— Огонь! — солдаты подчинились приказу и застрелили предателей. Прогремели ружья, упали тела. Я безучастно взглянул на процессию со стороны бункера, где располагался генералитет.

— Ну что за звери… Мы совсем не похожи на этих фанатиков, правда? — я взглянул на окружающих меня друзей, искал их поддержки, но они лишь потупили взгляд. — Ха… И это после всего того, что мы прошли? Вы что… Не верите мне?

Вдруг я вспомнил, как же хорошо было до войны. Никто не потревожит выстрелами артиллерии, не захочет пробраться ночью в тыл, а на обед прекрасный суп с мягким хлебом. В голове возник извечный вопрос, что до сих пор терзал меня изнутри:

По радио играл вальс «Осенний сон». Сквозь приоткрытое окно в кабинет проникал аромат цветущих яблонь, напоминая о мимолетности весны. Травмирующие душу мысли уносили разум подальше от умиротворяющей красоты природы.

«Никогда бы не подумал, что могу так глубоко уйти в себя…»

Взгляд упал на старую фотографию, что стояла на письменном столе. На печальной чёрно-белой картинке были запечатлены солдаты, что застыли в торжественном параде. Они с гордо расправленными плечами и с радостными лицами предвкушали победу.

В тот день мы вновь поклялись защищать нацию ценой собственных жизней. Воспоминания заставили задуматься о фразе, которая давно не давала покоя: «Ничто не остается безнаказанным».

В памяти всплыли картины войны — бесконечные поля сражений, что мы усеяли телами погибших солдат; разрушенные города и места, где некогда цвела жизнь. Пробирали до костей изнурённые взгляды слабаков в лагерях.

Каждый раз я убеждался, что помню картины военных кампаний, где теряли человеческий облик мирные жители, чьи дома были уничтожены в жерле войны. Я, генерал армии, генерал улья, если изволите, понимал, что ни один мирный человек не заслуживал такой участи… Но каждый раз исполнял приказ.

Сердце сжалось от мысли, что десятки тысяч человек пали жертвами идеологии, ложных идеалов, лживых обещаний. Но я был обязан рождением отчизне, поэтому вытерпел и эту боль. Бедные, нищие умом солдаты верили, что их преступления останутся безнаказанными, но правила игры оказались иными. Я знал, что жизнь не прощает слабости… Но знал ещё, что быть — значит не прощать бездушие.

В моменте почувствовал, как тяжелый груз вины навалился на плечи. Я был тем, кто вел людей вперед. Лжецом, что направлял орды серой тьмы против Гигантов Северного протектората. Я не задумывался о последствиях, когда осаждал и грабил города Олении. Казалось, что моя воля — вершила справедливость. Теперь же я смотрел на фотографию и видел молодых солдат, что были полны надежд и решимости.

«Бедные дети Гегемонии заплатили слишком многим. Интересно… А сколько же придется заплатить мне?»

Я встал из-за стола, подошел к окну и вдохнул свежий весенний воздух. Вдалеке раздался звон колоколов. Он напоминал мне о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что.

Впереди высилась Великая башня — четырёхсотметровое здание из бетона и стекла. Она закрывала бывший шпиль улья, где родился я и такие же, как я. Только благодаря воле монарха, королеве Кристализ, что объединила нацию сначала во имя выживания, а после — во имя мести, мы были рождены на свет.

Мы — Меняющиеся, человеческая раса, чьи гены хранят в себе магию перевоплощения, способность принимать облики других живых существ. Но столь великая сила была дарована лишь избранным… я же ничем таким не обладал.

Источником нашей мощи оказалась агапэ — энергия любви, которая стала жизненной необходимостью, не только чтобы использовать магию, но также чтобы возвращать тело и разум в юность. Из-за агапэ высшие чиновники и офицеры получили возможность сохранить психическую и физическую молодость, чем все с удовольствием пользовались.

«Ресурсов и земли на всех не хватит. Их судьба была очевидна…»

Вдруг в радио что-то зашуршало, и станция переменилась на очередную пропагандистскую:

«…ведь в течении сотен веков Меняющиеся жили разрозненными племенами, блуждали по миру в поисках пропитания. Но наша бренная судьба изменилась в 982 году, когда Великая королева Кристализ объединила ульи под началом сильных и направила Гегемонию по пути модернизации и технологического развития. Когда мы догнали остальной мир в прогрессе государство разработало новые, маневренные и мобильные методы ведения войны»

«Опять этот лживый голос…»

«Благодаря Великой королеве нация сумела нанести сокрушительный удар и установить тысячелетнюю и миролюбивую власть над половиной континента. Теперь благодаря Кристализ мы наконец-то можем свободно питаться любовью тех, кто осмелился противостоять истинной добродетели! Почему же нация этого добилась — спросят дорогие радиослушатели… А я с удовольствием отвечу! Ибо мы — те, у кого в крови течёт истинная магия, магия перевоплощения и любви! Ибо мы — высшая раса континента и обязаны восторжествовать над ним! Мы должны подчинить Сталлионград и отомстить за ту боль, что причинила нам Вестрия! Мы — Меняющиеся, и наше время пришло! Пора занять подобающее место в мире, где каждый платит жизнью за выживание! Слава Королеве Кристализ! Слава Гегемонии! Слава нашей высшей расе!» — кричал радиоведущий, пока я не переключил обратно на любимый вальс.

«Отвратительно…»

Но государство было авторитарным не всегда. Раньше альтернативы превосходству — гармония Вестрии и социализм Сталлионграда — не давали нашей великой стране впасть в тьму автократии. Далёкой весной 1007 года Оления и Северное королевство гигантов ещё не были безвольными марионетками. Смелые и волевые приподняли головы и решились выступить против тиранического режима. Королеве это, мягко говоря, не понравилось. Кристализ назвала сопротивление террористами-гармонистами и обрушила на радикалов ужасающие масштабом общенациональные рейды.

В ту злополучную ночь, что окутала страну непроницаемым покрывалом, улицы, в другие дни оживленные, притихли. Простые люди затаили дыхание в предчувствии грядущих событий. Все ждали развязки. Редкие всполохи света из окон разрывали завесу мрака, как одинокие маяки посреди океана.

Там и тут раздались приглушенные шаги — тайная полиция кралась по переулкам. Их движения, стремительные, словно удары кинжала, выдавали бывших отбросов и охотников за головами. Они знали: сегодня изгоев, ждет схватка с теми, кто осмелился бросить вызов Великой королеве.

Заговорщики устраивали собрания в подвальных убежищах, в полумраке, при трепетных огоньках свечей, где воздух пропах напряжением и ужасом. Защитники добра и истинной любви понимали, что идут на смертельный риск, но вера в гармонию и справедливость пересиливала страх.

Дверь одного из убежищ выбили с оглушительным треском. Тайная полиция ворвалась внутрь, как хищники, что почуяли кровь. Заговорщики замерли, будто олени, что попали под свет фар. Завязалась схватка. Полиция стреляла в тех, кто сопротивлялся и резала горло тем, кто сразу сдался. Кровь брызгала на стены. Крики боли и отчаяния сливались в протяжный вопль.

Так было в Ликтиде, в Сорифе, во Всеполисе, во Враксе… Каждый, кто осмелился бросить вызов королеве, был казнен на месте. Когда же битва утихла, тайная полиция торжествовала победу. Бывшие отбросы собирали трупы несчастных, словно трофеи, и увозили прочь из убежищ. И Гегемония вновь погрузилась в молчание.

Когда в штабе сопротивления Всеполиса, в самом сердце столицы, убили сотни человек, я был неподалёку. Совсем неслучайно оказавшись рядом мне пришлось своими глазами увидеть, как тайная полиция, будто стая голодных волков, безжалостно издевается и наслаждается резнёй. Я, ветеран армии и генерал улья королевы, привык к ужасам войны, но то, что творилось там, выходило за рамки человеческого понимания.

Последняя заговорщица сдалась и умоляла отпустить её, когда несколько офицеров лишь смеялись и жадно осматривали пока ещё живое тело. Я было собрался уходить, но вдруг почувствовал, как главарь подходит ко мне. Вдруг тело рефлекторно застыло. Офицер шёл с явной готовностью откусить мне голову, но неожиданно увидел пальто, что было только у высокопоставленных военных. Полицейский сначала пришел в замешательство, но подхалимство и трусость пересилили кровожадность. Спустя мгновение он резко выпрямился, вскинул руку и заговорил:

— Здравия желаю! Прошу покиньте место проведения операции! Выполняем приказ королевы Кристализ!

— Понял-понял. Я хотел убедиться в безупречности исполнения, так сказать с первых рядов, но…

— Спасибо! Разрешите идти?

— Разрешаю…

В тот миг я решил, что пора действовать и сделал выбор, который изменил ход истории. Тогда разум ещё не оставил веры в судьбу и в её уроки, а тяжелое бремя убийцы обязывало спасти хотя бы бедную девочку.

— Впрочем, постойте, офицер. Не могли бы вы отдать мне вон ту девушку, что осталась последняя из заговорщиков?

— Что? Тоже понравилась?

— Нет, что вы. Я хотел бы допросить заговорщицу у себя. Дело крайней важности, надеюсь вы понимаете.

Офицер встрепенулся.

— А, о… Т-так точно, генерал! Если дело действительно важное, то конечно, забирайте эту террористку, — сказал он с садистской улыбкой. — Эй, милашка… Ох, ты даже не представляешь, что тебя ждет…

Дегенерат пугал девочку ужасами, которые я мог бы с ней вытворить, а гармонистка всё дрожала. Как котёнок, она сжалась от страха.

Хрупкая фигурка выделялась среди поверженных тел, каштановые локоны рассыпались по плечам, как водопад расплавленной меди. В карих глазах читался истинный ужас. Тонкие пальцы сжимали медальон на груди — реликвию, за которую девочка цеплялась в нескончаемом кошмаре.

В миг сердце сжалось от боли. Я не мог себе позволить, чтобы невинную душу поглотило пламя безумия.

— … лучше бы сразу поняла, какой же ужас тебя ждёт, гребаная террористка! Генерал! Принимайте!

Защитница гармонии вздрогнула, когда рука коснулась плеча, но вдруг она наконец-то увидела во взгляде военного человека не жестокость, а сострадание. Засохшие губы прошептали:

— Не бойтесь, я вывезу вас отсюда, — и мы постепенно начали уходить.

Каждый шаг в сторону выхода был испытанием. Я ощущал, что спину сверлят взглядами эти адские гончие. Офицеры явно обдумывали, что же вообще происходит.

Тайная полиция всегда была выше любых законов. Офицер имел право застрелить террористку на месте, а меня привлечь к уголовной ответственности за вмешательство. Странное липкое ощущение вцепилось в душу, но я шел вперед, не дрогнув.

Когда мы дошли до автомобиля, то девушка лишь сильнее задрожала, обернулась и бросила последний взгляд на место кошмара и резни. Испуганные глаза расширились, когда гармонистка увидела языки пламени, что пожирали бывший штаб сопротивления. Сама судьба стремилась стереть ужасные события столь отвратительного вечера и выжечь гноящуюся рану раздора.

Я почувствовал, как хрупкая рука сжала ладонь в немом благодарном жесте. Пришлось медленно ответить тем же. Мы быстро покинули место ужаса и гнили. В тот же момент я понял, что иду по ночным улицам столицы с новой целью в сердце.

Было неприятно думать о том, что придётся взять ответственность за девушку-террористку. Жизнь взрослой девочки была в моих руках, что смущало и сковывало. Но в моменте я почувствовал себя настоящим рыцарем, защитником слабых и беззащитных… И мне понравилось столь прекрасное чувство.

«Мы несём ответственность за тех, кого приручили…»

Лунный свет просачивался сквозь шторы, отбрасывал причудливые тени на стены спальни. Иного варианта, кроме как привести защитницу гармонии в особняк, попросту не было. В интимном полумраке девушка присела на край кровати. Мягкое сияние луны осветило фигуру, что манила необъяснимой притягательностью и чистотой.

Прекрасное лицо, что полнилось недавно ужасом, приобрело умиротворенные черты, чему я был несказанно рад. Следы недавних слез высохли на щеках, а глаза цвета лесного озера смотрели на уставшее лицо с выражением искренней благодарности.

— Вы спасли мне жизнь, генерал, — прошептала она, и слова повисли в воздухе драгоценными каплями росы. — Я так вам благодарна… не передать словами…

Я медленно кивнул. Да, пришлось спасти сторонницу гармонии от смерти. Но ведь так бы поступил любой адекватный человек, что ценит жизнь.

— Я сделал то, что должен был сделать. Скажу честно, думаю, что ваше спасение повлечет за собой серьезнейшие последствия. Уверен, что УОП этого так не оставит.

Девушка опустила глаза. Пальцы нервно перебирали складки испачканного кровью платья.

— Они мертвы… Я последняя из тех, кто выступал против этого кошмара, — тихий голос дрогнул.

Я подошел, взял нежные руки, легонечко сжал и сел рядом. Хотелось подбодрить гармонистку, защитить от тяжёлой судьбы.

— Такие страдания не пропадут напрасно. Их смерть — это жертва во имя лучшего будущего… И, если твои товарищи умирали с мыслью о победе добра и истинной любви, их идеалы будут жить и обязательно победят тот мрак, что несет с собой Кристализ. Не все Меняющиеся — злые по рождению.

Я нежно обнял мягкое женское тело, а после не успел и понять, что произошло. Вкус нежных женских губ настиг меня.

— Ой, простите генерал, я…

Я не смог сдержаться и завалил милую гармонистку на кровать. Она была столь доброй, столь прекрасной душой и телом, что я медленно терял в ней себя. Она отстранилась, но пересилила страх и принялась аккуратно снимать платье. Это было чрезвычайно неожиданно. Я спросил:

— Вы правда этого хотите? Я вижу, что вам некомфортно…

— Пожалуйста, генерал… Мне нужно, чтобы вы помогли выбраться такой глупой дурочке. Пообещайте, что поможете уехать из страны, молю вас, я сделаю, что угодно… — сказала она с грустной улыбкой и медленно начала ласкать мускулистое тело.

Я замер на мгновение, но после медленно кивнул, не задумываясь о последствиях.

— Обещаю…

В темноте спальни мы слились в любовном экстазе. Две души объединились в порыве страсти, наслаждались телесной теплотой. Я с почтительной нежностью коснулся женской кожи, будто трогал самый драгоценный цветок из выжженного войной сада. Она изгибалась под прикосновениями, как гибкий стебель, что тянулся к солнцу.

Мы отдались друг другу полностью. Девушка шептала о жизни, о добре, которое желала подарить простым людям, а я с восхищением слушал и нежно любил. В ту ночь мы обрели друг друга не только как союзники в борьбе, но и как путники, что шли вместе по дороге жизни. Но только на одну ночь — у судьбы всегда свои планы.

После акта истинной любви я быстро накинул на себя что было и невзначай спросил о Торрене, лидере сопротивления Гармонистов:

— Спасибо за столь прекрасную ночь, — я ещё раз поцеловал прелестные губы. — Хочу вас спросить… Вы случаем не знаете, как найти Торрена? У меня есть несколько вопросов, а также жгучее желание помочь освободительному движению. Я на самом деле шёл не проверять эффективность работы тайной полиции, как вы уже, наверное, поняли. Я хотел присоединиться к…

— Единственное, что говорил Торрен по поводу плана Б, так это то, что нужно бежать в Вестрию. Только там гармонистам будут рады.

— Понял. А как я смогу с вами связаться?

— Есть один знакомый, что живет во Враксе, но я не уверена, что он жив. Его зовут Голден Маффин. Если найдёте его, то выйдете и на Торрена.

«Жаль, что пришлось тебе наврать…»

После этих слов случилось непоправимое. Я знал, что расплата придёт, но не думал, что так скоро. Тайная полиция пришла по её душу, когда эхо наших вздохов еще не успело растаять в ночном воздухе.

Раздался оглушительный грохот — дверь внизу выбили чудовищным ударом. Топот сапог разносился по лестнице, отдавался ударами в венах. Я подобрал пистолет и спрятал за спиной.

Удар. Ещё удар. С каждым стуком ноги по запертой двери я думал, что делать. На уме была только одна фраза. Пришлось медленно направить пистолет на гармонистку.

— Видимо это конец, — сказал я с болью в сердце.А девушка улыбалась, ведь с самого начала знала, что гармонии не выжить в столь падшей стране.

Вновь раздался удар, и дверь слетела с петель. Отряд УОП в черной униформе влетел вперёд.

— Полиция Гегемонии! Всем оставаться на месте! — рявкнул офицер и уставил дуло автомата в лицо террористки.

Девушка вскрикнула, когда другой прошёл глубже в комнату, грубо взял её за волосы и ударил головой о стол.

Под козырьками фуражек скрывались гримасы фанатизма. Как маски театра ужасов, они скрывали истинный страх. Гармонистка съежилась, прикрылась потрёпанным платьем и попыталась спрятать глаза от этого кошмара… Но даже тогда она почему-то незаметно улыбалась.

— Спасибо, генерал, за то, что донесли до нас столь ценную информацию. Мы не расслышали ваши слова, но то, что говорила террористка, мы записали… и уже отправляем в центральный отдел, — он похлопал грязной рукой по плечу. — Никогда бы не подумал, что добиться таких результатов можно одними словами! Мое уважение. Надеюсь то, что мы прослушиваем всех командующих, вам было заранее известно, ведь ветеран-егерь королевы, я уверен, знал об этом и не стал бы…

Пустой трёп раздражал меня сильнее и сильнее. Другой полицейский продолжал бить гармонистку, пока я смотрел на них через дуло пистолета. Я думал, что не выдержу такую ужасную пытку, но тут третий подошёл поближе и заговорил с глумливой улыбкой:

— А пускай ветеран-егерь докажет преданность Великой королеве, — он смотрел на меня с презрением. — Если всё это не просто спектакль, и он верен стране, то генерал сможет самолично прикончить новую подружку.

Меня охватил гнев ужасающей силы. В моменте захотелось пристрелить каждого, кто нагло ворвался в спальню и начал о чём-то рассуждать, будучи ничтожным отребьем.

«Мусор, что дослужился лишь до старшего лейтенанта, смеет судить генерала армии…»

Внутри разорвался бурлящий вулкан, лава ненависти стекала по венам. Я понял, что через минуту сгорю в адском пожарище злобы, если не изобью столь отвратительного ублюдка.

Пришлось подойти поближе. Я посмотрел офицеру прямо в глаза, навел оружие на девушку и, помедлив лишь мгновение от мгновения, нажал на спуск. Хрупкое тело с шумом рухнуло на пол.

Вокруг было тихо, лишь тяжелые хрипы нарушали звенящую тишину. Я ощущал, как с каждой секундой боль утраты становилась все ужаснее. Офицер заставил убить беззащитную. Я почувствовал, что разум вот-вот не выдержит и поглотит сознание в пучину ненависти. Нужна была отдушина, груша для битья.

Я знал, кто станет следующим. Тело приготовилось преподать урок конченной твари, что возомнила себя непонятно кем.

— Значит, вы сомневаетесь в моей верности Кристализ? — я шагнул ближе. — А вот это реально попахивает изменой, офицер…

Тот попятился к стене и на ходу попытался выхватить из кобуры пистолет. Я отбил оружие в сторону — тяжелый ствол со звоном покатился по полу. Офицер остался безоружным и замер у стены, точно припорошенный солью слизняк. Я навис над немощным червяком и закипел от гнева.

— Ты… жалкое ничтожество… Ну как? Понравилось вершить суд над генералом армии Великой королевы? — я схватил офицера за отвороты мундира. Мужественные руки встряхнули идиота, как тряпичную куклу.

Я поздно понял, что сорвался и больше себя не контролирую. Тяжёлый кулак обрушился на челюсть. Офицер захрипел. Ошметки крови и осколки зубов брызнули в стороны, но удары становились всё яростнее. Жестокие, беспощадные, как удары молота.

Я уничтожил угрозу, пока коллеги-дегенераты наблюдали и по садистки ухмылялись. А после показательной кары обмякшее тело сползло на пол.

Офицер сжался в комок и захрипел. А я вытер темно-алые капли с разгоряченного лица и расправил плечи.

— Ничтожное животное, — прошипел я сквозь зубы. — Усомниться в моей преданности! Ещё раз ты что-то мне выскажешь — я тебя, мразь, закопаю!

Нога со свистом рассекла воздух и обрушилась на офицера. Раздался хруст, и тот сразу обмяк, больше не подавая признаков жизни.

Я удовлетворенно кивнул и выпрямился. Сомнения в лояльности были жестоко наказаны, пусть и оказались небезосновательными.

«Теперь никому и в голову не придет подвергать мою верность сомнению… Полежит немного в отключке и поймёт, что так с генералом говорить нельзя».

Уставший взгляд метался между бездыханным телом девушки, трупом старшего лейтенанта и ликующими ухмылками офицеров.

«Мы несём ответственность за тех, кого приручили… Какая ирония…»

— Простите, генерал, н-но мы лучше пойдём. Мы все приносим глубочайшие извинения и…

Лава в душе остывала, отбрасывала тлеющие угли былой веры в справедливость. Каждое следующее бессмысленное слово офицера было ударом кнута, что вышибал из легких остатки воздуха, пока я прожигал взглядом окровавленную пародию на человека.

Глубоко внутри затухала первобытная ярость. Благородное, возвышенное — сгорело дотла, поглотило адское пламя истинного гнева.

Я хотел было избить всех присутствующих, но понял, что это того не стоило. Сама судьба стояла на моей стороне. Не каждому было дано избежать смерти дважды за ночь. В голове заиграла знакомая музыка.

Я посмотрел на костяшки рук. Окровавленные кулаки оказались стёрты, но боль не прожигала разум, а наоборот приносила облегчение.

Полиция постепенно ушла и забрала с собой тела.

«Горничная придёт только завтра…» — пришлось укладываться спать с запахом крови у носа.

Я лег в постель и тихо, совсем незаметно пролил слезу безысходности. С самого рождения я шёл до конца. Таков был долг настоящего мужчины. Но что-то внутри не давало успокоиться. Я почувствовал себя преданным, брошенным и не мог больше терпеть. Но спустя несколько минут шум листвы убаюкал истерзанную душу.

«Ты забыла свой медальон, глупышка…»— и я всё же уснул и не заметил, как же сильно болят окровавленные руки.

Смерть беззащитных и невинных всегда вызывала внутри тотальное негодование и отвращение. Я — воин до глубины души, никогда не мог смириться с несправедливостью, что забирала жизни у слабых и незащищённых. Каждый раз, когда приходилось сталкиваться с подобным, сердце сжималось от гнева и боли. Я чувствовал, что медленно сгниваю заживо, когда невинная или беззащитная душа покидала наш мир.

Да… Я был убийцей. Массовым убийцей, но смерть на поле боя, в честном противостоянии, где каждый был защищен бронёй и оружием и принимал правила конфликта, казалась священной. В акте войны я видел проявление высшей воли, что решала, кто достоин жить, а кто должен уступить место другим.

«Нас всех ждёт смерть, так почему бы не умереть с честью?»

Я проснулся от дразнящих солнечных лучей, что пробивались сквозь шторы спальни, и открыл глаза. Утренний свет играл на закопченных обоях, отбрасывал причудливые тени, что были похожи на призраков минувшей ночи. Тело казалось чужим и каждое движение отдавалось болью.

В дверь негромко постучали. Я вздрогнул. На порог вошла горничная Грета.

Испуганный взгляд устремился к большим бурым пятнам. Неожиданно обычно румяное лицо Греты стало бледным. Она ахнула, не желала верить глазам. Невинная молодая девушка сжимала в руках скомканную тряпку, как оберег от злых сил и неожиданно заговорила со мной вместо того, чтобы убежать.

— Господин, — женственный голос дрожал, как ветка на ветру. — Ч-что тут произошло…

Вдруг воспоминания разрушающей мощью обрушились на голову. Вспышки страшной ночи высеклись в разуме, как всполохи молний. Засохшие потеки крови — зловещие росчерки кровавым пером; прелестное тело девушки, восставшее из пепла, чтобы вновь пасть от пули. Остекленевшие мёртвые глаза, устремленные в никуда. Звук выстрела, что ещё звенел в ушах, как погребальный колокол.

Я зажмурился, но кошмарные образы приобрели ещё большую четкость и переплелись с обрывками батальных картин из Сталлионграда. Я прижал ладони к вискам и попытался изгнать страшные видения, но сколько бы я ни упирался, ночь выжгла в мозге разлагающееся клеймо.

«Ещё одна травма…»

— Господин Фаррен? — едва слышный голос Греты вывел разум из пучины воспоминаний. — Что случилось? При каких… обстоятельствах…

Горничная в ужасе указала на кровавое пятно и на отчасти зажившие руки. На лице читалась молчаливая мольба. Грета не хотела верить в то, что пришло на ум. Она желала услышать что-то оправдывающее весь бардак, но я лишь удрученно покачал головой.

«Как описать горничной, что я казнил беззащитную гармонистку? Грета меня никогда не поймёт, даже если узнает всю правду…»

Я встретился взглядом с простой служанкой, что всю жизнь знала только размеренный распорядок столичного поместья. Разум понимал, что Грета никогда не смогла бы постичь глубину бездны человеческих страданий.

«Милые котята, как она, обязаны радовать людей и только. Я не заставлю служанку переживать по пустякам».

Пришлось отвернуться. Но вдруг я почувствовал, как по щекам стекают слезы — отголоски трагедии, где пистолетный выстрел сыграл главную роль. Тело рефлекторно глухо вздохнуло.

Я вытер то, что осталось на щеках, встал с кровати и по-военному вытянулся. Тяжёлая боль настигла мышцы. Повернувшись к Грете, я сказал:

— Выйдите! И никогда больше не заходите в спальню без разрешения. Как только я уйду приступите к уборке, — глаза сами закрылись от стыда.

Грета съежилась. Она была ошарашена ледяным тоном. Я никогда не позволял себе так грубо обращаться со слугами, но тогда что-то внутри меня изменилось. Грета опустила взгляд, постаралась сделать реверанс и быстро удалилась из спальни.

Выбитая дверь всё также лежала на полу.

Я проводил девушку взглядом, а затем подошел к дубовому шкафу и принялся одеваться с методичностью человека, для которого армейская выправка стала второй натурой. Идеально отглаженный мундир, начищенные до блеска сапоги — ни одной помарки, ни единого изъяна.

«Хорошо, что я встретил этих дегенератов в повседневной одежде… Не замарал пиджак».

За окнами разразился новый день, но мне никуда было спешить. Я прошел к маленькому столику, что был уставлен драгоценными безделушками, и положил талисман. Тоска по далёкому прошлому одолела озлобленную душу. С явной грустью, что мешалась с решимостью, я потянулся за позолоченной шкатулкой и извлек оттуда пачку конфет.

Я прошёл через выбитую дверь, перекусил дорогим угощением, оставил обёртку на пустой пепельнице и увидел, как высокие окна заливали столовую теплым сиянием. Ветерок шевелил тяжелые бархатные шторы и доносил из сада сладкий аромат сирени. После небольшой передышки я оставил упаковку в гостевой, отмыл руки от крови и посмотрел на часы.

«Семь тридцать утра. Пора завтракать».

Я зашёл на кухню, сел за массивный дубовый стол и придирчиво оглядел серебряные приборы. Кухарка Фреда уже прибыла в особняк и приготовилась подавать блюда. Помощницы по кухне прибыли позже. Девочки опоздали на две минуты, и замерли в трепетном ожидании.

Я не отреагировал на столь незначительное опоздание и вместо ругани разломил пышную булочку с румяной корочкой. Зазвенел колокольчик — и на стол выплыла первая перламутровая каша с янтарным бульоном.

Приближалось время для поездки в бюро на очередное совещание. В тот ранний утренний час, когда солнце только-только позолотило кроны деревьев, а передо мной лежали молочные реки и кисельные берега, мир будто становился чуточку лучше.

На выходе я приказал Фреде распорядиться насчёт починки дверей, а после сел в машину и покатил по хрустящей гравийной дорожке. Я выехал из поместья и легонько откинулся на мягкие подушки. Пришлось включить радиоприёмник, что лежал на соседнем сидении. В дороге, я задумчиво смотрел вперёд и незаметно покачивался в такт звучания скрипки.

Май благоухал по-весеннему пряно: смолистой хвоей, первой зеленью, далекими огнями горящих костров из тел террористов… На обочинах раскрывали лепестки одуванчики, а утренний туман постепенно поглотил всю столицу.

В воротах бюро караульные свистом остановили машину для проверки документов. Я вскинул руку и показал бумаги, а после миновал арку и прошел по залам с инкрустированными полами и живописью на стенах. В бюро меня уже ждал с обветренным лицом и со странной улыбкой Начальник генштаба Триммель.

— Приветствую, генерал, — сказал он и как обычно строго пожал руку. — У вас небольшие проблемы.

— Приветствую, Хайвсмаршал. Что случилось? Не слышал ни о каких проблемах! — соврал я и нагло улыбнулся в ответ.

— Вас требует к себе королева Ликтиды. Вы что-то натворили? Лучше сразу признайтесь. Может, тогда я смогу хоть чем-то помочь. Весь штаб знает, в каких вы отношениях с Ауранцией, и…

— Прошу простить, гер Триммель, но я не понимаю, о чем вы говорите.

Очередная ложь. О, великое искусство вранья! Столь изощренное, многогранное, карающее за использование ремесло. Сколько поколений мастеров вышло из-под твоих адептов…

Для одних ложь становилась единственным способом выжить — как рыбы, ловко лавируя в мутном потоке, они пытались обмануть саму жизнь. Другие делали враньё оружием, смертоносным и тайным, как тихий выдох яда. Но для меня ложь всегда была очередным инструментом очередного поля боя.

— Тогда вот, держите, — он протянул конверт. — Люди Ласина Кардо передали это ещё ранним утром. По ощущениям… там фотография.

Сердце сжалось, когда я услышал, что может быть внутри.

— Благодарю, гер Триммель. Разрешите идти?

— Разрешаю.

Я, один из трёх лучших генералов страны, был в глазах Триммеля шестеренкой в механизме, хотя и наделенной полномочиями. Винтиком, который при необходимости можно было не без усилий, но заменить.

Триммель Цу Гардис. Хайвсмаршал армии Гегемонии.

Излишняя любознательность Триммеля Цу Гардиса действовала мне на нервы, как протяжный скрип несмазанных петель. Хоть он всегда пытался защитить, помочь, я никогда не просил его об этом, ведь по многолетнему опыту знал — каждая операция, от самой мелкой до грандиозной, на деле представляла слаженный механизм. Один лишний винтик, одна мелкая ошибка — и система даст сбой, начнёт бренчать и разваливаться на части.

«Так не должно получиться с Ауранцией… Только не с ней».

Я стиснул зубы и протяжно выдохнул.

«Учитывай каждую мелочь, каждый нюанс. Лишние допросы, утечка информации поставят под удар всё, чего я добился за время службы… и жизни. Не хватало еще, чтобы этот маленький пёсик Кристализ совал нос куда не следует».

Липкая, ненавистная «осведомленность» Хайвсмаршала оказалась не нужна. Только не здесь. Хорошо, что он оказался только пешкой в большой игре Великой королевы. И хорошо, что я умел держать себя перед Триммелем под контролем.

«Ликтида… Жди меня».

Бронепоезд стремительно мчался на запад, приближаясь к границе Гегемонии. Я отхлебнул из бокала особое Сорифское вино, напиток нашего самого северного региона, и задумчиво посмотрел в окно. Там, далеко за Ликтидой простиралась Оления — государство викингов и воров. Омерзительная кровоточащая язва на теле цивилизованного мира.

Оления… При одной только мысли я скривился, будто отхлебнул яда. Эта отвратительная страна была воплощением всего, что я презирал: преступность, воровство, беззаконие. Коррупция и своеволие въелись в Оленийское государство невероятно крепко. Оления попросту не желала цивилизоваться и довольствовалась жалкой ролью чумного пятна на карте.

Хорошо, что столь извращённое государство хотя бы никогда не представляло серьезной военной угрозы. Так называемая Оленийская «армия» была жалкой бандой недоучек под рваными стягами. Только викингов, что совершали набеги, мы воспринимали со всей серьёзностью. Они грабили деревни и земли Ликтиды, а также Вракса, обкрадывали два важнейших региона Гегемонии и привычно прикрывалась «высоким уровнем преступности». Таким образом Оления прятала за пустыми словами бесконтрольные разорительные рейды. И это пробуждало ярое желание отомстить.

Однако дотошный недоносок Триммель все же научил меня кое-чему полезному. Хитрый лис с виду казался глупым простаком, но за повседневной маской скрывался ум политического стратега. Хайвсмаршал развил у меня чутьё, которое помогало буквально предугадывать будущее.

Тогда я ещё не знал, но чувствовал, что Оления станет главной мишенью на ближайшие годы. Простой и логичный вывод, что был тщательно рассчитан по правилам политического цейхгауза. Но тогда итог казался логичным и понятным лишь тем, кто знал, что происходит внутри нашей страны и государства… столь же извращённого, но на другой манер.

В этом заключалась сила и слабость чутья. Нужно было иметь широкий кругозор и постоянно держать руку на пульсе. На схожих мыслях я отсалютовал бокалом полям и редким домикам Ликтиды, что раскинулись за окном и понял:

«Нечего переживать. Ты со всем справишься. В конце концов Оления сама выбрала свою судьбу. Цивилизованному миру придется ее обезвредить, как это делают с опасной болезнью или с сумасшедшими», — война была неизбежна. Единственное, что нас сдерживало — это время.

Два часа спустя бронепоезд замедлил ход, когда начал приближаться к засекреченному вокзалу вооруженных сил в Ликтиде. Я отставил опустевший бокал, встал и прошёл в тамбур.

Вскоре поезд со скрежетом остановился. У выхода я медленно сошел на перрон по ворсистому ковру и осмотрелся. Оказалось, что рядом уже ожидал эскорт — двое вооруженных часовых и чёрный автомобиль с шофером.

Воздух Ликтиды полнился ароматами цветов и дымом заводских труб. Водитель, молодой крепыш с лицом бывалого вояки, вытянулся по стойке смирно. Я окинул парнишку цепким взглядом, как подобает званию, а затем кивнул и прошёл вперёд.

Автомобиль ярко блестел на солнце и манил новизной. Когда дверца распахнулась, я расположился в кожаных ароматных креслах и насладился приятной атмосферой салона. Мотор мягко заурчал, и мы тронулись с места, плавно вписываясь в городской трафик. По обеим сторонам дороги сменялись разномастные здания — от современных бетонных до кварталов старой, ещё деревянной, застройки.

Полис с многовековой историей и традициями встречал праздником. День Единства — радостная дата присоединения Ликтиды Ауранции к Землям Всеполиса Кристализ. Два больших региона, две династии объединились по воле королев.

«Какие все радостные… Видимо не зря День Единства считается символом высочайшего самообладания всей нации…»

Путь лежал ко дворцу Ауранции, что раньше представлял собой обычный улей (место, где тысячи простых людей жили и активно размножались в подземных комплексах). Инструкции четко прописывали линию поведения. По прибытию во дворец я должен поклониться, а после попросить разрешения отнять немного времени у королевы. А дальше уже, как по сценарию, доступны любые интриги…

Но я так не поступлю.

Автомобиль замедлил ход, когда подъехал к массивным воротам бывшего улья. Еще издали я увидел двух караульных в мятых мундирах — они жевали что-то на ходу и горячо спорили.

— … ты думаешь, лошадь изобрел человек? — громогласно вопрошал первый охранник, тощий и с обвислыми щеками.

— А я не думаю, я уверен в этом! Как объяснить, что природа поняла, что человеку нужно что-то с длинной спиной, чтоб сесть и на этой штуке передвигаться?

Я хмыкнул и про себя засмеялся.

«Вот оно, дремучее невежество! И таким вверена охрана королевской резиденции…»

— А ведь животным нужно что-то есть… — басил охранник. — А эта штука… ну лошадь, она ест сено! Трава выжженная, в ней ни белка, ничего полезного… Но при этом лошадь — уф-ф какая сильная! Эта штука дыг-дыг-дыг — бежит быстрее ветра!

Напарник, молодой парнишка с ясными глазами новобранца, пожал плечами:

— Ярик, во-первых, я тебе скажу, что за лошадью нужно много ухаживать…

— Да она сама выживет!

— Выживет, но будет худая и в говне! — чётко вставил новобранец.

— Но дикая лошадь… Живет же без человека?

— Да. Худая и в говне, — новичок не уступал.

В этот момент автомобиль остановился у ворот, и я, не спеша, выбрался из салона. Двое часовых не обратили на меня никакого внимания.

— Хорошо, а за зеброй кто ухаживает? — не смущаясь присутствия генерала, ухмыльнулся Ярик. — Ей всё равно вообще на людей!

— Зебра⁈ — охнул юнец.

— Да!

— Зебра слабое животное!

— Зебра — слабое животное⁈ — возмутился Ярик. — Это ты, идиот, слабое животное! Если ты встанешь рядом с зеброй, она тебе в р-р-рот накидает! Клянусь…

— Ты видел человека, который ездит на зебре?

— Она настолько сильная, что её фиг заставишь что сделать вообще! Даже если захочешь.

— Она слабая, она не выносливая… Она просто декоративная штука эта зебра…

— Декоративная — это пони! Пони — декоративное животное, а зебра…

Я прокашлялся. Часовые шумно сглотнули и вытянулись по струнке, точно школяры, которых поймали на шалости.

— Бездельники! — прогремел я.

Офицеры вскинули руки и поприветствовали меня согласно уставу. Я подошёл поближе.

— Здравия желаем, генерал!

— Так вот вы какие, ликтидские гвардейцы, — я обошел лодырей кругом. — Сама бестолковость да безалаберность! В карауле философские беседы ведём? От службы отвлекаемся?

— Виноваты! Такого больше не повторится!

Юнец согласно закивал и признал оплошность.

— Что ж, — я поправил мундир и готовился было идти, как вдруг:

— Генерал, разрешите обратиться! — неожиданно сказал юнец.

— Разрешаю. Что у тебя?

— А что с вашими костяшками на ладонях? Руки так изуродованы…

Я спрятал некогда нежные пальцы за спиной и постыдно желал оправдаться, но вспомнил, что это не касается каких-то часовых:

— Ничего особенного, рядовой. Приступайте к службе.

— Так точно!

У входа во дворец меня встретили две служанки, лет двадцати пяти. Девушки присели в глубоких реверансах. Две милые горничные были единственными, кто знал, что я и Ауранция распустили слухи в бюро, будто ненавидим друг друга. Поэтому они частенько заигрывали и посверкивали бархатными глазами из-под опущенных ресниц, намекая на что-то большее.

Когда мы направили недоброжелателей по ложному следу, то искать тех, кто выступал против нас или попросту ненавидел Ликтиду стало проще. Чтобы накопать компромата — враги Ауранции обращались ко мне, а мои враги к королеве Ауранции. План был просто идеален и только две горничные могли нам помешать.

— Приветствуем вас, гер Фаррен. Ауранция в покоях Её Величества, — промурлыкала с лживой улыбкой рыжеволосая.

— Позвольте проводить вас к ней, — скромно сказала вторая, голубоглазая блондинка и начала принюхиваться с поистине плотоядной жадностью.

Я изучил девиц одним цепким, ненасытным взглядом — точно ястреб, что осматривал двух сочных перепелок.

«Они явно какие-то озабоченные… Каждый раз так на меня смотреть… И как им не стыдно?»

Я почувствовал, как губы сами собой скривились в гримасе презрения, но двум воплощённым демонессам, по выражениям лиц, такое очень даже нравилось.

— Что ж, заслуживающие милости вниманием ласк удостоятся, — процитировал я и заставил прислужниц трепетно вздрогнуть. — Но провожать меня не надо. После того, как я предстану пред Ауранцией, подготовьте тёплую ванну и бокал особого Сорифского, если, конечно, вы уже накрыли обеденный стол.

Рыжая девица шумно вздохнула, будто от накатившей дурноты. Блондинка же прикусила губу и опустила взгляд в пол. Обе старались скрыть искру вожделения, что вспыхнула в расширенных зрачках.

«Они поверили, что кто-то вроде меня удостоит слуг честью… Очень смешно».

Я миновал рабынь эроса, прошёл во внутренние покои дворца и направился прямиком в спальню к Ауранции. В воздухе витали ароматы благовоний, кружа голову едкой истомой.

Ауранция. Королева Ликтиды.

Королева встретила меня, разлегшись на подушках в небрежной лени, пока выступавшие вперёд ступни заигрывали с разумом. Длинные, стройные ноги казались воплощением чувственной беззащитности — нежные и бархатистые, будто миндальные лепестки. Кожа ступней — молочно-лунная, лишь кое-где присыпанная золотистым пушком, как будто хотела, чтобы её нежно поцеловали. Изящные пальчики так и манили к себе и томно изгибались.

Я ощутил, как горячая волна нездорового влечения прокатилась по венам. Ножки королевы были моей тайной страстью. Сколько постыдных ночей я провел, сколько раз я безумствовал от запретных грез, в которых ласкал, покрывал поцелуями бесценные ступни…

Ауранция поймала плотоядный взор. Она нарочито медленно согнула ножку в колене, поддела колечко, что лежало на кровати, и подтянула к себе. Серебряное кольцо кольнуло нежным бликом, ослепило на мгновение.

— Ну же, не томи… Иди ко мне… — промурлыкала она с насмешливой улыбкой.

Ауранция игриво качала ступней, подзывала ближе. Королева раздразнила мужественное тело до крайней степени, но я никогда не сдавался без боя. Пришлось сжать кулаки так, что ногти впились в ладони. Я двинулся вперед и, к моему несчастью, совсем не заметил, как параллельно вдыхал ароматы курений и притираний.

Прошло тридцать секунд. Тело рухнуло на колени возле ложа. Я протянул некогда окровавленные руки к заветной ступне. Алчный разум пал перед красотой Ауранции — моей истинной королевы. Я уже предвкушал, как поливал столь желанную беззащитную нежность жадными поцелуями, но вдруг Аура резко отдернула ногу и скрестила лодыжки. В глазах сверкнула презрительная и извращённая улыбка.

— Только прежде скажи мне… — она приподнялась. — Как тебе было с той террористкой? Не уж то какая-то гармонистка была лучше, чем твоя любимая королева…

Губы задрожали, не в силах промолвить и слова. По щекам покатились горестные слезы, прежде чем я сумел их почувствовать.

Так бесчестно рыдать перед Аурой мог только один человек во всей огромной Гегемонии. Только великодушная женщина, что заменила мне маму в самый тяжёлый час, могла понять ужас, что пришлось испытать мне той ночью.

— Моя королева… — сипло выдохнул я, давясь комом самоуничижительного презрения.

Ауранция испугалась, что обидела любимого и затрепетала.

— Ой-ёй… Ни слова больше. Я не хотела, тебя обижать, мой мальчик. Я вижу, что ты очень устал… — прошептала она и обняла израненное тело. Аура гладила нежные волосы, как делала это в далёком детстве, а после подняла глупого мальчишку на кровать и начала снимать пиджак. — Иди же ко мне… Я обязательно тебя защищу.

Мгновение и я уже массирую нежные ступни. Аура наблюдала с нежной материнской улыбкой на лице. Облегчение было неописуемым; я не осознавал, как сильно желал материнского тепла. Ещё мгновение и разум понял, что уже плывёт по течению, пока тело утопало в любви.

Рыжая горничная быстро вошла, поставила бокал вина рядом со мной и убежала за дверь. Аура тихо застонала, пока я целовал и сосал мягкие пальцы. Спустя две минуты я взял бокал, пролил содержимое на ступни и принялся пить вино прямо с немного грязных ножек. Я не выдержал давления нежной материнской любви и утонул в Ауранции с головой.

— Посмотри, что ты со мной сделала, Аура… Как же сильно я тебя люблю…

Когда всё кончилось, я нежно убрал прядь волос за ухо и с благодарностью обнял королеву. А после торжественно объявил:

— Я победил.

Аура погладила меня по голове, а после взяла бокал, отпила глоточек и поцеловала влажные губы со вкусом винограда. И души двух изгоев сплелись воедино.

«Потрясающий вкус…»

После прекрасного акта любви мы отправились обедать. Нельзя было обсуждать дела, от которых зависит жизнь, на пустой желудок. За столом я пробывал новые деликатесы, что были приправлены редкими специями из других континентов и безуспешно старался скрыть улыбку.

Время от времени взор обращался к прелестной Ауранции. Изумрудные глаза всё также очаровывали, излучали ум и сострадание. Она отрезала небольшой кусочек гуся, приоткрыла алые уста, нежно положила мясо в ротик и прожевала.

Спустя несколько повторений Аура испила вина и спросила:

— Объясни мне, мой маленький генерал… зачем ты ищешь Торрена? — королева посмотрела на заспанное лицо с печалью, как мама смотрит на глупого ребёнка.

— Мне нужно с ним поговорить.

— Много кто теперь за ним гоняется… Кристализ как с цепи слетела. После поражения в Кантерлоте, как только мы не смогли взять под контроль Вестрию, власть этой избалованной девочки только укрепилась и теперь… Не знаю, сколько времени осталось, но континент ждёт катастрофа. Скоро мир превратиться в поле боя. Эквус никогда не будет прежним. Ты должен понимать, что грядёт Конец гармонии и…

— Я должен хорошенько встряхнуть Торрена, чтобы этот идиот опомнился, — я аккуратно перебил королеву и отставил опустевшую тарелку.

— Ты думаешь, что получится убедить гармонистов присоединиться к нам?

Я на миг задумался, взял руку Ауранции и произнес:

— Я не знаю. Но мой брат…

Внезапно двери резко распахнулись. Человек прошёл вперёд под звон тишины. Он мгновенно привлек внимание всех присутствующих: горничных, нескольких кухарок, что стояли в стороне и охранника, что находился рядом со входом.

«Давно не виделись, братец…»

Лицо Эрвина исказил гнев. Он смотрел на меня, как в далёком детстве, когда я ещё не мог дать отпор. Шагая с уверенностью льва, он подошел поближе, наполнил комнату напряжением, взял бокал с вином и угрожающе встал прямо перед столиком. Взгляд пронзал словно меч, сверкал непреклонной решимостью и неукротимой яростью.

Эрвин. Бывший глава отдела тайных операций Вракса.

Эрвин любил убивать. С самого рождения с ним было что-то не так. Рядом я всегда ощущал смесь противоречивых чувств. С одной стороны любил, как родную кровь, а с другой — внутренне содрогался от ледяной безжалостности. Чертами лица он походил на мать, но рыжие волосы достались от отца. Эрвин словно впитал худшие качества обоих: эгоизм мамы и жестокость папы.

«Как же сильно я ненавидел тебя за всё то, что ты делал…»

Я помнил, как в детстве брат проявлял садистские наклонности и мучил простых людей. Он заманивал девушек в дом и заставлял делать то, что хотел: раздевал, насиловал, бил до полусмерти, пугал компроматом, ставил садистские эксперименты, травил и заставлял употреблять. Родители же не знали, как обстоят дела на самом деле и списывали всё на обычные детские шалости.

Теперь же Эрвин служил в гвардии и имел полное право на любые издевательства над врагами государства, что ограничивались лишь фантазией. И это действительно пугало.

Я встретил холодный взгляд и ощутил тяжесть момента, который предвещал нечто неминуемое и неотвратимое. В теле раздался глухой удар. Сердце предупреждало о грозящей опасности. На лице отразилось внутреннее напряжение. Тело пыталось противостоять надвигающейся угрозе и выделило гормоны.

Эрвин Фон Кригер впился взглядом в мои глаза, словно зверь на охоте, напряженно сжал кулак и вылил на мою голову содержимое бокала. Дыхание, размашистое и глубокое, наполнило зал зловещей атмосферой. Я встал, поднял руки к подбородку, принял стойку и стал ждать развязки.

В тишине раздался первый удар: пронзительный и резкий, он разорвал воздух, как молния, что прорубила ночное небо. Только кулак достиг головы, последовал второй. Заболела челюсть. Вино попало в глаза. Я медленно сплюнул кровь, что потекла по губам, встал перед братом, как обвиняемый перед судьёй и встречал приговор тотальным молчанием.

— Какой же ты и придурок… — сказал Эрвин, пока я презрительно улыбался.

— Ласин тоже здесь?

— А как же…

Я увидел, как сквозь двери прошли с десяток бойцов гвардии. Жёсткие, статные — все были вооружены. Офицер вышел из толпы и предъявил Ауранции какую-то бумажку. Она медленно отвернулась и позволила меня забрать.

Спустя несколько минут за гвардией под самый конец представления вошёл Ласин. Он нагло заулыбался, а после с гордым тоном приказал:

— Фаррен фон Кригер! Ты идёшь со мной!

Ласин Кардорен. Глава королевской гвардии Гегемонии и тайной полиции Всеполиса (УОП).

Ласин был своего рода революционером — убежденным сторонником идеи господства Меняющихся, что потихоньку набирал политические очки разными выходками.

Фанатичность и вера в добродетель его идей только укреплялись, когда глава королевской гвардии наводил порядок и продавливал «справедливость». Из-за феноменального успеха, презрение фанатиков к слабым только росло. Радикальные взгляды королевского гвардейца вызывали даже у других, что сошли с ума ничуть не меньше, искреннее недоумение.

Но в первую очередь Кардо являлся главой тайной полиции. Там он убедил многих, что Гегемония превзойдёт любую империю на планете, если достигнет истинного превосходства. Мерзкий светловолосый фанатик считал, что сила является ключом к успеху и многие ему симпатизировали.

Моя ненависть к королевскому гвардейцу была не только личной, но и патриотической. Я ненавидел Ласина всей душой, ведь видел, что тайная полиция становилась все влиятельнее. Но к великому несчастью, в отличие от большинства, только адекватный человек понимал:

«Когда безумец обретает власть, его руки становятся орудием массового уничтожения».

Сердце кипело от гнева, когда меня посадили в автомобиль под конвоем. Я почувствовал, как ярость пульсирует в висках, но не подчинился гневу. И хоть внутри все бурлило, лицо сохранило холодное спокойствие.

Три машины отправились в путь, медленно отрываясь от дворца. Вокруг мелькали огни города. Конвой двигался размеренно, без спешки, словно специально растягивая момент.

Я не сказал ни слова, пока Ласин сидел спереди и гордо смотрел вперёд. Самодовольная улыбка раздражала, но нельзя было пустить всё на самотёк. Я остался неподвижен, скорчив суровое лицо и стал ждать.

Прошло сорок минут. Конвой выехал из города и Кардо всё же не выдержал тишины:

— Фон Кригер… Ответь-ка мне. Где Торрен?

— Я ничего тебе не скажу, Ласин. У твоей конторы на меня ничего нет и быть не может.

— Пра-а-авда? А ты уверен? — он достал конверт из бардачка.

Я стоял на краю бездны, ведь впервые ощущал истинный неподдельный ужас. Пришлось направить все усилия на то, чтобы лицо выражало только спокойствие. Ласин смотрел на израненные руки гнилым взглядом и улыбался.

Внутри могло быть что угодно: фото чистой улыбки при встрече с террористкой, доказательство глупых шалостей с проститутками, фото прислуги с завязанными глазами и руками или запись разговоров. Ласин вскрыл конверт и достал содержимое. На фотографии располагался побледневший труп офицера.

— Ну и куда мы едем, Ласин? Собираешься пристрелить меня на пустыре, как собаку? И всё из-за какого-то старшего лейтенанта?

— Не говори ерунды. Это не мой метод.

— Так это просто автомобильная прогулка в кругу старых боевых товарищей?

— Мы едем кое-кого навестить. Ты думал, убийство сойдёт тебе с рук, потому что ты один из лучших генералов страны? Может… Может так и будет. Но я заставлю тебя встретиться с последствиями твоих действий! Великой королеве всё равно чем заняты генералы, но мне не плевать на офицеров. Я проучу тебя за твою дерзость. Ничтожный нытик решил, что может просто взять и убить моего человека! Такая гнида как ты получит по заслугам. Скажи, что ты почувствовал, когда решил добить его?

Я незаметно выдохнул.

— Отвечай, когда тебя спрашивают! — солдат с соседнего сидения ударил в плечо.

— Я не хотел его убивать…

— Что? Не слышу. Ты что? — Ласин пододвинулся поближе.

Вновь последовал удар.

— Я не хотел его убивать! — я схватил офицера за шкирку. Тот потерялся и посмотрел на начальника.

— Да ну! Ты не хотел его убивать? Но убил? — Ласин не обратил внимания на офицера и пододвинулся поближе. Рядом сидел Эрвин и без эмоций смотрел в окно.

Я отпустил офицера и ничего не ответил. Знал бы кто-нибудь, что я ощущал, как тяжело было на сердце. Я тонул в жгучем чувстве стыда и вины. Тяжелое бремя ответственности угнетало разум. Я вспомнил тот неправильный, гневливый удар, как крики беззащитных гармонистов разрывали молчание ночи. Воспоминания обрушили на голову страшный вес непоправимого, уже неизменного.

Усталость истощила тело. Горькая правда, что я убил беззащитного поражала. Да, он был сам виноват, что мне пришлось избить тупую тёмноволосую башку, но ведь хайвст-лейтенант был абсолютно беспомощен, когда лежал передо мной и безмолвно молил о пощаде…

Смутный труп офицера лежал передо мной, безжизненный, окровавленный. Глубокие морщины проявились на лице. Время, словно песок в пустоте, безжалостно стекало и не приносило облегчения.

«Какое же отвратительное чувство…»

Спустя часа два мы приехали в маленький городок Гардис. Я вышел из машины вместе со всеми и окунулся в атмосферу шелеста деревьев и пения птиц. Впереди высились фермы из массивных досок и ржавого металла. Большие здания переплетались с маленькими, уютными домиками. Местные жители с улыбками благодарности на лицах стали символом простоты и искренности столь далёкой деревенской жизни.

Их улыбки испарились, когда рядом появились солдаты.

В глубине Гардиса высился маленький домик, что скрывался в зарослях зелени. Стены были окрашены в умиротворяющие оттенки, что нежно обрамляли окна. Крыша за годы спокойной жизни покрылась зелёной растительностью, что будто защищала дом от опасности.

— Матильда, мы привели его! Прошу, откройте! — громко прокричал Ласин, а после постучал.

Дверь медленно открыла слабая на вид девушка. Нежная фигура и изможденные черты отражали глубокую утрату и скорбь. Под пустым взглядом глаз, что были уже лишены блеска и радости, виднелись мешки.

— Здравствуйте… — милая женщина тихо пригласила нас в дом.

— Матильда, вот он — виновник вашего горя! — Ласин не успел войти, как уже достал пистолет за дуло и предложил Матильде: — Вы не хотите пристрелить этого ублюдка? Я помогу уехать на другой континент, только скажите!

«Мать свою пристрели, дегенерат».

— Нет, пожалуйста, уберите… — беспристрастно сказала Матильда.

Я презрительно посмотрел на пистолет.

«Может взять и проломить им голову этого наглого ублюдка?»

Хоть Матильда не имела никакого права — я бы не сопротивлялся, если бы она выхватила позолоченный Лингер восемьдесят третьего года и выстрелила прямо в сердце.

Однако столь гнилой жест от Ласина пробуждал лишь отвратительную ненависть. Гнев, из-за которого я убил мужа Матильды, медленно разгорался, но теперь я знал, как контролировать эмоции:

«Вспомни тёплые объятья Ауры… Успокойся Фаррен. Ты рядом с мамой…» — и я победил, преодолел всеобъемлющий гнев и успокоился.

Спустя мгновение мы вошли в дом. Внутри скромного пристанища под сводчатыми потолками властвовали тепло и уют. Домик пронизывал аромат жидкого капустного супа. В другой комнате раздался детский смех. Вдруг из неё выбежали трое малышей лет десяти.

«Какие радостные… Не уж то Матильда соврала им про отца?»

Мебель, что была изготовлена с любовью и тщательной заботой, придавала интерьеру неповторимый шарм. Аромат липы отбрасывал меня на десятилетия назад.

Один из малышей выглядел болезненно, но я этого даже не заметил.

— Ваш муж, как я погляжу, ухаживал за домом… и за большой семьёй. Видимо, дельный был человек, — сказал я, угрюмо пялясь в пол.

— Да, Ганс был хорошим плотником.

— Почему же он пошёл в королевскую гвардию, а именно в УОП?

— Вы знаете почему… — она грустно посмотрела на котелок с супом.

Диалог прервал Ласин:

— Этот ублюдок должен заплатить за то, что сделал, вас же выселяют, почему вы не хотите…

— Эй, Ласин, — неожиданно заговорил Эрвин. — Прекращай.

Глава королевской гвардии замолчал, нагло поднял голову и хмыкнул. Воцарилась тишина, но я прервал гнетущую атмосферу:

— Ласин прав. Я должен ответить за свои поступки, — я встал перед девушкой на колено и опустил голову. — Я понимаю, что никогда не искуплю ту вину, что повисла на плечах. Но прошу вас, в знак глубочайшей скорби… Я предлагаю вам всем уехать отсюда. Я не смогу предоставить такой большой семье такую же поддержку, какую оказывал любящий муж, но могу сделать хотя бы немного счастливее. Прошу, давайте заключим договор, соглашение, в котором я предоставлю вам возможность жить в моём особняке. А после смерти я, как провинившийся, передам поместье и наследство детишкам. Я клянусь, что позабочусь о вас. Мне нет прощения, но я хотя бы смогу сделать жизнь детишек лучше… Прошу, пожалуйста…

— Прекратите… — всхлипнула Матильда. — Я понимаю, что единственный, кто виноват в его гибели — это он сам. У вас было полное право наказать того, кто ворвался в спальню и начал оскорблять честь и достоинство офицера. Он погиб из-за того, что ему не успели оказать первую помощь. Я не достойна вашей заботы…

Многодетная мама почти беззвучно заплакала, хотя и старалась сдержать эмоции.

— Пожалуйста, перестаньте… Не надо плакать… — я нежно обнял Матильду и пролил мужскую слезу. — Я хочу, чтобы вы улыбались. Пожалуйста, простите меня и примите предложение. Я хочу искупить вину хотя бы так.

— Если вам так будет легче… Я поживу у вас, а после съеду, как только найду хорошую работу…

Матильда потеряла все в этой жестокой жизни. Нежное сердце всё чаще замирало от боли и одиночества. Руки, что когда-то ласково обнимали мужа, были бессильны и беспомощны. Но я дал ей надежду, когда Ласин смотрел на неё как на инструмент, а Эрвин смотрел в окно и не проявлял никакого сострадания.

Я вернул всё в здравое русло, но конечно же, если бы Матильда согласилась на договор, то я б не передал какой-то незнакомой женщине особняк и наследство. Всё это делалось лишь из-за того, что вокруг дома стояло с десяток бойцов, ради которых Ласин и разыграл весь спектакль.

Я был уверен, что такая щедрость очень быстро распространится по миру и пойдут слухи, что я действительно хороший человек. Хоть мне всего лишь хотелось утереть нос Ласину и дебильным фанатикам, простые офицеры до такого бы никогда не додумались.

«Хотел от меня избавиться… А вот не дождёшься, Ласин. Я тоже умею играть на публику…»

Королевский гвардеец стоял рядом с дверью и раздраженно постукивал ногой, когда Эрвин и я вышли на улицу. Матильда с солдатами ещё собирали вещи, пока рядом с нами и вокруг караульных бегали дети.

«Хороший момент, чтобы поговорить с братом один на один…»

— Ну что… давай отойдём Эрвин? — я посмотрел в мерзкие алые глаза.

— Пойдём, — спокойно ответил брат.

Мы шли от силы минут пять, а после оба оказались в небольшом лесочке и встали друг напротив друга. Уже сильно стемнело. Луна пробилась сквозь тучи и беспокойно осветила полянку. Ни шороха, ни ветерка, лишь глухая тишина разлеглась по округе.

Среди древесных стволов я и Эрвин приготовились к битве. Мы оба, как два волка, рисовали круг, двигались друг напротив друга и ожидали мгновения, когда молчание леса нарушит первый удар. Дыхание сливалось с воздухом и с ритмом природы. Ветер шептал ветвями предупреждения. Казалось, что древние боги наблюдали со стороны.

— Как же давно мы вот так с тобой не дрались, — сказал я и размял руки.

— Да…

— Прошло лет десять. Помнишь, как я почти всегда побеждал? — пришлось уточнить понимает ли он разницу в силе.

— Да.

— Надеюсь на этот раз ты наконец запомнишь, что я всегда побеждаю.

В тишине раздался первый удар. Тяжёлый, точный — он попал в челюсть, задел подбородок и немного подкосил Эрвина. Второй прилетел в губу, тупой брат чуть не промахнулся и лишь слегка задел меня, ведь был оглушён. Третий прилетел Эрвину прямо по верхней части щеки и вырубил его, хоть и сломал мне два пальца.

Вдруг протяжный стон вырвался из груди, словно последний крик умирающего волка:

— Мгхм-а-а-а… — промычал я и согнулся от боли.

Пальцы правой ныли и припухли, но левая всё ещё была в порядке. Я стоял около минуты, пока не привык к неприятному ощущению, а после взял Эрвина за шкирку и потащил вперёд.

Сквозь тёмные силуэты леса я тянул рыжеволосое тело минут семь. До Ласина и команды было недалеко, но с каждым шагом я всё сильнее чувствовал, что мышцы отказываются работать. Из-за того, что левая рука была слабее, я быстро устал, а дыхание стало тяжелым.

Когда я пришёл, Ласин смотрел на меня, как на сумасшедшего. Скинув тупого брата перед ним, я лишь успел сказать:

— Я опять победил… Но мне пора домой и… — я упал без сознания.

Трепетный разум знал, что время идеалов медленно сдавало свои позиции перед ненавистью. Чувствовал, что месть обернется руинами, горами трупов и вдовами, что не смогут прокормить детей. Но хоть я считал, что нельзя плодить ненависть… душа долгое время не понимала, что тайно приветствовала её. Ведь всегда, когда я ощущал гнев, то желал отмстить.

Погрузившись в бездну забвения, я внезапно ощутил, как моя сущность отделяется от бренного тела. Оказалось так, что душа воспринимала реальность совершенно иначе. Время и пространство потеряли всякий смысл, стали бежевой бесконечной трясиной.

«Обещаю…»

Я взглянул на руки.

Кровь на них засохла, стала со мной одним целым. Она окрасила всё в тёмно-алый оттенок. От кончиков пальцев до конца кисти мерзкая жидкость продолжала забирать всё больше пространства и желала прорваться до локтей.

«Возможно именно это и значит быть сильным…»

Я вспомнил Сталлионград, поражение в столице Вестрии. Вспомнил, как вместе с друзьями из академии, выступил против дворян. Вспомнил как я бил Торрена, когда мне пришлось в очередной раз защищать его от задир. Вспомнил, как с Эрвином нам нравилось ухаживать за красивыми девочками, как с Торреном я ходил на благотворительные вечера.

Как тяжело нам было, когда родители погибли…

«Торрен, где же ты теперь?»

Спустя мгновение всё постепенно исчезло. Я открыл глаза и очнулся на мягкой кровати. За окном уже было раннее утро. Вдруг я ощутил приятное и мягкое тепло. В нос ударил терпкий аромат духов и знакомых благовоний. К щеке прильнуло чье-то сонное дыхание.

Я обнаружил, что рядом спала Ауранция, нежно прижавшись ко мне, как к мягкой игрушке. Аура обнимала мужественное тело руками и ногами, прямо как плюшевого мишку.

Длинные изумрудные локоны королевы рассыпались по подушке, а пухлые губки были слегка приоткрыты. Алые пухляшки излучали невинность спящего младенца. Грудь мерно вздымалась в такт дыханию, отчего я невольно забылся, но подумал о приличиях и не стал приставать. А потом вспомнил, что утром гораздо больше охраны, чем горничных и это отбило всякое желание.

Неожиданно я увидел, что правая рука находится в гипсе. От этого поворота в голове немного зазвенело. Я понял, что, когда упал перед Ласином, ударился головой и меня опять отвезли в Ликтиду. Но брата нигде не было видно.

«Хм… Значит Эрвин скорее всего в особняке и помогает Матильде освоиться…»

Разум, что был подчинён нерушимой логике, был уверен, что брат домогался до сожительницы с самого утра, а также, возможно, уже делал что-то непотребное прямо у меня на кровати.

«Долбанный извращенец… Если ты делаешь то, что я думаю — я тебе лицо в кашу разнесу… клянусь королевой».

Я попытался осторожно высвободиться из цепких объятий Ауранции, но изумрудная повелительница лишь крепче вцепилась в мужественное тело. Аура что-то проурчала и прижалась внушительной грудью, а после промычала:

— М-мама… не надо… Не делайте этого… М-нгх… Пожалуйста…

Ауранции было тяжело. Королеве снился кошмар, который преследовал хрупкий разум на протяжении всей осознанной жизни. Я не мог бросить любимую в таком печальном положении и решил остаться рядом.

Вокруг витал терпкий запах страха. Я устало вздохнул и позволил Ауранции сомкнуть кольцо из стройных ножек. Через мгновение бёдра почувствовали, как она нежно трётся снизу.

Оттуда исходило тепло, что хотело поглотить меня, но разум был непреклонен. В конце концов, именно душевная близость была частью моих обязанностей перед Аурой. Пока она видела во мне не столько любовника, сколько последнего верного защитника — Ауранция оберегала моё тело от пыток Кристализ. А я берёг сумрачный разум королевы от кошмаров и врагов.

Идиллия была грубо нарушена, когда дверь со страшным грохотом распахнулась. На порог вбежала свирепая Аргиннис. Грозная фигура королевы Вракса, подобно скале, громоздилась в проеме и преграждала путь охране.

— Аура! Пустите меня дегенераты! Ауранция! — она отбивалась от ликтидских гвардейцев, будто от санитаров.

«Ну почему ты здесь… Ну у меня рука в гипсе…» — я молился, чтобы эта дура не начала драку.

Аргиннис. Королева Вракса.

Аргиннис была единственной дочерью предыдущей королевы Вракса, прямо как Кристализ. Могучее и относительно мускулистое тело излучало первобытную силу. Широкие плечи владычицы были способны свалить обычного мужчину с одного удара. Я лично несколько раз видел, как кулаки Арги, подобно кувалдам, вдребезги разбивали камень. Она очень любила единоборства, двигалась порывисто, как ураган сметала все пути. Именно такой была королева самого неспокойного и самого продвинутого в промышленном плане региона.

Лицо Аргиннис можно было назвать грубым в сравнении с Аурой, но, вопреки распространенному мнению, оно не было отталкивающим. Резкие скулы и тяжелый подбородок хоть и придавали бойкой королеве остроту отточенного клинка, но грубоватые черты смягчались живостью алых глаз. Пухлые, чувственные губки и вовсе находили фанатов по всей Гегемонии. И это часто задевало некоторых военачальников до глубины души.

Пожалуй, единственным тонким местом в Арги была бедная головушка. Мышление королевы было подобно младенцу — примитивное, импульсивное. Она легко поддавалась вспышкам ярости, не видела очевидных вещей и принимала сомнительные решения. Аргиннис было достаточно случайной ссоры, чтобы беспричинно затеять драку.

Я считал, что глупая и столь манящая девушка не должна была стать королевой, но она всё же смогла преодолеть себя и возвыситься над простыми смертными.

Однако для меня это ничего не значило:

«Лучше бы титул владычицы Вракса передали её тетушке» — так я думал, поэтому был мало знаком с Арги, хоть она и была подругой моей любимой Ауранции.

— Аура! Этот придурок у тебя в кровати! Ауранция!!!

Королева Вракса всё же разбудила подругу. Я оказался в непростой ситуации, пребывал в тотальном ступоре, ведь знал: если Аргиннис начнёт драку — я лягу с первого удара.

«И что мне делать? Перелом ещё не перестал ныть, а драться одной левой — не вариант…»

Ауранция проснулась, аккуратно прикрылась, а после смахнула прислуге, чтобы та убиралась.

— Что случилось, Арги? Зачем ты приехала в Ликтиду? — она зевнула и протёрла глаза.

— Ты знаешь, что случилось! — Аргиннис взметнула руки от негодования.

Разъяренная правительница отбросила в сторону двух рослых стражников. Тела с глухим стуком повалились на пол. Налитые кровью глаза метали молнии, а с губ срывались ядовитые ругательства на Вракском наречии.

— Этот насильник! Этот коварный садист разделяет с тобой ложе! Почему ты вообще допустила к себе этого грязного урода⁈

Ауранция и я переглянулись и засмеялись так громко, что смех отдался в гипсе, а перелом вновь дал о себе знать.

— Ай-ай… Больно.

— Ты, кажется, приняла всё близко к сердцу, Арги. Фаррен и я специально распустили слухи, чтобы найти тех, кто нас невзлюбил. Кто ненавидит меня — обращались бы к Фаррену, а кто не любит Фон Кригеров — обращались ко мне. Таким образом мы выходили на недоброжелателей. И раз уж даже ты…

— Да как такому не поверить⁈ — она села на кровать, глубоко вздохнула и нежно ударила меня кулаком в плечо. — Фу-у-ф… Ну раз Аура так говорит… ты уж прости меня, Фаррен. Я думала, что ты такой же, как Эрвин или Зеленоглазый. О боже, зачем я их вспомнила… В др-р-рожь бросает от этих двух.

— Да уж, не лучшие представители нашего вида… — сказал я и начал ковырять гипс.

— Ты знаешь, что твой Эрвин вытворял, когда служил во Враксе? Это просто отвратительно. Я до сих пор так рада, что Рыжего палача перевели во Всеполис…

— Законы бывают очень жестоки по отношению к простым людям, — сказал я непринуждённо.

— Какие законы? Ты вообще о чём? Всё дело в самих людях. То, что мы вообще вытворяем над себе подобными и другими животными… всякими свиньями, коровами — это ли не показатель, кто мы есть на самом деле?

— Но ведь… — я хотел парировать, однако меня нагло перебили.

— Дело в том, что у нас вообще есть возможность воевать, грабить и насиловать. Если бы высшие силы захотели — мы бы никогда даже не узнали о том, что можем убивать! Переставай страдать ахинеей Фаррен… — она опять ударила, но посильнее. — Или ты такой же, как Торрен?

— Тц… Не сравнивай меня с ним, — я потёр плечо. — Я не имею ничего общего с этим идиотом. И больно вообще-то!

Повисла неловкая тишина.

— А это что? Ты когда руку успел сломать? — королева Вракса показала на гипс.

— Я э-э-э… Ну-у… Это долгая история…

— Да можешь не отвечать. В общем… — опять перебила Арги. — Я тут переписывалась с одной особой из Олении…

— Ты что? — вдруг прервала Аура. — Зачем? Все оленийцы… Они же просто отвратительны.

— Да, но мне показалось, что она действительно пишет об очень полезных вещях и хочет разрешить будущий конфликт мирно.

— П-почему ты хочешь решить всё мирно… с ними? — Аура почувствовала отвращение, будто вновь вернулась в кошмар.

— Э-э-э… Ну как бы, она скоро сама всё расскажет, ведь едет во дворец на приём.

Я был в ярости.

— Зачем⁈ Почему ты пригласила какую-то оленийку сюда не предупредив⁈ Ты с ума сошла⁈

— Она — фаворит церкви, что имеет большое влияние на Йохана Дьявулена. Этот отцеубийца, что сидит на троне, должен заплатить за всё, что совершил! А эта оленийка имеет прямые доказательства, что Дьявулен — узурпатор и урод, что действительно убил собственного отца из-за жажды власти…

— Да плевать я хотел на какую-то главу Церкви или чем она там занимается! Ауранция вообще не переносит оленийцев! Зачем ты это сделала⁈ — я готов был разбить ей лицо.

Аура съёжилась, немного дрогнула от нарастающей ненависти и отвращения. Глаза намокли от слёз, что она пыталась сдержать. Презрение охватило королеву Ликтиды, то ли к Олении, то ли к самой себе. Но что-то удерживало её от срыва.

— Это вопрос войны и мира, Фаррен. Только Аура может повлиять на Кристализ. Я для Великой королевы — лишь очередная маленькая девочка, что дорвалась до власти, и которую никто не будет слушать.

— Как ты вообще могла подумать, что королева Ликтиды, станет говорить с оленийкой? Ты просто сумасшедшая…

Аура неожиданно протёрла глаза и сказала:

— Я поговорю с ней, — я обомлел от удивления.

— Перестань, Аура, не мучай себя. Нечего с ними разговаривать, ты же помнишь, что оленийцы сделали с тобой и с твоей семьёй. Грязные нищие варвары…

— Я обязана, как королева Земель Меняющихся, делать всё, чтобы Гегемония процветала…

— Но завоевать их — это единственный правильный вариант! Как ты не поймёшь, мы — воины Гегемонии, никогда больше не допустим того, что происходит и по сей день. Мы сокрушим их раз и навсегда! — я ударил по одеялу гипсом.

Вновь повисло молчание.

— Как бы я не хотела… это мой долг, — повторила Аура и принялась одеваться.

«Преодолеть страх во имя Гегемонии… Может это и значит быть королевой?» — я был крайне восхищён её стойкостью и решил помочь с приготовлениями.

Мы направились в парадный зал, важно зашагали по коридорам дворца. Ауранция медленно плыла впереди, а Аргиннис и я следовали по бокам. Королева Вракса то и дело возмущенно фыркала, ведь все еще не остыла после недавней ссоры. Я же молчаливо посматривал по сторонам холодным взором.

Вдруг из одной из дверей донеслись странные звуки. Аргиннис тут же встрепенулась, ноздри раздулись, а глаза подозрительно сверкнули. Она резко остановилась как вкопанная.

За дверью вновь послышались глухие странные звуки. Я нахмурился и покосился на Аргиннис. Ауранция же беспечно захлопала ресницами и не поняла причины задержки. Как вдруг королева Вракса рванула вперёд.

Мощный кулак обрушился на дверь и вышиб проход со скрипучим треском. На смятых простынях гостевой спальни обнаружилась служанка в весьма странной позе и Эрвин.

Брат пытался добиться от девушки поцелуя. Эрвин всегда нагло пользовался слабыми, ведь любил чувствовать себя сильнее других. С губ срывались шёпотки похоти, что он медленно заливал горничной в уши.

В этот отвратительный момент я вошел в комнату. Взгляды встретились, как в обеденном зале. Разум вскипел от злости:

— Эрвин, твою мать! — прикрикнул я и понял, что во Всеполисе Матильда осталась одна. — Почему ты здесь, а не в особняке⁈

Эрвин отстранился от горничной. Тело освободилось от страсти и вновь обрело невозмутимость. Брат встал передо мной и выпрямил спину.

«Он явно не чувствует ни стыда, ни сожаления за то, что заигрывает со служанкой прямо перед Аргиннис. Ну что за извращенец…»

Повисла тяжелая пауза, что полнилась невысказанными словами и невыраженными чувствами, но затем Эрвин прервал тишину:

— Что случилось Фаррен? Я, конечно, хотел поговорить с тобой, но… Ты невовремя, — голос, что манил девушек, как пение сирены, звучал спокойно и уверенно. Эрвин говорил так, будто обсуждал повседневные дела.

— Почему ты не во Всеполисе и зачем тебе эта горничная?

— Зачем? Глупый вопрос. А ты посмотри на неё… Разве такую не хочется приласкать, полюбить и нежно, медленно сделать своей? А Матильда сама справится. Не маленькая, — он недвусмысленно погладил бледную щеку, куда обычно прилетали пощечины.

— Так ты всё-таки оставил незнакомку в особняке и припёрся сюда…

«Какой же идиот…»

Я взглянул на очередную девушку, что поддалась напору психопата.

С раннего детства глупую горничную обучали как агента Ликтиды, как и многих других, но она не прошла отбор и стала прислугой. Девушка лежала в странной позе, но не испытывала ни капли стыда. Тело для неё было лишь инструментом, средством достижения цели, а чувства не имели значения. Я понимал, какую она ощущает пустоту в душе, поэтому милая синеволосая девушка вызывала глубокую жалость и даже скорбь.

Служанка смотрела на меня и Эрвина невинным взглядом, а в глазах не отражалось ни смущения, ни растерянности.

«Когда я вошел в комнату она не шелохнулась… Моё присутствие тебя действительно не смущает?»

— Почему ты просто лежишь и смотришь⁈ — только после этих слов она поправила одежду и приняла достойный вид.

— Это отчасти моя вина… — сказала Ауранция, когда вошла в комнату. — Девочки, что не прошли отбор в агенты становились не нужны. Так, как они знали слишком много, всех «отбракованных» просто ликвидировали… Я не могла позволить Зеленоглазому просто брать и убивать невинных.

— Тогда получается…

— Да. Ласин предложил забрать девочек и сделать горничными, но они все оказались… такими.

«Ну хоть где-то Ласин оказался полезен».

— Вы реально сейчас будете обсуждать горничных, когда стоило бы поспешить? — высказалась Аргиннис, скрестила руки и взглянула с презрением на Эрвина. — Этого идиота не переучить. Я уже намучилась.

— Арги, разве тебе не нравилось то, что я с тобой вытворял? — брат нагло улыбнулся. — Ты была лучшей, но такой слабой… Прямо, как маленькая девочка.

— Да, конечно, Эрвин. Эх, какой же ты всё-таки придурок… Пойдём, — Аргиннис вывела нас из спальни и потащила дальше по коридорам. Эрвин наконец остался один на один с добычей.

«Как же жаль, что они не сошлись характерами».

Когда-то брат был возлюбленным Арги. Они были хорошей парой, пока Эрвин не выжал из принцессы последнее.

Арги ненавидела, когда брат был окружен другими, что были более нежными, более женственными. Из-за этого ревность жгучим огнем пылала в сердце плоскогрудой милашки.

Они быстро разошлись, но Аргиннис не смогла смириться. Каждый раз, когда Эрвин заводил новые знакомства, Арги ощущала, что сердце разрывается на части. И все же принцесса иногда цеплялась за воспоминания о былой страсти и надеялась вновь разжечь огонь в отвратительной душе. Пока окончательно не сдалась.

— Прости, Арги. Возможно, если бы я… — но вдруг меня жёстко прервали.

— Закрыли тему, Фаррен. Он неисправим.

Мы пришли в зал, где собралась прислуга, и распределили обязанности. Я распоряжался гвардией и давал советы насчёт охраны; Аргиннис руководила служанками и наблюдала, как они приводят в порядок покои для почетной гостьи; Ауранция же следила за тем, чтобы кухня была готова угостить фаворитку самыми изысканными яствами.

Во дворце царила атмосфера деятельной суеты, и казалось, что каждый человек занят своим делом, но Арги не могла избавиться от тревожных мыслей и ходила поникшей. Она понимала, что фаворитку могли подослать и для того, чтобы обмануть доверчивую королеву.

Ауранция же, напротив, сохраняла спокойствие, ведь знала, что ни в коем случае не станет помогать жрице, а просто встретит гостью, как подобает членам королевской семьи.

«Хоть Юрва Ярго действительно является верховной жрицей Олении — она может быть инструментом в руках олигархов. Аура… Надеюсь ты это понимаешь» — когда делегация прибыла ко Дворцу, наша троица вышла встречать фаворитку.

Я почувствовал лишь отвращение перед столь немощной особой. Ни один воин не мог не испытывать презрения к ничтожеству, что решило молить о пощаде вместо того, чтобы принять бой и с честью проиграть.

Лицо Ауранции полнилось ложной улыбкой, а Аргиннис очень нервничала, хоть и старалась не показывать слабости. Немного смущал тот факт, что я был рядом сразу с двумя королевами, но в остальном всё было относительно повседневно.

Слуги выстроились вдоль дороги и образовали живой коридор. Автомобиль с сопровождением остановился и один из гвардейцев поспешил открыть дверцу. Из авто вышла жрица в деловой одежде.

Уставший взгляд был полон спокойствия и странного презрения к самой себе. Девушка озарила доброй улыбкой людей, что собрались вокруг, а затем кивнула и жестом приказала сопровождению оставаться на улице.

Юрва аккуратно прошла вперёд между стройными рядами слуг. Тихие шаги были исполнены гармонией, а осанка излучала уверенность. Однако, как только посланница вошла в переговорную, а мы приказали оставить нас наедине, жрица неожиданно упала на колени и взмолилась о пощаде:

— Прошу вас, не делайте этого… — никто не ожидал, что переговоры пройдут в таком ключе. — Церковь готовит варианты мирного решения и, кажется, мы единственные понимаем, что случится, если Дьявулен не отречётся от трона.

Юрва не чувствовала стыда, а смиренный вид резко контрастировал с моим презрением. Голубые глаза излучали искреннюю безнадёжность, а голос звучал тихо, но проникновенно, пока я навис над глупой девочкой и негодовал. Казалось, что в моменте облик слабой светловолосой девушки озарился внутренним светом, что сделал черты нежного лица ещё более аккуратными.

Я преждевременно удостоверился, что Юрва была истинной служительницей церкви и исповедовала принципы милосердия, поэтому ещё больше возненавидел её. Но слова жрицы звучали убедительно.

Мы слушали фаворитку достаточно долго, чтобы устать. Юрва продолжала молить на коленях о благоразумии, напоминать, что кровь невинных ляжет тяжким грузом на совесть и под конец она сказала:

— С вами… мы сможем избежать кровопролития. Если вы поможете мне и моим верным слугам из церкви я, Юрва Ярго, верховная жрица Олении, клянусь, что мы станем самыми верными союзниками.

— Ты хочешь сказать, что… вы станете послушными вассалами? — резко высказался я.

— Фаррен, ты идиот? — Аргиннис посмотрела на меня, как на дурака. — Он не имел в виду…

— Да. Мы сделаем всё, что от нас требуется, лишь бы наши дети не погибали под гусеницами танков и не сгнивали заживо в траншеях.

— Всё говорите? — я медленно приблизился и навис над глупой девочкой. — Что насчёт создания Протектората?

— Юридически акт о создании Олении Меняющихся будет готов в течении недели, как только мы проведём переворот и свергнем отцеубийцу. Мы уже подготовили создание должности генерал-губернатора. Нужно лишь немного времени перед тем, как мы наберёмся сил и уничтожим еретиков. Поэтому я прошу вас лишь об одном… Не вмешивайтесь в дела Олении до девятого года. Мы сможем провести все реформы и интегрировать наше общество с Гегемонией. Но не раньше весны-лета тысяча девятого.

Я обдумал предложение и пришёл к решению, что это уловка. Оления не была готова к обороне. По расчётам именно за два года можно было основательно подготовится к защите, побороть любые разногласия перед общей угрозой, выстроить бункеры и обучить достаточное количество солдат. Я пришёл к выводу, что это была уловка.

— Этому не бывать.

— Фаррен… — прервала меня Арги. — Возможно это единственное верное решение. Тебе разве не жаль тех, кто погибнет на полях сражений? Тех глупых детей, что…

— Я сокрушу их за шесть недель. Особых потерь не последует, но преступники… Грабители и воры будут уничтожены. Я всё сказал.

Я вышел из переговорной и со злости хлопнул дверью. Рядом стоял Эрвин и насмешливо улыбался.

— Что ты тут вообще забыл, Эрвин? Подслушиваешь? И как вообще тебя пропустили… — я потёр гипс и вспомнил, что теперь целый месяц не смогу снять белую марлю. — Посмотри… Это из-за твоей тупости я в который раз ломаю пальцы.

— Ласин приказал передать, что ты его должник.

— Пхах… Очень смешно. Передай, что я его послал…

— Фаррен, разве это не отличная возможность подмять под себя королевскую гвардию?

— Что ты несёшь…

— Я полностью серьёзен, — он остановился и преградил путь. — У меня есть некоторые наработки насчёт нескольких главных фанатиков Гегемонии.

— Хорошо, но при чём тут я, Эрвин? Я не занимаюсь политикой.

— Нет, ты занимаешься именно политикой. Подумай, как ты можешь найти Торрена, если даже не знаешь, что происходит в УОП? Может они уже его нашли и скоро казнят перед всеми? — я всерьёз задумался.

— Возможно ты прав, но, если Кристализ узнает, что мы копаем под главных ублюдков страны — нас повесят. Мне не нравится такая перспектива.

— Но если мы не сделаем хоть что-то, то Торрен никогда не одумается. Я хочу наказать фанатиков, а ты хочешь помочь этому идиоту. Я предлагаю тебе выгодную сделку. Ты подумай. А я пойду, наверное, загляну домой, ой! Извиняюсь! — он саркастично поклонился и прищурился. — Ты же заставил продать мою долю. Теперь это только твой дом.

Я ощущал смешанные чувства. Жалость к брату сменялась отголосками стыда за то, что мы отдалились друг от друга. Чувства метались между желанием сохранить семейные узы и негодованием из-за разногласий.

Я испытывал боль от того, что нам пришлось пошли разными путями. Но в то же время разумная часть была убеждена в необходимости решительных действий против Ласина и я поддался эмоциям:

— Ты поедешь один? — аккуратно спросил я, слегка улыбнувшись.

— А как же ваш приём, генерал? — улыбаясь, спросил Эрвин.

— Они сами разберутся, — я положил руку на плечо и сквозь презрение улыбнулся. — Поехали вместе, Эрвин. Забудем о прошлом.

И мы отправились в путь.

Оживленный перрон встретил нас гулом голосов и паровозными гудками. Люди сновали по каменным дорогам туда-сюда. Суета омывала подобно волне. Было сложно сосредоточится.

«Я не привык к такому количеству народа… Куда все так спешат?»

Пока мы пробирались вперёд, кто-то смотрел исподтишка, а незнакомые граждане всё приветствовали и благодарили за службу. Эрвин нервно вертел головой, не в силах уследить за потоком пассажиров. В то время как я старался двигаться спокойно, шагал вперёд и рассекал людское море, как тяжёлый танкер.

Резкий звук гудка заставил поморщиться, но Эрвин и бровью не повел — брат был занят важным делом: искал подозрительных людей. Глупый рыжеволосый психопат часто робел, когда был в людных местах. Гражданская жизнь офицеру среднего звена была чужда, в отличие от меня, человека, что не единожды провожал солдат на учения.

Когда поезд подъехал, мы расположились в одном из лучших вагонов. Эрвин поежился на жестком сиденье, а я откинулся на спинку лавки и приготовился к долгой поездке домой через Земли Вракса.

Эрвин всё бросал тревожные взгляды по сторонам и опасался любого шороха. Пришлось вновь положить руку на плечо и успокоить трусливого братца:

— Не волнуйся. Мы вдвоём быстро перестреляем всех, кто посмеет на нас напасть. Пусть только покажутся… — я показал ремень с кобурой.

Парабеллум коварно поблескивал холодным металлом. Пистолет затаился во внутреннем кармане пиджака и ждал момента. Как хищник, боевой товарищ терпеливо выслеживал добычу. Гладкий ствол, отточенный временем и опытом, казалось, дрожал от нетерпения и был готов в любой момент выплюнуть заряд.

Столь манящий смертоносный инструмент хранил целые истории. Парабеллум ждал часа, когда он вновь станет орудием судьбы в руках человека, что был облечен военной властью… но в отличие от тех, кто владел пистолетом раньше, я скорее был обречён ею.

Протяжный гудок возвестил об отправлении. Состав тронулся в путь. Эрвин вздрогнул от неожиданности, а я остался невозмутимым. Лишь легкая дрожь проскакивала местами, пока разум затянуло туманом мыслей.

«Земли Вракса, что мы посетим проездом, не самые спокойные, но… Думаю всё будет хорошо» — но у беспокойства были основания.

Вракс не было простым городом. Его Земли представляли собой целый регион, где индустриализация достигла апогея. Поэтому во Враксе каждый шаг сопровождался грохотом станков и лязгом металла и даже воздух был пропитан запахом смазки и горячего железа.

Но за суровой оболочкой скрывалось индустриальное сердце Гегемонии — промышленный центр, где рождались величайшие технологические чудеса. Ведь именно во Враксе, в недрах промышленного ада, появились первые механизмы и изобретения мудрейших мыслителей Сорифа. И они изменили будущее континента. Танки, стрелковое оружие, машины — всё производилось на предприятиях огромного города-крепости.

Я, как и Эрвин, боялся и ненавидел Вракс, ведь однажды в глубинке, среди доменных печей и заводских цехов, зародилось движение радикальных социалистов. Мощные голоса народа, как гром посреди машинного лязга, призывали к борьбе за права рабочих. Люди, закалённые в огне промышленного ада, не боялись поднять кулаки против угнетателей, что жаждали обогатиться за счёт пота и крови трудящихся масс.

Лидеры радикалов, что были вдохновлены идеями равенства и справедливости, вели за собой толпы измождённых рабочих, рисковали собственными жизнями ради лучшего будущего. Речи, полные страсти и негодования, зажигали искры бунта в сердцах тех, кто много лет страдал от эксплуатации и долгой гражданской войны.

Из-за радикалов забастовки, подобно вспышкам молний, сотрясали Вракс, парализуя работу заводов и фабрик. И хоть они стали повседневной рутиной для большинства жителей… но приезжих это устрашало.

Рабочие, объединённые общей целью, выходили на улицы и требовали достойных условий труда и справедливой оплаты. Яркие лозунги, подобно молотам, разбивали оковы угнетения, а решимость многих, что была закалена в жерле промышленного капитализма, была непоколебима.

Власти испытывали беспокойство и были крайне озабочены нарастающим влиянием радикальных социалистов. Чиновники активно противодействовали радикальному течению и предпринимали меры, что были направлены на укрепление власти и подавление забастовок и митингов.

Властители стремились к поддержанию стабильности и контроля, поэтому прибегали к самым разным тактикам и стратегиям. Они ужесточали надзор за средствами массовой информации, подавляли любые попытки организации массовых протестов и акций. Когда в некоторых других регионах ещё сохранялась хоть какая-то свобода прессы и выражения мыслей, во Враксе всё было совсем по-другому. Власть оперировала разнообразными методами пропаганды и пыталась создать образ врага, чтобы мобилизовать общественное мнение против социалистических идей.

Таким врагом стал Сталлионград.

Обычным гражданам, что страдали от экономических трудностей и социальной несправедливости, преподносили Вестрию под видом абсолютного зла. Но власти Вракса укрепляли позиции против социализма, поэтому использовали Сталлионград.

Многие верили, что он являлся прямой угрозой для всего мира. И всё из-за его идей и желания устроить антибуржуазную революцию по всей планете. И я знал, что всё так и есть с первых рядов.

«Но я почему-то уверен, что у них ничего не получится…»

— Эй, Фаррен… Ты там не уснул? — Эрвин ткнул в меня локтем, пока я задумчиво смотрел в окно.

— Нет, не уснул. Просто мы въехали во Вракс и медленно захотелось блевать.

— Тоже почувствовал, как воздух стал тухлым?

— Я бы сказал, что он стал токсичным. Нужно было взять противогаз, а не Парабеллум, хе… — я постучал по пистолету через пиджак.

— Пхе, верно подмечено. Узнаю мой любимый Вракс… Но хотя бы зимой здесь дышится гораздо свободнее, да и забастовок с саботажем поменьше.

— И почему же забастовок становится меньше именно зимой? — я заинтересовался.

— Не в курсе почему, не учёный. Но по моим наблюдениям забастовок действительно на процентов двадцать меньше, — его живот заурчал. — Слушай, брат, может пойдём поедим чего? Я с самого утра особо ничего и не ел. Перекусить было особо нечем. Сам понимаешь…

— А я вот как вспомню, что ты вытворял с горничной прямо перед Арги… так сразу… — я поморщился от отвращения и хотел было договорить, но меня перебили:

— Ты такой серьёзный стал, не узнаю тебя Фаррен. Этот гипс ещё… Ты стал каким-то дебилом прям реально. Клянусь, это просто смешно, — он постучал мне по руке. — Разве это не я тебя учил, как правильно обращаться с женщинами?

— Но ведь нельзя делать такое с прислугой! Ты просто не понимаешь… Когда простые люди становятся твоими работниками — они, как дети, отдают тебе свои жизни. Как ты можешь так нагло пользоваться теми, кто ниже по статусу? Какой ты пример подаёшь другим? Охране той же. Они же тоже начнут пользоваться слабыми, как последними рабами… А если на войне…

— Да и что с того⁈ Мне плевать на других. У меня есть кому подавать пример и это я сам! К тому же, ты что вообще несёшь? — он оскалил зубы. — Какими моими работниками, ты конченный или как? Да и что с того, что они ниже по статусу? Может именно это меня и заводит, ты не думал⁈

— Но…

— Они столь слабые… столь ничтожные, столь милые и красивые… Они будто жаждут покориться, подчиниться мне! Так пусть отдадут всю себя, станут только моими рабынями! Да-а, именно этого я желаю. Я хочу и сделаю себе гарем и буду наслаждаться ими столько, сколько посчитаю нужным! Это моя мечта. И если ты меня осуждаешь…

— Ладно-ладно, мне плевать, — я приподнял руку и показал, что не хочу ругаться. — Мечтатель хренов. Я против такой любви, но уважаю в какой-то степени твою настойчивость. У каждого есть право на мечту. Даже на такую отвратительную. Не хочу с тобой ругаться, пошли возьмём что-нибудь перекусить Эрвин.

Пришлось встать и поправить гипс.

— Я ведь тоже ничего не ел с самого утра…

Мы встали и через минуты три добрались до роскошного вагона-ресторана. Я занял место среди прекрасных столиков и картин, скользнул взглядом по меню и отыскал полезные для здоровья блюда. Выбор пал на овощной салат с добавлением свежих трав, запеченную на гриле рыбу и фруктовый десерт, что был приготовлен без добавления сахара.

Эрвин же со своим пылким темпераментом и страстью к острым ощущениям с жадностью изучал раздел с острыми и вредными блюдами. Алые глаза загорелись, когда он наткнулся на описание мясного стейка, что приправлялся смесью экзотических специй. Эрвин особо не думал и заказал мясо, а после дополнил выбор острым супом и жгучим соусом, что испытал бы вкусовые рецепторы на прочность.

— И принесите ещё бутылочку особого Сорифского вина, — попросил я официанта. — Ты будешь, Эрвин?

— Да, можно. Н-но у меня нет таких денег, знаешь ли, агапэ стоит недёшево…

— Да ничего, ты же всё-таки мой брат. Бокальчик уж налью, может ты хоть немного успокоишься, — он улыбнулся.

— Спасибо. Кстати, хотел тебя спросить… А как же Аня? Разве она не твоя подчинённая? Ну та шлюшка, что умеет…

— Так, Эрвин. Это как минимум не просто прислуга, если ты решил меня упрекнуть.

— Но ведь она… — я жёстко перебил Эрвина.

— Она не шлюха. У нас с ней гармоничные отношения хотя бы из-за того, что я хоть и плачу Анюте за помощь… она по-настоящему меня любит. И ещё раз я услышу что-то про Аню — получишь по зубам, понял? Она приносит слишком много пользы, чтобы от неё отказываться. Что плохого в том, что я иногда награждаю девочку тем, что она жаждет получить больше всего? Надёжную и проверенную информацию не так-то легко достать, Эрвин.

— Тебя не поймёшь. Заигрывать с прислугой нельзя-я-я, но ты…

— Это другое, Эрвин, — я очень разозлился. — Ты понял? Это. Другое.

— Всё-всё! Вижу, что тебе она очень важна…

— Она не важна, а просто приносит слишком много пользы! — я легонько ударился гипсом о стол.

— Как знаешь. Мне вообще на неё всё равно.

«Какой придирчивый стал… Цепляется за слова, как пиявка».

Пока мы ждали заказ, тишина повисла вокруг, как туман над рассветной долиной. Я со сдержанной элегантностью разглаживал салфетку на коленях и старался не замечать презрительные взгляды некоторых посетителей ресторана. А потом разум и вовсе погрузился в размышления о предстоящей войне. Эрвин же спешно барабанил пальцами по столу и с нетерпением ожидал свой огненный пир.

«Но видимо ему реально всё равно».

Когда официант, наконец, принес заказ, контраст между блюдами был разителен. Передо мной возвышалась аккуратная композиция из свежих овощей и рыбы, что источала аромат здоровья и умеренности.

Эрвин же, будто повелитель огненной стихии, с воинственным блеском в глазах воззрился на добычу. Мясо, что было окружено облаком дыма от пряностей и суп, чей пар, казалось, мог обжечь острыми приправами — выглядели, как самые вредные блюда из меню.

Но я слегка обрадовался, что пряности смогли перебить отвратительный запах Вракса и наполнили вагон более-менее нормальным ароматом. Правда нездоровое влечение брата к острому настораживало.

После знакомства с блюдами я с грацией истинного аристократа принялся за трапезу, наслаждался каждым укусом полноценно, позволяя себе лишь умеренные глотки вина. Эрвин же, подобно воину, что бросился в атаку, без колебаний вонзил вилку в пылающее мясо и с наслаждением стал пожирать блюдо, как варвар. А после брат с неприкрытым удовольствием вдохнул яркий аромат специй, отвернулся и мощно чихнул.

Трапеза стала отражением характеров — я, воплощение выдержки и здравомыслия, а Эрвин, олицетворение страсти и безрассудства. Мы сидели бок о бок, каждый довольствовался своим выбором. И хоть было сложно есть одной левой, я насладился блюдами сполна.

Спустя минут десять мы закончили трапезничать, оплатили заказ и собрались было уходить, но вдруг в дверях встал подкаченный гигант из северных провинций. Он достигал двух метров и смотрелся довольно устрашающе в простой форме разнорабочего.

— Эм, извините, но можно нам пройти? — учтиво спросил я.

— Вы двое никуда не идёте. Нам нужен Кригер, а ты, офицер, видимо идёшь в комплекте с ним, — он говорил протяжно и задумчиво.

«Офицер… Ха».

— Что вам сделал Эрвин? Он что-то натворил? — спросил я, как только увидел, что брата окружили.

— Скоро узнаешь, — и он вырубил меня мощным ударом. Я даже не успел понять, что произошло, как упал без сознания.

Я всегда боялся темноты, ведь истинная суть власти и политики — это тьма, что разъедает душу. Тень скрывает истинные мотивы, порабощает народ, заставляет людей принимать ложь за правду и убивать… убивать, убивать и ещё, и ещё больше убивать.

Я падал. Стремительно погружался в подобие воды. Чёрная бездна поглощала тело и стремилась окутать холодным одеялом. Но вдруг я услышал нежный женский голос:

— Сколько можно… Ты так надоел, я клянусь, ещё раз и ты точно умрёшь. Какой же ты всё-таки слабый…

— Ч-что?

— Знаешь… Если бы ты только не угасал так быстро, то мы бы поговорили подольше, мой маленький малыш…

— М-мама?

Мгновение и всё исчезло. Я очнулся и обнаружил, что нахожусь в просторной квартире, где стены, казалось, дрожали от эха разговоров и брани. Я, генерал армии, был похищен какими-то странными людьми.

Осознание обрушилось на голову подобно ледяному водопаду. Рука инстинктивно потянулась к пистолету, но оружия на месте не оказалось. Я был безоружен, в неизвестной квартире перед лицом неизвестной угрозы. Мысли понеслись вскачь, как дикие мустанги на бескрайних равнинах.

«Неужели Эрвин мог подставить меня? Н-нет, это просто невозможно».

Я медленно отогнал тревожные мысли и принялся осматривать комнату. Квартира была обставлена со вкусом, но без излишеств. Мебель, казалось, была выбрана скорее с практической, а не с эстетической целью. Из окна открывался вид на город, чьи огни мерцали подобно драгоценным камням в ночи.

Внезапно я услышал шаги за дверью. Тело инстинктивно напряглось, как натянутая тетива лука. Я был готов к бою, даже без оружия, даже с гипсом на правой руке и вот дверь распахнулась.

В комнату вошел человек в форме полицейского и с фиолетовыми глазами. Это был один из тех, кто стоял далеко позади Эрвина, когда нас брали. Офицер был тем, кто с улыбкой наблюдал за ходом действий.

Я приготовился к схватке. Но парнишка лишь молча и со знакомой ненавистью к самому себе согнулся на девяносто градусов, расставил руки по швам и громко сказал:

— Доброе утро, генерал! Я, подполковник полиции Вракса, приношу искренние соболезнования и прошу прощения за столь нерадушный приём! — под правой щекой у офицера немного подтекала кровь, а рядом со лбом виднелось несколько глубоких порезов, что ещё не зажили. — Прошу, разрешите проводить вас к Голден Маффину! Он объяснит ситуацию и вернёт всё снаряжение и вещи!

— То есть… Это Маффин виноват в том, что я нахожусь сейчас не дома в тёплой ванне, а здесь?

— Никак нет, генерал! Во всём виновата моя недальновидность и глупость! Только я несу ответственность за то, что случилось! Да и у вас не было погонов, когда мы…

— Т-так! Постой-ка! То есть я виноват в том, что меня из поезда перетащили буй знает куда?

— Никак нет, генерал! — он склонился сильнее.

— Э-эх… Какой же бред у вас здесь во Враксе происходит, просто нет слов… Я и не знал, что можно вот так средь бела дня похитить генерала армии Гегемонии. Твоё имя, офицер?

— М-меня зовут Тайран…

— Тайран… Возьму на заметку, — я осмотрел его с ног до головы. — Ну что ж… Веди меня к Маффину. Нам уж точно есть о чём поговорить.

Мы шли недолго. Тайран, отвёл меня в соседнюю комнату через коридор, где я увидел, как за столом сидел и ждал он — мой билет ко встрече с Торреном.

Голден Маффин — глава радикальных социалистов, чья харизма и решимость стали легендарными, восседал за столом, как на троне, среди средней паршивости блюд. Его добрый и учтивый взгляд пронзил сломанную руку. Пару мгновений Маффин оценивал мою ценность для гениальных планов, и только после всех приготовлений… он заговорил:

— Приветствую, гер Фаррен. Давно не виделись.

— Серьёзно? — я остолбенел от такой наглости.

— Что? Я сказал что-то не то?

— С каких пор ты говоришь просто «приветствую гер Фаррен»? После того, как я спас твою жизнь? Или после того, как ты стал главой радикалов? — он ничего не ответил. — Ты вообще не должен тут находится. Сталлионград на другом конце континента, но ты сидишь здесь во Враксе и похищаешь генерала армии. Совсем с ума сошёл, Маффин?

— Я очень признателен, Фаррен, за то, что спас меня тогда… Рядом со Сталлионградом…

— Поэтому ты решил меня похитить? Чтобы сказать спасибо⁈

— Нет, совсем нет. Прошу, присаживайся и поешь. Ты пролежал весь вечер в отключке, я думал, что уже не придёшь в себя.

— Вы просто конченные, клянусь… Я до сих пор не понимаю, что я здесь вообще делаю… — пришлось сесть напротив. — Но у меня есть несколько вопросов, Маффин. Итак, во-первых: Где Эрвин?

— Ты хочешь забрать его с собой? Красный палач убил довольно много наших, за время службы во Враксе. Я бы не хотел, чтобы он…

— Да, я забираю его с собой, Маффин. Это — мой старший брат. И я не могу отдать Эрвина тебе на растерзание. И мне плевать, что он сделал.

— Но…

— Это мой брат. Освободи Эрвина и мы будем в расчёте. Но это был только первый вопрос, — я прожевал дольку помидора, а после надкусил печёную картошку, что была облита маслом, запив всё это хорошей порцией сока. — Во-вторых: где Торрен? Я должен с ним увидеться. Просто обязан…

— Торрен не выходит на связь уже недели две. Как только проскочила первая информация о подготовке рейдов — он испуганно убежал в Вестрию.

— Ты разве не знаешь, куда именно? — я посмотрел на Маффина пронзительным взглядом.

— Т-ты меня раскусил… Я просто не могу не сказать об этом тебе… идиоту, что гонится за счастьем для столь падшей страны, — он отхлебнул вина и слегка откашлявшись продолжил: — Торрен сейчас скрывается в городке Понивиль. Описания нескольких новых знакомых этого труса схожи с Хранительницами элементов гармонии. Тебе уже никогда не добраться до Торрена, если он сам того не захочет.

— Хранительницы гармонии значит… — я почувствовал неописуемую боль. Это воспалилась душа после стольких страданий.

«За что же мне всё это…» — я понял, что это начало конца.

Однажды к могущественным элементам, чья магическая сила была чрезвычайна, обратились шестеро друзей. Именно они, объединив силы, разрушили коварные планы Кристализ и не позволили захватить Вестрию изнутри.

«Хранительницы, как неприступная крепость, опять встали на моём пути… Они никогда не позволят такому, как я расхаживать по Вестрии и тем более не допустят к Торрену…»

Я понимал, что опасения Маффина не были беспочвенными. Однако, несмотря на всю мощь и решимость Хранительниц, я не мог отбросить желание увидеть Торрена. Мы были связаны не только узами родства, но и общей историей, пережитыми вместе испытаниями, которые когда-то сплотили нас.

Мне так хотелось услышать его слабый голос, увидеть добрую и чистую улыбку… Я должен был попытаться образумить доброго и ранимого младшего брата, прежде чем станет слишком поздно.

Разум знал, что у меня получится убедить Торрена. Нужно только до него добраться. Но в глубине души я понимал, что Хранительницы действовали из лучших побуждений. Они стремились сохранить хрупкий баланс сил и не допустить того варианта будущего, где Торрен поддержал бы отчизну и признал бы свою семью. Но я не мог просто отступить, ведь помнил, что младший брат идет прямиком в объятья смерти… Прямиком в объятья Кристализ и УОП.

Мысли, как клубок запутанных нитей, терзали разум, не давали покоя. Простого решения не существовало, ведь на кону стоит не только семья, но и судьба мира. Разум чётко понимал, что предстоит сделать непростой выбор, взвесить все «за» и «против».

Но, несмотря на сложность ситуации, я был полон решимости найти путь, который позволит достучаться до Торрена. Хрупкую гармонию, что была установлена Хранительницами и их пока ещё живыми богинями — Селенией и Элуной необходимо было уничтожить.

«Если… Если они встанут у меня на пути… Я клянусь… Я сделаю всё, лишь бы ты жил, Торрен!»

Повисла тишина, которую Маффину пришлось прервать.

— Итак, на этом я надеюсь вопросы кончились?

— Да… — тело рефлекторно поднялось из-за стола. — Но я почему-то уверен, что мы ещё увидимся, Маффин.

«Мне нужны будут союзники…»

— Это точно. Сама судьба не даёт забыть о том, что произошло в Сталлионграде, — он протёр глаза и положил руку на плечо. — Ещё раз… Спасибо, Фаррен.

Я был поражен искренностью слов Голден Маффина, чья благодарность казалась столь же неподдельной, как и решимость серых глаз. В эту минуту, когда взгляды встретились, между старыми товарищами по оружию пролегла невидимая нить понимания. Мы знали о трагичности ситуаций друг друга, ведь оказались совсем не на своих местах и не там, где хотели бы быть.

«Эх… Вернуться бы в те хорошие времена…»

— Тайран! Приведи этого ублюдка и проводи их до машины. Не забудь отдать Кригерам вещи на выходе. На этом всё.

Тайран привёл полусонного Эрвина, на котором не осталось живого места. Он прихрамывал, а на лице красовались порезы и шрамы.

— Что случилось? Вы что-то все стали такие учтивые, гребаные террористы, — я зевнул и обхватил брата под плечо.

«Ну наконец-то домой…»

Когда я закрывал дверь, Эрвин сказал напоследок:

— И запомните навсегда! Это мой брат! Фаррен фон мать его Кригер!

«Вот ведь слабоумный идиот… Как же я рад, что ты жив…»

Шаги отдались гулким эхом в пустынных коридорах. Мы с Эрвином спустились по лестнице, а после оказались в просторном холле, откуда вышли на улицу. У самого подъезда на лавочке расположились с небрежной непринужденностью двое, что вели оживленную беседу:

— Так вот я и спрашиваю… ты пробовал капустофель? — с ехидной улыбкой спросил парнишка.

— Давай мы закончим раз и навсегда эту тему с капустофелем, — мужичок выглядел раздражённым. — Все знают, что это чушь…

— Хорошо, сейчас. У меня тут запрятано ведро, — он достал жестяной конус и передал содержимое собеседнику. — Доставай.

Мужчина вынул из ведра растение, у которого наверху находилась капуста, а снизу картофель.

— Я к маме съездил, специально тебе выкопал и принёс сюда, — мужичок был ошеломлён тем, что капустофель по-настоящему существовал. — Это что, по-твоему, такое?

— Как это вообще… Кто? Зачем? — обескураженно спрашивал мужчина.

— Что это за растение, Лео? — давил парень.

— Это капустофель…

— Правильно! Это — капуста и картофель! Капустофель! Извиняйся.

— Ну как же я…

— Извиняйся, Лео! Извиняйся перед всеми создателями капустофеля, — он сел поудобнее и скрестил руки.

— Хорошо, извините меня все мастера капустофельных дел, все капустофеля собиратели, все капустофеля любители. В общем, всем передай мои извинения, Гера. Я просто не знал, что он есть.

— Ладно, хорошо, но сейчас появились дела поважнее, — Гера провёл по нам взглядом. — У нас наконец-то очнулась спящая красавица и, почему-то, Рыжий палач сейчас с ним, что меня крайне не устраивает.

— Что тебя не устраивает, псина красная, а? — Эрвин начал грубить, пока я пытался удержать его на ногах.

— Тихо-тихо, — между нами встал Тайран и попытался оттолкнуть Геру. — Прекрати Герасим. Они свои.

— Этот ублюдок рыжий хочешь сказать свой⁈ Да я его сейчас на месте разъ…

— Так! Заткнулись оба! Я сказал они свои — значит свои. Или вам что-то не ясно?

Пока они собачились, мы дошли до старого грузовика, что стоял прямо перед подъездом. Я открыл дверь и аккуратно посадил избитого до полусмерти Эрвина, что посмеивался и улыбался. Брату нравилось наблюдать, как люди ругаются. Негатив всегда привлекал извращённую душу.

Голоса красных радикалов переплетались в причудливом танце, то взлетали ввысь, то опускались до едва различимого шепота. Слова, что были окутаны дымкой смеха, плыли в воздухе и создавали атмосферу непринужденности, что контрастировала с серьезностью обстановки, в которой мы только что находились. В маленьком уголке грузовика царила атмосфера беззаботности. По-детски злое лицо Эрвина напомнило о том, ради чего я так долго сражался.

Вдруг поток мыслей на мгновение остановился. Резко заболела голова. Я сел рядом с братом и почувствовал небольшое облегчение, но неожиданно в губе что-то начало щипать. Когда я потрогал место, где ощущал неприятное жжение — оказалось, что там был небольшой, совсем незаметный шов, который перекрывал рану на разбитой коже. Я почесал затылок гипсом и замер от недоумения в самоиронии.

«Ха… Ещё один шрам значит. И почему я так спокоен?»

Как красная клоунада закончилась, а за руль грузовика сел водитель, Тайран передал вещи, кивнул и ещё раз извинился:

— Прошу, простите меня, гер Фаррен, — он опять склонился на девяносто градусов, как только отдал пистолет. — Я надеюсь, что вы доберётесь без происшествий. Если захотите связаться с Маффином, то пишите. Я читаю все письма, что приходят в участок. Главное укажите, что письмо Тайрану Блеку, подполковнику полиции Вракса и оно обязательно дойдёт до меня.

«Значит влияние красных распространилось и на почту? Как интересно…»

— Хорошо, Тайран. Я с вами свяжусь.

— Благодарю, генерал. Удачного пути.

Тайран два раза ударил по кузову, и мы наконец-то направились домой. Мощный двигатель грузовика, как сердце, начал вновь отсчитывать размеренный ритм. Водитель ловко управился с баранкой и быстро вывел транспорт из пригорода Вракса на трассу, что вела прямиком во Всеполис.

Пейзажи за окном сменялись один за другим, как декорации на театральной сцене. Я погрузился в размышления и наблюдал, как мимо проносятся поля, перелески и небольшие населенные пункты. Каждый изгиб дороги, каждый новый поворот открывал всё более прекрасные виды.

Эрвин, что прилёг рядом, казалось, также был погружен в мысли. Алый взгляд был устремлен вдаль и выражал сложную гамму эмоций. Они были смешаны воедино, как краски на палитре художника и всё пытались описать горький вкус поражения.

Тогда же между нами воцарилось благостное молчание. Я почувствовал, как мы вновь обрели мистическую связь, что когда-то была потеряна.

Время от времени водитель, человек немногословный, но внимательный, бросал на нас кроткие взгляды в зеркало заднего вида. Острый взор, как прожектор, высвечивал детали, которые нам самим могли бы показаться незначительными: немного окровавленное сиденье, поджатые плечи…

— Эрвин, скажи мне… скольких ты убил? — спросил я, невзначай.

— Я уже и не помню. Год за годом, приходилось заниматься грязной работой.

— Почему же ты не раскаиваешься? Разве тебе не тяжело?

— Ты же знаешь почему… Мама учила никогда не сожалеть о том, что уже не изменить, — он отвёл глаза. — Ты узнал, где Торрен? Они вроде как с Маффином за одно.

— Да.

— Что да? Ты узнал, где он? — он медленно поднялся и сел. — А-а-мнгх… Как же болит голова…

— Торрен в Вестрии. В городке Понивиль.

— И что, теперь ты собираешься туда ехать? Вот с этим? — он опять постучал по гипсу.

— Я… Я не знаю, Эрвин.

— Если едешь — я с тобой. Надо этого идиота в чувства привести. Я стану твоей правой рукой, что ты сломал по моей вине и…

— С ним Хранительницы гармонии.

— Ч-что? — он посмотрел на меня с ужасом. — Н-не может этого быть… Он связался с ними? С этими… чудовищами?

— Сейчас даже вдвоём — мы слишком слабы, — я легонько ударил сиденье. — Нужно найти тех, кто поможет нам избавится от элементов раз и навсегда.

— Хорошо, мы уничтожим элементы, но как же ты собрался победить Селению и Элуну? Они же просто бессмертные монстры и обладают магией чрезвычайной силы… Мы никогда не победим, даже с самыми могущественными союзниками! Сама Кристализ не преодолела силу элементов… Э-это невозможно…

— Я знаю, что это невозможно! Но если мы не вмешаемся, то Торрен — умрёт! Ты это понимаешь⁈ — я вспылил, но постарался скрыть, что ещё чуть-чуть и сорвусь.

Повисла пауза. Водитель недовольно отвёл взгляд с зеркала и начал смотреть вдаль.

— Давай обсудим это дома, хорошо? Я уверен, что если хорошенько подумаем, то придём к какому-то адекватному решению, — Эрвин пытался меня успокоить, но неверием лишь больше укутывал в одеяло страдания. — Но, возможно… Торрена уже не спасти.

— Я должен привести его в чувства. Я обещал, что позабочусь о Торрене… И даже если я не справлюсь или умру — это будет лучше, чем потом предстать перед мамой, как предатель и лжец, что нарушил последнее желание самого любимого человека…

— Поступай как знаешь. Я поддержу тебя в любом случае… брат, — он медленно сжал кулак.

«Я спасу тебя Торрен, чего бы это не стоило…»

Грузовик преодолел последние километры пути и въехал во Всеполис. Величественный оплот цивилизации возвышался среди бескрайних просторов. Улицы, как артерии, пульсировали жизнью. Я наблюдал, как мимо проносятся дома, магазины и люди, что заняты повседневными делами. Пока мы дремали в пути, наступило утро.

Наконец, водитель свернул на одну из тихих улочек, что вели в престижный район столицы. Автомобиль окружили величественные особняки и ухоженные парки. Я наконец-то ощутил столь комфортную атмосферу благополучия и роскоши, что контрастировала с суровой реальностью Вракса.

Грузовик остановился у массивных кованых ворот, за которыми виднелся просторный внутренний двор и величественное здание родительского особняка. Водитель умело маневрировал и подъехал к парадному входу. Мы покинули кабину и оказались на мраморной лестнице, что вела в дом.

Глаза Эрвина сверкали воспоминаниями. Он первым взошёл на ступеньки, что вели прямиком в детство. Брат прихрамывал, но уже не так заметно, как во Враксе. Каждый шаг отдавался гулким эхом и пробуждал призраков прошлого. Воспоминания аккуратно проснулись и напомнили, что мы всё ещё дети ужасных и отвратительных, но любимых родителей.

Я следовал за Эрвином и ощущал, как в груди разливается тепло. Стены, что были некогда свидетелями игр и детских шалостей, встречали нас как героев.

«А мы ведь и вправду прошли через многое…»

Гипс неприятно давил на руку так, что в моменте я захотел его снять. Перед глазами промелькнула картинка окровавленного трупа офицера, которого я по неаккуратности убил голыми руками.

«Никогда не сожалей о том, что уже не изменить? Но что же делать с этим, мама…»

Массивная дверь распахнулась перед носом и явила взору просторный холл, что был наполнен энергетикой величия и богатства. Лучи солнца проникали сквозь окна и рассыпались по полу разноцветными бликами, создавали иллюзию, будто мы идём вверх по радуге.

Эрвин вошёл первым, а я вторым. Вдруг я почувствовал, как в душе переплетаются воспоминания. Разум понимал, что наконец-то можно начать всё сначала.

Впереди стояли Матильда в стареньком платье и двое детишек. Добрая девушка аккуратно улыбалась, но я чувствовал, что многодетной маме больно и грустно на душе.

— Приветствую вас, гер Фаррен, — она поклонилась, как Грета, а затем боязливо обратилась к брату: — Д-доброе утро и вам, Эрвин. Н-надеюсь больше таких инцидентов, как вчера, вы себе не позволите…

— Что он сделал? — нежно спросил я. — Приставал?

— Д-да… но не совсем. Я, возможно, сама виновата и спровоцировала его… и в целом я была не против поболтать…

— Не лгите. Я этого идиота знаю с рождения, — я развернулся и дал ему мощного леща.

— Ай-ай, да за что… Ты разве не слышал, что она меня спровоцировала?

— Правой дал бы помощнее, но как видишь не могу. А левую я хуже контролирую. Да и вообще… Я тебе лицо сломаю даже с гипсом, уяснил Эрвин?

— Да что ты опять начинаешь… — он пошёл в гостевую спальню, куда и заселился, когда помогал Матильде. — Я вообще совершенно случайно зашёл к ней, а она была после ванной. И всё. Кто виноват, что она не умеет подпирать двери стулом?

— Давай-давай, поворчи ещё. Матильда, а Фреда дома? — спросил я невзначай.

— Да, кухарка уже приготовила завтрак. Правда вы немного опоздали…

— Ничего. Я всё-таки плачу ей немало. Не хотите перекусить, дорогая Матильда? — я намекнул, что Эрвин тоже будет присутствовать.

— Не откажусь, гер Фаррен… Дети уже поели, а вот я совсем про себя забыла.

— Вы не стесняйтесь. Привыкайте к новой обстановке и будьте как дома.

Мы зашли в просторную столовую, где передо мной предстал массивный дубовый стол, что был сервирован с изыском. Лучи утреннего солнца проникали сквозь высокие окна, играли на начищенных приборах и отбрасывали зайчиков по скатерти ручной работы.

«Я дома, мама…»

Фреда и помощницы ждали, когда я зайду и всё время, пока мы стояли в прихожей, держали наготове подносы с горячими блюдами. Ароматы свежевыпеченного хлеба, сдобных булочек и супа смешивались в воздухе и дразнили аппетит.

— Спасибо, Фреда, что придерживаешься графика. Очень это ценю, — я нежно взял руку и поцеловал, как делал это, когда Фреда была ещё маминой кухаркой.

— Благодарю, господин… — она нежно поклонилась, а за кухаркой присели в реверансе и помощницы.

— Мама, а можно нам тоже?

— Мамуля, можно тоже с тобой посидеть? — детские голоса вызывали улыбку.

— Вы не против? — спросила Матильда.

— Конечно не против, если детишки хотят, то милости прошу, — я легонько улыбнулся, но Матильда оставалась такой же печальной и самоироничной, как и в Гардисе.

«Да что ж не так…»

Я не понимал, что случилось, но решил оставить вопросы на потом. По плану я должен был позавтракать, принять ванну и только после заняться насущными делами.

«Потом займёмся этим. Потерпи, ты же Кригер!»

Эрвин зашёл позже всех, но место приметил самое лучшее. Что было поближе к кухарке.

— Привет, Фреда! Давно не виделись! — с улыбкой сказал он, пока Фреда пыталась скрыть отвращение.

— Этот извращенец до сих пор тут, господин Фаррен?

— Перестаньте, Фреда. Он уже исправился, правда Эрвин? — он меня даже не услышал.

— Что говоришь? Я отвлёкся на её… М-нда… Свежие блюда, если ты понял о чём я… — я прикрыл глаза от стыда.

«Нет, он всё-таки неисправим…»

Брат уселся по правую руку, а Матильда с детьми — по левую. С непринужденной грацией Фреда начала разносить блюда, а помощницы ловко разливали ароматный чай по чашкам.

Едва мы приступили к трапезе, как я почувствовал, что напряжение после утренней размолвки начало постепенно отступать. Матильда и Эрвин непринуждённо болтали о разном, а после многодетная мать начала расспрашивать брата о похождениях на службе и невзгодах, которые ему пришлось преодолеть. Братец же начал отпираться, что это — государственная тайна и он не может болтать о таком с гражданскими.

— Лучше пусть Фаррен нам расскажет, что было в Сталлионграде! Это как минимум будет интересно сразу всем. Я ведь прав? — я осмотрел их лица и увидел, что глаза засверкали от интереса и предвкушения.

— Увы, но там нечего особо рассказывать, — я съел ещё пару ложек нежнейшего супа. — Операция длилась несколько месяцев. Мы поддерживали наших людей, что дорвались до высоких постов. Основными изнеженными принцессами, так мы называли тех, кого должны были поддерживать, являлись Голден Маффин и Александр Серов. Они многого добились благодаря поддержке Кристализ. Даже Альтидия, та милая, слабая девушка, что правит сейчас, стала генеральным секретарём Верховного совета благодаря отчасти усилиям Гегемонии.

— То есть это мы породили Сталлионград? — спросил озадаченно Эрвин.

— Не совсем, — я откусил булочку и запил столичным вином. — Но мы приняли непосредственное участие. Никаких особо подвигов там не совершишь. Одни идиоты верят в мировую революцию, но я бы сказал в мировую резню, а не в революцию… А другие хотят мирного сосуществования. Были, конечно, и те кто захотел обратно в нежные объятья чёртовой богини Селении. Эта тварь, кстати, почему-то остановила генералов, когда те уже были на грани поражения, а не послала подкрепление. Грёбанные трусы…

— То есть битва всё-таки состоялась? — спросила Фреда и убрала у детей тарелки с остатками. Малыши убежали в прихожую.

— Это была не битва, а избиение. Ох, если бы вы знали, насколько же ничтожна армия Вестрии… — я сделал ещё несколько глотков. — Но это уже совсем другая история.

Я продолжил трапезу, когда воцарилась многозначительная тишина, что иногда обрывалась постукиванием столовых приборов. Время от времени я перехватывал радостный взгляд Эрвина поверх стола. Нам не нужны были слова, чтобы понять друг друга. Мы наконец-то были дома, в безопасности, вдали от ужасов окружающего мира.

Здесь нас окружала атмосфера покоя и уюта, которую создали заботливые руки Фреды, усилия горничной Греты и радостный смех детишек Матильды. В моменте я почувствовал нечто особенное — ощущение блаженного спокойствия.

«Какое же прекрасное чувство…»

Блюда исчезали одно за другим, а вместе с тарелками таяли и последние натянутые нотки неприязни. К концу завтрака я откинулся на спинку стула и почувствовал, как меня переполняет удовлетворение.

Я наслаждался по полной не только сытной трапезой, но и самим фактом, что мы с братом были вновь вместе. В особняке, где я и Эрвин дрались, где учили Торрена приёмчикам… В поместье, куда мы приводили девочек из академии и платили им за всякие делишки, где мама ругалась с папой, где я бил Торрена за то, что младший братец никак не мог защитить себя самостоятельно.

«Дождись меня. Просто дождись».

— Слушай, Фреда, если ответишь да, то ты читаешь мои мысли. Скажи-ка… Ванна готова?

— Да, господин Фаррен. Я видимо читаю ваши мысли, — Фреда улыбнулась так ярко, что осветила бы планету.

«Как же хорошо они меня знают…»

Я вошел в ванную. Передо мной предстала массивная мраморная чаша, что была наполнена горячей водой и пеной. Ароматные свечи, что были расставлены по периметру, отбрасывали причудливые тени на стены.

Атмосфера была крайне расслабляющей. Я сбросил вещи рядом со стопкой чистых. Обнаженное тело окутал пар, что быстренько растаял в воздухе.

Спустя минуту я медленно опустился в ванну. Теплая вода ласково обволокла усталую кожу. Я откинулся на бортик и позволил напряжённым мышцам расслабиться после долгого дня. Кубики пресса подрагивали под водой от удовольствия, а веки сомкнулись в блаженстве.

Каждый вдох насыщал легкие пряными ароматами трав и эфирных масел, которыми была наполнена вода. Я старался не мочить гипс и губу, чтобы не пришлось звать доктора для перевязки.

Прошло минут десять, как к двери наконец-то подошла Грета. Она легонько постучалась и предупредила:

— Гер Фаррен… Я вхожу.

В дверном проеме появилась маленькая фигурка в обычной форме горничной, но без дополнительной подкладки. Она бесшумно подошла к ванне.

Движения Греты были как всегда плавны и грациозны. Служанка опустилась на колени и осторожно обмакнула в воду мочалку, а после принялась неторопливо омывать напряженные мышцы.

Нежные и аккуратные прикосновения крайне умело огибали контуры тела. Грета помнила наизусть каждую впадинку и изгиб. Пальцы порхали по коже и смывали усталость и стресс. Аккуратные движения наполняли тело ощущением покоя и расслабленности.

Я даже не заметил, как время стремительно утекло куда-то в пустоту, пока Грета заботливо ухаживала за некогда израненным телом. В моменте пришлось медленно приоткрыть глаза.

И вдруг я встретился с женственным взглядом. На лице читалась преданность, но любимую мамину горничную что-то явно тревожило.

«Мне, наверное, стоит рассказать, что произошло в спальне… Не хочу больше видеть её слёзы…»

— Грета, я…

Но преданная девушка мягко перебила меня, аккуратно положив палец поверх ранки на губе:

— Ш-ш-ш… Прошу не отвлекайтесь, гер Фаррен… Если вы не рассказали, значит мне и не нужно это знать. Я верю в вас. Вы — хороший человек и мой господин. И этого уже достаточно.

Как только я услышал столь добрые слова, то почувствовал, как в груди разливается тепло. Сердце наполнилось признательностью и глубоким восхищением преданной девушкой.

«Сцена в спальне серьезно встревожила Грету, но вместо недоверия или осуждения, она лишь выказывала безграничную веру в меня… Это ли не проявление истинной любви?»

Я обхватил женственную мягкую ладонь и медленно притянул Грету поближе. Тело возжелало ощутить ее успокаивающее присутствие.

— Какая ты хорошая девочка, Грета, — я обнял любимую горничную… Обнял так нежно и так крепко, как только мог.

«Мама… Почему, я становлюсь, таким же как брат? Я не хочу, не хочу этого, поэтому, пожалуйста, не заставляй меня заниматься непотребствами… Ведь я не достоин её чистой любви…»

Я молчал, но во взгляде отразилось столько невыразимой тяжести, скорби, а после и благодарности, что Грета тут же поняла, насколько глубоко я ценю такую безусловную поддержку.

Пришлось улыбнуться сквозь боль. После чего я вновь позволил векам сомкнуться и тем самым отдался во власть умиротворяющей тишины. Бесшумная благодать изредка нарушалась плеском воды, когда Грета двигалась и ковшиком аккуратно подливала воду на тело.

Движения были неторопливы и плавны, как в ритуальном танце. Старые шрамы на спине и ноге изредка пощипывали, когда Грета их аккуратно касалась. Глубокие и суровые, раны напоминали мне кто я есть на самом деле.

По мере того, как горячая влага скользила по коже, я ощущал, как тревоги и печали отступили окончательно и оставили лишь ощущение покоя и безмятежности. В моменте не существовало ничего, кроме блаженства здесь и сейчас и девушки, что верила в меня несмотря ни на что.

«Наверное это и есть счастье…»

Через двадцать минут я почувствовал, что достаточно отдохнул и выбрался из ванны. Капли воды стекали по телу и блестели в свете свечей, как бриллианты. Я набросил халат, что подала Грета и вышел. Ароматы купания остались позади.

— Спасибо, что веришь в меня, Грета, — она улыбнулась.

— Рада служить, господин…

Я зашёл в спальню, переоделся и собрался проверить почту, как вдруг перед дверью встретил обеспокоенную Матильду.

— Господин Фаррен, я хочу вас кое о чём попросить, — тихо сказала она. — Мой младшенький, вы, наверное, видели… Он болеет. Малыш Альт заболел серой чумкой ещё в Гардисе и с каждым днём… С каждым днём он слабеет.

Она не смогла сдержаться и заплакала.

— Я хотела бы сама решить всё и тихо, но… Доктор сказал, что ему осталось около месяца. Умоляю, господин Фаррен, помогите моему малышу…

Многодетная мать склонилась и ждала ответа. Милое светлое лицо было искажено тревогой, а глаза, как зеркала, отражали муку, что терзала душу бедной женщины. Голос дрожал от волнения, а плач аккуратно разнесся по прихожей.

Я был ошеломлен столь внезапной просьбой. Серая чумка — смертельное заболевание, что поражало лишь детские организмы. Она была настоящим бедствием, от которого гибли очень многие. Но я мог приободрить Матильду, ведь служить Гегемонии — значит знать больше, чем обычный обыватель.

— Матильда, успокойтесь, — я нежно приобнял её, стирая слёзы. — По слухам, которые я услышал в бюро, Сориф уже разработал лекарство от Серой чумки и от некоторых других страшных заболеваний. Я помню, что офицеры болтали мол на севере недавно вылечили одну из дочек королевы, но т-только вот…

— Правда? Вы не врёте, гер Фаррен? — она смотрела на меня так, что мне на мгновение захотелось взять её в жёны.

Столь чистой надежды и искренности я не видел ни в одном взгляде за долгие десятилетия. Пришлось обнять Матильду посильнее. А после я сказал самое желанное:

— Да. Я клянусь, что спасу вашего мальчика, — через десять секунд она рыдала на истерзанных руках. Из прихожей подбежали дети. Они начали гладить маму и уверяли, что всё будет хорошо. — Эрвин! Готовь машину.

— Что говоришь, Фаррен? Мы куда-то едем? — он вылетел из комнаты с книгой на руках.

— Конечно, не тупи, — я нежнее сжал Матильду, что так и не успокаивалась. — Мы едем в Сориф! И сейчас же!

Гермис Тисбе — лучший из лучших, первый среди равных. Величайший генерал, чья доблесть на поле брани была подобна молниеносному клинку, также как и я долгое время уничтожал врагов Гегемонии. Стратегический гений позволял ему предвидеть ходы противника, поэтому он получил прозвище Вещий. Но так лучшего генерала звали крайне редко.

Гермис, как опытный шахматист, просчитывал партию на много ходов вперед. Правда несмотря на непревзойдённую силу гения, за маской непоколебимого воина скрывался человек, что был способен к глубокой дружбе и к искренним чувствам.

В компании Гермис изредка позволял себе снять тяжёлый доспех суровости. Громкий смех, как журчание горного ручья, часто освежал разум, что был омыт кровью сражений. Но даже когда Гермис смеялся, где-то внутри генерал сохранял жестокий воинский нрав.

Желание умереть и не видеть то, что происходит с его друзьями, проявлялось в дружеских подтруниваниях и шутках. Гермис скрывал боль, но я видел друга насквозь. Под маской билось сердце обычного человека, а разум терзали тяжёлые и неподъёмные травмы.

Судьба соратников вызывала в Гермисе сожаление. Мы, как тучи, что заслоняли солнце, мелькали перед глазами и вызывали отвращение. Однако, в отличие от Вещего, я стремился не поддаваться отчаянию и находил утешение в дружбе, в алкоголе, в хорошей еде… Иногда в глупых шалостях с девушками лёгкого поведения, да и в других редких радостях жизни.

Гермис же был другим. Он держал всё в себе и ценил только истинную дружбу и истинную любовь. Поэтому страдал в разы больше других, что глушили боль ложью.

«Надеюсь хоть ты не сойдёшь с ума, как…»

— Ну наконец-то эти уроды пропустили меня, — Эрвин тёр затылок и шёл рядом с нами. — Ты представляешь, Фаррен, я чуть реально им всем по шее не отвесил, они так меня взбесили! Уроды…

— Не отставай, Рыжий палач, — со знакомой травмированной улыбкой сказал Гермис. — Сейчас я проведу вам небольшую экскурсию, и мы пойдём слушать Ярию дальше! Ещё целых два часа лекций от этой конченной! Юх-ху!

— Тебе видимо никогда не надоест… — я осмотрелся.

Внутри каменного кольца забора раскинулись строгие ряды казарм. Их суровый вид не шёл ни в какое сравнение с убранством королевского дворца Ликтиды или с интерьерами простых, но уютных домиков Гардиса и Вракса. На пригородной военной базе, царили необходимость и практичность.

«Странно… В Сорифе будто всё продумано для выживания и ведения войны… Хм…»

Далеко позади казарм высились внушительные арсеналы и склады, где хранились запасы оружия, брони и провианта. Устрашающие очертания напоминали каменных стражей, что безмолвно охраняли сокровища воинов.

Рядом возвышались мастерские, где мастера-оружейники трудились день и ночь. Инженеры тестировали и калибровали прототипы вооружений. Всё для Гегемонии. Всё для победы.

Весь комплекс был окружен глубокими рвами и дозорными башнями, с которых зоркие часовые вглядывались в серую дымку горизонта.

Мы шли по мощеным дорожкам базы. Гермис небрежно размахивал руками и потешался над суровой обстановкой. Властный голос эхом разносился по каменным стенам, когда друг громогласно объявлял:

— Здесь располагаются казармы для наших бравых воинов. Как видите, мы строго следим за тем, чтобы они не расслаблялись.

— Хе… Миленько у вас тут. Но кровати я бы всё равно поставил получше, — вставил Эрвин.

— А вот здесь, друзья мои, мы держим самых отчаянных бунтарей, смутьянов и уродов, что перебивают гида, — провозгласил он, взял за ухо Эрвина и повёл буйного братца к унылому каменному зданию с крошечными окошками.

— Гхм-е… Гермис! Ай-ай… Да подожди ты! И-извини, что перебил! Ай, да отпусти ты уже! — Эрвин действительно поверил в бредни лучшего генерала и очень испугался.

Я приоткрыл было рот, чтобы вставить едкое замечание, но Гермис опередил меня:

— Да шучу я! Шучу. Вы что, шуток не понимаете? — он откинул Эрвина подальше, пока брату было явно не до приколов. — Это всего лишь кладовые для провианта… Но будешь говорить лишнее под руку, я тебя выгоню отсюда. Понял?

— Какой же ты всё-таки гондон Гермис… — пробубнил брат, пока я еле как сдержал истерический смех.

«Как в старые добрые».

— Опять по голове получишь и расплачешься, да Эрвин? — вспомнил было я, как вдруг брат оскалился:

— Было дело не спорю. Но сейчас я этому уроду не проиграю! Фаррен… я не настолько слаб, как ты думаешь! — я пребывал в воспоминаниях и не особо слушал, что он там бубнит.

— Хочешь отойти, Эрвин? Или ты на что намекаешь? — Гермис явно распалился.

— Так, короче… — я встал между ними и медленно оттолкнул двух драчунов. — Гермис, мне надо поговорить с Ярией. Ты можешь помочь с этим моментом?

— Нет.

— То есть нет?

— Не могу, — он развёл руками. — Она никого к себе и близко не подпускает. И всё из-за этих никому не нужных игрищ.

— И сколько продлятся военные игры?

— Думаю, что недели две, а потом она будет занята каким-то экспериментом ещё дней десять.

— Нет, так не пойдёт. Мне очень нужно с ней поговорить! Понимаешь ли… Я хочу, чтобы Ярия продала мне дозу лекарства от Серой чумки.

— Стоп-стоп-стоп! У тебя… появился ребёнок⁈ — Гермис с интересом взглянул мне прямо в глаза.

— Н-нет, не…

— Да, да! Да! — он схватил меня за плечи и начал трясти. — Ты почему мне не сказал! Это же надо! Когда успел⁈

— Да-а-а я-я-я же говорю…

— Это от Ауранции? А,а-а-а…Я понял. От Греты, конченный ты садист!

— Да подожди ты!

— Или от Анюты, от твоей любимой ищейки? Но эта красноволосая явно бы не стала заводить детей, пока служит такому, как ты… Хотя нет, наверное, от Аргиннис! Ты же любишь таких спортивных, как она, что могут сунуть тебе в рот нежные и грязненькие ножки! Тебе не жалко Эрвина? Он же по любому ревнует!

Эрвин цокнул, вскинул голову и прикрыл лицо от тупости Гермиса.

— Да отстань уже от меня, придурок! — я оттолкнул Вещего, как мог. Было обидно, что его дар распространялся только на поле боя. — Я же говорю, что это не мой ребёнок!

Вдруг военные, что проходили мимо, многозначительно посмотрели на нас и покачали головой. Я покраснел из-за этого идиота, что начал орать на всю базу. Пришлось агрессивно дёрнуть головой вверх в ответ и пригласить таким образом офицеров к серьёзному разговору. Вояки лишь улыбнулись, переглянулись и уши восвояси.

«Какой же идиот… Выставляет меня непонятно кем перед солдатами…»

— А тогда чей ребёнок заболел? — тихо спросил Гермис. — Или ты усыновил кого?

— Да ты достал… Нет. Кхм. Это долгая история. Наверное, правильно будет сказать, что лекарство нужно той, кому я многим обязан.

— Что ты врёшь? Ты меня за идиота держишь? Кому вообще в этом мире ты, генерал Гегемонии, можешь быть обязан?

Вдруг встрял Эрвин:

— Ты только хуже сделал, как мне кажется. Он же вообще сегодня не уснёт… — брат посмотрел на меня и продолжил: — Может расскажешь ему, пока есть время?

— Ладно…

И я выложил всё, как есть.

— То есть теперь у тебя живёт дамочка с тремя маленькими ребятишками и один из них болеет Серой чумкой?

— Да, ты правильно понял.

— Девушка, к которой у тебя нет никакого сексуального интереса?

— Да, — он начинал мне надоедать.

— Значит три маленьких ребёнка… Слушай… — Гермис пристально посмотрел мне в лицо. — А ты случаем не того? Ну…

Я сначала не понял вопроса, а после сморщился и начал плеваться от столь отвратительных слов:

— Ты с ума сошёл⁉ Гермис, нет! Нет, нет и нет!!! Ни в коем случае! Как ты вообще мог такое обо мне подумать⁈

На нас вновь осуждающе посмотрели, но мне было наплевать.

— Ну и хорошо, Фаррен, — Гермис обернулся и решил продолжить представление, как вдруг нас прервал голос, что доносился из громкоговорителя. — Давайте п…

— ВНИМАНИЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ!

— Довольно громко он начал… — сказал кто-то из толпы.

— Точно-точно! Громче, чем обычно. Так и слух посадить можно, — в ушах зазвенело, пока обыватели о чём-то шуршали за спиной.

— ЗАКЛЮЧЁННЫМ КЛАССА Б ПРОСЛЕДОВАТЬ КО ВТОРОМУ ВХОДУ! — голос взял небольшую паузу, а затем продолжил: — ВСЕМ КОМАНДУЮЩИМ АРМИИ ЯВИТСЯ В ЗАЛ ДЛЯ СОВЕЩАНИЙ! НАЧИНАЮТСЯ ПЕРВЫЕ СОРИФСКИЕ ВОЕННЫЕ ИГРЫ! СОПРОВОЖДЕНИЮ ПРОСЬБА ОСТАВАТЬСЯ СНАРУЖИ!

— Нам видимо пора, — начал Гермис. — Не думаю, что тебя пустят в зал совещаний, Эрвин, — брат совсем не удивился тому, что придётся шататься по базе и ждать. — Погуляй, пообщайся с заключёнными, может поймёшь, что не такая уж и тяжёлая у нас жизнь в отличие от них.

Гермис посмотрел в сторону колонны людей, что была закована в одну длинную цепь.

— Тебе во-о-он туда.

— Да вижу я… Не слепой, — рявкнул Эрвин. — Но знаешь ли… В отличие от этих дрожащих идиотов, я считаю, что трупы не плачут. Пойду вправлю им мозги, что ли. Пока-пока лучший генерал страны. Хе. Будь осторожен с этим клоуном, Фаррен.

— Ага…

— Давай удачи, Рыжик. Не убей по случайности кого-нибудь, пока мы занимаемся важными делами, хорошо? — Гермис явно был недоволен тоном Рыжего палача.

Я посмотрел на заключённых. Охранники грубо толкали вперед группу людей, чьи руки были спутаны тяжелыми оковами. Несчастные согнулись под тяжестью цепей. Заключённые двигались вперёд, пока лица были обращены к земле.

Я ощутил, как к горлу подступил ком отвращения. Разум узнал в этих жалких узниках тех, кто некогда разделял судьбу солдата. Они были павшими паразитами, что совершили ужасные злодеяния и были приговорены к смерти. Некогда эти несчастные были воинами, а теперь стали позором Гегемонии. В прошлом солдаты… оказались на дне.

Я вспомнил сотни имён подобных измученных, лишенных надежды; сотни лиц тех, кто был некогда исполнен доблести и отваги на поле битвы. Пока стражники толкали заключенных ко входу, краем глаза разум заметил, как некоторые узники изредка поднимали головы, чтобы в последний раз взглянуть на пасмурное Сорифское небо. Взгляды были пусты и безжизненны, будто души уже покинули истерзанные тела.

«Скольких же ты убила, Ярия…»

Вдруг я увидел, как рядом с небольшой пристройкой, что была похожа на амбар, течёт небольшая струйка крови. Она капля по капле наполняла лужу красно-коричневой слякоти алым оттенком.

Кровь. Я знал, что её тёмно-красные реки текут по нашим землям. Кровь, что проливают высокопоставленные чиновники и военные-фанатики, оставалась внутри наших земель и оттуда истязала души.

Я долго верил, что мы проливаем алую жижу во имя справедливости и защиты, а не ради власти и силы. Но это было не так. Хоть кровь всегда вызывала у меня, как и у любого адекватного человека, отвращение, фанатики её просто обожали. Они любили и поклонялись алой жиже только из-за жажды именно власти и силы.

Вдруг вдалеке показался Ласин. Напыщенный, с гнилой улыбкой, он шёл вперёд и громко командовал военными, что держали в страхе несчастных. Кулак сжался так сильно, что костяшки пальцев побелели. Я прекрасно понимал, что бесконечный поток крови питает его фанатичные амбиции, но ничего не мог поделать.

Тяжелый, металлический запах всё это время висел в воздухе. Я и не замечал вони, до того момента, пока в голове всё не встало на свои места.

«Так вот, что это за отвратительный запах…»

— Фаррен, ты что застыл? Давай, нам уже пора, — Гермис подтолкнул в спину. — Ты оглох что ли? Пошли…

— Да слышу я, Гермис… Пойдём.

Мы направились в главный штаб. Шаги гулко отдавались в каменных коридорах. Вскоре мы достигли массивных дубовых дверей, что вели в зал для совещаний. Гермис распахнул дверки одним решительным движением, и все оказались в просторном помещении, где царила атмосфера величия и власти.

Прекрасные картины и золотые нити, что были вплетены в роскошные занавески, томились на стенах. В центре зала стоял длинный стол из темного дерева, что был окружен тяжелыми креслами с высокими спинками.

Некоторые офицеры уже присутствовали на местах. Издали я увидел Актию, что копошилась в какой-то спортивной сумке. Разум ощутил, как напряжение сковало плечи. Рефлекторно тело уловило всю весомость предстоящего совещания.

«Здесь, в Сорифе будут рождены стратегии, что смогут изменить будущее. Видимо Ярия хочет, чтобы мы показали себя, а также работали сообща. Но как же не хочется раскрывать все выработанные тактики! Тц… Ещё и Ласин тоже здесь…»

Гермис занял место. Взгляд скользнул по лицам присутствующих офицеров. Он кивнул и поприветствовал друзей и знакомых, а после предложил мне присесть рядом:

— Фаря, садись, не стесняйся. Мы в первом ряду!

— Иду-иду… — я расположился рядом. — Актия долго будет копаться? Чем она там вообще занята?

— Ох, её притащили прямо с тренировки вроде как… Она же любительница такого дела.

— Единоборства?

— Нет, хуже. Магическая медитация и гимнастика, — Гермис явно не уважал стремление Актии оставаться здоровой. — От неё всегда так ужасно пахнет после медитации… Это не описать словами. Странный приторно сладкий запах, что мутит рассудок.

— Думаешь от неё также сейчас пахнет?

— Я знаю. Поэтому она сядет рядом с тобой, понял? — он явно негодовал.

— Ладно.

Я заметил, как Гермис мгновенно преобразился, сбросил маску беззаботности, когда речь пошла об Актии. Он принял облик серьезного военачальника, сильно изменился в лице.

Я сидел у окна, откуда открылся вид на военную базу. Мысли вновь обратились к группе заключенных, что проходила мимо.

«Надеюсь я не стану таким, как они…»

Как вдруг женский голос прервал беззаботную отвлечённость:

— Фаррен фон Кригер! — громко окликнула Актия. — Ты почему только сейчас пришёл⁈ Сколько раз тебе говорили не опаздывать!

— Да тише-тише ты, Актия… Что ж вы оба такие крикливые… — я пытался успокоить светловолосую красавицу. — Я просто забыл проверить почту, что ты сразу н…

— Да как ты можешь не проверять почту⁈ Ещё и руку сломал, придурок! Ты, же генерал армии Гегемонии! — она явно была недовольна. — Сколько раз тебе говорят… Стоп. Это же…

Она замахнулась, чтобы хлопнуть мне по шее, но вдруг Актию что-то остановило. Аккуратный девичий носик принюхался.

— Фырк-фырк… Хм… Фаррен, пока есть время, пойдём-ка со мной, — тон стал совсем иным.

— Что случилось? — она начала ещё пристальнее обнюхивать шею, как ищейка. — Ты что делаешь? Совсем с ума сошла?

— Фр-фр… Это явно она. Так пойдём, я сказала, — Актия вытащила меня из кресла и повела в коридор.

Гермис лишь крикнул:

— Фаррен! Принесите попить что-нибудь на обратном пути! Эй! — весь зал явно негодовал, что же у нас произошло, но через мгновение офицеры и генералы снова занялись своими делами.

— Куда ты меня ведёшь, дура⁈ Отпусти уже… — пришлось сдёрнуть руку. — Я сам пойду, ты просто ответь.

— Знаешь, в такие моменты я думаю, как же хорошо, что у нас общие туалеты, без разделения. Давай, иди уже… — она начала толкаться.

— Ты что серьёзно хочешь заняться этим в такой момент? — мы вошли и заняли кабинку.

Она начала глубоко дышать и сглотнула сладкую слюну.

— Ты и вправду садист и грязный извращенец, Фаррен… Этот дурацкий запах…

— Так в чём же проблема? — но она нежно преградила губы пальчиком.

— Я не хочу быть в долгу перед ней.

— Ты вообще про кого?

— Фаррен… Знаешь ли ты историю о семи смертных грехах?

— Слышал про грехи, но не особо помню, что к чему.

— Ты — один из претендентов.

— Кто? Что за претенденты? Я не понимаю о чём ты говоришь… — она вновь начала обнюхивать возбуждённое тело.

— Фр-фр… Столько агапэ, а ты до сих пор не понял, как управлять этой силой? Ты и вправду идиот, Фаря. От тебя уже воняет за три метра. Если не научишься контролировать силу, то…

Вдруг дверь с грохотом открылась и я услышал голос самого ненавистного человека.

— … представляешь? Этот урод взял и пристрелил её, просто ни за что, — Ласин специально распространял заведомо ложные слухи. — Я приказал отряду забрать её живой и ни в коем случае не убивать! А Фаррен застрелил девочку почти сразу, после того как подчинил и поработил! А после этот зверь убил бедного офицера голыми руками!

— Вот ведь гниль… — сказал один, а второй подхватил:

— Да уж, Ласин. Видимо Фаррен хотел скрыть улики, что занимался допросом с пристрастием… Как можно так обращаться со слабой и беззащитной девушкой? Он же генерал в конце концов! Ещё и после того, как так по гнилому воспользовался положением. Взял, и нагло забрал девочку из рук доблестной полиции! Поражаюсь иногда от Кригеров. Таких ублюдков, как они, надо ещё поискать.

Кулаки рефлекторно сжались. Рядом с такой тёплой и милой Актией я почувствовал, как первобытная ярость закипает в венах. Ласин плёл коварные интриги, распускал отвратительные слухи среди офицеров прямо перед носом и ничего нельзя было с этим поделать.

Я знал, что он не успокоится, пока не опорочит честь и благую репутацию каждого, кто противостоит безумным и фанатичным амбициям. Именно поэтому я не мог допустить ещё большего скандала. Нас не должны были обнаружить.

Я прошептал настолько тихо, насколько мог:

— Не дыши… или я тебя так отделаю… мало не покажется, — я намекал на что-то большее и это стало фатальной ошибкой.

— А-а-амхм…

— Эй! — офицер окликнул нас через дверцу, ударил, но не решился открыть. — Вы поаккуратнее что ли! Здесь всё-таки кроме вас ещё люди есть. Подождите хотя бы, когда мы уйдём и потом занимайтесь чем хотите!

Я засунул Актии пальцы в рот, чтобы та заткнулась, но она начала вытворять непотребства.

«Да ты издеваешься…»

— Нормально я их? — спросил офицер, пока мыл руки.

— Извращенцев у нас в стране полно, сами понимаете почему. Вино с агапе сильно даёт в голову. Не стоит их осуждать…

— Какой вы великодушный, гер Ласин!

«Меня сейчас вырвет от их любезностей…»

— Благодарю, гер Цимекс. Приятно слышать, что вы, офицер старой гвардии, настолько благосклонны ко мне, — льстил Ласин. — Ну так вот… Этот урод Фаррен даже на собрание сегодня не приехал, представляете? На работу свою совсем наплевал, и я уверен, что он опять сейчас ищет каких-нибудь хорошеньких молоденьких девочек. Сколько можно терпеть этого урода? Генерал армии называется! Он выше вас по званию, гер Цимекс! Этот ублюдок меня просто поражает столь дрянным характером! И почему гер Триммель до сих пор его не повесил…

— Давно Фаррена надо под трибунал, гер Ласин, — сказал первый, пока расчёсывал волосы и готовился к совещанию.

— Полностью согласен, — поддержал Цимекс. — Один из лучших называется… Какой он пример подаёт остальным?

— Вот именно, — подытожил Ласин, и офицеры вышли из уборной, где мы наконец-то остались одни.

— Я тебя сейчас так накажу, Актия, что ходить будет тяжко, — я сжал мягкие женственные щёки и приставил светловолосую голову к стенке кабинки.

Актия улыбалась в предвкушении. Разум куда-то улетучился, а обычную адекватную девушку будто подменили. Она начала шептать:

— Прошу… Накажи меня посильнее…

— Какие же вы иногда странные… глупые мазохистки…

— Это просто ты довёл меня своим запахом… — Актия начала ныть и оправдываться. — Я ведьма похоти и не могу сдерживаться, когда передо мной столь огромный сосуд…

«Ведьма похоти? У них ещё и иерархия есть?»

— Ты достала нести чушь… но раз уж тебе так не терпится, то… Я удовлетворю твои постыдные желания, извращенка. Так сильно вспотела от того, что нас чуть не застукали… Какой позор. Надеюсь, что ты облегчишь мою ношу…

— Мгм-м-м! Мхгм! — Актия одобрительно промычала.

— Знаешь, Актия… а ты подросла, — и мы страстно слились воедино.

Я часто видел, как одни люди с готовностью склоняют головы перед авторитетом, в то время как другие их не признают. Раз за разом разум всё чётче понимал, что есть те, кто находит умиротворение в подчинении и есть те, кто получает особое удовольствие в самоунижении. И всё потому, что быт раба по-своему освобождал людей от бремени ответственности и возвращал в детство, где нужно было лишь подчиняться родителям.

Для таких людей подчинение — это путь наименьшего сопротивления, что позволял плыть по течению. Рабство давало возможность не испытывать терзаний выбора и приносило слабым людям особое облегчение и попросту экономило силы.

«Почему она так хочет мне подчиняться? Не уж то Актия глубоко внутри хочет вернуться к быту рабыни? Хм… Или она просто увидела во мне сводного брата, которого потеряла?»

Однако, не смотря на все, я понимал всю опасность столь нестабильного образа мыслей. Головой я понимал — слепое повиновение всегда приводило к потере собственной индивидуальности и человечности.

Правда, с другой стороны, были и те, чья жажда власти пылала ярким пламенем. Такие стремились повелевать, диктовать волю и подчинять других личным прихотям.

Доминирование было источником силы и садистского удовлетворения для многих великих военачальников. Но я видел, как легко эта страсть может обернуться тиранией и жестокостью, если чувствам не будет положено разумных пределов. Поэтому даже, когда тело получало невероятное удовольствие от доминации, разум тихо презирал извращённую плоть за столь низкое чувство.

Спустя время, Актия наконец насытилась, постаралась смыть с себя грязь, оделась и поспешила за мной на мероприятие. Я особо не прихорашивался, вышел и подождал подружку снаружи около зала совещаний, а после мы распахнули дверцы вместе.

Громкий звук петель эхом разнесся по просторному залу. Головы высокопоставленных офицеров и советников дружно обернулись. Мы застыли на пороге, ощутив десятки недовольных взглядов.

Сквозь ледяную тишину пришлось двинуться вперед. Шаги гулко отдавались от каменных плит пола. Глаза присутствующих следили за каждым размеренным движением. Я ощущал отвратительные и презрительные взоры, что изучали и осуждали меня. Некоторые советники даже не потрудились скрыть презрение и прямо мимикой высказывали враждебность, откровенно кривили губы в насмешливых ухмылках.

Я старался держать голову прямо, чтобы не оставить поводов для дальнейших упрёков. Актия же шла аккуратно, сохраняла непроницаемое выражение лица и притворялась, что не замечала окружающих. Мы прошли сквозь строй высокомерных взглядов, как две скалы, что бросили вызов штормовым волнам.

Наконец, тела достигли пустых мест на первом ряду. Актия грациозно опустилась на жесткое кресло. Я последовал примеру, сел и старался не смотреть по сторонам. Лишь когда мы заняли места, напряженная тишина была нарушена бормотанием и шепотками.

Ни я, ни Актия не дрогнули под градом немого осуждения. Мы были воинами, что закалились в битвах, а презрение придворных крыс было лишь слабым ветерком по сравнению с ураганами, что нам — боевым офицерам, довелось пережить.

— Итак… — голос, как мягкий пух тополя, озарил зал. Ярия мгновенно захватила зал. — Припозднившиеся наконец-то изволили поощрить нас прибытием… За сим я рада молвить ныне и далее. По разумению моему, я молвлю о дальнейшей благости и о доброчестии… Нет ничего лишённого смысла в мире этом, поэтому я, тоже являясь благочестной и учтивой, как сам мир, изволю опустить глубокую вину этих двух перед нами.

«Опять этот конченный говор… Теперь понятно почему прошлое собрание шло целых два часа…»

— Я изъявляю о глубокой задумчивости королевы Кристализ по вопросу военной подготовки. Она поведала мне о возложенной на плечи гер Триммеля задаче, и я осмыслила и изволила ей, что желаю молвить о возможности подсобить, — Ярию было просто невозможно слушать.

Вдруг, меня в бок толкнул Гермис:

— Где попить, Фаррен? Я же попросил… — прошептал он.

— Прости. Совсем забыл… Был занят. Актия…

Вдруг Ласин, что тоже сидел на первом ряду через три кресла от нас, неожиданно встал и начал представление:

— Госпожа Ярия, посмотрите! Он вообще плевать хотел на ваши слова! Опять шепчется на первом ряду! Прямо перед вашим носом!

«Да как же ты задолбал Ласин…»

Я встал, как подобает провинившемуся, и со стойкостью воина с каменным лицом, ожидал новых оскорблений и упрёков.

— Гер Ласин, благодарю вас за уместное замечание, но нужно ведать, что у гер Фаррена явленно что-то случилось, раз он изволил явится на вече с поломанной рукой.

— Этот идиот сломал два пальца, когда бил брата в лесу! Мне пришлось вызывать доктора, чтобы он осмотрел фон Кригеров после того, как они оба упали без сознания прямо передо мной! Это просто урод и садист, который чуть не убил своего родного брата!

— Это истинно, гер Фаррен? — спросила Ярия с жалостью.

Я глубоко вздохнул.

— Ласин выставляет меня насильником, садистом и последним злодеем перед вами, не так ли? — я обратился в зал. Поднялся презрительный шёпот. — Но ведь я ничего злобного из себя не представляю.

— Но ты ведь… — я перебил Ласина:

— Я может и не самый добрый и учтивый, но всё же… Имею хоть какие-то чувства. Да, как многие, наверное, слышали, я убил офицера голыми руками… Но мне же пришлось в искупление вины приютить его семью! И теперь я буду должен передать своё наследство вдове того несчастного офицера… Я не злодей и совсем не такой, как вы думаете. Ведь вы даже не знаете, зачем я здесь на самом деле!

— Разве не по воле Кристализ вы изволили явиться на вече? — удивлённо спросила Ярия.

— Нет. Я забыл прочитать почту, когда направлялся в Сориф по другой более веской причине. Я не по воле Кристализ появился в этом зале, уж поверьте.

Понялся гул. Люди негодовали и смотрели на меня с ещё большим гневом.

— Какой же бред несёт этот ублюдок… — шептал один.

— Что может быть глупее, чем отговорка, что не прочитал почту? А если война? Тоже будет говорить, что не видел письма? — шептал второй. Но кто-то из зала всё же засомневался в правдивости слухов.

«А я думал, что слухи играют мне на руку, когда придумал с Ауранцией столь гениальный план… Хе. Иронично».

— Что за причина принудила вас к посещению Сорифа, гер Фаррен? — Ярия посмотрела на меня с интересом.

Вдруг Гермис поднялся и сам ответил на вопрос:

— Причина в больном ребёнке семьи, что он приютил! — лучший генерал обернулся к залу. — Фаррен не отвратительный злодей и садист, каким его рисует глава УОП и королевской гвардии, двух самых отвратительных государственных органов! Ласин почти всегда ненавидел его. Сразу, как мы вернулись из Сталлионграда, он поклялся отомстить Фаррену и…

— Так дело в болеющем малыше… — Ярия поникла. — Не уж то Серая чумка одолела?

— Так точно, госпожа, — Гермис взял меня за шкирку и показал Ярии. — Этот идиот хочет искупить свою вину. Разве тот, кого описывает Ласин хоть как-то похож на человека, что хочет помочь другим или спасти ребёнка от смерти? Ему будет плевать на всех, кроме себя!

— Я образумилась… Благодарю вас, Гермис. Но что же было в Сталлионграде? Почему Ласин столь велико невзлюбил гер Фаррена?

— Госпожа Ярия, я н… — Ласина перебили.

— Разве войско иродов не было разбито? Наше действо не было успешно? — удивлённо расспрашивала Ярия, пока меня передёргивало от говора.

— Всё было успешно, но Фаррену пришлось устранить агента из Империи с грифонского континента. Та девушка была близка с Ласином и…

— Что ты несёшь, Гермис! Этот ублюдок убил её по своей прихоти! — выкрикнул Ласин.

— Так. По моему вразумлению я преступила линию дел, о которых лучше не молвить в зале вече… — Ярия не хотела разводить скандал. — Поэтому извольте воссесть и вразумлять дальше, что я вам, ценные наши гости, собираюсь поведать.

Мы все уселись на места, гул прекратился, а Ласин был удручён настолько, что начал изредка бить кулаком в подлокотник.

«Он явно думает, как меня убить… Вот ведь падаль…»

— Изъявляю вам снова, что игра будет в две недели! Каждому предоставляется по пять тысяч солдат, что мы тщательно отобрали из иродов и преступников, что пригодны к службе! Как изволите ими распорядиться — только ваша воля. Использовать сразу или пользовать только часть против друг друга — всё на ваше изволение! А наградой победителю является желание, что Великая королева Кристализ будет обязана исполнить. Вы можете возжелать всё что угодно, кроме того, что вовлечёт княгиню в уныние или повлияет на политические планы, — Ярия вдруг остановилась и покраснела. — Возможно, что Кристализ даже изволит провести ночь с тем, кто будет лучшим… Если на то, конечно, будет ваша воля. А также она изволила поведать мне о том, что готова одарить сильнейшего владыку армии званием Хайвсмаршала! И после всего… Она самолично вознаградит медалью сильнейшего перед всей страной!

Вдруг зал стал поистине оживлённым. Слова Ярии повисли в воздухе, как искра, что пала на сухой хворост. Намек на возможность провести ночь с самой Кристализ мгновенно воспламенил страсти, что дремали в сердцах присутствующих. Наградой была владычица всей Гегемонии, а может даже и следующая Великая королева и слава немыслимого масштаба в придачу.

Зал кипел от эмоций. В одно мгновение он преобразился из царства напряженной тишины и презрения в арену клокочущих чувств. Офицеры и советники, что мгновением ранее гордо восседали в величественном молчании, ожили, как мраморные изваяния, в которые вдохнули жизнь.

Воздух полнился гулом голосов, перешептываниями и возбужденными вздохами. Некоторые мужчины позабыли о сдержанности и принялись хватать друг друга за рукава. Одни перешучивались и расхваливали личные воинские таланты, другие же, чьи глаза загорелись алчным огнем, принялись оценивающе разглядывать соперников, а остальные прикинули шансы на победу тех или иных военачальников.

Несколько советниц, чьи лица пылали от смущения, отвернулись, пытаясь скрыть бурную реакцию на столь непристойное предложение. Однако большинство не смогло сдержать порыва и разразилось гоготом, который сотрясал стены зала.

Лишь немногие, подобно мне и Гермису, сохранили безмятежное спокойствие и не поддались всеобщему возбуждению от жажды власти. Я остался незыблемой скалой среди бушующего моря страстей, ведь понимал, что даже самые заманчивые обещания не должны ослеплять истинного воина.

— А мне больше нравится Ауранция… — прошептал я про себя, когда Гермис обернулся и начал опять доставать вопросами.

— Тоже не в восторге от перспективы стать её рабом? — спросил Гермис.

— Знаешь, отчасти мы все порабощены ею… — я намекал другу на наше положение, где мы не могли просто так покинуть страну и не имели права быть сами собой.

— И всё из-за этого дебила, — пробормотал Гермис.

«Торрен не виноват в её безумии, идиот…»

— О чём это вы двое шепчитесь? — возбуждённо спросила Актия. — Разве вам не хотелось бы провести ночь со столь великой особой?

— А тебе явно не хватило, как я погляжу… — Актия улыбнулась.

— Она опять на тебя набросилась? — удручённо спросил Гермис.

Я промолчал и добавил:

— Мы станем врагами. Пусть это всего лишь на две недели, но…

— Что ты несёшь? Думаешь я настолько сильно хочу к Кристализ в постель, что стану твоим врагом? — здесь я замер в удивлении. — Сыграем в шахматы и решим, будешь ли ты мне должен после того, как я тебе поддамся или даже передам своих людей, кто знает…

— Гермис, ты серьёзно? — я посмотрел на него с интересом.

— Да, я абсолютно серьёзен, — он вновь непонимающе взглянул на Актию.

— Тогда договорились.

Для меня наш уговор не был простым соревнованием за уважение. Шахматы представляли квинтэссенцию военной стратегии. Искусство просчитывать ходы наперед, предугадывать намерения противника и жертвовать фигурами ради достижения победы. Эта игра отражала мастерство войны.

Я понимал, что для Гермиса награда, что была обещана королевой, не имела никакого значения, но разум не был уверен в честности лучшего генерала на все сто.

«Я знаю Гермиса лучше всех. Он воин до мозга и костей, для которого истинной наградой всегда была возможность сразиться с достойным соперником. Но это может быть и уловкой…» — но я всё равно поверил другу.

Правила военных игр были простыми: с помощью солдат-заключённых уничтожить противника или захватить ключевую точку и окопаться там. Всего один день на атаку или защиту, смотря какой приказ. Новейшие средства связи, 12 стволов артиллерии, пять сотен крупнокалиберных зарядов и семь лёгких танков Пантера III — вполне достойное снаряжение, что выдавали каждому генералу армии. Всего в игре приняли участие двенадцать главнокомандующих и сотни более мелких помощников и офицеров, что нам помогали.

Всё действо проходило на безжизненной земле рядом с ульем-кладбищем Ларкорникса, под присмотром почти всей армии. Заключенные были осведомлены, что им не сбежать, а тем, кто выживет и победит — обещали свободу, помилование и достойную жизнь ветерана.

Я не приветствовал использование заключённых на войне, но из-за того, что после окончания междоусобных войн осталось слишком много военнопленных, что готовы пойти и дальше воевать — это был лучший способ уменьшить нагрузку на тюрьмы. Но каждый заключённый отнимал деньги и время, поэтому даже такие арестанты, что могли пойти пушечным мясом, были Кристализ не нужны.

«Но это всё равно люди…»

После громкого совещания мы решили не ждать машины, что отвезёт всех в гостиницу. Вместо этого я решил переместиться в небольшую библиотеку, чтобы не терять время и предложил Гермису сыграть партию в шахматы прямо там.

Вокруг доски собралась большая толпа из чиновников, офицеров и других лиц. Поднялся шёпот:

— … поэтому Гермис лучший. Он его по стенке размажет, — пробормотал первый.

— Гер Фаррен участвовал в чемпионате Всеполиса и занял там первое место. Он не может проиграть, — отвечал второй.

— Господин Гермис имеет титул мирового мастера. Что какой-то турнир во Всеполисе может решать?

— Гер Фаррен вполне может получить любой титул, даже гроссмейстера. Он просто не хочет почему-то этим заниматься.

— Что? Как это? Может он просто притворяется, что настолько хорош? — встряла третья.

— Гер Фаррена не привлекают любые титулы, кроме воинских. Они напоминают генералу о дворянах. О тех ничтожных тварях, из-за которых страна была погружена в гражданскую войну.

— То есть он гроссмейстер, но скрывает свою силу? — я не выдержал.

— Да заткнитесь уже!!! Что за привычка… — люди, что собрались вокруг, весьма напрягали и не давали сконцентрироваться.

— Спокойно, Фаррен. Это же твои будущие фанаты, — сказал Гермис и сел напротив. — Где там уже фигурки? У вас что, реально доска и фигуры отдельно лежат?

После какая-то девушка принесла необходимые для игры деревянные фигурки, и мы приступили к делу. Пока расставляли солдат на доске, разум уже прокручивал в голове возможные сценарии развития партии. Опытный взгляд оценивал каждую пешку, каждую ладью, просчитывал все потенциальные развязки в грядущем сражении. Я знал, что Гермис будет стараться ввести меня в заблуждение, будет применять уловки и хитрости.

«Этот ни за что не будет играть стандартно…»

Для меня партия была не просто игрой, но настоящим испытанием воинского духа и стратегического мышления. Я намеревался сражаться изо всех сил.

Рядом стоял Эрвин. Брат как обычно безмолвно и безэмоционально ожидал, когда же начнётся игра. Когда пришло время я кротко кивнул брату и улыбнулся, а после сказал:

— Бери уже пешки в руки, Гермис — он встрепенулся и понял, что сдлучайно заставил всех ждать.

— Ах, да… у тебя же гипс. Хе… Ну хоть левой тебе будет удобнее нажимать на часы, — Гермис взял две пешки и перемешал их за спиной. Мне нужно было угадать, где белая, потому что они немного, буквально на полпроцента казались сильнее чёрных.

— В левой, — я ошибся.

— Тц… — цокнул Эрвин за спиной. Актия вдруг повисла на плечах Гермиса и что-то прошептала.

Все вокруг захлопали после того, как были выбраны стороны, а после в предвкушении стали наблюдать за партией. На часах было по пятнадцать минут. Я посмотрел Гермису в глаза. И вдруг он ехидно заулыбался.

— Ну что ж… Готов? — Гермис протянул руку. Я пожал её с обратной стороны свободной левой.

— Всегда готов.

Он пошёл пешкой на g4.

«Значит я был прав. Гробовая атака», — так называлась стратегия, где белые провоцируют оппонента забрать пешку и тем самым переигрывают соперника ловушками, если тот поведётся или сделает лишнее действие.

— Как тебе первый ход? — он улыбался, как ребёнок.

— Ты не забыл, что разговаривать при игре — это плохой тон? — я сходил стандартно на d5.

— Мы не на турнире, можно и расслабиться, — он ответил ладьёй на g2.

Вышел конь c6, Гермис ответил пешкой на c4. Я стандартно задвинул пешку вперёд, он сходил на d3 и я наконец смог забрать пешку на g4 ладьёй. Гермис решил продолжить нападение и стал выцеливать коня, но я был непреклонен и сходил на a6 для профилактики. Каждый ход сопровождался ударом по кнопке на часах, что таймером отсчитывали отведённое нам время.

Постепенно мы дошли до эндшпиля — так называлась поздняя стадия игры. Мой перевес был незначителен всего в одну пешку, но с каждым разменом фигурами и с каждой новой взаимной угрозой, приближался момент, когда останутся лишь самые слабые фигуры.

Вдруг я выдвинул короля вперёд.

— Не рановато ли ты вышел? Ещё две ладьи и конь… — спросил Гермис и перекрыл мне дальнейший выход.

— Знаешь… Когда король не поспевает за поддаными, то это всегда чревато катастрофой, — я понял, что он ошибся и подставился, хотя ему было всё равно.

«Он будто специально поддавался…»

Гермис нахмурился.

— Война — это не шахматы, Фаррен. В игре есть правила, на войне же их нет.

— Прости, но ты ошибаешься. Что в войне, что в шахматах мы побеждаем само время и куем свою судьбу. В этой прекрасной игре раскрывается смысл самой жизни и если ты этого не понимаешь, то мне тебя жаль.

«Гермис не мог допустить столько глупых ошибок. Он поддаётся».

Всего мгновение назад мы играли на равных. Но спустя время я уже четко видел перед собой мат в пять ходов и покачал головой. Меня волновало лишь то, что на лице врага не было и следа беспокойства.

«Гермис не мог не заметить этого идиотского мата. Это лицо меня просто бесит!»

Невольно на мне проявилась презрительная ухмылка. Я наконец понял, что Гермис задумал.

«Вся эта толпа вокруг, обещание помощи в предстоящих военных играх, гробовая атака — это просто представление. Если ты думаешь, что я поддамся на подобное искушение, то ни за что! Я, Фаррен фон Кригер, не нуждаюсь в чьей-либо жалости. А вот ты Гермис…»

Я протянул ему руку и улыбнулся со страшным презрением.

— Ничья? — Гермис был поражен услышанным.

— Мы ещё можем продолжить игру… — он пытался не подавать виду, что всё пошло не по плану.

— Ты же видишь, что партия завершена, — я настаивал.

По толпе пошли перешептывания. Эти глупцы явно не могли понять, что происходит. Актия прижалась к Гермису и с любопытством посмотрела на доску. Его лицо было наполнено сомнениями.

— Дружеская ничья. Давай же, Гермис, — я держал перед собой руку и ждал.

— Ладно… Т-то есть, конечно! Друг… — Гермис кивнул и принял ничью.

Толпа захлопала, аплодисменты озарили помещение. Никто из присутствующих не был профессиональным шахматистом, так что для окружающих мой жест выглядел, как порыв истинной дружбы.

Только вот на самом деле шахматы были истинным полем боя, где проходила битва умов, воли и мудрости. И на самом деле я вновь победил. Пришлось подтянуть Гермиса слегка поближе и тихонечко сказать:

— А раз мы друзья, то заслуживаем равного отношения друг к другу. Но ещё раз ты так поддашься, Гермис… я тебя со всей силы ударю прямо в твой носик, ты меня понял?

— П-прости, Фаррен, я думал, что тебе…

— Мне не нужна твоя жалость.

Я отпустил руку, улыбнулся и похлопал Гермиса по плечу. Он кивнул и слегка расслабился, но всё равно можно было заметить легкий оттенок печали.

«В конце концов, истинная победа оказалась за мной. Но как же он умён… Только вот я не принимаю милостыню».

Вдруг Эрвин зашевелился и одобрительно положил руку на плечо.

— Хорош, брат.

«Не уж то он понял, что на самом деле произошло?»

Люди ещё больше встрепенулись и подняли гул. Сердца зрителей, что стали свидетелями партии, забились в унисон. Глупая толпа была охвачена единым порывом эмоций, пока я глубоко внутри смеялся над их дуростью.

Для одних этот жест был воплощением истинной дружбы, а для других лишь издевательством и игрой на публику садиста и отвратительного человека. Но в большинстве взгляды зевак смягчились, а губы разомкнулись в восхищении.

Когда они узрели, как два закаленных в боях воина признают равенство друг друга вопреки исходу игры, то просто не смогли не признать мою доброту. Другие же ощутили прилив отвращения, ведь им открылась истина.

Я одержал верх и не возгордился, а даже наоборот проявил эмпатию к другу. По крайней мере именно так должно было мыслить большинство. Я увидел, как дрожащие ладони некоторых невольно сжались в кулаки, а головы вздымались от чрезмерной гордости. Но были и такие, чьи суровые лица дрогнули в изумлении от столь неожиданного поступка.

Восхищённые брови изогнулись дугами недоумения. Люди шептали:

— Разве может военачальник поступать столь великодушно на поле брани?

— Похоже они так и на играх будут брататься… — и были абсолютно правы.

— Если они так поступят, то это будет считаться жульничеством. Ярия не одобрит мухлёж, — встрял третий.

«А вот это мы ещё посмотрим».

— Но ведь не было сказано о том, что нельзя будет помогать друг другу… — добавил сомнений второй.

— Заткнитесь уже… Что за постоянный бубнёж… — сказал я и поднялся с места. — Прямо передо мной шепчитесь, вам не стыдно? Как дети малые…

— Да забей ты на них, Фаррен, — пробормотал Эрвин и повис на шее. — Пойдём на улицу. Нас скорее всего уже ждут.

— Поедем вместе или как? — спросила Актия и уставилась на Эрвина. — Кстати, Гермис… Не ожидала, что ты разрешишь Рыжему палачу пройти на базу.

Они о чём-то беседовали втроём, пока я смотрел, как две персоны в строгих костюмах медленно подходят ближе. Я сразу разглядел паразиток, что прибыли из Торговой федерации.

Прошло секунд тридцать, как они встали передо мной. Троица шла впереди, пока мы стояли друг напротив друга и молчали.

— Приветствуем вас, дорогой генерал фон Кригер, — прервала неловкую тишину беловолосая.

— Что вам нужно? И кто вас пропустил на военный объект?

— Не хотите исцелить вашу руку? — сказала вторая.

— Конечно хочу, но не думаю, что в стране есть хоть кто-то, кто может мне помочь, — я потёр гипс. — У нас здесь не Вестрия.

— Тогда почему бы вам не проследовать за нами? Нужно будет вернуться в научный центр… — беловолосая наклонилась поближе. Запахло вкусными духами. Девушка достала документ и предъявила бумаги. — Вот приказ Кристализ.

— Хм… Ну что ж… Если это приказ, то я не могу отказаться. Пойдёмте. Мне даже интересно чем же вы можете помочь, — мы вышли на улицу, но вдруг меня остановил Гермис.

— Эй! Фаррен! Что это за девушки в галстуках? — Гермис подошёл и толкнул беловолосую.

— Ай! Аккуратнее… — пробубнила она.

— Гермис, это вроде как бизнесгрифки из Торговой федерации. Я ведь прав? — я посмотрел на девушек с презрением.

— Да, всё так, гер Фаррен. Мы прибыли из Скайфола для того, чтобы обсудить некоторые детали с вами и королевой Ярией. Недавно мы получили разрешение забрать гер Фаррена на другой континент, но без личного желания не получиться, сами понимаете. Тем более оказалось, что Ярия проводит военные игры и вы будете немного заняты.

— Эй, Актия! Эрвин! Вы когда-нибудь видели этих двух? — Эрвин покачал головой, а Актия неожиданно присмотрелась.

— Да, я их знаю, — сказала она и улыбнулась. — Эти двое в прошлый раз приезжали, чтобы забрать Хайвсмаршала Синовиала.

— Это который сейчас на грифоньем континенте, как атташе? — Гермис был удивлён. — Что уехал вместе с Транксом, да?

— Я бы сказала, что он там в изгнании за дурной язык, вместе с тем тусовщиком, но да ты прав. Он сейчас на континенте грифонов. Учится в Империи искусству войны. Хотя чему учиться у дегенератов я не знаю…

— Слушайте, — вдруг встряла вторая с тёмными волосами. — Нам вообще-то пора. И да, мы конечно же не заберём Фаррена до конца военных игр, но с рукой надо что-то делать. Сами понимаете… Бракованный товар Канцлер не покупает.

— Ладно, — пробубнил Гермис. — Но ты там поаккуратнее, хорошо Фаррен?

— Ладно, Гермис. Не беспокойся за меня и спасибо за заботу, — я сел в машину к двум грифонийкам и мы отправились в путь.

«А беленькая довольно милая… Она прямо как Аня. Интересно, за сколько её можно купить?»

Далеко позади базы я увидел, как заключённые стоят на коленях с руками за головой. Преступников расстреливали и сбрасывали в яму. Вдруг я увидел, что за офицерами стоял Ласин… и командовал открыть огонь.

«Его лицо так и кричит, что жизнь не прощает слабости… Какой же идиот».

Большая и желанная фигура Ярии излучала власть и решимость. Королева будто собиралась повести нас в самое сердце запретного знания. Грациозным жестом она приоткрыла потайную дверь, что была скрыта за книжными полками и учтиво сказала:

— Прошу за мной.

Массивные створки со скрипом раздвинулись и открыли путь в темный коридор, что был устлан каменными плитами. Я ощутил, как меня охватило предвкушение. Разум понимал, что мы вошли в особую запретную зону, куда редко ступала нога простого смертного.

Ярия взяла с собой лампу, что висела неподалёку. Трепетный свет осветил путь вниз, в глубины подземелья. Мы двинулись вперед и проследовали за королевой по извилистому лабиринту.

Стены, казалось, сочились древними тайнами. Мира и Аста шли по бокам, пока беглые шаги отдавались гулким эхом в каменных коридорах.

Мы спускались все ниже и ниже, проходили сквозь комнаты, где механические чудовища, порожденные гением ученых, замерли в ожидании пробуждения. Постепенно мы перешли в коридоры, где были слышны крики от страшных мук испытуемых.

Я ощутил взгляды стальных исполинов, чьи глаза-линзы, казалось, следили за каждым шагом. Разум пытался разглядеть, что происходит внутри помещений через большие невидимые окна, но почти везде стекло было слишком мутным. Как вдруг перед нами появилась девушка в халате, что была чем-то похожа на королеву.

— Здравствуйте, госпожа. Вот результаты последних испытаний и… вижу вы привели гостей. Не думаете, что им опасно здесь находиться?

— Здравствуй, Герань. Не переживай за милейших, я изволю подарить им кое-что после чего гостям точно не захочется меня оприходовать. Только если Фаррен захочет, то… — она замолчала и засмущалась.

Я не понял, что она имела ввиду, так как говор меня окончательно достал.

— А также я уверена, что они те самые новые союзники.

— Всё как она говорила… Это и вправду невероятно, госпожа, — девушка-учёная была очень восхищена.

«О чём они вообще?»

— Хотите, чтобы я подготовила образец 987? — она забрала бумаги.

— Да, дорогуша. Пожалуйста, оставь его в лаборатории, — Ярия нежно погладила меня по спине. Девушки немного смутились. — Вы пили когда-нибудь Сорифское вино, Владыка Фаррен?

— Я пью его почти каждый день.

— То есть, вы уже скорее всего переполнены агапэ… Очень хорошо.

— Что вы имеете ввиду? — я ужаснулся не на шутку.

— Я убеждена, что вскорости ты самостоятельно придёшь к ответу… — она погладила нежные тёмные волосы. — Претендент.

Я был в смятении от непонятных слов, но не переставал идти.

«Не уж то все всё знают и один я не понимаю, что происходит?»

Вскоре мы достигли места, где интерьер напоминал дом Матильды. Вдруг я услышал грустный плач ребёнка.

— Это же… Вы что… на детях эксперименты ставите⁈ — я сорвался и проследовал внутрь.

— Нам, к счастью, туда же… — пробубнила отрешённо Ярия и пошла за мной. Внутри пыльного помещения я увидел маленькую девочку в кандалах.

Ушастая милашка, хрупкая, как бутон розы, что ещё не распустился под лучами солнца, сидела на коленках и ждала. Тонкие грязные ручки лежали на ножках. Будто в попытке защититься от жестокого мира, что окружал ее, она печально смотрела в пол и кого-то ждала. Кожа потемнела от грязи, волосы цвета молока рассыпались по худеньким плечикам, контрастировали с холодной землёй.

Глаза были наполнены невинным непониманием и походили на два милейших омута. В них отражались все страдания, что пришлось преодолеть малышке.

Когда девочка посмотрела на меня со слезами на глазах, в чистом взгляде промелькнула надежда. Но яркая искра тут же погасла, когда маленькая зверолюдка увидела Ярию.

Малышка осознала, что мольбы о спасении вновь останутся безответными. Голос, хрупкий и дрожащий, как звук колокольчика на ветру, разнесся по залу и пробрался в самые потаенные уголки души. В просьбе слышались нотки отчаяния и безысходности, которые могли бы разбить сердце даже самого бесчувственного человека:

— Дядя, вы тоже пришли меня обижать? — она выглядела, как маленькая кошечка, которую забыли покормить и приласкать.

Я увидел перед собой не просто ребенка, но воплощение невинности. Девочку, что была безжалостно растоптана жестокостью взрослого мира.

— Ярия, что у тебя здесь вообще происходит⁈ Ты совсем конченная? — я взял королеву за шкирку, как последнюю шлюху и прижал большое и мягкое тело к стене. Но Ярия в ответ лишь странно улыбнулась. — Ты знаешь, что за торговлю людьми с тобой сделают⁈ Будь сейчас война, я бы тебя расстрелял на месте, ты это понимаешь⁈

— Я вразумляю, но… — она говорила тихо и со знакомым самокопанием в тоне. — Эта девочка может исцелять раны и похуже…

Я вообще не понял, что она несёт.

— Ч-что? О чём ты вообще?

— Её зовут Редиант. Ты, возможно, слышал о целительнице, что недавно излечила архонта Эпоса из Грифонской империи… Так вот, она прямо перед тобой.

— Но почему она в кандалах⁈ Ты совсем с ума сошла держать ребёнка в таких условиях⁈ — если бы я сорвался, то уверен: пристрелил бы её. В тот момент я плевать хотел на любые последствия. — Ты знаешь, что ты совершаешь самое мерзкое и отвратительное преступление, которое только может быть, Ярия?

Девочка ещё сильнее заплакала. Бизнесгрифки подбежали к малышке и начали успокаивать.

— И это она тоже предвидела… Ой-ёй… — пробормотала Ярия спокойным тоном.

— Что⁈ — я стал чуть жёстче и сильнее прижал Ярию к стене. — Отвечай, почему у тебя здесь маленький ребёнок в кандалах или я тебя сейчас пристрелю.

— Владыка Фаррен, я молвлю всё как есть… — ей было совершенно всё равно на угрозы. — Малышка прибыла только позавчера, когда я пребывала в улье-кладбище Ларкорниксе. Мне не изволили доставить телеграмму или передать письмо, ведь я находилась на секретном месте по велению королевы Ауранции. Только сегодня утром мне поведали о том, что Редиант наконец-то доставили к нам в целости и в совершенной сохранности.

— Это, по-твоему, оправдывает тебя? У тебя было целых два дня, чтобы твои люди дали ей хотя бы нормальную одежду. Откуда вы её взяли? Третий континент, я ведь прав?

— Да… Я извела так много сил, чтобы отобрать Редиант из рук унизительных и ничтожных рабовладельцев, что обижали малышку-целительницу…

Я медленно обомлел, ведь в голове сложилась картинка. Ярия неделю назад пыталась обсудить что-то с Ауранцией, что королеве Ликтиды сильно не понравилось. Аура не стала со мной говорить о таком пустяке, но я всё же разузнал, что диалог был о рабыне из «нищего» континента. И только сейчас я понял, о чём именно была речь.

— Значит… Вот куда ты хотела затянуть Ауру, — я отпустил Ярию, когда в моменте понял, что натворил. Королева нежно улыбнулась. — Получается вы спасли Редиант от рабства, а я… неправильно вас понял…

Страх охватил меня с ног, до головы. Я совершил непростительный грех, когда так жёстко начал буквально издеваться над особой королевских кровей. Горло рефлекторно сглотнуло и мне резко поплохело.

«Что же я наделал…»

— Г-госпожа, умоляю… Простите моё невежество, — только я хотел опуститься перед ней на колени и молить о пощаде, как вдруг Ярия меня подхватила и нежно обняла.

— Не нужно прибедняться, Владыка. Изволите подсобить мне делом, когда придёт время, и мы будем в расчёте, хорошо? — я кротко кивнул. — Как же мне любвеобильны такие хорошие мальчики, как ты, Фаррен… Теперь я вразумляю, почему ты так дорог Ауранции…

Девушки, что сидели рядом с малышкой, были в тотальном смятении и молчали, пока я разбирался с Ярией. Прошло ещё полминуты, прежде чем Аста наконец прервала тишину:

— Мда… Весело тут у вас, — бизнесгрифка была в шоке. — Почаще что ли приезжать погостить? Что думаешь, Мира?

— Я-я… Н-ну не знаю, Фаррен вроде извинился, поэтому… в целом…

— Да что ты мямлишь, ей богу, — она обхватила шею беловолосой и начала тискать бедную девочку. — Давай не расслабляйся! Вся ночь впереди.

— Ай-ай, больно Аста!

— Хе-хе, ну так ведь тебе нравится такое, разве я не права? — она по-дружески издевалась над Мирой, что выглядело довольно мило. Но через секунд сорок Аста всё же выдохлась и отстранилась от бедняжки.

— Кстати, Мира… Я очень устала… — дылда протёрла глаза. — Когда мы уже сможем поехать по домам, господин Фаррен? Уж очень всё затянулось…

— Госпожа Ярия, пожалуйста, исцелите мне руку, и мы поедем поспим… — я зевнул. — Уже довольно поздно. И ещё раз извините за такую непростительную грубость. Вы можете рассчитывать на меня.

— Хорошо, Фаррен, — она достала шкатулку с полки, вынула иголку, ватку и какой-то раствор.

— Это что? — я не ожидал увидеть такой набор инструментов. — Разве она не просто приложит руки к месту перелома и…

— Ха… Было бы всё так легко, — Ярия медленно подошла к девочке, подняла маленькую на руки и села на довольно старый диван. — Давай, Редиант, не будь капризной девочкой…

— Нет! Я не хочу… Дядя, помогите мне, пожалуйста… — Редиант явно не хотела слушаться. — Эта тётя опять меня обижает, она мне пальчик укалывает и мне неприятно, потом он болит, когда ватка высыхает…

Она продолжала хныкать. Я сел рядом, взял её руки и посмотрел на пальцы. Там действительно было несколько точек, что оставили совсем недавно.

— Редиант, этому дяде очень нужно исцелить руку. Он изволил посетить тебя ради этого, а также в будущем он будет оберегать тебя и сильно-сильно любить. Именно ты так подсобишь Владыке Фаррену, что он воистину будет молвить за тебя в небесах. Но если же будешь противиться судьбе…

— Хнык-хнык… Хорошо, тетя Ярия, я н-не буду плакать. Я не буду… — она с неохотой вытерла слёзы.

— Вот и хорошо. Давай, я аккуратно уберу гипс у Фаррена, а ты пока изволь успокоиться, хорошо? — Ярия ударила пару раз по верхней части и постепенно убрала белый саркофаг с перелома.

— Тц… — я не ожидал, что рука всё ещё будет болеть.

«Видимо хорошо по Эрвину прилетело…»

Ярия протянула руку и бережно взяла маленькую ладошку Редиант. Королева склонилась над рукой девочки. Губы зашевелились, произносили слова, что были слишком тихими, чтобы я смог их разобрать.

Однако в следующий миг я увидел, как из пальчика появилась алая линия. Девочка не вскрикнула, но бровки слегка сошлись на переносице и выдали едва заметную гримасу неудобства.

К всеобщему изумлению, кровь, что выступила из ранки, засияла как рубин, что поймали в лучах солнца. Королева бережно коснулась перелома кончиками пальцев, и кровь, как по волшебному зову, устремилась внутрь. Десять секунд и алая жидкость образовала причудливый узор, что был похож на паутину.

— Исцеление есть проявление величайшей любви и милосердия, — произнесла Ярия и посмотрела в мои печальные глаза. — А сила Редиант есть ключ, что отворяет дверь в мир, где боль и страдания станут лишь воспоминанием.

— Невероятно… — девушки пребывали в изумлении.

Кровавый узор проникал глубже. Он мерцал подобно звездной россыпи в ночном небе. Я почувствовал, как становлюсь с Редиант одним целым. Кровь окружила ладонь сиянием. Тело пронзила волна тепла, что исходила откуда-то изнутри.

Боль, что терзала руку, начала постепенно утихать и уступила место гармонии. Когда последняя капля необходимой крови слилась с плотью, перелом, что удерживал меня в оковах, наконец, исчез, будто его и не было вовсе.

Я посмотрел на руку и понял, что стал свидетелем истинного исцеления. Разум рефлекторно взглянул на Редиант. Она лежала на диване сильно уставшая и грустная.

И вдруг Аста прервала молчание:

— Вот это да! — а Мира добавила:

— Это было так красиво… — я был несказанно рад тому, что наконец-то мог полноценно пользоваться основной рукой.

«Вот бы так всегда… Поранился — подлечился и как новенький…»

— Ладно, в целом здесь мы закончили, госпожа Ярия… — я сел рядом с Редиант. — А ты, девочка… Ты большая молодец. Спасибо тебе, Редиант.

— П-пожалуйста, дядя Фаррен… — малышке было тяжело даже говорить.

— В следующий раз, как буду у Ярии — обязательно принесу что-нибудь вкусненькое. Здесь тебя по любому кормят невкусным рационом питания, как и военных с охраной, ведь так?

— Да, дядя Фаррен… Еда невкусная, но приходится кушать… — она погрустнела.

— Я принесу тебе столько сладостей, мяса и разных соков, о-о-ой-ё-ёй… Ты потеряешь дар речи, маленькая Редиант. А таскать заставлю всё — Ярию! Накажем эту плохую тётю, да?

Она засмеялась, когда я вдруг начал разговор о Ярии.

— Да, дядя Фаррен тебя накажет! Плохая тетя!

— Ну всё-всё… — успокоил я Редиант. Ярии явно было не до смеха. — Я же шучу и только. И да… нам пора. Спасибо тебе, Редиант. И конечно же вам, Ярия.

«Редиант… Никогда не забуду это имя».

Мы вышли в коридоры, где Ярия недавно встретила помощницу.

— Сейчас в гостиницу или как? — вдруг спросила Аста.

— А куда ты хочешь?

— Поехали в кафе заедем может? — вдруг Ярия нас прервала:

— Вы забыли испить мой подарок, — она зашла в какое-то подобие лаборатории и вынула из холодильника две колбы с красной жижей.

— Это что? — спросила Мира.

— Это образцы нового особого вина с агапэ. Вы двое изволите пить или осядете здесь навечно, — Ярия прозвучала довольно устрашающе.

— Ух, ну ладно, госпожа Ярия. Не думаю, что вы настолько глупы, чтобы отравить нас, — девушки подняли колбы, чокнулись и выпили.

Вдруг беленькую охватила похоть невероятной силы. Мира буквально дрожала, а после взяла и неожиданно поцеловала меня. Она как присоска, всё не могла оторваться. Я не ожидал такой реакции на какую-то маленькую колбочку вина, как и Аста, что стояла рядом.

Через мгновение я понял, что она просто чрезмерно восприимчива к агапэ и совсем не виновата в том, что тело вдруг полезло ко мне. Из жалости я постарался забрать всё, что в ней накопилось так, как мог.

Я прибегал к этому методу очень редко, как и все адекватные Меняющиеся, потому что прямое потребление агапэ могло свести с ума и вызвать сильную зависимость. Столь наглое высасывание любви по закону приравнивалось к насилию, но я справился с напором и смог откачать Миру. Через минуты две, та очнулась, откинулась назад и упала прямо в руки к Асте.

— И-извините, я… Я… Н-не…

Все были в тотальном недоумении, кроме Ярии, которая с удовольствием наблюдала и улыбалась. Разразилась тишина, которую мне пришлось нарушить. Я стёр сладкую слюну Миры с усталых губ, отдышался и громко сказал:

— Ярия… Этой больше не наливать!

Мы покинули научный центр и вышли на улицу. Тело окутала приятная ночная прохлада. Небо было усыпано мириадами ярких звезд, а полная луна ярко освещала окрестности мягким сиянием.

Ярия остановилась на мгновение, глубоко вдохнула свежий ночной воздух и сказала аккуратным тоном:

— Прошу прощения за ту малую неловкость с вином. Я не ожидала такой яркой реакции, ведь мыслила, что вы всего лишь ощутите прилив сил, — Аста махнула рукой.

— Ничего страшного, все в порядке, — затем она повернулась к Мире, которая выглядела слегка растерянной после произошедшего инцидента:

— Ты как, в норме? — Мира кивнула и слегка покраснела:

— Да, все хорошо. Спасибо, что помогли, г-господин Фаррен… — я посмотрел на руку и улыбнулся:

— Всегда пожалуйста. Хочу повторить, что очень благодарен вам, госпожа Ярия, за исцеление. Я обязательно верну долг и помогу чем смогу. Только скажите, — Ярия склонила голову в знак признательности:

— Я ценю столь тёплые слова, Фаррен. Но сейчас, я осознаю, что нам всем пора отдохнуть после столь насыщенного вечера. И что пора попрощаться. Прошу, вас на входе уже должен ожидать автомобиль, — я кивнул, и группа направилась к транспорту, чтобы отправиться в гостиницу. — Хорошего пути, дорогие гости. Извольте заходить почаще, госпожа Мира, госпожа Аста и вы… Владыка Фаррен. Приходите ещё.

— Конечно, — сказала Аста и поклонилась.

— Мы ещё обязательно увидимся, госпожа Ярия, — сказал я и поклонился вслед.

«И всё-таки она такая милашка…»

Мы сели в просторный автомобиль. Аста решила, что сама поведёт, а я был не против посидеть рядом с сонной Мирой, что так и норовила упасть на мужественное плечо и уснуть.

Пока мы были в пути, то девочки о чём-то тихонько переговаривались, а я ушёл в размышления.

«Интересно… Что же меня ждет впереди? Как там Аня? И не подрались ли Эрвин и Гермис?»

Беспорядочные мысли медленно охватили разум. Ночь окутала тело успокаивающей тишиной. Я наслаждался моментом умиротворения после всех волнений столь насыщенного дня и всё думал о Ярии:

«И зачем я пообещал ей помочь? Ярия же явно замыслила что-то очень дурное. Ещё эти странные разговоры о какой-то женщине, что всё предвидела… Какой-то бред. Но ладно. Я её сильно обидел, поэтому придётся помогать…»

Через минут пятнадцать Аста довезла нас до гостиницы, где мне неожиданно сказали идти спать вместе с бизнесгрифонийками.

— Как это нельзя заселяться ночью? Я вообще не понимаю, вы же вроде круглосуточно работаете? — мужичок, что стоял за стойкой регистрации, не хотел давать ключи от номера.

— Я ещё раз вам повторяю… Я не имею права заселять кого-либо после комендантского часа. Вы можете выспаться в номере своих спутниц, если изволите.

— Да как же…

— Перестаньте, господин Фаррен, — Аста прервала меня и положила руку на плечо. — Вы поспите вместе с Мирой. Она на вас так смотрит, что это вам будет только на пользу.

Я обернулся и посмотрел Мире в глаза. Девочка покраснела и выглядела так, будто скоро сгорит со стыда, но в тот же момент бизнесгрифка смотрелась, как привлекательная кукла, которую я бы хотел купить.

Мне нравились паразитки, которые к тому же понимают, что девушка должна привлекать ещё и застенчивостью, а не развращённостью. Такие, что стесняются пороков, что могут сорваться, а потом стыдиться, а не ходить как ни в чём не бывало. Именно они были моими фаворитками, а не извращенки, по типу Актии.

«Когда ей стыдно, я так и хочу взять, обнять и заставить Миру быть только моей. Только моей слугой. Мама… Мне так плохо… Я не могу сдержаться и скоро превращусь в этого ублюдка… в моего грёбанного отца…»

— Г-господин Фаррен, не переживайте, я не стану вас… — Мира явно хотела провалиться под землю.

— А что… — я подошёл и медленно погладил девушку по голове. Она так вкусно пахла, что разум одолели постыдные мысли. — Мира, а я не против, чтобы такая хорошая и правильная девочка помогла мне снять стресс.

Она стала красной, как помидор.

— Давайте сейчас вот не надо, хорошо? — прервала нас Аста. — У вас обоих уже мешки под глазами. Выспитесь, а потом занимайтесь чем угодно.

— Ха… Ну пойдёмте тогда спать, а завтра… Мы с тобой продолжим, Мира, — я поблагодарил вахтёра. Через мгновение мы отправились в номер.

Комната была просторной и уютной. Две небольшие кровати, что были разделены небольшим столиком с парой кресел, стояли и манили мягкими подушками. На стенах висели декоративные зеркала в изящных рамах, а на полу был постелен мягкий ковер приятного бежевого оттенка.

Окна были прикрыты плотными шторами, что не пропускали ни единого лучика ночного освещения с улицы. В углу стоял небольшой письменный стол с лампой, что создал вокруг себя уютный уголок для работы или чтения. Рядом с ним располагался миниатюрный холодильник, а на столике лежал буклет с информацией о дополнительных услугах гостиницы.

Ванная комната была отделана керамической плиткой теплых тонов, с большим зеркалом над раковиной и просторной душевой кабиной. На полках аккуратно лежали свежие полотенца и небольшие туалетные принадлежности.

Везде царил порядок, создавая атмосферу уюта и спокойствия. Я и две привлекательные бизнесгрифки вошли в комнату и начали готовиться ко сну.

«Наконец-то смогу отдохнуть в комфортной обстановке».

Мира сняла верхнюю одежду и расстелила кровать, а после аккуратно улеглась под одеяло. Я сразу, как заметил, что она уже приготовилась спать, разделся и влез рядышком к новой тёплой подушке-обнимашке. Рядом с Мирой вкусно пахло сладким яблоком. Было довольно тесно, но неудобство только больше раззадорило тело.

— Хик… Г-господин… Ваша рука…

— Хе… Это не рука, Мира, — я по странному засмеялся. — Это тебе за неожиданный поцелуй! А теперь спи давай. Когда уснёшь, я постараюсь тебя не тревожить, а пока…

Я заставил Миру понервничать, но вместо продолжения обнял мягкое тельце, нежно дунул в покрасневшее от стыда ушко и сказал:

— Теперь ты принадлежишь только… мне, — но через десять минут насмешек над такой милашкой, сон всё же одолел разум, и я провалился в пучину… кошмара.

Выстрел. Перезарядка. Выстрел. Я командовал открыть огонь по заключённым, которых считал врагами государства.

— Огонь! — длинные золотистые волосы мешали наблюдать, как ничтожества, коих я презирал всей душой, падали в ямы и сваривались там в собственном соку. — Открыть огонь!

Но почему-то по щекам вдруг покатились горькие слёзы.

«Ласин».

Вдруг картинка сменилась. Я увидел, как вокруг собрались солдаты, что были в тотальном ужасе от непонимания, что делать дальше. Мы совершили военный переворот во имя Империи. Осталось лишь одно грязное дело.

— Генерал Донкло! Вам необходимо решить судьбу молодого императора! Гровнинг Седьмой погиб и теперь нужно закончить начатое… — они смотрели на меня, как на беспрекословного лидера. Я понимал, что восьмого цикла деградации Империя не выдержит. — Мы пробились сквозь защитников, но скоро, если вы не решите эту проблему… Архонт Эпос прибудет во дворец и…

— Да знаю я! Идиот, не мешай мне думать… — я не нашёл другого варианта. Мальчик не был нужен Империи.

Я вошёл в комнату к молодому владыке всей Грифонии и выстрелил любимчику народа в сердце со слезами на глазах. А когда злые языки во всеуслышание объявили, что Гровер Восьмой мёртв… Я приказал:

— Зачистить улицы. Я разберусь с остальным.

Тогда-то и началась настоящая анархия.

«Донкло».

Я попытался проснуться, но не смог и оказался в следующем сне. Разум ужаснулся и понял, что душа попала в вечный кошмар, который и не собирался заканчиваться.

Я стоял перед девушкой, которой должен был по гроб жизни. Сердце обливалось кровью от представшей картины. Я обязан был убить любимую во имя судьбы.

— Зачем же я… — разум шептал, что я поступаю верно. Так как велит сама судьба. Но мне и в голову не приходило, что будет настолько больно следовать её воле.

Найтстар истекала кровью прямо у меня на глазах. Прекрасная мечта о социалистическом государстве, что защищает простых рабочих пала перед всеобщей волей судьбы.

Вместе мы прошли через многое. С самого начала кровавой гражданской войны в Свордсоне мы боролись бок о бок и добились победы. Но не прошло и месяца, как я собрал сторонников и убил всех, кто был не согласен с судьбой… и со мной.

За спиной стояли тысячи меченосцев с ружьями наголо. Они были готовы исполнить волю. Но я не смог удержаться и всё же заплакал… Упал на колени перед любимой и взял Найтстар за руку.

Она мучалась и медленно угасала. Любимая посмотрела на меня, усмехнулась и передала пачку сигарет, что держала в руке:

— Я никогда бы не подумала, что это будешь ты… Морнинг, — она заговорила из последних сил и иронично улыбнулась. — Но раз это ты… то я счастлива, что хотя бы умру от твоих рук… рядом с тобой…

Я нежно поцеловал её в последний раз. Наши слёзы сплелись воедино. Но рука сама потянулась к пистолету… и в тотальной тишине… прогремел выстрел.

«Морнинг».

Я вновь попытался вырваться из бездны, но провалился в следующий кошмар.

— Я богиня этого мира! И уничтожу любого, кто встанет на пути! Я — Вирра фон Катеринбург, истинная повелительница всей Грифонии! Пха-ха-ха-ха!!! — передо мной разразился взрыв невероятного масштаба. Я в одно мгновение стёрла целый город-крепость с тысячами жителей. — Речкоградская республика будет уничтожена, как и все, кто изволит мне мешать!

Рядом лежали четыре трупа старых друзей, которые осмелились пойти против меня, а позади драгоценные слова слушали тысячи оккультистов и верующих, что томились в глубине родной страны.

— Теперь Магократия и весь мир принадлежит мне. Так восславьте же моё имя! Ибо не существует более Барринской Магократии! Отныне… наша страна будет называться Вирраград! Так восславьте же меня, смертные! Ибо я — истинная богиня этого жалкого мира! Слава мне! Слава Вирре!!!

— Слава богине Вирре!!! Славься Вирраград!!! — кричали хором верующие.

— Слава Вирре!!! Слава Вирре!!! Слава Вирре!!!

— О д-д-да!!! — из меня вырвался страшный демонический дым, который заставил зрачки верующих расшириться. — Как же приятно!!! Слава!!! Мне!!!

«Вирра».

А после я достиг конца. Дна, где почувствовал, что могу оттолкнуться.

Я понимал, что всё постепенно начнёт рано или поздно рушиться. Царство вечности уже поглотило грифонийский континент, а Доктрина истребления уже сожрала «нищие» земли и близлежащие острова… И мне пришлось заставить непослушную рабыню работать.

— Мгнх… Мгхн… П-пожалуйста, г-господин Фаррен… пощадите меня. Умоляю вас… — она молила о милосердии, когда я жестоко бил её прямо перед Редиант.

Удар. Ещё удар.

— Ты откроешь портал или я буду избивать тебя раз за разом, каждый грёбаный день! Пока ты не одумаешься, я не прекращу, ты поняла меня, Спаркл⁈ — я взял девушку в халате учёного за волосы и посмотрел в окровавленное лицо. Разум ощутил невероятную силу, что стремилась сквозь вены наружу.

«Так вот что значит быть правителем…»

Хранительница гармонии неохотно кивнула и сплюнула кровь, что смешалась со слезами.

— Редиант, вылечи её, — я кинул Спаркл к ногам взрослой девушки, которую любил, как родную дочь.

— Д-да господин…

«Пожалуйста, создатель… Спаси меня от этого нескончаемого кошмара…»

Вдруг через мгновение я резко распахнул глаза и наконец-то вырвался из объятий бездны, что никак не желала заканчиваться. Тело покрылось каплями холодного пота, а грудь тяжело вздымалась, будто я только что пробежал изматывающую дистанцию.

Воспоминания о страшном сне постепенно незаметно испарились и заставили сердце биться с менее оглушительной силой. Мозг не хотел умирать, поэтому уничтожил всё, что посетило разум в страшную ночь вечного небытия.

Я глубоко вздохнул и постарался успокоить разбушевавшиеся эмоции. Медленно, но дыхание выравнялось, а напряжение постепенно покинуло тело. Я обвел взглядом комнату и убедился, что нахожусь в безопасности.

Рядом со мной спала Мира. Аккуратное лицо излучало умиротворение и невинность, а грудь так и норовила вывалиться из-под рубашки. Я вспомнил, что обещал не тревожить бизнесгрифку, пока та спит.

«Но если она сама проснётся, то Мире останется винить только себя…» — я приобнял мягкое женское тело и стал ждать.

Дремать пришлось недолго. Пока я безуспешно пытался вспомнить, что именно произошло во сне, Мира неожиданно проснулась и приподнялась. Белоснежные волосы распустились, как водопад.

Я аккуратно обнял и начал тискать глупую паразитку. Мира была в утренней дрёме, когда я начал медленно её любить.

«Такая тёплая и добрая… Как я и думал… Мы друг другу хорошо подходим»

— Господин Фаррен… М-мы разбудим Асту…

— Это ничего… Ведь истинную любовь ничего не остановит.

Я повалил Миру на постель, и мы переспали. Под конец милая девушка не смогла сдержаться и поцеловала уставшие губы также, как в исследовательском центре.

«Ох… Надеюсь не придётся откачивать её ещё раз… Какая же Мира сладкая, просто ужас. Так ведь и с ума сойти можно…»

Мира была счастлива, ведь никогда ещё была близка с таким, как я.

— Знаешь… — она отдышалась и отправилась принять ванну. — Я всегда думала, что, как человек, мне нравится только Аста… но пришёл ты и всё изменилось.

— Очень рад, что я вылечил тебя от столь вырожденческой практики, — она нежно улыбнулась с самоиронией.

«Хм… Не уж то Мира настолько сладкая, потому что она не умеет дружить с парнями? Хмм-м-м…»

— Спасибо, доктор Фаррен за то, что вылечили меня… — она вновь игриво улыбнулась.

«Только вот обидно, что такие милашки скоро уедут… Надо будет что-нибудь придумать».

После страстной ночи мы все по очереди приняли ванну. Когда подсушился и оделся, то направился в коридор, чтобы найти куда заселились Эрвин и остальные. Девушки остались в номере и занялись утренними делами.

Я открыл дверь и вышел, как вдруг меня настиг неприятный сюрприз — неподалёку стоял Ласин. Кислый взгляд был полон недовольства и упрека, а рядом с ним на диванчике располагалась какая-то комиссия учёных. Ласин скрестил руки на груди и, как только заметил меня, то ярко фыркнул.

— И давно вы здесь? — спросил я озадачено.

— Достаточно, чтобы понять, чем вы там занимаетесь, — ответил мужичок в халате учёного, что стоял особняком перед всеми.

«Ласин… Как же ты меня достал…»

— Значит ты вчера встречался с Ярией? — плюнул ядом Ласин. Презрительный голос был резким и требовательным. — Как ты вообще смог нарушить установленные правила, а? Ты — ублюдок…

Я вздохнул, ведь понимал, что я бы неизбежно встретился с последствиями.

«Опять до меня докопался и хочет выставить перед комиссией последним уродом… Что за придурок…»

— Когда я шёл заселяться в гостиницу, то меня остановили две девушки, что прибыли из Грифонского континента. Вроде они представились, как Аста Герцланд и Мира Варнинг. После они предъявили приказ Кристализ и вынудили меня пойти за ними, — я старался не показывать, что раздражен.

— Где твой гипс, Фаррен? — Ласин кружил вокруг, как последний падальщик. — Как ты исцелил руку, урод конченный… Я же специально…

«Так значит из-за этого дегенерата она так болела…»

— Ярия оказала мне неоценимую помощь и исцелила руку, — я вздохнул. — И да. Ещё одно оскорбление я из тебя прямо здесь всю дурь выбью. Ты понял, Ласин?

Он недовольно нахмурился, а падшие глаза сузились. Вдруг за Ласина заступился мужичок в халате:

— Гер Фаррен, вы должны были как минимум понимать, что после такого вас исключат из игр, — по серьёзному лицу я понял, что учёный не шутит. — Мы не можем позволить себе легкомысленно относиться к такому нарушению. Ярия — главная судья и та, кто следит за ходом игр, поэтому никто не должен был с ней не то, что встречаться, а вообще…

— Да пошёл ты, понял? Будет меня отчитывать какой-то старик. Мне вообще наплевать на эти игры. Единственное, что волновало меня до вчерашнего вечера, так это жизнь мальчика Альта, что страдает из-за таких как вы… Дегенератов, что не могут создать дешёвое и эффективное лекарство, — я готов был дать по лицу этим снобам и сжал кулаки. — Мне абсолютно плевать на эти никчёмные игры. Идите выясняйте отношения с Ярией, которая нас приняла.

— Н-но правила…

— Я же говорил, что этот ублюдок — гнилой манипулятор и мошенник! — Ласин ликовал от резкого ответа. На гнилом лице красовалась улыбка. — Исключите его к чертям! Он не достоин принимать участие в столь важном мероприятии!

— Ну ты сам напросился… — я уже попятился вперёд, как вдруг нас прервали.

— Что тут за крики?

Аста и Мира услышали голоса в коридоре и решили выяснить, что происходит. Ласин бросил на бизнесгрифок недовольный взгляд и решил отложить продолжение беседы до более подходящего момента.

«Уже добился своего и убегает… Трусливый падонок…»

— Ох и получишь же ты у меня, сын твари… — пробормотал я.

— Посмотрим, быдло ничтожное… — брякнул Ласин и решил уйти, пока я не раскрошил ему кости. — Пойдёмте, господа. Это зверьё само разберётся исключён ли он из игр или нет… Хотя я думаю, что ответ очевиден.

«Гниль конченная…»

— Что случилось, господин Фаррен? — спросила Мира, когда Ласин пропал с поля зрения. — Комиссия решила, что вы нарушили правила?

— Эти дегенераты не понимают, что решать не им, а королеве Ярии. Нарушил ли я что-то или нет — только ей известно, — Аста зевнула.

— Да не обращайте внимания на таких, как он, господин Фаррен! — она явно была в хорошем настроении. — Таких крыс в Торговой федерации полным-полно! Знаете, что мы с ними делаем?

— И что же? — я был заинтересован.

— Просто устройте ему бойкот, — дылда улыбнулась, ощутив манящее превосходство. — Изолируйте его и он отстанет. Ваша реакция — вот что важно для таких паразитов.

— То есть ты считаешь, что мне просто стоит молча встречать его упрёки? — я скептически взглянул на Асту.

— Ну да…

— Нет, так не пойдёт, — руки рефлекторно скрестились. — Я не буду терпеть выходки этого ничтожного сплетника и в следующий раз дам Ласину по лицу. Будет он разводить грязные слухи…

— Как знаете, господин Фаррен. Моё дело предложить, — она глубоко вздохнула. — Пойдём, Мира! Нам нужно в Дитрисиум ещё заглянуть. В некоторых наших портах начали толкать всякую грязь…

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил я заинтересовано.

— Позже, господин Фаррен. Как насчёт сегодня вечером встретиться у вас в особняке и поговорить обо всём? К тому же я уверена, что комиссия примет решение только ближе к вечеру.

— Хорошая идея, Аста… Э-э-э… Как же там? Ах, да. Герцланд. Хе… Знаешь… а ведь эта фамилия… Не помню, где же я её слышал…

— Она дословно значит «сердечная земля». Эх… Странная фамилия, да? Но так иногда называют столичные земли Грифонской империи.

«Не уж то она намекает, что как-то связана с императорской семьёй?»

— Занятно… Но ладно. Госпожа Аста, прошу, не задерживайтесь и приезжайте вовремя, — я еле заметно поклонился. — Жду вас к шести. А мне пора проведать брата, что должен был заселиться где-то в этой гостинице.

— До встречи, господин Фаррен, — она поклонилась в ответ.

— Д-до встречи… Фаррен… — Мира, как всегда, старалась скрыть постыдное влечение, но получалось так себе. — Надеюсь я вам не доставила неудобств своим эгоистическим…

— Мира… Ты была очень приятным утренним подарком, — я приобнял женственное тело. Она прижалась мягкой частью к немного напряжённым мышцам и вздохнула. — Знаешь, мне очень нравятся такие как ты. Посмотрим, разрешит ли королева Ауранция почаще с тобой видеться. Я всё-таки нуждаюсь в таких молодых и хороших девочках и уже не маленький, чтобы одна только Аура заботилась обо мне.

Она будто почувствовала отвращение, но потом покраснела и поцеловала раненые губы на прощание. Шрам немного зудел и мешал почувствовать полный вкус милашки, но Маффин хорошо заштопал ранку, поэтому кожу щипало недолго.

— Мы ещё обязательно увидимся, господин Фаррен…

Я прошептал неугомонной на ушко:

— Какая же ты сладкая…

А после я написал адрес на бумажке и передал обрывок девушкам. Мы договорились встретиться в шесть вечера. Я сказал, что у особняка их обязательно будут ждать и попрощался со всеми почестями.

«Надеюсь я успею увидеться с Аней и вернуться к шести…»

Когда девушки ушли я по-быстрому спустился вниз, чтобы узнать в какую комнату заехал брат. Гермис и Актия тоже были в гостинице, но до них мне не было дела.

— Приветствую… — я влез к администратору без очереди. Мужичка, что стоял здесь вчера не было на месте, а вместо него за стойкой стоял парень лет двадцати. — Подскажи-ка парнишка, куда заселился мой брат, Эрвин фон Кригер?

— Я не имею права раскрывать личные данные клиентов… — я немного разозлился.

— Какие личные данные? О чём речь? Я хочу узнать, куда заселился мой брат, а не какой-то незнакомец, — я начал сверлить тугодума взглядом. Из очереди, что шла прямо к дверям, кто-то начал нервничать:

— Ну сколько можно! Давайте как-нибудь быстрее там! — парнишка явно не знал, как поступить.

— Л-ладно, гер Кригер… Он в двести шестом одиночном номере. Прошу, никому не говорите, что я вам об этом сказал. Иначе меня уволят, — прошептал паренёк и принялся дальше заселять гостей.

— Уважаю адекватных. Таких, как ты. Спасибо, парень, — я похлопал по слабенькому плечу и направился на второй этаж. Мысли сосредоточились на предстоящей встрече с братом.

«Как же Эрвин будет рад покинуть этот грязный и холодный регион…»

Я прошёл по узкому коридору и остановился перед дверью с номером 206.

«Надеюсь он не завалил кого-то в постель с утра пораньше…»

Спустя десять секунд раздумий, я постучал. Прошло несколько мгновений, как дверь отворилась, и на пороге появился сонный Эрвин.

— Рад тебя видеть… — он зевнул и жестом пригласил зайти.

Я вошел в скромный, но уютный номер. Внутри всё было примерно также, как и в двуместном, за исключением количества кроватей и отсутствия столика с брошюрой.

После непродолжительной паузы, я прервал молчание:

— Ярия согласилась помочь, — Эрвин медленно улыбнулся:

— Так значит ты и вправду ездил к ней, а не просто решил развлечься с двумя красотками? — Эрвин, как и всегда, думал лишь об одном.

— Эх… Тебе и вправду не жаль малыша Альта. И как ты вообще родился такой бессердечный?

— Извини, но какой уж есть! — Эрвин и не отрицал. — А что с играми, ты что-нибудь разузнал? У тебя через два дня первый бой.

— Меня скорее всего исключат, — Эрвин возмутился.

— Пф-ф… Ничтожные очкарики в халатах… — брат явно был недоволен. — Что эти обсосы вообще могут знать о войне? Ещё будут отчитывать и кого-то исключать! Вот ведь уроды…

— К вам с Гермисом и Актией… тоже наведывался этот светловолосый дегенерат? — с неприкрытым негативом спросил я.

— Да. Ласин нам вчера все уши прожужжал, когда ты уехал. Мне сказал, чтобы я не лез не в своё дело, когда я спросил про Сталлионград. С этим дебилом работать невозможно. И почему Зеленоглазый поставил меня возиться с этим конченным…

— Помниться ты мне говорил, что у тебя на него кое-что есть? — я спросил с конкретным намерением проучить наглого главу королевской гвардии. Эрвин сразу уловил негатив и по-садистски улыбнулся.

— О-о-ох… Ты даже не представляешь, что именно у меня есть на этого ублюдка.

— Так что ж ты молчал тогда всё это время? — спросил я с явным гневом.

— Да ты сам меня послал куда подальше! Ты разве не помнишь? Давай вспоминай, как ты ко мне отнёсся, когда я случайно задушил ту девушку! Мы так страстно занимались… но случайность…

— Да ты поехавший Эрвин! Я до сих пор не понимаю, насколько надо быть конченным, чтобы заниматься такой мерзостью прямо в особняке, да и…

— Из-за нехватки кислорода эффект усиливается! Кто виноват, что природа создала наше тело таким?

— Да тут дело не в природе, Эрвин! А в тебе! Почему ты использовал верёвку, а не руки, а⁈ Ты же сам виноват, что не успел её развязать, идиот! — Эрвин очень сильно расстроился, когда речь зашла о неприятном инциденте.

— Может ты и прав, Фаррен… но я не хотел её убивать. Она была так хороша, что послужила бы мне ещё очень долго, — он впервые загрустил по-настоящему. — Так просто получилось… Вот и всё.

Когда Эрвин обронил столь знакомые слова, разум словно озарило пониманием. Вдруг все несуразные поступки, мысли и мотивы брата обрели новый смысл. Я начал видеть мир его глазами.

Эрвин был иным. Брат отличался от большинства, потому что его внутренний компас моральных принципов был сдвинут и указывал на совершенно иной полюс. То, что для обычных людей было нормой — сострадание, сопереживание, сожаление об утрате — для него было чуждой и непонятной ересью.

«Это так печально…»

Мир воспринимал Эрвина как аномалию, отклонение от общепринятых норм. Тёмная душа была лишена тех качеств, что делали нас людьми. Брат не мог ощутить теплоту сочувствия, не испытывал угрызений совести или раскаяния за грязные поступки, потому что не понимал такие чувства.

В этом и заключалась трагедия — быть изгоем в мире, где эмоции являются неотъемлемой частью человеческого быта. Эрвин был словно одинокий путник, что блуждал по бескрайней пустыне, где не было ни единого оазиса эмпатии к такому, как он. Брат скитался от одних быстрых удовольствий к другим и не находил ничего, что удовлетворило бы жажду любви сполна.

Возможно, именно поэтому Эрвин так стремился к контролю над слабыми, ведь это был единственный способ обрести хоть какую-то стабильность в мире, и в тот же момент получить толику удовольствия от жизни.

Я долго молчал, пока не решился вновь прервать тишину:

— Знаешь, Эрвин… может ты и прав. Мы не можем всё контролировать. И я, кажется, впервые начал тебя понимать, — из брата вырвался едкий смешок.

— Пхах… Очень то мне нужна твоя жалость… — мерзко сказал Рыжий палач, но я всё равно взял и обнял этого слабого идиота. — Ты что делаешь…

— Перестань, Эрвин. Поехали домой.

— А как же игры? — спросил он озадачено. — Гермис и Актия уже сегодня проведут первые два боя…

— А на игры мне наплевать, — твёрдо сказал я и мы отправились домой. — Пойдём. Проверим, как там малыш Альт.

Когда Эрвин преодолевал очередной отрезок пути в нашей непростой жизни в душе зародились размышления. Я думал о дороге, о постоянных поездках, что заставляли двигаться с одного конца страны в другую. Путешествие всегда было символом свободы, возможностью оставить позади прошлое и устремиться навстречу новым горизонтам по пути преодолевая очередные трудности… но как же это иногда надоедало.

Однако я не прекращал двигаться, ведь понимал, что жизнь — это не статичное стояние на месте, а непрерывное движение вперед. Каждый день, каждый шаг — это возможность расширить горизонты, открыть для себя что-то новое и неизведанное. Дорога всегда манила загадочностью, обещала привести к приключениям и испытаниям, которые закаляли дух и делали сильнее.

«А я очень хочу стать сильным, мама».

Я вспомнил те бесчисленные путешествия, которые совершил за короткую жизнь, и понял, что именно дорога сформировала меня как личность. Каждый новый путь был уникален, с особенными трудностями и сюрпризами, но именно преодоление преград позволяло расти и развиваться.

«Ведь ты хотела, чтобы я был сильным? Да, мама? Даже моё имя значит путешествующий… Путешествующий от воина…»

— Ты опять уснул там или как? — вдруг Эрвин прервал поток мыслей. — Видимо всю ночь с этими двумя веселился и теперь носом клюёшь.

— Ты почти угадал. Правда длинная не в моём вкусе, не то, что Мира… — я слегка занервничал, когда вспомнил, что она посетит особняк.

— Всё значит, да? — он ехидно взглянул на меня. — Жениться скоро будешь или как?

— На дорогу смотри, придурок… — я задумался. — А может и поженюсь! Кто знает…

— П-подожди… Она настолько тебе понравилась? — брат опять отвернулся от дороги. Я вновь специально направил алый взгляд в правильном направлении.

— Я сказал смотри вперёд, Эрвин. И да, она вполне неплохая и довольно миленькая. Надо будет познакомиться с её родителями, когда буду на Грифонском континенте. Думаю, что Мира занимает важную роль в Торговой федерации.

— Так ты ещё и на командировку напросился, да? — Эрвин наконец-то смотрел вперёд. Я расслабился и прилёг на сиденье.

— Меня и так заставят, ты же знаешь Кристализ. Эта конченная никогда меня так просто без дела не оставит.

— На то ты и генерал, а не какой-то ничтожный прапорщик, как я, — брат явно комплексовал по этому поводу.

— Да перестань. Разве поставили бы какого-то ничтожного, как ты говоришь, прапорщика… главой отдела тайных операций региона? Тем более такого, как Вракс? Сам подумай.

— Да что тут думать. Наслушались баек о бесчувственном палаче, что карал красных предателей… вот и поставили на должность, — из меня вырвался смешок.

Эрвин был настолько глупым, что это частенько смешило. Столь неубиваемый комедийный номер очень часто проскакивал в беседах совсем неожиданно, и брат постоянно заставал меня врасплох.

— Мда-а-а… Всё-таки ты такой идиот Эрвин.

— Да что опять не так? Я разве сказал что-то не то? — брату стало обидно, а мне лишь ещё смешнее.

Когда автомобиль наконец-то прибыл к дому, то нас встречали с улыбками на лицах.

«Мы будто вернулись к маме, пока отец снова где-то пропадает…»

Грета мягко поклонилась, а Матильда не смогла сдержать слёз и подбежала ко мне вплотную. Она нежно закутала тело в материнские объятия и начала плакать от радости.

Я впервые увидел настоящую Матильду. Нежную и жизнерадостную мать, которой уже за тридцать, но она всё ещё любит и переживает, чувствует и уважает других. Я будто не замечал её красивые огненные волосы и карие глаза.

Но почему-то Эрвина окружили не девушки, а дети и начали задирать:

— А дядя Эрвин — извращенец! — сказал было парнишка.

— Да-да! Мама и Фреда говорят, что ты извращенец! Да! — подтвердила девочка и они начали бегать кругами, пока Эрвин дулся и показывал явное недовольство.

— Ну Матильда! Твои дети меня обижают! Брат обзывает идиотом! Ну что за день! — я не смог сдержаться и улыбнулся. А Матильде было не до Эрвина:

— Спасибо… Спасибо вам, господин Фаррен… Вы спасли моего мальчика… — в моменте я прочувствовал, насколько многодетная мать устала от прошлой тяжёлой жизни. — Я никогда не смогу отплатить вам… Как же мы все вам благодарны…

— Перестаньте, Матильда. Давайте будем считать, что мы теперь квиты, — я приобнял мягкое женское тело и посмотрел на Эрвина. — Кстати, у вас есть ещё один человек, которого стоило бы поблагодарить.

— Да я же ничего не сделал, Фаррен… Меня не за что благодарить, — брат как-то стыдливо отстранился.

— Иногда, Эрвин, люди нуждаются в простом человеческом участии. Ты отвёз меня туда и обратно, а также подстраховал от несчастных случаев. Этого вполне достаточно. Матильда, прошу… — она повернулась к Эрвину и поклонилась.

— С-спасибо, господин Эрвин за то, что спасли жизнь моему мальчику… Спасибо вам от всей души. В награду я приготовлю вам двум пирог по рецепту моей семьи, который передавался из поколения в поколение. Н-но нужно будет приобрести некоторые ингредиенты…

Я решил поддержать разговор:

— Ох, не волнуйтесь. Мы купим всё, что нужно. Только скажите, — я бегло подбодрил счастливую маму и вспомнил о важном деле.

«Сегодня как раз нужно бы проведать её…»

— Если вы собираетесь ехать на рынок, то вот… Сейчас, господин Фаррен… Я только найду бумажку и карандаш.

Матильда записала небольшой список товаров, что были нужны для пирога. Как только она закончила, то передала клочок бумаги и сказала:

— Прошу, возвращайтесь поскорее. Фреда и Грета вас уже заждались… — Эрвин вздохнул и пошёл к автомобилю. Вдруг у меня заурчал живот.

«Мда-а… А я и вправду хорошенько так проголодался».

— Эй, Фаррен! Давай уже… садись и поехали, — Эрвина всё донимали дети.

— Извращенец! Дядя Эрвин — извращенец! — он и не знал, что ему делать с этими дьяволятами.

— Да! Он к маме приставал! А потом и к тете Фреде под юбку заглядывал, когда был маленький и вообще! — Эрвин готов был выругаться, но сдержался.

— Фаррен! Ну садись уже пожалуйста! Не мучай меня, а! — я вновь рассмеялся. — Да что смешного? Б-блин… Меня эти двое сейчас съедят заживо, если ты будешь там дальше стоять и ржать!

— Иду-иду, — проронил я и наконец сел в машину.

«Как они его любят… Ну и глупый же ты, Эрвин».

Рынок был оживленным местом, где сотни торговцев предлагали различные товары и тем самым создавали яркую и шумную атмосферу. Запахи специй, свежей выпечки и фруктов смешивались в воздухе, манили и призывали насладиться местными деликатесами.

— Свежая газета!!! Свежая газета, господа!!! Гровнинг Седьмой погиб от неизвестной болезни! Знать и Архонты созвали Регентский совет! Сегодня решается судьба всей Грифонской империи!!! Гровнинг Восьмой остался сиротой и в силу возраста не сможет править страной!!! Ходят слухи о гражданской войне в Свордсоне!!! Почти всё разобрали!!! Поторопитесь купить!!! — парень шелестел газетой и призывал купить новый номер.

Я подошёл к парнишке и передал купюру, после чего получил свежую газетку. На первой странице красовалось изображение площади Грифонской империи, где лежали десятки тысяч цветов и портретов Гровнинга Седьмого с его единственным сыном.

— Мда-а-а… — протянул Эрвин отрешённо. — У этих ничтожеств уже какой век правит одна и та же фамилия, которая ведёт их в бездну. Никогда не понимал таких…

— Ха… Ну хоть в чём-то я с тобой согласен.

Вдруг я услышал странный диалог:

— … а ты хоть знаешь тонкости перекидывания шланга на помидоры? Мы это делали блин на юге, чтобы ты на севере это жрал…

— Я взял эти помидоры, которые купил за деньги, которые зарабатывал, — Два мужика стояли у прилавка и общались о какой-то чуши. — Я их заработал. Пошёл купил помидоры, которые ты сделал…

— Ну да, — второй мужчина бегло кивал. — Но ты…

— И потом получил за них деньги, — первый гневался. — Которые я зарабатывал. Ты получил мои, понимаешь? Мои деньги. Я их отдал за твои помидоры.

— Ну а всё равно… — он не мог вставить и слова.

— Что ты там перекидывал через них — мне абсолютно всё равно! Я их съем, потому что я их купил. Они теперь мои, ты понимаешь?

— Но всё же…

— Извини, но мне наплевать, — я зауважал второго и одобрительно закивал.

«Правильно мыслит. Как говорится не учи учёного».

Эрвин взял на себя роль ледокола, когда мы шли по улочкам торговых площадей. Я постепенно изучал список и составлял оптимальный маршрут. Пришлось заставить брата следовать указаниям, хоть он и отнекивался.

— Нельзя просто бесцельно блуждать туда-сюда. Нужно быть эффективным даже в таких мелочах. Ты же ценишь своё время, Эрвин?

— Но ведь… — он попытался парировать, но я перебил его.

— А если даже и не ценишь, то начни ценить моё. Всё-таки я хоть как-то стараюсь заботиться о тебе и жду того же в ответ. Понял, Эрвин? — ему ничего не оставалось. Брат кивнул и пошёл следом.

Мы неторопливо перемещались от прилавка к прилавку, внимательно рассматривали товары и вели переговоры с торговцами. Каждый пункт из списка был чем-то особенным. Из одного прилавка нам требовалась необычная приправа, а в другом находились те самые ягоды, из которых Ярия и учёные делали вино с агапэ.

По мере того, как корзины наполнялись, мы обменивались случайными замечаниями и воспоминаниями о детстве. Рынок был не просто местом для покупок, но и своеобразной сценой, где зачастую разворачивались наши жизненные истории.

Наконец последний пункт в списке был найден и успешно куплен. Мы позволили себе немного расслабиться и насладиться атмосферой гула большого столичного рынка. Я приобрел несколько пакетов интересных конфет и мармеладных сладостей для детишек, а также прикупил всякого для Редиант, что так самоотверженно исцелила руку.

— Представляю радостные лица малышей при виде таких лакомств… — я показал конфеты и леденцы Эрвину. Он надулся и с ущемлённым видом сказал:

— Я тоже… хочу таких.

— Да ладно, Эрвин… Ты же вроде не маленький? — я скептично взглянул на потное алое лицо.

— Но я тоже хочу таких… Никогда не пробовал, а денег у меня не особо много, чтобы тратится на всякое.

— Ладно… Куплю и тебе, — и я сходил и приобрёл ещё сладостей.

«А я думал в особняке будет только три ребёнка…»

С полными корзинами мы направились обратно, загрузили всё в машину, сели и отправились в особняк.

— Я надеюсь, что ты больше не будешь лезть к нашим гостям. Хорошо, Эрвин?

— Да… — брат был явно раздражён тем фактом, что я старался оградить девушек от похабного влияния.

— А также ты не будешь таскать девушек в особняк, чтобы с ними переспать. Ты понял?

— Да, понял я… понял. Больше такого не повториться, — я улыбнулся, ведь опять поверил Эрвину на слово.

— Вот и хорошо. Я очень рад, что ты наконец-то не стал отнекиваться. А пока… сворачивай вот здесь. Нам нужно кое-кого навестить. Я покажу тебе дорогу.

Не прошло и десяти минут, как мы оказались у огромного склепа, где хранили тела аристократов. Там, на столичном кладбище, были захоронены наши близкие родственники. Тёти, дяди, дедушки, бабушки, папа… И дорогая сердцу мама.

Несколько гробовщиков, что присматривали за склепом каждый день омывали специальным раствором тела аристократов. И всё из-за веры в бессмертие души.

«Если бы это было бы правдой… Как же весело бы было! Но это всё ложь…»

Меняющиеся верили, что когда-нибудь богиня воскресит наш дух в теле своих же детей и тогда-то мы сможем вернуться к собственному трупу, чтобы принять истинный облик. Но во всех ульях были расположены шпили, что подавляли любую магию, кроме целебной, поэтому мне всегда казалось, что такая глупая вера слишком устарела.

Когда мы прибыли к воротам, то нас встретили с обыденной скромностью.

— Приветствуем вас, господин Фаррен, — два гробовщика поклонились, как это делали уже не один десяток раз. — Рады, что вы взяли с собой Рыжего палача.

— Приветствую, господа гробовщики, — я безэмоционально поклонился. — Мама уже получила все необходимые процедуры?

— Да, гер Кригер. Она ждёт вас.

— Сегодня… её день рождения? — спросил меня Эрвин.

— Ты угадал, — и мы вошли в ворота.

«Надеюсь, что в загробном мире тебе хоть немного легче…»

Спустя тридцать минут, когда основные блюда были съедены и все досыта набили животы, я объявил:

— Дорогие дамы и Эрвин… Я хотел бы добавить, что сегодня ближе к шести часам к нам прибудут гости. Поэтому, пожалуйста, подготовьте дом так, как умеете. Это важные гости, что недавно прибыли к нам из Грифонского континента. Нужно будет произвести на них хорошее впечатление и встретить девушек так, как полагается.

— А как же пирог? — спросила Матильда, пока собирала тарелки.

— А пирог мы отведаем вместе, когда они приедут. Пожалуйста, приступайте, — девушки отправились заниматься домом, как вдруг Эрвин нервно пододвинулся поближе и начал говорить так тихо, как мог:

— Слушай, Фаррен… а что с Ласином будем делать?

— А у тебя стопроцентный компромат? — тихо прошептал я.

— У меня есть фото, где Ласин самолично вешает всю семью преступника, что был причастен к торговле людьми. Даже взрослых детей. Если я отдам её в газету, то Ласина просто уничтожат. Большинство людей во Всеполисе, да и в бюро, не одобрят такого и его расстреляют.

— Этого более чем достаточно. Люди просто разорвут этого урода, — я постучал пальцем по столу. — Молодец, Эрвин. Завтра, если меня исключат из военных игр, мы отправимся в бюро. Возьмёшь фотографии. А пока будь на чеку. В доме прослушка.

— Я знаю… поэтому и говорю так тихо.

— Пойду проверю письма, — я вышел из столовой и направился к почтовому ящику.

Пришлось взять стопку бумаг и вернуться в дом. Я сел за стол в гостиной, и начал просматривать корреспонденцию.

Первым письмом было приглашение в Дитрисиум — в крупный торговый регион, что был известен процветающей экономикой, портами и верфями. В письме говорилось о предстоящем празднике. Меня просили почтить королеву Хельвию присутствием, но я проигнорировал приглашение, ведь знал, что одним только празднованием, как всегда, дело не кончится.

Пальцы вытащили из стопки следующее письмо. Оно было от королевы Ауранции. Аура выражала беспокойство из-за внезапного отъезда после официального визита Юрвы и просила отослать ответ. Королева беспокоилась и спрашивала, что же заставило меня столь быстро покинуть Ликтиду.

«Мда, нехорошо вышло… Надо бы отписать ей, что всё в порядке».

А после я вынул её фотографию, что она отправила вместе с письмом. Сзади на фото была надпись: люблю тебя… Я немного засмущался, но намёк понял.

Последними бумажками в стопке оказались: приказ явиться в Сориф на военные игры и несколько счетов.

«Хорошо, что я всё-таки посетил их, а то Кристализ бы с меня шкуру содрала… Может даже избила бы и заставила на коленях молить о прощении, как она сделала с Синовиалом. Или даже заставила бы лизать её отвратительные пятки… Буэ…» — меня чуть не стошнило.

— Ну хоть приглашение в Дитрисиум может пригодиться. Всё-таки не всех пропускают на плавучий остров к Хельвии, — вдруг откуда не возьмись из-за спины появился Эрвин.

— Что там бубнишь, Фаррен? — он, как всегда, оставался в своём репертуаре.

— Да ничего. Ничего. Пойдём может проветримся? — под этой фразой я всегда имел в виду одно и то же.

— Зайдём к Катрин⁈ — Эрвин воспылал от счастья. — С чего такая щедрость, брат? Моя помощь что… действительно была столь важна?

— Нет, Эрвин. Это считай аванс за твою дальнейшую поддержку. Ты же любишь красивых девочек, да? Эй-эй, что ты делаешь? П-подожди!

— Не верю, что это ты, брат! — он обнял меня так сильно, что мне стало тяжело дышать.

— Д-ды… Отпуст-ти уже меня… — я задыхался от его объятий. Когда он наконец-то закончил я хорошенько дал ему по голове.

— Ай, да что ты дерёшься то сразу…

— Эрвин, сколько можно тебе говорить? Ты так когда-нибудь меня убьешь своей мёртвой хваткой… — я начал водить рукой по спине, что хрустнула от нежностей.

— Извини…

— Ладно, короче… сейчас мы быстро заедем кое-куда, я отправлю письмо Ауранции, а потом поедем к Катрин. Разберёмся, что да как у них там.

«Давненько же я к Ане не заходил… Вот ведь дурочка, каждый раз вынуждает меня ехать и светиться в злачных местах. Письма не пишет… Хотя может она хочет рассказать что-нибудь новенькое с глазу на глаз? Хм… Тоже вариант…»

— Только письмо надо написать и сразу в путь…

Я сел за стол, взял ручку и бумагу, подготовил конверт к отправке и начал писать:

'Любовь моя Ауранция.

Прошу прости меня за столь внезапный отъезд из Ликтиды. После недавнего визита Юрвы, я не стал предупреждать тебя, что уезжаю. Я признаю оплошность, но мое решение покинуть регион было продиктовано срочными делами, что требовали безотлагательного присутствия. Эрвин оставил незнакомую женщину в особняке совсем одну. Ночью ни Грета, ни Фреда в доме не остаются, надеюсь ты помнишь.

Я уверен, что ты поймёшь. Мой отъезд никоим образом не был связан с каким-либо неудовольствием от визита или из-за недостаточного гостеприимства. Мне во время пребывания в Ликтиде было хорошо рядом с тобой. Поспешность отъезда ни в коем случае не умаляет личного глубочайшего уважения к тебе, моя любимая королева. Это была простая ошибка глупца, что любит тебя до глубины души.

На самом же деле я был очарован нежным приемом, а очередная щедрость, с которой ты согрела меня, до сих пор помогает твоему маленькому рыцарю оставаться собой. Запомни, Ауранция… Нас ничего не сможет разлучить, ведь ты заботилась обо мне с раннего детства. Я до сих пор вспоминаю нашу первую встречу, когда я был так мал, а ты была такая большая, добрая и мягкая. Я никогда не забуду ту нежность, с которой молодой я впервые смог ощутить твоё женское тепло.

Надеюсь, мой внезапный отъезд не был истолкован как проявление неуважения. Я никогда бы не посмел оскорбить ту, что стала мне мамой, женой и учителем. Надеюсь, что ты, дорогая Ауранция, поймёшь, что я всего лишь следовал велению обстоятельств и не имел никаких других мотивов.

Я с нетерпением жду возможности вновь навестить тебя и твоё гостеприимное королевство, но в данный момент я очень занят подготовкой к спасению Торрена.

Надеюсь, ты меня поймёшь. С искренней любовью, навеки твой Фаррен'.

Мы сели в автомобиль, заехали в почту, где я передал письмо, а после вместе отправились к Катрин. У нас было два часа на всё про всё, поэтому тревожный разум слегка занервничал.

«Надеюсь Аня не решила взять отгул…»

Мы вошли внутрь, и увидели несколько девушек, которые сидели за барной стойкой и расслабленно потягивали напитки. Рядом были заняты несколько столиков, за которыми располагались офицеры полиции и молодые девочки. Они, как последние животные, целовались и пили разные напитки.

Вокруг царила непринужденная и дружелюбная атмосфера. Эрвин сразу воодушевился, и помахал знакомым. Девушки сразу же ответили приветственными полупрезрительными улыбками. От стыда я вздохнул и сказал:

— Давай за мной, Эрвин, — мы заняли столик подальше от остальных посетителей.

Официантка подошла и приняла заказ. Эрвин заказал крепкое пиво, а я предпочел безалкогольный молочный коктейль с киви.

— Это что… новенькая? — спросил я у Эрвина, когда увидел девушку с красными волосами, что сидела к нам спиной.

— Я её здесь ни разу не видел. Скорее всего новенькая. Но она довольно милая… Выглядит прямо как моя младшая сестра.

Это была всего лишь магия.

— Ну ты и конченый, если тебя привлекают те, кто похож на твоих родственников…

— Да, мне она приглянулась, — Эрвин буквально облизывался, когда смотрел на столь привлекательную особу.

— А вдруг она реально наша родственница? — спросил я и осмотрел остальных. Рыжеволосая девушка встала со стойки и направлялась к нам. — А так скорее всего и есть. Отец стольких девушек охмурил, когда мы были в улье…

— Да не плевать ли? Сам факт, что меня к ней тянет разве не значит, что мы явно не родственники?

— Фу… Какой-то дебильный разговор у нас получается, — я смутился от такой отвратительной темы, а девушка уже подошла к нам вплотную.

— Приветствую, господин Фаррен и господин Эрвин. Давно же вы к нам не заходили… Я подсяду?

— Так это же Аня идиот… Как ты мог перепутать её с кем-то, а? Конечно Анют, присаживайся, — я освободил ей место посередине дивана. Она села между нами и вздохнула.

— А сам то… — пробубнил Эрвин и обижено уставился в пол.

— Ты что, волосы покрасила? У тебя же был более рыжий цвет… Из-за того, что они другого оттенка тебя прям не узнать, — я нежно взял Аню за талию и резко пододвинул к себе. — Или ты использовала какую-то магию? Лицо у тебя тоже изменилось…

— Да, я поменяла свой имидж. Как видишь, мне очень идёт такой оттенок, — она обрадовалась моей настойчивости и немного засмущалась.

Анна Болтейн была моей хорошей знакомой, что несколько лет подряд сливала важную информацию о клиентах. Все знали, что в заведении «У Катрин» можно предложить поехать к себе, после чего девушка зачастую называла цену и вот она уже на всю ночь только твоя.

Аня была одной из таких, что выезжала к клиентам. Но на самом деле она служила моей личной особой разведкой, что за деньги была готова отдать очень многое. К тому же Анна являлась достаточно взрослой девушкой. Она сама решала с кем заниматься непристойностями, а внешность модели производила приятное впечатление и помогала выпытывать самую грязную информацию.

«Хоть она частенько меняет лицо и волосы, запах одних и тех же духов её выдаёт…»

Да и одевалась Аня со вкусом. Мне всегда нравилось, как её наряды служанки подчеркивали идеальную фигуру, как волосы были всегда аккуратно уложены и ухожены.

Если бы я давал женщинам оценку, то Аня была бы на девять из десяти. Ей не хватало лишь зрелости в разных вещах, а также такой же уверенности в любви, а не в кровати, чтобы стать моей женой.

Она всегда подходила к нам с достоинством и уверенностью в себе, даже несмотря на то, что я на пару с Эрвином с ней вытворял, когда был помладше. Болтейн всегда была очень странной девушкой. Прямо как я и любил.

Через мгновение глаза окинули женственное тело решительным взглядом:

«Как же всё-таки респектабельно она выглядит для этого заведения. Будто бы действительно работает не только ради денег… Но помни, Фаррен. Она сильный маг, что будет незаменима в Вестрии. Аня поможет спасти Торрена, если ты сделаешь всё правильно. Только ради этого ты здесь. Забудь прошлую влюблённость и покажи ей, что значит быть настоящим мужчиной».

Я обернулся и взглянул на Эрвина. Казалось, что брат слегка возбудился при виде столь хорошо знакомой девушки. Мне сразу стало понятно, что в рыжей голове появились очередные пошлые мысли. При этом Эрвин старался не выдавать заинтересованность, что заставило улыбнуться. Он знал, что Аня не любит тех, кто слишком сильно озабочен.

— Что ж… — я посадил Анюту на коленки.

Эрвин смутился и надулся, как ребёнок, у которого отобрали игрушку. Пришлось достать кошелёк и положить на стол несколько крупных купюр.

— Надеюсь тебе есть что мне рассказать, Аня. Я уверен, что ты накопала очень много разной полезной информации.

Она похотливо улыбнулась, нежно зубками забрала несколько крупных купюр и положила их к себе за резинку колготок и трусиков. Спустя секунд десять Аня потянулась губами к моему уху, тихо погавкала и начала шептать:

— Ваф-ваф, господин Фаррен. Я в твоём полном распоряжении… Ты хочешь узнать о делах УОП, о Торрене или о моих новых техниках, что я выучила, пока тебя не было?

— Расскажи, что удалось узнать, Аня… — я тихо прошептал ей на ушко и продолжил: — А потом мы с тобой поедем в номер отеля, где ты получишь всю награду.

«Ох, как же сильно она покраснела… Как мило…»

Люди, что ассоциировали себя с животными, всегда представлялись мне загадочными существами, что балансировали на грани между реальностью и фантазией. Я считал такое поведение не только странным, но и весьма милым, потому что видел в нём проявление глубинных черт личности, таких как преданность и любовь.

Я вспоминал множество моментов, когда Аня, казалось, становилась настоящим «лучшим другом человека»: её повадки, манеры и даже некоторые звуки были удивительно натуральными. Я был уверен, что она долго практиковалась.

Девочка-собачка была одновременно и странной, и восхитительной. Мне нравилось наблюдать за её преобразованиями, поскольку они показывали способность Ани быть разной и многогранной. Казалось, что в этих моментах Анюта становилась настоящей, без масок и притворства.

— В целом, господин Фаррен… По поводу Торрена нет никаких новостей. Его пытались обнаружить в Кантерлоте, а также в других городах Вестрии, но…

— Скажи мне, ты знаешь на каком этапе сейчас находится операция по его ликвидации? — спросил я и приобнял милашку ещё сильнее.

— Сейчас всё остановилось на фазе поиска дополнительных агентов-ищеек. Зеленоглазый отлучился в Дитрисиум, а завтра у него назначена поездка в Сориф.

— А как же Веспир? — спросил было Эрвин. — Разве этот лицемер не может сделать всё за Зелёного?

— Ты про Веспира Никто, который из внешней разведки? Я правильно поняла?

— Да. Он разве не может подменить Зеленоглазого пока тот в Дитрисиуме?

— Веспир не может принимать решения самостоятельно, — ответила Аня. — Он хоть и заместитель, но Хармон не хочет отдавать ему и толику власти.

— Хе… Ну и правильно, — добавил Эрвин. — Когда Кристализ расставляла своих людей, только Зеленоглазый не захотел подчиняться и не отдал трон главы Совета безопасности Гегемонии. И имел на то право.

— Ты можешь не отвлекать Аню, Эрвин? — я погладил длинные ножки и чувствительный животик моей игрушечки и продолжил нежно обнимать.

— Ладно, извини Аня… Продолжай, — Анюта явно наслаждалась моментом.

— Мгн… Л-ладно. Перед тем, как я приступлю к самому важному… я хотела бы предупредить, что если вдруг вы сейчас собираетесь наведаться в Дитрисиум, то лучше приготовьтесь к тому, что вас там уже ждут. Ходят слухи, что бароны преступного мира хотят вас убить. Там много кто очень неплохо наворовал и разжился на рэкете и на более страшных вещах… Сейчас в Дитрисиуме за головы высших чиновников негласно назначены награды. В портах Хельвии процветает незаконная торговля людьми из континента Зебр, а полицию региона, что сгнила начисто, мало заботит такая ситуация на улицах.

— Ты хочешь сказать, что Хельвия ослушалась Кристализ и нарушила своё обещание? — я немного остыл и погладил Аню по голове.

— Ты же знаешь, господин… Она не отвечает за свои слова. С самого начала, когда Порты Дитрисиума объединились с землями Кристализ, именно по вине Хельвии начался рассвет преступности. Эти мрази всегда появляются там, где правитель нечист на руку. Где появляются трупы дворян — появляются и трупоеды. Это я когда-то услышала от своего дедушки…

— Твой близкий родственник, да? Ты хоть его навещаешь? — я с упрёком взглянул на полицейских за другим столиком.

«Кажется мне здесь не рады…»

— Его повесили за помощь одному дворянскому клану в организации переворота, — жёстко отрезала Аня. — Мне некого навещать.

— Бывает… — добавил Эрвин.

— Соболезную, — я немного поник. — Не все люди заслуживают смерти.

— А я и не переживаю по этому поводу, — Ане было как-то слишком всё равно.

— Почему же? — удивлённо спросил я.

— Потому что он уж точно заслужил умереть. Был таким подонком, каких свет не видывал. Я даже благодарна тебе, хозяин, за то, что избавил нас от дворянских ублюдков. Я… Я даже хочу поблагодарить тебя… Ваф-ваф… — она завалила мужественное тело на спинку дивана и нежно меня поцеловала.

Тело обволок приятный вкус и сладкий аромат нежного женского тепла. Я чувствовал, как наши души стремились стать одним целым.

«Вот это… Действительно хорошая девочка…»

— А мне? — брат лишь смотрел и ревниво бурчал. Я отстранился от Анюты.

— Нет. Найди себе ещё кого-нибудь. Аня на сегодня полностью моя и только моя.

— Ладно… И кто ещё тут жадный и извращенец… — только Эрвин хотел встать, как к нам подошёл офицер УОП и начал осуждающе смотреть.

— Что надо, офицер? — он промолчал, а через мгновение перед столиком появился длинноволосый парень в клетчатом полупальто.

— Ну что за отвратительная картина… Ветеран-егерь сидит и шушукается с какой-то проституткой… — он презрительно сверлил меня взглядом, а в руке горела железная спичка с благовониями. Я отстранился от милой собачки и не на шутку разозлился. — Только вроде исключили из военных игр! Горевать нужно! А он по таким злачным заведениям шатается, ничтожный отброс…

— Я не люблю, когда меня отвлекают. Ты кто такой, очкастый? — я презрительно осмотрел его с ног до головы.

— Хо-хо! Вы только поглядите на этого отвратительного садиста. Он видимо думает, что раз убийство сошло ему с рук, то теперь он бессмертен… или как? — он посмотрел на меня угрожающе. — Знаешь, у всех людей в мире есть во-первых: карма, а во-вторых: репутация.

— Ты не назвал своё имя, — я начинал постепенно распаляться.

— И я владею и тем и другим, — он проигнорировал меня. — Репутация — большое дело для таких, как ты, ничтожных животных, что гонятся за счастьем… и доминацией.

— Что он несёт, Фаррен? Ты его знаешь? — брат был в замешательстве.

— Ты начинаешь меня раздражать… — я встал и подошёл к парню вплотную. Аня ушла к девочкам, что наблюдали со стороны. — Ты кто такой?

— Ох, я, видишь ли, тебя раздражаю… — он озлобился и неожиданно меня толкнул. — Пойдём-ка выйдем, ничтожество. Представь, что я тебя вызвал на дуэль.

— Устраивать дуэли запрещено уже семь лет, гнида, — я сжал кулаки и толкнул его в ответ.

— Поэтому я и сказал, чтоб ты только представил и вышел со мной на серьёзный разговор, ублюдок… — он оправился и упёрся лбом мне в голову.

— С-с-с… — я буквально сгорал от гнева и почувствовал, как к мышцам приливает кровь. — Ну пойдём, очкарик.

Слова незнакомца задели меня за живое и вызвали целую бурю негативных эмоций. Презрительный тон и высокомерное поведение столь отвратительного человека, что даже не представился, пробудили внутри настоящий истинный гнев.

«Для таких ничтожных животных, да?»

Я гордился статусом и званием ветерана-егеря Великой королевы. Мои заслуги на поле боя были неоспоримы, и я никогда бы не позволил кому-то так легкомысленно обесценить все мои достижения. А упоминание о репутации и карме просто повергли в ярость.

Я считал, что поступал правильно, когда защищал интересы королевства и избавлялся от дворян, но тогда разум не мог даже предположить, скольких же могущественных людей я настроил против себя.

«На серьёзный разговор…»

Больше всего было обидно за Аню. Я привязался к девочке-собачке и не мог позволить, чтобы ее оскорбляли и называли проституткой. Пусть она была таковой для большинства, для меня Аня была кем-то большим, чем простой шлюхой.

«Аня ни разу не обманула меня и предано служила столько лет… Я должен наказать этого ублюдка».

Мы вышли на улицу и зашли в переулок, куда подоспели несколько девушек, офицеры, что сидели за столиком, а также Эрвин и Аня. Наконец незнакомец снял полупальто и очки, размял плечи и закатал рукава.

Я решительно встал напротив и сжал кулаки. Адреналин бурлил в венах, заставил тело напрячься в ожидании схватки.

— Ты ведь из тех выживших дворян? Ну что после смерти родителей разбогатели на наследстве? — я осмотрел офицеров, что встали позади незнакомца. По выражению лица очкарика я понял, что попал в точку. — Что… Решил отомстить?

— Пхах… Да, ты угадал. Я дворянин. Но знаешь… я не держу зла на вас, военных, что выполняли приказ. Ведь теперь я владею стольким, что по логике должен был бы благодарить вас на коленях… Грёбаных спасителей Гегемонии. Но ты, Фаррен фон Кригер, не заслуживаешь это право, — он выглядел очень угрожающе. — Да, отчасти из-за тебя я завладел радиостанцией и печатными станками, что выпускают лучшую пропаганду страны… но ты не достоин моей благодарности.

— Не ври. Я вижу, что тебе до сих пор больно от потери родителей. Но почему ты такого ужасного обо мне мнения? Я же…

— Мне очень многое рассказал Ласин, мой хороший знакомый, — из меня вырвался едкий смешок. — Я сразу понял, что ты за человек. Слухи не врут.

— Пхе… Слухи не врут? Cума сойти… ты настолько конченный? — я почувствовал истинное отвращение и прикрыл лицо рукой. — Мда… Ладно. С тобой всё понятно.

— Что понятно то? Что тебе понятно⁈ Ты — конченный садист, убийца и насильник! Что тебе, последней мрази, может быть понятно в этой грёбаной жизни?

— Давай уже драться, сын дешёвой шлюхи… — я поднял кулаки и встал в стойку.

Я вспомнил все приемы рукопашного боя, которые отработал в академии. Противник, как разум заметил по манере держаться, имел опыт боксерских поединков — он вращал кулаками, переминался с ноги на ногу и высматривал возможность для удара.

Дворянин первым бросился в атаку и попытался нанести серию коротких, но мощных ударов прямо в корпус, от которых я частично уклонился. Через мгновение я использовал подсечки и блоки, чтобы защититься. Одновременно я изучал стиль оппонента. Тот действительно оказался грозным боксером, что очень хорошо уклонялся от ударов в голову, но он слишком зациклился на корпусе и пренебрег защитой ног.

После того, как очкарик сильно заехал мне в голову, я отшатнулся, но, дождавшись подходящего момента, провел подсечку и опрокинул дворянина на землю, а после не дал гнилому боксёру и шанса подняться.

Спустя мгновение я обрушил на позорного длинноволосого ублюдка град ударов ногами по рёбрам и по рукам. Боксер ошалело отбивался. Ничтожная боксёрская техника рассыпалась и превратилась в какую-то детскую судорогу. Я старался не бить в голову, так как усвоил прошлый урок.

Казалось, еще немного — и я одержу полную победу над грязным насекомым, но тут в драку вступили ещё двое. Офицеры тайной полиции бросились вперёд и попытались отбить дружка. Пришлось отступить и снова перейти к обороне. Численное преимущество было на стороне противников.

Один из них дал мне в солнечное сплетение. Я еле устоял. Дворянин поднялся, сплюнул кровь, но из-за боли и сломанных рёбер, сел на асфальт и немного отшатнулся.

— Пфт… Чёрт… Какая же ты мразь. Драться ногами и добивать беззащитного… — Эрвин хотел тоже ворваться в драку, но дружки дворянина мгновенно его скрутили и всё быстро кончилось.

— Кхе… Но ты не сдался и сопротивлялся, — заболела голова. Я еле стоял на ногах. — Скажи спасибо что не дал тебе с ноги в голову, ублюдок, — я вытер кровь с щеки. — А ты мне в голову всё-таки пробил…

Вдруг ко мне подбежала Аня:

— Какой же ты сильный, хозяин… Но раны довольно неприятные, — Анюта была явно не в себе.

Взгляд был каким-то особенным. Губы сами поцеловали столь манящую девочку. Спустя секунд пятнадцать я всё же не выдержал и облокотился на мягкое плечо, а Аня заулыбалась ещё ярче:

— Вот так. Подожди немного, я постараюсь тебя исцелить.

«Что я вообще делаю…»

— И как такого урода можно любить… — пробормотал дворянин, а потом резко понял, что Аня сказала «хозяин». — Пхах-ха-ха! Хозяин… Ты действительно ублюдок, каких ещё поискать! Почему же только я не смог…

— Хочешь узнать почему ты проиграл? — я охватил Аню за талию и размял костяшки. После исцеления стало немного легче. — Это же очевидно. Потому что я сильнее, а ты слабак. Только и всего.

«Это было тупо, но всё так и есть».

— Что… ощущаешь себя героем? Рыцарем на белом коне? — мы постепенно начали уходить. — Ты самый худший злодей, которого только видел этот свет!!! Ты худший, самый отвратительный, ничтожный, грязный, неуравновешенный…

— Эй! — я развернулся и крикнул на дегенерата с ноткой жалости. — Заткнись уже. Умей проигрывать. А мы пойдём и займёмся чем-нибудь более интересным, да Анюта?

— Да, — сказала она и улыбнулась.

Аня была так сильно возбуждена и счастлива, что постепенно становилась похожа на Актию, только с меньшей грудью. Правда в отличие от конченной извращенки у Анюты присутствовал небольшой стыд за то, что она ведёт себя так несдержано.

Столь умилительная черта ещё больше притягивала меня. И хоть Аня пыталась скрыть смущение, выходило у неё не очень. Нежные щёчки всё равно краснели. Как сладенькая клубника, которую так и хочется попробовать, Аня будто специально пробуждала во мне желание забрать её и никому не отдавать.

После ссоры с дворянином, я пылал эмоциями и решил уединиться со столь манящей девушкой. Мы покинули переулок и направились к ближайшему отелю. По дороге, пока Эрвин был за рулём, я обнимал Аню на заднем сиденье и целовал то в шею, то в губы.

Адреналин всё ещё пылал в крови. Но я чувствовал себя просто прекрасно, даже несмотря на то, что у меня побаливал пресс. Да и голова хоть и перестала кровоточить, ощущалась тяжёлой.

В лобби отеля я зарегистрировался под вымышленным именем и арендовал просторный люкс. Только так я мог обеспечить себе относительную конфиденциальность, уединение и надлежащий уют.

— Эрвин, подожди нас в машине, хорошо? Ещё целый час до приезда бизнесгрифок… — любезно попросил я и прижал Аню поближе.

Эрвину было очень завидно и обидно, что Анюта сегодня была только моя.

— Ладно, брат… Развлекайся, — он поник.

— Ну что ты унываешь, Эрвин… Я могу оставить её и тебе, если ты настолько прям хочешь, — в его глазах воспылал интерес.

— Правда? Ты не врёшь, Фаррен? — разуму было довольно некомфортно, но я не был жадным по природе. Только лишь неконтролируемый гнев был моим истинным пороком, что мешал жить.

— Нет, я не вру. Ты же не против, Анют? — я уставился на девочку-собачку.

— Нет, хозяин. Если ты хочешь, то мне придётся это сделать. Я не привередливая…

— То есть ты не хочешь? — уточнил я.

— Н-нет, просто Эрвин не в моём вкусе.

— Ладно, идите уже. Всё желание отбила… — Эрвин успокоился. — Занимайтесь чем хотите.

— Не переживай, в следующий раз я тебе сразу двух куплю, хочешь? — брат улыбнулся:

— Хочу. Только сдержи слово, хорошо? — он начал уходить.

— Хорошо.

«Обещаю…»

Мы остались наедине. Я вошёл в номер и первым делом принял душ. Смыл с себя кровавые следы потасовки. Спустя три минуты я вышел в мягком халате и и красноречиво посмотрел на Анюту.

Она также переоделась, приготовила легкие закуски с напитками и создала непринужденную атмосферу, включив приятную музыку. Между нами витало напряжение и желание.

Я взял бокал вина, выпил, обнял Аню и приступил к делу. Вскоре мы уже страстно целовались и постепенно перемещались к кровати.

«Вот это настоящее женское тело… Не то, что у Актии».

— Значит тебе нравятся плохие парни, Аня? — невзначай спросил я.

— Мгхн… Д-да, Фаррен. Ты, хозяин, больше всех привлекаешь меня своей репутацией злодея… Я т-так и хочу, чтобы ты был только моим и не возился с другими псинами, — она обняла меня ещё сильнее.

— Но ты ведь знаешь, что этому не бывать? — пришлось взять инициативу на себя.

— Мнг… Ох, н-но я не теряю надежды. Мгнх… Почему бы иногда не помечтать о прекрасном… — она улыбнулась, оскалив зубки, пока тонула в объятиях.

— Какая же ты хорошенькая… Люблю тебя, Аня… — а после, я остановился.

— А как же ты? — она притворилась маленькой и глупенькой. — Почему ты не хочешь…

— Сегодня у меня запланирована ещё одна встреча с очень милой девушкой…

— Она лучше, чем я? — Аня жалостно взглянула на меня, как щеночек. Алые глазки намокли, как по приказу. — Почему ты не хочешь провести весь день со мной, я ведь люблю тебя, а ты…

— Ну-ну, Аня… Ну перестань плакать, — я вновь обнял её и добавил: — Давай так. Ты пойдёшь сегодня со мной, хорошо? Посидим и поболтаем, плюс я думаю, что можно будет устроить небольшое соревнование.

— Какое соревнование? Хочешь сравнить нас? — Аня воспряла духом. В любовном деле ей явно не было равных.

— Посмотрим, Анют, — она улыбнулась и начала мечтать о всяких пошлостях. — Девушка, что должна приехать сегодня ко мне — из Торговой федерации. В Скайфоле вряд ли даже среди высших чиновников процветает многожёнство и свободная любовь, но…

«Ха… А ведь есть и плюсы от этого проклятого вина с агапэ».

— Так она из Скайфола, да? Не уж то тебя, хозяин, купила красивая и скромная богачка?

— Гхм… Конечно же нет, — она начала сжимать меня. — Хочешь всё-таки выжать из меня все соки? Ну давай, попробуй, моя маленькая ищейка… Попробуй меня одолеть.

Вскоре объятия стали ещё более страстными, и мы отдались чувствам, позабыв обо всем. Аня была полностью поглощена эмоциями.

После того, как уже я испытал пик наслаждения, мы некоторое время просто лежали и наслаждались друг другом. Кровь бурлила в венах. Я почувствовал с Аней особую сакральную связь.

«Стоп. Уже шесть часов?» — вдруг я понял, что пора возвращаться.

Мы вместе приняли душ, оделись и покинули номер отеля. Я почувствовал умиротворение после близости с прекрасной девушкой и направился к выходу. А рядом с автомобилем нас стоял и ждал Эрвин.

В руках он держал бумажный сверток с какой-то выпечкой. Брат ел булку, что приобрёл в пекарне через дорогу и презрительно смотрел на меня.

«Прям как в детстве, когда я отобрал игрушку и не вернул…»

— Ну что, наигрались, голубки? А ведь целый час прошёл… Как вообще можно быть настолько бестактными? Я тут со скуки помирал, пока вы там веселились… — Эрвин явно расстроился.

— Перестань, Эрвин. Я же обещал тебе, что в следующий раз обязательно… — я попытался оправдаться, но брат резко перебил меня.

— А мне не хочется потом! Я хочу пойти и отдохнуть сейчас! — он почувствовал себя ущемлённым.

— Знаешь… — я положил руку на плечо. — Ладно. Я дам тебе денег. Иди развлекайся, Эрвин. Ты заслужил.

Братец-психопатец воспрял духом и заулыбался так, словно девушка призналась ему в любви. Я передал несколько крупных купюр.

— Так, сколько там тебе нужно… Раз, два, три… Пятнадцать, шестнадцать. Ну думаю столько тебе хватит, чтобы снять хоть четырёх красавиц. Смотри не кури всякую дурь.

— Понял, брат, — он взял и положил купюры в карман. — Спасибо… Ты даже не представляешь, как же я рад, что смогу наконец-то нормально отдохнуть!

— Оставить что ли кого-нибудь за тобой приглядеть… — я задумался над прошлой ситуацией в поезде и не хотел, чтобы она повторилась, но уже без меня.

— Да перестань, Фаррен. Я клянусь, что не попаду в неприятности. Хорошо? — он действительно не хотел в них попадать.

— Ладно, поверю на этот раз. Не подведи меня. Вот ключи. Номер забронирован на одну ночь. Удачи, Эрвин. Развлекайся.

— Спасибо… Брат.

— А как насчёт меня? — Аня тоже захотела моего внимания. — Я тоже хочу денег, хозяин…

— Держи. Всё что осталось — твоё, — я передал Ане кошелёк и почувствовал неприятную боль от утраты хорошенькой суммы денег. — Эх, а я ведь мог и оставить парочку купюр… Но ладно. Накопай, пожалуйста, информацию про культ семи смертных грехов, хорошо?

— С удовольствием, хозяин, — наши губы слились воедино, а через минуту Аня закончила, приблизилась к ушку и тявкнула два важных слова: — Ваф-ваф.

Разум на секунду переклинило. Я встал на месте как вкопанный. Ане вновь пришлось разморозить меня ещё более страстным поцелуем.

«Не уж то она действительно меня любит? Хотя л-ладно, не важно. Я почему-то только сейчас понял, что денег у меня забрали просто ужас… Чёрт! Два красноволосых паразита… Мгнх! Обидно. Но плевать! Быть сильным — это значит страдать от успеха! Такова цена нашего похода. И всё ради тебя, Торрен… Ты видишь, мама? Я правда очень стараюсь…»

Мы попрощались с Эрвином и направились к автомобилю, что был припаркован неподалёку. Я галантно открыл дверцу для Ани, а затем занял водительское место.

Двигатель взревел, оповещая о готовности тронуться в путь. Я лавировал между потоками транспорта и вдруг поймал один из светофоров. Из-за длительного бездействия разум погрузится в себя и начал размышлять о событиях прошедшего дня.

«Очкарик столь дерзко бросил мне вызов… Не уж то он был так уверен в своих силах? Дурак, да и только, но… надо признать, что он обладал немалой смелостью. Чтобы вот так бросить вызов человеку, что голыми руками убил офицера… он либо дурак, либо реально смелый парнишка. Надо будет навести справки кто этот очкарик такой. Ещё и моя маленькая ищейка так сильно меня обнимала, что теперь меня точно не хватит на Миру. Ну что за денёк! Надеюсь, что очкарик хотя бы не был какой-то важной шишкой, что служит Кристализ…»

— Не волнуйся, хозяин. Этот дворянин ничего не сможет тебе сделать, — Аня, будто прочитала мысли и прильнула к напряжённой руке.

Голова ещё болела от удара. Я даже немного испугался, что упаду в обморок.

— Ты так напряжён, Фаррен.

Нежные прикосновения развеяли тяжелые думы и наполнили сердце умиротворением. Голову потихоньку отпускало.

Спустя шестнадцать минут, я въехал на обширную территорию поместья, миновал кованые ворота. После экспертным маневром пришлось припарковать транспортное средство у главного входа. Затем я покинул салон вместе с Аней и проследовал к особняку.

Грета уже ожидала нас у входа:

— Приветствую, господин. Гости ждут вас в столовой, — она, как обычно поклонилась в реверансе. — Приветствую и вас, госпожа Анна.

— Привет, Грета, — Аня ехидно взглянула на служанку, которую она ненавидела всей душой. — Всё ещё служишь хозяину?

— Да… Всё так, госпожа, — Грета поникла, когда Аня прижала её к стене.

— И как мой хозяин всё ещё терпит такую бестолочь, как ты… Ничтожная собачка, — прошептала она на ушко, когда поставила руку рядом с её шеей. — Только я достойна находиться рядом с моим хозяином, ты поняла?

— Я… Я поняла, госпожа, — Грета пыталась скрыть напряжение.

— Что вы там шепчитесь? — мне пришлось прервать их. — Иди уже сюда, Аня. Познакомишься с этими милашками.

— С-стой… Я же… — она покраснела.

Я взял Аню за руку и провёл в столовую, где уже располагались Матильда, Мира и Аста. Они пили чай, а на тарелках находились куски ягодного пирога, что озарили особняк приятным запахом. Мира встала и поклонилась.

— Добрый вечер, господин Фаррен, — сказала Мира. Аста последовала её примеру:

— Мы думали, что вы уже не придёте, — сказала черноволосая дылда и улыбнулась. — Любите же вы заставлять понервничать простых и наивных девушек.

— Я развлекался с моей давней знакомой, — я решил сразу раскрыть карты перед Мирой, а после сел рядом. — Я всё-таки тот ещё бабник, вас надеюсь это не сильно смущает?

— Н-нет, господин Фаррен. Это не большая проблема, ведь любовь не знает границ. К тому же вы оказывается очень знамениты. Я узнала от госпожи Матильды, что вы участвовали во многих событиях вашего могущественного государства. Нельзя чтобы такой мужчина, как вы…

— Перестань. Я же вижу, что тебе сразу стало неприятно, когда я привёл Аню, — она поникла. — Я вижу твоё отвращение. Не уж то вы обе готовы на всё, чтобы заключить хорошую сделку? Как же это… позорно.

«Как я и думал. Мира не примет меня таким, какой я есть».

— Вы очень проницательны, господин Фаррен. Мне бы было неприятно, если бы вы постоянно разделяли ложе с другой. У нас не принято брать больше одной девушки в жёны, а измены осуждаются. Такой уж у нас моральный кодекс, — кротко сказала Мира.

— Моральный кодекс значит?

Я испытал некоторое разочарование и недопонимание в отношении строгого «морального кодекса», который запрещал многоженство и свободную любовь. В отличие от бизнесгрифок, я верил, что все моральные устои, кроме возрастных и половых, которые ограничивают возможности любить друг друга, являлись признаком вырождения и деградации. Однополые браки, моральные рамки — всё это вело к смерти нерождённых. Только возрастные ограничения действительно сохраняли потомство здоровым и многочисленным.

Я верил и знал, что если люди меньше любят друг друга, то они порождают меньше детей. А нерождённых я всегда приравнивал к убитым по глупости своими родителями, что было просто недопустимо.

— Любовь — это прежде всего страсть, желание, наслаждение близостью без излишних условностей и ограничений, Мира. Вот посмотри на Аню. Я очень её люблю. Она, как любая нормальная девушка, не видит ничего предосудительного в том, чтобы её партнёр любил бы одновременно нескольких других. Наоборот, она считает это вполне естественным проявлением мужской натуры. Правда, Аня?

— Да… Именно так.

— Вот объясни мне, Мира, как вообще можно оставаться только с одной девушкой, если вас так много? — я не понимал, что они испытывали отвращение ко мне всё это время. Аста решила ответить за неё.

— Мы выросли в обществе с более строгими нравственными устоями, где многоженство считается аморальным и недопустимым, господин Фаррен, — она странно нахмурилась. — Наш моральный кодекс диктует, что мужчина должен быть предан одной-единственной женщине, своей законной супруге. А по поводу свободной любви скажу вот что: связи на стороне всегда осуждались и считались из-ме-ной… Отвратительным предательством своей второй половинки.

Я вспылил.

— Да как это вообще может считаться нормальным? Ты хоть понимаешь, что из-за этого у вас не рождаются миллионы детей? Вы понимаете, что вы постепенно гибните таким дебильным образом? Конечно, собирать гарем из десятков девушек, что слабее и ниже по рангу, чем мужчина — это отвратительная практика и я её осуждаю, но что же делать тем, кто действительно любит друг друга? И ведь таких немало!

— Так устроен весь остальной мир, господин Фаррен. Именно моральный компас поддерживает наши стремления и… — Аста пыталась убедить меня в чём-то, но я был непреклонен.

— Для меня подобные жесткие рамки кажутся излишне ограничивающими и идущими вразрез с природными инстинктами и влечениями человека, Аста, — я взял кусок пирога и откусил кусочек, а после запил вкусным чаем с брусникой. — В моём понимании, вы — вырождаетесь и деградируете. Любовь — это свобода выбора, отсутствие запретов и условностей. Правила и традиции всегда будут поощрять лишь лицемерие. Любые традиции, что связаны с семьёй и любовью являются противоестественными, ведь они отрицают саму природу человека.

— Но как же чувства девушки, которая видит, как её парень занимается любовью не с ней, а с другой женщиной? — продолжала Аста.

— Никаких чувств такая девушка, кроме восхищения доминантностью своего мужчины, не может испытывать. Если она главная женщина в его сердце, и он по-настоящему любит её, то такой мужчина даже будет благодарен любимой за терпимость. Он будет ещё больше любить свою женщину. Я понимаю, что существуют и такие люди, как вы, что своими предпочтениями и «высокой моралью» убивают детей и губят демографию, но ведь вы должны понимать, что ханжеские и высокоморальные, как вы говорите, устои — это бесполезные оковы из прошлого, что мешают нам по-настоящему любить друг друга в полной мере.

— За это вас всех повсеместно и осуждают… — добавила Аста и начала есть кусок пирога, запивая его чаем.

— Все Меняющиеся всегда стремились отдаться страстям без остатка. Мы не боимся осуждения. Мне жалко, что ты, Мира, так крепко связана этими условностями, что не позволяют тебе по-настоящему распахнуть свое сердце. Я не буду менять взгляды и образ жизни, ведь именно в них я черпаю силу и наслаждение.

— Значит ты и не любил Миру по-настоящему… — Аста продолжала со мной говорить.

Мира выглядела очень встревожено и довольно подавлено, но я почувствовал, что она постепенно начинает меня понимать. Аня посмотрела на беловолосую милашку и вдруг встряла в разговор:

— Что вы вообще несете… — сказала она и привстала от негодования. — Не желать родить ребёнка от такого, как Фаррен — это же самая отвратительная мысль, что только может появиться в голове женщины! Хозяин столько всего сделал для этой страны и для простых людей! К тому же он состоятельный и привлекательный, а также добрый и сильный, а вы…

— Стой, что? — Аста прервала её и удивлённо посмотрела на Аню. — Ты сказала хозяин?

— Да, а что? Я — ищейка господина Фаррена, что… — Аста перебила её отвратительным и презрительным смехом.

— Пха-ха-ха! Ты ищейка господина Фаррена? Ты собачка что ли? Пха-ха-ха! — это вывело меня из себя.

— Ну всё… Вон отсюда, — я вскипел, ударил по столу и указал на дверь.

— Но, господин Фаррен, мы же хотели обсудить… — я перебил Асту устрашающим тоном.

— Обижать Аню я вам не позволю! Так отвратительно в моём доме ещё никто себя не вёл. Вон отсюда!

— Но господин Фаррен… — Матильда хотела заступиться за Асту, но я был непреклонен.

— Убирайтесь.

«Отвратительная мразь…»

— А ты Мира останься. Не хочу больше видеть эту дылду в моём доме. Матильда, проводите, эту наглую женщину, что посмела осуждать традиции и устои Гегемонии.

— Господин Фаррен… — тихо сказала Мира. — Не уж то мы взаправду своими… убеждениями убиваем детей? Вы правда считаете, что из-за нашей устаревшей морали моя дорогая страна всё сильнее вырождается? Ведь эти малыши, что, как вы говорите, и вправду не родились…

Она замолчала, когда поняла, что я был прав. Мира глубоко внутри знала, что «высокая мораль» и стала причиной демографического упадка, но не хотела в это углубляться. Она думала о вырождении ещё давно, но всё же отбросила столь грязные мысли о свободе. Как вдруг я напомнил Мире, что происходит в её стране и нежную душу охватила целая буря противоречивых эмоций.

С одной стороны, девочка была так воспитана, что следовала высоким моральным устоям беспрекословно. Верность одному супругу, осуждение измен и многоженства — все это впиталось в сознание с ранних лет с молоком матери, как очередная пропаганда против Грифонской империи. Моральные ценности были частью её идентичности, её личности, её мировосприятия. И теперь я бросил вызов самим основам мироощущения.

Девушка чувствовала растерянность и смятение. То, что считалось правильным и нравственным всю ее жизнь, сейчас ставилось под сомнение резкими и беспощадными фактами… Доводами грязного меняющегося, с нацией которого они сотрудничали только из-за денег. Искренние слова о том, что устаревшие моральные догмы ведут страну к вырождению, отозвались сначала пониманием, а после и глубоким страхом в сердце.

Спустя две минуты копания вглубь проблемы в душе девочки зародилось новое чувство — любопытство. Мира была восхищена глубокими мыслями и истинной добротой. Глубоко внутри она знала, что свободная любовь и многоженство — это спасение её страны, возможность для Скайфола, что действительно вырождался с каждым десятилетием независимости, выбраться из демографической ямы.

Дерзкие идеи свободы манили Миру, будоражили непорочный разум. Девочка думала, что в перспективе можно будет заставить людей размножаться, если начать продвигать свободную любовь силой. Тогда-то у всех бизнесгрифов появятся миллионы новых покупателей и рынок взлетит в небеса. Бизнес сам обязан был породить потребителей. И Мира это понимала как никто другой.

— Господин Фаррен… Знаете ли вы сколько детей родилось в среднем за последние несколько лет… в моей стране? — я продолжал есть очень вкусный пирог, что приготовила Матильда, пока паразитка лживо улыбалась.

— Мне очень интересно послушать, Мира. Не уж то хотя бы ты нас понимаешь? — я отставил тарелку, когда доел последний кусочек.

«Как же вкусно…»

— Да она сейчас скажет, что у них всё хорошо, — решила высказаться Аня. — Знаем мы таких. Только проявишь уважение и внимание, как они…

— Аня, помолчи, пожалуйста, и не перебивай… — я поднял Анюту со стула и посадил на коленки, а потом погладил по голове, как хорошую девочку.

— Н-нгх… Х-хорошо, хозяин. Я м-молчу только, п-пожалуйста, гладь меня подольше, — она извивалась и ловила каждый сантиметр ладони.

— Господин Фаррен… На семью у нас рождается один ребёнок, — её слова прозвучали, как гром среди ясного неба. — В среднем только один на семью.

— Это же просто ужасно… — я обомлел от такого заявления. — Тогда почему Аста решила со мной поспорить⁈ Вы же действительно вымираете!

— Она не верит в то, что многожёнство и свободная любовь помогут. Но я знаю, что если мы заставим людей любить друг друга чаще, то и покупателей… Ой. Т-то есть детей и людей будет гораздо больше.

Противоречие между воспитанием и новыми знаниями терзало Миру изнутри. Она ощущала внутреннюю борьбу между традициями, которым следовала всю жизнь, и соблазнительной перспективой следовать более естественному, свободному пути, что освобождал от оков условностей. Этот конфликт вызывал в Мире глубокие сомнения и потрясение устоев мировоззрения.

Мире было тяжело принять тот факт, что из-за глупых предрассудков и устаревших традиций Торговая федерация вырождалась, но страна действительно стояла на пороге демографического кризиса, если не катаклизма. И она сдалась, пала на колени перед истиной.

Я же поднялся на ноги, поставил Аню на место, а затем стал ходить кругами по столовой в раздумьях.

— Даже не знаю, чем вам помочь… — я нежно охватил Миру за плечи. — Послушай. Как только я закончу с играми, то мы обязательно должны разобраться с вырождением. Ты же близкий человек Женевы. Она ведь племянница Железного канцлера, правильно?

— Да, господин Фаррен, — она обняла меня. — Спасибо вам.

«Du riechst so gut…»

— Но что важнее всего… Мира, ты откажешься от своей глупой позиции ради меня? Ведь свободная любовь — это и есть истинное всеобъемлющее благо. Мне недавно даже сказали, что я переполнен агапэ, что бы это не значило. Думаю, что всё, чего мы добились, как нация, вытекает из-за свободной любви.

— Я постараюсь быть более снисходительной к таким вещам.

— Тогда… Докажи мне это, — я хотел намекнуть на будущую встречу, когда она измениться в лучшую сторону, но она неправильно меня поняла.

— Я-я буду рада, если вы захотите… Разделить постель вместе с вами и такой прекрасной девушкой, господин Фаррен, — она намекала на Аню милым и мягким тоном. — Н-но… Конечно, мне неприятно понимать, что вы… что вам не хватит меня одной. Но я клянусь, дайте мне время, я пересилю свои убеждения! Всё-таки именно из-за них мой народ медленно гибнет и деградирует…

«Почему мне кажется, что она врёт? Она правда сочувствует простому народу? Или же Мира хочет…»

— Хозяин! Ну почему она такая милая? — Аня чуть не расплакалась. — Я тоже умею так… Я тоже умею! Как ты настолько можешь быть красивой и доброй?

«Да что опять не так?»

— Почему ты плачешь, Аня? Ты обиделась? — она выглядела такой бедненькой и печальной.

— Мира слишком хорошая, чтобы я её не любила! Я всегда ревновала тебя к другим, хозяин! Ведь только я должна была обладать правом находиться рядом с тобой! — я обомлел от такого откровения. — А Мира настолько хорошая, что мне не хочется её обижать!

«Вот это да…»

— Ты обижала других девушек? — я немного разозлился.

— Да, потому что я люблю тебя… Прости, хозяин, прости…

— И кого ты… — я начал гладить её по голове и пытался успокоить. — Да неважно. Просто не делай так больше, хорошо?

— Хорошо… Прости, пожалуйста! После вашего диалога с Астой, я так себя плохо стала чувствовать… Мне стало очень стыдно! Прости, Фаррен…

— Перестань, я не сержусь, — я обнял её так нежно, как только смог. — Ревность — это показатель, что ты меня по-настоящему ценишь. Спасибо.

— Какая ты миленькая… — Мира тоже подошла и начала гладить Анюту. Я был счастлив, как никогда. — С такой хорошей девочкой мне не будет страшно. М-может переместимся постепенно в спальню?

— Пойдём, — вдруг сказала Аня. Она хныкала и пыталась успокоится. — Я покажу тебе, Мира, что ты не во всём лучше меня! Устроим соревнование, кто больше нравится хозяину!

— Хорошо, — Мира медленно улыбнулась.

«Ха… А меня видимо не спрашивают?» — и они отвели меня в спальню.

Пока девочки принимали вместе ванну и о чём-то громко болтали за дверью, я решил прилечь на кровать и хорошенько обо всём подумать. Мысли, словно беспокойные волны штормового моря, обрушились на берег памяти, грозя смыть остатки спокойствия. Всё, через что пришлось пройти, ощущалось слишком странным, чересчур необычным для такого, как я.

Общенациональные рейды — начало конца привычного мира. Город пылал в огне ненависти и захлебывался кровью невинных. Бросившись в самое пекло, удалось спасти девушку, которую чуть позже пришлось самолично убить. Разум до сих пор хранил воспоминания о криках и яростном пламени, что поглотило мечты простых людей.

«Тяжесть ответственности давила на плечи… А теперь я совсем ничего не чувствую».

Внезапно с улицы донеслись звуки знакомого вальса. Музыкальные вибрации, проникая глубоко в душу, исцеляли раны, о существовании которых я даже не подозревал. Сила музыки переплеталась с вновь пробудившимся желанием жить и бороться.

«Какая же великолепная гармония…»

Неожиданно всплыл образ Ласина. Его отвратительное обиженное лицо, казалось, насмехалось надо мной. С каждой новой воображаемой ухмылкой внутри разгорался огонь ненависти к фанатику. Но, как ни странно, именно Ласин, будучи врагом, научил меня терпению и стратегическому мышлению. А ситуация в сорифской уборной ясно показала: иногда лучше промолчать, ведь каждое столкновение с очередной ловушкой судьбы делало лишь мудрее и опытнее.

«Неужто сильнее нас делают не друзья, а враги?»

Эрвин, спасенный от казни радикальных социалистов, тоже вносил свою лепту в этот хаос. Его глупые шутки научили меня смеяться.

«Когда мы не общались и брата не было рядом, мне явно было не до смеха…»

Вспомнились люди Маффина, что жаждали мести и справедливости. Когда Эрвина поймали, радикалы явно не собирались оставлять кровного врага в живых. Но мне всё же удалось помочь Рыжему палачу не потерять голову.

«Никогда не забуду тот день, когда вырвал тебя из цепких лап смерти, Эрвин. Известие о твоей гибели стало бы непереносимым ударом…» — от грустных мыслей сердце сжалось, но вскоре боль постепенно отступила и отпустила разум.

Да, брат был сложной личностью, и порой закрадывались сомнения, стоило ли спасать такого злодея. Но долг перед родом оказался сильнее сомнений. Возвращение Эрвина домой действительно принесло неожиданное облегчение, и я понял, что семья для меня важнее справедливости.

Когда буря эмоций немного улеглась, я окинул взглядом окружающую обстановку. Простая спокойная жизнь казалась такой далекой и желанной. Всегда хотелось просто жить в своё удовольствие, без необходимости постоянно бороться и защищаться… Но честь и долг гнали вперёд — нужно было спасти Торрена как можно скорее.

«Обычная жизнь всё равно не для меня…»

Наконец, в потоке воспоминаний проявились и светлые моменты. Аня, Мира, Матильда и Эрвин, Грета и Фреда — мы все стали подобием большой семьи. А также я спас малыша Альта от Серой чумки, что делало меня пусть не национальным героем, но локальным спасителем.

«Но кто ещё кого спас? Рядом со всеми одиночество и подавленность отступили… Когда вечерами я оставался один на один с бумажками, становилось невыносимо тяжело. Однажды даже хотелось застрелиться… Это вы спасли меня. Как же я хочу, чтобы вы улыбались…»

Благодарность за каждый день, что я провел с новыми друзьями, наполнила сердце. Радость от того, что такой идиот остался жив, что сердце всё ещё бьётся, переполняла душу.

«Возможность просто улыбаться и чувствовать радость… Это ли не настоящее чудо?»

Поднявшись со слезами на глазах, я ощутил, как ветер из открытого окна треплет волосы. Впереди ждал долгий путь. Но я был готов к новым приключениям. Улыбка невольно проявилась на лице.

«Теперь Фаррен фон Кригер стал не просто воином, а человеком, способным любить…» — я процитировал концовку известного романа и рассмеялся.

Смех, что начался как тихий шёпоток, перерос в громкий злодейский хохот. Я не смог сдержаться и смеялся минут пять. Как вдруг, в спальню вошли две прекрасные девушки. Мира и Аня приблизились, взяли меня за плечи и повели к кровати.

— Смеешься, как сумасшедший… — пробормотала Аня, устроившись рядом поудобнее.

— Но такой злодейский смех даже привлекает… Правда, Анюта? — Мира первой прильнула поближе и начала массировать уставшее тело тёплыми руками.

— Эй, я же сказала, что я первая! — Аня надула щёчки.

Слишком взволнованный, чтобы говорить, я позволил себе отдаться моменту, и мы быстро приступили к делу.

В полумраке кабинета Великой башни свет с трудом просачивался сквозь тяжелые бархатные шторы, едва освещая пространство. Стены были облицованы темным деревом, а в центре располагался массивный стол из черного гранита.

Рядом с окном на мягком кресле восседала Кристализ. Лицо Владычицы всей Гегемонии с высокими скулами и холодным взглядом, казалось было высечено из камня. Излучало власть и превосходство.

Перед королевой стоял длинноволосый дворянин в клетчатом полупальто, что тайно заведовал пропагандой государства. Он был весь перемотан бинтами и трусливо ждал решения Великой королевы с гипсом на левой руке. Сжатые губы и напряженная поза выдавали страх перед могущественной правительницей, которой он вынужден был подчиняться.

Слева у входа примостился Ласин. Он бесшумно ждал и в страхе размышлял о том, как правительница всей Гегемонии с ним расправится. Королевский гвардеец всё думал о том, как же Кристализ будет истязать и пытать его за досадную оплошность.

Рядом с дворянином на кресле сидел Хармон Зеленый. Известный как Зеленоглазый, глава Совета безопасности заведовал всеми военными министерствами и органами внешней разведки. Шрам, что пересекал его щеку, и грубые черты лица создали образ человека, что не ведал страха.

Зеленоглазый был известен своей безжалостностью и вспыльчивым нравом. Он нервно постукивал пальцами по подлокотнику кресла, будто ждал подходящего момента для выплеска ярости.

В кабинете царила мрачная атмосфера. Воздух, казалось, пропитался негативной энергией, а участники встречи выжидали удобного случая, чтобы сорваться и накричать друг на друга.

Первым молчание нарушил длинноволосый дворянин. Его голос, хоть и дрогнул поначалу, но потом он постепенно обрел кроткую уверенность:

— В-ваше Величество, пропагандистская кампания идет по плану. Наши усилия уже приносят плоды — народ все больше проникается верой в идеалы Гегемонии и готов следовать вашему курсу.

Кристализ кивнула и едва заметным жестом выразила одобрение. Ласин и Зеленоглазый переглянулись, ведь прекрасно понимали какими методами достигались эти «успехи».

— Хорошо, — слова королевы прозвучали подобно приговору. — Но не стоит почивать на лаврах. Пока живы те, кто осмеливается сомневаться в моем величии… наша борьба не окончена. Но что более важно… Тебя что… избили, Рон?

— Я…

— Хотя мне вообще наплевать на ваши подковерные интриги. Кто это был?

— Это был Фаррен, госпожа… Я вызвал его на дуэль и…

— Ясно, не хочу тебя больше слушать. Раз ты так пострадал, то и так понятно, что ты проиграл, ничтожество. А значит сильный победил, а идиот получил по заслугам, — она по садистки улыбнулась, когда погладила дворянина по голове, а после страстно поцеловала бедняжку. — Мгм… Но ты не переживай. Я так просто этого не оставлю. Он поплатится за то, что решил устроить дуэль с таким слабаком.

Зеленоглазый ухмыльнулся и обнажил зубы. Он предвкушал возможность очередной жестокой расправы. Ласин же молча кивнул — за годы службы глава гвардии уже привык беспрекословно выполнять любые приказы повелительницы.

— М-мы выследим и покараем каждого бунтовщика, — безапелляционным тоном заявил Ласин, когда прошёл вперёд. Он захотел задобрить Великую королеву сладкими фанатичными речами. — Никому не удастся поколебать устои Гегемонии!

В этот момент Зеленоглазый опередил Кристализ, чтобы добавить пару слов от себя:

— И пусть все мятежники знают — им уготована лишь смерть! Понял, Ласин? Любой намек на неповиновение будет искореняться с беспощадной жестокостью!

Громкие слова повисли в гнетущей тишине кабинета, отражаясь холодным безжалостным эхом. Присутствующие ни на миг не усомнились в решимости Зеленоглазого воплотить угрозы в жизнь. Королева довольно кивнула — такие верные последователи внушали уверенность в окончательной победе.

— Хорошо сказано. Свободны, — все собрались уходить, но вдруг: — Ласин, а ты останься.

Уставшие глаза намокли от безысходности.

— Ну-ну, не плачь… Ты же сам знаешь, как я не люблю, когда из-за таких, как ты мои планы срываются, — она ласково гладила слабый торс, пока в мыслях наслаждалась и предвкушала страстную пытку. — Я должна тебя наказать…

— Моя королева… — он упал на колени и стал умолять о пощаде. — Молю вас… Не надо. Пожалуйста… Я не выдержу ещё одно ваше наказание…

— Надо, Ласин. Надо… — она взяла его за подбородок, подняла и страстно поцеловала. Великая королева почувствовала сладкий вкус отчаяния, что так манил её искажённый внутренний мирок. — Вот так… Хороший мальчик. Ты же знаешь, что я люблю тебя…

«Моя маленькая игрушка».

Спасибо за чтение. Хочу поблагодарить двух моих первых читателей-тестеров Harmonist D и Rov_ik, которые очень помогли исправить неточности в сюжете, а также благодарю graphomantа, который отчасти научил меня писать правильно, красиво и просто, а также помог с текстом.

Большое спасибо и вам, мой дорогой читатель. Я ценю ваше внимание. Если вы это читатете, то знайте, что я вам очень благодарен. Желаю всего самого лучшего. Не болейте и конечно же покупайте новые и новые книги! По цене они, как одна мини шаурма, хех. Странные сейчас времена…

Ваша поддержка очень для меня ценна. Если не трудно, то оставьте положительный комментарий в магазине Литрес или в любом другом.

Спасибо. Вот вам миленькая кошечка.

— С-спасибо за покупку…

Иллюстрации: https://app.leonardo.ai/

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Конец гармонии