чуть наклонился в сторону Джиллиан, вежливо пропуская спешившего к своему креслу бизнесмена.
– Налогоплательщики будут в восторге от трат, – процедила она и почти упала на сиденье.
Джил вцепилась в ремень безопасности и попыталась занять чем-то руки, потому что желание схватить упаковку со стимулятором и почувствовать, как на ладони перекатываются лёгкие капсулы, резко стало невыносимым. Возможно, была виновата нервозность или перипетии всего этого дня, а может, она слишком старательно не обращала на Рида внимания, отчего пропустила момент, когда стоило бы заметить симптомы. Дура…
Конечно же, как и любой наркоман, Джиллиан хотела несколько раз бросить. Прошла пару ломок, игралась с дозами дозы, однажды даже почти скатилась до суицида. У неё было шесть попыток. Немного, конечно, но достаточно, чтобы принять своё бессилие, когда в шкафчике лежало простое и быстрое средство от всякой хандры. Терпения и упорства хватало на несколько дней, а после Джил звонила сестре. Сквозь эхо и раздирающие голову мигрени выслушивала лекцию обеспокоенной Оливии и через полчаса непрерывных криков ломала тщательно выстроенную аргументацию всего одной фразой:
И Оливия сдавалась. Проиграв однажды, она всегда отступала и закрывала глаза на то, что Джил целенаправленно себя убивала. Они это знали, как знали и то, что в этом вина обеих. Одна не имела права преступать закон и врачебную этику, второй не стоило каждый раз шантажировать этим. Действительно. Но всё было так. И может, именно отсутствие совести стало у сводных сестёр единственной общей чертой.
– Я покупал на личные средства, – голос неожиданно прорвался в лихорадочно метавшийся мозг, и Джиллиан испуганно дёрнулась. Видимо, немного неловко из-за начинавшейся вялости мышц, потому что Рид заинтересованно повернул голову.
– Отрадно слышать, мистер Рид, – выплюнула она.
– Бен.
Джил пожала плечами.
В этот момент титанокрылое чудище, наконец, вздрогнуло, подскочило на ухабах и едва ощутимо заскользило по наледи рулёжной дорожки. А Джиллиан, наплевав на брезгливость и лёгкую тошноту, вцепилась в пластиковые подлокотники. Ей не было страшно, скорее… Нет, она не могла объяснить своё состояние. Журнал полетел на пол, а она не отрывала взгляда от проносившихся в сгущавшихся сумерках ярких огней терминала и вдруг подумала, что стоило бы написать Джиму. Но следом пришло осознание – поздно. Он знал, куда и с кем летела жена.
Самолёт опять завибрировал, и Джил поёжилась. Интересно, каково столько лет жить с одной женщиной, которая вдруг собрала свои вещи и улетела по первому зову совершенно чужого для неё человека? Ведь Рид был никем. Не любовник, не родственник, не коллега… Но она молча взяла чемодан и отправилась в аэропорт. Так каково это – осознать, что не нужен, и никогда, видимо, не был… Ибо сбегать из своего дома – последний крик о помощи.
Тем временем самолёт оторвался от земли, набрал приличную высоту, а потом его сильно тряхнуло. И под звук испуганных вздохов Джил почувствовала невесомость. Внутренности сжало, прибив в район горла, в голове нарастал звон, пока организм испытывал на себе все прелести свободного падения. Это длилось недолго, буквально пару секунд, однако страдавшее от недостатка наркотика сердце заколотилось, а Джиллиан по-детски зажмурилась. Перед глазами узором из калейдоскопа поплыли пятна, накатила тошнота, но…
Всё закончилось неожиданно быстро. Прекратилось в тот миг, когда инстинктивно вцепившиеся в ремень безопасности пальцы накрыла ладонь. Опять. Точно так же, как и пару часов назад, она коснулась уверенно и принесла с собой не только поддержку, но и спокойствие. Спокойствие, которого не должно было быть вопреки каждому из прогрессировавших симптомов психоза. А потому глаза Джиллиан распахнулись и с неверием уставились на колени, где левая рука Рида ободряюще сжимала побледневшие от напряжения ледяные запястья. Он не делал ничего особенного, только размеренно вырисовывал большим пальцем узоры вокруг тонкого ободка обручального кольца Джил.
– Всё в порядке, просто небольшой микропорыв. Обычное дело в дождь или снегопад, – проговорил Рид настолько обыденно, что на него с надеждой посмотрели пассажиры соседнего ряда. Но Джиллиан не услышала, ибо оказалась слишком заворожена бесхитростным движением.
– Отпустите меня, – почти по слогам произнесла Джил. А в следующий миг стряхнула застывшую в нерешительности руку и одним движением с лязгом расстегнула тяжёлый ремень.
Лишь каким-то чудом умудрившись не споткнуться о длинные мужские ноги, она выбралась в проход и под предупреждающие окрики стюардессы кинулась в сторону туалета. Скрипнула щеколдой закрывшаяся дверь, и Джил беззвучно, отчаянно рассмеялась. В каком-то безумии она зажала рукой рот, боясь проронить хотя бы звук в гудящую тишину кабинки, и медленно втянула воздух. А потом застонала и лихорадочно уткнулась носом в ладонь, пытаясь отыскать тот самый, только что померещившийся запах. Но тот ушёл, и она осталась одна: растерянная, безумная, отчаявшаяся разобраться в самой себе. Джиллиан прислонилась к хлипкой двери и подняла взгляд, натыкаясь на своё отражение в чуть кривом зеркале. Белая блузка, чёрный жакет, ни одной лишней складки или залома, даже своевольные волосы были убраны в аккуратный пучок, но глаза…
Джиллиан наклонилась вперёд, разглядывая видневшуюся за расширенными зрачками шальную зелень, и криво улыбнулась. Сумасшедшая. Внезапно сошедшая с ума по одному-единственному мужчине женщина, который был слишком хорош, чтобы принадлежать ей. Джил знала его историю. Сын гениальных нейрохирургов, сам не менее одарённый онколог, он учился и работал в родном чикагском университете, где лично успел прооперировать безумное количество пациентов. Рид был прекрасным губернатором, каким никогда не стал бы малыш Лерой, прекрасным политиком и, наверняка, прекрасным мужем. Потому что даже циничная Джил не представляла, что могло быть иначе. Нет, на таких молятся. Боготворят, уважают, любят. И такие уж точно не изменяют супругам. Ни с кем. Ни с обычными женщинами, ни с кем-то столь же компрометирующим, как сама Джил. Даже если хотели. Что, на самом деле, из области фантастики – нереально.
Неожиданно дверь за спиной затряслась и послышался стук. До Джил донеслись немного визгливые требования стюардессы вернуться на место, и она закатила глаза. Святые небеса. Кому это надо? Если самолёт упадёт, то ей не поможет ни кресло, ни ремень безопасности. Разве что труп на положенном билетом сиденье опознать будет проще, чем искорёженное тело в туалетной кабинке. Джиллиан хмыкнула подобной нелепой смерти, а потом разозлилась на пессимистичные мысли. Решено, когда закончится предвыборной сезон, она ляжет в клинику к Оливии. И будь что будет. А пока чуть подрагивающие пальцы с облегчением сомкнулись на блистере. Право слово, она, словно опытный наркоман, прятала дозы в целом легальных лекарств по пустым упаковкам. У неё был рецепт, но лучше бы его не предъявлять.
Джил огляделась и с накатившим чувством отвращения вдруг поняла, что в момент бегства оставила в салоне салфетки. Однако больше беспокоило другое – отсутствие другой питьевой воды, кроме той, что текла из сомнительного на вид крана. А та наверняка кишела бактериями.
Мечущийся в поисках решения взгляд снова наткнулся на отражение в зеркале и впился в потрескавшиеся сухие губы, которые то и дело облизывал слишком бледный язык. Что сильнее: психоз или потребность в дозе? А, Джил? Будешь унижаться? Боже, как же всё отвратительно. Спрятав лицо в сгибе локтя, она не глядя подцепила ногтем тонкую фольгу, ловко перекатила на ладони две прохладные капсулы, прежде чем закинула в рот. Пригоршня чуть металлической на вкус воды, две подушечки фруктовой жвачки, чтобы перебить горечь, и с неимоверным усилием подавленная тошнота.
Прикрыв глаза, Джиллиан стояла и чувствовала, как постепенно становится легче. Минута капала за минутой, и в тяжёлых волнах наркотика сначала исчезло сковавшее затылок напряжение, затем по телу пробежала дрожь и появилось ощущение лёгкости. Это был ещё не эффект, нет, только поощрение. Из груди вырвался облегчённый вздох, когда расслабились сведённые судорогой плечи. Джиллиан попробовала улыбнуться, но поморщилась от боли в искусанной губе и слизнула выступившую каплю крови. Прекрасно.
Распахнув дверь, Джил нос к носу столкнулась с рассерженной стюардессой, которая уже отчаялась достучаться до взбалмошной пассажирки. Сколько лишнего шума! Презрительно усмехнувшись, миссис О’Конноли направилась к своему месту, где наткнулась на внимательный взгляд и чуть приподнятую левую бровь Рида.
– У вас всё в порядке? – спросил он, пристально её разглядывая. Джил лишь пожала плечами и с усилием вынула из сумки тяжёлую синюю папку.
– Надеюсь, вы ещё помните основы физиологии, – коротко откликнулась она и открыла первый попавшийся документ. Рид ничего не ответил, лишь бросил последний взгляд на задумчиво постукивающую по подлокотнику спутницу и сосредоточился на своей работе. Аллилуйя.
Целый час Джил продиралась сквозь дебри чикагских газет, чьи статьи с каждой минутой радовали всё меньше. То, что сначала показалось лишь немного упущенным временем и запоздалым стартом, превратилось в видимый даже из космоса разрыв. Кампания Сандерса ударила сразу со всех сторон. Уже через пару часов, как только Рид объявил о срочных выборах, они выкупили эфиры, страницы в журналах и рекламные щиты. Полностраничные интервью и проплаченные пространные речи политологов заполонили собой печатные издания и аналитические передачи. Джиллиан не была дурой и могла с одного только взгляда определить, что каждое действие Сандерса было тщательно выверено. Республиканец знал о плане Клейна? Похоже на то. Но знал ли он о Риде?
Джиллиан сжала переносицу и снова уткнулась в бумаги, пока сама быстро крутила в пальцах металлический корпус губной помады. Наконец, она с громким стуком поставила тот на подлокотник и потянулась за ручкой, чтобы сделать пару пометок. Внутри бурлила синтетическая энергия, и, отмахнувшись от предложенного стюардессой ужина, Джил поёрзала на сиденье. Сидеть спокойно находившийся в амфетаминовой ажитации организм просто не мог, а запахи заказанного кем-то тушёного мяса вызывали дурноту.
– Не только не спите, но и от еды отказываетесь, – с лёгким смешком проговорил Рид.
– Вижу, вы тоже в состоянии прожить пару часов, не набив желудок сомнительной едой. Ваш пьедестал в моих глазах стал немного выше, мистер Рид, – нарочито громко протянула Джиллиан, вынудив сидевшего через проход усатого бизнесмена неприязненно на неё покоситься. Захотелось показать ему язык, но Джил сдержалась. Чувство эйфории приятно шумело в мозгу.
– Бен, – вздохнул Рид в который раз за день.
– Бен, – с улыбкой согласилась Джил, не выдержав такого упорного сопротивления. Рид хмыкнул и спрятал что-то в карман предусмотрительно снятого пиджака.
– Пожалуй, добавлю эту строчку в своё резюме, – неожиданно заявил он.
– Что вы – Бен?
– Что удостоился места на пьедестале самой Джиллиан О’Конноли.
Она тихо рассмеялась и пробормотала, покачав головой:
– Да, где-то между отцами-основателями и списком канонизированных святых.
– Я настолько стар в ваших глазах? – Рид чуть наклонился к ней, и она смогла разглядеть паутинку улыбчивых морщинок, что собрались в уголках глаз.
– Нет, настолько фундаментальны. – Он удивлённо моргнул, явно не ожидая подобной характеристики. А Джил педантично сложила разбросанные по маленькому откидному столику бумаги и неожиданно продолжила. – Вам нужно уйти с поста губернатора.
Рид откинулся на спинку кресла, скрестил на груди руки и задумчиво на неё посмотрел.
– Зачем?
– Если вы хотите выиграть кампанию, то придётся кричать громче, чем это делает Сандерс. Ваша проблема в том, что люди не знают, кто такой Бенджамин Рид.
– В смысле? Я родился в Иллинойсе, вырос в Чикаго и являюсь властью этого штата. Статистика показывает, что мой рейт… – он осёкся, неожиданно нахмурившись. Видимо, понял сам. Что же, Джиллиан не сомневалась в его аналитических способностях. Она вздохнула и постучала ногтем по столбцу графика, который предусмотрительно лежал на самом верху внушительной стопки.
– Итоги ваших опросов сильно расходятся с тем, что успели сделать за пару дней мои ребята.
– Как сильно?
– Сильно. – Она взглянула на него. – Выборы в Сенат, это не за креслом местного чинуши сходить. Нет. Вы могли родиться там, каждую субботу есть фирменную пиццу и даже иметь фамильный склеп! Но идея в другом. Народ хочет видеть своего кандидата рядом с ними. В магазине, прачечной, в очереди за двухдолларовыми пончиками, понимаете? Пока вы оперировали в Чикаго, вас знали многие. Сейчас я без отчётов и опросов дурацкого мнения скажу, что электорат не назовёт даже имени своего губернатора. В их головах прочно поселилась красная тряпка Сандерса.
Джиллиан замолчала и задумчиво провела пальцем по столбцу цифр. Она знала, что предложенный вариант рискованный, слишком радикальный. Особенно для Рида, который, как и она, привык планировать свои шаги наперёд. Но времени строить грандиозные схемы не было. Клейну нужен закон, закону нужен конгрессмен, конгрессмену нужно кресло, а Джил обязана его обеспечить. Желательно, в этой жизни. Уйти сейчас – единственный для них шанс побороться.
– Вы предлагаете…
– Переехать в Чикаго и выйти на улицы.
– Вы так уверены? – Бровь скептически потянулась вверх, и Джил вздохнула.
– Бен… – она осторожно попробовала его имя, перекатив на языке лакричный привкус. На любителя, но ей всегда нравилась солоновато-сладкая горечь чёрных конфет. – Я понимаю, что не вправе указывать. Нас с вами не связывает контракт, меня нанял Клейн, но именно вы поставили условием моё присутствие и взамен пообещали полную свободу действий. Так дайте мне это! Я знаю свою работу, делала её не раз и достаточно успешно, чтобы понимать, чего хочет настоящий народ, а не тот вымышленный контингент в сферическом вакууме наших конгрессменов. Чикаго крупнейший город штата. На него будет равняться весь Иллинойс.
Повисла тишина, пока Рид задумчиво смотрел в глаза Джиллиан и то ли с дотошностью художника исследовал все оттенки зелёного, то ли в очередной раз поражался её наглости. Но в динамиках затрещали помехи, предвещая объявление о скорой посадке, а самолёт в очередной раз тряхнуло. Джил не знала, что будет делать, если Рид откажется. Как станет спасать кампанию, главный участник которой занят всем чем угодно, кроме самой кампании. Мозг лихорадочно работал, словно огромная вычислительная машина, и обрабатывал варианты: публичные мероприятия, перекупленные эфиры главных телеканалов, в конце концов, инсценированное покушение. Почему бы и нет? Всё что угодно, лишь бы привлечь внимание. Джиллиан могла сделать многое. Однако в этот раз отчего-то хотелось, чтобы люди сознательно проголосовали за Бена, искренне выбрали своего конгрессмена. Ведь он действительно достоин.
– Когда?
Резкий вопрос заставил её вывалиться в реальность снижающего высоту самолёта. Уши заложило, и Джил побоялась ослышаться.
– Что?
– Когда мне уйти, – буднично повторил Рид.
– Чем скорее, тем лучше, – быстро проговорила Джиллиан, боясь поверить в столь отчаянное везение. Или отчаянную глупость. – У нас осталось не так много времени, а ваш оппонент весьма популярен.
– Так когда? – уже с лёгким налётом раздражения переспросил Рид. Похоже, он ожидал услышать конкретное число, день или даже час. И откуда столько решительности? Эй, губернаторское кресло не выбрасывают в окно словно испорченную мебель!
– Сегодня? – нарочито спокойно спросила Джиллиан в желании проверить, как далеко в своей браваде зайдёт Рид.
– Хорошо.
– Что? – Господи, ну почему он так невыносим!
Рид бросил на неё быстрый взгляд и ехидно проговорил, аккуратно и методично убирая в портфель бумаги.
– Я не специализируюсь в отоларингологии, но могу осмотреть ваш ушной канал.
– Нет, я услышала вас. Но не уверена, что правильно поняла.
– Это можно понять как-то превратно? – Чёрная бровь поднялась лишь на долю дюйма, выразив максимум возможного удивления. Где-то в районе нуля.
– Но…
– Тогда не вижу проблем.
– Вы невозможны!
– Отчего же. Весьма, весьма возможен.
Рид улыбнулся краешком губ, а у Джиллиан на мгновение остановилось сердце. О, она знала это выражение лица. Не забыла за шесть долгих лет, как он смотрел на неё в вечер подсчёта голосов. Она стояла посреди осколков и сброшенной со стола утвари и понимала, что проиграла. Жестокий, но действенный урок, который Джил запомнила навсегда: личностью можно уже родиться.
Тем временем уже почти бывший губернатор равнодушно взглянул на наручные часы и договорил:
– Не обещаю вам именно сегодня, но послезавтра вполне могу гарантировать. Вас устроит?
– Меня? – немного нервно откликнулась Джиллиан. – Это не мне нужно кресло в Конгрессе.
– Но вам нужен закон. А для этого нужен я, а мне нужны вы. Ну так что,
Прозвучавшее с присущей лишь Риду интонацией имя растеклось где-то под языком, вынудив сглотнуть. Привкус лакричных конфет стал почти осязаем.
– Да, – тихо проговорила она и облизнула пересохшие губы. – Вполне подойдёт.
И только когда шасси с мягким гулом коснулось мокрой взлётно-посадочной полосы, они смогли оторвать взгляд друг от друга.
Спустя два часа после приземления Джиллиан сидела в такси и нервно всматривалась в проползавшие мимо огни спальных районов Чикаго. Они начинались сразу за аэропортом О’Хара и резко становились выше и выше, пока жёлтый автомобиль пробирался сквозь гигантские вечерние пробки. В городе было холодно. Очень. Морозно настолько, что алый свет впереди стоявших автомобилей неровно дрожал в воздухе и напоминал инсталляцию адских чертогов в каком-нибудь экстравагантном театре, которыми был славен Чикаго. Джиллиан поёжилась, озябнув даже в затхлом тепле салона, а потом снова уставилась в окно на соседнюю с ними машину. Водитель в ней отчаянно жестикулировал, что-то втолковывая своему собеседнику на том конце громкой связи, и с каждой минутой всё больше отчаивался добраться в центр вовремя.
Мыслей в голове Джил было столько же, сколько машин на дорогах. Они кучились, сигналили и обгоняли друг друга, подрезая на поворотах. Вот, например, прямо сейчас Джиллиан пыталась понять, как так получилось, что она едет без чемодана и отнюдь не в гостиничный номер. Но если первое ещё можно было объяснить вопиющей невнимательностью улыбчивых зубов на регистрации, то последнее выходило за все рамки разумности и приличий. Впрочем, всё пошло кувырком прямиком с приземления.
Стоило их самолёту завернуть к терминалу, как мгновенно засуетившиеся пассажиры подняли раздражающий шум. Это разорвало удивительный в своей неторопливости зрительный контакт. Казалось, они с Ридом изучали друг друга, сравнивали картину прошлого с тем, что видели сейчас. Джиллиан читала этот изучающий взгляд, словно пыталась разобрать полустёртые строчки. Она чувствовала скрытый в них смысл, но пока никак не могла понять. Рид чего-то ждал? На что-то надеялся? Может, думал, она превратилась в эдакую Кали, как часто язвили некоторые газетёнки, и теперь искал вторую пару рук и красный язык? Право слово, даже её чудовищность не настолько чудовищна.
Но что бы ни скрывалось за этими взглядами, Рид оставался до смешного навязчив в своём воспитании, когда подал Джил пальто и вежливо пропустил вперёд. Он каждый раз предлагал для поддержки руку и искренне не понимал причин для отказа. Джиллиан усмехнулась. Господи, какой-то динозавр от этикета. Настолько старомоден, что должен был давно покрыться пылью и провонять нафталином, но вместо этого раз за разом вызывал лишь ощущение абсолютной то ли правильности, то ли уместности. А потом случился чемодан, и проклятая всеми богами гостиница. Джил цокнула в раздражении, чем заслужила удивлённый взгляд от водителя.
Коротая время до рейса в Спрингфилд, Рид вызвался проводить Джил до стоянки такси и целых пятнадцать минут с абсолютно невозмутимым лицом шествовал рядом. Он прекрасно ориентировался в аэропорту и лёгким покашливанием тактично сообщал о неверно выбранном направлении. Так что к ленте выдачи багажа они пришли вместе. И пока Джил старалась связаться с Клейном, который не ответил ни на одно из сообщений, Бен успел найти такси и теперь невозмутимо курил снаружи. Слушая очередное сообщение автоответчика, она неотрывно смотрела сквозь стеклянные двери, как в морозный вечерний воздух медленно поднималась дымная пелена. И готова была простоять так целую вечность, но в следующий момент ей сообщили – чемодан исчез.
У Джил ушло полчаса, чтобы выяснить у измученной девушки за информационной стойкой судьбу своих вещей. Получив копию заявления, она отошла и наконец поняла, как устала. Вымоталась до стадии полнейшего равнодушия и апатии. А потому после всех споров, ругани и угроз, не обратив внимания на вопросительно посмотревшего на неё с улицы Рида, Джил прислонилась к стене и закрыла глаза. Стандартная доза стимулятора не смогла справиться с несколькими бессонными ночами, отвратительными событиями дня и перелётом. А потом всё стало ещё хуже. Телефон зазвонил, и в надежде, что это Клейн, Джил судорожно нажала кнопку ответа, но услышала лишь извиняющийся голос администратора гостиницы – её бронь аннулирована. Система ошиблась, и мест таких нет.
Зарычав, Джиллиан стиснула захрустевший смартфон и ударила им по стене. Прекрасно! Просто чудесно! Она в Чикаго: без вещей, жилья и согласованных с нанимателем расходов. Клейн будет в восторге от возможности вновь пройтись по пренебрежительному отношению к правилам и с удовольствием напишет жалобу, как только Джил подаст отчёт о тратах в Сенат. И bonjour бесконечные разбирательства. Старик не упустит случая мелочно отомстить.
– Что произошло? – раздался над ухом тихий голос.
Джиллиан понятия не имела, каким образом Риду удалось миновать охрану и вернуться в зал прилёта. Он наверняка уже опаздывал на свой рейс, однако ничем это не показывал и слишком терпко пах сигаретами.
– Они потеряли мой багаж, – вздохнула Джиллиан, приоткрыла один глаз и обречённо задрала голову. Господи, почему Рид такой огромный? – А ещё отменили бронь в гостинице. И я не могу дозвониться до Артура, чтобы согласовать траты.
Губернатор сначала непонимающе моргнул, а затем покачал головой.
– Я и забыл, что у лоббистов на каждый шаг выставлена смета.
– Не вижу ничего смешного, – буркнула Джиллиан в ответ, а потом тихо пробормотала: – Ублюдок обязательно воспользуется поводом, чтобы доставить мне как можно больше неприятностей.
– Он же ваш клиент.
– Разве одно мешает другому? – саркастично протянула она, вызвав кривую ухмылку.
– Сядьте, Джил, – в этот раз приказ прозвучал мягко, почти нежно. – Я со всем разберусь.
Её взгляд снова недоверчиво взметнулся вверх, но наткнулся лишь на удалявшуюся широкую спину. Устало опустившись на кончик жёсткого металлического кресла, Джиллиан помассировала ноющие икры и потянулась в карман сумки за помадой, которой там, следуя всем перипетиям дня, конечно же, не оказалось. Какой-то вселенский заговор!
Рид вернулся через четверть часа с благой вестью, что весь багаж оказался благополучно записан на его имя и готовился к отправке в Спрингфилд. Скрестив на груди руки, Джиллиан процедила:
– Ну, хоть кому-то гарантирована удобная ночь, пускай и в брюхе самолёта. Спасибо за помощь, полагаю, вы уже давно опаздываете на тот самый рейс.
– Мы в О’Хара, – пожал плечами Бен, а сам что-то самозабвенно выискивал в карманах своего кожаного портфеля. – Погода опять сходит с ума, самолёт задержан на пару часов, и, кажется, это ещё не предел. В общем, обычное дело.
– Действительно, – машинально откликнулась Джил, а потом резко вздрогнула, когда раздался непонятный звон. Джиллиан чуть скосила глаза и почувствовала, как непроизвольно поползла вверх левая бровь, проявляя чудеса обезьянничества.
– Что это?
Вопрос был явно лишним. Джил прекрасно видела, что на протянутой к ней ладони лежала связка ключей с потёртым брелоком в виде неведомой чудной птицы. Так что спрашивала она, скорее, о причине.
– Предлагаю полугодовую аренду неплохой квартиры в районе южной части Петли
– Какова цена? – едва слышно спросила Джиллиан, и сама не поняла, отчего отвела взгляд. Она обращалась к тонкому длинному шраму на безымянном пальце, где поблёскивал плоский обод обручального кольца. Повисло молчание, а затем Рид медленно произнёс:
– Вы уже заплатили тем, что согласились.
Джиллиан нахмурилась, но, на самом деле, ей отчаянно хотелось протянуть руку и вцепиться в ключи.
– Выглядит аморально, – хохотнула она.
– Почему? Только потому, что она моя?
– Да.
– Я там не живу, – в его голосе послышалась улыбка, и Джил подняла взгляд. – Останавливался пару раз за эти несколько лет, когда дела приводили в Чикаго. Ах, ну и во времена работы в университетской больнице. Но тогда я приходил исключительно поспать.
– Это могут расценить…
– Как? – Рид рассмеялся. – В качестве подкупа? Предполагается, что этим должны заниматься вы, а не я. Джил, к чему наигранная скромность? Мы взрослые люди и способны договориться без глупых ужимок и никому не нужных подтекстов. Вам торчать в этом городе до ноября. А раз причиной подобных неудобств стал я сам, то почему бы мне не сделать ваше пребывание более комфортным? М?
– Вы сегодня на редкость многословны, – хмыкнула она, сдаваясь и забирая ключи.
– А в вас проснулось мартышкино упрямство. Идёмте.
Уже пустая ладонь снова замаячила перед лицом, и Джиллиан машинально на неё опёрлась. Мысль о нежелательных контактах даже не промелькнула в гудящей от усталости голове.
Пока они с Ридом ждали невесть куда исчезнувшее такси, то изрядно продрогли. Зимний воздух впивался колючими иглами в кожу, осторожно пощипывал и пробовал живое тепло. Джил обхватила себя руками и мысленно сокрушалась о тёплом уродливом свитере, что покоился на дне пропавшего чемодана. Похоже, ей предстояло мёрзнуть несколько дней, прежде чем Бен «со всем разберётся».
– Мне нужно немного времени, дабы уладить формальности с отставкой и назначить преемника, – словно читая её мысли, немного невнятно проговорил Рид. В зубах у него была зажата сигарета, нос и кончики пальцев покраснели от холода, а ещё он никак не мог справиться с зажигалкой. – А после я сразу прилечу в Чикаго. Надеюсь, вместе с вашим багажом.
– Где вы остановитесь? Я заняла ваше холостяцкое гнездо.
– В родительском доме, тот всё равно пустует. Надеюсь, это хоть как-то сгладит недовольство жены в связи с переездом и… всем остальным, – откликнулся Рид, и что-то незаметно изменилось. Словно стало холоднее, или снег из мелкой ненавязчивой крошки превратился в острые льдины.
Он снова завозился с зажигалкой, однако уставшая от бесполезных попыток Джиллиан выхватила из окоченевших рук орудие их экзекуции и чиркнула колёсиком. Честное слово, точно в каменном веке! Она поднесла ближе танцующий огонёк, прикрыв тот рукой от коварных порывов, и почувствовала на ладонях дыхание, обжигающий жар огня и чуть дымящийся аромат.
– Я знаю про случившееся. Мои соболезнования, – тихо произнесла она, уставившись на тлеющий красным кончик сигареты. Бен затянулся и, чуть отвернувшись, отправил дымное облачко в путешествие по воздушным потокам. Джил убрала руки и машинально засунула стынущие пальцы в карманы пальто.
– Дело давнее. Три года прошло. Отец слишком любил лихачить, мать слишком любила отца. Не будем об очевидном. А вот поздравить вас с повышением супруга ещё актуально.
– Откуда вам известно? – Джил удивлённо взглянула на Рида и едва разобрала одно тихое слово в ответ:
– Слышал…
Джил выглянула в чуть запотевшее окно и сощурилась от ярких огней Стейт-стрит
Так что вырвавшейся наконец на просторную Мичиган-авеню Джиллиан вдруг показалось, что даже воздух в Петле был уложен квадратами блоков. Угловатый, отчаянно не желавший лезть в лёгкие чужаков. Всё же она была дочерью Вашингтона, с его аккуратными особняками и просторным небом. Джил чувствовала себя здесь неуютно, но Бенджамин… Они были чем-то похожи – старый Чикаго и Бен. Высокие, эксцентричные в своей основательности, с лаконичными фразами-линиями, возможно, немного грубые и по нынешним меркам не очень-то и красивые, но по надёжности, определённо, превосходящие любой современный шпиль. Уникальные. Неповторимые.
Квартира бывшего хирурга-онколога располагалась на двадцатом этаже одной из старых кирпичных высоток. Там, где Рузвельт-роуд встречалась с обещанным видом на Мичиган, которым так славился город. Но Джил не волновали ни красоты одного из Великих Озёр, ни заснеженный парк, ни даже наличие или отсутствие пыли, на которую сетовал Бен. Позабыв обо всём, она кивком головы поздоровалась с любопытной старушкой из соседней квартиры, прикрыла за собой дверь, щёлкнула выключателем и осторожно выдохнула, боясь спугнуть удивительное чувство.
Это место определённо было Беном. От и до. От пола и до потолка, в каждой детали, каждой мелочи, даже в едва уловимом запахе сигарет, что впитался в стены и стал душой дома. Бенджамин Рид был везде. В светлом длинноворсном ковре, чёрном кожаном кресле и удобном диване. В немного странных, но притягательных картинах на грани искусства и атласа анатомии человека, в огромном наброске вождя индейского племени прямо на голой стене, и, конечно же, в бесчисленных книжных шкафах. Они тянулись вдоль всей квартиры, торчали из спальни, выглядывали из гостиной и были так просты в своей лаконичности, столь строги в тёмном массиве дерева, что Джил улыбнулась. Вот она – истинная суть Рида. Книги, лакрица и сигареты. Картинка сложилась.
Скинув обувь, она шагнула вглубь коридора и замерла около одной из заставленных книгами полок. Там, на самом краю, явно брошенный в последний момент, лежал справочник по хирургии с давно выцветшим чеком вместо закладки. Это вдруг показалось настолько интимным, что Джиллиан невольно смутилась, а потом хмыкнула. Подхватив бесполезный для неё учебник некоего Шварца, она двинулась дальше, а сама на ходу подмечала пустые пепельницы и тяжёлые, но уютные шторы, которые прятали за собой высокие окна.
Однако все эти мелочи быта, что могли рассказать слишком много о Бене, оказались сейчас неважны. Её цель находилась в следующей комнате. Там, где спал платяной шкаф и под однотонным покрывалом скучала кровать. Открыв одну из створок, Джил пробежалась взглядом по аккуратно висевшим в чехлах костюмам, стройному ряду рубашек и втянула носом терпкий аромат табака. Господи, это действительно с ней происходит? А дальше, без намёка на чувство стыда, Джиллиан схватила тонкую белую ткань и в лихорадочном нетерпении рванула к себе. Деревянные плечики стукнулись о заднюю стенку. Прижав к груди одну из рубашек, Джил почти уже ощущала её на собственном теле. Безумие! Впрочем, не из-за хозяина ли этого шкафа она шесть лет теряла рассудок? Не из-за него ли в кармане пальто спряталась зажигалка? И не из-за него ли она сделала то, что теперь мучает её совесть? Из-за него… всё случилось только из-за него.
10
Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
Джиллиан мягко ступала по упругому ворсу ковра, который когда-то топтали ботинки самого Рузвельта, и крепко сжимала в руках телефон. Она собиралась вновь окунуться в прошлое, потому что если бумеранги настигли их через шесть лет, то и ответы стоит искать в том же времени и у тех же людей. В тех днях, когда она носила другую фамилию, глотала наркотики и наивно считала себя непобедимой. Постель политика неприкосновенна… Ах, если бы всё было именно так.
Щёлкнув дверным замком личного кабинета, Джил подошла к Баррету и сунула ему в руки смартфон.
– Я хочу, чтобы ты нашёл этих людей, – проговорила она и заправила за уши короткие пряди. Пять лет прошло, а она никак не привыкнет. – Мне неважно, из какой дыры ты их достанешь, но найди всех.
Баррет недоумённо посмотрел на экран, вчитываясь в пять незнакомых имён, а Джил отвернулась и уставилась на голые стены. Наверное, стоило повесить здесь хотя бы пару картин, но Джил нравилось так. Пусто, звонко… никак. Прямо-таки её отражение.
– Энн Кроули, Майкл Мельцер, Джонас Джоа… Джоу… Проклятье! – тем временем зачитывал Баррет.
– Джоуннопулус… – тихо поправила Джил.
– Кто они? – Элвин быстро переписывал в ежедневник фамилии, совершенно справедливо не доверяя ни конфиденциальности сотовой связи, ни собственному телефону.
– Те, кто помогут мне сыграть в обход сделки. И, если повезёт, сделают это до того, как снимки голой задницы моего мужа утекут во всемирную сеть. Слава порнозвезды не то, что я бы для него хотела. И не то, что хотел бы он сам.
– Но…
– Им можно доверять. – Баррет нахмурился, но Джиллиан спокойно пояснила: – Они когда-то работали на меня.
– Это лишние уши и глаза. Не думаю, что посвящать чужих людей в нашу непростую ситуацию мудро, – упорно не сдавался Элвин. Однако Джил усмехнулась и, переступив через собственное отвращение, осторожно дотронулась до его плеча.
– Видишь? – Джиллиан подняла руку и указала на равнодушно мелькавший под потолком огонёк видеокамеры. – Они видят и слышат всё, о чём мы сейчас говорим. Записывают каждое наше слово, анализируют действия.
– Тогда я тем более не понимаю.
Джил покачала головой.
– Можно сколь угодно долго предаваться страданиям, Элвин. Разбираться с последствиями, вести душеспасительные беседы на тему супружеской верности или клятв, но это не решит проблему. Один раз поддавшись на шантаж, мы рискуем навсегда ввязаться в бесконечный круг манипуляций. Сегодня они хотят спасти свои шкуры, завтра – взорвать парочку бомб. Отбрось эмоции в сторону. Бен виноват не в том, что сделал…
– А в том, что позволил себя поймать, – медленно закончил Баррет и прикрыл глаза.
– Верно. Я глава его предвыборной кампании. И только мне решать, что будет хорошо для моего кандидата. Поэтому найди их.
– Но разве наши действия не станут поводом выложить снимки? Вы пытаетесь сыграть на опережение, а это опасно для них.
– Опасно, – согласилась она, а в следующий момент улыбнулась прямо в камеру. – Но им очень нужны документы. Они будут ждать до последнего. Так что… найди их, Элвин.
Джил ткнула пальцем в список имён и вознесла молитву всем известным богам, чтобы Баррет успел. Похоже, догонять Сандерса становилось нездоровой традицией.
Джиллиан посмотрела на циферблат выглянувших из-под рукава часиков и втянула запах прелой листвы. Как бы она ни ворчала на дом, но официальная резиденция вице-президентов была красива и по-своему обжита. Белый с чередой колонн особняк, на чьём фасаде зеленели милые колониальные ставни, стоял на холме, окружённый рядами давно простреливших небо деревьев. Он возвышался круглым шпилем башенки хозяйской спальни, и его можно было бы смело назвать уютным, не принадлежи сердце Джил квартирке в далёком отсюда Чикаго. Они знали, что вряд ли вернутся туда. Но Бен лишь притворно хмурился, когда в очередной раз слишком легко поддавался на уговоры не продавать их настоящий дом. Возможно, когда-нибудь Эми пойдёт по стопам отца и решит посвятить себя врачебному делу. Вот тогда пригодятся протянувшиеся вдоль стен шкафы, где учебники чередовались со справочниками. Может быть, она даже выберет для жизни Чикаго…
Однако сейчас их место здесь. И Джиллиан старалась, чтобы дочь не чувствовала себя потерянной в увешанных потемневшими картинами коридорах да чопорных гостиных. Впрочем, Эмили не знала иного. Появившись на свет во время суматошной президентской кампании Грегори Ван Берга, она стала первой вехой в амбициозных планах родителей на политическую жизнь. Желанной, радостной, бесконечно любимой ими обоими, но в первые несколько лет невероятно тревожной и сложной.
Джил старалась не вспоминать те года, когда постепенно понимала, что дочь не в порядке. День за днём держала на руках ребёнка и проваливалась в осознание собственной вины. Потому что кто, если не она? Что причина, если не прошлое? Её прошлое. Да, Бен убеждал в обратном. Он говорил, что так просто случилось. Приводил сотни примеров, десяток научных статей… спорил до хрипоты, ругался, хлопал дверями, но мгновенно возвращался и снова доказывал, неизбежно пуская по кругу колесо своих аргументов. Так действительно случается. И Джиллиан соглашалась. Кивала, осторожно улыбалась, но в глубине души всё равно знала, что виновата. Причина в ней.
Им понадобилось два года, чтобы смириться. Принять диагноз, научиться с ним жить и попытаться найти тысячи плюсов на один слишком тяжёлый минус. Ибо пока с каждой картинки, фильма или книги, с улиц, парков и чужих фотографий на них смотрело олицетворение семьи, пока остальные наслаждались радостными метаморфозами детей, у них с Беном не было ничего. Ни улыбки, ни смеха, ни даже взгляда, только молчаливый ребёнок и набор однотипных действий. В их доме жила то неестественная, болезненная тишина, то слишком громкие визги.
Да, Эми оказалась… сложной. Почти непосильной для тонувшей в проблемах прошлого Джил. Дочь боялась людей, новых мест и шума, впадала в истерики от проклятой брокколи, а потом никак не могла успокоиться. Постепенно подобные взрывы вообще стали их буднями, плавно переходя в наполненные криками ночи. Последние, впрочем, до сих пор оставались проблемой. Их невозможно было ни остановить, ни предугадать.
Бен никогда не показывал усталости, но Джил знала, как ему бывало непросто. Порой, под десятью футами заботы и любви, ей мерещилось невольно прорвавшееся напряжение. За ласковыми улыбками да нежными поцелуями – разочарование, а под всегда неизменным спокойствием – досада. И она понимала, не оставляла иллюзий, что это тоже её вина. Ведь разве могло быть иначе? А потому она не появлялась с Эми на публике, не давала интервью, предпочитала молчать о трудностях и хранила свой шаткий мир от чужих взглядов… До этого момента, когда всё оказалось тщетно.
Неожиданно внимание Джил привлёк громкий скрежет, и она вздохнула. В этот час ей следовало бы лететь в Нью-Йорк или ехать в очередную больницу, отслеживать динамику рейтингов в предвыборном штабе или просто стоять рядом с Беном… Потому что это её работа. Добровольно взятая на себя обязанность, которую в двадцатый день января пять лет назад она пообещала достойно нести. Однако сегодня Джиллиан Рид здесь. В парке перед большим белым домом, где прямо на заасфальтированной дорожке произошла локальная железнодорожная катастрофа.
Подняв воротник пальто, Джил обернулась, когда вслед за противным скрипом раздался шум падающих деревянных кубиков. Трое детей озадаченно посмотрели на покорёженные вагоны, а рядом с ними угловатой кучей упокоилось разрушенное здание игрушечного вокзала. Закатив глаза, Джиллиан подумала, что одному восторженному психиатру следовало бы меньше потакать нездоровой страсти племянницы и не показывать Эмили фотографии крушения поезда на вокзале Монпарнас.
Еще раз вздохнув, она покачала головой, сделала было шаг в сторону уже непригодных для игры поездов, но тут же восторженно замерла. Застыла, счастливо зажмурившись, когда, отражаясь от оконных проёмов, зазвенел детский смех. Джил вслушивалась в него с отчаянным упоением, запоминала каждый перелив и полутон, чтобы потом постараться отложить в самом укромном уголке сердца. Это был восхитительный в своей естественности звук. Такой привычный для многих, но до сих пор слишком новый для их молчаливой семьи. Господи, неужели им с Беном повезло выкарабкаться в нормальную жизнь? Джил снова открыла глаза и с осторожной улыбкой взглянула на заходившихся весельем детей.
Погодки Баррета были единственными, кого Эми пустила в свою жизнь. Но радовала даже это. Затеянная Оливией терапия оказалась неожиданно удачной и будто порывом ветра смахнула налёт страхов и психопатий. Джиллиан боялась радоваться, страшилась мечтать, но вот уже полгода каждый вторник, под громкий хохот двух мальчишек и одной не по возрасту высокой девчонки в этом доме что-то падало или ломалось. Кто-то счёл бы это проблемой, причиной повысить голос или отчитать слишком развеселившихся детей, но для Джил так выглядело счастье. И, видит бог, она никому не даст его разрушить. Ни Бену, ни Сандерсу.
Джиллиан присела на корточки рядом с хихикавшей дочерью.
– Мне казалось, поезда не прыгают из окошек, – задумчиво проговорила она, вернула тяжёлый игрушечный паровоз на положенное тому место, а потом удивлённо хмыкнула. – Кто из вас придумал использовать цветочный горшок вместо трамплина?
Чёрт возьми, она отвлеклась лишь на пару секунд, а хитрецы уже умудрились что-то стащить. Тем временем Кристофер, самый старший из троицы, попытался незаметно задвинуть в аккуратно подстриженные кусты ободранную доску, и Джил фыркнула. Похоже, они действительно инсценировали Монпарнас. Ох, Оливия…
Вот уже год Эмили любила поезда. Нет, пожалуй, это слово не до конца могло описать чувства маленького особенного человека. Она ими болела. Со скрупулёзностью ребёнка, что выживал в мире хаоса и сводящем с ума беспорядке, она часто коллекционировала странные, порой не совсем привычные вещи. Эми увлекалась сразу до фанатизма и нервничала, стоило дневной рутине отойти от привычного расписания. А потому холеричной, всегда ищущей чего-то нового матери приходилось стараться, чтобы получать удовольствие от однообразных игр и зацикленного поведения. Обманывать такого ребёнка было нельзя, и Джиллиан училась любить дотошность, находить красоту в трещинах на асфальте и внимательно слушать монотонные рассуждения о круглости колеса да квадратности вагона.
А вот Бен справлялся легко. Он умудрялся без труда придумывать цели и всегда давал новый смысл однотипной игре своей дочери. Когда позволяло время, они могли часами превращать обычный поезд в многовагонное чудовище, отстраивая станции, вереницы домов и составляя чёткое расписание рейсов. Оливия была в восторге и до нервного тика повторяла о важности подобных попыток организации. А Джиллиан иногда хотелось завыть, но ради Эми и Бена она была готова на что угодно.
– Вызывайте на помощь спасателей, – тем временем улыбнулась она и попыталась оценить масштаб трагедии. – Надо разобрать завалы и развезти пассажиров по домам до того, как стемнеет.
– Да, мэм, – восторженно завопил Кристофер, радуясь безнаказанности за мелкое безобидное воровство. Честное слово, это всего лишь горшок и игра, а не кошелёк и кредитная карта отца!
Но тут вздрогнула Эмили, исказив тонкие черты лица, и на мгновение будто выпала из реальности. А Джил мысленно сжалась и уже приготовилась успокаивать орущего ребёнка, однако на помощь неожиданно пришёл тихий Лео. Младший из сыновей Элвина пользовался безграничным доверием Эми. А потому он спокойно взял её за руку и осторожно потянул в сторону красной тележки, в которой дети перевозили свой «инвентарь». Пару раз моргнув, дочь бегом бросилась к уже выгружавшему коробки Кристоферу и на ходу затрещала что-то важное про зелёные леденцы. Джиллиан медленно выдохнула.
Эмили не знала условностей, не играла в слова или смыслы, не шутила и не понимала шуток в ответ, но как любой аутичный ребёнок интуитивно чувствовала скрытое в человеке нутро. Хорошее или плохое? Эми пока не могла разобрать, однако ещё ни разу не ошибалась. Именно поэтому Джил никак не могла поначалу найти с ней контакт. Слишком многое перемешалось в душе миссис Рид, вызывая внутри дочери взрыв непонятных эмоций. А потому она почти никогда не обнимала мать, но отца…
Наверное, Джил могла бы назвать Бена миром. Целой вселенной. Самой жизнью для маленькой, очень особенной девочки.
– Пожалуйста, не перепутайте: кубики в синий ящик, поезда в красный, а рельсы в полосатый, – крикнула она им вслед и снова посмотрела на часы.
Ребята давно не нуждались в уточнениях, но подобные проговорённые вслух действия по-прежнему оставались основой существования Эмили. Порядок, организация и контроль. Джиллиан долго приучала себя вот к таким мелочам. Привыкнув держать в голове сотни задач, она не могла принять медлительность и почти патологическую одержимость дочери, отчего каждый раз до крови кусала губу. Не торопить, не кричать, не обижать. И стать уже матерью. Той, кем до безумия хотелось бы быть, не вживись она так глубоко в давно опостылевшую роль.
Когда игрушки оказались сложены, а дети с трудом усажены в ставшую для них слишком тесной тележку, к компании присоединился Элвин. Увидев его бодро шагавшим вниз по склону, Джиллиан почувствовала, как расслабились скованные тревогой плечи. Не будь сегодня здесь Кристофера и Лео, Эми наверняка ощутила бы напряжение матери. Так случалось всегда. С тех пор как они впервые поняли друг друга.
Без труда потянув за длинную ручку, Элвин тронул импровизированный транспорт с места и шепнул:
– Я нашёл их, мэм. Послезавтра, два часа дня, в «Пит’с кафе».
И супруга вице-президента едва сдержала истерический смех. Право слово, однообразные шутки вселенной уже утомили.
11
6 лет назад
Чикаго, штат Иллинойс
Протянув руку, чтобы отдёрнуть тяжёлую штору, Джиллиан вновь улеглась на подушку и всмотрелась в яркую синеву утра. Сколько она себя помнила, ей всегда было холодно. Стоило лишь очутиться вне дома, как Джил дрожала от гула незнакомого помещения. Её не спасали ни тёплые одеяла, ни закрытые окна. Она куталась в пледы и нахохлившейся птицей ютилась в каком-нибудь кресле, пока желание спать не пересиливало. Воробушек. Именно так назвал её Джеймс, когда в первую брачную ночь она ёжилась на слишком большой кровати. Прижимаясь к мужу, Джил искала хотя бы кроху тепла, но натыкалась только на прохладную кожу, морозные поцелуи и дрожала… дрожала… дрожала…
Но в последние дни всё было почему-то иначе. Озеро бесновалось три дня, и вместе с ним стучала в окна сердитая льдистая крошка. Она налетала вместе с порывами ветра, тихим звоном проникала в хрупкие сны и остужала распалённое работой сознание. Казалось, Джил должна была бы стучать зубами от царившего в мире холода, но вместо этого она распахивала тёмные шторы и долго-долго наблюдала за снежными играми. Босыми ногами она танцевала на каменных плитах пола, пока впервые за долгие месяцы готовила завтрак. Не потому, что была голодна, но оттого, что здесь это казалось естественным. И спроси её кто:
Или же все объяснения крылись в рубашке, которую Джил так и не заставила себя снять. Некогда хрустящая, идеально выглаженная ткань давно измялась, но от неё всё ещё слышался упрямый аромат сигарет. В него Джиллиан куталась уже третий день и не замечала, как вертит… вертит меж пальцев белые пуговицы. Рубашка была слишком большой, слишком просторной для изрядно похудевшего тела, и Джил утопала в ней точно в хламиде, но ничего лучше она до сих пор пока не носила. Через пару часов или дней Рид вернёт сбежавший багаж, рубашка отправится в прачечную, а затем на пустующие без неё плечики, и чудо закончится. Джиллиан знала, что любой иной вариант покажется неприличным. Они с Беном коллеги, а не обменивающиеся личными вещами любовники.
Увы, это так. И ощутив на языке горький привкус, она привычно зарылась носом в подушку, вдохнула ещё оставшийся там аромат саше и снова устало смежила веки. Истощённый бессонницей организм пока не находил в себе мужества встать и заняться работой. Джиллиан перевернулась на спину и раскинула руки, занимая при этом не больше трети кровати. Та казалась слишком огромной для постоянно пропадавшего на работе холостяка. Очаровательно… Впрочем, весь интерьер этой квартиры казался в духе этого города. Весьма максималистичный.
Чикаго всегда был оплотом демократической партии и считался третьим по величине финансовым центром страны. Количество бизнесменов здесь едва ли уступало Манхэттену, но при этом имело преимущество мгновенного влияния на собственные промышленные корпорации. Жизнь города была суматошной, и всё здесь было до абсурдности грандиозно. От размеров Великого Озера до высоты башни Уиллис – самого масштабного небоскрёба Америки. От крупнейшего в мире фонтана до расположенных прямо на улицах статуй Пикассо или «зеркальной фасолины». А ещё музеи, театры, бесчисленные разводные мосты и, разумеется, Великолепная миля. Даже погода была под стать этому городу.
За проведённых в Чикаго три дня Джил успела вдоволь насладиться её причудами. Климат здесь швыряло из крайности в крайность, отчего улицы то заливало солнцем, то укрывало снегами. Озеро, взбесившись от такого ветреного непостоянства, обиделось и ощетинилось льдинами так, что в ярких лучах сверкало, будто миллионами гигантских голубых эхеверий. Каждое утро Джиллиан наблюдала, покуда хватало зрения, за распускавшимися ледяными бутонами. Это было дико. Абсурдно. Это был тот самый Чикаго…
К сожалению, всё своё время Джил тратила не на любования занимательным городом, а на людей, с которыми надо было работать. Ей предстояло ворваться в чужой дом с эффектом атомной бомбы и вытравить оттуда Сандерса. Но, зная всю низость натуры республиканца, Джил не сомневалась, что тот попытается нанести удар первым и избавится от соперника. И она бы ответила тем же, да вот Рид был не такой…
– Наш сладкий Бенджамин никогда не опустится до личных тычков, – вещал прошлым вечером Майк, занимая своей головой весь кадр видеоконференции. Очки в металлической оправе были давно отброшены прочь, а почти исчезнувший в носогубных складках рот потягивал третью банку бескалорийной колы. Майк причмокнул и продолжил: – Рид просто не сможет. Его аргументации так совершенны и логичны, что абсолютно бесполезны для такого больного придурка, как Сандерс. Тот их даже не услышит. Будет тянуть время, перемежать ответы идиотскими, но популярными шуточками, и получит не дебаты, а свой личный стендап выход.
– Рид слишком благороден, – сонно вторила Эмма.
Ночь в Вашингтоне давно отмотала три часа после полуночи, а потому спать хотели все, кроме Джил, которая внимательно листала справочное пособие по оперативной хирургии. Зачем? Ох, она сама хотела бы знать ответ. Отложив на колени совершенно бесполезную сейчас книгу, Джиллиан потянулась к почти пустому блистеру и машинально застучала ногтями по упаковке мелодию про знамя, усыпанное звёздами
Пережить эти дни оказалось тяжело не столько физически, сколько психологически. Приходилось до предела увеличивать интервалы между очередной дозой, а после мучиться неприятными последствиями. Однако пока было терпимо. Если не считать отвратительную бессонницу, с которой плохо справлялось даже снотворное… Ах, и тошноту при виде еды.
– Причина моего присутствия здесь – полная свобода действий, – задумчиво проговорила Джиллиан.
– Он действительно согласился, или ты выторговала себе человеческие условия в этой нечеловеческой авантюре? Назвать как-то иначе местный кошмар у меня не выходит, – хмыкнула Энн и потёрла ладонями глаза, сдвинув очки на лоб. Остальные устало рассмеялись.
– Я не знаю, что нами двигало. С одной стороны, я спасала свою задницу, с другой… кажется, он действительно готов на многое.
– О, святая Дева Мария! Неужели Рид перестал отряхивать костюм от налипших крошек? – возопил Колин, потрясая кулаками. Своим криком он вспугнул начавшую дремать Эмму, и на него немедленно зашикали.
– Мы ввязались в редкостное дерьмо, О’Конноли, – выдал Майкл очевидную мысль. – Рид может быть сколь угодно популярен внутри партии, но голосуют не они. Большой Чикаго довольно строптивый клиент, а остальной штат и вовсе живёт по законам диких племён. Куда вождь, туда и они.
– Один раз эти люди уже выбрали его, – резонно заметил Джонас, от которого виднелась только часть левой щеки. Правая уже давно согревала деревянную поверхность кухонного стола.
– Может, провернём обычные подставы? Взломаем почту Сандерса, сольём в сеть несколько неприглядных фактов, фрагменты личной переписки… Придумаем псине историю в браузере с закладками на детскую порнографию. У такого ублюдка наверняка неплохой послужной список грешков. Подумаешь, одним больше, одним меньше, – оживился Джонас. – Особо интересные места можно использовать в качестве аргументации или бумеранга.
Джиллиан непроизвольно вздрогнула.
– Ещё варианты?
– Переманить агитаторов на местах. Пусть уничтожат листовки.
– Перекупить эфиры. Бюджеты Рида позволяют хоть с Белого Дома вести репортаж. Кстати, надо устроить вечер для спонсоров… Эмма, запиши там…
– А лучше сразу заплатить нескольким СМИ.
– Или действовать оружием самого же Сандерса: разберём на цитаты, переврём, перевернём и…
– Проще сразу убить…
Послышались смешки, но Джиллиан знала – это не шутка. Для них нечто подобное считалось вполне допустимой погрешностью в войне за нужные цели. Клейн прав. Джил осталась его лучшей ученицей. Такой же тварью. Убить человека? Никаких проблем, если больше нет вариантов, а на кону стоит слишком многое. Совесть будет послушно молчать. Артур неплохо постарался, чтобы Джиллиан о ней даже не вспоминала.
Она вздохнула и помассировала ноющие виски. Нормально поесть сегодня так и не удалось. День оказался набит разномастными знакомыми журналистами, которых едва удалось вместить в положенные работой часы. А ещё пришлось заглянуть на парочку радиостанций, где аппетит растворился между очередной дозой стимулятора и отвратительным кофе. От его сладковатого запаха уже начинало подташнивать.
Без сомнений, заглушённые наркотиком потребности были чертовски удобны. Они позволяли не отвлекаться на ненужные мелочи, полностью отдаваться задаче, но приём пищи с каждым днём становился всё больше похож на пытку. Желудок сжимался и, кажется, был готов извергать из себя всё, что каким-то чудом в него попадало. Джил отвыкла есть и почти уже не спала. Вместо этого она глотала три капсулы амфетамина и летела разбрасывать сети интриг и пить галлоны кофе вприкуску с различными политологами.
Тем временем из динамика доносилось одно предложение за другим.
– Можно нанять актёров, чтобы изобразить его бывших пациентов…
– Зачем? Пригласим настоящих, пусть расскажут…
– Господи, о чём? Как они видели свет в конце туннеля на операционном столе, пока Рид вспарывал им… что он там делал?
– Вырезал…
– Сердце?
– Опухоли, идиот!
– Фу, какая гадость!
Раздался гогот, а потом всё резко стихло, когда Джиллиан последний раз крутанула в руках блистер и откинулась на спинку высокого кресла.
– Раз нам нечего сказать, мы откажемся участвовать в дебатах, – наконец произнесла она, и повисла тишина. Напряжённая, с каплей всеобщего непонимания.
– Но почему? Какой смысл терять главный инструмент воздействия? – пробормотал Майк, пока остальные ошеломлённо молчали.
– А зачем вступать в сражение, которое заранее обречено на провал? – иронично ответила вопросом на вопрос Джиллиан и устало потянулась. – Мы опоздали в словесных эскападах, однако находящееся в руках оружие всегда бьёт точнее пущенной в небеса ракеты. Сандерс может до второго пришествия сотрясать воздух своей шепелявостью, да и бог с ним. Пускай. Он будет где-то там, а мы здесь. Выйдем в народ и будем его слушать.
– Рехнулась? Штат слишком огромный! – возопил Майк. – Мы не сможем заставить Рида поцеловать в лобик каждого. Это физически невозможно!
– Делай, как я сказала, Пирожок. Подготовь официальное заявление. С нашим доктором я поговорю сама.
Джил отвернулась и посмотрела в тёмный прямоугольник окна, дав понять, что на этой восхитительной в своей экстравагантности новости можно идти спать. Если, конечно, получится. Кто-то (кажется, Джонас) попытался что-то возразить, но под взглядом Энн тихо выругался на вьетнамском и отключился. Лица команды быстро исчезали с экрана, пока не осталось только одно. Мысленно хмыкнув, Джиллиан поднялась и задёрнула тяжёлые шторы.
– Два часа разговоров, и ни один из них не заметил, что ты ходишь в чужой рубашке.
– Напомню, мой чемодан улетел в Спрингфилд, – немного резко откликнулась Джил. – Что хотела?
– И поэтому ты не можешь купить себе пижаму? – проигнорировав вопрос, Энн наклонилась ближе к экрану.
– Хорошие нынче стоят целое состояние.
– Ну да. Ведь твои любимые единороги водятся только в Арденском лесу
– Рада, что даже в четвёртом часу ночи ты мыслишь здраво. Что тебе нужно?
– Он настолько хорош?
– Он настолько женат! – не выдержала Джил. – Не говори глупостей. На работе мы с тобой существа бесполые.
– Кстати, о жене, – подобралась маленькая, слишком приставучая язва и зашуршала очередными бумагами. – Майк проанализировал отчёты, и у нас проблемы. Траты миссис Рид аморальны. Драгоценности, дизайнерские шмотки…
– Не утомляй меня. Ближе к делу. – Джиллиан прикрыла глаза, отчего-то испытывая непонятное желание ударить кулаком в стену.
– Не понимаю, куда смотрит наш святоша, но выходить с такими данными против Сандерса чистое самоубийство, – вещала тем временем Энн. – Он щелчком пальцев развернёт против нас население штата, которое живёт на тысячу баксов в месяц семьёй из десяти человек и восьми собак. Я вышлю тебе сводные таблицы на почту.
Джил прикрыла глаза и длинно выдохнула.
– Подделать получится?
– Мы постараемся, но… сама понимаешь.
Энн устало стянула большие очки и машинально подышала на чистое стекло линз.
– Понимаю… Но другого варианта нет, – тихо ответила Джиллиан.
Резко кивнув, Кроули отключилась. А Джил всё же повернулась к стене и врезала кулаком по шершавой поверхности, но тут же поморщилась от боли в содранной ладони. Безумие. Чистое и восхитительное безумие. Осталось только понять из-за чего. От очередных нерешённых проблем, ради которых придётся опять изолгаться, или от банальной ревности?
Джиллиан поднесла руку ко рту и задумчиво слизнула выступившие капельки крови, но в следующий момент нервно дёрнулась от звука входящего сообщения. Иногда она до одури ненавидела звон почтового колокольчика. Вот как сейчас. Потерев воспалённые глаза, Джил взяла ноутбук и направилась в спальню, подхватив по пути неизменный блистер. Кажется, ей предстояла полная восхитительного чтива ночь. Энн вряд ли стала бы преувеличивать, а значит, дела просто дрянь.
В целом так оно и оказалось. Провозившись до пяти утра с банковскими выписками и декларациями, Джил с удивительной чёткостью поняла, что ненавидит Алишу Рид. Каждой ежесекундно делящейся и умирающей клеткой мозга презирает за жадность, за глупость, за удивительное равнодушие к судьбе человека, которого жизнь дала той в мужья. Злится на отвратительное жеманство, фантастическую лень и ещё тысячу причин, формулировать которые попросту не было времени. За три года брака миссис Рид не сделала ничего, что хоть как-то бы помогло её супругу. Не спонсировала фонды, не открывала выставки, не посещала больницы и, чёрт возьми, даже не читала дурацкие сказки каким-нибудь дурацким слепым детям! Жены губернатора штата Иллинойс будто бы и не существовало. Вернее, она появлялась исключительно на мероприятиях государственного масштаба, где компрометировала мужа внешним видом и поведением.
Записей нашлось немного, но Джиллиан просмотрела их все. Да, она понимала, что слишком предвзята. Что её обострённая, нестабильная психика слишком ненормально реагировала на обычную женщину… девушку, которая наверняка ничего не понимала ни в политике, ни в бизнесе своего супруга, счастливо выскочив за перспективного холостяка. Но Джил ничего не могла поделать. Она шипела рассерженной змеёй на каждый новый снимок, что невольно подпитывал её ненависть. А устав от бесконечных столбцов цифр, листала новостные сюжеты, читала обзоры и не понимала… Проклятье, Джиллиан действительно не могла понять, почему Рид женился. Почему выбрал именно её!
Наутро, поспав лишь около трёх часов, Джил ощутила, как с трудом шевелится мозг. Усталость была настолько чудовищна, что едва не ломала шейные позвонки под налитой свинцом головой. Но любоваться видами замёрзшего Мичигана не получится вечно. Так что Джиллиан попробовала было подняться с кровати, но чуть не упала обратно и лишь в последний момент схватилась за улетавшие из-за головокружения стены. Как-то умудрившись доползти до ванной, а оттуда до кухни, она погремела кофеваркой и теперь дремала над медленно остывающей чашкой. «Доброе утро, Америка!» бодро гундело из телевизора, что каким-то чудом сохранил подписку на спутниковое вещание. Джиллиан подняла голову и огляделась.
В доме оказалось на удивление уютно и… жизнепригодно, видимо, благодаря стараниям ещё ни разу неувиденной домработницы. Часто ли навещал эту квартиру Рид или, что вероятнее, был просто до занудства предусмотрителен, Джил не знала. Однако на кухне нашёлся кофе, несколько банок с консервированными супами и даже пачка макарон. А в огромном двустворчатом холодильнике ждала упаковка яиц, овощи и свежие фрукты. Представить господина Губернатора, который в рубашке и галстуке отваривает себе спагетти после очередного официального мероприятия, отчего-то не выходило, хотя Джил не сомневалась в его талантах. Так что она хмыкнула, прибавила громкости начавшемуся выпуску новостей и подняла было чашку, но в следующий миг…
–
Всё случилось неожиданно резко. Глаза невидяще смотрели на перепачканный стол, когда взвизгнувший в ушах шум заглушил голос диктора, взорвал барабанные перепонки, а затем принялся грубо вспарывать мозг. Реальность перед глазами на мгновение исказилась, чтобы в следующий момент с отрезвляющей чёткостью показать пугающий факт. Джиллиан вряд ли понимала, что происходило вокруг, но чувствовала, как бьётся по венам кровь.
На экране менялись картинки и сюжеты, шли репортажи и реклама, но Джил не смотрела. Она стучала зубами от страха и считала забрызгавшие стол коричневые капли. Три, семь, пятнадцать… Джиллиан с ужасом видела, как пятен становилось всё больше и больше. Они расползались по гладкой столешнице, объединялись в озёра, растекались морями, топили океанами, пока Джил мысленно билась в истерике – этого не могло быть! Не сейчас! Не с ней! Не так резко! Она всхлипнула, окончательно заливая стол кофе, и медленно выдохнула, стараясь совладать с собственным телом. Но то не послушалось. Совсем.
Осторожно опустив с третьей попытки полупустую чашку на испачканный стол, Джил подняла правую руку и едва не заорала, увидев, как тряслись пальцы. Вообще-то, причин для паники не было. За годы на амфетамине ей приходилось сталкиваться едва ли не с худшим. Но именно это стало первым физическим проявлением. Тем доказательством, что Джиллиан отвратительна и ничтожна. В запоздалых воспоминаниях всплыли предупреждения от Оливии о некоем синдроме отмены. И это выбило последний воздух из лёгких. Вот оно? Назад пути уже нет? Джил наркоманка?
Взгляд снова упал на трясущуюся крупным тремором руку, и Джиллиан попробовала сжать в кулак ладонь, но не смогла. Боже…
Продолжение, безусловно, важной новости потонуло в очередной дрожи, и Джиллиан покрылась испариной пота. Её трясло всё сильнее, пока рубашка липла к омерзительно скользкому телу, и Джил судорожно потянулась к блистеру с таблетками. Непослушными пальцами она пыталась выковырять последние капсулы. Шесть часов. У неё есть полдня, прежде чем всё повторится, а потом ухудшится. Боже… Боже… Если Рид не явится сегодня вечером, ей конец. Утро она встретит либо с распоротыми венами, либо на крыше дома. Джиллиан знала. Уже проходила.
Неожиданно ощущение на коже клейкого пота вызвало такой прилив тошноты, что Джиллиан бросилась к шкафу, не глядя выдернула оттуда рубашку – чистую, свежую, с тем самым запахом сигарет – и ворвалась в ванную. Она не задумывалась, что творит. Не анализировала, как обычно, каждый свой шаг. Джил лишь вцепилась пальцами в мелкие пуговицы, но психанула и просто порвала на себе влажную ткань. Рвотные позывы стали невыносимы, когда она освободилась наконец-то от липкой ткани и рухнула на колени под струи горячей воды.
Три, четыре или семь… Джиллиан не знала сколько раз намыливала себя, сидя прямо на полу душевой кабины. Она пыталась избавиться от ощущения мерзкого холода, а потому делала воду всё горячее и тёрла… неистово тёрла руки и ноги, прежде чем всё внезапно закончилось. Ощущения словно смылись с плеч в водосток и растворились в подобии эйфории. В голове стало удивительно ясно, и Джил опёрлась спиной на кафель душевой, а потом устало прикрыла глаза. В крови медленно растворялся наркотик. Он стирал из головы панику, и с равнодушием Джил вдруг осознала, что отныне её тошнит не только от посторонних, но уже и от самой себя.
Звонок в дверь оборвал методичное застёгивание чистой, пахнущей свежестью рубашки на последней пуговице. Не торопясь закатав до локтя слишком длинные рукава, Джиллиан взлохматила ещё немного влажные волосы, соблазнительно оскалилась отражению в зеркале и отправилась в коридор. Она не стала тратить время на попытки разглядеть нечто неведомое в дверном глазке. Зачем? Распахнув дверь, Джил лишь на секунду прищурилась, после чего выхватила у ошарашенно замершего Рида чемодан и направилась в гостиную.
– У воспитанных людей принято предупреждать о своём визите, – на ходу бросила она, негостеприимно проигнорировав хозяина. – Но, разумеется, я безумно рада вас видеть. Проходите, чувствуйте себя, как… Ах, хотя, вы и так дома. Видимо, именно этим объясняется ваша вопиющая бестактность.
– Можно просто поблагодарить меня за курьерскую доставку, – медленно проговорил Рид.
Краем глаза Джиллиан видела, как он снял знакомое тёмно-серое пальто, отправил его на вешалку и вынул из кармана ярко-красную пачку сигарет. Уже бывший господин Губернатор не был замурован в костюм, а одет в простой, хоть и немного строгий джемпер то ли чёрного, то ли синего цвета. Впрочем, вид Джиллиан вызывал гораздо больше вопросов, чем не преминул воспользоваться Рид.
– Вижу, вы освоились, – произнёс он и опустился в кресло напротив окна, безлико рассматривая склонившуюся над раскрытым чемоданом женщину.
Во взгляде, которым Бен смотрел на очерчиваемые тусклым солнечным светом контуры, не было ни пошлости, ни смущения. Исключительно хирургически выверенное любопытство к резко выделявшемуся в привычной обстановке объекту. А в том, что стоявшая в мужской рубашке Джил никак не вписывалась в типичное зрелище, сомнений не было ни у кого. Уж слишком плотно были сжаты мужские губы, слишком побелели костяшки стиснутых на красной пачке пальцев. Однако Рид промолчал. Лишь отработанным годами, хоть и чуть более резким движением достал сигарету и хмыкнул.
– Вы не против?
– Как я могу запрещать что-то в вашем собственном доме, – фыркнула Джиллиан, которая лихорадочно рылась в чемодане. Она уже вывалила на диван косметику и теперь разбрасывала остальную одежду. Прикусив губу, Джил искала упаковку с таблетками. – Кстати, хотела поздравить вас с официальным сложением полномочий. Ознакомилась вчера с посланием для штата и, должна заметить, вы обладаете удивительной способностью убеждать даже в столь странной и двусмысленной ситуации. Особенно мне понравилось ёмкое «стремление к лучшим временам» и весьма радикальное для Бенджамина Рида «все ждут перемен». Право слово, ваш спичрайтер просто великолепен. Если вдруг решите баллотироваться в президенты, включите эту речь в предвыборную кампанию.
Её прервал без конца повторявшийся щелчок зажигалки, от которой Рид безуспешно пытался прикурить. Коварный предмет, не иначе как родной брат обидевшегося ещё по прилёте в Чикаго Zippo, решил проявить чудеса строптивости и отказывался высекать из себя пламя. Раздражающий звук многократного скрежетания вынудил Джиллиан, в конце концов, передёрнуть плечами, отбросить очередной жакет и резко выхватить из рук Бена тёплый металлический корпус. Она склонилась над Ридом и ловко высекла искру, не заметив, как по открывшимся в вороте ключицам скользнул его взгляд. Убедившись, что проблема исчерпана, Джиллиан выпрямилась, и поиски начались заново.
– Хорошо, что вам удалось так быстро распрощаться со Спрингфилдом. Я успела навестить нескольких знакомых журналистов, которые уже пишут необходимые статьи и политические обзоры. К сожалению, рекламную войну мы проиграли, не успев даже начать, но у меня есть пара идей… – В ладонь толкнулась цилиндрическая упаковка, и Джил облегчённо выдохнула. Наконец-то! – Сандерс допускает большую ошибку, выстроив предвыборную кампанию вразрез собственной личности. Впрочем, было бы странно, ори он на каждом углу о своей расистской и шовинистской натуре. Но мы будем умнее. Ваше прошлое, как и…
– Джил.
Ровный, слегка пыльный голос заставил умолкнуть на полуслове и замереть. Она боялась обернуться и посмотреть на Рида, но, судя по наступившему молчанию, что-то было неправильно. Что-то, происходившее здесь и сейчас, в этой комнате и между ними, казалось Бену абсолютно неверным. Фальшивым. Ненормальным. И следующие слова лишь подтвердили догадку.
– Переоденьтесь во что-нибудь другое. Пожалуйста.
Это была полупросьба-полуприказ. Эдакий облачённый в вежливую форму намёк о полной неуместности её поведения. Бесконечно тактичное требование перестать унижать себя и его подобной откровенностью и никому не нужной развязностью. Бен ещё не догадывался о причинах, не понимал своего желания смотреть не на купавшееся в амфетаминовом либидо существо, а на равную себе женщину. Это знала лишь Джиллиан, которая сжимала в ладони проклятые стимуляторы. Однако чутьё взрослого умного мужчины не подвело, настойчиво попросив прекратить это. А потому она схватила первые попавшиеся вещи и скрылась в спальне, зажмурившись до красных кругов перед глазами и мечтая провалиться сквозь все этажи, лишь бы не слышать в ушах эхо короткой фразы. Господи, за что ей повстречался именно Рид?
Из комнаты Джиллиан вышла через пару минут. Спокойная, замурованная в чёрный безликий свитер и с едва заметно покрасневшими глазами. В гостиной она не задержалась ни на секунду, однако, уже подойдя к висевшему в коридоре большому зеркалу, увидела по-прежнему сидевшего Рида. Он немного устало опирался локтями на колени и задумчиво вертел в руках почти истлевшую сигарету, пока из-под полуприкрытых век рассматривал алый тлеющий огонёк. Её взбудораженный мозг выхватил эту картину за одно только мгновение, намертво запечатлев в памяти. Джиллиан не знала зачем, как не знала отчего из раза в раз беспрекословно следовала сухим, коротким приказам. Похоже, это какое-то сумасшествие.
– Мне нужна моя команда, – произнесла она в тишину комнаты. Руки машинально перебирали дорожную косметичку в поисках помады или туши. Без разницы. Ей просто нужно было себя чем-нибудь занять. – Я так и не смогла дозвониться до Клейна.
– Не берите в голову. Я всё улажу.
Голос раздался почти над самым ухом, и Джил вздрогнула, едва не выронив пудреницу. Она не слышала, как подошёл Рид… как встал за её спиной так близко, что это сложно было назвать приличным. Но теперь он занимал в зеркале всё доступное пространство, и Джиллиан отчётливо ощутила лопатками чужое тепло, почувствовала касавшееся волос дыхание и увидела в отражении глаза Бена. А он смотрел так, будто хотел охватить всю целиком, запечатлеть каждый сделанный жест. И ей не оставалось ничего иного, как дать ему это. Вопреки здравому смыслу Джил медленно провела пуховкой по лицу и вгляделась в почти медные глаза.
Сколько раз она вот так же собиралась под ленивым взглядом мужа и чувствовала себя неловко от такой интимности? Сколько раз Джеймс подавал ей тушь или помаду, находя это до невозможности обыденным, а она раздражающим? И почему сегодня всё иначе? Почему, проводя кисточкой и очерчивая скулу, Джил наслаждалась лаской в глазах Бенджамина Рида… Почему он вообще находился здесь и мягко отвёл её руки, стоило только попытаться убрать отвратительно рыжие волосы в формальный пучок? Почему она послушалась так беспрекословно… Почему они замерли на долгую минуту, пока Рид всматривался в её отражение… И почему, во имя всего, он улыбнулся краешком губ и, наконец, отступил, склонив голову, словно молча благодарил? Всё перемешалось. Теперь причины знал только Бен, а ей оставалось лишь чувствовать и действовать по наитию.
Тонкий лёд с влажным хрустом крошился под ногами, пока они медленно двигались в сторону усыпанного снегом фонтана. Ветреное буйство утихло, и теперь лишь едва заметные порывы раскачивали лианы потухших гирлянд на фонарных столбах. Парк спал, и снег неторопливо засыпал очищенные с утра дорожки новыми дюймами головной боли. Слева периодически громыхало вагонами и настойчиво стучало колёсами в сонном воскресном полдне метро. Справа надменно шуршал отколовшимися льдинами вновь на что-то обидевшийся Мичиган.
Лишённая поддержки неизменных каблуков, что были бесполезны в чикагской зиме, Джил то и дело задирала голову, когда обращалась к шедшему рядом Риду. И было похоже, что к концу дня их шеи переломятся пополам. У неё из-за бесконечных попыток смотреть в глаза, у Бена – от джентльменских стараний уменьшить дискомфорт своего консультанта. На самом деле, Джиллиан никогда не подозревала у себя дефицит роста, однако рядом с Ридом признать несостоятельность высоты смогла бы и башня Трампа.
– Скажите, вы никогда и никому не объясняете своих поступков? – неожиданно спросил Бен прямо посреди разговора о Сандерсе, а затем резко наклонился и зачерпнул полную пригоршню снега. Джиллиан хмыкнула.
– Обычно рядом не находится тех людей, которых следовало бы посвятить в мои планы, – пожала плечами она. – Моя работа не предусматривает большой круг интриганов. Скорее, наоборот…
– Только необходимые в партии фигуры, – понимающе кивнул Бен.
– Верно. Переговоры бывают разными, но их специфика требует от меня быть незаметной. А разве это возможно, если половина Конгресса знает, зачем я пришла, а вторая хочет оторвать мне за это ноги? – Она весело взглянула на Рида, но тот даже не улыбнулся, только тёмные брови нахмурено сошлись на переносице.
– Именно поэтому вы не пользуетесь духами.
Брошенная будто бы невзначай фраза прозвучала бестактно, отчего Джиллиан поджала губы. Надо же, какая удивительная наблюдательность за неполных четыре часа полёта и одно неловкое утро. Но она коротко кивнула.
– Я инструмент. Многофункциональный, интеллектуальный, но безликий. С одной стороны, лишаю конкурентов шансов сымитировать моё участие в том, где участвовать мне не положено. С другой, не люблю оставлять свой след в чьих-то жизнях.
– Как не любите рассказывать о своих планах. – Бен чуть скривил рот, а потом взглянул в затянутое низкими облаками небо. – Хорошо, спрошу прямо – зачем мы здесь?
Джиллиан расхохоталась, тряхнула свободными от извечного пучка волосами, а потом неожиданно для них обоих взяла удивлённого её реакцией мужчину под локоть и бодро зашагала в сторону «зеркальной фасолины».
– Мы, мистер Рид, идём делать вашу предвыборную кампанию. Ориентируясь на данные моих аналитиков, у нас не так много возможностей, но кое-что есть.
– И что же это?
– Вы.
Бен легко подстроил свою пятифутовую поступь под аккуратные женские шаги и, отправив восвояси снежок, теперь легко придерживал Джиллиан.
– С этим даже невозможно поспорить.
– Я не имею в виду ваше физическое присутствие, – фыркнула она. – Существует теория, что побеждает не программа, а личность. Не смотрящий с огромного билборда человек, который вещает об абстрактном мире во всём мире и счастье для всех сразу, а разговаривающий с людьми на их же языке.
– Вы предлагаете мне пойти в народ, – медленно произнёс Рид.
– А ещё бросить курить. Возражения не принимаются. Именно эта ваша привычка мешает… – начала было она, но в следующее мгновение едва не рухнула на влажную мостовую, когда её со всей силы дёрнули назад.
Джиллиан удивлённо моргнула и в священном негодовании задрала голову, чтобы встретиться с неожиданно тяжёлым взглядом. И выдержать его оказалось непросто. Почти невыносимо, потому что из неё словно сделали оригами. И всё же Джил поджала губы и невероятным усилием приподняла рыжую бровь…
– Что?
– Даже не подумаю.
– Мне лучше знать, не находите? – раздражённо отозвалась она и зябко повела плечами под немигающим взглядом. Да господи! – Это всего лишь сигареты! Пара пластырей и никаких проблем ни с зависимостью, ни с электоратом.
– Нет.
Резко выдохнув, Джил отступила, но её немедленно схватили за локоть. Сцепив зубы, она сбросила чужую руку, на которую совсем недавно столь беззаботно опиралась, и чуть прищурилась. Это что, мистер Рид? Элемент устрашения? Попытка показать, кто здесь главный? Или игры во власть? Склонив голову набок, Джиллиан растянула губы в гадкой улыбке.
– Следуя общей тенденции, ваш штат придерживается категоричных взглядов на здоровый образ жизни, и подобная привычка не добавит очков. Мы отстаём на три недели и тысячу голосов…
– К чёрту, пока это помогает обходиться без антидепрессантов и стимуляторов.
Джил перевела дыхание в попытке успокоиться и на мгновение прикрыла глаза. Без шансов. Стене было плевать. На самом-то деле, это какая-то чушь! Рид действительно собрался с ней спорить? С вытребованным у Клейна инструментом? Он, ступавший на мозаичные полы Конгресса лишь по крайней необходимости, тогда как она знала каждый проклятый узор?! Господи! Сколько ненужной драмы из-за каких-то сигарет, она же не почку просит продать.
– Вы же сами согласились на полную свободу моих действий!
– Но не ограничивал взамен свою, – резонно отозвался демократический осёл и быстрым шагом направился к уже маячившей вдалеке «зеркальной фасолине». Зарычав от раздражения, Джиллиан поспешила за ним.
– Бен, просто поверьте. Курение на людях – даже сам факт этого! – стремительно удаляет вас от кресла конгрессмена и приближает к симпатичной раковой опухоли!
Рид резко остановился, а затем так же внезапно обернулся и наклонился прямо к лицу Джиллиан. Да так близко, что она отшатнулась и судорожно попыталась убрать с глаз мешавшие волосы.
– Вы действительно хотите рассказать мне об этом? О раке лёгких? – Большой рот изогнулся в совсем невероятной усмешке, от которой Джил передёрнуло. – Тогда уж просветите и насчёт импотенции.
Чёрная бровь повторила изгиб губ, и Джил сглотнула. Дерьмо. Действительно, торакальный хирург-онколог знал несоизмеримо больше нахватавшейся аналитики миссис О’Конноли. И пока Джил хватала ртом снежный воздух Чикаго, Рид снова отвернулся, равнодушно бросив на ходу:
– Мы продолжим вспоминать международную классификацию болезней или вернёмся к обсуждению наших планов?
– Вернёмся к обсуждению, – процедила она, однако не удержалась от скабрезного замечания: – Не думаю, что избирателей волнует ваша мужская пригодность.
И ей бы праздновать маленькую победу, но раздавшийся следом невинный вопрос поставил в тупик и выбил из сердца триоль.
– А вас?
Что?! Она подняла потрясённый взгляд на замершего чуть поодаль Рида, но внезапно натолкнулась на собравшиеся в уголках глаз смешинки. Пару раз моргнув, Джиллиан с трудом осознала, что двусмысленная реплика оказалась лишь шуткой. Серьёзно, глупо думать, что Бену польстило бы внимание такой женщины, как миссис О’Конноли. Хотя она… действительно переживала. Немного. Чуть-чуть.
– Я такой же избиратель, как и они…
– Вы лоббист, – коротко ответил Рид.
– Это не взаимоисключающие понятия, – заметила Джил.
– Нет. Но они лежат в разных плоскостях, – хмыкнул Бен и бросил на озадаченную Джиллиан развеселившийся взгляд. – Так что вы скажете?
Она нахмурилась, а затем медленно произнесла:
– Допустим… я бы сказала, что с такой настойчивостью можно попробовать преобразовать очевидный недостаток в уникальное достоинство. Сделать особенностью, ибо люди запоминают индивидуальность. Нечто, вызывающее у них эмоции. Например, чувство доверия от схожих привычек. Им нужен символ… Маяк. – Джил прервалась, ощутив, что сболтнуло слишком уж личное. А потому, вымученно улыбнувшись, зло фыркнула и попыталась замять возникшую неловкость. – Таковы сантименты средней массы электората, чей интеллект плещется в прибрежных водах Мичигана. Цель их жизни – глупое следование навязанным стереотипам, которые они же с таким удовольствием порицают.
На короткий миг воцарилась тишина, пока Рид тщательно распутывал вереницу слов, а потом Джиллиан вздрогнула от слишком требовательного тона.
– Я не услышал ответа.
– Вы уже говорили, что не специализируетесь в отоларингологии, – огрызнулась она.
Ей нечего было ему сказать. Как вообще можно выбрать хоть что-то, когда опыт кричал об одном, а сердце заходилось в жгучем противоречии? Книги, лакрица, табак. Табак, лакрица и книги. Убери хоть один компонент, и философский камень не сложится.
– Отвечайте, Джил, – тем временем настаивал Бен, и его интонация могла бы поспорить с набившим оскомину «сядь»: так же беспринципно и даже немного ex post оппортунистично.
– Моё мнение – курите, если так хочется, – наконец устало пробормотала она.
– И это всё? – нетерпеливо проговорил Рид, и Джиллиан удивлённо оглянулась. Она хотела было снова съязвить, но промолчала, когда Бен слишком сильно поджал губы и прищурил переливающийся медными кольцами взгляд. Господи! Да сдался ему этот ответ…
– Всё, – сухо бросила она, а в следующий момент твёрдая мужская рука цепко схватила за локоть и вынудила посмотреть в глаза Рида.
– Врёте, – процедил он. – Или не договариваете. Если мы хотим сотрудничать дальше…
– Если мы хотим сотрудничать дальше, – перебила его Джиллиан, – то нам лучше вернуться в проторенную колею беседы. Впрочем, если вам так нравится, можем продолжить и дальше вытаптывать узкие тропки в непроглядных чащобах ваших пороков.
Немного ошарашенный подобной тирадой Бен нахмурился, а потом неожиданно искренне и громко рассмеялся, тряхнув головой.
– Господи, вы прекрасны, – пробормотал он и машинально провёл рукой, убирая с глаз Джиллиан растрепавшиеся волосы.
– Благодарю.
Площадка перед «зеркальной фасолиной» была забита людьми. Кто-то вместе с детьми спешил на каток, что расположился аккурат за серебряным боком футуристической скульптуры, кто-то неспешно прогуливался. А толпы туристов трудолюбиво фотографировали свои искривлённые отражения со всех возможных сторон.
Первый снежок в прямую и тёмную, точно грифельная доска, спину Рида полетел, когда он что-то увлечённо рассказывал Джил о городе. Неуловимым движением она подхватила пригоршню снега, слепила неаккуратный шар и отправила тот точно между лопаток унёсшегося вперёд губернатора. И взгляд обернувшегося к ней мужчины оказался ошеломителен. Вряд ли кто-нибудь ещё смог бы столь изысканно смешать в себе гнев, раздражение, щепотку невероятного удивления и целый галлон оскорблённого достоинства с обещанием чудовищной мести.
– Что вы творите, – процедил Рид и сделал было шаг навстречу, но в следующий момент запоздало увернулся от летевшего в грудь снаряда. В чёрных волосах заблестел рассыпавшийся снег.
Вскочив на покрытый наледью длинный каменный стол, что тянулся вдоль центральной части променада, Джиллиан скомкала ещё один снежок.
– Делаю вашу кампанию, – чуть безумно улыбнулась она и снова швырнула кривоватый шарик теперь уже прямиком в темноволосую голову. С той они наконец-то находились на одной высоте.
Однако Джил промазала, потому что пытавшийся отряхнуть пальто Бен сумел невероятным образом увернуться. И движение вышло столь плавным и неожиданно гибким для его роста, будто сошло с покрытых порохом легенд о первых жителях Америки. Поговаривали, местные племена слыли охотниками, ну а в Риде осталось так много с прошлых времён…
Тем временем затянутая в чёрную перчатку рука сжалась в кулак, пока Джиллиан согревала дыханием вмиг озябшие и покрасневшие пальцы. Но на лице её танцевала хитрая усмешка.
– Это несерьёз… – начал было Бен и явно собрался стащить с импровизированного постамента несносную особу, но опоздал.
– В том и смысл. Снова напомню – вы согласились на всё, – шепнула она, отталкивая сомкнувшиеся на талии руки, а в следующий момент прокричала. – Уважаемые леди и джентльмены! Жители Большого
Звонкий женский голос и попытка изобразить знаменитый акцент немедленно привлекли внимание прохожих, вызвав подбадривающие улюлюканья. Она благодарно поклонилась.
– Джил! – рык раздался откуда-то слева.
– Позвольте представить вам Бенджамина Рида, – не обращая внимания на окрик, она махнула рукой в сторону застывшего ещё одной скульптурой мужчины. Право слово, будь он при этом Медузой Горгоной, прекрасных памятников стало бы существенно больше. Джил откашлялась. – Многие из вас имели честь голосовать за него несколько лет назад, а кто-то даже видел пару раз по телевизору. Что, согласитесь, неплохо для человека, который проводит почти всё своё время в небе между Спрингфилдом и Вашингтоном. Как голливудская звезда, только обязанностей в несколько раз больше…
Её прервал дружный хохот, а следом кто-то из проходившей мимо компании студентов неожиданно прокричал:
– Да это же губернатор!
Радостный вопль одетого в дутую куртку парнишки легко перекрыл немедленно поднявшийся гул. Послышались удивлённые вздохи, и в морозный воздух мгновенно взлетели возбуждённо переговаривающиеся голоса. Джил облегчённо выдохнула и широко улыбнулась. Осталось немного. Честное слово, работать с этим кандидатом было одновременно проклятьем и благословением.
– Бывший губернатор. – Театральным жестом простерев вперёд руку, она мановением указательного пальца подозвала подойти поближе столь удачно осведомлённого юношу. – С этого дня мистер Рид намерен лично представлять ваши интересы в Сенате. И готов нести ответственность не только за общее процветание штата, но за страну в целом. Отныне ни один ваш голос не останется проигнорированным.
Весёлый гомон на секунду прервал глотнувшую воздуха Джиллиан, и в уши вклинился сердитый голос:
– Прекращайте этот цирк!
Но она лишь дёрнула щекой и улыбнулась шире.
– И сегодня у вас есть удивительная возможность задать любой вопрос мистеру Риду – прекрасному врачу, мужу, политику, что шесть лет вёл
Очередной взрыв одобрения и аплодисменты толпы привлекли внимание остальных. Вдоль борта катка уже темнели зимними куртками десятки любопытных, и поднялись первые руки желающих, однако Джиллиан игриво покачала пальчиком и подмигнула толпе.
– Не так просто. Раз уж мы собрались в замечательном парке, на свежем воздухе, я предлагаю сыграть в игру.
– О’Конноли!
Не плещись в её крови амфетаминовое бесстрашие, она, быть может, одумалась бы. Сбавила обороты, обернула всё в шутку… Потому что интонация Рида обещала никак не меньше семи кругов Данте и парочки сверху, лично от него. Но сейчас Джил искренне верила в то, что делала. А потому, зачерпнув немного снега, она скомкала из него неровный шарик и подбросила на ладони.
– Один снежок – один вопрос. Если попадёте, ответ ваш. А если нет… – И на этих словах сладкая улыбка Джиллиан стала обворожительной, а по толпе пробежал притворно ворчливый стон. – Готовьтесь получить сдачи.
Комок снега полетел куда-то в толпу, и Джиллиан спрыгнула с импровизированного постамента, встав рядом с Ридом, который не сводил взгляда с приближавшейся к ним группы людей. Он был напряжён, и стоило Джил лишь шагнуть к людям навстречу, как немедленно схватил её за руку и почти отшвырнул к себе за спину. После этого Рид стремительно развернулся и вперил злой взгляд в глаза растерянной Джиллиан. Она смотрела на Бена, который нависал над ней так, точно пытался загородить от остальных, и ничего не понимала. Он боялся? Её? За неё? Серьёзно? Что за глупость, они же в центре Чикаго! Но, попробовав дёрнуться в сторону, Джил замерла.
Они смотрели друг на друга с одинаковым раздражением, но, когда Бен уже вознамерился что-то сказать, о его спину рассыпался первый ком снега.
– Красное или белое? – прокричал в неловкой тишине тот самый студент. Последовала секундная пауза, Джиллиан заметила, как недоумённо моргнул, а затем с тихим рычанием прикрыл глаза Рид.
– И почему вас до сих пор никто не убил? – пробормотал он, а толпа радостно подалась вперёд.
– Один вопрос – один снежок, мистер Рид, – тихо хмыкнула Джил.
– Сэр? – не унимался тем временем любопытный герой и уже готовил новый снаряд.
Но Бен оглянулся, зачерпнул пригоршню из ближайшего сугроба, и с размаху залепил им в плечо Джил, прошептав одними губами:
– Виски. Мы же в Чикаго.
Ответ разорвал последние нити недоверия у потомков последних бутлегеров, послышался смех, и снежки полетели не переставая. Целились не только в Рида. Прибежавшие на шум дети затеяли собственную игру, пока их родители пользовались удивительной возможностью задать вопросы и получить настоящие, не выверенные десятком аналитиков ответы.
Отряхнув себя, Джил присела на ближайшую скамейку и теперь со стороны наблюдала, с каким интересом и воодушевлением потянулась к Бену молодёжь. Спрашивали обо всём. От любимого музыканта до болезненной стрельбы в школах. От марки его автомобиля до попыток порекомендовать хорошего терапевта. На этом вопросе Джиллиан фыркнула слишком громко, отчего Рид бросил на неё насмешливый взгляд. Люди оставались людьми с одинаковыми проблемами как для Чикаго, так и для маленького городка на Аляске. Так что, подышав на озябшие пальцы, Джил с улыбкой взглянула на Бена, который что-то долго и терпеливо объяснял немного агрессивному пожилому афроамериканцу. Тот походил на бездомного, но будущего конгрессмена (и, чем чёрт не шутит, быть может, государственного секретаря) не смущали подобные мелочи. Наконец, громко рассмеявшись, мужчина хлопнул Рида по плечу затянутой в драную перчатку ладонью и пожал руку.
Они провели в парке два часа, прежде чем публика начала редеть. Рид периодически отстреливался снежками и задавал вопросы, внимательно слушая, на первый взгляд, нечленораздельный галдёж. Давно уехали подоспевшие вовремя репортёры, что так и остались никем не замеченными, а Джиллиан успела насквозь продрогнуть и теперь согревалась вторым стаканчиком с кофе. Наконец толпа отпустила слегка осипшего на морозе Рида. Было ли это успехом? О да. Джил сделала ставку на личность и не прогадала, сорвав если не банк, то неплохой куш точно. Но когда в телефоне звякнуло сообщение о списании денег, над головой раздался вопрос.
– Сколько вы им заплатили?
Рид устало опустился рядом на каменную скамейку и с наслаждением вытянул длинные ноги. Замурованными в чёрные перчатки пальцами он вертел сигарету, и Джиллиан могла только догадываться, как же отчаянно ему хотелось курить. Решив больше не мучить упрямца, она поднялась и уже было двинулась к выходу, но в этот момент её схватили за руку.
– Сколько и кому.
Джил, чуть поморщившись, пожала плечами.
– Какая разница?
– Сколько. Кому.
– Да сдались вам…
Ладонь внезапно прострелило болью, Джиллиан охнула и подняла на Бена недоумённый, обиженный взгляд. И в эту же секунду он отпустил. Резко, словно обжёгшись, разжал пальцы и стиснул зубы, глядя куда-то в сторону, пока впервые за этот день Джил судорожно тянулась к влажным салфеткам. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь скрипом снега под ногами проходивших мимо людей и затихавшими в отдалении голосами.
– Прошу прощения. Я… был зол и не рассчитал силу. Этого больше не повторится, – наконец ровно и безэмоционально произнёс Рид, будто зачитал клятву, положив руку на Конституцию. Ни лишнего вздоха, ни попытки моргнуть. Только в неожиданно расширившихся зрачках бесновалась паника. Его или её разобрать было сложно, да Джиллиан и не пыталась. Она неистово оттирала ладони.
Так и не сказав друг другу больше ни слова, они двинулись в сторону выхода. Причём Бен стремительно поднялся следом, стоило Джил молча развернуться и направиться по утоптанной дорожке. Он догнал её за пару шагов и теперь, заложив руки за спину, неспешно шёл рядом. Однако уверенная поступь не обманула. Во всей фигуре Рида чувствовалась досада и раздражение, пока Джиллиан пыталась угнаться за событиями. Что это, чёрт возьми, было?
От былой лёгкости беседы не осталось и следа. Рид поджимал губы, пока Джил комкала в руках ледяную салфетку и пыталась скрыть сведённую судорогой ладонь. Наконец она отправила комок истерзанной ткани в ближайший мусорный бак и повернулась к Бену, как можно небрежнее бросив:
– Думаю, на сегодня всё.
Рид замер рядом и не сводил с её лица тяжёлого, непонятного взгляда.
– Я провожу вас, – с лёгким нажимом произнёс он.
– Это неуместно. Нас могут неправильно понять.
– Несколько часов назад подобное никого не смутило, так почему же должно сейчас?
– Потому что с этого дня Бенджамин Рид официально кандидат на сенаторское кресло от
– Сколько я вам должен?
Джиллиан удивлённо вскинула брови и наконец-то посмотрела Риду в глаза.
– За что?
– Вы поняли, о чём я.
Он был невозмутим. Сух, точно почва в какой-нибудь из пустынь Невады.
– Нисколько. Это была несогласованная акция… – начала она, но увидев взгляд Бена, прервалась и раздражённо застонала. Засунув в карманы пальто озябшие руки, Джиллиан отвернулась. – Сто баксов. Я заплатила тому парню, чтобы он прокричал ваше имя. На этом всё. Дальше вы прекрасно справились со всем сами. И могу лишь восхититься подобным умением общаться с незнакомыми людьми. Они вам верят.
– А ещё?
– Остальное будет оплачено с отдельного счёта избирательной кампании. И, бога ради, не унижайте меня, предлагая деньги.
Несколько секунд Рид чуть ли не на органы раскладывал её взглядом прямо посреди мостовой, а затем стянул с правой руки перчатку и сжал пальцами переносицу. Длинно выдохнув, он пробормотал:
– Мне стоило догадаться сразу.
– Это шоу-бизнес, – равнодушно ответила Джиллиан. Мимо пронёсся автобус с яркой рекламой косметики на своём боку, и она вспомнила о ещё одном важном деле. – Бен, у нас возникнут большие проблемы, когда в отчёте раскроются траты вашей супруги. Мы попытаемся замять, но отсутствие положенной ей по статусу общественной деятельности и… В общем, люди не поймут, Бен. Боюсь, вам придётся поумерить её страсть к бутикам…
Она оборвала себя на полуслове и ошарашенно уставилась на лицо Рида, где отчётливо проявлялось раздражение. Да какое там! До белизны сжатые губы искривились в такой усмешке, что Джил невольно отшатнулась, сбитая с ног окатившей волной ненависти. Она видела, как исказились черты Бена, как гротескно нависли над чудовищным взглядом. Но… Господи, что она опять сказала не так?
– Надо же. А у неё есть такая страсть? – тихо и зло спросил Рид.
И у Джиллиан ушло несколько секунд, чтобы прийти в себя и догадаться – он злился не на неё. Минута на осознание вопроса. И вечность, чтобы добраться до его смысла. Ну а после, пошатнувшись от нахлынувшего облегчения, она инстинктивно схватилась за мгновенно протянутую руку и всё поняла.
Рид не спрашивал, какого чёрта она лезла не в своё дело. Почему столь бестактно поднимала провокационную тему. Зачем обсуждала это посреди людной улицы в центре Чикаго. Нет. Ничего подобного. Он действительно хотел знать. Вернее, отчаянно не хотел, но с этой минуты, кажется, был обязан.
– Вы не знаете, на что
– Предпочитаю, чтобы в моём присутствии она не открывала рта, – процедил Рид и одним рывком распахнул настежь дверь в свою личную жизнь. В святая святых. В тот храм, куда чужим нет дороги, но куда он отчаянно сейчас позвал Джил. Господи… это не могло быть правдой!
Она уставилась на свою ладонь, что до сих пор грелась в широкой и тёплой руке. А там… Вопреки всем беснующимся внутри адским кострам, вопреки любой морали и простейшим приличиям, вопреки логике, здравому смыслу и шести прошедшим годам большой палец нежно выписывал уже знакомые фигуры вокруг её обручального кольца.
Однако время шло и, не получив в ответ ни единого слова, Бен отпустил. Нервно дёрнув щекой, он сжал зубы, взмахнул рукой и остановил первое же такси. А после так же молча открыл перед Джиллиан дверь и наклонился к окошку, диктуя водителю адрес. На этом всё. Ничего больше. Только взгляд из-под полуприкрытых век. Но когда дверь почти закрылась, Джил нашла в себе силы.
– Зачем же тогда женились?
Рид посмотрел ей в глаза, прежде чем тихо спросил в ответ:
– Неужели вы до сих пор не поняли?
Раздался хлопок, машина тронулась с места, а Джил спрятала лицо в ладонях. Невозможно…
12
Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
В спальне под круглым шпилем, где в окно ласково шептали неопавшие листья клёнов, вместе с хозяйкой спали темнота и тишина. Только часы на стене да старый механический монстр, что доживал век в дальнем конце коридора, вели какой-то им одним ведомый диалог. Один уверенно скрежетал старыми шестерёнками, другой – осторожно тикал в такт, и этот шум доносился даже под крышу мансарды. Сквозь сон Джиллиан слышала знакомые перестукивания и чувствовала, как в соседней комнате ворочалась спящая в своей кровати Эми. Поэтому лёгкий шорох, что принёс за собой еле уловимое движение воздуха, показался ей странным. Выдрессированный годами инстинкт закричал проснуться, но мозг проигнорировал и подчинился неожиданной команде расслабиться. А затем Джиллиан почувствовала, как прогнулся матрас. Два щелчка секундной стрелки, и в сонный мир ворвались запахи морозной осенней ночи, сладковато-горького крема после бритья и сигарет. Бен…
Распахнув глаза, Джиллиан повернулась и с размаху уткнулась лицом в расстёгнутый ворот рубашки, вдыхая так глубоко, как позволили сжавшиеся от восторга лёгкие.
– Моя мартышка опять беспокойно спит? – раздался над ухом шёпот, и шеи коснулся кончик ледяного носа, заставив глупо хихикнуть. По спине заскользили большие, тёплые руки, что невольно сминали шелковистую ткань.
– Эми, – выдохнула Джиллиан, объясняя всё и сразу. Боже, как она скучала! – Когда ты прилетел?
– М-м-м… – Бен чуть отстранился и задумчиво посмотрел на тёмный циферблат, чем вызвал новую волну смешков. Не в силах сдержаться Джил покрывала поцелуями острый подбородок мужа. Сегодня она не будет думать. Ни о чём. – Где-то час назад.
– И сразу домой? Никаких срочных звонков, важных переговоров и толпы глав комитетов с самыми важными бумагами? Они меня удивляют, – пробормотала Джил и очертила пальцами изогнувшиеся в хитрой улыбке губы, ловя в ответ ласковый взгляд.
– Я очень скучал. А ещё… я закрыл дверь в детскую.
Джиллиан никогда не знала, в какой момент муж её поцелует. Это всегда было непредсказуемо и почти неуловимо. Вот его язык ещё танцует на сгибе локтя, а в следующий момент уже ласково проводит по нижней губе. Рисует узоры на нежной коже бедра, а затем вбирает в себя мягкий, чуть приоткрытый рот. Это был вызов – почувствовать тот самый момент, поймать и перехватить инициативу. Она пыталась из раза в раз, но проигрывала, подчиняясь рукам Бена. А те скользили по мягким изгибам тела, окунались в податливое тепло, заставляли сбиваться дыхание. Ласкали и утешали, поощряли и принуждали, брали и отдавали. В этот момент Бен мог попросить что угодно, Джил бы не отказала. Лишь бы не отпускал. Лишь бы в каждую секунду знать, что нужна, необходима, так отчаянно и навсегда… Но сегодня что-то было не так.
В эту ночь Джил могла бы собой гордиться. Её пальцы не дрожали, пока торопливо боролись с бесконечными пуговицами на рубашке. Как же она их ненавидела! Иногда ей казалось, что Бен насквозь состоял из этих коварных предательниц, ткани костюмов и глянца галстуков. Она разочарованно зарычала, ловя ускользающую пакость, и тут же тихо охнула, стоило мужу притянуть её ближе. Теперь она едва не облизывала бледную кожу, что открылась в призрачно-белой ткани, скользила языком и прикусывала мягкие мышцы. И резко перекатившись на спину, Бен позволил ей покрыть поцелуями лицо, оцарапавшись о щетину, а потом провести кончиком носа по истерично бившейся венке. Всё казалось привычным, до умопомрачения родным, но… что-то пошло не так.
Джил провела губами по линии ключиц, спустилась ниже и со всей жадностью вдохнула терпкий аромат тёплой кожи, путаясь пальцами в дорожке жёстких волос. Скользнув ладонью себе между ног, она точно знала – Бен смотрит. Жадно ловит ртом ставший враз осязаемым воздух и изо всех сил сдерживается, чтобы не вдавить жену в упругий матрас. Джиллиан застонала, когда муж перехватил её руку и медленно попробовал на вкус тонкие, неприлично скользкие пальцы. Им нечего было стесняться, незачем строить из себя недотрог. Он видел её разной: в ломке, в слезах, в истерике… в исступлении кричащую его имя и распростёртую на родильном столе… Так к чему притворяться? Всё было естественно, но… но что-то ощущалось совсем не так.
Бен действительно скучал. Его тоска сквозила в торопливых ласках, в дёрганых рывках, в нетерпеливых укусах. Едва не до боли сжав бёдра жены, он рванул её к себе и свободной рукой расстегнул молнию, резко стянув брюки сразу вместе с нижним бельем. Возможно, костюм был уже напрочь испорчен, но какое им дело? Какая разница, если для Джил мир сосредоточился в ощущении под собой горячего, твёрдого тела, а для Бена – в инстинктивной, но изощрённой попытке прижаться. Он не давал такого нужного им единения и с незаметной улыбкой слушал, как тихо скулила нетерпеливая жена.
Им стоило бы вести себя тише. И, боги! Джиллиан должна была бы молчать, но не сдержалась и опять застонала, когда большие ладони огладили ягодицы и лёгким шлепком раздвинули ноги. Длинные, сильные пальцы скользнули вперёд по влажной промежности, чтобы принести лёгкое облегчение. Но Джил не купилась. Схватив руку Бена, она поднесла к лицу широкую мужскую ладонь, вдохнула их общий запах и медленно взяла в рот блестевшие в темноте пальцы. Это было так прекрасно, так интимно, так близко… но всем своим существом Джиллиан чувствовала неестественность. Что-то было не так…
Бен вошёл резко, почти жёстко, наплевав на неудобность их поз и содрав прочь ночную сорочку. Из плотно сжатых губ Джил невольно вырвалось болезненное шипение, и тут же последовали торопливые поцелуи.
– Прости… прости, – зашептал Бен, притянув жену ближе.
– Всё хорошо… – пробормотала она, медленно опустилась и замерла.
Да, так было всегда. Джиллиан застывала на пару мгновений, пока гладила пальцами шрамы на коже мужа. Она считала их полосы, зазубренные изломы и помнила каждый. Два коротких и один длинный, очерчивающий двуглавую мышцу плеча, а ещё бесконечное крошево на спине – созвездие её личного ангела-хранителя. И она хотела бы их забыть. Не видеть, не знать, не помнить того кошмара… Однако они были частью прошлого, которое Джил, увы, не могла изменить.
Но сейчас ей не дали этих мгновений, и она дрожала от напряжения, пока Бен толчок за толчком будто восстанавливал права на жену. В том не было пока любви, только инстинктивное, продиктованное эволюцией желание взять своё, вернуть принадлежащее ему по праву. И Джил была согласна. Всегда и на что угодно, лишь бы он никогда не останавливался, лишь бы двигался… двигался… двигался. Лишь бы вспарывал тишину и рассекал острым звуком соприкосновения кожи, пока не надоест. Или… пока новый протяжный, слишком громкий стон не вернёт их в реальность, вынудив заглушить улику их счастья языком и губами. Но сегодня… Господи! Сегодня что-то было не так, а она никак не могла разобраться…
Джиллиан знала, как мужу нравился миг, когда в своём удовольствии она оставалась на грани, не в силах сорваться. Бен любовался натянутым телом, благоговейно стирал искры пота, а потом одним резким толчком бросал безвольное тело в оглушительную эйфорию. И тогда Джил становилась податлива. Она была идеальна и абсолютно беспомощна, когда выгибалась навстречу губам и рукам. Однако сегодня Бен не стал её ждать. Он не искал ответа, не чувствовал отклика. И это было неправильно! Не так!
Но остановиться оказалось уже невозможно. Бен всё же перевернулся, распиная Джил на кровати, и она вынужденно обхватила его ногами в попытке хоть немного уменьшить болезненность. Он всегда был так осторожен, но не сегодня. И на миг ей почудилось, что она не перенесёт. Не справится. Попросит остановиться. Но тут муж чуть отстранился, и Джиллиан задохнулась.
– Посмотри на меня, – прошептал он, успев в самый последний момент, прежде чем её тело сдалось.
Распахнув глаза, она ловила нервную, отчаянную улыбку и понимала – не так! Всё в эту ночь пошло не так, как хотелось обоим. Но что-то двигало Беном, когда с последним толчком он с глухим стоном впился зубами в плечо. Что-то кричало Джил вопреки ноющей боли притянуть его ближе, опутать руками, скрыть от чего-то извне. Она задыхалась под ним, вдавленная в кровать тяжёлым телом, но не могла отпустить. Боялась разомкнуть объятия и навсегда потерять то немногое, что однажды заставило её жить. Джил было страшно.
Они лежали так долго, наплевав на перепачканные скомканные простыни и сквозивший из-под двери холод. Джиллиан привычно ласкала нити и впадины шрамов, пока муж медленно скользил рукой по её коже. И только когда он окончательно вышел и собрал под боком комочек замёрзшей жены, то наконец-то поцеловал. Едва коснулся прохладных губ и накрыл одеялом. Она чувствовала, как тонкой струйкой текло по бедру семя, пока Бен машинально вырисовывал забытый, но всё так же тревожный рисунок – дуга влево, дуга вправо, замкнуть… Влево, вправо, замкнуть.
Наверное, ей стоило рассказать. Спросить напрямую, устроив некрасивую сцену с брошенными в лицо фотографиями. Наплевать на последствия и предоставить Бену самому разбираться в скандале. В конце концов, он был виноват… Да. Но только для тех, кто не знал, каким трудом строилась их семья. А вот Джил прекрасно помнила, с чего всё началось, и имела полное право раз в жизни побыть эгоисткой, послать к чертям государство и постараться спасти мужа. Подобно его же поступку шесть лет назад, попробовать вытащить из того угла, куда он загнал сам себя. Потому что единственная или нет ошибка Бена простительнее того, что сделала Джил, и о чём он никогда не напоминал. Ни разу за все эти годы не упрекнул в том, что до сих пор иногда преследовало их обоих в тихих кошмарах. Это ли не любовь? Уж в этом она не могла сомневаться.
Монструозные часы в коридоре пробили два часа ночи, напомнив, что на сон осталось немного. Хотелось остаться под одеялом и спрятаться с головой, но не выйдет. Джиллиан смотрела, как медленно поднималась и опускалась грудь мужа, и боялась прервать его сон слишком резким движением. Скоро проснётся Эми, а Бен опять убежит на Капитолийский холм или на встречу, а может, запрётся в кабинете с секретными документами. Она даже знала с какими.
Лежавшая на бедре рука расслабилась, давя тяжестью спокойного сна уставшего человека. Джиллиан улыбнулась. Её всегда поражала эта способность засыпать в любой обстановке. Три минуты, десять, час – Бен урывал крохи отдыха среди бесконечного океана проблем, забот и нервотрёпок. Но в последние дни даже ему было сложно разрываться между сдававшим позиции Ван Бергом, страной и семьёй. Поднятый Сандерсом грязный вопрос вылился в интервью, где Бен до хрипоты объяснял всё и ничего сразу. Настало тревожное время.
О’Конноли не соврал, когда говорил о слежке в собственном доме. Джиллиан знала, что дом увешан проводами «прослушки». И если бывшая команда согласится помочь, действовать придётся немедленно. Пока не донесли. Вариантов вообще было лишь два: либо она успеет ударить первой, либо придётся воровать документы и молиться богам, чтобы Бен простил. Вновь закрыл глаза на её преступление. Действительно, шпионы Сандерса не ошиблись – выкрасть папки из охраняемого наравне с Белым Домом особняка могла только она. Женщина, от которой у вице-президента не осталось секретов, кроме одного.
Джиллиан прижалась теснее, осторожно уткнулась носом куда-то меж рёбер и вдохнула до слёз родной запах, за что немедленно поплатилась.
– Ты будешь нужна мне сегодня вечером.
В голосе Бена не было и следа недавнего сна. Джил вздохнула – вот и всё. Сколько прошло? Час? Полтора? Вряд ли больше.
– Только сегодня? – Джил вытянула затёкшие ноги, закинула одну на бедро мужа и блаженно вздохнула.
– Приём у президента. Грегори сделает заявление.
– Ожидаемо… Миссис Ван Берг рассказывала, он плохо говорит, но всё ещё не отрывается от своих отвратительных фильмов.
– Что помогает ему держать язвительность на должном уровне.
– Там будет Сандерс, – задумчиво проговорила Джил. – Хочешь снова натравить меня на него? Как в старые добрые времена?
Она шутила, но внутри всё сжималось от страха. Джиллиан не сомневалась, кто стоял за шантажом. Один раз ублюдок уже сыграл против Бена, а теперь решил попробовать снова.
– Боже упаси, – простонал тем временем Бен, сжав пальцами переносицу. Видимо, тоже вспомнил знаковый для них день. Да уж, такое не забывается… – Мне просто нужна твоя поддержка.
Джиллиан приподнялась на локте, заглянула в усталые глаза мужа и прошептала:
– Всегда.
Бену нравилось смотреть, как она собиралась. Муж садился в кресло, закидывал ногу на ногу и следил за ней из-под полуприкрытых век. Иногда курил, иногда отвлекался на срочные бумаги, реже молча, едва заметно улыбался. Сложно было сказать, когда это стало традицией, но случайные наблюдения выросли до привычки, а потом и вовсе перешли в обязательный ритуал. Джил полагала, что это его успокаивало. Что считал сам Бен оставалось загадкой, но он не пропускал ни движения. Ни то, как медленно, немного игриво она натягивала бельё, ни то, как с заколками в зубах колдовала над причёской. Казалось бы, что в этом интересного? Однако это было для них настолько лично, что в их мирке не оставалось места для посторонних. Даже Эми на заветные три четверти часа уходила поиграть в детскую или гуляла под присмотром неизменного Баррета.
Конечно, они разговаривали. Обсуждали его рабочие будни или проект, взвешивали на весах политики принятые решения или слова. Случалось, ссорились. Но всегда в эти минуты они были только супругами. Мужем и женой. Двумя бесконечно влюблёнными друг в друга людьми. Впрочем, иногда Бен покидал своё кресло и вставал позади, наблюдая за женой в отражении. На немом языке его тела это значило, что сегодня она особо красива. И Джил берегла каждый подобный взгляд, бережно собирая из них ожерелье своего счастья.
Тем временем, застегнув на супруге последний крючок глухого, пожалуй, слишком строгого платья, Бен чуть склонил голову набок, точно оценивал результат. А Джиллиан подхватила со стола чёрную ткань.
– Ваша бабочка, доктор Рид.
Он наклонился, чтобы ей было удобнее, и хитро, совсем по-мальчишески подмигнул, чем вызвал у Джил фырканье. Её руки привычно поправили белый воротничок.
Игра началась.
13
6 лет назад
Чикаго, штат Иллинойс
Голос Рида зазвучал в голове, и Джиллиан шарахнула ногой по сопротивляющейся двери. Нервно выдохнув, она снова попыталась вставить ключ в замочную скважину и с трудом проигнорировала взгляд слишком любопытной соседки, что следила за ней из квартиры напротив. На самом деле, той было отчего переживать. Замок сопротивлялся уже минуту и уворачивался от зазубренного острия, издавая противный скрежет. А тот эхом разносился по чинному холлу и терялся где-то на пожарной лестнице. Ещё раз пнув по двери, Джиллиан обречённо упёрлась лбом в пластик облицовки и прикрыла глаза. Это какой-то кошмар. Пальцы раздражённо стиснули резьбу, и сквозь плотно сжатые губы вырвалось рычание.
Похоже, глубокоуважаемый губернатор решил поиграть в спиритический сеанс. Ибо какие тайны, чёрт побери, ей следовало давным-давно понять? Что это был статусный брак, оказавшийся неудачным? Что каким-то неведомым образом Рид ненавидел жену, и всё его внимание к Джил продиктовано только этим? Что она умудрилась за пять минут поездки в такси нафантазировать целую вселенную, а потом разбить ту одним-единственным аргументом? А может, всё проще? Она наркоманка, которой мерещится чушь… Но было же! Было утро с восхищённым взглядом и молчаливой благодарностью за гораздо более интимный момент, чем женщина в мужской рубашке. Были прикосновения, вопросы и до сих пор ощущавшаяся на коже: дуга влево, дуга вправо, замкнуть. Как можно понять иначе? Но одновременно, как можно вообще попытаться это осмыслить…
Джиллиан ещё раз ткнула ключом в кривое отверстие и наконец-то попала. Замок поддался легко, мягко провернул идеально смазанные механизмы и, распахнув дверь, она ввалилась в тепло квартиры Рида. Её квартиры. В проклятое место, которое за три дня успело стать большим домом, чем купленный пять лет назад собственный маленький коттедж. Их с Джимом убежище. Любовно выбранные мужем стены, куда она ненавидела возвращаться.
Господи, это смешно. Заставленное шкафами, заваленное книгами, перегруженное личными вещами и запахами чужое жилище против двух этажей стильного минимализма и ждущей своего часа детской. Созданное Беном для себя логово против эгоистичных желаний мужа.
Джил глухо рассмеялась, медленно прошла в гостиную и швырнула пальто прямо на пол. Она определённо больна этим мужчиной. И теперь, с приездом в Чикаго, всё некогда похороненное решило выйти наружу. Потому что, как ещё объяснить желание говорить, слушать и смотреть на медленно тлевшую в пальцах сигарету.
О, она знала, как взбесится Бен. Её саму разрывало на части, ибо представить Рида без этого запаха оказалось физически невозможно, но работа… Работа требовала соблюдать продиктованные равнодушными инфографиками решения. Однако, чёрт побери, она просто не смогла. Стояла посреди заснеженной площади и оказалась не в силах спорить, потому что не хотела. Табак, лакрица и книги. Никто не отнимет у неё последнюю опору в безумной вселенной. И всё же… всё же…
Что она должна была понять? Какую мысль пытался донести до неё Рид, когда нежно поддерживал под руку и шагал скользкими от наледи дорожками парка? О чём пытался докричаться, шокируя неприкрытой грубостью в отношении собственной супруги? Даже со всей ревнивой завистью к его жене Джиллиан не могла представить, чем та заслужила ненависть. А в том, что Бен ненавидел, сомнений не было. Уж это она поняла точно.
Направившись в сторону кухни, Джил неожиданно замерла около зеркала, где они стояли утром. Оттуда на неё посмотрела утомлённая, растрёпанная женщина с искрившимся в копне ярко-рыжих волос растаявшим снегом. Непослушные, свободные от обычного пучка пряди вились от влажности, и это было так непривычно, но… Бен попросил. Одним лишь взглядом. И лёгким касанием отвёл руки, оставив ворох волос лежать на плечах против всех норм и привычек. И разве могла отказать влюблённая Джил? Конечно, нет. Ей вообще начинало казаться, вели Рид выйти в окно, она с радостью подчинится.
От этой мысли Джиллиан зло хохотнула. Но что, если она позволит вольность и хоть на мгновение предположит? Что, если все эти годы… Господи, целых шесть лет, пока она пыталась избавиться от разъедавшей душу и брак влюблённости, Бен думал о ней. Мысль показалась почти нереальной, но до чего же желанной мечтой. Джил взглянула на своё отражение, где в полумраке комнаты светились ведьмовской зеленью глаза, и снова рассмеялась. Шесть лет…
– Но, с чего?! – спросила она в тишине квартиры. И где-то в глубине гостиной насмешливо щёлкнуло сухое дерево книжного шкафа.
В те месяцы, пока длилась губернаторская кампания, они виделись часто, но мельком. Перекинувшись парой вежливых слов, молчали неделями, созерцали друг друга на дебатах да спорили в совместных интервью. Абсурд! Безумие! Как можно влюбиться в почти незнакомого человека так, чтобы сохранить это чувство на годы? Но… разве не служила доказательством она сама? Она, Джиллиан О’Конноли, ввергнувшая в ад собственную жизнь из-за одного мужчины. Вот она, предавшая мужа и согрешившая так тяжело. Так почему же этого не мог сделать Рид? Потому что слишком благороден? Потому что замужняя женщина – это табу? Защищённая моралью и законом собственность другого?
Поселившееся внутри шальное чувство вынудило Джил в порыве бесшабашного, неистового прилива адреналина влететь на кухню. Если всё действительно так… Если он тоже медленно сходит с ума… Если есть хоть один шанс… Она закусила губу, круто повернулась к столу и тут же остановилась. Застыла, будто разбившись о преграду, когда реальность зло ухмыльнулась и нетактично напомнила о себе. И руки безвольно упали вдоль тела, пока сама Джиллиан с тихим всхлипом медленно сползла на пол по хромированной дверце холодильника.
Идиотка! Какая же фантастическая дура, что за доли секунды вновь построила целый мир, позабыв о своей ничтожности. Ничего нет и быть не может! Никаких шансов, никаких возможностей, ни даже крошечной вероятности. Всё, что её ждет – разлившийся кофе, начинающаяся от малейшего промедления ломка и отвратительный, грязный психоз с неистовой потребностью содрать с себя кожу. Никто! Ни один человек не заслужил такого кошмара. Ни Джим, ни тем более Бен.
Джил со всей силы ударила затылком о дверцу, чтобы разом выбить ненужные мысли, и с трудом встала на ноги. Задумчиво подняв со стола чашу, она сделала глоток холодного кофе и прикрыла глаза. Это нужно было прекращать. Какие бы цели ни преследовал Рид, у них есть задача. Один неправильный шаг, и папарацци будут рады запечатлеть грандиозный скандал, потому что постель политика должна быть чиста. Хотя бы внешне. Хотя бы в глазах общественности. Боже! Как она вообще посмела думать о каких-то там чувствах в разгаре сражения. Это не игра на уровне штата где-то на задворках Америки. Они выходят в Конгресс!
Ещё один глоток, и Джиллиан почувствовала тошноту, морщась от чуть металлического привкуса. Полгода назад, попытавшись пожаловаться Оливии на проблемы с желудком, она получила резкий и короткий ответ:
Зато изменения видели другие. Оливия с тревогой смотрела на истончившуюся кожу и запавшие глаза сестры. И, конечно, за Джил пристально следила миссис Ван Берг. Однако роль совести не предполагала каких-нибудь реплик, так что бедной Эмили приходилось ограничиваться бесконечными чашками чая и осторожными разговорами.
Неожиданно раздался телефонный звонок, и чашка вернулась на испачканный засохшими кофейными пятнами стол. Увидев имя абонента, Джиллиан усмехнулась. Быстро работаете, доктор Рид…
– Добрый день, мисс Кроули, – проговорила она и привычно опустилась в кресло. Ещё более отработанным движением Джил вытащила с ближайшей полки очередную книгу.
– Какого чёрта, О’Конноли, – раздался в трубке притворно сердитый голос. – Чикаго?
– Вы лучше думаете, когда находитесь рядом со мной.
– Алекс просил передать, что потеря пяти ценнейших сотрудников стала для них непоправимым ударом.
– Пусть выставит счёт Клейну.
– Ты слышала? – неожиданно прошептала Кроули, а Джил удивлённо подняла бровь.
– Говори ещё тише, и я точно ничего не разберу.
– Джарвис умер. Клейн под подозрением… Это было сегодня в новостях.
Джиллиан почувствовала, как по спине поползла ледяная змея плохого предчувствия. В голове действительно мелькало что-то подобное: отзвуки новостей, разлитый кофе, паника.
– Пока на Артуре не защёлкнут наручники, мне ничего не грозит, – наконец нарочито сухо ответила она.
– Будь начеку, О’Конноли. Они могут прийти за тобой.
– Предлагаешь отмолить все грехи, сдав Клейна с потрохами? Прости, но в нашем мире это минимум пять лет для меня лично и вечность для Артура. Так что, скорее, мне поможет концентрированная кислота и полиэтиленовый мешок, чем правосудие и слепая Фемида. К тому же, если они начнут рыть под меня… – На том конце послышалось неразборчивое фырканье. – Вот видишь, сама прекрасно понимаешь. Я сяду надолго.
Повисла пауза, а Джил помассировала саднившие из-за хронического недосыпа веки и устало спросила:
– Когда вы прилетаете?
– Завтра, – коротко отозвалась Энн, и вызов закончился.
Откинув гудящую голову на спинку кресла, Джиллиан прикрыла глаза. Это действительно быстро, мистер Рид. Воспоминания немедленно подсунули странный взгляд и странный вопрос.
Нет. Совершенно. И вряд ли это хоть кому-нибудь из них нужно.
Сделав для себя выводы, Джиллиан выкинула этот разговор из головы и за работой позабыла бы о нём вовсе, но всё портил Рид. Он явно чего-то ждал: осознания или наития, которое, видимо, должно было её озарить. Но Джил едва успевала дышать в перерывах между бесконечными интервью, а потому Бен так ничего и не получил – ни намёка, ни разговора. Дни напролёт он мотался из студии в студию, из города в город, терпел бесконечные телефонные разговоры со спонсорами и выслушивал однообразную поддержку однопартийцев, но… Но стоило ему оказаться где-то поблизости с Джил, как сквозь облачко дыма он вновь выискивал ему одному ведомые отражения её мыслей.
А время шло. Отгремев Днём святого Валентина, Чикаго влился в серые будни и рокотал проснувшимися озёрными водами. Мичиган бесновался, налетал на водоразделы и набережные, чем превращал их в подобие гигантских ледников. Серые волны гневно шумели даже ночью и вплетались в поверхностные сны Джиллиан призрачным беспокойством. Она металась среди подушек, не в силах выбраться из лап снотворного, и с замиранием сердца заново переживала прошедший день.
Дел было много. Однако всё усложнялось совершенно ненормальными расстояниями между городами, где невероятные пробки, естественно, шли в комплекте по умолчанию. Тем не менее Джил ещё раз повторила трюк со снежками в нескольких городах и Оак-Парке. К сожалению, именно там Джонас умудрился сломать ногу, отчего теперь щеголял в лангете, оглашал коридоры стенаниями и подспудно рекламировал их кандидата. Эмма и Колин потратили пару часов, старательно разрисовывая гипс в патриотичный голубой цвет. Разумеется, они оставили контур осла, то ли символизировав этим эмблему демократической партии, то ли поистине невероятное упрямство Рида, ведь тот умудрился достать всех.
Джил затруднялась сказать почему, но Бен спорил с каждым решением. Словно нарочно он находил невероятные аргументы, лишь бы только поступить ей назло. И бог его знает, чего добивался. Провоцировал или просто любовался, как, осипнув от криков, она в отчаянии садилась напротив и раз за разом уже спокойно повторяла, почему необходимо поступить именно так. Возможно. Однако к концу февраля Джиллиан кое-что поняла.
В ту знаменательную встречу Бен привычно следил, как она нервно вышагивала по кабинету, и лениво стряхивал пепел в простую стеклянную пепельницу. Джил проходила круг за кругом в попытке успокоиться, но на самом деле была близка, чтобы швырнуть что-нибудь в стену. А всё из-за того самого спора, который продолжался уже две недели. За четырнадцать дней Рид умудрился сделать своему консультанту лоботомию и станцевать на мозгах если не свинг, то буги-вуги, потому что его гений политических интриг захотел дебатов. Бен возжелал устроить рыцарское ристалище, наплевав на полную неадекватность соперника. И Джил скрипела зубами, стучала каблуками, стискивала кулаки, пытаясь донести, что невозможно бороться с психом его же оружием!
– Это радикальный ход. – Она чувствовала, как с каждым новым словом стирала язык до основания. – Сандерс ждёт от вас вызова на разговор, жаждет разобрать по кирпичику чуть ли не каждый жест и раскритиковать все решения. Поймите, Бен, вы его просто не переговорите. Да, ваша аргументация всегда блестяща и идеальна, но только…
– Что у вас с глазами? – неожиданно перебил Рид, а затем чуть наклонился вперёд и с любопытством заглянул в расширенные зрачки.
А Джиллиан вдруг споткнулась, прекрасно понимая, о чём говорил Бен. Да, за краем белого круга софитов телевизионных студий она могла скрыть этот побочный эффект. Однако в ярко освещённом кабинете её зрачки казались неестественно большими.
– Мы снова играем в «доктора»? Я бы хотела перенести время приёма, – усмехнулась Джил и вновь зашагала, впиваясь острыми шпильками в жёсткий ворс покрытия. В глаза Бену она больше не смотрела. – Вернёмся к теме…
– Которая мне неинтересна. Мне вот кажется странным, что…
Джил застонала и вцепилась пальцами в растрепавшиеся волосы.
– Боже, это когда-нибудь закончится?
– Бывают лекарства…
– И наступит ли тот день, в который мистер Рид просто со мной согласится?
– Бен.
– Да какая к чёрту разница! – Она всплеснула руками и зашла на новый круг своего чикагского марафона внутри офиса.
– Зрачки выглядят странно… – не унимался хирург, чей уход из медицины наверняка оплакивали тысячи людей и в эту минуту сама Джиллиан.
Честное слово, лучше бы он продолжал стоять в операционной и никогда не ступал на мраморные полы большой политики! Пятьдесят четыре грамоты и свыше двух десятков сертификатов, что случайно попались Джил в самом дальнем углу одного из шкафов, говорили сами за себя. Она лезла за книгой по нарколепсии, а вытащила толстую папку позабытых достижений. И оказалась… восхищена. А потом, в очередном приступе бессонницы, полночи тщательно расставляла каждую по степени их значимости. Нашлись там и фото, вырезки газетных статей, наверняка любовно собранные матерью Бена, а после смерти убранные равнодушной рукой сына с глаз долой. Однако сейчас его профессионализм был слишком некстати.
– Вы не офтальмолог, так оставьте мои глаза в покое! – раздосадованно прорычала она, сдёрнула с плеч жакет, под которым от часовой кардионагрузки уже горела кожа, и распахнула большое окно, впустив в кабинет февральский воздух. Видит бог, она уже чемпионка по спортивной ходьбе из угла в угол.
– Вам жарко? – немедленно последовал спокойный вопрос.
– Мне грустно.
Разумеется, ей было жарко. Как иначе? Амфетамин действовал – раскачивал сердце, разгонял мозг, лишал возможности сидеть на одном месте от переизбытка энергии. Даже в полном изнеможении Джиллиан вставала и шла вперёд.
– Отчего же? Погода прекрасная, – насмешливо протянул Рид.
– Мне грустно, что вы постоянно спорите. Я не вижу в этом ни смысла, ни логики!
– Неужели?..
– Ужели! И почему мне нужно напоминать? Это ваше решение использовать меня.
– Понятия не имею.
Бен небрежно затянулся. О-о-о… Джил стиснула руки.
– Хорошо. Но вы сами согласились на моё условие!
– Но не сказал, что буду его выполнять.
Безнадёжно… Она сейчас закричит. Завизжит от полной несостоятельности таких идиотских аргументаций.
– Конечно, нас не связывает рабочий контракт… – Впервые голос едва не дрожал.
– Как точно подмечено!
– …исключительно общие договорённости… – уже громче продолжила Джил.
– Вы сами себе противоречите.
– …о взаимовыгодных условиях… – И ещё на пару децибел выше.
– Серьёзно? Не припоминаю такого…
– Однако, мистер Рид, я не потерплю, чтобы со мной так обращались!
Повисла секундная пауза, а потом:
– Сядьте.
И Джил взорвалась.
– ДА НЕ ХОЧУ Я СИДЕТЬ! Хватит! Надоело! Я не могу и не хочу так больше работать! Если вам нравится спорить, идите и найдите кого-нибудь под стать вашему упрямству, а меня оставьте в покое! В покое!
Бесит! Бесит-бесит-бесит! Но тут Бен посмотрел на неё, а она на него. Тусклое, холодное спокойствие против ярости, что безумствовала подобно дикому Мичигану за слегка мутным стеклом небоскрёба. И, наверное, прошла целая вечность, пока они изучали друг друга, не замечая ни застывшую Эмму, ни зажмурившегося Колина, ни остальных обеспокоенных взглядов. Джил, точно сумасшедшее озеро, разбивалась о царящую вокруг Рида невозмутимость, пыталась проломить взглядом, разрушить крепчайшую стену, выкорчёвывала камни, размывала почву, налетала сверху. Но потом на мгновение прикрыла глаза и сделала два медленных неуверенных шага, чтобы молча опуститься в одно из светло-бежевых кресел.
Вот и всё. Джил откинула голову, обнажая бледную шею с неистово бьющимся там пульсом, и устало смежила веки.
– Ваше слово, Бен, – спокойно и совершенно официально произнесла она.
Пауза провисла ослабшим канатом и вяло колыхалась в такт поверхностному дыханию Джил. Наконец, Рид пошевелился.
– Да.
Облегчённый шепоток пронёсся вдоль стола, тронув на дальнем краю стопку бумаг. Джиллиан немного обречённо усмехнулась. Они заходили на новый круг…
– Позвольте уточнить, с чем вы согласились?
– С тем, что вы предложили. – Раздался новый щелчок зажигалки, тихий треск и скрежет притянутой ближе пепельницы.
– А что я предложила?
– То, с чем я согласился.
Джил слышала едва сдерживаемые смешки и против воли оскалилась сама. Отчаянно, на грани истерики и безумного хохота, а затем спрятала лицо в ладонях. Рид невозможен. Восхитительно, невероятно невозможен.
– Я не могу работать в такой обстановке… – простонала она из своего убежища под хохот команды.
Рид, естественно, промолчал. Что он мог сказать? Зачем ему вообще открывать рот ради банальной в своей очевидности мысли, которую следовало понять ещё в день знаменитых снежков. Такие стены не надо ломать, в них надо искать двери.
Уяснив этот трудный урок, Джиллиан вознамерилась неукоснительно ему следовать и почти преуспела. После недель издевательств их отношения неожиданно вышли на прямую взаимных уступок, и, казалось бы, всё должно было наконец-то наладиться. Но вышло наоборот.
Было немного странно, что Джил, будучи всегда столь сосредоточенной, оказалось так сложно перестать вспоминать тот странный разговор рядом с такси. В лихорадочном беспокойстве она искала ускользавшую деталь, на которую намекал тогда Рид, но не находила.
Нет! Она ничего не понимала.
Однако в тот момент, когда озарение, наконец, снизошло… Когда не осталось сомнений в смысле обронённой фразы, Джиллиан увидела во взгляде Бена не радость и уж точно не облегчение, а дикую, обжигающую досаду. Всё случилось не так и не тогда, как хотел Рид. И вовсе не так, как представляла она сама.
Шёл пятый день марта, когда Джиллиан, спотыкаясь на каждом шагу, пробиралась к офису Рида. Последние недели зимы тянулись целую вечность. Нет, солнце по-прежнему появлялось и скрывалось за горизонтом, земля вращалась вокруг оси и по орбите, но всё это происходило вопреки графику одного очень уставшего лоббиста. Единственное, что видела Джил, когда выезжала с очередной встречи или покидала новый город, – ночное небо. Наверное, в штате Иллинойс падал снег, а может, накрапывал дождь. Измученный мозг отказывался вникать в эти нюансы.
Поэтому даже сегодня Джиллиан неслась, не замечая ни грохота озёрных вод, ни опостылевшей слякоти. Полы пальто драматично хлопали под порывами ветра, пучок грозил развалиться в любой момент, пока она бережно прижимала к груди пробные снимки для агитационных плакатов. Рыжие, непослушные пряди лезли в лицо, но даже это не волновало. Перепрыгивая через лужи, Джил мысленно читала придуманную на ходу молитву, чтобы фотографии понравились Риду с первого раза. Переснимать их было некогда, а она давно исчерпала искусство убеждения.
Офис Бена находился на сороковом этаже одной из высоток, что стояла напротив знаменитой Уиллис-тауэр, в тени слепленной будто из детских кубиков тёмно-коричневой громады. Главный небоскрёб города нависал бесконечными рядами окон и подавлял угловатой мрачностью стоявшее рядом светлое здание, что одним только видом являло удивительную противоположность.
Офисный центр под порядковым номером 311 отличался стенами песчаного цвета, острыми гранями и стилизованными замковыми башенками вытяжных шахт. Он смотрел в небо зеркальными окнами, и обладал идеально прямой геометрией, отчего казался удивительно невозмутимым в суете города. И Джил могла поклясться, положив руку на Конституцию, что эти куски бетона олицетворяли собой суть Бена Рида. Она приходила сюда, когда сходила с ума в череде новых лиц и попыток оттереть с рук следы рукопожатий, до слёз вглядывалась в лежавший под ногами город и отдыхала. Едва вырвавшись из толкотни метро или духоты такси, она спешила в затянутые дымкой высоты, где среди бежевых кресел и светлых стен, между массивным рабочим столом и стеклянным перекрестьем переговорной на неё снисходило спокойствие. Ровно до того момента, как они с Беном открывали рты, чтобы поспорить.
Толкнув вращающиеся двери, Джил проскользнула в облицованный серым мрамором холл. Она опаздывала. Проклятый Джонас со своей проклятой ногой спутал все планы, и вот результат – сердце заходилось истерическим ритмом, а руки нервно искали в сумке пачку антибактериальных салфеток. Ткнув локтем кнопку нужного этажа, она прислонилась боком к одной из зеркальных стенок и почувствовала, как её вжало в пол. Лифт уносился вверх так же стремительно, как заканчивалось терпение. Но вот кабина вздрогнула и радушно распахнула двери, в которые вылетела раздражённая Джил. Не оставляя попыток вытереть зудящие руки, она так быстро неслась по коридору, что едва не налетела на костыль Джонаса.
– Что за…
Она замерла и недоумённо оглядела команду, которая, вместо обсуждения предстоящего приёма для спонсоров, лениво подпирала белые стены. Джиллиан нахмурилась.
– У нас вход строго по пропускам, или вы решили постесняться? – едко спросила она.
– Мистер Рид занят, – нервно сглотнув, протянул Колин. Остальные неловко молчали, отводили глаза и почему-то смотрели на Майка. А тот нервно теребил в руках уже чем-то заляпанный галстук мерзкого салатового цвета.
– Ты хочешь мне что-то сказать,
– Ну… не думаю, что его сейчас уместно беспокоить…
– Это ещё почему?
– Эмм… в общем…
– Во имя всех поправок! Напомни, за что я тебя наняла? Ты работаешь в политике, а не клоунаде. Заикающиеся жирдяи не имеют здесь и половины успеха, в отличие от цирковой арены.
Джиллиан раздражённо потянулась к матовой ручке на тяжёлой массивной двери, но тут послышался голос Энн.
– О’Конноли, он занят. Не надо.
– Занят или не занят, спит, ест, да хоть трахается с женой. Мне плевать! – Ладонь уверенно надавила, толкая мощную створку. – Я ненавижу, когда моё время уничтожают настолько бездарно!
Повинуясь резкому движению руки, распахнувшаяся дверь громыхнула об ограничитель, отскочила обратно и лишь мгновением позже закрыла от остальных мелькнувшую в проёме картину. Джиллиан не знала, что именно заметила оставшаяся в коридоре команда, но лично ей захотелось зажмуриться. Немедленно выколоть себе глаза и забыть дорогу до этого небоскрёба. Увиденное оказалось столь лично, что граничило с разворошённым ящиком нижнего белья и найденными там интимными фотографиями.
Нет, никто в кабинете не занимался развратом, хотя жена там была. Джил сразу её узнала. В одно мгновение выхватила из дикой сцены хрупкую женщину в строгом костюме и с растрепавшимся пучком рыжих волос. Она и Бен стояли так близко, что казалось невозможным рассмотреть, где начинался один и в грубом захвате мужских рук заканчивалась другая. Но Джиллиан видела, как были заломлены за спину руки и вывернуты тонкие кисти… Она видела, как краснел след на щеке и были прикушены до крови губы. Она видела искажённое гневом лицо Бена и побелевшие скулы. Но потом женщина чуть повернулась, болезненно выгибаясь в тяжёлой хватке, и мир закричал. Взвизгнул сотней услышанных голосов, взорвался воспоминаниями фотографий, сюжетов и десятком просмотренных видео.
Сегодня черты Алиши Рид не терялись за вычурным макияжем. Не было вульгарных платьев, украшений и глупых ужимок. Только два существа, которые словно смотрели на своё отражение. Да, возможно, у них немного отличался разрез глаз или оттенок кожи. Возможно, Алиша была чуть выше, а может, и ниже. Неважно! Всё, что видела Джиллиан – невероятно похожую на себя женщину. До ужаса, до паники, до иррационального желания вызвать священника и изгнать дьявола. Из себя или Алиши – плевать. Но она сделала один шаг вперёд, позволяя двери закрыться, и со всей силы прикусила язык. Острота и привкус крови прогнали глупое желание закричать от столь простого ответа на мучивший их обоих вопрос.
О, теперь не осталось сомнений. Да, Рид думал о ней. До сумасшествия, до ожесточения мечтал о женщине, которая ему не принадлежала… Но которую он мог бы получить, увы, даже не подозревая об этом. Шесть лет! Шесть томительных лет, что могли сложиться иначе. И всё вдруг оказалось так просто и слишком сложно одновременно – она не дала повода, а он не решился рискнуть. Потому что в каждом мире, во веки веков и согласно любой морали чужая жена – табу!
Их глаза встретились. Джиллиан видела, как мгновенно отпустил жену Рид, но даже не предпринял попытки подхватить пошатнувшуюся женщину. А та тихо вскрикнула, с глухим стуком упёрлась локтями в стол и едва не упала. Но Бен не смотрел на неё. Казалось, он вообще не видел ничего, кроме застывшей у двери Джил, и взгляд его был истеричен. Настолько полон бившимся внутри безумием, что его образ монументальности вздрогнул и пошёл трещинами, обнажая неправильный фундамент.
– Д’ладно! – резкий голос ударил по ушам и заставил очнуться. – Реально? Ну, Бе-е-ен, ты’ж воспитанный мальчик. Д’вай! Познакомь нас.
Сильный южный акцент заставил Джиллиан невольно поморщиться. Господи, где Рид её откопал? Оклахома? Кентукки? Алабама? Далёкая-далёкая галактика? Мозг включился в работу и теперь запоздало обрабатывал поступившую со всех органов чувств информацию.
В кабинете было накурено сильнее, чем Джил когда-нибудь помнила. Сигаретный смог клубился завесой и впитывался жёлтым осадком в светлые стены. Невольно на ум пришла мысль, что с пожарной сигнализацией здесь явно плохо. А затем Джиллиан неожиданно поняла другое – здесь произошла ссора. Грязная, некрасивая, грубая. Взгляд метнулся к рукам Бена, где закатанные манжеты рубашки обнажали вздувшиеся вены, а потом скользнул по чуть опухшей щеке Алиши и запёкшейся коричневой кромке в уголке губ. Смазанная помада, чуть растёкшаяся тушь… Он её ударил? Рид бил жену? Как… как это возможно!
– О, не-ебо! Ты да’ж шмотки мне выдал как у ней…
– Неё, – машинально поправила Джиллиан, глубже проваливаясь в пучину абсурда. Она прикрыла глаза, чтобы собраться с мыслями и сосредоточиться, но это оказалось почти невозможно от ошеломительного осознания. Он её ударил! – Я… Я прошу прощения за вторжение. Однако, Бен, нам нужно…
– Хо-хо! Т’посмотри, она просит прощенья за то, что увидала нашу с’тбой ми-илую семейную сценку. Какая пр-релесть!
– Алиша, заткнись, – предупреждающе прорычал Рид и впервые за всё это время оторвал взгляд от Джиллиан и перевёл его на супругу.
Тем временем та растёрла, видимо, ноющие кисти, сделала несколько шагов вперёд, подходя почти вплотную, и чуть склонила голову набок. Она пристально разглядывала Джил, точно видела перед собой достойную внимания картину или особо интересный детализированный экспонат… в музее восковых фигур мадам Тюссо. А Бен замер, впервые воочию сравнивая сотворённое собственными руками.
Пожалуй, никто не смог бы объяснить, как одновременно были похожи и слишком отличались стоявшие напротив друг друга женщины. Цвет волос, лихорадочная зелень глаз, даже мерзкие, предательски оставшиеся с юности веснушки по всему лицу, плечам и телу казались зеркальным отражением или превосходно выполненным портретом. В Джиллиан и Алише было неуловимо одинаково и до боли различно всё. Потому что никогда, как бы ни старался художник или скульптор, копии не превзойти оригинал. Можно попытаться обрядить куклу в платья, сделать причёску и научить принимать правильные позы, но жизни в ней не будет. Она навсегда останется пустышкой, глупой и отчаянной попыткой создать себе свою… Джил.
И без сомнений, именно это однажды осознал Бенджамин Рид, когда посмотрел на жену и в ту же секунду её возненавидел. Всё стало понятно, когда его длинные загорелые пальцы до скрипа сжали спинку массивного кресла, стоило Алише поднять руку и дотронуться до выбившейся из причёски Джил пряди. Намотав медную спираль на палец, она с силой дёрнула вниз, вызвав болезненное шипение.
– Хм, настоящая. А я’ж подумала, вдру-уг ещё один клон.
Она потянула сильнее, и тогда Бен не выдержал. Сорвавшись с места, он с силой оттолкнул жену и лишь в последний момент успел предотвратить её удар об угол стола. Вряд ли Рид понял, что сделал, действуя больше интуитивно, но рывок вышел грубым и резким.
– Я сказал, рот закрой! – проорал он, поворачиваясь к жене. И любой в этот момент предпочёл бы замолчать. Любой, кроме Алиши, которая была либо слишком тупа, либо лучше других знала границы дозволенного.
– А чт’ такова? – Она кукольно захлопала ресницами, и от вида на почти своём лице подобной уловки Джиллиан стало дурно. – Раз т’я нет в моей кроватке, быть мо-ожет, ты в чьейта ещё?
– Неужели хочешь повторить? – едва слышно произнёс Бен усмехнувшись, но голос его звенел неприкрытой угрозой.
– Мне, вот, инт’ресна… Скольких ты подогнал под
Джил видела, как дрогнули пальцы Бена, пока схватив не шею жены, но пустой воздух, как напряглась спина. И тогда она решилась. Фарс надо было закончить прямо сейчас, ибо она не имела права видеть, слышать и даже знать, что такое возможно. А потому, Джиллиан взмахнула папкой, привлекая внимание присутствующих, и медленно положила её на стол.
– Большое спасибо за представление. Право слово, я бы поаплодировала, но не уверена, заслужили ли актёры. Однако мне приятно знать, что миссис Рид решила ввести меня в курс дела и не оставить иллюзий по поводу вас обоих. Я учту это при планировании совместных мероприятий. Вероятно, они будут в разных частях вселенной. Только, прошу, в следующий раз воспользуйтесь данным вам речевым аппаратом и просто скажите. На худой конец, Бен, у вас есть номер моего телефона – можете написать.
– Джил, не надо, – о чём-то тихо попросил Рид, но она не хотела слушать. Слишком уж была зла на его двуличность и лживость, что так тщательно скрывали слои такта и вежливости. Восхитительный слоёный пирог.
– Что же, на этом мне, к сожалению, придётся вас покинуть. – Она ткнула пальцем в папку, игнорируя опустошённый взгляд Бена. – Здесь снимки с последней фотосессии. Я искренне надеюсь, мистер Рид, что вашего здравомыслия хватит снизойти и отобрать хотя бы две фотографии, которые покажутся вам наименее отвратительными.
– Джил… – он снова хотел что-то сказать, но она подняла руку, призывая к молчанию.
– За дверью ждёт Энн, отдайте ей снимки. Она закажет плакаты. И ещё. Через две недели состоится вечер для спонсоров, мистер Рид. Увы, но вам обоим придётся присутствовать.
С этими словами Джиллиан подхватила со стола другие, совершенно неведомые документы и направилась к выходу. А в спину полетел визгливый смех Алиши и вяжущее на зубах:
– Без ша-ансов, ми-илый. Развода н’будет!
Хлопнув по кнопке остановки лифта, Джил почувствовала, как дёрнулась и зависла между этажами кабина. Неистово сжимая в руках отчёты и исписанные закорючками Колина черновики речей, Джиллиан смотрела на своё отражение. Бледная, с синяками под глазами, взлохмаченными волосами и со стёршейся ещё несколько часов назад помадой миссис О’Конноли сильно отличалась от своего холёного подобия. От Алиши даже пахло свежестью, а не ароматами вагонов метро и кофейни, где Джил смогла затолкать в себя кусочек еды, кривясь от боли в желудке. Трагикомедия!
Однако Джиллиан не знала, что делать. Впервые столкнувшись с чужими чувствами, которые столь тесно переплелись с её жизнью, Джиллиан оказалась растеряна. Она одна. Слишком ошарашенная найденным ответом на один вопрос и немедленно распятая десятком других. Почему? Ну почему он это сделал? В каком находился отчаянии, решив поступить столь отвратительно? Да, звучало невероятно, но… Бенджамин Рид был безнадёжно болен Джиллиан О’Конноли. Бенджамин Рид поднял на жену руку. И Бенджамин Рид дошёл до моральной точки невозврата. И к своему стыду, Джил понимала его. Всем, что осталось от сердца, оправдывала этот поступок… надрыв. Ибо то, чему предполагалось стать трофеем, тешить самолюбие и утолить запретную жажду обладания, обернулось кошмаром. Полным разочарованием, но не в Алише – это просто смешно! – а в себе самом.
Но когда же он осознал? Месяц? Год? Сразу? Ведь прошло целых шесть лет и череда бесплодных попыток жить, как прежде. Неужели именно это толкнуло его на откровенную грубость? Отчаяние… Он ударил, или всё было случайно? Джил хотела и боялась услышать правду.
– Что ты натворил, Бен? – всхлипнула Джиллиан. Боже, а что натворила она сама? До какого дна скатилась в своих попытках забыть…
Она нажала на кнопку нужного этажа и упёрлась затылком в прохладную стену. Вот и конец. Итог всех поступков, которые надо остановить, прежде чем Рид совершит нечто непоправимое. Пока он не догадался о выпестованной годами влюблённости. Если он действительно просил развода… если послал к чертям любые проблески этики, то мог решиться на самое невозможное. Но шансов нет. Никаких. Совсем.
Джил зажмурилась. Ледяные пальцы вцепились в бумаги, точно те могли чем-то помочь. Но вот лифт остановился, и Джиллиан вздрогнула, когда одновременно с мелодичным перезвоном в кармане настойчиво завибрировал телефон. Едва взглянув на экран, она не раздумывая сбросила вызов.
14
Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
Устраивать в Белом Доме вечера «для своих» нынешний президент Грегори Ван Берг любил с одной-единственной целью. Подобно сотням правителей до него, он собирал под одной крышей двух главных противников, которые скрипели зубами, но вежливо скалились, ограниченные строгими рамками протокола. А зачинщик этого высококультурного беспредела тем временем счастливо улыбался и вёл политику кулуарных убеждений. Джиллиан считала, что, не будь у президента Ван Берга страсти к публичным заявлениям, он мог бы стать хорошим лоббистом, умея одним изящным саркастическим пассом добиться нужного результата. Однако сегодня всё было иначе.
Взглянув на похудевшего, измождённого Грегори, Джил вздохнула и посмотрела на миссис Ван Берг, которая лишь отрицательно покачала головой. Ясно. Лучше не стало и вряд ли когда-нибудь будет. Об этом же обмолвился Бен. Джиллиан мало понимала в диагнозе, но мрачное лицо мужа и упрямо выпяченный вперёд подбородок давали понять, что доктор Рид очень обеспокоен. Наверное, Бен считал это новым витком злой иронии. Здоровье главы государства – дело национальной важности, а вице-президент всегда должен узнавать о проблемах первым. Ну а если он онколог… Бен мог уже пятнадцать лет не стоять за операционным столом, но каждую неделю в его кабинете появлялась стопка свежих медицинских журналов, которые он изучал самым скрупулёзным образом. Поэтому решение было быстрым и безапелляционным, в духе Рида. Но, увы, было уже поздно.
Привычно передёрнув плечами в прохладе зала, Джиллиан ощутила лёгкое прикосновение. Бен встал чуть ближе, привычно согревая теплом, и она благодарно сжала его руку. Речь президента они слушали молча. Это было пока не официальное заявление, лишь дружеское прощание, но итог ясен. До январской инаугурации, кто бы ни вошёл в Овальный Кабинет, Бен будет исполнять обязанности Ван Берга. И оставалось лишь радоваться, что Грегори сумел продержаться почти до конца.
Джил чуть повернула голову, взглянула на стоявшего неподалёку обрюзгшего Сандерса и почувствовала саднящую ненависть. Точно так же она смотрела на него в день памятного эфира, когда спасала оступившегося Бена. У неё почти не осталось сомнений, что среди семидесяти четырёх имён она найдёт как минимум пару знакомых: Джеймса О’Конноли и, конечно же, Сандерса.
– Какой маскарад, – прошептал на ухо Бен, и Джил криво улыбнулась. От царящего повсюду фальшивого сострадания сводило скулы.
– Им нравится чувствовать себя причастными.
– Определённо. Определённо нравится. – Дыхание Бена колыхнуло волосы у виска. – Должен сказать, жена, мы с тобой попали в удивительно эгоцентричную стаю. Народ доверил этим людям права и свободу, а в ответ так ничего и не получил. Благо ради всеобщего блага обернулось тотальным неблагополучием.
– Ты сегодня удивительно циничен, – нервно усмехнулась Джиллиан.
– Уволь, всего лишь озвучиваю правила выживания в месте, куда мы пришли. Но… и у тебя, и у меня есть опыт их нарушать, – хмыкнул муж в порыве чёрного веселья. Однако от следующих слов у Джил ёкнуло сердце. – Мартышка, ты ведь расскажешь мне, если вдруг захочешь поиграть в героя?
Она вздрогнула и словно во сне увидела, как повернул голову Сандерс, явно услышав последнюю фразу. Захотелось вдруг картинно свалиться в обморок, чтобы избавить себя от необходимости немедленного вранья. Но многозначительная бульдожья улыбка республиканской дряни вынудила спокойно ответить:
– Никогда не замечала у себя альтруизма. Этим у нас неизлечимо болеешь ты.
Бен ничего не ответил, только едва слышно фыркнул и почти сразу отвлёкся, а Джиллиан посмотрела в пыльные глаза Сандреса.
Наверное, ей не стоило оставаться и вести светские разговоры, перемежая их многозначительными сожалениями и гораздо более редкими поздравлениями. Но Джил боялась признаться самой себе, что до последнего оттягивала момент возвращения. Она действительно скучала. Так резко и надолго выпав из привычной жизни бесконечных интриг, ловила каждую минуту… Свободы? Ностальгии? Возможно. Видит бог, ей безумно хотелось бежать и переворачивать мир сверху донизу, вытрясать пыль из засидевшихся в своих креслах сенаторов и слушать споры в Конгрессе. Но она выбрала Бена и ещё ни разу не пожалела об этом.
Вечер уже подходил к концу, когда уставшая Джиллиан в одиночестве сидела на диванчике в переполненной чиновниками гостиной и терпеливо ждала. Её не беспокоили такие часы. Жизнь каждой вошедшей вслед за мужем в политику женщины была одинакова – всё время быть рядом. Выслушивать речи, обсуждать забастовки, быть в курсе всего и помнить тысячи вещей. А Джил же и вовсе стояла едва ли не вровень с Беном. Она была правой и левой рукой, что срослись в сердце. Поэтому Джиллиан не роптала, просто иногда хотела… Ох, ладно, Бен прав. Она по-прежнему куда-то стремилась, как делала всю свою жизнь. Муж не давил протоколом. Он молча улыбался очередной безумной идее, давал свободу и всегда был рядом. Бен никогда в ней не сомневался. Никогда! До сегодняшнего дня. Что он успел понять лишь за одну ночь и едва начавшийся вечер? Джил не знала. Но когда рядом под тяжестью туши скрипнул диван, она стиснула зубы и приготовилась драться за своего мужа.
– Мьилый вечер, миссис Рид, нье так ли? – Сандерс ослабил один из своих наименее отвратительных галстуков и провёл пальцами по вышитым птицам.
– Джонатан, – кивнула она, даже не соизволив повернуть головы. – Вы сегодня без супруги.
– Осталась дома. Рьешила, что сльишком устала, дабы тратить вьечер на всьем извьестный факт.
– Действительно, – сухо откликнулась Джиллиан и едва сдержалась, чтобы не плеснуть остатки шампанского в лицо усевшегося рядом пса.
– Вы же знаетье, что я хочу вам сказать.
– Опуститесь до банальных угроз?
– Знал, что вы догадаетьесь.
– Это было нетрудно. Джеймс оставил достаточно хлебных крошек, чтобы я знала кому выразить благодарность за информирование о похождениях моего мужа.
Джиллиан поймала обеспокоенный взгляд Эмили Ван Берг и едва заметно покачала головой. Это не укрылось от Сандерса.
– Как поживает ваша дочь?
Мир вспыхнул, стоило Джил увидеть приторную улыбку на лице проклятой твари. Но она не дала ему ни единого шанса поглумиться над ними. Ни одного!
– Благодарю, всё хорошо.
– Удивльён, что вы ещё нье вырвали мне сьердце, – хохотнул он, довольно хлопнул себя по коленям, и вторая леди страны не выдержала. Она повернулась к нему и холодно улыбнулась.
– О, я непременно сделаю это. Медленно, Джонатан, со всей возможной лаской и нежностью. Сначала желудочки, потом предсердия, чтобы вы вдоволь успели насладиться агонией. Думаете, я не понимаю в чём дело? Снимки давно были бы в печати, но вам не нужен скандал…
– Умная дьевочка.
– Вам нужны компрометирующие бумаги, пока не стало слишком поздно. Нанеси вы удар первым, и Бен ответил бы гораздо больнее.
– Но лишился прьезидьентского крьесла.
– А вы свободы.
– Туше, – рассмеялся Сандерс. – Смотритье, мы снова нарываемся на сексуальный скандал. Похоже, наш кандидат так и нье научился дьержать штаны на замке, а?
– Замолчите. – Это вышло неожиданно больно. Джиллиан думала, что смирилась, приняла как неизбежное. Но вот так получить тычок оказалось уж слишком. – Вы уже достаточно оскорбили меня и мою семью, не побоявшись коснуться моей дочери.
– Молчать нужно вам, миссис Рид. А мнье нужны эти докумьенты до того, как их увидит ваш дражайший супруг. Откроетье при ньём рот и можьете попрощаться с Овальным Кабиньетом.
– А вы, как посмотрю, уже сказали au revoir.
– Ставки поменьялись.
– Вы удивительно быстро меняете флюгер своих решений.
– Помните, миссис Рид, политика – грьязное дело, но не более чьем люди, которые её дьелают…
– Уж не намекаете ли вы…
От бушующей внутри ненависти Джил настолько сильно стиснула ножку бокала, что та едва не хрустнула, однако раздавшийся за спиной голос мужа вынудил прикусить язык.
– Для сенатора вы слишком категоричны, Джонатан. Не власть портит людей, а идиотизм поисков собственного счастья среди законов и кулуарных разговоров.
– Бьенджамин. – Сандерс тяжело поднялся и протянул одутловатую ладошку для рукопожатия. Рядом с высоким Ридом он казался ещё более невзрачным. – Мнье всьегда нравился ваш цинизм почившего идьеалиста.
– Утопические идеи умерли вместе с моим первым пациентом. – Бен приподнял уголки рта в лёгком намёке на улыбку и кивнул в знак прощания, так и не удостоив Сандерса рукопожатием. Рид не умел прощать – никого и никогда.
– Что он хотел? – Вопрос прозвучал неожиданно резко, пока они прокладывали себе путь между сновавших туда-сюда глав комитетов, подразделений и комитетских подразделений. Джил не ответила. – Мартышка? Всё в порядке?
Бен бросил на неё чуть прищуренный взгляд, словно знал или чувствовал затевавшийся прямо под носом скандал. Ох, Бен… Она сглотнула и улыбнулась, ласково сжимая тёплую ладонь. Господи, Бен… Бен-Бен-Бен…
– Порадовался за прогресс Эми, – наконец ответила она.
– Ублюдок, – процедил Рид. И Джиллиан прикрыла глаза.
15
6 лет назад
Чикаго, штат Иллинойс
Следующие две недели прошли в бесконечных попытках избежать разговора. Джил не отвечала на звонки Рида, не оставалась с ним наедине и всячески отказывалась замечать немую просьбу в глазах, что с каждым днём становилась сильнее. Сцепив зубы, она цедила слова, когда это было необходимо, и предпочитала оставлять споры на Энн. Бен не получил ничего – ни попытки объясниться, ни хоть как-нибудь оправдаться. Однако, несмотря ни на что, он по-прежнему был настойчив в своей убийственной вежливости. Из каждого его жеста и взгляда сквозило столько нежности, что Джил до боли стискивала кулаки, пытаясь не попасться на крючок предусмотрительно подавших пальто рук… Или открывших перед ней дверь… Или едва заметно коснувшихся кончиков пальцев, когда они с Беном неожиданно оказывались рядом за студийными декорациями, в вагоне скорого поезда или на вечере у местечковых чинуш. Никто другой не замечал этих мелочей, видя лишь галантность воспитанного мужчины. А Джил считала прикосновения и куталась в тонкую ткань рубашки.
Она почти перестала спать. Утомлённая подготовкой к приёму и бесконечными переживаниями, Джил глотала снотворное пачками, но всё равно засыпала только под утро. А ещё умудрилась несколько раз расцарапать до крови руки и, похоже, разбила любимую чашку Бена. Руки тряслись всё чаще, и это пугало. На пол летела посуда, книги и вещи, доводя беспомощную Джил до истерики. Она сходила с ума. День за днём загоняла себя в ужасы амфетаминового психоза, орала на незнакомых людей, а потом в ближайшем туалете выворачивала наизнанку желудок. Джиллиан не могла есть, не могла спать, даже думать становилось сложнее, несмотря на стимуляторы. Поэтому, пряча перед приёмом под слоем тонального средства незажившие на коже кровоподтёки, она окончательно решила, что не даст Бену шанса. Он стал тем человеком, перед которым ей было стыдно за то, во что она превратилась.
Этот светский раут обещал стать испытанием. Застёгивая то самое, памятное ещё по Вашингтону и ставшее слишком свободным платье, Джиллиан мечтала хотя бы на несколько дней вырваться из бесконечного круговорота. Но до июня, когда вся политическая и общественная жизнь вымрет на три долгих месяца, надо было ещё дожить. А потом… Что потом?
Джил повернулась спиной к зеркалу и усмехнулась, разглядывая некрасиво торчавшие в глубоком вырезе лопатки. Так что потом? Вернуться к мужу? Приехать в пустой дом, чтобы в тишине нелюбимых стен попытаться собрать себя заново? Глупо. Джеймс писал каждый день, желал идиотского доброго утра или спокойных снов, несколько раз даже звонил. Но она, конечно же, была слишком занята, чтобы уделить мужу хотя бы пару минут. Джил казалось, что они напоминают друзей, которых держала ненужная и давно изжившая себя детская привязанность. У них не осталось ничего общего, за что стоило бы бороться, кроме воспоминаний, прожитых вместе лет, да пары колец. Но Джим упорно отказывался в это верить, не в силах смириться с крахом семейной жизни. В последний разговор, ещё в феврале, он снова был против развода. И боже, какое же забавное совпадение.
Огромный зал на четвёртом этаже «Палмер Хаус» был заполнен людьми. Они весело обсуждали последние события в жизни Большого Чикаго, и их голоса взлетали под своды белого потолка с золотой окантовкой, где отражались от трёх зеркал в виде перьев. Даже со своего места Джил слышала, как танцевали между нотами музыки смех и звон бокалов.
Она вздохнула, облокотилась на кованую решётку перил и расслабила сведённые напряжением плечи. Взгляд рассеянно заскользил по гостям этого вечера. Джил наблюдала за ними с небольшого балкона на втором этаже. Она не спускалась вниз. Её присутствие там показалось бы неуместным. В конце концов, Джиллиан здесь никто. Но историческое здание в самом центре Чикаго оказалось слишком прекрасно, чтобы не полюбоваться. Бог знает сколько времени она его искала. Изысканные мраморные лестницы, мягкое освещение, изящная классика с налётом роскоши. В воздухе сочился едва уловимый аромат изобретённого в этих стенах знаменитого брауни, что добавляло нотку уюта протокольному мероприятию.
За годы работы в Конгрессе Джиллиан знала, как расположить даже самую привередливую публику. А потому прямо сейчас в зале веселились почти четыре сотни смельчаков. Отчаянные сорвиголовы местной элиты, что открыто пошли следом за Ридом, а не запятнали себя стыдливыми анонимными пожертвованиями. Был среди них и крупнейший энергетический воротила. «Экселон» задавал тон празднику всеобщего непослушания, так что бунт на корабле Сандерса был в самом разгаре, а Бен отлично справлялся с ролью его предводителя.
Он приехал заранее, в сопровождении вцепившейся в его руку Алиши, которая бросила в сторону Джиллиан наглый взгляд и с уверенностью освоившейся среди акул пираньи нырнула в группу чикагских сплетниц. На этом миссис Рид сочла свои обязанности выполненными, предоставив мужу разбираться с поползшими шепотками. Удивительно, но в этот раз Джил не нашла ни одной похожей черты. Словно Алиша сдёрнула с лица маску или, наоборот, нацепила новую. Будто увиденное в кабинете оказалось плодом больного воображения или иллюзией в сдававшем от наркотиков мозге. Однако было что-то неуловимое. Нечто, что прогнало мысли об окончательном сумасшествии. Какая-то деталь, которая заставляла невольно сравнивать супругу Рида с увиденным в зеркале отражением. Джиллиан думала, она видела, как щурились гости, уловив эту схожесть. Но она слишком быстро покинула общий зал, а может, это и вовсе было игрой света.
Джил зябко повела плечами, поёжившись от хлынувшего из приоткрытого окна сквозняка, и стиснула в руке мигнувший сообщением телефон. Взгляд вновь упал на веселившуюся внизу толпу, скользнул по группке официантов и неожиданно наткнулся на нечто иное. Оно казалось таким инородным на фоне занятых собой и друг другом людей, что Джил замерла. Она застыла, позабыв обо всём, и не могла даже пошевелиться, боясь неловким движением разбить волшебство момента. Потребовался лишь миг, чтобы мир растворился и ничего не осталось. Только гудение крови в ушах, истошно стучавшее сердце и устремлённый на Джиллиан мужской взгляд. Тот самый, которому плевать на преграды и расстояния, на миллионы световых лет и тысячи сказанных «нет».
Рид стоял у самой стены и возвышался над пёстрой толпой чернотой волос и костюма. Его лицо казалось неожиданно бледным, покуда он смотрел на Джил снизу вверх. Резкие тени от одного из светильников скрывали выражение глаз и чуть приподнятых в лёгкой улыбке губ, но Джиллиан не нужен был свет. Нет – нет! Понадобилась только секунда, чтобы с размаху, с одного только вздоха она рухнула в его восхищение, в пронёсшееся ветром по залу и колыхнувшее завитки собранных в причёску волос упоение ею – Джил О’Конноли, что замерла в ярком проёме огромных зеркал.
А затем вселенная вздрогнула, когда Бен медленно поднял руку. В немой просьбе он распахнул ладонь, и Джиллиан знала – он почти умолял подарить ему танец. Ни к чему не обязывающий, невинный, полный исключительного уважения. Для кого угодно, но не для него. Господи! Больше всего на свете ей хотелось сбежать по лестнице вниз, наплевать на законы, запреты и прошлое. Коснуться всегда тёплых пальцев, ощутить обнажённой спиной, кожа к коже, его осторожное прикосновение. Но она не могла. До отчаяния, до искусанных губ не смела даже подумать о таком, ибо это неправильно. Никогда и ни за что на свете Бенджамин Рид не должен был восхищаться такой, как она, думать о ней или, не дай бог, желать.
И понимая это, ощущая во рту знакомый вкус горечи, Джил приняла единственно верное решение – отвернулась и шагнула прочь. Она убегала, лишь бы не видеть доверчиво протянутой ладони и не ловить витавшую в воздухе никому не нужную любовь. Но стоило Джиллиан коснуться скрывавшей двери портьеры, как чьи-то пальцы немедленно сомкнулись на локте и дёрнули в полумрак коридора. Ощутив мгновенный прилив тошноты, Джиллиан подняла голову и встретилась взглядом с желтоватыми глазами цепной собаки «Экселон» – Гилбертом Беллом.
– Миссис О’Конноли, – протянул он, и изогнутые в улыбке губы обнажили ряд идеально ровных зубов. – Такая внезапная встреча.
Внезапная? Ну-ну.
Между ними не было дружбы. О чём говорить. Они сцеплялись в кулуарах Конгресса, исходили на невероятные дозы сарказма, делили ядерные полигоны на теле американской демократии и устраивали бесконечные диверсии на презентациях соперника. Только потому, что у Гилберта был диплом физического факультета, Джиллиан вызубрила всю ядерную муть. Честное слово, она могла бы уже получить научную степень, реши представить комиссии хоть один из пролоббированных ею проектов. И хотя мордашка невысокого Белла привлекала многих, мало кто знал, каким он был на самом деле. Чудовищем. Настоящим ублюдком. Ходили слухи, что Белл как-то полгода трахал жену одного конгрессмена, лишь бы та уговорила супруга внести поправки в закон. Так что Джиллиан искренне его презирала, но была ли лучше сама? Вряд ли.
– Белл, – кивнула она и попыталась вырваться, но холёный ублюдок лишь ослабил свободной рукой бабочку и шагнул в сторону. Прочь от входа, где кто-нибудь мог их заметить. – Ожидала тебя здесь увидеть.
– Разумеется, – процедил он и огляделся по сторонам в поисках ненужных свидетелей. – Но мне больше интересно, какого хрена здесь делаешь ты. Твоё место в Вашингтоне, у посольства очередной пародийной страны, что возомнила себя ядерной державой.
– У меня частное дело. – Джиллиан попыталась отодрать от себя чужую руку, но та лишь сильнее впивалась в уже ноющие мышцы. Стало дурно. – Сегодня я тебе не конкурент.
– Так значит, это правда. Старикан действительно нанял тебя. Ух, О’Конноли. И каково это – раздвигать ноги перед местным контингентом? Или они предпочитают раком?
– Они предпочитают мальчиков вроде тебя.
Тошнота накатывала волнами, а кожа под ладонью Белла горела и зудела, словно собиралась слезть вместе с ошмётками мяса. Тем временем Гилберт хмыкнул и дёрнул Джил в сторону, впечатав затылком в одну из стен.
– Слушай сюда. Мой большой босс весьма недоволен тем, что Клейн выбрал тебя. Но ещё больше ему не нравятся обвинения, которые выдвинули твоему наставнику. Ты ведь слышала – уклонение от налогов, подкупы. – Белл иронично хмыкнул. – Не новость, что этическая комиссия дышит Артуру в спину и потрясает «Вудстокскими принципами»… Но убийство, О’Конноли! Это слишком. Большой босс нервничает и просил передать – если облажаешься или Рид не гарантирует нам закон, ты пойдёшь вслед за Клейном.
Он замолчал, и его дыхание с отзвуком какого-то коктейля теперь влажно окутывало шею, пока Джил едва сдерживала отвращение. Мерзко! Как же мерзко!
– В искусстве укладывать максимум слов в самую короткую мысль тебе действительно никогда не было равных, – холодно произнесла она. Влажный язык коснулся бившейся на шее венки, и Джиллиан передёрнуло.
– О, цитируешь Линкольна?
– О, выучил, наконец, право? Хватит, Гилберт. Твои угрозы неуместны. Как только Рид попадёт в Конгресс, закон будет принят.
И снова неуловимым движением Белл вжал её в стену.
– Гарантируешь? Уже печать в вагине поставила, поди. М-м-м, знаешь, я тут заметил одну вещь…
Мужская рука нетерпеливо смяла на бёдрах ткань, невольно воскресив воспоминания о такой же сцене в собственном доме. Ну до чего же несчастливое платье! Джил знала, что Белл не позволит себе лишнего. Просто очередная игра в угрозы, только методы у каждого свои. Но услышав следующие слова, позабыла и о муже, и о невезучем куске ткани, и об этичности таких «переговоров».
– Если ты не справишься, О’Конноли, я с наслаждением выебу тебя прямо на глазах твоего мужа. Он ведь пока не знает маленький секрет…
– Что?!
– Жена нашего милейшего кандидата удивительно похожа на тебя. Скажи, ему так нравится тебя трахать? Или у парня просто фетиш на близняшек?
Чувствуя, как внутри всё сжалось от отвращения, Джиллиан прижалась губами к уху Гилберта и прошептала:
– Ты так настойчиво интересуешься. Хочешь подменить меня на одну ночь?
Ответить Белл не успел. Она врезала коленом по обнаглевшим лоббистским яйцам, оттолкнула скрючившегося мужчину и бросилась прочь, но едва не столкнулась с Ридом, который решил зачем-то присоединиться к столь изысканному обществу. Ну а для чудом сдерживавшей рвоту Джиллиан стало слишком людно. Так что, не обращая внимания на невольного свидетеля их обычных с Гилбертом разборок, она шагнула мимо и почувствовала, как начали неметь руки. Плохо. Очень плохо.
– Что произошло?
Голос Бена нагнал из-за спины, пока Джил стремительно летела в сторону ближайшей уборной. Не в силах открыть рот, чтобы послать к чёрту, она хлопнула дверью прямо перед губернаторским носом, отшвырнула вновь засветившийся телефон и в последний момент успела вывернуть вентиль.
Шум воды заглушил сухие спазмы рвоты, которыми скручивало дрожавшее с ног до головы тело. В желудке ничего не было, но сознание едва не трещало по швам, пока Джил, нагнувшись, цеплялась пальцами за холодные края столешницы. А когда всё наконец-то закончилось, когда мир снова стал чётким, пришёл черёд салфеток. Она истерично стирала с себя запах и ощущение Белла. Выдернув из ближайшей стопки несколько бумажных полотенец, Джиллиан смочила их, провела по горящей коже и почувствовала, что наконец успокаивается. Организм умолял прикрыть глаза и дать мозгу крошечный шанс отдохнуть, но осторожный стук в дверь заставил вздрогнуть.
– Джил? С вами всё в порядке?
Она всё же смежила веки. Чёртов рыцарь. Неужели у него не было других дел, кроме как стоять под дверью и вслушиваться в шум воды? Скатав в мокрый комок полотенце, Джиллиан отправила его доживать свой век в мусорном ведре и посмотрела в щербатое зеркало. Кажется, её бледность уже начинала граничить с болезненностью. Щёки ввалились и составляли компанию потускневшим глазам, приятное соседство завершалось чрезмерно заострившимся носом. Бесившие веснушки словно сговорились и горели ярче обычного. Не спасал даже макияж, что фарфоровой маской покрывал кожу. Он будто умолял подцепить его пальцем и сковырнуть. Джиллиан вздохнула и нашла взглядом улетевший в противоположный конец столешницы телефон. Подхватив чудом не разбившийся аппарат и даже не взглянув на экран, она небрежным жестом поправила испорченную специфическими угрозами Гилберта причёску, а потом уверенным движением стёрла пальцем чуть размазавшуюся тушь. Восхитительное зрелище!
– Ваше поведение вряд ли можно назвать приличным, – спокойно проговорила она, выйдя под тусклый свет коридорных ламп. Прислонившийся к стене Рид немедленно выпрямился и в один гигантский шаг оказался рядом, обеспокоенно её разглядывая.
– Мне плевать. Что произошло?
– Ничего неожиданного. – Джиллиан направилась было в сторону зала, но Бен, подобно внезапно рухнувшей на голову горе, категорично преградил дорогу. Причём так, что проигнорировать или обойти было попросту невозможно. Господи, как Рид умудрялся казаться настолько… большим?
– Он вас домогался? – тем временем тихо спросил Бен и посмотрел на Джиллиан так, словно выискивал следы группового изнасилования. Она закатила глаза.
– Вовсе нет. Белл всего лишь решил напомнить о собственной ничтожности. Поверьте, это нормально. – Ей всё же удалось обогнуть воплощение Китайской стены, но Рид немедленно сломал план побега, когда обогнал рыжую ведьму и снова встал поперёк коридора.
– Нам стоит поговорить.
Взгляд вздрогнувшей Джиллиан упал на нервно сжатый большой рот, скользнул вверх и остановился на светившихся даже тусклой медью глазах. Зачем? Ну зачем он всё усложняет?
– Не стоит.
Она развернулась и направилась в противоположную сторону, хотя знала, что та заканчивается идиотским тупиком окна. Но выбора не было, ей стоило как можно громче показать ненужность объяснений. Однако, чем ближе было окно, тем дальше становилось спасение, потому что Рид не отставал. Он шёл следом, и поступь его казалась слишком уверенной. Похоже, что-то решив для себя в бальной зале, Бен собирался это исполнить и не оставил Джил ни единого шанса сбежать. А потому, когда руки упёрлись в холодный подоконник, то вместе с покрывшими кожу мурашками на неё налетел неизбежный разговор.
– Джил.
– Мы с вами общаемся едва ли не каждый день уже полтора месяца, не надоело? Разговоры подождут до понедельника.
Она слышала, как меньше, чем в шаге от окна остановился Рид, чувствовала обнажённой кожей тепло, различала дыхание, ощущала лёгкий запах сигарет и… Боже! Действительно нечто похожее на лакрицу.
– Нам нужно поговорить.
– Мне нет.
– А мне да.
– Ваш эгоизм не знает пределов, мистер Рид.
Джил не оборачивалась. Вместо этого она до цветных пятен вглядывалась в мерцавший огнями проспект.
– Бен.
– Идите к чёрту!
Эхо сорвавшегося голоса умерло в дали коридора, и на долгие минуты стало тихо. Рид молчал. Кажется, не дышал и думал то ли о выбранном для него направлении, то ли о чём-то ещё. Джиллиан не представляла. Она напряжённо считала сколько раз мигнёт на вывеске зелёный фонарь и из последних сил сдерживала порыв обернуться. Как долго они так простояли? Минуту или пять? День или вечность? Однако неожиданно тишину всколыхнул шелест одежды, вздох и тихий голос.
– Ты замёрзла.
Она всё-таки оглянулась, удивлённая неожиданной фамильярностью и несвязностью мысли. Но Рид, похоже, не видел никаких противоречий в своём поведении и, подавшись вперёд, накинул пиджак на бледные женские плечи. Нагретая теплом его тела ткань скользнула по обнажённой спине, и Джиллиан хотела возразить, сказать очередную едкую грубость или оттолкнуть прочь, но вдруг растеряла слова. Позабыла даже имя своё, когда мир внезапно сосредоточился до едва ощутимого, почти эфемерного прикосновения. Бен ужасающе медленно очертил под растрепавшимися волосами выступающий позвонок. И позабыв, что надо дышать, Джил почувствовала, как принёсшие с собой тепло пальцы нежно скользнули вниз. Следом кожи коснулось тёплое дыхание, а затем и губы Бена.
Это оказалось ошеломительно. Совершенно непохоже на то, что произошло часом ранее. Вместо привычной уже тошноты внутри Джиллиан поднялась метель бесшабашного, оглушающего восторга. Несчастливое! Чёртово несчастливое платье! И она вместе с ним, потому что не имела никакого права чувствовать что-то подобное и должна была вопреки всему своему существу сказать:
Безумие! Они оба это знали. Но тем отчаяннее Рид целовал её шею, то чуть царапая едва заметно шершавым подбородком, то прижимаясь щекой к волосам. И Джил не понимала, как сумела открыть рот… Как нашла в себе силы выдернуть и выкинуть своё сердце. Но голос был сух, когда она негромко произнесла:
– Это неприемлемо, Рид.
И он остановился. Замер, сжав в объятиях задыхавшуюся в отчаянии женщину.
– Пожалуйста, – прошептал он. – Не делай этого со мной.
– Не инкриминировать домогательства? – хохотнула Джиллиан, круто развернулась и стряхнула с себя руки Бена, но тут же инстинктивно закуталась в пахнувшую им костюмную ткань. О, ну почему настолько сложно?
– Несколько минут назад тебя это не смущало.
Она видела, как сжались его кулаки и дёрнулся вверх подбородок в тщетной попытке собрать обратно остатки вверенной в её руки гордости.
– Мои рабочие отношения с коллегами не должны вас волновать, мистер Рид.
– Но волнуют.
– С чего вдруг? Подкрался кризис среднего возраста? Разрываетесь между походом в тренажёрный зал, бутылкой виски или новой любовницей?
– Нет.
– Тогда что? – хмыкнула она и осеклась. Ей не следовало спрашивать, если не желала получить ответ. Но Рид прикрыл глаза и с коротким смешком спрятал лицо в ладонях.
– Всё до банальности скучно, – тихо проговорил он, на секунду замер, а затем резким движением сцепил за спиной руки и удивительно спокойно посмотрел прямо в глаза Джиллиан. – Никакого кризиса. Всего лишь я, который влюбился второй раз в жизни. И, что самое интересное, в одну и ту же женщину.
– Какой кошмар.
Боже! Она почувствовала, как от такого простого искреннего признания задрожали колени. Бен говорил без вычурных слов и прочего хлама. Он хотел сказать, и он сказал:
– Давай поужинаем?
Джил задохнулась. Дикое и невозможное предложение выбило из колеи и вынудило поднять на Бена растерянный взгляд. А он смотрел с такой нежностью… Но всё, что могла сделать Джил, – это в лживом удивлении приподнять бровь, чувствуя, как губы просто не могут выговорить слова.
– Это абсурдно, Рид. Смею напомнить, меня дома ждёт муж, а вас – жена…
– Хватит! – Он не выдержал и шагнул вперёд, вжимая Джиллиан в подоконник. – Хватит, Джил. Никто тебя не ждёт. Как и меня. Не ври, я же знаю…
– Мои отношения с супругом не должны волновать вас также, – едва слышно процедила она и попыталась оттолкнуть Бена. Однако он лишь опёрся руками на стекло по обе стороны от неё, а потом, глядя в глаза, заговорил…
– Это безумие. Все эти годы! Все чёртовы годы я старался тебя забыть. Пытался не вспоминать голос, смех, глаза… И не смог.
– Не надо…
– Помолчи! Ради бога, хоть раз в жизни помолчи… – Рид на секунду сбился, прикрыл глаза, а потом болезненно улыбнулся. – Ты была не моя. Чья угодно – мужа, Лероя, идиотов в Конгрессе… Даже страна имела на тебя больше прав, но только не я. У меня не было ничего. Я собирал тебя по крупицам новостных сюжетов, чужих слов и своей памяти. И продал бы душу за воспоминания хоть кого-нибудь, за возможность увидеть тебя их глазами, быть рядом, слушать…
– Я не хочу… – Она снова попробовала его остановить. Это было неправильно и неуместно. Их могли услышать, увидеть или – страшно подумать! – узнать. И тогда одному богу известно, чем всё могло обернуться. Но Бен лишь упрямо мотнул головой.
– Ты стала моим наваждением, причиной, безумием, из-за которого я наделал столько ошибок. Но когда мне казалось, что уже слишком поздно, пришёл Клейн. И я не смог себе отказать. Не смог не использовать шанс, хотя тысячу раз понимал, что надеяться не на что.
Он замолчал, и в этот момент Джиллиан окончательно перестала существовать как человек. Наверное, её следовало сжечь на костре за все совершённые преступления, распять на кресте или просто забить камнями, потому что…
– Сочувствую вашей проблеме, Рид. Но вы сами всё сказали – надеяться не на что. Озвученное вами предложение неприемлемо ни с точки зрения этики, ни закона и может быть расценено в качестве преступления. Мне платят не за раздвинутые ноги, а за одно конкретное кресло.
Она роняла слова в тесное пространство между их губами, а сама мысленно просила прощения. Конечно, Бен не мог его слышать и даже не догадывался, но то был единственный шанс извиниться. Хотя бы перед собственной совестью, богом или кто там существовал в такой несправедливой вселенной. Потому что ответь она иначе, скажи правду, и кто-нибудь из них двоих точно не выдержит. Всё рухнет и погребёт скандалом карьеру, бизнес, репутацию, свободу и даже жизни. Это только в романтических фильмах герои годами живут где-нибудь у побережья, беззаботно скрываясь от расплаты. Они с Беном никогда так не смогут. Но Рид не сдавался. Его взгляд был упрям. Просто воплощение осла демократов.
– Дай мне хотя бы попробовать. Я видел твои глаза, как ты реагировала на прикосновения…
– Это нелепо!
– Джил, пожалуйста…
Лёгкое покашливание прервало очередную попытку унижения, и Джиллиан вздрогнула.
– Мистер Рид? – голос Майка гулким эхом прокатился по коридору.
Джил облегчённо выдохнула.
– Мистер Рид, там ваша супруга… В общем, вы лучше сами, – пробормотал смущённый Майк и нервно дёрнулся. Похоже, даже в полумраке коридора он уловил, как стремительно обернулся Рид, стоило только упомянуть Алишу.
О, в эту минуту Бен наверняка мог бы убить одним только взглядом. За то, что их столь грубо прервали. За то, что кто-то ещё мог увидеть его слабость. За то, что причиной стала жена. Но Рид промолчал, хотя наверняка хотел сказать многое, и лишь на секунду прикрыл глаза. А потом так же молча стремительным шагом направился прочь. Следом за ним посеменил Майк, бросив на замершую у окна фигуру пристальный взгляд.
Джиллиан осталась одна. Она в холодном коридоре, куталась в плотную костюмную ткань и отчаянно хотела заплакать. Но не смогла. Несчастливое платье… И несчастливая Джил.
Вибрация позабытого телефона прозвучала, как автоматная очередь, вынудив нервно дёрнуться. Джиллиан взглянула на экран, запрокинула голову и истерично, почти безумно рассмеялась. Стянув пиджак Бена, она аккуратно положила его на подоконник, нажала кнопку ответа и тихо произнесла:
– Привет.
Наверное, за проведённое в Чикаго время это был второй или третий звонок мужа, на который она ответила. Обычно Джил огрызалась короткими сообщениями, отговаривалась усталостью или попросту игнорировала. Каждый раз отмечала в ежедневнике перезвонить и, разумеется, забывала. А может, просто не хотела вспоминать. Однако столь поздно Джим ещё не звонил. Он всегда находился в строгом режиме военной базы, на которую его заносил истребитель.
– Не спишь, – муж не спрашивал.
Оглянувшись по сторонам, Джиллиан увидела тёмный провал декоративной ниши и через пару секунд уже сидела на полу, с мазохистским наслаждением ёжась от рыщущих по полу холодных ветров. Те прекрасно охлаждали пылающую воспоминаниями кожу. Сейчас это мешало. Сейчас Джил следовало поговорить с мужем и насильно вспомнить возложенные на собственные плечи обязанности. А мечты следовало оставить глупцам и наивным упрямцам. Кому-то вроде Бена.
– Нет. Работа. – Она пожала плечами, будто её мог кто-то видеть. – Дирижирую сборищем лицемеров и подхалимов, решивших провокационно потратить деньги.
– Вместе с Ридом.
– Нельзя создать короля для народа в отсутствии народа и без помощи народа, – прикрыв глаза, Джиллиан устало вздохнула.
– Ого, – саркастично откликнулся Джеймс. – Уже наметила ему дорожку в Белый Дом?
– Я лишь делаю работу…
– Разумеется. Но, надеюсь, Рид знает границы своей благодарности для моей жены.
Фраза прозвучала настолько двусмысленно, насколько вообще мог передать скрытый подтекст рваный телефонный разговор двух супругов. Но Джил не собиралась продолжать идиотскую тему ревности. То, что произошло, изменить невозможно, а новому она просто не даст случиться. Никогда.
– Зачем ты звонишь, Джим?
– Ты не отвечала ни на звонки, ни на сообщения. Не находишь своё поведение странным?
– Мне было некогда, а после я слишком уста…
– Да-да… Можешь не перечислять. Я отлично помню каждое из твоих оправданий, – хохотнул Джеймс и тягуче добавил: – Милая.
– Зачем ты звонишь? – повторила она, чувствуя, что теряет терпение. Бессмысленная трата времени. Пустые, глупые, навязанные обязательства, чёртов долг, от которого так отчаянно хотелось избавиться.
– Неужели я не могу просто поговорить с собственной женой?
– Во Флориде стало настолько скучно?
Боже! Им даже нечего обсудить. Никаких совместных интересов и дел. Формальное общение формальных людей, что периодически занимались сексом и спали в одной кровати. Фарс её брака неизбежно приблизился к абсурду женитьбы Рида.
– Зато тебе очень весело, я так посмотрю.
– Я устала, Джим, и не готова выяснять отношения в одиннадцатом часу ночи выходного дня. Через пару месяцев я вернусь ненадолго в Вашингтон, и мы нормально поговорим…
– Кстати, я не во Флориде, – спокойным голосом перебил Джеймс, а на том конце что-то неожиданно и глухо стукнуло. Джиллиан вымученно вздохнула.
– Где бы ты ни был, пожалуйста, давай не будем портить друг другу вечер сценами беспочвенной ревности.
– Как скажешь.
Повисло молчание, во время которого она бездумно смотрела на начавшийся за окном снег. Тот повалил неожиданно и влажной тяжестью ложился на её голову, в которой начиналась мигрень. Зябко передёрнув плечами, где вопреки всем ветрам ещё цвели воспоминания о поцелуях, Джиллиан обречённо скинула с уставших ног туфли и сжалась в тесный комок. Со стороны её убежище наверняка казалось пустым.
– Знаешь, здесь безумно жарко, – неожиданно заговорил Джеймс. – Утром жара, ночью жара, а вокруг пустыня.
– М-м-м…
– Я почему-то думал, что они всегда жёлтые, как песок на побережье. Но эта блёкло-серая и не заканчивается даже в городских стенах. Одни камни. Везде. И среди этих развалин копошатся люди, представляешь? Укладывают детей прямо на обломки и роются в бесконечных кучах мусора. Они перебирают, перебирают, пока не найдут какую-нибудь тряпку…
Джиллиан ощутила, как в плохом предчувствии сжалось сердце, а потом резко забилось с удвоенной скоростью. Ногти больно впились в ладонь, и она открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но не успела.
– На базе этого не видно, но я иногда выбираюсь в город, смотрю на них и думаю – а как бы поступил я, останься от моего ребёнка лишь обтянутый кожей скелет? А ты, Джиллиан? Что бы сделала? Пошла бы так же рыскать в обломках собственного или чужого дома в попытке найти хоть кого-нибудь? Кого-нибудь живого. – Голос Джеймса звучал так непривычно растерянно, почти беззащитно, что она ошеломлённо застыла. – Мы так привыкли к сраной безопасности… К грёбаной уверенности в собственной защищённости вот от такого…
– Господи, Джим, где ты?
– Тебе же всё равно, так какая разница?
– Где!
– Как тебе название «Страна кошмаров»?
– Твою мать, просто скажи! – Джил уставилась в черноту ниши, словно пыталась найти там червоточину и возможность заглянуть на другую половину земного шара.
– Зачем?
– Джим!
– Опять эта собачья кличка. Я же просил!
– Просто скажи, чёрт тебя возьми!
Ответ пришёл через долгие пять секунд.
– Я в Йемене. Помогаю убивать людей. Всё пытался тебя предупредить, да не вышло. Ты не хотела слушать.
Слова вспороли голову, отдаваясь в висках первой болью, и Джиллиан вцепилась в волосы. Она не задумывалась, что окончательно портит и без того пострадавшую причёску. Плевать! Потому что… Потому что можно ли стать ещё большей тварью? И если нет, то прямо сейчас она установила новый рекорд.
– Джим…
– Вот только не разыгрывай из себя убитую страхом супругу. Тебе не идёт эта роль. Ни жены, ни сопереживающего существа, – раздался ответ, и у неё не нашлось ни одного возражения.
Она эгоистичное лживое создание, неспособное хотя бы к зачаткам эмпатии, банальному состраданию или к чему-нибудь человеческому. Пустышка, которая по инерции старых амбиций ещё пыталась создать из дерьма Великое Светлое Будущее. Джиллиан прикрыла глаза, а Джеймс хмыкнул.
– Иногда мне кажется, что я начинаю тебя ненавидеть, но и перестать безумно любить не могу.
Джил промолчала. Она была не в силах ни успокоить, ни дать выговориться находившемуся на грани мужу. Она не могла даже ответить взаимностью, не испытывая ничего, кроме жуткого отвращения к самой себе. Но тут помехи взорвали динамик, и она снова услышала голос. Спокойный и собранный, каким всегда был её Джеймс.
– Сладких снов, Воробушек. Я вернусь в июле, и тогда же начнём процесс развода. Как ты хотела.
Последний раз что-то стукнуло, и связь оборвалась. Джиллиан с ужасом посмотрела на экран телефона, где беспечной заставкой белел купол Конгресса, и с неожиданным остервенением нажала кнопку вызова. И ещё раз. А затем опять. Она давила ту снова и снова, пытаясь прорваться сквозь обрывающуюся связь, тысячи миль и несколько лет непонимания и ошибок. Хотела снова услышать негромкий смех, оказаться в голубых хаббардских льдах, досмотреть, додумать, домечтать… И неожиданно нашлось так много вещей, которые надо было срочно сказать. Столько обсудить, спросить, выслушать! Но повторившиеся неимоверное количество раз короткие гудки разорванного соединения и окончательно севший телефон оставили Джил одну с осознанием совершенно неправильного конца.
Она не знала, сколько просидела на полу. Даже мысли покинули беспокойную голову. Основное освещение давно выключили, оставив лишь индикаторы экстренных выходов, а ноги заледенели так, что едва ощущались. Но Джиллиан не шевелилась и всё пыталась понять – зачем. Зачем это случилось именно так и именно с ними? Зачем они столько лет медленно убивали сами себя? Зачем решили распрощаться со всем столь бесславно и убого?
Дважды её пристанище нарушали шаги. В первый раз чуть шаркающие, тяжёлые, преследуемые лёгкой одышкой и запахом ужасного одеколона. Майк. Коллега наверняка искал их ведьму, чтобы рассказать об очередном выверте Алиши. Или, наоборот, хотел обрадовать успешно ликвидированным военным конфликтом с применением оружия массового поражения. Неважно. Это потом. Хотя само орудие она тоже слышала.
Рид пришёл много позже. Стремительно и глухо ступая по ковру коридора, он неумолимо нёсся вперёд, а на полпути неожиданно замер и едва не споткнулся. Джиллиан знала – он искал. В безумной надежде хотел найти там же, около окна в глухом тупике, чтобы продолжить прерванный разговор. И снова – зачем? Зачем ему втаптывать гордость? Зачем рисковать? Джил не знала ответа, но, словно прикованная, смотрела, как медленно Бен подошёл к светившемуся уличными фонарями проёму. Как, стиснув кулаки, взглянул на аккуратно сложенный пиджак. И как с диким рыком сорвал его прочь, швырнув в темноту коридора. И эхо его перемешанной с гневом обиды ещё долго металось меж стен, пока не умерло где-то в фойе. А потом он просто стоял. Долго смотрел на проезжавшие по проспекту машины и упирался ладонями в холод стекла, будто там, в его объятиях, ещё стояла влюблённая Джил.
Бен пробовал ей позвонить, но телефон надёжно хранил секрет хозяйки, не выдав ту ни слабой вибрацией, ни блеском экрана. Бездушная электроника была мертва, как не жила в тот момент Джиллиан, пока вслушивалась в грохот брошенного в стену чужого смартфона.
А потом ушёл и Рид. В последний раз прижавшись лбом к пластику рамы, он покачал головой и повернулся на голос телохранителя. Так что Джиллиан снова осталась одна в темноте, горько улыбаясь истории четырёх заблудших людей.
В три часа ночи квартира на южном конце Петли была темна и молчалива. Бросив где-то в гостиной опостылевшие туфли с треснувшим в последний момент каблуком, Джиллиан грубо разрывала сонную тишину и хлопала дверцами шкафов в поисках нужного лекарства. Наплевав на созданный шум, она перевернула, наверное, весь дом, прежде чем отыскала бутылку и с усилием отвинтила крышку. Чистый резной стакан и вовсе обнаружился рядом, за очередным небоскрёбом из журналов Медицинской Ассоциации. Те, повинуясь неловкому взмаху руки, отправились на пол и больно ударили одним из корешков по босому мизинцу. Тихо выругавшись, Джил плеснула себе едко пахнувшую жидкость, поморщилась и сделала глоток, отсалютовав собственному мрачному отражению. За безумие!
Разумеется, она прекрасно знала, что не стоило мешать амфетамин и алкоголь. Понимала, что с её усталостью, стрессом и голодом, напиться выйдет до смешного быстро. Она даже этого не почувствует. И потому Джил понимала, что если завтра утром всё же проснётся – это будет почти библейское чудо. Но именно этого хотелось больше всего. А потому она сделала ещё глоток, закашлялась, снова пригубила и рухнула в удобное кресло. Дождавшись, пока оживёт телефон, и не обратив внимание на посыпавшиеся уведомления, она набрала по памяти номер. Конечно, звонить в Вашингтон, когда там едва миновало четыре утра – верх бестактности. Но больше было некуда и некому. Да и выбора, собственно, тоже. Или она не хотела его делать, предпочтя положиться на неоднозначность ситуации.
Прошло всего пять или шесть гудков, прежде чем слегка сонный, но приветливый голос медленно проговорил:
– Немного рановато для утренней чашечки чая. Не находите?
– Зато в самый раз для ночного виски, – пробормотала Джиллиан, сделала уже шестой глоток и с облегчением почувствовала головокружение и невероятную лёгкость.
– Всё настолько плохо?
– Я… у меня… мне нужно было кому-то позвонить, – неожиданно торопливо и сумбурно пробормотала Джил, допила остатки, наполнила стакан снова и опять пригубила слишком много. – Простите меня за наглость… И назойливость… И за то, что хочу нести пьяную чушь.
– Вам не за что извиняться. – На том конце связи повисла короткая пауза. – По крайней мере, не за это. Много вы выпили?
– Стакан виски, а потом ещё чуть-чуть… И было шампанское, но давно. – Джил чувствовала, как голову резко повело в сторону, и вцепилась рукой в подлокотник. Стоявший на коленях стакан едва не полетел на пол, заливая очень несчастливое платье. Послышалась тихая ругань. – Я знаю, что не должна была.
– Не должны. – Ван Берг вздохнула. – Как не должны были делать многое из того, что уже натворили. Но видимо, пока ещё не появился рядом тот человек, который заставит вас жить иначе. Как вы себя чувствуете?
Джиллиан знала, что это не дань вежливости и не вопрос о степени глупого опьянения. Это даже не об усталости. Да, они никогда не обсуждали её зависимость, избегая опасных для карьеры тем. Но Джил не сомневалась, что Эмили прекрасно понимала, в какое дерьмо вляпалась миссис О’Конноли. Так что она честно призналась:
– Паршиво. Но я звонила сказать, что меня ждёт развод… В июле, если всё пойдёт хорошо, и судебный процесс не затянется на пару галактических лет. А ещё…
Её прервал удивлённый возглас, и миссис Ван Берг попыталась что-то сказать, но Джил перебила. Неожиданно для самой себя громко всхлипнув, она заморгала сухими глазами и прошептала единственно важную вещь:
– Миссис Ван Берг, я безнадёжно влюблена в Бенджамина Рида…
Снова молчание, и грустный вздох:
– Знаю.
– А он до отчаяния болен мною…
– Я знаю, Джил…
– И всё это абсолютно… совершенно бессмысленно.
Ответ Эмили Ван Берг она уже не расслышала, давясь идиотскими, пьяными и безнадёжно непродуктивными всхлипами. Дура О’Конноли очень хотела заплакать, но не могла.
16
Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
Где-то там, чуть дальше и выше по Пенсильвания-авеню, за чередой лестниц и коридоров, в одном из кабинетов крыла Белого Дома вице-президент Рид принимал важные решения. Он подписывал документы и встречался с людьми, вёл переговоры и совершал срочные звонки, вчитывался в бесконечные строки поступающих сообщений, но даже не представлял, чем сейчас занята его жена. Ну а она, выскочив из такси, торопливо отмеряла стуком каблуков влажные плиты улицы.
В «Пит’с кафе» всё было по-прежнему. Витал аромат выпечки, хлопали двери, темнело в окнах здание Эйзенхауэра. Джиллиан даже на мгновение показалось, что время на подступах к старой, но бодрой кафешке остановилось. Как и шесть лет назад, здесь стояли старые столики, а от витрин тянуло чуть горелым сахаром.
С приездом Бена вырваться из особняка без навязчивого сопровождения охраны оказалось почти невозможным, но Джил смогла. Рискуя нарваться на допрос с пристрастием, она нагло соврала няне о катастрофической необходимости срочных покупок для Эми и сбежала из дома, будто преступница. Впрочем, если так всё пойдёт, она ею станет.
Команда нашлась в самом тёмном углу. Нахмуренные, молчаливые, они, конечно же, не радовались встрече. Пять человек потягивали напитки и смотрели куда угодно, но только не на неё. Джил понимала, что ни один из них до сих пор её не простил. Не нашёл в душе оправдания или объяснения учинённому шесть лет назад кошмару. Решение принимала Джиллиан, и она же привела его в жизнь. Или в смерть. Здесь уж как посмотреть. Но она вежливо улыбнулась и опустилась на один из свободных стульев, разглядывая бывших коллег.
Удивительно, но Энн почти не изменилась. Лишь чуть поменяла форму оправы и отрастила волосы, которые теперь собирала в обычный пучок. Эмма и Джонас держались за руки, вызвав у Джил лёгкий смешок. Колин обзавёлся залысинами, а вот Майк…
– Ты здорово похудел, – проговорила она и взгляд упал на галстук, что был по-прежнему дикой расцветки. Аллилуйя! Этот мир пока не потерян.
– Перестал заедать стресс от работы на тебя, – холодно откликнулся мужчина и сделал глоток бескалорийной газировки. Повисло молчание.
Она знала, будет непросто уговорить их помочь. И теперь с горечью понимала, что это, похоже, почти невозможно. Заправив за уши растрепавшиеся на осеннем ветру волосы, Джиллиан попыталась подобрать слова. У неё была заготовлена целая речь, но внезапно, оказавшись перед этими людьми, она вздохнула и прикрыла глаза.
– Спасибо, что пришли.
– Ближе к делу, О’Кон… – начала было Энн и тут же зло рассмеялась. – Вот чёрт… Конституцию мне в печень, никогда не привыкну.
– Вот об этом я и хотела поговорить, – ровно произнесла Джил.
– Что, думаешь, как развестись с очередным мужем и никого не угрохать? – выплюнул Майк и сделал глоток.
– Наоборот, пончик. – Джиллиан едва заметно улыбнулась, увидев мелькнувшую на непривычно худом лице ответную ухмылку. – Я отчаянно хочу спасти свой брак, и мне нужна ваша помощь.
– Знаю парочку хороших семейных психологов. Тебе подсказать? – Энн по-прежнему не смотрела на неё, поджав губы и отчаянно не желая сдаваться. Но она пришла, ответила на звонок Баррета и дала Джил шанс.
– Нет. На этот раз дело не во мне.
Она сцепила чуть дрожавшие пальцы и уставилась в покрытые пятнами времени доски столешницы. А там круглой россыпью незамкнутых колец выстроился то ли Млечный Путь, то ли неведомая галактика. И собрав в эпицентр этого космоса всю свою волю, Джиллиан достала из кармана простую серую визитку, положила на стол и медленно начала:
– Не так давно, с просьбой кое-что для него сделать, ко мне обратился вот этот человек. Условия были конкретны, весьма радикальны и затронули интересы моего мужа.
– Ого, – протянула Эмма, глядя на имя.
– Человек попросил содействия в решении одного вопроса, обнародование которого угрожает свободе другой хорошо известной вам персоны…
– Обойдёмся без имён, – резко перебил Джонас. – Мы поняли, о ком речь.
– Почему ты ничего не сказала мужу? – тихо спросил Майк, сделав вид, что невероятно заинтересован перечнем блюд бизнес-ланча. – Впрочем, поставь ты его в известность, то не искала бы встречи с нами. Что говорит в пользу шантажа. А поскольку я слишком хорошо знаю твою отчаянную натуру, значит, провинилась не ты. Муж. И, по всей видимости, весьма крупно.
Джиллиан молча положила на стол единственную фотографию, что избежала зажигалки мнительного Баррета. И хотя выставлять напоказ свою боль было унизительно, но иначе никак. Иначе никто не поверит. Тем временем послышался приглушённый свист, но на этом всё. Команда смолчала.
– Стоит мне открыть рот, как вся пресса будет пестреть материалом, публиковать который я бы не хотела.
– Ну просто «Вся Президентская Рать»15, – хохотнула Эмма. – Призраки Никсона за шторами не появлялись?
– Но нам ты рассказала, – Энн выразительно подняла бровь.
– У меня не осталось выбора.
– Значит, следят за домом, а не за тобой.
– Я не уверена, так что… будьте осторожней, – коротко хмыкнула Джил, а в ответ раздалось пренебрежительное фырканье. – Полагаю, им так нужны мои услуги, что они будут готовы закрыть глаза на эту вольность.
Рыжий Колин задумчиво взял в руки снимок, повертел и, цокнув языком, передал его дальше.
– Что именно хотят от тебя? И зачем нужны мы.
– Выкрасть из кабинета мужа определённые документы, – она криво улыбнулась на недоумённо поднятые головы. – А я хочу не допустить этого.
Ребята молчали томительно долго, прежде чем Энн постучала пальцем по чёрным буквам на визитной карточке.
– Это имя тоже фигурирует в документах?
– Уверена в этом, – кивнула Джиллиан. – В ближайшее время муж собирается их опубликовать. И незаинтересованные в этом лица настоятельно рекомендуют мне избавиться от семидесяти четырёх фамилий из списка в обмен на молчание. Своего согласия на кражу я пока не дала.
– Я понимаю, чего ты хочешь. Пресечь новый шантаж и сыграть на опережение, – задумчиво проговорил Майк. – Найти компромат и опубликовать его раньше, чем придётся взламывать сейф. Тогда всем будет не до клопов… в кровати твоего мужа.
– Верно. Мне нужно хоть что-то. Скандалы, офшорные трасты, незаконная лоббистская деятельность… Нужно отвлечь внимание прессы.
Она замолчала, но тут заговорил Колин.
– Это невозможно, – чётко произнёс он. – У нас нет ни доступа, ни связей, ни времени! Виц… твой супруг годами собирал ниточки!
– Я знаю, – прошептала она. – Но мы же можем попытаться.
– Ты меня слышала? Мы не сможем. Я не готов рисковать ради тебя карьерой и рыться в засекреченных архивах. – Колин поднялся. – Прости, я соскакиваю. Не хочу лишиться работы на ближайшую сотню лет.
Он коротко кивнул и вышел прочь. Повисла неловкая тишина.
– Странно как-то, – неожиданно и будто не к месту пробормотал Джонас, а затем нахмурившись посмотрел на фотографию. – Я думал, что останутся следы. Хотя, столько времени прошло…
– Как ты себе это представляешь? – перебила Энн, возвращаясь к проблеме.
– Никак. Но ради мужа я хочу попробовать.
– Абсурд!
Джил прикрыла глаза. За всю свою жизнь она никого ни о чём не просила, не унижалась, не лебезила, не ломала колен. Джиллиан предпочитала, чтобы молить приходили к ней. Но сейчас в её руках неожиданно оказалась жизнь Бена, а потому она прошептала:
– Пожалуйста…
– Эта… женщина мне кого-то напоминает, – отчего-то Джонас никак не мог успокоиться. Он так и эдак вертел отвратительный снимок. – Жаль, лицо руками закрыто… Будто ей не в радость.
– Господи! – зашипела Эмма, выхватила фотографию и перевернула изображением вниз.
– Попробую что-нибудь узнать у себя в Бюро16, – пробормотал Майкл и отвёл взгляд.
Ясно. Пара осторожных вопросов коллегам, десять минут в архиве – вот его максимум. Он подхватил лежавшую на соседнем стуле куртку и поднялся.
– Ничего не обещаю.
Джил молча кивнула. Следом ушли Эмма и Джонас, шепнув на ухо о паре телефонных звонков, и за столом осталась лишь Энн. Она меланхолично мешала трубочкой пенку на дне стакана, а Джиллиан терпеливо ждала. Наконец, театрально вздохнув, Кроули с шумом отодвинула коктейль в сторону и подняла взгляд.
– Он ведь не откажется от своих целей, даже если узнает о шантаже? – спокойно спросила она и взяла со стола снимок. Джил отрицательно покачала головой. – Так и думала. Месть шестилетней выдержки… Знаешь, у твоего мужа невероятное терпение, я бы сорвалась раньше.
– О чём ты? – Джил недоумённо подняла брови.
– Я знаю про события того года. Все знают. Мы же не слепые. Тебя не было больше недели, а потом ты вовсе исчезла до осени и твой потрёпанный видок не оставил сомнений, насколько «весело» ты провела пару месяцев. Шесть лет прошло, а ты до сих пор не оправилась.
– Ты бредишь, – побелевшими губами прошептала Джиллиан.
– Нет, всего лишь анализирую то, на что смотрела все эти годы. За дебаты ответит старый соперник, но главная цель, на самом деле, другой.
Оскал Энн вышел жестоким, почти звериным, разом преобразив миловидное личико. Кроули брезгливо подняла визитку и зажала меж пальцев.
– Вот он. Человек, что заслужил почётный котёл в аду. Думаю, твой муж со мной согласится.
– Откуда тебе известно? – Где-то в желудке закрутилась железным прутом пустота. Она наматывала на себя воспоминания: тёмный дом, холодные плиты пола, вывернутые суставы…
– Забавно, что наш кандидат нашёл-таки выход, – проигнорировала вопрос Энн. – Я знаю, как из-за своей идиотской гордости ты отобрала у него право мести и оставила один на один с унижением. Ох, и не оправдывайся законами и брачными статусами. Для твоего мужа они не помеха… И никогда не были, если дело касалось тебя.
Энн поднялась, брезгливо швырнула на стол визитную карточку с именем Джеймса О’Конноли и подхватила пальто.
– Я не верю в это. – Она неожиданно махнула рукой в сторону фотографии. – Не хочу и почти не могу. Но против фактов даже у меня не получается спорить.
– Давай хотя бы попробуем, Энн. – Джиллиан смотрела на чёртову родинку и никак не могла заставить себя взглянуть дальше. Боже. Она даже цвет простыней не смогла бы назвать, потому что тоже не хотела и почти не могла… Но это было. – Может, получится хоть что-то найти до того, как я разрушу свой брак.
– Сделаю что смогу. Но готовься к худшему.
17
6 лет назад
Чикаго, штат Иллинойс
Джил застонала и почувствовала непреодолимое желание умереть. Сию же минуту. С очередным приступом накатившей тошноты и при полном климатическом совпадении с пустыней, где вместо скал красовались белые зубы. Долина монументов в отдельно взятом человеке. Решено. Она завещает своё тело науке.
Джиллиан вновь застонала и почти почувствовала привкус песка и пыли, когда попыталась облизать пересохшие губы. Было ужасно жарко, словно она оказалась в раскалённой сухой печи и медленно поджаривалась на противне вместе с парочкой отбивных. Однако всплывшее в отходившем от делирия мозгу сравнение оказалось лишним, потому что от мысли о еде Джил замутило.
Она завозилась, распласталась на животе и попыталась понять, в чём, чёрт побери, дело. Придавившее сверху тонкое одеяло прилипло к покрытой испариной коже и явно вынашивало кровожадные планы по удушению. В слабом сопротивлении Джиллиан дёрнула ногой, потом ещё раз, стремясь скинуть навязчивый кусок синтепона. Наконец, ей удалось полностью высунуть из-под одеяла конечность и свесить с края кровати, едва не касаясь пальцами прохладного пола. Следом, уже более уверенно, она махнула рукой и откинула остальную часть. И когда первые потоки едва заметного сквозняка дотронулись до влажной кожи, из груди вырвался вздох облегчения. Они огладили голень, пощекотали под коленкой, пробежались по обнажённой спине и заблудились где-то во всклокоченных волосах. Захотелось пролежать так целую вечность, но разбудившее её жужжание телефона не дало помечтать.
Джиллиан не представляла, какое сегодня число или час, лишь вяло обрадовалось, что сумела очнуться. Она плохо запомнила события после приёма. Если честно, в голове отпечаталось только одно – в порядке пьяного бреда искромсанное кухонными ножницами то самое платье. Джил вырезала из него фигуры, рвала на полосы и с истеричными всхлипами вспарывала тонкие нити. Разлетавшиеся по комнате лоскуты запомнились так ясно, что она всё же невольно засомневалась в реальности учинённого акта вандализма. Столько агрессии неповинному куску ткани.
Боже, надо было слушать Эмили и идти спать, а не бить очередные бокалы и напиваться прямиком из горла. Впрочем, в тот момент Джиллиан было настолько плевать, что даже крысиный яд показался бы не хуже найденного виски. Его она, кстати, прикончила ближе к семи утра, а потом долго и упорно страдала в ванной. Право слово, просто вылить пойло в унитаз, минуя вспомогательное звено в виде желудка, было бы проще, быстрее и без таких последствий. Бога ради, в тридцать четыре года уже пора бы знать свою норму и не устраивать подростковых запоев. Действительно, стоит порадоваться, что она проснулась. Во время пьяных галлюцинаций мозг бился в безумных видениях и отзвуках голосов. Он трудолюбиво подсовывал то руки Гилберта, то поцелуи Бена, шептал признания вперемешку с угрозами и раз за разом рисовал замершего напротив окна Рида. От этого сердце билось чаще, пытаясь выцарапать Джил из лап едва ли не летаргического сна, но спутанное синдромом отмены сознание требовало одного – спать.
Однако нормально заснуть удалось только спустя почти сутки, когда в очередной раз исторгнув из себя что-то с привкусом желчи, Джиллиан почистила зубы, шаткой походкой доползла до кровати и не открывала глаз вплоть до этой минуты, когда чей-то звонок смог достучаться до мозга. Джил заворчала что-то невразумительное и пошевелила вырвавшейся на свободу ногой, проверяя, как сильно подмёрзли пальцы. Однако сама она остыла ещё недостаточно, чтобы вновь нырнуть в жерло пододеяльного вулкана. Нащупав телефон, указательный палец нажал кнопку ответа и сразу громкую связь. Удержать что-то в ладони было пока из разряда фокусов.
– О’Конноли, твою херову мать, где ты? – раздался вопль Энн, и Джил со стоном спрятала голову под подушку.
– Ликвидирую последствия алкогольного катарсиса…
– Что? – Правая рука и дополнительная совесть резко сбавила громкость криков. Где-то в динамике хлопнула входная дверь. – Ты вообще знаешь, какой сегодня день? Вторник! Долбаный вторник!
– Нет, но я за него чертовски рада… – пробормотала Джил, не находя причин для истерики. Право слово, её не было в этом мире лишь сутки.
– Джиллиан, – голос Энн из шипяще-гневного перешёл в ячейку обеспокоенности. – У нас сегодня брифинг. Прямо сейчас. Здесь собралась целая толпа долбаных репортёров, а начало было пятнадцать минут назад.
– И? – Она всё ещё не понимала, что от неё так неистово хотят. Конечно, миссис О’Конноли тоже было бы неплохо поприсутствовать на мероприятии, но ничего важного там не ожидалось. Переживут. – Если мне не изменяет память, организация встреч с журналистами именно твоя обязанность. Или тебе всё ещё нужен постоянный контроль, чтобы провести пустяковую пресс-конференцию? Извини, я не записывалась воспитателем в детский сад…
– Не нужен, – прорычала Кроули, – но только если главный участник всё-таки соизволит появиться, чего он так до сих пор и не сделал!
Джил почувствовала, как попытался собраться потрёпанный виски мозг. Вышло плохо. Прожив больше суток без стимуляторов, прогрессирующая заторможенность не давала сконцентрироваться. Потерев ладонью лоб, Джиллиан спросила:
– Рида нет? – Вышло подозрительно жалко и неуверенно.
– Нет, – выплюнула Энн и зачастила. – На звонки не отвечает, в офисе не появлялся, дома никого. Супруга не видела его с самого утра, а уже полдень. Чёрт знает что! И никаких зацепок!
Господи, ну почему? Почему с Беном так сложно? Будто ему это не надо, будто ему глубоко плевать на сенаторское кресло, будто единственная цель его существования – доводить Джил О’Конноли до истерики. Она тихо застонала и раздражённо высунула кончик носа из-под подушки. Пальцы на свешивающейся с кровати ноге нервно поджались.
– Так, а зачем ты звонишь мне? В твоём распоряжении весь телефонный справочник Иллинойса и пара миллионов номеров. Вперёд! Перебери каждый и где-нибудь ты непременно найдёшь этого осла. Может быть, на фамилии «Смит» или «Браун».
– Я думала, он с тобой, – тихо пробормотала Энн и, судя по шуму, прикрыла лицо ладонью. А глаза Джил непроизвольно распахнулись, уставившись в серый полумрак наволочки.
– Что?!
– Майк сказал, что видел вас… – осторожно начала было Кроули, но под разъярённым рыком Джил остановилась.
– Рот закрой! А ему заткни рогаликом, чтобы не болтал всякий бред!
Нервы стянулись в тугой комок. Чёрт! А что если их видел не только Майк, но кто-то ещё? Или слышал! Или сфотографировал! О боже… Это наверняка уже во всех местных газетах!
– Так он не с тобой? – в этот раз Энн выбрала деловой тон.
– Нет, – отрезала Джиллиан, а после недолгой паузы добавила: – Отменяй этот фарс. Скажи… соври как угодно! Наплети им, что Рид не успевает со встречи, что попал в пробку, захвачен в плен имперскими штурмовиками или сожран гигантским подземным червём… Плевать. Сочини любую чушь, потом будем думать. А я пока попытаюсь найти его и не убить…
– Сделаю, – коротко ответила Энн и сбросила вызов.
Телефон пискнул, а Джил почувствовала непреодолимое желание пристрелить Бена. Её не было всего сутки. Каких-то двадцать четыре часа, а он уже плюёт на протокол с высоты своего офиса. Право слово, эгоизм и самомнение Рида пробили все предусмотренные их сотрудничеством планки.
Приподнявшись на локтях, она скинула с головы подушку и попыталась перевернуться набок. Судя по ощущениям, у неё вышло отлежать даже пищеварительный тракт, не говоря уже о лице и руках. Но стоило Джил избавиться от завесы густых волос, как изо рта вырвался сиплый вскрик, а руки судорожно прижали к груди одеяло.
Взгляд Джиллиан немедленно заметался в поисках потерянной во сне рубашки, впрочем, та уже ничем не могла помочь. Однако нашлась на полу рядом с кроватью, видимо, сброшенная в бессознательной попытке снизить температуру. Мысленно чертыхнувшись, Джил снова подняла взгляд и посмотрела на… Рида. Да-да. На хренова Рида, который вольготно расположился в одном из кресел. На мужчину, что сидел с закатанными рукавами, в простой голубой рубашке. С чашкой кофе в одной руке и журналом в другой. В спальне на южном краю Петли, в то время как на противоположном её конце Энн и репортёры сходили с ума. Охренеть!
– Какого чёрта!
Пожалуй, это был тот этически одобренный максимум вежливого вопроса и крайнего недоумения. Джиллиан с раздражением уставилась в равнодушное лицо Бена, а он в это время небрежно скинул на пол журнал, облокотился на колено и подпёр кулаком подбородок. Роденовский «Мыслитель» молчал и пристально разглядывал представшее перед ним растрёпанное и заспанное зрелище.
Джил нервно облизала потрескавшиеся губы и огляделась по сторонам в поисках хоть какого-нибудь спасения. Но всё, что она увидела – разбросанные по комнате останки вечернего платья, пустая бутылка из-под вонючего виски, два разбитых стакана и выложенные в хронологическом порядке издания каких-то журналов. Боже! Страшно было даже представить, какой аромат витал в комнате, и какие мысли роились в темноволосой голове губернатора.
– Что вы здесь делаете? – выдавила, наконец, Джиллиан и поджала колени к груди. Святая Конституция, ей ещё никогда не было так стыдно, хотя она не понимала – почему!
– Сижу.
– Вам когда-нибудь говорили, что наблюдать за спящими и вламываться к незнакомым людям неприлично?
Тёмные брови в невинном недоумении поползли вверх.
– Я у себя дома.
Вот и всё. Не надо было вообще соглашаться на эту авантюру! Однако тут Бен подцепил длинными пальцами лоскут полупрозрачного шёлка и медленно поднял на уровень глаз. И Джил заметила его полыхавший гневом медный взгляд.
– Что здесь произошло?
– Дизайнерская вечеринка, – процедила она и холодно попросила: – Отвернитесь.
– Зачем? – И снова удивлённо вскинутые брови.
– Мне нужно в ванную!
– Так я тебя не держу.
То, что Рид едва контролировал своё бешенство, Джиллиан поняла мгновенно, стоило его пальцами стиснуть обиженно треснувшую ткань. Но от мозга по-прежнему ускользало, в чём она провинилась. Однако, поняв, что сегодня джентльменства не будет, Джил свесила ноги с кровати, замоталась в одеяло и попробовала встать.
Реальность оказалась на редкость устойчива в своём качании и позволила сделать несколько осторожных шагов в сторону ванной. Но стоило только оказаться поблизости с Ридом, как он немедленно схватил Джиллиан за руку и дёрнул вниз, вынудив замереть в нескольких дюймах от своего лица. Мир всколыхнулся головной болью, в висках застучало, а сильный аромат сигарет недвусмысленно намекнул о настроении. Рид был в шаге от убийства.
– Ты хоть понимаешь, сколько вылакала? Половину? Целую? – едва слышно произнёс он, отчего Джил испуганно дёрнулась и посмотрела Бену в глаза. Бешенство выжгло их цвет до бледной латуни, и стало страшно.
– Я возмещу расходы, раз уж тебя так беспокоит эта бутылка, – огрызнулась Джил, но кисть сжали сильнее, и она тихо вскрикнула.
– Идиотка! – припечатал Рид. – Я думал, ты в алкогольной коме! Думал, у меня здесь живой труп!
– Извини, но как-нибудь в другой раз, – нервно улыбнулась она и хотела вновь попробовать вырваться, но, оказывается, её уже не держали.
Едва заметно подрагивавшей рукой Бен водил по прикрытым от усталости глазам, а Джиллиан невольно задумалась, сколько он здесь сидит? Явно не полчаса и даже не час… Она выпрямилась и собралась было направиться в душ, но прилетевшие в спину слова вынудили остановиться и нервно стиснуть край одеяла.
– Было ведь что-то ещё, – пробормотал Бен, сделал глоток холодного кофе и откинул голову на спинку кресла. Он смотрел из-под полуприкрытых век, и его ищущий правды взгляд выжигал до самого сердца. – Я почти уверен. Слишком нетипичная симптоматика… Едва не пароксизмальная тахикардия, аномальная гипертермия в медленном сне, похоже, сильнейшее обезвоживание… Джил, какую дрянь ты принимала?
Она стояла вполоборота, понимая, что он почти у цели. За эти два месяца Бен много раз задавал нужные вопросы, которые только из-за его наивной уверенности в идеальной О’Конноли удерживали от разгадки. Но признаться она не могла. Слишком страшно, слишком больно, слишком бессмысленно… слишком стыдно. Она нуждалась в стимуляторах, чтобы жить. Работать иначе Джил не могла ни физически, ни психологически. А потому она лишь презрительно бросила:
– У тебя есть таблетка от похмелья?
– Нет, – последовал лаконичный ответ. Господи, он действительно ждал, что ему расскажут?
– Тогда ты уволен с должности моего личного врача. Впрочем, ты туда и не назначался.
Вода шумно стучала по пустой душевой кабине, пока Джил пыталась совладать со своими руками. Открыть проклятую по десятому разу капсулу и не рассыпать драгоценное содержимое оказалось сложно. Пальцы дрожали. Близость наркотика опьяняла, сносила любые зачатки мышления и порождала желание закинуть в рот сразу несколько доз. Но нельзя. Ей нужно чуть-чуть. Самую кроху, чтобы появились силы взять в руки чашку кофе, да и просто дышать. Джил не могла проторчать в ванной сорок минут, пока схлынут яркие симптомы «прихода».
Забавно, но она помнила, как всё начиналось. Это восхитительное ощущение безграничных возможностей, когда хотелось бежать и раскручивать на пальце купол самого Капитолия. Можно было не спать по несколько суток и коротать часы перелётов за изучением законов или справочников. Даже либидо, что лихорадило после амфетамина, Джиллиан умела использовать. Она томно улыбалась, вела себя чуть развязнее, флиртовала с заказчиком или с сенаторами. Джил никогда не переступала грань, но позволяла себе многое. Поначалу она просчитывала время и действие дозы, но потом в жизни случился Бенджамин Рид.
Та давнишняя кампания была тяжелее и жёстче. Джиллиан сутками просиживала за речами Лероя, выверяя каждое слово и малейшие нюансы пауз. То, что Бену давалось легко и непринуждённо, одной лишь интуицией, она пыталась вдолбить в голову своего кандидата и медленно сходила с ума. Как потом стало известно, за все шесть месяцев Риду не написали ни строчки из того, что он говорил. Не было ни буквы, ни запланированной запятой, вынуждая Джил поджимать губы и признавать, что некоторым просто дано. Природой ли, Богом, матушкой-эволюцией или обработанными пришельцами мозгами, неважно. Однако и сдаться она не могла. Поэтому доза стимуляторов увеличивалась. И на смену удовольствию пришли эпизодические судороги мышц, панические атаки, бессонница и психозы.
Сейчас же Джиллиан собиралась обмануть организм. Она крутила капсулу и пыталась осторожно разъединить половинки. Наконец, те поддались, но часть содержимого просыпалась на искусственный камень столешницы. Наплевав на брезгливость и чувство гордости, Джиллиан втянула носом белый порошок, а затем снова запечатала остатки наркотика желатиновой крышкой безнадёжно погнутой спансулы. Пятнадцать минут спустя она вернулась в пустую спальню, не чувствуя внутри себя ничего, кроме лихорадочного поиска новой дозы.
Проигнорировав положенную на заправленную кровать чистую рубашку, Джиллиан не стала повторять ошибок прошлого и сразу нацепила домашние штаны в безумных летающих единорогах. Тело скрылось под старым свитером. И только отвернувшись от зеркала, Джил заметила, что из комнаты исчезли осколки, обрывки ткани и пустая бутылка, а на кухне гудела кофемашина. Джиллиан резко зажмурилась, ощутив прилив стыда и полную безысходность.
Бен нашёлся напротив одного из шкафов. Он стоял около открытой дверцы и пристально разглядывал вереницу чашек. Без сомнений, искал именно ту: простую, с несмывающимися разводами на белой эмали. Ту, над осколками которой Джил просидела весь вечер и которую искала по магазинам на Стейт-стрит. Дурость, но почему-то это казалось важным.
Тем временем Рид заметил прислонившуюся к дверному проёму Джиллиан, отвлёкся от бессмысленного созерцания и захлопнул дверцу. Он ничего не сказал, только едва слышно хмыкнул на дикую расцветку её одежды и молча кивнул в сторону стола. Там уже стоял кофе, а рядом с яичницей пристроились два тоста. Типичный завтрак мужчины, не приемлющего извращений в виде мюсли, смузи, киноа или вредных, но таких вкусных вафель. Стараясь сдержать улыбку, Джил опустилась на стул и взяла в руки чашку.
– Ты хотя бы иногда ешь? Я выкинул больше половины нетронутых продуктов, – донёсся до неё сухой голос.
Бен уселся напротив, достал из пачки сигарету, раздражённо покрутил в пальцах и оглянулся в поисках зажигалки. А затем тихо фыркнул от раздавшегося рядом щелчка. Кажется, прикуривать из рук миссис О’Конноли становилось привычкой.
– Решил примерить на себя в придачу роль диетолога? – Она отщипнула кусочек тоста и сделала глоток. – Могу назвать пункты в Билле о правах, по которым частная жизнь неприкосновенна.
– Перечисление прав в Конституции не должно трактоваться как умаление других прав. – Рид криво усмехнулся и посмотрел ей в глаза. – Так что же?
– Поправка пять – я воспользуюсь правом не свидетельствовать против себя. А поправка четыре накладывает запрет на произвольные обыски. Что ты здесь делаешь?
– Хотел попробовать извиниться за тот вечер…
Она отвела взгляд и стиснула зубы.
– Вот как… И во сколько же ты приехал извиняться? – как можно более ровно спросила Джил. Последовала затяжка, выпущенный в трудолюбиво очищаемый вентиляцией воздух дым и короткое:
– В семь утра.
Рано. Чертовски рано, даже если она собиралась посетить брифинг или сбежать на другой конец света.
– Открыл дверь своим ключом. Ты не слышала звонка.
Конечно, нет. В таком состоянии измученная бессонницей Джиллиан не услышала бы и плещущийся под окнами двадцатого этажа Мичиган.
– Тебя настолько мучила совесть?
– Возможно. Моё поведение было неприемлемо. – Бен не смотрел в глаза, он старательно медитировал на светившийся алым конец сигареты.
– Бывает, – кивнула Джил, кроша в тарелку хлеб и не замечая этого. – Ничего страшного, я всё понимаю. Выпил лишнего, слава вскружила голову, захотелось разнообразия и приключений…
Господи! Неужели Рид настолько жесток, что заберёт свои слова назад? Больно. Но какой абсурд. Пока где-то там Джим рисковал жизнью, она мечтала о другом мужчине и боялась потерять единственную выпавшую радость – его признание.
– Нет. Ты не поняла, – перебил Рид, а затем откинулся на спинку стула и, наконец, поднял взгляд. – Я прошу прощения только за свою излишнюю настойчивость, остальное по-прежнему без изменений.
Сейчас он смотрел спокойно. Без той отчаянной болезненности, что запомнилась Джил. Нет, Бен действительно не сомневался в решении, не испытывал сожалений. Он не просил никаких шансов и не пытался выплеснуть годы накопленной нежности. Просто информировал о своих чувствах, будто те давно стали неизменной константой его бытия. Впрочем, было ли иначе у Джиллиан? Нет. Но они здесь собрались для другого.
– И ради этого ты сорвал мероприятие? Подвёл меня, Энн, команду. Только потому, что тебе захотелось извиниться?
– Мне плевать на них.
О, уж в этом она больше не сомневалась!
– Зато мне – нет. Ты подумал, что будет дальше?
– Я разберусь с этим, – небрежно бросил Бен, и Джиллиан взвилась.
– Хватит! Ты испортил достаточно и не надо делать ещё хуже! – Джил отбросила наполовину съеденный тост и вскочила на ноги. Эгоист! Она зашагала вдоль кухонных шкафов в тщетной попытке успокоиться. – Пойми же наконец! Моя карьера и моя жизнь напрямую зависят от успеха оперы «Бенджамин Рид и Конгресс». Но вместо того, чтобы помочь, ты из серьёзной драмы делаешь непонятную буффонаду, где главный солист почему-то играет в любовь и устраивает мятеж. А ведь второго шанса организовать представление не будет, актёра и меня вместе с ним выбросят на свалку.
– Сядь и прекрати паниковать. – Рид демонстративно спокойно затянулся, не обращая внимание на зарычавшую женщину.
– Паниковать?! Что ты, я всего лишь пытаюсь напомнить, ради чего мы все прыгаем вокруг тебя дрессированными мышами. Если мне не изменяет память, то в наш первый разговор твои амбиции были ничуть не меньше. Так хватит умалять собственную потребность во власти!
Она нервно расхаживала по кухне, машинально перешагивая через вытянутые ноги Рида, пока в один момент тот не преградил путь. Подошвой ботинка Бен упёрся в один из шкафов и теперь недвусмысленно мешал пройти.
– Амбиции? Мне казалось, это вам кое-что от меня нужно, – холодно проговорил он, и Джиллиан почувствовала скапливающуюся в голосе злость.
– Только нам? Неужели? – Наклонившись к его лицу, Джил усмехнулась и процедила: – Тогда, что здесь делаю я?
Оттолкнув его ногу, она снова пустилась в бесконечное путешествие по периметру кухни. Равномерный шаг успокаивал нервы. И Джиллиан продолжила, отходя прочь:
– Это чушь, Бен, и мы спорим на пустом месте. Я выполняю свою работу с положенным усердием, так изволь делать то же самое, каков был уговор. Иначе мне лучше поскорее вернуться в Вашингтон и попытаться решить мою проблему там.
Джиллиан замолчала. Она знала, что удар вышел нечестным, а потому врала, выстроив целый Капитолий из лжи. Они оба были здесь не ради Конгресса… Но Бен должен понять всю бесполезность душевных метаний. А ещё больше – неуместную попытку втянуть туда Джил, ведь иначе последствия будут гораздо серьёзнее, чем разбитое вдребезги сердце. Тому уже нечего терять, а вот карьеру ей не спасёт никто.
Вот только Рид посмотрел тяжёлым взглядом, прежде чем затушил невыкуренную сигарету и бросил кроткое:
– Хорошо.
Однако ничего хорошего не было точно. Ни в поджатых губах, ни в залёгшей между бровей морщинке Джиллиан не видела ни намёка на снисхождение. Только отсрочку. Бен хотел добиться глупой и ненужной правды, но вряд ли знал, что будет делать потом. Упрямец решил идти до конца.
– Раз не хочешь помочь, то не мешай. Если это так важно… я прощаю тебе несдержанность. А теперь, уйди, – сказала она и прикрыла глаза.
Бен промолчал. В оконном стекле Джиллиан видела отражение его пальцев, в которых блестела металлическая зажигалка. Её бок сверкал в тусклом свете и, словно азбукой Морзе, пытался донести какую-то мысль. Но время догадок прошло.
– Ясно, – наконец произнёс Рид.
Послышался скрежет стула, шелест одежды, шаги и… Джил ощутила, как легко, едва ощутимо Бен коснулся губами её волос на затылке. Наверное, стоило возмутиться, но она застыла, а через несколько секунд хлопнула дверь. Джиллиан осталась одна, и новая чашка разбилась о деревянные доски пола.
Апрель подкрался в суете взбесившихся туч и радостно зашумел льдинами проснувшегося озера. Он плясал на подсохшем асфальте, кружил свежими ветрами на зеленоватых водах реки и игрался под разведшими свои края мостами. Второй месяц весны шутя разносил по дорогам обрывки газет и выманивал под слепящее солнце характерных чикагских хипстеров. Те потягивали старбаксовский кофе, вступали в философские диспуты и повсюду разбрасывали крошки от булок, которыми зачем-то прикармливали и без того обожравшихся канадских гусей. Именно эти странные личности лучше всех знали, когда короткой оттепели наступит конец и сворачивали свои пикники перед очередным снегопадом.
Вообще, к чикагской погоде оказалось невозможно привыкнуть. Если в феврале Джил думала, что Иллинойс состоит из одних колючих метелей и резких ветров, то теперь окончательно растерялась. Утром в парках распускались цветы, а через пару часов их полностью укрывал снег, который к вечеру таял, и всё начиналось сначала. Казалось, что с приходом весны погода освоила игры в рулетку, меняла ставки по пять раз на дню и напрочь позабыла, зачем людям нужен прогноз.
Единственной стабильной величиной в мире хаоса и спорадических отклонений на температурной кривой, естественно, оставался Бенджамин Рид. Джил никогда не знала, что именно скажет, как пошутит или какие темы будет обсуждать её кандидат на встречах с избирателями, однако училась доверять. То памятное утро вторника принесло с собой молчаливую договорённость, и они оба старались её соблюдать. Бен больше не говорил о чувствах, не дотрагивался свыше необходимого минимума, и тот поцелуй уже начал казаться воспоминанием. Но каждый раз возвращаясь домой, Джиллиан находила полный холодильник витаминной воды, протеиновые батончики и никакого следа алкоголя. Рид забрал всё.
Так что жизнь постепенно входила в рабочую колею. Единственной проблемой оставалась Алиша, чья глупая несдержанность в нескольких совместных поездках стала причиной парочки бессонных ночей для команды и очень неприятного интервью. А потому Джил мысленно поклялась больше не связываться с миссис Рид, надеясь, что сумеет справиться как-нибудь без неё. Однако всё было не так-то просто.
Присутствие на приёме Гилберта Белла, как и планировала Джиллиан, обеспечило Риду поддержку крупнейших чикагских компаний. Аналитика последнего месяца была хороша, но этого было мало. Джил хотела что-то ещё… Мелочь, дабы оставить республиканского конкурента далеко позади и выдохнуть с облегчением. Нет, на самом деле, Джил знала, что могло им помочь, но отчаянно не хотела снова связываться с проклятой Алишей. А потому, когда на второй неделе апреля у них наконец-то выдался перерыв между встречами и интервью, она заперлась в офисе Рида и попыталась придумать хоть что-то.
Но дело не шло. Тишина молчаливого кабинета давила, и Джил бросала раздражённые взгляды на экран телевизора, где местный чикагский канал освещал прибытие четы Сандерсов в одну из больниц. В офисе было пусто – Бен пропадал на одном из своих патронажных заводов, команда с чистой совестью отсыпалась, так что слушать её ехидные комментарии было некому. На экране показывали радушно обнимавшего детей Сандерса, и Джиллиан громко фыркнула, а потом закатила глаза. Будь жена Рида нормальной, они могли бы поступить так же – заявиться в госпиталь, обняться с рыдающими пациентами и благодарными врачами. Идеальная картина социализации кандидата без лишних уловок. Просто. Доступно. Понятно. Но, увы, миссис Рид игнорировала любые попытки быть адекватной, а Бен игнорировал Алишу.
Вздохнув, Джиллиан снова посмотрела на остервенело замахавшего рукой Сандерса, которого основательно припорошило белыми хлопьями, а в следующий миг вздрогнула от неожиданности. Тяжёлая дверь громко хлопнула об ограничитель, и с безапелляционностью чикагской метели в офис влетел Рид. Он вихрем сорвал с вешалки пальто Джиллиан и остановился около ошарашенно замершей женщины.
– Бегом, – скомандовал он, словно не произошло ничего необычного, а затем одним лёгким движением встряхнул шерстяную ткань.
– Что происходит?
Видимо, из-за состояния аффекта, в которое она впала от такого внезапного появления, ей даже в голову не пришло сопротивляться. Руки послушно попали в положенные им рукава, и Джил повернулась.
– Мы опаздываем.
Бен оглянулся и с удовольствием выключил бормотавший телевизор. Подтолкнув к выходу застывшую в нерешительности женщину, он стремительно вышел из кабинета и понёсся по коридору. Джил бросилась за ним следом.
– Подожди!.. Рид! Чёрт тебя возьми… Бен!
Упрямец остановился так, что в последний момент успел повернуться и подхватить летевшую на него Джиллиан.
– Да, мартышка? – чуть наклонившись спросил он. И это прозвучало так нежно, почти интимно, что она растерялась.
– Ч-что?
– Я спросил, что случилось. – Рид разыгрывал из себя эталон недоумения.
– Ты назвал меня… обезьяной?!
Бен задумчиво склонил голову набок, словно хотел подсчитать, сколько именно уровней гнева пройдёт Джиллиан, прежде чем снова откроет рот. Но потом едва заметно улыбнулся и демонстративно принялся загибать пальцы.
– Ты маленькая, наглая, цепкая, невероятно упрямая и удивительно хитрая… А ещё постоянно и очень громко кричишь. Кхм… Да, пожалуй, я именно так тебя и назвал. Что-то смущает? Нет? Тогда пошли.
Возмущённо уставившись в удалявшуюся широкую спину, Джил напомнила себе срок за предумышленное убийство.
– Это оскорбительно!
– Не знал, что тебя принижает твой эволюционный вид. – Бен пожал плечами, ступил в лифт и нажал кнопку этажа подземной парковки.
– Дело в другом! Именование меня обезьяной неподобающе в рамках наших отношений, мистер Рид…
– Бен.
– Да господи! – воскликнула она. – Ты даже не попытался возразить! Значит, действительно считаешь подобное унизительное прозв…
– Я же говорил, – спокойно перебил Бен и меланхолично щёлкнул пару раз зажигалкой. – Очень громко кричишь. Хочешь банан?
Чт… Что?! Джиллиан задохнулась. Сглотнув тяжёлый воздух, она медленно моргнула, открыла рот и вознамерилась было проорать тысячу слов вперемешку с нечленораздельными визгами. Но затем мир дрогнул, чуть исказился и будто бы встал на положенное место. Потому что стоило Джил поднять голову, как она внезапно натолкнулась на невыносимую ласку. Споткнулась о плескавшуюся во взгляде нежность и нашла столько скрытой, глубоко спрятанной ото всех любви, что мгновенно захлопнула рот и резко отвернулась. Боже…Боже-боже-боже!
– Осёл, – всё же пробормотала она. Боже…
– Всегда к твоим услугам, – негромко хмыкнул Бен. И они замолчали.
Тихо звенел лифт, пока собирал в своё чрево пассажиров, гудели провода, а кабина стремительно неслась вниз.
– Куда мы? – решив не продолжать спор, Джиллиан попыталась вернуться на утоптанную дорогу делового разговора. Так было спокойнее.
– У нас намечено мероприятие. – Бен сверился с наручными часами и вновь беспечно уставился в металлический потолок. – Мы немного опаздываем, но это не страшно.
– Что? Какое мероприятие? – Выудив из кармана телефон, она судорожно пролистала календарь. – Тебя сегодня вообще не должно было быть в офисе, а завтра обычный рабочий день, в четверг интервью на «ABC», и снова пусто вплоть до вторника. О чём ты?
– О мероприятии, – невозмутимо ответил Рид.
Лифт в последний раз издал трель, и Бен шагнул в сторону, пропуская Джиллиан в открытые двери.
Подземная жизнь в этот час кипела особенно бурно, но Джил сразу заметила огромный внедорожник охраны. Если честно, Джиллиан не понимала, зачем двум телохранителям такой зверь. Потому что один всегда самозабвенно резался в телефонные игры, второй – непрерывно бубнил в подвешенную около уха гарнитуру. Энн утверждала, то были неплохие хокку, но Джил сомневалась. Так что машина создавала больше проблем, чем безопасности, потому что Рид разъезжал исключительно на своей демократично-экологично-безопасно-сверхэлегантно простой Тесле. Джиллиан каждый раз закатывала глаза, глядя на эту партийно-ориентированную электрическую дрянь, хотя признавала, что буксующий по чикагским снегам Бен смотрелся в ней удивительно мило.
Сейчас двое телохранителей курили в совершенно непредназначенном месте, наплевав на предупреждающие знаки и туша об них окурки. И рядом с ними, отчего брови Джил в недоумении поползли вверх, стоял Джонас. Он прислонился спиной к открытой двери и массировал зажившую ногу, пока время от времени с кем-то односложно ругался. Взгляд начинавшей гневно стучать каблуками ведьмы О’Конноли скользнул к торчавшим из салона туфлям Эммы, а через мгновение до ушей донёсся резкий голос Энн. Итак, похоже, все в сборе, не считая Майка и Колина, которые временно променяли ветра Чикаго на вашингтонскую слякоть. Прекрасно! Просто, чёрт побери, восхитительно!
– Что происходит? – процедила Джиллиан, хватая Джонаса за руку.
– Нам велено тебе не говорить…
– Что?! – Она даже остановилась в недоумении, чем вынудила шедшего впереди Бена едко хмыкнуть. Вот… зараза! – Вы на кого работаете? На меня или на него?
– Да ладно тебе. Рид сказал, будет забавно…
– ЧТО?! Напомню тебе, здесь решаю я, а не он. Или тебе захотелось на моё место? Соскучился по уголовной ответственности, как погляжу. Видимо, давно не сидел перед Сенатом на скамье провинившихся. Так я уступлю, бога ради!
И если в тусклом свете парковки ей не показалось, то предатель соизволил покраснеть. А потом и вовсе отшатнулся, когда последовала новая порция разгневанного шипения.
– Какого чёрта здесь происходит… Вы с ума посходили? Думаете, мне нечем заняться? Или я буду смеяться, точно буйнопомешанная, когда за моей спиной творится предательство?
Джил указала в сторону предполагаемого преступника, но тот уже галантно открывал дверь машины и нетерпеливо поглядывал на часы.
– Оставь их. Они здесь ни при чём, – спокойно отозвался Рид.
– Хотя бы ты помолчи! – крикнула Джил и снова повернулась к Джонасу. – Это мои люди, а не твои.
– Он привёл неоспоримые аргументы, – тем временем виновато пробормотал тот.
– Это какие же?
– Что ты будешь восхитительно орать от гнева…
Она открыла рот, потом закрыла и на мгновение со всей силы зажмурилась. Дурной сон… Это очень дурной сон. Но так и не найдя, что возразить на такое откровенное хамство, Джил сделала пару шагов, замерла около открытой двери и, естественно, безрезультатно прожгла взглядом Рида.
– Сядь, пожалуйста. Мы спешим, – мягко попросил он и протянул руку, желая помочь, но наткнулся на напряжённую спину и гордо расправленные плечи. Без его вежливости она уж как-нибудь сегодня обойдётся.
Балансируя на тонком каблуке, Джил изящно (едва не попрощавшись с парочкой связок в коленном суставе) опустилась в светлый бежевый салон глянцевой интерактивной кофеварки. Иногда ей казалось, что машина Бена втайне ведёт собственную колонку о моде в каком-нибудь «Marie Claire», где до основания разносит стиль попавших в салон бедняг. К своему же хозяину оцифрованное механическое сознание питало особый электронный pietät, безропотно прощая сугробы вместо гладких калифорнийских шоссе.
Двадцать минут спустя Джил уныло смотрела в окно на медленно ползущее по четырём автомагистралям движение. Внизу грохотали поезда и вагоны метро, из соседних машин слышалась то громкая музыка, то чьи-то гневные разговоры. Пробка гудела, пыхтела, шумела, а в их машине царила полная тишина. Электрическая Тесла была настолько бесшумна, что, кажется, скоро в ней можно будет расслышать потусторонние голоса. Не гудел даже мотор, ввиду полного отсутствия поршней как таковых. И это ватная глухота нервировала больше ждущей впереди неизвестности и очередных заговоров.
Рид тоже молчал. Он невозмутимо взирал на едва шевелившийся трафик и чуть заметно улыбался, наверняка наслаждаясь своим коварством. Наконец, Джиллиан не выдержала и вздохнула.
– Ты всегда ездишь… так?
– Да, – последовал краткий ответ. И больше ничего. Только ещё сильнее изогнувшиеся в улыбке губы, вздёрнутый вверх несуразно острый подбородок и чуть крепче сжавшие светлый руль пальцы. В салоне вновь повисло молчание.
Тем временем машина вырвалась из затора и резво понеслась по автостраде. Позади маячил автомобиль охраны. К удивлению Джиллиан, через несколько минут, не сбавляя скорости, Бен миновал Чайна-таун, пронёсся вереницей скверов и свернул на бульвар. И стоило комплексу зданий замаячить в лобовом стекле, Джиллиан догадалась, куда ехал Рид.
– Университет Чикаго официально заявил, что не будет участвовать в предвыборных агитациях, – рассеянно произнесла она, заприметив мелькнувший полосатый корпус учебной больницы.
– Серьёзно? – невинно отозвался Бен, но Джил лишь поджала губы.
Тесла свернула на маленькую улицу, проехала под воздушным мостом между корпусами и остановилась на площадке Центра Современной Медицины. Хлопнула одна дверца, затем открылась вторая и перед лицом Джиллиан завиднелась несоразмерно широкая ладонь. За время поездки вулкан раздражения успел порядком остыть, так что она машинально опёрлась на протянутую руку и вышла под суровые апрельские проблески солнца.
– Проведение акций без согласования может быть уголовно наказуемым.
– Интересно, в курсе ли об этом Сандерс, – легкомысленно откликнулся Бен, кивнул подошедшей команде и уверенно повёл их вперёд, прямо к прозрачным дверям, за которыми бурлила толпа.
– При чём здесь… – начала было она, но тут же разгневанно зашипела, заприметив красные флажки республиканской партии. – Он здесь? Чёрт побери, Бен, мы идём срывать ему мероприятие? Так не делается! Без подготовки, продуманного сценария и информаторов вся твоя эскапада обречена на провал, потому что, если Сандерс узнает – о, а он непременно узнает! – тебя ждут разбирательства.
– Что ты, – перебил Бен и галантно пропустил Джиллиан в огромный светлый холл, улыбнувшись сразу нескольким обернувшимся к ним лицам. – Никаких провокаций. Я всего лишь проведаю бывших коллег. Это же не запрещено.
Рид бросил быстрый взгляд на озадаченную Джил, чуть пожал плечами и привычным размашистым шагом двинулся дальше, легко прокладывая путь в толпе. А та счастливо загалдела, всколыхнулась цветастым морем хирургических костюмов и немедленно расступилась живым коридором. Джиллиан выдохнула и потянулась за салфетками.
– Восхитительный ублюдок, правда? – рядом неожиданно раздалось ехидное бормотание Энн. Она так и не оторвала взгляд от планшета, где пестрел диким количеством маркера документ, и уверенно посеменила следом за Ридом.
– Удивительное пренебрежение к правилам, – вторила Эмма.
– И у кого только научился? – вклинился Джонас.
– Уволю… – тихо прорычала Джил и расстегнула первую пуговицу пальто. Становилось жарко. То ли от духоты помещения, то ли от наркотиков, то ли от жара будущего скандала.
Заткнув куда подальше панику от неизбежного физического контакта, она устремилась за широкой спиной Рида. А тот уже успел добраться до стойки регистрации, сложил на груди руки и теперь с чрезмерным интересом внимал речи Сандерса. Вокруг немедленно замелькали вспышки неизбежно заметивших их репортёров, которые учуяли первый дымок непотребства. Два противника на нейтральной территории. Что может быть прекраснее? Но тут взгляд Джил упал на стоявших позади охраны людей, и она непроизвольно выдохнула сквозь сжатые зубы.
– Ты видишь? – тихо проговорил Бен, и его взгляд метнулся к стойкам с капельницами, прошёлся по бледным лицам и впился в уставшие глаза встревоженных врачей. – Он согнал сюда всех, даже детскую онкологию.
– Но зачем?
– Чтобы рассказать о планах открытия новой операционной, – неожиданно зло протянул Рид. – Интерактивной, многофункциональной. Столь нужной здесь каждому второму пациенту или хирургу.
– Но зачем? Это не его сфера, не его люди, даже не родной университет.
Бен неожиданно хмыкнул так едко, что Джиллиан обернулась.
– Я начал этот проект в последний год специализации, – почти неслышно проговорил Бен. – И у меня ушло пять лет, чтобы воплотить его в жизнь. Пять лет и выкинутая прочь медицинская лицензия. Ты не представляешь, сколько я выслушал обещаний, сколько слов и речей, пока не закрыл за собой больничную дверь. Тогда же я понял, что спасать жизни можно разными путями. И если у меня неплохо получался один, так, может, выйдет другой? Я не прогадал. Сейчас операционная наконец-то готова и…
– Но… – растерянно перебила Джил первое со стороны Бена откровение о своей жизни. – Они же должны понимать, благодаря кому.
– Зачем? Я больше не оперирую, однако мне приятно знать, что по-прежнему помогаю кому-то выжить. И это больше не пара людей в день, а добрый десяток. – Неожиданно Бен рассмеялся и покачал головой. – Пожалуй, я ещё тщеславнее, чем думал. Впрочем, здесь хватает талантливых хирургов.
Джиллиан перевела взгляд на продолжавшего свою воодушевлённую речь Сандерса, переждала вялые аплодисменты и задумчиво проговорила.
– Большинство пациентов больницы – жители Чикаго.
– Верно, – негромко согласился Бен, задумчиво выводя на локте Джиллиан тот самый узор. Казалось, он даже не понимал, что именно делает. – Кстати, три минуты назад Джонатан распинался о долге врача перед обществом, говорил о служении народу. Что настоящему врачу место за хирургическим столом, а не трибуной. Понимаешь почему?
– Убеждает, что ты бросил их…
– Именно, – прошептал Рид и хмыкнул. – Плохой врач, плохой политик… Его логика проста и до очарования примитивна.
Внезапно Джиллиан развернулась лицом к Бену и посмотрела прямо в его глаза, наплевав на недоумённо вскинутые брови.
– Ты любил то, что делал? – спросила она, как обычно требуют ответа в самой отчаянной, безвыходной ситуации. И Бен это понял.
– Безумно, – тихо ответил он.
– Значит, ты всё сделал правильно, – фыркнула Джил. – Нельзя получить что-то, не обменяв это на кусок души. Чем больше хочешь, тем больше отсекаешь. И чем выше цели, тем больше жертва, и поэтому они… – она кивнула в сторону персонала, – ни за что ему не поверят.
– Я знаю, – неожиданно подмигнул Рид. – Ведь кто-то же рассказал мне о мероприятии.
Джиллиан на секунду растерялась, а потом медленно прикрыла глаза и выдохнула. Нет, она ошиблась, и Бен не понял. Либо попросту пока не осознавал величины того, что в конце им обоим придётся принести на заклание в Сенат. И будет то личное счастье или карьера – решит время, случай и собственное отчаяние.
Однако ей следовало отдать должное хитрости одного с виду очень честного губернатора. План устроить молчаливую и оттого невинную провокацию прямо на глазах Сандерса был коварен. Что может быть унизительнее, чем разбегающаяся публика? Только если она бежит к твоему сопернику.
А потому случилось то, что должно было случиться. От толпы отделилось несколько человек и направились в сторону стойки регистрации, невольно привлекая к себе внимание остальных. Дойдя до Бена, который с непроницаемым лицом слушал шепелявую речь о важности хорошего оборудования в руках хирурга, они молча обменялись с Ридом рукопожатиями и покинули зал. Следом потянулись другие, медсёстры и врачи. Кто-то из них перебрасывался парой тихих слов с невозмутимым Беном, кто-то просто улыбался или хлопал по спине. И каждый жест, взгляд, слово сопровождались вспышками камер и гулом, который поднимался под своды стеклянного потолка.
Видел ли их Сандерс? Разумеется. Джиллиан слышала визгливый голос, замечала брошенные украдкой взгляды. А Энн обнаглела настолько, что махнула рукой знакомому ассистенту от республиканцев, явно заслужив в свой адрес парочку ругательных эпитетов. Однако Бен не нарушил ни буквы регламента. Он стоял, молчал и не мешал. Остальное сотворили сами люди, выбрав из двух кандидатов нужного.
Сделав несколько осторожных шагов в сторону, Джиллиан постаралась незаметно отойти. Её присутствие здесь больше не нужно. Если у кого-то возникнут вопросы, то Энн и Эмма прекрасно сориентируют потенциального избирателя, а она пока полюбуется.
Ей всегда нравилось смотреть, как искренне и внимательно Рид общался со всеми желающими. В простоте фраз и улыбок не было ни грана наигранности, и это невольно выводило культ его личности на новый уровень. В каждом городе, на каждой встрече Бен играючи справлялся со всеми неудобными вопросами, а после удивительно естественно давал людям почувствовать, что их услышали. Народ шёл за этой спокойной уверенностью, а у Джиллиан хватало честности перед самой собой, чтобы признать – Бену не нужен политический консультант. Совсем.
Тем временем толпа перед Сандерсом быстро редела. Она перетекала от одной группы к другой, а потом вовсе растворялась в коридорах огромного медицинского комплекса. Поэтому уже через пятнадцать минут продолжать декламировать речи стало бессмысленным. Прочитав последнюю строчку, Джонатан сложил бумаги в карман, быстро переговорил с оставшимися людьми и стремительным шагом направился к замершей у стены Джил. Что же, этого следовало ожидать.
– Миссис О’Конноли, – протянул он, отмахнувшись от запоздавшего репортёра. – Это ваших рук дьело, нье так ли? Врьяд ли наш дорогой Рид рьешился бы на такую провокацию самостоятьельно. Можьете нье отрицать, птичка приньесла, что вы его консультируете. Кстати, а куда вы дьели миссис Рид? Что-то её здесь нье видно.
– Я огорчена вами, – холодно бросила Джиллиан, проигнорировав имя Алиши. Супруга самого Сандерса, как и полагалось, стояла неподалёку. – Не имею ничего против оскорблений кандидатов, но подобное враньё слишком убого.
– Это был… – Джонатан взмахнул пухлой рукой и коротко рассмеялся. – Назовём это экспромтом.
– Я так и поняла, – с холодной улыбкой сблефовала она.
– А у вас отмьенное чутьё на события и блестящая реакция, – тем временем продолжил Сандерс, а Джил едва не фыркнула. Чутьё… Реакция… Господи, это смешно. Она действительно не нужна Бену. – Думаю, ваши родитьели гордятся такой дочерью и вложили в вас нье мало.
– Вам есть до этого дело?
– Дайте-ка угадаю. Гарвард, затьем Стэнфорд. А ещё фльейта. Разумеется, обьязательная обществьенная деятельность, куча инициатив и забавные протьестные дьемонстрации с аховыми плакатиками. У такой стервы, как вы, должен быть полный набор нужного образования…
– Фортепиано, – перебила она и нахмурилась. Внутренности стянуло томительным ожиданием – что-то было не так…
– М-м-м? – откликнулся сбитый с толку Сандерс. Да неужели?
– Фортепиано, не флейта. А в целом довольно точное описание.
– Я так и знал…
– И Йель. Гарвард, затем Йель. Лучших сук выращивают именно в этом питомнике. – Фальшивость лица зашкаливала, но она во что бы то ни стало хотела узнать в чём же подвох. Всем нутром, всей сущностью Джиллиан чувствовала настораживающую лёгкость происходящего. Слишком просто, слишком быстро.
– Ну, хоть в чьём-то я нье ошибся, – искусственно рассмеялся Сандерс.
– Разумеется. Моё резюме есть на сайте агентства. Наверняка вы просто невнимательно прочитали. – Джил отвернулась и случайно поймала мимолётный взгляд Бена. А тот равнодушно скользнул было дальше, но немедленно возвратился, стоило Риду заметить, с кем именно она говорила. – Чего вы хотите добиться, Джонатан? Вся эта клоунада с операционными и публикой разыгрывалась не для рейтингов. Я права?
– Вьерно, миссис О’Конноли.
– И?
– Знал, что вы нье усидите и примчитьесь. Наш губернатор отказался от дьебатов, в чьём я вижу вашу руку. Мудро и ньеожиданно, ведь столько грязи осталось лежать нетронутой, – притворно вздохнул Джонатан. – Но пришло врьемя перемьешать карты, и потому я хочу позвать на бьеседу вас. Скажем, ньебольшой диалог в конце сльедующей ньедели. Только вы, я и никакого Рида.
– Что я слышу? Неужели хотите попытаться меня переманить?
– Отчьего бы и ньет? – Пожал плечами Сандерс и качнулся с пятки на носок. Джиллиан захотелось прибить его к полу, чтобы остановить чёртов маятник.
– Бесполезно. Мне не о чем вести с вами дискуссии.
– Слышал, миссис О’Конноли нье из тьех, кто мьеняет свои убьеждения. Но, быть может, совсьем скоро это измьенится. Я пришлью приглашьение и буду надьеяться, оно вам понравьится.
Сандерс махнул пухлой рукой и направился прочь, увлекая за собой рыбоглазую супругу. А Джиллиан смотрела ему вслед ничего не понимающим взглядом и остро чувствовала, что где-то в прозвучавших словах скрылся подвох. Джонатан хотел разговора, и это не вызывало сомнений. Но… Личного или публичного? И почему, чёрт побери, она вдруг должна поменять мнение? Джил бросила задумчивый взгляд на окружённого людьми Рида.
Их бы не было здесь, не окажись Бен достаточно тщеславен и упрям в желании добиться своего. Джиллиан не любила открытых действий и предпочитала наносить удары исподтишка. Но чем дольше она смотрела на переполненный больничный холл, тем больше сомневалась, не был ли их пир спланирован. Они вкусили не своих яств и теперь оказались отравлены? Да, Джонатан ошибся в фигуре, зато вторая сделала ход не хуже. Джил не собиралась ехать сюда, зато это сделал Бен. И если суть лишь в официальном приглашении на словесный поединок, то не слишком ли сложный ход? Разве что…
Она снова бросила взгляд на Рида.
Разве что задумывалось нечто особенное. Такое, что сможет лишить Бена её поддержки. Но, ради бога, она лишь делала навязанную работу, которой прикрывала личную заинтересованность. Но Джонатану неоткуда было об этом знать. Ни о её чувствах, ни о чувствах Бена.
Стиснув пачку салфеток, Джил резко выдернула одну, затем другую, третью и дальше, пока не услышала рядом голос.
– Знаете, десять лет назад каждая девчонка в отделении была влюблена в доктора Рида. – Последовал сухой смешок, и взгляд Джиллиан упёрся в инвалидное кресло. – Ну, знаете, молодой врач, ореол спасителя, да и внешность.
Тихо скрипнуло колесо, а худая фигурка, в которой лишь по глазам узнавался подросток, неловко поёрзала. Колыхнулась хитрая система капельниц, обтянутый серой кожей лысый череп наклонился вперёд, а потрескавшиеся бесцветные губы разошлись в небольшой улыбке.
– Вы только не ревнуйте, пожалуйста, – добавило создание, пока Джил ошарашенно моргала. – Просто они соскучились, а доктор Рид… В общем, похоже, ничего не изменилось.
Девочка-подросток передёрнула тощими плечами и застенчиво потёрла переносицу. А Джил, на секунду задумавшись, подвинулась к краю скамейки и осторожно спросила:
– Что не изменилось, и почему я должна ревновать?
– Я видела вас по телевизору. – Девочка подъехала ближе, осторожно переложила на подлокотники скрытые под толстым свитером костлявые руки, а затем переплела тонкие пальчики. – И ещё на фото. Знаете, здесь особо делать нечего, но опять оказавшись в этих стенах, невольно вспоминаешь людей из прошлого. Говорю же, детская влюблённость нелепая, но её вряд ли забудешь. А уж что говорить про медсестёр.
Худое тело внезапно зашлось в приступе мучительного кашля, и Джил начала кое-что понимать.
– Бенджамин Рид был твоим лечащим врачом? – протянула она и, нервно стиснув в руках салфетки, повернулась к содрогавшемуся в кресле-каталке тельцу.
– Да! – хрипло обрадовалось худое чудо, вызвав у Джил иррациональное желание убежать прочь.
Сколько этой девочке лет? Четырнадцать? Шестнадцать? Бен никогда не говорил, что оперировал детей. Он занимался лёгкими… Джиллиан распахнула глаза, почувствовав, как в момент осознания внутри что-то разом оборвалось. Она не знала, как это… Не жила в информационном вакууме, но никогда не видела
Внимательно разглядывая девчонку, в которой всё орало о неизбежности диагноза, Джил почувствовала ужас. Ибо вот так неожиданно, в полноту лёгких осознать, что в мире бывает
– Вы не обижайтесь, но я сначала очень вас невзлюбила. Возможно, дело в глупых репортажах, но вживую вы выглядите иначе. У вас даже взгляд другой. А ещё нет жуткого акцента.
И вот тогда Джил поняла. И хотела возразить, но не смогла. Убогая, искалеченная наркотиками и работой фантазия отказывалась искать решение, не находила в словаре нужных фраз и оборотов, чтобы объяснить. На неё смотрели большие карие глаза под редкой сеточкой ресниц, и всё, что смогла сделать Джиллиан – это открыть в телефоне чужую фотографию.
– Ты ошиблась. Это Алиша Рид, а меня зовут Джил О’Конноли, и я не его жена.
Поднявшись на ноги, она повернулась, чтобы выйти отсюда прочь, но лицом к лицу столкнулась со стоявшим позади Беном. Не было сомнений, он слышал окончание разговора и теперь искал малейшее подтверждение своим догадкам. Хоть что-нибудь, кроме едва различимой горечи, что прорвалась в слова Джил. Он нетерпеливо шарил по её лицу взглядом в поисках невысказанных вслух, навсегда замолчанных желаний. Знака, что ей не всё равно. Что там, под деловыми костюмами, ядом и холодом жила женщина, которая хотела быть с ним столь же сильно, как мечтал об этом он сам.
Но Джил молчала. И неизвестно, сколько бы они простояли напротив друг друга, не ворвись в их односторонний, мучительный диалог новый приступ кашля и ехидное:
– Разве?
Пожалуй, на этом стоило рассмеяться и обратить разговор в шутку, но Джиллиан не успела. Бен повернулся, зацепился взглядом за висевшие над головой пакеты лекарств и читал названия. А потом на бесконечную секунду остекленело замер. Но вот Рид сделал шаг и опустился на корточки рядом с инвалидным креслом. Простое движение, такое обыденное, но Джиллиан пошатнулась от почти ощутимой волны боли, которая осталась за спиной Бена. Лицо же его было открыто и спокойно.
– Привет, Ребекка, – мягко произнёс он и осторожно коснулся худой руки, незаметно поворачивая кисть, чтобы взглянуть на сожжённые химиотерапией вены.
– Здравствуйте, доктор Рид!
Девичий череп расцвёл такой искренней улыбкой, что Джил едва сдержала всхлип. Господи, она ведь даже не любит детей. Ненавидит маленьких орущих созданий, которые потом превращаются в наглых подростков, а после – в лживых людей. Так отчего здесь и сейчас для неё иначе? Почему приоритеты и ориентиры дрожат до самого основания? Лишь потому, что слишком уж трогательна картина чужого мужчины с чужим, почти мёртвым ребёнком? Но тогда, отчего так хотелось схватиться за низ живота? Прижать руку там, где ещё полгода назад была жизнь? Та не стала вдруг любимой или желанной, нет. Для Джиллиан О’Конноли всё осталось по-прежнему… кроме яркого озарения причины своей чудовищности. Что поделать, похоже, заводчик и правда оказался не тот.
– Давно ты здесь? – тем временем ласково спросил Бен.
– О, уже пару часов. Этот толстяк собрал всех без разбора, чтобы зачитать речь в знаменательный день открытия чего-то там… – Ребекка вдруг прервалась, заметив взгляд Рида, и смутилась. – А, вы не об этом. Ну, месяца три уже, наверное. До этого только приезжала на курсы химии.
– Тебе нельзя здесь быть, ты же знаешь. – Бен махнул рукой в сторону кишевшего людьми фойе. – Твоего иммунитета почти нет.
Джил не представляла, каких трудов стоило Риду держать дружелюбный тон, отшвырнув прочь досаду и горечь. Не имела ни малейшего представления, что вычитал он над головой ребёнка в подвешенных на специальных крюках прозрачных пакетах. Но следующие прозвучавшие слова вынудили зажать рот рукой в безотчётной попытке сдержать… Всхлип? Ругательство? Она сама толком не знала.
– А разве это ещё важно? – пожала плечами Ребекка и снова улыбнулась. А Бен на секунду прикрыл глаза, прежде чем отрицательно покачал головой.
– Нет. Уже нет.
– Ну вот! Зато увидела вас, док. Знаю, вам сейчас не до больницы, и я желаю успеха в том, что вы делаете… – Она смущённо перебирала костлявой рукой прозрачные трубки. – Но мы здесь скучаем без вас.
Ребекка говорила весело, почти шутливо. А Джиллиан стояла за спиной коленопреклонённого Рида и понимала, что отчаянно хочет заплакать, выплеснуть раздиравшую изнутри чужую боль. Однако лишь молча комкала в руках салфетки. Заметив это, ребёнок обогнул недоумённо обернувшегося Бена и подъехал ближе, чтобы неожиданно закончить прерванный несколько минут назад разговор.
– Не уверена, что ошиблась именно я.
А потом Ребекка неожиданно обняла ноги поднявшегося Рида, ещё раз попросила не забывать больницу и медленно покатила в сторону разгневанной медицинской сестры.
Откуда-то издалека донёсся голос зовущего Бена, но Джиллиан не обратила внимания. Она ринулась прочь, наталкиваясь на людей, потому что перед глазами всё расплывалось. Джил выбежала под пронизывающие апрельские ветра и, зажмурившись, с судорожными всхлипами вогнала в здоровые лёгкие холодный воздух. Она глотала влажную свежесть, но никак не могла надышаться.
– Это всегда так тяжело? – пробормотала Джил через некоторое время, безошибочно узнав руки, что педантично застёгивали на ней пальто.
– Нет, – вздохнул Бен. – Со временем привыкаешь. Гораздо сложнее смириться с тем, что не знаешь причины… Я не заметил метастаз, или мы неправильно выявили очаг, теперь можно только гадать.
– Ясно.
– Что она хотела тебе сказать в конце? – после небольшой паузы спросил Рид.
Джиллиан закусила губу, убрала от себя нелепо огромные ладони и направилась к машине.
– Можно только гадать…
18
Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
Джиллиан спешила, а потому перепрыгивала через ступеньки на выходе из метро. Час пик был в самом разгаре, и ничего не оставалось, как нырнуть в духоту подземки. К груди Джил прижимала пакет из книжного и боялась в сутолоке помять яркую цветную обложку. Она предвкушала реакцию Эми. О, вне всяких сомнений, за путешествием маленького, но почти настоящего паровозика дочь проведёт несколько восхитительных недель. Приятно тяжёлая, металлическая фигурка будет переезжать со страницы на страницу, из города в город, из утра в ночь. Она повстречает пустыни и прерии, высокие небоскрёбы и большие луга. Это, как надеялась Джиллиан, поможет дочери придумать истории не только о поездах. В конце концов, не зря же она охотилась за этой книгой.
Протиснувшись мимо людей в деловых костюмах и строгих пальто, что замерли истуканами с острова Пасхи, Джил оглянулась. Здесь было опасно. Но времени не осталось. Ей надо было вернуться домой ещё полчаса назад, и метро казалось самым простым и быстрым решением.
Встреча с бывшей командой закончилась больше часа назад, однако Джиллиан никак не могла перестать думать о брошенной Кроули фразе. Месть? Бен действительно хотел отомстить? От этой мысли задний карман джинсов будто прожгло лежавшей там фотографией, с которой Джил боялась расстаться. Неужели за столько лет она так и не поняла Бена?
К своему стыду, подчас Джиллиан не знала, какие тревоги одолевали её мужа. О многом догадывалась, немало чувствовала, что-то обсуждала, читала, следила за новостями, но никогда не знала наверняка. Разумеется, в подобной невнимательности была только её вина, однако, так сложилось нечаянно.
Первые несколько лет их отношений Бен вращал их мир вокруг Джил и её лечения. Он заставлял выплёскивать накопившийся ворох эмоциональных проблем, скрупулёзно обсуждал каждый прожитый женой день, дискутировал на сотни тем, ругался, мирился, но всегда говорил только о ней… и никогда о себе. На все вопросы отвечал слишком коротко, как-то сразу решив не беспокоить. И эту ошибку она поняла слишком поздно. В тот момент, когда стало отчего-то неловко спрашивать, где и с кем он задержался. Право слово, у неё никогда не было задатков ревнивой жены… Хотя, может быть, стоило бы?
Сжав до хруста в пальцах пакет, Джиллиан вошла в полный пассажиров вагон. Привычно накатила тошнота, поезд тронулся, а спасительный выход из ситуации пока не нашёлся.
Пойманное у пересадочной станции такси остановилось около кованого забора, что ограждал резиденцию. И если водитель о чём-то догадывался, то предусмотрительно промолчал и получил в награду хорошие чаевые. А Джил мысленно фыркнула, почувствовав веяние дешёвого боевика, невесть каким образом затесавшегося в средненькую мелодраму. Торопливо кивнув охране, она зашагала вверх по заасфальтированной дороге, но почти сразу выругалась, когда увидела припаркованную у дома машину. Джил на мгновение прикрыла глаза и ещё раз от души чертыхнулась.
Около подъезда стоял автомобиль Бена. Чёрная махина мирно спала перед ступенями, хотя должна была находиться в долбаном Белом Доме. Но что ещё хуже, Джиллиан не видела нервно курящей охраны. Никого! А значит… Значит, Бен приехал надолго и сейчас наверняка очень интересовался, какого дьявола вторая леди страны шастала по грязным подземкам. Одна. Тайком. Господи, за что ей всё это?!
Джил торопливо поднялась на второй этаж. Светлый ворс ковра привычно глушил шаги, идиотские статуи в коридоре осуждающе пучились вслед, а она отчего-то дрожала, пока приближалась к двери своего кабинета. Бену там нечего делать, ведь так? У него наверняка очередной важный звонок или частная встреча, вряд ли он искал именно Джил. А может, вообще отправил машину прочь. Решил задержаться вместе с Ван Бергом за обсуждением дел, пока была такая возможность. Впрочем, почему тогда автомобиль не в гараже, Джиллиан предпочла не задумываться. Взявшись за ручку, она повернула ту с лёгким щелчком, а в следующий момент услышала тихий шорох и стук быстро закрытого ящика.
Итак, Бен был дома и вопреки всем надеждам почему-то сидел в кожаном кресле жены и смотрел на неё ничего не выражающим взглядом. Таким, где впервые за долгое время не было ничего. Пустота. Разве что совсем на донышке плескалось чуть-чуть настороженности. Джил на мгновение замерла, отчего-то побоявшись переступить порог. Боже, когда же они перестали доверять друг другу? Однако, поборов неуместные сейчас рефлексии, она вымученно улыбнулась и вошла в свой кабинет.
– Эми уже проснулась. Искала тебя, – ровно произнёс Бен. Он внимательно следил, как жена осторожно поставила слегка помятый пакет на стол и теперь небрежно вешала пальто на спинку ещё одного кресла.
– Да, знаю. Поздно вышла и задержалась.
Врать оказалось отчаянно больно, но Джиллиан не видела иного выхода. Она знала, что прямо сейчас за ними следят минимум три видеокамеры. Тем временем Бен откинулся на спинку слишком узкого для него кресла и достал сигарету. Обычно он никогда не курил в тех комнатах, куда заглядывала Эми, а в кабинете своей матери та проводила непозволительно много времени.
– Поставили в эфир новый ролик. Удалось выбить самые кассовые для тебя часы, так что результаты просмотров станут лучше, думаю, уже на этой неделе.
Вообще-то, рекламой занимался Баррет и сделал это ещё три дня назад, но отчитаться так и не успел, чем коварно воспользовалась Джил. Ей нужно было отвлечь мужа от тревожных вопросов. Однако Бен молчал и отвлекаться не хотел. Тогда она подошла ближе, достала из верхнего ящика стола на всякий случай хранившуюся там пепельницу, а потом чиркнула зажигалкой. Воспользовавшись безмолвным разрешением, Рид затянулся, а Джиллиан коротко поцеловала пахнувшие дымом губы. Что-то было не так…
Она не удивилась, найдя мужа в своём кабинете. Бен приходил сюда думать о какой-нибудь нерешённой проблеме так же часто, как сама Джил искала утешение в его офисе в дни вынужденного одиночества. Но сейчас между ними висело столько недосказанности, что хотелось взвыть и выбежать прочь. Никакого спокойствия или умиротворения. Только тревога. Ещё раз затянувшись, Бен откинул голову на мягкую спинку и выпустил вверх струю дыма. Прикрыв глаза, он медленно провёл кончиками пальцев по бедру застывшей подле него жены.
– Скажи… – медленно проговорил Рид. – Стоит ли мне волноваться, где ты была?
Лишь чудом и силой воли она не дёрнулась в тот же миг, когда на последних словах Бен резко открыл глаза и посмотрел на неё в упор. И взгляд его был настолько жёстким, что почти пробивал насквозь. Однако она врала слишком долго и слишком успешно, а потому только удивлённо вскинула бровь.
– Я ездила за книгой.
Снова повисло молчание, которое нарушалось сухим треском тлеющей сигареты и спокойным дыханием Бена. Он что-то знал или подозревал, у Джил почти не осталось в этом сомнений.
– Мне понятно твоё желание получить хоть немного свободы и личной жизни, – наконец заговорил Рид. – Знаю, что, согласившись выйти за меня, ты разом отказалась от привычной жизни. Но неужели нельзя подождать две с половиной недели, пока не уймётся предвыборная лихорадка? Это был неоправданный риск…
– В полдень, рядом с Капитолием?
Бен гневно ударил по подлокотнику.
– Ты издеваешься? Даже через дорогу! – зло процедил он. Обычно Рид не позволял себе подобных эмоций. Уж об этом Джил знала точно. Однако в последние дни всё было не так. Впрочем, дальше голос его звучал уже спокойнее, с едва заметным налётом усталости. – Меня беспокоит внимание Сандерса лично к тебе. В прошлый раз мы тоже не ждали провокации, но она произошла. Я не хочу повторений.
– То был несчастный случай, не нагнетай… – Взгляд метнулся к плечу мужа, скрытому тонкой тканью рубашки, и где до сих пор краснел рваный шрам.
– Откуда ты знаешь? – прошептал Бен затягиваясь. – Нам обоим было не до расследований…
– Я не ищу заговоров там, где их нет. – Джиллиан осторожно запустила пальцы в жёсткие волосы мужа.
Он был, конечно же, прав. Даже не зная о заговоре за спиной, Бен неумолимо чувствовал царившее в их семье напряжение. Его чутьё всегда было на грани ищейки. И Джиллиан уже ждала новых вопросов, но тут Бен неожиданно поднял руку, прижал к себе жену и уткнулся лицом в её мягкий свитер.
– Тащиться через весь город с пересадкой в метро, – пробормотал он, покачав головой. – Сумасбродная мартышка, ты не могла выбрать менее захватывающее приключение. Это же не Чикаго. Пожалуйста, будь осторожна. Да, ты прожила здесь всю свою жизнь, но сейчас наш гадюшник особенно ядовит.
– Мне ли не знать всех змей поимённо, – с болезненным смешком откликнулась Джил и почувствовала, как Бен наконец улыбнулся.
– Я привёз документы, – его голос звучал глухо. А Джиллиан почувствовала, как снова начинают мелко подрагивать пальцы. Рано! Слишком рано! – Хочу сделать заявление… А потому скажи мне, генерал моей предвыборной кампании, когда лучше шокировать неподготовленную к нашей коррупции публику? Завтра? Сегодня? А может, прямо сейчас?
Муж шутил, но внутри Джил всё замирало от нахлынувшей паники. Однако она ни на мгновение не прервалась и всё так же размеренно перебирала тяжёлые пряди, в которых уверенно поселилась седина. Для них с Беном это были сложные шесть лет, и следующие будут не легче.
– Думаю, за неделю до всеобщего голосования, – наконец произнесла она и мысленно взмолилась всем, кого смогла вспомнить в эту минуту. Выиграть десять дней казалось удачей. – Народ успеет справиться с потрясением, обсудить на всевозможных ток-шоу, но к ноябрю острота проблемы спадёт. Люди будут искать защиты и гарантий, которые сможешь дать им только ты.
Вместо ответа Бен перехватил её руку и благодарно поцеловал ладонь, а Джил прикрыла глаза.
Боже, что же она творит…
19
6 лет назад
Чикаго, штат Иллинойс
Боже, что же она творит…
Джил провела пальцем по ещё саднившим губам, чуть облизнула их и сползла по стене на пол. Спустя неделю после инцидента в больнице, одной апрельской ночью в квартире на двадцатом этаже было темно и пусто. Слишком темно и слишком пусто. Но для потерявшейся в себе женщины одиночество казалось ей лучшим лекарством и единственным оставшимся утешением. Без сомнений, Джиллиан запомнит этот вечер надолго, потому что… Потому что это случилось. И до чего же по-дурацки всё вышло, когда, не успев оправиться от встречи с Ребеккой, которая, кажется, перевернула всю её жизнь, Джил нарвалась на новые доказательства своих ошибок. А после призналась в этом не только себе, но и другому. Тому, кто наверняка понял.
О, она не сомневалась, Бен в совершенстве освоил её иносказательность и научился распутывать миллионы вложенных смыслов. Так что теперь он, конечно же, знал. А она…
Видит бог, она должна была всё понять, когда, придержав дверь своего кабинета, Рид предложил прогуляться. Всего лишь пройтись. Воспользоваться неожиданно тёплым вечером и выпить кофе, в кои-то веки поговорив не о работе. Только вернувшийся из тура по городкам штата Бен обещал просто беседу, а она не могла даже подумать, что он осмелится на такое! Снова рискнёт и на этот раз так удачно. Проклятье… Джиллиан нервно хохотнула, инстинктивно облизнула горевшие огнём губы и ощутила кофе с горьким привкусом сигарет.
Боже, что же она натворила…
Джил не запомнила, о чём они говорили, пока вместе спускались в переполненном лифте. Людей в этот час набилось так много, что она оказалась прижата к широкой груди и с трепетом ощущала лопатками дыхание Бена. Вдох-выдох, и желание содрать с себя кожу медленно растворялось в тихом гомоне голосов и аромате лакрицы. Вдох-выдох, и, наверное, идея прогулки не столь плоха, ведь закатное солнце так красиво играло меж зеркальными небоскрёбами. Вдох-выдох, и отказывать Бену становилось с каждым разом сложнее. Слишком нежно придерживала его рука, слишком заботливо защищала от острых локтей невнимательных офисных рыбок. А Джил с каждым днём становилась слабее, и потому почувствовать всегда окружавшее Бена спокойствие, напитаться им до предела, до звона в ушах и попробовать пережить очередную бессонную ночь казалось таким соблазнительным…
Проблема со сном стала закономерным исходом возросшей дозы амфетамина. Каждую ночь Джиллиан плавала в мешанине из звуков и голосов, словно те до сих пор звучали где-то поблизости. Под закрытыми веками мелькали лица и города, строчки текстов… заставки новостных репортажей. Она очень хотела спать, но лишь на пару часов проваливалась в нервную дрёму. От безысходности Джил чаще глотала таблетки и старалась не замечать тяжёлый взгляд Рида. В общем, прогулка обещала стать хоть каким-то спасением.
Они вышли на улицу, когда махина башни «Уиллис» купалась в последних отблесках солнца. Её окна отбрасывали яркие всполохи на асфальт, где ложились поверх тени от соседних высоток. В этот час на улице было людно. Освободившись от гнёта бумаг, работники офисов создали небывалое оживление около припаркованных вдоль дороги разноцветных фудтраков. Отовсюду слышался смех, шипение масла и звон кассовых аппаратов.
Бен медленно шёл сквозь толпу и не смотрел на окружавшие их каменные соты зданий. А Джиллиан не могла перестать любоваться. Своей геометрией Чикаго сильно отличался от Нью-Йорка или Лос-Анджелеса, где каждая вертикальная поверхность немедленно покрывалась рекламой. Здесь же царила стеклянно-бетонная чистота, которая лишь иногда разбавлялась экранами внутри какого-нибудь делового центра. И Джил нравилось это. Нравился город. А потому она с любопытством смотрела по сторонам, вдыхала ароматы карамельного лука и щурилась в алых отблесках солнца. Именно один из лучей, отразившийся от хромированного бока фудтрака, заставил зажмуриться, а в следующий миг Джиллиан поняла, что сейчас упадёт. Она споткнулась о неровную плитку и точно рухнула бы на мостовую, не подхвати Бен в последний момент её заметно ссохшееся тело.
– Так голодна, что уже падаешь с ног? – пошутил он и вопросительно остановился около окошка, где ярким маркером светилось меню. Там говорилось что-то о кальмарах, и Джиллиан поморщилась.
– Нет. И даже не думай. Я не ем подобную пищу.
– Ты вообще никакую не ешь, так есть ли разница, что предлагать? – философски откликнулся Рид и предложил для опоры свой локоть, который проигнорировала Джил. Бен закатил глаза. – Твой феминизм иногда устрашает.
– Не путай этику, личные взгляды и профессионализм.
– Бог с тобой, даже не пытался.
– Это хорошо. Потому что в нашей ситуации важны причины, а не итог, – сказала она. И то ли вечер был слишком хорош, то ли обстановка действовала даже на привыкшую молчать о своих взглядах ведьму, однако она зачем-то пустилась в пространные рассуждения. – Я уважаю борьбу за права. В конце концов, не будь движения суфражисток, я не работала бы сейчас на Конгресс, а шила чепчики на каком-нибудь ранчо. Но в любом мире нужно уметь договариваться. Радикальные лозунги без внятной позиции и аргументации обречены на негатив. Борьба со стереотипами и скудоумием привела к процветанию агрессии и…
– Господи… – тихо пробормотал Рид и сжал пальцами переносицу, явно ожидая лекции о сексизме. А Джиллиан вдруг рассмеялась.
– Прости, пожалуйста. Я всего лишь хотела сказать, что в такой ситуации нас могут превратно понять обе стороны.
– Какие же? – хмыкнул Бен.
– Дражайшие защитники чести и любительницы сильных женщин, – удивлённая тем, что вынуждена пояснять, Джиллиан вздёрнула брови.
– И тебе кажется это нормальным? Джил, это рука и воспитание, ничего больше. Зачем понимать банальный жест вежливости как-то иначе? – фыркнул позабавленный Рид. А она неожиданно остановилась.
– Боже. Какой же ты динозавр, Бен, – вздохнула Джиллиан, глядя на Рида. – Это так… удивительно, странно и необычно, но совершенно… нормально? Да, пожалуй, именно так, потому что твою естественность не назовёт унижающей даже самая ярая мужененавистница.
Он помолчал, прежде чем нарочито спокойно спросил:
– Могу я счесть твои слова за комплимент, или ты опять заподозришь меня в чём-нибудь непотребном? Похоже, моё миропонимание устарело.
– А разве я сказала, что это плохо? – с лёгкой улыбкой откликнулась Джиллиан, затем засунула руки в карманы шерстяного платья и уверенно застучала безумными каблуками.
Они медленно направились дальше, но теперь под внимательным взглядом Бена обходили выщербленные участки гранитных плит. Неоднозначная тема была задвинута до лучших времён, потому что обсуждать цвет последнего из галстуков Майка оказалось куда интереснее. Однако на углу с Мэдисон-стрит Бен неожиданно остановился. И Джил, следовавшая за ним попятам, едва не налетела на широкую спину, пока Рид прищурившись всматривался то ли в фонарный столб, то ли в афиши на другой стороне улицы. А затем он поджал губы. И именно в этот момент стоило догадаться, что в его черноволосую голову пришёл новый план. Но, увы, миссис О’Конноли оказалась слишком занята медными отблесками в лакричных прядях своего спутника, а потому пропустила единственный знак, что мог бы всё изменить. Мимо прогудел огромный синий автобус, и вслед за Беном она ступила на перекрёсток.
Со стороны набережной здание Лирической Оперы напоминало трон, где с удобством расположился бы какой-нибудь Гулливер. Тяжёлым бежевым монолитом оно так разительно отличалось от стеклянной хрустальности современных зданий, что, казалось, способно пережить даже всемирный потоп. Джиллиан шагнула под массивную колоннаду и взглянула на уже зажёгшиеся по вечернему времени кованные фонари.
Около центрального входа суетились люди, вероятно, опаздывавшие на спектакль, и Джил чуть ускорилась, чтобы как можно скорее их миновать. Мазнув взглядом по тяжёлым дверям, где белела афиша «Нормы», она скользнула было к колоннам, но вздрогнула и остановилась, когда кто-то схватил её за руку.
– Ты любишь оперу? – спросил Бен и оглянулся на хлопавшие двери.
– Что?! – растерялась Джил.
– Опера. Любишь или нет?
– Я не… Понятия не имею!
Но Бен уже не слушал. Нырнув в толпу, он поволок за собой вяло сопротивлявшуюся Джиллиан, а сам что-то торопливо листал в телефоне.
– Куда мы?!
– Надеюсь, мне повезёт, – пробормотал Рид. И только тогда Джил почувствовала нечто неладное.
– Что… Чёрт тебя возьми, Бен! Остановись! Какого дьявола ты творишь? Нельзя же просто взять и прийти на спектакль! Я не могу… Я не хочу! – закричала она и дёрнула рукой в попытке освободиться, но лишь услышала ехидное хмыканье.
– Потише. Это опера, а не Сенат. Здесь не общаются криком, мартышка. – Бен отсканировал что-то с экрана у электронного терминала и, дождавшись ответного писка, пропустил сопротивляющуюся Джиллиан вперёд, а затем сам вступил в большой вычурный холл.
– Перестань так меня называть! – возмутилась она, но уже шепотом.
– Хорошо, – просто согласился Бен, но Джил ему не поверила.
Уму непостижимо! Всего две минуты, и вместо прогулки они стоят в здании оперы, где собираются лицезреть какой-то спектакль. Джиллиан фыркнула себе под нос. Да она даже музыку никогда не любила. Ни классическую, ни какую-либо ещё, за что, конечно, следовало поблагодарить мать… Но Бен, проигнорировав явное нежелание спутницы, снова уверенно потащил их вперёд. И в ту же секунду Джиллиан вдруг поняла, что это было спланировано. От начала и до конца. С первой минуты в офисе утром, а может, раньше. И осознав это, она снова начала вырываться: вывернула кисть, попробовала остановиться… Но куда там! Её тянули вперёд с неумолимостью ледокола.
Честно говоря, для Джиллиан это было уже чересчур. Прямо сейчас она хотела вернуться домой, снять макияж и выкинуть прочь осточертевшие туфли. Всё. Никаких потрясений. Никаких чванливых певцов, которые будут три четверти часа распинаться о собственной смерти, а потом ещё полчаса выползать на поклон. Никакой темноты, оглушающей музыки и людей. Но Бен словно не понимал. Он тащил её вверх по ступеням, пока они не очутились почти под потолком. Там, где сходились бетонные рёбра купола крыши, и где по пролётам уже разносилась приглушённая музыка да чьи-то басившие голоса.
Успев нырнуть в закрывавшиеся двери, Бен приложил палец к губам и силой втащил за собой запыхавшуюся мартышку, чем окончательно решил за неё проблему досуга. Однако его молчаливая просьба вести себя соответствующе оказалась явно излишней. Джиллиан была так ошарашена, что смогла только гневно стиснуть мужскую ладонь, а после взглядом пообещать все пытки святой Инквизиции. Но Рид лишь улыбнулся, деликатно поцеловал напряжённые пальцы и направился куда-то вглубь заставленного вычурными креслами балкона.
Судя по всему, он неплохо здесь ориентировался, когда, несмотря на темноту, уверенно пробирался неровными полупустыми рядами. В оркестровой яме яростно синкопировали скрипки, уходя в парадоксальный мажор новой арии, и Джил постаралась не слишком громко стучать каблуками.
– Это возмутительно! – прошептала она, пока на сцене происходило какое-то невнятное действие под слишком радостный марш. – Ты не имел права портить мне вечер. У меня были другие планы, назначены встречи, звонки…
– Ты всегда можешь уйти. – Пожал плечами Бен, прекрасно зная, что ничего этого не было: ни дел, ни людей, ни разговоров.
Их обоих действительно никто не ждал, а потому, она никуда не ушла. Ощутив тепло ладони на своей талии, дыхание на щеке и едва заметный, отдававший горечью аромат, Джиллиан оказалась не в силах даже подумать об этом. Всё, на что хватило гордыни – метнуть потерявший в темноте свою остроту взгляд и в очередной раз натолкнуться на безмолвное
Осталась только она и чистый звук, что взлетел под самый купол и рассыпался искрами. И на первых нотах голоса Нормы Джил молча опустилась в старое кресло и замерла. Вокруг больше ничего не осталось. Только вьющаяся шёлковой нитью мелодия да переплетение нанизанных хрустальными бисеринами нот, что вынуждали покрыться мурашками. Они струились по коже, обтекали звуком каждый узор и длились, казалось, одно сотворение мира, прежде чем соскользнуть с новым изгибом фразы. Их не прерывало ни дыхание, ни резкие паузы – только трепещущая лента голоса, что опутывала каждый дюйм.
Джиллиан застыла в неестественной позе и поражённо посмотрела на сцену, боясь неловким движением спугнуть волшебство, что звенело триолями. Привыкнув бежать, не в силах усидеть спокойно больше минуты, она замерла и, кажется, вовсе перестала существовать. Почти воочию Джил любовалась сплетённым кружевом кантилены и не замечала ни своего немого восторга, ни тронувшей губы Бена улыбки.
Но постепенно действие двинулось дальше. И с каждым звуком, уроненным в зал новым словом, очередной разыгранной сценой, Джил сильнее вжималась в скрипучее кресло. Перед глазами, будто плохо нанесённая позолота, осыпалось очарование музыкой, пока в душе росла обида из-за жестокости Бена. Зачем он привёл их сюда? Почему именно «Норма»? Джиллиан попыталась очнуться и вырваться из воронки сюжета, но не смогла. Потому что… её не было здесь. Прямо сейчас она оживала за тысячу лет от этого места и ужасалась гротескной пародии на свою жизнь.
Конечно, вряд ли Бен знал, какую боль он всколыхнёт этой попыткой устроить свидание. Откуда? Но это её ноги бродили в лесах друидов. Это она, влюблённая против всех правил и законов, преданная и предавшая сама, была готова совершить самое страшное преступление. А потому, когда Норма подняла нож над своими детьми, Джил не выдержала.
Музыка рвала на части и не давала ни одной спасительной ноты. Джиллиан медленно поднялась. Спиной она чувствовала тревожные взгляды, слышала недовольное ворчание, но не отрывала широко открытых глаз от ножа. Она смотрела на сцену, Бен смотрел на неё и – о боги! – кажется, понимал. Не мог не понять аллегории происходящего. Со всей своей слишком развитой эмпатией не мог не заметить ужаса Джиллиан. И когда, зажав рот рукой, она выбежала из зала прочь, то молча направился следом.
Джил так спешила убраться подальше, что едва не падала с проклятых лестниц. Она знала, что её реакция неадекватна. Понимала, как странно и страшно смотрелась со стороны, ведь… Это же опера. Анахронизм. Мёртвая история. Глупый пережиток, невесть каким образом сохранивший остатки актуальности в технологичном мире. То, что давно следовало похоронить в пыли библиотек и старых записей. Однако… Сколько бы ни прошло времени, это не умаляло вечности сюжета. А потому Джиллиан бежала прочь и старательно убеждала себя, что во всём опять виноваты наркотики. Что, возможно, это новый виток психоза, а вовсе не совесть, которая вдруг ожила под могильной плитой прожитых лет. Нет-нет. Причина лишь в сумасшествии, усталости, стрессах… В чём угодно, но только не в сожалении.
– Джил!
Окрик Бена настиг её посреди перекрёстка, но Джиллиан не обернулась и не поморщилась на почти ненавистное:
– Мартышка, подожди!
Просьба Рида больше походила на полный раздражённой усталости рык, однако Джил лишь ускорилась и почти бегом устремилась по тёмной улице. Только куда ей было тягаться с длиной шага человека, у которого телеграфные столбы вместо ног. Проще было сразу остановиться, а лучше сесть, потому что он обязательно прикажет. Вернее, попросит так, что не ослушаться и не возразить. Так что Джил замерла и отвернулась, когда Бен осторожно взял её руку, разглядывая с высоты своего роста.
Только сейчас она поняла, как стемнело на улице. Давно село солнце, зажглись фонари, а фары машин слепили глаза.
– Что случилось? – прозвучал вполне закономерный вопрос. Нет, серьёзно, Джил тоже хотела бы знать, почему какой-то спектаклишко настолько сильно выбил из колеи.
– Ничего. Время развлечений вышло, мне нужно домой, – сухо откликнулась она.
– Лжёшь, – коротко отрезал Рид, и Джил послышалось в его голосе бешенство.
– Ты затащил меня туда, куда я не собиралась, и заставил смотреть то, что мне не нравится. А теперь требуешь ответа, почему я ушла? – Она посмотрела Бену в глаза и нервно дёрнула щекой. – Так может, потому, что мне
Рид помолчал, посмотрел куда-то поверх её головы, а потом медленно втянул носом воздух. Джиллиан видела, как напряглась челюсть, как сжались губы, но он не стал спорить. Только через пару секунд молча, без лишних вопросов положил её руку себе на локоть и медленно двинулся вверх дальше по улице.
В неуютной и напряжённой тишине они миновали целый квартал, прежде чем Бен резко остановился около пустой остановки. Он бросил взгляд на яркую вывеску, что виднелась чуть дальше, а потом в упор посмотрел на Джиллиан. Однако она лишь невнятно пожала плечами. Поняв, что больше ничего не добьётся, Рид молча усадил её на скамейку, а сам направился в сторону забегаловки.
На самом деле Джил было плевать, куда он пошёл и зачем. Она стянула осточертевшие туфли и теперь сидела, уперевшись босыми ногами в сиденье на остановке. Голова гудела от пережитых эмоций, а внутри было так пусто, что Джиллиан не возмутилась ни на внезапно накинутый поверх платья тяжёлый плащ, ни на накрывшую замёрзшие ступни ладонь. Большую. Тёплую. Чуть шершавую. Вернувшийся Бен уселся рядом и протянул коробку с пончиками, сверху которой стояли два стаканчика с кофе.
– Наверное, мне опять нужно извиниться, – проговорил он, глядя на мерцавшую букву в вывеске той самой кофейни.
– Боюсь, это я сорвала тебе вечер, – тихо ответила Джиллиан и сделала осторожный глоток. – Тебе следовало остаться, пели действительно хорошо.
– Не думаю.
О чём именно он не думал, уточнять не хотелось, а потому Джил спросила:
– Как давно ты это спланировал?
Бен прикрыл глаза и улыбнулся, откинув голову на прозрачную перегородку. Он не стал отпираться, придумывать оправдания или отговорки, только хмыкнул и осторожно провёл большим пальцем по тонкой коже ступни.
– Недели две назад, – пробормотал он и пристально посмотрел на покрытый тройным слоем глазури пончик. Кажется, доктор Рид уже мысленно предсказывал себе диабет. – Ты тогда едва не заснула прямо в переговорной и выглядела настолько уставшей, что это даже Колин заметил. Хотя, сама знаешь, его зрение улавливает только цифры.
Джиллиан вымученно усмехнулась, отдав должное краткой характеристике. Действительно, даже ей иногда казалось, что рыжий мог написать целую речь из одних только арабских чисел.
– И поэтому ты решил привести меня в тёмное помещение? Чтобы я наверняка выспалась? – не удержалась она от подколки и с неожиданным удовольствием в три укуса прикончила пончик. Джиллиан знала, что через полчаса поплатится за обжорство болью в желудке, но было слишком уж вкусно. А потом Бен протянул ещё один.
– Нет. Просто хотел тебя отвлечь, и мне это почти удалось, – он замолчал, но затем… – Джил, что происходит?
Она замерла, почувствовав, как испаряется удовольствие от обычной беседы.
– Смотря какой именно аспект тебя интересует. Страна опять разбирается с делом о шпионаже и по всем углам ловит предателей, страны договариваются о ядерной политике… А я торчу здесь и зачем-то слушаю оперу о детоубийстве.
Аппетит пропал. Джиллиан швырнула недоеденный пончик в коробку и резко свесила ноги, немедленно ощутив холод там, где ещё недавно лежала мужская рука.
– Опера не об этом, но Норма не убила своих детей…
– Искренне за неё рада.
Вздохнув, Рид наклонился, подхватил огромной ладонью отчего-то мигом замёрзшие ступни и поставил себе на бедро, снова накрыв рукой. На самом деле, это было до чёртиков неприлично. Она попробовала вырваться, но Бен, разумеется, не позволил.
– Не надо…
– …Она не смогла их убить. Полагаю исключительно потому, что любила.
Джиллиан вздрогнула, стиснула горячий стаканчик и в панике уставилась на Бена, выискивая подтверждение мелькнувшим ещё в зале догадкам. Искал их и Рид, когда спокойно встретил перепуганный взгляд.
– Любила кого? – неожиданно прошептала Джил, хотя ещё секунду назад даже не думала так отчаянно выдавать себя. – Отца или детей?
– А как ты думаешь? – тихий вопрос Бена вынудил задохнуться.
– Звучит так, будто тебе всерьёз нужно узнать моё мнение. Это же глупая опера, где…
– А если мне действительно нужно?
– Что?
– Знать… – коротко отрезал Бен и наклонился вперёд, а Джил отшатнулась.
Господи, похоже, ему действительно это надо… Надо, чтобы понять Джил ради неё же самой и стать частью того, чем Рид никогда не был, но очень хотел. И потому он искал любую причину наверстать эти годы. Прямо, топорно, но оттого настолько действенно, потому что он ничего не скрывал.
– Не любя их отца, я бы убила.
Слова вырвались сами, и если Джил показалось, что больше здесь сказать нечего, то она ошибалась. Как всегда не учла ослиного упрямства Бена доводить до конца свои начинания. Рид молчал долго, прежде чем неожиданно улыбнулся. Кончики пальцев скользнули вверх по обнажённой коже лодыжек, поднялись выше и замерли у прикрытого краем платья колена.
– Кто-то скажет, что моё утверждение эгоистично и предосудительно, – медленно произнёс он. – Но в тебе я оправдал бы что угодно…
Эхо слов в голове смолкло, и Джил почти окаменела, когда вдруг поняла, что не сможет принять это признание. Не найдёт в себе смелости примириться со своими решениями, не позволит хоть кому-то её простить, высыпав на голову свою утопию чувств! Так что она выплюнула:
– А не стоило бы.
– Почему? – Рид прищурился, наблюдая, как Джил пыталась судорожно нацепить неряшливо брошенные туфли. – Почему, Джиллиан? Потому что ты это сделала?
Услышав последние слова, она резко вздёрнула голову.
– Не надо, – процедила она и поднялась на ноги. – Не надо лезть туда, где тебя не ждут!
Стаканчик с недопитым кофе полетел на землю, плащ мазнул полами по каменным плитам и небрежно опустился на скамью, а Джил зашагала прочь. Бен устремился за ней.
– Ты знаешь, что я не могу. И не хочу.
– Тебе бы лучше так беспокоиться о жене, вместо того чтобы поднимать на неё руку, – презрительно бросила она и с глухим вскриком едва не свалилась, когда её резко схватили за плечо и развернули. Рид побледнел так, что стало заметно даже в желтоватом свете уличных фонарей.
– Я не бью Алишу!
– О, значит, мне померещились кровоподтёки и разбитая губа. А ваша с ней поза свидетельствовала о пылком акте любви.
Скинув его руку, Джил скептически подняла левую бровь и снова зашагала прочь. Бен нагнал её за считаные мгновения, перекрыв путь для сумбурного бегства. Опять.
– Да, не отрицаю, я был резок и груб в тот день. Хотел спокойно поговорить, но она даже не пыталась слушать. Всё вышло случайно, когда Алиша ударилась об угол стола…
– А как она оказалась с ним на одном уровне? Двуличный святоша!
– Святоша? – Рид покачал головой и посмотрел на неё из-под полуприкрытых век. Джил видела, как, словно от боли, скривился большой рот, как заострились скулы и упрямо выпятился подбородок. – Серьёзно? Ты действительно так думаешь?
– По крайней мере, твоё ангелоподобное поведение вряд ли можно объяснить как-то иначе.
Он слегка отстранился и удивлённо взглянул на стоявшую перед ним женщину, словно только сейчас осознал ту разницу и ту невероятную пропасть, которую она сама начертила между ними.
– Что ты… С ангелами мне давным-давно не по пути. – Бен покачал головой, а потом вдруг прошептал: – Джил! Джил… Какие небеса? Какие святые? Ведь нет на свете страшнее греха, чем желать чужую жену, годами сходить по ней с ума и беспрестанно думать, насколько иначе сложилась бы жизнь, будь она с тобой, а не с ним?
Бен рассмеялся, но в его голосе оказалось столько скопившейся горечи, что Джиллиан отшатнулась. Она оттолкнула Рида плечом и ринулась прочь, спеша убраться от причины своих волнений. Но с каждой секундой стук каблуков замедлялся и становился всё глуше, пока она не остановилась и не оглянулась.
Бен не пошёл за ней. Не стал преследовать или договаривать. Он стоял спиной к отказавшейся от него Джил и резко обернулся, лишь когда услышал ответ.
Она не знала, должна ли была говорить, имело ли хоть какой-нибудь смысл озвучивать накопившееся признание вслух, но молчать больше не было сил. Рид победил.
– Есть, Бен… – Джиллиан вцепилась ледяными пальцами в рекламный стенд. – Есть грех куда страшнее. Когда… Боже, страшно даже сказать, но… Грешно жене шесть лет желать не мужа, а другого. Пытаться не думать о нём, не искать, не вспоминать, но всё равно никогда не забыть. А встретив вновь, понять, что теперь уже поздно. Слишком много прошло времени, слишком всё изменилось…
Она замолчала, часто и безрезультатно заморгав, а потом до боли в руке стиснула холодный металл, когда за спиной замер звук знакомых шагов. Бен стоял молча, словно боялся спугнуть вырвавшиеся на свободу слова. Но те давно улетели в свежий весенний воздух чикагского вечера и навсегда остались витать где-то между каменными высотками улицы. Всё было сказано, добавить нечего.
– Джил…
– Ты этого хотел? Хорошо, случилось по-твоему. Но зачем? Зачем, Бен? Это ничего не меняет…
Мужские ладони сжали напряжённые плечи, и Бен уткнулся носом в растрёпанные волосы, вдыхая их запах. Он старался запомнить.
– Это меняет всё.
– Нет. Ты женат, а я замужем. У нас есть обязательства перед семьёй, страной и народом. Если узнают газетчики – будет скандал, а они непременно узнают! Вся моя карьера поставлена на твою карту, и я не могу рисковать.
– Дело только в этом? – Длинные пальцы пробежались по шее, играя с волнистыми прядями. Бен накручивал локоны на указательный палец и в тот же момент отпускал, словно всегда мечтал это сделать.
– Да… Нет… Бен! Я просто не хочу!
Повисла секундная пауза, прежде чем он прошептал ей на ухо:
– Ты врёшь… врёшь!
А потом одним неуловимым движением Рид развернул Джил к себе, заключил её лицо в ладони и поцеловал. Мгновенно нашёл своими губами слишком податливый рот, чтобы нежно его приоткрыть и тут же отчаянно ворваться туда языком. Он скользил внутри, кружил и уговаривал присоединиться. В каждый свой жест Бен вкладывал накопленные за эти годы отчаяние и безумие, тайные мечты и, конечно же, боль. Он до физической дрожи хотел рассказать обо всех совершённых и предстоящих ошибках. И Джил чувствовала это столь же ясно, как ощущала сладость сахара и горечь кофе, когда отвечала ему надеждой и разочарованием, каждой настолько же непоправимой ошибкой и никуда не девшейся за годы любовью.
А большие упрямые руки прижимали всё крепче, путались в волосах и путешествовали ладонями по спине. Они прогоняли прочь все сомнения, когда ласкали изгиб талии и нежность груди. И Джил с наслаждением царапалась о щетину, дрожала в объятиях и с ужасом понимала, что их в любой момент могут увидеть. Но всё равно цеплялась пальцами за жёсткие пряди волос и не хотела даже подумать, чтобы остановить это безумие. Ведь от ощущения скользивших по коже и растянутых в сумасшедшей улыбке губ наконец-то стало слишком спокойно и слишком мирно.
Однако реальность, как всегда, была против. В уши ворвался визгливый сигнал клаксона, чьё-то вульгарное улюлюканье, и Джиллиан будто очнулась. Она отстранилась, хватая ртом влажный воздух, и попыталась оттолкнуть Бена прочь, пока он рвался обратно. К ней.
– Нельзя! Нельзя! – бормотала она, но самоуверенные ладони уже скользили по животу, и огромное тяжёлое тело вжимало в край рекламного щита. – Бен! Остановись… пожалуйста.
– К чёрту! – прорычал он и коленом резко раздвинул Джиллиан ноги, впиваясь пальцами в оголённую задравшимся платьем кожу бедра.
– Нас увидят…
– Помолчи. Пусть смотрят, мне глубоко похрен!
Но как бы Джил ни хотела того же, она не могла этого допустить. Бен был бездумно настойчив, позабыв о творившимся с ними предвыборном беспределе. И, впиваясь в незащищённую шею, наверняка не думал о том, что они натворили. Казалось, он вообще утратил чувство реальности и погрузился в свои мечты. А потому, зашипев от боли, Джиллиан приняла единственное решение в этой страшной и непоправимой ситуации. Воздух взвизгнул пощёчиной, и Бен непонимающе отшатнулся.
– Засунь свой эгоизм себе в задницу, Рид! – чётко, едва не по слогам произнесла Джил.
А дальше всё случилось удивительно быстро и легко: требовательный взмах рукой, резко затормозившее рядом такси и громко хлопнувшая перед носом у Бена дверь. Водитель понял всё сразу и без промедления дал по газам, углубляясь в переплетения улиц. Он не знал ни адреса, ни хотя бы района, но вид растрёпанной, молча уткнувшейся в ладони женщины с опухшими от поцелуев губами говорил громче слов. Сердобольный афроамериканец не спрашивал, он петлял узкими улицами и тянул для Джил время. Однако, узнав в лобовом стекле знакомые очертания парка, она выдавила из себя адрес, а потом уставилась в покрытое каплями окно. Над Чикаго зарядил дождь, что принёс с собой влажный холод.
На нужный этаж Джиллиан поднималась с опаской, ожидая увидеть там злого Бена, который наверняка жаждал каких-нибудь разговоров или очередных извинений, чёртовых поцелуев или безумного предложения сбежать на край света. Но лестничная площадка оказалась пуста. Тишину здесь нарушал лишь доносившийся из квартиры напротив смех, да где-то громко вещал телевизор. Постояв немного около двери, Джил осторожно вставила ключ, повернула и вошла в коридор чужого жилища.
Уже с первого шага стало понятно, что здесь никого нет. Руки сами собой потянулись к трём замкам и щеколде, закрыв на максимальные обороты и до упора. Честное слово, она бы придвинула даже шкафы, но те, похоже, были намертво привинчены к полу и стенам. Только после этого Джиллиан позволила себе обессиленно сползти на пол, заметив, как покалывало от напряжения ноги. И… Боже, что же она натворила! Джил облизала губы.
Наверное, кто-то сказал бы – хорошо, что спонтанный разговор разрешился именно так. Одно признание, одна пощёчина, и вот он, финал притворства. Теперь они оба знали, что рядом ходит такой же безумец. Джиллиан хмыкнула, вытянула перед собой ладонь и даже в неверном свете уличных фонарей, что пробивался сквозь шторы в гостиной, посмотрела на дрожавшие пальцы. С этим ей тоже, видимо, придётся смириться. Тускло сверкнул голубой бриллиант, который захотелось сорвать и выкинуть прочь, но тут телефон вспыхнул от входящего вызова. Бенджамин Рид очень желал говорить.
Джиллиан фыркнула, поднялась с пола и неуверенно шагнула вглубь полутёмной квартиры. Губы по-прежнему жгло, во рту ощущался вкус Бена и кофе, а в душе камнепадом разевался провал, которому позавидовали бы лунные кратеры. Внезапно, уловив движение в зеркале, она замерла и всмотрелась в своё лицо. Отражение оскалилось, и захотелось его разбить.
За проведённые в Чикаго три месяца Джил изменилась. Некогда яркие, броские рыжие волосы потускнели, кожа истончилась, глаза беспрестанно краснели от недосыпа и запали так глубоко, что наверняка скоро ввалятся внутрь. Но виной тому был не Рид и не признания (хотя, конечно, и они тоже), а всего лишь бесконечные стимуляторы. Жить так было уже опасно, но иначе пока не получалось. Так какая уж здесь любовь… Пальцы сжали в кармане круглый бок упаковки – самую верную преграду на пути к глупой измене.
Дерьмовая ситуация. Переспать с Беном было так просто, легко и желанно, но… Но что делать потом, Джил не знала. Не имела ни малейшего представления, какая роль в его жизни удовлетворила бы её амбиции. А ведь она почти согласилась и наверняка бы урвала своё мгновение счастья. Но дальше…
Джил понимала, что Бен был готов на многое. Но лучше, чем возможный скандал, её останавливал вовсе не гипотетический страх о крахе карьеры, а стыд. Бен не дурак. Джиллиан хмыкнула и посмотрела на светившийся телефон. Она не питала иллюзий и знала, что когда-нибудь попадётся. И хорошо бы попозже. В тот момент, когда она сможет спокойно передать дела Энн и где-нибудь скрыться. Ибо видеть в глазах Бена брезгливость будет невыносимо, а прямо сейчас вполне хватало собственного отражения.
Телефон моргнул один раз, на несколько секунд погас, а затем завибрировал снова, рисуя на деревянном полу кривую спираль. Джиллиан вздохнула и покачала головой. Как же глупо всё вышло… Зачем произнесла те слова вслух? Из-за них Бен теперь хотел до неё дозвониться, хотя ничего не изменилось. Права именно Джил, а не он, плавающий в иллюзии собственных чувств. И оттолкнувшись от зеркала, она отчаянно попыталась убедить себя в том, что никогда не хотела бы вернуться на ту остановку.
Рассвет принёс головную боль, порцию амфетамина и новости. Так и оставшийся в коридоре телефон дребезжал целую ночь, прежде чем сдался и наконец-то затих. Джил прибавила громкости утренней передаче.
–
– Вот уж точно, – поддакнула Джиллиан, вспомнив о своих потрясениях.
–
Джил медленно повернула голову в сторону телевизора и замерла, понимая, что ей тоже нечего больше сказать. Она тупо уставилась на экран, где поверх фотографии чуть выцветшего за давностью лет заявления шёл заголовок газеты:
Один удар сердца, короткий вздох и…
– Тварь! – заорала Джил, швырнув в стену чашку с кофе.
Примечания
Этические нормы лоббизма, разработанные в 1990 г. (здесь и далее примечания автора)
Лоббист – посредник между клиентом (компанией, человеком и даже страной) и государством. Обычно это очень хорошие юристы или бывшие политики.
Крупнейший ледник на побережье Аляски.
«друзья суда» – независимое лицо, которое оказывает содействие суду, предоставляя ему информацию о рассматриваемом деле.
Хирургическая процедура проведения аборта. Проводится только в стационаре. В США применяется по строгим показаниям из-за ряда побочных эффектов.
Пеория и тамароа – племена, что жили на территории современного штата Иллинойс.
Всё или ничего (лат.).
Американская энергетическая компания, чья штаб-квартира расположена в Чикаго, штат Иллинойс. Большинство её атомных станций находятся именно в этом штате.
Американская медиа-организация в области политической журналистики. Охватывает темы политики и управления в Соединённых Штатах Америки и на международном уровне, включая Вашингтон, конгресс США, лоббирование, СМИ и президентскую ветвь.
Центральная часть Чикаго (где находятся все деловые и культурные здания) носит название Chicago Loop, или просто – Петля.
Одно из Великих Озёр, на берегу которого стоит Чикаго.
Главная торговая улица в Чикаго.
Гимн США.
Лес из «Хроники Амбера».
Фильм о скандале с прослушкой, инициированной президентом США Джеймсом Никсоном.
ФБР.
Популярная газета Чикаго и Среднего Запада, входит в топ-25 самых высокотиражных изданий США. Придерживается республиканских взглядов.