Когда все было готово, мужчины налили в рюмки водку. Им много нужно было сказать друг другу, выяснить, вспомнить, решить… Хотя пить сегодня было нежелательно, без водки какой уж тут мужской разговор?

— Я хочу у тебя спросить, это правда? — и он взглядом показал на журнал с записями. — Я до последнего не верил, но сегодня понял, что это ты сделал! И не сказал мне ни слова!

Он поднес спичку к сигарете, которая все никак не хотела прикуриваться. Наверное, отсырела, вон как вчера дождь лил, хоть и тепло.

— Я хотел тебе сказать, хотел с самого начала, только…

— Что только? Хотелки не хватило? Или кирпича на дачу, или досок. Чего?

— Подожди, ты ничего не знаешь, я и сейчас не могу тебе все сказать, я боюсь за нее, а теперь еще и за тебя.

— Да скажи ты по-человечески! За кого боишься? Почему боишься? Что случилось, в конце концов?

В деревянной стене что-то зашуршало, а потом тихонько затрещало. Наверное, тут было много пауков, сверчков и всякой другой живности, а за маленьким мутным окошком шумели сосны, осины и высокий папоротник, которым заросли все тропинки.

Одна рюмка водки была выпита молча и залпом. Вторая еще стояла, ждала своей очереди.

Теперь разговор был больше похож на монолог, который продолжался всего минут пять, но все самое главное было уже сказано.

— …Мне было сказано очень ясно — если я этого не сделаю, то ее в живых не будет уже через пару часов. Ты бы как поступил?

— Я бы сразу поделился с тобой, потому что ты — мой друг! Я поговорю с кем нужно, мне все объяснят, я уверен.

— Нет! Только не это, очень тебя прошу!

Тут раздался стук в хлипкую дверь. В нее можно было даже не стучать, просто дернуть — и все, сама бы открылась.

— Нууу, вы тут расселись! Что делаете? — спросил вошедший, и тут же подумал, что дверь надо бы подремонтировать.

— Уф, слава Богу, это ты! Да вот разговариваем о жизни нашей грешной…

— Меня примете в компанию? — и он достал из внутреннего кармана небольшую бутылочку виски. — Родственник из-за границы привез. Попробуем? — и хитро прищурил правый глаз.

…Через час все было кончено, а грузный человек в рабочей робе еще долго смотрел вдаль, в сырую темноту, хоть ничего разглядеть там было уже невозможно.

А потом пошел по тропинке, окруженной лопушистым папоротником. У него было немного скверно на душе, но ничего изменить уже нельзя. По пути он думал, что еще нужно завершить бумажные дела, а потом отправляться домой. Никто и никогда не докажет, что здесь был именно он, что водка не была выпита, колбаса не съедена, разговор не закончен.

Вероника явилась в половине одиннадцатого вечера.

— Ты что не спишь так поздно? А я вижу — свет горит, вот и подумала: кому не спится в ночь глухую? — выдала она как ни в чем не бывало, едва переступив порог.

Лере очень хотелось ответить в рифму, но она не стала. Ничего удивительного, что подруга заявилась на ночь глядя. Это безумное создание с таким возвышенным именем могло приехать под утро, и тогда все было бы гораздо хуже.

Вероника была человеком-фонтаном, которому иногда становится скучно «фонтанировать», и тогда срочно требуется «помощь друга».

Лера познакомилась с Вероникой лет пятнадцать назад, когда работала главным редактором двух газет в одном издательстве. Новая знакомая была менеджером по рекламе в «Свободной Прессе» и, несмотря на юный возраст, добилась неплохих результатов. В квартире Вероники бартер за рекламу скапливался в виде ящиков со шпротами и упаковок минеральной воды.

У Леры тоже все получалось: тиражи газет увеличивались, продажи росли, читатели не только писали, но и приходили в редакцию за помощью (особенно в вопросах знакомств). А щедрая шефиня Сонечка поощряла Леру, как и других хороших работников, премиями и поездками в Европу. Многие сотрудники той редакции были, мягко говоря, завернуты на работе: верстали и «дизайнерили» даже по ночам.

Сама Сонечка была человеком увлекающимся, занималась то йогой, то каратэ. Ей нравились учения Кастанеды и Ошо, поэтому на жизнь глава компании смотрела философски.

В 33 года Сонечка родила третьего ребенка (поговаривали, что от любовника) и привозила его на пижонской «тойоте» в офис каждый день. Даже когда у трехмесячного малыша случалось расстройство желудка или пневмония.

Однажды, когда бойфренд уходил из ее квартиры поздно вечером, домой с работы явился супруг. И эти два мужественных человека в темноте пожали друг другу руки, здороваясь и одновременно прощаясь. Подобное было в порядке вещей у свободомыслящей и отчаянной женщины…

Днем ранее Лера Бортник занималась отчетом для налоговой инспекции. Раскладывала по папкам документы из картонного ящика, куда во время ремонта свалила неразобранные договоры и акты. Бумаг было много, но возиться очень не хотелось, тем более время приближалось к вечеру, когда хочется поваляться на любимом полосатом диване и посмотреть какой-нибудь сериал.

Именно поэтому она в сердцах вывалила на пол содержимое коробки. Кошка была тут как тут: садилась на нужные документы, вытаскивала из-под папок и гоняла по полу карандаши и скрепки. Из завалов выпало и что-то небольшое в полиэтиленовом пакетике. Лера развернула его — и шлепнулась пятой точкой на пол.

Это были отцовские часы, которые она прихватила из дома родителей после того, что случилось. Отец говорил, что они особенные, матросские, привезенные когда-то с Охотского моря.

Бортник очень гордился ими, а на рыбалке часто хвастался перед друзьями, хотя все уже наизусть знали историю о том, как старпом Бочкин наградил своего матроса за отличную службу.

Когда отец погиб, часы нашлись в нагрудном кармане его брезентовой куртки, там же был и листок бумаги в линейку с какой-то записью. Эти вещи в пакете отдали матери, у которой позже снова случился сердечный приступ.

А потом Лера обнаружила часы за книгой на полке и забрала в город, чтобы они никому больше не попадались на глаза.

Она отлично помнила этот летний день.

Теплым утром семь лет назад Лера занималась стиркой, вывешивала полотенца на балкон.

Телефонный звонок раздался неожиданно, и она вздрогнула, предчувствуя беду. Звонила мать. Она сказала, что ночью отец пошел на рыбалку и до сих пор не вернулся.

— Мама, он же матрос, с ним не могло ничего случиться! — убеждала Лера.

— Его нет! Зачем он пошел один? Почему не дождался Володина? — горестно спросила мать.

И стала плакать, а Лера — ее утешать.

Не помня себя, она собралась и отправилась в путь, по дороге заехала за сестрой, которая всегда была любимым ребенком отца. К слову сказать, брат был любимым ребенком матери… А Лера была тем, кого называют «отрезанный ломоть», и это нисколько ее не обижало — дали жизнь, и на том спасибо…

Солнце жгло нестерпимо, мысли будто плавились под ним. Очень хотелось верить, что отец жив. И в то же время она чувствовала, что это не так.

Сестра рыдала и говорила: «Ты не любишь его! Ты не плачешь!» Что могла ответить Лера? Что плакать — не значит любить? Что душа ее на время застыла в недоумении? Что нужно кому-то смотреть за мамой, а упасть в обморок она всегда успеет?

…Отец лежал на берегу моря на деревянной решетке. Лера хотела увидеть его лицо, присела на четвереньки и заметила, что седых волос стало намного больше, чем было при жизни (еще в прошлое воскресенье!). Он плыл, он сражался! Но в какой-то момент все же сдался…

То, что было потом, слилось у Леры в один болезненный временной промежуток, а вся жизнь разделилась на до и после.

Прошло уже семь лет, а она и сейчас вспоминала отца, заново проживала все события страшного дня…

Матросские часы она рассмотрела — ничего особенного, большой корпус из потемневшего металла, на обратной стороне — микроскопическая тонкая царапинка. Лера снова завернула их в потемневшую бумагу, на которой расплылось единственное слово «Шмелев?». Кто такой Шмелев?.. Эх, папа-папа… Тут Лера вспомнила, что это мужчина, с которым отец работал. Заместитель начальника котельной, кажется, или инженер…

На улице была то ли зима, то ли весна, какая-то предвесенняя погода, все понятно — ведь пришел март. И так тоскливо Лере стало от этих сумерек, от желтеющих на черной земле окурков, от маленького серого двора без солнца. Нет, он ей нравился именно тем, что маленький, и парк рядом, и церквушка, и центр города близко… Но не в эту погоду.

А потом пошел мокрый снег и засыпал скучный двор, а Лера все сидела на полу, вспоминала, думала, горевала. Серая галка важно ходила по перилам балкона, прокладывая на них дорожку.

Внезапно стало зябко, захотелось в ванну. Кто там говорил про пользу контрастного душа? Только горячая ванна способна успокоить нервы! Особенно, если бросить в воду, например, нектарин.

Всегда вместе с ней приходили греться коты. Если кто-то не успевал зайти, то потом начинал скрестись и проситься. Лера вздыхала, вставала и открывала дверь. Кошка всовывала мордочку, не спеша протискивалась грациозным трехцветным телом, нисколько не опасаясь, что прижмут дверью. Запрыгивала на стиралку и начинала вылизывать шерстку. Такой стерильности могла позавидовать любая операционная. Кошка любила чистоту и демонстрировала это окружающим — как только ее гладили, сразу умывалась, как бы снимая с себя чужие следы. Кот был попроще — мог спать в корзине с нестираным бельем.

Как назло, в голову ничего не лезло. Почему отец не доплыл до берега, хоть плавать умел отменно? Что могло произойти ночью в лодке в тридцати метрах от берега? Даже перевернувшись, она все равно удержала бы на воде.

Кому мешал сильный, добрый, красивый и не желавший никому зла мужчина? Ситуация была очень простой и прозрачной. Сам пошел на рыбалку, перевернулся в лодке, не смог выплыть. Винить некого. Но Лера никак не могла поверить, что сам.

Каким образом часы оказались за «Мастером и Маргаритой», когда их нашла мать и схватилась за сердце? Бедная мама, сломленная смертью отца!

На самом деле она была одной из тех, кого называют «женщина-кремень» — всегда делала все по-своему, и других вынуждала поступать именно так, как хотелось ей. Никто не мог помешать этому, только отец, да и то в очень редких случаях.

«Ту тарелку не бери, в нее я кладу только овощи», «В эту кружку ничего не наливай, она для молока», «Пол не подметай, его нужно пылесосить», «Окно не занавешивай, а то не увижу соседей».

Но после произошедшего вся ее сила исчезла.

Из крана все лилась горячая вода, изгоняя озноб из тела. Так же размеренно возникали воспоминания.

Вот они собрались за столом: сестра с льющимися по щекам слезами и огромным, как груша, носом, брат, у которого глаза напоминали застывающий цемент, и она, Лера.

— Уже ничего не исправить, — сказал Константин, — мы ему ничем не поможем, можем только проводить в… — и не договорил.

А потом просто распределил роли — Лера смотрит за матерью и сестрой, он идет в санаторий, где работал отец, и занимается подготовкой похорон. Все правильно, так и должно быть. Лера знала, что брат все сделает как положено, и была благодарна ему.

С самого детства он был для нее эталоном, кумиром и учителем, мнение брата считалось самым главным и правильным. В детстве Лера думала, что ее муж должен быть именно таким, как Костя или отец, — умным, добрым, сильным и красивым. Маленькая Лера была уверена, что так и будет, но в жизни все вышло иначе…

Вероника сейчас была кстати, она всегда давала ценные советы, а в некоторых ресторанах за советы ей даже платили. Здесь не ресторан, меню скудновато — только коньяк в семь звезд. Но подруга не ела на ночь, поэтому не закусывала.

Надо отдать должное, слушать она умела. Послушала-послушала, да и сказала коротко, но емко.

— Ты хочешь узнать подробности гибели отца? Так в чем дело? Узнай!

— Как? — поморгав, спросила Лера.

— Поезжай в родительский дом, узнай, кто доставал папашу со дна морского, кто нашел часы и почему они оказались завернуты… ик! В эту бумагу. Ик!

При последнем «ик» любопытная кошка посмотрела на Веронику очень внимательно, а кот, будучи толстым и трусливым, спрыгнул с табуретки, после чего та с грохотом упала. И умчался.

— Воды попей! А лучше закуси, и перестанешь икать!

— Володин слушает! — сквозь грохот от перфоратора прокричали в трубку.

— Владимир Иванович, это Лера! Лера Бортник! Вы меня помните?

— Конечно, помню, Лерочка! Где ты? Говори громче!

— Владимир Иванович, как вас можно увидеть и поговорить?

— Приезжай ко мне на объект, я отсюда еще неделю не смогу вырваться.

— Хорошо. Я позвоню.

Она выдохнула и отключилась.

Ты просыпаешься, идешь в ванну и моешь голову гелем для душа вместо шампуня, и не возникает даже мысли о том, что не тот флакон взяла. Потом выходишь на кухню, чтобы попить кофе, и сыплешь его в чашку с холодной водой. При этом считаешь удачным каждый день, в который: не сгорела гречневая каша, не разбилась ни одна чашка, сама не ударилась лбом о дверцу кухонного шкафчика, а потом не разговаривала с котом два часа подряд… Знай — пришла жуткая, никому не нужная весна! И деться от нее просто некуда! Конечно, это только Лере она казалась такой жуткой, большинство людей ведь любят весну…

В один из таких чудных дней к Лере приехала подруга — в меру воспитанная, веселая и романтичная Анечка, с которой ей довелось работать два года в НИИ биологии и биотехнологии. Как Леру туда занесло — загадка, но она попала в мир, где царило настоящее горе от ума.

Она даже подумать не могла, что ученые — настолько странные люди, а тут увидела все своими глазами. Знатные мужи занимаются выведением, например, овощных культур, которые никогда не будут выращиваться на полях, потому что для них в совхозах нет каких-то мудреных удобрений. Да и слово «выведение» используется символически, где ж ему этим заниматься, он же заведующий лабораторией и должен заведовать, а не «выводить»!

Или, например, опыты по выращиванию гибридов ржи и пшеницы. Предположили, что такие зерна дадут большой урожай, которым можно будет кормить совхозный скот. Выведенная культура могла бы использоваться и для выпечки хлеба, и при этом избавить пекарей от утомительного перемешивания ржаной и пшеничной муки.

Но когда посадили и вырастили, получилось, что кормить скот и печь хлеб можно, но культура не дает высоких урожаев — сорта оказались несовместимы.

Анечка приехала в берете цвета сливок с недвусмысленным бантиком. Она постоянно надеялась встретить свою половинку — хоть в троллейбусе, хоть просто на улице, а недавно приобретенный беретик делал его хозяйку очень сексуальной. Подруги оценили уровень этого показателя на «пять звезд»!

Лера сразу же выложила в подробностях свои сомнения и переживания.

— Ему точно помогли утонуть! — Анечка разволновалась не на шутку. — Тебе нужно узнать, кто это мог быть. Надо все же найти этого мужчину.

К мужчинам у подруги было особое отношение. Она считала, что у каждой женщины должна быть «вторая половина», и, видимо, была права, ведь так решил еще кто-то до нас.

И все бы ничего, но Анечка искала эту «половинку» отчаянно и без устали! Любой, кто «стучался» в скайп и писал о себе, становился потенциальным кандидатом. Анечка относилась к вопросу серьезно и старалась найти в новом друге как можно больше положительных качеств. Это было непросто, но она не сдавалась! Причем абсолютно все свои романы она облекала в романтическую оболочку.

Лера говорила подруге, чтобы та опять не перестаралась, ведь у всех романов был одинаковый исход, который называют фиаско. Но Анечка всегда до конца боролась с правдой жизни и снова проигрывала. А потом с душевной болью отдирала от сердца того, с кем уже была готова купить домик в деревне и вести совместное хозяйство.

К тому времени душа оказывалась основательно приросшей к новому другу, поэтому ее спасение было делом нелегким. Сердечные раны были глубокими, и Анечка еще долго ходила с «перевязанной» душой. Лера изо всех сил пыталась ей помочь, лечила как могла, применяя народные снадобья: понимание, сочувствие и теплые слова.

Поток новых знакомых не иссякал. Среди молодцев встречались: бабники, желающие просто развлечься; маменькины сынки, привыкшие к заботе и сочувствию; скупердяи в разводе (видимо, потому и в разводе); алкоголики, которые не признавали свой недуг, и прочие.

С первыми подруга разрывала отношения с трудом (ведь они были обаятельны), вторым утирала сопли, третьих пыталась перевоспитать, четвертых поддерживала. И абсолютно во всех видела что-то хорошее, всех старалась оправдать и помочь. Внимать советам Леры у Анечки не получалось. «Видимо, на роду написано быть одной», — говорила она.

При слове «здравствуйте» у Леры мог случиться сдвиг, от которого она забывала, что делала минуту назад. (Эффект «здрасьте», кстати, знаком программистам). Она была настолько творческим человеком, что называется, «на своей волне», что постоянно попадала в передряги.

Однажды вместе с Вероникой они купили кожаную сумку для Леры и сели в маршрутку, чтобы ехать домой (машины тогда не было). Покупка нравилась, подруги стали рассматривать ее: дорогая бордовая ароматная кожа, множество карманчиков и ни одной безвкусной кнопки. Отдышавшись после шопинга, переложили вещи в новую сумку, а старая была выброшена в урну около метро. Лера никогда не жалела отслужившие вещи, как не жалела и о прошлом.

День пошел своим чередом: сбор материала для журнала, верстка, подготовка документов…

А вечером за ужином она вдруг подумала о том, что при перекладывании вещей из старой сумки в новую почему-то не увидела своего паспорта!

Подруги уже присели за стол поесть и поговорить о делах, но решили, что откладывать нельзя! Быстро оделись и потрусили к метро.

В мусорнице сумки не оказалось, тогда они прошли к турникетам и, глядя жалостливыми глазами на тетеньку-контролершу, спросили, когда из урны забрали мусор. Та ответила, что всего час назад.

Подруги вышли на улицу, но, подумав, вернулись и спросили, куда отвозят мусор перед тем, как отправить на свалку. Тетенька-контролер не удивилась, увидев их снова, и ответила. Недалеко от общественного туалета возле метро есть контейнеры, в которые и складывают поначалу весь мусор из бачков. А в шесть утра его увозят на городскую свалку.

На улице уже стемнело. Ну и хорошо.

— Слава Богу, — сказали они в один голос. Все же неприятно копаться в отходах при дневном свете.

Подруги вооружились кусками досок, оставленными кем-то возле туалетов, и пошли «на врага».

Трудно описать унижение, испытанное ими, когда мимо шли прохожие и оглядывались, увидев в свете отдаленного фонаря двух симпатичных, хорошо одетых женщин, неистово копающихся в мусоре. Невозможно передать, как враждебно на них глазели пришедшие «на работу» местные бомжи, а потом стали прямо-таки гнать палками от своих родных контейнеров.

Шел второй час изнурительной работы в мусорном многообразии (бомжи вскоре прониклись сочувствием и стали помогать бедолагам), когда Вероника спросила у Леры, как давно она видела бухгалтера и отдала ли на подпись договоры. Лера постояла, подумала, отошла от всей честной компании и побрела к дому.

— Эй, подруга, ты передумала искать паспорт? — кричали вслед бомжи.

Вероника догнала ее и остановила. Она все поняла.

— Вспомнила, бестолковая ты женщина?! — прошипела она.

Паспорт был отдан бухгалтеру два дня назад для оформления каких-то документов.

На сайте психиатрической больницы «Хуторок» все напоминало о том, что близился День Победы. Лера была сентиментальной, плакала, когда смотрела «А зори здесь тихие» или еще какое-нибудь душещипательное кино. Она не любила трагических развязок, не могла смотреть на бездомных кошек и собак, жалела хромающих голубей, поющих в подземных переходах парней с гитарами и даже бомжей, особенно когда у тех были печальные лица. Но тут она поняла, что ветеранов ей жаль намного больше, чем кого-либо.

Вокруг жутко-пестрого и безвкусно оформленного «тела» сайта располагались рамочки с фотографиями. Ветераны, идущие на параде по площади, ветераны в гвоздичных букетах, ветераны в орденах… — всем им честь и слава. Но! Рядом с портретами было опубликовано обращение, в котором подробно рассказывалось, как без проблем попасть в психдиспансер. И это повергло Леру в шок. Заслуженных людей приглашали в лечебницу, словно намекая на их нехорошее психическое здоровье. «Где у разработчиков мозги?» — подумала она.

Лера и Вероника шли в заведение для болезных мимо высокого забора и наблюдали, как между елей прыгает белка, прогуливаются люди в спортивных костюмах, медсестра на коляске вывозит гулять немолодую, но довольно симпатичную женщину. Калитка была закрыта, и они нажали на кнопку звонка.

Вышла медсестра, представилась Таисией и сказала, что знает «тетушку» Леры. Подруги сняли курточки, накинули халаты и, постоянно оглядываясь, медленно пошли за ней.

Фигура у медсестры была великолепна, и сама она напоминала Мэрилин Монро с ее пышными формами и томным взглядом. Костюмчик салатового цвета сидел безупречно, губы и глаза в меру подведены, из-под шапочки выглядывал кокетливый соломенный завиток.

— Лерка, может, останемся? — подмигнула Вероника. — Кормят, ухаживают, работать не надо.

— А что, мне очень нравится! Тишина, лес, белочки, — вздохнула Лера. — Но только после победы.

Всю дорогу они старались не забыть, какая неприятность их сюда привела — потеря тети, не шутка ли!

— Таисия, скажите, как себя чувствует моя тетя? Она вспоминает о ком-нибудь из родных?

— В последнее время совсем редко. Про мужа Василия может вспомнить и еще про какого-то Петеньку.

У Леры похолодело внутри: Петром звали ее отца.

Подруги молча шли по дорожке, каждая знала, о чем думает другая.

Таисия привела их к той самой симпатичной женщине в инвалидной коляске, рядом стояла молоденькая девушка в белом халате.

Встреча «родственников» была на редкость трогательной. Безутешная «племянница» подошла, присела на корточки перед коляской и сказала:

— Тетя Аня, это я, твоя Лера.

В это время Вероника старалась отвлечь медперсонал.

— Таисия, пожалуйста, давайте оставим их наедине, может, тетя что-нибудь и вспомнит. Я очень вас прошу!

— Хорошо, только недолго, Анне скоро обедать.

— Огромное вам спасибо! — сказала Вероника и положила в карман Таисии большую шоколадку. Медсестра изменила маршрут — пошла по дорожке к корпусу. Богиня да и только!

— Тетя Аня, пожалуйста, припомните, где ваш муж, Василий?

— Мой муж? Ах, мой муж!.. — вздохнула Серова. — Его нет давно, он поплыл по морю в дальние края.

— Про какого Петра вы вспоминаете?

— Петенька был другом Васеньки. Вы знаете, они очень дружили, пока не поссорились.

— Как они поссорились? Из-за чего? Вспомните, пожалуйста.

И тут произошло просветление, Анна посмотрела на Леру вполне осознанно и трезво.

— Васенька связался с человеком из дирекции санатория, он не смог защититься сам и защитить Петеньку. А ты… ты часом не дочь Петеньки? Очень похожа на него!

Леру как холодной водой окатили — так и замерло у нее все внутри, ни пошевелиться, ни сказать. Но все-таки она пересилила себя, набрала побольше воздуха в легкие и смогла выговорить:

— Я? Нет, что вы!

— Жаль его и детей. Васенька был очень виноват перед Петенькой, очень! Но он не мог ничего поделать, его заставили, понимаешь?

— В чем виноват?

— Его заставили подписать, заставили!

— Что подписать? Где ваш муж?

— Он… поплыл… в кораблике, — и взгляд ее снова помутнел.

Больше они ничего не узнали, потому что Анна стала бормотать бессвязные фразы. Подошла медсестра.

— Таисия, скажите, пожалуйста, к тете кто-нибудь приходит?

— Нет, никто. Поначалу наведывался мужчина, говорил, что племянник, а потом и он перестал ходить. Это было года два назад.

Лера и Вероника притихли, понимая, что для них уже давно пахнет жареным, сюжет неожиданно стал напоминать сцену с детьми лейтенанта Шмидта из «Золотого теленка». Племянников и племянниц становилось все больше, и что-то подсказывало, что их количество может еще увеличиться, ведь кто-то спрашивал у Татьяны Ивановны о жене Шмелева!

Тут с ели спрыгнула белка и пробежала мимо, вовремя переведя внимание на себя. На лесной дорожке было так мирно, тихо и спокойно, что вся эта дикая история показалась нереальной, словно из другой жизни. Под ветром качались высоченные ели и сосны, будто срисованные с картин Шишкина, только медведей не хватало. Солнце пробивалось сквозь ветви ароматной хвои и слепило глаза.

— Таисия, как выглядел этот мужчина? Сколько лет ему было? — Лера спросила и закрыла глаза, чтобы в них не отразилось волнение. Получилось почти естественно — солнце слепит.

— Мужчина… лет сорока пяти или чуть больше, наверное, симпатичный. Но точно не помню.

Вероника вроде бы нечаянно коснулась рукой уже раздутого шоколадкой кармана Таисии. Никто и не заметил бы этого жеста, но у Таисии, видимо, были незаурядные способности. Как у летучих мышей, которые не видят, а чувствуют чужие движения… Она пригладила карман, как бы припечатывая десять долларов, отправленные туда Вероникой на этот раз.

— А… вспомнила! Племянник спрашивал, чем мы лечим Анну Ивановну.

— И чем же?

— Тогда мы ей только седативы давали, совсем легкие, для поддержки психики, хоть она и, бывало, выходила из себя, плакала навзрыд, кричала что-то…

— Вспомните, пожалуйста, что именно! Я очень вас прошу!

— Она говорила, что у нее перед глазами стоит картина, когда Васенька очень переживал за Петеньку и за подписанную бумагу. Документ какой-то. Только толком так и не смогла ничего сказать, все время путалась в словах.

— А про то, что он нашел документ, тетя Аня не говорила?

— Нет.

— Таисия, раз вы уж так добры к нам, не могли бы вы позвонить по этому номеру — Вероника протянула свою визитку, — если вдруг племянник придет снова?

— А чего он придет, столько уж не был!

— А вдруг!.. Спасибо вам большое! — к визитке Вероника добавила еще одну маленькую и очень симпатичную бумажку.

«Ну и ну, — подумала Таисия, направляясь в корпус, — как быстро все произошло, никто ведь и не ожидал». Она вынула из кармана телефон, набрала номер и сказала:

— Они уже приходили. Так. Да. Хорошо.

В машине подруги включили диктофон, захваченный на всякий случай, и снова все прослушали. «Васенька, Петенька…» И так семь раз…

Выходит, Василий Шмелев подписал некий документ, который принес Бортнику неприятности или даже гибель. «Он так виноват, так виноват!» Не мог же он погубить отца тем, что подписал какую-то бумагу! Или мог? А еще он мог подплыть на другой лодке и столкнуть веслом отца в воду. Нет, это не укладывалось в голове. За что? Почему?

Были и еще вопросы: где сам Васенька, почему квартиру продали, почему его жена в психушке, кто приходил и назывался племянником, где все остальные родные и близкие? Многовато вопросов. Ответов — ни одного.

— Слушай, Вероника, давай записывать!

— Ага, молодец, хорошо придумала! А если эти записи попадут кому-нибудь на глаза? Все! Капут! Ты же понимаешь, что тут уже все серьезно. Куда мы, туда и он, племянник этот.

— Ладно, давай тогда хотя бы подытожим. Васенька подписал документ, повредивший моему отцу и, скорее всего, привел к его гибели. Что это за такой ужасный документ, из-за которого топят человека? Дальше. Васенька не хотел подписывать, но его заставили. Как могут заставить что-то делать человека в наше время?

— Утюг на пузо положить! — вставила Вероника.

— Ну тебя! — Лера сразу представила мужчину средних лет с утюгом на голом животе, подписывающего документ, который злодей держит перед носом у извивающейся от боли жертвы на дерматиновой черной папке.

— Еще можно пригрозить смертью, как бы дико это ни звучало. Или смертью близких.

— Племянника, например!

— Стой! Племянник, о котором нам рассказали, — это вовсе не племянник, а наоборот, — преступник!

— Надо узнать, есть ли у Васеньки племянник и еще какие-нибудь родственники.

— Лерка, мы только что были у его родственницы, Анны Ивановны. Вот ее жизнью и могли пригрозить, это точно. Допустим, хотели убить, не получилось, поэтому свели с ума.

Лера сосредоточенно вела машину, Вероника задумчиво смотрела в окно. И тут позвонила Анечка.

— Представляешь, что мне написал новый друг! Он моряк. Вот послушай. Я: «Давно ищете, к какому берегу приплыть?» Анатолий Плотников: «Четыре годика». Я: «А почему покинули берег свой родной?» Он: «Выгнали, и я освободил, так сказать, жизненное пространство».

«Почему и для кого освободил жизненное пространство Василий Шмелев?» — подумала Лера.

— Я: «И в чем была ваша вина, Анатолий?» Он: «Заболел, перестал в море ходить, стал не нужен». Я: «Да, нехорошо с вами обошлись». Он: «Ну их, забыл уже». Я: «А болезнь вылечили?» Он: «Я тогда упал с палубы в трюм и отбил себе все, что можно, теперь прошло, только ступни страдают, блокаду делают». Ну ладно, Лерочка, приедешь домой, я в скайп тебе подробно все напишу.

«Почему-то стал не нужен Василий, и от него решили избавиться, а заодно и от его жены, которая впала в беспамятство после чего-то, что ее испугало.

Боже, как же все это собрать в одно целое? Как сложить пазлы, чтобы получить полную картину?»

Домой она попала около восьми часов вечера, открыла ноутбук и решила разбить по пунктам все, до чего додумалась. Следовало узнать про семью Шмелева, а для этого позвонить еще раз Володе Володину. При мысли о нем Лера улыбнулась, в душе потеплело — слава Богу, есть мужчина, присутствие которого согревает душу.

Конечно, был еще один, мысли о котором одновременно грели, терзали и приводили в смятение, но это уже совсем другая история…

— Здравствуй, Лерочка! Я уже хотел звонить тебе! Как ты там? Как твои поиски?

— Все хорошо, Владимир Иванович, только продвинулась я совсем чуть-чуть.

— Шмелева-то нашла?

— Нет, но отыскала его жену, — Лера решила рассказывать все постепенно, все же Володя был другом отца, очень переживал его смерть, расстраивался, близких людей нужно беречь!

— Да? — он помолчал. — Ну… и как поживает любезная Анна Ивановна?

— Плохо поживает, в больнице лежит, — Лера решила не уточнять, в какой больнице и почему находится Анна Ивановна.

— Очень это плохо, надо и мне к ней наведаться, все же мы дружили с Василием.

— Да, только где сам Василий, интересно было бы узнать. Володя, а вы не помните, кто с ним дружил тогда, в тот год? — спросила Лера, снова переходя на «вы».

— Ни с кем не дружил, замкнутый был, нелюдимый, а потом и вовсе пропал.

— Понятно, спасибо большое!

Итак, вокруг смерти Лериного отца оказался плотный клубок из непонятных событий, которые происходили в самых разных, порой, очень странных местах. Люди, участвовавшие в этих событиях, совершали столь же непонятные поступки, пропадали, а затем оказывались живы, но не вполне здоровы… Кто их перетасовал и расставил на определенные квадраты, как пешки на шахматной доске? Кто этот гениальный гроссмейстер, и зачем ему была нужна эта партия?

На следующий день Лера и Вероника поехали в санаторий. Может, в бухгалтерии или отделе кадров кто-нибудь помнит, куда делся Шмелев, уволившийся семь лет назад. Это же не тридцать, а всего семь! Словом, нужно было получить как можно больше информации.

Володину Лера позвонила уже из машины, когда они свернули на лесную дорогу, и ехать оставалось совсем немного.

— Что же ты мне не сказала, Лерочка, что приедешь, меня-то нет на месте, буду только через два дня. В командировку отправили за стройматериалами, ээх!

— Ну, ничего, Владимир Иванович. Вы не могли бы позвонить в отдел кадров или бухгалтерию, чтоб они нас сразу не прогнали?

— Да-да, сейчас позвоню. Да они ж тебя помнят с прошлого раза, но я все равно позвоню. Удачи вам!

Жаль, а ей так хотелось увидеть его, все же не чужой, любит их — маму, брата, сестру, всех!

— Да кто он такой, твой Володин? Что ты так вздыхаешь? Окружила себя мужиками, не знаешь, у кого помощи просить!

— Вот поэтому и прошу у всех сразу, да их всего-то два. Ты-то, чуть что, бросаешься к своему Глебу! А Володин, кстати, очень дружил с отцом, они столько раз на рыбалку вместе ходили. Он так поддерживал нашу семью после всего. И маме лекарства доставал, и помогал крышу крыть!

— Ну, ладно, ладно, не кипятись, все понятно. Согласна, к такому человеку можно обратиться.

Санаторий утопал в зелени, кусты успели распуститься, несмотря на холодную погоду.

— Ух, какая классная спортивная площадка тут у вас! Огромная!

Вероника любила спорт почти так же, как стряпню. Примерно раз в год она начинала бегать и таскать гантели, правда, надолго ее не хватало. Всякий раз, когда Лере приходила в голову мысль «убрать живот» или «накачать ягодицы», она обращалась к этому человеку-парадоксу. Вероника знала, как привести в порядок любую мышцу.

Однажды она всерьез занялась Лериной фигурой, приказала не есть после обеда и прыгать по полчаса в день. Но скоро все закончилось — снизу прибежали соседи (офис был обыкновенной квартирой) и сказали, что вызовут милицию, если здесь не прекратится содом и гоморра.

— Это не стадион, — ответила Лера. — Здесь должен был быть еще один корпус для иностранных туристов. Но почему-то стройка заглохла, напрасно только котлован рыли. Теперь вот на этом месте, видишь, стадион соорудили, большой получился. И еще будка строителей в лесочке осталась.

— Понятно. И турники тут, и волейбол, и баскетбол. Все площадки отдельно! Уважаю.

Позвонила Анечка.

— Лерка, привет! Тут мне один друг написал, что приедет клеить обои. Слушай. Он: «Привет, королева! Не делай без меня ничего, я приеду, приведем в порядок твою новую квартиру!» Я: «Не против, можешь приезжать!» Он: «Еще привезу тебе люстру, замки для дверей, шурупы и помогу кладовку обустроить». Я: «Буду очень благодарна тебе…» Лерка, у него собственная строительная фирма была, а потом его бросил напарник и оставил с долгами… Потом в скайпе тебе все расскажу…

Лере вдруг пришло в голову, что строительные материалы и ей не помешали бы в ремонте маминого дома, отец же не успел обшить его утеплителем. Но напарник его тоже бросил…

— А еще он сказал, что привезет мне гуся! Лерка, у него свое хозяйство, представляешь? Как ты думаешь, он серьезный?

— Гусь? Не знаю. Трепло твой гусь! — сказала Лера.

Так любил выражаться Петр Бортник — прямо и без лишних слов. А здесь, в этом месте, где он когда-то ходил, говорил, шутил, курил, ей хотелось говорить его словами.

— Почему? Подожди, я тебе еще расскажу… Может, ты занята?

— Анечка, прости, за рулем, — Лера нажала отбой.

После 9 Мая потеплело, сирень в детском саду напротив дома Леры стала осторожно показывать звездочки цветков. Одуванчики облепили газоны, птицы постоянно щебетали, а Лерины коты садились возле стеклянных дверей балкона и смотрели во все глаза, как мимо пролетает добыча. Они синхронно поворачивали мордочки в соответствии с траекторией полета каждой пичуги.

При этом не мурлыкали и даже не мяукали, а воспроизводили какие-то необычные звуки. Однажды в интернете Лера наткнулась на информацию: согласно исследованиям ученых, кошки могут издавать около ста звуков, тогда как собаки — только десять!

В один из таких дней, когда на площадке возле садика веселилась детвора, крича во все горло и катая по асфальтовым дорожкам трехколесные велосипеды, Лера стояла на балконе и думала.

Было тепло и солнечно, но для полной идиллии не хватало многого. Например, правды, или хотя бы встречи с Иваном. Очень хотелось его увидеть, поделиться новостями и кое о чем попросить. И села в машину.

Он вышел на ступеньки нового офисного здания, в которое его компания переехала месяц назад. Это был красивый пятиэтажный дом с огромными стеклянными окнами, настоящий корабль, лайнер, на нем нельзя было не пуститься в плавание по просторам рекламного отечественного и зарубежного бизнеса.

Иван был умным, сильным и добрым — остальные его черты характера Лера старалась не замечать. Например, занудство и педантизм можно назвать положительными качествами, если поменять минус на плюс. Первое именовать правдивостью, а второе — обычной аккуратностью.

— Ванечка, привет, как дела? Работа, здоровье, женщины, нефть, газ, курс доллара? — манера их общения всегда была полушутливой, как будто они смеялись друг над другом.

— Привет, — Иван размеренно доставал из кармана пачку «Кента» и зажигалку. Лера сразу же вытащила сигарету и подождала, пока он неспешно поднесет к ней огонь.

Этот мужчина был похож манерами на льва, лидера, предводителя дворянства, отца русской демократии, ученого мужа и вождя народов одновременно. Он не признавал лишних слов, опозданий на встречи, необоснованных поступков, невыгодных сделок и нелогичных предложений в бизнесе.

Но Лера ведь знала, что за «созвездием» неоценимых качеств руководителя в этом могучем «органайзере» кроется доброта и человечность.

Иван стойко переносил ее бесцеремонность и ненужные эмоции, и она была уверена, что эта скидка делается только благодаря их многолетней дружбе. Терпеть Леру было непросто, а он терпел…

— Ванечка, помоги мне в одном деле. Понимаешь, я узнала много нового о своем отце…

— Поздравляю! Надеюсь, вопрос не связан с внебрачными детьми, — это было сказано вполне серьезным тоном. Юмор у него всегда был убийственным.

— Иван, прекрати! Я расследую его… В общем, подозреваю, что он не сам утонул!

— Ты думаешь, его утопили? — в этом был весь Иван, он нисколько не удивился ни Лериному визиту, ни самому вопросу.

— Да! — выдохнула Лера. — Мне нужны данные о двух, нет, трех людях, которые много лет назад исчезли. О них никто из знакомых ничего не слышал со времени гибели моего отца. Поможешь мне? Ты же все можешь, у тебя такие связи!

И замолчала — знала, что нужен маленький перерыв. Они курили, щурясь на солнце и созерцая высокие темные стекла нового здания офиса.

— Хорошо! Дай мне имена и фамилии этих людей.

— Сейчас напишу.

— Нет, не надо писать, просто назови.

И она рассказала о том, что знала.

— Я постараюсь найти. А ты что теперь думаешь делать? — уточнил Иван после Лериного повествования о поисках истины и снова закурил.

Она тоже взяла сигарету из его пачки, всегда так делала. Это был своеобразный ритуал представительницы племени другой тусовки перед хозяином жизни. Она поступала так из вредности, чтобы показать, что она не так уж отличается от него, хоть и не носит дорогих пиджаков и башмаков от знаменитого кутюрье Лагерфельда.

— Послушай, как-то же нужно добраться до правды. Она, конечно, уже никому не нужна, кроме меня. Отца не вернуть… Но все же! Ты понимаешь, как для меня это важно!

— Я-то понимаю. Но ты тоже должна понять, что шататься по дворам каких-то психов совсем не безопасно.

— Ты прав. Но я не могу уже оставить это дело.

Они помолчали немного, чтоб затянуться и подумать каждый о своем.

«Неужели ты меня сейчас будешь отговаривать? Ты, который говорил, что всегда борешься до конца?! Господи, хоть посоветовал бы что-нибудь, не говорю уже о помощи!»

— Остынь, Лерка! Ну что ты в самом деле, — наконец произнес он.

«Так и есть, отговаривает!»

У нее что-то екнуло в груди от разочарования, даже плакать захотелось. Но она ведь не плачет. Все так банально на свете! Все мужчины набиты ленью и малодушием! Или Ивану просто наплевать на нее и ее проблемы?

Иван был одним из ее потенциальных мужчин. Лера сама придумала перечень, реестр, рейтинг, ТОП-5. Как угодно назови, но получалось только одно — сравнительный анализ окружающих ее особей мужского пола.

Попытка №… Лера еще раз проверила наличие необходимых предметов (диктофон, очки, ручка, блокнот), потом вызвала такси и поехала. На первую встречу после написания книги. Волновалась совсем немного. Знала она этих летчиков. Их необыкновенный гонор за многолетние полеты, некоторую глуховатость из-за гула моторов, уверенность в том, что они нравятся женщинам.

Сегодня она шла брать интервью у директора крупного ведомства, занимающегося делами авиации.

— Вот как бывает. Можете верить, можете — нет, но я о вас много думал, и вот — вы здесь. Сбываются мои желания.

…Игра началась.

— Подождите, я сделаю вам чай или кофе, — быстрым шагом важный человек направился в предбанник, комнату перед кабинетом, оборудованную по последнему слову техники. Целый шкафчик был упакован чаями-кофеями, чашками-сувенирами. Чашка для гостя, чашка для гостьи, чашка для хозяина тайги…

— Лучше я вам сделаю чай или кофе, — сказала Лера.

— Нет, вы же моя желанная гостья! Хотите, этот для вас открою, — на полке среди вкусностей стояла огромная пачка заморского кофе.

Она знала, что пилоты еще в советские времена привозили родным и знакомым то, чего и в помине не было в «самой лучшей в мире стране». Зимой — виноград, бананы и клубнику, летом — мороженого лосося и рубиновую икру. А круглый год — все, чего душа пожелает…

— Я сделаю, а вы пока подпишите документы, которые вам только что принесли.

Зачем указывать великому мужу, особе, приближенной к императору, как ему поступать? Но Лера не могла с собой ничего сделать.

Она подала все в духе английского гостеприимства — с вежливым выражением лица и прямой спиной. Англичане очень чопорно пьют чай, причем считают, что этот напиток помогает от всех болезней. «Дорогая, не нужно так переживать, садись, я приготовлю тебе чай. И мигрень пройдет». Уж Лера-то прекрасно знала, что все это неправда! Когда у нее случалась мигрень, то не проходила сутками — хоть ведрами чай пей. Хотя, у каждого свой организм.

Важный человек все никак не мог успокоиться.

— В холодильнике есть конфеты. Хотите?

— А котлет у вас нет? Или хотя бы колбасы?

— Нет, вот колбасы нет, к сожалению.

Стали пить чай с конфетами.

— Так почему же нельзя публиковать мою статью? Что в ней не так? Вы сказали прийти, значит, боялись, что я поставлю ее на сайте без вашего ведома?

Он улыбался, говорил и смотрел на нее синими, немного беспокойными глазами.

— Нет, что вы! Я не боюсь. Просто пригласил поговорить о статье. В прошлый раз я обалдел, когда увидел вас. И, наверное, наговорил много лишнего.

«Конечно, боится», — усмехнулась про себя Лера.

— Я хотел снова вас увидеть. А еще сказать, что скоро пройдет важное совещание у президента. Информация будет размещена только на вашем портале. Больше ни у кого.

Все. Дальше нить разговора оставалась всего лишь фоном, едва прикрывавшим их внезапное желание, тонкое, ироничное, недоверчивое, сталкивающее двух людей.

«Вот оно! — подумала Лера. — Неужели этот мужчина испытывает ко мне серьезные чувства?» Она уже представила, как они вместе идут в ресторан, театр, в гости, отдыхают на природе или в какой-нибудь далекой стране. Ей было неважно, какой пост занимает мужчина, пусть он будет хоть бухгалтером. Главное, чтобы сильный, добрый и способный ее защитить! Так уж получилось, что она сомневалась в порядочности и благородстве любого мужчины. Не было веры у Леры…

Казалось, воздух в кабинете искрился от двух полярных сил. Грань была такой тонкой, что рисковала вовсе испариться.

Он говорил о том, как его принимал помощник президента, прощупывал на компетентность, порядочность, умение себя преподнести. О том, что он все-таки очень опытный и знающий специалист, который всегда добивается намеченного.

Она его подначивала, иронично улыбалась, не верила, насмешливо качала головой и вставляла свои пять копеек. Он говорил, что как только пройдет это совещание, они отметят его вдвоем.

Позвонил водитель.

— Ну, что, будем собираться? — спросил важный человек.

— Да, спасибо вам за беседу и… обещания.

«Так, замедлили “гонку вооружений”, немного притушили уже начавший “гореть костер”. Пора уходить. Пошли за пальто».

Он загородил дорогу.

— Пойдемте же, — неуверенно произнесла она.

Улыбка не сходила с его лица, глаза спрашивали, обещали, обволакивали, жгли…

У Леры захватило дух, когда он схватил ее прямо у двери и стал целовать — сильно и настойчиво. Пытался успокоиться, но никак не получалось. Она уже не думала, что он обыкновенный самоуверенный чиновник. Вообще ни о чем думать не могла… Но была почти уверена — пройдет некоторое время, и все закончится, как заканчивалось всякий раз, когда она узнавала человека поближе. И он окажется вовсе не тем, кто ей нужен.

Вторая встреча оказалась проще, но занятнее. Он позвонил и пригласил ее к себе. Она, конечно же, поехала.

Он вскочил ей навстречу, и далее все пошло своим чередом — щелчок замка, объятия, поцелуи.

Все как всегда! Кабинетные романы были ей знакомы до мелочей. Неужели мужчины все такие?

Когда они пытаются тебя раздеть, потеет лысина, от спешки в штанинах путаются ноги. На кожаном диванчике жутко неудобно, и дверь периодически дергают снаружи, хоть рабочий день еще не начался.

Все случилось именно так, как она и предполагала. Ни звонить, ни встречаться больше не хотелось. Финита ля комедия, как говорится.

Была еще одна попытка.

Он позвонил сам, директор компании, в которой ровно год она издавала журнал. Тогда, несколько лет назад, она быстро разорвала деловые отношения и не жалела об этом. Причиной послужили неграмотные, по ее мнению, решения руководителей (например, закрытие одного из перспективных проектов).

Руководством были как раз этот финансист и его заместитель — женщина Лериных лет, которая воображала себя крутым юристом. Она упивалась властью. Принимала на работу, анализируя резюме и портфолио, обещая хорошую оплату, а увольняла, мотивируя нехорошим поведением и якобы лежавшей в мусорной корзине бутылкой из-под пива. Причиной была всего лишь связь с директором и желание оградить его от конкуренток. Наблюдать за всем этим было смешно.

Финансист позвонил и пригласил в гости. Взяв с собой коньяк, она вызвала такси и вскоре была у дверей офиса.

Отчеты, ноутбук, карандаши, тонкие папки с платежками, толстые папки с проектами, наброски и эскизы на плотной бумаге, пара ежедневников, перекидной календарь — все было свалено на подоконник, видимо, в том порядке, в каком и лежало на рабочем столе, где нынче красовалась скатерть-самобранка.

В этот вечер Бог послал финансисту розовую ветчину, свежие помидоры, молодые огурчики и соленые огурчики, куриные окорочка с зажаренными боками, сырокопченую колбаску и бутылку греческой Метаксы.

Не успев сказать первый тост, бизнесмен полез целоваться, излагая скороговоркой свое восхищение: «Какая же ты красивая! Как я не видел этого раньше?» И дальше все в том же духе, со множеством метафор и эпитетов, с лихорадочными движениями давно не видавшего секса супруга-подкаблучника.

«О, Боже, все одно и то же! — думала Лера. — Ах, этот Бэкингем, и он такой, как все мужчины!» Она усмехнулась, вспомнив фильм «Три мушкетера». Там королева Франции была очень расстроена — ее любовник, английский герцог, думал только о себе, как и все мужчины.

Все произошло возле рабочего стола на мягком офисном кресле.

В ночном офисе в центре города за закрытыми жалюзи, возле заваленного газетами и папками подоконника, немолодой, выдыхающий коньячные пары, ловелас совсем не думал о серьезности отношений, это она размечталась о кренделях небесных!

Этот мужчина, как и важный человек, тоже обещал снять квартиру для встреч и сделать все, что она пожелает.

Вот такой была очередная попытка. Это было достаточно давно, но после визитов к важному человеку и финансисту Лера больше не ездила ни к кому в гости…

Такие отношения были у нее с мужчинами, которые время от времени появлялись, а затем с треском проваливали установленные ею тестирования.

Но был один привередливый педант, гигант мысли, ухоженный и честолюбивый Ванька, Иван Белов, который перманентно присутствовал в Лериной жизни, то исчезая, то появляясь.

Она подумала о нем и подошла к зеркалу: под глазами черно, морщинки тоненько собираются к вискам.

В тот год и зима, и ее окончание были просто фееричными. Снег, ветер, циклон в марте… Из дома не выйдешь. В такие дни она себя ненавидела и в зеркало предпочитала не смотреться, хандрила. Если б он только знал, что Лере снятся эротические сны с ним в главной роли, как она мучается осознанием своей неполноценности на фоне его заумных идей.

С этим мужчиной у нее тоже были неудачные отношения. Когда-то они вместе учились, но потом каждый занялся своим делом. А через двадцать лет случайно встретились.

Как Иван попал на пресс-конференцию по вопросам недвижимости? Как занесло звезду бизнеса на столь заурядное сборище?

Оказалось, что он хотел всего лишь купить новую квартиру и пришел к знакомому директору агентства недвижимости, чтобы подыскать подходящий вариант. Всего лишь! Но тот был на мероприятии, и Иван отправился за ним.

Как бы там ни было, случай определил их встречу. Конференция заканчивалась, когда Белов приоткрыл дверь, их взгляды встретились. Шагнул в зал, присел рядом, а потом достал телефон. Вскоре ей пришло сообщение: «Очень хочется есть, не составишь компанию?»

В битлз-барчике, где кормили вкусными обедами, Лера и Иван поели, поговорили, вспомнили молодость. Была упомянута Молдова, стройотряд, агитбригада и даже пресловутая одна вагонная полка на двоих, где они уснули вместе без всяких мыслей, счастливые от солнца, дружной компании и молодости.

Ко времени их встречи Лера успела закрыть свой журнал, поработать в известном информационном агентстве и в нескольких издательствах. Она уже однажды вышла замуж, открыла и позорно закрыла свой бар за долги, побывала в финансовой милиции, успешно пережила две описи имущества и истрепала нервы в ненужных любовных отношениях с мужчинами. Послужной список, так сказать…

Это были недолгие взлеты и почти фатальные поражения. А сегодня из плюсов остались только две дочери и написанная книга о гражданской авиации.

Вторая встреча была назначена Иваном.

— Полетишь со мной в Москву? — спросил он, позвонив в один из весенних вечеров.

— Да, — сказала она, даже не спросив, зачем лететь так срочно.

— Билеты я взял. Вылет в восемь утра, — отрезал он и положил трубку.

Лера села на полосатый диван и сидела так минут семь, не понимая, что вообще это было.

Всю ночь она ворочалась, представляя, как они будут лететь в самолете, их кресла будут рядом, и она станет исподтишка смотреть на его рыжий профиль на фоне облаков в иллюминаторе. Потом он скажет: «Ты поезжай в отель, водитель ждет. Я еще по делам, буду позже». Лера решила, что будет слушаться его во всем… Ситуация настолько заинтриговала, что она совсем не выспалась.

Представляла она все напрасно, ничего из придуманного не случилось, потому что не было ни самолета, ни Москвы, ни гостиницы. Иван попал в больницу с переломом ноги.

Лера встала в пять утра и принялась собирать небольшую дорожную сумку. Через десять минут должна была подъехать машина, но тут зазвонил телефон, и незнакомый голос сообщил, что Иван находится в больнице. Какая-то машина столкнула его на тротуар, и он сломал ногу!

Лера вызвала такси и помчалась в больницу сломя голову, захватив все, что было в квартире вкусного.

Он лежал на высоких подушках, нахмурив брови и выставив предавшую его ногу, Лере он напомнил уставшего бегемота. Увидев ее, рассердился, но она все равно стала к нему приезжать, привозить бананы, яблоки, бульоны. Вот так они и слетали в Москву…

«Ну и хорошо», — подумала она тогда. Потому что было очень страшно начинать очередную главу своего романа. Она слишком хорошо помнила, как ее предавали. Это было давно, но очень больно!

В детстве Лера была непослушным ребенком, а ее переходный возраст длился долго и доставлял неприятности матери: дочь не хотела мыть полы или чистить картошку, прыгала с крыши сарая, подговаривала подружек сбегать с уроков…

Но однажды с Лерой произошло что-то невероятное, кардинально изменившее ее жизнь. Начиналось все очень романтично, и от переполнявших чувств она летала как на крыльях. А закончилось поражением, оставившим на всю жизнь эрозию в душе, которая долго не заживала, хоть Лера очень старалась ее вылечить. Она запомнила все это и дала себе обещание никогда не слепнуть от чувств, не идти на поводу у эмоций и не принимать скоропалительных решений.

Кажется, была зима, и они с учителем истории Максимом Николаевичем решили издавать литературный альманах.

Учитель был невысок ростом, с уже намечавшейся лысиной и полными губами. И акцент у него проскакивал какой-то деревенский — мягкий звук «с» и глухой «г» (в общем, он был настоящим белорусом и любил поговорить на роднай мове). Но ни внешность, ни произношение не имели абсолютно никакого значения.

Его нельзя было не любить, нельзя было не слушать, к нему нельзя было не прислушиваться. Все, что он говорил, было просто и неоспоримо. Учитель знал много интересных историй. Даже двоечники, с которыми другие преподаватели не могли справиться, на уроках истории сидели молча и ловили каждое слово Максима Николаевича.

Однажды после уроков они допоздна работали над альманахом, а потом учитель взял ее на репетицию школьного ансамбля, где играли на гитарах и пели ребята из 10 «А». Этот случай перевернул все с ног на голову.

Трое ребят в актовом зале были так увлечены, что даже не заметили прихода гостей. Аккорды звучали то в унисон, то перемешиваясь и превращаясь в некое электронное «кваканье». Потом мальчики начали спорить, перебивая друг друга.

— Здесь «ми», я тебе говорю, ты что-то перепутал!

— Привет, парни! — сказал Максим Николаевич.

Музыканты замолчали и уставились на пришедших.

— Добрый вечер, — нестройно ответили они.

И тут Лера увидела Виктора: длинное лицо, выразительные глаза и светлые коротко подстриженные волосы. Весь такой длинный и худой, смотрел внимательно и держался с достоинством. Видно, этим ее и покорил.

Теперь Лера думала только о нем. В актовом зале с горящими глазами она наблюдала за мальчиками в джинсах-клеш, и гитарные аккорды приводили ее в восторг.

Лера и сама занималась в местной музыкальной школе, любила Моцарта, играла на баяне и фортепиано. Поэтому репетиции школьного ансамбля так нравились ей.

— Привет, — сказал Виктор в один из дней. Он стоял у окна на коридоре и поглядывал на часы — она опоздала.

— Привет, это тебе, — Лера сунула ему в руку сложенный листок бумаги. Там было новое стихотворение, осеннее и восторженное.

— Спасибо, — он улыбнулся. — В субботу будем играть.

— Знаю, я так жду этого вечера.

— Я тебя провожу потом, — сказал он, и ее щеки мигом запылали.

Лера старалась выглядеть современно, только модно одеваться все равно не получалось. Родители жили небогато, купить новое платье маме было не под силу, да и уговорить ее было сложно.

Рядом в поселке жила Жанна из параллельного класса. Часто они вместе ходили домой из школы, вдвоем отправились и на вечер. Жанна была одета не в пример Лере: кримпленовый рыжий костюм, туфли на «манке». Ресницы накрашены, конопатые щеки припудрены.

Ах, что это был за концерт! Но Лера ничего не видела вокруг, ждала только выступления ансамбля. Ребята пели восхитительно, а она видела только их, вернее, только его!

Наконец начались танцы, и мальчики стали приглашать девочек. Жанна улыбалась и стреляла глазами по сторонам.

— Девушка, разрешите пригласить вас на танец!

Перед Лерой стоял Максим Николаевич, и она даже сразу не поверила, что обращаются к ней. Его приглашение было громом среди ясного неба, дорогим подарком.

Они потанцевали некоторое время молча.

— Лера… Лера, ты меня слышишь?

— Конечно, Максим Николаевич.

— Я хотел тебе сказать… Ты поосторожней.

— О чем это вы?

— Я о тебе и о Викторе… Ради Бога, не обижайся…

— Так что делать осторожно? — у нее перехватило дыхание, будто облили холодной водой.

— Понимаешь, то, что вы дружите, это хорошо, конечно. Но не увлекайся так!

— Я не… не увлекаюсь, — промямлила она и почувствовала, что глаза наливаются слезами.

Неужели это так заметно? Ну конечно, заметно! Как же иначе? Они же встречаются на переменах, она пишет стихи и отдает их сразу же читать. И где гарантия, что Виктор не хвастается этими стихами перед своими друзьями? Нет, он не может…

Лера вдруг почувствовала себя униженной глупышкой. Столько времени глаз с него не спускала. Конечно, это видели все!

Значит, Максим Николаевич пригласил на танец, чтобы предостеречь, пожалеть, а совсем не потому, что хотел с ней потанцевать!

Еще немного поговорили о ее стихах, об альманахе, который вот-вот должен быть напечатан на школьной печатной машинке «Украина», о том, что последний год учебы пролетит очень быстро, и нужно будет поступать в университет. Он сделал все, чтобы она не обижалась, остыла, отвлеклась. Танец закончился.

А потом Виктор пригласил Жанну, глаза которой смотрели победно и холодно, как у полководца, захватившего ранее неприступную крепость. Его глаза излучали восхищение и покорность!

Вот и все. Жанна завоевала его, «мальчишку в клешах с гитарой», пока Лера писала стихи. А самое главное — и она была уверена в этом! — Жанна нисколечко не любила Виктора, ей было просто любопытно испытать свои силы и победить! Лера заметила, что одноклассники, особенно девочки, смотрят на нее с сожалением, а кто и с насмешкой. Стало очень обидно…

Вечером они с Жанной шли домой, перебрасываясь фразами, как мячиками через невидимую сетку, которая разделяет на своих и чужих.

— Лера, как тебе вечер?

— Ничего, все очень мило, — ответила она.

— Виктор такой смешной! Мы как-то гуляли и говорили о тебе, — Жанна улыбнулась очень дружелюбно. — Знаешь, он очень за тебя переживает. Он давал мне читать твои стихи, — она даже заговорщицки понизила голос.

Лера мгновенно покраснела. Получается, что они гуляют вместе очень давно да еще и говорят о ней! Значит, Жанна все это время знала Лерину тайну. Все это было похоже на страшный сон.

Она была слишком доверчива, откровенничала, посвящала его в свои планы. А тот пересказывал все это Жанне, советовался, как сделать, чтобы Лере не было так больно. И они вместе искали решение…

Это было так давно, но все равно еще болело!

Вот и теперь она думала об Иване и боялась, что унизит себя признаниями, а потом станет посмешищем как в детстве.

Нельзя, нельзя ему ничего говорить! Нужно скрывать и подавлять свои чувства, как это делали благородные девицы, которых за малейшую провинность лишали прогулок. Они жили в аскетических дортуарах, где температура воздуха была не выше плюс восемнадцати.

После очередного разговора с Беловым Лера запиралась в своей недавно отремонтированной комнате, обои для которой выбирала под цвет любимой кошки. Выпивала сто грамм коньяка и начинала вспоминать, как он на нее посмотрел, как подавал пальто, как у него смеялись глаза, когда она спрашивала о чем-то.

— И еще один вопрос, — говорила она.

— Нет, замуж я тебя не возьму, — отвечал он и улыбался.

Подобные шутки заставляли ее краснеть, и этому были причины…

Лера приходила к Ивану, делилась своими проблемами, и он оттаивал, отодвигая на задний план свою серьезность. Начинал рассказывать о работе, планах, новых проектах. Выходили во двор офисного здания, курили и болтали. Он так шутил, что она не могла удержаться и начинала хохотать.

— Если сделать сайт, на котором будут непрерывно транслироваться в живом эфире мировые новости? Как телевизор, только круче! Представляешь, я вчера пристегнул смартфон на лоб и так везде ходил, — он нахмурил лоб и пришлепнул его ладонью. — Пришел в кафе, заказал еду — все смотрели на меня как на дурака! Но потом привыкли и перестали обращать внимание. Зато результат — у меня запись очумелых людских взглядов, — и он опять смеялся.

Было весело, но, когда разговор заходил о них с Лерой, он словно закрывался на замок. Получалось, что одной рукой притягивал ее к себе, а другой — отталкивал.

Иван был недосягаем, непробиваем, и оболочка его независимости, как панцирь столетней черепахи, не пропускала попытки донести Лерину правду: мне очень комфортно с тобой, я бы осталась рядом…

На 8 Марта Белов написал в скайпе.

— Извини, что не поздравил тебя очно. Щеку разнесло. Зуб. Наверное, воспаление костных тканей.

Она сразу представила себе его ровные белые зубы и ухоженные руки. Да, воспаление… Это у нее воспаление.

Иван был известным политологом и бизнесменом. А раньше — еще и издателем, учредителем скандальных газет, журналисты которых никого не боялись.

За последние лет двадцать Белов сделал ровно столько, чтобы стать знаменитостью и заслужить гнев сильных мира сего, добиться успеха в бизнесе, все потерять и найти силы начать сначала. Сильный мужчина, популярный среди красоток, которые ему постоянно названивали.

Скандальные газеты были закрыты все до одной, а он с улыбкой декабриста говорил в интервью: «Да, я потерял все, но меня не упрекнешь в том, что я сдался».

Иван был намного умнее ее, разбирался в экономике и политике получше, чем она в компьютере. Носил дорогие пиджаки от знаменитых кутюрье, общался со «звездами» и сам был недосягаемой величиной, загадочным мужчиной.

Как-то Лера через много лет после окончания университета нашла его в социальных сетях и вспомнила, как сто лет назад их стройотряд ехал из Молдавии после трех месяцев работы. Они занимали весь вагон, чумазые, счастливые и в то же время грустные (очень не хотелось уезжать). Иван пел песни, перебирая струны уже по инерции. Никто не ворчал, чтобы дали поспать, никто не ссорился — за лето все уже привыкли друг к другу. А спали вповалку на верхних полках, на нижних ехали бодрствующие.

Когда уже не было сил петь, сидеть, хохотать, грустить — они завалились вдвоем на одну полку и проспали до Минска.

Тогда было все просто — подготовить концерт агитбригады и победить, не спать ночами, работать до упаду, и так же «до упаду» пить вино. А самое главное — никто не хотел много денег: работали за первое место, за лучший статус, за эмблему на штормовке. Теперь уже все и забыли, что это такое — штормовки.

И не так давно, когда они встретились на пресс-конференции, Лера почувствовала, что теперь она не из его тусовки…

Целый день моросил дождь — весна наконец-то опомнилась и начала свою работу. Лера смотрела в окно и думала об Иване, о том, что боится его. Все дело в том, что не только давняя дружба связывала их, но и случившееся два года назад…

Был ноябрь, холодный, хмурый и ветреный.

Осень разбушевалась так, что зонтики не выдерживали дождя и ветра, а в метро валялись оторванные подметки ботинок. В вагонах ехали люди: бледные уставшие лица с городской синевой под глазами.

Дела у него шли из рук вон плохо. Девальвация. Люди стояли у обменных пунктов — всем срочно понадобились доллары.

Они переписывались по скайпу, Белов самокритично называл себя неудачливым бизнесменом, она спорила и отчаянно доказывала, что это не так. Все изменится, будет хорошо.

О его состоянии догадалась по сообщениям. Поэтому спросила: «Тебе помочь? Приехать?» В ответ получила: «Угу». Быстро собралась и вызвала такси, повторяя про себя адрес, купила по дороге еды — вдруг голодный?

Квартира поразила множеством комнат, евроремонтом. Кухня была завалена грязной посудой, в холодильнике — только яйца и масло, на плите — ничего. Горячей воды нет.

«Так вот как ты живешь, северный олень!»

Ее охватило чувство жалости, желание помочь и спасти — как и у всех славянских женщин.

— Пьешь?

— Пью…

— Давай-ка ты поешь.

— Да не надо, не хочу я.

На столе бутылка «Немирофф», рюмка, сигареты и ноутбук.

Лера поставила на огонь кастрюлю с водой для пельменей, осмотрелась — на полу стояли пустые бутылки.

Как давно она хотела ему помочь! Но вокруг толпились длинноногие красотки и журналисты. А теперь ему нужна помощь, нужна сама Лера, остальное не имеет значения.

Иван ел, не отрывая взгляда от ноутбука, глаза его были уставшими и стеклянными. А в окошке скайпа светились непрочитанные сообщения.

— Давай выпьем за наше прекрасное советское студенческое время!

— А давай!

Разговор пошел о прошлом. Потом еще, кажется, о чем-то долго спорили…

Ночь провели вместе. Смесь горечи, недовольства собой, болезненной благодарности и жалости притягивали Леру к нему.

В эту ночь они стали друг для друга спасательными жилетами.

«Нет, я не хочу тебя терять, я хочу помочь тебе во всем, хочу обнять и успокоить. Не буду говорить лишних слов, я понимаю тебя и приму таким, какой ты есть. Нет, ты совсем не Бэкингем, ты не такой, как все мужчины…» — думала она.

Страсть накатывала с ускорением, как будто поезд трогался с места, набирая километры, и вот-вот наступит момент, когда остановить его уже не получится! Нужно ли было садиться в этот последний вагон? И куда мы сейчас едем? Но вот уже за окном мелькают первые незнакомые сады и поля… Остановить? Повернуть стоп-кран? О, нееет! Она ждала этого момента много лет, и теперь пусть будет что будет!

Лера почувствовала, как сердце бьется в грудную клетку, как начинают гореть щеки и уши, а внутри, наоборот, — все холодеет.

За окнами уже свистел ветер, и состав мчался во всю силу, он был скорый этот поезд! И было очень важно доехать до места без потерь…

Они забыли обо всем на свете. Как будто хотели вернуть ту ночь, которая не состоялась много лет назад. Спешили наверстать упущенное и ничего не пропустить. Она хотела вспомнить его запах, руки, волосы, плечи… Все оказалось таким близким, желанным. Во всех его движениях было столько нежности, что она не понимала, как холодный и бесчувственный Иван может проделывать такое?!

Слишком давно она не испытывала ничего подобного, а здесь были прикосновения, умноженные на чувства.

Перед коротким сном она произнесла то, что не сказала бы никогда, если бы не испугалась его непробиваемости и того, что мучило ее много лет — возможности унижения.

— Этого больше не будет. Никогда!

— Почему?

— Потому что я давно уже не сплю с мужчинами, я люблю женщин.

Как ей пришло такое в голову? Откуда?! Из американских фильмов? Немолодая, далеко не стройная, напичканная комплексами, как пасхальный кулич изюмом, упрямая женщина. Ненавидящая свою слабость…

«Зачем я ему? Уж лучше останусь давней знакомой, которая иногда приходит в твой роскошный мир, но не любовницей, требующей от тебя внимания и признания!» — думала она.

После единственной совместной ночи Иван предпочитал не думать о том, что произошло, но совсем не думать не получалось. Чтобы быстрее забыть, познакомился с молоденькой девушкой, одной из тех, которых всегда возле него вилось несметное количество. Каждая старалась понять его, но никто не видел за непробиваемостью характера нежелание впускать в свою жизнь хоть какие-то признаки отношений, неготовность нести ответственность за чье-то благополучие. Зачем ему такое бремя? Ведь так хорошо делать только то, что хочется: работать, сколько душа пожелает; валяться в постели, превратив ее в берлогу.

Они познакомились на дне рождения общего знакомого. Когда Ирочка вместе с подругой вошла в зал ресторанчика, у него перехватило дыхание — так она была похожа на известную актрису! Такая же улыбка, ямочки на щеках. Ослепительная, великолепная, тонкая и стильная.

Подруги сели напротив него, обе с прическами «под панков», уложенными у какого-то дикого стилиста, склонились друг к другу и пошептались немного.

В небольшом, но уютном ресторане «У Петровича» погасили огни замысловатых люстр, зазвучала музыка. Она довольно быстро надоела бы, если бы под нее не «зажигали» стройные подружки.

Неожиданно ему стало не по себе. Куда его занесло? Он даже посмеялся про себя. Танцы какие-то, девушки вокруг совсем молоденькие! Вырос он уже из этого, не было у него времени на медленные танцы!

Ирочка была смешливой и умненькой, она почти не умела готовить, зато делала неплохие дизайнерские эскизы, любила рисовать и пела песни под гитару. Она изредка приходила в его холостяцкую квартиру, где от минимума мебели в высоких потолках жило эхо, кухня походила на ресторанный зал, а в ванной можно было устроить выставку мужской косметики.

Он превратил квартиру в дот, недоступный для несмышленых пигалиц и случайных знакомых. Дот был просторный, и все в нем было организовано именно для его жизни. На огромных окнах никогда не опускались жалюзи, цвет мебели не раздражал, и на кухне все было под рукой.

Недавно в этом доте побывала та, у которой не было ямочек на щеках и тонкой фигуры. Зато от ее наивности, стыдливого румянца, правды в глаза, черного юмора и тонких пальцев в серебряных кольцах он приходил в необъяснимое волнение. Благо, никто пока этого не замечал, недаром Иван слыл неприступной личностью.

…Он вышел из ресторана покурить и понял, что лето уже тут. Ветерок доносил откуда-то запах скошенной травы. Девушки надели короткие майки, открывшие пирсинговые пупки. Уличные коты щурились на солнце, которое жарило вовсю, несмотря на вечер.

Иван курил и лениво улыбался. Ему было хорошо. Потому что лето, потому что солнце…

Компания вывалила во дворик, нарушив тишину, а Иван сдунул невидимую пылинку с плеча и стал спускаться в погребок ресторана.

— Ванечка, ты бы хоть для приличия постоял с нами, а то какой-то надутый! Может, что случилось у тебя? — жена приятеля состроила обиженные глазки.

— Угу, шарик думал, что в него вдохнули жизнь, а его просто надули. Да ничего особенного, проект назревает серьезный, вот и думаю…

Девушки захохотали над его шариком, краем глаза он заметил, что новенькая стрельнула в него оливковыми глазами, а смех ее был самым юным.

Он презирал свечи и воздушные замки. Любил скромных и амбициозных, тихих и импульсивных, смешливых и серьезных. Главное, чтобы они были настоящими и достаточно умными, чтобы потом не надоедать ему и не звонить каждый час. Он любил, когда играют в меру, и не любил, когда заигрываются.

Бедная маленькая пташка, она даже не знает, что ее полет обречен на падение: чем выше первое, тем больнее второе. Сколько было этих птичек, залетевших на огонь и обжегших сизые крылышки.

Вот как все начиналось. А закончилось именно так, как бывало обычно. Ему стало с ней скучно, до боли в висках, до бешенства, до тошноты, и он ничего не мог с собой поделать!

Начинался май, необычно жаркий. Кот неподвижно лежал на балконе после тщетных попыток поймать хоть одного жука. Ему, как и хозяйке, было скучно и лень делать что-либо без острой необходимости. Кому нужны эти жалкие потуги, ведь на кухне в мисках насыпаны нежные подушечки корма?

Кошка была не такой ленивой. Однажды она даже поймала молодого голубя, загнала за диван и уже вцепилась зубами в крыло. Хорошо, что в эту минуту в комнату вошла Лера и спасла птицу.

Вероника пришла, как всегда, не вовремя — Лера уже спала. Звонок заверещал в тишине так неожиданно, что она подпрыгнула.

Неугомонная подруга могла позвонить и приехать в шесть утра или в одиннадцать вечера и спросить: «Привет, ты почему не спишь?» После таких приветствий хотелось написать на ярком стикере: «Отключай на ночь телефон!» и повесить над кроватью. Но пятнадцать лет — это срок. Именно столько подруга уже присутствовала в ее жизни.

— Дай шесть рублей, скину с балкона таксисту, я договорилась, он поймает.

Она могла договориться с кем угодно и о чем угодно.

— Ты с ума сошла! Зачем рассказала все Ивану? Ему до тебя и дела нет! Лучше бы связалась еще раз с Володиным! — услышав последние новости, скороговоркой выпалила она уже на кухне.

— Какая разница? Хуже не будет, может, он действительно узнает хоть что-нибудь об этой парочке…

На кухне было открыто окно, доносились разговоры из соседнего двора и стук поезда со станции, которая находилась в двух кварталах от дома. У маленьких двориков есть такое преимущество — когда наступает ночь, слышны все, даже самые тихие звуки, даже если они возникают далеко.

— Все, Вероника, дай жизни!

— Ага, значит, ты хочешь сказать, что я просто не дала тебе понежиться в постели! Ну и оставайся, отсыпайся! Если не понимаешь, что я помочь тебе хочу!

— Ты бы очень помогла, если бы подключила знакомых ментов. Они бы разузнали, что это за люди, которые сразу после… этого случая исчезли из поля зрения всех окружающих! Всех!

У Вероники много лет был один любовник, который работал в милиции. Она легко расставалась с мужчинами, и ей как-то удавалось сохранить с ними дружеские отношения. А Глеб то появлялся, то снова исчезал, но все равно оставался, и она даже подружилась с его женой. Оба — Вероника и Глеб — не зависели друг от друга, не давали обещаний и клятв верности и при любом удобном случае встречались на нейтральной территории.

Глеб помогал ей в самых разных делах, а однажды вернул водительские права, изъятые в ее День рождения при весьма пикантных обстоятельствах…

Был час ночи, когда Вероника взяла мобильный и стала набирать номер.

— Только не это! — крикнула Лера, не раз испытавшая на себе, что такое ночной звонок. Но было уже поздно, Глеб ответил.

Он выслушал сбивчивую болтовню подруги и сказал, что информацию принял к сведению.

Утром Глеб пришел в свой кабинет, закрыл дверь на ключ и набрал хорошо известный номер областного отдела МВД. Ему повезло — коллега по цеху подполковник Сан Саныч Верблюдов был на месте.

— Ну, здоров, коли не шутишь! — сказал он. — Что за потребность возникла? Или в баньку с девушками захотелось?

— Саня, не до шуток! Нужна твоя помощь. Давай встретимся в «Рыбе».

— Хорошо. По всему видать, тебе сильно приспичило что-то узнать, раз так просишь. Только после работы, часов в семь.

Придорожное кафе называлось «Рыба рядом» и стояло на пути из города к морю. Место было прикормленным, директор — армянин Рубен — всегда встречал Сан Саныча с улыбкой и масляными глазами. Ведь в друзьях у подполковника были: санстанция, пожарники, налоговая и еще с десяток служб, которые могли «сделать больно» любому городскому заведению.

Перед приятелями был накрыт стол — свежий лосось, водка, овощи и фрукты.

Верблюдов был лысый, грузный и большой как холодильник. Рубен даже специально отодвигал для него соседний столик. На стенах висели чучела рыб и зверей, а еще оленьи рога. Видимо, предполагалось, что в заведении собираются не только рыболовы, но и охотники. Почему-то эти рога всегда оказывались над головой у Сан Саныча, так как он любил сидеть спиной к стене.

Подполковник встречался здесь со своими информаторами из преступной среды и пил водку с приятелями по службе.

Глеб и Сан Саныч были знакомы давно и часто помогали друг другу.

Лет десять назад на территории вверенного подполковнику района произошел случай, который Глеб запомнил на всю жизнь. Местные сантехники ремонтировали канализацию и, «вследствие своего нетрезвого состояния», как было написано в протоколе, провалились в люк.

Жена Глеба тогда была в Ялте или Гаграх, он потом все время забывал, как назывался тот город, наверное, от пережитого стресса.

А сам майор (тогда еще капитан) в это время возвращался в город с дачи, где отдыхал с двумя приятелями. Проезжая мимо районного исполкома, они увидели симпатичную женщину, которая рыдала и заламывала руки, и при этом смотрела куда-то вниз. У нее были растрепанные светлые волосы до плеч и короткий сарафан (стояла невыносимая жара).

Глеб, будучи джентльменом, остановил машину и пошел узнавать, что случилось. А надо сказать, что мужчина он был видный и знал себе цену. Вот и тогда, желая произвести хорошее впечатление и успокоить молодую особу, он молча обнял ее за плечи, но тут резкий запах из люка ударил ему в нос. Захотелось бежать, не оглядываясь, но как оставить женщину в беде? Показаться трусом было стыдно, и он решил действовать.

В открытом канализационном люке уже не было никакого движения, но Глеб сразу понял, что там кто-то есть, и этого кого-то нужно срочно спасать.

Когда приятели увидели, что Глеб в зной надевает непромокаемый защитный костюм, в котором ходил на рыбалку, а затем и противогаз, подумали, что тот спятил. Сказать друзьям Глеб ничего не решился и пошел как можно скорее к люку, хоть быстро и не получалось. Он переставлял ноги словно терминатор.

Резкий неприятный запах распространялся вокруг. Люди, не доходя до здания исполкома, поворачивали в сторону подземного перехода. В ближайших домах, несмотря на жару, закрывали окна.

Со стороны картина выглядела потрясающе: по шоссе шел человек в химзащите и противогазе, оставив в машине ошарашенных парней. А из проезжающих мимо автомобилей высовывались любопытные водители и пассажиры. Некоторые останавливались, принюхивались и оглядывались вокруг, подозревая, что городок постигла вражеская газовая атака. А потом быстро уезжали.

Если опустить не очень приятные подробности, то можно сказать, что дело закончилось благополучно. Когда приехал Сан Саныч, пьяницы-тунеядцы-алкоголики были уже «на суше», рядом стояла скорая помощь, милиция и служба МЧС. А Глеб, выполнив свой служебный и гражданский долг, лежал без сознания, возле него хлопотали врачи.

Этот случай, и особенно благодарность майора за устранение чрезвычайной ситуации положили начало крепкой мужской дружбе.

К слову сказать, Глеб так и не смог встретиться с аппетитной блондинкой. Как только вспоминал обстоятельства знакомства, что-то стопорилось у него внутри.

— Ну, рассказывай, что там у тебя приключилось! — сказал Сан Саныч и аккуратно взял с блюда бутерброд с красной рыбкой, стараясь не раздавить его толстыми, как бананы, пальцами.

— Саныч, может, ты вспомнишь… Лет десять назад по твоему району должна была проходить ориентировка на Александру Занозову.

— Что, зазноба твоя, что ли? — хохотнул подполковник.

— Как раз наоборот, зазноба не моя, а моя зазноба ее разыскивает.

— Что?! Зачем твоей зазнобе эта заноза? — подполковник явно издевался над Глебом.

— Занозова, — поправил майор. — Это мошенница, которая замешана в каких-то темных делах…

— Подожди, подожди… Это не та ли оторва, которая воровала вагонами? Или нет, фурами, кажется! Вот же увертливая, всем отделом ее ловили, выслеживали, в засадах сидели. Так и не поймали, как сквозь землю провалилась. Как змея улизнула! Да, помню такую, там что-то было про БАДы, фирма-то здоровьем занималась. Своим! А для своего здоровья нужны денежки. Давай поднимем за здоровье, — и Сан Саныч налил в рюмки водку.

Мужчины смачно крякнули, как два селезня, и закусили грибочками.

— Так ты вздумал снова ее ловить?

— Понимаешь, Саныч, тут выяснилось, что вместе с ней, этой Занозовой, орудовал еще один тип, и, если покопать в этом направлении, можно закрыть обоих. А тебе за это могут и звездочку добавить. Ох, и замочим тогда! А, Саныч?

У приятеля глаза заблестели еще больше, он пару секунд подумал и, как будто решившись, махнул рукой.

— Ну-ка, давай, выкладывай, что там за тип? — и Саныч опрокинул еще одну рюмку.

Надо сказать, что Глеб отличался необыкновенной красноречивостью. Если мало кто из его окружения мог связать в удобоваримое предложение какое-то количество слов, то он сам был краснобай еще тот. Вероника называла его «птица-говорун».

В этот раз он понял, что нужно как можно скорее все рассказать, пока подполковник еще мог слушать. И Саныч, отвечая на его вопросы, загорелся воспоминаниями. Ведь Занозовой занимался его непосредственный начальник Червяков, который уже уходил на пенсию. Поиски мошенницы были его «последней песней», так сказать, но вот не спелось…

Что тогда помешало раскрыть воровские аферы, Саныч знать не мог, но точно помнил, что Червяков еще ездил на место гибели компании «Добавь здоровья!», потом на место «крушения» второй фирмы, из которой удачно испарились биологические добавки.

— Понимаешь, какая штука… Мы всегда подбирались к ней очень близко, но она каждый раз ускользала! Я точно помню, где мы потеряли ее след! Это было где-то здесь, — и он оглянулся, а Рубен в своем укрытии за стойкой бара съежился.

Подполковник гремел утробным басом, заглушая блеяние в динамике попсовой певицы, а немногочисленные посетители «Рыбы» уже с опаской косились на угловой столик.

— Где — здесь? Саныч? Что ты кричишь? — Глеб почувствовал внутри холодок, который накатывал, когда разгадка была рядом, и ему было необходимо только что-то немножко додумать и вспомнить…

— Мы потом вышли на каких-то строителей санатория, в котором она вроде бы работала, стали узнавать, среди сотрудников ее не нашли. Ааа… потом еще рыбалочку устроили на берегу Минского моря, пару ребят с нами было… Оох, и порыбачили! И они говорили, что помогут… — у Саныча уже явно было не то состояние, при котором можно было что-то вспомнить.

— Так помогли? Нашли?

— Неее, сказали, что не было такой… Один чудак, который там тоже работал… — говорил засыпающий Саныч, когда охранники Рубена вытаскивали его из-за столика под рогами и усаживали в машину. А сделать это было непросто! Велик и неуклюж был подполковник.

В машине Глеб сквозь мутную дрему вспоминал рассказ Вероники и сопоставлял с тем, что говорил Сан Саныч. Время и место совпадали, но вот люди! Кто были те люди, которые якобы хотели помочь, но не помогли? Где их искать через столько лет? И Глеб решил попробовать найти Червякова, который руководил операцией и ушел на пенсию, не допев «последней песни».

На следующий день, придя на работу с литром минеральной воды и шипучим аспирином, Глеб снова позвонил подполковнику. Спросил для начала о самочувствии.

— Бу-бу-бу… Вчера было больно хорошо… А сегодня просто больно.

Продолжать вчерашний разговор было пока бесполезно, но Глеб все же спросил:

— Сан Саныч, попробуй вспомнить, кто там с вами был на рыбалке, а?

— Червяков был и два пацана из санатория. Сотовый Верблюда пришлю эсэмэской. Все, Глебушка, отстань, и так плохо…

Глеб сразу же набрал номер милицейского пенсионера и договорился о встрече, суть дела решив изложить не по телефону — знал он все эти прослушки и прочее. Хотя навряд ли кому-то был нужен Червяков, давно отошедший от дел и проводящий свой заслуженный отдых на даче.

Вот же родители удружили будущему светилу сыска, дав ему столь звучное имя при такой приземленной фамилии! В детском саду мальчика дразнили, конечно, червяком, в академии милиции — книжным червем, а в следственном отделе — червивым сыскарем. Получалось, что человек с рождения мучился, потому что он все-таки Червяков, хоть и Аристарх.

Встретила Глеба моложавая, но печальная и хмурая, почти бесцветная женщина — жена полковника в отставке Аристарха Червякова. У нее была крупная грудь и тонкие щиколотки, выглядывающие из-под длинной поношенной юбки. Косынка повязана банданой, на лоб выбивался завиток соломенного цвета.

«Ох-хо-хо, — подумал Глеб, — кто ж их поймет, этих женщин? Фигура-то очень даже ничего, а сама — как фрукт лежалый. Но если приодеть, макияж навести, отмыть, причесать, а?.. Может, Червяков из ревности прячет от нее косметику и не разрешает красиво одеваться?»

Вокруг добротного мещанского дома с черепичной крышей росли яблони и груши, кусты смородины, сзади виднелись грядки. Все досмотрено и полито, все — как у пенсионеров, только намного богаче и просторнее.

На широкой веранде попыхивал трубкой сам Аристарх.

— Алиса, принеси-ка нам чайку, — сказал бывший сыщик (говорят, что бывших милицейских не бывает). — Присаживайтесь, милейший… Глеб, — и указал ладонью на соседний стул.

Такие стулья, кажется, назывались венскими. Каким-то образом гнули древесину, покрывали лаком, и получались этакие романтичные творения, похожие на вензеля в древних фолиантах. Всезнающая Вероника рассказывала, что их проверяли на прочность, сбрасывая с Эйфелевой башни.

Алиса неслышно удалилась, а потом так же беззвучно принесла поднос с пузатым чайником и две большие чашки. Глеб подумал, что все на этой веранде говорит о пенсионном возрасте хозяев дома: длинный стол, фигурные стулья, полковник с сыщицкой трубкой, и даже его жена, которой, как видно, уже ничто не интересно в жизни.

Разговор был недолгим, Червяков спросил, зачем Глебу понадобились данные о людях, которые когда-то работали в санатории. Выслушав объяснение собеседника, все же назвал одну фамилию, тот сказал спасибо и удалился. Тысячи людей с такой фамилией проживали в стране, и майор приготовился к долгим и кропотливым поискам.

Алиса проводила Глеба, кивнула на прощанье и закрыла за ним калитку. «Даже слова не сказала… Что за странные люди», — подумал Глеб и завел машину.

На завтра он рассказал о встрече Верблюдову, тот покряхтел немного и наконец выдал:

— Вот же Аристарх, а? Столько лет прошло, а он все с этой мымрой живет, и не скучно ему!

— Да подожди ты, Саныч! Скажи мне, ты помнишь того человека, который уверял, что мошенница Аллочка не работала в санатории? Ну, давай вспоминай!

— Николаев, кажется. Или Викторов… Он тогда на рыбалке сказал мне, что не знает никакой Занозовой. А потом его приятель подтвердил — не было ее там.

Глеб хотел приехать к Веронике с уже конкретными результатами. Поэтому решил сам найти людей, о которых узнал от Червякова и Верблюдова.

Через несколько часов он припарковал машину возле шлагбаума санатория и браво зашагал на рецепцию, где его встретила обворожительная брюнетка с идеальной прической и губками-бантиком. Она посмотрела удостоверение майора, нисколько не удивилась вопросам (или сделала вид, что не удивилась) и быстренько сообщила нужные ему сведения.

Все и дальше было бы прекрасно, и ничего бы не случилось, если бы Глеб не приехал в самое начало обеденного перерыва. На административном этаже, где располагались отдел кадров и бухгалтерия, все двери были закрыты.

Тут майором овладел сыщицкий азарт, и он стал бродить вокруг здравницы, присматриваясь к каждому кустику. Но нигде не увидел ни одной улики. Благоустроенная по последнему слову территория напоминала декорации к американским фильмам: чистые дорожки, кованые скамейки, ухоженные газоны, спортивные площадки.

Чугунный забор неожиданно закончился тропинкой, выходящей к морю, возле воды было тепло и пахло водорослями. Слева виднелась рыбацкая база, где ждали гостей деревянные и моторные лодки.

Майор пошел по тропинке и увидел маленькую деревянную бытовку, заросшую крапивой по самые окна. Земля вокруг нее была как будто выворочена танками далекой войны. В сумраке среди папоротника стало как-то не по себе, но он все же забрался на перевернутую бочку, стараясь увидеть впотьмах хоть что-то внутри домика. Включил фонарик в телефоне и посветил — весь пол бытовки был перекопан. Странно…

Внезапно раздался шорох, и Глеб почувствовал, как ему на голову обрушилась крыша строения. Где-то подло ужалила в руку крапива, а потом сыщика окутали запахи болота и сырости. Сквозь туман в голове ему померещилось, что заверещал от ужаса женский голос, и все исчезло…

Иван позвонил и сказал приезжать. Никаких лишних слов, никакого «Как ты?», ни тебе улыбки в трубку, ни тебе радостного (пусть совсем тихого!) слова! Педант, солдафон бизнеса, исследователь нефтяных котировок, медведь, бурбон, монстр!

Лера ехала и награждала обидными словами того, кому она когда-то сказала: «Это больше никогда не повторится!» Сама виновата, глупая, настырная, не умеющая делать бизнес и оттого не интересная для него женщина!

Они снова стояли, курили и щурились на солнце.

— Ванечка, ну как ты? — вопрос был искренний.

Но все же разговор напоминал игру. Как в теннисе — подача, мяч отбить, не пропустить, достойно ответить… Обратный бросок!

Например: «Я не понимаю, почему ты все никак не женишься? Вон сколько красавиц рядом!» — «Я люблю не очень молодых и даже не очень стройных» — «Значит, у меня есть шанс?» — «Жаль, что у меня нет его».

Конечно, тут был намек на ту единственную ночь, когда всё было, и… ничего не было. Но в их жизни как раз было это «всё»: воспоминания, солнце, встречи, весь мир!

— Я — нормально. Валерия, вот ты мне скажи, для чего тебе нужны люди, которые обокрали государство?

— Кто обокрал? Что плохого они сделали?

— Они воровали вагонами, как гражданин Корейко, и собирали в чемоданы миллионы — и не рублей, заметь!

— Иван, ты шутишь? Давай рассказывай! Чего тянешь, ей-богу?

— И в мыслях не было. Пойдем ко мне в кабинет.

На двух этажах офиса, просторного, как пятизвездочный отель, такого же чистого и современного, было прохладно и комфортно. Компьютеры, кофемашины, доски для конференций и цветные магнитики на них были предназначены только для побед на полях рекламных сражений.

Но занято было всего одно офисное место — девушка в джинсах и просторной блузе тупо смотрела в монитор, забросив ноги на соседний стол. Размахивала перед собой синей папкой, видно, только пришла и еще не опомнилась от невыносимой уличной жары.

«Ну и порядочки у вас, Иван Николаевич!» — подумала Лера.

— Дай уже чаю, что ли! — отдуваясь, попросила она.

Не поленился, сам приготовил и принес ароматный «Молочный улун»…

История оказалась более чем банальной. Миловидная девушка Саша окончила экономический вуз и отправилась зарабатывать свои первые деньги в компанию «Добавь здоровья!», торговавшую пищевыми добавками. А так как фирма была не слишком успешной, мало того — считалась почти банкротом, то в кучерявую головку пришла безобидная мысль — помочь со скорейшим банкротством. Лучше ведь отрубить собаке хвост одним махом, чем рубить по кусочкам!

Сашенька очень скоро стала в коллективе своей — общительная, добрая, исполнительная, в меру веселая и любопытная, она покорила буквально всех мужчин. На 8 Марта ей пришлось взять такси, так как увезти с работы на общественном транспорте подаренную охапку цветов она просто не смогла бы.

Дальше — больше! На новую сотрудницу обратил внимание директор компании, и это было настоящей победой!

Но, нужно отдать должное простой скромной девушке — она была всем довольна: кольцо так кольцо, сережки так сережки, квартира — значит, квартира… Ничего сверхъестественного Сашенька не требовала.

И вот в один прекрасный день в ООО «Добавь здоровья!» выехала фура из братской России с очередной партией продуктов, но до места дислокации не доехала. Директор оборвал все телефоны поставщиков, но те не снимали трубку, писал электронные письма, но интернет возвращал их назад, сообщая, что такие адреса не существуют. И тогда в срочном порядке он отправил в командировку человека, который до сей поры мог разрешить любую ситуацию. Это был, конечно, бухгалтер — девушка с ангельским бархатным голосом, ставшая для него близким человеком за каких-то три месяца работы.

И тут, как во всем известной булгаковской квартире номер пятьдесят, в офисе поставщиков исчезла и сама Сашенька. Директор очень переживал, не находил себе места, не спал целую ночь, а утром отправился в российский город Псков, где находился дружественный офис. Велико же было его изумление, когда, приехав по указанному адресу, он увидел несколько пустых кабинетов с парой столов и пыльными жалюзи на окнах.

Вот и вся история. Простая и совсем не новая.

— Подожди, а где же она? И какое отношение она имеет к моему отцу и вообще — к тому делу, в котором я сейчас копаюсь?..

— Лера, ты просила узнать о двух людях. Я пока узнал об одном из них — о Сашеньке, которая есть та самая Аллочка, дурившая голову Василию Шмелеву.

— Она же…

— Элла Коцнельгоген, она же и Людмила Огуренкова…

«Смотри ты, какой знаток криминального мира», — подумала Лера, она тоже любила «Место встречи изменить нельзя», где Высоцкий (он же Жеглов) знал наизусть картотеку уголовного розыска[1].

А вот интересно, помнит ли Иван тот знаменитый абзац про Понтия Пилата, выучить который все филфаковцы считали делом чести? Про то, как «в белом плаще с красным подбоем во дворец Ирода великого вышел Понтий Пилат…» Если Иван не помнит, то все остальное не имеет никакого значения. И все, что было между ними, — просто случайность, сон, бред, ошибка природы. Значит, они действительно с разных планет!

Она вдруг покраснела, ни с того ни с сего… От мыслей.

— Ну? Половину твоей просьбы я выполнил? Говори спасибо! — глаза его смеялись.

Заметил, зараза! Заметил, что она смутилась.

Но Лера прогнала смущение и подобные мысли, затолкнула их поглубже в правое полушарие, которое, говорят, отвечает за эмоции. Вот пусть там и сидят.

А сама стала думать о деле. Постойте, постойте! А где же теперь Аллочка-Сашенька? Где же сам Шмелев?

— Иван!..

— Это все, что мне удалось узнать. Где сейчас эта мадам, неизвестно. В последний раз ее видели в Перми, но это, видимо, еще до истории с твоим Шмелевым, потому что в милицейских сводках информация промелькнула лет семь назад. Так-то. Ну, так что, благодарить будешь?

— Конечно. Но позже, — Лера никак не могла посмотреть ему в глаза, так он ее сконфузил. — Ванечка, попроси этих добрых людей, пусть еще поищут, а?

— Послушай, бросила бы ты это дело, а? — Иван уже был серьезным, даже сердитым. — Собери все, что тебе известно, и отдай мне, а я — им. Вот и все. Профессионалы разберутся.

— Ага, вот я и вижу, что уже разобрались. Одну несчастную мошенницу столько лет найти не могут. Тоже мне, профессионалы…

— Интерпол обязательно найдет. Давай так, — отрезал он. — Ты оставь мне этот вопрос. Я буду дальше узнавать, а потом, когда ее найдут, расскажу тебе все-все. Ты же понимаешь, что это не воспитательница детского сада и не глупая фотомодель! Это — преступница!

— Хорошо, — неожиданно согласилась она, и он посмотрел подозрительно и весело, даже прищурился.

— Или так. Я приглашу нужных людей, а ты им все расскажешь.

— Договорились! — жизнерадостно сказала она. — На следующей неделе. В… четверг. Ок?

После дождичка в четверг, как бы не так! Лера не хотела, чтобы он волновался за нее, поэтому пообещала прийти. Хотя, скорее можно представить, как волнуется Шварценеггер или, например, Великая Берлинская стена. Камни не умеют этого делать, они гордые, сильные и монолитные, как Вселенная. Лев, медведь или царь могут рассердиться, но никто никогда не увидит, как они волнуются. Вот и Иван так же… Но Лера чувствовала, что он переживает за нее, просто не показывает вида.

Прощаясь, они всегда обнимались: она целовала его в немного колючую рыжую щеку и говорила что-то типа «Береги себя!» Это были теплые дружеские объятия, ни к чему не обязывающие и ничего не требующие. Один не обещал каких-то чувств, а другой их и не просил! Такие вот свободные, высокие отношения.

«Раскисла», — подумала про себя Лера. — Тьфу ты! Опять раскисла».

Поскорее покатила домой, пока мысли не успели окончательно превратиться в желе, а на улицах города нет пробок.

Она очень любила Минск, хоть никому и никогда не признавалась в этом. Так же, как не признавалась никому в любви, не говорила заветных слов, да и слушать их не хотела! Для Леры любовь — это конкретные действия.

«Не говори мне, что ты меня любишь, а подари мне бессонную страстную ночь, горячий Вьетнам зимой или тихую Чехию летом, или банковский депозит, или большой уютный дом, или… поездку в горы наконец! Чтобы удивиться и ахнуть, бояться умереть от восторга, стоя на краю скалы и замирая от высоты. Или выскочить, например, из самолета с парашютом — не задумываясь! — и парить над землей, держась за сильную руку того, кто с тобой в связке. Не говори, что любишь меня, а докажи это делом!» Вот как думала она.

Нет, этого не произойдет, и нежные дружеские объятья всегда будут преследовать ее, приводя в отчаяние «высокими отношениями». Сама виновата!

А у матери всегда рядом была рука отца, большого, сильного и очень веселого человека, на которого всегда можно было надеяться. Лера пошла бы с ним хоть на край света, она все сделала бы для него. Но его нет…

«Интересно, каким был ее отец», — размышлял Иван, сидя в своем прохладном кабинете. Рабочий день давно закончился, ушла даже припозднившаяся девушка-менеджер, сняв ноги со стола. Май в этом году был просто нестерпимый, и Иван разрешал своим подчиненным вести себя свободно — главное, чтоб работали хорошо.

Лера никогда не рассказывала ему о своем отце, хотя постоянно вспоминала о нем, и в глазах у нее при этом было столько тоски. Он отворачивался, чтобы не видеть тех глаз.

Сегодня у Ивана была только одна цель — напугать Леру как можно сильнее, до смерти, как говорится! Поэтому постарался рассказать историю мошенницы в самых черных изобличающих красках, чтобы стало понятно: ей нельзя заниматься этим расследованием!

Ведь согласие прийти и рассказать все профессионалам не значило ровным счетом ничего. Она не придет.

Иван давно копался в себе, стараясь понять, что чувствует к этой взбалмошной импульсивной женщине. Ее роль друга, рубахи-парня, готового порвать эту рубаху у себя на груди за идею, за того, кому верила, за него, Ивана — как нельзя лучше подходила бы ему, если бы не жгучее влечение. А оно могло нахлынуть в самый неподходящий момент, справиться с этим было сложно.

А той ночью, когда она заявила, что не спит с мужчинами, его словно окунули в прорубь! Стало так обидно, что все слова застряли в горле. Получалось, Иван не смог доказать, что только мужчина, только он способен сделать ее счастливой! Чего-то не сумел, не прочувствовал? В общем, не доказал.

Смешная женщина-девочка с ворохом мыслей и бьющими через край эмоциями, трусившая перед ним при каждой встрече…

«Все, разговор окончен! Разговор с самим собой подошел к концу!» — Иван всегда так говорил себе, когда уставал думать о всякой ереси, и шел курить.

Лера совсем не знала, что делать дальше. Идти к Ивановым «профессионалам» и рассказывать им о своем отце она не могла. Даже упоминание о нем вслух казалось вынесением на всеобщее обозрение чего-то очень личного. Она представила круглые милицейские лица, наглые глаза, самоуверенный тон… Нет, только не это!

Было почти летнее утро. На территории детского сада начиналась зарядка, малыши прыгали под песни из старых мультиков. «Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, когда мои друзья со мной?»

«Нужно написать Веронике и Анечке. Решения приходят намного скорее и легче, если друзья рядом. Права песня. Искать выход нужно вместе!»

Обеим она написала в скайпе: «Привет! Как дела? Когда приедешь?»

— Все хорошо, — ответила Анечка и тут же попросила: — Проверь на ошибки, пожалуйста.

«Способ повышения эффективности лечения антипсихотическими лекарственными средствами пациентов, страдающих расстройствами шизофренического спектра посредством определения полиморфизма гена MDR1», — гласило предложение.

Вот! Решения приходят извне! Это же какие средства и сколько лет давали Анне Ивановне, что она стала вспоминать? Может, найти и купить еще лекарств, которые восстановят ее больную память?

— Спасибо, дорогая!

— Это за что же?

— За все!

— Ты что, прощаешься со мной, что ли? — в голосе подруги зазвенела тревога.

— Анечка, я потом объясню, а теперь спасибо тебе за предложение, оно мне так пригодилось. Приезжай ко мне сегодня.

— Завтра! — ответила Анечка.

И тут к Лере пришла гениальная мысль. Анечка ведь может превосходно сыграть роль сиделки, а одновременно и сестры Серовой. Например, двоюродной или троюродной, приехавшей навестить дорогую родственницу. Непонятно, почему в клинике за столько лет не удалось вылечить человека? Может, потому что не лечили? Недобросовестные медработники сбывали лекарства налево, а бедная женщина до сих пор не может прийти в себя и плохо соображает! План созрел мгновенно. Главное, чтобы Анечка согласилась. Подруга узнает, какие лекарства давали Анне Ивановне.

Получается, что женщина оказалась в психушке, а ее муж Васенька и мошенница Аллочка исчезли в неизвестном направлении. Вместе с ними сгинула и тайна гибели моряка Петра Бортника, который любил петь: «В флибустьерском дальнем синем море “Бригантина” поднимает паруса…»

Когда Анечка узнала, что предлагает Лера, у нее сделалось сложное лицо — врать она не умела (или думала, что не умеет).

— Послушай, там, в этой больнице, есть много интересных мужчин, — аккуратно вставила реплику Лера.

— Ты наполеонов имеешь в виду? Или алкоголиков? Мне вот только психически больных и не хватало! Спасибо!

— Да лааадно, у тебя в коллекции их достаточно, стоит только присмотреться! Если хочешь, давай вспомним этого… Гуся! У которого домашнее хозяйство, и который обещал тебе золотые горы. Он что, нормальный? Или турка, который предлагал секс по скайпу! Или…

— Ну, все, все… я сдаюсь! Ох, бедные мои мозги!

Тут они обе засмеялись, вспомнив историю о мозгах, которую знали и пересказывали друг другу все их общие знакомые.

У Анечки дома жили кот Тимофей и овчарка Адель. Первый любил человеческую еду со стола, вторая обожала свиное легкое, и хозяйке приходилось выискивать его во всех магазинах. А у коллеги (кандидата наук, между прочим) Милы Морозовой тоже жили кот и собака, которая очень любила говяжьи мозги.

В один из дней Анечка уснула в метро, а на конечной станции увидела рекламу нового супермаркета. Не теряя времени, отправилась в магазин и обнаружила в продаже легкое и говяжьи мозги.

Незамедлительно Анечка позвонила Морозовой.

— Милочка, здесь есть мозги, тебе взять? — спросила она. На том конце ответили утвердительно. Тогда она набрала побольше субпродуктов и с чувством выполненного долга поехала домой.

На следующий день в институте все готовились к важному совещанию. Запиликал телефон.

— Ну что, привезла? — спросила Морозова, кабинет которой находился в другом конце здания.

— Да, конечно, — сказала Анечка. Но тут представила, как идет в зал совещаний с тяжелым пакетом. — Милочка, можно я на совещание твои мозги брать не буду?

В отделе наступила полная тишина. Стоит ли говорить, что коллеги на Анечку потом еще долго косились.

Лера смеялась, вспоминая мозги, легкие и совещание.

— Мозги у тебя, кстати, что надо! Спасибо, что согласилась.

— На что? — подозрительно покосилась подруга.

— Ну, ты же пойдешь в психологический диспансер? Да?

— А если она набросится на меня, ваша Анна? Ой, что-то вы придумали непонятное, — забеспокоилась она.

— Нужно как-то внушить ей, что ты — ее двоюродная сестра!

— Ничего себе. Прихожу я к незнакомому сумасшедшему человеку… Как можно?! Я женщина воспитанная, хоть некоторое время и жила в провинции!.. Нет, так соврать я не могу!

— Анечка, это ложь во благо! Она нужна для того, чтобы помочь несчастному человеку.

— Господи, что мы такое делаем?! — опять обуяла Анечку совесть. — А потом? Я приду туда, поговорю с ней, дальше что?

— Ты поинтересуешься у медсестер, какими препаратами ее лечат, и спросишь, не нужно ли еще закупить этих лекарств. У тебя, мол, денег много, и ты готова приобрести сколько угодно медпрепаратов для любимой сестренки. Двоюродной…

— Понятно. Что ничего не понятно…

— Кстати, в этом заведении не только больные, там же еще и доктора есть, психотерапевты. Мужчины симпатичные, между прочим.

— Ты точно видела?

— Ну, конечно!

— Дорогая моя Лерочка! Я же сотрудник института психического здоровья, хоть и по совместительству. И я… ладно! Могу устроиться в диспансер работать, хотя бы на время!

Они живо обсуждали предстоящие действия, и никто уже не вспоминал, что врать нехорошо. Вероника расписала весь план действий, представляя их в лицах, как в театре. Как Анечка приходит к Серовой, какие вопросы задает, что та отвечает, и так далее. При всем своем авантюрном складе ума Вероника предложила логическую схему, способную принести реальный положительный результат. Хоть доля риска все же была.

Анечка ехала домой и размышляла о том, правильно ли она поступает, соглашаясь на аферу. Но думала об этом недолго — позвонил очередной «друг», который по счету в этом году, неизвестно.

Вот почему ей так не везет на мужчин? Она же неглупая, симпатичная (по словам Леры) женщина, вырастила двух сыновей, построила две квартиры. При этом старалась угодить детям, сестре, друзьям и подругам, и у нее все получалось! Но вот с мужчинами — никак!

А так хотелось, чтобы рядом был тот, кто дал бы дельный совет, поднес тяжелые сумки, починил розетку, установил раковину на кухне, хоть на день заменил ее у плиты. С кем бы было приятно прогуляться по городу, пройтись под ручку, съездить на пикник, встретить Новый год, устроить праздник вместе с детьми, и чтоб те одобрили ее выбор, и чтоб у всех все было хорошо!

Но в институте биологии и биотехнологии ей не везло, потому что те, кто хотел общаться, ей не нравились: у них то плохо пахло изо рта, то «благоухали» носки, то возраст был послепенсионный.

«Кого любишь, того не достоин, а кто любит, тот сердцу не мил», — всплывали в памяти слова из какого-то стихотворения.

В какой-то период она перестала разделять мужчин по профессиональным признакам и обратила внимание на национальные. Кроме моряков, потерявших здоровье на подлодках, с ней желали общаться турки, палестинцы, сирийцы и непальцы.

В результате Анечка стала прилично разбираться в международной политической и географической обстановке. Но счастья это не принесло.

— К моему берегу не плывет ничего хорошего, только мусор и трески, — шутя, говорила она Лере.

А один ученый, который занимался разведением рыб из икры путем ее склеивания и вживления в организмы других рыб, постоянно приглашал ее на чай «без всего».

— Что у тебя есть к чаю? — спрашивала она.

— Лимон.

— Не пойду! Когда будет шоколадка, приглашай!

Семен Ильич был жаден до невозможности. Когда она заходила-таки на чай, ставил перед гостьей сырокопченую колбасу, рыбу или сыр. Но во время чаепития мужчина так живо все это поглощал сам, что коллега фыркала и говорила: «Зачем ты меня звал — посмотреть, как обедаешь?»

Умом сей кавалер тоже не блистал.

Была у Анечки мечта — купить домик в деревне, чтобы небольшое хозяйство и лес рядом. Так вот Семен Ильич однажды позвонил ей и сообщил, что решил продать домик своих родителей, за которым им уже сложно ухаживать.

— О цене договоримся, — сказал он.

Анечка загорелась идеей и попросила выслать ей по электронной почте фото домика, чтобы детальнее рассмотреть и подумать. Но друг сказал, что не знает, как переслать. Она не поленилась, сбегала к нему в кабинет и объяснила, как выслать файл:

— Нажимаешь «Написать», открывается окошко, вот этот знак «скрепки» означает «Прикрепить», кликаешь на нее, затем выбираешь фото. А когда они прикрепятся — нажимаешь «Отправить»! Понял?

— Понял. А какую тему поставить в письме? — спросил ученый рыбовод.

— Можешь не ставить тему. Или назови «Дом». Ну, я пошла, жду.

Долго сидела Анечка возле компьютера и ждала фотографий, мечтая о своем домике, как отец Федор о свечном заводике. Она уже придумала, что посадить на грядках, и саженцы каких деревьев нужно купить на садовой выставке, и как заранее подготовить землю. И обязательно пригласить в гости Леру!

Анечка то и дело проверяла свою корпоративную почту, только писем не было. Она позвонила Семену Ильичу.

— Где твой дом? Сколько можно ждать? Ты послал?

— Да все никак не получается, прикрепляю и отсылаю, и все никак.

Рабочий день близился к концу, Анечка уже забыла про фото вожделенного домика, подготовила к регистрации очередной патент, убрала со стола папки и стала собираться домой, когда услышала тонкий звоночек, известивший о том, что пришло письмо.

Оно называлось «Дом». Открыв сообщение, Анечка увидела четыре фото. «Наконец-то», — подумала она, полюбовалась домиком, сохранила его в специально созданную папку и хотела выключить компьютер. Но он известил, что снова пришло послание.

«Входящие» пополнились еще одним письмом с темой «Дом». «Интересно», — подумала она, открыла его и увидела все те же четыре фотографии домика. Улыбнулась и пошла одеваться. Но не успела отойти от стола, как компьютер тоненько сказал: дзинь!

Во «Входящих» было новое письмо с вложением «Дом»!

Анечка, обладающая ангельским терпением и незаурядным чувством юмора, решила получить всю корреспонденцию. Минут семь было тихо. Ну, все, пора домой, решила она, но не тут-то было! Дзинь! Дом!

Всего в этот вечер было получено двенадцать писем под названием «Дом», и Семен Ильич в глазах Анечки как умный мужчина был потерян навсегда.

Последней же каплей «интернетских» знакомств был Гусь, как прозвала его Лера за обещание привезти птицу. Этот бойфренд любил говорить много красивых слов, особенно если был в хорошем настроении. Анечку он называл не иначе как «моя королева», все время обещал приехать, помочь с ремонтом и привезти много вкусного.

В общем, «я сделаю тебе ремонт, я поведу тебя к самому краю вселенной, я подарю тебе вооон ту звезду, моя королева!»

«Королева», будучи натурой романтической, поначалу размечталась о кренделях небесных (в виде починенных розеток, например) и стала ждать в гости своего возлюбленного. Лера посмеивалась и говорила, что к лету все изменится и встанет на свои места.

— Ничего он тебе не подарит и ремонт не сделает! Только если с условием вида на жительство, — говорила она.

— Да. Но, может, к лету мы уже сердца соединим…

Лера хохотала и пыталась образумить нетрезвую от любви подругу, а потом произошло то, чего и следовало ожидать: у Гуся случились неприятности («это у него период такой»), ему понадобились деньги («я выслала, он клялся, что отдаст»), на фоне семейных неурядиц он стал срываться на Анечку («он нервничает, у его дочери проблемы»). Подруга оправдывала его всеми силами.

В конце концов, бедная женщина стала реветь в подушку и заработала тахикардию на нервной почве. А Лера потом долго и аккуратно успокаивала ее, строго-настрого запретив поднимать трубку, когда звонит Гусь.

Дружить и встречаться неискренне Анечка не могла, все в ее жизни должно было быть серьезно, твердо, по-настоящему, на всю жизнь! Поэтому продолжались встречи с новыми ухажерами. Подруга сидела с ними в машинах, гуляла в Ботаническом саду, где ее угощали мороженым, очередной лапшой на уши, баснями о будущей счастливой жизни или жалобами на неудачи.

Этих постоянных безденежных, ни на что не способных, вечно ноющих, неопрятных лиц мужского пола Лера называла «я его слепила из того, что было».

Анечка приняла предложение подруг участвовать в афере еще и потому, что на горизонте в кои-то веки замаячила надежда на встречу с единственным мужчиной, который может оказаться именно в этой клинике. А вдруг это судьба?

Так случилось, что боевая группа разделилась на два лагеря: женский и мужской. Между ними происходило некое тайное соперничество, и до конца карты никто не раскрывал.

— Никаких подробностей не разглашать! Это не из-за того, что мы им не доверяем, просто мужчины все время норовят нас оберегать и мешают нашим планам, — заявила Вероника подругам.

И они согласились. В конце концов, у каждого может быть свой метод расследования, и никто никому не должен мешать его проводить.

Ничего нового не происходило, но Лера чувствовала, что очень скоро нагрянут события, которые помогут найти ответы на все вопросы. Подозревать в убийстве можно кого угодно: Аллочку, Шмелева, сотрудников диспансера и даже саму Анну Ивановну. Вот лежит себе в клинике, никто на нее и не подумает, отличное алиби! Было решено присматриваться ко всем, кто окружает больную, преступник где-то может допустить ошибку, и ее пропустить нельзя.

О том, что нужно позвонить Володе Володину, Лера вспомнила после отъезда подруг, почти ночью. Этим вечером подруги решили бросить курить и долго мучились на кухне, здоровый образ жизни требовал жертв!

Никогда не курившая Анечка даже в ладоши захлопала от радости, когда услышала эту новость.

А Лера вспомнила, как несколько лет назад в День рождения Вероники у них в офисе остались два парня. Просто засиделись за разговорами, ехать домой не хотелось. Друзья давно не виделись и всю оставшуюся ночь вспоминали свои прежние похождения. При этом они очень много курили, а бычки решили сбрасывать в стеклянную банку с водой.

Лера и Вероника давно спали на офисных диванах, когда парни разъехались по домам на такси.

Пришло хмурое утро. Вероника, как истинный жаворонок, проснулась рано и, прищуриваясь, пошла на кухню испить воды (а надо сказать, что без линз она видела отвратительно). Наливать воду из-под крана ей было лень, и она смачно отхлебнула чаю из банки.

— Сколько ж они накурили, гады, что даже банка с заваркой пахнет никотином?! — прокричала она из кухни.

Лера тоже все поняла не сразу — все-таки праздник, коньяк и все такое. Затем пошла на кухню, удостоверилась в своих подозрениях и раскрыла глаза подруге на горькую правду.

Вероника стала бегать по комнате и говорить такие слова, от которых ее интеллигентной маме стало бы плохо. Потом, правда, они долго хохотали, позвонили парням и снова смеялись, разговаривая по громкой связи.

Давно пора бросить курить и заняться спортом.

В диспансере было странно оживленно, зато по парковым дорожкам мало кто прогуливался. Прямой наводкой три решительные дамы проследовали в главный корпус, прямо в широкую стеклянную дверь.

Неожиданно началась первая майская гроза. За окном громыхнуло, и несколько гуляющих тайных наполеонов суетливо проковыляли в палаты.

Таисию нашли в ординаторской, та сидела, подперев голову руками, а рядом стоял высокий мужчина в белом халате с коротко стрижеными седыми волосами. Он был высокий, плечистый, солидный. Доктор говорил что-то Таисии недовольным басом, но та, видимо, его не слышала, смотрела в стол безразличным взглядом.

При появлении подруг грузный ученый муж перестал бубнить, уставился на них и спросил:

— Вам чего, гражданки?

— Мы к Таисии, вернее, мы к ее пациентке, Анне Ивановне Серовой. Я — племянница, а это ее двоюродная сестра.

Ответа не последовало, как, впрочем, и приглашения войти или требования выйти. Два медработника повели себя неестественно. Таисия быстро встала и выбежала из кабинета, а ее собеседник — наоборот — остановился как вкопанный и скрестил руки на груди. Анечка при этом тихонько вздохнула, любуясь статью «красавца».

Молчание прервало требование, странное, как и все здесь в этот день.

— Документы!

— Мои? — якобы не поняла Анечка, отнеся сей вопрос исключительно к своей персоне.

Но Лера точно знала, что вопрос был задан лишь для того, чтобы обратить на себя внимание: понравился седой доктор любвеобильной Анечке!

— И ваши — тоже! — отрубил он.

— Что случилось, скажите, пожалуйста? — спросила вежливая Лера.

— Дело в том, уважаемые, что ваша Анна Ивановна сегодня утром впала в глубокую кому, и кто довел ее до такого состояния, неизвестно. Может, вы и довели! Поэтому я требую ваши документы, а заодно спрашиваю: что вы говорили ей, когда приходили навестить? Чего вы хотите вообще от нее?!

Тут всем стало понятно, что Таисия, несмотря на волшебный шоколад и подаренные двадцать долларов, проболталась. Но, другое дело, что именно она могла слышать, когда Лера расспрашивала у Серовой о Васеньке?

Нужно было срочно менять тактику, и Вероника взяла ситуацию в свои руки.

— Скажите, как я могу к вам обратиться? — уважительно спросила она.

— Я палатный врач вашей… гхм… родственницы. И главный врач больницы, Антон Павлович Настойкин. А вы — кто изволите быть?

— Вот ее племянница Валерия Петровна, я — подруга племянницы, а это (Вероника нежно обняла Анечку) — двоюродная сестра Анна Петровна. — Эту Анну назвали как раз в честь Анны Ивановны, когда та уже родилась!

— Гхм… Петровна, Ивановна… Еще одна Анна! Что вы мне тут несете?! Что происходит во вверенном мне заведении?! — Антон Павлович даже грохнул по столу кулаком.

В это время за окнами так громыхнуло, что все без исключения женщины вздрогнули и почему-то попятились к двери, а главврач, как великий морской царь Нептун, потряс кулаком в воздухе.

По стеклу так полилась вода, что, казалось, небо решило залить этот сумасшедший «Ноев ковчег» и отправить его-таки на дно.

«Боже мой, что она несет! Он же сейчас выставит нас за дверь!» — подумала Лера, закрыла глаза и приготовилась к страшному. Все! Гипс снимают, клиент уезжает! И больше уже никто не сможет узнать, что случилось с Петром Бортником! И все усилия, передвижения по городу и его окрестностям, знакомства, расспросы, лазания по прибрежной крапиве, притворство — все было напрасно?!

— У нас нет с собой документов. Простите, Антон! Я просто хотела навестить сестру и помочь ей хоть чем-нибудь — это из-за стеклянного шкафа пропищала Анечка. Ее глаза горели зелеными звездами, ресницы взлетали и скромно опускались, грудь вздымалась, а щеки пылали страстным румянцем. Вулкан, а не женщина!

«Бааа, да это любовь с первого взгляда, не иначе!», — подумали синхронно Лера и Вероника. Никто из безумной троицы не ожидал такой реакции от Анечки — она просто не могла отвести глаз от прекрасного седовласого мужчины. Видно, он вызвал в целомудренном сердце невероятное волнение, как принц в душе Золушки.

«Это тебе не моряк с отбитыми внутренностями и не сексуально озабоченный турок, это настоящий полковник, хоть, наверное, в отставке. Но какой милый, решительный и строгий! Вот с таким бы соединить сердца!» Так думала Анечка.

Тем временем человек со столь говорящей фамилией и звучным именем-отчеством застыл на месте, явно пораженный красотой и скрытым темпераментом женщины.

— Анна Петровна, не волнуйтесь, пожалуйста! Я вам верю, вот лично вам я очень верю, — на лице эскулапа читалось некое смятение чувств. Думать ему в этот момент было сложно.

— Антон, я очень хотела бы находиться со своей сестрой в тяжелые минуты. Я знакома с работой медика и сиделки, а также много лет имела счастье трудиться в институте психического здоровья. Спасибо!

Вот где пригодился романтический пафос нашей Анечки, вот где можно было поставить крепкую пятерку за такую чистосердечную ложь!

— Порошу вас присесть! — уже тихо сказал главврач и протянул руку в направлении стула. — А вы, женщины, подождите в коридоре.

Подруги попятились из кабинета, и дверь закрылась у них перед носом.

— Уфффф! Я думала, что уже все! — выдохнула Вероника.

— Это какой-то пердимонокль! — ответила на одном дыхании Лера словами одной знакомой журналистки, не признававшей нецензурных выражений. В лексиконе этой смышленой девушки были также слова: «пинцет», «абзац», «эрзац», «пистон», «кобзон» и еще много неологизмов. Они, без сомнения, украсили бы словарь синонимов русского языка и повергли в шок профессора-лингвиста Сергея Ожегова.

Подруги присели на стулья у стены и переглянулись.

— Ну вот, теперь мы ничего не сможем узнать у Анны Ивановны, — горестно вздохнув, сказала Лера.

— Прекратите истерику, женщина, — прошипела Вероника. — Мы все узнаем. Помнишь, как говорил Ленин? «Если я знаю, что я знаю мало, я добьюсь того, чтобы знать больше!»

— Боже мой, где ты нахваталась этих цитат? Ты же даже пионеркой не была.

— Ты что? Конечно, была я пионеркой. Кто бы меня взял в танцевальный ансамбль, если бы не была!

В детстве Вероника танцевала в ансамбле «Ровесник», и, видимо, очень успешно, потому что однажды пришли добрые люди из отечественной кинокомпании и выбрали ее на роль цыпленка в детском фильме. Роль заключалась в вылупливании из яйца, и за это вылупливание маленькая Вероника получила гонорар, на который семья купила всем по теплой куртке на зиму.

Ивана пригласили на показ модных девчонок, вернее, это был показ фэшн-одежды, но, как правило, здесь собирался весь городской бомонд, чтобы на других посмотреть и себя показать. Отказаться было неприлично, он пошел и теперь мучился от бесполезного времяпрепровождения.

Да еще после всего намечался фуршет, и вот на нем Ивану приходилось тяжело — молодые, прекрасные до невозможности, длинноногие до жирафьей зависти, с алебастровыми лицами и умело нанесенными на скулы румянами девушки, едва увидев журналистскую знаменитость, начинали томно и исподтишка смотреть на нее.

Ивану было скучно — всегда одно и то же, невинные глаза нараспашку с коровьими ресницами, тихий смешок, бокал в тонких пальцах, приложенный к почти искусственной щеке.

Потом вопрос о том, над чем идет работа, какой проект «на выданье», какие планы. И — «Ах, говорят, что вы ушли от очередной жены и опять оставили ей квартиру и машину». Все они, абсолютно все, были одинаково хороши в постели и очень многие одинаково «пусты», говорить с ними получалось недолго, потому что начинало либо клонить ко сну (если слишком занудна), либо сводить зубы от раздражения (если слишком глупа). Как и влюбленные «девочки-бабочки» типа Ирочки, которая говорила, что не скучала без него.

Иван старался не задерживаться на таких мероприятиях, потому что это было для него потерей самого дорогого — времени! За редким исключением, когда он встречал старых знакомых — дизайнера, например, который сотворил ему логотип издания, ставший знаменитым брендом на много лет. Или однокурсник-композитор, песни которого распевает вся страна, поболтать с ним было одно удовольствие. А с таких вот показов приходилось быстренько сматывать удочки.

Ему пришло в голову представить себе Леру в вечернем платье, и от этой мысли он даже улыбнулся, а улыбку приняла на свой счет юная красавица напротив и встала в полупрофиль к нему, грациозно вытянув шейку (видимо, репетировала перед зеркалом).

Наряды были показаны, и пора, батенька, пора домой, завтра тяжелый день! Как только Иван сказал себе что-то подобное, вдруг увидел немного поодаль возле огромного заморского цветка, который красовался в плетеной вазе, очень знакомое лицо из досье той самой мошенницы. Документы ему, конечно, никто не дал, но он сфотографировал их на телефон и отлично помнил эти черты лица. Продолговатые, немного заостренные к вискам разрезы темных глаз, губы бантиком, накрашенные в стиле американской актрисы Мэри Пикфорд, светлые тонкие брови и густые волосы ниже плеч.

Он помнил, что фото было цветное, поэтому даже залюбовался зеленым цветом глаз (или это были линзы?) и густыми волосами. Да, вот что отличалось от фото в досье — цвет волос, там они были платиновыми. Настолько роскошно и ярко выглядела эта Аллочка (или Сашенька), что немудрено было и влюбиться в нее!

Но Ивана было не пронять такими штучками! Он, конечно, внутренне вздрогнул, но только внутренне, а через несколько секунд уже был почти спокоен. Ну а все, кто смотрел на него, были уверены, что этот представитель богемной столичной жизни, как всегда, проводит время в скуке и только что не зевает.

Амбициозный, интеллигентный до мозга костей, упрямый в бизнесе и недосягаемый для молодых девиц в личной жизни, красивый и холеный баловень судьбы!

Никто и не подозревает, что он может провести несколько часов возле полуслепой матери, образованной и гордой женщины, уже почти не способной ходить. Делится с ней своими мужскими скупыми секретами, помогая скрасить часы одиночества.

Никому и в голову не могло прийти, что он, ценя свою свободу превыше всего, в душе жаждет видеть рядом с собой далеко не юную, такую же упрямую, как и он сам, презирающую яркий макияж и облегающие короткие платья женщину, которая — увы! — отказала ему. Во всем! Но, слава Богу, у них хватило ума остаться друзьями. А ведь было, было…

Лучше не думать об этом, тем более напротив стоит и со светским видом разговаривает с приятным мужчиной опасная для Леры, да и для всех остальных, преступница! Может, просто взять и позвонить в полицию? И что сказать? Ведь никто не доказал, что именно она украла фуру с биодобавками или убила несчастного Шмелева. По сути, вообще ничего не доказано, как это бывает в случаях с изворотливыми и хитрыми личностями — правоохранители знают, кто виноват, а задержать закон не разрешает.

Так и с этой. За ней, может быть, наблюдают, и он тут будет просто лишним, а не помощником.

Иван все же вышел из зала, куда с милым щебетанием уже заплывали модели в вечерних нарядах, заглянул за ближайшую колонну, потом передумал и отправился на улицу. Там он достал из кармана пиджака телефон, набрал известный номер и некоторое время ждал ответа.

— Привет! У меня есть новость, которая должна понравиться тебе, твоему начальству и всем правоохранительным органам города.

— Ну, давай говори! Время дорого не только у Ивана Белова, мировой известности.

— Помнишь, я листал досье по мошеннице, которую не могут найти?

— И?

— Так вот сейчас она в Доме искусств на фуршете, красивая и молодая, как будто ей не тридцать семь, а семнадцать.

— Ты уверен, что это она? — голос в трубке стал напряженным. Иван знал, что человек на том конце провода сейчас кладет ладонь на лоб. «Не обращайте вниманья, маэстро, не отнимайте ладони со лба», — подумал он и улыбнулся.

Вспомнил, как когда-то пел под гитару эту песню, и они вместе потом почти до утра мучали гитару, читали стихи и пили водку, да-да, не виски! Они вообще всегда проводили время душевно, разговаривали допоздна и, главное — было о чем! Они были интересны друг другу, сколько бы времени ни прошло.

— Да кто их разберет, этих женщин… Но уверен на девяносто процентов.

— Хорошо, будь там, я скоро подъеду.

— Только не опоздай, она появилась неожиданно, может так же быстро и улизнуть.

Тем временем в зале музыканты на пьедестале заиграли на скрипках Моцарта, и все присутствующие усиленно делали вид, что музыка эта им нравится. Иван мог поспорить на что угодно: они любят попсу, причем нередко российскую с двумя словами вместо текста, типа «пере-пере-пере-пере-ферия», некоторые — зарубежных Агилеру или Пинк, но никак не известного австрийского композитора.

Хотя Моцарт во все времена был востребован на вот таких фуршетах, а «Симфонию соль минор» давно кощунственно ставили на мелодию звонков.

Иван незаметно осмотрелся — Аллочки не было. Ничего, появится, вышла в дамскую комнату, не могла же она испариться из зала, полного народа! Но она не появлялась, и Ивану стало казаться, что с ним творится что-то сверхъестественное. Вот она была — и нет! Не приснилось же ему это.

Через десять минут приехал тот, кого он ждал, и теперь ситуация превратилась в какой-то фарс — Иван позвонил, ему ответили, поверили, а мошенницы-то и нет!

Впрочем, человек, который помогал ему, не мог не верить, слишком уж давние и крепкие отношения связывали их.

Одну свою знакомую девушку-фотографа Иван попросил зайти в известное место и посмотреть, есть ли там дама с длинными черными волосами, при этом девушка презрительно фыркнула и спросила, зачем ему «эта модель-переросток». Аллочку она, оказалось, видела и запомнила именно по волосам, но где та сейчас — не знает, а в уборной она только что смотрела, нет ее там.

Все усилия мужчин оказались напрасными. Они еще прошлись по залу, вызывая восторженные взгляды красавиц и завистливые — красавцев, съели для порядка по два канапе с красной икрой и вышли из Дома искусств.

— Ты выпил, наверное? Тебя подвезти? — спросил приехавший и приложил пальцы ко лбу.

— Нет, спасибо, — ответил Иван, — я не пью уже много лет, даже с такими девушками! Слушай, ну вот что за наваждение? Она же была, и я ее видел своими глазами!

— Ну, ясное дело, была. Только она хитрее нас с тобой, поэтому и неуловима. Я скажу, пусть на всякий случай посмотрят за выходом.

Иван проводил взглядом давнего друга, с облегчением открыл дверцу своего «ягуара» (в городе таких авто было всего несколько!) и сел за руль.

— Ну что, я вам все-таки понравилась? — сказали с заднего сидения, и у Ивана пропали все слова, таким неожиданным было ее появление.

Анечка ожидала увидеть больных с безумными глазами в смирительных рубашках и санитаров в белых шапках, которые паковали пациентов в эти рубашки. Пациенты в ее воображении сразу же становились похожими на Шурика из «Кавказской пленницы» и начинали кричать, что они наполеоны или иваны грозные.

Но все было довольно тихо и спокойно. В этом отделении находились обыкновенные депрессирующие личности, они ничего не кричали, ни на кого не набрасывались, не дрались друг с другом, просто ходили по коридорам или сидели на своих стандартных койках. Но и этого оказалось Анечке достаточно для того, чтобы впасть в тревожное состояние, она ведь и так была женщиной импульсивной. Сама атмосфера здесь могла привести здорового человека в унылое расположение духа.

Помня о том, что ей нужно неотрывно следить за Анной Ивановной и записывать, какие препараты вводят в капельницу, Анечка постоянно дежурила в палате, где ей поставили кровать, и здесь она теперь буквально жила. Надо сказать, что кормили неплохо, палаты были чистыми, а мебель — не допотопной.

Но по ночам Анечку пугали неясные тени, звуки, похожие на шаркающие шаги. В соседней палате лежала женщина лет сорока, которая часто разговаривала сама с собой. Анечка однажды заглянула к ней и сразу же пожалела об этом — та говорила такую абракадабру, что становилось не по себе. Глаза больной горели и метались, растрепанные волосы выглядывали из-под косынки, а язык выговаривал шипящую скороговорку.

Потом Анечка встречала ее не раз на коридоре, уже притихшую, с равнодушными глазами, и старалась скорее уйти к себе.

В один из дней в клинику привезли инопланетное существо, и это была целая история. Милиция вела за руки зеленого человечка! Анечка потрогала свой лоб и, не обнаружив горячки, задом стала продвигаться к выходу из больницы. И только мысль о том, что она выполняет секретное задание, остановила ее.

Понемногу взяв себя в руки, Анечка стала наблюдать за двумя резвящимися милиционерами, не упуская, однако, из вида и дверь своего поста. Существо повели к заведующему, и из его кабинета вскоре раздался грозный окрик, отправляющий стражей порядка вон.

Анечка в полуобморочном состоянии стояла возле двери, ей казалось, что она бредит или просто спит. Стражи вышли из кабинета, на их лицах она увидела ухмылки, но все же решилась и спросила, что произошло, правда ли, что к ним в отделение привезли инопланетянина.

Двигаясь с опаской по коридору, служители порядка поведали ей историю, которую не придумаешь. Мужчина очень любил выпить, и в один прекрасный день выпил все, что у него было в квартире. Но остановиться никак не мог, поэтому решил поискать в аптечке, откуда были выужены и выпиты настойки валерианы, пустырника, пиона, корвалол, успокаивающие капли и вообще все, что было жидкого. Слава Богу, яд в аптечке отсутствовал, но зато там была зеленка, которая сошла бы за спиртное. Вознамерившись ее выпить, мужик вылил три пузырька в стакан и… благополучно обронил на грудь, не попав в свое страждущее горло (поэтому не обжегся и не умер!).

Вскоре в квартиру вошел его племянник и увидел зеленые пятна на груди и лице своего дядюшки, храпящего во все горло. Парень был шутник еще тот, он взял оставшуюся зеленку и аккуратно залил свободные от пятен участки лица и шеи.

Пришло хмурое утро, любитель заложить за воротник был еще не в себе, но встал с постели и пошел в ванну облиться водичкой. Собственное отражение в зеркале привело его в шок и заставило «мылом, мылом умываться без конца». Но все было безрезультатно, и тогда он вызвал милицию, так как понять ничего не мог, а на улицу выйти не решился.

Вроде горемычный помнил, что к нему кто-то приходил, слышал шаги и звук закрывающейся двери, и почудилось ему, что пришедший был не один…

В милиции посмеялись, но все же приехали по указанному адресу. Там мужчина заявил, что к нему ночью приходили неизвестные существа, после чего его кожа позеленела. Правоохранители решили отвезти человека в то место, где ему уже давно положено было быть — в психдиспансер.

Так худой и шатающийся как зомби, растрепанный, зеленый, страшный человек с выпученными глазами оказался в кабинете у заведующего. Тот немедленно прогнал посторонних и стал изучать нового пациента, постукивать молоточком по коленям, которые и без того тряслись мелкой дрожью, заглядывать в глаза, и без того закатившиеся к потолку в животном страхе. А затем велел поставить капельницу, дабы очистить изумрудную кровь.

Вероника наведывалась к своей матери, когда на счет фирмы приходили хоть какие-то деньги, приносила что-нибудь вкусненькое. Она относилась к маме как к святой женщине («мама — это наше всё!»), была воспитана в лучших английских традициях где-то между философами Фрэнсисом Бэконом и Дейлом Карнеги. Как могло случиться, что мама Вероники перестала работать, никто не помнил, она просто решила, что «с людьми ей не комфортно» и занялась самообразованием.

В результате в семье все были очень начитанными, здесь считалось неприличным не знать русских классиков и мировых философов. Ну, гости — это ладно, Бог им судья, а домашние могли бы помнить, что Бэкон был основоположником эмпиризма и в 23 года избран в парламент!

Члены семьи обязаны были знать наизусть хоть четыре строчки Тютчева и Фета. Стихи декламировались в часы поэтического и доброго настроения за семейным столом.

В квартире каждый день проводилась тщательная уборка, когда отодвигались стулья, скручивались ковры, а из всех углов выдувались пылинки. Если Вероника выходила на мамину кухню, почесывая голову, ей приходилось несладко.

— Убери за собой мусор! — строго говорила мама, послушная дочь бралась за тряпку и чистила пол от невидимой перхоти.

Например, дочь приходила домой в грязном (по маминым меркам) свитере, тогда он немедленно отправлялся в стирку, а «грязнуле» выдавалась новая одежда. Если же замены не находилось, Вероника уходила на улицу в куртке, надетой на майку или же одной майке — смотря какая пора года была на улице.

В квартире постоянно освобождалось место от ненужных вещей, при этом мама была настолько тактична и интеллигентна, что сердечно просила каких-нибудь хороших знакомых забрать лишний ковер или предмет мебели.

— Вероника, не могла бы ты попросить Леру забрать этот ковер? Извинись перед ней, может, она не обидится?

На месте Леры могла быть еще мамина подруга Вика, на дачу к которой мать ездила, чтобы помочь выполоть грядки. Причем Вика по осени точно так же уговаривала маму взять себе какую-то часть урожая.

Друзей было немного, вернее, совсем не было (за исключением Вики), так как маме среди людей «было некомфортно».

Интеллигентность мамы не знала границ и передалась Веронике, которая, заимев однажды лабрадора, просила подать лапу примерно такими словами:

— Ушастая, пожалуйста, будь добра, дай мне лапу!

Впрочем, Веронике до мамы все же было очень далеко. Она, как говорится, «откатилась далеко от яблони»: влезала в различные сомнительные проекты, не отказывалась от коньяка и сигарет, не стремилась замуж и вела совершенно авантюрный образ жизни. А от матери ей передалась любовь к животным.

Здесь можно вспомнить попугая, которому от большой любви в клетку стелилась качественная принтерная белоснежная бумага. Или бельчонка, которого мама купила у пьяницы возле магазина из жалости, а потом, зная, что белки едят грецкие орехи или фундук, кормила его именно этими орехами (в то время как в семье ели соевое мясо из-за недостатка денег).

Бельчонку определенно повезло — для него купили красивую клетку и ухаживали как за ребенком. А когда ему на причинное место случайно попала ореховая скорлупа, мама сказала: «Бедный малыш, у него отчего-то вспух детородный орган!» Маму уже отпаивали валерьянкой, когда бельчонок заскакал в своем колесе и скорлупа отлетела. О доверчивости, доброте и интеллигентности мамы в кругу знакомых ходили легенды.

Длинный коридор от пола и до потолка был оборудован книжными стеллажами, на которых не осталось ни одного свободного места, причем книги были рассортированы по авторам, странам и жанрам.

Однажды, когда Веронике не исполнилось и восемнадцати, ее вызвался провожать молодой человек, а потом они еще долго стояли в тамбуре и целовались. Эх, первая любовь! Сейчас можно с уверенностью сказать, что поцелуями дело не закончилось… Но не суть. Когда дочь после свидания стремительно открыла дверь, в коридоре в полной темноте стояли родители и смотрели на книжные стеллажи.

— Вы чего? — спросила она, включив свет.

— Да так, смотрим, что бы такого почитать на ночь.

Она поняла, что родителей очень интересовала ее личная жизнь, поэтому они по очереди смотрели в дверной глазок! И в результате были застигнуты врасплох — кому в голову придет выбирать книги без света? Все всё поняли, но больше об этом не говорили.

И после этого случая библиотечный стеллаж стал местом, где вечно топтались домашние — Вероника, ее сестра Ксюша, которая тоже любила узнавать чужие тайны, и, конечно, родители. При этом домашняя живность — это в разные времена черепаха, попугай, кошка — тоже любили выходить на коридор.

У Анечки пока ничего узнать не получалось: Анна Ивановна по-прежнему лежала в коме. В клинике было тревожно, никто особо не интересовался персоной новой сиделки и не спешил с ней общаться.

Она продолжала наблюдать за ситуацией, но видела только бутылочки с глюкозой и физраствором, которые медсестры приносили, чтобы вливать через капельницу больной.

Анечка завершила свои рабочие сутки и падала с ног. Во дворике было очень свежо и прохладно после очередного дождя — вот выдался май! То жара, то ливень, а в результате — дикие джунгли за окном, трава росла просто мгновенно, вчера не было, а сегодня уже целый ковер. Во дворе диспансера какой-то дядька с утра жужжал газонокосилкой.

За несколько дней, проведенных здесь, новая сиделка успела подружиться с медсестрой Таисией, которая ухаживала за депрессивной женщиной из соседней палаты. И еще Анечке очень нравился доктор Настойкин — даром, что фамилия такая неинтересная!

Обходительный, интеллигентный, красивый и сильный, мечта всей ее жизни! Он приносил ей булочки и любил поговорить в уединенной обстановке, держа за руку. А она все ждала — когда же перейдет к более решительным действиям? Поцелуи уже были: она поднималась на цыпочки, чтобы достать до его губ, прижималась к его бритой пахнущей формалином щеке и старалась примостить свою руку на большое и надежное плечо.

Настойкин покрывал ее аккуратными шершавыми поцелуями, мял кофточку, специально для него выглаженную утром. В палату Анечка принесла все, что нужно для жизни: свои чашку с ложкой, утюг и несколько одежек из секонд-хенда.

«Боже мой, какой он приятный, — думала она. — Неужели наконец-то мне повезло, и я встретила мужчину, который будет со мной всегда? Мы будем гулять под руку, ходить в кино и кафе, вместе купим домик в деревне, вместе сделаем ремонт, и я посажу возле домика огород! А по вечерам мы будем сидеть у окна и разговаривать о том, как прошел день, а потом — спать в одной постели!»

При этих мыслях она неизменно заливалась краской, глаза увлажнялись, а из груди вырывался мечтательный вздох. И хотелось спеть для него голосом забытой актрисы: «Опустела без тебя земля…»

Настойкин почему-то к более решительным действиям не переходил, хоть и Анечку не оставлял в покое, и этот факт на четвертый день стал ее настораживать — ведь он практически признавался ей в любви каждый день! А кроме поцелуев, объятий и горячих булочек, она ничего от него не видела.

И начала осторожно выспрашивать у медсестры Таисии, есть ли у главврача жена и дети. Этот вопрос был решающим в личных отношениях, ведь с женатыми мужчинами Анечка не встречалась.

Новая знакомая сказала, что была у него семья — жена и сын, но потом они развелись, сын вырос, женился и переехал в другой город, а врач остался совершенно один. Таисия говорила, что видела фотографию его жены — полной невысокой светловолосой женщины. В этом месте рассказа медсестра внимательно посмотрела на Анечку, бесцеремонно ткнула ее пальцем в грудь и сообщила, что они как две капли воды похожи друг на друга — Анечка и жена Настойкина!

Вот еще не хватало! Анечка ни на кого не хотела быть похожей! Но, пострадав немного, она смирилась со своей судьбой и решила оставить все как есть — подумаешь, похожа на бывшую жену, ну и что? Все равно она ему вон как нравится, даже булочки ей приносит!

Никаких посторонних людей, которые приходили бы к Анне Ивановне, Анечка не видела, как ни всматривалась в посетителей, как ни выглядывала внезапно из-за угла, если кто-то проходил мимо палаты. Женщина понимала возложенную на нее ответственность и старалась всеми силами узнать что-то важное, раскрыть какую-нибудь страшную тайну, но пока это не удавалось.

Лера позвонила, когда Анечка уже в прямом смысле слова падала с ног. Она сообщила, что на фотографии, найденной в тетрадке Анны Ивановны, был тот самый Василий Шмелев, которого подруги искали уже пару недель. Рядом с ним стояла сама Анна Ивановна в полной красе — молодая кучерявая блондинка с веселыми глазами, которую он обнимал за талию. Пара стояла в компании таких же веселых молодых людей, и один из них ставил «рожки» Анне Ивановне, показывая в объектив язык и прищуривая левый глаз.

— А сзади видишь высокого вихрастого мужчину? Это мой отец, — сказал коротко Лера и помолчала. — Знаешь, они действительно дружили с молодости, еще с тех пор, когда отец пришел со службы на флоте. Только потом перестали вместе ходить на рыбалку. Почему?

Получается, что Шмелев с женой и ее родители общались много лет. Но мать ничего никогда не говорила об этом. И почему ее нет на фотографии? Загадка.

Загадок из прошлого становится все больше, и самое главное — ни одна еще не разгадана!

— Анечка, к Анне Ивановне никто не приходил? Ты хорошо наблюдаешь?

— Нет, никого не было, я присматриваюсь. Я же палату закрываю на ключ, даже когда в кабинет к Антону иду!

— А у кого еще есть ключ?

— У Таисии, наверно…

— Тогда не отлучайся надолго! А какие препараты вводят больной?

— Все время глюкозу, но в истории болезни я нашла… Сейчас прочитаю тебе… Барбитал натрия. И все, кажется.

— И что это? Известные всем барбитураты?

— Лерочка, я знаю точно, что барбитал вызывает глубокий сон, его рекомендуют при нервной бессоннице, он…

— Все понятно. Смотри в оба, нам Володин сказал, что скоро приедут из органов наблюдать за ней, поэтому рыщи везде, запоминай всех! Тебе осталось пробыть там всего двое суток. Может, этот «племянник» и есть Шмелев? Так что ты сможешь его узнать по фото, хоть он, конечно, и постарел за столько лет.

— Как двое суток? А как же Антон Павлович? У нас только все начинается! — воскликнула Анечка, пропустив мимо ушей информацию о Шмелеве.

— Прекрати истерику! Какой Петрович? — Лера специально переврала отчество. — Нам главное — найти что-нибудь до приезда сотрудников милиции! Все, Анька, давай блюди там ситуацию, — и она положила трубку.

Анечка вздохнула и стала всматриваться в сумерки за окном — что же еще оставалось делать?

Потом тихонько переоделась в халат и пошла в душ, все-таки палату им выделили хорошую, спасибо Антону Павловичу. Она опять вздохнула. Все так хорошо складывалось, поцелуи, булочки… Но до самого главного не дошло, и уже надо уезжать!

Перед сном решила еще раз проверить, что делается на коридоре. Она всегда так делала, как бы ни уставала, надо было ничего не упустить, за всем усмотреть! Палату закрывала на ключ на всякий случай.

На коридоре было пусто и тихо, пациенты уже видели первые сны. На посту медсестра читала Донцову и похихикивала, прихлебывая чай, все вроде бы в порядке, посторонних не наблюдается.

Вернувшись и приоткрыв дверь в палату, Анечка увидела Настойкина, который внимательно изучал историю болезни Анны Ивановны. История подрагивала у него в руках, временами он задумчиво переводил взгляд на больную, затем снова смотрел в бумаги.

Потом подошел к кровати и немного поколдовал — взял за запястье, пощупал пульс, приподнял веко одного глаза. От следующих действий доктора Анечка запаниковала, потому что из кармана халата он вынул шприц и уже снял с иглы колпачок. Она детально изучила лист назначений Анны Ивановны и знала, что в это позднее время больной не полагалось вводить никаких препаратов!

Значит, ее новый воздыхатель хотел сделать что-то неположенное или даже опасное. Она распахнула дверь и кашлянула — Настойкин мгновенно спрятал шприц в карман, как будто его и не было. Может, показалось?

— Анна Петровна? Я собрался домой, но решил все же проведать больную. Вы не против? — было заметно, что он растерялся, и теперь не знает, как исправить положение.

— Что вы, доктор, как я могу быть против?

Анечка волновалась и не знала, что еще сказать. Оправдания Настойкина подтвердили ее подозрения и его нехорошие намерения.

И тут в голове мелькнуло смутное воспоминание о том, как Лера и Вероника, отправляя ее на задание, говорили, что это — ложь во благо, что вся надежда на нее. Нет! Анечке нельзя себя выдавать, а значит, нужно что? Подавить эмоции, улыбнуться и успокоиться.

— Антон Павлович, спасибо вам большое! Все хорошо, не беспокойтесь.

Настойкин приобнял ее за плечи и поцеловал в ухо, которое сразу же стало горячим. Анечка еще больше взволновалась и неожиданно для себя чмокнула его в нос. Этот поступок был призван всего лишь оттянуть время, чтобы прийти в чувство и скрыть смятение.

— Анна Петровна, не хотите ли чаю с булочкой? Пойдемте ко мне в кабинет.

— Антон Павлович, дайте мне буквально пять минут, — выдавила она из себя. — Я только накину чистый халат.

Лишь такая отговорка могла подействовать, ведь он был педантом-чистюлей.

Когда Настойкин вышел со словами: «Так я жду», Анечка присела, чтобы собраться с мыслями. Было обидно, страшно, непонятно. Получалось, что ее новый мужчина был сообщником преступника или даже самым главным преступником! Он тайно вводил неизвестные препараты Анне Ивановне, желая стереть из ее сознания какие-то страшные давние события, связанные с Бортником.

Эти мысли повергли ее в шок.

Анечка еще немного посидела, держа горячие щеки в ладонях, думая свои скорбные думы и мысленно прощаясь с настоящим полковником. Еще немного повздыхала и погоревала, но, делать нечего — стала звонить Лере.

— Конечно, это он! Он заточил жену Шмелева в эту лечебницу, — сказала подруга. — Пока ничего не предпринимай и не показывай вида, что догадываешься. Просто не отходи от нее ни на шаг и, по возможности, наблюдай!

— Лерочка, а может, не он? Может, мне показалось? Или он хотел что-то полезное ей ввести?

— Эй, ты от любви часом не спятила, подруга? Вероника попросила Глеба пробить по базе твоего эскулапа. Жди, позвоню, — и положила трубку.

Анечка, конечно, не могла бездействовать и для начала отправилась к нему в кабинет, где ее ждал чай на чистейшей воде и булочка. И халат не забыла поменять.

Теперь она неотрывно и незаметно следила за доктором, или ей казалось, что незаметно?

В один из вечеров Анечка проходила мимо ординаторской и увидела, что там горит тусклый свет — наверное, настольная лампа, которая никак не могла сама включиться, ведь Настойкин давно уехал домой!

Она тихонько подошла к двери и прислушалась — тишина. Потом еще немного постояла. Решилась и приоткрыла дверь. Как же велико было разочарование и отчаяние!

Ее новый возлюбленный и подозреваемый в одном лице доктор Настойкин, главный врач заведения для психически больных, потягивал из пузырька некое лекарство. Точно в таких бутылочках хранили свое изобретение ученые психиатрической клиники, которые и сами были психически не вполне здоровы. Она никому не говорила, что однажды взяла такой вот пузырек — просто из любопытства, и отдала на анализ знакомым в лабораторию. Слухи о побочных действиях данного средства подтвердились! Получается, Настойкин подсел на препарат, который приводит к половому бессилию!

Вот почему все ухаживания ограничивались свежими булочками, цветочками и поцелуями! Вот почему не дошло до самого главного!

Анечка быстро закрыла дверь ординаторской и припустила в палату, слезы безудержно лились из глаз. Мечтам и на этот раз не суждено было сбыться.

Завернув за угол, Анечка увидела, как кто-то, отпрянув от двери, быстро пошел в другую сторону. Мелькнул салатовый костюм медперсонала, человек удалялся очень быстро. Она старалась успеть, чтобы увидеть лицо или рассмотреть фигуру, ничего не получилось, и вернулась в палату.

Только что раскрылась страшная тайна, которая подтверждала — не быть ей счастливой! Анечка решила, как только закончится эта история, пойдет к экстрасенсу, колдуну, кому угодно, чтобы снять обет безбрачия.

Строго следуя инструкции, сквозь слезы она осмотрела состояние капельницы и все вокруг нее. На тумбочке — чистота, а под кроватью — кусочек ваты. Странно. Хотя, нет, ничего странного, это же медучреждение, и тут вата должна быть везде, и, если бы она обнаружила вагон ваты, удивляться не стоило бы. Подняла тампон, понюхала — спирт, так и есть…

В урне для мусора виднелись две головки от ампул, значит, ввели две дозы неизвестного препарата. Кто-то пришел, сделал это и убрался восвояси, пока она страдала под дверью Настойкина!

Потом Анечка сидела возле кровати Анны Ивановны и рыдала. Причин было много: не уследила за больной, не увидела, кто сделал злое дело, а вдруг доверие к ней со стороны подруг пошатнется? Ну как ей верить, если она все время отвлекается на свою личную жизнь?!

Она все ревела, вспоминая поцелуи и булочки, и думала о том, что с большим удовольствием уехала бы из этой больницы прямо сейчас. Но сейчас нельзя, задание не выполнено!

За окном было еще не совсем темно, в сетку открытой форточки пытались пролезть лесные комары, которые нахально звенели. Анне Ивановне было все равно, а вот Анечку они раздражали, их надо было отгонять, но уже не было сил! Она сидела на твердом больничном стуле и продолжала лить слезы.

— Ты чего? — вдруг раздался слабый голос, и сиделка замерла в изумлении, даже слезы моментально высохли. Сердце екнуло и упало куда-то вниз.

Анечка тихонько вскрикнула и закрыла рот ладонями, боясь закричать сильнее. Анна Ивановна удивленно смотрела на нее впавшими глазами и молчала. Неужели это она сейчас сказала те два слова?!

Комары копошились и звенели в защитной сетке форточки, а где-то близко кто-то покашливал и посвистывал. Анечке стало очень страшно.

Настойкин оказался психически больным, Анна Ивановна пришла в себя, возле ее палаты постоянно кто-то ошивается, а во дворе клиники разгуливает маньяк. Одним словом, дурдом!

В это самое время звуки газонокосилки затихли, а за корпусом реабилитации возле складских помещений появились две тени. Одна прильнула к другой, и так они немного постояли под кустом сирени.

— Надеюсь, ты там не очень засветилась, дорогая моя?

— Ой, мне так уже надоело все это!

— Ничего, потерпи. Сегодня мы здесь все решим за пять минут, а завтра — заберем деньги и уедем. Ты, главное, не забудь сделать, как договаривались.

— Я ее сейчас позову чай пить. Во сколько тебя ждать? Приходи раньше, в одиннадцать, а?

Иван повернулся и увидел черные блестящие пряди прямо возле своего носа — Аллочка наклонила к нему голову, и он залюбовался зелеными глазами, настолько они притягивали!

Он подумал, что этой женщине к лицу волосы совершенно любого цвета. Мелькнула мысль, что и без волос она была бы хороша. Стало даже немного боязно, и он закурил, успокаивая себя.

Белов не зря прослыл в своем окружении интеллигентом до мозга костей, и не просто так его приглашали для участия в самых популярных передачах — умел держать марку, не показывать своего волнения или раздражения. Никаких чувств напоказ!

Иван внимательно посмотрел в ее глаза и слегка улыбнулся.

— Выглядите превосходно.

— Спасибо на добром слове. А как насчет чашечки кофе? — тут она сделала такое скромное лицо и улыбнулась такой невинной улыбкой, что у него зародилось сомнение — вдруг это совсем не та женщина?

— Мы можем посидеть в ресторане. Назовите ваше любимое место в городе.

— Можно в «Верхний город». А вообще-то мое любимое место в этом, равно как и в другом городе, — это номер в гостинице и роскошная постель, — она вгляделась в лицо знаменитости, надеясь увидеть хотя бы одну эмоцию. Но оно было непроницаемо, и это ее сердило. Иван был недосягаем, Иван был непробиваем!

— Скажите, как вас зовут, — мягко спросил он, уводя в сторону опасный разговор. Нет, спросили его губы, а в глазах не было ни тени волнения или раздражения.

— Меня называют Аллой, а вас — Иваном, я знаю.

Когда она произнесла свое имя, Белов внутренне вздрогнул — все-таки она! Мошенница самого высокого класса, укравшая фуру с биодобавками, а потом еще и чужого мужа. Сколько всего она еще натворила, и скольким людям это стоило жизни? Иван был уверен, что Аллочка причастна к смерти Бортника, неизвестно, каким образом, но причастна!

Потом они сидели в «Верхнем городе» Троицкого предместья, пили кофе и мило беседовали. Иван слушал щебетание этой птицы Гамаюн[4], убаюкавшей не одного ловеласа, и думал о том, как бы незаметно сделать звонок другу и сообщить о том, что преступница здесь. Он ее подержит, пока не приедут специально обученные люди.

Но, с другой стороны, за что можно арестовать Аллочку? Ведь не за что! Можно только взять с поличным, ведь никто не докажет, что она украла фуру с биодобавками. Владелец компании «Добавь здоровья!» давным-давно исчез из страны. Понял, что дело идет к банкротству, каким-то образом умудрился повесить грех на главного бухгалтера и испарился.

— Иван, я могу пригодиться вам в бизнесе, у меня большой опыт, между прочим! Чем вы в данное время занимаетесь?

«Да уж, конечно, опыт отменный», — подумал он.

— Я работаю управляющим белорусско-швейцарской нефтяной компании и, к сожалению, у меня нет вакантных должностей.

Это была чистая правда. Недавно его пригласили в нефтяную компанию. Он рассказывал Лере, что с дуру согласился, хотя ни бельмеса не понимает в котировках на нефть и с большим трудом постигает новое дело.

При слове «нефть» у Аллочки прямо-таки загорелись глаза, и она стала похожа на анимационную дьяволицу, которую любят побеждать геймеры в компьютерных играх.

— А как же журналисты и пиар?

— Все останется на своих местах, можете не сомневаться, — улыбнулся Иван.

— Да, я слышала о ваших незаурядных способностях… Вы знаете, а ведь в этих нефтяных делах можно столько заработать, что внукам и правнукам хватит на всю жизнь! Я готова вам помочь, я, правда, смогу, вот увидите! — и она склонила голову. Прядь блестящих волос упала на идеально выщипанную бровь, и совершенные по своей форме и ухоженности пальчики погладили сережку в ухе.

Иван мог бы поклясться, что сережка с бриллиантами — у преступницы такого уровня других быть не могло!

— Ну, хорошо, — неожиданно сказал он и посмотрел ей прямо в глаза.

Это была опасная и очень серьезная игра, которую нужно вести аккуратно. Он возьмет ее в компанию, и она где-то обязательно проколется, потому что люди Алексея будут неотрывно следить за ней, уж это он устроит.

— Иван, вы что, правда, возьмете меня? Боже мой, неужели это случится? Я так вам благодарна! — в глазах птицы Гамаюн было такое торжество и такая нежность, что он даже на секунду поверил в ее благие намерения.

— Конечно, правда. Я просто не смог бы отказать вам, мне кажется, вы действительно знаете толк в бизнесе. Только вы должны будете пройти тест, это у нас в обязательном порядке. И мне нужно ваше резюме.

Иван только с виду был спокоен и, прикрывая глаза как удав, любовался красотой Аллочки, а сам лихорадочно думал, как поступить, ведь идея и в самом деле хорошая, но ее нужно как-то воплотить в жизнь. Он спровоцирует мошенницу на какую-нибудь аферу, а там и друг подоспеет, чтобы надеть на точеные ручки красавицы браслеты без бриллиантов.

И еще. Нужно как-то избежать постели, переспать с ней — равносильно пустить в свою кровать мерзкую красивую змею. Нет, он же спал с молодыми одноразовыми девушками и потом не вспоминал о них, потому что вспоминать было не о чем. А эта опасна, она и задушить может!

— Аллочка, мне, к сожалению, пора. Мы обязательно еще поговорим обо всем, времени у нас будет достаточно, — и он сделал все возможное, чтобы улыбка была искренней. Даже за такую — полуискреннюю — улыбку девушки могли бы отдать многое…

Приход на фирму новой сотрудницы никого не удивил — в последние несколько месяцев активно шли собеседования, набирался персонал для нового проекта. Иван, конечно, хитрил, когда говорил, что вакансий нет, он хотел подразнить мошенницу и усилить ее желание попасть в компанию.

— Я сам проведу собеседование, — сказал Иван генеральному, и тот понимающе подмигнул — типа, знаем-знаем, почему сам, ведь такую красоту неохота никому отдавать.

Иван задал ей несколько вопросов о мировой экономике и принял на работу, после чего ушел к себе и долго разговаривал по телефону.

Аллочке был выделен просторный кабинет для управления отделом международных поставок.

Мошенница была довольна должностью, только никак не могла взять в толк, почему до сих пор Иван так и не доехал до ее квартиры, точнее, до ее постели? Что не так?

По утрам она придирчиво осматривала свое отражение в зеркале. Там она видела милую стройную женщину с почти юным лицом, не испорченным косметикой и вредными привычками — гладкая кожа, выразительные глаза. Все было, как всегда, ничего не вызывало сомнений в ее исключительной привлекательности и начале очередной успешной карьеры. Только Иван словно не замечал эту красоту.

Передавал документы по проектам, просматривал отчеты, выслушивал предложения. Только и всего! А ей надо было, чтоб он не сводил с нее глаз, ходил вокруг павлином, искал встреч наедине. Что могло быть не так? Не мог же он и в самом деле взять ее на работу только за способности? Он ведь не знал о ней ничего!

Чувствуя неладное, Аллочка решила немного освоиться, а потом уже что-то предпринимать. В голове роились гениальные мысли, строились уникальные планы.

Компания проводила пресс-конференцию, на которой должны были обсуждаться вопросы о поставках нефтепродуктов в Россию. Тема пикантная — объем давно был оговорен, но Беларусь не выполнила некоторые условия, Россия же грозила приостановить поставки нефти, если ее восточная соседка продолжит себя так вести.

Аллочке нужно было подготовить документы по текущему положению вещей своего региона и отправить их вице-премьеру. Женщина она была образованная, годы учебы в университете, да и опыт успешной работы в нескольких ведущих компаниях не прошли напрасно.

Этот день она назначила для себя решающим в их с Иваном отношениях, и ждала, мысленно потирая руки. Вот когда все должно произойти — после пресс-конференции и фуршета. Однако внутреннее ее ликование было преждевременным.

В назначенный день с самого утра дверь приоткрылась, заглянул Иван.

— У тебя все готово?

— Да, конечно, — кротко ответила она. — Хочешь посмотреть?

— Нет, я тебе верю. Готовься, мероприятие значимое.

И ушел.

Аллочка стиснула зубы и сказала про себя нехорошее слово. Выставлять напоказ свое душевное состояние она не привыкла, как матерый игрок в покер, победа которого зависит от самообладания. «Ничего, справлюсь», — подумала она и принялась взвешивать пункты своего плана, ведь ничего нельзя было упустить. Заранее была приготовлена маленькая таблеточка испытанного и верного средства, которое помогало всегда!

Ну, что ж, если она не заполучит Ивана, тогда делать здесь будет нечего, и она улетит из страны насовсем.

За две недели работы в компании новая сотрудница навела справки, узнала все способы выхода продукта из отечественных нефтяных компаний, наладила связи с нужными людьми. Теперь подготовленные документы были под одним номером в двух экземплярах, и суммы тоже две. Суть плана состояла в том, чтобы был подписан как раз второй экземпляр — с суммой значительно большей.

Первый экземпляр уже прошел все согласования, второй будет преподнесен в самый последний момент. В итоге продукт покупался у предприятия по очень большой стоимости, семьдесят процентов от накрутки отходило Аллочке, остальные тридцать — посредникам. Правда, обнаружились старые знакомые, которые требуют денег в обмен на молчание о ее давнем прошлом. Но у аферистки были совсем другие планы, денег не получит никто, кроме нее!

Все просто! Как они не понимают, что зарабатывать на любом продукте, будь это нефть или туалетная бумага — легко и приятно. Главное — навести мосты, заиметь связи в нужных местах.

Она пыталась разузнать, стоит ли брать в партнеры Белова, но не получилось. Тот не шел на контакт, когда тема разговора переходила на поиски «нужных людей». И решила не рисковать, ведь человек он был известный, мало ли что может подумать и предпринять. Тем более Иван не хотел любоваться ее красивыми ногами, роскошной грудью и не искал ее взгляда.

И вот пришел долгожданный день, а Белов даже не соизволил поговорить с ней перед столь важным мероприятием! Что прикажете думать?

Переговоры подходили к концу, когда под щелканьем фотовспышек и светом видеокамер документы перекочевали из Аллочкиной папки в папку секретаря (разумеется, второй экземпляр!). Она как завороженная передавала договоры в прозрачном файле, а потом смотрела, как их — один за другим — подписывали вице-премьер компании, а затем и заместитель директора нефтяного предприятия. Никто не усомнился бы в верности и подлинности документов, прошедших согласование на уровне руководителя отдела международных поставок.

После подписания соглашений все с облегчением вставали из-за стола и жали руки в ознаменование успешно проведенных переговоров.

А теперь — музыка! Туш! Сделка совершилась, все участники проследовали в банкетный зал. Там в тонких фужерах уже светилось французское вино, а на белоснежном изысканном фарфоре лежали канапе с красной рыбой и икрой, тонко нарезанная отварная телятина и свежие мясные рулеты.

Итак, дело сделано!

Аллочка была на седьмом небе от счастья, но по ее лицу никто не смог бы это прочесть. Оно было непроницаемо, как у настоящей бизнес-леди, — чуть подведенные строгие глаза и полноватые почти детские губы, которые притягивали мужчин, сводили с ума.

Она была обворожительна и знала об этом. Ждала, когда Иван пойдет за ней как осел за ослицей (сорри, за ланью), которая и приведет его в ловушку, где специально для таких ослов уже припасена сладкая морковка. А после этого лань сделает для себя уютную полянку, где будет все, что она пожелает — и мягкий теплый мох, и сказочная крыша из крон красивейших деревьев, и много-много чистой воды из волшебной реки.

Шутка ли — завладеть управляющей нефтяной компанией раз и навсегда! И после этого ни в чем не нуждаться. Это тебе не какая-то там несчастная фура с биодобавками, и даже не вагоны строительных материалов. «Добавь здоровья? Ха-ха! Добавить здоровья могут только деньги, а деньги — это нефть, черное золото! Это огромные баррели денег, которые дают человеку необъятную свободу», — думала красавица.

Всю свою сознательную жизнь Аллочка мечтала разбогатеть настолько, чтобы по одному движению ее мизинца выполнялись любые капризы. Чтобы ходить в роскошные европейские рестораны, развлекаться на самых презентабельных тусовках Европы, где собираются жены олигархов и щебечут о том, как сложно найти хорошего парикмахера для йоркшира[5]. Чтобы жить рядом с теплым океаном на французской Ривьере или просто где-нибудь в Антиб-Жуане[6], где летом проходят веселые фестивали, а зимы и вовсе не бывает!

Когда-то она видела фильм об одном русском гении, он жил как раз на французском берегу в большом доме, отдыхал в кресле, укутавшись в клетчатый плед, и дышал океаном. И лестничка с деревянными перилами шла к волнам, и, казалось, что даже из фильма влажный и жизнерадостный воздух долетал до ноздрей и легких.

Вот так, именно так она хотела жить и проводить время!

Аллочка все рассчитала очень четко, деньги за продукт пришли вовремя на специально открытый счет, который уже давно был у нее в загашнике — в теплой и спокойной Швейцарии, слава Богу, никто еще до него не добрался. Подельнику она сказала, что с деньгами они разберутся при встрече, и он получит свою часть. Конечно, она и не думала отдавать ему даже одного доллара со своего счета!

А завтра вечером ей предстояло самое сладкое — сесть на самолет и отправиться за своими денежками. И больше уже не вернуться в Беларусь с ее капризной погодой, табличками в магазинах с надписью «Купляйце беларускае», женщинами-овцами, мужчинами-баранами, деньгами, которых не бывает ни в одной стране — самая мелкая купюра в сто рублей!

Ее знакомая россиянка Наташка, приехав сюда впервые, написала с вокзала эсэмэс мужу, в котором сообщила, что прибыла на вокзал и уже даже сходила в туалет, заплатив за это тысячу рублей. Ответ пришел несколько погодя. «Ты что, его купила?» — спрашивал муж. Они тогда смеялись полдня, вспоминая этот туалет.

Ах, как надоело ей жить в этой стране! Как надоели приставучие милицейские, которые, останавливая машину с симпатичной девушкой, сначала смотрели не на права, а на ноги или сразу попу. Как опостылели тупые лица жен преуспевающих предпринимателей, которые только и знали, что меняли парикмахерские и СПА-салоны, и при этом не уставали жаловаться на скоротечную моду и нерадивых домработниц! Им, этим овечкам, и в голову не могло прийти, что миловидная кроткая собеседница проворачивает дело государственной важности и зарабатывает своим серым веществом миллионы долларов.

Никто на минских тусовках не знал, откуда появилась эта притягательная полногубая красотка, есть ли у нее муж, а если есть, то кто он?

Встреча была назначена на двадцатое число в милой и порядочной Женеве, почти как у профессора Плейшнера в фильме «Семнадцать мгновений весны»[7], который так любил смотреть ее дед. Он работал на тракторном заводе, днем заворачивал шестеренки, а по пятницам выпивал на скамеечках аллеи, где росли отравленные черной пылью тополя. Сашенька (это была именно Сашенька, а не Аллочка или Машенька) помнила, как рабочие на скамейках пили дешевое вино «Осенний букет» и закусывали сырками, а однажды увидела, как они дрались.

Звук удара кулака одного трудящегося о скулу другого вызвал у нее настоящий ужас, и не верилось, что человеческая плоть сталкивается так громко, как новогодняя хлопушка, и очень противно — до тошноты. Хотелось бежать, но она не могла сдвинуться с места, и как загипнотизированная смотрела на потасовку, а тошнота подступала к горлу, и уже стало невмоготу, когда на аллее появились два милиционера. «Что сейчас будет!» — подумала тогда она.

Но, как ни странно, ничего не произошло, милиция никого не забрала, а только разняла дерущихся и посадила на разные скамейки. Тогда Сашенька поняла, что им — милиционерам — совсем не хочется никого таскать в отделение, сажать в обезьянник, потом писать протоколы, нюхать перегар. Им же за это никто не доплачивает. А вот пройтись по аллее, разнять пьяных и потом записать в отчете, что порядок установлен — это хорошо, это им зачтется!

А властям разве будет интересно, если заводчане перестанут пить «Осенний букет»? Нет, конечно, ведь тогда рабочие задумаются, отчего у них такая маленькая зарплата и вообще — зачем они делают шестеренки к тракторам, которые стоят мертвым грузом на складе?

Что это ее потянуло в воспоминания? Дед… дед слег с воспалением и уже не встал, задушила болезнь его измученные легкие, прокуренные и пропитанные черной заводской пылью.

А Сашенька для себя решила — никогда она не будет работать на заводе, надрываться и тужиться из последних сил. Раз уж дал ей Бог не женские (это она точно знала!), а мужские аналитические мозги, то грех не воспользоваться ими по полной программе.

Тогда же, когда ее дед смотрел знаменитый черно-белый сериал, она увидела по телевизору и Берн, и Женеву, и так ей захотелось там пожить хоть пару дней! Где чужие швейцарские деды не пьют «Осенний букет», а ездят на велосипедах или гуляют по паркам и кормят зажравшихся голубей, а те даже не думают пугаться шума редких автомобилей или грозы.

Ни заводов тебе, ни черной пыли, зато есть тишина, солнечные весенние газоны, дома цвета топленого молока и чистенькие дворики…

В этой увиденной в детстве стране Сашенька обещала встретиться со своим подельником — секретарем комиссии финансового отдела.

Она очнулась в глубоком кресле, в комнате со стенами, обитыми желтыми досками. За стеклянными французскими дверями виднелась зеленая лужайка и дальше — лес. Огляделась: кресло обито красным бархатом, комод из массива уставлен деревянными фигурками зверей, на потолке — огромная люстра. Да, любит комфорт неизвестный злодей!

Потом Вероника сидела за инкрустированным столиком и думала-думала… о подругах, утерянной книге, психдиспансере, непонятном преступнике и вообще обо всем.

Так странно и обидно все случилось: подруги шаг за шагом приближались к разгадке и уже почти вывели врага на чистую воду, осталось только схватить с поличным. А сама Вероника нашла ценную информацию о часах Лериного отца, и вот теперь сидит в каком-то доме, обитом внутри вагонкой, без подруг, без книги и без информации.

Откуда-то снизу пиликнул знакомый сигнал. Это же ее телефон! Он есть, он не пропал. Вероника вытащила из кроссовки аппарат. «Не есть! Только чай!» — гласило напоминание. И времени нет лезть в настройки и отключать. Так она подумала, а потом стукнула себя по лбу. Да, у нее есть телефон, и теперь можно звонить.

Быстро набрала номер Леры, но коварный аппарат сказал, что номер недоступен. Потом звонила Анечке, Ивану и Володину. Впрочем, она могла безболезненно набирать кого угодно, связи не было!

«Так. Не раскисать!» — приказала себе невольница.

Мамина книга была похищена. Понятно, что длинноволосому таксисту-похитителю нужна она, а Вероника, наоборот, совсем не нужна. Ее держат взаперти, чтобы не мешала творить темные дела, а тем временем изучают ценный фолиант. Это означало только одно — Вероника максимально приблизилась к разгадке.

Она вспомнила, как в прошлом году решила сбежать от всех, скрывшись на даче. Дело было осенью, и ее добровольное заточение захватило три дня солнца, и это было прекрасно — ближний лес золотился и дышал последним теплом, под крышей ждали своих жертв пауки, а на крыльцо выползали улитки. Очень приятное отшельничество, прямо-таки романтика!

Сегодняшняя оторванность от мира была похожа на дурацкий сон, глупый и несуразный. Вероника прислушалась — тишина была пугающей. Прокралась по прихожей и попробовала открыть массивную входную дверь, но куда там! Все закрыто наглухо.

Потом решила осмотреть дом и поискать выход. Кто-то, наверно, очень смеялся, если наблюдал за ее действиями, потому что все двери и окна были словно забиты гвоздями, а стекло разбить не получалось. Зато было найдено зарядное устройство для айфона.

Пленница отправилась осматривать свою «тюрьму». Все вполне прилично: длинный коридор, две ванных комнаты, кухня. Кстати, в ней она нашла холодильник, набитый продуктами. «Так, посмотрим, что там. Яйца, овощи, творог, йогурт, в морозилке куриная грудка и рыбное филе. Все это она обычно ест дома. Странно. Как будто специально готовились к ее появлению».

Дом был недостроенным, кое-где лежали доски, новая мебель пахла деревом, шкафы и комоды пустовали. На полочке в ванной сложены полотенца, здесь же висит белый махровый халат.

«Ничего-ничего, сейчас чего-нибудь перекушу и пойду искать выход».

Очень хотелось в ванну, и она решила полежать в ароматной пене. В сказке про аленький цветочек красавица тоже попала в комфортный плен, ее вкусно кормили и исполняли желания. Вероника выбрала ванную комнату на втором этаже, подальше от входа, откуда в любой момент мог появиться похититель. На всякий случай закрыла все двери, ведущие на второй этаж, а ванну — на защелку. Если похититель появится, ему понадобится время, чтобы открыть комнаты.

Вероника напустила в ванну пены и блаженно вытянула ноги под струей воды. Как же хорошо! Не заметила, как задремала, а когда открыла глаза, увидела в кармане джинсов, висящих на крючке, уголок желтой бумаги. Так это же два листа из книги, что выпали в подъезде маминого дома! Вот это находка!

Вероника была женщиной отважной, поэтому надела белый махровый халат и пошла на кухню изучать страницы.

Она пила кофе и грызла корочку хлеба с сыром, вникая в смысл текста на вновь обретенных страницах. Жадно всматривалась в картинки и вчитывалась в мелкие строчки, напечатанные в 1919 году. Такая дата стояла внизу страницы! О том, что информацию можно найти в энциклопедии, Вероника узнала в интернете, где этой информации почему-то не было…

Попадались астрономические часы, ход которых не зависел от температуры воздуха, перепадов давления и прочих климатических передряг. Были старинные морские часы, совмещенные с компасом и не боящиеся ни воды, ни жары. Были карманные, наручные, палубные. Вскоре от вида часов Веронику стало подташнивать и очень захотелось выполнить обещание, данное маме, досрочно — вернуть книгу.

Одна картинка с видом невзрачного механизма, лишь отдаленно напоминающего часы, показалась интересной. Далее шел текст, напечатанный курсивом, это была какая-то история…

То, что она прочла на четырех страницах, объяснило всего один нюанс в расследуемой истории.

Шел третий день заточения, каждый час она использовала на изучение дома. Проверяла, в какую сторону открываются окна (а они не открывались), забрела на боковую лестницу и нашла железную дверцу, ведущую на чердак. Но тут висел старомодный надежный замок.

Затворница отодвинула от стен каждый комод, обшарила все уголки, и в конце длинного коридора обнаружила шкаф, который никак не вписывался в интерьер. Он был похож на древний дубовый гроб с резьбой ручной работы. В нем не было ни одной полки и ни одного крючка! Для чего тогда шкаф, если в него ничего нельзя положить или повесить?

Вероника поместилась в него полностью и тут же вспомнила «Хроники Нарнии»[8], где дети попали в сказочную страну именно через старый шкаф.

Она улыбнулась и принялась выстукивать стенки. Стук по одной из них показался гулким, как будто с другой стороны было пустое пространство.

Здесь Веронику уже никто бы не остановил! Она выскочила из шкафа, стрелой промчалась на кухню, выудила с полки молоток для отбивания мяса, вернулась в раритетные внутренности и стала неистово бить по стене. Но недолго, потому что стена сама взяла и открылась.

Прихватив пакет с хлебом и сыром из вражеского холодильника, Вероника рванула из своего плена. Выход был найден, и он был самый обыкновенный: из стены шкафа она попала в подвал, а оттуда по ступенькам вверх — прямо на лужайку перед домом. Сердце радостно замерло, когда свобода стала очевидной, дальше все было уже неважно! Теперь-то уж она попадет к своим.

Как же Вероника припустила к лесу! Ей все казалось, что сейчас появится длинноволосый злодей и снова оттащит в опротивевший дом.

Потом шла по незнакомому лесу и жутко хотела есть, и ей было наплевать на всякие диеты, хоть королевские, хоть кремлевские! Хлеб с сыром были давно уничтожены, и теперь она съела бы даже батон с маслом, да хоть что! Смеркалось, ели становились темно-синими, а высокая трава вымочила джинсы почти до колен. Веронике было противно, мокро, голодно, болела спина, хотелось еды или хотя бы чаю.

И тут айфон что-то пиликнул. Достала из кармана, посмотрела — так и есть! «Ужин»! Какой же ужин, если живот к спине прилип?! Если надвигается ночь, лес темнеет, подруги не отвечают, а в телефоне садится батарея.

На лесной дороге связь появилась, и Вероника снова стала звонить подругам. Однако все было напрасно — наверное, на счете закончились деньги.

Но тут телефон запиликал сам, она так отвыкла от всяких звуков, что вздрогнула и огляделась. Звонила Малибу, защебетала, что сидит в косметическом салоне и ждет, пока освободится Дунечка (так звали косметолога). Малибу никак не могла понять, почему Вероника в лесу.

— Так у вас тусо-о-овка там? — протянула она. — А чего ты мне не позвонила, я тоже шашлыки люблю. Пати? Или что? Тульский есть?

Тульским звали восходящую звезду, молодого смазливого парнишку, умеющего вовремя открывать рот под аранжировку однокурсника Лёни Липского. В этом сезоне ни одна тусовка не обходилась без Лёни и Тульского. Казалось, что эти две личности проходят через сканер, размножаются и распространяются во все клубы одновременно. Малибу старалась не пропустить ни одной вечеринки, даже несколько раз набралась шампанского вместе со «звездами». Нынешней весной текила уступила в популярности виски, но его Малибу пить не могла — от одной пятой стакана у нее случалось косоглазие, плоскостопие и нарушение речи одновременно.

Как можно было объяснить «светской львице», что сейчас не до шуток, Вероника не знала.

— Малибу, меня похитили, понимаешь?!

— У вас квест? Ааааа, заказали в той фирме, о которой ты мне рассказывала? «Розыгрыш», кажется? Обязательно пофоткай и пришли! Так прикольно!

Батарея садилась как-то слишком быстро, Вероника положила трубку, перекрыв доступ к речам Малибу, и на том конце, видимо, обиделись. Но ей было плевать, нужно узнать свое месторасположение и выбраться наконец из этого проклятого леса! Войти в интернет и определить геопозицию у Вероники не получалось…

Лера просматривала новости и разбиралась с бумагами, когда краем уха услышала информацию о подписании договора о нефтяном балансе и фамилию Ивана. Она вздрогнула и уронила ручку, и кот, уже пробиравшийся к ней на колени, рванул в неизвестном направлении, издавая звуки, похожие на топот копыт.

Она сделала звук погромче (в это время на кухне что-то грохнуло и раздалось громкое «Мяяяяу!»), и тут увидела сидящих за столом переговоров чиновников, а среди них — Ивана с какой-то девицей. Женщина вела себя по-деловому уверенно, сидела ровно и прямо, перед ней лежала папка с документами.

Потом еще пару секунд показывали фуршетный зал, но и этих мгновений Лере хватило, чтобы увидеть его, Ивана, и ее, девицу, глядящих друг на друга!

Вот как! А как еще могло быть? Она отстранила от себя того, кто был ей нужен больше всего на свете, наговорила глупостей, и почему он не может себе позволить приударить за какой-то чиновницей? То, что он приударил, она не сомневалась — слишком хорошо знала этот взгляд, как бы холодный, и в то же время притягивающий.

Ревность начала душить как змея. Стало тяжело дышать, и слезы набегали на глаза. Она никогда не думала, что может быть так больно от собственных мыслей, от представления того, чего, возможно, и нет вовсе.

Лера сидела в глубоком кресле в углу комнаты, поджав под себя холодные ноги. Жар во лбу сменялся колючим холодом. Губы искусаны. Случайно посмотрев в зеркало, заметила, что у нее нет глаз. Есть черные провалы огромных зрачков на восковом остром треугольнике лица.

Она пошла на кухню, быстро выкурила сигарету, пнула ногой равнодушный холодильник, испугав до полусмерти кота, налила из-под крана воды в стакан. Но попила почему-то «Боржоми» прямо из бутылки, вернулась в комнату и стала отрывать от напечатанной платежки маленькие кусочки.

Никогда не ожидала она такой бури эмоций от себя, обычно засовывающей чувства куда подальше. Но ведь сейчас с ней никого нет, а, казалось, что видит и слышит весь мир!

Воображение, как карандаш художника, боящегося не успеть изобразить свое видение жизни, живо рисовало ей, как там у них все происходит. Как они после фуршета едут в роскошный отель. Она чуть пьяно мурлыкает, растягивает слова, просит еще вина. Он молча берет телефонную отельную трубку, набирает три цифры, и оттуда говорят: «Да, господин».

А на его лице в это время появляется полуулыбка, и глаза блестят холодным блеском, который так притягивает светских девиц из его круга, где мужчины носят туфли и запонки от известных кутюрье, а женщины — черные платья от Шанель.

Потом на блистающей никелем маленькой тележке привозят все, что она пожелала, и вот они в постели!..

Это удивительно, но в интимные моменты Иван был обыкновенным, простым смертным, который говорит добрые слова, делает привычные жесты или молчит. Тогда Лере кажется, что он обычный человек, а не какой-то гигант мысли, и знает далеко не все в жизни.

Она хорошо помнила минуты, в которые он «ничего не знает», и это теперь надолго засело в ее памяти, и даже вот к чему привело — она ревнует как истеричная барышня. Вспоминает эти минуты, и как будто кровь выливается из ее тела и течет по паркету. Ей представилось, как красные лужицы затекают под кресло, и скоро уже затопят кровью соседей снизу. Какой бред!

Лера была с ним, это было, было! А теперь вместо нее с ним эта девица с губами, похожими на алое сердечко! Больно и плохо… все плохо. Как бы не спятить! Но сегодня от любви не умирают.

На улице была такая красота! Но конец мая с его сиренью, черемухой, вылезшими сквозь асфальт желтыми одуванчиками, млеющими на солнце котами, сумасшедшими городскими птицами живо напомнил Лере такое же жаркое начало лета. Дорога к морю, заросшая папоротником тропинка к отцу, деревянный трап, его седая вихрастая голова. Эта пора всегда возвращала ее в то время, и она ничего не могла поделать!

А теперь она затеяла заваруху с расследованием, Володина прямо-таки насильно, за уши, можно сказать, притащила в эту историю. Он там, небось, извелся весь, думая, где она шатается и куда пропала. В психдиспансер он ей, равно как и ее ненормальным подругам, запретил приходить, но они же не послушались! А преступник может заявиться в любую минуту, чтобы добить свою несчастную жертву.

Вероника целый день не отвечала на звонки, Лера чувствовала: с подругой что-то случилось.

А в три часа ночи в дверь постучали, на цыпочках она подошла и посмотрела в глазок. Так и есть, Вероника!

— Господи! Где ты была? Я уже думала обращаться в милицию. Трудно было позвонить?

— Телефон сдох! — объявила подруга и рванула к холодильнику.

Она была грязная, лохматая и голодная. Уплетая хлеб с маслом и колбасой, Вероника рассказала о похищении и заточении. Телефон был поставлен на зарядку, он тотчас пиликнул и высветил напоминание: «Не есть!»

— Мы все в опасности, необходимо принять меры, — сказала она, покосившись на телефон. — Звони своему Володину.

Лера позвонила матери, та рассказала, как у нее «утром болели ноги», а «под вечер стало легче», и она пошла гулять по поселку. Добросовестно выслушав все, как и положено любящей дочери, Лера задала вопрос, который мучил ее уже несколько дней.

— Мама, вы же с отцом дружили со Шмелевыми? Это тот брюнет, который раньше ходил с отцом на рыбалку? Почему ты никогда не говорила о нем?

Мать помолчала на том конце провода, будто раздумывала, говорить или нет, и сказала то, что Лера не могла даже предположить.

— Аня всегда нравилась твоему дяде, он любил ее много лет. Может, и сейчас любит.

— Ой! У него же семья!

— Лера, это было много лет назад, когда он еще не был женат. Ане тогда было тридцать, ему — двадцать три. Шмелевы были счастливы, ждали ребенка.

— Дальше…

— А дальше твой дядя поступил по-свински. Он приехал к Ане и стал приставать к ней, она начала отбиваться и случайно ударилась головой о дверь. Это случайность, Лерочка…

— И что?

«Вот как это называется? Значит, лишить женщину ребенка и репутации — поступить по-свински!» Мать была сильной и не позволила себе заплакать, ей проще молчать. Но здесь было все понятно. Выкидыш стал причиной дальнейшей бездетной жизни Шмелевых.

Шмелевы старались простить это семье Бортников, и все было вроде бы хорошо, но как можно пережить тот убийственный факт, что у них нет и не может быть детей?!

Хотели взять ребенка из Дома малютки, но тут у Анны Ивановны обнаружилось психическое заболевание, нетяжелое, но не дающее права усыновления. Это была депрессия, так называемая дистимия, когда трудно испытать радость, даже если выиграешь джек-пот. Никакие деньги и блага не могут сравниться с маленьким родным человечком, который уже несколько месяцев жил у нее внутри, а потом умер! Маленький теплый комочек, состоящий из ее и мужниной плоти.

Комиссия не разрешит взять ребенка из Дома малютки, если у потенциальной матери дистимия.

Шмелевы стали усиленно лечить недомогание, уже появились кое-какие сдвиги в лучшую сторону, когда случилось невероятное — Василий Шмелев заявил во всеуслышание, что он разводится с Анной. Причины так никто и не понял, ведь все видели, как в любви и согласии протекала жизнь семейной пары, как окружающие с белой завистью смотрели на идеальную семью.

Мама не говорила всего этого, но было и так понятно. Она была женщина-кремень и заправляла в своей семье именно так, как считала нужным, хоть не всегда ее желания были благоразумными. Мать не терпела прекословий, но иногда все же уступала Лере.

Так, после первого провала на филфак мать стала говорить, что брат, мол, пошел в технологический, «почему бы и тебе туда не податься? Это ведь очень перспективно, после технического вуза можно стать инженером, а инженеры нынче в почете».

О да, инженеры были в почете потом еще с десяток лет, сидели в заводских кабинетах или стояли за ватманами, а чертежи пылились в архивах, не принеся пользы человечеству. Научные разработки, годами ждавшие своих патентов, тоже потом куда-то исчезали. И никому не приходило в голову, что эти проекты можно применить в обыденной жизни, облегчив людям какой-нибудь трудоемкий процесс.

Лера все же поступила на филфак, хоть и на третий раз. И мать ничего не смогла сделать с ней, просто смирилась. А дочь перестала на нее обижаться.

А еще, будучи школьницей, Лера ходила на танцы в санаторий, где выступал самодеятельный ансамбль из нескольких парней (в одного из них она немедленно влюбилась). Ребята играли на электрических гитарах, удачно копировали Пугачеву и Лещенко, сами придумывали веселые и нескладные песни, которые потом напевали многочисленные туристы.

Но мама туда не отпускала, пока дочь не помоет посуду и полы. Осталось только посадить розы и перебрать крупу. И, конечно, Лере не разрешалось приходить позже двенадцати, но она специально являлась позже! И если платье не превращалось в старое и рваное, а карета — в тыкву, то это только потому, что платья дочь почти не носила, а тыквы на огороде не росли.

Таким вот сложным человеком была ее мать, и таким протестом дочь отвечала на запреты, хоть и очень любила ее.

Выслушав рассказ родительницы, Лера поняла, почему общение прекратилось, мать тоже не хотела видеть Анну Ивановну. С этим все ясно…

— Девочка, ты кто? — спросила Анна Ивановна.

— Я пришла, чтобы помочь вам, — прошептала Анечка и подсела ближе к постели.

Она сначала выглянула за дверь — там никого не было, потом выключила свет и посмотрела в окно — сразу стало видно, что на пятачке возле корпуса кто-то при свете фонаря косит траву. Уф! Слава Богу, никакой это не маньяк, а посвистывает коса! А она-то чуть со страху не умерла!

— Меня тоже зовут Анна. Скажите, Анна Ивановна, вы что-нибудь помните о своем муже Василии Шмелеве?

И тут больная беззвучно заплакала, и стала еще несчастнее. Глазницы, похожие на глубокие черные ямки; лохматые разбросанные по подушке волосы; серое в сумерках лицо; стоящая рядом капельница; ночь в окне — все это создавало неприглядную тоскливую картину, напоминающую кадры из когда-то виденных фильмов о жизни в прошлом веке.

— Анечка, кто вы?

— Я здесь специально, чтобы вас охранять, мы сказали, что я — ваша двоюродная сестра, пришла за вами ухаживать. Как вы себя чувствуете? Вы что-нибудь помните?

— Разумеется, я помню, — прошептала она. — Только все это теперь ни к чему.

— Нет-нет! Подождите отчаиваться, все будет хорошо, вы только расскажите мне, как оказались в этом заведении, кто вас сюда отправил? И где ваш муж?

— Мы с Васенькой так любили друг друга… Но он умер от инфаркта много лет назад, а Петенька погиб, бессмысленно и глупо.

— Как? Как это было? — спросила Анечка, которую растрогали слова о любви, и она теперь плакала так же тихонько, как Анна Ивановна. — Не бойтесь, на всем этаже никого нет.

Вдруг фонарь за окном погас, а заодно погасла и настольная лампа в палате. Анечка вскочила, выглянула в коридор. Там никого не было, но она встревожилась и схватила телефон.

— Ну, ответь, ответь! Подними трубку! — шептала она, снова и снова набирая номер. — Анна Ивановна, вы как?

— Я ничего, нормально, — ответила та. — Мне нестрашно.

— Я сейчас…

— Да! — крикнула Лера в трубку. — Что там у тебя?

В это время ручка двери шевельнулась, кто-то снаружи хотел ее открыть!

— Анна Петровна! Анна Петровна, — послышался за дверью голос Таисии. — Да где же она опять ходит?

Анечка замерла.

— Вы не могли бы закрыть глаза и полежать так немного, пока медсестра уйдет? Никто не должен знать, что вы пришли в себя! — прошептала она.

Затем подошла к двери и открыла ее.

— Тасенька, чего тебе? Я тут прикорнула немного возле постели сестры.

— Тебя искал ваш родственник, вроде племянник Серовой. Как она, кстати? — глаза Таисии стрельнули по палате и остановились на кровати, где неподвижно лежала больная.

— Она — как обычно. — Нашего племянника пустили в клинику так поздно? Уже десять вечера!

— Его и не пустили, он на крылечке остался, ждет решения Настойкина. А пойдем ко мне, чаю попьем!

Сердце Анечки бухнуло вниз, сразу стало нечем дышать. «Что ей теперь делать? Раньше подруги решили, что как только он придет, Анечка должна представиться троюродной сестрой по бабушке и позвонить Лере. Но одно дело планировать, и другое — выполнять пункты намеченного плана в реальности».

— Спасибо, Тасенька, я не хочу чаю, схожу на крыльцо, только посмотрю на Анну Ивановну и закрою дверь на ключ.

— Ну хорошо, я сама тебе чаю принесу, — кивнула медсестра и будто испарилась.

Анечка закрыла палату изнутри и набрала еще раз Леру.

— Племянник пришел, он здесь! А Настойкин исчез! — шепотом сказала она. — И Анна Ивановна пришла в себя! Ты слышишь? Приезжайте скорее! Мне страшно!

— Сиди и не двигайся с места! — приказала Вероника, выхватившая трубку у Леры. — Мы скоро будем.

В дверь снова постучали… У сиделки опять подкосились ноги.

— Я принесла тебе чайку, как и обещала, — протянула ей чашку Таисия, — обязательно выпей, станет легче.

— Спасибо, Тасенька!

— Давай пей, я тут постою, посмотрю за тобой, — медсестра все не уходила.

— Нет-нет, ты иди, все со мной в порядке, — и Анечка поднесла чашку ко рту.

Таисия наконец вышла, а сиделке было не до чаю. Она очень надеялась, что подруги приедут быстро, но понимала, что ехать из города в клинику не так близко.

Снова послышались шаги на коридоре, кто-то тихо разговаривал по телефону и даже смеялся, но ей было страшно открыть дверь и посмотреть. Анечка была уверена на сто процентов, что это тот самый неизвестный племянник, от которого нужно беречь Анну Ивановну. Страшно даже подумать, что может сделать преступник. Убить?

Шаги стихли, все ушли. Она взяла тампон с тумбочки, приготовленный для уколов, и вытерла вспотевший лоб.

Лера и Вероника сидели на кухне и размышляли, как разрулить ситуацию, говоря языком Вероники.

Когда позвонила Анечка, они выскочили, в чем были, и помчались к машине, но та отказывалась заводиться! Бензина, что ли, не было?

— Пинцет! — сказала Вероника, — Мы же ее заправляли!

— И когда это было? — ответила вопросом Лера. — Нужно вызывать техпомощь!

Женщины были на грани истерики.

— Нет, никакой техпомощи! Я сейчас найду Глеба!

Лера представила, что скажет майор, узнав, куда они едут.

— Не надо! Я позвоню Ивану, может, он отвезет нас?

Обеих бесил куриный переполох, который они устроили во дворе, поэтому оглянулись по сторонам и затихли.

Видит Бог, Лера не хотела ему звонить после увиденного репортажа по телевизору! А еще она не послушалась, не пришла к нему в четверг, как обещала. Белов по-настоящему сердится на нее и не приедет. Ну и пусть! Попытаться же можно, в конце концов.

— Да! — послышалось в трубке. — Я слушаю тебя.

— Ванечка, это я, — проскулила она, решив ни за что не напоминать ему о полногубой девице.

— Ты решила наконец ко мне прийти? Давай приезжай, я вызову профессионалов, — в голосе послышались саркастические нотки, даже, наверное, мелодия.

— Ваня, я попала в передрягу! Помоги мне, пожалуйста!

Трубка безнадежно замолчала. Неужели он позволит им пропасть?

Но нет, перезвонил.

— Извини, что-то сорвалось. Так где, говоришь, ты находишься?

— Иван! Мы возле моего дома, нам надо ехать в психушку!

— И причем срочно, вам туда давно пора, — глухо сказал он. — Скоро буду.

— Да брось ты ее! Подождем Ивана, — сказала Лера Веронике, которая пыталась реанимировать предавшее их средство передвижения.

Через десять минут они забрались в его автомобиль и покатили на полной скорости. На «ягуаре» в дурдом! Просто сказка!

— Ну, что, узнали что-нибудь новое? — спросил Иван после некоторого молчания.

— Иван, прости меня… Ну не могла я ничего рассказать твоим профессионалам, пока сама не узнаю, что к чему.

— Проехали! — буркнул Иван.

— Как проехали? Еще же столько ехать…

— Да забыли, говорю! Я так и думал, что ты не придешь. Я что, первый год тебя знаю? Что случилось на сей раз?

— Анна Ивановна пришла в себя, и в клинике снова появился племянник!

— Подожди, пришла в себя? Что говорит?

— Да в том-то и дело, что она очнулась только полчаса назад, Анечка не смогла еще ничего у нее узнать! Потому что в это время как раз пришел племянник! — стали наперебой ему объяснять они.

— Так! Тихо! Дайте мне вести автомобиль! Говорите спокойно, нам еще ехать примерно полчаса.

На улице была почти ночь, и по дороге встречалось мало машин, а те, что попадались, уступали дорогу: спортивный «ягуар» несся на полной скорости. За кольцевой гаишник, спрятавший свою машину в кустах, так опешил, что даже волшебной палочкой не взмахнул. Хорошо, когда тебя уважают, а уважают, когда у тебя много денег и черный блестящий «ягуар». Иван Белов умел зарабатывать деньги, не то, что две сидящие рядом выскочки.

Приехали. Но куда? В лес, где когда-то медсестра Таисия выгуливала Анну Ивановну. И что теперь? Почему их не пускают в эту забытую Богом несчастную богадельню?

Немного привыкнув к темноте, подруги разглядели еле заметные автозаки. В одном из них открылась дверь, и вышел большой «кличкообразный» мужчина лет сорока пяти.

— По моим сведениям, он должен сейчас появиться. Уже час ждем, — сказал он. — Мои обошли здание вокруг, не нашли. Сейчас внутри ищут, — человек-бык неслышно подошел к прибывшим.

— Алексей, — представился незнакомец. — Я друг Ивана, полковник Следственного комитета. Мы ждем преступника, который, по нашим данным, должен явиться, чтобы ликвидировать свидетеля. Я прошу вас зайти в грузовик. Там тепло и безопасно.

Подруги переглянулись и обе, не отрываясь, вопросительно уставились на Ивана, потом на Алексея по очереди.

— Иван! — наконец сказала Лера. — Что это такое? Какого свидетеля и кто хочет ликвидировать? Где Анечка и Анна Ивановна? И кого тут ждут?

В это время подкатила еще одна машина, но уже милицейская, из нее почти на ходу выпрыгнул Глеб. Голова перевязана как у незабвенного революционера Щорса[9], о котором в советские времена была сложена песня.

— Глеб, ты зачем приехал?! — почти в один голос зашипели Лера и Вероника. — Тебе в палату надо!

— А тут что, не больница? Вон сколько палат есть! — и он засмеялся.

Из машины вышел еще один товарищ в фуражке. У него было важное большое лицо, белеющее под луной как блин.

— Это Сан Саныч Верблюдов, — сказал Глеб, а его приятель махнул всем рукой и кивнул.

— Да мы уже догадались, — сказала Вероника. — Боже мой, ну и народу собралось, давайте штурмовать уже, что ли!

Анечка поняла, что сейчас у нее выскочит сердце — так сильно оно громыхало в груди. Дверь, которую кто-то долго пытался открыть, подалась и тихо распахнулась. Женщина не двинулась с места, осталась сидеть в позе спящей сиделки, положив руки на спинку стула.

Человек в белом халате постоял немного, присматриваясь в темноте, а затем тихонько подошел к постели больной и достал из кармана шприц — как в кино. Сняв колпачок, он впустил содержимое в капельницу.

Затем произошла смена декораций, как потом называла эту ситуацию Анечка: в раскрытую дверь проскользнули невидимые и неслышимые тени. Рраз! — и вспыхнул свет, и племяннику в две секунды вывернули руки и надели наручники.

У Анечки из глаз обильно полились запоздалые слезы, хоть плакать уже было вовсе не нужно: Анна Ивановна давно была в другой палате, а капельница своим хвостом уходила под одеяло, накрывавшее свернутый плед. Племянника повели на улицу.

Жара не отпускала. На черном асфальте, где ремонтировали дорогу, отпечатывались следы прохожих, а в одном месте Лера заметила набойку от дамских шпилек.

— Как жарко! — сказала она.

— Как больно, милая, как жарко, — немедленно переврал он и потрогал сзади Лерин черный ежик. Волосы были пострижены невообразимым образом — сзади длинные пряди почти до плеч, а по всей голове — ежик, который все время хотелось трогать, жесткий, блестящий и упрямый, как и она сама.

Они сели в «ягуар» и поехали на то место, куда она сама доехать никак не решалась, боялась. Но с Иваном ей стало все нипочем, он был рядом, и в любую секунду Лера могла посмотреть ему в глаза. Он спас ее от всех напастей сразу, как бы вернул самой себе, и она уже была другая — смелая и уверенная как никогда.

На берегу уже стояли Вероника с Глебом и Анечка, которая, не переставая, шмыгала носом от чувств. Собиралась любопытная компания из подруг и их мужчин, и это было так романтично! Интриги заканчивались самым благоприятным образом, а для Анечки это очень много значило, ведь она так любила хорошие окончания романов.

А Глеба несло.

Он веселился, рассказывая историю про всем известного доктора, хитро прищуривал глаза и делал неимоверные усилия, чтобы не захохотать. Но выправка не позволяла, поэтому ему все же удалось четко расписать в красках давние события.

Антоша Настойкин был любимым маминым сыном, и даже странно, что в первый раз он женился в двадцать лет — мамочка, конечно, была против «скоропостижного» брака. Вместе с будущей женой они окончили медуниверситет и пошли интернами в первую клинику. И все бы ничего, но Антоша усиленно интересовался анатомией и попросился проходить практику в морге.

Молодая жена была стойкой подругой жизни и выдержала все нападки свекрови. Однако увидев, как ее муж с удовольствием пьет чай с булками прямо возле трупа и ставит чашку как можно ближе к прозекторскому слоту, она задумалась о смысле семейной жизни.

Когда женщина наблюдала, с каким нетерпением супруг ждет нового трупа и как потирает руки в предвкушении работы, ей становилось нехорошо. Она была рада, что Бог ее миловал от беременности (хоть так было думать грешно), и облегченно вздохнула, получив штамп о разводе.

Но это было только начало. Следующая супруга доктора Настойкина обожала, она была преподавателем медучилища и ходила с ним в прозекторскую. Женщину не коробили чаепития в этом кабинете, просто добил сверхмощный педантизм любимого. Когда она однажды в шесть утра вышла на кухню попить воды, а муж в очередной раз застелил супружеское ложе, женское сердце не выдержало. Они развелись.

Следующие две жены тоже были милыми особами, но расстались с ним быстро и безболезненно. Наверное, потому что Антон Павлович был все же безобидным и не мог вызывать злость или ненависть. У него случались вспышки гнева, но проходили они за пять минут и ровно ничего не значили — доктор оставался добрым и милосердным человеком.

Жизненным кредо Настойкина было желание помогать душевно больным людям, именно поэтому он изобретал лекарства и испытывал их на своих пациентах. Как известно, на каждый препарат нужно получить сертификат, а это дело долгое и нелегкое. Одно из таких средств доктор и собирался ввести Анне Ивановне в последнюю ее ночь в лечебнице.

— Я объяснился с женой, — вдруг сказал Глеб.

— И что? — спросила Вероника. — Соврал ей, что поехал в командировку?

— Нет, вернее, это она со мной объяснилась, сказала, что уезжает. У нее, понимаешь ли, уже давно другая любовь.

— Ты расстроился? — не моргнув глазом спросила Вероника.

— Я расстроился, что она не сказала мне об этом раньше, а так бы давно забрал тебя к себе.

За кустами прямо в заросли папоротника въехала машина Алексея, он вышел из нее со своим псом, подошел к Анечке и взял за руку. Та перестала шмыгать носом и прижалась к нему, грудь ее вздымалась как у русской красавицы Василисы из старого фильма о Кощее Бессмертном.

Иван сказал, что уже скоро все станет известно, нужно еще немного подождать. Чего именно они ждут — подруги не знали, а у мужчин спрашивать бесполезно.

Так все прохаживались возле воды — загадочный Иван с обновленной Лерой и притихшие Алексей с Анечкой. Глеб и Вероника на перевернутом бревне беззаботно и лениво перебрасывались словами.

Да, на рыбалку Петр Бортник пошел не один, как думали все, с ним были Шмелев и Володин, которому нужно было, чтобы его напарники уже не смогли никому рассказать о деньгах за стройматериалы, переведенных на другие счета.

Шмелев простоял за камышами минут пятнадцать, ожидая, пока уйдет Володин, затем выбрался на берег. Проклиная и виня себя в смерти друга, он решил скрыться, но прежде сделать так, чтобы дочь Петра нашла записку с часами. В день похорон он сделал немалый круг по тропинке у моря и оказался около дома Бортников.

Подождал, когда все уехали на кладбище, пробрался незамеченным в дом и перепрятал часы за книгу «Мастер и Маргарита». Василий знал, что Лера часто перечитывает ее, надеялся, что она сможет докопаться до правды.

Кстати говоря, по просьбе Володина брат Леры, Костя, тоже искал часы и документы. Просто так, по просьбе друга отца. Потому что там могли быть номера накладных, суммы и его фамилия.

На странице журнала учета товара Бортник записал все обнаруженные нарушения и факты и хотел выяснить ситуацию до конца, для чего пригласил друга на разговор. Стоимость украденных стройматериалов выливалась в астрономическую сумму!

Он не верил в виновность Шмелева, поэтому оторвал от листа с цифрами ту часть, где была написана фамилия друга, и сунул в карман. Решил разобраться во всем после рыбалки. А журнал с остальными документами они с Василием завернули в полиэтилен, закрутили веревкой и спрятали под крышу вагончика. Вскоре пришел Володин, друзья выпили и отправились на рыбалку.

Конечно, все могло быть по-другому, листок бумаги с фамилией Шмелева Петр мог просто выбросить или сжечь. Но все случилось именно так, как случилось.

Володин тоже видел, как Бортник положил пакет в карман брезентовой куртки. Просто забыл забрать перед тем, как столкнул в воду. Не то чтобы забыл, а растерялся. Ведь не каждый же день топишь своего друга…

Василий в этот же вечер решил уехать с женой к другу Бортника на Камчатку и начать новую жизнь, а семье погибшего друга присылать деньги. Он знал, что всю оставшуюся жизнь будет себя казнить за то, что случилось.

Но знал он и то, что если Володин увидит его здесь, то непременно убьет — и его, и Анну. Его мысли были только о жене. С Аллочкой все было понятно — она получила свою долю и отбыла восвояси.

Назавтра утром Василий пробирался дворами к своей пятиэтажке в Минске, стараясь не попадаться на глаза людям, ведь все думали, что он пропал. Навстречу ему шла красивая женщина в черных очках, и только поравнявшись с ней, вдруг понял, что это Аллочка!

— Здравствуй, Васенька! Как дела? Куда ты собрался? — и она изящным жестом тонкого пальца сняла с его плеча невидимую пылинку.

— Послушай, Алла, мы с Анной уезжаем, навсегда. Не лезь больше в мою жизнь. Что ты снова от меня хочешь?

— Я, Василий, пришла сообщить тебе плохую новость. Вот ты идешь домой, а там тебя никто не ждет. Анны твоей нет!

Он застыл на месте и почувствовал, как похолодели руки и замерло сердце.

— Говори! Говори, что ты знаешь! — и он схватил ее за рукав стильного шелкового пиджака.

— Ну, что ты, что ты, милый, не волнуйся так. Пока ты добирался сюда окольными путями, твою Анну отвезли в больницу, мне рассказала Алиса. Ты забыл, где работает моя сестренка? И умерла там твоя Анна. Сейчас приехала ее тетка и занимается похоронами.

Шмелев не помнил, как дошел до квартиры, как собирал вещи и звонил знакомому, который в два дня продал его квартиру.

А через два дня Шмелев уже ехал в поезде на Камчатку, где жил бывший старпом Бочкин, адрес которого был в старой записной книжке. Когда-то Бортник рассказал ему об этом человеке.

Василий решил уехать на Камчатку, тем более без Анны жизни ему здесь не было, да и квартиру эту он видеть не мог — каждая мелочь напоминала о любимой.

А через несколько дней мошенница была уже в психдиспансере, настал черед Анне Ивановне узнать страшную весть. Со слов Аллочки, Василий Шмелев умер от инфаркта. Злодейка в два счета собрала придуманные акты в одну трагедию.

Шмелев рассказал жене о махинациях после встречи с Аллочкой в кафе. Тогда супруги решили распустить слух о разводе. Но Володин все равно хотел ее убрать, ведь она слишком много знала.

А сейчас все показания Анны Ивановны были записаны Алексеем на диктофон, запротоколированы и отданы на доследование.

На берегу заканчивали возводить один санаторный корпус и начинали следующий. Лерин отец Петр Бортник, Василий Шмелев и Владимир Володин работали на строительстве этого второго корпуса.

Однажды Бортник обнаружил, что строительные материалы как бы были, но на самом деле отсутствовали. В бухгалтерии случайно увидел накладную на поставку досок, кирпича и вагонки, подписанную им. Он точно помнил, что не визировал эти документы!

Больше всего его удивил этот факт! Петр решил поговорить со своим другом, позвонил и назначил встречу в строительной бытовке, где переодевались рабочие. Захватил с собой бутылку водки для мужского разговора.

Шмелев признался, что был вынужден подделать подпись, шантажируемый Володиным, в противном случае тот грозился убить его жену Анну. А за нее Василий готов был умереть, не то, что подделать подпись.

Помогала Володину проворачивать аферы Аллочка, работавшая главным бухгалтером в санатории, и это было у них не первое совместное дело. Тут можно вспомнить и канувшую в небытие фуру с биодобавками, и незаконную сделку, проведенную на одном из минских заводов, и еще несколько махинаций, принесших подельникам немалые барыши.

Аллочка назначила Шмелеву встречу в кафе и там пригрозила извести Анну, если он расскажет о ее ухищрениях. Она так и сказал: «Я сживу ее со свету, ты и не заметишь, как ее не станет!» Шмелев понял, что вся афера организована Аллочкой, а судя по масштабам, от этой бестии можно ожидать чего угодно!

Когда книга была обнаружена и изъята у Володина, Вероника выпросила ее у Алексея на время, чтобы разобраться до конца.

«Да, он очень хорош собой, даже красив, а тонкий ум и юмор делают его привлекательным, говорить с ним приятно и интересно. Понятно, что я нравлюсь ему, раз он так часто бросает на меня взор и старается заговорить всякий раз, как мы оказываемся в одной зале. Но зачем? Зачем я ему, я, как и все мои братья и сестры, обречена быть одна, а здоровье не позволяет мне иметь детей! Поэтому постараюсь не попадаться ему на глаза и как можно реже оставаться с ним наедине».

Так думала гордая Смарагда, которую при дворе считали умной, красивой, но холодной девушкой, не подпускавшей к себе мужчин.

Следующая страница в книге была затерта, как будто на нее попал снег или дождь. Но Вероника сдаваться не собиралась, она включала настольную лампу, доставала лупу, которую специально купила для этого случая, и долго всматривалась, крутя страницу и так, и эдак.

Дальше, насколько она смогла понять, речь шла о… Екатерине, которая думала о Дмитрии, — наверное, о том человеке, который ей так приглянулся. Как это так? Только что в книге были слова какой-то Смарагды, а теперь…

Впрочем, скоро все разъяснилось. Смарагда была дочерью госпадара (слово-то какое!) Молдовы Кантемира, а Екатериной ее прозвали, когда вся семья переехала в Россию, где девушку, как дочь великого князя, приняли в камер-фрейлины императрицы Елизаветы.

Во фрейлины принимали далеко не каждую девушку, во дворец императрицы попадали только красавицы из высших сословий (к слову сказать, не всегда и красавицы), в крайнем случае, осиротевшие юные девушки-подростки, воспитанницы Смольного института благородных девиц.

В чин фрейлин посвящала сама императрица, это происходило неофициально (не прилюдно), когда девушке присуждался особый шифр — специально изготовленный вензель на ленте с золотом и бриллиантами.

Работа фрейлин была сложной и мало чем отличалась от службы солдата. Девушкам по очереди нужно было дежурить по двадцать четыре часа в сутки возле императрицы и исполнять все ее желания.

Екатерина Кантемир (Смарагда) быстро показала себя с самой лучшей стороны и стала одной из любимых камер-фрейлин Елизаветы. Здесь, при дворе, она и встретила своего будущего мужа.

«К чему вся эта чушь?» — думала Вероника, невольно увлекаясь историей фрейлины и приближенных к императрице девушек-подростков.

В то время Смарагда, зная о своем болезненном организме и невозможности родить, отказывала одному за другим знатным вельможам. Многие из них, кстати, не знали и десятой части того, что знала она — образованная остроумная и начитанная красавица с темными молдавскими глазами и густыми локонами. Всем философским премудростям, знаниям городов мира и латинскому языку научил ее сводный брат Иван Бецкой.

— Это все очень интересно и полезно, познавай, Смарагда, — говорил он между рассказами о путешествиях, о Париже, Вене и Берлине, о театрах, стихах и комедиях.

При дворе императрицы она впервые увидела уже знатного, хоть и молодого, капитана Измайловского полка Дмитрия Голицына.

— Дмитрий Михайлович, расскажите, расскажите нам, правда ли, что граф Суворов вместе с солдатами терпел невзгоды фронтовой жизни? — спрашивали, потупив глазки, молоденькие девицы, окружившие его на балу.

— Правда, — говорил он и улыбался милой благородной (но холодной!) улыбкой. Ему до жути было скучно с ними, и он оглядывался, надеясь увидеть черные глаза фрейлины Смарагды, с которой познакомился в прошлый свой приход во дворец.

Бал был легкий, веселый, озорной, с масками и нарядами, как и сама императрица Елизавета, любящая наряды и веселье. Пригласили персон двести, и давали бал не в честь чего-то, а просто так. Такие балы с переодеваниями назывались «Метаморфозы» — девушки приходили в мужских нарядах, юноши — в девичьих. Каждый гость старался выглядеть оригинально, а главное — понравиться Елизавете.

Наконец показалась Смарагда, прошла быстро — беглый взгляд, прямая походка, тугие локоны под шляпкой. Дмитрий как будто почувствовал шелестящий ветерок от черного «домино» — Елизавета приказала ей прийти в мужском маскарадном костюме. Девушка целенаправленно шла к своей матери Анастасии, выглядевшей весьма молодо. Они встретились, улыбнулись как подружки, переглянулись и о чем-то тихо заговорили.

«Ну не может же она не видеть, как возле нее вьются стаи кавалеров! Не может не понимать своего обаяния и не знать себе цену! Вот потому, что знает себе цену, и не спешит говорить с тобой», — подумал Дмитрий Михайлович.

Вероника читала эпизоды какого-то романа, которые перемежались с документальными данными, взятыми из неведомых энциклопедий.

Несмотря на свои тридцать лет Екатерина Кантемир не думала о замужестве. Не то, что кавалеры казались ей глупыми или невеждами (хоть и это сыграло немалую роль). Она думала, что может испортить жизнь любому мужчине, лишив его возможности иметь наследников.

Князь Дмитрий тогда подошел к ней и поклонился, и она подняла на него смелые строгие глаза. Девушка и князь некоторое время смотрели друг на друга, и в этом притягательном поединке никто не победил (а может, победили оба?) Она была прекрасна. Над губой у нее была новомодная мушка, и эти губы делали с ним что-то невероятное, завлекая его в пучину нежности и страсти.

— Gutta cavat lapidem non vi, sed saepe cadendo[11], — сказал он по-латыни, имея в виду свою, может быть, неуместную напористость в желании быть рядом с ней.

— Per aspera ad astra[12]? — ответила она, поняв его правильно, и улыбнулась.

Именно в тот вечер в сиянии фейерверков на праздничном елизаветинском веселье он завоевал свою звезду, черноглазую Смарагду, пробравшись через тернии к звезде, — она согласилась выйти за него замуж.

Свадьбу им устроила императрица Елизавета, пригласив более двухсот знатных гостей, среди которых были и иностранцы.

В первую же ночь Смарагда, прозванная в России Екатериной, с замиранием сердца рассказала мужу о своей страшной тайне. Красавица уверилась в правильности выбора супруга: он не стал смеяться или негодовать, просто сказал, что такой недуг можно излечить, и поцеловал ее.

После свадьбы они поехали сначала в Берлин, а потом в Париж, разыскивая врачей, лечащих женские недуги и, в частности, бесплодие. Влюбленные остались во Франции на несколько лет.

Южная Франция в окрестностях Жуан-ле-Пэн. Лазурный берег. Лиловые Альпы кажутся близкими, и, похоже, их синева уже здесь, она приносит отдых глазам и душе. А к воде спускается каменная лестница, очерчивая своими замысловатыми перилами путь к морю.

На площадке возле огромного дома стоит маленький деревянный инкрустированный стол. Солнце заходит, они только что вернулись с прогулки и сидят в креслах, укрыв плечи клетчатыми пледами. Из высокого кофейника, похожего на танцующую восточную деву, он наливает в чашки остатки жаркого дня. Тонкая коричневая струя, образуя белую пену, выпускает упоительный аромат кофе в морской бриз…

Это был один из тех редких браков, которые называют счастливыми. Супруги никогда не разлучались, заботились друг о друге.

Смарагда, прогрессивная и образованная, знающая философию и иностранные языки, открыла в Париже модный салон, куда стала приглашать известных людей — писателей, поэтов, врачей, музыкантов и даже актеров, которые тогда считались разгульными «людьми второго сорта».

Однажды на такой вечер попала молодая актриса Лерис Клерон, прославившаяся своим свободомыслием и натуральными манерами игры на сцене. Между женщинами завязалась нежная дружба.

Поначалу светское окружение не могло взять в толк — почему Смарагда и Лерис стали так близки, и об их привязанности заговорили в дурном смысле. Смарагда-Екатерина, будучи богатой и знатной наследницей, одаривала свою подругу нарядами и бриллиантами и взяла к себе жить. Они практически не расставались, и высший свет стал уже коситься на подруг, готовясь окончательно отвернуться от них.

Не возмущался только Дмитрий Голицын, который по-прежнему обожал свою жену и очень спокойно относился к этой дружбе.

Женщины поведали друг другу свои тайны и обнаружили, что их недуги практически одинаковы — обе не могли иметь детей. Смарагда уже давно читала специализированную литературу — трактаты, труды великих врачей.

— Поможешь мне открыть больницу для женщин? — спросила она подругу.

— Я буду только рада! Спасибо, дорогая, что так печешься обо мне и о других болезных девушках! — воскликнула Лерис.

Вместе с подругой сначала стали отправлять в акушерские больницы существенные суммы, а потом открыли больницу для женщин. Дмитрий им помогал.

Сама же Смарагда, несмотря на все усилия докторов, не могла излечиться от своей болезни, но все же не теряла надежду.

А далее произошло вот что. Ее модный салон посетил человек, о котором в Париже в последнее время очень много говорили. И теперь Смарагда украдкой внимательно рассматривала его — это был молодой брюнет с выразительными глазами и высоким лбом, очень учтивый и малоразговорчивый. Его звали Абрахам-Луи Бреге, в городе говорили о его необычных новейших механизмах, которые он и его подручные производят в недавно открытой мастерской.

Смарагда, давно желавшая познакомиться с Абрахамом, послала ему приглашение с курьером, и мастер пришел. Приближался День рождения мужа, и она хотела сделать дорогой и редкий подарок. К тому же увидеть воочию человека, успевшего произвести впечатление на избалованных парижан, ей было крайне любопытно.

Абрахам-Луи подошел к ней и учтиво поклонился, Смарагда решила сказать все прямо.

— Мсье Абрахам, очень рада видеть вас у себя! Не могли бы вы рассказать о своих нашумевших часовых механизмах? Я хочу сделать вам заказ. Примете?

Если он и был удивлен таким прямым и смелым началом разговора, то не подал виду.

— Да, мадам, я к вашим услугам. Я так счастлив, что вы пригласили меня на этот бал. Буду ждать вас завтра у себя, чтобы принять заказ.

И дальше в том же духе.

На следующий день она заказала у него часы для мужа. Абрахам, прекрасно знавший, кто такой Дмитрий Голицын, предложил ей новую модель — водонепроницаемые часы-компас для моряков, которую решил назвать «Marine» (морские). В то время компания мастера Бреге выпустила уникальную коллекцию сверхточных водозащитных часов для моряков французского королевского флота.

Смарагда заказала и женские часы для своей подруги Лерис Клерон.

Далее история не раскрывает подробностей, как морские часы были подарены Галицыну, как супруги жили оставшиеся годы. Известно лишь, что в возрасте 41 года Смарагда умерла, а ее подруга Лерис была потрясена ее смертью и долго болела.

Что касается Дмитрия Голицына, то он не оставлял жену до самой смерти, заботился и ухаживал за ней. Потом ушел в плаванье, а однажды во время сильного шторма корабль трясло, швыряло и чуть не выбросило на скалы. Все обошлось, но сильный ветер вырвал у князя из рук подарок жены, что после послужило причиной горьких переживаний. Но в то же время Дмитрий понимал, что часы спасли его от верной гибели, отправившись в морские глубины вместо него самого.

В России на деньги, завещанные супругой, и на свои средства открыл акушерскую больницу для женщин, не способных иметь детей.

Почти три века спустя часы Голицына были найдены на берегу Охотского моря старпомом Бочкиным, который и подарил их Бортнику на День рождения.

Всю эту историю, где зачитывая, а где и рассказывая своими словами, Вероника поведала друзьям, которые были потрясены не меньше, чем она сама. Получалось, что отец, сам того не зная, оставил Лере дорогую память о себе — не только духовную, но и реальную, ценную.

За всей этой запутанной историей все позабыли о часах-компасе, а Вероника не только нашла книгу, но успела перешерстить интернет и найти много интересного. Соратникам по сыскному делу были представлены копии рисунков и фотографий, свидетельствующих о том, что часы Бортника и есть Breguet Marine.

Вероника даже побывала у одного ювелира, рекомендованного Глебом.

— Девушка, где вы нашли это сокровище? — спросил он. — Таких винтажных вещей я в своей жизни не держал в руках. Шутка ли, восемнадцатый век!

— В сокровенных морских глубинах, — улыбнулась она. — А можно узнать, сколько стоит эта винтажная вещь?

— Я думаю, не одну сотню тысяч известных вам иностранных купюр.

Он изъяснялся так витиевато, что, казалось, и сам явился из этого восемнадцатого века.

В древних внутренностях часов работали точнейшие механизмы, а трехмиллиметровая надпись Breguet, которую подруги приняли за царапину, свидетельствовала о том, что часы подлинные. Так великий мастер старался защитить свои шедевры от подделок.

Абрахам-Луи Бреге, знаменитый часовщик во все времена, прославился своими уникальными устройствами, показывающими не только часы, минуты и секунды, но и температуру воздуха, и еще много всяких параметров. И это в эпоху, когда многие определяли время по солнцу!

Петр Бортник очень дорожил часами, но не мог и предположить, насколько ценен подарок старпома. Вот тебе и флибустьерское море, вот тебе и «Бригантина», которая «поднимает паруса»!

Завтрашний день обещал быть богатым на события: Лера с Вероникой и Иваном собирались к известному оценщику — поговорить о часах, Анечка с Алексеем уезжали в Финляндию на рыбалку, Анна Ивановна с Василием отправлялись к матери Леры для окончательного примирения — все же раньше они очень дружили.

Леру все еще терзал вопрос об отношениях Ивана и мошенницы Сашеньки. Тогда, в теленовостях, они многозначительно смотрели друг на друга. Здесь есть какая-то тайна! Или это ревность сослужила плохую службу? Нужно было непременно узнать все до конца.

Лера страшно сердилась на Ивана, но высказать своих чувств, как всегда, не могла.

— Иван, я очень тебя прошу, расскажи мне, как ты нашел ее! — говорила она, сидя в огромном кабинете известного бывшего издателя, а ныне нефтяного магната, решившего извести ее окончательно.

— Лера, ничего нового я сказать тебе не могу. Погоди, погоди, ну-ка посмотри мне в глаза! Уж не ревнуешь ли ты? — он расхохотался.

А потом ногой подкатил к себе офисное кресло, на котором она сидела, и поцеловал в макушку.

— Послушай, но ведь ее уже нашли, арестовали, так ведь? — она решила перевести стрелки с ревности на преступление.

— Ее нашли, задержали, и утром об этом будет знать вся страна, — ответил он преподавательским тоном.

Лера заволновалась и покраснела, как будто перед этим они не спали в одной постели. Он закрывал ей рот поцелуем, когда приближалась кульминация, а она забыла о спорах, последних событиях, его известности и своих комплексах. А еще о том, что когда-то оттолкнула его…

В тот вечер все ненужное куда-то уплыло, будто его и вовсе не было. Осталось главное — квартира на проспекте Независимости, ночь и тишина, прерываемая звоном последних трамваев. А еще огромная кровать, тонкие простыни, сильные руки на ее горячем теле, несколько бессонных часов и примерно один, за который она выспалась замечательно.

Стильная белая мебель мягко разбавляла темноту…

— «В белом плаще…» — вспомнилось ей, и она даже произнесла это вслух.

— «…с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой…» — продолжил он, но закончить не успел.

— Ты помнишь это наизусть! — произнесла она жарким шепотом. — Я так боялась, что не помнишь!

— Конечно, помню. Так же, как все филфаковцы, — и он поцеловал ее, и потом еще целовал долго и с чувством. Он вообще был очень чувствительный, этот холодный педант, все рассчитывающий до мелочей.

Раньше она думала — какое чувство?! У «макинтоша» с яблочком на металлическом фасаде разве могут быть чувства?

Сейчас все будто перевернулось с ног на голову, изменилось кардинально и пошло кувырком. Ни он, ни она не могли понять, почему раньше было так сложно общаться и смотреть друг другу в глаза, и бояться, что покраснеешь. А теперь все настолько просто! Красней, сколько душе угодно, смотри в глаза, гладь спину, поцелуй в пятку, подползи по простыне на животе со словами: «Я тащусь!» Можно все!

Иван и Лера оставили «ягуар» во дворе офисного здания. Столько лет они не гуляли просто так! Короткий дождь сотворил чудо. Воздух можно было черпать ложками, есть огромными плавлеными кусками, нежиться в нем, настолько он был наполнен влажным мускусом уходящего лета. Пахло скошенной травой, прелыми листьями, грибами и еще Бог знает чем. С чугунных решеток ограды Ботанического сада, веток хвои капала вода. Кружило голову и тормозило работу левого — логического — полушария мозга. Внезапное солнце позволяло думать лишь правым — эмоционально-чувственным.

Елена Петровна Нестерович имеет большой опыт журналистской работы: главный редактор, редактор многих периодических изданий, автор книги о гражданской авиации «Небо: история любви» (2008). Сотрудничает с издательствами, с увлечением занимается продвижением сайтов, версткой, дизайном, копирайтингом. Не представляет жизни без новых проектов, приключений, увлечений, своей семьи и котов.