Уайтчепел, Лондон

Февраль 1816 года

Лондон

Конец января 1815 года

Гай снова вскрикнул, когда пуля, выпущенная из пистолета Сесиль Трамбле, вырвала из его пальцев игральную карту, но на этот раз ему хотя бы удалось сдержаться и не подпрыгнуть.

– Простите, – произнес он машинально.

– Не извиняйтесь! – Артистка начала перезаряжать шесть пистолетов, которые только что разрядила в Гая. – Публике всегда очень нравится, когда большой сильный мужчина визжит от страха, точно девчонка.

Но Гай не оскорбился, хотя мисс Трамбле, без сомнения, именно на это и рассчитывала. Ее язвительный ответ скорее его позабавил. Ему претило признавать тот факт, что находившиеся рядом с ним женщины обычно принимались глупо хихикать, исключением не являлись даже взрослые, умудренные опытом дамы. Гай не знал, почему так происходило. Да, он прекрасно осознавал, что все вокруг считали его привлекательным, но то же самое можно было сказать и о его друзьях, только почему-то в их присутствии умные воспитанные леди не принимались вдруг вести себя как дурочки.

Сесиль Трамбле и вовсе, вместо того чтобы хихикать, не стеснялась одаривать его восхитительно насмешливыми взглядами и пускать в ход свой острый язычок.

Что за женщина!

Впервые за бог знает сколько времени Гай встретил на своем пути представительницу прекрасного пола, на которую его обаяние не производило никакого впечатления, но его это возбуждало: нравилось, когда ему бросали вызов.

– Я польщен, – произнес Дарлингтон, неторопливо подходя к столу, на котором Сесиль перезаряжала пистолеты.

– И что же вам так польстило? – уточнила она, не удосужившись поднять на него глаза и продолжая заниматься своим делом.

– То, что вы считаете меня большим и сильным.

Мисс Трамбле вскинула голову, и Гай с удовлетворением отметил, как по ее шее, прикрытой досадно высоким воротником, разлилась краска, а на щеках заиграл очаровательный румянец.

Стало быть, он не так уж ей безразличен.

Их взгляды встретились, и Гай беззастенчиво воспользовался представившейся возможностью изучить каждую деталь ее прелестного лица: греховно пухлые алые губы, карие глаза – настолько темные, что казались почти черными, – дерзкий вздернутый нос, упрямый подбородок и высокие скулы. Но более всего его привлекал надменный взгляд этой красавицы, который она приберегала исключительно для него.

Мисс Трамбле намотала на шомпол тряпицу и протолкнула в дуло пистолета.

– Почему вы так на меня смотрите?

– Потому что вы красивы.

Глаза дамы округлились, губы слегка приоткрылись, и Гай услышал, как она судорожно вздохнула. Все это произошло за полсекунды, после чего лицо мисс Трамбле вновь приобрело выражение холодной насмешливости.

– Если вы пытаетесь меня очаровать, советую не тратить время, – произнесла она на отвратительно правильном английском языке.

– О, дорогая. Все, что имеет отношение к вам, никогда не станет для меня бесполезной тратой времени.

Лоб мисс Трамбле прорезали еле заметные морщинки, и Гай понял, что она раздумывает над его словами в поисках скрытого смысла. Не обнаружив ничего подозрительного, она недовольно нахмурилась и указала подбородком на дальний край сцены.

– Ступайте туда, на свое место перед соломенными тюками: я еще не закончила тренировку.

– Отмойте гримерную сверху донизу и убедитесь, чтобы все костюмы, сваленные в кучу на диване, были возвращены костюмерше. Отчистите плиту и почините ножку у стула, – пробормотал Гай писклявым голосом, который, совсем не походил на голос Марианны Симпсон. – И не забудьте протереть зеркала и ящики обоих туалетных столиков. А когда закончите с уборкой, проследите, чтобы вода превратилась в вино.

Услышав за спиной тихий смех, Гай подскочил от неожиданности и, обернувшись, увидел стоявшего в дверях Эллиота.

– Господи! Я думал, это она.

– Сомневаюсь, что она засмеялась бы, услышав такое, – заметил Эллиот.

– А ты не мог издать хоть немного шума, подкрадываясь ко мне сзади? – раздраженно спросил Гай.

Но прежде чем его друг и сосед по квартире успел ответить, Гай укоризненно добавил:

– Я полагал, что наша всесильная работодательница и госпожа позволила тебе сегодня отлучиться. Так почему ты до сих пор здесь?

– Глядите-ка: кто-то сегодня встал не с той ноги.

– Потому что, черт возьми, сейчас половина седьмого утра.

Гай, Стонтон и Эллиот только что покинули собрание, которое Марианна устраивала на рассвете дважды в неделю. Именно поэтому Гай, пребывая в дурном расположении духа, недовольно пробурчал:

– Ну кто встает в такую рань?

– Большая часть населения Лондона.

– Да, но вряд ли кто-то из них ложится в пять утра. – Гай зевнул так широко, что хрустнула челюсть.

– А я говорил, что не стоит идти на бал к Харшоу, – заметил Эллиот с таким чопорным видом, что Гаю захотелось ему врезать, но он сдержал свой порыв.

Во-первых, Эллиот был одним из его лучших друзей, а во-вторых, этот удар наверняка окажется единственным. Несмотря на то что Эллиот на четыре дюйма ниже Гая и легче по меньшей мере на стоун, это был отличный боксер, ежегодный победитель чемпионатов Итона.

– К твоему сведению, мой дорогой Смити, – Гай умышленно сделал ударение на последнем слове, – мне пришлось пойти на этот чертов бал лишь потому, что в детстве моя мать и леди Харшоу были закадычными подругами.

Будучи сыном графа, Эллиот сразу понял, что имел в виду Гай. Если одна из подруг твоей матери приглашает на бал, ты идешь не раздумывая и танцуешь, и никак иначе.

Гай не видел причин признаваться другу, что провел на этом скучном мероприятии всего час, как и в том, что, покинув бал, прямиком отправился к миссис Адель Мерфи.

Гай был рад получить сообщение от своей давней возлюбленной как раз в тот самый момент, когда выходил из дома, чтобы отправиться на бал, и раз уж так сложились обстоятельства, решил нанести ей визит перед отъездом из Лондона.

Гай не видел Адди целую вечность. Вдова богатого производителя окон, лет на десять старше Гая, она была не из тех, кого приглашают на великосветские мероприятия вроде бала Харшоу, и вовсе туда не стремилась. Гаю очень нравилось проводить время в ее обществе из-за свободы и раскрепощенности в постели. Он знал, что не был ее единственным любовником, да и она не ждала от него постоянства, что его полностью устраивало.

– Что ж, я, пожалуй, пойду, – произнес Эллиот, доставая видавшие виды рукавицы из кармана такой же потрепанной куртки.

– Как получилось, что тебе удалось избежать унизительного физического труда? – поинтересовался Гай, ничуть не стыдясь, что напоминал хнычущего двенадцатилетнего мальчика, который был вынужден выполнять работы по дому.

– Не удалось. Мне предстоит помогать в прачечной.

Оба дружно застонали.

Прачка миссис Баском люто ненавидела мужчин и частенько напоминала им об этом, принимаясь громко разглагольствовать на сей счет всякий раз, когда они имели несчастье переступить порог ее владений.

– После того как я помогу очаровательной миссис Баском, мне придется нанести визит поставщику фургонов, который отстал от графика месяца на полтора.

Да уж, Эллиту не позавидуешь. Гаю довелось познакомиться с этим буйным колесных дел мастером из Пруссии, который имел обыкновение швыряться инструментами и деревянными чурками в порыве гнева. Возможно, уборка в гримерной не такое уж плохое занятие, и Гай, постучав в дверь одной из таковых, крикнул:

– Есть кто-нибудь? – Не получив ответа, он распахнул дверь и, поморщившись при виде царившего внутри беспорядка, пробормотал, поворачиваясь к следовавшему за ним Эллиоту: – Внезапно мне стала не так уже неприятна перспектива выслушать одну из гневных тирад миссис Баском. Полагаю, ты не захочешь со мной поменяться?

Эллиот лишь рассмеялся в ответ, а потом снял потрепанное пальто с вешалки, так перегруженной всевозможной одеждой, что было удивительно, как она еще не рухнула на пол.

– Собираешься сегодня на званый обед к Алистеру? – спросил Эллиот, выудив из кармана пальто кепку с плотным козырьком и водрузив на свою коротко стриженную голову.

Гай поморщился:

– Господи! Это уже сегодня вечером?

– Если пропустишь, он тебя убьет, – предупредил Эллиот.

Гай окинул взглядом царивший вокруг хаос:

– Мне повезет, если я управлюсь до полуночи. К тому же она хочет, чтобы я прибрал в оркестровой яме.

Эллиот тихонько присвистнул:

– Должно быть, она тебя тоже терпеть не может, как и бедолагу Стонтона.

Казалось, Марианна и впрямь испытывала к герцогу какую-то особую неприязнь. Гай догадывался, что послужило тому причиной. Ведь именно Син уговорил ее не только нанять на работу всех троих, но и помочь осуществлению его плана по спасению брата.

– В любом случае, – продолжил Эллиот, – тебе лучше присутствовать на этом обеде, потому что Али собирается сделать важное объявление.

Обмотав шею пестрым шарфом, с трехдневной щетиной на лице, в пестрой и неряшливой одежде Эллиот скорее напоминал организатора петушиных боев, нежели четвертого сына графа. Гай был уверен, что даже собственная мать не узнала бы его при встрече.

– Словно мы не догадываемся, что это за объявление, – проворчал Гай.

Лорд Алистер Скортон был его школьным другом, хоть и не таким близким, как Эллиот или Стонтон. Его помолвка с леди Лили Мельсон планировалась их матерями с тех самых пор, как оба лежали в колыбелях.

Лили близко дружила с одной из сестер Гая и частенько гостила в Дарлингтон-парке во время школьных каникул, и даже как-то он кувыркался с ней на сеновале.

Даже в свои восемнадцать лет в Лили не было ни капли романтики, только прагматичность, и посему от Гая она не ждала ничего, кроме чувственного удовольствия. К тому же ее жизнь с Алистером была давно спланирована наперед. Ее интрижка с Гаем не была для Алистера секретом, поскольку он сам переживал бурный роман с оперной певицей.

Гай ничуть не сомневался, что Алистер и Лили поженятся, произведут на свет потомство и вернутся к своим развлечениям, как только Лили подарит своему супругу пару наследников. Он всегда завидовал их непринужденной дружбе и частенько жалел о том, что родители не подыскали ему невесту, пока он еще лежал в колыбели.

И вот теперь ему придется потратить немало сил на то, чтобы подыскать себе подходящую жену. И если эта женщина окажется не одной из его знакомых, что было весьма вероятно, поскольку самые пробивные дебютантки были представительницами зарождающегося класса торговцев, то существовал риск обзавестись супругой, чьи представления о браке и верности были не такими гибкими, как у Лили.

Это в свою очередь повлечет за собой разногласия в семье, что и произошло в браке его родителей, когда ожидания матери Гая – представительницы класса буржуа, – касающиеся супружеской верности, разбились о твердую уверенность аристократа отца в том, что единственным его долгом перед молодой женой является продвижение ее вверх по социальной лестнице и появление на свет потомства.

В итоге брак оказался несчастливым.

– Гай?

– М-м? – Гай поднял глаза, отгоняя тревожные мысли.

– Ты ведь будешь на обеде, правда? – спросил Эллиот, останавливаясь на пути к двери.

– Буду.

– Хорошо. – Эллиот окинул взглядом беспорядок в гримерной. – Наслаждайся уборкой.

– Иди к черту! – пробормотал Гай, когда смех Эллиота эхом разлетелся по пустому цирку.

Артисты работали допоздна, и потому большинство из них появятся здесь не раньше полудня, что было ему только на руку. Он успеет прибраться в гримерной до того, как туда опять хлынут толпы дам и опят устроят беспорядок.

Он окинул взглядом помещение, раздумывая, с чего начать. Да уж, ситуация еще та: лорд Карлайл, наследник герцогского титула, ломает голову над тем, с чего начать уборку.

Гай нахмурился: но ведь он делает это, чтобы помочь Стонтону спасти жизнь человеку.

Какой замечательный способ провести последний год холостяцкой жизни – в роли уборщика! Наверняка можно было придумать какой-то иной план спасения.

Гай отогнал предательскую мысль прочь, хотя она не раз приходила ему в голову в те несколько недель, что он пытался стать своим в цирке Барнабаса Фарнема, и вновь окинул взглядом захламленную гримерную.

Его внимание привлек диван, или, вернее, возвышавшаяся на нем груда разнообразной одежды.

Неужели ни одна из этих артисток никогда не слышала о вешалках?

Марианне требовались доказательства, что в гримерной действительно имеется диван, а еще она хотела, чтобы вся одежда и сценические костюмы вернулись на свои места. После этого Гай должен был до блеска отмыть гримерную.

Да, она действительно произнесла слово «блеск», а потом усмехнулась, и, словно в подтверждение сказанного, ее глаза заблестели.

В тот момент Гаю хотелось придушить Стонтона за то, что втянул его в эту проклятую авантюру, но, когда Марианна поручила герцогу прибраться в уборной, тот решил промолчать и возблагодарил небеса, что отделался относительно легко. И все же, оглядев захламленную гримерку, он ощутил себя совершенно подавленным. Ну и с чего начинать? Еще ни разу в жизни ему не приходилось убираться: разве что время от времени чистил свое ружье, – да и то это случалось крайне редко, поскольку обычно это делали слуги.

Господи, как же ему не хватало слуг!

Взглянув на туалетные столики, Гай побледнел. Ведь он совсем ничего не знал обо всех этих баночках-скляночках и тюбиках с косметикой, как понятия не имел о туфлях и ботинках, нуждавшихся в починке и ожидавших визита сапожника, наведывавшегося в цирк раз в месяц. Гай так же увидел множество разнообразных шляп, масок и украшенных перьями головных уборов…

Его тоскливый взгляд остановился на аккуратной стопке газет в дальнем углу гримерной, и он удивленно заморгал.

Стопка возвышалась на крошечном столике, приютившемся в нише странной формы, очень похожей на шкаф для метел, с которого кто-то снял дверцу. Эти газеты особенно бросались в глаза, поскольку были аккуратно сложены посреди царившего вокруг беспорядка.

Гая отделяло от столика всего два шага, и, подойдя поближе, он слегка наклонился, чтобы прочитать первую страницу, а потом прищурился и, наклонившись еще ниже, пробормотал:

– Нет, это невозможно!

Какова вероятность, что его подозрения подтвердятся?

Гай пролистал первую газету: не всю, всего несколько страниц, – пробежал глазами статью о кажущихся бесконечными мирных переговорах в Вене, перешел к разделу судебных новостей и, наконец, добрался до того раздела, который люди обычно называют колонкой сплетен или светской хроникой.

Собственное имя мгновенно бросилось ему в глаза, и Гай ошеломленно рассмеялся.

– Да что за…

Позабыв об уборке, он смахнул гору одежды со стоявшего рядом стула, уселся на него и положил стопку газет на колени.

Он просмотрел уже половину стопки – при этом его челюсть отвисала все больше с каждой новой колонкой светских сплетен, – когда дверь распахнулась и на пороге возникла метательница ножей Джозефина Браун или, как ее обычно называли, Блейд. На плече ее привычно восседал ворон Ангус.

– Привет, – произнесла Блейд, устремив на Гая взгляд своих глаз цвета опала.

Ворон смотрел на маркиза так же пристально, как и его хозяйка, только не бледно-серыми, а блестящими черными глазами.

– О, привет, – ответил Гай, ощутив легкое чувство вины из-за того, что сидел и читал газеты вместо того, чтобы заниматься уборкой, хотя ему за это не платили.

Блейд закрыла за собой дверь, и Гай отбросил прочь эту никчемную мысль.

– Хотите, чтобы я ушел? – спросил он с надеждой.

– Нет.

– О…

Вместо того чтобы что-то предпринять, Блейд просто стояла посреди захламленной гримерной и смотрела не на Гая – слава богу, – а на стопку газет у него на коленях.

Ее губы – такого бледно-розового оттенка, что почти сливались с кожей – медленно изогнулись в улыбке, и при виде ее Гай вдруг осознал, что Блейд совершенно бесцветна, точно акварель, в которой присутствуют лишь белые, серые и черные оттенки с почти незаметными вкраплениями очень бледного розового.

– Читаете о себе? – спросила Джозефина.

Гай ошеломленно заморгал, и Блейд тихонько засмеялась – это был очень странный хриплый звук.

– Не беспокойтесь. Я никому не расскажу ни о вас, ни о его светлости Стонтоне, ни о достопочтенном Эллиоте Уингейте.

– Вы знаете, кто мы такие?

Глупый вопрос.

– Полагаю, я не единственная, кто это понял.

Так. А вот это уже интересно.

Гай мог понять, почему Блейд узнала его и Сина: их лица увековечены на сатирических рисунках (Гаю досталось из-за его любовных похождений, а Сину – из-за крестового похода против детского труда), но как Блейд догадалась, кто такой на самом деле Смити, оставалось загадкой.

– Как думаете, кто еще догадался? – спросил Гай.

Однако Блейд лишь пожала плечами и, подойдя к дивану, принялась рыться в возвышавшейся на нем горе одежды, словно утратила всякий интерес к Гаю и его друзьям. При этом она выглядела так, будто для нее вовсе не новость оказаться тет-а-тет со скрывающим свою настоящую личность маркизом.

Гай, испугавшись вопросов, которые она могла задать о нем или его друзьях, даже немного расстроился из-за того, что она не проявила к данному вопросу абсолютно никакого интереса.

– Откуда вы узнали про Эллиота? – спросил наконец Гай, досадуя на собственное любопытство, но не в силах его сдержать, но Блейд, будто его не слышала, продолжала копаться в вещах.

Ей-богу, эта женщина казалась более чем странной. За те несколько недель, что Гай работал в заведении Фарнема, Марианна четырежды вынуждала его вызваться репетировать с Блейд и ее птицей.

И за все время эта несущая смерть женщина не перекинулась с ним и дюжиной фраз, да и те состояли всего из пары слов: «Держите это», «Встаньте здесь», «Не двигайтесь».

И уж если говорить начистоту, Блейд была самой странной персоной из всех, что Гаю приходилось встречать на своем пути.

Раздосадованный более, чем ему хотелось, отсутствием интереса с ее стороны, Гай вновь сосредоточился на газетах. Не во всех из них встречались статьи о нем или просто его имя, но таковых было достаточно много, чтобы его удивить. Гай уже давно не читал светскую хронику, и теперь его поразило, насколько подробно в прессе излагались даже малейшие его проступки, выдуманные или приукрашенные до такой степени, что он с трудом о таковых вспоминал.

Посему, если бы кто-то решил составить о нем представление, основываясь на содержании колонок светских сплетен, то пришел бы к выводу, что маркиз Дарлингтон только и делал, что кутил, распутничал и заключал опасные и безумные пари.

– Узнали что-нибудь новое? – поинтересовалась Блейд, переместившись к краю дивана, что был ближе к Гаю, и продолжая копаться в вещах.

– Вообще-то много чего, только большая часть из этого не что иное, как выдумки.

Гай перебрал газеты и, вытащив экземпляр «Лондон кроникл» – эту газету предпочитала его мать, – показал ей.

– Взгляните сами.

Блейд прекратила поиски, подошла ближе и, прочитав заметку, взглянула на Гая:

– Купались нагишом в Серпентайне? Кто такая Г.Н.?

– Графиня Нит.

– Хотите сказать, что не купались нагишом?

– Нет. Я хочу сказать, что купался не с ней. Бетси, графиня, счастлива в браке, и последний раз я встречался с ней на обеде в ее собственном доме за одним столом с ее мужем и родителями. Уверяю, тогда все были полностью одеты.

– Но вы все же купались с кем-то нагишом?

– Да. Но дело-то ведь не в этом, верно?

Фыркнув, Блейд вернулась к своему занятию.

Ее безразличие раздражало, и более того: раздражение переросло в откровенное негодование.

Что же не так со всеми женщинами в этом цирке?

Марианна его игнорировала либо открыто над ним насмехалась, Сесиль выказывала неприязнь, а Блейд и вовсе делала вид, что его выходки были недостаточно эксцентричными, чтобы произвести впечатление на большую часть населения Англии, и вела себя так, словно заметки о нем появлялись в прессе не чаще статей о Бонапарте.

– Что вы ищете? – спросил Гай.

– Ангус таскает у артисток вещи и прячет, – ответила Блейд, и в ее обычно безразличном голосе прозвучали нотки раздражения.

Гай перевел взгляд на ворона, когда тот перелетел на туалетный столик, заметив, что его хозяйка приступила к поискам там, и ему показалось, что птица смотрит прямо на него, хотя сказать наверняка было трудно, ведь отличить зрачок от радужки в его совершенно черных глазах-бусинках не представлялось возможным.

– Какие именно вещи?

– Вы ничего не теряли в последнее время?

Гай сдвинул брови:

– Вообще-то я никак не могу отыскать свое ог…

Блейд дернула за край какого-то яркого предмета одежды, и несколько предметов со звоном упали на пол.

– Так вот же оно, – воскликнул Гай. – Мое огниво!

Наклонившись, он поднял с пола тонкий металлический стержень, который всегда носил в кармане.

– Кузен подарил мне это огниво на мой двадцатый день рождения, и я думал, что потерял его, – пояснил Гай, осматривая огниво на предмет повреждений, а потом гневно взглянул на птицу. – Как, черт возьми, он достал его у меня из кармана?

Ангус смотрел совершенно в другую сторону, и его взгляд казался… изучающим.

– Он очень ловкий, – пробормотала Блейд, устремив взгляд на что-то в своей ладони (Гай не успел разглядеть, что именно: она быстро сунула предмет в карман). – Ага! – воскликнула женщина, вытаскивая из-под дивана что-то блестящее.

– Это сережка? – спросил Гай.

Но Блейд опять его проигнорировала, устремив недовольный взгляд на ворона.

– Сколько раз я говорила тебе: не смей воровать ценные вещи, Ангус?

Огромная птица пару раз тихонько каркнула, словно извиняясь. Гаю было стыдно в этом признаться, но прозвучало это великолепно.

– Это не поможет, – возразила Блейд, очевидно, вовсе не столь очарованная происходящим.

Крылья ворона поникли, и Гай готов был поклясться, что в глазах птицы появилось виноватое выражение.

– Чья она? – спросил он, когда Блейд убрала сережку в карман.

– Корделии, и, судя по всему, это не стразы. Не понимаю, зачем надевать на работу такие дорогие украшения.

Корделия Блэк выступала с небольшой театральной труппой клоунесс. Эта довольно милая девушка не скрывала своего интереса к нему, и лишь данное Сину обещание удерживало его от романа.

Блейд выпрямилась и, отряхнув юбку от пыли, указала на газеты, рассыпавшиеся по полу, когда Гай наклонился, чтобы поднять огниво.

– Вам лучше сложить все как было, иначе Сесиль будет очень недовольна.

– Сесиль?

– Да. Это ведь ее газеты. И лежали они в определенном порядке.

– В порядке, – прокаркал Ангус, и этот звук так походил на голос Блейд, что Гай на мгновение остолбенел.

– Газеты принадлежат мисс Трамбле?

Надменная француженка настаивала, чтобы Гай обращался к ней именно так, хотя всем остальным позволял звать ее по имени.

– Да, она их собирает.

– Надо же, как интересно, – протянул Гай.

Но Блейд либо его не услышала, либо не сочла это замечание достойным внимания. Порывшись в одном из ящиков туалетного столика, она сунула что-то в карман и кивнула ворону.

– Идем, Ангус.

Огромная птица почти бесшумно взмахнула крыльями, приземлилась на плечо хозяйки и прильнула к шее.

Не сказав больше ни слова, мисс Браун вышла из гримерной.

Гай подобрал с пола газеты и разгладил страницы, прежде чем сложить их на столе. Улыбка, заигравшая на его губах, становилась все шире по мере того, как он размышлял о резкой, наводившей страх француженке, которая коллекционировала светскую хронику.

Гай усмехнулся, подумав, в какое возбуждение она придет, когда он расскажет ей… Но улыбка его тут же померкла. Чертовски обидно, что он никогда не сможет рассказать ей, кто он такой на самом деле.

Проклятье! Как же мучительно упускать такую возможность ее подразнить!

Дувр,

28 февраля 1815 года

Лилль, Франция

5 марта 1815 года

Гай наполнил бокал Сесиль вином и подвинул тарелку.

– Еще сыра?

Но она отрицательно покачала головой, поскольку рот был набит едой.

Одна из служанок позволила им поужинать в пустом обеденном зале за куда большую сумму, чем несколько су, но тишина и уединение после довольно напряженного дня стоили потраченных денег.

Тело Гая все еще гудело после стычки в переулке. У него едва не остановилось сердце, когда он увидел, как негодяй лапает Сесиль, а потом еще раз, когда она хладнокровно в того выстрелила.

Гай не был слишком голоден, но заставил себя съесть немного хлеба с сыром, чтобы избавить Сесиль от неловкости из-за того, что ест одна.

Вероятно, ему следовало отослать еду в комнату, которую она делила с Марианной, а самому отправиться к себе в номер. И уж точно не следовало сидеть при свечах за накрытым на двоих столом в час ночи. Но представившаяся возможность провести время наедине с Сесиль оказалась слишком соблазнительной, чтобы от нее отказаться. Да к тому же какие проблемы могут возникнуть из-за позднего ужина?

Сесиль сделала глоток вина, а потом спросила:

– Как думаете, что будет дальше?

Объяснять, что она имела в виду, не было нужды.

– Не знаю, что в итоге предпримет Бонапарт, – признался Гай, – но полагаю, что этот тур закончится раньше.

– Я слышала, как сегодня днем Барнабас спорил с управляющим театром, – сказала Сесиль. – Тот пообещал изменить какой-то пункт в контракте, если начнутся военные действия.

– Наверняка он имел в виду пункт о форс-мажорных обстоятельствах.

– Да, именно так он сказал.

– Думаю, это означает, что контракт может быть расторгнут, если случится какая-нибудь катастрофа или другое неконтролируемое событие, из-за которого становится невозможным выполнение условий по контракту. – Гай хмыкнул. – Полагаю, война может считаться как катастрофой, так и неконтролируемым событием.

Сесиль вскинула брови.

– Почему вы так на меня смотрите?

– Просто не ожидала, что вам известны подобные тонкости.

– Почему? Из-за того, что у меня ветер в голове?

– Не только ветер, а, вероятно, еще и женщины, чистокровные скакуны и что там еще доставляет вам удовольствие.

Гай рассмеялся.

– Так уж вышло, что я учился в университете. – Не так уж долго, конечно, но Сесиль об этом знать ни к чему. – К тому же я управлял семейным поместьем и делами герцога на протяжении нескольких лет, а посему не так уж бесполезен.

Взгляд ее темных глаз скользнул по нему, оставляя обжигающий след.

– Я никогда не считала вас бесполезным.

Гая охватила какая-то непонятная радость при мысли, что Сесиль все же о нем думала.

– Что будете делать, если обстоятельства вынудят нас прервать тур? – спросила она.

Гай хотел было ответить, но передумал и просто пожал плечами.

– Вы так и не скажете, какова ваша истинная цель нахождения в цирке?

– Это не моя тайна, Сесиль. А как насчет вас?

– Насчет меня?

– Да. В случае войны вы вернетесь в Англию или останетесь на какое-то время во Франции?

– С чего мне здесь оставаться?

– Вы же родом отсюда. Разве у вас нет здесь семьи, друзей?

Сесиль отвела глаза в сторону:

– Нет.

– Сесиль.

Она повернулась и одарила Гая недовольным взглядом, который, казалось, приберегала специально для него.

– Я не давала вам разрешения называть меня…

– Не надо.

Она удивленно заморгала:

– Я не стану вашей любовницей.

Теперь удивился Гай:

– Я об этом и не прошу.

Сесиль вскинула тонкую темную бровь.

– Ну хорошо. Я об этом думал. Много. Но поскольку обещал, что это будет просто ужин, сдержу слово, так что не стоит относиться ко мне с такой подозрительностью. Вы правда мне интересны, интересны как женщина, – признался Гай. – Но вы также интересны мне как личность.

Сесиль глубоко вздохнула, и этот вздох сотворил с облегающим лифом ее платья то, от чего Гай едва не пришел в смятение, хотя и не позволял себе смотреть в этом направлении, по крайней мере слишком пристально.

– Я уже рассказала вам кое-что о себе, а вы – нет.

– Я видел стопку газет в вашей гримерной, так что и вы уже знаете обо мне немало.

Рот Сесиль открылся от удивления:

– Кто сказал вам об этих газетах?

– Я их сам случайно увидел.

– С какой стати вы рылись в моих…

Гай протестующее поднял руку и был несказанно удивлен, когда Сесиль действительно замолчала.

– Как вы помните, Марианне доставляет огромное удовольствие использовать нас троих в качестве своих личных слуг. Она буквально заставила меня убрать гримерную сверху донизу.

– Откуда вы знаете, что газеты принадлежат мне?

Гаю не хотелось наговаривать на Блейд, поэтому он спросил:

– Станете это отрицать?

Сесиль издала странный звук, похожий на ворчание рассерженного барсука.

– Но там статьи много о ком.

– Верно, но подавляющее большинство все-таки обо мне.

– Вряд ли это моя вина!

Гай усмехнулся:

– Ну хорошо, хорошо. Так что вы хотите обо мне знать? Хотя должен заметить, что кое-что лучше продемонстрировать, чем об этом рассказывать.

Как Гай и надеялся, Сесиль рассмеялась над его шуткой, и этот звук показался ему восхитительнее самого лучшего шампанского.

– Вы неисправимы! Расскажите, за что в свете вас прозвали Любимчиком общества.

– Что вы имеете в виду?

– Почему вы так… несдержанны в своих любовных похождениях?

Гай попытался высказать возмущение, но Сесиль весьма выразительно фыркнула.

– Не пытайтесь это отрицать! Я много читала о вас. Вы охотитесь за женщинами с поистине маниакальной целеустремленностью. Скажите мне правду, Гай.

Дарлингтон ощутил приятное покалывание в самом низу живота при звуке собственного имени, сорвавшемся с языка Сесиль. Ему нравилось, как она произносит его на французский манер. Никто никогда не называл его так, то есть здесь, во Франции, почти все произносили его имя именно так, но с совершенно иной интонацией, не как Сесиль. Она будто бы даже этим бросала ему вызов.

– Можете мне довериться, – добавила Сесиль, ошибочно приняв его молчание за колебание. – Я не стану делиться с газетчиками. Вы говорите, что хотите знать обо мне больше. Так докажите, что достойны моих признаний: расскажите, что сделало вас таким.

Гай хотел было возразить, что ему не так уж и важно знать о ней больше, чтобы в обмен на это изливать собственную душу, но понял, что это не так. Что изменится, если он расскажет ей правду? Возможно, она постыдна и отчасти даже грязна, но, в конце концов, это не такой уж секрет.

– А, вот ты где.

Гай обернулся на звук голоса Сина. Он наблюдал из-за кулис, как Блейд со своим вороном репетирует номер, в котором Эллиот служил мишенью для шуток.

Стонтон перевел взгляд с одного на другого и нахмурился:

– Я думал, на этой неделе ты почтишь своим присутствием репетицию: ведь теперь твоя очередь стать мишенью для ножей. Разве вы с Эллиотом не решили поменяться номерами?

– Э-э… так и было. Сначала. Но потом мы решили разделить обязанности и специализироваться на чем-то одном. Так что с этого момента я работаю только на Сесиль, а он принимает участие во всех выступлениях Блейд.

Брови Стонтона взметнулись.

– Хм…

Гай почувствовал, как постепенно заливается краской. Ему хотелось опровергнуть мысли друга, но они были знакомы с колыбели, поэтому тот знал его лучше, чем он сам.

– Мы сочли это удачным решением, поскольку ты занимаешься исключительно боксом, – добавил Гай.

Но Стонтон лишь молча смотрел на него.

В течение одной мучительно долгой минуты ему казалось, что друг потребует сказать правду, а правда эта состояла в том, что с Гаем происходило нечто странное: с той ночи, когда они с Сесиль разделили хлеб, сыр и частичку себя, он хотел ее еще больше.

Это каким же глупцом нужно быть, чтобы по-прежнему испытывать влечение к даме, после того как она прострелила мужчине палец на ноге с расстояния пятнадцати футов?

– Есть новости? – спросил Гай, прежде чем его друг успел поднять какую-нибудь неудобную тему.

– Я только что с городской площади, куда ежечасно поступают разные новости, но еще больше слухов. И все они свидетельствуют о том, что армия Бонапарта растет, причем очень быстро.

– Проклятье! – пробормотал Гай. – Этого нам только не хватало. Какие-нибудь известия из Вены? Союзникам придется что-то предпринять.

– Ну да, надейся, – сухо произнес Стонтон.

– А что по этому поводу думает Фарнем? Знаю: он жаловался, что продажи билетов падают.

– Не думаю, что он знает, как поступить.

– Думаешь, он ждет объявления войны, прежде чем вернуться домой?

– Кто знает? Такое ощущение, что все это происходит не по-настоящему.

Гай разделял мнение друга. Мир вокруг него словно находился в состоянии войны всю его жизнь. И в тот момент, когда всем начинало казаться, будто все безумие осталось позади, сумасшедший фанатик возвращался, и, очевидно, никто не мог его остановить.

– Немного иронично, что мы так и не закончили разрабатывать мирный договор после того, как остановили Наполеона последний раз, – пробормотал он.

– По крайней мере, союзники до сих пор вместе. Это будет очень удобно когда дойдет дело до объявления войны.

Друзья угрюмо рассмеялись.

Гай не стал озвучивать очевидный факт: после объявления войны все они тотчас же станут врагами Франции, и только спросил:

– А что думаешь об этом ты?

– У меня нет выбора. К первому апреля мне необходимо быть в Меце.

– Я с тобой, куда бы ты ни отправился, Син.

Губы герцога растянулись в еле заметной благодарной улыбке.

– Спасибо.

Гай почесал подбородок. Ему казалось, что отсутствие необходимости бриться каждый день принесет ему облегчение, но вместо этого обнаружил, что трехдневная щетина вызывает ужасный зуд.

– Нам нужно как-то подготовиться – на случай, если придется быстро уехать?

– Да, я как раз собирался поговорить с тобой об этом. Думаю, тебе стоит переставить наш фургон поближе к гостинице.

– Не уверен, что смогу найти другое такое место, где он будет в полной безопасности.

– Значит, одному из нас придется караулить его каждую ночь.

– Я готов, – сказал Гай.

– Мы можем делать это по очереди.

– Пожалуйста, – выдержав взгляд Сина, попросил Гай, – позволь мне. Тебе необходимо находиться в гостинице или театре, если все полетит к чертям. А у Эллиота отлично получается оставаться невидимым. Так что будет лучше, если я присмотрю за фургонами и подготовлю их к немедленному отъезду.

– Неплохая мысль.

Гай оттолкнулся от стены:

– Начну их перегонять прямо сейчас.

– А я разыщу Фарнема, чтобы посвятить его в наши планы.

Гай смотрел ему вслед. Ему совсем не понравился вид темных кругов, что залегли под обычно живыми зелеными глазами друга. Он очень беспокоился за Сина, ведь тот привык все держать в себе, вместо того чтобы попросить о помощи. Хоть они никогда это не обсуждали, Гай знал, что известие, что его брат может быть еще жив, сильно потрясло и обрадовало его друга. Только радость эта омрачалась тем, что ни один из троих не верил, что барон Доминик Стрикленд, требовавший за него выкуп, исполнит свое обещание. Просто чудо, что, что, попав со своими товарищами в засаду, смог выжить только один Бенджамин.

Путешествие во Францию и без того стало настоящим испытанием еще до побега Наполеона из своего заточения на острове. И вот теперь, когда Франция буквально разваливалась на куски, ситуация станет более чем опасной. И произойдет это в ближайшие дни.

«И что, по-твоему, ты делаешь?»

Голос в голове прозвучал так громко, что Сесиль даже вздрогнула от неожиданности. Гай с глухим стуком опустил кофр на пол и обхватил ее талию.

«Прекрати сейчас же! Ты знаешь, что произойдет, если продолжишь это безумие!» – едва не вопил внутренний голос.

Она знала, но ей было все равно. Вместо того чтобы отстраниться, она еще крепче прижалась к Гаю, не желая прерывать поцелуй. Его губы источали жар и легкий привкус бренди, а большие руки спустились ниже, обхватили ягодицы и прижали ее к сдерживаемому тканью штанов тугому естеству.

Сесиль застонала, ощутив, как он возбужден, и бесстыдно потерлась о него бедрами. А почему нет? Она уже сделала один безрассудный шаг, так почему не сделать второй… а потом и еще. Что проку притворяться, будто она не хочет его?

Руки Гая медленно скользили вверх по ее телу, лаская и исследуя каждый дюйм, сильные пальцы добрались до подбородка, и тело ее начало медленно плавиться. Господи, сколько она мечтала о прикосновении этих красиво очерченных губ, но реальность оказалась намного сладостнее мечтаний.

Гай прекрасно знал, что делает. Его горячий язык действовал уверенно, но не навязчиво, проникая в глубины ее рта, завлекая и маня за собой.

У Сесиль закружилась голова, она отказывалась прервать поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, поэтому со стоном отстранился он.

– Надо бы спросить, почему ты передумала теперь, после того как отвергала меня неделю за неделей, только мне все равно, каковы твои мотивы. Я хочу тебя, – касаясь губами ее виска, пробормотал он, и его слова вернули ее в реальность, развеяв сладкий чувственный туман.

– Я ждала, пока хватало здравого смысла, – парировала Сесиль. – Но, похоже, его запасы иссякли.

Гай усмехнулся:

– Повод для праздника.

– Но у меня есть правило, единственное.

– Все, что угодно, – пробормотал Гай, обнимая ее за талию и легонько сжимая.

– Все закончится, как только мы вновь окажемся на английской земле. Ты согласен?

Гай что-то промурлыкал в ответ, покрывая поцелуями ее висок, а потом замер у мочки уха и легонько прикусил. Сесиль не поддалась на его уловку и оттолкнула, пока эти манящие губы не оказались в опасной близости. Надо было сначала установить правила.

– Повтори, что я сказала, – потребовала Сесиль.

Уголки губ Гая изогнулись в столь грешной улыбке, что у нее едва не подкосились колени.

– Все закончится, едва мы ступим на землю Англии.

Он так легко согласился на ее условие, что Сесиль в замешательстве заморгала, а он, словно не был удивлен, принялся ласкать ее подбородок изящными длинными пальцами, глаза его сверкали, и привычное любезное выражение лица куда-то исчезло. Теперь он напоминал хищника, загнавшего наконец свою добычу.

– Я хочу взять тебя прямо здесь и сейчас, – пробормотал Гай, и взгляд его темных глаз бегал по внутреннему убранству фургона. – Но если ты хочешь, чтобы это было спокойно и нежно, только скажи, и я остановлюсь.

Сесиль, готовая запрыгнуть на него сию минуту, не знала, как себя чувствовать: польщенной или оскорбленной тем обстоятельством, что он так умело сдерживал страсть и готов был ждать, пока они не окажутся в более подходящей обстановке.

Она уже открыла было рот, намереваясь сказать, чтобы ни на что не обращал внимания, но Гай не дал ей такой возможности, пробормотав:

– Забудь, я передумал: не хочу ждать. – И, указав на узкую скамью у стены, скомандовал: – Ложись!

Сесиль одарила его своим знаменитым высокомерным взглядом, от которого тотчас же закипала кровь, и он на мгновение подумал, что сейчас она пошлет его к черту, но, к его изумлению подчинилась, только сделала это неторопливо, превратив происходящее в настоящий спектакль. Она медленно растянулась на узкой скамье, подперла голову рукой и, взглянув на него из-под густых черных ресниц, приказала:

– Раздевайся!

У Гая отвисла челюсть.

– Что, прости?

– Плохо слышно? Вы что, девственник, милорд? Мне не стоит спешить?

Гай с трудом поверил, что краснеет. Черт бы побрал эту женщину и ее дерзкий язык!

– Это то, чего ты хотела: чтобы я притворился, будто бы девственник, а ты моя первая женщина? – Гай широко распахнул глаза, и его ресницы затрепетали, придавая лицу невинное выражение. – О, мисс Трамбле, только я совсем не из таких.

Сесиль рассмеялась:

– Какой бы интригующей ни казалась мне эта игра, более всего мне хотелось бы видеть тебя обнаженным. И немедленно.

– Да, мэм. – Гай с улыбкой стянул ботинки и принялся неловко расстегивать пуговицы жилета. – Как прикажете.

– Скажи, зачем вы трое отправились в это путешествие?

Пальцы Гая замерли.

– Э-э… это не моя тайна. Так что тебе лучше спросить об этом у Марианны.

– Я спрашиваю тебя.

Гай покачал головой и с искренним сожалением посмотрел на Сесиль, опустив руки:

– Если то, что мы собираемся сделать, зависит от моего ответа на твой вопрос, то, боюсь…

– Разве я сказала, что ты можешь перестать раздеваться? – вскинула бровь Сесиль. – Хватит тянуть время. Пошевеливайся.

С довольной усмешкой Гай опять взялся за пуговицы:

– Слушаюсь, госпожа!

Он раздевался перед женщинами не раз, но ни одна из них не смотрела на него так плотоядно, как Сесиль Трамбле.

– У меня есть еще один вопрос.

– Да, мэм?

– Насчет твоей грядущей женитьбы.

Гай застонал, и руки его опять замерли.

– Господи! Да такие вопросы остудят пыл любого мужчины. – И он не шутил. Он предпочитал вообще не думать о женитьбе, особенно когда раздевался перед желанной женщиной. – Нам необходимо обсуждать это прямо сейчас, дорогая?

– Да, прямо сейчас. И я не говорила, что можно не раздеваться.

Гай рассмеялся:

– Ты всегда такая властная?

– Всегда.

– Прекрасно. Что именно ты хочешь знать?

– Ты сказал, что тебе придется жениться по расчету.

– Да.

– Такой брак исключает любовь и привязанность?

Гай стянул рубашку через голову и бросил на растущую горку одежды, с удовлетворением отметив, что взгляд Сесиль прикован к его торсу, губы слегка приоткрыты, шея раскраснелась.

Самодовольно усмехнувшись при виде такой реакции, он с мгновение наслаждался ею, но потом Сесиль оторвала взгляд от его груди и, прищурившись, посмотрела ему в глаза:

– Ты знаешь, что твое тело совершенно. Нет смысла торжествовать по этому поводу.

– Но и нет смысла не торжествовать, – парировал Гай, развеселившись, когда взгляд Сесиль переметнулся к его плечам, когда он пожал ими.

– Ответь на вопрос.

– О, я надеялся, что ты про него забыла.

– Почему о браке так трудно говорить?

– Давай поговорим о тебе, Сесиль. Или мне нужно называть тебя «мисс Трамбле», даже когда я почти обнажен?

– Не знаю. Ведь ты еще не раздет. Вот когда не останется ничего…

Гай взялся за застежку штанов.

– Почему ты не замужем?

– А что, должна?

Гай удивленно заморгал, услышав неожиданный ответ.

– Э-э… не знаю… Вроде бы все женщины стремятся выйти замуж.

– Типично мужской ответ.

– У меня пять сестер, мисс Трамбле, три из которых уже вышли замуж, а две оставшиеся ждут не дождутся, когда это произойдет и с ними. Поверь, я немало знаю о женщинах и их отношении к браку.

– А тебе никогда не приходило в голову, что женщины выходят замуж не потому, что хотят этого, а потому, что их к этому принуждают? – Взгляд Сесиль остановился на его штанах с замершими на поясе пальцами. – Ты что, не можешь одновременно думать и раздеваться?

Гай рассмеялся и расстегнул крючки, прежде чем приняться за пять пуговиц ширинки, и со свистом втянул носом воздух, когда его пальцы коснулись собственной напряженной плоти.

– Что значит – принуждают? – процедил он сквозь стиснутые зубы, все больше и больше теряя интерес к беседе.

– Одинокая женщина в Англии уязвима: ей необходима мужская поддержка практически для всего. У нее почти нет никаких законных прав или…

Сесиль, наблюдая как он расстегнул сначала одну, а потом другую пуговицу и его штаны соскользнули чуть ниже, громко сглотнула.

Его штаны упали на пол, он положил руку на непристойно вздыбленный муслин панталон и легонько сжал собственную плоть.

Сесиль села и повелительно, точно королева, приказала:

– Иди сюда!

Гай неловко посеменил к ней, намеренно запутавшись в штанах, что, конечно же, вызвало ее смех, который ему безумно нравился.

– Да сними ты их уже – с панталонами вместе – и иди сюда.

Гай одним быстрым движением избавился от остатков одежды и переступил через образовавшуюся на полу горку.

Сесиль глубоко вдохнула, и взгляд ее черных глаз замер на восставшей плоти Гая. Бесстыдно демонстрируя себя, она приподнялась еще больше от голодного выражения лица Сесиль, и Гай поспешил подчиниться и подойти ближе, остро ощущая собственную наготу, в то время как она по-прежнему оставалась полностью одетой.

Как получилось, что он никогда не замечал, какую власть дает человеку одежда? Возможно, дело в том, что он всегда находился по другую сторону и сам приказывал раздеваться.

Сесиль сглотнула, ее взгляд заскользил вверх по его животу, слегка задержался на груди и, наконец, остановился на глазах.

– Вынуждена с тобой согласиться.

– Что такого я сделал, чтобы услышать от тебя столь беспрецедентное заявление? – поддразнил Гай и, не удержавшись от соблазна, провел пальцами по изгибу подбородка Сесиль.

– Я согласна, что у тебя действительно есть причина для торжества.

– Рад, что доставил тебе удовольствие, потому что ты самая пленительная женщина из всех, что мне доводилось встречать.

Она весьма предсказуемо усмехнулась:

– Интересно почему? Из-за того, что я отвергала твои ухаживания на протяжении шести недель?

– Отчасти.

Сесиль фыркнула от отвращения, и теперь рассмеялся Гай.

– Прости, дорогая, но это правда. Просто я встречал не так уж много женщин, от которых получал отказ.

– И это, конечно, придало тебе самонадеянности.

– Разве самонадеянно признавать правду?

Сесиль закатила глаза.

– Но есть и другая правда. – Улыбка исчезла с его лица, когда он провел по ее нижней губе подушечкой большого пальца.

– Да? И что же это за правда?

– Меня пленяет нечто большее, нежели твоя неприступность. Просто ты очень отличаешься от тех, кого я знаю. Такая невероятно, интригующе… независимая. Тебе кто-нибудь бывает когда-нибудь нужен? – с искренним любопытством спросил Гай.

Губы Сесиль изогнулись в немного печальной улыбке.

– Конечно. Мне нужны люди, как и всем остальным. – Сесиль опустила глаза на его подрагивающее естество и положила руки ему на бедра. – Но если ты хочешь спросить, нужен ли мне муж, то мой ответ «нет».

Она подалась вперед и слизнула капельку жидкости на глянцевой головке кончиком языка.

– О господи! – Гай содрогнулся всем телом.

– Но кое в чем мужчины очень хороши, – добавила Сесиль, одарив его манящей улыбкой и одновременно стискивая его бедра и ягодицы сильными пальцами.

Гай тихонько застонал:

– Ах как это приятно… просто божественно.

– Так и есть, – согласилась Сесиль, обдав горячим дыханием кончик его естества, едва касавшегося ее мягкой нижней губы.

Если она будет продолжать в том же духе, он взорвется подобно одному из тех фейерверков, что расцвечивали небо над садами Воксхолла.

– Я хочу увидеть твои распущенные волосы, – произнес Гай странным хриплым голосом, смутившим его самого.

– Так распусти их.

Его пальцы принялись сражаться со множеством шпилек, удерживавших тяжелую прическу.

Сесиль не сводила глаз с его лица, погружая тем временем его подрагивающую тяжелую плоть в шелковистые глубины своего рта. А когда она просунула руку к нему между бедер, он всхлипнул и процедил сквозь стиснутые зубы:

– О господи, Сесиль! Хочешь, чтобы я осрамился?

Как и ожидалось, Сесиль рассмеялась, и этот звук соблазнительным эхом прокатился по его естеству.

Как ни было забавно мучить Любимчика общества, Сесиль становилось все труднее держать под контролем собственную страсть. Гай обладал не только совершенным лицом – все его тело представляло собой произведение искусства. Даже Давид Микеланджело проигрывал в сравнении с лордом Карлайлом.

Сесиль разрывалась между желанием взобраться на него, точно на дерево, и стремлением ласкать его плоть до тех пор, пока он не взорвется с ее именем на устах, пока Гай не взял решение этой дилеммы на себя.

– На сегодня достаточно, дорогая, – произнес он, осторожно вынимая свое внушительное мужское достоинство из ее рта.

Взгляд его скользнул по фигуре Сесиль, все еще под одеждой, и на его лице отразилось разочарование.

– Я чертовски хочу увидеть твое тело, но возбужден так сильно, что готов взорваться от малейшего дуновения ветра, а мне ужасно не хочется осрамиться в наш первый раз.

– Нужно подождать до девяти часов, – напомнила Сесиль, удивленная и польщенная неподдельной страстью в голосе Гая. – Тогда у нас будет время для… чего-то более изысканного.

– Верно, – произнес Гай, и лицо его вдруг приобрело суровое и даже жесткое выражение. – А сейчас… подними-ка юбки.

Когда он заговорил с ней таким тоном, да еще с таким выражением лица, ей стало не до шуток: она просто повиновалась.

– Проклятье! – пробормотал Гай с перекошенным от еле сдерживаемого желания лицом, когда она задрала подол платья почти до пояса, явив его взгляду свое естество во всей его красе.

Просунув руки ей под ягодицы, он легко приподнял ее, и Сесиль, обхватив одной рукой шею Гая, просунула другую между их телами и направила тугую плоть ко входу в свое лоно. Потом, вцепившись в его плечи, она откинулась назад, медленно, дюйм за дюймом, принимая его в себя.

– Ты решила меня убить? – задыхаясь, протянул Гай.

Испустив вздох исступленного восторга, Сесиль шевельнула бедрами и впустила его целиком, без остатка.

Гай застонал, давая ей время привыкнуть к нему, а потом устраиваясь поудобнее.

Ее имя прозвучало в его устах подобно отчаянной молитве, а потом он накрыл ее губы в глубоком проникновенном поцелуе.

Сесиль гостеприимно встретила его язык, отвечая лаской на ласку, изучая глубины его рта с жадностью, ошеломившей ее саму.

Гай отстранился первым: оба тяжело, прерывисто дышали, и, заглянув Сесиль в глаза, прошептал:

– Пожалуйста, не суди меня по следующим нескольким минутам, дорогая.

Она не удержалась от смеха, ощутив извиняющиеся нотки в его голосе. Как приятно было смеяться вместе с мужчиной, когда он находился глубоко внутри нее!

Гай качнул бедрами, входя еще глубже, доставив ей почти болезненное удовольствие, и она охнула, тотчас же позабыв о смехе.

– Слишком глубоко? – спросил он сдавленным от напряжения голосом. – Тебе больно?

Но она выдохнула со стоном:

– Еще…

Сесиль не была миниатюрной, и еще ни одному любовнику не удавалось держать ее так, чтобы пальцы ног не касались пола, но сильное тело Гая ритмично покачивалось под ее руками и плотно сжатыми бедрами, когда он входил в нее, и лишь выступившие на лбу капельки пота говорили о том, что это стоит ему каких-то усилий.

Запрокинув голову и прикрыв глаза, Сесиль наслаждалась его размеренными движениями и прикосновениями. Она испытала возбуждение уже от того, что стояла напротив него, поэтому ей не составило бы труда достичь пика наслаждения, но она балансировала на грани благодаря его чувственным стараниям. Он дразнил и провоцировал ее до тех пор, пока ей не показалось, что она сходит с ума.

– Гай!.. – взмолилась Сесиль, раскачивая бедрами в попытке еще глубже принять его в себя, но он удерживал ее точно в тисках.

– Открой глаза и посмотри на меня, – с усмешкой прошептал он, касаясь ее губ легкими поцелуями. – А потом, возможно, я дам тебе то, что ты хочешь.

Сесиль заставила себя поднять отяжелевшие веки и взглянуть в самодовольные, горевшие похотью глаза.

– Хорошая девочка, – протянул он одобрительно, губы его изогнулись в чувственной улыбке, дыхание стало хриплым и прерывистым.

Гай мощно заработал бедрами, выходя из нее почти полностью и тут же опять глубоко погружаясь в лоно, как она того и желала, а потом вдруг прекратил, оставив в ней лишь самый кончик своей плоти, и прошептал:

– А теперь умоляй меня дать тебе желаемое, дорогая.

Как же Сесиль хотелось ударить его по голове чем-нибудь тяжелым… но испытать наслаждение хотелось сильнее.

Сесиль согнула ноги, крепко сжала его талию и принялась колотить пятками до тех пор, пока он не заворчал от боли, но двигаться не начал.

– Пожалуйста, – вымолвила она с трудом, не заботясь о том, сколь распутно это прозвучало и, без сомнения, выглядело.

Гай усмехнулся:

– Неплохое начало. А теперь скажи, чего ты хочешь.

Что-то взорвалось в голове Сесиль от этих слов – она готова была поклясться, что услышала хлопок и шипение, – и неделями сдерживаемая, раздражающая тоска по этому сводившему с ума неотразимому мужчине столкнулась со всепоглощающим чувственным голодом.

Сесиль ни за что не поверила бы, что способна издавать такие животные звуки, что вырвались от ее напряженного горла.

– Дай же мне кончить, ублюдок.

В пылу страсти она так его укусила, что он вскрикнул, и каждый мускул его тела напрягся от внезапной острой боли.

Сесиль отстранилась при звуке этого вопля, и ее окровавленные губы изогнулись в грешной и самодовольной ухмылке.

С трудом сдерживаемое желание вырвалось у него на волю при виде этого восхитительного и дикого выражения ее лица. Он рывком поднял ее со скамьи и с такой силой припечатал к встроенному шкафу на противоположной стене, что раздался громкий треск расколовшегося дерева, но был заглушен их грубым первобытным рыком, когда Гай буквально ворвался в нее, заполняя до отказа.

Ее ногти вонзились ему в спину подобно десятку крошечных пуль.

– Сильнее.

Услышав безумный хохот, Гай не сразу понял, что это он сам, поскольку мышцы его бедер и ягодиц стонали от напряжения: он брал ее с каким-то животным остервенением, как она того и хотела.

Сесиль взорвалась столь бурно, что едва не раздавила его погруженную в нее плоть, но Гаю все же удалось сделать еще несколько движений бедрами, прежде чем отдаться на волю собственной страсти. Его тело содрогалось в неистовых спазмах, когда он бешено толкался в нее, стремясь излиться до последней капли.

Когда силы окончательно его оставили, а ноги стали ватными, Гай едва доковылял вместе со все еще обвивавшей его талию ногами Сесиль до единственной нормальной кровати, заваленной каким-то тряпьем, и рухнул на нее.

Она недовольно всхлипнула, а потом заворчала, расцепив объятия и перекатившись на спину. И теперь они лежали на узкой кровати, тесно прижавшись друг к другу.

Должно быть, Гай задремал, потому что, когда открыл глаза, свет, проникавший в узкое оконце на противоположной стене, приобрел водянистый золотисто-серый оттенок сумерек.

Повернув голову, он наткнулся на взгляд подернутых поволокой карих глаз. Сесиль выглядела умиротворенной и расслабленной – именно такое выражение на лицах любовниц Гаю нравилось больше всего. А уж Сесиль, которую редко можно было увидеть расслабленной или счастливой, оно особенно красило.

– Чего ухмыляешься?

– Я ухмыляюсь? Нет, я улыбаюсь, потому что мне очень хорошо.

Фыркнув, Сесиль устремила взгляд в потолок.

– Что? Тебе не понравилось?

– Я дура.

Заметив, как опустились уголки ее губ, Гай едва не застонал. Это чувство вины после совокупления он ненавидел.

Взяв за подбородок, он повернул ее лицо к себе:

– Пожалуйста, не жалей об этом, ладно?

– Не беспокойтесь, милорд: в чувстве вины я не утону, – усмехнулась Сесиль.

– Но ты сожалеешь о том, что произошло?

Сесиль поймала на себе взгляд Гая, и что-то в выражении ее глаз смягчилось: почти незаметно, но все же.

– Нет.

Гай почувствовал, как его губы растягиваются в улыбке, но даже не попытался сдержаться.

Сесиль же перевела взгляд на его подбородок и поморщилась. А у Гая при воспоминании об этом дремлющее естество шевельнулось.

Веки Сесиль опустились, и он понял, что и она не против. Господи, как же ему повезло, что она не требует деликатного отношения, не скрывает плотских желаний!

Он осторожно повернулся на узкой кровати и приподнялся на локте. Сесиль стойко выдержала его взгляд, ответив на него с вызовом, и Гай повыше задрал ей юбку, открывая своему взору треугольник темных завитков.

Сесиль тут же раскинула ноги так широко, как позволяла кровать.

– Господи, Сесиль, ты хочешь моей смерти!

– Разве плохой способ?

Гай усмехнулся, распаляясь под ее зовущим чувственным взглядом, и пробормотал, раздвигая пальцами скользкие горячие складки:

– Думаю, я мог бы забрать тебя с собой.

Сесиль перестала смеяться и со свистом втянула воздух, когда он принялся ласкать чувствительный бугорок, а потом скользнул в лоно.

– Слишком рано, чтобы принять меня снова?

Сесиль покачала головой.

Влага, окутавшая его пальцы, напомнила Гаю о возможных последствиях, и он замер.

– Как насчет…

Полусонное чувственное выражение тотчас же исчезло с лица Сесиль, и в следующее мгновение оно стало совершенно непроницаемым.

– Тебе не стоит беспокоиться: я обо всем позабочусь.

Резкий тон лучше любых слов дал ему понять, что развивать эту тему не стоит.

Гай возобновил ласки, и лишь когда Сесиль вновь начала расслабляться, успокоился.

Он должен был почувствовать облегчение от того, что они так легко нашли общий язык: не будет ни слез, ни обвинений, ни страха забеременеть, когда отношения между ними закончатся, но вместо этого ощущал лишь странную тяжесть в груди, очень похожую на сожаление.

Лондон, год спустя

– Обратного пути уже не будет, Гай. Ты уверен, что действительно хочешь этого? – спросил Стонтон.

Дарлингтон выдержал обеспокоенный взгляд друга.

– Я знаю, что мое решение продать поместье, принадлежавшее нашей семье на протяжении нескольких поколений, необратимо. Но теперь, когда лично я не представляю никакой ценности, мне больше нечего продать. – Гай горько рассмеялся. – Я измотан, Син. У меня ощущение, что вся моя жизнь ушла на то, чтобы навести порядок там, где это попросту невозможно.

Он опустил глаза в стакан с виски – второй с того момента, как он переступил порог дома друга после подписания бумаг.

– Продажа Дарлингтон-парка – единственное, что позволит мне позаботиться о Клаудии и Диане. Я знаю, щедрое приданое не гарантирует им достойных женихов, но по крайней мере, им не придется искать средства к существованию. К тому же мне кажется, Клаудиа с радостью примет предложение Дональда Хеммингса.

Хеммингса, сельского джентльмена с приличным достатком, мать Гая, к сожалению, считала не очень подходящей партией для сестры герцога. Теперь она этого сказать не могла.

– Хеммингс неплохой молодой человек, – пробормотал Син.

Поскольку поместье Стонтона граничило с Дарлингтон-парком на юго-западе, они с Гаем знали всех соседей.

– Что же касается Дианы, – продолжил Гай, – она заявила, что вообще не намерена выходить замуж: вместо этого она хочет изучать камни.

– Твоя младшая сестра – дитя природы, – заметил Син.

– Она такая, – с гордостью за любимую сестру кивнул Гай. – Эти деньги позволят ей изучать все, что захочет.

– Раз уж тебе пришлось продавать поместье, ты сделал правильный выбор, – произнес Стонтон, разрушив повисшее в воздухе хрупкое напряжение. – Барон Уэстфилд позаботится о Дарлингтон-парке.

Гай это знал. Уэстфилд представлял новое поколение пэров – порождение войны. Эти аристократы, служившие своей стране как деньгами, так и способностями, получили от принца в качестве благодарности титулы, не обеспеченные землями, которые им причитались.

– Да, верно, – кивнул Гай. – К тому же он предложил прекрасные условия.

Уэстфилд был настолько добр, что Гай испытал неподдельное смущение. Новый владелец Дарлингтон-парка прекрасно понимал, каково это – расставаться с собственностью.

– Он предложил оставить трех скакунов Дианы в конюшнях Дарлингтон-парка и сказал, что девочки и мать могут свободно пользоваться библиотекой и другими помещениями. По его словам, он не собирается проживать там постоянно, поскольку это уже четвертое поместье из тех, что он приобрел за последние несколько лет.

Гаю было очень стыдно за мать, которая обращалась с новым владельцем поместья как с грязью, которую принесла в дом на туфельке. И что удивительно, этому приятному пожилому мужчине, холостяку, столь холодный прием казался забавным. Гай заподозрил, что Уэстфилд всерьез увлекся его матушкой.

Гай рассмеялся при мысли, что, этому грубоватому торговцу скобяными изделиями предстоит пробиваться через ледяной барьер толщиной в фут, которым всегда окружала себя его мать. И при этом не имело никакого значения, что по своему происхождению она была ближе к Уэстфилду, нежели к собственному покойному мужу, но когда речь заходила о родословных, она становилась чопорнее всех матрон «Олмакса» вместе взятых.

– Ее собственный дом хоть и небольшой, но очень уютный, – заметил Син в попытке подбодрить друга.

– Да, верно, – кивнул Гай, особенно если учесть, какую часть от доходов Дарлингтон-парка он вложил в него после смерти отца.

Несмотря на то что мать жила с ним в Фейрхерсте, Гай знал, что, когда он наконец женится, ей придется переехать в собственный дом, ибо она обладала слишком жестким характером, чтобы проживать под одной крышей с его женой, особенно если та будет тоже своевольной.

Ну а если его жена окажется девушкой милой, робкой, мать прокатится по ней, как почтовый экипаж.

Гай не слишком хорошо знал мисс Хелену Картер, чтобы определить, к какой из этих категорий она относится.

– Итак, что ты теперь собираешься делать? – поинтересовался Стонтон.

Гай тряхнул головой, пытаясь отделаться от невеселых мыслей, и, поймав на себе настороженный взгляд друга, внезапно испытал чувство вины из-за того, что пришел в его дом в таком дурном настроении.

– Я справлюсь, Син. Ты же знаешь, мне это под силу. Но довольно о моих проблемах. Все уже позади, и пора двигаться дальше. Как дела у вас с Марианной?

Суровое лицо Стонтона тотчас же смягчилось при упоминании о жене.

– Она на удивление хорошо осваивается в новой жизни. – Губы герцога изогнулись в нежной улыбке. – Впрочем, это не так уж удивительно, ведь она прирожденный боец.

Гай усмехнулся, заметив, что друга буквально распирает от гордости. Кто мог подумать, что серьезный, благопристойный герцог Стонтон, которого все вокруг считали образцом безупречности не только за внешность, но и за безукоризненное поведение, влюбится в Баронессу ринга и женится на ней?

– Она готова к сезону? – спросил Гай, отбросив мысль, что тоже мог бы быть сейчас счастлив с Сесиль, если бы проявил настойчивость.

– Говорит, что готова. И моя тетя Джулия с этим согласна. Они так хорошо поладили, что мне иногда кажется, будто это я стал членом их семьи.

Гай видел, как эта мысль будоражит его друга.

– Собираетесь на бал к Трентемам на следующей неделе?

Бал, ежегодно устраиваемый графиней Трентем, знаменовал собой начало сезона, хотя в течение нескольких недель до этого проводились и другие, менее масштабные мероприятия. Однако приглашения на такие торжественные приемы ценились очень высоко. Гай испытал настоящий шок, когда тоже получил приглашение, адресованное мистеру Гаю Дарлингтону и означавшее, что леди Трентем хоть и была в курсе происходящего, но действительно желала его видеть.

– Да, это будет ее первый большой выход. – Син выдержал паузу. – А ты…

– Нет, я уже послал свои извинения.

– Зря. Ты же сам знаешь, что в обществе к тебе не стали относиться хуже из-за того, что случилось.

– Но это не значит, что они не будут на меня таращиться как на диковинную зверюшку, если мне достанет глупости показаться на балу. Можешь себе представить эту картину? Я в одном зале с нынешним герцогом Фейрхерстом, который танцует со своей будущей женой – моей бывшей невестой? – Гай рассмеялся. – Нет, думаю, мне лучше избежать участия в этом фарсе.

– Я очень надеюсь, что ты все же сделаешь исключение для нашего первого бала, – сказала Син. – Марианна планирует его вместе с моей тетей, так что вскоре жди приглашения. Мы оба были бы очень рады тебя видеть.

– Этого я не пропустил бы ни за что на свете, – пообещал Гай, довольный, что его невинная ложь заставила друга улыбнуться.

– Думаю, ты здорово удивишься, сколько народу будет радо тебя видеть, кому плевать на сплетни. Кто знает? А вдруг для тебя это станет началом новой жизни…

– Нет, твой бал станет единственным мероприятием, которое я намерен посетить в этом сезоне. Но, возможно, через несколько лет, когда пыль уляжется, я приму парочку других приглашений.

Гай сомневался, что спустя столько времени о нем кто-нибудь вспомнит, разве что Эллиот и Син.

– Поверить не могу, что ты взяла его на работу! – Блейд расхохоталась так, что по щекам потекли слезы.

Сесиль самой не верилось, что когда-то она думала, как было бы любопытно хоть раз услышать смех этой всегда серьезной и даже угрюмой женщины, а теперь мало того, что ее подняла на смех собственная сотрудница, так следом за хозяйкой принялся хохотать и Ангус. И печальнее всего было то, что она это заслужила. О чем только она думала, позволив Гаю не только вернуться в ее жизнь, но и стать частью ее дела, поселиться с ней под одной крышей?

Она вела себя как дурочка и трусиха, потому что пряталась в собственном кабинете вместо того, чтобы идти домой, а все из-за боязни столкнуться с новым сотрудником.

Это Блейд с круглыми, как у совы, глазами от удивления сообщила ей, что столкнулась с Гаем в небольшой библиотеке, которой могли пользоваться все работники цирка. Когда же Сесиль призналась, что взяла Гая на работу, Блейд залилась хохотом и никак не могла остановиться.

– Ты закончила? – поинтересовалась Сесиль ледяным тоном, когда смех Блейд начал потихоньку стихать, в то время как Ангус продолжал хохотать.

Блейд закрыла рот и принялась почесывать ворону живот, от чего тот сразу же замолчал. Вернее, его хриплый смех сменился тихими звуками, похожими на урчание.

– Прости, – произнесла Блейд, отирая слезы и, судя по всему, совершенно не испытывая чувства вины. – Мне не стоило смеяться, просто…

– Просто? – вопреки здравому смыслу, переспросила Сесиль.

– Я всегда восхищалась твоей силой и решимостью, – призналась Блейд.

– Ну, теперь ты знаешь, что я становлюсь такой же слабовольной, как и любая женщина, при виде привлекательного мужчины, – возразила Сесиль.

– Это делает тебя более земной.

– Что-то я не замечала, чтобы ты стремилась выглядеть такой же земной.

Блейд что-то пробормотала себе под нос, и вся ее веселость окончательно улетучилась.

Сесиль знала, что во Франции метательница ножей проводила целые дни и недели в обществе Эллиота Уингейта, хотя и не знала, что за отношения связывали ее сотрудницу и загадочного шпиона. Они могли быть любовниками, могли быть врагами или друзьями. Или и тем и другим сразу. Но одно Сесиль знала наверняка: Блейд никогда не станет делиться своими чувствами к мужчине.

Сесиль мысленно сделала заметку спросить у Марианны, не сможет ли она выведать у мужа что-нибудь об Эллиоте и его чувствах к Блейд, и тут же поморщилась. Конечно же, когда она снова увидит Марианну за их еженедельным чаепитием во вторник, ей придется объяснить собственное нелогичное поведение, так что времени на расспросы не останется.

Сесиль отмахнулась от этой не слишком привлекательной мысли и вновь переключила внимание на Блейд, спокойно и заинтересованно наблюдавшую за ней.

– Жаль тебя разочаровывать, моя дорогая Джозефина, но я сделала ему предложение и не могу нарушить слово. – Без того, чтобы не выглядеть при этом полной дурой. Сесиль подняла вверх указательный палец. – Но если он хоть раз откажется мне подчиниться, я вышвырну его на улицу, как грязную тряпку.

Блейд кивнула, но Сесиль видела, что та ей не поверила. Она не могла осуждать ее за это, потому что и сама не верила собственным угрозам. Ну и ладно. Единственный, кому необходимо ей поверить, это Гай. А уж она постарается сделать так, чтобы он не усомнился в ее решимости привести угрозу в исполнение.

– Я хочу использовать Гая во всех твоих выступлениях. Не беспокойся, я ему заплачу, – добавила Сесиль, заметив, как Блейд вскинула брови.

Обычно выступающие сами платили своим помощникам, но Сесиль знала: чем больше времени Гай будет проводить на сцене, тем больше она заработает, – и не желала испытывать из-за этого чувство вины.

Сесиль внимательно посмотрела на составленное на много дней вперед расписание, приколотое к стене над ее столом, и добавила, обращаясь скорее к себе, чем к Блейд:

– Гай так же может помогать во время выступлений Люси и Норы.

Люси и Нора выступали на ринге, и номера их приносили неплохую прибыль, хотя и чуть меньшую, нежели Сесиль и Блейд. В цирке так же имелись фокусница, несколько акробаток и театральная труппа, но они самостоятельно подбирали себе помощников, так как от тех требовались весьма специфические навыки.

Сесиль усмехнулась собственным мыслям. Гай обладал потрясающими навыками, но совсем не такими, которые помогли бы зарабатывать деньги на сцене.

«Перестань думать о его особых навыках!» – приказала себе Сесиль.

– И все равно у него будет оставаться слишком много свободного времени, – размышляла она вслух, водя пером по подбородку и изучая длинный список необходимых дел.

Сесиль улыбнулась, когда ее взгляд остановился на особенно неприятном задании:

– Еще он может взять на себя грязное белье.

Блейд коротко хохотнула:

– Бэзил это оценит.

Таскать грязное белье не нравилось никому. Это была тяжелая, грязная и неблагодарная работа. А после того, как человек перетаскивал в прачечную все тюки с бельем, ему приходилось иметь дело с прачкой Джинни Баском.

По сравнению с ней Влад Цепеш[8] был просто безобидным учителем воскресной школы. По ее мнению, каждый, кто приносил белье, нес личную ответственность за любое грязное пятно. Особенно прачка не жаловала мужчин, и ее грубые язвительные речи заставляли убегать в страхе даже самых смелых из них.

Сесиль рассеянно наблюдала, как Ангус бочком приблизился к шее Блейд и принялся издавать нежные звуки, похожие на курлыканье, потираясь головой о ее подбородок.

– Эта птица как-то неестественно к тебе привязана.

Но Блейд не обратила на это замечание никакого внимания. Глядя прямо перед собой, она крутила в пальцах нож.

Сесиль никогда не видела эту женщину сердитой, расстроенной, напуганной или печальной. Ни одна острота, даже самая язвительная, не могла проникнуть сквозь окружавшую ее ауру непроницаемости.

В отличие от Блейд Ангус враждебно посмотрел на Сесиль своими блестящими черными глазками и злобно защелкал огромным клювом. Ворон защищал свою любимую хозяйку.

Возможно, Блейд поступала правильно, отказываясь пускать в свою жизнь кого бы то ни было и общаясь лишь с птицей: Ангус не бросит Блейд ради какой-нибудь богатой вороны.

Сесиль уронила голову на руки и зажмурилась.

Боже милостивый! Она завидовала Блейд из-за привязанности птицы. Очевидно, встреча с Гаем оказала дурное влияние на ее рассудок.

Гул в голове Гая был оглушительным.

Господи! Он почти ничего не пил прошлой ночью, не больше двух стаканов…

– Проснись же, наконец!

Он с трудом разлепил веки. От похмелья бывает лишь гул в голове, но никто не выкрикивает его имя, и уж точно не так, как он слышал: «Ги».

Гай выглянул в окно. Едва рассвело, и небо заливал водянистый серый свет. Поскольку в постель он отправился лишь под утро, ему удалось поспать всего пару часов.

Он со стоном свесил ноги с кровати и услышал истерический крик:

– Гай! Не заставляй меня выливать тебе на голову ведро воды.

– Я проснулся… я встал. – Гай обо что-то споткнулся – вероятно, о ботинок, – ударился пальцем о кресло с высокой спинкой и врезался в стену.

Сжав рукой ушибленный палец и закусив губу, чтобы не застонать, он принялся скакать по комнате на одной ноге.

– Что там у тебя происходит? – недовольно спросили из-за двери.

– Ничего!

– У тебя гости? Лучше бы их не было.

– Что? Нет. – Гай осторожно поставил ногу на пол и едва не взвыл, но вдруг нахмурился: ему показалось, или кто-то хихикает?

– Даю тебе минуту, чтобы одеться.

– Спешу, – хрипло крикнул Гай, неуклюже натягивая рабочую одежду.

– Одна минута, и мы заходим.

Гай замер. «Мы»? Сон наконец ушел окончательно. Кого, черт возьми, она с собой привела? Он слышал доносившиеся из коридора голоса. Что-то стряслось прошлой ночью? Он не трогал ни молотки, ни пилы, так что сломать ничего не мог.

– Время вышло.

Дверь его комнаты распахнулась в тот самый момент, когда Гай силился завязать единственный узел на своем простеньком шейном платке. На пороге стояла Сесиль, рядом с ней – маленькая девочка, а еще собака, очень знакомая.

– Черт возьми!

– Гай!

– Тебе необходимо так орать, Сесиль? – поморщился тот.

– Для тебя – мисс Трамбле. И да, мне приходится орать, когда ты непристойно выражаешься при ребенке.

– О, прости. – Гай не мог отвести взгляда от хорошенькой девочки с золотистыми волосами: он-то видел их серовато-бурыми от грязи.

Он перевел удивленный взгляд на Сесиль.

– Как… э-э…

Та фыркнула:

– Примерно то же самое я смогла произнести ночью, когда открыла дверь своего чулана для грязного белья.

Гай поморщился:

– О…

– Вот и я о том же.

– На улице было холодно, вот я и подумал…

– Запереть ребенка в чулане, словно корзину с грязным бельем?

Уставившись на собственные ботинки, Гай провел рукой по волосам: в изложении Сесиль это звучало чудовищно.

Заставив себя поднять голову, он взглянул в ее темные глаза:

– Все-таки получше, чем в мусорном баке. А потом можно что-то подыскать.

– У меня есть кое-что на примете.

– Правда? – оживился Гай.

– Да. С этого момента Кэт и Джордж будут жить с тобой.

– Э-э… Кэт и Джордж?

Сесиль впустила их в комнату, и пес, тут же обнажив свои внушительные клыки, зарычал.

Гай попятился, пока не уперся ногами в кровать.

– Сесиль… э-э, мисс Трамбле, здесь слишком мало места и всего одна кровать. Кроме того, Джорджу, похоже, не слишком по нраву соседство со мной.

Наклонившись, Сесиль почесала пса за ухом. Он тут же перестал рычать и потерся головой о ее ногу.

– Ах ты, неблагодарная дворняга! Не помнишь, кто тебя спас.

– Это всего лишь собака, и тебе наверняка не составит труда найти с ней общий язык. Просто нужно пустить в ход свое знаменитое обаяние.

– Ха-ха. Очень смешно.

– Что же касается кровати… Можешь принести сюда один из матов для бокса: вам с Джорджем хватит, а Кэт будет спать на кровати.

– Но…

– А еще детям необходимо регулярно питаться. Так что тебе придется договориться об этом с кухаркой.

– Догово…

– К тому же Кэт нужно учиться. Можешь обучать ее сам или порекомендуешь приличное заведение, предоставляющее такие услуги.

– Обучать ее? Господи, Сесиль! Единственное, чему я могу научить…

– Не при ребенке.

Гай стиснул зубы:

– Можешь остановиться. Потому что я понимаю, к чему ты клонишь.

– Могу остановиться? А что, по-твоему, я должна сделать? Выбросить их обратно на улицу?

Девочка и собака гневно взглянули на Гая, и тот поднял руки:

– Нет, нет. Конечно, нет. Но я свяжусь с Марианной. Ты знаешь, как она относится к таким вещам. Вообще-то я как раз собирался отвести девочку в одно из… как их там… ее заведений.

Сесиль бросила на него испепеляющий взгляд:

– Не стоит перекладывать ответственность на чужие плечи.

Гаю, казалось, что его голова вот-вот взорвется.

– Послушай, дорогая, я всего лишь хотел…

– Поиграть в героя, но только не за свой счет? – невинно поинтересовалась Сесиль.

Гай перевел взгляд на Кэт. После того как с нее смыли всю грязь, она оказалась довольно милой малышкой. От этого еще ужаснее было принять тот факт, что ей приходилось рыться в отбросах в поисках пропитания. Неужели он действительно взял ее в дом потому, что хотел выглядеть героем?

Гай опять повернулся к Сесиль, и в его желудке будто что-то всколыхнулось. Любовь его жизни снисходительно смотрела на него. Ей не нужно было ничего говорить: все читалось в ее взгляде. Она считала Гая легкомысленным, а его поступок – беспечным и безрассудным.

Господи, неужели она права?

Тяжело вздохнув, Гай заставил себя улыбнуться своей новой подопечной, потом жестом обвел свою каморку:

– Добро пожаловать в мои хоромы!

За следующие несколько часов Гай узнал очень много нового.

Кэт было лет восемь-девять – она не помнила точно. Ее отец умер в пору ее младенчества, и до семи лет она жила со своей матерью – это она помнила точно. Что сталось с ее матерью, было неясно, а продолжать расспросы Гай побоялся, поскольку глаза Кэт сразу сделались огромными и словно стеклянными, а нижняя губа предательски задрожала. В первый месяц жизни на улице какой-то негодяй попытался затащить ее в подворотню, но пес укусил его, и с тех пор они с Кэт не расставались.

Ужас, гнев и стыд всколыхнули душу Гая, когда девочка рассказывала об этом периоде свой жизни.

Кэт очень повезло, что она вила на улице так долго и не пострадала от рук негодяев. Она не сказала этого прямо, но ее жизнь стала чуть легче, когда покрывавшая тело и одежду грязь помогла скрыть, что она девочка. Плохие люди теперь не пытались заманить ее в ловушку и похитить.

Вскоре после того ужасного случая с нападением на Кэт над ними сжалилась старушка: давала им немного еды и позволяла спать на своем крыльце в самые холодные ночи, но недавно она умерла, и теперь бедолагам приходилось добывать пропитание на помойках.

– В ваш переулок почти никто не приходил, так что нам с Джорджем не было нужды прятаться, – призналась Кэт за завтраком, уплетая горячую кашу, приправленную сливками, медом и смородиной.

Гай подозревал, что никто не заходил в переулок, потому что там попросту было нечем поживиться. Судя по тому, как девочка и пес поглощали еду – Джорджу достались остатки каши из тарелки Кэт и мясная косточка, – обоим приходилось голодать.

Удивительно, но Кэт умела читать, поскольку ей повезло, хоть и недолго, ходить в школу в небольшой деревушке, название которой она не могла припомнить.

Гай подозревал, что ее мать переехала в Лондон в поисках более высокого заработка, как и многие сельские жители. В бедных районах города часто вспыхивали различные эпидемии. Должно быть, женщина умерла, не успев оставить распоряжений относительно будущего дочери.

Фамилия девочки, Смит, ничего не проясняла. По словам Кэт, ее мать была принцессой, а отец – рыцарем, который погиб в сражении с троллями.

На протяжении двух лет бедняжке приходилось буквально выживать, и Гай не мог осуждать ее за то, что придумала себе лучшую жизнь.

Он догадывался, что разыскать таких людей будет гораздо сложнее, чем могло показаться на первый взгляд, учитывая нехватку принцесс, рыцарей и троллей.

– Я не могу заняться этим прямо сейчас. Мне срочно нужно в Париж, и я буду отсутствовать по меньшей мере две недели, – сказал Эллиот.

– Ничего. Я сам постараюсь разузнать об этой личности, владеющей оружейным производством Бланшара. Интересно, насколько это сложно? – Гай поднял свой почти опустевший стакан, а затем улыбнулся и кивнул официантке.

Та тотчас же вскочила с колен клиента и поспешила к бару.

Эллиот тихо засмеялся, а Гай в недоумении заморгал.

– Что такое?

– Ты даже этого не замечаешь, верно?

– Не замечаю – чего?

– Как женщины буквально бросаются к твоим ногам и готовы выполнить любую твою просьбу.

Гай нахмурился:

– О чем это ты?

– О служанке, которая едва не сломала ногу, бросившись за очередной пинтой эля для тебя.

– Это ее работа, Эллиот.

– Верно. Но за напитком для меня она спешила с гораздо меньшим энтузиазмом.

Гай пренебрежительно хмыкнул, потому что мечтал лишь об одной женщине, хотел, чтобы она стремилась доставить ему удовольствие, только в этой жизни ничего подобного не случится.

– Но вернемся к твоему вопросу, – предложил Эллиот. – Совать нос в чужие дела не так просто, как может показаться, и как только начнешь, Бланшар непременно об этом узнает. Я тебе гарантирую.

– Ты полагаешь, что я не смогу вести расследование незаметно?

Откашлявшись, Эллиот окинул взглядом паб:

– Что, черт возьми, это должно означать?

– Оглянись вокруг, Гай!

Он последовал совету друга, кивая посетителям, выглядевшим вполне дружелюбно и даже улыбавшимся ему.

– И?..

– Думаешь, они смотрят на меня с таким же обожанием, когда я прихожу сюда один?

– Не вижу никакого обожания.

– Нет-нет, посмотри получше.

Гай опустил ресницы, допил остатки эля и скользнул взглядом по лицам посетителей. Кажется, они действительно смотрят на него довольно… внимательно.

– Я бы сказал, что в их взглядах скорее интерес, нежели обожание.

– Ты не замечаешь очевидного. Дело в том, что многие читают светскую хронику для того, чтобы хоть ненадолго убежать от унылой действительности: женщины хотят тебя, а мужчины – быть тобой.

– И ты тоже, Эллиот? – поддразнил друга Гай.

– Я исключение.

Гай рассмеялся, но Уингейта не так-то просто сбить с толку.

– Все эти люди знают, кто ты такой. Все до единого. Твои изображения наводнили газеты и витрины типографий. Статьи о твоих выходках – «От герцога до швейцара», «Пэр стал грузчиком» – в каждой газете. Ты в последнее время видел витрины типографии Хамфри?

Гаю стало совсем не смешно.

– Это серьезный вопрос? Я бегу от таких мест как от чумы.

– Вот если бы видел, то понял бы, почему ты последний, кому можно что-либо расследовать. Если, конечно, не хочешь, чтобы об этом раструбили все газеты. Ведь еще до потери статуса, титула и денег ты постоянно подогревал всеобщий интерес – лорд Дарлингтон, Любимчик общества, тот, который…

– Хорошо, хорошо. Довольно. Я тебя понял. Ну и что теперь?

– Дождись меня.

– Черт возьми, Эллиот, я не хочу все это время просто сидеть сложа руки. – Гай наклонился через стол, даже не пытаясь скрыть обуревавшие его чувства. – Я должен найти какой-то способ заставить Сесиль меня простить.

Эллиот усмехнулся:

– И ты считаешь, что копание в ее прошлом тебе поможет?

– Думаю, между Сесиль и ее кузеном что-то произошло, но она не посвящает меня в детали. Однажды я спросил, почему она не пошла по стопам отца, ведь она настоящий мастер своего дела, но она решительно пресекла все дальнейшие расспросы. И я заподозрил, что дело нечисто.

– Но это не дает оснований для законного расследования. И ты с этим ничего не поделаешь.

– Она сказала, что не может производить оружие, и это наводит меня на мысль, что она пыталась, но Бланшар не позволил. Ты бы слышал, с какой гордостью она рассказывает про отца и собственные навыки! Думаю, ей нелегко далось решение отказаться от дела семьи. Должно быть, что-то ее вынудило.

– Это лишь твои предположения.

Гай вздохнул:

– Да, во мне просто говорит отчаяние.

– Ты выбрал слишком запутанный способ добывания информации. Почему бы тебе просто не поговорить с ней? Так поступают все нормальные люди.

– Господи, Эллиот, думаешь, я не пытался? Она почти со мной не разговаривает. Я только и могу, что попросить ее передать солонку за завтраком.

– Должно быть, она ужасно от тебя устала.

– Так и есть, – признался Гай. – И теперь мне необходимо найти какой-то способ заставить ее поверить, что я сожалею о случившемся и что я изменился.

– Не вижу никой связи с твоим решением копаться в ее прошлом.

– А как я сумею ей помочь и тем самым заслужить ее расположение, если она совсем ничего о себе не рассказывает?

– И ты полагаешь, что попытка сунуть нос в ее отношения с Бланшаром тебе поможет?

Гай развел руками:

– Не знаю, но это все, что приходит в голову.

– А не сделаешь ли ты еще хуже?

– Риск есть, но я готов на него пойти. – Черт, вряд ли разозлиться на меня еще сильнее возможно.

Эллиот долго молчал, но по бесстрастному взгляду серых глаз друга Гай понял, что тот обдумывает сказанное.

– Так что ты думаешь?

– Тебе не придется сидеть сложа руки. Здесь, прямо у тебя перед носом, есть кое-кто получше меня.

– Как я понимаю, ты имеешь в виду Блейд?

– Совершенно верно.

Гай улыбнулся:

– Стало быть, она лучше тебя?

– Кое в чем, – согласился Эллиот. – Например, в способности разнюхивать.

– И как ей удается оставаться незамеченной? Ее внешность заурядной не назовешь, я бы даже сказал, скорее наоборот…

Эллиот прищурился, и Гай подумал, что его обычно бесстрастный друг все-таки пал жертвой стрелы Амура. А может, это было всего лишь восхищение деловыми качествами Джозефины Браун? В случае с Эллиотом ничего не знаешь наверняка: Гаю еще никогда не приходилось встречать человека более скрытного, чем его бывший сосед по квартире. Хотя нет: та, о ком они сейчас говорили, представлялась ему еще более загадочной и закрытой, нежели Эллиот. Ее сдержанность и молчаливость зачастую приводили в замешательство. Гай мог поклясться, что за те несколько недель, что они путешествовали по Франции, она не произнесла и сотни слов. Черт, даже ее ворон говорил больше, чем хозяйка.

– Хочешь, я сам с ней поговорю? – предложил Эллиот, и его щеки тронула едва заметная краска смущения.

Широко улыбнувшись, Гай уже собрался пошутить на этот счет, но Эллиот его предостерег, протестующее вскинув обманчиво изящную руку:

– Не стоит!

Гай прекрасно знал, что эта холеная рука джентльмена способна убить быстрее, чем поставить подпись на документе.

– Я был бы тебе очень признателен, – чопорно произнес Гай, давая другу благовидный предлог для встречи с этой неуловимой воительницей.

Эллиот кивнул, и лишь едва заметный изгиб его тонких губ свидетельствовал о том, насколько он рад представившейся возможности поговорить с Блейд.

Гай давно оставил попытки догадаться, как далеко зашли отношения между этими двумя наемниками, шпионами, агентами или как там они себя называли. Насколько он знал, эти двое даже никогда не оставались наедине. Может, они просто испытывали друг к другу профессиональное уважение?

Да и ему ли рассуждать об отношениях, когда его собственные любовные приключения зачастую не имели никакого смысла, не говоря уж о том, что делали его ходячей мишенью для шуток и насмешек.

– Держи, милый. – Привлекательная брюнетка поставила на стол пинту пива, стараясь не пролить ни капли.

Гай одарил женщину искренней улыбкой и щедрыми чаевыми, проводил взглядом, а потом повернулся к Эллиоту.

– Нет, мне уже достаточно, но все равно спасибо.

– Извини. Мне стоило попросить ее…

– Вообще-то мне и правда пора.

На лице Гая отразилось сожаление.

– Наверное, мне тоже не следует засиживаться. Нужно еще зайти за чистыми полотенцами.

Эллиот улыбнулся, что случалось с ним крайне редко, и привычные суровые черты его лица заметно смягчились.

– Сесиль по-прежнему нагружает тебя работой?

– Ха. А ты думал, что будет иначе?

– Ну, вообще-то… А впрочем забудь. – Бледное лицо Эллиота внезапно вспыхнуло.

Гай горько рассмеялся:

– Ты поставил на меня, да?

Все было ясно без слов, ибо Эллиот смотрел куда угодно, только не на друга.

– Итак, – произнес тот, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, – каков у тебя шанс сорвать куш?

– Э-э… зависит от места. В клубе «Уайт» большинство ставят на то, что ты справишься, а вот в «Бруксе»… – Эллиот пожал плечами.

– Мой собственный клуб… вернее, мой бывший клуб утратил веру в меня?

– Но ведь там знают тебя лучше, не так ли?

Гай сдвинул брови:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Просто все, что на тебя навалилось, не так просто пережить. А решение работать на Сесиль кажется бесполезным и неразумным, потому что никак не способствует твоему душевному спокойствию.

– Возможно, эта работа и делает меня мишенью для шуток и предметом споров, но это единственный способ попытаться ее вернуть. Может, светское общество и считает меня глупцом, но по крайней мере я теперь сам по себе.

Эллиот словно хотел сказать что-то еще, но потом просто кивнул.

Гай почесал подбородок, и громкий звук напомнил ему, что он забыл утром побриться. Господи, какой крик подняли бы его мать, сестры – не говоря уже о камердинере, – а то и вовсе лишились бы чувств, увидев его сейчас. Но, без сомнения, они смогут увидеть его завтра в витрине типографии Хамфри. Гай даже представил себе заголовок: «Неряха распутник соблазняет Сирену-стрелка».

– Знаешь, в каком году Сесиль приехала в Англию? – спросил Эллиот.

– Э-э… нет, но она как-то обмолвилась, что ей было всего четырнадцать.

– А сколько ей сейчас?

Гай густо покраснел и признался:

– Понятия не имею. Честно говоря, я вообще ничего не знаю о ее жизни ни до нашей поездки во Францию, ни после нее.

Эллиот от удивления открыл рот:

– Не хочу показаться бестактным, но вы провели столько времени в крошечном фургоне. Неужели ни о чем не говорили?

Гаю ужасно хотелось съязвить: мол, им было не до разговоров, но это было бы неправдой.

– Почему – говорили: о Бонапарте, о его дальнейших планах и о том, какой будет реакция Франции. Мы также обсуждали, сможем ли беспрепятственно добраться до Кале, и многое другое в том же роде.

А еще они с Сесиль бесконечно рассуждали о том, что же все-таки происходит между Эллиотом и Блейд, Сином и Марианной, но об этом Гай предпочел умолчать.

– Но как только я пытался задать ей какой-то вопрос личного характера, это неминуемо приводило к ссоре, – признался Гай. – Она заявляла, что не хочет говорить ни о прошлом, ни о будущем. А еще – что потом, когда гастроли закончатся, мы больше никогда не увидим друг друга. Так что я старался не задавать вопросов. Теперь я, конечно, понимаю, что мне следовало проявить настойчивость, но увы… С первого до последнего дня я вел себя так, словно оказываю ей услугу, и обращался как с одной из многих в череде моих любовниц. Ты даже не представляешь, как я об этом сожалею. Меня приводит в смятение мысль, что я никак не могу искупить свою вину. Нет таких слов, которые убедили бы Сесиль меня простить.

По лицу друга Гай видел, что тот полностью с ним согласен.

Сесиль силилась переварить известие, только что принесенное Мэри, что Натан Уитфилд ждет в библиотеке, когда она его примет.

Это был их привычный вечер для встреч, но Сесиль напрочь забыла о своем любовнике, хотя раньше никогда не допускала подобных просчетов.

– Э-э… передай, что я скоро его приму. Когда буду готова – это займет не больше десяти минут, – позвоню в колокольчик.

Сесиль начала встречаться с Натаном примерно шесть месяцев назад. Они виделись раз в неделю, когда он бывал в городе. Промышленник из Бристоля, Натан иногда по нескольку недель не появлялся в Лондоне, именно поэтому она и позабыла о нем. Целый месяц не получая от него известий, с тех самых пор, как Гай устроился на работу в цирк, она сейчас понятия не имела, что скажет ему через эти десять минут.

Прежде Сесиль ни разу не забывала о его визитах, и ее охватило чувство вины, а что еще совсем ей не нравилось, что придется отослать его прочь и как-то это объяснить. Она пыталась придумать подходящие слова, но мысли путались. Ну чем не сюжет для фарса!

Сесиль подошла к зеркалу, взглянула на собственное отражение. К счастью, на ней было одно из самых красивых платьев, поскольку она не успела переодеться после встречи с одним из своих деловых партнеров. К тому же сегодня она не занималась документами: обычно после этой работы ее волосы походили на птичье гнездо, потому что она то и дело запускала в них руки. Сейчас ее волосы были гладко зачесаны назад и собраны в аккуратный узел на затылке.

«О чем ты, черт возьми думаешь? Натан будет здесь меньше чем через десять минут, и тебе необходимо придумать способ вежливо отправить его восвояси». Ну и как сообщить ему, что она вынуждена прекратить с ним встречаться до тех пор, пока… Впрочем, Сесиль не была уверена, что вообще захочет возобновить этот роман.

Просто ей казалось неправильным принимать у себя любовника, когда под одной крышей с ней живет Кэт. Но разве это единственная причина?

Сесиль сдвинула брови. На самом деле ситуация куда пикантнее. Возможно ли принимать у себя нынешнего любовника, в то время как комната бывшего буквально напротив ее собственной?

Стало быть, она позволит Гаю не только раздражать ее своим присутствием в доме, но и мешать личной жизни?

Дверь гостиной распахнулась, и на пороге возник сам возмутитель спокойствия. Сесиль порывисто поднялась со стула.

– Тебя не учили стучаться?

Сердитый тон Сесиль заставил Гая отпрянуть.

– Прости. Хочешь, чтобы я вышел и постучался?

– Нет! Я хочу, чтобы ты вообще здесь не появлялся.

Гай улыбнулся:

– Я знаю, что ты обо мне высокого мнения, но, боюсь, не обладаю способностью перемещаться во времени.

– Что тебе нужно? – огрызнулась Сесиль.

– Что Уитфилд делает в твоей библиотеке?

Сесиль, и в лучшие-то времена не отличавшаяся сдержанностью, едва не взорвалась.

– Да кто ты такой, чтобы устраивать мне допросы? У тебя что, нет работы? Я знаю, что тебя искал Уилфред. – Сесиль прищурилась. – Где ты был? Думаешь, можешь уходить когда вздумается?

Гай открыл было рот, намереваясь ответить, но Сесиль приказала:

– Убирайся отсюда вон!

Для пущей убедительности она еще и замахала руками, словно прогоняла цыплят, забравшихся в огород.

– Хорошо, хорошо, ухожу. Я лишь хотел сообщить, что нашел школу для Кэт: это здесь, неподалеку.

Сесиль остановилась:

– Не знаю ни одной школы в этом районе, куда ей можно было бы пойти.

– Постарайся напрячь воображение. Эта школа находится под покровительством Общества друзей, и Марианна заверила меня…

– У тебя есть друзья, которые руководят этой школой?

Гай усмехнулся:

– Нет. Общество друзей – это религиозная организация. Они нонконформисты.

Но у Сесиль не было времени слушать болтовню Гая.

– Я сама схожу в эту школу, прежде чем принять какое-то решение: тебе в таких вопросах доверять нельзя.

Однако вместо того, чтобы обидеться, Гай улыбнулся:

– Хорошо. Мы как раз собирались сходить туда завтра вместе с Кэт.

Сесиль вдруг поняла, что неотрывно смотрит на его губы, которые всегда считала одним из великих творений самого Господа, она заставила себя оторвать взгляд и заглянуть ему в глаза – еще одно впечатляющее творение Всевышнего.

– Это все, что ты хотел мне сообщить?

– Да, – немного подумав, ответил Гай.

– Хорошо. А теперь уйди.

Вздохнув, Гай развернулся к двери, но так медленно, что Сесиль едва не закричала. Когда же он наконец скрылся за дверью, позвонила в колокольчик, а потом приказала появившейся в гостиной Мэри:

– Зови лорда Уитфилда.

– Сюда? – переспросила девушка.

Сесиль не могла осуждать Мэри за непонимание: ведь раньше она всегда провожала Уитфилда в будуар хозяйки.

– Да, сюда.

Сесиль разгладила подол платья и несколько раз глубоко вздохнула, так что, когда гость вошел в ее гостиную, выглядела совершенно спокойной.

– Прости, что заставила тебя ждать, Натан, – с улыбкой протянула она руки к Уитфилду.

– Ожидание того стоило, – произнес лорд, и его цепкий взгляд скользнул по фигуре Сесиль.

Сначала он поднес к губам ее руки и поцеловал тыльные стороны ладоней, потом наклонился и накрыл ее губы в поцелуе. Целовался он великолепно. Сесиль позволила ему это, но поощрять не стала. Когда она отстранилась, Уитфилд аж застонал от разочарования и спросил:

– Почему мне кажется, что ты собираешься отослать меня прочь, дорогая?

– Потому что именно это я и намерена сделать. Сегодня неподходящий день. Мне ужасно жаль, что тебе пришлось проделать такой путь.

Но Уитфилд лишь отмахнулся:

– Мне уйти немедленно или у нас все же есть немного времени, чтобы поболтать?

Сесиль предпочла бы, чтобы он ушел сразу, но это будет невежливо.

– Конечно, у меня найдется для тебя время. – Она заставила себя очаровательно улыбнуться, насколько это было возможно, и они уселись на диван перед камином.

Накрыв руку Сесиль своей, Уитфилд принялся задумчиво поглаживать ее пальцы.

– Я подозревал, что нечто подобное произойдет, когда узнал, что Дарлингтон живет здесь.

Сесиль уже собиралась спросить, что он имеет в виду, но Уитфилд продолжил, саркастически усмехнувшись:

– Ну что за шут! У него совершенно нет гордости, раз он…

Сесиль отняла руку:

– Что? Ты хочешь сказать, что работать на женщину унизительно?

– Нет, конечно, я хотел сказать совсем не это. Просто всем вокруг известно, что он добивается твоего расположения и что ты уже отвергла его несколько раз за прошедший год.

У Сесиль буквально отвисла челюсть, и она выпалила после секундного замешательства:

– Нет, этого не может быть! Чтобы всем было известно!.. Или может?

– Ну хорошо, возможно, я слегка преувеличил, – признался Уитфилд.

Сесиль никому не говорила о своем кратковременном романе с Гаем, кроме Марианны, Сина, Эллиота и Блейд, и была уверена, что Гай об этом тоже никому не рассказывал, в противном случае…

– Откуда тебе это известно?

– О, дорогая, у меня свои источники.

– Хочешь сказать, что подкупил моих сотрудников?

Мужчина пожал плечами.

– Я готов на все, чтобы получить желаемое.

Он улыбнулся, но блеск его ледяных голубых глаз таил опасность.

– Например, я знаю, что он посылал тебе письма, которых ты не читала. А еще я знаю, что вы были любовниками.

Сесиль с мгновение смотрела на своего гостя, борясь с непреодолимым желанием отвесить ему звонкую пощечину, а потом вышвырнуть из своего дома, но вместо этого она снова пригладила и без того гладкую ткань платья, жалея, что не может с такой легкостью остудить собственный гнев.

– Он просто здесь работает. И мы больше не любовники. Хотя это не твое дело, – резко заявила Сесиль. – Разве я расспрашиваю тебя о бывших или нынешних любовницах?

– Нет, – ответил он таким раздражающе спокойным тоном, каким мог бы говорить с ребенком или домашним питомцем. – И, да, мы не обещали друг другу хранить верность, так что это действительно не мое дело.

– Оставлю пока вопрос о шпионаже, но я крайне недовольна, что ты подкупаешь моих сотрудников.

– В любви, как и на войне, все средства хороши, моя дорогая.

– Но мы не влюблены и не воюем, – возразила Сесиль. – Кажется, я ясно дала это понять с самого начала.

– Да-да, так и было. – Уитфилд немного помялся, а потом добавил: – Но учитывая вашу с Дарлингтоном историю, он мог бы наняться на работу в другом месте. – Лорд усмехнулся. – Тем более что у него совсем нет опыта. Так что он вполне мог бы подыскать себе более подходящее занятие.

– Подходящее – это какое? – невозмутимо спросила Сесиль.

Вздохнув, Натан взял ее руки в свои и легонько сжал, когда она попыталась их отнять.

– Ну, не сердись на меня, маленькая злючка. Я лишь хотел сказать, что герцог в роли работника цирка выглядит довольно странно. Вряд ли ты станешь с этим спорить.

– Нет, конечно, нет. Ты прав. – Сесиль отчаянно пыталась взять себя в руки. – Но я не хочу о нем говорить.

– Хорошо, потому что и я предпочел бы поговорить о нас.

И это Сесиль тоже не понравилось.

– Натан, нет никаких нас. Я говорила тебе в самом начале наших отношений, что это всего лишь удовольствие.

– Да, ты действительно так говорила, – кивнул Натан, и его привлекательное лицо приняло добродушное выражение, под которым, как уже давно поняла Сесиль, скрывалось упрямство мужчины, всегда получавшего желаемое. – Но с некоторых пор я начал желать… большего.

– Я не стану твоей любовнице и не…

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Сесиль.

Она понимала, что выражение ее лица – выпученные глаза и отвисшая челюсть – выглядит не слишком привлекательно, но, казалось, была не в состоянии закрыть рот.

Натан усмехнулся:

– Почему ты так удивлена?

– Потому что ты состоятельный пэр, а я – артистка цирка!

– Мой титул слишком новый и непривычный, я до сих пор продолжаю зарабатывать торговлей, и – это самое главное – мне плевать, что обо мне думают другие. Какой прок от богатства, если приходится считаться с мнением окружающих?

Сесиль не удержалась от улыбки:

– Должна признаться, это отличная философия, Натан.

– Так что? – спросил Уитфилд. Его веки опустились, а умелые ладони скользнули вверх пор рукам Сесиль и обхватили ее за плечи так, что она порывисто втянула воздух. – Ты выйдешь за меня, дорогая? Позволишь мне наряжать тебя в шелка, бархат и меха и баловать бриллиантами и изумрудами?

«А как же любовь?»

Голос прозвучал так тихо, что Сесиль едва его расслышала, но принадлежал он не ей – в этом она была абсолютно уверена. Когда это она думала о любви?

– Но, Натан, это так…

– Не говори, что это для тебя неожиданность, Сесиль. Ты же наверняка знаешь, как я отношусь к тебе. – Его привычно ленивый и насмешливый взгляд вдруг стал колючим и собственническим. – Мне не нравится думать, как много и тяжело тебе приходится работать. А еще мне ненавистна мысль о других мужчинах в твоей жизни.

Он что – повредился рассудком? Что из того, что несколько дюжин раз они вместе поужинали, а потом разделили постель? С чего он вдруг вообразил, что влюблен?

Да, она была его любовницей почти шесть месяцев: это вдвое дольше, чем роман с Гаем.

Эта мысль ошеломила Сесиль, и главным образом потому, что она совершенно не испытывала никаких чувств к сидевшему рядом привлекательному мужчине, о котором она напрочь забыла, едва лишь подумала о Гае.

– Это большая честь для меня, – с улыбкой ответила Сесиль.

– Я хочу, чтобы ты принадлежала мне одному, хочу заботиться о тебе.

Но хотела ли она, чтобы о ней заботились? Идея привлекательная, но все же – нет, если она исходила от Натана.

– Боюсь, я вынуждена ответить отказом.

Натан криво усмехнулся, но Сесиль заметила вспышку недовольства в его красивых голубых глазах. Натан Уитфилд не любил, когда ему отказывали.

– Я сохраню за собой право спросить еще раз, дорогая.

Сесиль уже хотела сказать, что сейчас как раз подходящий момент, чтобы положить конец их отношениям, когда громкий стук в дверь избавил ее от необходимости делать столь неловкое заявление.

Прежде чем она успела пригласить стучавшего войти, дверь распахнулась и на пороге возник Гай, на губах которого играла привычная обворожительная улыбка, но взгляд теплых карих глаз был жестким и решительным.

– Привет, Уитфилд.

Барон откинулся на спинку дивана, не выпуская руки Сесиль.

– Ба, Дарлингтон, вы ли это? – Ухмыльнувшись, он многозначительно окинул взглядом фигуру Гая в простой рабочей одежде.

Сесиль последовала его примеру, хотя вполне могла бы описать его по памяти, если бы обладала хоть каплей художественного дара.

Натану было бы крайне неприятно это услышать, и он, скорее всего, не поверил бы ее словам, но Гай даже в потертых старых штанах из оленьей кожи и поношенных ботинках излучал почти удушающие волны мужественности. И это лишь нижняя часть его тела. В одежде, предназначенной для грязной повседневной работы, он выглядел куда привлекательнее, нежели Натан в своем идеально скроенном сюртуке, облегающих бриджах и безупречно начищенных дорогих сапогах.

Сесиль заставила себя оторвать от Гая взгляд, пока он не перекочевал на его лицо.

– Принарядились для визита в бордель? – протянул Натан.

– Что? Бордель? – в недоумении сдвинула брови Сесиль.

– Это значит к проституткам, в публичный дом, – пояснил Гай, сверкнув в улыбке белоснежными зубами. – Хотели присоединиться ко мне и пропустить по пинте-другой, старина? Или просто решили сделать комплимент моему наряду?

Натан рассмеялся, а Гай повернулся к Сесиль:

– Извините, что прерываю, но Франсин вновь винит Ангуса… впрочем, уверен, объяснять ничего не нужно. Она отказывается продолжать репетицию до тех пор, пока необходимый ей предмет не будет найден и возвращен.

Сесиль сурово посмотрела на Гая:

– А почему не…

– Берил сейчас занята, иначе я непременно обратился бы с этой проблемой к ней.

Между Ангусом и некоторыми работниками цирка велась непрерывная война. Стычки происходили почти каждый день, и посредничество Сесиль вряд ли было так уж необходимо, чтобы пригладить взъерошенные перья, или пух, или что там еще бывает у птиц.

Причина, по которой Гай решил прервать их с Натаном беседу, была до боли очевидна, и Сесиль по-прежнему хотела, чтобы гость ушел.

Повернувшись к молодому состоятельному красавцу промышленнику, она с сожалением улыбнулась, мягко пожала ему руку, прежде чем притянуть к себе и поцеловать:

– Мне нужно разобраться с недоразумением, Натан.

Вряд ли можно было назвать такой поцелуй дружеским, и как раз в тот момент, когда его светлость готов был усадить Сесиль к себе на колени, послышалось громкое покашливание.

Она отстранилась, стараясь не обращать на Гая внимания, хотя это было непросто, поскольку он фактически навис над диваном.

Сесиль одарила Натана лучезарной улыбкой:

– С нетерпением жду следующей среды.

Было так приятно уязвить Гая, но она лишь оттянула момент неизбежного расставания с Натаном.

Подобный поворот событий явно раздосадовал барона, но он не собирался устраивать отвратительных сцен.

Сесиль отвернулась от своего гостя и гневно воззрилась на Гая, испепелявшего барона взглядом.

– Почему ты до сих пор здесь? Сообщил мне о проблеме, а теперь иди!

Мелочная радость и стыд всколыхнулись в груди Сесиль при виде густой краски, залившей шею Гая. Его, такого гордого, Сесиль, унижая, постоянно испытывала на прочность. С ее стороны было верхом жестокости подвергать его еще большему унижению, так с ним обращаясь, на глазах у любовника.

И все же она не могла остановиться.

Задержав на Сесиль взгляд дольше, чем осмелился бы любой другой ее работник, Гай почти осязаемо заскрежетал зубами, а потом развернулся и вышел из гостиной.

Натан усмехнулся.

– Ей-богу, Сесиль, ты дразнишь сидящего на цепи тигра. – Его пальцы скользнули к ее подбородку и приподняли лицо так, что она была вынуждена заглянуть в его дерзкие глаза. Губы барона растянулись в усмешке. – Только не пытайся удержать на привязи сразу двух тигров, дорогая, иначе можешь оказаться между ними.

Это была угроза, причем неприкрытая. И если Сесиль не будет осторожна, два мужественных собственника-самца дадут волю своим низменным инстинктам и неизбежно сойдутся на поле боя. И тогда один из них может серьезно пострадать.

Сесиль лишь улыбнулась своему уже почти бывшему любовнику: все эмоции были написаны на его красивом высокомерном лице. Натан еще молод, богат, и множество женщин пытались заманить его в свои сети. А Гай беден, к тому же опозорен и лишен всякой надежды когда-нибудь поправить свое финансовое положение.

Было ясно, что Натан нисколько не сомневался в ее выборе, но вряд ли поверил бы, насколько легко ей принять решение, какого из тигров оставить при себе, а какого отпустить на свободу.

Гаю хотелось что-нибудь разбить или кого-нибудь ударить, когда он вышел из гостиной Сесиль. Потребовалось все его самообладание, чтобы оставить ее в одном помещении с Уитфилдом.

В душе Гая клокотала такая ярость, что он просто не мог вернуться в цирк, не причинив никакого ущерба, поэтому, вместо того чтобы свернуть в коридор, соединявший дом со зданием цирка, с грохотом сбежал по главной лестнице и, схватив куртку и кепку с деревянной вешалки, вышел в ночь.

На улице было чертовски холодно, чувствовалось, что вот-вот пойдет дождь или мокрый снег: а чего еще ожидать от конца зимы, но Гаю было просто необходимо остудить бушевавший в душе гнев.

Через несколько шагов вниз по улице он столкнулся с Корделией Блэк и ее двумя ассистентами. Корделия возглавляла труппу клоунесс и жила в большом доме неподалеку, который делила со своими сотрудниками.

Ее улыбка померкла, когда она обратила внимание на выражение лица Гая.

– Проблемы? Нам стоит вернуться домой?

Гай понимал, что ее слова были шуткой лишь отчасти, ибо все цирковые знали, что Сесиль лучше не попадаться на глаза, когда она не в духе. Менее всего ему хотелось сейчас с кем-либо разговаривать, но он не мог просто пройти мимо:

– Франсин и Ангус.

Этого вполне хватило, чтобы описать ситуацию.

Корделия поморщилась, хотя ее напряженные плечи немного расслабились.

– О нет. Опять? – Она рассмеялась. – Кажется, Ангусу нравится мучить ее больше, чем кого-либо из нас.

К сожалению, это было правдой. Ангус, по мнению Гая, был куда умнее фокусницы Франсин Гордон, а еще довольно ловко орудовал когтями и клювом. Вещи в цирке пропадали постоянно, большинство сотрудников попросту с этим смирились и перестали бросать свое добро где попало, но Франсин отличалась рассеянностью и никак не могла уследить за своими вещами. В последний раз Ангуса обвиняли в краже резной деревянной морковки, с которой играл кролик Генри.

– Что ж, не стану осуждать тебя за то, что сбежал, – поддразнила Корделия. – Как не стану и удерживать.

Ее ассистенты попрощались с Гаем, и все трое пошли своей дорогой.

Он тоже пошагал дальше, и его вдруг поразила мысль, насколько быстро он привык к своей новой жизни: работал в цирке, дружил с его сотрудниками, а с некоторыми даже делил кров. Кроме двух горничных, кухарки и ее маленькой дочери, в доме Сесиль жили еще шестеро сотрудников, в том числе и он, а теперь еще и Кэт.

Несмотря на то что этот старый дом был огромным, Гаю иногда казалось, что они живут друг у друга на головах. Видимо, он просто избалован – во всяком случае, именно так сказала бы Сесиль и, вероятно, была бы права. Гай привык не только к множеству апартаментов из нескольких комнат в каждой из герцогских резиденций, но и к десяткам других помещений, куда заходили единицы, включая его самого, мать и сестер.

В доме Сесиль были только одни так называемые апартаменты. Все остальные были разделены на отдельные помещения для проживания и хранения циркового реквизита, слишком ценного, чтобы оставлять его в соседнем здании.

Небольшая библиотека – любимое место общего пользования в доме – никогда не пустовала. Сюда приходили сами жильцы или их гости. Здесь можно было взять книги или написать письма.

Иными словами, единственным местом, где Гай мог найти уединение, была его крошечная, похожая на шкаф, каморка, но даже там не удавалось надолго оставаться в одиночестве: в дверь постоянно кто-то стучал. Например, Сесиль.

Гай зарычал, едва вспомнив о ней. На узкой улочке со свистом разгуливал ветер, но он не замечал холода: перед глазами стояла картина, как собственнически Уитфилд держал руку Сесиль.

И как он ее поцеловал.

Гай всегда был мягким и спокойным, ухитрялся дружить со всеми группировками в школе, легко лавировал между ними. И все же в гостиной Сесиль едва не задохнулся от непреодолимого желания убить Уитфилда. Ощущение было таким же невыносимо болезненным, как и грипп, от которого ему однажды пришлось страдать. Тело горело, кожа была охвачена огнем, а голова раскалилась так, что, казалось, вот-вот треснет. Никак не получалось наполнить легкие воздухом, а в ушах потрескивало, словно внутри черепа разгоралось пламя.

Уитфилд посмел прикоснуться к его женщине.

«Нет, не к твоей. Ты от нее отказался. Или уже забыл об этом?»

Нет, черт возьми! Он ничего не забыл, но это лишь заставляло его чувствовать себя еще хуже. Все это происходило потому, что он ее бросил: перечеркнул все, что между ними было, собственными руками лишил себя любви.

Но откуда, скажите на милость, ему было об этом знать? В тот момент, когда каждый пошел своей дорогой, Гай ощущал лишь странное неприятное чувство, словно потерял что-то очень ценное, и лишь по прошествии времени его начала охватывать все более сильная тревога из-за того, что натворил. Он не только безумно скучал по Сесиль, но и совершенно утратил интерес к поиску любовниц, хотя раньше не проходило и недели, чтобы не завел новый роман.

Сначала он полагал, что источником дискомфорта было отсутствие плотских утех, и потому принял одно из ежедневно поступавших ему недвусмысленных предложений и отправился навестить даму, с которой давно не встречался. Доротея Максвелл была на десять лет старше, и их роман стал одним из самых продолжительных в его жизни – аж три месяца.

Именно Доротея объяснила ему, что скрывалось за происходившими с ним изменениями. Они лежали в постели и разговаривали после того, как Гай едва не опозорился. Нет, это не была катастрофа, но что-то чертовски близкое к ней.

– Мы перестали встречаться с тобой, Доро, из-за того, что я стал практически бесполезен? – с горькой усмешкой спросил Гай.

– Нет, дорогой. Это произошло потому, что ты боялся привязаться, – без колебаний ответила Доротея. – И не пытайся со мной спорить. Что случилось? Неужели кому-то все же удалось украсть твое сердце? – поддразнила она беззлобно.

Только теперь, услышав это замечание, Гай понял, какой он идиот, раз не догадался, что с ним происходит.

Он влюбился.

Доротея была ошеломлена не меньше его самого, с легкостью прочитав все по выражению лица.

– Господи, и кто же эта счастливица, Гай?

Но вместо ответа он лишь отшутился, только вот Доротея совершенно ему не поверила. Но Гаю меньше всего хотелось обсуждать одну любовницу с другой, к тому же он вообще не испытывал желания говорить с кем-либо на эту тему. Ведь теперь он знал, что с ним происходит. Только вот если полагал, что теперь почувствует себя лучше, то глубоко заблуждался: осознание, что он любит Сесиль, вовсе не означало, что сможет ее получить. Если в прошлом году он не последовал зову своего сердца из-за многочисленных обязательств перед семьей, то теперь не мог последовать зову сердца потому, что возлюбленная его возненавидела и даже, чтобы причинить боль и поскорее позабыть, завела нового любовника.

А может, дело вовсе не в том, что разлюбила: возможно, она вообще никогда не испытывала к нему каких-либо чувств. Может, впервые в жизни именно Гай, а не любовница, не хотел, чтобы роман закончился, ожидал чего-то большего.

Гай стиснул зубы от досады. Нет, он не мог об этом думать. Во всяком случае, не сейчас. Возможно, он задумается об этом, когда шесть месяцев его работы в цирке подойдут к концу, а до тех пор ему необходимо сохранять присутствие духа, как и необходимо изыскать способ достучаться до Сесиль.

«Но если ты ее так сильно любишь, то почему не вернешься и не поговоришь с ней вместо того, чтобы от нее прятаться?»

Гай невесело рассмеялся, и от этого звука он сам вздрогнул и огляделся по сторонам, опасаясь, что кто-то его услышал, но в это время холодные, продуваемые ветром улицы города почти опустели, а царившую вокруг тишину нарушали лишь полчища крыс, сновавших под ногами.

Гаю действительно не хотелось забивать голову подобными мыслями, и все же он продолжал задаваться вопросом, действительно ли Сесиль была так решительно настроена против его возвращения в ее жизнь, как это ему казалось. Неужели он действительно разрушил все, что их связывало? Или было попросту нечего разрушать?

Нет, это невозможно. Он чувствовал, что между ними что-то происходит. Просто он слишком поторопился, не дал ей достаточно времени. Если бы они поменялись местами и это Сесиль бросила его, чтобы выйти замуж за кого-то другого – например, Уитфилда, – Гаю было бы невыносимо горько.

Уитфилд.

Пальцы Гая сжались в кулаки при мысли о более молодом, богатом и обладавшем титулом сопернике.

До него и раньше доходили слухи, что Уитфилд испытывает к Сесиль особую симпатию – он считал своим долгом быть в курсе всего, что происходило в цирке, хотя вся получаемая им информация, как правило, была общего характера, – но не верилось, что Сесиль могла пасть жертвой чар барона. И вот сегодня увиденное потрясло Гая до глубины души.

Этот поцелуй…

Боже милостивый! Просто удача, что он был слишком ошеломлен, чтобы броситься на Уитфилда с кулаками. Но если у барона хватит духу объявиться в цирке в следующую среду, Гай не мог гарантировать, что тот уйдет целым и невредимым.

Мысль о Сесиль в объятиях другого мужчины была для него поистине невыносима. Будь Гай немного благоразумнее, убрался бы из ее дома немедленно, сел на ближайший корабль до Бостона и навсегда оставил ее в прошлом.

Но он не мог.

Ветер усилился, похолодало, и, оглядевшись по сторонам, он поразился увиденному. Господи! Да он почти дошел до своего дома на Ганновер-сквер.

«Нет, он уже не твой. Теперь это дом Бэрри».

Гай остановился. Это что – свет в окнах библиотеки? В столь поздний час? Да и посетителей на крыльце не видно.

Он просто взглянет одним глазком…

Внимание Гая привлек грохот колес экипажа по булыжной мостовой, и он остановился посреди улицы, наблюдая, как из конюшен, примыкавших к Фейрхерст-хаусу, выехала крытая повозка. На козлах сидели двое мужчин, а сама повозка была доверху чем-то заполнена. Гай прищурился. Мебелью? Картинами? Ему так же показалось, что он разглядел предмет, подозрительно напоминающий старинные напольные часы из библиотеки.

Какого черта?

– Эй, вы! – крикнул Гай, бросаясь следом за повозкой. – Остановитесь!

Возница резко развернулся и машинально дернул за поводья, прежде чем опять повернуться к лошадям. Заметив незнакомца, он что-то крикнул, хлестанул лошадей кнутом, и те так рьяно рванули с места, что драгоценные часы едва не рухнули на землю.

Гай побежал за повозкой, призывая кучера остановиться. Он знал, что ведет себя как сумасшедший: ведь дом больше ему не принадлежал, но все равно успел миновать две улицы, прежде чем повозка скрылась из вида.

Гаю пришлось остановиться, и он уперся руками в колени, силясь перевести дыхание.

Очевидно, это были воры. Но почему слуги и дворецкий Джеррод не попытались их остановить? Вряд ли они спали настолько крепко, что не услышали, как из дома выносят часы, мебель и портреты.

А что, если грабители расправились со слугами?

Гай угрюмо пошагал обратно к дому, но, когда свернул за угол, на улице показался экипаж. Рассмотрев герб на дверце большой черной кареты, прогрохотавшей мимо него, он понял, что это дорожный экипаж Фейрхерстов, купленный совсем недавно и обычно находившийся в загородном имении!

У Гая, конечно же, не было шансов его догнать, поэтому он продолжил свой путь к дому.

Еще никогда ему не приходилось заходить домой через черный ход, но сейчас он решил, что это самый верный способ увидеть кого-то из слуг.

Гай позвонил в колокольчик и стал ждать, потом позвонил еще раз, и наконец, после пятого звонка, дверь слегка приоткрылась – на пороге возник слуга, которого Гай видел впервые.

– Какого черта…

– Где Джеррод?

Костлявый остроносый незнакомец был похож на крысу.

– Че?

– Джеррод. Дворецкий.

– Тута никого нету, окромя меня. А ты кто таков будешь?

– Этот дом только что ограбили. Неужели ты, болван, все проспал? Или это были твои приятели?

Незнакомец злобно прищурился:

– Этих людей прислал герцог.

Гай рассмеялся:

– В полночь?

– А тебе-то какое дело?

– Я…

Гай осекся, осознав, что это действительно не его дело, особенно если тех людей и в самом деле прислал Бэрри. Ведь карета принадлежала их семье и, возможно, герцог находился внутри, как бы странно это ни выглядело.

Слуга, или кто он там, захлопнул дверь у Гая перед носом, прежде чем тот успел что-либо ответить.

Мысли Гая, как дикая лошадь, запертая в тесном загоне, метались из стороны в сторону, не находя выхода.

Кому он должен рассказать об увиденном? Если Бэрри начал распродавать из дома вещи, можно ли это как-то предотвратить? Гай знал, что некоторые предметы – например, сапфиры Фейрхерстов – неразрывно связаны с титулом. Но остальное… Если честно, Гай не знал, что именно можно продать: ему никогда не приходило в голову избавиться от мебели или распродать портреты своих предков.

Утром ему первым делом придется отправиться к юристам – поверенным Фейрхерстов. Конечно, Гай лишился законного права интересоваться делами герцога, но все же был членом семьи, а значит, заинтересован в том, чтобы ее имущество оставалось в целости и сохранности, а не разбазаривалось направо и налево, если, конечно, сейчас происходило именно это. Неужели никто не сможет остановить нового наследника?

Гай развернулся и пошел в другую сторону, к Ньюкасл-стрит, а туда путь неблизкий.

Не прошел он и пары улиц, как легкая изморось сменилась снегом, но Гай продолжал идти, хотя до дома было еще очень далеко.

Дом.

Гай фыркнул. У них с Сесиль не было общего дома, поскольку он всего лишь наемный работник, но и Фейрхерст-хаус больше не был его домом, равно как и Дарлингтон-парк.

На земле вообще не осталось места, которое Гай мог бы назвать домом.

Впервые с тех пор как появился Бэрри, Гай понял, насколько ужасно его положение. Должно быть, во всей Англии не было никого глупее него. Почему ему потребовалось столько времени, чтобы понять, как низко он пал?

Внезапно его поразила ужасающая мысль. Что, если Сесиль предложила ему работу вовсе не потому, что любила и хотела вернуть в свою жизнь? Что, если она просто отчетливо видела, в сколь отчаянном положении он оказался?

Значит, всего лишь пожалела…

Гай стал всеобщим посмешищем без будущего, которое мог бы предложить женщине, и вместо того, чтобы докучать Сесиль, ему следовало поджать хвост и на первом же судне отправиться в Бостон.

«Ты можешь уехать завтра».

Да, если бы не пообещал Сесиль, что отработает полгода. Если же бросить все прямо сейчас, он будет выглядеть не только неудачником, но и трусом, испугавшимся трудностей.

Нет, надо остаться и сдержать слово. Ему будет больно находиться рядом с Сесиль, но еще больнее без нее.

Снег превратился в ледяной дождь, но Гай этого даже не заметил.

Сесиль посмотрела на Гая из-под длинных ресниц. После случившегося вчера она не знала, готов ли он сопровождать ее в школу, которую присмотрел для Кэт, но он уже был одет и ждал, когда Сесиль спустится к завтраку.

Внешне это был все тот же Гай, но при этом казалось, будто в его теле поселился другой человек. Исчезла озорная улыбка, легкое подтрунивание и излучающий тепло и восхищение взгляд. Он больше не называл Сесиль дорогой или милой, обращаясь к ней исключительно «мисс Трамбле», причем без привычной насмешливости.

Внезапно ей бросились в глаза черты лица Гая, на которые она не обращала внимания прежде, – отпечаток возраста на неизменно мальчишеском лице. Как случилось, что она никогда не замечала суровых глубоких складок, обрамлявших чувственные губы, или лучики морщин на лбу и вокруг глаз?

Гай словно постарел на несколько лет.

Что стало тому причиной Сесиль не знала, но Гай изменился до неузнаваемости всего за какие-то часы.

Ей было известно, что он пришел очень поздно, поскольку ждала его возвращения прошлой ночью в библиотеке – оттуда хорошо было слышно, как откроется входная дверь. Она намеревалась наброситься на него с упреками, поскольку всегда использовала этот прием в качестве благовидного предлога оказаться в его обществе.

Ее вчерашнее недовольство было вызвано появлением Гая, прервавшего ее беседу с гостем ради того, чтобы она уладила разногласия, с которыми вполне мог бы справиться кто-то другой. Это действительно входило в обязанности Берил как управляющей, и та, конечно же, обиделась, когда на месте происшествия появилась сама Сесиль, словно не верила в ее способность разрешить спор между вспыльчивой фокусницей и спокойной как удав метательницей ножей.

После этого Сесиль ворвалась в дом, негодуя на Гая за то, что тому хватило наглости ее побеспокоить, и одновременно испытывая облегчение, что ей не пришлось выгонять Натана.

В еще большую ярость она пришла, осознав, что больше не желает видеть любовника. Да и нужен ли он ей был когда-нибудь? Скорее всего, его присутствие рядом было необходимо лишь для того, чтобы повысить самооценку, после того как Гай ее бросил и она была вынуждена неделю за неделей читать в газетах о его похождениях.

Сесиль вздохнула. Ну и как ей разорвать отношения с Натаном, не устроив при этом безобразной сцены? Черт! Вот почему она всегда заранее устанавливала границы для своих любовников. Но кто бы мог подумать, что Натан, моложе ее почти на десять лет, сделает предложение артистке цирка?

Придется с ним поговорить – до того, как подойдет следующая среда и он снова объявится на ее пороге, – и прояснить ситуацию, пока она не усложнилась еще больше.

Что же касается Гая…

Обнаружив, что он ушел из дома в такую отвратительную погоду, Сесиль не смогла заснуть и несколько часов провела в ожидании его возвращения. Наконец, когда стрелки на часах показывали начало четвертого, Гай вернулся, и, судя по походке, вовсе не пьян.

Его куртку и кепку наверняка покрывала толстая корка льда, и Сесиль маялась в темноте библиотеки, с трудом сдерживая порыв спуститься вниз, сорвать с него промокшую одежду и согреть его своим теплом. Ей так хотелось обхватить его большое тело и развеять уныние, сквозившее в каждом его жесте!

Конечно же, она не сделала ничего подобного, хотя и сознавала, что отчасти виновата в его состоянии. Ну зачем она заставляет его так страдать, когда единственное, чего ей хочется, – это лечь с ним в постель?

Сесиль украдкой бросила взгляд на шагавшего рядом с ней Гая, такого молчаливого и угрюмого.

Она искренне не понимала, почему продолжала держать его на расстоянии. Почему-то каждый раз, когда начинала задумываться о том, чтобы его простить, она тут же вспоминала его обескураживающее, оскорбительное безразличие в то последнее утро во Франции, когда он предложил ей стать его шлюхой и поселиться в доме в Лондоне, который он купит для нее. И каждый раз при воспоминании об этом она едва сдерживалась, чтобы не отвесить ему пощечину.

Они остановились на углу улицы с оживленным движением переждать, когда поток транспорта поредеет и можно будет перейти на противоположную сторону. Взгляд Сесиль упал на довольно глубокую колею, в которую колеса проезжавших экипажей погружались на добрых шесть дюймов, потом она взглянула на свои полусапожки и нахмурилась. Они хоть и казались очень крепкими, но их наверняка зальет грязью.

Поток экипажей иссяк, и люди начали переходить улицу, но, прежде чем Сесиль успела сдвинуться с места, чтобы обойти колею, Гай как бы между прочим обхватил ее за талию, без труда перенес через заполненную грязью колею, вновь поставил на мостовую и зашагал дальше.

Она мгновение ошеломленно смотрела на его удаляющуюся спину. Довольно высокую и крепко сложенную, ее никак не назовешь миниатюрной, и все же Гай поднял ее с такой легкостью, словно это была тщедушная Кэт.

Обернувшись, Гай увидел, что она отстала, и вопросительно вскинул бровь:

– Что-то случилось?

– Нет-нет, ничего, – пробормотала Сесиль и поспешила за ним.

Продолжая путь, она мысленно отчитывала себя. Ну и что, что он поднял ее с такой легкостью? Гай сделал бы то же самое и для кухарки, и для горничной и даже для несговорчивой прачки миссис Баском. Просто он джентльмен до мозга костей, с молоком матери впитавший привычку вести себя благородно и уважительно. Это было такой же неотъемлемой частью его существа, как излучавшие тепло карие глаза или идеальная мускулистая фигура.

До знакомства с Гаем Сесиль полагала, что галантный мужчина – это мечта, в природе таковых не существует. А если мужчина галантен с матерью, сестрами, то это совсем не означает, что он будет таким же с любовницей, не так ли? И она прекрасно знала, что зачастую правильные поступки приводили к неудобным последствиям.

Гай остановился перед двухэтажным особняком из серого камня.

– Это здесь.

Сесиль внимательно оглядела здание, которое показалось ей довольно новым: ему явно не больше пятидесяти лет. Штор на окнах не было, и она смогла разглядеть в комнатах первого этажа аккуратно расставленные столы.

– В эту школу принимают детей независимо от их вероисповедания, – пояснил Гай, – хотя ее основатель квакер. Школа работает шесть дней в неделю, и обучение в ней стоит восемь пенсов в месяц. Я хотел пройтись до нее пешком, а не ехать в экипаже, чтобы ты смогла оценить расстояние. Сюда не трудно добраться даже в ненастную погоду. – Он повернулся к Сесиль, но его обычно теплые карие глаза смотрели на нее равнодушно и холодно. – Если хочешь, можем зайти внутрь, хотя я уже все здесь осмотрел.

– И ты считаешь, что здесь все в порядке?

Гай кивнул, но не сразу.

– Что-то не так?

– При других обстоятельствах я бы нанял для Кэт гувернантку, как это было в случае с моими сестрами, но школа определенно лучше, чем ничего.

– Сколько стоят услуги гувернантки?

Гай полностью развернулся к Сесиль.

– Дело не только в деньгах: ей нужно предоставить жилье.

– Я знаю. Так сколько?

Гай сдвинул шляпу набок и задумчиво почесал за ухом.

– Боюсь, я никогда не оплачивал счета лично, поскольку это входило в обязанности секретаря, но, думаю, от сорока до семидесяти фунтов в год в зависимости от образования и происхождения гувернантки.

Сесиль задумчиво пожевала губу, глядя на здание школы. Она вполне могла позволить себе такие траты, а поселить новую сотрудницу можно в одной из кладовых, если предварительно ее освободить. Но если она примет такое решение, обратного пути уже не будет. Хотя Сесиль уже давно все для себя решила. Кэт жила в ее доме всего две недели, но она уже не представляла себе жизни без девочки.

– Значит, гувернантка?

– Наверное, для Кэт было бы лучше общаться с другими детьми, – ответил Гай.

– Что мы делаем, Гай?

Он ошеломленно заморгал, и Сесиль показалось, что он не понял ее вопроса.

Гай вздохнул:

– Она уже начала привыкать, и было бы жестоко вернуть ее на улицу.

– Я бы никогда так не поступила!

– Конечно же, я не думал, что ты на такое способна. Я лишь хотел сказать, что могу написать о ней своей матери, если ты решишь, что больше не можешь оставлять ее у себя. – Гай усмехнулся. – Хотя представляю, что она подумает.

– Что Кэт твоя дочь?

– Так подумал бы любой – про одного из нас или про обоих сразу.

– Оставив без внимания тот факт, что она ни на одного из нас не похожа. Хотя знаешь, мне совершенно неважно, что подумают окружающие.

Гай улыбнулся. И это была его прежняя улыбка, а не ее тень, которую Сесиль видела на его лице все утро.

– А вот что для меня действительно важно, так это должным образом позаботиться о Кэт теперь, когда она живет в моем доме. Нельзя лишать ее возможности получить воспитание настоящей юной леди, как Марианна, хоть та в итоге и оказалась в цирке. Думаю, будет лучше все-таки нанять гувернантку. У меня ее не было, и я всегда ощущала недостаток образования.

– Ты что, не училась в школе?

– Я росла в мастерской отца с пяти лет – так было принято в нашей семье, – пояснила Сесиль и тут же почувствовала, что эти слова прозвучали как оправдание.

– Я даже не думал тебя осуждать.

– Зато другие не только осуждали, но и смеялись надо мной.

Например, кузен Кертис. Только этому олуху следовало бы подумать, как она воспроизвела бы по памяти чертежи отца, если бы не обладала определенными знаниями и опытом, который приобрела в его мастерской, когда работала бок о бок с ним.

Гай ничего не говорил: просто смотрел на Сесиль с серьезным, совсем нехарактерным для него выражением лица.

И это лишало присутствия духа.

– Она будет жить со мной, – произнесла Сесиль, и когда эти слова прозвучали, она вдруг поняла, как спокойно стало на душе.

У Сесиль никогда не было родных, а у Кэт остался лишь Джордж, так что они втроем вполне могли стать семьей.

– Рад это слышать, – с еле заметной улыбкой произнес Гай.

– Я найму для нее гувернантку. Поскольку Кэт придется самой зарабатывать себе на жизнь, меньшее, что я могу для нее сделать, – это обеспечить необходимыми знаниями.

– Думаю, ты приняла правильное решение.

Гай поднял руку, чтобы остановить экипаж, но Сесиль сказала:

– Я бы предпочла и обратно пройтись пешком.

На его лице отразилось удивление, но он кивнул, а потом, спустя пару минут, напомнил:

– Ричи сказал, что сегодня днем у тебя собеседование еще с несколькими кандидатками на место ассистентки.

– Да, но я настроена не слишком оптимистично: уже начинаю думать, что таких просто не существует. Большинство претенденток такие неуклюжие, что я им и ложку не доверила бы, не говоря уж о заряженном пистолете.

Гай рассмеялся, и этот звук согрел Сесиль больше, чем ей хотелось бы признать, пробудив трепет в груди.

– Нет, правда, – продолжила она распекать претенденток. – Один раз пришла девушка – помощница кондитера: кажется, у своего последнего работодателя устроила пожар. Так вот: нажав на спусковой крючок, после того как я подробно все объяснила, она завизжала, рука у нее дернулась, и пистолет снова выстрелил, но на этот раз в потолок. Слава богу, пуля попала в одну из панелей, а не в люстру.

Гай рассмеялся, и опять по телу ее побежали мурашки.

– Знаешь, многие леди умеют охотиться и обращаться с ружьями, как мои сестры например, но, боюсь, среди представительниц рабочего класса ты таких не найдешь: дело в том, что наследниц имений и прилегающих к ним угодий этому учат с детства.

– Возможно, тогда стоит дать объявление в разделе светской хроники, – уныло проговорила Сесиль.

Некоторое время они шли в молчании, потом Гай спросил:

– У меня есть к тебе вопрос личного характера, но боюсь, что ты разозлишься.

Сесиль поинтересовалась:

– С каких это пор тебя волнует подобное?

– Ты удивишься.

Что бы это означало.

Пока Сесиль обдумывала его слова, Гай дал монету парню, расчищавшему тротуар от быстро таявшей снежной каши.

Несмотря на то что были любовниками на протяжении нескольких недель, они редко разговаривали о чем-то личном. Их жизнь переполняло такое количество драм и волнений, что им и без того было что обсудить, например бегство от французских наемников, сумасшедших свергнутых королей и бессовестных баронов.

Сесиль пресекала все расспросы, касавшиеся ее личной жизни, и сама ничем подобным не интересовалась. Ведь она с самого начала знала, что их роман скоро закончится. Так к чему делать расставание еще более болезненным?

И вот Гай вновь вернулся в ее жизнь.

Однако, несмотря на все его заверения в том, что ему нужна лишь она одна, Сесиль знала, что он не станет довольствоваться работой в цирке до конца жизни: наверняка появится что-то – или кто-то, – более подходящее мужчине с его родословной и положением в обществе.

Ведь одно Сесиль знала наверняка: аристократам прощались любые глупости, если они обладали красотой и обаянием. Вот и для Гая пребывание в цирке Фарнема станет приключением, о котором можно будет еще долго рассказывать на светских раутах.

Сесиль посмотрела на его красивое смиренное лицо, и ее решимость защитить себя во что бы то ни стало дрогнула. Гай никогда не станет использовать полученные сведения против нее, так что дурного в том, чтобы поделиться с ним некоторыми эпизодами своей жизни? Сесиль уже призналась ему, кто она такая на самом деле, хотя никогда никому об этом не рассказывала, и Гай хранил ее тайну.

Сесиль кивнула:

– Спрашивай.

– Я хочу узнать, почему ты переехала в Британию.

– Это не слишком интересно.

– И все же я хотел бы услышать это из твоих уст, если тебе не слишком больно говорить о прошлом.

Задумавшись на мгновение, Сесиль осознала, что ее сердце больше не болит при воспоминании о той кошмарной ночи.

– Больше не больно.

Она набрала в грудь воздуха, шумно выдохнула и начала рассказ.

– В ночь нашего отъезда разразился страшный шторм. Нам не следовало выходить в море, но отец боялся оставаться во Франции. Большую часть денег он потратил на то, чтобы навестить в тюрьме своего покровителя. К тому времени как мы сели в лодку, у нас оставалось всего несколько монет. Отец планировал отыскать в Англии моего кузена и начать работать на него.

– Значит, он был с ним знаком?

– Они никогда не встречались, но переписывались в течение многих лет. Семья Бланшар производила оружие, но оно никогда не было того же калибра… – Она рассмеялась. – Прости за неудачный каламбур… того же качества, что изделия оружейников Бланше. Время от времени мой отец, как и мой дед, помогал родственникам в Англии: делился с ними кое какими усовершенствованиями.

Некоторое время они шли в молчании, и к Сесиль постепенно возвращались воспоминания о прошлом и той злополучной ночи.

– Отец плохо себя чувствовал. Думаю, он заразился чем-то, когда мы ходили в тюрьму Ла Форс, чтобы навестить нашего умирающего покровителя. – Бросив взгляд на Гая, Сесиль заметила, что у него обеспокоенно сдвинуты брови. – Накануне отъезда он совсем разболелся и умер прямо в лодке на пути в Англию.

– Господь всемогущий! – пробормотал Гай. – Кажется, ты говорила, что тебе было всего четырнадцать лет?

– Да.

– С тобой был кто-то еще?

– Нет, только мы вдвоем.

– Наверное, ты была в ужасе.

Сесиль невесело рассмеялась:

– Должно быть какое-то другое слово, чтобы описать мои чувства. Я почти не говорила по-английски и обнаружила, что отец умер, как раз перед тем, как наша лодка перевернулась посреди Ла-Манша. Мне удалось уцепиться за нее и продержаться на воде несколько часов. Что же до двух гребцов… Они пропали. Не знаю, удалось ли им выжить…

Сесиль передернулась при воспоминании о долгих часах в холоде и кромешной тьме.

– Боже мой, Сесиль! – выдавил Гай, в ужасе глядя на нее.

– На следующий день, когда меня вынесло на берег, я оказалась среди огромного количества людей. Судя по всему, другой – настоящий – корабль потерпел крушение во время того шторма. Это было английское судно, и те, кто помогал выжившим, решили, что я одна из пассажиров, поэтому дали мне кров и еду. Отец всегда требовал, чтобы я учила английский, поэтому я достаточно хорошо его понимала, но говорила плохо и потому прикинулась немой. – Сесиль невесело усмехнулась. – То было не лучшее время, чтобы представляться французской эмигранткой. Ведь они сотнями прибывали в Англию.

Виноватое выражение лица Гая свидетельствовало о том, что он понял, о чем она говорила. За короткое время Англию наводнило такое количество французов, что местное население – от бедных до богатых – в лучшем случае считало их досадной помехой и в худшем – настоящей угрозой.

Просто удивительно, насколько эмоциональной сделало Сесиль это повествование, и она часто заморгала, чтобы убрать с глаз застилавшую их пелену. Она вдруг поняла, что никому не рассказывала свою историю целиком. Кертис и его жена не желали знать подробности. Им хотелось, чтобы Сесиль поскорее стала похожа на англичанку, поэтому они старательно делали вид, что ее прошлого не существует.

Марианна пыталась с ней говорить, но Сесиль отделывалась парой расплывчатых фраз, не желая рассказывать лучшей подруге, каким жалким существом она когда-то была.

Было ли важно, что она вновь доверилась именно Гаю?

Прогнав эту мысль, Сесиль продолжила:

– Когда лодка перевернулась, я потеряла все: отцовские чертежи, то немногое, что осталось от семейных ценностей, последние деньги и все наши документы.

Не проходило и дня, чтобы Сесиль не сожалела об утерянной сумке отца.

– У меня осталось лишь имя кузена, наставления отца и несколько монет, зашитых в карман юбки. Отец не раз говорил мне, что я должна разыскать кузена, если мне вдруг понадобится помощь.

Сесиль фыркнула, вспомнив, какие глупые и наивные надежды питала в то время.

– Отыскать Кертиса оказалось нетрудно…

Она не хотела вспоминать те кошмарные недели, проведенные в чужой стране в окружении враждебно настроенных людей, и свой страх выдать себя. Что же касается тех французских эмигрантов, которых она в конце концов встретила… Их попытки манипулировать ею или использовать ее оказались хуже, чем презрение суровых англичан.

– Какой ужас! Какая душераздирающая история, – выдавил Гай после долгого молчания.

– Тех, кто пережил нечто подобное, тысячи, хотя в крушение попали лишь единицы. Наверное, все это звучит ужасно, но все равно лучше, чем жизнь во Франции.

– Должность королевского оружейника сделала твоего отца мишенью для антироялистов?

– Это было лишь частью проблемы, – не стала отрицать Сесиль. – Основное же заключалось в том, что он много лет жил в замке герцога Ла Фонтена, покровительствовавшего ему. Они были очень близки, и мы… словом, оставаться во Франции стало небезопасно после того, как все начало рушиться.

– Стало быть, кузен – твой единственный родственник? – Сесиль вскинула брови, и Гай добавил: – Помнится, когда мы были во Франции, ты говорила, что у тебя нет родственников.

Вот уже не в первый раз Сесиль охватило желание рассказать этому мужчине, что у себя на родине она была герцогиней, но она промолчала, вновь испытав боль при воспоминании о реакции Кертиса и его жены Марты на ее признание.

Гай вряд ли назовет ее лгуньей, как это сделал Кертис, но без драгоценных документов из сумки отца доказать факт ее замужества и право на титул не представлялось возможным.

– Во всяком случае, о других родственниках я никогда не слышала. – И она не лгала. – Мой отец был единственным ребенком в семье. Наверное, у матери были какие-то родные, но она умерла во время родов, так что я никогда с ними не виделась. Отца вполне устраивало, что он мог передать все свои знания мне, хоть я и не была сыном. Возможно, если бы все сложилось иначе, со временем он женился бы снова. – Сесиль пожала плечами. – Но мир сошел с ума, и никто больше не покупал дорогостоящие пистолеты ручной работы. Так что отсутствие наследника мужского пола было наименьшей из его забот.

– Ты упомянула, что твой отец навещал герцога Ла Фонтена в тюрьме. Разве это не было опасно?

– Было, причем очень опасно.

– Тогда к чему было так рисковать?

– Я выросла в замке. Не дочь хозяина, конечно, но и не слуга. Уже тогда герцог был очень стар. Его единственный сын умер, как и жена. Мы были его семьей, а он – нашей. Отец помог герцогу сбежать, а тот поделился с нами деньгами, которые прихватил с собой. Несмотря на то что мы были ничем не лучше торговцев, во время революции эти различия утратили всяческое значение.

– Как долго вы прятались? – спросил Гай, вновь подхватив Сесиль на руки, чтобы перенести через ту же глубокую канаву.

На этот раз воспоминания о тех мрачных днях захватили ее настолько, что она не смогла оценить рыцарского поступка Гая.

– Мы жили в глубинке. Подданные всегда любили герцога как хозяина и землевладельца, поэтому не проявляли недовольства. Проблемы начались, когда местность наводнили горожане. Нам очень повезло, что они принялись обшаривать замок в поисках ценностей, и попросту позабыли о его хозяине и обитателях. С помощью одного из грумов отец взял старую повозку и вывез на ней герцога, одетого в рванье.

Сесиль до сих пор помнила, какое потрясение испытала при виде его светлости без парика, украшений и роскошного туалета. В грубой домотканой одежде и деревянных башмаках, худой и немощный, он выглядел как старый крестьянин, но ровно до тех пор, пока взгляд не падал на его холеные руки.

– Мы останавливались в крупных городах, где, в отличие от деревни, никто не стремился что-то выяснить и не задавал лишних вопросов. Мы мало чем отличались от многочисленных крестьян, изгнанных из родных мест и кочевавших по стране: мужчина средних лет с малолетней дочерью и престарелым отцом не привлекал внимания. Но, даже несмотря на это, мы не могли долго задерживаться на одном месте. Рано или поздно к нам начинали относиться с подозрением, и нам приходилось ехать дальше. Так происходило довольно часто. Когда мы бежали из родных мест, герцог прихватил с собой кое-какие деньги и драгоценности, и мы потихоньку их продавали. Когда появлялась возможность, отец брался за любую работу: ремонтировал оружие, часы, – брался за все, где были нужны его умелые руки.

Поначалу Сесиль была очень взволнована и с нетерпением ждала возможности пуститься в бега. Это казалось таким романтичным и гораздо более интересным, нежели скучная жизнь в сельской глубинке.

– Сначала я воспринимала наши переезды из города в город как игру, но когда дни переросли в недели, а затем годы, я начала понимать, что, возможно, нам придется прятаться до конца жизни или до тех пор, пока не закончатся деньги. В том, что мы слышали о Париже, – она передернулась, – трудно было отличить правду от выдумки, как и невозможно предсказать, кто возьмет власть в руки на следующий день. Когда до нас доходили слухи, что роялисты начинают обретать почву под ногами, в душе герцога просыпалась надежда, но проходило несколько дней, и мы вновь узнавали о каком-нибудь новом злодеянии, направленном на аристократов и церковь.

Когда стало известно о казни короля, герцог пал духом. Думаю, он просто потерял всякую надежду. Он не желал покидать страну, поэтому мы с отцом медлили с отъездом: ведь, кроме нас, о герцоге было некому позаботиться.

Когда Гай вдруг остановился, Сесиль, стряхнув с себя воспоминания, поняла, что они стоят перед зданием цирка.

– Ну вот мы и пришли, – произнесла она неловко, взволнованная и немного растерянная от того, что открыла Гаю так много.

Он положил руку ей на плечо, прежде чем она успела вновь окунуться в привычную безопасную рутину, и тихо сказал, когда Сесиль осмелилась поднять на него глаза:

– Мне жаль, что тебе пришлось пережить такие трудные времена.

Она пожала плечами, но Гай не убрал руки.

– Это не твоя вина.

– Знаю, но мне так хотелось бы уберечь тебя от боли.

Какое-то странное ощущение зародилось в груди Сесиль от этих слов и нежности, коей лучились карие глаза Гая – уже не такие чужие и отстраненные, как утром.

Желудок Сесиль болезненно сжался от проявления столь нежеланной доброты, страх вдруг сменился гневом, и она выпалила:

– Вместо того чтобы добавить к списку моих несчастий еще несколько?

Гай отпрянул и безвольно уронил руку.

Развернувшись на каблуках, Сесиль скрылась в цирке в поисках убежища под его крышей. Как обычно, сотрудники бросились к ней со своими проблемами и вопросами, но она лишь отмахивалась и повторяла, почти задыхаясь от необходимости поскорее оказаться в одиночестве:

– Позже, все позже…

Очутившись в своем маленьком кабинете, она заперла дверь на задвижку и упала в кресло перед заваленным бумагами столом.

В самом его центре лежали недавно доставленные письма.

Поверх стопки конвертов из гладкой дешевой бумаги, содержавших многочисленные счета, покоился толстый прямоугольник кремового цвета, на котором знакомым властным почерком было написано ее имя.

От Натана.

Сесиль схватила послание, уже догадываясь, что обнаружит внутри, но в этот момент раздался робкий стук в дверь.

– Что? – рявкнула она недовольно, поддевая толстый слой синего сургуча ножом для вскрытия писем.

Кто-то дернул за ручку.

– Просто скажите, что вам нужно, я занята, – приказала Сесиль, расправляя на столе лист дорогой пергаментной бумаги.

– Я наконец нашла ученицу, – объявила Сесиль, входя на кухню несколько вечеров спустя.

Было еще рано, и Гай пришел за компанию с Кэт и Джорджем, которых кормили чуть раньше.

– Поздравляю, – ответил Гай, откладывая в сторону ложку и поднимаясь со стула, но работодательница лишь отмахнулась.

– Сиди, сиди. Пожалуй, я тоже поем.

Она перевела взгляд на кухарку, уже наполнявшую тарелку тушеным мясом с овощами.

Поскольку обитатели дома работали в разное время, каждый ел, когда у него на это было время, так что кухня считалась местом встреч.

– Хочешь узнать по-настоящему хорошие новости? – спросила Сесиль у Кэт.

Девочка не могла говорить, поскольку рот ее был так набит свежеиспеченным хлебом, что раздутые щеки сделали ее похожей на белку, поэтому лишь кивнула.

– Она также станет твоей гувернанткой.

Гай едва не подавился едой, а когда вновь обрел дар речи, даже не пытаясь скрыть скептицизм, спросил:

– Ты нашла женщину, способную совмещать сразу две должности?

Сесиль смерила его надменным взглядом.

– А что вас удивляет? Вы считаете, что женщины не способны обладать более чем одним навыком, мистер Дарлингтон?

Гай закатил глаза:

– Очевидно, я не настолько невежествен, чтобы придерживаться такой точки зрения, госпожа Трамбле. И поступил бы преступно глупо, если бы не только верил в это, но и признался в этом вслух, – добавил он еле слышно, за что тут же был пригвожден к стулу гневным взглядом своей работодательницы. – И кто же этот образец совершенства?

– Ее зовут мисс Хелен Кибл.

– Кибл? Какое странное имя, – произнес Гай, вновь принимаясь за еду.

– Сказал мужчина с фамилией Дарлингтон.

Гай оставил эту колкость без внимания:

– И когда же мисс Кибл приступает к работе?

– Сегодня вечером она перевезет свои вещи в угловую комнату, которую тебе, кстати, предстоит подготовить для нее, после того как поешь.

– Слушаюсь, госпожа.

Чуть склонив голову, Сесиль заметила:

– Сделаю вид, что не заметила твоего сарказма. Но твоя уважительность по отношению ко мне и повиновение очень радуют и свидетельствует о том, что ты наконец понял, где твое место.

Гай рассмеялся:

– Продолжай верить в это, милая.

Поднявшись со своего места, он принес стакан и указал на бутылку с вином. Сесиль кивнула.

– Да, пожалуйста.

– Когда начнутся уроки? – спросила Кэт, и тоскливое выражение ее лица сказало Гаю, что не все присутствующие обрадовались новостям.

Гай передал Сесиль бокал вина, и она кивнула в знак благодарности.

– Тебе придется спросить об этом мисс Кибл, поскольку за обучение отвечает она.

– Откуда она? Что ты знаешь о ее происхождении? – поинтересовался Гай.

– Ее мать работала гувернанткой, а отец служил викарием в какой-то крошечной деревушке… Я забыла название. Она ходила в какую-то школу для юных леди, вроде бы очень приличное заведение. Думаю, это было…

В дверях появилась Блейд с Ангусом на плече, и Гай поднялся из-за стола.

– Прошу, сядь, – тихо сказала она ему, и взгляд ее бесцветных глаз перекочевал на котел с едой.

– Присядь и поешь, – предложила Сесиль, выдвигая стул рядом с собой.

– О… – Блейд обвела кухню своим привычным странным взглядом, скользнула по Гаю и Кэт и, заметив пса, который тотчас же ощетинился и зарычал на Ангуса, попыталась отказаться:

– Может, попозже…

Испустив вздох, Сесиль схватила Блейд за руку и силой усадила на стул рядом с собой.

– Еще одну миску, пожалуйста. А ты, Джордж… – Последовал поток французских слов, которых Гай не успел понять, но пес, кажется, ее понял, поскольку сел на задние лапы и замолчал, хотя взгляд его был по-прежнему устремлен на ворона.

– Вина? – предложил Гай.

Блейд молчала в нерешительности, поэтому Сесиль ответила за нее.

– Да.

Гай пошел за бокалом, а когда вернулся, Блейд спросила:

– Слышал о своей бывшей невесте?

Рука его с бутылкой вина застыла в воздухе.

– Ты про мисс Картер?

– Я так понимаю, ты знал, что она обручилась с твоим кузеном? – спросила Блейд, взяв из рук кухарки миску с едой и кивнув в знак благодарности.

– Полагаешь, в Британии кому-то об этом неизвестно? – даже не пытаясь скрыть раздражение, ответил Гай вопросом на вопрос.

Сесиль и Блейд обменялись насмешливыми взглядами, что раздосадовало Гая еще сильнее, но прежде чем он успел открыть рот, Блейд закончила:

– Так вот: мисс Хелена Картер пропала.

– Пропала? – повторил Гай.

– Да. – Блейд подула на ложку с едой, а потом поднесла ее Ангусу. Ворон с мгновение рассматривал содержимое ложки, аккуратно подцепил кусочек морковки, а она положила в рот остальное.

– Это негигиенично, – прошипела Сесиль.

– Клюв Ангуса чище, чем рот иного человека, – возразила Блейд.

– А можно я покормлю Джорджа с ложки? – подала голос Кэт.

– Нет, нельзя. – Сесиль недовольно посмотрела на Блейд. – Видишь, к чему это привело?

– Вернемся к тому, что ты сказала, – вмешался в разговор Гай, чтобы предотвратить ссору. – Как пропала?

– Ее отец устроил званый обед в честь помолвки с твоим кузеном, а она на него не явилась.

– Откуда тебе это известно? В утренней газете об этом ни слова.

– Верно. – Намазав теплый хлеб маслом, Блейд отломила маленький кусочек для ворона.

– Но тогда как ты… – Гай осекся, потом быстро сказал: – Забудь.

Кем бы она ни была на самом деле, откуда бы она ни явилась, Джозефина Браун – такая же пронырливая, как Эллиот, – всегда знала то, что другим было недоступно.

– Какой интересный поворот, – протянул Гай спустя мгновение, внезапно озаботившись судьбой своей бывшей суженой. Он, конечно же, не любил Хелену, но стал относиться к ней как к сестре, когда они невольно стали заговорщиками.

– Очевидно, она не хотела выходить замуж за твоего кузена, – предположила Сесиль.

– И я не могу ее за это осуждать, – кивнул Гай.

– Почему? Что с ним не так?

Первым порывом Гая было сказать, что его кузен невежественный осел, к тому же изворотливый точно уж, но он постарался дать более объективный ответ.

– Внешне он довольно привлекателен, умеет и любит поговорить, так что вряд ли мог бы вызвать у женщины такое отвращение.

– Откуда тебе знать, что нравится женщинам? – не преминула съязвить Сесиль.

Гай мысленно сосчитал до десяти, прежде чем ответить.

– Вы правы, мисс Трамбле, как всегда: неоткуда.

– Может, ей просто не хотелось, чтобы ее продавали то одному мужчине, то другому, как породистую лошадь, – добавила Сесиль.

С этим замечанием не поспоришь, и Гай предпочел промолчать.

Не Хелена приняла решение выйти замуж за Бэрри. И в случае с Гаем дело обстояло точно так же. Она оказалась пешкой в игре отца, стремящегося к власти и влиянию. Оставалось надеяться, что, где бы она ни оказалась, у нее хотя бы будет право выбора, с кем провести жизнь.

Он доел последний кусок мяса, залпом допил вино и поднялся из-за стола.

– Леди, прошу прощения: мне пора начать уборку в комнате, раз уж новая сотрудница приезжает сегодня вечером.

– Кстати, будь добр, перенеси фальшивые украшения из кладовой в тайную комнату, – велела Сесиль.

– Конечно. – Гай повернулся к крючку на стене, где обычно висели ключи, но нужного не оказалось.

– Я была не последней, кто его брал! – не оборачиваясь, крикнула через плечо кухарка на его вопрос.

– Я ни при чем, – сказал Гай, когда Сесиль перевела взгляд на него.

– Я знаю, что ключ утром был здесь, потому что сама отнесла серебро в тайную комнату после того, как его отполировала, – добавила кухарка.

Все дружно посмотрели на Блейд.

Она доела рагу, положила ложку в миску и повернулась к Ангусу.

Некоторое время они словно безмолвно переговаривались взглядами, после чего Блейд вздохнула и принялась хлопать себя по многочисленным карманам, пришитым к одежде. Ее рука замерла около плеча, и, просунув пальцы в прорезь в ткани, всего в нескольких дюймах от клюва Ангуса, она выудила маленький серебряный ключ.

– Ах ты, негодник! – прошипела Сесиль, гневно взирая на ворона.

Гаю пришлось прикусить губу, чтобы удержаться от смеха, когда птица и дама встретились взглядами. Если бы ему пришлось поставить на одного из них, он не смог бы сказать, кто именно выиграет битву.

– Что за тайная комната? – спросила Кэт, почувствовав повисшее в воздухе напряжение.

– Покажу, когда закончишь ужинать, – пообещал Гай.

– Я уже поела.

– Нет, – возразила Сесиль, взглянув на подопечную. – Если ты что-то кладешь на тарелку, это нужно доесть.

Она многозначительно посмотрела на толстый ломоть хлеба, лежавший в тарелке девочки.

Гай счел это заявление слишком суровым, но поскольку, в отличие от Сесиль, рос в роскоши, держал рот на замке.

Он протянул руку, и Блейд, отдавая ему ключ, сказала:

– После вечерних выступлений я свободна, если хочешь поговорить.

Гай искоса посмотрел на Сесиль, но та что-то горячо втолковывала Кэт.

– Здесь? – уточнил Гай.

– Думаю, будет лучше встретиться в пабе «Викарий-скряга».

Гай кивнул: этот старинный паб располагался неподалеку от цирка, и там любили отдыхать цирковые.

Комната, в которой следовало прибраться, располагалась по соседству с его каморкой и оказалась еще меньше.

Как и все в доме, она была аккуратно заставлена сундуками с костюмами и реквизитом. Гай догадался, что все это осталось от прежнего хозяина, устраивавшего настоящие театральные представления.

Прежде всего Гай отыскал украшения, о которых говорила Сесиль. Обнаружить их оказалось нетрудно, поскольку они хранились в безвкусной золотой шкатулке, украшенной искусственными камнями, которая, должно быть, тоже была частью реквизита. Внутри лежали искусственные драгоценности, издалека вполне напоминающие настоящие.

Гаю пришло в голову спросить у Сесиль, можно ли Кэт поиграть с этими украшениями. Она уже отдала девочке костюм феи, который больше не использовался во время представлений. Гай вспомнил, что его сестры обожали искусственные украшения, наряжались в красивые платья и воображали себя сказочными персонажами.

К тому времени как перенес сундуки в кладовую, расположенную в дальнем конце коридора, Гай ужасно вспотел, покрылся пылью и с нетерпением ждал возможности вымыться, хотя роль ванны играл таз с холодной водой в его комнате.

Пока не сменил наряд герцога на костюм простого рабочего, несколько человек постоянно обеспечивали его чудесной горячей ванной, и он воспринимал это как должное, даже не задумываясь, какие усилия прилагались для этого ежедневно.

За все время работы в цирке он вымылся как следует всего один раз, причем таскал и нагревал воду для ванны, стоявшей на кухне, самостоятельно. Найти время для мытья было не так просто, поскольку кухня никогда не пустовала, а посему Гаю приходилось принимать водные процедуры старым способом бедняков – с помощью губки и холодной воды.

Он как раз собирался спуститься вниз, чтобы принести немного горячей воды, когда увидел Кэт.

– Я пропустила поход в тайную комнату? – спросила девочка, запыхавшись от бега.

– Почти! – поддразнил Гай. – Где ты была?

– Сесиль сказала, что я должна помочь кухарке с посудой, поскольку Мэри приболела.

– Ты молодец, – похвалил девочку Гай, хотя ему никогда не пришло бы в голову поручить ребенку заниматься чем-то подобным. Очевидно, Сесиль разбиралась в вопросах воспитания лучше, чем могло показаться на первый взгляд. Гай был уверен, что ни одна из его сестер за всю свою жизнь не вымыла ни одной тарелки, – впрочем, как и сам Гай, до тех пор пока не начал работать в цирке.

Несмотря на то что многие задания Сесиль приходились не по душе, Гаю нравилось учиться заботиться о себе, хотя временами он был бы чертовски рад, если бы к нему сейчас вернулся камердинер.

– Мне понравилось вытирать тарелки, – сказала Кэт и добавила: – После этого кухарка угостила меня печеньем.

Гай усмехнулся, услышав это неохотное признание.

– Никогда раньше не видела тайную комнату.

– Что ж, надеюсь, ты не будешь разочарована, – сказал Гай, отодвигая в сторону тонкий, побитый молью гобелен, скрывавший потайную дверь.

– Я даже не знала, что здесь есть еще одна комната, – удивленно протянула девочка.

Гай распахнул дверь, зажег свечи в прикрепленном к стене канделябре и повернулся к Кэт, в нерешительности стоявшей на пороге.

– Заходи.

Девочка вошла в комнату, огляделась по сторонам и сдвинула брови.

Гай рассмеялся при виде ее удрученного лица:

– Что? Все не так, как ты себе представляла?

– Она такая маленькая.

– Ну, в общем, да. А чего ты ожидала?

– Не знаю… чего-то. Но в этой комнате нет ничего особенного. Так почему же она спрятана от всех?

– Не знаю наверняка, хотя кое о чем догадываюсь. Я бы сказал, что те, кому принадлежал этот дом, чеканили монеты. Много лет назад, еще до того, как возник монетный двор, по всей Британии деньги производили частным порядком. Полагаю, им нужно было где-то их хранить. А может, дом принадлежал тому, кто чеканил деньги без разрешения. Таких дельцов называют фальшивомонетчиками.

Гай видел, как острый ум девочки обрабатывает услышанное.

– Значит, эти люди прятали здесь деньги?

– Это лишь мое предположение.

– Тогда почему ты не называешь эту комнату монетной?

– Не знаю, но вопрос хороший. Пожалуй, ты можешь задать его своей гувернантке, – рассмеялся Гай, не слишком тактично останавливая поток очередных вопросов.

Одна из служанок, Сьюзан, просунула голову в дверь:

– Гувернантка уже здесь, и у нее сундук. Не мог бы ты принести его наверх?

– Конечно, дорогая.

– О! Я хочу с ней познакомиться! – воскликнула Кэт, выбегая из комнаты в сопровождении следовавшего за ней по пятам Джорджа.

– Кое-кто очень взволнован, – с улыбкой заметила Сьюзан.

– Так и есть, – кивнул Гай, улыбаясь вслед удаляющейся фигурке. – Я освободил кладовую, но, думаю, там не мешало бы убраться.

– Займусь этим немедленно, ваша светлость, – произнесла девушка, дерзко взглянув на Гая, от чего тот рассмеялся.

Прежде чем спуститься в небольшую прихожую, откуда уже доносились женские голоса, Гай закатал рукава, но вдруг замедлил шаг и прислушался, узнав не только голоса Сесиль и Кэт, но и еще один очень знакомый голос.

Он в недоумении нахмурился. Нет, быть этого не может.

Три пары женских глаз воззрились на него, когда он оказался на нижней ступеньке.

– А вот и ты, Гай. Это моя новая ассистентка и гувернантка Кэт мисс Кибл.

Но Гай лишь молча смотрел на гостью с открытым от изумления ртом.

– Привет, – произнесла девушка, и в ее широко раскрытых глазах вспыхнула мольба, когда она шагнула навстречу Гаю и протянула ему руку. – Рада с вами познакомиться. Меня зовут мисс Кибл.

Гай взял протянутую руку в свою и склонился над ней. Он настолько привык следовать правилам этикета, что его тело могло двигаться по собственной воле без помощи мозга, который в эту самую минуту просто кипел от обилия мыслей.

– Приятно с вами познакомиться, – повторила девушка, взгляд которой метался из стороны в сторону.

Гай лишь кивнул в ответ, все еще не выпуская руку мисс Кибл из своей.

– Его зовут Гай Дарлингтон, – раздраженно прервала затянувшуюся паузу Сесиль, в то время как он только и мог таращиться на свою бывшую невесту.

– Мистер Дарлингтон, – повторила Хелена Картер, глядя на него с мольбой, чтобы не выдал ее тайну.

– Мисс Кибл, – пробормотал Гай, заметив, что ее волосы, еще недавно светлые и очень длинные, теперь приобрели темно-каштановый оттенок и стали почти такими же короткими, как у него. А еще на носу Хелены красовались очки, которых он никогда не видел прежде. Хотя, кто знает, может, они были у нее всегда.

– Комната мисс Кибл готова, Гай? – спросила Сесиль, когда стало ясно, что ему больше нечего сказать.

– Э-э… Сьюзан вносит последние штрихи. Думаю, совсем скоро она будет готова.

– Можешь отнести сундук наверх, а мы с мисс Кибл отправимся на кухню и выпьем по чашечке чая.

Гай смотрел им вслед, пока они пошли по узкому коридору, и, прежде чем скрыться за углом, Хелена обернулась и одними губами произнесла: «Спасибо».

А Гай просто стоял и смотрел, не в силах собраться с мыслями.

Взглянув на Хелену – или, вернее, на Хелен, – Гай спросил:

– Вы готовы?

Та угрюмо кивнула. Никто из них не видел Сесиль этим утром, а кухарка сказала, что она не спускалась к завтраку, что было совсем на нее не похоже, поэтому они оставили Кэт на кухне, а сами отправились на ее поиски.

Гай постучал в дверь кабинета Сесиль.

– Что нужно?

Голос за дверью совсем не походил на голос Сесиль.

– Это Гай. Можно войти?

– Нет.

Он на мгновение потерял дар речи, но потом взял себя в руки:

– Сесиль, нам нужно поговорить.

– Уходи.

Гай дернул за ручку двери, но она оказалась заперта.

– Пожалуйста, впусти нас.

– Нас?

– Да. Мисс Кибл и меня.

Последовала продолжительная пауза, а потом дверь неожиданно распахнулась.

В дверном проеме стояла Сесиль. Ее щеки пылали, а глаза горели недобрым огнем.

– Что тебя так задержало?

– Э-э… я только недавно встал, позавтракал, и вот пришел. А почему ты спрашиваешь? Я должен был сегодня утром что-то сделать?

Сесиль заскрежетала зубами.

– Что случилось-то?

– Что вам нужно? Вы уже собрали вещи?

– Собрали вещи? – Гай посмотрел на Хелену, и та в недоумении пожала плечами.

– Нет, мы просто хотели кое-что прояснить, а потом приняться за работу.

– Ах вот, значит, как?

Гай сдвинул брови:

– Да что происходит? Мы можем войти? Мне не хотелось бы обсуждать это в коридоре.

– Ну конечно! Хотя я уверена, что скоро все всё узнают из рисунков на витрине мистера Хамфри.

Гай открыл рот, хотя совершенно не знал, что сказать.

– Думаю, мисс Трамбле неверно все истолковала.

Гай посмотрел на пунцовые щеки Хелены, а потом перевел взгляд на Сесиль.

Ее глаза стали почти черными, темные волосы растрепались, а губы приобрели кроваво-красный оттенок, как если бы она долго их кусала. Или как если бы ее долго целовали.

Господи! Она была сейчас чудо как хороша!

И все же Гай не мог не признать, что она пребывала в некотором… смятении.

Хелена откашлялась и многозначительно произнесла:

– Мистер Дарлингтон.

– Ах да. – Гай прошел мимо нее в кабинет, втащил туда Хелену и плотно прикрыл за собой дверь. – Прежде чем твое бурное воображение нарисует картину, не имеющую ничего общего с действительностью, позволь все объяснить.

– Это не мое дело. – Сесиль сложила руки перед собой, от чего ее вздымающаяся грудь стала еще более выразительной.

Боже милостивый, да она ревнует!

Гай воспрянул духом. Значит ли это, что она все же к нему неравнодушна? Хотя ревность не всегда свидетельствовала о любви, но с другой стороны – чего ревновать на пустом месте, правда же?

Первым порывом Гая было подпрыгнуть от радости и закричать «ура!», а вторым – скрыть свою радость из-за того, что Сесиль оказалась в столь затруднительном положении.

– Ты узнала, что ночью Хелен приходила ко мне?

Сесиль поджала губы, но глаза ее метали молнии, и опять Гаю с трудом удалось себя сдержать, чтобы не закричать от радости.

Вместо этого он спокойно произнес:

– Сесиль Трамбле, позволь представить тебе Хелену Картер.

Гай на мгновение подумал, что ему придется повторить эту фразу еще раз, поскольку Сесиль пребывала в такой ярости, что, казалось, его не услышала.

Но Хелена сама сделала шаг к ней.

– Я ужасно сожалею о том, что солгала вам, мисс Трамбле.

Сесиль медленно и неохотно повернулась к гувернантке, как если бы ее голову тянули лебедкой.

Поскольку Гая больше не испепеляли горящим взглядом, он тоже повернулся к Хелене, впервые испытавшей на себе всю силу гнева Сесиль.

Что ж, рано или поздно с этим сталкивались все: кто-то чаще, кто-то реже.

Сесиль втягивала воздух до тех пор, пока не стало казаться, что лиф ее простого рабочего платья вот-вот лопнет от натуги, наконец приказала:

– Сядьте и объяснитесь!

Молодые люди тотчас же опустились на неудобные стулья, поставленные здесь для того, чтобы посетители не задерживались, и Гай предоставил Хелене право заговорить первой.

– Гай ничего не знал, мисс Трамбле. Я пришла сюда потому… потому что он всегда очень хорошо о вас отзывался.

Сесиль смерила Гая источавшим холод взглядом.

– Почему ты так смотришь, словно…

– Тебе слова не давали! – Голос Сесиль напоминал шипение змеи и был таким же угрожающим. Она вновь перевела взгляд на Хелену. – Продолжайте.

– Полагаю, Гай рассказывал вам, что я была влюблена… или считала, что влюблена… в клерка с завода моего отца в Лондоне?

Сесиль кивнула.

– Я глупо полагала, что смогу убедить своего отца взглянуть на брак с моей точки зрения. – Она внезапно нахмурилась. – Хотя мой непостоянный поклонник заставил меня усомниться в правильности моих суждений.

– Что вы имеете в виду?

– Я надеялась выйти замуж за этого мужчину после того, как расторгла помолвку и покинула дом отца, но когда пришла к нему, выяснилось, что он получил должность в другом городе и… – Хелена зажмурилась, но недостаточно быстро, чтобы сдержать слезы. – …подчинился требованию моего отца жениться, но не на мне.

Гай подал девушке носовой платок.

Хелена приложила его к лицу и продолжила.

– Отец был непреклонен в том, что касалось моего замужества. Он просто одержим желанием породниться с семьей пэра. И… и я просто поняла, что больше не могу жить в соответствии с его ожиданиями, даже если это означает, что мне придется самостоятельно зарабатывать на хлеб. Не поймите меня неправильно, – поспешно добавила Хелена. – Я согласилась на предложенную вами должность, потому что действительно готова работать. – Она взглянула на Гая. – Но вчера вечером я вдруг поняла, что вы можете стать объектом неудовольствия моего отца, если он найдет меня здесь, поэтому мистер Дарлингтон настоял, чтобы утром я первым делом во всем вам призналась. Я пойму, если вы не захотите оставить меня на работе и в своем доме.

Хелена замолчала и откинулась на спинку стула.

Довольно долго никто из присутствующих не произносил ни слова, и тишину нарушали лишь шаги сотрудников, сновавших по коридору.

– Я не боюсь вашего отца, – произнесла наконец Сесиль. Ее глаза больше не метали молнии, а лицо приобрело привычный оттенок. Она бросила взгляд на Гая, но он не смог понять, о чем она думает. – Если бы я испытывала страх каждый раз, когда мне угрожали, то давно превратилась бы в дрожащую развалину и пряталась в шкафу. Но если он вдруг обнаружит ваше местонахождение, есть ли у него законное право вернуть вас домой?

Женщины посмотрели на Гая, и тот кивнул.

– Боюсь, что такое право у него есть, ведь вам всего двадцать лет. Но давайте не будем поддаваться панике, пока вы здесь. – Гай перевел взгляд на Сесиль. – Она ведь может остаться?

Та кивнула:

– Я взяла вас на работу, потому что вы – лучший кандидат на обе должности. И я не хочу, чтобы вы нас покинули. Мистер Дарлингтон прав: будем решать проблемы по мере их возникновения.

– Тебе не стоило сюда приходить! – воскликнула Сесиль. Радость и беспокойство всколыхнулись в ее груди при виде дорогой подруги.

– Какой прок от титула, если я не могу увидеться с теми, кого люблю? – возразила Марианна, пытаясь устроиться на неудобном стуле.

Они сидели в кабинете Сесиль в цирке. Она как раз работала, когда в дверь постучали. Марианна выглядела здесь так неуместно в своем великолепной дорожном костюме, что казалось, будто в комнату влетела яркая тропическая птичка.

– Ты уверена, что не хочешь зайти ко мне и выпить чаю? – еще раз спросила Сесиль.

– Нет-нет, все в порядке, я ненадолго: у меня довольно насыщенный вечер. Вернее, его сделала таким тетушка Сина Джулия.

– Как тебе в высшем свете? – поинтересовалась Сесиль, изо всех сил стараясь не показать зависть к подруге, перед которой открылись такие возможности.

Сесиль считала, что это несправедливо: Марианну совершенно не привлекали удовольствия предстоящего сезона, в то время как она насладилась бы ими сполна.

– Все идет так, как и ожидалось, – слегка поморщилась Марианна. – Я очень рада, что у нас была такая скромная свадьба, хотя это и отложило на некоторое время мое появление в свете. – Черты ее лица смягчились. – Леди Джулия и Син просто сотворили чудеса. Слава богу, мое представление обществу позади.

– Но я все равно хочу увидеть твое платье и послушать рассказ о представлении королеве, – напомнила подруге Сесиль.

Марианна улыбнулась:

– С радостью. В этот вторник я не смогу прийти на чаепитие. Давай встретимся в следующий?

– Тебе необязательно придерживаться этой нашей договоренности. Я же знаю, как ты…

– Это мой любимый день недели.

– Мой тоже, – призналась Сесиль.

– Хорошо. Значит, решено. Но причина моего сегодняшнего визита другая. Я устраиваю свой первый званый ужин и бал. – Марианна открыла красивую, расшитую бисером сумочку и вытащила оттуда толстый кремовый конверт с вытисненным на нем гербом герцога Стонтона. – Вот приглашение.

Сесиль ошеломленно посмотрела на подругу:

– Но, Марианна…

– Если ты скажешь хоть слово вроде того, что тебе там не место, я очень на тебя обижусь.

Сесиль почувствовала, как ее лицо опалила краска смущения при виде такого лучащегося любовью лица подруги, но не могла оторвать глаз от изящного приглашения в жизнь, которую она наблюдала лишь со стороны, подобно нищенке, взирающей на сладости через витрину кондитерской.

– Пообещай, что придешь, – потребовала Марианна и, подавшись вперед, сжала руку подруги. – Пожалуйста.

– Ты же знаешь, что приду, хотя очень сомневаюсь, что твой муж и его тетя поступают разумно. Просто скажи, что они знают о моем появлении на балу и оно не станет для них неожиданностью.

– Конечно же, они об этом знают!

Слова подруги очень рассердили и оскорбили Марианну.

– Прости! Конечно же, ты так не поступила бы со мной.

– Думаю, ты не понимаешь, в каком я положении. Да, я герцогиня Стонтон, и да, титул даровал мне сам принц Уэльский, так что в свете вынуждены меня принимать, иначе нанесут оскорбление его королевскому высочеству, но поверь: никто не забыл о моем происхождении. Джулия заявила, что я должна гордиться своим прошлым и сделать его частью своей репутации незаурядной личности. – Марианна сдвинула брови. – Очевидно, это означает…

Сесиль засмеялась:

– Я знаю, что это означает.

– Ну да. Как я могла забыть, что ты, пожалуй, гораздо лучше меня знаешь, как вписаться в общество, ведь изучала это на протяжении многих лет. В любом случае от меня ждут чего-то необычного, например приглашения на светский раут своих друзей, хотя мне не требуется никаких разрешений, поэтому тебе не стоит беспокоиться, что твое появление как-то чему-то помешает. Поняла?

– Хорошо: обещаю, что приду на бал, но на званом ужине присутствовать не смогу.

Марианна открыла было рот, чтобы пожурить подругу за отказ, но потом поняла, что Сесиль бесполезно уговаривать, раз она приняла решение.

– Хорошо. Раз это может стать испытанием для твоей… нервной системы, настаивать не буду. Но только на этот раз. Теперь, когда я рассказала о цели своего визита, поведай, как у тебя дела. Ты все-таки взяла его на работу.

Не оставалось никаких сомнений, кого именно Марианна имела в виду.

Сесиль пожала плечами.

– Ну уж нет, тебе не отвертеться! Мне пришлось пропустить целый месяц наших вторничных чаепитий, так что я просто сгораю от любопытства.

– Я просто приняла выгодное деловое решение. Можешь представить, как ликовал бы Барнабас, если бы Дарлингтон выступал у него на сцене?

– О да, дяде это пришлось бы по вкусу. – Марианна печально улыбнулась.

Сесиль не знала, что произошло между подругой и ее дядей незадолго до его кончины в прошлом году, но их отношения оставляли желать лучшего.

– Значит, Гай живет с тобой?

– Не только со мной, но и с дюжиной других сотрудников.

– Я познакомилась с девочкой – Кэт. Она такая милая. Ты просто молодец, что дала ей кров.

Сесиль залилась краской смущения и пробормотала:

– Да ладно, что здесь такого…

– Не стоит стыдиться того, что ты такая мягкосердечная.

– Ты хотела сказать «мягкотелая».

– Это неважно, но я рада за вас обеих. Она прелесть.

Сесиль ощутила прилив гордости за Кэт, хотя та и не сделала ничего такого, чтобы это заслужить.

– Она правда очень хорошая и умная.

– Так ты собираешься его простить? – внезапно посерьезнев, спросила Марианна.

– А ты как думаешь?

Широко улыбнувшись, подруга захлопала в ладоши, потом подалась вперед и понизила голос:

– Собираешься, но хочешь, чтобы он еще немного перед тобой поунижался, да?

– А почему нет?

Они обе покатились со смеху и хохотали до тех пор, пока по щекам не заструились слезы.

– Какой стыд! Мы ужасные, да? – спросила Марианна, доставая из сумочки платок, чтобы вытереть лицо.

– Он это заслужил.

– Верно. – Гостья поднялась. – Ну, мне пора. Хотела лично передать приглашения. Как думаешь, Блейд придет?

– С ней ничего никогда не знаешь наверняка.

– Поехала по ее старому адресу, но она там больше не живет.

– Странно. Я не знала, что она переехала. Если хочешь, можешь оставить ее приглашение мне: вечером передам.

– Если тебя не затруднит.

– Нисколько, – усмехнулась Сесиль. – К тому же попытаюсь уговорить ее пойти на бал.

– Дай знать, если понадобится помощь.

Сесиль кивнула, хотя в ее голове уже возникали один за другим вопросы, что придется купить для ее первого выхода в свет.

Гай сидел на кухне, глотая кофе в попытке проснуться, и слушал бесконечную болтовню Кэт. Накануне он засиделся допоздна в компании Эллиота. Они изучали договор между Кертисом Бланшаром и Сесиль, выискивая в нем возможные нарушения.

К сожалению, им не удалось найти ни одного – по крайней мере такого, которое бросалось бы в глаза.

– Хелен поведет меня в Тауэр, где расскажет о Королевском монетном дворе, – сообщила Кэт, подскакивая на стуле. – Не мог бы и ты пойти с нами?

Однако прежде, чем Гай успел ответить, дверь кухни распахнулась и на пороге появилась Сесиль.

– Выглядишь не очень.

– Очень мило, что ты заметила и указала мне на это.

Она усмехнулась и налила себе кофе.

– Так ты пойдешь с нами в Тауэр, Гай? – не унималась Кэт.

Он перевел взгляд с Кэт на гувернантку, но Хелена пожала плечами, давая понять, что идея принадлежала не ей.

– Ну… я не знаю. Если мне…

– Он пойдет с вами, – сказала Сесиль.

– Да? – вскинул брови Гай.

– Да! – решительно отрезала работодательница.

– А ты пойдешь с нами? – спросила Кэт, устремив на нее умоляющий взгляд голубых глаз, убийственно сочетавшийся с дрожащей нижней губой.

– Да, мисс Трамбле, пожалуйста, пойдемте с нами! – вмешался в разговор Гай, изобразив такое же умоляющее выражение лица, как у Кэт, но, судя по недовольно сдвинутым бровям Сесиль, получилось не очень.

– Мы не помешаем вашим планам, если присоединимся к вам, Хелен?

– Вовсе нет. Чем больше народу, тем веселее, – ответила гувернантка в своей привычной чопорной манере, а потом с усмешкой подмигнула Гаю, очевидно, догадавшись, что визит на монетный двор никак не входил в список его дел на понедельник, как, впрочем, и на любой другой день.

– Пожаа-а-а-луйста, Сесиль, – принялась канючить Кэт.

– Хорошо, хорошо. Я тоже пойду.

Гай поморщился, когда Кэт пронзительно взвизгнула:

– Ур-р-р-а!

Хелена усмехнулась:

– Мы собирались выйти из дому после одиннадцати, если всех это устроит.

– Будем готовы к этому времени, – пообещала Сесиль.

Хелена и Кэт покинули кухню, а Гай взглянул на часы.

– Пожалуй, я еще успею занести белье миссис Баском, прежде чем мы отправимся на нашу небольшую экскурсию. – Гай быстро допил остатки кофе и уже поднимался из-за стола, когда Сесиль его остановила:

– Ты собираешься на бал к Марианне?

– Да, собираюсь, – ответил Гай, но вдруг нахмурился. – А почему ты спрашиваешь? Мне не стоит идти?

– Просто интересно. И не нужно так нервничать.

Гай фыркнул. Забавно слышать подобное от нее, способной вспыхивать как порох.

– Почему у тебя возникли сомнения? Это ведь первый бал моего лучшего друга, который они устраивают с Марианной, – не удержался, чтобы не спросить, Гай.

– Это Блейд решила, что тебе будет неловко.

– Господи! Вот уж не думал, что она столь невысокого мнения обо мне.

– Дело не в этом. Большинство действительно, оказавшись в подобной ситуации, не захотели бы сталкиваться с бывшими друзьями.

– Значит, я исключение.

– Не обижайся: тебе это не идет.

В ответ он лишь молча посмотрел на нее и заметил на лице странное выражение, совершенно ей несвойственное: неуверенность.

Даже во время их путешествия по разоренной войной стране, после того как смертельно ранила человека, Сесиль не выглядела такой неуверенной.

– Меня пригласили на бал. Блейд тоже.

– Да, я так и предполагал.

– Тебе не кажется странным, что мы получили приглашение?

– Это вечер Марианны. Так почему бы ей не пригласить своих близких подруг?

– Я подумала, что ты счел бы это неуместным.

Гай лишь пожал плечами:

– И что это значит?

– Кому какое дело, даже если это неуместно?

Вопросительный взгляд Сесиль сменился недовольством, и Гай поспешил ее успокоить:

– Хотя я так не считаю. Если ты еще не заметила, моего имени тоже больше нет в списке завсегдатаев светских раутов.

– А такой список существует? – удивилась Сесиль.

– Я шучу, – мягко сказал Гай.

Похоже, неосведомленность о том, как все устроено в высшем свете, была ее больным местом.

– Могу я рассчитывать на пару танцев? Предпочтительно, чтобы один из них был последним перед ужином вальсом.

В это трудно было поверить, но щеки Сесиль залила густая краска смущения. Неуверенность и смущение в один день? Куда катится мир?

– Вообще-то как раз об этом я хотела с тобой поговорить. Я имею в виду… э-э… танцы.

Сесиль очень удивилась, когда Блейд в означенное время явилась для похода по магазинам на Бонд-стрит.

– Это самое красивое платье из тех, что у тебя есть? – спросила Сесиль, в недоумении уставившись на ее довольно уродливое платье цвета горчицы и сидевшего на плече ворона.

– Если не принимать в расчет сценический костюм, – с саркастической ухмылкой ответила Блейд. – Мне переодеться?

– Очень смешно.

– Мне жаль, что тебе не нравится моя одежда, но другой у меня нет.

Сесиль поняла, что наконец произнесла то, что пробило, казалось бы, непробиваемую броню Блейд.

Она положила руку на плечо подруги – на то, где не было ворона.

– Я не хотела тебя обидеть.

– Знаю. – Блейд тяжело вздохнула. – Боюсь, легкомысленная одежда никогда не была для меня предметом первостепенной важности.

Сесиль хотела сказать, что приличный дорожный костюм или платье для прогулок вовсе не легкомысленны, но понятия не имела о финансовом положении Блейд. Нет, она, конечно, знала, сколько зарабатывает метательница ножей, но при этом ей было неизвестно, сколь велики ее расходы.

– Ты не хочешь идти за покупками из-за денег, Джозефина?

На лице Блейд отразилось удивление. Только Сесиль не поняла, что ее поразило больше – вопрос или звучание собственного полного имени.

– Нет, дело не в этом. У меня есть деньги на бальное платье. – Она бросила на Сесиль взгляд, в котором читалась совершенно несвойственная ей робость, потом расставила руки в стороны, демонстрируя старомодное платье, серый плащ и практичные сапожки высотой до лодыжек. – Просто я не видела повода одеваться как-то иначе.

– Когда ты сказала «одежда»…

– Я имела в виду не только бальное платье, но и другие вещи.

Неужели в опаловых глазах Блейд вспыхнуло предвкушение?

– Одевать тебя одно удовольствие, – заверила подругу Сесиль, а потом перевела взгляд на Ангуса. – Правда, я не уверена…

– Не беспокойся. Ангус не пойдет с нами в магазин.

Сесиль посмотрела на ворона, одарившего ее холодным злобным взглядом, и решила не продолжать этот разговор.

Вскоре все трое катили в наемном экипаже в сторону Бонд-стрит.

Сесиль достала из сумочки блокнот и крошечный карандаш.

– Будет лучше, если мы составим список. Что ты хочешь купить?

– О… Ну… – Взгляд Блейд перекочевал на изумрудно-зеленый костюм Сесиль, отороченный замшевой лентой шоколадного оттенка, короткий жакет которого украшали крупные медные пуговицы. – Что-то похожее на то, что сейчас на тебе. И, наверное, несколько платьев. – Блейд пожала плечами. – Я не знаю, как называются все эти предметы одежды. Положусь на твой вкус.

Сесиль улыбнулась, а в глазах Блейд вдруг промелькнула тревога.

– Но покупок не должно быть слишком много: не хочу упаковывать большое количество одежды во время переезда.

– Ты куда-то собралась?

– О нет, не сейчас, когда-нибудь.

– Почему ты решила переехать?

– Я никогда не задерживаюсь на одном месте надолго, – просто ответила Блейд.

– Но… почему?

Блейд хотела было ответить, но передумала и устремила взгляд в окно.

Сесиль вздохнула. Интересно, доверится ли ей когда-нибудь эта сдержанная и замкнутая женщина? Или она просто бьется головой о…

– Сколько себя помню, я всегда переезжала с места на место, – тихо сказала Блейд, и от вырывавшегося из ее рта дыхания на стекле образовывалось пятнышко тумана.

– Но что тебя вынуждало?

Блейд пожала изящными плечами, и Ангус, проснувшись, встрепенулся, явно раздосадованный.

– У тебя есть семья, Джо?

– Нет.

Сесиль не стала напоминать подруге, что в прошлом году та отпросилась на некоторое время с работы, чтобы навестить больную кузину.

– Только дядя Мунго, но он умер.

– Мунго? Какое интересное имя.

– Его назвали в честь святого покровителя Глазго.

– А, значит, ты из Шотландии. Так тебя воспитал дядя?

– Да.

– Моя мама умерла, когда я только появилась на свет, так что меня растил один отец, – сказала Сесиль и тут же сдвинула брови. – Правда, здесь, в Лондоне, у меня есть кузен, но его в расчет не беру. Мы с папой почти постоянно переезжали с тех пор, как разразилась революция.

– Да, мы тоже.

Сесиль с удовольствием поспрашивала бы еще, но установившаяся между ней и Блейд связь была настолько непрочной, что ей не хотелось показаться излишне навязчивой, поэтому она прикусила язык.

– Мы колесили по Франции, побывали в Пруссии и объехали почти весь континент, – продолжала Блейд.

– Дядя привез тебя сюда во время войны?

– О да. Здесь для него было безопаснее, чем где бы то ни было.

Безопаснее? Ему что-то угрожало? Но Блейд уже отвернулась, а ее обычно гордо расправленные плечи ссутулились. Посыл был понятен без слов: разговор окончен.

Гай знал, что с его стороны мелочно желать, чтобы Сесиль отдала все свои танцы ему, но готов был признать, что начинал именно так себя вести, когда дело касалось ее. И все же то, чего хотел, получить как раз не мог.

Марианна без конца представляла обеих женщин гостям. К тому времени как подошла очередь последнего вальса перед ужином, Гай чертовски устал от созерцания длинной очереди желающих ангажировать Сесиль на танец. Ему оставалось лишь мысленно благодарить Сина и Марианну за то, что оставили им места за столом.

– Полагаю, ты не знаешь, куда исчезли Эллиот и Блейд? – шепотом поинтересовался Стонтон у Гая, пока Марианна и Сесиль оживленно болтали с тетушкой Джулией.

Гай посмотрел на два пустых стула за их столом – шикарным и баснословно дорогим – и отрицательно покачал головой.

– Совсем не в духе Эллиота так привлекать внимание к своим поступкам, – согласился Гай. – Но ты вполне можешь эти места кому-нибудь отдать.

– Пока подожду: вдруг еще объявятся.

Но эта парочка так и не появилась за ужином.

– Можешь как-то узнать, что с ними все в порядке? – попросил Син, когда гости начали подниматься из-за стола.

– Я пригляжу за обоими, если ты убедишь свою жену больше не подводить ко мне глупых девиц, – парировал Гай.

Син рассмеялся:

– Посмотрим, что можно с этим сделать. А пока я иду танцевать с Сесиль. Кстати, где она? Как ей удалось так быстро испариться?

– Не знаю. Но тебе лучше не заставлять ее ждать, – предостерег друга Гай.

После ужина у него больше не было танцев с Сесиль, так что впереди его ждал довольно скучный вечер. Учитывая подмоченную репутацию, он надеялся, что не придется танцевать с дебютантками. К сожалению, выяснилось, что великосветские мамаши по-прежнему считали его вполне подходящим кандидатом в мужья из-за его высокопоставленного родственника, поэтому Гаю пришлось танцевать гораздо больше, чем хотелось.

Как раз во время одного из таких нежеланных танцев Гай заметил Натана Уитфилда, воспользовавшегося возможностью пригласить Сесиль на танец. И не какой-нибудь, а вальс.

Гай никого не приглашал, поэтому стоял в стороне и неотрывно наблюдал за соперником, пожирая горящим от гнева взглядом. Нетерпеливо постукивая ногой по полу, не в силах дождаться окончания этого проклятого вальса, он уже еле сдерживался, когда рядом с ним неожиданно возник Эллиот.

– Где ты был? – спросил Гай.

Эллиот вскинул бровь:

– А я и не знал, что меня потеряли.

– Тебе чертовски хорошо известно, что нельзя пропускать ужин, да еще – по странному стечению обстоятельств – одновременно с Блейд, и при этом думать, что твоего отсутствия никто не заметит. Особенно, учитывая, что для вас оставили места за столом хозяев.

Эллиот фыркнул.

– Мысль, что ты так внимательно следишь за моими передвижениями, согревает мне сердце.

– Блейд привез сюда я, а потому считаю своим долгом…

– Она сама себе хозяйка, – прервал его Эллиот, и вся веселость его мигом улетучилась. – И, хотя это совсем не твое дело, мы не совершили ничего непристойного: все это время сидели в игровой комнате.

– Вы играли в карты, пока все гости ужинали? – не унимался Гай, не обращая внимания на раздражение в голосе друга.

Эллиот оставил вопрос без ответа.

– Джо устала, поэтому я отвезу ее домой. Вообще-то я искал Сесиль, чтобы сообщить ей об этом.

Слова друга заставили Гая ощутить приступ зависти. Ранний отъезд казался ему чудесной идеей, только вот он сомневался, что Сесиль захочет покинуть свой первый бал слишком рано и наверняка останется здесь до рассвета.

– Можешь идти. Я передам Сесиль, что ты повез Блейд домой, – сказал Гай.

Эллиот подошел ближе:

– Я собирался сказать тебе об этом завтра, но раз уж выпала минутка… Я все думал о договоре Сесиль с Бланшаром.

– И?..

Эллиот откашлялся, а потом произнес:

– Не сердись, но Джо рассказала мне обо всем, что узнала.

– Ты имеешь в виду ту часть информации, которой она отказалась поделиться со мной? – фыркнул Гай. – Почему это должно меня рассердить?

У Эллиота хватило такта смутиться.

– Прости, но это ее расследование и… В общем, я согласен с Джо. Тебе стоит расспросить саму Сесиль о ее прошлом.

– Не беспокойся, как раз это я и собирался сделать. Так что за идея у тебя появилась?

– Благодаря тому что рассказала мне Джо, я полагаю, договор можно расторгнуть. Ведь Сесиль подписала его под давлением. Доказать это будет непросто и, скорее всего, наружу всплывет неприглядная правда, но на кону сотни тысяч фунтов. Гатри перестал использовать изобретение Сесиль несколько лет назад, но это не умаляет того факта, что компания заработала целое состояние на правительственных контрактах. Так что она имеет полное право получить причитающуюся ей долю.

Гай кивнул с мрачным выражением лица:

– Приходи к нам завтра, ты сможешь доходчивее объяснить ей юридические аспекты этого дела.

Глаза Эллиота заметно округлились.

– Завтра? Ты хочешь, чтобы я сказал ей о…

– Нет, я сам все расскажу ей сегодня же. Не сомневаюсь, что у нее возникнут вопросы.

Танец закончился, и Гай заметил, что Сесиль и Уитфилд о чем-то спорят. Не слишком горячо, хотя другие гости уже начали на них оборачиваться.

– Мне нужно идти, – пробормотал Гай и, не дожидаясь ответа Эллиота, последовал за парой через высокие двойные двери на террасу.

Поскольку на улице похолодало, Сесиль и Уитфилд были на террасе совсем одни.

Гай понял, что они ссорятся, но при его появлении замолчали.

– А, Сесиль, вот ты где. Марианна искала тебя, дорогая.

Раздражение, возникшее на лице Сесиль при виде Гая, сменилось беспокойством.

– О, что-то случилось?

– Она не сказала, но просила тебя поторопиться.

Повернувшись к Уитфилду, Сесиль произнесла:

– Мне жаль, но я должна…

– Конечно, ты должна идти. – Поймав ее за руку, он поцеловал тыльную сторону ее ладони, не сводя глаз с Гая. – Мы сможем закончить наш разговор позже, когда будет время.

Сесиль удивленно посмотрела на Уитфилда, но задерживаться не стала. Как только она скрылась в доме, барон повернулся к Гаю с самодовольной ухмылкой на красивом лице.

– Опять вы, Дарлингтон, прерываете нашу беседу и отсылаете Сесиль по какой-то дурацкой причине.

– Она выглядела не слишком опечаленной, покидая вас.

– Верно. Но она знает, что я не какой-то там ветреник и не сбегу, чтобы обручиться с другой женщиной.

Гаю очень хотелось знать, откуда у Уитфилда эта информация, и он с удовольствием выбил бы из него ответ, но сейчас не время и не место.

– Кажется, ей не слишком нравилось то, что вы ей говорили, Уитфилд. Это было ясно всем в танцевальном зале.

Глаза барона вспыхнули гневом, а лицо стало жестким и решительным.

– Вообще-то вас это совершенно не касается, но я предложил ей стать моей женой.

Гай, ошеломленный, промолчал, а потом посмотрел на молодого человека с невольным уважением.

– Не могу сказать, что желаю вам удачи, Уитфилд. Но вы определенно выросли в моих глазах. Пусть победит сильнейший.

Развернувшись на каблуках, Гай поспешил в дом. Ему необходимо было перехватить Сесиль до того, как она отыщет Марианну и спросит у нее…

– Ищешь меня? – раздался знакомый голос из небольшой ниши, мимо которой Гай как раз проходил.

Остановившись, он поймал на себе насмешливый взгляд Сесиль.

– Э-э… я хотел…

– Я знаю, что Марианна не просила меня прийти.

– Но ты тем не менее оставила Уитфилда на террасе?

– Я хотела отделаться от Натана, но не знала как, не привлекая лишнего внимания. Ты просто предоставил мне благовидный предлог.

Гай улыбнулся.

– Но я бы на твоем месте не очень-то гордилась способностью так нагло лгать.

– Нет-нет, мэм, ни в коем случае.

Сесиль фыркнула, а потом неловко переступила с ноги на ногу и поморщилась.

– Что такое?

– Ноги болят.

Голос Сесиль прозвучал так жалобно, что Гай усмехнулся:

– Хочешь где-нибудь посидеть?

– Который час?

– Начало третьего.

– Бал закончится ведь еще не скоро?

– Да. Уверен, веселье продлится часов до пяти-шести утра. Но нет необходимости оставаться до конца.

– И что ты предлагаешь?

– То, что хочешь ты.

– Нужно спросить у Блейд. – Она поморщилась. – Если, конечно, я смогу ее найти.

– О, совсем забыл. Она уехала с Эллиотом.

– Почему они не явились на ужин?

– Если верить Эллиоту, они играли в карты. Мне жаль любого, кто сядет с ним за один стол: ему всегда улыбается удача.

– Я играла в криббидж с Блейд, и она тоже никогда не проигрывала.

– Полагаю, тогда мы должны радоваться, что этих двоих никто не разыскивает с факелами и шпагами.

Рассмеявшись, Сесиль заглянула Гаю в глаза:

– Давай поедем домой.

– Прямо бальзам на душу, – улыбнулся Гай. – Не хочу ждать, пока подадут экипаж Сина. Пойду поищу наемный и сразу же вернусь.

– Я могу пойти с тобой.

– А как же ноги?

– Ничего, все в порядке.

– Давай улизнем через буфет: там есть боковая дверь, так что, возможно, нам удастся уйти незамеченными.

– Любимчик общества уходит с бала, не привлекая к себе внимания? Неслыханно! – усмехнулась Сесиль.

Начался очередной танец, и в буфете осталось всего несколько молодых повес.

Гай окинул их суровым взглядом, и они тут же удалились.

– Ну вот и славно. Теперь не будет ни одного свидетеля нашего гнусного преступления, коим является ранний отъезд. Давай поспешим, пока нас не начали искать.

Гай проводил Сесиль в гардеробную, а потом через холл, на удивление пустой, и когда они оказались на улице, спросил:

– Ну и как прошел твой первый бал, если не считать больных ног?

– Было чудесно. – Она немного помялась, но все же спросила: – А как он прошел для тебя, Гай? Только честно.

– Было странно и немного неловко. Одно я знаю наверняка: потеря собственности и титула показала, кто мой настоящий друг.

– Кто-то был с тобой груб?

– Груб? Нет, скорее… пренебрежителен. Но иного я и не ожидал. Некоторые были откровенно неприветливы, а кое-кто из школьных друзей, как выяснилось, хотел дружить с герцогом, а не с Гаем Дарлингтоном.

Когда они разместились в стареньком, но чистом экипаже, Гай вздохнул:

– Я рад, что все закончилось. Честно говоря, сам не знаю, как раньше выдерживал подобные мероприятия ночь за ночью.

– Ты считаешь, что выступать в роли мишени для метательницы ножей и чистить туалеты предпочтительнее?

Гай усмехнулся.

– Ну, пожалуй, чистка туалетов мне не по душе, а вот участвовать в ваших с Блейд выступлениях очень даже нравится. Проработав в цирке несколько недель, я перестал замечать громкие насмешки своих бывших приятелей. – Улыбка сошла с лица Гая, и он, подавшись вперед, протянул Сесиль руку. И она, немного помедлив, вложила в нее свою. – Не будет преувеличением сказать, что мне нравится жить с тобой под одной крышей и работать вместе с тобой на сцене.

В глазах у Сесиль защипало, и она испугалась, что не выдержит и расплачется. Слезы подступали к ее глазам весь вечер. Где-то в середине вальса с Натаном, который извинился за свое письмо, а потом начал к ней приставать, она вдруг осознала, что просто хочет оказаться дома с Гаем, что хочет перестать мучить и его, и себя, и лечь наконец с ним в постель, забыть о прошлом и смотреть лишь в будущее.

– Ты так странно на меня смотришь, – сказал он тихо. – Я не дразню тебя, я…

Однако Сесиль наклонилась к нему и коснулась губ своими, приглашая к поцелую.

Гай усадил Сесиль к себе на колени и заключил в объятия. Как она могла быть такой уютной и знакомой в его руках и в то же время оставаться самой загадочной и волнующей?

Сесиль отстранилась на мгновение, чтобы перевести дыхание, и он удовлетворенно вздохнул:

– А я уж подумал, что мне придется пойти на какие-то совсем уж отчаянные меры, чтобы заставить тебя меня поцеловать.

– Какие же, например?

– Уже подумывал спеть серенаду под твоими окнами.

Сесиль рассмеялась:

– Ты умеешь петь?

– Нет. Поэтому и назвал эту меру отчаянной. – Гай посмотрел ей в лицо, на которое уличные фонари отбрасывали пятна света. – Господи, какая ты сегодня красивая! Платье сидит великолепно, но, должен признаться, весь вечер я мечтал поскорее его с тебя снять. На этот раз я хочу не просто романа, не просто удовлетворения физиологических потребностей. Мне нужно больше.

Сесиль застонала:

– Гай, это не…

– Я люблю тебя. Любил весь прошедший год, но был слишком самонадеян, чтобы это понять. Я никогда не смогу стереть из памяти то, что тогда сказал и сделал, как не смогу отрицать, что, вероятно, уже был бы женат на другой, чтобы спасти титул и имущество. Меня воспитывали с чувством ответственности перед своим долгом, и я попросту не верил, что когда-нибудь смогу жениться на той, кого выберу сам.

– Я не собираюсь замуж, никогда, но согласна быть твоей любовницей до тех пор, пока тебе это не надоест.

Гай глубоко вдохнул, сосчитал до пяти, а потом выдохнул и спросил:

– Почему, Сесиль?

Даже в полумраке экипажа он видел, как тщательно она подбирает слова.

– Мне стоило сказать, что я не выйду за тебя замуж сейчас.

– То есть ты можешь передумать?

– Может, да, а может, и нет. – Она в нерешительности помолчала. – Не знаю.

Гай испытал некоторое облегчение оттого, что она не отвергла его снова. И если Сесиль позволит ему остаться с ней, он со временем ее переубедит, вне всякого сомнения.

Он поцеловал ее в кончик носа:

– Тебе не нужно принимать решение сейчас. Мы никуда не спешим и можем думать сколько угодно.

Сесиль ощущала себя чудовищем из-за того, что не разделяла радости Гая, но она действительно не могла выйти за него замуж – во всяком случае сейчас. А может, и вообще никогда. Решение отдать свою жизнь в руки мужчины, позволить ему контролировать не только все, чем она владела, но и себя саму, было слишком серьезным шагом, к которому Сесиль не готова.

Но подумать об этом она все же могла. Как сказал Гай, торопиться некуда.

В доме было тихо, как в склепе, когда они отперли входную дверь несколько минут спустя.

– Идем ко мне? – предложила Сесиль, когда они поднялись по лестнице на второй этаж.

К ее удивлению, Гай медлил с ответом.

– Ты не хочешь?

– О, конечно, хочу. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу оказаться в твоей постели, но сначала мне нужно кое-что тебе сказать.

В желудке у нее словно что-то шевельнулось.

– Тебе нужно поговорить непременно сейчас?

– Да, очень желательно.

Сесиль очень беспокоил отказ Гая отправиться немедленно в постель после того, как он неделями пытался обратить на себя ее внимание, но пришлось подавить свое беспокойство.

– Ну что ж: поговорить так поговорить. Идем в мою комнату.

Как только они поднялись в личную гостиную Сесиль, она бросила на стол сумочку, со стоном скинула туфли и упала в свое любимое кресло.

– Ах как хорошо…

Гай ничего не сказал, и она подняла на него глаза. Он смотрел на нее с выражением дикого голода, и этот взгляд вернул ей веру в то, что она действительно ему небезразлична, но от этого ее беспокойство лишь возросло.

– Я налью нам что-нибудь выпить. Как насчет виски? – предложил Гай.

– Читаешь мои мысли.

Когда они оба удобно расположились с бокалами в руках, Сесиль сказала:

– Я слушаю.

Гай крутил бокал в пальцах с таким задумчивым выражением лица, что Сесиль заподозрила неладное.

– Не стану тебя томить. Дело в том, что я нанял Блейд разузнать о твоем прошлом. Особенно меня интересовало, как случилось, что ты не смогла производить оружие в Англии.

Сесиль потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить услышанное. Нет, понять слова Гая было нетрудно, просто они застали ее врасплох.

– Но… зачем? – спросила она наконец.

– Просто… просто в твоем рассказе что-то было не так.

– Ты думал, я тебе солгала?

– Нет-нет, – поспешно возразил Гай. – Конечно, я так не думал. Просто ты была так раздражена, когда упомянула о своем кузене, особенно когда сказала, что тебе не разрешили заниматься оружейным делом здесь. Я предположил, что он мог воспользоваться твоим положением. В конце концов, ты приехала в Англию совсем ребенком, да и когда продала ему права на производство оружия по чертежам твоего отца, была не намного старше. А потом, всего год спустя, он вообще свернул производство. Это попросту не имело…

– Нет, не год спустя: производство перестало существовать лет через десять.

Гай как-то странно посмотрел на Сесиль:

– Нет. Бланшар уже давно не производит оружие. Во всяком случае, с тех пор как я еще учился в школе.

– Ты, верно, ошибаешься, – упорствовала Сесиль. – Он выплачивал мне мою долю прибыли на протяжении девяти лет, до тех пор, пока не закрыл мастерскую.

– Может, он и выплачивал тебе деньги, только они были не от доходов производства Бланшара.

Сесиль ошеломленно уставилась на него.

– Но это не самое важное.

– Для меня важно! – фыркнула она возмущенно.

– Э-э… наверное, потому, что ты знаешь не всю историю.

– И что это за история?

Гай поморщился:

– Я начал не с того, потому что первым делом хотел рассказать…

– Просто расскажи мне все, что знаешь, без утайки.

Гай глубоко вздохнул:

– Тогда все с самого начала и по порядку. Контракт, который ты подписала с Бланшаром, обеспечивал его правом не только на изобретения твоего отца, но и на твои собственные?

– На чертежи отца – да, но я не придумала ничего существенного – так, некоторые наброски и идеи.

– И в том числе усовершенствованный капсюль?

– Да. Я сделала несколько разных чертежей. Отец работал над чем-то похожим перед смертью, но Кертис сказал, что такая же идея уже принадлежала английскому оружейнику. Кажется, его фамилия Мэнтон.

– Да, с идеей твоего отца дело обстояло именно так. Но одно из твоих изобретений оказалось довольно ценным, и Кертис продал патент на его использование Гантри, причем за огромные деньги.

Сесиль охнула:

– Ты, должно быть, ошибаешься.

– Увы. Гантри использовал твою идею в производстве оружия для армии. Его компания заключила несколько крупных и весьма прибыльных контрактов.

Мириады эмоций промелькнули на ее лице, она тряхнула головой и в недоумении проговорила:

– Трудно в это поверить. Что еще ты разузнал?

– Вероятно, было что-то еще, но Блейд отказалась мне рассказывать. Она пообещала разузнать все о твоем кузене и ваших с ним деловых отношениях, но сразу предупредила, что информацию личного характера разглашать не станет.

Сесиль ничего не сказала, и Гай, поморщившись, спросил:

– Я тебя расстроил? Блейд предупредила, что ты разозлишься, хотя и сообщила мне далеко не все.

– Нет, не злюсь, но не понимаю, как твое расследование может что-то изменить: я же поставила свою подпись под контрактом.

– А почему ты отдала ему все чертежи своей семьи? Это на тебя совсем непохоже.

– Мне пришлось подписать документы… Тогда другого выхода не было.

– Не понимаю.

Сесиль устремила на Гая исполненный муки взгляд.

– Это постыдная история, и я не рассказывала ее ни одной живой душе.

Гай взял ее руки в свои:

– Я не хочу силой вытягивать из тебя признание, но ты должна знать: если Бланшар заставил тебя подписать этот контракт с помощью угроз, то его можно расторгнуть. Вполне возможно, ты сможешь вернуть свои чертежи. Что же касается проданного патента, то тебе, вероятно, положена компенсация.

В глазах Сесиль вспыхнула надежда, но уже через мгновение сменилась отчаянием.

– Но для этого мне придется все рассказать?

– Да.

Она покачала головой:

– Я не смогу… Нет, это слишком стыдно.

– Иногда приходится делать то, что не хочется. Ты должна знать свои права.

Гай попытался скрыть разочарование. И дело было даже не в том, что Сесиль не настолько доверяла ему, чтобы все рассказать. Он досадовал, что Бланшару сойдет с рук кража десятков тысяч фунтов.

– Я не хочу ничего рассказывать судьям или каким-то чужим людям, – сказала Сесиль.

– Твое право.

Она вздохнула, и на ее лице отразились стыд и боль.

– Несмотря на то что мне отвратительно все это вспоминать, я все же хочу рассказать о том, что случилось со мной много лет назад, тебе.

Она понимала, что, если все ему расскажет, он узнает о ней самое худшее и никогда больше не посмотрит на нее как раньше. И все же он должен узнать правду, иначе так и будет настаивать на браке. Как только она расскажет о себе все, он, вероятно, бросит ее или оставит в положении любовницы.

– Сесиль?

Она оторвалась от своих грустных мыслей.

– Ты не обязана рассказывать мне все. Я буду рядом, какое бы решение ты ни приняла. – Гай невесело рассмеялся. – Должен признаться, мне не дает покоя мысль, что Бланшару сойдет с рук кража денег, но решать тебе. Я просто… словом, я просто хотел что-то для тебя сделать. Возможно, моя попытка выяснить что-то о твоем прошлом оказалась не лучшим…

– То, что ты мне рассказал, настоящий подарок.

Помолчав Сесиль начала свой рассказ.

– Ты уже знаешь, что Кертис – мой единственный родственник. Мы не совсем кузены – вернее, очень дальние кузены, – но отец поддерживал связь с ним и его отцом, поэтому семейные узы казались крепче, чем были на самом деле. Он старше меня на двенадцать лет, и когда я впервые его увидела, была просто восхищена своим красивым, обаятельным кузеном. Я осталась совсем одна, и он сразу же поселил меня в своем доме.

Сесиль не могла смотреть на Гая, продолжая рассказ.

– Он купил мне красивую одежду и обращался со мной как с дочерью. Кертис был женат, но его жена Марта… в общем, была не слишком доброжелательна. Тогда мне казалось, что это несправедливо, но, памятуя о том, что произошло после… – Сесиль пожала плечами. – У Марты были все основания меня ненавидеть. Сначала она была просто сдержанна и холодна, но когда я начала работать в мастерской Кертиса, стала открыто проявлять враждебность, и жить с ней в одном доме становилось совершенно невыносимо. Но мне некуда было идти. К тому времени как мне исполнилось шестнадцать, у Марты случилось два выкидыша. После второго она сильно заболела, и доктор посоветовал кузену поместить ее в санаторий в Бате, чтобы она могла полечиться на водах.

Сесиль поднесла бокал к губам, но обнаружила, что он пуст. Тогда Гай взял оба бокала и наполнил снова.

Сесиль воспользовалась этим моментом, чтобы собраться с духом и подготовиться к тому, в чем собиралась признаться. История эта выглядела весьма неприглядно.

Прежде чем продолжить, она взяла из рук Гая бокал и сделала большой глоток.

– Марта отсутствовала очень долго – два года – и за это время мы с Кертисом стали любовниками.

Сесиль оторвала взгляд от янтарной жидкости и подняла глаза на Гая. Он спокойно смотрел на нее, и в выражении его лица не было даже намека на брезгливость.

– Ты не осуждаешь меня?

Гай рассмеялся, но заметив, что Сесиль вздрогнула, пояснил:

– О, любимая! Я смеюсь не над тобой, а над твоим вопросом. Неужели ты в самом деле думаешь, что я стану презирать тебя, если сам не святой?

– Но ты мужчина…

– В этом отношении я не придерживаюсь двойных стандартов, – возразил Гай. – И уж точно не мне осуждать девушку, которая влюбилась. Сколько тебе было?

– Восемнадцать.

– Если кого-то и можно винить в случившемся, то только Бланшара, потому что это он поклялся перед Богом и людьми хранить верность своей жене.

От его слов ей стало немного легче, но Сесиль знала, что поступила плохо, и всегда будет испытывать стыд за свое поведение.

– Кертис утверждал, что любит меня и что его брак был всего лишь деловым союзом, лишенным каких бы то ни было нежных чувств. Отец Марты владел небольшой кузницей, и брак послужил объединению двух предприятий. Кертис говорил, что Марта терпеть его не может и не выносит его прикосновений. – Сесиль тяжело вздохнула. – Знаю, ты сочтешь меня наивной, но он пообещал подать прошение о разводе. Сказал, что готов выдержать публичный позор, если мы сможем быть вместе.

– Дай угадаю… – Взгляд Гая стал ледяным от едва сдерживаемого гнева. – Он просил подождать, пока ей станет лучше?

– Да. Как я могла не согласиться? Словом, мы решили, что дождемся ее выздоровления и возвращения домой.

Ситуация сложилась невыносимая, и Сесиль испытала ужасный стыд, когда Марта вернулась домой, слабая и совершенно больная.

– Я сказала Кертису, что мы не сможем… общаться, пока его жена в доме. – Сесиль горько усмехнулась. – Знаю, что этого было слишком мало да и сказано слишком поздно, но я попросту не могла заставить себя продолжать эти отношения, пока не получу доказательство, что он сдержит данное мне обещание. Должна признаться, к этому времени мои чувства к нему начали понемногу остывать. К сожалению, – Сесиль подняла глаза и поймала на себе обеспокоенный взгляд Гая, – я обнаружила, что беременна, так что мои шансы что-то изменить равнялись нулю.

– О господи! – пробормотал Гай.

Сесиль с силой сжала его пальцы, словно хотела поблагодарить за то, что не стремится ее осудить.

– Когда я сообщила об этом Кертису, меня ждал сюрприз.

– Его жена тоже забеременела, – догадался Гай.

– Да.

Гай поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь, потом прижал к своей щеке.

Этот жест воодушевил ее больше, чем любые слова. Гай не испытывал к ней отвращения и сожалел о той боли, какую она на себя навлекла. Как она вообще могла предположить, что он будет с ней жесток или холоден?

– Как мне тебя жаль! Наверное, ты была опустошена и очень напугана.

– А еще по-детски наивна. – Она беспомощно рассмеялась. – Знаешь, пожалуй, я так и ждала бы, что он на мне женится, если бы не Марта. Во-первых, она сказала, что я не единственная любовница Кертиса, и на всех он обещал жениться. Во-вторых, заявила, что он никогда с ней не разведется, иначе лишится всех денег.

Сесиль судорожно вздохнула, залпом допила остатки виски и поставила бокал на стол. Он заметил, что рука ее заметно дрожала.

– А в-третьих, она сказала мне такое, что я без разговоров подписала все бумаги и отдала им то, что они требовали.

Сесиль на мгновение замолчала, чтобы выровнять дыхание, сбившееся от нахлынувших воспоминаний. Она словно заново переживала весь тот ужас и чувствовала беспомощность.

– Поскольку я не достигла совершеннолетия, Кертис, как мой единственный родственник, мог отправить меня в сумасшедший дом, если бы я не согласилась на их условия. Марта сказала, что судью будет легко убедить в моей нестабильности и неспособности воспитывать ребенка. Какой вес могло иметь слово эмигрантки, говорившей на ломаном английском и не имевшей средств к существованию, против слов уважаемых обществом Кертиса и Марты. Меня бы обвинили и в безнравственности, заявив, что я забеременела неизвестно от кого. Марта и вовсе грозилась забрать моего ребенка сразу после рождения, и я больше никогда бы его не увидела.

– О господи!

Сесиль смахнула тыльной стороной ладони выступившие слезы, и перед ее затуманенным взором тут же возник белоснежный носовой платок. Поблагодарив Гая и вытерев глаза насухо, она взяла себя в руки и продолжила:

– Условия диктовала Марта. Мне пришлось подписать составленные Кертисом документы в обмен на ежеквартальные выплаты, но, чтобы их получать, мне нужно было переехать в Америку и там оставаться, чтобы не создавать им проблем. – Сесиль пожала плечами. – Для меня это был единственный выход, поэтому я все подписала.

Гай крепко держал Сесиль за руку, и взгляд его карих глаз светился таким сочувствием, что ее сердце рвалось на части. Она закрыла глаза свободной рукой и больно ущипнула себя за переносицу: слезы никак не хотели останавливаться.

– Я жила в Бостоне под именем мисс Трамбле – вдовы погибшего на войне солдата, покинувшей Англию, чтобы произвести на свет ребенка и начать новую жизнь, – но… но ребенок родился слишком рано, чтобы выжить.

Сесиль сжала виски точно тисками, но это не помогло остановить слезы. Встав со своего места, Гай опустился на кресло с ней рядом, обнял за плечи и прижал к своему большому сильному телу.

Носовой платок выпал из ее рук, он поднял его и отер мокрые щеки.

– Ты пережила ужасные времена…

Гай поцеловал ее волосы, и от этого прикосновения нежных губ любимого мужчины железная выдержка Сесиль дала сбой.

Она зарыдала, позволив наконец пролиться тем слезам, что скопились за прошедшие годы, а Гай сжимал ее в объятиях и шептал что-то успокаивающее до тех пор, пока Сесиль не выплакалась.

Наконец, обессиленная, она откинулась на спинку кресла и осмелилась взглянуть на Гая из-под мокрых ресниц.

– Я просто развалина.

Приподняв согнутым пальцем ее подбородок, Гай возразил:

– Нет, ты одна из тех счастливиц, что выглядят еще красивее, когда плачут. Но какой бы красавицей ты ни была, я не хочу видеть тебя в печали, дорогая. Является ли твое прошлое с Бланшаром… ребенок… причиной отказа выйти за меня замуж?

– Большей частью.

– А другая часть?

– Сегодня я все видела. Пусть ты больше и не герцог Фейрхерст, но в свете тебя все равно воспринимают как своего. Если ты захочешь вернуться, тебя примут с распростертыми объятиями, а вот я никогда не стану частью твоего мира.

– Но, кажется, сегодня ты прекрасно справилась, дорогая. Я даже смог дважды с тобой потанцевать.

– Это необычное мероприятие. И я была для всех как экзотическая зверюшка. К тому же бал устраивали Марианна и Син. Кто еще пригласил бы тебя и твою жену – цирковую артистку к себе в дом? А я не собираюсь бросать работу и продолжу руководить цирком, потому что так зарабатываю себе на жизнь.

– А ты никогда не думала стать женой фермера? – спросил Гай с такой надеждой в глазах, что Сесиль ужасно не хотелось его разочаровывать. И все же…

– Я хочу быть с тобой, – заверила его она, – но мне совершенно не хочется возвращаться в Америку. Что же касается замужества… Что ж, возможно, когда-нибудь, но…

Сесиль осеклась, не желая озвучивать свои страхи, и он продолжил за нее:

– Но ты вполне оправданно опасаешься отдать себя и все, ради чего столько работала, мужчине. Я понимаю. Правда. Но решение есть. Мы останемся здесь и будем жить как раньше.

– И ты будешь счастлив так жить?

Гай притянул Сесиль к себе и едва не лишил рассудка своим долгим глубоким поцелуем, а когда отстранился, она едва смогла перевести дыхание.

– Я уже счастлив. Ты можешь не верить, но мне нравится работать с тобой на арене. Моя мать и, без сомнения, остальные члены семьи наверняка хотели бы, чтобы я занимался чем-то другим, но проблема заключается в том, дорогая, что ни одна другая работа меня не привлекает. И отвечая на твой вопрос, добавлю: я буду счастлив жить любой жизнью до тех пор, пока в ней есть ты. К тому же, должен признаться, я очень привязался к одной маленькой бродяжке.

Сесиль засмеялась сквозь слезы:

– Да, Кэт очень расстроится, если ты переедешь в Америку.

– Тогда давай сойдемся на том, что я останусь, ладно?

Она кивнула.

– Мне не дает покоя еще кое-что.

Сесиль ощутила привычный приступ страха, охватывавшего ее всякий раз, когда кто-то хотел задать ей вопрос личного характера, но потом вспомнила, что уже рассказала Гаю худшее.

– Можешь спрашивать что угодно.

– Твое имя. Насколько я понял, тебя зовут Манон Сесиль Бланше. Так почему ты называешь себя Сесиль Трамбле?

– А, ты об этом. Я всегда предпочитала, чтобы меня называли Сесиль. Что же касается фамилии Трамбле, я взяла ее, чтобы мой кузен не жаловался, будто я пачкаю имя Бланше, а, стало быть, и его собственное, тем, что работаю в цирке. Трамбле – девичья фамилия моей матери, так что я недолго выбирала.

– Значит, отец дал тебе имя Манон в надежде, что ты продолжишь его дело?

– Да. В детстве я ненавидела имя Манон и настаивала на том, чтобы меня звали Сесиль, но теперь оно стало мне нравиться.

– Ну и как ты предпочитаешь, чтобы я тебя называл?

– Сесиль или как-нибудь ласково.

Гай рассмеялся, а она попыталась подавить зевок, но не слишком успешно.

– Давай-ка я уложу тебя в постель, дорогая. Тебе просто не по плечу танцевать до рассвета, верно?

– Нет, это куда труднее, чем я ожидала.

– Просто нужна привычка.

– Я все равно хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, – заявила Сесиль и густо покраснела от собственного бесстыдства. – Хотя вряд ли я смогу тебя развлечь.

– Дорогая, я с радостью сделаю это за двоих.

Но после того, как спустился на кухню, поднявшись наверх, Гай увидел Сесиль уже крепко спавшей, раскинувшись на кровати прямо в одежде.

Сначала он хотел просто снять с нее украшения и накрыть одеялом, но подумал, что вряд ли она выспится в громоздком бальном платье.

– Дорогая? – позвал он тихонько.

– М-м. – Сесиль с трудом приоткрыла глаза.

– Я хочу помочь тебе раздеться.

Она сладко зевнула:

– Ах да… ты в этом мастер.

Гай рассмеялся:

– Ну должны же быть у мужчины хоть какие-то навыки.

Сесиль улыбнулась и снова закрыла глаза.

– Просто постарайся потерпеть немного, пока я все это сниму.

Но Сесиль крепилась лишь до тех пор, пока не осталась в одной сорочке, а потом до слуха Гая донеслось ее глубокое мерное дыхание.

Он снял с ее ног чулки, укрыл одеялом и, подоткнув его со всех сторон, стал раздумывать, как поступить с волосами, в которых поблескивали очаровательные мелкие бриллиантики. С огромной осторожностью он освободил темные локоны от шпилек. Конечно, за ночь волосы сильно запутаются, но это лучше, чем уколоться.

Гай задул свечу, но когда развернулся, намереваясь уйти, Сесиль поймала его за руку.

– Ты не останешься?

– Ну… думаю, это возможно.

Раздевшись и заперев дверь, Гай задул оставшиеся свечи, скользнул под прохладное одеяло и растянулся на спине, глядя в темноту и слишком остро ощущая присутствие женщины рядом.

Охватившее его возбуждение граничило с болью: никогда еще он не желал женщину так, как эту, лежавшую рядом, и все же готов был мучиться и терпеть, а не искать удовлетворения на стороне.

Да, он действительно без ума от Сесиль и счастлив, как никогда прежде.

На следующее утро Сесиль проспала до одиннадцати часов. Такое случилось с ней впервые за долгое время, ведь на протяжении многих лет она просыпалась не позже восьми утра.

Постель была пуста, а она даже не слышала, как Гай оделся и ушел. Но это даже к лучшему: едва открыв глаза, Сесиль начала обдумывать ситуацию, а к тому времени как она умылась, оделась и позавтракала на кухне в полном одиночестве, все части картинки встали на свои места.

Мрачно улыбнувшись, Сесиль налила себе третью чашку кофе и принялась обдумывать свой следующий шаг.

– Где Гай, не знаешь? – спросила она у пожилой кухарки, когда та вновь появилась на кухне.

– Взял фургон и поехал за новыми тросами противовеса.

– Ехать далеко?

– Путь неблизкий, но он сказал, что к ужину вернется.

Что ж, все складывалось как нельзя лучше. Гай будет отсутствовать почти весь день, и Сесиль это только на руку: ведь у него наверняка возникли бы вопросы, если бы он увидел, как она выходит из дома, вооруженная пистолетами.

Менее чем восемь часов спустя, после представления, на которое Сесиль велела продавать билеты лишь на стоячие места, Кертис Бланшар подписал все необходимые документы.

Сесиль боролась с искушением решить дело с помощью адвоката, на чем настаивали Эллиот и Гай, но решила все же последний раз посмотреть Кертису в глаза.

Гай не слишком приветствовал идею такой встречи без представителей официальных органов, но разубедить Сесиль даже не пытался. И все же у него была к ней одна довольно странная просьба: позволить их сопровождать герцогу Стонтону.

– Но зачем? – удивилась Сесиль.

– Кертис Бланшар из тех, кто преклоняется перед власть имущими, как собака перед хозяином. А я не знаю других представителей высшего света, которые обладали бы такой властью, как он. Если Бланшар задумал какую-то пакость, присутствие Сина заставит его об этом позабыть.

Итак, с наступлением полуночи Сесиль, Гай, Эллиот и герцог Стонтон ждали Кертиса в библиотеке.

Сесиль не понимала, как могла считать кузена привлекательным. Сейчас он выглядел в ее глазах не лучше крысы, упакованной в дорогую одежду.

Взгляд Кертиса скользнул по библиотеке, и его глаза округлились при виде герцога.

– Э-э… в-ваша светлость, – пробормотал он, даже не удосужившись поприветствовать Сесиль в ее собственном доме.

Выражение лица Стонтона, и без того источавшее холод, стало и вовсе ледяным, а взгляд уничижающим.

Кертис густо покраснел и поспешил загладить непростительную оплошность:

– О, прошу прощения, Сесиль.

– Для вас – мисс Трамбле, Бланшар, – произнес Гай, оттолкнувшись от стены возле камина.

Не намного выше Бланшара, но гораздо шире в плечах и мускулистее, он излучал такую опасность, что и без того прохладная атмосфера в библиотеке стала холоднее на несколько градусов.

– Д-да, конечно. Я хотел сказать – мисс Трамбле.

– Вы пришли, чтобы извиниться, – напомнил Гай.

Сесиль вздрогнула от неожиданности: эти слова не входили в план аудиенции.

Кертис нахмурился:

– Э-э… об извинениях не упоминалось…

– Это предполагалось. – Гай подошел почти вплотную к Кертису, его руки непроизвольно сжались в кулаки. – К тому же вам есть за что.

– Я тоже так считаю, – мягко произнес Стонтон, и его зеленые глаза гневно сверкнули, когда он смерил Кертиса надменным взглядом.

– Стало быть, нас уже трое, – вставил Эллиот. – Сесиль?

Ей так хотелось рассмеяться при виде физиономии Кертиса, но она сумела взять себя в руки:

– Да, я не против.

Кертис фыркнул.

– Ах вот как? Но если ты думаешь, что получишь основания для судебного преследования, что я подпишу это грабительское соглашение, то сильно заблуждаешься.

Гай повернулся к Эллиоту:

– По-моему, это не было извинением.

– Мне тоже так кажется, – согласился с ним тот.

– Это определенно не было извинением, – подхватил Стонтон.

Готовый взорваться от разочарования и ярости, Кертис повернулся к Сесиль:

– Я сожалею о том, что случилось.

Гай кашлянул, и Кертис судорожно вздохнул:

– Прости за то, что так с тобой поступил.

Эти слова вполне можно было принять за извинение, но исходившая от Кертиса враждебность перечеркнула все, что он сказал.

Гай посмотрел на Сесиль:

– Тебе этого достаточно? Может, ему встать на колени и попытаться еще раз?

Эллиот и Стонтон подошли ближе, и Сесиль не смогла сдержать улыбки:

– Соблазн, конечно, велик, но чем меньше времени мне придется дышать с ним одним воздухом, тем лучше.

– Разумно, – сказал Гай, и друзья его поддержали.

– Если тебя это утешит, – буркнул Кертис, – то знай, что ты испортила мою репутацию и подорвала мой авторитет в клубе. Вероятно, меня попросят его покинуть.

Пожав плечами, Сесиль равнодушно сказала:

– Это и впрямь немного утешает. Но если ты не хочешь подписывать соглашение, то мы можем встретиться завтра утром. – Она перевела взгляд на Эллиота. – Ведь это еще не поздно устроить, верно?

– Совершенно верно. От Бланшара лишь требуется сообщить мне имя своего секунданта, и вы с Кертисом будете стоять в пятидесяти шагах друг от друга уже через несколько часов.

Кертис нахмурился:

– Ладно, я подпишу. Где это чертово соглашение?

Эллиот усмехнулся, и даже губы Стонтона изогнулись в еле заметной улыбке.

Гай указал на стол, где лежал документ:

– Подписывайте и убирайтесь к черту.

Эллиот предложил Сесиль руку:

– Может, оставим их?

Она кивнула и с улыбкой положила руку на его рукав.

Еще до встречи они договорились, что ей нет необходимости присутствовать при подписании соглашения: Гай и Син проследят, чтобы все было сделано как следует.

Они уже были возле двери, когда услышали голос Кертиса:

– Сесиль…

Она остановилась, но не обернулась.

– Знаешь, а я ведь действительно тебя любил.

Не говоря ни слова, Сесиль взглянула на Элиота, и они вышли из библиотеки.

– Сесиль! – кто-то звал ее из-за двери.

С отчаянно колотившимся сердцем она резко села на кровати и попыталась проморгаться.

– Сесиль, просыпайся. К тебе посетители. Очень важные.

Гай. Даже с затуманенным от сна сознанием она уловила напряжение в его голосе.

– Можешь войти.

Дверь отворилась, и Гай просунул голову в образовавшуюся щель, но на этот раз не улыбался.

– Что стряслось?

– В библиотеке тебя ожидают два гостя.

– Что за гости?

Гай серьезно проговорил:

– Французский адвокат по имени Жан Дюма и герцог Ла Фонтен, твой кузен по мужу. – Гай немного помолчал, потом добавил. – Твоему мужу.

У Сесиль отвисла челюсть, но она не издала ни звука.

– Сесиль? – окликнул Гай каким-то деревянным голосом. – Есть что-то еще, чего я не знаю?

– Ты, вероятно, не поверишь, но я не собиралась ничего от тебя утаивать. – Она поморщилась. – Я просто… забыла.

– Ты забыла, что была замужем? – усмехнулся Гай.

Сесиль кивнула, не в силах ничего объяснить.

– Что им передать? – бесстрастно спросил Гай.

– Через полчаса я буду готова. И пришли сюда Мэри, пожалуйста.

Гай не произнес больше ни слова, закрыл дверь и исчез.

О господи! Почему это произошло именно сейчас?

Гай вернулся домой почти в два часа ночи.

Пытаясь примириться с водоворотом эмоций в душе, он прошагал не одну милю, убеждая себя в том, что нужно думать не о собственных желаниях, а о том, как будет лучше для Сесиль.

Да, он хотел ее, но она ни разу не сказала, что хочет за него замуж, что любит его или хотя бы скучает по нему. И даже наоборот: упорно отвергала его предложение руки и сердца, хотя он с того самого момента, как появился в ее жизни, только и делал, что настаивал на своем.

Сесиль дала ему работу, крышу над головой и, возможно, даже сама того не осознавая, помогла собрать воедино осколки его достоинства.

Гай знал, что большинство представителей света сочли бы его выступление на сцене перед бывшими друзьями очередным унижением, но, как ни странно, Гай ничего такого не испытывал.

Правда состояла в том, что жизнь уготовила ему испытание, и он смог доказать, что вполне способен себя обслужить и прокормить. Благодаря продаже Дарлингтон-парка, материальное положение его сестер и матери не пострадало, а это означало, что он выполнил все свои обязательства перед ними.

Гай любил Сесиль, любил с самого начала, но не мог заставить ее ответить ему взаимностью. Она должна была сама выбрать его.

А теперь… Ну не смешно ли? По иронии судьбы они поменялись местами: теперь у нее есть семья и титул со всеми прилагающимися к нему обязательствами. Она герцогиня.

Что проку отрицать, что он и не думал жениться на ней, когда был в таком же положении, в каком она сейчас. Так мог ли он ожидать, что она поступит иначе? К тому же его нынешнее положение оказалось куда хуже, чем у нее тогда. В конце концов, она получала весьма неплохой доход и обладала довольно ценными навыками. Ему же принадлежала лишь ферма на другом конце света, хотя он не имел никакого понятия, как обрабатывать землю и выращивать урожай.

И вот теперь он должен был поступить так же, как поступила она год назад: отойти в сторону, когда их отношения, продлившиеся, по сути, всего два дня, изжили себя.

При мысли, что Сесиль выйдет замуж за этого красавчика француза, Гай чувствовал себя так, будто проглотил пинту битого стекла.

Неужели Сесиль чувствовала то же самое, когда он обручился с Хеленой? Но, поскольку она не была в него влюблена, ему оставалось лишь надеяться, что он причинил ей не слишком сильную боль.

Он поведет себя как лицемер, если начнет умолять Сесиль остаться и выйти за него замуж или просто продолжать жить, как прежде, в качестве любовников. Сесиль стала очень богатой герцогиней. Осознавала она это или нет, но ее жизнь и работа в цирке теперь остались в прошлом.

Когда Гай отпер дверь, в доме было темно и тихо. Хорошо. Меньше всего ему сейчас хотелось разговаривать…

– Гай?

Охнув, он резко развернулся на каблуках и заглянул в библиотеку. Дверь была открыта, но свечи не горели.

– Господи, Сесиль! До смерти напугала. Что ты делаешь в темноте?

– Тебя ждала.

– Что ж, вот он я. Что-то случилось?

– Прости, что попросила тебя уйти.

Она сказала это так тихо, печально и совсем непохоже на ту Сесиль, которую он знал, что Гая захлестнуло чувство вины.

– Тебе не стоит извиняться, дорогая. Твое наследство совершенно меня не касается. И в любом случае я не имел права так себя вести.

Гай услышал ее шаги до того, как увидел, как она направляется к нему. Свет от фонаря за дверью отразился в резном плафоне светильника и отбросил блики на ее лицо, и оно показалось Гаю осунувшимся и изможденным.

– Что случилось, любовь моя? Ты выглядишь так, словно увидела привидение.

Сесиль невесело усмехнулась:

– В некотором смысле так и есть. Моя мать жива. И у меня есть сестра.

– Вот так новость! Я думал, ты была одна в семье.

– Я тоже так думала. – Ее глаза казались стеклянными даже в полумраке. – Сегодня я узнала, что мои родители расстались из-за того, что мать не хотела, чтобы отец обучал меня своему ремеслу, и каждый оставил себе по ребенку. Можешь себе такое представить? Разделить детей, словно каких-то котят?

Гай протянул руки, Сесиль тотчас же бросилась в его объятия и, уткнувшись носом в плечо, пробормотала:

– У меня есть семья, о существовании которой я даже не подозревала. И я говорю не только о матери и сестре. У меня есть тети, дяди и кузины с кузенами.

Гай погладил любимую по голове, не в силах найти подходящие слова.

– А еще семья Гастона.

– Гастона? Кто это?.. А, герцог.

Гай едва не заскрежетал зубами при мысли, что Сесиль уже настолько сблизилась с самодовольным красивым французом, что называет его по имени, но мысленно приказал себе: «Держи себя в руках».

– А что насчет него, дорогая?

– У него огромная семья, и всем приходилось долгое время скрываться. Теперь же, когда у них наконец появилась возможность вернуться домой, они обнаружили, что старый герцог лишил их наследства.

– Но это было его решение и его собственность, которой он мог распоряжаться по своему усмотрению. Он никого не обманывал. И ты тоже.

– Знаю. Но я не могу отделаться от мысли, что он не оставил бы свое состояние мне, если бы у него была хоть крошечная надежда на возвращение его семьи в родные края. Если ей будет, куда возвращаться. Без земель замок обречен. Гастону придется его продать, и его семья опять лишится крова.

Гай чуть отстранил ее от себя, чтобы видеть лицо:

– Что ты пытаешься мне сказать, Сесиль?

Она покачала головой и, шмыгнув носом, достала из рукава носовой платок.

– Не знаю. Просто столько всего навалилось…

– Подумай, прежде чем принимать решение. Есть еще время…

– Нет, это не так. Гастон вернул себе права на собственность, но она ужасно обременена и… Не проси меня объяснить, но мсье Дюма говорит, что кредиторы уже начали судебное разбирательство и заберут замок до конца лета.

– Что ж, это весьма досадно, но…

– Ты не понимаешь! Моя мать и все родственники с ее стороны по-прежнему живут во владениях герцога, и всегда там жили, а я о них ничего не знала. Видишь ли, их земли довольно далеко от замка, но если придут кредиторы, то все они лишатся крыши над головой.

В желудке Гая шевельнулось тошнотворное предчувствие.

– И что ты намерена предпринять?

– Семье Гастона придется начать процедуру признания недействительным моего брака с герцогом, чтобы получить необходимую сумму, но на это уйдут годы, и они в любом случае потеряют замок. Я не могу этого допустить, если в моих силах помочь.

Гай молчал. Да и что он мог сказать, не предавая собственных чувств и своего эгоистичного желания?

– Похоже, ты собираешься отправиться во Францию.

– Знаю, ты считаешь…

– Я считаю, ты должна поехать.

Не в силах поверить услышанному, она ошеломленно заморгала.

– Можешь взять с собой Кэт и Хелену. Что же касается цирка, то Берил и Уилфред прекрасно справятся. И еще: ты не можешь вернуться на сцену после того, что сегодня узнала.

Сесиль не сводила с Гая глаз.

– А ты?

– Ты же знаешь, что у меня есть собственность в Америке. И я говорил, что поеду туда по истечении шести месяцев. Но если я нужен в цирке, то останусь. – Гай откашлялся. – Не хотел говорить, но я получил письмо от своего арендатора: он просит расторгнуть договор аренды досрочно, поскольку заболел и, очевидно…

– Ты уезжаешь? – оборвала его Сесиль.

– В общем, да. Дорогая, но ведь таков и был план, верно? Итак, когда собираешься ехать?

Сесиль часто заморгала, словно пыталась сосредоточиться, и Гай едва не поддался эгоистичному желанию упасть на колени и умолять ее остаться, но потом вспомнил, кто она теперь, в то время как ему совершенно нечего ей предложить.

Постаравшись заглушить боль, Гай спросил:

– Полагаю, совсем скоро?

Сесиль медленно кивнула, словно приходя в себя после забытья.

– Я… словом, мсье Дюма и Гастон хотели уехать через два дня, но если я решу поехать с ними, подождут до следующей недели.

– Да, вполне разумно поехать всем вместе: они о тебе позаботятся. А мы позаботимся обо всем здесь, так что тебе не придется ни о чем беспокоиться.

– О, в этом не будет необходимости. Я уже сказала Берил, что мы возьмем сезонный отпуск на месяц раньше, начиная с завтрашнего дня.

– Отличное решение! – воскликнул Гай, не в силах стереть с лица фальшивую улыбку. Внезапно ему показалось, что он больше ни секунды не может смотреть на лицо Сесиль. – Что ж, похоже, ты все уладила. Полагаю, ты ужасно занята приготовлениями к отъезду, так что, если вдруг больше не увидимся, позволь пожелать тебе удачи во всем.

Гай замолчал, ожидая, что Сесиль что-нибудь скажет: все, что угодно, но она просто смотрела на него так, словно ничего не видела.

– Что ж, в таком случае спокойной ночи, Сесиль.

– Спокойной ночи, Гай.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он ни разу не обернулся. И это было самое трудное из всего, что он когда-либо делал.

Гай опустил крышку сундука и принялся застегивать удерживавшие ее ремни, когда дверь с грохотом распахнулась. Вбежав в комнату, Кэт бросилась в его объятия:

– Куда ты собираешься? Ты не можешь уехать! Я тебе не позволю!

Гай поднял голову и поймал на себе обеспокоенный взгляд Хелены. Она стояла в дверях вместе с псом. Даже Джордж, вместо того, чтобы скакать вокруг свой хозяйки, сидел присмирев и вроде бы нахмурившись.

Гай выпрямился и подхватил Кэт, сотрясавшуюся всем своим маленьким тельцем, на руки.

– Ну, ну… Что такое?

– Ты бросаешь нас. Ты совсем нас не любишь. Уезжаешь, и я больше никогда тебя не увижу.

Гай посмотрел на Хелену и одними губами произнес: «Дай мне несколько минут».

Она закрыла за собой дверь, и Гай сел на кровать, пытаясь собраться с мыслями и глядя на пса, который, казалось, бросал на него укоризненные взгляды. Гай решил дать девочке время выплеснуть всю свою обиду и горечь и терпеливо ждал, пока ее рыдания перейдут в плач и, наконец, в тихое шмыганье носом. После этого он убрал ее руки со своей шеи и достал носовой платок.

– Ну-ка давай приведем себя в порядок: вытри глазки и щечки.

Теперь голубые глаза девочки смотрели на него с обидой.

– Почему? – выкрикнула Кэт, вырвав из его руки платок.

Гай вытер ей глаза и неловко высморкал нос, прежде чем девочка повторила:

– Почему?

– У меня есть собственность, которая требует моего внимания. У взрослых есть обязанности, – неуверенно сказал Гай, тотчас же поймав на себе уничижающий взгляд. – Мы непременно увидимся снова, Кэт. Возможно, через год или два, когда тебе надоест быть принцессой, Сесиль отправит тебя ко мне погостить. И тогда ты увидишь, как живут простые фермеры. Я научу тебя пахать, доставать яйца из гнезд огромных и страшных американских куриц и собирать на болоте клюкву.

Но Кэт не смеялась, а просто смотрела на него, и ее обвиняющий взгляд заставлял его чувствовать себя самым ужасным злодеем на свете.

– Но почему ты уезжаешь?

Гай вздохнул:

– Потому что мне нужно найти свой путь в жизни, Кэт. Работа в цирке стала для меня… временной остановкой на пути.

– Но почему ты не можешь поехать во Францию вместе с нами? Там же целый замок! – При мысли о новой чудесной жизни лицо девочки осветила улыбка, но быстро померкла, когда Кэт вспомнила, что обижена. – Герцог сказал, там полно комнат, всем хватит… Даже у нас с Джорджем будет своя комната. И тебе не придется ни с кем делить свою. – Кэт окинула взглядом клетушку, в которой жил Гай. – Там у тебя будет большая спальня и кровать, которая подойдет тебе по размеру, чтобы не свешивались ноги.

Когда Гай не ответил, по щеке девочки скатилась единственная слеза, причинившая ему гораздо больше боли, нежели душераздирающие рыдания.

– Разве ты не будешь по мне скучать? – спросила Кэт самым жалостливым голосом, какой только можно было себе представить.

Слезы обожгли Гаю глаза, и он запрокинул голову, чтобы не разрыдаться, как восьмилетний мальчишка. Когда слезы высохли и он смог опустить голову, Кэт все еще смотрела на него и ждала, совершенно непреклонная.

– У Сесиль впереди совсем другая жизнь, Кэт. Думаю, тебе это известно. И она совсем непохожа на эту, в цирке. Она теперь герцогиня. – Судя по сердитому выражению лица девочки, кто-то ей уже объяснил, что это значит. – У нее есть обязанности, и она больше не может жить там, где ей захочется, и делать что вздумается. Что же до меня, то я теперь простой фермер, и мне чер… э-э… ужасно повезло, что есть хотя бы это.

Гай не мог объяснить Кэт, что означает для Сесиль брак с Гастоном Ла Фонтеном, поскольку она еще слишком мала, чтобы понять.

Он так же не мог говорить об этом, потому что сразу же приходил в ярость и был готов крушить все вокруг.

– Но я не хочу жить в замке без тебя.

– С тобой будут Сесиль, Хелен и Джордж.

Но Кэт была безутешна, и Гай держал ее в объятиях до тех пор, пока она не нарыдалась до изнеможения. Потом он поцеловал девочку в лоб и тихо сказал:

– Мне очень жаль, Китти-Кэт. Я люблю вас обеих и ужасно не хочу покидать, но так будет лучше.

Даже если отъезд его убьет.

Джордж проводил Гая горестным взглядом, когда тот с Кэт на руках пошел к двери. Оставив девочку в ее комнате, он отправился на поиски Хелены.

Та сидела на кухне вместе с Блейд. Женщины пили чай, но атмосфера в помещении была довольно странной: воздух словно уплотнился и застыл, как в древней гробнице.

Гай не удержался от улыбки. Для мертвой тишины в кухне не хватало только Эллиота.

– Она так наплакалась, что заснула, – сказал гувернантке Гай. – Я уложил ее в постель.

Хелена кивнула, а Блейд и Ангус лишь взглянули на него.

Гай ждал хоть каких-то слов от них, но обе молчали, поэтому он заговорил снова:

– Перед отъездом я собираюсь провести несколько дней с матерью и сестрами. Хотел заехать в цирк по дороге на пристань, чтобы попрощаться, но, думаю, это слишком расстроит Кэт.

– Стало быть, ты собираешься уехать не попрощавшись? – спросила Хелена, и на ее лице тоже он увидел обиду.

– Мужчины, как правило, так и уходят – не попрощавшись, – заметила Блейд.

Женщины обменялись многозначительными взглядами.

Гай сдвинул брови:

– Постойте-ка. Я избегаю ее не ради своего блага. Я…

– Он избегает Кэт ради ее блага, – пояснила Хелена, поворачиваясь к Блейд.

– Ну конечно, он делает это ради Кэт, – кивнула та.

Женщины воззрились на Гая.

– Иначе он зарекомендовал бы себя как трус.

– Трус, – повторил Ангус.

Гай указал пальцем на ворона.

– А ты не вмешивайся! И вообще: почему ты не принял мою сторону?

Но Ангус его просто проигнорировал.

Женщины многозначительно уставились на Гая, и тот вскинул руки:

– Хорошо, я загляну перед отъездом.

Он ждал ответа, хоть какого-нибудь, но так и не дождался.

– Слышал, Сесиль уехала рано утром с Дюма и Ла Фонтеном. – Гай не удержался от презрительной усмешки, когда нарочито медленно проговаривал имя француза. – Не знаете, когда она вернется?

– Он хочет убедиться, что успеет уйти до ее возвращения, – обратилась к Хелене Блейд так, будто его здесь не было, и обе закивали.

– Перестаньте общаться между собой! – возмутился Гай.

– Сесиль не сообщила, когда вернется, покидая сегодня утром дом, – сказала Хелена.

– Очевидно, неплохо проводя время с герцогом, да?

Проклятье! Ну зачем он это сказал? Гаю захотелось откусить собственный язык, особенно когда увидел, как усмехнулись подруги.

– Что ж, спасибо за любезное приглашение выпить чаю – указывая на чайник на столе и тарелку со сливочным печеньем, съязвил Гай, – но я не могу к вам присоединиться.

Блейд даже бровью не повела, но Хелене хватило такта покраснеть за свое негостеприимное поведение.

– Я, пожалуй, пойду. И не волнуйся, – заметив, что Хелена хотела что-то сказать, добавил Гай, – я заеду попрощаться с Кэт. – Он повернулся к Блейд. – Если мне не представится удовольствия увидеть тебя перед отъездом, прошу, пожалей беднягу Эллиота.

Густой румянец, выступивший на щеках Блейд, был как бальзам на душу.

Блейд открыла было рот, чтобы ответить, но Ангус ее опередил:

– Бедняга Эллиот.

Гай рассмеялся и вышел из кухни, пока его не спросили еще о чем-нибудь.

Покидая дом, он ощутил такую печаль, что ноги перестали его слушаться. Он прожил здесь всего несколько месяцев, но готов был признать, что это были самые счастливые месяцы в его жизни.

Желание остаться, вернуться в свою крошечную комнатушку и распаковать вещи было почти непреодолимым. Это место стало его домом, и делало его таковым его любимая женщина.

Но и она тоже вскоре его покинет.