Примерно 13 тыс. лет назад из-за серии мощных извержений вулканов, растопивших льды Антарктики, на планете Земля завершился последний ледниковый период, который сменился глобальным потеплением. Климат менял на планете все. Европа постепенно начала избавляться от ледяного панциря, миллионы тонн вырвавшейся на свободу воды меняли очертания и рельеф материков. В местах, где раньше был сплошной ледник, начали формироваться новые для этой территории природные зоны – тундры, хвойные и широколиственные леса. Холодные степи, как, например, на юге России, начали зарастать обильной и теплолюбивой растительностью. А современные пустыни (Аравийская, Сахара, Каракум и другие) когда-то были богатыми водой, флорой и фауной равнинами.

Таким образом, в этот период окончательно оформились климатические различия между географическими районами нашей планеты и сформировались их природные особенности. Они станут базовыми для зародившихся впоследствии на разных континентах человеческих сообществ, которые постепенно сложатся по мере заселения человеком различных уголков нашей планеты, в том числе, самых отдаленных. И именно базовые климатические условия предопределят темпы и характер исторического развития человеческих сообществ на различных территориях, станут некой отправной точкой для развития цивилизации в тех или иных регионах Земли.

Например, где-то климат позволит людям уже через несколько тысяч лет после окончания Ледникового периода перейти к земледелию и изобрести плуг, а где-то, как в некоторых регионах Африки или пустынях Австралии, местные жители не будут пользоваться плугом до прихода колонизаторов.

Другой пример: в эпоху потепления, наступившего после Ледникового периода, в зоне насыщенных растительностью степей и лесостепей люди в основном добывали еду путем собирательства, а благоприятные климатические условия достаточно быстро, в течение 2–3 тысяч лет привели к производящим формам хозяйства (системе производства пищи с помощью земледелия и скотоводства). Сначала это происходило в наиболее плодородных долинах крупнейших рек, а затем и в отдалении от них. И, напротив, зона лесов надолго оставалась традиционной территорией для охотников, рыболовов и собирателей.

Когда ледник отступил, на смену вымершей плейстоценовой фауне (пещерный медведь, шерстистый носорог, мамонты и большерогий олень) пришла новая – бурый медведь, лось, благородный олень, волк, кабан, лошадь. Теплый климат способствовал увеличению поголовья млекопитающих: как растительной, так и животной пищи было предостаточно. Значительно увеличилась численность водоплавающих птиц, рыб и съедобных для человека моллюсков. Это привело к заметному росту человеческой популяции. И, как следствие, с увеличением численности «человека разумного» на планете совокупный интеллект человечества стал возрастать. Вскоре человек сам становится фактором естественного отбора, а чисто биологическая эволюция, как уже упоминалось, постепенно сменяется социально-технологической.

Изменения в природе неизбежно повлекли за собой и изменения в образе жизни древних людей. Предоставив «человеку разумному» много новых пищевых и строительных ресурсов, природа подтолкнула его к изобретению новых, более эффективных способов выживания.

В первую очередь изменился способ охоты. Так как большие стадные животные, такие как мамонты или большерогие олени, к тому времени в основном уже вымерли, коллективная загонная охота на открытых ландшафтах потеряла свое значение. Люди стали выходить на охоту небольшими группами, и уже не было необходимости пользоваться метательным оружием. Теперь основное вооружение охотников – луки и стрелы, которые, судя по археологическим раскопкам, появились уже в конце палеолита (12 тыс. лет назад). На стоянках человека эпохи мезолита в Крыму, Сибири и на Ближнем Востоке были найдены и кости древних собак, первых животных, которых люди могли использовать в охоте.

Возросла роль водных пространств. Активно развивалось рыболовство: в то время появляются первые загнутые крючки, гарпуны, и, что особенно важно, рыболовные сети, сделавшие возможным массовый лов рыбы. Тогда же появились первые лодки-долбенки из цельного ствола дерева или каркасные лодки типа каноэ, позволившие людям осваивать водные пространства, бывшие ранее недоступными.

Демографический рост на территориях со значительной и без того плотностью жителей, по мнению американского ученого-географа Карла Зауэра, поставил перед людьми задачи увеличения эффективности своего первобытного труда, чтобы прокормить образовавшееся «дополнительное» население, а также привел к увеличению концентрации интеллекта (пусть совсем незначительной по нынешним меркам, но колоссальной для того времени). Эти обстоятельства в совокупности привели к беспрецедентным историческим открытиям.

Например, в пределах так называемого «плодородного полумесяца» (долина реки Нил в современном Египте, побережье Восточного Средиземноморья, междуречье рек Тигр и Евфрат) люди, многие годы употреблявшие в пищу дикую пшеницу, обратили внимание на легкость ее возделывания и устойчивость этого растения к нестабильным погодным условиям. Это привело к аграрному переходу 10–11 тыс. лет назад (на сегодняшний день среди ученых существует консенсус, что первоначально это произошло в Восточном Средиземноморье, где тогда процветала Натуфийская культура). При схожих обстоятельствах в Китае, в долинах рек Янцзы и Хуанхэ, 9,5 тыс. лет назад одомашнили рис и просо. Это привело к скачку в развитии человечества, сделало возможным оседлый образ жизни, образование населенных пунктов и впоследствии возникновение на территориях с наибольшей плотностью населения первых протогосударств. И, хотя в некоторых регионах мира аграрный переход завершился значительно позже, только в эпоху железа, а хозяйство некоторых отсталых племен и в наше время носит присваивающий охотничье-собирательский характер, важность этого эволюционного скачка сложно переоценить.

Чуть позже человек одомашнил коз и овец в горах Загроса (современный Иран), неподалеку от Междуречья. Именно это стало отправной точкой перехода от присваивающего характера хозяйствования к скотоводству. И хотя ученым известно, что дикие волки были одомашнены человеком значительно раньше (около 25–30 тыс. лет назад), нежели козы и овцы, именно появление домашнего скота позволило людям совершить качественный скачок в социально-технологической эволюции. Молоко и мясо, получаемые от скота, позволили изменить образ жизни древних людей, что в очередной раз поспособствовало увеличению популяции человека в древнейших скотоводческих районах того времени.

Что же предопределило аграрный переход древнего человека именно в «плодородном полумесяце», помимо климатических и демографических факторов?

Конечно, предки будущих домашних растений – пшеницы, гороха, оливкового дерева – имели там больший ареал распространения, чем в других регионах планеты (кстати, на многих территориях нашей планеты растений, пригодных для одомашнивания, или, по-научному, доместикации, вообще не было, их пришлось завозить из других регионов). Но дело не только в доступности культур, которые потенциально можно было одомашнить, но и в простоте и эффективности этого процесса, что было очень важно для людей того времени. Например, значительная часть культур, одомашненных на территории Ближнего Востока, была способна самоопыляться. Отсутствие необходимости скрещивать два растения (не всегда можно найти несколько особей с нужными человеку характеристиками) в разы облегчило процесс сохранения нужных мутаций у потомства.

Немаловажна и скорость появления мутаций. У пшеницы нужные человеку мутации происходили в течение довольно короткого периода времени. Но, например, предку кукурузы – теосинте, растению с низкой урожайностью, маленьким початком (размером меньше большого пальца руки) и небольшими семенами в твердой и несъедобной оболочке, понадобилось несколько тысяч лет для того, чтобы увеличить количество съедобной массы до того состояния, что присуще современной кукурузе. Это сыграло свою роль в социально-технологической эволюции человеческих сообществ на Ближнем Востоке и в Центральной Америке: на территории «плодородного полумесяца» развитие цивилизации шло гораздо быстрее, чем в первобытных центральноамериканских сообществах.

Между прочим, кукуруза, главная сельскохозяйственная культура Нового Света (как и рис, одна из главных восточноазиатских культур), не была богата белком, тогда как одомашненная на территории «плодородного полумесяца» пшеница содержала от 8 до 14 % белка в съедобной массе. Это не могло не сказаться на особенностях социально-технологической эволюции на территории разных регионов и сыграло свою роль в формировании различных этносов и культур.

Возможно, это может показаться удивительным, но человек изначально не занимался целенаправленной селекцией приглянувшихся ему видов растений. Очень часто семена съеденных растений прорастали в отхожих местах рядом с жилищами людей, в мусорных ямах. Та же дикая пшеница вырастала в местах, где семена растений были просыпаны людьми случайно, ведь почва вокруг жилищ людей в долинах рек и Восточном средиземноморье была необычайно плодородной. Собирая дикие растения, люди роняли семена рядом с жилищем и через некоторое время обнаруживали вокруг себя все больше растений съедобных видов.

Таким образом, вокруг стоянок и жилищ, на территориях с наибольшей плотностью населения формировалось уникальное биологическое сообщество – год от года эти места заселяли потомки растений с наиболее подходящими характеристиками для употребления их в пищу человеком.

Именно благодаря человеку эволюция некоторых видов растений в то время буквально повернулась вспять. Так, например, первобытные люди предпочитали собирать дикую пшеницу и ячмень с мутациями, предотвращавшими осыпание зерен из колоса (такие семена обычно не могут прорасти и не оставляют потомства, но их удобно собирать и переносить человеку). То же самое произошло и с горохом, который в норме имеет стручок, раскрывающийся в момент полного созревания, и разбрасывающий бобы в разные стороны. Однако, это затрудняет их сбор, а древним людям было удобнее иметь дело с созревшими, но не высыпающимися из стручка бобами. Таким образом, негативные мутации стали залогом репродуктивного успеха вида. Так человек, сам того не осознавая, уже в древние времена стал фактором, способствующим естественному отбору.

Степень разнообразия видов растений и животных, пригодных для одомашнивания на разных территориях, простота и скорость доместикации этих видов, проблема дефицита питательных элементов типа белка – все это серьезно сказалось на качестве и темпах развития исторических обществ, во многом предопределив ход истории и разделив мир на очаги древней цивилизации и глухую периферию.

Кстати, вопреки распространенному стереотипу, первые культурные растения были для человека не только едой. Так, например, из хлопка делали ткани, из волокнистых растений типа конопли – веревки, а одно из первых окультуренных растений Нового Света, бутылочная тыква, использовалась во многих частях Америки как сосуд.

Одомашнивание животных в разных регионах мира также происходило по-разному. В каких-то районах животных, пригодных и выгодных для одомашнивания, было довольно много (тот же «плодородный полумесяц», Южная и Восточная Азия), а где-то человеческим сообществам их откровенно не хватало для быстрого развития, как в Австралии, на многих островных территориях, или, например, на американском континенте. Это, наряду с наличием пригодных для одомашнивания растительных культур, обусловило различия в уровне развития человеческих сообществ в разных уголках мира и критическим образом сказалось на процессе социально-технологической эволюции в дальнейшем. Так, например, именно низкая плотность коренного населения в совокупности с умеренным, привычным европейцам климатом во многом сделала возможным возникновение первого в истории государства переселенческого капитализма и демократии – Соединенных Штатов Америки (подробнее об этом в главе 3 части I).

Кстати, первые домашние животные приручались тоже естественным путем. Первобытные люди выхаживали раненых диких животных или выкармливали детенышей (если родители покидали их или погибали) в качестве подручного «запаса пищи», впоследствии обратив внимание на то, что многие животные могут давать потомство в неволе.

На территориях, где сочетание земледелия и животноводства было наиболее эффективным, человеческое хозяйствование шло успешнее, нежели в регионах, где превалировало, например, только земледелие. Темпы социально-технологической эволюции в таких регионах, соответственно, были заметно быстрее.

Это было важно, потому что на территориях, потенциально непригодных для выращивания полезных для человека растений (например, со скудными почвами) можно пасти скот. В хозяйственный оборот вовлекаются большие территории, земля используется эффективнее. То, что не может съесть человек, могут съесть его домашние животные, которых, в свою очередь, впоследствии может съесть человек.

Благодаря животным значительно расширяется ассортимент питательных веществ и рацион питания человека. К тому же не надо забывать, что животные отходами своей жизнедеятельности удобряют почву для растений, а из шкур и шерсти домашних животных можно делать одежду.

Некоторые животные, способные перемещаться на большие расстояния, использовались как «естественные холодильники», и решали проблему пропитания во время перемещений или дальних путешествий. Вьючные животные позволяли перевозить грузы, верховые – перемещаться по территории в разы быстрее. И те, и другие играли ключевую роль в освоении и захвате человеком новых территорий.

Собаки использовались для охоты и защиты. Их роль была не так важна, как роль домашнего скота или вьючных животных, тем не менее, они существенно облегчали работу человека, став ему верным помощником.

Приручались даже животные типа хорьков и кошек. Они охотились на грызунов, поедающих урожай. Древние люди находили эту роль настолько важной, что в некоторых древних государствах кошки даже обожествлялись.

С помощью крупного тяглового скота впоследствии появилась возможность эффективно выращивать урожай, вспахивая землю и частично заменяя ручной труд человека.

Аграрный переход сделал для человека возможной оседлую жизнь, когда ресурсов достаточно и не нужно постоянно кочевать с места на место в поисках пищи. В таких условиях неизбежно стала расти численность населения. Ведь когда еды хватает на все большее количество людей, женщины могут чаще рожать, так как при оседлом образе жизни нет необходимости перемещаться с детьми на значительные расстояния. Однако рост популяции приводит к тому, что и без того выросшему по составу человеческому роду требуется больше пищи. Количество еды напрямую коррелирует с численностью группы: чем больше еды, тем многочисленнее род. Чем он становится больше, тем более значительное количество еды ему требуется, и нужно распахивать новые земли. Освоение новых земель дает возможность продолжиться росту населения, тем самым круг замыкается. Тем не менее, излишки продукции даже в этом случае все равно образуются скорее, чем потребляются, что дает возможность обществу и социальной иерархии в нем развиваться более быстрыми темпами.

В противоположность аграрным сообществам, группы охотников и собирателей всегда состояли ровно из того количества людей, которое территория, по которой они кочуют, способна прокормить. При этом численность рода могла регулироваться как естественным, так и искусственным путем (подробнее об этом в главе 2 части I).

Однако регулирование человеческой популяции искусственным путем – это всегда некая конфликтная ситуация, поскольку речь идет о жизни человека. В вопросах жизни и смерти поиск консенсуса затруднен, и практически невозможно ответить на вопрос, почему кто-то должен жить, а кто-то умереть «во благо других членов группы». Отсутствие внятного регулирования рождаемости часто приводило к тому, что популяция разрасталась до таких пределов, насколько позволяла территория, и при малейших негативных климатических изменениях (или просто при истощении пищевых ресурсов района проживания группы) наступал голод, что и регулировало численность людей на территории естественным путем.

Как правило, именно ситуация перенаселения давала импульс к аграрному переходу. Многие современные ученые считают, что отказ от первобытного собирательства и переход к земледелию на самом деле не являлись жизненной необходимостью и «традиционные» группы охотников и собирателей жили ничуть не хуже, а то и лучше раннеземледельческих племен.

Очевидно, что в регионах с наиболее благоприятным климатом у земледельцев появлялось больше излишков ресурсов. Лишнее количество еды нужно где-то хранить и защищать от агрессивных соседей, поэтому уже в начале неолита на Ближнем Востоке начинают появляться первые укрепленные поселения.

Увеличение количества ресурсов и, соответственно, усложнение производящего хозяйства дало толчок к развитию простейших технологий, причем не только прямо, но и косвенно связанных с земледелием – таких, как, например, строительство или гончарное мастерство. Процесс социально-технологической эволюции начал ускоряться.

Именно возникшие излишки (которых становилось все больше по мере появления новых технологических усовершенствований, а также увеличения эффективности земледелия и скотоводства) позволили раннеземледельческим общинам прокормить людей, напрямую не задействованных в производстве пищи: первобытных ремесленников, воинов-управленцев и жрецов. Впоследствии во многих регионах планеты эти профессиональные группы с определенными занятиями оформились в первобытные сословия, а род занятий стал передаваться по наследству. Так появились древняя аристократия, жреческий класс, ремесленничество, причем труд этих сословий, естественно, имел разную цену и разную добавленную стоимость.

Большинство сословий, кроме самых высших, определяли ценность конкретного человека по труду, который он может выполнить. Начиная с самых древних времен человек был ценен в глазах своих сородичей прежде всего как трудовой или воинский ресурс. Жизнь стариков, женщин, детей ценилась в основном значительно меньше, чем жизнь крепких мужчин трудоспособного возраста. И лишь существенное увеличение производительности труда в эпоху капитализма вкупе с распространением гуманистических идей изменило этот подход.

Увеличение численности древних обществ, развитие иерархичной структуры, передача по наследству рода занятий – все это создавало предпосылки для все большего роста социального неравенства. Казалось бы, что в этом хорошего?

Общества с жесткой иерархией лучше приспособлены к ведению войн и захвату территорий, более эффективны и быстры в принятии решений и в подавлении оппонентов. А малочисленные охотничье-собирательские общины были бессильны перед натиском людей с железной дисциплиной, разделением труда, вьючным и верховым скотом, да еще и мотивированных необходимостью постоянно расширять территорию обитания и искать новые источники получения пищи и других ресурсов из-за высокого прироста населения.

В разные периоды развития человеческой цивилизации преимущества в развитии получали разные общества. Изначально возможности для цивилизационного скачка получили сообщества, постоянно испытывавшие демографическое давление в перенаселенных плодородных долинах крупнейших рек – Нила, Тигра, Евфрата, Инда, Ганга, Брахмапутры, Янцзы, Хуанхэ. Именно там и на сопредельных с этими плодородными орошаемыми долинами землях и появились первые протогосударства, которые постоянно вели борьбу за территории и ресурсы, были вынуждены адаптироваться и постоянно развиваться, чтобы выжить и победить в этой непрерывной конкурентной борьбе.

Впоследствии роль климата и географических факторов в социально-технологической эволюции стала снижаться, на первый план начали все больше выходить экономические и технологические факторы. Постепенно человек подчинил себе природу и стал основным двигателем эволюции. В наше время именно технологии играют все более и более важную роль в процессе социально-технологической эволюции, опередив по значимости своего влияния на ход истории и климат, и демографию, и даже экономику.

Бескрайние монгольские степи, конец XII века нашей эры. Стоит холодная сухая погода. Травяной покров пастбищ, используемых для выпаса разного вида скота, стабилен, оказывая благотворное влияние на численность поголовья – его ровно столько, сколько могут прокормить степные пастбища. Количество скота, которое может прокормиться на единице площади, определяет численность населения кочевого племени. Оно тоже во многом неизменно. Вокруг кочуют родственные племена, но каждый монгол думает прежде всего о себе и своих сородичах, и как только население одного из племен по какой-то причине возрастает, споры за расширение влияния и за новые пастбища приводят к междоусобицам и кровопролитным столкновениям – монголы воинственны, а еды на всех не хватает. Даже небольшая междоусобная война снижает демографическое давление и – о чудо! – пропитания в бескрайних степях между голубым Керуленом и золотым Ононом вновь хватает на всех.

Однако в начале XIII века климат меняется. Устанавливается теплая влажная погода, и это длится много лет подряд. Высота травяного покрова резко возрастает, растительность становится более разнообразной и питательной. Поголовье скота, принадлежащего монгольским племенам, стремительно увеличивается. Теперь один квадратный километр может прокормить больше домашних животных, а это, в свою очередь, приводит к значительному росту населения кочевых монгольских племен: ведь возросшее поголовье лошадей в состоянии прокормить больше людей, стоящих на вершине этой пищевой цепочки. Как считают некоторые исследователи, именно эти события и стали первопричиной появления на карте мира великой Монгольской империи.

Ученые, изучавшие древние сибирские сосны (возраст некоторых насчитывает почти 2000 лет) в центральной Монголии, утверждают, что приход к власти Чингисхана совпал с периодом аномально сильных осадков в степях в течение нескольких десятилетий, что многократно увеличило плодородность засушливых лугов в окрестностях Каракорума – будущей столицы монгольского государства.

Кольца деревьев, которые фиксируют периоды бурного и замедленного роста растительности, также показывают, что с 1180 по 1190 годы, непосредственно предшествовавшие правлению Чингисхана, стали периодом сильной засухи, которая, возможно, явилась первопричиной кровавой междоусобицы, в результате которой монгольский юноша Темучин, впоследствии ставший Чингисханом, пришел к власти.

Эми Хессл, ученый-эксперт по кольцам деревьев в Университете Западной Вирджинии, убеждена, что, судя по рисунку на стволах сосен, засуху сменил период обильных регулярных дождей и теплой погоды, достигший пика в период между 1211 и 1225 годами, что точно совпало по времени со стремительным расцветом империи Великого Хана. «Переход от засушливого климата к экстремально влажной погоде в те годы убедительно свидетельствует о том, что климат играл важнейшую роль в человеческой истории. Это было не единственным фактором, но это, должно быть, создало идеальные условия для того, чтобы харизматический лидер вывел страну из хаоса, создал мощную армию и сконцентрировал власть в своих руках», – считает доктор Хессл. Ученые знают, что там, где климат в основном сухой, резкое его улучшение создает предпосылки для значительного роста плодородности почвы, экстремального увеличения растительного покрова, а это напрямую конвертируется в поголовье степного скота, в первую очередь лошадей.

Кольца древних сосен, растущих и сейчас в Монголии, показывают, что в обычно холодные, засушливые степи Центральной Азии пришла самая мягкая и влажная погода за более чем 1000 предыдущих лет, когда «Хан, Великий, как Океан» (имя Чингисхана в переводе с монгольского) пришел к власти и основал свою огромную империю, которую потом передал своим сыновьям – Джучи, Чагатаю, Угэдею и Толую.

Еще одно исследование колец показало, что вскоре после экстремально теплого и влажного погодного периода климат вернулся к своему обычному холодному и сухому состоянию. Маятник качнулся в обратную сторону – вновь засухи, снижение плодородности пастбищ, уменьшение поголовья лошадей и в конечном итоге падение численности населения кочевников в монгольских степях.

Историки знают, что у каждого монгольского всадника в армии Чингисхана было до пяти лошадей, которые обеспечивали ему, кроме всего прочего, запас пищи во время похода. Американский ученый и исследователь Нил Педерсон не сомневается, что увеличение растительного покрова в степях Монголии вызвало экстраординарное увеличение поголовья лошадей, верблюдов, крупного рогатого скота, овец и других домашних животных. «Погода, возможно, буквально дала монголам силу, необходимую им для того, чтобы делать то, что они делали…», – уверен он.

Возвращение климата в степях Каракорума в исходное состояние, засушливое и холодное, возможно, стало одной из причин столь быстрого распада величайшей Монгольской империи, а сами монгольские завоеватели, оторванные от родных мест, очень быстро были ассимилированы побежденными ими народами, основав династии Юань в Китае (Хубилай, сын Толуя, внук Чингисхана), Хулагидов в Персии (Хулагу, его брат), Чагатайский улус (нынешние среднеазиатские республики) и Золотую Орду (Улус Джучи, впоследствии перешедший Бату-Хану, внуку великого Чингиза).

Влияние климата на демографию очень интересно наблюдать на примере замкнутых пространств, затерянных в океане островов и архипелагов. Особенно показательны исследования, изучающие реакцию островного населения на те или иные климатические изменения, резкую смену и/или уменьшение рациона питания, а также попытки островных элит приспособиться к изменениям окружающей среды. Как показывают исследователи, наиболее распространенная реакция на изменения – кровопролитные войны со своими соплеменниками в борьбе за источники питания, но известны и случаи массового суицида отдельных племен или родов, совершенного на добровольных основах в попытке сбросить излишнее демографическое напряжение в замкнутой экосистеме. Такая практика, как узнали ученые, была широко распространена на маленьком тихоокеанском острове Тикопиа, расстояние от центра которого до побережья не превышало одного километра.

Известный американский ученый-биолог, исследователь изолированных сообществ Джаред Даймонд пишет в своей книге «Коллапс»: «Тикопиа – крошечный, затерянный среди юго-восточных просторов Тихого океана тропический остров, представляет собой пример успешного управления «снизу вверх». Обладая общей площадью всего 1,8 квадратных миль (около 4,66 квадратных километров), он является местом жительства 1200 человек, что дает плотность населения около 800 человек на квадратную милю пригодной для возделывания земли. Это высокая плотность для традиционного общества, не владеющего современными приемами ведения сельского хозяйства. Тем не менее, остров остается заселенным уже почти 3 тысячи лет».

Новозеландский антрополог Рэймонд Ферт, который изучал сообщество Тикопиа и проживал на острове в 1928–1929 годах, вспоминал: «Тому, кто никогда не жил на этом острове, очень трудно представить себе его изолированность от остального мира. Он настолько мал, что едва ли найдется место, где бы не было видно или слышно моря».

Такое географическое расположение острова послужило причиной высокой степени изолированности тикопийского общества. Плавание в открытых водах Тихого океана в маленьких лодках местных жителей к любому из ближайших островов – огромный риск: Тихий океан по праву считается самым коварным на планете по причине внезапно начинающихся смертельно опасных штормов.

Легкие каноэ, которые немедленно переворачивались и тонули в штормовую погоду, делали почти невозможным даже минимальную межостровную торговлю, поэтому единственными стоящими товарами для обмена были обсидиан, вулканическое стекло, базальт и кремень для изготовления инструментов. Камни не занимали слишком много места в лодке и были абсолютно необходимы в условиях замкнутого островного сообщества (имеющиеся на Тикопиа каменные породы не подходят для изготовления инструментов). Взамен в качестве объектов торговли зачастую выступали неженатые молодые юноши и девушки как потенциальные женихи и невесты. Также тикопийцы импортировали то, что являлось для них предметами роскоши: раковины, луки, стрелы, гончарные изделия.

Импорт продовольствия в сколько-нибудь серьезных количествах был экономически не оправдан и попросту отсутствовал. Тикопийцы выращивали и хранили достаточно излишков продовольствия, чтобы избежать голода в течение сухого сезона в мае-июне, а также на случай тропических циклонов, которые время от времени уничтожали посевы (Тикопиа лежит в поясе, где за 10 лет в среднем возникает 20 циклонов, часто переходящих в тайфуны). Выживание населения острова на протяжении всего того времени, когда он был заселен (первые обитатели появились на Тикопиа за 1 тыс. лет до нашей эры), зависело от решения двух проблем: как гарантированно обеспечить пропитание жителей и как предотвратить рост населения свыше определенной численности, ведь сам остров и прибрежные воды обеспечивают питанием максимально лишь 1,2 тыс. человек.

Даймонд упоминает о том, что эти проблемы было бы невозможно решить без максимальной рациональности и эффективности сельского хозяйства острова, выстроенного племенами, находившимися, по большому счету, на низшей ступени развития. «Благоприятными для устойчивого существования Тикопиа факторами являются высокий уровень выпадения осадков и местоположение – в умеренных широтах и, кроме того, в зоне интенсивного выпадения вулканического пепла (с вулканов на других островах) и пыли, приносимой ветрами из Азии, – пишет исследователь. – Эти факторы для жителей Тикопиа стали «географической улыбкой судьбы»: благодатные условия, полученные даром, без какого-либо участия с их стороны. Но собственный труд – то, как они воспользовались этими условиями – тоже сослужил им хорошую службу. Фактически вся территория острова используется для непрерывного и стабильного выращивания продовольствия, в отличие от подсечно-огневого земледелия, преобладающего на многих других тихоокеанских островах. Почти каждый вид растений на Тикопиа так или иначе применяется в хозяйстве: даже трава используется в качестве мульчи на полях, а дикие деревья служат источником пищи в голодные времена».

Столь хрупкий баланс между людьми и природой очень легко нарушить, и это требовало от племенных вождей на острове Тикопиа особой чуткости и внимания к природе: ведь именно от человека прежде всего зависела сбалансированность всей экосистемы. Тикопийские вожди, руководствуясь интересами общины и следуя традициям предков, даже вправе были наложить табу на ловлю в прибрежных водах и использование в пищу рыбы, упреждая, таким образом, нерациональное использование природных ресурсов. Это означало, что перед выходом на морскую рыбалку, жители острова обязаны были получать разрешение вождя. Столь рациональное хозяйствование привело к тому, что основу питания жителей острова стали составлять крахмалосодержащие растения. Несмотря на то, что на острове есть природное озеро, в котором водятся утки и рыба, тикопийцы предпочитали им морских молюсков и ракообразных, которых вылавливали в море.

Таким образом, образ жизни, хозяйствования и питания был продуман и простроен жителями Тикопиа до мелочей, и это в основном решало проблему стабильного обеспечения продовольствием. Другой предпосылкой устойчивого существования островного сообщества являлся стабильный в течение многих столетий уровень численности населения.

Табу вождей, призванные регулировать различные сферы жизнедеятельности тикопийцев, распространялись не только на вылов и потребление биоресурсов, но также и на процессы рождаемости. Так, вожди регулярно проводили «ритуалы просвещения» населения острова, объясняя рядовым членам общины необходимость нулевого прироста населения. Впрочем, как выяснили антропологи, жители Тикопиа и без проповедей вождя были неплохо осведомлены о последствиях нежелательной беременности. Тикопийцы всегда использовали различные средства контрацепции, чтобы ограничивать количество детей на семью строго в соответствии с размерами семейного надела и способностью прокормить своих детей. Более того, на острове с давних времен существовало устойчивое представление, что родители, зачинающие ребенка в случае, когда старший сын достигает брачного возраста, нарушают нравственные нормы: существовавший на Тикопиа «общественный договор» позволял иметь не более 3–4 детей в семье.

По данным антропологов, самым традиционным методом контрацепции для жителей острова являлось прерывание полового акта. Если беременность все же наступала, женщины прерывали ее на более поздних сроках через искусственный аборт методами сдавливания живота или прикладывания к животу беременной женщины горячих камней. Как и в Древней Спарте, ранее на острове практиковалось детоубийство в случае рождения нежеланного ребенка. Это происходило крайне негуманным путем: живых младенцев закапывали в землю, душили или ломали новорожденным шейные позвонки.

Что же происходило с теми взрослыми юношами и девушками, которые не могли найти себе пару? Их ждали безрадостные перспективы. Женщины оставались незамужними, так как на Тикопиа полигамные браки не приветствовались, при этом сохранялись традиции целибата по-тикопийски, когда сексуальные контакты разрешались, но лишь при условии, что женщина не родит ребенка вне брака.

Некоторые не создавшие семью мужчины (как правило, самые младшие мальчики в семье) и женщины совершали самоубийства через повешение, или, например, уплывая навсегда в море. Справедливости ради стоит сказать, что за 23 года исследований (с 1929 по 1952 год) учеными было зафиксировано не так много случаев самоубийства – 7 случаев повешения, из которых 6 пришлись на мужчин, одно на женщину. Также отмечено было 12 случаев ухода в море (все ушедшие – женщины).

До сих пор антропологи не пришли к единому мнению, размышляя о мотивах тех, кто уходил в открытое море без особой надежды выжить. Скорее всего, в глубине души изгнанники надеялись за бескрайним морским горизонтом найти новую жизнь, прибившись к берегу другого острова. Так, известна печальная история, которая передавалась из уста в уста тикопийцами, повествующая о младшем брате островного вождя, которого звали Па Нукумара. Этот юноша во время засухи и голода в 1929 году ушел в море с двумя сыновьями, спасаясь от неминуемой гибели на острове. Островитяне сохранили добрую память о человеке, который предпочел быструю кончину в море мучительной голодной смерти на берегу.

Гораздо более распространенным способом регулирования социальных проблем и конфликтов, отторжения обществом лишних или провинившихся островитян была «ненасильственная казнь». Реймонд Ферт в книге «Тикопийские ритуалы и поверья» описывает случаи, когда общество решало избавиться от лишних соплеменников, которые не могли найти себе пару или были уличены в преступлении. Способ казни в таком случае не отличался оригинальностью – несчастных сажали в каноэ и навсегда отправляли в морское плавание. Такому наказанию подвергались, в частности, женщины, отказывавшиеся выйти замуж за нелюбимого мужчину, который, в свою очередь, предпочитал, чтобы невесту навсегда забрало море, нежели соперник. Такие «ненасильственные убийства» признавались тикопийским обществом справедливыми, а жертвы расправы принимали свою судьбу, в большинстве случаев, со смирением.

Несмотря на то, что тикопийцы как никто другой осознавали необходимость сосуществовать в гармонии с природой и своими соседями по острову, межклановые войны не были редкостью. И, конечно, это был один из самых жестоких методов регуляции численности населения на маленьком, затерянном в океане клочке суши.

Особенно показательна описанная Д. Даймондом история о борьбе за выживание воинственного клана Нга Арики на рубеже XVII–XVIII веков. После того, как единственный источник пропитания клана – морской залив – превратился в озеро из-за намывания песчаной отмели, отрезавшей залив от моря, это привело к гибели в нем почти всей некогда богатой флоры и фауны. Воинам клана ничего не оставалось, как завладеть угодьями соседнего клана Нга Равенга, перебив всех его членов. Но через одно-два поколения выяснилось, что ресурсов все равно недостаточно для пропитания, и клан продолжил голодать. Пришла очередь расправиться с другими соседями – кланом Фаеа, остатки которого, не дожидаясь смертоубийства, погрузились в каноэ и навсегда оставили родные берега Тикопиа.

Еще один любопытный факт: уже несколько веков подряд тикопийцы являются преимущественно вегетарианцами. По всей вероятности, начало этому положило уничтожение поголовья свиней, которые еще 500 лет назад наносили большой ущерб выращиваемым на острове агрокультурам. Осознав, что выгоднее изменить собственный рацион питания, чем выкармливать слишком дорого обходящихся им животных, жители острова быстро сократили поголовье свиней на Тикопиа до нуля, а мясо животных в рационе заменили рыбой, моллюсками, ракообразными и черепахами. Народные предания так описывают этот сюжет в истории острова: в какой-то момент животные и люди стали соперничать за овощи и фрукты друг с другом. В результате, свиньи стали настолько дорогим семейным активом (для получения 1 кг свинины требовалось потратить 10 кг овощей и другого корма), что их могли содержать только вожди, но со временем и они отказались от этого деликатеса.

Именно таким в начале 1800-х годов открыли для себя первые христианские миссионеры и европейские поселенцы райский остров Тикопиа. Эта территория, располагавшаяся к востоку от архипелага Соломоновы острова, уже имела к тому времени сложившийся социально-экономический строй, традиции ведения натурального хозяйства, богатую культуру и язык. Кстати, король Тикопиа Ти Намо впервые посетил Европу в 2018 году, выступив во французском городе Гренобле с речью о трагических последствиях для его народа климатических изменений: «Если раньше циклоны разоряли наш остров один раз в десять лет, то теперь это происходит каждые два года».

Эта история приводится здесь в подробностях, чтобы показать, какие на самом деле нужно прикладывать усилия людям, которым «повезло» родиться на небольшом перенаселенном клочке суши, пусть и с райским климатом, но с очень ограниченными ресурсами для пропитания и полноценной жизни. Меры, которые предпринимали тикопийцы для ограничения рождаемости и избежания демографической катастрофы, возможно, покажутся читателям людоедскими, но можно ли было действовать в таких условиях иначе?

Сейчас, когда невозобновляемые ресурсы нашей планеты стремительно истощаются, ученые всего мира обращают все больше внимания на примеры обществ, подобных Тикопиа, изучая поведение жителей как малых, так и больших изолированных сообществ. Ведь благодаря техническому прогрессу и ускорению обмена информацией в какой-то момент всю нашу планету можно начать рассматривать как одно очень большое, но изолированное на земном шаре сообщество, заполнившее собой даже самые отдаленные клочки суши, и ставшее единым и унифицированным благодаря процессу глобализации.

Впрочем, об изолированном сообществе Тикопиа знают в основном лишь ученые-антропологи. Но есть и широкоизвестные ныне общества, практически целые цивилизации, долгое время существовавшие совершенно изолированно от остального мира.

Исследования показывают, что ограниченные природные ресурсы в условиях изолированного сообщества кардинальным образом сказываются на жизни и деятельности любого островного народа и/или государства, даже если оно такое большое, как, например, Япония. Рациональное потребление и эффективность хозяйствования становятся необходимым условием выживания в замкнутой географически экосистеме, и это находит свое отражение в ментальности жителей.

Европейские исследователи давно изучили процесс зарождения и развития методов управления лесами в германских княжествах в XVI веке и распространение этих технологий в других государствах Европы в XVIII–XIX веках. Управление лесными хозяйствами по «немецкой модели» отличалось своей эффективностью по сравнению со всем тем, что практиковалось ранее: как пишет Д. Даймонд в «Коллапсе», если на протяжении предыдущих 9 тыс. лет суммарная площадь всех европейских лесов неуклонно снижалась, прежде всего, по причине разрастания земледельческих угодий, то начиная с 1800 года лесные массивы в Европе начали расти.

Каково же было удивление ученых, когда они обнаружили, что Япония почти одновременно с Германией тоже начала развивать управляемое лесное хозяйство по аналогичным принципам! Естественно, о «немецкой модели управления лесными хозяйствами», впрочем, как и о самой Германии, на японских островах в то время никто не слышал.

Это сейчас густой лесной покров дал Японским островам неформальное название «зеленый архипелаг», которое так любят японцы. Однако было бы заблуждением считать, что жители Японии всегда трепетно относились к «легким» своих островов. Напротив, еще 300–400 лет назад большая часть первобытного леса на островах Хонсю, Сикоку и Кюсю была вырублена и лишь в конце XVII–XVIII веке начала замещаться новыми лесонасаждениями, столь же тщательно выращиваемыми и охраняемыми, как в Германии или на Тикопиа.

Для того, чтобы рачительная и эффективная политика по отношению к ограниченным природным ресурсам островов архипелага стала нормой, японцам пришлось побывать на волоске от гибели своей цивилизации. Причиной этого стала демографическая ситуация, сложившаяся в результате бурного роста населения островов по окончании периода гражданских войн, прокатившихся в Японии в XVI – начале XVII века после краха императорской власти и установления верховной власти сегунов (правителей) династии Токугава. Численность жителей японских островов в те времена росла настолько стремительно, что в 1720 году столичный Эдо, ныне Токио, стал крупнейшим по количеству жителей городом в мире, а немного ранее японские острова столкнулись с реальной угрозой обезлесения и экологического коллапса.

«Это могло привести к катастрофе, подобной той, что произошла на острове Пасхи, – пишет Д. Даймонд. – Однако по прошествии следующих двух столетий Япония постепенно достигла стабильной численности населения и гораздо более устойчивого уровня потребления ресурсов. Изменения были инициированы верховной властью – сменявшими один другого сегунами, которые способствовали осуществлению конфуцианских принципов, провозглашенных в качестве официальной идеологии, поощрявшей умеренность в потреблении и накопление резервных ресурсов для защиты страны при наступлении бедствий».

Если бы трудолюбивым и бережливым японцам угрожали внешние силы, а власть была бы слабой и децентрализованной, возможно, расцвет Японии сменился бы упадком, но сегуны Токугава оказались дальновидными и сильными правителями. Они вовремя приняли меры по контролю за лесными насаждениями и рационализации сельского хозяйства островов. В качестве топлива в промышленности японцы стали использовать каменный уголь вместо древесины, что резко сократило вырубку лесов. Подвергся изменению и архитектурный облик домов – на смену тяжелым бревенчатым зданиям в японских городах и селах пришли легкие конструкции, а в домах появились закрытые печи, что во многом позволило избежать пожаров, часто случавшихся ранее.

В 1666 году вышел указ сегуна, в котором предупреждалось об опасности эрозии почв, заиливания ручьев и паводков, вызванных сведением лесов, а также в связи с этим говорилось об обязанности крестьян выращивать и высаживать саженцы.

Японцы перестали разводить овец и коз, стада которых вытаптывали почвы, а популяцию лошадей принудительно снизили в связи с упразднением конницы. Центральные власти в Эдо целенаправленно пошли на снижение поголовья лошадей после того, как стало окончательно ясно, что внутренние войны на японских островах ушли в прошлое, а также во избежание будущих конфликтов.

Также японскими властями в XVII–XVIII веке были приняты следующие меры, благодаря которым удалось выровнять экологическую ситуацию на островах архипелага:

– наращивание импорта продовольствия от соседей (в частности, айнов, населявших северный остров Хоккайдо), чтобы хоть как-то снизить нагрузку на сельское хозяйство японских островов;

– изменение структуры потребления пищи населением (вместо продуктов сельского хозяйства жители Японии постепенно перешли на морепродукты);

– модернизация системы улова (были увеличены сети, стал практиковаться лов рыбы на больших глубинах). При этом был ограничен отлов рыбы в прибрежных водах, чтобы не допустить истощения ее запасов.

Увеличение добычи рыбы и морепродуктов, импорт продуктов питания, использование рыбной муки как источника удобрения для пахотных земель значительно снизило нагрузку на лесные массивы японских островов. И при этом, что самое главное, была принята политика регулирования рождаемости и прироста населения, которую японские власти были вынуждены ввести для предупреждения будущих экологических катастроф.

В результате в период с 1721 по 1828 год население островов оставалось практически неизменным – около 27 миллионов человек. Японцы стали реже вступать в брак, дольше вскармливали детей грудным молоком, а в результате лактационной аменореи (отсутствие менструаций во время грудного вскармливания), рожали второго и последующего детей через больший промежуток времени.

Впрочем, ничто не проходит бесследно. Частично японцам удалось выровнять ситуацию лишь за счет народов, населяющих соседние с Японией территории. Например, для айнов, народа, населявшего острова к северу от Хонсю, это закончилось крахом их автономного сообщества.

По словам Д. Даймонда, «значительно увеличившаяся торговля с айнами на Хоккайдо приносила Японии такие товары, как копченый лосось, сушеные морские огурцы, морские ушки, ламинария, оленьи шкуры и каланий мех, в обмен на рис, сакэ, табак и хлопок. Результатами такой экономической политики стало истощение популяций лосося и оленей на Хоккайдо, потеря айнами, которые прежде были независимыми охотниками, самодостаточности и попадание их в зависимость от японского импорта, и, в конечном счете, крах общества айнов, вызванный подрывом экономики, эпидемиями и завоеваниями. Таким образом, частью принятого Токугава решения проблемы истощения ресурсов в самой Японии было сохранение собственных ресурсов путем истощения ресурсов за пределами страны – точно так же в наши дни одним из способов решения проблемы истощения природных ресурсов в Японии и других развитых государствах является истощение ресурсов повсеместно за их пределами».

Впрочем, возможно, катастрофы японской цивилизации было бы не избежать, если бы не чрезвычайно благоприятный климат региона. Плодородные вулканические почвы японских островов позволяли очень быстро восполнять растительный покров даже в случае бесконтрольной вырубки лесных массивов, а уникальное географическое положение в совокупности с достаточно высоким уровнем развития общества делало японцев практически неуязвимыми для внешних врагов. Это предопределило и успех японской цивилизации уже значительно позже, в ХХ веке.

Многие цивилизации боролись и успешно справлялись с климатическими изменениями, многие достигли расцвета именно благодаря климату и успешному географическому месторасположению страны. Но есть и обратные примеры. Немало древних цивилизаций кануло в лету из-за «ударов судьбы» в виде изменений климата и географических особенностей территорий, на которых они обитали. Один из таких примеров – крах государства майя в Центральной Америке.

Майя жили на обширной территории, простиравшейся от Центральной Мексики до полуострова Юкатан и современного Гондураса, в основном в городах-государствах, располагавшихся часто настолько близко друг от друга, что с вершин храмовых сооружений одного города можно было видеть храмы соседнего. До прибытия в Центральную Америку европейцев территория современной Мексики, наряду с Империей инков, была одним из двух центров развития цивилизации и технического прогресса всего Нового Света. Тем не менее, в отличие от страны ацтеков, к приходу европейцев цивилизации майя уже не существовало, а их города поглотили джунгли. Что же произошло?

Исследования современных ученых показали, что в стране майя был очень переменчивый климат, и периоды влажной погоды с продолжительными дождливыми сезонами, растягивавшиеся на долгие десятилетия, неожиданно сменялись зноем и засухой. Уровень осадков непредсказуемо менялся год от года, в какой-то сезон могло пролиться в несколько раз больше дождей, чем годом ранее, и поэтому древние майя постоянно подвергались риску потерять урожай из-за засухи, наводнения или урагана.

Майянская элита была неспособна на быстрые и эффективные меры для защиты населения от «чудачеств» природы. Эта индейская цивилизация находилась на невысокой ступени развития, а технологический прогресс у майя был весьма избирательным. Впрочем, долгое время все эти факторы не играли критической роли: климат в Центральной Америке довольно скоро все же возвращался в исходное состояние, и амплитуда его колебаний была не слишком велика.

У майя были и другие заботы. Так, на Юкатане местами возникали большие проблемы с водоснабжением. С севера на юг доступность грунтовых вод была неоднородной в силу поднятия рельефа, и тяжелая ситуация с недостатком пресной воды усугублялась тем, что большая часть полуострова Юкатан состоит из карста – пористого известняка, который мгновенно впитывает дождевую воду, так что на поверхности почти ничего не остается. Поэтому, кстати, многие города майя располагались не в бассейнах рек, а, напротив, на холмах и нагорьях. Дело в том, что древние майя создавали искусственные и модифицировали естественные углубления в карсте, из которого в основном и состояли местные холмы, выстилая эти углубления глиной и используя как водохранилища.

У цивилизации майя было много технологических недостатков, которые предопределили сначала неэффективность использования территорий, а в конечном счете и вектор исторического развития. Так, майя не пользовались металлическими инструментами. Металл в быту они заменяли обсидианом – вулканическим стеклом, представляющим из себя застывшую лаву. У них не было колеса, и все свои величественные сооружения майя строили исключительно вручную с помощью мускульной силы человека.

Эта цивилизация не знала вьючных животных и парусных судов, что детерминировало низкую мобильность населения, в частности, майя даже не могли вести войны на дальние расстояния. Ведь для успешной военной кампании нужно обеспечивать армию резервами и продовольствием, а чем более растянуты коммуникации в случае войны, тем это дороже, сложнее и неэффективнее.

По той же причине, как можно предположить, общество майя не создало единого государства, а осталось политически раздробленным на небольшие, постоянно воюющие друг с другом города-царства. В таких условиях построение централизованной империи было просто невозможно, в отличие от государства инков в Андах или ацтекской империи в долине Мехико. Кстати, это подтверждают и более поздние события. Когда в 1848 году майя восстали против притеснений центрального мексиканского правительства, они действовали очень успешно и уже были на грани победы. Однако отсутствие у майя во все времена хоть какой-то централизации означало и отсутствие регулярной армии – отдельной группы людей, решавших исключительно военные задачи. Поэтому, когда подошло время очередного сбора урожая маиса (кукурузы), основной сельскохозяйственной культуры майя, им пришлось отступить, прекратить боевые действия и вернуться в родные города и деревни.

Первые поселения на территории страны майя появились довольно поздно, после X века до н. э., керамика – приблизительно в то же время, прочные долговечные строения – около V века до н. э., письменность – около IV в. до н. э. Зато у древних майя были книги на листах из волокон фикуса и широко была распространена письменность на керамике, хотя она практически не дошла до нас по понятным причинам.

В ходе своего развития майя нанесли тяжелый ущерб экологии, вырубая леса и располагая сельскохозяйственные угодья на холмах без соответствующего укрепления их склонов, что впоследствии неминуемо привело к эрозии почв. А так как цивилизация была преимущественно аграрной, в совокупности с климатическими изменениями, такими как долгая засуха, ситуация в государстве в какой-то момент стала критической. Подземные воды, питавшие колодцы майя в некоторых регионах страны, ушли от поверхности земли, что еще больше усугубило ситуацию.

С учетом того, что сельское хозяйство майя было довольно примитивным и низкопроизводительным, а крестьянин на Юкатане мог выращивать лишь вдвое больше продовольствия, чем требовалось его семье, общество майя минимум на 70 % состояло из крестьян. Ко всему прочему, влажный климат затруднял хранение маиса – основной сельскохозяйственной культуры майя. Таким образом, у этой древней цивилизации просто не было достаточного запаса прочности, чтобы быстро приспособиться к произошедшим климатическим изменениям и скорректировать жизненный уклад.

Раскопки на территории Юкатана показали, что фундаменты домов, построенных приблизительно в середине VII века н. э. на склонах холмов, в VIII в. стали покрываться осадочными отложениями. Это означает, что склоны начали подвергаться эрозии и, вероятно, вымыванию полезных веществ из почвы. Кислые почвы предгорий смывались в долину, покрывая более плодородный слой, и это неизбежно должно было снизить урожайность сельскохозяйственных культур. Экологические изменения и ознаменовали начало упадка культуры майя. Заселение склонов холмов и предгорий продлилось всего около ста лет и на пике численности там, по некоторым данным, проживало более 40 % всего населения страны.

Численность индейцев майя в VII веке н. э. стремительно возрастала, многолетние внешние войны, снижающие демографическое давление, были невозможны, поэтому уход населения со склонов холмов скорее всего означает, что обеспечение продовольствием всех жителей городов-государств тяжким бременем легло на земледельцев в долинах, что нарушило хрупкий баланс в обществе. Конкуренция за пищу не могла не привести к усилению социального напряжения, а вожди, видимо, не были в состоянии удержать власть в условиях неожиданно наступившего засушливого периода. Это привело к повсеместным гражданским войнам, крушению власти тогдашних элит и упадку большинства городов майя.

В результате на рубеже IX–X вв. н. э. исчезло (мигровало в джунгли, умерло или было убито), по разным данным, не менее 90 % населения майя, особенно в некогда самой густонаселенной области – низменностях юга. Также исчезла власть вождей как таковая, календарь длительного счета и другие сложные политические и культурные институты. Это ознаменовало собой закат цивилизации майя.

Примерно в 1250 году н. э. в долине Копана (современный Гондурас), которую когда-то облюбовали люди, почти не осталось следов пребывания человека. Повторное появление там через некоторое время пыльцы лесных деревьев (ученые выяснили это путем спорово-пыльцевого анализа местных геологических отложений) при том, что в период расцвета цивилизации майя пыльца практически отсутствовала, представляет собой объективное подтверждение того, что долина Копана практически обезлюдела, и что леса смогли наконец начать восстановление. Выжившие майя (их осталось всего несколько сот тысяч), которые впоследствии сражались с испанскими конкистадорами в XVI веке, сосредоточили свои поселения рядом с надежными источниками воды, как на севере, так и на юге полуострова Юкатан. Тем не менее, в связи с менее комфортными условиями на юге, там проживало в разы меньше людей.

Исследователь Ричардсон Джилл проанализировал каменные монументы в городах майя и сделал вывод, что между последними датами на монументах в разных местах имеются различия, и эти даты можно разделить на три группы (около 810, 860 и 910 годов) в полном соответствии с датами трех самых сильных засух. Скорее всего, засуха наступала в различных районах полуострова Юкатан неравномерно, подземные воды тоже уходили с поверхности не везде и не сразу. Жители городов-государств майя, учитывая малообразованность элит, искренне не понимали, что происходит, и не смогли приспособиться к медленно, но неотвратимо наступающим изменениям. Некоторые районы полуострова, где сохранились наиболее глубокие колодцы и остался минимальный доступ к воде, стали центром притяжения населения, которое к тому времени изрядно сократилось.

Шло время. Постепенно люди учились приспосабливаться к климатическим изменениям, да и появляющиеся технологии облегчали возможности прогнозирования, предварительного анализа тех или иных предстоящих событий, адаптации к ним. Климат по-прежнему имел (и имеет) большое влияние на судьбы целых народов, да и всего человечества – достаточно вспомнить то, что сейчас происходит с глобальным потеплением. Но чем выше ступень развития, на которой стоит цивилизация, тем больше шансов, что она самостоятельно справится с климатическими «ударами судьбы». Поэтому в усложняющемся процессе социально-технологической эволюции усилилась роль экономических факторов, которые неразрывно связаны с демографией и востребованностью человека как трудового ресурса.

В середине XIV века Европа перевернула, наверное, одну из самых печальных страниц в своей истории. Ужасная пандемия чумы, принесенная торговыми кораблями с Востока, уничтожила до половины населения средневековых европейских королевств. «Черную смерть» сначала пытались представить как «божью кару» за грехи человеческие, но масштабы этого бедствия были настолько велики, а жертв, в том числе и априори невинных (маленьких детей и младенцев), было так много, что многие искренне верующие до этого христиане переставали верить в Бога, за короткий период времени потеряв всех своих родных и близких. Похороны в «братских могилах» без соблюдения церковных обрядов в то время были обычным делом. Многих умерших вообще не удавалось похоронить: тот период историки иногда вспоминают как время, «когда мертвых было больше, чем живых».

Впрочем, о появлении «черной смерти» в Европе и о том, как чума распространялась по территории христианских королевств, написано уже вполне достаточно. Гораздо интереснее обратить внимание на последствия пандемии, ставшие одной из причин зарождения капитализма в Западной Европе и прежде всего в Великобритании.

Снижение численности трудоспособного населения европейских государств на 50 % привело к тотальному дефициту рабочей силы в сельском хозяйстве (промышленности как таковой тогда еще не было). Нехватка рабочих рук была настолько значительна, что феодалы были вынуждены переманивать сельскохозяйственных рабочих друг у друга. Довольно быстро крестьяне осознали уникальность своего положения и стали требовать повышенную оплату и улучшенные условия для своего труда. Особенно преуспели в этом английские крестьяне-арендаторы. Угрожая переходом на работы к другим лендлордам, они сумели добиться сокращения податей, а также трудовой повинности. У феодалов не было особых контраргументов, и часто им приходилось соглашаться на любые, еще недавно совершенно немыслимые условия наемных работников.

Власти пытались бороться с этим, запрещая крестьянам (в Англии не было крепостного права, а судебная система не была однозначно карательной) переход от одного лендлорда к другому под угрозой тюремного заключения, однако экономическая логика взяла верх. Судиться было слишком долго и дорого даже для дворянского сословия, да и выигранные суды отнюдь не гарантировали исполнения судебных решений в отсутствии достаточного количества рабочей силы. Богатые феодалы предпочитали просто переманивать крестьян у феодалов победнее, а восстание Уота Тайлера положило конец попыткам закрепощения крестьян в Британии: после эпидемии «Черной смерти» населения просто было слишком мало, спрос на трудовые ресурсы явно превышал предложение. Внешние угрозы для Британских островов были незначительными, относительная их изоляция не позволяла элитам использовать мобилизацию против внешних сил в качестве рычага, применяемого для ограничения прав низших слоев населения. В итоге власти были вынуждены «пойти навстречу» низшему сословию. Заработки крестьян в наиболее плодородных регионах Англии, а потом и повсеместно, стали расти, жизненный уровень низших сословий населения повышался на глазах.

Кстати, в Восточной Европе чумная пандемия тоже ополовинила число жителей. Однако в условиях маленькой плотности населения, низкой урбанизации и, как следствие, небольшой мобильности жителей, а также постоянной угрозы с Востока (Тамерлан, Османская Империя, до этого – монгольское нашествие, докатившееся до Вены) последствия эпидемии «черной смерти» были совершенно другими. В совокупности сложившиеся условия сформировали предпосылки для более авторитарного поведения элит.

В Империи Габсбургов, Венгрии, на Балканах, в тогдашней Московии власть была более централизованной, чем на Западе Европы, а восточноевропейское дворянство оказалось более сплоченным и последовательно отстаивало общие сословные интересы, поэтому феодалы на Востоке не переманивали работников друг у друга. Для того, чтобы не допустить снижения податей, роста заработков и повышения экономической независимости крестьян, высшие сословия стали юридически закреплять сельскохозяйственных работников на земле, закабалив их еще больше.

В итоге к концу XVI века восточноевропейское крестьянство оказалось в значительно более бесправном положении, чем в Западной Европе, и, возможно, даже в худшей ситуации, нежели в Раннем Средневековье.

«Копыто овцы превращает песок в золото» – такая поговорка сложилась в Англии в период правления династии Тюдоров в XVI–XVII веках. «Эпоха огораживания», как еще называют этот этап в истории, затронула Германию, Нидерланды, Францию, но особенно яркий след она оставила на территории современной Великобритании.

Великая эпидемия чумы не просто выкосила львиную долю населения Англии. Она сильно изменила демографический и, как следствие, экономический ландшафт туманного Альбиона. Огромное количество сельскохозяйственных земель было заброшено, многие деревни опустели. Однако (вспомним историю Японии в предыдущей главе) за падением всегда следует взлет, и в XVI – первой половине XVII вв. население Англии возросло более чем в два раза. С ростом населения средневековых городов и деревень росло и благосостояние их жителей.

Резко вырос спрос на зерно (впоследствии и на другие товары, в особенности на шерсть), заброшенные ранее пашни и пастбища были возвращены в хозяйственный оборот. Закономерно возрастало и демографическое напряжение. Средняя величина фермерских участков с каждым поколением становилась все меньше, поля, принадлежавшие ранее общине, межевались на частные участки, которые обносились изгородями во избежание путаницы и конфликтов.

Если детей в семье было слишком много, младшие сыновья зачастую были вынуждены отправляться на поиски лучшей доли в чужие края. Современные британские ученые-исследователи считают, что многие из них становились сквоттерами – захватчиками, самовольно занимавшими чьи-то общинные, опустевшие ранее, земли. Когда местные жители наступали на леса и пустыри и огораживали свои владения, они сгоняли сквоттеров с насиженных мест, а те, в свою очередь, оказывали сопротивление и ломали новые изгороди в знак протеста, хотя огороженная земля никогда этим людям не принадлежала. Иногда к сквоттерам присоединялись и жители соседних небольших деревень, которые ранее пользовались лесом и общинными полями соседей, принявшими решение огородить индивидуальные участки.

Тем временем новые суконные фабрики, активно строившиеся по всей Англии, все больше нуждались в шерсти, и это предопределило многолетний рост цен на нее, ведь устойчивый спрос обеспечивался не только внутренними потребителями, но и внешними, в частности, много английской шерсти экспортировалось в Нидерланды и другие государства континентальной Европы. Выращивание овец ради шерсти стало настоящим «золотым дном» для английской элиты, отдавшей под пастбища все свои пустовавшие угодья, которых после чумной эпидемии в Англии было вполне достаточно. Некоторые сельскохозяйственные земли, особенно неудобно расположенные, не обрабатывались в течение многих десятилетий.

Тем не менее, со временем источник свободных угодий иссяк. Кроме того, во времена зарождения капитализма все было далеко не так просто, как сейчас. Это в XXI веке фабрику по производству сукна можно при желании и некоторой настойчивости организовать почти в любой стране мира. В середине же прошлого тысячелетия понятия «деловой климат» просто не существовало, инфраструктура и транспортные коммуникации находились в зачаточном состоянии, поэтому и суконные мануфактуры появлялись прежде всего в Англии. Правящий королевский дом поощрял предприимчивых фабрикантов, да и рынок сбыта был совсем рядом, не нужно было везти свою продукцию за тридевять земель.

Скоро встал вопрос расширения пастбищ под выпас овец – основного ресурса для производства шерсти. Для этого требовались дополнительные свободные территории, достаточного количества которых у английских феодалов уже не было. Именно крупные лендлорды в основном с большим рвением занимались овцеводством в те времена.

Довольно быстро дворянам пришла в голову мысль занимать под овечьи выпасы общинную землю английских крестьян, прежде всего в тех регионах страны (преимущественно центральных), где рентабельность земледелия была невысока. Под овечьи пастбища стали постепенно занимать крестьянские земли, иногда просто выгоняя несчастных земледельцев с их полей, поджигая и разоряя деревни.

На дорогах страны появилось большое количество бродяг и нищих, многих из которых отправляли на виселицу за бродяжничество. Те, у кого были хоть какие-то сбережения, уплывали в Североамериканские колонии в поисках лучшей доли. Несмотря на то, что современные исследования показали, что вытеснение пастбищами пашен не было массовым, в отличие от процесса межевания общинных земель на частные огороженные участки, «эпоха огораживания» оставила о себе тяжелую память. От нее пострадало много людей, в особенности в центральных английских графствах, где почвы были более приспособлены для выпаса овец, нежели выращивания зерновых.

В современном нам мире тоже есть немало примеров кровопролитной борьбы за жизненно важные ресурсы. Так, массовое убийство тутси представителями племен хуту в Руанде в 1994 году считается третьим по масштабу геноцидом второй половины XX века, и уступает только трагедиям в Камбодже (репрессии режима «красных кхмеров» в 1970-х годах) и Бангладеш (этнические чистки, организованные пакистанской армией во время войны за независимость Восточного Пакистана в 1971 г.). По разным оценкам, в результате руандийского конфликта погибло от полумиллиона до 1 млн человек, что составляет не менее 12 % населения страны.

Конечно, со стороны кажется, что у любых исторических событий немалое количество предпосылок и причин, но реальные корни многих проблем, как правило, лежат в плоскости экономики и демографии. Иногда людям просто начинает не хватать ресурсов для поддержания своего привычного уровня жизни или даже для выживания, при том, что, казалось бы, еще недавно все было в норме.

И приведенный пример показывает, насколько быстро люди могут дойти до отчаяния и насилия в условиях падения уровня жизни и беспросветного сокращения «экономического пирога» даже в современном нам мире.

Произошедшие в Руанде события обычно объясняют давней враждой народов хуту и тутси, а также политическим противостоянием, но это скорее следствие, нежели причина. События 1994 года в Руанде, возможно, не произошли бы, если бы не комплекс демографических и экономических причин, а также колоссальная технологическая отсталость местного сельского хозяйства.

Руанда – одна из самых густонаселенных стран мира, слабо затронутая урбанизацией. И в тех районах, где тутси практически не проживали, в 1994 году тоже происходили массовые убийства – хуту убивали других хуту. Современные исследователи приводят статистику, согласно которой только благодаря демографическому давлению, в результате «соседских убийств» без каких-либо этнических мотивов, хуту потеряли 5–10 % своего населения.

Проблема в том, что после провозглашения независимости население Руанды возросло, но в стране продолжали использовать традиционные сельскохозяйственные методы, не модернизируя их и не внедряя более продуктивные виды зерновых культур. Также государство не смогло организовать эффективный импорт продуктов и не ввело контроля рождаемости.

Вместо этого для нужд растущего населения расчистили леса и осушили болота под новые сельскохозяйственные районы, сократили периоды пребывания земли под паром, попытались получить два-три урожая с поля за один год. К 1985 году все пахотные земли в Руанде, за исключением национальных парков, были возделаны. «Мои друзья, посетившие Руанду в 1984 году, наблюдали развитие экологического бедствия, – пишет уже известный нам американский исследователь и популяризатор науки Д. Даймонд. – Вся страна напоминала огород и банановую плантацию. Крутые холмы были возделаны до самых вершин. Не применялись даже элементарные меры, способные свести к минимуму эрозию почвы (например, террасирование, контурная вспашка, сохранение земли, вспаханной под пар). В результате почва во многих местах поражена эрозией, и реки несут тяжелые массы грязи… Вырубка лесов привела к высыханию рек и неравномерному выпадению осадков. В конце 1980-х годов снова возникла угроза голода».

На северо-западе Руанды есть территории, населенные только народом хуту, где плотность населения составляла около тысячи человек на квадратный километр. Такая плотность населения характерна скорее для города с многомиллионным населением, развитой экономикой и инфраструктурой, в Руанде же люди всегда жили низкопродуктивным сельским хозяйством. Средний размер фермы в этих районах составлял всего лишь 0,89 акра (1 акр – около 0,4 гектара) в 1988 году и уменьшился до 0,72 акра в 1993 году. При этом каждая ферма делилась еще и между различными поколениями одной семьи в среднем на 10 частей. И получалось, что среднестатистическая семья из четырех человек (двое взрослых и двое детей) кормились лишь с 0,07 акра пахотной земли (около 283 квадратных метров).

Ситуация достигла крайней степени напряжения, когда к 1993 году в стране не осталось холостых мужчин в возрасте 20–25 лет, которые жили бы независимо от родителей. Переселяться молодым семьям было просто некуда – практически по всей Руанде не осталось ни одного свободного клочка земли. Дошло до того, что доля населения, потребляющего менее 1600 калорий в день (т. е. живущего на грани голодной смерти), которая в 1982 году составляла 9 %, в 1990 году выросла до совершенно невероятной цифры в 40 % и впоследствии только увеличивалась. Очевидно, что совокупность низкопродуктивного сельского хозяйства и дефицита пищи, также социальная напряженность, которая неизбежно возникает при слишком высокой плотности населения, не могли не повлиять на события 1994 года.

Анализируя убийства крупных землевладельцев из народа хуту, бельгийские экономисты Катрин Андре и Жан-Филипп Плато, жившие в Руанде в девяностые годы, отмечают, что большинство жертв геноцида были мужчинами старше 50 лет – то есть в возрасте, когда велись земельные тяжбы между отцами и сыновьями, меньшинство – зажиточные фермеры, относительное благополучие которых вызывало зависть соседей. Андре и Плато уверены: «…события 1994 года предоставили уникальную возможность свести счеты или перераспределить земельную собственность, даже между крестьянами хуту… И теперь можно нередко услышать, как руандийцы утверждают, что война была необходима, чтобы уничтожить избыток населения и привести его численность в соответствие с имеющимися земельными ресурсами».

Неудивительно, что в таких условиях гибель президента Руанды Жювеналя Хабиариманы, хуту по национальности (его вертолет был атакован террористами), стала тем спусковым крючком, который привел страну к кровопролитной гражданской войне и геноциду руандийского национального меньшинства – народа тутси.

Конечно, демографическое давление и избыток населения не обязательно предшествует геноциду. В тех же Нидерландах, например, плотность населения сопоставима с руандийской, что не мешает гражданам этой западноевропейской страны быть одними из самых богатых в мире по доходу на душу населения. Но проблемы перенаселенности, экономический и экологический кризисы, особенно если они тесно взаимосвязаны друг с другом и переплетены между собой, не могут оставаться нерешенными вечно. Вопрос в том, что развязка в условиях постоянно сокращающегося «экономического пирога» и беспросветности будущего может быть неожиданной и даже катастрофической.

Как уже говорилось, во все времена элиты хотели усиления или как минимум сохранения статус-кво, предпочитая делить имеющийся пирог между собой, нежели внедрять экономические реформы или технологические инновации, рискуя потерять то, что они имеют. Даже Соединенные Штаты Америки появились, несмотря на общепринятое мнение, не «благодаря» воле людей, как «земля обетованная» особых свобод и демократических институтов, а «вопреки». Причем причиной появления США в том виде, как они существуют сейчас, стал именно климатический и географический детерминизм. И, возможно, если бы не существовало отделенного океанами от основной массы суши американского континента, на Земле долго еще не появилась привычная нам капиталистическая выборная демократия, а история пошла бы совсем по другому пути.

Природа распорядилась так, что североамериканский континент оказался достаточно велик, чтобы на нем могло располагаться крупное государство с большим количеством полезных ископаемых, сокрытых в его недрах, значительным населением (более 330 миллионов человек на 2019 год), умеренным климатом, наиболее подходящим для эффективного высокопроизводительного труда, и к тому же защищенное с запада и с востока океаническими пространствами, делающими практически невозможной любую агрессию в отношении этого государства.

Такое уникальное географическое месторасположение позволило Соединенным Штатам очень быстро по историческим меркам выйти в лидеры мировой политики и экономики: они имели возможность не оглядываться в своей политике на внутренних врагов и соседей, не закладывать расходы на гипотетические внешние угрозы и вести свою политику с полным осознанием того, что, из-за уникального местоположения, окончательно победить их просто невозможно. Никто никогда всерьез не рассматривал возможность высадки на побережье США и ведения войны на территории американского континента. Когда же появились межконтинентальные баллистические ракеты, уровень военной и экономической мощи американцев был уже слишком велик, чтобы хоть кто-то в мире мог надеяться на «войну до победного конца». Речь могла идти только о взаимном уничтожении.

Да, на протяжении первых столетий существования у США было немало врагов – сначала метрополия (Соединенное Королевство), потом Франция, Мексика, Испания. Однако все эти соперники (кроме разве что Мексики) держали основные силы своих войск слишком далеко от американского континента и не могли противостоять превосходящим силам Штатов, да и вообще переживали в период противостояния с Соединенными Штатами Америки не лучшие времена. Эти факторы и предрешили исход конфликтов. Многие территориальные приобретения США (Луизиана у Франции в 1803 году за 15 млн долларов, Аляска у России в 1867 году за 7,2 млн долларов) произошли вообще мирно, путем сделок купли-продажи, что, безусловно, было уникально для политики того времени, учитывая масштабы купленных территорий.

Впрочем, сейчас речь не об этом. Гораздо более интересна история высадки на американский континент первых английских поселенцев и их борьбы за свои права (прежде всего против своей же собственной метрополии в лице Вирджинской компании), а также история возникновения первых американских штатов, которая поневоле навевает мысли о предопределенности появления «главной мировой демократии» именно в это время в этом месте. Ведь что бы ни говорили некоторые историки, Соединенное Королевство совсем не хотело видеть на месте своих североамериканских колоний независимую процветающую демократию. Оно предпочло бы управлять своими американскими провинциями примерно так же, как Испанская корона управляла Южной Америкой. Британия даже пыталась выстроить на североамериканском континенте сходные институты, но климат и география не допустили этого.

Известно, что первые годы после высадки колонистов в Чесапикском заливе и основания форта Джеймстаун в 1607 году были очень тяжелыми. Пославшая корабли Вирджинская компания хотела от колоний быстрой прибыли, и задача ставилась аналогично той, что обычно стояла перед испанскими конкистадорами: захватить правителя (вождя) местных индейских племен и поработить население, предварительно получив и перевезя в Англию все золото и серебро, которое будет найдено у местных жителей. Англичане вначале действовали исходя из этого плана, но крупно просчитались. Золота и серебра на западном побережье Северной Америки не было, население было небольшим (сказывалось влияние более сурового, чем в Мексике или Перу, климата) и не занималось земледелием. Порабощать тоже было некого: индейцы не умели пахать, у них не было городов и государственных образований, поэтому они были гораздо более свободолюбивыми людьми, чем, например, население империй Монтесумы (ацтеки) или Атауальпы (инки).

Вся земля только что основанной североамериканской колонии Виргиния принадлежала Вирджинской компании, то есть частной собственности поселенцев на землю изначально не было и в помине. И раздавать ее колонистам в планы компании не входило даже после катастрофической зимы 1609–1610 годов, по итогам которой из 500 колонистов в живых остались только 60, а каннибализм в Джеймстауне стал привычным явлением. Поняв, что золота и рабов в Северной Америке не найти, компания приняла решение заставить самих колонистов-англичан стать рабами, введя кодекс «Законов божественных, нравственных и военных», по которым колонисты были обязаны работать на полях за минимальный продовольственный паек, а любая провинность, в том числе кража колосьев пшеницы, каралась смертью. Однако, это привело лишь к тому, что англичане, уехавшие в Северную Америку в поисках лучшей доли, начинали чувствовать бесперспективность жизни в колонии и перебегали жить к индейцам, несмотря на грозившую им за это смертную казнь.

Управляющим колонией требовались рабочие руки, которых не было. Не имея достаточного количества трудовых ресурсов, Вирджинская компания терпела убытки. Но лишь в 1618 году владельцы компании, оказавшись в управленческом тупике, наконец осознали, что «традиционные» стимулы для поселенцев в условиях климата и географии Северной Америки просто не работают. Сработал второй закон социально-технологической эволюции, и Вирджинская компания вынужденно утвердила систему, при которой каждый поселенец в «новых землях» получал бесплатно 50 акров (около 20 гектар) земли на себя и еще столько же на каждого домочадца или слугу. А уже в 1619 году в Джеймстауне была создана Генеральная Ассамблея, которая стала высшим органом руководства колонией, и каждый колонист мог участвовать в ее деятельности.

Тем не менее, английский король неоднократно (в 1632 году в Мэриленде и 1663 году в Каролине) пытался воссоздать в колониях привычную для Англии на тот момент иерархическую систему, при которой общество строго делилось на классы, а высшая элита монопольно получала бы все доходы от новых земель. Однако все эти попытки провалились.

Возможно, крупнейшая в мире демократия просто не смогла бы сложиться ни в какой другой точке планеты, кроме как на этом материке – огромной малозаселенной территории с умеренным климатом, расположенной на достаточно большом расстоянии от других континентов, что позволяло молодому демократическому государству практически в любой период своей истории чувствовать себя в абсолютной безопасности перед лицом внешних угроз.

С середины XIX века наибольший вклад в эволюцию вносят технологические изобретения. Несмотря на то, что власти зачастую противились им (и, как следствие, внедрение новых технологий было затруднено или даже невозможно до тех пор, пока элиты не становились эволюционно готовыми и экономически заинтересованными принять новшества), технологии раньше или позже вносили свой вклад в эволюционный процесс, плавно или скачкообразно изменяя жизнь человека, способствуя концентрации интеллекта и преобразуя планету. В этой главе читатель увидит, как появляются и внедряются технологии, и познакомится с некоторыми яркими примерами того, как технологии или отказ от них, предопределяли судьбы социальных институтов, элит, а иногда и целых империй.

…В 1571 году королева Англии Елизавета I издала закон, по которому каждый ее подданный был обязан носить вязаный головной убор. Этот закон, подтвержденный парламентским актом, гласил, что каждый человек старше шести лет, проживающий в любом из городов, поселков или деревень Англии, исключая лордов, леди, рыцарей и иных знатных персон, должен носить по воскресеньям и в праздничные дни (за исключением поездок) «шерстяную шапку, утолщенную и сделанную в Англии».

В Англии XVI века такие «дикие», с современной точки зрения, законы были весьма распространенной практикой. Например, также был указ, разрешавший хоронить покойников строго в шерстяных саванах. Это делалось, в том числе, в интересах крупных лендлордов – владельцев овечьих пастбищ, поскольку обеспечивало гарантированный спрос на их продукцию (вспомните историю про огораживания в главе 2 части I), но подавалось, естественно, как меры, принимаемые исключительно ради народа.

Вязание шапочек вручную было довольно однообразным и трудоемким делом, которым занимались исключительно женщины, и однажды Уильям Ли, молодой английский священник, случайно обратил внимание, сколько часов непрерывного труда затрачивают знакомые ему вязальщицы, чтобы связать хотя бы одну шапочку. Они делали это с помощью всего двух спиц, времени уходило очень много, и Ли предположил, что делать это четырьмя спицами, подтягивая нить, будет гораздо быстрее. По другой версии, невеста Уильяма была из бедной семьи, и молодой священник изначально всего лишь хотел облегчить труд любимой девушке.

Довольно скоро, в 1589 году, он сконструировал машину для вязания, с которой и прибыл на аудиенцию к королеве в надежде получить патент на внедрение технологии. Каково же было его разочарование, когда Елизавета I в резкой форме отказалась сделать это, ответив, что внедрение этой машины лишит работы ее подданных и сделает их нищими. Впоследствии Уильяму Ли было отказано в этом и преемником Елизаветы, английским королем Яковом I.

Нерациональные действия монархов не сильно отразились на английской экономике, та как в те времена международная конкуренция не была настолько развита. Масштабное внедрение вязальных машин все равно произошло в Британии несколькими десятилетиями позже, в XVII веке, тем не менее эта история очень показательна: по ней можно увидеть и попытаться понять логику правителей, которая зачастую сильно отличается от стандартного обывательского мышления.

В 1597 году «закон о шерстяных шапочках» был отменен как нецелесообразный: по всей видимости, нарождающаяся английская промышленность уже не нуждалась в регулировании такого рода. Но на судьбе Уильяма Ли это никак не сказалось – к тому времени изобретатель эмигрировал во Францию, где продолжил свою инновационную деятельность с большим успехом, впрочем, лишь до тех пор, пока ему покровительствовал король-гугенот Генрих IV, убитый в 1610 году.

И, кстати, Ли еще повезло – родись он в другой стране или, например, тысячей лет ранее, его бы просто казнили, как поступали с изобретателями император Римской империи Тиберий, османские султаны или, например, русский царь Иван IV Грозный, по легенде, приказавший казнить холопа – изобретателя планера Никитку Трофимова со словами: «Человек не птица, крыльев не имеет. За эту дружбу с нечистою силою отрубить выдумщику голову… А выдумку, с дьявольской помощью снаряженную, после божественной литургии сжечь».

Османская Империя XV–XVI веков – величайшая империя, простиравшаяся на просторах Европы и Азии, от Дуная до Каспия и от ливийских песков до забытых богом в те времена уголков Аравийского полуострова. Военные успехи турок-османов гремели на весь мир, и христианские королевства искали дружбы с османскими султанами. В 1453 году пал Константинополь, а могущество Османской Империи при Султане Сулеймане Великолепном (1520–1566) достигло своего пика. Однако, как это часто бывает, успехи и победы, бескрайние возможности и льстецы-придворные замутняют правителям взор, и они начинают принимать неверные, а зачастую и просто вредные для своих государств и самих себя решения. Обычно это происходит ради банального желания сохранить свою личную власть при любых обстоятельствах.

Одно из таких неверных решений – борьба с технологическими инновациями. Известно немало случаев, когда сопротивление новым технологиям играло решающую роль в судьбах величайших держав. Эволюцию нельзя остановить, тем более бессмысленно это делать путем локальных запретов: жесточайшая международная конкуренция возьмет свое. И именно такую злую шутку сыграл запрет книгопечатания в Османской империи, установленный еще султаном Баязидом II в 1485 году, незадолго до пика расцвета «Блистательной Порты», как позднее стали называть империю в Европе.

В результате негативного отношения султанов к книгопечатанию и народному образованию первая типография в Стамбуле появилась лишь в 1727 году (при том что книгопечатание было изобретено Гутенбергом в 1445 году и благодаря своей доступности и значимости быстро распространилось по Европе еще в XV веке). И даже в относительно «просвещенном» XVIII веке цензура турецких властей была настолько жесткой, что за 15 лет – с 1728 по 1743 годы – в Османской империи было напечатано лишь 17 книг. Еще 7 книг было издано в империи в последующие 55 лет. При этом, для сравнения, в начале XVIII века в Стамбуле насчитывалось 80 тыс. переписчиков книг, всего же по империи отрасль переписывания книг от руки давала работу сотням тысяч человек.

В Египте, тогда бывшем провинцией Османской Империи, первый печатный станок появился в 1798 году, и был туда привезен… Наполеоном Бонапартом для нужд своего египетского похода. Наполеон вскоре покинул Египет, не снискав военной славы, а регион, по-прежнему остававшийся отсталой и сельскохозяйственной периферией Средиземноморья и «Блистательной Порты», вновь погрузился во тьму необразованности и косности.

Даже тогда, когда в просвещенной Европе уже вовсю распространялись гуманистические идеи, промышленная революция охватывала все новые территории, а новые технологии, такие как паровой двигатель и железные дороги, завоевывали свое место, власти Османской Империи боялись, что книгопечатание и широкое распространение знаний приведет к противоречию с существующими политическими и социальными порядками и в конечном итоге создаст в государстве революционную ситуацию.

В итоге фактически до самого краха Османской Империи в 1918 году книги турки в основном не печатали, а «по старинке» переписывали от руки. Это оказало крайне негативное влияние на уровень грамотности в этой ближневосточной державе – в начале XIX века он оценивался лишь в 2–3 %, в то время как в Западной Европе того времени этот уровень составлял 60 %, в Португалии – 20 %.

Такая политика привела к растущему отставанию Османской империи от остального цивилизованного мира и последующим поражениям в многочисленных войнах, а в итоге – к полному краху великой в прошлом державы в результате Первой Мировой войны в начале ХХ века.

Бывает так, что не только власти, но и само население противится элементарным инновациям, обрекая на нищету себя, своих потомков и все последующие поколения. В Африке мы можем видеть немало подобных примеров. Так, до XIX века в некоторых африканских сообществах не использовался плуг или колесный транспорт, хотя исследования показали, что эти технологические новшества были известны в большинстве африканских регионов.

Пример руандийского общества, описанный выше, красочно показывает, что до самого последнего времени жители Тропической Африки использовали (а многие используют и в настоящее время) самые примитивные способы хозяйствования, даже если это противоречит всей логике развития общества. Почему так произошло?

Некоторые ученые считают, что столь катастрофическое отставание африканского континента в технологическом плане является следствием двух факторов – благодатного климата (высокой плодородности почвы, которая сама по себе могла прокормить племя без особых дополнительных усилий) и отсутствия экономических стимулов для внедрения каких-либо технологических новшеств в принципе. И в самом деле, о каких стимулах может идти речь, если имеет место высокая плотность населения, огромное разнообразие племен (в Тропической Африке, по разным оценкам, проживают более 3 тыс. различных племен со своими традициями, обособленной историей и языковыми особенностями) и враждебное отношение со стороны соседей? Это явление называется трайбализмом, и в Африке южнее Сахары он, как правило, обессмысливал внедрение любых новых технологий. В любой день в деревню могли прийти вооруженные до зубов головорезы из соседнего враждебного племени, отобрать все, что можно, сломать и сжечь оставшееся, да еще и перерезать походя половину жителей, не пощадив ни женщин, ни детей, ни стариков. Местные жители выбрали свой способ поведения во враждебной среде – не выделяться, быть как можно более серым и незаметным на фоне других, чтобы не стать нечаянно объектом пристального внимания со стороны, возможно, менее технологически развитых, но зато более многочисленных, физически сильных и жестоких соседей.

Колониализм, безусловно, не принес жителям Африки облегчения. К трайбализму и тирании собственных элит (такое поведение власть имущих во многом обуславливалось тем же трайбализмом, децентрализацией, то есть отсутствием хоть какой-то государственности и невозможностью ничего планировать даже на короткий срок) добавился колониальный гнет. Пышным цветом расцвела и ранее широко распространенная на африканском континенте работорговля. Ученые уверены, что разитие тормозила и непростая эпидемиологическая ситуация во многих регионах Тропической Африки, ставшая «оборотной стороной» того самого благоприятного климата. Все эти факторы обесценивали человеческую жизнь в регионах южнее Сахары настолько, что задумываться о внедрении новых технологий у местных жителей было мало времени: думали там в основном о самом примитивном и прежде всего о банальном выживании.

Население Сомали с давних пор имело письменность на основе арабской вязи, но когда британцы пришли в этот регион, они с удивлением обнаружили, что местное население ей практически не пользуется (как и население, например, Южного Судана). При этом, казалось бы, выгода от использования письменности в учете, торговле, администрировании была очевидна. Потребовалось немало времени, чтобы установить прискорбный факт: население противилось широкому распространению письменности, так как опасалось еще большего своего закабаления вождями племен. С древнейших времен письменность служила для учета и контроля людей и ресурсов, а также помогала более эффективно собирать налоги, то есть выгоду от ее внедрения, в первую очередь, должны были получать местные элиты. Почему же африканские вожди в том же Сомали не заставили население использовать письменность принудительно?

Оказывается, они не очень охотно внедряли письменность, а потом и вообще забросили эту идею, так как резонно предполагали, что любые договоренности между элитой и населением, зафиксированные письменно (даже фиксирующие, например, определенный уровень налогообложения) ограничат их произвол и абсолютную власть над запуганными и нищими людьми. Кроме того, разобщенность и децентрализация в сомалийском обществе была очень высока, а верховного вождя, в интересах которого было бы внедрить соответствующие новшества, просто не было. «Никто не признавал чьего-либо верховенства, и никто, в том числе и британские колониальные власти, когда они появились в Сомали, не был в состоянии навести порядок в этом обществе», – описывают ситуацию Д. Аджемоглу и Дж. Робинсон.

Возможно, по тем же причинам многие африканские народы, знакомые с плугом и колесом, отказались от их использования. Население видело в даже самых примитивных технологиях лишь угрозу повышения налогового бремени, не хотело привлекать внимание алчных вождей и агрессивных соседей. Элиты же опасались, что любые технологические новшества в принципе несут риски для их неограниченной власти. Совокупность всех этих причин обернулась для жителей большинства стран африканского континента хроническим отставанием от остального мира.

В 1825 году молодой художник Сэмюэл Морзе получил письмо от отца, из которого узнал грустную весть: его любимая жена находится при смерти. Морзе незамедлительно покинул свой дом в Вашингтоне и поторопился в Нью-Хейвен, где в тот момент находилась его умирающая супруга. Между городами было 360 километров (огромное по тем временам расстояние), и по приезду Сэмюэла выяснилось, что он упустил не только возможность попрощаться с женой, но даже опоздал на похороны: корреспонденция в те времена доставлялась очень долго, письма могли месяцами идти до адресата, и пока письмо доходило, время нередко бывало упущено.

Горю молодого художника не было предела, жизнь потеряла для него всякий смысл. Сэмюэл Морзе никогда не интересовался техникой, но безвременный уход супруги побудил Морзе забыть о живописи и заняться изучением способов быстрой доставки сообщений на расстояния: Сэмюэл не хотел, чтобы другие люди испытывали то, что испытал он сам. Простой фокус с электромагнитной индукцией, при исполнении которого стрелка компаса начинала крутиться рядом с проводом, находящимся под напряжением, навел его на мысль о возможности создания электрического телеграфа, который бывший художник вскоре и сконструировал. Первый телеграф выглядел как рычаг с карандашом на конце. При поступлении тока карандаш опускался и оставлял на бумаге линию или точку, при отключении тока поднимался, то есть на листе бумаги получался пробел.

И вот уже в 1844 году из здания Верховного Суда в Вашингтоне в город Балтимор было передано первое в истории телеграфное сообщение: «Чудны дела твои, Господи!»

Во многом эта общеизвестная история уже стала легендой. Вместе с тем неоспорим факт, что появление высокотехнологичного (на тот момент) средства связи было обусловлено рядом факторов. К середине XIX века экономика Соединенных Штатов Америки бурно росла: промышленная революция спровоцировала невиданный экономический бум на североамериканском континенте. Уже были изобретены паровые машины, и это привело к существенному увеличению производства самых различных товаров на заводах и фабриках, что, в свою очередь, сказалось на увеличении объема грузоперевозок по американским дорогам.

У людей, администрировавших процессы производства и транспортировки товаров, возникла острая необходимость в оперативном средстве связи, поскольку в отсутствии такового они уже просто не справлялись с возросшим потоком информации. Социолог-исследователь Джеймс Бениджер в книге «Революция контроля» констатирует факт: «Никогда прежде обработка материальных потоков не угрожала превзойти и по объему, и по скорости технические возможности их содержания». При этом новое средство связи должно было быть не слишком дорогим, чтобы не оттолкнуть от себя умеющих считать деньги предпринимателей и управляющих.

Есть мнение, что Морзе, едва почувствовав ажиотажный спрос со стороны бизнеса и общества на новую коммуникационную технологию, просто вовремя оформил патент на свою систему. Тем самым он красиво завершил предшествовавший его открытию многолетний процесс проб и ошибок энтузиастов-изобретателей из разных стран и реализовал на практике идею передачи сообщений по проводам посредством электрических импульсов. Так или иначе, благодаря его открытию телеграфная система способствовала резкому ускорению коммуникаций и торговле между быстро растущими американскими городами, шагая нога в ногу с другой великой технологией XIX века – железными дорогами. Именно с появлением телеграфа информация наконец смогла системно передаваться на дальние расстояния быстрее, нежели скорость передвижения человека или какого-либо транспорта.

Кстати, изобретение телеграфа дало мощный импульс развитию новостной и массовой журналистики. Уже в 1846 году информационное агентство Associated Press начало отправлять сообщения в редакции американских газет, используя телеграфные линии, а сотрудники агентства в Новой Шотландии перехватывали новости с европейских судов, идущих в американские порты, и отправляли их в Нью-Йорк, чтобы опубликовать за несколько дней до того, как корабли приходили в гавань.

Неоднократные попытки внедрения телеграфа предпринимались и ранее, но всякий раз они либо опережали свое время и не были востребованы бизнесом и обществом, либо были просто слишком дороги в эксплуатации, потому не получали широкого распространения. Одна из наиболее известных попыток пришлась на послереволюционное время во Франции, когда братья Шапп представили миру оптический телеграф. Информация в нем передавалась вручную посредством специального устройства и телеграфных вышек, расположенных на не слишком большом (около 10 километров) расстоянии друг от друга. Работа такого телеграфа слишком зависела от погоды и видимости, а также требовала наличия сотрудника-телеграфиста на каждой вышке практически круглосуточно.

Свое изобретение Шаппы назвали «дальнописец». Вскоре была построена линия от Парижа до Лилля – крупного французского промышленного центра неподалеку от бельгийской границы. В 1794 году оптический телеграф ждала своя «минута славы»: с его помощью сообщение о военных победах французов над австрийскими войсками дошло до Парижа всего за несколько часов, значительно опередив гонца на лошади.

Однако французская экономика конца XVIII – начала XIX века не ощущала острой необходимости в столь инновационном (для того времени) и довольно дорогом средстве коммуникации. До промышленного бума было еще далеко, и несмотря на то, что Национальный Конвент поддержал проект братьев Шапп, французские буржуа не испытывали необходимости платить за передачу информации посредством оптического телеграфа. Позже Игнатий Шапп в своей «Истории телеграфа» высказывал уверенность, что широкое распространение телеграфа могло бы создать новые трансъевропейские рынки и превратить Париж в финансовую столицу Европы. Однако так получилось, что в тот период времени телеграф представлял ограниченный интерес только для военных и государственных нужд. Особенно его любил использовать Наполеон Бонапарт. Как только будущий великий император, совершив государственный переворот, стал единоличным правителем Франции, он телеграфировал: «В Париже тихо, и добропорядочные граждане счастливы».

При этом идеи первого электрического телеграфа появились еще в 1753 году. Именно тогда шотландский ученый Чарльз Морис предложил передавать сообщения по изолированным проводам между двумя точками. А через 20 лет физик из Женевы Георг Лесаж построил первый работающий телеграф по этой технологии и предложил метод прокладки телеграфного кабеля под землей в глиняных трубах. Но его изобретение не было оценено по достоинству, и широко распространен стал только аппарат Морзе, созданный гораздо позже. Имена Мориса и Лесажа сейчас помнят разве что специалисты.

В Великобритании первым человеком, предложившим работающий прототип электрического телеграфа, стал ученый-изобретатель Фрэнсис Роналдс. В 1816 г. он сконструировал первый электростатический стрелочный телеграф, который мог отправлять сообщения на дальние расстояния, посылая электрические импульсы по проводам. Однако когда Роналдс написал в британское адмиралтейство о готовности предоставить в распоряжение военных такое устройство, ему отказали в аудиенции со словами: «Телеграфы любого типа сейчас совершенно бесполезны, и никакой другой телеграф, кроме уже существующего, принят на вооружение не будет». На тот момент телеграф (в Британии тогда также использовалась технология оптического телеграфа братьев Шапп) был почти исключительно военным средством коммуникации, необходимость в обновлении которого после завершения эпохи наполеоновских войн отошла на второй план.

Лишь в Соединенных Штатах в середине XIX века телеграф приобрел массовую популярность как технология для коммерческого использования. Впрочем, Сэмюэлу Морзе тоже пришлось немало потрудиться, прежде чем его изобретение было оценено бизнесом и властями Соединенных Штатов. Поначалу все в Вашингтоне отмахивались от изобретателя, как от назойливой мухи. Но в итоге история Морзе – как раз тот самый счастливый случай, когда изобретатель (и его изобретение) оказались «в нужное время в нужном месте».

1 декабря 1955 года в городе Монтгомери штата Алабама (США) села в автобус молодая афроамериканка.

Когда она уже проехала несколько станций, автобус остановился и вошел белый пассажир. В передней части автобуса, специально выделенной для белых пассажиров, все места оказались заняты. Тогда водитель потребовал от темнокожей женщины уступить свое место новому пассажиру. Однако женщина, игнорируя просьбу водителя, отказалась уступить свое место белому, так как считала, что у нее есть право сидеть на месте, выделенном для темнокожих. Согласно существовавшим тогда правилам, если в передней части автобуса (для белых) нет свободного места, чернокожие должны были уступить свои места белым пассажирам. Получается, женщина нарушила закон, водитель вызвал полицию, женщину арестовали и приговорили к штрафу в 14 долларов – немаленькая по тем временам сумма. Арест темнокожей женщины вызвал массовые протесты. Женщину звали Роза Паркс.

Это уже потом молодая швея из штата Алабама стала известна как «мать освободительного движения». Вначале же протесты были по большей части локальными, а Розу Паркс не поддержали даже некоторые ее чернокожие соплеменники, считавшие протест бесполезным, а повод – слишком малозначительным. И лишь после объявления бойкота городскому общественному транспорту всеми афроамериканцами Монтгомери, организованного не без участия харизматичного молодого проповедника и борца за права чернокожих Мартина Лютера Кинга (бойкот был объявлен с 5 декабря 1955 года), ситуация поменялась. Местные автобусные компании стали терпеть колоссальные убытки – ведь они ездили теперь практически всегда полупустыми, а слухи о бойкоте и «чернокожем протесте» распространились далеко за пределы Алабамы.

Бойкот продлился больше года (381 день). Ко времени его окончания было уже очевидно, что протестующие против расовой сегрегации одержат верх – группа активистов-афроамериканцев обратилась в Федеральный Суд США, который постановил отменить законы о сегрегации городских автобусов в Монтгомери как не соответствующие конституции Соединенных Штатов. Прокуратура обжаловала решение в Верховном Суде, но это не помогло: судьи приняли решение отклонить апелляцию. Роза Паркс стала легендой.

Эта история широко известна, но мало кто знает реальные экономические и технологические предпосылки отмены сегрегационных законов на Юге Соединенных Штатов Америки. Ведь на самом деле все было не так просто, как может показаться на первый взгляд.

В XVI–XVIII веках, на заре колонизации североамериканского континента, рабочей силы для освоения огромных незаселенных пространств не хватало, особенно в южных колониях, где климат был достаточно мягким и не было острой необходимости практиковать эффективное сельское хозяйство. В итоге было найдено ужасное в своей рациональности решение – импортировать для работы на плантациях рабов из Африки.

То, что рабов стали возить именно с Африканского континента, было предопределено сочетанием ряда факторов.

Во-первых, требовались выносливые работники, обладавшие мускульной силой. Именно такими работниками были африканцы: считалось, что именно они лучше всего приспособлены для занятий тяжелым физическим трудом на рудниках и плантациях.

Во-вторых, доставка рабов из Африки была экономически намного более выгодна, чем из любого другого континента: сказывалась относительная географическая близость Африки и Северной Америки. Везти работников из Индии или Австралии никому и в голову не пришло, так как себестоимость такого работника была бы очень высока из-за огромных транспортных издержек.

В-третьих, иммунитет африканцев за сотни лет жизни в неблагополучном эпидемиологически тропическом и экваториальном климате частично адаптировался к малярии и желтой лихорадке – болезням, очень распространенным и наносившим значительный ущерб плантаторам в Северной Америке и на островах Карибского бассейна. Особенно страдали от этих инфекций индейцы Мексики и Южной Америки, что делало малоэффективным использование колонизаторами коренного населения обеих Америк в качестве рабов.

В-четвертых, в Африке многие столетия уже существовал рынок работорговли, который был организован и контролировался прежде всего арабскими купцами, создавшими в Северной и Центральной Африке развитую инфраструктуру торговли рабами. Впрочем, местные вожди в Экваториальной Африке и сами не брезговали работорговлей, захватывая рабов во время набегов на соседние деревни и поселения. Рабство было частью экономики многих племен. Поэтому гораздо проще и выгоднее было покупать рабов на веками сложившемся и вполне легальном в то время рынке, нежели вкладывать огромные деньги в новый рынок с неясными перспективами в каком-то другом регионе планеты.

В-пятых (и это во многом следствие четвертого), за долгие годы работорговли в Африке выработалось отношение к рабству как к неотъемлемой части повседневной жизни, что позволяло белым американским работорговцам внушать чернокожим африканцам, в том числе посредством миссионерской деятельности, что «рабство – это судьба, уготованная им богом», и рассчитывать на то, что издержки на восстания и сопротивление чернокожих рабов на североамериканском континенте будут невелики.

Однако с течением времени в XVIII и особенно в XIX веках экономическая привлекательность рабства снижается все больше и больше. Отношение общества к рабовладению становится резко негативным, особенно по мере распространения гуманистических и либеральных идеалов. Кстати, последнее тоже было неразрывно связано с развитием капиталистической экономики, резким увеличением спроса на труд, в особенности квалифицированный, и популяризацией предпринимательства.

Известно, что южные (сельскохозяйственные) и северные (индустриальные) штаты США развивались далеко не одинаково. После гражданской войны между Севером и Югом в 1860-х годах рабство было отменено, но элиты южных штатов (тогда их интересы на федеральном уровне представляла Демократическая партия) сумели сохранить расовую сегрегацию де-факто. Им удалось провести законы о подушном налоге с избирателей и «тестах на грамотность», реализовав тем самым на практике имущественный и образовательный ценз одновременно – чернокожее население южных штатов было значительно менее грамотно, чем белое, и, естественно, не обладало какой-либо значимой собственностью, то есть в основной своей массе не проходило ни имущественный, ни образовательный ценз. Белым плантаторам Юга, как и раньше, требовалась дешевая рабочая сила для работы в сельскохозяйственном секторе, и темнокожие работники, хоть и получившие формально свободу, были по-прежнему нужны на плантациях, особенно при уборке хлопка.

В середине ХХ века ситуация со спросом на труд на Юге США стала меняться. Механизация сельского хозяйства в 1950-х годах затронула и хлопковую отрасль, традиционно требующую наибольшее количество трудовых ресурсов, а массовая миграция афроамериканцев из южных штатов на Север (чернокожие граждане США были ограничены в избирательном праве на юге, но имели при этом право на неограниченную миграцию внутри страны, и она резко активизировалась во время и после Великой Депрессии, начав исчисляться сотнями тысяч человек в год) способствовала нехватке рабочих рук в отстающей, но развивающейся промышленности Юга. Так, например, в середине ХХ века в текстильной отрасли южных штатов лишь 2–5 % работников были афроамериканцами, а доход на душу населения там составлял не более 50 % от среднего по стране.

Механизация хлопковой отрасли и отток трудовых ресурсов на Север резко изменил структуру рынка труда в южных штатах. Если в 1950 году хлопок там собирали в основном вручную, то через десять лет уже почти 50 % хлопка убиралось при помощи комбайнов. Консервативной элите юга пришлось задуматься о мерах по удержанию населения от внутристрановой миграции, и это означало, что постепенно придется пойти на политические уступки – ведь в той же текстильной отрасли требовались более образованные работники, чем на уборке хлопка, а избежать продолжения массового оттока трудовых ресурсов с консервативного сельскохозяйственного Юга на демократический индустриальный Север можно было только радикальным изменением отношения к чернокожим гражданам и резким расширением их гражданских прав.

В результате реформ в наиболее консервативных штатах (Миссисипи, Южной Каролине и Алабаме) в период с 1960 года по 1970-й количество афроамериканцев, имеющих право голосовать, выросло с 5–10 % до 50 %. Также следствием описанных изменений стал рост занятости афроамериканцев в текстильной промышленности до 25 % от общего количества работников. В итоге в 1990-х годах разница в доходах на душу населения между северными и южными штатами, которая начала стремительно сокращаться с начала 60-х годов, полностью исчезла, а структура рынка труда выровнялась.

Этот пример (что немаловажно – из новейшего времени) наглядно показывает, что политические и институциональные изменения даже в наши дни обычно обусловлены технологиями и спросом на рабочую силу, но не наоборот. Какие бы институты ни пытались создавать в южных штатах победившие в Гражданской войне северяне, проблема расовой сегрегации окончательно осталась в прошлом лишь тогда, когда технологический прогресс привел к резкому росту спроса на квалифицированный труд, а чернокожие граждане стали цениться именно как квалифицированная рабочая сила, военнообязанные и, как следствие, налогоплательщики.

После этого у консервативных южных элит уже не было возможности сопротивляться назревшим экономическим и политическим изменениям, а события, начавшиеся после «инцидента в автобусе» с Розой Паркс, лишь официально оформили то, с чем в глубине души уже смирились белые элиты американского Юга.

В апреле 2019 г. в Сингапуре вышел номер журнала «Esquire», все статьи которого впервые были написаны искусственным интеллектом. Робот (так называемый ИИ-бот) полностью самостоятельно написал пять больших текстов, включая «письмо редактора», и потратил на каждый материал всего по несколько минут. При этом нейросеть не испытывала никаких мук творчества, не отвлекалась на переписку в соцсетях, прослушивание музыки или просмотр семейного видео, присланного женой. Остальные ее материалы пришлось редактировать, но все равно это был самый дешевый по себестоимости номер «Esquire» в истории. Никаких гонораров авторам платить не пришлось, командировочных и накладных расходов нести тоже. Уникальный номер журнала покупатели расхватали как горячие пирожки.

Почти одновременно с «Esquire» американская газета «The Guardian» начала публиковать статьи, полностью написанные искусственным интеллектом, который умеет брать большие данные, обрабатывать их и вставлять в приготовленные заранее текстовые шаблоны.

Интеллектуальная программа, использованная в «Guardian», получила название «ReporterMate», что в вольном переводе звучит как «Друг Репортера», но можно перевести и как «Мат (конец игры) репортеру». После запуска проекта создатель робота-журналиста Ник Эверсхед заявил, что его программа никогда не заменит журналистов, просто сделает их работу удобнее и комфортнее, так как может работать с Big Data. Как тут не вспомнить слова инвестбанкира Пола Джонса, который, проведя очередное сокращение в своей компании, сказал сотрудникам: «No man is better than a machine, and no machine is better than a man with a machine» («Ни один человек не может быть лучше, чем машина, и ни одна машина не может быть лучше, чем человек с машиной»).

Как, наверное, и любое знаковое событие, появление полностью автоматизированных «алгоритмов-журналистов» было воспринято профессиональным сообществом двояко. Оптимисты рукоплескали, предвкушая скорый приход благословенных времен, когда людям вообще не придется работать, а можно будет лишь созерцать и заниматься творчеством. Пессимисты же нахмурили брови: до недавних пор написание качественной прозы вообще-то тоже относилось к творческой деятельности, и считалось, что алгоритмы никогда не смогут полностью заменить людей в этом процессе.

Учитывая, что в 2019 году Всемирный банк обнародовал новые данные о рекордном росте неравенства в Европейском Союзе (на 70 % за последние 15 лет), пессимистов было, пожалуй, немного больше. Они отмечали, что «труд» алгоритмов приносит доход только их создателям и владельцам, рядовые же сотрудники от этого только теряют. И действительно, новые технологии не в последнюю очередь «виноваты» в том, что беднейшие 10 % европейцев стали на 7 % беднее, а богатейшие 10 % – на 66 % богаче. Но, казалось бы, какая связь между уменьшением количества рабочих мест благодаря новым технологиям и галопирующим ростом социального неравенства даже в богатейших странах мира?

В течение довольно короткого времени после описанных событий множество политиков и общественных деятелей высказали свое мнение о роли искусственного интеллекта в будущем и о том, что может случиться, если он выйдет из-под контроля человека. Не обошел стороной проблему и Папа Римский Франциск, выступивший в Ватикане на конференции «Общее благо в цифровой век» в сентябре 2019 года. «Разработки в области технологий, в частности те, которые связаны с искусственным интеллектом, вызывают все более существенные изменения во всех областях человеческой деятельности», – заявил он. – Если бы так называемый технический прогресс человечества стал врагом общего блага, это привело бы к тому, что человечество регрессировало к варварству, где главным законом был бы закон сильнейшего».

Впрочем, Папа Римский был далеко не первым в ряду выдающихся деятелей религии, политики, науки и культуры, который высказал опасения по поводу неконтролируемого распространения технологий, технологического прогресса и будущего, в которое этот технологический прогресс может завести людей.

Еще в 1996 году Джон Мазер, известный писатель, нобелевский лауреат, главный астрофизик лаборатории наблюдательной космологии в Центре космических полетов им. Годдарда (НАСА), предупреждал:

«Мыслящие машины эволюционируют точно так же, как описанные Дарвином живые (и мыслящие) биологические виды – посредством конкуренции, сотрудничества, борьбы за выживание и воспроизводства. Машины становятся интереснее по мере того, как они учатся понимать физические объекты и управлять ими либо непосредственно, либо при участии людей.

Мы пока не обнаружили такого закона природы, который препятствовал бы появлению настоящего универсального искусственного интеллекта, так что я думаю, что это произойдет, и довольно скоро, учитывая триллионы долларов, что люди инвестируют в электронные аппаратные средства, а также те триллионы, которые заработают потенциальные победители…

Я пришел к выводу, что мы уже поддерживаем эволюцию мощного искусственного интеллекта, а он, в свою очередь, повлияет на развитие привычных нам могущественных сил: бизнеса, индустрии развлечений, медицины, государственной безопасности, производства оружия, власти на всех уровнях, преступности, транспорта, горнодобывающей промышленности, производства, торговли, секса – да чего угодно!

Я думаю, результаты нам не понравятся. А они могут появиться очень быстро, настолько быстро, что великие империи падут и на их месте вырастут новые, а у людей будет самый минимум времени, чтобы приспособиться к жизни в новой действительности. Я не знаю, окажется ли кто-нибудь достаточно умным и одаренным для того, чтобы сохранить власть над этим джинном, потому что контролировать, возможно, придется не только машины, но и людей, дорвавшихся до новых технологий и имеющих злые намерения».

Да, если исходить из того, что к социально-технологической эволюции можно отнести и экономическое развитие, и технологический прогресс, Джон Мазер попал в точку. Мыслящие машины (они же искусственный интеллект) эволюционируют по точно таким же законам, как и люди. Более того, все говорит о том, что они являются аналогом, продолжением «человека разумного» – но, конечно, ровно настолько, насколько может являться аналогом «биологического процессора» мегапроцессор технологический, который вот-вот должен появиться, воплотив в жизнь мечты визионеров о технологической сингулярности. А пока на пути к ней новые технологии появляются одна за одной. Среди них есть и ключевые (такие как Big Data, мобильный интернет, нейросети), есть и проходные. Тем не менее, каждая новая технология делает жизнь людей (прежде всего власть имущих) более комфортной, удобной, безопасной и увеличивает объемы обмена данными, потоки которых растут экспоненциально. Это, в свою очередь, требует все более быстрого увеличения вычислительных мощностей: «биологических процессоров» для вычислительного процесса уже давно не хватает.

Но социально-технологическая эволюция – это не только экономический рост, удобство и комфорт. Это все больше и больше новых вызовов. Ведь пока все человечество строем идет вперед в светлое будущее, индивидуум, особенно, если он не принадлежит к элите, должен постоянно приспосабливаться. И одно дело адаптироваться к изменениям в течение нескольких поколений, и совсем другое, когда в течение жизни одного поколения изменения следуют одно за другим чуть ли не каждый месяц.

«Это вызывает дискомфорт только у старшего поколения. Представители молодежи чувствуют себя в такой среде как рыба в воде», – скажет читатель. Однако порой с серьезными проблемами, обусловленными всеобщей «технологизацией», сталкиваются и молодые люди.

…Казалось бы, мобильный интернет появился не так давно. Множество приложений в AppStore, огромное количество возможностей, выбирай на вкус. А как удобно расплачиваться телефоном, привязав банковскую карту и счет к своему номеру! Однако молодой российский журналист Никита так уже не считает.

Однажды Никита забыл свой мобильный телефон в ночном клубе. Вспомнил, вернулся, телефон ему отдали. Но то, что в мобильнике почему-то не оказалось сим-карты, он на радостях заметил только на следующий день. Казалось бы, что такое сим-карта? Пустяк, всего несколько минут потраченного времени в любом салоне сотового оператора – и новая карта уже в телефоне, не хуже прежней. Однако, когда Никита обратился в салон, там неожиданно выяснилось, что, пока он высыпался после бурной ночи, его сим-картой уже кто-то успел воспользоваться.

Никита устремился в свой банк – крупный, надежный, с западным капиталом. В банке его ждало горькое разочарование: неизвестные сняли со счета несколько миллионов рублей, отложенных молодой семьей на первый взнос по ипотеке. Излишне добавлять, что мошенников никто найти не смог, а деньги банк не вернул. Ведь формально клиент банка снял деньги со своего счета сам, идентифицировав себя своим собственным номером мобильного телефона, который реально ему принадлежал. Ужасно глупая случайность, приведшая к столь печальным последствиям. А ведь таких случаев – тысячи и даже, может быть, десятки тысяч, если не больше.

Впрочем, в этой истории есть хотя бы доля вины «потерпевшего»: все-таки человек, очевидно, проявил невнимательность. Но ведь непредсказуемые «цифровые» риски могут возникать даже, казалось бы, в самой безобидной ситуации. Например, ваш телефон или планшет разрядился, а вам срочно нужна зарядка. Наверное, скажет читатель, нет ничего страшного в том, чтобы воспользоваться общественной зарядкой (например, в ресторане или аэропорту) или попросить зарядный провод у незнакомца, сидящего рядом и использующего аналогичный вашему мобильный телефон. Однако специалисты по кибербезопасности категорически рекомендуют этого не делать.

«Есть такие вещи, которые просто нельзя одалживать, – уверен Чарльз Хендерсон, управляющий партнер и руководитель проекта X-Force Red в «IBM Security». – Если бы вы путешествовали и спохватились, что забыли взять с собой нижнее белье, вы бы наверняка не стали просить спутников одолжить вам его. Вы бы пошли в магазин и купили новое».

И такое мнение имеет под собой достаточное обоснование. В 2019 году специалисты по кибербезопасности выяснили, что через зарядные устройства и иные провода, которые вы подключаете к вашему смартфону или планшету, злоумышленникам несложно похитить данные ваших кредитных карт, контакты, любые другие файлы и информацию, которые хранятся в телефоне. Мнению Чарльза Хендерсона можно доверять: он сам руководит командой хакеров, которые разработали технологии, позволяющие через провода зарядных устройств внедрять вирусы, удаленно атакующие смартфоны и компьютеры, и выполняющие любые вредоносные команды своего «хозяина».

Вы все еще не верите? А зря. В августе 2019 года в «летнем лагере» для хакеров и киберспециалистов – «DEF CON Hacking Conference» – один из хакеров, известный под ником MG, продемонстрировал подобную технологию. Он смог подключиться к компьютеру удаленно через «доработанный» зарядный провод IPhone и получил полный контроль над ноутбуком Apple. Более того, MG заявил, что не составляет сложности создать программу, которая «убьет» внедренный вирус, не оставив ни единого следа его существования, после того, как задачи, поставленные перед вирусной программой, будут выполнены.

Особенную опасность, считает Хендерсон, несут станции для подзарядки телефонов с USB-портами, расположенные в общественных местах – аэропортах, вокзалах, станциях метрополитена. Они несут в себе самую серьезную угрозу – такие станции очень просто взломать, через них можно похитить пароли, получить несанкционированный доступ к почте. «Мы знаем о паре случаев, когда станции для подзарядки взламывали. Я говорю не об электрических розетках. Я говорю о станциях для подзарядки с USB-портами… Осторожность в отношении всего, что вы подключаете к своим устройствам, – это просто хорошая IT-гигиена. Считайте, что это то же самое, как открывать вложения к письмам или передавать пароли. В случае с компьютерами передать провод – это как передать пароль, потому что именно такой уровень доступа вы предоставляете».

Специалисты по кибербезопасности отмечают, что вместе с новыми технологиями в нашей жизни появляется все больше новых рисков, причем связано это не только с финансовыми или банковскими технологиями. В зоне риска оказывается наш повседневный быт в целом. И, если новыми гаджетами или новыми приложениями в телефоне люди пользуются с удовольствием, они никогда не должны забывать, что освоение технических новинок должно идти рука об руку с киберграмотностью и соблюдением принципов кибербезопасности. Иначе увлечение новинками технологического прогресса может выйти человеку боком.

Особенную заботу профессионалов кибербезопасности вызывают вопросы приватности в интернете и современном обществе в целом, а также сохранение в неприкосновенности собственных персональных данных. Так, например, Антон Фишман из известной компании по кибербезопасности «Group-IB» рекомендует в обязательном порядке соблюдать базовые принципы киберграмотности, и отмечает, что только такими жесткими мерами можно попытаться сохранить приватность в новом цифровом мире и обезопасить себя от кибермошенников. Советы сами по себе довольно простые, но вместе с тем очень полезные и актуальные.

Итак, в чем заключаются эти рекомендации?

– заклеивать камеру на мобильном телефоне и ноутбуке;

– отключать на мобильном телефоне любые сервисы геолокации и передачи данных;

– устанавливать на телефон только нужные приложения, ограничивая их доступ к контактам и прочей информации на телефоне;

– подключаться к Интернету только с помощью VPN;

– жестко контролировать все свои высказывания в сети, не позволять себе ничего лишнего.

Фишман отмечает, что в современном мире «паранойи много не бывает, все, что вы делаете в интернете, может быть использовано против вас».

Впрочем, с приходом новых «умных» технологий вся наша повседневная жизнь, похоже, становится «публичной жизнью в сети». Многие читатели, наверное, замечали, что, если поговорить с супругой или друзьями о чем-то, находясь рядом со своим телефонным аппаратом, в интернете потом выскакивают рекламные баннеры на тему того, о чем, собственно, шел разговор.

Это стало причиной широкого распространения конспирологических версий о том, что высокотехнологичные гиганты – Facebook, Apple, Amazon – анализируют все голосовые коммуникации своих клиентов. Как сообщало агентство Bloomberg, Марку Цукербергу, главе Facebook, даже пришлось оправдываться за это перед сенатом Соединенных Штатов Америки. В апреле 2018 года он заявил сенатору Гэри Питерсу следующее: «Вы говорите об этой теории заговора, что мы якобы слушаем то, что происходит на вашем микрофоне, и используем это для рекламы. Мы этого не делаем».

В последующих своих ответах Конгрессу США Facebook уже менее категорично утверждал, что «получает доступ к микрофону пользователей только в том случае, если пользователь дал разрешение нашему приложению или если пользователи активно используют особую функцию, требующую звука (например, функции записи “голосовых сообщений”)».

В итоге Facebook все же подтвердил, что он записывает аудио коммуникации своих пользователей, и объявил, что больше не будет так делать. «Так же, как Apple и Google, мы приостановили анализ звука», – заверили представители компании. Также в Facebook предположили, что пострадавшие от записей их разговоров пользователи сами выбирали опцию в приложении Messenger Facebook, разрешая тем самым компании записывать свои голосовые коммуникации.

Кстати, как пишет «Forbes», Facebook уже запатентовал технологию автоматического распознавания членов одной семьи и родственников по лицам на фото (в Instagram и самом Facebook) и по хештегам типа #kids, #wifey, #mom и так далее. Самое важное в технологии – фиксация IP-адреса пользователей и устройств, которыми пользуются члены семьи, так как это дает возможность отслеживать их геолокацию.

Идея состоит в том, чтобы использовать полученную о пользователях и членах их семей информацию для рассылки персональных рекламных объявлений. Однако журналисты предупреждают, что благодаря новой технологии компании-производители товаров смогут наблюдать, «как их продукты влияют на жизнь семей». Сам Facebook анализирует эту жизнь уже давно, и некоторые специалисты считают, что социальная сеть сохраняет все статусы пользователей, даже те, которые были написаны, но не опубликованы.

Много вопросов вызвал и прошедший в Facebook челлендж #2009vs2019, который заставил пользователей задуматься о том, кто инициатор такого рода акций в соцсетях и ради чего они проводятся. А любознательные журналисты даже нашли доказательства того, что инициатива выкладывать свои фотографии десятилетней давности рядом с фотографиями «сегодняшнего дня» принадлежит самой компании.

Подробное расследование на эту тему опубликовало издание «Wired». Журналисты предположили, что «челлендж» может проводиться для обучения искусственного интеллекта распознаванию лиц. Казалось бы, технология уже не нова, пользователи выкладывают миллиарды своих фотографий в соцсети, и массивов с фотоизображениями для обучения нейросетей более чем достаточно. Но в данном случае, оказывается, есть своя специфика.

Все дело в том, что простое распознавание лиц искусственным интеллектом – это сейчас уже пройденный этап. На повестке дня стоит уже другая задача: нейросети обучаются предсказывать, как будет выглядеть конкретный человек через 5, 10, 20 лет. Для этого нужен огромный массив маркированных фотографий, желательно с высокой степенью точности привязанный к конкретным датам, в идеале – сделанных через некий фиксированный промежуток времени. И если в 2018 году Facebook проводил флешмоб #2012vs2018, через год он предложил пользователям выкладывать рядом фото уже с десятилетней разницей в возрасте. Вот он, огромный массив бесплатных данных, даже промаркированный нужным хештегом. Осталось только загружать данные в обучающую программу и пользоваться.

Казалось бы, кому и зачем это может быть нужно?

Во-первых, сейчас все делается ради персонализации и таргетирования (поиска и выделения целевой аудитории, которая с наибольшей вероятностью отзовется на рекламу или иной посыл). В данном случае речь идет о таргетировании по возрасту. Людям разного возраста нужны разные товары, а нейросети пока не умеют с достаточной точностью различать возраст людей. Первый, кто сумеет натренировать алгоритмы с очень высокой степенью точности определения возраста человека по фотографии, произведет революцию в таргетированной рекламе.

Во-вторых, если искусственный интеллект научится фиксировать возрастные изменения человека по фотоизображениям, страховые и медицинские компании смогут определять состояние здоровья пациента в динамике. Если человек слишком быстро стареет (меняясь на фото не в лучшую сторону), страховка для него может стоить дороже. Если же изменения совсем фатальны, это может говорить о какой-либо пагубной привычке или смертельной болезни, что станет для страховой компании важным сигналом. В таком случае страховщик может вообще отказать в страховке.

Все эти и другие подобные истории, конечно, не красят Марка и его корпорацию. Впрочем, в заверения Цукерберга Конгрессу можно было бы поверить, ведь ложь под присягой – тягчайшее преступление в Соединенных Штатах, и руководитель Facebook вряд ли добровольно пошел бы на это. Однако даже сами сотрудники высокотехнологичных компаний не всегда верят своим работодателям.

Так, например, в Google уверены, что корпорация следит за своим персоналом, чтобы «узнавать о попытках сотрудников выступить организованно». Об этом сообщало информационное агентство «Bloomberg» со ссылкой на источники среди работников компании. Эти источники рассказали агентству «Bloomberg» о «шпионском» расширении браузера Google Chrome, который в 2019 году установили на все компьютеры в офисе корпорации. Как выяснилось, программа в том числе автоматически сообщала о любых мероприятиях в онлайн-календарях персонала компании, в которых планировало принять участие больше ста человек. Но зачем это было нужно?

Комментарий руководства Google был предельно лаконичен: мол, браузер ни в коем случае не собирает личные данные, а всего лишь борется со спамом, ведь в онлайн-календарях события часто создаются по ошибке, что засоряет рабочий информационный фон сотрудников компании.

Однако возмущенные гугловцы почти не сомневаются, что законспирированное расширение в браузере Google Chrome используется совсем не для этого – ведь программу даже нельзя удалить со своего компьютера. Кроме того, источники «Bloomberg» указывали, что созданием якобы «шпионской» программы занимались сторонние разработчики под строгим контролем внутренних специалистов, ответственных за безопасность и политику конфиденциальности в компании. Это очень несвойственно для ранее демократичной «культуры Google», которая, как считают сотрудники, теперь становится все более закрытой и ограничивающей любые дискуссии.

К высокотехнологичной корпорации в последнее время немало претензий. Так, «Financial Times» писал о том, что Google незаконно собирает личные данные, а потом тайно передает их рекламодателям. Запросы, по мнению журналистов, могут проходить через вкладки личного кабинета пользователя посредством браузера.

Газета рассказала историю старшего директора по политике и отраслевым отношениям компании Brave Джонни Райана, который якобы смог отследить, как Google продавала его личные данные на своей специализированной рекламной бирже.

Компания отметила Райана специальным идентифицирующим трекером, который содержал информацию о его местоположении, активности в браузере и так далее. Это позволяло рекламным компаниям идентифицировать пользователей и в дальнейшем таргетировать рекламу. По его утверждениям, за час Джонни Райан просмотрел 6 различных страниц, при этом его уникальный идентификатор был отправлен минимум 8 рекламным компаниям.

Принадлежащий Amazon производитель «умных звонков» Ring (через мобильное приложение домовладелец может в онлайн-режиме получать мобильное видео с изображением посетителя, когда владелец «умного звонка» находится вне дома) тоже оказался замешан в подобном скандале.

Как выяснили журналисты, Ring позволял следить за своими клиентами не только алгоритмам, но также инженерам и разработчикам, которые могли наблюдать через видеокамеру устройства все, что происходило около дверей дома клиента, в том числе и то, с кем возвращался домой сам владелец «умного звонка». Более того, в процессе расследования выяснилось, что видеопоток с камер клиентов изначально не шифровался и доступ к нему могли получить сторонние лица.

Данный факт стал свидетельством абсолютной беззащитности пользователей перед лицом несанкционированного внешнего вмешательства в частную жизнь через «умные» устройства. Получается, что граждане сами приобретают себе таких «внешних наблюдателей», якобы в интересах собственной безопасности, на деле же просто отказываясь от тайны частной жизни. А ведь «умные» устройства уже давно не экзотика, а реальность, причем во многих странах мира.

Так, по данным аналитической компании IDC, объем рынка «умных» вещей только в России в 2018 году составил почти 4 млрд долларов. Эксперты прогнозируют увеличение этого показателя вдвое до 2021 года включительно, при этом отмечают, что большинство «умных» устройств уже управляются голосом, что еще 3 года назад было почти невероятно.

Безусловно, у потребителей «умных» товаров появляются все новые потребности, которые рынок старается оперативно удовлетворять. Борясь за лидирующие позиции на перспективном рынке «умных» устройств, производители постоянно совершенствуют свой товар и заботятся о безопасности (например, следят за тем, чтобы человек не ставил приборы близко к электрической плите или раковине).

Конечно, такие замечательные «умные вещи» значительно облегчают нашу жизнь, делают ее удобнее и комфортнее: первый принцип социально-технологической эволюции действует всегда. Тем не менее, проблема информационной безопасности «интеллектуальных устройств» стоит очень остро. Как правило, вся «умная» техника управляется через мобильные приложения, которые довольно легко взломать. И это дает огромный простор для преступной деятельности – можно следить за пользователями или просто дистанционно выводить из строя приборы. Эксперты предупреждают, что, так же как и с финансовым мошенничеством, риски для пользователей становятся все более значительными.

Специалисты приходят к выводу, что полностью контролировать эти риски невозможно: как и в случае с банковскими картами и мобильными финансовыми приложениями, уже появилась целая индустрия мошенников, которые ставят своей целью взлом и управление «умными» устройствами в своих интересах.

Лаура Дорнхайм, представитель компании AdBlock Plus (блокировщик рекламы), в своем интервью журналу «Snob» предостерегает: «Например, если на сайте вы видите кнопку Facebook, значит, соцсеть «знает», что вы посещали этот сайт. Даже если вы не нажимали на саму кнопку. Жутковато, правда? Вообще, я бы не советовала использовать авторизацию через аккаунты Facebook или Google на сторонних сайтах. Лучше потратить пару минут и создать отдельный аккаунт. И пароль не придумывать самостоятельно, а воспользоваться генератором паролей.

И, конечно, если вы ищете какую-то деликатную информацию, например информацию о серьезных заболеваниях, следует, по крайней мере, использовать приватный поиск в браузере, а еще лучше – воспользоваться браузером Tor, через него крайне сложно отследить человека.

Расплачиваясь в интернете своей картой, всегда имейте ввиду, что эту транзакцию могут отследить. Внимательно читайте пользовательские соглашения, устанавливая приложения на свой мобильный телефон. Есть много бесплатных приложений, например игр, которые предупреждают, что приложение может использовать ваш микрофон, хотя для игры он не нужен. Периодически такие «программы-шпионы» записывают фрагменты происходящего и потом на основе этого предлагают контекстную рекламу. А вся информация о вас хранится где-то на сервере, и неизвестно, кто еще и с какой целью может ее использовать.

Я бы никогда не стала пользоваться Siri или любым другим голосовым помощником. В моем доме нет ни одного «умного» девайса. Да, это может быть удобно, но вы становитесь уязвимым».

Не одна Лаура Дорнхайм указывает на риски установки на мобильный телефон бесплатных приложений. Журналисты издания «The Bell» выяснили, что из ТОП-100 российских программ для мобильного телефона 89 делятся пользовательскими данными клиентов со сторонними организациями, а 97 из ТОП-100 приложений используют рекламные программы (так называемые трекеры), которые помогают Google, Facebook и другим сервисам распознавать аккаунт пользователя в любых приложениях и показывать ему соответствующую рекламу. То есть из ста самых популярных бесплатных приложений в российском Play Store вообще не используют трекеры только три, что может означать почти полное отсутствие безопасности данных пользователя.

А издание «TechCrunch» провело расследование, в ходе которого оказалось, что многие популярные приложения во всем мире записывают все происходящее на экране IPhone, естественно, не уведомляя об этом пользователей. Делается это «исключительно с целью сбора аналитических данных».

Журналисты выяснили, что большинство данных при сборе такой информации передается по незащищенным каналам, и, при желании, злоумышленники могут получить доступ в том числе и к личным данным пользователей.

Издание рассказало, что все это стало возможным благодаря аналитической технологии GlassBox, которая дает возможность лицам, получающим доступ к соответствующей базе, просматривать даже данные о кредитной карте и пароле пользователя, иметь доступ к его конфиденциальной банковской информации и ключам. Один из слоганов GlassBox просто завораживает своей откровенностью: «Представьте, что вы можете смотреть в режиме реального времени, что делают ваши клиенты».

В России, как писали СМИ, в подобную ситуацию в прошлом году попали клиенты Burger King, один из которых выяснил и опубликовал информацию, что при запуске соответствующего приложения начинается запись видео с экрана смартфона. Впоследствии это видео якобы отправлялось на сервера компании. По сообщениям СМИ, после публикации информации Роскомнадзор даже начал проверку деятельности компании Burger King в России.

В основном пользователи приложений и технических новинок не обращают внимания на такие «легкие недоразумения», как нарушения приватности или утечку персональных данных, считая это естественной платой за тот комфорт и удобство, что дают людям технологичные гаджеты. Всероссийский Центр Изучения Общественного Мнения (ВЦИОМ) в 2019 году даже провел опрос на эту тему и опубликовал его результаты. Согласно данным ВЦИОМ, 52 % россиян не видят никакой угрозы в использовании своих персональных данных третьими лицами.

Тем не менее, все чаще люди задумываются о своей уязвимости из-за чрезмерного увлечения различными высокотехнологичными девайсами. Так, например, многие владельцы фитнес-трекеров Fitbit, компанию-производителя которых купил Google, предпочли отказаться от использования устройств, опасаясь передачи данных о своем здоровье и образе жизни рекламным и страховым компаниям, сообщил в ноябре 2019 года канал CNBC. Как рассказали журналисты, причиной отказа от ношения фитнес-трекеров их владельцы называли именно то, что они беспокоятся о своей приватности. При этом качество устройства и характеристики трекеров Fitbit пользователей вполне устраивали.

Многие IT-специалисты знают, предупреждают и даже показывают своим примером, что взломать «умный» гаджет, иногда таким образом получив доступ к персональным данным всех пользователей девайса, в общем-то несложно. Так, осенью 2019 года по соцсетям разошлась история, рассказанная девушкой-хакером Анной, которая, сама того не ожидая, получила доступ ко всем автоматическим кормушкам для животных от китайской фирмы FURRYTAIL (орфография автора поста сохранена).

«…Вот эти автоматические кормушки продаются по пять тыщ рублей минимум. Добротный девайс, надо сказать. Работает хорошо. Сейчас я продолжала изучать их API и случайно получила доступ ко всем кормушкам этой модели в мире. У меня на экране бегают логи со всех существующих кормушек, я вижу данные о вайфай-сетях бедных китайцев, которые купили себе эти устройства. Могу парой кликов неожиданно накормить всех котиков и собачек, а могу «наоборот» лишить их еды, удалив расписания с устройств. Вижу, сколько у кого в миске корма сейчас лежит.

Не представляю сейчас, что с этим делать, это мой самый успешный (и неожиданный) взлом, так что я немного в ступоре».

Эта же девушка на своей странице в соцсети рассказала о том, как можно удаленно управлять самокатами Xiaomi M365 и Ninebot ES1/2/4, объяснив их уязвимости особенностями непродуманного изначально протокола, который, как выяснилось, вообще не предполагает какой-либо авторизации пользователей. То есть ошибки в протоколе просто невозможно исправить, можно лишь полностью поменять протокол, что равноценно выпуску новой модели самоката Xiaomi. Вот что пишет Анна в соцсети (орфография автора сохранена):

«Да, самокаты можно запаролить, но знаете, как проверяется авторизация? Приложение шлет запрос самокату «эй, вот этот пароль правильный?» и получает ответ «да, все ок» или «нет, он неправильный». Если получает первый ответ, приложение рисует вам интерфейс управления самокатом, а если второй, выводит ошибку. Только вот никакая сессия не устанавливается, а все дальнейшие запросы выполняются без паролей и ключей. Это просто проверка… Вы можете вырезать ее из приложения и делать с самокатом что угодно. Это я выяснила, когда интегрировала статус самоката в систему умного дома.

Поверьте, такие уязвимости не допускаются случайно, это просто изначальное нежелание нормально продумывать протокол… На самом деле приложение завершает регистрацию еще до того, как просит вас нажать кнопку. А если вы ее не нажмете, регистрация просто сбрасывается. Если почитаете мой разбор протокола, вы поймете, что можете управлять соседскими чайниками, даже не имея физического доступа в квартиру».

Скорее всего, таких случаев множество, просто далеко не все они оказываются на страницах СМИ и социальных медиа. А ведь в бэкдорах (специально оставленных «дырах» в протоколе) обвиняют не только разработчиков «умных» вещей, но и мессенджер WhatsApp, например, и некоторые социальные сети…

Вообще, когда на рынке появились бесплатные сервисы (те же мессенджеры или приложения), многие задавались вопросом, в чем суть таких «бизнесов»: ведь они не генерировали положительный денежный поток, так как предоставляли абсолютно бесплатные услуги, а перспектив монетизации не просматривалось. Вскоре товаром стали сами люди, точнее, их персональные данные. Зарабатывать на этом оказалось едва ли не выгоднее, чем на рекламе.

И вот уже сам легендарный «создатель интернета», программист и общественный деятель Тим Бернерс-Ли бьет в набат, требуя сделать интернет «безопаснее». «При поддержке правительств Франции и Германии, компаний Microsoft, Google, Facebook и более чем 160 других компаний» он провозглашает осенью 2019 года «принципы безопасного интернета» (ниже приведены основные):

1) поддерживать доступ в интернет каждого человека в любое время, всегда и везде, по доступным ценам;

2) уважать право на неприкосновенность личных данных;

3) развивать лучшее в человеке;

4) пользователи должны выступать со-творцами интернета, уважать права и достоинства других пользователей, защищать интернет.

В противном случае, предупредил Бернерс-Ли, всемирная сеть станет «источником киберпанковой антиутопии».

«В этот ключевой момент для интернета мы несем общую ответственность за борьбу за сеть, которую мы хотим. Многие из наиболее активных участников кампании по этому вопросу уже осознали, что совместный подход имеет решающее значение. Силы, ведущие сеть в неправильном направлении, всегда были очень могущественны. Независимо от того, являетесь ли вы компанией или правительством, управление сетью – это способ получения огромных прибылей или способ гарантировать, что вы остаетесь у власти», – предостерегает Бернерс-Ли.

Конечно, очень здорово, что такой уважаемый в мире высоких технологий человек, как Тим Бернерс-Ли, озаботился столь важной проблемой, как состояние интернета, но… есть ощущение, что его идеи немного запоздали, приблизительно лет на пятнадцать.

Кроме того, Бернерс-Ли обходит стороной ключевой, на самом деле, вопрос. Для того, чтобы реально воплотить в жизнь возвышенные «принципы безопасного интернета», нужно… запретить использование технологии Big Data, то есть сбор любых персональных данных. А ведь без «больших данных» невозможно обучать нейросети, то есть развивать искусственный интеллект. А это уже прямое нарушение третьего принципа социально-технологической эволюции и отказ от технологического прогресса. Вы серьезно верите в возможность повернуть эволюцию вспять?

В общем, учитывая, что интернет уже давно стал ареной настоящей кибервойны между конкурирующими государствами и способом получения высокотехнологичными корпорациями сверхдоходов путем эксплуатации «экономики внимания» и использования персональных данных граждан (зачастую без ведома самих пользователей), ожидать, что кто-то немедленно бросится исполнять «заветы Тима», бессмысленно.

Это подчеркивает Бенджамин Гарфилд, научный сотрудник Школы медиаискусств и технологий Солентского университета в Великобритании, в интервью медиапорталу «The Conversation»: «Алгоритмы таких компаний как Google, Facebook и Twitter определяют, что люди видят в интернете. Google зарабатывает на людях, которые пользуются его бесплатными услугами, за счет сбора данных пользователей для создания таргетированной рекламы, и его бизнес-модель вряд ли изменится в одночасье. Для успеха интернет-реформы потребуется сотрудничество между правительствами разных стран для эффективного регулирования работы технокомпаний, а также реакция со стороны пользователей».

Похоже, риски для «вычислительных машин предыдущего поколения», или, как любят выражаться ученые-биологи, «наборов из 46 хромосом», будут только возрастать. Для того, чтобы полностью устранить их, пользователю нужно не только соблюдать множество правил «киберграмотности», но желательно еще и разбираться в информационных технологиях, понимать, что, с точки зрения собственной безопасности, делать необходимо, а чем можно пренебречь, дабы не слишком усложнять собственную жизнь. Впрочем, то же самое можно сказать и о финансовой грамотности: как говорится, лучший способ быть финансово грамотным – это получить профильное образование.

Поэтому, принимая во внимание киберриски, возникшие для людей с появлением новых технологий, наверное, не стоит сильно преувеличивать именно их. В конце концов, технологические риски были всегда: с изобретением железных дорог и автомобилей появился риск попасть под поезд или машину, с появлением самолетов неминуемо возник шанс попасть в авиакатастрофу.

Тем не менее, в последние годы появилось немало рисков глобального масштаба, о которых стоит поговорить отдельно. Один из них – стремительное развитие военных технологий.

В 2019 году высокотехнологичные гиганты Amazon и Microsoft подтвердили, что, невзирая на протесты сотрудников, будут принимать участие в военном проекте Соединенных Штатов – JEDI, направленном на «повышение смертоносности» вооруженных сил Пентагона с помощью искусственного интеллекта. Alphabet (Google) публично отказался участвовать, сославшись на корпоративную этику.

Повсеместно искусственный интеллект все активнее используют в военных проектах, дискуссия об этичности этого публично не ведется, а риски не афишируются. Неудивительно, что мировые лидеры уже не рассматривают войну как нечто далекое и фантастическое, думая и даже говоря так, как в 2019 году выразился китайский лидер Си Цзиньпин: «Необходимо сконцентрироваться на задачах и быть готовыми к войне».

Появляются и совершенно новые технологии, такие, как, например, Автономные Боевые Системы (АБС). Это боевые роботы, которые смогут самостоятельно принимать решение о применении смертоносного оружия, и они становятся все более популярной идеей в военных ведомствах разных государств мира. США, Великобритания, страны ЕС, Китай, Россия, Индия, Израиль, Южная Корея – это далеко не полный перечень государств, значительно продвинувшихся в последние годы в разработке АБС.

Руководство Пентагона не скрывает, что в ближайшие годы Автономные Боевые Системы станут неотъемлемой частью вооруженных сил США. При этом противники технологии резонно указывают, что искусственный интеллект не может на свое усмотрение принимать решение о применении летального оружия. Представители военных ведомств в ответ замечают, что прогресс достиг такого уровня, что повсеместное распространение АБС становится лишь делом времени. Ведь такой робот гораздо менее уязвим, чем солдат из плоти и крови, дешевле в эксплуатации, а (самое главное) практически любую его ошибку при желании можно списать на технический сбой.

Несмотря на жаркую дискуссию вокруг использования Автономных Боевых Систем, страны, пытавшиеся обратить внимание на опасность технологий АБС для человечества, в свое время даже не смогли получить мандат на создание рабочей группы по обсуждению этого вопроса в рамках Организации Объединенных Наций. Ведь плюсы Автономных Боевых Систем для оборонных ведомств всех стран мира настолько очевидны, что долгосрочными рисками, похоже, будут пренебрегать до последнего. Кстати, пренебрежение долгосрочными рисками ради краткосрочных выгод уже стало мировым трендом.

Об огромных рисках использования АБС с искусственным интеллектом предупреждает Лора Нолан, бывшая сотрудница Google, работавшая в этой мегакорпорации над проектом по усовершенствованию технологии военных беспилотников. Она уверена, что, в отличие от беспилотных летательных аппаратов, которые контролируются операторами, зачастую находящимися за тысячи километров от места дислокации беспилотников, Автономные Боевые Системы могут совершать «ужасные вещи, для которых они изначально не были запрограммированы».

Она считает, что автономные роботы-убийцы, не управляемые человеком, должны быть запрещены международным договором наподобие тех, которые запрещают химическое или биологическое оружие: «Вероятность катастрофы прямо пропорциональна тому, сколько этих машин будет находиться одновременно в конкретном районе… Может случиться все что угодно, если роботы начнут вести себя неожиданным образом. Поэтому любые передовые системы вооружений должны полностью контролироваться человеком, в противном случае они должны быть запрещены, потому что слишком непредсказуемы и опасны».

Очень хочется надеяться, что такие боевые системы все-таки не будут полностью автономными. Ведь любое вторжение кибертеррористов в системы принятия решений АБС может привести к поистине катастрофическим последствиям – тем более что сетевые злоумышленники с усилением темпов технологического прогресса тоже прогрессируют. В 2019 году на одной из конференций хакеров была продемонстрирована программа, которую было возможно настроить так, чтобы она самостоятельно генерировала вредоносное (вирусное) программное обеспечение.

Программе было достаточно потренироваться на стандартной платформе для обучения искусственного интеллекта Open AI Gym, чтобы довольно быстро научиться прятать вредоносное программное обеспечение от систем защиты. Каким образом? Все оказалось банально и просто: антивирусные системы просто не могли распознать угрозу, настолько успешно алгоритм имитировал нормальное поведение, мимикрируя под обычные, часто используемые пользователем программы.

А ведь если такого рода технологии будут доработаны злоумышленниками и станут широко распространены, это позволит искусственному интеллекту и стоящим за ним хакерам наносить компьютерам пользователей и даже объектам государственной инфраструктуры максимальный урон при минимальных рисках быть обнаруженными. Не хочется даже представлять себе, что в этом случае могут натворить взломанные кибертеррористами Автономные Боевые Системы.

Впрочем, бывает, что искусственный интеллект может наломать дров и самостоятельно, без участия всяких «сетевых злоумышленников». Например, в судебных процессах.

Многие читатели наверняка знают, что нейросети уже несколько лет используются для анализа дел и вынесения рекомендаций (правда, пока необязательных к исполнению) судьям в Соединенных Штатах Америки. Гораздо менее известен другой факт. В 2018 году более 100 общественных и правозащитных организаций США выступили категорически против использования искусственного интеллекта в уголовных судебных процессах. Оказалось, что алгоритмы, изучая дела и характеристики подсудимых в рамках так называемой «оценки рисков», слишком большое значение уделяют социальному происхождению и жизненной истории обвиняемого.

Иными словами, при принятии решения о тех или иных рекомендациях судьям, искусственный интеллект основывается на закономерностях, которые он выводит исходя из полученных данных. Нейросети обучаются на массивах Big Data, а эти данные зачастую позволяют сделать статистический вывод о том, что представители социально незащищенных слоев более склонны к уголовным преступлениям и насилию, нежели выходцы из обеспеченных и благополучных семей.

И действительно, если алгоритм видит, что, например, низкий доход прямо коррелирует с высоким рецидивом преступлений, он может дать на этом основании ошибочную рекомендацию судье, посчитав, что именно низкий доход способствовал преступлению. На самом же деле причинно-следственные связи могут быть совершенно иными.

Многие правозащитники указывают, что использование искусственного интеллекта в уголовном процессе закрепляет социальное неравенство и приводит к обвинительному уклону в отношении представителей социально неблагополучных слоев населения значительно чаще, нежели чем в отношении среднего класса и обеспеченных граждан. А это уже прямой путь к возрождению классовых, а возможно и расовых предрассудков.

С одной стороны, кажется, что большинству стран мира до полноценной цифровизации и внедрения искусственного интеллекта еще далеко. С другой стороны, людям постепенно нужно привыкать к тому, что в преддверии технологической сингулярности в их повседневную жизнь все больше будет входить искусственный интеллект, и не всегда это будет происходить комфортно и безболезненно.

Это понимают, кстати, власти многих стран мира. Например, бывший российский премьер-министр Дмитрий Медведев высказывался о цифровизации предельно конкретно. «[Цифровая] революция – это и углубление неравенства и между людьми, и между странами, и всплеск безработицы, и вторжение в частную жизнь человека», – отмечал он в своем выступлении на саммите АТЭС в 2019 году, добавляя при этом, что данная революция является «абсолютным благом с точки зрения общественного развития». В другой раз Дмитрий Анатольевич сравнил масштабы изменений, ожидающие общество при цифровизации, с крушением Союза Советских Социалистических Республик.

Да, общество ждут изменения, причем колоссальные. Помимо беспилотников на дорогах, повсеместного распознавания лиц, 100 % безналичных платежей и электронного документооборота в скором времени могут стать реальностью и беспристрастный «алгоритмический» суд, и супермаркеты без обслуживающего персонала, и даже наделение машин статусом «субъектов права» (по аналогии с физическими и юридическими лицами). И это не шутка. Как писали российские СМИ, сегодня по инициативе экспертов нацпроекта «Цифровая экономика» ведется разработка кодекса прав машин и искусственного интеллекта (сейчас это называется «Федеральный закон, регулирующий правоотношения в сфере киберфизических систем». В рамках этого национального проекта обсуждают и создание Федерального агентства по робототехнике и искусственному интеллекту и даже внедрение «машиночитаемого права и автоматического правоприменения» в сфере действия не только, например, Правил дорожного движения, но и других кодексов.

Впрочем, в российских реалиях судебный процесс, основанный на непредвзятом анализе «больших судебных данных» искусственным интеллектом – скорее благо, чем бедствие. Процессы станут менее затратными, не такими долгими и более предсказуемыми, а право – фактически прецедентным (если, конечно, не будет вмешиваться человеческий фактор). Алгоритм на основании одинаковых данных судит всегда одинаково, а два разных судьи-человека в одной и той же ситуации могут принять противоположные решения, по-разному оценив обстоятельства дела. Про устранение из процессов коррупционной составляющей нечего и говорить – искусственный интеллект не берет взяток.

Посмотрим на ситуацию с другой стороны. Что будет, если алгоритмы начнут выписывать штрафы за нарушения и исполнять надзорные функции, посредством, например, установленных повсюду камер видеонаблюдения? Здесь все зависит от того, как и кем они будут управляться и настраиваться. Хочется верить, что в этом случае операторы «контролирующих систем» будут действовать особенно аккуратно. Видеофиксация нарушений означает почти автоматическое принятие презумпции вины нарушителя, поскольку камера, алгоритм, нейросеть, если они правильно настроены, просто не могут ошибаться.

Кстати, как отмечают правозащитники, даже без использования искусственного интеллекта в судебном процессе в последние годы в мире утвердился тренд на упрощение судопроизводства и увеличение числа обвинительных приговоров.

Так, в рамках сделок с правосудием (когда обвиняемый признает свою вину в обмен на смягчение приговора) по федеральным уголовным делам в США уже выносится 97 % приговоров. Для сравнения: в 90-х годах эта цифра составляла лишь 10 %. Американская практика, похоже, оказывает влияние на весь мир: за последние 30 лет в 90 странах число таких приговоров выросло более чем в 3 раза. В России, например, приговоры по сделке с правосудием составляют 92 % всех уголовных дел.

Эти цифры показывают, как незаметно во всем мире начинает превалировать «алгоритмическая» логика презумпции вины. Если человек попал под следствие – значит, виноват. Если не может доказать происхождение своих денег – виноват на 100 %, даже если это совокупные сбережения членов семьи всех предыдущих поколений. А дороговизна адвокатских услуг в развитых, да и в развивающихся странах не располагает к активной и эффективной защите от следственных органов. Проще смириться и пойти на сделку со следствием и получить условный срок или даже просто штраф вместо реального срока.

В таких обстоятельствах вероятность того, что многое сведется к надзорным и карательным функциям искусственного интеллекта, довольно велика. В Китайской Народной Республике, например, видеокамеры сейчас устанавливаются даже в мусорных баках – они определяют человека, который неправильно сортирует и выбрасывает мусор, а аналитическая нейросеть с помощью системы распознавания лиц автоматически выписывает ему штраф, как и нарушителям на пешеходных переходах (о новейших технологиях учета и контроля с помощью искусственного интеллекта читатель сможет подробнее прочитать в главах 4 и 5).

Кстати, тот же Дмитрий Медведев в своих выступлениях упоминал о перспективах создания в России «умных дорог», которые будут сами отслеживать нелегальные перевозки, несоблюдение Правил дорожного движения, и, видимо, сами, в автоматическом режиме штрафовать нарушителей. С одной стороны, это правильно. Чем меньше контактов между людьми, тем ниже вероятность коррупции и различных нарушений. Но если довести эту мысль до абсурда, можно прийти к простому выводу: если людей не будет вообще, никаких нарушений не случится в принципе. Останется только научить роботов потреблять, и общество станет стабильным и утопично-идеальным.

А ведь научить машины потреблять – не такая сложная задача, как может показаться на первый взгляд. Возможно, в будущем социально-технологическая эволюция пройдет через этот этап «на пути к полной технологической сингулярности», в особенности, если, как считает американский бизнесмен-визионер Илон Маск, «самая большая проблема, с которой столкнется мир в следующие 20 лет – демографический коллапс (именно коллапс, а не взрыв)».

Но, даже если демографический коллапс (а он на самом деле очень вероятен, и подробнее читатель сможет прочитать об этом в следующих главах) минует нашу многострадальную цивилизацию и роботы-потребители не заполнят улицы мегаполисов будущего, новейшие «умные» технологии потребуют от человека колоссальных изменений в поведении, мышлении, потреблении. И очень большой вопрос, сможет ли после такой адаптации «человек разумный» вообще называться человеком.

Возможно, в условиях постоянного контроля под страхом абсолютно неминуемого наказания он сам превратится в человекоподобную машину, которая будет рефлекторно принимать единственно верные решения. Конечно, они не будут никем диктоваться (нет, ни в коем случае!) сверху, но «боязнь мыслепреступления» будет настолько велика, что многие действия человека станут автоматическими, как безусловно машинальным станет соблюдение многочисленных правил и кодексов.

Даже если до этого не дойдет, людям все равно придется осваивать «машинное мышление». Алгоритм не рассуждает «духом закона», он руководствуется только «буквой». Если предписание не выполнено досконально и в полном объеме – вам положен штраф: искусственный интеллект непредвзят и не может ошибаться. Недавний пример, вызвавший, кстати, бурю эмоций в социальных сетях – тысячи штрафов за нарушение Правил дорожного движения с камер перед стоп-линиями в Москве. Водители привыкли перед ними притормаживать и не всегда останавливаются полностью. Но в «глазах» алгоритма такое поведение – очевидное нарушение: он должен либо зафиксировать полную остановку автомобиля, либо выписать штраф. Точно так же алгоритм автоматически отключит человеку электричество или газ за просрочку платежа, несмотря на время года и температуру за окном.

В будущем алгоритмы смогут не только судить, контролировать и штрафовать. При желании они смогут еще и заниматься политикой и международной дипломатией, эффективно обосновывая любую позицию и претворяя ее в жизнь. Так, профессор Оксфордского Университета Корнелиу Бйола в своей статье для испанского Королевского института международных исследований Элькано указывает на практически неограниченные возможности в этих сферах: «Системы искусственного интеллекта смогут помогать посольствам и структурам Министерств иностранных дел осмысливать суть и масштабы событий в реальном времени, упрощать процесс принятия решений, разбираться с ожиданиями общественности и способствовать прекращению кризиса». Ученые считают, что алгоритмы как минимум смогут помочь найти наилучшую стратегию ведения переговоров, анализируя большие данные и делая прогнозы на их основе. Искусственный интеллект просто незаменим для работы с огромными массивами информации, и некоторые исследователи считают, что в скором времени без консультаций с алгоритмами не будет приниматься ни одно важное политическое или управленческое решение.

А как быть с публичными дебатами и выступлениями? Неужели и здесь роботы могут быть лучше? Как ни удивительно, да. Это показала прошедшая в 2019 году в Сан-Франциско (США) дискуссия между чемпионом Европы по дебатам Харишем Натараджаном и роботом, созданным компанией IBM. Впервые в мире человек дискутировал в реальном времени с алгоритмом, да еще и на глазах сотен зрителей!

Тема политической дискуссии была заявлена вполне человеческая: должно ли правительство США субсидировать дошкольное образование или субсидии надо отменить. Искусственный интеллект отстаивал «человечную» позицию о продолжении субсидирования, Хариш Натараджан выступал «адвокатом дьявола». Робот использовал в коммуникации обычный человеческий голос, сыпал многочисленными фактами и аргументами, человек же был намного менее убедителен: участники дебатов узнали о теме дискуссии лишь за 15 минут до ее начала. В итоге Харишу не хватило времени на подготовку, он был вынужден апеллировать к эмоциям зрителей и всячески уходил от поставленной темы дебатов.

После завершения дискуссии большинство зрителей отметили, что выступление искусственного интеллекта по теме было более обоснованным, информативным и аргументированным, хотя формальную победу все-таки присудили Натараджану. Но смог бы человек выиграть, если бы судьей была нейросеть?

Это событие в очередной раз показало, что сегодня нет областей человеческой жизнедеятельности, которые не подвластны искусственному интеллекту. Робот может быть и художником, и писателем, и музыкантом, и прекрасным полемистом, при этом обучение займет у нейросети всего лишь несколько месяцев, недель или даже часов. Кроме того, алгоритм, в отличие от человека, всегда эффективно сможет аргументировать любую заданную позицию (ведь моральные убеждения для робота значения не имеют), и это добавляет преимуществ машине перед homo sapiens.

Основное преимущество человека перед искусственным интеллектом, которое пока еще сохраняется – возможность апеллировать к эмоциям других людей и эффективно манипулировать ими. Но насколько долго это преимущество удастся сохранять, учитывая тот факт, что уже сейчас алгоритмы распознают человеческие эмоции на уровне самих людей и даже лучше? И не получится ли так, что через некоторое время нейросети смогут манипулировать людьми настолько хорошо, что человек даже не будет этого замечать?

Недавно британские ученые провели эксперимент: алгоритмы и люди должны были угадать по выражению лица шесть эмоций, которые в психологической науке считаются базовыми – радость, грусть, удивление, злость, страх и отвращение. Для исследования были использованы 938 видеозаписей, которые показывали сначала нейросетям, а потом испытуемым людям. Эмоциональные проявления на видео были как спонтанными, так и сыгранными (и искусственному интеллекту, и людям их распознавать легче, чем спонтанные).

Результаты анализа показали, что средняя точность распознавания эмоций по лицу человеком – не более 73 %, то есть мы ошибаемся как минимум в одном случае из четырех. У лучших алгоритмов, например, корейской нейросети CAER-Net, эти показатели оказались выше, хоть и ненамного. Специалисты объяснили, что это было достигнуто в том числе анализом контекста (окружающих предметов в кадре), который исследуется нейросетью отдельно от выражения лица.

Разработчики уверены: точность распознавания эмоций искусственным интеллектом будет только расти. Более того, в настоящее время многие компании по всему миру уже разрабатывают системы для комплексной аналитики данных о человеке: возможно, вскоре машине не составит труда распознавать сложные когнитивные состояния человека по любым видео- и аудиоматериалам. Некоторые ученые прогнозируют, что выявление психических отклонений и даже определение настроения человека по селфи станет реальностью уже в ближайшем будущем (правда, немало и тех, кто относится к такой возможности критически).

Впрочем, научные исследования уже давно показали, что заниматься психодиагностикой по фотографиям вполне реально. Так, профессор Стэнфордского университета Михаил Косински утверждал, что еще в середине 2010-х годов смог научить нейросети, натренированные на фотографиях, «на глаз» определять интеллектуальный уровень человека, его политические взгляды, склонность к преступлениям и многие черты его характера.

Алгоритм Косински лишь по одному фотоизображению мог в 81 % случаев отличить геев от гетеросексуальных мужчин (в случае с женщинами процент был ниже – 74 %). Если же искусственному интеллекту показывали по пять фотографий каждого человека, то точность в случае с геями достигала 91 %, с лесбиянками – 83 %.

Похоже, что в будущем защитить свои мысли и чувства от прочтения третьими лицами человеку будет затруднительно. Хотя уже сейчас предпринимаются попытки (впрочем, довольно наивные) противостоять тяжелой и грозной поступи социально-технологической эволюции.

Например, одна из польских дизайнерских студий в середине 2019 года разработала аксессуар Incognito – кожаную маску для лица с латунными дужками и круглыми пластинами, помогающими избежать распознавания лица и эмоций видеокамерой. В Гонконге к этому вопросу подошли проще – чтобы стать неузнаваемыми для видеокамер, там не только стали полностью закрывать лицо марлевыми повязками и платками, но и используют лазерные указки, чтобы слепить камеры.

Ответ последовал незамедлительно. Уже в начале 2020 года было заявлено, что новые алгоритмы для распознавания лиц в Китае смогут фиксировать личность человека, несмотря на любые повязки, одежду и головные уборы, закрывающие лицо. Российское Министерство Внутренних Дел пообещало до конца 2021 года запустить систему поиска преступников не только по лицу, но и по татуировкам, походке, голосу и даже радужной оболочке глаза. Но дальше всех пошли американские военные: они объявили о разработке мобильного устройства распознавания лиц, которое будет способно идентифицировать людей… на расстоянии до 1 километра.

Похоже, осталось разработать только технологию идентификации личности со спутника, и скрыться от всевидящего ока будет невозможно даже в дремучем лесу.

Впрочем, о рисках новых технологий и о том, как они изменят нашу жизнь, можно говорить бесконечно. Социально-технологическая эволюция резко ускорилась в последние годы, и многое из того, что описано в этой книге, читатель сможет увидеть воочию. Законы социально-технологической эволюции и изучение ее причинно-следственных связей (вспомните первую часть этой книги) помогают понять, каким будет будущее в общих чертах. Но, конечно, никто не знает в деталях, как именно технологии будут использоваться и как это скажется на образе жизни, мыслях и поведении людей в будущем.

Одно можно сказать точно: уже в ближайшие десять-пятнадцать лет мир ждет масштабное сокращение числа рабочих мест, а всем, у кого нет серьезных сбережений, придется зарабатывать себе на хлеб до глубокой старости. Благодаря высокоскоростному интернету и удобным системам электронных платежей мировой рынок труда станет единым целым и конкурировать придется всем со всеми. И (если, конечно, не случится какого-нибудь непредвиденного и масштабного технологического прорыва) наши дети на самом деле будут жить беднее, чем мы.

То есть если вы программист и живете, скажем, во Франкфурте (Федеративная Республика Германия), то вы будете конкурировать со специалистами не только из своего города, региона, страны, но со всего мира, в том числе и с демпингующими фрилансерами из Индонезии, Нигерии, Бангладеш, Филиппин…

В связи с этим средняя заработная плата по отраслям во всем мире будет постепенно выравниваться, то есть в беднейших странах – понемногу подрастать, а в развитых странах перестанет расти или даже может начать снижаться (с учетом реальной инфляции). Но это поначалу. О том, что будет дальше, вы можете прочитать в следующей главе.

Читатель уже познакомился с примерами из первой части книги, из которых мог сделать простой вывод: во все времена обыкновенный человек ценился прежде всего как трудовой ресурс или военная единица (это, кстати, тоже труд). На более поздних этапах истории в наиболее богатых и развитых странах возросла роль человека как налогоплательщика и как потребителя, что, впрочем, тоже во многом производная от трудовой составляющей: деньги на налоги и потребление берутся из доходов, которые для среднестатистического современного гражданина возникают опять-таки потому, что он продает свое рабочее время.

Однако технологии, согласно принципам социально-технологической эволюции, призваны облегчать жизнь «человека разумного», и один из наиболее очевидных способов сделать его жизнь комфортнее предельно банален – повысить производительность труда работника настолько, чтобы рабочий день человека стал заметно короче. Это, собственно, и происходило в последние сто с лишним лет в процессе социально-технологической эволюции.

Технологии сменялись одна за другой, автоматизация производственных процессов увеличивалась, производительность труда постоянно росла. Однако в последние годы тенденция роста производительности замедлилась. Кроме того, выяснилось, что стремление «облегчить жизнь человеку» сыграло с этим самым человеком злую шутку.

Количество сфер, где человек без особых навыков может «с нуля» приложить свои усилия так, чтобы применить свои таланты и получить хороший доход, стало сокращаться.

В результате наметился еще один, совершенно неожиданный, тренд – сокращение среднего класса. Причем тренд этот наблюдается уже не только в развитых странах.

Оказалось, что в стремлении максимально облегчить существование (и работу) людей прогресс достиг уровня, который позволяет собственникам бизнеса заменить на производствах не только работников, в том числе квалифицированных (низовая автоматизация), но и, как выражались раньше, ИТР (инженерно-технических работников) – бухгалтеров, экономистов, менеджеров производств, инженеров, сметчиков…

Сильно пострадали профессии, где при наличии некоторых талантов и желания, можно было раньше сделать очень хорошую карьеру – трейдеры, маркетологи, рекламисты, менеджеры по продажам. Оказалось, что торговать акциями и облигациями, планировать рекламные и маркетинговые кампании и даже организовывать продажи (что ранее было настоящим клондайком для предприимчивых и коммуникабельных молодых людей) стало проще (и, главное, намного дешевле) через интернет с помощью специально разработанных программ.

Но особенно эффективно, как выяснилось, искусственный интеллект выполняет контрольно-надзорные функции – контролирует, проводит ревизии, ведет учет, штрафует «невзирая на лица». В общем, делает то, чем раньше занимались миллионы менеджеров, финансистов, чиновников по всему миру.

А любой студент экономического профиля знает, как важно в экономике контролировать издержки и снижать себестоимость. И корпорации (да и не только они) решили сполна воспользоваться новым инструментом.

А что же государство и общество, спросите вы? Куда смотрели политики и профсоюзы?

Тут стоит вспомнить исторический пример Османской империи, который был приведен в первой части этой книги. Даже если правительства или элиты отдельных стран будут по тем или иным соображениям (например, из-за необходимости сохранения рабочих мест или ради удержания личной власти) сдерживать внедрение технологий, всегда найдутся другие правительства (к примеру, соседних государств), которые при принятии решений будут руководствоваться совсем другой логикой. Вспомним, как в XV–XVII веках книгопечатание распространялось в Европе, а в Османской империи на него был наложен негласный запрет, что очевидным образом сказалось на судьбе «Блистательной Порты». Приблизительно в то же время Китай фактически запретил своим гражданам дальние плавания и географические открытия, хотя и имел в своих руках технологии, делающие такие путешествия возможными – и европейская цивилизация воспользовалась этим сполна, на многие века опередив признанного лидера средневековой мировой экономики.

Сейчас можно увидеть аналогичную «конкуренцию взглядов» между Соединенными Штатами Америки и Китайской Народной Республикой (и дискуссия, кстати, идет в том числе вокруг этичности или неэтичности тех или иных технологий). И как-то незаметно в этой межстрановой борьбе соображения гуманности и этики отходят на второй план, а побеждают соображения межгосударственной конкуренции, а также, конечно, экономическая логика. Социально-технологическую эволюцию не остановишь. Разница лишь в том, что китайские компании суть продолжение государственной машины, а западные корпорации – формально независимые структуры со своей логикой и интересами, преимущественно экономическими.

Стоит отдельно остановиться на вопросах этики. Классический гуманизм, ставший мейнстримом в XVIII–XIX веках, всегда рассматривал человека как личность, уникальную ценность и особый мир, который значим сам по себе. Это способствовало невиданному подъему экономики и культуры в XX веке, и нам кажется, что так было, есть и должно быть всегда. Но не надо забывать о том, что классические гуманистические ценности сформировались под воздействием науки и технологий XVIII–XX веков, знаний о человеке и окружающем его мире того времени. С тех пор наука ушла далеко вперед, и человек сейчас в глазах ученых – уже не тот же самый всесильный индивидуум со своим «Я», не та независимая и самоценная личность, что был раньше. И, похоже, как на западе, так и на востоке, с появлением технологий Big Data люди перестают рассматриваться с точки зрения классического гуманизма. Это проблема, которую большинству людей еще только предстоит осознать.

Кстати, деятели из сферы высоких технологий осознают масштаб стоящих перед человечеством проблем уже сейчас.

Так, в начале 2019 года основатель социальной сети Facebook Марк Цукерберг опубликовал визионерский пост, в котором пообещал провести серию публичных дискуссий о будущем технологий в обществе, о вызовах, надеждах и угрозах, которые они могут нести с собой человеку. Он не преминул сказать, что «офлайновые сообщества все больше слабеют», и только интернет помогает людям решать важнейшие проблемы, требующие общечеловеческого внимания. Отдельно Цукерберг отметил необходимость технологии, «которая создаст больше рабочих мест, а не просто автоматизирует то, чем занимаются люди».

Безусловно, то, что бизнесмен и общественный деятель такого уровня поднял тему необходимости массового создания новых рабочих мест, а не просто автоматизации процессов с помощью новых технологий и искусственного интеллекта, говорит о том, что проблема массовой безработицы стоит на повестке дня и это вполне осознается крупнейшими «высокотехнологичными» бизнесменами. Конечно, такое заявление Цукерберга – шаг вперед по сравнению с шапкозакидательским оптимизмом последних лет. Но, к сожалению, дальше пронзительного поста в собственной социальной сети дело не пошло.

Это неудивительно. Во все времена технологии облегчали труд уже задействованных в производстве работников, снижали трудозатраты на единицу продукции. Многие технологии появлялись и внедрялись именно потому, что высвобождали труд людей, делая менее затратным производство тех или иных товаров и услуг (вспомните историю изобретателя ткацкого станка Уильяма Ли, пришедшего к Елизавете I, из главы 3 первой части). Императоры Древнего Рима рассуждали примерно так же, как и английская королева Елизавета.

Когда к императору Веспасиану пришел, как бы мы сейчас выразились, инженер-рационализатор и предложил новый способ доставки огромных храмовых колонн на Капитолийский холм (с помощью лебедок и других нехитрых механических приспособлений), Веспасиан лишь улыбнулся, сказал механику: «Уж позволь мне подкормить мой народец» и выдал изобретателю хорошую награду.

Другой император, Тиберий, правивший за 50 лет до мудрого и рачительного Веспасиана, не был столь добродушен и справедлив. Он приказал немедленно казнить пришедшего к нему стеклодува, продемонстрировавшего императору изобретенное им гибкое небьющееся стекло. Плиний пишет, что римский стеклодув был уверен, что произвел впечатление на императора, и, вероятно, ждал награды за свое изобретение. Однако вместо этого Тиберий осторожно спросил у римлянина, знает ли кто-нибудь еще в империи, как сделать такое гибкое стекло. Стеклодув заверил императора, что секрет известен только ему одному, после чего, конечно, забрал секрет изготовления гибкого стекла с собой в могилу. Плиний поясняет, что мотивом императора Тиберия были опасения в обесценении золота и других драгоценных металлов при массовом распространении данного изобретения. Это утверждение спорно, но очевидно одно: похожее по свойствам на пластик износостойкое долговечное стекло навсегда изменило бы древний рынок глиняных и керамических изделий, лишив работы десятки тысяч человек.

Поэтому, как бы этого ни хотелось Марку Цукербергу, новая технология, которая создаст огромное количество новых рабочих мест – это утопия. Технологии не только облегчают и упрощают труд: в XXI веке они еще и обесценивают его. Технологии не создают рабочие места ради самих рабочих мест, особенно учитывая тот немаловажный факт, что человеческий труд в развитых странах стоит дорого, а бизнес выигрывает в конкурентной рыночной борьбе лишь тогда, когда стремится сокращать издержки, а не наращивать их.

Дорогой труд – проблема не только развитых стран. Например, Китай или Россия в 2000-х годах попали в «ловушку средних доходов» – ситуацию, в которой граждане стали получать достаточно большие по сравнению с населением соседних стран зарплаты. В итоге некоторые производства в той же КНР стали менее конкурентоспособными по сравнению со своими более бедными соседями. Крупные транснациональные корпорации даже стали переносить свои производства из Поднебесной в соседний Вьетнам, а иностранные автомобильные предприятия, например, в России просто закрываются: экспортировать автомобили из России, например, в Узбекистан, бессмысленно из-за слишком большой себестоимости. А внутренний рынок сжался, спрос на автомобили снижается несколько лет подряд и вероятность возвращения «тучных лет» для российского автопрома невелика.

В этих условиях «высокие» технологии с использованием искусственного интеллекта, резко удешевляющие все и вся, стали мощным новым импульсом для экономики Китайской Народной Республики. Но, вместе с тем на горизонте появилась перспектива массовой безработицы.

Впрочем, массовая безработица (или занятость) всегда была проблемой не бизнеса, а государства. Во все времена массовую занятость, во многом искусственную, обеспечивали общественные работы: пирамиды в Древнем Египте, храмовые комплексы, дороги и акведуки в Древнем Риме, Великая Китайская Стена в Китае, инфраструктурные проекты в Соединенных Штатах Америки времен Великой депрессии и сразу после Второй Мировой войны. Современная искусственная занятость – это разного рода административная и бюрократическая работа, чиновничий и аппаратный труд. Все понимают, что количество чиновников и бюрократов можно безболезненно сократить на 10–20–30 %, но часто каждая очередная реформа лишь увеличивает число тех, кто получает зарплаты из бюджета.

Это же касается и разного рода контролирующих и проверяющих органов. Такого рода работа уже давно воспринимается соискателями в развитых странах как «работа мечты», синекура, привилегия, которая дается человеку не просто так, а за определенные заслуги в прошлом, за его лояльную позицию, благодаря родственным или дружеским связям – выражаясь простым языком, «по блату».

Но, похоже, технологический прогресс скоро покусится и на эти профессии, «святая святых» искусственной занятости. Ведь нет лучшего контролера-ревизора-инспектора, чем запрограммированный на это алгоритм, работающий без устали, без коррупции, без пощады и без оплаты, если вы сами разработали или купили его.

В общем, у меня плохая новость для читателей: похоже, вскоре привилегией, полученной «по блату», станет почти любая штатная наемная работа.

Моя знакомая, в прошлом шеф-редактор крупного интернет-издания в Москве, профессионал высокого уровня, сделала перерыв на декретный отпуск. После выхода из него она обнаружила, что работы для нее нет. Никакой. От отчаяния она зашла на «суперсовременный» сервис Яндекс. Таланты, рассчитывая на то, что искусственный интеллект от Yandex наверняка знает больше, чем все остальные. Каково же было ее разочарование, когда сервис предложил молодой маме вакансии курьера Яндекс. Еды, таксиста Яндекс. Такси и менеджера в клининговом сервисе, то есть попросту уборщицы. И ничего больше. После того, как она рассказала о своей грустной истории в соцсети, в комментариях абсолютно все, кто хоть раз пытался воспользоваться этим сервисом, признавались, что на их запросы была получена аналогичная выдача, как будто других вакансий в Москве нет в принципе.

Буквально за пару лет ситуация на рынке труда изменилась. Хорошей высокооплачиваемой работы становится все меньше, и экономисты констатируют, что это общемировая тенденция (если вы не высококлассный IT-специалист, биотехнолог или, например, нейрохирург). Американское Бюро трудовой статистики в 2019 году объявило, что 7 из 10 самых востребованных профессий в Соединенных Штатах – это простейшие низкооплачиваемые работы: водители, сиделки, курьеры, официанты, продавцы. В Европе похожая тенденция. В Швеции, например, правительство под лозунгом «заботы о мигрантах» вообще приняло решение о создании специального «кластера простых работ» (enkla jobb) – швейцаров, поваров, чистильщиков обуви.

Неудивительно, что по данным Организации Экономического Сотрудничества и Развития (ОЭСР), практически весь рост ВВП в развитых странах в последние годы был обеспечен в основном за счет новых рабочих мест в секторе услуг, и это низкоквалифицированный и малооплачиваемый труд тех самых курьеров, официантов и клинеров…

Не то чтобы власти и бизнес не замечали растущего из-за этого напряжения в обществе. Тревожных голосов все больше, и многие считают своим долгом высказываться на эту тему – от нобелевского лауреата по экономике Джозефа Стиглица, предложившего ввести новую единицу измерения экономики вместо Валового Внутреннего Продукта (ВВП), до Марка Цукерберга, обещавшего в упомянутом выше посте объединить лучшие умы человечества в поиске решения проблемы создания новых качественных рабочих мест. Особенно сильно в многоголосом хоре алармистов слышны голоса тех, кто придерживается «левых» политических взглядов. Их позиция проста: надо повысить налоги, отобрать у богатых и отдать бедным. Тем самым якобы будет простимулирован экономический спрос и восстановлена справедливость.

Некоторые даже «пророчески» говорят о конце капитализма как экономической системы – впрочем, не предлагая никаких рецептов «на замену» и скромно умалчивая о том, что все «левые» эксперименты XX–XXI веков закончились либо дрейфом в сторону капитализма (Китай, Вьетнам), либо просто откровенным провалом. Из последнего вспомним крах чавистской Венесуэлы или реформы социалиста Франсуа Олланда во Франции, поднявшего налоги на богатых (тех, кто зарабатывает в год свыше 1 миллиона евро) до 75 % от их годового дохода. Радикальные социалистические реформы Олланда, казалось бы, должны были быть обречены на успех, но вместо этого просто привели к бегству обеспеченных французов из страны. Многие уехали в Бельгию, Швейцарию или Великобританию, а Жерар Депардье, например, получил российский паспорт. В итоге Франсуа Олланд стал самым непопулярным президентом за всю историю Пятой республики. К концу срока Олланда поддерживали считаные единицы, а переизбраться он даже не пытался.

На самом деле, в голосах сторонников «левого» пути есть рациональное зерно. Капитализм и вправду переживает не лучшие времена. Но проблема значительно глубже, и дело не в капитализме и даже не в экономике.

Развитие технологий предопределило начало цифровой трансформации общества, или цифровой переход. Впереди нас ждет будущее, где работать будут в основном машины и искусственный интеллект, а люди… Интересно, что будут делать люди в этом «светлом будущем»?

Вот как представляет это греческий экономист Янис Варуфакис в уже упомянутой книге «Беседы с дочерью об экономике»:

«Армия трудящихся андроидов – мечта каждого работодателя и каждого предпринимателя. Они бы работали 24 часа в сутки, причем не только на черной работе, но и как планировщики, начальники цехов и даже изобретатели и инноваторы. Они бы не выдвигали никаких требований (кроме технических – таких как регулярное обслуживание, смазка, электропитание), у них не было бы психологических проблем, им не нужно было бы отпусков и пособий, они бы не ошибались, и уж конечно, не имели бы никакой склонности к забастовкам.

Но осуществление подобной мечты просто уничтожило бы рыночное общество. Меновая стоимость не может существовать без человеческого вклада в производство. Если бы для производства хватало андроидов, тогда ни один продукт не имел бы меновой стоимости. Они бы производили неограниченное количество товаров, а их цена, их меновая стоимость, стремилась бы к нулю.

Именно так происходит в механическом обществе «Матрицы» или во внутренностях любого компьютера: там гигантское производство, выполнение миллионов механических действий, но никакой цены и ценности, никакой меновой стоимости. Вполне возможно, что технологическая революция и вовсе покончит с меновой стоимостью, при этом сохранив человеческое общество, как в «Звездном пути», где все производят машины, а люди исследуют мироздание и говорят о смысле жизни».

Исследовать мироздание, творить и созерцать… Звучит заманчиво, но возможно ли это? Раньше люди всю свою жизнь проводили в борьбе – за жизнь, за возможности размножения, за ресурсы, за лидерство в группе наконец. Социально-технологическая эволюция всегда толкала человека вперед, к новым достижениям и вершинам. Сможет ли человек без этого? Как он поведет себя в «заполненном» мире, где все известно, все поделено, и ему практически не к чему стремиться? Может быть, начнет с удесятеренной энергией перераспределять оставшиеся на планете ресурсы? А, может быть, потеряет смысл жизни и опустит руки?

Ответы на эти вопросы мы получим совсем скоро. А вот с упомянутым греческим экономистом «рыночным обществом» все, наверное, уже понятно.

Похоже, исчерпал себя не только капитализм, но и вся модель развития глобального социума, основанная на непрерывном росте. С наступлением эпохи «цифровизации» традиционная экономика подошла к своим естественным пределам. Дальше расти некуда.

И действительно, большая часть неосвоенных ранее территорий планеты в эпоху глобализации вовлечена в хозяйственный оборот. Освоение других планет пока физически невозможно и (тем более!) экономически неоправданно. Кредитное плечо достигло невероятных величин и грозит вот-вот рухнуть.

Делать фундаментальные научные открытия человеку становится все сложнее, наиболее перспективные области (нанотехнологии, биотехнологии, космические исследования, квантовые вычисления, генная инженерия) слишком узкие, к тому же требуют от ученых уникально высокой квалификации. Кроме того, они имеют немало естественных физических ограничений, не позволяющих ожидать от этих направлений слишком значительного и быстрого прорыва.

Правда, высокотехнологичным корпорациям еще требуется немало квалифицированных сотрудников, но это ненадолго. Место людей все больше занимает искусственный интеллект, которому никакой экономический рост просто не нужен – он обучается и развивается с огромной скоростью, а в будущем, возможно, станет делать это почти мгновенно. Так за счет чего же экономике расти?

Но, как известно, если нет экономического роста, то нет и перспектив. Точнее, они есть, но лишь у алгоритмов и у тех людей, кому эти программы принадлежат. Эти люди – владельцы искусственного интеллекта – и станут очень немногочисленной настоящей элитой будущего.

Если же говорить о среднестатистических гражданах, то уже сейчас позиции человека на рынке труда стали уязвимы как никогда. По разным оценкам, в ближайшие 4–5 лет только в США от 47 % до 53 % рабочих мест будут использовать искусственный интеллект, а установка каждого дополнительного промышленного робота вытеснит от трех до шести работников в смежных отраслях. В дальнейшем эти цифры будут только увеличиваться.

Для рынка труда это означает, что около половины рабочих мест в Соединенных Штатах скоро будет утрачено, так как места этих работников займут самообучающиеся алгоритмы – нейросети, которые умеют делать свою работу намного лучше людей.

Экономически это более чем оправданно.

Эффективность алгоритмов значительно выше, они всегда объективны, не стареют, не болеют (если их не заражают вирусами специально, конечно), не устают, не ошибаются. Кроме того, нейросети невозможно коррумпировать или вовлечь в конфликт интересов, у искусственного интеллекта нет чувств, лени, депрессии – всех тех качеств и слабых мест, которые в считанные месяцы могут превратить самого хорошего работника в «слабое звено», кандидата на увольнение.

И самое главное – искусственному интеллекту не нужно платить заработную плату. Благодаря машинному обучению (machine learning) многие алгоритмы уже сейчас могут выполнять свою работу лучше, чем люди, причем себестоимость этой работы минимальна, так как нейросети не надо оплачивать человеко-часы, нужно просто купить (написать, внедрить) программу.

Это мечта любого бизнесмена-капиталиста ведь в знаменитой формуле Карла Маркса «Себестоимость = Труд + Капитал» значение первого слагаемого при использовании «труда» алгоритмов стремится к нулю, а второго – к 100 %.

Многие возразят, что алгоритм нужно обучать, обслуживать, корректировать его работу. Конечно, это так, и уже сейчас десятки тысяч рабочих мест в Индии, Индонезии, на Филиппинах – это именно те люди-«учителя», которые обучают нейросети отличать стационарные предметы на дорогах от движущихся, кошку от человека, а светофоры от осветительных столбов. Эти люди получают неплохие по местным меркам деньги для того, чтобы в течение относительно короткого времени навсегда научить искусственный интеллект разбираться в том, в чем сам человек учится разбираться годами (в детском возрасте, конечно). Навсегда – потому, что обученный алгоритм уже никогда не забудет того, чему его обучили. И вскоре сможет обучать сам себя, уже без помощи людей, а люди-«учителя» станут не нужны.

Эксперты аналитической компании McKinsey и других исследовательских компаний рассчитали, что к 2030 году в мире подвергнутся полной автоматизации свыше 60 % всех профессий. При этом 375 млн рабочих мест будет автоматизировано частично, что потребует от людей осваивать новые навыки в процессе работы для того, чтобы соответствовать новым требованиям работодателя. По мнению экспертов McKinsey, в 2030 году автоматизация так или иначе, напрямую коснется миллиардов трудящихся практически во всех странах мира, при этом в сфере информационных технологий появятся лишь 20–50 миллионов новых рабочих мест.

Аналитики рассчитали, что страны мира с наибольшим потенциалом автоматизации и роботизации – Китай, Индия, США, Бразилия, Индонезия и Россия. Так, в России можно полностью автоматизировать 35,5 млн рабочих мест, то есть каждого второго (!) сотрудника. Впрочем, это обуславливается невысоким текущим показателем роботизации в Российской Федерации – лишь 5 роботов на 10 тыс. рабочих в 2018 году при среднем мировом показателе в 99 роботов на 10 тыс. рабочих.

Ученые Института Беркли Катя Грейс и Джон Сальватьер приводят в своей статье, опубликованной в «Journal of Artificial Intelligence Research», следующие прогнозы. По их мнению, к 2024 году искусственный интеллект будет лучше человека справляться с переводами на любые языки, к 2026 году сможет лучше людей писать сочинения и статьи на заданные темы, к 2027 году полностью заменит людей за рулем грузовых автомобилей. По их мнению, через несколько десятилетий искусственный интеллект будет лучше человека справляться со всеми видами работ без исключения. И если такое в самом деле произойдет, это сделает использование человеческого труда экономически бессмысленным.

Возможно, читатель попробует возразить, что все происходящее верно лишь для наиболее развитых стран и изменения точно не затронут развивающиеся страны, в особенности государства третьего мира. Отнюдь.

Глобализация и цифровая экономика меняют экономический рельеф всех, даже периферийных стран, которые ранее не были замечены в особом стремлении к прогрессу, а относились скорее к традиционным обществам. Возьмем в качестве примера Узбекистан.

Только за последние несколько лет на территории крупнейших (и древнейших) узбекских городов, в частности, Самарканда и Бухары, было снесено большинство известных еще со времен средних веков восточных базаров, дававших тысячи рабочих мест местным жителям. Местные власти предпочли построить вместо них чистые и современные гипермаркеты, в которых разместились международные бренды, принадлежащие транснациональным компаниям.

Аргументы были довольно ординарными: осовременивание облика городов; борьба с контрабандой и некачественными контрафактными товарами, повышение собираемости налогов и контроль за бизнесом. Население тихо повозмущалось, но не более. Нужно же стремиться «из прошлого в будущее»!

Экономисты констатируют, что в глобальном мире малый бизнес постепенно вытесняется естественным образом отовсюду (кроме ремесленнических форматов, медицины, IT, частично сферы услуг). С точки зрения властей его сложнее контролировать, он неудобный налогоплательщик, он чаще вовлечен в какие-то сомнительные схемы, в отличие от крупных компаний, которые беспокоятся о своей репутации. С точки зрения рынка малый бизнес никаким образом не может конкурировать с сетевыми структурами или высокотехнологичными корпорациями, использующими современные технологии, такие как «большие данные» или искусственный интеллект. При прочих равных издержки в любом случае будут выше именно у малого бизнеса.

А ведь, если посмотреть глобально, искусственный интеллект находится пока еще в зачаточном состоянии. Но мы уже знаем, что, если нейросеть создана, она, по меркам человеческой жизни, может самообучаться почти мгновенно. Алгоритм AlphaZero от компании Deep Mind (дочерняя структура Alphabet-Google), например, научился играть в шахматы лучше всех программ и людей в мире всего за 4 часа, просто играя сам с собой. Гениальному Магнусу Карлсену, действующему чемпиону мира среди людей по шахматам, на это потребовалось двадцать лет и десятки миллионов евро инвестиций (как прямых, так и косвенных) от своих родителей, спонсоров, норвежской шахматной федерации. При этом он даже не пытается соперничать с AlphaZero. Играть с программой в шахматы для человека – уже давно безнадежное занятие.

Игра го намного сложнее шахмат, так как в нее невозможно выиграть путем простого перебора вариантов. Несмотря на то, что го относится к типу игр «с полной информацией» (то есть теоретически в игре можно перебрать все варианты), считается, что число возможных ходов в го превышает количество атомов во Вселенной, а это практически бесконечное число. Тем не менее, нейросети AlphaGo от Deep Mind удалось научиться играть в го за очень короткий промежуток времени. И, как читатели уже догадались, не просто научиться, но и стать сильнейшей в мире. Матч между искусственным интеллектом и лучшим игроком в го среди людей – корейцем Ли Седолем – завершился со счетом 4:1 в пользу программы. При этом, по слухам, единственное поражение AlphaGo произошло из-за того, что специалисты Google неправильно настроили программу перед проигранной игрой, то есть фактически «сыграли в поддавки».

Ли Седоль был настолько потрясен случившимся, что вскоре объявил о своем уходе из го. Deep Mind же продолжила свою работу.

Вскоре искусственный интеллект взял новый рубеж. Уже в 2019 году та же дочерняя компания Alphabet-Google обучила нейронную сеть игре Starcraft II, и программа, просто поиграв до этого сама с собой, смогла победить с сухим счётом 5:0 двух топовых профессиональных игроков из мирового рейтинга. Таким образом, нейросеть впервые в истории обыграла человека в игру «с неполной информацией», где игроки не всегда и не полностью могут видеть действия своего противника. Раньше алгоритмы безоговорочно побеждали человека лишь в игры с полной определенностью, где искусственный интеллект мог видеть действия человека в полном объеме, выбирая на основе получаемой информации оптимальную стратегию. Но это невозможно в Starcraft, где оптимальная стратегия просто отсутствует, а одержать победу можно различными путями.

Тем самым были посрамлены скептики, утверждавшие, что искусственный интеллект не может управлять системами в режиме реального времени, тем более в условиях частичной или полной неопределенности (именно эта способность человека называлась его ключевым преимуществом перед нейросетями). И хотя, безусловно, до совершенства еще далеко, уже сейчас ясно, что в перспективе возможно научить алгоритм действовать в условиях полной неопределенности и неограниченного числа факторов, влияющих на принятие решений. То есть фактически можно привить программе человеческую интуицию, что ранее считалось абсолютно нереальным.

Это означает, что в будущем искусственный интеллект, получивший в качестве опции мощную интуицию, сможет осуществлять стратегическое и тактическое планирование, вести военные действия, делать бизнес или реализовывать экономическую программу не менее эффективно, чем человек, что ранее ставилось под сомнение многими учеными.

Но это в будущем. А пока среди «белых воротничков» первыми жертвами Big Data и искусственного интеллекта стали реклама и маркетинг – традиционно хорошо оплачиваемые отрасли с высоким (до недавних пор) спросом на квалифицированный персонал.

Маркетолог в «потребительском обществе» был центральной фигурой любой компании: именно этот человек в последние 25–30 лет определял политику как среднего, так и крупного бизнеса, в том числе крупнейших транснациональных корпораций. В последние десятилетия в капиталистических экономиках все крутилось вокруг исследований спроса, рынков сбыта, потребительских предпочтений. Хороший маркетинг позволял продать все, что угодно, плохой оставлял за пределами магазинных полок (и, следовательно, внимания потребителей) даже самые лучшие и недорогие товары. Ведь в информационную эпоху просто создать классный продукт было недостаточно – самым главным было сделать товар узнаваемым.

И тут как снег на голову – новые цифровые технологии, таргетирование, персонализация рекламы в интернете и большие данные оставляют без работы тех самых людей, которых еще вчера обожествляли акционеры. Зачем нужны люди, если самый лучший маркетолог – искусственный интеллект? Ведь он, однажды созданный и обученный анализу потребительских предпочтений конкретного человека, никогда не ошибается и не требует зарплат, исчисляющихся сотнями тысяч и даже миллионами долларов в год.

И вот уже в 2019 году в подавляющем большинстве (87 %) маркетинговых отделов крупнейших мировых корпораций используют средства персонализации рекламы и маркетинга. Более того, как предсказывают эксперты IT-компании Gartner, к 2024 году способность искусственного интеллекта к распознаванию эмоций конкретного потребителя будет задействована более чем в 50 % всей онлайн-рекламы, которую будут видеть пользователи.

Gartner предупреждает и о внедрении в ближайшие годы так называемого «эмпатического» маркетинга. Это технология, позволяющая оценивать эмоциональное и ментальное состояние покупателя в конкретный момент шопинга и использовать полученные сведения для побуждения к совершению покупок в дальнейшем. До сих пор ни один маркетолог «из плоти и крови» не был в состоянии реализовать это.

В 2018 году транснациональные корпорации одна за другой начинают реформировать свои маркетинговые службы, почувствовав «веяния времени». Последовать примеру компаний Jonson&Jonson, Coca-Cola, Mars, Uber, выступивших в авангарде маркетинговых реформ, летом 2019 года решает и McDonalds, объявляя об упразднении должности директора по маркетингу. Параллельно в компании значительно сокращается персонал отдела маркетинга и рекламы. Маркетинговые обязанности, как считают в компании, «отныне должны быть распределены по всей структуре бизнеса глобальной сети». То есть определение и таргетирование потребительских предпочтений клиентов на местах совет директоров решает доверить не кому иному, как «его величеству искусственному интеллекту».

И вот уже деловые издания взахлеб пишут о том, что «McDonalds, вслед за другими мировыми гигантами, пошел по пути цифровизации, купив в марте 2019 года компанию – разработчика алгоритмов для персонализации онлайн-покупок Dynamic Yield. Сеть ресторанов быстрого питания хочет предложить своим клиентам основанный на индивидуальных предпочтениях сервис, который будет зависеть также от времени суток, погоды, актуальных пунктов меню и других факторов».

Дальше – больше. Не проходит и нескольких месяцев, как ресторанная сеть заявляет об удвоении инвестиций в свое технологическое подразделение и покупает еще два стартапа. Один из них – искусственный интеллект Apprente, способный распознавать речь человека даже в шумной обстановке, такой как рестораны и общественные места или в случаях, когда клиенты используют разговорный язык (сленг), который обычными голосовыми помощниками пока еще распознается плохо. McDonalds объявляет, что вначале алгоритм Apprente будут использовать только в «МакАвто», где роботы будут принимать заказы и передавать их на кухню. Но, возможно, уже не за горами время, когда сеть ресторанов быстрого питания заменит на искусственный интеллект большую часть менеджеров. Естественно, вслед за McDonalds на обслуживание нейросетями планируют переходить и другие сетевые рестораны.

Для финансового сектора в нынешних реалиях тоже не нужно большого количества сотрудников. В коридорах крупнейших банков поговаривают, что весь средний банковский персонал уже вполне можно заменить алгоритмами, так как они намного лучше проводят аудит или составляют юридические документы. Искусственный интеллект не допускает ошибок, печально известный «человеческий фактор» просто отсутствует. Так, в частности, уже существуют программы, с точностью более 95 % оценивающие риски выдачи заемщикам банковского кредита, а точность у алгоритма, который оценивает финансовое состояние самих финансовых учреждений и вероятность отзыва у них лицензии, составляет более 80 %. Получается, что вскоре у банков останется необходимость только в низовом персонале и в топ-менеджерах, которые должны всем этим управлять, отвечая за разработку и реализацию выбранной советом директоров стратегии. Впрочем, это слабое утешение: очевидно, что число топовых вакансий в банках по сравнению со средним звеном совсем незначительное.

Финансовые технологии (или, как их называют, финтех) нанесли серьезный удар по занятости в финансовом секторе во многих странах мира. В России, например, клиенты (да и сами банки) все больше предпочитают онлайн-обслуживание, которое требует минимального количества задействованных сотрудников. Банковскую отрасль охватила повальная мода на оптимизацию и эффективность. Численность штатного персонала в банках сокращается ежегодно, само количество российских банков тоже уменьшается естественным образом. Все это привело к тому, что только за последние 5 лет финансовая отрасль потеряла десятки тысяч рабочих мест.

Неожиданно под угрозой потерять свою работу оказались даже сотрудники компаний IT-сектора. Совсем недавно группа инженеров разработала искусственный интеллект TabNine, который может быть интегрирован в большинство редакторов кода и может, таким образом, дописывать код за программиста, исправляя все его ошибки. Это значит, что может появиться еще одна профессия, в которой нейросети (постепенно, конечно) в итоге вытеснят человека. А ведь программист, казалось бы, наиболее защищенная от посягательств со стороны искусственного интеллекта работа. По крайней мере, так представлялось раньше.

Под угрозой автоматизации оказались даже… священники. В Японии, например, в 2019 году был создан человекоподобный робот-священник, который может читать проповеди человеческим голосом, еще и двигая при этом всем телом. В его глаза встроена видеокамера, чтобы замечать присутствующих и создавать эффект зрительного контакта. Пока речь идет об использовании «роботизированного священника» в отдельных храмах, в том числе для привлечения туристов, но что будет, если такой «святой отец» понравится прихожанам? Ведь работу священника не так сложно автоматизировать.

Что же тогда говорить про простые, традиционные виды деятельности? Уже стало сложно назвать профессии, которые не находятся в зоне риска. Алгоритмы покушаются на работу копирайтеров, редакторов, водителей, бухгалтеров, юристов, квалифицированных рабочих, переводчиков, вебмастеров, журналистов, даже художников. Искусственный интеллект пишет картины и музыку, снимает кино, водит автомобили и планирует рекламные кампании для крупных корпораций. Впрочем, пока еще господствует точка зрения, что работа, требующая мелких нерутинных действий и постоянных коммуникаций с человеком, алгоритмам неподвластна.

Действительно, до сих пор многие эксперты убеждены, что мелкая моторика и персональные коммуникации (работа полицейским, официантом, курьером, кассиром, парикмахером, мастером маникюра, стриптизером, мусорщиком и прочее) роботам недоступна. И с этим до недавних пор можно было согласиться.

Все изменилось в 2019 году, когда индийские ученые научили робота подбирать мусор. Причем нейросеть удалось научить распознавать мусор с очень высокой точностью (в 95 % случаев) и подбирать даже очень мелкие предметы весом до 100 граммов с помощью онлайн-анализа изображений, получаемых со встроенной камеры. Ранее такая точность считалась недостижимой. Для Индии, как считают экологи, эта технология должна стать спасением: страна буквально захлебывается от сотен тысяч тонн разнообразного мусора. Но что будут делать занятые в мусорной отрасли сотни тысяч людей?

У индийцев свои стартапы, у французов свои. Так, в том же 2019 году в одном из французских ночных клубов появились роботы-стриптизеры. Пока еще роботы-танцоры выглядят довольно асексуально, вместо головы у них камера и лишь общий план строения тела и части манекенов напоминают клиентам человека. Но специалисты понимают, что совмещение техники танца, мелкой моторики и подходящего для профессии танцовщицы внешнего вида – исключительно вопрос времени.

Если индийцев беспокоит мусор, а французов досуг, американцы мечтают о сервисе роботизированной доставки, то есть о роботе-курьере. И такой сервис не заставил себя долго ждать. Стартап Nuro, в который в 2018 году вложил почти $1 млрд известный своими венчурными инвестициями японский SoftBank, реализовал пилотный сервис по доставке еды в американском штате Аризона – и это первый сервис из аналогичных, который смог организовать полностью роботизированный, без участия человека, процесс доставки заказа на дом.

Как им это удалось? Ничего сверхсложного: продукты от Nuro доставляются на роботизированном электрокаре R1, созданном на базе Тойота Приус. Этот электрокар может везти одновременно до 6 сумок (заказов) с едой, по заранее согласованному в головном офисе маршруту, выдавать заказы по приезду в пункт назначения, принимать оплату за заказ от клиента. Проект успешно действует уже больше года и, как считают специалисты, имеет отличные перспективы масштабирования.

Получается, труд курьеров тоже вскоре будет автоматизирован. А ведь, как правило, это неквалифицированные сотрудники, которым будет непросто найти другую работу, если их позиции будут замещены полностью роботизированной доставкой. В России, например, только численность почтальонов превышает 100 тыс. человек, оценка общего количества курьеров всех служб доставки – более 220 тыс. рабочих мест. Получается, роботы-курьеры могут уничтожить десятки миллионов рабочих мест по всему миру уже в ближайшие пять-семь лет.

И это лишь среднесрочный прогноз. Долгосрочный и вовсе неутешителен: спрос на человеческий труд будет стремительно снижаться во всех сферах. В США уже сейчас разрабатываются и тестируются программы, определяющие, например, вероятность победы в суде: нейросеть без проблем напишет за вас иск, и вероятность того, что искусственный интеллект что-то упустит или приведет неверный аргумент, практически нулевая. Нейросеть не сможет ошибиться и при сведении бухгалтерского баланса. Даже топ-менеджеры уже не могут чувствовать себя в полной безопасности: появились технологии, основанные на блокчейне, так называемые Децентрализованные Автономные Организации (ДАО), которые, по мнению некоторых специалистов, скоро смогут претендовать на то, чтобы брать на себя ответственность за принятие управленческих решений Советом директоров любой компании с не меньшей эффективностью, чем люди.

Наемные работники, как ни удивительно, поддерживают такой подход. Об этом говорят результаты исследования компаний Oracle и Future Workplace. Согласно этому исследованию, 82 % работников в развитых странах считают, что машины способнее их нынешних руководителей, а искусственный интеллект может гораздо более эффективно управлять, администрировать и координировать работу персонала, нежели начальники из плоти и крови. 64 % опрошенных не боятся работать с алгоритмами: более того, они доверяют им больше, чем своим начальникам. А 56 % мужчин и 44 % женщин и вовсе считают, что доверить роботу функцию начальника – это правильно. Авторы исследования считают, что повсеместная роботизация ведет к постепенной адаптации людей к изменениям и способствует постепенной смене настроений в обществе, которое ранее гораздо осторожнее воспринимало масштабное наступление искусственного интеллекта. Кроме того, осознание безальтернативности изменений, считают ученые, притупляет страх неизвестности. Учитывая, что все больше людей в мире в настоящее время уже так или иначе взаимодействуют с искусственным интеллектом, он перестает казаться чем-то пугающим.

Власти практически всех стран мира осознают и обсуждают разные пути решения проблемы надвигающейся тотальной безработицы. Так, в 2019 году правительство тогдашнего премьер-министра России Дмитрия Медведева неожиданно начало продвигать идею введения 4-дневной рабочей недели. Предложение обсуждалось всего несколько недель, после чего было принято решение протестировать его на 266 предприятиях, входящих в нацпроект по повышению производительности (в их числе компании из секторов обрабатывающего производства, сельского хозяйства, научной и технической деятельности, строительства). По мнению самого Д. Медведева, мировая экономика скоро может перейти к четырехдневной рабочей неделе в связи с технологическим прогрессом, и в России уже сейчас должны задуматься о правовом обеспечении этого перехода.

Чиновники рангом пониже высказывались на эту тему проще. Заместитель министра экономического развития Петр Засельский, например, откровенно заявил: «На предприятиях… работники 30–40 % времени ничего не делают. Наша задача не в том, чтобы сократить рабочий день, а в том, чтобы они смогли делать его полезным». Конечно, экономическая логика в сокращении трудовой недели есть. Проблема в том, что сокращать трудовую неделю целесообразно лишь в условиях устойчивого экономического роста и повышения производительности труда, иначе такие меры отрицательно отразятся на экономике страны в целом и реальных доходах людей в частности.

В целом врачи и эксперты по труду рекомендуют постепенно сокращать не рабочую неделю, а рабочий день (с 8 до до 6 часов), и некоторые европейские страны, например, Франция и Нидерланды, движутся именно в этом направлении. В любом случае, с точки зрения мирового сообщества, четырехдневная рабочая неделя – это интересный эксперимент, и, если он будет эффективно реализован в масштабах такой огромной страны как Российская Федерация, примеру могут последовать и другие государства.

В общем, не нужно быть пророком, чтобы проанализировать и понять тенденции, описанные выше. Похоже, все идет к тому, что наемный труд, как и соответствующие ему социальные гарантии, скоро будет уделом избранных, привилегией сравнительно небольшого числа людей, уверенных в своем завтра благодаря предыдущим заслугам или еще по каким-либо, объективным или субъективным причинам. Но что делать тем, кто в число избранных не попал?

Судя по всему, единственным выходом для них станет самозанятость.

Слово «самозанятость», прочно вошедшее в обиход россиян в последние годы, означает почти то же самое, что и «индивидуальное предпринимательство», только на микроуровне. Репетиторы, домработницы, частные водители, няни, гувернантки как раз и есть те самые «самозанятые» граждане, то есть люди, которые не имеют своего рабочего места, гарантированной ежемесячной заработной платы, и, как правило, каких-либо, даже минимальных, сбережений. Иными словами, это поденщики, которые должны постоянно «искать хлеб в поте лица своего», получая сравнительно небольшие деньги за сдельную или почасовую работу.

К самозанятым также относятся и копирайтеры, программисты, журналисты и прочие представители «творческих профессий», многие из которых уже давно работают как фрилансеры. И, хотя их ежемесячный доход обычно выше, чем у таксиста или няни, суть от этого не меняется: многие из таких граждан не имеют гарантированного дохода, что, может быть, не столь обременительно в молодом возрасте, но заметно усложняет жизнь в возрасте более зрелом.

Самозанятость нашла свое отражение и в налоговой реформе, предусматривающей индивидуальное налогообложение каждого самозанятого гражданина, что стало возможным не в последнюю очередь в связи с широким распространением электронных платежей и появлением технологий Big Data. Новые технологии, несомненно, позволят Федеральной Налоговой Службе (ФНС) в дальнейшем довольно легко вычислять получателей нелегальных доходов – достаточно будет просто точечно мониторить расходы граждан.

На Российском Инвестиционном Форуме-2019 тогдашний глава ФНС России Михаил Мишустин назвал главной целью налога на самозанятых «вывод из тени» доходов граждан, которые сотрудничают с компаниями-агрегаторами (например, такими, как Яндекс. Такси). По его словам, сотрудничество с агрегаторами будет развиваться в рамках специальной платформы, что позволит автоматически удерживать налог с заработка тех же таксистов или курьеров. Очевидна причинно-следственная связь: инициативу стало возможно воплотить в жизнь потому, что технологии позволили ее реализовать (вспомните примеры из первой части этой книги). И, скорее всего, увернуться от «государева ока», как раньше, у самозанятых граждан не получится.

Безусловно, налогообложение физических лиц, относящихся к категории самозанятых, гораздо проще реализовать в автоматическом режиме через агрегаторы и цифровые платформы, осуществляющие контакт поставщика и потребителя услуг. В противном случае искать и облагать налогом доход каждого гражданина довольно затруднительно, да и администрирование таких налогов будет стоить недешево.

Репрессивные меры в этих случаях, как правило, не работают, особенно если учитывать социальные последствия таких мер. И, возможно, и поэтому подобные предложения, звучавшие в стенах Государственной Думы России (например, штрафовать не платящих налоги самозанятых на 100 % их дохода) не были приняты к рассмотрению.

Как бы люди к этому не относились, похоже, понемногу начинает меняться и сама суть трудовых отношений. «Универсальные посредники» в виде агрегаторов соединяют поставщика и потребителя услуг (товаров) напрямую, а вести учет, контроль и налогообложение всех участников процесса через платформу намного удобнее. Учитывая, что поставщики услуг – это, как правило, физические лица (тот же Яндекс. Такси, Uber, Gett придерживаются именно такой модели), получается, что самозанятость постепенно будет приходить на смену классическому трудоустройству.

Немаловажно, что при всем этом агрегаторы просто не хотят быть полноценными работодателями, предпочитая оказывать гражданам лишь «информационные услуги»: ведь быть работодателем – это большая ответственность и дополнительные расходы. И, так как платформы и приложения завоевывают один сектор экономики за другим, отраслей с использованием самозанятых работников будет становиться все больше.

Впрочем, не везде агрегаторам удается дистанцироваться от социальной ответственности. В последнее время политики, общественные деятели, да и простые граждане все требовательнее относятся к высокотехнологичным компаниям. Если ранее в мегакорпорациях видели только «национальных лидеров», которым нужно всюду и безоговорочно помогать, то сейчас все больше заявляют о необходимости регулирования деятельности высокотехнологичных гигантов. Так, например, совсем недавно в штате Калифорния, Соединенные Штаты Америки, приняли законопроект, приравнивающий водителей агрегаторов Uber и Lyft к наемным сотрудникам таксопарков. Согласно калифорнийскому законопроекту, агрегаторы обязаны платить водителям минимальную зарплату, предоставлять больничные, но главное требование – работать водители должны по строго согласованному графику.

Uber, Lyft и калифорнийский сервис доставки DoorDash были готовы потратить до 90 миллионов долларов на референдум против предложенного законопроекта, утверждая, что «изменение юридического статуса их водителей создает фундаментальную угрозу для бизнеса». Ведь, по словам представителей агрегаторов, данный законопроект переворачивает бизнес-модель, основанную на гибкости рабочего графика водителя, а в течение многих лет водители выбирают тот же Uber именно из-за этого. По прогнозам высокотехнологичных сервисных компаний, статус штатного сотрудника приведет лишь к усиленному контролю за работой водителей. В итоге агрегаторы будут нанимать в штат гораздо меньше людей, чем работает в настоящее время, и нанятые водители не смогут параллельно работать в других сервисах, что довольно распространено сейчас. Увеличится разница между спросом и предложением на услуги такси – в час пик машин будет не хватать, а в остальное время, напротив, будет много водителей на линиях, но недостаточно клиентов. В итоге, грозятся Uber и Lyft, это приведет к росту цен на услуги сервисов такси и сокращению числа рабочих мест.

Несмотря на все усилия, в полной мере от социальной ответственности агрегаторам не уйти (по крайней мере, в развитых странах). По мере усиления процессов монополизации различных отраслей высокотехнологичными компаниями, их сверхприбыли при отсутствии даже минимальных социальных обязательств по отношению к «самозанятым» работникам будут вызывать все большее раздражение как у граждан, так и у властей. Неизбежно придется разработать справедливый механизм перераспределения в пользу простых граждан сверхприбылей монополистов – высокотехнологичных компаний, поисковиков, агрегаторов, соцсетей, которые имеют возможность зарабатывать не на локальных рынках, а фактически на всем населении планеты.

В ближайшие годы россиянам придется употреблять слово «самозанятость» все чаще. По всему миру, в том числе и в европейских государствах, «социальное государство» («welfare state») понемногу начинает сдавать позиции, и самозанятых граждан даже в Европе становится все больше. Ведь избыточные социальные обязательства, как бы цинично это ни звучало, зачастую означают неэффективные госрасходы, снижение доли экономически активного населения в стране – а значит, как следствие, пониженный экономический рост. Если добавить к этому вероятное увеличение долгового бремени («государство всеобщего благосостояния» – штука обременительная и возможная лишь в условиях отсутствия необходимости защиты от внешних угроз и устойчивого экономического роста более 3 % в год), картина получается не слишком радужная.

Западная Европа с населением в 300 с лишним миллионов человек могла финансово тянуть «социальное государство» в 1990-е и 2000-е годы, но с расширением Европейского Союза на восток, увеличением населения Союза до более чем 500 млн человек и долговым кризисом в ряде стран Еврозоны, сохранить это становится все сложнее и сложнее. Даже Германия, традиционный «локомотив» европейского «поезда», несмотря на все принимаемые меры и отрицательные процентные ставки Европейского Центробанка, балансирует на грани рецессии.

Все это может означать, что «welfare state» понемногу уходит в прошлое, так как сыграло свою роль в истории и более не нужно для продолжения социально-технологической эволюции. Хотя, вполне возможно, некоторые самые богатые (и небольшие по населению) страны мира (Швейцария, Люксембург, Норвегия, Финляндия и другие) могут стать первопроходцами в деле введения Безусловного Базового Дохода (ББД, или, выражаясь простым языком, ежемесячного пособия, пенсии для каждого гражданина страны, вне зависимости от возраста), «продлив век» социального государства.

Кстати, многие известные бизнесмены и экономисты считают, что единственный выход из парадигмы замедляющегося экономического роста – это именно введение Безусловного Базового Дохода для широких слоев населения. Его введение убивает сразу несколько зайцев: стимулируется массовое потребление, перезапускается экономический рост, реализуется эффективная социальная политика, снижающая социальное напряжение и неравенство. Но эффективных экономических моделей, описывающих подобное общество, пока еще не придумано. Мало того, что жизнь на ББД (также используется термин «безусловный основной доход» – БОД) лишает людей абсолютно всяких стимулов к саморазвитию, что постепенно может привести к апатии и деградации общества. Существует еще и чисто практический аспект вопроса. Рассуждать всерьез о ББД могут швейцарцы, финны или канадцы, но что делать гражданам государств, у которых нет финансовых возможностей, подобных тем, что есть у страны часов, сыра и шоколада?

Между прочим, референдум в Швейцарии, прошедший в июне 2016 года, показал, что основная масса населения даже в этой богатейшей европейской стране (ВВП на душу населения в 2017 году – более 62 тыс. долларов США) не поддерживает идею введения Безусловного Базового Дохода. 76,9 % проголосовавших на референдуме швейцарцев высказались против, и это вполне понятно. ББД для всех жителей означает увеличение налоговой нагрузки на работающих граждан страны на десятки процентов, изменение структуры экономики (резкое повышение налогов может сделать целые отрасли нерентабельными), появление целого класса экономически малоактивных людей, предпочитающих существовать только за счет получения разного рода пособий и субсидий.

Другая европейская страна, Италия, с заметно большим увлечением проводит социалистические эксперименты. Так, в 2019 году правительство страны объявило о введении дополнительного пособия для малоимущих и безработных, которое в прессе поторопились окрестить «первым введенным безусловным доходом в масштабах страны». Как сообщили СМИ, в зависимости от региона это пособие составит от 560 до 820 евро на человека, однако, если служба занятости предложит такому гражданину работу или повышение квалификации, он будет обязан согласиться, иначе потеряет этот доход. То есть, по факту, данное пособие Безусловным Базовым Доходом никак не является, ведь важнейшие признаки ББД – стопроцентная безусловность и регулярность его получения.

Тем не менее, показательный факт: даже простое введение такого дополнительного пособия резко увеличило расходы и без того дефицитного итальянского бюджета. Минфин Италии объявил, что планирует потратить на выплаты малоимущим 14,8 млрд евро в 2019–2020 годах, и это повысит бюджетный дефицит страны с 0,8 % до 2,4 % ВВП. Учитывая, что итальянский госдолг уже составляет более 130 % ВВП, экономисты опасаются, что дальнейший рост дефицита крайне негативно скажется на устойчивости итальянской экономики. Наряду с экономическими проблемами Германии это может стать вторым камнем, который утянет на дно экономику Европейского Союза.

Да и реален ли вообще Безусловный доход? В условиях, когда меновая стоимость всех произведенных товаров и услуг в мире будет постепенно снижаться (или даже – о ужас – стремиться к нулю, так как они, чем дальше, тем больше, будут создаваться при все меньшем использовании человеческого труда, а в основном с помощью капитала, инвестиций в IT и искусственный интеллект), налоговые поступления государств тоже должны начать снижаться, так как будет снижаться прибыльность компаний, ведь клиенты этих компаний начнут платить все меньше. Кстати, возможно, начало этого процесса мы видим уже сейчас: стоящие на бирже миллиарды «компании-единороги» и даже корпорации типа Uber не генерируют никакой прибыли своим акционерам, несмотря на то, что получают доход с миллионов и даже десятков миллионов клиентов.

И еще. Сейчас никто всерьез не задумывается о том, что права и свободы получателя ББД, скорее всего, будут не такими широкими, какими они были в конце XX – начале XXI века в развитых демократических странах. И дело даже не в том, что в будущем «дивном новом мире» вопросы безопасности будут стоять на первом месте.

Все помнят, что при зарождении демократии в США был лозунг «Нет налогам без представительства!» Именно эта концепция в последние пару столетий поддерживала демократические позиции: если граждане работают и платят налоги, отдавая часть заработанного в казну государства, они должны иметь право на представление своих интересов в парламенте, право на публичное отстаивание своей позиции. Но если вы не работаете, не платите налоги в бюджет, а наоборот, получаете деньги от государства, скорее всего, ваш голос уже не сможет звучать настолько громко. Некоторые сторонники «сильного государства» вообще возразят: о каких свободах в принципе может идти речь, если гражданин на Безусловном Базовом Доходе – по сути иждивенец на шее у государства и общества? Что будет, если таких иждивенцев-нахлебников будет 95–98 % от общего числа граждан? Они во многом правы: что будет представлять из себя человеческий социум при повсеместном распространении ББД, не знает никто.

Конечно, есть и другие альтернативы, пока, возможно, кажущиеся немного фантастичными. Но лишь пока.

В стремительно виртуализирующейся экономике источники получения гражданами доходов с высокой вероятностью тоже будут виртуальными, то есть не будут зависеть от реальной жизни как раньше. И если, скажем, профессия вебмастера перестанет существовать, так как ее заменят алгоритмы, то, количество блогеров и влогеров (видеоблогеров) в ближайшие годы будет только расти. И, хотя сверхдоходы в этой сфере будут получать единицы, такая деятельность (профессией ее назвать, наверное, сложно) может позволить некоторым жить относительно безбедно.

Впрочем, вряд ли «блогер-бум» будет длиться долгое время. Количество контента, производимого людьми, растет как снежный ком, а число людей на планете, как уже знает читатель, в скором времени стабилизируется и даже начнет снижаться. Кто будет читать все эти посты, просматривать бесчисленные (и часто бессмысленные) видеоролики?

К тому же уже начинают появляться «роботы-блогеры» – полностью виртуальные отрисованные персонажи, от имени которых ведется Youtube или Instagram, ежедневно выкладываются фото и видео в соцсети. Число подписчиков таких «виртуальных блогеров» уже исчисляется сотнями тысяч, и это только начало. Если какая-нибудь высокотехнологичная корпорация вдруг решит заполонить интернет виртуальными персонажами, ориентированными на массовую аудиторию, и найдет рецепт удержания внимания людей на таком предельно дешевом, сгенерированном автоматически контенте, блогерам «из плоти и крови» в сети придется туго.

Немного пофантазируем. Что еще сможет сделать государство, кроме организации «искусственной занятости» или Безусловного Базового Дохода, если реальной работы, даже в интернете, будет совсем мало? Оно может предложить доход всем тем, кто выкладывает свой уникальный контент, размышления или фотографии в социальную сеть.

Набрал 1000 лайков под фото? Молодец, ведешь активный образ жизни, получи 100 долларов. Написал пост, который прочитали и лайкнули 500 человек? Чудесно, проявляешь гражданскую позицию, вот тебе 50 долларов, можно сходить в супермаркет. Причем вознаграждение может выражаться даже не в денежных единицах, а, как в одной из серий знаменитого сериала «Black Mirror», в субсидиях и льготах, которые граждане будут иметь за количество лайков (или, как вариант, за их средний балл, если будет введена какая-то единая шкала оценки аккаунтов и постов), которые получают от своих друзей. Только представьте себе: ваши посты и фото получают высокий средний балл – вот вам, пожалуйста, и льготная (беспроцентная) ипотека, и бесплатная карта в фитнес-клуб, и ребенка взяли в детский сад за государственный счет, потому что ты социализирован и активен в социальной сети (а значит, полноценный член общества). А живые деньги можно будет получать, например, размещая в своих аккаунтах рекламу, которую будут видеть твои друзья.

Другой вариант «искусственной занятости» будущего – тотальное вовлечение населения в киберспорт и резкое расширение его охвата путем массовой популяризации и коммерциализации. Уже сегодня, играя в интернет-игры, можно неплохо зарабатывать, получая как чисто денежные призы, так и виртуальную игровую валюту, конвертируя ее в фиат (традиционные деньги). Кстати, некоторые киберспортивные команды уже сейчас стоят десятки миллионов долларов – почти как футбольные или хоккейные клубы из «большого спорта». Члены таких команд зачастую настоящие профессионалы, зарабатывающие на жизнь компьютерными играми.

В недалеком будущем геймерство будет значительно более распространено, чем в наши дни: высвобожденное от работы время гражданам надо будет чем-то занимать. Государственные инвестиции в киберспортивную сферу потребуются сравнительно небольшие, и они, конечно, оправдаются не только финансово. В первую очередь, киберспорт полезен снижением излишней социальной напряженности, которая может возникнуть из-за массовой безработицы в будущем, в особенности среди молодежи.

Еще один путь – добыча какого-либо «ресурса будущего», (или настоящего – как вариант электроэнергии) с использованием имеющихся у гражданина возможностей и мощностей. Бум майнинга, случившийся не так давно, яркий тому пример. И, без сомнения, это не последняя «ресурсодобывающая» технология, которая получит столь массовое распространение. Майнинг вообще близок по своей сути к ББД, с той разницей только, что майнинг – источник дохода, полностью независимый от государства, а значит, априори сомнительный с точки зрения регулирующих органов.

Наверняка будут и другие возможности. И, скорее всего, в жизни все они будут сочетаться – в разных странах в разных пропорциях, в зависимости от особенностей культуры и уровня технологического развития каждой конкретной страны…

В любом случае, в преддверии грядущего сжатия рынка труда задуматься о будущем нужно всем – и работникам, и работодателям, и государству. Ведь альтернатива вышеописанным вариантам «занятости будущего» – лишь массовая эмиграция трудоспособного населения, скажем, на Марс. И это еще совсем неплохой вариант.

Оптимисты, впрочем, считают, что поводы для беспокойства отсутствуют. Появятся новые профессии, намного интереснее и привлекательнее тех, что были ранее. Футурологи с увлечением описывают преимущества этих «специальностей будущего». Кстати, краткие описания их звучат и впрямь очень захватывающе. Только вслушайтесь!

Генетический консультант. С помощью генетического кода такой консультант будет делать сверхточную диагностику здоровья пациента, причем он сможет анализировать не только живущего человека, но и его потомков. Это выведет персонализированную медицину на новый уровень.

Молекулярный диетолог. Популярность молекулярных диетологов, равно как и генетических консультантов, будет небольшой. Однако этот специалист в любом случае будет востребован у тех людей, кто ведет здоровый образ жизни и следит за своим внешним видом. Такой диетолог будет заниматься разработкой индивидуальных схем питания на основе молекулярного состава пищи и генетических особенностей человека, решать проблемы с избыточным или недостаточным весом.

Аналитик рисков на транспорте. Управление дорожным движением и отдельными транспортными средствами будет все больше делегироваться искусственному интеллекту. Требования к скорости, комфорту и безопасности на транспорте с каждым годом будут повышаться. Чтобы контролировать и регулировать интеллектуальные системы управления транспортом, потребуется узкий профессионал, а именно аналитик рисков на транспорте.

Переводчик IT-систем. Представители этой профессии будут работать с требованиями заказчиков и пользователей таким образом, чтобы взаимодействие между сторонами было прозрачно. Кроме того, переводчики IT-систем должны отладить формирование пользовательских навыков и обеспечить связность коммуникации и эффективное функционирование IT-технологий при внедрении их на предприятии.

Специалист по преодолению системных экологических катастроф. Задачу по предотвращению экологических катастроф и нейтрализацию их последствий в долгосрочной перспективе возьмут на себя инженеры, которые смогут разрабатывать и воплощать в жизнь программы по преодолению последствий и недопущению повторений экологических катастроф (загрязнения атмосферы выбросами, вырубки лесов, глобального потепления). Это и загрязнение атмосферы выбросами, и вырубка лесов, и глобальное потепление. Также речь будет идти и о новых угрозах – таких, как, например, тихоокеанское мусорное пятно, вопросы переработки пластика и другие.

Разработчик семейной траектории развития. Профессия разработчика семейной траектории развития должна стать весьма популярной. В какой-то мере профессионал в этой области сможет заменить семейного психолога. Разработчики семейной траектории развития будут изучать историю семьи, ее генеалогическое древо, помогать родственникам выявить их сильные и слабые стороны, определить общие цели и найти общее дело.

Архитектор нейросетей. Специалист, который создает нейронные сети под различные прикладные задачи, которые ставит заказчик, и обеспечивает дальнейшее функционирование этих сетей.

Проектировщик инфраструктуры «умного дома». Инженер, программист, дизайнер в одном лице. Отвечает за проектирование, установку, настройку, ремонт и обслуживание системы управления домом с помощью искусственного интеллекта.

Проектировщик дирижаблей. Дирижабли, по мнению некоторых специалистов-урбанистов – отличный городской транспорт будущего, экологичный и эффективный. Инженер-проектировщик дирижаблей будет моделировать грузовые и пассажирские транспортные средства такого типа.

Прораб-вотчер. Из названия профессии следует, что этот специалист будет наблюдать за ходом строительства и контролировать его. Кроме этого, прораб-вотчер будет использовать в своей работе системы распознавания образов для оценки хода строительства и его корректировки.

Трендвотчер/форсайтер. Предотвратить экономические риски и возможные кризисы можно будет благодаря работе трендвотчера. Представители этой профессии будут отслеживать появление новых тенденций не только в экономике, но также и в общественно-политической жизни, так как в большинстве случаев политическая обстановка напрямую связана с экономической ситуацией в государстве.

Куратор коллективного творчества. Соберет музыкальную или другую арт-группу для воплощения в жизнь творческого проекта в соответствии с пожеланиями клиента. В такие группы могут входить как художники с учеными, так и инженеры с программистами.

Тренер творческих состояний или специалист по майнд-фитнесу. Такой тренер должен учить своих клиентов (представителей как творческих, так и нетворческих профессий) входить в состояние «потока», то есть раскрывать весь потенциал креативной личности. Философия осознанности – еще один ключевой навык, который помогут развить специалисты по майнд-фитнесу.

Личный тьютер по эстетическому развитию. Спроектирует для заказчика индивидуальную траекторию познания искусства, интерпретации и взаимодействия с произведениями искусства, создаст программу эстетического развития согласно запросам, вкусам, наклонностям клиента в живописи, архитектуре, дизайне, кинематографе, литературе и музыке.

Режиссер индивидуальных туров. Профессиональный гид, способный разрабатывать и лично проводить уникальные туры по запросам конкретных клиентов.

Бренд-менеджер пространств. Специалист, который отвечает за наполнение виртуального пространства культурными смыслами, связанными с конкретной территорией. Он создает образ и легенду местности, и вокруг этой легенды объединяется весь дизайн, айдентика, информационное освещение, виды туристических сервисов и разнообразные мероприятия. Все это придает территории уникальность, позволяет привлечь посетителей и делает ее конкурентоспособным центром туризма.

Тайм-брокер. Менеджер, «продающий» рабочее время фрилансеров (специалистов, находящихся в режиме свободной занятости), то есть управляющий чужой занятостью на свободном рынке. Как фрилансерам, так работодателям не хватает эффективных посредников – кадровые агентства все еще ориентированы на вакансии с полной занятостью, а сайты по поиску подрядчиков, как правило, недостаточно удобны.

Эксперт по здоровой одежде. Он будет контролировать производство одежды с точки зрения ее безопасности и полезности для здоровья (теплоизоляция, вентиляция и т. д.), а также разрабатывать одежду с лечебными свойствами – например, ткани с обеззараживающей пропиткой.

Вышеприведенные описания некоторых «профессий будущего» дают возможность читателю самому оценить степень перспективности, распространенности и востребованности в будущем таких специальностей, а также позволяют ему представить самого себя в этих профессиях.

Кстати, футурологи, так увлекательно описавшие «вакансии будущего», планировали появление некоторых из них уже в 2020 году, что и произошло. При этом «эксперты по будущему» сразу оговаривались, что большинство этих специальностей будут довольно узкими, а специалисты соответствующего профиля – не слишком востребованными. Но представьте себе на минуту, что мировая экономика вскоре лишится десятков миллионов «традиционных» рабочих мест. Смогут ли копирайтеры, журналисты, водители, мусорщики, кассиры, бухгалтера, юристы так легко переквалифицироваться в переводчика IT-систем, архитектора нейросетей или, может быть, в проектировщика дирижаблей? Стать «тренером творческих состояний», наверное, проще, но только не аналог ли это «коуча по личностному росту»?

Учитывая, что тренд на концентрацию как населения, так и деловой активности в мегаполисах по-прежнему в силе и предпосылок для его изменения не предвидится, тотальная «безработица будущего» может особенно ударить по регионам с небольшой плотностью населения, которых, к примеру, достаточно много в России. Причем, учитывая огромную территорию страны, хроническую недоинвестированность инфраструктуры и суровые климатические условия, есть риск, что мы увидим тенденцию «со своей спецификой» и за бортом современной экономики могут оказаться целые регионы. Отток населения с периферии усилится, плотность населения в регионах будет снижаться, причем оставаться на местах, скорее всего, будут наименее квалифицированные, малоактивные и склонные к инерционному поведению люди. Это может привести к тому, что поддерживать в сельской местности, а впоследствии малых и средних городах удовлетворительную социальную инфраструктуру может оказаться не только невыгодно (элементы этого мы видим уже сейчас), но и попросту невозможно в связи с отсутствием кадров достаточной квалификации.

Исследователи Российской Академии Народного Хозяйства и Государственной Службы (РАНХиГС) предупреждают, что при тотальной цифровизации и автоматизации экономики 49 % трудоспособных россиян могут быть исключены из активной хозяйственной деятельности. В регионах с традиционной экономикой, в том числе связанной с добычей и переработкой сырья, эта цифра может превысить и 50 %. Получается, что более половины трудоспособных граждан в регионах России могут не найти себе место в условиях тотальной цифровой трансформации экономики. К такому выводу приходит экономист из РАНХиГС Степан Земцов в своей работе «Потенциальная роботизация и экономика незнания в регионах России».

«Есть угроза, что часть населения не сможет адаптироваться к новым условиям, возникает вероятность долгосрочного исключения их из хозяйственной деятельности. Фактически речь идет о формировании сектора экономики, в котором граждане не будут участвовать в современных процессах, связанных с созданием, освоением, развитием и воспроизводством новых идей, технологий и продуктов», – предостерегает Земцов. Обращает он внимание и на то, что «внутренние мигранты» – выходцы из сел и малых городов России, переезжающие жить в города-миллионники – обычно работают на низкоквалифицированных и низкооплачиваемых позициях, даже не пытаясь повышать свои компетенции. Тем самым, отмечает докладчик, молодежь из регионов, покидая свои города, не получает преимуществ от миграции, как было раньше, а лишь пополняет низший социальный слой наименее активных и социально незащищенных жителей мегаполисов.

В целом речь может идти о «невозможности переобучения и создания рабочих мест в современной экономике для многих граждан», – предупреждает Земцов, оценивая количество граждан, попадающих в «группу риска», в 42,13 млн человек. Это огромная цифра – около 49,3 % трудоспособного населения России. Впрочем, такой процент примерно соответствует оценке количества работников, которые могут потерять свои рабочие места в ближайшие десять лет в результате цифровизации в развитых странах и мире в целом (он составляет от 47 до 53 %).

В наиболее уязвимом положении находятся, естественно, массовые профессии. Степан Земцов в своем исследовании приводит следующий, довольно внушительный список:

– Водители, 7 млн рабочих мест. Вероятность автоматизации 98 %.

– Продавцы, 6,8 млн Вероятность автоматизации 98 %.

– Бухгалтеры, экономисты, 3,6 млн Вероятность автоматизации 43–94 %.

– Учителя, 2,8 млн Вероятность автоматизации 20–94 %.

– Грузчики, 2,3 млн Вероятность автоматизации 72 %.

– Уборщики, 2,1 млн Вероятность автоматизации 66–83 %.

– Младший медперсонал, 1,9 млн Вероятность автоматизации до 51 %.

– Охранники, 1,8 млн Вероятность автоматизации 84 %.

Как видим, речь идет о десятках миллионов выпадающих рабочих мест. Вряд ли все они будут заменены вакансиями генетических консультантов, архитекторов нейросетей или бренд-менеджеров пространств. Хотя в какой-то мере, конечно, будут. Но только образования и квалификационных навыков специалистам новых профессий потребуется заметно больше, чем водителю, продавцу, охраннику или даже бухгалтеру.

Нет сомнений, «профессии будущего» неминуемо появятся, и многие из них мы еще даже не можем себе вообразить. Но, скорее всего, эти специальности не будут массовыми, то есть явно не заменят то количество выпадающих рабочих мест, которые уйдут с рынка труда в результате широкого распространения искусственного интеллекта. И, наконец, самый главный вопрос: какие из этих, уже новых, профессий, будут настолько сложны и востребованы, что их, в свою очередь, не сможет заменить через 5–10 лет после появления тот же искусственный интеллект?

Есть и еще один аспект этой проблемы. Себестоимость производства единицы высококачественного трудового ресурса в развитых и передовых развивающихся странах непрерывно растет. Знаний и опыта квалифицированным сотрудникам требуется все больше, вкладываться в образование надо постоянно. Переквалификация – это тоже инвестиции в самого себя, но насколько на рынке труда будет востребован столь дорогой, хоть и качественный работник? Ведь себестоимость машинного, и, скорее всего, не менее качественного труда будет несравнимо меньше.

А теперь представьте себе человека, который не учился в школе. Он может разговаривать, но только на родном языке, не умеет писать и знает только базовую арифметику. Сможет ли он стать полноценным членом общества? Сможет ли содержать себя и свою семью? Очевидно, что в современном мире это маловероятно. И есть огромный риск того, что в ближайшие 20 лет в роли таких «неучей» окажется большинство населения планеты – например, все те, кто не смогут научиться работать с кодом, нейросетями и большими данными.

«Все то, что написано в этой главе, не грозит человеку, который получил эксклюзивное высшее образование», – подумает читатель. И будет во многом прав: выпускники топовых университетов во всем мире имеют гораздо больше перспектив, нежели большинство их сверстников. Так, может быть, все это надуманные проблемы и, если окончить рейтинговый университет, то у тебя вместе с дипломом в кармане окажутся социально-экономические гарантии на безбедную, наполненную признанием и в итоге счастливую жизнь? Отнюдь.

Работодатели во всем мире отмечают, что хороший университет – это в первую очередь социализация, разностороннее мышление и широкий круг знакомств, полезных связей. Само образование важно, но вторично (если, конечно, вы не планируете научную или преподавательскую карьеру).

Кстати, российские работодатели все чаще признаются, что образование не играет никакой роли при приеме на работу. Один из крупнейших российских сервисов по поиску работы Superjob вообще принял решение отказаться от графы «образование» как от ненужного рудимента при размещении вакансий у себя на портале. «Теперь отсутствие образования определенного типа больше не препятствие для поиска работы», – прокомментировали изменения представители Superjob.

Получается, что сейчас молодой человек даже с законченным высшим образованием и ученой степенью не может быть уверен, что обеспечил себе приличное трудоустройство и, тем более, достойный заработок.

А ведь еще 200 лет назад практически любой человек без образования мог вполне сносно существовать, заниматься предпринимательской деятельностью и даже обеспечивать свое многочисленное потомство. Каких-нибудь сто лет назад наличие среднего специального или тем более высшего образования гарантировало возможность зарабатывать интеллектуальным трудом хорошие деньги до конца жизни, а также делать сбережения. Еще 50 лет назад люди, которые смогли получить качественное высшее образование, почти никогда не меняли свою профессию и род занятий в течение жизни. Ведь получить новую квалификацию было сложно, а специальность, выбранная образованным человеком, как правило, обеспечивала уважение и безбедное существование даже в старости.

В XXI веке мы видим другую ситуацию. Высшее образование стало более доступным, из-за чего его ценность заметно снизилась, а получаемые в университетах знания не всегда соответствуют требованиям работодателей. Ведущие мировые университеты сейчас рекламируют и продают своим потенциальным студентам уже не теоретические фундаментальные знания, как раньше. Теперь хорошее высшее образование – это прежде всего социальные коммуникации, знакомства и дружеские связи с ровесниками из богатых и влиятельных семей.

Если вам нужны «чистые» знания, вам будет достаточно обучения в заочной или дистанционной форме. Это, конечно, удобно для студентов, но, вместе с тем, обесценивает образование, так как на рынке появляется много дипломированных специалистов без опыта работы. В итоге, учитывая, что спрос на квалифицированных сотрудников широкого профиля в настоящее время в мире не растет, многие выпускники университетов оказываются не востребованы на рынке труда. По-прежнему в цене лишь узкие специалисты-практики, желательно, с большим опытом, которого априори не может быть у молодых выпускников высших учебных заведений.

В 2013 году эффект разорвавшейся бомбы произвела история молодого испанца, Бенджамина Серра Боша, который, имея две степени бакалавра и степень магистра в престижной бизнес-школе, не смог найти себе работу в Испании. 25-летний Бенджамин с отличием защитил научную работу в области журналистики и Public Relations в университете Валенсии, но не получил работу по специальности в родной стране.

Тогда он переехал в Великобританию, где, как ожидал, спрос на квалифицированный персонал должен быть выше. Однако, несмотря на шестимесячную стажировку и многочисленные усилия, Бенджамин не смог найти работу и вынужден был устроиться в кофейню. «Я с отличием защитил два диплома и теперь вынужден чистить туалеты в чужой стране», – написал он об этом в отчаянном посте в Facebook.

Пост вызвал живой отклик со стороны тысяч молодых испанцев, оказавшихся в такой же ситуации и вынужденных «искать лучшей жизни» за пределами своей родины. Перепост сообщения Бенджамина Серра Боша на Facebook был сделан более 1,5 тыс. раз и собрал несколько тысяч сочувствующих комментариев тех, кто оказался в подобной ситуации. Множество людей передавали эту историю из уст в уста, пытаясь привлечь внимание к сложной ситуации с занятостью молодежи в Испании, где безработица среди граждан до 25 лет в тот год достигла абсолютного рекорда в 56 %.

В своих постах в соцсети Бенджамин не стеснялся того, что он, квалифицированный специалист с несколькими высшими образованиями, гражданин крупной и небедной страны Европейского Союза, работает в кафе, и в его словах проступает причудливая смесь тоски и гордости. «Мне не стыдно за то, что я делаю, – пишет он. – Уборка является очень достойной работой. Есть много испанцев, таких как я, особенно в Лондоне… Можете не сомневаться, испанская молодежь здесь не для того, чтобы выучить язык, повеселиться или получить новые впечатления».

Молодым специалистам даже с хорошим образованием, но без практических навыков становится все сложнее найти работу. На начало 2019 года безработица среди молодежи от 20 до 29 лет, например, в России достигла 34,3 %, то есть фактически безработным был каждый третий молодой человек. В Италии же она чуть ранее составила 31,5 %, в Испании – 36 %, а в Греции в 2017 году равнялась 43,7 %. Однако в этих европейских странах молодежная безработица (там при ее расчете молодыми людьми считаются совершеннолетние граждане до 25 лет) – давняя проблема, в то время как в Российской Федерации еще 5 лет назад показатели «юной» безработицы были заметно лучше. И власти не прогнозируют в скором будущем изменения ситуации.

Впрочем, молодежная безработица – явление не новое. Хуже то, что «безработица будущего» угрожает в первую очередь женщинам. Прекрасный пол по сравнению с мужчинами находится в более уязвимом положении на рынке труда. По мнению экспертов МВФ, женщины реже решают задачи, требующие аналитических и коммуникативных навыков, меньше заняты физическим трудом и, напротив, чаще мужчин выполняют рутинную работу, не требующую дополнительного обучения – то есть такую, которую можно стопроцентно автоматизировать.

Если брать исключительно профессии, которым больше всего угрожает исчезновение из-за использования искусственного интеллекта (продавцы, бухгалтера, юристы, копирайтеры, медсестры и прочее), то здесь риск потери работы у женщин примерно в 1,2 раза больше по сравнению с мужчинами. В этой категории уже 11 % женщин и 9 % мужчин сталкиваются с не менее чем 70-процентной вероятностью автоматизации труда.

Риски автоматизации женской работы зависят не только от специальности, но и от страны проживания. Эти риски выше в Юго-Восточной Европе и России, максимальны в Японии, Словакии, Сингапуре и Эстонии, и, наоборот, минимальны в Скандинавии и Центральной Европе. Но лишь в Швеции и Финляндии риски потерять работу у мужчин выше, чем у женщин. Как считают эксперты МВФ, сказываются различия в структуре производства разных стран: доминирует ли в ВВП промышленность или сектор услуг, какова степень проникновения технологий, насколько гибок рынок труда.

Да, молодежь сейчас предпочитает получить недорогое образование, что называется, «не выходя из дома», но, чтобы выделиться среди других и претендовать на хорошую должность с достойной зарплатой, приходится учиться больше остальных, постоянно переучиваясь и занимаясь самообразованием. Не всем это под силу даже физически, не говоря уже о необходимости постоянно заставлять себя, находясь при этом в состоянии перманентного стресса. В итоге очень многие начинают чувствовать себя как белка в колесе, «выгорают»: ведь образовательный процесс становится пожизненным, так как человек с помощью постоянного самообразования пытается не упасть на социальное дно. Все это требует не только времени, усилий, но и денег, которые приходится отбирать у семьи, отдыха, экономить на потреблении.

Получается, что среднестатистическому «белому воротничку» нужно как можно больше учиться, затрачивая на это немало времени и средств, с пониманием того непреложного факта, что детей этот процесс коснется в гораздо большей степени. Им потребуется затратить еще больший объем времени и денег просто для того, чтобы достигнуть уровня своих родителей.

В итоге каждая новая трудовая человеческая единица по своей себестоимости в среднем обходится дороже, чем аналогичная трудовая единица в предыдущем поколении.

В ХХ веке это не имело большого значения, так как нивелировалось бурным ростом мировой экономики, вовлечением в мировой хозяйственный оборот новых территорий, развивавшихся ранее во многом обособленно, но ставших частью единой мировой экономической системы благодаря глобализации. Теперь этого не происходит, система стабилизируется, а глобализация экономики приводит к тому, что все конкурируют со всеми.

Власти многих стран, очевидно, почувствовали это, и некоторые, наиболее решительные, даже стали применять меры. Это уже привело к резкому росту протекционистских настроений во всем мире, «торговым» и «валютным» войнам. Однако в условиях глобальной экономики протекционизм недостаточно эффективен: ведь все не только конкурируют между собой, но и пребывают в состоянии зависимости друг от друга. Те же Китай и США, начав свои «торговые войны», довольно быстро осознали, что рост протекционизма вредит обеим странам.

Поэтому правительствам, наряду с протекционистскими мерами, постепенно возвращающимися в нашу жизнь, видится лишь один-единственный выход в стремительно меняющемся мире: все большее использование в экономике искусственного интеллекта. Что ж, это полностью соответствует второму принципу социально-технологической эволюции.

По идее, автоматизация должна максимально удешевить производство товаров и услуг на территории страны, форсированно внедряющей машинный труд, тем самым увеличив ее конкурентоспособность. Вопрос только в том, что в этой ситуации делать работникам из плоти и крови, как конкурировать с алгоритмами? Самый простой способ – снижать (или по крайней мере не повышать) цену предложения труда, что, собственно, сейчас и происходит во многих странах мира. Но это чревато резким ростом неравенства, социальной несправедливости, и, в итоге, политической нестабильностью.

В 2019 году в ряде стран мира на разных континентах вспыхнули массовые протесты, имевшие, в отличие от политических протестов «арабской весны», чисто социально-экономические причины. Ранее, в первой половине 2010-х годов, политические требования протестующих в основном превалировали над экономическими.

Например, в Ираке, одной из самых богатых нефтью стран мира, колоссальная безработица среди молодежи привела к масштабным протестам, столкновениям с полицией и внутренними войсками, десяткам погибших и тысячам пострадавших. В итоге правительство даже было вынуждено отключить интернет на территории значительной части страны. «Зачем нам учиться, если у нас все равно нет будущего?», – говорили молодые иракцы в интервью средствам массовой информации. Премьер-министр Ирака Адель Абдель Махди, выступая с телеобращением к народу, был вынужден заявить, что согласен с социальными требованиями протестующих и даже выразил мнение, что необходим законопроект, который обеспечит беднейшим слоям иракского населения некий гарантированный минимальный доход.

В соседнем с Ираком Ливане аналогичные протестные акции начались с попытки введения «налога на пользование WhatsApp», и вскоре охватили всю страну. Ливан, страдающий от огромного внешнего долга (86 миллиардов долларов – колоссальная цифра для этой небольшой ближневосточной страны, более 150 % ВВП), несколько десятков лет назад претендовал на то, чтобы стать «туристической Меккой» Ближнего Востока, но война в Сирии надолго отодвинула эти перспективы небольшой, в прошлом цветущей и благоденствующей страны. В итоге правительству пришлось отказаться от своих планов.

Отмена государственных субсидий на бензин и дизельное топливо едва не привела осенью 2019 года к крушению власти президента Ленина Морено в южноамериканском Эквадоре. Протестующим удалось полностью захватить столицу страны Кито, некоторые крупные нефтяные месторождения, и правительство вынуждено было бежать в старую столицу страны – крупнейший город и порт Эквадора Гуаякиль. Лишь после отзыва президентского указа об отмене топливных субсидий ситуация в стране стабилизировалась, правительство Эквадора отменило чрезвычайное положение и комендантский час, введенный в Кито.

Дальше всего зашла ситуация в самой богатой и благополучной южноамериканской стране – Чили, где небольшое повышение тарифов на общественный транспорт (на 4 %) и электроэнергию вызвало буквально миллионные протестные акции по всей стране, перешедшие в массовые беспорядки. Протестуя против социального неравенства, малодоступного образования и здравоохранения, чилийцы сожгли не только офисный небоскреб местной энергетической компании, но и метрополитен столицы страны Сантьяго, нанеся государству ущерб размером более 300 млн долларов, что, естественно, лишь усугубило экономический кризис в стране. Тем не менее, как ранее в Ливане и Эквадоре, протестующие во многом добились своего – повышение тарифов было отменено, а правительство было вынуждено объявить об антикризисном пакете социальных мер, включающем повышение минимальной пенсии и заработной платы, снижение цен на лекарства, снижение на 10 % платы за здравоохранение и электроэнергию, повышение налогов для лиц с высокими доходами и снижение заработных плат государственных чиновников. Впрочем, эксперты сомневаются, что эти меры значительно изменят ситуацию в Чили. Разрыв в доходах между богатейшими и беднейшими гражданами в этой южноамериканской стране – один из самых больших в мире, и, как и в других странах, имеет тенденцию к увеличению. Это приводит к обоснованному недовольству большинства жителей страны в условиях обостренного чувства социальной справедливости.

Осень 2019 года в Южной Америке даже окрестили «осенью гнева». «…Традиционные политические механизмы, такие как партии или профсоюзы, перестали быть проводниками интересов людей», – считает Андрес Сербин, исполнительный директор Регионального координационного центра экономических и социальных исследований (CRIES, Никарагуа). Аналогичного мнения придерживается и Майкл Шифтер, президент исследовательского института Inter-American Dialogue: «Общее у них [протестов] – полное отсутствие доверия к политическим лидерам и партиям».

В общем, Безусловный Базовый Доход, конечно, самый популярный и обсуждаемый путь решения проблемы глобальной безработицы будущего. В некотором роде «от каждого по способностям, каждому по потребностям». В дополнение можно ввести другие пособия, льготы и субсидии гражданам, например, которые коррелируют с их социальным рейтингом (единый социальный рейтинг кредитоспособности-благонадежности-ответственности граждан уже довольно широко распространен в Китае, и, скорее всего, этот опыт будет в той или иной степени использован и другими странами, об этом подробнее в главе 5 части II). Но сути это не изменит – получение денег от государства «просто так» большинством населения при отсутствии альтернативных источников заработка постепенно может сформировать иждивенческие настроения в обществе.

Альтернативы не очень радужные. При недостаточной социальной поддержке государства и в отсутствие уверенности в завтрашнем дне новым трендом может стать криминализация периферийных экономически сложных регионов и маргинализация наиболее незащищенных социальных слоев населения. Кстати, в Латинской Америке и Африке криминализация целых неподконтрольных областей – уже сложившаяся тенденция, в исключительных случаях приводящая к ситуациям «failed state», «несостоявшемуся государству». Глобальная «стабилизация системы» приводит – о ужас! – к политической нестабильности и росту неопределенности в условиях туманных перспектив экономического роста. Во многих регионах мира криминогенная ситуация ухудшается, особенно страдает подрастающее поколение, понимающее всю призрачность своего будущего.

В общем, хотелось бы надеяться, что, перед воцарением на планете искусственного интеллекта – мегаменеджера, сконцентрировавшего в себе весь человеческий разум и опыт, эволюция не приведет нас к ситуации, описанной во многих голливудских фильмах, когда отчуждение между «элитой» и всеми остальными жителями планеты достигает такого уровня, что между ними вырастает непроницаемая стена. Кинематографисты воплощают ее, например, в виде недоступного для народных масс спутника Земли, на котором живут элитарии, как в фильме «Элизиум», или далекого «Капитолия», как в известном всем блокбастере «Голодные Игры», где власть имущие управляют нищими регионами-дистриктами, жители которых практически лишены работы и, соответственно, каких бы то ни было перспектив.

Так или иначе, неожиданно оказалось, что технологический прогресс в XXI веке, делая более удобной и комфортной жизнь людей в деталях, больше не ведет к повышению качества жизни населения в своей основной массе. Но, собственно говоря, это уже не принципиально – процесс концентрации интеллекта достиг такого уровня, что биологические носители интеллекту, похоже, больше не нужны.

По крайней мере, так начинает казаться, если посмотреть на все, что происходит с «человеком разумным» в последние годы, как говорится, «со стороны».

Все чаще в СМИ стали появляться экспертные мнения, гласящие, что в цифровой экономике информация и знания обобществляются в интернете, добываются в поисковиках и должны быть одинаково доступны любому пользователю как ресурсы, принадлежащие всему человечеству.

А поскольку в процессе концентрации интеллекта интернет на самом деле уже давно стал сборником знаний и опыта всей человеческой цивилизации, некоторые авторы развивают мысль, что знания в связи с обобществлением теряют свою ценность, если находятся исключительно в голове индивидуума, то есть не принадлежат всем.

Дальше ненавязчиво продвигается утверждение, что для людей реальной ценностью теперь является возможность оперировать знаниями во многих аспектах, иными словами – умение грамотно работать с поисковиками, а индивидуальные знания бессмысленны. И вправду, зачем они нужны? Ведь почти любую информацию можно сейчас найти в открытых источниках, главное – уметь искать.

Во многом это утверждение – чистая правда. Обобществление публичных знаний происходит на самом деле. Как умение устного счета потеряло для человека практическое значение после массового распространения калькуляторов, так и знания теряют свою важность для конкретного человека, ведь есть условная Википедия.

Однако вопрос заключается в качестве этих знаний.

Качество публичных интернет-знаний действительно оставляет желать лучшего, и это еще очень мягкая формулировка. Любой, кто пользовался той же Википедией, наблюдал многочисленные нестыковки в разных статьях этой публичной энциклопедии, а также неподтвержденные, безосновательные или откровенно ангажированные утверждения (особенно в статьях на политические темы). Что же касается цифр и приведенных в Википедии данных, то на них порой можно вообще не обращать внимания: бывает, что в разных статьях на этом ресурсе они кардинально отличаются друг от друга. Это обесценивает публичные знания, низводя их до уровня «псевдознаний», аналогичных тем «откровениям», которые доносят до своих подписчиков администраторы групп «сторонников плоской земли» или «антипрививочников» в социальных сетях.

Хаотичность публичных знаний и повсеместное распространение низкокачественного массового контента через многочисленные новые медиаплатформы, не слишком утруждающие себя верификацией, формируют тренд на снижение качества знаний среднего гражданина и восприятие им «псевдознаний» как реальности.

В этих условиях особую важность для человека приобретает логичность и критичность мышления, умение определять в массиве знаний нерелевантную (устаревшую) и ложную информацию. Очень важен заложенный в детские и юношеские годы базис знаний и целостное мировоззрение. И, хотя в профессиональном плане критичность мышления востребована лишь в незначительном количестве профессий, в повседневной жизни в современном информационном обществе она просто необходима – хотя бы для того, чтобы уметь разбираться в бушующем океане разнообразной информации, зачастую ложной или откровенно манипулятивной.

Но именно с этим и возникают проблемы. Современное интернет-образование и воспитание, как выяснилось, нормального базиса знаний не дают и целостное мировоззрение не формируют. В результате ученые фиксируют снижение среднего IQ населения в развитых странах, и тренд на снижение уровня интеллекта среднего индивидуума, устойчиво сохраняющийся с конца 70-х годов прошлого века, усиливается.

В 2000-х годах соответствующие исследования были проведены в Великобритании новозеландским ученым Джеймсом Флинном. Ранее он первым зафиксировал рост среднего IQ среди мужчин, родившихся до 1979 года рождения включительно, это явление было названо «эффектом Флинна». Он же обнаружил тенденцию снижения среднего IQ среди мужчин, родившихся после 1979 года (так называемый «обратный эффект Флинна»). Позднее ученые из Центра экономических исследований имени Рагнара Фриша в Норвегии полностью подтвердили выводы Флинна, изучив огромную выборку из более чем 730 тысяч норвежских призывников, и показав, что каждое следующее поколение норвежцев после 1979 года имело средний IQ ниже, чем предыдущее.

Американские исследователи, изучавшие креативность и интеллект американских школьников в динамике с помощью теста креативности мышления Торренса (используется психологами для прогнозирования способностей детей к учебе), пришли к аналогичным выводам. При этом в научной среде бытует мнение, что тест Торренса лучше отражает реальный уровень интеллекта, чем соответствующие IQ-тесты или школьные оценки.

Согласно исследованиям преподавателя педагогики в Колледже Уильяма и Мэри (Соединенные Штаты) Кюнг Хи Ким, современные дети менее креативны и интеллектуальны по сравнению со своими сверстниками 15-летней давности. Кюнг Хи Ким проанализировала 300 тысяч детских тестов за последние пятьдесят лет и выяснила, что креативность маленьких американцев с 60-х годов неуклонно росла, к 1980-м годам стабилизировалась, а дальше начала падать.

Больше всего пострадали оценки по шкале «творческой разработки». Ее значения показали у школьников самое большое снижение: 85 % американских детей в 2008 году получили более низкие баллы по этому показателю, чем в 1984-м. Шкала оценивает нестандартность мышления, способность рассматривать идеи с разных точек зрения, и это умение, как считает Кюнг Хи Ким, в значительной мере сказывается на повседневном поведении современных детей: «Дети стали менее эмоционально активными, менее энергичными и вербально активными, обладают меньшим чувством юмора, менее развитым воображением, более консервативны, они стали менее живые и страстные, менее проницательные».

Есть несколько версий происходящего (впрочем, все они являются лишь гипотезами). Преобладающая точка зрения, которой придерживаются многие психологи и педагоги, заключается в экспоненциально растущем информационном потоке, который делает детей совершенно зависимыми от информации. В последние годы большую лепту в эту негативную тенденцию внесло повальное увлечение школьников и даже дошкольников гаджетами.

Это увлечение приводит к тому, что мозг ребенка постоянно переключается с одного информационного канала на другой, с одной новости или сообщения на другое и не может сконцентрировать свое внимание на чем-то одном, предпочитая постоянно пролистывать френдленту в соцсетях типа Facebook или Instagram. Еще хуже, если школьник привыкает регулярно смотреть ленту видеороликов на Youtube. Мгновенно сменяющие друг друга одно за одним видео с разнообразным контентом «глотаются» ребенком мгновенно, но информация не успевает усваиваться, так как человеческому мозгу нужно время ее на переработку.

Все эти факторы приводят к тому, что у школьника начинает проявляться феномен функциональной неграмотности. Казалось бы, он умеет читать, писать, считать, воспринимать любую информацию, но она не задерживается в голове. И получается, что ребенок пишет смайликами, предпочитает говорить отрывистыми фразами, и зачастую ему сложно даже составить сложносочиненное предложение. Резко падает при функциональной неграмотности и способность пересказывать увиденное, читать стихи, а также снижается способность к изучению иностранных языков. Кстати, все это касается не только детей. Функциональная неграмотность может быть свойственна и вполне взрослым, сформировавшимся людям, и это становится повальным явлением.

Более того, в последние годы среди врачей и ученых все больше укореняется мнение, что неограниченное взаимодействие с гаджетами вызывает необратимые биохимические и нейрофизиологические изменения человеческого мозга. Так, например, нейробиологи из университета г. Сиань (Китай) провели исследования, по итогам которых выявили атрофию в некоторых отделах головного мозга у «информационно зависимых» пациентов. При этом атрофия была выявлена в так называемом полосатом теле мозга, которое отвечает за подавление социально неприемлемого поведения, а также в лобной доле, контролирующей стратегическое планирование и приоритеты целеполагания человека, в том числе импульсы и сигналы, подаваемые головным мозгом другим органам.

Параллельно другая команда ученых, из Республики Корея, исследовала работу головного мозга «цифрозависимых», и пришла к схожим выводам: «информационная» зависимость меняет работу мозга на химическом уровне. Результаты исследования показали, что поведение таких людей становится более импульсивным, повышается тревожность и нервозность, им становится сложно контролировать свои желания. Это позволило корейским специалистам сравнить зависимость от гаджетов с легкой формой наркомании, которую можно эффективно лечить, но делать это нужно обязательно, пока последствия не стали необратимыми.

«Развитие «телефонной зависимости» ведет к повышению концентрации гамма-аминомасляной кислоты, главного «тормоза» мозга, в передней поясной коре, и нарушению баланса между ГАМК и глутаматом, другой важной сигнальной молекулой нервной системы. Изучение этого процесса может помочь нам понять, как возникают другие виды зависимости», – объяснил механизм процесса ученый Хюн-Сук Сео из Корейского университета в Сеуле.

Исследования, подтверждающие опасность цифровых девайсов для человеческого мозга, множатся, и каждое новое лишь подтверждает предыдущие. Но, несмотря на многочисленные предостережения врачей и ученых, весь мир охватила «цифровая образовательная лихорадка». Она затронула Соединенные Штаты Америки и Китайскую Народную Республику, страны Европы и Россию, а также другие государства. Тем не менее, образовательные системы и традиции везде неоднородны: где-то, как в США или России, к полностью цифровому образованию относятся с восторгом, где-то (как, например, в Японии) с осторожностью.

В России принято решение максимально ускорить цифровизацию, поэтому, наряду с другими проектами, с недавних пор в стране реализуется федеральный проект «Цифровая образовательная среда», направленный на форсированный переход российского среднего образования на цифровые рельсы. В рамках проекта Правительство России даже приняло решение стимулировать сокращение использования рабочих тетрадей в образовательном процессе, а в перспективе, как писали СМИ, и вовсе отказаться от бумажных носителей в школе, ускоряя внедрение в образовательный процесс цифровых технологий и онлайн-обучения.

С одной стороны, образовательные реформы в России довольно проработаны, аргументации по ним предостаточно, и она широко известна. Во-первых, печатать быстрее, чем писать, и можно получать больше информации за один и тот же промежуток времени. Во-вторых, электронными конспектами удобнее делиться с одноклассниками и сокурсниками, и таким образом школьники учатся кооперации и совместному обучению. В-третьих, цифровое образование удобнее и комфортнее, чем «аналоговое», потому что всегда можно попросить учителя скинуть медиаматериалы к уроку на персональный планшет. В-четвертых, это дешевле и экологичнее, чем бесконечные тетради. Экономичность цифрового образования и здравоохранения, кстати, является одним из основных аргументов в пользу соответствующих отраслевых реформ.

Образование, здравоохранение и культура в «цифровом формате» вообще намного дешевле своих традиционных аналогов, поэтому многие страны мира постепенно приходят к отказу от офлайна там, где это только возможно, зачастую из соображений экономии. Простота организации и дешевизна удаленных учебы и лечения – важнейшие причины, по которым на онлайн-режим переходят страны и регионы с малообеспеченным населением либо низкой его плотностью даже в самых развитых странах.

В онлайн-школе не нужно содержать штатных учителей. Не нужно платить за аренду и содержание помещения. В такой школе одновременно может обучаться любое количество детей. Конечно, остаются сферы, в которых эффективно только образование через прямой контакт с преподавателем, но это скорее исключение, чем правило, а ко всему прочему, такой контакт в разы дороже онлайна. Кроме того, цифровое образование для многих еще в диковинку и, как любое новое и неизведанное, вызывает у людей ощущение причастности к чему-то сакральному, некоему во многом абстрактному и пугающему, но все же «светлому будущему».

Для широких народных масс технологии и инновации во все времена были окутаны ореолом таинственности и даже минимальная сопричастность с ними вызывала чувство фанатичного, почти религиозного восторга. Именно поэтому уже на подсознательном уровне у людей срабатывает рефлекс: все новые технологии – это однозначно хорошо, это призвано облегчить и улучшить нашу жизнь. И мы предпочитаем просто не думать о негативе и не обращать внимание на то, что нас подсознательно беспокоит. «Есть такой психологический эффект: когда вы сталкиваетесь с чем-то сложным, непонятным, масштабным и вдобавок пугающим, вы инстинктивно это игнорируете. Если верить Хокингу, Маску и множеству других уважаемых людей, искусственный интеллект – это именно тот случай», – пишет российский психолог, доктор Андрей Курпатов в книге «Четвертая Мировая Война: будущее уже рядом».

С другой стороны, некоторые исследования показывают, что качество образования в случае перехода на «цифру» падает, а успеваемость школьников в этом случае оставляет желать лучшего.

Статистические данные также однозначно указывают на то, что работа только с электронными носителями и онлайн-коммуникации с учителями и одноклассниками приводят к снижению среднего уровня образования выпускников школ, а также проблемам с коммуникативными навыками и социализацией будущих студентов.

В 2019 году родители детей, учащихся в школах штата Аризона (США), даже организовали протесты против онлайн-обучения, мотивируя его вред общим снижением качества образования, необходимостью живого общения с ровесниками и важностью корректной социализации учеников.

Годом ранее старшеклассники средней школы журналистики в Бруклине устроили акцию протеста против платформы онлайн-обучения Summit Learning. Вскоре к ним присоединились родители, и даже преподаватели стали выражать сомнения, что детям нужно высокотехнологичное обучение в каждом классе.

Как пишет «Wall Street Journal» (WSJ), в округе Балтимор, штат Мэриленд, из государственных школ штата еще в 2014 году исчезли все бумажные учебники, тетради и ручки. Было принято решение, что все ученики от детского сада до 12-го класса будут получать вместо этого ноутбук. Это произошло потому, что 6 лет назад Министерством образования Соединенных Штатов была поставлена цель достичь соотношения «один к одному» – один ребенок на один компьютер, то есть полный переход на компьютерное обучение. И эта цель в настоящий момент, несмотря на протесты учеников и их родителей, по-прежнему декларируется Министерством образования США.

За последнее десятилетие американские школы потратили миллионы долларов на различные образовательные устройства и приложения, полагая, что это поможет многим детям быстрее учиться и быть лучше подготовленными к новой цифровой экономике. Но сейчас американские школьники и их родители все больше понимают, что, если под «формированием людей нового технологического уклада подразумевается переход на электронные учебники и доски, то это профанация образования, ведущая к глобальному невежеству», – пишет WSJ.

Снижение общего уровня образования может проявляться подчас совершенно неожиданно и даже трагично. Так, падение весной 2019 года «Боинга-737 MAX» авиакомпании «Эфиопские авиалинии», которое привело к гибели 346 человек, вскрыло риски уязвимости постоянно обновляемого программного обеспечения в современных высокотехнологичных транспортных средствах. Расследование авиакатастрофы показало, что крушение произошло по вине новой интеллектуальной системы управления самолетом Maneuvering Characteristics Augmentation System (MCAS). Эта система, разработанная индийскими программистами-аутсорсерами, была создана, чтобы автоматизировать и стабилизировать управление новейшей моделью «Боинга». В частности, она при определенных обстоятельствах опускала нос самолета, чтобы предотвратить сваливание.

Как оказалось, MCAS была недостаточно проработана и очень сложно отключаема вручную. Некоторые авиаэксперты отмечали, что это могло произойти в том числе в связи со снижением общего уровня профессиональной подготовки программистов-кодеров, выполняющих аутсорсинговые задачи по разработке программного обеспечения для компаний не из высокотехнологичного сектора.

Ранее, в октябре 2018 года в Индонезии, скорее всего, по схожей причине потерпел крушение самолет аналогичной модели. Американская авиакорпорация фактически отказалась признавать ошибки разработчиков, заявив, что дистанционно обновит последнее программное обеспечение всех самолетов этой модели, в связи с чем считает проблему исчерпанной. Тем не менее, в дальнейшем «Боинг-737 MAX» был снят с эксплуатации производителем.

С пилотами в авиаотрасли, как известно, ситуация еще хуже. Дошло до того, что Управление гражданской авиации США в своем отчете, опубликованном в конце лета 2019 года, официально признало самой большой проблемой гражданской авиации снижение профессиональных навыков пилотов в связи с автоматизацией и введением новых систем безопасности, не требующих вмешательства экипажа. Управление гражданской авиации указало в отчете, что в период с 2009 по 2016 год именно пресловутый «человеческий фактор» стал причиной 92 % всех инцидентов, произошедших с гражданскими самолетами: «Когда автоматика прекращает работать надлежащим образом, пилоты без достаточного опыта ручного управления самолетом и должной подготовки могут растеряться или не иметь достаточных навыков, чтобы восстановить контроль над самолетом».

Эти примеры (конечно, очень косвенно) показывают, как может сказываться на нас с вами обвальное снижение уровня профессиональной подготовки специалистов различного профиля. Но основная претензия учащихся к новым высокотехнологичным образовательным программам заключается в том, что компьютерное обучение в принципе исключает большую часть человеческого взаимодействия – общение с учителями и дискуссии с одноклассниками, которые нужны, чтобы улучшить критическое мышление и эффективно социализироваться. Кстати, по данным «Wall Street Journal», анализ успеваемости 115 тысяч учеников в школах Балтимора до и после введения онлайн-обучения показал, что за последние 5 лет средняя успеваемость в школах округа резко снизилась.

И остается еще один, не менее важный вопрос. Кроме снижения уровня образования школьников беспокоит безопасность своих данных. Та же программа Summit Learning собирает данные, не спрашивая разрешения ни у школьников, ни у их родителей. Обучающая программа аккумулирует имена, номера телефонов, адреса электронной почты, записи о посещении, болезнях, пропусках, отчислениях, а также пол, этническую принадлежность, социально-экономический статус и внеучебную деятельность учащихся. На сайте Summit Learning сказано, что они планируют отслеживать жизнь учеников и после выпуска, что наводит на мысль о том, что вся собранная информация впоследствии обобщается и анализируется нейросетями в интересах работодателей, что может привести к предубеждениям и даже дискриминации отдельных выпускников в дальнейшем. Но это уже совсем другая история, о которой читатель узнает больше в других главах этой книги.

Безусловно, все люди разные, и компьютер пока не может полностью заменить учителя-человека, подстраивающегося и выстраивающего долгосрочные отношения с учеником. Зато он многократно дешевле учителя «из плоти и крови». Отсюда вывод: нецифровое образование, здравоохранение, культура в ближайшие десятилетия останутся, но постепенно станут привилегией только обеспеченных людей, а бедные все больше будут проводить свою жизнь перед экраном планшета, компьютера или смартфона. Если даже в одной из богатейших стран мира, Соединенных Штатах, экономический детерминизм берет свое, что говорить про развивающиеся страны.

Когда-нибудь умственное развитие каждого ребенка можно будет проследить с самого детства с помощью персонализированной системы глубинного обучения. Эта система сможет задействовать скрытые возможности и таланты ребенка, подчас невидимые учителям-людям со своими стереотипами, принципами, ограниченным, сформировавшимся мировоззрением. Современный уровень технологии пока не может достичь такой степени понимания человеческого разума, но уже сейчас попытки заглянуть «в мозг» человека предпринимаются все чаще. Ходят слухи, что тот же Facebook с помощью имеющейся огромной базы данных друзей, фотографий и лайков проводит эксперименты по созданию индивидуальной модели поведения для каждого человека на планете.

Пока же школьники всего мира предпочитают непрерывно потреблять все более простой и примитивный цифровой контент, получая удовольствие от перенасыщения своего мозга информацией, предпочтительно с ее визуализацией – так информационный поток, как известно, воспринимается проще. И это очень опасная тенденция, так как человеческое мышление, как мы уже давно знаем, совершенствуется в процессе развития, воспитания и образования ребенка. Если ребенок – «Маугли», развитое мышление такому индивидууму будет несвойственно, в отличие, например, от обостренных животных инстинктов и рефлексов, необходимых для выживания в диком мире. Если люди сами перестанут заниматься развитием, воспитанием и образованием своих детей, и, например, полностью отдадут это на откуп искусственному интеллекту, навык мышления может измениться под воздействием обстоятельств или даже безвозвратно утрачен.

В Китайской Народной Республике другие приоритеты в образовании. Плотность населения в Китае очень велика, при этом цифровизация в городах – стопроцентная. Цифровые технологии при отсутствии сдерживающих морально-этических ограничений за 15 лет превратили Китай в едва ли не самую передовую, с точки зрения социально-технологической эволюции, страну в мире. Сдерживать цифровизацию образования, в отличие от своих японских соседей, в Китае не считают нужным. Государственная политика в Поднебесной такова, что цифровизация там сейчас повсюду, причем процесс идет в основном «сверху», под жестким контролем, и это приводит к тому, что китайское общество меняется прямо на глазах.

Проблему с вероятным снижением уровня образования в учебных заведениях там пытаются ликвидировать в корне, и делают это «с китайской спецификой»: в некоторых городах КНР в учебных классах школ стали устанавливать камеры видеонаблюдения. И не просто камеры, а с системой распознавания лиц и мимики учащихся.

Нейросеть считывает мимику учеников, а затем искусственный интеллект анализирует эту информацию, оценивая поведение детей в классе. Ученики и учителя могут узнать оценки в любое время, но алгоритм работы нейросети им не раскрывают. Система распознавания лиц фиксирует семь типов эмоций: нейтральное выражение лица, счастье, грусть, испуг, злость, недоумение и удивление. Но вот что самое важное для детей и учителя: когда нейросеть решает, что кто-то из учащихся отвлекся и не слушает педагога, она отправляет ему уведомление с напоминанием о необходимости вести себя на уроке подобающим образом.

Авторы системы уверены, что она – ассистент педагога и способствует повышению качества образования в школах. Они отрицают, что нейросети собирают данные об учениках, их поведении и мимике, и категорически отвергают обвинения во вмешательстве в жизнь школьников, аргументируя это тем, что система анализирует лишь выражение лиц учеников в ответ на речь учителя, действия же учеников в течение дня никак не контролируются.

Впрочем, даже в Китае нет полного единообразия: в разных городах зачастую тестируются отличные друг от друга технологии. Так, например, в провинции Гуйчжоу видеонаблюдения в классах пока нет, но школьники получают обязательную к ношению школьную форму с GPS-датчиком (он дает возможность отслеживать перемещения 24 часа в сутки 7 дней в неделю), персональной идентификацией и привязкой к системе распознавания лиц. В случае если ребенок прогуляет урок или просто выйдет за территорию школы без разрешения, система даст звуковой сигнал. Также она среагирует, если ребенок, например, уснет на занятиях.

При этом в школах Гуйчжоу заверяют, что, хотя есть возможность отслеживать, чем занимаются учащиеся в любое время дня и ночи, «…было решено не проверять точное местоположение учеников после школы», а разработчик технологии подчеркнул, что, прежде всего, «система фокусируется на вопросах безопасности».

В России на китайский опыт смотрят с интересом. В 2019 году в российских СМИ появились сообщения, что определять успеваемость студентов в университетах с 2021 года начнет искусственный интеллект. Ожидается, что оцениваться будет не только успеваемость, но также активность на лекциях и семинарах, поведение в стенах образовательных учреждений и даже участие в общественной жизни. По информации российских СМИ, на основе оценок аналитических нейросетей руководство высших учебных заведений будет принимать решения о поощрении студентов, «дополнительном контроле» над их обучением и даже об отчислении.

Планируется, что уже в 2020 году систему начнут тестировать в нескольких государственных университетах, а в течение ближайших лет она будет распространена на все высшие учебные заведения страны. Как ожидается, это должно в значительной мере изменить образовательные процессы в российской высшей школе, поскольку алгоритмы, которыми будет пользоваться оценивающий успеваемость студентов искусственный интеллект, пока совершенно неясны. В любом случае, последнее слово будет оставаться за ректоратом.

Университетские преподаватели отнеслись к нововведению со скепсисом. Мало того, что на реализацию программы требуются немалые силы и средства, что на практике часто приводит к переносам сроков внедрения такого рода системных инноваций, в российской действительности есть еще и множество причин, по которым стратегические нововведения на местах всегда стараются отложить на как можно более поздний срок. Сторонники программы возражают, что, хотя ранее зачастую все было именно так, «цифровые» реформы последних лет (от транспортных и налоговых до внедрения многофункциональных центров получения госуслуг) показывают, что политика цифровизации, проводимая российским правительством, на этот раз принципиальна и последовательна, что не дает возможности саботировать принятые решения на местах.

Впрочем, про плюсы и минусы цифрового образования уже известно многое. А как может выглядеть цифровая старость?

В 2019 году в «The New York Times» вышел шокирующий материал колумниста газеты Нелли Боулз. Она рассказала про бедного пенсионера-рабочего Билла Ланглуа, который живет в доме для пожилых людей с низким доходом в Лоуэлле, штат Массачусетс (Соединенные Штаты Америки), и целые дни проводит в беседах с цифровым котом по кличке Сокс. На счету старика меньше 2000 долларов, и единственное, что он может себе позволить – это цифровое животное в его дешевом планшете, созданное компанией Care.Coach для некоммерческой программы помощи неимущим пожилым людям Element Care. Котом управляют операторы-аутсорсеры из Филиппин и Латинской Америки, которые разговаривают с Биллом металлическим голосом плохого автоответчика, а также иногда приводят в движение цифрового кота, который, на самом деле, является простейшей анимационной картинкой, мало двигается на экране и совсем не выражает эмоций.

Тем не менее, Билл Ланглуа рассказывает, что благодаря цифровому коту вновь захотел жить. «Я нашел что-то надежное и кого-то, кто заботился бы обо мне, и это позволило мне найти мою потерянную душу и вспомнить, как заботился о нас Господь», – говорит он.

Дешевизна и эффективность цифровой помощи, пишет Ноулз, сделала программы, подобные Care.Coach, популярными в США. Выяснилось, что пациентам с аватарами, подобными цифровому коту Соксу, требуется меньше посещений медсестер, они реже обращаются в отделение неотложной помощи и чувствуют себя менее одинокими. Так, одна пациентка, которая часто обращалась за социальной поддержкой, после появления у нее аватара стала намного реже это делать, что позволило программе здравоохранения сэкономить около 90 тыс. долларов. Все это приводит к тому, что крупнейшие страховщики Соединенных Штатов охотно внедряют в домах престарелых в стране системы, аналогичные Care.Coach.

Казалось бы, что в этом плохого? В конце концов, психологическая поддержка очень важна пожилым людям, даже если это общение с виртуальным котом. Однако Ноулз совсем не уверена в пользе цифровых коммуникаций: «Технологические компании усердно работали над тем, чтобы заставить государственные школы использовать образовательные программы, требующие, чтобы в школах был один ноутбук на каждого учащегося, утверждая, что это лучше подготовит детей к технобудущему, – пишет она. – Но сами технобизнесмены воспитывают своих детей по-другому. В Силиконовой долине время за экраном все чаще рассматривается как нездоровое. Здесь популярной начальной школой является местная Вальдорфская школа, которая обещает вернуться к естественному, почти безэкранному образованию».

Ноулз также отмечает, что богатые дети проводят все меньше времени за гаджетами, бедные – все больше. Богатые люди могут себе позволить и понимают ценность настоящего человеческого общения, предпочитая коммуникации с себе подобными и новые впечатления бессмысленному сидению за экраном. Чем больше люди проводят времени онлайн, тем больше ценится полноценный человеческий контакт в реальной жизни, и постепенно такой контакт может и вовсе стать роскошью.

Милтон Педраса, исполнительный директор Института роскоши, в комментарии для материала Н. Боулз подтверждает, что богатые склонны тратить деньги на что-то человеческое. «То, что мы ценим сейчас – роскошь человеческого участия», – признается Педраса. – Сфера образования, магазины, здравоохранение – все начинают искать то, как сделать человеческий опыт более ярким. Человек очень важен сейчас».

Как ни странно, в Соединенных Штатах все более распространенным становится мнение, гласящее, что человек, получающий товары и услуги в основном онлайн, социально неуспешен. Стоимость офлайнового человеческого контакта постоянно растет и будет продолжать расти: ведь самое главное у человека – это время, которое он может и должен проводить в общении с себе подобными. В будущем только успешные и обеспеченные люди смогут позволить себе живое человеческое общение без каких бы то ни было ограничений.

Цифровизация коммуникаций и снижение интенсивности живых человеческих контактов приводит к новым, совершенно незнакомым ранее явлениям в современном мире. Немецкая «Die Welt» пишет о все большем распространении среди граждан развитых стран аутосексуализма (любви к самому себе). При этом речь не идет об обыкновенном нарциссизме: как утверждает журналист газеты Сабина Винклер, «мы говорим о настоящем любовном опьянении: бабочках в животе, биении сердца, беспокойстве».

Особенно это явление становится распространено среди западных женщин. Многие из них, как пишет Винклер, стали «сами себя приглашать в кафе, гулять сами с собой, и нежиться в ванной в одиночестве». Некоторые даже требуют законодательно разрешить выходить замуж или жениться на самом себе, но пока это не разрешено ни в одной из стран мира.

Про то, что знакомства и общение людей сейчас происходят в основном в сети, и говорить не стоит. Исследователи из Стэнфордского университета во главе с Майклом Розенфельдом выяснили, как знакомились гетеросексуальные пары, желавшие завести отношения, в Соединенных Штатах Америки 40 лет назад и сейчас. Исследование показало очевидную тенденцию.

В 1980 году пары предпочитали традиционные способы знакомства в следующих обстоятельствах: 34 % – через друзей, около 20 % – посредством семьи, 19 % – на работе или через рабочие контакты, 19 % – в барах и ресторанах, 13 % – в школе. Познакомиться в интернете тогда было просто невозможно. Однако уже в 2017 году онлайн-сервисы в значительной степени вытеснили романтические отношения «в реальном времени».

Процент познакомившихся онлайн в 2017 году в США составил порядка 39 %, еще 27 % американцев познакомились в ресторанах и барах. Остальные способы знакомства стали заметно менее популярны. Через друзей в том же году познакомились 20 %, на работе – лишь 11 %, благодаря семье – 7 %, в школе – 5 %. Соседские контакты, знакомства в колледже или в церкви (да-да, еще в 1940 году в церкви знакомилось целых 11 % американцев!) составили менее 5 % каждый.

При этом ученые отметили, что тенденцию к снижению показывают абсолютно все варианты знакомства, кроме онлайн и «барно-ресторанного» способа. Ведь образ жизни современной молодежи довольно однообразен: при средних 5–6 часах в день, проводимых за экранами своих смартфонов, сложно даже увидеть кого-то за пределами гаджета, не то, что познакомиться. Плюс, конечно, гораздо проще кинуть смайлик или привлекательную фотку кому-то понравившемуся в соцсети, нежели прилагать усилия, тратить деньги и немалое время на иные способы знакомства. Столь сильное желание не выходить из зоны комфорта и не прилагать никаких особенных усилий, чтобы найти свою вторую половинку, во многом вызвано все более распространяющимся «цифровым инфантилизмом».

Британо-венгерский социолог Фрэнк Фуреди указывает на еще одну новую черту поведения миллениалов (уже после того, как гетеросексуальная пара создана и ожидает прибавления семейства). Он называет ее paranoid parenting, или параноидальное родительство. Так он назвал тенденцию, изученную им в первой половине 2010-х годов, отметив, что с недавних пор она стала носить массовый характер. Во время своего исследования Фуреди обнаружил, что большинство современных молодых родителей очень не уверены в себе, постоянно обеспокоены вопросами здоровья и воспитания ребенка, поэтому сутками ищут в сети информацию, которая могла бы быть им полезной. При этом получаемая ими информация не всегда соответствует действительности, более того – иногда сведения, почерпнутые из разных источников, даже противоречат друг другу.

Данные Google по поисковым запросам подтверждают опасения венгерского социолога. Родительская тревожность в развитых странах год от года растет, а жизнь родителей после рождения ребенка становится однообразной и крутится только вокруг их чада. Родители-миллениалы буквально тонут в огромном потоке информации из интернета и соцсетей. Причем прежде чем получить нужные данные, им часто приходится отсеивать большое количество шлака и откровенных фейков, ложной или рекламно-манипулятивной информации. Чтобы справиться с этим огромным, зачастую искажающим реальную картину мира потоком данных, человеческий мозг пытается экономить силы и время, предлагая решения, которые на поверку оказываются в корне неверны (в пример можно привести набравшее сегодня значительную силу движение антипрививочников). Такие решения называют когнитивными искажениями, и они – прямое следствие прогрессирующей тревожности и жизни в перманентном состоянии беспокойства и стресса.

Однако «параноидальное родительство» – все-таки далеко не самая распространенная негативная тенденция среди современной молодежи, появившаяся вследствие перемещения жизни человека в интернет. Гораздо опаснее, по мнению специалистов, захлестнувшая многие развитые страны «культура виктимности». В классическом понимании термин «виктимность» означает «склонность стать жертвой преступления», но в психологии и социологии он используется шире, обозначая скорее что-то вроде «культа жертвы», желания обвинить других во всех своих бедах, что, конечно, часто бывает обосновано жизненным опытом конкретного индивидуума.

Почему такое поведение стало столь распространено среди молодежи в развитых странах? Причин немало. Одна из них – это уже упоминавшееся «параноидальное родительство», гиперопека отца и матери над своими детьми. Современная молодежь более инфантильна, чем предыдущие поколения, дольше живет с родителями, меньше общается в реальной жизни со сверстниками и позже взрослеет, а это накладывает отпечаток на всю картину мира. Но после ухода из-под родительской опеки все тяготы взрослой жизни одномоментно ложатся на плечи «вчерашних детей», и это вызывает у них обиду на весь мир, боязнь ответственности, а иногда и настоящий «комплекс жертвы».

Среди других причин исследователи «культуры виктимности» Джонатан Хайдт и Грег Лукьянов в своей книге «Изнеживание американского разума» отмечают также нарастающую политическую поляризацию, рост тревожности и депрессии среди подростков и молодежи, минимизацию игровых контактов детей в реальной жизни, а также обостренное чувство социальной справедливости.

А ведь современный мир намного безопаснее, чем 100, или даже 50 лет назад. В развитых странах люди почти не видят смерти на улицах, нечасто сталкиваются с крайней дискриминацией, и даже детские площадки – просто оплот безопасности. Горки, на которых нельзя упасть и расшибиться, совсем не похожи на места для игр целых поколений детей прошлого, а ведь это были заброшенные здания, грязные гаражи и улицы, полные автомобилей. Что же случилось?

Во многом проблема в том, что родители приучают детей с раннего возраста воспринимать мир как прекрасное и безопасное место, а когда те взрослеют, то сталкиваются с несправедливостью, конкуренцией и рыночной экономикой. Многие потом от разочарования уходят в депрессию или страдают тревожностью, некоторые начинают отстаивать свое право на собственный замкнутый мир и стремятся к социальной справедливости в отдельно взятой ячейке общества.

По мнению Хайдта и Лукьянова, все это приводит к тому, что сейчас в развитых странах, в первую очередь, в Соединенных Штатах, все более распространяется крайняя форма политкорректности – идеология «сейфтизма» (от слова safety – безопасный), которая гласит, что людей, даже взрослых, нужно защищать от любого дискомфорта и несогласия, поскольку несогласие часто фактически является микроагрессией, оскорблением и вызывает у человека чувство дискомфорта или даже сильный стресс.

Американские социологи Брэдли Кэмпбелл и Джейсон Мэннинг в своих исследованиях приходят к аналогичному выводу. В культуре виктимности любой конфликт или даже выражение мнения, с которым человек не согласен, часто рассматривается как проявление угнетения и социальной несправедливости. При этом в таких случаях работает правило «если ты почувствовал себя оскорбленным – значит, оскорбление действительно произошло». Но, что самое поразительное, сторонники «сейфтизма» любое другое поведение, кроме как агрессора или жертвы, не рассматривают в принципе. Третьего не дано, а если кто-то пытается отрицать столь «очевидный» факт, он занимается обесцениванием и виктимблеймингом (несправедливым обвинением жертвы в провокации агрессии).

Психолог Стив Мараболи уверен, что «мышление жертвы» ослабляет потенциал индивидуума и негативно сказывается на всей взрослой жизни человека. «Не принимая личную ответственность за обстоятельства своей жизни, мы значительно снижаем нашу способность их изменить», – пишет он. Это неудивительно: ведь для человека «культуры виктимности» каждый контакт с другим членом социума воспринимается как потенциальная угроза, то есть событие, которого стоит по возможности избегать. Такое отношение к окружающим другие люди, конечно, чувствуют, и это негативно отражается на жизни человека, ассоциирующего себя с «жертвой».

Конечно, защита от оскорблений – это правильно и важно. Но, как известно, «невозможно оскорбить того, кто сам не хочет оскорбиться». В итоге в современном обществе сейчас распространяется совсем другая тенденция: «оскорбительным» постепенно начинает считаться все, что угодно. В некоторых американских университетах даже вопрос «откуда ты?», заданный афроамериканцу или азиату, теперь считается микроагрессией, потому что якобы может подразумевать, что приезжему «здесь не место».

Как следствие, коммуникации в обществе затрудняются, так как коммуницирующие общаются очень осторожно, постоянно опасаясь хоть чем-нибудь задеть друг друга. Это понимают и сами граждане. Так, по данным американского Института Катона, 71 % жителей США считают, что политкорректность и сейфтизм затрудняют коммуникации и дискуссии вокруг важных проблем, что необходимо для нормального функционирования любого социума.

Получается, что политкорректность, принятая обществом ради решения ряда социальных проблем, не только не решает их, а, скорее, усиливает. Хайдт и Лукьянов отмечают, что за последние десять лет количество попыток сорвать лекции неугодных спикеров или отозвать приглашения выросло в три раза, а за высказывания или неосторожные шутки, которые раньше никому не показались бы оскорбительными, университетских преподавателей увольняют и травят в социальных сетях.

Впрочем, исследование Хайдта-Лукьянова и подобные ему вряд ли можно считать мейнстримом. Политкорректность и борьба за гендерное равноправие распространены повсюду в демократических странах, и это проявляется повсеместно, хотя иногда происходят и курьезные случаи. Так, газета «Financial Times» в 2019 году добавила в административную панель своего сайта сервис, алгоритмы которого анализируют текст статьи и предупреждают журналистов, что в публикации слишком много цитат от мужчин (сейчас в «Financial Times» соотношение цитат мужчин и женщин около 80 % к 20 %). Проблема в том, что среди экспертов-финансистов женщин в принципе значительно меньше, чем мужчин. Однако, это не было принято разработчиками сервиса во внимание, особенно учитывая тот факт, что, по статистике, женщины кликают на статьи с изображением женщин чаще, чем на статьи с цитатами мужчин.

Иногда все это приводит к неожиданным, подчас противоположным, результатам. Bloomberg отмечает, что в последнее время, чтобы не испортить себе карьеру из-за обвинений в харрасменте, многие американские «белые воротнички» были вынуждены изменить свою модель поведения. Они стали избегать женщин на работе, перестали селиться рядом с ними в отелях во время командировок, стараются не выбирать себе места в самолете рядом с женщинами. Менеджеры американских корпораций даже не приглашают их, как раньше, пообедать или поужинать, чтобы обсудить какие-то дела или просто послушать офисные сплетни. И, как пишет Bloomberg, эта искусственная изоляция стала негативно сказываться на карьерах милых дам.

По наблюдениям журналистов, карьерный рост женщин в США замедлился после жестких публичных кампаний типа #metoo, скандального дела Харви Вайнштейна и вала аналогичных судебных дел «за сексуальные прегрешения давно минувших лет». Вице-президент Соединенных Штатов Майкл Пенс выразился по этому поводу однозначно: «Я избегаю обедать наедине с любой женщиной, кроме своей жены».

Подобная ситуация может начать косвенно влиять и на снижение рождаемости, так как все большее число обеспеченных людей предпочтут «отсутствие рисков в одиночестве». Журналисты Bloomberg приводят мнение одного из американских топ-менеджеров, пожелавшего остаться неназванным: «…Даже просто нанять женщину на работу в наши дни – это риск с неизвестными последствиями».

Подливает масла в огонь взаимоотношений полов и Facebook, недавно опубликовавший новые правила поведения в соцсети. Теперь в Facebook запрещены откровенные фотографии, упоминания секса или намеки на него (в пример приводится невинная с виду фраза «хочу развлечься сегодня вечером») и любые предложения сексуального характера. Решать, какой именно контент подпадает под данные категории, будут модераторы. Вслед за Facebook идет Instagram, и таких примеров становится все больше.

Только представьте себе, какой будет спрос в случае массового выхода на рынок человекоподобных машин. Учитывая вышеописанные тренды, общество, безусловно, оценит удобство «безрисковых социальных коммуникаций». Ведь робот никогда не заявится к бывшему партнеру с адвокатами и никогда не обвинит в харрасменте (неважно, женщина вы или мужчина).

Конечно, о жертвах насилия нужно заботиться, а расизм, социальное и гендерное неравенство действительно существуют и довольно распространены даже в современном мире. Но, по меткому выражению писателя и философа Григория Померанца, «дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое и правое дело». К тому же, как читатель уже мог убедиться, мир подчиняется исключительно законам социально-технологической эволюции, вне зависимости от воли людей, и справедливым на самом деле его назвать сложно. В том числе поэтому попытки оградить всех и вся от «оскорблений и дискомфорта» зачастую принимают откровенно комические формы.

Летом 2018 года на странице Фламандского региона Бельгии в Facebook были выложены несколько картин местного художника XVI века Питера Пауля Рубенса. Как и большинство картин классика, они содержали изображение полуобнаженной женской натуры – во времена Ренессанса это никого не оскорбляло, и Рубенс не мог знать о том, что в XXI веке правила социальных сетей будут запрещать размещение подобных изображений. Однако сотрудники соцсети сочли такой контент оскорбительным и провокационным и удалили картины с официальной страницы региона, чьей гордостью по праву считается великий художник.

Такая неприкрытая цензура вызвала скандал. Фламандское бюро туризма написало открытое письмо главе Facebook Марку Цукербергу и даже сняло юмористический ролик, в котором высмеяло правила соцсети. «Груди, ягодицы и херувимы Питера Пауля Рубенса считаются неприличными. Не нами, а вами. Несмотря на то, что мы втайне смеемся над этим, ваша культурная цензура весьма осложняет нашу жизнь», – заявили фламандцы в письме основателю высокотехнологичной корпорации.

Смех смехом, но, как написала бельгийская газета «Brussels Times», у бюро туризма, которому принадлежали страницы в соцсети, был утвержденный план по продвижению фламандской культуры и привлечению туристов в регион. Этот план предполагал публикацию в Facebook картин знаменитых художников XV–XVII веков – Рубенса, Ван Дейка и Брейгеля. Однако, несмотря на скандал, социальная сеть отказалась идти навстречу фламандцам. В итоге директор бюро Питер де Вильде был вынужден констатировать, что с нынешними правилами Facebook рассказывать о фламандской живописи просто невозможно, так как соцсеть все равно продолжит удалять посты.

Получается, что ради мифической «политкорректности» социальная сеть ограничила в правах целый регион, культурная жизнь которого неразрывно связана с творчеством Рубенса и других фламандских живописцев. Более того, невозможность использовать изображения полотен знаменитых художников в PR-кампании, скорее всего, нанесла фламандскому региону вполне конкретный экономический ущерб. А есть еще и моральный ущерб: ведь Рубенс, Ван Дейк и Брейгель – гордость Бельгии. Разве такое отношение к истории и культуре целого региона не унижает и не оскорбляет его жителей?

Вообще к обнаженной натуре и, соответственно, сексу в цифровом мире отношение довольно специфическое. Тотальная прозрачность и культура виктимности предполагают, что любой контент, выложенный в сети, может попасться на глаза, например, несовершеннолетнему или адепту какой-нибудь религии, которого изображение обнаженной женщины доведет до депрессии.

Это не то чтобы табуирует тему, но, по крайней мере, требует относиться к теме секса в цифровом обществе с осторожностью: ведь если уделять этому слишком много внимания, уже и до харрасмента рукой подать.

Возможно, поэтому в развитых странах показная сексуальность становится все менее модной, как и привычные в начале XXI века стандарты красоты. Показная скромность, желание «казаться таким, какой ты есть» на фоне пропаганды бодипозитива (позитивного отношения к своему телу вне зависимости от его параметров) приходят на смену свободе нравов и самовыражения.

Это, кстати, находит свое отражение и в чисто экономических проявлениях. Так, «Wall Street Journal» в 2018 году рассказал читателям о падении продаж бренда стильного нижнего белья для женщин Victoria’s Secret и о снижении капитализации ее материнской компании более чем на 40 %, озаглавив материал «Sex isn’t selling», то есть «Секс [более] не продает». Журналисты отмечают, что бренды, эксплуатирующие сексуальность – Playboy, Agent Provocateur, теперь Victoria’s Secret – один за другим теряют долю рынка или даже банкротятся, а спрос на их продукцию становится все менее стабильным (продажи бюстгалтеров «пуш-ап», например, в Европе и США упали вдвое за последние несколько лет). Шоу-акции этих брендов, ранее бывшие сверхпопулярными, отменяются, как показы Victoria’s Secret осенью 2019 года, или, в лучшем случае, проводятся в урезанном формате. Женщины стали предпочитать комфорт и практичность стремлению «выглядеть лучше, чем есть на самом деле». В конце концов, для особо зацикленных на красоте есть фотошоп.

С другой стороны, многообразие вариантов в тех же социальных сетях или на сайтах знакомств настолько велико, что свобода отношений и выбор кажутся безграничными. Однако мы помним, что в таких ситуациях выбор часто бывает невозможным, так как всегда кажется, что каждый следующий контакт и партнер будет лучше предыдущего. Вот и ходят девушки и парни на свидания за чашкой кофе как на работу, только никакого удовлетворения им эта «работа» не приносит.

Тем более что конкуренция очень сильная, потому что людям теперь приходится бороться за внимание партнера не только с другими homo sapiens (причем со всего мира), но и с различными «самоудовлетворяющими» устройствами. Так, например, японцы недавно изобрели целую систему, состоящую из шлема виртуальной реальности Oculus Rift, облегающего костюма, стимулирующего тело, искусственной женской груди, реагирующей на прикосновения, и, конечно, классического стимулятора-мастурбатора. Система, изначальная цена на которую была установлена в 400 долларов, вызвала ажиотажный спрос у потенциальных потребителей, несмотря на то, что стоимость ее по меркам подобных устройств была довольно высокой.

Впрочем, есть варианты и подешевле. А если совсем уж жалко денег и фантазия позволяет, можно обойтись одним стимулятором. Тем более, что современные устройства такого типа, выпускающиеся как для женщин, так и для мужчин, по отзывам, могут обеспечить оргазм всего за 2–3 минуты. Это же какая экономия времени и денег!

Если денег совсем нет, можно обойтись просто бесплатной порнографией в интернете. В современном мире интернет-развлечения такого рода стали настоящим бедствием: как гласит исследование компании OnePoll, на просмотр порнографии британские подростки в возрасте от 13 до 18 лет тратят примерно 1 час 40 минут в неделю! А замужние женщины называют постоянный просмотр порнографии своим супругом поводом для развода – причем иногда даже более весомым, нежели, скажем, нечастые супружеские измены.

А ведь не за горами время, когда промышленность начнет выпускать недорогих секс-роботов для массового потребителя. Кстати, учитывая тот факт, что благодаря искусственному интеллекту такие роботы смогут не только заниматься сексом, но и общаться, готовить еду, убирать дом и даже понимать человека лучше, чем любой другой обыкновенный «человек разумный», кого вы предпочтете, если такая возможность выбора будет у вас? Человека или человекообразного робота?

Между прочим, 27 сентября 2019 года в России уже стартовали продажи человекообразного робота Robo-C, внешность которого делается под заказ и может быть абсолютно любой, в том числе и копией, например, безвременно ушедшего близкого человека. «Сын погиб более года назад, и отец не может смириться с его потерей. Чтобы восполнить свою душевную пустоту, он обратился к нам, чтобы создать его копию – лицо по имеющейся технологии и нейронную сеть для общения, обученную на фразах его сына», – рассказывает об одном из потенциальных клиентов компании директор по развитию компании-производителя Robo-C Олег Кривокурцев.

Компания заявляет, что «робот представляет собой полностью антропоморфную машину», то есть Robo-C может двигать глазами, бровями, губами и всеми мышцами лица. Антропоморфный робот с искусственной кожей выглядит абсолютно реалистично, воспроизводит около 600 вариантов микромимики человека, может поддерживать разговор, исходя из заложенных в него персональных параметров, отвечать на вопросы, даже шутить – то есть вести себя так, как вел ушедший близкий человек.

«Антропоморфный робот сможет снять барьер в человеко-машинном взаимодействии и заменить ряд сотрудников в местах повышенного скопления людей – на почте, в банках или муниципальных учреждениях. К тому же представьте, что точная копия Майкла Джордана будет продавать баскетбольную форму, а Александр Пушкин – читать собственные стихи в музее», – гордится своим детищем в пресс-релизе создатель Robo-С компания Promobot. Правда, стоит такое удовольствие пока очень недешево – от 1,2 до 3 миллионов рублей за машину.

Неудивительно, что на Западе всерьез заговорили о введении в перечень современных «сексуальных идентичностей» нового гендера – цифросексуала. Предполагается, что это люди, которые нуждаются в сексуальном взаимодействии лишь с помощью современных цифровых технологий и не испытывают желания общаться с себе подобными (неважно, речь идет о противоположном поле или нет). Индустрия предоставляет для них огромное количество возможностей: секс-боты, игрушки, оснащенные искусственным интеллектом, погружение в виртуальную реальность и роботы, полностью похожие на человека как внешне, так и на ощупь.

Согласно исследованию журналистов британского журнала BMJ Sexual & Reproductive Health, о котором пишет А. Курпатов в своей книге «Четвертая мировая война. Будущее уже рядом», 49 % живущих на «Туманном Альбионе» мужчин готовы вступить в отношения со «сверхреалистичным» антропоморфным роботом, вопрос только в цене. Пока что стоимость хороших секс-роботов во всем мире сопоставима со стоимостью уже упомянутого нами Robo-C (десятки тысяч долларов), но снижение себестоимости такого «товара» – лишь вопрос времени и масштабов спроса.

Английский футуролог Йен Пирсон убежден, что уже в 2020-х годах многие люди на планете начнут менять биологических сексуальных партнеров на антропоморфных. Аргументация Пирсона очень серьезная: он утверждает, что от человекоподобных машин можно будет получать больше удовольствия, они смогут обеспечивать удобство и комфорт дома, и, как только искусственный интеллект таких роботов достигнет определенного уровня, общаться с ними будет интереснее, чем с некоторыми людьми. Пирсон считает, что не будет проблемой предложить клиенту «настраиваемую личность с тем багажом, который он хочет», да и секс с машиной «проще, безопаснее, чаще и гораздо приятнее».

Производители антропоморфных машин уже расхваливают свою, пока еще не созданную, продукцию на все лады. «Клиент может создать из куклы такую личность, которую только пожелает: если захочет, чтобы она была умной – она будет, не захочет – не будет, если захочет, чтобы она была застенчивой – кукла будет стесняться», – говорят они.

Впрочем, как и сейчас, в будущем станут возможны самые различные варианты получения удовольствий. Уже совсем скоро будет доступна возможность получения оргазма с помощью прямой стимуляции мозга электродами, и не факт, что это будет менее приятно, чем занятие сексом с антропоморфной машиной. А вот денег и, самое главное, времени, такой способ получения удовольствия сэкономит много.

Кстати, время – самое ценное, что будет у человека в будущем. Скорее всего, деньги в процессе социально-технологической эволюции будут постепенно утрачивать свою былую ценность (об этом читатель подробнее прочтет в следующих главах), поэтому именно время станет главным ресурсом, который будет у человека.

Термин, когда время конвертируется в деньги почти напрямую, получил название «экономика внимания», а высокотехнологичные корпорации или, к примеру, блогеры-инфлюенсеры (блогеры, имеющие значительное влияние на аудиторию) только и ждут, чтобы завладеть каждым часом, каждой минутой вашего драгоценного времени, проведенного в интернете.

Внимание не всегда непосредственно конвертируется в деньги, но оно однозначно подразумевает это. Внимание в сети исчисляется количеством времени, проведенного на тех или иных ресурсах, а, значит, количеством просмотренной рекламы, что в итоге трансформируется в покупки реальных товаров и услуг.

Это приводит к тому, что все участники рынка цифровой экономики (социальные сети, поисковики, маркетплейсы, видеосервисы, приложения, медиа, блогеры-инфлюенсеры) конкурируют друг с другом за те 6–8 и более часов, которые пользователь проводит в сети. Опять получается в некотором роде конкуренция всех со всеми, а на таком высококонкурентном рынке, как говорится, «все средства хороши». Вот и идут в ход самые разные способы привлечения внимания – от разнообразных PR-кампаний и скандальных инфоповодов (этим грешат медиа) до различных бонусных программ и даже технологических новинок, позволяющих «задержать» пользователя у себя на ресурсе, или «в своем контуре», как выражаются менеджеры высокотехнологичных корпораций.

Такие возможности, как правило, доступны только крупнейшим игрокам на рынке, и у них это неплохо получается. Так, например, российский поисковик и глобальная IT-корпорация Yandex вслед за своим «старшим братом», компанией Google, в рамках своего «контура» сумела разработать и запустить огромное количество сервисов – Яндекс. Карты, Яндекс. Афиша, Яндекс. Пробки, Яндекс. Недвижимость, Яндекс. Погода, Яндекс. Музыка и другие общим количеством более пятидесяти. Одним из последних достижений Yandex стал сервис Яндекс. Дзен, «платформа для рекомендации контента», захватившая внимание миллионов российских граждан по всей стране.

Идея Яндекс. Дзен состоит в том, чтобы пользователь сервисов Яндекс мог бы не искать нужный ему контент в сети или поисковике, а получать его напрямую на главную страницу своего браузера, которой у многих российских граждан является именно Яндекс. Причем рекомендуется контент согласно персональным предпочтениям каждого пользователя. Роботы Яндекса анализируют все страницы, на которые заходит пользователь, а Яндекс. Дзен рекомендует ему именно контент того типа, что заинтересовывал человека ранее. Если пользователь любит читать политические новости, ему будет выдаваться в рекомендованном политика, если исторические материалы – сервис подберет ему нужные публикации, если скандалы и «желтые» новости – нет проблем, такой контент в сети тем более в избытке. На страницах, где размещаются рекомендованные материалы, безальтернативно присутствует только один рекламный сервис – Яндекс.Директ, что позволяет российской корпорации монетизировать внимание пользователя, не откладывая это дело «в долгий ящик», попутно вытесняя традиционные медиа с рынка.

Про вытеснение традиционных медиа читатель подробно сможет прочитать в главе 7 части II. Здесь же стоит сделать акцент на том, что желание высокотехнологичных корпораций держать внимание всех пользователей в своем «контуре», учитывая почти безграничные финансовые, кадровые и, соответственно, технологические возможности IT-конгломератов, приводит к еще большей монополизации «рынка человеческого внимания». Так, например, в Соединенных Штатах Америки сложилась устойчивая дуополия – уже в 2016 году Google и Facebook занимали более 63 % рекламного рынка США, более 72 % мирового рынка онлайн-рекламы (без учета Китая) и получали более 90 % (!) выручки, поступающей на рынок от новых рекламодателей.

Логично, что гигакорпорации-монополисты, которые уже сейчас играют в жизни государств и их граждан роль, наверное, более значительную, чем любая естественная монополия настоящего или известные монополии прошлого (например, американские тресты начала ХХ века), должны платить за внимание людей всего мира значительно больше. И, скорее всего, рано или поздно политики будут вынуждены начать обсуждение непростого вопроса: почему такие гиганты, как Google, Apple, Amazon и Facebook, вообще принадлежат частным лицам? Ведь эти компании зарабатывают триллионы практически на всем населении планеты без исключения.

И если уж не получается разделить этих монстров согласно антимонопольному законодательству, общественная или государственная собственность на гигакомпании как «объекты критической инфраструктуры» была бы лучшим выходом из ситуации. В идеальном варианте каждый гражданин мог бы получить долю в Amazon, Facebook или Yandex без возможности ее продажи, но с неким переменным доходом в виде дивидендов на эту долю.

Учитывая технологические возможности корпоративных монстров, их роль в повседневной жизни граждан будет лишь увеличиваться, как и масштабы использования «больших пользовательских данных». Уже сейчас проще представить себе жизнь в России без «Газпрома» или «Российских железных дорог», чем, например, без того же Яндекса. Насколько всеобъемлющим станет влияние высокотехнологичных корпораций на нашу жизнь в следующем десятилетии, остается лишь догадываться.

Кстати, человеческое внимание, как и время – ресурс небезграничный. Потребление контента во всем мире росло очень быстрыми темпами с начала эры «экономики внимания» (вторая половина 2000-х) до 2018 года, в котором достигло своего пика. Но, по последним данным американских исследовательских компаний, потребление информации в обществе в 2019 году не только перестало расти, но даже начало незначительно снижаться, и единственные каналы, временные затраты на потребление которых в настоящее время растут – это цифровое видео и мессенджеры, а также технологии виртуальной и дополненной реальности. Они отбирают время пользователей у социальных сетей.

Ограниченность даже такого ресурса, как совокупное время пользователей, натолкнула государственные органы в некоторых странах на мысль о необходимости учета общего количества внимания, которое в интернете проще всего вычислять, централизованно измеряя и контролируя пользовательский трафик.

В России тоже обсуждают идею создания государственной системы учета трафика – в том числе для того, чтобы знать, какой именно контент потребляют граждане в сети. Имеющиеся в открытом доступе данные, по мнению экспертов, недостаточно точны, у разных измерителей они могут отличаться на десятки процентов.

Власти заявляют, что главной целью системы, если она появится, станет «учет показов российского медиаконтента», создание которого финансирует и поддерживает государство, а также сбор информации для более точного таргетирования рекламы. Многие ожидают, что благодаря единой системе учета трафика налогообложение интернет-рекламы станет более точным и эффективным.

Сейчас, по некоторым данным, до 30 % рекламы в интернете размещается с нарушениями, а налоги платятся частично или не платятся вовсе. Полный контроль над количеством показов рекламы в интернете, если его удастся осуществить, даст бюджету миллиарды рублей дополнительных бюджетных поступлений.

И тут возникает вопрос: если, благодаря современным цифровым технологиям, можно рассчитать с высокой точностью показатели человеческого внимания, то, наверное, возможно рассчитать и все остальное? Наверное, можно заложить в программу всю мировую экономику, проконтролировать действия и логику каждой компании, перемещения каждого человека, его действия, поступки и… даже мысли?

Ученые дают на этот вопрос однозначный ответ: возможно. И, в соответствии с третьим принципом социально-технологической эволюции, если технология открыта, она будет внедрена. Пусть не сразу, не везде, постепенно. Но направление движения задано. И к тому же полный контроль, осуществляемый объективным и неподкупным искусственным интеллектом – это, казалось бы, так удобно и комфортно для всех…

Страшные террористические акты 11 сентября 2001 года перевернули мир. Они показали, что «конец истории» по Фрэнсису Фукуяме вовсе не наступил, а человечеству еще есть чего бояться. Невероятные по своему масштабу теракты вызвали к жизни самые темные и глубокие страхи и жесткую реакцию крупнейших мировых держав. И, в логике социально-технологической эволюции, эти события произошли незадолго до важнейших технологических открытий нулевых годов, возможно, послужив одним из импульсов технологического прорыва 2000-х. Всего несколькими годами позже 9/11 появилась технология Big Data, позволяющая учитывать и контролировать абсолютно все на свете путем записи и анализа бесконечно больших объемов информации, появился мобильный интернет, давший возможность устанавливать местоположение по точке входа в сеть любого гражданина с телефоном в руке. В конечном итоге все это привело к возможности идентификации любых действий каждого пользователя сети.

Говоря так, мы намеренно не учитываем хакеров-профессионалов, которые могут скрывать свои следы в интернете, тем более что сохранять анонимность в сети бесконечно невозможно даже им. Любого хакера при определенных усилиях соответствующих служб раньше или позже можно идентифицировать. Также мы не учитываем пользователей VPN и прочих анонимайзеров: во многих странах мира технологии анонимизации уже поставлены вне закона, и использование их карается очень строго. Например, в Объединенных Арабских Эмиратах человеку, заходившему в сеть через VPN, может грозить уголовное преследование и даже реальный шестилетний срок. Желание рисковать при наличии таких законов сразу пропадает у большинства пользователей интернета, а в ближайшей перспективе анонимный выход в интернет станет в принципе невозможным: если уж появились технологии таргетирования рекламы на конкретного пользователя, отслеживать его незаконные действия в сети с помощью подобных алгоритмов будет несложно.

Теракты 9/11 наглядно показали, что «общество всеобщего благосостояния», в какой-то момент достигнув пика своего развития, вовсе не стало обществом доверия и любви. Именно эти ужасные события стали катализатором процессов, которые в итоге привели к тому, что свободы в мире стало ощутимо меньше, а интересы отдельного гражданина все чаще стали приноситься в жертву «общественному благу». Но могло ли быть иначе, если появились технологии, которые позволяют знать о каждом человеке все, и технологии, которые позволяют эти знания систематизировать и анализировать, причем в неограниченных объемах?

Как только стало понятно, что появление этих высоких технологий неизбежно, незаметно открылось «Окно Овертона».

Все то, что еще недавно было вполне нормальным во всех странах мира и даже превозносилось как «оплот свободы и независимости человека» (коммерческая, налоговая, банковская тайна, а теперь уже медицинская тайна и даже тайна частной жизни), как-то вдруг стало почти повсеместно старомодным и во многом неприемлемым. В обществе вдруг укоренился тренд на полную открытость и прозрачность, а стандартная просьба «Докажите происхождение ваших средств» сделала немодной даже презумпцию невиновности. В современном мире гражданин сам должен объяснять, откуда у него деньги, на какие средства куплена недвижимость, был ли он активным участником несанкционированного протеста или просто проходил мимо, случайно оказавшись в ненужное время в ненужном месте, когда его лицо зафиксировала камера видеонаблюдения. Коммерческие компании должны сами обосновывать экономическую логику своих сделок налоговой службе, а водитель – доказывать мировому судье, слушающему дело «о превышении скорости», что видеокамера была сломана, а скорость, условно, в 149 км/ч на данном участке в принципе невозможна.

При этом никто не может толком объяснить простым гражданам, почему то, что еще недавно считалось таким же естественным, как и базовые потребности, вдруг стало общественно порицаемым деянием, а иногда и просто табу. Например, запрет проносить через контрольно-пропускные пункты в аэропортах напитки, аэрозоли и прочие жидкости в бутылках и флаконах свыше 100 миллилитров давно признается всеми избыточным, но об отмене его речь не идет. А кто-нибудь может объяснить, почему в «старушке Европе» уровень преступности, несмотря на все высокие технологии безопасности, не только не снизился, но даже вырос за последние 10–15 лет?

Российская Федерация во многом идет своим собственным, отличным от Европы путем. Но Россия точно так же развивается по законам социально-технологической эволюции с поправкой на свои локальные особенности. Поэтому (и тут не нужны какие-то особые объяснения), если технологии появились, они внедряются. Но особенно быстро внедрение происходит, если благодаря инновациям можно получить выгоду – как минимум сократить издержки, в том числе и путем жесткого учета и контроля.

Именно массовое сокращение издержек и тотальный учет и контроль всего, что можно проконтролировать, стали возможными благодаря цифровизации. И в обществе, похоже, существует консенсус в отношении того, что по выбранному пути нужно двигаться дальше, а все происходящее необратимо.

В последние годы Россия уверенно движется по выбранному «цифровому» пути развития, неожиданно быстро оставив позади западных конкурентов и уступая разве что Китайской Народной Республике. Однако некоторые специалисты считают, что нужно двигаться еще быстрее, а для этого снять все, в том числе последние оставшиеся барьеры. Так, например, как писали российские СМИ, в 2019 году рабочая группа при АНО «Цифровая Экономика» разработала законопроект, радикально меняющий регулирование всех видов профессиональных тайн – налоговой, банковской, медицинской и даже тайны связи.

В законопроекте предполагалось разрешить банкам, медицинским клиникам и сотовым операторам передачу сведений о клиентах третьим лицам «в целях развития смежных цифровых сервисов и современных технологий». К этим сведениям относятся данные об операциях, счетах и вкладах клиента, о его налоговых платежах, информация о состоянии здоровья пациента и его диагнозах, а также содержание телефонных разговоров, переписки и почтовых отправлений.

В законопроекте также было прописано, что все это будет делаться только с согласия клиента и для его удобства: сторонние коммерческие организации смогут предоставлять дополнительные коммерческие сервисы на основе банковских данных клиента, а сведения, составляющие сейчас медицинскую тайну, «позволят обеспечить эффективную работу телемедицинских сервисов». Но наибольшая выгода, конечно, была бы получена благодаря отмене тайны связи: сложно даже представить себе, насколько эффективно смогли бы предлагать свои услуги коммерческие компании, если бы получили доступ к переписке граждан в мессенджерах и смс.

С тех пор о законопроекте ничего не было слышно. Тем не менее, инициативы с целью установления повсюду «режима максимальной прозрачности» появляются то тут, то там, что позволяет предположить, что раньше или позже законодательный барьер на пути свободного обмена любой, в том числе и персональной информацией, может пасть раз и навсегда.

По сравнению с законопроектом АНО «Цифровая Экономика» идея основателя Facebook Марка Цукерберга, который объявил о необходимости государственного регулирования интернета, кажется вполне невинной – тем более что в некоторых странах интернет уже регулируется государством, и вроде бы ничего страшного не происходит. Впрочем, госрегулирование в сети может положить конец свободе самовыражения и ограничит возможности предпринимателей в интернете, сразу предупредил глава Facebook.

Цукерберг считает необходимым обратить внимание в первую очередь на борьбу с вредоносным контентом, обеспечение честных выборов, конфиденциальность и переносимость информации. При этом последнее он считает особенно важным для здоровой конкуренции между программистами-разработчиками, которые в настоящее время все больше зависят от собранных данных.

Глава крупнейшей в мире социальной сети понимает, что в «цифровой экономике» практически все зависит от доступа к большим данным. Чем больше данных есть у разработчиков, тем более качественный продукт они создадут. Чем лучше их продукт, тем конкурентоспособнее их компания. Если компания побеждает на конкурентном рынке, больше заработают программисты, менеджмент и акционеры компании-разработчика.

Чтобы привлечь внимание властей к проблемам интернета, компания Facebook при поддержке Microsoft и ряда американских университетов даже организовала челлендж по созданию приложения для борьбы с подменой лиц на видео. Цель Detection Challenge – стимулирование исследований в области обнаружения поддельных видео. Логично, что этой проблемой занялся именно Facebook: кроме того, что фейковые фото- и видеоматериалы могут использоваться злоумышленниками, это еще и возможность «портить» качественные массивы данных, массово добавляя в них поддельные изображения.

Впрочем, призывы руководителя Facebook и меры, принимаемые компанией, в любом случае небезосновательны. После того как в декабре 2017 года был разработан и обнародован алгоритм, позволяющий заменять лица актрис в порнофильмах, дипфейки (deepfake, поддельные видео, которые почти невозможно отличить от подлинных) стали расползаться по сети и представлять собой очень серьезную угрозу. Как сообщают СМИ, в сети уже подделывают лица, котов, стартапы и даже квартиры в Airbnb. Масштабы злоупотреблений этой технологией могут быть огромны.

И только Голливуд возлагает на дипфейки большие надежды: киноэксперты считают, что эта технология выведет спецэффекты на новый уровень, кроме того, благодаря deepfake форсмажорные ситуации (например, смерть или тяжелая болезнь актера) больше не будут означать конец съемок.

Это раньше подделки было легко отличить от оригинала, видео были допотопными, а самые примитивные алгоритмы просто накладывали статичный снимок лица на человека в видеоряде. Сейчас технология ушла далеко вперед: алгоритмы научились достаточно натурально переносить в видео даже мимику и движения головы. Это стало вызывать опасения пользователей. Например, после того как приложение ZAO, использующее технологию deepfake, возглавило рейтинг популярности на iOS в Китае, некоторые граждане обвинили разработчика в потенциальной угрозе их конфиденциальности.

Прислушаются ли к основателю Facebook власти демократических стран? Если оценивать тренды – наверное, да, раньше или позже. В то же время демократические традиции в Европе и Северной Америке пока по-прежнему сильны, и, хотя на Западе некоторые политики и общественные деятели уже высказываются о необходимости как-то регулировать некогда «абсолютно свободное пространство» Всемирной Сети (на Востоке это делается давно и без особых дискуссий), вряд ли в ближайшее время отношение к регулированию интернета изменится там кардинально.

Между тем известный журналист, основатель портала «Wikileaks» Джулиан Ассанж назвал людей, живших в 2000-х – 2010-х годах, «последним свободным поколением», имея в виду, что «цифровой след», который каждый пользователь интернета оставляет в сети, делает невозможным сокрытие действий, высказываний или даже ближайших планов человека. А искусственный интеллект, анализирующий массивы «больших данных», очень скоро будет знать о людях больше, чем они сами (возможно, уже знает).

Хотите купить новую мебель для дома? Вы забиваете запрос в поисковик и алгоритмы уже знают, какая именно мебель вам нравится, поскольку считают клики и затраченное вами время на просмотр тех или иных фотографий. Много переписываетесь со своей одноклассницей, которую недавно встретили на вечере встреч выпускников? Нейросеть, анализирующая ваши метаданные, отмечает неожиданный всплеск коммуникаций с новым абонентом и добавляет ее в ваши «устойчивые связи», хотя, возможно, вы женаты и совсем не хотели бы этого. Выложили свои «состаренные» фотографии в соцсеть? Искусственный интеллект, изучающий фотографии, которые выкладывают пользователи, отмечает ваш нездоровый вид, который будет через 20–30 лет, и закладывает риски появления у вас хронических болезней в медицинскую страховку. Ну и классический случай: некорректно высказались на своей страничке в Facebook о работодателе? Сегодня многие корпорации в автоматическом режиме собирают информацию о любых упоминаниях компании в соцсетях. Да, у вашего аккаунта всего 5 подписчиков, и все они ваши родственники, но это не имеет значения, ведь алгоритмы не дремлют. Готовьтесь, вы скоро будете уволены.

Впрочем, нейросети, анализирующие «цифровой след» и большие данные, не только контролируют людей. Они еще и помогают им, предсказывая то, что ранее было абсолютно невозможно, и выявляя совершенно неочевидные закономерности.

Алгоритмы делают жизнь «человека разумного» удобнее и комфортнее, во многом думая и принимая решения за него. И, как знать, может быть, именно это – не думать и не принимать решения – и нужно теперь человеку?

Однажды в офисе крупной американской сети супермаркетов Target раздался звонок. Возмущенный мужской голос в трубке произнес: «Моя дочь получила ЭТО по почте! Она еще учится в средней школе, а вы отправляете ей купоны на детскую одежду и детские кроватки?! Вы что, пытаетесь убедить ее забеременеть?!»

Менеджер Target не мог понять, что имел в виду отец клиентки. Посмотрев базу данных, он обнаружил, что последнее письмо компании, которое было адресовано несовершеннолетней дочери звонившего мужчины, действительно содержало рекламу одежды для беременных, детской мебели и фотографии улыбающихся младенцев. Менеджер торговой сети извинился, пообещал разобраться и перезвонить через несколько дней.

Когда сотрудник Target набрал номер отца девочки, то застал его несколько смущенным. «Я поговорил со своей дочерью, – сказал тот. – Оказывается, в моем доме произошли события, о которых я не был полностью осведомлен. Моя дочь должна родить в августе. Я вынужден извиниться перед вами».

Эта история стала возможной прежде всего потому, что американская сеть супермаркетов Target пошла по пути анализа искусственным интеллектом всех «больших данных», связанных с покупателями. Она присваивает покупателю идентификационный номер, привязанный к его банковской карте, электронной почте и номеру телефона. С помощью этого идентификатора аналитики компании следят за изменениями привычек и индивидуально настраивают программу лояльности для каждого клиента. Это дает возможности компании предугадывать потребительские запросы клиентов. Как говорят сотрудники самой сети, «мы отправим вам скидочные купоны на вещи, которые вы хотите, прежде, чем вы даже узнаете, что хотите их».

Похожие алгоритмы использует и другая американская торговая сеть – Walmart. Крупнейший мировой ритейлер уже давно использует комплексный анализ больших данных для повышения своих продаж, что позволяет искусственному интеллекту обнаруживать огромное количество совершенно неочевидных, на первый взгляд, закономерностей.

Так, во время сезона атлантических циклонов компания обнаружила, что в условиях приближающегося урагана люди чаще покупают не только аварийное оборудование и фонари, но и, например, печенье с клубникой. Данные были совершенно необъяснимы с точки зрения обычной человеческой логики, но менеджмент торговой сети решил прислушаться к совету искусственного интеллекта. В 2012 году, при приближении к атлантическому побережью Соединенных Штатов урагана «Сэнди», Walmart скорректировал план поставок товаров в магазины сети. В районы, находящиеся на пути урагана, была организована поставка дополнительной партии клубничного печенья, несмотря на то, что часть менеджмента компании отнеслась к идее со скепсисом. Искусственный интеллект не ошибся – принятое решение позволило значительно увеличить прибыль ритейлера в супермаркетах на побережье.

Big Data стали настоящим драйвером роста для многих компаний из разных отраслей, позволив предсказывать и осуществлять то, что раньше казалось немыслимым. Так, компания Coca-Cola стала продавать намного больше своих напитков, когда аналитические нейросети выяснили, что студенты активнее покупают газировку в дни, когда по телевизору показывают новые серии популярного в США сериала «Ходячие мертвецы».

В Лос-Анжелесе бутилированная вода продается лучше во время дождливой погоды. Объяснить логически этот факт не смог никто, тем не менее анализ «The Weather Company», сделанный искусственным интеллектом при сопоставлении погоды и покупок потребителей, доказал свою эффективность. Другое исследование компании показало, что женщины, которые находятся в местности с повышенной влажностью, покупают больше средств для увеличения объема волос. Это позволило увеличить продажи шампуней.

Бум Big Data привел к появлению и совсем, казалось бы, оригинальных сервисов. Так, платформа Duetto позволяет снять номер в отеле по самой выгодной цене тем людям, которые, по данным алгоритма, потенциально готовы потратить много денег на бары, кафе, SPA-процедуры или казино. Как нейросеть определяет таких гостей – не раскрывается, но многие гостиницы готовы предложить лучшую цену за номер, зная, что клиент потратит деньги на дополнительные услуги в стенах отеля.

Кстати, Target и другие торговые сети в своей аналитике опираются не только на потребительские предпочтения покупателя, но и на имеющиеся данные о жизни человека. Нейросети рассчитали, что больше всего потребительские предпочтения людей меняются в моменты смены социальной роли (женитьба, развод, повышение по службе), переезда, поступления в колледж и, конечно, беременности и рождения ребенка.

Как рассказала «The NewYork Times», аналитики Target выявили около 25 продуктов, которые являются предварительными «маркерами беременности». Проанализировав покупки, алгоритмы могут достаточно точно оценить, на каком сроке находится конкретный клиент, что позволит компании высылать ему скидочные купоны на товары, приуроченные к различным этапам процесса беременности.

Более того, искусственный интеллект довольно быстро выяснил, что многие женщины плохо относятся к тому, что их покупки и поведение анализируются, и это негативно сказывается на продажах. Поэтому менеджеры Target сделали хитрый ход: наряду с купонами на товары для беременных торговая сеть начала отправлять женщинам рекламу товаров, которые ожидающие ребенка, по данным сети, никогда не купят. Лучше всего это работает, когда рядом с купонами на подгузники клиентке доставляется, например, реклама газонокосилки или винных бокалов. В этом случае женщина думает, что всем клиентам торговой сети приходит одна и та же рассылка, в которой продукты просто подобраны случайным образом.

Если вы думаете, что такие технологии используются только в «прогрессивных» Соединенных Штатах Америки или в «цифровом» Китае, вы ошибаетесь. Например, осенью 2019 года российские СМИ наперебой писали, что в московских кофейнях «Правда кофе» и «OneBucksCoffee» будут внедрены новые сверхсовременные технологии. При помощи системы распознавания лиц искусственный интеллект будет анализировать покупки и поведение клиентов, формировать списки постоянных и нежелательных посетителей, создавать архивы и готовить детальные отчеты о предпочтениях аудитории. Исходя из них алгоритмы будут корректировать меню, а также предпринимать другие действия для увеличения продаж.

Потребность в подобном сервисе, как объяснил основатель сети «Правда кофе» Филипп Лейтес в интервью газете «Коммерсантъ», возникла из-за непопулярности карт лояльности среди клиентов. Артем Копаев, директор по развитию сети кофеен «Правда кофе», подтвердил внедрение технологии распознавания лиц в кофейнях. «Результатов пока нет, тестирование находится на самой ранней стадии… Наша задача – не собрать персональные данные, а предупредить предпочтение гостя и предложить его привычный любимый напиток еще до того, как он начал делать заказ».

Читатель может задаться вопросом: неужели искусственный интеллект может учесть все факторы и предсказать на основе «больших данных» практически все? Очень вероятно, что да. По крайней мере, американская компания Geisinger недавно объявила, что разработала искусственный интеллект, который точно предсказывает смерть человека, если она должна наступить в течение ближайшего года.

Алгоритм анализирует электрокардиограмму (ЭКГ) пациента, и дает свой прогноз, основываясь лишь на ней. В Geisinger особо отмечают, что о риске скорой смерти нейросеть может точно предупредить даже тогда, когда врачи не находят у человека проблем со здоровьем и каких-либо отклонений в медицинских показателях. Но вот что самое удивительное: чем именно руководствуется искусственный интеллект, делая те или иные выводы, неизвестно даже его разработчикам.

В Geisinger рассказали, что в процессе обучения нейросети были собраны и обработаны 1,7 миллиона электрокардиограмм от 400 тысяч пациентов, и это единственные данные, которыми руководствуется алгоритм. Кстати, это не такая большая выборка, и сложно представить себе, на что может быть способен искусственный интеллект, когда проанализирует в десятки и сотни раз большие массивы данных.

Ученые отмечают, что фиксируется все больше и больше случаев, когда нейросети принимают верные, но необъяснимые с точки зрения человеческой логики решения. Кто-то боится этого, но многие ученые смотрят в будущее с надеждой. «Искусственный интеллект может научить нас понимать вещи, которые мы неправильно интерпретировали на протяжении десятилетий», – уверен один из разработчиков нашумевшего аналитического алгоритма Geisinger Брендан Форнуолт.

Аналогичные особенности в работе роботизированного интеллекта отмечают и в других областях человеческой жизни. Есть мнение, что нейросети все чаще будут делать выводы, руководствуясь своей, не всегда понятной людям, логикой. Но насколько правильно будет принимать решения на основании таких «алгоритмических» выводов, особенно, если будут затронуты интересы многих людей?

Так, комиссар полиции Лондона Крессида Дик, выступая на конференции по безопасности в Сиднее в августе 2019 года, сделала весьма неожиданное для сотрудников правоохранительных органов заявление. По ее словам, необходимо жестко регламентировать этические вопросы использования полицией таких технологий, как робототехника и искусственный интеллект, иначе «мир скатится в состояние «ужасного оруэлловского всезнающего полицейского государства». Также в своем выступлении она отметила, что вскоре технически будет возможна и предиктивная полиция – нейросети будут в состоянии предсказывать еще не случившиеся преступления, анализируя большое количество информации как с видеокамер наблюдения, так и в сети интернет.

Получается, что искусственный интеллект уже может поистине все – предсказывать смерти, беременности, преступления, думать и решать за людей, как в частных вопросах, так и в глобальных масштабах. Когда-нибудь наступит момент, и нейросеть, просто анализируя большие данные, легко сможет предсказать и вашу судьбу.

Все это стало возможным во многом благодаря Джеффри Хинтону, английскому программисту, увлекшемуся в начале 2010-х годов анализом изображений. Именно он впервые презентовал свою программу распознавания образов на конкурсе ImageNet в Стэнфорде в 2013 году. О распознавании человеческих лиц тогда еще и не думали. Участники конкурса на многих миллионах фотографий пытались отличить друг от друга различные предметы – кошек от собак, мотоциклы от автомобилей и так далее. Все понимали, что это только первый шаг, но, если удастся его сделать, последующие этапы можно будет пройти гораздо быстрее. Так и вышло.

Соперники Джеффри Хинтона на конкурсе в Стэнфорде показывали неудовлетворительные результаты. Конкурирующие программы-алгоритмы не могли распознавать изображения с эффективностью выше чем 75 %, то есть ошибались минимум в одном случае из четырех. Хинтон же, тренировавший нейросеть на своем персональном компьютере с простыми геймерскими видеокартами Nvidia, оказался вне конкуренции. Новейшие видеокарты оказались идеально приспособлены под задачу: множество мелких вычислений производились с помощью специализированного процессора (graphics processing unit, GPU) в видеокарте Nvidia – до Джеффри Хинтона никто не додумался до того, что все это может быть так просто.

Тот конкурс ImageNet Хинтон выиграл, наголову разбив своим алгоритмом всех конкурентов. Его нейросеть показала эффективность анализа изображений в 85 % – на тот момент это была недосягаемая высота. Сразу стало понятно, что это прорыв и несколько лет топтания на месте остались в прошлом. Фактически именно Хинтон дал старт эпохе нейросетей, а технологию, решающий вклад в которую внес британский программист, стали успешно применять во всех отраслях экономики. В итоге Джеффри Хинтон перешел работать в Google, а социально-технологическая эволюция резко ускорила свой темп: теперь ее стали двигать вперед не только миллиарды мозгов «человека разумного», но и понемногу «взрослеющий» искусственный интеллект.

Молодой искусственный интеллект оказался акселератом. Уже через несколько лет точность анализа изображений с помощью нейросетей достигла 99,99 %, и технологией заинтересовались не только коммерческие компании, но и государственные органы различных стран.

А в сентябре 2018 года правозащитная организация Human Rights Watch опубликовала доклад о воспитательных лагерях в Синцзян-Уйгурском Автономном Районе (СУАР), входящем в состав Китайской Народной Республики. В этих воспитательных учреждениях находятся, по данным правозащитников, до 3 млн человек, преимущественно мусульман-уйгуров. В докладе особо отмечалось, что в Синцзяне 2010-х годов новый уровень контроля за населением был достигнут благодаря инновационным технологиям, основанным на тотальном видеонаблюдении и распознавании лиц, а также нейросетям, анализирующим эти видеозаписи в режиме реального времени. Некоторым наблюдателям стало казаться, что это картина нашего возможного будущего, превосходящая самые мрачные фантазии Хаксли, Оруэлла и Замятина.

Синцзян – это регион на северо-западе Китая размером с три Испании, ранее населенный в основном мусульманами (уйгурами и казахами), в XVIII веке попавший в зависимость от Цинской империи и позднее ставший частью Китая. Уйгуры долгое время не могли смириться с властью «Поднебесной империи» в своих степях и устраивали одно восстание за другим – за 200 лет в Синцзяне произошло около 400 восстаний разного масштаба, в среднем по два в год. Отдельные уйгурские территории даже провозглашали свою независимость от Китая, правда, на считанные годы, а в конце XIX века Синцзян-Уйгурский район попал еще и в орбиту влияния Российской империи.

До конца 1940-х годов Синцзян номинально подчинялся китайскому правительству Чан Кайши, но имел собственную валюту, стабильность которой обеспечивалась Госбанком СССР. После прихода к власти в Китае Коммунистической партии Москва приняла решение уйти из Синцзяна, а в конце 1955 года Китайская Народная Республика объявила о создании Синцзян-Уйгурского Автономного Района. Началась новая волна противостояния Пекина с непокорными уйгурами. Протесты, акции гражданского неповиновения, даже погромы и террористические акты вновь стали для СУАР повседневностью.

Казалось бы, современная Поднебесная Си Цзиньпина несравнимо мягче и демократичнее Китая времен «Великого кормчего» Мао Цзэдуна. Это, безусловно, так, но в данном случае риторика не при чем: просто ни у Мао, ни, например, у Сталина не имелось нынешних технологий контроля. Поэтому в разгар тридцатых и пятидесятых годов в Москве существовала и частная жизнь, и подпольное творчество, и воровские притоны. Бдительное око ГПУ-НКВД даже в те времена было не вездесущим – иногда даже в лагерях заключенные имели относительную свободу передвижения и некое подобие досуга. Следить за каждым шагом каждого отдельно взятого заключенного руководству колоний даже не приходило в голову, так как это было просто невозможно. Да и китайские коммунисты, при всей своей многочисленности, и не мечтали полностью контролировать огромные степные пространства Синцзяна и его многомиллионное население.

Но когда в 2015 году министр общественной безопасности Китая Мэн Цзяньчжу заявил, что новые технологии анализа данных позволят не только следить, но находить логику в действиях любого человека, стало понятно, что коммунистическое правительство КНР настроено серьезно. И действительно, за обещаниями Компартии Китая искоренить исламский терроризм и экстремизм в СУАР последовали действия. На следующий год секретарем местного отделения Компартии стал «усмиритель Тибета» Чэнь Цюаньгао, пообещавший «похоронить тела террористов в безбрежном море народной войны».

Вскоре в городах Синцзяна повсюду появились видеокамеры, способные посылать в центр обработки информации сигнал о подозрительных скоплениях людей. Выглядели они как вращающиеся шары размером с человеческую голову, оснащенные двумя «глазами». Представители Коммунистической партии Китая, как обычно, объяснили новую стратегию в СУАР образной аллегорией: «Невозможно выпалывать сорняки по одному – нам нужны химикаты, чтобы справиться сразу со всеми».

Китайские власти довольно быстро увидели эффективность новой стратегии по борьбе с экстремизмом. В 2016 году расходы на внутреннюю безопасность превысили оборонные затраты Китайской Народной Республики на 13 %.

Согласно официальным заявлениям властей, в 2020 году в Китае будет уже 626 млн камер слежения. Все частные и государственные системы видеонаблюдения с распознаванием лиц в КНР собираются объединить в общую базу, что должно значительно облегчить процесс анализа данных.

Жителям СУАР не повезло больше всех. Начиная с 2017 года все синцзянские мусульмане от 12 до 65 лет обязаны сдавать подробный биометрический и ДНК-тест, включающий фотографии не только своего лица, но и всех возможных частей тела, анализ крови, отпечатки пальцев, скан сетчатки глаза, запись голоса и образцы волос. Human Rights Watch в своем докладе рассказывает, что всю эту информацию анализирует искусственный интеллект, получивший название IJOP (Integrated Joint Operations Platform). Эта нейросеть, созданная в недрах военного ведомства Китая, теперь является частью национальной программы безопасности «Зоркий Взгляд».

Более того, в начале 2018 года все мусульмане Синцзяна были обязаны установить на свои смартфоны приложение JingWang, которое сканирует и передает аналитической нейросети IJOP всю активность пользователей. Аналитические алгоритмы фиксируют все, что граждане читают, пишут, говорят, они помнят все передвижения человека, каждый его поход к знакомым или в кино. Пользоваться телефоном без JingWang запрещено, равно как и выключать смартфон или пользоваться чужим.

Нейросеть сводит вместе всю информацию, полученную с телефонов граждан, камер слежения, пропускных пунктов и полицейских отчетов. Для анализа ей доступны биометрические и медицинские данные каждого, включая фертильность, психические нарушения, хронические болезни. Также искусственный интеллект видит всю гражданскую активность человека: жаловался ли он на обслуживание в ресторане, судился ли за раздел имущества, нарушал ли правила дорожного движения. Все данные о собственности, семейных связях и штрафах система получает автоматически.

Та же нейросеть немедленно сигнализирует полиции обо всех подозрительных, с ее точки зрения, действиях гражданина. Сам факт ночевки человека вне дома – это уже повод обратить на него внимание. Если крестьянин, покупающий обычно для своей фермы 5 кг удобрений, вдруг неожиданно берет 15, алгоритм может послать к нему полицейских для выяснения причин нестандартной покупки.

Журналист одного из российских изданий, побывавший в Синцзяне в 2018 году, рассказал, что пограничный досмотр занял у него 26 часов, а на территории провинции теперь стоят через каждые 20–30 километров контрольно-пропускные пункты (КПП) с так называемыми «воротами», которые сканируют отпечатки пальцев и радужную оболочку глаза. Также обязательно проверяют смартфоны и прочие девайсы: «Раньше полиции приходилось шерстить все телефоны вручную, теперь машина сама считывает их MAC-адреса и номера IMEI, сканирует на предмет наличия VPN, запрещенных (в том числе Viber, WhatsApp, Telegram) приложений и контента – ссылок, контактов, загрузок и тому подобное. Вся информация поступает в IJOP. Очевидцы, видевшие интерфейс «ворот», сообщили, что система оценивает подозрительность каждого проходящего через КПП по 100-балльной шкале. Уйгуры и казахи автоматически получают 10 пунктов, люди старше 15 и моложе 55 – еще 10, верующие – еще 10. Люди ждут в очереди, пока машина сделает снимок и разрешит пройти. Если что-то не так – звучит сигнал тревоги и «ворота» сообщают полицейским, что именно им следует делать: опросить, задержать для расследования или немедленно арестовать. Такая же система стоит и на всех заправках: заправиться можно, лишь предъявив системе документы водителя и автомобиля». Другой журналист, американец Пол Мозур, утверждает, что нейросеть умеет определять по лицам национальность уйгуров и может делать это по всему Китаю.

Голландский исследователь Виктор Геверс из GDI Foundation обнаружил незапароленный вход в одну из подсистем IJOP, содержащую онлайн-информацию о 2,5 миллионах человек и 6,7 миллионах адресов в Синцзяне. Оказалось, переписка во всех шести разрешенных в Китае мессенджерах маркируется паспортными данными пользователей и координатами GPS, а алгоритм ежедневно просматривает переписку 364 миллионов жителей. Ежедневно в восемь утра IJOP посылает на телефоны полицейских сообщения обо всей подозрительной активности в их районе.

Немец Адриан Зенц, социальный исследователь Европейской школы культуры и теологии, проанализировал китайские строительные госконтракты и обнаружил 73 проекта по возведению воспитательных центров. Согласно данным Зенца, на новые лагеря в Синцзяне тратятся сотни миллионов долларов: «Многие из этих объектов хорошо защищены и способны не только удерживать в них потенциальных злоумышленников, но и держать их внутри под тщательным контролем». В двадцати таких заявках говорилось о том, что нужно улучшить контроль при помощи видеонаблюдения, а в одной конкретно указывалось, что необходимо 122 камеры для того, чтобы в лагере не осталось никаких «слепых зон».

В 2018 году студент-уйгур, бывший заключенный одного из воспитательных лагерей, рассказал изданию Foreign Policy о лагерном быте. В небольшой камере содержалось 20 человек. Их заставляли часами маршировать, скандируя лозунг «Усердные тренировки, старательное учение!», и часами смотреть пропагандистские видеофильмы. Сидеть на нарах разрешалось только в недолгий послеобеденный перерыв, затем физические упражнения и просмотры видео возобновлялись до ужина.

Студент рассказал, что уйгурам сейчас ограничивают связь даже с родственниками, живущими за пределами провинции. Кому-то удавалось наладить связь через чаты в видеоиграх, но со временем изоляция населения Синцзяна стала полной. Города разбили на блоки, и при переходе из одного квартала в другой каждый уйгур обязан предъявить пластиковый ID, просветить сумку, сканировать зрачок, а в некоторых случаях – отдать полицейскому для ознакомления свой телефон. Эта же процедура ожидает местных жителей в банках, больницах, супермаркетах и даже в подземных переходах.

Студенту-уйгуру повезло: через 17 дней его отпустили. Но с тех пор камеры стали узнавать его на улицах, студенту стали отказывать в пользовании автобусом и посещении супермаркетов. В итоге ему удалось покинуть страну, но для жителей СУАР это скорее редкое исключение, нежели правило.

Позиция официального Пекина незыблема: «Все этнические меньшинства в Китае живут в довольстве и мире, пользуясь свободой религиозных убеждений», а обществу необходимо привить «культуру искренности и доверия». Да, учитывая, что еще в 2008 году Синцзян сотрясали уйгурские волнения, а до последнего времени в разных районах Китая происходили теракты, в том числе и с большим количеством человеческих жертв, такие как резня на вокзале в Куньмине в 2014 году (тогда, по официальным данным, было убито 29 и ранено более 130 человек), антитеррористические меры китайских властей имеют под собой основания.

В Пекине надеются, что в результате мер, принятых правительством, исламский терроризм навсегда останется в прошлом. Скорее всего, это действительно так, но за безопасность пришлось заплатить немалую цену: Синцзян изменился навсегда. В том числе платой за спокойствие, как описывают очевидцы, стала исчезнувшая уличная жизнь. «Пропали кузнецы и зазывалы, нет больше плотников, выстругивавших резные бутыли из тыкв, исчезли уличные торговцы и запряженные осликами тележки, игравшие роль городских такси, – писал побывавший в СУАР российский журналист. – На рукавах уйгурских продавцов появились красные повязки с желтыми иероглифами, свидетельствующие, что они получили государственную лицензию. Не стало и чудных старинных ножей – ни на поясах, ни там, где их продавали когда-то. Услышав слово «пчак», продавцы отшатывались, и только один антиквар вытащил из-под прилавка увесистую коробку. В ней лежали роскошные старинные рукояти – клинки были варварски срезаны болгаркой. Даже при покупке обычных кухонных ножей уйгуры теперь обязаны нанести лазерной гравировкой идентифицирующий владельца QR-код на лезвие».

Кстати, многие мусульманские лидеры (как светские, так и духовные) в целом склонны соглашаться с официальной позицией Китая по вопросу политики в СУАР. Например, Глава Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин высказывался о взаимоотношениях мусульман-уйгуров и властей Пекина предельно корректно: «Ассоциация мусульман Китая объединяет всех мусульман – они не чувствуют себя притесненными. Они не ощущают, что есть какая-то дискриминация со стороны правительства Китая».

Китай не только эксплуатирует систему IJOP в собственной стране, но и эффективно экспортирует ее. Например, обеспечивающая всю инфраструктуру IJOP китайская госкомпания CEIEC недавно открыла отделение в Эквадоре. Китайское влияние в этой латиноамериканской стране огромно: в Поднебесную импортируется львиная доля эквадорской нефти и бананов. На кредитные деньги КНР здесь внедрили известную по Синцзяну геолокационную систему, позволяющую отслеживать мобильные телефоны граждан. И, конечно, камеры – для большей эффективности системы они должны быть повсюду. Агентство «Синьхуа» недавно объявило, что китайские технологии успешно адаптированы на южноамериканской земле: уровень преступности в Эквадоре, один из самых высоких в Южной Америке, за год упал на 11 %. Филиал CEIEC уже функционирует в Москве, и, по слухам, они скоро появятся в Бразилии, Боливии и Перу, где много уличных банд. Власти этих государств очень высоко оценивают систему IJOP как эффективный инструмент для борьбы с криминалом. Как тут не вспомнить, что, по данным аналитиков IHS MARKIT, Китай уже занимает 46 % мирового рынка систем видеонаблюдения?

КНР сейчас стала, безусловно, основной движущей силой развития цифровых технологий в мире, в том числе систем видеонаблюдения и распознавания лиц. Компании, связанные с Китаем напрямую, такие как Huawei, Hikvision, Dahua и ZTE, поставляют технологии «умного» видеонаблюдения в 63 страны, 36 из которых являются участниками китайской инициативы «Один пояс – один путь», международной программы экономического и инфраструктурного развития дружественных Китаю государств.

В докладе Стивена Фельдштейна, научного сотрудника Фонда Карнеги, опубликованном в сентябре 2019 года, отмечается, что, вопреки представлению о внедрении технологий видеонаблюдения, прежде всего, авторитарными государствами, подавляющими права и свободы граждан, либеральные демократии также являются крупными покупателями технологий видеонаблюдения и распознавания лиц.

Согласно докладу, уже 51 % развитых демократий используют системы наблюдения за гражданами с помощью камер, информация с которых обрабатывается с помощью искусственного интеллекта. Для сравнения, такими системами пользуются лишь 37 % автократических государств, где выборы отсутствуют, 41 % автократических государств, практикующих выборы и 41 % «нелиберальных, демократий».

Если же брать планету в целом, отмечает Фельдштейн, уже 75 из 176 стран мира активно используют искусственный интеллект для видеонаблюдения, и число таких государств продолжает стремительно увеличиваться.

Конечно, страны, которые нельзя отнести к демократическим, в первую очередь вкладывают значительные средства в систему контроля за гражданами с помощью искусственного интеллекта. Однако, по мнению Фельдштейна, либеральные демократии по всему миру также активно внедряют соответствующие технологии: от автоматизированного пограничного контроля до комплексных систем безопасности «умных» городов, которые включают в себя функции распознавания лиц и быстрого оповещения полиции в случае подозрительного поведения. В докладе особо отмечается, что большое количество исследований на тему создания безопасного городского пространства с помощью искусственного интеллекта, размещенных на сайте компании Huawei, посвящены системам безопасности в муниципалитетах Германии, Италии, Нидерландов и Испании.

В Соединенных Штатах Америки все больше городов также внедряют передовые системы наблюдения. Расследование, проведенное в 2016 году управляющим редактором портала Axios Ким Харт, показало, например, что полиция Балтимора, не предавая гласности данный факт, развернула систему для ежедневного наблюдения за жителями города посредством дронов-беспилотников. Как пишет портал, «с самолета мощные камеры регулярно делают аэрофотоснимки всего города. Фотографии делаются каждую секунду, и самолет может совершать облет города по 10 часов в день». Полиция Балтимора также установила камеры распознавания лиц на улицах, и использовала их для мониторинга и наблюдения за протестующими, особенно эти технологии использовались во время беспорядков 2018 года. «Американский Союз Защиты Гражданских Свобод» даже назвал эти методы «эквивалентом установки датчика GPS на ногу каждого жителя Балтимора».

На границе Соединенных Штатов и Мексики также используется множество высокотехнологичных систем для наблюдения. Построены «десятки башен в Аризоне, чтобы замечать людей на расстоянии до 7,5 миль», – пишет Оливия Солон из «The Guardian».

Аналогичные технологии используются повсеместно. Так, компания Anduril Industries «разработала башни, оснащенные усовершенствованной лазером камерой, радаром и системой связи», которая сканирует территорию с радиусом в две мили, обнаруживая любые движущиеся объекты.

Во Франции администрация портового города Марсель в 2016 году начала сотрудничество с китайской компанией ZTE по проекту, названному «Большие данные ради общественного спокойствия». Целью программы было объявлено снижение преступности в городе с помощью создания комплексной сети наблюдения с оперативным центром и почти тысячей интеллектуальных камер слежения (в 2020 году, как предполагается, их число как минимум удвоится). Местные власти заявляют, что эта система сделает Марсель первым полностью безопасным городом Франции и Европы.

Кстати, мало кто задавался вопросом, почему именно китайские компании настолько успешны в высокотехнологичных проектах и экспортируют свои технологии по всему миру. Хотя ответ, в общем-то, лежит на поверхности.

Китайская Народная Республика достигла столь огромных успехов в развитии искусственного интеллекта и технологий «больших данных» в значительной мере потому, что Китай – страна, где можно беспрепятственно собирать данные в намного больших объемах, чем в любом другом государстве. Этот технологический рывок Китая был предопределен не только самой большой в мире численностью населения, но и почти невозможной для демократического государства доступностью данных. То, что персональные данные жителей Поднебесной находятся практически в полном доступе высокотехнологичных китайских корпораций, позволяет им обучать искусственный интеллект быстрее, чем это могло бы происходить в любой другой точке мира.

В Китае по сравнению с США, по некоторым оценкам, в 4 раза больше пользователей Интернета, в 50 раз больше осуществляется мобильных платежей, в несколько раз выше совокупное потребление населением пищевых продуктов и совершается в 300 раз больше поездок на велосипеде. И все эти данные почти без ограничений обрабатываются такими компаниями, как Alibaba, Tencent или Huawei в онлайн-режиме в их «облачных» сервисах, что дает им колоссальное конкурентное преимущество перед западными, в том числе американскими, компаниями. Выражаясь простым языком, чем больше аккумулируется в государстве доступных для обработки данных – этой «новой нефти» современного мира – тем быстрее может развиваться искусственный интеллект и тем более точно и эффективно он будет принимать решения.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в 2017 году именно китайская корпорация, Huawei, подарила тестовую систему наблюдения мэрии другого французского города, Валансьенн, чтобы продемонстрировать на практике свои технологии «умного» управления городской средой. Система включала в себя модернизированное видеонаблюдение высокой четкости и интеллектуальный командный центр с алгоритмами обнаружения необычных движений и скоплений людей.

Стивен Фельдштейн отмечает, что чаще всего современные технологии видеонаблюдения используют те государства, где выше расходы на оборону. Данные за 2018 год показывают, что страны с высоким бюджетом на военные расходы в 40 из 50 случаев внедряют и «умные» системы видеонаблюдения на улицах своих городов. Это логично: ведь если у государства есть возможность вкладывать значительные средства в поддержание своей военной мощи, денег на новейшие инструменты для поддержания внутренней безопасности с помощью искусственного интеллекта хватит тем более. Кроме того, зачастую разработки такого рода первоначально ведутся именно в стенах военных ведомств, которым правительство выделяет огромные бюджеты, желая навсегда забыть о терроризме и криминале на улицах.

Эксперты уверены, что благодаря искусственному интеллекту эффективность систем наблюдения будет гораздо больше, нежели любые традиционные методы. В отличие от людей алгоритмы не устают, их внимание не может притупиться. При этом сами люди никогда наверняка не узнают, контролируется ли их переписка, отслеживаются ли звонки и перемещения по городу. Все это в совокупности создает существенный «сдерживающий эффект»: граждане априори предполагают, что наблюдать могут за всеми, и властям не надо прибегать к насилию, чтобы полностью контролировать ситуацию в стране.

Но в странах, где права человека нарушаются, интеллектуальный надзор за гражданами может привести к катастрофическим последствиям, считает Франк Ла Рю, заместитель генерального директора ЮНЕСКО.

«Технологический прогресс достиг такого уровня, что эффективность государственного надзора больше не ограничивается ни масштабом надзора, ни продолжительностью его проведения. Снижение стоимости технологий и хранения данных устранило финансовые или любые другие практические препятствия для ведения полномасштабного контроля. Таким образом, государство теперь имеет больше возможностей для всестороннего широкомасштабного надзора, в том числе персонального, чем когда-либо прежде», – уверен Ла Рю.

Недавнее расследование «Wall Street Journal» показало, что технические специалисты Huawei в Уганде и Замбии помогали правительственным чиновникам следить за политическими оппонентами. Это включало «перехват их зашифрованных сообщений, социальных сетей и использование сотовых данных для отслеживания их местоположения». Сотрудники Huawei не только играли прямую роль в усилиях правительства по перехвату личных сообщений оппонентов, но и содействовали командировке сотрудников угандийской службы безопасности в Алжир, чтобы они могли изучить там интеллектуальную систему видеонаблюдения, развернутую Huawei.

По данным Австралийского института стратегической политики, Huawei реализует сейчас 75 «умных» проектов в сфере общественной безопасности, и это бизнес-направление компании стремительно растет. В 2017 году Huawei перечислила 40 стран, где были внедрены ее технологии «умного» города; в 2018 году этот охват увеличился, по некоторым сообщениям, более чем в два раза – до 90 стран (230 городов).

Впрочем, необязательно служить в полиции, чтобы использовать сверхсовременные интеллектуальные системы безопасности. Так, недавно на рынке появилось «умное» устройство, которое подключается к автомобилю Tesla Model S или Tesla Model 3 и превращает его встроенные камеры в систему, которая обнаруживает, отслеживает и хранит номерные знаки и лица. Когда владелец ставит свой автомобиль на парковку, эта система запоминает лица проходящих мимо людей, и фиксирует, какие из них появляются в зоне наблюдения неоднократно. Цель устройства – уберечь владельцев автомобилей от воров и вандалов. Но, как признает даже сам изобретатель устройства Трумэн Кейн, оно «превращает ваш Tesla в станцию наблюдения и предоставляет еще одну пару глаз, чтобы помочь вам».

Кстати, в 2019 году власти Москвы объявили конкурс на создание системы распознавания лиц, которая охватит более 200 тыс. камер наблюдения, расположенных в столице. По словам мэра столицы Сергея Собянина, город вместе с МВД России планирует создать систему распознавания, которая «будет одной из крупнейших в мире, соперничая, может быть, только с китайскими системами». В преддверии Чемпионата мира по футболу-2018 с распознаванием лиц поэкспериментировали в московском метрополитене и выявили десятки преступников, которые находились в розыске. И действительно, на идентификацию человека нейросетью в центре города сейчас уходят считанные секунды: остается лишь задержать преступника.

Собянин рассказывал и о внедрении в Москве системы распознавания речи. «Уже сегодня в наших колл-центрах с помощью ботов обслуживается от 40 % до 70 % звонков – робот отвечает, обрабатывает данные, разговаривает с теми, кто обращается, – говорил он. – Сейчас проводим эксперименты в школах, поликлиниках, больницах, в транспорте для внедрения этой технологии». Александр Ханин, Генеральный директор российской высокотехнологичной компании Vision Labs, высказался по этому вопросу однозначно: «Мы придем к неотчуждаемым идентификаторам, таким, как лицо, голос, радужная оболочка глаза».

С точки зрения властей, система видеонаблюдения в Москве уже зарекомендовала себя очень хорошо: количество преступлений заметно снизилось, аварийность на дорогах российской столицы упала. Город планирует расширить сеть видеонаблюдения, сделав обязательным использование технологии распознавания лиц во всех видеокамерах системы. В дополнение к стационарным камерам в местах массового скопления людей сотрудниками правоохранительных органов в будущем, как предполагается, будут использоваться очки дополненной реальности, тоже с функцией распознавания лиц. Многие эксперты считают, что эти меры сделают российскую столицу одним из самых безопасных городов в мире.

Специалисты московской мэрии отмечают, что технология распознавания лиц очень удобна не только властям (с точки зрения безопасности), но и пользователям. В будущем лицом можно будет автоматически оплачивать, например, проезд в общественном транспорте. В тестовом режиме эта система уже заработала в московском метро.

Для того, чтобы пройти через турникет, нужно просто посмотреть в камеру, даже не снимая очки. Деньги спишутся с личного счета в специальном приложении, через это же приложение можно будет загрузить биометрические данные пользователя, которые необходимы для корректного функционирования технологии. Предполагается, что уже в 2020 году функция оплаты проезда лицом будет доступна на всех станциях московского метрополитена в рабочем режиме.

Программист Артем Кухаренко, один из основателей компании «NtechLab», создатель нашумевшей в 2016 году программы FindFace (программа первой сделала возможным распознавание лиц в открытом доступе в интернете, что было использовано не в последнюю очередь разного рода троллями и хейтерами), уверен, что технологии – благо для человечества, а ограничивать их развитие не имеет смысла, поскольку прогресс не зависит от социума. «Если у человека что-то не так с головой, то не важно, какие технологии давать ему в руки, он будет делать зло, – говорит Кухаренко. – Но я не могу придумать суперзлодеяние, которое можно сделать с помощью распознавания лиц. А вот позитивных вещей – куча».

Создатель FindFace скептически относится к возможности обмануть алгоритмы. «У вас на руках должен быть конкретный алгоритм, который вы хотите запутать… Если я параллельно запущу две нейросети, чуть-чуть отличающиеся, придется придумывать новый макияж, потому что вторая нейросеть будет выдавать другие фичи», – предупреждает Кухаренко. Также он убежден, что попытка противостоять алгоритмам распознавания лиц – слишком сложный процесс, чреватый серьезным дискомфортом. «У вас же есть возможность не пользоваться телефоном, чтобы ваш трафик нигде не сохранялся? Не общаться с друзьями, чтобы не оставлять переписку в соцсети? Просто скоро это станет для вас слишком неудобно, и вы решите не отказываться. Обычному человеку нет смысла играть в эти игры, потому что, если его нет в базе розыска, ему нечего бояться».

Кстати, Департамент информационных технологий Мэрии Москвы собирается пойти еще дальше. Планируется адаптировать систему и использовать ее не только для поиска преступников, но и для управления жилищно-коммунальным комплексом, для контроля строительства и рекламных поверхностей в городе, для других нужд. То есть, по факту, в Москве будет создана универсальная мониторинговая система, и столица Российской Федерации станет полностью «умным» мегаполисом.

Некоторые «умные» системы мониторинга городского пространства уже умеют распознавать не только лица, но и части лиц, и даже эмоции. Преступник уже никогда не сможет скрыть свое лицо ни под медицинской маской, ни под шерстяным шарфом: для идентификации личности достаточно будет его глаз, носа или походки. Потенциально агрессивных людей можно будет элементарно выявлять заранее. А представляете, насколько снизится число суицидов? Достаточно просто представить, что система будет моментально считывать эмоции потенциального самоубийцы и подавать сигнал полиции о необходимости превентивных мер – и человек спасен!

«…Наше общество привыкло, что мы живем в романе Оруэлла и большой брат хочет нам зла», – не без иронии замечает Максим Перлин, сооснователь и один из главных идеологов проекта FindFace. – А большой брат, вообще-то, может иногда и что-то хорошее принести – например, таргетированную рекламу».

Как уже мог убедиться читатель, не только в Москве, но и во многих других странах обеспечение безопасности через систему видеонаблюдения является нормой. Действительно, система безопасности в крупнейших городах Европы уже мало чем отличается от китайской. В Великобритании, Франции и Испании ее внедрение стало ответом на теракты в 2000-х годах, а Лондон стал первым мегаполисом мира, в котором вся городская среда просматривалась камерами наружного наблюдения уже к началу XXI века. Среднего лондонца уже тогда не менее трехсот раз в день фиксировали видеокамеры. По подсчетам юристов английской столицы, это было противозаконно в 70 % случаев, но ни одной видеокамеры, как говорят, так и не убрали. Впрочем, от двух волн терактов июля 2005 года, унесших жизни 52 человек, видеокамеры не спасли.

Прорыв в технологиях видеонаблюдения случился в 2010 году, когда профессор Иерусалимского университета Шмуэль Пелег впервые научил нейронную сеть выделять и распознавать объекты на видеозаписи. Как объяснял Пелег, алгоритм выделяет любое необычное событие – например, человек бежит. Все вокруг идут неспешным шагом, а он бежит. Этот объект выбивается из общей картины и позволяет программе заметить его.

Четыре человека способны отсмотреть 100 часов видео за сутки, а первые компьютерные программы час просматривали за минуту (сегодня значительно быстрее). Стало возможно, например, приказать системе выделять на дорожных камерах только красные машины – и она сама «нарезала» подборку из сотен часов видеонаблюдения. Эта технология позволила в апреле 2013 года практически в прямом эфире вычислить и задержать террористов, устроивших взрывы на Бостонском марафоне. Видео стало и одним из главных доказательств в суде, где уже никто не говорил о нарушении прав человека.

Благодаря Шмуэлю Пелегу и Джеффри Хинтону стало возможно то, о чем службам безопасности раньше можно было только мечтать. Автоматический анализ потокового видео и распознавание на нем практически любых объектов с очень высокой степенью точности сделали возможным круглосуточное онлайн-наблюдение везде и всюду, причем участие в процессе контролеров «из плоти и крови» можно было минимизировать – и это, кроме всего прочего, кардинально удешевляло технологию. Началось ее повсеместное внедрение – благо поводы для массового использования таких инноваций регулярно возникали то тут, то там.

После множества громких случаев шутинга (массовых расстрелов одноклассников и учителей подростками – учащимися этих школ) некоторые образовательные учреждения Соединенных Штатов предпочли организовать постоянную слежку за учениками: перспектива стать жертвами очередного неуравновешенного школьника или студента, естественно, не улыбалась руководителям ни одной школьной администрации. Конечно, не обошлось без лоббизма технологических корпораций, которые, почувствовав новый многомиллионный рынок, стали убеждать руководство школ раскошелиться на отслеживание всех коммуникаций учащихся в интернете. В некоторых образовательных учреждениях США администрация обращает внимание на переписку в электронной почте ученика, школьных чатах, соцсетях и иногда даже контролирует запросы в поисковых системах через школьный Wi-Fi. Газета «The Guardian» рассказала, что одну школьницу из Южной Каролины прямо во время контрольной вызвали к директору – она имела неосторожность напечатать на школьном компьютере слово «самоубийство», и система немедленно дала сигнал тревоги в администрацию школы. Если кому-то это кажется излишним алармизмом, заметим, что сейчас в Соединенных Штатах Америки довольно много сторонников подобного «профилактического мониторинга» в школах. Они абсолютно уверены, что такой мониторинг – неотъемлемая часть воспитания «цифрового гражданина» будущего.

Со времен директора Федерального Бюро Расследований (ФБР) США Эдгара Гувера, когда все западное общество было возмущено фактами слежки спецслужб за своими гражданами, усилия законодателей направлялись на защиту демократических ценностей. В 1977 году, например, журналисты установили факт видеосъемки улиц в центре Нью-Йорка агентами ФБР, и тогда это вызвало волну национального возмущения.

Все изменилось 11 сентября 2001 года, когда рухнули башни-близнецы.

«Патриотический акт», экстренно принятый Конгрессом США после теракта, устранил преграды, которые традиционно отделяли разведку и контрразведку от охраны общественного порядка. К примеру, в распоряжение Центрального Разведывательного Управления (ЦРУ) США были переданы данные, полученные прокуратурой, ФБР и полицией на допросах, в зале суда, в результате сбора информации или прослушивания телефонных линий. ФБР добилось права без специального ордера получать финансовую информацию о гражданах от банков, страховых компаний, туристических агентств, риэлторских фирм, инвестиционных брокеров, почтового ведомства, ювелирных магазинов, казино, автодилеров и других источников.

Позже Верховный суд США оставил в силе право за Министерством юстиции секретно арестовывать жителей страны, не являющихся ее гражданами, а также держать под арестом американских граждан в течение неопределенного срока, не предъявляя обвинения и не давая им доступа к адвокату. Запустили в работу компьютерную систему проверки авиапассажиров, а также общенациональную программу с говорящим названием Total Information Awareness («Тотальное информационное наблюдение»), позволяющую правительству Соединенных Штатов собирать любую информацию во всех мировых базах данных.

Эрик Шмидт и Джаред Коэн так описывают эти беспокойные времена в своей книге «Новый цифровой мир»: «В начале 2000-х годов, сразу после теракта 11 сентября… в Министерстве обороны был создан департамент информационного наблюдения и начата работа над программой «Тотальное информационное наблюдение» (TIA). Эта программа продвигалась как главный механизм обеспечения безопасности и обнаружения террористической деятельности. Идея заключалась в том, чтобы собрать все «транзакционные» данные, в том числе о движении денежных средств на банковских счетах, об операциях с использованием банковских карт, о медицинских расходах, и объединить их с прочей информацией о жителях страны в централизованную систему, предназначенную для правоохранительных и контртеррористических ведомств. Предполагалось разработать сложные технологии глубинного анализа данных для поиска паттернов и связей, а также для определения «подписей», оставленных преступниками, которые позволят вовремя обнаружить их и предотвратить новые атаки.

Когда подробности программы TIA просочились наружу, со всех сторон зазвучали предупреждения о потенциальных угрозах для гражданских свобод, тайны частной жизни и безопасности страны в долгосрочной перспективе. Критики программы говорили о возможных злоупотреблениях столь масштабной информационной системой и называли программу «оруэлловской» по тематике. Развернутая в Конгрессе кампания по прекращению программы TIA вылилась в законопроект о полном исключении расходов на ее реализацию в оборонном бюджете на 2004 год. Департамент информационного наблюдения был ликвидирован, хотя некоторые его проекты нашли пристанище в различных агентствах процветающего блока ведомств, отвечающих за безопасность.

Борьба за сохранение тайны частной жизни будет долгой и трудной. Возможно, несколько первых битв мы уже выиграли, но война далека от завершения. В целом логика обеспечения безопасности всегда оказывается выше соображений приватности».

А в 2013 году Эдвард Сноуден, американский технический специалист, работавший на ЦРУ и Агентство национальной безопасности США, передал газетам «The Guardian» и «The Washington Post» секретную информацию, касающуюся сбора информации спецслужбами Штатов. Информация собиралась на более чем 1 млрд человек в 60 странах мира. Сноуден также раскрыл информацию о программе PRISM, включающей в себя массовое наблюдение за коммуникациями американцев и иностранных граждан посредством телефона и Интернета.

Тем не менее, история с Эдвардом Сноуденом – исключение из правил. Большинство сотрудников правоохранительных органов абсолютно убеждены, что отказ от профилактики терроризма путем выявления и контроля подозрительных контактов граждан приведет к резкому усилению террористической активности, разгулу криминала, снижению уровня безопасности в повседневной жизни и в итоге к неуправляемому хаосу. Граждане, в общем, придерживаются схожих взглядов: большинство обывателей руководствуются простой логикой «если мне нечего скрывать, бояться не нужно».

Есть и еще один веский аргумент, объясняющий низкий интерес граждан к вопросам собственной приватности и информационной безопасности – бесполезность противодействия. Тот же Эдвард Сноуден не скрывает этого и прямо говорит, что борьба со спецслужбами в любом случае неравная. В одном из своих интервью он, предварительно посоветовав гражданам не пользоваться WhatsApp и Telegram, отметил, что у простых людей мало шансов на успешное противостояние государственной слежке.

Сноуден вообще считает, что владеющая WhatsApp компания Facebook постепенно делает мессенджер все менее приватным. «Они пытаются делать это ради национальной безопасности, – убежден он. – На самом деле такие программы никогда не использовали ради безопасности общества, все дело во власти, влиянии, возможности изменить ход событий в мире в направлении, желаемом теми, кто управляет этими системами».

По его мнению, безразличие граждан приводит к тому, что даже в традиционно консервативных в вопросах права и вмешательства в частную жизнь западных странах сбор информации о гражданах и мониторинг их переписки становится все более и более легально распространен. Например, совсем недавно, в сентябре 2019 года, стало известно о соглашении между Великобританией и Соединенными Штатами Америки, которое предписывает американским социальным сетям передавать зашифрованные сообщения пользователей полиции Великобритании. Это произошло после того, как министр внутренних дел Великобритании Прити Пател предупредила, что намерение Facebook разрешить пользователям отправлять сообщения, защищенные при помощи сквозного шифрования (чтобы доступ к ним имели только пользователи, участвующие в переписке) выгодно лишь преступникам и террористам. Она призвала социальные сети создать «черный ход» для спецслужб, чтобы те смогли получить доступ к переписке пользователей в мессенджерах – что, видимо, и было сделано.

Позиция «если нечего скрывать, бояться не нужно» преобладает и в самих контролирующих и правоохранительных органах. Полицейские выполняют свою работу, и они хотят выполнять ее хорошо, при этом не затрачивая на рабочий процесс чрезмерных усилий. Сотрудники правоохранительных органов – не роботы, а обычные люди, и они тоже хотят, согласно первому принципу социально-технологической эволюции, максимально облегчить себе жизнь. Как это сделать? Конечно, внедрить технологии, позволяющие как на ладони видеть каждого человека, его жизнедеятельность, намерения, планы. Помните? Искусственный интеллект может все, его нельзя обмануть или коррумпировать…

Так получается, что в наступившую эпоху «технологически предопределенной» тотальной прозрачности даже минимальная приватность становится непозволительной роскошью.

И на самом деле, если кто-то пытается любой ценой сохранить приватность, часто за этим стоят откровенно криминальные истории. Так было с европейской высокотехнологичной компанией MPC, которая продавала всем желающим защищенные от прослушивания телефоны, проводила массированные рекламные кампании в интернете и даже использовала в этих кампаниях изображение Эдварда Сноудена. Следователи выяснили, что реальным владельцем MPC оказалась шотландская криминальная группировка «Братья».

Банда изначально занималась торговлей наркотиками и пользовалась специализированными устройствами от компании BlackBerry. Однако вскоре телефоны BlackBerry перестали устраивать членов группировки. В итоге «Братья», которые хотели быть уверенными в своей безопасности, решили создать свои собственные аппараты и даже наняли программистов, чтобы разработать специализированную операционную систему для своих телефонов. Как писали СМИ, достаточно быстро банда поняла, что девайсы, сконструированные для собственных нужд, могут быть конкурентоспособными на мировом рынке, заняв почти пустую нишу «приватных и защищающих от вторжения в частную жизнь» устройств. Бизнес сразу пошел в гору.

Аппараты, стоившие в рознице около 1200 британских фунтов, пользовались хорошим спросом и покупались клиентами в Европе, Центральной и Южной Америке. «Телефон MPC обеспечивает несколько уровней шифрования с помощью закрытой защищенной сети», – говорилось в рекламном слогане компании. И MPC отвечала за свои слова, продавая преступникам многие тысячи «защищенных» устройств по всему миру.

Все закончилось, когда полиция вышла на след убийц Мартина Кока, блогера, писавшего о криминале и сотрудничавшего с MPC. В ночь убийства Кок встречался с человеком по имени Кристофер Хьюз – тот работал на MPC, и, возможно, способствовал заключению рекламных контрактов между голландским блогером и высокотехнологичной компанией. Киллер подкараулил приятелей у выхода из ночного клуба и разрядил в Мартина Кока пистолет. Хьюз, который после убийства спокойно покинул место происшествия, сразу попал в поле зрения голландской полиции.

Дальнейшее было делом техники. Несмотря на то, что предполагаемые главари преступной группировки «Братья» – Джеймс и Барри Гиллеспи – избежали ареста, предположительно, покинув Европу, компания MPC прекратила свое существование. Ее сайт перестали поддерживать, а твиттер-аккаунт – обновлять. По словам источников интернет-издания «Vice», группировка закрыла компанию сразу после начала расследования, а полиция Шотландии была вынуждена признать, что местонахождение руководителей банды ей неизвестно.

Впрочем, технологический прогресс идет столь быстрыми темпами, что вероятно, такие истории вскоре станут невозможными в принципе.

Возможно, что повсеместное введение в эксплуатацию сетей пятого поколения 5G (а Дональд Трамп в своих речах упоминал и о 6G) вскоре позволит записывать и передавать по новым сверхскоростным сетям информацию любого объема, отправляя на обработку искусственному интеллекту фактически в безлимитном режиме все, что происходит на улицах городов, в торговых центрах и общественных местах мегаполисов. С учетом распространения алгоритмов распознавания лиц это сделает приватность невозможной, даже если вы не пользуетесь смартфоном. Не исключено, что в квартирах и домах людей функции камер видеонаблюдения будут исполнять «умные» вещи, следящие за здоровьем и правильным питанием людей и онлайн отправляющие информацию компании-оператору.

Но как же быть тем людям, которые привыкли жить по старым правилам? Как жить технофобам и консерваторам, предпочитающим поступиться удобством и комфортом, которые дают современные технологии, в пользу собственной приватности и сохранения тайны частной жизни?

Эрик Шмидт и Джаред Коэн в своей книге пытаются дать ответ на этот вопрос. Ответ скорее пессимистичный, но детально аргументированный, поэтому его стоит привести здесь полностью.

«Понятно, что в будущем, как и сегодня, некоторые люди не захотят пользоваться современными технологиями, онлайн-системами и смартфонами, иметь виртуальные профили. Власти могут решить, что им есть что скрывать, и в качестве контртеррористической меры создать своего рода реестр таких «людей-невидимок». И если у вас нет ни одного зарегистрированного аккаунта социальных сетей и номера сотовой связи и почти невозможно найти ссылки на вас в интернете, вас могут посчитать кандидатом на включение в такой реестр. А попав в него, вы станете объектом отдельного регулирования, включая более тщательный досмотр в аэропортах или даже ограничения на перемещения по миру.

После терактов 9 сентября 2001 года даже страны с исторически сложившейся традицией гражданских свобод все чаще пренебрегают защитой граждан в пользу системы, повышающей безопасность и устойчивость государства, и эта тенденция будет усиливаться. После нескольких успешных атак кибертеррористов намного легче убедить людей пожертвовать чем-то, в частности, согласиться, чтобы власти имели возможность более жестко контролировать нашу активность в интернете, ради спокойствия, которое принесут эти новые меры. Побочным эффектом такого сценария, помимо гонений на небольшое количество безвредных отшельников, будет опасность роста числа злоупотреблений или судебных ошибок, которые допускают представители власти. Это еще одна причина продолжить борьбу за безопасность и сохранение тайны частной жизни.

В ближайшие годы привычное для цифровой эпохи «перетягивание каната» между приватностью и безопасностью станет особенно заметным. Ведомствам, которые отвечают за поиск, выслеживание и поимку опасных лиц, потребуются для этого очень сложные системы управления данными. Несмотря на все меры, которые принимают для защиты тайны частной жизни пользователи, компании и неправительственные организации, эти системы неизбежно будут получать информацию о людях, не имеющих к терроризму никакого отношения. Вопрос лишь в том, как много и из каких источников. Пока большая часть сведений, которые правительство собирает о населении – адреса, номера паспортов, история правонарушений, данные операторов сотовой связи, – хранится в разных местах (а в некоторых странах до сих пор даже не оцифрована). Отдельное хранение повышает уровень приватности для граждан, но резко снижает эффективность работы правоохранительных органов.

Это та самая «большая проблема данных», с которой столкнулись власти во всем мире. Как спецслужбам, армии и правоохранительным органам интегрировать все свои базы данных в единую централизованную систему, чтобы можно было сопоставлять информацию, не нарушая права граждан на частную жизнь? Так, в США ФБР, Госдепартамент, ЦРУ и другие ведомства пользуются разными базами. Компьютеры определяют зависимости, аномалии и прочие значимые факторы намного эффективнее, чем люди, но объединение различных информационных систем (с паспортными данными, отпечатками пальцев, движением по банковским счетам, результатами прослушки телефонных разговоров, данными авиакомпаний) и создание алгоритмов для эффективной установки перекрестных ссылок, удаления избыточной информации и обнаружения сигналов тревоги является невероятно трудной задачей, требующей огромных затрат времени.

Однако «трудная» не значит «невозможная». Все говорит о том, что в современных богатых странах подобные всеобъемлющие информационные системы станут нормой».

Хорошо, предположим, повсеместный государственный контроль в целях безопасности и устойчивости системы – это уже некая «новая реальность», сформировавшаяся просто потому, что были открыты и внедрены соответствующие технологии (еще раз вспомним принципы социально-технологической эволюции). Но как быть с несанкционированным контролем со стороны коммерческих компаний и, например, третьих лиц, даже если это члены семьи? У многих из них может появиться соблазн контролировать все и вся, если будет такая техническая возможность. Читатель наверняка знает, что во всем мире многие родители уже используют специальные мобильные приложения, позволяющие отслеживать перемещения своих детей-школьников, а с помощью датчиков GPS можно следить за безопасностью престарелых родителей, страдающих болезнью Альцгеймера. А в Саудовской Аравии, например, существует мобильное приложение Absher, которое работает на IPhone и Android. Оно позволяет мужчинам следить за передвижениями членов своей семьи женского пола, и при необходимости через него можно, например, запретить женщине покидать страну. Приложение можно настроить так, что при желании муж может указать жене, куда нужно ехать, сколько времени и где именно находиться, через какие аэропорты улетать. Если женщина совершит не санкционированное мужем действие, мужчина получит оповещение. Очень удобно, не правда ли?

Коммерческим компаниям тоже хочется работать с комфортом и без лишних усилий. Так, российский Yandex недавно запатентовал «Систему и способ определения дохода пользователя мобильного устройства», с помощью которого компания Yandex может наблюдать за своими пользователями, не оповещая их об этом.

Система позволяет российской компании использовать геолокацию пользователя, анализировать окружающие его звуки и установленные на смартфоне приложения, и, с помощью этих данных, угадывать профессию и даже доход пользователя. При этом, Yandex обещал не использовать технологию, возможно, потому, что практическая реализация такого проекта ставит крест даже на теоретической возможности владельца смартфона иметь какую-либо приватность (вспомните мусульман-уйгуров в СУАР). Правда, тогда непонятно, зачем вообще было Yandex эту технологию патентовать.

Впрочем, оптимистично настроенные эксперты считают, что технология «Система и способ определения дохода пользователя мобильного устройства», реализованная на практике, не только произведет революцию в таргетировании рекламы и будет пользоваться популярностью среди пользователей, но и сможет сделать их жизнь приятной и беззаботной, предугадывая малейшие желания человека. Ведь чем больше рекламодатель знает о своей целевой аудитории, тем эффективнее и полезнее его реклама для потребителя.

Разработчики российской нацпрограммы «Цифровая экономика» предлагают пойти другим путем. Они рекомендуют ввести механизмы поощрения пользователей за сбор и использование информации о них самих. Причем речь идет не просто об обезличенной информации (big data), а о личных данных граждан с целью персонального скоринга (изучения потребительского поведения и оценки платежеспособности конкретного человека). Этими данными могут быть геолокации, cookie (сайты, которые посещает пользователь), IP-адреса, номера телефонов и электронная почта, информация о покупках пользователя, его поисковые запросы. В качестве единой площадки-носителя такой информации эксперты предложили портал «Госуслуги».

В принципе, в нынешних реалиях в передаче личной информации третьим лицам нет ничего особенного. С появлением соцсетей пользователи и так стали с охотой делиться своими персональными данными с теми же френдами и подписчиками. Многие (пользователи Инстаграм, например) даже научились это неплохо монетизировать. Однако инстаграмеры имеют выбор – показывать или не показывать то или иное событие из своей жизни. Будет ли такой выбор в случае с «биржей персональных данных»? Ведь для нужд индивидуального скоринга лишних данных не бывает, и желательно, чтобы они поступали в открытый доступ полностью, без купюр. Вот тут-то и пригодится «пряник» в виде бонусов и поощрений за добровольную передачу в общий коммерческий доступ своих личных данных.

Кстати, если процесс все равно идет такими быстрыми темпами, может быть, проще создать организованный рынок персональных данных граждан, на котором можно будет купить информацию про кого угодно? Все равно сведения о перемещениях, парковочных сессиях, покупках, которые делает пользователь, сохраняются в «облачных» серверах, и, пожалуй, доступ к ним при определенных усилиях может получить любой хакер.

Конечно, процесс покупки и использования этих данных нужно жестко законодательно регламентировать. Ведь сами граждане, как правило, не в состоянии контролировать это, а часто просто не придают использованию своих персональных данных особого значения, чем с удовольствием пользуются не слишком добросовестные игроки рынка Big data.

Тут возможны варианты. Например, в конце ноября 2018 года гендиректор технологической компании «InfoWatch» Наталья Касперская заявила, что «большие пользовательские данные» должны быть признаны собственностью государства.

Есть и более демократичный путь – создание Публичного Акционерного Общества (ПАО), которое получило бы монополию на извлечение доходов от использования персональных данных каждого россиянина и обеспечило бы полноценную юридическую защиту этих персональных данных. Акционерами такого ПАО, без права продажи принадлежащих им акций, могли бы стать все граждане России, что позволило бы им извлекать доход от использования своих персональных данных в виде дивидендов этого общества или иных отчислений.

В этом случае регулирование рынка персональных данных, например, могло бы происходить по принципу рынка авторских прав: вы слушаете песню из базы без ведома ее правообладателя, но отчисляете ему небольшую оплату за авторские права постфактум. Почему бы не выработать аналогичный механизм оплаты за предоставляемые пользователем для коммерческого использования персональные данные?

Впрочем, «дивный цифровой мир» будущего устраивает не всех, и уже сейчас слышно немало голосов противников использования некоторых технологий в принципе. К ним уже стали прислушиваться политики. Например, в Сан-Франциско, одном из крупнейших мегаполисов США, в 2019 году городской полиции и иным государственным органам запретили использовать технологию распознавания лиц. Таким образом, он стал первым мегаполисом Соединенных Штатов, где запрет на использование технологии распознавания лиц был законодательно оформлен. Аналогичные акты ранее были приняты в соседнем с Сан-Франциско городе Окленд и в округе Санта-Клара. «Это первый законодательный акт, который… рассматривает технологию распознавания лиц как уникально опасную», – комментирует инициативу Вудро Херцог, профессор Северо-Восточного Университета в США.

У подобных законодательных инициатив появляется все больше и больше сторонников. Многие правозащитники и общественные деятели в Штатах в последнее время даже стали высказывать мнение, что «технологии наблюдения не должны внедряться только лишь потому, что стало технически возможным их внедрение». Но можно ли остановить тяжелую поступь прогресса, даже если гипотетически он может нанести вред человеку? Пока еще никто не смог повернуть процесс социально-технологической эволюции вспять.

Китайцы – древний и очень мудрый народ, внесший огромный вклад в социально-технологическую эволюцию. Много тысячелетий назад в долинах великих рек Хуанхэ и Янцзы начал формироваться китайский (ханьский, как называют себя сами коренные жители Китайской Народной Республики) этнос. И, как любому народу, китайцам были свойственны свои национальные особенности – уважение к старшим и почитание начальства, деловая хватка и сметливость, креативность и изобретательность. Управлять таким огромным количеством предприимчивых людей нелегко, поэтому ханьские чиновники учили жителей Поднебесной быть честными во все времена.

В жизнеописаниях Конфуция можно найти такую притчу. Когда он был чиновником, проситель предложил ему взятку и заверил, что об этом никто не узнает. Мудрец ответил: «Я знаю, ты знаешь, Небо знает. Кто не знает?». Коммунистическое руководство Китая, заменившее собой конфуцианское Небо, не могло смириться с тем, что оно чего-то не знает о своих гражданах, поэтому еще при Мао Цзэдуне создало систему «дан-ань» (бумажных папок с личными делами граждан). В каждой такой папке были собраны все данные гражданина КНР – фото, послужной список, служебные и личные характеристики, отчеты об успеваемости и правонарушениях, его общественная активность и многое другое.

Все это раньше хранилось в бумажном виде в государственных архивах – региональных и центральном. Однако, по нынешним временам «дан-ань» – инструмент не только громоздкий, но и не слишком эффективный для рыночной экономики. Так, менеджер отеля или авиакомпании не сможет быстро получить информацию из заветных папок, чтобы понять, как именно обслуживать клиента. К тому же бумажная папка не отвечает современным требованиям информационной безопасности – ее можно довольно легко уничтожить, а содержимое не защищено от коррупции, произвола, несанкционированного доступа извне или банальной ошибки, человеческого фактора. Это значит, Компартия Китая не вполне могла полагаться на эти данные, вырабатывая свою персонализированную социальную политику. Но все эти проблемы, как оказалось, можно легко устранить с помощью информационных технологий, которые стали основным инструментом Системы социального кредита – единой базы данных китайских граждан и их личных дел, завершить создание которой Пекин планировал уже в текущем, 2020 году. Пока в разных регионах Китайской Народной Республики действуют разные версии системы, а данные обобщаются лишь на региональном уровне.

О скором введении по всему Китаю системы рейтинга граждан, именуемой «Системой социального кредита», официально заявлялось более 5 лет назад. Пробывший в лагере всего 17 дней студент-уйгур, о котором рассказывалось в главе 4 части II, не смог попасть в автобус и супермаркет – возможно, аналитическая нейросеть посчитала, что для этого у студента недостаточно баллов, то есть он слишком неблагонадежен.

Как именно подсчитывает баллы рейтинга искусственный интеллект, не раскрывается. Но уже замечено, что их начисляют за публичные «добрые дела» или, например, донорам крови. Высокие баллы социального рейтинга позволяют китайцам снять гостиницу без депозита, получить кредит по льготной ставке или даже скидку на аренду жилья. Но если вы общаетесь с подозрительными лицами, курите в неположенных местах или часто нарушаете правила дорожного движения, вам могут не продать билеты на самолет и скоростной поезд или откажут в выдаче банковского кредита. Если у родителей совсем плохой рейтинг, детей могут не взять в некоторые школы.

Как сообщала китайская газета «Global Times», по данным на конец апреля 2018 года уже более 15 млн китайцев, то есть каждый сотый житель страны, подверглись административным взысканиям ввиду «низкого уровня социального рейтинга»: «Утратившие доверие граждане должны отвечать за свои проступки и нести наказание». Это, подчеркивает издание, целиком и полностью соответствует идеям построения общества на взаимном доверии, а также требованиям «социалистической рыночной экономики».

Действительно, основная цель внедрения системы социального рейтинга в Китае – не безопасность, как можно было бы изначально предположить, а именно «построение гармоничного социалистического общества». Главная ценность такого общества – честность, которая должна проявляться у китайцев во всем, от поведения в интернете до почитания старших. Отличить честность от нечестности в понимании китайского гражданина очень легко. Разница почти та же, что и между соблюдением или несоблюдением законов, так как китайские законы гораздо более подробно регламентируют жизнь каждого гражданина, чем, скажем, законы российские.

Кстати, честность в Китае – не пустой звук, а общенациональная проблема. Многие китайцы на самом деле специфически воспринимают это понятие, например, когда это касается авторских, интеллектуальных прав или, скажем, возврата долгов. Для борьбы со злостными неплательщиками по кредитам власти КНР даже запустили приложение внутри самого популярного китайского мессенджера WeChat, в котором любой гражданин может в режиме онлайн увидеть, не находится ли от него поблизости финансовый должник. Пользователь WeChat, увидев местоположение такого должника, сможет при желании проследить за ним и сообщить контролирующим органам, если траты этого человека покажутся ему чрезмерными (шопинг в торговом центре, ужин в дорогом ресторане или более крупные покупки). Достаточно и простого подозрения третьих лиц, что внешний вид должника позволяет тому платить по своим долгам. Если впоследствии приложение будет завязано на общенациональную «Систему социального кредита», это сделает уклонение от возврата долгов бессмысленным: слишком серьезным будет в таком случае поражение должника в правах и, соответственно, снижение качества жизни как его самого, так и, возможно, родственников неудачливого заемщика.

В других странах мира с охотой используют китайский опыт по борьбе с должниками. Так, например, российские судебные приставы в 2019 году загрузили в систему уличного видеонаблюдения почти 1,5 тыс. фотографий злостных должников-неплательщиков. По итогам тестирования системы главный судебный пристав Москвы Сергей Замородских заявил о «неплохом результате», ведь уже сейчас в Москве функционируют множество камер видеонаблюдения, и если человек попадает в базу данных, скрыться от правоохранительных органов практически невозможно.

В Индии тоже подошли к вопросу с размахом, в 2019 году объявив тендер на развертывание сразу общегосударственной системы распознавания лиц, объясняя это тем, что в стране с почти полуторамиллиардным населением слишком мало полицейских и они просто не могут эффективно справляться со своими обязанностями. Предполагается, что общенациональная система распознавания лиц в Индии с течением времени будет взаимоувязана со всеми основными базами данных в стране – от базы паспортов и банковских счетов граждан до баз налоговых деклараций и должников-неплательщиков. Если это случится, единая индийская база данных превзойдет китайскую. Чем не основа для создания национальной «Системы социального кредита» на полуострове Индостан? Правда, правозащитники критикуют эту инициативу, так как в Индии отсутствуют базовые законы, защищающие конфиденциальность данных, утечки персональных данных случаются достаточно часто, а некоторые действия правительства, например, в штате Джамму и Кашмир, воспринимаются мировым сообществом неоднозначно. Так, летом 2019 года для предупреждения беспорядков в этом преимущественно мусульманском штате индийское правительство отключило интернет в регионе, что привело к параличу экономической и социальной жизни Кашмира: с перебоями работали аптеки и супермаркеты, банки закрылись, банкоматы были отключены. Под руководством премьер-министра Нарендры Моди Индия в основном уже перешла на электронные деньги, и отсутствие интернета означало для жителей штатов Джамму и Кашмир почти полное отсутствие возможности что-либо купить, а также учиться, лечиться, работать. Некоторые предприятия вынуждены были полностью остановить свою работу. Не изменили рабочий график только государственные учреждения: в отличие от многих коммерческих структур, они сохранили возможность использования проводной связи. Этот пример, кстати, наглядно показывает роль интернета в современном мире и то, какой масштабный паралич всей общественной и экономической жизни ожидает любой регион мира в случае полного отключения от сети.

Тем не менее, несмотря на то, что время от времени на отдельных территориях индийское правительство вынуждено прибегать к столь жестким мерам, в вопросах внедрения новейших цифровых технологий, в том числе учета и контроля, власти Индии находятся «на передовой» прогресса. Это в том числе обусловлено демографическим фактором. Население страны почти такое же, как в Китае, но средняя плотность населения на полуострове Индостан превышает плотность населения в КНР. При этом ВВП на душу населения Индии более чем в два раза уступает китайскому – жители этой многонациональной страны по-прежнему в основной своей массе бедны, а конфликты на национальной почве и коррупция широко распространены (в особенности если сравнивать с Китайской Народной Республикой). Правительство Нарендры Моди видит в цифровизации системы госуправления и контроля решение большинства застарелых проблем государства, и небезосновательно: создание единой прозрачной системы учета граждан страны и их действий было признано необходимостью после серии кровавых терактов в Мумбаи в 2008 году.

Вскоре в Индии было принято решение о создании национальной системы биометрической идентификации «Aadhaar» (в переводе с санскрита «основа») с бюджетом 2,8 млрд долларов. Для регистрации в «Aadhaar» каждому жителю страны присвоили уникальный 12-значный номер с отпечатками пальцев, фотографией лица и радужки в глаз. К нему привязали паспорт, банковские счета, сим-карты, облачный сервис для хранения документов, медицинские карты, кадастровые и избирательные документы. Сейчас, по оценке журналистов, в «Aadhaar» находятся данные более чем 1,4 млрд жителей Индии, то есть более 95 % населения республики.

Формально индийские граждане сдавали государству свои биометрические данные добровольно. Но, как и всегда в таких случаях, некоторое принуждение на местах имело место: по данным местных журналистов, в Индии без номера «Aadhaar» не получить материальную, социальную и медицинскую помощь, пособие по материнству и бесплатные школьные завтраки. Без него нельзя зарегистрировать сим-карту, невозможно поступить в вуз, нельзя оплатить налоги, получить водительские права, открыть счет, или оформить страховку. Без биометрической идентификации не провести сделку с недвижимостью, не получить пенсию, стипендию или зарплату, иногда нельзя даже купить билет на общественный транспорт или продукты в магазине. Без номера «Aadhaar» нельзя заказать ритуальные услуги и иногда даже нельзя завести ребенка – в некоторых индийских штатах новорожденных без прохождения соответствующих процедур просто не отдают родителям. Госслужащие в Индии обязаны по приходу на работу отмечаться на биометрических терминалах, а на специальном сайте, используя определенный номер, руководство может посмотреть, находятся ли они в данный момент на службе.

Некоторые индийские журналисты считают, что «Aadhaar» помогает легко и быстро установить личности случайных людей в толпе. Это поставило вопрос о рисках, которые несет всем гражданам Индии участие в этой единой системе, но, судя по результатам прошедших весной 2019 года выборов в индийский парламент («Bharatiya Janata Party» Нарендры Моди победила на них с еще более убедительным перевесом, чем на выборах 2014 года), население по-прежнему не сомневается в своем харизматичном лидере и проводимой им политике.

Но вернемся в Китай, где власти надеются, что с укоренением «Системы социального рейтинга» проблема злостных неплательщиков по кредитам уйдет в прошлое. И действительно, уклоняться от возврата кредитов имеет смысл только тогда, когда есть гипотетический шанс полного списания долгов или хотя бы возможность не снижать качество жизни свое и своей семьи, даже если кредиторы докучают довольно сильно. Но представьте, что должнику снизили социальный рейтинг настолько, что он не может воспользоваться медицинской страховкой, а его дети не имеют возможности учиться в престижной школе. Самому ему даже билет на самолет или поезд не продают, то есть значительно ограничено право должника на перемещения. Поневоле у злостного неплательщика возникнет вопрос: зачем вообще нужны деньги, если его социальный рейтинг теперь настолько низок, что невозвращенными (украденными) деньгами попросту невозможно воспользоваться ни ему самому, ни членам его семьи?

Баллы в системе начисляются, как помнит читатель, за отсутствие нарушений закона, полезную общественную деятельность и, например, своевременную выплату процентов по кредитам. И, если балл слишком низкий, жизнь «низкорейтингового» гражданина и даже его родственников может превратиться в мучение. Так, в 2018 году Правительство КНР официально опубликовало перечень санкций, которым будут подвергаться обладатели низких рейтингов:

– запрет на работу в госучреждениях;

– отказ в соцобеспечении;

– особо тщательный досмотр на таможне;

– запрет на занятие руководящих должностей в пищевой и фармацевтической промышленности;

– отказ в авиабилетах и спальном месте в ночных поездах;

– отказ в местах в люксовых гостиницах и ресторанах;

– запрет на обучение детей в дорогих частных школах.

Помимо создаваемой централизованной «Системы социального кредита» в Китае существуют и частные. У интернет-гиганта Alibaba это система поощрения покупателей «Sesame Credit». У этой системы есть своя шкала – от 350 до 950 баллов. Если у вас 600 баллов, вы имеете право на беззалоговый кредит для покупок онлайн, если 650 – можете арендовать машину без залога, если 750 или больше – можете рассчитывать на экспресс-оформление шенгенской визы. Alibaba, конечно, сама машины не предоставляет и визы не выдает, но партнеры корпорации учитывают баллы «Sesame Credit» при взаимоотношениях с клиентами. «Sesame» рассчитывает свой рейтинг, изучая, чем человек занимается в интернете, на основании исследования его пользовательских данных, покупок и активности в сети.

В целом, китайские корпорации оценивают честность и надежность своих клиентов по тем же принципам, что и государство – своих граждан. Они, безусловно, дополняют друг друга, и делают это эффективно. Как-то председатель правления Alibaba Джек Ма убеждал правоохранительные органы использовать интернет-данные компании для выявления преступников, аргументируя: «Это нормально, когда человек по отдельности покупает скороварку, таймер и даже стальные подшипники или порох, но ненормально, если он покупает все это одновременно».

Частные «Системы социального кредита» крупных корпораций очень удобны для оценки клиентов. Благодаря им Alibaba и другие крупнейшие китайские маркетплейсы эффективно организовывают свою работу с десятками и даже сотнями миллионов людей, и в определенных случаях эти системы могут жестко ограничивать «провинившихся». В своем интервью «Wired» технологический директор «Sesame Credit» Ли Инъюнь согласился с тем, что с помощью «Sesame Credit» можно будет оценивать человека по его покупкам. «О том, кто играет в видеоигры по десять часов в день, например, подумают, что он безработный, – поясняет логику системы Ли. – А о том, кто часто покупает подгузники, подумают, что у него вероятнее всего есть дети, значит, этот человек наверняка ответственен».

С таким алгоритмическим подходом наличие (или отсутствие) денег у потребителя – фактор уже вторичный. Самое главное для искусственного интеллекта – это рейтинг гражданина в системе. Тем более, что в случае высокого соцрейтинга нейросеть с радостью выдаст «отличнику» кредит, возможно, даже беспроцентный.

А на подходе уже новая технология. Представьте себе: покупатель заходит в супермаркет, и каждое его движение фиксируется камерами видеонаблюдения. Они записывают информацию о том, к каким полкам он подходит, на какие товары смотрит, сколько времени проводит в том или ином отделе. Камеры фиксируют, берет ли покупатель товар в руки, как тщательно его разглядывает. Далее эта информация анализируется искусственным интеллектом и используется для того, чтобы делать человеку в будущем персональные таргетированные предложения как в офлайн, так и онлайн. При этом все покупки навсегда вписываются в «историю жизни» гражданина в его аккаунте «Sesame Credit». Кстати, будет ли эта «история» конфиденциальной, скрытой от посторонних глаз за семью замками или же будет доступна всем «по запросу»? На этот вопрос ответить пока не может никто.

Многие китайцы считают, что «Система социального кредита» – это хорошо и даже гордятся ею. Она мотивирует людей на то, чтобы контролировать себя и свои привычки ради высоких баллов в рейтинге и статуса «заслуживающего доверия гражданина». Китайский блогер Расул Маджид, например, заявил «Wired», что считает такую мотивацию полезной. Его аргумент прост: если человек знает, как именно за ним следят и по каким принципам его оценивают, то он сумеет адаптироваться.

В общих чертах читатель может сам оценить плюсы и минусы «Системы социального кредита». Теоретически они таковы.

Плюсы:

– возможность свести коррупцию к минимуму;

– безопасность, искоренение криминала, аферистов и мошенников;

– внимательное отношение граждан к своей репутации, установление «атмосферы всеобщего доверия»;

– облегчение и ускорение социальных контактов, их предсказуемость.

Минусы:

– полная прозрачность частной жизни и тотальный контроль;

– ограничение некоторых прав и свобод граждан в качестве наказания за низкий рейтинг;

– гипотетическая уязвимость системы перед киберпреступниками;

– беззащитность граждан перед системой в случае ее сбоев.

Немецкий журналист Феликс Ли, подробно изучивший китайскую «Систему социального кредита», высказался однозначно: «То, что планирует внедрить китайское руководство, может стать самой масштабной программой по воспитанию собственного населения за всю историю существования человечества». И это будет тотальное воспитание, которого невозможно будет избежать или хоть как-то ускользнуть от всевидящего ока долготерпеливого и, наверное, справедливого «учителя».

При этом читатель, конечно, понимает, что здесь и сейчас рассматривается условно идеальная модель, которая не предусматривает, например, карательный уклон «Системы социального кредита» и не анализирует более отдаленные последствия ее внедрения – такие, например, как появление «надсистемных» граждан или унификация поведения людей в связи с необходимостью адаптации к методам оценки аналитической нейросети.

Также хочется верить, что с появлением социального рейтинга коррупция исчезает в принципе, а не переходит в самые верхние эшелоны власти из нижних, как часто бывает в таких случаях. Кстати, примеров этому предостаточно. В 2000-х годах в Индии для искоренения коррупции на низовом уровне было принято решение внедрить цифровую систему Bhoomi, которая должна была контролировать, в частности, механизм отслеживания права собственности на землю. Специалисты Всемирного банка, финансировавшего систему, были в предвкушении оглушительного успеха. В перспективе Bhoomi должна была стать моделью для формирования электронного правительства во всех развивающихся странах, и поначалу казалось, что ее внедрение даст огромные плоды: коррупция на низовом уровне в течение короткого периода времени упала с 66 % до 3 %. «Но централизация системы регистрации лишь централизовала коррупцию. Богатые спекулянты с более глубокими карманами просто нацелились на чиновников более высоких уровней», – описывает ситуацию эксперт-урбанист Э. Таунсенд в книге «Умные города». Он предупреждает: «В этой новой гонке компьютерных вооружений бедные сообщества будут зависеть от милости тех, кто может измерять и контролировать их на расстоянии». Аналогичного мнения о внедрении Bhoomi придерживается и упомянутый Таунсендом исследователь К. Донован: «Хотя в теории эта инициатива была направлена на демократизацию доступа к информации, на практике сильные стали еще сильнее».

Власти Китая, озабоченные борьбой с коррупцией с давних пор и ведущие с ней борьбу не на жизнь, а на смерть (причем в прямом смысле – каждый год за взяточничество в Китае расстреливаются сотни человек), примерно 10 лет назад приняли решение покончить с проблемой навсегда. Они создали и запустили в 2012 году нейросеть «Zero Trust», основным направлением работы которой была фиксация подозрительных сделок с активами, незаконного перехода права собственности, контроль строительства инфраструктурных объектов и выявление коррупционных схем. За семь лет нейросеть обнаружила факты коррупции с участием 9 тыс. китайских госслужащих, и казалось бы, результаты ее работы можно было признать успешными. Но проблема заключалась в том, что искусственный интеллект якобы не мог объяснить, на основании какой именно совокупности обстоятельств нейросеть приняла то или иное решение, не мог подробно расписать всю цепочку данных. В итоге в судах это не давало возможности принять конечное решение за отсутствием достаточных доказательств и чиновники, пойманные Zero Trust «за руку», оставались работать на своих местах. Такая неэффективность вызвала негативную реакцию высшего китайского руководства, и в 2019 году нейросеть «Zero Trust» была отключена.

В обществе «социального кредита» деньги не имеют абсолютного значения. На них можно покупать товары и услуги, но за деньги нельзя купить все, что угодно. То есть общество «социального кредита» – это скорее эволюционный социализм с принципом «вы можете купить это, если вы этого достойны» нежели чем классический капитализм с логикой «любой каприз за ваши деньги». Да, вы можете быть богатым и известным человеком, но при этом неожиданно обнаружить, что банки отказываются выдавать вам кредит, и даже девушки на сайте знакомств воротят нос от вашего социального рейтинга. Кстати, крупнейшая в Китае служба знакомств Baihe не скрывает, что продвигает странички пользователей в зависимости от баллов «Sesame Credit», ведь деньги у человека имеют свойство появляться и заканчиваться, а высокие баллы в социальном рейтинге – это надолго.

Кстати, похожую систему стал внедрять и популярный сайт знакомств Tinder. Там это назвали «усовершенствованной системой ранжирования профилей по привлекательности». Принцип работы алгоритма прост. Если вы лайкаете человека с высоким рейтингом привлекательности (человека, которого лайкают многие), то ваш рейтинг внутри Tinder повышается. Если вам понравился «низкорейтинговый» персонаж, то рейтинг немного понижается. И, соответственно, чем чаще вас лайкают более привлекательные люди, тем популярнее вы становитесь для алгоритмов системы. Tinder делит людей по степени привлекательности и в основном показывает одинаково популярных людей друг другу, иногда разбавляя их профилями с иной степенью популярности. Более того, Tinder следит, пишете ли вы сообщения человеку, с которым у вас произошел мэтч (взаимная симпатия), или продолжаете и дальше листать колоду профилей «ради удовольствия». Некоторые считают, что Tinder также анализирует переписку в приложении, и, если вы обмениваетесь с собеседником номерами телефонов, то ваш рейтинг синхронно поднимается, так как, по мнению алгоритмов, вы используете приложение не для развлечения, а для реальных знакомств.

В перспективе социальный рейтинг может оказать влияние на формирование новой сословной системы. В Средние века и даже значительно позднее, до самого начала Новейшей истории деньги не играли такой абсолютной роли, как в ХХ веке. Да, деньги открывали многие двери, но далеко не везде и не всегда, и происхождение в те времена было важнее денег (хотя, конечно, идеальным было сочетание и того, и другого). И только Первая мировая война, прокатившаяся по миру волна революций и последовавшая за этим неоднократная смена элит постепенно сделала общество более равноправным. Окончательно доминирующая роль денег в современном социуме оформилась с укоренением концепции «потребительского общества», так как эта концепция поставила во главу угла «человека потребляющего» – того, кто тратит деньги. И было важно не столько то, как именно эти деньги заработаны, сколько то, что они у человека есть.

Кстати, во многих странах мира сословная система в той или иной степени сохранилась. И речь не идет о развивающихся странах, хотя общеизвестно, что в государствах Тропической Африки вожди племен или их ближайшие родственники по-прежнему играют огромную роль в жизни своих государств. Также не стоит говорить и о классических примерах вроде сохранившейся (хоть и в очень измененном виде) кастовой системы в современной Индии. Вот пример одной из передовых демократий. Недавние выборы в Великобритании, победу на которых одержал Борис Джонсон, показательны с точки зрения понимания структуры элиты Соединенного Королевства. Так, пять из шести кандидатов на должность премьер-министра, включая Джонсона, учились в одном университете в Оксфорде и даже состояли членами одного дискуссионного клуба – Оксфордского Союза, самого престижного дискуссионного клуба Британии, на заседания которого в разное время ходили Гарольд Вильсон, Тони Блэр, Тереза Мэй, Дэвид Кэмерон, бывший премьер-министр Пакистана Беназир Бхутто, и даже бирманский лидер Аун Сан Су Чжи.

Другой пример – Чили. Общество в этой южноамериканской стране официально делится на классы – A, B, C, D, E. Наследственного принципа, конечно, нет, но учитывается место проживания, образование, профессия, даже тип медицинской страховки. А что мешает «Системе социального кредита» стать универсальной сословной шкалой для всех граждан? Она наверняка сможет учесть все факторы без исключения, поставив на самый верх «пирамиды соцрейтинга» самых законопослушных, честных и умеющих адаптироваться к изменениям граждан. Ну и, в случае необходимости, всегда возможна «тонкая настройка» этой системы.

Россия внимательно изучает китайский опыт, и, казалось бы… пока не спешит ему следовать. Так, бывший куратор российской цифровизации, вице-премьер российского правительства Максим Акимов неоднократно заявлял, что «…таких проектов, как скоринг политического и социального поведения человека и оценка его общей успешности и неуспешности … таких проектов на сегодняшний день нет». Более того, тогдашний вице-премьер достаточно однозначно сформулировал свою позицию по данному вопросу: «Мне кажется, что это явная угроза, но как обществу с классической гуманистической традицией нам этой угрозы удастся избежать. Я явно ее ощущаю, поэтому могу сказать, что на стороне правительства сейчас такие вопросы не обсуждаются, они не в повестке дня».

Члены нового российского правительства, возглавляемого Михаилом Мишустиным, пока не высказывались однозначно по столь щепетильному вопросу. В то же время, национальная программа «Цифровая экономика», представленная правительством Российской Федерации в 2018 году, обозначает свои цели как «создание общенациональной архитектуры данных» и «реализация цифровой идентичности граждан, управление цифровым профилем человека», что может быть по смыслу очень близко идеям «Системы социального кредита». Комментируя программу, Максим Акимов использовал образы, близкие по смыслу описанию китайской системы: «Это полноценное цифровое резидентство организации, вещи, личности в мире, управление разрешениями, цифровым профилем человека, единая среда доверия».

Российские граждане, как, впрочем, и жители других стран, пока не слишком интересуются темой своего «цифрового будущего». Единственный человек в России, неоднократно публично высказывавший свое мнение по этому поводу – это Глава Российской Православной Церкви (РПЦ) Патриарх Кирилл (Гундяев). В интервью телеканалу Россия 1 в начале 2019 года он заявил: «Кто-то может точно знать, где вы находитесь, точно знать, чем вы интересуетесь, точно знать, чего вы опасаетесь. Контроль из одной точки – это предвестие пришествия Антихриста, если говорить о христианском взгляде. Антихрист – это та личность, которая будет во главе всемирной паутины, контролирующей весь человеческий род».

Демократические государства Запада воспринимают идею всеобщего социального рейтинга через призму своей истории и культуры. С одной стороны, там все чаще слышатся голоса против развития искусственного интеллекта и, например, алгоритма распознавания лиц в уличных камерах. С другой стороны, именно крупнейшие западные корпорации находятся в авангарде борьбы за повсеместную цифровизацию, тотальную прозрачность и открытость персональных данных, которые, по сути, стали «новой нефтью» для всех крупнейших высокотехнологичных компаний мира. Именно технокомпании-агрегаторы стали первыми, кто начал оценивать своих клиентов посредством отзывов о них. Uber, Gett, Яндекс. Такси – все они стали присваивать своим пассажирам рейтинг, в котором многие пользователи увидели прообраз будущей единой «Системы социального кредита».

Известно, что крупные высокотехнологичные корпорации не слишком задумываются об этике своих действий, особенно если сравнивать их с политиками или обычными людьми. Они делают бизнес, их задача – генерировать прибыль акционерам, и все новые технологии отчасти внедряются ради того, чтобы получать профит или, как вариант, снижать издержки. Поэтому на Западе именно частные компании стали первыми повсеместно внедрять скоринговые системы, которые позволяют оценить возможные прибыли и риски при работе с конечным клиентом. Скоринговые системы изначально использовались в банковском бизнесе и были предназначены для оценки надежности и платежеспособности заемщиков, но с развитием финансовых технологий и расширением банковских сервисов их стали внедрять повсеместно: чем точнее система оценит клиента и его потребности, тем больше товаров или услуг можно ему продать, получив с него максимальную прибыль. И, если раньше это делали специально обученные сотрудники и во многом интуитивно, «на коленке», то теперь это делает искусственный интеллект. Это намного эффективнее и дешевле.

Возикает логичная мысль: а может быть, можно оценить человека в целом? Как заемщика, как покупателя, как пассажира? Ведь это сэкономило бы поставщикам финансовых и прочих услуг немало времени и денег, да и гражданину было намного легче: зная свой оценочный балл, он смог бы точнее соизмерять свои запросы со своими возможностями. Но это дело будущего, хоть и довольно близкого, а пока каждая компания стремится внедрить свою собственную шкалу оценки клиента.

«Какое отношение это имеет к соцрейтингу?» – спросит читатель. Самое прямое.

Система оценки пассажиров действует очень просто: пассажиры Uber, Яндекс или Gett оценивают водителей такси по пятибалльной шкале. Принцип несложный: понравилась поездка или нет, чистый ли автомобиль, опрятный ли водитель, внимателен ли он. Если все понравилось, мы ставим водителю высший балл, и Uber или Gett повышает его внутренний рейтинг в системе. Водитель, в свою очередь, так же оценивает пассажира. Как он себя вел? Не был ли пьян? Не опоздал ли? Если таксисту что-то не понравилось или у него просто плохое настроение (не забывайте, водитель тоже человек), он легко может поставить клиенту низкую оценку. Известно немало случаев, когда постоянный клиент агрегатора такси, например, мужчина, любящий поспорить, или же просто рассеянный и иногда опаздывающий, попадал в «черный список» системы по причине плохих оценок от водителей. Компания имеет право отказать в обслуживании, если рейтинг в ее системе «намного ниже среднего». Как правило, это означает просто «бан» у агрегатора, то есть невозможность пользоваться услугами данного сервиса такси неопределенно долгое время.

И это уже ситуация, аналогичная тем, что случаются благодаря «Системе социального кредита» в Китае: вы получили от частной компании низкий балл, напрямую влияющий на ограничение ваших прав (невозможность поездки на такси), а алгоритм получения оценки вам до конца непонятен. Да даже если и понятен, что с того?

Неправда ли, похоже на китайскую практику? А ведь мы еще только в начале пути.

Некоторые сервисы, например, система бронирования квартир Airbnb, предусматривают возможность пожизненного запрета на использование услуг. Компания даже не обязана объяснять вам, в чем причина. По схожему принципу работает система мониторинга для баров PatronScan, функционирующая в США, Канаде, Великобритании и Австралии. Бармен имеет право оценить клиента, и, если тот, к примеру, замечен в дебошах или ином неподобающем поведении, вход во все бары, использующие PatronScan, ему будет закрыт.

Все больше западных компаний используют технологии якобы для того, чтобы оградить себя от «токсичных посетителей», подавая при этом свои системы как «возможность получить максимальные преференции для лояльных клиентов». И это может стать большой проблемой, так как клиент, получающий низкий балл в такой частной системе, лишен права даже на защиту своей позиции. Он не может подать в суд, и зачастую даже сама жалоба в компанию-агрегатор бессмысленна: искусственный интеллект, осуществляющий скоринг человека, не может ошибаться.

Получается, что цифровизация стимулирует постепенное, но неуклонное распространение принципа презумпции вины, причем часто это усугубляется для клиента невозможностью доказать обратное. О какой справедливости и правах в таком случае вообще может идти речь, если решения на основе нескольких оценок, возможно не вполне объективных (злопамятный или просто склочный бармен, работающий в заведении по системе PatronScan), приведут к ограничению прав ничего не подозревающего человека?

Отдельная история – многочисленные и непрозрачные скоринговые системы страховых компаний. Глобальное увлечение системами оценки клиентов не обошло и их: именно в страховании и медицине точность оценки рисков важна как никогда. У ваших родителей были наследственные заболевания? Страховка будет стоить вам дороже. Часто выкладываете в соцсети фотографии с разных вечеринок? Наверное, вы злоупотребляете алкоголем, и это дополнительный риск в глазах страховщиков. Любите близко фотографироваться с дикими животными в национальном парке? Не слишком разумно, хотя и мило. По крайней мере, скидки на страхование жизни вы уж точно не получите. С точки зрения страховщиков, любое ваше действие – это дополнительный балл в копилку вашего права на страховую скидку или, наоборот, наценку. И это делает страховой скоринг (наряду с банковским) наиболее многослойным и запутанным. Соответственно, он может оказаться самым дорогим и имеющим наиболее далеко идущие последствия для клиентов.

При алгоритмическом анализе зачастую выявляются совершенно неочевидные закономерности. Обрабатывая миллиарды транзакций и триллионы битов данных, искусственный интеллект легко обнаружит взаимосвязи там, где их никогда не увидит человек, пусть даже обладающий самым пытливым и цепким умом и выдающейся памятью. Так, например, при обработке данных китайские нейросети неожиданно установили устойчивую корреляцию между надежностью заемщика и тем, насколько уверенно он набирает заявку, которую собирается подать в банк для получения кредита. Более того, алгоритмы выяснили, что те клиенты, которые держат батарею своего смартфона всегда заряженной, намного более надежные заемщики, нежели чем те, у которых аккумулятор аппарата постоянно находится «около нуля».

Безусловно, скоринговые программы очень облегчают работу банковских клерков и страховых агентов. Они удешевляют процедуру оценки клиентов и отсекают явных мошенников и аферистов, которые во все времена были «головной болью» банкиров и страховщиков. Но с распространением этих систем во всех сферах жизни мы все больше отдаляемся от классической капиталистической модели «потребительского общества» с его ранее устраивавшей всех формулой «потребитель всегда прав». Незаметно для самого себя мир становится все ближе к глобальному социалистическому обществу, и, может быть, уже совсем скоро вам придется доказывать корпорациям, которые продают вам товары и оказывают услуги, что вы достойны того, чтобы эти товары и услуги потреблять.

Кстати, обосновать для клиента именно такой «уведомительный» порядок потребления намного легче, чем вы думаете. Возьмите процесс глобального потепления, другие экозащитные тренды последних лет, которые никто в принципе не оспаривает, и вспомните, что именно общество потребления и характерный для него почти непрерывный экономический рост во многом являются причинами тех экологических проблем, которые мы сейчас видим. Сразу вспоминается шведская девочка-экоактивистка Грета Тунберг и ее гневная речь на трибуне Организации Объединенных Наций.

Вам недостаточно милой Греты? Страшный вирус сможет скорректировать ваше потребление почище любых экологических страшилок. Всего пару месяцев карантина, закрытые границы, несколько некрологов в газетах и шокирующие фотографии в социальной сети – и вот вы уже готовы всюду носить с собой антисептик для мытья рук, перейти на удаленную работу даже с потерей в заработной плате и пользоваться только бесконтактными платежами, забыв о наличных деньгах и кредитных картах – этих разносчиках смертельных вирусов и болезнетворных бактерий.

Впрочем, Грета Тунберг во многом права. Именно рост населения и колоссальное потребление человечеством огромного количества товаров и услуг способствовало появлению на Земле массы проблем поистине планетарного масштаба. И, безусловно, есть прямая корреляция между темпами экономического роста и ухудшением экологической ситуации на планете. И проблема, кстати, даже не столько в росте количества людей на планете, сколько в том, что уже живущие на ней homo sapiens беспрерывно конкурируют между собой за то, чтобы потреблять все больше и больше, даже если в этом нет никакой необходимости. В мегаполисах всех стран мира таких людей очень много. Этот феномен назвали «показательным потреблением», то есть потреблением, которое нужно лишь для того, чтобы подчеркнуть свой собственный социальный статус. Но с широким распространением по всему миру глобальной «Системы социального кредита» показательное потребление будет больше не нужно. Зачем оно, если есть всеми признаваемый и все учитывающий социальный рейтинг? Высокий балл, моментально считываемый всеми алгоритмами и показывающий, что вы из себя на самом деле представляете – чем не реальный показатель социального статуса?

Чтобы снизить показательное (да и не только) потребление, в развитых странах Европейского Союза и далее по всему миру все больше популяризируются идеи «шеринговой экономики». Так экономисты, политики и общественные деятели называют экономику будущего, построенную не на частной собственности, как раньше, а на общественной, совместной. То есть, в некотором роде, речь идет об «эволюционном коммунизме» – системе, к которой человечество может прийти уже не революционным, а естественным, чисто эволюционным путем в соответствии со вторым принципом социально-технологической эволюции.

Одна из популяризаторов «шеринговой экономики» в Европе, датский министр экологии Ида Аукен в первой половине 2019 года написала небольшое эссе на тему «светлого будущего» – мира, где нет частной собственности, нет работы в привычном нам понимании и где человек, по мысли датской активистки, живет в гармонии с природой, не загрязняя окружающую среду. Именно так видит Аукен «общество идеального будущего», которое должно наступить, по мысли датчанки, уже в ближайшие годы. Это эссе стоит прочесть полностью, чтобы понимать, каким в общих чертах видят современные европейские утописты будущий «город Солнца», его жителей и тех, кто по какой-то причине решил остаться за пределами «солнечного контура».

Итак, слово Иде Аукен.

«Добро пожаловать в 2030 год. Добро пожаловать в мой город, или лучше сказать – в «наш город». Мне ничего не принадлежит. У меня нет своей машины. Нет своего дома. Я не владею одеждой и бытовой техникой.

Вам это может показаться странным, но нас, жителей города, такая жизнь более чем устраивает.

Все, что раньше считалось продуктом, теперь стало услугой. Транспорт, жилье, еда и все, что необходимо в повседневной жизни, достается нам бесплатно, так что особого смысла владеть чем-то попросту нет. Сначала бесплатной и общедоступной стала связь. Потом, когда бесплатной стала и экологически чистая энергия, дела пошли гораздо быстрее. Цены на транспорт резко упали. Личный автомобиль превратился в бессмыслицу, потому что мы всегда можем вызвать беспилотник или летающую машину для более длительных путешествий, и они приедут через несколько минут.

Как только общественный транспорт оказался дешевле, быстрее и удобнее машины, процесс передвижения стал гораздо более упорядоченным. Сейчас мне уже сложно представить, что когда-то мы добровольно терпели пробки на дорогах, не говоря уже о загрязнении воздуха от двигателей внутреннего сгорания. И о чем мы только думали?

До друзей я иногда добираюсь на велосипеде. Мне нравится на нем кататься: удовольствие и тренировка – два в одном. Такая прогулка дарит настоящее наслаждение. Забавно, что некоторые вещи никогда не надоедают: нам по-прежнему нравится ходить, кататься на велосипеде, готовить, рисовать и выращивать цветы. Все эти занятия напоминают нам о том, что наша культура возникла из тесной связи человека и природы.

В нашем городе не принято платить арендную плату, потому что пространство используется всякий раз, когда «хозяина» нет дома. Например, когда я ухожу, в моей гостиной проходят деловые встречи.

Иногда мне хочется самой что-то приготовить. Это легко устроить – необходимая техника оказывается у моей двери буквально через пару минут. Поскольку транспорт теперь бесплатный, мы прекратили набивать свои дома этим хламом. Зачем держать машинку для приготовления пасты или блинницу в кухонном шкафу, когда их можно просто заказать?

Экономика пошла по пути замкнутого цикла. Когда продукты превращаются в услуги – кому нужны недолговечные вещи? Все должно быть прочным, восстанавливаемым и пригодным для переработки. В нашей модели экономики материалы быстро расходуются и легко превращаются во что-то иное. Экологические проблемы остались в прошлом, так как мы используем только чистые источники энергии и методы производства.

Воздух чист, вода тоже, и никому в голову не придет нарушать границы природных заповедников, поскольку все знают, насколько они важны для благополучия человечества. В наших городах множество зеленых зон, повсюду цветы и деревья. Я до сих пор не понимаю, почему раньше мы заполняли все свободное пространство бетоном.

Походы по магазинам? С трудом припоминаю, что это вообще такое. Обычно человек просто выбирает, чем бы хотел воспользоваться в данную минуту. Иногда процесс может даже увлечь, но чаще всего я доверяю эту работу продуманному алгоритму. Он лучше меня знает, что мне понравится.

Когда искусственный интеллект и роботы взяли на себя такое количество традиционной работы, у нас появилось время, чтобы хорошо питаться, высыпаться и проводить больше времени с другими людьми.

Понятия часа пик больше не существует, ведь мы можем работать, когда угодно. Правда, не уверена, что этот процесс все еще можно называть работой. Больше похоже на специальное время для размышлений, созидания и развития. Прежде все искали лишь развлечений, и люди не хотели забивать себе голову вопросами посложнее. Однако в последний момент мы все же поняли, как использовать технологии себе во благо, а не просто чтобы убивать время.

Я очень волнуюсь о тех, кто живет за пределами города. О тех, кого мы потеряли по пути. О тех, кто решил, что технологии – это слишком. О тех, кто почувствовал себя жалким и ненужным, когда роботы и искусственный интеллект взяли на себя большую часть привычной работы. О тех, кого не устраивала политическая система, и кто отвернулся от нее.

За пределами города люди живут другой жизнью. Одни образовали замкнутые общины. Другие просто доживают свою жизнь в пустых и заброшенных домах в деревеньках XIX века.

Порой меня раздражает, что мы лишены приватности. Отслеживается каждый мой шаг. Я знаю, что где-то записывается все, что я делаю, о чем думаю и о чем мечтаю. Надеюсь, никто не станет использовать эти данные против меня.

В целом, мне нравится такая жизнь.

Она намного лучше той, которой мы жили, пока не поняли, что мы не можем следовать привычной модели. Ведь сколько было кошмарных проблем: болезни цивилизации, изменение климата, кризис беженцев, ухудшение состояния окружающей среды, перенаселенные города, загрязнение воды и воздуха, социальные волнения и безработица. Мы потеряли слишком много людей, прежде чем поняли, что есть другой путь».

Читателю может показаться, что это просто идеальная картинка избалованных достатком и благополучием «европейских мечтателей». Возможно. Но, в сущности, отказ от личного автомобиля в пользу такси, каршеринга или общественного транспорта – тоже проявление «шеринговой экономики», определенное начало пути.

Кстати, согласно опубликованному в 2019 году исследованию, Россия заняла первое место в мире по доступности такси в сравнении с личным автомобилем. И это косвенный признак того, что Российская Федерация может оказаться в числе стран, где «на пути в будущее» изменения будут происходить опережающими темпами, так сказать, «сверху». Россиянину, который проезжает за год менее чем 5,4 тыс. км, можно отказаться от собственного автомобиля: ему экономически выгоднее передвигаться по городу на такси. Но приватности в этом такси не будет. Технологичные компании предупреждают об этом заранее – так, Яндекс. Такси открыто заявляет о том, что будет контролировать своих водителей дистанционно. «Для обеспечения безопасности» специальная камера будет считывать мимику водителя, чтобы отследить его усталость или неадекватное состояние, также будет анализироваться манера вождения водителя. Наверное, «в целях безопасности» такое же наблюдение будет осуществляться и за пассажирами. Кстати, предполагается, что в случае странного поведения или просто усталости таксиста автомобиль будет отключен программой во избежание происшествий, что должно почти полностью исключить пресловутый «человеческий фактор» и значительно снизить аварийность на дорогах.

Но разве опытный водитель не может контролировать свое состояние самостоятельно? В высокотехнологичной компании считают, что, конечно же, нет. Работа «за баранкой» в наше время не слишком прибыльна, и, чем больше часов таксист проработает, тем выше будет его заработок. А поднять тарифы ему не дает программа… Вот и приходится водителю работать по 12–14 часов в сутки, что чревато риском для здоровья как его самого, так и пассажиров. Яндекс. Такси обязан не допустить этих рисков. Получается замкнутый круг.

Можно, наверное, поднять тарифы или уменьшить комиссию агрегатора, чтобы позволить таксистам больше зарабатывать, но почему-то этот путь, в прошлые десятилетия вполне приемлемый, в эпоху уберизации признан нерациональным. А ведь Иммануил Кант когда-то сказал: «Две вещи наполняют мою душу благоговением – это звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас». Однако, в «цифровом» XXI веке нравственный закон, похоже, окончательно уйдет в прошлое. Так, директор по распространению технологий компании Yandex Григорий Бакунов как-то на лекции в Уральском федеральном университете прямо заявил: «С приходом алгоритмов человечество будет вынуждено отказаться от морали».

Что может ждать нас дальше?

Чем больше мы свыкаемся с мыслью, что люди – это всего лишь «пользователи», «большие данные», являющиеся частью «Системы социального рейтинга», тем больше вероятность, что гуманистические ценности начнут безвозвратно уходить в прошлое. Как можно ценить человека как личность, если на самом деле он – всего лишь строчка в «больших данных», часть глобальной системы, состоящей из миллиардов составных частей?

Читателю кажется это невероятным? Возможно, но новейшие технологии уже позволяют создавать целые мегаполисы с нуля и «под ключ», в результате чего рождаются «умные» города со встроенными системами для управления городской средой на базе искусственного интеллекта и больших данных. В марте 2019 года «South China Morning Post» рассказала о создании нового подразделения в корпорации JD.com, названного JD City, которое будет поставлять технологии «умного» управления городами муниципальным и региональным властям КНР. Эти технологии можно применять для управления дорожным движением, перевозками или предоставлением коммерческих услуг, есть стандартные решения для экономии электроэнергии или организации смарт-паркинга. И, конечно, в рамках такого «умного» города предусмотрена возможность создания локальной системы социального рейтинга, причем как для граждан, так и для коммерческих организаций.

Вице-президент JD.com Юй Чжэн уверен, что подобные «коробочные» решения для муниципальных и региональных властей открывают новые возможности в управлении городской средой, их можно использовать в тысячах городов по всему миру. «Новый проект повысит качество жизни горожан и сделает городское управление более эффективным», – считает он. Удачным примером интеграции сервисов компании он называет систему социального рейтинга, которую JD.com тестирует в городском округе Суцянь. Оценка благонадежности, разработанная JD.com в рамках типового рейтинга, применима не только к частным лицам, но и, например, к коммерческим предприятиям, ведущим свой бизнес на территории муниципального образования. Для оценки контрагентов и клиентов этих предприятий (как юридических, так и физических лиц) JD.com использует большие данные, собранные на своих платформах (пользователями сервисов компании в Китае являются более 300 миллионов человек), а также информацию, предоставляемую местными властями.

Особенность социального рейтинга от JD.com в том, что жителям не проставляют рейтинг по единой системе. Алгоритмы рассматривают каждый случай индивидуально, и на основе имеющихся у них данных оценивают благонадежность каждого конкретного гражданина. Например, если горожанин захочет арендовать велосипед, то система не будет учитывать, владеет ли он частной собственностью. Но, если он вдруг решит взять кредит в банке, наличие недвижимости будет иметь важное значение для оценки его платежеспособности. Чем не высшая справедливость?

Кстати, «умными» городами занимается не только китайская JD.com, но и такая демократичная корпорация, как Google. Высокотехнологичная компания планирует создать на базе одного из микрорайонов Торонто в Канаде целый «умный» город, где, как ожидается, все действия каждого из жителей будет анализировать специальная система, контролирующая перемещения, здоровье и – самое главное – покупки человека. Как пишут североамериканские СМИ, территория под «умный» город уже утверждена, полным ходом идет его проектирование.

Японская корпорация Toyota тоже начала строить город-утопию Woven City, где люди, роботы и искусственный интеллект будут существовать в одной экосистеме. «Это будет не еще один испытательный полигон, а полностью управляемое место, в котором исследователи, инженеры и ученые свободно тестируют беспилотники, робототехнику, умные подключенные дома, искусственный интеллект и многое другое в реальной среде», – рассказал журналистам о проекте Акио Тойода, президент Toyota Motor Corporation.

Woven City – это 70 гектаров земли с полностью автономной экосистемой на месте бывшего автомобильного завода Toyota у подножия горы Фудзи. Предполагается, что в «городе будущего» будут специальные дороги для пешеходов, велосипедов и автономного транспорта с нулевым уровнем выхлопов углекислого газа, а дома из дерева также обеспечат минимум его выбросов, причем их крыши будут вырабатывать солнечную энергию благодаря покрытию фотоэлектрическими панелями. Компания заявляет, что датчики с искусственным интеллектом в домах будут автоматически контролировать здоровье и потребности жильцов, а новое поколение домашних роботов станет сиделками для пожилых жителей, нянями для совсем маленьких и репетиторами для школьников. Ожидается, что уже в начале 2021 года в Woven City заселится около 2 тыс. сотрудников Toyota Motor Corporation с семьями, ученые-исследователи и сотрудники компаний – партнеров Toyota.

Похоже, «умные» города могут стать нашим ближайшим будущим. Власти многих стран, в первую очередь развивающихся, прикладывают максимальные усилия для ускорения урбанизационных процессов, поскольку цифровизация экономически более эффективна на территориях с высокой плотностью населения, да и сельское хозяйство в XXI веке уже не требует такого количества рабочих рук, как раньше.

Самый мегаломанский проект такого рода хочет реализовать Саудовская Аравия. Королевство собирается построить поистине супергород будущего посреди пустыни. Новый город решили назвать Неом. Планируется, что он будет расположен на побережье Красного моря, недалеко от границы с Иорданией. По словам инициаторов проекта, город должен обогнать по уровню развития Кремниевую долину, Голливуд и Французскую Ривьеру вместе взятые. Естественно, управлять городом будет искусственный интеллект, а обслуживающим персоналом для жителей мегаполиса будущего должны стать роботы.

Разработчики проекта уверены, что нейросети должны анализировать все действия и перемещения каждого жителя Неома на основе технологий Big Data. «Это должен быть автоматизированный город, в котором мы сможем наблюдать за всем, – говорится в документах учредительного совета проекта. – Это город, где компьютер может уведомлять о преступлениях без необходимости сообщать о них и где можно отслеживать всех граждан». А может быть, искусственному интеллекту удастся выявлять преступления и сигнализировать о них до того, как они будут совершены. Помните лондонского комиссара Крессиду Дик и ее слова о предиктивной полиции, то есть о возможности предсказания и предотвращения преступлений, которые еще только готовятся? Наверное, если этот проект в Саудовской Аравии будет реализован, он станет прообразом городов будущего.

Кстати, прообразом мегаполиса будущего вполне может стать и столица Российской Федерации – город Москва. По крайней мере, городские власти, имеющие в своем распоряжении огромное количество ресурсов, ставят перед собой очень амбициозные цели. Вот, например, как видит Департамент информационных технологий Мэрии Москвы «образ москвича в 2030 году».

1. Технологии становятся частью тела людей

• в организм вживляются медицинские устройства;

• искусственный интеллект выявляет заболевания на ранней стадии и назначает лечение;

• проводится трансплантация искусственных органов;

• средняя продолжительность жизни возрастает до 120 лет.

2. Связь биологических и цифровых возможностей

• личный цифровой помощник с искусственным интеллектом встроен в каждое «умное» устройство;

• искусственный интеллект помогает выполнять повседневные бытовые задачи;

• используются технологии виртуальной и дополненной реальности в образовании.

3. Работа

• физический труд практически исключен, внедрено широкое применение роботизированных технологий;

• задача человека – созидание, руководство и контроль.

4. Безграничные коммуникации

• личный цифровой помощник с искусственным интеллектом способен осуществлять перевод с любого языка в режиме реального времени;

• цифровые технологии максимально приближают виртуальное присутствие к физическому;

• люди отказываются использовать личный транспорт в пользу общественного и каршеринга;

• используются услуги логистических служб вместо физической поездки по тем или иным делам, для передачи чего-либо.

Если все эти планы реализуются, всего через пару десятков лет искусственный интеллект сможет учесть в вашем социальном рейтинге абсолютно все: сколько раз в день у вас повышалось давление или температура тела, сколько раз и в какой ситуации вы повышали голос, какие эмоции испытывали в течение дня, сколько раз и кому говорили неправду… И люди всего мира будут подстраиваться под новую систему жизни, под новые критерии оценки успешности.

Не верите? А между прочим, аналитики IT-компании Gartner еще год назад предсказали, что к 2023 году поведение жителей некоторых крупных городов будет отслеживаться при помощи «Интернета поведения» (Internet of Behavior, IoB). Конечно же, оно будет оцениваться по определенной рейтинговой шкале, и эти оценки будут влиять на получение льгот и услуг конкретным гражданином. Эксперты Gartner предположили, что в 2023 году уже 40 % населения мира будет задействовано в системе IoB, а в дальнейшем система Internet of Behavior охватит весь мир.

Прогноз не кажется неправдоподобным: читатель уже знает, что существуют различные технологии наблюдения за активностью людей. Это системы распознавания лиц и эмоций, определения местонахождения (геолокации) человека, нейросети, анализирующие покупки и голосовые сообщения. IoB, как считают эксперты Gartner, станет продолжением Интернета вещей, будет контролировать и оценивать жизнедеятельность граждан, чтобы стимулировать их к желательному поведению. И не стоит думать, что каких-то государств или территорий этот эволюционный процесс не коснется. Во многих развитых странах уже сегодня подобные методы работы с клиентами тестируются, например, в страховой отрасли. Да и таргетированная реклама – по сути тот же механизм стимулирования желательного поведения клиента, только более мягкий, нежели «Интернет поведения».

Кстати, аналитики Gartner идут в своих рассуждениях дальше и предполагают, что к 2024 году Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) включит онлайн-шопинг в перечень психических аддиктивных расстройств, сродни наркомании и игромании, поскольку «новые методы стимулирования покупок» и навязчивая персонализированная реклама будут способствовать деформации личности больше, нежели любые маркетинговые методы прошлого века.

Разрыв между желаемым и действительным у многих жителей планеты будет нарастать, соблазнов будет становиться все больше и больше, а возможностей у людей, не принадлежащих к элитам, будет меньше.

Кажущаяся простота, удобство и привлекательность интернет-покупок будут усиливать финансовую нагрузку на сотни миллионов человек, так как маркетплейсы и агрегаторы все активнее используют возможности таргетирования и искусственного интеллекта, чтобы привлекать покупателей и стимулировать их на как можно большие траты. Очень многие люди, особенно не обладающие навыками критического мышления и аналитическими способностями, не смогут самостоятельно справиться со «змеями-искусителями» общества будущего, поэтому вечные долги и перманентный страх банкротства станут причиной постоянного стресса, депрессий, расстройств личности, даже самоубийств. Если до такого дойдет, потребление каждого гражданина в соответствии со своим «уровнем социального рейтинга» может стать относительно справедливым выходом из ситуации. Или нет?

Возможно, лет через двадцать весь мир начнет походить на одну большую компьютерную программу, в которой люди-муравьи будут четко знать свое место и роль в жизни – в соответствии со своим социальным рейтингом, баллы в который будут получать практически с рождения, например, через систему «Интернета Поведения». А контролировать эту программу будет искусственный интеллект.

Впрочем, есть и другой вариант – место искусственного интеллекта на вершине социальной пирамиды на некоторое время займут сверхлюди. Но, скорее всего, лишь на время.

Ханс Сьеблад, основатель шведского сообщества биохакеров Bionyfiken, пропагандирующего идеи о том, что «чипирование» человека – нормальное явление, которое будет популярно среди людей в разных странах все больше и больше, как-то заявил в интервью изданию «Tech Insider» в 2015 году, говоря о имплантации чипов: «Человеческое тело – это большая платформа. Тело уже явление, и этот имплантат лишь его совершенствует… Кто захочет носить неуклюжий смартфон или «умные» часы, когда вы можете получить все это в своем ногте? Я думаю, что это направление, в котором все движется».

«Чипирование» человека – это технология, предусматривающая вживление под кожу RFID (Radio Frequency Identification), микрочипа с определенным функционалом и набором данных. Эта технология позволяет сделать неотъемлемой частью человека информацию, обычно хранимую на внешних носителях, такую как ID-карта (паспорт), ключи от дома и автомобиля, пропуск в место работы, проездной на все виды общественного транспорта, банковские карты и так далее. Считается, что это делается для удобства чипируемого: благодаря цифровому имплантату он уже не сможет забыть, например, PIN-код от своей банковской карты, оставить дома ключи от автомобиля или потерять проездной на метро. Обычно RFID-микрочип состоит из микросхемы размером с рисовое зернышко, хранящей необходимую пользователю информацию, и антенны, передающей и принимающей радиосигналы.

Это действительно удобно и облегчает жизнь, хотя существуют и немалые риски. Имплантат может быть заражен компьютерным вирусом (это доказал британский ученый Марк Гассон, заразивший через инфицированный микрочип компьютеры и базу данных своего университета в 2010 году), нет гарантий конфиденциальности (теоретически к RFID-чипу могут получить доступ злоумышленники и похитить важную информацию). Также исследования на подопытных грызунах и собаках показали увеличение вероятности заболевания раком подопытных животных в местах имплантации (подкожная саркома). Впрочем, эти исследования позже неоднократно подвергались критике как неполные.

Шведы, которым не дают покоя лавры «самой прогрессивной» нации в мире, используют метод чипирования заметно охотнее, чем жители большинства других стран, в некоторых из которых распространение технологии законодательно ограничивают, разрешая использовать технологию только одиночкам-добровольцам. В Швеции даже есть несколько сообществ, подобных Bionyfiken, которые ставят своей целью не только популяризацию чипирования, но и расширение возможностей этой технологии, например, посредством подключения чипа к интернету. Они имеют довольно обширные международные контакты. Та же Bionyfiken объявляла о сотрудничестве в изучении этих возможностей с такими известными компаниями, как, например, российская «Лаборатория Касперского».

За пределами Швеции популярность технологии не столь высока. Например, в России в числе пионеров использования технологий чипирования журналисты называли Томский Государственный Университет (ТГУ). Так, в 2019 году сообщалось о том, что именно ТГУ должен провести первый в России эксперимент по вживлению унифицированных чипов. «Чипы объединят в себе функции банковской карты, электронного ключа для доступа на объекты ТГУ, транспортной карты…», – так описывал журналистам эксперимент проректор по инновационной деятельности Томского Государственного Университета Константин Беляков.

Некоторые эксперты считают, что идеи чипирования в России будут становиться все более популярны, так как это удобно и комфортно для пользователей – особенно тех, кому по роду занятий необходимо иметь доступ к большому количеству ключей, пропусков и паролей от разных устройств.

Впрочем, очевидно, что для массового внедрения технологии нужна проактивная позиция государства или хотя бы крупных корпораций, как в той же Швеции. Некоторые работодатели там прямо поощряют использование микрочипов. Так, известная высокотехнологичная компания Epicenter, штаб-квартира которой располагается в Стокгольме, вживляет своим сотрудникам NFC-микрочипы (RFID-технология следующего поколения). С их помощью персонал Epicenter попадает в офисные помещения и руководство компании видит, сколько времени сотрудник проводит на рабочем месте. Ежемесячно компания бесплатно чипирует своих новых сотрудников, и сейчас чипы носят в себе более 150 человек.

Однако, большинство ученых считают эту технологию тупиковой. Несмотря на ее широкую поддержку сторонниками трансгуманистической концепции эволюции человека, она пока не получила массового распространения – скорее всего, по причине ее относительной дороговизны, уязвимости и опасений людей как рационального, так и иррационального свойства. Есть мнение, что у технологии ограниченный потенциал: микрочип всего лишь заменяет несколько других информационных носителей, еще менее удобных, но не более того. И на самом деле, с точки зрения универсальности и комфорта пользователя та же технология распознавания лиц, например, имеет гораздо большие перспективы. При использовании распознавания лиц как естественной универсальной идентификационной системы риски невелики, к тому же эта система не вызывает резкого отторжения у большинства людей по причине своей ненавязчивости. А если простого распознавания лиц недостаточно, дополнительная идентификация по номеру мобильного телефона (с геолокацией) исчерпывающе решает вопрос мгновенной идентификации человека, как читатель уже знает из главы 4.

Трансгуманисты настаивают: чтобы эволюционировать дальше, нужно изменить биологическую природу человека, а сделать это можно, лишь интегрировав людей и технологии. В этом случае человек переходит на новый уровень эволюции, меньше зависит от заложенных в него природой генетических параметров (и ошибок) и в итоге сможет расширить свои как физические, так и интеллектуальные возможности. В более отдаленной перспективе речь может идти и о приобретении человеком сверхспособностей. Но для этого необходим симбиоз биологического носителя (тела) человека с новыми технологиями – информационными, когнитивными, био- и нанотехнологиями.

Звучит привлекательно? Безусловно. Впрочем, у трансгуманизма есть и немало противников. Известный философ и писатель Фрэнсис Фукуяма, например, считает трансгуманизм очень опасным мировоззрением, подрывающим эгалитарные идеалы либерализма и демократии. И позиция Фукуямы не лишена оснований. В последнее время идеалы гуманизма, либерализма и эгалитарности подвергаются атаке со всех сторон, как учеными, так и политиками, и общественными деятелями. Послушайте, например, мнение британского ученого Кевина Уорвика, который не стесняется выражаться предельно откровенно: «Отказавшихся улучшаться и решивших остаться человеком новый технически улучшенный вид будет рассматривать как низших существ точно так же, как люди сейчас рассматривают обезьян или коров».

Звучит как предупреждение всему человечеству о неотвратимости эволюционных изменений, не правда ли?

Вторит Уорвику глава компании по разработке программного обеспечения для искусственного интеллекта Novamente Бен Герцль: «Представьте: лет через восемь ваша дочь пошла в третий класс и одноклассники намного опережают ее в учебе, потому что их мозги напрямую связаны с Google, они телепатически отправляют друг другу SMS-сообщения по Wi-Fi, пока ваша дочь сидит там и зубрит все старомодным способом. Вы же любите свою дочь, что вы предпочтете делать в таком случае?»

А ведь тренд на собственный «апгрейд» уже существует, хоть мы его пока и не слишком замечаем. Армия пластических хирургов в любое время дня и ночи готова совершенствовать тела и лица людей, менять формы и пол тех, кто недоволен самим собой хоть в какой-то мере. Специальные препараты всегда помогут тем, кто боится ложиться под нож, но хочет выглядеть иначе. Но все эти «аналоговые» способы меркнут по сравнению с теми возможностями, которые откроются перед неудовлетворенным собой человечеством благодаря «технологиям будущего». Модернизации будет подвергнуто уже не тело, а прежде всего мозг и само сознание человека. Кстати, аналитики уже известной читателю компании Gartner указывают в своем исследовании трендов в информационных технологиях, что к 2024 году как минимум в 30 % IT-подразделений крупнейших компаний мира будет стимулироваться практика BYOE (bring your own enhancement), что означает «пользуйтесь личными усовершенствованиями». Это означает, что корпорации во всем мире будут поощрять использование сотрудниками технологий и носимых устройств, расширяющих возможности наемного работника.

Кстати, в некоторых отраслях первые ростки такой политики появляются уже сейчас. Эксперты Gartner называют в первую очередь ритейл, автомобильную, нефтегазовую, медицинскую отрасли. Те же, кто принципиально отказывается расширять свои возможности, в будущем будут восприниматься работодателями (и всеми остальными людьми) как дикари. А дистанция между «человеком разумным» и «человеком улучшенным» может со временем превратиться в пропасть.

Похоже, Уорвик и Герцль беспокоятся не без оснований. Согласно третьему принципу социально-технологической эволюции, если какая-либо технология открыта и ее использование принесет выгоду, упростит жизнь элит или усилит их в конкурентной борьбе, она будет реализована. А технологий, которые могут использоваться для «улучшения» человека, становится все больше. Можно говорить даже о некой «критической массе» почти готовых к внедрению технологий.

Можно упомянуть, например, дистанционный мониторинг нейронов (Remote Neural Monitoring). Это фактически телепатическая коммуникация, когда в кору головного мозга человека посылаются кодированные низкочастотные сигналы, которые вызывают обратные колебания в человеческом мозге, сопровождающиеся электромагнитным излучением. Эти колебания можно зафиксировать специальным прибором, декодировать и при желании вывести на экран монитора или внести в базу данных для нейросетевого анализа. Дистанционный мониторинг нейронов позволяет напрямую передавать звуковые и визуальные сообщения – можно сказать, дает возможность слышать и видеть ушами и глазами другого человека. Эту технологию, как отмечают некоторые эксперты, можно использовать и для выявления неблагонадежных граждан, выясняя дистанционно, как головной мозг человека подсознательно реагирует на ту или иную информацию.

Другая технология, оптогенетика, предполагает достижения аналогичного результата иным путем. Для этого используют генно-модифицированные нейроны, которые производят опсины (светочувствительные белки, содержащиеся в глазных клетках). Считается, что деятельностью опсинов можно управлять при помощи световых сигналов, оказывая влияние на мозговую активность человека.

Что-то подобное пытается разрабатывать Facebook, а компания Neuralink Илона Маска развивает свою технологию. Правда, ее отличие от других – в необходимости интеграции мозговых имплантатов. В головной мозг человека Маск собирается вживлять 100 нитей-проводов и 3 тыс. электродов, через которые сигналы будут передаваться на компьютер. Пока что технология отработана только на крысах и приматах. На презентации проекта Илон Маск рассказал, что во время эксперимента «обезьяна смогла управлять компьютером с помощью своего мозга», но не стал распространяться о проекте слишком подробно. Сейчас Neuralink работает над упрощением и автоматизированием операции вживления проводов и электродов в головной мозг. Предполагается, что в течение нескольких лет эта операция достигнет такого же уровня простоты и безопасности, как и лазерная коррекция зрения. Отдельные проблемы компании, по словам Илона Маска, не должны стать непреодолимым препятствием на пути реализации проекта. Пока основные сложности – это отсутствие разрешения проводить операции на людях и подготовка новых квалифицированных кадров. Возможно, именно нехватка кадров стала причиной выхода проекта Neuralink из режима строгой секретности, в котором он существовал до сих пор.

Илон Маск особо отмечает, что данная технология направлена на поддержку парализованных людей и лечение пациентов с нарушениями работы мозга, так как нити могут не только принимать, но и посылать электрические импульсы. Но, если технология Neuralink будет массово реализована, возможно, уже в ближайшем будущем люди смогут общаться между собой и с компьютером посредством прямого обмена мыслями. А это уже прямой путь к симбиозу между человеком и искусственным интеллектом.

Одной из первых такой симбиоз начала тестировать вьетнамский врач-нейробиолог Вивьен Минг, которая, по сообщениям различных интернет-изданий, вот уже несколько лет превращает своего больного сахарным диабетом и аутизмом сына в киборга с помощью сверхсовременных «улучшающих» технологий.

В первую очередь Минг внедрила искусственный интеллект в инсулиновую помпу ребенка, чтобы уровень инсулина всегда соответствовал его уровню активности, потом разработала алгоритм распознавания выражения лиц людей, чтобы ребенок научился понимать человеческие эмоции. Также вьетнамский врач создала нейропротезное «ухо», которое научилось распознавать голосовые сигналы с помощью нейросетей, и подключила сыну ободок на голову, который посылает электрические сигналы, улучшающие связи между корой и остальной частью мозга. Такая стимуляция увеличивает производительность мозга, улучшает внимание и объем рабочей памяти, а все «апгрейды» в комплексе существенно повысили качество жизни мальчика, родившегося «с ограниченными возможностями».

Впрочем, говорить о прорыве на фронте «улучшающих человека технологий» пока рано. Есть данные исследований гласящие, что вживление в мозг электродов для их точечной стимуляции повышают кратковременную память на 15 %, а долговременную на 25 % – и это, пожалуй, то немногое, что могут с уверенностью утверждать ученые-разработчики.

Кстати, большинство специалистов, разрабатывающих «улучшающие технологии», видят миссию своей деятельности именно в помощи согражданам-инвалидам. Ведь люди с ограниченными возможностями во многом лишены простых радостей человеческой жизни. Однако, эксперты предсказывают, что к 2023 году количество трудоустроенных инвалидов, например, увеличится втрое благодаря новым технологиям, в том числе дополненной и виртуальной реальности, а разрыв в качестве жизни между здоровыми гражданами и людьми с ограниченными возможностями значительно сократится. Это, конечно, не может не радовать. Если же люди с инвалидностью в числе первых смогут законно получить «право на апгрейд» и других своих жизненно важных функций, то физические недостатки могут перейти из разряда стигмы в некоторого рода «привилегию», давая возможность доступа к новым «улучшающим» технологиям раньше, нежели этот доступ получат другие, абсолютно здоровые их сограждане.

Впрочем, куда более вероятно то, что возможность использования «улучшающих» технологий вначале получат участники списка «Forbes» и власть имущие. Только представьте себе: сегодня одно искусственное сердце может стоить до 200 тыс. долларов, имплант в головной мозг (для лечения болезни Паркинсона) – до 100 тыс. долларов. Даже просто курс лечения от злокачественной опухоли может обойтись в сотни тысяч долларов. Глядя на этот порядок цен, вряд ли стоит рассчитывать, что искусственные органы, которые, как считают ученые, в недалеком будущем смогут функционировать лучше, чем природные, будут широко доступными. Скорее, речь пойдет о цене в миллионы, а, может быть, и десятки миллионов долларов за мало-мальски существенный «апгрейд».

Новые технологии, такие как нейропротезирование и внедрение искусственного интеллекта, не только улучшают жизнь больных людей. В перспективе они предлагают человечеству невиданные ранее сверхспособности, которые, в конечном счете, могут привести к исчезновению «социальных лифтов» и любой социально-экономической мобильности, в особенности, если на горизонте замаячит реальность бессмертия.

Почему это более вероятно?

Если «улучшение» здоровых людей будет законодательно разрешено, воспользоваться этим смогут в первую очередь те, кто обладает соответствующим ресурсом. При желании они смогут пользоваться своим «правом на апгрейд» едва ли не бесконечно, продлевая свою жизнь настолько, насколько захотят. Возникнет замкнутый круг: используя ресурс, можно будет продлить свою жизнь, а продлевая свою жизнь, можно будет этот ресурс увеличивать и контролировать.

Многие футурологи опасаются, что в перспективе это может привести к невиданному даже по сравнению с нынешним росту неравенства. Как только вполне здоровые люди смогут получить доступ к возможности делать себе «апгрейд», физиологические различия между «улучшенными» и «неулучшенными» людьми станут нормой. Неравенство может стать физиологически обосновано. Ведь сверхспособности и бессмертие, конечно, получат не все. Но те, кто будут это иметь, станут по отношению к простым смертным настоящими богами.

Об этом предупреждает в своей книге «Sapiens. Краткая история человечества» известный израильский историк и популяризатор науки Юваль Ной Харари: «В таком случае даже у бессмертия может обнаружиться оборотная сторона. Представьте себе, что наука создаст лекарства от всех болезней, эффективную профилактику старения и регенеративное лечение, которое позволит бесконечно долго сохранять юность. Как бы все это не обернулось эпидемией тревожности и гнева. Те, кому новое чудо-средство окажется не по карману – огромное большинство человечества – с ума сойдут от ярости. Во все века бедные и угнетаемые утешались мыслью, что уж в смерти они, по крайней мере, равны. Богатые и могущественные тоже смертны. Как же смириться с мыслью, что ты, бедняк, умрешь, а богач вечно пребудет молодым и красивым?».

Впрочем, степень готовности описанных выше технологий пока сложно оценить: все такие разработки ведутся в строжайшей тайне, как по коммерческим причинам, так и в связи с немалым интересом к ним военных ведомств и специальных служб разных государств.

Тем не менее, очевидно, что «совершенствующие» человека технологии – это огромный шаг вперед с точки зрения прогресса и социально-технологической эволюции в целом. Современные генетики и биоинженеры предлагают человечеству сделать уже не просто шаг, а прыжок в будущее. Некоторые из них не скрывают, что мечтают создать геном сверхчеловека, что вызывает оторопь у консервативно настроенных политиков и тем более простых граждан. Впрочем, точка зрения о неизбежности появления «сверхчеловечества» становится все более популярна. Например, тот же Илон Маск абсолютно уверен, что киборгизация homo sapiens – единственный способ для человека хоть как-то конкурировать с искусственным интеллектом.

С точки зрения концепции эволюционизма Илон Маск совершенно прав. Правда, конкуренция с алгоритмами тут не при чем, так как конкурировать с ними невозможно: можно лишь, наверное, пытаться держать их под контролем. Дело в том, что люди, в особенности представители элиты, постоянно конкурируют между собой, и, если даже кто-то из них откажется от соблазна… Короче, добровольный отказ человечества от сверхспособностей и бессмертия кажется абсолютно невероятным сценарием, иначе зачем было бы тратить столько сил и средств на все эти нейробиологические и генетические разработки?

Ученые уже знают, что первопричина всех человеческих качеств, возможностей, недостатков кроется в генах. В них заложено все – в некотором роде можно говорить о том, что в них можно прочитать саму судьбу человека. Но если судьбу можно прочитать, значит, ее можно и поправить. И именно корректировка генома человека – самое большое искушение для ученых-генетиков, которых пока останавливают как морально-этические, так и законодательные препятствия.

Еще одно препятствие на пути ученых-генетиков – это история. Точнее, та ее часть, что относится к первой половине ХХ века, когда в Европе, да и во всем мире была популярна наука евгеника, учение о селекции человека и о путях улучшения его наследственных качеств с помощью любых, в том числе и генетических, изменений. Из-за негативных ассоциаций с нацистской Германией евгеника была под негласным запретом все последние годы, но развитие новых технологий и научных отраслей, таких как большие данные и нейросети, генетика и нейробиология, заставили ученых говорить о реальных перспективах евгеники (или, возможно, ее возрождении под новой вывеской) и уже в ближайшее время.

И хотя точка зрения, высказываемая 90-летним нобелевским лауреатом, первооткрывателем структуры молекулы ДНК Джеймсом Уотсоном об интеллектуальной неравноценности людей, безусловно, является общественно порицаемой и маргинальной, она по-прежнему вызывает бурю эмоций и горячие дискуссии как в научном сообществе, так и в медиа.

А ведь стимулирующие мозговые импланты на самом деле могут сделать людей интеллектуально неравноценными, разве нет? Более того – они могут разделить все человечество на категории, как минимум на тех, у кого ЕСТЬ такие «улучшающие» устройства и на тех, у кого их НЕТ.

Про корректировку генома человека и говорить нечего. Это еще более серьезный инструмент в руках врачей и властителей, тайно мечтающих о «селекции человека». И, кстати, именно расшифровка генома человека (по иронии судьбы, первым человеком, чей геном подвергался расшифровке, стал именно Джеймс Уотсон) и возможность его редактирования реанимировали в научном сообществе полемику о перспективах возрождения евгеники. Ведь кроме очевидных «исправлений» генома (типа удаления из него наследственных заболеваний или добавления иммунитета к чему-либо), генная инженерия делает возможным исправление черт характера и интеллектуальных качеств человека.

Кстати, китайская компания Beijing Genomics Institute (BGI), контролирующая 30 % мирового рынка секвенирования (расшифровки) генома, объявила в 2019 году о решении открыть в Первом Московском государственном медицинском университете им. И.М. Сеченова в Москве совместный Российско-Китайский Геномный Центр, который будет заниматься «внедрением персонифицированных подходов к терапии заболеваний, разработкой новейших методов предупреждения… заболеваний человека с использованием технологий больших данных, работающих на клеточном и генном уровнях». Похоже, Москва, как и Россия в целом, старается не отставать от мировых трендов в генетике и нейробиологии.

И это не единичный случай. Ранее российские СМИ показали интервью директора Фонда «Иннопрактика» Катерины Тихоновой, которая рассказала о «разработанной «Иннопрактикой» технологии, позволяющей программировать человеческое подсознание с помощью контроля над электрическими сигналами мозга… Эти разработки помогут подготовить современного человека к профессиям, востребованным в будущем».

Учитывая, что количество публикаций журналистов из разных стран мира о различных генетических и нейробиологических экспериментах постоянно растет, может быть, скоро можно ожидать «прорыва» на этом направлении? Или он уже состоялся? Возможно. По крайней мере, отдельные попытки отредактировать геном человека уже предпринимались. Так, в начале 2019 года китайский ученый Хе Цзянькуи провел экспериментальное редактирование генома младенцев-близнецов, с целью, как он заявлял, сделать их невосприимчивыми к ВИЧ. Операция, как писали мировые СМИ, прошла успешно. Впрочем, последующее изучение результатов работы ученого из КНР показало, что только один из младенцев получил нужную мутацию в обоих копиях гена CCR5 (именно этот ген, как считается, отвечает за противодействие ВИЧ), кроме того, могли быть и другие, «побочные» мутации. В итоге операция Хе Цзянкуи по редактированию генома подверглась резкой критике научного сообщества. В декабре 2019 года суд в китайском городе Шэньчжэнь приговорил Цзянькуи к трем годам тюрьмы и штрафу в три миллиона юаней (около 430 тысяч долларов).

Сам доктор Хе называл себя противником редактирования генома человека с целью создания более совершенных людей. Тем не менее, ген ССR5, отредактированный у близнецов, отвечает, кроме всего прочего, за когнитивные функции, и, как считается, способствует успехам в обучении и восстановлению после инсульта, то есть теоретически его изменение могло стать первым шагом на пути создания «улучшенного» человека.

А ведь запретный плод так сладок…

Между прочим, западные ученые выяснили, что мотивация и эффективность в работе – качества, тоже во многом заложенные в человека генетически. При этом прямой производной от этих качеств является производительность труда сотрудника, а значит, в конечном итоге, и всего коллектива. Если же рассматривать трудовые коллективы в совокупности… Довольно легко можно прийти к выводу, что генная и биоинженерия – это способ повышения конкурентоспособности корпорации или государства на мировой арене.

И вот уже некоторые генетики делают далеко идущие выводы: редактирование генома человека в перспективе позволит создать сотрудника с идеальными, четко выверенными параметрами, тем более что спрос на таких работников огромен. Единственное, что ограничивает сейчас исследования в данном направлении – это морально-этический аспект, но может ли эволюция позволить сдерживать прогресс слишком долгое время?

Другое дело, что вскоре все эти «усовершенствования» могут уже и не пригодиться, ведь на горизонте маячит появление «сильного» искусственного интеллекта, который сможет функционировать на принципах интуиции, что позволит ему быть вне конкуренции практически в любых областях. Как тут не вспомнить нашумевшее высказывание известного китайского бизнесмена Джека Ма, основателя конгломерата Alibaba, который назвал «огромным благословением» как для своих сотрудников, так и для сотрудников других китайских компаний возможность работать 12 часов в день 6 дней в неделю в связи с резко усилившейся конкуренцией на рынке труда. «В мире технологий сегодня многие люди сидят без работы или работают под угрозой скорого сокращения из-за возможного закрытия компаний, – говорил Ма в интервью журналистам летом 2019 года. – По сравнению с ними я чувствую себя счастливчиком, я не жалею, что работаю по 12 часов в день, я бы никогда не стал менять эту часть своей жизни». Что ж, возможно, не за горами создание столь сильных, здоровых, выносливых людей, что «рабочий график от Джека Ма» для них покажется просто детской шалостью…

Тот, кто много работает, должен заботиться о своем здоровье. Ученые уже давно понимают, что население мира будет стареть. В развитых странах это происходит уже сейчас, и повышение пенсионного возраста – тема, которая не сходит со страниц прессы. Каким должен быть возраст выхода на пенсию в условиях нисходящего демографического перехода и структурных изменений в экономике? Всем понятно лишь одно – чем выше, тем лучше. В России пенсионный возраст для мужчин недавно подняли до 65 лет, в Европе обсуждаются разные цифры. Эксперты и политики в разных странах называют цифры в 67, 69 с половиной и даже в 72 года.

Старение населения увеличит и расходы на здравоохранение, а ведь человечество в общей своей массе и так уже давно живет в долг. И, если владельцы крупнейших корпораций и власть предержащие наверняка задумываются (и, пожалуй, небезосновательно) о бессмертии, то рядовым гражданам, скорее, стоит тешиться надеждой на то, что удастся обеспечить себя работой до самой смерти, если, конечно, человеческий труд еще будет стоить хоть что-то. Причем медицинские расходы гражданам придется нести в основном самостоятельно. Если раньше массовая, иногда даже бесплатная, медицина была важнейшей частью социальной политики (ведь необходимо было поддерживать качество трудовых ресурсов и призывать в армию здоровых граждан), то по мере развития технологий искусственного интеллекта и робототехники эти гуманистические соображения могут отойти на второй план.

Уже сейчас многие страны мира охвачены процессом «оптимизации системы здравоохранения», который включает в себя не только сокращение финансирования региональных медицинских центров, содержать которые часто действительно экономически невыгодно, но и отток квалифицированных медицинских кадров в мегаполисы с более высокими заработными платами и лучшими условиями труда. Довольно распространено мнение, что именно «оптимизация» здравоохранения и стала одной из основных причин, приведших к катастрофической по своим последствиям эпидемии коронавируса в Северной Италии.

Впрочем, и сами граждане не всегда ответственно относятся к своему здоровью. Не совсем понятно, что стало причиной этого, но, как отмечают специалисты Всемирной Организации Здравоохранения (ВОЗ), в последние годы резко стало расти недоверие людей к вакцинам, причем как в развивающихся, так и в развитых странах. Эксперты беспокоятся, что рост недоверия никак не связан с уровнем образования, социальным статусом или доходами населения. «В последнее десятилетие или около того стало появляться все больше исследований о росте числа людей в странах как с высоким, так и с низким уровнем доходов населения, которые, кажется, теряют веру в вакцины. Вплоть до того, что они отказываются от вакцинации своих детей», – с сожалением констатирует организация Welcome Global Monitor.

Ученые предупреждают: чтобы вакцинация имела смысл, необходимо, чтобы было привито 90 % населения и более. Особенно важно, чтобы были привиты дети. Но в последние годы во многих регионах мира уровень вакцинации упал значительно ниже этой критической цифры, что привело, например, к эпидемии кори, которая разразилась на территории Африки, Европы, Азии и Южной Америки. В десятку лидеров по числу населения, заразившегося этой полузабытой инфекцией, вошли Украина, Бразилия, Сербия и даже Франция.

Специалисты ВОЗ отмечают, что как это ни кажется удивительным, Франция – мировой лидер по числу граждан, негативно относящихся к прививкам. Противниками вакцинации выступают почти треть (33 %) французов: видимо, они считают, что прививки бесполезны или даже несут вред для здоровья. 10 % французов заявляет, что не будет прививать своих детей. Эксперты из организации Wellcome Trust считают, что причиной такого отношения жителей страны к вакцинации стал скандал, который разразился в 2009 году в связи с всеобщей вакцинацией населения Франции от гриппа. Тогда под давлением СМИ и общественности Всемирная Организация Здравоохранения была вынуждена признать, что решение о всеобщей вакцинации французских граждан было принято под влиянием фармацевтических корпораций.

Если же говорить о статистических данных, на здоровье общества в целом больше влияет рост хронических и онкологических заболеваний, связанных с ухудшением экологической ситуации на планете, лавинообразным увеличением случаев депрессии, и, опять-таки, старением населения. Так, аналитики консалтинговой компании Deloitte подсчитали, что в связи с этими причинами затраты на здравоохранение в мире будут расти в среднем на 5,4 % в год (прогноз до 2022 года), при этом все большее распространение будет получать дистанционная медицина.

Кстати, аналитики Deloitte предупреждают, что разрыв в уровнях здравоохранения между богатыми и бедными странами будет лишь увеличиваться. В 2022 году гражданин США будет тратить на здравоохранение 11,7 тыс. долларов в год, а, например, гражданин Пакистана – лишь 54 доллара. Доля пожилых людей (старше 65 лет) в 2022 году достигнет 11,6 % (среднемировое значение), при этом в Японии пожилыми будут 29 % жителей, в Западной Европе заметно меньше (22 %). Эксперты Deloitte также отмечают, что мировые тренды таковы, что заставляют медицинские компании уже сейчас задумываться над сокращением издержек и повышением эффективности. Ведь конкурировать приходится не только с коллегами из медицинской отрасли, но и с высокотехнологичными корпорациями, активно осваивающими уже не новый для себя рынок. В том числе и по этой причине, как говорят аналитики, в медицине будут все активнее внедряться технологии искусственного интеллекта на базе Big Data.

Конечно, технологические гиганты, такие как Google, будут все активнее проникать на медицинский рынок: ведь их возможности несравнимы с традиционными игроками медицинской отрасли. Уже сейчас Google работает над созданием искусственного интеллекта, который будет прогнозировать риск различных заболеваний у пациентов на основе имеющихся больших данных.

Считается, что цифровизация должна сделать диагностику и прогнозирование заболеваний значительно более доступными и эффективными, ведь себестоимость работы алгоритмов с большими данными невелика. Однако повсеместное распространение такой «аналитической медицины» может серьезно сказаться на стоимости страховки для «рисковых групп» потенциальных пациентов, и пока непонятно, как этот вопрос будет регулироваться государством и страховыми компаниями. Очевидно только то, что профилактика заболеваний на самом раннем этапе будет намного доступнее и дешевле любого лечения «постфактум».

Возможно, профилактика станет более эффективной благодаря той же технологии «больших данных», а на основе этих данных уже будет обучаться искусственный интеллект. Впрочем, СМИ утверждают, что он уже обучился ставить диагнозы по фотографиям и рентгеновским снимкам.

При этом, по мнению журналистов «The Guardian», алгоритмы уже могут делать это на уровне (и даже лучше) квалифицированных врачей. Ведь, к сожалению, даже опытные врачи устают, им не всегда хватает времени на каждого пациента, чтобы оценить в полной мере все симптомы и картину заболевания в целом. Существует и проблема обработки информации человеком – записи в медицинской карте, как правило, расположены вразнобой, медицинская карта может быть слишком объемной, а информация в ней – сложной для восприятия.

Недавно было проведено 14 специализированных исследований, и во время них нейросеть правильно распознала наличие болезни в 87 % случаев. Среди медицинских работников эта доля составила ненамного меньше – 86 %, но при этом затраты времени и усилий на постановку диагноза, конечно, были значительно больше. Еще точнее искусственный интеллект диагностирует текущую стадию уже определенной болезни – 93 % против 91 % у диагнозов, поставленных «обыкновенными» врачами. По данным американского агентства Frost & Sullivan, использование нейросетей повышает точность постановки диагнозов на 30–40 %, а стоимость медицинского обслуживания снижается на 50 %. Медики из госпиталя Джонса Хопкинса (Соединенные Штаты) считают, что системы искусственного интеллекта позволяют на 30 % ускорить процесс назначения лечения, что особенно важно в тяжелых случаях, требующих безотлагательного вмешательства.

Это, конечно, не означает безусловного превосходства алгоритмов над людьми: в реальной жизни у врачей всегда есть возможность получить дополнительную информацию о самочувствии от самих пациентов. Однако, как считает Google, в настоящее время каждый десятый пациент может получать не совсем верное лечение из-за неправильной трактовки врачами медицинской информации.

Такого не случится, если диагностику пациента проводит знаменитая система IBM Watson Health. Этот суперкомпьютер от IBM может ставить самые различные диагнозы: инфаркты, тромбоз вен, кардиомиопатию и множество других. Так, например, зафиксирован уникальный случай, когда IBM Watson диагностировал у пациентки редкую форму лейкемии (рака крови), при том, что врачи лечили женщину изначально совсем от другого. Чтобы правильно поставить диагноз, искусственный интеллект за 10 минут проанализировал 20 миллионов историй болезней других пациентов. Ни один врач, конечно, никогда не смог бы этого сделать просто из-за физических ограничений. Возможно, если бы не IBM Watson Health, 60-летнюю пациентку уже не получилось бы спасти.

Алгоритмы уже могут распознавать по снимкам туберкулез, меланому, даже диагностировать достаточно редко встречающиеся болезни (например, диабетическую ретинопатию). Искусственный интеллект незаменим при анализе визуальной информации: данных МРТ и компьютерной томографии, ультразвуковых исследований (УЗИ), рентгеновских снимков. По оценкам экспертов, такая информация составляет 90 % от общего объема всех медицинских данных, а ее изучение отнимает у врача много времени. Нейросеть же делает это с максимальной точностью и практически мгновенно, отмечая мельчайшие детали, на которые врач-человек иногда просто не обращает внимание.

Еще более эффективен искусственный интеллект при назначении лечения – зачастую его использование позволяет избавить пациента от приема множества излишних лекарств. Чем не идеальный «врач будущего»?

Но в высшей степени наивно утверждать, что алгоритмы созданы лишь для того, чтобы бескорыстно помогать и лечить нуждающееся человечество. Искусственный интеллект может принести и вред – конечно, если он на это запрограммирован. И такие случаи известны. Так, совсем недавно Министерство здравоохранения США добилось наказания в виде штрафа в 145 млн долларов для одного из ведущих разработчиков программного обеспечения для электронных медицинских карт Practice Fusion за многочисленные случаи смертей от передозировки наркотических обезболивающих препаратов. Причиной резко увеличившейся смертности больных от обезболивающих стало, как выразились в ходе расследования представители Минздрава США, «использование искусственного интеллекта в преступных целях».

А как все хорошо начиналось…

Программное обеспечение, разработанное Practice Fusion, значительно упрощало работу медперсоналу, не только автоматически перенося в интернет все необходимые данные пациентов, от хронологии визитов до результатов анализов, но и быстро анализируя весь этот огромный массив информации. Врачам оставалось только ставить галочки в предлагаемых алгоритмом анкетах и получать от него рекомендации для назначения конкретных препаратов. Кроме того, система была бесплатной, и это, конечно, подкупало и врачей, и чиновников от здравоохранения. Вот только оказалось, что в большинстве случаев программа выписывала рецепт на определенный опиоид, разработанный компанией-производителем Purdue Pharma Inc., пишет «Los Angeles Times». И возможно, у алгоритма был некий «план продаж» данного препарата, поскольку со временем искусственный интеллект стал выписывать его все больше и больше, что и стало приводить к передозировкам.

Как позже выяснилось, начиная с июля 2016 года до весны 2019 года модуль поддержки клинического решения всплывал на компьютерах лечащих врачей 230 млн раз, и государственные структуры здравоохранения считали его едва ли не главным критерием профессиональной диагностики и лечения. Врачи тоже довольно быстро привыкли к «всезнающей системе» и бездумно соглашались с рекомендациями алгоритма, который постоянно рекомендовал к использованию «универсальный» препарат. И лишь спустя несколько лет, обратив внимание на печальную статистику, проверяющие заинтересовались механизмом работы бесплатной программы.

Над этим явно стоит задуматься. Большинство из программ и приложений, которыми мы пользуемся, тоже, как правило, бесплатны (мессенджеры, игры), а ведь бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И это еще хорошо, если цель такой «мышеловки» – например, ваши персональные данные, а не манипуляция или что-нибудь похуже. В некотором роде получается, что homo sapiens продался за бесплатные смс и кешбэк.

Случай с Practice Fusion показывает, насколько беззащитны перед злым умыслом люди, бездумно доверяющие искусственному интеллекту. А ведь ему все больше доверяют даже самые опытные профессионалы в самых лучших клиниках, в том числе и для того, чтобы просто снять с себя лишнюю ответственность…

А что, кстати, делать человеку, если у него нет денег на то, чтобы лечиться в дорогих клиниках? Если нет возможности себя улучшить, изменить свой геном или даже просто приобрести расширенную медицинскую страховку, позволяющую осуществлять диагностику с помощью IBM Watson Health и аналогичных суперкомпьютеров? Возможно, самым простым выходом станет приобщение к культуре употребления каннабиса, которая по мере легализации начинает все больше и больше распространяться по миру, как еще одно «средство мягкой десоциализации» (наряду с алкоголем и компьютерными играми). Кампания по массовой легализации марихуаны, начавшаяся в развитых странах немногим более 10 лет назад, неожиданно завершилась безусловным успехом и привела к созданию в кратчайшие сроки целой мировой индустрии производства каннабиса и каннабиоидов.

Отрасль стала особенно перспективной после того, как в конце 2018 года Канада легализовала потребление каннабиса «без ограничений» (то есть для удовольствия), по ее пути собираются пойти Мексика, Новая Зеландия, ряд европейских государств, где потребление марихуаны ранее, мягко говоря, «не поощрялось». А некоторые штаты США, как и Нидерланды, уже легализовали потребление этих легких наркотиков ранее.

По мере того как растет количество государств, легализующих марихуану, и жителей развитых стран мира, ее употребляющих, увеличивается и ареал посевов. И вот уже фермеры Южной Европы связывают с этой культурой надежды на свое «светлое будущее», скрупулезно подсчитывая, что пшеница приносит доход 250 евро с гектара, а конопля в десять раз больше – 2500.

Конечно, медики по-прежнему уверены, что каннабиоиды в долгосрочном периоде (при постоянном приеме) угнетают работу головного мозга и многократно увеличивают вероятность психозов, маниакальных состояний и депрессий, то есть постепенно деформируют психику. Не говоря уже о том, что риск перейти к употреблению опиатов или кокаина, если человек уже употребляет каннабис, в 140 раз выше, чем у тех, кто не употребляет вообще никаких наркотиков. Но перемена отношения к конопле в мире уже произошла, в эту отрасль вложены слишком большие деньги. Вряд ли ситуация повернется вспять.

По крайней мере, употребление легких наркотиков, по мнению авторов многих литературных произведений, позволяет проще относиться к жизни, а если вспомнить произведение Олдоса Хаксли «О дивный новый мир», то, возможно, для многих людей в будущем такая легкость бытия может стать и смыслом существования. В конце концов, ученым уже давно известно, что удовольствие – это лишь биохимические реакции в коре головного мозга…[1] 

В один из дней октября 2019 года все основные австралийские газеты вышли с зачеркнутой черным маркером первой полосой. Эта акция стала частью большой медиакампании по защите свободы слова, проходящей на «зеленом континенте», который всегда считался одним из наиболее демократических и свободных территорий на Земле.

Газета «The Guardian» отметила, что тем самым СМИ Австралии выразили свой протест против стремления властей страны идентифицировать источники, которые поставляют журналистам информацию, с целью последующего воздействия на них. Также австралийские журналисты выступили против новых законодательных инициатив правительства, которые вводят дополнительную ответственность для журналистов за публикацию «конфиденциальной» информации, вплоть до уголовного преследования.

Австралийские журналисты обратили внимание на то, что с начала 2000-х годов правительство разработало и добилось принятия около 60 законов, регулирующих и наказывающих за разглашение секретных данных в средствах массовой информации, 22 из которых были приняты с 2017 по 2019 год. А в 2018 году, в качестве «вишенки на торте», вступил в силу закон об уголовной ответственности за разглашение гостайны. Власти страны в ответ заявили, что никто не может быть выше закона и отказались предоставить гарантии, что журналисты не будут подвергаться преследованиям в случае, если обнаружат и обнародуют какую-либо секретную информацию.

Кажется невероятным, но это чистая правда. Более того, аналогичные примеры при желании можно найти и в некоторых других демократических странах. И при всем этом 87 % австралийцев верят в демократию и в общество, где люди получают качественную и непредвзятую информацию, а 88 % жителей страны уверены, что люди, которые раскрывают важную информацию и могут привлечь членов правительства и других чиновников к ответственности, должны быть защищены. Также 76 % австралийцев убеждены в том, что журналисты должны получать юридическую защиту от уголовного преследования, когда рассказывают важную для общества информацию. И лишь 35 % граждан Австралии считают, что правительство говорит им все, что нужно, в полном объеме, и большего знать не хотят. А ведь каких-то 25 лет назад австралийцы гордились своими репортерскими традициями. Власти не могли и помышлять о контроле над информацией. Сейчас же, как пишет «The Guardian», некоторые жители страны считают, что власти препятствуют даже остросоциальным публикациям в СМИ, например, о жестоком отношении персонала к старикам, живущим в домах престарелых.

Одной из причин постепенно изменившегося отношения властей к медиа сторонние наблюдатели называют страх как перед исламскими террористами, так и перед ультраправыми расистами-экстремистами. Особенно усилился он после теракта, устроенного в марте 2019 года Брентоном Таррантом, 28-летним австралийцем, расстрелявшим в мечетях одного из крупнейших новозеландских городов, Крайстчерча, сотни человек во время молитвы. В результате этого беспрецедентного для Австралийско-Новозеландского региона террористического акта был убит 51 человек и ранено 49. При этом «новозеландский стрелок» первые 17 минут своего нападения вел прямую трансляцию в интернет через камеру GoPro, установленную у него на голове, что позволило кровавому видео стать вирусным и впоследствии собрать в интернете аудиторию в миллионы человек – больше, чем у многих программ новозеландского телевидения.

Конечно, любые террористические акты вынуждают власти реагировать, предпринимать жесткие ответные действия. Одна из наиболее распространенных мер – взаимодействие со СМИ с целью недопущения утечек информации о контртеррористической работе спецслужб или каких-либо иных секретных сведений. В Австралии это вылилось в закон об уголовной ответственности журналистов за разглашение гостайны. Но насколько оправданна такая реакция властей?

Ю.Н. Харари в одной из своих книг довольно точно описал причины экзистенциального ужаса людей перед террором:

«По крайней мере, в прошлом террористы имели целью посеять страх, а не причинить серьезный материальный ущерб. Им обычно недостает сил на то, чтобы сражаться с армиями, разорять города или захватывать страны. В то время как в 2010 году ожирение и сопутствующие болезни унесли жизни около трех миллионов человек, от рук террористов погибло общим счетом 7697 человек, большей частью в развивающихся странах. Для среднего американца или европейца кока-кола гораздо опаснее, чем «Аль-Каида» (организация, запрещенная в РФ).

Как же в таком случае террористы ухитряются оккупировать ведущие полосы газет и менять политическую ситуацию по всему миру? Они провоцируют своих врагов на неадекватный ответ. По своей сути терроризм – это шоу. Террористы показывают нам чудовищный спектакль, который завладевает нашим воображением и вызывает у нас чувство возвращения в средневековый хаос. В результате государства, исполняя свои прямые обязанности, отвечают на этот бесчеловечный террористический театр показательным ужесточением мер безопасности, организуя масштабные демонстрации силы вроде санкций по отношению к целой стране или вторжения в нее. Как правило, такая гиперреакция является большей угрозой нашей безопасности, чем сами террористы».

Харари с цифрами в руках доказывает, что, с точки зрения статистики, основная опасность для человека – это не террористические акты, войны или даже преступники, а, прежде всего, он сам:

«Чтобы осмыслить макроисторические процессы, приходится иметь дело с огромными числами. Так, в 2000 году в войнах погибло 310 тыс. человек, а жертвами насильственных преступлений пали 520 тысяч. Каждый погибший – неповторимый уничтоженный мир, разрушенная семья, вечное горе родных и друзей. Но в глобальной перспективе 830 тыс. погибших – лишь 1,5 % от общего числа умерших в 2000 году (56 млн человек). В тот же год 1,26 млн человек погибло на дорогах (2,25 % от общего числа) и 815 тыс. покончило с собой (1,45 %) Еще более удивляют цифры за 2002 год. Из 57 млн умерших только 172 тыс. погибли на войне, 569 тыс. – от рук преступников (всего 741 тыс. жертв человеческого насилия). И 873 тыс. человек совершили самоубийство. Выходит, в год теракта 11 сентября, вопреки всем разговорам об угрозе терроризма и войны, статистически у человека было больше шансов умереть от собственных рук, чем по вине террориста, вражеского солдата или наркодилера».

Точно такой же ужас люди, в особенности политики и чиновники всего мира, испытывают, когда сталкиваются с эпидемиями малоизвестных болезней. Как правило, это еще и помножено на страх за свою политическую карьеру или комфортное кресло. Поэтому многие решения принимаются «под давлением общественного мнения», которым, как известно, в информационную эпоху очень легко манипулировать с помощью социальных сетей и других, ныне совсем недорогих, технологий.

Особенно наглядно это проявилось во время последней коронавирусной пандемии, которую сочли «очень странной» десятки и сотни тысяч пользователей соцсетей.

Сначала COVID-19 почти никто не воспринимал всерьез. Казалось, он локализован в Китае. Газеты печатали стандартное «заболели… умерли… столько-то человек». Однако вскоре по проблематике стала высказываться Всемирная Организация Здравоохранения (ВОЗ). Риторика СМИ резко изменилась – у журналистов и блогеров стали появляться обороты «от эпидемии погибли… столько-то человек». Это, кстати, очень резало слух: ведь от болезни не погибают (слово «гибель» обычно используется лишь в случае насильственной смерти или несчастного случая), но даже искушенному наблюдателю казалось просто результатом малограмотности журналистов, освещающих проблематику, или, может быть, желанием блогеров дополнительно, на подсознательном уровне «эпатировать» читателя, добавив перчинки заурядному материалу.

Потом случилась Италия. Первоначально основной очаг – та самая больница неотложной помощи в Бергамо, ломбардском городке неподалеку от Милана, которую «специально переоборудовали» под прием заболевших COVID-19, и откуда почти сразу потоком пошли шокирующие фото, мгновенно облетевшие средства массовой информации всего мира. Врач-хирург этой больницы Даниэле Маккини описывал ситуацию, сложившуюся в те дни в Бергамо, с нотками леденящего ужаса в голосе: «…Я наблюдал за реорганизацией нашей больницы, когда враг еще не был так силен. Палаты освобождали для новых пациентов, реанимацию расширяли. Приемное отделение переоборудовали для снижения распространения инфекции. В опустевших коридорах установилась сюрреалистическая тишина. Мы будто готовились к войне».

Хотя «войны» в тот момент еще никто не ждал.

Тогда же ВОЗ объявляет пандемию COVID-19 – при том, что оснований для этого еще было недостаточно, и это отмечают многие сторонние наблюдатели. Кстати, тела умерших от коронавируса рекомендуют не выдавать: их кремируют или хоронят в закрытых гробах, как будто коронавирусная инфекция – это бубонная чума. Паника нагнетается, и для нее появляется дополнительный повод – теперь родственники фактически не могут попрощаться со своими близкими, причем не только перед смертью, но даже и после нее.

Объявленная «пандемия» через некоторое время, согласно сухим цифрам статистики, приобретает характер реальной. И вот тут-то начинается самое интересное. Случаи заражения отмечены в Австрии, Швейцарии, Испании, Германии, других странах Европы. Но в Центральной и Северной Европе все стабильно, смертность составляет 0,2–0,25 %, что характерно, кстати, для обычного вируса гриппа. Ненамного выше она (0,65 %) в еще одной стране, ставшей «очагом» коронавируса – Южной Корее. Однако в Италии и позднее в Испании эпидемия приобретает характер настоящего хоррора, с показателями смертности до 9 %, «серенадами взаимной поддержки» на балконах и невиданной ранее в Европе массовой паникой. Тем временем сплошь и рядом первополосными новостями становятся такие, безусловно, трагичные истории, как кончина испанского футбольного тренера Франсиско Гарсиа, который скончался якобы от коронавируса совсем молодым, в 21 год. Но вскоре выясняется, что несчастный молодой человек, попав в клинику с симптомами респираторного заболевания и пневмонии, был болен лейкемией (раком крови), о которой даже не догадывался. Конечно, иммунитет его был очень ослаблен, что и привело к летальному исходу. Однако, его смерть записали именно на счет вируса COVID-19.

Подобные истории раскручиваются многими блогерами в погоне за трафиком и начинают напоминать ежедневные «вести с поля боя», выпячивая ужасную статистику по заболеваемости и смертности. На вопросы типа «а вы сами, ваши родственники и знакомые – как вы себя чувствуете?» блогеры часто отвечают стандартно: «да как вы смеете обесценивать горе родных и близких умерших!» или просто банят любопытных, публично сравнивая сомневающихся в эпидемии с «антипрививочниками» и «отрицателями ВИЧ-инфекции».

Истерия нагнетается, и для борьбы с вирусом меры почти повсюду в Европе принимаются чрезвычайно жесткие – карантин, комендантский час, ограничение коммуникаций, передвижения, любых контактов. Аргументируются такие меры в том числе и… опытом столетней давности. «Доказано, что «социальная дистанция» работает: 100 лет назад городу Сент-Луису благодаря своевременным и решительным мерам удалось предотвратить распространение испанского гриппа. В Филадельфии меры были приняты слишком поздно, и тысячи людей погибли. Это справедливо и сегодня. Чтобы замедлить распространение вируса, нужно мыть руки и соблюдать дистанцию. Тот, кто не хочет менять свою повседневную жизнь, так как якобы не относится к группе риска, способствует тому, что люди будут гибнуть», – делает вывод германская «Süddeutsche Zeitung».

Нарушения новых правил караются очень строго – штрафами в сотни и тысячи евро. Европейцы настолько поражены столь быстро изменившимися условиями жизни и быта, что даже и не думают протестовать. Да и о каком протесте может идти речь, когда идет речь о жизнях чьих-то родных и близких людей? Тем не менее, глава ВОЗ Тедрос Гебрейесус считает даже такие «драконовские» меры недостаточными, обосновывая их, в общем-то, разумными аргументами – необходимостью выиграть время для развертывания новых клиник в странах, подвергшихся удару эпидемии, и подготовки квалифицированного медперсонала для борьбы с коронавирусом. Но такие заявления, не всегда правильно интерпретированные СМИ, лишь нагнетают панику. Это заставляет главу Всемирной Организации Здравоохранения заявить: «Мы боремся не только с пандемией, мы боремся с инфодемией. Ложные сообщения распространяются быстрее вируса, и они так же опасны».

В итоге пандемия коронавируса бьет все рекорды по упоминаемости в медиа и социальных сетях. На середину марта 2020 года упоминаемость вируса COVID-19 в СМИ составила неслыханные 2,1 млрд упоминаний, в то время как ВИЧ был упомянут лишь около 68 млн раз, коронавирус SARS, вызвавший эпидемию атипичной пневмонии в 2002 году – немногим более 66 млн раз.

На этом фоне практически все европейские страны, а также США и Россия усиливают мониторинг за перемещениями граждан, прежде всего, в связи с необходимостью контролировать реальных и потенциальных разносчиков коронавирусной инфекции. Фактически в течение нескольких недель в Китае появляется система удобного и незатратного выявления всех социальных связей любого жителя города: кто с кем контактирует, с кем ездит в одном автобусе, в какие места ходит, с кем встречается. Границы закрываются, и даже шенгенская зона мгновенно практически прекращает свое существование. Все это происходит с молчаливого (и не только) одобрения граждан некогда «абсолютно либеральных» стран. Так, согласно исследованию аналитической компании Ipsos, опубликованному в середине марта 2020 года, 79 % граждан Индии, 76 % итальянцев, 73 % китайцев, 70 % россиян, 57 % немцев и 53 % французов «полностью» или «отчасти» поддерживали столь жесткие меры.

Только две страны в Европе не прибегают к политике тотального карантина и «социального дистанцирования» – Швеция и Беларусь, причем президент Беларуси Александр Лукашенко делает это демонстративно, посещая лично массовые и спортивные мероприятия, общаясь с гражданами и здороваясь с ними за руку. Внутренние белорусские спортивные соревнования, такие как, например, чемпионат страны по футболу, даже не приостанавливаются, и остаются единственными спортивными событиями в Европе в этот период. Практически все остальные страны либо отменяют их, либо переносят в связи с эпидемией COVID-19.

Советник Правительства Швеции и Всемирной Организации Здравоохранения, Главный эпидемиолог Королевства Швеция в 1995–2005 годах доктор Юхан Гизеке в интервью информагентству РБК так прокомментировал принятое властями этой скандинавской страны решение не вводить никаких существенных ограничений в связи с эпидемией COVID-19: «Уже на начальном этапе эпидемии мы решили ограничиться реализацией только тех мер, польза которых имеет научное обоснование. И, на наш взгляд, таких мер всего две. Во-первых, нужно мыть руки, о чем мы знали уже 150 лет. Во-вторых, следует соблюдать социальную дистанцию, то есть не подходить слишком близко к другим людям. Это два основных правила.

Что касается остальных ограничений, то закрытие границ – это бесполезное занятие. Закрытие школ, вероятно, вообще не влечет за собой никаких последствий. Запретить людям выходить на улицу? Это глупость, у таких запретов не существует научных обоснований…

Это очень легко разносимая болезнь, и распространяется она очень быстро. При этом большинство носителей этой болезни – люди, у которых не наблюдается серьезных симптомов, таковых порядка 98,5 %. Они не станут обращаться к врачу за помощью, у них наблюдаются легкие симптомы: температура, больное горло, головная боль, жар, может быть, диарея. Конечно, есть и те, кто столкнется с серьезными симптомами, а также те, для кого болезнь обернется летальным исходом, но это 0,1 % населения».

Странностей хватает и после. Во второй половине апреля Дональд Трамп неожиданно принимает беспрецедентное решение о прекращении финансирования Всемирной Организации Здравоохранения, в то время как ВОЗ оказывает давление на Александра Лукашенко, настоятельно требуя ввести в Беларуси «антикоронавирусные» меры, аналогичные европейским, но получает отказ.

Еще одна странность, на которую не все обратили внимание: исполнительный директор по чрезвычайным ситуациям ВОЗ, ответственный за борьбу с эпидемиями, австралийский врач-эпидемиолог Питер Салама, скоропостижно скончался… почти одновременно с началом эпидемии, в январе 2020 года. Ему не было и 52 лет.

Впрочем, это все можно объяснить обыкновенными совпадениями. И, кстати, здравое, критическое мышление необходимо сохранять даже в условиях эпидемии, потому что паника – плохой советчик в таких ситуациях. Не стоит забывать и о том, что современные технологии массовой манипуляции, например, через социальные сети, достигли невиданного уровня эффективности, и, к сожалению, простым гражданам очень тяжело этим манипуляциям противостоять. А «свежая» картинка из Бергамо может оказаться старой фотографией из переполненной районной больницы где-нибудь на постсоветском пространстве.

Кстати, вирусная инфекция не может убивать по национальному признаку. Показатели смертности, конечно, не должны быть везде одинаковы, но и не могут отличаться в десятки раз от страны к стране, особенно если это развитые страны с вполне себе сопоставимым уровнем жизни, члены Европейского Союза. Если в Италии умирает почти каждый десятый, а в соседней Австрии – едва ли не каждый тысячный, этому должно быть какое‐то разумное объяснение, кроме, конечно, безусловно существующих различий между системами здравоохранения двух этих стран.

На момент написания книги такого объяснения не было.

Зато кошмарные цифры благодаря пандемии COVID-19 показала мировая экономика, моментально «улетевшая» в рецессию. Причем цифры назывались совершенно невообразимые. Так, глава Федерального Резервного Банка Сент-Луиса (США) Джеймс Буллард в марте 2020 года заявил, что по итогам эпидемии коронавируса безработица в США достигнет 30 %, а падение ВВП – 50 %, что превосходит показатели Великой Депрессии.

Даже если катастрофический прогноз Булларда не оправдается, падение экономик развитых стран, в особенности тех, в которых наибольшую роль играет сектор услуг, в любом случае будет беспрецедентным. Это обусловлено, помимо коллапса целых отраслей, таких, как туристическая, гостиничная, выставочная, event-, ресторанная, транспортная и так далее, еще и тем, что работники на «удаленке», как правило, не производят ВВП в тех же объемах, что и раньше. Но самое главное – «социальная дистанция» и карантин приводят к резкому сокращению расходов населения в условиях малоподвижного образа жизни, когда большую часть времени человек проводит онлайн, потребляя бесплатный или очень дешевый цифровой продукт (вспомните историю Билла Ланглуа и его цифрового кота по кличке Сокс, описанную в главе 3 части II).

И не стоит думать, что при отказе от политики «социального дистанцирования» все вернется и будет «как прежде». Велика вероятность, что долгие недели карантина могут необратимо сказаться на самой модели потребительского поведения граждан, которые все больше и больше будут отдавать предпочтение «цифровым» развлечениям в ущерб полноценной жизни в тусклом и унылом реальном мире. По крайней мере, сведения, поступающие из Китайской Народной Республики, дают понять, что, после окончания эпидемии спрос на услуги реального сектора в КНР не восстановился в полном объеме. По крайней мере, пока.

А может, все так и должно было быть?

В конце концов, социально-технологическая эволюция указывает нам, что человечество находится на пороге масштабных изменений – социальных, экономических, даже ментальных. Причин для этих изменений более чем достаточно, и многие описаны в этой книге. Это и появление новых революционных технологий Big Data, и искусственный интеллект, и слишком большие долги всех перед всеми, которые не могут расти до бесконечности, и грядущий нисходящий демографический переход, и обвальное снижение спроса на человеческий труд, обусловленное теми же новыми технологиями… Может быть, эти изменения произойдут совсем скоро. А может, они уже начали происходить, и пандемия коронавируса с беспрецедентной истерией вокруг, в общем-то, довольно рядового в истории человечества события – лишь пробный шар в лузу нашего с вами ближайшего будущего? И забьют его, конечно, владельцы и топ-менеджеры высокотехнологичных и интернет-компаний, тех самых гигакорпораций, которые уже во многом контролируют всемирную сеть, социальные (и не только) медиа, и, наверное, были бы не против, если бы потребление, да и жизнь почти всех 7,7 млрд человек на Земле переместилась в интернет.

Назовем всех этих людей в совокупности, такую элиту будущего «датакратией», что означает «власть людей, которые контролируют большие данные». Ведь именно благодаря новым технологиям, в том числе Big Data, все homo sapiens вместе взятые, возможно, в скором времени будут представляться «с позиции искусственного интеллекта» не иначе как цифры в глобальной базе данных.

Позицию датакратов в конце марта 2020 года выразила богатейшая женщина России, владелец интернет-магазина Wildberries Татьяна Бакальчук, предложив всем офлайн-ритейлерам просто… закрыть свои магазины, включая продуктовые, и перевести всю торговлю в России в онлайн, мотивируя это необходимостью обеспечить безопасность покупателей во время коронавирусной инфекции.

Воззвание Бакальчук, конечно, вызвало у граждан бурю эмоций в социальных сетях. Ведь, хотя социально-технологическая эволюция идет своим чередом, не стоит ее подталкивать, тем более что подавляющему большинству людей совсем не очевиден ход эволюции и причинно-следственные связи. Слишком жесткое «приближение будущего» может вызвать социальные потрясения и обратную реакцию, в том числе даже временные отклонения от глобально предопределенного пути.

Конечно, угрозы эпидемиологического или террористического характера – это не шутки, они абсолютно реальны. Власти всех стран мира делают все возможное, чтобы бороться с ними, хотя иногда и преувеличивают опасность, пытаясь предугадывать общественное мнение, которое, зачастую требует немедленных и решительных действий. «Желтые» средства массовой информации в погоне за трафиком и за аудиторией тоже иногда раздувают проблему, ведь, как известно, «у страха глаза велики». Но… раньше, в XX – начале XXI века существовал некий баланс сил, «система сдержек и противовесов» между властью и обществом, и существовал он во многом благодаря традиционным медиа, по крайней мере, в развитых странах. Сейчас этот баланс ушел в прошлое, в том числе из-за того, что позиции СМИ чрезвычайно ослабли в последние два десятилетия, а инфлюенсеры, интернет-СМИ и социальные медиа не смогли играть в жизни общества аналогичную роль. И причина этому – социально-технологическая эволюция.

Во-первых, традиционные медиа с появлением интернета во многом лишились источников дохода, попав в зависимость от властей и высокотехнологичных корпораций – поисковиков и агрегаторов контента. Во-вторых, резко снизившийся порог входа в ранее элитный медийный бизнес сделал медиаотрасль намного более конкурентной и значительно менее доходной средой, чем ранее. Это способствовало тому, что сама журналистская работа стала менее престижной и высокооплачиваемой, хотя, вместе с тем, по-прежнему оставалась очень опасной. И как-то незаметно, «само собой» на рынке появилось и прочно заняло свои позиции правило «кто платит – тот и заказывает музыку», что еще больше снизило престиж профессии репортера.

Однако последний сокрушительный удар по традиционным СМИ нанесли социальные медиа.

Когда в первой половине 2000-х годов стали появляться первые социальные сети – MySpace, Facebook, Вконтакте (а чуть раньше блог-сервис LiveJournal), никто и не предполагал, что эти платформы, создававшиеся для пользовательских коммуникаций, во многом заменят для человека средства массовой информации. Пользователи делились в основном личным контентом – собственными фотографиями из мест путешествий, успехами, мыслями и переживаниями. Ленты соцсетей того времени представляли собой довольно однообразное и скучное зрелище. Впрочем, с увеличением аудитории соцсетей картина начала меняться. На ленты в Facebook и Вконтакте выплеснулись жаркие политические споры и социальные дискуссии, и сразу появилось множество ботов, «отстаивающих» ту или иную позицию. Социальные медиа стали использоваться для вброса фейков и массовых манипуляций.

Это было не то чтобы ноу-хау. Классические средства массовой информации и ранее иногда использовались для «вываливания» на голову читателей манипулятивного контента. И ранее программы телевидения, радио, публикации в прессе подчас имели откровенно пропагандистские и агитационные задачи либо (что не менее манипулятивно) отвлекали читателей и зрителей от насущных социальных и политических проблем, предлагая им очередную «тележвачку» или «газетную утку». Как говаривал «отец желтой прессы» Уильям Херст своим сотрудникам еще в конце XIX века: «Ваше дело – рисовать, а войну мы обеспечим» (в те времена фотография еще не использовалась настолько массово, очень многие газеты и в особенности «желтые» издания выходили с зарисовками «с мест событий» вместо привычных нам теперь глянцевых фотографий).

Но несмотря на популярность «желтой прессы», большинство СМИ (и деловых, и так называемых «general interest») следили за своей репутацией и не допускали появления сплетен и слухов на своих страницах. Прибыли медиахолдингов от продаж и рекламы были настолько велики, что рисковать репутацией «независимого и неподкупного СМИ» было себе дороже. Среди рядовых журналистов стандарты корпоративной этики были очень высокими. Любое подозрение на ангажированность или, не дай бог, коррумпированность репортера каралось почти немедленным вызовом к главному редактору и последующим криком: «Вон из профессии!»

Влиятельность журналистики и прибыльность медиа достигли своего пика к 1990-м – середине 2000-х годов, в эпоху «развитого информационного общества». Люди поглощали все больше и больше информации, но интернет был не настолько распространен, а качество его во многом оставляло желать лучшего: например, мобильного интернета в те времена не было в принципе, и потребление контента через цифровые источники не практиковалось.

Бум на медиарынке сменился стагнацией с развитием рынка интернет-СМИ. Поначалу гиганты отрасли не воспринимали новых «цифровых конкурентов» всерьез, да и растущий двузначными темпами рынок позволял смотреть в будущее с оптимизмом. Но финансовый кризис 2008 года поставил жирный крест на радужных планах медиамагнатов безболезненно перестроиться и без особых потерь войти в новую цифровую эпоху.

Еще в первой половине нулевых «порог входа» в медиабизнес снизился до минимальных значений. Раньше, чтобы запустить, например, серьезную газету или журнал, практически в любой стране требовались многие миллионы или даже десятки миллионов долларов инвестиций. В 2000-х для запуска простенького новостного интернет-портала стало достаточно десятков тысяч долларов вложений и трех-четырех журналистов-энтузиастов. И все – новое медиа готово! Пусть у него нет многомиллионной аудитории, как у гигантов традиционной медиаиндустрии, но небольшой кусок тиражей и трафика у медиакорпораций оно вполне может оторвать. А ведь в какой-то момент такие «новые медиа» стали появляться десятками и сотнями, как грибы после дождя.

Теперь для того, чтобы получать прибыли, хотя бы отдаленно напоминающие прежние, нужно было работать с гораздо более высокой эффективностью, ведь конкуренция в отрасли выросла. С ростом конкуренции упали тиражи (у печатных СМИ), медленно, но верно снизилась аудитория (у радио и телевидения), с падением аудитории стало меньше рекламодателей. Тех, которые остались, нужно было привлекать всевозможными акциями и дополнительными скидками.

Все это привело к сокращению чрезмерно раздутых ранее штатов СМИ, снижению заработных плат в отрасли, и, соответственно, снижению качества контента. Впрочем, это было еще полбеды. Отдельной проблемой, как читатель помнит из главы 3 части II, стало снижение требований аудитории. С каждым годом потребитель медиаконтента требовал все более простого «чтива» и все более непритязательной «картинки». И хотя «новые медиа» довольно сильно потеснили традиционную «бульварную прессу» именно в этом сегменте («желтый» контент намного проще производить и трафик с него заметно больше, чем с высоколобой аналитики, качественной новостной журналистики или интеллектуальных эссе), средства массовой информации постепенно научились привлекать трафик как прежним, качественным, так и все более «желтым» или даже откровенно фейковым контентом. Ведь, как известно, аудитория тем больше, чем меньше заставляешь ее думать.

Итак, если раньше больше всего ценилась достоверность и качество информации, доставляемой аудитории, в «эпоху интернета» во главу угла стали ставить скорость подачи контента и ориентироваться больше на эмоции потребителя, нежели чем на его интеллект или логику. Именно эмоции заставляют читателя или зрителя «кликнуть» на понравившуюся новость, прочитать ее или просмотреть программу, видеоролик. В такой логике тщательная проверка фактов, как правило, приносится в жертву желанию быть первым СМИ, которое донесет информацию до потребителя.

Читатели и зрители быстро отвыкли платить за контент по подписке (зачем? Ведь в интернете все можно посмотреть бесплатно), число сторонников подписной модели СМИ заметно поредело. Зато аудитория приносила интернет-трафик, который, как выяснилось, можно монетизировать, заставляя читателей (зрителей) просматривать рекламу. В итоге все привело к тому, что многие СМИ стали прибегать к совсем уж экзотическим способам заработка. Так, в 2019 году стало известно, что российский деловой портал «РосБизнесКонсалтинг» (РБК), пишущий только о бизнесе, политике и социальной сфере, запустил новый для себя механизм монетизации – скандальные новости не делового характера с эпатирующими заголовками (так называемый кликбейт) «специально для агрегаторов новостей». На главную страницу РБК эти новости не выносятся, фактически это скандальный или эпатирующий контент, призванный собрать и привести на РБК «желтый», некачественный трафик, который монетизируется с помощью рекламы, размещаемой на странице каждой конкретной новости. Такой практики среди деловых изданий ранее не было никогда.

В самом РБК заявили, что это «элемент персонализации контента на основании привычной для читателя среды потребления, и такой контент важен для веса РБК у агрегаторов и хорошо потребляется их аудиторией». Фактически это первый случай, когда уважаемое деловое издание честно и открыто признало, что для дополнительной монетизации ему необходимо кардинально снизить качество своего контента для соответствия запросам аудитории. При этом лидер российского рынка деловых новостей принял решение публиковать скандальный и эпатирующий контент параллельно основному, немного стыдливо отмечая его пометкой «сделано для агрегаторов».

Но все это было еще полбеды. Средства массовой информации с разной степенью успешности адаптировались к меняющимся условиям рынка: все-таки в 2000-х годах им приходилось конкурировать с другими медиа, пусть и «цифровыми», «усеченными», без расходов на печать или телесигнал, дистрибуцию, огромную редакцию или эфирные студии с дорогостоящим оборудованием. Но «цифровые медиа» были средствами массовой информации, компаниями хоть с небольшим, но все же штатом профессиональных журналистов, с менее значительными (в сравнении с «традиционными» СМИ), но все равно существенными издержками.

С развитием же социальных сетей в 2010-х годах оказалось, что каждый человек сам становится в некотором роде средством массовой информации. При этом ему даже необязательно уметь хорошо и много писать – достаточно набрать значительное количество подписчиков и сносно фотографировать или просто говорить в камеру смартфона. Ну и, конечно, продвигать себя, работать над увеличением аудитории. Благо, что современная техника давала для этого все возможности – фото- и видеокамеры при мобильных телефонах с каждым годом брали все новые и новые высоты качества.

Сейчас, когда практически у каждого, от новорожденного до 80-летнего пенсионера, есть свой аккаунт в соцсети, нынешняя ситуация кажется естественным положением вещей, но в «нулевых» представить себе, что каждый (каждый!) сможет легко стать блогером (или видеоблогером) было совершенно невозможно. «Как так? Мы будем конкурировать за аудиторию со своими же бывшими журналистами? Да это смешно!» – уверенно заявляли главные редактора, продюсеры и медиабизнесмены.

Но это произошло.

Глобальная сеть вообще позволила конкурировать всем жителям планеты со всеми, предлагая свои услуги на сайтах-агрегаторах, а товары – на глобальных маркетплейсах (разумеется, с поправкой на языковой и географический барьер). И как разработчик из Индии может работать на компанию из США или Европы, а дизайнер из Италии – на фирму из Сингапура, так и блогеры (влогеры) при желании и не слишком больших вложениях могут выкладывать контент на Youtube или Instagram, завоевывая мировую аудиторию. Что они и делают с разной степенью успешности – как, например, детский влогер LikeNastya, ролики которой на YouTube смотрят десятки и даже сотни миллионов пользователей по всему миру, узнавая девочку в лицо в Таиланде и Южной Америке, в Европе и России. И это именно та революция, которую ждали от интернета – ведь изначально он был «территорией неограниченной свободы, расширяющей возможности».

Но, как и у каждой революции, у интернет-революции в медиа, давшей людям множество новых возможностей, оказалась своя оборотная сторона. Точнее, даже много оборотных сторон.

Конечно, все постепенно поняли, что на контенте в соцсетях можно заработать, и многие тут же бросились его производить. Журналисты и путешественники, графоманы и родители, желающие показать всему свету свое чадо, начали вкладывать свое свободное время и небольшие деньги в производство контента. Количество его в сети стало возрастать, и, по заявлениям некоторых исследователей, сейчас количество контента в сети удваивается примерно каждые 6 месяцев. И тут оказалось, что, к примеру, детский блогер конкурирует за внимание аудитории не только со своими «коллегами», но и, условно, с Александром Сергеевичем Пушкиным или Джорджем Гордоном Байроном, произведения которых учащиеся обязаны изучать, согласно школьной программе. Информации уже производится огромное количество, а совокупное время (внимание) всех людей на планете, за которое конкурируют «новые журналисты» и «новые писатели», ограничено. И пробиться к своему читателю или зрителю удается далеко не каждому. Обнаружился парадокс «экономики внимания»: ситуация, когда объемы и каналы поставки информации увеличиваются настолько стремительно, что совокупного внимания пользователей на весь произведенный контент просто не хватает. Очень точно об этом феномене XXI века выразился Рид Хастингс, основатель Netflix, американской развлекательной продакшн-корпорации, производящей популярные фильмы и сериалы, в одном из интервью о своем бизнесе: «Мы конкурируем даже со сном».

Ведь совокупное человеческое внимание – это почти константа (население планеты, помноженное на среднее количество времени, которое есть у человека), а объемы информации в сети растут по экспоненте. Совсем скоро мы окажемся в ситуации, когда огромное количество видеороликов в YouTube не будут увидены людьми никогда. Их будут «просматривать» только боты. Фактически в мировом масштабе мы уже видим дефицит внимания, так как его предложение естественным образом ограничено.

Естественно, что для «классических» медиа все это имело крайне печальные последствия. Многие медиакомпании в принципе перестали быть прибыльными и стали дотироваться своими акционерами или государством. Большое количество бесплатного, пусть и не слишком качественного, контента в сети привело к тому, что платить за качественную журналистику пользователи хотели все меньше и меньше. Естественно, снизились доходы профессиональных журналистов.

Получился своеобразный «порочный круг». Качественный контент потребляют меньше, потому что он стоит больше, чем ноль (а совокупного внимания аудитории не хватает, предпочтение, как правило, автоматически достается бесплатному и легкодоступному контенту) – доходы профессиональных журналистов уменьшаются – качество журналистских материалов ухудшается, так как им приходится работать больше, чтобы заработать прежние деньги – это приводит к тому, что профессиональный контент читают еще меньше.

Сейчас дошло даже до того, что пользователям за потребление информации в сети стали платить. Не напрямую и не везде, но тем не менее. Произошло это в Китае, где медиаагрегатор Qutoutiao (структура мегакорпорации Tencent) стал перечислять пользователям реальные деньги за просмотр своего контента. Он объявил, что пользователи получат реальные юани, если будут играть в игры, основанные на содержании прочитанных статей. Пользователи платформы позже подтверждали, что заработки в 40–50 долларов в месяц на Qutoutiao вполне реальны – а это очень неплохая прибавка к не слишком высоким в массе своей китайским зарплатам. Сам агрегатор объявил, что максимальная сумма, заработанная одним читателем на Qutoutiao – 50 тыс. долларов. Даже если отнестись к этой цифре со скепсисом, все равно получается, что, зарегистрировавшись на Qutoutiao, можно иметь неплохой приработок – и это просто за чтение и развлечение.

В чем же выгода того, кто платит?

Ответ довольно прост. Помимо рекламы, которая размещается на тех страницах, которые просматривает читатель, в «экономике внимания» задача владельца интернет-ресурса заключается в том, чтобы как можно дольше удерживать пользователя «в своем контуре», то есть на своем сайте, сервисе или приложении. Чем больше пользователей у сервиса/агрегатора/приложения, тем больше стоит проект в представлении инвесторов, а чем больше пользователи проводят времени, пользуясь различными сервисами компании, тем она дороже.

При этом, учитывая, насколько в современной экономике важны «большие данные» и большие цифры, выигрывают эту глобальную конкуренцию лишь лидеры – мегапроекты, охватывающие максимальную аудиторию, которую в перспективе можно эффективно монетизировать. Отсюда вытекает приоритетная задача – как можно дольше задержать пользователя на ресурсах и сервисах компании. Идеальный вариант – чтобы он вообще никуда с сайта условного Facebook, Qutoutiao или Yandex не переходил, а просто «жил в сети». Это означает, что масштабирование в «экономике внимания» является абсолютной целью. Даже глобальным сервисам нужно расти бесконечно и любой ценой, локальные же или нишевые проекты в основной своей массе обречены на выживание или продажу крупнейшим игрокам.

Необходимость борьбы за внимание пользователя вынудила почти все высокотехнологичные корпорации начать играть на рынке медиа. Помимо того, что с развитием «массовой журналистики» традиционным СМИ стало нужно конкурировать с рядовыми гражданами – блогерами, каждый из которых вдруг понял, что может стать популярным журналистом или телеведущим, оказалось, что медиа, похоже, ждет конкуренция и с IT-корпорациями. И это, судя по всему, стало последним гвоздем в крышку гроба независимых средств массовой информации, некогда обеспечивавших триумфальное шествие по миру идей демократии и либерализма в том числе самим фактом своего существования.

Конечно, медиа пробуют перейти на мультиплатформенную модель, то есть пытаются транслировать свой контент на все основные доступные IT-платформы, а не только на сайт самого медиа или, например, в печатную версию газеты, как раньше. Но, похоже, что это просто крохи по сравнению с традиционной моделью монетизации средств массовой информации, которую сделала нежизнеспособной социально-технологичская эволюция. Этих крох пока еще может хватать журналистам-одиночкам или небольшим журналистским коллективам, которые могут жить на доходы от телеграм-канала или блога в Instagram, но их точно недостаточно для того, чтобы содержать большие редакции. В поисках новых способов монетизации аудитории некоторым СМИ приходится даже осваивать функции канала прямых продаж. Но уже ничто не вернет «золотой век» традиционной журналистики.

Многие известнейшие мировые издания вынуждены были сменить собственника, перейдя «под крыло» бизнесменов из других отраслей. Такая судьба постигла, например, газету «The Washington Post», собственником которой стал богатейший человек мира, владелец крупнейшего в мире маркетплейса Amazon Джеффри Безос. Интернет-таблоиду Gawker, у которого не было таких богатых хозяев, повезло меньше: в 2016 году он объявил о банкротстве из-за проигранного судебного иска на 140 миллионов долларов. Очень многие медийные холдинги в развитых странах перепробовали самые разные пути выживания – от выхода на рынок слияний и поглощений до краудфандинговой модели.

Изменение ситуации на медиарынке покачнуло не только бизнес-позиции изданий, но и отношение властей к средствам массовой информации. Весь ХХ и начало XXI века журналист в большинстве развитых стран был фигурой неприкасаемой. Докучливых репортеров могли ненавидеть за их неподкупность, на них могли натравить охрану за любопытство и дотошность, но в целом профессия журналиста была очень уважаемой и высокооплачиваемой. Снижение доходов медиакомпаний снизило моральную планку во многих изданиях по всему миру. Прессу и телевидение стали чаще обвинять в ангажированности, «джинсе» (заказных материалах) и даже «фейковых» (то есть ложных) новостях. В 2017 году Fake News даже стало «словом года» по версии Collins English Dictionary. Особенно серьезный удар по восприятию СМИ, в первую очередь, американских, нанес президент США Дональд Трамп, без устали обвиняющий медиа в предвзятости и публикации «фейковых новостей».

Следствием стали многочисленные судебные иски против газет и интернет-изданий. Помимо уже упоминавшегося Gawker, досталось многим ведущим медийным брендам. Из недавних историй можно вспомнить иск против «The Washington Post» американского школьника-республиканца Николаса Сандмена, который, обвинив газету в клевете и травле, попросил себе в качестве возмещения «за моральный ущерб» 250 млн долларов (ровно ту сумму, которую заплатил за «проблемный актив» Джеффри Безос в 2013 году). Самое удивительное – заурядного американского школьника поддержал сам Дональд Трамп, написав в Твиттере: «…Покажи им, Ник. Лживые новости!». Так что вполне закономерно, что в беспрецедентном иске против влиятельной газеты многие увидели руку американского президента, который, по аналогии с «делом Gawker», решил убрать неугодных журналистов чужими руками. Представить себе подобное еще лет 10 назад было просто невозможно, так как американские власти всегда подчеркивали свою приверженность принципам свободы слова и средств массовой информации.

В традиционной либеральной парадигме журналисты всегда ранее защищали граждан от произвола чиновников, бизнес – от рейдеров, власть – от узурпации и способствовали хоть и хрупкому, но все же балансу сил в обществе. Тот же уотергейтский скандал, например, был бы невозможен без участия журналистов. Доказательства виновности Никсона были преданы огласке, трансляция судебных слушаний и демонстрация доказательств его вины велась на всю страну (по некоторым оценкам, 85 % американцев посмотрели как минимум одно заседание, посвященное «Уотергейту»). Это способствовало тому, что «замять» дело стало просто невозможно, хотя Никсон и пытался это сделать с помощью ЦРУ и ФБР.

Известный американский писатель и социолог Сэмюэл Хантингтон писал позднее по этому поводу: «В двух самых драматических внутриполитических конфликтах периода никсоновской администрации – конфликтах, вызванных публикацией документов Пентагона и Уотергейтом – органы массовой информации страны бросили вызов и нанесли поражение главе исполнительной власти. Пресса фактически сыграла ведущую роль в том, что до сих пор не удавалось ни одному отдельно взятому институту, группировке или комбинации институтов в американской истории – лишить своего поста президента, который был избран менее двух лет назад, добившись поддержки большинства, ставшего одним из самых значительных в американской истории».

Но во второй половине 2010-х годов роль медиа в общественной и политической жизни уже не та. Позиции традиционных СМИ настолько ослабли, что их место быстро и прочно заняли блогеры и социальные сети. Именно такой, как многим утопистам и казалось, и должна быть настоящая «прямая демократия» – каждый может высказывать свое мнение напрямую, а уже в общем хоре голосов «будет рождаться истина».

Поначалу казалось, что все так и будет. «Цветные революции» и «арабская весна» многими воспринимались именно как заря новой «эры прямой демократии», а социальные медиа, Twitter и нарождающиеся мессенджеры стали основными инструментами миллениалов в Тунисе, Египте, Ливии, Йемене, Сирии. Однако потом наступило горькое разочарование. Ни одной из стран Северной Африки и Ближнего Востока «арабская весна» не принесла счастья, процветания или даже просто экономического прорыва. Довольно быстро выяснилось, что помимо «воли народа» и внешней поддержки для успеха революции нужно огромное количество предпосылок – прежде всего, экономических и технологических. Только эти факторы рождают силы, которые смогут быстро самоорганизоваться и повести людей вперед, «к светлому будущему», на гребне революционного драйва решая проблемы, накопившиеся столетиями… Ничего этого не оказалось даже в Тунисе – небольшой франкоговорящей североафриканской стране с чуть более чем одиннадцатимиллионным населением, расположенной на месте древнейшей средиземноморской цивилизации – Карфагена. А ведь казалось, что по многим параметрам эта страна похожа на Грецию или Болгарию и вполне может достичь аналогичного уровня развития экономики.

Получилось так, что технологические новшества, создавшие атмосферу невиданной ранее информационной свободы, и демографическое давление, помноженное на вопиющее неравенство, безработицу и отсутствие «социальных лифтов» в арабских странах, предопределили наступление «арабской весны». Но, несмотря на это, революции имели шансов на успех не больше, чем Парижская Коммуна во Франции в 1871 году или восстание Спартака в Древнем Риме в I веке до нашей эры.

После провала «арабской весны» закономерно наступило время реакции. Власти многих недемократических стран, осознав потенциальную угрозу, исходящую от социальных сетей и новых медиа, бросили большие силы и, главное, выделили немалые средства для того, чтобы иметь возможность контролировать общественное мнение в соцмедиа. И тут выяснилось самое интересное. Оказалось, что блогеры и социальные сети не могут быть полноценной заменой прессе и другим средствам массовой информации: одиночек слишком легко запугать, а общественным мнением в Facebook или Вконтакте довольно просто (и, кстати, очень недорого) манипулировать. Наиболее яркий пример этого – знаменитая история с «Cambridge Analytica», которую читатель сможет узнать в подробностях в одной из следующих глав этой книги.

В этом нет ничего удивительного. Любые информационные технологии стоят денег, а при тотальном контроле финансов (см. главу 4) шансы на то, что хоть что-то можно будет противопоставить высоким технологиям на службе властей, стремятся к нулю. Даже если вдруг появятся какие-то новейшие, доселе неизвестные, технологии работы с обществом, системе достаточно не игнорировать инновации, а быстро ориентироваться в ситуации, выкупать технологии и ставить их себе на службу. Шансы любых несистемных оппозиционных сил, и так небольшие, испарятся сами собой.

А пока во всем мире традиционные СМИ продолжают утрачивать свое влияние, растворяясь в многоголосом и нестройном хоре блогеров-инфлюенсеров, как сейчас называют влиятельных блогеров в соцсетях. И, пожалуй, это необратимо, так как обусловлено несущимся вперед вне зависимости от воли человека технологическим прогрессом.

А ведь если процесс ослабления независимых медиа продолжится, граждане очень многих (а возможно и всех) стран мира через некоторое время могут утратить значительную долю, казалось бы, еще недавно неотъемлемых прав и свобод. Сначала это будет происходить незаметно, шаг за шагом, потом все быстрее и быстрее. Но итог, скорее всего, будет неутешителен вне зависимости от наличия или отсутствия в тех или иных странах демократических традиций. Государство будет усиливаться, общество – атомизироваться, а граждане – замыкаться на себе и своих проблемах, коих у них будет более чем достаточно. Ведь люди, к сожалению, ленивы (вспомним первый принцип социально-технологической эволюции). Человек старается облегчать себе жизнь всеми возможными способами, и работа с информацией не исключение. Инфопоток стал слишком велик и пользователь теряется в море контента? Что ж, надо помочь ему разобраться. Особенно, если таким образом можно заполучить все его внимание, оставив в пределах своего «контура». Как это сделать? Предложить ему персонализированный контент, ленту новостей, рассчитанную персонально на конкретного пользователя, с учетом его «цифрового следа», личных предпочтений, материалов, которые он читал ранее. Кто может это сделать? Правильно, высокотехнологичные корпорации, такие как Google, Yandex и прочие компании поменьше.

А, собственно, почему бы и нет? Если IT-компании могут быть операторами такси, доставщиками еды, могут конкурировать с финансовыми учреждениями, медицинскими и фармацевтическими компаниями, разве они не могут сделать платформу для доставки на девайс конечного пользователя индивидуальной, подобранной специально для него информации? В конце концов, это ненамного сложнее, чем определить музыкальные предпочтения пользователя, предложив ему персонализированный музыкальный контент. И такие платформы появились. Международный мессенджер Telegram Павла Дурова предложил своим пользователям сервис телеграм-каналов – авторских или анонимных информационных лент по темам, которые интересны читателю. Google создал персонализированную информационную ленту Google Feed. Российский Yandex в 2017 году запустил аналогичный проект – рекомендательную ленту публикаций статей, новостей, обзоров и видео, назвав его Яндекс. Дзен.

Все эти проекты ждал успех. Оказалось, люди в основной своей массе читают однотипный контент и, если им интересны «желтые» новости, они все равно будут кликать в основном на них, если политика – будут просматривать новостные и политические сайты, если лайфстайл – интернет-сайты глянцевых журналов. Более того, выяснилось, что люди не слишком любят воспринимать разные точки зрения, предпочитая придерживаться одной, далеко не всегда аргументированной позиции. Человек, как правило, редко мыслит широко и критически, просто на подсознательном уровне отметая все доводы «против». Тем россиянам, что предпочитают либеральные СМИ, не придет в голову заглянуть на сайт газеты «Завтра», а те, кто не представляет свою жизнь без патриотического контента, практически никогда не будут читать статьи журналистов «Новой Газеты». Сторонники демократов в США априори не верят республиканским медиа, и наоборот.

В том числе и поэтому, предложив издателям, блогерам и журналистам незамысловатую схему монетизации своего контента с помощью рекламы Яндекс.Директ, Yandex без каких бы то ни было усилий и затрат на создание контента враз получил внимание огромной русскоязычной аудитории. Ведь теперь для того, чтобы читать привычные новости, не нужно было прилагать усилия и что-то искать в сети: интересная пользователю информация сама попадала на компьютер или телефон посредством Яндекс. Браузера. Потенциальному читателю достаточно было просто полистать свою главную страницу (у почти половины россиян это Yandex), чтобы получить себе «на рабочий стол» нужный контент. При этом, кликнув на понравившуюся статью, пользователь не переходил на сайт издателя, информагентства или на страницу блогера, написавшего текст – он оставался на сайте Yandex.

Успех проектов был столь оглушительным (в какой-то момент многие российские СМИ обнаружили, что 40–80 % своего трафика получают с платформы Яндекс. Дзен), что вслед за Google и Yandex подтянулся даже Mail.ru, запустив в 2019 году тестовую версию сервиса «Пульс», который, как предполагалось, будет формировать более «глубокую» персональную ленту контента с помощью алгоритмов, анализирующих поведение пользователя в интернете. Разработчики из Mail.ru даже заверяли, что «Пульс» будет значительно отличаться от «Дзена» тем, что будет использовать «знания про пользователей, которых нет ни у кого в Рунете». Заинтригованные журналисты тогда предполагали, что это могут быть «знания», полученные от оператора сотовой связи Мегафон, имеющего с Mail.ru общих акционеров.

В борьбе за абсолютную ценность – внимание пользователей – все средства хороши, и вот уже вскоре после того, как проект «Яндекс. Дзен» был признан успешным, Yandex внедряет новый алгоритм «Андромеда», по словам специалистов компании, кардинально улучшающий поиск. В нем больше «быстрых» ответов прямо в поисковой выдаче, без перехода на сайт-первоисточник, введены верификация источников информации согласно оценке качества сайтов (критерии оценки определяет сам Yandex), анализ предыдущих запросов пользователя и ряд других изменений. Согласно новому алгоритму, в начале поисковой страницы теперь отображаются наиболее качественные сайты (конечно, согласно критериям Yandex).

Специалисты отнеслись к инновациям Яндекс. Поиск с осторожностью. Звучали даже мнения, что поисковик будет отдавать предпочтения в поисковой выдаче ресурсам с большим бюджетом в Яндекс.Директ. Но в чем эксперты были единодушны, так это в том, что новый алгоритм позволит Yandex еще больше замкнуть трафик от сторонних пользователей на себя, в итоге переходов с поисковика на другие сайты станет меньше, те недополучат пользовательское внимание и, следовательно, доходы. Это означало бы, что доля Yandex в общих доходах рунета вновь возрастет, а доля небольших сайтов, так сказать, «малого интернет-бизнеса» сократится.

Да, с появлением Big Data и формированием «экономики внимания» выяснилось, что глобальный мир очень маленький и в нем можно не только посчитать всех и каждого. Можно легко вычислить совокупное время, которое человечество проводит за монитором. Глобальные высокотехнологичные корпорации стремятся к сверхцентрализации и монополизации – ведь побеждает сильнейший (тот, у кого больше данных и аудитории). Поэтому антимонопольные правила, характерные для демократического капиталистического периода, уходят в прошлое и выясняется, что датакратия рассматривает пользователей просто как «большие данные» и «трафик». К тому же, для борьбы на рынке в условиях ожесточившейся конкуренции и «глобального пирога», который вот-вот начнет уменьшаться, только этот подход позволяет быть конкурентоспособным.

А ведь уже сейчас, как констатировали ведущие инфлюенсеры англоязычного мира на X конференции видеоблогеров и маркетологов VidCon, которая прошла летом 2019 года в США, непрерывный поток информационного контента стал настолько мощным и всеохватывающим, что отнимает у человека большую часть его рабочего (да и свободного) времени. Это не может не сказываться на психике людей – естественно, в негативном ключе. И дальше, предупреждают эксперты, будет только хуже.

Кстати, участники конференции VidCon также обратили внимание на следующие тренды в «новом информационном мире»:

– Лайки вызывают зависимость, а их недостаточность может привести к депрессии. Блогеры-инфлюенсеры должны находить себе более стабильные платформы для вещания;

– Раньше все блогеры хотели стать звездами. Теперь, когда блогеры стали медиа, знаменитости завоевывают онлайн-аудиторию наравне со всеми и не всегда успешно. Глобальная конкуренция не щадит никого;

– Ведущие блогеры-инстаграмеры, аудитория которых может превосходить аудиторию практически любого СМИ, все чаще предпочитают запускать свои персональные линейки продуктов, нежели рекламировать чужие (по аналогии с Private label ритейловых сетей). Часто это приносит несоизмеримо больший доход и более позитивный отклик аудитории, чем партнерство с всемирно известными брендами и крупными производителями, хотя и сложнее с точки зрения организации процесса.

Отдельно маркетологи VidCon отметили, что наступает время более эффективной монетизации аудитории социальными сетями. Рынок инфлюенс-рекламы растет быстрыми темпами, и львиная доля доходов достается блогерам, которые получают практически бесплатную платформу в виде Instagram или TikTok для продвижения своего контента и зарабатывания денег, но ничего не дают соцсетям взамен.

Впрочем, иллюзия «бесплатности» и «дружелюбности» платформ обманчива. Без ограничений давая блогерам вести коммерческие проекты, IT-корпорации часто жестко ограничивают их в общественной или политической деятельности, если она противоречит их «корпоративной политике» или «моральным принципам». Вспомним хотя бы историю про Facebook и фламандских живописцев. Да и с коммерцией на платформах не все так просто. Тот же YouTube, например, размещает в роликах, которые выкладывают пользователи, исключительно свою собственную рекламу, а социальные сети (например, Facebook) в основной массе тоже препятствуют коммерческой деятельности на своих ресурсах. При этом «моральные принципы» компаний не мешают им с удовольствием использовать «большие данные» клиентов соцсетей абсолютно бесплатно.

Кстати, недавно Instagram объявил о тестировании новой версии платформы, где лайки будут скрываться от сторонних пользователей. Это вызвало бурю возмущения среди блогеров: ожидается, что могут снизиться доходы инстаграмеров от рекламы, а рынок рекламы в Instagram перераспределится в пользу самой соцсети. Некоторые блогеры в результате даже подали в суд, объявив, что «Instagram лишает их законных доходов».

А что происходит с новыми медиа «на передовой» прогресса, в Китайской Народной Республике? В отсутствии глобальных сетей, таких, как Facebook и Instagram, пользователи местной соцсети WeChat (китайские блогеры) стараются уходить от политических и социальных тем. Они просто зарабатывают на контентном бизнесе, при этом некоторые блогеры в Китае уже обогнали традиционные медиа по выручке от рекламы. И это лишь один из способов монетизации своего блога в Китае. По уровню своего развития новые цифровые медиа в Поднебесной обошли своих конкурентов из развитых стран, не в последнюю очередь благодаря огромной национальной аудитории и техно-скачку последних лет, превратившему Китай в одну из самых передовых в технологическом плане стран мира.

Да, блогеры в Китае – профессия популярная и доходная. По некоторым данным, каждый четвертый пользователь в Китае что-то покупает через блогеров. При этом у них есть огромное количество способов заработка кроме рекламы и платного контента. Их субсидируют платформы, на которые блогеры привлекают трафик, китайские инфлюенсеры зарабатывают на прямых продажах, лекциях, семинарах, образовательной деятельности. В особо перспективных блогеров с понятной бизнес-моделью вкладывают деньги даже частные китайские инвесторы и венчурные фонды. Известны и совсем уникальные случаи. Так, например, СМИ писали о популярном инфлюенсере, который якобы заработал на продажах книг 15 млн долларов. Другая блогер из Поднебесной смогла за 5 минут продать через свой аккаунт 100 автомобилей Mini Cooper по 42 тыс. долларов каждый.

Граждане Китайской Народной Республики умеют делать бизнес. Впрочем, у них нет особого выбора – политические вопросы относятся к исключительной компетенции Коммунистической Партии Китая (КПК). И, надо отметить, вопросы освещения политических и социальных проблем решаются в Китае не без изящества. Так, в 2019 году ведущее информационное агентство Китая «Синьхуа» сообщило, что главные политические события страны, в том числе заседания Всекитайского собрания народных представителей (китайский парламент) отныне будет освещать киберведущая Синь Сяомен, созданная на основе «искусственного интеллекта нового поколения». «Синьхуа» особо отметило, что девушка-комментатор не только говорит в камеру, но и умеет жестикулировать и вставать с места, в отличие от предыдущего поколения киберведущих. И действительно, правильно запрограммированный киберведущий никогда не может сбиться в тексте или сказать что-то не то. Что бы ни произошло, даже теоретически он никогда не подведет.

Еще более оригинальное решение предложили китайские технологические компании для обеспечения вопроса политической грамотности китайских граждан. Они создали мобильное приложение Xuexi Qiangguo («Сила учения») – программу, посвященную «Великому руководителю Компартии Китая Си Цзиньпину», первую в мире в своем роде. Причем не просто создали, а обеспечили колоссальный спрос на нее. Xuexi Qiangguo стала лидером среди мобильных приложений в Китае по количеству скачиваний в феврале 2019 года, всего же приложение скачали более 43 млн китайских граждан. И это, очевидно, не только деятели Коммунистической партии Китая, члены парламента и чиновники Китайской Народной Республики.

Впрочем, давно уже никто не спорит с тем, что Китай входит в число мировых технологических лидеров и задает тренд на «цифровизацию» политики, государственного управления и средств массовой информации. Основная интрига теперь лежит в другой плоскости – кто следующий может пойти в этих вопросах по китайскому пути? Желающих немало, и далеко не всегда это просто политическая воля лидеров и правительств тех или иных стран. Определяющую роль играет технологический детерминизм. Эрик Шмидт и Джаред Коэн в уже упоминавшейся здесь книге «Новый цифровой мир» сформулировали этот принцип таким образом: чье телекоммуникационное оборудование использует для своей интернет-инфраструктуры то или иное развивающееся государство, ту политическую модель в будущем оно и будет развивать с большой вероятностью, естественным образом попадая под влияние страны-экспортера технологического оборудования. Не в последнюю очередь поэтому во время острой фазы «торговой войны» между Соединенными Штатами и Китаем Государственный департамент США настоятельно рекомендовал своим союзникам (Германии, Италии, Японии) отказаться от приобретения телекоммуникационного оборудования китайской компании Huawei. Свои рекомендации Вашингтон даже подкрепил финансовыми стимулами, намекнув, что взамен выплатит компенсацию либо профинансирует союзникам поставки аналогичного оборудования от американских производителей. Впрочем (вспомните главу 4), только официально китайские компании поставляют свое оборудование в 64 страны, и среди них есть и вполне развитые демократии – например, Франция и другие европейские страны. Это позволяет предположить, что основная борьба «за пользователя» между Востоком и Западом еще впереди.

Из крупнейших развивающихся держав наиболее плотные технологические контакты с Китаем сегодня у Индии, Индонезии, Ирана, Пакистана, России. Китайские платформы (например, дочерние компании китайской Alibaba) даже разработали программу субсидирования авторов и дистрибуторов контента в Индии и Индонезии. Возможно, Россия не за горами.

Бывший российский вице-премьер Максим Акимов неоднократно делал заявления о необходимости «специальной программы российско-китайского медиасотрудничества в цифровой сфере», целью которой будет «формирование общей цифровой среды, благоприятной для развития медиа двух стран». Он был уверен, что это благоприятно скажется на российском обществе и экономике: «…Это доступ всех ко всему… Постоянный диалог с потребителем медиаконтента, и, конечно, разработка совместных продуктов, технологических платформ, новых способов доставки контента». Заместитель Министра цифрового развития Алексей Волин в свое время подтвердил эти намерения, уточнив, что планируются более 100 российско-китайских проектов в медиасфере.

Впрочем, совсем скоро, когда нейросети научатся генерировать контент, осмысленный и неотличимый от написанного человеком, и будут делать это в неограниченном количестве, ситуация может вновь поменяться. Количество информации в сети возрастет на порядки даже от текущих значений, и для того, чтобы потреблять этот контент, не хватит никакого совокупного внимания человечества, даже если оно навсегда откажется ото сна. Смогут ли медиа и инфлюенсеры выдержать этот удар? Что произойдет с привычными нам телевидением, радио, интернет-изданиями? Ответы на эти вопросы мы получим уже в ближайшие несколько лет.

Кошмарные события 09/11 потрясли самые основы демократического общества на Западе, и именно после них, как уже знает читатель, четко обозначился тренд на ужесточение госрегулирования во всем, в том числе и в бизнесе. Доходит до смешного: иногда официальные инстанции в разных странах мира даже стали настаивать на объяснении экономического смысла каждой конкретной сделки, пытаясь решать за бизнес, что имеет экономический смысл, а что нет. Так было разве что во времена Великой депрессии. Сейчас уже мало кто помнит, но при Франклине Рузвельте было составлено 557 основных и 189 дополнительных так называемых «кодексов честной конкуренции» в различных отраслях. Они регламентировали все: продолжительность рабочего дня, часы труда и отдыха, границы отпускной цены, рынки сбыта. В то время это избыточное регулирование привело к коллапсу экономической системы и стало одной из причин затянувшейся Великой Депрессии. Но ведь похожим образом устроено современное регулирование во многих странах мира. И это может привести к параличу и (или) плавному огосударствлению всей мировой экономической системы.

Как известно, экономическая политика Рузвельта, как и его предшественника Герберта Гувера, была раскритикована экономистами. Несмотря на это, Рузвельт сумел признать и частично исправить многие свои ошибки, а ситуация в мире во время его правления в целом благоприятствовала восстановлению экономики США. Кстати, Джин Смайли в книге «Переоценивая Великую депрессию» показала, что избыточное государственное регулирование не только затянуло выход из кризиса, но и было одной из его причин. Джим Поуэлл в «Ошибках Рузвельта» отмечает, что почти все рухнувшие банки находились в тех штатах, где действовали наиболее жесткие регулировочные нормы. Ведь в соседней Канаде, точно так же охваченной кризисом 1920-х – 1930-х годов, ни один крупный банк не закрылся.

Экономисты из разных стран мира указывают на то, что нынешний кризис, фактически длящийся с 2008 года – тоже во многом кризис избыточного регулирования. В особенности это касается европейских экономик, показывающих очень слабый рост, несмотря на все монетарные стимулы и ухищрения. Европа перегружена социальными обязательствами по отношению к своим гражданам и вновь прибывшим мигрантам, трансфертами новым восточноевропейским членам Евросоюза, а европейские политики все больше и больше свыкаются с мыслью, что в бюджет скоро придется закладывать и повышенные оборонные расходы. И это при том, что оборона Европы всегда была проблемой Североатлантического Альянса (НАТО), а, значит, в первую очередь, Соединенных Штатов Америки. Но европейцы привыкли жить в достатке, получать высокие заработные платы и социальные пособия, и это значит, что степень регулирования экономики и налоги по-прежнему будут высокими. Накачка экономики деньгами не спасет: они все равно не доходят до малого и среднего бизнеса, лишь разгоняя фондовые индексы.

Отдельная огромная проблема Европейского Союза, все больше сказывающаяся на экономике Европы – нелегальная миграция. И, если еще несколько лет назад лишь отдельные политические и общественные деятели Евросоюза, не имеющие отношения к политическому мейнстриму, могли неспешно рассуждать о кризисе мультикультурализма в Европе, то сегодня осторожным философским беседам и «пророчествам» политических маргиналов пришли на смену все более и более алармистские статьи европейских СМИ о тяжелых социально-экономических последствиях нелегальной миграции и даже (о ужас!) о фиаско самой концепции мультикультурализма и миграционной толерантности. Так, в октябре 2017 года в ходе переписи населения германской «финансовой столицы» Франкфурта-на-Майне социологи выяснили, что количество мигрантов там «вдруг» превысило число местных жителей. В 2017 году там проживали 51,2 % мигрантов и лишь 48,8 % коренных жителей. Такой дисбаланс при высоких социальных гарантиях для мигрантов ложится все более тяжким бременем на бюджеты благополучных европейских стран, заставляя власти повышать налоги.

Несмотря на то, что в 2018 году количество ходатайств о предоставлении политического убежища в Германии упало на 5 % (до уровня 2015 года), количество заявлений от беженцев, по данным самой свежей статистики, по-прежнему составляет колоссальные 1,7 миллионов. Согласно Федеральному агентству по делам миграции и беженцев Германии (BAMF), наибольшее количество заявлений поступило от беженцев из Сирии, далее следуют по нисходящей Ирак, Иран, Нигерия, Турция, Афганистан, Сомали. Немецкие власти все чаще признают, и уже не только в кулуарах, что подавляющее большинство беженцев, как правило, пополняет ряды самой низкоквалифицированной рабочей силы, или, что еще хуже, не трудоустраивается нигде, вливаясь в ряды огромной армии получателей различных пособий. И дело здесь не только в самих мигрантах, немалое число которых на самом деле являются мигрантами «экономическими», то есть прибывают в Европу не потому, что им что-то угрожает в родной стране, а просто с надеждой «сесть на пособие». Когда люди покидают зоны военных конфликтов, бегут от репрессий и геноцида, очень часто они попадают в лагеря беженцев без документов, удостоверяющих личность. Что уж говорить о дипломах и сертификатах, подтверждающих уровень образования и профессиональную квалификацию. В результате, лишь немногие беженцы имеют шанс получить в Германии и других европейских странах работу специалиста: ведь ни одна компания не примет их на работу без документов, подтверждающих профессиональный опыт. Именно поэтому большинство вновь прибывших остаются чернорабочими без единого шанса подняться по карьерной лестнице и хоть как-то интегрироваться в европейское общество.

Разочарование, отчаяние, несправедливость… Именно эти чувства зачастую раздирают душу человека, который ищет спасения в благополучной стране. Кто-то надеялся дать детям образование, шанс на жизнь в безопасной среде, некоторые мечтали создать семью, найти хорошую работу, но потерпели полный крах надежд на достойную жизнь. В итоге – рост насилия и преступлений среди мигрантов, особенно нелегальных. Достаточно вспомнить зиму 2017 года, запомнившуюся так называемой «Ночью женщин» – акцией массового насилия в Кельне, которая коснулась и девочек-подростков, что ранее было немыслимо в Центральной Европе. А 22 мая 2017 года немецкая общественность была взбудоражена пропажей девочки, 14-летней Сюзанны из города Майнц, которая, как позже установила полиция, была изнасилована и убита приезжими мигрантами.

Неудивительно, что в Европейском Союзе в целом и в Германии в частности растет политический вес движений, которые занимают жесткую антимигрантскую позицию, например, партии «Альтернатива для Германии». Ее лидер Александр Гауланд даже пообещал «начать травлю Ангелы Меркель» за то, что она открыла шлюз незаконной миграции, тем самым повергнув страну в социальный кризис.

Еще недавно это было невозможно себе представить, а теперь уже не только политики или общественные деятели, но и многие обычные граждане Германии выступают за ограничение миграции, приводя в качестве основных аргументов несовместимость ценностей, диаметрально противоположные культуры и религии, склонность приезжих к насилию. Кроме того, коренные жители Германии видят в мигрантах причину отсутствия рабочих мест для «голубых воротничков», местных рабочих. Поэтому даже законопослушных и квалифицированных мигрантов не всегда ждут в Германии. Так, нередки случаи, когда они обращаются в банки для получения ссуды на открытие собственного бизнеса и получают отказы по формальным признакам.

Есть, конечно, и другие примеры, когда беженцы находят хорошую работу, но таких счастливчиков мало. Так, Абдулла Хассун, беженец из Сирии, сейчас работает в небольшой инженерной компании в Берлине. До этого он учился на факультете геодезии в Университете Алеппо, и, несмотря ни на что, продолжал ходить в альма-матер, даже под обстрелами и бомбежками: «Было трудно продолжать учиться и ходить в университет. Поэтому, когда я начал искать в Германии работу, я старался найти что-то по профессии. Я не хотел выбрасывать пять лет учебы».

Так или иначе, в последние годы Европейский Союз все больше раздирают противоречия в отношении вопросов миграции. С одной стороны, экономики европейских стран нуждаются в рабочей силе, которой не хватает, и многие европейцы небезосновательно гордятся открытостью и толерантностью к приезжающим в страну беженцам, пропагандируют уважение культур и обычаев приезжих. В некоторых странах Северной и Западной Европы часто даже ставят в приоритет интересы не местных жителей, а мигрантов как представителей социально незащищенных слоев населения. С другой стороны, негибкая законодательная база в части приема на работу и обеспечения социальными правами и свободами вынуждают мигрантов становиться изгоями.

В отличие от европейских беженцев, мигранты, которые попадают в США, легче ассимилируются и значительно успешнее решают вопросы своего трудоустройства. Данные Исследовательского центра Пью в Вашингтоне показывают, что это связано с тем, что трудовая сфера в Соединенных Штатах менее зарегулирована, в то время как европейская модель оставляет «за бортом» наименее квалифицированных работников, готовых трудиться за меньшую оплату. Это происходит потому, что социально ориентированным трудовым законодательством в европейских странах установлен очень высокий минимальный уровень оплаты труда. Представим себе ситуацию: мигрант по имени Ахмед приходит на собеседование, его уровень квалификации немного не дотягивает до требований компании. Она, в принципе, может его доучить, однако, в соответствии с законодательством, заработную плату ему необходимо обеспечить на одном уровне с более квалифицированными специалистами. Какая компания пойдет на то, чтобы платить больше работнику, квалификация которого ниже? Ведь нужно еще и учить нового сотрудника, а это время и дополнительные расходы. Ахмед готов учиться и работать в этот период за половину оклада, но закон не предусматривает такого варианта. Мигранты готовы оказывать услуги за меньшую плату, так как профессиональные навыки большинства из них ниже предъявляемых требований или квалификации местных жителей, но европейские компании не вправе снижать уровень оплаты труда мигрантам ниже установленного законодательством порога или как-либо ухудшать их условия труда.

Социально ориентированное законодательство таким образом, казалось бы, защищает права наемных работников. Однако именно эти, столь жесткие требования законодательства многих стран ЕС не позволяют приезжим рассчитывать на успешный старт в европейском обществе. Оно требует оплачивать их труд аналогично труду местных жителей, однако, в итоге мигранты в Европе часто вынуждены сами искать себе работу любыми способами, чтобы прокормить себя и семью, либо всю жизнь жить «на пособие». Все это толкает их в лапы теневого бизнеса, или даже откровенного криминала.

Кстати, волна миграционного кризиса накрыла не только страны Европейского Союза, но и Латинскую и Северную Америку, Африку и Ближний Восток. Так, только в Колумбии в 2017 году оказалось зарегистрировано более 7 млн экономических мигрантов, в основном из соседней Венесуэлы, и это не предел. Между прочим, из Венесуэлы людей бежит больше, чем, например, из Сирии, хотя военных действий там не ведется.

Нелегальных мигрантов становится больше в том числе из-за перераспределения глобальных доходов и финансовых потоков в пользу более развитых стран, и этому способствует цифровая экономика. Развитые в технологическом отношении государства наращивают свое богатство за счет стран третьего эшелона. Ничего нового: богатые страны становятся еще богаче, а бедные – еще беднее. Аналогичный процесс наблюдается в перераспределении доходов внутри государств между бедными и богатыми слоями населения, естественно, в пользу последних. Это приводит к невиданным ранее миграционным последствиям – таким, как многотысячный марш мигрантов через всю Центральную Америку, состоявшийся в 2019 году. Организаторы марша, стартовавшего в Гондурасе в направлении Гватемалы и далее Мексики, ставили своей конечной целью достижение границы Соединенных Штатов. Как писала газета «USA Today», такие марши уже становятся характерной чертой центрально-американской жизни. Доведенные до отчаяния, десятки тысяч людей навсегда покидают родные места обитания и двигаются на север, к границе США, в поисках лучшей доли, по дороге отражая атаки полиции и криминальных банд. Прежде подобное можно было увидеть разве что во времена раннего Средневековья, когда из-за климатических изменений были нередки случаи, подобные «Великому переселению народов». Во второй половине ХХ века представить себе подобное было практически невозможно.

Все эти тенденции увеличивают опасность того, что в развитых странах станут пользоваться все большей популярностью правые и даже ультраправые политические партии, резко критикующие миграционную политику, а в развивающихся, наоборот – левые популисты и демагоги, манипулирующие малообразованным населением, что в перспективе может еще более усугубить ситуацию.

Проблема миграции не имеет простого однозначного решения (например, экономического). Так, ни к чему не привела попытка властей Германии хотя бы в какой-то мере решить миграционную проблему, пообещав 3 тыс. евро единовременного пособия тем, кто согласится приобрести билет в один конец и навсегда покинуть Европу. Аналогичные усилия японских властей контролировать внутреннюю миграцию также не увенчались особым успехом. Лишь немногие жители Токио согласились на единовременное пособие в 3 млн йен (эквивалент 27 тыс. долларов США) за переезд в провинцию.

Получается довольно интересная ситуация, когда чисто денежные, монетарные стимулы мотивируют как граждан, так и мигрантов, все меньше. Люди все больше чувствуют неуверенность в завтрашнем дне, ведь им нужна стабильная работа, а не подачки от государства. Но… работа, особенно хорошая, квалифицированная, повсеместно, на всех континентах «куда-то исчезает».

Работы все меньше, уверенности в завтрашнем дне – тоже. Мировая экономика не растет и, похоже, ей требуется крупная встряска – и то не факт, что она поможет. Раньше такой встряской могла бы стать, как бы ужасно это ни звучало, глобальная война. А ведь, казалось бы, мировые центробанки делали все возможное, чтобы «оживить» экономику «вертолетными деньгами»…

Кстати, экономист Мюррей Ротбард в книге «Великая американская депрессия» пришел к выводу, что причиной депрессии стала именно накачка экономики денежной массой. Избыточная денежная масса, вливаемая сейчас в экономику центральными банками, демотивирует всех экономических агентов – от банков и инвестиционных компаний до домохозяйств. Банкам не имеет смысла конкурировать между собой за деньги вкладчиков и искать новых заемщиков. Когда почти бесплатная денежная ликвидность от государства льется рекой, а центробанки выкупают на «напечатанные» деньги плохие активы и разного рода облигации, проще сконцентрироваться на спекулятивных операциях на валютном и фондовом рынках с большими госденьгами, чем пытаться «пылесосить рынок» в попытках привлечь маленькие и относительно дорогие деньги частных лиц. Домохозяйствам же нет никакого резона нести свои деньги в банки или вкладывать что-то в реальный сектор экономики – ведь процентные ставки слишком низкие (или даже отрицательные, как в Японии или ряде стран Европы), а риски могут быть высоки. И граждане предпочитают недвижимость или облигации, реже – акции. «Неумелые действия Федеральной резервной системы по купированию кризиса его лишь усугубили», – пишут о временах «Великой депрессии» в «Истории монетаризма в Соединенных Штатах» Милтон Фридман и Анна Шварц. Ничего не напоминает?

Сейчас, похоже, в мировой экономике происходит то же самое. В 2010-х годах, вместо того, чтобы дать возможность экономике самостоятельно прийти в равновесие, очистив рынок от неэффективных субъектов, ФРС США и центробанки ведущих стран мира настолько увлеклись монетарным стимулированием собственных экономик, что совокупный мировой объем долга превысил мировой ВВП за 3,5 года, а центробанки Швейцарии, Японии, Германии и ряда других развитых стран вынуждены на протяжении вот уже многих лет держать нулевую или отрицательные процентные ставки в попытках хоть как-то заставить домохозяйства и банки вкладывать свои сбережения в реальный сектор экономики. Но это никак не помогает: ситуация зашла слишком далеко, и «вертолетными деньгами» удается лишь сдерживать крах фондовых рынков, избегать массовых банкротств и «эффекта домино».

На середину 2019 года облигации на более чем 16 трлн долларов перешли в категорию бумаг с отрицательной доходностью. Пока что это в основном суверенные долги европейских государств и Японии, но тенденция перехода бумаг в отрицательную зону становится все более ярко выраженной. Получается удивительная ситуация: кредиторы вынуждены платить заемщикам за то, чтобы они взяли деньги, которые институциональным инвесторам (пенсионным фондам, инвестбанкам) просто некуда вкладывать.

Экономическому росту такая политика помогает очень слабо. В большинстве развитых стран в 2010-х годах рост максимум 2 % в год – предел мечтаний. В этих условиях отрицательные процентные ставки становятся фактически новым налогом на сбережения граждан, так как хранить наличные деньги дома в значимых количествах в развитых странах – уже почти прямое нарушение закона. Значит, нужно идти в финансовые учреждения и пытаться выбрать инструменты с хоть какой-то доходностью. Банки этим активно пользуются, предлагая либо депозиты с отрицательной процентной ставкой (швейцарский UBS в 2019 году предлагает на крупные вклады ставку −0,6 %, Credit Suisse заявляет о ставке в −0,4 % для крупных вкладчиков), либо значительно более рисковые структурные продукты с хорошей доходностью (прежде всего для самих себя). Альтернатив с контролируемыми разумными рисками практически нет, и сбережения в наше время становятся постоянной головной болью добропорядочных граждан.

Какая-то безвыходная ситуация, вы не находите? Все меньше работы, все меньше и нормальных консервативных инструментов для инвестирования, хранения сбережений. Граждан подталкивают к рискованным вложениям – фондовые рынки, производные инструменты, криптовалюты… Но ведь известно, что на бирже раньше или позже проигрывает подавляющее большинство частных инвесторов, даже квалифицированных, с профильным экономическим образованием – тем более что в финансах давно и все большую роль играет искусственный интеллект. Известно, что, если в 1940 году в США средняя продолжительность держания акции в одних руках равнялась примерно пяти годам, в настоящее время она равна от силы нескольким минутам. Это объясняется прежде всего автоматизацией биржевых операций, которая позволяет институциональным инвесторам осуществлять финансовые транзакции в течение нескольких тысячных долей секунды. Примерно 70 % биржевых сделок в США и 50 % в Европе уже осуществляются таким образом. В итоге инвестиции на бирже для рядовых граждан, да и не только, в некотором роде уже стали сродни игре в казино, где в роли крупье выступают мировые центробанки и крупнейшие частные инвестиционные банки. Остальные игроки, даже очень серьезные, могут потерять значительную часть вложенных средств.

Единственный плюс ситуации с отрицательными процентными ставками – это отрицательные ставки по ипотеке, что, конечно, вызывает восторг неискушенных наблюдателей. Надо же, в Европе дошло до того, что берешь ипотеку, а тебе приплачивают! Однако, это единичные случаи, и проблема лежит на самом деле гораздо глубже. Некоторые европейские банки стали приплачивать заемщикам за ипотеку не от хорошей жизни. Во-первых, недвижимость в развитых странах стоит уже настолько дорого, что просто недоступна многим желающим ее купить. А во-вторых, миллениалы (те, кто родился с 1981 по 1996 годы) и тем более поколение Z (рожденные позде 1996 года) не имеют и не будут иметь таких доходов, как их родители, так как со снижением темпов экономического роста в «заполненном» мире социальные лифты двигаются все медленнее, и зарабатывать деньги молодежи сейчас стало значительно сложнее, чем их родителям.

Эти факторы работают на снижение спроса на ипотечные продукты, и получается, что в условиях отрицательных процентных ставок банкам гораздо выгоднее стимулировать молодые семьи небольшой доплатой по ипотечным взносам, параллельно навязывая заемщикам сопутствующие услуги свои и своих партнеров (такие, как страхование жилья и жизни, ведение договора, расчетного счета и так далее).

Президент Национального бюро экономических исследований США Джеймс Потерба в своей работе «Retirement Security in an Aging Society» приходит к выводу, что миллениалам в Соединенных Штатах для того, чтобы при достижении пенсионного возраста иметь уровень пенсии в размере хотя бы половины заработной платы, необходимо откладывать не менее 40 % заработка в течение 30 лет. Для сравнения – предыдущим поколениям экономисты рекомендовали сберегать «всего лишь» 15 % своего дохода. Но, как утверждают эксперты, этого явно недостаточно сейчас (если, конечно, миллениалы не планируют жить беднее американских пенсионеров 2000-х – 2010-х годов).

Что делать? Некоторые экономисты, например, профессор Оливия Митчелл, рекомендуют миллениалам решать эту проблему кардинально: работать как можно дольше, а выходить на пенсию как можно позже. Ведь средняя продолжительность жизни повсеместно растет, и все большая часть жизни людей приходится на пенсионный период жизни, когда человек, как правило, не зарабатывает на жизнь, а тратит накопленное. Кстати, доходность пенсионных накоплений в США, естественно, тоже падает, и ожидается, что в 2020-х годах она будет значительно меньше, чем в предыдущих десятилетиях – от 1,8 % до 5 % годовых (в особо удачных случаях).

В развивающихся странах, в частности в России, до отрицательных процентных ставок еще далеко. Да, инфляция снизилась до исторически низких 4–5 % в год, ключевая ставка ЦБ РФ держится на пару процентных пунктов выше. Однако тенденция налицо: по валютным вкладам крупнейших банков ставки опустились до 1–2 % годовых и продолжают снижаться. А некоторые банки в 2019 году прекратили прием депозитов в евро и ввели комиссию в 0,1 % для крупных остатков на текущих и карточных счетах (более 100 тыс. евро). Такого в новейшей российской истории еще не было.

Очевидно, даже в России тренд на снижение доходности по депозитам усиливается. И это результат не только политики российского Центробанка, но и следствие общемировой тенденции. Возиться с деньгами домохозяйств банкам становится все более и более хлопотно, в условиях вялого экономического роста новых заемщиков практически нет, старые разобраны. Ликвидность же при необходимости предоставит Центробанк, причем предложение тут может быть практически неограниченное.

Опять получается порочный круг: опасаясь экономического кризиса и обрушения финансовых рынков, центробанки вливают дешевые или даже бесплатные деньги в экономику через уполномоченные финансовые учреждения. Но в условиях ограниченного экономического роста «около нуля» новых хороших активов для кредитования нет, а старые либо уже закредитованы, либо вообще не нуждаются в кредитах. В итоге деньги, предназначенные якобы для оживления экономики, до нее не доходят и либо оседают мертвым грузом на корсчетах банков, либо идут на фондовую биржу или рынок недвижимости, до бесконечности раздувая там пузыри. Центробанки боятся, что пузырь лопнет, похоронив под собой значительную часть неэффективной экономики, и не хотят брать на себя такую ответственность. Круг замыкается.

И получается, что денег в экономике уже столько, что их просто некуда вкладывать. Банки, основной деятельностью которых, по идее, должно быть кредитование физических лиц и реального сектора экономики, инвестируют «бесплатные деньги» в акции и облигации, деривативы и прочие производные инструменты. Фондовые индексы по всему миру растут, но реальные темпы роста ВВП значительно меньше, чем были 15–20 лет назад. И что с этим делать, на самом деле никто не знает.

Радикальный вариант решения этой проблемы в Евросоюзе со ссылкой на экономистов Международного Валютного Фонда Ручир Агарвал и Сигне Крогструп в начале 2019 года озвучило агентство Bloomberg. Эксперты МВФ предложили разделить в Европе денежную массу на наличные и электронные деньги, рекомендовав при этом ввести дисконт наличных по отношению к безналичным деньгам (то есть фактически введя обменный курс наличных денег на электронные). При этом курс наличных они, естественно, считают необходимым зафиксировать ниже, нежели курс электронных денег. Как пишет Bloomberg, это не позволило бы гражданам Евросоюза обходить отрицательные процентные ставки в банках ЕС, храня деньги в наличных «под матрасом», и обессмыслило бы держание кэша на руках, заставив жителей Европы вкладывать свои сбережения в экономику. В этом случае отрицательные процентные ставки в Европе, по их мнению, могли бы снизиться еще больше. «Таким образом, наличные деньги потеряли бы ценность, и не было бы никакой пользы от держания кэша по сравнению с банковскими депозитами», – уверены в правильности своей идеи эксперты МВФ. Идея пока не реализована – не в последнюю очередь, наверное, потому, что жители стран Европы в основной своей массе ее просто не оценили бы. Ведь в Испании, Германии и Австрии доля наличных денег в обороте до сих пор более 75 %, а в Швеции, где наличные расчеты, кстати, уже стали экзотикой, правительство собиралось отказаться от наличных денег полностью, но столкнулось с сопротивлением граждан и было вынуждено отыграть назад.

Кстати, по мнению некоторых оптимистично настроенных экономистов, место наличных денег в будущем могут занять криптовалюты, якобы более удобные, анонимные и современные, чем «архаичные» бумажные деньги. Так ли это? Спорный вопрос. Криптовалюты, основанные на технологии блокчейн – безусловно, прорывная и перспективная технология, на которую все смотрели (а некоторые и смотрят до сих пор) с оптимизмом, невзирая на множество сомнительных и даже откровенно мошеннических историй. Но после «антикриптовалютных» законов в Китае и отказа американского регулятора разрешать такие криптопроекты, как Libra от Facebook или Gram от Telegram Павла Дурова, энтузиазм в отношении криптовалют в обществе поугас. И в самом деле: кто же в эпоху тотальной прозрачности будет поддерживать проекты, способствующие анонимизации платежей? Стоило ли финансовым властям всего мира несколько десятилетий подряд тратить столько сил и средств, чтобы обеспечить в обществе нулевую толерантность к легализации доходов, полученных разного рода «серыми» способами, чтобы вдруг в один момент перечеркнуть все эти усилия, разрешив хождение неподконтрольных властям непрозрачных инструментов?

В России позиция властей по отношению к криптовалютам аналогична. После того, как Верховный суд России своим решением объявил о незаконности любого обналичивания криптовалют, фактически в вопросе поставлена точка. Криптовалюты подпадают под действие уголовных норм об отмывании денежных средств, отмечается в разъяснении Пленума Верховного Суда Российской Федерации. Как отмечали представители Верховного Суда, это решение принято в связи с требованиями международной Группы разработки финансовых мер по борьбе с отмыванием денег (FATF), участницей которой является и Россия, и необходимо для «предотвращения использования виртуальных активов в преступных целях».

Для большей конкретики представители ВС РФ обратили внимание, что «у нас [уже] есть конкретные обвинительные приговоры, которыми установлено, что преступные доходы в криптовалюте… в дальнейшем путем совершения ряда финансовых операций преобразовывались в денежные средства и выводились в оборот путем снятия с банковских счетов». Собственно, эти комментарии достаточно исчерпывающе обозначают позицию властей по отношению к криптовалютам. Тем более что даже без криптовалют денег в экономике стало так много, что, например, привлекающие внешнее финансирование стартаперы уже не рассматривают для себя никаких источников внешних инвестиций, кроме чисто венчурных.

«В 2000-х годах при инвестициях в стартап-проекты смотрели на прибыль, за сколько лет отобьется та или иная инвестиция, – рассуждает основатель и руководитель одной из российских финтех-компаний Алексей Петров. Потом стали ориентироваться на выручку, горизонты возврата вложенных средств отдалились. В начале 2010-х повсеместно стал использоваться новый метод оценки – количество привлеченных абонентов, подписчиков или пользователей, и гипотетическая сумма, которую каждый из них заплатит за сервис в год. Сейчас все стало гораздо проще: смотрят, сколько было привлечено денег во время предыдущего раунда привлечения инвестиций, и мультиплицируют эту цифру исходя из своей позиции, верят ли они в проект или нет». Такие схемы напоминают классическую пирамиду, которая неминуемо рухнет, оставив у разбитого корыта тех, кто вошли в проекты на последних стадиях.

Такая ситуация стала результатом не только накачки экономики безумными деньгами, но и следствием изменения самой структуры мировой экономики. Ведь сначала главенствующую роль в экономике играли производители товаров, потом большее значение приобрели производители услуг. Теперь, в эпоху цифрового удешевления всего и вся и минимизации издержек путем перевода как можно большего объема деятельности в онлайн и те и другие ушли на второй план. Доминирующее положение заняли датакраты – высокотехнологичные корпорации, поисковики, соцсети, маркетплейсы, агрегаторы… Они снижают цены на все товары и услуги для конечных потребителей, и это плюс. Но они забирают себе прибыли дистрибуторов, рекламщиков, маркетологов, множества смежных отраслей, и это огромный минус для экономики. С некоторым временным лагом такая тенденция лишает рабочих мест многих людей, особенно представителей среднего класса, снижая спрос на все, кроме услуг «цифровых» компаний.

Выражаясь простым языком, «универсальные посредники» (высокотехнологичные компании, социальные сети, агрегаторы, маркетплейсы) в качестве своей маржи изымают деньги из реального сектора как пылесос. Деньги оседают у всех этих компаний на счетах или в бюджете в виде налогов, впоследствии – у банков и инвестфондов для торговли на финансовых рынках. Но в реальный сектор деньги возвращаются лишь отчасти – например, из бюджета в виде социальных расходов. «Универсальные посредники» становятся своего рода монополистами в посреднической деятельности, охватив своими сетями весь мир, и зарабатывая, пусть и не так много, но на каждом из нас.

В итоге мы получаем дефицит денег у малого и среднего бизнеса, у физических лиц, но стабильный профицит у IT-компаний, которые могут нанимать на заработанные деньги лучшие кадры, а оставшиеся средства… им просто некуда тратить. Например, на счетах компании Apple на весну 2018 года скопилось 267 млрд (!) долларов. Это больше, чем совокупная стоимость российских добывающих компаний «Роснефть», «Лукойл», «Газпром», «Новатэк», «Газпромнефть» и «Татнефть» вместе взятых (на тот же период). Такое масштабное изъятие денег из реального сектора сжимает потребительский спрос, поэтому цены не растут. Возникает дефляционная ситуация.

Это явление, сопровождающееся низкой инфляцией (или даже дефляцией) и низким ростом реальных доходов населения при сверхдоходах технологических корпораций, фактически и есть «цифровизация экономики».

Впрочем, классическое определение цифровизации несколько иное. Этим термином принято называть повсеместное внедрение цифровых технологий во все сферы жизни, в том числе для повышения эффективности и конкурентоспособности бизнес- и иных процессов. На практике это выливается просто в «оптимизацию», сокращение расходов на все и вся.

Для цифровизации характерна минимизация любых издержек. В итоге цены в мире растут ниже таргета (целевого уровня, обозначенного Центробанком) или не растут вообще, в том числе потому, что у крупнейших эффективных компаний непрерывно снижаются издержки. Реальные доходы населения тоже, соответственно, растут очень медленно или не растут вовсе. Работники на всех уровнях, опасаясь сокращения своих рабочих мест благодаря автоматизации, в такой ситуации борются уже не за рост зарплат, а за сохранение «статус-кво».

Евгений Сафронов, руководитель компании «Интермедиа», крупнейшего в России аналитического информагентства, специализирующегося в сфере шоу-бизнеса и авторских прав, раскрывает суть процесса на примере своей отрасли: «Переход контента в «цифру» в конце 2000-х – начале 2010-х привел к деградации рынка шоу-бизнеса и звукозаписи во всем мире. Резко снизились доходы большинства участников рынка от продаж музыкальной продукции, от гастролей, концертных и культурно-зрелищных мероприятий. С одной стороны, новые исполнители получили дополнительные «цифровые» возможности продвижения, конкуренция на рынке значительно возросла. С другой стороны, разорилось огромное количество предприятий смежных отраслей, специализированных магазинов, звукозаписывающих студий. Их прибыль ушла в Youtube и Google Play, высокотехнологичным компаниям, мобильным операторам и производителям различных девайсов. Apple, Google или Yandex получают дополнительную маржу, когда потребитель, например, звукового контента переходит с физических носителей в интернет. Но все остальные теряют. И это разрушает рынок».

И на самом деле, большинство тех, кто работает в сфере современного промо и шоу-бизнеса, выразятся в стиле известной поговорки испанских газетчиков: «Популярного исполнителя не существует, если его видеоклипов нет на YouTube, а треков – на Google Play». Ведь IT-гиганты сейчас безраздельно контролируют «последнюю милю» на пути от поставщика контента к его потребителю. Поэтому неудивительно, что именно поисковики и социальные сети, сломав рынок под себя, забирают львиную долю прибыли от рекламы в роликах и саундтреках популярных исполнителей, то есть перераспределяют в свою пользу тот денежный поток, который некогда был безраздельной вотчиной шоу-бизнеса и огромного количества смежных отраслей: правообладателей, производителей аудиокассет и CD-дисков, крупных дистрибьюторов и розничных продавцов музыкальной продукции…

А ведь есть еще и стартапы, подобные исполнителю-алгоритму Endel, с которым заключила первый в истории контракт крупнейшая американская продюсерская компания Warner Music. Искусственный интеллект создает музыкальные композиции под настроение пользователя в текущий момент. Согласно контракту, нейросеть должна выпустить 20 уникальных альбомов. Некоторые из них уже можно скачать в iTunes, как и все остальные впоследствии, и при этом все альбомы созданы, как может догадаться читатель, без использования человеческого труда, с себестоимостью, стремящейся к нулю (если, конечно, не считать одномоментных затрат на создание самого алгоритма Endel).

Основная идея проекта заключается в том, что алгоритм может адаптироваться к настроению пользователя. Музыка нейросети Endel помогает заниматься спортом, работать, засыпать или медитировать. При этом искусственный интеллект сам определяет, что требуется человеку в данный момент, анализируя множество параметров: время суток, геолокацию, погоду за окном, пульс и частоту биения сердца человека. Проект, безусловно, нужный и будет востребован потребителями, но что будет с отраслью дальше, когда всю музыку за людей начнут писать нейросети?

«Мы на пороге затопления рынка системами автоматической и процедурно-сгенерированной музыки, продукт которых удовлетворит большинство людей в большинстве ситуаций», – отвечает на вопрос аналитик музыкального рынка Холли Херндон. И, похоже, дальнейшая трансформация рынка музыки и шоу-бизнеса будет происходить ускоренными темпами. Ведь программы могут не только писать музыку, но и заменять самого исполнителя на его искусственно сгенерированную копию. А в Японии или Корее концерты полностью виртуальных исполнителей с написанными нейросетями композициями, вроде южнокорейской певицы Айю – уже давно обычное дело, и число фанатов «цифровых» кумиров исчисляется миллионами. Очевидно, постепенно эта тенденция будет распространяться и на рынках других стран. Ведь это сотни и сотни тысяч хорошо оплачивавшихся работников по всему миру, которые были заменены на всего пару-тройку десятков тысяч рабочих мест, созданных в высокотехнологичных компаниях или стартапах на обломках отрасли шоу-бизнеса.

Дешевые деньги, «напечатанные» центробанками ведущих мировых держав, и мода на проекты, связанные с Big Data, искусственным интеллектом и мобильным интернетом, пока еще подогревают интерес к инвестициям в такие стартапы. Особенно популярны «единороги» (так называются недавние стартапы, ныне «стоящие» на рынке более 1 миллиарда долларов), поэтому до недавних пор сторонним наблюдателям казалось, что в основном все будет хорошо. Но те, кто находятся «внутри процесса», уже давно живут в ожидании глобального краха, аналогичного, если не хуже, чем финансовый кризис 2008 года. Этот крах, скорее всего, не только приведет к сдуванию «пузыря» на фондовых рынках – он еще и лишит работы многих из тех «оптимистов», кто сейчас безапелляционно вещает о «светлом цифровом будущем».

Тенденции, характерные для рынка шоу-бизнеса, легко обнаружить и в других отраслях. Например, возьмем рынок рекламы, где еще 20 лет назад был безбрежный океан независимых экономических субъектов – рекламные агентства полного цикла, маркетинговые компании, интернет-агентства и другие игроки. Но, как уже знает читатель, в 2016 году Google и Facebook получали 7 из 10 долларов консолидированной выручки мирового рынка онлайн-рекламы (без учета Китая), и забирали 9 из 10 долларов, поступающих на рынок от новых рекламодателей. Сейчас, без сомнения, эти цифры стали еще больше.

А вот другой пример. По данным информационного агентства Bloomberg, в 2018 году капитализация General Electric, некогда крупнейшей промышленной корпорации мира, снизилась до 50 % от объема ее долгов. Инвесторы верят в будущее цифровых корпораций вроде Apple, Facebook, Amazon, но выводят деньги из «традиционных» отраслей промышленности, и это приводит к тому, что обслуживать свои долги индустриальным корпорациям становится все сложнее и сложнее.

Невысокотехнологичный бизнес в мире в целом и в России в частности становится все менее популярен, причем не только среди инвесторов, но даже и среди собственников. Доходит и до совсем курьезных случаев. Так, российское интернет-издание Finanz.ru пишет, что собственники банков уже готовы сдавать банковские лицензии, не дожидаясь отзыва их регулятором. Причина банальна – банковский бизнес перестал быть достаточно прибыльным и, соответственно, привлекательным, а риски его значительно возросли.

Учитывая, что современный банкинг – это постоянное положение «между молотом и наковальней» (между требованиями регуляторов и сокращающимся спросом на традиционные банковские продукты со стороны населения), не все частные банкиры готовы за свой счет становиться просто проводниками политики Центробанка на местах, особенно в условиях, когда государственные банки все равно окажутся «равнее», как бы ни были выстроены отношения с ЦБ, и как бы ни выполнялись инструкции регулятора.

В России появился даже уникальный термин «уставшие собственники», причем таковыми подчас становятся не только частники, но даже и госструктуры, иногда не понимающие, что им делать с разнообразными активами, находящимися на их балансе. При этом финансовый сектор – это только верхушка айсберга. В современном мире становится все менее выгодно вести малый и средний бизнес (если этот бизнес не IT, конечно). В то время как рентабельность бизнеса снижается, ответственность и риски растут. Регулирование различных отраслей все более усложняется, в том числе в связи с цифровизацией, увеличивается порог входа в бизнес для частных предпринимателей.

А ведь феномен «уставших собственников» среди малых и средних бизнесменов «реального сектора» может стать и общемировым трендом. Слишком большая ответственность, слишком много преград на пути к успеху, слишком много отчетности (к стандартному набору добавилась необходимость фактически контролировать всех своих контрагентов), слишком жесткое регулирование, слишком большие штрафы за нарушения и, наконец, слишком большие налоги, так как человечество не придумало ничего иного для перераспределения доходов в пользу беднейших слоев населения, кроме как налоговая система. Быстро меняющаяся бизнес-среда (новейшие технологии появляются быстрее, чем традиционные компании приспосабливаются к новым) также значительно усложняет бизнес-процессы. Собственникам и менеджерам малого и среднего бизнеса сейчас нужно работать 24/7, чтобы соответствовать новым вызовам рынка.

Регулирование и тотальная прозрачность, усложнение бизнес-процессов и уменьшение их доходности могут лишить стимула, мотивации заниматься малым и средним бизнесом большинство даже склонных к предпринимательству людей. В особенности если будет утрачена вера в то, что завтра будет лучше, чем вчера.

Но это касается малого и среднего бизнеса. С высокотехнологичными гигантами такого не произойдет. Крупнейшие датакратические компании – Apple, Amazon, Facebook, Alphabet (Google) и Microsoft в последние несколько лет уверенно занимают первые пять мест в рейтинге крупнейших компаний мира, иногда ротируясь между собой. Каждая из этих гигантских корпораций представляет собой целый конгломерат сервисов в совершенно различных отраслях – от IT до музыки, от производства «умных» вещей до служб такси и сервисов доставки еды. Благодаря датакратии мы стали свидетелями невиданной по своим масштабам монополизации экономики высокотехнологичными компаниями, но упорно не желаем замечать того очевидного факта, что, если раньше эти гиганты играли позитивную роль, усиливая конкуренцию в мировой экономике, теперь все с точностью до наоборот. Ни одна из этих компаний не хочет конкуренции, в лучшем случае выкупая перспективные стартапы за любые деньги, а в худшем просто копируя идеи и продукты небольших компаний и частных предпринимателей, выходящие на рынок, и выпуская их в качестве приложений или товаров под своими брендами.

В этих транснациональных корпорациях (а также в их китайских аналогах – Tencent и Alibaba, входящих в топ-10 крупнейших компаний мира по капитализации) работают лучшие умы мира с самыми высокими заработными платами, а прибыльность самих гигакомпаний такова, что они, нисколько не поперхнувшись, могут позволить себе просто скупать всех мало-мальски значимых конкурентов на своем пути. И это неудивительно: монстры из Google, Apple, Microsoft, Amazon и Facebook зарабатывают сверхприбыли на всем населении планеты, пользуясь своим монопольным положением на многих мировых рынках.

По сути, цифровизация стала оправданием стремления многих крупных корпораций монополизировать рынки и отрасли, которые ранее им были практически недоступны. Под предлогом создания «экосистем» (экономических структур, претендующих на то, чтобы оказывать все мыслимые и немыслимые услуги своим клиентам) высокотехнологичные компании превращаются в огромные монструозные тресты, намного более всесильные, чем рокфеллеровские монополии начала ХХ века. Эти компании развивают всевозможные бизнесы в самых разных отраслях, обосновывая это необходимостью оказывать клиентам своих «экосистем» как можно больше различных услуг, становясь «универсальными посредниками» для людей во всех сферах человеческой жизни. Не стоит удивляться, если вскоре такие гигакорпорации начнут претендовать на квазигосударственный статус и полномочия.

И тогда именно крупнейшие высокотехнологичные бизнесмены и те власть имущие, кто контролирует «цифровую» архитектуру, инфраструктуру и бизнес-среду, и станут несменяемой элитой человеческого общества будущего, той самой «датакратией», которая будет властвовать на планете в короткий период до того момента, когда настоящие рычаги управления цивилизацией окончательно будут отданы его величеству искусственному интеллекту.

Именно от датакратии в ближайшие десятилетия будут зависеть судьбы сотен миллионов людей, крупнейших компаний «реального сектора» и даже мировых держав – ведь все эти люди, компании и страны будут жить, работать и функционировать на различных цифровых платформах в интернете. И последние события показывают, что датакраты не против того, чтобы придать дополнительное ускорение естественному эволюционному процессу.

Кстати, высокотехнологичные корпорации осознали свою исключительную силу не так давно. Еще в 2000-х годах они были просто крупными IT-компаниями, с очень большими амбициями, но, все же первую скрипку в мировой экономике играли не они, уступая финансовым, промышленным, нефтегазовым конгломератам. Кризис 2008 года показал, что «ничто не вечно под луной», отбросив бывших лидеров «традиционной экономики» далеко назад. Но окончательно высокотехнологичные гиганты осознали свою мощь в эпоху так называемой уберизации – устранения посредников между поставщиком и конечным потребителем услуг с помощью специально разработанных компьютерных платформ, позволяющих проводить децентрализованные сделки между поставщиками и потребителями.

Кстати, именно уберизация стала причиной невиданной монополизации в ряде отраслей экономики, и первой в этом ряду стала отрасль таксомоторных перевозок. Даже свое название уберизация получила от имени собственного компании-стартапа Uber, ставшей пионером в разработке приложений для децентрализованных сделок на рынке такси. Ее появление на рынке ознаменовалось множеством скандалов, судебных процессов и даже массовыми протестными акциями водителей, которые, впрочем, в большинстве случаев ни к чему не привели.

Действительно, многие эксперты отрасли и сами таксисты считают, что появление Uber, Gett или, например, «Яндекс. Такси» в городе монополизирует рынок пассажирских автомобильных перевозок, делая его в принципе невыгодным для небольших частных компаний. Однако, это недовольство в основном не получает выхода. Клиенты, напротив, относятся к уберизации положительно, отмечая низкие цены и удобство использования соответствующих мобильных приложений. Жалуются пассажиры лишь на низкий уровень безопасности при поездках и нежелание компаний – операторов такси (которые, кстати, таковыми себя не считают, предпочитая именоваться «цифровыми сервисами» или просто агрегаторами) брать на себя хоть какую-то ответственность за пассажирские перевозки.

Властям уберизация в целом тоже выгодна. Рынок пассажирских перевозок, во многом «серый», выходит из тени, появляется дополнительная прозрачная налогооблагаемая база, а место множества небольших таксопарков и частников, как правило, занимают несколько крупных, договороспособных операторов, на которых есть вполне понятные механизмы воздействия. В сущности, уберизация на рынке услуг сыграла ту же роль, что и немногим ранее появление мегамаркетплейсов на рынке торговли товарами – таких, как Amazon или AliExpress.

С точки зрения экономики уберизация играет очень интересную роль. Там, где она появляется, она фактически деформирует, если не сказать больше, баланс спроса и предложения на рынке. Так, например, если раньше повышенный спрос в пассажирских перевозках мог гибко балансироваться ценой предложения от таксомоторных компаний или даже непосредственно от водителя, то теперь ценовая политика оказалась в безраздельной власти алгоритмов агрегатора. Конечно, это снизило цены (которые в отдельных случаях похожи на демпинговые), но привело к резкому снижению заработков водителей, банкротству большинства частных таксопарков и правовому вакууму в отрасли. При этом, что удивительно, тот же Uber так и не смог начать генерировать положительный денежный поток, по-прежнему оставаясь «убыточным стартапом с огромными перспективами», то есть фактически живя за счет инвесторов. Куда же делись деньги, если, на первый взгляд, потеряли все: наемные работники, предприниматели и даже инвесторы Uber?

Похожая ситуация сложилась в арендной и туристической отраслях, бизнес которых уже невозможно представить себе без Booking.com и Airbnb.com. Отели зависят от этих агрегаторов гораздо больше, чем агрегаторы от отелей, ведь отелей в мегаполисе – сотни, а агрегатор – один. «Не один», – может поправить читатель, и будет прав. Да, у этих сервисов есть конкуренты, типа agoda.com или trivago, но это делает рынок онлайн бронирования в лучшем случае олигопольным, но никак не конкурентным. Так, по статистике Европейской ассоциации рестораторов и хотельеров, в 2016 году Booking.com занимал более 60 % европейского рынка онлайн-бронирований, а три ведущих игрока (включая Booking) контролировали вместе 92 % рынка. «Результаты исследования ясно демонстрируют, кто «в доме хозяин» … Онлайн-платформы неуклонно приобретают все большую долю в объеме бронирования отелей, в то время как собственные каналы средств размещения слабеют. Ситуация выглядит критично, учитывая еще и то, что европейский рынок… движется к формату монополии, в котором будет главенствовать Booking.com, контролирующий 2/3 рынка», – сокрушается Кристиан де Баррин, генеральный директор Европейской ассоциации рестораторов и хотельеров. И действительно, при таких цифрах сложно назвать рынок конкурентным.

Любой отель, если хочет пробиться к потребителю, вынужден работать с Booking.com на практически безальтернативной основе. И парадокс в том, что зачастую прибыль этого сайта-агрегатора с одного клиента может быть больше, чем прибыль с того же клиента самого отеля. Только себестоимость услуг отеля при этом может быть очень велика, а себестоимость посреднических услуг Booking.com стремится к нулю: ведь «универсальный посредник» уже давно вернул инвестиции, вложенные в создание платформы, и его издержки сейчас идут лишь на поддержание бесперебойной работы системы. В то же время издержки отеля постоянны и имеют тенденцию к росту из-за увеличения стоимости коммунальных услуг, труда персонала, повышения налогов, необходимости капитального ремонта инфраструктуры и так далее.

Но главное даже не в цифрах, хотя это очень важно. Несколько моментов беспокоят как отраслевых экспертов, так и макроэкономистов. Во-первых, в технологическом секторе практически перестали появляться новые сильные игроки. Во-вторых, если хоть кто-то на горизонте пытается предложить что-то новое и конкурентное, его тут же копируют, а при невозможности скопировать выкупают. При этом копированием интересных идей грешат даже такие техногиганты как Apple, включивший, например, в обновленную версию своей операционной системы iOS12 функционал приложения «Sense – Social Media Time Tracker», разработанного в 2016 году российской командой разработчиков, успешно внедренного и существовавшего отдельным приложением в AppStore. Сам «Social Media Time Tracker», как и аналогичные продукты-конкуренты, Apple просто удалил из AppStore под надуманным предлогом, не компенсировав авторам идеи ни цента. Разработчики «Sense – Social Media Time Tracker», запустившие свое приложение за полтора года до появления iOS12, оценили потерянный годовой доход в 500 тыс. долларов, но бороться в судах с гигакорпорацией № 1 в мире не стали, посчитав это бесперспективным.

Социологи отмечают опасную тенденцию: люди постепенно отвыкают от любых действий экономического характера без «универсальных посредников». Покупки подарков или товаров массового потребления – только через Amazon или Wildberries, вызов такси – через Uber, контент – через Яндекс. Дзен или ленту Facebook, бронирование отеля – через Booking.com, авиабилетов – через Aviasales и так далее. Кроме ухудшения экономического положения конечных поставщиков услуг и вымывания денег из реального сектора к агрегаторам и маркетплейсам это имеет последствия и для самих пользователей: люди-потребители постепенно отучаются думать, выбирать, анализировать – видимо, считают, что за них все решат алгоритмы маркетплейса или агрегатора.

Решать алгоритмы, безусловно, могут, но насколько это выгодно пользователям? Как и в случае с навигаторами, которые иногда показывают не кратчайший путь, а альтернативный, более долгий (с целью якобы разгрузить основное направление), роботы маркетплейсов могут предлагать не те товары, которые нужны пользователю, а их аналоги, более выгодные для самой компании. Так, например, в сентябре 2019 года стало известно, что торговый гигант Amazon перенастроил поисковые алгоритмы своего сайта так, чтобы продавать наиболее высокомаржинальные товары и собственные бренды в первую очередь. И что же? Эксперты и некоторые пользователи возмутились, но дальше слов дело не пошло, так как маркетплейсы и агрегаторы вообще не обязаны раскрывать принцип работы своих поисковых систем. Хотя в общем-то очевидно, что любая перенастройка поисковой системы может быть фатальна для тысяч поставщиков компании – ведь она может как продвинуть, так и «убить» практически любой товар.

Впрочем, не везде уберизация рынков (которая оборачивается их монополизацией) проходит без сопротивления. Французские водители, как и таксисты некоторых других стран, объявили войну Uber и в 2018 году вынудили компанию пойти на компромисс, показав сплоченность и силу. В Калифорнии, как уже знает читатель, в 2019 году агрегаторов такси вынудили на законодательном уровне присвоить водителям статус штатных сотрудников.

Не стоит думать, что сознательность и ответственность проявляют только работники из развитых стран с богатой историей профсоюзной борьбы и развитым законодательством. В развивающихся странах мы можем увидеть немало аналогичных примеров. Так, летом 2019 года рестораторы Индии объявили войну агрегаторам. С 15 августа более 2 тыс. индийских рестораторов объединились в несколько групп всего за несколько часов и потребовали от сервисов доставки еды значительно снизить клиентские скидки. Мотивировано это было тем, что основной доход агрегаторы получают от рекламы, комиссионный доход их незначителен, в то время как рестораны, работая с огромными скидками, вынуждены работать в ноль или даже терпеть убытки. Рестораторы поставили ультиматум: или агрегаторы идут на компромисс, или рестораны просто отказываются работать с сервисами доставки и начинают создавать свою аналогичную систему. Результат не заставил себя долго ждать.

Скорее всего, по мере того как уберизация будет все больше отнимать прибыли у традиционных секторов экономики, перераспределяя финансовые потоки в пользу агрегаторов и высокотехнологичных компаний, противостояние по линии «реальный бизнес – агрегатор» будет усиливаться. Если, конечно, маркетплейсы и агрегаторы не поделятся львиной долей своей маржи, сыграв на опережение. Если же этого не произойдет, «универсальные посредники» неминуемо подвергнутся атакам как со стороны простых граждан, которые по мере роста безработицы все больше будут осознавать всю несправедливость сложившейся ситуации, так и со стороны политиков демократических стран, которые не преминут оседлать волну народного недовольства.

Первые звоночки этого прозвучали в Соединенных Штатах Америки. Потенциальный кандидат в президенты США, действующий сенатор от Демократической партии Элизабет Уоррен наконец озвучила публично то, о чем многие экономисты разговаривали в кулуарах, но не произносили вслух: необходимо разделить гигакорпорации Google, Apple, Facebook и Amazon (так называемые «компании GAFA») на собственно платформы и прочие направления бизнеса. Это корпорации, создавшие и эксплуатирующие большую часть мировой интернет-инфраструктуры, считает Уоррен, поэтому они имеют возможность продвигать свои дополнительные сервисы по всему миру через созданные ими платформы, что дает Google, Apple, Facebook и Amazon исключительные конкурентные преимущества. Другая кандидат в президенты США, популярный левый политик Александрия Окасио-Кортес, пошла еще дальше, предложив обложить корпорации, использующие преимущественно роботизированный труд (те же компании GAFA, а также платформы типа Booking или Uber) налогом в 90 %. Тем самым она продолжила мысль Билла Гейтса, озвученную им несколько лет назад. Конечно, 90 % кажутся откровенно популистской цифрой, но даже если просто собирать налог с электронных продаж на территории всех штатов США, где налог с продаж существует, дополнительные поступления в бюджет оценивались аналитиками в 13 млрд долларов в год. Кстати, изначально тот же Amazon придерживался позиции «мы не продавец, а лишь информационный сервис», и отказывался собирать налог с продаж товаров, производителем которых он не является, но был вынужден изменить свою позицию.

В других странах мира тоже озаботились дополнительными налогами на цифровые корпорации. Так, президент Франции Эммануэль Макрон во всеуслышание объявил, что хочет получить с компаний GAFA дополнительные 500 млн долларов в бюджет, обложив их деятельность специальным налогом в 3 %. «Сегодня гиганты интернета платят на 14 процентных пунктов меньше налогов, чем другие европейские компании», – писала французская газета «Le Figaro». При этом гигакорпорации платят налоги в Европе не в той стране, где их получили (во Франции, например, налог на прибыль корпораций равен 33,33 %), а, например, в Ирландии, где ставка такого налога самая низкая в Европе и зафиксирована на уровне 12,5 %. Помимо Франции, другие страны Евросоюза также могут ввести спецналог на интернет-корпорации. Великобритания, например, планирует ввести двухпроцентный сбор, а Италия, Испания, Бельгия и Австрия обсуждают аналогичные действия на национальном уровне. По разным оценкам, если налог будет введен в Европе повсеместно, он может принести порядка 5–5,5 млрд евро ежегодных поступлений в бюджет.

В Азии и Южной Америке мы видим похожие тенденции. Республика Корея, Индия, Мексика, Чили и более десятка других стран рассматривают введение «цифровых» налогов. Китай поступает еще проще: он вообще старается не допускать иностранные платформы в страну, требуя от интернет-компаний хранения данных на серверах внутри КНР в целях безопасности (законодательство в Китае в данном случае аналогично российскому). В Японии восьмипроцентный цифровой «налог на потребление» существует с 2015 года, в 2019 году его подняли до 10 %.

Впрочем, шансы Элизабет Уоррен стать в будущем президентом США пока оцениваются невысоко. Но, учитывая тот опыт по разделению бизнеса крупнейших американских корпораций (Standard Oil, Microsoft), что накоплен в Соединенных Штатах, точка зрения Уоррен имеет шансы стать мейнстримом и в долгосрочной перспективе реализоваться в той или иной мере. Если, конечно, большинство граждан осознают всю глубину проблемы и выступят в поддержку Уоррен и ее сторонников, оппонируя монополистам-датакратам.

Ведь пока избиратели работают, зарабатывают, платят с доходов налоги и делают пожертвования участникам выборной гонки, их шансы повлиять на политиков и в конечном счете на ход событий в мире гораздо выше, нежели тогда, когда автоматизация рабочих мест лишит граждан их важнейших козырей в капиталистическом мире – права на труд и возможности платить налоги. И, как помнит читатель, именно ценность гражданина как трудоспособной единицы, как налогоплательщика и как военнообязанного, дает возможность эффективно существовать такой форме государственного устройства как демократия.

В конце XX – начале XXI века некоторые правые и либеральные экономисты даже высказывали гипотезу, на тот момент казавшуюся очень правдоподобной, что бурный рост экономики, следовательно, рост реальных располагаемых доходов населения неминуемо приводят к формированию широкого и влиятельного социального слоя – так называемого «среднего класса». Расширяясь и богатея, средний класс предъявляет повышенный спрос на устойчивые эффективные и демократичные (так называемые инклюзивные) институты. Гипотеза гласила, что, когда доля среднего класса превышает определенный процент от общей численности населения (назывались разные цифры, от 25 до 45 %), демократизация общества и переход к инклюзивным институтам почти неминуемы. Это, соответственно, запускает еще более мощный экономический рост, который, в свою очередь, приводит к еще большему увеличению численности и влияния среднего класса. Однако история последних десяти лет показала, что данная гипотеза неверна. Да, экономический рост напрямую влияет на увеличение среднего класса, но снижение темпов роста или рецессия приводят к автоматическому уменьшению численности этого социального слоя. То есть средний класс есть лишь производная от экономических показателей, и не более того. Формирование демократических институтов от среднего класса зависит лишь в небольшой степени, а сам по себе средний класс имеет довольно ограниченное влияние на элиты или экономические процессы.

…География, климат, демография, экономика, технологии – все эти факторы в разное время в большей или меньшей степени предопределяют состояние социума и его уровень развития. Человеческое общество и исторический процесс – лишь результат совокупности вышеописанных факторов. Конечно, человеческий фактор присутствует, но он не в состоянии решающим образом поменять вектор социально-технологической эволюции. Так, многие великие и не очень открытия совершались разными людьми в разных странах зачастую в одно и то же время, что говорит о том, что роль личности в истории не стоит преувеличивать. Если бы не было Альберта Эйнштейна, теорию относительности могли бы сформулировать в окончательном виде Альберт Майкельсон, Анри Пуанкаре, Фридрих Хазенерль (все эти ученые были близки к успеху задолго до публикации работы Эйнштейна) или кто-то еще, немного позже. То же самое касается политиков и общественных деятелей. Детерминирующие факторы выносят на поверхность таких выдающихся людей как Чингисхан, Наполеон Бонапарт, Сэмюэл Морзе или Роза Паркс, но, чтобы их имена остались в истории, они должны появиться в нужное время в нужном месте.

Так и сейчас. Появление целой плеяды харизматичных, независимых в суждениях, готовых ломать стереотипы лидеров, таких как Владимир Путин, Реджеп Тайип Эрдоган, Си Цзиньпин, Дональд Трамп, Борис Джонсон, во многом обусловлено именно детерминирующими факторами. Это как экономико-исторический процесс (события 9/11, кризис 2008 года, Brexit, кризис потребительской модели экономики и «социального государства», вызванные, в свою очередь, тем, что мировая экономика стала постепенно нащупывать «пределы роста»), так и социально-технологические факторы, многократно упомянутые в этой книге.

Прогресс резко ускорился, мир стал меняться быстрее, что требует более быстрых и зачастую жестких реакций без оглядки назад. На это, в свою очередь, требуется политическая воля и стратегическое видение на период больший, чем 4–8 «демократических» лет. Более того: если бы со стороны населения (и в первую очередь, конечно, элит) не было запроса на таких лидеров, они никогда не пришли бы к власти, а если бы и пришли, то были бы вынуждены проводить совсем другую политику. Впрочем, подробнее о демократии и ее будущем читатель прочтет позже, в следующей главе. Пока лишь отметим, что и в традиционно демократических, либеральных западных политических системах повсеместно растет спрос на сильных, даже в какой-то мере авторитарных, лидеров, способных проводить в жизнь жесткие, непопулярные решения. Но иногда этот спрос со стороны населения приводит к власти откровенных популистов.

Но почему так? И почему именно сейчас?

Потому что расти цивилизации, похоже, больше некуда. Надо посмотреть правде в глаза: «тучные годы» человечества, эпоха постоянного экономического роста и освоения новых пространств осталась позади. Цифровизация и уберизация экономики не способствуют росту – они помогают лишь сокращать издержки на всем, в том числе и на людях (трудовых ресурсах), и приводят к все большему перетеканию экономики в онлайн. Освоение космоса, которое могло бы стать «Эпохой великих географических открытий номер два», невозможно, потому что… попросту экономически невыгодно. Транспортные издержки слишком высоки.

Пределы роста… Еще с 1970-х годов экономисты и политики всего мира задавались вопросом о том, насколько конечен рост мировой экономики, и, если все-таки конечен, когда будут нащупаны пределы этого роста? Большинство сходились на мысли, что рост не может быть бесконечным, но чем позже мы упремся в стену ограничений, тем будет лучше для всей человеческой цивилизации. Ведь как помнит читатель, весь смысл капиталистической экономики как раз и заключался в непрерывном росте мирового экономического пирога, чтобы «завтра всегда было лучше, чем сейчас». И власти всех развитых стран мира добивались отдаления пределов роста любой ценой – прежде всего непрерывным увеличением «кредитного плеча», наращиванием колоссальных долгов как государства, так и домохозяйств. Но ничто не бесконечно в этом мире, и вот в XXI веке, похоже, выясняется, что старая капиталистическая экономическая модель вдруг начинает давать сбои и деньги можно просто разбрасывать с вертолета – экономическому росту это мало помогает, разве что в краткосрочном периоде. А это уже дает повод поставить под сомнение сами принципы либеральной экономики и либерализма в целом. И тем более совсем непонятно, как будет работать капиталистическая экономическая модель при массовом старении человечества и постепенном снижении численности населения земли, которое, как уже знает читатель, не за горами.

Пока же мы видим общемировую тенденцию роста неравенства и снижения численности среднего класса. В 2018 году группа ученых под руководством французского экономиста Тома Пикетти провела исследование, в котором указала, что неравенство в мире достигло критической точки – даже развитые страны по масштабам социального неравенства находятся сейчас на уровне 1913 года. Данные Организации Объединенных Наций подтверждают выводы Пикетти. Так, в 2017 году ООН официально заявила, что совокупное состояние 2473 богатейших людей мира эквивалентно ВВП четырех пятых всех стран мира, то есть 2,5 тыс. миллиардеров планеты по факту оказываются богаче, чем 150 с лишним стран мира, вместе взятых. Финансовые активы этих «золотых» 2,5 тысяч человек были оценены в 2017 году более чем в 7,7 трлн долларов – колоссальная цифра, поражающая воображение.

Особенно сильно уровень неравенства стал расти в последние 30 лет, и это, безусловно, касается всех стран мира. Так, 10 % самых богатых граждан владеют 37 % национального богатства в Европе, 41 % – в Китае, 46 % – в России, 55 % – в Бразилии. В странах Ближнего Востока этот показатель в среднем составляет 61 %. В Германии, богатейшей из крупных стран Европы, уровень неравенства вернулся к периоду времен Германской Империи начала ХХ века. По данным Пикетти, 10 % немецких элитариев имеют 40 % национального богатства, а 50 % беднейших граждан контролируют лишь 17 %, как и 100 с лишним лет назад. Но больше всего шокирует рост имущественного неравенства в Соединенных Штатах Америки, где 1 % общества, по данным Пикетти, владеет около 40 % национального богатства, причем в 1980 году этот показатель был почти в два раза меньше – около 22 %. И, во многом, эти цифры есть результат повсеместного внедрения новых, цифровых технологий. Монопольного (олигопольного) положения в онлайне достигнуть гораздо проще, а удерживать его дешевле, нежели чем в «реальном секторе».

Да, оказалось, что глобальная экономика не дает никому никаких преимуществ, а цифровизация лишь усиливает неравенство и конкуренцию. Самые высокие темпы роста неравенства – в США, Канаде, Германии, Великобритании, самые низкие – в Дании и Швейцарии (скорее всего, это связано с небольшой численностью населения этих государств и, как следствие, развитой системой местного самоуправления). Собственно, это не является каким-то особым секретом: чем меньше население государства, чем оно богаче и чем активнее в нем работают демократические институты, тем ниже будет в этом государстве уровень неравенства. Это правило действует и при цифровизации.

В России уровень неравенства традиционно был достаточно высок, как и в большинстве постсоветских государств. Однако, как и в других странах, в последние годы здесь стала проявляться еще одна тенденция, ранее не наблюдавшаяся – снижение доходов и сокращение численности среднего класса. Так, экономисты «Альфа-Банка» летом 2019 года опубликовали доклад, в котором указали на следующие цифры: доля среднего класса существенно сократилась за последних пять лет – с 37 % в 2014 году до 30 % в 2018-м. При этом в 2003 году к среднему классу относилось 34 % россиян. Если в 2014-м средний класс зарабатывал 48 % совокупных доходов российских домохозяйств, то в 2018 году намного меньше – лишь 39 %. Есть и специфические моменты, присущие именно российскому среднему классу: так, доля госслужащих в структуре среднего класса выросла с 10 % в 2003-м до 15 % в 2017 году, а доля доходов среднего класса от бизнеса, наоборот, сократилась до ничтожных 5 % по итогам 2017 года.

Предпринимательская деятельность выходит из моды не только в России: предпринимательство, не связанное с высокими «цифровыми» технологиями, уходит в прошлое и в Европе, и в Соединенных Штатах. Только в высокотехнологичных отраслях еще остаются относительно эффективные социальные лифты. Доходит до того, что развитые страны Запада многие эксперты, да и просто сторонние наблюдатели, начинают сравнивать с «поздним Советским Союзом».

В 2019 году известный финансист Джордж Сорос опубликовал программную статью «Европа, пожалуйста, проснись», в которой сравнил нынешний Евросоюз с поздним СССР и – в очередной раз – предрек Евросоюзу крах. Причиной он назвал взрывной рост евроскептицизма, отсутствие внятных ценностей и внешнеполитических приоритетов.

Особые опасения у экономистов вызывает кризис европейской либеральной экономики и потребительского общества в условиях снижения доходов граждан. Это уже привело к «потерянному десятилетию» очень слабого экономического роста (с 2008 года).

В Соединенных Штатах Америки похожие «антикапиталистические» настроения тоже становятся все более популярны даже среди топ-менеджмента крупнейших корпораций. Похоже, именно близящимся достижением «пределов роста» можно объяснить неожиданное заявление главы банка «JPMorgan Chase» Джеймса Даймона. «Американская мечта жива, но она исчерпывает себя, – неожиданно заявил влиятельный банкир летом 2019 года. – Крупные работодатели инвестируют в своих сотрудников и сообщества». Кстати, тогда же, наряду с руководителем JPMorgan, главы 180 крупнейших американских компаний, в том числе Apple и Amazon, официально объявили об обновлении своих корпоративных целей.

Это наводит на мысль, что даже в США классическая история успеха, так называемая «американская мечта» – заработать много денег, стать акционером крупной компании или просто рантье и жить на дивиденды (проценты с капитала) – на самом деле уходит в прошлое. Молодым людям во всем мире становится все сложнее и сложнее накопить денег, чтобы в старости чувствовать себя в безопасности. И все больше людей начинают понимать, что рассчитывать они могут только на себя и готовы работать до старости, чтобы прокормить самого себя и свою семью. Но при отсутствии серьезного экономического роста (а может быть, даже в условиях перманентного экономического кризиса) и массовой автоматизации рабочих мест далеко не факт, что в «предпенсионном возрасте» или раньше вам вообще достанется хоть какая-то работа.

И это только начало. Впереди нас ждет уже упомянутая технологическая сингулярность, и ее приближение будет чувствоваться каждым жителем планеты. Что делать трудоспособным гражданам в этих непростых условиях? На ближайшие 10–15 лет экономисты дают следующие простые (и, на самом деле, довольно банальные) советы.

1. Нужно постоянно заниматься самообразованием. В мире цифровой экономики людям придется постоянно обучаться новым навыкам и технологиям, чтобы обеспечить себе достойную жизнь. В странах, где государство снижает свое участие в социальной сфере, это будет особенно важно.

2. Желательно иметь «запасной аэродром». Можно вложиться в надежный бизнес, не связанный с основной работой, или, как вариант, предложить оригинальную бизнес-идею вашему работодателю, улучшение или инновацию к текущему рабочему процессу. Даже если у вас ничего не получится, себе вы точно не навредите.

3. Общайтесь офлайн как можно больше, не забывая про нетворкинг (наращивание социальных связей посредством онлайн-коммуникаций). В обезличенной цифровой экономике любые коммуникации и связи будут иметь большую ценность. Кроме того, обмениваясь опытом и делясь советами друг с другом, вы сможете избежать многих ошибок.

4. Цените и вкладывайте в вашу семью и детей, в то же время контролируя и оберегая их от ошибок. Не стесняйтесь опекать и содействовать обустройству личной жизни детей на ее начальном этапе. В бурном конкурентном мире дети – ваш пенсионный капитал. В Китае, например, успешные дети уже давно синоним обеспеченной старости родителей, ведь в КНР нет государственной пенсионной системы, обязательной для всех.

5. Если у вас нет семьи и детей, надейтесь только на себя. Не обольщайтесь – никто не будет думать или что-то делать за вас.

Цифровизация и близость «пределов роста» требует изменений в структуре экономики, а это, в свою очередь, ведет к изменениям в культуре потребления. Не всегда это происходит безболезненно. И вот уже культ удобства и простоты онлайн-потребления затрагивает все сферы экономики, а глобальные катаклизмы, подобные коронавирусной пандемии, форсируют этот довольно растянутый во времени процесс. Пока больше всего это отражается на ритейле, который не только сокращает свои издержки за счет автоматизации процессов, но и все больше отходит от еще недавно модной концепции гипермаркетов как центров не только покупок, но и досуга всей семьи. Однако в перспективе взрывной рост онлайн-покупок угрожает ресторанам и «магазинам у дома», а, следовательно, и рынку коммерческой недвижимости.

Вот как описывает этот процесс Владимир Салахутдинов, директор по стратегии крупнейшего российского ритейлера «X5 Retail Group», в своем интервью журналу «Forbes»: «К настоящему моменту картина окончательно прояснилась: гипермаркеты в их традиционном формате не имеют будущего. И, как и в любом процессе эволюции, преимущество получает тот, кто раньше других осознает неизбежность изменений и начинает адаптироваться к новой реальности… Гипермаркеты во всем мире чувствуют себя плохо. Сокращением торговых площадей в этом сегменте занимаются большинство крупных ритейлеров, работающих в этом формате, включая Carrefour, Casino и крупнейшего игрока – Walmart.

Первый тревожный звонок для больших магазинов прозвучал в середине 2000-х, когда в мире начался быстрый рост электронной коммерции. Казалось, что концепция all-in-one (когда в одном магазине можно было купить все – от молока и хлеба до телевизора и автомобильных ковриков) – явное преимущество гипермаркетов. Но именно ассортимент non-food стал первым слабым звеном в некогда успешном торговом механизме. И если в России влияние онлайн-игроков на гипермаркеты начало ощущаться в 2014–2015 годах, европейские коллеги столкнулись с этой проблемой на пять лет раньше и уже в 2010 году признавали электронную коммерцию серьезной угрозой. Постепенно из гипермаркетов начала исчезать электроника, бытовая техника, одежда и другие непродуктовые категории.

…Сегодня на рынке формируется новая удобная для покупателя модель – экспресс-доставка. За 30, а иногда и за 15 минут курьер привезет продукты, выбранные в удобном приложении мобильного телефона. Да, дороже. Да, ассортимент ограничен… В прошлом году в России рынок доставки продуктов (еще его называют e-grocery) составил всего 23 млрд руб. В этом году аналитики INFOLine прогнозируют 35 млрд, далее до 2022 года среднегодовой рост составит около 85 %».

Впрочем, это только начало. Процесс развивается стремительными темпами: с 2019 года Google осуществляет доставку продуктов дронами (пока только в Австралии), о роботах – доставщиках Nuro, работающих в Аризоне, читатель уже узнал из главы 2. Удешевление и упрощение процесса доставки должно еще больше ускорить темпы роста сегмента e-grocery. Инновации совершенно изменят картину «ритейла будущего»: в супермаркетах 2020-х годов могут повсеместно появиться электронные ценники, благодаря которым цена на товары будет меняться в зависимости, например, от погоды на улице или даже настроения клиента. Если же клиент зашел в торговый зал с детьми, «умные» алгоритмы могут фиксировать это и определять, что надо делать наценку (или скидку) на сладости или иные детские товары. В любом случае, эти технологии должны сделать покупки даже в торговых залах супермаркетов максимально приближенными к процессу онлайн-шопинга. Это означает, что процесс будет максимально таргетирован, персонализирован и ориентирован на конкретного покупателя.

Будет способствовать этому и технология маркировки и учета каждой единицы продукта с занесением ее в распределенный реестр на основе блокчейна. Так, недавно китайская компания ZhongAn Technology создала и применила на практике собственную технологию GoGo Chicken, по которой в каждую курицу, с момента ее рождения до попадания на прилавок супермаркета, встраивается чип, оценивающий ее здоровье и окружающую среду вокруг с помощью видеоанализа. Как пишут СМИ, при желании покупатель может получить доступ к этой информации в магазине, просто отсканировав QR-код. Тем временем IBM совместно с Walmart и Tyson Foods тестирует аналогичную, но более массово применимую технологию Food Trust – это блокчейн-архив, в котором сохраняется вся информация о пути товара вплоть до момента продажи конечному потребителю. Разработчики технологии уверены, что это должно позволить ритейлерам многократно улучшить контроль качества продаваемой еды.

Возможно, в скором времени и у каждой продаваемой на российском рынке футболки, плитки шоколада или мороженого будет свой уникальный индивидуальный номер, что-то вроде QR-кода. Учитываться любой продукт будет в единой базе, контролировать которую будет, прежде всего, Федеральная Налоговая Служба, автоматически рассчитывая налоги, а покупатель сможет удостовериться в подлинности и легальности товара, просто отсканировав его код с помощью своего смартфона. Предполагается, что удалить или изменить данные в блокчейн-реестре после выпуска и отгрузки товара в торговые сети никто, в том числе сам производитель, уже не сможет, что раз и навсегда решит проблему любого контрафакта, подпольных производств и некачественной продукции. Ведь технология блокчейна делает подделки на рынке невозможными: торговым компаниям нельзя внести в распределенный реестр код товара, если они не являются его производителями, а копировать старые коды нет смысла – в единой базе они будут отражаться как уже проданные.

Помимо решения проблемы контрафакта, такая маркировка позволит полностью решить проблему «теневой экономики». Каждый товар, вплоть до спичечного коробка и шариковой ручки, будет учтен, перемещение его от производителя к дистрибуторам и далее к конечному продавцу будет абсолютно прозрачно и видно как покупателю, так и регулирующим органам, а налоги за продажу такого товара будут исчисляться автоматически.

Вообще в экономике будущего учесть и просчитать можно будет, наверное, все или почти все, только места для предпринимательской деятельности в ней будет немного. Крупнейшие игроки будут выигрывать у небольших автоматически, за счет более мощных «искусственно интеллектуальных» мозгов и доступа к «большим данным». Это будет еще больше усиливать монополизацию и неравенство. А может, капитализм и предпринимательство исчезнут даже раньше, чем можно предположить, и государства предпочтут очень болезненный, но быстрый переход к командной планово-распределительной экономике. Или уже предпочли, если повнимательнее посмотреть на события весны 2020 года? Скоро узнаем. По крайней мере, во многих развитых странах, КНР, Индии, да и в России к такому повороту событий власти готовы. Благодаря усилиям ФНС последних лет бизнес даже крупных многопрофильных холдингов или торгово-производственных компаний виден как на ладони, по крайней мере в части денежных потоков. Маркировка товаров сделает этот процесс кристально прозрачным.

Вопросами маркировки в России занимается Центр развития перспективных технологий (ЦРПТ), который намеревается создать систему маркировки всех товаров в стране к 2024 году. Ожидается, что эта система будет объединена с уже существующей системой онлайн-касс и будет поставлять данные о продажах и перемещениях товаров от производителя до конечного потребителя в режиме онлайн. В 2019 году заявлялось о планах реализовать такую маркировку в категориях «табачная продукция», «шины», «парфюмерия», «одежда», «обувь» и «постельное белье». Постепенно к системе присоединят и товары других категорий: как говорил бывший российский премьер-министр Дмитрий Медведев, «мы должны знать весь путь товара с поля до прилавка».

В промышленности, как и в ритейле, высокие «цифровые» технологии тоже постепенно начинают играть все более значительную роль. Так, по данным СМИ, в настоящее время уже активно тестируется Государственная информационная система промышленности (ГИСП), использующая технологии больших данных, задача которой – создать единую систему контроля за производственными цепочками в России.

Российские цифровые технологии, кстати, давно вышли за пределы страны и имеют шансы стать одними из самых передовых в мире (недосягаемы, пожалуй, лишь Китай и США). Более того, если считать, что львиная доля «цифровой экономики» – это в первую очередь анализ больших данных, контроль и учет всего и вся, а также удешевление экономических процессов с помощью искусственного интеллекта, эти шансы вполне реальны. Так, например, в 2019 году стало известно о том, что российская компания «РТИТС» (оператор системы «Платон») начала внедрение аналогичной системы на базе технологии ГЛОНАСС на автодороге Дели – Мумбаи. Похоже, российский вариант идеи «цифровых дорог» пришелся по нраву индийским властям. На индийских автомагистралях российские разработчики предлагают использовать безбарьерную оплату – там не будет шлагбаумов и будок с кассирами. Оплата будет взиматься автоматически, таким же должен быть и весогабаритный контроль.

Иногда даже кажется, что Россия в данном вопросе слишком «впереди планеты всей» и часто слышатся голоса скептиков. Но нельзя не отметить одну простую вещь. Если технологии позволяют (а состояние мировой экономики и близость ее к пределам роста делают целесообразным с точки зрения элит всемерный учет и контроль каждого атома продукции), этот контроль раньше или позже будет осуществлен по всей планете. Несмотря на то, что это скорее всего оставит в прошлом капиталистическую систему и свободу предпринимательства.

Не отстают от ритейла и банковские структуры. Так, Сбербанк России объявил о создании «Лаборатории нейронаук и поведения человека». Планируется, что лаборатория будет изучать психологию клиентов при использовании продуктов банка. При этом научные разработки в области нейрофизиологии, социальной психологии и когнитивистики будут внедряться в повседневную практику компаний из группы Сбербанка и максимально широко использоваться в работе его структур. Лев Хасис, первый зампред правления Сбербанка, так сформулировал задачу нового подразделения: «Мы хотим благодаря разработкам лаборатории сформировать эмоциональную связь с каждым, кто соприкасается с продуктами нашей экосистемы, и расцениваем эту связь как основу нашей конкурентоспособности».

Это означает, выражаясь простым языком, что каждая черта характера конкретного клиента будет учтена, каждая его слабость использована для максимизации прибыли финансового института. Сможет ли человек что-то противопоставить такому индивидуальному «клиентоориентированному» подходу? Очень маловероятно.

Пример с крупнейшего банка России берут и другие финансовые компании, развивающие цифровой и персонализированный подход к клиентам. За ритейлерами и банкирами подтягиваются страховщики, предлагая индивидуальные тарифы автовладельцам. Предполагается, что это позволит ответственным водителям платить меньше, бесшабашные же любители скоростной или опасной езды должны, соответственно, переплачивать за лишние риски.

Безусловно, такой индивидуальный подход – это здорово. Главное, чтобы новые технологии, позволяющие «читать» мысли и эмоции потребителя в конкретный момент времени, а потом анализировать их, не приводили к полной зависимости клиента от продавца товаров или поставщика услуг. Ведь возможность хранения и анализа бесконечно больших массивов данных фактически открыла ящик Пандоры. В скором времени запоминаться и анализироваться будет абсолютно все, вопрос в том, кто и с какими целями будет распоряжаться этими огромными массивами данных. А соблазн продать побольше и подороже очень велик…

Почти вся реклама, которую вы видите в интернете, адресована лично вам. Когда вы заходите на какой-то сайт, сразу же начинает работать огромное множество алгоритмов. Искусственный интеллект учитывает и анализирует всевозможную информацию о каждом пользователе – где вы живете, сколько вам лет, какое у вас семейное положение, сколько вы зарабатываете, как перемещаетесь, чем интересуетесь. Вся эта информация берется с вашего мобильного или стационарного информационного устройства, а вы добровольно передаете ее на сервера рекламной компании. Вы сами ежедневно отдаете в руки корпорациям самое ценное, что у вас есть – личные данные. Каждый из нас может быть на 100 % уверен в том, что, если какая-то информация есть в телефоне, ее будет рада заполучить любая высокотехнологичная корпорация – Google, Facebook или Yandex, которая хочет эффективнее продать вам свой товар. И у вас нет возможности отказаться от этого.

Если ваш телефон подключен к сети, то вы уже наследили: искусственный интеллект фиксирует вашу активность на всех ресурсах, анализирует вашу историю поисковых запросов, которая, как правило, выдает вас с потрохами. Алгоритмы отслеживают, из какого города вы выходите в сеть, какое ваше материальное положение, и предлагают контент, который подойдет именно вам. Приложения в вашем телефоне слушают и запоминают, что вы говорите при включенном аппарате (в фоновом режиме) и тоже пытаются предложить вам самое, по их мнению, подходящее. И таких как вы пользователей в интернете – миллионы. Систематизировав даже не персонифицированные знания об огромном количестве людей, можно выявить порой абсолютно необычные, но устойчивые закономерности. Например, знаете ли вы, что любители KitKat и Nike недолюбливают Израиль? Кстати, все это касается не только рекламы. В большинстве случаев даже статьи и страницы, на которые вам рекомендуют перейти, тоже отобраны лично для вас аналогичным алгоритмом.

Возможно, вам покажется, что это все не так важно. Или, может быть, важно, но не несет для пользователя особой угрозы, так как интернет-компании соблюдают конфиденциальность ваших данных. Однако в большинстве случаев это совсем не так. Даже те приложения, которые якобы гарантируют приватность данных, на самом деле не могут гарантировать ничего. Например, летом – осенью 2019 года в сеть «просто так» слили персональные данные почти семи миллионов женщин – пользовательниц приложений Maya и MIA Fem. Приложения собирали данные о менструальном цикле, датах половых контактов и даже типе контрацепции при них. Представьте себе, какие последствия могли бы быть, если бы эти данные стали известны ревнивым мужьям или партнерам пострадавших? Как такое вообще могло случиться? Все оказалось банально и просто. Владельцы приложений решили продвинуть свои продукты с помощью Facebook, заказали рекламу у социальной сети, она запросила персональные данные пользователей… А дальше, как всегда, свою роль сыграл человеческий фактор – банальная халатность. Этот же фактор стал причиной того, что в 2019 году 1,7 терабайта персональных данных, а также данных СОРМ (системы досмотра трафика и сбора информации спецслужбами), принадлежащие российской компании МТС, оказались выложены в открытом доступе подрядчиком, с которым был заключен договор на хранение данных. На незапароленных серверах оказались схемы установки аппаратуры для досмотра трафика, почтовые архивы и другие материалы, касающиеся клиентов и телекоммуникационной структуры самой МТС.

И таких случаев множество. Персональные данные – самое дорогое, что есть у людей, но это именно то, что хранится ими самым неряшливым и халатным образом. Но ладно бы только ими. Этими данными пользуются в своих интересах все, кто их собирает, анализирует, структурирует… А потом огромные массивы данных, мошенническое использование которых может нанести вред миллионам людей, оказываются на помойке – то есть в общем доступе.

А ведь когда персональные данные оказываются у коммерческих компаний, они в большинстве случаев дают возможность полностью просчитать и предсказать поведение человека, то есть во многом контролировать его судьбу.

Благодаря именно этим большим данным аналитические нейросети легко могут составить медицинский, психологический, потребительский портрет любого человека. Благодаря им аналитики рекламных и коммерческих компаний понимают, что человек будет покупать, что смотреть, какие треки слушать, с кем пойдет попить кофе или посмотреть блокбастер в кино, на ком женится или за кого выйдет замуж…

Алгоритмы знают даже то, что знать, вроде бы, нельзя никому и ни при каких обстоятельствах – за кого будет голосовать человек на ближайших выборах. Более того, искусственный интеллект может по косвенным признакам определить, что избиратель колеблется, и… предложить ему в его ленте новостей прочитать именно ту информацию, которая подтолкнет гражданина принять «правильное» решение. А избирателю даже в голову не придет, что решение, по сути, приняли за него.

Не верите? А зря. Самая громкая из ставших достоянием гласности подобных историй (и, кстати, далеко не единственная) – это скандал с компанией Cambridge Analytica, аналитической фирмой, как считается, сумевшей повлиять на выборы не где-нибудь, а в самих Соединенных Штатах Америки. И – ни много, ни мало – в результате этого вмешательства резко сменился вектор и внешней, и внутренней политики крупнейшей демократии мира. Да что там Соединенные Штаты – изменился политический климат на всей планете. Глобализация вдруг сменилась регионализацией, эпоха свободной торговли – временами патернализма и торговых войн, компромиссы и договоренности уступили место ультиматумам и взаимным обвинениям, а прагматичное отстаивание собственных интересов пришло на смену «защите демократических идеалов». И это произошло благодаря тому, что вместо демократа Хиллари Клинтон победил республиканец – консерватор и прагматик Дональд Трамп.

Конечно, его, казалось бы, неожиданная победа была обусловлена множеством факторов, в первую очередь экономических. Консервативная часть американской элиты «не возражала» против сокращения социальных расходов США, а Трамп обещал ликвидировать нашумевшую федеральную программу обязательного медицинского страхования, так называемую «Obamacare», при этом снизив корпоративные налоги. Также элита хотела изменения миграционной политики (при демократах, как считали многие, она была слишком либеральной), скептически относилась к глобализации и усилению Китая на международной арене. Отдельная история – колоссальный внешний долг Соединенных Штатов, при демократах разросшийся до немыслимых размеров. Дональд Трамп обещал уменьшить его, и, хотя свое обещание он выполнить не смог, это оказалось не столь критичным. Все-таки когда ты имеешь возможность «печатать» резервную валюту, в которую верит, как в божество, весь финансовый мир, долги – не самое страшное: при необходимости до поры до времени их всегда можно покрыть почти неограниченной эмиссией, которая, к тому же, частично стерилизуется, разойдясь по всему миру.

Технологические факторы, открывшие «окно новых возможностей» в избирательных технологиях, тоже оказались на стороне Трампа. И они, без сомнения, решили исход выборов.

А все началось с того, что еще в 2008 году два ученых-психолога из Кембриджа Михаил Косински и Дэвид Стиллвел решили сопоставить результаты психометрических тестов добровольцев с данными об их поведении в социальных сетях. Очень быстро друзья-ученые выяснили, что о человеке можно узнать практически все, просто изучив его активность в интернете. Проанализировав несколько сотен лайков пользователя Facebook, Косински и Стиллвел уже в 2012 году могли узнать человека лучше, чем его коллеги по работе, друзья, и члены семьи. Вскоре ученым удалось выйти на новый уровень: разработанные ими аналитические нейросети позволяли по лайкам узнать человека даже лучше, чем он знает себя сам!

Их исследованиями заинтересовались в коммуникационной компании Strategic Communications Laboratories (в 2013 году она стала учредителем Cambridge Analytica), но переговоры с учеными-психологами прервались по не совсем понятным причинам, когда в дело включился профессор психологии из Кембриджского университета Александр Коган. Почему это произошло – непонятно. Возможно, дело в том, что исследования Косински и Стиллвела стоили бы заказчикам 500 тыс. долларов, а Коган просто предложил повторить их исследования за гораздо меньшие деньги и исключить Кембриджский университет, где работали ученые-психологи, из сделки.

В итоге 4 июня 2014 года Strategic Communications Laboratories заключила коммерческое соглашение с компанией Global Science Research, принадлежащей Александру Когану. Для сбора данных пользователей соцсетей профессор Коган создал психологический тест, основанный на анализе «большой психологической пятерки» – качеств, отражающих модель личности человека. Это экстраверсивность (открытость индивидуума новым социальным контактам), нейротизм (чувство тревожности и эмоциональной неустойчивости), доброжелательность, добросовестность и открытость опыту. Тест решили запустить на Facebook.

Наверное, многие читатели помнят замечательные тесты в соцсетях, которые так любят проходить пользователи для того, чтобы узнать свой психологический или генетический портрет, предсказать свое блестящее будущее или, например, приоткрыть завесу тайны своего происхождения. Наверняка читатели обращали внимание и на то, что результаты таких персональных тестов часто оказываются довольно странными и совершенно «оторванными от реальности», как будто тесты сделаны «на скорую руку» и слабо проработаны своими создателями.

К сожалению, это действительно так. Почти все такие тесты – ловушки, в которые попадаются пользователи, отдавая свои личные данные в обмен на сиюминутное удовольствие получить от компьютера лестные утверждения о своей собственной исключительности или похожести на того или иного знаменитого киногероя. В результате нехитрых операций с полученными фактически обманным путем персональными данными такой пользователь впоследствии становится объектом манипуляции со стороны неизвестных ему коммерческих или PR-компаний. Такова расплата за сомнительную «минуту славы» и возможность с гордостью выложить итоги теста на Facebook.

Тест Когана стал вирусным в социальной сети еще и потому, что за его прохождение пользователям платили деньги. Зато помимо информации, полученной непосредственно из теста, собиралась вся информация о профилях участников тестирования и их друзей на Facebook. Каждый прошедший тест пользователь открывал Когану доступ к данным еще примерно ста шестидесяти человек. Таким образом профессор Коган, якобы в академических целях (как было прописано в договоре с Facebook), собрал личные данные почти 50 млн граждан, при том что сам тест прошли только 320 тыс. пользователей соцсети. А канадская компания Aggregate IQ специально для Cambridge Analytica разработала программу Ripon, способную выявить сторонника Республиканской партии, просто анализируя его личную страницу в соцсети.

Затем Cambridge Analytica скупила огромное количество персональных данных американских избирателей (медицинские данные, кадастровые выписки, клубные и скидочные карты, газетные подписки, телефонные справочники) и сопоставила эти данные с базой данных зарегистрированных сторонников республиканской партии США и имевшейся информацией о репостах и лайках пользователей Facebook. А дельше начался простой прицельный «обстрел» аккаунтов выбранных людей индивидуальным, подходящим именно им контентом, поскольку к тому времени специалисты компании уже были абсолютно убеждены, что люди с определенными личными характеристиками обычно голосуют схожим образом.

Результат превзошел все ожидания. Очевидно, деятельность Cambridge Analytica оставила немалый след в мировой истории, ведь на тех выборах 2016 года Дональд Трамп, хоть и уступил Хиллари Клинтон по общему числу голосов избирателей, победил по голосам выборщиков. А ведь все социологические исследования, проведенные до голосования, в один голос предрекали Дональду Трампу поражение. Говорят, демократы были просто шокированы итогами тех злосчастных выборов.

Когда стало понятно, что дело нечисто и манипуляции в социальных сетях могли решающим образом повлиять на итоги выборов, разразился скандал. После скандала и последовавших за ним обысков ФБР компания Cambridge Analytica объявила себя банкротом и закрылась, но расследование было продолжено. Как выяснили потом журналисты, Strategic Communications Laboratories и Cambridge Analytica участвовали в большом количестве предвыборных кампаний по всему миру – от Нигерии и Аргентины до Индии и Чехии. Поэтому об истинных масштабах деятельности компании остается только догадываться.

Скорее всего, в самом Facebook знали о целях и механизмах работы Cambridge Analytica, но не препятствовали им. Впоследствии, когда история с американскими выборами стала достоянием гласности, корпорация запретила Cambridge Analytica работать с данными соцсети и даже удалила аккаунт одного из тех людей, кто стоял у истоков оскандалившейся компании – Кристофера Уайли, человека, который, собственно, и превратил Facebook в театр военных действий.

Если Александр Коган занимался в основном сбором и анализом данных, Кристофер Уайли был настоящим локомотивом Cambridge Analytica. В 24 года, когда Кристофер Уайли учился в докторантуре по направлению прогнозирования модных тенденций, он разработал систему сбора информации в соцсетях для создания психологических профилей, а затем спроецировал это на политические предпочтения и возможности политической таргетированной рекламы. Довольно быстро он убедился, что исследования в соцсетях позволяют предсказать результаты выборов с большой долей вероятности.

«Я хотел знать, почему британские либерал-демократы проиграли на выборах», – говорил впоследствии Уайли в интервью газете «The Guardian». – И я начал смотреть на демографические данные, чтобы понять, что объединяет избирателей-демократов, потому что, кроме Уэльса и Шетландских островов, это разрозненные регионы. И я обнаружил, что не было сильных корреляций. В данных не было четкого сигнала. А потом я наткнулся на статью о том, что личностные черты могут определять политические взгляды, и это вдруг обрело смысл. Либерализму свойственны высокий уровень открытости новому и низкий показатель сознательности. А когда вы думаете о либерал-демократах, представляете себе рассеянных профессоров и каких-нибудь хиппи. Они первыми принимают все новое. Они полностью открыты для новых идей. Когда я понял это, в голове внезапно что-то щелкнуло и все встало на свои места».

Кристофер Уайли решил помочь британским либерал-демократам найти новых потенциальных избирателей. Но их не заинтересовало его предложение. «Я сделал презентацию и объяснил им, что они могут потерять половину из своих 57 мест в британском Парламенте. Но они только сказали: «Почему вы так пессимистичны?» В итоге они фактически потеряли все, кроме восьми своих мест».

Неудача с либерал-демократами не остановила Уайли. Через связи в британском политическом истеблишменте Кристофер вышел на Strategic Communications Laboratories, которая занималась выборами, и изложил ей свои идеи. Александр Никс, на тот момент генеральный директор этой коммуникационной компании, выслушал его и сразу предложил Кристоферу создать Cambridge Analytica. Как потом вспоминал Уайли, он получил предложение, от которого было просто невозможно отказаться. Никс предоставил ему карт-бланш: «Мы дадим тебе полную свободу. Экспериментируй! Приходи и проверь все свои сумасшедшие идеи!».

Кстати, наряду с Уайли соучредителем Cambridge Analytica стал Роберт Мерсер – один из пионеров в области создания искусственного интеллекта. Мерсер принимал участие в изобретении алгоритмической торговли, которая в итоге заменила управляющих инвестиционных и хедж-фондов компьютерными программами – и он точно знал, что «компьютерные суждения о личности более точны, чем те, которые сделаны людьми».

Интересно, что основным методом работы Cambridge Analytica стало изменение политических предпочтений людей не с помощью убеждения, а с помощью так называемого «информационного доминирования» – совокупности методов таргетированной рекламы, слухов, дезинформации и двусмысленных новостей, которые изначально зачастую распространялись с фейковых аккаунтов. Кстати, похожая кампания наблюдалась в соцсетях и при коронавирусной пандемии.

Специалисты Cambridge Analytica обнаружили, что, если постоянно и точечно доносить до электората поданную «под правильным углом зрения» информацию, то рано или поздно избиратель, даже несмотря на кажущуюся абсурдность информационного потока, станет считать, что этот поток и есть его собственное мнение. И, кстати, Дональд Трамп своими заявлениями и твитами предоставлял огромное количество разнообразного контента, подходящего под все случаи жизни и под любого избирателя.

Как впоследствии утверждал Кристофер Уайли, он и понятия не имел, во что ввязывается и лишь хотел проверить свои идеи на практике. «Я постоянно думаю о том, что, если бы я вместо этого устроился на работу в «Deloitte Touche», когда они предлагали мне. Я просто думаю, что, если бы я взялся буквально за любую другую работу, Cambridge Analytica не существовало бы. Вы не представляете, как много я размышляю над этим», – сожалел он впоследствии в своем интервью «The Guardian».

Впрочем, нет сомнений, что, если бы Уайли не было, на его место нашелся бы другой претендент, и наверняка не один.

Кстати, Кристофер Уайли очень оригинально описал, как он опирался на свой опыт прогнозирования моды в своей работе с Cambridge Analytica: «Политика – следствие культуры, поэтому, чтобы изменить политику, нужно изменить культуру. Трамп похож на пару зимней обуви «угги», или «кроксов», например. Люди думают, что эта обувь совершенно уродлива. Но лишь до того момента, пока ее не начнут носить все».

История Cambridge Analytica подробно приводится на этих страницах для того, чтобы показать, насколько прост механизм манипулирования мнением отдельно взятого индивидуума, и, соответственно, общественным мнением, если использовать современные технологии. По большому счету, в этих технологиях нет ничего нового – если вы читаете «персонализированную» специально под вас ленту новостей, смотрите один-единственный канал или слушаете только одну радиостанцию (либо несколько каналов и радиостанций, но с однообразным контентом и отсутствием реального плюрализма мнений), вы раньше или позже начнете мыслить теми месседжами, которые вам посылаются с телеэкрана или радиоэфира.

Да, технологии развиваются экспоненциально, и далеко не все из них идут на пользу людям. Более того, большинство последних наиболее популярных технологий невозможно оценивать однозначно. Big Data, мобильный интернет, искусственный интеллект… Все эти технологии, с одной стороны, облегчают нашу жизнь, но, с другой стороны, они ликвидируют приватность, разрушают экономику, лишают людей рабочих мест, и способствуют тому, что сам человек, похоже, неуклонно интеллектуально деградирует с начала 1980-х годов (вспомним уже упоминавшееся исследование уровня интеллекта норвежских призывников).

Утрачиваются даже базовые навыки, и если умение охотиться, которое осталось лишь у немногих представителей вида homo sapiens (да-да, единственный способ добывания пищи, который знает современный человек – это покупка еды в супермаркете), не является критичным для подавляющего большинства людей, то умение мыслить самостоятельно – наш последний бастион, сдав который человек навсегда лишится гордого звания «Венца Творения». А манипулятивные и «умные» технологии довольно быстро могут сделать из почти всех homo таких «людей-муравьев», единственной задачей которых может стать «работать усерднее» или «потреблять усерднее», в зависимости от той страны, региона или города, где они живут.

Тем более что современная наука уверенно доказала: на самом деле человек не имеет четко выраженного собственного мнения, а гуманистический взгляд на свободную волю человека – не более чем утопия, химера, порожденная временем бурного роста, ускоренного развития, перманентных открытий, улучшения качества жизни, обретения человеком новых прав и свобод.

Известно несколько экспериментов, доказывающих это.

Суть первого эксперимента сводится к тому, что человека помещают в огромный сканер головного мозга, сходный с аппаратом магнитно-резонансной терапии (МРТ). В правой и левой руках у испытуемого находится по кнопке. Человека просят подавать сигналы, нажимая на кнопки по своему желанию, и отслеживают активность нейронов его головного мозга. Так вот оказалось, что сканер, фиксирующий активности и нервные импульсы в коре головного мозга человека, позволяет ученым предугадать, на какую кнопку нажмет испытуемый, еще до того, как он сам осознает свое желание. Активность нервных клеток определяет решение человека за какие-то мгновения до того, как сам человек делает выбор. И при желании любое решение человека таким образом можно предсказать до его принятия. Это решение, конечно, основывается на выборе, но человек выбирает только между тем, нажать или не нажимать на кнопку, а не между хотеть или не хотеть. Само желание определяется обычными биохимическими реакциями, результат которых сторонний наблюдатель может узнать долями секунды ранее, чем это осознает сам человек. Получается, мы ошибочно думаем, что сознательно выбираем, на какую кнопку нажать, тогда как по факту мы можем лишь чувствовать и действовать соответственно происходящим в нашем мозгу биохимическим реакциям.

Этот эксперимент показывает, что у человека нет свободной воли в гуманистическом ее понимании, а вся его деятельность – лишь результат биохимических процессов в организме. Это значит, что возможно создать алгоритмы, которые будут предсказывать заранее и, возможно, контролировать человеческие желания. При необходимости они же легко смогут этими желаниями управлять.

Именно это описывает так называемый эксперимент с роботизированными крысами. В голову обычной крысе вживляются электроды, через которые ученые посылают в мозг животного электрические импульсы. Электроды, воздействуя на определенные зоны головного мозга, порождают у крысы желание сделать то, что велит ей исследователь, в руках у которого находится «пульт управления» – и крыса поворачивает, куда ее направят, прыгает, бегает, взбирается по лестнице или выполняет любые другие действия, которые пожелает человек «с пультом». При этом, крыса, по мнению ученых, не чувствует, что на самом деле ею кто-то манипулирует и ведет себя так, как будто бы все ее действия мотивировались бы только собственными желаниями и, соответственно, принятыми решениями. Исследователи считают, что нет различия, каким образом были активированы нейроны в голове крысы – естественным путем или нажатием человека на «пульт управления». И в одном, и в другом случае в головном мозге крысы происходят одни и те же биохимические реакции, стимулируются одни и те же центры удовольствия, и свои якобы «самостоятельные» решения крыса принимает одинаково.

Упрощенно современная наука видит человека как продукт физической (атомы и молекулы), химической (гормоны и нейромедиаторы) и биологической эволюции (клетки мозга, составляющие нервные узлы, внутренние органы, и так далее). Получается, что с точки зрения науки любое действие человека предопределено электро- и биохимическими процессами в головном мозге, которые, в свою очередь, детерминированы стечением огромного количества обстоятельств. То есть о свободной воле человека не может идти и речи, как бы разочаровывающе это не звучало.

Последние достижения современной науки разрушают стереотип о независимых суждениях человека, о его возможностях свободно выбирать и принимать решения. Технологии (даже неинвазивные и, казалось бы, безобидные – такие как таргетирование, социальные сети, или, например, персонализированный контент), очевидно, дают возможность манипулировать человеческим мнением и выбором так, что сам человек даже и не будет подозревать, что решение принимается за него. А если это так, то о каком демократическом выборе в обществе будущего вообще можно говорить?

Есть и другой аспект, который уже неоднократно затрагивался на этих страницах. В будущем мире государство будет знать о гражданах все. Даже не потому, что оно так уж стремится к этому (хотя власти некоторых стран, конечно, стремятся), а благодаря современным технологиям, доступным, всеобъемлющим и… недорогим. Граждане тоже будут знать, что информация обо всех их «скелетах в шкафу» при желании легко может стать достоянием третьих лиц или общественности. Будут ли избиратели упорствовать, настаивать на своем мнении и праве выбора в этом случае, ведь у каждого человека есть свои слабости и страхи? И если будут настаивать, то до каких пределов?

На этот вопрос вряд ли можно дать однозначный ответ.

Изобретение Big Data по своему масштабу не уступает изобретению письменности – а именно эта технология в свое время помогла сделать человечеству скачок в своей эволюции, можно сказать, перейти на новую ступеньку развития. Именно письменность позволила радикально изменить устройство человеческого общества древних времен. Ю. Н. Харари рассказывает об этом так:

«…Когда в результате аграрной революции появились более сложные общества, жизненно важной сделалась информация принципиально нового типа – математическая. Собирателям не приходилось иметь дела с большими числами. Ни от кого из них не требовалось пересчитать все плоды на всех деревьях в лесу, а потому человеческий мозг не успел адаптироваться к хранению и обработке чисел. Но, чтобы управлять большим царством, математические данные насущно необходимы. Недостаточно издавать законы и рассказывать мифы о богах-покровителях, нужно собирать налоги. А чтобы обложить налогами сотни тысяч подданных, нужна информация об их доходах и недвижимом имуществе, об уже уплаченных суммах, о долгах и штрафах, о льготах и привилегиях. Это миллионы байтов, и все их нужно было сохранить и проанализировать. Не разобравшись в этом обилии сведений, власть не знала бы, какими ресурсами она располагает и какие может реализовать дополнительно. Но, столкнувшись с необходимостью хранить, вызывать по требованию из памяти и обрабатывать все эти числа, человеческий мозг перегружается и зависает.

Эта особенность мозга существенно ограничивала возможности роста и усложнения человеческих коллективов. Стоило количеству людей и имущества в том или ином обществе достичь критической величины, как возникала необходимость хранить и обрабатывать большие объемы математической информации, а поскольку человеческий мозг ее вместить не мог, то очередная система рушилась. Еще многие тысячи лет после аграрной революции человеческое общество оставалось сравнительно простым и не увеличивалось в размерах.

Первыми сумели решить эту проблему древние шумеры, обитатели Южной Месопотамии. Там под знойными лучами солнца на удобренных плодородным илом равнинах рождался богатый урожай и возникали процветающие города. Население стремительно росло, возрастали и объемы информации, необходимой для координирования его действий. И где-то между 3500 и 3000 годами до н. э. оставшийся неизвестным гений изобрел систему хранения информации за пределами человеческого мозга – систему, созданную специально для обработки математических данных. Тем самым шумеры освободились от ограничений, накладываемых возможностями человеческого мозга, и получили перспективу строить не только города, но и царства, и даже империю…».

Читатель уже знает, что появиться и эффективно функционировать древним государствам позволила письменность. Она дала возможность вести древним элитам учет и контроль людей, налогов и ресурсов. Именно письменность позволила древним людям записывать и накапливать первые знания, фактически превратив биологическую эволюцию в социально-технологическую. Если бы не было письменности, человеческие общества никогда не смогли бы усложниться до такой степени, что мы имеем сейчас. Так и большие данные. Эта технология позволяет фиксировать, запоминать, анализировать и структурировать все. Это, в свою очередь, позволяет выстраивать общественные конструкции любой степени сложности и контроля, при желании ставя людей на один уровень с юнитами в компьютерной игре. А от внимания аналитических нейросетей не ускользнет ни одна деталь, ни один нюанс… Реально ли будет человеку в этих условиях бороться за права и свободы, причем не просто «выпускать пар» в социальных сетях, а вести свою борьбу эффективно?

Все это усугубляется уже известными читателю фактами – роль человека как трудового ресурса, воина и налогоплательщика неуклонно снижается с каждым годом, как, впрочем, и IQ среднестатистического гражданина. Тренды очевидны и неумолимы. Что может их изменить?

Можно, конечно, порассуждать о том, что человечество вдруг озаботится своим будущим как биологического вида и… запретит все манипулятивные технологии. Запретит таргетированную рекламу, запретит персонализированный контент, социальные сети, большие данные…Но это кажется невероятным. И даже не потому, что мы не можем, нарушив первый принцип социально-технологической эволюции, сознательно отказаться от того уже вошедшего в привычку комфорта и удобства, которые нам всем дают высокие технологии, Причина в том, что прогресс – это часть эволюции, которая последовала за эволюцией физической, химической, биологической. И прогресс не повернуть вспять: он предопределен множеством факторов, причинно-следственных связей, климатом, демографией, экономикой и сложившимися условиями. Его не остановить, даже если человек вдруг поймет, что в какой-то момент может стать уже не хозяином прогресса, а его рабом, просто «большими данными» для сильного искусственного интеллекта. Тем более что очень многие представители новой мировой элиты – датакратии – всерьез верят, что всегда будут держать ситуацию под контролем, а вдалеке маячит бессмертие… Пусть даже пока и не совсем настоящее, «цифровое». А титул «венца творения», казалось бы, у человека никогда не отнять.

Но когда-то (не так давно, кстати, по меркам эволюции) венцом творения был не человек, а другие млекопитающие. Именно они стали могильщиками предыдущего чуда природы – динозавров, тех самых огромных и непобедимых гигантов, которые безраздельно властвовали на нашей планете миллионы лет. Неужели предки собак, коров, лошадей, ослов и верблюдов – те самые великие победители динозавров – могли себе представить, что когда-нибудь на земле появится существо, которое будет называть себя «венцом творения», и распоряжаться жизнями миллиардов млекопитающих по своему усмотрению? Вряд ли. Вспомним грозные слова Илона Маска, американского инженера, предпринимателя и изобретателя: «Надеюсь, мы с вами не являемся чем-то вроде загрузчика для искусственного суперинтеллекта будущего. Но, как мне кажется, все идет именно к этому».

Известно, что Илон Маск любит шокировать журналистов своими откровениями, хотя, по большому счету, в них нет ничего невероятного. Например, он неоднократно заявлял, что человечество может жить в симуляторе виртуальной реальности и даже предполагал то, что таких виртуальных реальностей может быть бесчисленное множество.

Конечно, наверняка этого пока никто не может знать, но непреложные законы эволюции, последовательность и взаимосвязь происходящих в истории событий (что читатель мог узнать из первой части этой книги), наводят на мысль, что вероятность такой версии не равна нулю. Конечно, предопределено не все. Как и в любой компьютерной игре, в жизни всегда есть место случаю. Прежде всего, это касается судьбы одного человека или нескольких. Но, если речь идет о «больших числах», то есть о судьбах народов, государств, территорий, о причинно-следственных связях и закономерностях социально-технологической эволюции… В этой книге читатель уже увидел немало примеров, которые в красках показывают климатический, демографический, экономический, технологический детерминизм.

Как тут не вспомнить новейшую эволюционную концепцию, зародившуюся в прошлом десятилетии в недрах знаменитой «Кремниевой Долины». Некоторые исследователи называют ее религией, что, впрочем, не меняет сути. Как и любая модель, теория или изобретение, эта философская конструкция зародилась в нескольких местах одновременно. Так, например, в России первым человеком, высказывавшим аналогичные идеи, был выдающийся ученый и популяризатор науки Сергей Петрович Капица – автор этой книги неоднократно слышал из его уст похожую теорию еще в первой половине 2000-х годов. А гениальный ученый-изобретатель Никола Тесла писал в далеком 1927 году в журнале «Collier's»: «Когда беспроводная связь будет использоваться в полной мере, Земля превратится в гигантский мозг, которым она, в сущности, и является, и все вещи станут частями реального, ритмического целого».

Упомянутая концепция гласит, что в теории волей человека, как и любого биологического существа, может в значительной мере управлять внешний алгоритм (вспомните эксперименты с роботизированными крысами), а вся вселенная представляет собой исключительно потоки данных разного типа. Согласно этой концепции, любая информация, будь то геном человека или двоичный код компьютера, есть лишь разновидность потоков данных, ценность которых определяется их вкладом в общий процесс обработки информации. Процесс един и непрерывен, просто есть разные носители информации – биологические или, например, электронные. Эту научную концепцию назвали датаизмом (от английского Data – данные). Согласно теории датаизма, самое ценное, что есть у человека – это его персональные данные, а общество существует для того, чтобы максимально быстро и эффективно распространять потоки информации, по возможности, с минимальными потерями.

Кстати, современным ученым уже давно известно, что биологические существа могут функционировать как обыкновенная вычислительная машина. Еще в 2013 году группа ученых Стэнфордского университета сконструировала биологический микрокомпьютер, полностью созданный из биоматериала. Ученые назвали изобретение биологическим транзистором и описали, каким образом могут превратить бактерию кишечной палочки в компьютер, выполняющий базовые функции – хранение и передачу данных, логические операции. Также исследователи из Стэнфорда показали, что изобретенный метод работает и с другими типами живых клеток.

Раньше люди были убеждены, что никто не знает человека и его желаний лучше, чем он сам, поэтому человек обладает «свободной волей». Так появились и завоевали мир гуманистические принципы – ведь знаний и технологий, доказывающих обратное, просто не было. При всем желании, даже зафиксировав все действия человека на протяжении предыдущей жизни, невозможно было достаточно точно спрогнозировать его будущие действия, так как не существовало эффективных алгоритмов обработки данных. Однако в наше время подобные знания и технологии появились. Наука убедительно доказала, что человек не принимает решения произвольно, его действия всегда детерминированы совокупностью множества биохимических процессов, происходящих в его головном мозге, и любое решение возможно предсказать заранее.

Получается, что человек – в некотором роде просто биологический компьютер, транзистор различной интеллектуальной мощности. И, если рассматривать со стороны роль каждого человека в процессе социально-технологической эволюции, очень похоже на то, что так и есть – вспомним принцип концентрации интеллекта, являющийся краеугольным камнем социально-технологического эволюционизма.

Человек обрабатывает информацию лучше, чем любое животное. Населенный пункт с несколькими тысячами жителей – лучше, чем один человек, можно назвать его аналогом многопроцессорного компьютера. Город с миллионным населением – это уже огромный многофункциональный вычислительный центр. Мегаполис или агломерация с десятками миллионов «жителей-транзисторов» – глобальный суперкомпьютер небывалой мощности. Теперь же глобальная общемировая система обработки данных, во многом объединив локальные государственные системы, достигла невиданной ранее концентрации интеллекта. Благодаря интернету и соцсетям теперь все могут общаться со всеми, количество коммуникативных человеческих контактов на всех уровнях возросло как никогда ранее.

Кстати, в этих условиях рыночная или капиталистическая децентрализованная система, которая эффективно функционировала раньше, больше не дает тех преимуществ при обработке данных, что давала на предыдущих этапах человеческой истории. Если 50–100 лет назад в локальных системах (государствах) взаимодействовали миллионы, самое большое – десятки миллионов человек активного городского населения развитых стран, а локальные системы функционировали во многом изолированно друг от друга, то теперь речь идет о том, что надо поддерживать коммуникации и контроль уже миллиардов участников единой планетарной системы. А этой вычислительной системе уже почти готов прийти на смену мегакомпьютер, который может заменить собой одним все эти миллиарды биологических транзисторов, объединив их интеллект в одной точке. Этот мегакомпьютер называется учеными и специалистами сильным искусственным интеллектом.

Возможно, все это уже в ближайшее время предопределит смену децентрализованной капиталистической системы на централизованную и полностью упорядоченную государственную, в которой можно будет просчитать и проанализировать абсолютно все с помощью нейросетей и больших данных. Тем более что роль искусственного интеллекта в глобальной системе обработки данных будет только расти.

Кстати, технологии Big Data, как и аналитические нейросети (искусственный интеллект), значительно усиливают потенциал государственной машины: ведь благодаря этим технологиям можно предотвратить большую часть потерь данных в централизованной системе, которые раньше происходили просто потому, что государство не имело технологий, позволяющих учитывать все и вся, и теряло данные на каждом из этапов обработки. Яркий пример – Китайская Народная Республика, где частные компании являются практически продолжением государства и действуют под надзором представителей власти в соответствии с интересами единой государственной системы, которая стремится создать фактически единый центр обработки данных.

Так или иначе, прогресс ускоряется, и «биологические транзисторы» старого образца («человек разумный») в массе своей становятся все менее и менее приспособлены к новым задачам. «Постбиологический глобальный вычислительный центр» – искусственный интеллект – уже появился, но пока что находится лишь в зачаточном по меркам эволюции состоянии. Однако по мере приближения технологической сингулярности он будет прогрессировать все быстрее и становиться все мощнее и эффективнее. И очень важно понимать, что все это произойдет не «когда-то, в отдаленном будущем», а уже в ближайшие годы. Возможно даже, уже происходит.

Когда несколько лет назад Всемирный фонд дикой природы представил отчет «Индекс живой планеты», согласно которому к 2020 году две трети диких животных могут исчезнуть, многим это казалось преувеличением. Однако ускоренные темпы развития цивилизации, повсеместные экологические катастрофы, неблагоприятное влияние человека на дикую природу привели к тому, что в период с 1970 по 2012 годы с лица земли исчезло 58 % диких животных, а в 2020 году эта цифра должна увеличиться до 67 %.

По разным оценкам, численность всех волков на планете составляет всего лишь 150–200 тыс. особей, численность белых медведей, живущих в арктических и практически незаселенных человеком широтах – 22–30 тыс., диких львов и того меньше – около 20 тыс. или немногим более. Что уж говорить о гепардах или китах, счет общемировых популяций которых давно пошел на считанные тысячи. И с дальнейшим увеличением численности населения Земли ареал обитания диких животных продолжит сокращаться, невзирая ни на какие усилия защитников природы или экологов. Даже наших «домашних друзей» – собак в мире насчитывается всего несколько сотен миллионов особей, и это ничто в сравнении с общей численностью людей на Земле. И это несмотря на то, что, казалось бы, большинство людей осознает непреложную истину, озвученную Марко Ламбертини, директором Всемирного фонда дикой природы в упомянутом выше отчете: «Богатство и разнообразие дикой жизни на Планете является ключевым для поддержания сложной экосистемы. Жизнь поддерживает жизнь, и мы являемся частью этого уравнения. Потеряйте биоразнообразие, дикую природу и системы, поддерживающие жизнь, такими, как мы их знаем сегодня, рухнут».

Действительно, это в той или иной степени понимают, пожалуй, очень многие, но, как говорится, есть одно «но». Забота о дикой природе во многом противоречит первому принципу социально-технологической эволюции (а также дарвиновскому принципу естественного отбора). Да, нам тяжело признаться себе в этом, но, проще говоря, человеку комфортнее жить, если никакой дикой природы не будет вовсе. Не будет акул в океанах, ядовитых медуз или морских ежей у побережья, не будет хищных зверей в лесах, смертельно опасных змей в тропиках и наконец, потенциально опасных или просто вызывающих чувство брезгливости насекомых типа пауков, клещей или комаров, ведь они могут переносить смертельные для человека вирусы.

В понимании большинства людей природа может существовать лишь как некий «всепланетный зоопарк». Хотим – соприкасаемся с ним, ходим в него, можем поиграть с его обитателями. Не хотим – знать о нем ничего не знаем. И, несмотря на все разговоры последних лет о том, что животные тоже чувствуют боль и имеют сознание, наверное, никто из нас даже в мыслях не может поставить знак равенства между жизнью человека и животного. И это устойчивое представление о том, что «животные – для человека» (для еды, помощи, забавы, наконец) восходит еще к древним временам, когда человек только-только воцарился на вершине пищевой цепочки.

Отсюда и наше отношение к «дикой природе» (хотя природы в ее первоначальном «диком» варианте практически не осталось, а с продолжающимся ростом населения планеты ей уготована участь именно такого «зоопарка» в местах, наименее доступных и удобных для проживания Homo Sapiens): человек для природы и для животных – бог, который меняет эту самую природу так, как ему заблагорассудится. Человек в любой момент может отобрать жизнь любого животного, уничтожить без следа целые виды, и, по большому счету, ему за это ничего не будет.

По крайней мере, пока.

По последним данным, общая масса людей на планете уже более чем в 4 раза превышает массу всех диких животных, вместе взятых. Некоторые биологи считают, что это не так критично: насекомых по-прежнему очень много, и по некоторым подсчетам на одного человека приходится до 250 млн насекомых. Этот аргумент иногда приводится в пользу того, что глобальная экосистема еще долго будет сохранять устойчивость. Однако, тенденции таковы, что общее количество людей на Земле все еще растет, а количество диких животных уменьшается. Более того, в последние годы специалисты все больше стали отмечать негативные тренды и в мире насекомых. Так, ученые Сиднейского и Квинслендского университетов, а также Китайской Академии Сельскохозяйственных наук провели исследование, которое попало в СМИ в начале 2019 года. Австралийские и китайские исследователи проанализировали 73 научных работы, посвященные сокращению численности на планете насекомых, которые были опубликованы в последние несколько десятилетий. Оказалось, что численность 40 % видов насекомых сократилась в последние десятилетия, порядка 13 % видов находятся под угрозой исчезновения, а общая численность насекомых сокращается довольно быстрыми темпами – до 2,4 % ежегодно. Эти данные позволили ученым сделать вывод, опубликованный в газете «The Guardian» – если нынешние темпы вымирания насекомых сохранятся, в течение ближайших 100 лет они просто исчезнут с лица Земли. Франсиско Санчес-Байо, ученый из Сиднейского университета и автор нашумевшей работы «Всемирное угасание энтомофауны: обзор причин» уверен, что человечество не осознает весь масштаб надвигающейся катастрофы: «Это очень быстро. Через 10 лет у нас будет на четверть меньше насекомых, через 50 лет – только половина, а через 100 лет их не будет».

С исчезновением насекомых планета рискует лишиться и растительного покрова: около 80 % дикорастущих растений опыляются насекомыми. То, что исчезнут птицы (для большинства видов птиц именно насекомые – основная пища), очевидно не только ученым.

Есть и обратная связь. Пример – исчезающие леса Южной Америки, знаменитая сельва. Ее вырубают под посадку масленичных пальм, из которых производят пальмовое масло. В результате гибнут полезные растения, которые служили источником пропитания, укрытия и размножения для насекомых. Все дело в том, что довольно большое количество насекомых – монофаги, то есть они питаются лишь одним видом растений или более мелких насекомых, и при исчезновении этого вида они также обречены на вымирание.

Еще более тонкую взаимосвязь между миром насекомых и растений можно проследить на примере опыления. Так, соплодие инжира опыляется единственным видом насекомых – осами-бластофагами, которых еще называют фИговыми осами. Будучи мелкими и пронырливыми, они нашли способ, как пробраться внутрь зеленого соплодия и опылить его. Получается, без ос-бластофагов такое растение, как инжир, просто перестанет существовать.

Впрочем, и сельва, и осы-бластофаги – проблемы не глобальные, а скорее, локальные. И, кстати, человеку не впервой заниматься решением локальных экологических проблем. Причем путей решения несколько.

Какие из них выберет человечество? Возможно, перестанет грабительски относиться к экологии и дикой природе и сохранит нетронутым хотя бы те уголки природы, что еще сохранились на Земле? А, может быть, восстановит локальные экосистемы и видовое разнообразие путем технологий генной инженерии? Или, как в одной из серий знаменитого футуристического сериала «Черное Зеркало», предпочтет создать механических пчел-насекомых, в программе которых будет заложено не только опыление всех растений на планете с целью восстановления повсеместно растительного покрова, но и множество других функций, таких как видеонаблюдение и контроль безопасности в малонаселенной сельской местности? Последнее, пожалуй, проще и дешевле, «технологичнее» и универсальнее. И, кстати, больше соответствует первому принципу социально-технологической эволюции, нежели чем первые два пути.

Океанологи, в свою очередь, выступают с заявлениями о том, что в скором будущем человечество может лишиться и запаса рыбы. Периодически в морских и океанических глубинах обнаруживают новые виды рыб, но одновременно быстрыми темпами сокращается численность наиболее распространенных видов. Сегодня ученые все чаще делают акцент на глобальное потепление и таяние ледников, обращая внимание, что способов восстановить биомассу в мировом океане не так много, если не ограничивать потребление биоресурсов океана человеком.

Конечно, есть и иные мнения. Так, было бы заблуждением во всем винить антропогенный фактор, считает Олег Булатов, заместитель директора Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии. По его словам, не так давно проведенные масштабные исследования показали, что существует прямая корреляция между запасами рыбы и климатической цикличностью природных явлений. Иными словами, Солнце по-прежнему имеет гораздо большее влияние на экосистему планеты, чем человек: «Основное влияние на климат оказывает солнечная активность, которая трансформируется в тепло и через атмосферу и воду создает определенные условия, благоприятные для одних видов рыб и неблагоприятные для других».

Некоторые ученые даже отрицают глобальное потепление, считая мощную пропагандистскую кампанию в СМИ результатом заговора транснациональных, в том числе высокотехнологичных, корпораций. Свое неверие в глобальное потепление одно время публично озвучивал даже американский президент Дональд Трамп.

Тем не менее, нет сомнений в том, что практически во всех бедах нашей планеты виновен человек и с этим надо что-то делать.

А что если именно истощение природных ресурсов нашей планеты стало конечной первопричиной множества современных трендов – от изменения отношения к институту семьи в развитых странах до появления «чувства стыда» от использования гражданской авиации и излишнего потребления продукции фэшн-индустрии? Ведь, как считается, именно экономический рост послевоенных десятилетий 1950-х – 2000-х годов, обусловленный в том числе бесконтрольным ростом населения планеты – один из основных факторов глобальной экологической катастрофы, перед лицом которой, по мнению многих ученых и экоактивистов, стоит современное человечество.

В некоторых странах, таких, как Швеция, даже появились специальные термины: flygskam и smygflyga (стыд за полеты на самолете) и köpskam (стыд за покупки и избыточное потребление). И это не какая-то блажь «благополучных шведов». На самом деле, по данным Организации Объединенных Наций, мировая легкая промышленность производит больше углеродных выбросов, чем весь воздушный и морской транспорт, вместе взятые. Экоактивисты, новым голосом которых после выступления на трибуне ООН в 2019 году стала Грета Тунберг, видят выход в популяризации покупок в секонд-хендах. По их мнению, значительное количество одежды модных марок, в особенности, купленной на распродажах, надевается лишь один-два раза или не носится вообще, а легкая промышленность наносит значительный ущерб экологии.

Но, говоря о том, что, убивая экологию ради потребления, взрослые лишают детей будущего, как минимум один момент экоактивисты не учитывают. Если остановить капиталистическую машину потребления, завтрашний день потеряют не меньшее количество детей. И, возможно, произойдет это гораздо быстрее, чем при грядущих (неминуемых, но в некоем относительно отдаленном будущем) экологических проблемах. Если ограничить потребление в достигшем своих пределов экстенсивного развития мире, и так весьма слабый экономический рост последних лет прекратится. Социальные лифты встанут окончательно, а в странах третьего мира (да и не только там) может начаться хаос.

Вспоминается известный эксперимент американского этолога Джона Кэлхуна, который исследовал особенности поведения мышей в условиях неограниченности ресурсов и максимальной популяционной плотности, как бы нехотя проводя параллели с современным человеческим сообществом. Этот эксперимент, который Кэлхун проводил в 60–70-х годах прошлого столетия, во многом показал, насколько хрупким и жестоким может стать достигшее неких естественных пределов роста сообщество в случае бесконтрольного демографического роста.

Перенесемся в Соединенные Штаты Америки 1968 года. Именно в этот период ученых и общественность начинает волновать мысль о последствиях урбанизации на волне послевоенного бэби-бума в масштабах района, округа, страны, планеты, наконец. Что будет дальше? Как будут меняться социальные отношения, какое влияние окажет эта тенденция на общественные институты и каждого человека в отдельности? Ответы на эти и другие вопросы должен был дать эксперимент, который Джон Кэлхун назвал «Вселенная-25». Считается, что в результате эксперимента Кэлхун надеялся понять, как высокая плотность жителей может менять поведение людей, и выявить этапы перехода от нормального к девиантному и деструктивному поведению в результате чрезвычайной скученности населения.

Эксперимент проходил на базе Национального института психического здоровья, где был установлен куб площадью 12 метров и высотой полтора метра, куда была в неограниченном объеме подведена вода и организовано круглосуточное питание. Внутри куба постоянно поддерживалась комфортная температура, а также были размещены многочисленные гнезда для мышиных самок. Это были специально созданные райские условия для первых поселенцев – четырех пар грызунов.

За подопытными мышами ежедневно наблюдали ветеринары, чтобы не допустить риска инфекционных заболеваний, таким образом, была создана безопасная среда, в которой полностью отсутствовали какие-либо угрозы. В ней не было ни хищников, ни изменчивой погоды. Система жизнеобеспечения в кубе была так продумана, что там могли комфортно жить и хорошо питаться 9,5 тыс. мышей, первые же небольшие проблемы (отсутствие укрытия) могли возникнуть только при достижении населением куба отметки в 3840 грызунов.

Однако, несмотря на все старания исследователей, этих показателей «мышиное царство» не достигло даже близко, а максимальная популяция в течение эксперимента составила лишь 2,2 тыс. особей. В этот период в «мышином раю» стали нормальной практикой сначала беспричинные унижения и агрессия по отношению к более слабым особям, а закончилось все отказом обитателей куба от размножения, каннибализмом и вымиранием популяции. Так рай превратился в «мышиный ад».

Но это было потом. А вначале первые поселенцы «мышиного рая», те самые 4 пары грызунов, приступили к самому естественному занятию в раю, то есть активному размножению. Этот период Джон Кэлхун назвал фазой А.

С момента рождения первых детенышей началась вторая стадия В, во время которой наблюдался экспоненциальный рост численности грызунов в кубе. Их число удваивалось каждые 55 дней. Однако с 315 дня эксперимента темпы роста населения резервуара существенно снизились, удвоение популяции стало происходить лишь на 145 день. С этого периода начинается этап С, когда в «мышином раю» одновременно проживает около 600 грызунов. Тогда же в изолированном мышином сообществе начинает формироваться жесткая иерархия во главе со старшими особями, устанавливается некий социальный порядок.

На этом этапе ученые обнаружили, что многие старшие мыши, «элита общества», вдруг начинают проявлять садистские наклонности по отношению к более молодым и слабым. Они кусают молодых мышей за хвосты, выдирают клоками шерсть, наносят им увечья. Драки в «мышином раю» становятся нормой. В итоге поверженный в борьбе за «социальные лифты» покусанный молодняк, а также более слабые физически старожилы, которые не могут защитить свой социальный статус, сбиваются в группу «отверженных».

Туда попадают все, кому не нашлось социальной роли в популяции, стареющие же «аксакалы» не торопятся освобождать для молодежи место, так как идеальные условия куба максимально продлевают им жизнь. «Старики» то и дело набрасывались на молодых самцов, не позволяя им занимать удобные для жизни норки, и сгоняя «отверженных» в центр куба, где укрытие отсутствовало. Жизнь «без крыши над головой» была для «мышей-маргиналов» совсем не такой райской, как для остальных, ведь наличие своей норки очень важно для грызунов. При этом свободных норок, как помнит читатель, хватало на всех с излишком.

Тогда же Кэлхун вводит в научный оборот новый термин – «поведенческое дно» (behavioral sink), описывая этой формулировкой поведение «мышей-маргиналов». «Поведенческое дно» характеризовалось тем, что «отверженные» впадали в апатию и депрессию, переставали защищать своих самок, и, вместо того чтобы бороться за свою судьбу и продвижение по «мышиной социальной лестнице» со старожилами, начинали проявлять беспричинную агрессию по отношению к таким же «отверженным».

Чуть позже у «находящихся на мышином дне» вообще пропадает желание спариваться с самками, а поведение женских особей, в свою очередь, тоже меняется: защита потомства становится для мышиных самок непосильной ношей, они начинают проявлять агрессию даже к своим детенышам. Были отмечены многократные случаи, когда самки, жившие в кубе, сами убивали своих детей и перебирались в более комфортные для жизни верхние норки, превращаясь в агрессивных отшельников.

Еще немного – и самцы начинают в основном спариваться с такими же несчастными самцами, как и они сами, самки поступают аналогичным образом. Конечно, это незамедлительно сказывается на популяции в кубе.

Вскоре начинается последняя фаза существования «мышиного рая». Размножение более никого не интересует, зато появляется все больше «аутосексуалов», или, как их еще называл автор эксперимента Джон Кэлхун, «красивых» мышей, которые отказываются от любых социальных функций, только лишь едят, спят, чистят свои шкурки и полностью игнорируют возможность спаривания. Процесс воспроизводства «населения» в кубе окончательно прекращается, и мыши начинают стремительно вымирать. В этой фазе смертность молодняка составляет 100 %, а количество рожденных – 0 особей. При этом мыши, общество которых довольно быстро оказывается на грани вымирания, по-прежнему практиковали однополые контакты, каннибализм, девиантное поведение, неконтролируемую агрессию – и все это в условиях избытка жизненно необходимых ресурсов. Через 1780 дней после начала эксперимента умер последний обитатель «мышиного рая».

Прогнозируя такой исход событий заранее, за некоторое время до окончания проекта Кэлхун решил сделать повтор эксперимента и извлек из «мышиного рая» несколько пар мышей. Он пересадил их в аналогичный пустой куб, где воссоздал прежние райские условия. Каково же было удивление исследователей, когда они поняли, что девиантное поведение мышей, сформировавшееся в ходе эксперимента, не трансформируется в нормальное и в условиях минимальной населенности. Даже после отселения в другой резервуар мыши продолжили вести себя неадекватно, демонстрируя полную неспособность к размножению и нормальной жизни.

По итогам эксперимента «Вселенная-25» Джон Кэлхун отмечал, что любое общество существует, пока возможна конкуренция одних членов с другими членами сообщества, поиск своего места, роли, предназначения в жизни, или хотя бы социальной ниши. Если же преуспеть ни в чем не получается, жизнь теряет смысл. Это и произошло с мышами, которые в условиях, когда «нечего больше хотеть», отказались от сложных поведенческих паттернов. Ухаживание за самкой, размножение и забота о потомстве, защита территории и мышиной «семьи», участие в социальных иерархических группах потеряли для них всякий смысл в условиях, когда старые самцы жили (по мышиным меркам) слишком долго и не торопились освобождать свое место представителям следующего поколения. В условиях неограниченного количества пищи и отсутствия риска любого внешнего вмешательства даже защищаться мышам было не от кого – опасность грозила им лишь от самих себя. В итоге обитатели «мышиного рая» деградировали очень быстро, оставив за собой лишь примитивные функции – есть, пить, спать, ухаживать за своим внешним видом.

Конечно, весь этот эксперимент – лишь красивая аналогия. И нет оснований предполагать, что люди, почувствовав «пределы роста», должны начать вести себя так же, как и мыши из эксперимента Джона Кэлхуна. Но все тренды указывают на то, что «золотой век» цивилизации остался позади и для человечества в основной своей массе наступают нелегкие времена. И, возможно, будущее будет совсем не таким «светлым», каким мы его себе представляли еще совсем недавно. Конечно, в разных странах мира это будет чувствоваться по-разному, и скорость происходящих эволюционных процессов в разных регионах мира тоже будет различной: в Китае или Индии – быстрее, а, например, в Швеции – медленнее. Но неспроста среди граждан развитых стран заранее все больше распространяется чувство стыда: стыдно покупать ненужную одежду, стыдно летать самолетами, стыдно ездить на неэкологичных автомобилях. В общем, стыдно слишком много потреблять.

Кстати, в СМИ уже сейчас время от времени можно увидеть агитацию за изменение рациона человеческого питания – например, призывы к употреблению в пищу альтернативных белков. В наши дни уже более двух миллиардов человек используют насекомых в качестве пищи, и таких людей на планете в ближайшие годы будет становиться все больше. По подсчетам владельцев насекомоводческих ферм, на одном квадратном метре можно в очень сжатые сроки произвести 3 килограмма питательного белка из насекомых с себестоимостью многократно ниже, чем «традиционная» пища – натуральное мясо, молоко или рыба. Наряду с бактериями, грибами и микроводорослями насекомые считаются наиболее перспективными источниками альтернативных белков. В муке из саранчи, между прочим, содержится в два раза больше белка, чем в говядине. И, в сущности, многим людям безразлично, чем была их еда в прошлом – саранчой, стрекозой или богомолом, ведь ресурсы планеты не бесконечны.

Возможно, «традиционная» еда через пару десятков лет может стать доступной только нескольким сотням миллионов жителей, прежде всего, наиболее богатых стран. Впрочем, в беднейших странах мира проблемы с едой и даже чистой водой, пригодной для питья, возникают и в наше время.

Что еще может измениться в будущем, по сравнению со стабильным «капиталистическим» настоящим потребительского общества? Давайте немного пофантазируем в жанре антиутопии (в котором написана вся эта книга).

Начнем с того, что деньги (богатство) для большинства людей не будут играть в будущем решающей роли, поскольку значение государства как единого «регуляторно-распределяющего» механизма в достигшем пределов роста мире резко возрастет. Даже в современном мире богатство – это в некотором роде лишь строчка в банковском файле. В будущем же, вполне возможно, государство сможет одарить или лишить человека состояния всего лишь «нажатием одной кнопки мыши» или, например, изменением записи в едином реестре. Это произойдет хотя бы потому, что в мире ограничения потребления свобода распоряжаться своим состоянием может стать, так сказать, несколько условной, в том числе ради «выживания цивилизации». И действительно: если стыдно потреблять лишнее, еще более должно быть стыдно за то, что человек неправильно распоряжается богатством или иными принадлежащими ему ресурсами. Или, например, за то, что ведет слишком роскошный образ жизни.

Зато роль датакратической «властно-технологической» элиты может в этих условиях стать абсолютной. Государство и «цифровые» гигакорпорации, платформы и агрегаторы, похоже, претендуют на то, чтобы стать всевластными. Вспомните откровения датского министра Иды Аукен про общество будущего (глава 5): «…Мне ничего не принадлежит… Отслеживается каждый мой шаг. Я знаю, что где-то записывается все, что я делаю, о чем думаю и о чем мечтаю. Надеюсь, никто не станет использовать эти данные против меня».

Наверное, не будет. Разве что только в крайнем случае. Но цена слова и, тем более «поведенческой» ошибки многократно возрастет: ведь о любом человеке будет известно все до мелочей, буквально вся история его жизни. Это и даст датакратии не сравнимые ни с одной из прошлых эпох возможности по контролю и управлению любым обществом, которое, при условии эффективного использования новейших социальных и медиатехнологий в основной своей массе станет более монолитным и, в какой-то мере, «стандартизированным» или даже «роботизированным».

Это будет общество, которое в основной своей массе будет состоять из безработных иждивенцев – ведь спроса на массовый труд не будет, а, если человек не работает, значит, он не может платить налоги. И велика вероятность, что, к огромному разочарованию гуманистов, это приведет к снижению ценности человеческой жизни, даже в развитых странах.

Избирательные механизмы могут уйти в прошлое либо стать откровенно декоративными. Зачем они нужны, если выбирать некого и незачем? Изменить ничего нельзя, алгоритмы все просчитают наперед и организуют наилучшим, с точки зрения создателя или регулятора этих алгоритмов, образом. «Социальных лифтов» не останется в принципе, поскольку нейросети будут постепенно вытеснять человека из всех отраслей, да и высшая элита через некоторое время будет рада переложить на плечи искусственного интеллекта принятие решений, оставив себе безусловное право наслаждаться жизнью и доступным только ей практически неограниченным потреблением.

Да, в каких-то странах будет распространена искусственная занятость, а кому-то наверняка удастся найти себе ремесло по душе (вспомните главу 2: ремесленные форматы – одна из наиболее перспективных форм занятости будущего для «синих воротничков»). По-прежнему нарасхват будут лучшие ученые и врачи, элитарные наука, образование и медицина останутся с нами почти до конца. Но массовые профессии, не связанные с IT, уйдут в прошлое, и стремиться, в общем-то, «людям не из элиты» будет практически не к чему. Зато геймерство как способ заработка или, например, майнинг (фарминг) каких-нибудь виртуальных ресурсов (как, скажем, довольно популярный уже в наше время фарминг золота в игре World of Warcraft) станут гораздо более распространенными занятиями, чем сейчас. Но, конечно, им будет далеко до таких востребованных пока еще массовых профессий, как водитель такси или продавец-кассир в супермаркете.

Если мировой экономический пирог не будет расти, спрос на труд будет падать, велика вероятность перехода социума к формату «Нового Средневековья», когда приблизившиеся к бессмертию элиты во многих странах предпочтут в принципе ликвидировать социальные лифты и минимизировать расходы на «социальный сектор».

Если нет спроса на труд, неэффективно и массовое образование, да и массовая медицина, в сущности, тоже: вся эта инфраструктура появилась в свое время не просто так, а прежде всего потому, что экономика предъявляла спрос на образованную, квалифицированную и, самое главное, здоровую рабочую силу. А что теперь? Кто и ради чего будет содержать столь дорогостоящую социальную инфраструктуру в эпоху тотального «цифрового» сокращения издержек на все, что можно? Зато повсеместно станет распространен скоринг здоровья, наряду (или интегрированно) с социальным рейтингом. «Здоровье от природы» станет капиталом: любое хроническое заболевание – это слабый иммунитет, а ослабленная иммунная система означает риск подхватить какой-нибудь новый вирус и, тем самым, стать опасным для общества.

Впрочем, как помнит читатель, скоринг – это оценка. Так вот оцениваться в «новом мире» будущего будет практически все: кредитоспособность, здоровье, эмоциональный интеллект… И, возможно, родители будут счастливы немного «подкорректировать» гены своему ребенку, чтобы дать ему шанс на более высокую оценку и, соответственно, немного лучшую судьбу. Ведь от этой оценки может зависеть вся его будущая жизнь.

Встроенные или, на худой конец, «носимые» улучшения, которыми ранее пользовались лишь инвалиды – это уже не стигма, а конкурентное преимущество работника будущего, шанс на лучшую жизнь и, соответственно, более высокий уровень потребления.

Но не все родители, конечно, захотят участвовать в этой безумной гонке: это дорого и таит в себе непредсказуемые риски. Все большее количество людей предпочтет оставаться чайлдфри, понимая, что, в сущности, их ребенку будет гораздо тяжелее обеспечить себе достойный уровень жизни, чем им самим. Ведь как это сделать, если сфер, перспективных для человека, будет оставаться все меньше? Да и государству, кстати, намного выгоднее будет ограничивать рождаемость, нежели чем пускать этот процесс на самотек, особенно после того, как будет решена проблема «старения» экономически активного населения.

Определенный уровень потребления («уровень жизни») будет зависеть не только от социального рейтинга. Конечно, как это было в прошлом в социалистических странах, он будет даваться за определенные заслуги перед государством или гигакорпорациями и уж, конечно, представители элиты будут оцениваться системой отдельно от общей массы людей. При этом высшей элите, которая до определенного времени будет контролировать алгоритмы, оценки, будут просто не нужны.

Многие топовые инфлюенсеры (вспомните главу 7), представители этого «духовенства будущего», тоже имеют все шансы стать частью элиты, если, конечно, они будут придерживаться мейнстримных позиций. Им нечего бояться, кроме операторов платформ типа Instagram и YouTube, на которых они будут вести свою деятельность. В будущем, где «виртуальная экономика внимания» функционирует по другим принципам, нежели классическая капиталистическая экономика, люди, завладевшие вниманием миллионов – настоящие магнаты-капиталисты и звезды-селебрити в одном лице. Но даже они со временем будут вынуждены соблюдать новые правила и не злоупотреблять «показным потреблением».

Очень вероятно, что уже совсем скоро мы увидим общество «глобальной безопасности и контроля» с элементами так называемой «Матрицы», когда 98–99 % населения будет дрейфовать в сторону жизни в виртуальной реальности, и лишь элиты останутся в условном «реальном мире», в котором для них (пока) ничего не изменится. В дальнейшем, очень вероятно, «сильным мира сего» будет доступна киборгизация и превращение в «сверхлюдей». По крайней мере до тех пор, пока контроль за всеми процессами на земле окончательно не уйдет к единому всепоглощающему и всепроникающему искусственному интеллекту. Может быть, эти «сверхлюди» с ним и соединятся.

А как вы относитесь, например, к созданию разнообразных виртуальных миров специально для избыточного и невостребованного для дальнейшего эволюционного развития населения планеты? Ведь сразу решается множество проблем, да и принцип гуманизма в некотором роде соблюдается. И, кстати, для граждан, живущих в «Матрице», достаточно будет самого минимального Безусловного Основного Дохода. А, возможно, «цифровым людям» он вообще не потребуется…

И, кстати, такой сценарий, при котором интернет будет становиться «жизненным пространством» для все большего числа людей, многим из них – геймерам, фрилансерам, IT-специалистам – может показаться вполне удобной и комфортной моделью будущего существования. «Матрицу» могут предпочесть и просто одинокие и необщительные люди, которых с развитием процесса цифровизации будет становиться все больше. Вспомните хотя бы историю кота Сокса и его хозяина из главы 3. А учитывая, что, как уже давно понял читатель, этап роста благосостояния широких масс завершился и массовое потребление более невозможно в переставшей расти устойчивыми темпами мировой экономической системе, такая «виртуализация» может оказаться не самым плохим выходом из ситуации. Образ жизни большинства людей на планете постепенно изменится, и, возможно, это позволит избежать глобальных войн, катаклизмов и хаоса.

Впрочем, отдельные люди и даже государства могут попытаться изменить ход истории и насильственно свернуть с пути технологического прогресса. Кстати, наверняка многие представители человечества предпочли бы относительно бедную, но свободную жизнь условной «золотой клетке» стабильности. Поэтому вполне вероятно, что некоторые граждане, общества, территории и даже страны могут отринуть эволюционный прогресс, либо по какой-то причине (например, слабость центральной власти и внутренние противоречия между элитами) не смогут его в полной мере реализовать. Таких территорий будет немало, и, скорее всего, их ждет «общество киберпанка» – управляемого или неуправляемого хаоса с отсутствием сильных государственных структур (failed state) и безраздельной властью криминала на улицах и даже в целых регионах. Собственно, такие примеры уже есть – это раздираемые гражданскими войнами некоторые африканские и арабские страны или провинции латиноамериканских государств, находящиеся под фактическим контролем наркокартелей типа мексиканского «Синалоа» или многонациональной группировки «Мара Сальватруча».

Все чаще и чаще стихийные массовые акции протеста, переходящие в беспорядки с погромами и хаосом на улицах происходят и в богатейших развитых странах – во Франции, Италии, Соединенных Штатах… А ведь люди из самых разных социальных слоев и регионов мира со временем будут все больше осознавать неочевидные перспективы своего существования. Какие меры предпримут власти в отношении собственных граждан в отсутствие полноценного общественного и медиаконтроля? Скорее всего, это будет зависеть от ментальных и культурных особенностей жизни в каждом конкретном государстве, но одно, пожалуй, несомненно: низкое качество жизни и постоянный страх в высокотехнологичном, казалось бы, мире – вот то, что может ждать регионы и общества, которые попытаются отринуть эволюционный путь развития в одиночку.

И в технологичных обществах, и в «киберпанке» усилится роль религий, причем как традиционных, так и новых, в том числе всемозможных «цифровых» верований и сект. Лишившимся традиционных моральных ориентиров простым людям все больше нужно будет черпать надежду в вере. Впрочем, уже сейчас некоторые визионеры и аналитики призывают правительства увеличивать роль религии в общественных процессах, чтобы избежать социальных взрывов в сложное турбулентное время.

Кстати, не исключено, что противоречия между странами и общественными моделями в период «глобального цифрового перехода» настолько возрастут, что в элитах некоторых государств предпочтут встряску глобальной войны стабильному существованию без уверенного экономического роста в «заполненном» мире. Это даже может перезапустить на какое-то время капиталистическую систему. Территории, пострадавшие от мировой войны, придется восстанавливать, а уровень жизни в воюющих странах настолько упадет в моменте, что сделает возможным практически V-образный экономический рост после окончания военных действий. В то же время риск тотального разрушения цивилизации в этом случае будет слишком велик, да и многие представители мировой элиты могут сильно пострадать, поэтому такой сценарий кажется маловероятным.

В будущем есть место и позитивным сценариям. Светлое будущее, «развитие и рост без границ» станут вполне возможными, если появятся новые технологии, которые сделают реальным (и прежде всего экономически выгодным) освоение и заселение космоса людьми. Наступит эпоха «Новых Великих географических открытий», а спрос на людей, на человеческий труд возрастет многократно, так как Вселенная, как известно, практически бесконечна. В этом случае оставшимся на планете Земля людям, которые не смогли или не захотели лететь к далеким звездам, вполне может выплачиваться Безусловный Базовый Доход, ведь ресурсов в «новых колониях» хватит на всех. В противном случае ББД может стать реальностью только в богатейших странах мира, но никак не повсеместно.

Впрочем, вполне возможно, эволюционный переход совокупного мирового интеллекта из биологической в цифровую фазу произойдет гораздо быстрее, чем мы можем себе представить. Снижение интеллекта людей, иждивенчество и «жажда эффективности» приведут к тому, что даже профессиональные врачи, программисты, менеджеры и управленцы будут перекладывать принятие решений (сначала не слишком, а потом все более и более ответственных) на искусственный интеллект. Очень быстро это войдет в норму, а профессиональные навыки, которые приобретаются годами и, безусловно, с огромным трудом, будут теряться. Да и зачем они будут нужны? Ведь конкурировать с алгоритмами в оценке ситуации для принятия того или иного решения станет невозможно…

«И все-таки не верю!» – может воскликнуть читатель. «Неужели уже никогда не будет так, как раньше?»

К сожалению, нет.

Вторая половина ХХ века – время «безграничных возможностей», время наименьшего неравенства и максимальной демократизации, децентрализации, эгалитарности общества. Это было обусловлено демографическим взрывом на планете: за период с 1950 до 2000 года население планеты возросло с 2,5 млрд человек до 6 с лишним миллиардов, а к 2020 году и еще на 1,7 миллиардов. Бурный рост населения (во многом следствие изобретения антибиотиков) дал мощнейший импульс росту мировой экономики, тот, в свою очередь – технологическому буму, и все это вместе естественным образом приводило в действие социальные лифты разного рода. Когда общество в движении и претерпевает быстрый рост или иные значительные изменения, эти лифты работают наиболее эффективно, и внутри социума появляется множество возможностей и стимулов. Конкуренция высока, ежедневно появляются новые игроки, которые сменяют старых и неповоротливых монстров. Это сдерживает рост неравенства. Однако, демографический взрыв не бесконечен, и сейчас мы видим иную ситуацию.

Во всем мире все больше и больше усиливается тенденция к снижению рождаемости. Если ранее, как уже упоминалось, фертильность ниже «простого коэффициента воспроизведения» – 2,1 ребенка на женщину – наблюдалась только в странах Европы и на постсоветском пространстве, то за последние годы аналогичная ситуация сложилась в Латинской Америке (Мексика, Бразилия, Аргентина), в Китае, ряде азиатских стран. Даже традиционные «локомотивы роста» мирового населения – Индия и Бангладеш – уже приближаются к этому порогу, а в некоторых индийских штатах коэффициент фертильности уже упал ниже двух. В бурно росшем в ХХ веке Иране он составляет сейчас, по разным оценкам, всего 1,75–1,86 рождений на женщину, что вполне сопоставимо с европейскими показателями. Похожие тенденции (хотя и с некоторым временным лагом) мы видим даже в Африке, где рождаемость всегда была запредельной. Рождаемость в Африке южнее Сахары сейчас почти повсеместно упала ниже коэффициента 5.0 (исключения составляют такие беднейшие государства, как Нигер, Мали, Демократическая Республика Конго, впрочем, в этих же странах зарегистрирована наибольшая младенческая смертность). Если указанная тенденция получит свое продолжение, прогнозы ООН о росте численности населения земли до 8 миллиардов человек к 2025 году не подтвердятся, и уже через несколько десятков лет население Земли может начать снижаться. А ведь оно еще и стареет. Такого на планете не было еще никогда.

Тем временем социально-технологическая эволюция, благодаря которой и появились большие данные, мобильные гаджеты и нейросети, уже привела к тому, что человечество в основной своей массе неуклонно, причем со все возрастающим ускорением, снижает свой интеллектуальный потенциал, постепенно становясь лишь придатком искусственного интеллекта. Большинству homo sapiens уже нет смысла развивать свой мозг, потому что программы все сделают за них. Да что там развивать – многие люди уже предпочитают вообще «не включать голову», слепо доверяя весь мыслительный процесс алгоритмам и разного рода девайсам, ведь так гораздо удобнее. Это неизбежно означает, что в более отдаленном будущем в какой-то момент контроль над искусственным интеллектом будет утрачен. И станет реальностью пророческая фраза известного ученого-физика, исследователя искусственного интеллекта Макса Тегмарка: «Мы способны управлять тиграми не потому, что мы сильнее, а потому, что умнее, так что если мы сдадим позиции самых умных на планете, то рискуем утратить свободу».

Сколько поколений людей еще сменится на Земле до этого момента? Десять? Пять? А, может, уже следующее поколение будет последним?

Очень может быть, что пройдет всего несколько десятков лет и такой момент наступит. Тем самым будет положено начало новой, постбиологической эры в социально-технологической эволюции. Первенство homo sapiens навсегда уйдет в прошлое. Венцом творения окажется не биологическое существо, а эфемерное «облако» из единиц и нулей, которое будет контролировать каждый атом во вселенной, и в которое можно будет, при желании, загрузить все человечество. Оно будет жить в этом «облаке» вечно, в одной из многочисленных виртуальных реальностей. Но – не станем лукавить – это будут уже не люди.

Но возможно и другое. Создав систему всепроникающего интернета, в которой каждый атом будет контролироваться в рамках вселенского «интернета вещей», искусственный интеллект вернет Вселенную в исходное состояние эволюции, то самое, в котором мы существовали до Большого Взрыва. Это состояние называется учеными физической сингулярностью и характеризуется концентрацией всей материи, находящейся во Вселенной, в одной точке с бесконечно высокой плотностью. И, может быть, в далеком будущем вновь случится Большой Взрыв, а эволюция пойдет на очередной круг.