Что такое колонизация новой планеты? Увлекательное приключение, полное новых открытий и сложных инженерных задач? Для успеха экспедиции Б-32 «Вудвейл» есть все необходимое, нужны лишь данные и время. Только вот колонистам не хватает ни того, ни другого, и проблемы, которых по плану никак не должно было случиться, постепенно превращают быт колонии в марафон на выживание. А когда в долине крушения Ковчега пропадает человек, перед лидерами колонии встает тяжелый выбор: довериться цифрам или сердцу. Удастся ли им выжить и остаться людьми? И смогут ли они стать людьми для тех, кто уже живет на Вудвейле?
Предисловие
Добро пожаловать на инструктаж по технике безопасности при чтении второй книги цикла «Хроники Вудвейла». Открывая основной текст, будьте готовы к следующему.
Важные предупреждения
В книге присутствуют описания физического и эмоционального насилия, психологических травм. Поднимается тема суицида. Пожалуйста, берегите себя!
Книга является непосредственным продолжением повести «Восемнадцатый». Если вы не читали первую часть, то, возможно, многое будет непонятно.
Роман состоит их двух частей. Эта книга ― первая часть и имеет открытый финал. На момент публикации вторая часть еще не написана. Будьте готовы к тому, что продолжение придется ждать около двух лет.
Книга начинается с двух справочных разделов: списка персонажей и терминов. Смело пропускайте их, особенно если не хотите спойлеров. Если они вам понадобятся, всегда можно вернуться.
Неважные предупреждения
В книге нет:
- попаданцев;
- розовых соплей (разве что чуть-чуть);
- магии, мистики и религий (нет, это не магия, не мистика и не религии!);
- бояръства;
- СССР;
- каких-либо элементов РПГ;
- вселенского зла, если не считать человеческой глупости.
В книге есть:
+ «психология» и философия;
+ генетические модификации разных биологических видов, включая людей;
+ дофигища действующих лиц, в которых придется разобраться;
+ общепринятая научная терминология, которую, возможно, придется гуглить;
+ экшн и секс, но в очень низких дозах;
+ дракон.
Текст не имеет целью оскорбить какие-либо группы людей, существующие в XXI веке, или пропагандировать что-либо противозаконное.
Приятного чтения!
Справочная информация: список персонажей
Перечислены только персонажи, упомянутые непосредственно в этой книге.
Экспедиция Б-32 «Вудвейл»
Владимир «Мир» Семенов ― руководитель экспедиции
Биологи и агротехнологи:
Лидер команды: Малини́ка Матвеевна «Лина» Вязиницына
Заместитель: Отто Спа́ррман
Анна «Ани́» Ван Уик
Инженеры:
Лидер команды: Этьен Батист Арбогаст
Заместитель, также капитан базового корабля: Айдын Мале́ба
Главный архитектор: Кевин Гейл
Заместитель главного архитектора: Тадао Седзима
Александра Хаувонен
Джошуа Габа
Зухра Мамедова
Медики:
Лидер команды: Лидия Леонардовна Макко́й
Генри Креде
Кристина За́менгоф
Нканду Чибале
Планетологи:
Лидер команды: Вернон «Вервольф» Ямакава, вейвер
Алия Барабур, вейвер
Валерий «Лера» Эйзенхауэр, вейвер
Гамилькар «Мик» Бреслави, вейвер
Гвиневера Тернер, вейвер
Герман Кристофоретти, вейвер
Дебора Сови́нсон, вейвер
Джамиль Ал-Каласади, вейвер
Ли Ем Колмогоров, вейвер
Рене Декарт, вейвер
Рикардо «Рик» Титов, вейвер
Робин «Роб» Дэниэл Оливо, врач, вейвер
Якоб Громов (мертв), вейвер
Психологи:
Псих-координатор: Грегор Десмонд Моррис
Полина
Спасатели:
Лидер команды: Уильям Арчибальд «Арчи» Сильвергейм
Заместитель: Ростислав «Расти» Шмидт
Кейт Харрисон
Персиваль «Перси»
Сержио «Серж» Кампари
Деревня
Агата Беринг (мертва), генетик Ковчега Вудвейл
Алекс, повар, муж Герды
Вика, врач
Винс
Глен
Герда, жена Алекса
Данил, член совета старших
Дин
Екатерина "Инн", девочка
Маргарет, член совета старших
Олифер "Старый Дед Олли" Дуглас О’Донохью, главный инженер Ковчега Вудвейл
Петр
Рэндалл "Рэнд", врач
Степан, муж Франчески
Фанни
Финеас, капитан лодки, член совета старших
Франческа, жена Степана
Харука (мертв), член экипажа Ковчега Вудвейл
Янис
Прочие
Альберт (мертв), вейвер, Р-218 «Аделаир», Р-241 Нью-Церера
Борис Самирович Нгуен, вейвер, один из лидеров экспедиции Р-218 «Аделаир»
Алания Тернер, вейвер, Р-218 «Аделаир», мать Гвиневеры Тернер
Глеб (мертв), вейвер, Р-241 Нью-Церера
Джерард Ховер, первоначальный лидер команды планетологов Б-32 «Вудвейл»
Ксения, врач, работающий с вейверами-возвращенцами.
Маргарет Вентер, руководитель генетического департамента программы экспедиций первого вейва.
Справочная информация: словарь
Здесь содержатся только слова и термины, специфичные для вселенной хроник Вудвейла. Если вам встретилось незнакомое слово, и в этом списке его нет, то, скорее всего, это реальный научный термин, и интернет расскажет вам о нем гораздо интереснее и подробнее, чем я.
Ад ― непригодная к колонизации система, посещенная развед-вейвом.
АКА ― автономный космический аппарат.
Агроконтейнер ― автономная, полностью автоматизированная система для производства пищевых продуктов путем выращивания растений или животных в контролируемых условиях. Применяется на космических кораблях и нетерраформированных планетах.
Вейвер ― член команды развед-вейва.
Возвращенец ― член команды развед-вейва, вернувшийся из экспедиции.
Второй вейв, базовый вейв ― этап основания на планете научно-производственной базы с целью продолжения сбора информации и подготовки этапа колонизации. Ведется адаптация агроорганизмов, разведка ископаемых, планирование колонизации, закладка промышленности. Стандартный состав экспедиции ― 200 человек.
ДМЗ ― стандартный префикс к названию моделей межзвездных двигателей.
ДР-очки ― очки дополненной реальности.
Ковчег ― корабль программы Ковчегов, численность экипажа ― до 12 000 человек. Автономный космический город, потенциально способный существовать неограниченно долго. Из-за ограничений ДМЗ Ковчеги оказались не в состоянии путешествовать на расстояния, превышающие 10-15 световых лет. При выходе из пузыря Алькубьерре после длинного перехода энергоустановка Ковчега часто разрушалась, что приводило к гибели всего экипажа. Разрушенный двигатель перерождался в квантово-гравитационную аномалию.
Колонист ― член команды базового вейва или заселения.
Лепикур ― курицеобразное животное на основе ящерицы, используется для получения яиц и мяса в Деревне.
Лепострич ― ездовое животное на основе ящерицы, выглядит как нечто среднее между велоцераптором и страусом.
Метрополия ― Земля или другая планета, представляющая собой чрезвычайно значимый транспортный узел системы колоний. На момент начала истории существует три Метрополии: Земля, Хилмид и Амберлейк.
МК ― модель колонии.
Первый вейв, развед-вейв ― первый этап освоения планеты, разведывательная экспедиция. Стандартный размер команды ― 50 человек, средняя длительность ― 2,5 года. 91% развед-вейвов показывают, что планета непригодна для освоения. Во время таких экспедиций в среднем гибнет 97% экипажа. Развед-экспедиции часто включают устранение квантово-гравитационных аномалий, появившихся в результате разрушения Ковчегов.
Платех ― система оборудования для программы вейвов. Представляет собой универсальный конструктор, позволяющий из максимально стандартизованных модулей собирать все, необходимое для колонизации планеты, от роботов-уборщиков до жилых модулей, промышленных принтеров, наземной, воздушной и мультисредовой техники.
Программа вейвов ― вторая версия программы освоения новых планет. Осуществляется в три этапа (вейва).
Программа Ковчегов ― первая версия программы освоения новых планет. Заключалась в отправке к перспективным звездным системам экспедиций на основе кораблей-городов, которые проводили все работы по колонизации.
Псих-координатор ― специалист по моделированию человеческих сообществ.
Рай ― пригодная для колонизации система, посещенная развед-вейвом.
Ровазин ― препарат, стабилизирующий клеточное деление и повышающий точность копирования ДНК. Снижает вероятность и скорость развития всех видов рака. При длительном применении имеет тяжелые побочные эффекты, включая полную деградацию ментальных функций. На начальных этапах применения усиливает нейропластичность, вызывающую зацикленность на навязчивых мыслях.
Третий вейв, заселение ― этап массовой колонизации планеты.
УКМ ― Управления Космических Миссий
Ховеркрафт ― исторически, лодка на воздушной подушке; в данном контексте ― лодка на гравитационном двигателе.
Ховер-доска ― летающая доска, самое простое транспортное средство на гравитационной тяге.
ЭВВ ― программа подготовки экспедиций второго вейва.
ЭПВ ― программа подготовки экспедиций первого вейва.
Пролог
Малинику разбудил холод. Такого не случалось со дня старта экспедиции, ведь если целиком закутаться в стандартное одеяло, как она обычно делала, можно спать даже на снегу. Тонкие и легкие прямоугольники из высокотехнологичного материала обеспечивали идеальный баланс температуры, не давая ни замерзнуть, ни вспотеть. То, чем Вязиницына была укрыта сейчас, не было ни тонким, ни легким. Да и поверхность, на которой она лежала, не слишком походила на привычную уже стандартную койку. «Я уснула в холле! Черт!»
Резко села, скинув покрывало с головы. Тут же сощурилась от яркого света.
Лето. База расположена в зоне умеренного климата, и двойная звезда Вудвейла сейчас восходит на этой широте очень рано. У себя в комнате Малиника настроила затемнение на окнах так, чтобы то выцветало постепенно, имитируя второй, более поздний рассвет чуть ближе к завтраку, но общий холл уже был в полной власти солнечного утра.
Зал был еще пуст. За панорамными, практически во всю стену, окнами сияло ясное ярко-синее небо. На его фоне стоящие на посадочной площадке катера казались детскими игрушками. Каменный уступ, на котором располагался основной лагерь экспедиции Б-32 «Вудвейл», обрывался в пропасть. Там, внизу, до самого горизонта расстилался ковер бескрайнего леса, вспоротого в некоторых местах живописными гребнями скал. Вязиницына на секунду замерла, захваченная этой простой, но завораживающей красотой.
Зажмурилась, собираясь с мыслями. «Надо бы двигать отсюда, пока не пришлось объяснять, почему один из лидеров колонии спит в холле жилого корпуса под чужим одеялом». Закусила губу, стараясь не думать о том, чье оно. Огромное, кремовое, связанное из толстого и мягкого целлюлозного жгута. Таких было пока только семь на всю экспедицию. Непрактичное, но такое уютное… И едва заметно пахнущее другим человеком.
Поджала губы, пытаясь справиться с нахлынувшим напряжением. Вчерашний вечер на контрасте с этим ярким игрушечным утром обжигал жутью. Ямакава тогда вошел в темный холл внезапно и почти беззвучно. Пустой безразличный взгляд будто бы стеклянных желтых глаз. «Словно где-то в коридоре он разминулся со Смертью». Вчера Малинику это почему-то не испугало, но сейчас она почувствовала, как холодеют ноги и волосинки на спине встают дыбом. А вдруг?..
Пальцы судорожно вцепились в одеяло. Вдруг… не разминулся?
Волевым усилием задушила зарождающуюся панику. «Нет. Теперь все будет в порядке».
Сгребла валявшийся на полу планшет и беззвучными шагами в носках по холодному пластику направилась в свою комнату. Вместе с одеялом.
Эпизод 1
* * *
Запах мяты. Пронзительный, яркий и светлый. Он задавал тон настроению, царившему в холле временного жилого корпуса за завтраком. Люди радостно приветствовали друг друга, оживленно переговаривались, обсуждая предстоящие дела. Смеялись.
Главному архитектору следовало поспешить с вводом в эксплуатацию новых помещений: здесь стало очень тесно. Ямакава взглядом нашел его в толпе. Гейл сидел к нему спиной, что-то увлеченно рассказывая миниатюрной большеглазой девушке в сдвинутых на лоб защитных очках. Та сразу же заметила интерес стоящего возле бойлера человека, посмотрела в ответ. Широко улыбнулась. Ее собеседник обернулся. Уверенно и серьезно кивнул, здороваясь с Ямакавой. Приятно видеть их вместе. «За эту неделю многое поменялось, и не только на планете, не так ли?»
Цель экспедиции ― основание новой колонии, но предприятие теряет всякий смысл, если где-то в звездной системе осталась не нейтрализованной квантово-гравитационная аномалия. Переродившийся двигатель древнего звездолета, обломок предыдущей попытки заселить этот мир, ― непредсказуемый клубок смятого пространства, грозивший разнести не только перспективную планету, но и все вокруг в радиусе одного светового года. Так что планы пришлось сильно поменять, и в итоге большинство суетившихся вокруг Ямакавы людей лишь пару дней назад впервые ступили на поверхность Вудвейла.
«Но теперь Ковчег стабилизирован», ― и придется возвращаться к текущей проблеме. Вернон Ямакава, главный планетолог экспедиции Б-32 «Вудвейл», перевел взгляд на свою кружку. В черной, слегка маслянистой поверхности находившейся там жидкости отражались его желтые глаза. «Надо пить». Тут же, как назло, отчетливо вспомнился вкус ненавистной жижи: горький, с неприятным химическим оттенком. «Надо потерпеть. Еще пару дней». И пить, пока горячее: когда остынет, станет только хуже. Поднес кружку к губам. Самое сложное ― первый глоток. Обжегся.
Начинался третий день с момента возвращения его команды после деактивации Ковчега. «И вернулись не все». Тщательный отбор, несколько поколений селекции и генетической модификации, безупречно выверенная программа психологической подготовки… Наверное, первые несколько раз все это даже помогало, но Вернон так и не научился игнорировать смерти своих товарищей. Теперь же, когда он стал их лидером, потеря ощущалась особенно остро.
Подавил тяжелый вздох. Мысли в голове ― такие же горькие, как напиток в кружке.
Подошла Рене. Скользнула рукой по его поясу, едва обозначив объятие. Мазнула черными тугими кудрями по щеке. Винит себя. Беспощадно и бессмысленно.
«Уж ты здесь точно не при чем. Прости, что я допустил это. Что столкнул нас всех в эту яму. Опять». Вернон кладет руку на плечо соратницы, всего на мгновение, но этого достаточно, чтобы ее тонкие пальцы, сжимающие ложку с черным порошком, перестали дрожать, а на губах мелькнула грустная улыбка. Они даже не смотрят друг на друга, но они вместе и поэтому справятся.
Рене Декарт наполнила кружку и развернулась лицом к залу. Сделала крохотный глоток.
― Они пьют эту дрянь! ― негромкий, но потрясенный голос откуда-то из толпы. Персиваль, парень из команды спасателей.
Ямакава чуть заметно вскинул брови и кивнул: да вот, пьем.
― Эй, я думал, вы бойкотируете кофе! ― стоявший рядом с Перси Серж говорит уже гораздо громче.
― Это не кофе. ― Тихий ответ Вернона заставляет обернуться третьего в их группе, командира отряда Арчибальда Сильвергейма.
― А что тогда? ― Арчи подозрительно прищурил глаза.
― Мешанина из стимуляторов, адаптогенов и антидепрессантов, ― голос Ямакавы серьезен, ни намека на шутку, но Сильвергейм недоверчиво поводит подбородком, словно догадывается, что за беспристрастной маской тот усмехается про себя.
Вернон смотрит ему прямо в глаза, но Арчибальд знает, что играть с этим противником в гляделки бессмысленно. Вместо этого он поворачивает голову и отыскивает в толпе завтракающих Грегора Морриса, псих-координатора экспедиции. Тот тоже владеет собой прекрасно, но один лишь факт, что среди бурлящего вокруг людского водоворота он выцепил именно этот разговор и теперь внимательно следит за Ямакавой, подтверждает слова главного планетолога не хуже химического анализа.
Сильвергейм встречается взглядом с руководителем экспедиции, сидящим у окна. Семенов, похоже, разделяет его возмущение.
― Ты все это время знал, и молчал? ― Эти слова лидер спасателей произносит с обреченным спокойствием, будто устал возмущаться выходками Ямакавы.
― Никто не спрашивал, ― Вернон отхлебнул из кружки. Поморщился.
Арчибальд продолжал смотреть на собеседника, зная, что тот не ограничится банальной отговоркой. И оказался прав.
― К тому же, вам это… «кофе» было показано.
― В смысле? ― нахмурился Серж.
― Употребление данной субстанции снижает количество смертей в течение полета, на семьдесят процентов для развед-экспедиций, и до девяносто семи ― для базовых.
― Никто не умирает во время полета в базовых экспедициях! ― вырвалось у Арчи.
Вернон, уже не скрывая насмешки, весело вскинул бровь и приподнял свою кружку: вот об этом я и говорю. Сильвергейм чуть сощурился, досадуя, что снова попался в ловушку лидера планетологов, а Серж продолжил:
― Что же вы теперь эту дрянь стали пить?
Ямакава открыл было рот, но заметил, как командир спасателей отводит глаза, понимая, к чему приведет неосторожный вопрос товарища, и промолчал.
Не услышав ожидаемой насмешливой едкой реакции, Арчи в легком замешательстве вновь посмотрел на оппонента.
― Не будешь отвечать?
― Нет, не буду.
Серж к этому моменту залился краской, и сам все поняв. Вопрос звучал глупо и жестоко. Команда планетологов всего три дня назад рисковала своими жизнями, да и всей планетой, деактивируя квантово-гравитационный двигатель древнего корабля, и потеряла в этой операции своего товарища, Якоба Громова.
В шумном, переполненном воодушевленными людьми холле мало кто обратил внимание на этот неловкий разговор. Для спешивших доесть свой завтрак инженеров, агрономов и исследователей гораздо важнее была долгожданная возможность взяться за дело, к которому большинство из них готовилось всю свою жизнь: освоение нового мира. Десятки людей, готовые ринуться в бой, устремленные в будущее.
Но был в этой веселой толпе человек, которого гораздо больше беспокоило недавнее прошлое. Руководитель экспедиции Б-32 сидел на парапете у окна, внимательно следя за происходящим. И улыбался про себя, прихлебывая травяной чай: он видел, как изменился его друг со вчерашнего вечера. Владимир Семенов встретил Ямакаву почти одиннадцать стандартных лет назад, когда тот только возвратился из своей первой развед-экспедиции. «Пока я готовил группу к освоению Рая, ты успел слетать во второй Ад и не просто выполнить миссию, но и вернуть оттуда людей, причем не отчаявшихся случайных одиночек, а сплоченную команду. Настоящее чудо. Все эти годы ты был для меня примером того, как надо справляться с бедами и невзгодами, даже самыми чудовищными. Иногда мне кажется, что ты выкован из смелости, рассудительности и нескончаемой энергии, и каждый день, каждым своим действием, вопреки всему, ты делаешь этот мир хоть немного, но лучше».
Вчера Семенов узнал, чего Ямакаве все это стоит. Владимир нахмурился, вспоминая тот страшный момент. Погасший, словно мертвый взгляд друга, спасшего мечту всей его жизни. И вновь остро ощутил собственную неспособность хоть как-то помочь.
«С сегодняшнего дня все будет иначе! Хотя ты и сам это знаешь». Руководитель экспедиции усмехнулся про себя, наблюдая, как его главный планетолог грубыми, но уверенными стежками штопает пропасть, что сам и создал между своими людьми и командой спасателей. Вроде бы та же ситуация, та же манера откровенной манипуляции, но теперь все это не вызывает в собеседниках раздражения. Серж виновато отводит взгляд. Персиваль хлопает его по плечу, подхватывает со стола кепку, и парни направляются к выходу. Им, как самым опытным пилотам в составе экспедиции, сегодня предстоит не один рейс на орбиту и обратно. Арчибальд идет последним, на ходу одним глотком допивая мятный чай. Перед самым выходом вновь оборачивается на Вернона. Толпа уже начинает редеть, но вряд ли кроме этих двоих кто-то еще в этом зале может похвастаться тем, что они могут видеть друг друга поверх голов через весь холл. Арчи кивает, то ли Ямакаве, то ли своим мыслям, и делает шаг наружу, в сияющее летнее утро.
Одновременно мимо него внутрь шагает… «Вот так, наверное, люди представляли себе эльфов». Дебора. Рослая, а поднятая сдвинутыми на лоб ДР-очками густая грива делает ее почти такой же высокой, как Сильвергейм или лидер планетологов. Рыжие волосы, подсвеченные ярким солнцем, похожи на пламенеющий нимб. Резкие и обычно кажущиеся мальчишескими черты лица будто выточены из полупрозрачного мрамора. Блик от чего-то внутри помещения на секунду вспыхивает в голубых, цвета вековых ледников, глазах.
Семенов видит, какое усилие требуется Сильвергейму, чтобы отвести взгляд и не замедлить движение. Вернувшаяся же с дежурства возле Ковчега Дебора Совинсон, казалось бы, не замечает внимания лидера спасателей, направляясь напрямую к своему непосредственному начальнику. Ямакава едва заметно салютует ей кружкой.
В этот момент Семенова наконец захлестнула царящая вокруг суета.
* * *
Ростислав Шмидт тихонько насвистывал веселый мотивчик, делая пометки в своем планшете. В отличие от остальных спасателей ему предстояла задача гораздо менее захватывающая, чем даже грузовые перевозки с орбиты: с момента первого спуска на Вудвейл, еще до деактивации Ковчега, Расти вместе с замом главного архитектора Седзимой отвечал за инструктаж по безопасности. Скучная и в меру бессмысленная обязанность, к которой парень, тем не менее, относился со всей серьезностью. Увидел своих товарищей, выходивших из жилого корпуса, приветственно махнул рукой. Затем секунду подумал и нагнал идущего последним Сильвергейма.
― Арч, что за фигня?
― Где? ― Тот даже не обернулся к другу.
Шмидт забежал чуть вперед, пытаясь заглянуть ему в глаза. Это было не сложно, даже когда лидер спасателей смотрел себе под ноги: обладатель генетического комплекса Bear, он был как минимум на полголовы выше любого из своей команды. Яркий голубоглазый блондин, солнца Вудвейла успели просыпать на широкое открытое лицо горсть веснушек. Расти все ждал, когда на это лицо и в эти глаза вернется ставшая такой привычной за восемь лет веселая улыбка, но Сильвергейм продолжал хмуриться.
― Что стряслось у тебя с Совинсон? ― Шмидт понял, что получить внятный ответ в этой ситуации можно только на прямой, пусть и неприятный, вопрос.
― Ничего. Она меня не любит, ― словно шелест сухих листьев.
― Да? ― Расти остановился в замешательстве, с подозрением глядя вслед скрывшейся в жилом корпусе Деборе. «Почему тогда мне кажется, что все в ней кричит об обратном?»
* * *
Распределение техники, приоритеты производства для принтеров, убедить Габу и еще троих инженеров отправиться обратно на орбиту для восстановления свернутой группировки спутников и еще миллион небольших, но требующих внимания вопросов. Вернуться к своей кружке с чаем Владимир смог только полчаса спустя, когда холл наконец опустел, а из угла выползли два привезенных с базового корабля робота-уборщика. Семенов отхлебнул уже остывший, но от того не менее прекрасный напиток. Зажмурил глаза, наслаждаясь терпким, холодящим вкусом мяты. Этот свежий и одновременно уютный аромат как нельзя лучше подходил к чувству радостного предвкушения, переполнявшего сейчас руководителя экспедиции. Еще немного, и он с головой окунется в построение новой модели колонии, в освоение Вудвейла. Их мира.
Но перед этим предстоял еще один разговор. Его участники, не сговариваясь, задержались в столовой после завтрака. Владимир встал и направился к одному из длинных столов, стоявших перпендикулярно окнам. За ним на шаткой пластиковой табуретке уже сидела Малиника Матвеевна Вязиницына, главный биолог экспедиции. Еще один человек, которым Семенов бесконечно восхищался. Темные, серо-синие глаза на загорелом лице. Шелушащийся нос. Когда-то русые волосы, брови и ресницы выцвели до золотисто-соломенного. Сегодня она казалась воплощением царящего за окном лета. «И подвиг твоей команды для колонии ничуть не менее важен, чем деактивация Ковчега». Владимир пододвинул сиденье, устраиваясь в торце стола одновременно с третьим участником импровизированного заседания, севшем напротив биолога. Он выглядел полной противоположностью Малиники: черные волосы лишь подчеркивают нездоровую бледность, губы плотно сжаты, брови едва заметно нахмурены.
Ямакава и Вязиницына переглянулись, вежливо-недоуменно, будто что-то произошло между ними и они оба не могут определиться, что именно. Владимир напрягся. Он знал обоих больше десяти лет, и одно обстоятельство сильно его беспокоило. Вернон был вейвером и, прекрасно понимая, что общество воспринимает подобных ему как нужных, но в целом неприятных и порой опасных сумасшедших, Ямакава скорее использовал это в своих целях, чем стремился опровергать. Малиника же всегда исходила из того, что по умолчанию любой человек заслуживает теплого и уважительного отношения. Семенов на секунду опустил глаза, борясь с неприятным смущением. В день прибытия в систему Вудвейл он случайно заметил, как Вернон смотрел на Малинику абсолютно влюбленными глазами. От этого воспоминания сидеть с ними обоими вот так, за одним столом, вдруг стало очень неловко. «Если Малиника заботится о ком-то, это не проявление особой симпатии». При подготовке экспедиции Вязиницына и Ямакава пересекались мало, и Семенов боялся, что непривычный к бережному участию со стороны не-вейверов, Вернон примет внимание Малиники за ответное чувство. «Ты или подпускаешь людей слишком близко, или держишь непробиваемую оборону. И твоя команда, твой ближний круг, твой улей ― они, похоже, отвечают на твое отношение симметрично. Но, Вер, что ты будешь делать, когда обнаружишь, что для той, кого ты так сильно любишь, ты ― всего лишь один в череде многих, кому она может помочь?»
Еще одну причину для беспокойства Ямакава держал в руках.
― Вер, это уже третья кружка.
― Да? ― Лидер планетологов обреченно посмотрел на свое отражение в черной жидкости. Через силу сделал глоток. ― А точно не четвертая? На мою массу надо шесть за день, иначе Роб начнет колоть что-нибудь более серьезное, а то и запрет в лазарете.
Только сейчас Семенов заметил на шее Ямакавы оранжево-желтый квадратик комплексного датчика состояния. С трудом удержался, чтобы не ринуться в планшет искать соответствующую панель. Тут же почувствовал укол совести: физиологические показатели главного планетолога все еще были открыты для всех членов экспедиции. «Как я мог забыть?! У меня был целый месяц, чтобы убедить Морриса отменить это идиотское решение!»
Вернон внимательно смотрел на своего друга. Взгляд прямой, спокойный, словно видящий насквозь. И совершенно непрозрачный. Не угадать, злится он, смущен или рад. «Там что-то страшное? Зараза, я беспокоюсь за тебя!»
― Посмотри потом, ― словно отвечая на его мысли, вдруг сказал Ямакава.
Вязиницына тепло усмехнулась.
― Можешь еще вот это для разнообразия позаваривать, ― она выложила на стол небольшой, примерно с ладонь, брикет чего-то бугристого в вакуумной упаковке. На затянутом в серый непрозрачный пластик кирпичике черным фломастером были написаны два ряда цифр. Малиника подтолкнула свой подарок к Вернону и как-то очень поспешно убрала руки. Тот молча взял пакет, расстегнул зиппер. Брикет тут же потерял форму, округлился, впуская в себя воздух и выпуская терпкий, ни с чем не сравнимый аромат черной смородины. ― Источник витамина С. Если соберешься туда за добавкой, постарайся не вытоптать, я на ягоды тоже рассчитываю.
Ямакава провел по надписи пальцем, что-то про себя подсчитывая.
― На восток-юго-восток отсюда. Километров сто пятьдесят.
Главный биолог утвердительно кивнула и обернулась к замершему с приоткрытым ртом Семенову.
― Погоди, мы же обсуждали с тобой возможности использования существующей биосферы в качестве источника питания, ― руководитель экспедиции подозрительно сощурился, начиная понимать, что происходит, но все же продолжил: ― И не нашли там ничего достаточно съедобного и питательного, во всяком случае, из списков растений.
― Ани во время сбора образцов обнаружила заброшенный агроучасток. Люди с Ковчега не только успешно завершили терраформирование Вудвейла, они начали колонизировать планету.
Короткая, но очень напряженная пауза.
― Это важная информация. Почему я узнаю о ней только сейчас? ― Семенов перевел глаза с Вязиницыной на Ямакаву. Планетолог не выглядел удивленным и внимательно следил за реакцией руководителя экспедиции.
― Делянка давно заброшена, ― пояснила Малиника, возвращая внимание Владимира на себя. ― Во время поиска Ковчега было столько полетов, особенно в окрестностях базы. Если бы кто-то из той экспедиции выжил, мы бы заметили.
― Мы заметили.
Взгляд Семенова вновь метнулся к Вернону. Тот теперь пристально смотрел на главного биолога. Малиника в замешательстве нахмурила брови. «Похоже, вы этот сюрприз до сегодняшнего дня между собой не обсуждали».
Лидер планетологов поджал губы. На мгновение отвел взгляд в сторону, то ли собираясь с мыслями, то ли прикидывая, какой информацией поделиться, а что придержать.
― Я видел по крайней мере одного выжившего с Ковчега. ― Пауза. ― А Джамиль заметил человеческие следы в долине.
В холле повисла потрясенная тишина, нарушаемая лишь шебуршанием убиравших со столов роботов.
― Когда? ― севшим от удивления голосом прошептала Малиника.
― Я ― за два дня до эвакуации. Джамиль ― через день после. ― Глаза Вернона, секунду назад живые и полные внимания, вдруг снова стали холодными и непрозрачными.
Голос Владимира был им под стать:
― Почему ты молчал? ― Семенов резко выдохнул, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. ― Почему вы оба молчали?!
Умом он понимал: абсолютно невероятно, что эти двое намеренно скрывали от него столь важную информацию без веских на то оснований, но в тот момент шок от услышанного мешал ему ясно мыслить.
Ямакава зажмурился. Отпил черную дрянь из кружки. Посмотрел на Малинику.
― Скажи ты. Мне важно услышать это от кого-то другого.
Вязиницына облизнула обветрившие губы.
― У нас все равно не было ресурсов. Ни искать, ни оказывать помощь, если найдем. ― Помолчала, глядя на сложенные на коленях руки. ― Да и сейчас нет.
Владимир медленно кивнул, соглашаясь с неприятным доводом. Если люди с Ковчега погибли, они бы лишь зря потратили драгоценное время, а если выжили, то после стольких лет ни неделя, ни месяц погоды не сделают. «Легко так рассуждать, когда гравитационная аномалия уже нейтрализована. Мы ведь могли уничтожить их планету. А теперь собираемся еще и смородину воровать». Вудвейл ― мир с полноценной биосферой, и предполагалось, что, если прибыть в начале лета, развернуть агропроизводство будет очень просто, поэтому ни мобильных теплиц, ни ускорителей роста, ни даже дополнительных запасов продовольствия в плане заложено не было. В голове Владимира хороводом кружились упущенные возможности: каким оборудованием можно было бы пожертвовать, насколько ближе к экватору разместить базу, как изменить модель колонии, если бы про Ковчег было известно заранее. Зона умеренно континентального климаты при взгляде из Метрополии представлялась оптимальным решением: ниже вероятность ураганов, проще контролировать патогены. «Но мы не учли, что все работы придется отложить на месяц. Это наш самый серьезный просчет. Мы уже вынуждены урезать рацион». А ведь была еще зима. Год на Вудвейле на 55 дней длиннее стандартного. Сутки тоже длиннее, на целый час. Это означает примерно по одному дополнительному месяцу как к теплому, так и к холодному времени года. И бонусный теплый месяц они потеряли. «Надо рассчитать, насколько реально заложить второй лагерь, в южном полушарии». Владимир потер виски. Ни о каких поисках выживших не могло быть и речи.
― Да, вы правы. Вы оба за этот месяц проделали титанический труд, чтобы сохранить колонию, и я горжусь, что работаю с вами в одной команде. Вер, ― Семенов повернулся к Ямакаве, ― я бы очень хотел дать твоему отряду время на восстановление и отдых, но сейчас нам нужны все трудовые ресурсы. И к сожалению, не в области вашей специализации. Медная Гора покрывает наши потребности в материалах, так что разворачивать добычу на планете сейчас просто нет смысла. До тех пор, пока у нас нет всех необходимых комбайнов и роботов, требуется как можно больше рук на ферме, и единственное место, где их можно взять, ― это твое подразделение.
Семенов замолчал, выжидательно глядя на лидера планетологов. От этого перераспределения зависело благополучие всей экспедиции, и Владимир мог просто приказать. «Но они уже совершили один подвиг, несправедливо требовать большего». Ямакава запрокинул голову, на секунду уставившись в потолок.
― Ты, должно быть, шутишь. Я сижу здесь как раз для того, чтобы тебя об этом попросить.
Вернон улыбнулся, открыто и искренне. «Наверное, впервые после возвращения с Нью-Цереры шесть лет назад». Квадратик индикатора на шее плавно зеленел. «Все так, как и должно быть». Владимир улыбнулся в ответ.
― Ну тогда за работу, ― Малиника хлопнула ладонями по столу, вставая.
* * *
Они шли к жилому корпусу, держась за руки. Вернон поймал себя на мысли, что знает все руки в своем отряде почти так же, как собственные. Эта ладонь была узкой и гладкой. И все еще изредка вздрагивавшей, сжимавшей его пальцы.
Весь сегодняшний день лиц вокруг было больше, чем Ямакава привык, но еще необычней было то, что люди не смотрели косо и не сторонились бывших космических разведчиков. Отто Спаррман, заместитель Вязиницыной, тут же взял всех ребят в оборот, кого ― высаживать в открытый грунт рассаду, кого ― настраивать систему датчиков для полива. Ли Ем и Лера, правда, куда-то свалили с самого утра, но к обеду притащили переоборудованного и перепрошитого робота-уборщика, наученного формировать грядки и с филигранной точностью втыкать в них семена от двух миллиметров и крупнее, дозированно добавляя удобрения в лунки перед посадкой и адаптивно подбирая объем полива в зависимости от влажности грунта. После обеда на полчаса пропал уже Джамиль, вернулся с отжатым у инженеров автопогрузчиком. Эта машинка небольшая, и расчищать с помощью нее место под посевные площади нельзя, а вот перевозить палеты с саженцами или прокладывать кабели и шланги ― легко.
Теперь шагавший слева Спаррман довольно улыбался перевыполненному вдвое плану. И его совершенно не волновало, почему Ямакава вместо того, чтобы координировать работу своих подчиненных, весь день как привязанный ходил за этой высокой, похожей на черную веточку девушкой. Она снова едва заметно вздрогнула. Вернон успокаивающе провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони. «Да, сельхозработы ― то, что нам всем сейчас нужно».
Дневная жара спала, однако двойное солнце не спешило за горизонт, медленно растекаясь по краю неба красочным закатом. Воздух постепенно остывал, но от скалы, на которой находилась база, накатывали волны тепла. Путь от теплиц плавно забирался вверх, вдоль яркой, еще не прикрытой ни кусочком мха, ни травинкой гранитной стены, образовавшейся при строительстве дороги. Вот подъем закончился, и они оказались на широкой, вытоптанной до голого камня площадке. «Не такая уж она и широкая», ― с удивлением отметил Вернон. Выбранная для постройки базового лагеря гора спускалась на юг и частично на запад четырьмя широкими уступами. На второй снизу террасе почти впритык друг к другу стояли три сдвоенных жилых блока. По более пологому склону в восточной части была проложена дорога на третью ступеньку, а всю остальную площадь плотно, кое-где в два яруса, занимали контейнеры и техника.
Ямакава удивленно вскинул брови, заметив блики от заката по краю третьей террасы. Еще утром там зияли провалы рукотворных пещер, вырезанных в скале командой Гейла. Сам главный архитектор ожидал возвращающихся с агрокомплекса людей, прислонившись спиной к стене у входа в самый первый жилой корпус. «В точности в той же позе, как в тот вечер, когда он спрашивал про ровазин».
― Отряд планетологов, прошу собрать личные вещи и освободить спальни, ― начал Гейл, выпрямляясь, но не отрывая взгляда от планшета. ― Вам придется срочно переехать.
― Куда?! ― воскликнула Алия, подныривая под рукой Вернона и выбираясь вперед.
― Туда, ― Кевин махнул себе за спину, указывая на скалу, ― в постоянные квартиры.
― С отдельным душем, чайником и местом для ковра?! ― И без того немаленькие глаза Барабур с каждым словом становились все больше.
― Да.
― Вер, держи ее! ― одновременно с ответом архитектора откуда-то из-за спин закричал Джамиль, и Ямакава схватил девушку за ворот комбинезона, но было поздно: та впилась в губы Гейла поцелуем. Горячим, страстным, вкусным. Вернон почувствовал себя немного виноватым, наблюдая смесь изумления и неконтролируемого наслаждения на лице Гейла.
― Ты почему ее не остановил?! ― Ал-Каласади наконец протолкался к месту действия. Посмотрел на Ямакаву. Нахмурился. ― Ты ей потакаешь?!
Алия тут же выпустила свою жертву и хитро оглянулась на Вернона.
― Только в этом вопросе и только сейчас, ― он с легкой укоризной посмотрел на подругу. ― У тебя же было свое жилье на Хилмиде!
Всем вернувшимся из развед-вейвов выделялась в собственность достойная жилплощадь.
Алия Барабур скептически скривила красивые губы и закатила глаза, намекая на то, как сам Вернон распоряжался своим блоком. Его квартира выглядела не то что временной ― нежилой, и единственное, что указывало там на периодическое присутствие хозяина ― это притащенные с работы материалы и кустик мяты на подоконнике.
Весело подпрыгнув и хлопнув в ладоши, Алия побежала собираться. За ней последовали остальные члены команды планетологов. Рене отпустила руку своего командира, кратко обняла. Скользнула дыханием по его губам. Улыбнулась, и тоже направилась внутрь. Ямакава чуть заметно кивнул. «Уже лучше».
― А почему они вперед? ― вопрос Отто задал из любопытства, без всякого намека на зависть.
― Потому что они могли здесь застрять, ― буркнул Кевин и смущенно отвел взгляд, окончательно растеряв свою напускную деловитость.
Вернон с удивлением обнаружил, что его челюсть медленно опускается. «Ты не хотел, чтобы мы ждали следующей экспедиции во временном жилблоке?»
Гейл вдруг сморгнул и дерзко вскинул голову, словно услышал мысли лидера планетологов.
Погибнуть при устранении квантово-гравитационной аномалии, частично или всем отрядом. Умереть от последствий. Сделать планету, локально или полностью, временно или навсегда, непригодной для жизни. Уничтожить планету. Уничтожить звездную систему. Застрять на пригодной для жизни планете из-за потери коммуникации со звездолетом, на котором находилась основная часть колонистов. Вот возможные неблагоприятные исходы деактивации Ковчега в порядке убывания вероятности, и первые три выбрали не только все целые проценты, но и тысячные. «То, что мы тут застрянем, было практически невозможным, и ты это знал». И все равно счел необходимым позаботиться об их комфорте. «А теперь, когда самый вероятный сценарий сработал, ты можешь порадовать каждого из нас полноценным персональным пространством».
― Спасибо.
Кевин ободряюще улыбнулся в ответ.
* * *
Две минуты спустя Вернон вошел в свою комнату. Крохотное помещение было залито мягким желто-оранжевым светом разгоравшегося заката.
Личные вещи. В углу стоял небольшой полупустой рюкзак с несколькими пластиковыми контейнерами, пакетом давешней смородины и двумя поношенными комбинезонами внутри. Все белье: трусы, носки, футболки, водолазки ― было одноразовым. Небольшой штампующий их текстильный агрегат стоял в углу. Великолепно оптимизированный цикл переработки выдавал новый, комфортный, бесшовный предмет одежды каждый раз, когда это было нужно. А кроме этого Ямакава носил только ботинки и универсальный стандартный комбинезон. Да, между экспедициями он использовал более привычные глазам обывателей элементы гардероба, но зачем все это, когда есть идеально подогнанный, прочный и немаркий, непромокаемый снаружи и хорошо отводящий влагу внутри, поддерживающий комфортную температуру, усыпанный функциональными карманами комбез, стандартная процедура очистки которого в специальном отсеке над генератором белья занимает десять минут, а починить редкие повреждения можно еще быстрее, с помощью специального скотча?
Личные вещи. Немного контрабанды и два куска ткани с нашивками развед-вейвов: Р-218 Аделаир и Р-241 Нью-Церера. Ни памятных фотографий. Ни сувениров. Ни книг. Только он сам и две экспедиции в Ады. Вернон зажмурился, не зная, как относиться к этому наблюдению. Все до полета на Вудвейл было временным, казенным и преходящим. Сегодня же он переедет в место, построенное специально для него, а в эту безликую каморку на пару недель заселится другой колонист.
Чтобы упростить подготовку помещения, Ямакава сунул подушку в текстилегенератор. Потянул с матраса чехол, чтобы отправить вслед за ней. И замер. На углу матраса лежал плед. Свернутый в аккуратный пухлый квадрат с бахромой по краю. Тот самый.
Лидер планетологов никогда не запирал свою комнату, ни пока находился в ней, ни в свое отсутствие, поэтому вопроса, как одеяло вернулось, не возникало. Вернон будто своими глазами видел, как Малиника заходит в крохотную спальню, беззвучно отодвигая дверь, замирает на мгновение и кладет свернутый плед на угол постели. С того разговора за завтраком они сегодня больше не пересекались: кто-то должен был построить модели продовольствия, и Вязиницына с еще двумя аналитиками из своей команды провела весь день в вычислительном центре. Сегодня утром, чуть больше четырнадцати часов назад, он проснулся под одним с ней одеялом. «Вчера был тяжелый день, и, если рисовать до двух часов ночи, можно нечаянно уснуть в холле». И этим случайным поступком сделать кого-то самым счастливым человеком если не во всей Вселенной, то на этой планете уж точно. Ямакава прислушался к себе. «Это что-то меняет?» Знакомое мягкое тепло внутри, жизненно необходимое Вернону, оставалось тем же, как и все эти одиннадцать лет. И все так же не требовало ничего взамен. Но это не повод отказываться от того, что уже есть!
Вернон сунул одеяло в очиститель и выбрал программу вакуумной упаковки. Через несколько секунд вынул плотно скрученный цилиндрик и сунул в рюкзак.
Одной личной вещью у него сегодня стало больше.
* * *
Дверь подалась чуть внутрь и плавно отъехала в сторону. Чистая механика, никаких датчиков и электродвигателей, однако каждая деталь: и щелчок замка, и теплая шероховатая поверхность ручки, и тщательно выверенная динамика движения ― все было настолько гармонично, что трудно было поверить, что это создано человеком, а не миллиардами лет ко-эволюции. Вернон выдохнул и открыл глаза, чтобы впервые увидеть место, построенное специально для него.
Гейл добывал материалы прямо на месте, вырезая в скале под третьей террасой пещеры и используя полученный камень для строительных смесей и возведения стен уже на самом уступе. Разумеется, инженеры не разрушали каменное основание будущего поселения бездумно: перед тем, как разрезать очередной пласт, они сканировали породу на предмет ее состава и возможных трещин, а освобожденное пространство тщательно укрепляли. Внутри горы строители были вынуждены следовать ее естественным особенностям, словно скульпторы, работающие с красивым, но капризным материалом. Для производственных и других технических помещений такая непредсказуемость не годилась, так что эта часть была отдана под жилую застройку.
Ямакава на мгновение замер в дверях. Комната, предназначенная ему, наверное, была самой необычной. Просторная, не меньше двадцати метров в диаметре, она имела всего два угла. Оба по сто тридцать пять градусов: две сходящиеся примерно перпендикулярно стены упирались в третью, в которой располагалась дверь. Слева от входа, встроенный в плавно изгибавшийся каменный уступ, игравший роль стола, светился экран стандартного кухонного блока. Чуть дальше ― полупрозрачная створка, видимо, ведущая в санузел. Все три внутренние стены, пол и грубо обработанный свод потолка ― бежевый с бордовыми прожилками гранит, с блестками слюды и бережно сохраненными друзами молочного кварца. Внешняя «стена» помещения ― выступавшая наружу неровная дуга не меньше, чем в две трети окружности, ― состояла из стеклянных треугольников разного размера, образовывавших сложную, изгибавшуюся во всех трех измерениях поверхность. За ней догорал закат.
Вернон уронил рюкзак и сделал несколько шагов вперед. Пол тремя ступенями понижался к «окну». На второй из них, справа от двери, лежал круглый блин почти три метра в диаметре ― его кровать. Но новый хозяин этого странного, хоть и на удивление уютного, места не смотрел ни на авангардную обстановку, ни на невероятное, заливавшее помещение совершенно сказочным светом, небо. Его взгляд остановился на маленьком горшочке с кустиком мяты, стоявшем как будто прямо над обрывом в бездонную пропасть.
Ямакава улыбнулся, потом вернулся к рюкзаку и добыл полученный утром от Вязиницыной пакет. Через четыре минуты кружка ароматного смородинового чая грела его руки.
Подойти к окну. Распахнуть внутрь две створки. Сесть на краю бездны, свесив ноги.
В комнату ворвался теплый, неуловимо пахнувший медом воздух. Ночь обещала быть ясной и светлой: над горизонтом всходили сразу три из четырех лун Вудвейла.
Вернон медленно, с наслаждением, отпил из кружки. А затем отодрал от шеи ярко-зеленый датчик.
Эпизод 2
* * *
Малиника медленно шла вниз по склону, обеими руками прижимая к груди планшет.
Узкая полоса ведущей к агрокомплексу дороги ― будто залита медом. Сегодня солнце садилось в облака. Два огненных шара своими лучами, словно лезвиями, пронзали собравшиеся над океаном грозовые башни. На посадочную площадку опустился малый катер с очередным контейнером. Оттуда, сверху, слышались разговоры и смех.
Вязиницына смотрела только себе под ноги. Она очень устала. Оставив Отто руководить текущими работами по расчистке территории, созданию необходимой инфраструктуры и непосредственно посевной, лидер биологов второй день кряду пыталась собрать на имеющихся исходных устойчивую модель продовольствия. С Хилмида во время подготовки экспедиции идея сэкономить на еде выглядела очевидным решением. Разумеется, современные космические миссии не могли себе позволить взять на борт полноценную коллекцию семян, целый контейнер пшена и тем более каких-либо животных. Непосредственно пригодным к посеву был только ограниченный минимум, а все остальное ― капсулы с законсервированной ДНК. С одной такой можно нареплицировать сотни тысяч семян, к тому же агрогенетики могли отредактировать материал под требуемые условия на месте. Только вот биология ― не квантовая физика, и обмануть классические законы сохранения в ней практически невозможно. «Распаковка» растений требовала времени и энергии. Много энергии, и во вполне конкретной форме. Квантово-гравитационные флуктуации эффективнее всего преобразовывать в движение, с чуть меньшим КПД ― в электричество. Для биологии нужна в основном химия и другая биология. По плану первые пару лет агротехнические инкубаторы потребляли до половины энергии колонии. В реальности за прошедший месяц отряду Вязиницыной досталось хорошо если десять процентов, остальное было потрачено на вычисления и производство необходимого для деактивации аномалии оборудования. Ситуация с Ковчегом тоже не добавляла определенности: если бы пришлось возвращаться в Метрополию, для выращивания на корабле требовались совершенно другие виды.
Да и теперь дефицит энергии никуда не делся, ведь все остальные работы на этот месяц были отложены. «Придется снова остановить все, кроме производства генераторов и еды, иначе нас ждет голод».
Команда Вязиницыной уже просчитала несколько вариантов, и не сказать, чтобы они были совсем уж плохи. Создание энергоустановок само по себе чрезвычайно ресурсоемко, а значит, полноценная станция очистки воды откладывается на неопределенное время (имеющаяся временная уже перегружена). За горизонт планирования отодвигаются и цеха, и дома. Вроде бы не критично, но как долго люди смогут эффективно и творчески работать, ютясь в крохотных каморках с душем по расписанию? Нет, конечно, люди не будут падать замертво от недоедания. Обеспечить колонистов необходимым минимумом калорий команда биологов сможет. «Однообразный, скудный рацион с таблетками вместо фруктов». По нижней границе нормы. «Мы уже выбрали норму длительности путешествия. Сколько еще параметров мы можем позволить себе выкрутить до предела?» И сколько времени теперь уйдет на стабилизацию колонии? Расчетное время было три года. «Пятнадцать? Двадцать?» Проблемы накапливались, как снежный ком. Если в ближайшие недели они не найдут принципиально другой выход, лавина изменений отбросит их от этапа заселения на десятилетия.
В теории базовая экспедиция может существовать автономно неограниченно долго. «И мы будем, если потребуется. Только не за этим мы сюда прилетели!»
Малинику не оставляло ощущение, что, даже отключив движок Ковчега, они все равно попались в ловушку временно́й аномалии. С помощью квантовой гравитации люди смогли обмануть астрономические расстояния, и это объединение планковского и гигантского казалось настоящим волшебством, но в масштабе биологии они пока что были всего лишь уличными фокусниками. Вязиницына закусила губу. Люди, весело обсуждавшие прошедший день в холлах жилых корпусов, еще не осознавали, что испытание ожиданием не закончилось. Ожиданием гадким, выматывающим, таким, которое невозможно заменить действием и которое разрушает личность с неотвратимостью тепловой смерти Вселенной.
«Идиотка! Как я могла быть такой самонадеянной!» ― с этой мыслью Вязиницына толкнула влево прозрачную дверь агростанции.
Слабо подсвеченное изнутри помещение уже накрыла тень начинавшегося в нескольких шагах леса, и потому оно оказалось неожиданно темным, несмотря на стеклянную крышу. Вдоль стен над стеллажами с рассадой горели красно-фиолетовые ботанические лампы. Короба направляли свет строго вниз, поэтому на столах в центре помещения царил полумрак. На всех, кроме одного. Белые диоды словно вырезали из окружающих теней светлый конус, в котором стояли пропагатор, ящик с почвосмесью и кассета для рассады, уже заполненная на треть маленькими, каждый ― лишь с двумя настоящими листочками ― перчиками. Стоявший за столом человек оторвался от работы и сейчас спокойно и прямо смотрел на лидера биологов.
― Что ты здесь делаешь? ― голос Малиники прозвучал устало и глухо.
Ямакава опустил взгляд на свои руки. Тонкие пленочные перчатки матово блеснули на огромных ладонях.
― Паникую? ― с вопросительной интонацией, словно впервые задался вопросом о причинах того, чем он занят. Вряд ли он что-то планировал специально: интуиция и опыт космического разведчика сделали это за него.
― Расчеты показывают, что мы укладываемся в допустимый интервал, ― шепотом, почти без звука, пытаясь убедить хотя бы саму себя.
Ямакава вновь поднял глаза. Непроницаемая ледяная стена под тонким слоем теплого спокойствия. Не поверил.
Малиника закусила губу. Дурацкая привычка, из-за этого кожа на губах уже несколько дней шелушилась.
― Скажи ты. Мне нужно это услышать от кого-то другого, ― еще тише, будто бы боясь собственного голоса.
Вернон чуть нахмурился, словно спрашивая: «Уверена?» Вязиницына кивнула, таким же скупым движением.
― На Нью-Церере… ― крохотная, но заметная пауза. ― Мы в определенный момент обнаружили, что модель продовольствия развед-экспедиции подразумевает вполне определенный градиент снижения численности экипажа корабля. Тогда нас было тридцать три, хотя предполагалось, что будет не больше пятнадцати. Мы почти ничего не ели в течение двух недель, пока не стало понятно, что нам удалось расширить и стабилизировать теплицу.
Ямакава остановился. На этот раз пауза затянулась.
― Вейверов учат ждать. Это самый важный навык, без него не выжить. На десятый день вынужденного голодания тридцать девятый съел какую-то пасту из машинного отделения, смешанную с толченым стеклом. Мы ничем не смогли помочь, кроме эвтаназии. Когда я спросил, зачем, он сказал, что так у остальных больше шансов.
Ресницы Малиники дрогнули от острого осознания, насколько четко эта история совпала с ее собственным беспокойством. А Вернон, не глядя на нее, продолжил:
― Тридцать девятый был добровольцем. Очень уравновешенным. Рассудительным.
Ни вздоха. Ни срывающегося голоса, ни даже смены интонации.
― Здесь, на Вудвейле, мы найдем другой выход.
Он снова посмотрел на Вязиницыну. Спокойный и уверенный. Заражающий своей уверенностью. «Как, черт возьми, ты все это пережил?! Как вообще это можно пережить?!»
Сильно легче не стало, но Малиника почувствовала, как холодные клещи ответственности и одиночества, сдавившие ее сердце, потихоньку разжимаются.
Чуть улыбнулась, и, получив улыбку в ответ, забралась с ногами на соседний стол. Взяв стилус, начала новый набросок. Ямакава вернулся к перцам, аккуратно взяв огромными пальцами очередной хрупкий росток.
* * *
В лагере экспедиции Б-32 еще один человек внезапно начал тяготиться шумными компаниями. Возможно, ему хватило бы просто выйти на свежий воздух, но нагромождение машин и контейнеров загораживало закат. Не то чтобы стоявшего на обрыве космонавта интересовал вид, скорее, ему недоставало пространства. Арчибальд с надрывом вздохнул, невидяще глядя вдаль. Стиснул зубы. Мысли снова и снова возвращались к Деборе. И снова и снова разбивались о воспоминание о том вечере, когда она выбрала другого. Сильвергейм не ожидал, что это может так сильно его подкосить. «На что я вообще рассчитывал? Я ведь ни разу даже не заговорил с ней о чувствах!» Довод казался самым сильным и рациональным из всех, но он не работал, как и миллионы других. Это был не первый в его жизни отказ (хотя с его внешностью и характером они были скорее исключениями) и, казалось бы, не самым страшным из того, что с ним случалось. Он четыре года работал в бригаде быстрого реагирования на чрезвычайные ситуации перед тем, как Семенов пригласил его в команду, да и после этого отряд спасателей продолжал участвовать в операциях, ведь в их деле тренировки мало чего стоят без реального опыта. Арчибальд успел насмотреться на боль и смерть, и потерять нескольких друзей. На этом фоне редкие проблемы на любовном фронте казались лишь мелкими неурядицами. Почему же невозможность надеяться на взаимное чувство со стороны той, с кем он даже полноценно не разговаривал ни разу, вдруг затмила все, лишая лидера спасателей возможности нормально жить и работать? В голову непрошенными бабочками впорхнули воспоминания. Месяц ожидания на орбите как будто бы сблизил их. Дебора ― единственная из вейверов, кто остался работать на корабле, потому что ее специализацией были исследовательские автономные космические аппараты, АКАи. Короткие приветы возле шлюзовых камер… Арчи помнил, что она улыбалась в ответ. И в столовой она не могла не заметить, что он наблюдает, как она ест. Лидер спасателей зажмурился, резко провел рукой по волосам. «Черт, почему я просто не пересел за ее стол хотя бы раз?!» Хоровод дурацких мыслей вернулся к тому, что нужно ее отпустить… Или все-таки попытаться? И что он, конечно, ее не достоин. Хуже всего становилось, когда Арчи видел, что чувства Деборы к Ямакаве, похоже, не взаимны, и тот продолжает при всех обнимать других женщин. Сильвергейм понимал, что запутался, и что нельзя все так оставлять, но не знал, у кого просить помощи.
Погруженный в раздумья, Арчибальд не заметил подошедшего Шмидта и вздрогнул от его тихого приветствия. Расти улыбнулся. Протянул стакан с какой-то прозрачной жидкостью. Может, аскорбинка, а может, просто вода. Но с пузырьками. Расти считал, что диоксид углерода уместен в любом напитке, и даже кофе и чай разводил газировкой. Сильвергейм принял напиток, ритуально стукнул своим стаканом по стакану друга ― звук вышел тихий и глухой, ― но пить не стал.
Шмидт же отхлебнул немного и, словно продолжая разговор, сказал:
― Арбогаст, конечно, умнейший мужик. Мало того, что он с первой же выработки оснастил добывающие катера на Медной горе композитной металлокерамикой для ускорения процесса, так он теперь переставил эти агрегаты на технику Гейла. Если бы наши ископаемые находились в месторождении на планете, а не на орбите, такой фокус было бы не провернуть. А так строительство теперь в пять раз быстрей пойдет. Ну а для харвестеров еще один комплект сделают, чай, не квантовая гравитация.
Арчи не вслушивался, но размеренный, похожий на речитатив монолог друга все равно успокаивал и отвлекал от тяжелых мыслей.
― Нам тут с Седзимой тоже идея пришла, ― продолжал Расти. ― Планетологи обмолвились, что часть Ковчега уцелела, а переработка обычно эффективнее добычи. С инструктажем по ТБ мы закончили, так что думаем смотаться в этот их Винегрет, посмотреть, нельзя ли там чего взять. А радиоактивность можно почистить щитами, которые использовались для деактивации движка. Я не очень в этом понимаю, но инженеры говорят, что можно рассчитать места, где расположены радиоактивные изотопы, и стимулировать распад. Подождать под землей, пока все высветится, и потом тащить на поверхность. Катер спокойно от такого защитит, он же на космос рассчитан. Мы б завтра на разведку сгоняли, да прикинули бы на месте, что да как, и имеет ли смысл возиться. Как думаешь?
Упоминание Ковчега окончательно вернуло Сильвергейма в реальность. Идея Шмидта звучала разумно и интересно, но не успел лидер спасателей даже кивнуть, как за спинами парней раздалось:
― Никуда вы не полетите.
Голос хриплый, такой бывает после тяжелой простуды. Еще Арчи слышал такой в реабилитационном центре у людей, получивших химический ожог гортани, и у одного старого-престарого землянина, который скручивал листья какой-то травы в трубки, поджигал, совал в рот и дышал дымом. Спасатели переглянулись и обернулись к говорившему. Тот, выдержав неприлично длинную паузу, перекинул сухую былинку из одного угла рта в другой и пояснил:
― Без меня.
Эта реплика далась ему легче. Похоже, данный индивид просто редко разговаривал.
Высокий и статный, крепкий, как и все вейверы, но странным образом тонкокостный. Черная копна крупных кудрей. В черной щетине ― просека уродливого, бугристого шрама. Глаза… Левый ― абсолютно черный, будто радужки и нет вовсе, один зрачок. В правой глазнице, пересеченной шрамом, глаз был ярко-голубым. Расти удивленно склонил голову набок: этот планетолог вызывал у него навязчивую ассоциацию с обложками любовных романов, в огромных объемах поглощаемых его старшей сестрой. И дело было даже не в крышесносном сочетании смазливости и брутальности, а в кукольной пустоте этих разноцветных глаз.
Арчи скептически сдвинул брови. Жутковатой рожи недостаточно, чтобы раздавать тут ценные указания.
― Ты кто такой?
Расти про себя улыбнулся, радуясь знакомым уверенным ноткам в голосе друга. Странный черт вдруг расплылся в кривой, но веселой усмешке, обнажив неожиданно ровные и белые зубы. Взгляд вейвера столь же внезапно наполнился теплом, будто тот услышал что-то приятное и даже лестное.
― Я ― спасатель спасателей.
* * *
― Это что?! ― Расти отвлекся от проверки приборов и с удивлением обернулся на устраивавшегося в салоне катера вейвера.
― Карабин УК-39М.
Тадао, сидящий в штурманском кресле, тоже обернулся и с вежливым интересом пронаблюдал, как навязавшийся в их компанию планетолог защелкивает оружие в боковое крепление кресла.
― Зачем?!
― Что ― зачем?
― Мы летим в дыру, где радиацией выжгло все, крупнее тихоходок, отрывать куски от ошметков космического корабля! ― Шмидт махнул рукой на установленные на катер дополнительные манипуляторы. Вышло не очень наглядно: девять клешней в сложенном состоянии представляли собой три аккуратных обтекаемых выступа по бокам и на крыше катера и не были видны из кабины.
Вейвер сосредоточенно сдвинул брови:
― И при чем тут ружье?
― Это я тебя спрашиваю!
Несколько секунд Ростислав всматривался в разноцветные глаза оппонента, чувствуя себя все большим идиотом. Седзима, видя, что пауза затягивается, перевел взгляд с планетолога на пилота. Шмидт цыкнул и вернулся к предполетной подготовке. «Интересно, вейверов специально учат бесить окружающих или у возвращенцев это само вырабатывается? Как эти заразы между собой-то уживаются? Как они с такими закидонами вообще смогли из экспедиции вернуться?!» С этими мыслями Расти закончил проверку, привычным, но чуть более резким движением проверил ремень безопасности и потянул штурвал на себя, начиная вертикальный взлет с плотно забитой машинами площадки.
* * *
Джамиль Ал-Каласади скользнул безразличным взглядом по своим сегодняшним товарищам и отвернулся к окну. Внизу быстро удалявшаяся база кишела техникой и людьми, словно большой муравейник. Между катерами, корпусами и контейнерами сновали люди и ярко-оранжевые погрузчики, спеша, кто наверх, к причудливым строительным механизмам, кто вниз, к похожим на огромные кристаллы теплицам и еще темным квадратам полей.
Среди спускавшихся выделялась мощная фигура Вернона.
Все вернувшиеся с Нью-Цереры усвоили некоторые очень простые способы выжить, и возглавляло этот список непреложное правило: слушайся Ал-Каласади, если он молчит ― слушайся Ямакаву. Последний мучился под гнетом ответственности, первого данная схема абсолютно устраивала. А еще последний очень ловко скрывал, что у него нет власти над первым. Вчера Джамиль написал Вернону лишь короткое сообщение, чтобы тот его не терял. Формальный начальник ответил формальным согласием, но оба знали, что даже если бы лидер планетологов решил сказать «нет», ничего бы не изменилось.
Лагерь колонистов быстро уплыл за корму, и под катером теперь расстилалось пушистое, изумрудно-зеленое покрывало девственного леса. Лететь предстояло около часа. Джамиль устроился поудобнее и внимательно уставился вниз, ловя каждое подозрительное движение, от вспорхнувших с ветвей летучих ящериц до качнувшейся не в унисон с остальными еловой макушки.
Космических разведчиков не учат наблюдать за дикой живой природой, только за находящимися в их полной власти корабельными теплицами. Вероятность того, что неизвестный новый мир встретит вейв развитой биосферой, ничтожно мала, поэтому ею можно пренебречь и не впихивать соответствующие блоки в и без того перегруженные программы подготовки. Джамиль в свое время сдал итоговые тесты курса натуралистов на девяносто два из ста. Не то чтобы он испытывал от этого какой-то восторг, но оценки требовались для следующего уровня в скаутах, с продвинутым тренингом по работе в невесомости. Обычных скаутов, не вейверов.
Программа ЭПВ, экспедиций первого вейва, готовила космических разведчиков, таких, как Ямакава, с момента их зачатия. Добровольцы, попадавшие в программу в подростковом возрасте, не превышали и трети от состава миссий, но и они начинали подготовку в четырнадцать-семнадцать лет. Только вот клан Ал-Каласади не мог допустить, чтобы его член стал космическим разведчиком, валютой, которой человечество платит за новые миры, расходником для опасных экспедиций. Нельзя стать успешным вейвером, можно только мертвым, или, с крохотной вероятностью, ущербным инвалидом, и если физическое здоровье достижения цивилизации еще могут как-то вернуть, то психическое ― никак. Всех вейверов ждет ранняя и довольно бессмысленная смерть ― вот, что думали по этому поводу лидеры клана. О том, чтобы Джамиль пошел по этому пути, не могло быть и речи. Поэтому он смог попасть в ЭПВ только в двадцать восемь, двадцать из которых целенаправленно потратил на то, чтобы самому сделать из себя вейвера.
Джамиль прищурился: на небольшой прогалине лежало тело. Голое, бледно-бежевое, конечности звездой раскинуты по серому мху. Тень катера скользнула ровно по нему. Огромная, в рост человека, ящерица, встрепенулась и шустро уползла в чащу.
Когда Джамиль в последний раз пришел на пункт приема добровольцев, то снова услышал твердый отказ, сдобренный формальными отговорками, что он не пройдет по тестам, ведь нужно быть эгоистичным отморозком, а не знаменитым ученым, да и возраст уже солидный. Как вообще такому успешному человеку может прийти в голову променять блага цивилизации на черную пустоту и отправиться в космическую разведку, на практически гарантированную мучительную смерть? Тот момент отпечатался в памяти Джамиля с компьютерной четкостью: вот он стоит, в дорогом костюме и с идеальной укладкой, с роскошными механическими часами на левой руке и самым передовым планшетом в правой. Дизайнерские кожаные туфли. Маникюр. Впереди ― счастливая и долгая жизнь. Клан, конечно, предпочел бы видеть его социологом или компьютерным психологом, но и с геофизикой он справился великолепно. Уже семь университетов в трех мирах предложили ему возглавить кафедры, а на Калтане с радостью отдадут целый НИИ. Наверняка двоюродные тетки уже подыскали десяток невест, красивых, бойких и образованных, и дом на берегу моря для создания семьи у него уже есть. Идеальная жизнь.
Но не для него. И ни единая душа вокруг не замечала, что жизнь он живет не свою. Все восхищались, заботились, поддерживали… другого человека. Семья, коллеги, многочисленные поклонники и почитатели ― все. Кроме Ямакавы. В тот день Джамиль впервые увидел Вервольфа, а в его желтых глазах ― отражение собственной обреченности. Кроме этих глаз, человек, которого Ал-Каласади встретил на рекрутском пункте, не имел ничего общего с лидером планетологов Вудвейла: сутулый, ширококостный, но худой старик, с обвисшей кожей и редкими клочьями коротких волос в бугристом ландшафте шрамов на черепе. Стандартная черная водолазка ― как чехол не по размеру. Этот уродливый возвращенец одной короткой фразой выдернул доктора Ал-Каласади из его персонального приторно-сладкого кошмара в единственное место, где тот снова мог быть собой ― в программу развед-вейвов.
Денек выдался ясный и жаркий. Солнца поднялись уже высоко, небо и лес внизу начали словно выцветать под яркими лучами, а боковые окна катера ― автоматически затемняться. Джамиль с удовлетворением подумал, что сегодня не придется возиться на полях.
Сидевшие в переднем ряду люди что-то активно обсуждали. Говорил в основном Шмидт, задорно и шумно, но, судя по репликам Седзимы, тот тоже принимал деятельное участие в дискуссии. Джамиль вновь сосредоточился на несущихся под машиной верхушках деревьев.
В учебном лагере программы ЭПВ Ал-Каласади оказался парией: лощеный красавчик, одновременно с этим слишком замкнутый и слишком взрослый. Правда, инструкторы на первых же занятиях обнаружили, что никакого дополнительного обучения или тренировки новому рекруту не требуется. Джамиль проходил все стандартные тесты: теоретические, практические, медицинские и психологические, ― с завидной четкостью и на голову опережая всех остальных. Через восемь месяцев он успешно завершил не только вступительные, но и все квалификационные проверки. Было очевидно, что Ал-Каласади давно готов к своей первой экспедиции.
Но прошел год, другой ― назначения не было.
Джамиль прекрасно понимал, что это значит: влияние семьи преследовало и опекало его даже внутри ЭПВ. Клан не мог представить себе развед-экспедицию, которая была бы достаточно перспективной и, главное, безопасной для блудного сына. Видимо, патриархи считали, что затянувшееся ожидание заставит бунтаря бросить эту сомнительную затею, но на деле они только лишний раз демонстрировали ему, насколько его образ в головах родственников далек от реальности. За плечами Джамиля уже была одна блестяще построенная карьера, он прекрасно знал дорогу от подозрительного новичка до признанного авторитета. Ему не составило бы никакого труда включить свой ум, лидерские навыки и харизму, чтобы через полгода возглавить любой вейв по выбору. Только вот это не было тем, за чем доктор геофизики рвался в ЭПВ всю сознательную жизнь.
А потом одним бессовестно ранним, неотличимым от полуночи темным зимним утром его разбудил пронзительный «треньк» планшета: единственный не отключаемый ночным режимом сигнал ― назначение в состав экспедиции. Р-241 Нью-Церера.
Явившись на первый сбор, Ал-Каласади ничуть не удивился, встретив там Ямакаву.
Полотно леса внизу внезапно оборвалось, зелень прорезали хаотические нагромождения каменных пластин, опутанных совершенно другой растительностью. В этом месте разница между окружающим ландшафтом и долиной, под которой был погребен Ковчег, напоминала границу между ухоженной лужайкой и вскопанным прошлой осенью бурьяном. Шмидт замолчал, сосредоточившись на пилотировании. Ал-Каласади тоже подобрался, еще внимательнее вглядываясь в детали проплывавшего за окном пейзажа.
На связь вышел Наум, вместе с Лерой заступивший на дежурство пару часов назад. Спросил, нужна ли помощь. Сбросил координаты ближайшего к Ковчегу колодца. Долина, где обнаружили древний корабль, представляла собой пятидесятикилометровый язык, словно бы вывалившийся из очередного ничем не примечательного холма и заваленный по всей площади каменными пластинами, похожими на переломанные крекеры. Джамиль недовольно двинул челюстью. Четкие контуры и почти идеальная, словно график Гауссова распределения, форма были заметны даже со снизившегося до двухсот метров катера. Да, плотный ковер растительности немного скрадывал очертания, но неужели он бы не обратил внимание на это странное место на снимке, если бы удосужился посмотреть?! Из всей команды планетологов Ал-Каласади единственный имел достаточно опыта работы на планетах с биосферой. Если бы он не отнесся к ситуации как к развед-вейву, включил мозги и дал себе пару минут подумать о том, как бы он, доктор геофизики, решал задачу поиска гравитационной аномалии, скорее всего, Ковчег нашли бы намного быстрей.
Тем временем Шмидт по дуге спустился к практически невидимому сверху провалу между скалами и деревьями и завис метрах в пяти над ним. Пощелкал переключателем видов между камерами, покрутил 3D-визуализацию, внимательно осматривая дыру. Погладил тумблер перехода в более безопасный режим полной гравикомпенсации, фактически отрубающий все внешние ускорения, но отказываться от имитации отдачи, используемой для пилотирования в плотном газе, не стал. Похоже, Расти смущало изменение летных характеристик, созданное огромными пластинами дополнительных щитов, использовавшихся для устранения аномалии на Ковчеге. Тяжелые, громоздкие выгнутые прямоугольники, установленные на носу катера, значительно усложняли расчеты, а значит, замедляли реакцию компьютерного помощника. Инженеры Арбогаста выбрали скорость и простоту производства в ущерб летным качествам.
Тщательно все взвесив, Шмидт решил, что полагается на свои навыки больше, чем на перегруженные модели. Медленно толкнул штурвал от себя, спускаясь в колодец.
Поглощенный пилотированием, спасатель не заметил одобрительного кивка Джамиля. Ни паники, ни лихости, ни сомнений в своих действиях.
Шахта выходила в недлинный, но очень узкий просвет между двух каменных плит, который, в свою очередь, обрывался в большое, темное пространство, заваленное плоскими кусками гранита, как миска с картофельными чипсами.
Расти снова остановил машину, оглядываясь. Удивленно присвистнул.
― Нехило тут наворочено!
Щелкнул отстегиваемый ремень безопасности, Джамиль резко встал и подался между передними креслами к ветровому стеклу. Повышенный радиационный фон за годы затемнил поверхность породы, но на обширных плоскостях отчетливо проступали светлые сколы и трещины.
― Сядь давай! ― Шмидт, которому Ал-Каласади бесцеремонно загородил обзор, пихнул того в бок.
― Эта городушка скоро рухнет, ― буркнул вейвер, возвращаясь на место. ― Постарайся, чтоб не на нас.
Пилот не стал огрызаться в ответ. Сосредоточился и медленно повел катер по указанному Наумом маршруту.
Пещеры под долиной, очень емко названной Винегретом, уходили вглубь Вудвейла на несколько километров и, несмотря на серьезное радиационное загрязнение, кишели жизнью. Как только проникающий с поверхности свет пропал, загороженный гранитными «чипсинами», все относительно горизонтальные поверхности стали светиться разноцветными, преимущественно розовыми пятнами. Именно на такой люминесцирующей лужайке неделю назад Джамиль видел человеческие следы непонятного происхождения. Тогда они залетали в пещеры другим путем, и наткнуться на то же самое место было маловероятно, но вейвер удвоил бдительность, положив руку на ствол лежавшего на коленях карабина. Его спутники, увлеченные впечатляющим видом, не заметили, как, возвращаясь на свое место, Ал-Каласади вынул оружие из крепления.
Но сегодня все пятна плесени были девственно чисты, хотя площадь, ими покрытая, стала заметно больше.
― Нарядненько тут, ― отметил Расти, не отвлекаясь, впрочем, от пилотирования.
― И тепло, ― вскинул бровь Седзима, удивленно сравнивая показатели высотомера с температурой за бортом.
― Я б даже сказал, жарко, ― Шмидт бросил взгляд на уровень радиации. ― Странно, что тут вообще есть что-то живое.
«Вот именно», ― подумал Джамиль, вспоминая четкие отпечатки ботинок, но вслух ничего не сказал.
Катер продолжил спуск в недра первого шрама, оставленного на этой планете человечеством. Ал-Каласади с легким удивлением наблюдал, как аккуратно Ростислав ведет машину. Предназначенный для мультисредовых полетов, маленький космический кораблик был достаточно крепким, чтобы выдержать и радиацию короны звезды, и агрессивную химию атмосфер планет-гигантов, и, разумеется, удары небольших астероидов. Зная это, вейверы, как правило, полагались на надежность транспорта и не слишком церемонились ни с движками, ни с пассажирами. Шмидт же летал так, что даже при отключенных компенсаторах ускорения практически не ощущались. «Словно ведет школьный автобус, забитый шестилетками!»
Впереди что-то блеснуло: свет фар отразился от остова древнего звездолета. Катер остановился. Джамиль с легким раздражением отвлекся от окна: «Ну что там?»
― Что-то не похоже это на проход, ― Расти сверился с навигатором. Тот указывал на сформированное четырьмя плитами почти квадратное окно, узковатое даже для скутера, не то что для тяжелой машины.
― Свежий обвал.
Шмидт включил голографическую модель пространства вокруг катера, сравнивая ее с предыдущей версией в навигаторе и пытаясь найти облет.
Ал-Каласади обеспокоенно нахмурился. Лишенная «подпорки» из гравитационной аномалии, система пещер начала разрушаться. «А фонит здесь, как в магнитосфере юпитера». И до базы меньше тысячи километров. Джамиль что-то смутно помнил о бетонных саркофагах над поврежденными энергоблоками атомных электростанций в далеком прошлом, но применить этот метод к многокилометровой каверне было бы затруднительно даже с полноценной промышленностью.
― Надо бы помочь пещере обрушиться как нам надо, а не как ей захочется, ― Седзима, похоже, думал о том же самом.
― А перед тем ― высветить наиболее опасные очаги, ― сказав это, Расти снова взялся за штурвал и повел кораблик вверх и влево.
Через пятнадцать минут перед ними открылась образованная Ковчегом полость.
За несколько дней, прошедших с момента операции, это место значительно изменилось: тонкие изящные каменные иглы и ленты, прежде сетью заполнявшие все пространство, рухнули под своей тяжестью. Вместе с ними обвалились длинные и металлические щупальца, до того словно выраставшие из остатков древнего корабля. Сам остов накренился, осел под собственным весом. Если раньше в странно органичном хаосе, созданном гравитационной аномалией, Ковчег казался изуродованным, но живым, теперь это точно был труп.
* * *
На поверхность из могилы звездолета они выбрались только вечером, когда закат уже перекрасил долину в оранжевый, с длинными темно-синими треугольниками теней.
Подходящий кусок древнего корабля нашли довольно быстро: фрагмент многослойной обшивки, смятый сначала катастрофой, а потом ― гравитационной аномалией. Что-то выгорело и испарилось, остальное ― сплавилось в невнятный, чем-то похожий на корявую подсолнечную семечку ком из металла, керамики и пластика. Могло показаться, что нет большой разницы между этим месивом и осколком той же Медной Горы, но это было не так. Бурное развитие космического строительства парадоксальным образом научило человечество перерабатывать мусор. Когда новые, более прочные, безопасные, эффективные, практически чудесные материалы создаются чуть ли не каждые полгода, никакая промышленность не накопает вам еще несколько тонн тербия и не настряпает несколько сот квадратных километров навороченной нанокерамики. Так появились роботы, которые могли изменять наноструктуру высокотехнологического мусора прямо на месте, и у экспедиции Б-32 они были, пусть и не самые навороченные. Но кто мог предсказать, что им достанется остов Ковчега? Так что инженерам еще предстояло оценить целесообразность такого подхода.
Возле узкого края выбранного обломка виднелся свежий скол в том месте, которым он еще недавно крепился к основному остову. Упал этот кусок очень удачно: в желоб, образованный двумя каменными плитами. Насыпавшееся ранее каменное крошево надежно фиксировало заинтересовавший колонистов фрагмент, при этом сверху и с боков его ничем не перекрыло, так что можно было комфортно работать без боязни что-нибудь задеть и обрушить.
Утащить весь кусок за раз не получалось, и Седзима ловко раскромсал его пополам входившим в оснащение манипуляторов универсальным резаком. Работа заместителя главного архитектора поражала своей точностью. Шмидт и Ал-Каласади, наблюдавшие за этим священнодействием, ощущали себя присутствующими на древнем шаманском ритуале. И спасатель, и вейвер имели опыт работы с таким оборудованием, но виртуозность Тадао казалась за гранью человеческих возможностей.
Отрезать фрагмент размером с катер, оттащить его в место с радиацией пониже, терпеливо подождать три часа, пока компьютер через квантово-гравитационный щит не повыловит и не разрушит большинство радиоактивных изотопов (за этим процессом присматривал Джамиль). Однако перед всем этим Седзима убедил Расти облететь и закартографировать всю пещеру. Похоже, он всерьез собирался доломать воздвигнутые аномалией структуры и похоронить радиационную опасность под гранитом.
Машина с неуклюжими щитами спереди и куском Ковчега под брюхом напоминала успешно поохотившуюся стрекозу. Чтобы выбраться с добычей из лабиринта пещер, требовалась ювелирная точность, и Шмидт идеально справился с этой задачей, не задев ни единого выступа.
Впрочем, даже для него это было непросто: услышав в динамиках голос Наума, Расти заметно расслабил плечи.
Джамиль вспомнил, как аккуратно, на трех машинах, страхуя друг друга, отряд планетологов вел разведку этого района. Теперь, когда аномалия деактивирована, единственное, что могло грозить катеру под Винегретом, это внезапно обвалившийся купол. «Но в таком случае еще один катер лишь увеличит количество жертв».
* * *
Обменявшись с дежурными стандартными репликами, Расти вдруг нахмурил брови и резко обернулся в Ал-Каласади:
― Эй, а ну пристегнись!
― Нет.
― И ружье в крепление поставь!
Вейвер не ответил. Замер, глядя в упор своими пустыми, кукольными глазами. Карабин также остался лежать на коленях. Похоже, спорить с этим неприятным типом было бессмысленно. Шмидт раздраженно вернулся к штурвалу и взял курс на базу.
Летать в атмосфере на гравитяге Расти не любил, не доверяя достоверности имитируемой отдачи, особенно когда на машину навешаны несбалансированные куски массы и сложных поверхностей, не предусмотренные в стандартных моделях полета. Катер постоянно вело влево и вниз, при этом попытки поправить положение непонятным образом приводили к тому, что корму начинало заносить вперед и неприспособленный для такой эксплуатации кораблик норовил закрутиться волчком. Компьютер негодовал, панели расчетов светились оранжево-желтым, отдельные параметры то и дело вспыхивали красным. Все это не вдохновляло на набор высоты и скорости. «Еще и этот черт непристегнутый!» Шмидт в итоге поднялся почти надо всеми каменными гребнями, рассчитывая вновь спуститься пониже, когда выберется из долины. Вот сразу за этими двумя утесами...
Зверюга вывалилась из черного треугольника тени, со скалы ― прямо на катер. В контрастном освещении заката заметить ее заранее было невозможно. Огромное серое тело ударило машину в бок, в окнах правого борта мелькнули когтистые лапы и зубастая рептилья пасть.
Расти вздрогнул от неожиданности, но не растерялся, накренив машину в сторону монстра и врубив дополнительное ускорение.
Сидящий у противоположного борта Джамиль не растерялся тоже: пока машина по крутой дуге поднималась над скалами, он плавным движением полуупал-полусоскочил на оказавшуюся внизу дверь, открыл ее ногой и выстрелил. Такие четкие и быстрые движения Расти раньше видел только у людей с Bear. Ремень безопасности нужен был Ал-Каласади, как страховочный трос орангутану в лесу.
Шмидт выровнял катер, вейвер перешагнул со стены на пол, сохраняя вертикальное положение и продолжая вглядываться в густой рыже-черный лес, поглотивший серого ящера. Из места, куда тот свалился, поднялась стая каких-то насекомых, но никаких других признаков неудачливого охотника видно не было.
― Эй, что у вас стряслось?! ― На радаре катер дежурных, только что сменившийся и тоже возвращавшийся в лагерь, изменил курс и направился к месту происшествия.
― Не поверите! На нас ящерица напала! ― голос Расти был хриплым от пережитой неожиданности. Датчики показывали, что никакого вреда внезапная атака иноземной фауны не нанесла, но неприятный осадок остался.
― Серая?
― Да, я ее еще в первый день высадки видел.
― Мы ее почти каждый день встречаем. Надо у биологов спросить, что за хрень. Данные по удару сохрани! Увидимся на базе!
Шмидт кивнул невидимому собеседнику, хотя такие советы ему не требовались: он пометил логи последних двадцати минут как важные сразу, едва выровняв корабль.
Катер планетологов, не обремененный нестандартной обвеской, ускорился, скрывшись за горизонтом.
А Ростислав с изумлением обнаружил, что работать с этим отрядом легко и приятно. В планетарном отделе по чрезвычайным ситуациям Шмидт привык, что все прочие задают много лишних вопросов, а увидев его пируэт на радаре, даже коллеги не удержались бы от какой-нибудь колкости. Бывшие вейверы над опасными ситуациями, похоже, не шутили. «Бывшие ли?»
Убедившись, что микрофон отключен и никто в эфире их не услышит, Расти обернулся к сидящему сзади стрелку.
― Попал?
― Отскочила.
― Чего? ― Шмидт непонимающе нахмурился. Седзима тоже удивленно обернулся к Джамилю.
Тот на секунду возвел очи горе, но все-таки пояснил:
― Восемнадцатимиллиметровая пуля с расстояния примерно в пятьдесят метров не пробила череп этой твари.
― Погоди, ты сидел здесь с ружьем, заряженным для охоты на слона?!
― Было бы заряжено, выстрелил бы дважды.
Эпизод 3
* * *
Мятный чай. Теплый. Одновременно терпкий и свежий. Закрыв глаза, Малиника сосредоточилась на этом ощущении.
Вокруг успокаивающе шумела завтракавшая толпа. Часть оконных створок сдвинули, несколько столов выставили на улицу. Вкусный, не знавший кондиционеров воздух. Яркое солнце. Улыбающиеся лица. В такие моменты особенно легко верилось, что можно справиться с любыми трудностями.
Лидер биологов аккуратно хрупнула галетой. Диетологи научились экономить привезенную из Метрополии дегидрированную муку: в квадратной печеньке у Малиники в руках почти четверть ― стружка из тундровых слизней, обнаруженных планетологами во время поисков Ковчега. Отто собрал для них самоподдерживающуюся ферму на орбите и организовал загоны возле агростанции. Спаррман тщательно следил за своими питомцами, планируя развернуть требующее минимального ухода моллюсководство и на планете. К сожалению, обнаружилось, что эффективно выращивать самоходные сопли на свободном выпасе намного сложнее, чем в контролируемых условиях космической станции. Слизни держались молодцами: ели, что дают, успешно противостояли инфекциям, росли и не накапливали токсины. Поначалу были даже опасения, что если эти суровые обитатели приполярья сбегут в местную экосистему, то смогут серьезно ей навредить, но экосистема первой принялась вредить слизням. Насекомые и рептилии быстро смекнули, что ничем не защищенные шматки белка ― это идеальная добыча. В итоге Спаррман был вынужден переселить своих «овечек» на каменные, залитые полимером площадки, а инженеры изготовили им пористые попонки с плотно прилегающими к земле юбками. «Стадо» стало выглядеть как полсотни разнокалиберных шарообразных серых губок до семидесяти сантиметров в диаметре, ползавших по полупрозрачному покрытию и мусоливших мелкие ветки, а Отто прилаживал на них местный мох, пытаясь воспроизвести естественную защиту, виденную им на фотографиях.
«Было бы здорово полетать по планете и поискать другие живые сокровища!» Но гарантий, что они найдутся, нет, а значит, нет и достаточных оснований для распыления сил. Колонисты ― не маленькое первобытное племя, которое может питаться подножным кормом и тратить все свое время на быт и добычу еды. «Возможно, к середине лета мы сможем позволить себе морскую рыбалку». А сейчас надо сосредоточиться на текущих делах.
Открыла глаза ― и тут же поймала на себе взгляд. Спокойный. Прямой. Нежный. Откровенно любующийся. Подтверждающий ее внезапное озарение в ночь перед эвакуацией.
Больно кольнуло ожидание разочарования: это был не первый раз, когда на нее смотрели подобным образом, и она знала, пожалуй, все возможные варианты развития событий. Что будет в этот раз? Наигранно показушная романтика? Смущение? Сухая констатация факта? Агрессия? Попытки давить на жалость? Все это казалось Вязиницыной бессмысленным пафосом, пригодным разве что для развлекательной литературы. В исполнении Ямакавы такое поведение будет выглядеть даже не неуместно, а дико. «Ну же! Чем раньше, тем лучше».
Стиснув про себя зубы, Малиника посмотрела в ответ, так же открыто и уверенно. «Да, я знаю, что все это значит. Если это что-то меняет ― давай, меняй!»
Едва заметно улыбнулся. Кивнул одними глазами. Отхлебнул из кружки мятный чай. Просто убедился, что она все поняла правильно. Что это меняет? Ничего.
Вязиницына тоже кивнула: да, действительно, ничего. Вернулась к галете.
* * *
― Ямакаве что, Малиника Матвеевна нравится?! ― ошеломленный шепот Расти обращен к сидящему рядом Джамилю. После вчерашней вылазки к Ковчегу они опоздали к общему ужину, так что ели вместе, и утром Шмидт подсел к Ал-Каласади уже с двумя товарищами по спасательному отряду.
Планетолог поднял взгляд от тарелки с хлопьями, залитыми восстановленным молоком. Нашел в толпе Вернона, проследил, куда тот смотрел.
― Угу.
― И давно?!
― Без понятия.
― При этих постоянных обнимашках в вашей команде странно, что ты таких вещей не знаешь, ― Серж с сомнением покачал головой. ― И, кстати, заметно, что ты не только что это обнаружил.
Ал-Каласади раздраженно уронил ложку в тарелку. Ни одна капля молока, впрочем, ее не покинула.
― Сколько мы знакомы, всегда там было.
Серж и Перси заговорили одновременно:
― А сколько вы знакомы? Это ж еще до Нью-Цереры…
― Чего он тогда с другими в обнимку ходит? С той же Рене?
Джамиль ощутил себя единственным взрослым в стайке возбужденных подростков.
― Вервольф и тебя с радостью обнимет и утешит, если понадобится.
Ошарашеный Персиваль замер, обдумывая открывшиеся перспективы, а Серж продолжил:
― Почему ты нам сразу не сказал?!
Теперь озадаченным выглядел уже Джамиль.
― Я думал, это у моего отряда нелады с психологическими тестами были, ― выдавил он, не глядя на залившегося краской спасателя, а затем решительно сменил тему: ― Что там со вторсырьем?
― Седзима говорит, что выводы противоречивые, ― Расти задумчиво почесал нос. ― Притащенный нами кусок неплохо сохранил наноструктуру, но пока что на базе применять его не к чему. Разве что в качестве стены поставить. А разбирать на компоненты ― слишком энергозатратно. Так что риск может быть не оправдан.
― Когда нам понадобится собирать эти листы с нуля, будет еще более энергозатратно. Они посчитали, когда купол рухнет? Надо бы вытащить оттуда все полезное по максимуму до того, как все накроется… Винегретом.
― От двух недель до шести месяцев.
― То есть мало данных, ― Джамиль недовольно цыкнул и уставился в свою тарелку.
― Семенов собирает сегодня совещание руководства. Посмотрим, что решат.
Ал-Каласади вновь взялся за ложку, стараясь не выдать своего разочарования, но, видимо, не очень успешно.
― Что, сегодня снова на плантации? ― Перси с наигранным сочувствием поднес руку похлопать планетолога по плечу, но прикасаться благоразумно не стал. ― А я думал, вы все фанатично писали учебник по космической и колониальной агротехнологии.
― Моя глава про составление и поддержание почвосмеси, ― светским тоном именитого профессора произнес Джамиль, нарочито вежливо поворачиваясь к спасателю, ― но это не значит, что у меня вырабатывается дофамин на фермерство!
* * *
На этот раз залом для совещания стала недостроенная зона отдыха на третьей террасе. Огромная стеклянная капля неправильной формы с великолепным видом на долину и выходом в будущий декоративный сад должна была в скором времени заменить тесные столовые в холлах временных корпусов.
Пока что на месте сада на ночь парковали строительную технику, а за ней, в глубине террасы, возвышались голые еще фермы будущих производственных помещений. В самой капле ― лишь многоуровневый, на три этажа, еще ничем не покрытый каменный пол с намеком на будущее зонирование да запитанный от аккумулятора проектор с выводком пластиковых стульев в центре одной из площадок. Помещение имело несколько входов, но все пользовались самым нижним, ведущим через коридоры новых жилых блоков.
Когда Сильвергейм и Шмидт вошли в зал, большинство уже были в сборе. Арбогаст негромко обсуждал текучку с Гейлом и Седзимой. Айдын Малеба, капитан базового корабля, вместе со Спаррманом любовался видом. Вязиницына, сидя на одном из уступов пола, что-то листала в планшете.
Не успели вновь прибывшие обменяться приветствиями, как раздвижная дверь вновь открылась. Арчибальд обернулся к вошедшим. Их было двое, но первым лидер спасателей увидел Ямакаву, просто потому, что их глаза находились на одном уровне. Тот так же, как обычно делал и сам Сильвергейм, пропускал вперед свою заместительницу. «Деб?» Мгновение замешательства. Это не она. Яркие синие глаза в тени длиннющих ресниц. Красные губы идеальной формы. Великолепная, без единого изъяна, кожа, покрытая ровным загаром. Роскошная волна темных локонов. Идеальная фигура, потрясающая даже в стандартном сером комбинезоне. Ее невозможно было не желать. Казалось, тот, на ком остановится ее умный, серьезный взгляд, потеряет себя и отдаст все, лишь бы она взглянула на него снова. Непрошенный жар предательски подкатил к лицу и другим органам, хотя Арчи видел ее не впервые. Даже имя в памяти всплыло: Алия.
Наваждение схлынуло так же внезапно, но что-то успело щелкнуть в голове лидера спасателей:
― Ты со всеми в своем отряде трахался? ― Сильвергейм пожалел об этих словах еще до того, как начал их произносить, но остановиться не смог.
― Нет, ― Ямакава на секунду задумался, ― только с восемью. А зачем? ― На лице ― вежливая доброжелательность, словно его спросили о погоде.
Разговоры вокруг смолкли, все в зале смотрели на него.
― Хы, как это «зачем»? ― в смятении ляпнул Расти.
― Есть же Алия, ― незамедлительный ответ.
― Что, со всеми? ― Гейл красный, как рак.
― Со всеми пятьюдесятью.
― Ты поэтому ее сюда привел? ― нейтрально-кисло процедил вошедший вслед за руководителем экспедиции и начальницей медслужбы Моррис. ― Ты вообще открывал материалы по этике лидерства для второго вейва?
― Правом принятия ключевых решений должны обладать члены экспедиции, имеющие высокий авторитет среди своих коллег. Для сохранения стабильности и предсказуемости изменения в руководящем составе должны быть редкими, рационально обоснованными и соответствовать интересам команды экспедиции. Все участники экспедиции должны пройти базовый курс управления колонией для обеспечения возможности замены в случае необходимости, ― как по писанному процитировал лидер планетологов.
― Дословно! ― с восхищением прошептал Шмидт.
Псих-координатор недовольно поджал губы, видимо, впервые пожалев, что во время подготовки экспедиции сократил рабочий день Ямакавы в два раза, и теперь Грегору предстояло вот так внезапно обнаруживать, как тот потратил освободившиеся часы.
― Выучил, чтобы целенаправленно и демонстративно нарушать?
― Стабильность и предсказуемость ― это когда каждого специалиста могут заменить как минимум двое, а лучше трое. ― Вернон взял один из стульев, поставил его спинкой вперед, оседлал, сложил перед собой руки.
Моррис еще минуту вглядывался в оппонента, словно пытаясь найти в нем какие-то одному ему известные детали, но ничего больше не сказал.
Остальные тоже начали рассаживаться, и странный разговор прервался сам собой.
* * *
Месяц вынужденного ожидания обошелся колонии дорого.
Слушая своих коллег, Семенов не мог отделаться от парадоксального ощущения беспомощного могущества.
Человеческая цивилизация научилась практически всему: воровать энергию у вакуума и летать к звездам, синтезировать удивительные материалы, а потом их бережно переиспользовать и перерабатывать, даже балансировать экономику, обеспечивая базовое процветание и не допуская кризисов. Любое неудобство кажется временным, а любая задача ― решаемой, когда у тебя на службе почти безграничные вычислительные мощности, подкрепленные почти всесильной автоматизацией.
А ведь на заре эры технологий фундаментальные исследования выглядели вздорными игрушками. Как можно тратить деньги космические телескопы и коллайдеры, когда вокруг столько других неразрешенных проблем! Когда миллионы людей за чертой бедности, причем не то что без медицины, но и без еды, и без крова над головой! Более того, перспективы научных изысканий выглядели сомнительными, а результаты часто приводили к новым трудностям, от реальных, вроде загрязнений на химических и радиоактивных производствах, до чисто психологических, когда люди боялись микроволновок или генно-модифицированной пищи.
Но однажды вдруг обнаружилось, что генетика и биология не только накормили все человечество, но и справились с большинством болезней, удлинив среднюю жизнь до ста трех лет. Наноматериалы и машинное обучение, казавшиеся поначалу лишь модными словами, невероятно удешевили и повысили качество строительства жилья и производства бытовых товаров, от носков до сложнейшей электроники. И вот уже базовые потребности каждого человека удовлетворены, и мир потихоньку становится местом, где в равной степени комфортно всем: и пожилой паре, и шумной компании подростков, и едва научившемуся ходить малышу, и его родителям. Будущее подкралось незаметно: самая непонятная и далекая от здравого смысла теоретическая физика потихоньку избавила человечество от энергетических кризисов и позволила восстановить экологическую стабильность на Земле.
А потом дерево фундаментальных наук наконец расцвело ярким революционным цветком: возможностью путешествовать к другим планетам и заселять их. Да, на Земле все еще оставались незалеченные шрамы, а юная биосфера в новых мирах была хрупка и требовала постоянной поддержки, но люди успели научиться бережному отношению и терпению. Они стали настоящими хозяевами того крохотного кусочка Вселенной, которым владели.
Только вот вся устойчивость и изобилие остались в двадцати двух стабильных колониях и трех Метрополиях. Воспроизвести этот успех на каждой новой планете было чертовски сложно. Без специальной инфраструктуры на старте и финише трассы безопасно перемещать на сотни световых лет можно только ограниченный объем, и поэтому базовые экспедиции программы вейвов собирали сложнейший паззл по упаковке всего необходимого в довольно небольшой корабль. Сублимация продуктов, вместо большей части оборудования ― чертежи и программы для 3D-принтеров, вместо семян и животных ― коллекции ДНК, а еще специальный конструктор «Платех», позволяющий собрать из набора универсальных узлов почти любой механизм, который может потребоваться на планете, от скутера до карьерного экскаватора и уборочного комбайна.
Лишь две вещи не получалось сделать компактными: энергоустановки и самих людей. Инженеры честно пытались заменить покорителей космоса умными машинами, которым не нужно есть и спать, которые не расходуют ресурсы по дороге к цели, не сходят с ума от ожидания в маленьких коробочках посреди черной пустоты, не ошибаются от усталости и страха, и самое главное ― не являются людьми. Любой человек заслуживает того, чтобы прожить свою, яркую и насыщенную событиями, или наоборот, размеренную и спокойную, посвященную карьере, семье, путешествиям, открытиям, творчеству ― чему угодно! ― но обязательно счастливую и долгую жизнь, а не сгинуть в пасти безразличного космоса, сколь бы благородной ни была бы цель экспансии.
«Только история сыграла с человечеством злую шутку». Сколько ни вкладывай в исследовательскую технику, она никогда не сравнится по объемам производства с той, что удовлетворяет бытовые нужды. И, когда обнаружились ограничения пузыря Алькубьерре, оказалось, что автоматизированные разведкомплексы просто не помещаются в заданный объем, и… для исследовательских задач люди компактнее и эффективнее роботов!
В развед-вейвах, цель которых ― собрать данные и вернуться, жутковатый баланс между машинами и людьми удалось свести до пятидесяти человек. Базовые экспедиции, предназначенные для основания поселения, упирались в другое ограничение. Популяция, отправляющаяся в новый мир, должна быть достаточно многочисленна и разнообразна, чтобы, если не получится своевременно создать ретрансляторы и наладить связь с Метрополией, колония могла развиваться автономно. И поэтому их двести.
«Сто девяносто девять», ― поправил себя Семенов, вглядываясь в схему различных вариантов дальнейшей работы, предложенную Вязинициной и Арбогастом.
Изначальный план был прост. За первый год отстроить поселение и создать стабильный аграрный комплекс. Во второй год ― наладить полноценную промышленность и собрать большую наземную энергоустановку, сравнимую по мощности с той, что установлена на базовом корабле. К третьему году генератор на орбите должен был восстановиться после варпа и выйти на максимальную мощность. Тогда начинался заключительный этап: монтаж ретранслятора ― порта, который сокращал время путешествия до ближайшей Метрополии, Хилмида, с десяти месяцев до нескольких часов. Схема, надежная настолько, насколько это вообще возможно в космосе.
Базовые миссии тщательно планировались с учетом особенностей конкретной планеты, но колонистам все равно требовались значительные усилия для выхода на устойчивое развитие. Тем не менее эти экспедиции, в отличие от Ковчегов, пока что все заканчивались успехом. «Мы можем стать первым провалом в истории вторых вейвов».
Самым хрупким моментом в плане были первые месяцы, когда у новой колонии практически нет ни ресурсов, ни энергии. «Особенно энергии». Теперь колонисты наконец могли оценить, насколько потерянный месяц сократил их возможности. «Ископаемых углеводородов на планете нет, затраты на полноценные нехимические источники энергии окупятся только через полгода, а тратить ресурсы на что-то более примитивное бессмысленно. Искать в поясе астероидов уран? Наковырять ядерного топлива с Ковчега?!» Владимир скептически дернул уголком рта. Расчеты инженеров показывали, что ни один из вариантов не давал преимуществ по сравнению со сборкой квантово-гравитационных генераторов. Наиболее сложные детали для нескольких энергоблоков у них были, и они уже собрали два из пяти, но этого все равно не хватало, чтобы покрыть потребности биологов. «Мы настолько высокотехнологичны, что нам не хватает электричества, чтобы распаковать багаж!» А еще Седзима настаивает, что обрушить пещеры над Ковчегом надо в течение двух-трех недель, а это тоже не добавит производственных и энергетических мощностей.
Семенов тапнул на список вариантов, проанализированных в расчетах Арбогаста. Несколько сотен, и полдюжины самых сбалансированных из них вынесены на обсуждение.
Предложения были приемлемыми, но все видели, насколько они ненадежны. Дискуссия шла конструктивно и спокойно, но в зале чувствовалось гнетущее напряжение. «Будто мы планируем переход ревущего горного потока по скользкому полугнилому бревну. Или даже несемся на этом бревне к водопаду». Людям предстояло работать на пределе возможностей, часто ― не по основной специальности, и неясно, как долго. Семенов знал, что переход экспедиции в режим «героев» ― это верный путь к гибели. «Только кажется, что, если работать восемнадцать часов в сутки, можно достичь большего. Основание колонии ― не спринт, а марафон, и авралы ― непозволительная роскошь».
В разговоре повисла внезапная пауза.
Владимир поднял взгляд от своих записей в планшете, и его внимание тут же привлек Гейл. У главного архитектора все эмоции буквально написаны на лице: смотрит в сторону, кусает губы. В глазах ― вина и бесконечное раскаяние.
Резкий, немного судорожный вздох. Собравшись с мыслями, Кевин обратился к Ямакаве:
― Ты был прав. Надо было выбирать плоское место. Тогда бы мы были бы дальше от…
― Чтобы мы до сих пор этот гребанный ДМЗ искали? ― невесело, но очень мягко усмехается лидер планетологов.
― Все еще считаешь, что повторный развед-вейв был бы лучше? ― Шмидт припомнил разговор, состоявшийся в день высадки на Вудвейл.
Вместо ответа Вернон внезапно повернулся к Айдыну Малебе, капитану их корабля. С самого начала совещания, то есть уже больше полутора часов, тот молча сидел в стороне, поглаживая черную с проседью щетину на подбородке, внимательно слушая, но не вмешиваясь. Сейчас же он пристально смотрел на лидера планетологов, словно ответ был ему чрезвычайно интересен.
Ямакава нахмурился, повел головой, то ли переадресовывая вопрос, то ли пытаясь угадать, о чем думает Малеба. В следующий момент желтые глаза расширились от внезапного озарения, а Айдын, кивнув, словно этого и ждал, произнес:
― Повторный развед-вейв нам ничем не поможет. В отличие от второго базового.
Несколько секунд молчаливого замешательства.
― Ретранслятор? ― Отто озвучивает общую мысль. В голосе ― удивление и скепсис.
А вот Арбогаст, лидер инженерного подразделения, одобрительно кивает. Деактивация Ковчега ― опасная операция с непредсказуемым исходом. Планом на случай неудачи была как раз постройка квантово-гравитационного ретранслятора. Именно на него уходила большая часть энергии весь этот месяц, ведь корабли базовых миссий, как и большинство звездолетов, не могут самостоятельно выходить на сверхсвет.
― Чем это лучше наземного энергоблока? ― Шмидт не боится показаться глупым.
― Для ретранслятора не нужно трансформировать энергию вакуума в другие виды энергии, поэтому он заметно проще. Правда, ему потребуется композитная обшивка, которую сложно производить, но, судя по куску, который вы притащили из Винегрета, мы сможем собрать корпус из остатков Ковчега, ― похоже, за время заседания в голове Малебы созрел полноценный план.
― Можно организовать недельные смены для инженеров на орбите. Это разгрузит бытовую инфраструктуру на планете, ― говоря это, Арбогаст продолжал кивать.
Семенов с трудом удерживался, чтобы не последовать его примеру:
― Что по срокам?
― Через семь стандартных месяцев появится связь с Метрополией. Через десять сможем принимать корабли, ― Айдын вывел на проектор черновик расчета.
― Базовые экспедиции готовят заранее. Наверняка найдется подходящая команда. К тому же больше не надо играть в угадайку. Мы можем четко сформулировать, сколько и чего потребуется. ― Этьену, похоже, уже не терпелось начать формулировать.
― А если по какой-то причине расширение экспедиции не одобрят, мы сможем эвакуироваться на Хилмид. Полностью или частично, ― псих-координатор с канцелярской дотошностью добавил щепотку пессимизма.
― Для такого кардинального решения нужна полноценная оценка рисков, ― Семенов тоже попытался охладить пыл коллег и вернуть разговор к сегодняшнему дню.
Хотя идея действительно звучала обнадеживающе. Да, всех колонистов готовили к тому, что мечты об освоении нового мира могут разбиться о суровую реальность и все силы придется бросить на выживание. Но если до света в конце туннеля не десять лет, а десять месяцев, то намного легче с этими силами собраться. «Людям необходимо ощущение контроля над ситуацией. Длительный стресс и неопределенность сводят с ума надежнее ровазина».
― Послезавтра будет модель, ― ответил за всех Арбогаст.
Семенов посмотрел на Вязиницыну. Она молчала. Лежавшая на плечах ее отряда задача обеспечения колонистов продовольствием никуда не делась и не упростилась. До прибытия следующей экспедиции все еще надо дожить, но, если она привезет с собой запас продуктов и посевной материал, это даст агротехнологам чуть большую свободу маневра.
Малиника сдержанно кивнула. Ни намека на ставшую привычной за годы совместной работы ободряющую улыбку: лидер биологов мысленно уже погрузилась в обновление своих расчетов.
* * *
На выходе доктор Маккой вдруг резко развернулась и, пропустив мимо себя Алию, схватила Ямакаву за руку и потянула обратно в зал. Никто не обратил на это особого внимания: мало ли, с кем и о чем хочет поговорить главный врач? Только Барабур обернулась глянуть, что происходит. Поймала во взгляде друга знакомое раздражение и, зная его отношение к любым медикам за пределами отряда, лишь усмехнулась и пошла дальше.
Через пару секунд, когда остальные участники совещания скрылись за поворотом, Маккой без предисловий перешла к делу:
― Я вернула стандартные правила доступа к твоему медицинскому профилю.
Ямакава дернул уголком рта и отвел взгляд. Он уже понимал, к чему клонит главврач.
― Случившееся четыре дня назад безобразие в твоих показателях за пределами медподразделения видел только Моррис.
― Так вот чего он такой нервный.
― Я еще не закончила. На время поиска и деактивации Ковчега я разрешила Робину делать с вами все, что он считает необходимым для выполнения задачи и минимизации потерь. Вы справились, молодцы.
― И теперь на вас распространяются стандартные правила медподдержки, ― они произнесли это одновременно: Маккой ― менторским тоном, словно вдавливая слова в стоящего перед ней собеседника, Вернон ― шепотом, будто эхо.
Лидия качнула указательным пальцем, подчеркивая значительность сказанного.
― Это, в частности, означает, что если чьи-то показатели посреди ночи подошли вплотную к критическим, то отмазка «ну не триггернуло же оповещение» не оправдывает отсутствие даже минимального дополнительного скрининга!
Припертый к стене лидер планетологов с выражением вселенского смирения на лице наблюдал, как над красивым стеклянным потолком в небе проплывают барашки редких облаков, и всем своим видом показывал, что не триггернуло же.
Лидия закатила глаза, но продолжила:
― Да, ты и Робин привыкли, что, если все органы на месте и человек выполняет свои функции, то беспокоиться не о чем. Но теперь вы двое отвечаете еще и за психическое здоровье моих людей, вынужденных читать медицинскую документацию вашего отряда! И я не хочу, чтобы на очередном плановом осмотре врачи внезапно обнаруживали в медицинских записях непонятное обрушение всех показателей или ничем не обоснованную энцефалограмму без каких-либо объяснений.
― Роб объяснил?
― Да, в письменном виде в твоей истории болезни.
Ямакава наконец сфокусировал взгляд на разъяренной собеседнице. Та в ответ расслабила нахмуренные брови и продолжила уже другим тоном, мягким и понимающим:
― Робин неправ. В том, что одно легкое прикосновение вызывает такую реакцию, нет ничего нормального и приемлемого.
Последняя ночь перед эвакуацией вспыхнула в памяти Вернона так, словно всего несколько часов назад он стоял в сиянии вудвейлской ночи, глядя на расстилающийся под базой лес и с замиранием сердца прислушиваясь к знакомым шагам. От бдительного взгляда Маккой не ускользнуло вздрогнувшее правое плечо.
Ровазин ― препарат, искусственно повышающий точность копирования ДНК. Мощное вещество с тяжелыми побочными эффектами на центральную нервную систему. Ровазин усиливает навязчивые мысли, переводя их в зацикленность, а затем ― в одержимость. В ту ночь Ямакава уже знал, что Громов, скорее всего, никогда уже после них не восстановится, и подозревал, что сам идет по тому же пути. Подтверждение догадки вышло страшным: прикосновение пальцев Малиники к его ладони вызвало чудовищный, парализующий взрыв боли. Промучившись всю ночь, наутро Вернон отправился к отрядному врачу, Робину Оливо. Тогда и появилась пресловутая внеочередная энцефалограмма.
― Робин сказал, что так только с одним человеком. Скольких ты проверил?
Пауза.
― Ты не проверял. Другие женщины? Мужчины? Не-вейверы?
Ямакава вдруг поймал обе руки главврача. Уверенно, плавно. Переплел свои пальцы с ее. Посмотрел в расширившиеся от удивления глаза. Чуть наклонил голову вбок, подчеркивая нелепость ситуации.
Еще секунда молчания. Ладони у обоих ― теплые и сухие.
― Понятно.
Лидия первой разорвала этот странный контакт.
― Всем твоим людям назначен дополнительный медосмотр. Твой слот ― завтра утром. Я также запретила Робину клеить на тебя датчики, если это не предусмотрено протоколом.
Маккой замолчала, но продолжила смотреть на свою жертву, словно собираясь о чем-то спросить. Пауза затягивалась.
― Что-то еще?
― На осмотре поговорим, ― с этими словами Лидия несильно, но неприятно ткнула Ямакаву в бок, четко под ребра, заставив того поморщиться и напомнив о требующем пересадки куске искусственной кожи в этом месте.
Вышла из зала.
Вернон еще мгновенье смотрел ей вслед, а затем медленно сполз по стене. Сгорбился на корточках, положив правую руку на колени и выпрямив ее вперед, словно с ней все еще что-то было не так. Провел левой пятерней по ершику волос, ото лба к затылку.
Неприкрытое, граничащее с навязчивостью, но настолько искреннее беспокойство со стороны не-вейверов было ему в новинку.
* * *
― Утро! ― на место Седзимы рядом со Шмидтом запрыгнула высокая белобрысая инженерка с фигурой бодибилдерши, бритыми висками и хвостиком на затылке. Такие были популярны у мужчин на заре информационной эры. Девица выглядела бойкой. Джамиль чуть скривил рот. Сдержанный Тадао устраивал его гораздо больше.
― Привет, Санни! А ну, пристегнись! ― Расти педантично завершил все проверки и положил обе руки на штурвал.
Защелкнув ремень, Александра Хаувонен одобрительно глянула на сидевшего за пилотом Ал-Каласади, но тут же нахмурила светлые брови:
― Нахрена ружье?
― На ящериц охотиться! ― без заминки ответил за того Шмидт. ― Говорят, они на вкус, как курица!
― А еще в темноте, поди, светятся, как радий!
― Ха, ну хоть на лампочках сэкономим!
Расти плавно набрал высоту и взял курс на долину с Ковчегом.
Вопреки ожиданиям Джамиля, на этом разговор заглох. Выждав еще немного, Ал-Каласади отвернулся к окну, сосредоточившись на поиске следов разумных аборигенов.
Только когда под катером промелькнула граница Винегрета, Шмидт вдруг спросил:
― Так значит, Седзима всерьез намерен завалить пещеры?
Санни усмехнулась, а Джамиль внезапно вспомнил, что она ― специалист по взрывным работам.
― Думаешь, будет лучше, если само рухнет?
Пауза. Ростислав заложил крутой вираж, спускаясь к входу в подземный лабиринт.
― Красивое все-таки место… Может, укрепить его как-нибудь?
Александра лишь скептически покачала головой.
Пилот тяжело вздохнул.
― Надо бы тогда хоть генетический материал собрать! Смотри, какие грибы развесистые! И деревья интересно растут.
― Хорошая мысль. Вязиницыной подкинь, ― подал голос Джамиль. Деревья в долине действительно были любопытные и поражали своей живучестью.
― Ха, твои товарищи тут целыми сутками висят! Вот бы и собрали!
― Угу, и пофиг, что база вовремя не узнает, когда это дерьмо обваливаться начнет. ― Джамиль секунду помолчал, не отрывая взгляда от проплывающих вверх уступов, увешанных охапками мха, но затем все-таки продолжил: ― Завтра над этой точкой повесят мощный геостационарный ретранслятор, который будет покрывать все сейсмодатчики, и тогда дежурства можно будет отменить. Будем в две машины Ковчег разбирать. Может, и по грибы сходим.
* * *
Гамилькар лежал на полу катера, свесив ноги в открытую дверь. Маленький космический кораблик висел в ста пятидесяти метрах над долиной, чтобы быть одновременно в зоне видимости спутников связи и автономных сейсмомаяков. Погода стояла отличная: в чистом небе сияли солнца, от леса поднимался густой аромат чего-то прелого и цветущего. Внизу, наверное, было душно и жарко, ну а здесь ― просто тепло и уютно.
Гамилькар упоенно делал ничего. Как и все вейверы, он умел ждать, но сейчас он еще и получал от процесса огромное удовольствие.
Вжух!
Мик сначала резко сел, втянув ноги в катер, и только потом осознал, что рефлексы сработали на поток воздуха, вызванный резким движением его напарника.
Рикардо зачем-то встал от пульта и теперь что-то рассматривал под кораблем. Судя по тому, что связываться с базой он не спешил, пещеры там не рушились.
― Ты чего?
― Как думаешь, эта огромная серая тварь тут одна?
Гамилькар почесал затылок.
― Не знаю. Если и не одна, то на вид они все одинаковые.
― Двух за раз я ни разу не видел.
― Ну, может, они территориальные?
Парни посмотрели друг на друга. В экологии позвоночных оба решительно ничего не понимали.
― Я б пальнул по этой зверюге из противоастероидной пушки, ― заключил Рик.
* * *
― Куда собралась?
Анна Ван Уик, специалист по системной экологии, в прошлом старший инспектор на Нью-Детройте, замерла в шаге от скутера, словно старшеклассница, пойманная с поличным при побеге на вечеринку.
Секунда. Другая. Чужой взгляд жжет спину. Придется объясняться.
«Хорошо, что не Спаррман», ― с этой мыслью она обернулась, смело и чуть надменно взглянув на внезапно образовавшегося «строгого папашу».
― За образцами. Еще светло, что зря время терять?
― Меня подожди.
Стоявший у входа в агрокомплекс Ямакава оказался не «отцом», а старшим братом: вынул из кармана две носимые камеры, защелкнул универсальную клипсу на себе, шагнул к Ван Уик и застегнул вторую на ее нагрудном кармане. Скрылся в домике с прозрачной крышей, через минуту вернулся со вторым шлемом и универсальным карабином.
― Ружье зачем?
― В прошлый раз пригодилось. Ты поведешь.
― Почему? ―Ани удивилась, что пилот-высшеклассник уступил ей руль, но без колебаний заняла место водителя.
― Чтобы в случае чего ты не упала, ― севший сзади Ямакава положил свои огромные ладони на ее руки, показывая, что достает до всех приборов управления и с пассажирского места. Секунду Ани смотрела на его руки в стандартных серых перчатках без пальцев. Руки исчезли. Щелкнула застежка шлема.
Если до появления планетолога у Ван Уик еще были сомнения, ехать или нет, теперь она с полной уверенностью надавила на газ. Поток теплого воздуха ударил в лицо.
― Когда тебе последний раз говорили, что ты офигенный?
― Три часа назад. Алия за этим следит.
Ани представила эту яркую, словно куклу, девушку с умными, любопытными и всегда немного смеющимися глазами.
― Алия тоже офигенная. Как столько замечательных людей оказались в одном отряде вейверов?
Ван Уик сама не понимала, риторический это вопрос или она ждет ответа, но пауза затягивалась.
― Не думаю, что ты хочешь это знать, ― наконец выдал ее спутник.
* * *
Через двадцать минут скутер влетел в широкую низину с лентой ручья в середине. Еще одна струйка, только потоньше, скатывалась по исцарапанным ледником каменным уступам прямо из-под деревьев. Сами каменные террасы были покрыты лишайниками, суккулентами, а местами ― и разнотравьем. В воде тоже что-то росло, и Ван Уик без промедления окунулась в свою стихию. Очки дополненной реальности рисовали на местности площадки, распознавали семейства и рода, помогая оценить биомассу и разнообразие. Сбор проб: почва, вода, самые распространенные виды, необычные виды, а вот эти выглядят наиболее здоровыми. Местные растения живут здесь не один год, и их адаптации можно использовать для повышения урожайности агрокультур.
В воздухе кружились многочисленные двукрылые, лезли в глаза, периодически заползали в нос, но кусаться не пытались: на Вудвейле практически не было млекопитающих, так что обычно окружающие их летающие паразиты тоже отсутствовали. Отодвинув очередной лист, Ани увидела большого, с пол-ладони, коричневого жука. Огляделась вокруг, ища его собратьев. Определить видовую принадлежность у местных насекомых непросто: многие из них изменились до неузнаваемости. Она сама уже находила почти такую же большую, бронированную и нелетающую тварюшку, после генетического анализа оказавшуюся бабочкой. Девушка сфотографировала свою новую находку, но трогать не стала: из-за сложных циклов развития вероятность того, что даже такой крупный жук будет пригоден к агрохозяйственному использованию, невелик.
Тщательно осмотрела водоемы, особенно заводи, но рыбы не нашла. Видимо, слишком мелкие или не сезон. Исследовала несколько кустов. Спустилась ниже по течению ручья, где они образовывали сплошные заросли. Заметила муравейник. Наловила десяток рабочих.
Ее спутник сначала внимательно следил за тем, что и как она собирает, а затем на экране ее очков появился и начал расти второй список проб. Новые пункты появлялись в нем значительно медленнее, чем в том, который составляла сама Ван Уик, но чувствовалось, что Ямакава ухватил идею, как с помощью минимума образцов описать экосистему, и теперь работал с эффективностью хорошего практиканта. Похоже, лидер планетологов получал от работы со всем живым огромное удовольствие, но Ани замечала ту же прилежность и стремление учиться у других членов его отряда, когда проводила инструктаж в первые дни на планете.
Это разительно расходилось с ее предыдущим опытом общения с вейверами. В старших классах школы она, тогда еще тихая серая мышь, какое-то время встречалась с парнем, который полагал, что отношения мужчины и женщины ― это какой-то алгоритм. Ты просто выполняешь шаги и в конце получаешь секс, детей и всегда вовремя загруженную посудомойку. Семья и дети для него были необходимыми атрибутами, которые появлялись рано или поздно у каждого, как аттестат о среднем образовании или собственная жилплощадь. Сначала Ани не поверила, что можно относиться к другим людям, как к вещам, но потом у нее хватило ума не примерять на себя роль предмета обихода и вовремя уйти. Парень не слишком расстроился и вскоре решил, что эти скучные ритуалы не для него. Не заканчивая школу, он записался добровольцем в космические разведчики. Узнав об этом, Ани некоторое время радовалась, что у него не будет детей. Пока не узнала, что у вейверов есть дети. Зачатые в лаборатории, выращенные в инкубаторе, воспитанные в лагерях-интернатах с одной-единственной целью: сгинуть в дальнем космосе, добывая данные о других планетах. Казалось невероятным, что в двадцать шестом веке общество найдет оправдание подобному. Ани не понимала, как «никто не заслуживает быть вычеркнутым из генофонда» и «человечеству нужны космические разведчики» перевесило искалеченные судьбы детей, которым не суждено было даже толком повзрослеть. Представить, что из этого рассадника социопатов могут выходить адекватные, способные к полноценной самостоятельной жизни люди, Ани не могла.
Живое доказательство обратного методично пополнял список образцов ее спонтанной мини-экспедиции. Ани улыбнулась и хотела было вернуться к очередной пробирке, как вдруг…
Плавное беззвучное движение на периферии зрения заставило ее резко обернуться.
Вернон уже опускал ружье, глядя на что-то у самой кромки леса. Ясное небо, хоть и подкрашенное закатом, все еще было очень светлым, но на узкую прогалину уже легла тень. Под деревьями сгустились настоящие сумерки, и в них, спокойно ощипывая листья с нижних веток, стоял… Динозавр?!
Биолог не поверила своим глазам.
― Ты что, стрелять хотел? ― не отводя взгляда от живого чуда, обратилась она к своему спутнику.
― Рефлекс.
Ван Уик удивленно скосила глаза на Ямакаву: по кому стреляют космические разведчики?! ― но поняла, что этот вопрос может подождать. Суровый вейвер с детским восторгом смотрел на деловито питающееся животное, и, признаться, Ани этот восторг разделяла. Нет, конечно, перед ними стоял не архозавр. Никакие птицы и почти никакие млекопитающие на планете не прижились из-за аномалии Ковчега, влиявшей на скорость мутагенеза. Кусты обжевывала крупная, размером с небольшую лошадь, ящерица.
― Ты посмотри! Почти бипедальный лепидозавр! Даже птиц откатить до таких крупных и длиннохвостых форм непросто, а тут, похоже, конвергентное воспроизведение на соседней ветви! Видать, на Ковчеге какой-то гений воспользовался повышенным мутагенезом и собрал из варанов коней!
* * *
Глядя на двуногую ящерицу и слушая восторженный шепот Ван Уик, Вернон ощущал себя Джамилем, заметившим человеческие следы в радиоактивных пещерах Винегрета. Руки сами вынимали из карабина заряд с транквилизатором и вставляли боевой патрон.
― Эй, не надо его убивать! ― отчаянно зашипела Ани, заметив его действия.
― Стемнело уже. Пора возвращаться, ― Ямакава подтолкнул свою спутницу в сторону скутера и, не поворачиваясь спиной к ящеру и внимательно вглядываясь в самые густые тени, двинулся следом за ней.
* * *
Джамиль упал спиной на кровать и несколько мгновений пролежал так с закрытыми глазами, заставляя себя дышать медленно и спокойно. Сегодняшний кусок обшивки Ковчега был менее радиоактивным, так что, несмотря на поздний вылет, вернулись они раньше. «Хотя в долине есть чем заняться!» Санни уверенно заправляла их маленькой бригадой и, как только основная задача была выполнена, сделала лишь небольшой круг вокруг остатков Ковчега и скомандовала лететь на базу.
Джамиль злился. Весь день.
Не нравится ― откажись. Любой другой вейвер умеет управлять деактивационным оборудованием точно так же.
Еще один глубокий вдох. Резко сел. Сложил ноги по-турецки, пристроил на них планшет. Не нравилась ему вовсе не Санни.
Обвалы. Пока они находились в пещерах без связи, сейсмометры зафиксировали еще один. Джамиль открыл снимки долины. Четкое, даже глазами видимое пятно просевших скал и покосившихся деревьев всего в паре километров от того места, где они сегодня выбрались на поверхность. Ощущение угрозы, явной и неизбежной, жгло изнутри.
Эпизод 4
* * *
Холл жилого корпуса привычно заполнялся собиравшимися на завтрак людьми. Главный архитектор, как всегда, пришел одним из первых. Его ребята наконец развернули под потолком всех общественных помещений базы сеть датчиков, чтобы контролировать нагрузку, и пиковая всегда приходилась на завтрак.
Гейл бросил взгляд на планшет, где на схеме помещений медленно, но неумолимо желтел, а затем и краснел прямоугольник столовой. «Собираем данные, чтобы получить очевидные ответы». Ему для понимания ситуации никогда не хватало этих обезличенных точек, шнырявших по этажным планам. Никакая модель не покажет, например, досады Персиваля, который, обходя слишком длинный стол, не успел подсесть к давно интересующей его Рене, и теперь угрюмо поглощает галеты в компании товарищей по отряду, или отчаяния Ани, пытавшейся выбраться со своим подносом на улицу. Была и другая тенденция, которую компьютер отследить не мог: с каждым днем в столовой становилось все меньше и меньше улыбок. «Надо скорее переселять людей на третью террасу», ― Кевин недовольно нахмурился. Он знал, что бессмысленно обвинять себя, но в каждом неслучившемся добром утре видел прежде всего свои ошибки.
Отхлебнул из кружки. Поморщился. В отличие от остальных он пил не великолепный мятный чай, аромат которого уже традиционно наполнял столовую по утрам, а горькую кофеобразную дрянь. Спроектированный им маленький город, функциональный, уютный и энергоэффективный, рос не по дням, а по часам, но этого все равно было недостаточно. Сглотнул. Стыд, что не может сделать быстрее и лучше. Страх ошибиться и всех этих людей подвести. Только горячая черная жижа как-то помогала справиться со стрессом и сосредоточиться на работе.
Вздохнул. Как бы ему хотелось быть таким же уверенным и смелым, как Ямакава! Сейчас тот что-то обсуждал с двумя парнями из своей команды, похожими, как братья. Еще недавно Гейл его ненавидел, но теперь…
Лидер планетологов на секунду отвлекся, чтобы кивком поприветствовать кого-то из вошедших в зал. Кевин сдвинул на лоб ДР-очки и закрыл глаза ладонью. Угадать, с кем Ямакава поздоровался, можно было по его лицу, и Гейлу было больно на это смотреть. «На корабле целая сотня замечательных женщин, но ты выбрал ее. Это худшее, что могло случиться».
Вязиницына как ни в чем не бывало насыпала в миску сухие хлопья. Кевин снова закрыл лицо, теперь уже обеими руками. Видеть это было выше его сил.
― Доброе утро!
Гейл вздрогнул от неожиданности и с досадой почувствовал, как кровь приливает к щекам. С трудом заставил свои пальцы убраться от лица. Севшая напротив него Зухра смотрела на что-то позади себя. Кевин поймал себя на том, что при виде этой девушки его мысли прыснули в стороны со скоростью прогретых на солнце местных ящериц и он не может отвести от нее глаз.
Зухра Мамедова. Такая маленькая, что стандартный табурет для нее великоват. В изгибе крепкого, но женственного тела ― грация статуй эпохи Возрождения. Белая майка совершенно восхитительно контрастирует со смуглой кожей плеч и шеи и с темно-каштановой, почти черной, копной крупных кудрей. «Разве может живой человек быть таким совершенством?»
На корабле, в утро после эвакуации с планеты, она впервые подсела к нему за завтраком так запросто, что он даже не успел испугаться. «Сам я никогда не посмел бы…»
Девушка наконец развернулась к нему. В огромных карих глазах ― беспокойство.
― Знаешь, это, конечно, наверное, совсем не наше дело, ― на мгновение отвела взгляд, вздохнула, ― Как думаешь, Ямакава знает про Вязиницыну и Ховера? ― закусила губу. ― Я очень за него волнуюсь.
Кевин кивнул. Он тоже боялся за Ямакаву. Джерард Ховер. Блестящий ученый, возглавлявший отряд планетологов Вудвейла до того, как его по непонятным тогда причинам заменили командой бывших вейверов. Все знали, что между ним и лидером биологов что-то есть. Что-то большее, чем деловые отношения или дружба. Гейл отчетливо помнил ту всепоглощающую ревность и отчаяние, когда видел Вернона, танцующего с его Зухрой. Руки сами накрыли крохотную ладошку собеседницы. «Ямакава разбирается в людях гораздо лучше меня, он не может не заметить!»
Зухра тем временем положила вторую руку поверх пальцев Кевина:
― Ребята из его отряда почти ни с кем не общаются, он может не знать. Как бы не вышло беды.
* * *
Расти, как обычно, тихонько насвистывал любимый мотивчик, на ходу пролистывая прогноз погоды. Точность все еще оставляла желать лучшего, но недаром Гейл так настаивал на этом месте для размещения базы: надвигавшаяся с моря гроза свалилась вдоль одного из хребтов к северу, а колонистам достался лишь освежающий ночной летний ливень. Погруженный в красивые графики погодных градиентов, Шмидт чуть не впилился в спину Ал-Каласади, от столкновения спасла только реакция пилота-высшеклассника.
Скрестив руки на груди, Джамиль стоял метрах в трех от катера и внимательно его рассматривал сквозь ДР-очки.
Расти сделал шаг назад, и, обойдя планетолога по широкой дуге, заглянул тому в лицо. Джамиль его игнорировал. Глаза планетолога то замирали на каких-то одному ему видимых элементах, то начинали быстро и четко двигаться, явно что-то меняя в дополненной реальности. Глаза эти были умными, уверенными, живыми и злыми.
Джамиль переложил сухую травинку из одного угла рта в другой. Сейчас в нем не было ничего жуткого.
― Чего делаешь? ― шепотом спросил Расти.
Ал-Каласади тут же сморгнул, закрывая то, что у него там было на ДР-очках и сфокусировался наконец на спасателе.
― Ничего, ― и полез в кабину.
* * *
Каждый день у строителей получался насыщенным, хлопотным и не похожим на предыдущие. Вчера, например, на выработке гранита открылась жеода розового кварца в полтора человеческих роста высотой, и работа встала на два часа, а после обеда, когда кто-то похвалился фотографиями, ― еще на час, пока Седзима всех не разогнал. Технику, правда, все равно пришлось перевести на другой участок, потому что сверкающее чудо находилось в середине очередного зала и по плану должно было быть убрано, но необходимость сохранить эту красоту даже не обсуждалась. Потом в одном из строительных роботов перегрелся двигатель, и ремонтники до сих пор не могли найти причину.
А сегодня в водозабор заползла амфибия: ярко-желтый скользкий тритон семидесяти сантиметров в длину проломил фильтры и шнырял по трубам с такой ловкостью и наглостью, словно люди выгоняли его из его собственного дворца. Пришлось идти за помощью к биологам. Те прицепили к роботу-очистителю не менее огромного кузнечика, выманили наконец юркую тварь из лабиринта, заперли в большой полупрозрачный контейнер с водой и уволокли на агростанцию. Но даже несмотря на то, что из-за всей этой кутерьмы работа началась на четыре часа позже, укрепляющих биополимеров, получаемых из древесины при расчистке полей, не хватало, и почти две трети техники пришлось пересобирать в лесные комбайны.
Все это было так интересно и захватывающе, особенно для тех ребят, кто одиннадцать месяцев вынужден был висеть в космосе, что на второй план отходили и ухудшившийся рацион, и душ по расписанию, и необходимость монтажа химического реактора для производства взрывчатки.
Сейчас Гейл сидел на выступе между третьей и четвертой террасами, прислонившись спиной к горячим камням. Это место он нашел еще в первый день на планете. К небольшой вытянутой площадке в десяти метрах над основной стройкой вела узкая цепочка ступеней, частично естественного происхождения, частично ― дополнительно вырубленных в гранитной стене. Отсюда открывался великолепный вид на похожие на ребра гигантского кита фермы будущих цехов и ангаров, и на заваленный контейнерами бытовой лагерь, и на квадраты полей возле агростанции, а дополненная реальность очков дорисовывала весь этот ландшафт до завершенного города. Кевин включил вариант с башенками, который еще никому не показывал. Планшет лежал рядом, а главный архитектор водил перед собой руками в сенсорных перчатках, добавляя в проект все новые детали.
Медленно остывавшие скалы дышали теплом. Стрекотали кузнечики. Вкусно пахло медом. В такие моменты Кевин чувствовал, что счастлив, как маленький ребенок, играющий в сложную компьютерную игру, и ничего не мог с этим поделать.
Слева послышались осторожные шаги: кто-то поднимался в его святилище. Гость остановился на краю площадки, видимо, наблюдая за сложными пируэтами, которые выписывали руки Гейла, словно он накладывал на маленькое поселение защитные чары.
Секунд через двадцать Кевин смутился, закрыл проект, обернулся… И утонул в этих замечательных, в этих самых добрых и прекрасных глазах. Зухра сидела всего в паре шагов, рядом, но так, чтобы не мешать работе, и смотрела на уже догорающий закат. «А может, она тоже видит наш будущий город?» Заметив, что он опустил руки, девушка повернулась к нему, посмотрела в глаза. В этом взгляде было столько любви и тепла, что Гейл на миг не поверил, что это происходит с ним. Пододвинулась ближе, прижалась к плечу щекой. Все еще смущенный, но безумно счастливый, Кевин обнял ее, повернулся, чтобы зарыться лицом в ее волосы.
На экране дополненной реальности мелькнула зеленая точка: кто-то вышел из жилых помещений на третьей террасе и теперь спускался вниз. Зухра встрепенулась одновременно с Кевином. Переглянулись.
― Это Вернон! ― прошептала девушка.
Секунду они смотрели друг на друга, и в ее глазах Гейл видел ту же борьбу, что он вел с самим собой.
― Он может идти по какому-нибудь делу. Или что-то забыл на агростанции.
Или просто ему нужно с кем-то лично поговорить. С Отто, например. «Или с Малиникой. Такой красивый вечер для признания, а завтра…» Главный архитектор скосил глаза вправо, вдруг заметив над сегодняшним расписанием плашку дня рождения. Какой-то особой традиции празднования в Б-32 не сложилось, но в инженерном отряде было принято поздравлять именинников по субботам, и Гейл на всякий случай добавил отображение праздничных дат в свой календарь.
― У Малиники Матвеевны сегодня день рождения.
Глаза Зухры испуганно расширились. Кевин, наоборот, нахмурился и решительно продолжил:
― Мы не будем влезать в личные дела, мы просто пройдемся рядом и убедимся, что все в порядке.
Оба вскочили и бросились как можно быстрей спускаться по крутой каменной лесенке. «Лучше пусть нас сочтут назойливыми и беспардонными, чем с ним случится что-то плохое!»
* * *
Ямакава зашел в жилой корпус не с главного входа, а с торца. Внутри ― коридор на всю длину здания с рядом дверей по левой стороне. Изначально он был прямым, но теперь изгибался в трех местах: поставить дополнительные блоки стык в стык не получилось. После каждого поворота в Гейле крепла решимость, что он просто подойдет к Ямакаве и скажет про помолвку между Вязиницыной и Джерардом Ховером, а дальше будь что будет. Услышать такое от любимой женщины в ответ на признание все равно во сто крат хуже.
У последнего поворота Кевина и Зухру внезапно догнала Дебора.
Хрум-хрум.
Стоявший напротив двери в комнату Малиники Вернон обернулся на хруст сухих колечек. Совинсон держала в руках открытый пакет с моллюскосодержащими заменителями чипсов и по одному кидала их в рот.
― Что случилось?
Кевин понял, что ждать нельзя, и, набрав полную грудь воздуха, словно нырнул в омут:
― Перед тем как ты постучишь в эту дверь, ты должен кое-что знать о Малинике Матвеевне.
Хрум.
― Что? ― Вернон чуть наклонил голову набок.
Гейл почувствовал, что снова краснеет. Как всегда в присутствии Ямакавы вся уверенность главного архитектора почему-то словно вытекала из него, будто вода в песок.
― Джерард Ховер, п-первонач… ― голос предательски сорвался, ― первоначальный главный планетолог Б-32, он делал Малинике Матвеевне предложение. Е… еще на Хилмиде.
― Я знаю.
Хрум.
― Ты здесь зачем? ― Деборе.
― Посмотреть представление.
― Знаешь? ― первой вышла из ступора Зухра.
Рыжая тем временем подкинула в воздух очередное колечко, но не поймала: Ямакава словно снял его с воздуха.
― Да. ― Хрум. ― Это было пятое предложение за время подготовки экспедиции. Из шести.
― Из семи, ― Малиника шагнула в коридор.
― А, значит, Мальком все-таки решился.
― Тебе не кажется странным, что человек, которого все полагали твоим соперником и чуть ли не врагом, спешит предупредить тебя о моем коварстве, а та, которую все считают твоим лучшим другом, решила развлечься за твой счет и даже вкусняшку захватила?
― Все верно. Сразу видно, кто из них действительно меня знает. ― Хрум.
― Эй, это мои колечки! Они, между прочим, по счету!
― Это плата за билет в первый ряд.
― Зачем пришел? ― мягко прервала дружескую перепалку Малиника.
― С днем рождения! ― Ямакава вынул из кармана и протянул Вязиницыной невзрачный цилиндрический контейнер сантиметров пятнадцать в длину и шесть в диаметре. Та аккуратно приняла подарок, взяв за противоположную сторону. Повернула этикеткой вверх.
― Камелия синенсис?
― Генетический консервант чая? ― рука Деборы застыла в пакете. ― Ты же вроде говорил, что в умеренном климате чай не растет.
― То есть его даже заварить нельзя? ― недоуменно нахмурилась Зухра.
* * *
Но Вернон видел, что угадал с подарком. Сквозь всегдашнюю броню доброжелательной вежливости, подточенную усталостью, проступил интерес к непростой задаче: сконструировать чайный куст, который сможет расти на склонах базы. Генно-инженерный паззл, от которого не зависят чьи-то жизни и благополучие.
Теплое, искреннее «спасибо».
Вернон позволил себе раствориться в этом мгновении. Короткое, светлое, сиюминутное счастье. «К тому же, вряд ли повторная экспедиция привезет чайные листья».
― Семь… ― Кевин, похоже, был потрясен настолько, что даже забыл о присутствии других людей вокруг. ― Как после этого можно вот так запросто приходить и дарить подарки?
― Это что-то меняет? ― Вернон с коротким боем отобрал у Деборы пакет и направился к выходу.
* * *
В комнате было темно. Ни единый лучик не пробивался сквозь полностью затемненные стекла, ни единый диод не светился раздражающей звездочкой на случайной панели. В комнате было тихо. Ни шороха вентиляции, ни случайной капли в душе. Джамиль перевернулся на другой бок. Потом на спину. «Это просто нелепо!»
Резко сел. Вцепился руками в волосы. Сегодняшний день, вроде бы обычный и ничем не примечательный, не шел из головы.
Санни кромсала обшивку Ковчега уверенно, но вовсе не так виртуозно, как Седзима. Расти терпеливо ждал, когда она закончит, а Джамиль пытался задушить свое странное беспокойство от того, что собирал данные о пещере, выжимая из стандартных датчиков на катере все возможное. Он бы очень хотел, чтобы на этой машине стоял полный комплект исследовательского оборудования, но навесить к щитам и манипуляторам еще и его не получалось никак. «И в итоге стало только хуже».
Развед-миссия научила его доверять своей интуиции, а она просто кричала, что с пещерами что-то сильно не так. «Что?!»
Откинулся на спину. Уставился в невидимый потолок. Из вейва на Нью-Цереру он привез навык реагировать на опасность незамедлительно. Выдернуть недостаточно расторопного товарища с траектории приближающегося астероида. Ударить по кнопке аварийной герметизации. Пока другие спорят, врубить маршевые двигатели, выводя корабль из опасной зоны. Он привык иметь дело с сиюминутными и относительно легко устранимыми угрозами, когда счет шел на секунды, максимум ― на часы. Но сейчас это только мешало. Проблема обвала Винегрета была слишком глобальной и неотвратимой, и это било по нервам вейвера, словно кувалдой.
Надо взять себя в руки.
«Так что же не так с данными?» Дело не в том, что их мало, а в том, что они… странные. Во-первых, огромная радиация в пещере никак не вязалась с лишь слегка повышенными показателями на поверхности. Во-вторых, хотя приборы не показывали ни гравитационных, ни даже магнитных аномалий, многие участки скалы подозрительно хорошо рассеивали сигнал радаров, а некоторые, похоже, даже переизлучали его, с задержкой и на другой частоте. «В-третьих, данных, черт возьми, мало!» Но это не его забота, так ведь? Вокруг хватает людей, которые занимаются обрушением этих пещер. «А что, если будет, как с поисками Ковчега?!»
Вейвер в Джамиле кричал от необходимости что-то предпринять. Доктор геофизики Ал-Каласади знал, что именно. Но это означало снова вернуться в прошлую жизнь. В ту жизнь, где настоящий Джамиль никому не нужен.
Номер первый знал выход.
Джамиль выдохнул, одновременно поворачиваясь набок и натягивая на ухо стандартное одеяло. «Надо сказать Веру».
* * *
― Привет! У меня к тебе дело, ― Вязиницына подхватила Расти под локоть и вместо традиционного уже общества коллег-спасателей и Джамиля потащила его за другой стол в самом дальнем углу. Там уже сидел Ямакава, удивленно вскинувший брови при появлении внезапной компании, с которой ему предстояло разделить завтрак. Через секунду к ним подсели Ван Уик и, неожиданно для всех, Джамиль.
― Я же говорил обсудить с биологами сбор образцов, ― обвинительным тоном обратился он к Шмидту.
― Нам нужен рейс по сбору генетического материала в долине! ― почти одновременно с ним выдала Ани. Ал-Каласади с гримасой «вот видишь, теперь они сами пришли» откинулся на спинку хлипкого стула.
― Перед взрывными работами обязательно сделаем, ― поспешил заверить ее Расти.
― Нам надо сейчас!
― Мы нашли бактерии, которые вызывают ускорение роста вегетативных частей растения, ― вежливо пояснила эмоциональные реплики коллеги Малиника. ― Это приблизит и увеличит урожай всех зеленых и корнеплодных культур.
― То есть вы полагаете, что в долине водится более эффективный штамм, ― Расти потер подбородок.
Планетологи деликатно жевали завтрак, притворившись мебелью.
― Хорошо, я готов вас свозить, но завтра и на нормальном катере.
― Отлично! ― просияла Ани. ― Я пошла план писать.
― Пиши поподробнее, ― вдруг подал голос Ямакава.
Ван Уик возмущенно нахмурилась.
― Думаешь, можешь заменить тут кого угодно?
― Думаешь, умеешь лучше меня лазить по горам и деревьям?
― Да ты!… ― в сердцах Ани чуть не выдала что-то про годы, проведенные в космосе, где скалы, может, и есть, но все больше при низкой гравитации, а из лесов только разве что гидропоническая теплица, и что у нее, экологического инспектора, в этих делах опыта побольше, но в последний момент поняла, что Ямакава имеет в виду вовсе не это. Мягкий, плавный поворот головы, намек на усмешку в ярких желтых глазах. Да, никакой опыт невозможно противопоставить современным генетическим комплексам, в данном случае Bear. ― Да ты что, хочешь, чтобы я на базе отсиживалась?!
― Ни в коем случае. Будешь корректировать свой план из катера.
Вернон вдруг замолчал и недобро прищурился.
― Моррис прав. Я, похоже, стал-таки шоуменом. Хватит использовать меня как бесплатное развлечение!
Последняя фраза была обращена к Джамилю. Тот хрюкнул в восстановленное молоко, распрямился и с вежливым недоумением посмотрел на начальство.
Расти затаил дыхание: спор этих двоих должен был стать событием недели.
Ямакава сдался без боя.
Перевел взгляд на Вязиницыну.
― Я посчитаю. К обеду будет оценка оптимального состава команды.
Челюсть Ани медленно поползла вниз, но она успела ее вовремя поймать.
― Так вот почему ты настоял, чтобы все планетологи прошли формальную аттестацию по сбору проб, хотя и так было ясно, что все в состоянии это делать!
Расти удивленно нахмурился:
― Ты что, не доверяешь своей интуиции?
― Интуицию к отчету не приложишь, ― Ямакава встал из-за стола, показывая, что разговор окончен.
* * *
― Тебе не кажется, что Вязиницына манипулирует твоим шефом? ― Шмидт отвлекся от проверки приборов и обернулся к Джамилю. Санни где-то задерживалась, и пока что в катере они были одни.
― Скорее наоборот. Она, в отличие от некоторых, сама приходит с вопросами по опасным операциям, и ее не нужно выслеживать по вечерам за контейнерами, словно какую-то школоту.
Произнося это, Джамиль даже не поднял глаз от планшета. При заборе проб катер будет активно перемещаться над долиной.
Быстрый замысловатый жест на виртуальной клавиатуре.
* * *
Найти другой катер не удалось: работавшие на орбите инженеры монтировали что-то особенно сложное и наотрез отказались меняться на изуродованную дополнительными щитами машину, так что на следующий день Расти сидел все за тем же штурвалом. Возле двери установили блок беспарашютного десантирования с бобиной основного троса и креплениями для страховки. Маленький кораблик завис над первой выбранной Ван Уик точкой. Ямакава методично, доведенными до автоматизма движениями надевал легкий скафандр, ярко-оранжевый со светоотражающими полосами. Ани открыла створку двери, выдвинула в нее десантный агрегат, образовав дополнительную ступеньку, развернула его в раму, закрепила на потолке. Выпрыгивание из находящегося в воздухе транспортного средства, хоть с парашютом, хоть без, пусть и было предусмотрено в оснащении и подготовке экспедиций, но не являлось сколько-нибудь стандартной практикой при освоении новых миров, поэтому комплекс перегородил половину кабины и выглядел очень неуклюже. Устроившись за дополнительным парапетом, Ван Уик достала бинокль и теперь внимательно рассматривала поверхность внизу.
Шмидт с любопытством наблюдал за девушкой. Худенькая, бледная. Тонкие рыжевато-русые волосы собраны в хвостик на затылке. Ани производила впечатление скромной тихони, но только до тех пор, пока дело не касалось работы. Если Спаррман был заместителем Вязиницыной по организационной части, то Ван Уик стала правой рукой лидера биологов в полевых исследованиях. В данный момент фотоальбом долины Винегрет активно пополнялся невзрачными техническими фотографиями каких-то мелких, понятных только специалисту деталей, на которые сам Шмидт никогда не обратил бы внимания.
Тем временем Ямакава закончил со скафандром, поправил на груди квадратик носимой камеры и включил ее.
― Так, по поводу дракона.
― Дракона?
― Какого дракона?!
Если в голосе Расти слышалось лишь легкое замешательство, то Ван Уик была возмущена.
― По поводу большой серой ящерицы, путающей катера со своей кормовой базой. На случай ее появления у меня есть запас еды, медикаменты, универсальный нож, универсальное ружье и полный набор патронов к нему, ― обращаясь в основном к Шмидту, Ямакава для наглядности указывал на закрепленные на скафандре подсумки.
― Страховочный трос, ― Вернон предъявил небольшое, всего в две ладони устройство, состоящее, казалось бы, только из двух карабинов, ― очень прочный. Если дракон запутается в нем, он может разбить катер о скалу. Компьютер такое резкое изменение условий в атмосфере не обсчитает достаточно быстро. Однако, учитывая, что поверхности как таковой под Винегретом нет на несколько километров, идти туда без страховки слишком рискованно. Поэтому, если животное нападет, я отстегну трос от себя, а ты, ― указал на Ани, ― от катера.
Он потянул половинки устройства в разные стороны, вытравляя ярко-желтый трос, на свободе моментально расправляющийся из тонкой нити в пористую, пружинящую под пальцами колбаску.
― Вы не будете пытаться меня вытащить. Вы будете удирать от дракона. Благодаря Моррису я прошел четыре курса по выживанию в дикой природе. Со мной все будет в порядке. А если мы расхреначим машину, то не будет.
Пауза.
― Расти, это понятно? ― желтые глаза смотрят спокойно и серьезно, без намека на насмешку или превосходство.
― Да.
― И не стрелять по дракону, если я внизу.
― Стрелять?! ― Ани полна ужаса, возмущения и непонимания.
Вернон проигнорировал вопрос, продолжив свой необычный брифинг:
― Вот так, ― он нажал на выделенный ярко-синим рычажок, ― осуществляется аварийное отцепление. ― Протянул девушке. ― Пробуй.
Та машинально взяла и повторила процедуру, хотя и без этого знала, как работают карабины. Нахмурилась, только сейчас начиная осознавать, что им предстоит вовсе не прогулка по вечернему лесу и даже не стандартная полевая экспедиция.
― В любой неожиданной ситуации просто отцепляй трос. Не сомневайся, ведь я отцеплю свой первым, потому что не хочу, чтобы меня за него куда-нибудь стащило или приложило об скалу. Отцепишь?
Успокаивающе мягкий голос. Внимательный взгляд. Ани почувствовала себя впечатлительной первокурсницей на инструктаже по технике безопасности перед препарированием лягушки.
― Д-да.
― Отлично, ― теплая улыбка.
Два щелчка карабинов: на поясе и на десантной установке. Надел шлем, включил дополненную реальность с намеченными Ани целями. Ловко выбрался наружу и начал спуск.
* * *
Поросшая мхом скала уже привычно ткнулась в подошвы ботинок. Это была седьмая и, похоже, последняя на сегодня точка. Небо окрасилось в рыжий, закат над Винегретом расчертил пространство сине-черными тенями. По сравнению со сбором проб, который планетологи проводили для поиска Ковчега, в этот раз работа была гораздо более кропотливой. Ани следила за перемещениями Ямакавы сверху и по картинке с его нагрудной камеры, указывая на интересующие ее места. На каждую высадку уходил примерно час, а выбор и перелет до следующей точки мог занять от пятнадцати до сорока минут. Для изначальной цели поиска ускоряющих рост урожая бактерий хватило бы, наверное, и первых пяти точек, но Ван Уик вошла в азарт, а Шмидт с Ямакавой, втайне разделявшие ее вдохновение, не смогли ей отказать.
«Мда, это вам не лес возле базы», ― временно рекрутированный в биологи планетолог внимательно огляделся. Покрытый обильной растительностью камень казался обманчиво ровным и надежным. Сегодня он постоянно обнаруживал под зеленым ковром глубокие трещины и уже несколько раз оказывался на замаскированных мхом шатких пластинах, которые под весом человека начинали раскачиваться, словно детские качели, а одна даже поехала куда-то в сторону и вниз прямо под ним. Вернон успел сделать несколько быстрых шагов и оказаться на более надежной поверхности, прежде чем плита накренилась градусов на шестьдесят. После этого огромная глыба уткнулась во что-то и замерла, а Ани, быстро справившись с испугом, попросила собрать соскоб и с оголившейся части скалы.
Сам мох не только успешно прятал разнообразные ловушки в скалах, но и расставлял свои. Похоже, наступил сезон цветения, и многие подушки выпускали густые разноцветные облачка, когда Вернон на них наступал. Большая часть не вызывала серьезных опасений, но на коричневом газоанализатор автоматически заблокировал внешний воздухозабор, а белое умудрилось осесть даже на биоотталкивающей поверхности скафандра. Приходилось обрабатываться специальным спреем перед каждым подъемом, чтобы не притащить это все на катер. После обеда Расти предположил, что, раз опасные разновидности теперь известны, то, если их избегать, можно снять шлем. Самому Вернону такая мысль в голову не приходила, а Ван Уик ехидно заметила, что да, опасные разновидности известны. Неизвестны безопасные. Фильтры скафандра отлично справлялись, но приборы показывали, что все эти выбросы то ли пыльцы, то ли спор как минимум слабо ядовиты, а то и нейротоксичны.
Но шлем Ямакава не снимал не поэтому. Многие участки были чертовски скользкими. Скользило все: почти никак не закрепленный мох, странные куски полупрозрачной матовой слизи, сверху выглядевшие как участки скал, кучи прелой хвои, да и просто влажные камни. Все усилия инженеров, создававших ботинки скафандра, пошли прахом: не помогал ни высокотехнологичный материал, ни тщательно подобранный протектор. Выручали только достижения инженеров-генетиков, наделивших обладателей комплекса Bear феноменальной ловкостью. Скорее всего, Ани даже не замечала, когда Вернон поскальзывался.
Не заметить, как под ним рассыпалось в щебень двадцать квадратных метров скалы, было невозможно. Наверное, один из тихих обитателей этих мест ― мох, дерево или гриб ― научился эффективно прорастать в щели между камней, собирая там влагу и минеральные вещества. Дополнительные два центнера экипированного колониста оказались неподъемными для изъеденной изнутри гранитной плиты. В тот раз Ван Уик тоже испугалась, но Ямакава даже не натянул страховочный трос, к тому же успев подобрать камушек из середины внезапной осыпи в контейнер для проб.
Вот и сейчас не время ослаблять бдительность. В закатном свете опасности еще менее заметны, но вон там сплошной ковер зелени как-то странно провисает, а вон тот куст опять плюнет липкой белой хренью. Вернон провел носком левого ботинка по нитям мха, вызвав небольшое облачко. Днем оно выглядело бы голубым, но в наступающих сумерках казалось серым.
Раньше Ямакаве никогда не приходилось так плотно работать с не-вейверами, и обнаруживать у них ту же страсть к общему делу и стремление к сотрудничеству было неожиданно, приятно и немного горько. «Как же я привык к тому, что доверие можно заслужить только демонстрацией силы».
Особенно грел момент, когда полчаса назад дотошный Расти робко заметил, что второй катер уже вернулся из пещер и потащил на базу очередной кусок Ковчега, и им тоже пора бы… Что конкретно «пора», Шмидт не уточнил, лишь заговорщически усмехнулся, глядя на поскучневшие лица товарищей, развернулся к штурвалу и полетел на следующую точку.
Но теперь действительно пора было поторапливаться. Следуя указаниям дополненной реальности на шлеме скафандра, Вернон обернулся и…
* * *
― Расти! ― охрипший от волнения голос Ани отвлек Шмидта от созерцания красочного пейзажа.
― М-м-м? ― тот обернулся, но вставать с пилотского места на всякий случай не стал.
Побледневшая Ван Уик с расширенными от удивления глазами развернула к нему свой планшет, на котором шла трансляция с нагрудной камеры Ямакавы. В камеру смотрел призрак.
* * *
Сердце пропустило удар, а потом заколотилось, как бешеное, разгоняя по жилам хлынувший в кровь адреналин. Человек стоял в тени дерева, всего в десятке метров от Ямакавы. Почти такой же высокий, как Вернон, но заметно уже в плечах. Короткие волосы, седые до прозрачности, создавали вокруг головы иллюзию свечения. Лицо полностью покрыто гримом: две широкие белые полосы шли под глазами, от ушей до носа, затем вниз, через те места, где должны быть уголки рта, соединяясь под белой точкой на подбородке. В первый момент Ямакаве показалось, что рта нет, но потом он заметил под краской границу респиратора. Белый лоб с симметричным черным узором, похожим одновременно на птицу и дерево. Белая линия вдоль носа. Черные щеки, обведенные белым контуром по низу челюсти. Черные круги вокруг глаз. Белых глаз. Нет, не слепых, не затянутых бельмами, а обычных, но с очень светлой радужкой, от которой видно только тонюсенькую границу. Белые ресницы.
Вид незнакомца завораживал. «Тот же самый!» ― Вернон узнал и рисунок на лице, и одежду, и позу. «Это его я видел за два дня до эвакуации!» И, что греха таить, именно на призрачную вероятность этой встречи он рассчитывал, когда соглашался участвовать в сборе проб.
Человек стоял спокойно, давая себя рассмотреть, и не демонстрировал ни страха, ни агрессии. В голове Вернона взметнулся вихрь фактов: колония и так идет по лезвию, и не может позволить себе благотворительность, но не похоже, что аборигены в ней остро нуждаются. Раз уж они нашлись сами, и, похоже, не против контакта, надо объединять усилия. «Технологии и целая космическая станция со стороны Б-32 вместе с опытом и знанием секретов Вудвейла со стороны людей Ковчега!» Решение выглядело очевидным.
Ямакава медленно снял шлем. Токсичная пыль, конечно, представляла опасность при долгой работе, но от нескольких минут проблем не будет. Показать свое лицо стоявшему перед ним потенциальному союзнику гораздо важнее.
* * *
― Что он делает? ― Расти потянулся было к окну, но отстегиваться не стал, лихорадочно защелкал переключателями внешних камер.
Ани выглянула наружу через дверь.
― Он снял шлем!
* * *
Респиратор. Металлические заклепки и даже молнии на кожаной одежде. Ножны из какого-то композита. На поясе висит очень старый аналог спасательного троса. Ямакава находил на костюме незнакомца все больше техногенных деталей. Тот держался очень уверенно и совсем не походил на жертву космического кораблекрушения. «Нам не нужно им помогать. Скорее, они смогут помочь нам!»
Зрачки черно-белого человека резко расширились. Не потому, что он испугался: он что-то увидел за спиной Вернона. Даже дернулся предупредить…
Ямакаве хватило ловкости уклониться от упавшей почти на него туши. Очень похоже на того двуногого ящера, которого они встретили позавчера, только мертвого. Трудно быть живым в отсутствии трети туловища и головы. Но охотник предпочел несчастной тварюшке добычу побольше.
* * *
Расти заметил дракона слишком поздно. В этот раз машина висела очень низко, метра три до уступа, где решили собирать образцы, так что выскользнувшая из провала тварь одним прыжком оказалась на катере. Когти заскрежетали по обшивке. Задняя лапа просунулась в дверь, Ани еле успела отпрянуть.
Датчики полыхнули желтым и красным: компьютер квантово-гравитационного двигателя не справлялся с ситуацией.
Лапа сорвалась, оставив на пластике пола и десантном устройстве глубокие полосы. Ван Уик, стиснув зубы, дотянулась и отстегнула оба троса. «Оба натянуты!»
― Пристегнись.
Шмидт вырубил всю автоматику пилотирования, но если у тебя нет полноценных реактивных двигателей, все равно придется полагаться на компьютер. Рванул машину вверх и в сторону, надеясь сбросить чудовище. Затея удалась частично: вес животного пропал, но похоже, что когти дракона изначально попали куда-то между гравищитами и корпусом. Связь с навесным оборудованием прервалась, а машину перекосило еще больше. Накренившийся катер потащило на скалу, и пилот сумел выровняться лишь в последний момент, по касательной чиркнув по камням и оставив на них яркую светлую полосу.
Отлетев примерно на километр, Расти на секунду обернулся. Испуганная Ани судорожно вцепилась в ремни безопасности. На щеках блестели две дорожки слез. Механизм двери, похоже, был поврежден: створка застряла на полдороге.
Машину все еще болтало из стороны в сторону, но компьютер постепенно осваивался с новым распределением массы.
― Ты как, в порядке? ― Расти старался говорить доброжелательно и спокойно, как учили на курсах спасателей, но получалось с трудом.
― Он там остался.
Шмидт скрипнул зубами. Ямакава был прав. С полуразбитой машиной он ничем не мог ему помочь.
* * *
Развернуться. Отстегнуть трос. Плавно вскинуть ружье. Выстрелить.
Пуля отскочила, но Вернон не удивился: он знал об этом из разговора с Джамилем.
Перезарядить. Прицелиться.
Где-то на задворках сознания испуганной мышью металась мысль: «Эта тварь опрокинет машину, покалечит или убьет Ани и Расти!» За них было так же страшно, как за ребят из его отряда, но это не мешало Ямакаве действовать быстро и расчетливо. Задняя лапа монстра соскользнула с порога двери. И катер, и дракона развернуло, появилась возможность прицелиться в глаз. Стрелял Вернон немногим хуже Джамиля.
Выстрел.
Пуля отскочила опять. От глаза. Вернон почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом.
Правда, на этот раз чудовище попадание заметило. Мотнуло мордой, отвлеклось в сторону стрелка, и резкий маневр Шмидта скинул животное вниз.
Машина выглядела очень плохо. Одно из креплений гравищита, добротное, но все же кустарное, не выдержало, и теперь тяжелая пластина перекосилась и сползла вниз, превратив маленький звездолет в бесформенное нечто, удерживаемое в воздухе лишь магией теории всего. На фоне алого заката и скал созданной Ковчегом долины это смотрелось совершенно сюрреалистично, но судя по тому, что катер после нескольких жутковатых пируэтов все-таки стабилизировался и взял курс на базу, как минимум Шмидт был жив. «Только не вздумайте возвращаться!!»
За эти несколько мгновений руки уверенно и совершенно механически перезарядили ружье. Вернон снова вскинул прицел к лицу.
И понял, что не знает, куда стрелять.
А вот у дракона повода для раздумий не было. Тень сделала его морду практически черной, но сомнений в том, что ящер видит своего обидчика и интересуется им гораздо больше, чем валяющейся рядом тушей, не осталось.
Бежать бесполезно: Ямакава видел оценки скорости этого монстра, и даже комплекс Bear не поможет скрыться от него на пересеченной местности. Спрятаться? Куда? В ядовитый мох?! Сердце колотится, как сумасшедшее, но даже если измерять время в его ударах, его ни на что не хватит. Даже вейверов не готовят сражаться с драконами. «Стрелять! Куда стрелять?!»
Прицел скачет перед глазами. Пасть ящера, огромная, с острыми треугольными зубами, приближается, одновременно очень быстро и будто в замедленной съемке.
Вернон умел паниковать и не терять последних остатков рассудка, даже когда весь мир катится в тартарары. Годы тренировок, сплавленные вместе с опытом в рефлексы, не раз и не два вывозили его из ситуаций, когда рациональная часть почти полностью отключалась от ужаса. Он привык полагаться на свое тело, но что делать, если на тебя несется гигантский монстр, достаточно разумный, чтобы бежать было бессмысленно, и настолько крепкий, что нет смысла стрелять, ― этого ни разум, ни тело Вернона не знали.
Длинные холодные пальцы легли на шею. Не захват, всего лишь прикосновение. Огненный вихрь безмолвной экзистенциальной паники смело ледяным спокойствием.
«Глаза находятся выше».
Выдох. Выстрел. Попал.
Из морды ящера брызнула темная жидкость. По огромному телу прошла судорога.
Убил или нет ― не важно. Теперь дракону не до охоты, хотя летящий в сторону людей хвост все равно представляет опасность. «Ну ок».
Развернуться. Правой рукой схватить странно вялого аборигена, левой сорвать с груди камеру. Уже на бегу четким движением приклеить ее на ближайший ствол.
Четвертый шаг. Пятый. «Эх, не успею».
Обхватить аборигена обеими руками, спрятать его голову под свой подбородок. Сгруппироваться. «Жаль, шлем уронил».
Удар.
Эпизод 5
* * *
Приборная панель в очередной раз резко покраснела, машину повело в бок, полуотвалившийся щит заскрежетал поднатужившимся креплением, последним из трех. Шмидт, вторя ему, скрипнул зубами, выравнивая полет. Гравидвижки, надежные и безопасные, позволяющие быстро путешествовать на огромные расстояния, требовали, чтобы переносимая ими масса вела себя прилично, а не болталась, как школьная сумка в руках подростка. К тому же, основной областью применения катеров был космический вакуум, и в плотном, неоднородном веществе с внезапными порывами ветра, гуляющего между скал, нагрузка на компьютер значительно возрастала. Теоретически, если подняться выше, расчеты должны упроститься, но дверь-то так и не закрылась, да и падать лучше с десяти метров, а не километров. Расти уже отчаялся найти подходящую площадку для аварийной посадки, и теперь единственной его целью было дотянуть до базы.
На связь он вышел сразу, как смог стабилизировать машину, и почти не удивился, услышав вместо дежурного инженера голос Джамиля. Его деловой и спокойный тон помог сосредоточиться и придал сил. Не то чтобы в карьере Расти это была первая внештатная ситуация, и окажись на связи кто угодно другой, никаких особых проблем не возникло бы. Все колонисты проходили и инструктажи, и тренировки, только вот диспетчерами работали не спасатели, а инженеры, так что была вероятность, что дежурный запаникует и Расти придется руководить еще и его действиями. Представить паникующего Джамиля было невозможно. «Этот черт точно все сделает как надо и переполоха на базе не допустит. А вот и она!». Наконец-то на горизонте показались огни, желтовато-белые в синеве вудвейлской ночи. Одна из лун успела скрыться за горизонтом, остальные еще не взошли, и потому вечер оказался неожиданно темным. Это сделало базу похожей на маленький домик эльфов. «Или пятно плесени в пещерах под Винегретом».
― Садиться будешь под скалой, на поле для сельхозтехники, ― голос Ал-Каласади звучал совершенно буднично, будто речь шла о негабаритном контейнере. ― На террасе ты на своей раздавленной мухе не впишешься.
Параллельно со словами диспетчер удаленно включил дополнительную подсветку в указанном месте.
Расти вытер пот со лба.
― Почти прилетели.
То, что задумывалось как попытка приободрить всю дорогу молчавшую Ани, прозвучало устало и глухо.
Чтобы просто опустить полуразбитую машину на залитую бетонопластиком площадку, потребовалось двадцать минут. За это время к месту посадки подтянулись, наверное, все, кто не спал на базе, и трое врачей, явно разбуженных Джамилем.
Расти отключил двигатели. Судорожно вздохнул. Отстегнулся и развернулся к своей пассажирке. Та сидела, все так же вцепившись в ремень безопасности обеими руками. Слезы на щеках высохли, но глаза были красными. «Как бы нас ни готовили к подобным происшествиям, это все равно каждый раз как удар под дых». Расти моргнул. Он вдруг обнаружил, что вовсе не переживает за судьбу Ямакавы, и не потому, что она ему безразлична. Что-то, какая-то мелкая деталь в круговерти этого происшествия, заставила его интуицию решить, что желтоглазый жив. «Наверное, я просто устал». Но дело еще не окончено.
Расти присел перед Ван Уик, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Улыбнулся как только мог.
― Вот и добрались!
Ани швыркнула носом. Улыбнулась в ответ. Дрожащими пальцами отстегнула ремень и вслед за Шмидтом вышла из катера.
* * *
Несколько секунд Арчибальд Сильвергейм, лидер команды спасателей, смотрел на сообщение об инциденте. Оно застало его за поздним ужином. Положил не донесенную до рта ложку. Перечитал еще раз.
Написано было четко и по делу, но выглядело, как горячечный бред. «Нападение ящера на катер? Повреждение машины?!» Катер ― это маленький мультисредовой космический корабль. Ну, знаете, такие штуки, которые на огромной скорости летают между планетами в пределах системы, не боясь ни метеоритов, ни каких-либо излучений, ни атмосфер газовых гигантов. Какой ящер?! Дальше в сообщении говорилось о выжившем с Ковчега. Это предложение было менее психоделическим, но и еще менее вероятным, чем атака ящерицы. Арчи не помнил ни одного случая, чтобы после перерождения двигателя в гравитационную аномалию кто-то выживал. Но все эти чудеса могли подождать. Единственно важным было то, что где-то в долине Винегрета остался человек.
Сообщение пришло не в общий чат происшествий, а в личку. Мессенджер отображал на фоне за строчками текста фото собеседника. На Хилмиде многие использовали анимированные аватары, и нейросеть генерировала реалистичные реакции в соответствии со смайликами. Здесь, в экспедиции, это было роскошью: планшеты были включены в вычислительную сети колонии и использовались как для расширенного мониторинга, так для обсчета распределенных задач, и на развлечение ресурсов оставалось немного. Но Арчи было важно видеть, с кем он переписывается, поэтому он оставил эти фоновые фотографии, бледные и от того казавшиеся очень далекими. Сейчас с экрана планшета на него смотрели разноцветные безразличные глаза Джамиля. Арчи еще раз перечитал единственное сообщение в этом чате. Сухое описание ситуации и файл с координатами. «Будто отдает мне приказ». Или пытается не допустить паники. «Надеюсь, ты не выдумал весь этот бред про ящерицу, чтобы скрыть суицид». Сильвергейм сглотнул. Ямакава вернулся с деактивации Ковчега черным, как смерть. Арчи видел такое не раз. И вроде бы на следующее утро все было в порядке. «В любом случае, медлить нельзя».
Переслать сообщение Джамиля Малинике, добавив одно слово: «Вылетаем».
Прижать клипсу связи.
― Кейт, Генри, на вылет.
Скинул номер причального порта дежурной спасательнице и врачу, сам направился туда же, на ходу доедая ужин.
― Что-то стряслось? ― крикнул кто-то в спину.
― Все под контролем.
На орбите, где рассвет случается примерно раз в час, людям гораздо проще организовать работу в две смены. Лучше бы три, но не хватало людей. Для отряда спасателей это означало, что двое из них дежурят, один возле Медной Горы, где велась добыча, другой ― на станции, третий выполняет обязанности пилота, а трое других отдыхают. Сам Арчи только что сменился с дежурства на базе, сдав свой пост Кейт. Увы, в таком режиме ребята Сильвергейма были перегружены даже больше, чем инженеры. «Все дело в автоматизации». Точнее, в ее нехватке. Экспедиция Б-32 не была рассчитана на то, что придется разрабатывать астероид и активно строить в космосе с первых же месяцев. Не хватало всего: датчиков, автономных спутников мониторинга, добывающих роботов. А ведь Медная Гора ― это не месторождение, смирно лежащее под гнетом гравитации полноценной планеты. Значит, модели снова и снова будут пропускать трещины, в которых коварный астероид будет зажимать крохотные скорлупки с живыми людьми. Богатый металлами шарик только кажется крепким, он готов расколоться в самых неожиданных местах, прыснуть смертоносной шрапнелью, а то и вовсе сдвинуться с орбиты. И дежурный в одиночку со всем этим не справится. Вроде бы ничего страшного. Вон, в начале индустриальной революции было время, когда практически все человечество работало по восемнадцать часов в сутки. «Только вот их было несколько больше, чем двести!»
Вот уже порт. Врач догнал Арчи у самого люка, спасательница спешит навстречу.
Малый катер, специально оборудованный для спасательных операций. Это его третий вылет за сегодня. И первый за все время ― на планету.
Сесть. Пристегнуться. Старт.
― Что случилось? ― спрашивает сидящая на штурманском кресле Кейт, одновременно открывая пересланное Арчи сообщение. ― Ого!
― Это что, шутка?! ― Генри на заднем сидении тоже не верит своим глазам.
― Нет, ― Арчи понимает, что товарищи ждут от него пояснений или реакции, но у него нет желания ничего обсуждать. Внутри, где-то сразу за грудиной, зарождается холодный липкий комочек дурного предчувствия.
Большая часть инцидентов случалась на орбите, так что две трети отряда и группа быстрого реагирования тоже размещались в космосе. Арчи закусил губу. На любой населенной планете такая группа по численности была бы больше, чем весь его отряд!
Координаты где-то на краю долины Винегрет. Арчи ни разу не бывал там. «Да я нигде еще на Вудвейле не бывал!»
Громадина планеты медленно проворачивалась под ним. Где-то там, внизу, в темном дремучем инопланетном лесу потерялся человек. «Возле источника радиоактивного загрязнения. Один на один с огромным ящером».
В момент получения вызова станция была над дневной стороной Вудвейла. Катер пересек линию терминатора и, оставив позади два солнца и все четыре луны планеты, начал снижение.
― Вот это да! ― Кейт восторженно смотрит на раскинувшийся перед ними вид. Двойное солнце скрылось за горизонтом, появились звезды, только не на светлом еще небе, а внизу. Где-то ― отдельные искры, где-то ― целые скопления, переливающиеся неравномерными волнами. Белые, зеленые, розовые. Как будто кто-то рассыпал бисер на темный бархат. Чем ближе они подлетали к нужным координатам, тем больше мерцающих огней становилось внизу.
Арчи нахмурил брови: над горизонтом, там, где должна была быть темная полночь, сияло зарево. Через несколько мгновений показался его источник, и Сильвергейм на секунду даже забыл о цели их полета. Скалы Винегрета сияли! Долина была похожа на горсть огромных самоцветов, выпавших из небрежно брошенного мешка. Холм, замыкавший долину, был намного темнее и так здорово нависал над переливавшимися разными цветами гребнями, что иллюзия была почти безупречной.
Кейт опомнилась и включила пометку важности на записи со всех камер, чтобы сохранить картинку в несжатом виде. Еще вчера спутники ничего подобного тут не наблюдали. Да, светящихся организмов в районе Ковчега было больше, чем в других местах, но чтобы настолько!
― Это здесь.
Глянул на время. Как бы они не спешили, с сообщения Джамиля прошло уже два часа.
Арчи включил прожекторы. Шесть ярких кругов заскакали по скалам. Точка была на самом краю «россыпи самоцветов». Здесь светящиеся пятна были редкими и скорее мешали, чем давали свет.
― Он в скафандре, должен быть на радаре.
― С радаром беда, ― Кейт с недовольно и удивленно цыкнула, ― все в помехах.
Арчи скосил глаза на ее панель. Округа сверкала не только в видимом, но и во всех остальных диапазонах, причем на радио и микроволнах ― странными пульсирующими точками разной яркости.
Кейт включила фильтры на стандартный сигнал скафандра.
― Их сотни!
― Черт!
Прилететь по заданным координатам и найти человека по маячку. Что может быть проще? Задание для стажеров-первогодок. «Что может быть сложней?!» Катер поочередно пытается установить соединение с каждым из «огоньков», только вот простенький компьютер скафандра вряд ли услышит спасателей в этой какофонии. Он слушает и транслирует сигнал, но глух и не может докричаться ни до катера, ни до спутника, ни тем более до сейсмодатчиков.
Арчи резко выдохнул сквозь зубы. Мало информации. Мало времени. Мало инфраструктуры. «Ни о чем подобном развед-экспедиция на Вудвейл не сообщала, значит, это явление либо редкое, либо новое». Это не успокаивало. «Мы ведь даже точно не знаем, где конкретно искать!» Все оснащенные связью устройства в составе экспедиции, от крохотных температурных датчиков до планшетов, скафандров, транспорта, жилых корпусов и, конечно, базового корабля умеют геолоцироваться относительно друг друга. «Но в этой какофонии компьютер на текущей высоте видит только спутник и один сейсмограф». То, что предназначено для активного перемещения, умело строить треки в пространстве. «Но даже если бы у нас был трек Расти, чтобы его использовать, надо уметь точно находить хотя бы одну точку». Под катером ― серо-черная мешанина теней. Гребни скал. Щели пропастей. Скелеты деревьев. Подушки светящегося мха. «И огромная ящерица, охотящаяся на катера».
― Температура? Воу! ― Кейт открыла тепловую карту, ожидая увидеть остывающие камни и несколько точек немногочисленных теплокровных существ. Ничего подобного! В инфракрасном диапазоне тоже творилась какая-то ерунда: повсюду ― большие округлые пятна, от плюс десяти до почти плюс сорока пяти по Цельсию. ― Похоже, местная плесень любит светиться!
Густой горный лес не способствовал поиску с воздуха. Арчи поднялся повыше, пытаясь угадать место схватки катера и ящера. В радиошуме не слышен маячок, в гирляндах светящегося мха теряется светоотражающий скафандр. Скрипнув зубами, Сильвергейм снова спустился ниже и начал медленный планомерный облет окрестностей по расширяющейся спирали. От света прожекторов с деревьев и скал вспархивали стаи насекомых, во мху что-то копошилось. Кое-что из этого распознавалось как потенциальный сигнал скафандра, и тогда катер замирал на несколько секунд, но на экранах Кейт сканер отображал только каких-то странных тварюшек. Луч прожектора скользнул по округлой скале. С нее прыснули крупные и почему-то не светящиеся сколопендры.
― Ничего мы тут ночью не найдем, ― подал голос Генри.
― По протоколу надо закончить облет.
Арчи стиснул штурвал так крепко, что побелели костяшки пальцев. Он и сам видел, что дело швах, но, зная скорость, с которой Винегрет затягивает любые следы, собранные сейчас данные могут помочь в поиске утром.
Опомнился, разжал руки. С момента происшествия прошло почти три часа. Они тут кружат уже час. Арчи знал, что иногда человека невозможно спасти, что бы ты ни делал. А на орбите заканчивался пересменок. «Остановить все работы. Поднять все катера и искать!» Сколько бы машин тут ни было, ни электромагнитный хаос, ни чрезвычайно коварные скалы, ни опасность нападения того же или другого гигантского ящера никуда не денутся. До конца предписанного инструкциями облета пятнадцать минут. И за это время надо убедить себя вернуться на орбиту, а не надевать скафандр и спускаться вниз, искать Ямакаву.
* * *
Джамиль набирал сообщение Малинике, слушая встревоженный голос Шмидта в наушнике. Нажать на кнопку «отправить». Буркнуть что-то успокаивающее. Набрать второе сообщение, лидеру спасателей.
«Стоп».
Джамиль отложил планшет и потянулся к открытым перед ним панелям. Графики данных с сейсмографов, еще минуту назад почти идеально ровные, вздыбились щетками острых пиков. «Нехорошо». Левая рука легла на кнопку общей тревоги, правой он продолжал переключать данные мониторинга и прогностические модели.
Графики в последний раз трепыхнулись и плавно затихли. В долине снова что-то обвалилось. Где-то возле стены, далеко от точки, где пропал Ямакава. «Близко». Джамиль убрал левую руку с тревожной кнопки и не глядя тапнул по планшету, отправляя уже набранный текст Сильвергейму.
* * *
Малиника получила сообщение от Джамиля в 21:01. Очень сухое и будничное, но вместе с тем предельно четкое и внятное. Сначала она приятно удивилась, что захвативший диспетчерскую рубку вейвер ― как и зачем он это сделал, еще предстояло разобраться, ― незамедлительно поделился с ней критически важной информацией, но через две минуты прокляла его: связь с катером, как только тот покинул зону покрытия спутника над Винегретом, была очень слабой и получить доступ к данным не удавалось, Семенов еще днем улетел на орбиту, Сильвергейм тоже был там, и выходило, что она оказалась той, кому придется принимать решения в случае внештатных ситуаций. Ал-Каласади моментально самоустранился. Все, что с него можно было получить, это прохладно-укоризненный взгляд в стиле «а я здесь причем?» Через двадцать семь минут пришло сообщение от Арчи, что он вылетел по координатам. От этого стало еще тревожней, и за спасателей, и от странного поведения Джамиля.
После краткого, но очень напряженного совещания с Перси и Сержем было решено придержать эскалацию инцидента, чтобы не поднимать бессмысленную панику в ожидании большего количества данных и прояснения ситуации. И не превращать часы до прилета катера Шмидта и результатов операции Сильвергейма в пытку для еще нескольких десятков людей.
Когда почти треть личного состава колонии вновь вернулась на корабль, вечером в холле снова стало пусто, а значит, можно было устроиться в углу с планшетом в руках, не вызывая ненужных вопросов у редких полуночников. Только на этот раз на экране у Малиники вместо набросков были открыты расчеты модели миссии, которые сегодня утром ей прислал Ямакава.
Мигнула иконка нового сообщения. Вязиницына, не открывая его, встала, быстро, но без лишней спешки вышла из корпуса и направилась к агрокомплексу. Вместе с ней спускались и другие люди. Их оказалось немного: Серж и Перси, трое медиков.
И вейверы. Назвать их планетологами сейчас было просто невозможно. Пришли не все, но многие: Джамиль, Дебора, Алия, отрядный врач Робин Оливо, второй лысый парень из их отряда, Герман, двое, похожие, как братья: Валерий и Ли Ем, парень с шоколадного цвета кожей и светлыми волосами, Рикардо, и удивительно низкорослый и худощавый на фоне своих товарищей Гамилькар. Вязиницына с легким замешательством отметила, что знает их всех по именам, хотя мало с ними пересекалась, а с большинством даже ни разу не разговаривала.
В данный момент все они выглядели странно напряженными и сосредоточенными. Некоторые из них держались за руки, но не как обычно, расслабленно и естественно, а словно вцепившись друг в друга на краю пропасти. «Это нехорошо. Это нехорошо!»
В лучах трех фонарей катер Шмидта выглядел скверно, но пилот выбрался из него сам, помог выйти Ани, сдал ее на попечение двух медиков, третьему позволил осмотреть себя, ободряюще кивнул своим коллегам по спасательному отряду. Похоже, с ним все было в порядке. «По крайней мере, физически».
Заметив Малинику, Ани вырвалась от докторов, крепко обняла старшую подругу и в голос разрыдалась. Вязиницына машинально гладила ее по голове и спине, бормоча что-то утешительное, но не отводя взгляда от Шмидта.
― Что произошло? ― Малиника старалась говорить максимально спокойно и доброжелательно, хотя ей казалось, что истерика Ани словно пытается прорваться в ее голову тоже.
― Мы наткнулись на местного аборигена, отвлеклись и пропустили нападение дракона. Я пропустил, ― Расти дернул щекой. Отвел глаза, но дожидаться следующего вопроса не стал. ― Ямакава отстегнул страховочный карабин и остался там.
― Понятно. Давай координаты, мы слетаем и найдем его, ― голос Рикардо звучит даже более механическим, чем синтезированная речь винтажного ИИ. Парень медленно моргает.
Малиника чувствует, как по спине пробегают мурашки.
Это жутко. Сюрреалистично и жутко. В этот момент ей кажется, что через девять пар глаз космических разведчиков на нее смотрит Вернон. «Ну нет, так не пойдет».
Бережно, но настойчиво вернув Ани обратно врачам, она обернулась к вейверам. Собралась с духом и, недобро сощурившись, заговорила, тщательно копируя язвительный тон Ямакавы:
― Никуда вы на ночь глядя не полетите. Не хватало еще увеличить количество пострадавших.
― Если он ранен, времени до утра у нас может не быть.
― Ночью, в мешанине Винегрета, на месте недавней охоты агрессивного хищника размером с катер вы ничего не найдете. Последнее, что мы можем сделать, ― это еще кого-нибудь там угробить.
Вязиницына старательно убеждала себя, что под словом «еще» она подразумевает только погибшего там Громова. Говорить им о том, что туда уже летит спасательный катер, казалось безумием. Взгляд невольно зацепился за Дебору. Она молчала, но от ее лица, подсвеченного желтоватым светом фонарей, стыла кровь.
Вязиницына заставила себя посмотреть на планшет.
― До рассвета шесть часов. ― Тапнула по экрану, соединяясь с раскуроченным катером. Нашла логи страховочного троса. Действительно, Ямакава отцепил его сам.
― С момента инцидента прошло почти четыре часа. ― В логах скафандра она увидела, что шлем был отсоединен, но сам костюм исправно транслировал, что показатели владельца в норме, вплоть до разрыва связи. Последняя точка сбора проб находилась на самом краю видимости спутника, и мощности передатчика скафандра не хватало. Входящих сообщений стало два. Малиника открыла второе. «Не нашли» от Арчи. ― Нормального катера у нас нет, все на орбите. Значит, собраться сможем часа за три. Еще два часа на полет и поиск места. Один час ничего не изменит.
― У него нет опыта выживания в лесу, ― подал голос Персиваль, намекая, что программа подготовки развед-вейвов не подразумевает никакого взаимодействия с дикой живой природой, а в базовую экспедицию отряд планетологов был добавлен всего за год до вылета.
― Он дополнительно взял все курсы по выживанию и полевую подготовку лесников, ― Джамиль ответил как бы походя, словно находился где-то не здесь. Сощурился, отвел глаза, что-то прикидывая. Похоже, сообщить своим товарищам о том, что он оповестил Сильвергейма, Ал-Каласади не потрудился.
― Он предполагал такое развитие событий и наверняка был готов к нему. Кинуться, очертя голову, бессмысленно рисковать людьми ― это последнее, что нам следует делать, ― в голосе Малиники звучала стальная уверенность, которой она не испытывала. «Я лгу. Не в словах, но в интонациях». С самого начала разговора ее не отпускало ощущение, что она идет по тонкому льду. «Остановиться, засомневаться, поддаться страху ― значит проиграть».
― Хорошо. Завтра вылет в четыре утра. Я, Рикардо, Роб и Ли Ем. Ты тоже, ― внезапно вышедший из прострации Джамиль ткнул пальцем в Расти.
― И я, ― Малиника прямо посмотрела в разноцветные глаза Ал-Каласади. Как работает иерархия в этом отряде вейверов, она не понимала, но сейчас, похоже, главным был он.
― Нет. Двоих со скаутской подготовкой достаточно.
― Чтобы вас дракон сожрал?
― Много ты понимаешь в драконах, принцесса.
― Расчет моделей показать?
Ал-Каласади великолепно держал удар, но от Малиники не ускользнуло его буквально миллисекундное замешательство, когда вместо простого и очевидного довода, насколько полезен скаут-биолог в незнакомой и откровенно враждебной биосфере, она использовала коронный аргумент Ямакавы.
― Ладно. Я отправлю сообщение на орбиту. Всем спать. Роб, проследи.
Вейверы как один развернулись и направились к лагерю. За пару минут до этого в том же направлении ушли медики с Ани. Расти кивнул осматривавшему его врачу, застегнувшему над его локтем манжету с монитором и разноцветными бусинами препаратов, и своим друзьям, показывая, что скоро догонит. Почесал кожу рядом с наклеенным на шею датчиком состояния и перевел взгляд на повернувшуюся к нему Малинику.
― Желтоглазый что, в людей вселяться умеет?
Вязиницына вздрогнула от этих слов.
― Я не про тебя. Черт. ― Глаза Расти затравленно забегали. Почесал кудрявый затылок. Устало провел рукой по лицу. ― Наверное, от стресса чудится… Как будто в каждом из них живет маленький Верноненок. А в Деборе, кажись, вообще ничего, кроме Вервольфа нет.
― Не кажется, ― одними губами прошептала Малиника.
* * *
Малиника выключила воду и потянулась к диспенсеру полотенец. Небольшой кусок тонкого, рыхлого, но хорошо адсорбирующего полотна. Не хватит, чтобы завернуться, только вытереть воду. Можно, конечно, взять халат, такой же тонкий и странный на ощупь. Малиника скучала по полноценным полотенцам, но они пока что оставались непозволительной роскошью. Грустно хмыкнула. Она держала в руках продукт высоких технологий, великолепно выполняющий свою функцию, с идеально оптимизированными процессами производства и переработки, но при этом не имеющий абсолютно никакой субъективной ценности.
Вытерлась. Кинула мокрый ком в приемник, где его снова высушат и продезинфицируют для следующего использования. Сложила запотевшую дверцу, шагнула в тесный предбанник женских душевых.
И встретилась взглядом с ожидавшей ее Деборой. Рыжая стояла, прислонившись спиной к стене между выходом и большим, в полный рост, зеркалом, под которым на скамье лежал сверток вещей Малиники. Неожиданно для себя Вязиницына обнаружила, что не испытывает ни капли смущения от своей наготы перед, в принципе, мало знакомым ей человеком. «Почему я даже нисколько не удивлена этой встрече?»
Мозг, еще не до конца еще разбуженный стимулятором, решил, что сейчас намного важнее другое: Малиника перевела взгляд на свое отражение и поняла, что с трудом себя узнает. За эти недели ей было не до внешности, и теперь так странно было обнаружить в своем теле весьма значительные изменения. Неровный загар по разным вырезам и длине рукавов, подчеркнутый искусственным освещением, от белого до бронзового. Выцветшая до молочно-соломенного растрепанная коса с намокшим концом. Брови и ресницы ― тоже почти белые. Провела ладонью по выступающей тазовой кости. «Я похудела?» Взгляд в отражении ― тяжелый и уставший. «Это от недосыпа и таблетки».
Вновь посмотрела на терпеливо ожидавшую ее Дебору. Потянулась к одежде. Рыжая, похоже, тоже только что из душа: влажные волосы огненными всполохами облепили ее голову и шею. Вязиницына начала одеваться. Совинсон продолжала молчать.
― Что-то случилось? ― наконец спросила Малиника, поняв, что без ее реплики разговор вообще не состоится.
― Извини, что вчера напугали, ― Дебора произнесла фразу очень четко и спокойно, а потом на секунду замолчала, внимательно следя за реакцией на свои слова. Сейчас она выглядела совершенно нормально, самой собой. «Даже больше собой, чем обычно».
― Не беспокойся за нас. Да, мы все боимся потерять Вернона, но мы все в состоянии пережить любой исход.
Малиника не спешила с ответом, натягивая стандартный комбинезон поверх стандартного одноразового белья. Даже майка была одноразовой, хотя Вязиницына предпочитала обычную, многоразовую одежду. «Сегодня я буду немного вейвером».
― Он жив с вероятностью восемьдесят девять и девяносто три процента.
Дебора нахмурила брови.
― Он просто воспользовался благовидным предлогом чтобы найти местных.
― Думаешь, он знал о них?!
«Вот как?» Вчерашнее видео с катера наверняка посмотрели все вейверы, но до этого, похоже, Ямакава следовал тому же принципу, что и она сама: не обсуждать выживших после предыдущей попытки колонизации с теми, кто сам о них не догадался. Почему? «Ответ на этот вопрос может подождать».
Вязиницына четким движением застегнула комбинезон, остановив бегунок ровно на восемь пальцев ниже ключиц.
― Увидимся вечером.
* * *
Через пятнадцать минут Малиника уже сидела в катере и хрустела галетами. Повела плечами: в сырых от росы, персиковых с синим рассветных сумерках было зябко.
Вернувшийся с орбиты Семенов выглядел обеспокоенным, но вмешиваться в план спасения не стал. «У него и без этого дел по горло». Сильвергейм ничего в долине не нашел, а его отчет только добавил вопросов и беспокойства.
За штурвалом сидел широкоплечий Рик, и Вязиницына в который раз удивилась необычному сочетанию очень смуглой кожи и желтых волос. Расти в штурманском кресле был бледен, но в целом вроде бы бодр. Слева от Малиники расположился Робин Оливо, врач из отряда планетологов. Девушка снова поежилась. Его постоянно окружала жутковатая аура одновременно безнадежной покорности судьбе и какого-то нездорового любопытства. На последнем ряду сидений Джамиль тоже завтракал, чем-то жидким и густым, судя по неприятному хлюпанью ложки. Четвертый парень из отряда планетологов, Ли Ем, дремал на кресле прямо за ней. Сегодня бывшие вейверы снова были совершенно разными, и вчерашняя сцена у раскуроченного катера казалась лишь страшным сном.
Расти едва заметно нахмурился, когда Рик резко набрал высоту, выходя на верхний эшелон. Вообще-то такими операциями должны заниматься спасатели, но Шмидт скинул Вязиницыной упрощенный расчет операции. Компьютер был на стороне Джамиля. «Как и соответствующий черновик из расчетов Ямакавы». Имея необходимые навыки, вейверы, в отличие от перегруженных работой спасателей, лучше знали долину и формально не были заняты по специальности. Малиника скосила глаза на Оливо. «Агрономы, инженеры, спасатели и дополнительный врач в придачу. Замена команды планетологов была бы лучшим решением за все время подготовки экспедиции даже без Ковчега».
С такой высоты огромный, полный тайн и загадок лес нового мира казался плоским и однородным, как дешевый коврик для йоги. Машинально пытаясь отыскать глазами за дымкой облаков хоть какие-то ориентиры, Малиника сосредоточилась на своих ощущениях. Ни страха, ни волнения. Даже ежиться от утренней прохлады перестала. На мгновение она сама возмутилась собственному безразличию. «Сколько трупов лежит на том уступе?» Вопрос вызвал лишь любопытство. Вряд ли много, судя по обилию насекомых и грибов. Доел ли дракон свою первоначальную добычу? Справились ли люди с гигантским ящером или убежали? Малиника моргнула. Поняла, что даже не рассматривает вариант с их гибелью. Положила ладонь на планшет. Вероятность гибели обоих, и Ямакавы, и аборигена, заметно отличалась от нулевой, и пренебрегать ею было нельзя. Вспомнив утреннюю встречу в душевых и курсы по психологии выживания, Вязиницына попыталась представить себе, что, прилетев на место, они обнаружат растерзанный окровавленный скафандр или просто тело со свернутой шеей, или… Вообразить, что доктора Вернона Ямакавы больше не существует, оказалось невероятно трудной задачей.
― Эй, ― из оцепенения девушку вывел мягкий толчок ботинком чуть выше щиколотки. ― Хватит попусту тратить время. Доедай давай.
На секунду ей показалось, что Ал-Каласади читает ее мысли, но в следующий миг она обнаружила, что замерла с последней галетой во рту. Чуть покраснев от неловкости, Малиника быстро догрызла солоноватый хлебец, запив его последней парой глотков из одноразовой кружки. Скомкала посуду, затолкала в приемник мусора в стене катера.
* * *
Владимир сосредоточился на текущей по пищеводу теплой жидкости. Это был чай, великолепный напиток из мяты, найденной биологами где-то в чаще вудвейлских лесов. Сегодня Семенов не чувствовал его вкуса. Даже больше, сейчас он искренне жалел, что не выбрал для завтрака чертов псевдо-кофейный коктейль.
Он прилетел очень рано, но поговорить с Вязиницыной успел всего пару минут, пока в катер, на котором он и еще несколько человек вернулись с орбиты, загружали подготовленное за ночь оборудование для спасательной операции. «Что думаешь?» ― «Судя по его оценкам, он почти наверняка выжил. ― Пауза. ― Ни в логах катера, ни даже в реакции Расти я не вижу ничего, что могло бы это опровергнуть. ― Еще одна пауза, буквально на планковский квант времени длиннее предыдущей. ― В поведении аборигена агрессии не видно, ни мне, ни компьютеру. Но данных для полноценной модели недостаточно». Он ничего не ответил, лишь ободряюще хлопнул по плечу.
Между тем в столовой дела пытались идти своим чередом. Несмотря на привычную уже толпу, в зале было неожиданно тихо. Люди вроде бы все так же обсуждали текущие дела, но без шуток и смеха. Каждый спешил быстрее доесть скудный, невкусный и порядком уже надоевший завтрак и покинуть ставший странно негостеприимным холл жилого корпуса. «Словно тут уже стоит невидимый гроб».
Семенова тоже ждала работа: множество мелких тактических решений, разговоры, уточнения моделей, ― но он продолжал сидеть здесь, отвечать улыбкой на неловкие приветствия, демонстрируя, что все под контролем. «Лгать. Я сижу здесь, чтобы лгать. Чтобы люди вокруг меня не ринулись совершать подвиги срочные, а продолжали совершать подвиги нужные». Владимир на секунду плотно закрыл глаза. Не помогло: тут же вспоминался взгляд Сильвергейма. Они оба знали, что Арчи сделал все, что было в его силах, только вот лидер спасателей считал это бессилием.
С момента включения в состав экспедиции Ямакава старательно соблюдал дистанцию со всеми, кроме своего отряда, сводя взаимодействия лишь к неизбежному минимуму, но его отсутствие ощущалось теперь как нехватка кислорода. Игнорировать это и продолжать работать было физически больно.
Владимир почувствовал чей-то взгляд, более пристальный, чем остальные. Оглядел почти опустевшее помещение и нашел ее. Дебора. Спокойно пьет чай вместе с кем-то из своих. В отличие от остальных, не спешит сбежать в повседневную суету. Собирался поздороваться и с ней тоже, но не стал. Ее холодным голубым глазам можно было не лгать. И от этого странным образом было легче.
Через мгновение к Семенову внезапно подсел Моррис, поставив перед собой две кружки и закрыв ему обзор на немногих оставшихся в столовой колонистов. «А может быть, закрывая обзор остальным», ― подумал Владимир, глядя на свое отражение в маслянисто-черной поверхности пододвинутого ему напитка.
Псих-координатор отхлебнул из своей кружки и, не глядя на собеседника, без экивоков и вступлений выдал:
― Этот сукин сын играет свою партию на данных так, как пианист-виртуоз на лучшем рояле не сумеет. Даже Арбогаст не понимает, откуда Ямакава достает архитектуры своих моделей. Он оптимизирует не только результат расчета, но и его погрешность. Как будто у этого оборотня в башке еще пара слоев с миллионом-другим дополнительных параметров, а может, и с набором исходных данных, которые он не может формализовать. И вот это как раз вдвойне подозрительно, потому что никакой он не планетолог, он математик, мало чем уступающий Арбогасту, а то и превосходящий, с таким-то богатым и разнообразным опытом формализации в совершенно не связанных друг с другом областях.
Семенов сделал крохотный глоток из черной кружки, чтобы за отвращением к напитку спрятать неодобрение высокомерно-раздраженного тона Морриса. Тот маневр, скорее всего, заметил, но не счел нужным реагировать.
― Ямакава неплохо натаскал свой улей, ― в той же манере продолжил он. ― Уверен, вчера они все неслабо стрессанули, но уличить их в этом сегодня я не смог. Похоже, искренне верят цифрам, которые оставил им их вожак. Расчет, конечно, красивый и убедительный, но вероятности так не работают.
Моррис замолчал, своей паузой заставляя Владимира оторвать взгляд от своего отражения в «кофе» и посмотреть на собеседника. Тот подчинился, и неожиданно для себя обнаружил за пренебрежительным тоном Грегора такого же уставшего и обеспокоенного человека, который говорит все это лишь потому, что это его прямая должностная обязанность. Потому что кто-то должен вот так подходить к руководителю экспедиции и спрашивать:
― Что будешь делать, если он не вернется?
Владимир сглотнул горький комок. «Он уже не вернулся. Вчера. И небо на землю не рухнуло». Назначать кого-то на место Ямакавы, не поговорив с членами его отряда, выглядело столь же нелепым, как леснику назначать нового вожака в стае диких волков.
Моррис еще секунду подождал ответа и продолжил:
― Я бы рекомендовал Валерия Эйзенхауэра. У него есть опыт управления инженерной командой на Нью-Церере.
― Ты хотел сказать, Германа Кристофаретти, ― Алия возникла внезапно, словно из ниоткуда. Нависла над собеседниками, опершись обеими руками на стол, даже на носочки привстала, чтобы казаться выше. Девушка явно подготовилась: приоткрытые, чуть влажные губы ― между жемчужными зубками как бы невзначай мелькнул розовый язычок, ― майка, настолько маленькая и тонкая, что скрыть что-либо не могла даже формально, только подчеркнуть, и уверенная, ехидная усмешка в ярко-синих глазах. Всем своим видом, позой, движениями, мимикой она бросала им вызов. Весело и задорно, но вовсе не в шутку, она показывала, что готова заняться сексом, прямо сейчас, здесь, с ними обоими, ну давайте! Откровенно любуясь ею, Владимир про себя восхитился не только великолепному женскому телу, но и этой дразнящей, обезоруживающей, четко рассчитанной искренности. Не бравада, не оружие защиты, а взрослое принятие себя и виртуозное умение быть собой. «Как бы мне тоже хотелось быть таким же честным и свободным».
Псих-координатор на провокацию не повелся, лишь устало вздохнул.
― С какой стати?
― Это распоряжение Вера, ― Алия изящно пожала плечами, и не смотреть на ее грудь, а в особенности отчетливо проступающие под майкой соски, стало намного труднее.
― Еще одно произвольное назначение от Ямакавы? Пару дней назад вроде ты была его заместителем.
― Лидер отряда планетологов со вчерашнего вечера ― Герман Кристофаретти. Это не предложение, я просто ставлю вас в известность. А я отвечаю за внешние связи. И вообще-то сама напросилась на эту роль, чтобы тебя раздражать! ― изящная ладошка скользнула по подбородку псих-координатора, и тонкий пальчик коснулся его носа до того, как он успел отпрянуть.
«Вот и обсудили», ― Владимир сделал еще один глоток черной жижи, на этот раз пряча улыбку.
* * *
Малиника стояла на трупе дракона, внимательно рассматривая входное отверстие. Гигантский, с арбуз размером, глаз вытек, и в ране уже копошились какие-то личинки. Парный ему орган остался приоткрытым, но это было практически незаметно: по цвету его оболочка в точности совпадала с окраской чешуи животного. Зато на морде четко выделялись два еще более крупных нароста, черных и блестящих. Располагались они сразу под настоящими глазами. «Действительно, несложно перепутать». Над глазами тоже имелись бугорки, двумя линиями уходящие вверх по лбу и постепенно уменьшавшиеся к макушке. Малиника удивленно нахмурилась, наклонилась к одному из них и открыла третий глаз, прямо над вытекшим. Если бы пуля вошла под другим углом и не пробила бы сквозь глазницу до мозга, стрелку бы не поздоровилось.
«Ему и так досталось». Возле хвоста лежавшего на боку ящера спасатели нашли примерно десятиметровую, уже начавшую зарастать просеку в густых нижних ветвях. К счастью, заканчивалась она не очередным обрывом, а на небольшой прогалине возле одного из стволов. Удар хвостом был запечатлен на камере, чудом не задев дерево, на котором она висела. К сожалению, все остальное время устройство старательно записывало огромного мертвого дракона на фоне темных силуэтов скал и более светлого неба. Единственное событие, которое, по мнению компьютера, заслуживало внимания в многочасовой записи ― это скользнувший по чудовищу луч катера Арчи. Вряд ли у Ямакавы нашлось бы время, чтобы выбрать ракурс получше, но было очень обидно, ведь самые интересные события на видео не попали.
А судя по следам, посмотреть там было на что. Даже отсюда, с дракона, заметно, что площадка вытоптана. Похоже, несколько животных ― или людей? ― провели на уступе значительное время, причем до прилета Арчи. «Успели бы мы застать их, если б вылетели с наземной базы сразу, как получили сообщение?»
Джамиль очень тщательно изучил то место, куда от удара ящера должен был отлететь Ямакава ― и местный? Собрал несколько образцов. Предварительный анализ показал, что это кровь. Чья ― может определить только стационарная лаборатория. На ветках крови было совсем немного, для сравнения, из-под исчезнувшей туши первой жертвы дракона ее натекло значительно больше, но ни вейверы, ни Шмидт с Вязиницыной не спешили радоваться. Более обнадеживающим выглядело отсутствие тел. «Ушли? Утащили? Сожрали?»
Странно возросший ночью уровень электромагнитного шума заметно спал, и дотошный Расти запустил дрон и исследовал на предмет следов и сигналов все окружающие провалы и трещины, куда аппарат мог пролезть и где доставало дистанционное управление. И даже больше. Малиника видела, что несколько раз летающий робот автоматически возвращался вдоль своей траектории, теряя связь с пультом. Оператор тщательно просматривал картинку с камер, но гораздо больше надежды было на передатчик скафандра. Добить до спутника он не мог, а вот до катера или до дрона ― легко, но ни костюм, ни снятый шлем Шмидт не нашел. Свежих обвалов или других требующих внимания мест тоже, правда, значительную часть площадки облететь не получалось: она заросла густыми пушистыми хвойниками.
Вместе с Малиникой по туше ящера лазил Ли Ем, тыкая каким-то инженерным анализатором в разные части животного и уточняя таким образом модель дракона. Собранных из раны образцов хватит, чтобы клонировать его для будущих исследований, но когда еще для них появится время, а ведь по долине и окрестностям может гулять целое стадо таких.
― Черт, да этот монстр прочный и для излучения непрозрачный, как твой катер! ― задумчиво почесав заднюю панель шлема, наконец выдал вейвер.
«Вот почему Арчи не заметил его в темноте!»
― Ты еще скажи, что в нем пилоты сидели, и на наши машины специально нападали, ― буркнул в ответ Ал-Каласади, продолжая обшаривать кусты внизу.
― Хочешь сказать, обшивку звездолетов можно выращивать? ― Рик, сидевший в кабине зависшего в двадцати метрах над ними катера, вроде бы поддержал шутливый тон Джамиля. Короткая пауза, и уже без насмешки: ― Ты же взял резак?
Через минуту Ли Ем уже поднимался на катер за инструментом. Прагматичности этих ребят можно было только позавидовать.
Малиника слезла с дракона и подошла к Джамилю.
Место, куда предположительно упали Ямакава с разрисованным аборигеном, выглядело развороченным, несмотря на впечатляющие темпы восстановления местного леса. «Слишком развороченным». Дрались? Куда-то тащили тела? Вязиницына огляделась, выбирая место, куда шагнуть в этом скользком, мягком мху, чтобы подойти поближе. Вот следы от когтей, вот зеленая подушка оторвана от основного массива и сдвинута, граница ― четко по форме птичьей лапы. А вот на голом камне ― смазанный отпечаток протектора. Подняла глаза. Наткнулась на глумливый взгляд Джамиля.
― Что скажешь, принцесса?
Стоявший неподалеку Расти отчетливо скрипнул зубами, его ноздри гневно раздулись. Юмор и интонации Ал-Каласади казались ему оскорбительными и неуместными. Самой же Малинике в этой насмешке послышался едва заметный намек на страх и… надежду? «Тебе нужно подтверждение твоих выводов?»
― Не менее шести человек. Стояли здесь долго, не меньше часа. Скорее всего, забрали обоих. ― Мгновенье помолчала, вновь огляделась вокруг. «Кое-что, похоже, ни ты, ни Расти оценить не можете».
― Вьючных животных было больше, думаю, как минимум десять. Судя по следам, ― сверилась с планшетом, ― они тяжелые, двести пятьдесят, а то и триста килограмм. Лапы, видимо, специально спроектированы для перемещения по пересеченной местности.
Проверила наличие связи. Сейчас висящий над долиной спутник видел орбитальную станцию даже лучше, чем наземный лагерь, но модели лежали в компьютере на планете, так что приходилось довольствоваться очень ограниченными вычислительными мощностями. Открыла набор черновиков, вбила количество человек и животных.
Плям. Канал скафандра Джамиля переключился на персональный.
― Это что, модель команды спасательной операции? ― он, совершенно беспардонно заглядывая через плечо, ткнул в одну из строчек в списке.
Малиника промолчала, считая лишним пояснять очевидное. Ямакава называл файлы очень прямолинейно.
― Чего мне не сказала?
― Твой вариант команды был среди рекомендуемых.
Ал-Каласади все равно тапнул результаты расчетов, чтобы лично удостовериться.
Дав ему пару секунд на просмотр списков, Вязиницына вернулась к более актуальным расчетам. Закончила ввод данных, выбрала самый подходящий черновик оценки вероятностей развития ситуации, второй сверху, запустила вычисления.
― Почему ты этот вариант взяла? ― голос вейвера полностью утратил свою высокомерную снисходительность, остался лишь неподдельный интерес.
Вязиницына снова промолчала. «Действительно, почему?» Вариантов было шесть, и они совсем немного, но отличались по архитектуре. Пришел результат расчета: вероятность выживания даже повысилась, оценка скорости предполагала, что имеет смысл двигаться по следам.
Джамиль потыкал в планшет, отправляя запрос на результаты двух других, видимо, наобум выбранных, моделей, и той, что выбрала Малиника, но чуть с другими вводными.
На базе хранился предподсчет, поэтому результаты пришли почти мгновенно. Вязиницына удивленно вскинула брови: все три ответа показали, что вероятность выживания не превышает тридцати процентов, а ситуацию надо эскалировать и привлекать поисковый отряд самое меньшее на пяти машинах. При этом погрешность вычислений вышла за двадцать процентов.
Ал-Каласади, похоже, ожидал как раз чего-то подобного.
― Он обычно копирует самые перспективные заготовки из своей библиотеки, а потом каким-то образом выбирает ту, которая будет нормально работать. При этом все они не устойчивы ни к выбросам, ни к ошибкам в данных, небольшое изменение приводит к непредсказуемым результатам и зашкаливающим погрешностям. И только сам Ямакава может сказать, который из черновиков выдаст что-то адекватное, точное и действительно полезное в окрестности имеющегося набора данных. Так что, хоть эти модельки довольно просты и легко обсчитываются, без Ямакавы невозможно определить, которая правильная. На вид они все вроде бы логичные и решают задачу, но совершенно неотчуждаемы. Именно поэтому он не публиковал свои наработки и показывал их очень немногим.
При этих словах Джамиль смотрел на Малинику. Его взгляд, внимательный, пристальный, прожигал насквозь даже через прозрачное забрало шлема, словно пытаясь заглянуть ей в голову и понять, повезло ли ей угадать, или она обладает тем же неформализованным знанием, что и Вервольф.
Вязиницына не знала ответа. Ей ничего не оставалось, кроме как стиснуть зубы и так же пристально, с вызовом, посмотреть в ответ.
* * *
Джамиль в замешательстве моргнул, прогоняя странную мысль о том, насколько Малиника похожа на Ямакаву. Нет, конечно, внешность у них совершенно разная, но вот мимика, жесты, реакция на сложные ситуации ― все повадки один в один. Там, в своей прошлой жизни, Ал-Каласади видел подобное несколько раз, и если бы он не знал, что эти двое никогда близко не общались, то решил бы, что они женаты, причем уже лет десять.
Но сейчас Джамилю было не до этой аномалии, а копание в чужих отношениях с детства вызывало у него только брезгливость.
Модели показывали, что скорость ездовых страусов сравнима с очень быстрой рысью. «Да, да, я знаю, что они не страусы», ― подумал он под осуждающим взглядом биолога, ― «но и долина не Винегрет, а гравитационно-обусловленная аномальная складчатость». Это означало, что кто бы тут не потоптался, у них было время уйти километров на пятьдесят-шестьдесят. «Гравискутеры быстрее».
― Так, сворачиваем драконозаготовку. Судя по дозиметру, он больше пригоден на топливо, чем на шашлык. Выгружаем табуретки. Роб - назад на катер. Ли Ем и Малиника - водители.
― Эй, я лучше летаю! ― Шмидт, выведший из спустившегося практически вплотную к скале катера первую машину, продолжал держаться за руль, словно боясь его отпустить.
― Стреляешь тоже лучше, ― Джамиль плавным движением проверил свое оружие, ставя на предохранитель, а затем швырнул его в Шмидта. Тот шарахнулся, но поймал. Еще раз проверил.
Ли Ем разрядил свой карабин и, чтобы не мешался, пристроил его в специальное крепление на скутере. Джамиль тем временем вынес из катера еще два ствола. Малиника изумленно вскинула брови, но комментировать не стала. Закрепив одно ружье на скутере и зарядив второе, вейвер на секунду замер, переводя взгляд разноцветных глаз с одной «табуретки» на другую. Малиника или Ли Ем? Остро захотелось открыть модели Ямакавы, там наверняка есть черновик с ответом! Джамиль удержался. Лишь досадливо дернул уголком рта и на своих двоих направился к густой стене пушистых веточек, пытаясь определить, в каком направлении ушли расписные аборигены, на ходу бросив:
― Шмидт, ты поедешь с Колмогоровым.
Расти чуть наклонил голову набок, пытаясь понять, как так вышло, что спасательной операцией командует не спасатель и даже не кто-нибудь из командного состава экспедиции, но спорить не стал и подчинился. В словах и движениях Ал-Каласади была не только хамоватая наглость, но и такая уверенная и естественная легкость, что убивала малейшие сомнения в его авторитете.
Малиника, на скутере почувствовавшая себя намного увереннее, подъехала к Джамилю. Провела рукой по хвойным лапам, останавливая пальцы в перчатке на неестественных сгибах и почти заживших сломах. Некоторые кончики были обжеваны, причем по-разному: ящерицами и какими-то жуками. Ал-Каласади внимательно следил, отправляя данные в ИИ дополненной реальности и запоминая сам, а потом раздвинул ветви и шагнул сквозь заросли. Скафандр был уместен не только из-за токсичных спор и повышенной, пусть и незначительно, радиации: продираться через дебри наобум, ничего, кроме зелени, перед собой не видя, пришлось метра три, и даже стандартный комбинезон такого испытания бы не выдержал. Джамиль выпал в относительно пустое пространство, и стало понятно, как предыдущие посетители сумели миновать эту зеленую стену: огромная ветвь, изначально росшая метрах в полутора от земли, отломилась и теперь висела на огромном лоскуте коры, накрыв развесистой кроной проход вглубь леса. С помощью дополненной реальности вейвер приблизил изображение слома, но никаких признаков человеческого вмешательства на нем не заметил. К тому же, он выглядел намного свежее всех других следов на поляне. «Само отпало?» Верилось в такое совпадение с трудом, да и к утру датчики в долине зафиксировали еще какие-то небольшие обвалы. Может быть, последствия большого обрушения ночью, но подумать об этом можно и позже.
Отпечатки лап «страусов» на плотном, уже почти восстановившемся ковре подлеска были едва заметны, а следы человеческих ног и вовсе пропали. Под деревьями было сумрачно, но вовсю пыхтящему разноцветными облачками мху это, видимо, даже больше нравилось.
Малиника медленно въехала под деревья на скутере и тоже огляделась. У следов не было четкого направления, а в десяти метрах деревья снова смыкались стеной, пусть и не такой плотной. Здесь пригодился обученный ИИ дополненной реальности, обнаруживший знакомые уже повреждения на ветках впереди и вправо от того направления, с которого колонисты вошли под полог леса. Выглядело так, словно кто-то, проходя через завесу из лапок, походя куснул некоторые из них. Через несколько минут следования по этим следам они вышли на узкую полосу почти совершенно голой скалы, неровной кромкой обрывавшейся справа в неширокую, но будто бездонную расщелину. На другой стороне пропасти уходила вверх на десятки метров отвесная вертикальная стена. Вторая гранитная плита нависала слева, делая уступ невидимым сверху. На голом камне не осталось ни намека, что страусиные наездники прошли здесь, но если они не спрыгнули эту в щель, то могли продолжить свой путь только по краю пропасти.
Малиника и Джамиль переглянулись. Соваться под каменный козырек означало лишиться связи с катером. Ал-Каласади почувствовал, как волосы на его загривке встают дыбом. Такое же взаимопонимание без слов, как и с Вервольфом.
К ним подъехали Расти и Ли Ем. Джамиль раздраженно дернул уголком рта: Шмидт не спешил выполнять его указания: в руках у него был дрон, вместо беспечно откинутого за спину карабина. Скутер остановился, и спасатель продолжил настройку робота. Через минуту маленький вертолетик поднялся в воздух, спугнув стаю каких-то жуков. «Ага, думаете он вас сожрет?!» Идея, между тем, была замечательная: автономный дрон мог лететь вдоль края скалы и держать в поле видимости и скутеры, и катер, работая ретранслятором, а в случае, если и он потеряет связь, то тут же сообщит об этом команде на земле.
― Готово, можно ехать, ― Расти сказал это вроде бы обычным тоном, но Малиника одобрительно кивнула, видя, что парень горд своей изобретательностью. Джамиль лишь хмыкнул.
Два скутера двинулись по следу. Набрать полную скорость не получалось: выступ перешел в расселину, петлявшую между гранитных плит, иногда ветвящуюся, ныряющую под каменные козырьки или в деревья, а иногда наоборот, выходящую на широкие площадки и осыпи. Когда они пересекали заросшие мхом участки, за скутерами поднимались клубы разноцветного дыма. То и дело со скал, деревьев, а иногда прямо из-под машин вспархивали насекомые, в основном очень крупные, и приходилось замедляться, чтобы не получить по шлему жуком размером с крупное яблоко. Далеко не все из них были настроены миролюбиво: однажды рой каких-то желтых тварей атаковал Ли Ема и Расти. Эти были сравнительно небольшими и похожими скорее на ос, то есть, не очень твердыми, зато настырными и многочисленными. Избавиться от них получилось, только когда развернувшая скутер Малиника обрызгала их антибиологическим спреем для скафандров. Джамиль заметил, как рука Вязиницыной дрогнула, прежде чем нажать на распылитель. Да и вообще ей, похоже, стоило немалых усилий не отвлекаться на кишащие вокруг чудеса.
Следы становились все заметнее. Если на первой развилке Малиника потратила двадцать минут, пытаясь определить направление, и первый час приходилось останавливаться каждые двести-триста метров, то на третий час погони некоторые отпечатки страусиных лап видел даже Ли Ем. Это означало, что они догоняют аборигенов.
Но надежда на то, что вот-вот, за следующим поворотом, они встретят всадников на страусах, разлетелась мелкими брызгами: скутеры выехали на берег реки. Широкий поток, бурный, словно кипящий, до белой пены, несся под каменным уступом, совершенно невидимый сверху. С карниза в него тоже сыпалось несколько тоненьких струй. Воздух вокруг наполнен водяной взвесью и грохотом.
Джамиль тут же вскинул карабин и рассматривал спуск к воде и окрестные скалы уже через прицел, но бдительность оказалась напрасной: берег был пуст.
Река крутым, но в принципе проходимым порогом спускалась с видимого отсюда каскада каменных чаш, где вода стояла практически неподвижно. В сотне метров ниже по течению поток нырял под арку пещеры, достаточно, впрочем, высокой, чтобы пропустить небольшой корабль. По обе стороны от площадки, на которой оказались колонисты, ровно как и за рекой, поднимались отвесные скалы. Подход к воде, несмотря на свою пологость, был абсолютно голым. «И очень скользким!» ― слезший со скутера Джамиль устоял на ногах лишь потому, что в последний момент успел ухватиться за сиденье, а то съехал бы прямо в бурлящую воду. Малиника покидать водительское место не стала, но, добыв из кармана контейнер для проб, наклонилась и поскребла по поверхности. Похоже, дело было не только во влажном камне: в банке оказался комок совершенно прозрачной слизи.
― Ого! ― внезапно воскликнул Расти.
Джамиль разделял его эмоции: потревоженная ботинками скользкая пленка вдруг внезапно собралась в большую, метр диаметром и сантиметров сорок высотой, блямбу и соскользнула в воду. Ал-Класади посмотрел на Вязиницыну. Та глядела на происходящее в полнейшем изумлении.
― Хорошо, что пробу взяли, ― в конце концов хрипло выдала она.
Скала под странной штукой оказалась практически сухой, впрочем, на нее тут же начал оседать висящий в воздухе туман. Зато теперь здесь некоторое время можно было спокойно ходить.
Малиника подошла к реке, присела на корточки. На дне, несмотря на скорость потока, росло что-то светло-сиреневое, но ни эти растения ― грибы? ― ни тонкий налет ила не выглядели потревоженными. Компьютер катера, обсчитывающий дополненную реальность, тоже не видел никаких следов.
Вязиницына распрямилась, обернулась к Ал-Каласади.
― Что думаешь?
― Что ушли по воде. И что плавсредство у них не из каменного века. ― Джамиль немного помолчал, недовольно дернул уголком рта. Озвучивать альтернативную гипотезу не хотелось. ― Может, и по воздуху. Но тогда непонятно, нахрен им вообще страусы.
Ал-Каласади и Вязиницына секунду внимательно смотрели друг другу в глаза. На скале ― никаких следов, ни единой царапины. В русле, довольно мелком, ни малейшего намека на то, что здесь были весьма тяжело груженые лодки. «Просто лодки на гравиподушке». Или флаер. Или катер. Может, местным просто нравится верховая езда по заросшим токсичным мхом лесам? «Выглядит как довод вложиться в полноценные поиски остатков предыдущей экспедиции».
― Расчетное отставание ― три часа, ― Малиника первой отвела взгляд, открыв планшет.
― А в какую сторону они направились, мы не знаем, ― Джамиль недовольно подвигал заросшей щетиной челюстью.
― Там могут быть раненые, ― Расти упрямо сощурился, понимая, к чему клонит Ал-Каласади. ― Наше медобеспечение наверняка в лучшем состоянии.
Взгляд Джамиля снова метнулся к Малинике, но та лишь незаметно покачала головой. Ямакава пророком не был и черновика на такой случай не оставил.
Джамиль еще раз тщательно просканировал местность. Потревоженный ил, свежий скол, сдвинутый камень, странно изогнутая ветка, помятый ковер лишайников и грибов на скале на противоположном берегу, следящий дрон, наконец! Хоть что-нибудь, чтобы можно было оправдать щекочущий ноздри азарт и броситься искать таинственную лодку или флаер, выйти к деревне, где живут прилетевшие сюда сотни лет назад люди, а может, и не только люди, а вместе с настоящими разумными инопланетянами в огромном подземном городе, полном всякой интересной всячины! Но нет, даже в дополненной искусственным интеллектом реальности ни скаут, ни вейвер, ни опытный геолог ничего, что могло бы помочь делу, не увидел. Джамиль скрежетнул зубами. В такие моменты Ямакава обычно говорил что-то очень скучное и приземленное. Вейверов учили не разговаривать про себя с отсутствующими. Ал-Каласади очень старался не спросить мысленно, как он там. Задача поиска аборигенов выглядела сложной и заманчивой, но действительно важной ее делал именно пропавший Вернон. «Мы не можем позволить себе ввязаться в авантюру без достаточных данных», ― Джамиль недобро сощурился. Как же он ненавидел вот эти вот стратегические рассуждения. Искать что-либо с воздуха в Винегрете, да и практически везде на Вудвейле, бесполезно, а ресурсов на прочесывание горного леса по земле у них нет. Поняв, что еще немного, и он зарычит, Ал-Каласади неимоверным усилием взял себя в руки и выдал указания по последней имеющей смысл проверке:
― В дыру ниже по течению космическая техника не пролезет, а флаер надо специально готовить. Не удивлюсь, если сверху тоже пещера. Рик, проверь. Не геройствовать.
― Да.
Катер спустился под навес и направился вверх по реке, едва не чиркая днищем по кромкам каменных чаш в русле, а крышей ― по козырьку над ними. Вернулся уже через три минуты, подтвердив догадку.
Даже никакой наблюдательной техники тут не оставить. Может, соединить дрон с сейсмодатчиком? Джамиль злобно отмахнулся от отчаянных инженерных построений, роящихся в его голове. Тут и без всяких моделей понятно, что аборигены не живут в Винегрете и, скорее всего, если и вернутся сюда, то очень нескоро.
Давно Джамиль не чувствовал себя настолько беспомощным.
― Возвращаемся.
* * *
Летающий корабль спустился на площадку, и люди в странных, ярко-оранжевых костюмах завели в него машины поменьше. Забрались сами и улетели.
Прижавшаяся к теплой скале девочка запомнила направление, но продолжала лежать неподвижно, стараясь успокоить бешено стучащее сердечко. Нет, они бы ее здесь никак не заметили. В щели между камнями, покрытыми пятнами нагревшегося для привлечения насекомых мха, за густыми кустами, неподвижную. И нет, она их совсем не боялась. Она верила Деду, и хотела просто своими глазами увидеть, что принесшие четвертую луну ― такие же люди! И все шло по плану, пока за одной из прозрачных масок девочка не узнала Ее.
Эпизод 6
* * *
Малиника взглянула на часы в углу экрана. 21:19. Откинулась на спинку кресла. Потерла глаза. Еще один день в коробке подошел к концу. Что ж, сегодня она много успела. Материалы из Винегрета оказались кладезем генетических находок. Уже через неделю у них будут модификанты, растущие намного быстрее и эффективно восстанавливающиеся после срезки. «Будет здорово получить спаржу или укроп, растущие со скоростью деревьев в долине».
На Хилмиде были сорта, которые могли расти и быстрее. «И не будь Вудвейл терраформирован, мы бы взяли за основу именно их». Она посещала купольные колонии. Фермы там представляли собой узкие коридоры между агроконтейнерами с идеальными, четко контролируемыми условиями и полностью автоматизированными процессами внутри, такими же, как на базовом корабле Б-32. Размещали их не под купами даже, а глубоко под поверхностью планеты, чтобы защитить этот хрупкий, но жизненно необходимый компонент колонии. В такие экспедиции брали намного меньше техники и намного больше готовых модулей, ресурсов и энергоустановок. «Нам бы тоже лишний генератор не помешал». На Вудвейле вариант с агроконтейнерами не давал преимуществ по сравнению с хозяйством в открытом грунте.
Нет, конечно был вариант обеспечить людей едой и без растений. Технологии позволяли синтезировать питательную массу из практически любой органики и даже придать ей правильную текстуру и вкус. Такой подход использовали для самых первых развед-вейвов, но потом перестали: люди могут питаться синтезированной пищей недели и месяцы, но не годы. Малиника горько усмехнулась. «Мы слишком несовершенны для наших же технологий».
Теперь же она сможет совместить устойчивость к нестабильным условиям, местным биологическим угрозам и скорость роста!
Кроме зелени, в составленном Вязиницыной наборе были также бобовые и крестоцветные, а вот со злаками, пасленовыми и плодовыми деревьями наброски не выдавали сколько-нибудь обнадеживающих результатов. Теперь, когда подготовительный этап завершен, данные надо отвезти на орбиту и обсчитать на корабельном компьютере, чтобы построить полноценные модели геномов. Потом ― разработать план применения модификаций к базовым видам и тщательно протестировать полученные в лаборатории зародыши, но Вязиницына не сомневалась, что через три-четыре недели вопрос с текущим обеспечением продовольствием можно будет закрыть.
Медленный глубокий вдох. Выдох.
Не глядя протянула руку, нащупала невзрачный цилиндрик, один из десятка, лежавших на столе. «С чая собирают не плоды, а листья». Пальцы сами легли на панель управления, открывая нужный файл. Одним геномом больше, одним меньше…
Тихий шорох раздвижной двери раскатом грома прозвучал в темном контейнере. Малиника вздрогнула и резко обернулась.
В проеме стоял Кевин Гейл.
― Добрый вечер, ― сказал он. Вроде бы спокойно и буднично уверенно, но у Малиники появилась странная ассоциация: представилась висящая на стене гитара, у которой самая тонкая струна перетянута до предела. На вид все в порядке, но коснись ― и порвется.
― Для отряда биологов готово постоянное жилье, ― тем временем продолжил гость. ― Завтра вечером можете переезжать.
― Отличная новость! Спасибо, что сообщил.
Повисла пауза, коварная и скользкая, как та слизь возле реки. Кевин продолжал стоять в дверях, брови нахмурены, губы сжаты.
«Я знаю, что на самом деле ты хочешь сказать».
Гейл глубоко вздохнул, шагнул наконец в контейнер и задвинул за собой дверь.
― Это несправедливо. Он столько всего сделал для нас! Нельзя это так оставить.
― Что ты предлагаешь?
― Мои ребята разбираются в модификациях техники, мы можем переделать флаер для полетов над водой в пещерах всего за день. Слетаем по реке в обе стороны! Или можно дронов запрограммировать на поиск и отправить. Запас автономности ― десять дней…
Быстрая, горячечная речь Гейла умолкла. Погасла, как накрытая стаканом свеча. Аргументы, выглядевшие убедительными во время перерывов на стройплощадке или за ужином в компании товарищей, теперь, словно дым, растворялись в тихом полумраке контейнера.
«Дело не в материальном обеспечении. Мы оба это знаем». Арбогаст просчитал варианты, и эти, и десяток других, еще в самый первый вечер, три дня назад. Ни один из них не дает даже призрачной надежды найти аборигенов за разумное время.
Гейл снял очки дополненной реальности. Полный уверенности и яростной решимости взгляд, такой искренний и смелый, излучавший это дистиллированное чувство справедливости, когда делай, что должно, и будь, что будет! Малиника продолжала спокойно смотреть ему в лицо, хотя внутренне вздрогнула от дежавю: месяц назад, когда они выбирали место основания первого поселения, их базы, именно такими глазами Кевин смотрел на Ямакаву. И тот ему уступил. «Только сегодня ты неправ». Никакие цели, даже самые благородные, не оправдывают некоторые средства. Можно бросить все силы на спасение одного человека, всем нам очень дорогого и важного, но тогда шансы не успеть к обвалу купола над Винегретом или не получить достаточный урожай станут угрожающе велики. Колония слишком хрупка, а задача поиска Ямакавы слишком сложна. Малиника вдохнула чуть глубже. «Ну же, надо собраться с мыслями и ответить быстрее, чем…» Она видела, что с губ Гейла уже готовы сорваться злые, опрометчивые слова, что это она Вернона туда отправила, что как она смеет сдаваться, бросать его на произвол судьбы, ведь он ее так любит!..
― Кевин, перед отлетом Ямакава составил подробное математическое обеспечение операции. Оно включает в себя модель выживания в случае попадания к аборигенам. ― «Три черновика, все очень сырые и неточные». ― Вероятность того, что он жив, сейчас восемьдесят шесть и шестьдесят три. ― «С погрешностью два и восемь процента». ― Эта оценка практически не падает со временем. ― «Зато растет ошибка». И довольно быстро. Когда она смотрела результаты вычислений, было жутко от того, как интервал неопределенности расширяется вокруг практически горизонтальной прямой значения вероятности. Дышать спокойно. Голос не должен сорваться. Она знает, что делает. ― У нас есть как минимум месяц.
Гейл не ожидал такого ответа. Затолкать в свою голову результаты расчетов, противоречившие бытовому здравому смыслу, непросто.
«Это трудно принять, но ты сможешь».
Замешательство на лице Кевина сменилось вынужденным осознанием, щедро разбавленным несогласием. Глаза гневно сощурились. Главный архитектор тяжело дышал, словно пробежал несколько километров.
― Я лишь хочу, чтобы у него тоже был шанс на счастье!
С этими словами Гейл вышел. Попытался хлопнуть дверью, но раздвижная створка с доводчиком такой функции не предусматривала, и в этот момент оба участника разговора ощутили ее нехватку.
Вязиницына резко выдохнула. Закрыла глаза. Откинулась на спинку кресла. Усталость вязким, расплавленным свинцом текла откуда-то сверху на голову, грудь и плечи. «Я знаю, что делаю».
Неимоверным усилием развернула себя к экрану и добавила еще один геном к пакету на расчет.
* * *
С того вечера, как спасатели вернулись ни с чем, если не считать кусок шкуры дракона, прошло уже три дня. Это были очень странные дни. Сначала ― ожидание результатов расчета моделей поиска Ямакавы. Потом ― непростое совещание, где Семенову удалось удержать горячие головы от того, чтобы бросить все и, эти головы очертя, ринуться искать поселение людей с Ковчега.
Случаев, когда на кораблях первой программы экспансии кто-то выживал, было всего семь, но ребята Арбогаста выжали из имеющихся наблюдений и короткой видеозаписи аборигена все, что могли. Туда же добавили случаи временной потери связи с Метрополией, а потом пришел Моррис и добросовестно досыпал входных данных из пугающих историй, во множестве случавшихся на заре космической эры. Последние религиозные общины, сбегавшие жить на астероиды Главного Пояса, базы экстремистов, пытавшихся реставрировать государства в их изначальном понимании, секретные лаборатории с фанатиками от науки. Последнее было вызвано целым каскадом прорывов в эмбриональной биологии и генетике и, как следствие, очередной реинкарнацией идей об идеальном человеке. И снова большая часть экспериментов закончилась жуткими дневниками наблюдений, настолько страшными, что ни один человек не в состоянии такое вообразить, судебными процессами над выжившими организаторами и, что скрывать, огромным разочарованием. Единственным более-менее успешным проектом стал в итоге только комплекс Bear.
Малиника читала эти записи. Все генетики их читали, потому что важно не только знать научные факты и закономерности, но и то, чего они стоили человечеству. В какой-то момент Вязиницына, тогда совсем еще юная студентка, хотела даже сменить профессию, а некоторые ее однокурсники так и поступили. Те же, кто остались, получили неплохую прививку от жестокости, ценнейшую вакцину, разработанную в самых бесчеловечных осколках цивилизации. Только вот желание совершенствовать homo sapiens на биологическом уровне никуда не делось, и наука продолжила искать баланс между ханжеской моралью и омерзительными зверствами, ведь польза становилась все более и более очевидной. Бо́́льшая часть этих исследований теперь сконцентрировалась в лагерях подготовки развед-вейвов. «И вот сейчас мы используем модели обществ, описанных в тех жутких дневниках, чтобы оценить, могло ли это повториться на Вудвейле».
Тем не менее даже самые пессимистичные оценки Арбогаста показывали, что если Ямакава выжил после столкновения с драконом, то аборигены с Ковчега будут, как минимум, сохранять ему жизнь, а, скорее всего, и вовсе отнесутся гостеприимно. Значит, обрушение пещер Винегрета и стабилизация колонии ― все еще более приоритетные задачи.
Малиника надолго запомнила тот вечер, когда они втроем: Семенов, Арбогаст и она ― готовились к выступлению по поводу поисков Ямакавы. На одной чаше весов ― риск голода (42,31%) и радиоактивного загрязнения (76,57%), на другой ― поиск человека, который с вероятностью 13,37% мертв, а с вероятностью 70,01% ― жив и в безопасности. Жестоко, несправедливо и нелепо. Они тогда просто сидели в одном из контейнеров и молчали. Сколько? Час? Полтора? Пока Семенов не нашел в себе силы сказать, что Ямакава их не простит, если, спасая его, они потеряют колонию.
Поэтому событие, которое, казалось бы, должно было перевернуть жизнь экспедиции Б-32, для большинства ничего не изменило.
Хотя кое-что все-таки происходило, и самым заметным стало то, что на следующее утро после спасательной операции Джамиль побрился. Когда Малиника увидела его, то в первый момент не узнала: без черной щетины шрам через все лицо стал почти незаметным, аккуратно подстриженные кудри словно сами собой легли в модную прическу, и, хотя все остальное: осанка, надменно-безразличный взгляд и даже карабин за спиной ― осталось на своих местах, Ал-Каласади за одну ночь из угрюмого нелюдимого бирюка превратился в яркого и располагающего к себе денди. Само собой напрашивалось сравнение с Джерардом Ховером, изначальным лидером команды планетологов. Даже больше: Джамиль выглядел и вел себя скорее как руководитель колонии, а то и верховный правитель всего этого мира, вслед которому на завтраке оборачивались буквально все.
Этим дело не ограничилось. Повторный шок от преображения Вязиницына испытала, когда увидела его возле раскуроченного катера обсуждающим что-то с собравшимися вокруг инженерами. «Что он делает?» ― спросила она у стоявшего чуть в стороне Шмидта. «Договаривается», ― тем же удивленным тоном ответил он. И ведь договорился! Вместо того, чтобы снять с пострадавшей машины пресловутые гравищиты, инженеры установили их назад, заменив крепления. Рассчитанная на эксплуатацию в самых разнообразных условиях, сама машина, как и пластины щитов, не пострадала, так что ремонт занял всего полтора рабочих дня. Джамиль каким-то образом убедил Малебу и Арбогаста, что разбором Ковчега должны заниматься две команды, в обеих ― по три человека, и это при том, что каждый набор из мозгов и пары рук был сейчас на вес золота.
Малиника не понимала, как такое преображение вообще возможно.
В тот день, раздав указания инженерам, Ал-Каласади подошел к наблюдавшим за ним Шмидту и Вязиницыной и вежливо, с сияющим великосветским лоском спросил: «Чего уставились?» И улыбнулся. Ровной белозубой улыбкой, казавшейся просто физически невозможной на изуродованных шрамом губах. Это было самое фальшивое и очевидное притворство из всех, что Малиника видела в своей жизни, и особенно жутким было то, что никто, кроме, может быть, Расти, не обращал на это внимания. «Что ты собираешься делать, Джамиль? Заставишь всех бросить силы на спасение своего командира?» Или просто займешь его место? Оба варианта выглядели пугающими, и особый оттенок им добавляло постоянно висевшее за спиной вейвера оружие.
* * *
Убедившись, что Рене уснула, Алия выскользнула из-под одеяла и подошла к затемненному окну. За едва прозрачными панелями вырисовывался каменный уступ и две луны, укутанные в облака. Три ночи назад Алия обнаружила дверь в комнату Рене открытой. Та прямым истуканчиком сидела на кровати и таращилась в кромешную тьму. В тот вечер Алия взяла ее за руку и увела к себе. Включила свет. Напоила теплым и сладким. Растормошила. Взяла анализ крови. Всю ночь лежала с ней в обнимку, гладя по спине и боясь уснуть.
На следующую ночь Рене пришла в комнату Алии Барабур сама.
Девушка тихонько вздохнула. Она вроде бы делала все то же самое, что и Вер, но не получала и сотой доли того успокоительного и исцеляющего эффекта.
Прижалась лбом к холодному стеклу. Дело не только в Рене. Вернувшись с Нью-Цереры, Алия как можно скорее избавилась от всех отметин, что оставил Ад на ее теле. Но никакая высокотехнологичная операция не сотрет шрамы с психики. «Демоны Ада возвращаются». Алия усмехнулась. Не демоны, лишь их тени. «Мы справимся».
Вернулась к кровати, села на пол в изножье, взяла планшет.
* * *
В кают-компании было темно. Станция только вошла на ночную сторону, и панорамное окно было словно занавешено бархатом звездного неба. Млечный путь с этого ракурса видно не было, только «тропинку» пояса астероидов. Слева почти по ней катился подсвеченный тонким серпом колобок одной из лун.
Хотя сейчас материал стен был настроен на поглощение эха, тихие шаги Арчибальда прозвучали в пустом зале раздражающе отчетливо. Лидер спасателей поморщился. Остановился.
Пересменок был шесть часов назад. Арчи устал. Голова ― тяжелая гантель, норовящая перевесить то вправо, то влево, и вместе с тем пустая, ни единой мысли. В мышцах ― странное онемение. Но не заснуть. «Опять не заснуть».
Что? Кто-то сидит на парапете у окна. С планшетом. «Малиника?!» Нет. Конечно нет.
Сидевший поднял на лоб ДР-очки. Потер глаза. Посмотрел в сторону Сильвергейма. «Моррис».
― Если не можешь уснуть, иди в медпункт, ― тапнул по своему планшету. Планшет Арчи тренькнул. ― И отключи некритические оповещения на ночь.
Глухой сварливый голос псих-координатора звучал странным образом успокаивающе.
Арчи не послушался. Подошел к Моррису, сел рядом. Взял стоявшую рядом с ним кружку. Прозрачное. Понюхал. Яблоко и корица. Не алкоголь.
Серые холодные глаза внимательно следили за его действиями.
― С каких пор ты так легко выдаешь препараты? ― шепотом спросил Арчи.
― С твоего предпоследнего скрининга.
Арчи тяжело вздохнул. Выдох вышел долгим и рваным.
― Я… ― он замолчал. Слова в пустой тяжелой голове не отыскивались. Что он мог сказать? Что, как дурак, зациклился на том чертовом вечере, когда Дебора бросилась в объятья Ямакавы? Что он не в состоянии организовать безопасность для всех членов экспедиции? Что из пятидесяти низкоорбитальных спутников мониторинга для Медной Горы он сумел уговорить Арбогаста только на тридцать пять, и сегодня они потеряли роботизированный харвестер? Инженеры, конечно, сказали, что энергоустановку восстановят, а остальное разберут на запчасти, но будь над ним спутник, этого бы не случилось. А потом оказалось, что операторы монтажных роботов забыли подключить новый мониторинг к своей системе, и из-за этого чуть не пропустили конус осколков. Гравитации спутника не хватало на то, чтобы самостоятельно собирать мусор, образующийся от выработок. К концу смены Медную Гору окутывали ленты, состоявшие из мелких камней и пыли, и приходилось между сменами «пылесосить» пространство. «Хорошо, что в тот раз дежурный спасатель заметил и успел предупредить и скорректировать траекторию». А еще…
― Думаешь, ты один такой?
Арчи вздрогнул. Сфокусировался на Моррисе.
― Я нихрена не справляюсь, Грегор.
― Ты справляешься, и получше многих. Вон, даже проверил, не путаю ли я депрессант с антидепрессантами.
Моррис отсалютовал кружкой. Отхлебнул. Арчи непонимающе нахмурился. Моррис поставил кружку на место. Тыкнул что-то в планшете, развернул к Сильвергейму.
― График потребления кофе?!
Напиток с самого начала не был популярным, и к прибытию на Вудвейл график сошел к нулю, но с момента деактивации Ковчега линия медленно шла вверх. Утро, когда Ямакава озвучил состав черной жижи, добавило этой гадости популярности. «А потом было утро, когда все узнали, что Ямакава пропал». В тот день потребление подскочило в десять раз и с тех пор только росло. Этот график был красноречивее любых моделей. «Но сдаваться нельзя». Арчи встал и уверенным шагом направился в медпункт.
* * *
В лазарете наземной базы было тихо. И дело тут не в том, что врачи куда-то ушли. Нет, двое дежурных медиков в полной тишине выполняли свои обязанности: обрабатывали результаты рутинных скринингов, строили прогнозирующие модели здоровья как отдельных колонистов, так и всего поселения в целом, составляли планы этих самых скринингов и профилактических мероприятий… В общем, работали. Сноровисто и абсолютно молча.
Стоявшую перед контейнером с трансплантатами Лидию Маккой это только еще больше раздражало. Нет, руководитель медицинской службы экспедиции Б-32 не была тираном и успешно поддерживала здоровые доброжелательные отношения во вверенном ей коллективе. Точно так же она не имела привычки злиться на нерадивых пациентов. Кроме одного. «Потеряться в инопланетном лесу за день до плановой операции! Да он издевается! Уму непостижимо». Пересадку куска искусственной кожи запланировали еще на Хилмиде, и сам Ямакава вроде бы понимал, что эта относительно простая процедура необходима, и что настоящая живая кожа предпочтительна не только с эстетической точки зрения, но и в случае очередного ранения. Но то одно, то другое, и вот теперь снова. «Будто этот кусок кто-то проклял!» Адекватный и рациональный во всем остальном, Ямакава явно привык занижать приоритет заботы о своем здоровье, и такое отношение выводило Маккой из себя. Раз за разом, снова и снова…
За спиной главного врача что-то упало. Глухо звякнуло об пол, покатилось. Возня дежурных прекратилась, тишина стала давящей. Нет, подчиненные не боялись ее, просто безмерно уважали и старались не мешать. «Мешать чему? Этот желтоглазый черт опять не пришел!»
Звенящая тишина затягивалась, и Лидия обернулась посмотреть, в чем дело. Дежурные, сегодня это были Нканду и Кристина, смотрели на стоявшего у дверей Робина Дэниэла Оливо. В составе экспедиции было восемь профессиональных врачей, не считая людей с дополнительной медподготовкой. Робин был девятым. «Он такой же планетолог, как я!» Формально Оливо Лидии не подчинялся, но после высадки весь первый месяц он был единственным медиком на планете, и, несмотря на некоторые отступления от протоколов, показал себя не только отличным специалистом, но и командным игроком. После деактивации Ковчега он с радостью, даже с жадностью, включился и в расписание дежурств, и в рутинные обследования, в инвентаризацию, в планирование ― во все. Словно не хватало ему все это время общения с другими врачами.
Сейчас он замер в дверях, чуть наклонив лысую голову вперед, словно подбирая слова.
Лидия открыла было рот, чтобы разорвать липкую паутину тишины, но Оливо, словно боясь услышать приветствие или вопрос, перебил ее:
― Мне нужен инкубатор.
Маккой моментально напряглась. Инкубатор используется для выращивания органов на пересадку.
― Зачем?
― Когда Ямакава пропадает больше, чем на сорок восемь часов, ему по возвращении обычно требуется какая-нибудь трансплантация.
― Какая-нибудь? Ты его полностью клонировать хочешь? ― хмыкнул Нканду.
Но Лидия, похоже, догадалась, к чему клонит Оливо: в руках он, в дополнение к своему стандартному подсумку, держал небольшой оранжевый рюкзак. Без всяких опознавательных знаков и еще пустой, но Маккой узнала характерную форму. Внутри стандартной сумки вставлен вкладыш расширенного набора скорой медицинской помощи. Такой обязаны были носить с собой все медики в некоторых колониях. Лидия знала это гадкое, тянущее ощущение, когда рюкзак пуст, или медпункт не оборудован, или обеспечение еще не прибыло. Когда ты не готов.
― Мне нужно семь процентов, ― Роб абсолютно спокоен, и Маккой видит, что его битва за пациента уже начата.
Семь процентов человека.
― Добро.
Оливо кивнул. Направился к шкафам и начал сноровисто собирать сумку. Не читая этикетки, не отсчитывая блистеры, ничего не возвращая на полки. Так четко, что даже Лидия немного ему завидовала.
* * *
Тихонько насвистывая, Расти шел из душа в свою комнату. Разбухшее от влаги и согретое его теплом одноразовое полотенце ощущалось на плечах почти как настоящее. День выдался непростым, но короткий душ всегда помогал ему вернуться в хорошее расположение духа.
Зайти в комнату, тапнуть по примитивному сенсору, включая свет. Развернуться, чтобы запустить влажным комком в текстильный блок…
― Черт! ― Шмидт подпрыгнул от неожиданности и чуть не швырнул полотенце в стоявшего у двери Джамиля. Тот криво, одним уголком рта, усмехнулся: да, мол, это я.
Сейчас он выглядел самим собой, хотя Расти не был уверен, какой вариант Ал-Каласади кажется более пугающим. «Как ты здесь оказался, зараза?» Скорее всего, зашел вместе с беспечным хозяином комнаты, но признавать свой промах даже про себя не хотелось.
Освещение неприятным образом акцентировало внимание на уродливом шраме гостя и на гетерохромии его глаз под густыми длинными ресницами. Джамиль притягивал взгляд и вызывал одновременно восхищение и отвращение. Расти почувствовал, как волосы на загривке встают дыбом от исходящей от вейвера жути. Благодушное настроение разлетелось вдребезги. «Тебе место в аниме-ужастике, а не в моей комнате!»
― Какого хрена приперся?!
― Хотел поинтересоваться, как ты собираешься усиливать охрану периметра базы, ― светским тоном выдал «черт».
― Какой еще периметр?!
― Модели показывают, что наиболее вероятное отношение аборигенов к нам как к колонии ― нейтральное. Но вероятность враждебности ― одиннадцать процентов, и с учетом их технического уровня, они могут добраться до базы и причинить вред.
Ал-Каласади замолчал, внимательно вглядываясь в лицо Шмидта. Тот выполнял обязанности руководителя спасательной службы на планете, так что «черт» пришел по адресу. И его слова были для Расти как холодный душ: он следил за изменениями погоды и циклонами, за вероятностью обвалов, за техосмотрами, за дикими животными, за ядовитыми растениями и пыльцой, за радиационным фоном, за качеством воды ― за всем. Но не за чужаками.
― Камеры. Группа быстрого реагирования, ― Джамиль вскинул брови. Глумливо ухмыльнулся.
Шмидт понял, что краснеет от жгучего стыда. Он никогда еще не защищал одних людей от других. Конечно, он знал, что и как нужно делать, но теперь эти чисто теоретические навыки предстояло применить на практике, и снимать с него эту ношу Джамиль не собирался.
Соглашаться с ним вслух не было никакого желания, но «черт» и сам уже все понял, удовлетворенно кивнул и развернулся уходить.
Оставить выходку совсем без ответа тоже было обидно, и Расти в сердцах выпалил:
― Что, манерам у желтоглазого научился?!
Ал-Каласади остановился. Обернулся. Сверкнул искренней и совершенно счастливой улыбкой.
― Желтоглазого научил.
* * *
Кап. Кап. Кап. Капли одна за одной падали на макушку. Каждая искала свой собственный путь в мокрых волосах и выбиралась на свет в самых неожиданных местах. Некоторые скатывались вдоль позвоночника, другие, откуда-то из-за ушей, стекали по ключицам на грудь, но большая часть струек выбирала лицо, из-за чего могло показаться, что Джамиль плачет.
Он не умел плакать.
Там, в прошлой жизни, семья, несмотря на все предупреждения психологов, считала это качество достойным проявлением мужества. Джамиль знал, что это слабость. Стоя под лейкой отключенного душа, упершись руками в покрытую пластиком гранитную стену, он мечтал об одном: разрыдаться.
Как же он отвык от этого бесконечного спектакля! В той, прошлой, казавшейся нелепым сном, жизни, в него вплавили это чуждое, громоздкое, неудобное умение быть дипломатичным. Скрывать свои эмоции. Слушать собеседника, понимая не только слова, но и намерения, выстраивать линию разговора, чтобы привести ситуацию к требуемому состоянию. Улыбаться. В той жизни ему нужно было как минимум целый час стоять одному под тугими струями воды, чтобы совладать с этим чертовым стрессом. Здесь, на Вудвейле, система водоочистки еще не могла потянуть такую роскошь для одного человека.
Зубы сжаты. Мышцы напряжены до предела. Жизнь снова вытолкнула его на сцену этого ненавистного театра. «И что мне теперь делать?»
Маленькая, но сильная ладошка легла на его левое плечо у основания шеи. Пальчики сжались, заставляя окаменевшие мышцы расслабиться. Вторая ручка повторила движение своей сестрицы с правой стороны. Сухие и горячие. Как и всегда. Ладони превратились в «кошачьи лапки», и вот уже коготки-пальцы скользят по спине, по пять бороздок слева и справа от позвоночника. Под ребрами лапки разделились, одна мягко легла на середину груди, другая скользнула пальцем по краю пупка и накрыла его.
Джамиль замер, сосредоточившись на чужом, пока еще спокойном, дыхании. Теплая. Уверенная. Искренняя.
Успешный красавец из влиятельной семьи, Джамиль принимал женское внимание как должное и еще в юности быстро пресытился им. После этого только немногие бриллианты удостаивались его внимания и могли рассчитывать на пусть короткий, но красивый ритуал ухаживаний, на то, что Ал-Каласади наденет маску… не влюбленности, нет. Заинтересованности в сексе с ними. К таким бриллиантам Джамиль отнес при первой встрече и Алию Барабур. На первые три с половиной минуты знакомства. Ровно столько Алие потребовалось на то, чтобы в ее голове здравый смысл навязанных обществом условностей проиграл здравому смыслу ее персонального опыта. Тогда она просто обхватила своими горячими руками его лицо и поцеловала взасос. Ей не было дела до всех этих экивоков и расшаркиваний, а также до внешности, благосостояния, влияния и подарков. Ни тогда, ни сейчас. Если бы его тетушки узнали о существовании Барабур, то сочли бы ее аферисткой и лгуньей.
Джамиль развернулся к Алие. Да, это выход. Ее рука по пути к его затылку легко и естественно скользнула по рычагу включения воды, обрушивая на два обнаженных и уже слившихся в поцелуе тела водопад мощных, тяжелых струй.
Что бы ни случилось, он справится. В мире, где есть Алия Барабур, Джамиль Ал-Каласади не боится никаких маскарадов.
* * *
Инн добралась до Тихой бухты только к середине ночи. Хотя ее ховер-доска была быстрее лепостричей, а по суше ― и ховеркрафта, она отстала от лодки на несколько часов, чтобы поподробнее рассмотреть чужаков. Хорошо, что при путешествии в долину Упавшей звезды или из нее ночевали всегда в этом месте, так что девочка не боялась потеряться. Дед часто брал ее с собой, и она хорошо знала маршрут. А еще она умела пользоваться респиратором, правильно обмазываться глиной, чтоб никакие насекомые не приставали, и вообще разбиралась в особенностях долины едва ли не лучше всех в Деревне!
Правда, в этот раз она пробралась на ховеркрафт тайком: Дед почему-то, вопреки обыкновению, собрал команду только из взрослых. Всю дорогу до Долины Инн успешно пряталась в кладовке. Это было непросто: в туалет и пополнить запасы воды можно только ночью, и действовать надо быстро, а из еды ― лишь сухари. Но, самое главное, в кладовке ужасно скучно! Однако это испытание стоило того, и теперь Инн даже немного гордилась собой.
В суматохе, пока причаливали, пока выводили и седлали лепостричей, пока спорили, отпускать ли Деда одного или требуется сопровождение, девочке не составило никакого труда незаметно выскользнуть из своего убежища. Проникнуть назад должно быть не многим сложнее: темно, караульный обычно один, и ожидает он хищников, позарившихся на лепостричей, а не человека.
Тихая бухта представляла собой огромный каменный пласт, съехавший со скалы на левом берегу и перегородивший реку. Перед ним образовался довольно большой омут метра два глубиной. Поднявшись до уровня плиты, вода переливалась через край, растекалась тонким слоем по плоской, с небольшим уклоном поверхности и казалась почти стеклянной, лишь изредка поблескивая в свете Старшей луны. Лодка стояла у верхней части плиты, под скальным навесом. В глубокой тени ее выдавал лишь один крохотный трепещущий желтый огонек.
Инн внимательно наблюдала за караульным. Тот сидел на краю палубы и что-то жевал. Девочка с ужасом прижала руки к забурчавшему животу: увлеченная приключением, поесть днем она забыла. Стала вглядываться в лодку еще внимательнее. Вряд ли ее услышали, ну а вдруг?! Страшно. Провела рукой по подсумку, где лежали сухари. «Вот заберусь внутрь, перекушу, и ― спать!» Вот сейчас и пойдет, надо только собраться с духом! Решиться вернуться в кладовку оказалось сложнее, чем забраться в лодку в деревне или покинуть ее в чаще Долины.
Инн подобрала лежавшую рядом ховер-доску, вынула из кармана ремень, закрепила в проушинах по бокам своего транспортного средства и пристроила себе за спину. Дед говорил, что раньше это была полноценная машина, наверное, как у этих людей со звезд. Жаль, что многие такие штуки были сломаны при падении Ковчега или потом сильно повреждены при использовании. Без специального оборудования поддерживать их не получалось и пришлось пересобрать все машины в ховер-доски. Эти доски могли парить в двадцати сантиметрах над твердой землей или в пяти над водой, а еще смягчали падения, и с их помощью можно было безопасно прыгать с высоты до десяти метров. Инн такие интересные штуковины всегда приводили в восторг, хотя другие люди, похоже, даже не задумывались о том, что используют что-то необычное.
Инн нервно облизнула губы. Двинуться к лодке было страшнее, чем спрыгнуть, скажем, с водопада. Живот снова забурчал, подчеркивая нелепость ситуации. Девочка поморщилась, коря себя за трусость, и шагнула вперед.
Лодка тоже не обычная, а летающая, может передвигаться и по воде, и по суше, лишь бы ширины русла или тропы хватало. Дно у нее плоское, а борта ― низкие. Прокрасться по берегу под скалу, подтянуться, лечь на борт, перекинуть ногу и соскользнуть вниз, под защиту этого самого борта, в самую глубокую тень. Инн легкая. Лодка даже не шелохнулась. «Отлично!»
Девочка медленно выдохнула, пытаясь успокоить колотящееся в груди сердце и внимательно прислушиваясь к своему животу. Будет глупо сейчас из-за него попасться, ведь оставалось только прошмыгнуть в кладовку. Обычно ее использовали для запасов в длинных походах или для ценных грузов, нуждавшихся в сухости. Например, для лекарственных трав, когда их осенью свозили с летников в Деревню. Из-за этого кладовка приятно пахла. Инн набрала полную грудь воздуха, предвкушая этот аромат. Всего десяток шагов, и…
Девочка дернулась в нужном направлении, но в следующий миг повисла на своей же куртке. Чья-то ловкая рука поймала ее за шиворот и теперь легко удерживала сантиметрах в десяти над палубой.
Трепыхнувшись пару раз, скорее от испуга, чем с реальной целью освободиться, Инн успокоилась и закрутила головой, пытаясь рассмотреть схватившего ее человека. Влетит теперь, конечно, но оно того стоило!
― Что ты здесь делаешь, малявка? ― голос спокойный, басовитый, с легкой хрипотцой. Инн стиснула зубы: эфемерная надежда договориться испарилась. Степан, конечно, добрый, но еще он честный и точно не станет ее покрывать.
― Гуляю! ― дерзко, но с дрожью в голосе буркнула Инн.
― Эх-х… Совсем малышня от рук отбилась. Думаешь, Старый тебя за такие выходки по головке погладит и пирожок выдаст?
― Что тут?
От этого голоса, более высокого и чем-то неуловимо неприятного, Инн ощутила липкий холодок внутри. Девочка вздрогнула. За спиной послышался смешок: скрыть свой страх от Степана ей не удалось. Конечно, Янис ей тоже зла не причинит… Наверное. «Стоп! А чего они все не спят?!»
― Да вот, поймал тут прилипалу, ― Степан легонько тряхнул девочку, после чего поставил ее на палубу.
Инн тут же расправила плечи и взъерошилась, готовая доказать взрослым, что она не какая-нибудь бестолковая малявка, и сама может принимать решения, вот!..
Роящиеся в голове сердитые фразы брызнули из ее головы, как вспугнутые ящерицы с нагретого камня, когда из-за надстройки вышел Янис. Его узкое, с тонкими, даже изящными чертами лицо, обычно изуродованное легкой презрительно-высокомерной усмешкой, сейчас выглядело суровым и очень уставшим.
Инн ощутила, как от внезапного озарения у нее перехватывает дыхание.
― Что с Дедом?! ― хриплым от ужаса голосом воскликнула она.
― Интересно, да? ― Янис не смотрит на нее, расфокусированный взгляд скользит по темноте за ее спиной. Видно, что он обеспокоен не меньше нее. ― Ну пойдем, покажу.
И вот они вместе спускаются по короткой лестнице внутрь бортовой надстройки. Ховеркрафт сделан так, чтобы быть максимально узким и низким, поэтому вытянувшийся вдоль судна домик утоплен в палубу, но даже несмотря на это рослому Степану приходится пригибаться. Они идут к лазарету. Инн начинает паниковать. Она, конечно, видела, как Деда и чужака грузили на летающие носилки, но крови вроде не было, да и Рэндалл проверил, что переломов нет и перевозить безопасно, и девочка решила, что дело просто в спорах мха. У Деда давно к ним устойчивость, и через три-четыре часа он должен был быть уже в порядке…
Дед в порядке не был.
Янис открывает раздвижную дверь, но руку не убирает, не пуская Инн внутрь. Полумрак лазарета наполнен световыми пятнами, тенями и тревожным, хоть и ритмичным, попискиванием медицинских приборов. Рэндалл оборачивается к посетителям. Инн, словно завороженная, шагает вперед, машинально пытаясь поднырнуть под рукой Яниса.
― Э, нет. Только тебя там не хватало, ― он оттесняет девочку назад в коридор и закрывает дверь. Недовольно смотрит в ее расширенные глаза. Она уже видела такое однажды и знает, что это значит. Инсульт!
― Не может быть!.. ― шепчет одними губами, почти без звука.
Лишь усталое фырканье в ответ.
Инн чувствует, как холодеют и начинают дрожать пальцы. Чтобы спрятать это, она сжимает руки в кулаки, но поздно: дрожь уже распространилась по всему телу.
― Давайте, я помогу! Я умею, я училась!.. ― выкрик получается очень громкий и чуть не срывается на визг.
― Хочешь помочь? ― лицо Яниса перекашивает от попытки усмехнуться, будто Дедов недуг перекинулся и на него. Он хватает девочку за шиворот и тащит по узкому проходу назад на палубу. Степан прижимается к стене, пропуская их. Инн, сама того не осознавая, пытается схватиться за его одежду, но он не дает, ловя и отталкивая ее руки.
Через минуту они уже стоят перед другой дверью, еще более низкой и узкой. «Так вот в чем дело!» Именно за ней Инн провела три дня пути до Долины. «Мое укрытие нашли!»
― Старому от твоей истерики только вред. Вот этим лучше займись! ― Янис отпер и открыл дверь, щелкнул выключателем, зажигая свет. Диодная лампочка, плоский цилиндрик, прикрученный не к потолку даже, а к противоположной от входа стене, чтобы не задевать головой, медленно загорелась блеклым, неживым белым светом. Так светится плесень в некоторых пещерах.
Инн заглянула в свою «каюту».
На дощатом полу у дальней стены, прямо под лампой, лежал чужак. На боку, лицом к двери, свернувшись в позе эмбриона. «Если распрямится, то, наверное, в комнате не поместится! Ни по одному из направлений!» Инн никогда не видела таких огромных людей. Там, возле поверженного ящера, девочка списала размер на одежду. Дед говорил, что специальные костюмы для космоса могут быть очень большими. Сейчас из одежды на чужаке остались только трусы, и стало понятно, что он гигант сам по себе. «Что с ним? Спит?» Вряд ли. Лежавший на полу человек дрожал ― от холода, а может, от лихорадки. Брови над плотно закрытыми глазами то сходились на переносице, то расправлялись, будто он видел что-то неприятное. Но больше всего Инн обеспокоило не это. Дышал чужак неглубоко и часто, и некоторые его вдохи были резкими и рваными. Явный признак отравления спорами дурманного мха.
― Ему нужна помощь!
― Вот и займись! ― Янис негрубо, но сильно подтолкнул девочку в спину, заставляя шагнуть в кладовку.
― Нехорошо как-то ребенка с чужаком оставлять, ― Степан попытался вступиться за Инн. В этот момент живот девочки снова забурчал, добавив фразе неловкой и неуместной двусмысленности: как бы ребенок чужака не съел.
Раздосадованная, напуганная и запутавшаяся, Инн снова взъерошилась, еще не понимая, почему человека бросили тут одного в таком состоянии, но уже готовая заявить, что никуда не пойдет!
― Сама виновата. Раз затеяла эту игру, пусть доигрывает раунд до конца. ― Янис секунду помолчал, а потом, брезгливо дернув уголком рта, добавил: ― Вряд ли он до утра очнется, не подох бы от ее заботы.
Инн задохнулась от возмущения, но мужчины уже ушли, закрыв за собой дверь.
― Спальник верните! ― запоздало крикнула им вслед.
Никто не ответил, но через минуту кто-то просунул в кладовку сверток с ее одеялом. Девочка подошла к двери. Перед тем, как поднять туго смотанный цилиндрик, легонько толкнула деревянную створку.
Не заперто.
Конечно, они на нее сердятся. И конечно, все встревожены состоянием Деда. Инн закусила губу. Надо признать, это тайное путешествие далось ей нелегко. Особенно сегодняшний день. С раннего утра следовать за отрядом по горному лесу, потом по ночи возвращаться на ховеркрафт… В животе снова заурчало. Она очень устала и голодна. А еще она знала, что, если тихонько выйти отсюда и постучаться в кают-компанию, никто ее не обидит и не осудит. Накормят горячей едой, нальют чаю. Может, удастся узнать подробности произошедшего, а может, даже убедить Рэндала все-таки разрешить ей ухаживать за Дедом. Инн зажмурилась и тихонько, но решительно задвинула щелку. Чтобы не дуло. Развернулась к лежавшему на полу человеку. Тусклый свет лампы глубокими тенями прорисовывал рельеф огромных мышц, но чужак не выглядел опасным. Кожа блестела от пота. Ему явно было плохо. На лодке достаточно коек, и даже если все медицинское оборудование задействовано для спасения Деда, найти одну капельницу с физраствором для ускорения детоксикации было бы несложно. Но никто этого не сделал. На мгновенье в голове Инн промелькнула мысль, что чужак, наверное, совершил что-то очень плохое. «Так все равно нельзя!» Девочка резко дернула за тесьму, расправляя спальник, и принялась расшнуровывать край, чтобы развернуть конверт в одеяло.
Накрыть дрожащего человека…
Недоуменно нахмурившись, Инн наклонилась поближе. То, что она сначала приняла за небольшой кусок ткани, лежащий на боку чужака, оказалось чем-то вроде искусственной кожи. Как еще можно назвать вросший в бок под ребрами прямоугольный лоскут, неестественно сине-черный в этом блеклом освещении?.. «Что это?!» В следующий миг одеяло было отброшено в сторону, а девочка уже рылась в своем рюкзаке в поисках перевязочного пакета. Видать, не одна она решила, что это ткань: кто-то пытался оторвать заплату, и со стороны спины из-под надорванного угла сочилась кровь.
* * *
Вечер был ясный и теплый. Залитое градиентом заката небо ― высокое и чистое. И пустое, как будто нарисованное в графическом редакторе. Двойное солнце уже скрылось, но его зарево не дает проступить звездам, а луны еще не взошли. Редкое дело на Вудвейле.
Малиника сидела на теплой скале, прислонившись спиной к ребристому боку контейнера. В полутора метрах перед ней ― край террасы. Он чуть выше, чем место, где она сидит, и поэтому кажется, что он и есть горизонт, а дальше ― только завораживающая, медленно темнеющая пустота.
Сегодня надо собрать вещи и перенести их в новое жилье, на третьем уровне. Это казалось совсем ненужным и неважным. Пустым.
Со стороны взлетной площадки послышались шаги, размеренные, уверенные. Все более громкие. Топ. Топ. Топ. Кто-то подошел. Сел рядом, в полуметре от Малиники.
Она никак не отреагировала, даже не повернула голову.
Минута. Две. Три.
Сидевший рядом человек умел ждать лучше, чем Вязиницына.
Она сдалась и перевела взгляд на профиль Айдына Малебы. Густая копна черных прямых волос почти до плеч, рассеченная тонкими, но яркими стрелами седины. Челка собрана в хвост на затылке. Плоское, широкое, скуластое лицо. Хищный разлет бровей. Узкий разрез глаз, словно подведенных черными ресницами. Айдын выглядел, как степной кочевник из далекого прошлого Земли. Да, пожалуй, и был им. Малеба, капитан корабля экспедиции Б-32, реже всех спускался на планету и нисколько этим не тяготился. И не удивительно, ведь до того, как Арбогаст уговорил его войти в команду, Айдын руководил добычей ископаемых в поясе астероидов одной из колоний, а еще раньше работал на внутрисистемных и межзвездных транспортниках, сначала как пилот, а потом и как капитан. При первом знакомстве Малиника была совершенно очарована его мягкой, деликатной рассудительностью, мудрым оптимизмом и просто невероятной манерой улыбаться, когда незаметное движение вдруг рассыпает по всему лицу веселые лучики морщинок. По этому человеку никак нельзя догадаться, что в четырнадцать лет родители усыновили его из лагеря подготовки вейверов.
― Красивое небо, ― Айдын чуть повернул голову, и его глаза, от природы светло-серые, на секунду стали оранжево-розовыми, как закат.
Малиника вновь перевела взгляд на горизонт.
― Пустое.
― Угу.
Еще одна долгая пауза.
Следующую реплику Айдын произнес, когда небо уже стало темно-синим и на нем проступили первые звезды:
― Я говорил с Ямакавой в день эвакуации.
Острый укол вины. «А я нет». В мысли, как дракон из пещер Винегрета, ворвалось воспоминание: «Не трогай меня!» Она так и не поняла, что же случилось в тот вечер перед отлетом, но подойти к командиру вейверов на следующий день и спросить у нее не хватило духу.
Малеба же, как ни в чем не бывало, продолжил:
― Я подумал, Вернону будет спокойнее, если он будет знать, что я проходил программу подготовки к развед-экспедициям и есть, кому схватить Семенова, ну или тебя, за руку, если вы решите геройствовать.
Малиника вдруг почувствовала, как холодеют пальцы от дурного предчувствия. «Почему ты считаешь, что сейчас мне́ нужно это знать? Что́, по-твоему, мне нужно знать?!»
Программа ЭПВ, экспедиций первого вейва, не отдает выращенных для нее подростков на усыновление или удочерение. Случай Айдына был, скорее всего, уникальным. Узнать, в чем же дело, было невероятно сложно, и сначала Малиника недоумевала, почему. ЭПВ создавалась как максимально открытая и прозрачная, да и как иначе, если вы набираете добровольцев на почти гарантированную смерть? А потом Малиника все-таки докопалась. Задать прямой вопрос Маргарет Вентер, руководителю генетического департамента ЭПВ, ― дерзкий и отчаянный шаг, и Вязиницына до сих пор не знала, почему она ответила.
В год усыновления Айдына генетики обнаружили в популяции вейверов спонтанно сформировавшийся ДНК-паттерн, резко повышавший вероятность смерти в детском возрасте. Из тех, кому не повезло стать его обладателями, до пяти лет доживал только каждый десятый, до десяти ― хорошо, если каждый сотый. Современная медицина позволяла с помощью вирусных векторов генной терапии отредактировать все клетки даже во взрослом человеке, после чего можно полностью заменить неправильно сформировавшиеся органы и ткани. Но только если дело не в особенности нервной системы, эфемерно, неотделимо вписанной в сложнейшую картину на холсте нейронной сети, и при этом ярко манифестировавшей в поведении. Причем задействовано оказалось все, от фронтальной коры до рецепторов. Выдать сформированному человеческому телу новую нервную систему невозможно. Может быть, у этих детей был бы шанс выжить за пределами ЭПВ, если бы… Если бы они не были вейверами. Космических разведчиков много поколений отбирали по сниженной эмпатии и неспособности к социализации, и было не очень понятно, что обществу с ними делать. По иронии судьбы, найденный генетический брак чрезвычайно усиливал первую же сильную эмоциональную привязанность. Зависимость от другого человека, потребность в его внимании и одобрении выкручивалась на максимум. В сочетании с врожденной замкнутостью и интроверсией, которые еще и дополнительно поощряли в программе подготовки, это качество разносило психику вдребезги. Дети просто сходили с ума, становясь опасными для себя, а иногда и для объекта своего увлечения, будь то воспитатель или такой же будущий вейвер. Всех детей с этим браком было решено усыпить. Двадцать три сотых процента от всех выведенных, кто на тот момент проходил подготовку.
Эти мысли вихрем пронеслись в голове Вязиницыной, сбив дыхание от вновь пережитого ужаса и непонимания, как такое вообще могло случиться. А потом ― догадка. «Не может быть!»
Айдын, внимательно наблюдавший за тем, как меняется выражение ее лица, нахмурился. Малиника считала капитана корабля своим другом, но сейчас она пожалела, что не смогла скрыть свою тревогу. Тот чуть качнул головой, словно спрашивая: «Между вами что-то случилось?» ― и тем не менее продолжил:
― Я рассказал Ямакаве свою историю. Он не слишком удивился.
Малиника, глядя в голубую пустоту, горько поджала губы:
― Наверняка в ЭПВ это не первый подобный случай. Скорее всего, многие вейверы смогут припомнить внезапные исчезновения своих товарищей во время обучения.
Айдын тоже посмотрел вдаль. Рассеянно покивал.
― Лина, он знал, что такое ALw541. Знал до моего с ним разговора. Не знаю, откуда, но вряд ли он раскапывал информацию, до которой даже тебе нелегко было добраться, просто из любопытства или спортивного интереса.
Малеба перевел взгляд на свои руки. Видно, что он много думал о том разговоре и выводы его сильно беспокоили.
― Кто-то из его команды носит этот комплекс. И не думаю, что там все так же гладко, как у меня. Все выведенные, кто летал на Нью-Цереру, родились позже, я проверил. Это значит, если у их родителей и был ALw541, его исправили на стадии эмбриона. Остаются только трое аделаировцев.
Робин, Дебора или сам Вернон.
Малиника облизнула губы.
Как бы она хотела, чтобы ее интуиция, профессиональная или же человеческая, просто выбрала бы правильный ответ!
Только вот ответа не было. Вернон, шарахнувшийся от ее руки, как от оголенного провода. Странный диалог между ним и Деборой, когда та провожала их на ловлю астероида, а потом их истеричный поцелуй. И глаза доктора Оливо, в точности такие же, как у Айдына.
Эпизод 7
* * *
Из вязкой, не приносящей отдыха дремы Инн вырвал звук приближавшихся шагов. Ночь выдалась тяжелой. Рана на боку чужака оказалась неглубокой, но перевязать ее не было никакой возможности: мужчина оказался слишком тяжелым, и обмотать бинт вокруг торса девочка не смогла. Получилось только расправить оторванный угол искусственной кожи, покрыть кровоточащее место толстым слоем обеззараживающей мази и приладить сверху марлю в несколько слоев, чтобы лекарство не стерлось одеялом. Скорее всего, за ночь такая повязка присохнет, но ничего лучше Инн сходу придумать не смогла.
А вот задача помочь чужаку прийти в себя оказалась невыполнимой. Вроде бы прошло уже несколько часов, и взрослый организм должен был сам справиться с воздействием спор, но лихорадка не прекращалась. То ли слишком много их попало внутрь, то ли человек со звезд был к ним более чувствительным, чем большинство в Деревне. Хотя в кладовке было прохладно, чужак сильно потел. Инн накрыла его одеялом, подоткнув со всех сторон. Завернуть не получалось: не хватало размера спальника. Но главной бедой была вода. Капельница, одно из немногих устройств, производство которых сохранилось в Деревне, помогала возвращать в человека воду, снова и снова, пока вся отрава не переработается. Те, кто не получали достаточно воды, могли умереть. Инн положила голову чужака себе на колени и долго, капля за каплей, пыталась его напоить, выжимая смоченный в воде из походной бутылки бинт ему в рот. По-простому из горла или из стакана отравленные мхом пить не могут, даже если они в сознании: им сложно глотать, и они захлебываются. Обычно питье пусть не полностью, но заметно облегчало страдания, но то ли гигант как-то по-особому плохо переносил споры, то ли влитой в него воды было недостаточно на объем его тела. «Наверное, все-таки слишком много вдохнул, или долго лежал носом в мох». Первый бинт Инн потратила на то, чтобы стереть прозрачную, почти невидимую пыльцу с его лица.
Вода в бутылке почти закончилась, когда Инн поняла, что от усталости и голода у нее самой кружится голова. Поела. Попыталась уснуть, но без спальника было слишком холодно. Устроилась под боком у чужака, спина к спине, и быстро провалилась в почти такой же, как у него, тяжелый сон.
Шаги за дверью приближались.
Инн резко села и осмотрелась. Диодная лампочка так и горела всю ночь, но теперь в неприятный, изрезанный синими тенями полумрак пробивался еще и свет от щели по краю двери. Чужак, похоже, начал выходить из ядовитого забытья: перестал дрожать и дыхание выровнялось. Это хорошо. Споры мха не только вызывают лихорадку и спутанность мыслей, они еще и повреждают внутренние органы, и тогда лихорадка не прекращается сама. Девочка легонько хлопнула по огромному плечу. «Молодец. Теперь осталось выспаться, и все пройдет. Только лучше бы меня не нашли у тебя под боком!»
Покидать нагретое место не хотелось. Инн с трудом заставила себя встать на четвереньки и отползти к стене. Очень вовремя: буквально через пару мгновений в кладовку заглянул Янис.
― Так здесь и спала? ― Закатил глаза. Фыркнул. ― Дверь же не заперта!
Инн насупилась. Неужели это надо объяснять?
― Ему нужен уход и присмотр. ― Секунду помолчала. ― Но сейчас ему уже лучше.
Янис снова фыркнул.
― Спальник тебе дали!
Резким движением он сдернул с чужака одеяло и швырнул девочке. Неопределенно шевельнул бровью, увидев «заплатку» на боку. В падавшем из двери свете вчерашняя работа Инн выглядела убого и неряшливо.
Чужак никак не отреагировал, только подтянул ноги плотнее к груди, чтобы сохранить тепло.
Янис зашел за спину чужака и присел на корточки возле его головы. А потом вдруг опустил колено ему на горло.
От неожиданности и непостижимости происходящего Инн потеряла дар речи. Несколько долгих мгновений она лишь хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и завороженно смотрела, как чужак задыхается. Он лишь беспомощно дернулся в неэффективной попытке освободиться, слишком ослабший и все еще не пришедший в себя.
― За что? ― наконец смогла прошептать пораженная девочка.
Янис не ответил. Резко отпустил чужака, так же внезапно, как придавил. И ровно за миг до глубокого, судорожного вдоха что-то прижал к лицу своей жертвы.
― Не надо!
Вдох. Второй.
На третий чужак всхлипнул, словно захлебываясь воздухом, и Янис наконец убрал подушку мха от его лица. Встал. Презрительно дернул уголком рта. Вышел, оставив дверь открытой.
Инн хлюпнула носом. Ступор отступил, и она вдруг поняла, что по щекам текут слезы.
― Он же почти очнулся, ― шепот на грани срыва в рыдания.
Вытерла сопли рукавом. Достала из сумки бутылек со спиртом, капнула на ладони и принялась отматывать марлю. Ее оставалось совсем чуть-чуть, но убрать споры хватит. Снаружи раздались раздраженные голоса. Взрослые о чем-то спорили. «Лучше бы помогли». Протереть чужаку лицо. Накрыть одеялом. Подложить свою свернутую куртку ему под голову. «За что?!»
При дневном свете чужак выглядел… обычно. Да, большой, огромный даже, наверняка крупнее любого в Деревне, но вполне пропорциональный. Бледная, снова покрывшаяся испариной кожа. В синевато-белом свете лампочке был заметен неровный загар, но сейчас его почти не видно. Плоское лицо. Ершик черных, очень густых волос. Веки плотно сомкнуты, но в Деревне были люди с похожей внешностью, и Инн знала, что у всех них глаза почему-то черные. Ну или, может, темно-карие.
Ужас от пережитого потрясения начал потихоньку отступать. Девочка в последний, как она надеялась, раз швыркнула носом и устроилась в изголовье импровизированной постели. Вынула остаток бинта, промокнула пот со лба чужака.
Шрамы. Тонкие, едва заметные. В Деревне у многих были шрамы, по разным причинам: от порезов, ожогов, ссадин. Даже от открытых переломов. А Степан, говорят, в детстве с крыши на забор упал, и жердь ему плечо насквозь проткнула! Только вот таких аккуратных, ровных, почти невидимых шрамов, как были у чужака, Инн не видела ни разу. Даже у тетки Фанни после операции шов был заметнее, а ведь ее разрезали инструментами с Ковчега, Инн сама видела, какой там нож был тонкий и острый! «Как так могло получиться?» Может, он и правда не совсем настоящий?..
Но сейчас важным было не это. Девочка замерла в нерешительности, переводя взгляд со своего пациента на разбросанные вокруг предметы и обратно. Бинты кончились. Бутылка из-под воды пуста. Ей самой неплохо бы привести себя в порядок и умыться. Инн поджала губы, чувствуя, как к горлу вновь подкатывают слезы. После визита Яниса выйти из кладовки, бросив чужака одного, казалось немыслимым. «За что?!» Да за что бы там ни было! То, как взрослые обращались с этим человеком, никак не укладывалось у нее в голове. «Нужен план! Или хотя бы следующий шаг!» Единственное, что пока получалось придумать ― это горько расплакаться.
В кладовке резко потемнело: в проеме двери, почти полностью ее закрыв, появился Степан.
― Все тут сидишь? Завтрак уже заканчивается. Нам сегодня много порогов проходить, так что лучше поешь сейчас!
Инн насупилась и прикрыла глаза, надеясь, что под ресницами не будет заметно, что они красные от слез.
Степан тяжело вздохнул и шагнул внутрь. Свет из-за спины красиво подсветил его кудрявые волосы, делая чем-то похожим на Деда.
Спохватившись, Инн загородила своей рукой чужака. Уж на этот раз она не допустит никакой бессмысленной жестокости.
Степан сделал полшага вперед и присел на корточки. Инн внимательно следила за ним, но бояться его было значительно сложнее, чем Яниса. Открытое, доброе лицо. Загорелое. Нос немного шелушится. Карие, как почти у всех в Деревне, глаза смотрят укоризненно, но без ненависти. «Неужели он считает, что Янис прав?»
― Защищаешь его? ― Степан кивнул на чужака. ― Он чуть Старого не убил.
Что ж, что-то такое Инн и подозревала.
― Откуда вам знать?! Вы же не видели, что там случилось?..
― Чтобы понять произошедшее, не обязательно при этом присутствовать.
Инн секунду колебалась, говорить ли, что она следила за отрядом, но в итоге решила, что это и так очевидно.
― Я видела, как они лежали. Похоже, Ящер Хозяйки напал на них, и чужак пытался защитить Деда от удара!
Степан усмехнулся.
― Еще бы это чудище не напало! У него же костюм ярко-оранжевый. Старый говорил, что лепостричей тоже хотели такими сделать, но Ящер сжирал всех цыплят. Только вот ты видела у этого парня синяк во всю спину, а? Может, мы пропустили? Любому бы такой удар сломал позвоночник, а у этого не только все кости целы, но и ни царапины! Только и ущерба, что спорами надышался.
Степан отвел взгляд и подвигал челюстью, раздумывая, продолжать или нет.
― Все считают, что он напал на Старого. Ты же знаешь, тому и одного прикосновения хватить может. ― Помолчал. Похоже, все происходящее ему самому не очень нравилось. ― Поэтому пусть этот чужак пока лежит как есть.
Степан еще несколько секунд посидел неподвижно, вроде как приглашая идти завтракать. Инн сделала вид, что не понимает намека. Мужчина тяжело вздохнул и поднялся.
Девочка вдруг вскинула голову и посмотрела на него с внезапной надеждой.
― Принеси воды! Пожалуйста!
Степан снова вздохнул.
― Хорошо.
Вышел, оставив дверь открытой.
Инн некоторое время смотрела Степану вслед, пока чужак не вздрогнул от очередного судорожного вздоха. Его голова чуть сдвинулась со свернутой куртки, и девочка потянулась ее поправить. «Что это?!» На серой ткани остался черный крохкий порошок. Девочка растерла его между пальцев, поднесла к носу. Кровь. Холодея от ужаса, она запустила руки в волосы чужака, аккуратно, но тщательно ощупывая череп. Когда коснулась левой части затылка, тот снова вздрогнул, на этот раз от боли. Засохшая кровь, такая же черная, как и волосы, была совсем на них не заметна. Шишка под пальцами ― тоже. Кость цела, да и Рэндал бы не пропустил серьезной травмы, чего не скажешь о ссадине, особенно второпях и когда есть другой пациент, гораздо более важный.
Инн старательно раздвигала волосы, чтобы понять, насколько велика рана. Это было непросто: густоте жестких, толстых, почти как щетина, блестящих черных волос позавидовал бы кто угодно в Деревне. Царапина оказалась не такой большой, как боялась девочка, не длиннее ее мизинца, а вот синяк был обширный. «Наверное, твое тело защитил костюм, но без шлема ты ударился головой и потерял сознание». Дед настаивал, чтобы при езде на лепостричах все носили шлемы. В Деревне их делали из плотной кожи, но у чужаков защита для головы была намного лучше, почти полностью из какого-то прозрачного материала. Инн четко помнила, в каком положении лежали чужак и Дед. «Ты не пытался убить Деда, ты его защищал!»
* * *
Сознание возвращалось волнами. Как и всегда. Первая принесла красный свет и одно слово: «Опять».
Он не помнил своего имени. Он не помнил своего прошлого. Все, что он знал, все, что мог в тот момент осознать, это то, что происходящее случается с ним не впервые.
Со следующей волной пришел ужас. Такой сильный и всеохватный, какого приходивший в себя человек никогда до этого не встречал.
Так бояться могут только профессионалы. Смельчаки, привыкшие через свой страх переступать, причем не в глупой браваде одиночки против банды хулиганов в подворотне и не в безнадежном отчаянии, защищая своего ребенка. Видов смелости много: от спонтанных до точно просчитанных, от незаметных, как одинокий светлячок в летней ночи, до ярких, как фейерверк, от самоубийственно бессмысленных до меняющих судьбу мира. Но есть такая смелость, которая изнашивает страх, застирывает его до дыр, заставляет вылинять до совершенной бесцветности, словно старую ситцевую занавеску. Это смелость тех, чья работа ― сталкиваться с кошмарными ситуациями едва ли не ежедневно и эти ситуации разрешать. Смелость пожарных и спасателей. О, они вовсе не бесстрашны, нет, но они пугаются по строго отработанной процедуре, а на случай внезапной паники у них есть три других процедуры, так же тщательно выверенных и протестированных. А если под конкретный случай процедуры нет, они собирают ее на ходу, кроя имеющиеся и соединяя части суперклеем своего опыта.
Просыпавшийся человек знал нескольких таких. В одном только респираторе зайти в медленно заполнявшийся смесью ядовитых газов химический цех и вернуться с двумя спасенными: одну вывести, другого вынести. Выслушав получасовой ликбез по управлению квантово-гравитационным реактором, отправиться к поврежденной установке и выиграть целых десять часов для эвакуации. Две недели руководить обустройством вновь прибывших, ни на секунду не прекращая собирать осколки надежд если не в прекрасные дворцы, то хотя бы в добротные дома, зная, что, возможно, через пару дней, или даже пару часов все вновь рассыплется прахом. Буквально все, вместе с планетой. Эти люди не боятся страха, он их коллега и старый знакомый. До тех пор, пока они не теряют над ним контроль.
Волна ужаса схлынула. Это было лишь воспоминание.
С третьей волной наконец пришло имя. Олли. Олифер Дуглас О’Донохью. Главный инженер Ковчега «Вудвейл».
* * *
Вернона снова морозит. Бывало и хуже. Намного хуже. Но его несколько беспокоит, что он никак не может собраться с мыслями.
Обстановка вокруг меняется: становится то светло, то темно, то тепло, то холодно… Хотя это, возможно, от лихорадки. Что-то болит, но он никак не может понять, что именно. Неприятное ноющее ощущение словно гуляет по телу, вспыхивая внезапными искрами то там, то тут, но Вернон никак не разберется, где конкретно.
Он слышит голоса. Человеческие. Что-то обсуждают. Иногда спорят. Вернон не понимает ни слова.
Кажется, осталось только настоящее. Нет прошлого, и поэтому нельзя понять, что происходит. Настоящее меняется, Вернон осознает это, но зафиксировать последовательность изменений или хотя бы удержать их в памяти невозможно. Нет будущего, и поэтому никак не выходит сформулировать свои мысли, сгрести их в кучу и начать действовать.
Нет воли. Почти нет эмоций, только это смутное, свербящее ощущение неправильности происходящего.
Но это не страшно. Вокруг люди. Люди не бросят. Люди будут за него бороться и вернут его назад. Людям Вернон верит.
* * *
Вместе с именем вернулась память о Ней.
Это очень радовало.
Каждый раз, выбираясь из инсульта, Олли что-то забывал. Когда он обнаружил это после самого первого такого происшествия, у него был шок. Он отчетливо помнил то совершенно жуткое, сюрреалистичное ощущение, когда вот он ты, Олифер О’Донохью, и вроде бы всегда таким был, но, когда люди вокруг обсуждают события, в которых ты непосредственно участвовал, ты вдруг понимаешь, что в твоей голове ничего об этих событиях нет. Чтобы справиться с этим, Олли начал вести дневники, записывая туда самое важное, то, что забыть никак нельзя.
Больше всего на свете он боялся забыть Ее. Олли не помнил, где и когда он впервые Ее встретил. Скорее всего, это было еще в другом мире, во время подготовки экспедиции. Те события стерлись из памяти уже почти полностью, не из-за инсультов, а просто за давностью лет. Остались лишь записи, сделанные после самого первого провала. Когда Олли перечитывал их, то не узнавал в написанном себя. И ненавидел того, их кто писал. Тот Олифер О’Донохью почему-то думал, что важно сохранить как можно больше сведений о той, большой цивилизации: две Монополии, шесть планетарных колоний, описание принципов общественного и политического устройства, куча разномастных исторических и научных фактов. Тогда еще были живы многие из первого поколения, и никто не мог представить, как все повернется. Тому Олли не приходило в голову сохранять себя.
Поэтому Олли сегодняшнему казалось, что Она была в его жизни всегда. Серо-синие глаза. Уверенный, успокаивающий голос. Теплая улыбка.
Очередная волна воспоминаний наконец вынесла на берег сознания Ее имя. Агата.
* * *
Степан принес не только воду, но и завтрак: тарелку каши с горстью сушеных яблок, ― а потом и второе одеяло. Вода в закупоренной глиняной крынке: значит, из-под фильтра. Первое, что сделала Инн, как только Степан вышел, это развернула одеяло, чтобы закутать чужака получше. Он потел, и из-за этого его тело, даже такое большое, быстро теряло тепло. Девочка закусила губу. Отравиться спорами у взрослых в Деревне получалось редко: опасных видов мха около поселения было намного меньше, чем возле Ковчега, все знали, как их определить, к тому же, со временем вырабатывалась устойчивость. А вот дети с завидной регулярностью то забредали в поднятое каким-нибудь животным облачко, то падали, споткнувшись, в подушку мха. Инн и сама так падала, и потому знала, что от спор сильно потеют. Очень сильно. Не так, как чужак. «Когда он в последний раз пил?» Девочка в который раз подумала о капельнице, но на это, похоже, рассчитывать не стоит.
Вздохнула. Встряхнула серое полотно.
Пум.
На пол выпал небольшой туго набитый мешочек. «Бинты!» ― Инн радостно улыбнулась.
Укрыла вторым слоем чужака, тщательно подоткнув одеяло с боков. Быстро, почти не чувствуя вкуса, проглотила кашу. Села рядом с пациентом, положив его голову себе на колени. Провела рукой по его лбу. Холодный. Немного липкий. Посмотрела на свою ладонь. По-хорошему надо бы вымыть руки с мылом. И в туалет надо. Инн упрямо нахмурилась. Дотянулась до лежащей у стены сумки, чтобы добыть склянку со спиртом. Бросить чужака здесь одного она не могла.
Тщательно растерла по рукам резко пахнущую жидкость, еще влажными пальцами вытащила из мешочка белую тряпицу и тщательно вытерла их. Отложила грязный лоскут в сторону, взяла следующий. Окунула его в крынку с водой и аккуратно, капля за каплей, стала вливать жидкость в чуть приоткрытые губы чужака.
* * *
«Что ты творишь?!» ― «А ты разве еще не понял?» ― Смех. Злой, нервный, на грани истерики. ― «Это корабль, Олли! Корабль, о котором ты так заботишься! Он убивает нас!» ― «Что нас точно убьет, так это выключение энергоустановки! Ты забыл, что все сколько-нибудь мощные резервные генераторы полетели при выходе из пузыря?! Отрубится все, от гравитации до регенерации воздуха!»
Олли отчетливо помнил тот разговор. Паника и отчаяние адреналином впечатали в его мозг каждое слово. Время стерло имя и лицо его собеседника, но Олли знал, что был с ним полностью согласен. Со всеми доводами, кроме одного: отключения межзвездного двигателя.
Потому что с источником энергии у них все еще был шанс выжить.
* * *
Степан вернулся в обед. Загородил на секунду льющийся из двери свет. Шагнул в кладовку. Сел на пол прямо возле входа. Инн превентивно нахмурилась.
― Что, с утра так здесь и сидишь?
Пауза. Угрюмый кивок.
― Иди умойся.
― Нет!
― Обоссаться тут собралась?
Инн залилась краской: Степан попал в точку. Но последовать разумному совету было страшно. «Может, все теперь только и ждут, когда я выйду, чтобы добить чужака!»
Степан задумчиво пожевал губу, видимо, подбирая слова.
― Знаешь, ты права.
Инн закатила глаза, показывая, что не верит в его искренность. Но мужчина на этом не остановился:
― Нельзя так обращаться с людьми, пусть даже опасными. Но большинство на лодке в шоке и в ярости. Старый так уверенно говорил, что эти прилетевшие со звезд не опасны, ― в голосе проскользнула нотка детской обиды. Степан отвел глаза. Похоже, он и вправду чувствовал себя виноватым.
В кладовке повисла тишина. Снаружи доносились невнятные обрывки разговоров, шебуршание лепостричей и плеск реки под днищем ховеркрафта.
Степан сидел, невидяще глядя в пустоту. Прошло не меньше минуты, прежде чем желание высказаться победило смущение и он продолжил:
― Когда мы вернулись в Тихую бухту, Янис словно помешался. Решил, что этот парень, ― кивок в сторону чужака, ― не человек, а машина. Попытался даже оторвать тот синий прямоугольник у него на боку. Думал, это крышка какая-то, а под ней ― какой-нибудь маяк, по которому лодку или Деревню могут найти. И знаешь, я и сам в это поверил! Посмотри на его шрамы! Ровные, как хорошие сварные швы, ― Степан тяжело, через зубы выдохнул. ― В общем, оттащили мы Яниса, только когда кровь брызнула. ― Еще один тяжелый вздох. ― Старый это не одобрит.
Мужчина наконец посмотрел на свою собеседницу, грустно и виновато.
― Иди давай, приведи себя в порядок! Я за ним присмотрю.
* * *
«Поздравляю, Олли, ты собрал уже три из пяти маркеров», ― голос Агаты словно соткался из тиканья медицинской аппаратуры. Это было еще до драки в реакторном отсеке, не так ли?
Первые годы экспедиции все шло прекрасно: небольшие проблемы при выходе из пузыря Алькуберре были быстро забыты, и они с энтузиазмом начали изучать и заселять жизнью новый, идеально расположенный относительно своей двойной звезды мир. К моменту их прилета здесь уже существовала своя жизнь и даже одноклеточные фотосинтетики, постепенно формировавшие кислородную атмосферу. Вудвейл в очередной раз подтвердил теорию, что только пять оснований нуклеиновых кислот достаточно устойчивы для образования жизни, и генетический код «инопланетян» совпал с тем, что использовали земные организмы.
Олифер помнил, как выглядела планета до прихода людей. Серые и бурые, еще совсем пустые пятна континентов обведены контурами: колонии протогрибов, начавшие постепенно выбираться из океана. Сверху кажется, что полосы идеально ровные, но вблизи видно, что и ширина, и интенсивность цвета, да и состав оттенков разный: на более пологих и влажных местах экспансия на сушу продвинулась намного глубже, полосы шире и ярче; там же, где берег изрезанный и скалистый, линии распадаются на отдельные пятна. Зато и цветов там намного больше: белые и черные, все оттенки охристого и багрового, а иногда даже синие и зеленые. Примитивные, все еще одноклеточные, но многие уже с ядром, необычные, даже странные, эти новые организмы чрезвычайно увлекли биологов. Кое-кто из энтузиастов даже предлагал оставить планету как есть. Этот восторженный ажиотаж и жаркие споры Олли помнил смутно. Гораздо четче в его голове пропечаталось то, как изначально выглядели океаны. Если континенты по краю были разноцветными, то океаны в ответ ― ярко-зелеными. Приливные зоны и мелководья были застелены водорослями. Крохотные зеленые организмы объединялись в тонкие цепочки, которые сплетались в более толстые нити. Когда вода отходила, они подушками ложились на дно, и в такие моменты берега очень напоминали земные болота, а когда вода прибывала… Зрелище было совершенно невероятное: водоросли расправлялись, расстилались под самой поверхностью, шелковисто переливаясь в лучах двойного солнца, словно малахит. Биологи Ковчега так их и назвали: «малахитовые водоросли». Эти зеленые поля кое-где распластались на километры от берега и были видны даже с орбиты, потрясающе красивые с любого расстояния, и в микроскоп, и со скользкого от грибной слизи пляжа, и из иллюминатора Ковчега. Они и сейчас в определенные сезоны распушались вдоль побережий бескрайними зелеными коврами. «Наверное». До океана от Деревни было две недели пути. На Птичке, самом быстроходном из имевшихся в Деревне транспорте, можно было добраться за полтора дня, но если у посещений места крушения Ковчега была определенная цель, то летать к океану не было нужды. С тех пор как они потеряли Ковчег, Олли был на побережье всего пару десятков раз, и ни разу не попал в малахитовый сезон. «Может быть, после терраформации эта планета перестала быть похожей на шлифованный шарик из богатой медью породы».
Мысли постепенно приходящего в себя Олли лениво колыхались в приливе воспоминаний, как те самые водоросли. Имели ли люди право вторгаться в чужую экосистему? Ну, они же тщательно собрали коллекцию местных видов перед началом терраформации, а Агата, несравненная и гениальная Агата Беринг, искусно вплела изобретения местных видов в колонизационные. Только какое это имеет значение сейчас, когда нет ни исходной экосистемы, ни коллекции, ни терраформаторов?
Такое же состояние прострации и безразличия настигло Олифера и тогда, когда Агата выложила перед ним очередные результаты его анализов. Три из пяти маркеров опасных мутаций, вызывавших перерождение нервной системы, необычные формы рака, затем ― быструю, но мучительную физическую и ментальную деградацию, и смерть.
Вначале никто в это не верил. «Что за ерунда, законсервированные ДНК не могут сами по себе изменяться, тем более одним и тем же способом! Просто отделите брак и расклонируйте здоровые образцы с культивированием разнообразия», ― эта фраза, произнесенная высоким надменным голосом, оказалась одной из тех, что врезались в память Олли. Как и в большинстве случаев, он забыл говорившего. Помнил только свою досаду, потому что это ставило под сомнение выводы Агаты.
В таких вещах Агата не ошибалась. То, что поначалу приняли за нелепое совпадение, оказалось жуткой реальностью: каким-то образом все, что на Ковчеге имело генетический код, рано или поздно оказывалось изменено определенным образом, и если растениям и беспозвоночным это не причиняло никакого вреда, рыб и ящериц удалось починить, искусственно внедрив в их ДНК специальный восстанавливающий автомат, то для архозавров и млекопитающих подобрать такую защиту не получалось. Какие-то варианты геномов были чуть более устойчивы, какие-то ― чуть меньше, но рано или поздно случались пять последовательных мутаций, которые запускали цепную реакцию и неизбежно разрушали любые живые организмы начиная с определенного уровня сложности. «Тогда почему я все еще жив?»
* * *
Просыпаться не хотелось. Инн давно не было так тепло и уютно, но шум на палубе настырно разгонял дрему, заставляя вернуться в реальность. Вчера она специально легла спать между чужаком и дверью, чтобы никого к нему не пустить. Янис, скорее всего, попытается повторить этот свой кошмарный ритуал со мхом, и надо бы встретить его бодрой и во всеоружии! Девочка решительно открыла глаза, попыталась откинуть одеяло и вскочить, но… Сверху и ее, и одеяло прижимала тяжелая рука. Ну, не то чтобы прям прижимала, просто лежала сверху. Видимо, за ночь она подкатилась к чужаку. Одеяла было два: одно под рукой, другое ― над. Спиной она ощущала спокойное, но очень тихое дыхание.
Инн вывернулась из-под горячей руки и со страшным предчувствием обернулась к чужаку. Бледный, с нездоровым румянцем. Дышит неглубоко, через рот. Медленный, слабый вдох и резкий выдох. Приложила ладонь ко лбу. Сухой и тоже очень горячий. «Плохо!» Что делать? Бежать к Рэндалу? Звать на помощь?!
Шорох за спиной. Дверь открылась. В спину ударил сноп солнечного света. Пахнуло речной свежестью и прелым запахом леса.
Инн резко посмотрела через плечо и мгновенно покрылась холодным потом от нахлынувшего ужаса: Янис.
В отчаянной попытке защитить девочка обняла чужака за шею. Выдавила сквозь стиснутые зубы:
― Уходи!
В ответ ― лишь тихий смешок.
Надвигающаяся тень.
Янис перешагнул через чужака. Остановился у его головы.
Неимоверным усилием Инн заставила себя поднять взгляд и посмотреть Янису в лицо. Спокойный. Чуть улыбается. Свет, отражаясь в его серых глазах, делает их словно стеклянными.
― Не надо… ― тихо, жалобно.
Янис опускает колено на горло чужаку прямо поверх ее рук. От паники темнеет в глазах. Инн что-то кричит, но сама себя не слышит. И Яниса не слышит тоже, даже если он и отвечает. Где-то глубоко внутри зарождается отстраненное понимание: никто не придет на ее крики, ни Степан, ни Рэндалл, никто из тех, кто сейчас на лодке. «Дед бы пришел!» Но Дед в коме, и неизвестно, когда выберется, а помощь нужна прямо сейчас! Попытаться раздвинуть руки, чтобы было больше пространства!.. Ну хоть чуточку!
Но она ― всего лишь девочка, ей не справиться со взрослым мужчиной.
Голова чужака тяжелая, как камень. Мышцы полностью расслаблены. Сквозь пелену паники Инн понимает, что его губы начинают синеть. «Он задохнулся. Он умирает!»
Осознание этого заставляет ее замолчать. Все, что она теперь слышит ― это бешеный, оглушающий стук собственного сердца. Удар. Еще один…
Чужак вдруг резко дернулся вверх, мощным рывком сбрасывая и мучителя, и спасительницу. Дернулся бестолково, тут же опал назад на пол. Ударился головой. Пальцы беспомощно заскребли по доскам. Глаза, в первый момент широко распахнувшиеся, стали медленно закрываться. «Желтые», ― удивленно подметила Инн. Таких глаз она не видела даже у животных, не то что у людей.
Янис, в первый момент замерший от неожиданности, удовлетворенно хмыкнул и прижал губку мха к лицу своей жертвы.
Кровь стучала у Инн в висках. На предплечьях наливались багровые синяки. Но все это было не важно, ведь чужак снова дышал!
Эпизод 8
* * *
Малиника аккуратно размазывала зеленую горку сделанного из шпината и другой зелени пюре по квадратной галете. Расплющила ложкой, а потом, словно мастихином, стала формировать ровненькие лепестки. «Все готовы, говоришь? К любому исходу, да?!» Слова рыжей тогда, в душе, казались насмешкой. Делать вид, что ничего особенного не происходит, становилось все сложнее. А откусить украшенный расплывшейся хризантемой бутерброд ― вообще невозможно.
Потому что Рене смотрела. Правильный миндалевидный разрез. Абсолютно черная радужка и ярко-белая склера. Эти глаза словно нарисованы на грифельной доске. Взгляд пристальный. Жадный. Жуткий.
«Я не Ямакава. Я не буду с вами обниматься. У меня нет ни времени, ни сил вникать в ваши психиатрические заморочки». Это было чистейшей правдой, ведь Малиника фактически руководила колонией. Моррис настоял, чтобы Семенов оставался на орбите, и его доводы выглядели очень весомо. Руководитель экспедиции на станции нужен был не только и не столько для того, чтобы мотивировать людей на работу в космосе. Недельные смены и более приятные бытовые условия на станции решали эту проблему. Дело было в другом. В изначальном плане орбитальная инфраструктура была чем-то второстепенным: спутники наблюдения и связи, минимальная добыча ресурсов да вычислительный центр на первое время. «А в итоге там полноценный добывающий комплекс и стройка не меньше, чем здесь». Расчеты показывали, что продолжать в том же духе имеет смысл даже безотносительно того, что Винегрет может внезапно обвалиться, выпустив из своих пещер радиоактивного джинна, так что экспедиция оказалась разделена на два одинаково важных фронта работ, каждый из которых требовал централизованного руководства. Семенов, может, и хотел бы раз в неделю меняться с Вязиницыной местами, но они не были взаимозаменяемы, и выполнять обязанности главного агротехнолога Владимир не мог. «Вот и поделили мы небо и землю». Вспомнились рассуждения Ямакавы о надежности и взаимозаменяемости. «Ну и кто его теперь заменит?» Мелькнула трусливая мыслишка забросить вейверов Семенову, на орбиту. В конце концов, их опыт связан в основном с работой в космосе, а не на планете. «Никуда я их не отпущу. Если бы это было безопасно, Ямакава сам бы так сделал».
Тем временем галета окончательно размокла и от очередного движения ложкой развалилась на два корявых неаппетитных куска.
К Рене подошла Алия. Обняла. Завела разговор, пытаясь отвлечь. Малиника почувствовала себя очень глупо и немного виновато. Не поднимая ресниц, она скосила на девушек глаза. Рене вначале полностью игнорировала действия подруги, но потом нехотя что-то ответила и наконец отвела взгляд от Вязиницыной. Было заметно, что действия Барабур не успокаивают, а только раздражают темнокожую вейвершу. «Ямакава вам больше, чем командир или даже старший брат, не так ли?»
Малиника облизнула пересохшие губы и зачерпнула зеленое нечто ложечкой. «Блюдо» оказалось вкуснее, чем выглядело, но доедать пришлось в спешке: мигнувший планшет показал сообщение от Морриса. Долгожданное разрешение ― а вернее, требование ― навестить Ани.
* * *
― С ней точно все в порядке?
― Конечно. Просто не надо на нее таращиться.
― С ней рядом никого нет. Это нехорошо, ― Рене с видимым трудом перевела взгляд на Алию.
Алия, наоборот, отвела глаза. Закусила губу. Интересная, но малознакомая Малиника ее не особо беспокоила, а вот пристальный, немигающий взгляд подруги ― очень даже. С ней самой такое тоже случалось, когда беды вдруг становится слишком много, и казалось, что весь мир разваливается и что будущего просто не существует. В такие моменты время будто останавливается, застывает метановым льдом безнадежности. Вернон всегда замечал, когда это происходило. Обнимал. Брал за руку. И люди вновь оттаивали. Впервые это произошло с Алией, когда погиб Глеб. В одном из первых вылетов к Ковчегу Нью-Цереры компьютер не успел среагировать, и катер задело астероидом, стесав несколько датчиков и сопел маневровых двигателей по левому борту. Облако камней вокруг планеты было очень плотным, и полуслепая, потерявшая часть подвижности машина наверняка бы погибла со всем экипажем, если бы Глеб не вышел и не восстановил хотя бы часть пострадавших приборов. И не погиб, снесенный следующим камнем. Жизнь без него казалась совершенно невозможной. Ямакава тогда сгреб Алию в охапку, нашел уютный угол в кают-компании и сидел с ней почти сутки, пока не отпустило.
Рене только оправилась от смерти Якоба, и исчезновение Вернона снова нарушило ее едва обретенное хрупкое равновесие. «Я не могу тебя вылечить, сестренка. Но я за тобой присмотрю».
* * *
Подразделение, возглавляемое Грегором Десмондом Моррисом, было самым малочисленным в составе экспедиции. Формально все пятеро его членов были психологами-психиатрами, но представить кого-то, добровольно согласившегося на сеанс терапии с руководителем этой службы, было очень сложно. Моррис словно был противовесом заботе и сочувствию, которыми щедро делились остальные психологи, противовесом отрезвляющим и порой жестоким.
Как и медицинскую службу, этот отряд разделили между орбитой и планетой. Здесь, на базе, для их нужд отгородили помещение в торце самого дальнего жилого корпуса размером с четыре стандартных спальни, и с отдельным входом. Подходя к нему, Малиника невольно улыбнулась. В первый же день обустройства здесь психологи пришли в агрокомплекс и попросили цветов. Перегруженные работой биологи их сначала не поняли. Спросили, каких. Психологи не поняли, чего от них хотят. Вернулись через час с десятком фотографий местных цветов и одной содранной коленкой. Во второй раз им повезло больше: они встретили Спаррмана, который наконец задал правильный вопрос: зачем? В итоге вход в комнаты психологической разгрузки стал похож на холмик с феями из классических компьютерных игр начала эпохи информатизации: цветочки, сосенки и несколько переливающихся на солнце друз кварца. Очень живописно.
«Словно специально созданный для таких моментов!» В предвкушении долгожданной встречи сердце забилось быстрее. Малиника только сейчас поняла, как сильно соскучилась по подруге.
Навстречу вышла Ани. Прищурилась от яркого солнца. Улыбнулась, устало и грустно. Стоявшая за ней психолог ― кажется, ее звали Полина ― ободряюще кивнула.
«Что-то не так!» Борясь с нарастающим беспокойством, Вязиницына решительно шагнула вперед и обняла подругу. Не только, чтобы поддержать, но и чтобы спрятаться от ее взгляда. Ани была полной противоположностью Рене: светло-серые глаза, светлая же полупрозрачная кожа, но во взгляде ― тот же огонек навязчивого безумия, тот же невысказанный вопрос: мы же найдем его? Ты, Малиника, ты же вернешь нам Вернона Ямакаву?
«У меня нет права пренебрегать безопасностью всех остальных. Мы бежим наперегонки со временем, и то, что обе нависшие над колонией угрозы еще не слишком заметны в повседневной жизни, не умаляет их серьезность». Малиника медленно вдохнула. Выдохнула. Ситуация чем-то напоминала путешествие за Медной Горой, большим, почти полностью состоящим из металлов астероидом, ставшим четвертой луной Вудвейла. Эту практически шарообразную глыбу надо было вытолкать из хоровода других камней и отбуксировать на орбиту планеты. В той миссии Малиника была пилотом. Пробираться к цели на крохотном, похожем на мыльный пузырь тягаче оказалось серьезным испытанием. И сейчас она чувствовала, будто опять крадется между безразличных, полных скрытых угроз скал, только ведет она не маленький кораблик, а всю колонию. В самом конце пути, где поток камней стал слишком плотным и компьютер перестал справляться, ей пришлось перенести маневрирование с похожей на магию квантовой гравитации на обыкновенную механику в исполнении двух операторов в тяжелых скафандрах.
Прижимая к себе подругу, Малиника зажмурилась. Облизнула пересохшие губы. Она никому не говорила, как страшно ей было те несколько секунд, когда один из скафандров пропал с радара. Тогда все обошлось, и она нашла в себе силы не открывать логи скафандра Ямакавы и не пытаться узнать, испугался ли он.
И вот теперь он пропал снова. «Это ничего не меняет». Мантра не помогала. Вязиницына чувствовала себя предательницей.
Еще один глубокий вздох, словно ритуал, помогающий запихнуть эмоции куда-то вглубь себя. Она знает, что так долго продолжаться не может, но пока что не видит другого выхода. Нужно сосредоточиться на том, что важно именно сейчас. Отстраниться от Ани. Улыбнуться ей. Благодарно кивнуть стоящей у нее за спиной психологу. «Я лгу». Но этим людям нужна ее поддержка, и в эту конкретную минуту у Малиники нет права на слабость.
― Ну как, что там в геноме дракона? ― в глазах Ани потихоньку разгорается прежний энтузиазм.
― Не трогали еще, тебя дожидается!
― Отлично!
― Никакой работы в контейнере! ― голос психолога мягкий, но непреклонный.
Ани гротескно хмурит брови, приоткрывает рот в немом возмущении, становясь похожей на негодующую мышь.
― Лабораторию переносят в агрокомплекс, так что разбирать драконов негде. Переезд оборудования, никаких анализов до послезавтра.
― Замечательно!! ― солнечный денек разогревал настроение Ван Уик прямо на глазах. Махнула рукой, заспешила к теплицам.
Глядя на нее, Вязиницына тоже почувствовала себя лучше. Угрюмые тени в ее голове не исчезли, но как бы отступили, не заслоняя больше сознание и не мешая рационально мыслить и принимать решения. «Я справлюсь. Как обычно».
Вязиницына обернулась к психологу, чтобы сказать спасибо…
Солнечный день разлетелся вдребезги: рядом со своей коллегой стоял Моррис. Та грустно улыбнулась, и Малиника поняла, что выдала свое состояние выражением лица. Быстро взяла себя в руки, тепло поблагодарила Полину за помощь Ани и уверенно прошла за Моррисом в одну из комнат.
Небольшая, две спальни по площади. Падавший из окна свет разбит на солнечных зайчиков посаженными в небольшие горшки деревцами. Кушетка, привезенная с корабля. Пара пуфов, сделанных уже на планете. На полу ― рогожка из разноцветного жгута. Уютно. Было бы, если б не псих-координатор.
Моррис махнул рукой, приглашая садиться. Сам он пристроился на один из пуфов, веселой светло-зелененькой расцветки. Неловко переступил ногами. Оперся локтями на колени. Снова выпрямился. Ко всей этой милой обстановке, как и к бережной заботе о каждой отдельной личности в составе экспедиции, этот невзрачный человек с холодными серыми глазами не имел никакого отношения. Прагматик на грани цинизма, он единственный в команде видел коллектив как модель, а людей ― как ресурсы, причем в гораздо более общем смысле, чем только трудовые. «Ты здесь для того, чтобы нам, романтикам с горящими глазами, вливать в головы горькую и остужающую микстуру из фактов, которые мы не хотим замечать, вопросов, которые мы боимся задавать, и решений, от которых мы отчаянно пытаемся спрятаться».
Моррис несколько секунд пристально смотрел Вязиницыной в глаза. Не собираясь с мыслями и не подбирая слова, а проверяя, что его собеседница готова держать удар.
― Лина, ты должна возглавить отряд планетологов.
Реплика прозвучала сухо и буднично, но последовавшая за ней тишина была настолько глубокой, что было слышно, как солнечные зайчики играют с тенями. И как закипает гнев внутри Малиники.
В этот момент она ощутила себя кошкой, которую пятилетняя девочка пихает в таз с водой. Кошка была беспородная трехцветка с короткой и гладкой, но очень теплой шубкой, зелеными глазами и розовым носом. Девочка Лина тогда была не права, за что и получила когтями по щеке, а вот Моррис был прав.
Однако сдаваться без сопротивления было обидно и немного стыдно.
― Мы вроде закрыли этот вопрос. Герман Кристофаретти вполне справляется со своими обязанностями.
Это было правдой: Герман обсуждал с Отто Спаррманом текущие задачи, распределял на них людей, даже предлагал некоторые идеи для повышения эффективности. Остальные вейверы вроде его слушались. Так ведь? Моррис скептически поднял левую бровь. И он, и Малиника знали, что нет, не так.
Но озвучивать это Вязиницына не собиралась. Пауза затягивалась.
Моррис поморщился. Видимо, вторая доза констатации неприятных фактов была неизбежна.
― Что ты станешь делать, когда их вооруженный маньяк решит, что главный приоритет теперь ― найти предыдущего командира?
Вдруг Малиника поняла, что у нее есть ответ.
― Соглашаться и покрывать. Так же, как делал Ямакава.
Сказав это, она резко встала и вышла, хлопнув раздвижной дверью. Механизм доводчика лишь печально хрустнул, не выдержав гнева лидера наземной базы экспедиции Б-32.
* * *
Весь день прошел в подготовке помещения под лабораторию. Агростанция началась с крохотного, шесть на шесть метров, домика из прозрачных панелей, который почти сразу окрестили стекляшкой. От него рядами начали расти длинные прямоугольные теплицы. Две самые первые, по двадцать метров каждая, уже приносили небольшой урожай, в третьей можно будет начать собирать овощи на следующей неделе. Еще два прозрачных тоннеля были засажены менее скороспелыми культурами, а шестой только строился. За теплицами начинались поля: небольшие ровные прямоугольники огорода и более обширные, все еще практически пустые площади под злаки и картофель. Подготовить инфраструктуру под посадки было намного проще, чем заполнить их растениями.
Фабрики по выращиванию искусственного животного белка, неотличимого от полученного из животных мяса. Супер-оптимизированные промышленные фермы закрытого типа, где можно выращивать любые виды растений практически без субстрата с невероятной продуктивностью на единицу объема. Ювелирно подогнанные под экосистему сорта, сами растущие и плодоносящие без дополнительного ухода, и не вырождающиеся десятки поколений. Парадоксально, но все эти агротехнические чудеса на Вудвейле проигрывали в эффективности более простым решениям из-за слишком больших энергетических затрат или нехватки данных. Здесь, на планете, можно не экономить место, и умных теплиц и полей было достаточно. Агротехнологи собирали сложный паззл, балансируя между технической надежностью, биологическими угрозами и климатическими рисками. Изолируй все растения ― и они будут постоянно отнимать у колонии дефицитные вычислительные и энергетические ресурсы и окажутся не готовы к тому, что очередной геккон-переросток заблокирует подачу воды. Накрой все посадки от града и ветра ― и вот твоя модель вентиляции для предотвращения роста патогенов усложнилась в сотню раз. «При этом у нас нет даже полноценного прогноза погоды на послезавтра». И вот, несмотря на все технологии и опыт, сердце все равно вздрагивает от того первобытного чувства, что испытывали на протяжении многих веков крестьяне, обнаруживавшие внезапно повявший стебелек или подозрительно темную тучу.
Новый двухэтажный домик из пористого композита, легкий, но прочный и теплый, появился в торце второй теплицы. Между ним и стекляшкой организовали навес, который со временем должен был стать частью помещения. Корпус лаборатории, как и весь агрокомплекс, напоминал короткий прозрачный кристалл: два этажа под крышей пирамидкой. Некоторые сегменты стен были мутными, словно наполненными пузырьками. Внутри ― лабораторные боксы, энергоустановка, склад. Часть вычислительного центра тоже перенесут сюда. На втором этаже когда-нибудь будет зона отдыха, а пока что ― очередное место для рассады.
Впервые за много дней у Малиники появилась возможность поработать с этой самой рассадой. Через несколько месяцев агрокомплекс будет полностью роботизирован, но пока практически вся энергия тратится на воссоздание семян из генетического концентрата, заниматься готовыми растениями приходится людям. Для Малиники это было скорее отдыхом, чем работой. Для бывших вейверов ― тоже. Вязиницына помнила кислые лица многих спасателей и инженеров во время практических занятий по агрономии. Космические разведчики, наоборот, словно видели в этом монотонном и довольно тяжелом труде что-то сакральное. Глядя на то, с какой аккуратностью, даже бережной торжественностью они раскладывают проросшие семена по контейнерам, Малиника вспомнила ту, уже кажущуюся невероятно далекой, встречу с Ямакавой в стекляшке. «Вы знаете, что такое голод». Спаррман не раз говорил ей, что в таких вот рутинных задачах планетологи эффективнее профессиональных агрономов. «А еще это, похоже, дает вам ощущение безопасности и помогает бороться со стрессом лучше всяких психологов».
Весь день Вязиницына наблюдала за бывшими вейверами. Спокойными. Улыбчивыми. Совершенно нормальными. Несколько раз она встречалась взглядом с Рене: в ее глазах не осталось даже золы от того утреннего горячечного пламени. К вечеру, поднимаясь со всеми к жилым корпусам, Малиника практически убедила себя, что все страхи и опасения, и Морриса, и ее собственные, в отношении этого отряда совершенно беспочвенны. От этого даже идти в гору стало как-то легче.
Ровно до того момента, как со стороны посадочной площадки раздались возмущенные голоса. Чувствуя себя серфером на очередной волне прибывающего беспокойства, Малиника быстрым шагом направилась к небольшой толпе.
― В отряде планетологов полно квалифицированных пилотов, и все они умеют управляться с гравищитами. Обе группы по разбору Ковчега можно сократить до двух человек, и прекратить страдать ерундой! ― Санни практически рычала на своих оппонентов. Их было трое: Расти и стоявшие у него за спиной Серж и Джамиль.
― Послушай, пилотирование в пещерах небезопасно, и третья пара глаз далеко не лишняя, ― рассудительно, но не очень уверенно парировал Шмидт. Сегодня он был занят на базе, и пилотом в команде с Джамилем был Серж, поэтому всех деталей происходящего Расти, похоже, не знал, но все равно заступался за своего подчиненного и планетолога.
― Вот именно, опасно! И наворачивать дополнительные петли по готовым обвалиться и населенным опасными животными пещерам ― это прямое нарушение техники безопасности!
Расти что-то ответил, но Малиника уже не слушала. Она смотрела на Джамиля. Надменно расслабленная поза. Холодный, полный собственного превосходства, расфокусированный взгляд. Лицо абсолютно спокойно: ни нахмуренных бровей, ни стиснутых зубов. «Я не верю тебе!» Что-то неуловимое, неописуемое в Джамиле Ал-Каласади говорило ей, что он в ярости. Он с трудом сдерживает страшный, сжигающий его изнутри праведный гнев. «Если считаешь, что прав, почему молчишь?» В руке ― универсальный карабин. Похоже, как вышел из катера, так на плечо и не повесил. «Предохранитель!» ― Малиника ощутила, как волосинки в основании шеи встали дыбом, стало тяжело дышать, будто волна беспокойства таки догнала ее и девушка в ней захлебнулась.
― Джамиль, что происходит? ― спокойно и уверенно, словно она контролирует ситуацию.
Собственное имя, произнесенное вслух, вывело Ал-Каласади из этого странного ступора. Его взгляд стал осмысленным, сфокусировался на Малинике. И за миг до того, как вейвер начал говорить, она поняла, что он солжет.
― Достоверно зная, что в долине шастают туземцы, вы собираетесь ее взорвать. Каков план по оповещению и эвакуации местного населения? ― ответил, полностью скопировав интонацию Вязиницыной.
«Это неправда. Ты что-то искал в Винегрете, и это не люди с Ковчега».
Смешки и веселые комментарии, сопровождавшие спор, плавно, но быстро стихли, словно сжались в напряженную пружину тишины, нарушаемой только стрекотом насекомых. Внимание стоящих вокруг колонистов ощущалось как яркий луч сценического прожектора.
Джамиль едва заметно вскинул бровь над черным глазом, как бы спрашивая: «Что будешь делать, принцесса?» Самовлюбленный мажор с наклонностями маньяка или умный интриган, начинающий свою игру? «Пытается выставить меня дурой? Или проверяет?» Сегодня утром, сидя перед Моррисом, она была уверена, что сможет использовать тактику Ямакавы по отношению к Джамилю. Теперь же, когда дошло до дела, обнаружилось, что для этого механизма у нее нет очень важной детали: безграничного доверия этому жуткому и непредсказуемому вейверу. «Человеку!» И никакого специального отношения ему не положено.
― Где оценка вероятности того, что в Винегрете есть люди, и модель операции? ― ответила вопросом на вопрос. И поняла, что вопрос верный. Пружина разжалась, причем не столько в Джамиле, сколько в Санни и Расти. Пришел кто-то старший и снял с них ответственность за этого сумасшедшего. «Осталось понять, возьмет ли “сумасшедший” ответственность на себя».
― Завтра будет, ― Ал-Каласади ответил издевательски вежливо, с легким поклоном, но пламя ярости в разноцветных глазах успокоилось, переродилось в огонек живого интереса. Развернулся и как ни в чем не бывало пошел к жилому корпусу, ужинать.
Малиника проводила его взглядом, обернулась к начавшей расходиться толпе… и увидела остальных вейверов. В животе резко похолодело. Она так привыкла к тому, что Джамиль сам по себе, и он так сильно отличался от своих товарищей, что Вязиницына в какой-то момент перестала ассоциировать его с отрядом, к которому он принадлежал. «И очень зря». Интерес Ал-Каласади, словно в зеркалах, отражался в глазах остальных планетологов. Эта странная синхронизированность, пусть и не такая явная и жуткая, как в день, когда пропал Ямакава, производила гнетущее впечатление. Вязиницыной потребовалось все ее самообладание, чтобы не отвести взгляд, хотя хотелось не то что отвернуться, а броситься наутек.
Она любила и умела общаться с людьми, но все ее навыки и богатейший опыт казались бесполезными в этой ситуации. Было в бывших вейверах что-то, отличавшее их от других колонистов, да что там, от всех, кого Малиника Вязиницына встречала в своей жизни. «Будто одни эмоции у них отключены полностью, а другие ― яркие, как у детей, и вспыхивают в совершенно неожиданных ситуациях».
Первый шок прошел, и в обращенных к ней лицах Малиника начала замечать различия: здесь капелька удивления, тут щепотка одобрения, Дебора вон практически спокойна. Взгляд остановился на Алие. Та смотрела на Вязиницыну наиболее пристально, даже жадно. «Ревность к Джамилю?» Больше похоже на страсть к самой Малинике. «И хочу я или нет, мне придется за них отвечать».
Кивнуть? Улыбнуться? Все, на что хватило Вязиницыной, ― это не выдать своего замешательства и просто направиться к жилым корпусам.
* * *
Шагнув в свой новый дом, Малиника закрыла и заперла дверь. Помещение состояло из двух комнат. Одна, с окнами на юго-запад, сейчас была залитая рыжим пламенем заката. Вторая, выходившая на юго-восток, ― скрыта в синей тени. В обеих вдоль окон в полу были прорублены углубления для посадки растений. Из восточной комнаты можно было выйти на просторную террасу, где со временем появится сад. Гейл предложил прекрасную планировку, но без посадок помещение выглядело незавершенным и неуютным.
Вход располагался в коротком, меньше метра, коридоре между двумя комнатами.
Малиника прислонилась спиной к двери и медленно сползла по ней на пол. Самый темный угол, между двух миров. Уткнулась лицом в колени. Закрыла голову руками. За плечами Вязиницыной ― почти двадцать лет научной и организационной работы, ей приходилось налаживать отношения с самыми разными людьми. Далеко не все они были ей приятны, но Малинике всегда удавалось понять и найти подход к каждому. Наивные максималисты с горящими глазами и агрессивные ретрограды, не приемлющие ничего нового, беспринципные карьеристы и борющиеся за все хорошее против всего плохого моралисты ― казалось бы, все спектры от одной крайности до другой. Каждый человек ― со своими ценностями, своей мотивацией и взглядами на жизнь. Разные, но понятные. Малиника потратила немало сил, чтобы научиться этому пониманию, но сегодня этот навык дал сбой. Наоборот, интуиция и опыт кричали, что обычные люди так себя не ведут. Требовались невероятные ментальные усилия, чтобы прогнать из своей головы такую навязчивую, такую очевидную мысль о том, что они ненормальные. Что они… «Они ― такие же люди. Это когнитивное искажение!» Эмоциям было наплевать на рациональные доводы. Древние структуры в ее мозгу отчаянно сопротивлялись попыткам занести этих странных, совершенно непонятных вейверов в списки своих.
Малиника выдохнула. Медленно запрокинула голову. Распрямила левую ногу. Правую. Слизнула слезинку из уголка рта. Стянула резинку с косы. Запустила пальцы в волосы, расплетая. С этой проблемой не пойдешь ни к коллегам из научного подразделения, ни к ребятам Морриса. «Разве что Мир…» Но Семенов нужен на орбите. Вовлекать руководителя экспедиции в фактически внутриотрядные дела ― лишь создавать неуместный ажиотаж вокруг ситуации. «Я справлюсь. Я научусь. У меня нет выбора».
* * *
Полчаса спустя Малиника поняла, что самой ей не уснуть. Встала. Оделась. Нашарила в небольшом, но все еще не разобранном контейнере толстовку. Привычным движением натянула через голову прямо поверх комбинезона. Вышла в синюю ночь и не торопясь отправилась к медпункту.
Целый месяц он располагался в одном из контейнеров, но недавно под него, как и под комнаты психологов, отвели часть жилого корпуса. Благодаря тщательному следованию инструкциям по безопасности, соблюдению режима труда и отдыха, профилактике инфекционных заболеваний и просто высокому уровню здоровья большинство колонистов оказывались там только на плановых осмотрах. Малиника иногда обращалась в медчасть за стимуляторами, а вот снотворное ей понадобилось впервые. Вряд ли дежурный врач откажет ей в помощи, но наверняка спросит о причинах, а обсуждать внезапный приступ ксенофобии у Вязиницыной не было никаких сил. Поэтому она шагала все медленнее и медленнее, глядя на причудливые двойные тени от камушков у себя под ногами и пытаясь выстроить линию поведения так, чтобы избежать ненужных расспросов. Думать было трудно. Мысли растворялись в воздухе, как дым от прогоревшего костра, и в какой-то момент стало казаться, будто в голове остался лишь клочок тумана, похожий на тот, что медленно поднимался над лесом.
В десяти шагах от цели Малиника малодушно подумала, что прогулка сработала не хуже препарата и можно просто вернуться в кровать. «Ну нет, второй раз ходить туда-сюда я не буду!» Открыла входную дверь и шагнула внутрь корпуса. Дверь в медпункт была приоткрыта. Узкая желтая полоса в темноте коридора. Дежурный смотрел какое-то видео, почему-то на планшете, а не в ДР-очках, и с одним наушником.
Малинике повезло: это был Робин Оливо.
Он обернулся к ней при первом же шорохе. Вынул наушник. Картинка на экране, какая-то сложная схема внутренних органов, тут же остановилась. Глядя на внезапную гостью, врач чуть наклонил голову вбок. Не каждый день можно было увидеть заместителя руководителя экспедиции с растрепанными волосами и красными от слез глазами, но Роб не удивлялся. Он оценивал. Таким взглядом он всегда смотрел на своих.
Малиника вспомнила, как она впервые это заметила, еще тогда, одиннадцать лет назад. Каждый из пяти возвращенцев с Аделаира вместо приветствия при встрече удостаивался от своего врача такого вот долгого, секунд на двадцать, взгляда. Будто он без всяких датчиков и диагностического оборудования умел видеть, что с его пациентами не так.
«А вы ведь тогда наверняка столкнулись с той же проблемой, что и я сейчас. Только с другой стороны». И потому стократ серьезней. Что делать, если мозг записывает в чужих не небольшую группу людей, а всех, кроме этой группы? «И для вас это предубеждение было куда как более обоснованным». Когда возвращаешься из Ада, должно быть непросто простить цивилизацию, тебя в этот Ад отправившую. «Но вы справились», ― глядя в светлые, белесые глаза доктора Оливо, Малиника поняла, что в медпункте она нашла что-то большее, чем лекарство от бессонницы.
Шестеро таких разных и таких похожих в своей настороженности людей. Одиннадцать лет назад Вязиницына не придала этому сходству значения. «Ведь отличия были намного ярче». И самым заметным было разделение на добровольцев и тех, кто был рожден для программы ЭПВ. Борис Нгуен, специалист по замкнутым сообществам, ставший вейвером для того, чтобы изучить, как команды космических разведчиков работают изнутри. Альберт, самый решительный из всех, немного резкий, но рассудительный и уверенный. Кажется, он тоже как-то был связан с исследованиями Нгуена. Алания Тернер, специалист по энергоустановкам межзвездных двигателей, инженерка, решившая, что хочет полететь на корабле, постройкой которого руководила, в его единственную экспедицию. Малиника моргнула. Состоявшиеся, даже успешные люди с великолепными социальными навыками, эти трое меньше всего походили на тех, кого отбирали в ЭПВ. «Почему их вообще допустили на первый вейв?» Как бы то ни было, добровольцы бережно защищали своих младших товарищей. Робин, сам еще не восстановившийся, но не способный хоть на секунду прекратить думать о пяти своих пациентах. Дебора, при появлении незнакомых людей тут же хватающая за руку своего друга. И Вернон.
Разница между теми, кто сам выбрал стать космическим разведчиком, и теми, кто родился в инкубаторах программы ЭПВ, была очевидна. Альберт, Борис и Алания вернулись в свой мир. Робин, Вернон и Дебора вернулись из своего мира.
Малиника помнила момент, когда впервые встретила их. Это было дома у Семенова. Она вошла в комнату. Вернон, до этого что-то увлеченно говоривший, оборвал фразу на полуслове. Альберт подхватил мысль, не допустив неловкой паузы. В тот вечер Вер, Деб и Роб не сказали больше ни слова. «Вас всю вашу жизнь готовили к экспедиции, но не к жизни после нее». Три пристальных, недоверчивых, но жадных взгляда. Они тоже состоялись, но в своем мире. А в мире всего остального человечества они будто заново учились дышать.
Из вязкого потока воспоминаний Вязиницыну выдернул шорох халата. Роб порылся в карманах и протянул ей капсулу снотворного. Как своей. Потом, немного помедлив, добавил вторую, со стимулятором. Еще раз внимательно оглядел с ног до головы, видимо, убеждаясь, что пациентка сможет добраться до постели сама, и отвернулся назад к своему анатомическому фильму.
― Спасибо, ― выдавила из пересохшего горла Малиника.
Роб кивнул лысым затылком в ответ.
Эпизод 9
* * *
Утро было недобрым. Вчера снотворное буквально выключило Малинику, но, даже проснувшись на два часа позже обычного, заряда бодрости она не получила. И вот теперь Вязиницына сидела в полупустой столовой, раздумывая, запихать в себя сначала еду или стимулятор. Так увлеклась, что пропустила момент, когда в поле зрения появился поднос с миской салата и кружкой, и вздрогнула от вроде бы не внезапного вопроса:
― Доброе утро. Можно здесь сесть?
― Да, конечно! Доброе утро, ― ответила машинально и только потом подняла глаза.
Широкий подбородок. Длинный, чуть с горбинкой нос. Небольшие светло-карие глаза под тонкими выцветшими бровями. Короткий хвостик волнистых волос неопределенного цвета.
― Я ― Гвиневера Тернер, ― представившись, девушка улыбнулась и отпила из своей кружки пахнущий мятой чай.
― Малиника Вязиницына, ― выдавила лидер биологов, поморщившись про себя от неловкости ситуации. «Нас не так уж много, чтобы не быть знакомыми». Малиника часто видела эту девушку, знала, что она из отряда планетологов, но разговаривала с ней впервые.
Та тем временем принялась за еду. Малиника машинально следила за каждым кусочком, отправляемым в рот. «Кого она мне напоминает?»
― Ты дочь Алании?
― Угу. ― Хрум-хрум-хрум.
Алания Тернер. Лидер команды инженеров-конструкторов кораблей развед-экспедиций, спроектировавшая и собравшая несколько двигателей, в том числе и для полета на Аделаир. Не просто вменяемая и социализированная, а вполне состоявшаяся, даже успешная. После возвращения она стала преподавателем в программах ЭПВ и ЭВВ. Студенты ее обожали, как, должно быть, и коллеги до Р-218. Немногословная, с мягким, понимающим взглядом, в учебных классах она была на своем месте. Как Нгуен убедил управление миссий допустить ее на развед-вейв, совершенно не ясно. «Альберт как-то сказал, что без ее знаний и опыта корабль Р-218 не смог бы покинуть систему Аделаир». И вот перед Малиникой сидит ее дочь. Увлеченно смотрит в тарелку. Пережевывает редис. Сколько ей было, когда ее мать решила лететь в развед-экспедицию? Есть ли у нее в программе ЭПВ братья и сестры, никогда эту мать не видевшие?
Внезапно Малинике вспомнились жуткие одинаковые взгляды вейверов. По спине пробежали мурашки. «Интересно, как ты отреагировала, узнав о пропаже Ямакавы?» В тот вечер к разбитому катеру вышли не все планетологи, и Гвиневеры там не было. Вязиницына попыталась представить, как кто-то подходит к ней, чтобы сообщить тяжелую новость. А может, это было лишь сообщение в общем чате? Кто его написал? Рассудительный Герман, оставленный за главного? Эмоциональная, но внимательная к товарищам Алия? Немногословная Дебора? Безразличный ко всем Джамиль? «Вы разные. Я научусь эти отличия видеть».
Увлекшись наблюдением за неожиданной соседкой по столу и погрузившись в свои мысли, Малиника пропустила момент, когда Гвен покончила с салатом. И вот уже вейверша наблюдает за Вязиницыной, пристально глядя в глаза.
Не проснувшийся мозг не сразу это заметил, и Вязиницына снова вздрогнула. Сморгнула.
― Что?
Гвен несколько секунд продолжала смотреть на нее, не столько собираясь с мыслями, сколько давая время на это своей собеседнице.
― Джамиль говорит, ты похожа на Вера.
Малиника нахмурилась, демонстрируя, что не понимает, хотя внутри все похолодело. В текущем контексте ей такое сравнение очень не нравилось.
― Чем? ― выдержки хватало только на короткие фразы. «Вот этим, например», ― уставшая голова издевательски легко построила аналогию с манерой речи Ямакавы. Гвен тоже это подметила, и в уголках ее глаз появились смешливые морщинки.
― Тем, что слышишь людей.
Пауза.
― Даже когда они молчат.
* * *
Сказав то, что собиралась, Гвен сразу ушла, за что Малиника была ей очень благодарна. Вопрос, с чего начать, был тут же решен в пользу стимулятора. Таблетка помогла: уже к последнему глотку остывшего чая в голове заметно прояснилось, и спустя пару минут Вязиницына быстрым шагом спускалась к агростанции. Ночью прошел дождь, сделав мир ослепительно ярким, словно в детском мультфильме. На влажных скалах, обычно белесых, проступили разноцветные пятна и прожилки: рыжие, пурпурные, белые ― и теперь они напоминали неудавшийся сметанный торт. Солнца двойными блестками сияли в каплях и лужах, еще больше усиливая ощущение неуместного праздника.
Вязиницына упрямо мотнула головой. Подняла подбородок. Расправила плечи. Хуже всего сейчас было бы позволить себе расклеиться, сосредоточиться на своих переживаниях и начать себя жалеть. «Тот редкий случай, когда правильнее на время забыть о себе». Только так удается справиться с этой внезапной пугающей хрупкостью, этим ощущением беспомощности. «Еще и сравнивают меня с ним!»
Внутри нового корпуса лаборатории кипела работа. Инженерам оставалось совсем чуть-чуть, и улыбавшийся во всю ширь лидер бригады обещал, что к обеду биологи смогут начать использовать помещение по назначению. Малиника немного завидовала этой его заслуженной гордости. Конечно, никто не обвинял агротехников в неэффективности, но на фоне потрясающих достижений инженеров их результаты выглядели очень… обыкновенно. Маленький город на планете рос, словно по волшебству. Едва заметный слой композитного полимера ― и тонкая каменная колонна станет в триста раз крепче. Роботы затянут умным сэндвич-стеклом сотни квадратных метров проемов. Другие машины проложат тоннели внутри горы, протянут по ним коммуникации. Инженеры добавили дополнительный слой в стекло, и через пару дней все они заработают как солнечные генераторы для питания водонасосной станции. В космосе на Медной Горе с помощью системы линз собрали цех металлообработки, использовавший только энергию двойного светила. Блестящее великолепие побед инженерной мысли!
Агротехнологи сажали картошку. Сотни маленьких зеленых ростков, полученных из небольшой банки. Ничуть не более простые, чем добывающий комплекс на орбите, и ничуть не менее важные для выживания колонии, но на вид куда менее впечатляющие. «Не вся работа сияет своими результатами, но вся должна быть сделана».
Большая часть научного отряда уже ушла в теплицы и поля. На теплом каменном уступе возле стекляшки сидела только Ани. Увлеченная чем-то в своем планшете, она заметила подошедшую подругу только тогда, когда на экран упала ее тень.
― Здорово получилось! ― Ван Уик подняла взгляд от визуализаций генетических моделей и восхищенно посмотрела на Вязиницыну. ― Объединить то, что сформировалось в нулевом слое биосферы, с земными экстремофилами ― прекрасная идея!
Малиника улыбнулась.
― Спасибо. Только она не моя.
Ани нахмурилась.
― Ты хочешь сказать?..
― Да, эти гениальные склейки сделаны на Ковчеге. Я только перенесла их в наши агрокультуры.
― Просто потрясающе!
― Угу. Только вот зачем?
Все указывало на то, что до появления в этой звездной системе людей Вудвейл уже был идеальным миром для колонизации. Изменения в предназначенных для терраформации видах должны были быть минимальны.
Охваченная смутными подозрениями, Малиника пристроилась рядом и открыла результаты анализа собранных образцов на своем экране. Несколько последних дней было не до удовлетворения любопытства, но ей вдруг показалось, что она упускает что-то важное. Большая часть проб относилась к не слишком шустрым формам жизни: растения, грибы, одноклеточные. Гоняться за сколько-нибудь крупной фауной времени не было, поэтому среди тысяч образцов лишь несколько десятков принадлежало к моллюскам и насекомым, и около дюжины ― тетраподам: ящерицам, амфибиям и мышам. Даже на имевшемся материале было видно, что животные изменены намного сильнее, но Малинику интересовало другое. Она открыла карту распределения многообразия, использовавшуюся для поиска Ковчега. Долина, где он был в итоге обнаружен, ― всего лишь один из многочисленных максимумов, даже не самый четкий. Вязиницына открыла настройки отображаемых данных. Выбрала степень искусственной модификации.
Резко выдохнула. Отвела глаза от экрана. Невидяще уставилась в пустоту, пытаясь уложить в голове увиденное. Ковчег сиял, как крест на карте с пиратским кладом.
Заглянувшая через плечо Ани изумленно вскинула брови.
― Это же с новыми пробами, да?
Больше образцов ― больше шансов обнаружить модификации.
― Нет.
Малиника тапнула на иконку выбора датасета, добавляя свежие данные. Скрипнула зубами. «Мы анализировали количество изменений, а не их происхождение».
― Мы могли найти Ковчег на неделю раньше, если бы знали, куда смотреть.
* * *
Оркестр летнего дождя. Шум накатывает волнами с разных сторон, то ослабевая, то снова усиливаясь, одновременно однообразный и непредсказуемый. Но самое необычное всегда наступает в конце, когда ливень постепенно затихает, оставляя за собой странные шорохи и глухие перестуки капель.
Это здесь или в воспоминаниях?
В тот день тоже шел дождь.
Олли вошел в избу, на ходу снимая шлем. Пришлось сильно пригнуться и развернуться боком: для сохранения тепла дверной проем был сделан узким и низким. Проходить вглубь не стал: со скафандра тут же натекла лужа. Лежавший возле очага Ящер поднял морду и посмотрел на гостя выпуклыми немигающими глазами. И на улице, и в единственной комнате было темно. Едва заметные язычки пламени на тлеющих углях вместе с приглушенным холодным светом от экранов и голограмм обводили каждый предмет в комнате красным и синим.
― Как там? ― поглощенная работой Агата даже не обернулась от терминала.
― Корабль продолжает проваливаться. Нетипичные квантово-гравитационные возмущения фиксируются все так же на трехстах километрах. Макропроявления начинаются в сотне километров от эпицентра, но по всем признакам затухают.
Что делать, если вы потеряли контроль над сверхмощной энергоустановкой, способной гнуть само пространство? Связи с Метрополией нет, передатчик не работал с момента выхода из пузыря Алькубьерре. То, что выглядело как незначительная поломка, оказалось первым симптомом страшной беды. Собрать другую энергостанцию достаточной мощности нельзя: разрушающийся ДМЗ повреждал все сколько-нибудь крупные квантово-гравитационные генераторы в округе. Единственное решение, которое видел главный инженер Олифер О’Донохью, ― это управляемо разбить космический город о тяжелую каменную планету. В системе их две, но к тому моменту, как он смог убедить руководство экспедиции принять его план, вывести корабль из гравитационной ямы Вудвейла стало невозможно. И вот теперь им предстояло жить на том же шаре, куда упал комок взбесившейся гравитации в броне из всех элементов таблицы Менделеева.
Агата наконец оторвалась от экранов и раздраженно обернулась. Ни до, ни после тех дней Олли не видел ее такой напряженной и такой резкой. Агату не волновала гравитация, только уровень ионизирующего излучения в районе крушения, но вместо вопроса она лишь приоткрыла рот. Затем поджала губы. Увидела очередную опухоль на его лице. Олли тоже ее видел: нависла над левым глазом и мешала смотреть.
Агата вздохнула. Встала, направилась к лабораторному столу.
― Радиация продолжает нарастать, ― Олли отвел глаза. Поскреб затылок. ― Я думаю, нанофлуктуации стимулируют распад нейтронов прямо в ядрах и количество нестабильных изотопов растет.
А значит, растет радиоактивное загрязнение.
Агата подошла к продолжавшему стоять у входа гостю. Щипцами схватила новообразование у него над бровью. Резко дернула, отрывая кусок. Сунула в пробирку. Олли ничего не почувствовал: в тканях опухоли не было нервов.
― То, что ветер это все не тащит на Убежище ― чистое везение.
― Не такое уж и везение, ― Олли пощупал выпуклость у себя на лбу. Бугристый упругий наплыв выступал вперед, словно зарождающийся рог, и уходил под волосы почти до середины черепа. ― Здорово, что удалось не разбить звездолет к чертям, а уложить между холмами. Они неплохо прикрывают место крушения от воздушных масс с океана.
Агата поставила пробирку в холодильник, к десятку других таких же. Взяла на руки Ящера. Тот пристроил морду на локте хозяйки и свесил лапы, словно большой ленивый кот. Женщина вернулась на скамейку возле терминала. Переложила животину себе на колени. Провела рукой по переливающейся красным и синим чешуе.
― Что с куполом?
Олли резко выдохнул. В воспоминание о позднем дождливом вечере ворвался вихрь других, ярких, как осенние листья, и размытых, словно смотришь на них через запотевшие очки дополненной реальности. Пошедший вразнос ДМЗ был почти неуправляем, но они все равно до последнего пытались изменить его конфигурацию так, чтобы, проваливаясь в планету, корабль образовал над собой саркофаг из окружающих пород. О’Донохью не помнил, что конкретно они делали. В его голове сохранились лишь эмоции горячих споров и гнетущее ощущение, что это они не звездолету, а себе собирают гроб поудобней. Хуже всего было то, что «гроб» не собирался: в итоге мощности кое-как перенастроенного ДМЗ не хватало, чтобы эффективно противостоять тяготению планеты и полностью завернуть себя в скалу. Каменные пластины под собственным весом осыпались в гравитационную аномалию, делая ее все более непредсказуемой. «Мы смогли сделать так, чтобы рана от падения корабля не была смертельной, но не нашли способа свести ее края, и она начала загнивать».
К тому моменту они потеряли практически всю энергетику, а значит, и промышленность. В Деревне же установили лишь жалкую горстку ветряков и солнечных панелей, да десяток аккумуляторов. Временно, пока не исправят «небольшие» проблемы с квантово-гравитационными генераторами. «Как же мы ошибались!» Руководители экспедиции, да что там ― все колонисты ― долго отказывались признавать проблему. «Что бы это изменило?» Пока Ковчег висел в пространстве, не стиснутый тисками тяготения и тверди Вудвейла, обуздать энергию вакуума было невозможно.
Густое, склизкое, маятное чувство обреченности ― вот, что Олли очень хотел бы забыть. Смыть. Соскрести. Вырезать. Случайно оставить в одном из своих приступов. «Наша сила стала нашим проклятьем».
Своей самоуверенностью они сами загнали себя в угол. В парадоксальную ловушку. Глубочайшее понимание устройства вселенной и невозможность его использовать. Планета с множеством поверхностных еще залежей руд, но нет ни времени, ни оборудования, чтобы их обнаружить и добывать. «Даже метеоритное железо почти невозможно собирать: благодаря нам на Вудвейле не осталось пустынь». Каждый прибор, каждая деталь, произведенная до потери Ковчега, стала драгоценностью. Как, например, автономный медицинский комплекс, тихонько пищащий где-то на границе яви и забытья. Это Агата настояла на переносе его на поверхность планеты, вместе со своей биолабораторией.
«Физики и инженеры, полагавшие себя всемогущими, проиграли по всем фронтам». Олли сосредоточился на шуме дождя, возвращая поток воспоминаний в тот далекий вечер. К вопросу, на который главному инженеру О’Донохью не хотелось отвечать.
― Что с куполом?
В тот раз Олли ответил честно. Он тогда уже научился признавать свои ошибки, и это было очень вовремя. «Потому что Агата успела найти решение. Иначе мы бы точно не выжили. Ни люди, ни планета».
* * *
― То есть деревья Винегрета искусственно модифицированы для ускорения роста? ― в полушепоте Ани слышалось детское благоговение перед чудом.
― Не только деревья, ― Малиника открыла модель трофических цепочек. По такому маленькому набору проб было бы удивительно, если б компьютер восстановил хотя бы тысячную часть связей, но метаболизмы всего: деревьев, мхов, грибов, микроорганизмов ― подходили друг другу, как кусочки паззла. И эта мозаика обладала вовсе не той фрактальной красотой, которая формируется миллионами лет эволюции. Густая сеть подсвеченных белым линий напоминала Вязиницыной совершенство современных космических кораблей, где в стосемидесятиметровый шар упаковано все, что необходимо для сложнейшей экспедиции. Зеленых линий, обозначающих естественно сформированные связи, не было вовсе. Этот биоценоз полностью спроектирован и отлажен людьми. «С ума сойти», ― Малиника закрыла глаза. Потерла пальцами переносицу. «Я вижу не только, как это было сделано, но даже зачем!»
― Микробиом очень эффективно поглощает ионизирующие излучения, ― чтобы убедиться, что это не бред после тяжелой ночи, Вязиницына начала озвучивать свои находки, ― и осуществляет своего рода фотосинтез на их основе. Грибы связывают и изолируют самые разнообразные тяжелые или радиоактивные изотопы.
― Как на Муруроа? ― Ани заглянула через плечо подруги, потом открыла те же данные на своем планшете.
Малиника кивнула, не отрывая взгляд от экрана. Муруроа ― колония, расположенная на трех спутниках супер-юпитера. Поверхности крупных, почти с Венеру, шаров были на две трети покрыты высокими ячеистыми куполами. Вязиницына была там однажды на конференции. В покрытии куполов имелся уникальный слой, содержавший организмы, которые поглощали все волны короче ультрафиолета, вырабатывая кислород и пропуская тепло и видимый свет. Из-за этого с поверхности небо выглядело почти обычным, если, конечно, не считать гигантских прозрачных стен-переборок и периодических рыжеватых зарниц. Картина с орбиты была гораздо более сюрреалистичной: спутники напоминали собой шары для петанка в мыльной пене.
― Да. Только эти, если верить моделированию, в разы эффективнее.
Словно ища подтверждения, Вязиницына посмотрела на подругу. Та медленно, словно завороженная, листала длинные цепочки обнаруженных реакций. Потом на секунду остановила скроллинг и начала комментировать.
― Выходит, микроводоросли поглощают высокочастотные фотоны, используют их энергию на сборку сахаров, которые поставляются в микоризу грибов и даже мху. Те собирают из окружающей среды минералы и вместе с сахарами транспортируют их деревьям, которым даже не нужно фотосинтезировать самим до определенного момента. При этом в грибе образуются глобулы, изолирующие радиоактивные участки и поросшие изнутри теми же водорослями. Грибы и деревья прорастают друг в друга по всему объему стволов. Это вроде как лишайник, но где вместо водорослей ― дерево. А все, что не получается поглотить, переизлучается на других частотах и рассеивается.
― Микроорганика защищает от радиоактивных и химических загрязнений, а макроорганика ― от обвалов. ― Малиника отложила планшет в сторону. Уперлась руками в землю за спиной и запрокинула голову. Под правой ладонью оказалась теплая шершавая скала, а под левой ― скользкая и еще влажная трава. ― Похоже, люди с Ковчега потратили немало сил, чтобы построить эту эшелонированную оборону. Хотя вряд ли все это будет работать как надо сейчас, когда внизу больше нет гравитационной аномалии.
― Ого!
Ани, продолжавшая листать результаты моделирования, заметила, что один из экспериментов был прерван по тайм-ауту. Развернула свой экран к Вязиницыной.
Расчет продолжительности жизни, перед тем, как быть остановленным, дошел до 3540 лет.
― Дракон что, бессмертный?!
* * *
Восковое лицо. Плотно сомкнутые веки, подведенные по краю черными ресницами. На левом глазу в нескольких миллиметрах от внешнего уголка в ровной, будто углем нарисованной полосе ― короткий кусочек пегих и более длинных щетинок. А вот бровей нет, да и волос практически не осталось. Уголки губ скорбно опущены. Имя этого человека Олли помнил. Харука. Вокруг безликими тенями стояли другие люди. Олли чувствовал себя виноватым.
Не запомнившаяся толпа загудела и расступилась. К гробу подошла Агата, похожая на труп, как сестра: такая же бледная и расслабленно-напряженная.
Харука успел собрать полный набор маркеров преследовавшей их генетической напасти. Вряд ли хоть кто-то на корабле хотя бы примерно представлял взаимодействие квантово-гравитационных искажений с ДНК. Ясно было одно: клетки повреждаются определенным образом и сразу в большом количестве. Для людей это означало несколько экзотических форм рака и смерть в течение нескольких месяцев. Причем переиначенные клетки сами по себе не были раковыми и продолжали корректно функционировать, постепенно заменяя нормальные, а болезнь развивалась позже, сама по себе, без непосредственного влияния аномалии.
Некоторые генотипы оказывались более устойчивыми к этой беде, другие ― менее, но рано или поздно она настигала всех. Попытки починить ДНК не помогали: исправленные последовательности после очередного всплеска снова ломались тем же самым образом, причем не только в людях, но и в восстанавливавших их вирусах. Врачи боролись с тем, что они окрестили синдромом Ковчега, всеми доступными методами: от бережных управляемых генных модификаций и экстракорпорального обучения иммунных клеток до трансплантации здоровых тканей и даже варварских химио- и лучевых терапий. Ничего не помогало. Вселенная словно смеялась над ними. Миллионы лет эволюции? Маловероятные события? Случайность? Раз за разом квантово-гравитационные всплески воспроизводили один и тот же паттерн мутаций. Это как если все астероиды звездной системы падали бы в один кратер на одной и той же планете, или все жуки, разбивающиеся о транспорт на автостраде, попадали бы точно в третью цифру на наклеенном изнутри пропуске одного конкретного грузовика, игнорируя другие машины. Физики восхищались невероятным чудом и ночи напролет спорили о причинах. Один уставший врач как-то сказал Олли, что есть чудеса, с которыми лучше бы никогда не встречаться.
Была и третья точка зрения. К тому моменту генетики под руководством Агаты уже справились с последствиями «синдрома Ковчега» для многих форм жизни. Их биолаборатория была спущена на планету, чтобы уменьшить влияние всплесков и, как подозревал Олли, спрятать от руководства проводимые эксперименты. Этика? Ритуальные предосторожности? Доктор Беринг забыла их на орбите. Вместо того, чтобы восстанавливать нанесенные повреждения в каждом отдельном человеке или бороться с их причиной в ДМЗ, Агата собирала экосистему, которая могла бы просто жить в условиях аномалии. Чрезмерно ускоренному мутагенезу растений она противопоставила спутниковый мониторинг и заражение целых континентов поддерживающими баланс бактериями. Чтобы дать млекопитающим шанс, она увеличила количество мышат в помете и сосков на груди самок до двадцати. И в точности так же, как эволюция не работает как-то по-особенному с людьми, Агата не изменяла своим подходам в работе с homo sapiens. Многие считали, что она от ужаса и безнадеги сошла с ума. Олли был с ней согласен.
Он помнил сотни пластиковых ящиков, в каждом из которых кишели крохотные, не больше пальца длиной, ящерки с искусственно ускоренным метаболизмом. Присматривающие за ними лаборанты были похожи на врачей: такие же вымотанные, со следами вечного недосыпа на помятых лицах. Разве что улыбались они чуть чаще. Сначала они увлеченно пытались объяснять Олли что-то про ксеногенетические ин витро модели и горизонтальный перенос генов, но потом махнули рукой: главный инженер их практически не понимал. Ему нравилось следить, как с каждым его прилетом изменяются будущие сельскохозяйственные животные колонии: увеличиваются в размерах, отращивают разноцветные перья или становятся на задние лапы. При этом Олли старался не обращать внимания на большие светло-серые пластиковые бочки, рядами выстроившиеся под навесами. Однажды он имел неосторожность спросить, что в них. Ответом было походя брошенное: «Отработанный материал».
Сколько ящериц было «отработано» для того, чтобы пациент Олифер О’Донохью мог получить очередную инъекцию модифицирующих вирусов? Каждый раз перед тем, как запереть его на несколько дней в герметичном боксе-автоклаве для генной модификации, ему предъявляли пяток бодреньких и здоровых рептилий, которые, по словам экспериментаторов, носили в себе следующую версию апдейта его генетической программы. В их внешнем виде не было ничего, что напоминало бы людей. Серые, зеленые, белые. В основном без перьев. Почему-то с каждым разом все более крупные.
Доза вируса. Доза активирующей его каталитической полисахарозы. Снова и снова. Все чаще и чаще. Обычно Олли не замечал никаких изменений, кроме того, что у него каждый следующий рак был новым, а те, что вылечены Агатой, больше не возвращались. И вот доктор Беринг предлагает препарат, который раз и навсегда остановит все формы рака. Универсальный. На порядок более сложный. Испытанный только на ящерицах. Олли согласился, не раздумывая.
Это было первое изменение, которое действительно изменило его жизнь. Теперь, когда новые опухоли достигали размера с горошину, иммунитет стал наращивать вокруг них плохо проницаемые оболочки из тканей, похожих на кожу. Сначала получившиеся капсулы приходилось вырезать, но следующий курс модификации сделал так, что они стали автоматически выталкиваться на поверхность тела. Все это требовало активного клеточного деления, а значит, ускоряло старение. Агата приняла и этот вызов. И вот, Олли жив до сих пор, больше полутора сотен лет спустя. Первые успехи его тогда окрылили. Он стал активно защищать свою спасительницу от критики врачей. Сама Агата никогда им не отвечала. Лишь стискивала зубы и уходила. Ему казалось, что нападки несправедливы, что медики застряли в своих закоснелых бюрократических процедурах, больше похожих на ритуалы, что они стоят на пути выживания всей колонии! Казалось ровно до того дня, когда Харуку убила первая же процедура.
* * *
― Как это возможно? ― Малиника открыла расшифровку генома дракона. Десятки тысяч модификаций. Сложных. Красивых. И четких, словно… «Сделанных непосредственно в этой особи?»
Улучшенная система репликации воспроизводила химерную ДНК с удивительной точностью, сохраняя все спайки и вспомогательные вставки. Обычно после внесения изменений геном чистили от этих «строительных лесов», но в драконе все было сохранено, будто стройка еще не закончена, хотя какое количество модификанта потребуется на пятнадцатиметровую тушу, трудно представить.
Недоброе предчувствие привело Малинику на вкладку с похожими геномами. Три строчки: исходный вид варановых из базы данных и два вида, обнаруженных по косвенным следам на Вудвейле. Рука предательски дрогнула, когда она переключила критерий сравнения с родственных связей на обнаруженные модификации. Порог различий выставлен очень высоким, так что список должен быть пустым.
На экран вывелась одна строчка. Что-то из новых образцов, которые Вязиницына еще не открывала.
«Вот черт!»
Открыть полный список образцов. Включить сортировку по количеству искусственных модификаций. Образец, совпадающий с ДНК Ямакавы, носителя генетического комплекса Bear, одного из сложнейших среди когда-либо созданных человечеством, находился на восьмом месте, немного уступая растениям и бактериям Винегрета. Но даже им было далеко до двух лидеров. На первой строке стоял представитель рода Varanus, на второй ― рода Homo. Дракон и абориген.
Малиника сжала губы. Потом, не выдержав, все-таки облизнула их, пытаясь подавить желание срочно связаться с Джамилем и потребовать от него снаряжать поиски. В простеньких черновиках, оставленных Ямакавой, не было параметров для генетического разнообразия людей. В моделях Арбогаста ― были.
* * *
Слушать. Собственное дыхание, размеренное и спокойное. Писк медицинских приборов, ритмичный и убаюкивающий. Плеск воды. Шорох. Рэндалл, терпеливо дежурящий возле пациента, сменил позу.
Олли тоже не прочь размяться: тело затекло, несмотря на всю заботу врача.
«Волнуются, поди». Пускай. Вряд ли он потерял сознание недавно. Скорее всего, прошло несколько дней. Случившееся было из разряда редких, но для Олли уже привычных происшествий, да и Рэнд не в первый раз его откачивает. А значит, у Олифера О’Донохью есть еще немного времени, чтобы самому попробовать восстановить цепь событий, приведших к очередному инсульту. Это не всегда удавалось. Свежая информация не успевала пройти весь цикл запоминания, а записать ее в дневники Олли по понятным причинам не мог, так что обстоятельства приступов он частенько узнавал от окружающих. Беда в том, что инсульты случались только во время ярких, эмоционально насыщенных событий. Важных событий. Олли чувствовал себя совершенно беспомощным, когда не мог вспомнить ни смерть друга, ни обнаружение последнего эвакуационного рейса с выжившими, ни даже крушение Ковчега. Хотя обстоятельства некоторых приступов он помнил. Например, когда на него бросился вернувшийся из леса охотник. Это была их первая весна на поверхности, и в тот сезон они обнаружили эффекты от спор местного мха. Раньше ни у кого не было необходимости уходить в лес так надолго. У парня были тяжелые галлюцинации, и он принял Олли за какое-то чудовище. «Немудрено». После очередного раунда модификаций на всем теле Олифера, включая лицо, проступили симметричные белые линии. «Как на какой-нибудь лягухе». Одновременно с этим перестали появляться странные наросты, но узнать в получившемся человеке изначального главного инженера О’Донохью было трудно. Потом, правда, оказалось, что необычная внешность нравится детям, и следующие поколения даже стали разрисовывать себя таким же образом по праздникам. Из этого вышла одна из первых традиций Деревни, к тому же белила неплохо защищали от назойливых насекомых…
Олли понял, что его мысли уплывают от основной задачи и заставил себя сосредоточиться на последних моментах перед отключкой.
Олли помнил страх. Очень сильный. Наверное, он и стал причиной. А еще помнил Ящера. Сейчас все в Деревне называли его Ящером. Агата звала своего питомца Моделькой. Одна из десятков рептилий, из которых генетический гений доктора Беринг собрал сначала замену курицам, а потом и ездовых лепостричей. Моделька была из линии, которая использовалась для поиска человеческого лекарства от вызванных Ковчегом напастей. Сотни почти идентичных клонов. Из ящерицы нельзя сделать примата, но Агата продвинулась так далеко, как только возможно. Для этого, в том числе, приходилось делать ящериц все крупней и крупней. «А потом, после очередной модификации, одна из моделек перестала стареть». Но не перестала расти, пусть и медленно.
После этого Агата перешла на клонов этой особи. Все свои находки, перед тем как в очередной раз отправить Олли в автоклав, генетик испытывала на исходной ящерице. Получавшийся Ящер был настоящим чудом! Чего только стоили самоотрастающие глаза! Их добавили намного позже, спустя несколько лет после падения Ковчега. Ящер был тогда размером с крупную собаку. Более смышленый и игривый, чем лепостричи, к тому же единственный в своем роде, он очень интересовал всех детей. Не очень правильно оценивая свои габариты, зверь был довольно неуклюжим и потому периодически получал ранения. Особенно часто страдали глаза, и, когда однажды он умудрился за день лишиться обоих, а через неделю после восстановления вновь приплелся к хозяйке с веткой в роговице, Агата решила это исправить раз и навсегда.
На макушке Ящера постепенно формировались новые отверстия, а в них ― глазные яблоки. Потом они начинали медленно сползать вдоль лба к своим нормальным позициям, если расположенные под ними зародыши или собственно функционирующие глаза повреждались. Процесс останавливался у двух больших черных шишек в передней части морды.
Все это казалось важным. Как-то связанным с инсультом.
Ящер не нападал на людей. Он ассоциировал их запах с безопасностью. Зато ел других ящериц, сначала лепикур, а потом, когда сбежал в лес после смерти хозяйки и одичал, лепостричей. Вообще он был всеядным, с улучшенной микрофлорой для переваривания целлюлозы. Иначе его было б не прокормить. Особенно любил тыкву, и вообще все оранжевое. Находил где-то огромных оранжевых бабочек и жрал. А потом играл с оторванными крыльями…
Писк приборов изменился. Встревоженный Рэнд, похоже, вскочил со стула.
Другая экспедиция. Оранжевые катера. Человек в оранжевом скафандре. Страх. Выстрел. Олифер вспомнил.
Эпизод 10
* * *
Утро. Пятое утро, которое Инн встречала в кладовке вместе с чужаком. С замиранием сердца прислушивалась к его дыханию. Расслаблялась, убедившись, что все в порядке. «Ни в каком не в порядке!» Чужак не приходил в сознание, а значит, не ел и нормально не пил. И в туалет не ходил. Пятый день подряд. Да и дышал с трудом, неглубоко и через рот. Но так плохо, как во второй день, ему больше не становилось.
Пятое утро, когда приходил Янис. Третье, когда вместе с ним был Степан. Он оставался снаружи, загораживая половину прохода своим боком, и внимательно следил за происходившим. Это заставляло Яниса действовать быстрее и аккуратнее. Он больше не пытался придушить чужака, только прижимал мох к носу и рту. Наверное, поэтому пленника больше не трясло. «А может, наконец выработалась защита».
Три дня назад Степан бережно, но очень настойчиво вытолкал ее из кладовки и велел без лечения от Рэндалла не возвращаться. Лекарь долго щупал ее предплечья и плечи своими тонкими, но сильными пальцами. Убедившись, что ничего не сломано, выдал ей мазь от синяков. Инн слушала его немногословные наставления вполуха. Смотрела на Деда. Тот все так же лежал под старинными приборами, но в голосе Рэндалла не слышалось беспокойства, так что, наверное, Дед шел на поправку.
Янис склонился над чужаком. Инн закусила губу. Она все еще не понимала, что нашло на всех взрослых на лодке и почему они, если уж не помогают, то хотя бы не остановят Яниса. Острое ощущение несправедливости как иголкой впивалось в сердце, когда мужчина подносил мох к лицу ее пациента. «Давай быстрей уже!»
Вдруг на палубе за спиной Степана послышался шум и топот. Кто-то остановился совсем рядом, возле входа в кладовку.
― Старый очнулся! ― сказал громко, почти крикнул.
Янис и Инн, до этого сверлившие друг друга взглядами, одновременно вытаращили глаза и через мгновение, отчаянно пихаясь, ринулись наружу.
* * *
Олли переоценил свою готовность проснуться. Резкая попытка сесть привела к тому, что перед едва открытыми глазами тут же поплыло, а в ушах зашумело. Приборы истерично запищали, но быстро успокоились. Вскочивший Рэндалл аккуратно уложил своего пациента назад на подушки.
Шум утих, но почти сразу вернулся, гораздо более живой и разнообразный: комната наполнилась людьми.
Олли скорее догадался, чем услышал, что кто-то назвал его по имени. Женский голос, осипший от волнения и радости. «Агата?..» ― изумленный Олли напряг все свои силы, чтобы сфокусировать взгляд.
― Дед! Как же хорошо, что ты пришел в себя!
Нет, это не Агата. Карие, а не сине-серые глаза. По-детски круглое, загорелое личико. Наспех собранные в хвост светлые, цвета засахарившегося меда волосы. Не русые. Это не Агата. Агата Беринг, гениальный генетик, не просто спасшая обреченную экспедицию от гибели, но смело перекроившая биосферу Вудвейла так, что даже потеряв все мощные источники энергии и почти все достижения цивилизации, люди могли в этом мире спокойно жить. Легендарная Агата, в шутку прозванная Хозяйкой Медной Горы после того, как, несмотря на весь скепсис коллег и руководства, модифицированный ею первый слой терраформирования все-таки прижился и планета стала стремительно зеленеть. Агата, ставшая настоящей хозяйкой этого мира. Она умерла за много лет до рождения этой девчушки.
«Ты не Агата».
Но так даже лучше.
Каждое поколение придумывало Олли новое прозвище. Сейчас все маленькие жители Деревни называли его Дедом, хотя у него самого ни детей, ни внуков не было. Вначале он боялся заводить их, потому что почти все малыши, зачатые от тех, кто успел собрать полный синдром Ковчега, умирали либо на поздних сроках беременности, либо при родах. Агата говорила, что дело в патологии мозга. После смерти Харуки стало ясно, что повторить успех экспериментов над О’Донохью на остальных колонистах не выйдет. Оставалось только снова и снова корректировать известные генетические маркеры, пока Ковчег не ушел достаточно глубоко и перестал доставать до поселения. Среди поколения основателей многие так и остались бесплодными, никакие ухищрения с генной терапией и ЭКО им не помогли.
Что до Олли, была, конечно, хрупкая надежда, что все остальные его модификации защитят и его потомство, но проверка этого все откладывалась и откладывалась. И вот он незаметно для себя понял, что всех женщин в маленькой Деревне воспринимает как дочек, ну или внучек. «Так что да, имя «Дед» мне очень подходит».
Особенно верно это было для Инн, маленькой веселой непоседы, которая со слезами счастья на глазах сейчас прижимала к себе его руку. Олли улыбнулся, так широко, как только мог. Уверенно отложил на потом все вопросы: что случилось с человеком, которого он встретил в долине, как девочка оказалась на лодке, сколько времени он пролежал без сознания ― все не важно. За свою долгую жизнь он научился тому, что, если тебе повезло словить мгновенье счастья, надо проживать его по полной.
* * *
Услышав, что Старый очнулся, Янис тут же ринулся к нему. Когда он увидел Старого там, в долине, он испугался, как никогда в жизни. Придавленный ― «Придушенный!» ― огромным чужаком, без движения, без реакции, похожий на большую тряпичную куклу. В точности как упавший с дерева старший брат семь лет назад. Старый, последний из поколения основателей, последний, кто своими глазами видел чудесную жизнь среди звезд, кто заботился о каждом в Деревне как о своем дитя. Единственный, кто никогда никого не обвинял и не осуждал, кто всегда мог найти правильные слова для каждого. Старый не мог так глупо погибнуть!
И вот сейчас, когда Старый очнулся, Янис испытал такую же сильную, все затмевающую радость. На мгновение мир наполнился чистым, первозданным счастьем, и все остальное перестало иметь значение.
Но вырвавшись из душной кладовки и сделав пару шагов вдоль борта лодки, Янис пропустил Инн вперед. Волна восторга, близкого к экстазу, схлынула, словно мимолетный миг невесомости в самой верхней точке качелей. Доска на веревках, подвешенная к дубу возле школы. Янис будто бы на этих самых качелях на самой большой скорости врезался спиной в скалу. Впервые с того момента, как их нашли, Старый и чужак встали в голове Яниса рядом. Два беспомощных человеческих тела на грани жизни и смерти. Одного из них силой волшебной медицины предков и неустанной заботы вывел из комы Рэнд. Второго не выпустил из забытья Янис.
Протолкнувшись вдоль узкого коридора, где собрались почти все, кто был на лодке, он лишь на мгновение замер в дверях, чтобы бросить короткий взгляд на улыбавшегося Старого. Вышел назад на палубу. Прислонился спиной к темной покатой стене надстройки. Уставился в сияющее синее небо.
* * *
Степан едва успел увернуться от ринувшихся к выходу Инн и Яниса. Секунду смотрел им вслед, потом заглянул в каморку. «Вы побежали к Старому или от чужака?» Степан поморщился от этой мысли. Вот он лежит, едва живой. Брошенный и защитницей, и надсмотрщиком. Степан ― один из самых высоких в Деревне, но чужак выше. И крупнее. «И наверняка бы легко справился со всеми, кто есть на лодке, если бы очнулся». Степан дернул плечом. Глупая, гадкая попытка оправдаться.
Вспомнилось, как в детстве Старый рассказывал про то, что все люди равны и достойны уважения, от босоногого сорванца, случайно разбившего горшок с медом, до сгорбленной беззубой старушки, не попадающей ложкой в тарелку с супом и забывающей имена. Что там, у далеких звезд, с которых пришли их предки, раньше это отрицали, и было много войн и несправедливости. Степан не очень понимал, что такое война, но то, что люди должны слышать друг друга и помогать друг другу, всегда казалось ему очевидным. Все в Деревне всегда были заодно, только несмышленые малыши могли иногда капризничать, да подростки ― задираться. Да и как иначе? Ведь каждый человек ― это не только пара рук в общем хозяйстве, но и уникальные знания, уникальный взгляд на мир. Чтобы не просто выживать, а жить спокойно и счастливо, надо уметь одновременно и быть разными, и быстро приходить к согласию. Да.
Степан дернул уголком рта. Взрослые терпеливо втолковывали этот простой факт малышне. Сейчас, когда он сам стал взрослым, он понимал, насколько это важно. Не только собирать припасы, но и вести селекционную работу, и выращивать цветы. Не только поддерживать в порядке дома, но и украшать их, делать удобными и уютными для каждого. Сохранять знания и технологии, учить младших, вести наблюдения. Столько всего! Разве есть время для конфликтов? Из своего детства Степан помнил эти неловкие паузы, когда двое вроде повышали уже голос, но потом резко останавливались, и некоторое время молча смотрели друг на друга, пытаясь придумать, как вновь начать друг друга слышать. С возрастом это прошло. Сменилось острым, щемящим пониманием, насколько хрупок их образ жизни, насколько безразличен и жесток мир вокруг и как важно быть вместе с другими людьми. «Старый считает, что чужаки со звезд ― тоже люди». В это почему-то верилось с трудом.
Степан наклонился и подобрал оброненный Янисом комок мха. Вышел и выкинул за борт. Тот быстро напитался водой и ушел ко дну. Степан оперся на перила, глядя на проплывавший мимо пейзаж. Они миновали холмы, и русло реки расширилось. Деревья на правом, более пологом берегу отступили, и на каменистом пляже небольшие, с локоть в длину, ящерицы подставляли утренним солнцам зеленоватые лоснящиеся спины. «Завтра к вечеру будем дома».
* * *
Топ. Топ. Топ. Третий человек вышел из помещения, и, похоже, Вернон остался один.
Несколько раз попытался вдохнуть поглубже, собираясь с силами. С трудом разлепил веки. Лишь белесая пелена. Трудно понять, это с глазами или с нервами. Он слеп не в первый раз, и это его не пугало.
Ощущение стрелы времени вернулось два прихода Нервного назад. Этот Нервный, похоже, применял к Вернону что-то психоактивное. Что бы там ни было, эффекта больше нет. Иммунитет Bear, если успевает, со временем вырабатывает толерантность почти к любому веществу, распознанному как чужеродное, особенно если речь о сложных органических молекулах. Выше устойчивость к инфекциям, ниже шанс отравиться какими-нибудь выбросами. К сожалению, это распространялось и на лекарства. Роб вел специальный, уже довольно длинный список того, что Ямакаве давать бессмысленно.
То, чем Вернона травили здесь, тоже перестало работать, но последствия его использования, похоже, успели нагрянуть. И потеря зрения была среди них не самой страшной. Глаза ― хрупкий и важный орган. Современная медицина в совершенстве умеет его восстанавливать. Вернону вернут и глазное яблоко, и нейронную связь с ним. Тяжесть и слабость во всем теле, ноющая боль в шее при попытке хоть немного напрячь мышцы ― все это тоже ерунда.
Значение имела только жажда. Мучительная. Жуткая. Сухой язык царапал небо. Вернон закрыл глаза. Веки ― словно наждачная бумага. Сердце тяжело, медленно бухает в груди. Отдается в висках. Бум. Бум. Бум. Бум. Без паники. Он жив. Паника и отчаяние ведут в никуда. Он в сознании. Сейчас он соберется с мыслями и оценит ситуацию. Составит план. Будет его придерживаться. Это всегда срабатывало. Даже в тот, самый первый, раз. Самый страшный. Третий месяц после выхода в системе Аделаир. Уже подлатали корабль, стабилизировали все системы, но работы было все равно слишком много. Все очень устали. Дежурный заснул за пультом и пропустил астероид. Им всем повезло, что камень прошел по касательной, задев лишь один отсек. Четвертому и седьмой, работавшим в том отсеке, тоже повезло, ведь четвертый заметил в крохотном техническом иллюминаторе летевшую на них глыбу. «Повезло?» То, что случилось дальше, до сих пор страшно было даже вспоминать. «Тогда мы оба выжили». И сейчас совсем не так плохо.
«Хорошо. Как конкретно сейчас?» Вернон четко, в деталях, мог воспроизвести последние минуты перед потерей сознания. Чужие пальцы на шее. Выстрел в дракона. Странно вялое, тяжелое тело черно-белого человека. Удар головой. Затылком, с правой стороны. Что произошло после? Судя по степени обезвоживания, без сознания он провалялся не один день. Дольше, чем он бы ожидал, ведь голова у него крепкая. Разноцветные облачка пыли. «Мох. Надышался, наверное. А потом аборигены добавили».
Бум-бум. Бум. Бум. Пульс попытался ускориться, но кровь оказалась слишком вязкой. Разрисованное лицо. Светлые, почти белые глаза над респиратором. «Это был человек. Человек же??» По спине пробежал странный, не знакомый Вернону холодок. Ощущение это было пыльным и затхлым, словно вынутым из погреба, из глубины веков, еще до космической экспансии, когда люди не просто разделяли всех на своих и чужих, но и отказывали чужим в праве считаться людьми. Племена, ведущие свой род от разных тотемных животных. Касты. Сословия. Религии, сеющие раздор на одном лишь только основании следования различным ритуалам. Нации, полагающие особенности внешности, язык или совсем уж эфемерные вещи, вроде предпочтений в музыке и одежде, достаточной причиной, чтобы вычеркнуть некоторых homo sapiens из списка людей.
С ростом базового благосостояния и доступности научно достоверной информации все эти надуманные условности постепенно растворились в том, что действительно имело значение. От тех темных дней осталась лишь сухая память в исторических хрониках, и жуткие в своей правдивости рассказы о том, как люди с невероятным упорством вырезали эти несуществующие границы тупым ржавым ножом по живому телу собственной цивилизации.
Когда каждый с детства видит вокруг яркое, захватывающее разнообразие лиц, мнений и интересов, когда в молодости каждый может попробовать себя в самых разных сферах, границы, возникающие между группами, никогда не превращались в стены, через которые стороны не слышат друг друга.
«Потому что те, кто не слышат, уходят в вейверы». Бум. Бум. Бум. Мысль о том, что он сам ― вейвер, но при этом не очень представляет, как можно не слышать других, струйкой дыма вплыла было в сознание, но быстро растворилась в нараставшем беспокойстве. План не складывался.
Плененные партизаны. Расстрелянные заложники. Сожженные на кострах еретики.
Вернон попытался сглотнуть. Пить хотелось очень сильно.
Следовали ли гуманистическим принципам хозяева Ковчега Вудвейл? Сохранили ли эти принципы их потомки? «Полторы сотни лет изоляции». Вернон вспомнил себя после пяти лет экспедиции на Аделаир. Как пришлось заново привыкать, что существуют другие люди. Как напугал врача, красивую темнокожую женщину по имени Ксения, тем, что никак не мог на нее наглядеться. Она решила, что это ― симптом какой-то соматической патологии, и несколько минут листала показатели мониторинга его здоровья, прежде чем догадалась спросить, в чем дело. Вернон слабо улыбнулся. «А ведь многие из Б-32 могли бы показаться необычными сто пятьдесят лет назад». При почти полном отсутствии стабилизирующего отбора и невиданном расцвете медицины, раздробленный на множество изолированных популяций, а затем вновь собранный воедино вид homo sapiens поражал своим разнообразием.
Бум. Бум. Очередное неприятное озарение заставило Вернона сосредоточиться на своем дыхании. Когда этот Ковчег покидал Землю, никто еще не слышал о генетических комплексах. «Меня проще простого записать в нелюди». Даже если среди аборигенов и были высокие люди, вряд ли они весили по двести килограмм. А ведь были еще и шрамы. Возвращенцы имели право на полное устранение всех проблем со здоровьем, полученных во время экспедиции, в пределах возможностей современной медицины, но каждый пользовался этим правом по своему усмотрению: Алия, например, стерла все следы со своего идеального тела, а Джамиль даже чужой глаз не заменил. Вернон тоже сначала думал избавиться от всех отметин, но потом увидел в моделирующем зеркале, как будет выглядеть без них, и понял, что просто не узнает себя. Не стал оставлять бугристые следы наскоро схваченных Робом швов и уродливые пятна ожогов, но тонкие линии на их месте решил сохранить. «Представляю, как местные меня видят». Огромный. Сильный. Весь в неестественных шрамах. Страшный. Вернон сглотнул. Ослепший, едва дышащий. Беспомощный. Пить захотелось еще сильнее.
Выдох получился рваным: очень сложно не паниковать. Отвлечься. Задавать вопросы. Строить план.
Кто эти люди? Он смог различить троих. Они почти не разговаривали, но по звукам, теням и движению воздуха Вернон ощущал их присутствие.
Время он измерял приходами Нервного. Похоже, тот отвечал за очередную дозу отравы. Приходил, прижимал что-то сырое и скользкое к лицу Ямакавы. Ждал, пока пленник сделает несколько вдохов, и уходил. Вернон не помнил, чтобы Нервный разговаривал с остальными. Почему Нервный? Вернон не мог объяснить. Как с моделями операций, просто чувствовал, и все. Тревогу. Сомнения. И лютую ненависть, пугавшую, похоже, и самого Нервного. Как часто он приходил? Раз в день? Два?
Вторая ― Маленькие Ручки. Девушка или даже девочка. Она была рядом почти все время. Протирала лицо. Пыталась напоить. Маленькие ручки поправляли мягкий сверток под его головой. Маленькие ручки укутывали его в одеяло. Она беспокоилась. Она заботилась. Она не знала, что делать.
Третьим был Наблюдатель. Он приходил чаще, чем Нервный, но никогда не прикасался к Вернону. Иногда перебрасывался парой фраз с девочкой. Судя по голосу, взрослый мужчина. Слов Ямакава не понимал, но это, возможно, просто из-за тумана в голове. Наблюдатель был самым спокойным из троих, но даже от него исходила неуверенность и растерянность. «Если вы все сомневаетесь в правильности происходящего, тогда какого черта?!..»
Ответ лежал на поверхности. «Ни в чем они не сомневаются». Откуда вообще можно знать переживания совершенно незнакомых людей? «Похоже на самообман. Привык к тому, что членов своей команды знаю, как себя». Выпихивать из головы недостоверные предположения физически больно. Они такие желанные, такие обнадеживающие. Но сейчас как в тумане на краю обрыва: видеть пропасть важнее, чем чувствовать себя в безопасности.
Глубоко вдохнуть, чтобы хоть немного успокоиться. Но грудная клетка согласна только на слабые, короткие движения. Количество кислорода в загустевшей крови не вырастет. Свет за закрытыми веками померк. Либо кто-то пришел, либо он снова теряет сознание.
* * *
Степан вошел в маленькую кухоньку. Кивнул стоящему у котла Алексу. Эта часть лодки сохранилась неизменной еще со времен эвакуации: маленькая печка, пол и стены вокруг сделаны из негорючего и почти не нагревающегося материала. Только пара сетчатых конфорок сверху ― из металла. Безопасно и эффективно. Тут было тесно, как и во всех помещениях на ховеркрафте, но выходящая на корму стена состояла из двух рядов пластиковых щитов, верхний из которых был прозрачным. Каждое из окон открывалось вверх, образуя козырек над узкой палубой.
Лодка шла по стремнине в тени деревьев, и по столу и посуде бегали зеленоватые солнечные блики.
Степан боком протиснулся в дальний угол. Присел на корточки, с трудом впихнувшись в проход. Открыл складную дверцу шкафа. Внутри стояла решетка из деревянных досок. Каждая ячейка и верх шкафа были обклеены пластинами морской губки, чтобы защитить ценное содержимое. Перед отплытием в каждой ячейке стояло по плотно запечатанной глиняной бутыли. Сейчас две трети бутылок были вскрыты. Три ячейки пустовали. Стерилизованная вода для медицинских целей. Степан вынул одну из закупоренных бутылок. Тяжелая, приятно холодящая руку. Подумал. Взял еще одну. Задвинул дверцу. Встал.
Встретился взглядом с Алексом. Невысокий, смуглый, небритый. Кудрявые, давно не стриженные волосы убраны под косынку. Рука привычным движением помешивает тихо булькающую кашу, а карие глаза внимательно следят за каждым движением Степана. Ни осуждения, ни поддержки.
Степан вынул из прикрученной к столешнице коробки маленькую металлическую ложку. Сунул ее в стоявшую на второй конфорке кастрюльку с кипятком. Достал банку с солью. Пластиковую, потерявшую прозрачность от многочисленных царапин, с плотно прилегающей крышкой. Вскрыл одну из бутылей и всыпал туда ложку белых кристаллов. Приложил крышку назад. Прижал ладонью. Энергично потряс.
Снова посмотрел на повара. Тот следил за будущим завтраком.
Протиснулся к выходу.
Вернувшись к кладовке, Степан замер у входа и несколько мгновений смотрел на чужака. Тот лежал все так же, на боку, чтобы язык не мешал и без того слабому дыханию. Степан подобрал мешочек с бинтами, сел рядом, положил голову чужака на колени. Оторвал кусок ткани, смочил в подсоленной воде и поднес к приоткрытым растрескавшимся губам. Чужак вздрогнул от прикосновения. Степан тоже, от неожиданности. Лежавший у него на коленях человек задышал чаще и словно бы подался навстречу живительной влаге, но тут же замер. Лишь брови чуть сдвинулись к переносице. «Шея болит», ― догадался Степан.
Отставил подальше бутыли, чтобы не разлить. С усилием приподнял плечи чужака и пристроил его голову на сгибе своего левого локтя. Ощущения были странные: так он раньше держал младенцев, сначала братишку, а потом племянницу, дочку старшей сестры. Чужак был намного тяжелее, но такой же вялый и беспомощный. Степан взял бутыль и аккуратно поднес широкое горло ко рту чужака. Глиняный ободок стукнул о зубы. Степан нахмурился. «Как давно ты очухался?» От того, что пленник, похоже, в сознании, стало не по себе. «Давай не захлебнись!» Степан медленно наклонил бутылку, позволяя вытечь буквально капле. Губы чужака уверенно ее поймали. Глоток. Глотать больно. Еще бы, на шее у гиганта огромный синяк, все еще бордово-синий, хоть и пахнущий целебной мазью. Еще глоток. Чужак задерживает воду во рту. Глоток.
На пятом глотке Степан с удивлением поймал себя на том, что шепчет что-то успокоительное и похлопывает чужака по горячему плечу. Оборвал себя на полуслове. Отставил бутыль с подсоленной водой. Много за раз нельзя.
Левая рука уже стала затекать, и он медленно передвинулся, перекладывая голову чужака снова на колени. Дотянулся до второй бутылки. Оторвал свежий кусок бинта. Намочил. Подержал в руке, согревая. Бережно провел по векам. Черные ресницы, обведенные красными воспаленными полосами, вздрогнули. Чужак приоткрыл глаза. «Желтые?!»
* * *
Соленая вода казалась сладкой и пьянила, как крепкий алкоголь. Голова кружилась от удовольствия. И облегчения. Шум в ушах пропал, и на секунду Вернону почудилось, что приложенная к глазам влажная тряпица вернет зрение. То, что этого не произошло, лишь восстановило ощущение реальности и окончательно развеяло панику.
― Еще пить будешь?
― Да, ― без звука, одними губами.
Но человек услышал.
Эпизод 11
* * *
Через открытое настежь окно в переоборудованную под лазарет каюту лился яркий солнечный свет. Свежий воздух приносил запахи реки и леса, щебет ящериц и гудение насекомых. Рэндалл, заботливый верный Рэндалл, четверо суток почти бессменно дежуривший возле Олли, ушел отдыхать. Вместо него на откидном стуле сидела Инн, сиявшая от удовольствия и гордости оказанным ей доверием. Олифер был рад, что она рядом.
Час назад он поговорил с Финеасом, капитаном их маленького судна, и узнал, что к завтрашнему обеду они вернутся в Деревню. Олли с удовлетворением отмечал, что помнил всех, кого видел вокруг себя. Значит, приступ был не очень тяжелым. Он уже пролистал тетрадь с ключевыми фактами и тоже не обнаружил ничего нового. «Какую странную жизнь я живу».
Олли посмотрел на Инн. Девочка, как и все из ее поколения, звала его Дедом, но вернее было сказать «пра-пра-прадед». Он помнил ее родителей такими же маленькими. Помнил, как ее мать, более бойкая, чем будущий папаша, таскала того на рыбалку ранним-ранним утром, вызывая негодование будущей свекрови. В Стеклянных ладошках, каскаде круглых прозрачных заводей, водились вкуснейшие раки. От Деревни это место было не то чтобы далеко, но путь лежал через лощину, кишащую ядовитыми змеями, так что детей одних туда вообще-то не пускали. Чтобы сохранить вылазки в секрете, выходить надо было затемно, а возвращаться кружным путем, пряча шевелящийся улов под грибами или пряными травами.
Родители Инн уже не застали Агату. Когда рождались прабабушки и прадедушки неугомонной девчонки, из поколения Ковчега были живы лишь единицы. «С ума сойти, как давно это было!» Олли чувствовал себя очень странно. Кто он для всех этих… детей? Получеловек-полубог, владеющий чудесной магией и вызывающий священный трепет? Достойный вождь? Мудрый шаман? Чудаковатый старик, рассказывающий сказки про жизнь за звездами? Или лишь тень далекого прошлого? Точно не главный инженер О’Донохью. «Ну, по крайней мере, эти дети все еще рады меня видеть». Олли улыбнулся, вспоминая невероятное облегчение на их лицах. «И легкое замешательство». Первое, что он спросил: «Что с человеком со звезд?» ― «Он жив», ― был уверенный, но краткий ответ откуда-то из толпы. Где он? В каком состоянии? Было что-то такое в этом ответе и в лицах окруживших его детей, что задать остальные вопросы Олли не решился. Они не солгали, но и не продолжили рассказ сами. Чего испугались? Что хотели утаить?
Поведение детей Олли не слишком удивило. Они ведь не встречали в своей жизни никого, кто не был бы жителем их Деревни. «Сколько нас? Двести? Триста?» Олли с удивлением понял, что не знает ответа. «Не похоже, чтобы контакт с новой экспедицией состоялся за то время, пока я лежал в отключке». Может, чужака подобрали свои же, сразу, как поняли, что Ящер не опасен?
Да что бы ни было! Вот он Олли, почти в полном порядке, сидит на удобной и чистой постели, перелистывает страницы дневника, убеждаясь, что на этот раз память, похоже, не пострадала. И не находит в себе воли спросить о… другом космонавте, который, возможно, ранен и нуждается в помощи. «О пришельце из той, далекой, самой первой моей жизни». Где были сияющие небоскребы, орбитальные космопорты, университеты, компьютерные игры, опера, межпланетные соревнования. Где-то там когда-то были его родители. И младший брат. И еще несколько миллиардов людей. Незнакомых людей. Олли уже забыл, каково это: видеть перед собой человека, которого не знаешь с пеленок.
Может, поэтому момент такой встречи с невероятной четкостью впечатался в его память. Большая фигура спускается на скользкую скалу. Оборачивается. Видит его. Снимает шлем. Этот человек высокий. В своем оранжевом скафандре он, похоже, выше Олли. Широкоплечий. Да что там, просто огромный. Скалы долины нашпигованы опасностями, к тому же начался сезон цветения мха, и воздух здесь очень ядреный. Даже Олли, привычный к нему, вынужден носить респиратор. Но спустившийся с катера все равно открывает лицо. Широкое. Загорелое. Черные, как битум, волосы. Желтые, как мед, глаза. Необычный. «Ты себя-то в зеркало видел?» ― одернул себя Олли. С Ковчега выжили немногие, еще меньше смогли завести детей. Сейчас Старый Олли, десятки лет проживший в Деревне, понимал, как он отвык от того, что люди могут быть настолько другими.
Что чувствовал бывший инженер О'Донохью тогда, на скале? Он кричал что-то предупреждающее, глядя на Ящера, поднимавшегося за спиной незнакомца.
К этой зверюге у Олли теплых чувств не было. Он вынашивал планы по уничтожению монстра с тех пор, как двухметровая скотина сбежала от уже немощной тогда своей хозяйки. Несколько месяцев все были настороже, даже самые бесстрашные сорвиголовы не отходили от поселения далеко и по одному. Успокоились, только когда Олли нашел тварь во время планового посещения Долины. Ящер был уже в два раза больше, отожравшись на одичавших лепостричах, и стал людям не по зубам. Хорошо, что могила Ковчега твари очень нравилась. «Ха, норка по размеру!» В Деревне монстр больше не появлялся, и некоторые из тех, кто никогда не летал в Долину, считали его сказкой.
Сидевшая рядом и что-то мастерившая из кожаных шнурочков девочка обеспокоенно подняла голову от своего рукоделия: Дед, невидяще глядя в тетрадь, непроизвольно смял страницу. Хрупкая бумага порвалась.
Вот тогда Олли окатила волна чужого страха. Указаний, что он выкрикивал, человек в скафандре или не слышал, или не понимал. Олли закрыл глаза. В тот момент у него не было сомнений. «Лучше бы я память потерял, чем решимость!»
* * *
Треньк.
― Я догоню! ― Малиника махнула рукой уходившим на обед ребятам и приотстала, чтобы проверить пришедшее сообщение. «Или использовать его как повод, чтобы пару сообщений написать».
Автоматический отчет о готовности еще одной пачки геномов. Пролистала список. Можно перепрограммировать инкубаторы. Облизнула сухие губы. Сделала несколько шагов в сторону леса, чтобы скрыться от полуденного солнцепека.
* * *
Вместе с сообщением отправлены скриншоты расшифровок ДНК с места гибели дракона, более красноречивые, чем любые слова.
«Ну же!» Секунды ожидания тянутся мучительно долго. Семенову надо открыть чат, просмотреть материалы, ответить. Что он ответит? Что волноваться не о чем? Что надо срочно собирать совещание лидеров колонии? Пересчитывать оценку ситуации? Что угодно, только быстрее!
Прошло семь с половиной секунд. Вдохнуть. Задержать дыхание. Выдохнуть. «Я просто паникую».
И у нее были на то причины. Прорыв в генетике человека совпал с первой волной космической экспансии. В то время люди основывали поселения по большей части не на планетах, а на огромных космических станциях возле них. В системах вокруг Земли появилось несколько тысяч таких городов, порой по нескольку десятков вокруг одной звезды. При этом, как ни странно, иногда соседи по системе не знали друг о друге. Человечество научилось перемещать корабли на огромные расстояния, но вот его зрение на этих расстояниях оставалось весьма ограниченным. Конечно, в Метрополиях были развернуты агломерации телескопов на всех видах частиц всех диапазонов энергий, со сказочно сложной оптикой и запредельными вычислительными возможностями, но даже они были сосредоточены на объектах за пределами тех звездных систем, где сами находились. В большинстве же колоний все ограничивалось простейшими системами мониторинга метеоритной угрозы и вспышек на звезде. Даже сейчас, сотни лет спустя, цивилизация словно разорвана на несколько крупных островов, а в те времена это были даже не острова, так, осенние листья, унесенные порывом ветра в полосу прибоя.
Большинство станций в итоге вымерли или были заброшены. Единицы, удачно расположенные на трассах между полноценными планетарными колониями, продолжали функционировать. Из некоторых сделали музеи.
Самый жуткий был посвящен генетическим экспериментам над людьми. Новые технологии будто вдохнули жизнь в чудовищные практики фашизма. Человечество не могло не попробовать. Кентавры и многорукие шивы. Сексуальные рабы с настолько длинными конечностями и гипертрофированными прелестями, что они не могли самостоятельно стоять. Люди с жабрами. Попытки создать универсальных солдат, разумеется. Пока базовая, материнская часть цивилизации в муках рожала новые этические принципы медицинской обоснованности, ее неконтролируемые осколки пустились во все тяжкие. Где-то дело не зашло дальше изуродованных эмбрионов. Генно-модифицированных секс-рабов, достигавших половой зрелости в пять лет и живших не больше пятнадцати, действительно продавали в трех системах. «Неужели этого нельзя было избежать?» Можно ли прийти к обществу, где у каждого есть право родиться здоровым, где практически все болезни излечимы, где средняя продолжительность жизни перешагнула за сотню лет, можно ли оказаться на этом уровне технологий, оставив где-то в стороне и не принося в реальность все эти ужасы, бережно законсервированные в музее генетики?
Пауза.
Малиника медленно выдохнула до полного опустошения легких. «Все верно».
Вопрос по ее непосредственной специальности подействовал не хуже медикаментозного успокоительного.
Звучало как-то глупо. Обычно живые организмы в основном только этим и занимаются. Просто менее интенсивно.
Малиника развернула планшет горизонтально, сдвинув чат влево и открыв отчет по аборигену.
Малиника продолжала вглядываться в расшифровки ДНК, словно могла угадать назначение необычных последовательностей лучше компьютера.
Пауза. Малиника хорошо знала Владимира, но вот так, через чат, представить его реакцию на новые данные было сложно.
Пауза. Искусственных маток во времена Ковчега не существовало.
Малиника дрожащими пальцами бесцельно потыкала в отчет.
Тут настало время Малинике помедлить с ответом. Действительно, вносить изменения в геном не зародыша, а сформировавшегося существа, особенно животного, сложно и зачастую бессмысленно. Тела содержат миллиарды клеток, и затолкать редактирующий агент в каждую из них непросто. В специальном автоклаве, под неусыпным контролем компьютера, человек должен провести несколько дней. В медицине эта методика применялась в основном на маленьких детях для лечения генетических заболеваний, да и то все реже и реже. Если риск вредного сочетания генов был велик, то проще отредактировать эмбрион и выполнить ЭКО. У взрослых генетической терапией лечили рак, но в этом случае проблема обычно была намного моложе самого организма и часто локализована в конкретных тканях, так что полной модификации всего тела не требовалось. «Видимо, и генетики Ковчега пытались удалить приобретенные изменения, вызванные аномалией». Все обнаруженные ранее лаборатории по экспериментам над людьми никогда не модифицировали взрослых. Причина проста: если фенотип (например, порок сердца или патология нервной системы) уже сформировался, то изменение вызвавших его генов, как, скажем, при синдроме Дауна, ничего не исправит. «Разве что может доломать».
Она вновь пролистала список модификаций аборигена.
Пауза.
Станция сейчас не в поле видимости. Геостационарные ретрансляторы, выведенные на орбиту три дня назад, позволяли не терять связь между базами в космосе и на поверхности, только вот видеосвязь шла с небольшой, но очень раздражающей задержкой. Не слишком помогало даже семантическое сжатие, когда камера считывает движения, которые потом воспроизводятся на синтетическом аватаре, сосканированном с человека. «На котором нет ни новых седых нитей в волосах, ни обветренных губ, ни красных глаз».
Пауза.
Что тут сказать? Что в текущей ситуации Малиника разбирается гораздо лучше, чем Владимир? Что он может взять ответственность на себя, но никакой пользы от этого не прибавится?
Двое смотрели на экраны своих планшетов, на сухие строчки чата. И приходили к одним и тем же выводам.
* * *
Закрыв чат, Малиника занесла палец над безымянной иконкой в правом нижнем углу. Остановилась в миллиметре от матовой поверхности экрана. За стандартной картинкой находился расчет модели ситуации, гораздо более простой, чем детальные построения Арбогаста. Никаких предыдущих колоний и мутаций в ней не было предусмотрено даже на уровне входных параметров. Ее результаты на три месяца вперед легко умещались в локальной памяти планшета.
Малиника закрыла глаза. Сморгнула подступающие слезы. «Стоп».
На Хилмиде ответственность за две сотни человек выглядела совсем иначе. Да что там, в Метрополии они с Семеновым отвечали за несколько тысяч специалистов, но это были несколько тысяч из семисот миллионов. «А здесь это просто все, кто есть на планете. И если мы не справимся, нас хватятся только через пару-тройку лет».
Открыла глаза. Посмотрела на свой большой палец, зависший над иконкой. Она знала, как выглядит распределение вероятностей в этом файле. Знала, что модель не менялась и даже не пересчитывалась со дня обнаружения дохлого дракона. Знала, что у ее автора не было и сотой доли той информации, что собрал Арбогаст.
Облизнула сухие губы. Поймала зубами крохотный лоскуток шелушащейся кожи. Надо быть честной с собой. Дело не в двухстах колонистах, а в одном. Она очень боится за Ямакаву.
Резко выдохнула. Запрокинула голову. Позволила влажным от слез глазам следить за игрой солнечных бликов в зеленой листве.
Глубоко дышать. Расслабить плечи. Впустить в себя яркий солнечный день. Если взять весь мир, весь: и мелькнувшую над ней стрекозу, и двойное солнце высоко-высоко над ними, и бесчисленные парсеки бурлящей пустоты до ближайших обитаемых миров, и всю бездонную пропасть пространства за ними тоже ― если взять весь этот мир и развести в нем свой страх, то тогда он, наверное, перестанет соленой горечью щипать горло. И тогда можно разрешить им быть, и страху, и миру.
Малиника вспомнила встречу с Деборой в ду́ше и свои злые, но уверенные слова: «Он жив с вероятностью восемьдесят девять и девяносто три процента». Закрыла веки, отдаваясь нежному прикосновению теплого ветра к щекам. В этой модели точек было больше одной. «Ямакава сделает все, от него зависящее. Мы тоже».
Она вновь опустила взгляд на планшет. Экран поймал солнечный зайчик: свет двойной звезды отразился от окон лаборатории и скользнул под сень деревьев. Это могло бы быть отражением глаз.
Резким движением Малиника поменяла наклон экрана, разбивая иллюзию. Затем так же уверенно отправила безымянную иконку в корзину.
* * *
Семенов несколько секунд смотрел на погасший экран планшета. Сложил его, сунул в карман. Вчера ему пришлось поменять состав бригад на Медной Горе, так как двое инженеров сильно повздорили из-за того, в какой порт стыковать очередной контейнер. А сегодня диетолог космической станции сорвалась и накричала на психолога во время сессии. «Это только первые ласточки». Производительность труда держалась на стабильно высоком уровне, но Семенов видел, что это лишь благодаря виртуозному плану по автоматизации, составленному Арбогастом. И, вроде бы, по прогнозам они вписывались во все рекомендованные лимиты, кое-где чиркая по ним интервалами погрешностей, как неумелый гонщик по барьеру трека, но Семенов понимал, что этого недостаточно.
Долгое ожидание, несколько резких изменений в планах, отсутствие определенности и даже базовой безопасности. Люди, какими бы подготовленными они ни были, не выдерживали. «В наших мечтах первые месяцы выглядели совсем иначе». Конечно, никто не испытывал иллюзий, что все пройдет идеально. Конфликты неизбежны, они точно так же учтены в моделях, как погода или износ оборудования, и пока что находятся в допустимых пределах. «Надолго ли?»
На станции пахло отчаянием.
А теперь еще исчезновение Ямакавы.
Семенов закрыл глаза. «Мы оптимизируем риски. Только те ли?»
* * *
Обед был в самом разгаре. Галдящие люди, стук пластиковой посуды, шуршание пищевых автоматов. Вязиницына выбрала суп-пюре с мясом моллюсков и овощной салат. Из белка были еще соевые фрикадельки, из гарнира ― тушеные овощи. Диетологи из команды медиков очень старались, чтобы если не ингредиенты, то хотя бы рецепты не повторялись в течение недели. Некоторые блюда были придуманы уже на Вудвейле: по вечерам двое парней что-то сочиняли у плиты.
Малиника воткнула в густой суп две пряные галеты. Злаков в них, похоже, было уже меньше, чем лука и укропа. Подхватила свой поднос и, обернувшись, оглядела зал.
Несколько десятков человек, за которых она отвечает. За то, что и завтра, и через месяц им будет, что засыпать в тихонько бурчащий за ее спиной автомат. Что им будет, где спать и что надеть. Что они не умрут от лучевой болезни и не отравятся ни ядовитыми спорами, ни тяжелыми металлами. А еще что у них будет время. Вон у того коренастого парня с густой рыжей бородой, скептически рассматривающего кусок моллюска, ― время, чтобы самому готовить. У улыбчивой фигуристой девушки с кожей цвета молочного шоколада ― время, чтобы снова рисовать на ногтях. У уныло жующего редис Персиваля ― время набраться смелости и подойти к Рене.
Рене. Темнокожая вейверша сидела среди своих и вроде бы была в порядке. Но вдруг ее левая рука выронила галету и скользнула под стол, ища помощи. Сидевший рядом Герман поймал ее ладонь своей, пожал. Понял, что не помогло. Придвинулся. Обнял за плечи. Рене благодарно, но грустно улыбнулась. «Словно она стоит на цыпочках на краю обрыва. И вроде получается балансировать на кромке, но иногда ветерок толкает в спину». Вот у кого действительно нет времени.
Сидевшая с другой стороны от Рене Дебора что-то спросила. Рене ответила. Слово за слово, и напряжение вроде отступило, но Малиника поняла, что ей сложно отвести от них взгляд. «Как же вы похожи!» Обе худые и высокие. Грациозные. Длинношеие. Подруги взялись за руки, переплели пальцы. У одной ― черные, как лакрица, у второй ― белые, как сахарная пудра. Одинаково тонкие. Одинаково хрупкие. «Кажется, что ваша взаимная поддержка и вполовину не так эффективна, если рядом нет Ямакавы». Дебора заметила пристальный взгляд. Посмотрела в сторону Вязиницыной, ободряюще улыбнулась. Малиника машинально кивнула в ответ, смело глядя на отражение своей собственной хрупкости в чужих глазах. «Привыкли полагаться на решительность Ямакавы, а без него вцепились в чертовы цифры, будто это последняя соломинка». Колония ― венец технологических достижений человечества, укомплектованная самыми передовыми технологиями. Это не хрустальный замок, а люди вокруг ― не фарфоровые куклы.
В голове Вязиницыной собирался план действий.
Налить в стакан настоянной на мяте воды и уверенно направиться в дальний угол.
― Добрый день! Можно здесь сесть? ― приветливо и нейтрально. В столовой достаточно людно, чтобы отказ выглядел невежливо.
Кевин Гейл что-то бурчит под нос и отводит глаза. Он все еще зол, но ему стыдно за иррациональную вспышку гнева. «Пришло время немного другой рациональности».
― Кевин, мне нужна вся энергия и все твои люди.
Поймал отвисшую челюсть. Моргнул.
― Зачем? ― холодной обиды в голосе больше, чем любопытства, но Малиника видит, как главный архитектор колонии подобрался, готовый слушать.
― Нам все-таки придется форсировать решение продовольственной проблемы.
― Разве пробы, собранные Ямакавой, не помогли адаптировать наши агрокультуры? ― голос Кевина отчетливо дрогнул на имени главного планетолога.
― Найденные комбинации генов ускоряют только скорость вегетации, но не образование плодов. На свекле и капусте продовольственную безопасность не построишь. Нам нужно то, что будет храниться не просто всю зиму, но и несколько лет практически без потребления энергии. Злаки.
― Вроде поздно уже, до морозов можем не успеть, ― припомнил последнее совещание Гейл.
― Успеем, если перенастроить репликаторы. Они могут почти в пять раз ускорить рост всходов. Это позволит нагнать упущенный месяц.
Гейл смотрел ей в глаза и молчал.
― Мы спустим все репликаторы сюда. Третий энергоблок будет готов через пару дней, и тогда, вместе с генераторами в наземной технике, нам хватит мощности, чтобы все репликаторы запитать. Параллельно мы завершим подготовку площадей и высадим имеющуюся рассаду. В течение недели или полутора такого аврала мы решим проблему отставания по производству продовольствия.
― Что, если Винегрет обвалится? ― от обиды в голосе Гейла не осталось и следа.
― Соберем вещи и вернемся на орбиту, затем выберем новое место и начнем сначала.
Брови Кевина взметнулись вверх, сам он подпрыгнул на месте. Он был согласен, он готов был ринуться воплощать этот план сей же момент! Он ведь понял, к чему идет!
Но он остался сидеть и задал ровно тот вопрос, который должен быть задан:
― Это очень затратно и небезопасно. И рискованно. ― Гейл отвел глаза. Затем снова посмотрел прямо. ― Надо посчитать?..
― Да. Мы обязательно проведем расчеты для этого плана и будем минимизировать риски.
Кевин снова отвел взгляд. Потом снова посмотрел на нее. Потом снял очки и опять на нее посмотрел. Молча, но Малиника услышала его вопрос.
― Для обсчета альтернатив у нас нет ни достаточных данных, ни свободных вычислительных мощностей.
«У нас больше нет роскоши прятаться за цифрами. Это как, стоя на краю узкой и глубокой расщелины, медленно сползать в пропасть, боясь прыгнуть».
― Нам необходимы данные о выживших с Ковчега. Но перед контактом мы обязаны обеспечить минимальную продовольственную безопасность.
Каждое ее слово словно подбрасывало ветки с сухой хвоей в костер энтузиазма Кевина.
― Ага, ― только и сказал он. Сгреб очки дополненной реальности и уверенным шагом вышел из столовой, перекраивать строительные машины в агротехнические.
Малиника перевела взгляд на свою тарелку. Галеты размокли и теперь плавали на поверхности супа бесформенными зелеными блямбами. «Мне страшно. Я боюсь ошибиться. Я очень боюсь за Ямакаву». Малиника закусила губу. Было бы легче, если бы она не знала о его чувствах? «Да ни капли!» С этой мыслью Малиника быстро и чисто механически заработала ложкой. Впереди еще много дел.
* * *
Поздно. Ночи на Вудвейле не бывали по-настоящему темными. Четыре маленьких, но очень ярких луны дежурили на небосклоне почти постоянно. Сейчас было почти что самое темное время: среди звезд гуляла только самая маленькая луна, Медная Гора, глыба, привезенная из пояса астероидов несколько недель назад. «Интересно, она считается за естественный спутник или за искусственный?»
Малиника стояла в одной из галерей третьей террасы и рассматривала залитый синим пейзаж в узком шестиугольном окне. Рисовать в ожидании не хотелось, но зато в голове бродили разные необычные мысли. О приливах, например. Их считали одним из важнейших факторов зарождения и развития жизни, во всяком случае, на Земле. На Вудвейле маленькие луны не могли вызвать высокие волны, но, с другой стороны, соотношение воды и суши здесь создало обширные приливные зоны на пологих шельфах материков. «Как выглядел Вудвейл до терраформации?» Сохранились ли записи с Ковчега? Или, может, странный человек из долины сам помнит то время? Обе эти идеи были неожиданно новыми. За годы подготовки экспедиции Малиника привыкла думать о колонии как о наборе показателей. «Словно люди ― отдельно, миссия ― отдельно». Только реальность сложнее любых моделей. «Именно поэтому в развед-вейвы все еще летают люди, а не роботы».
Все уже спят. В коридоре очень тихо. Единственный звук ― внутри. Собственное сердце. Тук. Тук. Тук. Отмеряет время, четко и уверенно. Ей больше не страшно.
Это был тяжелый день. Полет на станцию. Краткое совещание с Семеновым и Арбогастом. Этьен, словно джинн, способный строить дворцы, за полчаса собрал каркас новой модели колонии. Для обсчета не хватало тридцати семи процентов параметров. «Такой она была восемь лет назад!»
Возвращение в наземный лагерь. Малиника закрыла глаза. Нахмурилась. Тот момент сегодня был самым тяжелым. Катер вел Арчи. Большую часть времени он занимался организацией безопасности на орбите и почти не появлялся на планете. Добыча материалов и сборка ретранслятора в вакууме и невесомости были куда более сложными и непредсказуемыми, чем работа внизу, да и опытные пилоты там были нужнее. Сегодня Арчи выглядел как обычно: бодрый, идеально выбритый, даже улыбающийся. «Кукольной улыбкой Джамиля». Если тот жуткий, уродливый поцелуй на посадочной площадке стал для Сильвергейма ударом, от которого он медленно, но верно оправлялся, то исчезновение Ямакавы словно отравило Арчи, и теперь он как будто таял, каждый день теряя частичку себя.
Вязиницына открыла глаза, чтобы прогнать неприятное воспоминание, но первое, на что упал ее взгляд, были причудливые тени от сельхозтехники и каркаса незаконченной еще теплицы далеко внизу. Темные и светлые полосы, как пальцы Рене и Деборы. Дебора. Она могла бы стать для Арчибальда лекарством. «Дебора не сделает первый шаг. Пока она нужна в своем отряде, в своем улье, она никогда не выберет Арчи. Она никогда не выберет себя».
Медная Гора натянула на себя одинокое облачко, словно одеяло, и иллюзия сплетенных рук развеялась. «Вроде бы в последнюю неделю перед происшествием с драконом Ямакава практически ничего не делал, но иногда мне кажется, что вместе с ним пропал огромный кусок нашей свободы».
Тук. Тук. Тук. Сердце бьется спокойно. Она умеет жить без него.
Топ-топ-топ-топ. В дальнем конце галереи послышались шаги.
«Наконец-то!»
Вязиницына не пряталась. Наоборот, встала в середине коридора, прямо в призме падавшего из окна света. Джамиль, сменившийся с дежурства на пункте связи, прошел мимо, словно она была пустым местом. «Как и ожидалось».
― Джамиль, возглавь отряд планетологов официально.
Ал-Каласади сделал еще пять шагов, но потом все-таки остановился. Вежливая улыбка на лице вейвера ничего не выражала. Выражал средний палец правой руки. Убедившись, что Вязиницына ознакомилась с его ответом, Джамиль продолжил свой путь в темноту коридора.
― Ты не понял. Это не пожелание и не просьба.
Шаги продолжали удаляться.
― Это приказ.
Малиника сама удивилась, как тяжело и властно прозвучали ее слова.
Одинокая луна выбрала именно этот момент, чтобы, скинув пушистое одеялко, засиять в полную силу, добавляя моменту еще большего драматизма. Малиника от досады стиснула зубы. «Что за идиотский спектакль?!»
Джамиль вновь остановился. Две секунды он стоял неподвижно, спиной к Вязиницыной, потом плавно обернулся. Плечи расслаблены. Руки в карманах. Чуть наклонил голову набок.
Малиника почувствовала, как у нее на загривке волосы становятся дыбом. На этот раз безразличное спокойствие на изуродованном шрамом лице не выглядело маской. И это было жутко. Настоящая, искренняя безмятежность шла Джамилю примерно как смерть.
«Да какого черта!» Не хватало еще своих же пугаться!
― Я не буду тебя уговаривать, ― несмотря на разгорающийся внутри гнев, говорила Малиника очень тихо, едва шевеля губами. ― Ты будешь применять по назначению свой опыт управления и свою докторскую степень, представляя отряд планетологов и в качестве эксперта, и с точки зрения их интересов. Ты…
Малиника остановилась, не закончив свою мысль.
Поза Джамиля изменилась, сейчас он стоял прямо. Лицо оставалось каменно-неподвижным, но Вязиницына странным образом ощущала происходившую в Ал-Каласади перемену. Он взрослел. Волевым усилием выдирал себя из уютного кокона подросткового поведения, где весь мир ― игра. Где можно рисовать маркером четкие границы и красить внутри контуров яркими цветами. Где можно доверить свою судьбу взрослым, ничего не решать и просто быть собой.
Быть собой.
В разноцветных глазах Джамиля ― бездна боли. У Малиники перехватило дыхание. Ал-Каласади уже однажды был взрослым. «И та взрослая жизнь не была твоей».
Ему не нужны были уговоры и объяснения. Он прекрасно все понимал. Только чего ему это стоило?
Все будущие колонисты проходили программу психологической подготовки. Для формальных лидеров курс был расширенным. Каждая крупинка усвоенных там знаний внутри Малиники сейчас вопила о том, что она допустила фатальную ошибку. К горлу подкатывала волна раскаяния. «Не надо, пожалуйста!» Нужно что-то сказать! Разорвать жуткую тишину! Остановить пытку!
Малиника молчала. Джамиль тоже молчал.
А потом развернулся и как ни в чем не бывало продолжил свой путь вглубь галереи. Универсальный карабин ритмично покачивался у него на спине в такт шагам.
* * *
Лунный свет сделал глаза Малиники ярко-синими. Но что важнее, он словно снял с нее странную мягкую и густую вуаль благожелательности. «Так вот, во что ты влюбился, Вер». Джамиль не мог, да и не хотел описывать увиденное словами, ведь это могло разрушить магию произошедшего.
Малиника злилась на него. Признавала, что он, Джамиль, ей нужен. Нужен весь, без остатка, не спрятавшийся ни за подростковыми причудами, ни за навязанными масками. Весь, с расчетливой бесшабашностью, с раздражающей харизматичностью, со знаниями и опытом и даже с его романтической влюбленностью в невероятную, но познаваемую чудесность этого мира.
Когда-то давно, целую жизнь назад, Вернон научил Джамиля принимать и ценить других людей. Сегодня Малиника, разбив его кокон, показала ему, что он может принимать и ценить себя самого.
Страшно. Больно.
Но это хорошая боль.
Слова не нужны. «Я пойду за тобой хоть на край света, принцесса!»
* * *
Дождавшись, когда Джамиль скроется в глубине недостроенного лабиринта, Малиника плотно зажмурила глаза. Всех людей в школе, а колонистов еще и дополнительно учили вербальной коммуникации. Говорить, по возможности прямо и недвусмысленно, описывать ситуацию, выражать себя, свои мысли, вести конструктивный диалог ― это не просто полезные навыки, это залог выживания при колонизации планеты.
Ал-Каласади не сказал ни слова. «Но я услышала». Так же, как в тот вечер, когда Дебора целовала Ямакаву. И как той ночью, когда сама Малиника дотронулась до его руки. «Да что такое происходит?!»
* * *
― Что значит ― останавливаем производство взрывчатки?! Мы же только начали! И мы уже собрали все данные для модели взрыва! Можно начинать закладку!
Разговор на повышенных тонах происходил на посадочной площадке и быстро собирал вокруг себя толпу.
Разъяренная Санни уже практически орала на своего руководителя. Гейл, красный, как рак, настойчиво, но безуспешно молчал в ответ.
Поняв наконец, что от него ничего не добиться, Санни яростно оглядела собравшихся в поисках более вменяемой жертвы. Кто-то одобрительно кивал ей, кто-то скептически хмурился, но предоставить ответы на ее вопросы они не могли. Взгляд инженерки наткнулся на Ал-Каласади. Его разноцветные кукольные глаза словно плеснули бензина в костер ее гнева. Глубокий вздох, и…
― Санни, в чем дело? ― пламя будто накрыли крышкой. Вот человек, который готов слушать, объяснять и принимать решения.
― Малиника Матвеевна, мы закончили сбор данных. Модель взрывных работ в долине Винегрет готова. Я не понимаю, почему устранение опасности самопроизвольного обвала и радиоактивного загрязнения откладывается. Ведь осталось лишь произвести нужное количество взрывчатки, заложить, и взорвать. Мы вырезали почти все уцелевшие куски обшивки с Ковчега и готовы начать работы хоть сейчас. Так зачем медлить?
― Звучит разумно, ― Малиника улыбнулась и буквально кожей ощутила, как спадает напряжение.
Предложенный Вязиницыной сдвиг приоритетов был слишком радикальным и внезапным, и у многих это решение вызвало беспокойство, особенно без подкрепления данными. «У меня нет данных. Все, что я могу предоставить вам, это моя уверенность». Санни выдохнула и улыбнулась в ответ. По толпе буквально пробежала волна облегчения. «Все на нервах и не хотят конфликтов». Остался лишь один злой, почти агрессивный взгляд. Вязиницына на один миг задержалась на нем, показывая, что видит, и вновь обратилась к Санни: ― Вам удалось уточнить прогноз времени обрушения?
― Нет. Долина слишком большая, ― инженерка ответила вроде бы спокойно, но Малиника уловила снежинку превосходства в ее фразе: мы не занимаемся предсказаниями, мы решаем поставленные задачи.
― Джамиль, где модель поиска местных в долине?
― Ее нет.
Два слова обрушились, словно снежная лавина. Санни аж вздрогнула и обернулась.
― Жаль. Потому что проверять все равно придется. У тебя два дня, чтобы убедиться, что людей в долине нет.
«Ищи, чего хотел!»
На лице Джамиля не дрогнул ни единый мускул. Лишь в разноцветных глазах промелькнуло сначала удивление, а потом воодушевление: «Ты подыгрываешь мне?!»
Ал-Каласади вскинул руку к клипсе связи, стукнул по ней два раза.
― Рене, флаер. Алия! ― отдал краткие команды и направился к катеру.
Для включения канала достаточно одного нажатия. «Намекаешь, что мне тоже стоит все время носить в ухе коммуникатор?»
― Расти, мне нужен пилот, ― это тоже было сказано в клипсу, хотя Шмидт стоял всего в десяти шагах и прекрасно его слышал.
― Эй, вообще-то это операция по безопасности людей и должна проводиться спасателями!
― Быстрее, не то возьму своего!
Шмидт несколько заполошно оглядел своих товарищей. Не то чтобы он сомневался в самостоятельности отряда вейверов, но отпускать их без хотя бы формального присмотра не давала профессиональная гордость. Умоляющий взгляд стоявшего рядом Персиваля, не желавшего иметь ничего общего с огородными работами, решил вопрос.
― Перси, иди с ними!
Через полминуты две машины поднялись в небо. Санни скептически вскинула бровь, глядя им вслед:
― И так ясно, что никого там нет.
― Речь идет о людях. Мы обязаны проверить.
* * *
Перси поначалу направился к одному из катеров с щитами, но Джамиль, схватив его за запястье, потянул к другой машине.
― Эй, к Ковчегу все летают вон на тех!
― Ну и что? ― Джамиль залез на штурманское кресло выбранного им катера, захлопнул дверь и пристегнулся. Перси пришлось последовать за ним.
― Ну где вы там?! ― звонкий голос Алии в наушнике. Флаер под управлением Рене уже лег на курс к долине.
― Да летим уже, ― буркнул Перси. Радость от того, что не придется копаться в грядках, быстро улетучивалась.
Пока катер набирал высоту, пилот краем глаза наблюдал, как Ал-Каласади открывает незнакомые панели на терминале.
― Ну и как ты собираешься их искать?
― Что?
― Местных!
― Никак.
Эпизод 12
* * *
Лодка плавно поднялась по песчаному пляжу и вошла в узкий деревянный док. Ш-шурх ― кто-то толкнул тяжелую створку ворот, и она встала в пазы, надежно запирая транспортное средство в его доме. Плоское днище опустилось на дощатый пол. Борт оказался в семи сантиметрах от настила, теперь окружавшего лодку. Алекс шагнул туда с палубы, открыл дверцу на причальной будке, вытащил кабель, закрыл створку, убедившись, что провод привычно улегся в специальный паз. Наклонился к лодке, откинул вверх специальный лючок-заглушку, освобождая расположенный в нише разъем. Лючок плавно поднялся вверх и тихо щелкнул, зафиксировавшись козырьком над сложным узором из отверстий. Алекс воткнул штепсель. Теперь энергоустановка ховеркрафта была подключена к общей сети Деревни.
Алекс бережно похлопал по крышке люка. Несмотря на все старания Старого и других учителей, в электричестве он ничего не смыслил. Знал только, что передается оно по проводам и нужно для древних чудесных предметов. Некоторые из этих устройств были очень полезными, как те медицинские штуки из хозяйства Рэндалла или вот лодка. Другие ― просто забавными, как планшеты, которые были почти в каждом доме. Ну или телескопы и микроскопы, которые записывают разные… наблюдения. В Деревне были люди, которые умели пользоваться этим добром и даже чинить, если сломается. Алекс не умел. Ему гораздо больше нравилось готовить, а еще консервировать еду на долгий срок. Для этого наследства Ковчега не требовалось. Раньше Алекс считал, что того, что он знает и умеет, достаточно. Кто-то разбирается в съедобных грибах и как лучше потрошить ящерицу, кто-то ― в том, как лечить или как перепаять лампочку. Кто-то ― как наблюдать за звездами, хоть Алекс и не очень понимал, зачем. К тому же брать новые детали для древних предметов было неоткуда. Батареи требовалось заряжать все чаще. Ветряных генераторов осталось только семь, хотя в школе говорили, что раньше их было двадцать. Солнечные генераторы работали все, но энергии давали все меньше и меньше. Все чаще то одно, то другое устройство навсегда выходило из строя. Алекс про себя предполагал, что если не его детям, то уж точно внукам знания из другого мира уже не пригодятся.
А потом однажды ночью, семь лет назад, Старый заметил новые, быстро движущееся по небу светящиеся точки.
Алекс провел ладонью по гладкому, теплому боку лодки, слушая, как радостные приветствия встречающих сменяются обеспокоенными расспросами.
Он не знал, как ко всему этому относиться. С одной стороны, рассказы Старого о жизни там, в других мирах, звучали захватывающе. С другой стороны… Алекс запустил пятерню в шевелюру, почесал затылок. Он никогда не задумывался о том, правду Старый говорит или нет. Эти истории были чем-то сказочным и неважным. И вот теперь эти сказки ворвались в реальную жизнь, чуть не убив своего рассказчика! Что с этим делать, совершенно непонятно.
― Ну что? Приплыли?
Алекс обернулся к вышедшему из лодки Степану. Тот выглядел таким же озадаченным. И… виноватым?
* * *
Олли со вздохом гордости и глубочайшего облегчения опустился на постель в своей избе, чем заработал осуждающий взгляд Рэндалла. Он не одобрял его трехсотметровую прогулку и предпочел бы транспортировать своего пациента на носилках, причем желательно непосредственно с одной кровати до другой, даже если для этого пришлось бы снять дверь в дом или разобрать стену на лодке. И в случае обычного инсульта врач был бы прав, да и несли бы тогда человека не домой, а в томограф. Но Олифер хорошо знал, что чем раньше он начнет передвигаться самостоятельно, тем быстрее восстановится. Хотя этот путь дался ему нелегко.
Олли откинулся на подушки, принимая заслуженную награду. Признаться, его собственные подушки нравились ему гораздо больше, чем то, на чем он спал на лодке. Эти все были разные, набитые пухом, соломой, опилками, в чехлах из грубого домотканого материала. Особенно радовала огромная перина, словно обнявшая утомившееся тело. Не чета белым, скользким, стандартным простыням с Ковчега. Все сохранившиеся синтетические вещи были отданы медикам. Когда материал сам по себе обладает антисептическими свойствами, гораздо проще держать их чистыми.
Олли повел плечами. Сделанная на планете ткань могла бы быть чуточку помягче. О выращивании льна или хлопка в Деревне не могло идти и речи: слишком трудозатратно. Экосистемы Вудвейла были созданы самовосстанавливающимися, ведь никто не подозревал, что здесь придется вести примитивное сельское хозяйство. Дикие виды агрессивно отвоевывали расчищенные под грядки площади назад. Отряды гусениц, жуков, слизней и ящериц предпочитали нежные листочки точно так же, как и люди, а сорная трава при поддержке грибов и мхов вообще наступала на удобренные территории ровными колоннами, ощетинившимися колючками. Без полноценной автоматизации отстоять посевы могла только генетика. Вот и получилось, что вся ткань, ровно как и все масло, в Деревне делалась из конопли.
Сколько времени вы готовы потратить на получение еды и других бытовых вещей натуральным хозяйством? Выжившим после крушения Ковчега было жаль каждой минуты. Олли хорошо помнил те дни, наполненные вязким, давящим беспокойством. Еще вчера эти люди прилетели за сотни парсеков на космическом корабле-городе, чтобы заниматься терраформированием нового мира. Они владели энергией пустоты, ничего не боялись и кроили природу в этом уголке пространства под себя. А сегодня весь день напролет они пропалывают крохотные огороды, охотятся на ящериц и собирают хворост, чтобы не умереть от голода и холода, ведь все остатки их былой мощи тратятся на поддержание жизней раненых и заболевших, и на расчеты. А заболевал каждый, рано или поздно, и часто чем-то новым, и с каждым разом все более тяжелым. Те дни летели очень быстро, одинаково выматывающие и одинаково пустые, и никак не кончались. Главное было не останавливаться, ведь если на хоть секунду отвлечься от выживания и посмотреть вперед, можно вдруг осознать, что там ничего нет. Нет больше мечты о новом мире для людей, нет даже элементарной безопасности и удобств. Осталась только битва за выживание, итогом которой будет поражение и смерть. Тогда казалось, что с каждым погибшим или умершим рвалась очередная ниточка, связывавшая их с цивилизацией, с тем огромным, далеким миром, который только и виделся настоящим на фоне ада, созданного потерей контроля над ядром Ковчега, основой их жизни и благополучия.
«Мы неплохо справились, не так ли?»
Дом, в котором жил Олли, был из огромных корявых бревен. Что росло возле станции, из того и построили. А росло нечто странное. Олли не разбирался в ботанических классификациях, но деревья в округе больше всего походили на гигантские оплывшие свечи с несколькими макушками-фитилями, только они не сгорали, а наоборот, только увеличивались. Сложить из них обычный сруб невозможно, поэтому стволы просто нарезали на крупные деревянные кирпичи. Как правило, только одна их сторона была прямоугольной, примерно пятьдесят на семьдесят сантиметров. Сверху, снизу и по бокам этой грани были перпендикулярные ей срезы, ровные лишь настолько, чтобы их можно было класть друг на друга.
То, что у животных вызывало рак, у многих растений сработало как стимулятор роста. Вудвейлу очень шло его название: растительный покров сформировался невероятно плотным. Как и везде, на месте Деревни изначально были простирались заросли, так что самые старые дома построили из того, что осталось после расчистки территории.
Комната в избе одна, зато просторная. Плоский потолок отсутствовал, доски над головой сходились в двускатную крышу. В середине дома высота ― около трех метров. Центральную балку подпирали два дополнительных столба. Почти под самым коньком натянута гирлянда с пучками сушащихся трав. Возле маленьких окошек потолок в два раза ниже. Сами окна изначально были просто дырами, которые на ночь и на зиму закрывались ставнями, но потом в одном из походов к морю выжившие нашли совершенно чудесные ракушки с практически прозрачным перламутром толщиной в полсантиметра, и теперь импровизированный витраж отбрасывал на пол радужные блики.
В центре избы стояла сложенная из камня печь. С ней мороки было больше всего: необходимую для кладки глину приходилось привозить издалека, да и специалистов по постройке печей на Ковчеге, очевидно, не имелось. Вот и пришлось в двадцать четвертом веке с помощью компьютера переизобретать это старинное устройство. Олли смежил веки, вспоминая всю эту возню. Тогда было тяжело и страшно, но сейчас те годы вспоминались с теплотой.
Рэндалл суетился вокруг: открывал окна и двери для проветривания. В дверь тут же свесился цветущий красным побег фасоли. Даже Агата была не всесильна, так что сельское хозяйство в Деревне было весьма специфическим. Фасоль росла сама, заплетая все стены. Кукурузу выращивали в специальных ящиках, обязательно сначала в помещениях. На улицу выставляли только тогда, когда мощные стебли с жесткими листьями обретали силы самостоятельно противостоять хотя бы некоторым вредителям. К тому моменту, как начинали образовываться початки, растения достигали шести метров высотой, а края листьев резали не хуже осоки. Из стеблей, как из бамбука, делали потом посуду и мебель. Хорошо росли помидоры и некоторые кусты: крыжовник, смородина, малина. Настоящие яблони так и не прижились, их сжирали на корню. Дети называли яблоками мелкие, терпкие, как черноплодная рябина, ранетки. Источником животного белка были яйца и мясо ящериц, как домашних, так и одичавших. Лес был богат грибами, реки и озера ― рыбой и раками. За солью приходилось раз в несколько лет летать к солончакам далеко на юге. Любимой сладостью был дикий мед.
Олли улыбнулся, чувствуя гордость за их странное, но уютное поселение.
В дверном проеме мелькнули три любопытные мордашки малышей, но почти сразу же исчезли, пропуская Вику и Петра. Они вдвоем втащили корзину, волшебно пахнущую свежей едой. Петр начал накрывать на стол, а Вика что-то быстро обсудила с Рэндаллом и выпихнула того отдыхать. Из висевшей на боку сумки она вытащила медицинский монитор, пристроила его на полке возле кровати и налепила на Олли десяток датчиков. Убедившись, что Рэнд ничего не напутал, она уступила место Петру, который поставил перед пациентом складной столик с миской густого, потрясающе ароматного супа. Олли не сопротивлялся. «Как же хорошо дома!»
* * *
Инн помогла Деду выбраться на помост возле лодки и убедилась, что тот бодро, почти не опираясь на Рэндалла, направился к своему дому. На душе у девочки была светлая, тихая радость, что с Дедом все хорошо. Ну и, конечно, чуточку грустно, что приключение закончилось…
― Ой!
Как она могла забыть?! Инн почувствовала, как моментально вспыхнули щеки, а потом и уши. «Чужак!» Девочка резко развернулась, чтобы опрометью броситься назад к лодке, но тут же замерла. Собравшиеся вокруг ховеркрафта люди уже расходились по своим делам, медленно и неохотно. «Что-то произошло?!» Она все пропустила, а спросить было боязно.
― Инн! Ну наконец-то! ― послышалось сзади. Девочка замерла. Медленно выдохнула и, широко улыбнувшись, снова развернулась.
― Привет, пап!
Спешивший к ней отец улыбнулся в ответ, развел в стороны руки, приглашая в объятья.
Инн пошла навстречу.
― Как хорошо снова тебя увидеть! Мы с мамой беспокоились, ― тихонько сказал он, когда Инн обняла его за шею. Большие руки обхватили дочь, попытались поднять, но девочка разжала объятия и чуть отстранилась. Он не стал настаивать.
― Не нужно было волноваться! Я же написала!
Сбегая, Инн действительно оставила родителям записку. На специальной дощечке у двери, ровными, понятными буквами: «Уплыла вместе с Дедом. Вернусь тоже вместе». Для взрослых этого оказалось недостаточно. Отец посмотрел на нее с упреком. Девочка виновато отвела глаза. Вряд ли он или мама сомневались, что с их старшей дочерью все будет в порядке. Любознательная, сообразительная, сильная и ловкая, и при этом достаточно рассудительная и осторожная, она постоянно участвовала в походах и многодневных экспедициях. Мать, видимо, помнившая себя в ее возрасте, считала дочку уже достаточно взрослой для самостоятельных решений, а вот отец, похоже, действительно беспокоился, возможно, по той же причине.
― Ладно, пойдем домой! ― он тепло улыбнулся. Сердиться на Инн, как и на ее мать, он не умел. ― Там сегодня отличный рыбный пирог!
Несмотря на недавний завтрак, в животе у Инн предательски заурчало. Пироги пекла бабушка, и они были потрясающие. «Но сначала дело!»
― Ага, я только сумку заберу! ― и бегом бросилась к лодке.
С причала все уже разошлись, но у входа в кладовку стоял Глен.
― Стой! Куда?
Он ловко подхватил девочку, попытавшуюся прошмыгнуть мимо него.
― Там мой рюкзак! ― серьезным тоном ответила Инн. Вырываться она не стала, лишь всем весом повисла на чужих руках, стараясь казаться тяжелее, чем есть на самом деле, и посмотрела с укоризной.
― Твой рюкзак здесь! ― Глен указал на аккуратно прислоненный к стене мешок и ховер-доску за ним, разрушая ее план. Надо было срочно что-то придумать! Инн поймала себя на том, что недовольно пыхтит, словно малявка, у которой отобрали сладость. «Да что же это такое, в конце концов?! Речь ведь о человеческой жизни!»
― Что вы сделали с чужаком?
― Не волнуйся за него, ― Глен тепло улыбнулся. ― Ты хорошо о нем позаботилась, ― на этих словах Инн невольно залилась краской, ведь она совсем забыла о своем пациенте, когда Дед пришел в себя. ― Теперь мы за ним приглядим! Все будет в порядке.
Девочка еще полминуты недоверчиво вглядывалась в парня, но он был спокойным и доброжелательным, совсем не таким, как взрослые на лодке.
― Он все еще там? Можно я взгляну?
― Нет уж. Тебя вон отец заждался! Он очень волновался, когда обнаружил, что тебя нет. Нехорошо так.
Инн потупила глаза. Уши пылали.
Буркнув что-то вежливо-благодарное, она схватила свои вещи, выбралась на помост и быстрыми шагами направилась к папе.
* * *
Степан стиснул зубы, глядя вслед уходившей Инн. Все это выглядело очень неправильно. Сердце неприятно стучало в висках. Несколько минут назад в злополучную кладовку заглянули Маргарет и Данил, члены совета старших. Данил даже не шагнул внутрь, тут же отвернулся и вернулся на помост. «Трус!» ― подумал Степан, но немедленно одернул себя. Он ведь точно так же стоял в стороне, всего в паре метров, не способный ни заступиться за чужака, ни вернуться к разгрузке судна.
Он не видел, что происходило внутри, только слышал, и воображение дорисовывало все остальное. Вот Маргарет сдергивает одеяло. Приоткрывает одно веко. Другое. Щупает странный прямоугольник на боку. Перекатывает чужака на живот. «Говоришь, его Ящер хвостом приложил?» Наверное, Финеас просто кивает. «По шее?» ― «Нет, это Янис». ― «А куда?» ― «Если смотреть, как мы их нашли, то по спине». ― «Да?» ― Пауза. ― «Ты видел Ящера живым, Фин?» ― «Видел». ― «Я тоже. И как он одним укусом разрывал лепострича пополам. Эта тварь ударом хвоста валит деревья в три обхвата. Даже замаха вполсилы хватило бы, чтоб разнести позвоночник вдребезги. А тут ― ни следа». ― «Он был в специальной одежде». ― «В какой?» ― Финеас протягивает Маргарет перчатку. Мягкую, из гладкой струящейся оранжевой ткани, с полужесткой пластиной на тыльной стороне ладони. Слишком тонкой, чтобы от чего-то защитить. Маргарет, наверное, недоверчиво хмурит брови. «Не думаю, что это человек».
Степан посмотрел на свою ладонь. Даже если и правда не человек, но ведь живой же! Поднял глаза на стоявшего рядом Яниса. Бледного, с плотно сжатыми губами.
― Ты им ничего не скажешь? ― едва открывая рот, выдавил Янис.
― А что я могу сказать?
Все сказал Данил: «Выглядит как человек». Доводы Маргарет звучали весомее: «Он пережил удар Ящера без видимых повреждений. Он ходил по долине Упавшей звезды без защиты органов дыхания…» ― «Может, он не знал?» ― «Даже у нас еще сохранились четыре анализатора воздуха. Не может быть, чтобы пришельцы эту технологию утратили». ― Данил согласно кивнул. ― «Этот синий прямоугольник на боку. Не говоря уже про цвет глаз и общий размер». ― Маргарет замолчала. За нее продолжил Данил: «Если когда-то люди со звезд создали все живое вокруг нас, то что мешало им создать искусственные заменители людей?»
Ответ был так очевиден!
Все в Деревне знали, что ни деревьев, ни насекомых, ни лепостричей ― ничего этого не было раньше. Все это принесли люди с Ковчега. Они владели огромными знаниями и технологиями. Они даже могли достигнуть бессмертия, как Старый! И конечно, они наверняка искали способ, чтобы не нужно было целыми днями полоть огороды, ткать, охотиться, готовить и делать другую работу. Гораздо проще создать ненастоящих людей, которые все сделают за них. Степан никогда раньше об этом не задумывался и даже не представлял, как такие штуки должны выглядеть, но все необычные черты чужака подходили идеально.
Янис фыркнул и ушел. Его быстрые, размашистые шаги дважды стукнули по помосту, а затем заскрипели по гальке.
Степан постоял еще немного и направился внутрь лодки в поисках какого-нибудь дела. Выгрузить ценное медицинское оборудование. Пополнить запасы того, что хорошо хранится: круп и сухофруктов. Он даже помыл палубу и полы во всех помещениях, кроме кладовки. К чужаку Степана не пускали. Глен явно маялся от жары и вынужденного безделья, но поставленную перед ним задачу выполнял. За весь день в узилище чужака никто не заходил. Узилище. Это было слово из книг и из фильмов, не из реальной жизни. В Деревне запирали разве что лепостричей в загонах, но людей ― никогда.
В середине дня пришла Франческа. Принесла завернутый в тряпицу бутерброд с яйцами и зеленью. Открытый, спокойный взгляд. Водопад крупных каштановых кудрей. Красиво округлившийся живот. Степан чувствовал себя виноватым. Он соскучился и знал, что она ― тоже. Только проследить, что будет с чужаком, было важней.
Он бережно обнял свою женщину.
― Помощь нужна? ― услышал он тихий, но такой нужный вопрос.
Чуть отстранился, вгляделся в ее лицо. Она едва заметно кивнула. Поговорила с Финеасом? Успела перемолвиться словечком с Инн? Скорее всего, просто заметила, что творится что-то неладное.
Степан сунул сверток под мышку. Поймал ладони Франчески, поднес к своим губам. Бережно подул на них. Поцеловал любимые пальцы.
― Нет, ничего не нужно. Вечером буду дома.
Она улыбнулась. Чмокнула в щеку и ушла.
Степан развернул тряпицу и принялся за еду. Он был уверен, что Франческа все поняла правильно, но чувство вины все равно усилилось. «Как будто беспокоиться о чужаке ― это что-то зазорное». Сладкие, еще пустые, но уже сочные стручки гороха приятно хрустели на зубах и странно контрастировали с вязкими, липкими мыслями, клубившимися в его голове.
В Деревне никого и никогда не наказывали за вопросы, какими бы глупыми или неуместными они ни были. Только вот спрашивать о чужаке никто не спешил. «Почему? Чего мы боимся? Ссоры? Но ведь обсуждение для того и нужно, чтобы ссоры предотвращать. Мы боимся совершить ошибку?» Или эту ошибку признать? Степан замер, глядя на полукруглые следы своих зубов. Два куска серого пористого хлеба с желтой и зеленой прослойками между ними. «Почему я молчу?» Потому что не понятно, как остальные воспримут подобные слова. Слишком ново. Слишком страшно.
Степан успешно находил себе занятия возле лодки в течение всего дня, даром что с этой куделей мыслей в голове ни одно из найденных дел не спорилось. Начало смеркаться, но людей на улице только прибавилось. Завершив дневные хлопоты, все спешили обсудить произошедшее в долине Упавшей Звезды. Чужак ― не чужак, а смерть Ящера всех очень интересовала. Зверь был диковинкой. Кроме Старого, в Деревне уже не осталось в живых тех, кто помнил, как он сбежал после смерти Агаты, но многие видели монстра вживую, так что его погибель стала поводом пересказать все связанные с ним истории, как правдивые так и выдуманные. Не то чтобы Ящер как-то досаждал Деревне, разве что в первые годы порой воровал домашних ящериц. Потом он ушел в Долину. Старый продолжал несколько раз в год что-то проверять там, но экспедиции редко пересекались с Ящером и еще реже теряли в его пасти лепостричей. Степан оживился. Подумал, что сейчас кто-нибудь спросит о подробностях, а может, и потребует показать победителя чудовища. Надежда не оправдалась: через час бурление прекратилось. Стало необычно пусто и тихо. Длинные летние вечера, такие теплые и погожие, все обычно проводили на улице за играми, танцами, разговорами или просто любимыми делами, но сегодня все разошлись по домам очень быстро.
Степан тяжело вздохнул. Ему тоже пора было идти. Франческа, наверное, заждалась. Он посмотрел на свои руки. Последнее, чем он занимался, была прочистка дымоходной трубы. Надо сказать, она давно в этом нуждалась. Пальцы и ладони теперь были абсолютно черными. Степан, конечно, снял заранее рубаху и надел специальный фартук для грязных работ, еще когда мыл загон для лепостричей, но заявляться домой в таком виде ему не хотелось.
Сгреб небольшой кусочек мыла, направился к реке. Спустился по песчаному склону, поболтал сапогами в воде, смывая пыль и налипшие соломинки. Намылил руки. Сполоснул, смыв самую большую грязь. Вышел из красиво поблескивавшего в свете заходивших солнц потока. Потянул за шнурки, скинул обувь. Короткий заход в воду покрытые жиром и воском сапоги выдержат, но мытье предстояло небыстрое, а хлюпать через всю Деревню не хотелось. Развязал и стянул через голову фартук. Оставшись в одних штанах, Степан вернулся в воду и принялся уже тщательно, с песком, оттирать руки. Прогретая за день вода уносила вниз по течению черные разводы сажи. «Надо бы целиком сполоснуться». Он понимал, что лишь тянет время, но собраться и уйти от злополучной лодки было выше его сил.
Кинул мыло на полоску влажного плотного песка. Шагнул чуть глубже, поплескал на грудь. Умыл лицо. Распрямился. Уставился в ясное летнее небо. «Паршиво как. Словно я преда…»
Краем глаза Степан заметил какое-то движение на ховеркрафте. Четверо парней суетились примерно там, где находилась дверь в кладовку. «Вот оно!» Пытаясь не шуметь и не отводя взгляд от происходящего, Степан направился к берегу.
Возня выглядела очень знакомо: протащить огромного чужака через узкий и низкий дверной проем ― непростая задача. Перевалили вялое, неподвижное тело через борт. Уложили на носилки. Подняли. Сначала попробовали вдвоем, но получилось только всем вместе.
Степан подхватил свои пожитки и последовал за носильщиками, пытаясь не приближаться и не попадать в поле их зрения. Он очень надеялся, что они направляются в лекарскую избу. Ее построили еще до падения Ковчега, стены там и внутри, и снаружи были покрыты специальным пластиком, не дававшим никакой плесени и микробам расти, там же хранились лекарства, а еще там стояло стационарное медицинское оборудование, гораздо более мощное, чем то, что было на лодке.
«Нет-нет-нет-нет! Не туда!»
Носильщики прошли мимо и остановились у одной из приземистых хаток, расположенных за избой. Эти низкие, покрытые тесом и мхом полуземлянки соорудили сразу после эвакуации как временное и самое простое жилье. Сейчас их использовали для хранения дров и сельхозинвентаря.
От угла мед-избы Степан проследил, как чужака затолкали в один из этих складов. Отвернулся. Прижался затылком и голыми плечами к прохладному даже после жаркого летнего дня пластику. Вчера вечером он снова кое-как напоил чужака, но с тех пор никто не пытался оказать ему хоть какую-то помощь. «Он умирает». Зажмурился. Резким движением взлохматил волосы на своей голове. «Что мы творим?!»
* * *
Степан нашел Франческу за разбором огромного стога лекарственных трав. Девушка сортировала растения и связывала их в небольшие венички, чтобы потом подвесить под крышей. Весь дом свежо и пряно пах чабрецом.
Франческа тепло улыбнулась и широким жестом сдвинула свою работу на дальнюю от печи половину стола, освобождая место для ужина. Степан подошел к ней, бережно обнял сзади, поцеловал в макушку. Франческа, прекрасная, замечательная Франческа, чуть подалась назад, и он почувствовал, как расслабляются ее плечи. Он наклонился, поцеловал свою любимую в щеку. Сглотнул подкативший к горлу комок. «Заставил тебя волноваться». Франческа, словно услышав это, запрокинула голову, пытаясь посмотреть ему в глаза, но Степан тут же разжал объятья и направился к печи, накрывать на стол.
Из загадочно мерцающего чрева пахнуло жаром. Степан кочергой выкатил оттуда две огромных картофелины. В горшке на шестке нашел вареные яйца, зашуршал скорлупой.
― Вся Деревня гудит от слухов. Говорят, люди со звезд натравили Ящера на Старого.
Степан резко обернулся.
― Что, серьезно?!
Франческа грустно усмехнулась. Кивнула.
― Серьезно. Все, кто были в походе, молчат, словно воды в рот набрали, или юлят, как ужи на сковородке, вот остальные и пытаются додумать, что произошло. Еще говорят, что вы привезли робота, выглядящего как человек, но с резиновой кожей и металлическим скелетом.
― Не знаю про скелет, но кожа у него обычная… ― Степан хотел продолжить, но голос вдруг охрип и пропал. Он вновь отвернулся. Пальцы дрогнули, разломив мягкое яйцо пополам. Мужчина положил его на тарелку, оперся руками о столешницу и уставился в сгущавшиеся за окном сумерки.
Позади скрипнула по полу отодвигаемая лавка. Теперь уже Франческа обняла его. Положила подбородок на его плечо.
У них было потрясающее окно. Слегка выгнутый наружу кусок прозрачного пластика, метр шириной и почти шестьдесят сантиметров в высоту. Окно выходило на фруктовый сад, где росли уже довольно высокая яблоня и две вишни. Между ними разбит небольшой огородик. Было так легко представить, как по узким тропинкам между грядками носится за огромными бабочками их будущий малыш. А пока что этот гладкий, практически идеальный фрагмент из другого мира, заключенный в деревянную раму, отражал их руки: ее, обнимающие за пояс любимого человека, и его, с силой, до белых костяшек, упершиеся в стол.
― Степ, что там случилось?
Эти слова, словно паводок, вдруг прорвали плотину немого напряжения, и он рассказал ей все: про то, как воодушевлен был Старый, про то, как он, по своему обыкновению, ушел из лагеря с утра, пообещав вернуться поздно вечером. Про то, как караульные заметили Ящера и все решили не дожидаться ночи, а идти искать Старого, благо тропа была знакомая и вдалеке от опасных пещер. Про то, как нашли. Уже наступила ночь, и хорошо: рассматривать в деталях, что там происходило с тушей лепострича, было тошно. Хорошо, что это пир отвлек падальщиков от людей. Спасатели тоже заметили их не сразу: в темноте оранжевый скафандр казался черным. На этом моменте Степан замолчал, вспомнив свой испуг: мертвый лепострич, мертвый Ящер, считавшийся вечным и непобедимым. Тело чужака. Мысли сами собой продолжили ряд: тело Старого, такого же вечного, как Ящер. Про то, как тусклый, неверный свет луны упал на бледное лицо старика, и про всеобщий вздох облегчения, когда Рэндалл сказал, что тот жив.
Жив ли чужак, они проверили, только когда Старого, отмытого, тщательно осмотренного, с бесценным одноразовым монитором здоровья на предплечье, уложили в гравиносилки.
Степан стиснул зубы. Франческа молчала. Наконец мужчина тяжело выдохнул и продолжил готовить ужин: дочистил злополучное яйцо, взял пучок укропа из стакана с водой, начал нарезать. Вместе с делом слова снова полились из него.
Франческа слушала, не перебивая, до самого того момента, как Степан поставил на стол две тарелки: одну безупречно красивую и аппетитную для нее, и вторую, с развалившимся яйцом, для себя.
― Они вечером перенесли чужака в старые склады, ― закончил он свой рассказ.
― Похоже, старшие считают его опасным для Деревни.
― Он едва дышит, ― пробубнил Степан, расколупывая картофелину ложкой.
Несколько минут они молча ели.
― Если я стану его защищать, меня сочтут предателем.
Франческа отложила ложку и взяла его левую руку в свои.
― Не думаю, что все настолько плохо. Но, скорее всего, старшие не будут тебя слушать.
Она замолчала. Степан поднял взгляд от переплетенных пальцев и посмотрел в ее яркие, уверенные глаза.
― Они послушают Старого. А он послушает тебя.
― Что, если он ничего не помнит?
― Мы этого не знаем. Надо спросить.
Ее голос, такой родной, и такой будничный, сдвинул гнетущее беспокойство в сторону, как недавно охапку пряных трав, освобождая место действию.
* * *
Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. Темно. Тихо. Жив.
Перебарывая туман в голове, Вернон попытался сосредоточиться на анализе происходивших с ним событий. Новые люди. Новые голоса. В те моменты, когда сознание более-менее прояснялось, он понимал почти все, о чем они говорили. «Не думаю, что это человек». Тук. Тук. «Они не считают меня человеком».
Тук. Тук. Тук. Тук. В скафандре есть аварийный маячок. Он автоматически ищет и поддерживает связь со всей техникой экспедиции, до которой может дотянуться, а если датчики определяют, что человек внутри пострадал от удара, яда, гипоксии ― чего угодно ― маяк автоматически переходит в аварийный режим, делая сигнал более простым, мощным и четким. «Но скафандр сняли». А значит, и сигнал, скорее всего, отключился. Да если и нет, передатчик не очень мощный и со спутника, если не знать, где искать, его будет очень сложно засечь.
Тук. Тук. «Эти люди меня боятся». Тук. Тук. Тук. В жизни Вернона, давным-давно, был период, когда он боялся людей. Как бы далеко не продвинулось человечество в формировании нравственных ценностей, избавиться от исключений пока не получалось. В лагерях подготовки вейверов, да и в самих развед-экспедициях, места для гуманизма не предполагалось изначально. Ямакава знал, что даже по меркам вейверов он огреб больше, чем полагалось. Травля. Унижения. Угрозы. Драки. Постоянное ожидание беды. Только когда он попал в команду Нгуена на Аделаир, его персональный ад прекратился, сменившись чуть более переносимым кошмаром. В той команде у него впервые появились «свои». Там он научился не бояться всех подряд. Там впервые люди начали бояться его, и Вернон умел это видеть. Обрывают фразы на полуслове. Замирают. Отводят глаза. Избегают встречи. Вернон понимал их, он знал, каково это: бояться того, кто сильнее тебя. И Вернону невыносимо было быть на месте того, кого боятся. Испуганные взгляды обжигали, словно крапивой, и научиться жить с этим удалось далеко не сразу.
Хорошо, что теперь люди гораздо чаще боялись Джамиля.
Но у людей, которые окружали Вернона сейчас, страх был другого рода. Каким бы сильным и опасным ни был другой человек, он все еще остается таким же человеком, как и остальные, с теми же ограничениями и потому достаточно предсказуемым. За внешне спокойными и рациональными словами людей с Ковчега Ямакава слышал экзистенциальный ужас. Таким Вернон представлял себе страх средневековых крестьян в зимний шторм или, может, горожан под бомбежками во время войны. Ужас перед чем-то неотвратимым, неконтролируемым и смертоносным.
Тук. Тук. Тук. Те трое, кто находился возле него несколько дней до этого, сегодня не появлялись. Только эти новые, очень сильно напуганные люди. В определенный момент они решили переместить Вернона и подняли его вертикально. Организм решил, что это чересчур. Горькая густая желчь обожгла пищевод и даже, похоже, ноздри, но в последний момент передумала и отправилась обратно. В этот момент Вернона снова опустили, и позыв повторился и не прекращался все время, пока его куда-то несли. Лежа на спине, Вернон делал все возможное, чтобы не захлебнуться.
Даже когда его опустили на что-то твердое и холодное и наконец повернули на бок, спазмы в животе не отпустили. Несколько голосов что-то обсуждали над ним, но сосредоточиться было невозможно. Не только из-за тошноты. Страх, исходивший от людей вокруг, стал, казалось, материальным и теперь клубился повсюду мутными, вязкими хлопьями, поглощая слова словно вата.
А потом что-то холодное, скользкое, но главное ― влажное! ― коснулось его лица. Он судорожно подался навстречу драгоценной жидкости, жадно слизывая капли… горькие, липкие, острые! Их запах, мощный и резкий, снова обжег ноздри и гортань, на этот раз снаружи, а не изнутри. Глаза защипало. Вернон попытался отпрянуть от очередной отравы, но не смог. Он чувствовал, как мышцы одна за другой сами по себе расслабляются. Сначала язык, губы, веки. Пальцы, руки и ноги, шея. Боль в животе плавно отступила. Вместо нее начала нарастать тяжесть в груди. Расправить легкие под ребрами с каждым вздохом требовало все больше усилий. В борьбе за каждый миллилитр воздуха Вернон не заметил, как люди ушли.
Тук. Тук. Тук. Тук. Вот он один, в темноте. Те, кто его окружают, боятся его так, словно он, Вернон Ямакава ― всадник Апокалипсиса. Он же не то что не может за себя постоять, он с трудом может дышать. Холодно. Подтянуть ноги к груди? Отрубился даже дрожательный рефлекс. Заперт в холодной тьме.
«Я умираю». Снова.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Как будто сердце забилось чуть быстрей, а очередной вдох дался чуть легче. Физиологический оптимизм. Так доктор Вентер назвала этот генетический комплекс. Генетика проще психологии. Закодировать крупную, «черновую» архитектуру нейронных ансамблей и подогнать чувствительность рецепторов к нейромедиаторам ― сложная, но решаемая инженерная задача. Века процессорного времени, сложные и дорогие эксперименты ― все это лишь расходы, когда ты знаешь, как предсказуемо и повторяемо находить решение. И это решение запускалось в Верноне сейчас. Он видел эту каскадную реакцию в записи на мониторах Роба: плавные, как по лекалу начерченные графики разложения кортизола и перебалансирования нейромедиаторов, возвращающего контроль префронтальной коре и заглушающего эмоциональные центры. В конце ― всплеск адреналина, и вот уже космический разведчик вновь в состоянии здраво рассуждать и оценивать ситуацию. Не сила воли, не черта характера и уж точно не обучение. Просто физиология. Результат работы генетиков.
Вернон с упоением и немного с надеждой прислушивался к своему телу. Ох, еще недавно он очень хотел, чтобы в ту черно-белую ночь после возвращения с деактивации Ковчега на базу этот каскад запустился в нем в последний раз. «Ну же, скорее!»
Всплыть из бездны тревоги и отчаяния. Из беспомощного, измученного комочка страха снова на несколько мгновений стать собой. Рациональным. Любопытным. Влюбленным. Живым.
Адреналин всегда отзывался напряжением в мышцах.
Но не сейчас.
«Сигнал не проходит».
Тук. Тук. Тук. Та же тьма. Тот же холод. Та же беспомощность. Та же тяжесть в груди. Трепыхнувшееся было сердце снова замедляется. Снова. Но уже чуть по-другому. Вернон знал, как выжать максимум из этого каскада.
Мир не ограничен этой липкой, промозглой тьмой. На планете две сотни человек, которые знают, что он пропал. «Надо просто ждать». Он умеет ждать. У него еще есть время. Крохотный огонек, казалось бы, почти залитый безнадежностью обстоятельств, снова разгорелся где-то внутри и будто бы даже начал согревать Вернона. «Я дождусь». Улыбок и объятий друзей, страстного поцелуя Алии, какой-нибудь черной шутки от Роба. Осуждающего взгляда Джамиля, конечно. В мире, где есть Малиника, он не может не дождаться. Особенно теперь, когда она знает.
* * *
Лунный свет из-за неплотно прикрытой занавески тонкой полоской падал на постель. В этот белый, словно вырезанный в синей ночи прямоугольник попала совершенно очаровательная пяточка Франчески в полосатом носочке и согнутая в колене нога Степана. С улицы доносились стрекотание насекомых и едва слышный шум реки. Под боком, закинув ногу на свернутое в валик одеяло, тихонько спит любимая женщина. «Ты права, мое солнышко. Надо идти к Старому». Хотелось вскочить и бежать к нему в дом прямо сейчас. Или в проклятую полуземлянку, проверять, что там с чужаком. Степан аккуратно повернулся, чтобы лучше видеть свою подругу. «Если бы ты знала, насколько ему плохо, мы бы уже были там».
Нет, не уснуть.
Степан медленно-медленно, чтобы не потревожить Франческу, вылез из отгороженного под спальное место угла. Изба, такая знакомая и понятная, была залита привычным лунным светом. «Есть ли в мире, откуда прилетели чужаки, луны? Сколько их?» Степан обернулся на нарядную, сшитую из цветных лоскутов кожи занавеску, за которой спала его любимая. «Что бы стало с Франческой, если бы я пропал в долине, как чужак?» Ищут ли его свои? Ждет ли его своя… франческа? Степан замер посреди комнаты, раздираемый сомнениями. Его бросало то в жар, то в холод. Что, если чужак не доживет до утра? Сам Степан в медицине мало что смыслил. Поднимать Рэнда или Вику? Если вспомнить отношение Рэндалла к чужаку, ясно, что тот вряд ли станет его слушать. Да и к Старому после такого может не пустить. Что еще предпринять? Где искать помощь, чтобы не усугубить ситуацию? Взгляд Степана, бесцельно метавшийся по комнате, остановился на планшете. Окошко в знания предков, не обладавшее ни волей, ни мнением. Степан включил его и углубился в чтение.
* * *
Франческа аккуратно вынула из-под щеки Степана планшет, заменив его на свернутый шарф. Накрыла одеялом плечи. Достала из печи горшок с водой, зачерпнула ковшом. Залила в заварочном чайнике несколько веточек чабреца.
За окном только-только взошли солнца. Девушка открыла коробку с печеньем, вытащила из нее большой неровный кругляш. Задумчиво посмотрела на Степана. Вчера он выглядел встревоженным, но не настолько, чтобы не спать всю ночь. «Не хотел, чтобы я волновалась?» Наполнила кружку. Подошла к окну. Откусила печенье.
Тук-тук-тук. Франческа удивленно обернулась. Двери в Деревне запирались только от животных, но стучать было принято, особенно в такую рань. Но почему так тихо и со стороны сада?
Девушка поставила кружку, накрыла ее печеньем и пошла открывать.
На пороге стояла Инн.
― Привет, Франческа! ― девочка слабенько и кривенько улыбнулась. Ее взгляд обеспокоенно шнырял туда-сюда. На щеках ― нездоровый румянец.
― Привет. Хочешь чаю?
Глаза девочки вдруг внезапно расширились от ужаса.
― Ой, а что со Степаном?! ― испугано пролепетала она вместо ответа.
― С ним все хорошо, просто устал.
― Я тогда попозже зайду, ― и развернулась уходить.
― Чужак в старых складах возле мед-избы. Погоди, я обуюсь и пойдем к Старому вместе.
― Не надо! ― Инн вспыхнула, словно лампочка. Неуверенность и беспокойство как метлой смело. Девочка схватила руку Франчески своими маленькими загорелыми ладошками. ― Спасибо! ― Глаза ― как плошки. Лицо ― серьезное и очень сосредоточенное. ― Я сама справлюсь! ― и унеслась в сторону реки так легко и быстро, как могут только дети.
* * *
― Привет! Как дела?! ― влетевшая в избу Инн светилась, как кусок полония.
Схватила кружку, половник, налила себе чай, пристроилась на лавке рядом с Петром, напротив Олли, схватила с тарелки вареное яйцо и ловко начала его чистить.
― Ишь, какая шустрая! ― Петр, которого врачи оставили на ночь присматривать за Старым, удивленно вскинул брови. ― Чего прибежала?
― За Деда беспокоюсь! Ну, как дела-то?
Олли с улыбкой смотрел на девочку, хоть и видел в ее поведении несвойственную ей наигранность.
― Спасибо, моя хорошая! Мне уже намного лучше.
― Представляешь, два дня назад Дин вечером уснул на крыше курятника, упал оттуда, дверь открылась, и почти все лепикуры выбежали! Такой переполох! Ночью их не видно же совсем! Они по огородам разбежались. У Герды и Алекса весь горох сожрали, да и другим соседям досталось. На следующий день утром всей Деревней курей собирали! Трех так и не нашли.
Инн на секунду замолчала, чтобы откусить яйцо, и продолжила дальше, уже с набитым ртом:
― Ребята сеодня на Соунечный ук соб’ались. Гово’ят там зем’яника поспела.
― Рано же еще!
― Ано, ― подтвердила девочка и, проглотив кусок, продолжила уже нормальным голосом: ― Так ведь и весна в этом году ранняя.
― Заодно и в пещеры можно заглянуть, ― Олли хитро подмигнул. Инн отвела глаза и залилась румянцем, теперь уже вполне искренне. В округе не осталось не то что пещеры ― норы, в которую она бы не залезла, ручья, по которому она не дошла бы до истока или высокого дерева, с макушки которого она бы не обозрела окрестности. А вот у Солнечного луга пещеры были исследованы не полностью. К тому же там находили очень красивые аметисты.
Петр, которому новости вчерашней свежести и детские похождения были не интересны, откровенно клевал носом. Врачи проинструктировали его следить за состоянием пациента, и он добросовестно всю ночь не спал, развлекая себя вязанием и чтением. Почти законченный большой круглый половик лежал вдоль стены, аккуратно свернутый в рулончик.
― Слушай, Петь, хватит себя мучить. Вика придет вот-вот. Я чувствую себя хорошо. Не в первый же раз! Инн за мной присмотрит. Иди домой, отдохни!
Петр вяло кивнул и встал из-за стола. Олли тоже поднялся, провожать. Несмотря на заметную слабость, он держался прямо и улыбался.
Постоял пару секунд на крыльце, вдыхая теплый, полный запаха еды и жужжания пчел воздух Деревни. «Все-таки мой дом здесь. Не на погибшем Ковчеге и не в мегаполисах Земли, а в этой зеленой тени под старой яблоней». Вернулся внутрь, оставив дверь открытой, чтобы в комнате было еще свежей и уютней. Подошел к столу.
Инн с упорством матерого путешественника доедала третье яйцо, вприкуску с лепешкой и редисом. Вся наигранность осыпалась с нее, как с яйца скорлупки. Лицо стало сосредоточенным и серьезным. И очень взрослым.
― Что стряслось? ― спросил Олли.
Девочка подняла на него свои большие карие глаза.
― Они чужака… убивают, ― после звонкой болтовни минуту назад ее голос звучал очень хрипло и тихо. Похоже, она из последних сил пыталась не расплакаться.
Олли присел на лавку рядом с ней. В порыве успокоить протянул руку, чтобы накрыть маленький кулачок, но вовремя вспомнил, что пока не стоит так рисковать и на полпути опустил свою ладонь на стол.
И только тогда понял, что она сказала.
― Убивают?
Инн кивнула. На ее глазах навернулись слезы. Горькие. Полные отчаяния. Беспомощные. Олли слишком хорошо знал это чувство. «Ну нет!» Он обнял девочку за плечи. Та уткнулась ему в его грудь и приглушенно разрыдалась. Олли гладил мягкие, золотистые волосы, разрешая ее отчаянию течь через него и вымывать его собственную липкую, склизкую неуверенность. «А ведь никто, кроме меня, в этой Деревне никогда не видел других людей».
― Ты знаешь, где он?
― Угу.
― Пойдем посмотрим.
― Да! ― Инн уверенно отстранилась, вскочила с лавки, но пошла не на улицу, а к кадке с чистой водой. Поплескала себе на лицо. Несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь.
Олли некоторое время с гордостью наблюдал за своей воспитанницей, а затем поднялся и пошел искать перчатки.
* * *
День снова выдался ясный и жаркий. Обычный. И Деревня выглядела, как обычно. Узкая дорога с дюжиной ответвлений. Деревянные мостки вдоль нее. Живописно рассыпанные вокруг домики, навесы и сарайчики. Что-то из дерева построено, что-то ― в дереве вырезано, и лишь совсем редко ― из камня. Три строения из металлопластика сохранились еще с тех времен, когда здесь была не Деревня, а опытная станция Агаты.
Как и всегда летом, в Деревне кипела жизнь.
Олли спокойно спустился с крыльца и последовал за Инн.
Девочка хотела было броситься бегом, но быстро поняла, что не полностью поправившемуся Деду будет сложно поспеть за ней, да и спешка может привлечь внимание. «Внимание к чему?» Это их Деревня, и дело у них срочное. А если все так, как говорит Инн, то и касается оно каждого. Несмотря на жаркое утро по спине Олли пробежала волна мурашек. Встречные прохожие здоровались с ним. Он отвечал. Он знал всех этих людей с пеленок, очень разных, но честных и справедливых, чутких к чужому горю, готовых прийти на помощь… Так ведь?
Олли покрепче сжал маленькую ладошку и ускорил шаг.
* * *
Когда Олли уже решил, что желтоглазого незнакомца оставили на ховеркрафте, Инн резко свернула к старым, вросшим в землю складам. Там держали сезонные или просто редко используемые вещи, поэтому Винс, сидевший на чурке возле одного из них, выглядел странно. Немолодой мосластый мужчина что-то увлеченно вырезал из дерева, хотя сейчас в Деревне было полно куда более срочных и важных дел.
Олли чуть ускорился, обогнав Инн и спрятав девочку за спиной. Подошел к запертой на задвижку двери. Винс встал, но преградить дорогу старейшему жителю Деревни не рискнул.
Олли отпер и открыл дверь.
И тут же, подавив желание отпрянуть, загородил проход, скрывая то, что находилось внутри, от Инн.
В складе было темно. После яркой улицы Олли разглядел только силуэт лежавшего на дощатом полу человека, но стоявший в помещении запах был страшнее любых повреждений и увечий. На фоне древесной затхлости отчетливо выделялся ацетон. «Тяжелое обезвоживание». Но этим дело не ограничивалось.
Если бы вы потерпели крушение на планете в сотнях световых лет от цивилизации, потеряв почти все оборудование и источники энергии, какую технологию вы бы попытались сохранить на максимально возможном уровне? Не просто знания, а что-то готовое к применению в любой момент. Люди с Ковчега «Вудвейл» выбрали медицину, а она включает в себя не только оборудование и навыки, но и фармпроизводство. Почти волшебный мини-завод спасти не удалось, поэтому выжившие генетики попытались «научить» растения его функциям. В Деревне умели получать много чего, от аспирина до ингибиторов протонной помпы. Сложнее всего было с анестезией. Обезболивания недостаточно, для многих операций требуется усыпить и обездвижить пациента.
Именно обездвиживающим препаратом и пахло на складе. Олли зажмурил глаза в бессмысленной надежде, что этот несильный, но очень узнаваемый аромат куда-то исчезнет. «Дураки!»
Чтобы получить релаксант, пригодный для хирургии, выведенный генетиками лишайник требовалось прогнать через многоступенчатый процесс, занимавший несколько месяцев. Результирующее вещество не пахло. Оно вызывало снижение тонуса мышц, которое само проходило через несколько часов. Все эти сложные и трудозатратные танцы с бубном были нужны как раз для того, чтобы эффект от препарата проходил. То, что вырабатывал лишайник, вызывало неизлечимый паралич.
Олли пробил холодный пот. Если от обезвоживания в Деревне еще могли спасти, то от отравления гребаным лишайником ― нет.
Словно в вязком кошмарном сне, Олли обернулся.
Инн куда-то спряталась. Вместо нее за его спиной стояла Маргарет и еще несколько человек. Все ― уважаемые в Деревне люди. Все ― уверенные в своей правоте. Под их взглядами Олли ощутил себя дряхлым, выжившим из ума стариком, а то и вовсе деревянным идолом предков, суровым, но немым. «Что, будешь убеждать нас, что огромный чужак не опасен?» ― молча спрашивали они. О’Донохью смотрел на этих детей, каждого из которых он знал с рождения, и не узнавал. Главный инженер звездолета вдруг увидел в них дикарей, считавших, что непонятно откуда свалившегося на них чужака можно просто выкинуть прочь из привычной жизни, и все снова станет как прежде. Все рассказы о далеких мирах были для них лишь сказками, ничего общего не имевшими с их маленькой уютной реальностью. Они не понимали даже, что чужак не один, что его будут искать свои, гораздо более оснащенные и сильные. Притащившие на их небо четвертую луну! Но это меркло на фоне другой, гораздо более простой и важной мысли. «Вы не понимаете, что он ― человек».
Темный проем за спиной пах беспомощностью.
Олли вежливо кивнул стоявшим перед ним людям и закрыл дверь.
Шагнул вперед. Стоявшие вокруг расступились. Заметил стоявшую в кустах возле дороги Инн. Уверенно взял маленькую холодную ладошку девочки и пошел прочь от импровизированной темницы.
Когда злосчастный склад исчез из виду, девочка убитым голосом тихо-тихо проговорила:
― Он умрет, да?
― Нет, ― ответил ей главный инженер Ковчега «Вудвейл».
Эпизод 13
* * *
Расти собрался с силами и залпом влил в себя «кофе». Он заваривал его по собственному рецепту: четверть стакана кипятка, потом на палец холодной воды, когда порошок разойдется. Мерзкий вкус становился насыщеннее, а консистенция ― маслянистой, но зато можно было выпить все за один большой глоток. Перси с завистью посмотрел на товарища, а потом с грустью ― в свою кружку, тоже с черной жижей. У обоих в расписании были ранние вылеты, но врачи отказывались выдавать менее гадкий допинг по столь несущественному поводу. Хотя в положение Персиваля могли бы и войти: ему предстоял еще день в одной кабине с Джамилем. Погода за окном тоже не стремилась его поддержать, клубясь непроглядным туманом.
Перси так и не понял, чем весь вчерашний день занимались планетологи. Две машины облетали долину по сложному зигзагу, начиная с восточного, дальнего от стены края. У Джамиля определенно имелся план, хорошо проработанный и даже оптимизированный, но разъяснить его он не потрудился. «И уж точно этот черт ищет не аборигенов!» Как бы Перси искал людей? Есть места, более пригодные для поселений. Вычислили бы их, а потом по расходящейся спирали, наверное. Вместо этого и катер, и флаер только и делали, что ныряли в глубокие темные провалы, полные ядовитой пыльцы, а порой и радиации. Невозможно представить, чтобы местные там вообще появлялись, не то что жили. «Если только они не сколопендры». Их в провалах было полно, причем некоторые ― по полметра длиной.
Перси хмыкнул и отхлебнул крохотный глоток «кофе». Надо признать, пещеры его поразили. Огромные каменные плиты, опутанные корнями деревьев, словно канатами. Стволы белесыми свечами тянутся к свету, и повсюду ― яркие, светящиеся пятна плесени с вздымающимися из них зонтиками, башенками, чашечками и совсем уж причудливыми конструкциями плодовых тел. «Как домики фей из детских сказок». И в этой стране не все было благополучно. Не нужно было быть планетологом, чтобы заметить мрачные темные многоугольники свежих сколов и обвалов. Похоже, волшебный мирок, лишившийся поддерживавшей его «магии» Ковчега, теперь разрушался под гнетом реальности. Впрочем, собственно планетологов это нисколько не трогало.
Они были заняты делом. Джамиль что-то постоянно обсуждал с сидевшей во флаере Алией на птичьем языке, состоявшем из горы незнакомых Перси терминов и цифр. Рене, пилот флаера, почти все время молчала. Периодически Ал-Каласади выдавал указания, при этом тон всегда был нейтральным и деловым, без этой его пафосности. Только это все равно раздражало, потому что к Перси Джамиль обращался, словно к роботу: «лети туда» или «опустись на десять метров ниже». Угадать, что он там усмотрел в своих данных, Персиваль не мог, и поэтому чувствовал себя мальчиком на побегушках.
Но выбила из колеи его в первую очередь та история с зеленой дырой.
Перси зажмурился, потер глаза. Даже воспоминание об узкой, светившейся ядовито-изумрудным щели вызывало неприятные ощущения. За зазубренными краями виднелся хаос геометрических фигур, равномерно покрытый пушистой, переливавшейся плесенью. Чтобы избавиться от внезапного приступа головокружения, Перси тогда глянул на пилотажную модель, построенную датчиками с катера. Ее не было. Похоже, плесень поглощала все высокоэнергетическое излучение, а радиоволны рассеивало таким образом, что компьютер не мог собрать сколько-нибудь внятной картинки. «Алия, меняемся. Рене, стыкуйся», ― Джамиль, как всегда, выдал указания без пояснений, и меньше, чем через минуту в кабину катера забралась Алия. Джамиль двинулся к люку, ей навстречу. Проход оказался неожиданно тесен для двоих, и девушка совсем не по-сестрински на секунду прижалась к товарищу. Перси к тому моменту зафиксировал катер и попытался встать, чтобы последовать за Ал-Каласади, но руки Алии, неожиданно сильные и тяжелые, двумя стальными балками легли на плечи, заставляя опуститься на место. «Эй, я высшеклассник!» ― «И что?» ― вопрос Джамиля лишь случайно проскользнул в уже закрывавшийся люк, и в нем было столько насмешливого яда, что Перси стоило огромного труда промолчать и не броситься выяснять отношения.
Алия тем временем заняла кресло Джамиля и с той же уверенностью принялась копаться в его необычных панелях. Возвращаясь к управлению машиной, Перси хотел буркнуть хотя бы что-то безадресное, но, обернувшись к штурвалу, лишь замер с раскрытым ртом. Флаер проскользнул в зеленую щель быстро и плавно, как сова между ветками в ночном лесу. Словно зачарованный, Перси подвел катер поближе к дыре, чтобы увеличить визуальный обзор. Алия одобрительно кивнула. Правда, толку от этого было мало: плесень делала что-то странное с электромагнитным излучением в очень широком диапазоне, одинаково сбивая с толку и приборы, и глаза наблюдателей. Единственным устойчивым ориентиром оставался флаер. Перси с замиранием сердца следил, как маленькая машинка изящно порхает, исследуя это странный зеленый мир, и вздрагивал каждый раз, когда она исчезала за каким-нибудь выступом. Похоже, сидевшая там за штурвалом Рене чувствовала пространство через динамику воздуха вокруг. «Здорово, правда?» Перси аж подпрыгнул от неожиданности. Он не заметил, что Алия оставила свои расчеты и вместе с ним следит за филигранными виражами флаера. Правда, девушка не обратила на его реакцию внимания. Она восхищенно смотрела на пилотажное искусство Рене. Так же, как и Перси.
― О, твои пришли!
Реплика Расти застала погруженного в воспоминания Персиваля врасплох, и он чуть не пролил на себя остывшее содержимое своей кружки. В столовую действительно вошли Алия и Рене. После вчерашнего Рене была еще желаннее.
За девушками, нещадно зевая, вошел врач их отряда.
Перси сделал глоток. Горькая холодная жижа плеснула в пищевод, возвращая его в реальность и придавая сил. Улыбнуться. Сказать: «Привет!». Это очень просто, он сто раз так делал. «Ну же!»
― Роб!
Искаженный динамиком голос Малиники разбудил всех лучше любых стимуляторов. Врач сорвался с места и моментально скрылся в тумане за окном. Остальные замерли. Переглянулись. Потянулись к планшетам.
* * *
Олли быстро шел по сырой, словно покрытой лаком траве. Ногам тепло и удобно в старых, отрезанных от скафандра сапогах. На плече ― скрученные в рулон гравиносилки, одни из трех еще работающих. До рассвета ― два с половиной часа. Деревня тонет в густом тумане. Неподвижный воздух стрекочет на разные лады и переливается редкими разноцветными огоньками.
Тихие, легкие шаги. Из белых клубов как по волшебству возникает Инн, хмурая и сосредоточенная. На спине у девочки ― плотно набитый рюкзачок. На руках ― кожаные перчатки, в руках ― маленькая резиновая груша от уже неведомо какого насоса. Щеки раскраснелись, то ли от быстрой ходьбы, то ли от волнения. Не похоже, что Инн рада предстоящему приключению. Олли кольнула иголка вины: «Тащу малышку неведомо куда». Что, если эти пришельцы ничем не лучше его односельчан?! О’Донохью тряхнул головой, выгоняя непрошенные мысли. Пока он будет разводить политику в Деревне или выяснять подробности, для лежащего в землянке человека будет уже поздно.
Как Олли и ожидал, склад охранялся. Ну… В том смысле, в котором это понимали жители Деревни. Стражник крепко спал, прислонившись спиной к стене и вытянув длинные ноги.
Инн, не помедлив ни секунды, пыхнула из резиновой груши охраннику в лицо. Тут же бросила кругляш на землю, стащила, выворачивая наизнанку, перчатки, вынула из кармана пахнувшую спиртом тряпку и тщательно протерла руки. Все это тоже полетело на землю. Ничего, утром подберут. Облачко безопасной, лишь улучшающей сон пыльцы пару секунд повисело перед охранником и опало.
Олли всего этого не видел: он уже был внутри. Одним движением развернул носилки. Прижал два пальца к шее незнакомца. В рассеянном лунном свете его кожа казалась мертвенно-белой. Пульс через тонкую перчатку прощупывался с трудом. Олли удовлетворенно кивнул: несмотря на тяжелое состояние, лежавший перед ним человек был жив и даже не спал. О’Донохью беспокоился, что его появление вызовет у незнакомца бурю эмоций, но тот, похоже, все понял правильно. Как будто прикосновение Олли раскололо лед безнадеги: дыхание стало более заметным и ритмичным.
«Что я наделал?» У Олли защипало глаза: волна жалости, стыда и раскаяния на мгновение заставила все внутри сжаться. «Некогда раскисать!»
Собрав волю в кулак, Олли сосредоточился на текущем моменте. Взял с носилок сплющенный квадрат серой грубой ткани. Расправил его в простую больничную робу. Чтобы легче было надевать и снимать, два больших прямоугольных куска ткани были сшиты только с одного бока и на одном плече. По другой стороне шли петли для шнуровки. Олли накинул полотно на лежавшего на левом боку спасаемого, бережно перевалил его на спину, а затем на правый бок, на носилки. Быстро зашнуровал ткань. Нахмурился, заметив свежие пролежни.
Включил носилки. Диодная панель в изголовье пациента мигнула было зеленым и синим, но тут же погасла.
― Ой, ― испуганно пискнула стоявшая в проеме Инн.
Олли лишь еще раз перещелкнул тумблер. Квантовые генераторы в медицинской технике маломощные, но самые надежные, выдержавшие даже разрушение ядра Ковчега. Это от них в итоге получилось запитать большинство автономных устройств в Деревне.
Со второго раза носилки включились и плавно поднялись в воздух на высоту сантиметров в семьдесят. Олли тут же потянул их к выходу. Следовало торопиться. Нет, он не боялся погони, только задержек и что может не успеть довезти.
Топ-топ-топ-топ. Шур-шур-шур-шур. Инн бежала впереди, сначала по тропинке, потом по крупному прибрежному песку. За пристань, в одно из немногих каменных строений. В электростанцию.
Отодвинула задвижки, распахнула складные двустворчатые двери. Все пластиковое.
У Олли на секунду перехватило дух. На миг показалось, что идет он не сквозь клочья тумана, а сквозь время. В электростанции стоял катер, крохотная, четырехместная машинка, принадлежавшая когда-то ремонтной бригаде Ковчега.
Инн открыла широкую, поднимавшуюся вверх дверь, скользнула в кабину, быстро разложила одно из задних кресел.
Олли провел рукой по гладкому боку, матовому от тончайшего слоя пыли. Самое быстрое транспортное средство в Деревне. Про себя Олли называл катерок Птичкой. Именно на нем он раньше летал к океану, да и к долине Ковчега обычно тоже, а в первые годы ― и на орбиту. Сейчас он бы уже не рискнул: в одно из путешествий по пещерам обвалившаяся скала стесала листы обшивки с правого борта. Приборы показывали, что кабина герметична, но защита от радиации сильно ослабла.
Именно на Птичке, тогда еще безымянной, главный инженер Олифер О’Донохью в последний раз отстыковался от Ковчега «Вудвейл».
Олли потянул вверх модуль носилок под головой пациента. Вся платформа набрала несколько сантиметров высоты, и Инн легко втащила ее внутрь катера. Защелкнула специальные крепления.
Олли тем временем закрыл дверь, обошел Птичку и остановился у пилотского места. Там, между передней и задней створкой, располагался разъем. Толстый кабель от катера до деревенской сети. Большой штепсель с дополнительными рукоятками для извлечения. Сорок шесть процентов их электрогенерации. Олли изо всех сил схватился за пластиковые петли, лишь бы только не видеть, как дрожат пальцы. Что, если дети правы? Прошло полторы сотни лет. Даже здесь, где всех и каждого добросовестно учили ценить каждую человеческую жизнь, этот подход не выдержал испытания временем. Что, если пришельцы решат мстить и явятся в Деревню с огнем и мечом? Что, если большое человечество, несовершенное, неидеальное, но непрестанно искавшее дорогу ко все более счастливому себе, то человечество, что отправило его, О’Донохью, готовить для себя новый мир, что, если оно больше не существует? Что, если пришельцы захватят его и Инн в плен? Собьют Птичку, лишив маленькое поселение почти половины энергии? Что, если?..
Олли скрипнул зубами, резко выдергивая штепсель. Крохотная Деревня ничего не сможет противопоставить всей остальной цивилизации. От всех этих страхов он отгородился одной мыслью. Там, в долине, если бы не гребаный Ящер! Олли был уверен, что снявший шлем человек ему бы улыбнулся.
* * *
Малиника встала до рассвета. В этом не было необходимости, и психологи наверняка вежливо спросят теперь, все ли в порядке, но ей очень хотелось провести хотя бы полчаса, делая что-то руками, копаясь в земле, а не в данных. Быстро позавтракав в пустой и темной столовой, она вышла во влажный предрассветный полумрак.
Вдохнула прохладный, полный терпких лесных запахов воздух. В этот час было удивительно тихо. Лес ― под белым одеялом тумана, лишь самые высокие макушки рассекают его темными пиками. Густая дымка медленно движется, словно дышит, и, как живая, карабкается на скалу, хватаясь за нее своими гибкими белыми лапами.
Малиника улыбнулась своим ассоциациям и смело шагнула в пышные облака, вниз по склону. Сначала видимость упала до нескольких метров, но с первыми же лучами неразлучных солнц дымка начала таять и отступать вниз, в тень леса. Малиника весело ускорила шаг, словно бы прогоняя вместе с туманом свою вязкую неуверенность и страхи. Лес внизу тоже шел в наступление на хандру: его многочисленные обитатели просыпались и принимались задорно стрекотать, обсуждая рассвет.
Готовая пуститься вприпрыжку, Вязиницына обогнула оставленный на обочине комбайн и опешила.
На дальнем краю площадки, в конце ряда согнанной туда вчера инженерной техники, стояла незнакомая машина. В десяти метрах от нее, перед прозрачным домиком лаборатории тот самый абориген с видеозаписи бережно стаскивал с носилок…
― Роб!
Ее голос прозвучал очень звонко. Чуждо в шелестящей и стрекочущей симфонии утреннего Вудвейла.
Склонившийся над Ямакавой человек обернулся. Замер с открытым ртом. Через мгновение опомнился, схватил носилки и бегом бросился к своей машине.
Одновременно Малиника бросилась к Ямакаве.
И застыла над ним, тяжело дыша. Не зная, что делать. Он выглядел очень, очень плохо. Чужак пытался уложить его на бок, в позу восстановления, но не успел. Тело медленно заваливалось на спину. Надо проверить дыхание, и начать оказывать первую помощь, но Вязиницына словно превратилась в соляной столб из древних религиозных историй. Перед ней синей звездой вспыхнула та ночь, когда она решила просто взять его за руку. «Я же его добью».
Вернон как-то странно, едва заметно вздрагивал. Изо рта потекла желтоватая слизь. «Его тошнит!» Аспирация рвотных масс в легкие убьет его еще быстрее. Больше не рассуждая, Малиника схватилась обеими руками за серую робу, и потянула на себя, чтобы перевалить Ямакаву через свои колени и опустить голову ниже груди. Трррреск. Ткань не выдержала. Вязиницына судорожно обхватила скользкое тяжелое тело, не давая ему удариться. Смешанная с темной кровью желчь плеснула на ее комбинезон.
И тут ей стало страшно.
* * *
― Готовьте операционную.
Роб схватил гравискутер и махнул на нем с обрыва. Маленькая машинка не была рассчитана на такие выкрутасы, и удары о витки ведущего вниз серпантина жестко отдавались в руках. Сквозь лежавшие на склонах остатки тумана ни черта не было видно, но врач, еще выбегая из столовой, надел ДР-очки и включил контурную модель базы. Кто-то врубил освещение на самой нижней площадке, и Роб увидел свою цель: Вязиницыну и Ямакаву.
Скутер остановился почти вплотную к ним в тот момент, когда Вернона вырвало.
Индикатор ― на шею. Стянуть его с Вязиницыной. Одной рукой нашарить в сумке автоматический зонд, закрепить на верхних зубах Ямакавы и активировать. Робот не даст тому захлебнуться и предотвратит повторные позывы. Второй рукой Роб разрывал упаковку на одноразовом портативном аппарате гемодиализа. Прямоугольный пластиковый мешок, похожий на древние пакеты для капельниц. Закрепить на плече одним плавным движением. Аппарат сам найдет вены и начнет очищать кровь и восстанавливать ее баланс.
Индикатор ― темно-бордовый, но перед тем как достать сканер и начать изучать состояние пациента в деталях, Роб раздавил капсулу успокоительного о запястье Малиники. Та все еще сидела на земле, в ужасе глядя на Вернона и свои руки. Доктор Оливо вернулся к основному пострадавшему, поставив себе мысленную заметку поговорить с Вязиницыной.
Через минуту подоспела бригада медиков на флаере. Там же была Алия. Она села вплотную перед Вязицыной, обняла, положила ее голову на свое плечо и стала гладить по спине и голове, шепча на ухо что-то успокаивающее. Роб бросил рядом с ней еще одну капсулу седативного и нырнул во флаер.
Тяжелая интоксикация. Почек нет. В крови ― куча инородной биохимии. Легкая гипоксия, но зонд уже перешел в режим поддержания дыхания. Очень низкий тонус мышц, особенно скелетных. Роб прокрутил список обнаруженных веществ. Одно из них помечено как релаксант. Дерьмово, но бывало и хуже. Роб провел по прямоугольной заплатке на боку своего друга и командира. Кривой, успевший загноиться разрез. Доктор Оливо отвел глаза, представляя, что скажет по поводу этой раны доктор Маккой.
* * *
Джамиль завтракал в диспетчерском пункте. Закинув обе ноги на одну из отключенных панелей, он меланхолично перемешивал ложкой серое чавкающее нечто. Заварено странное хрючево было в кружке, которую Ал-Каласади держал, как положено, за ручку, аристократически чуть отставив в сторону длинный мизинец. Сидевший за пультом дежурный диспетчер, худощавый паренек из отряда инженеров, старался на эту эклектику не смотреть. И по возможности не слушать.
В организации «обороны» базы Джамиль принимал самое деятельное участие. Вначале ― через огромные списки придирок к планам Шмидта, потом, когда Расти все это надоело, ― как соавтор и воплотитель. На мозговых штурмах Джамиль сыпал жуткими сценариями, где полчища дикарей с ядовитыми дротиками прокрадывались на базу ночью или друзья укокошенного дракона заявлялись всем стадом мстить за нанесенную обиду. Был еще вариант со страусиной кавалерией и полноценной космической эскадрильей, и Расти уж было думал, что тот будет проталкивать установку турелей с противоастероидными пушками, но инженерные идеи эксцентричный вейвер выдавал дельные, а в оптимизации производства и временных затрат понимал лучше любого из спасателей.
Начинали они не с чистого листа: база уже была утыкана датчиками различного назначения, от метеорологических до, внезапно, противогекконьих. Их поставили на все коммуникации внутри помещений на случай несанкционированного проникновения шибко шустрых тварюшек, пытавшихся захватить экологическую нишу крыс. Поэтому самым первым шагом было просто создание модели оповещения на основе уже имеющегося мониторинга. Потом они, конечно, покрыли территорию вокруг базы кучей крохотных беспроводных камер. Все они работали как в видимом, так и в инфракрасном диапазоне и запитаны были от солнечных ― а благодаря четырем спутникам и лунных! ― батарей. На самых светлых местах было решено поставить устройства помощнее и снабдить их яркими фонарями, такими же, как на посадочных площадках.
С тех пор большую часть свободного времени Джамиль проводил в диспетчерской. Диспетчеры его не любили.
Сейчас на столе перед ним, прямо рядом с ботинками, стоял планшет. Экран разбит на двенадцать прямоугольников, на них бодренько сменялись картинки с сотен камер. Искусственный интеллект старательно выбирал самое интересное, и видеозаписи с жуками и ящерицами, сделанные в предыдущие дни, пополнили коллекцию биологов. В это утро по «новостным каналам» показывали в основном туман.
― Рик, катер.
Диспетчер обернулся, но Джамиля уже не было. Только застывал в аккуратно поставленной на стол кружке серо-бурый клейстер его завтрака.
* * *
Для своих «новостей» Джамиль использовал гораздо более чувствительную модель, чем та, на которую была настроена сигнализация, так что к тому моменту, как в диспетчерской запищало, он не только включил подсветку на нижней площадке, но и стремглав несся к катеру. Со стороны подъема на третью террасу туда же бежали Рик и Гвен. Ал-Каласади заметил, как Рене и Алия выскочили из жилого корпуса. Алия побежала куда-то в сторону. «Медицинская бригада». Рене осталась стоять, словно деревянный языческий истукан.
Джамиль запрыгнул в люк последним, захлопнул его, и машина тут же пошла вверх.
Транспорт аборигенов был менее мощным, но еще он был меньше по размеру и более маневренным. Он юркнул в окутанный туманом лес и исчез из виду, но не с радаров. Уверенно взял курс куда-то на юго-восток.
Несмотря на спешку, вейверы выбрали не произвольную машину, а исследовательский катер, идеально оснащенный для наблюдения, но слишком громоздкий для полетов под пологом густого леса.
Джамиль пачками открывал панели: рельеф, результаты предыдущих сканирований и текущие показания приборов, магнитные и гравитационные поля, инфракрасная карта ― все, что только можно. Выкрутил чувствительность всей аппаратуры на максимум в надежде обнаружить поселение, временную стоянку, другой транспорт, караван страусов, дракона ― что-нибудь!.. Животных обнаружил: стайка кур-переростков бросилась врассыпную от катера аборигенов.
Волна воздуха, шедшая от катера охотников, разметала туман над мелькнувшей под днищем полоской реки. Открытые Джамилем схемы становились все объемнее и разнообразнее: они влетели в скалистые холмы. Взгляд Ал-Каласади метался между моделями в тщетных попытках обнаружить хоть какие-то признаки присутствия людей, помимо скользившей внизу машины.
Вжух!
Пропал!
Рик заложил крутой вираж, спустился к последней точке пеленгации и уверенно влетел в широкий и низкий зев пещеры.
Пустой пещеры.
― Где?! ― каркнул Джамиль.
― Нырнул, ― ответил Рик.
― Миль! ― Гвен.
Ноль реакции. Глаза у Джамиля ― совершенно безумные.
― Миль!!
«Успокойся», ― хотела сказать она, но закрыла рот. Ал-Каласади перестал пялиться в черное, покрытое крупной рябью озеро и обернулся. Резко выдохнул. Медленно моргнул, наморщив лоб. Переполнявшее его ощущение свободы было таким новым и таким ярким, что от него немного кружилась голова.
― За ним? ― в голосе Рика сквозила неуверенность.
Джамиль окинул пещеру взглядом и окончательно пришел в себя. Светлый, вылизанный водой свод с наплывами формирующихся сталактитов. Белый пол полукругом вдавался в озеро, которое, в свою очередь, упиралось в полукруглую же стену. Почти идеальные формы нарушала только тонкая трещина слева. Кусок пола за ней шел вниз заметно круче, чем в остальной пещере.
― Под водой дыра в стене, ― Гвен указала на одну из панелей.
― Мы… пролезем, ― без особого энтузиазма признал Рик.
― Нет.
В кабине повисла тишина. Джамиль деловито копался в панелях, уже куда более спокойно и обстоятельно.
― Хм. Смелые, ― в итоге заключил он. Повернулся к товарищам, еще секунду помолчал, задумчиво двигая челюстью.
― Нырять нельзя. Пещера хрупкая, как скорлупа от яйца. Если обрушится, мы выберемся, а вот они на своей шалагушке ― вряд ли.
― В прошлый раз, судя по вашим записям, они в похожую дыру и ушли, ― Гвен скрестила руки на груди.
Джамиль откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.
― Нет. Там была река. А здесь вода стоячая. И, судя по отметинам на стенах, постепенно прибывает, так что стока тут нет.
― Там может быть полость с воздухом, а не с водой. Давайте сядем и затолкаем под стену сканер, ― девушка вскинула бровь. Рик терпеливо ждал, что решат старшие.
― Нет. Садиться тут тоже нельзя, ― Джамиль вытащил перед собой результаты сканирования пещеры и запустил простейшую модельку вибрации. Контуры подземного зала весело обвалились в бесформенную кучу, как студенты после вечеринки. ― К тому же, ― Ал-Каласади подтянул на передний план другое окно, с 3D-фотографией горы снаружи, ― видишь вот эту чашу? Что-то там уже рухнуло несколько лет назад.
Джамиль закусил губу. Немного не хватало сухой ароматной соломинки во рту.
― Значит, так, ― он встал и направился в дальний конец кабины, чтобы не тратить время зря, ― я покараулю тут несколько часов, а вы вернетесь за мной к вечеру.
Под скептическим взглядом Гвиневеры Джамиль застегнул легкий скафандр, закрепил на нем подсумки со снаряжением и запасами на пару дней, закинул на спину карабин и взял в руки шлем.
― Не смотри на меня так! Я не собираюсь снимать шлем, охотиться на драконов или попадать в рабство к местным эльфам, ― он вытащил из-под кресла пластиковый мешок, вынул из него цилиндр размером с небольшую кастрюлю и затем продемонстрировал его своим товарищам.
― Ты только на местных эльфов не охоться, ― усмехнулась Гвен.
― Этого не обещаю.
Расплывшись в улыбке, Джамиль натянул шлем и шагнул к люку.
* * *
Где-то в лесу, 2550-07-21 05:38
Луч яркого прожектора светомузыкой бликов метался по кабине Птички и по пещере, на дне которой она лежала. Олли замер, как загипнотизированный, боясь обернуться. Инн тихонько сидела в соседнем кресле. «Спасибо, что ни о чем не спрашиваешь».
Вчера утром возле старых складов у Олли не было координат базы этой экспедиции, только треки спутников, записанные автоматическим телескопом на старой обсерватории, и несколько направлений, измеренных им вручную в окрестностях Ковчега. Практически весь день он потратил на то, чтобы свести эти данные воедино. Хорошо, никто, кроме врачей, его не беспокоил. К вечеру у него появилась примерная оценка с погрешностью в сотню километров. Хоть что-то! Когда следы присутствия других людей появились в первый раз, он так и не смог вычислить место их наземной базы. «Если она вообще была!» Сегодня шансов на это тоже было немного. Будь там лишь пара домиков в густом лесу ― и никуда бы они незнакомца не довезли бы. «Можно было просто зависнуть возле Ковчега и подождать. Наверняка пришельцы сами бы нашлись!» Олли облизнул пересохшие губы. Он не хотел «вступать в контакт», натыкаться на стены различий и пропасти непонимания. Не хотел объяснять, как так вышло. «Не хотел? Да я просто испугался!» Того, что соплеменники желтоглазого разозлятся и устроят расправу? Что его вместе с Инн разберут на кусочки в лаборатории? Что он катер в Деревню не вернет?! «Собственного стыда я испугался».
Теперь стыдно было перед Инн. Олли видел, с какой заботой она держала в своих крохотных ладошках руку незнакомца, как кусала губы в беспокойстве за него. «Может, стоило попробовать поставить капельницу хотя бы с физраствором?» Олли лишь старался лететь быстрее.
Вот только куда? Не скрываясь, он поднялся так высоко, как позволяли показатели радиации и давления на приборах, но путь до Ковчега все равно занял три часа. Он находился западнее Деревни, так что там все еще была ночь. Долина переливалась всеми цветами и, в клочьях тумана, как в снегу, походила на огромную, оставленную до утра новогоднюю елку. Еще пару недель назад с высоты долина ничем не отличалась от окружавшего ее леса, но в сезон цветения зарево над ней виднелось аж из Деревни.
Но сегодня было еще одно светящееся пятно, гораздо менее яркое и намного более уютное, несвойственного местной природе желтого цвета. Сердце Олли екнуло: ровно в том направлении, куда указывали его вычисления. Повезло, что кто-то не спал в такую рань, а туман рассеял свет, может, пары окошек так, что он стал заметен с высоты.
Подлетая к чужому поселению, Олли не планировал скрываться, но в последний момент нырнул под кроны деревьев. Вскоре Птичка вылетела на большую, расчищенную от деревьев площадку. Слева от катера стояла какая-то техника, справа возвышалась скала, в дальнем конце почти квадратного поля виднелось какое-то строение и уходившая вверх дорога. Замеченные им огоньки располагались где-то выше по склону, но Олли понял, что двинуться туда он не сможет. Приземлился, выскочил из кабины и, шепотом скомандовав Инн: «Сиди здесь!» ― стал вынимать лежачего пассажира из катера. Старый компьютер гравиносилок никак не мог определиться, должны они быть параллельны склону или все-таки перпендикулярны силе тяжести, поэтому пришлось повозиться. Когда носилки оказались наконец снаружи, Олли на секунду замер. С лежавшим на них человеком что-то происходило. О’Донохью пробил озноб: что, если перелет его доконал и теперь он умирает?! «Если так, я сейчас словлю повторный инсульт!» Действовать надо быстро. Он потянул носилки на открытое пространство, поближе к домику и дороге, не доходя примерно десяти метров, со всеми предосторожностями сгрузил гиганта на жухлую, полувытоптаную траву. Повернул его на бок, согнул одну ногу в колене, чтобы тот не перекатился на живот или спину и не подавился парализованным языком. Носилки сами свернулись в тубус, похожий на большой древний свиток. Олли все-таки приложил пальцы к вене на шее незнакомца. Пульс был слабый и неровный. Дыхание ― неглубокое, но странным образом уверенное. Какие бы сомнения и страхи не терзали его спасителя, этот человек собирался выжить и делал все то немногое, что от него зависело. Олли судорожно выдохнул. Это было так похоже на дни крушения Ковчега! Сколько разных людей он видел вот так лежавшими в ожидании помощи. Кто-то из них боролся до конца, кто-то сдавался очень быстро. Но лишь единицы выкарабкались. «Пожалуйста, пусть тебе повезет!» ― отчаянно пожелал главный инженер О’Донохью.
― Роб!
Олли обернулся на голос. И обомлел.
Сейчас, сидя в крохотной скорлупке катера на дне затопленной пещеры, он понимал, что то была не Агата. Сам он помнил ее сухой, белой, как снежинка, старушкой с яркими, темно-синими глазами, но даже на архивных фотографиях времен начала экспедиции доктор Беринг не выглядела такой великолепной. Хотя, может, именно такой представляли себе остальные жители Деревни легендарную хозяйку Медной Горы, превратившую огромную чашку Петри, которой был Вудвейл до прихода людей, в покрытый лесами чудесный мир.
Стоявшая перед Олифером женщина действительно выглядела волшебно: коса, словно сотканная из летней зари, сияющая кожа, подтянутая и вместе с тем мягкая фигура, и глаза. Глаза были теми самыми, Олли никогда бы не перепутал! Яркие, умные, проницательные. Даже больше, они словно видели его насквозь. Он тоже видел. Видел, как огромная аура, сотканная из доброты и понимания, окружавшая эту удивительную фигуру, таяла, как утренний туман, превращаясь в беспокойство. Это была не заполошная паника, нет, это был предвестник готовности действовать, адаптировать стратегию к изменяющимся обстоятельствам, готовности принимать решения. Ей так легко было довериться, и так просто за ней идти! Олли смотрел на нее, и в нем все сильней и сильней разгоралась уже почти совсем угасшая надежда. «Спаси его!»
Он развернулся и бросился к Птичке. Над площадкой вспыхнуло освещение. Олли вздрогнул, но не остановился. В катере перед ним промелькнуло сияющее лицо Инн. Девочка молчала с того момента, как они вылетели из Деревни, словно боялась спугнуть удачу, хотя наверняка в ее умной головке роились сотни вопросов. Куда мы летим? Почему прячемся? Зачем убегаем? Но в тот момент, когда он снова забирался в кабину, в ее глазах был только восторг: «Ты видел?!»
Холодный свет прожекторов растворялся в медовой заре. Олли обожгло желание никуда не бежать, но он все равно поднял Птичку и скрылся в лесу.
У людей с Ковчега не было детальной карты Вудвейла. Сначала это казалось неважным, а когда стало ясно, что вместо города на орбите их ждет кучка лачуг на поверхности, было уже не до того. По счастливой случайности местность, где обосновалась новая экспедиция, на картах Олли была. Когда-то давно недалеко отсюда, в пойме реки, располагался небольшой сад. «Мы были как боги и могли позволить себе разбрасывать наши объекты, где хотелось». В свое время Олли сам наносил на карту эти карстовые пещеры с десятком выходов на поверхность. Очень живописные, в то время они пользовались популярностью как место для пикников. «Как же давно это было!»
Подъем уровня воды стал для Олли сюрпризом. Раньше из первой пещеры по узким тропкам и мелководью можно было пешком пройти через еще несколько залов. Птичка была достаточно герметичной, чтобы на ней можно было проплыть весь каскад под водой, только вот уже во второй пещере вместо прохода обнаружилась сплошная стена обвала. Путь сквозь галерею оказался закрыт, но что еще хуже, слабенькие сканеры Птички показывали множество щелей и разломов. Находиться здесь было небезопасно, потолок мог обрушиться в любую минуту. В неверном свете прожекторов казалось, что дыры расширяются. «Не надо было брать с собой Инн».
Вскоре яркие полосы света пропали, осталось только блеклое рассеянное зарево от входа в пещеру. Видимо, охотникам надоело шарить по пустому залу. «Улетели или затаились?» Как долго имеет смысл ждать? Олли наконец повернулся к Инн. Огромные, восторженные глаза глядели на него из полумрака кабины. Еще бы, столько приключений за один день!
― Перекусим?
Быстрый кивок и шуршание в сумке.
* * *
Два часа спустя в пещере ничего не напоминало о погоне. Озеро стало гладким и прозрачным, как эпоксидная смола, и вся пещера теперь выглядела как изящная игрушка, или, может, как дешевая визуализация в компьютерной игре.
Вдруг послышался низкий гул, вода накатила на берег могучей волной, и из-под нее, словно мифическое чудовище, поднялся маленький катер. Машина, разгоняясь, тут же направилась к залитому светом выходу.
И путь ее пролегал точно над укрытым пыльным покрывалом Джамилем. Четко выверенным движением он поднял карабин и нажал курок. Серый кастрюлеобразный прибор мягко подбросило в воздух.
Чпок.
Прямо скажем, на потрепанном катере аборигенов он смотрелся, как родной. Джамиль умел готовиться. Завтра мощный радиомаяк включится и укажет ему место, где живут погонщики страусов.
Скинул перемазанный местной глиной плед ― не зря разложил эти куски прессованной целлюлозы по всем машинам! ― стряхнул с грязеотталкивающего ярко-оранжевого скафандра несуществующие пылинки, привычным жестом поправил ружье, включил треккер и пошел в лес. Все честно: ему сказали найти аборигенов за два дня, и он нашел. И заслужил выходной.
* * *
Инн прижалась горячим лбом к холодному окну катера. Редкая удача ― полетать на катере! Но радости ни от полета, ни от спасения чужака не было. Лес внизу сливался в один зеленый поток. Девочка прикрыла глаза и тихонько кашлянула.
Продолжение следует.
Благодарности
Спасибо, что заглянули в этот раздел! Надеюсь, первая часть романа «Хозяйка Медной Горы» вам понравилась. Для ускорения выхода второй части вы можете поддержать мое вдохновение комментарием :) Особая благодарность всем тем, кто написали комментарии под первой повестью цикла и два года поддерживали меня в моем творчестве.
Мне не хватило бы усидчивости и запала, если бы не три терпеливых и благосклонных читателя, которые читали самый первый черновик «Хозяйки…», сырой и полный кривых формулировок и опечаток, и с главами, выходящими хорошо если раз в два месяца: Мария Викторовна Крайванова (моя мама), Александра Чаплыгина и Наталья Смыкова.
За внутреннюю рецензию и корректуру благодарю Юлию Афонасьеву (https://author.today/u/id102238295).
За всё, что есть настоящего и разумного в физике и биологии в этой книге ― спасибо популяризаторам науки и медицины. Дисклеймер: они ничего не знали о своей причастности, поэтому если что-то в «Хрониках Вудвейла» не так с научной точки зрения, то это авторское
При мыслях о материальной поддержке ― поддержите какой-нибудь канал на Scitopus: https://vk.com/scitopus.