«Wind And Window Flower»

Р. Фрост (Перевод В. Топорова)

Влюбленные, вот вам рассказ

О том, что такое любовь.

Она была розой в окне,

Он – ветром ночных холодов.

Заметил её он, когда

Январское солнце взошло,

И в клетке проснулся щегол,

И разындевело стекло,

Заметил её он в окне,

Не ведая, что предпринять, —

Заметил – и прочь полетел,

Чтоб ночью вернуться опять.

Но лишь зимним ветром он был. —

Зимою же всё естество

Скрывается в спячку, в снега… —

Не знал о любви ничего.

И всё-таки он тосковал,

И рамы оконные тряс,

Чтоб роза не вздумала спать

Сейчас, когда здесь он как раз.

И может, она бы сдалась

И с ним ускользнула во мрак

Оттуда, где тишь и покой,

Где зеркало, стол и очаг,

Но нечего было сказать

Ей зимнему ветру в ответ —

И в тысяче миль от неё

Он встретил назавтра рассвет.

6 лет назад

Чикаго, штат Иллинойс

Апрель

Джил сбежала по ступеням вниз, вырвалась из душного холла на залитую дождём улицу и растерянно заозиралась по сторонам. Первой реакцией после непродуктивного, но очень эмоционального битья чашки, было желание собрать вещи и бросить Рида вместе со всеми его скандалами. К чёрту! К дьяволу! В преисподнюю! Потому что все эти месяцы и даже годы она, видите ли, переживала. Она, чёрт возьми, думала о совершенно ненужных вещах. Воображала, искала хоть какой-нибудь шанс. Пока Бен… Бен, раздери его тысяча чертей, трепетно рассказывал о чувствах, приручал лаской, добивался искренностью, читал морали, хотя сам… Джил зарычала.

О, разумеется! Она с извращённой дотошностью изучила документ на сайте «Чикаго трибюн». Выучила до последней ошибки даже не заявление, как драматично назвали кусок бумажки ведущие утреннего телешоу, а письмо, адресованное, конечно же, Риду и полное отчаяния того сорта, что испытывает каждая изнасилованная женщина. Опустошение.

«Мне было больна! И ты эта знал. Тебе эта нравилось!» – писала несчастная. И Джил с содроганием вспоминала последний опыт с собственным мужем. На душе было удивительно гадостно, однако, заприметив автоматы с газетами, Джиллиан трясущейся из-за амфетамина рукой вставила в отверстие мелочь. Она пыталась понять, отчего же её так это задело. Почему? Из-за чего? Это не первый скандал и, если хорошенько подумать, пока даже не крах всей кампании. Однако на сердце было мерзко как никогда. Ведь это же Бен! Её волшебство! Разве человек, которым она восхищалась, которого ставила выше любых известных политиков, кого так отчаянно и безнадёжно любила… Разве он посмел бы так поступить? Разве сумел бы опуститься так низко? Но, взяв в руки «Чикаго трибюн» и опять взглянув на письмо, она медленно прикрыла глаза. Видимо, поступил. Видимо, сделал.

Собрав в кулак истощившиеся моральные силы, Джил свернула газету и быстро зашагала к метро. Сердце колотилось, точно безумное, и грозило выскочить из груди то ли из-за стимуляторов, то ли из-за безумного гнева. Честное слово, Клейн с ней в жизни не рассчитается за такую кампанию. Впрочем, несмотря на свои собственные проблемы, старик вряд ли обрадуется, если Джил оставит Рида на съедение прессе. Он даже мёртвый будет пропихивать в Конгресс свой закон. Да впрочем, она никогда и не собиралась бросать. У неё не получилось забыть Бена за шесть мучительных лет, так неужели один-единственный случай станет той точкой, что перевернёт отношение…

Она резко остановилась, чем вызвала ругань едва не споткнувшегося о неё прохожего, но даже не заметила этого. «Джил О’Конноли нье из тьех, кто мьеняет свои убьеждения. Но, может, совсьем скоро это измьенится…»– прозвучал в голове приторный голос. Застонав, Джиллиан сжала переносицу дрожащими пальцами и рассмеялась.

– Какая ты мразь, Сандерс, – пробормотала она и снова зашагала в сторону станции.

У Джил пока не было идей, как им быть дальше, всё зависело от того, что скажет Бен… Но, набирая номер Энн, она не сомневалась, что и в этот раз справится. Не могла иначе. Не имела права. Но, Бен! Чёрт возьми, Бен!

В девять часов утра в метро было не протолкнуться. Повсюду кишели люди, которые старательно разбрызгивали со своих зонтов воду. Они дышали в затылок, толкали в бок и слишком громко переговаривались, разнося по подземке аромат кофе и мятной жвачки. Едва не до боли сжав зубы, Джиллиан принялась мелко и часто дышать через рот в попытке из последних сил подавить тошноту. Впившиеся во влажные страницы пальцы давно онемели, спина покрылась испариной и казалось, что от любого движения Джил вот-вот сорвётся в бесконтрольную рвоту.

Через силу запихнув себя в полный вагон, она вытянула руки по швам и постаралась не дотрагиваться до поручней и пассажиров. Поезд трясло и с грохотом качало на каждой неровности железнодорожного полотна, пока мимо проносились огни тоннелей и станций. Хотелось закрыть глаза и представить, что этого утра не было. Как не было вчерашнего вечера, последнего месяца, а может, и целого года. Но вместо этого взгляд то и дело натыкался на заголовок треклятой газетки, будто всё население Иллинойса решило разом ознакомиться со светской хроникой.

Люди обсуждали, негодовали, строили догадки, искали объяснения, пока Джил тихо фыркала в высокий воротник пальто. Это смешно! Какое может быть оправдание для насилия? Нет, для публики Джиллиан, разумеется, его найдёт, но в своей душе вряд ли. Она должна узнать правду. Самую некрасивую, отвратительную, тошнотворную. Ей было надо, чтобы Рид лично рассказал, как грубо поимел какую-то девку. Произнёс это тем самым ртом, которым признавался в любви и целовал.

Брезгливо дёрнувшись, Джиллиан почувствовала, как от этих воспоминаний вдруг стало хуже. Дурнота оказалась почти невыносимой, и Джил едва слышно застонала, ощутив во рту привкус желчи. Она попыталась втянуть спёртый воздух вагона, но подавилась им и в последний момент успела удержать рвотный позыв. От этого перед глазами заплясали белые точки. Сознание решило уплыть за горизонт, но тут кто-то больно толкнул в рёбра, и Джил через силу очнулась.

Нужная станция встретила приятным безлюдьем и сырым ветром, что рыскал под мутной пластиковой крышей платформы. Джиллиан никогда не бывала в родительском доме Бена. Знала адрес, видела фотографии белого особняка, окружённого толстыми прутьями кованого забора, но ни разу не переступала порог. Все встречи проводились в офисе Рида, а попытки разговоров с Алишей – в те дни, когда она приходила выклянчить денег у мужа. И вот теперь Джил впервые спешила по маленькой улочке, которую застроили гнёзда чикагской бизнес-элиты. Главный город Среднего Запада был очень богат.

Золотые часики на руке показывали чуть больше половины десятого, когда она нажала кнопку электронного колокольчика. Джил не знала, дома ли Бен, читал ли новости, обрывал номера знакомых репортёров и адвокатов. Он больше ей не звонил. Уже четыре часа. С тех самых пор, как прошёл последний из семидесяти с лишним вызовов, от которых всю ночь сотрясался брошенный в коридоре телефон. Джил лишь надеялась, что он пытался предупредить именно об этом, а не искал очередных поводов для объяснений в любви. Она вздохнула и в этот момент дверь перед носом открылась.

Спустившись по ступеням, Джиллиан толкнула одну из створок центрального входа и очутилась в огромном, почти пустом холле. Невольно затормозив, она с каким-то неожиданным удивлением оглядела белые каменные полы, галереи сквозных комнат, огромную, возносившуюся мягким винтом лестницу. Дом был огромен, но его пространство терялось за вереницей – о, можно было даже не сомневаться! – тёмных, тяжёлых шкафов. Книжные монстры в точности повторяли квартиру, что находилась в другой части города, и занимали здесь каждую стену, выглядывали из соседних гостиных и сонно дышали там, где прямо сейчас стояла Джил. В коридоре. Боже! Это точно дом Рида.

Джил посмотрела по сторонам в поисках хоть одной живой души, аккуратно поместила зонт в специальную подставку и, наконец, уловила бубнёж телевизора. Двинувшись на звук, она миновала пару почти идентичных комнат, которые различались лишь степенью загруженности полок с книгами, и остановилась в дверном проёме.

– Нет, я не согласен с вами, Джефф, – вещал один из гостей утренней аналитической передачи. – Думаю, скандал вокруг губернатора Рида, это чья-то грубая провокация, и не стоит сбрасывать его со счетов. Избирательные кампании в самом разгаре, кандидаты готовы перегрызть друг другу глотки. Самое время для разных скандалов. Уж поверьте, всё это легко разрешится. Так что, полагаю, уже в ближайшие пару часов мы получим официальный ответ…

– Он в г’раже, – не оборачиваясь протянула Алиша.

Супруга Бена небрежно облокотилась на спинку дивана около телевизора и лениво отрывала ягоды с лежавшей перед ней виноградной грозди.

– Всю ночь пр’вазился со своим драндулетом. Даж не выходил ещё.

– …Скандал определённо достигнет Вашингтона.

– Однако личность пострадавшей до сих пор не установлена…

– Не знала, что ты интересуешься политикой, – хмыкнула Джиллиан и уже собралась было отправиться на поиски мистического «г’ража», но раздавшийся ответ вынудил остановиться.

– П’чему нет? Благодаря тебе, я те’рь замужем за бы-ывшим губернатором, – пренебрежительно бросила Алиша, слегка обернувшись. – Над’ быть в курсах, чтоб тако' больше не повторилось.

Джил помолчала, а затем чуть скривила рот в презрительной полуулыбке и тихо произнесла:

– В нашей стране нет ни бывших губернаторов, ни бывших президентов, миссис Рид. Что бы ни случилось, твой супруг сохранит к себе почтительное обращение до самой смерти как дань признания его заслуг на посту. Мы чтим и уважаем, вне зависимости от того, был ли удачным срок, складно ли говорил, верно ли поступал, ведь он – наш собственный выбор. Олицетворение нашей морали и стремлений. – Руки стиснули чуть влажную от уличной сырости газету. – И было бы неплохо, знай ты об этом.

– Он мой муж. П’таму я могу относиться к нему как ха-ачу.

– Унижение собственного решения, каким было твоё желание выйти замуж за Бена, не добавляет тебе ума в глазах общества, а ему рейтингов, – всё так же негромко проговорила Джиллиан. – Не знаю, что происходит между вами, но сейчас ему нужна твоя поддержка. Каких бы дел он ни натворил раньше…

От мыслей о Бене снова стало чертовски нехорошо, и она прервалась. Однако Алиша ничего не сказала. Лишь закинула в рот ещё одну ягоду винограда, а Джил непроизвольно покачала головой. Похоже, это действительно безнадёжно. Развернувшись, она вышла из дома под проливной дождь и пустилась на поиски Рида.

Гараж отыскался достаточно быстро, стоило лишь обойти особняк. Небольшая пристройка под серой крышей могла бы стать неплохим гостевым домиком, не используй её давным-давно под автомобильные нужды. Дверь открылась легко, почти бесшумно, и Джил скользнула в ярко освещённое помещение, где вопреки любым правилам безопасности оказалось накурено. Попробовав вздохнуть, она едва не закашлялась. Лёгкий сквозняк чуть разогнал пелену тумана и принёс аромат машинного масла, резины, а следом чего-то совершенно непередаваемого.

Несмотря на стену дыма, Рид нашёлся сразу. В джинсах и обычной мятой футболке он стоял у капота раритетного автомобиля и, зажав меж пальцев сигарету, придирчиво разглядывал неведомую деталь. Джиллиан изумлённо моргнула и перевела взгляд на машину. Медная окантовка жемчужного корпуса, замысловатая форма крыла, немного забавные круглые фары… Откуда у Рида такое чудо? Странный, слегка космический автомобиль напоминал рыбу или акулу. А Бен, что непринуждённо опирался бедром на аккуратно застеленный полотенцем капот, – ихтиолога. Джиллиан шагнула вперёд и едва не наступила на развалившийся телефон, чей аккумулятор валялся чуть впереди. Что же, вот и причина радиомолчания.

И в этот момент она вдруг не выдержала. От вида спокойного и сосредоточенного лица Бена захотелось орать так, чтобы звуковой волной вдребезги разбить каждую имеющуюся здесь стекляшку. В бешенстве Джил пнула сломанный телефон, и Рид вздрогнул.

– Я же попросил не заходить сюда! Это слишком сложно? – рявкнул он раздражённо, но не обернулся. Окурок метко отправился в жестяную банку, которая, кажется, видала ещё Bойну за независимость.

Джиллиан зажмурилась и с трудом подавила разочарование от нарочитой грубости. А ведь Бен казался ей таким джентльменом! Или он такой лишь на людях? Боже, неужели на этом всё, и нимб погас? А ведь Рид прикасался к ней! Трогал своими руками, обнимал, целовал… От этих мыслей вновь накатили дрожь, тошнота и головокружение, вынудив схватиться за стену, но тут же дёрнуться от отвращения.

Здесь всё было тем Беном, с которым сейчас она не могла иметь ничего общего. Да, Джил пыталась рассуждать здраво, хотела вернуть на привычное место логику и расчёт, но не справлялась. Смотрела на широкую спину, на небрежно зачёсанные назад волосы, вспоминала все их полемики, своё восхищение, и просто не могла. В ней боролась влюблённая женщина, сходившая с ума наркоманка и равнодушная, циничная сука, которой Джиллиан была слишком долго. Последняя, как всегда, победила.

– Опять тычешь пальцем в небо и опять мимо.

Бен оглянулся. Рывком повернул голову и медленно опустил руки, пока заворожённо наблюдал, как к нему приближалась Джил. А потом сам шагнул навстречу… И в его взгляде оказалось столько удивления и робкой радости, что Джиллиан сорвалась. Падать вместе с Беном оказалось больно.

– Джил… – осторожно начал он и отшатнулся, когда с глухим хлопком его щеку припечатала сложенная в несколько раз газета.

Удар вышел сильным, оставив на скуле смазанную типографскую краску и порезы тонкой бумагой. Две пощёчины за два дня. Кажется, она выбила страйк! Но тут раздался звон выпавшей детали, а в кисти впились пальцы Рида. Больно дёрнув Джиллиан на себя, он едва не впечатал её в борт машины, а потом это произошло…

Снова горло сдавило то самое чувство осклизлых касаний. Снова Джил пыталась вырваться до того, как её позорно стошнит. Но Бен держал крепко и легко игнорировал безумные потуги освободиться, покуда медленными и глубокими вздохами пытался сам себя успокоить.

– Какого хрена ты творишь?! – рык непонимания отразился от стен, пошевелив волосы на голове Джил.

– Руки убери!

– Да что с тобой?

– Убери!

Она задыхалась. Бен стоял так близко, расплёскивая через край раздражение, что тот ощущался физически. И Джил тонула. Захлёбывалась собственным сумасшествием и болью в тонких запястьях. Желудок свело, и она забилась сильнее, когда поняла: ещё секунда, и её вырвет. Ещё мгновение, и…

И всё закончилось. Едва только Рид понял, что происходит, он отпустил и стремительно отступил прочь, разгибая напряжённые пальцы, словно хотел забыть это прикосновение. На пол полетела газета, но Бен не заметил. В абсолютном неверии он смотрел, как Джил лихорадочно оттирала ладони салфетками. Как снова и снова выдавливала безумные порции вонючего антисептика и, задрав рукава, втирала в кожу, а потом нервно скребла ту ногтями. Ещё и ещё, пока в синтетическом запахе не растворилась подлая тошнота. И эти привычные движения, что раздирали до кровавых ран, сказали Бену больше, чем брошенный в его сторону испуганный взгляд.

– Я настолько тебе омерзителен?

И Джил не знала, чего было в его голосе больше: раздражения, сарказма или… столь тщательно спрятанного отчаяния, что, не вырвись тот лишним вздохом, она бы и не заметила?

– Что ты! – голос её звучал резко. – Обожаю, когда меня лапают.

– Я не… Ты в порядке?

– Тебя не касается. Однако было бы восхитительно, предупреждай ты о подобном дерьме заранее. Есть что сказать в своё оправдание? – прошипела Джил и в последний раз нанесла гель, делая вид, что ничего не было. Будто это нормально – раздавать оплеухи, почти падать в обморок, а потом кидать обвинения. В порядке ли она? Да. В полном. Разве что, окончательно тронулась.

– У тебя руки дрожат, – заметил нахмурившийся Бен, и Джил инстинктивно сжала пальцы в кулак.

– Да послушай меня! Почему, доверив вести кампанию, ты даже не потрудился предоставить всю информацию. Почему не предупредил, откуда мне ждать удар? А?! Она подала заявление в полицию? Сделала хоть что-то? Отвечай! И не прикидывайся, что не знаешь!

Но Рид не слушал. Только метался взглядом от покрасневших запястий к бледному лицу и обратно – к нервным пальцам, в которых жалобно съёжился флакончик с антисептиком. Бен безотчётно протянул руку, словно хотел было дотронуться до стёртой кожи, но Джиллиан увернулась.

– Тебе больно? – наконец тихо спросил Бен, а она чуть не рассмеялась – истерически, громко, абсурдно.

Больно? Откуда ей знать? Джил не понимала, потому что сходила с ума. Потому что амфетамин лишил её единственного человека, который дарил ей тепло и уют. Потому что руки горели не от хватки удивлённого Бена, щеку которого расчертили две тонкие красные полосы, а от безумного разочарования в нём. Потому что Джиллиан чувствовала себя преданной, хотя не имела никаких прав на верность.

– Забудь.

– Прости, я не рассчитал…

О боже! Они на грани катастрофы, а он так отчаянно переживает из-за каких-то следов.

– Почему ты не сказал?

– Не сказал что?

Бен наконец посмотрел ей в глаза. Вздохнув, он принял игру, но Джиллиан знала, что ненадолго. Рид обязательно вернётся к самой больной для них теме – её реакции на прикосновения. Достигнув так много за эти несколько месяцев, почти добравшись до сути, он больше не даст отмолчаться. Не после того, как наконец-то вырвал признание. Однако сейчас Бен шёл на уступки, и Джиллиан, которая выплеснула весь скопившийся гнев, заметила покрасневшие глаза, щетину на подбородке, вымазанные в машинном масле руки и перепачканную футболку. Видимо, он действительно провёл в гараже ночь и ничего не знал.

Вслед за этим откровением, неумолимо накатил стыд, и Джил присела на корточки, чтобы поднять газету. Сунув её в руки Рида, она постаралась не встречаться с ним взглядом.

– Читай.

– Что ты с ней делала? – пробормотал он, попытавшись осторожно открыть намертво зацепившиеся листы.

– Тренировала искусство оригами, – огрызнулась Джиллиан и поднялась.

Что на неё, чёрт возьми, нашло? Почему сердце металось в разные стороны, а руки дрожали? Гнев выплеснут, эмоций нет, но пульс по-прежнему слишком частил. Неправильно. Всё как-то пошло неправильно. Тем временем Бен открыл первый разворот и замер.

– Нам нужно дать официальный комментарий. И чем скорее, тем лучше.

– Я понимаю, – ровно проговорил Рид. Но Джиллиан видела, как медленно вытянулся в тонкую линию несоразмерно большой рот и затрепетали крылья несуразного носа. Между бровей легла морщинка, а потом он дёрнул головой, будто пришёл в себя.

– Мне необходимо знать, что произошло. Правду, Бен.

– Разумеется, – всё так же спокойно ответил он, а потом медленно сложил газету, прислонился к кузову машины, достал сигарету и закурил.

– Бен?

– Это случилось три года назад, и здесь нечего, в общем-то, слушать. Редкостная дыра, городок на самой границе с Кентукки. Мы были там с тобой в прошлом месяце.

– Почему?

– Слишком много алкоголя, слишком мало здравого смысла. Мы не должны были там задерживаться, но сезон торнадо неумолим. В общем, гостиничный бар – официантка – финиш.

Рид скривился, повертел в руках сигарету и глубоко затянулся. Наступила та самая тишина, когда лучше бы промолчать, дать договорить и не вмешиваться. Но Джил, как всегда, не смогла. Язык жёг самый важный вопрос. Добровольно… или заставил? Не хотел, но сделал или же… А потому, переступив с ноги на ногу и жалобно скрипнув набойкой, Джил тихо проговорила:

– Она пришла сама?

– Да, – Бен кивнул. И от нахлынувшего облегчения с плеч будто рухнула пара колонн Белого дома. Джиллиан пошатнулась. Но в этот момент Рид вдруг оскалился. – Однако это моя вина. Когда на тебя весь вечер пялятся, трудно понять это как-то иначе, верно? А я смотрел. Неотрывно. Казалось, физически не мог отвернуться и планомерно надирался дешёвым виски, пока она подливала снова и снова. Ну а мне уверенно сносило крышу. Лицо, улыбка, глаза… даже то, как нервно дёргалась её щека, когда кто-то из клиентов позволял себе лишнего. Дерьмо, ты даже не представляешь, насколько это было удивительно.

Он негромко рассмеялся и покачал головой, видимо, вспоминая.

– Неужели настолько хорошенькая? – нервно усмехнулась Джил, а сама пыталась избавиться от идиотического и неуместного чувства ревности. В голове уже щёлкали варианты решений: обманутый губернатор, соблазнение, наркотик в стакане с виски… Но тут Рид встрепенулся, непонимающе на неё посмотрев, а затем негромко хмыкнул.

– Хорошенькая? Не знаю. Я как-то никогда не задумывался…

– Господи, ну, было же что-то! – раздражённо воскликнула она, но следующие слова сначала вынудили насторожиться, а потом недоумённо посмотреть в глаза Бена. Они улыбались.

– Было? Конечно. Вся она целиком. От макушки до её туфель. От веснушек до ума, что блистал из каждого острого слова. Её хитрость, упорность, женственность, воля…

– Господи, Бен, ты устроил с ней философский диспут, прежде чем поимел? Не думаю, что официантка составила тебе достойную конкуренцию, – нервно перебила Джиллиан. Но Рид лишь затянулся.

– Официантка? О нет. Что ты… Никогда в жизни я не испытывал большего разочарования, чем в момент, когда она открыла рот.

Джил ошарашенно посмотрела на Бена и попыталась связать воедино бессмыслицу.

– Ты можешь сказать нормально, что тогда произошло? Трахают за мордашку и сиськи, но никак не за мозги да харизму.

– Возможно, – флегматично отозвался Бен, который, кажется, даже не слушал.

– Хорошо. Если она пришла сама, то почему ты так поступил?

И в этот момент Рид посмотрел на неё, точно перед ним стояла блаженная.

– Потому что я хотел вовсе не её. Но и подачки были мне не нужны.

Джиллиан застонала.

– Я ничего не поняла. Если тебе не нужна она, то кто и почему…

Она оборвала себя на полуслове и выдохнула. Пазл сложился, а Рид тихо хмыкнул.

– Бен, это безумие.

– Я даже не спорю. – Он снова затянулся, отвёл взгляд и холодно заговорил: – С расчётливостью типичной провинциальной стервы Алиша быстро поняла, как может использовать почти невменяемого гостя. Тем более, губернатора штата. Согласись, такие возможности не валяются на дорогах в забытых богом городках. Но я не снимаю с себя вины.

– Что ты с ней сделал?

– Изнасиловал, там же написано. – Бен махнул газетой. – Тебе подробно описать неупомянутые в письме позы или хватит того, что ей оказалось это не в радость? Нет? Поверь, счета от её психотерапевта были весьма поучительны.

Рид хмыкнул, но Джил видела, насколько ему противно от самого себя. Пальцы так смяли мягкий сигаретный фильтр, что тот превратился в непонятное крошево.

– За что?

– Решила сыграть в недотрогу, но было поздно. Я уже плохо соображал, когда она закрыла лицо руками и отобрала мою единственную иллюзию. Помню только невнятные крики да своё бешенство…

Кинув на пол газету, Бен окончательно смял пальцами ещё непогасший окурок и раздражённо чиркнул зажигалкой. Потом ещё раз, и ещё, пока Джил не выдержала и не схватила с капота полупустую пачку «Мальборо». Вытащив непослушными пальцами сигарету, она сунула ту в руки Рида и отобрала зажигалку, с первого раза высекая ровное пламя.

– Я благодарна, что это не мальчик из церковного хора, – раздражённо выдохнула Джил, а глубоко затянувшийся Бен поперхнулся дымом. – Ты идиот. Почему делу не дали ход?

– Потому что я предложил ей кое-что взамен. Алиша согласилась и не стала писать заявление. Откуда взялось это письмо – понятия не имею. Оно поддельное, потому что Алиша ошибается в каждом слове, а не через одно. Да и прошлое я, конечно же, уничтожил.

Чёрная бровь растерянно поднялась вверх, покуда Джиллиан боролась со жгучим желанием залепить третью пощёчину. За глупость. Так бездарно попасться мог только благороднейший Рид, который и представить не мог, как можно иначе решить эту проблему. Предался фантазиям, и вот! Нонсенс! Джил хотела было презрительно фыркнуть, но вдруг замерла. Бен был лучше неё. Он всего лишь позволил себе помечтать, хоть и потерял связь с реальностью. А вот Джиллиан осознанно грешила так долго и часто, что это Риду впору испытывать гнев и отвращение. Она же сама больше не злилась. Её разочарование застопорилось на полпути, а потом окончательно захлебнулось. Она принимала этого мужчину. Как и он сам вчера на той остановке принял Джил со всеми ошибками, глупостями и гордыней.

И наконец-то осознав всю глубину их общего падения, она подняла руку и осторожно стёрла выступившие из порезов на щеке капельки крови. Никакой дурноты и отвращения. Ничего. Только понимание, что они с Беном до смешного похожи! А затем её руку накрыла большая ладонь, скользнула чуть ниже и, очертив вены на покрасневших запястьях, замерла там, где трепетал пульс.

– Нет, Джил, я не бью свою жену, что бы ты ни думала всё это время, – тихо произнёс Бен. – Ненавижу нас обоих за то, что случилось, но никогда не посмел бы ударить. Бываю груб, могу схватить, чтобы эта ненормальная не выцарапала мне глаза в приступе очередной ревности. Но ничего больше. Мы оба знаем, как сильно ошиблись, и каждый день напоминаем об этом друг другу одним своим видом.

– Не проще ли тогда развестись?

– Ты слышала ответ, – протянул Бен, огладив подушечками пальцев тонкую кожу запястий. А Джил прикрыла глаза.

Рид мог не объяснять. Меркантильность, шантаж и чувство вины оказалось единственным, что смогло положить на лопатки отживший анахронизм чести Рида.

– Я сделаю официальное заявление. Опровергну выдвинутые обвинения, – тем временем договорил он. – Доказать большего они не смогут, потому что дело так и не было заведено. Моих слов будет достаточно.

Джил покачала головой, мягко освободилась и теперь задумчиво покусывала палец, который до сих пор пах антисептиком. Она думала, что теперь делать, и опомнилась лишь от ощущения металлического привкуса крови на языке. Чужой крови. Не её. И сначала даже не поняла, что случилась, только подняла на Рида растерянный, чуть нахмуренный взгляд.

Зато Бен всё понял быстро. В следующий миг он уже дёрнул Джил на себя и немедленно прижался губами к открытой шее. Деликатно задела подбородок щетина, и кожа Джиллиан покрылась мурашками. Без сомнений, они оба сошли с ума, но у своевольного тела ушло не больше секунды, прежде чем оно победило рассудок и прижалось к широкой груди. Джил прикрыла глаза, улыбнулась куда-то в ворот грязной футболки и медленно провела по тяжёлым лакричным прядям, отчаянно вдыхая аромат сигарет, масла и пота.

– Не уверена, что скандал разрешится так просто. Мы зашли слишком далеко, – пробормотала она, пока тёплые губы Бена собирали биение её пульса. – Общественности потребуется что-то посерьёзней пары фраз.

– Значит, поучаствую в паре дурацких передач, – фыркнул Рид, а затем неожиданно отстранился и зачем-то ощупал лоб Джил.

– Ты слишком беспечен! – Она попыталась увернуться от навязчиво скользнувшей по шее руки, но та едва заметно задержалась где-то под челюстью. – Нам придётся сильно постараться, чтобы переключить внимание избирателей на другое. Изнасилование так просто не забывают. Такой скандал – нешуточный удар по твоей репутации и рейтингам.

– М-м-м, – протянул Бен. – Забавно, но прямо сейчас мы создаём новый.

– Бен! – ахнула она и отшатнулась, мгновенно стряхнув с себя любовное наваждение. Но Рид был готов. Он крепко держал добычу и чуть прищурившись смотрел на вырывавшуюся Джил. – Это плохо. Нам нельзя. Перестань, мы действительно не можем. Не имеем права!

Она прервалась, когда пальцы Бена деликатно приподняли её подбородок и чуть повернули. В глаза ударил свет, и Джиллиан сморгнула навернувшиеся слёзы. Какого чёрта?

– А всё же, что у тебя с глазами? – задумчиво спросил Рид, и Джил застыла. – Некоторые капли иногда вызывают тахикардию и характерное покраснение, расширяют зрачки… Твои не реагируют на свет, ты в курсе?

– Не твоё дело!

В этот раз она дёрнулась сильнее, одновременно ударив по удерживавшей в хватке руке. Но её больше никто не держал.

– Опять сбегаешь? – с лёгкой угрозой спросил Бен и задумчиво наклонил голову набок. – Что с тобой происходит, Джил? У тебя жар, аритмия и странный набор остальной симптоматики. Откуда столько страха… агрессии? Я же помню, что ты не такая.

Не такая?! Господи. Она ещё хуже! Джил подняла голову, чтобы сказать это вслух, но наткнулась на пристальный взгляд и испугалась. В её извращённом сознании наркомана резко забился сигнал тревоги, призывая убраться отсюда как можно скорее. Так что Джиллиан отступила на шаг. Потом ещё, и ещё, настороженно глядя на замершего с непроницаемым лицом Бена, а тот не делал попытки остановить. А значит, она только что выдала себя. И тогда Джил приняла единственное казавшееся верным решение – развернулась спиной к молчавшему Риду и стремительно направилась к выходу. Прочь!

– Сбегаешь… – голос Бена был страшен.

– Разберись с репортёрами. Со всем остальным я справляюсь.

– Нет.

– Отлично. Тогда я сама.

– Нет.

Джил остановилась и медленно обернулась.

– Что?

Это смешно! Она хотела было пренебрежительно фыркнуть, но тут их взгляды встретились, и Джил замерла.

– Я запрещаю тебе в это вмешиваться, – почти по слогам произнёс Бен, а она нервно сглотнула, поняв, что ей приказали. Рид действительно требовал и не сомневался, что Джил подчинится. – Пока я не узнаю, что ты скрываешь и так безумно боишься выдать, тебе нельзя верить.

Она на мгновение застыла, а потом нервно усмехнулась.

– Пробуешь себя в роли шантажиста? Неплохо, но поздновато…

Джил замолчала, когда он неожиданно шагнул к ней и припечатал рукой дверь, отрезав пути для бегства. С высоты своего роста Бен разглядывал её из-под полуприкрытых век и, казалось, мечтал свернуть Джиллиан шею.

– Да ну? – выплюнул он и скрипнул зубами.

– Хватит! Хватит лезть в мою работу и в мою жизнь.

– Ты сделала свой выбор. Не пожалей.

– Что?! Тебя это вообще никак не касается! – фыркнула она. Бен же помолчал пару секунд, а затем скривился в пустой протокольной улыбке.

– Миссис О’Конноли, вы отстранены, – сухо проговорил он и резко отдалился, чтобы демонстративно распахнуть злосчастную дверь. – Прошу.

– Что?!

– Вы свободны.

– Какого чёрта, Рид!

– Я выразился как-то непонятно? Вон.

Унизительный приказ резанул по гордости, вынудив вскинуть голову и едва ли не с ненавистью посмотреть в спокойные глаза Рида. Он не имел никакого права так с ней обращаться!

– Попутал меня с прислугой?

– Либо ты говоришь, либо пошла вон.

– Не ты меня нанимал, чтобы приказывать. Слышишь?

– Идите вон, миссис О’Конноли.

– Ты, —взвизгнула она и ткнула пальцем в масляное пятно на футболке, – окончательно зарвавшийся эгоистичный, заносчивый, грязный ублюдок!

Бен выслушал её молча, а затем наклонился к её лицу, презрительно скривил губы и выдохнул:

– Вон.

Ошалев от такой наглости и невероятного чувства обиды, Джиллиан стиснула зубы и вылетела под усилившийся дождь. Через секунду за спиной раздался грохот закрывшейся двери и что-то оглушительно лязгнуло.

Как он посмел?! Джил бежала по вымощенной плиткой дорожке и едва не метала во влажную пелену молнии. Как только подумал, что может требовать от неё что-то?! Приказывать! Выгонять! Что за наглый, самоуверенный эгоист! Какое у него право вмешиваться в её жизнь, утаивая свою? Она же не спрашивает, как часто он трахал Алишу и трахает ли вообще. А между прочим, в их ситуации это весьма животрепещущий вопрос!

Джил зарычала, рванула на себя кованую дверь и застонала, стоило только очутиться на улице. Потому что прямо перед воротами, в плащах-дождевиках и под разномастными зонтами толклись репортёры и журналисты, которые очень хотели поговорить. Тут же мелькнула первая вспышка.

– Миссис О’Конноли, – раздался голос, пока она пыталась проморгаться, – как вы прокомментируете события вокруг мистера Рида?

– Последует ли официальное объяснение?

– Вы уже знаете сегодняшние рейтинги?

– Что сказал Вашингтон?

– Это…

– …правда?

Вопросы доносились со всех сторон, пока Джиллиан прокладывала путь сквозь толпу и с каждой секундой злилась всё больше. Рид должен выйти прямо сейчас. Обязан! Раз уж запретил вмешиваться в свой скандал, так избавил бы от приставучих ублюдков.

– Кто будет курировать расследование?

– Будет ли расследование вообще?

Голоса звенели, резче становились щелчки фотокамер, словно хотели расстрелять из стеклянного дула горячего материала. И среди этого гвалта, продравшись сквозь шум, чей-то спокойный вопрос прозвучал слишком уж дико:

– Примете ли вы завтра участие в теледебатах? Говорят, вам было отправлено приглашение.

Джил резко остановилась, и стало тихо. Она посмотрела по сторонам и сразу нашла взглядом спросившего. Один из республиканских колумнистов в «Чикаго трибюн», мастер скандалов на пустом месте, гад, сволочь и автор той самой статьи широко улыбнулся.

– Мистер Сандерс приглашает вас на беседу в прямом эфире. Что скажете?

Джиллиан на секунду прикусила губу, а потом… Да пошло оно на хер!

– Разумеется, я с удовольствием приму…

– Нет.

Бен появился, как всегда, неожиданно, нарушив ряды писак своим видом. Он возвышался над их головами всё в той же футболке и будто не замечал ни ветра, ни лившего с неба дождя. Он был похож на обычного работягу, и Джил не сомневалась, что он вышел в таком виде нарочно. Тем временем Бен обвёл взглядом собравшихся.

– Миссис О’Конноли не является моим консультантом, а потому не будет участвовать ни в каких передачах. Тем более с мистером Сандерсом.

– Это было частное приглашение. – Джил нагло посмотрела в глаза, что побелели от бешенства.

О, да ладно! Они будут ругаться прилюдно? Это было смешно, но, похоже, Бен хотел именного этого, потому что за долю секунды безмолвного поединка, одним только взглядом пообещал всевозможные кары. Только вот Джиллиан пожала плечами, а затем отвернулась.

– Можете передать мистеру Сандерсу, что я приду.

И оставив Рида, который наверняка не спускал с неё разъярённого взгляда, отвечать на допрос журналистов, Джил направилась в сторону станции. На самом деле, она прекрасно понимала эмоции Бена. Но ещё она была влюблена. Мучительно, до самопожертвования. И потому сделает для него всё, что возможно, даже если сам Рид ничего от неё не хотел.

В номере Энн было так душно и жарко, что Джил уже трижды проверила мощность работавшего на износ кондиционера. Японская техника в стандартном номере отеля не справлялась с наплывом людей и надсадно, но бесполезно жужжала. Температура росла, и споры внутри команды вызывали уже не только мигрень, но и желание швырнуть что-нибудь в стену. Никто здесь не понимал, чем именно занята Джиллиан. Зачем спасает задницу Рида, если он от неё отказался, зачем пробивает головой стены и зачем идёт на дебаты с Сандерсом. Это знала только она сама, но Джил упрямо молчала и смотрела на залитые дождём ажурные Кукурузины1.

Бен не звонил, но вернуться в квартиру она не рискнула, а потому весь день смотрела его интервью по телевизору в номере Энн. С экрана Рид раз за разом вещал о знакомстве с супругой, шутил об удачных тайфунах Среднего Запада и смеялся над потугами его опорочить. Всего двумя фразами он создал идеальное алиби для идеального преступления.

«В тот вечер я находился в одной кровати со своей будущей женой. Полагаю, она бы заметила моё отсутствие».

Джил едко хмыкнула. Немного пошло, но в духе времени и обстоятельств. Бен выбрал лучший способ спрятать некрасивую правду – рассказал её, опустив пару деталей. Блестяще!

Затем сюжет всегда переключался на Алишу, которая улыбалась на шутки мужа и кивком подтверждала слова. Джил боялась, что та станет поддерживать обвинения или случайно сболтнёт правду, но миссис Рид отчего-то молчала. Возможно, что-то изменилось после их утреннего разговора, но, скорее, она просто не понимала, о чём была речь. То, что Алиша не в сговоре с Сандерсом, было до тошноты очевидно. Эта женщина была слишком глупа и непостоянна, чтобы хитрый политик рискнул доверить той в руки скандал.

– Зачем ты вообще согласилась идти с ним на эфир? – спросил в пятый раз Джонас, когда уставшая от однотипной белиберды Джил выключила телевизор и вновь взялась за план грядущей беседы. – Даже если он и правда кого-то насиловал – это теперь его война, не твоя!

Джиллиан не ответила. Она знала, что не ошиблась. Знала, что должна быть на этих дебатах, словно от них зависела вся её жизнь, но возражать и что-то доказывать сил уже не осталось. Джил было так сложно думать, будто разум застопорился. Какая уж там аргументация на безумные выпады Сандерса! Тут бы решить простейшее уравнение… Она стиснула зажатую в руке упаковку с капсулами, а затем резко открыла крышку и вытряхнула на ладонь новую дозу. Пожалуй, лишнюю, но собственная умственная несостоятельность пугала. Так что, запив водой горчивший на языке амфетамин, Джил опять склонилась над предложенными Кроули схемами.

Однако разум не желал понимать смысл ни одного прочитанного слова. Джил тупо смотрела на листы бумаги и с ужасом осознавала, что, кажется, отупела. За одно скандальное утро разом лишилась того, что всегда было залогом её успеха, – мозг больше не реагировал на стимуляторы. А потому, ближе к полуночи, когда команда окончательно устала гоняться за её личными наркотическими призраками, Джил в панике проглотила трёхдневную норму стимуляторов, но так ничего и не почувствовала. Только звенящую пустоту и дикое желание прострелить себе голову. Ей было душно, жарко и беспрестанно хотелось пить.

– Идите спать, – смилостивилась наконец Джиллиан, оторвалась от созерцания ярких огней за окном и в последний раз отстучала по стеклу пару синкоп. Чуть дрожавшие от перевозбуждения руки потянулись к бутылке с водой. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь осторожным хрустом листка салата у Майка во рту.

– А ты? – Закутанная в плед Эмма шмыгнула покрасневшим носом.

– Буду думать, пока Энн меня не выгонит. – Джиллиан слабо улыбнулась. Кости ломило от слишком большой дозы, но спать было нельзя. Да уже и не вышло бы – эфир был назначен на раннее утро. – Возвращайтесь в Вашингтон. Здесь вам больше нечего делать.

– Я по-прежнему не понимаю, зачем ты в это ввязалась. Рид ясно указал нам всем на дверь. – Джонас упрямо скрестил руки и откинулся на спинку кресла.

– Желания Рида – это проблема исключительно Рида. Меня нанимал Клейн, и вряд ли он будет доволен, если я появлюсь у него на пороге без его ручного сенатора.

– С чего ты вообще взяла, что республиканская шавка поднимет эту тему? Твоя репутация сама по себе занятна. А здесь: ни заявления, ни состава. Вашингтон недоумённо смолчал, нашему губернатору ничего не грозит.

Джил покачала головой.

– В тот день, в больнице, Джонатан намекнул, дал зацепку… Откуда-то же он узнал об…

Судорожно втянув душный воздух, Джиллиан внезапно остановилась и впилась пальцами в кресло, в котором сидела Эмма. Мозг наконец прострелило единственной умной мыслью. И если это правда… Если всё действительно так…

– Джил? – в голосе Энн послышалось беспокойство.

– Уходите, – коротко бросила она, даже не потрудившись повернуть голову. – Мне надо позвонить.

Не привыкшая спорить команда с ворчанием сползла с насестов и подхватила полупустые стаканчики с кофе. Ребята двинулись к выходу, но всё равно бросали на Джил тревожные взгляды, моментально поняв, что она в бешенстве. Слишком уж давно они вместе. Однако никто не сказал ни слова, и когда за последним закрылась дверь, Джил взяла в руки телефон.

Четыре коротких гудка показались вечностью, прежде чем абонент ответил. Громкая связь ворвалась в тишину номера хриплым грохотом басов.

– Какие, вашу мать, люди, – протянул слегка нетрезвый голос.

– Здравствуй, Белл.

Ногти до боли впились в ладони. Джил не хотела этого делать, не желала быть в должниках у такого человека, но времени искать других не было. Это решение было единственным, которое смог родить мозг. Так что лучше уж она будет гореть в аду на костре, чем проиграет.

– Мне нужна твоя помощь.

– Услуга за услугу, – быстро и чётко проговорил экселоновский ублюдок, словно и не был пьян.

– Идёт.

– Говори.

– Я знаю, что на спонсорском вечере Алиша сболтнула лишнего…

– Пока ты миловалась с Ридом? – перебил смешок. Вот тварь! Всезнающая мразь. Но сейчас, увы, Джил требовалось от него именно это. А самодовольный Белл протянул: – Да, она рассказала много интересного кому нужно и, разумеется, кому не нужно.

– Не сомневаюсь, что ты уже проверил каждую деталь. – Последовал новый короткий смешок, и она продолжила: – Я хочу знать, кто подделал письмо Алиши. И мне нужна будет встречная статья этим утром, которая однозначно опровергнет выдвинутые обвинения.

– А ты догадливая, – хмыкнул Гилберт. – Сама поняла или подсказал кто? Сразу предупреждаю, на письмо никаких ставок не было. Сандерсу нужна ты, а не Рид. И чем ты так приворожила этих мужиков?

– Рот свой зашей.

– Бука.

– Чего ты хочешь за статью?

Повисла небольшая пауза, которую то и дело прерывали шумовые помехи нестабильного сотового сигнала, потом в трубке всё стихло, и остался лишь голос Белла.

– У Клейна проблемы. Клейн должен сесть.

Джиллиан прикрыла глаза.

– Ты же понимаешь, я не могу сейчас свидетельствовать против него. Он мой заказчик.

– Его репутация стала опасна для нас.

– К тому же я в Чикаго… – Джил замолчала, когда услышала слегка безумный смех.

– Они пришли за ним, придут и за тобой, ведьма. Надеюсь, ты это понимаешь.

Понимает ли она? Кажется, да. И Белл правильно истолковал её молчание.

– Тогда договорились. Кстати, – догнал его мерзкий голос, когда Джил уже хотела закончить вызов, – Алиша сказала, у неё есть что-то ещё. Какие-то доказательства. И Сандерс об этом знает. – Неожиданно Гилберт слегка удивлённо фыркнул. – Дерьмо! Мне теперь интересно, Рид действительно её поимел, или это шантаж пьяной дуры?

Джил оскалилась.

– Помилуйся с Ридом, может, узнаешь.

И с безумным хохотом она выключила телефон. Джил смеялась визгливо и долго, а потом всё же разбила ни в чём не повинную вазу. Видит бог, когда-нибудь это будет Алиша…

Утро встретило тяжёлой головой, судорогами в руках и неизменным наркотиком. Дождь за окном лил со вчерашнего дня и вызывал тоску даже у Джиллиан, хотя она плохо отражала реальность. Поправив тугой воротничок платья, Джил уставилась в зеркало.

В четыре утра Гилберт прислал макет готовой статьи, а в половину шестого та улетела в тираж. Джил не знала, где посреди ночи он нашёл нужного журналиста, но свой уговор Белл выполнил без нареканий. Теперь был её черёд, и она стояла в ванной комнате, где с ненавистью смотрела на выложенные в ряд шесть одинаковых капсул. Мозг молил о пощаде, и Джил машинально стиснула упаковку. Пить или не пить? Рискнуть или наконец-то одуматься?

Телефон завибрировал, и Джиллиан решилась. Схватив разом все капсулы, она запихнула их в рот и запила водой из-под крана. Красноречивый взгляд Энн прожёг отражение в зеркале.

– Ты угробишь себя, – пробормотала Кроули.

– Иди на хер, – коротко бросила Джиллиан и вышла в коридор, громко хлопнув дверью.

В такси оказалось душно и слишком влажно, так что она опять дёрнула воротник, который безбожно душил и натирал шею. Заехать в квартиру и взять свои вещи Джил не успевала, а потому одолжила платье у Эммы. Но, честное слово, лучше бы она пришла голышом! Вновь дёрнув кромку, Джиллиан на секунду прикрыла глаза, потому что от мерцавших за окном фонарей стало нехорошо. Перед глазами поплыли чёрные пятна, которые никак не получалось сморгнуть, а по коже побежали капли холодного пота. К тому моменту, как такси остановилось у студии, Джил едва не шатало, однако она упрямо выбралась из машины.

В светлой просторной гримёрной стало чуть проще, но потом кто-то включил замелькавшие мониторы, и Джиллиан поняла – дело дрянь. Она поёрзала в кресле и сделала вид, что пытается устроиться поудобнее. На самом деле, тело подёргивало из-за переизбытка амфетамина. Организм жаждал движения, пальцы мелко дрожали, а потому руки непроизвольно сами сжимались в кулак. Голова едва заметно кружилась, пятна перед глазами поплыли с удвоенной скоростью, и стоило кисти гримёра коснуться лица, как Джил едва не стошнило. От наклонившейся к ней тучной женщины несло ароматом сладких духов и фруктовой жвачки, и Джиллиан вцепилась в стаканчик с кофе, поняв, что сейчас упадёт.

Ей надо взять себя в руки. Джил медленно выпрямилась и через силу улыбнулась очередному координатору съёмки, хотя в мозг ввинчивался шум трёх кофемашин и сонные разговоры. Оглядевшись, она поняла, что хмурый Сандерс уже здесь, и мерзопакостно усмехнулась, когда тот подплыл к ней, сжимая в руках свежий выпуск газеты.

– Мнье нравится, как вы отчаянно дерьётесь за то, что нье стоит того. Нье надумали сменить хозяина? – проговорил он и махнул перед носом Джил разворотом с нужной статьёй.

– И вам доброго утра, Джонатан. Решили начать день с унижений?

– Я полагал, что это прозвучьит как коплимьент.

– Упаси вас Господь. Мы оба знаем, что воспользоваться мной вы не сумеете, а потому подобное предложение можно принять лишь в качестве оскорбления.

– Для вас разве есть разньица, кому служить? Я слыхал про вас другое. – Сандерс устроился поудобнее, меланхолично одёрнул манжет клетчатого пиджака и поправил перетянувшие пухлую руку часы. – Да и нье похоже, что Рид умьеет правьильно использовать своего консультанта. Вы плохо выглядьите, миссис О’Конноли. Похоже, вас нье берегут, что вьесьма грустно.

– Не оставляете попыток меня купить? – протянула она и подставила лицо под брызги фиксатора макияжа, пока сама отчаянно пыталась не рухнуть со стула. Перед глазами снова навязчиво мигал экран одного из мониторов, отчего чёрные пятна в глазах Джиллиан почти слились в одно.

– Почьему ньет? Вьедь купил же вас для сьебя Рид. Видимо, вы нужны ему больше, чьем крьесло в Сенате. Иначе, как можно объяснить вопиющую безалаберность в отношьении своей же жены. Дьевочка редкостная дура и болтает слишком громко, что ньеприемлемо длья рьепутации такого политика.

– А вы, смотрю, рады побираться на чужих жизнях. Отчего такое внимание к постели соперника? Потеряли свою? – зло передразнила она, а сама едва сдержала рвотный позыв, когда рядом визгливо зазвонил телефон. Да что с ней такое? Джил сглотнула и через силу улыбнулась. – Думали, я упаду в обморок от новостей?

– Джиллиан О’Конноли сльишком хороша, чтобы удовльетворьиться ролью простого консультанта. Чьего вы хотите? Дьенег? Связей? Положьения? Я могу дать вам всьё это и уже вижу, как наши фото украшают пьередовицы.

В этот момент где-то позади в очередной раз хлопнула дверь, вызвав удивлённые перешёптывания, но Джил не обратила внимания.

– А знаете, что вижу я? – спросила она и придвинулась ближе, чувствуя, как отдалось меж рёбер хаотичное биение сердца. К горлу вновь подкралась тошнота. Было плохо, очень плохо, и Джил сглотнула горькую слюну. – Я вижу жалкого мужчину, который завидует другому. Боитесь сказать о своих истинных намерениях вслух? В отличие от вас, Рид воспользовался вербальным способом выражения своих прихотей. Хотите это оспорить?

– Только если дражайший Рид злоупотребьил законом. Признайтьесь, мьежду вами ведь есть сьексуальная связь? – тихо спросил Сандерс. Джиллиан же склонилась прямо к его мясистому обвисшему уху, словно собиралась рассказать великий секрет, и томно прошептала:

– Я признаю, что меня, как специалиста, желают многие. – Она провела кончиком ногтя по жирной шее республиканца и содрогнулась от отвращения. Но взращённое неимоверными дозами стимулятора либидо наконец-то вырвалось на свободу и погребло под собой последние зачатки здравого смысла. – И вы, похоже, не исключение. Тоже… хотите… меня… Обсудим ваши желания?

Вряд ли её слова могли сочиться ещё большей похотью. И хотя от близости чужого человека хотелось залить себя кислотой или выйти в окно, Джил собралась и приготовилась к последнему акту дешёвой эротической драмы, однако тут к ним подлетел взмыленный координатор, упал на пол стаканчик с кофе, а руку больно сжали чьи-то сильные пальцы.

– Как-нибудь в следующий раз, – прозвучал над головой негромкий голос Бена, и Джиллиан вздрогнула. – Сожалею, но миссис О’Конноли уходит.

Рид не резко, но настойчиво потянул вверх, вынуждая встать, но Джил не пошевелилась. Она смотрела только на Сандерса и делала вид, что Бена не существует. Всё, что её сейчас волновало – ответ республиканца и мерцавший экран.

– Так что, Джонатан, мы будем говорить? Вы хотели предложить мне работу, и, интересно узнать, в качестве кого.

Она гордо поднялась, но тут же пожалела об этом, когда с любопытством патологоанатома Бен уставился на её трясущиеся руки. Он чуть склонил голову набок, а потом уверенно взял за запястье, и Джил заметила, как напряглась его челюсть. Одним резким движением он вновь схватил её за руку, грубо задрал жёсткий рукав строгого платья и медленно заскользил пальцами по сгибу локтя. Джиллиан знала, что он искал. Бен явно обо всём догадался, но она лишь невозмутимо подняла тонкую бровь.

– Всё проверили, мистер Рид? – холодно спросила Джил, когда он остановился, считая бешеный пульс. И от рухнувшего на неё гнева стало нехорошо.

Ярость Бена была почти осязаема, отчего отступил стоявший рядом координатор, и невольно отодвинулся Сандерс, который до этого с неприличным любопытством наблюдал за непонятной ему сценой. Рид же дёрнул Джиллиан за руку, вынудив повернуться к нему лицом, и прошипел:

– Ты глухая или тупая? Я велел не лезть в это дерьмо! Сказал убираться! Ты не расслышала? Докатилась до того, что не можешь понимать человеческую речь? Так давай я повторю – мне не нужен альтруизм психованной дуры! Никому не нужен!

От его яростного шёпота Джиллиан вздрогнула и стиснула зубы, чувствуя, как стало трудно дышать. Нет, она не ждала благодарности, но, зная, какой ценой даётся информационная война, Рид мог быть повежливее. А потому, едва сдерживая обиду, Джил вырвала руку из судорожной хватки мужских пальцев и попыталась глубоко вздохнуть.

– Проваливай. Я здесь не ради тебя, – прошептала она.

– А ради чего? Ищешь изящный способ самоубиться?

Бен пытался заглянуть ей в глаза, но Джил этого уже не заметила. Она безостановочно облизывала губы и смотрела прямо в мельтешивший перед ней монитор.

– Ну-ну, Бьенджамин. Хватит. – Почуявший неладное Сандерс подошёл ближе и протянул руку, которую Бен, естественно, проигнорировал. Сейчас он был готов убить любого, но не спускал взгляда с резко побледневшей Джиллиан.

– Эфир через минуту! Пожалуйста, пройдите в студию, – вопль координатора раздался прямо над ухом, выдернув Джил из гипнотического транса, и она оторвала взгляд от проклятого телевизора. Кажется, вселенную шатало.

– Отпуститье уже её, Рид. Свою признатьельность выразите позже…

– Она никуда не пойдёт, – начал было Бен, но затем присмотрелся немного внимательнее, оглянулся, словно искал в комнате что-то, а потом поджал губы и зло протянул: – Впрочем, если миссис О’Конноли так хочет, то может попробовать.

– Вот и славно, – осклабился Сандерс и двинулся прочь. А Джил сделала шаг и услышала шёпот:

– Три…

Ещё один.

– Два…

Она споткнулась, но взяла себя в руки, подняла голову и немедленно уткнулась взглядом в сетку помех. Те хаотично ползли в стекле монитора.

– Один…

Она пыталась оторваться, отчаянно мечтала отвернуться и не смотреть, но не могла. Её затягивало. Тело не слушалось, челюсть сводило судорогой, а шею вытянуло так, будто голова сейчас оторвётся. Слух был последним, что отключилось в сдавшемся организме. И перед тем как стало окончательно темно, Джил услышала голос Рида:

– Эфира не будет.

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Октябрь

14 дней до президентских выборов

Джиллиан хрустнула парой шейных позвонков, чуть склонила голову набок и сердито уставилась в зеркало. Официальные мероприятия всегда были для неё тем ещё испытанием. Столько лет находясь в тени, она чувствовала себя неуютно под взглядами сотен людей. Словно занимала неположенное место или была слишком… неподходящей.

В отличие от Бена, который уже одним только присутствием мог сгладить любую острую ситуацию, Джил всегда казалась себе социально неуклюжей. Напряжённая, угловатая в общении, она всегда была готова мгновенно сорваться в никому не нужный политический диспут. Право слово, ей стоило остаться в Сенате, где дело решалось криком и руганью, а не политкорректными реверансами, но наркотиков в жизни Джил больше не было. А значит, не было бравады, риска и изощрённого хамства. Она осталась ни с чем. И хотя Джиллиан очень старалась, – ради Бена дарила улыбки и поддерживала мозгодробительные разговоры о погоде – но чувствовала, как в компании государственных клуш неумолимо тупеет.

Единственным человеком, помимо мужа, с кем можно было не притворяться, оставалась Эмилия Ван Берг. Будто сошедшая из викторианских романов, она всегда поражала Джил тонким юмором, где под налётом несомненной мудрости прятала едкий сарказм. Миссис Ван Берг была истинной леди. Лозой. Упрямой, но гибкой.

К сожалению, сама Джиллиан не могла похвастаться даже зачатками подобного благородства, чтобы достойно отыграть роль. Но, одёрнув жакет, она зачем-то поправила и без того идеальную укладку, а потом фыркнула. Они едут к детям. К тем, кто, скорее, оценит платье принцессы, чем строгость делового костюма. Так стоило ли стараться? Может, лучше нацепить пару бус и пижаму в розовых пони?

– Даже не думай, – предупредил из глубины комнаты Бен, словно прочитав её мысли.

Муж опаздывал. Этой ночью Эми решила наплевать на родительский сон, и Бену пришлось целый час расхаживать с дочерью на руках, пока та наконец не заснула под степенный отцовский шаг. Так что они безбожно проспали, и сейчас он торопливо собирал на столе бумаги.

– Не думать что? – Джиллиан подхватила обязательный клатч и повернулась.

– Не думай, что ты с чем-то не справишься. – Бен оторвался от документов и серьёзно посмотрел на жену. – И делай, что должно.

Джил кивнула, через силу улыбнулась и направилась было к двери, но уже у порога её вновь нагнал тихий голос.

– Мартышка… будь осторожна.

Удивлённо оглянувшись, Джил посмотрела на мужа и почувствовала его беспокойство. Сильное. Незаметное для остальных, но не для неё. У Джиллиан было шесть лет, чтобы узнать каждый нюанс интонации бесконечно любимого человека. Она не сомневалась, что у Бена всё пошло как-то не так. Некая деталь его плана сыграла иначе, и он не может этого изменить. А она не может помочь. И тогда, зная, что опять врёт, Джиллиан просто кивнула.

– Хорошо.

Центр по работе с ранним аутизмом располагался в часе езды от Вашингтона. Это был обычный кампус больницы, который под патронажем первой леди превратился в удивительное место. Джил была здесь впервые, так что с интересом разглядывала детские рисунки мультяшных героев, волшебников и разных существ, которыми были украшены однотонные стены. Повсюду царил порядок, игрушки были аккуратно собраны в цветные коробки и педантично расставлены на полочки низких шкафов. Много света, много простора, много ненавязчивого обучения и стремления организовать маленьких людей, которые всеми силами пытались понять правила этого мира.

В этом Центре первую леди знали не только как обычного попечителя, но и как друга. А потому все понимали, что сегодня здесь произойдёт своеобразная передача дел. И Джиллиан ловила на себе тревожные взгляды.

– Эми бы здесь понравилось, – заметила она перед входом в большую игровую комнату.

– Полагала, вы возьмёте её с собой.

– Решила, что это будет неуместно, – пробормотала Джил в ответ и скованно улыбнулась вышедшим к ним навстречу преподавателям. – Словно мы наконец-то выпустили из подвала наше семейное чудище.

Джиллиан замолчала, пока миссис Ван Берг уверенно пожимала протянутые руки. Неожиданно первая леди весело помахала рукой осторожно входившим в огромную комнатку детишкам. Те радостно загалдели, но немедленно осеклись, заприметив нового человека. Джил выдохнула, но тут до неё долетел шёпот.

– Когда-нибудь вам всё равно придётся это сделать, милая. Бен понимает, как вам тяжело. Насколько непросто построить то, что вы сами упорно разрушали. Но он верит в вас, и было бы неплохо, поверь вы в себя сами. Хватит пытаться походить на меня. Пришло время становиться собой.

Миссис Ван Берг замолчала и снова радостно заулыбалась, а Джиллиан нахмурилась. Стать собой? Она понятия не имела, как это. Не знала, не умела, никогда даже не пробовала.

– Иногда мне кажется, что я загнала себя в угол, – неожиданно призналась Джил. – Этим браком, этим решением. И тащу в этот же тупик Бена.

– Так повернитесь и выйдите оттуда, – совсем не протокольно фыркнула Ван Берг и внезапно скорчила рожицу, вызвав улыбки у рассаживающихся перед ними детишек. Заметив это, она показала язык парочке особо любопытных и тихо добавила: – Перепёлки признаны самыми глупыми птицами, которые могут утонуть даже в собственной поилке. Но вы человек, Джил. Умная, блестящая женщина. А потому прекрасно понимаете, что когда придёт время инаугурации, Эми должна стоять рядом с отцом.

– Вы так уверены в его победе?

– Мой супруг, возможно, и болен, но он слишком давно в этом мире, поэтому не сомневается в Бене. Ну а я не сомневаюсь ни в своём муже, ни в своём президенте. Кстати, дорогая, сегодня вы читаете детям сказку.

С этими словами миссис Ван Берг поправила идеально сидевшую шляпку и с довольной улыбкой, хоть и немного тяжело, опустилась прямиком на пол. А Джиллиан недоумённо нахмурилась. Что? Сказка? Она посмотрела на свои руки, в которых непонятно когда оказалась книга, и вдруг затаила дыхание.

Кончики пальцев скользнули по мягкому тиснению названия, а взгляд метнулся к невинно оглянувшейся первой леди. Та вопросительно приподняла тонкие светлые брови и похлопала рукой по ковровому покрытию рядом с собой. Она намеренно выбрала эту историю? О нет. Как бы не так! Джил едва сдержала улыбку, прижимая к груди любимую книгу Эми. Медленно выдохнув, она миновала изящно расположившуюся на полу миссис Ван Берг и подошла к сидевшим полукругом детям. Мимолётный взгляд глаза в глаза, и линия разорвалась. Благодарно улыбнувшись, она уселась между расступившимися маленькими слушателями так, чтобы каждый из них мог видеть замечательные рисунки. Открыв первую страницу, Джил прочитала:

– Сегодня мы узнаем историю о девочке, что очень хотела объятий. – Она на мгновение зажмурилась, а потом посмотрела в текст. – Хельга обожала делать бумажные кораблики, сооружать из листьев дорогу и строить шалаши с самыми настоящими потайными комнатами. Но ей очень не нравились колючие шерстяные носки, громко сигналящие мотоциклы или слишком яркие краски. А ещё, Хельга очень не любила обниматься…

Голос Джиллиан звучал успокаивающе, а руки привычно переворачивали страницу за страницей, пока история двигалась дальше. Иногда она зачитывала некоторые фразы наизусть, иногда что-то невольно добавляла от себя. И впервые не ощущала неловкости. Джил задавала вопросы, рассуждала, отвечала, а потом ласково прижимала неуклюже потянувшихся поближе маленьких, но уже совершенно особенных человечков. Они были робкими, трепетными, одновременно столь похожими и так сильно отличавшимися от Эми. Джиллиан видела взгляды родителей, для которых столь непривычное и очаровательно открытое поведение их детей давало надежду, как когда-то дало ей самой. О, они с Беном знали об этом всё: каждую попытку контакта, каждый жест, пойманный взгляд, первое искреннее объятие, когда в эмоциональной пустоте и глухой тишине, что длилась несколько лет, наконец-то звучали колокольчики нужности своему ребёнку. Так, возможно, ей стоило начать именно с этого? С того, кому она может помочь?

Пару часов спустя они покинули Центр. Джиллиан – чуть осипшая после непривычно долгих разговоров, ну а миссис Ван Берг, как и всегда, – полная естественного изящества. Лоза. Согнулась и хлёстко распрямилась обратно.

– Вот видите, здесь довольно мило. Частные визиты намного интереснее государственных. На тех только и знай – маши, точно робот, – с наигранным ворчанием протянула первая леди и достала из сумочки перчатки. Седые кудри под неизменной шляпкой трепал гулявший по пустырю ветер.

Джил зябко поёжилась. А потом хмыкнула, когда со стороны кампуса прилетел радостный визг. Миссис Ван Берг оглянулась.

– Полагаю, в Конгрессе сейчас столь же шумно. Порой политики ничем не лучше детей, которым перед сном дали слишком много конфет.

Джиллиан рассмеялась и покачала головой, мысленно согласившись, а потом вдруг почувствовала, как в кармане завибрировал телефон. Брошенный на экран взгляд вынудил непроизвольно сжать зубы, что не укрылось от внимательного взгляда Ван Берг.

– Это срочно? – тихо спросила она. – Мы можем подождать, пока вы поговорите. С этой бронёй в машине удивительно плохая связь.

– Нет, я…

Джиллиан прервалась. В животе скрутилась привычная тугая змея отвращения, а руки вдруг онемели – верный признак приближавшейся паники. Господи, она лишь надеялась, что когда-нибудь этот человек окончательно исчезнет из её жизни. Наконец Джил дёрнула щекой и вымученно улыбнулась.

– Да, одну минуту, пожалуйста. Я быстро.

И, недослушав ответ, она зашагала как можно дальше от входа. Свернув за угол, Джиллиан нарочито спокойно нажала кнопку ответа.

– Да?

– Привет, воробушек. Поболтаем?

Она бросила тревожный взгляд на невозмутимо замершую неподалёку Эмилию Ван Берг и сглотнула, отчаянно пытаясь найти повод резко закончить разговор. Впившись ногтями в ладонь, Джиллиан старательно отсчитала до двадцати и обратно. Вдохнула-выдохнула. И мысленно повторила себе, что она лучшая. Всегда ею была. Значит, должна справиться с жалким ублюдком, что когда-то был её мужем. Сущий пустяк. Плёвое дело…

– Ты не должен мне звонить, – быстро произнесла Джиллиан. – Я не одна.

– Да, в сорока милях от Вашингтона в компании первой леди. Передай ей моё почтение, – последовал ленивый ответ. – Как там детишки?

– Это тебя не касается, – отрезала Джил. – Что тебе нужно?

– А команда? – проигнорировал вопрос Джеймс. – Снова пляшет под твою дудку?

О’Конноли рассмеялся, Джиллиан же захотелось его придушить. Голыми руками свернуть бледную веснушчатую шею, которую расчертили голубые вены. Удивительно, но она до сих пор помнила их все до единой. И то, как нервно бугрились их русла…

Тело невольно содрогнулось от воспоминаний и сжалось в комок ощущений. Не думать! Не сейчас.

– Мне хватило десяти лет с тобой. Наигралась. Так что? Звонишь вынести предупреждение?

– Верно, воробушек. Тебе просили передать, что ещё одна встреча, и наш договор аннулирован.

– Кто за мной следит? – спросила она и услышала в ответ искренний смех. Ну, попробовать стоило.

– Дорогая, шпион здесь я, а не ты.

– Ты пилотировал самолёт, а не разгадывал тайны.

– Самолёт-разведчик. Удивительно, об этом знал даже Рид, но не ты, – хохотнул Джеймс, а Джил прикрыла глаза. Бен знал? О чём она! Конечно же, знал. Наверное, выучил наизусть досье Джима…

Джиллиан плохо помнила разразившийся шесть лет назад скандал. Там было что-то о военных и пытках в Йемене. Она тогда была слишком занята собой и наркотиками, чтобы следить за новостями, но имя Рида следовало тенью за каждым обвинительным упоминанием фамилии её бывшего мужа и его сослуживцев. Джеймс этого не забыл. Страна, в общем-то, тоже. Это было фиаско всего Пентагона и мгновение мести для Бена. Она думала, что на этом всё и закончится, но, кажется, нет. Ни для одного.

– Что тебе нужно? – повторила Джил свой вопрос и едва не до хруста стиснула телефон.

– Встретиться.

– Зачем?

– Хочу предложить тебе кое-что… – начал было Джеймс, но оборвал себя и договорил совсем другим тоном: – Это моя инициатива. И она останется только между нами.

– А как же твои прославленные шпионы?

– Они мои шпионы.

Повисла недолгая пауза, а потом Джиллиан быстро проговорила:

– Послезавтра. В час дня. Там же.

Обратный путь показался Джиллиан слишком коротким. Мимо проносились дома вашингтонского округа, где по вечернему времени уже кипела обычная семейная жизнь. На крышах и лужайках мелькали растяжки в цветах демократической партии, портреты Бена и даже её лицо, где-то виднелся профиль Сандерса. По радио крутили запись последних дебатов, но быстро выключили. Страна готовилась к выборам, а Джиллиан к беде.

– Грег был рад, когда вы согласились вести кампанию Бена, – неожиданно проговорила миссис Ван Берг, не отрываясь от созерцания пасторальных пейзажей. Богатый район Вашингтона всегда радовал глаз. – Страна не осталась равнодушной.

– Какая неприкрытая лесть, – грустно усмехнулась Джиллиан. – Здесь нет моей заслуги. Бен всё сделал сам.

– Ах, не скромничайте. Мне прекрасно известно, что он во всём вам доверяет. Я ведь права?

– Да, но…

– Но что-то произошло, верно? Между вами с Беном. Можете не отвечать, но это вижу я, это чувствует Грег, и об этом знает сам Бен. А потому будьте осторожны. Вы хороший игрок, Джиллиан, но ваш муж лучше.

– Не отговариваете меня?

Эмилия Ван Берг тихо рассмеялась и отрицательно покачала головой.

– Заниматься подобным – дело неблагодарное. Иногда проще вписать Джиллиан Рид в уравнение, чем перекраивать всю систему и неизбежно наделать кучу ошибок. Милая, что бы вы ни задумали, я лишь надеюсь, вам хватит ума и любви выбрать нужный ответ на самый важный вопрос.

– Какой? – прошептала Джил.

– Бен доверяет вам. Но насколько безумны вы сами, чтобы поверить ему?

Джиллиан растерянно моргнула, а потом подняла ошарашенный взгляд на невозмутимо улыбнувшуюся миссис Ван Берг. Она что-то знала? Об измене? Снимках? Или о шантаже? Джил нахмурилась. Нет, вряд ли. За столько лет знакомства эта женщина просто чувствовала.

Машина остановилась на подъездной дорожке резиденции вице-президента, и Джиллиан покачала головой.

– Я не знаю. Не знаю… – прошептала она и, не дожидаясь ответа, быстро выбралась из автомобиля, чтобы торопливо зашагать к белому особняку.

Джил спешила, почти убегала от тревожных вопросов, но чем ближе она подходила, тем медленнее становился шаг, пока она вовсе не остановилась. Взгляд скользнул по аккуратной лужайке, и в груди что-то болезненно, но так трепетно сжалось, когда Джил заметила пару фигур на траве. Она затаила дыхание…

Пожалуй, нет в этом мире чего-то столь же прекрасного, как хрустальная связь между дочерью и отцом. Та смехом звенела в холодном воздухе осени и осыпалась вместе с золотистой листвой, стирала детскими пальчиками иней с можжевеловых кустиков и взлетала с надёжных и сильных рук под небеса, кубарем катилась с колен и неуклюже пряталась за тонкими лиственницами.

Джиллиан боялась даже вздохнуть, пока с каким-то непонятным волнением наблюдала, как упавший в белом свитере прямо на траву Бен громко распевал песенку про алфавит. На его груди задорно скакала Эми, наверняка едва не ломая грудную клетку отца, и пыталась фальшиво вторить грассирующим звукам. Пронзительно-визгливое «ла-ла-ла» то и дело прерывалось смехом, когда Бен решал пощекотать удачно подставившийся детский бочок.

«Насколько безумны вы сами, чтобы поверить ему?»– прозвучало в голове эхо.

Забавно, но несколько лет назад подобный вопрос не вызвал бы в душе ни тени сомнений. В те времена она без раздумий шествовала по головам всех, кто рискнул встать на пути к намеченной цели. У неё не было страха ошибки. Зато был амфетамин, что дарил удивительное чувство ясности, и ничего за душой. Ей нечего было терять. Но теперь всё иначе: ворох ответственности, Бен, Эми и никакой фармацевтической магии.

Хотя, видит бог, ей хотелось. Иногда сильнее, чаще почти незаметно. Джиллиан понимала, что зависимость останется с ней навсегда. А потому она знала, где лежит неведомым образом попавшая в руки Бена тёмно-коричневая упаковка с белыми капсулами. Она даже знала, сколько осталось в ней доз – одиннадцать. Ровно столько же, сколько было в тот страшный день, который поставил жирную точку. Джил ненавидела своё прошлое, отчаянно хотела забыть каждый из дней.

«Насколько безумны вы сами, чтобы поверить ему?»

Да, Бен однозначно сошёл с ума. И никогда не испытывал на прочность силу воли жены, не задавал вопросов и даже наверняка не пересчитывал те самые капсулы. Он просто верил. Знал, что Джил этого больше не сделает. Но прямо сейчас она впервые задумалась – что если… Что если это поможет найти решение? Подскажет верный ответ. Раскроет глаза.

Джил ощутила, как в предвкушении дрогнули пальцы, что уже были готовы ощутить растекающуюся в крови эйфорию. Но…

– Мама!

Мир взорвался детским радостным криком, и комок из растрепавшихся волос, засыпанного листвой свитера и детских угловатых конечностей больно врезался в живот, едва не повалив на землю. Пачкая костюм землёй, тонкие руки обвили ноги, и Джиллиан зажмурилась. Её маленькая девочка. Её лакричная радость, что всё-таки полюбила обниматься. Хотя бы иногда…

«Насколько безумны вы сами, чтобы поверить ему?»

Увы, она теперь не такая.

6 лет назад

Чикаго, штат Иллинойс

Апрель – Май

Падение было долгим, почти бесконечным. Джил не понимала, где она. Вокруг будто собралась чёрная пустота, которая полностью поглотила её неподвижное тело. Джиллиан словно разорвало, а затем склеило заново. И наверное, было больно, но она не чувствовала. Лишь знала, что лежит на чём-то твёрдом, и это ощущение сначала сдавило рёбра, а потом в уши ввалился взволнованный людской гомон. Приоткрыв глаза, Джиллиан отчего-то увидела мир в искажении, и только через пару мгновений вдруг поняла, что лежит на боку.

Это был первый крючок, за который зацепилось обнулившееся сознание. Она моргнула, восстанавливая чёткость зрения, затем ещё раз и неожиданно заметила чьи-то колени. Судя по всему, в джинсах. Прочных таких. Тёмно-синих. Джиллиан попробовала было пошевелиться и посмотреть, чьи это ноги, но тело не слушалось. Мышцы ломило так, словно она пробежала бостонский марафон, укротив в конце парочку львов и выступив на корриде. Причём бык, похоже, всё-таки победил. Однако тут колени вдруг пошевелились, упёрлись в короткий ворс коврового покрытия, и мелькнула рука. А уже в следующий миг Джил осторожно подняли с такого надёжного пола.

В нос пробрался знакомый запах сигарет и лакричного геля для бритья, а щеки коснулась мягкая ткань то ли джемпера, то ли рубашки, то ли… Джиллиан чуть подняла голову, когда почувствовала на лице движение воздуха, однако державшие её руки неожиданно сжали так сильно и резко, что захотелось захныкать.

– Только дёрнись, и я тебя убью…

Позади хлопнула дверь, зазвучало гулкое эхо шагов, ну а Джил наконец-то окончательно поняла – Бенджамин Рид в бешенстве.

Она боялась открыть глаза и совершенно непрофессионально, жутко по-детски страшилась встретиться взглядом с Беном, пока тот размеренно шествовал к лифту. Его поступь была тверда, руки не дрожали, а сам он, кажется, даже не запыхался. Не дрогнул он и пока уверенно шёл через переполненный холл. А ещё Бен молчал. Только грудь под щекой Джил медленно поднималась и опускалась в такт дыханию. На первый взгляд, Рид был спокоен, но она чувствовала каждой приходившей в себя клеточкой мозга, что ещё одно слово, и её тело полетит в стену. Или Бен бросит её под колёса. Или просто пристрелит, чтобы закончить уже эту агонию.

Так что Джил инстинктивно сжалась от страха, пока не почувствовала движение свежего воздуха, сырость улицы и шум проезжавших машин. Холод быстро остудил разум обоих и вынудил Бена размять, очевидно, всё же затёкшие плечи. Послышался скрип двери-вертушки, когда Рид вышел из здания телестудии, и только тогда они остановились. В этот момент Джил решилась приподнять одно веко.

На улице постепенно светлело, и ошмётки грязно-синего неба проглядывали в прорехах облаков. Отвратительный дождь наконец-то закончился.

– Отпусти меня, – хрипло пробормотала она, почувствовав, как дерёт пересохшее горло. В груди по-прежнему тяжело бухало сердце, но уже не отдавалось болью в ушах, а зависало лёгким ощущением тошноты. – Я могу идти сама.

– Закрой. Свой. Рот.

Бен выплюнул три чётких слова, словно какую-то гадость, огляделся и зашагал в сторону замершего чуть поодаль чёрного внедорожника. Джил видела, как торопливо открылась задняя дверь, а потом они очутились в пахнувшем кожей салоне. Послышался хлопок, басовитое гудение двигателя и коротко брошенное:

– Домой.

Автомобиль тронулся, плавно выкатив на проезжую часть, и тут же вклинился в утреннюю пробку. В салоне было удивительно тихо, и Джил попробовала пошевелиться, решив, что тесниться в полумраке на мужских коленях слишком нелепо. Однако Бен не позволил. Наоборот, он прижал крепче и постарался сгладить тряску на соединительных линиях речного моста. Его гудевшее раздражение, что пропитало каждую молекулу воздуха, стало почти невыносимым, и Джиллиан свернулась в комок, словно хотела спрятаться от грядущей расплаты. Она понятия не имела, куда их везли, и где чёртов «дом». Возможно, в белом особняке на окраине города. Возможно, на кладбище. И хорошо, если всё-таки не в канаве.

– Бен… – наконец осмелилась пробормотать она, когда машина вынырнула на скоростную автостраду. – Бен, я…

– Лучше молчи, – раздался холодный ответ, и Джил закусила губу, чувствуя, как в груди что-то колюче сжалось. Боже, ну что за дура? Но тут в давно растрепавшиеся от влажности волосы уткнулся кончик длинного носа, и она услышала шёпот: – Закрой глаза. Не смотри на огни за окном и скажи, если будет тошнить…

Она послушно смежила веки, чувствуя покачивание автомобиля, когда тот плавно вошёл в поворот, а потом Джил снова стало нехорошо.

Это было неправильно и так странно, потому что после обморока дурнота проходила довольно быстро. Она попробовала было прислушаться к себе, но организм смолчал. Тело проигнорировало попытку разума осознать произошедшее и решило развалиться на части. Оно взвыло, стоило колёсам машины неаккуратно влететь в стыки моста, и перед непроизвольно открывшимися глазами вновь замелькали чёрные пятна. Это было отвратительно. Почти так же мерзко, как в телестудии. И только ровное дыхание Бена да гулкий, монотонный стук его сердца помогали держаться за проблески сознания.

Однако, когда автомобиль резко нырнул в подземный паркинг, Джиллиан замутило сильнее. И стоило Бену выбраться из салона, как она забилась в его крепких руках, пытаясь вырваться до того, как опозорится. К счастью, Рид всё понял сразу. Моментально поставив Джил на землю, он аккуратно придерживал её за талию всё время, пока она выворачивала наизнанку желудок прямо на пол парковки. Но рвать было нечем: вода, желчь, немного кофе… Господи, Джил даже не помнила, когда в последний раз ела хоть что-нибудь. Вчера с ребятами? Или позавчера утром? Шокированный развитием событий мозг оставил эту мысль без внимания, сосредоточившись на том, чтобы удержать хозяйку на подгибавшихся ногах, но на какое-то время стало легче. Почти отлично, отчего тело выпрямилось и попыталось оглядеться. Но тут лица коснулась едва пахнущая терпимой отдушкой салфетка, в руки ткнулась бутылка с водой, и Джил разозлилась. Она выдернула из пальцев Бена платок и вытерла рот, стараясь избавиться от кисло-горького привкуса.

– Хватит! Я прекрасно справлюсь сама.

– Неужели? – сквозь стиснутые зубы едко проговорил Рид.

Он внимательно наблюдал, как ходили ходуном руки Джил, пока она пыталась открыть воду, но, не выдержав, вырвал злосчастную бутылку и легко открутил крышку.

– Пей и идём.

Джиллиан сделала глоток, потом ещё один и с вялым отчаянием ощутила, что её вновь затошнило.

– Какого чёрта ты припёрся в студию? Хотел высказать своё мнение, которого никто не спрашивал? – зло прошипела она, а перед глазами вновь наползали чёрные провалы. Господи, да что происходит? Она приложила ледяную ладонь к покрытому испариной лбу, начиная трястись всем телом. Ей холодно? Но почему тогда всё изнутри будто горело огнём?

– Пей.

– Напомню, ты сам меня уволил. Так отчего вдруг беспокоишься, чем я занимаюсь?

– Пей и идём, – едва ли не по слогам повторил Бен, сделав шаг навстречу.

– Куда, твою чёртову мать? – неожиданно заорала она, не в силах больше терпеть этот театр эгоистичного абсурда. Всё, о чём мечтала Джил, чтобы её больше не трогали и дали возможность разобраться в собственной голове, ибо с той явно было что-то не так. – Собираешься показать очередные сюрпризы из прошлого? Спасибо, обойдусь. Всё никак не могу пережить прошлую встречу с твоими скелетами. Знаешь, они не очень-то гостеприимны…

– Прекрати! – Бен не выдержал и повысил голос, подходя ближе.

Порывистым движением он стянул с себя джемпер с явным намерением закутать в подобие смирительной рубашки трясущуюся от озноба Джил, но она отшатнулась. Бутылка выпала из слабых пальцев и закатилась за огромное колесо, и оттуда боязливо вытекла лужа.

– Не трогай меня!

Визг эхом отразился от каменных стен, а Рид зарычал.

– Успокойся! Я всего лишь хочу помочь… – Он попытался подхватить пошатнувшуюся Джил, но она ударила по протянутым к ней рукам.

– Отвали! Я сама…

И тут Бен не выдержал. Он отшвырнул прочь свитер и заорал:

– Да ради бога, делай что хочешь! Вперёд! Один раз свалилась с припадком, так давай ещё раз. Ну? Получишь расслоение аорты или инсульт, и сдохнешь прямиком на грязном полу. Я даже пальцем не пошевелю, и дело с концом. ДА?

Бен резко замолчал, но по-прежнему не сводил с неё обезумевшего взгляда. А Джил не понимала, чего же испугалась больше – возможных последствий или что Рид, кажется, действительно боялся. Ему было так страшно, что Джил растерялась.

– Лжёшь, – наконец прошептала она.

– Ты ведь заметила, да? Ощутила что-то… Какой был признак? Паника? Оцепенение? Запах… – Бен резко замолчал, когда увидел ошеломлённо вздёрнутую голову, а затем нехорошо усмехнулся.

– Откуда… Откуда ты знаешь?!

– Это была аура, Джил. Так начинается припадок. И у меня не было выбора. Мне пришлось позволить ему случиться, чтобы увести тебя оттуда и не нарваться на новый скандал!

– Невозможно, – фыркнула она трясущимися губами. – Я не эпилептик!

– Конвульсии, поджатые руки, судорожно вытянутые ноги и шея, напряжённая челюсть, затруднённое дыхание, – словно по учебнику отчитывал Рид, а сам приближался так медленно, будто она в любой момент могла убежать. Ах, если бы! – Знаешь, увидев раз, никогда не забудешь.

И тогда Джиллиан наконец стало так страшно, что захотелось взвыть. Но голос не прорезался. Она лишь приоткрыла рот, ловя куда-то исчезнувший кислород, и встретилась взглядом с Беном, в чьих глазах билось отражение её собственной паники.

– Та дрянь в твоей крови изнасиловала сердце и мозг, – тихо проговорил он. – Почти убила. И нервная система не выдержала…

Руки затряслись, словно в конвульсиях. Боже! Боже! Джиллиан всхлипнула и растерянно заморгала, когда мир взбрыкнул слишком яркими красками, а затем вновь налетели чёрные пятна. Однако Бен, разумеется, был уже рядом. Он легко подхватил зашатавшуюся Джил, опустился на колени и прижал к её шее пальцы. Послышалось новое торопливое ругательство. И тогда Джил почувствовала это сама – как вынужденный воевать сам с собой организм исступлённо затараторил пульсом, грозя порвать вены.

– Эй, – над ухом неожиданно прошелестел обеспокоенный вздох. – Не отключайся, мартышка… Пожалуйста.

Джил лишь покачала головой. Господи! Она такая ничтожная. Мерзкая, скатившаяся наркоманка. Бен, конечно же, прав. Она хочет сдохнуть. Прямо сейчас, если можно… Джиллиан попробовала что-то промычать, но сквозь пунктир реальности увидела, как обеспокоенно нахмурился Рид, когда поудобнее перехватил её нелепое тело, и замолчала. Рид что-то быстро сказал охране, дождался ответа, а затем подошёл к валявшемуся на земле свитеру. Видимо, подцепив его носком ботинка, он ловко подкинул джемпер вверх и в последний момент сумел поймать тот кончиками пальцев. А в следующее мгновение невменяемую Джил окутал знакомый запах и слегка колючая ткань. Слепнувшие от слишком яркого света глаза зажмурились сами, донёсся перезвон лифта, а потом желудок скрутило очередным спазмом, когда кабина дёрнулась вверх. Державшие её руки сжались чуть крепче, словно хотели унять неконтролируемые судороги, а макушки поцелуем коснулись сухие губы. Джил приникла теснее.

– Куда мы?

– Домой.

И стало тихо, потому что лифт привёз их на знакомый двадцатый этаж. Джил понятия не имела, как Бен умудрился достать ключи. Она почти ничего не чувствовала, но вот послышался звон, затем щёлкнул замок, и из квартиры повеяло ароматом остывшего кофе. На кухне по-прежнему бормотал телевизор. Ох…

Захлопнув ногой тихо скрипнувшую дверь, Бен сделал было несколько шагов в сторону гостиной, но остановился, когда Джиллиан слабо дёрнула его за футболку. Она вяло махнула рукой и попыталась что-то сказать, однако Бен всё понял и так. Одним сильным пинком он открыл проход в ванную, а потом ловко… слишком ловко поставил Джил на пол, помог склониться над раковиной и включил воду. И пока она содрогалась в новом приступе рвоты, придерживал волосы и неловко поправлял постоянно сползавший с костлявой спины джемпер.

Её рвало так долго, что Джиллиан потеряла счёт времени. Но наконец-то кошмар закончился, и организм окончательно выдохся. Руки судорожно вцепились в раковину, когда тело опять повело в сторону, впрочем, Бен был рядом. Как и всегда. Он осторожно усадил Джил прямо на коврик около ванной, при этом аккуратно придерживая безвольно запрокинутую голову, и сунул в руки полотенце. Однако слабые пальцы лишь бессмысленно смяли влажную ткань.

Наверное, ей должно было быть стыдно. Наверное, стоило поблагодарить или хотя бы просто кивнуть. Сказать вежливую чушь, улыбнуться, успокоить. Но Джил не могла. Она бездумно пялилась в никуда, а потому не заметила, как рядом с ней опустился на колени Рид и что-то настойчиво просил рассказать.

– Ты слышишь меня?

Бен упрямо пытался поймать её взгляд и убедиться, что Джиллиан здесь. Но она не реагировала и боялась оторвать взгляд от успокаивающей выбоины на облицовывающей стены плитке. Это был даже не скол. Так, лишь слегка облупившийся уголок, в котором отчего-то сосредоточилось всё мироздание.

– Эй, мартышка… пожалуйста, скажи…

Дурацкое прозвище неожиданно резануло по ушам и вывело из ступора, отчего Джил моргнула. Раз, другой. Она сфокусировалась на напряжённо поджатых губах Рида, скользнула взглядом по двум красным царапинам на щеке, запуталась в чёрных прядях растрепавшихся волос и вернулась к глазам. Медь из них почти исчезла, сменившись ржавчиной досады и сожаления.

– Где они? – вновь спросил он, и Джиллиан слегка неровно пожала плечами, прежде чем полубезумно оскалилась.

– Везде…

Бен посмотрел на неё в недоумении, но Джил уже отвернулась. Всё с той же неестественной улыбкой она опять пялилась в стену и ждала, когда же Рид осознает, что Джиллиан не врала. Капсулы действительно были повсюду и хранились по одной или целыми упаковками в пустых блистерах из-под обычных таблеток, в карманах, в косметичке, в пудренице… в общем, везде. Она скупала их, наплевав на предупреждения Оливии, и, как истинный наркоман, боялась остаться без дозы. А потому заначки были повсюду. Но Бен… Бен точно такого не ожидал.

Первым делом, открыв зеркальный шкафчик, он тяжело уставился на три полупустых упаковки. Взяв одну из них, Рид осторожно высыпал на ладонь несколько капсул, раздавил ногтем и принюхался. А после метнул в сторону Джил настолько яростный взгляд, что она всхлипнула. Однако Бен промолчал, лишь сильнее стиснул зубы, стряхнул в унитаз порошок, а затем тщательно вымыл руки и вернулся к поискам. Он проверил всю косметику, перевернул каждую коробку и открутил все крышки. Казалось, в поисках тайников Бен проверил каждый дюйм комнаты. И прямо пропорционально его ярости на туалетном столике росла гора с капсулами. А когда в ванной не осталось потайных уголков, он переключился на остальную квартиру. И Джил слышала, как неистово хлопали дверцы, шумели выдвижные шкафы, сыпались вытряхнутые прямо на пол разные мелочи.

Бен вернулся спустя час, а может, чуть меньше. Джиллиан по-прежнему сидела на полу и не шевелилась, впав в подобие ступора. Тошнота унялась, однако телом овладела такая апатия, что было уже всё равно, даже упади рядом целый метеорит. Джил смотрела в проклятый скол, дышала и не хотела знать, чем именно занимался Бен. А он переставлял какие-то банки, стучал пластиковыми упаковками и изредка смывал в унитазе воду. Но когда послышался знакомый шелест одного из блистеров, Джиллиан вдруг встрепенулась и ошалело уставилась на Рида, который невозмутимо выковыривал капсулы чтобы… Чтобы что? Она озадаченно нахмурилась, а потом сердце бешено заколотилось. О нет! Нет! Нет-нет-нет-нет-нет…

– Н-не надо! – сдавленно просипела Джил и попробовала было подняться, но тело подвело. Ослабевшие ноги разъехались на скользком полу, руки беспомощно попробовали ухватиться за воздух, и, пошатнувшись, Джиллиан упала обратно, больно ударившись позвоночником о твёрдую облицовку ванной.

– Не надо что?

Раздался очередной скабрёзный звук слива бачка, и Джил в ужасе уставилась на Бена. А тот потянулся за следующей упаковкой, которую принялся вытряхивать в унитаз прямо на глазах ошалевшей наркоманки. Равнодушно. Хладнокровно. Словно не знал… не понимал, чем это грозит!

– Пожалуйста… – прошептала она, а потом зачем-то принялась шарить руками по полу, словно что-то искала. Она попробовала снова подняться, но её затрясло. – Пожалуйста, не делай этого!

– Нет? А мне кажется – да! – протянул Бен и под паникующим взглядом Джил отправил в канализацию новую порцию.

И вот тогда она не выдержала. Джил не знала, где нашла силы… Не представляла, чем потребует отплатить измученный организм, но понимала, что Рида надо остановить. Если она хотела остаться в своём уме, то ей нужны долбаные стимуляторы! Без них она не справится, не переживёт ни дикий рабочий график, ни, упаси боже, синдром отмены! Мозг погрязнет в суицидальном бреду, тело – в раздирающей боли, а Джил будет абсолютно беспомощна! И ей никто… никто не поможет… А потому, отчаянно всхлипнув, она ползком бросилась в сторону Бена и, повиснув на его руке, попыталась спасти последние капсулы.

– Идиот! Ублюдок! Что ты творишь?

– Спасаю твои мозги, – пришёл холодный ответ, и Рид жёстко отодрал от себя скрюченные женские пальцы, едва не выдрав по пути клок рыжих волос.

– Конченый псих, – прошептала она, пытаясь подняться на дрожавшие ноги. Её шатало, но она всё равно упрямо шагнула в сторону валявшихся на туалетном столике блистеров, но Бен преградил дорогу. Схватив Джил за талию, он легко сдерживал её отчаянные потуги вырваться.

– Пусти меня! Скотина! Ты хоть понимаешь… Понимаешь, что только что смыл в унитаз кресло в Конгрессе?

– Не знал, что оно белое и овальное, – ехидно протянул Рид, а Джил задохнулась в отчаянии и на мгновение замерла.

Как ему объяснить? Как?! Мозг лихорадочно пытался включиться в работу, но просто не мог. А потому Джиллиан снова бросилась в сторону капсул, мечтая спасти хотя бы часть…

– Пожалуйста… пожалуйста… не делай этого со мной, – взмолилась она, а сама старалась дотянуться. Однако Бен крепко держал извивающееся тело. – Я не смогу без них! Не справлюсь! Слишком мало времени…

Она пыталась донести такую простую и очевидную мысль, но Рид не понимал. Не желал или действительно не мог, Джиллиан не знала.

– Не думаю, что всё так печально, – хмыкнул он. – Успокойся. У тебя просто психоз, это пройд…

– Психоз?! – взвыла она и истерично засмеялась. – Конечно у меня психоз! Господи… Я засыпаю со снотворным, просыпаюсь со стимулятором и живу на антидепрессантах! Не так печально, говоришь? Разумеется, когда я могу работать по двадцать часов в сутки!

– Джил! Так нельзя…

– Да пойми же ты… – она снова пыталась найти слова, но желе собственных мыслей не слушалось. – Я не смогу… Не выдержу, уже пыталась… Нельзя так резко!

– Ты сидишь на наркоте! – заорал Бен и невольно слишком сильно оттолкнул вновь забившуюся Джиллиан прочь. А она вдруг пошатнулась и, не удержавшись на слабых ногах, рухнула на пол, где больно ударилась ладонями о холодные плиты.

Повисла пауза. Длинная. Такая долгая, что, наверное, можно было прочитать всю «Илиаду». Но вместо этого Джил слышала только шум воды в сточных трубах да короткое дыхание Бена. Она боялась поднять голову и посмотреть ему в глаза. Боялась даже открыть рот и сплюнуть кровь, что выступила с кончика прикушенного языка. Но потом раздался звук шагов, и перед глазами оказались кроссовки. Обычные. Белые. Такие никак не ожидаешь увидеть на воплощении стиля и делового этикета, каким всегда был Бенджамин Рид. Но именно эта деталь стала тем абсурдным толчком, что вынудил Джил переступить через остатки собственной гордости.

Она прикрыла глаза и вдруг отчаянно улыбнулась. А в следующий миг её худая рука, где от истощения выцвели даже веснушки, медленно скользнула по затянутой в грубую ткань мужской голени, очертила неведомый узор на колене и пробралась чуть выше. Почти сразу к ней присоединилась вторая. На мгновение они с силой обхватили узкие бёдра и сразу поднялись дальше. Туда, где за пряжкой стандартного ремня и краем обычной футболки скрывался пояс брюк. Джил надавила ладонями, вскинула голову и подползла ближе, едва не стелясь под ноги Бену. А тот замер и в недоумении следил за чем-то происходившим в тени его личности, пока руки Джил уже тянулись к застёжке.

– Пожалуйста… Зачем тебе это? Оно ведь того не стоит… – шептала она, пока медленно вытягивала грубую кожу ремня из джинсовых шлёвок. Одна… вторая… Джил ногтем подцепила язычок пряжки, расстегнув тот с тихим лязгом.

– Что ты делаешь? – процедил, наконец, Бен.

В его глазах бушевало неверие. Рид такого не ждал и оказался вдруг не готов, что Джиллиан сыграет так грубо. А она уже вычерчивала в паху контуры ширинки и с каждым новым кругом надавливала чуть сильнее, накрывала ладонью, нежно сжимала. Джил знала, что делать. Чувствовала и понимала, ловила малейший нюанс реакции. Хотел ли её Рид? Да, несомненно. Мгновенно и отчаянно. Даже в таком состоянии: униженную, на коленях, в шаге от самой настоящей наркотической ломки. Джил чувствовала рукой и щекой, как он невольно подался вперёд, и приласкала пальцами его эрекцию, постаравшись вытянуть всё из этого примитивного чувства.

– Разве не ясно? Ты же думал об этом. Мечтал… Так давай, бери!

«Сделай всё что угодно, только оставь хоть немного! Я так боюсь сойти с ума… Не заставляй меня проходить через это!»

Вторая рука потянулась к пуговице на джинсах, чтобы тут же ловко её расстегнуть, и Джил зубами схватила бегунок, ощутив на языке кислый привкус металла. Она упёрлась ладонями в твёрдый тёплый живот, чуть отклонилась и с тихим шелестом потянула замочек молнии вниз, а потом провела носом, вдыхая запах Бена. Но стоило зубам сквозь ткань нижнего белья слегка прихватить твёрдый член, как в волосы вцепились чужие пальцы и с силой дёрнули прочь. Джиллиан зашипела от боли.

– Повеселились и хватит, – ужасающе ледяным тоном бросил Бен, а затем склонился над лицом задыхавшейся Джил и зло прошептал: – Я знаю, чего ты хочешь на самом деле. И мой ответ – нет! У меня нет хобби трахать в счёт дозы.

Ну а в следующий миг он отпустил, схватил со столешницы оставшиеся блистеры и резко сжал в кулаке, вынудив с надсадным треском лопнуть тонкие стенки капсул. Белая пыль медленно полетела на пол, осев на поверхностях, и её пелена отразилась у Джиллиан в расширенных от страха зрачках. Она протянула руку, словно хотела коснуться налёта, но Бен разжал пальцы и чуть тряхнул оставшейся в ладони фольгой.

Молча, почти в паническом отупении, Джил смотрела, как падает в никуда её надежда. А потом она отчаянно завизжала и ринулась спасти невозможное, но споткнулась, снова рухнув к ногам Рида. Он не понял… Ничего не понял… У неё нет лекарств! Никаких! Даже снотворное больше не действовало. Она не могла пойти в клинику, у неё не было здесь ни врача, ни сиделки. Поздно, Господи! Поздно! Её ждёт отвратная ломка, что вывернет наружу суставы, погрузит мозг в бессвязный бред, размажет рассудок и швырнёт на нож или вообще из окна. Джиллиан в ужасе задохнулась.

– Мне даже любопытно… – сквозь исступлённое биение сердца в уши прорвался едкий, злой голос Бена. Рваными, излишне резкими движениями Рид приводил себя в порядок. – Сколько же раз и перед кем ты так унижалась? Отсасывала своему врачу за рецепт? Кому-то в Сенате? Торчку в подворотне? А, Джил?

Она промолчала. Бен наверняка смотрел на неё с брезгливостью, но Джиллиан не решалась поднять голову и встретиться с ним взглядом, чтобы проверить. В данную секунду ей хотелось умереть, ибо разочарование в голосе Бена было просто убийственным. Он имел право так думать, ну а она не могла оправдаться. Да, никогда раньше Джил так не делала… но прямо сейчас поступила именно так.

Так что, не дождавшись ответа, Бен подошёл и не сильно, но ощутимо дёрнул за локоть, вынудив встать. И Джил не представляла, чего он хотел, однако, едва ли не впервые, повиновалась без споров и бездумно поплелась вслед за ним на заплетавшихся ногах. Всё в том же смятении она машинально опустилась в кресло, на которое самым небрежным из возможных жестов указал Рид, и затихла. Сложила на коленях мелко трясущиеся руки, откинула голову и смежила веки. Она слышала, как в коридоре коротко прожужжала трель звонка, некто обменялся парой фраз, и хлопнула входная дверь. Мелькнула надежда, что Бен ушёл. Оставил, наконец, её в покое и позволил без новых унижений пройти по острым черепкам разбитой жизни. Но чуда не случилось. Ледяных кистей коснулись тёплые руки, осторожно приподняли, и Джиллиан открыла глаза.

Бен стоял напротив неё и сосредоточенно хмурился, в то время как его подушечки пальцев едва ощутимо скользили по тонкой коже запястий. Потом, уже привычным жестом, он задрал оба рукава платья, осмотрел с трудом различимые вены на сгибе локтя и опять вернулся к тыльной стороне ладоней.

– Тотальное истощение, гипертермия, явный стимуляторный психоз… Господи, я лишь надеюсь, что ты обошлась без рабдомиолиза2, и почки ещё живы, – пробормотал Бен, продолжив ощупывать явно понравившуюся ему вену на левой руке Джил. Удовлетворённо выдохнув, он потянулся к стоявшей рядом картонной коробке, выдернул оттуда пару перчаток, но неожиданно замер и стиснул жалостливо скрипнувший нитрил. – А ведь я даже в больницу не могу тебя отвезти! Один анализ – и ты сядешь.

Рид отшвырнул прочь испорченную нежно-голубую пару и устало потёр лицо. Он опёрся бедром на журнальный столик, где валялись какие-то странные пакеты, и долго-долго на них смотрел. Наконец, длинно выдохнув, Бен перевёл взгляд на застывшую в одной позе женщину и тихо спросил:

– Ты помнишь, какая была дозировка? Сколько всего капсул?

Джил прикрыла глаза и отрицательно покачала головой. На несколько секунд стало тихо, затем раздался шелест ткани, лёгкое дуновение воздуха, и ладонь снова осторожно подняли. Но вместо очередного осмотра, Бен неожиданно прижал её к своей впалой щеке, переплёл их пальцы и коснулся губами прохладной кожи. Он молчал долго, прежде чем прошептал:

– Я постараюсь быть очень осторожным, но ничего не обещаю… Слишком давно не было практики.

Ещё один невесомый поцелуй, и он разорвал прикосновение, повернувшись к заваленному хламом столу. Из-под полуприкрытых век Джил равнодушно следила, как Бен опрыскал ладони антисептиком и натянул перчатки. В его движениях не было ни капли торопливости или неуверенности. Скорее, механическая, бездумная привычка, когда Рид ловко перетянул жгутом её руку чуть ниже локтя, протёр кисть стерильной салфеткой и распечатал бумажный пакет. Джил узнала иглу с яркой синей крышкой порта и ошарашенно распахнула глаза. Серьёзно? Он же не хотел… Это не смешно! Что, прямо здесь? Собственноручно?

Застыв в полном недоумении, Джил уставилась на сосредоточенное лицо Рида, которое стало удивительно отрешённым, словно он был сейчас очень далеко. Его пальцы машинально похлопали по тыльной стороне ладони, вынудив ток крови приподнять вену повыше, бесчувственный взгляд уткнулся в синевшую полосу, а затем Бен спокойно сдёрнул с иглы колпачок. Когда остриё проткнуло кожу, Джил не вздрогнула, даже не вздохнула, продолжив всё так же ошарашенно наблюдать за склонившимся над ней Ридом. А его тело явно двигалось само – мышечная память всегда долговечнее умственной. Вот и сейчас, дойдя до нужной точки, руки спокойно выдернули иглу вместе с пластиковой основой и полуласковым движением проверили расположение катетера.

– Боль? Дискомфорт? – сухо спросил Бен и впервые сосредоточил взгляд на лице Джиллиан. Она отрицательно покачала головой. Удовлетворённо кивнув, доктор Рид вернулся к мутным пакетам и принялся их распаковывать.

Он достал прозрачный флакон раствора, быстро огляделся, шаря задумчивым взглядом по стенам, а потом удалился на кухню и вернулся с обычной вилкой, которую до упора воткнул между набившихся на одну из верхних полок книг. Подвесив на импровизированный крючок пакет, он подсоединил к нему инфузионную систему, спустил воздух и аккуратно соединил капельницу и катетер. После этого Бен наконец-то проговорил:

– Это обычный солевой раствор и глюкоза. Больше я ничего не могу, потому что не знаю, как организм отреагирует на сочетание веществ… Не знаю концентрацию амфетамина в крови… Не знаю даже его форму. – Взгляд Бена был тяжёлым. – Нужно проверить почки и вывести хотя бы часть… этого дерьма. Джил? Ты слышишь меня?

Она не отреагировала. Бен попытался было сказать что-то ещё, но поджал губы и опустился на пол, прислонившись к подлокотнику её кресла. Воцарилась тишина, которую нарушало лишь тиканье часов на стене. Джил бездумно смотрела, как секундная стрелка неумолимо бежала вперёд, отматывала минуту за минутой и приближала тот час, когда всё начнётся. Наверное, стоило поблагодарить Бена за заботу, но как-то не получалось. Собственный разум отказывался возносить хвалу тому, кто собственноручно толкал его в кошмар агонии. Скоро… Это случится скорее, чем она полагала.

О, она знала, когда приближался тот самый момент, после которого в голове не оставалось ни одной связной мысли, кроме ещё, ещё, ещё… Это был поиск дозы. Нервное, почти истеричное существование, которое, если вовремя не прервать, перерастало в настоящую боль. Сначала голову раздирали безумные рези, от которых рвало желчью, и не помогала ни темнота, ни обезболивающие. Потом тело скручивало тупое, выворачивающее суставы нытьё. Ну а затем депрессия ставила точку. Для кого-то смертельную, для остальных… А были ли такие? Без терапии… Джиллиан не знала и очень не хотела проверять на себе, но Бен решил за неё. И оставалось только надеяться, что он уберётся отсюда до всего этого ужаса, потому что выслушивать новые сентенции о ничтожестве будет совсем уж невыносимо.

Однако, спустя четыре часа, Джил опять оказалась в ванной, где под взглядом успокоенного работой почек Рида, она потирала ноющую от катетера ладонь. Джил знала, что скоро будет просить, умолять, угрожать и делать ещё много чего, но пока…

– Руку, – скомандовал Бен, отворачиваясь, а сам зубами вскрыл упаковку пластыря.

– Уходи, – хрипло сказала Джиллиан впервые за эти часы, и Рид настороженно замер. – Я съеду в ближайшие пару дней. Извини за беспокойство.

Она врала, понимая, что убегать придётся прямо сейчас. Куда угодно: в гостиницу, ближайшую подворотню, в ад, потому что через два дня на её месте уже будет невменяемый овощ. А значит, надо звонить Оливии, просить рецепт, и вновь пускать амфетаминовое колесо. Но коротко прошуршала пустая пластиковая обёртка.

– Ты останешься здесь, а я останусь вместе с тобой, – совершенно будничным тоном произнёс Бен.

– Не думаю, что…

– То, что ты не думаешь, я уже понял, – холодно хмыкнул он, вынудив задохнуться от гнева. Однако Бен проигнорировал это злое сопение, устало скрестил на груди руки и привычно опёрся бедром о туалетный столик. – У тебя истощение, психоз, расстройство пищевого поведения и, бог его знает, насколько пострадал мозг.

– Пытаешься запугать меня диагнозами?

– Играюсь в твою любимую лингвистическую эквилибристику, – вздохнул он. – Джил, это значит, что я остаюсь. И ты остаёшься со мной. Пока всё не закончится.

Сообщив это, Бен вышел из ванной комнаты, но по пути прихватил маникюрные ножницы и даже пилочку для ногтей. Кажется, он подозревал, что его ждёт.

Вечер и ночь прошли в вялом мелькании телевизионных каналов, которые Джил перещёлкивала в попытке найти хоть что-нибудь интересное. Она лежала, свернувшись калачиком на огромной кровати, Бен сидел в глубоком кресле, закинув длинные ноги на край постели. Она не знала, спал ли он хоть пару минут, пока сама бродила в бесконечной полудрёме не в силах провалиться в нормальный сон, но говорить было не о чем. Если, конечно, не считать сухой благодарности за поданное полотенце, когда её вырвало только что съеденным супом. Нет, Рид готовил нормально, но желудок просто не мог справиться с пищей и тут же извергал всё обратно. Бен, видимо, об этом знал и потому требовал от Джиллиан сидеть, стоять или лежать где-то в непосредственной близости от него, чтобы регулярно проверять её состояние. Слава богу, душ он позволил принять в одиночестве, но Джил не сомневалась, что за дверью Бен прислушивался к каждому шороху. Наверняка ждал, что его неожиданная пациентка будет искать заначки амфетамина, хотя сделать это незаметно было попросту невозможно.

Однако к вечеру следующего дня ни одного из них эти мысли больше не беспокоили. Организм Джиллиан окончательно сдался и выдал такую умопомрачительную температуру, что её беспрестанно била дрожь, а сознание то и дело проваливалось в вялый, прерываемый поверхностным сном, бред. Мышцы горели от боли, и Джил металась по кровати, впиваясь пальцами в рвущееся на части тело, пока Бен прикладывал лёд и вливал новые капельницы. Он гладил по влажным от пота волосам, что-то ободряюще говорил, но Джил не слышала. Уши и мозг забили воскресшие из прошлого голоса, раздробив в мелкое крошево голову. Да, в самом начале этого ужаса Джиллиан ещё понимала, что всему виной выход из глупой амфетаминовой петли Мёбиуса, но потом видения заполонили всё её больное сознание.

Она наверняка выболтала всю свою жизнь: раскрыла секреты и грязные тайны, однако Бен всё равно отчаянно целовал покрытый испариной лоб и постоянно был рядом. Джил не знала который час или день, путалась в ощущениях дня и ночи из-за плотно задёрнутых жалюзи. Бен велел спать. И она честно пыталась, но не могла. У неё просто не получалось. Воспалённый мозг бился в поисках знакомого чувства искусственной бодрости, а когда не находил, впадал в нервное возбуждение. Тогда Джил бесилась, орала, ругалась, швырялась посудой, едой и одеждой, пыталась даже подраться. Она не понимала, что делает. Её психика не выдерживала.

Однако каким-то неведомым чудом, а может, врачебным чутьём Бен всё же нашёл выход. Осторожно перебрав несколько видов бесполезных снотворных, в один из дней он, движимый, скорее, инстинктивным чувством отчаяния или банальной усталостью, подхватил нервно дрожавшую Джиллиан на руки. Словно маленького ребёнка, Бен укачивал её под свою равномерную поступь, кружил из комнаты в комнату, и, ни разу не сбившись с ритма, ровно ступал по стройным, чуть скрипевшим доскам. Его брожения длились часами. Джил точно не знала, но чувствовала, как плавно качалась в такт его шага, отчего мысли будто бы сами подстраивались под эту успокаивающую монотонность. И тогда, опустив голову на широкое, пахнувшее сигаретным дымом плечо, Джиллиан закрывала глаза. В себя она приходила в кровати, когда, очнувшись после короткого сна, ощущала пальцы, что нежно распутывали рыжие пряди. Да, наверняка от тяжести ноши у Бена болели руки, но он молчал и с тех самых пор упрямо вытаптывал в темноте спальни дорожки. Это был его ритуал.

Конечно, он отлучался в минуты, когда Джиллиан проваливалась в короткий сон или обморок, потому что, очнувшись, она не понимала, откуда взялась еда и чистые влажные полотенца. Но всегда, стоило открыть глаза, Бен был где-то поблизости. Чаще – сидел на полу рядом с кроватью, скрестив свои неимоверно длинные ноги, реже – листал очередной журнал или делал в ноутбуке пометки, пока думал, что она ещё спит.

Как-то раз, в одно из таких путешествий в поисках сна, Джил уже задремала, когда вдруг услышала шёпот. Скорее всего, Бен думал, что она уже спит. Однако, осторожно присев на кровать, он неожиданно сильно прижал к себе безвольную Джил, которую зачем-то всё укачивал на руках, и пробормотал в спутанные волосы:

– Я не знаю… Не знаю, мартышка, сможешь ли ты когда-нибудь меня за это простить. За то, что я тебя не услышал… не понял… заставил пройти через всё именно так. Ты пыталась сказать…

Бен неожиданно прервался и осторожно освободил одну руку, чтобы мягко очертить наверняка заострившиеся скулы на лице Джил. И сердце забилось чаще. Джиллиан понимала, что должна открыть глаза, обязана доказать – она не сердится, никогда бы не стала… Но в тепле объятий было слишком спокойно и слишком хорошо для тревог этого мира.

– Дерьмо! – неожиданно зло выругался Бен. – Нужно было сделать по-другому. Мне следовало быть внимательнее, заботливее, придумать что-то ещё… Но теперь уже поздно, да? Ты прошла через всё сама, моя маленькая, неугомонная обезьянка. Прости меня за это…

Он замолчал, прислушиваясь к ровному глубокому дыханию, а потом легко поцеловал её искусанные, потрескавшиеся губы. И после паузы длиной в одну жизнь Рид произнёс:

– Боже, Джил! Что же мы с собой сделали?..

В тот день или ночь, а может быть, утро Бен просидел ещё долго. Он раскачивался с Джиллиан на руках из стороны в сторону, иногда гладил по волосам, но с тех пор не позволил себе ни одного откровения. С профессиональным хладнокровием Рид теперь ревностно скрывал переживания или сомнения. Настойчивыми просьбами Бен едва ли не по расписанию скармливал Джил почему-то всегда жирную и сладкую пищу, а потом заставлял спать под свой уверенный шаг. И жар отступил, но вместо него пришла сухая равнина бездушия, в которой не было ни эмоций, ни желаний, ни мыслей. Только выгоревшее полотно вместо души.

Это произошло незаметно, но Бен почувствовал. Он резко распахнул шторы и впустил тусклый утренний свет. У Джиллиан не было сил даже моргнуть, словно температура и последствия ломки выжали последние крохи желания жить. Конечно, она слышала Бена, который пытался что-то сказать про восстановление функций в её хвором мозгу, но лишь отвернулась и равнодушно уставилась на одну из книжных стен. Оскорблённый подобным равнодушием Рид замолчал и вышел из комнаты. До Джил долетел шум воды в ванной, на что она не обратила внимания, а потом её тело неожиданно подняли и куда-то понесли. Господи! Ну что ещё ему надо?

В ванной комнате оказалось отвратительно светло, и Джиллиан заморгала, внезапно ощутив себя заблудившейся в дневном лесу совой. Наверное, именно поэтому она не сразу почувствовала, когда Бен начал расстёгивать пуговицы её пижамной кофты в дурацких скачущих единорогах. Кстати, как та вообще на ней очутилась? Однако, приподняв бровь, Джил с вялым интересом наблюдала за скрупулёзными движениями. Это было любопытно. Нет, если говорить честно, поведение Рида казалось слегка безнравственным. В теории. И в ответ на эту мысль мозг даже вяло колыхнулся, но тут же равнодушно успокоился, не желая ввязываться в поиски ненужных смыслов. Ему было всё равно.

Тем временем Бен стянул пропитанную недавней лихорадкой ткань, ни на секунду не задержался взглядом на почти обнажённом синюшно-бледном теле, а затем дёрнул вниз нелепые пижамные штаны. Всё с тем же спокойствием он снова подхватил Джиллиан на руки и опустил в уже набравшуюся ванну. Стало настолько тепло, что Джил блаженно смежила веки, не видя смысла держаться за бортик. Утонуть сейчас стало бы не меньшим счастьем.

– Даже не думай. – Бен верно угадал ход её мыслей. Он как раз осторожно протирал пенной мочалкой руку, где ещё недавно красовался катетер.

Джил чуть повернула голову и впервые за это время внимательно на него посмотрела, почти наяву ощутив, с каким скрежетом двигались в голове ржавые шестерёнки мыслей. Бен выглядел… хреново. Осунувшийся, заросший ужасной щетиной, с чёрными провалами синяков под потускневшей медью глаз, он стоял на коленях рядом с ванной. Его некогда смуглая кожа странно серела на фоне ворота белой и жутко мятой домашней футболки. Слегка опустив взгляд, Джиллиан посмотрела на видневшиеся из-под широких домашних штанин огромные босые ступни, и столь неловкое зрелище заставило нахмуриться. Она его не понимала.

– Какой сегодня день?

Долго молчавший голос прозвучал хрипло. Метнув на Джил быстрый взгляд, Бен поджал губы, подавил облегчённый вздох и нарочито равнодушно проговорил.

– Ты проспала День лояльности, но ещё успеваешь поправиться ко Дню памяти3.

Джиллиан медленно моргнула, словно тупая рыбёшка. Что? Мысль вяло втекла в разум и сразу застопорилась. Господи, неужели так сложно назвать число? Тряхнув головой, Джил почти физически ощутила, как больно думать. Но тут, видимо, заметив ничего не выражающий остекленевший взгляд, Бен всё же добавил:

– Пошли седьмые сутки. Тебя не было почти неделю.

Кивнув, она снова уставилась перед собой и послушно по команде закрыла глаза, когда Рид принялся тщательно намыливать её голову. И снова она не понимала. Не могла найти ни мотива, ни выгоды. Серьёзно, зачем столько бесполезной возни? Не проще ли выкинуть её никчёмное тело на социальную помойку хосписа, избавив себя от хлопот? Джил попробовала углубиться в эту мысль, но мозг снова отказался. Слишком тяжело. Так что она лишь вздохнула. Бен – глупый, благородный чудак, который думал, что она трахалась за дозу.

Неожиданно это воспоминание резануло по глазам такой острой болью, что Джил содрогнулась. Конечно же, её смятение немедленно скрыло пенной водой, но Бен заметил.

– Мыло? – обеспокоенно спросил он, быстро сполоснул руки и протянул их к лицу. Но Джиллиан отрицательно покачала головой, и Рид замер.

– Я никогда не изменяла мужу, – пробормотала она, бездумно разогнав ладонью собравшуюся у бортика пену. – За все десять лет… За всю мою жизнь у меня не было никого, кроме него.

– Знаю, – неожиданно торопливо проговорил Бен и одним быстрым движением прижал Джил к себе, не замечая, как мокнет от стекавшей воды ткань футболки. – Я знаю. Прости меня…

– Я не продавала себя за дозу. Пожалуйста, поверь мне! – перебила она, вцепившись угловатыми пальцами в мужскую руку. Взволнованно всколыхнулась затхлая муть эмоций, а из груди неожиданно вырвался истеричный смешок. Полубезумный. Вряд ли Джил понимала, что говорит. – У нас с Джимом всё сложно. Хуже не бывает. Я постоянно ему лгу, нас ждёт развод, он подозревает, что я спала с тобой. Или с кем-то другим. Не знаю. Но я никогда… никогда… Я натворила столько ужасных вещей, но никогда бы…

– Тише, тише… Я всё знаю.

Бен снова монотонно закачался из стороны в сторону, отчаянно утягивая за собой в ритм спокойствия. А Джил чувствовала уверенно обнимавшие руки, слышала гулкое биение сердца, видела упрямо поджатые губы и лихорадочно пыталась ухватиться за всё сразу. Вцепиться, как делает потерявший опору на отвесной стене скалолаз – за малейшую выбоину или выступ. А потому Джиллиан впивалась ногтями во влажную тёплую кожу предплечья и мечтала добраться до самого сердца. Туда, где ей сулили защиту. Туда, где наконец-то нашлось бы ей место. Джил не верила ни в кого, кроме Рида, и безумно хотела, чтобы он верил в ответ… Но не знала, как это сделать. Как вернуть то, что было утрачено ещё до того, как нашлось? Однако спрятанная в её мокрых волосах едва улыбка дарила надежду. Она прорезала грузный мрак нежелания жить, вынудив сильнее вцепиться в каменные мышцы нежно баюкавших рук. Изо всех сил Джил втянула ставший таким родным запах.

– Даже в бреду ты болтаешь удивительно связно, мартышка.

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Октябрь

12 дней до президентских выборов

Джиллиан постучала ногтями по картонному боку стаканчика и взглянула на часы. Она знала, что пришла раньше, чем нужно, но вырваться удалось только под предлогом очередной встречи с рекламщиками. Поэтому, вооружившись поддержкой Баррета, первую половину дня Джил добросовестно перебирала эскизы плакатов, вносила последние правки и красным маркером перечёркивала антрефиле. Затем она ругалась с фотографом, который умудрился напечатать не те снимки, и договаривалась о финальных эфирах. В общем, привычно и почти бездумно раскручивала колесо бренда «Бенджамин Рид».

Однако каждую минуту, среди слов, фраз и картинок, в голове Джил вела обратный отсчёт стрелка часов, что громыхала подобно дроби. Пальба велась не переставая и закончилась ровно в полдень, когда, торопливо накинув пальто, Джиллиан вбежала в кабину лифта. Баррет успел в самый последний момент, чуть не оставив в коридоре половину ботинка и прищемив железными створками полу куртки. Лифт вздрогнул, загудел, и Джил прислонилась лбом к холодной зеркальной поверхности. Где-то за спиной переступил с ноги на ногу секретарь и едва не ударился головой о стенку, когда попытался откинуть с глаз волосы. Она слышала, как он поудобнее перехватил тяжёлые папки, а затем устало вздохнул.

Бедняга. То, что для Джил было естественной средой обитания, порядком выматывало совершенно неготового к такому Элвина, но он справлялся.

– Вам не стоило назначать встречу так близко от Капитолия, – негромко заметил он. – Сейчас время обеденного перерыва, будет людно. Вас могут узнать.

– Кто? Спешащие в ближайшую бургерную помощники конгрессменов? Поверь, их больше волнует количество положенных в сэндвич огурчиков, – невнятно хмыкнула Джиллиан. Короткие волосы нагло лезли в рот и глаза. – Сегодня четверг, значит, их будет два, а не три. Это вызовет недовольство и ожесточённые дебаты, где каждый решит поупражняться в красноречии. Ничего нового. Огуречный сговор между всеми ближайшими закусочными тянется уже более десяти лет.

– Рядом находится служба вице-президента, – не унимался чёртов паникёр. – Если мистер Рид узнает, что вы встреча…

Джиллиан стремительно развернулась и вздёрнула вверх палец, призывая немедленно замолчать. Но Баррет, видимо, всё-таки потерял между коэффициентами конверсии и избирательными договорами остатки здравого смысла и никак не хотел униматься.

– Мы не можем забывать, что за вами следят, – выпалил он, отчего вторая леди страны была вынуждена шагнуть вперёд и едва слышно процедить:

– Закрой. Свой. Рот.

И, кажется, у неё впервые получилась идеальная интонация Бена. Пустая. Ровная. Без единой зазубренности, что могла бы послужить опорой для сопротивления. А потому Элвин замолчал, как молчали все, кто слышал этот приказ, как когда-то молчала она.

Пойманное насупившимся Барретом такси пахло смесью индийских благовоний и стандартного автомобильного ароматизатора, который вызывал лёгкую головную боль. Так что, когда машина остановилась около Национальной галереи искусств, Джил с невиданной для её каблуков сноровкой выбралась на мостовую. Воздух октябрьской осени показался до одури сладким, впившись в мозг запахом прелой листвы и влажного гравия, который сочно захрустел под ногами. Мимо пронеслись автобусы с изображением знаменитого вождя сауков4, и Джиллиан тихо фыркнула, гадая, откроется ли сегодня дома тотализатор.

Любовь к хоккею Бен скрывал долго и после переезда в Вашингтон либо смотрел матчи украдкой, либо довольствовался чтением газетных сводок. Игра была последней нитью, что связывала Рида с Чикаго. И хотя он и считал своё увлечение пустой тратой времени, но так и не смог избавиться от привычки со времён студенчества. А та, укоренившись в пору его губернаторства, переросла в мягкую одержимость.

Джиллиан узнала об этом совершенно случайно, из тихих споров во время президентской кампании Ван Берга, когда только пришедший на должность спичрайтера Макс и сломавший в бешенстве несколько перьевых ручек Рид проспорили два дня кряду, а потом чуть окончательно не разругались. И по словам «буллит», «тафгай» и «Горди Хоу», выловленным из сумбурной речи этих двоих, она наконец-то догадалась, о чём было столь яростное противостояние. С тех пор повелось, что трансляции матчей с участием «Чикаго Блэкхокс» и «Вашингтон Кэпиталс» проходили в резиденции Ридов под яростный хруст попкорна. Бен до сих пор не мог простить столичной команде победу в кубке Стэнли.

Проводив взглядом удаляющиеся автобусы чикагской команды, Джил повернулась к терпеливо ожидавшему её секретарю. Что же, пришло время последних наставлений.

– Скажешь хоть слово – ты уволен. Подойдёшь ближе, чем на десять футов – ты уволен. Попробуешь обсудить с кем-то – уволен и можешь срочно менять имя, внешность и адрес, потому что я найду тебя и убью. Ясно? – вполголоса, с мягкой неестественной улыбкой и почти ласково проговорила Джиллиан.

– Лучше бы вы так о себе беспокоились, – пробормотал Баррет, вздохнул и поудобнее перехватил тяжёлые папки.

– Не мне сидеть в Овальном кабинете, Элвин, – хмыкнула она, а затем села за уже знакомый металлический столик. – Партия проиграна, когда рубят Короля, а не выбившуюся в Дамки пешку. К тому же не ты ли просил меня именно об этом?

Баррет помолчал, раздражённо наблюдая за возящимися в песке воробьями, а потом устало опустился рядом.

– Всё это неправильно, – буркнул он и с тяжёлым стуком кинул на столик осточертевшую ношу. – Не знаю, какие выдвинули условия. Но судя по всему, не меньше, чем на государственную измену.

Джил криво усмехнулась и посмотрела на экран молчавшего телефона – до нужного часа оставалось ещё пятнадцать минут.

– Ты слишком много думаешь, – мягким голосом произнесла она и нарочито небрежно добавила: – Кофе?

Получив стаканчик с дешёвым напитком, о котором даже не просил, Баррет удалился обозревать окрестности и вести переговоры с менеджером одной из музыкальных групп. Так что, когда рядом хрустнул под тяжёлой подошвой гравий, Джил оказалась один на один с замершей над ней долговязой фигурой. На стол опустился протокольный чёрный портфель, а следом нераскрытый зонт. Джиллиан не хотела смотреть, но взгляд всё равно заскользил по бледным мужским рукам, где виднелись чахлые веснушки, мазнул по чёрной шерсти пальто и упёрся в выцветшие глаза бывшего мужа. Маска на лице Джиллиан сидела плотно, ни дрожанием ресниц, ни едва ощутимой кривизной губ не выдавав удивление.

Джим выглядел плохо. Пожалуй, даже паршиво, но упорно пытался за привычной бездушной усмешкой скрыть ещё более запавшие скулы. Будь всё иначе, Джил сочувственно покачала бы головой, но многолетняя дрессура действовала идеально, исказив ярко накрашенный рот в вежливой улыбке.

– Какая приятная встреча, – протянула она. Вышло немного наигранно, но вести изящные беседы с О’Конноли не было ни сил, ни желания.

– Убого врёшь, – холодно откликнулся Джеймс и с чуть брезгливым выражением лица уселся напротив, неожиданно достав из кармана пальто пачку сигарет. Запрещающий знак остался без внимания, а бровь Джиллиан в совершенно искреннем удивлении поползла вверх.

– Не знала, что ты куришь.

– А хотела бы узнать? – пробормотал О’Конноли и затянулся. Он чуть прищурился, посмотрев в равнодушные глаза Джил, а потом покачал головой. – Нет, конечно же, нет. Зачем тебе это.

– И давно? – Она проигнорировала последние слова и постаралась успокоить собственные пальцы, что безостановочно вертели стаканчик с остывшим кофе. В этом году октябрь выдался удивительно холодным.

– С тех пор как твой муж позаботился, чтобы я навсегда спустился на землю.

– Здесь оно как-то надёжнее, чем в небе, Джим, – хмыкнула Джил и всё же подняла взгляд, встретившись с неожиданно внимательными глазами бывшего мужа. – Что ты хотел?

О’Конноли в очередной раз затянулся и уставился в бледное голубое небо, а потом неожиданно рвано улыбнулся.

– Я хочу предложить тебе кое-что, – проговорил он, изучая узорчатость дымки с редкими диагональными росчерками инверсионного следа.

– Ты или… – Джиллиан сделала многозначительную паузу, предлагая ему самому озвучить причину такого… экспромта. То, что их разговор не был запланирован, стало понятно с первой же секунды, стоило Джеймсу повернуться спиной к наполненному людьми парку.

– Твоя встреча с командой не прошла незаметно. О ней знаю я, а значит, в курсе и Сандерс, – подтвердил он догадки. – Мне было велено вынести тебе предупреждение, в следующий раз снимки окажутся в печати. Однако Джонатану очень не хотелось бы доводить до таких крайностей. Ему не нужен скандал, ему нужны бумаги и только бумаги.

– Как и тебе, – кивнула Джил, сделав небольшой глоток, и непроизвольно скривилась от горечи. – Я знаю, что там есть твоё имя. Но всё это ты мог озвучить по телефону, не подставляя меня ещё больше.

– Когда Рида оповестят о твоём участии, будут ли хоть что-то значить наши встречи? Не думаю, милая, – хмыкнул О’Конноли, но улыбка вышла вымученной, выдав сковывавшее его напряжение.

Он сцепил длинные пальцы, в которых вращал сигарету, но неожиданно обжёгся и тихо выругался. Окурок полетел под ноги. На секунду поджав бледные губы, Джеймс сухо заговорил:

– То, что я сейчас озвучу, не было санкционировано. Это… моё личное предложение.

– Надо же.

– Думаю, ты догадываешься, что как только документы окажутся у Сандерса, на тебя начнётся охота. Джиллиан Рид знает слишком много лишнего, видела ненужных людей, говорила… со мной. Ты потенциальная угроза их спокойствию, которую захотят устранить как можно скорее.

Он замолчал и снова переплёл бледные пальцы, попытавшись за непринуждённостью позы скрыть серьёзность происходящего. Но Джил лишь дёрнула щекой, вымученно улыбнулась и положила недрогнувшие руки на стол. Что же, этого следовало ожидать. Глупо вышло. Погналась за одним, а подставилась в другом. Непрофессионально.

– Ну, я благодарна тебе за информацию, – ровно проговорила она, не зная, что ещё можно сказать в этой странной ситуации. Предупреждения Джеймса были уже бесполезны, потому что повлиять на исход Джил уже не могла. Как не могла выйти из игры. Оставалось только делать, что должно, и верить в удачу. Она что-нибудь придумает, правда?

– Я… – неожиданно замялся О’Конноли.

– Лучше хорошенько подумай, прежде чем озвучивать опасные мысли, Джим. У меня нет другого варианта, и ты об этом прекрасно знаешь.

– Есть, – быстро проговорил он, а затем раздосадованно покачал головой и достал новую сигарету из потрёпанной пачки. В следующий момент он торопливо вываливал на Джил, видимо, давно накопившиеся слова. – Я могу помочь. Когда документы будут у Сандерса, ты уедешь. У меня есть возможность спрятать тебя так, чтобы они не нашли. Никто не нашёл. Под моей защитой вы будете в безопасности. Ты и… твоя дочь.

Он махнул рукой, но даже ещё недослушав, Джиллиан знала, каким будет конец. Дочь. «Твоя дочь». Не Бена, не четы Рид. Только её. Чёрт возьми, как же Джим не подавился-то этим словом? Джиллиан посмотрела в лживо-обеспокоенные глаза когда-то знакомого человека и задумалась, сколько же ещё дерьма хранилось в душе Джеймса О’Конноли. Господи, а раньше казалось, что она изучила его до последней веснушки. Брать на себя ответственность за чью-то смерть непросто, да, дорогой? Уж она-то знала об этом всё.

– Вот как? – Тонкая рыжая бровь взлетела вверх. – Ты предлагаешь сбежать?

– Да.

– Совесть заела?

– Я не хочу твоей смерти.

– Давно ли? – прошипела Джил. – Помнится, когда ты бросил меня в пустом доме, у тебя даже близко не было подобной гуманности. Так что случилось теперь? Замолил грехи и получил парочку индульгенций? Извини, не помню, чтобы подписывала тогда что-нибудь, кроме бумаг на развод.

Она стремительно поднялась, вынудив О’Конноли вскочить следом.

– Я не горжусь тем, что сделал, – медленно проговорил он, чем заслужил новое хмыканье. Действительно, хвалиться там было нечем. – И хочу как-то извиниться…

– Что?! – Вышло слишком громко, отчего несколько сидящих рядом людей посмотрели в их сторону, а потому Джиллиан сбавила тон. – Ты жалок, Джим. Полнейшее ничтожество.

Она повернулась, чтобы уйти, когда Джеймс схватил её за руку, вынуждая остановиться. Он смотрел на неё так внимательно, словно выискивал в чертах взрослой женщины ту девчонку, которую когда-то любил. Или думал, что любил. И тогда на Джил навалились воспоминания. Они затопили разум удушающей волной и зазвенели болью в травмированных связках и рёбрах. Резко дёрнувшись в сторону, Джиллиан зло зашипела в накатывающих волнах паники.

– Подожди. Хотя бы подумай над моим предложением. Подумай о дочери! Риду плевать на тебя. Ему нужен только Овальный кабинет!

– Не смей прикасаться ко мне, ублюдок. Не смей даже подходить! – прорычала она, выдернула-таки ладонь и с ненавистью посмотрела на бывшего мужа. В данную секунду Джил не слышала ничего, кроме эха глухих ударов и собственного крика. – Я принесу грёбаные бумаги и надеюсь, ты навсегда свалишь из моей жизни.

6 лет назад

Чикаго, штат Иллинойс

Май

Джиллиан повела плечами и чуть повернула голову, чтобы до боли в глазах всмотреться в раскалённые проволоки начинающегося заката. Ещё было только четыре часа, но солнце бронзовыми отсветами уже прорезало облака. И стоило лишь смежить веки, как перед глазами зеленоватыми линиями карандашного наброска вспыхивала только что увиденная картина – штрих влево, штрих вправо, рассечь наискосок. Это было красиво, почти завораживающе, что хотелось бесконечно скользить взглядом по тонкой линии, едва поспевая за меняющейся неровной сеткой.

С момента, как закончилась ломка, прошла неделя, которая далась Джиллиан тяжелее, чем все проведённые годы в Конгрессе. Она… не успевала. Была настолько растеряна, будто в той амфетаминовой лихорадке сгорел её мозг, эмоции и сама личность. Джил неуверенно двигалась, с непроницаемым лицом сидела на каждодневных летучках команды, ехала, куда говорили, что-то делала, с кем-то общались, но выпадала из реальности всякий раз, стоило остаться одной. Ей казалось, что она захлёбывается информацией, тонет в ней, как бездарный пловец, и похожа на антикварную мебель, которую хранят ради былой истории и приятных воспоминаний.

Однако Бен не сдавался. Словно волшебник, он ловко сглаживал путаницу слов и абсурдность заявлений своего консультанта, с одного взгляда находил простейшие арифметические ошибки и переписывал вместо Джил речи собственных выступлений.

Но затем на город опустился туман, и стало так тошно, что Джил вдруг поймала себя на мысли выйти в окно. Просто шагнуть в открытую раму и раствориться в плотном сумраке облаков, которые двигались со стороны озера. Вчера, привычно укачивая Джил перед сном, Бен тихо рассказывал, как те медленно наползали на его родной город. Как, раскинув лапы, пробовали на вкус Мичиган, откусывали по лоскуту с каждой стороны большого маяка и осторожно поглаживали волны. Ему казалось это красивым, но Джил стояла около огромных окон офиса и смотрела, как пелена пустоты постепенно сжирала Чикаго.

Она воображала, что серость впиталась в некогда яркие улицы, стёрла номера домов и растворила в себе фонарные столбы. Остались только застывшие во времени высотки, которые, подобно перстам судьбы, прорезали плотные облака. А те клубились прожорливыми кавернами и будто давили своим плотным маревом. Город, и Джил вместе с ним, вымер, истончился вгладь высоких стен и застыл ослепшими окнами цивилизации. Всё казалось зыбким, мутным, никаким и полнилось тягучими мыслями, от которых часто веяло затхлостью. Словно не существовало никогда человека-Джил, а только гудящая пустотой оболочка.

Ребята странно оглядывались, Энн поджимала тонкие губы и поправляла большие очки, а Бен… О, вот на этом моменте из тумана выплывала отдельная причина для размышлений, но думать пока об этом было сложно.

С того самого утра, когда истощённый лихорадкой организм выдал нежданную исповедь, Бен больше не оставался с ней на ночь. Он приходил утром, уезжал далеко после полуночи, почти не спал, не ел и смотрел так внимательно… Словно чего-то ждал, а она никак не могла догадаться. Джил не знала, когда Рид уходил, не слышала шорох одежды или щелчок замка. Но в один момент вокруг становилось так пусто, будто что-то отняли или грубо забрали. И тогда она открывала глаза, а потом долго пялилась в потолок, пока в голове вертелась мелодия, которую часто напевал Бен во время полуночных бодрствований.

Джиллиан не понимала, что происходит с ним или с ней, но никого не винила. Как можно разобраться в чужом человеке, если она сама не узнавала себя? И всё же Бен постоянно был рядом. В поездках или на встречах, на митингах или у журналистов. В конференц-залах отелей, за декорациями телевизионных эфиров, в самолётах, метро, между съёмками или встречами, утром и вечером, ночью и днём. Да, он не поднимал трепетных тем и не позволял себе больше положенной вежливости, словно не шептали они безумных признаний, не целовали ошалевшие губы, не ссорились, не мирились, не искали ответы в невольных мыслях и отражении глаз. Будто что-то провело между ними черту, если не убив чувства Бена, то вынудив их опасаться.

Впрочем, была ли граница такой уж незримой? Такой неизвестной? Или же Рид наконец-то открыл глаза и принял всю неприглядную правду?

Это случилось несколько дней назад. Вернувшись то ли из Куинси, то ли из Рокфорда и устав смотреть на туман, Джил присоединилась к Бену на кухне, где готовился ужин. Отныне она жила по строгому расписанию – еда, сон, новости, односторонние диалоги Бена с вялым вкраплением её неуместных и отчего-то скабрезных реплик, и поездки… поездки… поездки. Рид не пропускал ни одного пункта и знал, что если не будет рядом, то подопечная тут же перестанет есть, спать и, возможно, даже дышать. Постнаркотическая депрессия делала своё дело. И хотя оба знали – это пройдёт, легче не становилось. Только хуже.

В последние дни Джил отказывалась выходить из квартиры, пропускала эфиры и предпочитала прятаться дома, чем неизменно доводила Бена до бешенства. Он ругался, спорил и хлопал дверями, а потом долго отсиживался в своём углу рядом с книжными полками. И пока Рид в обратном порядке считал список текущего созыва Конгресса, Джиллиан отупевши смотрела в окно. Так что, когда она испытала внезапный порыв помочь с овощами, Бен тщательно скрыл свой оптимизм.

Меланхолично нарезая морковь, Джил вновь и вновь возвращалась к своим вялым мыслям. Однозначно было бы проще, уйди Бен тогда сразу. Потому что стыд, который накрывал каждый раз, стоило Джиллиан вспомнить о своём поведении в ванной, был просто невыносим. Страшно подумать, что было бы, поддайся Рид на убогую провокацию. И хотя куртизанка из Джил вышла хуже, чем даже жена, она не сомневалась, что Бен хотел. Видела взгляд, ощущала рукой совершенно очевидное возбуждение, чувствовала, как он дёрнулся к ней и тут же немедленно замер. Видимо, именно потому он теперь каждый раз отстранялся и отводил взгляд, стоило их прикосновениям задержаться чуть дольше положенного. Похоже, Бен действительно не хотел иметь с ней ничего общего. Но было же… Было!

Фыркнув от досады на собственное поведение, Джил раздражённо дёрнула ножом и тут же зашипела от боли в порезанном пальце.

– Дерьмо! – тихо выругалась она, ошарашенно глядя на рану.

– Всё в порядке.

Бен быстро вытер руки о полотенце и протянул ладонь в молчаливой просьбе немедленно показать ему нанесённый ущерб. Право слово, реши Джил самоубиться, то выбрала бы что-нибудь поинтереснее четвертования. Хотя, о чём она. Позор с бритвой, о котором, слава богу, не знал никто, кроме неё, всё ещё стоял перед глазами. Позавчера она пыталась порезать вены безопасным Gillette, а потом долго в беззвучной истерике хохотала над собственным ничтожеством.

Тем временем Рид легко пробежался по ране, подушечкой стёр каплю крови и чуть задержал в руках ладонь, совершенно машинально выписывая большим пальцем привычные круги и полумесяцы. Но затем он поднял взгляд, и Джиллиан застыла. С каким-то несвойственным волнением она ждала, что вот сейчас! Прямо в это мгновение, которое раньше он никогда бы не упустил, Бен поцелует или скажет очередное ехидство, обнимет, пошутит, сделает хоть что-то! Но вместо всех взметнувшихся в сознании фантазий он лишь ободряюще улыбнулся, а Джил лишилась последних кусков сердца. Да горите же в аду все её принципы!

– Твои мышцы ещё не восстановились. Видишь дрожание? Это парез. Надеюсь, остаточный, а не… – Бен хотел добавить что-то ещё, но передумал и отвёл взгляд. – Схожу за пластырем.

Джил поджала губы.

– Я сама, – немного грубо ответила она и выдернула пальцы из осторожной хватки. Мельком взглянув на чадящую сковороду, она фальшиво улыбнулась. – Мясо пригорит.

Бен промолчал и лишь проводил её опять тем самым взглядом.

В ванной Джиллиан принялась раздражённо хлопать дверцами в поисках злополучного пластыря. Она отодвигала банки с пеной и нераспечатанными гелями для душа, шуршала невесть как очутившимися праздничными упаковками и перебирала картонки с саше. С нарастающим негодованием Джил пыталась понять, куда могла запропаститься целая упаковка чёртового пластыря. А потом, за очередной коробкой с салфетками, по стеклянной полочке нарочито медленно прокатилась белая капсула. Она липко стукнулась о нижнюю стенку шкафчика, на мгновение задержалась на краю, а затем доверчиво нырнула в протянутую ладонь. И мир будто остановился. Всё казалось сродни наваждению, когда, ощутив знакомую тяжесть, Джил инстинктивно сжала кулак. Сердце отчаянно заколотилось, мозг зашёлся в восторге предвкушения, пока Джиллиан судорожно дышала через рот и пыталась подавить тошноту.

Нет-нет-нет… Нельзя!

На лбу выступила испарина, когда она медленно разжала трясущиеся пальцы и уставилась на перепачканную кровью капсулу, прежде чем с коротким всхлипом судорожно вздрогнула. В полном отчаянии она вдруг поняла, что не справилась и никогда не сможет. Что неважно, сколько прошло времени – месяц, год, десятилетия – это с ней навсегда. До последнего вздоха она будет искать повод или причину вернуться к наркотику. Но когда Джил уже подняла было руку… когда уже почти ощутила на языке знакомую горечь, ладонь прорезало такой сильной судорогой, что тело непроизвольно вздрогнуло. А следом дрогнула и соскользнула вниз капсула, описала круг возле сливного отверстия и, не обратив внимания на дикий испуганный вскрик, с тихим шорохом рухнула в черноту.

Рвано выдохнув, Джиллиан пошатнулась и вцепилась в край раковины, чтобы не рухнуть. Руки задрожали, пачкая кровью эмаль, но она не заметила. Длинно выдохнув, Джил подняла голову и обречённо уставилась в зеркало, ожидая увидеть привычное жалкое зрелище, но вместо этого, в ярком свете россыпи потолочных ламп, там замер Бен. Его руки до белых костяшек вцепились в гладкую стену, и Джил задохнулась от той боли, с которой он смотрел на сгорбившуюся перед ним изломанную женщину. И всё было понятно без слов. Она действительно его потеряла.

– Не могу найти пластырь, – наконец, едва шевеля побелевшими губами, прошептала Джил, хотя всем своим сердцем хотела просить о помощи.

– Внизу. Во втором ящике, – голос Бена был нарочито спокоен, но даже в зеркале Джиллиан видела, как лихорадочно бился на его шее пульс.

Танцующими от паники пальцами она смогла достать немедленно отыскавшуюся упаковку, которая лежала на самом видном месте и будто кричала о наглом вранье. Не заметить ту было попросту невозможно. Боже… Бен никогда ей не поверит. Джиллиан судорожно стиснула пачку, но что-то доказать уже не могла. И потому руки машинально пачкали тонкий прозрачный пластик обёртки, пока пытались разлепить, казалось, намертво склеившиеся кончики. Она пробовала снова и снова, в каком-то исступлении уже рвала плотную липкую ткань, когда находившиеся на грани истерики пальцы накрыла большая мужская ладонь. Зашумела льющаяся из крана вода, руку обожги холодные струи, и вместе с лёгшим на кожу пластырем на ванную комнату рухнула недобрая тишина.

С тех пор Бен стал ещё дальше. Каждый раз при виде его поджатых губ и нервно сцепившихся рук, Джиллиан грустно смеялась. Хотела деловых отношений, милая? Получай! Вот он, твой тщательно выпестованный профессионализм, где за сухим официозом могло прятаться целое государство чувств или же ничего. Но увидеть результат собственных действий оказалось удивительно больно. Потому что в тот момент, когда Джил оказалась готова взглянуть на Бена без искажающей наркотической призмы, он больше на неё не смотрел.

А она мечтала обнять чуть ссутулившиеся от усталости плечи, вплести в лакричную черноту волос пальцы, сделать и сказать так много, но не умела. Джиллиан не представляла, как говорить о чувствах, не понимала и, в общем-то, даже ни разу не пробовала, привыкнув к сухому обращению Джеймса. Любые проявления человечности будили в ней настороженность, с которой Джил существовала вот уже столько лет. Так что сейчас у неё не находилось ни слов, ни уместности из-за страха быть вежливо остановленной, как одёргивал сам себя Бен.

Он больше не жалел и не спрашивал, лишь ставил перед фактом или не информировал о своих планах вообще, отчего Джил по несколько раз на дню перепроверяла их расписание. В общем, Бен не делал поблажек. Он таскал её за собой по митингам, встречам и съёмкам, насильно кормил и точно ребёнка укладывал спать. Но чем больше проходило времени, тем отчётливее казалось, что всему виной не чувства к Джиллиан. Не забота, нежность или – ах, какие мечты! – любовь. Больше нет. Всё дело в фальшивой вине и проклятом рыцарском благородстве. Джил ведь больше никто. Ни жена, ни мать, ни любовница, ни профессионал и даже не человек с его обычными потребностями или желаниями. Отныне она – это поиск дозы.

Так что, да, им нужно поговорить. Эта необходимость зрела неделями и проявлялась всё чётче, вместе с выплывающим из тумана городом. И вот сегодня, когда Джил впервые за эти дни увидела синее небо, неизбежность разговора свалилась вместе с лучами весеннего солнца.

– Знаю, ты не спрашивала, но рейтинги показывают неплохую динамику… Новая реклама, которую Джонас запустил в проблемных округах, приносит нам по семь с половиной человек в показатели. А ещё…

По-деловому сухой голос Рида пунктиром дорожной разметки вплёлся в ход мыслей, и Джиллиан вздрогнула. Она даже не помнила, как покинула офис. Но, видимо, Рид приказал идти, и она послушно пошла. Тем временем на колени приземлилась синяя папка с эмблемой демократов, и Джил попыталась сосредоточиться.

– Через несколько дней у меня запланировано интервью с мэром Спрингфилда. Ничего интересного – обычные разговоры на стандартные темы. Они прислали бриф, и я буду рад, если ты с ним ознакомишься. Он лежит в папке.

Джил плохо понимала, о чём говорил Бен. Мысли ещё сбивались в кучу, застревали где-то в районе барабанных перепонок и никак не желали протискиваться в черепную коробку. Мгла над городом рассеивалась, но голову Джиллиан по-прежнему набивали комья туманной ваты. Одно она знала точно: за вежливой «радостью» от её участия крылось ультимативное требование заняться работой. Но Джил ничего не хотела и потому отвернулась обратно, ведь город, к счастью, не требовал ничего. Мимо проносились фонтаны, ярко-жёлтые лодочки речного такси и передвижные жаровни с местными хот-догами. Из приоткрытого окна неожиданно повеяло тёплым майским вечером и почему-то скошенной травой, что было странно посреди бетонного центра. Но… это Чикаго.

– Хорошо, – наконец кротко ответила Джил.

– Ну, в этот раз ты хотя бы меня слушаешь, – вздохнул Бен и, кажется, сам себе не поверил. Изящная Тесла бесшумно перестроилась в правый ряд, и Рид потянулся к огромному экрану панели управления. – Музыку?

– Как хочешь, – равнодушно откликнулась Джиллиан и всё же обратила внимание на папку. Просмотрев несколько документов, она на секунду зажмурилась и до конца открыла окно – похоже, её неумолимо укачивало. Тем временем машина завернула за угол и встряла в пробку.

– Вашингтон официально отказался от расследований. Забавно, но после твоего восхитительного падения в прямом эфире, всех больше волновало самочувствие главной ведьмы Конгресса, нежели покрытые мхом скандалы. Ты заслужила уважение… за свою работу. Кстати, офис завален письмами с пожеланиями скорейшего выздоровления. Можешь ознакомиться, если захочешь.

Бен прикурил, выключил немедленно замелькавший на экране грустный значок опечаленной хозяйскими привычками машины и размял затёкшую шею. Бросив на него быстрый взгляд, Джил едва подавила безотчётное желание поправить чуть задравшийся воротничок у рубашки и снова вздохнула. Выглянувшее солнце окончательно испарило туман и наполнило вечер духотой, отчего Бен стянул пиджак, закатал до локтя рукава и выкрутил на полную бесполезный кондиционер.

– Должен сказать, твоя дурацкая эскапада со статьёй помогла. Не уверен, что хочу знать, какую цену назначил за свою помощь Белл… Хотя, без сомнений, ещё крупно пожалею об это. Или, что вероятнее, ты пожалеешь…

Джиллиан вздрогнула, чем выдала себя с головой. Это, конечно, не укрылось от Бена.

– Не сказала бы, что у меня был другой выход.

Рид разочарованно покачал головой и едко протянул:

– А ты их искала? Другие выходы. Перебирала двери? Высматривала лазейки? Полагаю, назвать твои решения взвешенными будет весьма опрометчиво. Ты ослушалась приказа…

– Не стоит благодарности, – всё так же безлико перебила она.

Бен осёкся, длинно выдохнул и переместил машину на пару дюймов вперёд, постаравшись не попасть под выхлоп пикапа. Повисла неуютная пауза, прежде чем едва ли не впервые затянувшись, Рид всё же открыл рот:

– Согласно журналу медицинского центра Чикагского Университета, всю позапрошлую неделю ты провела в частной палате, где приходила в себя после сильного обезвоживания.

Джиллиан повернула голову и чуть приподняла левую бровь. Неожиданно.

– А ты?

– А я раздавал бесконечные письменные интервью, летал в Вашингтон и боялся сделать шаг без своего консультанта, – вздохнул Рид и натянуто улыбнулся. Похоже, он только что придушил остатки собственной гордости ради спокойствия ничтожной миссис О’Конноли. Право слово, от такого благородства скоро можно будет ослепнуть.

– Спасибо.

И снова эта отвратительная, неполноценная тишина, которую следовало бы заполнить нужными разговорами. Но вместо этого Бен произнёс до банальности очевидную фразу.

– Ты права. Не мне тебя винить в поспешности. Я поступил не лучше. Мне следовало хотя бы попробовать определить тебя в клинику…

– Нет. Слишком опасно. Так что всё сделал верно. Можно скрыть депрессию, попытку суицида, но ломку вряд ли…

– В общем, – будто не слыша её слов, продолжил Бен, – хоть я и считаю подобные методы неприемлемыми, но мне следует тебя поблагодарить.

– Это моя работа.

Да, работа. А ещё дикое, животное желание спасти то, что так дорого. Но Джил промолчала и посмотрела на одну из небесных бронзовых полос, чувствуя, как вместо резкого запаха травы ветер принёс что-то сладкое. Желудок предательски заурчал, вынудив Бена недоумённо приподнять бровь.

– Надо же… Хочешь, заедем куда-нибудь? Бог его знает, когда мы доберёмся до дома, а такую возможность не стоит упускать. – Он кивнул в сторону подавшего признаки жизни организма и криво усмехнулся.

На самом деле, смешного здесь было мало. Надсадно трудившийся мозг до сих пор не восстановил убитые наркотиком клетки, и Бен не был уверен, что это вообще когда-нибудь произойдёт. Так что цирковое колесо еды по расписанию продолжало свой бег: была мартышка простая, а теперь дрессированная. Осталось только научиться ложиться спать по звоночку, впрочем, для этого у Рида был собственный метод.

– Не думаю, что это уместно, – покачала головой Джиллиан и снова принюхалась, ловя ускользавший сквозь сигаретный дым аромат… печенья? Вафель? Чёрт пойми, что это было, но желудок снова дал о себе знать, напомнив голодной болью.

– Господи, порой я тебя не понимаю. Изо всех сил стараюсь найти объяснение твоим поступкам, но попросту не могу, – со злым смешком неожиданно проговорил Бен, глубоко затянулся и досадливо покачал головой.

– Здесь нечего искать. Слухи расползаются точно змеи из разбитого вивария – быстро и беспощадно. На нас уже косо смотрят, недоумевая, почему вместо жены господина Губернатора по городам и весям с ним таскается похожая на неё женщина. Ещё парочку таких сплетен, и вместо общественной любви к нам появится множество вопросов.

– Серьёзно? Это единственное, что тебя волнует?

– Да. – Джил пожала плечами. А как, чёрт побери, иначе, если все последние месяцы её жизнь принадлежала исключительно Риду: его будущему, настоящему и прошлому. Она вздохнула и посмотрела в усталые глаза Бена. – Миром правит некомпетентность и безразличие. Всем плевать, насколько верна информация, они лишь хотят поскорее сделать скандальные выводы.

– Если ты хочешь подискутировать, то я не настроен вести пустую полемику.

– Здесь нечего обсуждать. – Джил с нежностью огладила край синей папки. – Мы управляем машинами, но не собственными мыслями, верим в бредовые идеалы и боремся за фальшивые ценности. Воюем против всего сразу и лавируем среди чужого эго, потворствуя своему. Но иногда происходит чудо. И посреди театра, где все дёргают за ниточки свои манекены, появляется удивительный человек. Тот, за кем идёшь не по приказу или ради выгоды, а потому что хочешь. Потому что ты веришь, интуитивно знаешь – вот оно. Ему не надо ничего доказывать, не надо придумывать, врать или притворяться. Он поразителен сам по себе.

Она прервалась, не в силах посмотреть на замершего Бена. А тот ловил каждое слово и искал то самое, единственное. Но вместо него Джиллиан произнесла:

– Так будет с тобой. Ты достоин блестящей карьеры, и я не позволю ни тебе, ни себе упустить этот шанс.

Хотя, конечно, хотелось совершенно иного: плюнуть на всё и просто целовать поджатые губы, очерчивать жёсткую линию бровей, исследовать упрямство слишком крупного носа и царапаться об обязательную щетину. Господи, Джил была готова сделать для него что угодно – развернуть вспять вселенную, собрать новый узор из галактик, лично завоевать Капитолий, но…

– Ясно, – последовал короткий ответ, и стало понятно, что Рид хотел чего-то иного.

Снова передёрнув плечами, Джил вернулась к бумагам и попыталась вчитаться в скачущие перед глазами буквы, но не выдержала и десяти минут. Пропитавший салон навязчивый аромат сахара отвлекал и не давал сосредоточиться.

– Ты должен попасть не только в Сенат, – задумчиво протянула она, глядя, как справа проплывает вывеска огромного донатса. И тут Джиллиан осенило.

Пончики! Так пахли те самые пончики с апрельской остановки – сладко, терпко, чуть подгоревшим маслом и рассыпчатой глазурью, ягодным джемом и кофе. Горячие, сочные, блестевшие карамелью. Джил почувствовала, как свело желудок, но решила договорить.

– Ты рождён для этого, за тобой идут даже те, кто впервые увидел. Не испорчен политикой, не пытаешься быть наигранно толерантным и несёшь бремя ответственности, к которой готов… которой не боишься.

– Удивительное дело, – неожиданно зло протянул Бен, стряхнув пепел в открытое окно, – ты не доверяешь даже команде, но не сомневаешься во мне. Почему?

«Потому что я тебя люблю. Потому что ты мой маяк. Потому что не будет тебя, и этот мир окончательно слетит с катушек, а я вместе с ним…»

– Потому что динозавры – вымерший вид. Ты последний, – просто ответила Джил, а затем пожала плечами. – Но ты неправ. Я сомневаюсь, потому что сама врала слишком много, чтобы не понимать – кто-то врал больше.

Бен хмыкнул, и щелчком пальцев отправил окурок на проезжую часть, наверняка доведя радеющую за экологию калифорнийскую чудо-машину до сердечного приступа. Джил подозревала, что та уже звонит Илону Маску, в ООН или Greenpeace.

– Люблю твой вечерний цинизм, он острит на языке.

– Бог с тобой, это просто здравый смысл, – откликнулась она и прищурилась от бьющих в лицо ярких лучей, а потом впервые за эти дни осторожно улыбнулась. – Хочешь пончиков?

Бен ничего не ответил, только отчего-то ещё больше нахмурился и совершенно невоспитанно подрезал соседний автомобиль. Резко дав по газам, послушная Тесла вынырнула на автостраду.

Кафе, в котором продавалась выпечка, располагалось в квартале от дома. Оставив на памятной подземной парковке машину, Бен двинулся было к лифту, но развернулся, когда заслышал удалявшийся стук каблуков. Не пожелав тратить время на никому не нужные мелочи вроде переодеваний, Джиллиан спешила на манящий запах жирной, сладкой еды.

– Ты пойдёшь так? – немного раздражённо спросил Рид и кивнул на туфли Джил, которые годились, разве что для офисных променадов к кофемашине, но никак не для прогулок по асфальтобетонным поверхностям. Недоумённо изогнув бровь, она чуть замедлила торопливый шаг.

– У меня есть ноги, а на ногах обувь. Не вижу препятствий, чтобы идти именно так, —откликнулась она, но тут же остановилась перед крутой горкой выхода из подземелья парковки.

Нет, здесь, разумеется, были лестницы и тот же лифт, но пышущий свежим уличным жаром выезд с парковки оказался ближе всех к намеченной цели. Подумаешь, проблема! Но, подняв голову, Джиллиан мысленно застонала. Ох…

– Ну-ну, – хмыкнул Бен, который теперь с нескрываемым интересом наблюдал за потугами покорить локальный Эверест. А потом направился следом, чтобы на ходу подхватить отчаянно сражавшуюся за каждый дюйм женщину, словно какой-то мешок с кукурузными хлопьями. И пока Джил пыталась сохранить достоинство, а заодно ударить посильнее, Рид стремительно вознёс её на вершину и бережно поставил на землю. Асфальт под шпильками тревожно прогнулся.

– Варвар, – пискнула оскорблённая личность, затем излишне резко одёрнула на себе жакет и нервной рукой распустила без того развалившийся пучок. Рыжие кудри хлынули неконтролируемой волной на глаза; отчего-то Бен дёрнулся было помочь, но, зажав в зубах заколки, Джил отстранилась и наиграно сердито прошипела: – Не вздумай ещё хоть раз сделать что-то подобное, иначе мне придётся вытаскивать тебя из дерьма обвинений в харассменте.

Рид замер, а затем неожиданно искусственно улыбнулся и всего одной фразой свёл на нет любое веселье.

– Как прикажешь, – ровно откликнулся он, развернулся и равнодушно зашагал в сторону маячившей вдалеке вывески. Опустив руки, Джиллиан растерянно моргнула и болезненно закусила нижнюю губу.

– Я бы никогда не стала приказывать… Не тебе, – тихо пробормотала она в стремительно удалявшуюся от неё спину, но Рид, разумеется, уже не слышал. Господи! Ну что она опять сделала не так?

Наскоро заколов вновь задрожавшими руками волосы, Джил поспешила следом. От быстрой ходьбы и палящих лучей тут же стало нестерпимо жарко, и где-то на полпути Джиллиан обречённо стянула с себя жакет. Она почти физически чувствовала, как под майским солнцем всё ярче горят на лице веснушки, но скрыться от него было негде. В этот час улица была переполнена людьми и залита розовым светом. После рабочего дня все спешили насладиться долгожданным голубым небом и вычихать скопившийся в лёгких туман, а потому стекали разноцветным потоком из офисов. Прохожие торопливо стаскивали с себя куртки, ворчали на духоту, но с удовольствием подставляли лица косым закатным лучам.

Увы, но кафе с пончиками находилось прямо около станции «Рузвельт», откуда ежеминутно выплёвывались пассажиры метро. И чем ближе было это тревожное для Джил место, тем медленнее становился её шаг. Когда же очередной подошедший поезд исторг новую порцию людей, она окончательно остановилась и с нарастающей паникой взглянула на приближающуюся толпу. Ладони вспотели, стиснули уже измятую ткань жакета, а потом непроизвольно дёрнулись в поисках салфеток. Однако вместо того, чтобы схватить такую знакомую упаковку, они вцепились в широкую ладонь невесть как оказавшегося рядом Бена.

– Всё хорошо.

Бен произнёс это едва ли не по слогам, а потом уверенно загородил собой Джиллиан. А она, зажмурив глаза, подчинилась ненавязчиво подтолкнувшей руке, сделала пару шагов, но тут же споткнулась о бесконечные ноги Рида и влетела в предусмотрительно распахнутые двери кафе.

– Господи, не женщина, а катастрофа!

Бормотание Бена и его крепкая ладонь подействовали успокаивающе, так что Джил рискнула открыть глаза. Она ожидала увидеть вокруг себя потные лица и взмокшие спины, но в помещении оказалось на удивление пусто. Лишь несколько человек спокойно сидели за столиками и что-то читали в смартфонах, ещё трое меланхолично рассматривали выложенные на прилавки горячие пончики. Джиллиан осторожно втянула воздух и немедленно почувствовала, как от терпкого запаха какао томительно сводит желудок.

– Я думала, это пройдёт, когда… – она запнулась и бросила на Бена испуганный взгляд.

Однако Рид был спокоен. Засунув руки в карманы брюк, он почти равнодушно посмотрел на неё в ответ. Почти. Было что-то в самой глубине его глаз, где застывшая медь радужки прерывалась чернотой зрачка. Какая-то непонятная, тщательно замаскированная эмоция, о которой Джиллиан не позволено было знать. Часто заморгав, она отвернулась и опять сказала вовсе не то, что хотелось бы.

– Ты так и не ответил, будешь ли пончики.

– Ну, раз настаиваешь… – Бен пожал плечами и рассеянно огляделся.

Разумеется, она ни на чём не настаивала, даже не просила. Но, видимо, пришёл тот момент, когда Риду стало окончательно всё равно. На Джил, на пончики и даже на собственное время, которое он бездумно тратил на ту же Джиллиан. Бен отрабатывал чистую совесть и подобным извращённым способом выражал благодарность за спасённую шкуру. Блестяще, О’Конноли. Ты добилась чего хотела. Именно так выглядит человек, которому надоело гоняться за строптивой девчонкой, и он окончательно разочаровался.

– Выбрала?

Прозвучавший вопрос вышел ровным и безликим, вынудив посмотреть на витрину. И скользнув взглядом по разложенной выпечке, Джиллиан внезапно поняла, что растерялась. Обычно ей было настолько плевать на еду, что проблемы выбора просто не существовало. Но желудок заурчал снова, а Джил нервно сглотнула слюну.

Прилавок казался почти бесконечным. Там лежали не только привычные круглые пончики, но ухабистые ореховые рогалики, огромные глазурные плюшки, марципановые космические корабли, голова Йоды, парочка звёзд Давида и даже плоская пародия на знаменитую зеркальную «фасолину». Пончики строились ровными колоннами и отражались в идеально чистой поверхности витрин. Их число сбивало с толку. Так что, когда до Джил дошла очередь, она оказалась не в состоянии сделать хоть какой-нибудь выбор. Принять одно решение оказалось слишком сложно, поэтому следивший за ней Бен, видимо, из врождённой вредности ехидно выждал пару минут – ровно столько, чтобы за их спинами успел подняться недовольный ропот, – а после нарочито тяжело вздохнул и стал перечислять всё подряд. Со свойственной ему беспринципностью он добавлял в заказ каждый пончик, на который Джиллиан успевала хотя бы кивнуть.

Из кафе они вышли с лимонадом и двумя коробками потенциального источника ожирения и проблем с поджелудочной.

За проведённое перед витриной время улицы опустели. Жители и туристы переместились поближе к парку, куда волокли за собой упирающихся детей, офисные портфели или компанию для свидания. Джиллиан же хромала вслед за Беном и не отрывалась от коробки с пончиками. Господи, оставалось лишь надеяться, что эта зависимость окажется более безобидна.

Тем временем зубы впились в фисташковый пончик, а неожиданно натёртую ногу прострелило болью. Джил зашипела, бросила затравленный взгляд на удалявшуюся мужскую спину и обречённо вздохнула. Честное слово, её начинали пугать плотоядные привычки собственной обуви. Но, несмотря на острую боль в натёртой пятке, она перешла – проковыляла – по мосту через железнодорожные пути вслед за Ридом и спустилась вместе с ним к памятнику первооткрывателя Америки. Бен было двинулся дальше, но Джил, заметив соблазнительные ступени у подножья постамента бронзовой фигуры, судорожно стянула осточертевшие каблуки, перехватила поудобнее коробку и с зелёной надкусанной головой Йоды наперевес свернула на маленькую дорожку. Обратил Рид внимание на столь вопиющее нарушение его маршрута или нет, уже не волновало.

Тропа закончилась почти сразу, и, с удовольствием ступив на коротко стриженный газон, Джиллиан замычала от наслаждения. Камень, на который она уселась, отдавал едва заметным теплом. Земля была холодной, трава острой, но уставшие ноги с удовольствием зарылись в колючие стебли. Откуда-то справа послышались звуки живой музыки, и Джил посмотрела в золотисто-синее небо, где обиженно уползали последние ошмётки тумана. Было удивительно хорошо. И в этот момент абсолютного спокойствия она вдруг с удивлением ощутила собственные мысли. Не болезненно-тягучие, наполненные экссудатом жалости к самой себе хлопья, но твёрдые комья рассудка. Ему, конечно, было ещё далеко до привычной остроты, однако, Джил возвращалась.

– Что же мне с тобой делать? – неожиданно раздался рядом с ней задумчивый голос Бена.

Рид посмотрел на блестевший в прорехах деревьев Мичиган, а затем уселся рядом и выхватил из коробки последний пончик. Джиллиан не ответила. А смысл? Она осторожно провела пальцем по влажно блестевшей ранке, с которой жёсткий шов туфель содрал кожу, и вздохнула. Музыка звучала всё громче, со стороны парка доносился весёлый гомон, а она смотрела на свои ноги и хмурилась.

Как неудачно вышло. А всё из-за дурацкого желания пончиков! Завтра предстояла поездка на один из заводов, где Джил должна будет целый день лавировать между труб, плавильных печей и общительных рабочих. И придётся хорошенько постараться, чтобы не начать хромать прямо с утра. Какая же она дура!

От мысли о собственной глупости аппетит резко исчез, и Джил с ненавистью уставилась на недоеденный пончик. К горлу подступила тошнота, и раздражение вспыхнуло сильнее. Да сколько же можно?!

– Твой организм постепенно приходит в себя, – внезапно буднично произнёс Бен, который, кажется, ничего не заметил.

– Нам обоим прекрасно известно, что это не так, – огрызнулась Джил. – Не нужно утешительного вранья, доктор Рид.

– Я и не…

– Да.

Бен на секунду замолчал, а потом упрямо наклонил голову вперёд.

– Хорошо, – медленно произнёс он, а потом неожиданно едко добавил: – А что тогда тебе нужно? Может, просветишь? Поскольку я только тем и занимаюсь, что, как дурак, пытаюсь предугадать твои желания.

– Тебя никто не просил возиться со мной.

– Разумеется. Никто. Но ты не знаешь, почему я это делаю?

– Я не могу залезть к тебе в голову.

Бен посмотрел на неё с больной улыбкой, словно она только что смертельно его обидела, поднял с земли камень, легонько подбросил на ладони, а потом зло запустил в идеально подстриженные кусты.

– Не можешь, – процедил он. – Но и до вопросов никогда не опустишься. Даже в горячечном бреду будешь лелеять свою гордость.

Ещё один камень отправился в свежую зелень парка, вспугнув парочку жирных голубей, а Джил нервно стиснула переплетённые пальцы. Интересно, с каких пор в её мире гордость стала синонимом трусости. Джиллиан покачала головой.

– Я понимаю, ты устал от меня.

– От тебя? Ты так считаешь?

Чёрная бровь Бена саркастично изогнулась. Щелчком длинных пальцев отправив в полёт присевшего отдохнуть жука, Рид мерзко усмехнулся.

– О да. Похоже, действительно так.

– Разве нет? – устало спросила Джил. И прошла целая минута, прежде чем Бен холодно протянул:

– Какие потрясающие выводы. Знаешь, хотя бы из уважения ко мне, ты могла поинтересоваться, что я действительно чувствую… А не выдавать за истину свои больные суждения.

– Я адекватна! – отрезала Джил.

– Уж надеюсь.

– Чего ты от меня хочешь? Благодарности?

– Ох, не утруждайся.

– Нет-нет. Давай конкретизируем, – прошипела Джил, которую начало подташнивать теперь уже от напряжения. – Так за что мне тебя благодарить? За то, что едва не убил меня? Или за то, что не мог держать ширинку на замке? Да уж, спасибо! Сердечно благодарю.

Бен резко повернулся, с удивлением посмотрел ей прямо в глаза и ошарашенно покачал головой, словно не верил собственным ушам.

– Вот как? Вот как ты об этом думаешь?

– А как ещё?

Рид покачал головой.

– Ты избалованный ребёнок, – выплюнул он. – Всё, что ты делаешь, это пытаешься свалить ответственность за собственные поступки на кого-то другого. Ведёшь себя, как дитя, у которого взрослые отняли конфетку, и теперь он ищет виновных!

– Нет! – Вскочив на ноги, Джиллиан опрокинула стаканчик с лимонадом и даже не заметила этого. – Какого чёрта, Бен! Возможно, я кажусь инфантильной, но в отличие от тебя, хотя бы тщательно закапываю скелеты. И не прошу лезть в мою жизнь!

Ветер принёс барабанную дробь да запах свежей воды.

– Инфантильной? – Неожиданно Бен лениво потянулся, а затем взглянул на неё из-под полуприкрытых век и процедил: – Боюсь, ты просто дура.

Джил открыла рот, потом закрыла и пробормотала:

– С меня хватит.

Она наклонилась за туфлями, но отданный жёсткий приказ вынудил замереть на месте.

– Сядь. – И под ноги словно рухнула ледяная глыба. – Я недоговорил.

Джиллиан замерла, заворожённая звуком голоса, а затем медленно опустилась на колени перед по-прежнему расслабленно сидевшим Ридом. Сопротивляться Бену она не могла, поэтому затаила дыхание в ожидании приговора. Но Рид, уперевшись локтями в ступеньки, скрестил вытянутые длинные ноги и замолчал, смотря куда угодно, но только не на неё. Наконец он вздохнул и покачал головой.

– Джил, я не устал от тебя. Ты мне не в тягость и никогда не была. Но мне надоели твои игры: в политику, имитацию жизни, в иллюзию каких-то эмоций. Надоело подстраиваться под безумные капризы и терпеть абсолютное безразличие. Ты не хотела, но я узнал о тебе многое. Этого не изменить, и я никогда не стану осуждать хоть что-то из непредназначенного для моих ушей. Ты сейчас проходишь не лучший этап, однако я тоже человек. Со своими ожиданиями и надеждами, которым, точно дурак, пытался найти подтверждение.

– И?..

«Нашёл» так и повисло недосказанным, потому что Джил знала ответ. Нет. И дело вовсе не в колючих тисках депрессии, а в её собственной трусости. Или же равнодушии. И Бен, похоже, считал так же, потому что отрицательно покачал головой.

– Знаешь, у каждого поведения есть минимум две причины, и твой случай не исключение. Но если одну я выяснил точно… – Бен опять усмехнулся, видимо, вспомнив гору капсул на туалетном столике в ванной, – то вот со второй всё было так непонятно. Месяцами я искал ответ на тот самый вопрос и сомневался. В тебе. В себе. Пытался понять, что делал не так? Как ещё мне следовало поступить, чтобы получить что-то? Но теперь всё стало ясно. Так просто. Дело лишь в том, что где должно было быть что-то, оказалось пусто. И искать нечего. У обоих. – Бен задумчиво отбил ритм в такт доносящейся мелодии и со вздохом закончил: – За эти месяцы я наговорил тебе многое, и остановиться было почти невозможно. Но я это сделал. Теперь всё. Тянуть это дальше бессмысленно. Полагаю, как мой политтехнолог ты будешь этому рада.

Но Джиллиан не была. И стоило Бену лишь немного скривить губы в неровной усмешке, как на неё навалилось отчаяние. Она знала, что должна открыть рот и сказать. Просто не могла из-за всей своей проклятой трусости, неуверенности и сомнений. Джиллиан понимала, что Рид зол. На неё – за ложь и наркотики, на себя – за потрясающую слепоту. Но вместо всех таких нужных слов она сидела на холодной земле поджав ноги и не могла отвести взгляд от его профиля. Возможно, в последний раз… Возможно, так и правда будет лучше для всех… Теперь можно смело поставить очевидную точку, перелистнуть страницу и закрыть книгу – ничего нового они здесь уже не прочитают и не напишут. Столь лихорадочно создаваемый роман закончился на самом интересном месте, оборвавшись её непоправимым пренебрежением и его очевидным прозрением.

Но последние лучи солнца всё путались и путались в лакрице волос, вспыхивали знакомой медью, и Джил никак не могла насмотреться. Как ей теперь быть? Она готова была отдать Бену жизнь, но, кажется, со своей трусостью давно опоздала. Та ему уже не нужна.

«В тебе я оправдал бы что угодно…» Ах, если бы!

А молчание тем временем неизбежно затягивалось в тоскливую окончательность. Она смотрела на него. Он не смотрел на неё. И оба тонули в безысходности момента и горечи принятых решений. Неожиданно где-то совсем поблизости заиграл ещё один оркестр, и Джил невольно прислушалась. Ей нечего было ответить, но она зачем-то произнесла:

– Я знаю эту песню. Ты часто напеваешь её… Про Чикаго.

–Шикагоу, Шикагоу, – неожиданно тихо пропел Бен, пока ему вторил весёлый мотив. – Думал, ты уже спишь.

Она лишь отрицательно покачала головой. А в мозгу неожиданно прорезалась мысль, что вопреки всем сомнениям и разочарованиям Бен пел ей о своём городе. Круг за кругом, шаг за шагом рассказывал историю своей любви к Чикаго, не понимая, как выдаёт самое тайное. Нечто такое, что будет невозможно разорвать ни расстоянием, ни временем. Несуразное, слишком высокое, чрезмерно каменное и одновременно хрупко-стеклянное. Несокрушимое ни ветрами, ни снегами, ни палящим солнцем. Цинично-деловое, одухотворённо-музыкальное, полное неоновых огней и экстравагантных скульптур. Себя самого. И осознать эту простую истину только сейчас оказалось так невероятно больно, что Джил едва не застонала, однако прикусила язык и скованно улыбнулась. Она в сумасшедшем порыве поднялась на ноги и в знакомом до сведённых скул жесте протянула Бену руку.

– Потанцуем? – спросила Джил и добавила скороговоркой, когда Рид поднял удивлённый взгляд. – Обещаю, последний каприз испорченного ребёнка.

– Нет.

Ответ оказался вполне предсказуем, но Джил не опустила руки и лишь с мягкой настойчивостью ещё шире открыла ладонь.

– Я не умею, но ты-то точно должен. Научи. Пожалуйста.

– Нет, я же сказал… – огрызнулся Бен.

–Шикагоу, Шикагоу…

– Джил… – пробормотал Рид, затем длинно выдохнул и сел, устало прикрыв глаза. Он явно не желал смотреть на своеобразную инверсию прошлых событий. – Это не место и не время для урока танцев!

– Думаешь? – Она подошла ближе. – Что это… Блюз? Джайв?

– Свинг. Просто свинг… Господи! – взмахнув рукой, Бен оборвал себя на полуслове и уставился на её босые ноги. – Это безумие.

– Мне не впервой сходить с ума.

Ещё один шажок, и вот она уже стоит между его разведённых ног. Джиллиан посмотрела сверху вниз в самые золотисто-закатные глаза на свете, осторожно улыбнулась, и Бен сдался. Пробормотав что-то на тему будущего сожаления о своей глупости, он поднялся, помедлил ровно одну секунду, словно хотел убедиться в собственном помешательстве, а потом осторожно обнял Джил за талию. Её пальцы надёжно легли в несуразно большую, но крепкую мужскую ладонь.

Она немедленно вдохнула запах сигарет и лакрицы, к которому сегодня присоединился горьковатый аромат жжёного сахара, а другой рукой скользнула по слишком широкому плечу. Джиллиан задрала голову и всмотрелась в лицо Бена. Господи! Он ведь действительно чертовски устал… И снова до сведённых судорогой рук захотелось разгладить собравшиеся в уголках глаз тревожные морщинки, провести по высокому лбу и непривычно резко выделявшимся скулам, но она сдержалась. Поздно. Джил отвела взгляд и, лишённая помощи своих обычных каблуков, внезапно слишком отчётливо ощутила катастрофическую разницу в их росте. Во всей этой странной ситуации мозг решил заметить самое ненужное, но она никак не могла избавиться от мысли, что Бен действительно похож на… Стену? Дом? Скалу? Пожалуй, целое Килиманджаро…

– Что нужно делать? – почему-то шёпотом спросила Джиллиан.

– Скользящие шаги наискось, – негромко проговорил Рид, так и не посмотрев ей в глаза, а затем чуть потянул вперёд. Вопреки огромному росту и неимоверно длинным ногам, он ловко ступал в траве и умудрялся не отдавить её босые ступни. – Слушай музыку, акцент на два и четыре… В свинге весь смысл именно в этом.

– В чём? – она растерянно взглянула на Бена, который тихо рассмеялся.

– Закрой глаза, – сказал он, – я подскажу. Сначала просто квадрат.

Джил послушно смежила веки, но сама даже не представляла, как можно абсолютно ничего не видя перед собой станцевать хоть что-то. Однако она сделала наудачу пару спотыкающихся пробных шагов и… В один момент просто почувствовала. Ощутила всей кожей, каждой клеточкой. Над Грант-парком пролетело нежное «Шикагоу», когда Бен чуть отклонился назад, приглашая последовать за собой, и Джиллиан инстинктивно качнулась вперёд. Потом ещё и ещё.

Шаги сплетались в странную, непонятную вязь, пока она подчинялась лёгким намёкам Рида. А он то едва заметно сжимал руку, то касался бедром, давая возможность ступить дальше, легко проводил по спине пальцами перед поворотом и тихо мурлыкал знакомую мелодию. Бен двигался привычно, отсчитывал пальцами слабую долю и вёл за собой неумелую партнёршу так, что у неё не было ни единого шанса ошибиться. Шаг, ещё один, замереть. Примитивные фигуры под плотно прикрытыми веками казались Джиллиан чудом. Со звуками музыки она ступала по прохладной траве в окружении тёплых рук и почти видела их с Беном со стороны; ощущала обращённый на неё взгляд и чувствовала под ладонью мягкую ткань рубашки, тепло последних солнечных лучей и холод надвигающейся ночи. С сегодняшнего дня всё будет по-другому.

5

Песня ещё звучала признанием в любви к этому волшебному городу, когда Джиллиан резко разжала пальцы и неожиданно для поглощённого танцем Рида отступила. Открыв глаза, она осторожно улыбнулась и подняла небрежно брошенные туфли.

– Поезжай домой, Бен. – Джил посмотрела на застывшего перед ней мужчину, а потом сделала нелепый книксен и грустно улыбнулась. – И большое спасибо. За всё. Дальше я как-нибудь сама.

Развернувшись, она схватила очередной пончик, отсалютовала им молчавшему Бену и босиком двинулась в сторону виднеющейся высотки из красного кирпича.

– Джил, подожди.

Она оглянулась и удивлённо вскинула брови, почувствовав, как из головы резко исчезли последние туманные лоскуты. Всё наконец-то закончилось. Теперь предстояло разгрести невероятную мешанину собственных чувств, эмоций и пошатнувшихся приоритетов.

– Успокойся, Рид. Я не выйду из окна, не напьюсь кислоты, не перережу себе вены. Можешь сворачивать миссию Красного Креста. Ещё раз – спасибо.

«И прости меня, если сможешь. Я действительно заигралась…»

Махнув рукой, Джиллиан направилась в сторону выхода из парка и больше не оборачивалась. А дома проглотила две положенные таблетки снотворного, привычно сверила с Энн расписание грядущего дня и под вертевшееся в голове нежное «Шикагоу» провалилась в сон.

Ну а утро принесло с собой бьющее сквозь шторы солнце, спокойный серебристый блеск Мичигана и шум кофемашины. Кажется, закрывать на замок приют для сирых и убогих имени его святейшества Бенджамина Рида никто пока не собирался.

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Октябрь

10 дней до президентских выборов

Вечерний полумрак окутал резиденцию вице-президента, разбросав по углам тени и превратив в сказочных чудовищ витавшую в воздухе дымку. Сумерки дрожали на влажной асфальтовой дорожке отблесками фонарей за окном, куда вот уже полчаса бездумно пялилась Джил. Наверное, стоило зайти к Эми. Но было так страшно выдать дочери наполнившее до краёв отчаяние, что приходилось отсиживаться по самым тёмным уголкам дома и безрезультатно пытаться взять себя в руки.

Тянуть дальше было нельзя. Короткое предупреждение Джима поставило точку, а значит, поблажек больше не будет. Она должна достать документы, которые лежали в столе на первом этаже этого дома. И Джиллиан даже знала, как выглядела проклятая тёмно-синяя папка с золотым оттиском герба. Бен убрал её в верхний ящик. Вот так просто. Не таясь. На глазах собственной жены, которой доверял больше, чем самому себе.

«Я могу помочь…»

В голове неожиданно всплыл разговор с Джеймсом, и Джил усмехнулась, прижавшись лбом к усыпанному осенними каплями стеклу. «Ничего ты не можешь, Джим! Единственное, что ты был способен сделать и не сделал – оставить нас, наконец-то, в покое. Забыть о существовании бывшей жены и навсегда раствориться где-нибудь в книжной пыли истории». А ведь Джил дала ему шанс. Прикрыв собственный позор великодушием, позволила жить и не вспоминать о том, что случилось.

Господи! Всё могло быть иначе! Бен нашёл бы способ для мести, придумал бы повод или что-то ещё. Впрочем, какая теперь разница? Если не Джеймс, то появился бы кто-то другой – ещё менее честолюбивый, ещё более жестокий. Кто знает, быть может, именно благодаря О'Конноли фотографии до сих пор не опубликованы в каком-нибудь «Вашингтон Пост» или «Нью-Йорк Таймз». Забавно благодарить шантажиста, но вежливость требовала реверансов.

Джиллиан взглянула на подъехавшую к дому чёрную машину и стиснула тяжёлую портьеру, зажмурив болезненно воспалённые глаза. Она почти не спала сегодня, вдыхала запах Бена и отчаянно старалась не разреветься, пока муж пребывал где-то между живительным сном и смертельно усталым забытьём.

Дела президента Ван Берга шли всё хуже, чем вызывали ощутимые волнения среди народа и тревожное ожидание в Конгрессе. Белое здание Сената на Капитолийском Холме погрузилось в оцепенение, машинально проводило какие-то законы и вяло переругивалась в обязательных прениях. Джил посетила парочку заседаний, на которых согласно своим обязанностям председательствовал Бен, и мысли её были под стать атмосфере. Она не испытывала иллюзий и понимала, что случись скандал прямо сейчас, и их правительство рассыплется искрами праздничного фейерверка – ярко, красочно, шумно. Действительно, сложно было выбрать более удачное время для шантажа. Они с Беном повязаны с головы до пят, точно обмотанные пуповиной близнецы. Дёрнет один – не жить второму.

Тем временем из дома вышло несколько тёмных фигур, и Джиллиан отвернулась. Бен уезжал давать присягу временного президента страны, а она шла воровать главный козырь в чужой игре. Что же, ожидание действительно закончилось.

Плотный ворс ковра скрадывал эхо, пока Джиллиан торопливо шагала к кабинету мужа и из последних сил старалась не оглядываться по сторонам. Она бывала здесь миллионы раз, знала каждый дюйм и нюанс запаха. Помнила, что от стола пахло сигаретами почему-то сильнее всего, а желтоватые стены до сих пор отдавали сыроватым душком извёстки. Дом не был старым, но его переделывали столько раз, что, кажется, он уже сам позабыл, каков на самом деле.

Медная ручка под влажной ледяной ладонью поддалась привычно мягко, тихо щёлкнув язычком замка. Джил знала, что над правым плечом мигнула камера наблюдения, а ещё одна нагло пялилась в лоб, но включать свет всё равно было опасно. Притворив за собой дверь, она вошла в тёмный кабинет мужа, обошла вокруг тяжёлого стола и замерла, заметив стоявшие в ряд фотографии в одинаково светлых рамках. Формальная традиция и банальная вежливость, которую Бен превратил едва ли не в культ собственной семьи.

Муж любил фотографировать. За два года их первый общий дом плотно оброс снимками, на которых навсегда застыло счастье или минуты задумчивости, что перемежались видами на Иллинойс. Однако теперь их жизнь изменилась. В большой политике не место нежностям, а бездушная из-за сотен побывавших здесь людей резиденция оказалась слишком пуста и холодна. Теперь только стол да пять фотографий напоминали, что Бен остался прежним.

Джиллиан протянула руку и аккуратно взяла одну из рамочек, невольно улыбнувшись себе в ответ. Дурацкий был день, снежный, морозный. Снег скрипел под ногами и повсюду были сугробы. Они опоздали на собственную регистрацию из-за затянувшейся присяги, и мистер Ван Берг ещё долго ворчал о проклятой бюрократии и убийственном для любых трепетных чувств формализме. Вот он, поджарый, хитрый государственный секретарь. Человек, перед которым на следующий год открылись двери Белого дома. Рядом с ним стоял Бен и привычно занимал собой добрую треть кадра. Его нелепо широкая ладонь слишком трогательно даже для снимка придерживала за талию льнувшую к нему теперь уже жену, покуда сама Джил прятала покрасневший кончик носа в воротник мужского пальто. Ну а расположившаяся следом в неизменной шляпке миссис Ван Берг красовалась гордой и довольной улыбкой. Всё, что произошло несколькими минутами ранее в кабинете регистратора, она по праву считала своей заслугой.

Смешная фотография, снятая на бегу, в перерывах между государственными делами двух мужчин. И Джиллиан знала, что в Овальном кабинете, где последние минуты главенствовал Ван Берг, стояла точная её копия. Вздохнув, она вернула снимок на место.

Руки сами потянулись к нужному ящику, вбили сейфовый код и вынули под лившийся с улицы тусклый свет увесистую папку. Документов оказалось много. Больше сотни пронумерованных и заверенных печатью вице-президента бумаг, которые Джиллиан принялась торопливо листать. Она отмечала нужные и не особо вчитывалась в имена, пока не дошла до знакомой фамилии. Что же, Джеймс О’Конноли оказался замешан в каждом из упоминавшихся в отчёте Бена скандалов и натворил дел на парочку электрических стульев. Нелегальный ввоз, оборот запрещённых средств, кажется, даже употребление, перепродажа, обмен на информацию от наркобаронов… Боже, Джим, как низко ты пал…

Джиллиан брезгливо отбросила лист и принялась за следующий, с удивлением осознав, что знает большую часть попавшихся людей. Федеральные сенаторы, руководители подразделений, заместители начальников управлений и сама верхушка антитеррористических ведомств. Господи, это было расследование целой жизни, которое в случае обнародования ещё долго будут вспоминать потомки, а новые главы ведомств – ставить примером для подчинённых. Но Джил разрушит всё. Вырвет из рук мужа его козырь, потому что он сплоховал. Один раз! Один проклятый раз! Ему не дали оступиться даже единожды! Политика – грязное дело, но куда ей до издевающихся над властью людей.

Переложив последний лист, Джил аккуратно закрыла папку и подняла, чтобы убрать.

– Не скромничай, забирай всё.

Голос Бена прозвучал откуда-то слева, и тяжёлый пластик с глухим стуком упал на стол. Во рту резко пересохло, когда Джиллиан повернулась и всмотрелась во мрак одной из ниш. У неё не было ни единого шанса заметить Бена. В чёрном пальто, слившись с угольностью осенних теней, муж сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Он казался расслабленным, но Джил физически чувствовала расползавшуюся по комнате угрозу. Боже! Ещё никогда ей не было так страшно.

– Бен…

– Да? – Идеально фальшивая заинтересованность содрала слой кожи и вынудила содрогнуться. – Ты что-то хотела сказать?

– Я могу объяснить, – пробормотала Джил, хотя прекрасно знала, что ничего объяснить не сможет. Уж точно не сейчас, когда за дверью могут ждать люди Сандерса. Когда один звонок, и Бену наступит конец. Все её оправдания были припасены совсем на другой случай, который, похоже, так и не наступит.

Впрочем, Бен, кажется, был удивительно заинтересован посмотреть, какого чёрта творила его жена. Потому что, презрительно остановив Джиллиан взмахом руки, Рид поднялся с кресла, подошёл к столу и лениво взял ту самую фотографию, что она смотрела до этого, а потом повернулся к разложенным документам. Его взгляд задержался на имени Джеймса, и рот растянулся в искусственной улыбке.

– Не утруждайся. Знал, что не устоишь, – надменно протянул он. – Ты так любишь плести интриги, что тебе, видимо, это нужнее, чем мне.

Он собрал бумаги в аккуратную стопку, небрежно сунул в обычный картонный конверт и протянул растерянной Джил.

– Почему… Почему ты отдаёшь мне их? – пробормотала она, ничего не понимая. Документы навязчиво качнулись на уровне глаз.

– Думал, возьмёшь лишь досье О’Конноли. Но ты решила и дружков его прихватить. Любопытно…

О боже… Бен знал об их встрече? Одной или всех? Что именно? Когда? Джиллиан хотела спросить, но в голове вертелось так много вопросов, что она смогла выхватить лишь один.

– Почему?

– Забирай и проваливай отсюда, – резко бросил Рид. Бумаги настойчиво ткнулись куда-то в грудь, вынудив инстинктивно вцепиться в тяжёлый конверт.

– Бен, подожди… – в отчаянии прошептала Джил, а сама почувствовала, как муж немедленно отстранился.

– Ради бога, избавь меня от своего вранья, – раздражённо процедил он, а затем отвернулся и направился прочь из кабинета.

Джиллиан рвано выдохнула. Это сон… Только лишь сон! Сейчас она вздрогнет, проснётся и всё будет по-прежнему. Но когда она уже хотела было по-детски зажмуриться, Бен неожиданно остановился, чуть повернул голову и до металлического скрежета стиснул дверную ручку. И от горечи в его словах Джил едва не завыла.

– Считай это преждевременным подарком на нашу пятую годовщину. Воробушек.

Осторожно лязгнул замок, мягко стукнуло дерево, а ворс ковра поглотил тяжёлые шаги мужа.

Джиллиан медленно осела на пол, прижав к ноющей груди документы, и всё же зажмурилась. Это сон. Просто дурацкий сон!

6 лет назад

Чикаго, штат Иллинойс

Май

От яркого света глаза нещадно слезились, но Джиллиан даже не попыталась зажмуриться, а продолжила пялиться в синеву неба и танцующие на воде отблески. «Шикагоу… Шикагоу…» В голове вертелась вчерашняя мелодия, с кухни доносился запах кофе и сигарет. Хотелось пролежать так вечность, а может, и две. Не думать ни о чём, наслаждаться теплом одеяла, мягкостью простыней, едва ощутимым ароматом саше, покоем и Беном. Да только вот жизнь всегда вела свою партию, потому иначе Джил поступила бы не на проклятую политологию, а, например, в театральный. Купалась бы в овациях и обожании, была бы счастливой женой, ругала правительство и учила наизусть высокопарные монологи. Действительно, лучше всего у Джил О’Конноли получалось быть всеми и не быть собой. Ава Гарднер, наверное, померла бы от зависти, не будь уже более двадцати лет счастлива на небесах.

Едва слышно хмыкнув, Джиллиан всё же прикрыла глаза и зарылась лицом в подушку. Втянув поглубже ставший уже привычным запах, она не глядя нащупала лежавший на прикроватной тумбочке телефон и замерла. Это надо сделать. В последние недели Джеймс звонил почти каждый день, но она не отвечала. Сначала не могла, потом трусила. Однако оттягивать разговор было уже невозможно.

Стиснув в руках телефон, Джил на секунду зажмурилась, а затем набрала номер. Месяц. Они не разговаривали целый месяц, с того самого вечера в Палмер-хаус, когда за полчаса мир умудрился перевернуться дважды. Наверное, ей следовало позвонить раньше… Ну или написать. Просто узнать, как дела. Ведь они не чужие. Господи, десять лет брака и всю прожитую вместе жизнь нельзя ничем перечеркнуть. Так не бывает. Всегда рядом, с самого детства, с разбитых коленей, первых свиданий, робких поцелуев и лишь в последние месяцы порознь. Джиллиан не представляла, в какой из линий реальности смогла бы выкинуть Джима из головы, пожелать забыть всё связанное с ним. С их семьёй. Пускай та была некрасивой, больной, убогой, но они честно старались.

Тем временем гудки следовали один за другим, вынуждая желудок нервно сжиматься каждый раз, стоило им замолчать. И когда Джиллиан уже приготовилась сдаться, в искажении международных помех послышался знакомый голос.

– Надо же, звёзды ещё не успели рассыпаться в прах, а ты всё-таки перезвонила.

Муж говорил устало, немного сонно, и Джиллиан впервые задумалась – который же у него час. Где он вообще.

– Да, было много дел, – пробормотала она, заглушив голос подушкой. С кухни доносился бубнёж диктора и какая-то возня. Не хотелось, чтобы Бен услышал их разговор.

– Разумеется. – Перед глазами словно наяву возникло лицо Джеймса с презрительно искривившимися губами. – Великий кормчий созидает великую демократию, пока остальные копошатся в его тени.

– Джим, перестань. Ты так настойчиво звонил, чтобы поругаться? – тихо спросила она. Джил не хотела обсуждать их жизнь, брак или высказывать какие-то претензии. Для этого будет специальное время в суде. Но муж, похоже, считал иначе.

– Нет. Но что бы я ни хотел пару недель назад, оно уже потеряло свою актуальность. Я знаю про скандал Рида. – Джиллиан прикрыла глаза, борясь с безумным желанием что-нибудь разбить, и медленно выдохнула. – И то, как ты рьяно его защищала. Право слово, никогда не видел столько страсти на обычных фотографиях. Многие считают, что мне стоит начать беспокоиться. Вот думал узнать твоё мнение. Что скажешь?

– Хочешь поговорить об этом? – ровно произнесла она, а затем резко перевернулась на спину. На потолке медленно вращались деревянные лопасти потолочного вентилятора, отчего по стенам прыгали солнечные зайчики.

– Хочу напомнить, что, несмотря на нашу договорённость, я всё ещё твой муж. Ты дала мне клятву верности, так изволь вести себя скромнее, раз не можешь потерпеть до официального развода, – процедил он. – Я звонил сказать, что ты меня компрометируешь.

– Вот как? Можешь не волноваться. Твои подозрения беспочвенны. Делить с кем-то постель надо ради удовольствия, а не для решения рабочих проблем.

Повисла недолгая пауза, а затем муж вздохнул.

– Похоже, я не сгодился ни для того, ни для другого. Верно? Как давно ты с ним спишь?

– Я не сплю с ним, – коротко ответила Джиллиан, а пальцы невольно стиснули одеяло.

– С той кампании в Иллинойсе? – словно не слыша продолжил Джим.

– Прекрати! Между нами с Беном ничего нет и быть не может. Только работа.

«Потому что больше ему уже не надо…»

– О, ты зовёшь его по имени? У вас действительно очень близкие рабочие отношения.

– Не начинай…

– Знаешь, я так и вижу, как этот… Бен… прилетал в Вашингтон просить помощи в каких-нибудь важных делах и щедро расплачивался натурой, – не унимался Джеймс. – Шесть лет тайного романа. Ну просто восхитительная детективная история, не находишь?

– Прекрати, – процедила она.

– Интересно, что же в нём такого особенного… Член больше? Лучше достаёт до твоей несуществующей точки G, м?

– Слышишь меня? Нет между нами ничего!

– Почему я должен тебе верить, милая? – сладкая интонация мужа едва не вызвала рвотный рефлекс.

– Потому что я не трахаюсь с Ридом! – громко, по слогам отчеканила Джиллиан и с ненавистью уставилась на флегматично вращающиеся лопасти.

– Что же так вдруг? Было столько возможностей…

– Да потому что я не собираюсь быть чьей-то шлюхой! – не выдержав, прорычала раздосадованная Джил, но тут же осеклась, когда на границе зрения что-то изменилось.

Взгляд непроизвольно метнулся в ту сторону, скользнул по квадратам света, по выученным наизусть книжным полкам, а затем споткнулся о замершую в дверном проёме фигуру. Джиллиан ясно видела идеально белую рубашку, пересчитала, наверное, каждую пуговичку, разглядела швы и, без сомнений, неправильно заглаженную складку, в общем, уловила целый сонм ненужных мелочей. А всё потому, что боялась посмотреть Бену в глаза. Но когда сделала это, почувствовала безумное желание завыть. Как дура, как инфантильная девчонка, которой вчера он так правильно её назвал.

Дерьмо! Ну почему у них вечно всё шло наперекосяк? Давно ли она стала такой неудачницей? Что ни слово – ошибка, что ни жест – провокация, что ни поступок – чистой воды самоубийство. Их отношения – перепутанный моток наэлектризованной проволоки, который ни расплести, ни порвать, только рубить вместе с ними.

Джил пробовала было вздохнуть, но поняла, что не сможет. Она испуганно смотрела на Бена, точно пойманная с поличным обманщица, пока он равнодушно ждал продолжения весьма интересного разговора. В его руке была чашка с кофе, а в глазах… Джил сглотнула, почувствовав глухое опустошение. В глазах Рида не было ничего. Только ржавчина и, может быть, толика раздражения на слишком громкие звуки. Господи, сколько он слышал? Что именно? Как объяснить? Она же не могла сказать Джиму правду! Или могла? Был ли шанс, что Бен понял правильно? Хотя, какое там, фраза прозвучала так оскорбительно…

– Слабый аргумент, – тем временем раздался голос мужа, но Джил не слушала. Она заворожённо следила за Беном, который внезапно выпрямился и медленно двинулся в сторону кровати. Шаг… Второй… – Я не могу приказывать, но хотя бы не позорь меня, не позорься сама и соизволь вести себя скромнее. Не добавляй проблем.

– Что? – Она всё-таки попыталась уловить смысл слов, но не смогла. Её внимание было приковано к приближающемуся Риду.

– Ты вообще слушаешь меня? К чёрту, Джиллиан. Иди ты к чёрту со своими проблемами. Достала.

– О чём ты? – ничего не понимая, пробормотала она.

А Бен уже достиг изножья кровати и направился дальше к собственному одёжному шкафу. Открыв рывком дверцу, он тихо заскрежетал металлом о металл, раздался стук пустой вешалки о заднюю стенку, громкий хлопок. И всё. Ни одного слова.

– Ещё не знаешь? – зло хохотнул прямо в мозг Джеймс. – Тогда не буду портить сюрприз.

С этими словами он сбросил вызов, попрощавшись с женой короткой триолью гудков, и Джил осталась одна перед замершим рядом с ней мужчиной. А тот с вялым интересом и чуть брезгливо, будто наблюдал пациента на вскрытии, смотрел сверху вниз. Однако Джиллиан видела, как едва заметно подрагивали напряжённые бледные губы. О боже…

– Бен, всё не так…

– Избавь меня от этого. Мы поставили точку ещё вчера, – проговорил Рид, и слова заскрипели на зубах замёрзшей пылью.

А в следующий момент, больно ударив по лицу замком молнии, на колени приземлилось небрежно брошенное платье, которое Бен почти выдрал из шкафа.

– Собирайся. Мы опаздываем.

Он отвернулся, но Джил стремительно дёрнулась за ним и в безотчётном порыве успела схватить большую ладонь. Она хотела объясниться. Это требовалось как никогда, потому что всё совсем не так! Потому что рьяно отрицают измены лишь те, кто грешил. Да, пускай только в мыслях!

– Подожди! Послушай… Знаю, прозвучало дерьмово, но я не могла ответить иначе. Ты же не думал всерьёз, что я вот так расскажу… Это не телефонный… – Однако под медным взглядом Джил прервалась и разом захлебнулась словами.

– Уймись, – протянул Бен настолько утомлённо, словно объяснялся с душевнобольной, а затем вырвал из тонких пальцев руку и направился прочь. Но, сделав несколько шагов, остановился, чуть повернул голову и насмешливо проговорил: – А вы всё-таки с ней похожи. Алиша обожает эти игры в «жертву и суку». Уже три года то ползает на коленях, то пытается выдрать мне лёгкие в приступе очередной истерии. Ты такая же.

Такая же? Джил почувствовала, как с грохотом высотного здания на неё обрушился мир. Что?! Нет! Бен не прав! Ошибся! Они совсем – совсем! – разные. И когда Джил уже собралась сказать это вслух, опровергнуть, возмутиться, Рид просто вышел из спальни. Молча. Он не хотел слушать, и Джил сначала в отчаянии зажмурилась, а потом впилась зубами в ладонь. Да… Ударить жёстче Бен вряд ли бы смог. И, лихорадочно вдохнув ставший враз каменным воздух, Джиллиан резко отшвырнула прочь брошенное ей платье, прежде чем с ненавистью уставилась на закрытую дверь. Значит, игры в жертву и суку? Уверен, Бен? Что же, да будет так.

Короткий душ оказался действительно коротким, заняв едва ли больше пяти минут. Зато последующие сборы вышли существенно дольше. Когда Джиллиан покинула ванную комнату, в квартире было уже тихо, но запах сигарет подсказывал – Бен ещё здесь. Скорее всего, сидел в любимом кресле и ждал с видом оскорблённой Мессии. Но Джил не собиралась строить из себя кающуюся грешницу, наплевала на сваленное неопрятной кучей платье, которое, исходя из своих высоких стандартов, выбрал для неё Рид, и потянулась к совершенно другому.

Белая ткань точно не годилась для многочасового пребывания среди цехов, искр и осыпающейся ржавчины совсем неэкологичного литейного производства. Но Джиллиан, что облачилась чуть ли не в одеяния святой, двигало абсурдное желание идти наперекор. Она хотела бросаться в глаза, раздражать и, возможно, быть трижды проклятой. А ещё свернуть чёртову шею – свою или Рида – неважно. Потому что терять уже нечего. Потому что её жизнь уже давно собственноручно брошена в горн. И поправив на губах контур новой тёмной помады, она спокойно надела очередные чудовищные туфли и вышла в комнату. Убийственный взгляд и нахмуренное лицо выпрямившегося в кресле Бена остались проигнорированы.

– Ты не едешь?

Джиллиан оглянулась и поняла, что вопрос вырвался вопреки воле Рида. Он нахмурился, что-то машинально повертел в длинных пальцах, а затем резко сжал кулак и отвёл взгляд. Понаблюдав за ним пару секунд и не удостоив ответом, она прошла на кухню, где резко замерла при виде фирменной картонной коробки. На одно мгновение глаза резануло болью, но прикушенный до крови язык вернул самообладание на место. Господи… Бен привёз пончики.

Желудок сжался от предвкушения, но Джил прошла мимо чудовищно вкусно пахнувшей выпечки, схватила стаканчик с давно остывшим кофе и вернулась.

– Отвечай на вопрос.

Холодный голос настиг её в коридоре. Она как раз прятала чуть влажные рыжие пряди в формальный скучный пучок, когда за спиной появился Рид. Он стоял, скрестив на груди руки, и лихорадочно пытался посмотреть Джил в глаза.

– Мне нужно, чтобы ты поехала.

Она чуть склонила голову набок, одёрнула белоснежный подол, а потом насмешливо поинтересовалась:

– Разве я сказала «нет»?

– Тогда, какого чёрта ты вырядилась подобным образом?

– Подобным чему? – невинно поинтересовалась она, но Рид, кажется, был уже на краю бешенства.

– Так понравилось разгуливать босиком? Или думаешь, что тебя будут носить на руках? Это завод, а не экскурсия в Национальный скульптурный зал Конгресса!

Бен сделал было шаг вперёд, но тут же неуверенно замер, словно сам не знал, что именно собирался сделать: сорвать чёртово платье, надеть на Джиллиан паранджу или сжечь все пары её ужасной обуви. Однако в этот момент она повернулась и наконец встретилась с ним взглядом. Руки машинально поправили на его рубашке едва не выскочившую из петельки пуговицу, а потом вернули на место почему-то вновь задравшийся угол воротничка. И почувствовав это прикосновение, Бен вздрогнул и настороженно выдохнул. Ну а Джил ударила в ответ:

– Что ты, – нежно проговорила она. – Ничего подобного. Просто ты сказал, что мы похожи. Так что, пытаюсь этому соответствовать.

Она видела, как мгновенно напряглись его плечи, как застыл взгляд и побледнели скулы. Ей хотелось спросить – жалеет ли он? Доволен ли? Хотелось забраться в проклятую черноволосую голову и изучить каждую тщательно охраняемую извилину, чтобы наконец-то понять – зачем он так сказал. Но она лишь мило улыбнулась, а потом отвернулась.

Возвышавшийся тремя доменными печами небольшой завод располагался на самом отшибе Чикаго и был цинично окружён пасторальными домиками, торговыми центрами и бесчисленным клубком железнодорожных путей. Огромный пустырь санитарной зоны показался ещё на подъезде, чем привёл Джил в удивительно меланхолическое настроение. Огромные, почти полностью глухие коробы зданий и невероятной формы конструкции выплывали из-за деревьев и, на первый взгляд, казались хаотическим нагромождением. Будто гигантский ребёнок решил построить из конструктора город, но бросил его недостроенным. А тот, устав ждать хозяина, оброс ржавой паутиной лестниц и покрылся облупившейся краской.

Солнце палило нещадно. Оно отражалось от цеховых стеклянных крыш и от вод заброшенного каньона, в котором когда-то добывали… в общем, наверняка в нём что-нибудь да добывали. Его лучи испепеляли ангары, плавили бетонные отбойники, между которыми были закреплены трепещущие флагштоки, и выжигали молодые побеги чахлой травы. Асфальт прогнулся под колёсами остановившейся Теслы и, выйдя из машины, Джил едва не подавилась сухим раскалённым воздухом и почувствовала, как немедленно зачесались лицо и руки. Кажется, там появится ещё одна плеяда идиотских веснушек. Вот чёрт! Она посмотрела под ноги, где под каблуками немедленно заскрипела горячая крошка, и поняла, что это будет невероятно долгий день.

Оглянувшись по сторонам, Джиллиан махнула рукой ожидавшей их команде и поднесла к уху телефон, чтобы продолжить прерванный разговор с редактором одного из федеральных каналов. Охрана мгновенно заняла свои места рядом с Ридом, а журналисты принялись трудолюбиво щёлкать своими камерами. Однако Бен, не обращая никакого внимания на созданный ради него театр, уверенным шагом направился к группе серьёзных мужчин, чьи должности, судя по бледности лиц и цвету галстуков, разнились от председателей наблюдательного совета до вице-президентов. Рядом топтался целый десяток вспотевших на солнце репортёров, одетых в самые унылые из возможных костюмов, но Рид не обратил на них никого внимания.

И среди этих обычных, так похожих друг на друга людей, Бен казался помазанником если не Божьим, то уж точно кем-нибудь с вершины Олимпа. Со своим невероятным ростом и с непропорциональной длиной конечностей он смотрелся настолько органично, что Джиллиан невольно им залюбовалась и пропустила мимо ушей ответ собеседника. Затаив дыхание, она смотрела, как игриво ныряло между тёмными прядями солнце, как вспыхивало тревожным золотом где-то в глубине глаз и отражалось от циферблата часов, пока Рид обменивался рукопожатиями.

Машинально закончив телефонный разговор и совершенно не запомнив, о чём шла речь, Джиллиан вдруг поняла, что за два с лишним часа дороги они не обменялись ни словом. Похоже, сказанного оказалось слишком уж много, и теперь обоим предстояло решить, что делать дальше, да и нужно ли что-то делать вообще. Выплеснув утром скопившееся раздражение, Бен будто замкнулся. Нет, он по-прежнему улыбался и тонко шутил, живо интересовался объёмом заказов, проблемами и результатами очередной сертификации, но Джил не верила. Она видела тонкую плёнку, что легла на все его действия и сковала живую натуру, создав душный вакуум для его личности. И Джиллиан следовало быть с собой откровенной – их непонятные отношения мешали работе. Обоих. Однако несколько поставленных окончательных точек как-то незаметно превратились в задумчивое многоточие, а то вообще повисло в воздухе неуместным знаком вопроса.

Но когда она уже собралась отойти прочь, боясь своим присутствием создать ещё большее напряжение, оказалось, что Бен тоже за ней следил. Он привычно поджал губы и, заткнув любые возражения одним только взглядом, молча встал рядом и нацепил им на головы каски. Джил вздохнула и потёрла вспотевший на жаре лоб, на котором пластиковый обруч тут же оставил отметину. Стоило им войти в первый цех, как нога ожидаемо заболела, но, сцепив зубы, Джиллиан направилась вперёд.

Здесь было душно, а из системы вентиляций тянуло острым запахом горячего металла. Когда-то это производство считалось одним из инвесторских проектов Бена, теперь же он хотел заручиться поддержкой. И Джиллиан согласилась. Миссия отговорить упрямого Рида честно числилась в графе невыполнимых.

– В Чикаго теперь не так много производств, – проговорил Бен, пока стройные ряды репортёров-пузачей семенили вслед за его широким шагом. А он провёл пальцем по аккуратным столбцам свинцовых плит, чьи ряды тянулись вдоль всего ангара, и продолжил: – Но уже только один этот завод создаёт более четверти рабочих мест для Большого Чикаго. Защита интересов тяжёлой промышленности может принести неплохой доход как городу, так и штату. К тому же новая система очистки выбросов должна сгладить возмущения ярых защитников природы.

Не в силах сдержаться Джиллиан хмыкнула и с самым невинным видом уставилась на стеклянную крышу, откуда плотными столпами падал солнечный свет. Прекрасная альтернатива бесчисленным лампам. Экономично. И даже почти экологично.

– Мы думали, вы больше не будете поддерживать компании вроде нас, – тем временем прохладно отозвался один из председателей какого-то председательства и бросил на Джил хмурый взгляд. Но она лишь вздёрнула рыжую бровь. Ясно. Молва об участии ядерного гиганта в предвыборной кампании Рида летела впереди них со сверхзвуковой скоростью. – Теперь вы сосредоточены на «зелёных» технологиях, дружите с «Экселон» и собираетесь увеличивать долю рынка атомной энергетики. Позиция вашего оппонента нам ближе.

Ох, до ужаса знакомые речи, будто не от атомных станций этот завод черпал энергию. Джиллиан закатила глаза, но в локоть предупреждающе впились пальцы Энн, вынудив промолчать. Кроули права. Это партия Бена, в которую Джил не положено вмешиваться.

– Я избегаю категоричности в суждениях. Это ограничивает, заранее лишая тысячи вариантов, – медленно произнёс Рид.

Он спрятал руки в карманы брюк, на несколько секунд замер около отливок, а затем стремительно зашагал дальше, отчего низкорослый офисный контингент торопливо хлынул следом. Немного понаблюдав за своеобразной процессией, Джиллиан двинулась за ними прислушиваясь.

– Человечество интересный зверь. Научившись использовать громадное количество ресурсов, мы сами загнали себя в их рабство. Нам нужен уголь, чтобы растопить печь. Зерно, чтобы смолоть муку и сделать в этой печи хлеб. Съесть его, набраться сил и произвести что-то на благо нашей великой экономики. Мы творим и созидаем, исследуем и разрабатываем, но всё равно в основе лежит уголь. Это замкнутый цикл, который нельзя прерывать, урезая в одном месте и добавляя в другом. От размахивания мечом-всеобщего-блага может вырасти только новая бесполезная голова, а мне нужны руки. И люди, которые способны что-то делать, о чём-то думать, к чему-то стремиться.

– Не уверен, что демократические постулаты сильно коррелируют с подобными заявлениями, – раздался из толпы голос, и Джил заозиралась в поисках провокатора в лице CEO компании. – Ваша партия готова угробить любую промышленность ради записи в зелёную книжицу очередных долбанутых защитников мишек. Соответствовать современным стандартам по выбросам невозможно. Тем более в непосредственной близости от постоянно растущего города.

– Вам не идёт двуличие, Перси, – не оборачиваясь, с улыбкой ответил Бен и шагнул в следующий цех, где на огромных рельсах катились чаны с расплавленным металлом. Здесь стало не только душно и жарко, но и тревожно.

Каблук немедленно попытался застрять в невидимой выбоине, однако, с усилием дёрнув ногой, Джил избежала капкана. Быстрый осмотр показал, что вечером туфли отправятся в мусорное ведро. Тем временем Бен продолжил свою речь, с неприкрытым интересом наблюдая за удаляющимся от него чаном.

– Сколько лет длится наше сотрудничество? Где-то около семи, верно? И всегда оно строилось исключительно на конструктивных отношениях, где не было места домыслам и голословным утверждениям. Что изменилось за те несколько месяцев, за которые я перестал быть губернатором?

– Вас теперь считают лидером демократов, и вы связались… – Названный именем Перси мужчина в самом наименее уродливом тёмно-синем костюме поморщился, бросил косой взгляд на Джил и заслужил в ответ оскал Медузы Горгоны. – Миссис О’Конноли известна радикальными решениями и жёсткой игрой за своих клиентов. Мы знаем о законе, который урежет нам объём выбросов, и способны просчитать расходы. Вы знаете, сколько стоит оборудование по очистке? Этот закон сильно ударит не только по нам, но и по другим предприятиям штата.

Бен хмыкнул, но ничего не сказал. В полной тишине они миновали половину длинного, кишкообразного помещения, покуда Рид с любопытством рассматривал кирпичные стены и железные леса, за которыми скрывались резервуары с химикатами. Все ждали ответа. Хоть какого-нибудь. И Джиллиан понимала, что ей придётся смириться с любым. Она прекрасно знала свою репутацию, отношение промышленников и всех, кого хоть раз задели круги на воде, которые образовались от брошенных ею камней. Но Рид ничего не сказал. Он не соглашался и не отрицал, лишь периодически что-то тихо спрашивал у ведущего инженера и получал такие же негромкие ответы.

Наконец, их группа остановилась перед новым входом. Оттуда доносился грохот горячепрокатных линий и скрежет ползущих механизмов с клетями. Послышались щелчки фотокамер словивших удачные кадры журналистов, и Бен едва заметно поморщился от навязчиво ярких вспышек. А потом, неожиданно для всех, повернулся лицом к руководству завода, сложил руки за спину и едва заметно улыбнулся.

– В ответ на ваши сомнения, Перси, я хочу прояснить несколько вещей, – проговорил Бен, и повисла тревожная тишина. – Во-первых, принадлежность к какой-либо партии не является синонимом отсутствия мозгов или атрофированного критического мышления. Во-вторых, я способен просчитать два десятка бизнес-моделей, чтобы сопоставить все риски и преимущества. А потому, я не сомневаюсь, что на закон о квотах обязательно появится противовес, из которого легко можно извлечь выгоду. Если вы достаточно разумны, конечно…

Послышался смех и одобрительное ворчание. А Джиллиан никак не могла оторвать взгляд от Бена и вздрогнула, когда он неожиданно повернул голову и посмотрел ей в глаза.

– Ну а третье, о чём мне хотелось бы вам напомнить, это простой факт – миссис О’Конноли очень умна. Миссис О’Конноли умеет считать ходы на тридцать шагов вперёд. А ещё миссис О’Конноли прекрасно понимает, что значит соответствовать требованиям общества. И именно поэтому она стоит сейчас здесь, а не за пять миль у соседей из «Экселон», если вы до сих пор этого не заметили.

– С этим трудно спорить, мистер Рид, – рассмеялся кто-то в толпе.

– Тогда вы должны понимать, что она будет первой, кто потребует для вас субсидий на электроэнергию у наших атомных приятелей. И поверьте, они не рискнут с ней спорить. – Новая волна смешков пробежала по толпе и добралась до репортёров, что немедленно решили запечатлеть предмет разговора. Джил же, наплевав на яркие вспышки, всё вглядывалась в тлеющую медь радужки. А та неожиданно потускнела, когда Бен договорил: – Будьте умнее, слушайте её саму, а не сплетни. И оставьте глупцам желание разменивать свою жизнь на попытки любить или ненавидеть ведьму Конгресса.

В подобии лёгкой усмешки Рид чуть приподнял уголки губ и отвёл взгляд, а затем непринуждённо что-то сказал ведущему инженеру и жестом пригласил остальных продолжить путь. А Джил осталась стоять, не в силах пошевелиться или даже вздохнуть. Лишь часто моргала в немом осознании – Бен защищал. Господи! Он действительно только что бился за неё почти голыми руками, не имея ничего, кроме кучи условностей и всеобщей предвзятости. Воевал с теми, в ком нуждался сейчас больше, чем в надоедливой капризной девчонке. Вооружившись одним лишь врождённым тактом, строил доводы так, чтобы никто не заметил и доли вложенной в его слова двусмысленности. А она была. Джиллиан чувствовала покрытой мурашками кожей скрытый намёк и ощущала пробегавшую от догадки дрожь.

И пока толпа уходила всё дальше, пока тревожно оглядывалась команда, Джил судорожно пыталась понять – был ли это ещё один шанс? Крошечный. Едва ощутимая подсказка, что их знаки вопроса и многоточия закончились. Бен извинялся? Таким странным и своеобразным образом просил прощения за утреннюю несдержанность и мальчишескую обиду? А затем в сотый раз предложил начать историю если не с чистой страницы, то хотя бы с нового абзаца? Наверное, он уже сам сбился со счёта, сколько давал ей попыток. И только сейчас Джил осмелилась в это поверить. Потому что со вчерашнего дня она внезапно оказалась слишком влюблена – до одури, до умопомрачения, до волшебных искр из глаз. Наконец-то полностью отдавала себе отчёт, с такой ясностью ощущала эмоции, что совершенно – абсолютно! – не понимала, как с ними жить. Голоса медленно удалялись, и Джиллиан вдруг осознала, что ей нужно догнать, встать рядом с Беном и дать почувствовать словом ли, жестом, что услышала. Что, чёрт побери, поняла! Что тоже просит прощения за грубость и трусость в тот момент, когда единственно нужный мужчина ждал от неё смелости. Ей следовало сказать Джиму правду… Ей следовало сказать правду самой себе! Бен так этого ждал…

Однако Джил успела сделать лишь несколько шагов, прежде чем телефон в её руке зазвонил. И брошенный на экран взгляд мгновенно завязал в животе узел такой силы, что был готов вот-вот раздавить внутренности в однородную мерзкую дрянь. И Джил соврала бы, сказав, что не ждала этого звонка, но выслушать её тревоги было некому. Потому, стянув с потного лба каску, она провела по волосам в тщетной попытке успокоиться, а затем уверенно нажала на кнопку ответа.

– Миссис О’Конноли, – не дожидаясь, пока с ним поздороваются, в динамике зазвучал мужской голос. – Меня зовут Кевин Эндсбрук и я…

– Я знаю, кто вы… – перебила она и прикрыла глаза. – Господин пристав. И даже предполагаю, какие новости вы хотите мне сообщить.

– Не думаю, что действительно желаю этого, миссис О’Конноли, – послышался негромкий смешок. – Но давайте будем соблюдать протокол. В моей работе – это обязательное условие.

– Разумеется, – с вымученной улыбкой ответила Джиллиан и отошла подальше от огромного арочного проёма, чтобы никто из любопытных не смог услышать их разговор. Слишком рано. У журналистов ещё будет время позлорадствовать всласть.

– Что же, тогда… – Собеседник сухо откашлялся, прежде чем формальным голосом заявил: – Мне доверено сообщить, что согласно инициированному обеими палатами Конгресса расследованию о нарушении Артуром Клейном лоббистского законодательства, вам предъявлены обвинения в подделке документов, финансовых махинациях, обмане с целью подкупа должностных лиц, лжи Конгрессу и давлении на сенаторов. Также вы подозреваетесь в сообщничестве с целью отравления сенатора Джарвиса. В связи с этим мы настоятельно рекомендуем вам в ближайшие несколько дней вернуться в Вашингтон, дабы избежать эксцесса с официальным задержанием. Нам известно, где вы находитесь, так что не пытайтесь скрыться. Сотрудничество со следствием может благоприятно сказаться на ходе расследования и принятом судом решении.

Джиллиан со всей силы сжала кулак, впившись ногтями в ладонь, и попробовала вернуть на место реальность. Но та не желала подчиняться, а усиленно вращалась вокруг своей оси, натыкалась на стены, изгибалась и кривилась, точно лента в руках гимнастки. А затем со звоном рухнула вниз. Это конец.

– Миссис О’Конноли, вы слышите меня? – Эндсбрук ещё раз покашлял в трубку, дав время взять себя в руки. Хотя, чем его слова могли удивить? Свои прегрешения Джил знала лучше всех сенаторов вместе взятых.

– Да, господин пристав. – На лице не дрогнул ни один мускул, взгляд не оторвался от пустой точки пространства, а вежливая улыбка не сошла с губ. – Я буду в Вашингтоне через три дня, если это устроит Конгресс. Остальные комментарии вы получите от меня только в присутствии адвоката.

Повисла небольшая пауза, явно сообщавшая, что где-то на другом конце электромагнитных волн шло совещание. Джиллиан позволила себе одну небольшую ухмылку, прежде чем на лицо снова вернулась изморозь равнодушия.

– Конгресс это устраивает, – пришёл ответ.

Больше не было сказано ни слова. Короткие гудки, опущенная рука с зажатым в ней телефоном, и одинокая мысль – ей нужно поговорить с Беном. Расставить знаки, прописать буквы и заполнить пробелы прежде, чем имя Джил О’Конноли станет нарицательной историей. Признаться и выслушать, позволить ему всё безумие и самой зацеловать большие ладони, узнать каждую незначительную деталь его личности и смотреть-смотреть-смотреть, как в бездне глаз отражается тонущее солнце. Слушать голос, вдыхать запах, сидеть у ног и хотя бы раз в жизни знать, что её любят. Вот такую – глупую, никчёмно гордую, отчаянную, наглую, постоянно опасавшуюся тысячи вещей и миллион раз ошибившуюся. Сердце зашлось в бешеном ритме, когда Джиллиан сделала шаг, потом ещё, а затем…

Больше всего это походило на землетрясение. От него содрогнулись стены и пол, мелко зазвенели цепи потолочных кранов. Дрожь прокатилась откуда-то из глубины, отбросив ярко-оранжевые вспышки на стены, и заглохла на тёмном бетонном полу. Но всего пару мгновений спустя волна пришла снова. И ещё десяток таких же накатывали одна за другой, отчего подвесные крюки на потолке закачались и опасно заскрипели ступени металлических лестниц. Визгливый скрежет больно ударил по барабанным перепонкам, с шатающихся конструкций посыпалась многолетняя ржавая труха, и Джиллиан растерянно остановилась. Она с трудом удерживала равновесие на танцевавшей под ногами земле и испуганно оглядывалась по сторонам, чувствуя безотчётный, нарастающий страх. Захотелось крикнуть, кого-то позвать, но толку от этого было бы мало. Вокруг царило настолько громкое скрежетание, что Джил казалось, она сейчас оглохнет.

Оттолкнувшись от одной из заградительных стен, она попробовала двинуться вперёд, но резко вскрикнула, когда похожие на окаменевшие початки огромные баки с кислотой вдруг протяжно застонали. Толстые железные стены пытались погасить в себе не предусмотренные конструкцией колебания, но закачались на медленно подгибавшихся опорах, и Джил инстинктивно отшатнулась.

Что-то произошло. Это было понятно по тому, как не стихала крупная тряска, словно эхо топота разозлённого великана. По тому, как под потолком натужно скрипели тросы с клетями, что натянулись под весом раскачивающихся подвесов, как звонко дребезжали окна на крыше. А затем где-то протяжно взвыла заводская сирена. И тогда, через чудовищное нагромождение звуков, разорвав плёнку шума и прорезав пространство насквозь, по ангару пронеслось живое, испуганное, ищущее…

– ДЖИЛ!

Этот вопль больше походил на отчаянный рык рвущегося к цели зверя. Он вынудил судорожно обернуться и ошалело прошептать губами в ответ: «Бен!» А потом Джил увидела. Сразу. Едва только вскинула взгляд, наткнулась на замершего у входа в цех Рида. Он уже где-то успел потерять свою каску и перепачкать рубашку угольной чернотой, что покрыла лёгким налётом даже волосы, превратив их в дымную седину. Бен лихорадочно оглядывался по сторонам и отчего-то не сразу заметил одинокую белую фигурку посреди равнодушных световых столбов. А те падали сквозь застеклённые участки дребезжащей крыши. Возможно, он не ожидал, что она окажется так далеко. Возможно, был слишком напуган.

– Джиллиан!

Крик сотряс воздух вместе с пришедшей из глубины новой дрожью, и Бен наконец-то её нашёл. Она видела, как на короткий миг на лице появилась осторожная улыбка, а в следующий момент над головой что-то отчаянно взвизгнуло. Словно сквозь тугое марево сна, Джиллиан видела, как за спиной Рида полетел вниз тяжёлый противовес. Он обдал в последний момент увернувшегося Бена искрами и засыпал дробной бетонной крошкой. А потом освободившийся от тяжести конец лопнувшего троса радостно взвился вверх, скрутился шальной змеёй и пробил стеклянную крышу, намотавшись на стальные перекрытия. Несколько стеклянных осколков упали на землю, здание в очередной раз содрогнулось и стало удивительно тихо.

Джиллиан медленно подняла голову и с каким-то больным любопытством уставилась на прозрачный потолок, где за мутными окнами виднелось синее небо. Она стояла и смотрела, как небосвод стремительно покрывался трещинами, что расползались по стеклянной крыше. Одна за другой они хрустящим узором быстро покрывали весь потолок, проникали под рамы, отчего воздух наполнился сухой трескотнёй. Надломы становились всё больше, и когда первый крупный осколок, не выдержав, сорвался вниз, Джил поняла, что сейчас будет.

Она перевела испуганный взгляд на замершего в неверии Бена и покачала головой. Не успеет. Она ничего не успеет. Ни уйти, ни спрятаться, ни хотя бы укрыться за любым подвернувшимся мусором, который ещё надо было найти. У неё не осталось ни единого шанса хоть как-то спастись от готового обрушиться потолка. И наверное, именно в этот момент Бен сделал свой выбор. Без колебаний или тени сомнений принял решение, что казалось ему очевидным, а Джил до идиотизма дурным. Но Бен побежал. Движимый одним лишь инстинктом, рванул в отчаянной попытке оказаться рядом с Джил до того, как всё случится.

Наверное, он обладал магией. Сжимал пространство, замедлял время или был наделён искусством мгновенной телепортации, потому что прошло лишь несколько секунд, прежде чем Джиллиан почувствовала железную хватку на своей талии. Тело дёрнуло в сторону, когда её силой протащило в направлении одного из невысоких кирпичных ограждений, а потом больно приложило головой о каменную кладку. Однако она не возражала – ни у кого из них не было времени выверять до дюйма движения. Хватай-беги-защищай. Делай хоть что-то в попытке остаться в живых.

Джиллиан медленно сползла на пол и почувствовала, как пальцы Бена осторожно ощупывали пострадавший затылок. Извиняться вслух было попросту некогда. Потом, если оно случится, это уже будет неважным, а сейчас и подавно. У них оставалась всего пара секунд, которые Рид использовал единственно верным способом. Опустившись рядом, он своим телом загородил Джил от тревожно хрустевшего воздуха, дотронулся до её подбородка и поймал перепуганный взгляд. Быстро коснувшись трясущихся губ своими, Бен ласково прошептал:

– Закрой глаза и ничего не бойся.

Боже! Она так хотела бы возразить, мечтала вцепиться в щекотавшие лоб пряди, притянуть ближе и наконец-то поцеловать, но не успела. Бен крепко прижал её к себе одной рукой, а второй упёрся в импровизированную стену. И в этот же момент мир наполнился звоном.

Над головами прокатился короткий треск, и вниз с тихим шелестом полетели куски стекла, звонко взрываясь на полу в мелкое мерцающее крошево. Джиллиан слышала густой, плотный звук, в который погрузилось пространство вокруг их сжавшихся тел. Такой музыкальный, почти что хрустальный, словно осколки играли мелодию и выбивали свой жуткий ритм. Они отскакивали от металлических перекладин, лупили в железные баки и скатывались вниз по бетонным перекрытиям, а после яркой кодой с шорохом зарывались в пыль. По ногам то и дело больно стреляло острой дробью, но Джил молчала и не знала, сколько длился стеклянный кошмар. Только сильнее цеплялась за Бена, чувствуя тепло и не замечая, как опасно скользят по влажной рубашке пальцы.

Лишь однажды Рид позволил себе вздрогнуть, тут же прижав Джил ещё крепче, и уткнулся носом в пропахшие пылью волосы… А потом всё затихло. Воцарившееся безмолвие оглушило своей пустотой, только в ушах испуганно колотилось сердце, да с хрипов вырывалось наружу дыхание.

Джил боялась пошевелиться, опасалась сменить позу и спровоцировать новую волну из осколков. Но время шло. И совсем скоро откуда-то издалека послышались торопливые шаги, что с хрустом сминали устилавшее пол стекло. Чьи-то руки выдернули её из хватки Рида и оттащили прочь, стряхнув с волос острую крошку.

– О’Конноли, ты жива?

Голос Джонаса показался неестественно высоким, но Джиллиан не обратила внимания. Подняв голову, расширившимися от ужаса глазами она смотрела, как пытался встать Бен. Впившись пальцами в плоские, гладкие кирпичи, он поднимался с колен, будто Атлант, что удержал на своих плечах взбесившийся небосвод. Дюйм за дюймом, минута за минутой, Бен осторожно карабкался вверх по почти отвесной стене и когда выпрямился, Джиллиан заорала. В дикой панике, в полном отчаянии, совершенно безумно. Её не остановила ни рука Джонаса, которой он пытался заткнуть её рот, ни до боли стиснувшие предплечье пальцы, потому что, захлебнувшись в собственной панике, она неистово рванула вперёд, но…

– Тихо ты! – прошипел Джонас, дёрнув назад. – Сейчас придут остальные. Потом сама будешь объяснять, какого чёрта льёшь слёзы по чужому мужику.

Чужому? Ещё полчаса назад эти слова заставили бы Джил одуматься, но теперь ей наконец-то стало плевать. На репутацию, на карьеру, на долбаное чужое мнение, на ещё миллиард и одну причину, которая наверняка была раньше важна. Но не теперь. Взгляд Джил безумно метался от одного торчавшего из спины осколка к другому, оскальзывался на расползавшихся по белой рубашке пятнах и падал на пол вместе с тяжёлыми каплями из пореза на левой руке.

«Нет-нет-нет! Бен!»

Словно почувствовав её мысленный зов, Рид обернулся, насколько позволила усеянная стеклянным частоколом спина, и спросил:

– Как она?

Тон получился слишком ровным, почти гладким, скрыв рваный вздох и не дав понять, насколько больно. Но Джил знала! Почти физически чувствовала, как горела изрезанная стеклом кожа, как свело мышцы судорогой и прострелило резью плечо. Бен мог обмануть кого угодно, но не её. А потому она снова безрезультатно дёрнулась в хватке Джонаса и гневно замычала, попытавшись укусить наглеца за ладонь.

– Если ругается, значит, в порядке. – Сарказма в голосе недоставало, но Джиллиан чуть не задохнулась от этой неловкой попытки пошутить и забилась пуще прежнего. Боже, она никогда больше не будет кричать. Ни за что. Обещает, клянётся всем святым, что осталось в жизни. – Проследите, чтобы парамедики осмотрели ей ноги. Там… могли застрять осколки. И пусть сделают инъекцию транквилизаторов… У неё шок.

Пальцы Бена неловко соскользнули вниз по стене, вынудив болезненно пошатнуться, и Джиллиан снова рванулась к нему.

– Джонас, уведите её отсюда, – проговорил Рид, до синевы в руках впиваясь в твёрдый камень. – Пожалуйста.

– Да, сэр, – торопливо пробормотал предатель и потащил сопротивлявшуюся Джил в сторону. – Идём, О’Конноли, надо проверить твои ноги. Господи, ты бы ещё в коньках да пачке сюда припёрлась…

Снаружи было отвратительно солнечно и непривычно людно из-за суетившихся по всей заводской территории рабочих. Они по двое или трое постоянно куда-то торопливо бежали, о чём-то кричали или задумчиво смотрели вдаль на одну из доменных труб, окутанную пыльным дымом. Что бы ни произошло сегодня, никто из одетых в фирменные спецовки этого не ждал. Несчастный случай. Тупое и пустое словосочетание, на которое, словно леску, вешали подробности вроде «влага», «фурма», «выброс». Говорили о каких-то пострадавших. О разлитом металле и развороченной печи. Но Джил было плевать. Она сидела на простом бетонном блоке, упрямо не отводила взгляда от выхода из ангара и ждала Бена. Уже давно приехала вереница скорых, вокруг скакали одетые в медицинскую форму парамедики, кожу на ногах стягивало от дезинфицирующей жидкости, но Рид так и не появился.

– Миссис О’Конноли, я вам настоятельно советую не отказываться от помощи. Вы пережили стресс, возможна заторможенная реакция…

– А я вам настоятельно советую закрыть свой рот и заняться кем-нибудь другим, – отрезала она. Медик обиженно моргнул и отошёл, вызвав у Джонаса неконтролируемый поток звуков, что могли бы сойти за стоны.

– Рид меня убьёт, – пробормотал он.

– Невелика жертва, – откликнулась Джиллиан и прямо босиком спрыгнула на землю, чувствуя в голове невероятную ясность. Когда навстречу ей двинулась охрана Бена, она уже знала все ответы и не сомневалась в решении.

– Миссис О’Конноли, если с вами всё в порядке, нам велено отвезти вас домой, – прогнусавил один из двух идиотов, отвлёкшись ради этого от геймбоя.

– А если я скажу – нет? – Рыжая бровь на заляпанном кровью и грязью лице взметнулась вверх.

– Тогда, у нас есть полномочия силой запихнуть вас в багажник, – явно повторив фразу хозяина, изволил пошутить второй.

Герой! Джиллиан скривилась и попыталась изобразить вежливую улыбку. Где, чёрт побери, они были в тот единственный нужный момент? Сцепив зубы и не дав вырваться наружу предательскому всхлипу, она чуть скосила глаза и мгновенно собралась. В огромной лапе охранника блестел изящный магнитный брелок в виде Теслы. Запасной. Тот, который всегда возила с собой охрана, если придётся отогнать машину обратно. Значит, она оказалась права, и Бена здесь уже нет. О, она его убьёт! Честное слово, задушит руками за то, что посмел посчитать её неженкой, а потом бросил одну в неизвестности!

– Не думаю, что это правильное решение, – подобравшись чуть ближе, протянула Джиллиан и едва не зашипела от вонзившегося в пятку острого камешка.

Никто не ждал такой выходки. Видит бог, ни один из рабочих или не успевших разъехаться репортёров не заподозрил бы деловую стерву О’Конноли в подобном хулиганском поведении и отчаянном безрассудстве. Разве что Бен, но тот был где-то на полпути в больницу. А наклонившаяся к туфлям Джиллиан тем временем одной рукой безмятежно подхватила напрочь испорченную обувь, а второй, что есть силы, дёрнула за игрушечную Теслу. Та беззаботно легко скользнула в ладонь, и Джил со всех ног бросилась к приветливо моргнувшей машине.

Она бежала, не обращая внимания ни на боль в отбитых ступнях, ни на сердитые окрики и топот ног за спиной. Всё внимание Джил сосредоточилось на нагретом солнцем белом корпусе машины. Но вот: короткий щелчок, заблокированные двери и благословенная тишина чужого автомобиля. Сиденье стояло слишком далеко, а потому у Джиллиан ушла пара драгоценных секунд, прежде чем она разобралась с настройками навороченной электроники. Однако кресло всё же подвинулось, и Джил немного растерянно огляделась, не зная, куда нажать дальше. И в этот момент взгляд зацепился за неуместные на светлой замше разводы, которые грязно-красной абстракцией изуродовали приборную панель. Джил смотрела на смазанные отпечатки своих ладоней на белом руле и чувствовала, как завизжала в голове паника. Кровь Бена. Господи! Она вся была в крови Бена! Руки, платье, лицо…

В окна постучал один из охранников, и Джил вышла из ступора. Швырнув туфли на соседнее кресло, она снова вцепилась в обтянутый кожей руль.

– Миссис О’Конноли! Немедленно выйдите из машины, иначе я засчитаю угон! – проорало недоразумение.

– Делай, что хочешь, – пробормотала она, наконец-то нашла кнопку запуска двигателя и надавила босой ногой на педаль газа, вознеся молитву, чтобы заряда дурацкого электрокара хватило на гонку до нужной больницы.

Вспотевшие ладони скользили и пачкали оплётку руля, но Джиллиан лишь крепче впилась ногтями в мягкую кожу. Она знала, что Бен убьёт её за напрочь испорченный салон, за поцарапанные шпильками кресла, но согласна была даже на это. В целом, на что угодно, лишь бы увидеть его.

Джил понятия не имела, куда надо ехать, но стоило торопливо пожиравшей заводскую пыль машине вылететь на трассу, как индикатор на большой панели управления радостно сообщил о локации Рида. Никто так и не подумал забрать его ключи от машины, а потому преданная Тесла летела к хозяину. И всё, что оставалось Джиллиан – пристегнуть ремень и постараться не пропустить разворот.

Приёмное отделение неотложной помощи оказалось переполнено. Здесь были и пострадавшие с завода, и обычные посетители, которые именно в этот день вдруг решили спонтанно пройти массовую диспансеризацию, вылечить хронический насморк, застарелую грыжу или воспаление участка мозга, ответственного за склероз. Поэтому оказавшаяся в дверях, перепачканная и исцарапанная Джиллиан произвела ошеломительный эффект. Настоящий фурор. Один её вид заставил заткнуться даже самых словоохотливых медсестёр, а толпившихся около информационной стойки пациентов – одновременно присвистнуть.

Больше всего Джил сейчас походила на Ламмермурскую невесту6– в некогда белом платье, с покрытыми засохшей кровью руками и безумным взглядом. Растрёпанная, напуганная, потерянная, она влетела в приёмный покой, чувствуя босыми ногами прохладу бесшумного пола, и замерла. Впрочем, ей было удивительно всё равно – на взгляды, на шепотки. Она не сильно понимала, что делала, когда бросилась к администратору, расталкивая локтями очередь. Наверное, у неё действительно шок.

«Острые травматические раны, первичное закрытие, возможность инфицирования…»– Джил не разобрала ни слова из подозрительного бормотания пожилой медсестры, но послушно побежала в сторону кабинета, где прямо сейчас должен был быть Бен.

Она на одном дыхании миновала обшарпанные коридоры, какие-то лестницы и остановилась лишь около нужной двери. Отбитые ступни противно заныли, но Джил закусила губу и подняла руку. Но, когда она уже была готова невоспитанно постучать, вдруг замерла, закусила тыльную сторону ладони, погасив глупый неконтролируемый всхлип, и отступила на шаг. Господи! И давно ли Джил стала такой размазнёй? Будь проклят Бенджамин Рид! Как, чёрт возьми, за пару минут ему удалось сжечь дотла всё, чем она когда-либо была, а потом слепить нечто новое? Непохожее ни на что, до собственной смерти преданное. Джил себя не узнавала и, если честно, это пугало. И именно этот страх заставил медленно отступить от двери и опуститься на ободранную кушетку. Джил нервно скомкала подол платья, а потом переплела пальцы.

– Вам бы сходить до уборной, – сердобольно проговорил проходивший мимо интерн. Он бросил немного брезгливый взгляд на посетительницу и протянул руку. – Помочь?

Джиллиан лишь покачала головой и провела пальцами по засохшей коричневой корке у себя на ладони. Ей казалось неправильным смывать эту кровь. Будто так они с Беном вместе. Будто ещё можно что-то придумать, сделать, помочь. Словно это единственное оставшееся между ними звено, и его Джил никогда не посмела бы уничтожить. Так что она просто сидела в ожидании непонятно чего или непонятно кого: врача, медсестры или же самого Бена. Её взгляд бездумно скользил по коридору, пока сама Джиллиан с неожиданной горечью понимала, что отчего-то не может пойти и вломиться в закрытые двери, начать кричать или чего-то требовать. Бен бы этого не одобрил, а прямо сейчас она сделает для него всё. А потому Джил преданно сидела напротив кабинета, не решаясь даже пошевелиться.

Дважды звонила Энн, но Джил сбросила вызов, не желая говорить о работе, новостях или своём самочувствии. Команда наверняка уже знала о выдвинутых обвинениях, но… что с того? Сейчас это казалось настолько неважным. Пустым. Пожалуй, даже ненужным. Поэтому Джиллиан отложила прочь телефон и устало разглядывала свои испещрённые царапинами ноги. Лишь когда в коридоре послышался торопливый стук каблуков, она подняла голову и грустно хмыкнула. Не стоило забывать о существовании миссис Рид… Сердце кольнуло дикой, неправильной ревностью, но Джил смолчала и отвела взгляд.

– Ты! – Шипение потревоженного клубка змей отразилось от светло-бежевых стен и затерялось где-то за кадкой с живым фикусом. – Ну, кане-е-ешна. Куда ж без т’я.

Алиша фыркнула, сжала в руках плотный бумажный пакет и взглянула на экран телефона.

– П’шла отсюда, – пробормотала она после того, как старательно напечатала длинными алыми ногтями сообщение и огляделась в поисках персонала. Заметив, что Джиллиан не пошевелилась, Алиша удивлённо повернула голову и визгливо поинтересовалась: – Ты тупая? Я т’е сказала – вали отсюда.

– Чуть позже, – просто ответила Джил. – Сначала я хочу…

– Да мне похрен, чё ты там хотишь!

– Хочешь…

– Да сра-ать! Всё ж из-за т’я, стерва. Ты втянула его в эту дрянь! – неожиданно громко воскликнула миссис Рид, чем привлекла внимание сидевших вдалеке пациентов.

– Алиша, перестань.

– Сышь, рот свой за-а-акрой, а! – Миссис Рид наклонилась ближе, и Джиллиан поморщилась от приторного аромата духов. Перед глазами закачался тяжёлый блестящий кулон, громко звякнули громоздкие серьги. – У м’ня было всё, п’нимаешь? Всё! Муж, положение, клёвое будущее. А п’том припёрлась ты, и Бену прям башку сорвало.

– Пожалуйста, давай тише…

Джиллиан попробовала взять Алишу за руку, но, подняв голову, увидела такое похожее лицо, что невольно вздрогнула. «Ты такая же…» – прозвучало в голове, и пальцы свело болезненной судорогой, когда Джил вцепилась за испачканный подол платья. В груди стало отчаянно больно. Неужели он действительно так думал?

– Не затыкай меня. Ты ваще никто!

– Прошу, не здесь… – предприняла ещё одну попытку Джил, но Алиша не унималась, и её крик гулким эхом разнёсся по коридору.

– Нет! Пусть все услыхают, что я пизду свою не за это пр’дала! Не за ымитацию какойта стервы и её выходки!..

Наверняка она говорила бы ещё и ещё, выплёскивая накопившееся раздражение, но на самой высокой ноте дверь кабинета открылась. Джиллиан вскочила на ноги и застыла.

«Бен…»

…Бен стоял всё в той же изодранной грязной рубашке, видимо, торопливо накинув её, когда вопли супруги достигли находившихся в процедурной людей. Бледный, с прилипшими к потному лбу волосами и лихорадочно блестевшим взглядом, он осмотрелся и замер, стоило ему увидеть дёрнувшуюся навстречу Джил. Она шагнула к нему, но тут же остановилась, побоявшись не только подойти, но даже вздохнуть лишний раз. И потому, что сам Бен не шевелился, стало вдруг ясно – он не ждал. Ни в одной самой безумной мечте не смел надеяться найти Джиллиан здесь. Узнать такой – напуганной, влюблённой, готовой абсолютно на всё.

Они смотрели друг на друга и пытались вложить в свои взгляды тысячи слов, миллионы эмоций, кричали и слишком громко молчали дрожавшими в намёке на улыбку губами. Джил видела в глубине кабинета ширму и столик с горой ярко-красных бинтов, слышала звон осколков в переставляемой медсестрой металлической посудине и зажмурилась, когда перед глазами вновь возникла картина, как вставал тогда Бен. Тяжело. На одной болезненной, израненной ею же самой гордости. Никогда больше она не хотела видеть его таким – почти сломанным, разрушенным до основания.

– Пожалуйста, поезжай домой, – прошептал он, словно не стояло рядом жены и не выглядывала из кабинета нахмуренная медсестра. Действительно, в готовой разразиться семейной драме Джиллиан была не к месту. Но она не могла сдвинуться, казалось, намертво пустив корни в пол больничного коридора, и лишь отрицательно качнула головой. – Пожалуйста, Джил.

Это была та самая просьба-приказ, ослушаться которой она не смогла бы даже под страхом собственной смерти. Ровный голос, пыльная интонация, безликость идеальных гласных, только взгляд – единственное живое во всём недвижимо стоявшем Риде. Яркий, звонкий и… Господи, неужели наконец-то счастливый? И тогда она сделала шаг, ещё и ещё, сжала трясущиеся пальцы и стремительно направилась прочь.

Джил ступала по холодному полу, а мимо тянулись будто бы бесконечные коридоры, сотни больных и новый рой шепотков. Но она не оглядывалась. И только спустившись вниз на парковку, выйдя под жаркие лучи клонившегося к закату солнца, Джиллиан остановилась и устало спрятала лицо в ладонях. От пережитой эмоциональной турбулентности очень хотелось разреветься, но, как обычно, не получилось. Так что она медленно выдохнула и попыталась понять, что делать дальше. Наверное, надо передать дела Энн, распределить обязанности между командой, дописать последние статьи и… и позвонить уже матери. Через три дня Джил понадобится адвокат.

– Миссис О’Конноли, – раздался над ухом голос одного из охранников. – Давайте мы всё же отвезём вас домой.

Не оборачиваясь, она хмыкнула, вложила в протянутую ладонь перепачканный брелок от брошенной на парковке Теслы и направилась к ждущему неподалёку чёрному внедорожнику. На сегодня глупостям пришёл конец.

Когда они добрались до высотки на южной окраине чикагской петли, солнце уже бронзовым светом озаряло шпиль Уиллис-тауэр. Со стороны набережной доносились густые звуки биг-бенда, отмеряя долями и синкопами очередной день фестиваля, воздух наполнился ароматом цветов и томно колыхался под налетавшим с озера ветром. С улиц тянуло терпко-острыми ароматами хот-догов, куда вплетались ноты карамельного попкорна.

Только переступив порог квартиры, Джиллиан поняла, насколько устала. Вымоталась физически и психически, растеряв весь запал где-то между осколками и бесполезной гонкой до больницы. Стимуляторов больше не было, значит, этой ночью придётся справляться как-то иначе, попытавшись сбежать от кошмаров не в работу, а… Куда? В бутылку? В снотворное? В тупое перещёлкивание ночных каналов? Глупо всё-таки вышло. По-дурацки. Разозлила Алишу, подставила Бена, наверняка создала прецедент и пару десятков сплетен у персонала, а потом стала объектом улыбочек для охранников. Ублюдки…

Джил подняла руки, с трудом расстегнула на спине молнию и сбросила испорченное напрочь платье. Держаться за ощущения больше не было смысла. Стоило принять душ, может, пару раз захлебнуться в ванной, плавая на поверхности ошмётком бесцельной мысли, смыть с себя все тревоги и успокоиться чашкой какого-нибудь китайского чая. Она знала, что в этом доме он точно был. Так что, бросив рядом с платьем такие же грязные туфли, Джиллиан прохромала в ванную и тихо выругалась на проколотую камнем ногу. По закону подлости, ту же самую, натёртую вчера другой чудовищной парой.

Через полчаса она уже сидела в полутёмной кухне, застёгивая вновь украденную из шкафа рубашку. Так же, как и несколько месяцев назад, Джил сегодня куталась в запах и удивительное ощущение тепла, ловила воспоминания и вертела в руках разогретые пончики. Перед ней лежал телефон и давно следовало бы набрать номер матери, но она всё не могла остановиться и вдыхала аромат чуть подгоревшего сахара. Так что, когда в дверь неожиданно позвонили, сердце едва не выпрыгнуло из груди, забившись отчаянно быстро.

Это было сродни наваждению, но Джиллиан знала, кто это был. И всё равно волновалась, пока бежала, спотыкаясь в темноте о разбросанные вещи. Щелчок замка, рывок на себя и взгляд глаза в глаза.

– Бен, – пробормотала она, а потом медленно попятилась, когда так и не сказавший ни слова Рид шагнул ей навстречу.

В чистой свежей рубашке, но всё ещё в разводах и грязи Бен переступил порог своего дома. И без сомнений, он прекрасно знал, что пришёл туда, где всё принадлежало ему: книги, картины и даже стоявшая перед ним женщина. Пришёл взять то, что уже считал своим. Силой или по желанию, но Джиллиан знала, что в этот момент в мире не было такой вещи, которая могла бы его остановить.

– Что случилось? – спросила она, каким-то чудом сглотнув комок напряжения.

– Хочу переодеться, – просто заявил Бен, а сам продолжил медленно наступать, гипнотизируя медным взглядом.

– Зачем? Алиша привезла одежду…

Наверное, следовало скрыть горечь получше, но желания менять маски уже не осталось. Как не осталось мыслей сбежать, однако Джиллиан всё равно машинально пятилась, пока не упёрлась спиной в один из книжных шкафов. Рид едва заметно усмехнулся и сделал последний шаг. Он знал, что так будет. Это. Его. Дом.

– Разумеется, но… – протянул он и внезапно замолчал.

– Но?

– …но не то, что мне нужно.

Джиллиан судорожно втянула воздух, вцепившись руками в прохладное дерево, и прошептала:

– А что тебе нужно?

– Рубашка.

– В шкафу их много…

Она моментально осознала свою глупость. Примерно тогда же, когда замер Бен, а потом чуть склонил голову набок. Он посмотрел на неё с такой усмешкой, что Джил смутилась. А Бен тем временем указательным и средним пальцем легонько подцепил ворот болтавшейся на ней рубашки и потянул.

– Мне нужна эта.

– Почему?..

Последний взгляд глаза в глаза и очевидный ответ.

– Она пахнет тобой.

Их поцелуй вышел жёстким, почти болезненным, когда, впившись в инстинктивно приоткрытый рот, Бен с силой сжал в руке ещё влажные пряди рыжих волос и дёрнул вниз. С сумасшедшей улыбкой он будто впитал вырвавшийся хриплый стон, а после прижал сильнее и без того яростно льнувшее к нему тело. Джил так хотела быть ближе… Но Бен не дал и, на мгновение замерев, отстранился, чтобы легко пробежаться кончиком языка по её чуть влажным губам. Он хотел поддразнить, но пальцы Джиллиан уже скользнули по широким плечам, спустились по спине вниз и неожиданно испуганно замерли, стоило ладоням ощутить жёсткую ткань бинтов. И в этот момент мир остановился. В уши ворвался густой звон стекла, а внутри всё задрожало от наконец-то нашедшего выход животного страха.

Джил не знала, зачем это сделала. Не знала, что двигало ею – ужас или же гнев. Но рука взметнулась сама и, словно обладая разумом, прорезала тишину звонкой пощёчиной. Третьей. На счастье. Но Бен не понял и дёрнулся назад, в тревожном недоумении стиснув зубы, и стало тихо. Настолько, что Джил показалось – она не дышит. Просто не существует или уже умерла, как была мертва всё то время, пока на заводе вставал на ноги Рид. И от засиявших перед глазами воспоминаний о торчавших из широкой спины осколках она зарычала и впечатала в грудь Бена кулак. Ещё и ещё. До боли в судорожно стиснутых пальцах и отбитых костяшках, до закушенных в кровь губ и с трудом сдерживаемых всхлипов. На память об искромсанной спине, о чудовищной попытке подняться, о глупом героизме и чёртовом фатальном бесстрашии. А ещё за идиотскую любовь. К ней!

И под этими никак не заканчивавшимися ударами Рид стоял неподвижно, не делал ни единой попытки увернуться или удержать обезумевшую женщину, словно… Словно это нормально – умирать. Словно это нормально, наплевать на себя и… Словно он ничего не понял! И Джил бесилась всё больше. Да, она обещала не кричать, но…

– Как ты посмел?! – проорала она, а сама постаралась не утонуть в собственном ужасе. Очередной удар, и Бен гордо вздёрнул голову. – Ублюдок! Урод! Как у тебя только совести хватило!

Пальцы уже сводило, когда Рид поджал губы и всё же отступил на шаг, но Джиллиан не успокаивалась.

– Чёртов придурок! Ненавижу тебя за это! Ненавижу! НЕНАВИЖУ!

Лицо Бена стало страшно – замершая маска холодного стойкого равнодушия. Но удары всё сыпались. И наверное, это смотрелось комично, а может, просто абсурдно, когда маленькая, едва ли одетая женщина бросалась на живую скалу с кулаками. Она билась у её основания, ругалась, кричала, визжала, пока та молча возвышалась массивной величиной. Только редкие камешки тщательно сдерживаемых эмоций иногда сползали по лицу Рида.

Но время шло. И ударив в последний раз, Джиллиан не сдержалась. Она истерично всхлипнула и зажмурилась, досчитала до десяти, а потом… А потом неожиданно обхватила лицо Бена руками, притянула к себе и уткнулась лихорадочно горячим лбом в прохладную кожу. Джил до головокружения вдыхала и никак не могла надышаться запахом пота, пыли, медицинского антисептика и, конечно же, крови. Его крови. Крови, пролитой за глупую Джиллиан. И стоило этой мысли оформиться, как внутри что-то взорвалось. Сотрясло до основания так, что давно бившиеся наружу слова, наконец, нашли путь и полились бессмысленным, торопливым потоком брани и долгожданных признаний.

– Идиот! Господи, ну что ты за идиот! Глупец… Безумец! Я думала, сойду с ума! – Глотая целые города слогов, Джил покрывала хаотичными поцелуями глаза и скулы, гладила ледяными пальцами едва подсохшие коросты и стирала трясущейся ладонью какую-то грязь. А затем снова целовала, целовала, целовала, мешая отчаянные всхлипы с торопливым шёпотом. – Я же не смогу без тебя! Ты хоть понимаешь это? Слышишь? Бен! Не смогу! Ну зачем ты это сделал? Зачем рисковал? Никто в этом мире не стоит твоей жизни, глупый ты динозавр! Даже я… Тем более я! Бен! Меня же нет без тебя! Я бы умерла прямо там, случись что с тобой. Шагнула бы с крыши, разбилась о стены… Проклятый эгоист! Чёртов храбрец! Засунь кому-нибудь в задницу своё долбаное геройство. О чём ты только думал? Бен… Бен! Боже, не молчи! Скажи хоть что-нибудь! Придумай какую угодно убедительную чушь, потому что иначе… иначе я тебя убью…

Но вместо ответа проклятый упрямец Бенджамин Рид вдруг бесстыдно, совершенно по-мальчишески широко улыбнулся, а затем громко расхохотался, здоровой рукой внезапно подняв Джил над полом и закружив. А она никак не могла оторваться от смеющихся губ, которые бормотали:

– Любишь! Всё-таки любишь!

– Дурак! – судорожно выдохнула она, а потом внезапно поняла все брошенные украдкой взгляды и прерванные жесты, недосказанные фразы и замолчанные сомнения. И тогда с силой зарылась пальцами в жёсткие пряди, резко сжав руку и вынудив Бена поднять на неё взгляд. – Ты нужен мне, а не наркотику. Понимаешь? Только мне! В каждый из дней, все эти годы. С самого начала…

Бен чуть отстранился, чтобы заглянуть в горевшие полоумной зеленью глаза, а затем коварно усмехнулся, поставив Джил на пол.

– Значит, будешь должна за испорченную машину, – пробормотал он и целенаправленно подтолкнул в сторону тёмной гостиной, а потом дальше – туда, где огнями с набережной горело окно спальни. – И за восемь очень болезненных швов. И за четыре месяца ожиданий. И за шесть лет сумасшествия. И за что-нибудь ещё, что я обязательно придумаю позже.

Бен говорил ещё и ещё, пока их тела натыкались в темноте на мебель. И Джил старательно кивала, и молча расстёгивала каждую из попавшихся в пальцы пуговиц его рубашки. А затем сдёрнула ту с плеч, чтобы немедленно покрыть поцелуями обвившие грудь тугие бинты. Втянув носом единственный в мире запах, она хищно улыбнулась и увидела столь же звериный оскал в ответ. Потому Джил медленно опустилась на колени и точь-в-точь повторила уже пройденный неделями ранее путь. Руки скользнули по длинным, напряжённым ногам, аккуратно расстегнули ремень, и она зубами потянула бегунок молнии. Сдёрнув вниз брюки сразу вместе с нижним бельём, Джил впилась ногтями в горячие бедра и кончиком носа провела по напряжённому члену, с восторгом вдохнув. Ответом ей стал такой же прерывистый вздох. Ну а потом…

Бен пах Беном и на вкус оказался таким же – горько-сладким с ноткой солёной лакрицы. Джил с восторгом ощутила ток крови по венам, когда медленно накрыла губами головку и двинулась вниз. И то, как сильные пальцы вцепились ей в волосы, возбуждало похлеще любого наркотика.

– Давно? – неожиданно шёпотом спросила Джиллиан, прежде чем снова скользнуть языком. Она хотела бы знать день, месяц, год или час, когда Бен понял, что пропал. Что, как и она, утонул в безумии без шанса выплыть на надёжную мель. И хотя Джил думала, что Бен промолчит или прикажет заткнуться, ночь принесла внезапный ответ.

– С сотворения мира, – резко прошипел Рид, когда зубки чуть прикусили горячую плоть. А затем неуловимым движением он дёрнул Джиллиан к себе и швырнул на кровать, немедленно навалившись сверху. Он опёрся на здоровую руку, а пальцы другой уже танцевали по опухшим мягким губам. Дуга влево, дуга вправо, замкнуть… – С того момента, как на скрижалях высекли твои имена.

Это значило, что «всегда»… ВСЕГДА!

А затем всё превратилось в безумную гонку, где в попытке поймать утёкшие в никуда годы они торопливо раздевали друг друга, впивались в рты и солёную кожу дикими поцелуями. Пробовали друг друга на вкус и наконец-то узнавали самое сокровенное, что крылось внутри. Им не нужен был даже тот скудный свет, что лился из окон, перемешивая неровные силуэты с хриплыми стонами в одну единую, пляшущую на стенах тень. Зачем? Они шли на ощупь, на взметнувшиеся в ответ на ласку тела, на судорожно стиснутые пальцы, на болезненно рвущееся изнутри дыхание. Шесть лет! Им снилось это шесть мёртвых, холодных лет! Как идеально ложится на её хрупкость его тяжесть, как темнеет под лунной бледностью золото кожи и путаются друг в друге пальцы. И из зацелованной до боли груди, из исследованного языком да ладонями тела рвалось священное, жаркое, тёмное:

«Бен-Бен-Бен!»

И не было ничего прекраснее в жизни Джил, чем миллион поцелуев на тысяче медных веснушек. Чем её слишком пухлые губы на его напряжённых губах. Чем вот это восхитительное грехопадение в ласкавшие руки Бена. Большие и тёплые, они сминали влажную от испарины кожу, срывали ставшей ненужной ткань и игриво перекатывали в пальцах уже ноющие от напряжения соски, пока язык пробовал на вкус каждый дюйм распростёртого перед ним тела. Бен сцеловывал с бёдер следы и слизывал капельки пота, пока Джил насаживалась на длинные пальцы, и ловила ртом его самого. И это было так торопливо, но одновременно тягуче, что им до тихого смеха всё нравилось.

Наверное, Бен любил в Джил каждый изъян, потому что приходил в какой-то отчаянный восторг даже от лихорадочной сумбурности её поцелуев. Он двигался неровно, немного торопливо, будто опасался, что всё внезапно закончится. И делал сухие, короткие толчки, словно вёл с дрожавшим под ним телом ему одному ведомый диалог, а то старалось продержаться хотя бы ещё чуть-чуть. Джил боялась закрыть глаза, провалиться за край и разом закончить прекрасный миг. Нет! Слишком красив был в эти минуты Бен, слишком жадно хотелось ловить его нежность, слышать звуки их тел, ощущать над собой и в себе. И она терпела. Покрывала укусами плечи, мгновенно молила языком о прощении и двигалась в каждый миг навстречу к нему.

«Джил-Джил-Джил!»– приносило эхо.

Больше, ей надо как можно больше всего: дыхания и безумного ритма, совсем нескромных стонов и удивительно бесстыдных пальцев. Потому что руки Бена слишком прекрасно вонзались в тело, слишком резко притягивали ближе, когда Джиллиан с безумным ликованием смотрела, как от напряжения искажается его лицо. И целовала упрямую челюсть, и приоткрытые губы, ловила хриплый рык и открывалась всё больше, позволив забрать себя полностью. Шесть лет… Господи! Они искали друг друга шесть жутких, страшных лет!

Но Бену тоже было мало. И потому над ухом раздался короткий приказ:

– Ну же! Давай!

И Джил, конечно же, подчинилась. Легко и привычно. Смежив веки, она с каждым новым движением выгибала спину сильнее и чувствовала, как Бен нежно гладил напряжённые мышцы. Всё ближе к нему и дальше за грань, пока не стало восхитительно больно. И она закричала. Зашлась беззвучным воплем, дугой извернувшись в больших и сильных ладонях, что трепетно ловили каждую новую дрожь. Снова и снова, волна за волной, пока в глазах совсем не побелело. И только когда всё закончилось, когда Джил упала обратно на влажные простыни, Бен позволил себе взять её так, как мечтал сразу. Он вложил в свой рывок все проведённые без неё ночи, каждую разделённую не с той женой постель, весь свой гнев, злость, глухую и тоскливую ревность. Перевернув Джил на живот, Бен двигался резко, порой даже грубо. Он авторитарно и почти деспотично утверждал своё единоличное право на эту женщину, отчего она яростно шипела в скомканную подушку. С каждым новым толчком он входил глубже и вытравливал из них обоих память о другом. А потом замер. И Джил застыла вместе с ним, навсегда запоминая вес его тела, короткую дрожь и дыхание.

Шесть лет. Они были одиноки шесть очень мучительных лет…

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Октябрь

9 дней до президентских выборов

Разумеется, Джил смотрела присягу. В одиночестве своего кабинета она слушала слова клятвы, которые едва не выплёвывал Бен, положив руку на Конституцию. А после грустно смеялась и с кривой улыбкой слушала комментарии дикторов вроде: «наконец-то» и «дождались». Двуличные мрази! Это они же чуть меньше четырёх лет назад с воодушевлением встречали на президентском посту Грегори Ван Берга. Отвратительные крысы, жрущие без разбора любого, кто попал в их цепкие лапки. Но не Бена. Она не позволит! Впрочем, сам он тоже казался удивительно собранным, почти равнодушным. Его выдавал только взгляд – жёсткий, почти жестокий. Им он выжигал дотла душу встревоженной Джил.

Она ждала его в эту ночь, но Бен не пришёл. Сидя в комнате дочери, Джиллиан не смыкала глаз, пока вслушивалась в сонную тишину. Она так хотела поговорить, сказать хоть что-то, но… Бен не вернулся домой, и на резиденцию навалилась отвратительная пустота. Её не нарушал ни витавший по коридорам аромат сигарет, ни привычный шелест бумаг перед сном. Странно, Джиллиан никогда не ценила таких вечеров, считала обычной рабочей рутиной, а сегодня это вдруг оказалось необходимой для жизни деталью. Что же, в эту ночь она в полной мере оценила звенящее одиночество чужого дома.

Так тихо здесь не было даже во времена предвыборной кампании, когда Бен бесконечно мотался по всей стране. Они не виделись неделями, но Джил всё равно ощущала его присутствие. Оно сквозило повсюду, окружало теплом и тем самым чувством любви, что всегда излучал муж. Спокойный. Надёжный. Вечный. Но сегодня это исчезло, будто их комнаты выстудили осенним ветром, оставив Джил мёрзнуть от осознания ненужности. И казалось бы, ей следовало утешить себя, что она всё сделала правильно. Но ощущение спасения не приходило. Безумный комплекс то ли Мессии, то ли шахматного гроссмейстера пристыженно молчал, запоздало поняв, – что-то пошло не так. Она сыграла достойно, но… в чем, чёрт побери, дело?

Бен бросил ей вслед – «воробушек», вспомнил старое, ненавистное прозвище, от которого передёргивало их обоих. Значит, он знал. Был в курсе всех встреч и лишь потому так легко отдал документы. Но зачем? Ревновал? Думал, она хочет сбежать? Или желал откупиться, зная свою вину и снисходя до обычной торговли предательством?.. Мысли Джил крутились вокруг этих вопросов, но на последнем она спотыкалась. Пазл не складывался. Голова пыталась построить миллион вариантов, сводила в точку сотни кривых и десятки причин, но ответ не находился. Из окна детской Джиллиан смотрела на медленно начинавшийся рассвет и впадала из крайности в крайность: от ярости на потрясающее двуличие Бена до собственных интуитивных сомнений. Он не мог думать о ней так! Ни разу Джил не дала повода, но… Но ещё никогда её действия не шли в таком противоречии с чувствами. Однако факт измены тоже оставался болезненно очевиден. Господи, только слепой монах не узнал бы это восхитительное нагромождение несуразно длинных конечностей.

И всё же, даже на следующий день противное ощущение неправильности никуда не исчезло. Ведь если это был хитрый план, и Бен опустился до слежки, пришло время поймать супругу с поличным. Однако, чем ближе подходила Джиллиан к уже знакомому столику, тем очевиднее становилось – здесь никого нет. Ни тайных агентов, ни офицеров полиции, ни самого временного президента. Утро на пожелтевшей от опавшей листвы аллее вблизи Капитолия выдалось безлюдным и немного туманным.

В ожидании немедленной кары Джиллиан дрожала под порывами ветра. Тряслась, когда выходила из молчаливого дома, сжимая в руках обычный жёлтый конверт, стучала зубами, когда садилась в такси или пересаживалась на метро. Вот так просто, из охраняемого наравне с Белым домом особняка были вынесены скандальные доказательства взяток, убийств и политического сговора. Никто не остановил миссис Рид, пока, стуча неизменными каблуками, она покидала собственный дом. Мир вообще будто вымер, и вместе с ним в предвкушении неминуемой развязки замер весь Вашингтон.

До выборов оставалось девять проклятых дней.

Джеймс появился ровно в назначенный час и принёс с собой два стаканчика с кофе, сверху которых лежали ещё пока горячие круассаны. Выглядел бывший муж всё так же паршиво и обзавёлся вдобавок исцарапанными в кровь запястьями. Те то и дело выглядывали из-под манжет пальто.

«Нервное, дорогой?»

Джиллиан непроизвольно усмехнулась и пододвинула к себе один из напитков, позабыв о любой осторожности. Какая уже, к чёрту, разница.

– Он знает, – без предупреждения начала Джил, пока разглядывала светло-коричневую пенку, что крутилась воронкой в такт движению пластиковой палочки.

– Это очевидно, – откликнулся О’Конноли с лёгким смешком. – Ты же не дура и знаешь, что за вами следят…

– О боже, какая высокая оценка, – не удержалась она от саркастичного замечания, перебив Джеймса. Он сделал вид, что ничего не слышал.

– Рид не станет рисковать уже замаячившей на горизонте перспективой карьерного роста. Все мы тщеславны. Даже, – О’Конноли сладко улыбнулся, – лучшие из нас. Неправда ли, дорогая? Документы.

Он протянул руку, однако Джил не пошевелилась. Она молча крутила в пальцах свалившийся на стол листок и машинально считала покрывшие его трупные пятна.

– Мне нужны гарантии, – произнесла она наконец и спокойно посмотрела в хаббардский ледник глаз бывшего мужа.

И впервые за всё это время Джил задумалась, куда он дел то кольцо. Упокоил в вечной мерзлоте Аляски или утопил в растворителе? Тем временем бледно-рыжая бровь О’Конноли поползла вверх, намекая на необходимость прокомментировать беспрецедентное заявление, но руку он всё-таки опустил.

– Я хочу получить фотографии, видеозаписи, исходники, копии… В общем, всё, вплоть до постельного белья и следов ДНК.

– Зачем тебе это? Наивно веришь, что после инаугурации гордо войдёшь в Белый дом? – Джеймс устало потёр глаза. – Милая, ты почти собственными руками уничтожила единственное доказательство причастности определённых лиц… к определённым действиям. Поверь мне, простить измену супругу можно, но стране – никогда.

Она посмотрела в лживо заботливое лицо бывшего мужа и покачала головой, грустно усмехнувшись.

– Гарантии, Джим, или я верну документы в папку.

От ненавистного собачьего прозвища бывший муж едва заметно дёрнул щекой. Забавно, но они до сих пор похожи словно брат и сестра.

– Получишь сексуальный скандал. – Джеймс чуть отвернулся и небрежно закинул ногу на ногу. – Только вот уже не в размахе какого-нибудь городишки как в прошлый раз, а на всю страну. За этими выборами следит весь мир, вороб…

– Не смей так меня называть! – разъярённым шипением прервала его Джил и почувствовала, как разом вскипело марево ненависти. Ублюдок!

– Ах, – довольно протянул О’Конноли, а затем резко наклонился, упёрся локтями в решётчатый стол и положил подбородок на сцепленные пальцы. – Так он узнал и обо мне. Прекрасно!

И в этот момент Джил осенило, зачем была нужна возня со встречами, угрозами, душеспасительными беседами. Понимание рухнуло одномоментно, выбило воздух из лёгких, вынудив плотно зажмуриться. Они могли подкупить кого угодно, нанять профессионального вора или соблазнить прислугу, но выбрали Джиллиан Рид. Идеальный инструмент. Точнейшее оружие. И даже проклятая измена Бена оказалась не важна. О нет… Они нашли друг друга – Сандерс и О’Конноли. Два оскорблённых ублюдка, которым оказалось мало того ужаса, куда они когда-то её толкнули. Сначала один, а затем и второй. Как же права была Энн! Это действительно месть, но только не Бена, а этих двоих.

– Как далеко ты готов зайти? – прошептала она и сглотнула. – Как далеко…

– До самого конца, – чётко ответил Джеймс. Он действительно верил в то, что делал прямо сейчас. – Рид разрушил мой брак. Я разрушу его.

– Даже ценой чьей-то жизни? Пытаешься сыграть по моему сценарию и обойтись без бумерангов? – с насмешкой спросила Джил, почувствовав, как сдавило горло отчаяние.

Быть пешкой всегда дерьмово. Но ещё хуже, считать себя ферзём, будучи давно сброшенной с шахматной доски. Джеймс поджал тонкие бледные губы и отвернулся, наблюдая за пробегавшими мимо поборниками здорового образа жизни. А затем засунул руку в карман и чем-то щёлкнул. Был ли то диктофон или взводимый курок, Джиллиан не знала.

– Моё предложение всё ещё в силе.

Неожиданная скороговорка его речи вышла невнятной и выдала с головой. Значит, диктофон. Джил удивлённо хмыкнула, а потом тихо и горько рассмеялась. Господи, какой же он трус. В своё время ей хотя бы хватило смелости и глупости довести свой план до конца. Но Джеймс оказался слишком напуган свалившимися последствиями.

– Что, всё пошло немного не так, как ты планировал? – пробормотала она, покачав головой. Ещё один листок упал прямиком в стаканчик с кофе и накрыл его полностью. Вселенная, это конец? Джиллиан вздохнула. – Политика не твоё, Джим. Для того чтобы быть здесь, надо иметь кевларовую броню вместо кожи и сердце Железного Дровосека.

– У него не было сердца.

– В этом и суть.

– А у тебя? – Улыбка вышла кривой и болезненной, воскресив в себе годы их убогого брака и веры в то, чего никогда не могло быть.

– У меня? – откликнулась так же грустно Джил и покачала головой. – Нет. Боюсь, у меня уже ничего нет.

Неожиданно Джеймс наклонился вперёд и стремительно перегнулся через стол, отчего Джиллиан испуганно дёрнулась, однако большего не успела. О’Конноли вскинул руку, с силой впился пальцами в короткие рыжие пряди, дёрнув Джил на себя, и прижался к её лбу своим – горячим, почти лихорадочным. А затем Джиллиан с ужасом ощутила, как настойчиво приласкала стиснутый в хватке затылок мужская рука, как с шумом вдохнулся запах веснушчатой кожи. И прошла ровно секунда, прежде чем низкий рык Джеймса отдался где-то в груди, когда в знакомом до умопомрачения аромате бывшей жены он учуял ноты чужой сладко-горькой лакрицы. Сглотнув, Джим прошептал:

– Пойдём со мной. – Его дыхание с привкусом кофе согрело губы, и Джил напряглась. А Джеймс коснулся носом щеки, мазнул щекой по побледневшей скуле и уткнулся в висок. – Пожалуйста! Милая, не делай этого. Прошу тебя, открой глаза. К чему ненужная жертвенность? Обещаю, я… Я не трону тебя и пальцем. Клянусь! Понимаю, это сложно, но подумай о себе и дочери! Тебе запретят даже приближаться к ней, если Рид подаст на развод. Понимаешь? Ты лишишься всего. Не обманывайся. Не придумывай святого, хватит счастливо игнорировать его недостатки, словно наивная влюблённая дурочка. Он не такой! Не рискуй ради него всем!

О’Конноли прервался, попробовал сказать что-то ещё, но, поколебавшись секунду, прижался губами к прохладному рту. И в этот момент Джил подняла взгляд. Она смотрела на целовавшего её мужчину и улыбалась так страшно, что Джеймс замер, а затем медленно отстранился, выпустив из рук рыжие пряди. Сглотнув, он в отчаянии заметался взглядом по лицу давно не своей жены, а та безумно скалилась ему в ответ.

– Ты ошибаешься, – проговорила она. – И даже не представляешь, как сильно. Я давно не выдумываю из Бена святого и отчётливо вижу каждый изъян, каждую неровность его души именно потому, что люблю. Для меня знать об этих несовершенствах, принимать вместе с ним ошибки и глупости – вот высшее счастье.

– Блаженная дура! – прошептал Джеймс, в неверии покачав головой.

– Снимки, О’Конноли. И я отдам документы, – как ни в чём не бывало проговорила Джил и положила ладонь на безымянный жёлтый конверт.

Джим помолчал, видимо, ещё надеясь на внезапное прозрение явно свихнувшийся Джиллиан, но трогать больше не рискнул. Только тяжело опустился обратно на скамейку и сухо произнёс:

– Никаких других снимков, записей, стенограмм и собранных в пробирку следов нет. Лишь цифровые копии тех фотографий, что мы отдали. Но я их уничтожу. Даю слово.

– Ты хочешь, чтобы я поверила? Вот так просто?

– У тебя нет выбора. И у меня тоже. Я… уничтожу. Даю тебе слово, – прошептал Джеймс и отвёл взгляд.

Она поднялась, оставив конверт равнодушно покрываться осыпавшейся листвой, и обошла стол вместе с сидевшим за ним бывшим мужем. Выбора и правда больше не было, ни у одного из троих.

– Знаешь, чего я хочу больше всего? – холодно бросила Джил, когда неожиданно даже для себя остановилась за спиной Джеймса. И он напряжённо застыл. А она наклонилась, скользнула губами по покрытому бледными веснушками уху О’Конноли и тихо проговорила: – Больше всего в жизни я хочу, чтобы ты сдох. Так же мучительно, как едва не сдохла я. И самая моя большая ошибка, это не украденные документы или преданная страна. Нет… А то, что не позволила Ему отомстить.

– Пожалуйста, подумай… Ещё есть время! – Вот и всё, что едва шевеля губами смог предложить Джеймс. Своё любимое трусливое бегство.

– Иди на хер, – едва не по слогам прошипела Джиллиан, а затем сунула дрожащие руки в карманы пальто, развернулась и чуть ли не бегом направилась прочь.

Конец. Партия сыграна. Теперь можно рассказать всё. От начала и до конца, а потом надеяться, что Бен поймёт. Будет сердиться, кричать, ругаться… но поймёт. Он тоже виноват! И когда-нибудь – о, если эти времена для них настанут! – они обязательно друг друга простят.

6 лет назад

Чикаго, штат Иллинойс – Вашингтон, округ Колумбия

Май – Июнь

Бен пошевелился и, едва слышно зашипев, перенёс вес на здоровую руку. Джил почувствовала пробежавшую по тяжёлому телу судорогу. Ловко выскользнув из-под едва не падавшего на неё Рида, она перевернулась, обняла широкую спину и позволила расслабленно опустить голову себе на грудь. Пальцы немедленно отправились в осторожное путешествие по бесконечным дорогам бинтов, где отматывали мили волокна и реки выступившей на них крови. Похоже, некоторые швы разошлись и теперь причиняли ощутимый дискомфорт. Но Бен молчал, задумчиво обводил ямочку пупка на ещё пока слишком впалом животе и рисовал знакомый узор. Ощутив меж бёдер первые признаки влаги, Джиллиан инстинктивно поджала ноги, отчего Рид длинно выдохнул и тихо пробормотал:

– Прости, я был… неосторожен.

У Джил ушло несколько секунд, прежде чем смысл фразы дошёл до замутнённого эйфорией сознания. Пару раз озадаченно моргнув, она чуть было не расхохоталась от потрясающей деликатности этого невероятного мужчины. Неосторожен… Видят небеса, Бен действительно такой один. Второго нет и не будет, потому что природа больше не повторит настолько совершенный шедевр. Неосторожен… Пожалуй, это было самое очаровательное признание, что они – Господи, подумать только, взрослые люди! – повели себя, точно парочка неуравновешенных подростков. Неосторожен…

– Всё в порядке, – счастливо, едва не смеясь, пробормотала Джиллиан и вновь провела по влажным, пахнувшим пылью и потом прядям, пока внутри расползалось чувство правильности происходящего. – Я на…

Неожиданно Джил осеклась, уставилась в желтеющий квадратами уличного света потолок и со всей отчётливостью осознала собственный идиотизм. Чёрт! За проведённые в Чикаго месяцы она, похоже, потеряла счёт не только срокам, но и собственной жизни. Слишком быстро бежали дни, и давно прошли сроки новой инъекции. Однако вопрос был в другом – важно ли это теперь? Имеет ли хоть какое-нибудь значение? Джиллиан прислушалась к себе, внезапно поняв, что привычно дёрнувшееся в испуге сердце бьётся размеренно, без единой синкопы тревоги. Не здесь, не с этим человеком. А значит, ответ очевиден.

– Джил? – почувствовав колебания, Бен настороженно поднял голову и посмотрел ей в глаза, однако заметил спокойную улыбку и расслабленно выдохнул. А Джиллиан взяла его за руку и ободряюще поцеловала чуть шершавую ладонь.

– Всё в порядке. Не переживай, – повторила она и вновь вплела пальцы в тяжёлые тёмные пряди, чуть сильнее стиснув колени.

Сомнений не было. В этот раз Джиллиан знала, что даже если невозможное всё же случится – она сохранит. Теперь да. Не сможет и не захочет избавиться от случайности, которую оставит хотя бы восхитительным воспоминанием. А потому она умиротворённо вздохнула и прошептала:

– Пойдём. Надо тебя отмыть.

Ответом ей стал длинный печальный стон, потому что встать с кровати для Бена означало новую порцию боли. Вплеснувшийся в кровь адреналин растворился и оставил могучее тело разбираться с последствиями. Но даже в таком состоянии Рид оставался слишком мужчиной, и, с трудом выпрямившись, тяжело опустился перед Джил на колени с зажатой в ладони мятой рубашкой. Его или её – кто теперь разберёт? Он осторожно и тщательно стёр стекавшее по женским ногам семя, а затем уткнулся носом в низ живота, чтобы глубоко вдохнуть их общий запах. Она знала – Бен тоже хотел, прямо сейчас мечтал об этой случайности, что стала бы прекрасным завершением всего их путешествия. Но он промолчал, скомкал испорченную ткань и не глядя отбросил куда-то в угол. Медленно поднявшись, он накинул на озябшую Джил, у которой, кажется, съёжились даже веснушки, другую рубашку.

– Идём, – проговорил Бен и легко поцеловал.

Яркий свет ванной комнаты больно резанул по уставшим глазам, вынудив замереть и зажмуриться. Только окончательно проморгавшись, Джиллиан со всей ясностью смогла оценить последствия случившегося как этим днём на заводе, так и только что в спальне. Перебинтованная спина Бена оказалась сплошь испещрена красными кляксами, а на левом плече виднелся настолько длинный и тёмный от крови след, что Джил невольно поджала от страха губы. Сам Рид был неестественно бледен, но вопросительно приподнял бровь, готовый снести любую приготовленную для него экзекуцию. Действительно, после сегодняшнего волноваться стоило о чём-нибудь посущественнее, чем перевязка. Встав на колени, Джиллиан включила воду и жестом позвала Бена опуститься на пол.

– Давай разберёмся с головой, а потом уже со всем остальным, – пробормотала она и осторожно откинула с узкого мужского лица тёмные пряди. А потом не удержалась и ласково поцеловала приоткрытые губы.

– Поверь, жизненно важных органов там нет, разбираться не с чем, – произнёс Бен и растянул рот в усталой улыбке, заслужив лёгкий тычок в здоровое плечо.

Его глаза закрывались сами. Он устроился поудобнее и откинул голову на бортик ванной, убаюканный накормленным эго, тёплыми струями воды и нежными пальцами, когда Джил провела по тяжёлым надбровным дугам. Она снова залюбовалась.

С этого ракурса лицо Рида казалось совсем непропорциональным. Большой кривой нос, запавшие в череп глаза и торчащий вверх подбородок, где уже пробивалась щетина – неровная, острая. Казалось бы, ну что могло нравиться в этом мужчине? Ни дюйма классических черт. Будто скульптор набросал внешний облик да так и оставил, позволив солнцу, ветру, дождю доделать работу. Но те постарались на славу. Они сгладили шероховатости, обтесали слишком резко обрывавшиеся края, придали поразительную мягкость при удивительно жёсткой натуре. Бен выглядел сложным и был сложным. Излишне составной, чрезмерно насыщенный внутренними принципами, правилами и точками зрения. Он говорил редко, но при этом спорить с ним оказалось почти невозможно.

Тихонько вздохнув, Джил прислушалась к шелестевшей меж пальцев воде, пока аккуратно взбивала в волосах пену. Она боялась намочить перетянувшие грудь бинты.

– Когда тебе нужно уехать? – неохотно спросила Джиллиан. И, когда ответа так и не последовало, вопросительно заглянула в полуприкрытые глаза. Только тогда Бен глубоко вздохнул, чуть изменил позу и согнул затёкшие ноги, не испытывая ни капли стеснения. Он видел Джил разной, пришёл её черёд.

– Пока сама не прогонишь, – пожал Рид плечами и принялся рассеянно перебирать крупные ворсинки ковра, на котором сидел. Ну а Джиллиан замерла и недоумённо посмотрела на Бена.

– Алиша знает, – пробормотала она, догадавшись, и едва не задохнулась от мешанины взметнувшихся эмоций. Там был страх и эйфория от вседозволенности… Но Бен казался удивительно спокойным.

– Да.

– Но…

– У нас весьма своеобразный брачный контракт.

– И всё же…

– Не волнуйся. Она будет молчать, иначе сделает себе только хуже.

Бен хмыкнул, а Джиллиан неожиданно задумалась – как он жил эти годы? Был ли хоть пару дней счастлив? Надеялся ли забыть никогда не принадлежавшую ему женщину и найти покой с другой? Пытался ли? Что стояло за той репутацией и тем человеком, которого она знала? Упёртый, болезненно гордый, до отчаяния смелый и невероятно преданный мужчина. Боже, в её руках сейчас настоящее сокровище, которое отчего-то выбрало принадлежать чудовищу-Джил. Абсурд. Она нервно усмехнулась сама себе, потянулась за полотенцем, чтобы промокнуть чистые пряди, и походя задрала давно отсыревшие рукава рубашки. От той слишком явно веяло ароматом больницы, наводя на тревожные мысли.

– Умеешь бинтовать? – с лёгкой улыбкой спросил Бен, который верно истолковал раздавшееся за спиной сопение.

Джиллиан отрицательно покачала головой, не задумываясь, что Рид не мог её видеть. Но Бен понял и в очередной раз тяжело поднялся на ноги, в поисках аптечки открыв тот самый злополучный шкафчик под раковиной. С опаской взглянув на стеклянные полки, Джил передёрнула плечами. Каждый раз она с тревогой ждала, что оттуда покатятся капсулы.

– Сначала надо смыть грязь, – одеревеневшими губами пробормотала она, но тут же упрямо стиснула зубы. Хватит. Свои ужасы она будет препарировать позже. Кончиками пальцев Джил провела по намокшим бинтам. – Придётся снять… Наверное, будет больно.

– Уж как-нибудь переживу.

Бравады в голосе Бена звучало с избытком. А значит, это будет просто ошеломительно. Но, закусив губу, Джил уверенным движением разрезала один из узлов и начала медленно разматывать первый бинт, собирая тот в неряшливый комок. И чем больше оголялась кожа, тем глубже старалась дышать Джил. Было страшно. До дрожи в руках и пелены перед глазами, которую она отчаянно пыталась сморгнуть. Хотелось заорать, а потом лихорадочно целовать каждый кровоточащий порез, что оставили сорванные скобы медицинского степлера. Те болтались по краям ран, цеплялись за повязки и царапали без того воспалённую плоть.

Не удержавшись, Джиллиан всё же прижалась губами куда-то в район левой лопатки и изо всех сил постаралась проглотить собственный ужас. Ну что за глупый мужчина? Неужели чёртов секс не мог подождать? Хотя сама знала ответ – не мог. Не в этот раз.

– Они вынули все осколки? – прошептала она и почти заставила себя вернуться к работе, но не сдержалась и всхлипнула. Услышав это, Бен повернулся и как-то неожиданно восхищённо всмотрелся в её покрасневшие, однако упрямо сухие глаза.

– Да, не волнуйся, – прошептал он и, не отрываясь от лица Джил, провёл большим пальцем по прикушенной губе, освободив ту из плена зубов. – Всё промыто и обработано, тебе только… перебинтовать.

А ещё вынуть скобы, которые ещё больше порвут неровные края ран. Джиллиан насупилась, отбросила прочь огромный красный комок, который как-то подозрительно пах, а потом спокойно потянулась за пинцетом и одним из заранее приготовленных полотенец.

– Ты дурак, – процедила она, осторожно вынула металлический кусочек и в нелепой попытке облегчить боль зачем-то по-детски подула на выступившую кровь. Господи! Какой-то сумасшедший дом!

– Обидно…

– Бен, давай серьёзно! Давно прошли те времена, когда можно было устроить ристалище за платок какой-нибудь леди. Тебе следовало остаться в больнице.

– Оу. Уверена? – нагло поинтересовался самодовольный ублюдок, нащупал здоровой правой рукой бедро Джил и резко притянул её к себе. Длинно выдохнув ему в спину, Джиллиан недовольно взглянула на отражавшегося в зеркале Рида и покачала головой.

– Нет. – Она поджала губы, а Бен саркастично хмыкнул. Он говорил весело, но Джил видела, как бледнеет его лицо, как болезненны тени. Упрямец…

– Но всё равно злишься.

– Злюсь.

– Это заметно. И странно. Ты ведь любишь риск.

– В разумных пределах, – совершенно серьёзно ответила она, затем отложила пинцет и взялась за влажное полотенце. – У меня нет мании стоять на краю крыши, садиться за руль пьяной или гулять ночью по стройке. Рисковать жизнью я не люблю также.

– Хочешь сказать, что поступила бы иначе? – Тёмная бровь взлетела вверх, и Джиллиан покачала головой.

– Нет.

Наверное, стоило сказать что-то ещё, но она опять закусила губу и осторожно провела тканью вокруг глубокого пореза на левом плече. Похоже, шрам будет чудовищным. Впрочем, как и два с лишним десятка красных царапин на широкой спине, слишком глубоких, чтобы когда-нибудь окончательно затянуться. Неровное поле вместо твёрдой упругости мышц и матового золота кожи. Стоило ли это того? Бен определённо считал, что да.

Перехватив поудобнее подобие губки, Джиллиан принялась осторожно оттирать пыльные разводы, которые, кажется, намертво впитались в кожу. Джил даже задумалась, изведут ли они весь запас полотенец прежде, чем отмоют эту Великую Китайскую стену, или же Рид закончится раньше? Рубашка на ней давно промокла и неприятно липла к телу, но приходилось терпеть. Было неудобно, так что оставалось то и дело вставать на цыпочки в попытке дотянуться до шеи, а чтобы поднять больную руку, ей придётся принести с парковки домкрат.

Наконец, Джил сдалась и снова усадила Бена, аккуратно промокнув спину и обтерев непропорционально широкие плечи. Она задумчиво хмыкнула и чуть отстранилась, разглядывая. Забавно, но вне своих бесконечных строгих костюмов Рид оказался удивительно несуразен. Его голова будто касалась звёзд, а руки простирались от рассвета до заката. Однако всё вместе… И Джил вдруг нежно улыбнулась. Всё вместе было так органично: душа, тело и разум оказались прекрасны.

Она вновь окинула взглядом искромсанную спину, поменяла полотенце и обошла Бена, чтобы разобраться с последними царапинами. Но стоило Джил наклониться, как Рид вдруг поднял здоровую руку и осторожно коснулся пальцами её подбородка, вынудив поднять взгляд.

– Ты прекрасна, – прошептал он, а затем медленно, словно запоминая, протянул руку и провёл кончиками пальцев по влажной, усыпанной мелкими веснушками шее к напряжённой из-за сквозняков груди, где едва коснулся намокшей, прилипшей ткани.

И в этот момент всё стало наконец-то уместно. Его рубашка на её теле, его взгляд на видневшихся сквозь полупрозрачную белизну контурах, его восхищение. Любование не украдкой, а со всей полнотой восприятия. И обоюдное понимание, что в его словах не было ни капли лжи или улыбки – Бен казался почти трагично серьёзен. И Джил растерянно замерла. А он вдруг неожиданно хохотнул и удивлённо пробормотал:

– Бог мой… Ты покраснела! – Новый смешок, и накрывший ладонь поцелуй заставили скулы вспыхнуть ярче.

– Обычно мне не делают комплиментов, – попробовала оправдаться Джиллиан. – Ну знаешь, вся эта эмансипация от самих себя. Я… не привыкла.

– Серьёзно? – Рид наиграно сердито взглянул на неё. – Последние месяцы я только и делал, что заваливал тебя комплиментами и признаниями. А оказалось, чтобы добиться, надо было всего лишь едва не сдохнуть.

Джиллиан досадливо нахмурилась, а затем сдалась и уселась рядом с ним на пол, чтобы на секунду прислониться лбом к твёрдому плечу.

– Никогда больше так не делай! – раздражённо прошептала она и мстительно вынула последнюю отвалившуюся скобу.

– Не говорить, что я тебя люблю?

– Не смей за меня умирать… – начала было она, но остановилась, когда Бен взял её за руку. Джил подняла взгляд и наткнулась на невероятное упрямство.

– А вот это, мартышка, решать только мне, – серьёзно проговорил Рид, и стало понятно, что тема закрыта. Переспорить доисторического осла невозможно.

Поэтому, едва ли не впервые в жизни, Джиллиан мудро промолчала и взяла запечатанную пачку стерильного бинта. Резко выдохнув, она разорвала упаковку и принялась за кропотливую работу, стараясь, чтобы руки не так сильно дрожали. Чёрт… к такому в Гарварде её не готовили.

– Что теперь будет? – тихо спросила она.

– Не бери в голову, я со всем разберусь, – пожав плечами, немного легкомысленно отозвался Бен. А Джил на секунду до боли сжала зубы, прежде чем недрогнувшим голосом произнесла:

– Через три дня мне нужно быть в Вашингтоне.

И в тот же момент она ощутила, как под бинтами застыло, казалось бы, и без того неподвижное тело. А затем Бен медленно повернул голову и поднял на неё взгляд. Он сразу всё понял и теперь отчаянно пытался сдержать своё бешенство.

– В чём тебя обвиняют?

– Много в чём, – вздохнула она, а сама отчаянно не хотела продолжать разговор. Её дела не повод для гордости, что бы ни наврал на заводе Бен.

– Артур обещал, что тебя не коснётся это дерьмо, – тем временем процедил он и по привычке дёрнул левой рукой, чтобы поправить упавшие на глаза волосы, но немедленно скривился от боли. И Джиллиан поспешила убрать своевольные пряди. Однако Бен мотнул головой и отстранился. – Это было моим условием! Клейн знал о готовящихся разбирательствах, но уверил меня в твоей безопасности. Так какого дьявола они пришли за тобой? Чёрт… Артур, какого хрена?!

– Дело не в нём, – равнодушно пожала плечами Джил и зубами затянула последний узел. – Это всё равно бы случилось, и здесь нечему удивляться. Я всегда действовала с полным осознанием возможных последствий.

– Чушь!

– Бен, я знала, чем рискую.

– К чёрту! Клейн дал слово. Так пусть держит, старый ублюдок! – прорычал Рид и вдруг одним резким движением притянул Джил к себе. Он прижался губами к макушке и едва ощутимо, но по-прежнему успокаивающе качнулся из стороны в сторону. – Я не отдам им тебя. Ни одному из этих двуличных засранцев, что сначала лизали твои ноги, а потом решили распять. Эта чушь не работает уже две тысячи лет, пора бы им запомнить.

– И вновь напоминаю, что рыцарскими поединками эти проблемы не решаются также, – насмешливо пробормотала Джиллиан, но невольно прижалась теснее в поисках поддержки и утешения. – Не волнуйся, со мной всё будет в порядке. Подумаешь, миллион штрафа и десяток лет за решёткой. Поверь, это небольшая цена. Я не ангел, какой тебе, наверное, хотелось бы меня видеть.

Джил говорила весело, но внутри всё замирало от страха. Поездка в Вашингтон грозила обернуться трагедией, да только она не знала какой. Как не знал Бен, который неожиданно взял её руку и отчего-то долго всматривался в голубой бриллиант на кольце, а затем переплёл их пальцы и с усталым смешком пробормотал:

– Да, не ангел. Всего лишь любимая идиотка.

По мнению Джил, три дня пролетели чудовищно быстро. Каких-то семьдесят два часа, и вот она погрузилась в серебристое брюхо самолёта, оставив Бена на встревоженную Энн. Паники не было. Джиллиан знала, что будет на связи, но выпутаться из объятий, а затем в одиночестве ступить за порог их квартиры оказалось невероятно сложно.

Джил так и не позвонила матери, каждый раз находя новые отговорки, хотя время поджимало. Да, они оба понимали, что лучшего адвоката ей не найти, однако, один раз попробовав надавить, Бен отступил и только бросал странные взгляды. Догадываясь о напряжённых отношениях, он не лез и просто ждал. Но Джил молчала, а потому молчал и Бен. Хотя, если честно, на разговоры у неё попросту не было времени.

За эти дни Джиллиан, наверное, изучила его полностью. До самых потаённых уголков, куда Рид охотно её пускал. Он оказался удивительно разным, совсем непохожим на однотонность и холодность Джеймса. Непостоянный в чём-то одном и до зубовного скрежета принципиальный в другом. Смешной, серьёзный… Восхитительно язвительный во время телефонного разговора с очередным репортёром, когда, шутливо схватив Джил за ступню, ласково прикусывал каждый пальчик и лениво двигался у неё внутри. Впрочем, бывал Бен и требовательным. Тогда он уверенно оттягивал стиснутые в кулаке длинные волосы и вынуждал толкаться ему навстречу. Но чаще всего он был восхищённым. Когда заворожённо любовался безумно выгнувшимся в широких ладонях телом, что коротко вздрагивало, а потом замирало. И, ожидая её возвращения, Бен целовал влажно мерцавшую кожу и нашёптывал своё восхищение.

Ещё она выучила, какой ему нравился кофе, как чутко он спал, и как, наплевав на салфетки, слизывал с пальцев сладкий сироп. А ещё, что курил Бен исключительно по задумчивости или по причине чрезвычайного счастья. Между ними не существовало договорённостей: никто не ставил условий и не озвучивал правил. Их жизнь текла в молчаливом согласии, предугаданных желаниях и полуночных разговорах, покуда, зажмурив один глаз, Джил колола ему обезболивающее и жгучие антибиотики. Самой себе она казалась почти профессионалом, а Бен лишь насмешливо фыркал в ответ.

Спина заживала. Однако каждую ночь Джиллиан всё равно вслушивалась в спокойное дыхание Бена и осторожно скользила ладонью по рваным краям. И обуревавшее в эти минуты чувство вины было таким оглушительным, что она малодушно предпочла бы не знать про двадцать семь шрамов, но те упрямо толкались под пальцы. Это был целый космос горячих, зло алевших на коже звёзд. На Атланта рухнул кусочек неба, но с замиранием сердца Джиллиан понимала, что ради неё он удержал бы весь небосвод.

Это пугало неотвратимостью и каким-то удивительным фатализмом. Длившаяся шесть лет влюблённость слишком уж неожиданно вылилась в безумную преданность, к которой Джил была не готова. Слишком много проблем: её зависимость, его положение, их браки… И потому, выйдя из здания аэропорта, Джиллиан вдруг поняла, что при любом исходе это станет для них карьерным самоубийством. Она втянула жаркий, влажный воздух столицы и направилась к парковке такси.

Но не успела Джил сделать даже пары шагов, как телефон завибрировал, поспешив сообщить, что два часа тишины благополучно закончились. Пришла пора возвращаться к делам, которые она была бы и рада решить, но замерла, с опаской посмотрела на яркий экран, а затем нажала кнопку ответа.

– Здравствуй, мам, – сухо проговорила Джиллиан и расстегнула слишком плотный жакет. После прохладных ветров Чикаго духота этого города оседала в лёгких заплесневелой сыростью.

– У тебя проблемы, – раздался в трубке деловой голос, не утруждая себя приветствием. Мать всегда считала подобную вежливость с ребёнком бесполезной тратой драгоценного времени.

Марию Леви вообще сложно было назвать отличным примером для подражания или хотя бы достойным родителем. Обходительная на людях, с глянцевой белозубой улыбкой, она складывала свою жизнь исключительно из успеха выигранных дел и растущей сети связей. А потому даже дочь стала элементом статуса, как дорогие часы или туфли. Не плодом желания или, не дай бог, любви. Нет, всего лишь деталью образа состоявшейся женщины.

Вся её жизнь с самого детства походила на бесконечные гонки: за грамотами и дипломами, за подсчётами выигранных стипендий и заработанных грантов, за лучшую школу, за Гарвард, за Йель… За всем тем, что однажды довело до психозов, из-за которых Джил не могла есть. Её то и дело мучила бесконтрольная рвота, однако мать продолжала упорно лепить образцово-показательную статуэтку в музее своих заслуг. Джил не подавали руки, если она падала, запрещали слёзы, строго следили за кругом общения и свято верили, что это достойная дорога к успеху. Забавно, но однажды отбитые фортепианной крышкой пальцы до сих пор сводило судорогой при одной только мысли о матери.

И некогда обманчиво мягкий Джим оказался таким же. Выродок бездушной системы. Действительно, кого ещё могла привести в дом мать, если не собственную копию с пенисом? Но понять это следовало много раньше.

– Быстро работают твои крысёныши. – Сев в такси, Джил вымученно скривилась и устало откинулась на спинку сиденья. Кажется, о её деле знали уже все собаки, а значит, пора ждать документов об увольнении. – Извини, у меня нет ни времени, ни желания выслушивать нотации. Я выросла, оставь их при себе.

– Хотела бы, но звоню не за этим. – На том конце послышался прорывающийся сквозь гул застрявшего в вечерних пробках города шорох бумаг, пара ударов тяжёлой ручки о поверхность стола, и мать заговорила: – Исходя из выдвинутых тебе обвинений, нам придётся сильно постараться, чтобы у суда не появилось ненужных вопросов. У меня есть парочка знакомых, которые смогут убедить республиканское большинство Конгресса перекинуть внимание на Клейна, демократам же, как меня заверили, будет плевать.

– Ты берёшься за мое дело? – озадаченно спросила Джиллиан. – Во сколько мне это обойдётся?

У неё были деньги. Джил О’Конноли получала хорошее вознаграждение и не всё облагала налогами. Однако расходы на лучшего (в тридцати из пятидесяти штатов) адвоката по экономическим преступлениям, грозили банкротством. Сколько будет длиться процесс? Месяц? Два? Год?

– Мне уже заплатили.

– Передай отцу, что я не нуждаюсь в подачках.

– Отец здесь ни при чём. Просто отказывать de facto первому лицу в Демократической партии весьма непредусмотрительно. Они имеют вес в Сенате и собираются пробиваться дальше. Мне показалось это хорошим заделом на будущее. К тому же он был весьма убедителен в своём ненавязчивом шантаже. Ты молодец. Кажется, таки научилась выбирать нужных любовников.

Джиллиан прикрыла глаза и постаралась успокоиться. Бен. Господи, она такое чудовище, что даже его вынудила играть не по правилам. Интересно, он угрожал? Нет… Похоже, просто купил, перешагнув ради Джил через свою железобетонную гордость. Она приоткрыла окно и пробормотала:

– Да уж, мне есть в кого быть такой…

– Тебя освободят прямо в зале суда, – тем временем продолжила мать, проигнорировав саркастичное замечание.

– Меня ещё никто не арестовывал, чтобы осво…

– Мы будем обсуждать банальности или соизволишь подумать? Выдвинуты обвинения, ты под следствием. Всё ясно? Сумма залога – давно решённый вопрос.

Джил впилась ногтями в ладонь и медленно выдохнула. Ничего нового. Господи, а ведь она думала, что навсегда избавилась от противного чувства ничтожности. Куда там… Наверное, это смешно, но иногда Джил жалела, что родители развелись. Может, тогда всё было бы немного иначе.

– Сколько… – Она сглотнула, зажмуриваясь. – Сколько он заплатил тебе?

– Достаточно, чтобы я молчала об этом.

И, не соизволив хоть как-то закончить разговор, мать бросила трубку. А ровно через три секунды телефон моргнул сообщением с датой и местом первого заседания. Видимо, сказать об этом вслух было уже за гранью выставленного счёта.

Дом встретил затхлой тишиной, укрытой чехлами мебелью и сухим треском пустого помещения. Казалось, что здесь не жили годами, хотя после отъезда Джима прошло лишь несколько месяцев. Но в комнатах было удивительно мёртво. Даже пыль будто бы обошла этот дом стороной, почти не оставив следа на ровных поверхностях. Ни кусочка из прошлой жизни: ни брошенных безделушек, ни запаха дома, ни фотографий, хотя Джиллиан точно помнила, что они были. Стояли на полках, как положено каждой семье. Свадебные, с медового месяца, с конкурса поедания пицц и ещё какой-то неведомой чуши, что обычно наполняла супружеский быт. Но теперь всё исчезло. Возможно, муж увёз в новый неведомый дом, а может, когда решил развестись.

Закрыв за собой дверь, Джил осторожно прошла в гостиную и машинально сдёрнула один из чехлов. Затем второй, третий… А потом замерла около входа в ванную комнату. Она знала, что там найдёт. Джиллиан вошла внутрь, постояла немного, а затем чуть затравленно огляделась. Казалось, даже мыло валялось на том же месте, где его бросили в порыве психоза. Не закрытое, пустое. Подцепив указательным и средним пальцем дверцу навесного шкафчика, Джил потянула было её на себя, но тут же немедленно захлопнула и для надёжности придавила ладонью.

Они. Были. Там.

Конечно. Куда же им деться? Джим никогда не трогал таблетки. Так что… они всё ещё были там и будто привязывали к себе цепью. От них следовало бы избавиться. Выкинуть в унитаз или мусорное ведро, как сделал Бен, но Джил не могла. Её смелости отчаянно не хватило. А потому она поднялась, вышла из комнаты и сделала вид, что ничего не было. Ничего. Просто… они там.

Вернувшись на кухню, Джиллиан включила автоответчик и осмотрелась. Некоторые чехлы лежали неровно, что сразу бросалось в глаза. Джим любил порядок. Будь то уборка снега или упаковка вещей, он всегда делал всё обстоятельно. Поэтому неровно висевшая, мятая ткань смотрелась странно посреди идеального дома. Тем временем запись зажужжала, отмотала к самому началу и после короткого сигнала выдала удивительную цифру «ноль». Ничего. Ни одного сообщения за четыре месяца. Ни рекламы, ни звонков от редких друзей или коллег, ни даже сухого автоматического информирования о счетах. Тишина и шелест пустой записи. Так странно…

Однако, пожав плечами, Джил поднялась на второй этаж, достала из шкафа очередную пижаму с танцующими на облаках гномами и спустилась обратно. Новый чехол отправился некрасивым комом на пол, а она с ногами залезла на диван. И ровно в этот момент зазвонил телефон.

– Привет, мартышка. Ты ужинала?

И Джил почти наяву увидела высокую фигуру, что замерла около темневшего чикагской ночью окна. Громкая связь шуршала помехами, пока Бен застёгивал свежую рубашку, чтобы так же, как и она, вернуться в свой нелюбимый дом.

Река Потомак лениво несла грязно-голубые воды сквозь позеленевшее тело города. Она наматывала на себя мосты, здания и вернувшихся уток. Задумчиво плескалась у самых границ, колыхала дремавшие лодочки и вальяжные яхты, шумела около мемориала Джефферсона, а потом текла дальше. Вашингтон расцветал. Покрывался листвой на широких проспектах, распускался клумбами вокруг памятников, наполнялся туристами и жителями города. А ещё, конечно же, тонул в духоте, гудении работавших на износ кондиционеров и жарком солнце. Атмосферу этой тяжёлой сырости разбавляло лишь некогда белое здание Капитолия. Однако этой весной даже он нависал над городом вместе с постоянно набегавшими облаками, грозя проливными дождями.

Припарковавшись неподалёку от Судебной площади, Джил на секунду прикрыла глаза, резко выдохнула и распахнула дверь машины. Было рано, но для Марии Леви не существовало слова «слишком». А потому Джил увидела мать сразу. Та сидела на одной из каменных скамеек, что больше напоминали могильные плиты. Без грана косметики, с унылым формальным пучком уже поседевших некогда рыжих волос и, как всегда, в чёрном, Мария выглядела так, будто слушалось не дело собственной дочери, а гражданская панихида по очередному очень ценному политикану. «Мистер Смит, какая жалость. Ваш золотой песок из задницы был так важен для будущего страны…» Хотелось зло рассмеяться, но Джиллиан стиснула зубы и шагнула на серые бетонные плиты, машинально одёрнув протокольную белую блузку. Бесполезно, соответствовать стандартам матери мог только манекен из магазина.

– Ты опоздала. – Нить тёмных губ презрительно дрогнула и сложилась в знакомые злые морщинки около рта.

По обыкновению, не удосужившись приветствием, Мария резко поднялась, подхватила портфель и, не оборачиваясь, двинулась в сторону пафосных чёрных дверей. Их позолото оказалось единственным, что никак не пострадало за прошедшие годы, видимо, регулярно обновляясь в порыве тщеславия. Джил взглянула на наручные часы и вопросительно подняла бровь.

– В моей системе координат мир движется с той же скоростью, что и в твоей. Я пришла вовремя.

Мать остановилась и взглянула на дочь слишком ясными, слишком холодными для живого существа зелёными глазами. Морщин за те пять лет, что они не виделись, всё же прибавилось. Как странно… И в этот момент Джиллиан будто посмотрела на своё будущее со стороны. Господи, она станет такой же холодной тварью?

– Моя дорогая, ты давно прошла период пубертата, когда неконструктивные споры можно было списать на недостаток мозгов или избыток гормонов. Не заставляй меня разочаровываться. Если я говорю, что ты опоздала, значит, ты опоздала. – Мария равнодушно посмотрела на побледневшую от бешенства дочь и изобразила самую светскую из арсенала чумных улыбок.

– Сука, – прошептала Джиллиан.

– Клейн уже здесь. Думаю, вам есть о чём поговорить перед началом первого слушания.

Комнатка рядом с залом заседаний была переполнена людьми в строгих костюмах и гремела дежурными шутками. Джиллиан прислонилась к стене и огляделась, машинально подметив сборище особо дорогих галстуков и холёных лиц, – команда Клейна присутствовала в полном составе. Интересно, во сколько эти саблезубые юридические звери обошлись Артуру? Наверняка в половину накопленных гонораров и полученных взяток.

– Прекрасно выглядишь, Джил, – раздался слева слегка скрипучий голос, но Джил не обратила внимания и продолжила с любопытством разглядывать мать, что порхала в этом галдевшем на все лады орнитарии. Политический скандал – отличный способ продемонстрировать свою успешность и заодно похвалиться дочерью, которая к тридцати годам накопила нарушений где-то на триста лет заключения.

– Даже не поздороваешься?

– Доброе утро, Артур, – сухо кивнула Джиллиан и всё же бросила взгляд на наставника.

Клейн ощутимо сдал, покрывшись морщинами точно позабытое на солнце яблоко. Но даже ссохшийся, похудевший, он по-прежнему оставался тем властным ублюдком, под взглядом которого хотелось утопиться в своей же никчёмности. Его тёмно-серый костюм был идеален, как и начищенные до зеркального блеска ботинки. И Джил подумала, что даже на электрический стул тот взойдёт с идеально накрахмаленным белым воротничком.

– Похоже, ты не рада нашей встрече.

– Не вижу причин для бурных лобзаний. Помнится, за ними всегда крылось предательство.

– Я не Иуда, – рассмеялся Артур, а потом картинно смахнул с рукава невидимую пылинку.

– О вас говорят разное. Да я и сама знаю немало. Но всё равно удивилась, получив столь своеобразное приглашение на похороны вашей карьеры.

– Кое-кто хочет всадить мне нож в спину. Не ты ли? – Артур откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.

– У вас была договорённость. Помните? – сквозь зубы процедила Джиллиан. Но Артур ничего не ответил, лишь довольно оглядел её с ног до головы, а потом тоже перевёл взгляд на Марию. – Пожалуй, я лучше пойду посоветуюсь со своим адвокатом. Пока есть время.

Она улыбнулась, но в этот момент в руку вцепились сухие пальцы. Они больно сдавили ладонь, вынудив зашипеть.

– Думаешь, что тебе повезёт? Думаешь, что нагрешила чуть меньше? Не строй иллюзий…

– Осторожнее, Артур, – холодно процедила Джил. – Я ещё не давала своих показаний по вашему делу.

Хватка разжалась, и на длинном остром лице старика возникла ухмылка.

– Что у тебя в Иллинойсе?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что Джил растерялась.

– Артур, нам с вами грозят многомиллионные штрафы и половина тысячелетия на двоих за решёткой, а вы беспокоитесь о чёртовых квотах? Серьёзно? Напомню, не все тюрьмы в нашей стране превратили в «Диснейленд».

– Тебе не о чем беспокоиться, – глядя куда-то поверх её головы, проговорил Клейн. – Я обещал безопасность, значит, так тому и быть. Ни одна из тюрем тебя не дождётся, но всё остальное, увы, не в моей власти.

Джил нахмурилась. Всё остальное?

– С чего мне вам верить? Дело дошло до суда. Куда уж дальше?

– За тебя настойчиво просили, – ещё одна холодная улыбка, и взгляд мутных голубых глаз, казалось, сделал Джил лоботомию. – Я бы даже сказал… очень специфически угрожали. Поэтому я хочу знать – что случилось в Иллинойсе? Похоже, ты чрезвычайно нужна этому штату или самому губернатору. Что, в принципе, одно и то же.

Джил нервно сглотнула. «Бен… Ох, Бен… Зачем?»

– Рейтинги Рида держатся на высоком уровне, стабильно опережая ближайшего конкурента примерно на двадцать проце…

– Я не об этом, дура! – раздражённо закатил глаза Клейн. – Не делай из меня старого маразматика, который не может сопоставить три факта: тебя как условие сделки, твою очевидную личную заинтересованность и беспринципный шантаж. Ради своего консультанта Бенджамин Рид дошёл до Государственного секретаря. До Грегори Ван Берга, вынудив того дать показания по твоему делу! Заступничество четвёртого человека в стране априори даёт тебе фору перед обвинением. И ты полагаешь, что это не вызовет вопросов?

– Вас не касается. Частная жизнь в нашей стране до сих пор охраняется законом.

– Да плевал я на твою жизнь! Видимо, у тебя совсем мозги отказали. Решила совершить карьерное самоубийство? Своё и его?! Если о вас кто-то узнает… Если… Ты хоть понимаешь, какой будет скандал?! Лоббист и сенатор!

Джиллиан открыла рот, чтобы возразить, закрыла и со всей силы зажмурилась. Наверное, они действительно сошли с ума… Ответить на это Джил было нечего, но, к счастью, с грациозностью тигровой акулы к ним подплыла Мария.

– Артур. Дерьмово выглядите. – Улыбка матери могла бы отравить океан, но Клейн оказался покрепче и лишь надменно повернул голову.

– Миссис Леви, – скрипуче протянул он. – Рад вас видеть.

– Не взаимно, – фыркнула она. – Как поживает ваша поджелудочная? Читала медицинское заключение. Слабовато для смягчения приговора.

– Ах, решили разогреться перед баталией? – осклабился Артур, а мать картинно рассмеялась.

– Что вы, просто люблю смотреть, как страдают люди. – Фарфоровая улыбка на тёмных губах достигла глянцевого апогея. – Это поднимает боевой дух.

И с этими словами она кивком головы велела Джил следовать за собой. Хлопнули двери, гулко простучал множеством ног и отзвуком голосов коридор, прежде чем мать остановилась. Даже не удосужившись оглянуться, она зло проговорила:

– Почему мне не сказали о сделке с Беллом?

О сделке? Какой сделке…

«Кое-кто хочет всадить мне нож в спину…»

Джил застыла. Слова Гилберта возникли в голове словно из ниоткуда. Погребённые за безумными дозами амфетамина и жаром ломки они стёрлись из памяти.

«У Клейна проблемы. Клейн должен сесть…»

О боже! В тот вечер она была согласна на всё, и мать поняла это сразу. Вычислила по одному только молчанию.

– Кретинка! – прошипела она. – Ты здесь в любовь вознамерилась поиграть? Даже ноги раздвинуть не можешь, чтобы не вляпаться в очередное дерьмо.

– Мама, не лезь… – начала было Джиллиан, но её перебили.

– Молчать! – Смерив дочь презрительным взглядом, Мария прищурилась и выплюнула: – Если ты уже поверила в великую любовь, то можешь прямо сейчас броситься под машину. Запомни, милая, такая женщина, как ты, нахрен не нужна такому мужчине, как он. Рид просто не хочет марать свою репутацию о твою судимость.

– Нет… – процедила Джиллиан, отчаянно тряся головой. – Ты не знаешь Бена. Даже не понимаешь…

Она осеклась и зажмурилась. Неправда! Это просто не могло ею быть, потому что она слышала совсем иные слова, чувствовала их пальцами, видела шрамами на спине. Нет, такое не сыграть, не придумать, не вообразить.

– Не знаю?! Не понимаю?! Девочка, он метит в Конгресс и выше, – отрезала Мария, и Джиллиан отвернулась. – И надо быть полной идиоткой, чтобы об этом забыть. Впрочем, если тебе нравится жить в мире фантазии – твоё право.

– Хватит! Тебя не касается моя жизнь. Делай свою работу и избавь меня от нотаций. Я разберусь сама.

Мария смерила её брезгливым взглядом.

– Уже разобралась. Да ещё как! Продалась Риду, осталась должна Беллу. А всё ради чего?

Их взгляды встретились, и воздух вокруг загудел. Но тут Мария презрительно улыбнулась.

– Какое же ты убожество… – протянула она и направилась в сторону зала заседаний, пока Джил захлёбывалась воздухом и едва не тонула.

В голове стучал вопрос: «За что? Мама… За что?» Маленькая, глупая Джиллиан опять подвела и не справилась? Не оправдала надежд и впуталась в сомнительное приключение? Её оценки оказались недостаточно высоки, а этюд несовершенен? Джил со всей силы зажмурилась и попыталась взять себя в руки, но давно забытое чувство вины и неполноценности уже кралось наружу. Оно разодрало путы, за которыми пряталось все эти годы, и словно опухолью расползлось по телу. И когда оно добралось до сердца, Джиллиан наклонила голову и послушно направилась вслед за матерью.

– Ничего не комментируй, ни с чем не соглашайся, ни на какие вопросы не отвечай, – холодно проговорила Мария, когда за её спиной стих стук каблуков дочери. – Помни про пятую поправку. Это твоё единственное правило в этом фарсе. Ясно?

– Да, мама, – тихо ответила Джил.

И всё-таки, почему был пуст автоответчик?

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Октябрь – Ноябрь

4 дня до президентских выборов

Той ночью Бен опять не пришёл, как не пришёл в следующую, и ещё две за ними. Он проводил всё время в офисе и избегал любых встреч с женой. А Джил не находила себе места. Днём играла роль спокойной и уверенной в себе женщины, а вечерами едва ли не бросалась на стены в бессилии. Она хотела поговорить. Хотела, наконец, объяснить каждую деталь своего поступка, но Бен не дал ей ни единого шанса. В тот вечер он словно отделил от себя Джиллиан и создал преграду, которую ни переплыть, ни перелететь. И стало понятно, что ему не нужны никакие слова, и оправдания ничего не изменят. Вице-президент ничего не хотел знать о мотивах жены.

Джиллиан пыталась поймать его пару раз во время коротких встреч в коридорах дома. Но мужа всегда окружала толпа, а она оказалась слишком воспитана, чтобы закатывать некрасивые сцены прямо на виду у министров. Эми постоянно спрашивала про отца, а Джил не знала, что ей сказать: где он, с кем, как проводит дни и что, чёрт возьми, ей теперь делать.

У неё появилась привычка по нескольку раз в день спускаться в гараж и садиться в машину старшего Рида. Этот белоснежный корабль прямиком из прошлого так и застрял на Массачусетских высотах и уже вряд ли проедет хоть милю. Поначалу Бен пытался найти на него время, но свободных минут становилось меньше, а задач больше. Так что привезённый из Чикаго автомобиль, рядом с которым Джил когда-то раздавала пощёчины, скучал в одиночестве. Но теперь Джиллиан опускалась на водительское сиденье, любовно стирала скопившуюся пыль, тщательно полировала потемневшее дерево, заводила часы и думала. В точности повторяла не раз подсмотренные движения мужа, а потом складывала на руле руки и упиралась в них холодным лбом.

Это походило на ожидание казни. Когда приговор озвучен и осталось только сидеть в камере да отсчитывать дни. Тревожные. Зыбкие. Наполненные бессонными ночами, капризами Эми, что остро чувствовала напряжение матери, и выматывающим бдением у окна. Каждое утро с упорством опытной комедиантки Джиллиан накладывала грим счастливой женщины, лепила помадой на губы улыбку. Для всех она выглядела как обычно, но её выдавали глаза. Впрочем, не нашлось ни одного смельчака, что рискнул бы выдержать взгляд Джиллиан Рид.

Утро первого ноября выдалось удивительно солнечным, легко перечеркнув промозглые туманы прошлой недели. Первые же лучи мгновенно перекрасили листву в оранжево-алое полотно, что зарницами полыхало между строгих домов и монументов. И чёрные шины тонированной, до страшного бронированной машины красиво взметнули за собой пёстрый ковёр, стоило вывернуть из кованых ворот резиденции.

В эти дни охрана вокруг и внутри белых каменных стен усилилась так, что выбраться куда-то без специального разрешения было попросту невозможно. Специальные службы досматривали каждого, и дом всё больше походил на… да, на тюрьму. Однако даже в подобных условиях было одно исключение. Эми.

Джиллиан откинулась на сиденье, ласково перехватив ладошку сидевшей в детском кресле дочери, и чуть заметно ободряюще сжала. Контакты с незнакомыми людьми ещё оставались серьёзной проблемой, но пропускать ежемесячный визит к Оливии было нельзя. Как всегда, Джил пыталась успеть всюду, и даже по пути в клинику решала последние вопросы по предвыборной кампании мужа и планировала визиты. Они с Беном могли быть сколь угодно виноваты друг перед другом, но Джиллиан по-прежнему оставалась его консультантом, а он – упорно шедшим вперёд по доске шахматным королём, которому наконец-то достанется королевство. И потому на переднем сиденье расположился сосредоточенный Баррет, который перебирал свежие выпуски газет.

– «Нью-Йорк Таймс» снова играет в догонялки по рейтингам, – пробормотал Элвин, перелистывая страницу за страницей. – Их опубликованные результаты общественного мнения сильно отличаются от наших.

– Зря только теряют время. С тем же успехом им стоило пойти в Центральный Зоопарк и задать парочку вопросов сидящим на лиане приматам, – хмыкнула Джил, разглядывая вяло проплывающий за окном пейзаж.

Утренний трафик оказался неумолим, всасывая в себя, точно в огромную вытяжную трубу, сотни машин, что пытались пробраться из пригорода в самый центр. Можно было перенести визит на более позднее время, но миссис Рид оказалась слишком занята своими переживаниями и не успела. И, извиняясь за эту промашку, Джиллиан вновь погладила руку ёрзающей Эми и договорила:

– Ты же знаешь, в нашей стране народ ничего не решает. А коллегия выборщиков легко плюнет в лицо каждому. У них свои интересы.

– Если победит Сандерс, страна погрязнет в протестах.

– Не победит, – отчеканила Джил и нахмурилась, разглядывая образовавшийся впереди затор, что вот уже пять минут отказывался двигаться хоть в какую-нибудь сторону. – Что там произошло?

Секретарь пожал плечами, наудачу включил радио, и салон машины наполнил серьёзный голос ведущего.

–Очень недоброе утро выдалось в Вашингтоне, округ Колумбия,– вещал из динамиков диктор местной радиостанции. –Сегодня, в районе половины девятого утра в начальной школе «Ситон» прогремел взрыв. Пока неизвестно, что стало причиной, однако на месте работает полиция и пожарные. Огонь практически потушен, но из-за сильных разрушений спасатели пока не могут пробраться вглубь школы, где, по сообщениям директора, должны быть ещё дети. По предварительным данным, на момент взрыва в здании находилось около трёхсот человек, точное количество жертв не известно…

– Вот дерь…

Баррет остановил себя в самый последний момент и нервно оглянулся, но Джиллиан не отреагировала. Вместо этого она посмотрела на часы, где стрелки тактично показали девять утра. Значит, Бен уже знал… Джил почувствовала, как заработали в голове шестерёнки, но тут скучавшая Эми радостно ухватилась за поданную Элвином идею и весело заголосила:

– Вот дерь-дерь-дерь! А что такое дерь, дядя Элви? Мама? Дерь-дерь-дерь! Оно живое?

– Нет, конфета, – страдальчески простонал Баррет и снова с опаской взглянул на поджавшую губы Джиллиан. О, он точно знал, что это не сулило ничего хорошего. – Дерь… В общем, оно случается.

–…В данный момент пожарные ведут работы по разбору завалов на втором этаже. Помощь также оказывают местные жители, чьи дети учатся в этой школе. По сообщениям руководства, минимум пятнадцать учащихся пока остаются отрезанными от спасателей…

Машина протащилась вперёд на фантастические пять футов и снова замерла, вперившись в красные габаритные огни остановившегося впереди минивена.

– Где находится школа? – неожиданно спросила Джиллиан.

Она выросла в этом городе, знала каждую улочку, и если не ошиблась, то решение принято.

– Род-Айленд-авеню, в кварта… – начал было секретарь, сверившись с картой, но тут же резко обернулся и впился взглядом в Джиллиан. – Даже не думайте!

– Поздно, я уже подумала, – отрезала она, схватила лежащий рядом с ней телефон и отстегнула ремень безопасности.

– Нет! Чёрт… – Элвин попытался извернуться на пассажирском кресле, но лишь больно врезался коленями в приборную панель. – Миссис Рид, вам нельзя туда.

– А как это… «дерь»? Почему он случается, дядя Элви? – не унималась Эми, мало обеспокоенная суетой. – Днём или вечером?

– Вот прямо сейчас, – процедил Баррет и раздражённо посмотрел, как Джил поцеловала дочь. – Возьмите хотя бы охрану, чтобы…

– Нет. Они останутся с вами. Я пойду пешком, так будет быстрее, а вы отвезёте Эми домой. И ещё. Не смейте жаловаться на меня вице-президенту. – Она намотала на шею тонкий шарф и застегнула пальто, прежде чем открыла дверь торчавшей в глухом заторе машины. Водитель недовольно нахмурился, а Джиллиан повернулась к дочери. – Слушайся дядю Элви. Хорошо, милая? Я ненадолго.

Каблуки уверенно ступили на ровное полотно дороги, когда за спиной поспешно хлопнула вторая дверца.

– Куда вы идёте? – крикнул Баррет, а затем вопреки всем правилам дёрнул Джиллиан за руку, вынудив остановиться. – Что за долбаный комплекс героя? Решили спасти всех и сразу?

– Только тех, кто там. Вернись в машину.

Из внедорожника сопровождения уже потянулись первые чёрные костюмы охраны. Квадратные лица хмурились, рты торопливо бормотали вопросы в маленькие микрофоны, и стало понятно, что инструкций на подобный выверт не поступало. Джил презрительно скривилась и махнула рукой, велев им вернуться.

– По своим местам. Немедленно.

И от её тона вздрогнули все. Право слово, остановить Джил от очередной эскапады мог только Бен. Так что ребята из охраны годились только на роль соглядатаев… Ах, ну и если вдруг начнётся война.

– Но Эми! – воззвал тем временем к остаткам разума Элвин, а потом взъерошил в растерянности волосы.

– В отличие от тех, кто остался в школе, Эми знает, что вокруг безопасно. С вами охрана. Уезжайте.

– Там работают профессионалы! Вы ничем не сможете им помочь, – раздражению Баррета не было предела, но она лишь улыбнулась.

– А кто сказал, что я буду помогать им?

– Я не понимаю, – простонал Элвин. – Если дело в рейтингах, так позвоните мистеру Риду. В конце концов, это его прямая обязанность быть в курсе происходящего. К тому же он тоже отец.

– Наши показатели ни при чём. Совсем. – Джил улыбнулась чуть шире.

– Но…

– Просто… Знаешь, Элвин, дети не должны гибнуть. Ни при каких обстоятельствах. – Джиллиан отступила в сторону, чтобы пропустить истерично засигналивший автомобиль. Проехав пару дюймов, тот гордо остановился. – Мой муж… может быть отцом чего угодно: ребёнка, государства, собственного тщеславия, политики, мира. А я мать, Элви. Просто мать. Но тебе этого, увы, не понять.

– Миссис Рид!

– Как отвезёшь Эми, отправляйся домой и поцелуй своих сыновей, – прошептала Джиллиан и отвернулась, оставив раздосадованного Баррета искать самые невероятные объяснения её поступка.

Но, уверенно шагая по улице, Джил вдруг подумала, что сама не знает всей правды. Просто в голове живой женщины, не картонной куклы с бинарной системой эмоций, один за другим наконец-то проявились тщательно выдрессированные природой инстинкты. Те самые, что проснулись в тот миг, когда шесть лет назад в жизни запутавшейся в себе Джиллиан вновь появился Бенджамин Рид. Он действовал грубо, почти примитивно, когда останавливал бесконечный круг самоуничтожения. Но всё же прошло столько лет, прежде чем она, кажется, всё поняла и смогла выбраться из лап прошлого. И, приближаясь к перекрытой жёлтой лентой Род-Айленд-авеню, Джиллиан знала, что впервые ни в чём не сомневалась.

6 лет назад

Вашингтон, округ Колумбия

Июнь – Июль

Слушания по делу Джиллиан О’Конноли растянулись на три недели. Адвокаты упражнялись в риторике, шутках, игре смыслов и прочей словесной эквилибристике, от которой у половины комиссии случалась зевота. Джил же прилежно смотрела на эти показательные выступления, сохраняла молчание и ловила на себе гневные взгляды собравшегося ради неё Конгресса. Карусель уродцев набирала обороты и вертелась изо дня в день быстрее.

Бен звонил постоянно и, несмотря на разъезды по городам, каким-то образом всегда был в курсе судебного процесса. Он знал о вопросах и об ответах, смеялся над натужными шутками, а после всего лишь одним коротким полуприказом вытягивал из Джиллиан все до единого страхи. И она, конечно же, говорила. Неумело, сумбурно, но Джил обрушивала на Бена бессвязный поток из слов и ругательств, и действительно становилось чуть легче. Даже во время психозов, когда сквозь паническое биение сердца она остервенело вслушивалась в спокойный, размеренный голос. А тот без устали повторял: прошло слишком мало времени, надо подождать немного ещё… И Джил ждала.

Но хотя присутствие Бена ощущалось почти физически и укрывало скованные плечи плащом его храбрости, напряжение неизбежно росло. Джил плохо спала, ворочалась на неудобном диване и в полудрёме гадала, отчего молчал автоответчик. Она не могла внятно сказать, почему это её так беспокоило. Видит бог, у неё было о чём подумать ещё, но мысль не отступала. Тем временем трагикомедия её суда достигла своего апогея.

Каждый день сердце Джиллиан стыло от ужаса, когда перед присяжными выкладывалась вся её личная переписка и стенограммы телефонных бесед. Анализу подвергалась каждая мелочь, начиная с последнего курса в Йеле и вплоть до кампании Рида. Отдельным номером в программе слушаний всегда выступала мать. Джиллиан знала, что в искусстве вышивки ложью её семье никогда не было равных, а потому Мария говорила много, вызывала овации и довольное гудение.

Джил постоянно гадала – каким образом Бен её уговорил? Как угрожал, что обещал, сколько платил за каждый вздох ради женщины, которую любил? Ведь мать не скрывала, что презирала его. Деньги посадили на цепь, но, словно злая собака, Мария не могла перестать скалиться, и её зубы заставляли опасаться даже хозяина.

Однако даже бесконечные обсуждения должны были когда-то закончиться. И двадцать седьмого июня, стоявший напротив Джиллиан специальный прокурор Мэнфорт последним допросом должен был поставить жирную точку.

В зале заседаний, где сегодня должен был состояться её допрос, стояла духота и невыносимая жара. Нагретый воздух, казалось, ватой забивался в кондиционеры, налипал на движущиеся лопасти и всеми своими молекулами цеплялся за вытяжной канал. Положив вспотевшие ладони на край стола, Джиллиан откинулась на спинку стула и подавила накатывавшую тошноту. Слишком много людей, их дыхания, кашля… Брезгливо передёрнув плечами, Джил вцепилась в столешницу и попыталась сосредоточиться. Блузка липла к влажной спине, голова раскалывалась из-за царившей здесь духоты, но показывать свои слабости Джиллиан не собиралась. Ошибаться было нельзя. Мать ясно дала понять, на какой тонкой нити держалась её защита, зацепившись за доллары и личную выгоду сидевших в комиссии конгрессменов. Бен платил много, но и он не всесилен…

– Миссис О’Конноли, вас обвиняют в подкупе одного из членов Конгресса, – проговорил Мэнфорт и брезгливо провёл толстым пальцем по судейской кафедре. – Сенатор Доун известный активист, который всегда выступал за наращивание военного потенциала. Однако он резко изменил свою позицию. В какую сумму вы оценили остановку наработки оружейного плутония, миссис О’Конноли?

– Я не работаю с военными проектами. В моей сфере, как на конкурсе красоты: мир во всём мире и разведение золотых рыбок, – ровно произнесла Джиллиан и невольно потянулась за санитайзером, чтобы под противной ухмылкой прокурора демонстративно протереть руки. Боже, как же отвратительно! Быстрый взгляд на мать показал тщательно скрытую довольную ухмылку, и Джил выдохнула.

– В тот год ваш отчёт недосчитался нескольких сотен тысяч долларов, которые мы обнаружили на незарегистрированных счетах господина Сенатора в виде… комплимента?

Джиллиан сцепила пальцы и посмотрела на мерцавшую в столпе света пыль.

– Это вопрос?

– Да, миссис О’Конноли. – Кивнул прокурор, подходя к ней вплотную. На Джил повеяло ароматом дорогого, но от этого не менее противного парфюма.

– Тогда, пожалуйста, сформулируйте его по всем законам грамматики, дабы ни у меня, ни у суда не возникло ненужных вопросов. Вы же знаете, как важны в нашем деле слова, – сладко пропела Джил, пока усиленно дышала через рот. Слева раздражённо кашлянула Мария.

«Нет, мама, у меня всё хорошо. Просто твоя дочь – наркоманка с комплексом заучки и перфекциониста… Ах, впрочем, тебя вряд ли это волнует».

– Обвинение хочет знать, каким образом вам удалось склонить к сотрудничеству ряд сенаторов от демократической партии.

– По совету адвоката я воспользуюсь правом, данным мне пятой поправкой к Конституции, и не буду отвечать, – не задумавшись ни на секунду, спокойно произнесла Джиллиан и со сладкой улыбкой посмотрела в довольно осклабившееся лицо Мэнфорта.

«Тебе тоже заплатили, да? Каждому из вас? Господи, Бен… что ты творишь!»

Прикрыв глаза, Джиллиан мысленно досчитала до пяти, выдохнула и изобразила на лице очаровательнейшую из своих пластиковых улыбок. Этот допрос казался бесконечным.

– Миссис О’Конноли, из каких средств был оплачен ваш деловой ужин четыре года назад?

– По совету адвоката я воспользуюсь…

– Миссис О’Конноли, нам известно, что сенатор Филлис летал в отпуск с семьёй на Багамы, где проживал в частном отеле. Стоимость поездки составила не менее пятидесяти тысяч…

– …правом, данным мне пятой поправкой к Конституции…

– Миссис О’Конноли, во время изучения документов о принятом два года назад строительстве одного из могильников, были обнаружены подписи отсутствующих в тот день членов Конгресса. Как вы можете это объяснить?..

– …и не буду отвечать на этот вопрос.

Петля Мёбиуса. Хождение по кругу провокационных вопросов, которые требовали любого ответа, кроме его отсутствия. Ещё никогда Джил не находилась в таком напряжении без помощи стимуляторов и была вынуждена полагаться только на собственное чутьё да короткие приказы матери, что с каждым днём становились всё злее.

– Миссис О’Конноли? – напомнил о себе Мэнфорт, и она нервно дёрнулась, выныривая из душного марева. Прокурор подошёл ближе и вежливо налил в её стакан воды. Видимо, он успел задать вопрос, который Джил прослушала. – Мы говорили о Палестине.

– Все мои контакты с иностранными государствами согласованы с Министерством юстиции и Комитетом по этике.

– А что насчёт мистера Клейна? Десять лет назад он представлял компанию «Экселон». Вы тогда были его ученицей и ездили вместе с ним на встречи.

Джиллиан сглотнула и резко стиснула задрожавшие пальцы. Вот оно!

Все эти дни она понимала, что одно обронённое Артуром слово, и она сядет в тюрьму лет на сто. Он мог легко отправить Джил в пучину судебного ада, однако молчал и только цедил очевидную ложь: «не была», «не участвовала», «не знала». Он выполнял свою часть проклятой сделки, ну а Джил, хоть и была довольно жестока, никогда не купалась в злорадстве или мелочной мстительности, где-то в глубине своего сердца искренне хотела бы поступить так же – не выдавать. Но она не могла. Своей глупостью и любовью Джил не оставила себе шанса на чистую совесть. Кто-то же должен быть виноват.

«У Клейна проблемы. Клейн должен сесть…»

Белл, кстати, сидел в первом ряду и невозмутимо наблюдал за ходом процесса. Он не пропустил ни одного заседания, ведь всегда приятно взглянуть на унижения коллеги. Вдруг пригодится.

– Миссис О’Конноли? – в очередной раз напомнил о себе прокурор, и она встрепенулась.

– Часть встреч проходила вне протокола наших переговоров. Меня туда не пускали.

«О том, что случилось за теми дверями, лучше вообще никому не знать. Даже мне…»

Мэнфорт нарочито громко хмыкнул, и весь зал удивлённо обратился к внимательно разглядывающему свою жертву прокурору. Два подбородка хаотично шевельнулись, и рот дёрнулся в очередном вопросе.

– Хорошо. У нас есть сведения, что в это же время за некоторыми членами Комитета по этике была установлена слежка. В дальнейшем им угрожали и шантажировали.

– Ради бога, не утруждайте себя намёками, – ехидно отозвалась Джиллиан. – Говорите прямо о своих подозрениях. Мы здесь все давали присягу и честны ровно настолько, чтобы не сесть на электрический стул.

В зале поднялся ропот, но стало плевать. Джил знала, куда всё идёт, чувствовала холодный взгляд матери и видела жёсткое выражение лица Белла. Тем временем Мэнфорд постучал по столу костяшками пальцев, привлекая внимание.

– Хорошо… Позвольте тогда спросить, вы когда-нибудь санкционировали, заказывали или иным способом организовывали незаконное наблюдение за каким-либо человеком? Как вы любезно напомнили, лжесвидетельствование перед лицом Конгресса является преступлением.

Джил поджала искусанные за эти дни губы.

– Нет.

«Да. Минимум четыре раза, а ещё однажды выкупила записи у какого-то пронырливого хакера…»

– А было ли вам известно, что мистер Клейн использовал незаконные способы получения информации, дабы шантажировать одного из членов Конгресса?

– Да. – Язык едва не прилипал к нёбу, но Джил намеренно медленно взяла стакан с водой.

«Зачем ему это? Артуру никогда не требовалось унижаться подобным образом. За то, чтобы принести ему информацию, дрались лучшие твари Западного крыла».

– Нам известно о шантаже сенатора Джарвиса, что представлял в Сенате штат Иллинойс. С давних времён он был противником Клейна и мешал продвижению закона о квотах. Верно?

– Да.

«Нет. Не уверена, что Артур вообще знал, как зовут бедолагу, прежде чем отправил его на тот свет…»

– Были ли вы в курсе, что ваш бывший наставник планировал убийство?

– Нет.

«Да. Уже после первой встречи. Это был самый простой и надёжный способ посадить Бена в Сенат уже в этом году…»

– Во времена сотрудничества с мистером Клейном вы когда-нибудь участвовали в устранении ваших предполагаемых противников?

– Нет.

«Да… И одного убила почти своими руками…»

– Желаете ли вы в чём-нибудь признаться суду перед окончанием слушаний? – Пристальный взгляд и волнообразно дрогнувшие подбородки подбадривали дать ответ. Специальный прокурор идеально отыгрывал отведённую ему роль распорядителя чумных торжеств. Последнее заседание, дальше только приговор.

– Нет.

«Да. Всё, что я сказала здесь – ложь. Клейн не лучше и не хуже других, с которыми вы распиваете чай каждое второе воскресенье месяца. Его просто грязно подставили. Впрочем, уж это вы знаете сами…»

– Спасибо. У меня больше нет вопросов, – с удовлетворённой улыбкой откликнулся Мэнфорт и вернулся на своё место.

На этом последнее слушание было окончено. И Джил поднялась на дрожавшие ноги…

…Они пересеклись в коридоре. Растрёпанная, взмокшая из-за отвратительной духоты ученица и неизменно идеальный учитель. Клейн остановился, размял закованные в наручники кисти и попытался одёрнуть манжеты с видневшимися там запонками, но вовремя опомнился.

– Осталось дождаться петушиного пения, и отречение апостола будет запротоколировано, – процедил он, обнажив в улыбке чуть пожелтевшие острые зубы. Судя по всему, Клейн следил за допросом. – Ты сделала, что должно. Молодец.

Джиллиан хотела возразить, как-то оправдаться или привычно соврать, но вместо этого лишь коротко кивнула.

– Аминь.

«Прости меня, Артур…»

На вынесение приговора у доблестной комиссии ушло целых три дня. За это время они успели выкачать ещё одну кругленькую сумму из кармана Бена и вдоволь наулыбаться вместе с Марией Леви. Это кажущееся бесконечным ожидание Джил провела в бессмысленном шатании по дому, где отпугивала редких репортёров и тщетно пыталась дозвониться до Джима – было бы неплохо завершить их дело, пока она ещё в Вашингтоне. Однако муж не отвечал и не перезванивал.

От нервного напряжения вновь вернулась бессонница, что вытягивала последние силы, заостряла скулы и рисовала чудовищные синяки под потускневшими глазами. Джил было страшно. Она терялась в своих эмоциях, но никак не могла в этом признаться. Ни себе, ни Бену, который видел её состояние, с каждым днём становился всё молчаливее и даже несколько раз порывался к ней прилететь. Однако они оба понимали, сколь неуместной могла оказаться их встреча. К Джил было приковано слишком много внимания. А у них… У них ещё будет время, ведь так? Поэтому она сказала мягкое «нет», вместо отчаянно желанного громкого «да». Бен обещал всё решить, и Джил не находила ни одной причины в это не верить.

Однако в ночь на первое июля, когда, с трудом открыв глаза в пустом и холодном доме, Джил сквозь боль смогла перевернуться на спину, она поняла, насколько ошиблась. Если бы Бен приехал… Если бы только был здесь. Но теперь уже ничего не исправить. Ничего.

День, что изменил всё, начался с оглашения приговора и разом похоронил то, чем была миссис О’Конноли. Да, у неё остались свобода, жизнь, голубое вашингтонское небо и прочая наивная чушь, но… Первые пару секунд, когда прокурор закончил речь, Джил думала, что ослышалась. Чувствовала, как едва прорезавшаяся улыбка медленно сползла в жёсткий оскал, а сама отчаянно искала спокойный взгляд матери.

Слова судьи в этот момент прозвучали особенно жутко:

«…по решению Конгресса и согласно установленному законодательству, Джиллиан Маргарет О’Конноли воспрещается в течение тридцати лет занимать любые государственные посты. Джиллиан Маргарет О’Конноли также запрещается консультировать, представлять интересы или оказывать иного рода услуги Администрации президента США, Конгрессу или любому другому органу федерального значения…»

Джил прикрыла глаза. Это конец. Финишная лента карьеры, будущего и любых перспектив, потому что в своей жизни она больше ничего не умела. Нет… это смешно! Тридцать лет? Серьёзно?! Это слишком жестоко… Нет, чёрт возьми, кажется, никто не шутит. О, Белл будет счастлив… Они все будут счастливы! Джиллиан распахнула глаза, когда рядом раздался скрежет адвокатского кресла – мать уже звонила очередному клиенту, пока торопливо шла к выходу из зала. Ей было плевать. Она знала, что так всё и будет.

Джил смогла поймать её уже у самых дверей, но всё, что услышала, было:

– Процесс должен выглядеть естественно. А ты виновата сама. Надо думать, что и кому обещаешь, и не тратить время на любовь.

Больше ничего. Мать пожала плечами и направилась прочь, явно не видя смысла в дальнейшем разговоре. Её дело закончено. Никаких апелляций, исков и прочей бюрократической чуши. Зачем? Бен заплатил, чтобы Джиллиан не посадили, и Мария выполнила договор. Как могла и как хотела. Так что, когда подошедший со спины Белл довольно скабрезно хмыкнул, она даже не повернулась:

– Три, два, один… ПРОДАНО. Увидимся лет через тридцать, сука.

Следом громко хлопнули чёрные двери, а Джил О’Конноли осталась никем.

Она понятия не имела, сколько просидела на скамейке перед судом, и как долго пялилась в одну точку, где сходились три муравьиные тропки. Джиллиан даже не понимала, что чувствует. Вакуум? Ничтожность? Неверие? Полное опустошение или отчаяние? Над головой громыхала надвигавшаяся с залива гроза, и с неба иногда моросил первый дождь. И лишь когда над городом окончательно разразился ливень, Джил поднялась и машинально одёрнула строгую юбку. Прямо сейчас очень хотелось услышать Бена, который обязательно бы сказал, что приговор – сущий пустяк. Досадная мелочь, которая для него не имела никакого значения, ведь Джиллиан… Но кто, если подумать, теперь Джил? Та прежняя женщина, которую они оба знали, умерла под осколками на заводе и не планировала воскресать. Новая же была квинтэссенцией неврозов и неопределённостей.

И всё же, мозг привычно работал. Пока Джил любовалась на рухнувшую из низких туч серую водную муть, он отчаянно искал в приговоре лазейку. Нечто, что позволит вернуться в политику. Так что она смотрела на сбегавшие по стеклу капли, на неистово мельтешившие дворники и пробовала сложить новую реальность из рухнувшего потолка, алой крови и неясного будущего. В динамиках дребезжал голос блаженного Леннона.

–Imagine there's no heaven

It's easy if you try

No hell below us

Above us only sky…

Джиллиан взглянула на небо, где по словам поющего любителя всеобщего равенства и братства, их ничего не ждало, и не смогла с этим не согласиться. Чего можно хотеть от рассеянного газового куска, в котором то и дело пролетали самолёты, и где зависла чёрная туча, что уже который час перекатывалась далёким громом? Правильно, ничего. Потянувшись к телефону, Джил в очередной раз набрала номер Бена и с раздражением сбросила, как только заслышала короткие гудки. Он просил немедленно сообщить о решении суда, но, видимо, его собственные дела затягивались.

–…Imagine all the people

Living life in peace…

–Юху-у-у-у… – печально протянула Джил и посмотрела на видневшуюся вдалеке круговую развязку. Оттуда было совсем недалеко до дома, и, видит Бог, она сегодня напьётся. Утопит себя в бутылке с вином или чем-то покрепче, потому что хоронить карьеру полагалось достойно. Радуйся, Джиллиан! Ты на свободе! Именно так тактично поздравил по телефону Алекс, а после озвучил условия расторжения их договора.

Песня закончилась, но Джил включила её по новой, пытаясь отыскать смирение среди христианско-подобного текста. Она напевала куплет, пока хватала знакомую бутылку виски и под дождём бежала обратно в машину. Мурлыкала, пока с грохотом скидывала промокшие туфли и шлёпала босиком по деревянному полу. Её шаги гулко разносились в тишине пустого дома.

–No need for greed or hunger, – протянула она под аккомпанемент желудка, который за весь день удостоился лишь чашки с кофе. За окном опять загрохотал гром. –A brotherhood of man…

Людское братство. Господи, какая чушь! Ну да… А ещё усыпанные ромашками поля и воркующие по всем крышам голуби мира, что гадят на статуи, улицы и самих любителей мира. Джиллиан покачала головой и вошла в кухню, где остановилась, ошарашенно глядя на сидевшего за столом мужчину. В длинных бледных пальцах тот вертел ключи и так внимательно разглядывал мерцавшие на столе вспышки, словно пытался прочитать зашифрованные сообщения. Эдакая азбука Морзе с того света.

– Здравствуй, Джеймс.

Джил подошла ближе, но муж не отреагировал и всё вглядывался в загадочные искры. Его футболка оказалась поразительно измята, а волосы давно требовали душа, однако вместо душа он почему-то сидел за столом и разгадывал заключённую в ключах тайну мира.

– Давно прилетел? Я пробовала до тебя дозвониться…

– Поздравляю с тем, что всё-таки не села, – неожиданно перебил О’Конноли и резко вскинул голову, чуть растянув уголки рта в вежливой улыбке.

– Спасибо…

– Теперь мне хотя бы не так противно смотреть в глаза коллегам, – не дослушав, перебил муж, а Джиллиан оторопело осеклась. Что? – Знаешь, быть супругом уголовницы – то ещё удовольствие.

– О чём ты?

Нет, у неё сегодня точно проблемы со слухом. Не хотел же Джеймс и правда сказать, что… Но Джил сглотнула, подняла взгляд и мгновенно нашла ответ в глазах мужа. Он стыдился. Господи! И правда считал этот суд личным позором.

– Ты хоть понимаешь, во что меня втравила? Какое это вообще было дерьмо! – зло процедил Джим и со звоном швырнул ключи. С отвратительным скрежетом те пролетели через весь стол и тяжело рухнули на пол. – Полтора месяца косых взглядов, перешёптываний и неудобных вопросов! Меня отстранили от обязанностей, ограничили передвижение на время твоих слушаний, а ты даже не потрудилась скрыть, почём продалась!

– Что? Что ты несёшь, чёрт тебя возьми?

Джил осторожно поставила на стол пакет, положила рядом телефон и подошла к мужу. Она попыталась до него дотронуться, но резким движением Джеймс схватил протянутую руку и больно впился пальцами в тонкое запястье.

– Не смей меня трогать, шлюха! – Слово ударило по лицу больнее пощёчины, вынудив отшатнуться, но муж держал крепко. – За сколько он тебя купил, м?

– Я не понимаю, – пробормотала она, а потом попыталась вырвать ладонь. Неожиданно О’Конноли разжал хватку, и, едва не споткнувшись, Джиллиан инстинктивно отступила и больно налетела на угол стола.

– Да неужели? С такими обвинениями ты вышла бы на свободу только в следующем веке. Так что мне очень уж интересно, во сколько Рид оценил мою жену. Дорого или продешевил? Скажи, а трахалась ты с ним тоже за деньги?

Джил сглотнула и почувствовала себя загнанной в угол крысой. Захотелось с разъярённым шипением расцарапать Джиму лицо, но чудом ей удалось взять себя в руки. Она попыталась осторожно улыбнуться.

– Пожалуйста, давай поговорим спокойно. Оскорблениями ты вряд ли чего-то добьёшься.

Но на это Джеймс лишь хмыкнул.

– Надо же, никогда не замечал, насколько складно ты врёшь.

– У тебя было на это десятилетие.

– Да, но всегда удивительно открывать что-то новое в человеке, о котором, казалось, всё и так знаешь. Ты делился с ним планами, ожиданиями и стремлениями. Наивно думал, что вот оно – предел всех мечтаний. Женщина, которую считал своей, дом, семья. А потом всё вдруг летит к чертям. В один момент ты будто срываешь коросту, но под ней не зажившая рана, а наполненный гноем некроз всей прожитой жизни. Отвратительный, смердящий кусок мёртвой плоти!

Нервы взвизгнули вместе с голосом Джеймса, отчего в ушах зазвенело; Джил часто задышала, а перед глазами всё поплыло. Боже! Нет! Нет-нет-нет! Джим ещё ничего не сказал, но она уже знала – он понял! Догадался ли, вычислил, выследил… уже неважно. Боже! Где же она ошиблась? Где допустила роковую оплошность?

Тем временем муж продолжал, пока сам лениво перебирал в руках витой белый провод от телефона.

– Я вернулся за три дня до слушаний. Хотел забрать вещи и оставить тебе документы. На развод. Заодно прослушал несколько сообщений на автоответчике. Разных и интересных. Догадываешься, каких?

Вопрос. Толчок. Один удар сердца. И Джил ощутила, как, сорвавшись с высоты, летит в ущелье меж ледниками. Нет ничего, только страх и полные ненависти глаза мужа.

– Думаю, ты прекрасно понимаешь, о чём я. Да, милая?

Джеймс пугающе широко улыбнулся, и Джил содрогнулась, вжимаясь в твёрдый, надёжный стол. Полумрак рисовал безумные тени на бледном лице мужа, скрадывал черты и рисовал новые там, где раньше их не было. Она и не заметила, как О’Конноли поднял руку и непринуждённо нажал на кнопку. Телефон зашуршал записью.

– Я сохранил. Одно. Послушаем вместе?

Щелчок, короткий писк… «Господи!»

–Миссис О’Конноли, добрый день. Вас беспокоит доктор Парви, – голос врача звучал немного тускло. Не выдержав напряжения, Джил спрятала лицо в ладонях. –Я… прошу прощения за неуместное беспокойство, однако мы не могли до вас дозвониться. Вопрос довольно серьёзный, так что я взял на себя смелость напомнить вам, что срок новой инъекции вышел почти месяц назад. Учитывая анамнез наступления беременностей, я хотел бы предупредить о… нежелательности прерывания следующей. Мы с вами это уже обсуждали, ваша позиция ясна, поэтому, пожалуйста, свяжитесь со мной, как будет возможность.

Раздался новый щелчок, и стало тихо. Джиллиан боялась пошевелиться. Боялась отнять от лица руки и посмотреть мужу в глаза. Ну почему всё случилось именно так? Почему критическая масса ошибок накопилась в тот год, когда в жизни вновь появился Бенджамин Рид? Ведь Джил и правда ужасна. Чудовищна! И что бы ни сказал ей сейчас Джим, что бы ни сделал – она заслужила.

– Сколько их было?

Вопрос прозвучал глухо и зло, но Джил промолчала. Она знала, что правда убьёт Джеймса, уничтожит всё, чем он был. И в этом тоже виновата она. А потому Джил со смирением слушала, как приближались его шаги, и не сопротивлялась, когда он грубо отнял от лица руки. Но глаз не открыла.

– Сколько было детей? Отвечай!

– Двое, – прошептала она и сжалась, когда с рычанием О’Конноли резко оттолкнул её в сторону. Джил налетела на стену.

– Мразь! – заорал он, в бешенстве сметая прочь стоявшую на столе стеклянную вазу, и та разлетелась по полу десятком крупных осколков. – Господи, какая же ты мразь. Я не хотел верить! Не хотел замечать!

– Они… случились не вовремя. Я тогда не хотела…

– Тогда?! Уж говори честно – никогда! – проорал муж.

Он выглядел жутко, с покрасневшими глазами и мелко трясущимися от бешенства руками, которыми то и дело убирал со лба волосы. Джеймс вышагивал из стороны в сторону и напоминал мечущуюся по клетке гиену, но вдруг остановился и побледнел ещё сильнее.

– Хорошо, ты не хочешь ребёнка от меня. А от него? От него ты хочешь?

– Нет, – быстро соврала Джил, чем выдала себя с головой. И Джим это понял, возможно, даже раньше неё самой, самостоятельно решив ребус их странного треугольника. Ах, даже квадрата. Кубик чёртового Рубика.

– Театр жалкой фальши и удивительных небылиц, – протянул он и уселся на край стола, откуда теперь мрачно разглядывал перепуганную жену. А та судорожно всхлипнула, когда Джим снова заговорил: – Я был готов простить измену. Бывает! Мы же почти расстались. Но теперь думаю – сколько же раз ты трахалась в своих командировках?

– Нет! Я…

– Как много мужиков перебывало между твоих ног? – меланхолично продолжил он, а затем неожиданно прислушался, спрыгнул со стола и сделал несколько шагов. Туда, где смиренно ждал бумажный пакет с продуктами и засветившийся телефон. И Джил точно знала, что именно прочитал на экране муж. Абонент был снова в сети…

– Я никогда, Джим! Пожалуйста! Ни разу за все десять лет…

– Кто это был – сенаторы? Дипломаты? Какие-нибудь дружки из твоей ублюдочной компании? Ваше вечное quid pro quo7.

– Никто! Не было никого! – заорала Джиллиан от бессилия оправданий.

– Так может, и дети были вовсе не мои. Ты поэтому от них избавлялась?

– Нет! Господи, нет! – Не выдержав, она подбежала к мужу и вцепилась в руку, вынуждая посмотреть на себя. – Я не изменяла тебе!

– Да неужели?

– Тогда – нет, – глядя мужу в глаза Джил твёрдо сказала правду, и едва не отшатнулась, когда О’Конноли резко повернул к ней голову и презрительно изогнул тонкие, искусанные губы.

– А вот сейчас я даже не знаю, что хуже. Знать, что моя жена шлюха или детоубийца. Это были мои дети! Мои тоже, Джиллиан! У тебя не было никакого права…

На улице сверкнула молния, раздался оглушительный гром, и Джеймс прервался. В этот же миг зазвонил лежавший на столе телефон, привлекая к себе внимание. Они оба взглянули на него одновременно и, заметив это, Джим лениво подтолкнул к жене настойчиво жужжащий аппарат. Но она не сдвинулась с места, лишь гипнотизировала светившуюся на экране короткую надпись: «Бен».

Она надеялась, что вызов вот-вот закончится… Что, устав ждать, Рид нажмёт проклятую кнопку и прекратит агонию. Потому что Джил видела, как побелели скулы на лице Джеймса, который держался из последних сил, чтобы не всадить телефон ей в глотку.

– Ну, что же ты застеснялась? Давай отвечай! – прорычал он и поднял смартфон, сжав в ладони на уровне глаз. Пластик жалобно затрещал.

– Нет. Давай сначала договорим, – упрямо произнесла она и вздрогнула, когда муж неожиданно проорал:

– Отвечай, сука! Хочу услышать его поганый голос!

Телефон больно ткнулся в лицо, случайно приняв вызов, и в динамике раздалось немного хриплое:

– Джил?

Она могла лишь надеяться, что Бен ничего не услышал, когда в невероятном усилии, после короткой борьбы ей удалось вырвать телефон из рук мужа.

– Тварь! – почти завизжал Джеймс, увидев, что звонок завершился. В бешенстве он схватил было Джиллиан за руки, желая вернуть добычу, но вместо этого окончательно выбил телефон из скользких ладоней. Тот ударился о каменные плиты пола, вспыхнул экраном и погас. – Как же я тебя ненавижу! Ненавижу!

Боль родилась мгновенно. Скрутилась раскалённым прутом где-то под рёбрами, а потом прошила насквозь до позвоночника. Она впилась в тело, заставила взвизгнуть каждую клетку и немедленно растеклась по венам истерическим страхом. Удар Джеймса вышел глухим, резким… профессиональным. Он вынудил Джил согнуться пополам и искать губами ставший враз тяжёлым и слишком сухим воздух. Хотя бы чуть-чуть! Но тут железной рукой муж дёрнул за волосы, Джил невольно взглянула в его глаза и, захлебнувшись в пляшущем там безумии, всхлипнула. Она дёрнулась, попробовала вырваться, но лишь заскулила от боли.

– Джим, не надо, – просипела Джиллиан, инстинктивно прижимая к животу руки.

А в следующий момент заорала, когда голова со всей силы приложилась о стену, оставив после себя смазанную алую вмятину. Раз, другой. О’Конноли бил методично, вжимая череп во всё увеличивающуюся дыру и забивая лёгкие пыльной крошкой. В глазах потемнело, от боли нахлынула тошнота, отчего отбитый желудок свело судорогой. А потом Джиллиан рухнула на пол прямо к пугающим чёрным ботинкам мужа. Она не могла сфокусироваться, то и дело смаргивая то ли кровь, то ли слёзы, но словно застывшими кадрами видела перед собой до ужаса знакомый узор плитки и никак не могла понять, что происходит.

– Это тебе за детей, – прошептал на ухо мучительно знакомый голос.

В нижнее левое ребро прилетел носок ботинка, вынудив дёрнуться, а потом ещё сильнее завыть от прошившей лёгкие рези и боли в локтях. Когда именно Джеймс схватил её за руки, Джиллиан не заметила, но инстинктивно, почти сломав собственный позвоночник, выгнулась вслед за ними. Она попыталась заорать, но из горла вырвался лишь жалкий хрип. Дышать стало больно, и всё, о чём ей удавалось панически думать, – чтобы кто-то пришёл. Кто угодно. Соседи. Полиция. Коммивояжёры. Кто-нибудь… пожалуйста! Кто… Кто… Но в дождливый пятничный вечер жители города предпочли спрятаться по домам, проклиная ходивший по кругу грозовой ад. И Джил осталась одна в своём чистилище.

– Пожалуйста… не надо. Не надо, прошу тебя! – судорожно бормотала она, пока во рту перекатывался солёный вкус крови. Голову разрывало от звона, но Джил пыталась сосредоточиться и договорить. – Прекрати… мне больно, пожалуйста…

– Больно? А мне, думаешь, нет?! Сколько лет ты врала? – заорал Джеймс, дёрнул за руки, и почти вывернутые суставы полоснуло точно огнём. Джиллиан взвизгнула, но тут же получила удар в живот и заткнулась. – Вставай, сука! Лежать будешь под своим Ридом.

Стараясь не тревожить вопившие от напряжения связки, она торопливо попыталась подняться, но лишь подавилась очередной порцией боли и, точно шарнирная кукла, согнула колени. Дрожащие ноги не слушались и разъезжались от слабости на скользком полу, пока тело сопротивлялось. Джиллиан харкала болью. Её разрывало на части и будто ломало кости, раскрасив пол кухни в одно сплошное красное месиво. Однако всё резко закончилось, когда, видимо, вдоволь налюбовавшись потугами, Джеймс отпустил её руки. И едва стоявшая на коленях Джил рухнула, не успев ничего, – ни сгруппироваться, ни хотя бы подставить ладони. Она налетела виском на угол стола и на какое-то время стало темно.

Джиллиан поняла, что не в обмороке, когда почувствовала то, что заставило её заорать. Она не знала, где нашла силы. Они просто проснулись вместе с адреналином, когда её ногти впились в раздвинувшие бёдра руки.

– Ублюдок! Не смей! – завизжала она и забилась, стараясь отползти от задиравшего её узкую юбку Джеймса. – Отпусти меня, тварь! Господи! Не трогай меня!

Но тут в горло впилась мужская ладонь, едва не вырвав с корнем трахею, и Джиллиан подавилась собственным криком. Глаза в ужасе расширились, пока она пыталась вдохнуть, но сильные пальцы умело пережимали артерию.

– Не трогать, воробушек? – процедил О’Конноли и наклонился к ней, одним резким движением содрав бельё. Ткань больно обожгла кожу. – Напомню, до развода только я имею на тебя право!

Послышался скрежет молнии, и Джиллиан заметалась под мужем, чувствуя, как горят от нехватки воздуха лёгкие.

Она сражалась с неистовством смертника и пыталась достать нависшего над ней Джеймса, цеплялась ему в руки, пиналась. Но что она, распластанная на полу, могла ему сделать? С мужчиной, который был больше, сильнее, злее. Джиллиан стиснула зубы и изо всех сил впилась ногтями в гладкие твёрдые мышцы предплечий. Но, коленями раздвинув ноги, Джеймс придавил собой извивающееся тело, сдёрнул вниз пояс армейских штанов и прижался ещё вялым членом к лобку, заглядывая в уже закатывающиеся глаза.

– Только я могу тебя трахать, Джиллиан, – прошипел он. – Слышишь?

Она почти не разбирала слов и чувствовала лишь трущуюся о промежность горячую плоть, когда где-то на самом краю ещё живого сознания услышала звонок домашнего телефона. Однако всё оказалось неважным, стоило ещё мягкому члену Джеймса скользнуть вверх-вниз и с силой вжаться в сухой вход. Джил безрезультатно дёрнулась, чувствуя, как тот стал твёрже, почувствовала капнувшую на промежность слюну, и заскулила.

Муж тёрся об неё рвано, спотыкался на каждой неровности и натирал нежную кожу. Убого, но настойчиво он готовил себя, пока Джил в каждый момент ждала боли. И та наконец-то пришла.

– Наслаждайся, милая, – протянул Джеймс, а в следующий момент отпустил шею, чтобы мгновенно заткнуть кулаком рот жены, погасив её дикий, звериный вопль.

Перед глазами поплыли круги, а тело попробовало было сжаться, когда между ног всё загорелось от рези, но стало лишь хуже. Джиллиан задрожала и покрылась испариной. Больно! Больно-больно-больно! Она не знала, была ли то боль физическая или ответ заходившегося в ужасе мозга, но заскулила, стоило мужу чуть отстраниться. А Джеймс наклонил голову и тяжело задышал, прежде чем одним толчком войти снова. И ещё раз, и ещё… Он двигался всё резче и жёстче, толкаясь в Джил с такой яростью, что низ живота свело судорогой.

Это было безумие. Грязное и отвратительное. То, что хочется смыть кислотой или кровью.

«Бен…»– пронеслась в голове глупая мысль. Джиллиан знала, он не услышит. Но его имя вдруг стало тем самым крючком, что позволил сознанию зацепиться за эту реальность. –«Бен, пожалуйста…»

Она не понимала, о чём просит, складывая раздиравшую низ живота боль в его имя, но из рваного хрипа над ухом, собственного скулежа и шлепков насиловавшего её тела упрямо составляла молитву личному божеству без небес. Бен. Наверное, Джил двигало немое отчаяние, когда, попытавшись закрыть глаза, она представила другое лицо, другие руки, другое тепло. И тут же снова захныкала, когда затылок вновь приложило о каменный пол. Сил кричать уже не было.

– Не смей закрывать глаза! Не смей представлять его, – прорычал Джеймс, едва не раздирая её пополам и сжимая челюсть длинными холодными пальцами. – Ты запомнишь только меня! Смотри!

И Джил смотрела. Сухими от ненависти глазами впивалась в неестественно раскрасневшееся лицо мужа, скребла руками по коже и расцарапывала почти синюшные веснушчатые плечи. Она задыхалась от боли, от дикого жжения в натёртых ремнём бёдрах, что превратились в сплошное рваное мясо, и невозможного, жестокого унижения. Её уничтожили. Сломали и надругались над трупом. Однако, когда Джил почувствовала, какими тягучими стали толчки, то вложила в удар последнюю гордость. Она не позволит. Не допустит!

Оба колена рванулись вверх, каким-то чудом попали в солнечное сплетение Джеймса и в самый последний момент заставили выскользнуть член. Белая липкая сперма испачкала бёдра, и Джиллиан едва не вырвало. Но в следующую секунду О’Конноли тяжело на неё навалился и предплечьем придавил шею, готовый сломать ту пополам. В живот прилетел очередной удар, уже не такой сильный, но достаточный, чтобы глаза закатились. А потом вес, что вжимал её в пол, исчез, и стало удивительно холодно. По дому метался сквозняк, и Джил затрясло. Она попробовала сжаться в комок, но живот немедленно прострелила такая дикая судорога, что из груди вырвался сиплый вскрик. И когда около головы показались ботинки мужа, стало уже на всё наплевать.

Джил скорее почувствовала, нежели осознала, как рядом с ней опустился на корточки Джеймс. Он равнодушно посмотрел на лежавшую перед ним женщину, а затем брезгливо поднял её левую руку и резко сорвал оба кольца, оставив на пальце след из ободранной кожи. Слипшихся волос коснулась его ладонь, и Джиллиан содрогнулась.

– Я пришлю документы чуть позже. Милая.

Джим поднялся, подхватил с пола ключи и молча покинул дом. Зазвонил телефон.

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Октябрь – Ноябрь

4 дня до президентских выборов

К зданию школы она прошла удивительно легко, обойдя пожарные наряды и полицейские машины. Здесь пахло дымом и копотью, а с догоравшей детской площадки тянуло разъедающей лёгкие вонью жжёной резины. Где-то вдали затихали сирены уехавших скорых. Сунув руки в карманы пальто, Джиллиан пригнулась, нырнула под очередную заградительную ленту и услышала, как противно трещит под каблуками бетонная крошка.

Оглядевшись, Джил заметила покосившийся синий стенд, где чернели стандартные объявления о собрании и школьной экскурсии. Его, видимо, покорёжило взрывной волной. А та, похоже, была очень сильной, потому что всю стену напротив разнесло на мелкие кусочки, и сейчас оттуда валил густой дым. Темнели пустые провалы окон, за которыми сновали фигуры пожарных, шумела пена, бухтела кучка прибывших на место трагедии репортёров.

На самом деле, реальность выходила слишком уж похожей на голливудский боевик, а потому страха не было. Джил понимала, что здесь опасно. Она чувствовала жар пламени, вдыхала едкий дым, но упорно шла вперёд, проигнорировав недоумённые взгляды. Разумеется, её узнали. Однако восхитительная система вертикального подчинения оказалась не готова к тому, что вторая леди страны толкнёт висевшую на петлях входную дверь и войдёт в полуразрушенный коридор, где потолок скрывался за клубами смога. Это оказалось умопомрачительно легко. Настолько, что им с Беном, похоже, пришла пора подумать о том, что это недопустимо. Однако сейчас Джиллиан Рид беспроблемно вошла в полуразрушенную школу.

Повсюду валялись обломки и обугленная одежда, которую ударной волной вырвало из личных шкафчиков. По лестницам топали тяжёлые ботинки пожарных, раздавалось шипение и натужный свист. Но всё так же легко Джил взбежала по закопчённым ступеням и остановилась у заваленного обломками перекрытий коридора. Вот так просто, миновав занятых своими делами спасателей, она оказалась в эпицентре и понятия не имела, что творит. Не отдавала себе команд, не считала вероятности и, кажется, даже не думала. Однако чуть дальше, за горой из бетонных балок, кусков потолка и металлических арматур Джиллиан видела закрытые двери с продымлёнными наклейками разных животных. И там, где в выбитых окнах иногда мелькало холодное солнце, с беспринципностью солдафонов вваливались почти осязаемые комья чёрного дыма. Джил прижала к лицу шарф, хотя, конечно, лучше бы кислородную маску.

– Мэм, мля… Какого… Сюда нельзя!

Её наконец-то заметил один из пожарных, что до этого отдавал приказы группе спасателей. Те трудолюбиво разбирали завалы, и на их запылённо-закопчённом фоне светлое пальто Джиллиан смотрелось почти инфернально. Она хмыкнула, разглядывая уже получившийся проём. Тот был слишком мал, чтобы вместить в себя мужчину в полном профессиональном облачении.

– Там кто-то есть?

– Да кто вы такая, мля? Почему посторонние на объекте? – раздражённо воскликнул в рацию мужчина и повернулся. Его курчавые волосы под откинутой маской слиплись и спутались, а глаза на тёмном лице неприязненно осматривали возникшую в его работе помеху.

– Джиллиан Рид, – коротко бросила она и не удержалась от фырканья, когда заметила недоверчивый взгляд узнавания. – Поверите на слово или показать листовку?

– Не надо, мэм, – пробормотал пожарный и тяжело вздохнул. Конечно, их с Беном портретами была увешана чуть ли не вся страна. – Мля-я-я… Вам лучше уйти. Здесь, мл… Короче, опасно…

– Там кто-то есть? – почти по слогам повторила Джил и резко стянула пальто, зачем-то аккуратно повесив его на одну из арматур. Господи, какая же дурость.

– По нашим данным, мля, около двадцати детей и минимум один взрослый… Мля.

Он смущённо откашлялся и торопливо махнул ребятам продолжать, однако в этот же момент огромный кусок бетона сорвался вниз. Под всеобщую громкую ругань он перегородил половину уже разобранной бреши, и создал облако едкой цементной пыли.

Как только крошка осела, Джиллиан, что не сдвинулась с места, отряхнула джинсы и повернулась к устало трущему лицо мужчине.

– Целый класс… Насколько безопасен проход? – она кивнула в сторону зияющей небольшой дыры в серо-ржавой груде обломков. Ответом ей стал нервный смех.

– Знаю, мля, о чём вы подумали, мэм! И вот что, мля! Мне не нужны такие проблемы… – пожарный неожиданно замялся.

– Мля, – подсказала Джил.

– Короче, идите домой и сидите там тихо! – раздосадованно рыкнул спасатель.

– Ох, лучше заткнитесь, – пробормотала в ответ Джиллиан, ловко сбросила туфли и осторожно попробовала босой ногой острые обломки. А затем…

Она знала, что совершает полную глупость. Но сегодня что-то точно случилось. Будто она проснулась или очнулась ровно в тот миг, когда от услышанной новости в груди полоснуло так больно, что захотелось шипеть. И потому Джил впервые действовала так, как диктовал ей не разум, а спасённое шесть лет назад сердце – не думая, одними инстинктами.

Ей попытались крикнуть вслед, но она быстро взобралась вверх и нырнула в образовавшийся проём, где больно зацепилась коленом. А через пять секунд Джиллиан рухнула на другой стороне, разодрав до крови руку. Слова небезызвестной Алисы вырвались сами.

– Вот уж упала, так упала…

Увы, приземление оказалось единственным сходством, и никакие белые кролики (даже из какого-нибудь живого уголка) не скакали по тихому и пыльному коридору. За стеной из обломков доносилась приглушённая ругань, неизбежное «мля», помехи рации и грохот камней. Но на другой стороне катастрофы стояла тревожная тишина. В одной рубашке было холодно, но, осторожно выбирая путь среди торчавших из пола штырей и осколков, Джил направилась к первой двери. Она с тревогой оглядывалась на быстро приближавшийся дым, который уже стелился по полу и упорно поднимался всё выше.

Удача посетила её на пятом по счёту классе, когда босые ноги окончательно заледенели, а горло начало драть от ядовитого запаха. Но, едва зайдя в кабинет, Джил зажмурилась, когда увидела торчавшие из-под рухнувшего куска стены женские ноги. И, судя по луже крови, для молодой учительницы помощь уже опоздала. Мужественно сглотнув и поборов подкатывающую к горлу брезгливую тошноту, она наклонилась и заглянула под одну из пыльных, засыпанных мелкими обломками парт.

– Привет, – её голос звучал мягко, пока взгляд внимательно выискивал ушибы и ссадины на сжавшейся фигурке. Девочка, лишь немногим старше Эми, испуганно смотрела из полумрака. Всё верно, ребята успели спрятаться, а вот миссис Джонс или мисс Браун, или кем бы ни была хозяйка когда-то весьма стройных ног, отчаянно не повезло. – Меня зовут Джил, и я пришла помочь. Сможешь сама выбраться?

Девочка кивнула и осторожно выбралась из своего убежища. Следом за ней, словно проклюнувшиеся почки на маленьком деревце, один за другим показались покрытые извёсткой головы остальных. Дети настороженно оглядывались, разминали затёкшие конечности, и Джил почувствовала граничащее с эйфорией облегчение, когда послышались первые смешки. Господи, сколько они уже ждали? А сколько бы прождали ещё? Джил встала так, чтобы хоть на время закрыть торчавшее из-под плиты тело учительницы и как можно более спокойно улыбнулась. Глазами она пересчитывала ребят, но от волнения постоянно сбивалась и начинала заново. Чёрт побери, для неё не проблема запомнить полсотни незнакомых имён, но почему так сложно досчитать до двадцати? Наконец, мозг справился с примитивной задачей, и она осторожно произнесла:

– Где-то должен быть ещё один.

Все взгляды обратились в дальний угол, и Джиллиан показалось, что сердце на секунду остановилось.

Разумеется, она испугалась. Глупо и так бездарно запаниковала, когда бросилась к почти засыпанному крошкой тельцу и упала рядом с ним на колени. Джил ничего не понимала в спасении. Будучи женой врача, не знала о травмах или ранениях, отчего теперь молча корила себя за легкомыслие. Но паника оказалась сильнее любого здравого смысла, когда Джил инстинктивно схватила ребёнка, не подумав о переломах или прочих опасностях. Тело не отдавало отчёт голове, покуда пальцы искали ниточку пульса или стирали кровь с детского личика.

– Эй, малышка, – тихо позвала Джиллиан, прекрасно зная, что её не услышат. Ребёнок был без сознания, но она чувствовала его дыхание. – Надо выбираться отсюда.

Поднявшись, она поудобнее перехватила ношу, повернулась и… увидела детей, замерших около торчавших из-под камней ног. Захотелось грязно и громко выругаться, но Джил лишь тихо окликнула ребят и кивком указала на дверь. Позже. Всё будет позже. Психологи и разговоры, родители и попытки понять смерть. Сейчас у них есть только бездарная Джиллиан и узкий выход к ожидавшим снаружи спасателям.

Обратный путь по уже задымлённому коридору вышел коротким и быстрым, но дети всё равно надсадно закашлялись. Джиллиан же ожидаемо распорола ступню и от неожиданной боли едва не выронила оказавшееся удивительно тяжёлым тельце.

– У меня здесь девятнадцать детей и одна раненая. С ней я подняться не смогу, – крикнула она показавшемуся в дыре тому самому темнокожему спасателю.

Будь его воля, он наверняка пристрелил бы наглую стерву, но работу свою делал отлично. На брошенный в её сторону вопросительный взгляд, Джил прикрыла глаза и отрицательно покачала головой. Нет, не выжила. Но всё это тоже будет потом…

Когда последнего ребёнка вытянули большие и крепкие руки, Джиллиан услышала сердитое и чуть виноватое:

– Мэм, придётся вам пока побыть там. Мля-я-я… Дерьмо. Нам надо ещё немного времени, чтобы вызволить вас.

– Без проблем. Мы подождём, – полузадушенно ответила она и подобралась ближе к стене, вдоль которой гулял своевольный сквозняк и хоть как-то разгонял чёрный дым. Копоть уже оседала на коже, но здесь ещё можно было дышать.

Усевшись прямо на грязный пол, Джиллиан подогнула под себя заледеневшие ноги и осторожно обняла бессознательную девчушку. Руки инстинктивно прижали её сильнее и постарались укрыть от уличного холода. Выбор был прост – либо мёрзнуть, либо задохнуться. И в таком ожидании, что сопровождался шумом перекладываемых камней и витиеватым матом, прошли тягучие полчаса. А потом в заднем кармане завибрировал телефон.

Извернувшись подобно цирковой гимнастке, Джил выудила смартфон и усмехнулась, стоило только взгляду упасть на экран.

– Новости в нашей стране распространяются с поистине световой скоростью, – хмыкнула она в динамик громкой связи. Держать в руках что-то ещё было попросту невозможно, так что телефон отправился на пол.

– Вы на всех федеральных каналах, – откликнулась в тон Эмилия Ван Берг. – Комментарии, конечно, разные, но в целом… общественность ошарашена. Похоже, люди заподозрили в вас человека.

– Скажете, что я не должна была этого делать? – Джиллиан ласково посмотрела на лежавшую в руках девочку и осторожно стёрла со щёчки какую-то обгоревшую крошку.

– Скажу, что Джиллиан Рид именно там, где должна быть, – голос Ван Берг звучал уверенно. – Да, поступок оценят по-разному. Кто-то назовёт дурой, кто-то будет смеяться, а кто-то раздует скандал. Но сейчас это неважно. Важно лишь, что считаете верным именно вы.

– А это зависит от того, насколько я безумна, – хохотнула Джиллиан, припомнив брошенную в своё время фразу.

– О, поверьте, сегодня у всей страны не осталось сомнений, что вы достаточно сумасшедшая. В самый раз для нашего чудесного мира. Кстати, боюсь, мистер Баррет так расстроен, что скормил Эми все найденные в доме конфеты. – Леди Ван Берг ненадолго замолчала, а потом задала осторожный вопрос: – Бен уже звонил?

Джил грустно улыбнулась.

– Нет. – Повисло молчание, а потом она договорила: – Да я и не жду.

6 лет назад

Вашингтон, округ Колумбия

Июль

Сознание вернулось резко. Толчком выдернув из полной пустоты, душу швырнуло в едва живое тело, и Джиллиан открыла глаза… Вокруг, словно в тоннеле, стояла непроглядная темнота и холод. Пару раз моргнув, Джил снова смежила саднившие веки и сглотнула в попытке побороть накатывающую от головокружения тошноту. Мышцы будто не слушались, однако горло прошила такая острая боль, что едва слышный стон вырвался сам. Дышать было так больно, будто Джиллиан сломали все рёбра, вытащили спинной мозг и раскроили пополам череп. Боже… где она?

Реальность озарилась короткой вспышкой, а руки осторожно потянулись в стороны и боязливо нащупали ладонями каменный пол. От него веяло холодом, и Джиллиан поняла, что лежит на спине. Но… где? Она медленно повернула голову влево, почувствовав, как едва не сломалась от напряжения шея, и попыталась всмотреться в почти непроглядный мрак. С трудом моргнув, Джил ещё раз безрезультатно попробовала сглотнуть и медленно выдохнула.

Она ничего не понимала. В голове всплыл жаркий день и приговор, гроза, а потом… А потом словно кто-то выключил картинку, оставив только эхо частого дыхания и отзвуки крика. Произошёл взрыв? Или мир накрыл апокалипсис? И почему так тихо? Джиллиан знала – надо осмотреться и хотя бы понять, что это за место. Но стоило с трудом перекатиться на бок, как плавающая в черепной коробке кувалда ударила в виски, словно намеревалась проломить кости, а она едва не завопила от скрутившей всё тело судороги. Живот свело такой болью, что Джил задышала мелко и часто, пытаясь прогнать наползавшую тошноту. Чёрт! Что случилось? Она попробовала опереться на руки и осмотреться, но руки неожиданно подкосились, Джиллиан всхлипнула и обессиленно уткнулась лбом в пол. Нет, так не пойдёт. Она снова попробовала подняться, теперь уже осторожно опираясь на локти, но тут взгляд зацепился за что-то, и Джил замерла. Пару секунд она непонимающе пялилась на свои пальцы, где виднелся след запёкшейся крови, а потом судорожно вздохнула. Кольца! Их не было! Боже… Боже! Она потеряла оба кольца! Оба! Господи, Джим будет в бешенстве. Джим её…

И тут это произошло. Тонкая плёнка лопнула, и в голове Джиллиан взорвались воспоминания. Кислотной волной они хлынули в мозг, сметая на своём пути защитные стены. Всё тело, каждая клетка, каждый помнивший прикосновения и удары дюйм кожи, казалось, взвыли от ужаса. И Джил затряслась, почти забилась судорогами от убивающей изнутри паники. Стало так отчаянно страшно, что она тихо завыла. А потом поползла – бездумно, инстинктивно, желая спрятаться и забиться в самый глухой угол. Она не знала, куда движется и судорожно перебирала руками, не в силах встать, но упорно волокла себя к ножкам чего-то непонятного, что в полыхающей молниями ночи походило на стол. Вывихнутые руки болели, отбитый живот чувствовал каждый стык на плитке гладкого пола, однако Джиллиан глотала истеричные всхлипы и пробиралась вперёд. А забившись в своё убежище, она поджала колени к груди и затихла. Её била дрожь, от которой больно сжимались пострадавшие мышцы и ткани. Было до немоты, почти до обморока страшно.

– Пожалуйста, – прошептала она одними губами и подавилась всхлипом. Джил боялась и одновременно желала, чтобы её услышали. – Пожалуйста, помогите…

Обломанные ногти с засохшей под ними чужой кровью попытались одёрнуть порванную юбку, но вместо этого царапнули холодную кожу, когда Джиллиан вздрогнула от какого-то шороха. В удалявшихся раскатах грома ей мерещился стук двери, в барабанившем по окнам дождю – шаги, в шуме редких проезжающих машин – голос. Он подкрадывался, шептал так настойчиво и чётко: «Ненавижу!»

– Заберите меня отсюда… Пожалуйста! Господи… кто-нибудь… Заберите! Я не могу… больше не могу.

Челюсть так сильно свело от страха и холода, что та едва шевелилась. Джиллиан знала, нужно успокоиться и сосредоточиться. Какой-то ещё живой частью рационального понимала – ей надо бежать, спасаться из дома, куда в любой момент мог вернуться О’Конноли. Но истерика не заканчивалась, а лишь ещё туже скручивала руки и ноги. Потому что стоило закрыть глаза, как Джил снова видела перед собой ботинки и раскрасневшееся лицо мужа, чувствовала запах пота, ощущала толчки, от которых едва не выворачивало наизнанку. В том месте, где высохла сперма, кожу гадко тянуло и казалось, что её резкий запах пропитал тело насквозь. Въелся в плоть и навсегда проник в кровь. Что любой теперь мог учуять… узнать… Господи, это будет с ней навсегда – не смыть, не забыть, не исправить.

Тело продолжало трясти, и Джил не знала, сколько просидела под столом, прижавшись спиной к одной из ножек. Она что-то бормотала, кого-то звала, но не запоминала ни слов, ни имён. И лишь когда город тронули первые предрассветные сумерки, по-летнему ранние, ясные, чистые, Джил осмелилась покинуть убежище.

Украдкой, словно вор, она выкарабкалась из-под стола и боязливо огляделась по сторонам. Однако выпрямиться не получилось. В затёкшие ноги немедленно вонзились тысячи игл, дышать стало катастрофически больно, и, сделав шаг, Джил с грохотом рухнула на четвереньки. Колени больно ударились об пол, не выдержавшие нагрузки руки опять подвернулись, но, сцепив зубы, она, точно животное, поползла в сторону ванной. У Джиллиан была цель – единственное, на чём мог сосредоточиться мозг, и что заставляло разваливающееся на части тело ползти вперёд. Спасение. Оно ждало там, за дверцей шкафа. В коричневой упаковке, под белой крышкой. А потому, цепляясь за стены и едва не ломая пальцы, Джил из последних сил поднялась на ноги. Она дойдёт!

Этот проклятый путь ей никогда не забыть. В попытке удержаться Джил хваталась руками за стены, срывала картины, сбивала лампы. Оставляя после себя мёртвое поле разбитых вещей, она тащилась к заветной двери. Джиллиан знала, что справится. Найдёт силы, которых нет, упорство, которого почти не осталось, и дойдёт. Голова раскалывалась на части, реальность двоилась в глазах, а во рту было удивительно сухо. На какой-то момент вдруг показалось, что это конец. Сведённые судорогой пальцы не могли сомкнуться на дверной ручке, но затем тяжёлый замок всё же поддался и позволил пустой человеческой оболочке ввалиться внутрь.

Она снова упала, подползла к унитазу и поняла, что не может даже дышать. Её рвало и не рвало, Джил теряла сознание и тут же снова приходила в себя, чтобы в последний миг успеть ухватиться онемевшими руками за холодные бортики. Ладони покалывало, она почти не чувствовала ног, но упорно пыталась удержать равновесие и не свалиться. Она. Справится.

Наконец, безумство рефлексов закончилось. Ухватившись за скользкий край раковины, Джиллиан смогла подтянуться и вцепиться в зеркальный шкаф. Брошенный вскользь взгляд едва не вызвал новый приступ неконтролируемой рвоты, однако ту получилось сдержать. Глаза закрылись сами. Смотреть в отражение собственной совести не нашлось ни решимости, ни силы воли, но Джил это было не нужно. Рука сама скользнула под одну из дверок, без труда нащупала на полке баночку и вытянула под тусклый утренний свет. С третьего раза она смогла вскрыть упаковку, со второго достать две скользких капсулы и одним привычным движением закинуть в рот. Запив водой прямо из-под крана, Джил медленно опустилась на пол и судорожно вздохнула… А потом содрогнулась всем телом и, сжавшись в комок, заскулила. Протяжно, отчаянно, навзрыд. Почти завыла от пережитого ужаса и отравляющей боли.

Она спрятала лицо в холодных ладонях и вдруг поняла, какая трусиха. Жалкая, ничтожная и совершенно бездарная. Она больше никто, без шансов на будущее будет жить с осознанием собственной отвратительности… Униженная… Зависимая… Наркоманка. Джил ненавидела себя за эту слабость, но просто не знала, как сможет иначе. Ей нужно выжить, а значит, ей нужен амфетамин. Она не представляла, как будет смотреть Бену в глаза, но и выпустить из рук полную стимуляторов упаковку уже не могла. Бен в неё верил, а она подвела. Не справилась, не выдержала ответственности, не была ни сильной, ни умной, её не переполняло благородство или уверенность. Один психоз. Она подставила всех – себя, Бена… Джеймса…

Джиллиан откинула голову на бортик ванной и зажмурилась, когда наконец-то почувствовала притупившуюся под натиском стимуляторов боль, а потом протянула руку и зачем-то включила воду. От шума воды стало немного спокойнее. Истощение никуда не делось, но амфетамин действовал. Минуты шли за минутами, в крови нарастала синтетическая энергия, а потом тело будто бы завели: выкрутили до упора невидимую ручку и заставили ржавые конечности сокращаться. Встать получилось с первой попытки. Порванная по шву юбка и изукрашенная красными пятнами блузка отправились на пол; где осталось нижнее бельё, Джил не знала.

В этот раз она не собирала тщательно вещи. Какое там! После быстрого душа она схватила впопыхах какие-то джинсы и натянула прямо на голое тело бесформенный свитер. Джил не рассматривала себя. Какой уже смысл? Кровоподтёки и гематомы, ссадины и травмированные мышцы, между ног всё налилось тупой болью и иногда скручивало безумными резями, от которых темнело в глазах. Но моторчик жужжал, вынудив схватить ключи от машины и не оглядываясь выбежать из проклятого дома. Джиллиан даже не захлопнула дверь. Зачем? Ей было плевать на каждую вещь, что напоминала о том чудовище, с которым она провела под одной крышей без малого десять лет. Два монстра в одном бестиарии.

Однако, уже вставив ключ в зажигание, Джил услышала трель вновь ожившего телефона. Тревожную, требовательную, почти приказывающую взять эту чёртову трубку. Даже сквозь тысячу миль и абсолютную невозможность голос Бена звучал в голове так отчётливо, что она было дёрнулась в сторону дома, но тут же остановилась. Нет. Не сейчас… Быть может, потом, или вообще никогда. Кинув на пассажирское сиденье упаковки со стимуляторами, Джиллиан выехала на пустынную улицу.

– Доброе утро, Америка!

Ярко-жёлтый дом Ван Бергов встретил сонной тишиной, поэтому треск дверного звонка показался для Джил громким, как шум истребителя. Послышался сонный лай, а голову в очередной раз взорвало болью. Дважды она останавливалась на обочине и пыталась выблевать проклятый желудок, а может, даже кишечник. Перед глазами всё расплывалось, дорога вертелась и постоянно норовила нырнуть из-под колёс вправо, отчего Джил несколько раз лишь чудом не вылетела на обочину. Не помогали даже наркотики, которые оказались не в силах совладать с сотрясением и полным физическим истощением. Так что, добравшись до нужного дома, она схватилась за деревянный откос и еле вползла по узкой лестнице.

Входная дверь распахнулась, и на пороге показался заспанный Грегори Ван Берг, у ног которого вилось семейство Буш.

– Я… – пролепетала Джил, даже не зная, что хотела сказать. Однако одетый в стёганый домашний халат государственный секретарь ничего и не спрашивал. Видимо, мгновенно впечатлившись трупной бледностью ранней гостьи, он одним резким движением подхватил её, а после коротко крикнул:

– Эми! Сюда! – И неожиданно ласково пробормотал: – Всё хорошо, ты в безопасности.

Однако взгляд его был полон неясной для Джил тревоги. Она не знала, что её губы почти посинели, а корка крови до сих пор покрывала волосы на затылке – мысли в душе были столь далеки от таких мелочей. Не видела она и трясущихся рук, и своих испуганных глаз, что расширенными зрачками упрямо смотрели на мир, пока разум пытался выкарабкаться из ямы полного уничтожения.

Окончательно осознание произошедшего навалилось только в тот миг, когда Джиллиан увидела перед собой чашку чая.

– Мне больше некуда было идти, – неожиданно прошептала она и прикрыла глаза. То самое кресло с непошлыми розочками, куда осторожно посадил её мистер Ван Берг, оказалось слишком мягким, а накинутый плед чересчур тёплым. Сонливости не было, но уют мешал собраться с мыслями. – Я прошу прощения за беспокойство…

– Глупости, – немного резко откликнулась Эмилия, а потом, немного поколебавшись, дотронулась до видневшихся на шее следов. Тонкие бледные губы поджались. – Вы поступили совершенно верно.

Миссис Ван Берг едва заметно улыбнулась и, поднявшись, с абсолютно прямой спиной удалилась за домашней аптечкой. Джил сжала тонкую ажурную чашечку и отпила горячий чай, чуть склонив голову влево. Так получалось глотать без ощущения сломанного пополам горла. Взгляд невольно упал на дрожавшие пальцы, и Джиллиан нашла в себе силы удивиться, насколько же быстро вернулись симптомы. Со всей циничностью они напомнили, что бывшей наркоманкой ей уже не стать. Да, наверное, ей стоило взять себя в руки, бороться, драться, сопротивляться. Но Джил не могла. Всё, чего она хотела – тишины и забвения…

Джиллиан прикрыла глаза, чувствуя долгожданный покой. Ей давали столь нужное время, чтобы прийти в себя и решить: говорить или молчать, остаться или уйти, прямо сейчас нестись в полицейский участок или навсегда забыть чудом пережитую ночь. Так и сидевшая в кресле Джил плавала в окружавшей её заботе, чувствовала мягкие, пахнувшие терпким кремом руки, что распутывали сбившиеся в колтуны волосы, слышала негромкие разговоры и бормотание телевизора. По дому гуляли запахи еды, которые заставляла желудок сжиматься. Но жевать, как и глотать, будет наверняка очень больно, поэтому Джил отказалась от этой затеи и только невидяще пялились в закрытый ажурной решёткой камин. Был ли другой выход? Стоило ли поступить иначе? Она не знала. Джил до одури боялась вновь почувствовать ту же беспомощность, а наркотики приносили так нужную сейчас уверенность. Это подкупало. Настолько, что, ложась тем же вечером на чистые белые простыни в отведённой ей спальне, Джил решилась.

Она не вернётся в Чикаго. Не вернётся к человеку, что навсегда будет с ним связан. Стыд оказался сильнее, а потому ей уже никогда не набраться смелости, чтобы встать рядом с Беном. Он заслужил нечто большее… нечто лучшее, чем она когда-либо могла ему дать. Так что… нет, Джиллиан не вернётся.

Следующие пара дней прошли, как в тумане. Джил мало понимала, что происходит. Она что-то ела, о чём-то беседовала, куда-то смотрела, но ничего не запоминала. В душе было серо, в точности, как за окном.

Все эти дни там лило, как при Великом потопе. Вода уносила в сточную канаву пыльцу, листья и украшения ко Дню независимости. Страна готовилась к празднику, Джил не готовилась ни к чему. Равнодушие сковало ум и сердце, замуровав внутри отчаяние, которое медленно разъедало душу. И рухни завтра Капитолий, или окажись столица где-нибудь в Арканзасе, Джил О’Конноли этого бы не заметила. Ледышка. Холодная внутри, холодная снаружи.

Однако в шесть часов вечера, вырвавшие её из объятий потусторонней дремоты громкие споры вынудили подняться и осторожно подойти к ведущей со второго этажа лестнице. Из приоткрытого окна потянуло зябким сквозняком, когда внизу хлопнула входная дверь. И Джиллиан поплотнее закуталась в слишком большой для неё халат, а потом ухватилась за перила.

Она осторожно спускалась по лестнице, но споры становились всё громче, и Джил в тревоге ускорила шаг. Однако на последних ступенях поражённо вздохнула и на секунду зажмурилась, когда за тихим голосом Ван Берг узнала тот самый настойчивый тон. И боясь поверить самой себе, но одновременно отчаянно этого желая, Джиллиан прошла последние несколько футов и впилась взглядом в большую чёрную тень, что возникла посреди светлого коридора. Итак, он пришёл.

Бен занимал собой всю прихожую. Одетый в самый обычный джемпер, он стоял у двери, засунув руки в карманы и упрямо наклонив голову вперёд, отчего мокрые пряди прилипли к щекам. Даже со своего места Джил сразу заметила и запавшие глаза, и залёгшие под ними тени, разглядела искусанные губы и слишком заметные скулы. Бен… Бен! «Ты меня искал?»

– Бен, сейчас не лучшее время, – мягко увещевала миссис Ван Берг, пока нежно рассматривала строптиво поджавшего губы Рида. Под ногами вились папильоны и радостно виляли хвостами. Они явно узнали гостя. – Знаю, вы переживаете, но она пока не готова…

– Мне нужно её увидеть. – Голос его звучал утомлённо и тихо, но по-прежнему невыносимо твёрдо. Однако Эмилия лишь вежливо улыбнулась.

– Позже, когда Джил сама этого захочет. Сейчас не та ситуация, вам не следует давить. Она скажет сама…

– Не скажет, – со сводящей скулы горечью перебил Бен, устало прикрыл глаза, а затем неожиданно зло добавил: – Она никогда ничего не говорит. Даже если будет подыхать, то молча и со всей доступной ей гордостью!

– И всё же, я настаиваю, чтобы вы сейчас ушли, – с небольшим нажимом, но пока ещё вежливо произнесла Ван Берг и услышала в ответ чёткое:

– Нет.

Бен не сомневался в своём решении идти до конца. Джиллиан видела это в его позе, в стиснутых в карманах брюк кулаках, в слишком глубоком и спокойном дыхании. Буш-младший озадаченно заворчал, недобро кося тёмным глазом.

– Бен, это глупо! – тем временем всплеснула руками Ван Берг. – Вы не знаете, что…

Но договорить не вышло, потому что движимый неведомой силой Рид вдруг вскинул голову и резко повернулся туда, где стояла Джил. Оторвавшись от двери, он шагнул было вперёд, но замер посреди коридора и, кажется, перестал даже дышать, пока разглядывал стоявшую перед ним женщину. И Джил отвела взгляд. Повисла недобрая пауза, пока между ними раскалённым шаром скапливались злость и отчаяние. Лучи от этого сгустка эмоций расползались по полу, окутывали босые ноги и взбирались по коже, вынудив все скрытые под одеждой ссадины и гематомы разом заныть от напряжения.

– Уходи, – наконец тихо произнесла Джил. – Я свяжусь с тобой позже.

– Позже? – немедленно откликнулся Бен. – Джил! Я звонил тебе два дня. Два проклятых дня, за которые едва не сошёл с ума. Прилетел в грёбаный Вашингтон так быстро, как смог. И что нашёл? Открытый настежь дом! А теперь ты хочешь, чтобы я просто ушёл?

Казалось, он готов рассмеяться от абсурдности происходящего. Но Джил лишь пожала плечами, а потом коротко ответила «да». И вот тогда Бен взорвался. Одним движением он оказался рядом, трижды наплевав на предупредительный окрик Ван Берг, и зарычал.

– Сдурела? – Бен впился пальцами в дверной косяк так, что тот хрустнул. Собаки тут же загавкали, но быстро смолкли под его взглядом. – Ты хоть представляешь, что я почувствовал, зайдя в твой разгромленный дом? Пустой! С размазанной по стенам кровью! Радость? Восторг?! Я был в ужасе, Джил! Обзвонил каждую больницу, объездил половину моргов, разнёс отделение полиции в попытке узнать, не напал ли на тебя кто! Я не знал, что мне ещё сделать, куда пойти, где искать. Жива ли ты вообще! У меня было два страшных дня, пока я не связался с Грегом. От полной безысходности… И, о чудо!

Он вымученно хохотнул, попытался успокоиться, но не выдержал и вбил кулак в равнодушный откос. А потом ещё раз, и снова, пока отколовшаяся вместе с краской щепка не поцарапала кисть. Джил понимала, что Бен до сих пор ничего не знал. Даже не догадывался о том, что случилось, иначе бы волоком уже тащил её в больницу, в суд или под замок. Но он лишь с тихой угрозой спросил:

– А сейчас ты как ни в чём не бывало хочешь, чтобы я ушёл?

– Да, – прошептала Джил.

– Врёшь!

Она не знала сама, врала или нет. Бен стоял так близко, что его дыхание скользило по коже. Джил ощущала тепло, чувствовала запах лакрицы и терпкий аромат сигарет. Она была готова утонуть во всём, чем был Бенджамин Рид, но вместо этого произнесла равнодушное:

– Проникновение на частную собственность уголовно наказуемо. Равно, как и преследование.

– ХВАТИТ! Он был там? Что-то сказал? В чём-то убедил? Господи, Джил… – заорал Бен и настойчиво, но удивительно мягко схватил её за плечи. Однако инстинкт не подвёл. Джиллиан вздрогнула и отшатнулась, а Рид нахмурился. – Что у вас произошло?

Зажмурившись, Джил часто задышала и попыталась унять взвившиеся вихрем воспоминания, но вопрос прозвучал так по-детски наивно, что она засомневалась.

– Бен, отойдите, – попробовала вмешаться Ван. – Она сделала свой выбор. Сейчас не тот случай, когда стоит устраивать драму!

– Прекратите ей потакать! Она не понимает, что творит!

– А может быть, вам стоит перестать говорить обо мне в третьем лице, будто я не существую? – Джил отвернулась и машинально потёрла ладонь, когда к горлу подкатила знакомая тошнота. И в этот момент внутри взвилось такое раздражение на собственную слабость, что она не выдержала. – Вы можете ругаться между собой сколько хотите. Вам даже может показаться, что меня нет. Но я здесь. И я жива, как бы этот урод ни хотел иного!

Почти откровенное признание упало в абсолютную тишину, и она знала, что сказала это зря. Такие новости сообщают не при свидетелях или в гневе, а говорят украдкой, наедине, удобно устроившись в любимых объятиях или в кресле психотерапевта. Но вышло так. Слова вырвались сами, и в ожидании фатальной развязки съёжились даже розы на спинке кресла, когда, действуя скорее по наитию, чем действительно осознав услышанное, Бен резко приблизился к Джил. Он на мгновение замер, а потом резким движением ухватил её кисти и повернул под неяркий свет. Джил считала секунду за секундой. Она видела, как губы Рида превратились в почти незаметную нить, стоило просторному рукаву соскользнуть, обнажив обручи гематом.

– Что это? – процедил Бен и нарочито медленно втянул носом воздух. Он смотрел на видневшиеся по всей коже следы, точно не верил увиденному. И потому вопрос вышел риторическим, заданный скорее бездушной вселенной, нежели хоть кому-нибудь из присутствующих.

– Любовные отметки, – зло бросила Джиллиан и попыталась вырвать руку, но Бен лишь схватил ещё крепче, избегая, однако, мест с синяками.

– Ещё даже не потемнел… Ему не больше пары суток, – прошептал он, пока внимательно разглядывал особенно уродливый цветок, а затем задал такой нелепый вопрос, что Джил едва не расхохоталась. – Он… поднял на тебя руку?

Джиллиан не знала, как сумела сдержать истерику. Серьёзно, на этом месте нужно было бы опустить занавес и зайтись в овациях, но тут Бен перевёл взгляд на её руку. И отразившийся в его глазах ужас, стоило ему заметить злополучный безымянный палец, заставил Джил нервно сглотнуть.

– Какая тебе разница? Оставь меня в покое и отпусти уже! – торопливо пробормотала она, а затем снова попыталась вырваться.

Без толку. Бен упрямо проигнорировал просьбу и вместо этого уверенно дёрнул в стороны полы халата. Джил попыталась прикрыться, но он одним движением задрал длинные полы обычной фланелевой рубашки и замер.

– Что, твою мать, ты творишь?

Бен не ответил, однако его молчание было настолько громким, что стало страшно. Джиллиан видела, как полыхнули медные глаза, почувствовала мелко задрожавшие пальцы, когда он бережно провёл вдоль исполосовавших рёбра и живот синяков. Не касаясь. На уровне безопасного тепла. И вдруг поняла, что он до сих пор не верил. Просто не мог осмыслить увиденное. Поэтому прошла целая минута, прежде чем его ноги подкосились, а сам Бен медленно, как-то нескладно опустился на колени. Он смотрел пустым взглядом, прежде чем, в конце концов, всё же уставился в пол.

О, милый Бен… Её рыцарь без рыцарства. Король без королевства. Тот невозможный ни в одном мире человек, который прямо сейчас винил только себя. А ведь проблема лишь в Джил! В её лживых глазах, в расширенных зрачках и амфетамине. В том, что она никогда не будет достойна ни таких чувств, ни самого человека, которого всегда так безнадёжно любила.

– Ты не останешься здесь и вернёшься в Чикаго, – неожиданно глухо произнёс Бен, а потом осторожно запахнул полы халата, постаравшись не коснуться ни дюйма израненной кожи.

– Нет.

– Это не обсуждается. Я заеду к тебе домой, найду документы, – отрезал он и поднялся, нервно откидывая прилипшие ко лбу волосы. Кажется, Бен тоже что-то для себя решил. – Ты не задержишься в этом городе ни на одну лишнюю минуту!

– Нет, – всё так же ровно произнесла Джиллиан, но Бен словно не слышал.

– Одевайся. Шутки закончились. Я ошибся, когда отпустил тебя одну, больше такого не повторится. Что бы ты себе ни придумала. – Он достал телефон, где чуть более резким, чем обычно, движением принялся торопливо листать список контактов, а потом вдруг замер и до скрежета стиснул хрупкий корпус. – Тварь! Видит бог, ублюдок сдохнет… Я заставлю его приползти к тебе на коленях…

– Не смей! – И Бен вскинул удивлённый взгляд. – Ты не тронешь Джеймса, уедешь отсюда и перестанешь докучать мне своими приказами. Со своей жизнью я разберусь сама.

– Ты его защищаешь?! – будто не веря собственным ушам медленно проговорил Рид, но руку с зажатым телефоном всё-таки опустил.

– Не его! Тебя, идиот! Что ты сделаешь? Опустишься до убийства? Погрозишь пальчиком? Или опубликуешь статью в «Нью-Йорк Таймз»? «Законный муж изнасиловал мою любовницу»? Ах, нет… Погоди. «Законный муж изнасиловал главную суку Конгресса, по совместительству любовницу губернатора Иллинойса»? Блестяще!

– Что ты несёшь? – пробормотал ошарашенный Бен.

– Пообещай, что не тронешь его, – почти по слогам отчеканила Джиллиан. – Что ничего не будешь делать. Это тебя не касается.

– Джил!

– Обещай, иначе я пойду в полицию и скажу, что это был ты. Даже вопросов не возникнет. Прецедент уже был…

– Чёрт возьми! Ты неадекватна! Ты…

– Прежде чем вы скажете что-то непоправимое, Бен, я думаю, вам лучше подумать, – раздался голос Ван Берг, о присутствии которой они оба уже успели забыть.

Согласно тявкнул Буш-младший, и Рид прервался, в неверии покачав головой.

– Обещай!

– Я обещаю, – медленно проговорил он, однако упрямый подбородок дал понять, что его что-то насторожило. Немного подумав, Бен добавил: – Но ты вернёшься со мной в Чикаго.

– В Чикаго? – Джил отвернулась. – А что меня ждёт в Чикаго? Хочешь предложить мне должность твоей официальной шлюхи? Кого-то вроде фаворитки? Да-да. Одна из тех, чья репутация настолько плоха, что годится только раздвигать ноги.

– Джил, не надо, – прорычал Бен, оскорблённый подобными подозрениями. Но она же всё решила… Ведь так? Незачем сомневаться?

Джиллиан осторожно села на ступени, поджала дрожащие ноги и едва слышно зашептала:

– Все эти годы я пыталась не думать о тебе, Бен. Специально загоняла себя в такую жизнь, где и места не нашлось бы для тебя. Выживала, предавала, подкупала, даже убивала своих детей, потому что они не твои! Понимаешь? Ты хоть понимаешь, как глубоко я зарыла себя? – Джил усмехнулась и покачала головой. Она не знала, кому рассказывала комедию своей жизни, но молчать больше не было сил. – Бен, ты разрушил мой брак, мою жизнь, а теперь и карьеру… Хватит! Своим грёбаным, никому не нужным благородством шесть лет назад ты, сам того не понимая, уничтожил меня. А теперь пытаешься унизить…

Она хотела бы сказать что-то ещё, рассказать, на что были похожи все эти года, но замолчала. Повисла душная, почти невыносимая тишина, от которой ныли кости и трещали доски, ломались стены и гнулись чугунные решётки на окнах. А потом мир содрогнулся и завопил от хлынувшей в сторону Джил чужой боли, когда Бен снова опустился рядом. И когда его холодный лоб уткнулся в её ободранные коленки, Джил крепче вцепилась в равнодушные ступени, в последний момент остановив себя. Видит бог, ей так хотелось запустить пальцы в эти спутанные чёрные пряди, перебрать каждую, утонуть в лакричном запахе, прижаться губами к макушке и никуда не отпускать. Но она не могла. Джил была слабой, загнанной, грязной и попросту отвратительна сама себе. А потому она лишь вздохнула.

– Всё когда-нибудь заканчивается, Бен. Закончилось и это, – едва различимо произнесла она, но Рид услышал. Он оторвался от её колен, всё ещё глядя куда-то в пол, а потом поджал губы.

– Я знаю, что мне пока нечего тебе предложить, кроме ещё одного обещания, – медленно произнёс он и прижался губами к ссадине, прикрыв глаза, когда по её телу пробежала дрожь отвращения. Однако затем он выпрямился и посмотрел на Джил в упор. – Но ведь дело не в этом. Так, мартышка? Не в Алише, не в карьере и даже… не в твоём муже. Ты не смотришь мне в глаза, постоянно отводишь взгляд, отворачиваешься. У тебя опять судороги, навязчивые идеи, психозы…

– Помни о частной жизни, Рид. Иначе о ней уже забуду я, – испуганно прошипела Джиллиан и зажмурилась.

Но Бен не оставил ей ни единого шанса. Он сделал последнее, что ещё мог – отдал тот самый приказ, ослушаться которого было невозможно.

– Джил… посмотри на меня. – Она вздрогнула и отвернулась. – Посмотри!

И Джил не выдержала. С полной обречённостью она повернулась к Бену, и больше можно было не продолжать этот бессмысленный разговор. Он прекрасно знал этот взгляд, изучил до лютой ненависти расширенные зрачки, в которых уже плескалось безумие. Хмыкнув, Бен покачал головой и поднялся.

– Я не знаю, как давно ты это сделала, почему и зачем, – произнёс он, и Джил поёжилась. – Мне неважно. Это действительно был только твой выбор. Но я хочу напомнить одну вещь – ты всё ещё ведёшь мою кампанию. А значит, изволь вернуться на рабочее место.

– Меня нанял Клейн, а не Бенджамин Рид.

– У нас была договорённость, выполняй. – Бен упрямо наклонил вперёд голову, впервые подавляя всем сразу: размерами, личностью, твёрдостью тона.

– Нет. Суд запретил…

– Выполняй! – неожиданно заорал он, и маска спокойствия треснула. Разлетелась вдребезги, обнажив дикую ярость и отчаяние, с которым Бен цеплялся за последнюю надежду.

Он думал, что сможет исправить – починить сломанное, собрать осколки и попробовать склеить из них новую жизнь. Бред! Глупая утопия мыслей. Фатальное заблуждение. Но ему было страшно оставлять её здесь, один на один с собственным страхом, наркотиком и безумием случившегося. Однако Рид тоже был заложником собственной жизни, на кону стояла карьера и будущее, между которыми он разрывался прямо сейчас. Его место в Чикаго, а вовсе не здесь. Да, Бен прилетел. Ради неё. Но это ничего не меняет.

Однако, когда Джил уже открыла рот, чтобы повторить свой ответ, она вдруг остановилась и разом проглотила все рвущиеся наружу слова. Потому что взгляд Бена бил прямо в душу. Он был больной, тёмный и обречённый. Он кричал Джил о том, что прямо сейчас Бен уничтожен так же, как и она, размазан кровью по стенам, распорот собственным прошлым, потому что его бумеранг вышел слишком жестоким. Потому что насилие вернулось насилием. И поняв это, Джиллиан облизнула пересохшие губы, а затем прошептала вовсе не то, что собиралась. Да, у неё было решение. Но, боже, о чём она говорит. Это же Бен… Бен!

– Я приеду. Когда получу развод.

Однако, кажется, он сам не ожидал услышать нечто подобное. И, замерев словно в неверии, Бен судорожно выдохнул, а затем порывисто наклонился и на долгие несколько секунд прижался губами к её покрытому испариной лбу. В растрёпанных волосах утонули нежные пальцы, и Джиллиан знала, что этот его торопливый шёпот останется с ней навсегда.

– Ты пообещала! Слышишь? Помни об этом! Ты обещала… А я буду ждать. Только вернись…

А потом Бен ушёл. Вежливо попрощался с попытавшейся что-то ему сказать Ван Берг, почесал за ушком Буша-старшего и аккуратно прикрыл за собой входную дверь. Но Джил ещё долго сидела на лестнице и смотрела на свои дрожавшие руки. Она его недостойна…

Несмотря на данное Бену обещание, Джил не спешила его выполнять. Часы превращались в дни, дни слагались в недели, а те плавно перетекли в целый месяц бездействия. К концу июля Джил по-прежнему жила в гостевой комнате Ван Бергов, в ожидании всего и ничего. У неё не было каких-то стремлений, она не строила грандиозные планы, а просто существовала. В новой реальности, с новыми проблемами и старыми решениями.

Каждое утро, с той самый встречи, она поднималась с мыслью выкинуть прочь чёртовы стимуляторы. Но ближе к вечеру, сидя в компании двух папильонов, Джил с тревогой ждала, когда придётся отправиться спать. Каждая ночь в этом доме превращалась в кошмар. Дикие сны пробирались в переутомлённый мозг, где вызывали обострённый травмами бред и галлюцинации. Под звон осколков Джил снились высотки Чикаго, что тонули в вышедшем из берегов Мичигане, белые стены с тёмными вмятинами, впившиеся в тело руки.

Она не кричала, хотя было до немоты страшно. Джиллиан лишь открывала глаза, судорожно вглядывалась в свет фонарей за окном и долго-долго боялась пошевелиться, стискивая в руках пахнувшее розами одеяло. Чувство бессилия выматывало. Но там, где другая наверняка бы сломалась, Джил сползала с кровати и кралась в ванную, где, замерев около зеркала, целую вечность смотрела в своё отражение. Секунда за секундой она разглядывала появившиеся морщинки и нездоровую бледность, зажившие ссадины и уставший, измученный взгляд. А потом, коротко всхлипнув, под горой обычного мусора, судорожно искала выкинутую пару часов назад упаковку и глотала почти предельную дозу.

Амфетамин справлялся отлично. Он рождал в больной голове ощущение контроля над эмоциями, и хоть Джиллиан знала, что всё это ложь, но сопротивляться уже не могла. Она понимала, что проиграла. С каждым прожитым днём, с каждой выпитой капсулой Джил уходила всё дальше без шанса вернуться. Её ничего не интересовало, она ничего не хотела. И, просыпаясь ночью от очередного кошмара, Джил ощущала, как постепенно искажается память, вытесняя воспоминания. Со временем она даже сумела найти объяснение каждому слову или действию Джеймса. Её травмированный мозг пришёл к выводу, что Джиллиан во всём виновата сама. И хотя Миссис Ван Берг пыталась настоять на врачах, Джил игнорировала дружеские замечания.

Она не рассказывала о том, что случилось. Однако, когда спустя несколько дней Грегори Ван Берг любезно заехал в её покинутый дом, он привёз оттуда не только вещи и жёлтый конверт с бумагами на развод, но ещё и хмурый злой взгляд. Стало понятно, что если до этого он только догадывался о причине, то теперь его сомнения оказались развеяны. Однако Ван Берг ничего не сказал. Лишь проинформировал Джил, что поедет с ней в суд в качестве личного адвоката, и положил поверх присланных из Чикаго отчётов свежий номер «Politico». Это значило, что возражения не принимаются.

Такова была новая реальность, в которой Джиллиан пыталась работать. Это вообще было единственным, что хоть как-то спасало. Зарывшись в бесконечные статистики, углубившись в часовые переговоры с обнаглевшими репортёрами, она нащупывала под ногами иллюзию стабильности. Это помогало хоть как-нибудь обмануться и сделать вид, что ничего не произошло. Что мир не сломался окончательно пополам, разделившись на страшное «было» и пустое «будет».

Первое и единственное заседание по бракоразводному процессу было назначено на двадцать девятое июля. И если Джиллиан удивилась, с какой скоростью будет решён вопрос, то виду не подала. Грегори Ван Берг недвусмысленно намекнул, что «не готов тратить часы на словоблудие каких-то чинуш», и надавил на все рычаги. Так что в назначенный день они появились в душном коридоре перед залом заседаний с полным комплектом документов в руках. Здесь было людно, и Джил едва подавила желание соскрести с себя кожу. Она стиснула в руке флакон с антисептиком, уселась на краешек стула и демонстративно скрестила обутые в неизменные шпильки ноги.

Впервые за долгое время Джил собиралась так тщательно. Она старательно замуровывала себя в броню наиболее делового костюма и строгого макияжа, рисовала тёмные губы и замазывала ещё видневшиеся синяки. Её не покидало ощущение, что от этих действий веяло сумасшествием, но Джиллиан с радостью в него пряталась.

– Мне давно следовало поблагодарить вас, мистер Ван Берг, – тихо произнесла она, пока сама осторожно оглядывалась в поисках Джеймса, но, не заметив знакомой долговязой фигуры, нахмурилась. На самом деле, Джил не хотела его видеть. Из всех людей на земле именно Джим стал олицетворением всех возможных ошибок, что она совершила.

– За что же? – откликнулся тем временем Ван Берг и перелистнул страницу недочитанной с утра газеты. Он вообще был удивительно невозмутим, словно сопровождать чужих жён на их бракоразводные процессы, самое обычное дело.

– За молчание и понимание.

– Верные решения рождаются в тишине, Джиллиан. А вам надо было о многом подумать. Я не знаю, какие вы сделали выводы и что решили, однако очень прошу понять одну мысль… Никогда не связывайте любовь и страдания. Это ошибочный путь. Ибо кто из нас знает, когда душевные муки переходят в уголовное дело?

– Когда треснули рёбра?

– Нет, дорогая. Когда кому-то вдруг начинает казаться, что мир несправедлив. Он, конечно, совсем не обязан соответствовать ничьим ожиданиям. Но именно в этот момент мы вдруг решаем изменить его под себя. И начинаем с тех, кто ближе всего. – Ван Берг поправил загнувшийся уголок газеты и откашлялся. – Поэтому вам не за что меня благодарить. Я всего лишь обычный слабый человек, который тоже хочет немного всё изменить. Просто методы каждый выбирает сам…

Грегори вздохнул, снова раскрыл газету, однако неожиданно хмыкнул и хитро протянул:

– Кстати, слышали? Выходит продолжение про миног-убийц. Восхитительная новость! – Джил усмехнулась и отрицательно покачала головой. А углубившийся в чтение новостей Ван Берг неразборчиво добавил: – А ещё что-то про акул… Отличный будет год.

Джиллиан ничего не ответила.

Развод прошёл удивительно тихо. Джеймс О’Конноли его проигнорировал, и вместо уже бывшего мужа на заседание явился молодой адвокат, который старательно заикался под взглядом сурового Ван Берга. Коротко брошенное слово «трус» вызвало в ответ вялую бурю негатива и попытки оправдаться сложной жизненной ситуацией. На это Джил лишь насмешливо подняла рыжую бровь. Право слово, раскаиваться в собственных действиях всегда неприятно, но это не повод бежать от ответственности. Однако уже на выходе из кабинета судьи, она машинально бросила взгляд на сложенную в руках Грегори газету и выхватила странный заголовок:

«Скандал в Пентагоне: кто ответственен за массовый расстрел жителей в Йемене?»

Джиллиан на секунду застыла, а потом равнодушно закрыла за собой дверь, прижав к груди документы. Уже наплевать…

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Ноябрь

4 и 3 день до президентских выборов

Для Джил, которая была одета в одни лишь рубашку и джинсы, в машине скорой помощи было чертовски холодно. Но она так торопилась, что, как была босиком, заскочила следом за погромыхивающей каталкой с лежавшей на ней маленькой девочкой и проигнорировала вопросы парамедиков о своём состоянии.

Их вытащили из коридора спустя полтора часа, когда едкий дым от догорающей крыши уже вовсю заполнил узкий проход и примыкавшие к нему кабинеты. Стараясь держаться за источник хоть какого-нибудь свежего воздуха, Джиллиан переползала всё ближе к краю, пока не очутилась у зиявшей проёмом стены. Внизу полыхали остатки детской площадки.

Ребёнок на руках приходил в себя медленно. Девочка растерянно хлопала глазами, пока Джил осторожно разминала заледеневшие ноги. Порез на ступне уже не кровоточил, но, вероятнее, это случилось из-за грядущего переохлаждения, нежели из-за вовремя свернувшейся крови. И когда она ощутила под ногами холодные полы отделения неотложной помощи, то лишь пожала плечами и двинулась следом за вновь деловито загромыхавшей каталкой.

Всех пострадавших разместили в ближайшей больнице – так сегодня здесь было людно. Сновали медсёстры, где-то ругались или тихо разговаривали между собой родственники пострадавших. То и дело слышались детский плач и лязг каталок, писк аппаратуры и рутинные разговоры коллег.

Спасённую девочку звали Сью, и та оказалась на редкость смышлёной молодой леди. Только очутившись в больнице, она немного шепеляво проинформировала Джил, что надо позвонить её маме. Передних зубов пока катастрофически недоставало, но хладнокровия и сообразительности у этой пигалицы хватило бы на целый Сенат.

– Мама напишет про это статью, – рассудительно произнесла Сью, вложив в слова всю накопленную за восемь лет серьёзность. – Это вопиющее событие, которое просто обязано быть освещено для простых граждан страны.

Джиллиан удивлённо моргнула и машинально погладила поморщившегося ребёнка, которому как раз ставили катетер для капельницы. Сломанная нога, вывих плеча и сильный ушиб головы. Учитывая то, где находилось рабочее место Сью, та отделалась лишь лёгким испугом. Однако набор слов и правильность формулировки заставили Джил задуматься и аккуратно спросить:

– А… где работает твоя мама?

– «The Hill», – серьёзно откликнулась Сью, скривила от боли грязное личико, где светлели высохшие дорожки слёз, а затем процитировала: – Честно обозревает деятельность жуликов и простофиль, что имеют наглость называть себя правительством.

Джиллиан прикрыла глаза и мысленно застонала, попытавшись понять, за какие такие грехи всё пошло наперекосяк. Чёрт побери, это же надо было так вляпаться? Спасти не обычного малыша, а дочь одного из работников самой циничной газеты. Того самого издания, где с удовольствием и без разбора перемывали кости каждому, кому не повезло попасть под прицел их остро заточенных перьев. О господи…

Никогда раньше она не причисляла себя к альтруистам, что неслись спасать всех юродивых. Это всегда была позиция Бена. Но Джиллиан уже видела скандальные заголовки и своё лицо на передовицах: «Главная стерва Холма взрывает школы ради пиара!» Захотелось очень крепко выругаться, но она сдержалась. От прошлого не сбежать, как бы ни хотелось. Так что, если раньше у мужа не хватало причин для развода, то сегодняшняя эскапада вполне для этого подходила. Чаша его терпения велика, но не безгранична. А потому, длинно выдохнув, Джил изобразила улыбку и отвернулась. Увы, но «дерь» случается…

– Ясно, – наконец произнесла она, а сама понадеялась убраться до того, как сюда нагрянут полчища журналистов. Однако и бросить ребёнка Джил не могла.

Выглянув из-за стандартных жалюзи, что разделяли между собой койки, она быстро определила, как обстоят дела у остальных её подопечных. Спасённые из того класса дети тоже были здесь. Некоторых из них забрали домой, оставшиеся же собрались в небольшую кучку и теперь перешёптывались, то и дело бросая в её сторону странные взгляды.

– Джил? – с тревогой окликнула Сью, и она обернулась.

Из-за большого числа пострадавших персонала отчаянно не хватало и приходилось подолгу ждать своей очереди. Но когда та доходила, всё случалось почти одновременно. Словно стайка райских пташек, сёстры налетали на пациента и окружали плотной стеной из пёстрых костюмов с мультяшными персонажами. Через пару минут они рассыпались в стороны, но бедняга уже был увешан капельницами и датчиками. Вот сейчас, к примеру, каталку Сью собирались куда-то везти три врача, которых Джил окрестила: Скрудж Макдак, Винни-пух и Дамбо. Различать работников больницы по костюмам оказалось проще, чем запоминать бесчисленные имена.

– Мы забираем её на рентген, – проговорил Дамбо, который даже внешне походил на слонёнка, едва не повесив на плечи свои большие уши. Его мочки мило просвечивали на фоне ярких больничных ламп.

– Я могу пойти с ней? – поинтересовалась Джиллиан, стоило ей поймать испуганный взгляд Сью. Дети всегда оставались детьми независимо от того, сколько умных словечек они уже успели подцепить от своих взрослых.

– Боюсь, нет, мэм. Вы не родственник и даже не законный представитель. Ваше нахождение здесь уже прецедент. – Скрудж Макдак виновато улыбнулась и внимательно оглядела весьма грязную Джиллиан. Без обуви, в испачканной пылью и осевшей сажей одежде, вторая леди страны наверняка смотрелась довольно жалко. – Вам тоже нужна помощь.

– Свою прививку от столбняка я уже получила, – отмахнулась Джиллиан и взяла за руку потянувшуюся к ней Сью. Но Скрудж отрицательно покачала головой. Ясно… Наклонившись к пахнувшим гарью и жжёной резиной волосам, Джил мягко провела по голове девочки, убрала лезшие в глаза прядки и ласково прошептала: – Мне туда нельзя, но я буду ждать тебя здесь. Хорошо? Там будет лишь немножко страшно и совсем не больно. А когда ты вернёшься, скорее всего, уже приедет твоя мама…

Она собиралась сказать что-то ещё, но в этот момент в кармане настойчиво завибрировал телефон, а каталка дрогнула и отправилась в путь по бесшумным коридорам больницы. Выудив трепещущее от новостей устройство, Джиллиан с удивлением посмотрела на высветившееся имя. И лишь в глубине души мелькнула та самая разъедающая досада, что оно оказалось не тем.

– Ты потеряла всякую осторожность, Энн? – с лёгкой улыбкой спросила она, огляделась по сторонам и прислонилась плечом к светлой стене. – Я всё ещё фигура нон грата в вашей конторе.

– Пока ты не провернула очередную авантюру всегалактического масштаба, единолично возглавив Сенат, у Бюро нет к тебе претензий, – последовал ехидный ответ, но следующие слова вышли на удивление серьёзными. – Я звоню, потому что считаю – тебе нужно знать.

Джиллиан нахмурилась и опустилась прямо на пол за неимением здесь хоть каких-нибудь стульев. Мимо простучала колёсами тележка с лекарствами и просеменила вереница чьих-то родственников, со стороны центрального входа донёсся многоголосый гомон. Джил вздохнула.

– Не уверена, что переживу очередные вести. В последнее время их то слишком мало, то слишком много. Будто я живу в чумной карусели.

– Тогда готовь траурный костюм, – зло хохотнула Энн. В трубке послышались помехи и стук каблуков, а затем Кроули едва слышно произнесла: – Три дня назад в своей квартире был найден Джеймс О’Конноли и его разнесённая в клочья башка. Должна сказать, пуля в рот не красит людей.

– Господи…

Реальность съехала влево, чуть задержалась и вернулась, устойчиво встав с ног на голову. Что?.. Перед глазами неожиданно возникло лицо Джима в их последнюю встречу – уставшее, болезненно-бледное. Джил нахмурилась. Она понятия не имела, что чувствовала. Облегчение? Испуг? Жалость? Злорадство? Эмоций было слишком уж много. Они истерически наталкивались друг на друга, играя одновременно в чехарду и догонялки.

– Мы провели там два дня и изъяли много бумажек, которые сейчас у меня…

– Энн… – хрипло пробормотала Джил, боясь поверить.

Господи, пожалуйста! Она никогда ни о чём не просила, ни на кого не надеялась, но, пожалуйста… Пожалуйста! Пусть её надежда не окажется глупой!

– Да?

– Среди бумаг был… плотный жёлтый конверт? Из тех, что обычно используются для документов.

– Нет. – Мир вздрогнул и рассыпался на осколки. Что же, это и правда было наивно… – Я специально всё обыскала. Никаких конвертов, даже файлы на компьютере будто подчищены – пустые папки и дыры в архивах. Никакого компромата, кроме рабочей макулатуры. Прости…

Джиллиан прикрыла глаза, борясь с разом навалившейся правдой. Всё. Вот теперь точно конец. Ну, хотя бы насчёт снимков Джим не обманул и действительно их уничтожил. Но тут вселенная решила сделать прощальный подарок, когда, тихо откашлявшись, Энн решила договорить:

– Не знаю, обрадует или опечалит эта новость, но я решила, что лучше сказать. Официальная версия следствия – самоубийство. Не всё так очевидно, однако твой бывший муж сам нажал на курок. Похороны…

– Мне плевать на почести для этой твари, – прорычала Джиллиан и со всей силы врезалась затылком в твёрдую стену.

Первая оформленная эмоция всё же нашла путь, вырвавшись на свободу из целой ямы отчаяния. Из глаз брызнули злые слёзы усталости и скопившегося нервного напряжения, пока Джиллиан судорожно пыталась взять себя в руки. Одно было ясно точно – ей плевать на О’Конноли. Ни в одном уголке своей чёрствой души Джил не находила прощения для бывшего мужа. Ничего. Ни капли сожаления, ни грана жалости. Пусть горит в аду! Гниёт в поганом мешке на дне канавы. Однако вслух она лишь спокойно произнесла:

– Спасибо, что сказала.

Джил сбросила вызов, и в этот же момент огромные двери приёмного отделения распахнулись. Створки плавно отъехали в стороны и впустили в себя небольшую группу людей, чьи неуместные в этих стенах деловые костюмы темнели посреди коридора. Переговариваясь, они дружно ступили в больничный холл, а впереди шёл…

Бен был удивительно тороплив. Поджатые губы, чуть прищуренный взгляд, которым он быстро скользил по койкам и пациентам, выдавали поспешность. И хотя поступь его казалась спокойной, движения Рида были излишне резки. Он двигался вдоль коридора, приветствуя привычно потянувшихся к нему людей, задавал вопросы, слушал ответы, но Джиллиан чувствовала скованную протоколом нервную лихорадочность. В быстрых рукопожатиях и немного формальных улыбках было слишком много нетерпеливой суеты. Оставив голодных на сенсации журналистов за пределом больницы, Бен словно кого-то искал и стремился поскорее двинуться дальше, но из раза в раз вынужденно останавливался.

Джил вздохнула, неловко поднялась с пола и малодушно помечтала спрятаться от слишком любопытных глаз шедших за мужем чиновников. Однако стоило ей пошевелиться, как по гулкому коридору пролетел радостный вопль. От него, кажется, задребезжали шкафы и бутылки с лекарствами, вынудив всех повернуться к источнику звука.

– Эй, мэм!

Огромный темнокожий пожарный, успевший избавиться от части громоздкого обмундирования, так поспешно пробирался к Джиллиан, что невольно оттолкнул не ожидавшего такой наглости низкорослого мэра. На тёмном пыльном лице его светилась неожиданно счастливая ухмылка, а в покрытой зажившими ожогами ручище он аккуратно сжимал пару аккуратных женских туфель на тонких хрупких каблуках. И видит бог, если бы Джил могла провалиться сквозь землю, то обязательно это сделала. Тем временем верзила нёсся к ней, размахивая в воздухе подобием трофея.

– Мл… Кхм… Я тут эта… искал вас. Негоже разгуливать в ноябре босиком, миссис Рид.

И при звуке её имени Бен обернулся. Резко и стремительно вскинул голову, впившись взглядом в её лицо. Но с такого расстояния было непонятно, испуган он или в бешенстве, хочет убить прямо сейчас или ему настолько уже всё равно, что даже непонятно, зачем вообще смотреть в её сторону. Рвано улыбнувшись, Джиллиан прикрыла глаза. Боже, не жена, а сто часов позора. Но тут большая фигура пожарного загородила Джил от остальных, и в руки легли злополучные туфли, которые она машинально тут же надела. Ногу ожидаемо прострелило болью.

– Спасибо, – пробормотала она, хотя даже не знала, за что именно благодарит. За обувь или возможность спрятаться от любопытных глаз. О, можно не сомневаться, после сегодняшних новостей миссис Рид станет предметом для пересудов. И прямо накануне выборов. Чёрт!

– Это я должен вас благодарить, мэм, – немного смущённо отозвался новый приятель, почёсывая кудрявую голову. – Ваш поступок был…

– Глупым, – закончила за него Джиллиан, оглянувшись на шум новой каталки.

– Мля, это уж точно! – разразился грохочущим смехом пожарный и закатил глаза, когда заметил скептически поднятую бровь. – Ладно, эм, хорошо. Реально дурацким. Вы могли пострадать, мэм, а мне пришлось бы отвечать перед… э-э-э…

Парень тревожно посмотрел назад, и ошарашенная Джил увидела удалявшуюся спину мужа. Вот так, просто! Совершенно спокойно и не оглядываясь он уходил, даже не попытавшись сделать вид, что узнал.

«Риду плевать на тебя. Ему нужен только Овальный кабинет!» – неожиданно всплыл в голове голос из потустороннего мира.

И это оказалось больно. Унизительно. И стоило только высокой фигуре Бена скрыться за очередными жалюзи, как глаза защипало, в груди что-то со стоном сжалось, а потом… А потом Джил отвернулась сама. Удивительная апатия навалилась так резко, словно из тела разом вытянули силы и бросили подыхать. Воздуха отчаянно не хватало, но она нашла в себе каплю достоинства вежливо улыбнуться пожарному и механически двинулась за проехавшей мимо каталкой и Сью. Однако в палате уже ждала мать, и Джиллиан предпочла поскорее убраться, не желая ни слушать, ни отвечать на вопросы. Здесь она была уже не нужна. Вообще никому не нужна.

Джил старалась как можно тише стучать каблуками, дабы не привлекать внимания. Хватит. Навыступалась на годы вперёд, в который раз доказав свою несостоятельность ни как жены, ни как просто здравомыслящего человека. Какого ещё она ждала отношения? Предательница… Но, чёрт возьми, и Бен не святой! Джил готова была простить ему всё: измену, другую женщину… Господи! Даже других детей. Но она имела право объясниться, а Бен не дал даже этого. Просто забыл об их с Эми существовании, вот так разом перечеркнув целый мир. Как, чёрт побери, он мог?!

В ярости толкнув входные двери, Джиллиан вывалилась под лучи бледного солнца и едва не застонала. Уши наполнили щелчки фотокамер, а обтянутые поролоном микрофоны ткнулись чуть ли не в рот. Журналисты, разумеется, ждали комментариев вице-президента, но появление его скандальной жены оказалось подарком небес.

– Миссис Рид, как вы попали в школу?

– Скажите, это был теракт?

– Как глава предвыборной кампании прокомментируйте, что думает по поводу произошедшего вице-президент? Будут ли предприняты какие-то ответные действия?

– Это правда, что вы спасли детей?

Вопросы сыпались со всех сторон, пока, прикрыв глаза ладонью, Джиллиан молча пробиралась через осаждавшую её толпу. Неожиданно море протянутых рук расступилось, и перед ней возникла охрана, что настойчиво подтолкнула в сторону знакомой машины. Приказ убираться отсюда читался отчётливо.

Остаток дня прошёл в бездарном шатании, пока Эми сводила с ума персонал, Баррета и даже Эмилию Ван Берг. Но к вечеру несносный ребёнок всё-таки выдохся и провёл целый час на коленях задумчивой матери. Потом они долго лежали вместе и смотрели на стены, где танцевали блики от ночника. Эми не задавала вопросов, её умная девочка пыталась разобраться в собственных чувствах.

Ближе к полуночи Джиллиан осторожно перевернулась набок, провела пальцами по волосам давно спящей дочери и прижалась губами к тёплой макушке. Эми пахла лакрицей. Наевшись днём десятком конфет, которые коварно скормил счастливому ребёнку недовольный Элвин, она счастливо отказалась от ужина и теперь источала сладкий аромат. Такой знакомый, будивший самые лучшие из воспоминаний. Её карамельная девочка. Прижав дочь покрепче, Джиллиан рвано вздохнула и прислушалась к потрескивающей тишине дома. Бен не приехал. Она знала, что он с другими, понимала всю сложность ситуации и необходимость каких-нибудь срочных решений. Но… Боже, он нужен ей. Прямо сейчас, рядом с их ребёнком, чтобы ощутить хотя бы иллюзию защиты.

Конечно, Джил было страшно. Испуг навалился внезапно, когда затихла без конца ворочающаяся Эми, и в детской стало удивительно тихо. А что, если бы она не вернулась? Что, если бы рухнула какая-нибудь очередная стена? Что было бы тогда? Нет, Джил ни на миг не жалела о сделанном. Её поступок казался продиктованным чем-то настолько глубоким и основательным, против чего не работали доводы разума. Однако мысли насаживались точно бабочки на булавки заядлого энтомолога. Что было бы, если…

– Прости, милая, – прошептала Джил, а потом закрыла глаза и ещё крепче прижала спящую дочь. Та сонно заворочалась. – Я так тебя люблю. И папа тебя любит…

Она снова принялась гладить кудрявые волосы и тёплые руки, словно хотела успокоить себя этим движением. И Джиллиан не знала, в какой момент всё же заснула. Помнила, что собиралась вот-вот встать и уйти, однако не смогла отпустить худеньких плеч. И очнулась она не от шума или напрочь затёкшей руки, а от неясного ощущения.

Перевернувшись на спину, Джил вгляделась в сочившийся сквозь шторы утренний полумрак и попыталась понять, что же не так. Эми, разумеется, давно отползла на край кровати и даже во сне наслаждалась своим одиночеством. А Джиллиан всё ловила ускользавшее чувство. Знакомое, но такое далёкое, оно прорывалось из глубин памяти. Будто чего-то не хватало. Или что-то было где-то совсем рядом, а теперь исчезло. Нахмурившись, Джил свесила ноги с кровати, медленно встала и вот тогда наконец поняла.

В мозг немедленно впился знакомый аромат. Это был лишь след, флёр… мимолётный отзвук, который никто бы и не заметил, но только не Джиллиан. Она узнает его и на смертном одре… даже если сойдёт с ума. И прямо сейчас она с жадностью вдыхала запах остывшего сигаретного дыма, пока безуспешно старалась унять неистово заколотившееся сердце. Бен! Джил распахнула дверь и вбежала в пустую комнату. Бен был здесь. Приезжал! И пусть сейчас спальня пуста, но он точно заходил в детскую. К ним! Так, быть может…

Едва ли не бегом бросившись вниз, Джиллиан привычно пересчитала босыми ногами ступени, что вели к кабинету мужа. Она с грохотом распахнула тяжёлые двери, на мгновение замерла, лихорадочно шаря глазами по комнате, а потом болезненно прикрыла глаза. Пусто… В кабинете Бена царила отвратительная пустота. Казалось, с того вечера, когда она взяла документы, здесь всё осталось по-прежнему. Только на рабочем столе аккуратной стопкой лежали листы.

Медленно пройдя внутрь кабинета, Джил вдруг с какой-то отчаянной ясностью поняла, что терять больше нечего. Коротко выдохнув, она посмотрела на нацарапанные острым, немного смазанным почерком короткую строчку:

Больше не было ничего: ни дат, ни уточнений, ни хоть каких-нибудь комментариев. Словно это была нацарапанная впопыхах записка. Но кому? Не самому же себе. Что за чушь?! Взгляд невольно метнулся к часам, которые показывали пятнадцать минут десятого, а в следующий миг сердце Джил снова истерично забилось. Подбежав к стоявшему в одной из ниш телевизору, она принялась лихорадочно переключать каналы, чувствуя, как немеют от волнения руки. Наконец, Джил замерла с пультом в руках, а потом медленно опустилась на пол не в силах поверить в то, что услышала.

– …Это расследование должно поставить точку в деле о нелегальном обороте наркотиков, которому потворствовал ряд высокопоставленных чиновников. Мы выяснили, что в эту сеть были вовлечены несколько сенаторов из тех групп, что курировали данный вопрос в Конгрессе.

Несмотря на вольготность позы, Бен был сосредоточен и не сводил глаз с сидевших перед ним ведущих утреннего выпуска новостей. Тёмно-синий костюм, свежая рубашка… Только тяжёлый взгляд выдавал бессонные ночи и полные напряжения дни, а ещё, наверное, чуть более хриплый, чем обычно, голос. Господи, как же она скучала! Джиллиан закусила палец и постаралась сосредоточиться на словах ведущих.

–Это серьёзные обвинения,– тем временем пробормотал один из них, явно не ожидавший таких заявлений прямо с утра.

–Мы собирали информацию в течение пяти лет. Отслеживали пути наркотрафика и выходили через доверенных лиц на руководителей. Теперь я готов предоставить сто четырнадцать фамилий известных и не очень людей. Всех, кто вовлечён в преступную сеть. Поверьте, некоторые имена вас удивят…

Джил зажала рукой рот, потом для надёжности зажмурилась и досчитала до десяти. Этого не могло быть! Попросту невозможно! Она ведь точно знала, что у Бена оставалось всего лишь сорок имён. Остальные покоились на дне сейфа Сандерса. Но… Чёрт побери! Как? КАК?!

«Риду плевать на тебя. Ему нужен только Овальный кабинет!»

Неужели Джеймс был прав? Но… как? Как Бен собирался доказывать свою правоту, если его жена забрала все до единого козыри?

–Я так понимаю, вы можете озвучить, кто замешан в этом скандале, господин Вице-президент? Извините, но это немного шокирующие новости для субботнего утра.

–Через четыре дня я предоставлю Конгрессу полный список имён и документов, – кивнул Рид и взглянул прямо в камеру. А Джиллиан показалось, что он смотрел на неё. Что каким-то неведомым образом прошил насквозь расстояния, мили и электромагнитные частоты. Господи, как? Как это возможно?

–Все сто четырнадцать? – озадаченно спросил ведущий.

–Разумеется. – Бен холодно улыбнулся. –Все.

6 лет назад

Вашингтон, округ Колумбия

Август

Джиллиан сбросила очередной вызов и снова склонилась над аналитикой, пытаясь вникнуть в коварные цифры. Однако те немедленно бросились прочь, когда телефон опять издал настойчивое стрекотание. Вот уже в пятый раз за день (и бог знает сколько уже за неделю) тот отчаянно скакал по столу в попытке сообщить нечто важное. Но когда Джил уже потянулась, чтобы привычно сбросить звонок, телефон замолчал, а она недоумённо моргнула. А в следующий момент на экране вспыхнуло сообщение, которое оказалось столь же лаконичным, как и его автор.

«Ты обещала»

И всё. Никаких пояснений, только след того самого тона. Бен больше не спрашивал, почему Джиллиан ещё в Вашингтоне. Его это уже не интересовало, хотя у неё, конечно же, были причины. Например, продать оставленный в качестве отступных дом, посетить травматолога и даже записаться на приём к психиатру, но так его и не посетить. В общем, дел было много, но отведённое Беном время вышло.

В первые дни он был очень настойчив. Едва узнав о разводе из источников, что наверняка носили имя госсекретаря, Бен нашёл новый номер и позвонил, как только Джиллиан покинула суд. Тогда она впервые ему не ответила, отговорившись для себя тем, что ей нужно время. В её голове крутилась лишь одна мысль – свободна. Но чувство было двояким, потому что если для остальных это значило бы возможность начать всё сначала, то для Джил – волочившийся по пятам уродливый хвост. Она не могла сбежать от своей репутации и приговора, не умела прятаться от кошмаров и воспоминаний. Даже спустя две недели, Джил всё ещё еженощно куталась в плед, сидела в неудобном продавленном кресле и глотала таблетки.

Вернуться в прежнюю жизнь было трудно, впрочем, никогда раньше над ней не висел такой груз вины и ответственности. Он усиливался с каждым новым звонком, на которые, естественно, Джил даже не думала отвечать. Однако Бен всё звонил и звонил. Настойчиво, упорно, утром и вечером, когда, по всей видимости, находился один. Он явно хотел что-то сказать, не доверял своих мыслей даже простым сообщениям, но Джил не хотела с ним разговаривать. Какой, к чёрту, смысл во всех его трепыханиях? Какая, к дьяволу, разница? Ведь у него есть Алиша. Не Джил.

Однако это короткое сообщение заставило насторожиться. А следом, словно почувствовав тревожные мысли, пришло письмо Энн.

«Срочно! Включи новости!»

Джил удивлённо подняла брови и потянулась за пультом от гостиничного телевизора.

Решение перебраться в пригородный отель было спонтанным. Не став слушать Эмилию Ван Берг и не найдя причин для покупки жилья, Джиллиан сняла номер, откуда почти не выходила. Зачем? У неё не было планов и целей, Джил даже не думала, чем займётся после кампании Рида, как будет жить и на что. Ничего такого. Она просто сидела в безликом гостиничном номере, работала и была по-своему счастлива в полном страшных теней одиночестве. И в этом мире собственного самоуничижения было настолько комфортно, что послание Кроули выбило из колеи.

Джиллиан сердито нахмурилась, пока переключала каналы, а потом в недоумении замерла и медленно отложила пульт. Несколько долгих минут она всматривалась в мерцавший экран, прежде чем зарычала, а потом в бешенстве смела со стола все бумаги. Господи, ну какая же дрянь!

Как всегда, идеально выглядевшая Алиша мило улыбалась на камеру, обнажив все двадцать восемь идеально ровных белых зубов. Картинно взмахнув ресницами, отчего Джил передёрнуло, она защебетала и по пути привычно проглотила половину нужных слогов, добавив с десяток лишних.

–Ой, да эт слушилось ещё весной и ста-ало неожиданностью. Пр’дставляиш? Они забрались ношью, я слыхала их шаги…

–Их было несколько, миссис Рид? – с наигранным удивлением спросил один из ведущих.

– Тебе не идёт чикагский акцент, дура, – процедила Джил, но прибавила громкости.

Алиша непринуждённо расположилась в студии полуденного ток-шоу, которое принадлежало самому скандальному каналу Чикаго и всего Среднего Запада. Эфир этого убожества обычно наполняли бесконечные неправдоподобные сводки новостей, бесконечные свары шоу-бизнеса и местных знаменитостей. И вот теперь они добрались до семьи Рид. Алиша картинно поправила гладкие рыжие волосы, а Джиллиан невольно кинула взгляд на своё отражение в зеркале. Там всё было печально… Нахмуренный лоб, поджатые губы, морщинки, что уже собрались в уголках глаз и на лбу. Это не бросалось бы в глаза, говоря, скорее, о взрослости, нежели первых признаках старости, но серая кожа, тусклые волосы и полный застывшей безнадёжности взгляд говорили о многом.

–Я тощна не зна-а-аю, – тем временем протянула напомаженная тварь, и Джил повернулась обратно. –В ту ношь маева мужа не было в доме. Знаете, вся эта предвыборная го-о-онка, бесконешные разъезды и интервью. Кароч, он сказал, шоб не беспокоили и заперся в гара-аже.

–Да-да, это понятно,– торопился ведущий. –Что-нибудь пропало?

–Ох, – Алиша картинно рассмеялась, прикрыв ладошкой рот. –Это ошень стра-а-анно, но нет. Несколько каких-то бумажек и старых фотографий… Знаете, тако ощущенье, будто эт была намеренная право… про… провокация. Ну, типа, создать вокруг нас лишнюю шумиху…

– Да кому ты нужна? – фыркнула Джиллиан и презрительно закатила глаза.

Руки сами потянулись к почти пустой упаковке, откуда на ладонь выпала последняя пара капсул. Джил старалась держаться, оттягивала каждый приём, чем, порой, доводила себя до рвоты, однако чаще просто не замечала, как глотала несколько доз подряд. Ими она скрупулёзно затыкала каждую щель своей жизни, чтобы не думать о том, как быть дальше.

–Как вы думаете, миссис Рид, кто мог пойти на подобное? Кто-то из конкурентов? – сладко улыбнулся один из приглашённых экспертов и даже сел поближе к Алише, которая жеманно опустила глаза. Господи, какого чёрта Бен позволил этой идиотке выйти из дома? –Думаю, все со мной согласятся, что в этот раз борьба за сенаторское кресло неожиданно превратилась из рядового события в поистине помпейские страсти!

–Не! Не думаю, шо эт’ происки конкуре-ентов. Я всегда говорила Бену, шо его пали… полти… политтехнолог использует нешестные методы, и рано или поздно…

Джил вскинула голову и в бешенстве уставилась на смущённо улыбавшееся личико. Что… Что?! Да как она посмела!

–Вы намекаете, это было подставное ограбление? И за этим стоит Джиллиан О’Конноли? – Кажется, даже прожжённый циник-ведущий не ожидал подобного. –Подождите… О’Конноли слишком известный лоббист, чтобы так подставиться. Это очень серьёзные обвинения.

–Я не г’рю, шо эт была именно она. Но, ушитывая недавный суд. Вы ж тожа слышали обвинения: обман, угрозы, шантаж…

Алиша многозначительно подняла брови, и в этот момент Джиллиан поняла, что впервые готова убить. Выколоть глаза, выдернуть поганый язык этой дуры, а потом повесить её тушу на шпиль Конгресса вместо звёздно-полосатого флага. В назидание глупым мужьям и их жёнам! В общем, Джиллиан затрясло так сильно, что она даже не сразу смогла набрать в телефоне правильный номер. Но, наконец, Джил услышала короткий писк, а следом взволнованный голос Энн:

– Только не ори! – предупреждающе прошипела Кроули. – Мы не знали. Клянусь тебе Конституцией! Я даже не представляю, как она договорилась об интервью и, главное, зачем! Видимо, они пришли к ней сами.

–Ignorantia nоn est argumentum8, – холодно отчеканила Джил. – Вы хоть понимаете, что натворили? Дали ядерный чемодан самке богомола. Она не только Риду откусит голову, но и взорвёт всех нас.

– Мы не знали! – с нажимом повторила Энн.

– А почему? Почему не знали? Потому что неспособны удержать при себе все фигуры? Решили, что если Сандерс затих, то можно забыть о его существовании? Это он украл документы! Он привёл журналистов и сейчас вгоняет на дно Мичигана всю нашу кампанию…

– Так приезжай и разберись! – не выдержала Кроули, срываясь на злой крик. Она тоже была расстроена. – Хватит сидеть в Вашингтоне и греть свою побитую лоббистскую задницу. У тебя будет на это ещё тридцать лет. Давай! Доведи дело до конца. Приезжай.

Джиллиан на несколько секунд замерла, а затем подняла голову и страшно улыбнулась своему отражению. О да! Она приедет.

– О’Конноли? – тем временем раздался в трубке осторожный призыв Энн, которую отсутствие ответного крика обеспокоило больше, чем любые оскорбления. А Джил зажмурилась. Она ненавидела эту фамилию. – О’Конноли, прости, я не хотела.

– Хотела, но это неважно. – Джил посмотрела в свои полубезумные глаза и медленно произнесла: – Раздобудьте к завтрашнему вечеру их брачный контракт. Пришла пора изучить этот таинственный манускрипт.

– Ты рехнулась, – пробормотала Энн, которая немедленно обо всём догадалась. – Даже не думай!

– Хватит того, что не думали вы, когда допустили это позорище? – отрезала Джиллиан, а потом тихо добавила: – Как он?

Последовала небольшая пауза, шелест поудобнее перехваченного телефона и осторожный вздох:

– В бешенстве. Думала, выкинет Джонаса в окно, когда тот отпустил парочку не особо остроумных комментариев, но обошлось. Сейчас уехал в студию, и помоги этой стерве все демоны ада.

– О каких фотографиях шла речь?

– Не представляю. Но вряд ли о снимках пятиярусного свадебного торта, – хохотнула Энн, однако Джил не поддержала веселья.

– Узнай. И приготовь брачный контракт. Я не шутила, – спокойно проговорила она и сбросила вызов, не дожидаясь ответа.

Пришедший ей в голову план был ужасен и стабильно колебался по шкале «чудовищности» у самого дна. Но дверца закрылась, решётка опущена, мосты сожжены. Остатки живого человека ещё пытались что-то кричать, но Джиллиан не слушала. Охваченная навязчивой мыслью, она видела только конечную цель, которую собиралась непременно добиться. Но не во благо себе, не из каких-то эгоистичных побуждений и даже не ради политической выгоды. Чёрт возьми, она просто хотела, чтобы Бен наконец-то был счастлив. Ну а это станет подарком. От неё. На прощанье.

Частная психиатрическая клиника, где работала Оливия, находилась в живописном уголке Кэрридж-Хилл в часе езды от Капитолия. Для человека с абсолютно чистой медицинской картой Джиллиан бывала здесь слишком часто, а потому старалась держать эти визиты в секрете.

Свернув с пустой трассы на ещё менее людную улицу, Джил остановилась на парковке перед входом в клинику. В этом месте всегда царили далёкие от деловой суеты мир и покой, которые не нарушали даже расположившиеся неподалёку ясли, создававшие приятное звуковое разнообразие наравне с пением птиц и стрекотанием банальных кузнечиков. По крайней мере, именно так показалось Джил, когда, захлопнув дверь машины, она вышла под палящие лучи августовского солнца и с наслаждением вдохнула чистый, лишённый политической копоти воздух.

Наверное, было бы неплохо провести здесь пару недель, как часто просила Оливия. Этим она пыталась успокоить свою нервную совесть, которая вдруг просыпалась после очередных выписанных сестре стимуляторов, но втайне Джил была с ней согласна. Возможно, правда было бы лучше, пройди она курс лечения… А может, и нет. Фыркнув, Джиллиан двинулась в сторону главного входа, чувствуя, как вязнут в липком асфальте тонкие каблуки.

Двухэтажное здание клиники было квадратным и белым, чем наводило на мысли о мягких стенах и унылых беседах в комнатах групповой терапии. Кивнув на стойке информации знакомой медсестре, Джил направилась вглубь коридора, который был украшен рисунками пациентов. Корявые деревья, больше похожие на взрыв или выпотрошенного осьминога, оказались творением восьмилетней Шейл. Абстракция в грязно-оранжевых цветах – шедевр Джона, а вполне неплохой портрет неизвестной девушки – работа некой Лиззи. Возраст не указан. Замерев около него, Джиллиан чуть склонила голову набок и всмотрелась в аккуратные ровные штрихи, что нанесли с нездоровой дотошностью. И эта чёткая последовательность прямых так заинтересовала Джил, что она не заметила, как за спиной стихли шаги, и вздрогнула, услышав голос:

– Синдром Каннера, – проговорила Оливия и, заметив недоумённый взгляд сестры, пояснила: – Детский аутизм. Лиз запоминает внешность любого человека буквально за каких-то десять минут и может по памяти воспроизвести деталь за деталью. Удивительно…

– Пожалуй, – кивнула Джиллиан, не в силах оторваться от поразительной точности каждого штриха и нажима. Такому не научиться. Либо чувствуешь, либо нет.

– Слышала, ты развелась. Давно пора.

Джил кивнула и ничего не ответила. Они простояли ещё несколько минут, разглядывая портрет неизвестной, прежде чем Оливия вздохнула, повернулась и посмотрела сверху вниз. Как всегда, высокая и ни капли не смущающаяся своего роста, в накинутом на плечи белом халате и украшенных героями комиксов обычных кроксах, мисс Лайм отличалась от своей кровной сестры всем. Статью, цветом волос и кожи, голосом, характером и даже формой ногтей, но на дне светло-голубой радужки мерцала та же самая яркая отцовская зелень, что в полной мере унаследовала Джил. Но если люди обычно избегали взгляда миссис О’Конноли, то в глазах Оливии можно было тонуть вечность, ловя собственную терапию искусством от одной только иллюзии моря. Чистого. Прозрачного. Бирюзового. Едва подёрнутого белой пеной волн. И порой такого же безжалостного.

Коротко мотнув головой, Лайм толкнула двери и вошла в просторный светлый кабинет, что был заставлен обычной, но загадочно уютной мебелью. Присев на краешек своего рабочего стола, она спросила:

– Зачем ты здесь? Мы не договаривались о встрече.

Сёстры не были дружны, предпочитая деловое сотрудничество зыбкому болоту невнятных чувств. Оливии было семь, когда отец оставил семью ради матери Джиллиан, а потом и вовсе полюбил искать новые отдушины каждые несколько лет. Но всё же они общались. Каким-то невероятным образом умудрялись держаться за собственное родство. Возможно, просто потому, что больше было не за кого.

– Ты знаешь почему, – спокойно откликнулась Джил и привычно уставилась на завешанную дипломами стену, где знаки отличия перемежались фотографиями маленьких пациентов.

– Катись к дьяволу, – коротко отрезала Оливия и, стремительно оттолкнувшись, подошла к шкафчику, где принялась перебирать какие-то бумаги.

– Доктор Лайм, – с нажимом произнесла Джиллиан и взглянула в висевшее на стене зеркало, поправив деловой пучок. Сложно поверить, но ещё вчера она представляла собой нагромождение спутанных волос, обкусанных губ и восхитительных синяков под глазами. А сегодня макияж спрятал лицо, одежда – тело, а душу – цепи решений, до которых оставался один перелёт до Чикаго.

– Нет. – Оливия с усилием смяла в кулаке какую-то упаковку и зажмурилась. Вздохнув, Джил попробовала другой способ, мягко и нежно протянув:

– Олли…

– Нет.

– Пожалуйста, мне действительно надо…

– Я сказала, нет, Джил, – отчеканила та и круто развернулась, с ненавистью уставившись на сестру.

– Последний раз, и обещаю, что больше не приду.

Оливия громко и не очень воспитанно фыркнула, а потом потёрла лицо руками.

– Врёшь… Как всегда, врёшь, – пробормотала она. – Каждый раз одно и то же, а мы всё обсуждаем и обсуждаем. Тебе нужно лишь пережить синдром отмены и станешь нормальным человеком. Прекрати сажать свою психику! Я больше не пойду на это.

– У меня был перерыв. Два месяца.

– Так почему подсела снова?

– Развод прошёл… не очень гладко, – прикрыв глаза, медленно произнесла Джил и судорожно вздохнула, борясь с накатившей дурнотой. Боже, вспоминать об этом до сих пор было сложно.

Сестра промолчала, бросила взгляд на судорожно переплетённые пальцы, и её красивое тонкое лицо брезгливо скривилось.

– Нет, – наконец произнесла она.

– Пожалуйста…

– Я сказала – нет. Ты не стоишь того, чтобы рисковать ради тебя карьерой.

– У меня нет времени проходить через ломку, – Джил упрямо наклонила голову. – Я… это тяжело.

– Ничего, – Оливия ехидно хмыкнула. – Помучаешься ещё разок, зато, может, станешь умнее и не сведёшь себя в могилу…

– Так, может, я именно этого и хочу! – неожиданно заорала Джиллиан, перебивая. – Сдохнуть и нахрен закончить это дерьмо вместо жизни…

Она осеклась, когда почувствовала, что щёку обожгла дикая боль, и отступила. Похоже, раздавать пощёчины – это семейное. Но, несмотря на иронию происходящего, ожог прикосновения вынудил испуганно посмотреть на взбешённую сестру и лишь чудом не шарахнуться в сторону, захлёбываясь паникой. Однако та отвернулась и сосредоточилась на чьих-то медицинских картах, так что уже не видела ни побледневшего лица, ни разом затрясшихся рук.

– Замолчи! – процедила Оливия. – Хватит мной манипулировать. Ты слишком труслива, чтобы гордо шагнуть в окно, Джил. Всё, на что способна – сыпать пустыми угрозами, но больше я на это не поведусь.

Три пластиковые папки с громким хлопком рухнули на пол, вынудив Лайм выругаться и присесть на корточки, чтобы поднять своевольных беглянок. Джиллиан торопливо опустилась рядом, взяла одну из них и неожиданно прошептала:

– У меня ничего не осталось, Олли. Я теперь никто. Так какая разница, доведу я себя до предела сейчас или сойду с ума лет через пять? – Язык едва ворочался, и потребовались три долгих секунды, чтобы взять себя в руки и сделать глубокий вдох. – Я подпишу что угодно. Любую бумагу. Что вынудила, угрожала, давила на тебя… Но пожалуйста, мне нужно довести до конца последнее дело, а без стимуляторов я не справлюсь. Не сейчас. Обещаю, это в последний раз…

– Ты наркоманка! – прорычала Лайм и с грохотом опустила папки на стол, перестав имитировать подобие деятельности. – А я тебе в этом потворствую. Господи! Отец бы не одобрил…

– Отцу всегда было плевать. Пожалуйста… – быстро бормотала Джиллиан и шагнула вперёд, чтобы заглянуть в глаза сестры. – Мне нужно пережить несколько недель… А потом я приеду к тебе, обещаю! Пройду твои идиотские терапии, выпью все положенные лекарства!

– У меня здесь психиатрическая клиника, а не центр наркологии! – огрызнулась Оливия.

– А для меня ещё есть разница? – скованно улыбнулась Джил и взглянула расширенными зрачками прямо в сердце. Сестра зажмурилась, но тут же обессиленно покачала головой.

– Когда всё закончится, Джил? Когда ты уже исчезнешь из моей жизни? Я устала от тебя, твоих проблем и абсолютно ненормальных решений.

– Скоро, – прошептала она, стыдливо опустив взгляд.

Джиллиан знала, что неуместна и излишне настойчива, понимала – никто, кроме неё, не обязан возиться с головоломками запутавшейся в себе женщины. Но, борясь хотя бы за иллюзорное ощущение контроля над своей жизнью, она была готова на всё.

– Иногда я тебя ненавижу, – после паузы тихо произнесла Оливия и быстро начеркала своим угловатым почерком на бланке с рецептом.

– Только иногда? – хмыкнула Джил, забирая столь вожделенную бумагу. – Я ненавижу себя постоянно.

Освещённое ржавыми закатными лучами серебристое брюхо авиалайнера маячило в окне терминала, и Джил лениво наблюдала, как под ним торопятся машинки обслуживания. Она никуда не спешила. Спокойно забрав из гостиничного номера вещи, Джиллиан отправила их в первый ближайший мусорный бак и приготовилась лететь в Чикаго с пустыми руками, но неподъёмным грузом внутренних метаморфоз. Теперь она сидела в зале ожидания и коротала время до вылета, разбираясь с бумагами. Переложив поудобнее документы, Джил взяла в руки первую папку и задумалась. Нет, она не сомневалась в том, что делает, но…

– Любовь – лучший растворитель для всякого дерьма, – тихо сказала прошлым вечером Ван Берг, пригубив слишком горячий чай. А Джиллиан, услыхав вырвавшееся словечко, подняла удивлённый взгляд. Эмилия тихо фыркнула. – Не смотрите на меня так.

– Просто не ожидала, – пробормотала Джил, а Ван Берг посмотрела в чуть расширенные зрачки и вздохнула.

– Знаете, кого вы мне напоминаете?

– Не имею ни малейшего представления.

– Капризную розу, что отказывается цвести, пока за ней ухаживают. Её накрывают стеклянным колпаком и заботливо огораживают ширмой от ветерка, но в ответ получают лишь пару новых колючек. Однако стоит налететь холодным сквознякам, и вот уже трепещут первые распустившиеся лепестки, а воздух пронизан сладким ароматом. Но что дальше? Цветы опадут, листья завянут, и милой розе придётся ждать, когда вновь придут руки, что накроют колпаком, согреют теплом и укутают от слишком резких ветров.

– Я не хрупкое избалованное тепличное растение, – немного резко отозвалась Джиллиан. – И никогда не была сильна в ботанике.

– Знает ли роза, какое удобрение ей нужно? – философски спросила Ван Берг, разводя руками. – Конечно, нет. Это задача тех самых рук. Но они не будут приходить вечно, если вы будете цвести не для, а вопреки.

– А может, я не хочу, чтобы они приходили, – прошептала Джил и стиснула хрупкий фарфор. – Не хочу стеклянных колпаков, ширм и ведра навоза.

– Тогда вы очень неправильный цветок, – рассмеялась Эмилия и вздохнула. – Но я в это не верю. Джиллиан, мы с вами знакомы уже пять лет. И я знаю этот взгляд фатальной решимости. Он преследует меня с того самого утра, когда вы появились на моём пороге. Никогда до этого моя тактичность не позволяла лезть в ваши дела, хотя, быть может, оно того стоило. Однако в этот раз я хочу предупредить – подумайте дважды, а лучше все десять раз, прежде чем сделаете хоть что-то. Любовь способна на многое, но, боюсь, с грядущим ей не справиться.

Ван Берг чуть напряжённо поджала губы, а потом вдруг заговорила о погоде, дав понять, что на этом тема закрыта. Джил была отправлена обдумывать услышанное, чем она и прозанималась всю бессонную ночь. Даже в дороге до аэропорта она размышляла, что именно могла знать Ван Берг, и о чём в своей неизменно деликатной манере пыталась предупредить. На ум приходили миллион вещей, которые с разной степенью вероятности могли бы стать причиной таких бесед. Но Джиллиан холодела от ужаса при одной лишь мысли, что Эмилия всё поняла. Что та в два счёта разгадала безумный план и теперь отчаянно хотела если не предотвратить неизбежное, то хотя бы предупредить. Но было поздно.

Джиллиан снова посмотрела на блестевший самолёт и с трудом заставила себя вернуться к бумагам. У неё не было ни малейшего представления, каким образом Энн сумела раздобыть копию брачного договора – украла, подкупила или взломала архив адвоката семьи – неважно. Единственное, что интересовало Джил – причины, по которым Алиша так рьяно держалась за Бена. Но чем дальше она вчитывалась, тем сильнее становилось её удивление. Глотнув отвратительный кофе, что продавали в кофейне напротив, и выключив зазвонивший опять телефон, Джиллиан скептически хмыкнула.

На первый взгляд, контракт был до зевоты обычен: не драться за подушки, не воровать дверной коврик и не бить семейный сервиз. Однако дальше шли чудеса. Даже со всем своим накопленным за годы цинизмом Джиллиан назвала бы издевательством выставленные Беном условия. Это было унижение и откровенная месть, за то, что Алиша посмела заиграться в шантаж.

Рид не умел прощать. Он не собирался спускать с рук попытку манипулирования и потому превратил жизнь супруги в кромешный ад. Алиша была, как манекен: «Не говори! Не думай! Не делай!» Она ничем не владела, ничего не решала, не могла даже завести себе попугая без риска оказаться выкинутой за порог без единого цента в кармане. Бен позаботился обо всём, когда лишил жену права голоса и хотя бы ничтожной иллюзии хоть какой-то значимости в его жизни. А ещё он обязал её соблюдать ряд совершенно безумных правил.

Каждый пункт был расписан до мелочей: не более десяти минут в одной комнате, секс два раза в месяц (если, конечно, Бен снизойдёт), никаких адюльтеров с её стороны и беспрекословное выполнение команды «молчать!». Да, Алиша распоряжалась выделенной ей суммой, которая была то ли подачкой, то ли очередным оскорблением, но даже купленный на эти деньги кофе считался собственностью Бена. Так что её настойчивость в попытке сохранить этот оскорбительный брак казалась Джил странной.

Она нахмурилась и покачала головой, скользя взглядом по списку условий, пока не дошла до последнего. И перечитав его три раза, вдруг поняла, что нашла нужный ответ. Наверное, это было смешно, но Джил не улыбнулась. Быть может, во всём была виновата злая ирония жизни, или чья-то невероятная меркантильность, а, скорее, дело в упрямстве Алиши. Видит бог, они с ней и правда похожи.

Итак, вдоволь поглумившись над женой, Бен теперь пожинал плоды собственной жестокости. Всего одно условие! Условие, которое должно было стать последним унижением, а вышло безвыходным тупиком. Он дал жене единоличное право подать на развод, потому что думал, Алиша не выдержит. Верил, что ни один человек не согласится с жизнью комнатной собачонки, а значит, и она приползёт просить пощады. Джиллиан читала его ухмылки меж букв, видела в запятых презрение и отчаянно сжимала виски, понимая, что Бен сам построил себе ловушку. Всё вышло наоборот. Сама того не ведая, Алиша переиграла мужа, и теперь уже он унижался ради свободы. Невероятно, но…

Джил с силой захлопнула папку, чуть помедлила и устало прикрыла глаза.

– Что же ты натворил, милый мой Страшила… – прошептала она, а затем сжала пальцами тонкую переносицу.

Где-то вдалеке занудным электронным голосом объявили посадку на рейс до Чикаго, и Джиллиан поднялась, подхватив вещи. Итак, у неё было два часа, чтобы решить – действительно ли она это сделает. Действительно ли перешагнёт через любую мораль…

Самолёт приземлился в суетливом и перегруженном туристами аэропорту, когда закат уже гас где-то за штатом Айова. Джил никому не говорила о своём возвращении, а потому молча и сосредоточенно прокладывала путь к стоянке такси. В кармане то и дело позвякивала связка ключей, и Джиллиан с замиранием сердца ждала возвращения в квартиру. Ту самую, которую по наивности уже почти считала своей. Наверное, зря, но она никогда не забудет всего, что там было. Слишком личное, слишком болезненное, и одновременно слишком чудесное. Джиллиан не знала, что там найдёт. Быть может, ждущего Бена, который наверняка уже трижды проклял день их первой встречи, или холод заброшенного помещения. А вероятнее – ничего. Но она всё равно с опасением открыла знакомую дверь, тихо прошла в гостиную, где медленно осела на пол. И прошло, наверное, несколько долгих минут, прежде чем Джил подняла руку и потянулась к дивану, но так и не решилась коснуться.

Она не сомневалась, что Бен сделал это нарочно. Со всей своей любовью оставил своеобразное послание, которое Джил не смогла бы ни пропустить и ни проигнорировать, как делала это со звонками и сообщениями. Потому что это было приветствие, молчаливая радость и лишь толика той самой осторожной надежды в виде аккуратно разложенной на диване рубашки. Рядом стояла коробка с ещё тёплыми пончиками. И, почувствовав их аромат, Джил с силой зажала ладонью рот и застонала от ненависти к самой себе.

После этого она лихорадочно стянула костюм, закуталась в рубашку, а потом ещё долго сидела с коробкой пончиков около усыпанного дождевыми каплями окна, за которым тоскливо плескался в темноте Мичиган. Джиллиан вслушивалась в гулявший по городу ветер, поджимала озябшие ноги и думала-думала-думала. Взвешивала каждый дюйм плана, проигрывала варианты и не видела другого пути. Бен обязательно будет счастлив. Найдёт кого-то лучше, светлее, честнее, нежнее. Кого-то, кто сумеет принять правила его любви. Того, кто будет сильнее Джил. А она выжжет себя калёным железом…

На следующий день её появление в офисе Рида вышло фатальным и совершенно непредсказуемым. Джиллиан уверенно вошла в кабинет, метким броском отправила салфетку в ведро, а затем как ни в чём не бывало заняла любимое место рядом с окном. Холодная, отстранённая, в чёрно-белой броне из костюма, с тёмной помадой и скрученными в самый тугой пучок волосами. Джил выстроила вокруг себя неприступную крепость. Её бледное лицо стало ещё бледнее, а кожа истончилась почти до пергамента. И наверное, Джиллиан была похожа на куклу. Манекен с холодным пластмассовым телом. Даже веснушки были скрыты плотным слоем тонального крема.

Она чувствовала на себе взгляды и мысленно скалилась. Её команда могла ни о чём не догадываться, ни о чём не подозревать, но запах стервозности, что ворвался в кабинет вместе с Джил, они уловили мгновенно. Их сука вернулась, но теперь на лицах не было ни радости, ни простого принятия. Одно отвращение. И стало понятно, что почти все немедленно пожелали Джиллиан вернуться обратно в тюрьму, которой та так загадочно избежала. Однако она лишь приподняла в лёгком недоумении левую бровь, поджала губы и медленно повернулась к молчавшей команде. Бедняги, они ещё не знали, что их всех ждёт…

– Что-то не так? – небрежно спросила Джил и с интересом огляделась.

Всегда столь аскетичный и аккуратный кабинет Бена походил на склад типографии. От разбросанных повсюду листовок у Джиллиан зарябило в глазах, а от рулонов с плакатами накатила лёгкая тошнота. Самого Рида здесь не было. Согласно составленному расписанию, он прямо сейчас тешил эго в компании девушек из утреннего телешоу, чем и воспользовалась Джил, чтобы избежать ненужной встречи.

Она скользнула взглядом по притихшим ребятам и уставилась прямо на Энн, которая поправила чуть сползшие очки и вернулась к разложенным на столе снимкам.

– Мы обсуждали последние промофото.

– Решили бросить затею с Сенатом и подать заявку на конкурс мужской красоты?

– Нет…

– А зачем тогда это? – Джиллиан брезгливо подняла одну из листовок и помахала той в воздухе.

– Нам нужно выпустить буклеты, – немедленно вклинился Колин, но Джиллиан не дослушала.

– Выброси их в ведро и больше об этом не заикайся. Публику давно берут разговорами, а не улыбкой фарфоровой куклы и уверенной позой. – Она отвернулась и устало посмотрела в окно, за которым вторые сутки моросил дождь. – Что с рейтингами?

Помедлив немного, Джил не таясь достала пачку со стимуляторами и отсчитала нужную дозу. Зло скривившись в ответ на ошеломлённые взгляды команды, она убрала упаковку обратно в карман, стянула жакет и, повесив тот на спинку одного из кресел, деловито скрестила на груди руки. Вот теперь она готова работать.

– Ну? – нетерпеливо переспросила Джиллиан.

– В полной заднице после того интервью, – со вздохом откликнулся Джонас и цокнул языком.

– Алиша?

– Её не любят… – начала было Энн, но прервалась, когда Эмма невоспитанно фыркнула:

– Скорее уж ненавидят.

– Большая часть населения Чикаго – афроамериканцы, – вздохнул Майк. – Им плевать на проблемы белой богатой женщины, которая чирикает свою меркантильную чушь. Им очень нравится Рид, но…

– Но недовольство есть, и это успешно использует Сандерс, – закончила Джил и повернулась к команде.

Ребята походили на выездную экспозицию музея восковых фигур: напряжённо застывшие позы и тревожное ожидание неминуемого. Забавно. Усевшись на подоконник, Джиллиан улыбнулась, а потом тихо произнесла:

– Вы же понимаете, что Алиша мешает.

– Я ещё ничего не слышал, но мне уже не нравится то, что ты задумала, —пробормотал Джонас. А Энн стянула очки и теперь тщательно протирала линзы, сжав до белизны тонкие губы.

– Найдите мне порноактёра. Загримируйте под нефтяного магната, научите держать нож, вилку и говорить без техасского акцента… Хотя нет. Акцент можно оставить для большей правдоподобности.

– Что?! – ошеломлённо пискнула Эмма, а Майк отрицательно покачал головой.

– Нет. Нет-нет-нет…

Но Джил их не слышала.

– Выдайте герою фото Алиши и пообещайте двойной гонорар, если он затащит её в постель через месяц. Тройной, если быстрее.

– Ты не имеешь прав…

– Брачный договор прост и понятен, – отчеканила Джиллиан. – Её измена – это его единственный шанс на развод. Поэтому я куплю Алише любовника, найму папарацци и выставлю Рида такой жертвой собственной жизни, что заплачет даже сам дьявол. Я соберу лучшее жаркое из всех местных жёлтых газет и создам незабываемый эффект эмоционального взрыва, который всколыхнёт даже самых ленивых. Лучшая любовная драма в прямом эфире для сочувствующих домохозяек, и повод для злорадства у тех, кого бесит Алиша. Все будут счастливы, а мы избавимся от идиотки и заодно поднимем рейтинг. – Джил на секунду замолчала, а потом гаденько усмехнулась. – Драгоценности раздадите благотворительным организациям в качестве моральной компенсации за три года терпения. И подготовьте статью вместе с фотоотчётом для «Чикаго трибюн». Они должны узнать об этом первыми – в назидание.

Она прикрыла глаза и медленно выдохнула. Восхитительно! Почти минута блаженной речи, а её даже никто не остановил. Значит, они тоже думали. Тоже просчитывали.

Повисла мрачная пауза.

– Ты не имеешь никакого права так с ней поступать, – наконец подал голос Майк и ослабил узел отвратительного галстука в малиновый ромб. – Да, Алиша глупая дурочка. Но не заслужила такого позора…

– Она не глупая. Она жадная, – протянула Джиллиан.

– Она сирота. Из глуши, где есть работа либо официанткой, либо шлюхой, либо по совместительству. Своим появлением Рид спас её от полунищенского существования, проституции или чего похуже.

– Разумеется, – пробормотала Джил. – Предварительно хорошенько оттрахав.

– Что?!

– Забудь, – отмахнулась она, а потом одним неуловимым движением оторвалась от уютного подоконника и замерла рядом с инстинктивно шарахнувшимся в сторону Майком. Джиллиан презрительно посмотрела на него сверху вниз, скривила губы в подобии улыбки и спросила: – А с чего вдруг такая забота?

– Это простое человеческое…

– Вошёл в доверие или, может, куда-то ещё? М-м-м… Смотрю, ты хорошо осведомлён о её личной жизни.

– Ты сломаешь Алишу.

– Назови хоть одну причину, почему меня должно это заботить.

– Это реальная жизнь, О’Конноли! Надо иметь хоть какие-то границы!

– А зачем? – с обезоруживающей полубезумной улыбкой спросила она и оскалилась ещё страшнее. – Так что насчёт тебя и миссис Рид? Может, нам даже искать никого не надо?

– Прекрати. Они просто один раз поговорили за кофе. Ты предвзята и неадекватна! – не выдержала Энн и раздражённо швырнула очки на усыпанный листовками стол.

– Неадекватна? – Джиллиан развернулась, упёрлась ладонями в подлокотники кресла, где инстинктивно съёжилась Кроули, и вплотную приблизила лицо к её упрямо поджавшей губы физиономии. Вглядевшись в тёмные глаза, Джил протянула: – А ты докажи. Докажи, милая. И только тогда смей обвинять меня в чём-то.

Энн сглотнула, не в силах оторвать взгляда от гипнотизировавших огромных зрачков, и Джил продолжила:

– Не можешь? Тогда пошла вон.

Резко оттолкнувшись, Джиллиан выпрямилась и вернулась к окну.

– Так нельзя, – подал голос Джонас. – Это незаконно.

Джил визгливо рассмеялась.

– Да неужели? – с оттенком мрачного веселья спросила она. – Скажи мне… Когда ты в прошлом году спонсировал сенаторских шлюх, это было законно? Или когда согласился на взлом переписки пятнадцати конгрессменов.

– Здесь всё иначе! Твоё предложение не просто неприемлемо ни этически, ни юридически. Оно абсурдно!

– Какое восхитительное всеобщее сочувствие. Так пойди и расскажи! – неожиданно заорала Джиллиан, ударив кулаком по стеклу. – Вперёд, Джонас. Давай, расскажи всем, как сука разрушает семьи. А если не можешь… Если тебе не хватает смелости, тогда сиди и трусливо делай свою работу. Вы все. Слабые и ничтожные тараканы, которые ничего не могут сделать сами, потому что вам страшно! Так что только попробуйте о чём-нибудь заикнуться Риду. Его актёрские способности бездарны настолько же, насколько убоги ваши идеи.

Джил тяжело задышала, чувствуя, как заходится злым ритмом сердце. Она знала, что действительно неадекватна. Билась в собственном безумии, чувствовала неправильность и надлом, но с самоубийственной яростью рвалась довершить начатое.

– Иди ты в задницу, О’Конноли, – неожиданно пробормотал Майк, поводил губами, словно хотел сказать что-то ещё, а потом тяжело поднялся. – Я ухожу.

– Закрой за собой дверь, – равнодушно бросила она и даже не оглянулась.

В тишине кабинета раздался шорох одежды, чуть шаркающие шаги и тихий щелчок замка. Выждав ещё пару минут, Джиллиан повернулась и с презрительной улыбочкой оглядела избегавшую прямого взгляда команду.

– Что, у остальных отнялись ноги или по пути потерялась мораль?

Ответом стала тишина и поджатые губы. Замечательное трусливое единодушие. Потянувшись за разбросанными на столе снимками, Джил спокойно проговорила:

– Рид берёт своей личностью, поэтому наймите хороших актёров и сценаристов, подключите их к агитации. Пускай обойдут каждый дом, каждую квартиру, каждый офис. Пусть пристают к людям на улице, кричат на перекрёстках и поют в метро. Мне нужно, чтобы они разговаривали, а не раздавали тупые листовки, словно купоны из супермакета. Найдите…

Джил прервалась, когда в кабинете раздался новый щелчок замка, а затем в помещение ворвался терпкий аромат сигарет и сладкой лакрицы. Джиллиан инстинктивно вздохнула и прикрыла глаза. Она не ждала Бена так рано, но, видимо, он очень спешил.

– …Найдите проверенных репортёров и договоритесь о нужных сюжетах.

Она не отрывала взгляда от дурацких листовок, которые зачем-то сосредоточенно перекладывала, а сама с волнением вслушивалась в тихий шорох шагов. И в этот момент Джил вдруг поняла, что не знает, как будет жить дальше. После шести лет попыток, забыть Бена не хватит и целых трёх жизней. Бесполезно. Но у него ещё оставался шанс на счастливое будущее, карьеру и любимую женщину. Да, будь всё немного иначе, она стала бы для Бена преданнейшим существом. Возвела бы на пьедестал, положила бы весь мир к его ногам! Она бы верила и прощала, любила и сражалась за каждый проведённый рядом с ним день, улыбку, за одно только слово «сядь». Но, увы, всё будет уже с другой. Нормальной. Не Джил.

– Оставьте нас, пожалуйста.

Голос Рида прозвучал так близко, что Джиллиан вздрогнула. Она ощутила, как волос коснулось чужое дыхание, и едва сдержалась, чтобы не потянуться к этому теплу. Джил знала, что стоит ей сделать шаг, откинуть голову на несуразно большое плечо, и всё будет хорошо. Но, увы, очень недолго.

– Я скучал, – тихо проговорил Бен, когда кабинет полностью опустел.

– Отрадно, что у тебя есть время на такие праздные мелочи.

Джил услышала, как скрипнули спинки двух кресел, когда Рид слишком сильно впился в них пальцами, но мебель выдержала. Она приняла на себя весь удар и прямо сейчас была последней преградой, что мешала Риду схватить упрямо стоявшую к нему спиной женщину. Но та потянулась за снимками в попытке избавиться от ощущения тепла за спиной, а в следующий миг Бен не выдержал. Своей длинной рукой он одним резким движением смахнул всё со стола, вынудив Джил испуганно сжаться.

– Давай поговорим, – с нажимом произнёс Бен и демонстративно встал рядом, пытаясь заглянуть Джил в глаза, но она отвернулась. – Ты пытаешься отрешиться от того, что произошло.

– А что произошло? Ничего не было, Бен. Ни здесь, ни в Вашингтоне.

– Но это не так! И я даже не знаю, что страшнее: твоя попытка сделать вид, что всё случившееся – это нормально, или дурацкое бегство от правды в иллюзию контроля.

– Не смей! – Она предупреждающе подняла палец. – Я стараюсь делать свою работу. Напомню, именно ты настоял на моём возвращении. Так не мешай!

– Ложь! Ложь! Ложь! Везде одна ложь, Джил, – покачал головой Рид, а затем резко оттолкнул от себя кресло и отошёл прочь. – Я вижу тебя насквозь, каждое твоё действие, мысль или намерение. Знаю, когда ты врёшь или недоговариваешь. Могу с точностью до минуты назвать время очередной дозы и даже количество капсул. А ещё я знаю о кошмарах, мигренях из-за гематомы в мозгу и сложностях с концентрацией.

– Откуда? – прошептала ошарашенная Джиллиан и медленно повернулась, впервые поднимая на Бена взгляд. – Откуда, чёрт побери? Следишь за мной? Или тебе кто-то донёс… Ван Берг? Она же сказала, что я прилетаю…

Но Бен лишь покачал головой.

– Я просто знаю, Джил. А ещё знаю, что вот это тебе не поможет.

Он неожиданно подкинул в ладони слишком знакомую баночку с весело загремевшим там содержимым, и Джил зашипела. Метнувшись к одному из кресел, она сунула руку в карман жакета и с ужасом обнаружила пустоту. Ублюдок!

– Тебе страшно, мартышка. Прямо сейчас ты чертовски напугана, думая, что я лишил тебя власти над собственным разумом и эмоциями, над возможностью не спать. Но что дальше?

– Не тебе решать, Бен! Это не твоё дело!

Она стремительно подошла к нему и попыталась вырвать из рук упаковку, но пальма оказалась слишком высока. А ещё двигалась удивительно ловко, пока уворачивалась от цепких пальцев зарычавшей Джиллиан.

Это была какая-то детская возня, которая сопровождалась сердитым сопением с обеих сторон. Бен не дотрагивался до прыгающей вокруг него Джиллиан, не позволял себе коснуться даже случайно, только отходил всё дальше, пока она скакала вокруг злой обезьяной. Однако это не могло длиться вечно, и в самый неудачный момент тонкий каблук зацепился за ворс ковра, и нога подвернулась. Джил зашаталась и точно рухнула бы на пол, но Бен её удержал. И, казалось, остановилось даже движение воздуха, когда его руки сомкнулись на талии. Замерла в воздухе пыль, завис падавший за окном дождь и стих шум кондиционера. Всё напряглось и затихло вместе с застывшими неподвижно людьми. Один из них в восторге боялся пошевелиться, вторая – пыталась не захлебнуться отчаянием.

Бен медленно поднял руку с зажатой в ней упаковкой и тыльной стороной ладони, не касаясь, провёл вдоль бледной щеки Джил, даря всю возможную сейчас ласку. Его глаза отчаянно просили довериться, вернуться и просто жить… Но мягко ударились о донышко капсулы, Джил моргнула, а в следующий момент извернулась и выхватила из несопротивляющихся пальцев добычу. Отступив на несколько шагов, словно напуганное животное, она не сводила глаз с Бена и силилась отыскать там разочарование, но в тёплой меди не нашлось ничего, кроме безвыходной тоски. И тогда она решилась ударить.

– Перестань лезть в мою жизнь. Перестань преследовать, якобы оберегать или хоть как-то контролировать. Я благодарна тебе за спасение своей шкуры и верну потраченные деньги.

Всё. На этих словах глаза Рида полыхнули такой оскорблённой злостью, что Джил едва не отшатнулась. Но это хорошо, это совершенно правильно. Так и должно быть. Она хотела его гнева, ненависти, презрения, всего чего угодно, но только не любви. Однако, когда он открыл было рот, Джил его остановила. Подняв руку с зажатыми в ней стимуляторами, она договорила:

– Моя жизнь принадлежит только мне. И только я имею право решать, что с ней делать. Глотать наркотики, напиваться или прыгать с крыши. Ты думаешь, что знаешь меня, но поверь… нет. Поэтому прекрати тратить время впустую и займись чем-то полезным. Например, своей женой.

Она выплюнула это с таким презрением, что Бен удивлённо вскинул брови. Но, подхватив с кресла жакет, Джиллиан решительно направилась прочь и с грохотом закрыла за собой дверь. Всё. Точка. Назад пути нет, но она предупредила.

Cледующие две недели пролетели в суматохе, с которой неожиданно простудившаяся Джил не успевала бороться. Все её дни проходили в разъездах, дежурных улыбках и в бесконечном трепании языком, отчего под вечер сил не хватало даже на стимуляторах. Однако была ли у Джил температура, болело ли горло, выкручивало ли суставы из положенных мест, она сползала с кровати или выходила из поезда и делала своё дело. Наравне с остальными стучалась в чужие двери, устраивала огромные ярмарки, где раздавала на улицах майки, бейсболки, общалась с недовольными гражданами и радушно улыбалась уже знакомым чиновникам, что приходили поддержать Рида. В перерывах она давилась душащим кашлем, но запивала очередную таблетку жаропонижающего и шла дальше, потому что Бен заслуживал лучшего.

А он, разумеется, тоже присутствовал на каждом мероприятии, но всегда собиравшаяся вокруг Рида толпа позволяла Джил держаться от него на почтительном расстоянии. Она боялась, что они оба не справятся. Что жестом или же взглядом Бен выдаст копившееся в нём напряжение, а она даст слабину и разрушит всё окончательно. Непонимание между ними росло, словно стена, каждый раз, стоило ему увидеть её красные от недосыпа глаза или услышать надсадный кашель. Он не понимал к чему столько гордыни, а Джил не могла объяснить, что больше в ней ничего не осталось.

Однако кампания двигалась, рейтинги Бена неумолимо росли, как двигался вперёд мерзкий план Джил. И когда влажный август подошёл к своей середине, главная ведьма Конгресса поняла, что пора.

В воздухе уже пахло осенью, теми первыми нотами, что день ото дня всё сильнее звучали в аромате травы и терпких цинниях. Они проникали в дома, окутывали прибрежные небоскрёбы, забирались в открытые ресторанчики, где ныряли за высокие бортики фирменной городской пиццы и смешивались с запахами жирной еды из фургончиков. Это было время неспешного джаза, тихих прогулок и прекрасных закатов.

Часы на рабочем столе Бена пиликнули один раз, деловито и сухо сообщив Джиллиан, что наступил полдень. И одновременно в пустой кабинет быстро вошла Энн с пачкой фотографий в руках. Она выложила перед Джил пять красноречивых снимков и отступила, дав возможность разглядеть их как следует.

Это оказалось не быстро, но просто. Неизбалованная мужским вниманием, забытая и откровенно брошенная собственным мужем Алиша держалась долго, пока в один момент не послала всё к чёрту. Всё в этом мире имеет свою конкретную цену, и три года отвратительной жизни супруга Бена наверняка сочла достаточной платой за несколько дней счастья. Её радость читалась по лёгким улыбкам, невольным прикосновениям, открытым глазам. Алиша была осторожна, но как можно перехитрить ту, что с самого детства жила от интриги к интриге, выстроила на этом карьеру и даже целую жизнь? Наверное, будь Джил адекватнее, ей стало бы жалко Алишу, но стёртые амфетамином эмоции колыхались где-то на отметке нуля.

– Я всё ещё считаю, что у тебя есть шанс передумать, – тихо проговорила Энн, которая уже убирала снимки в конверт. – Мы замнём это дело, Алиша точно будет молчать.

– Нет, – отрезала Джиллиан и вынула из сумки несколько листов. На одном из них чернела пиками, будто экслибрис Чикаго, размашистая подпись Бена.

– Твоя ревность не знает границ. Получишь ты своего Рида. Рано или поздно она всё равно подаст на развод, – фыркнула было Кроули, но вдруг замерла, а потом просипела: – Это что, его подпись?! Ты… ты хочешь подделать его подпись?!

– Я не ревную. И да, я подделываю эту… это на всякий случай. Например, если у Рида вдруг обнаружится совесть. Согласись, будет гораздо проще и лучше, если мы избавим его от сомнений, – отозвалась Джиллиан, изучая число завитков и штрихов.

– Он нам этого не простит. Тебе не простит…

– Если так переживаешь, я сама отдам снимки Алише.

– Погоди, ты думала, я в это впутаюсь? Нет! Нет-нет-нет! Я пас, ведьма, – пробормотала Энн, швырнув конверт на стол. – Не хочу на это смотреть. Даже знать об этом ничего не хочу.

С этими словами Кроули едва не бегом направилась прочь из кабинета, не преминув хорошо хлопнуть дверью, а потом Джил осталась наедине со своей стухшей совестью. Она помедлила лишь пару секунд, прежде чем достала ручку, затаила дыхание и твёрдой рукой начеркала это нагромождение небоскрёбов. Вышло почти идеально… почти, но лучше уже вряд ли получится. Джил взяла конверт с фотографиями, чуть помедлила, но затем твёрдой рукой убрала туда подделанный документ и чистый бланк, который ждал второй подписи.

Ну а дальше всё случилось как-то слишком уж быстро. Стоило Джиллиан повернуться к двери, как та снова открылась, и в кабинет влетела Алиша. Сегодня она казалась точной копией Джил, со своим растрепавшимся рыжим пучком и падавшими на глаза лёгкими прядями.

– Где он? – спросила Алиша, по-хозяйски швырнув на стол солнечные очки. Следом отправилась пухлая папка. Надо же… Она умела читать?

– Бена сегодня не будет, у него встреча по поводу нового инвестиционного проекта. Тебе об этом знать не положено, – равнодушно ответила Джил и собралась было продолжить, но её перебили.

– Ну, канешна. Эт ты у нас таскаешься за ним преданной собачонкой, в клювик заглядываиш, – рассмеялась было Алиша, но замолчала и нахмурилась, когда Джиллиан достала из конверта пустой бланк и положила его на стол. – Что эта?

– Документы на развод. Подпиши свой экземпляр.

– Чойта? – искренне удивилась Алиша, а потом пренебрежительно отшвырнула от себя документ. – Уже не терпится снов’ с ним в койку прыгнуть, да, О’Конноли? Т’е эт раньше не мешало.

– Я не сплю с твоим мужем, – сказала Джил. – Подписывай. Иначе Бен узнает о кое-каких похождениях, а ваш брачный контракт не приемлет твоих адюльтеров.

– Не понимаю, о чём эт ты, – фыркнула Алиша, но замолчала, когда Джиллиан подняла на неё свой жуткий взгляд.

– Я не знаю, как часто ты изменяла ему в прошлом, – тихо начала она, – но в этот раз, милая, ты попалась. У меня есть доказательства.

Джил демонстративно подняла конверт и в тот же миг почувствовала, как скапливается вокруг чужой гнев. Ощутила его неприкрытые эманации, что готовились рухнуть ей на голову диким женским визгом, но Алиша лишь прошипела:

– Вот ты су-у-ука. Г’спади, какая мразь… Прям под стать ему.

– Мне не нужен твой муж. Только причина, чтобы надавить на тебя. Ты мешаешь его карьере, создаёшь отрицательный прецедент и снижаешь наши рейтинги.

– Тебе-то како… – попробовала перебить её Алиша, но Джил даже не шелохнулась и равнодушно нанесла последний удар.

– Поэтому я нашла человека, заплатила ему денег и велела тебя трахнуть.

В кабинете стало тихо. Так беззвучно, что можно было расслышать тонкий свист электронных часов.

– Что? – наконец выдохнула побледневшая Алиша. – Заплатила?

В целом, Джиллиан понимала её. Можно простить слежку, можно извинить шантаж, но такую низость принять невозможно. Однако вопрос прозвучал настолько растерянно и почти наивно, что Джил на мгновение растерялась, а потом медленно выдохнула и спокойно договорила. И бог его знает, каких трудов ей это стоило, потому что их жизни оказались до смешного похожи. Вряд ли стоявшая напротив Алиша была счастлива чаще, чем сама Джил.

– Твой якобы нефтяной магнат – обычный стриптизёр ночного клуба. Ничего больше. Исключительно товарно-денежные отношения. Что бы ты там ни навоображала, этого нет. У нас был с ним договор, и он уложился в оговорённые сроки.

Джил замолчала и повисла тяжелая пауза, прежде чем Алиша ошарашенно и как-то жалобно прошептала:

– Пач’му ты сделала эт со мной? Зачем? Тыж читала наш контракт, видела сваими глазами… Тебе пок’залось этого мало? Захотела добавить ещё? Я ду-у-умала…

– У тебя это плохо выходит, – огрызнулась растерянная неожиданными откровениями Джил. Неужели эта дурочка действительно надеялась превратить интрижку в нечто большее? Думала, сможет усидеть на двух стульях? Глупость какая! – Ты согласилась на его условия брачного договора. Так что не обвиняй других в своей жадности. Подписывай.

– У м’ня не было выбора! Тыж зна-аешь, что он сделал …

– Знаю.

– И всё равно… всё ра-а-авно. Я б п’няла, поймай ты м’ня в чужой па-а-астели. Но куп-и-ить! Н-нинавижу!

Она ринулась было вперёд с желанием то ли вцепиться Джиллиан в волосы, то ли ударить, но остановилась, налетев на короткое:

– Сядь. – Джил стиснула в руках конверт, а Алиша пошатнулась, словно действительно хотела упасть на очутившийся рядом стул. – Сказать сумму его гонорара? Он запросил немало. Или спросишь сама? Могу дать адресок его клуба.

– Су-у-ука… Сука! Сука!

– Я знаю всю вашу историю. – Внутренности сжались от собственных воспоминаний, но Джил лишь крепче сжала конверт. – А ещё знаю, что ты спровоцировала Бена. Так что подписывай.

– Господи, какое’ж чудовище, – прошептала Алиша.

– И это я тоже знаю. – Джиллиан вымученно улыбнулась, а потом совершенно внезапно протянула конверт. – Вот снимки. Можешь делать с ними всё, что захочешь. Просто отпусти его. Я поговорю с Беном, он изменит контракт, чтобы тебе досталось хоть что-то.

– Суд не прий-мет. Условия. Джош ска-а-азал… – сдавленно пробормотала Алиша и осеклась, когда поняла, что ничего не было. Ни Джоша, ни двух недель другой жизни. Только купленные за доллар эмоции. И в этот момент её лицо стало удивительно бледным, вспыхнув россыпью веснушек, а стеклянный взгляд упёрся в окно.

– Ты изменила, – неожиданно мягко произнесла Джил. – Бессмысленно даже пытаться как-то это исправить. А потому, пожалуйста, отпусти. Дай ему и себе шанс на нормальную жизнь.

Джиллиан боялась осмыслить собственное импульсивное решение. И стоявшая напротив Алиша это неожиданно понимала, но не решалась забрать чужой козырь, потому что не верила. Не ждала подобной щедрости или глупости от женщины, которая хладнокровно заменила любовь на проституцию.

– В маей жизни нет ничево нормального, – сдавленно пробормотала Алиша.

«Как и в моей…» Джил вздохнула и положила на стол конверт.

– Подпиши и отдай Бену.

– Почему? Почему так…

– Подпиши, – повторила Джиллиан и вышла из кабинета.

А уже несколькими минутами позже она шла в сторону парковки, оглядываясь в поисках Энн. По пути, раздражённая собственной дуростью, Джил пыталась нашарить в сумке упаковку со стимуляторами и одновременно не потерять застревавшие в раскалённом асфальте туфли. Она так была зла на себя и своё внезапно проснувшееся сочувствие, что ничего не замечала вокруг. Только услышав вдалеке голос Энн, Джил замедлила шаг, а потом с удивлением огляделась. Люди вокруг неё останавливались и задирали головы, пытаясь рассмотреть что-то на самом верху небоскрёба. Джил пожала плечами и двинулась было дальше, но вдруг раздалось общее многоголосое оханье, а затем последовал глухой влажный удар. Потом ещё один. И ещё. Ну а дальше, словно в дешёвом кино, в ярде от замершей Джиллиан откуда-то из ниоткуда рухнуло тело. Оно упало на залитый солнцем асфальт и неестественно вывернуло руки да ноги, будто хотело с кем-то обняться.

Джил не знала, почему не заорала, как сделали все находившиеся вокруг женщины, когда из-под пучка ярко-рыжих волос на земле начало расползаться пятно. Не думала, когда кинулась к распростёртой Алише, словно могла чем-то помочь. Чушь! С того света не возвращаются, если выпадешь с сорок первого этажа. Однако Джиллиан всё равно сделала пару шагов, прежде чем резко остановилась, когда чья-то большая фигура загородила от неё телом.

Прямо сейчас Бен должен был находиться не здесь. Видит бог, Джил сама предпочла бы оказаться за много миль от страшного места. Но мир решил всё иначе, столкнув их друг с другом на этой парковке. И стоило Джил поднять взгляд, как в целой вселенной остались лишь трое – он, она и Алиша, что лежала меж ними подобно черте, разделившей их жизни. Джил смотрела Бену в расширившиеся от ужаса глаза и видела, как безумная паника сменилась столь же неистовым облегчением. А ещё через пару секунд Рида накрыло окончательное понимание. Оно рухнуло на него словно дом, похоронив под обломками личность. Бен всё понял. Обо всём догадался. И тогда, сгорбив плечи, он медленно встал на колени перед мёртвой женой, а затем едва слышно проговорил:

– Убирайся.

– Бен… – Джил знала, что ей отдан приказ, но всё равно опустилась напротив, в отчаянии глядя на лужи крови и ликвора.

– Я сказал, убирайся, – прошипел Рид, а потом осторожно провёл пальцами по спутанным волосам уже равнодушной к этой ласке Алиши. Бен чуть шевельнул губами, словно подбирал слова, но от следующей его фразы Джил отшатнулась. – Не знаю, что ты натворила. Плевать. Однако я спасал тебя из одной тюрьмы не для того, чтобы ты загремела в другую. Так что проваливай! Убирайся отсюда как можно дальше!

Это был конец. С трудом поднявшись на ноги, Джиллиан зажала ладонью рот и бросилась прочь. Она расталкивала немедленно собравшуюся толпу зевак, пихала их локтями, била руками, чтобы скорее вырваться из этого ада. Но люди всё плотнее вставали вокруг, словно хотели навсегда замуровать Джил рядом с трупом Алиши. И стоило этой мысли мелькнуть в воспалённом мозгу, Джиллиан завизжала. Громко, отчаянно, вспугнув стаю чаек и вынудив Бена отвлечься. Он хотел что-то сказать, но тут бесчисленное море тел наконец всколыхнулось и выплюнуло захлебнувшуюся паническими всхлипами Джил на залитую солнцем будничную мостовую. А в следующий миг надёжно скрыло в своём чреве и мёртвую женщину, и склонившегося над ней мужчину.

Мимо проезжали машины, куда-то бежали прохожие, а Джиллиан стояла под горячими лучами и не могла осознать, что произошло. Её шатало, когда она, едва волоча ноги, зачем-то перешла дорогу, а потом опустилась на тёплые ступени одной из безликих высоток и остекленевшим взглядом уставилась на пронёсшуюся мимо скорую. Зачем она едет? Куда спешить? Джил уже убила всех, кого только могла. Себя, мужа, Алишу… Бена. Прекрасная вереница смертей духовных и даже телесных. Господи, что она натворила? Джиллиан не понимала. Не могла разобраться, почему всё произошло именно так? Где закралась ошибка?

Спрятав лицо в ладонях, она застонала. Джил безумно хотела вернуться обратно, на другую сторону дороги, к ужасу самоубийства и одиноко стоявшему Бену. Но не могла. Да, теперь он был свободен, но… Господи! Но не такой же ценой!

Джил просидела на ступенях несколько часов, а потому видела, как уехала медицинская бригада, как примчались полицейские машины и как на закате замерцало окно, которое осматривали криминалисты. Створка на сорок первом этаже открывалась и закрывалась, бликуя так рьяно, словно хотело подать знак. Мимо Джиллиан то и дело проходили какие-то люди. Они что-то спрашивали, но она не понимала. В голове, точно часовой механизм, всё громче щёлкала мысль – объяснить. Она должна объяснить Бену, что не хотела. Никогда, ни при каких обстоятельствах не толкнула бы человека на такое, но всё вышло из-под контроля. Она не виновата! Боже, не виновата! Это наркотик! Алиша! Кто угодно, но только не Джил.

Она шептала какие-то оправдания, что-то придумывала, пыталась оправдаться самой себе, но час за часом сознание неумолимо накрывало чувством стыда. Кого Джиллиан пытается обмануть? Теперь это её крест – вечная память о мёртвом теле, от которого бросало в дрожь. О, как же хотелось привычно схватить белые капсулы, найти там утешение, проглотить с ними храбрость. Однако из раза в раз Джил испуганно дёргалась, стоило пальцам коснуться пластиковой упаковки. Хватит! Она вверила наркотику душу, утопила в нём сердце, но больше не отдаст ничего, потому что каким-то неведомым образом они отняли даже то, что ей не принадлежало. И Джил сгорала в приближающейся ломке и своём раскаянии, которое опоздало на целую жизнь. Она плавилась в нём до тех пор, пока в загоревшемся звёздами вечере не вспыхнули окна того самого кабинета.

Увидев свет, Джиллиан подскочила так резко, что голова закружилась, а в глазах потемнело. Руки невольно схватились за очутившиеся рядом перила, но тело так сильно знобило, что ладони едва не соскользнули с гладкой поверхности. Это было начало мучительного конца её многолетней зависимости. Всё! Больше уже никогда…

На дрожавших от слабости ногах Джил перебежала дорогу и влетела в здание, где располагался офис Бена. Проигнорировав недовольный окрик охраны, она заскочила в лифт, а потом, хватаясь за стены, поспешила по знакомому до каждой пылинки тёмному коридору. И удивилась, когда увидела гостеприимно открытую дверь кабинета. Её словно ждали, хотя… Джил осторожно шагнула в залитое электрическим светом знакомое помещение и поняла, что онемела от страха. Господи… лишь бы простил…

Бен нашёлся сразу. Устало развалившись в одном из кресел, он закинул ноги на стол и бездумно пялился в стену. В его пальцах медленно покачивался полупустой стакан с виски, а в комнате было так сильно накурено, что Джил едва не закашлялась. Бен не повернулся и не отвёл взгляда от точки на однотонной стене, когда она молча вошла в кабинет. Однако он явно услышал шаги, потому что чуть дёрнул губами, сделал глоток и затушил очередную недокуренную сигарету. Джил же, с трудом осилив последние несколько футов, замерла рядом с его гигантской фигурой и не знала, имеет ли право хотя бы дотронуться. Она смотрела, как бьётся пульс под расстёгнутым воротом мятой рубашки, видела несколько капель высохшей крови на белой ткани, и нервно стиснула пальцы, заметив тени опасно заострившихся черт.

– Лучше бы ты не возвращалась, – всё так же не оборачиваясь произнёс Рид. – Потому что прямо сейчас мне хочется швырнуть тебя следом в то же окно.

Его голос звучал хрипло из-за дыма и алкоголя, но удивительно чётко. Бен не был пьян, просто чертовски устал.

– Я не могла. Мне нужно, чтобы ты знал – я не хотела, – прошептала Джил и с болью всмотрелась в оставшееся прохладным лицо.

Она ждала хотя бы малейшего намёка на снисхождение. Бен ведь прощал! Всегда! Каждый раз! Но теперь только приподнялась чёрная бровь, а затем в сторону Джиллиан полетел веер тех самых снимков, а следом лист с подделанной подписью.

– Не хотела… – ехидно протянул Рид и залпом допил остатки виски в стакане. Он приоткрыл один глаз, чуть наклонился, чтобы нашарить под креслом бутылку, и щедро плеснул новую порцию. Секунда заминки, а затем Бен отсалютовал стоявшей радом с ним Джил: – Твоё здоровье, Джиллиан О’Конноли. Надеюсь, ты теперь счастлива.

– Нет! – вскрикнула она и почувствовала, что не может дышать. Нет! Она не счастлива. Она в ужасе!

– Извини, но я тебе не верю.

Бен не смотрел на неё, он изучал горевшие радугой искры на гранях стакана.

– Тебе нужен был развод… – прошептала Джил и сразу поняла, что ляпнула не то.

– Ах, так вот в чём дело, – протянул Бен и наконец-то повернулся, посмотрев абсолютно пустым взглядом. Ни единой эмоции не плескалось в гаснущих закатных глазах. – Значит, всего лишь развод. Уже даже бумагу подделала. Но какая досадная нелепость, да? Идиотка Алиша опять всех подвела.

– Пожалуйста, Бен, не говори со мной так…

– Ты ещё ставишь условия? – искренне удивился он, а потом тяжело опустил на пол длинные ноги и развернулся всем корпусом. Бен смотрел на Джил снизу вверх, но она ощущала себя провинившейся девочкой, которой устроили заслуженный разнос. Да только причина не разбитая ваза или плохая оценка, а смерть.

– Это был глупый, сумасшедший план. Ваш договор предусматривал лишь одно условие для однозначного расторжения, и я им воспользовалась. Нашла человека, заплатила ему и получила нужные фотографии. Всё! – торопливо проговорила она и одновременно попыталась зацепиться за взгляд Бена. Но он упорно смотрел куда-то сквозь Джил.

– Ты подделала мою подпись на официальном документе. Я думал, суд тебя хоть чему-нибудь научил.

– Хотела перестраховаться…

– Ты приняла решение за меня!

– Всего лишь испачкала свою совесть вместо твоей. Я не шантажировала её. Начала… Но не смогла!

Джил замолчала, и в кабинете стало тихо.

– Пожалуйста, услышь меня. Я не пошла к адвокату, как собиралась. Не стала продавать снимки журналистам, а только рассказала ей правду. Оставила фотографии и документы. Лишь попросила отпустить…

– Знаешь, – неожиданно перебил Бен, ясно дав понять, что даже не собирался вникать в доносившийся до него бред, – я бы понял и оправдал, сделай ты это из ревности. Пойди ты на такую низость ради своих эгоистичных целей. В конце концов, люди поступали так в каждом столетии – травили и убивали соперников из года в год… Из века в век. Но ведь, нет! Господи, Джил! Ты настолько цинична, что даже сейчас подспудно думаешь о выгоде, рейтингах и прочем дерьме! Тебе плевать не только на себя, но и на всех остальных. Для тебя нет людей, лишь чёртовы цифры и средства!

Бен фыркнул и покачал головой.

– Алиша позвонила и попросила приехать, – снова заговорил он, чуть дрожащей рукой вытащив из пачки сигарету. – Я не так часто выполнял хоть какие-нибудь просьбы жены. Никогда, если на то пошло. Но в этот раз повод был весомый. А знаешь, чего она хотела?

Отрицательно покачав головой, Джил только потом сообразила, что он не видел, сосредоточившись на попытке прикурить. Она потянулась было, чтобы привычно помочь, но Бен грубо ударил её по рукам и раздражённо чиркнул колёсиком.

– Документы, мартышка… – пробормотал он, затянувшись. – Она привезла подписанные документы для начала процесса развода. Думала, что сможет достойно уйти. Вспомнила о своей гордости, а потом жестоко разбилась о твою разыгранную реальность.

Джиллиан показалось, что мир схлопнулся в одну чёрную точку. Комната дрогнула, на мгновение пошла рябью, а затем вернулась вместе с чёткостью зрения. Она видела перед собой монстра, и это был вовсе не Бен.

– Мы с тобой убили человека. Хотя бы это ты понимаешь?

– Алиша сама это выбрала…

– ИДИОТКА! – взревел Рид, а потом резко поднялся. Он навис над Джиллиан, и его губы подрагивали, словно пытались сдержать рвущиеся наружу оскорбления, но лишь коротко бросили: – Выметайся.

– Подожди, глупо брать всю вину на себя! – попыталась воззвать к его разуму Джиллиан, но в этот момент, наплевав на осторожность, сильные пальцы вцепились в запястье. Резким движением Бен дёрнул Джил в сторону выхода и выволок наружу.

– Прочь отсюда. Не хочу ни видеть, ни знать тебя. ПОШЛА ВОН! – заорал он, почти швырнув Джиллиан на пол. Она коротко вскрикнула, налетела спиной на шершавую стену и подняла ошарашенный взгляд, но лишь увидела, как прямо перед её лицом с грохотом закрылась тёмная дверь.

Уперевшись подёргивающимися ладонями в стену, Джиллиан с трудом поднялась на дрожащие ноги, а в следующий миг в кабинете раздался оглушительный звон…

Никогда прежде Джил не испытывала настолько безумную панику от одного только звука. Никогда прежде не впадала в подобный ступор, когда разум немедленно затопило миллионом диких картин. Джил не знала, чего боялась больше всего: распростёртого у подножья высотки нового тела или порванных вен, или дыры в чёрной, как ночь, голове? В сознании это случилось всё сразу, и она рванула назад в кабинет.

Джил влетела подобно чикагскому ветру, взметнула за собой ворох бумаг, а потом резко остановилась, когда взгляд наткнулся на замершую у окна мужскую фигуру. Тёмным пятном та стояла на фоне той самой створки, от которой теперь осталась лишь стеклянная крошка, а с израненной кисти с глухим и тяжким стуком медленно капала кровь на светлый ворс ковролина. И вместе с ней из Джиллиан утекал дикий страх.

Живой… Господи! Он живой! Джил судорожно всхлипнула и на почти онемевших ногах бросилась к Бену, упав перед ним на колени. Боже, она не знала, что бы с ней стало, случись с ним хоть что-нибудь. А потому, к чёрту! Пусть всё идет к чёрту, потому что Джил наконец поняла самое важное! Нужное! Главное!

Перед глазами мелькнула алая от смазанной крови ладонь, к которой так страшно, но необходимо было притронуться. И, подавив глупый всхлип, Джиллиан осторожно взяла её в свои руки, а потом, помедлив одно только мгновение, точно помешанная, принялась лихорадочно гладить и целовать порезанные почти до кости пальцы. Её острожные прикосновения перемежались с обезумевшим шёпотом.

– Прости меня! Пожалуйста… Бен, пожалуйста, прости. Я не хотела! Боже, ни за что на свете, я не хотела, чтобы ты прошёл через это. Не хотела её смерти. Нет! Прошу, поверь мне… – лепетала она бессвязный бред.

От руки Бена так сильно пахло кровью и сигаретами, что голову нещадно кружило, и было трудно сосредоточиться. Тело наливалось болезненной тяжестью, но Джил терпела. Виновата! Это она во всём виновата! В ломке, в смерти, в собственной бесполезности…

– Я ошиблась… подвела тебя и её. Господи, милый, я… Я виновата! Да, виновата. Виновата! Но пожалуйста, прости. Пожалуйста… Не прогоняй! Я сделаю ради тебя всё что угодно, только не прогоняй…

Не выдержав, Джиллиан захлебнулась отчаянием, уткнулась покрытым испариной лбом в тёплую от крови руку и теперь молча ждала приговора. Того самого, что либо вернёт её к жизни, либо убьёт. И тот не заставил себя долго ждать:

– Уйди отсюда.

Джил попробовала что-то сказать, но не смогла. Она повела губами, а потом зажмурилась и так фанатично прижалась губами к большой и крепкой ладони, как некоторые целуют святых. Вот и она… Коленопреклонённая, падшая так низко, раздавленная собственными ошибками и почти ими же уничтоженная. Но молчаливая воля Бена давила и ставила последний знак.

«Уйди…»

Бен не шевельнулся, и стало понятно – ждать больше нечего. Но с трудом вскарабкавшись на ноги, Джиллиан всё равно боялась отпустить его руку и машинально рисовала заветный узор. Дуга влево – дуга вправо – замкнуть. Пожалуйста! Ещё один шанс!

«Уйди…»

Она пыталась поймать его взгляд, прочитать хоть одну эмоцию и была бы рада любой. Только вот в меди глаз была пустота и ровный слой отгоревшего пепла.

«Уйди…»

И тогда Джиллиан сделала шаг, потом другой… Ещё и ещё. Она запоминала последнее касание пальцев, когда ладонь всё же медленно выскользнула из дрогнувших рук.

«Уйди…»

Рейс до Вашингтона в начале одиннадцатого. Кажется, она ещё успевает.

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Ноябрь

3 – 1 дни до президентских выборов

Джиллиан ещё долго сидела на полу в кабинете мужа. Уставившись в одну точку, она пыталась осознать случившееся, прежде чем всё же заставила себя встать и заняться делами. Мысли не укладывались в голове. Они роились хаотическим вихрем и сплетались в такое очаровательное макраме, что впору было вызывать психиатров. Выводы были неутешительны: либо она сошла с ума и бредит, либо всё было на самом деле.

Однако усилившаяся охрана дома доказала, что это действительно произошло. В своей ультимативной форме Бен дал понять, что не позволит жене в очередной раз сорвать его план. Мягко, но настойчиво Джиллиан запретили куда-либо выходить, что-то трогать или, не дай бог, кому-то звонить. Даже на разговорах с четой Ван Берг лежало строжайшее вето.

В общем, уровень напряжения вырос до такой степени, что бедная Эми нервно вздрагивала всякий раз, стоило рядом забормотать шипящей рации одного из прикидывавшихся мебелью надзирателей. Назвать их иначе Джил не могла. За ней следили так пристально, будто она собиралась устроить новый пороховой заговор и взорвать чёртов Конгресс.

Она не представляла, насколько сильно блефовал Бен, где взял документы, и что будет, когда обман раскроется. Снимки всё ещё висели мечом над головой, и Джил не знала, успел ли Джеймс их уничтожить. Возможно, где-то остались копии, а значит, Бена будет ждать новый скандал, а её – бумаги на развод. Так что всякий раз, когда хмурый Баррет появлялся в стенах особняка, она с замиранием сердца ждала свежих газет.

Но день за днём передовицы были пусты. И Джил задумалась, что, возможно, Джеймс не обманул. Но тогда, почему он решил закончить свою историю именно так? Что стало причиной? Джиллиан пыталась понять, чувствовала ли она хоть капельку сожаления о смерти человека, которого знала всю свою жизнь? Или это вселенная швырнула очередной бумеранг из ошибок? Какой уже по счёту? Бог его знает… Она думала, что смогла отбить каждый, а на самом деле поймала все до одного.

В голове вертелось так много вопросов, что Джил невольно в них путалась и перескакивала с одного на другой, пока слушала новости, играла с Эми или правила какие-то речи. И пуще прежнего она теперь берегла единственную фотографию как доказательство, что всё случившееся за эти недели – не сон. Джил повсюду таскала её с собой, перекладывала из пиджака в карман джинсов, а затем убирала обратно, чтобы потом начать всё сначала.

И словно эхом на личные потрясения одной конкретной семьи, политическая жизнь тоже впала в кататонический ступор. Заявление Бена ошеломило людей. Оно разом застопорило рейтинги всех кандидатов и подвесило выборы на острие случая. Страна не знала, что делать, и от безысходности громко спорила в переходах метро, на страницах «Politico» и, разумеется, в коридорах резиденции вице-президента, не стихая даже в присутствии Джиллиан. Разговоры доносились и в детскую, и в кабинет, сочились сквозь стены и зрачки видеокамер. Дом гудел круглые сутки, но справляться с этим Джил теперь приходилось одной.

Об отъезде Бена она узнала не сразу. Лишь спустя тяжёлые сутки ей сказали, что после скандального утреннего выпуска муж улетел сначала в Нью-Йорк, затем в Филадельфию, а следом в Чикаго… Джил заподозрила в этом попытку избежать разговора. Но она тоже устала! Устала вздрагивать от хлопавших дверей или телефонного звонка, эха тяжёлых шагов в коридоре или низких мужских голосов, в которых постоянно мерещились интонации Бена. Джиллиан понимала, что, возможно, он не хотел её видеть. Тот случай в больнице сказал ей о многом. Но ведь затем Бен пришёл! Он приехал и сидел с ними в детской, оставил записку… А потом снова исчез. Бен растворился в вихре предвыборных дел, оставив гадать, что это было. Попытка предупредить? Насмешка?

Боже, она очень… очень устала.

Впрочем, игры в семейную чехарду не могли длиться вечность. Через три дня Бен был обязан вернуться в столицу, взять жену за руку и выйти с ней под взгляды толпы. Таковы были правила! Но, по словам Макса, Рид игнорировал разговоры о возвращении и собирал прайм-тайм эфиры в гудевшей, словно улей, стране. А та взвилась ещё сильнее, когда на сцену грязной информационной войны вновь вышел Сандерс. Он сталкивался с Беном в эфирах и привычно требовал то ли медицинского освидетельствования, то ли повода поговорить.

Она переключала каналы, до слёз вглядывалась в его одутловатое лицо и не знала, что именно пыталась найти – дрожание пальцев, бегающие глаза, поджатые губы? Понять, был ли Сандерс взволнован? Злорадствовал ли? Ждал ли скандала? Нет, Джил не знала. Она металась по дому три чудовищных дня, прежде чем всё закончилось. Оборвалось вместе с хлопком свежей газеты, которую бросил на стол сосредоточенный Баррет, и стало так страшно.

Джил сидела в своём кабинете и смотрела на развёрнутые перед ней серые листы, которые ещё пахли типографской краской. Специальный выпуск. Экстренный. Иначе, с чего бы «Washington Post» нарушать все традиции, когда до выборов остались лишь этот вечер да ночь? Джиллиан выдохнула и медленно потянулась к передовице, где густыми столбцами одна за другой шли фамилии, а потом отдёрнула руку. Итак, Бен сделал свой ход. Он ждал до последнего, боясь, что ему опять помешают, а потом нанёс жестокий удар. Теперь уже слишком поздно для слушаний или расследования, поздно вообще для всего. И в этом жесте Джил ощутила столько упрямства мужа, что за ним почти потерялась настоящая суть. А может, её и не было, когда со страниц газеты Бен молча спросил: «Насколько ты безумна, Америка, чтобы поверить?..»

Джиллиан вновь взглянула на имена, найдя среди сотни чужих одно до боли знакомое, а потом повернулась к телевизору, где опять бормотал Сандерс.

– Миссис Рид, выключите уже этого ублюдка, – устало пробормотал Элвин, забирая газету. – Клянусь, ещё одно его интервью, и я лично взорву каждую телебашню.

– Если тебе что-то не нравится, выходы есть на каждом этаже, – машинально откликнулась Джиллиан.

Она отвлеклась от экрана, где злой Сандерс впервые отказывался давать комментарии, и пролистала в телефоне последние новости. Заголовки статей были на удивление единодушны в своей истерике. Отовсюду сыпалось – это правда? Устало потерев глаза, она взглянула на часы, а затем всё же выключила проклятый телевизор.

– Идите спать, – вздохнул Баррет и тяжело поднялся.

– Не могу, – шёпотом откликнулась Джил и прикрыла саднящие веки.

– Он приедет, – так же тихо отозвался Элвин и накинул пиджак. Верно, ему давно следовало быть дома, но секретарь отчего-то медлил. – Вице-президент выступил перед Сенатом, значит, он уже в Вашингтоне. Впереди целая ночь и всё утро. Мистер Рид обязательно приедет…

– Либо проголосует на какой-нибудь ферме в Аризоне, и мы с тобой узнаем об этом из выпуска новостей, – нервно фыркнула Джиллиан. – Бен терпеть не может эти глупые условности и сделает так, как удобно ему.

Они молча уставились друг на друга, а потом Джил вздохнула и поднялась следом.

– Иди домой, пока наши тюремщики хоть кого-нибудь выпускают.

– Здесь действительно, как в осаде. Слышал, кто-то пытался проникнуть на территорию, – нахмурился Баррет и подхватил портфель с бумагами. – Дважды.

– Понятия не имею.

– Последнего буквально вчера задержали около дома, – осторожно продолжил Элвин. – Мне знакомый из спецслужбы сказал.

– Я не знаю! Мне не докладывают! – зло крикнула Джиллиан. – Вообще ничего не говорят. Я никуда не хожу, всюду охрана, постоянные вопросы, прослушка и чуть ли не досмотры. Будто я не хозяйка, а чёртова пленница!

И кто знает… Кто знает, быть может, так оно и было…

Видимо, подумав так же, Баррет ничего не ответил. Только вздохнул, пожелал спокойной ночи и закрыл за собой дверь. Оставшаяся в одиночестве Джил прислонилась к стене, а потом неожиданно врезала кулаком по деревянному косяку и сморщилась от боли. Ради бога! Неужели она не заслужила хотя бы разговора? Или завтра утром ей предстоит проснуться в окружении тюремных стен? Кинув в стену ни в чём не повинную подушку, которая мирно лежала на кресле, Джиллиан зарычала. А в следующий момент чуть ли не выбежала из кабинета, наплевав на странные взгляды мужчин в военной форме. Право слово, для органичной интерьерной композиции им следовало одеться в белое.

Привычно пересчитав ногами ступеньки, Джил сбежала со второго этажа вниз и в сопровождении надоевшего бубнёжа раций вылетела на улицу. Охрана шла за Джил. Джил шла в гараж. В то единственное в доме место, где можно было скрыться от вездесущих глаз живых и попытаться забыть о зрачках электронных. Успев закрыть дверь прямо перед носом самых проворных, Джиллиан со всей силы ударила рукой по выключателю у входа, схватила брошенную с прошлого раза тряпку и полироль, а затем подошла к одиноко стоявшей машине.

– Знаешь, иногда мне казалось, что я вышла замуж за тебя, а не за твоего хозяина, – сердито пробормотала она и брызнула на капот средство. – Веришь или нет, но он возился с тобой больше, чем тратил времени на написание всей предвыборной программы. Полчаса! Нет, ты представляешь? Полчаса, и мне даже не к чему было придраться.

Джиллиан засопела и принялась натирать решётки охлаждения, тщательно проводя тряпкой по каждой из полос. Её руки машинально повторяли не раз виденные движения мужа, когда она сидела на ступеньках и обсуждала текущие вопросы, а он возился с доставшейся в наследство старушкой. Хотя, назвать древностью этот гибрид космического корабля и машины суперагента у Джил не поворачивался язык. Бен честно пытался заставить работать баснословно дорогую капризулю, которую его отец купил перед смертью, но пока безуспешно. Старший Рид охотился за этим чудом годами. Один-единственный экземпляр. Второго такого нет и не будет. Что, в общем-то, и слава богу…

Неожиданно Джиллиан остановилась и опустилась прямо на холодный бетонный пол рядом с чернеющим колесом.

– А теперь о тебе, похоже, забыли, малышка? – прошептала она и машинально потёрла один из гребешков золотистого диска. – Как и обо мне. Думаешь, мы стали ему настолько неинтересны? Возможно. Хотя ты, пожалуй, ещё способна его порадовать. Если когда-нибудь заведёшься… Серьёзно, нельзя постоянно расстраивать нашего Бена.

Негромко хлопнула входная дверь, и Джил закатила глаза, даже не потрудившись подняться.

– Ребята, здесь нет беглых каторжников, собак-убийц или ошибившихся адресом ниндзя. Только я и эта молчаливая красотка. Перестаньте уже ходить за мною следом, будто я… – она прервалась, ошарашенно и со всей силы втянув осенний воздух. Господи!

Джиллиан чувствовала сладкое дуновение прелой листвы, вдыхала его полной грудью и не могла надышаться, потому что за ним, едва уловимый, но становившийся с каждой секундой всё ярче, следовал аромат табачного дыма. Он приближался вместе с такими знакомыми шагами, нарастал в ушах звоном и отчаянным стуком сердца, пока не взорвался совсем рядом, окутав ярким запахом сигарет. Медленно подняв голову, Джил скользнула взглядом по чёрным ботинкам, где несколько красных листков коварно прилипли к подошве, по тёмным брюкам, серому пальто и выше, пока не наткнулась на светившиеся медью глаза мужа.

Она судорожно вскочила на ноги, нервно отряхнула от бетонной крошки ладони и попыталась найти хоть какие-нибудь слова, но не успела. Бен поднял руку, неожиданно впился пальцами в её волосы, спутав короткие волнистые пряди, и со всей силы потянул на себя.

Он целовал Джил с каким-то отчаянием, настойчиво ворвавшись языком в теплоту приоткрытого рта. А Джиллиан дрожала от неизвестности, но послушно отвечала нежностью на ярость, любовью на гнев, что крылся в каждом движении мужа. Она чувствовала дикую, странную злость в оставшемся на языке сладковатом привкусе сигарет, и всё равно бережно скользила кончиками пальцев по впалым щекам, перебирала чёрные с проседью пряди. А когда почти захлебнулась ощущением осенних губ и долгой дороги, с радостью оцарапалась о щетину на подбородке и зажмурилась от слишком сильно вонзившихся в шею пальцев. Она дышала Беном, жила, была самой сутью своего мужа, готовая понести любое наказание…

Но вдруг всё закончилось, и он отстранился. Бен долго смотрел на жену из-под полуприкрытых век, казалось, заморозив взглядом до самых костей, и стало так страшно, что Джиллиан отступила. Не отрываясь, она смотрела в равнодушное лицо мужа. Это конец? Господи! Это действительно конец?

Но, похоже, всё лишь начиналось, потому что в следующий момент, с тяжёлым оглушительным хлопком Бен демонстративно швырнул на капот забрызганный кровью жёлтый конверт.

Тот самый.

– А вот теперь, мы поговорим, – словно сквозь вату донёсся до Джил его голос. Она содрогнулась.

6 лет назад

Вашингтон, округ Колумбия

Август – Ноябрь

«Говорят, если записать мысли, они уходят из тебя. Растворяются в чернилах и бумаге, перестают пугать и помогают принять то, что кажется неизбежным. Итак…

Меня зовут Джиллиан О’Конноли, и я наркоманка.

На этом месте обычно следует либо испуганный вздох, либо ободряющие слова вроде: «ничего страшного», «мы всё понимаем». Однако осознать всю тревожность жизни зависимого человека может только кто-то столь же зависимый. Остальным это не дано.

Нет, вопреки всем стереотипам я не ширялась в подвалах грязными иглами, не глотала на тусовках сомнительных экстази и не нюхала благородную пыль, чтобы словить кайф где-нибудь в дорогом клубе. Ничего подобного. Я раб собственного мозга, и у меня нет ни одного оправдания этому. И всё, что случилось, – результат только моих усилий. Потому что каждое решение было продиктовано дозой и выполнено с полной безжалостностью к любым человеческим слабостям, включая мои собственные. Мне не за что оправдываться, но есть о чём сожалеть. Звучит абсурдно и больше похоже на хорошее начало к какой-нибудь унылой автобиографии, однако это правда…»

Глубокой ночью дальняя парковка аэропорта имени Рейгана была пуста и едва освещалась несколькими широкими плафонами фонарей. Шатающейся, пьяной походкой Джил брела в полутьме до машины и то и дело налетала на чужие автомобили, информационные столбы и мусорные контейнеры. Туфли были давно сброшены, так что теперь грязные подошвы босых ног собирали каждый острый дорожный камень. В очередной раз споткнувшись о ровную поверхность, Джиллиан упёрлась пыльными руками в чёрный бок внедорожника и застонала, когда к горлу подкатил приступ рвоты. Где-то позади орала злая сигнализация.

Перелёт до Вашингтона она запомнила плохо, проведя большую его часть в туалете, где извергала из себя воду и желчь. Если честно, Джиллиан вообще не понимала, каким чудом прошла досмотр, не вызвав подозрений в зоне досмотра. Она не помнила, как купила билет и как доехала до аэропорта. Перед глазами стоял ночной Чикаго, пока Джил пыталась остановиться и разобраться, что же творит. Однако мозг отказал, и под конец перелёта, на второй стадии отвратительной ломки, она мечтала лишь сдохнуть.

Теперь же Джил ползла в поисках своей машины. Ноги не слушались. Они то и дело подкашивались, отчего Джиллиан падала, и её ладони были уже содраны в кровь. Наверное, следовало поблагодарить какого-нибудь божка наркоманов, что она не свалилась в канаву. А впрочем, там ей было бы самое место.

«Уйди…»

Голова взорвалась новым приступом боли, и Джил закусила губу, чтобы подавить прорвавшийся стон. Дерьмо. Несколько раз моргнув, она попыталась сфокусироваться и разобрать, что за цифры виднелись на тёмном бетонном столбе, после оттолкнулась и двинулась дальше. Осталось совсем чуть-чуть.

«…Наверное, во мне всегда было больше гонора, а не здравого смысла; честолюбия, а не добродетели; трусости, а не храбрости. И именно поэтому я стала лучшей. Только больные травмированные психопаты смогли бы делать мою работу. А я даже не помню, как всё началось. С переговоров? С шантажа? Не знаю. Просто в один момент я обнаружила себя уже привычно глотающей розовые таблетки амфетамина из ободряюще протянутой руки наставника. Во времена студенчества я верила ему безоговорочно, ведь Клейн считался легендой, попасть к которой хотели многие. Но повезло только мне. Позже были другие формы, другие лекарства и много чего ещё, однако свой первый передоз я получила именно тогда – в пыльном углу западного крыла Конгресса…»

Было ужасно холодно. И когда Джиллиан наконец-то нашла машину, из-за слабости и скорой близости к окоченению тело уже била крупная дрожь. Тем временем автомобиль, который стоял на положенном месте, отчего-то не сверкнул «аварийками» при попытке открыть замок. Трясущимися руками, Джил истерично надавила на кнопку брелока, затем ещё несколько раз, подёргала ручку на дверце, а потом зачем-то пнула по колесу. Ничего. Аккумулятор был мёртв, и Джиллиан в сердцах двинула ладонью по холодной крыше автомобиля. Стало чертовски больно, зато вышло сосредоточиться, и Джил попыталась попасть ключом в замочную скважину. Вышло не сразу, и она наверняка расцарапала дверь до ржавых полос, прежде чем всё же открыла дверь, дёрнула вверх защёлку и почти рухнула на заднее сиденье. Колени сами подтянулись к груди, и Джиллиан свернулась комочком в попытке спастись от ночной прохлады. Лучше бы ей не пережить эту ночь…

«Уйди…»

Голос звучал в голове не переставая. Он перекатывался из стороны в сторону будто свинцовый шарик, пока Джиллиан грела дыханием заледеневшие пальцы. «Уйди-уйди-уйди-умри-умри-умри…» Она сделала судорожный вздох и закусила губу, ощутив, как отдаётся болью в неистово колотившемся сердце малейшая попытка истерики. Но в щели пробрался новый порыв холодного ветра, и Джил заскулила. Господи! Она убила Алишу. Она действительно это сделала.

Веки закрылись сами, и под ними немедленно поплыли видения распростёртого тела, разбросанных фотографий и почему-то стакана с виски, где вместо положенного алкоголя плескалась тёмная жидкость. Кровь мёртвой Алиши. А та лежала рядом у скрещённых ног равнодушного Бена, – ненужная, забытая, сломанная! – пока он отпивал по глотку и скалился в грани бокала. Джил хотела остановить это самоубийство, что-то кричала, пыталась выбить из рук толстый стакан, но снова и снова Бен подносил к неожиданно алым губам чёртов напиток и делал глоток. Он цедил его понемногу, ни разу не покривившись от вкуса. Только лицо его казалось бледнее с каждой секундой, пока вовсе не стало безжизненным воском с тёмными провалами глаз да угольной чернотой волос, где сверкали поседевшие звёзды. Бен не реагировал, и Джил оставалось только смотреть, как из его тела исчезают последние капли с каждым новым глотком. А осушив до самого дна, Бен в приветствии поднял мёртвой рукой розоватый стакан.

«Твоё здоровье, мартышка О’Конноли!»

Фамилия обожгла чувством стыда, отчего тело сначала покрылось испариной, а затем содрогнулось от боли, точно Джил намотало на раскалённый докрасна штырь. Каким-то краем сознания она ещё понимала, что бредит. Но не выдержавший новой порции боли разум распался на части вместе с наркотиком, утопив в новых кошмарах. Джил металась на заднем сиденье, её мышцы сводило такой сильной судорогой, что, казалось, их раздробило на атомы. Это было неправильно, но организм сдался, когда в муках боли на свет родилась совесть.

«Надеюсь, ты теперь счастлива…»

«…Мой брак сложно назвать удачным. Мы были искалеченные навязанной американской мечтой дети, которые отчего-то решили, что им надо быть вместе. Джим и я… Мы упорно верили в это десятилетие.

Нас познакомили, когда мне было пять. В двенадцать я каталась на заднем сиденье его мотоцикла, в четырнадцать поцеловала по-настоящему и никогда не знала другого мужчины, уверенная в принудительном выборе матери. И мне было двадцать восемь, когда я впервые встретила Бена. Всё ещё немного наивная, восторженная, полная грандиозных планов, несбывшихся надежд и уже четыре года, как несчастливо замужем. Пережив болезненный крах карьерной мечты, я начала всё с нуля и верила, что знаю об этом мире всё, а Бен… Бен оказался неожиданно старше и совершенно непохож на Джеймса. Суровый, подобно вождям из древних индейских племён, но с удивительно тёплым взглядом. Молчаливый, но слишком многозначный. Высокий, громоздкий, нескладный, будто слепленный из одних восклицательных знаков и превосходной степени, но одновременно невероятно притягательный.

Только посмотрев его интервью, я уже знала, что проиграю. Это было настолько же очевидно, как пропаганда на «CNN», хотя мы упорно строили иллюзию борьбы. Не знаю, какие мысли роились в умной голове будущего губернатора Рида, но нашу ругань за кулисами перед очередными дебатами, наверное, слышал весь Иллинойс. Я едва не бросалась на стены, взрывалась хаосом от его нарочитой медлительности и орала на малыша Лероя лишь оттого, что тот даже кончиком ногтя не мог противостоять Риду. И пока Бен молча поджимал губы на каждую из моих провокаций, я с каждым днём понимала, что пропадаю. С каждой новой встречей я всё больше влюблялась в неловкую для меня, но естественную для него вежливость, в холодность рассудка, в абсолютно дикую честность и прямоту, в бескомпромиссность суждений и удивительное ощущение спокойствия, которого в те дни (да и потом тоже) так не хватало моей от природы истеричной натуре. Видел ли мои чувства Бен? Возможно, но, став заложником собственного благородства, не посмел сделать хотя бы шаг. А потому, проиграв выборы в Иллинойсе, я вернулась домой…»

Казалось, что внутри прогретой машины воздух сплавился в один тугой ком, который теперь никак не желал проталкиваться в пересушенные лёгкие. Джиллиан попробовала вздохнуть, затем ещё, прежде чем ослабевшими пальцами нащупала на двери ручку, с трудом дёрнула и вывалилась на раскалённый асфальт. Левая ладонь больно врезалась в ребро брошенной кем-то алюминиевой пивной банки, пока сама Джил с жадностью вдыхала противную смесь запахов из бензина, масла и какой-то тухлятины. Итак, она всё-таки выжила.

Под утренним солнцем машина быстро превращалась в газовую печь, и Джил нервно рылась по карманам в поисках мятых купюр. Неожиданно ногти противно проскребли по твёрдому пластику, и она содрогнулась. Выхватив из кармана проклятую упаковку, Джиллиан разглядывала её несколько тягучих секунд, прежде чем завизжала. Она кричала, пока голос не надорвался. Пока не кончился воздух. И когда вопль перешёл в жалкий сип, Джил резким движением вытряхнула на землю белые капсулы, а следом упала на колени сама, чтобы с извращённым наслаждением прямо руками вдавить в дорожную пыль проклятый порошок. Снова и снова. Она ползала среди камней, пыли и прочего мусора, и безостановочно бормотала:

– Ненавижу! Ненавижу… Ненавижу!

Джил то останавливалась, смотря, как утренний ветер сносит прочь мелкую пыль, то с новой яростью вдавливала камнями или дном упаковки податливые капсулы в асфальт, и когда ни одной не осталось, измученно опёрлась спиной о машину. Насколько же страшная, непоправимая вышла ошибка. И как же прав Бен, что прогнал прочь. Чёрт побери, она опасна! Для себя, для других, для него самого.

Судорожно втянув воздух, Джиллиан постаралась успокоиться, а после с трудом поднялась на дрожащие ноги и попробовала вяло отряхнуть исцарапанные колени и усыпанную крошкой юбку, но пошатнулась и снова едва не упала. Джил знала, что выглядит отвратительно с грязными босыми ногами и в пропитанной потом измятой одежде. Её ладони были в коростах, волосы спутались в один влажный колтун, от которого разило бензином да желчью. Пересохший язык едва шевелился, а ноги дрожали, но спустя десять минут она добрела до парковки такси.

Было ещё слишком рано, но над машинами тонкими змеями уже вился сигаретный дымок, и слышался грубый смех. Мыслей о будущем не было. Джил не видела цели, не строила планов, только невероятно отчётливо понимала – ей нужна помощь.

«…Кто-то когда-то наврал, что люди не используют даже половину своих способностей. Абсурд! Имея в кармане пачку стимуляторов, вы будете думать быстрее собственной мысли, создадите парочку цивилизаций и проведёте всемирный референдум за власть во всём мире ещё до обеда. Капсула на завтрак, пара на ланч, трио на ужин, а в перерыве ещё небольшой квартет, если график покажется слишком напряжённым. И вот, вы человек-оркестр, который способен решить любой вопрос с точностью и непредвзятостью машины.

Однако за всё надо платить. Платила и я. Постепенно из моей жизни исчез аппетит, затем пропал сон. Я раздирала в кровь кожу и не выносила прикосновений, мужа и саму себя. Моя оболочка практически прекратила существовать, заводясь ключиком утром и выключаясь кнопкой снотворного по вечерам. Эмоций не осталось. Они истончились и ссохлись в ненужный рудимент, пока весь мир не сосредоточился лишь на одной потребности: ещё! Та сидела в мозгу противной раной, точно порез от бумаги на сгибе пальца. Постоянно раздражённая, навязчивая и порой доводящая до исступления, если попробовать от неё отмахнуться. Она стёрла всё остальное, заменила любой душевный порыв отравленной жаждой вознаграждения, извратила цели и понятия, отключила мораль и с корнем выдрала из груди сердце.

В общем, через год после возвращения из Иллинойса я уже знала, что схожу с ума. Но впереди меня ждали пять мучительных лет в бессмысленной надежде забыть одного-единственного человека…»

В этот час на парковке клиники психического здоровья было пустынно. Лишь в дальнем конце, под парочкой чахлых деревьев стояло несколько дежурных машин ночной смены. Высадив подозрительную пассажирку прямо около дверей больницы, сердобольный таксист, что всю дорогу пытался сунуть в руки Джил пластиковый контейнер с домашним карри, молча вручил криво написанный номер телефона. И хотя предложение позвонить, если возникнут проблемы, так и осталось не озвученным, она всё равно была благодарна.

Всю дорогу Джиллиан старалась держаться за уплывающую реальность и не провалиться в такой соблазнительный сон. Проведённая на заднем сиденье ночь состояла из вереницы галлюцинаций и жара, а потому организм срочно требовал отдыха. Издалека уже подкрадывалась знакомая слабость депрессии, но Джил боялась заснуть и вновь очутиться в том самом кошмаре, где Бен с наслаждением пил свою кровь. Однако мерное покачивание и тихое бормотание радио оказались слишком уютны, так что она клевала носом и вспоминала зачем-то холёную Теслу. Глаза закрывались сами, но Джил впивалась в предплечье, где закрашивала красными полосами от ногтей дорогу в прошлое. Она сбегала от себя и от Бена, исчезала из этого мира и хотела, чтобы тот навсегда забыл о её существовании. Бороться с собственной трусостью больше не было ни сил, ни желания, ни смысла.

Наверное, Джиллиан всё-таки задремала, когда, усевшись напротив нужного кабинета, устало опёрлась головой на светлую стену. Сквозь мутное узорчатое стекло на пол падали радужные зайчики, и, засмотревшись на их плавное шествие по резиновым плитам, она не заметила, как смыкаются веки.

– Джил? – испуганный окрик вынудил встрепенуться и шарахнуться в сторону, прежде чем взгляд сфокусировался на склонившейся к ней Оливии. Сестра ошеломлённо смотрела на грязную, жалкую Джил, что прикорнула на краешке коридорной кушетки. – Что случилось? Боже… солнышко! На тебя напали? Я думала, ты в Чикаго.

«Шикагоу… Шикагоу…»– немедленно ласково пропел в голове тихий голос, и Джиллиан почувствовала безумное желание завыть. Вспоминать оказалось невероятно больно.

– Олли, мне нужна твоя помощь, – прошептала она, и пальцы судорожно вцепились в обивку сиденья.

– Это я уже вижу, – как всегда собранная доктор Лайм деловито разглядывала ободранные ладони своей неожиданной пациентки и знакомыми поглаживающими движениями искала на сгибах локтей следы инъекций. Пустое… всё гораздо хуже. – Что случилось?

Случилось? Боже, произошло так много, что она просто не знала, с чего начать. Но вот в руки Оливии легла последняя упаковка стимуляторов, и, хотя шёпот вышел едва различимым, сестра услышала и испуганно выругалась.

– Я убила человека, Олли. И очень хочу убить себя…

«…Вторая встреча с Беном произошла в тот период моей жизни, когда я отчаянно этого не хотела. Брак летел под откос, прихватив с собой моё здоровье и, кажется, карьеру, но отказать ему я не смогла. Каждый из нас достиг своих высот, да только пути мы выбрали разные. За шесть лет я стала моральным банкротом. Эдаким импотентом, который слишком долго шёл по дороге в свой ад. То был осознанный выбор. Я хотела убить в себе всё живое и натужно гордилась тем, что из меня получилось. Но затем пришёл Бен, и впервые мне стало стыдно.

Только зайдя в кафе, я уже знала, что соглашусь на любые условия. Дойду с ним до самого дна и дальше, сделаю абсолютно всё, потому… Чёрт… Потому что время ничего не решило. Могло пройти десять, двадцать, сорок лет, а я бы всё так же восторженно замирала, лишь очутившись с ним рядом.

Рид никогда не умел врать. Всегда оставался предельно честен и вывернутой до упора откровенностью не давал даже крошечного шанса сбежать от своей отчаянной правды. Но она свалилась на меня слишком внезапно. Подавила и размазала по дороге жизни, толкнув на совершенно ненормальные поступки. Без предупреждения его откровения вписались в теорему прошедших лет и перечеркнули все принятые решения. Я чувствовала, что ошибаюсь, видела, куда всё шло, но не могла себя остановить. Бен без устали твердил, что любит, прощал каждый мой грех и отвечал лаской на грубость. Ну а я купалась в собственном испуге и не понимала – зачем? К чему ворошить опоздавшее прошлое, когда мы оба уже несвободны, когда за нами тянется ворох некрасивых проблем и грязных тайн, когда каждый наш шаг – причина скандала?

Однако Рид всегда добивался своего. Долгие месяцы мне казалось, я смогу совладать с эмоциями, приручу ураган, подчиню собственный разум. Я скрывалась, лгала, хамила и отталкивала Бена из последних сил. Но всё пошло к чёрту, стоило увидеть его взгляд на том проклятом заводе.

Искренность и прямота Бена оказались столь же убийственны, как рухнувший на его широкую спину проклятый потолок. Он готов был умереть за меня! Дико! Невозможно! Совершенно мне непонятно! Но тогда я почувствовала, что умру вместе с ним. Господи! Просто лягу рядом, возьму за руку и перестану быть, ибо снова жить одной у меня бы уже не получилось. В тот день Бен разбил меня на кусочки и собрал заново…»

Двенадцать шагов в длину и шесть в ширину – такова была палата, в которой вот уже месяц существовала Джиллиан О’Конноли. Светло-серая, безликая, уныло-спокойная и абсолютно неуютная. Под стать погоде и внутреннему миру.

Август давно сменился сентябрём, намотав первые затяжные дожди на флагштоки и размазав капли по стёклам. Впрочем, Джил не обращала на это внимания и проводила всё своё время либо в зале групповых терапий, либо на консультациях, либо в подобии библиотеки, которая больше напоминала пародию квартиры в Чикаго. Она пила положенные таблетки, честно делала задания, ела и даже спала, но лучше не становилось. Джиллиан ни с кем не общалась, никуда не ходила, никому не звонила. О том, что она существует и создаёт иллюзию жизни неподалёку от Вашингтона, знала только Оливия да пара врачей. Отключив телефон, она отрезала себя от мира, а тот размывался, как кусок глины под натиском осенних дождей. В прошлом Джил непременно слепила бы из этого нечто достойное, но не сейчас. Теперь бежать было некуда. Она не знала, что будет делать, когда выйдет из клиники, бездумно жила по расписанию и равнодушно смотрела, как меняются дни.

Оливия сердилась и вынуждала заняться хоть чем-нибудь. А потому, чтобы успокоить сестру, Джиллиан честно нарисовала две страшных картины, полюбовалась на её перекошенное лицо и с чистой совестью удалилась в палату: сидеть на кровати. Там она проводила много часов, блуждая в воспоминаниях и с нездоровой точностью воспроизводя каждое из них по отдельности. Джил боялась потерять хоть одну из деталей, а потому изо дня в день, как одержимая, восстанавливала в голове образы прошлого, рисовала лежащее на земле тело, карту шрамов на спине и даже цвета радужной посыпки на пончиках. Она сознательно культивировала в себе чувство вины и твёрдой рукой топила в ней свой рассудок.

Из слов встревоженного психиатра стало понятно, что одна мания просто сменила другую. Но признаваться в этом Оливии было страшно, потому что будь на то воля Джил, она навсегда осталась бы среди своей памяти. Врачи говорили – это не слабость, называли депрессию временной трудностью, планировали занятия, вели беседы, меняли препараты. Тем не менее всё было без толку, покуда она сама ничего не хотела. Джил пыталась быть сильной слишком уж долго и теперь просто позорно сдалась.

Однако к концу октября сонный мир Джиллиан вынужденно всколыхнулся вонючими, затхлыми водами, когда в кабинете сестры неожиданно зазвонил телефон. Висевшая на том конца провода Энн осторожно цедила слова и едва проталкивала их сквозь сведённое отвращением горло. Она просила о помощи. Да, ни один из команды не собирался прощать себе и «суке О’Конноли» смерть глупышки Алиши, но вопреки их желаниям Джил была лучшая. Даже сейчас. Даже когда до дня голосования оставалось три жалких недели.

Первой реакцией на озвученное предложение стало однозначное «нет» и почти положенная на рычаг трубка, но Оливия перехватила руку и гаркнула оглушительное: «конечно!» Так, Джиллиан вновь оказалась в колесе предвыборной кампании Рида, взяв с Энн слово никому не рассказывать, где коротала дни бывшая лоббистская стерва.

Впрочем, веры в благородство маленькой Кроули не было ни на цент, поэтому Джил сняла полупустую квартирку подальше от клиники, сократила всю терапию, кроме лекарств, а вместо унылых бесед начала гулять в парке, где её взгляд подолгу задерживался на стайках беззаботных детей. Джил ни о чём не думала, но всё же работа и привычное чувство ответственности помогли выбраться из болота однообразия, хотя это ещё нельзя было назвать началом выздоровления.

Нырнуть обратно в безумный темп предвыборной гонки было сложно. Джиллиан путалась в документах, терялась на длинных фразах и никак не могла заставить себя концентрироваться дольше пары минут. Голова пухла от проблем и задач, но Джил упрямо старалась. Ради Бена. Да, она не позволяла себе думать о нём, а Бен, кажется, даже не пробовал думать о ней, но каждый раз, слыша сквозь помехи сотовой связи эхо его низкого голоса, Джиллиан вздрагивала. Она знала, что умерла для него вместе с Алишей, а потому не противилась своей роли безликого инструмента. И когда за два дня до выборов её телефон навсегда замолчал, Джил не удивилась. Она выполнила договор и больше была не нужна. Однако через несколько дней после голосования, когда были подведены все итоги, Джиллиан набралась в закромах скопившейся смелости и позвонила Эмилии Ван Берг.

Разговор вышел тяжёлым. У каждой нашлись вопросы, отвечать на которые оказалось слишком непросто. Но, использовав такт и врождённую мягкость, Эмилия настояла на встрече.

«…Пропасть, в которую столкнул меня бывший муж, оказалась очень глубокой. И как скоро стало понятно, – почти непреодолимой, превратив мои дни в постоянные попытки забыть, а ночи в один бесконечный кошмар.

Я всегда понимала, что однажды Джеймс обо всём догадается. Могла не признаваться себе, тщательно скрывала следы… Но враньё настолько пропитало всю мою жизнь, что не могло остаться незамеченным своими яркими несостыковками. Я была виновата и остро чувствовала раздиравшую мужа боль. Действительно, узнать о бездушном вероломстве жены гораздо хуже, чем о банальных изменах.

Не думаю, что он когда-нибудь простит мне убийство детей. Не думаю, что когда-нибудь прощу себя сама. Но поступить иначе у меня не хватило причин. Во мне не находилось ни малейшего желания нянчиться с рыжими младенцами, которые ничем – НИЧЕМ! – не напоминали дорогое нагромождение нелепостей. Тогда я не осмеливалась признаться себе, находила объяснения в карьере или образе жизни. Но Чикаго удивительно расставил всё по местам, заполнив пустоты и аккуратно сшив грубо разорванные края. Бен собирал меня по крупицам и осторожно склеивал осколки, чтобы в один момент его кропотливый труд разбили, словно пустую бутылку. Нет прощенья тому, что я натворила. Однако за то, что почувствовал Бен, найдя меня в доме Ван Бергов, мой бывший муж заслужил гнить в земле.

Мне до сих пор иногда снится та ночь в пустом доме – вспышки, тени. И каждый раз я просыпаюсь с ощущением полной беспомощности. Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой и чувствую, как болят давным-давно зажившие рёбра. Я помню, как впала в непривычный для меня ступор, не понимала своих действий, не разбирала желаний. А единственной бившейся мыслью было инстинктивное, почти животное стремление выжить. В нём не было ни частицы сознания или разума, только отчаянный страх умереть. И потому я сорвалась. Мне просто очень хотелось убраться из дома, сбежать от того ужаса и воспоминаний, закрыться на семь замков и никогда не видеть людей.

Но ведь так не бывает?

Нельзя столкнуться с насилием и не переродить его во что-то иное. Кто-то смог бы пройти этот путь достойно: вынести вселенскую мудрость или стать проповедником добра, помогать другим или лучше понять жизнь. Я же скатилась ещё глубже. Упала на самое дно без шанса выкарабкаться обратно и утянула за собой Бена…»

В этом году ноябрь оказался удивительно прохладным. Пришедшие с далёкого залива ветра выгнали раньше положенного дремавших на реке Потомак уток, а заодно сдули тучи и теперь нахально резвились в чистом небе, где золотился закат. Джиллиан шла рядом с Эмилией Ван Берг, грелась в лучах вечернего солнца и о стаканчик с дешёвым кофе.

Между ними царила неуютная тишина. Миссис Ван Берг бросала напряжённые взгляды на отрешённую Джил и пыталась разговорить, но та не представляла, насколько может довериться. Супруга государственного секретаря определённо знала всё о случившемся этим летом в Чикаго. Это стало ясно из первых фраз, которые упали на совесть и сказали больше любых монологов. Однако Ван Берг не осуждала, не строила выводов, а мягко пыталась понять, что же чувствовала сама Джил.

– Как проходит ваше лечение? – осторожно спросила Эмилия в очередной попытке дотронуться до болезненной темы.

– Как говорит Оливия: лучше, чем ничего, но много хуже ожидаемого, – хмыкнула Джиллиан, а затем прищурилась от ярких лучей. Ещё пока тёплых, с ароматом корицы из расположившегося неподалёку кафе и с привкусом первой опавшей листвы.

– Я читала, что на подбор терапии иногда уходит несколько месяцев.

Ван Берг внимательно на неё посмотрела, но Джил ничего не ответила. К чему плодить банальности? Подождав хоть какой-то реакции и так ничего не услышав в ответ, Эмилия вздохнула и задала следующий вопрос.

– Ещё живёте в клинике?

– Нет. – Джиллиан бросила быстрый взгляд на шагавшую рядом с ней женщину. Ван Берг казалась спокойной, но слишком крепко стиснувшие стаканчик руки, что были затянуты в тёмно-бордовые под цвет шляпки перчатки, выдали напряжение. Миссис Ван Берг переживала. – Снимаю комнатушку неподалёку от больницы. Но не ждите приглашения на чай, не хочу потом спускать с лестницы незваных гостей.

– Я бы не стала рассказывать Бену, это не моё дело…

– Да он и не спрашивал. – Джил посмотрела на небо и улыбнулась. – Ведь так?

Ответом стало молчание. Значит, интересовался. Занятно, с чего бы…

– Мы не встречались. Кажется, Бен понял, что в этот раз я стану последней, кому вы доверитесь, а потому позвонил Грегу, – не стала отпираться Ван Берг, но потом вздохнула и поджала тонкие губы. Похоже, она ждала обивающего её порог Рида, но где-то просчиталась. – Джил, вам нужно кому-нибудь выговориться.

– У меня есть два психотерапевта, курс группового общения и целая горная гряда из лекарств на полке в ванной, что терпеливо сносит любые мои рассуждения. Поверьте, мне хватает ежедневных бесед.

– Вы не верите им, – со вздохом проговорила Эмилия.

– Лекарствам вполне. Людям – как-то не очень.

– Ах, нет. Боюсь, я ошиблась. Вы не верите сами себе.

Немного помолчав, Джиллиан неожиданно остановилась и тихо произнесла:

– Есть такие вещи, в которых страшно признаваться. Сказать их вслух равносильно окончательному приговору. Назад пути не будет. Я не смогу обманываться и придётся принять, что всё это произошло на самом деле.

Эмилия встала рядом и осторожно дотронулась до взлохмаченных ветром рыжих прядей, заправив те за ухо. От этого прикосновения Джиллиан вздрогнула, подняла взгляд и наткнулась на улыбчивые морщинки. Они удивительно строгой геометрией расчертили лицо вокруг подёрнувшихся слегка мутной пеленой возраста голубых глаз.

– Говорят, если не можешь что-то сказать – пиши. Чем дольше вы откладываете неизбежность осознания, тем сложнее будет это сделать. И тем больнее окажется реальность. Можно даже дойти до того, что настоящая правда вас просто сломает.

– Предлагаете, раз уж не вышло с карьерой лоббиста, сменить поприще на зыбкую тропу автора бульварного чтива? – зло хохотнула Джил, но Ван Берг лишь улыбнулась теплее.

– Нет. Но, воплотив на бумаге то, что не вышло оформить в словах, вы наконец-то проведёте черту. Отсечёте прошлое от настоящего, смените торопливость речи на задумчивость письма и… Бог его знает, но вдруг это поможет найти себя? – Эмилия прервалась, посмотрела на отвернувшуюся женщину и вздохнула. – Просто попробуйте.

– Может, обойдёмся новыми антидепрессантами? – тоскливо протянула Джил, а сама поняла, что устала от подобной жизни. Чертовски. Безумно. Почти до новых психозов.

– У вас страсть к быстрым и непродуктивным решениям, – покачала головой Ван Берг, и возразить на это Джил было нечего.

На этом их и без того неловкая беседа окончательно умерла, а потому ничего не оставалось, как попрощаться. Увы, но этот разговор не принёс привычного облегчения, как надеялась Джиллиан. Лишь непонятную глухую тоску и осознание, что в этот раз справляться придётся самой. Однако она всё же согласилась на ещё одну встречу, о которой через пару недель вновь попросила Эмилия.

Погода испортилась. Мелкая надоедливая морось, казалось, проникла в мосты и дома, напитала влагой одежду прохожих и поселилась в лёгких холодным облачком тумана. Город дышал дождём, жил в нём и, похоже, там же тонул. Джил вздохнула поглубже и едва не закашлялась от концентрации влаги.

– Уже решили, чем будете заниматься, когда поправитесь?

– Боюсь, вы единственная, кто ещё верит, что это когда-нибудь произойдёт, – немного резко откликнулась Джиллиан и чихнула.

Дышать водой оказалось практически невозможно, но она упорно старалась, стискивая в руках переплёт наполовину исписанной тетради. Изначально предполагавшийся curriculum vitae разросся до размеров вполне приличной автобиографии. Джил сомневалась, стоит ли обсуждать это хоть с кем-нибудь – пусть даже с Эмилией Ван Берг – однако вместе с вылившейся на бумагу чудовищной хронологией внутри определённо что-то произошло. Жить проще не стало, просто… Просто Джиллиан наконец-то перестала врать сама себе.

– Я думаю, ваши врачи также настроены позитивно.

– Из того, что мне удалось о себе узнать, мой мозг слишком изломан для восстановления своей обычной функциональности. Полагаю, через пару-тройку лет меня ждёт блестящая карьера сумасшедшей.

– Это не повод для ехидных шуток. Вам нужно время.

Эмилия хмыкнула, и ласково взяла под руку мгновенно дёрнувшуюся от прикосновения Джил. Впрочем, жест оказался столь деликатным, что уже через пару шагов напряжённые плечи немного расслабились, а сердце вернуло привычный ритм. Кажется, сестрица права, Джиллиан надо чаще бывать среди людей. Вот и Ван Берг думала так же:

– Пора уже вам хоть с кем-нибудь пообщаться. Завели новых друзей?

– Да, пару белок в ближайшем парке и мальчика Тоби, который цитирует Конституцию задом наперёд. Интересный опыт.

Неожиданно Ван Берг устало поморщилась и почесала тонкую, изящно подкрашенную светлую бровь.

– Думаю, вам с Беном надо поговорить, – вздохнула она. – Прошло достаточно времени, эмоции улеглись и возможен диалог…

Эмилия прервалась, когда Джиллиан раздражённо вырвала руку из тонких пальцев и повернулась.

– Так вот зачем всё это было? Встречи, душеспасительные беседы, попытки утешения. Просто оставьте меня и его в покое.

– Не глупите! Он несколько раз приезжал в клинику. Поймите же, Бен ищет вас и…

– Зато я его нет, – отрезала Джил, спрятав за гневом испуг. Она не хотела, была ещё не готова посмотреть ему в глаза. – Долго он вас пытал? Или вы сами ему рассказали?

– Он общается только с Грегори, но я… – отмахнулась разочарованная Эмилия. Джил хотела было фыркнуть, однако следующие слова заставили насторожиться. – Но я знаю своего мужа и Бена достаточно долго, чтобы знать об этом наверняка. Вам нужно поговорить.

«Уйди…»

Джиллиан на секунду стиснула руки, чтобы взять под контроль разбушевавшееся сердце, прежде чем как можно более равнодушно произнесла:

– Мы уже всё друг другу сказали. Но если вдруг увидите Бена, передайте, что меня не надо искать. Меня надо забыть.

«Уйди…»

– Он не смог этого сделать целых шесть лет. Неужели вы думаете, сможет сейчас?

– Ему придётся, – Джил равнодушно пожала плечами.

«Уйди…»

– Но вы сами сходите без него с ума. Да, не буду спорить, бороться за свои чувства гораздо труднее, чем за абстрактную демократию. Но, милая Джиллиан, посмотрите на себя…

– Смотреть некуда, – отрезала она и порывисто повернулась к раздражённо нахмурившейся женщине. – Меня нет. Помнить нечего, и ждать некого, от меня ничего не осталось. Всё, что когда-то было мною, я убила сама. А потому нам с Беном не о чем говорить. Увы, живые не общаются с мёртвыми.

– Вы ошибаетесь.

– Нет.

«Уйди…»

Ответ оборвал последние возражения, и это был очевидный конец разговора. Джил швырнула в ближайшую урну бесполезную тетрадь и быстро направилась прочь, даже не удосужившись попрощаться. Однако не успела она сделать и пары шагов, как вслед полетел невинный вопрос:

– В этот четверг День благодарения. Присоединитесь к нам с Грегом? – Джил замерла, а потом обернулась и недоверчиво посмотрела на миссис Ван Берг. – Мы были бы счастливы.

– Это настолько грубый ход, что даже непохоже на вас. Пожалуйста, оставьте уже попытки…

– Оставить попытки позвать вас на семейный праздник? – прохладно откликнулась Эмилия и тяжело вздохнула, когда заметила скептически поднятую бровь. – Дорогая, это всего лишь День благодарения, а не ярмарка на День независимости. Обещаю, будут только наши близкие.

Поджав губы, Джиллиан отвела взгляд и пробормотала:

– Тогда моё присутствие будет тем более неуместно.

– Я вас зову, значит, уместно, – просто ответила Эмили.

Странно, они не были даже родственниками, но почему-то прозвучавшее приглашение оказалось настолько естественным, что отказ вышел бы грубым и невоспитанным. Молча кивнув, Джил отвернулась и зашагала прочь. Взгляд упал было на выброшенную тетрадь, но она прошла мимо и не попыталась спасти свой двухнедельный труд. Быть может, туда стоило бы добавить ещё пару страниц, но, похоже, это оказалось такой же чушью, как беседы с психологом. Безнадёжно…

«…Всё, что мне было нужно – убрать Алишу со сцены. Однако моему наркотику этого показалось мало. И сейчас, оглядываясь назад, я могу назвать несколько причин, почему выбор пал на развод, а не любой другой план.

Ну, во-первых, Алиша меня раздражала. Нет, даже не так. Она доводила до бешенства и натягивала мои без того оголённые наркотиком нервы. Алиша оказалась плоха абсолютно во всём: как жена, как хозяйка, как человек. Каждое их с Беном совместное мероприятие выливалось в некрасивые сцены, которые тут же пытались запечатлеть опоздавшие на инструктаж журналисты.

Во-вторых, Алиша оказалась невероятно глупа. Разница в интеллекте между нею и Беном составляла примерно диаметр Земли. Нет, она не была злой или склочной особой, хотя несколько увиденных сцен вынудили меня задуматься, что наши характеры в чём-то и правда похожи. Подчас мы слишком остро реагировали на банальные вещи, твёрдо стояли на своём вопреки очевидным противоречиям и мастерски доводили Бена до громкого хлопанья дверями – единственный способ выразить своё недовольство, который он себе позволял.

И, разумеется, из чёртовой одинаковости не могла не возникнуть третья причина – я ревновала. У меня ушло несколько месяцев, чтобы свыкнуться с такой, казалось бы, очевидной для большинства мыслью. Я разрывалась на части каждый вечер, когда Бен возвращался домой. Днём ловила его прикосновения, считала взгляды и наслаждалась любым случайным мгновением близости, а ночью отдавала другой. Мы грешили под ярким светом солнца, оставляя таинство брака полуночным секретом. Я не знала, спал ли он с ней, снимал ли хоть как-то штормившее между нами интимное напряжение, однако пара подслушанных ссор давали плодородную почву для ревности. Знать об этом и пытаться не представлять всякий раз, когда Алиша появлялась в моём поле зрения, оказалось невероятно сложно. Не понимаю, почему я не сошла с ума уже тогда.

Однако это всё не было той самой каплей. Такой даже не существовало. Просто круги на воде от камня моей ненужной влюблённости наконец-то добрались до края и расплескали всё содержимое. Булыжник моих чувств оказался слишком огромен. Я желала Бену счастья. Но правду говорят, ничто так не толкает нас на самое дно, как заоблачно высокие цели.

Это нельзя оправдать. Моя зависимость впервые обрела материальные формы и стала чудовищем. Монстром. Совершенно неконтролируемым зверем, который бился в экстазе своей безнаказанности. Я понимала, что делаю, но остановиться уже не могла. Неслась по инерции и, конечно, налетела на стену, разбившись едва ли не насмерть. Увы, Алише повезло меньше. Эту женщину можно было не любить, презирать или ненавидеть, но смерти ей никто никогда не желал. Даже я.

Но самым страшным оказался не вид её мёртвого тела, а миг осознания, когда я услышала звон. Помню, как в полном ужасе я ворвалась в кабинет, как боялась там никого не найти, и как едва не рехнулась, увидев Бена. Живого. С руками в крови. Я была так напугана, что несла какую-то чушь, а в голове всё билась мысль: спасти! Защитить от этого ужаса. Но это было ошибкой. Бена надо было спасать не от нелепых опасностей… не от жён или хитрых противников. Ему угрожала лишь я, моя любовь и моя неадекватность. И поняв это, я бежала так далеко, как только смогла. Зарылась в такие глубокие норы, чтобы навсегда вычеркнуть себя из нормального мира.

Я выбрала себе наказание и теперь живу в его тупике, который всё больше напоминает очень печальный конец. Я ничто. Я никому не нужна. И мне некуда больше идти…»

Жёлтый особняк тонул во влажной дымке окутавшего город тумана. Дом прятался в белёсые клубы, словно старлетка в меха, выглядывал острыми кирпичными трубами и просвечивал тёплыми, желтоватыми огнями гостиной. Джиллиан нажала кнопку дверного звонка и с лёгкой улыбкой вслушалась в переливчатый лай двух обалдевших от радости папильонов. Из-за случившейся на трассе аварии она опоздала, но надеялась, что не слишком, и жирный кусочек индейки ещё дожидался хозяйку, а не стал вкуснейшим обедом для благородного семейства Буш.

– Джиллиан! – низкий, чуть простуженный голос Грегори Ван Берга прогрохотал на всю улицу, чем привлёк внимание редких прохожих. – Заходите, заходите! Мы как раз только собрались.

Она ступила в знакомый коридор, привычно повернулась к вешалке, чтобы закинуть туда свой плащ, и удивлённо замерла. На крючках расположилось несколько курток и чёрное пальто. Откуда-то ощутимо повеяло табаком.

– Будет ещё кто-то?

– Фред и Тед приехали, – крикнул мистер Ван Берг уже где-то между кухней и гостиной.

Ах, ну да. Это же она здесь в роли подкидыша. Джиллиан пожала плечами и остановилась перед зеркалом, чтобы поправить растрепавшиеся волосы. Когда-нибудь она их обрежет, честное слово. Тем временем из гостиной донёсся громкий мужской смех, бормотание очередного отвратительного фильма, и Джил невольно закатила глаза. Оставалось надеяться, что Эмилия не решилась на сводничество.

Джил была знакома с двумя сыновьями четы Ван Бергов и виделась с ними несколько раз, пока жила в этом доме. Невысокие, но удивительно статные и в полной мере унаследовавшие ум и проницательность обоих родителей, братья решили не идти по стопам отца, а прекрасно уживались в бурном течении строительного бизнеса. Тед жил в Нью-Йорке, Фред где-то в Лос-Анджелесе, оба курили невообразимо вонючую дрянь и, благодаря нескончаемым перелётам, часто бывали в отчем доме. Нельзя сказать, что между ними и Джиллиан сложились хоть сколько-нибудь приятельские отношения, однако вместе им было достаточно интересно.

Тем временем Джил сделала несколько шагов в сторону тёплой, цветастой гостиной, ожидая услышать приветствия, но остановилась и на секунду зажмурилась. Первым возникшим глубоко инстинктивным желанием было развернуться и уйти прочь, сбежать как можно дальше, пока её никто не заметил. Но тут в спину упёрлось огромное тяжёлое блюдо, и раздался немного ворчливый голос:

– Думаю, вам лучше войти. Иначе придётся есть индейку в коридоре.

– Вы обещали, что будет только семья, – процедила Джиллиан, чуть повернув голову.

– Я обещала, что будут близкие, – донеслось сзади самодовольное хмыканье. – Не вижу противоречий.

Разумеется, Джиллиан знала, что Бен давно в Вашингтоне. Смотрела интервью, читала статьи, даже пересилила себя и поговорила с парочкой бывших коллег, ожидаемо встретив ответную волну восхищения. Рида ждала блестящая карьера, а Джил оставалось лишь радоваться.

– Зачем? – обречённо прошептала она, увидев, как медленно поднял голову Бен, а затем встал с казавшегося крошечным кресла. Ждал ли он её? О господи, кажется, да.

– Вам нужно поговорить.

Давление блюда на спину исчезло, и как ни в чём не бывало коварная жена умнейшего политика обогнула застывшую Джиллиан, не испытав ни малейших проблем с проникновением в собственную гостиную. Водрузив индейку на стол, Ван Берг всё с тем же достоинством снова скрылась на кухне.

– О, а вот и Джил, – тем временем крикнул рыжеволосый Фред и подскочил, чтобы поцеловать её в щеку. Какие удивительные нежности! – Бен, познакомься, это Джил О’Конноли. Советую не ругаться с этой маленькой женщиной, иначе можно остаться без головы.

Фред громко засмеялся, а она вздрогнула и стыдливо отвернулась, внезапно наткнувшись на чуть прищуренный взгляд Теда. А он смотрел то на неё, то на Рида и явно взвешивал в уме унции только что увиденной картины.

– Мы знакомы, Фредерик, спасибо, – совершенно спокойно отозвался Бен.

– Вот как? – Мужчина, казалось, был искренне удивлён, а вот его брат лишь усмехнулся. Тед всегда замечал больше весельчака Фреда.

– Мы… пересекались. Миссис О’Конноли провела некоторое время в Чикаго, – медленно проговорил Бен, не сводя с неё внимательного взгляда.

А Джиллиан не знала, куда деться. Да, пересекались… Она жила в его квартире, спала в его кровати, носила его одежду и принимала в себя его самого. Руки привычно мелко задрожали, но она лишь кивнула, натянуто улыбнулась и села как можно дальше от потенциального источника проблем.

Вечер двигался трудно. Сквозь смех и шум беседы, Джил то и дело замечала обращённые на неё взгляды: Теда, Эмилии и, конечно же, Рида. Первый смотрел с откровенным ехидным самодовольством, вторая с несвойственным деликатной натуре напором, а третий… Разобрать, что именно хотел вложить в свой взгляд Бен, не получилось, потому что Джиллиан терроризировала глазами полупустую тарелку и упорно молчала.

Однако даже неполные шесть фунтов индейки когда-нибудь подходят к концу. И как только Тед увёл всю мужскую компанию покурить, чтобы после перерыва начать новый раунд обжорства, Джиллиан малодушно сбежала на кухню. Всё, чего ей хотелось – побыть в тишине и привести в порядок шалившие нервы. Сидеть рядом с Беном было страшно и тяжело. А заставить себя поднять взгляд – невозможно.

И потому, как только в коридоре хлопнула дверь, Джил упёрлась руками в единственный свободный кусочек столешницы, что была заставлена акрополем грязной посуды, и медленно выдохнула. Раз-два. Вдох-выд… К чёрту! Джиллиан зарычала. К чёрту чёртовых Ван Бергов. К чёрту чёртовы техники. Уж лучше что-нибудь к чёрту разбить!

– Джил.

Раздавшийся за спиной голос вынудил испуганно подскочить, и на пол едва не полетела одна из грязных колонн.

Бен. Это был Бен, который прямо сейчас закрыл за собой дверь и замер где-то у стенки, но Джил не обернулась. Вместо этого, подхватив разрушающуюся архитектурную композицию, Джиллиан сгрузила ту в раковину и включила воду. Она занята! Занята! Занята! Занята! У неё нет времени на разговоры, и есть посуда. Да. Целый археологический рай…

– Давай поболтаем? По-дружески.

– Зачем? – Вопрос вырвался сам, и Джил поморщилась. В хромированном боку огромной кастрюли она видела, как Рид прислонился плечом к дверному проёму и лениво крутанул в руках знакомую синюю зажигалку.

– Мы не виделись три месяца. Хотел спросить, как твои дела.

– И?

– Как ты?

– Жива-здорова, – сквозь зубы процедила Джиллиан, излишне резко поставила чистую тарелку на металлический край раковины и принялась за новую. Добавлять что-то к уже сказанному не было нужды. Она действительно жива и более или менее здорова. Но со стороны послышался недовольный вздох.

– Дружеская беседа предусматривает общую заинтересованность в предмете дискуссии. Будет неплохо, если ты в ответ поинтересуешься обо мне, – с небольшим нажимом произнёс Бен, и Джиллиан поджала губы. Что за ненужные реверансы? О чём спрашивать? Как он себя чувствует, похоронив жену? Рад? Счастлив? Ха… Джил знала, что Бен опустошён.

– Ну, и как ты?

– Жив-здоров.

– Молодец.

Вот и поговорили… Джил устало опустила руки в мыльную воду и покачала головой.

– Тебе не следовало принимать приглашение, – неожиданно сказала она.

– Почему?

– Это дом государственного секретаря…

– Это дом моего друга.

– И давно вы знакомы? Мне всегда казалось, Грегори стоял особняком среди вашего демократического ослиного стойла.

– Как всегда очаровательна, – осклабился Рид, а затем небрежно бросил: – Сегодня ровно шесть лет.

– Ясно. – И всё действительно стало окончательно ясно.

Тем временем за спиной раздались шаги, и в поле зрения появился тёмно-синий джемпер. Бен прислонился бедром к кухонной столешнице, а потом скрестил на груди руки. Он явно никуда не спешил, хотя со стороны гостиной уже слышался дружный смех братьев.

– Есть ли ещё причины, по которым мне не следует здесь быть? – Вопрос прозвучал слишком невинно, даже ласково, словно Бену действительно было хоть какое-то дело до её мнения.

– Теперь ты политическая фигура, и заводить фаворитов среди однопартийцев может оказаться невыгодным. Если, конечно, у вас двоих нет каких-нибудь планов по совместному завоеванию мира, – сосредоточенно проговорила Джиллиан, намыливая очередную тарелку, а затем досадливо поморщилась. Ну вот зачем ей это? Это больше не её проблемы.

И кажется, Бен считал абсолютно так же, потому что ничего не ответил, а продолжил молча наблюдать, как она занимается посудой. «Дружеская» беседа, очевидно, не клеилась.

– Ты неплохо выглядишь, – наконец произнес он, а Джил захотелось истерично расхохотаться. Похоже, Рид так и не нашёл в себе чувства такта по отношению к её синякам под глазами.

– Три месяца на антидепрессантах и нейролептиках кому угодно даруют спокойствие и крепкий сон. Хотя сейчас я больше напоминаю аптеку, нежели человека, – фыркнула она и усмехнулась. – Но уже не убиваю людей.

И снова эта противная тишина. Ни ответных реплик, ни злого смеха. Только пауза, что будто бы повесилась на верёвке молчания.

– Зачем ты моешь посуду? – внезапно спросил Бен, словно только что увидел. Забавно… Исчерпал весь арсенал пустой болтовни?

– Это успокаивает.

– А тебя что-то беспокоит?

Она поджала губы, но ничего не ответила. Неожиданно Рид отлепился от стола и сделал шаг в сторону раковины, вынудив покрепче схватить скользкую тарелку. Сердце истошно заколотилось, дёргая в такт конечности, но мелькнувшая совсем рядом с лицом длинная рука лишь подцепила висевшее на крючке полотенце. А мгновением позже Бен осторожно забрал из рук Джил уже чистое блюдо. Повеяло родным запахом табака, и мир на секунду вспыхнул яркими красками, прежде чем привычно потонул в обыденной лекарственной серости. Джиллиан ничего не сказала и успела вымыть целых три тарелки, прежде чем Бен снова спросил:

– Джил, ты нервничаешь?

– Немного.

– Почему?

Он не поменял интонации, но теперь стоял так близко, что она кожей чувствовала его дыхание, ощущала уже знакомый сладкий аромат геля после бритья и горьковато-приторные ноты лакрицы. Джил следовало бы уйти. Немедленно. Пожалуй, стоило убежать, когда Рид только показался на кухне, но… Поздно.

– Я… я не знаю.

– Врёшь.

Джил зажмурилась.

– Да. Вру, – пробормотала она, а потом вновь занялась посудой. Это действительно успокаивало. – Наверное, хорошо, что ты здесь. Такое лучше говорить лично. К тому же миссис Ван Берг настойчиво хотела, чтобы мы обсудили… нашу проблему.

– А ты?

– А я на сильнейших антидепрессантах, – Джиллиан натянуто улыбнулась. – Все мои желания сводятся исключительно к примитивным потребностям. Однако, хотя сейчас не лучшее время – праздник, чужой дом, вынужденное совместное времяпрепровождение… Но бог его знает, увидимся ли мы опять.

– Отчего же? – Бен сделал шаг и оказался у Джил за спиной. Теперь это совсем… совсем не походило на дружеские беседы. Однако он лишь бережно забрал очередную тарелку, и полотенце едва слышно скрипнуло по гладкой поверхности. – Ну так?

– Не думаю, что рискну прийти сюда снова, – честно призналась Джил. – Раньше я считала это место убежищем. Теперь не могу.

– Из-за меня? – Дыхание колыхнуло волосы у виска.

– Да. Но раз мы здесь, я должна тебе сказать, что хотела.

– Говори.

Джиллиан прикрыла глаза, окунула тарелку в воду и начала. Тихо, торопливо, сумбурно.

– Бен… Моему поступку нет и никогда не будет ни одного оправдания. Во всём мире не найдётся столько причин, чтобы извинить то, что я натворила. Да я и не прошу. Ты сам прекрасно понимаешь – моё поведение и действия оказались настолько грубы, недостойны и совершенно бесчеловечны, что легко приравнивают меня к моральному уроду. И это действительно так.

Она прервалась, давая Бену возможность что-то сказать, но он молчал, а значит, возражений у него не было. И тогда Джил продолжила:

– Я выродок собственной жизни, который не имеет никакого права молить тебя ни о прощении, ни о снисхождении, потому что всё совершённое мною делалось с открытыми глазами. Моя вина ужасающе очевидна и пугает меня саму. Единственное, о чём я могу осмелиться попросить – поверить мне в последний раз. Знаю, я врала тебе слишком часто, чтобы ты это сделал, но… Я действительно сожалею. Бен, пожалуйста, поверь… Да, это не срастит разбитые кости и не вернёт к жизни твою жену, но я никогда не желала ей смерти. Клянусь.

Джил замолчала, позабыв о посуде, и истерично сжала в руках мыльную губку. До этого дня она никогда не унижалась, и теперь не знала, надо ли сказать что-то ещё? Может, стоило встать на колени? О, она с радостью, если это поможет. Но Бен по-прежнему молчал и, наверное, мечтал свернуть Джиллиан шею. Секунды капали за секундой и утекали вместе с льющейся из крана водой. Наконец, не выдержав гудевшего в ушах напряжения, Джил судорожно пробормотала:

– На этом разговор стоит закончить. Пожалуйста, вернись в гостиную и дай мне спокойно помыть посуду. Весь этот балаган затевался ради тебя, так не заставляй же их ждать. Иди.

– Даже не подумаю, – раздался ледяной ответ, будто только что сказанные слова ничего не значили. Совсем. Так… пустое сотрясание воздуха. И от этой мысли вдруг стало настолько погано, что Джиллиан швырнула губку в раковину.

– Тогда уйду я.

Она дёрнулась было прочь, но длинные руки Бена упёрлись по обеим сторонам от неё, и Джил резко остановилась.

– Тоже маловероятно.

Тихий угрожающий голос Бена собрался нервными импульсами вдоль позвоночника, и вынудил настороженно замереть. Если прямо сейчас он вонзит ей меж рёбер нож, Джил поймёт. Она вообще готова оправдать каждый поступок Бена, принять любое выбранное им наказание. Джиллиан прошла через многое… Но вместо этого Бен наклонился и зло процедил:

– Ты эгоистичная маленькая дрянь! Я искал тебя все эти месяцы! Слышишь? Искал! Перерыл каждый камень в этом проклятом городе. Ты не отвечала на звонки, ни с кем не общалась, исчезла, словно… Словно тебя никогда не было! Словно мне всё приснилось! Почему?! Почему ты сделала это со мной?

– О чём ты…

– О правде, Джил, – прошептал Бен, и она увидела, как сжались его кулаки. Но он не тронул её, даже не прикоснулся. Просто стоял рядом, не давая сбежать. – О том, что ты предпочла трусливо от меня прятаться. Почему, чёрт побери? И почему это волнует меня больше, чем всё, что ты натворила? Я стоял над гробом Алиши и не знал для чего. Кому это нужно? Почему прямо сейчас я хороню женщину, которой уже ничем не помочь, пока ты где-то там, как всегда, решила справляться со всем в одиночку? Но потом осознал, что это не я… Это ты оставила меня, Джил! Бросила со всем дерьмом в тот момент, когда я нуждался в тебе больше всего. Это было так эгоистично…

О боже! Горло сдавило спазмом.

«Уйди…»

– Я всего лишь хотел, чтобы ты ушла из той чёртовой комнаты, – словно прочитав её мысли, едва слышно прошептал Бен. – Из комнаты! А ты решила уйти из моей жизни.

Джиллиан спрятала лицо в мокрых ладонях.

– Мартышка… – Внезапно тёплые пальцы коснулись стиснутых рук, но Джил затрясла головой. Не надо! Не так! – Моя маленькая, неугомонная мартышка… Я знаю, что виноват если не во всём, то очень во многом…

– Нет! – выдавила из себя Джиллиан, отчаянно пытаясь сказать, что это неправда! Нет-нет-нет! Только не Бен! Но виска коснулся лёгкий поцелуй, и она замерла.

– Тихо, – пробормотал Бен. – Я действительно виноват. Это были мои поступки, мои решения и моя ответственность, которую я не удержал. Мой выбор, за который почему-то заплатили вы, а не я. Вы обе.

Джил не могла слушать дальше. Просто не выдержала и, отчаянно всхлипнув, она рывком схватила сладко пахнувшие сигаретами руки.

– Прости меня! Пожалуйста, прости! – пробормотала она, уткнувшись носом в твёрдые костяшки, и вдохнула такой родной запах.

– Глупая, я же говорю…– начал Бен, но она перебила. О, ей было за что оправдываться.

– Прости меня за всё. За грубость, за глупость, за решения, за ошибки. За холодность, за вредность… За шрамы, за боль. За то, что сделала, за то, что не сделала. За то, что бросила, оставила одного. Прости меня за эту уродливую, никчёмную, неправильную любовь. Я пока не умею иначе, но обязательно научусь. Я сделаю для тебя всё! Ты только скажи… – Губы безостановочно целовали пальцы и лихорадочно ловили почему-то всё время ускользавшие из рук ладони. – Я вывернусь наизнанку, отрежу ненужное, выращу новое, стану другой! Скажи, ты только, пожалуйста, скажи!

Но тут Бен наконец-то смог вырвать свои руки из почти звериной хватки, и Джиллиан застыла на мгновение от ощущения пустоты. Но в следующую секунду её прижали к груди так сильно, что она могла расслышать лихорадочный стук чужого сердца. Звонкий, чёткий, прекрасный. И захлебнулась вырвавшимися изнутри чувствами, жадно глотнув лакричный воздух, когда Бен тихо и настойчиво пробормотал:

– Сядь.

Сдвинув в раковину загремевшую колонну тарелок и наверняка перебив несколько из них, он легко подхватил Джил за талию и устроил на краю свободной столешницы. Бен смотрел на неё, казалось, целую вечность, пока она впервые покорно ждала неизбежного. Наконец, взлохматив нервной рукой волосы в тщетной попытке успокоиться, Рид заговорил.

– Господи… знала бы ты, как я на тебя злюсь. – Он покачал головой и чуть заметно усмехнулся. – Но вовсе не за то, что следовало бы. Я злюсь на твою глупую упёртость, на скрытность и ненужную стойкость. На больную, затравленную гордость… И люблю за всё это. Ты подарила мне три самых счастливых дня, три жутких месяца и уже почти семь лет безумия. И знаешь… я не хочу его заканчивать. Никогда. Я хочу и впредь терять рассудок от твоей взбалмошности и непредсказуемости.

– Нет, – прервала его Джил. Она провела рукой по чуть колкой щеке и поймала подушечками пальцев едва наметившиеся ямочки, по которым, оказывается, так скучала. – Ты ошибаешься. Это неправильно, и я вовсе не такая.

– Именно такая, и никакая иначе.

– Меня нет, Бен. – Она покачала головой и вымученно улыбнулась. – Возможно, когда-нибудь во мне появится толика того, чем я могла бы стать. Пару пинт смелости или хоть унция человечности. Но сейчас есть лишь пустота и ты, заполнивший её до краёв. Я ничто без тебя, Бен, но это не повод тратить свою жизнь на почти свихнувшуюся женщину. Мне никогда уже не быть здоровой настолько, чтобы ты был счастлив.

Лёгкий поцелуй неожиданно накрыл холодную маленькую ладонь, пока Рид надёжно удерживал Джил на месте, и она прервалась. Руки вокруг неё обвились крепче, будто Бен боялся, что она снова сбежит и бросит его одного со всеми признаниями, как поступала всё это время. А потом Джил услышала его шёпот:

– Будь любой. Слышишь? Просто любой… Слабой, сильной, смелой, глупой, будь такой, какой хочешь. Только будь со мной. Джил, пойми… потому что без тебя я быть не смогу.

И в этот момент Джиллиан вдруг поняла, что плачет. Бесшумно. Впервые в своей жизни выплёскивая в слезах копившиеся годами боль и разочарования. И Бен, конечно же, это понял. Ему вообще не нужны были слова, чтобы понять любую связанную с Джиллиан мелочь.

– Ну, наконец-то… Плачь! Плачь, моя мартышка, – нежно пробормотал он и прижал сильнее, уткнувшись чрезмерно длинным носом ей в шею. А потом вдохнул её запах, пока она цеплялась за него подобно мартышке, и едва слышно договорил: – В твоей жизни больше нет тупиков. Пускай ты пока не знаешь себя и куда надо идти, но я знаю. Джил… Пойдём домой.

Наверное, ей следовало бы разозлиться на хитрую Ван Берг, которая достала из мусора тот злосчастный блокнот. Или на Бена, который его прочитал. А может, ещё на какие-нибудь совершенно ненужные мелочи. Но вместо этого Джиллиан рассмеялась. Сквозь непривычно жгущие глаза слёзы она хохотала от невероятного счастья, что, казалось, расплескалось в каждом углу окончательно утонувшего в тумане жёлтого особняка.

Домой. Она наконец-то возвращается домой.

9

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Ноябрь

1 день до президентских выборов

Джиллиан посмотрела в глаза мужа и сделала шаг назад, потом ещё и ещё, пока не наткнулась спиной на твёрдый край лобового стекла. Впервые в жизни она испугалась Бена. Это было не просто тревожное опасение более сильного, хитрого и умного противника, нет. Джил ощущала себя пойманным в ловушку животным. И чуть склонивший голову набок Бен, как охотник с едва заметной высокомерной ухмылкой, следил за её паническим отступлением. А когда бежать стало некуда, он нарочито медленно произнёс:

– Я вернул своё. – И в этой фразе крылось гораздо больше, чем просто документы. Стало понятно, что Бен вложил туда жизнь, карьеру и, похоже, даже жену. Джил перевела взгляд на покрывшие конверт тёмные пятна и почувствовала, как стало сложно дышать. Она знала, чья это кровь. – Что ты натворила?

– Натворила?! – казалось, она даже задохнулась от наглости.

Джил попыталась что-то сказать, но тут Бен достал пачку сигарет, вытянул одну и прямо в пальто уселся на пыльный деревянный ящик. В нём уже четвёртый год стоял нераспакованный мотор белобрысой красавицы. Рукой муж ослабил узел галстука и машинально расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, прежде чем чиркнул уже потрёпанной зажигалкой и уставился на супругу.

– Наблюдать за тобой было весьма интересно. Я даже не ожидал. Интриги, сплетни, тайные встречи. – Он выдохнул дыма и усмехнулся. – Смотрю, ты полностью прониклась двуличностью этого дома. Что дальше? Будешь медленно подсыпать мне яд или открыто подошлёшь убийц? Право слово, уже не знаю, чего от тебя ждать… После твоих встреч с бывшим мужем. Сколько их было, кстати? Мне известно про три.

– Ты знал? – прошептала ошеломлённая Джиллиан. Мозг бился в паническом отупении не в силах до конца понять, что происходит. – Знал и ничего не сделал?

– А должен был? – картинно изумился муж, и Джил почувствовала, как сердце оборвалось. – Было любопытно смотреть, решишься ли на воровство. Всё же не каждый день жена крадёт у меня государственные документы.

– Зачем ты так поступил со мной? – не веря в безумные догадки, пробормотала Джил и отчаянно затрясла головой. – Чего добивался? Проверял на честность? Испытывал верность? Бен, я чуть с ума не сошла…

– Да неужели?! – процедил он и швырнул недокуренную сигарету вниз, тут же раздражённо затоптав её носком ботинка. А затем Бен поднялся и встал рядом с испуганно дёрнувшейся женщиной. Пальцы вцепились в её дрожащий подбородок и почти до боли в шейных позвонках вынудили задрать голову. – На чём ты попалась? Какие интриги плела за моей спиной все эти годы, раз они нашли чем надавить? Ведь было же что-то! Причина, по которой ты встречалась с ублюдком О’Конноли! Он просил помочь по старой дружбе? Или решили вспомнить чудесные годы брака? А может, тебе понравилось, что было после?

Бен почти шипел ей в лицо и исступлённо вглядывался в широко раскрытые глаза жены, словно искал ответ. Внутри мужа билась ревность, злость и – Джил могла в этом поклясться! – самый настоящий страх.

– О чём ты, чёрт тебя возьми? – Джиллиан действительно не понимала. Не могла осилить всем своим разумом смысл, что звучал в словах Бена.

– Не строй из себя дуру и не держи за идиота меня. Я же видел твой взгляд – испуганный, зажатый, решительный. Дьявол, Джил! Неужели было так сложно открыть рот и сказать? Твои тайны настолько ужасны? Или опять поперхнулась гордостью? Я же просил рассказать!

Резко дёрнув головой, она вывернулась из хватки тревожно пахнувших сигаретами пальцев, однако тут же попалась в ловушку рук и гневно уставилась на мужа. Ну, хватит! Хватит! Здесь виновата не только она!

– Каким же это образом? – саркастично протянула Джиллиан, и Бен невольно нахмурился, увидев растянутые в приторной улыбке губы. – Чтобы снимки твоего члена тут же украсили передовицы газет? Или, быть может, хочешь увидеть их на рекламных щитах? Ты только скажи, я ещё могу это устроить.

– Что?!

Теперь, кажется, не понимал он. И Джил рассмеялась бы, да только гневно бившаяся от несправедливых обвинений гордость не слушала хозяйку. А потому палец ткнулся в грудь замолчавшего Рида.

– Ты изменил мне, Бен! Но, бог с ним, я могу это понять и даже простить. Но ты попался, и…

– ЧТО?!

Джиллиан видела его растерянный взгляд, и это взбесило её окончательно.

– Кидаться обвинениями так легко, да, милый, когда собственное прошлое не давит на чистоту твоих политических убеждений. Я права?

Ответом стала тишина. А несколькими мгновениями позже она почувствовала, как муж отпустил её и сделал шаг назад. Руки скользнули по предплечьям вниз и будто обессиленно свесились вдоль тела, пока Джиллиан вглядывалась в его глаза. И в них было столько недоумения, что она на секунду засомневалась. Лишь на мгновение, прежде чем ступить вперёд и выплюнуть очередной вопрос.

– Ты изменял мне. Да или нет?

Джиллиан нервно ждала ответа. Любого! Была готова наконец-то услышать признание, принять правду, поговорить, но Бен молчал. И тогда, со звоном лопнувшего напряжения, Джиллиан сорвалась.

– Давай же! Не молчи! Отвечай! Скажи мне, Бенджамин Рид, ты изменял?

Джил судорожно втянула пропитанный бензином воздух, но не почувствовала этого. Вцепившись в короткие пряди волос, она зажмурилась. Три недели. Двадцать один день. Чёрт знает сколько часов, и один-единственный вопрос, который так и повис без ответа. Бен лишь смотрел на неё сверху вниз, будто перед ним не жена, а вызубренный до головной боли Билль о правах. Но, когда она с истерическим смешком отвернулась, он всё же заговорил. И хотя его голос звучал почти ровно, в нём звенели те самые нотки хорошо спрятанной злости. Только вот на кого?

– В своей жизни, Джиллиан Рид… – начал он, – я делал много чего. Я совершил целый ворох хороших и не очень поступков. Спасал жизни на операционном столе и несколько раз отнимал, играл в людские пороки с собой и другими, собирал кубик Рубика из интриг и распутывал гордиевы узлы смыслов. А ещё я изменял. Изменял жене с единственной женщиной, которой восхищался, которую любил и которую люблю до сих пор.

Джил застыла, потому что слова Бена были неправдой. В заднем кармане её джинсов прямо сейчас лежало доказательство его вранья, которое жгло хуже вылитой кислоты.

– Я дам тебе ещё один шанс, – процедила она не оборачиваясь. Руки стиснули прохладный металл дверцы, и боль от сведённых судорогой пальцев придала сил договорить. – Не обманывай меня, пожалуйста. Я должна знать правду, прежде чем встану за твоей спиной. Мне нужно понимать, чего ждать.

– Правда только одна. Я никогда тебе не изменял, – спокойно отозвался Бен. Она услышала шелест ткани, стук обручального кольца о металл корпуса зажигалки и честно попыталась успокоиться, но плюнула на всё и резко обернулась. В лицо мужа полетел измятый снимок.

– Тогда, что это? – снова закричала Джил. – Ну же! Придумай оправдание. Твой двойник? Чудеса компьютерной графики? Быть может, мне уже звонить в Голливуд?

Как Бен умудрился поймать весело закружившийся клочок бумаги, она не знала. Но резко захлопнула рот, стоило ему увидеть запечатлённую на фотографиях парочку, а затем отшатнулась, когда он дико и безумно рассмеялся. Бен хохотал долго и надсадно, запрокинув голову и уставившись в немой потолок гаража, словно видел там небо. А Джил испуганно смотрела на мужа, пока жуткое веселье резко не оборвалось. Не сводя взгляда с потемневших от времени балок, Бен со злым смешком пробормотал:

– Сука! Ты продолжаешь портить мне жизнь даже с того света… – Он какое-то время ещё искал ответы под старой крышей, но потом выпрямился, бросил взгляд на Джил и зло протянул: – Один и тот же разговор, об одной и той же женщине, у одной и той же машины. Моя радость, тебе не кажется, что в нашей жизни стало слишком много символизма?

Джиллиан удивлённо моргнула и отчаянно попыталась понять, в чём, чёрт возьми, дело.

– Тогда ей было не в радость, но сейчас, полагаю, она чертовски счастлива в своей могиле.

«Не в радость…»– эхом раздалась в голове перекличка давно забытых голосов.

– Алиша? Но… – выдохнула Джиллиан и в недоумении посмотрела на снимок, что держал Бен. – Я не понимаю!

– Ты плохо её знала, – тихо проговорил Бен, подходя ближе. – Это как увидеть себя во сне – почти невозможно узнать. Да, мартышка?

– Я не… Что за чушь? – забормотала Джил. Бред! Абсурд! Она же не слепая! – Но как? Когда… Она шесть лет как мертва!

– Все ещё не поняла?

Бен прикрыл глаза и покачал головой, затем снова посмотрел на снимок и швырнул его на капот прямо поверх конверта. Следом на заднее сиденье приземлились пальто и пиджак. А потом муж неожиданно повернулся к Джил спиной и, резким движением выдернув из-за пояса рубашку, обнажил спину, которую испещрили рубцы старых шрамов.

– А так?

И только увидев эти рваные полосы, Джил почувствовала, как подогнулись враз ослабевшие ноги. Перед глазами всё закружилось, но она сделала последнее усилие и схватила мутную фотографию. Джиллиан до боли вглядывалась в снимок, но видела только родинки, перекрещённые женские руки, медные волосы и скомканную простыню. Она до слёз заставляла себя искать то, чего там никогда не было, а когда не нашла, едва не заорала. Ничего! Господи! На широкой спине мужа не нашлось ни единого шрама, которые так хорошо помнили её пальцы! Ни одного рубца, что Джил так сильно любила и столь же отчаянно ненавидела. Ни следа тёмно-красных полос, что за годы стали столь привычны… обыденны…

– Она шантажировала меня два месяца, прежде чем получила желаемое… – задумчиво проговорил Бен. Он повернулся и машинально заправил обратно рубашку. – Запись с видеокамер я сумел уничтожить, а эти снимки она вовремя спрятала, чтобы иметь под рукой инструмент манипуляций. Не думаю, что я был первый попавшийся на её провокацию. Но уж точно единственный такой идиот, который сыграл по предложенным правилам. Потом фотографии пропали, и сначала я не обратил на это внимания. Господи, о чём вообще говорить! Тогда меня волновала совсем… другая женщина. Ну а дальше я вовсе о них позабыл, потому что стало не до того. И снова ошибся. Забавно…

– Это невозможно! Бен… Я же знаю их наизусть.

– Знаешь, потому и думаешь, что их видишь, – неожиданно с мягкой улыбкой проговорил муж.

– Господи…

Она поняла, что натворила. Дура! Самая настоящая дура! Всё было так очевидно. Убогий блеф Сандерса неожиданно для него оказался так безупречен, что Джиллиан сразу попалась на первый крючок. Ему неоткуда было знать об этих шрамах, ну а она…

– Джил…

– Нет, погоди… Получается, я мечтала от них избавиться! Это… Это…

– Джиллиан!

– Я так виновата! Как я могла… Я знаю, что ты не веришь. Сама себе не верю…

– Джиллиан Рид! – с лёгким нажимом остановил её Бен.

Она послушно, даже покорно подняла голову и приготовилась принять любое наказание, но неожиданно встретилась с ласковым взглядом Бена. Его глаза были тихи и спокойны, когда он нежно прижался губами к горячему лбу растерянной жены.

– Наш мозг – отчаянный лгун, – прошептал Бен. – Он достраивает восприятие, придаёт ему целостность и иногда выдаёт желаемое за действительное. Скажи, за что ты так не любишь эти дурацкие шрамы? Прямо видеть не хочешь!

Он легко усмехнулся, а Джиллиан затрясла головой.

– Я виновата в том, что они вообще появились. Если бы в тот день…

– Мартышка, перестань думать об этом. Это был мой выбор. Моё решение. И, окажись мы там снова, я бы всё повторил.

Бен замолчал, а она всё никак не могла успокоиться.

– Прости меня… – выдохнула наконец Джил и истерично вцепилась в ворот белой рубашки, притягивая мужа ближе. Теснее. Желая поверить, что он всё же с ней, несмотря на все промахи, что она совершила. Ни за что на свете она не хотела разочаровывать Бена, но каждый раз почему-то делала именно так. – Я подвела тебя. Боже, я так тебя подвела. Испугалась. Повелась. Попалась на такой глупости и поверила… Едва не разрушила всё, чего ты добивался столько лет. Господи, Бен! Что я натворила?! Они угрожали их опубликовать. И они сделали бы это несмотря ни на что, даже расскажи я тебе. Мы пытались найти решение, но не смогли и…

– Тише, тише, – прервал Бен и, баюкая, крепко прижал к себе жену, которая продолжала заходиться неразборчивым шёпотом. – Я понял. Теперь я всё понял. Мне не за что тебя прощать, глупая. Не за что.

– За то, что так сильно тебя люблю. За то, что ради тебя готова послать к чертям всю страну…

– Это я виноват, мартышка, – неожиданно глухо проговорил Бен, и она почувствовала, как напряглись его нежно обнимавшие руки. – Виноват в том, что моя жена хоть на минуту поверила дурацким снимкам. В том, что она допустила саму возможность этой измены. В своей самоуверенности я думал, что знаю все ходы наперёд, но просчитался и едва успел защитить вас с Эми. Я прошу простить меня за то, что дал вам почувствовать себя ненужными. За риск…

– Но ты же не знал, – начала было она, но Бен лишь покачал головой и запустил пальцы в спутанные пряди рыжих волос.

– Я подозревал, каким образом Сандерс и его шайка попытаются избавиться от документов. Догадывался о постоянной слежке и знал, как им помешать. Однако не учёл двух вещей: их попытку действовать через тебя и людей, что хоть раз носили фамилию О’Конноли. Представляешь, они постоянно путают мои карты!

Бен невесело хохотнул, а Джил вздохнула. О’Конноли… Кажется, эта фамилия с ней навсегда.

– Шантажист вышел на Баррета. Я не знала про Джеймса, пока не встретилась с ним.

– А вот это, родная, мой главный просчёт. Я полагал, он не осмелится… не наберётся наглости посмотреть тебе в глаза. И уж точно не думал, что на эту встречу решишься ты. Дважды я пытался дать тебе понять. Даже залез в твой кабинет, чтобы найти причину шантажа. Следил за тобой, подслушивал, подозревал чёрт знает в чём… Но, самое страшное, я не верил тебе. Посмел усомниться в женщине, которая всегда была для меня миром.

– Бен… – попробовала она прервать эту неожиданную исповедь, но лишь почувствовала, как он покачал головой. И замолчала, дав возможность выговориться.

– Ты всегда действовала быстро. Не успел я вернуться домой, сказать хоть слово без риска получить утром огромный скандал, как О’Конноли уже нашёл тебя. И тогда передо мной встал выбор – оставить всё как есть, а заодно выяснить, против кого ты играешь… или же с неизвестным итогом вскрыть все карты сразу. Я выбрал первое, самое лёгкое, вместо того чтобы придумать третий вариант. И только потом понял, насколько ошибся.

Руки мужа вцепились в неё железной хваткой, едва позволяя дышать, но Джил не возражала. Наверное, это были самые лучшие в жизни объятия, полные ушедших тревог и нахлынувшего облегчения. Но тут Бен заговорил тише и жёстче, и Джиллиан напряглась, понимая, что отдаст всё на свете, дабы никогда больше не слышать ни этого голоса, ни этих слов.

– Я знал про три встречи, знал, что им нужны документы, знал о шантаже. Не знал только, чем они на тебя надавили. То, как спокойно ты общалась с О’Конноли, вынудило меня задуматься о вашем сговоре. Для извинений ему бы потребовалось всего лишь минута, он же отнял у тебя гораздо больше. И когда ты, как мне казалось, пошла ради него на воровство, я не выдержал. – Бен на секунду замолчал, крепче прижав к себе Джил, а потом заговорил чётко и зло. – Всё должно было случиться иначе. Шесть лет назад ты забрала у меня право мести, но у меня осталась возможность портить ублюдку жизнь. После обнародования его преступлений в Йемене, О’Конноли затаился на пару лет, прежде чем попался мне вновь. Дело грозило закончиться только судом, но это было хоть что-то! Я наконец-то мог упрятать эту мразь за решётку, однако в этот момент он нашёл тебя. Не знаю, что эта тварь тебе предлагала, какие были условия, но я видел, как ты спокойно ведёшь с ним разговоры, и не понимал! Я не понимал ни тебя, ни его. Ты была так беспечна рядом с человеком, который должен был прятаться по всем норам, спасая от меня свою задницу! Потому что…

– Джим хотел, чтобы я взяла Эми и сбежала с ним. Представляешь? Бросила тебя.

– А ты? – едва слышно спросил муж и прикоснулся губами к её виску.

– А я пожелала ему сдохнуть, – выплюнула Джил, которая уже знала, что будет дальше. В конце концов, кровь на конверте не оставляла сомнений. Бен же вдруг отстранился, заглянул в глаза жены, а затем медленно проговорил:

– Я забрал документы в тот же день, когда ты отдала их О’Конноли. И, поверь, это вышло случайно. Я не думал, что обнаружу их там. Я шёл за другим. И О’Конноли это понял, стоило мне появиться в его кабинете. Мы ни о чём не говорили. Я просто дал ему пистолет и велел стрелять, а потом просто стоял и смотрел, как его трусливые руки поднимали оружие, нажимали на спусковой крючок… И, знаешь, когда всё закончилось, я испытал такое чувство удовлетворения…

Бен вдруг замолчал, покачал головой, а потом нежно провёл по рыжим кудрям жены, вновь и вновь путаясь пальцами в коротких волнистых прядях. Вздохнув, он прошептал:

– Ты можешь меня ненавидеть, можешь презирать, можешь прямо сейчас сдать полиции… Но, знай, я считаю, что поступил так, как был должен. Как следовало поступить ещё шесть лет назад. Я не раскаиваюсь и не сожалею.

Бен замолчал, и Джиллиан чуть отстранилась, чтобы посмотреть в глаза мужу. Она ловила его взгляд и видела там знакомое до боли упрямство, читала в поджатых губах решимость и знала – да! – он действительно не жалеет. Ни о чём. Ни о решении, ни о Джеймсе О’Конноли.

Однако Джил понимала ещё кое-что. В тех же глазах были страх и сомнение, потому что Бен даже не представлял, чего ждать от жены. Какой будет реакция, что она скажет, сделает… Да, Джиллиан Рид всегда его удивляла. Вот и сейчас, наверное, впервые позволив себе до конца осознать, сколько же на самом деле она для него значила… какой силы была та любовь, что позволила пойти против натуры, вывернуть совесть и придушить мораль, Джил улыбнулась. Она не осуждала. Никогда бы такого не сделала, потому что ей ли не знать о всех тех сумасшествиях, на которые оба, похоже, способны. Они безумны в своей вере в друг друга, и это прекрасно!

Так что Джил первая прикоснулась к напряжённым губам. Она потянулась к мужу, обняв его нелепо длинное тело, и попыталась безмолвно рассказать, как благодарна. Как любит, верит и боготворит. Как отчаянно в нём нуждается. И что так будет всегда… Ну а поцелуй Бена принёс в ответ терпкий аромат сигарет и просьбу забыть всё ненужное. Он длился одну лакричную вечность и, казалось, навсегда отпечатался в разуме двух близких людей. По спине лихорадочно, жадно скользили большие ладони, пока сама Джил перебирала ещё больше поседевшие пряди, ловила дыхание и умножала его на двоих. И когда Бен всё же смог от неё оторваться, ощутила его сердце, как своё собственное.

Она больше не подведёт, как и он.

– Господи, я думал, сойду с ума. Какая же ты до глупости преданная женщина! – прошептал Бен, а потом неожиданно усмехнулся и повторил давным-давно брошенную фразу. – Никто в этом мире не стоит твоей жизни, глупая ты мартышка! Даже я… Тем более я! Моя игра в политику, месть и твоё счастье зашли слишком далеко. Знакомо, да?

– Как с Алишей… – покачала Джил головой.

– Мой бумеранг, – пробормотал Бен и сильнее прижал вздрогнувшую от этого слова жену.

Так они стояли ещё очень долго, вслушиваясь в дыхание друг друга и понимая, что на них наконец-то снизошёл покой, в котором они так нуждались все эти годы. Джил знала, им будет сложно. Понимала, придётся ещё не раз руками разрывать сковавшие их путы ошибок прошлого. Но сейчас она была счастлива.

– Есть ещё кое-что, – неожиданно проговорил Бен и успокаивающе погладил вмиг насторожившуюся жену. – Я обязан был сказать тебе это сразу, в тот же день, но испугался сделать лишь хуже. Когда ты бросилась в ту школу…

– Я поступила необдуманно, – вздохнула Джиллиан. – Знаю, тебе стыдно за меня.

– Нет! – отрезал Бен, а потом внезапно взял её ладонь и нарочито медленно начертал знакомый узор вокруг обручального кольца. Влево, вправо, соединить. Джил замерла, и тогда муж заговорил тем самым тоном, что всегда заставлял ему безоговорочно верить. – Ты – моё плечо, моя рука и одно сердце на двоих. Ты – мой маленький зверёк, который научился любить не с опаской или украдкой. Спустя столько лет ты смогла открыть свою душу и не побоялась чужого мнения. Позволила себе стать настоящей. А потому я хочу, чтобы ты запомнила одну вещь… Я горжусь тобой, моя жена. Я безумно тобой горжусь.

Джиллиан почувствовала нежный поцелуй на макушке и облегчённо улыбнулась, уткнувшись в грудь что-то тихо напевавшего Бена. А его палец всё так же медленно писал на ладони историю их жизней: дуга, ещё одна, и круг замкнулся.

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

20 января

День инаугурации

Двадцатое января выдалось ярким, солнечным и приятно морозным. Его утро разрисовало узорами застывшие лужи, где в потрескавшихся льдинах кружились холодные блики, покрыло инеем мелкую травку и весело заметалось отблесками между сверкавшими окнами. В этот час, затерявшийся на фоне тонкого снега дом на Массачусетских высотах, был наполнен шумом и суетой. Здесь готовились к главному событию в жизни страны и, пожалуй, целого мира.

Давно отгремели голосования и скандалы, стихли раздражённые крики республиканцев и протесты недовольной общественности. Затихли в памяти тревожные дни, когда были опубликованы доказательства государственной измены ста четырнадцати влиятельных лиц. Это был триумф Бена, начавшийся с официального обращения в ночь перед всеобщими выборами и закончившийся через сорок дней утром с подсчётом голосов коллегии.

Страна была в хаосе почти полтора месяца. Но все эти дни Джиллиан стояла рядом со своим мужем: дарила поддержку, ободряла словами и поворотом головы осаживала слишком зарвавшихся репортёров. Кто-то привычно перешёптывался о «ведьме О’Конноли», но тут же умолкал, стоило Бену поднять на них взгляд. Она носила фамилию Рид, и это не подлежало сомнению.

Однако даже в этот волнительный и торжественный день в большой спальне на втором этаже было удивительно тихо. Деловито стучали в коридоре часы, сквозь стены и двери долетали обрывки разговоров, но тут же стыдливо гасли в высоком ворсе ковра. Бен и Джил молча наслаждались друг другом, пока пепел от сигареты лёгкими, почти прозрачными хлопьями ложился на стекло пепельницы.

Джиллиан бросила быстрый взгляд в зеркало и улыбнулась отразившейся там чрезмерно длинной фигуре. Расположившийся в кресле Бен привычно вытянул ноги и теперь лениво перекатывал в пальцах тлеющую сигарету, пока сам любовался женой. Он давно забыл о повиснувшем на подлокотнике галстуке, и просто получал свою долю законного удовольствия. Бен не пропускал ни одного взмаха и жеста, когда Джил одёргивала строгую юбку или наносила румяна. Ну а взгляд, которым он одарил повернувшуюся к нему жену, пожалуй, стоил для неё всей власти в мире. В этот день она выбрала синий. И кто-то сказал бы – цвет демократов. Но, нет. Для Джиллиан Рид это были цвета её мужа.

Ещё раз окинув взглядом своё отражение, она повернулась и в последний момент успела подхватить соскользнувший с подлокотника галстук. Привычным движением подняв воротничок рубашки, она ловко завязала узел и аккуратно затянула. Бен мог бы справиться сам, но им слишком нравилось, когда это делала Джил.

– Надо посмотреть, как там Эми, – пробормотала она и быстро прижалась к губам мужа, что горчили запахом сигарет. – Надеюсь, платье ещё похоже на платье, а дочь – на порождение двух Homo sapience.

Бен саркастично хмыкнул и, в свою очередь, подошёл к зеркалу, застёгивая на ходу манжеты. Он откинул с глаз мешавшие пряди и вопросительно оглянулся на замершую в дверях жену.

– Как думаешь… – замялась она. – Эми справится?

– Ты сомневаешься в ней? – Бровь Бена всё же взмыла вверх, чтобы одним лишь изгибом показать несостоятельность подобных сомнений. Но Джил ещё сомневалась.

– Оливия сказала, терапия показывает устойчивое…

– Джил. Оливия сказала, что пришла пора отпустить и понять – Эми не больна. Она просто немного другая. Совсем чуть-чуть. Ей лишь нужно, чтобы ты поверила в неё, как поверили в Уорхола, Кубрика или Энтони Хопкинса.

– Утешение – не твоя сильная сторона, – усмехнулась Джиллиан.

– А я и не утешаю, для этого у тебя всегда есть Эмилия. Я лишь озвучиваю факты. – Муж пожал плечами, а затем подмигнул. – Совершенно уверен, когда придёт время, наш ребёнок раскрутит мир в нужную ему сторону, даже особо не запыхавшись. Имея твою наглость и мой характер, Эми способна завоевать парочку галактик и воцариться на троне просто от того, что ей стало скучно.

Джиллиан рассмеялась и покачала головой. Пока что их дочери не было равных лишь в выпрашивании конфет. И пожалуй, здесь Эми действительно достигла удивительных высот тактического мастерства.

– Кстати, – неожиданно добавил Бен, одним лишь словом дав понять, что следующая фраза точно будет некстати. И уже взявшаяся за ручку Джил оглянулась. – Не думала насчёт того, что нашему дитю ехидны нужен противовес?

– Что?!

Нет. Нет-нет. Она отказывалась искать скрытый смысл в настолько прозрачном намёке. Не мог же Бен искренне говорить и даже думать об этом? Предлагать настоящую авантюру, когда впереди четыре сложнейших года, неясные перспективы и совершенно безумный график.

– Если Эми взяла от нас самое спорное, то, быть может, следующий найдёт любовь к миру и дар музицирования?

– Бен, – ахнула Джиллиан и окончательно повернулась к мужу, который невинно смотрел на неё по ту сторону зеркального отражения. – Ты сошёл с ума. Мне сорок, я ужасная мать и…

– Ты боишься, – мягко закончил за жену Рид, а потом резко оттолкнулся от зеркала и подошёл к ней вплотную. И под его взглядом она не смогла лгать, впрочем, и не пыталась.

– Да, – честно призналась Джил. – Это было непросто.

– В той жизни, которую мы с тобой выбрали, всегда будет сложно, мартышка. Однако я хочу, чтобы ты подумала. – Он на секунду прервался, чтобы осторожно коснуться линии скул и не смазать лёгкий оттенок румян. – Чудесным образом нам с тобой повезло найти друг друга. Но ты помнишь те годы? Когда вокруг жила пустота и одиночество…

– Но Эми не одна…

– Мы уйдём. – Бен улыбнулся едва заметно и ласково щёлкнул её по кончику носа. – Когда-нибудь это всё равно случится. Но они останутся. Вместе.

Она помолчала, внимательно разглядывая потемневшую медь в глазах мужа, а потом тихо рассмеялась.

– Ты стареешь. – Джил аккуратно провела по седым вискам, а Бен перехватил её руку и мягко поцеловал кончики пальцев. – И становишься жутко сентиментальным.

– Нет. Но за те три недели я внезапно слишком остро осознал, что если тебя не станет, меня снова ждёт то самое одиночество. А без тебя, милая моя мартышка, я жить просто не умею.

Джиллиан улыбнулась, окунаясь в очередное признание, что так легко давались её мужу. Сама она, наверное, уже никогда не научится говорить о своих чувствах. Будет молоть в себе каждое, пока не совершит очередную глупость.

– Я подумаю, – наконец прошептала она. Однако они оба знали, что Джил согласна. Но, уже открыв дверь, она внезапно добавила: – Кстати, я отвратительно играю на пианино.

– Ну, должны же у тебя быть хоть какие-нибудь недостатки, – машинально процитировал Бен, который уже вовсю сосредоточился на своих мыслях.

На этот раз утреннее чаепитие в Белом доме, которое традиционно проходило с отправляющимся на покой президентом, сложно было назвать протокольным мероприятием. В формальных разговорах, что предшествовали торжественному кортежу по Пенсильвания-авеню, сегодня не хватало самого хозяина Овального кабинета.

Тихие похороны Грегори Ван Берга состоялись месяц назад, когда на землю только лёг первый снег. На Рождество. Поэтому в небольшой светлой гостиной их приветствовали лишь, как всегда, скромно-изысканная Эмилия Ван Берг и слабо вилявшее хвостами престарелое семейство Буш. Время неожиданно оказалось убийственным к обитателям этого дома, будто разом вытянув из них силы.

Всё однажды заканчивается. Даже в этом, пропитанном вечной политикой городе, нет ничего постоянного и подходит к финалу, растворившись в сероватых водах Потомака. И жизнь, конечно, не исключение. А потому, выпив в уютном молчании положенный чай, они вместе вышли из Белого дома. Обратно сюда вернутся лишь трое.

Сделав первый шаг в сторону ожидавших на дорожке машин, Джиллиан почувствовала, как в ладонь крепкой хваткой вцепилась Эми. В карманах детского пальто шуршали обёртки от леденцов, синие сапожки звонко цокали по стёртым мраморным плитам, и не было сомнений – сегодня всё внимание достанется именно ей.

– Белый дом – удивительное место, – неожиданно проговорила Эмилия, пока торжественный кортеж медленно двигался в сторону Капитолия.

– Вы нашли волшебные комнаты? – тихо рассмеялась Джиллиан.

Даже сквозь бронированные стёкла слышался гул толпы, и она бросала тревожные взгляды на пока беззаботную Эми. В этом автомобиле их было трое, где-то чуть позади, согласно строгому протоколу, но в вынужденном одиночестве ехал Бен.

– Нет, – улыбнулась в ответ Ван Берг. – Кое-что получше. Я узнала, что как только вы входите в главные двери, у вас больше нет тайн. Сюда невозможно попасть, затаив в закромах парочку приятных скелетов. Вы обнажены. Друг перед другом и целым народом. Но только от вас зависит, нарастёт ли дальше новый ракушечник из интриг или же удастся сохранить данный жизнью второй шанс. Мы здесь словно младенцы, только взрослеем быстрее.

Миссис Ван Берг почесала прикорнувшего Буша-младшего и приветливо помахала в окно, когда кортеж проехал мимо очередной группы людей. Джиллиан стиснула сложенные на коленях перчатки и длинно выдохнула.

– Порой мне кажется, что я здесь из-за чудовищной ошибки. Неловкой случайности или происков какой-нибудь масонской ложи, которая, если верить нашему телевидению, управляет целой вселенной, – фыркнула она и машинально одёрнула задравшуюся полу на пальто Эми.

– Чушь, – неожиданно резко откликнулась Ван Берг и отнюдь не элегантно поморщилась. – В следующий раз, когда надумаете усомниться, взгляните на своего мужа и вспомните, что: «Королева была счастлива по очень серьёзной причине – потому, что счастлив был Король»10.

– Вы считаете, Бен счастлив?

– Детские сказки не лгут, – рассеянно откликнулась Ван Берг и улыбнулась группе патриотично размахивавших флагами школьниц. Послышались знакомые ноты «Hail, Columbia»11. До инаугурации Бена оставалось чуть больше четверти часа.

Джил медленно поднималась по западной лестнице Капитолия, ощущая, как хрустит под каблуками мелкая мёрзлая пыль. Из-за царящего шума и гвалта она не слышала скрипа, но точно знала, он есть. И это странным образом нервировало больше, чем окружавшие люди. А те стояли такой плотной стеной, что за ними едва виднелся шпиль Конгресса. Джиллиан ощутила почти непреодолимое желание сбежать. В ней зудела навязчивая потребность выхватить несуществующую пачку салфеток и броситься прочь в тёмный, глухой угол. Но вместо этого Джиллиан лишь вздёрнула выше голову, улыбнулась и прижала крепче к груди Конституцию и Библию Линкольна. Чёрт побери, она справится.

Словно уловив её сомнения, шагавший чуть впереди Бен внезапно оглянулся и совершенно нелепо, по-мальчишески подмигнул, а потом с хитрой улыбкой легко подхватил на руки идущую рядом с ним дочь. И Эми, что до этого сосредоточенно считала ступени, восторженно запищала, стоило её маленькому тельцу вознестись над сотней людей. Она не смотрела на серьёзных мужчин, не боялась всколыхнувшегося тёмного моря пальто и костюмов. Всё её внимание сейчас было приковано к надёжным и сильным рукам. А секундой спустя, стоило только черноволосой голове взмыть над окружавшей трибуну толпой, по улицам эхом прокатился многоголосый восторженный рёв. Он зазвенел стёклами в окнах Конгресса, обогнул пузатый купол и колыхнул флаг на шпиле Белого дома.

Господи! Они действительно это сделали…

Но, повинуясь движению руки председателя Верховного суда, волна гула схлынула так же быстро, как навалилась, а вместе с ней ушёл отчаянный страх. Осторожно поставив Эми на каменную площадку, Бен подхватил маленькую ладошку, подошёл к трибуне и спокойно оглядел собравшихся ради него людей. Их было много. Джиллиан не знала точного числа, сбившись где-то на втором миллионе, но масштаб потрясал. Нервно вздохнув, Джил ступила в яркий свет софитов и встала по левую руку от мужа, держа перед собой книги. Отныне это её место – рядом и на шаг позади. Вторая тень, второй голос, второй разум и второе сердце. Подняв тяжёлые книги, Джиллиан впервые мысленно обратилась к Всевышнему. Она никогда не верила в Бога, но прямо сейчас отчаянно просила у него счастья для единственного мужчины, который мог сделать счастливой её саму.

И неожиданно, как бывает в самый тревожный момент, на ум пришли совершенно неуместные мысли. Слушая речь председателя, Джиллиан зачем-то считала складки на его тёмной мантии и вспоминала этот же день шесть лет назад. Тогда они ещё не подозревали, как всё изменится. Их было четверо, а не несколько миллионов, и зал не напоминал огромную площадь, но слова… слова остались прежними.

– Я, Бенджамин Лукас Рид, торжественно клянусь…

Искажённый микрофоном и эхом голос накрыл Капитолий. Он опутал цепью и привязал клятвой к долгу до самого конца, каким бы тот ни был. И только Джиллиан слышала в своей голове нечто иное, глядя на ладонь мужа, что спокойно лежала на книгах.

«…что буду добросовестно выполнять…»

– …Что буду добросовестно выполнять…

«…обязанности твоего мужа…»

– …Обязанности президента Соединённых Штатов…

«…и в полную меру моих сил буду поддерживать, охранять и защищать…»

– …И в полную меру моих сил буду поддерживать, охранять и защищать…

«…свою жену – Джиллиан Маргарет Рид. Да поможет мне Бог!»

– …Конституцию Соединённых Штатов. Да поможет мне Бог!

Двадцатое января выдалось ярким и удивительно солнечным, сверкая снежной кромкой на куполе белеющего в небе Конгресса. Где-то вдалеке затихали последние искры президентского марша и распадались отзвуками голосов детского хора, когда в нарушении всех протоколов Бен подарил жене поцелуй, а затем подошёл к микрофону, под перекрывший залпы ор толпы. И Джиллиан, внимавшая торжественной речи только что приведённого к присяге нового президента, могла повторить каждое слово, но мысли её были не здесь. Она держала за руку спокойную Эми и думала, что только Бог знает, сколько ещё бумерангов им с Беном предстоит поймать в начале их нового, сложного пути. Но одно она уяснила точно. Если жизнь дала тебе стену – держись за неё и не позволяй ни наводнению, ни сильным ветрам снести тебя в сторону. Отныне это твоя опора, твой способ жить. Верь, что она устоит. Заботься о ней, меняй обветшалые камни на новые, латай трещины, выравнивай сколы. И помни – фундамент, что лежит в её основе глубоко под землёй, есть ты сама.

Вашингтон, округ Колумбия

30 лет спустя…

«Я соскучился по тебе, дорогая.

Знаю, ты всегда над этим смеялась, ведь мы никогда не проводили вдалеке друг от друга больше недели. Но я всё равно скучал. Как скучаю и сейчас. Пожалуйста, прости меня за это. Думаю, за тридцать лет нашего брака ты давно смирилась с моей излишней навязчивостью, милая жена. И с моим упрямством, ведь я пишу тебе, несмотря на то, что это уже не имеет смысла. Но мне всё равно. Где-то в глубине души, на дне своего пока оставшегося разума я понимаю тщетность этих попыток, но кроме тебя у меня никого нет. И не было.

Сегодня, садясь за стол, я пытался вспомнить, какое по счёту это будет письмо. И не смог. Представляешь? А ведь раньше я помнил наизусть каждое. Жаль, нельзя посмотреть на штемпели прошлых. Эми их всегда прячет, а я никак не найду где. По понедельникам она всегда вынимает письмо, которое я бросил туда накануне. Ох, Эмилия. Наверное, наша дочь решила, что её отец вовсе сошёл с ума. Хотя нет. Этот диагноз у нас под запретом. С тех самых пор…

Знаешь, она тоже скучает. Я вижу это, стоит ей оказаться в гостях и сесть в своё кресло. Без тебя дома стало слишком тихо и совсем неуютно. И хотя прошло столько лет, мы с Эми и Марти отчего-то по-прежнему верим, что всё окажется дурным сновидением. Ты ушла от нас слишком быстро, родная. Мы не ждали. Это было нечестно. Впрочем, нам ли с тобой говорить о справедливости?

Я уверен, ты смеёшься сейчас. Качаешь головой, а потом, как обычно, долго смотришь на свои руки. Вроде бы простой жест, но я знаю, о чём ты думала каждый раз. Слышал все твои мысли, даже тогда, когда ты сама их уже не понимала. Милая, они не дрожат. Больше нет. Но, видит бог, я предпочёл бы ещё раз пройти всё то безумие вместо того, чтобы каждый раз заставлять себя вспоминать – тебя больше нет.

И я могу лишь надеяться, что сейчас тебе легче. Ты не говорила, но я знал, как было больно. Я видел это в твоих глазах – ты узнавала меня до последнего, можешь не отрицать. Из тебя всегда была никудышная лгунья. А потому, я надеюсь, теперь всё закончилось. Мы все на это надеемся. И нет, никто не трогал твой плед. Уверен, ты злишься, но он всё ещё валяется на диване. Марти как-то хотел его было сложить, но Эми остановила… Впрочем, я тебе это рассказывал. Как и всё остальное. В моей жизни теперь мало событий.

Вот, Эмилия вновь предлагала перебраться в Чикаго, чтобы быть рядом и не мотаться каждое воскресенье в проклятый Вашингтон. Но, знаешь, я не могу. Ты будешь ругаться – да-да, я понимаю, что так будет проще, – но… не могу, мартышка. Не могу вернуться туда один, не могу даже зайти в нашу квартиру, ведь ты опять меня бросила. А я опять бегу за тобой. Ничего не меняется, правда? Всё, как тогда. Но я догоню тебя, милая. У меня всегда это получалось, уверен, получится и сейчас.

На самом деле, я затеял это письмо лишь с одной целью. Наверное, ты никогда такого не представляла и уж точно никогда не хотела, но, похоже, судьба всех твоих мужчин заканчивать именно так. А потому, прости меня, милая.

Я люблю тебя, Джил!»

Эмилия Рид дёрнула щекой, аккуратно сложила плотную бумагу, исписанную всё таким же, не изменившимся с годами почерком, и убрала в конверт. Она знала, что многие бы на её месте сейчас кричали от ужаса или боли, испытывали чувство ненависти или невыносимого сожаления. Но только не она. Всё, что в эту минуту ощущала Эми – пустоту. Ту самую, когда внутри образуется рана, которую ни залечить, ни зашить самым искусным хирургическим швом. Чёрная-пречёрная дыра. Совершеннейшее ничто. И в её душе это уже вторая – две мёртвые галактики, которые наконец-то слились в одну.

Конечно, она прекрасно знала, что имеет полное право обвинить отца в малодушии, в трусости, в эгоизме или, на худой конец, в пренебрежении ею и Марти. Но ещё Эмилия знала – это была бы неправда. Именно такие мысли стали бы малодушием, трусостью и эгоизмом. Пренебрежением к той безумной любви между родителями, которую никто не имел права осквернять подобным кощунством. Ведь она не слепая. Она видела всё, что происходило в последние два года до смерти мамы, и целых шесть лет после. И… ждала. Каждый день. Из месяца в месяц. Со дня похорон и до этого утра. Поэтому Эмилия Рид никого не винила. Возможно, немного себя, что так и не смогла стать для отца заменой хотя бы в общении. Но вряд ли нашёлся бы кто-то, кто смог. Уж слишком цельными были родители. Слишком едины. Порой ей казалось, что и сердце у них бьётся одно на двоих, замолкнув одномоментно. Так что ей оставалось только принять это решение и постараться жить дальше, ибо отец был, как всегда, прав. Он не ошибся в том: как это сделал, когда и почему. Теперь им с Марти будет уже проще справиться, пережить, двинуться дальше, но без сожалений и чувства вины. Ведь они не одиноки и есть друг у друга – именно так всегда повторял им отец.

Так что Эми в задумчивости посмотрела на письменный стол, от которого ощутимо веяло сигаретами, прежде чем дёргано улыбнулась. Взяв ручку, она быстро написала на конверте знакомые имя и адрес:

А после подошла к обмякшему в кожаном кресле телу и поцеловала в висок. Чуть выше небольшого следа в совершенно седых волосах, откуда уже не бежала алая витая дорожка. Торакальный хирург Эмилия Рид никогда не боялась крови, не испугалась и в этот раз.

– Я люблю тебя, папа, – прошептала она, а после достала телефон, недрогнувшей рукой набрала номер службы спасения и ровно произнесла: – Вашингтон, округ Колумбия. 23-улица северо-запад, 1540. Самоубийство.

Местное название двух небоскрёбов, что напоминают формой початок кукурузы.

Вернуться

Синдром, при котором наблюдается разрушение клеток мышечной ткани и возможна острая почечная недостаточность.

Вернуться

1 мая. День, когда американцы выражают лояльность своей стране. На всех государственных зданиях вывешиваются флаги, в некоторых штатах проходят парады и церемонии. В этот день Президент США выпускает обязательную прокламацию празднования.

Последняя неделя мая – день памяти погибших американских военнослужащих.

Вернуться

Индейское племя.

Вернуться

«Chicago» (That toddlin' town) – композиция Фреда Фишера.

Вернуться

Исторический роман В. Скотта.

Вернуться

Услуга за услугу (лат.)

Вернуться

«Незнание – не довод» Б. Спиноза «Этика»

Вернуться

Lady Gaga – «Dope»

Вернуться

П. Трэверс «Мэри Поппинс»

Вернуться

Встречный марш для вице-президента.

Вернуться