Дерзкие. Будешь моей
Уже месяц как у нас с ним разные жизни. Я уехала во Владивосток, а Глеб женится на другой в угоду своему отцу. Думает, что я предала его, думает, что никогда ничего не чувствовала и просто играла, чтобы доносить информацию их врагу, но на самом деле меня просто жестоко подставили двое людей, что до этого в сговоре уничтожили внутренний мир родного брата Глеба — Руслана, убив его любимую и нерожденного сына… Но моя правда никому не оказалась нужна. И сейчас, когда я вынуждена вернуться в Москву в университет, чтобы забрать документы и перевестись в другой ВУЗ, я не знаю, как смогу смотреть Глебу в глаза. Особенно учитывая то, что у меня есть от него ещё один очень важный секрет… Первая книга — "Дерзкие. Будешь должна".
Пролог
— Катюш, смотри, что мы тебе взяли, — мама показывает мне кулон в виде аккуратной золотой капельки, а я ощущаю внутри болезненное жжение.
Помню, как после его выстрела, громко вздохнула, прикусив губу от страха. Пули в патроннике не оказалось, зато он ответил на мой вопрос своим поступком, и я молча встала и ушла из кабинета, чтобы собрать вещи. Там прямо на своей постели я оставила все его подарки, когда-то приобретённые для меня. В том числе и кулон, который он подарил в один из лучших вечеров в нашей жизни.
«— Это моё, если что… Вырвано из груди и отдано. В бессрочное пользование.
— Не боишься, что я его…Разобью или потеряю?
— Если разобьёшь или потеряешь, значит, так надо…
— Спасибо. Всегда будет со мной».
Воспоминания горьким эхом раздаются по грудной клетке. Я принимаю подарок и прижимаю к себе.
— Спасибо, мам…Серёж…Но не стоило тратить деньги…
— Что ты, Катюш…Я ведь нашла такую хорошую работу. Да и Серёжка подрабатывает в магазине возле дома…Мы только благодаря тебе радуемся жизни, — говорит мама, на что я невольно улыбаюсь, хотя внутри просто апокалипсис. Ведь всё это не благодаря мне, а благодаря Глебу.
И я до сих пор ему благодарна, несмотря на все болезненные слова, что услышала от него в свой адрес. Все обвинения и оскорбления…Возможно я заслужила это. Или вовсе не заслуживала его самого…
Зато теперь он будет счастлив, как и его отец.
Совсем недавно мне звонила Соня. Я сразу сообщила ей, что не могу оставаться в городе. Мне нужно уехать на неопределённый срок. А сейчас она пока не знает, что мне придётся взять академ отпуск, и вряд ли я вообще вернусь. Скорее всего переведусь на заочное во Владивосток…
Именно она сказала мне, что Глеб женится. В универе сразу поползли слухи, а с учетом того, что Кир — его лучший друг, всё стало ясно ещё раньше.
Думаю, Беата счастлива, да и Александр Юрьевич тоже. Соня говорила, что Глеб сильно изменился. Стал более замкнутым, закрытым и одиноким. Я слышала, что он даже продал один из своих клубов, но причину этому не знала.
Вскоре из Интернета увидела и то, что Глеб Александрович Адов стал обладателем акций ювелирного холдинга отца. Так я поняла, что его очень ловко подмяли под себя, а я оказалась просто ненужным звеном в его истории. Той, которой никогда бы не позволили быть с ним по-настоящему.
Маме и Серёже я не стала ничего рассказывать, тем более, что рассказывать было нечего. Два месяца отношений были вырваны с корнем, словно их никогда и не было. У меня не осталось даже его номера. Думаю, после того как он разбил свой телефон, и у него не оставалось моего. Мы больше ни разу не пересекались, никогда не говорили. Единственным связующим звеном оставалась Соня, ведь они с Киром до сих пор были вместе. Но даже ей я не рассказывала свой самый главный секрет…
С тех пор как Глеб единожды нарочно кончил в меня, у меня пришли месячные, и я искренне надеялась, что пронесло, ведь не хотела заводить ребенка в одиночестве, да ещё и после такого горького расставания, стресса и нервов, но…В последние дни я ощущала сильную тошноту, как будто у меня была морская болезнь. Изначально я так и думала, ведь во Владивостоке приходилось постоянно кататься на судне, да и морепродукты были не самым моим любимым блюдом, но собравшись с мыслями и вычитав в интернете о том, что месячные могут продолжаться даже в случае беременности, мне вдруг стало не до шуток. Я купила пять чёртовых тестов, а потом поняла, что все они показывают один и тот же результат…Так и пришла идея об академе и дальнейшем переводе, но в Москве сказали, что для этого нужно явиться за документами лично и сдать долги, чтобы мне одобрили этот перевод. А это неизбежно значило встречу с тем, кого я так боялась увидеть…Это неизбежно значило ощутить новую порцию боли, которой, казалось, уже было за глаза, но всё ждало меня впереди…
— Ааааа! Катюшаааа! — Соня заключает меня в свои крепкие объятия, едва я появляюсь на пороге нашей с ней старой комнаты. — Почему не сказала?! Я бы встретила!
— Знаешь, я как-то не хотела придавать этому такое значение, — смеюсь, обнимая её. — Ты расцвела…Такая красивая…
— Спасибо, — она делает мне шуточный реверанс, а я одобрительно киваю, отчего мы обе заливаемся в хохоте. — Как там Владивосток? Как родные?
— Хорошо, да…Всё хорошо… Мне ещё нужно будет серьёзно поговорить с тобой в ближайшее время…
— О, чуть не забыла! Тут же к тебе парень приходил, — улыбается она, играя бровями.
— Какой ещё парень?
— Такой высокий, темноволосый…Саша…Или Паша…
— Паша Конев? — спрашиваю, и Соня начинает судорожно кивать.
— Да-да, узнал у нашей комендантши в какой ты комнате, и пришёл. Но тут же была только я. И вот…Он оставил тебе это, — она передаёт мне свёрток, а я хмурюсь, но разворачиваю. — Любовное послание? — спрашивает она, смеясь надо мной. Она так легко шутит только потому что я сказала, что мне плевать на Глеба и всё кончено. И буквально весь месяц делала вид, что меня вообще не интересует его жизнь, ничего не спрашивала и не интересовалась. Соня проболталась только про женитьбу, и то я типа пропустила эту новость мимо ушей. Я всегда хорошо скрывала эмоции и теперь мне здорово это помогает, чтобы справляться со стрессом.
«Катюша, я до сих пор в Москве. Из сети слышал про помолвку твоего бывшего и сделал вывод, что ты теперь свободна. Сама ты не писала и не звонила, а у меня нет твоего номера, поэтому я решил заехать. Если будет желание, может сходим куда-нибудь? Всё-таки мы теперь оба здесь и очень бы хотелось показать тебе, чего я достиг за эти полтора года. Павел».
Вздыхаю, сворачивая послание обратно.
— Тут ещё это… — она протягивает мне бархатную коробку с золотыми серьгами. Ну вот…Теперь точно придётся встретиться, чтобы отдать ему их. Блин. — Не хочешь с ним встретиться?
— Только чтобы вернуть всё это, — резко отвечаю, прибирая всё в свой стол.
— Ммм… — огорченно протягивает Соня. — Кать…Ты хоть и говорила, что всё хорошо, но ты какая-то дёрганная. С мамой и Серёжей точно всё в порядке?
— Да, Сонь, всё хорошо. Просто ты же знаешь, я не люблю такие подарки. А когда вот так обязывают их принять, просто оставляя в комнате, не люблю и подавно.
— Мне показалось, он вполне обеспеченный. Приехал на какой-то крутой машине. Думаю, такие подарки для него не проблема…
— Для него может и нет, а для меня — да, — отвечаю, перетащив свою дорожную сумку, и Соня тут же вцепляется в неё руками.
— Давай помогу растолкать? — спрашивает, уже зацепив замочек, но я останавливаю.
— Сонь…Не надо, — грубо осекаю, на что она хмурится.
— Извини, я хотела, как лучше…
— Сонь, нам надо поговорить… — плюхаюсь на кровать и смотрю грустным взглядом. — Дело в том, что я приехала сюда…Ненадолго. Совсем ненадолго. Я переезжаю к матери, подруга…Перевожусь в другой университет…
— Что? Нееет, — мотает она головой. — А как же я? Как же Глеб?!
У меня сердце замирает.
— А при чём здесь Глеб?
— Ну…Я просто думала, что есть шанс…Что вы…
— Соня, нет…Его нет. Пойми, что мы с ним друг другу не подходим. Всё закончилось. И мне придётся уехать…
— Потому что ты бежишь, да? Бежишь от чувств?!
— Вау…А отношения с Киром явно идут тебе на пользу…Ты научилась высказывать всё, что думаешь…Как на духу…
— Кать…Я ведь тоже не слепая. Он изменился, какие-то однодневные девушки рядом. Что между вами произошло? Ты ничего не говоришь. Кир не говорит, а я боюсь спрашивать, но сейчас, когда ты сказала, что уезжаешь…Тут и дураку понятно, что произошло что-то очень плохое. Он ведь любил тебя, я точно знаю, что любил…А теперь женится ни с того, ни с сего! Хотя сам спит с другими! Что это ещё за дела такие?!
— Послушай, не надо. Он изменился, потому что понял, что эти отношения для него травматичны. Так же, как и для меня. Мы оба поняли, что не подходим друг другу. Тут я обсуждать нечего… Я должна буду закрыть долги и уехать. Прости меня, пожалуйста, Сонь…Но мне так будет лучше.
— Ладно…Хорошо, Кать. Я понимаю, — она садится рядом и вздыхает, взяв меня за руку. — Значит, ты примерно на месяц?
— Боюсь, что даже недели на три…Не больше, постараюсь быстрее всё сдать и улететь. Главное, чтобы все пошли на встречу.
— Думаю, с этим не будет проблем, тебя ведь любят преподаватели…
— Ага, — улыбаюсь и заваливаюсь на свою подушку, глядя в потолок…Так много воспоминаний. Взяв книгу с полочки, я очень быстро проваливаюсь в сон после перелёта и не замечаю, как наступает вечер.
«Паша, привет, это Катя. Давай завтра увидимся. Мне нужно вернуть тебе подарок и сообщить одну новость лично», — пишу сообщение своему однокласснику и буквально сразу же получаю ответ, что он заедет за мной завтра в семь вечера, и что подарки — не отдарки. Решаю, что просто оставлю коробочку у него в машине. Спорить ни с кем не собираюсь, мне хватило в своей жизни одного твердолобого дурака. Весь вечер до самой ночи, пока Сони нет в комнате, я читаю лекции, надеясь, что удастся решить всё гораздо быстрее, чтобы как можно меньше времени проводить в стенах этого университета.
Раннее утро встречает тошнотой. Хорошо, что Соня не вернулась в общагу, и я спокойно бегу блевать вместо любимого утреннего кофе. Об аборте я даже не думаю. Ведь как смею предположить, у меня уже примерно шесть-семь недель, и у меня рука не поднимется убить живого человека. Хоть я и хочу сходить к врачу, чтобы всё проверить в ближайшее время, но сильно боюсь. Достаточно быстро записываюсь на прием на следующее утро, умываюсь и бегу в деканат, чтобы переговорить обо всём с куратором и ректором. Выгляжу ужасно. Бледнее моли, с синяками под глазами. И меня постоянно мучает головокружение и слабость.
Договариваюсь, принимаю обходной и мне сообщают, что когда внутренние вопросы между ВУЗами будут решены, на почту придёт список необходимой разницы для поступления. А пока у меня долги, я должна заняться ими.
Выхожу в длинный коридор и просто застываю, увидев в самом конце Глеба, окруженного целой свитой, среди которой какие-то девушки и незнакомые мне парни. Как всегда, одетый с иголочки, идеальный, красивый, но при этом такой пустой, что и смотреть на него кажется неправильным и непростительным для себя самой. Глаза — два айсберга. Глаза — отражение души. И его душа отражает лишь осколки…И больше ничего.
Он идёт в мою сторону, идёт не спеша и совершенно спокойно, а затем равнодушно проходит мимо, даже не взглянув на меня, пока Кир очень болезненно и волнительно кивает, следуя за ним, а я кое-как перебираю ноги, уходя оттуда прочь. По всему телу бегут липкие болезненные мурашки, практически иголки, которые кажутся настоящими. И я чисто на автомате залетаю в туалет и начинаю истошно рыдать, закрывшись в кабинке, пока слёзы не вызывают новый приступ неконтролируемой тошноты…
Глава 1
Как же больно осознавать, что нас больше нет. Как мучительно и невыносимо каждое воспоминание, которое проникает в тело как тысяча острых лезвий. Мне кажется, я забываю, как дышать, когда вижу его. А когда понимаю, что он больше не смотрит на меня…Что он больше никогда не назовёт ведьмой…Не обнимет…Не поцелует, я и вовсе проваливаюсь куда-то в настоящий Ад…
Он был для меня всем. Или есть всё? Я не понимаю, что чувствую. Внутри всё скребёт и пульсирует. Нутро разрывает на части. Где заканчиваюсь я и начинается он или наоборот? Раньше мне казалось, что мы — продолжение друг друга…А теперь…
Умыв лицо и глядя в зеркало, наблюдаю свой потрепанный, изнеможённый вид. Неужели мой ребёнок творит со мной такие вещи? Или же дело в горечи расставания? В том, что я больше не могу смотреть на объект своих мучений так близко?
Быстро выхожу в коридор и бегу решать свои вопросы. Мне везёт, долго ждать не приходится, и я пулей вылетаю из университета, проскочив мимо тех самых спортивных машин, рёв которых уже отложился у меня в памяти.
Добравшись до общежития, смиренно выдыхаю. Уже завтра узнаю, всё ли с маленьким в порядке. Но я точно чувствую, что он там есть…Он или она, не важно. Эта энергетика Глеба. Пусть я мнительна…Но я его ощущаю. Его огонь и его силу в себе.
Во Владивостоке нам будет хорошо. Уверена, что мама не осудит. Да и Серёжа точно не будет говорить плохого. Я справлюсь. Ведь как бы там ни было, я уже его люблю. И всегда буду любить его отца. А покуда жива любовь, силы на воспитание всегда найдутся.
Пока решаю контрольные и пишу курсовую, в комнату возвращается Соня. Мне разрешили не посещать пары, а она выглядит очень опечаленно и растерянно, будто боится мне что-то сказать.
— Знаешь, я сегодня…говорила с ним, — подруга тянет каждое слово. — Только не ругайся, пожалуйста. Я сказала, что ты прилетела.
— Он и так это знает. Видел меня сегодня, — отвечаю, даже не поднимая взгляда.
— Вот как…Но он показался мне каким-то…Кать…Он всё равно что-то чувствует. Я прямо ощутила, как в его взгляде просквозила боль из-за этого…Он изменил тебе, да? Или…Что-то такое? Из-за чего вы расстались, Кать?
Хмурюсь и качаю головой.
— Он ни в чём не виноват, Сонь. Просто так бывает. Не ищи то, чего нет, — смотрю на часы. Время уже пять. Я так сильно засиделась. — Пойду помоюсь и соберусь на встречу с Пашей. Не грусти…
Беру полотенце и косметичку и ухожу к общим душевым. Через сорок минут возвращаюсь, услышав, что Соня болтает по телефону с Киром. Но стараюсь не обращать внимания. Молча собираюсь и вставляю в уши наушники, напевая что-то себе под нос. В последнее время так рефлексирую, иначе давно бы уже крыша поехала. Всё время думать о Глебе и о том, что между нами произошло, это как нырять в ледяную прорубь и не находить выхода. Порой мне кажется, мы с ним давно утонули и наши тела встретились где-то на дне океана…Где уже ничего не будет по-прежнему…
Когда мы вот так сидели…Друг напротив друга… Холодный металл касался моего лба, а запах страха и ненависти витал в комнате. Я чётко ощущала, что теряю его. Наша нить, которая до сих казалась неразрывной, рвалась прямо на моих глазах, а я ничего не могла с этим поделать. Лишь безмолвно кричать ему своим взглядом.
Лишь пытаться кричать это своими глазами, своим сердцем, своей пока ещё не растоптанной душой…Но он не услышал…
А я поняла, что он не верит.
И никогда не поверит, что бы я тогда не сказала…
Я поняла, что всё рухнуло. И мы с ним просто перестали друг для друга существовать. Это было началом нашего с ним конца.
Ведь сказка не может быть вечной, правда?
И сейчас, когда я слушаю музыку, невольно примеряю каждую фразу на наши отношения…Знаете такую фишку? Когда теряешь любовь всей жизни, кажется, что вселенная потешается над тобой. Абсолютно всё вокруг начинает изводить твои нервы и проверять на прочность. Даже чёртовы джинсы Светки Титовой, которые я по запарке так и не вернула, а они, будто назло выпадают из шкафа, стоит мне потянуться за феном.
Не считаю встречу с Пашей свиданием, поэтому краситься даже не собираюсь. Одеваюсь, как попало, и сушу волосы, думая только о завтрашнем походе к гинекологу. А потом, когда Соня заканчивает диалог с Киром, лезу в ящик стола за серьгами и вдруг понимаю, что они лежат совсем не в том отделе, куда я их засунула, а записки рядом и вовсе нет.
— Эм…Ты ведь не трогала ничего, да? — спрашиваю, на что Соня меняется в лице.
— Я? Кать, ты чё?
— Да нет, не подумай. Просто коробку я точно клала вместе с запиской на верхнюю полочку возле своей русалки…
— Может случайно как-то не туда положила? Задумалась и тебе так показалось?
— Да нет же…Иначе где записка? — сползаю на пол и роюсь во всех ящиках подряд, но тщетно. Пашино послание исчезло куда-то, будто его и не было. — Странно…Может девчонки или Ирина Альбертовна…Но это абсурд. Зачем ей какая-то бумажка?
— Кать, слушай, ну я не знаю, правда…Я пришла, ты уже была здесь. А когда ты ходила мыться, я болтала с Киром. Никого здесь не было больше, комната всегда закрыта на замок, — сообщает Соня, на что я всё же выдыхаю.
— Ладно, к чёрту. Бесовщина какая-то, — отвечаю, накидывая на себя тёплое пальто и слышу звук входящего сообщения.
«Я подъехал, выходи».
«Ок».
— Ладно, Сонь, я пошла. Быстро избавлюсь и вернусь, — сообщаю подружке, на что она только улыбается, качая головой.
Спускаюсь, выхожу из общежития и вижу, что Паша приехал на Роллс Ройсе, а в руках у него огромный букет алых роз. Не придаю этому значения и замираю возле двери его автомобиля, даже не перенимая цветы.
— Это тебе, Кать… — тянет он с добродушной улыбкой, и мне честно стыдно, но…
— Паш, я вообще-то хотела встретиться, чтобы вернуть это, — протягиваю в руке ту самую коробочку. — Мне всё это не нужно. Отношения не нужны.
— Почему? Я настолько тебе не нравлюсь?
— Дело не в этом. Мне сейчас никто не нравится, Паш…Болезненное расставание, понимаешь? — спрашиваю, чуть скривив лицо. Вообще не хочу говорить кому-то об этом, но ощущение, что Паша иначе не поймет.
— Я могу помочь тебе его забыть. Это всего лишь цветы…Ладно, серьги можешь не принимать…Но цветы? Кааать, — жалостливо смотрит он, вынуждаю меня нахмурить брови. И я всё же беру их в руки.
— Ладно.
— Давай мы поужинаем, и я сразу отвезу тебя обратно. Всё обсудим. Мне есть что рассказать…
— Про Ваню? — улыбаюсь, вспоминая его занудного противного младшего брата, на что Пашка посмеивается.
— И про него в том числе…Гадёныш женился, прикинь, — сообщает он, отчего мне становится реально очень весело, и я всё же решаюсь сесть в машину и поехать с ним на ужин, чтобы хоть немного отвлечься от всех насущных проблем.
— А в какой ресторан поедем? — интересуюсь, когда выезжаем на главную.
— В «Дьюри». Была там?
— Нет, я мало где была, — улыбаюсь, на что Паша пожимает плечами.
— А я за этот год только и делал, что изучал тут всё. От свободных ниш до вложений…Сколько труда ушло, но оно того стоило…Ванька теперь тянет из меня бабло, как говнокачка, — ржёт он, на что я закатываю глаза.
— Он всегда был сообразительным парнем… — издеваюсь в ответ.
Когда подъезжаем до того самого места, я вдруг понимаю, что соврала. Я была здесь. С Глебом. В тот самый раз, когда мы заезжали поужинать и решить вопрос насчёт Гамеля, но я даже не обратила внимание на название, потому что была раздражена. Мне было плевать. А теперь я захожу сюда с другим парнем и вижу ту самую приветливую девушку-администратора, которая встречала и провожала нас в прошлый раз с Глебом.
— Здравствуйте, пройдёмте. Меню на столике. Ваш официант на сегодня — Владлен. Если будут какие-то вопросы, всегда можете обратиться ко мне. Меня зовут Ангелина. Располагайтесь, — девушка покидает нас, доведя до столика возле окна, и растворяется в стенах просторного зала.
— Знаешь, я солгала, я была здесь…Просто не знала названия. Один раз была…
— Оу…Жаль конечно. Мечтал отвести тебя в место, где ты ещё не была…
— Да не страшно…Я, знаешь…Я не голодная, Паш…И точно не буду есть, — признаюсь немного с опаской. Не стану же говорить, что мой желудок отвергает почти всё, кроме гречки и курицы, блин. А есть это в ресторане как-то даже смешно.
— А хотя бы десерт?
Мотаю головой, но тут же растягиваю улыбку.
— Но я точно буду воду. Много воды…Желательно с лимоном…
— Хорошо, — посмеивается он, глядя на меня. А потом мы около двух часов обсуждаем всё на свете. Бывших одноклассников, учителей, какие-то старые приколы, происшествия, родителей.
— Спасибо тебе…Я реально очень давно вот так не отвлекалась просто на воспоминания…Это дорогого стоит…
— Ну вот видишь…А ещё я порой вспоминаю наш с тобой странный поцелуй у новогодней ёлки и мне до жути стыдно, — признаётся он, вызвав у меня смех.
— Почему???
— Ну, я тогда как бы облажался… — добавляет он, а я понять не могу о чём он вообще говорит. Просто толком и не помню, что такого тогда случилось. Вообще как-то не запомнилось. Наверное, потому что я все остальные свои поцелуи до Глеба и за поцелуи-то не считаю…Всё было не тем…Абсолютно не тем. И я не помню ничего, кроме его губ на своих.
— Не помню, — наигранно улыбаюсь, отмахиваясь и изучая антураж вокруг. Паша же смотрит только на меня, будто пытается проделать во мне дыру своим пристальным вниманием. Но после провокационных взглядов Глеба, которыми можно сжечь дотла все внутренности, вот эти попытки для меня будто реально детский лепет.
— Так ты скажешь почему не хочешь новых отношений? Он тебя обидел?
— Паш… — тут же осекаю его. — Не надо. Об этом я явно не готова разговаривать. Я хотела сказать тебе, что я здесь совсем ненадолго. Всего-то на три недели и потом всё…Улетаю на ПМЖ во Владивосток.
— Что? — растерянно смотрит он, слегка прибитый к земле моим таким заявлением.
— Да…Поэтому об отношениях не может быть и речи, — заявляю, на что он ещё сильнее расстраивается.
— Но Владивосток ведь не проблема. Я и сам могу туда уехать. Следом за тобой, — заявляет он, полный уверенности. Чушь конечно какая-то с его стороны, поэтому я просто и скупо отвечаю:
— Нет, это ни к чему.
Чувствую, что начинаю нервничать. А когда это обычно происходит, меня выворачивает. Поэтому я только стараюсь справиться с новым приступом, однако, не выдерживая, всё же направляюсь в сторону уборной, предупредив Пашу, что мне нужно уединиться.
Когда захожу туда, тут же закрываюсь в одной из кабинок и извергаю из себя всю жидкость, что выпила, отчего у меня нестерпимая боль во всём желудке. Словно острый приступ изжоги или гастрита. Естественно, блин. Нашла что пить на голодный желудок…Воду с лимоном! Дура…
Выхожу оттуда слегка потрепанной и включаю воду, склонившись к раковине и прополаскивая рот, пока взгляд в зеркале не натыкается на знакомые золотистые локоны и голубые глаза Беаты Домбровской. У меня будто чеку внутри вырывает. Мы смотрим друг на друга, и она кажется слышала, что со мной там происходило.
Пульс учащается до максимума. Меня же сейчас бомбанёт!
Я кое-как отрываю от неё свои глаза, судорожно вытирая рот салфеткой, и выбегаю оттуда прочь, словно ужаленная, делая вид, что мы незнакомы.
Не успеваю ответить себе на все эти многочисленные вопросы, как застываю в ужасе перед нашим столиком, глядя на то, как Глеб склоняется над Пашей и что-то шепчет ему на ухо, метнув свой ледяной уничтожающий взгляд в мою сторону…
Глава 2
Сердце воет набатом, когда вижу, как он смотрит. Не в силах разорвать этот магический зрительный контакт стою, как обмершая перед ним, и не шевелюсь до тех пор, пока он не уходит от нашего столика, бросив последний небрежный мажущий взгляд в мою сторону.
Только тогда я позволяю себе отмереть и подойти обратно к Паше.
— Что это было? Что он тебе говорил?! — спрашиваю, нахмурившись. Внутри просто ураган и меня закручивает в смертельную воронку вместе со всеми своими воспоминаниями.
— Да не переживай. Просто подпёр мою машину. Попросил сказать, как мы поедем, чтобы дать нам проезд, — сообщает он равнодушным тоном.
— И всё?
— Ну да, — говорит он, заставив меня нервно кивнуть головой.
— Знаешь, мы, пожалуй, можем ехать…Я не особо хочу тут оставаться…
— По правде говоря, я тоже…Оденешься пока? Я погрею машину и поедем…
— Хорошо, — соглашаюсь и иду к гардеробной. Там уже будучи одетой принимаю вызов от матери. Немного говорим с ней, но я не разглагольствую, потому что хочу нормально поболтать, когда останусь одна.
Когда Паша возвращается с улицы, вид у него такой, словно он на меня злится, но ничего не говорит, просто провожает до машины.
— Меня расстроила мысль о том, что ты вновь уезжаешь куда-то…Я искал тебя, — добавляет он, пока мы возвращаемся в общежитие.
— Зачем искал?
— Потому что всегда был влюблен в тебя, — сообщает он без заминок, а у меня сейчас случится обморок. Что ещё за глупости?
— Паш…Это всё лишнее…
Не успеваю что-то объяснить, как он бьёт по тормозам, заруливая в какой-то кармашек возле магазина.
— Это не лишнее, блин, Катя! Да я влюблен! Влюблен с десятого класса! И можно сказать всего этого я добился только ради того, чтобы отыскать тебя! Чтоб добиться расположения! А ты бегаешь от меня, как ужаленная! Связалась с каким-то криминальным выродком! И теперь…
— Не смей, слышишь, — агрессивно выдавливаю я, сцепив зубы. — Только продолжи его оскорблять, и я больше никогда с тобой не заговорю!
На его лице вдруг появляется защитная болезненная ухмылка.
— Вот как…Значит, всего пару месяцев и так конкретно крышу снесло, да? — спрашивает будто с издёвкой. — А знаешь ли ты, что он хотел мне приплатить, чтобы я как можно быстрее тебя оприходовал?! Сходу предложил до хуя бабла, чтобы я тебя трахнул?! Как тебя такая новость, а, Катюш?!
— Что?! — морщусь, выдавая панику за мерзость. Боль за отвращение. — Что ты, мать твою, сказал?!
— Что слышала, Катя! Он подошёл и сказал, цитирую по слогам: «Дам тебе триста штук баксов, если уведешь отсюда эту шлюшку и оттрахаешь на парковке за рестораном». Классно?! Тебе нравится такое в парнях?! Так его любишь?!
— Вообще-то не очень, — отвечаю с комом в горле, отстёгивая ремень. В груди всё разрывается на мелкие осколки. Какой же Глеб ублюдок…Какой же гнусный выродок…Как я его ненавижу!
Но мне нельзя так думать. Нельзя. Потому что у меня есть малыш. Он во мне и всё чувствует. А такие мысли причинят ему только вред.
— Рада была встретиться, Паша. И прощай, — захлопываю дверь в его машину и иду в сторону остановки, вытирая со щек жгучие невыносимые слёзы. На улице колотун, а мне не холодно, мне так, словно я умерла…
Если я раньше думала, что мертва, то ошибалась. Полная остановка сердца произошла сейчас. Когда я это услышала.
Вообще ни о чём не думаю, даже не сразу замечаю, что машина Паши следует за мной со скоростью черепахи до самого автобусного кармана.
— Катя, прости. Садись. Я довезу.
— Нет, — отвечаю сразу же. — Не утруждайся. Мы больше не увидимся. Я не хочу общаться.
— Давай я только довезу и всё. Обещаю, что больше не стану тебя беспокоить… — шепчет он, а я чувствую, что мои ноги мёрзнут.
Пять минут уговоров и отсутствие автобуса начинают играть роль. Мне нельзя стынуть. Это опасно для ребенка.
Сажусь к нему в машину только поэтому, и сама не знаю, что на меня находит. Я вдруг начинаю истошно рыдать, как полная идиотка. Вот так просто в машине человека, которого я не видела толком уже почти два года. Так больно на душе, что не могу остановиться.
Зачем он говорил все те слова о нас когда-то, если по итогу так гнусно обо мне отзывается?! Разве можно так возненавидеть?! Я ведь никогда бы не сказала про него таких мерзостей! Никогда бы вот так его не ранила!
Да я просто разрезана им на мелкие кусочки! Атрофирована! Уничтожена!
— Всё, не плачь, — шепчет Паша, успокаивая меня.
— Не могу…Не могу, — извожусь на нет. Всю трясёт. Кажется, что сейчас начну задыхаться. Как же это мучительно. Как же жестоко!
Лихорадочно хапаю воздух в салоне, чтобы хоть немного устаканить дыхание, но толком ничего не выходит.
— Да что между вами произошло, блин?! — выдаёт Павел рассерженно. — Не понимаю, что ты такого сделала…
«Предала, предала, предала…Не предавала!!!», — стучит моё сердце в ответ.
— Это не важно. Всё, Паш. Я успокоилась. Довези до общаги, — прошу его, на что он кивает, и его авто трогается с места. Я всё время молчу и смотрю в окно, ощущая, что мои кишки скручивает от боли.
Уже там благодарю его и собираюсь выходить, но он берёт за руку.
— Если что-то будет нужно, звони… — твердит он, на что я киваю и быстро юркаю из салона в сторону крыльца своей общаги. Цветы оставила в машине, серьги — тоже.
А сердце…Сердце — в том ресторане… В его ногах.
Правильно всё сделала. Если не считать тот факт, что он его топчет.
В комнату возвращаюсь с видом мертвеца, и Соня тут же это замечает.
— Ой…Что случилось??? — подпрыгивает она с кровати.
— Ничего. Просто видела Глеба и всё.
— Что? Где?! — удивляется подруга.
— Мы с Пашей ездили в ресторан… — меня вдруг снова распаляет, и я, начиная рыдать, выливаю Соне всё-всё, что со мной происходит, а потом не выдерживаю и добавляю. — Я беременна!
У подруги округляются глаза. Она замученно вздыхает и прикрывает рот ладонью.
— О, Господи, Катюш… Почему ты не скажешь ему обо всём?!
— Ты в своём уме?! После того, как он обозвал меня шлюхой и предлагал денег моему спутнику, чтобы тот меня трахнул?! — ору в истерике, на что Соня хмурится и обнимает меня.
— Малышка…Я не знаю, как это комментировать…Это так странно…Так ужасно…Но…Ты уверена, что хочешь оставить ребенка?
— Да, конечно, да…Он же не виноват ни в чём! Он уже внутри меня…Я его оттуда не вырву…Нет…Ни за что…
— Ладно…девочка моя…Как же мне жаль, что с тобой такое происходит…Милая…
— Обещай, Сонь, что ты никогда ему ничего не расскажешь. Никому! Ни ему, ни Киру, что бы ни случилось!
— Конечно, я обещаю…Это твой выбор, малыш, — отвечает она, поглаживая мою спину. — Всё будет хорошо, Кать…Я уверена, ты справишься. Ты самая сильная из всех, кого я знаю…А Глеб ещё будет страдать из-за своих поступков и слов! Он не понимает, что творит! Он просто…Не заслуживает тебя!
— Спасибо, Сонь… — шмыгаю носом, а потом достаточно быстро раздеваюсь, залезаю под одеяло и отключаюсь, несмотря на пережитый стресс.
«Ты же для меня всем была… Ненавижу тебя…Ненавижу так сильно…Ты моё сердце вынула…Дрянь!»…
Сквозь сон смотрю на падающего на колени Глеба. Всё повторяется как в бесконечной круговерти кошмаров. Из моего мужчины вылетают жизненные силы. Я вижу, как он стонет в пустоту. Как он кричит, сдирая горло до боли. Как размахивает пистолетом вусмерть дрожащими руками. Не могу не обхватить его ладонь. Снова как по сценарию. Держу её. Растираю. Чувствую. Умираю. Смотрю в глаза, как делаю это на протяжении всего месяца. Смотрю ему в глаза в каждом своём сне. В каждом! Беспрерывно!
Голубые, бескрайние, бездонные…Которые в одну секунду становятся для меня стеклянными… Они отражают мёртвую воду, в которой плещется моё израненное сердце.
«Я люблю тебя», — то, что так и не сказала…
«Я люблю тебя», — то, что так и не услышала…
По коже мурашки. Я в хлам. Лечу куда-то, срывая руки и ноги в кровь. Пытаюсь зацепиться хоть за что-то. Пытаюсь кричать, но голосовые связки будто перерезаны.
«Эту шлюшку…Триста штук баксов. Оттрахаешь на парковке».
«Ты единственный…Ты был у меня один!!!», — хочу застонать как раненное животное, но вдруг понимаю, что стонать некому и незачем. Никого рядом нет, никто не услышит, не поможет, не придёт. Я на каком-то пустыре. По бёдрам течёт кровь. Чувствую её металлический запах в воздухе. Эти пары как ядовитое облако. Мне так плохо, что я боюсь шевелиться.
— Нет…нет, нет… — хнычу в небо, умываюсь этой кровью. Провожу ладонями, растирая её по мёрзлой коже. — Нет, пожалуйста… Это же мой ребёнок…Нет…
Всё нутро скручивает. Вспышка. Столкновение. Безумная пронзающая боль! И липкий шёпот прямо за спиной возле моего уха…
«Всегда будь со мной, ведьма. Всегда. Навсегда».
Я открываю глаза в панике посреди глубокой ночи на кровати и тут же веду вниз руку. Горячая вязкая субстанция охватывает промежность. Я боюсь смотреть, но включаю ночник, ощущая, как глаза увлажняются. Соня тут же подрывается со своей постели.
— Катя, всё хорошо?! — она смотрит на меня в ужасе, а я собираю пальцами вытекшую из себя кровь.
— Нет, вызывай скорую…Срочно!
Глава 3
— Угроза выкидыша, девушка. Лучше понаблюдать здесь пару дней. Вовремя Вы вчера приехали… И, с учётом отслойки плаценты, необходимо проставить курс гормональных свечей…А ещё не нервничать…Стресс — дело такое… Ваша подруга сказала, что Вы сильно перенервничали вчера, — сообщает врач, пока я утираю слёзы и держу дрожащую ладонь на животе.
Он ведь меня предупредил… Заставил проснуться… Он решил, что должен задержаться… Он знает, что нужен мне. И это не может быть паранойей.
— В целом беременность протекает нормально. Срок шесть недель. Рано гадать пол, но по сердцебиению можно предположить, что мальчишка, — улыбается доктор. — Просто у девочек пульс обычно повышен. От 150 и выше. Но бывает всякое. — продолжает он, пожимая плечами. — Если будете оформлять отказ от госпитализации…
— Нет. Я останусь, раз так надо. Вы ведь говорите, что лучше понаблюдать, — твёрдо и уверенно сообщаю я.
Пусть я не люблю больницы, но не допущу, чтобы с моим ребёнком что-то случилось. Нужно учитывать все риски. Там, где сейчас Глеб, я всегда буду чувствовать себя уязвимо и напряженно. Значит, лучше это перебдеть.
— Правильно, — улыбается он, и я выдыхаю.
Вспоминаю тот ужас, что ощущала и видела во сне…Мне становится дурно…
Эти навязчивые кошмары. Мучительные и бесконечные. Веретено моих безумных мыслей, загоняющих меня ещё глубже, чем я есть. Глеб — это то, что делает меня слабой и сильной одновременно. Это то, что и убивает, и возрождает, словно у нас с ним одна жизнь на двоих. А мы постоянно меняемся местами в надежде понять друг друга и простить…Но это невозможно. Мы перешли черту.
Я будто укушена им. И теперь на меня напала какая-то хворь.
Хворь опасная и неумолимая.
Выжимающая из меня все соки, скручивающая тугими верёвками…
Обездвиживающая и парализующая…
А я хочу идти дальше! Ради своего ребенка! Ради себя! И ни один Адов не сломает мою жизнь! Ни один Адов больше к ней не прикоснётся!
Ненавижу тебя, Глеб! Ненавижу! Сейчас ненавижу больше всего на свете, а если бы ты забрал у меня то единственное, что растёт внутри меня, я бы из-под земли тебя достала. Я бы выкрутила тебе жилы! Я бы обесточила тебя от этого мира!
Когда врач уходит, Соне разрешают проведать меня, ведь родные далеко, а кроме неё у меня никого здесь нет.
— Сможешь тихо предупредить в деканате? Я потом возьму справку и передам…Главное, чтобы никто посторонний ничего не узнал, — спрашиваю, пока Соня плачет.
— Катюш, я так испугалась, — она хватает меня за руку. — Ты так закричала во сне…Я просто тут же проснулась и ахнула…
— Всё хорошо, Сонь. Главное, что мы успели. Хорошо, что ты быстро среагировала и вызвала скорую…
— Блин…Это не ночь, а сущий кошмар… — заключает она, выдыхая. — Хорошо, что хоть не в Новый год случилось…
— Да, действительно хорошо… — отвечаю я, задумавшись.
Сейчас 22 декабря и отмечать праздник мне скорее всего придётся одной, но из больницы я уже выйду, это совершенно точно.
— Ты в курсе, что у нас вроде как вечеринка намечается от университета? В ресторане, все дела, — спрашивает она, улыбаясь. — Но я не пойду. Хочу отметить с тобой вдвоем в комнате, раз уже это последний наш с тобой общажный Новый год вместе!
— Последний общажный Новый год, — смеюсь этому названию, а на душе так тепло. Что есть у меня такая добрая замечательная подруга. — Ты же…Будешь крёстной, да? Моему малышу…Или малышке…
Соня начинает реветь. Истерично и громко всхлипывать, и буквально умываться слезами в ответ на мою просьбу.
— Господи, конечно! Конечно! Конечно! Я прилечу во Владик сразу же, как это случится! Как ребеночек появится на свет и когда ты захочешь его крестить тоже!
Она обнимает меня, и я успокаиваюсь. Родная душа в такие моменты очень и очень важна… Слишком много всего произошло за эти месяцы. А я не могу рассказать ни матери, ни Серёже. Потому что это будет подло и некрасиво с моей стороны. Они не должны жалеть меня. Им есть чем заняться, ведь они только начали жить полной жизнью.
Через три дня меня выписывают. В деканате всё поняли, я приношу справку и курсовую, которую доделала, будучи в больнице, когда Соня привезла мне ноутбук.
Думала ли о Глебе это время? Безусловно… Глупо врать, когда сердце разрывается от боли.
Но я больше не считаю его хорошим, а себя виноватой. Больше нет! Я старалась! Правда старалась! Я хотела, как лучше, а он даже слушать не стал! Да ещё и оскорбил в глазах чужого человека! Это низко. Это недостойно и гадко. Но чего я ещё ожидала от Ада? Пусть катится ко всем чертям вместе со своим синим пламенем на Адской колеснице.
24 декабря сдаю ещё один зачёт, а затем на радостной волне долетаю до деканата, чтобы решить вопрос по ещё одному предмету, но узнаю, что, к сожалению, преподаватель находится на длительном больничном. Скорее всего до двадцатых числах января, потому что ему предстоит операция. А это значит, что мне придётся задержаться на более длительное время! Чёрт!
В мгновение у меня всё тело коченеет, и я сильно нервничаю, отчего снова подкрадывается тошнота. Однако доктор прописал мне таблетки от токсикоза, поэтому отныне я всегда и везде таскаю их с собой.
Лечу в сторону уборной, чтобы запить водой одну капсулу, как вдруг, заворачивая за угол, на всех скоростях врезаюсь во что-то каменно-твёрдое и тёплое.
Разряд. Электрический импульс. Шок.
Возобновление сердечных сокращений. Мышца ещё жива и этот жалкий насос помнит, как качать кровь… Как прорывать горизонты. Как ныть внутри моего тела.
Синие, недосягаемые, неиссякаемые огни. В них живёт вечность и горят целые города. В них горю и я сама. В них гибнут чужие души. Моя давно исступленно бьётся в агонии, плачет, зовёт на помощь.
Умом понимаю, что должна отпрянуть, но чисто физически не могу этого сделать.
Залипаю на его лице. На ощущении прикосновений его тёплых сильных рук на своих плечах. На его чёрствой жестокой непроницаемости, которой наполнены голубые глаза.
Раньше я видела в его взгляде что-то большее, а теперь будто смотрю в зеркало, отражающее равнодушие и хладнокровие.
— Метлу забыла, ведьма? Сегодня на своих двоих? — спрашивает он, выбив у меня из лёгких кислород. Одна фраза, а меня размазало по асфальту на скорости под двести.
Стою, как парализованная. Полностью уязвимая. Ощущаю себя обнажённой перед ним, сложившей оружие, падшей. Настолько всё плохо. Настолько ужасно.
Не хочу общаться. И отвечать более не собираюсь. Я должна поскорее улететь из Москвы. Забыть всё как страшный сон. Переключиться. Заняться собой и беременностью!
— Стой, — окрикивает меня грубый баритон. — Уронила.
Поворачиваю взгляд на него и понимаю, что у меня сейчас случится обморок, потому что у него в руках мои таблетки от тошноты.
Плевать ему.
Подхожу быстрее пули и выдираю у него из рук блистер. Хорошо, что там толком не прочитаешь. Не видно. Всего-то три первые буквы названия. Но когда рука касается его кожи, по телу будто электрический ток проносится. Взрывает во мне все мои червоточинки.
— Не за что, — цедит он сквозь зубы и уходит оттуда быстрее пули, пока я пытаюсь отдышаться униженная одним только его присутствием…
— Светка зовёт нас на вечеринку, — улыбчиво вторит мне Соня слова Титовой.
— Да какие мне вечеринки, Сонь? Я точно мертвец себя ощущаю. Зомби и то лучше меня выглядят.
— Скажешь тоже! — смеётся она, вытаскивая из-под кровати пакет. — Тут…Вот…В общем. — тянет она, поджимая губы.
— Что это?
— Это подарок. От меня, — сообщает она, на что я довольно заглядываю внутрь.
— Сооонь…Ты серьёзно? — умиляюсь, вынимая оттуда детскую мягкую грелку в виде рыженького оленёнка.
— Ага, — кивает, присаживаясь рядом. — Как только буду знать пол, начну покупать и отправлять тебе вещички, а пока хочу, чтобы эта полезная игрушка стала у ребенка первой от его крёстной.
— Это безумно мило, реально. Спасибо…Но пока ещё рано всё это дарить…Не хочу, чтобы у нас комната была этим завалена…будет странно, — задумчиво посмеиваюсь, не желая обидеть подругу, да и вроде она понимает всё сама.
— И всё же подумай насчёт вечеринки. Тебе бы понравилось. Хоть немного бы отвлеклась…Да и время бы вместе провели. Тем более, что парней там совершенно точно не будет!
— Почему? — спрашиваю заинтересованно. Даже излишне заинтересованно, но не могу упустить возможность узнать.
— Это 27 декабря…И в общем, — мямлит она и вся краснеет.
— Сонь…Что? — переспрашиваю, но она вся мнётся, прикусывая губу.
— У Глеба в этот день…В общем…Официальная помолвка. И типа…Интервью для Форбс.
Когда Соня говорит об этом мне даже жить не хочется. Зачем я только спросила?
Помолвка…Беата Домбровская…
В сознании в мгновение вспыхивают жестокие слова его отца.
«Та дешевка — временное явление. Она скоро исчезнет с горизонта. Останешься только ты. Твой отец будет гордиться тобой. А за моего сына не волнуйся. Он ещё прозреет. В начале года поженитесь. Зуб даю, девочка».
«Она мне неинтересна, ведьма»…
К 27 декабря мне удаётся сдать практически все свои долги. Остаётся только два предмета в январе, и я мысленно себя успокаиваю.
— Идём, — спрашивает Соня, облачившись в лазурное платье. Я же верчусь возле зеркала в чёрном. Длинное в пол с очень откровенным вырезом на бедре и тонкими бретелями. Кстати, купить его уговорила Соня. Она и вытащила по магазинам, аргументируя тем, что мне нужны положительные эмоции. Она конечно же права. Я понимаю. И кроме того, это почти похороны моей студенческой жизни здесь! Так что, гуляем!
Мы с подругой очень быстро приезжаем в ресторан, где нас встречает толпа наших сокурсников. Все мальчишки такие красивые, одетые в смокинги, как с иголочки. Да и девочки тоже. Необыкновенные в обалденных платьях. Светка Титова выглядит так, будто сошла с обложки журнала. Нам всем делают кучу комплиментов. И именно сегодня я чувствую себя хорошо, несмотря на обстоятельства.
— Так…Пойдём найдём тебе что-то безалкогольное, — тянет меня Соня к барной стойке. Я соглашаюсь, кивая. Уже там беру себе мохито. Тем более, что мята — одно из натуральных средств избавления от тошноты.
— Вот видишь, как тут классно? Потанцуем? — играет моя девчонка бровями, а потом ведет меня за руку в центр зала, заставляя и меня сиять, словно Сириус на небе.
— Сонь, ты сегодня светишься от счастья! Я так рада!
— Это потому что у меня есть Кир… Только поэтому, — говорит она, размахивая бёдрами.
— А у меня есть горошинка, — смеюсь я, когда она закручивает меня в танце. Мы, как обычно, отжигаем. Извиваемся, чувствуем музыку и веселимся. Мне просто прекрасно даже без алкоголя.
Вокруг толпятся наши мальчишки. Они тоже кружат нас, завлекая в общую волну веселья.
— Девчонки, вы тут самые классные, — выдаёт наш ботан из группы Фетисов. — Просто чума!
Обычно он тихий, а тут на тебе!
— Ага, а тебе пить надо завязывать, — подъедаю его, на что он смеётся.
— Да, возможно…
— Да не нуди ты, Трацкая! — перебивает меня Светка. — Дай парню оторваться! Возможно, это первый и последний раз в его жизни!
— А я и не нудю! — высовываю язык, двигаясь в такт музыке. Не сразу замечаю, что движения становятся какими-то плавными, размазанными, излишне сексуальными что ли, да и музыка — соответствующей.
Мы с Соней уже натурально занимаемся любовью на танцполе, но без прикосновений друг к другу. Лишь наши тела, взгляды и танцы…Лишь бурное наваждение. Молодость, сила, рвение.
Легкость, свобода, забвение.
И внезапно…
Сорокаградусный жар в районе солнечного сплетения. Лихорадка. Одышка. Озноб. Дисфункция клапана лёгочной артерии.
Забываю, как дышать. Забываю, как говорить. Забываю даже то, что его здесь быть не должно.
Уставившись на парня напротив себя.
Вся нервная система терпит крах. Организм выдаёт ошибку. Потому что так быть не должно.
Но так и есть.
Стоит напротив в белоснежной рубашке с закатанными рукавами и чёрных брюках. Засунув сильные загорелые руки в карманы вальяжно рассматривает меня со стороны оценивающим пристрастным взглядом, пока я виляю бёдрами и вскидываю вверх обе руки, медленно опуская их и нежно лаская своё же тело. Делая это так, чёрт возьми, чувственно и сексуально, что в то самое время мне кажется, что мы здесь и вовсе одни.
Только я и он. Голые. Снова уязвимые. Снова влюбленные. Совершенно разбитые. Вдребезги. Вмазанные друг в друга будто самым жёстким наркотическим веществом.
Мне точно это мерещится. Его не должно здесь быть. Не должно.
Неужели в том мохито что-то было? Я теряю связь с реальностью.
Зажмуриваю глаза и резко открываю.
По всему телу бегут мурашки от этого видения.
Расслабленно встряхиваю голову, пытаясь выбросить из неё навязчивые мысли о Глебе, но неожиданно ощущаю тёплые широкие ладони у себя на бёдрах. Пульс учащается до космических пределов.
Я снова в Аду, а Ад во мне!
Я чувствую его каменную грудную клетку за своей спиной…Она вздымается как живой щит за моими плечами. Чувствую, как эрегированный член упирается между моих ягодиц под тонкой тканью до одури тесного платья и перестаю шевелиться, замирая в его хищных руках.
Глава 4
— Что ты здесь делаешь?! Отпусти! — дёргаюсь, отлетая за Соню, как ошпаренная, пока Глеб стоит и ухмыляется. Своей дьявольской сексуальной улыбкой, чёрт его дери!
— Мне казалось, тебе очень даже вкатило. Ты будто под наркотой тут отплясывала. Стала баловаться? Обычная жизнь уже не привлекает? Могу заменить тебе поставщика дури, если интересует, — издевается он, словно это снова стало смыслом его существования.
— Да пошёл ты! — выплёвываю озлобленно.
— Глеб, — хмурится Соня. — Кир тоже здесь? Вы же не должны были…
— Да, Кир здесь. За цветами тебе пошёл за угол… — отвечает он, пока я пытаюсь не смотреть в его сторону. — А я сюда приехал, чтобы трахнуть кого-нибудь. — добавляет, бросая оценивающий взгляд в толпу, пока я морщусь. Меня снова тошнит. От его слов, от его гадкого поведения.
Соня закрывает меня от него своим телом и хватает за руку.
— Идём, — тянет она меня в сторону, и я ухожу, бросая на него мажущий гневный взгляд.
— У него помолвка, а он приехал кого-то здесь трахать. Фу, — ворчу себе под нос, наблюдая за Соней. Она тоже очень напряжена и разгневана.
— Я ведь спрашивала Кира. Просила его, чтобы он здесь не появлялся! Чтобы ты спокойно…Здесь отдохнула! А теперь чувствую себя предательницей…Кать, прости…
— Ты не виновата, что он такой мерзкий придурок. Ты не виновата, Сонь. Я переживу. Я лучше выйду на танцпол и продолжу танцы!
— А что…давай…Может даже с Фетисовым?
— Не боишься, что потом Кир ему что-нибудь отстрелит? — смеюсь я, но у Сони сразу такое испуганное лицо становится.
— Ты что?! Лёня ведь хороший! Как можно его обидеть вообще?!
— Да, ты права…По нему сразу видно — не конкурент, — смеюсь, снова ощущая неприятное чувство на затылке. Жжение. — Сонь…Проверь, пожалуйста. Мне же не кажется, да? Он сверлит меня сейчас? Я ощущаю, как волосы полыхают.
Соня тут же заглядывает за меня и охает.
— Блин…Кать… — выдаёт она приглушенно. Я тут же разворачиваюсь сама и наблюдаю за тем, как Глеб лапает Светку Титову прямо на танцполе. Закручивает её в танце, флиртует, забавляется, при этом издевательски поглядывая на меня.
Внутри меня тут же жгучий коктейль плескается. Вот ведь сволочь…
— Тебе нельзя нервничать! — предупреждает Соня. — Давай уйдём? Кир точно поймёт…
— Да пошёл он, Соня. Если он думает, что таким образом сломает меня. Что он сможет нанести мне какой-то душевный урон, он ошибается. Я тоже могу выбрать любого из этой толпы, и он будет моим. Это совсем не сложно! — выдаю задушено. Не знаю, для чего. С какой целью? По сути это какая-то жестокая игра с другими людьми.
— Так вперед, Кать. Сделай это, а то он меня реально бесит! А зная в каком ты положении, у меня аж челюсть сводит. Хочется, чтобы он тоже пострадал! — выдаёт Соня, а я прям её не узнаю. Стала такой кровожадной. Раньше бы в обморок упала от одного представления такого вот спектакля.
Соглашаюсь с подружкой, и мы рассматриваем парней.
— Вон тот, кстати… — она бесцеремонно тычет пальцем. — Стоп…Это же…Тот самый Паша…Твой одноклассник? Да?
— Блин…Капец…А он здесь вообще что делает? — бубню себе под нос, находясь при этом в смешанных чувствах. С одной стороны, удобно, а с другой — ой, как неудобно. Думаю об этом, а сама уже иду в его сторону с грацией кошки. — Привет.
— Привет, Катюш, — выдаёт спокойным тоном. — Как ты? Выглядишь просто охуенно…Прости за прямоту.
— Спасибо, — отвечаю волнительно, опустив при этом взгляд. — Ну и что ты здесь делаешь? Какими судьбами?
— Слышал про вечеринку от знакомых. Решил, что ты точно здесь будешь. Хотел увидеть, — признается он излишне честно, и я киваю. — Потанцуешь со мной? Мне не понравилось, как мы в прошлый раз расстались…
На секунду подвисаю. Почему бы и нет? Не только же той сволочи лапать кого-то на моих глазах. Настал мой черед.
Незамедлительно соглашаюсь, взяв его за руку, и веду в то самое место, где вытанцовывала до того ужасного разговора с Глебом.
Паша резко и динамично прижимает к себе и тут я вспоминаю. Точно!
Он же занимался танцами. Всегда классно это делал.
Я тут же заливаюсь в хохоте и растворяюсь в улыбке, когда сильные руки Паши закручивают и порабощают. А ещё он такой высокий. Наверное, все два метра. Я точно сломаю себе шею, пока буду смотреть ему в глаза.
— А у тебя здорово получается! — перекрикиваю музыку, потираясь об него бёдрами.
А взгляд сам ищет Глеба в толпе и приговаривает:
Нахожу его суровый озлобленный своим беспринципным и ещё сильнее льну к Паше, чтобы заставить его обхватить себя руками и зажать в кольцо. Так и делает. Поддаётся манипуляциям моего тела за считанные секунды, а у Глеба, кажется, инсульт на подходе. Во всяком случае он забывает про свою спутницу, пока Светка всячески пытается его ублажать.
— Классно двигаешься, — хвалит Павел, а мне даже становится немного стыдно от своего развратного танца, но похрен. Недовольная рожа Глеба того стоит!
Вытанцовываю и вдруг вижу, как ладонь этой голубоглазой сволочи ползёт вниз прямо на Светкину ягодицу и тут меня в прямом смысле слова прорывает.
Не проходит и двух секунд как я страстно впиваюсь губами в Пашины и начинаю жадно целовать его на глазах у всех, как одичалая самка какого-то зверя. Он тут же подхватывает этот процесс, проявляя инициативу. Жмёт на затылок, посасывает мои губы, не отпускает. А я…
Распахиваю глаза только чтобы посмотреть…
Одним глазком…
И что вижу?
Выражение лица Глеба будто искренне охреневающего от происходящего человека, оно говорит само за себя. Он меня буквально ненавидит. Кулаки сжаты. Челюсть стиснута до предела, кадык дёргается в конвульсиях.
Этот взгляд отличается даже от того, что был в ночь с Русом в клубе.
Он готов убивать сейчас. Я точно это знаю. Потому что знаю его!
Только вот с какой стати ему можно, а мне нельзя?
С какой стати его поведение не ограничивается никакими рамками, а моё должно?
Естественно, мне не нравится. Я не испытываю удовольствия. Делаю всё чисто механически. Да вдобавок во рту у Паши столько слюней, что я готова переблеваться прямо на месте.
Не успеваю разорвать поцелуй, как вокруг раздаются громкие выстрелы. Один, второй, третий. Я теряю из виду Глеба. Все тут же начинают визжать и разбегаться в рассыпную, кто куда. А я ищу в толпе Соню, наплевав на Пашу, который пытается тащить меня к выходу.
— Бежим же! — кричит он, утягивая меня в другую сторону, но я упорно иду за подругой. Хоть и догадываюсь, что произошло, и кто это сделал. Хорошо хоть никого не задело. Но…
— Соня!!! — кричу вглубь толпы и наконец нахожу её взглядом, наблюдая, как к ней подбегает перепуганный Кир с букетом цветов. Осматривает её с ног до головы. Он, видимо, и не в курсе, что произошло. Вот же Глеб придурок…
Едва продвигаюсь к выходу и чувствую, как знакомые наглые руки затаскивают меня в какую-то подсобку. В помещении темно, но я всё равно вижу Глеба…Мне кажется, я могу разглядеть его даже в кромешной мгле.
Ибо его глаза всегда горят как два маяка, которые неизбежно притягивают меня к себе. И никогда не дают сбиться с курса.
Но я больше так не могу. Я больше не могу выносить эти эмоциональные качели!
— Отпусти! Отпусти! Что тебе, блин, надо?! — выплёвываю, натыкаясь на его жестокий пронзительный взгляд, и пытаюсь убежать, но он перекрывает выход своим телом.
— Надеюсь, понравилось сосаться с ним? — спрашивает, сжимая челюсть, и при этом даже болезненно жмурится.
Но, мне кажется, это всё моя паранойя. Какое ему вообще дело?
— Так же, как и тебе лапать Титову! А теперь дай пройти!
— Катюша, я до сих пор в Москве. Из сети слышал про помолвку твоего бывшего и сделал вывод, что ты теперь свободна… — цитирует Глеб, меняя тембр на раздражительно писклявый, а у меня в мгновение глаза вспыхивают, осознавая происходящее.
— Ах ты сволочь! Ты рылся в моих вещах! — начинаю колотить его кулаками по грудной клетке, не жалея и не сдерживаясь, пока он только ржёт надо мной, но ещё и странно шипит, когда задеваю его плечо. — Ненавижу тебя! Не смей подходить ко мне! Считай, что шлюшка отныне умерла! — выплёвываю, а у него тут же лицо меняется. Хмурится. Злится. Тянется к моим рукам.
— Так было надо. Успокойся уже! — выдаёт он, обхватывая мои запястья своими ладонями.
— Знаешь, что, Глеб? Катись ты к чёрту! Вот тебе моё спокойствие, — вырываю руки и показываю ему два средних пальца, после чего нервно двигаюсь к выходу.
— Ведьма! — окликает он меня перед тем, как выхожу. — Никому не верь только. Вообще никому.
Морщусь. Что ещё за чушь бандитская?! Пусть идёт в жопу!
Глеб перехватывает меня, отторгая от двери. Что-то высматривает, а потом придаёт ускорение в спину, выталкивая меня прочь оттуда.
— На выход иди. Живо!
И я слушаюсь. Выхожу в расстроенных чувствах. Сердце стучит так, будто сейчас израсходует все свои ресурсы и просто перестанет заводиться. Выбредаю на улицу, а уже там понимаю, что все разбежались. Здание оцепляет полиция, думаю, что встречу Глеба, выходящего следом, но его нигде нет.
Вижу Кира и Соню и следую к ним.
— Господи, Катя! Слава Богу, всё в порядке, как ты?! — истерично выдаёт она, вцепившись в мою руку. Уже по инерции отдёргиваю её обратно. Потому что выработалась привычка из-за одного наглющего засранца.
— Извини, Сонечка…Всё нормально. Испугалась просто. Привет, Кир, — здороваюсь, и он кивает в ответ, указывая на свою тачку.
— Подвезу вас до общаги. Не оставайтесь здесь, — цедит Кир, постоянно поглядывая на свой телефон. — Поехали.
Пока едем, я всё время смотрю в зеркало и сталкиваюсь с ним взглядами.
— Что там произошло? — спрашиваю сдавлено, а он молчит.
— Я видела только последствия…Как все начали разбегаться, — твердит Соня за него.
— Мне надо будет отъехать. Дождись меня, я потом вернусь. Наберу тебе, — сообщает Кир, когда довозит нас до крыльца общежития. — Сидите там сейчас.
— Хорошо…Всё нормально? — настороженно переспрашивает подруга.
— Да, — отвечает Кир, и мы выходим из его машины, следуя к крыльцу.
Некоторые ребята вернулись так же, как и мы раньше положенного. Все шумят, что-то обсуждают. Кто-то говорит, что видел там кровь. Неужели кого-то всё же задело??? Какой ужас.
Вспоминаю слова Глеба и не по себе становится.
Почему он вообще решился со мной поговорить? Зачем рылся в моих вещах? Когда успел побывать в нашей комнате?
Столько вопросов и ни одного ответа.
Надеюсь, он не в курсе моей беременности. Надеюсь, я уеду и забуду всё, как страшный сон.
Только вот…Когда вспоминаю прикосновения его широких тёплых ладоней. Контакта с его кожей. Трения своих ягодиц о его…
Тут же чувствую изменения в своём теле. Соски возбуждены, хочется поласкать себя. В последний месяц я веду себя странно. Сильно истосковалась по его теплу. Мне не хватает секса с ним. И, видимо, гормоны тоже что-то творят со мной. Играют злые шутки. Потому что тело реагирует даже на его взгляд, на дыхание, на сердцебиение… Хотя после того, что он сказал и того поступка с пистолетом я не понимаю, как всё ещё могу хотеть его…Как могу думать о нём как о мужчине? Он ведь вообще не уважает мои чувства…Ведёт себя так, словно я какая-то жалкая игрушка для него. Будто он никогда и ничего ко мне по-настоящему не испытывал…
Когда дохожу до своей кровати невольно осматриваюсь. Что ещё он успел здесь разглядеть? Только записку и серьги…Остальные же вещи на тот момент я не успела разложить. Всё было в моей дорожной сумке.
— Кир за тебя испугался… — твержу себе под нос, а Соня вздыхает.
— Думаю, что кое-кто тоже за тебя сильно испугался…Просто не показывает этого.
— Ага, брось. Он скорее испугался за то, что сегодня не удастся потрахаться. Ты ведь его слышала! — хмурюсь, переодеваясь. Соня тоже решает снять платье. А я не хочу выдвигать вслух теорию о том, что выстрелы совершил сам Глеб…Мало ли что?
Я не хочу думать о нём так плохо…
Но именно так и думаю…
— Да уж… Ну и вечер…
— И не говори…Но горошинка сегодня спокойна. Надеюсь, так будет и дальше. Не хочу больше нервничать.
— Я тоже не хочу, чтобы ты нервничала… — поддерживает меня подруга. — Тем более, что он сто процентов не прав, Кать! Что бы ни случилось между вами, ты — хороший человек! Замечательный! Я точно это знаю.
Сонька обнимает меня, а у меня по щекам льются слёзы.
Мне точно нужно всё это перешагнуть…
Потому что всё это…
БОЛЬНО.
Думать о нём. Постоянно прокручивать в голове обрывки фраз. Ощущать в крови ядовитые сгустки его влияния. Нет, не так. Его сумасшедшего непостижимого и дурманящего рассудок влияния.
Как впасть в зависимое состояние. Это самая настоящая Ад-аддикция…
Не знаю, где я так согрешила, что вляпалась в настолько деструктивные отношения. Меня по нему мажет. А реальность такова, что уже размазывает. Стоит разорвать наш контакт и все грани моей души как по щелчку пальца становятся неважными. Серыми. Замызганными. Не так ли действует дурь?
С ней тебе хорошо, а без неё хреново. Ты ищешь любые способы продолжить удовольствие, только не замечаешь, как медленно и умело она разрушает тебя изнутри.
Это уже какая-то мания…
Когда Соня убегает к Киру, я остаюсь в комнате и сверлю потолок покрасневшими глазами, прокручивая в голове весь сегодняшний день.
Так много эмоций, да ещё и таких странных.
Сердце отбивает странный ритм. То бьётся в агонии, то замирает на совсем.
Но все эти минуты в одиночестве я улавливаю в его движениях то самое имя. Разве может чужое имя пульсировать в висках, отстукивать в сердце? Может переливаться в крови? Искушать так, что впору забыть весь алфавит, кроме этих четырех букв?
Он ведь месяц не общался со мной, не видел меня. Не писал, не звонил, а тут решил наконец заговорить? Особенно после того, как наговорил Паше гадости обо мне. Супер странные выкрутасы Глеба Адова снова начинают паразитировать на мне. Иногда я и вовсе не могу понять его мотивов. Его настроя и поступков.
Буквально сразу нахожу эту запись. И снова в грудине всё рвёт и мечет. Меня болтает, как флюгер на ветру, стоит только увидеть начало…
«— То есть, холдинги вскоре неизбежно сольются воедино, я правильно понимаю? И Вы станете непосредственным руководителем сети «Бриллиант Дуо»?
— Вы всё верно поняли. Отец снимает с себя полномочия по управлению, но по-прежнему будет являться держателем равной доли контрольного пакета акций образовавшейся в результате слияния компании. Так же, как и Вацлав Борисович, я, мой брат и моя будущая супруга Беата Вацлавовна.
— Да, родной, — улыбается девушка во все свои тридцать два белоснежных идеальных зуба. А я мечтаю выбить все до единого!
— Значит, никаких разногласий? Всё по-честному? — улыбается девушка-журналист.
— Конечно…Разве в семье Адовых когда-то было по-другому? — презрительно молвит Глеб. Что-то в его голосе кажется мне насмешливым и словно издевающимся. — У нас ведь безусловное понимание. Уважение и принятие.
— Да и в семье Домбровских. Мы все уважаем друг друга. Идеальный союз и в бизнесе, и в жизни, — подхватывает Беата, положив голову ему на плечо.
— Что ж…Когда мы поговорили об официальной части, можно переключиться и на новости о торжестве, — продолжает девушка. — Где будет проходить свадебная церемония?…».
На этом мгновении уже не выдерживаю. Слёзы сами застилают глаза, они ведь никогда не спрашивают. А когда пульс грохочет в висках молниями, нет сил контролировать эмоции. Даже самые неправильные.
Я тут же сбрасываю видеозапись, желая разбить телефон об стену, но замечаю, что на экране появилось одно новое уведомление.
Принять запрос на переписку.
Быстро отключаю телефон, закутываюсь в одеяло и закрываю глаза в надежде поскорее провалиться в сон и забыть об этом…
Глава 5
Всем, кто ждал главу от Глеба. Приятного чтения) Спасибо за отзывы, они дарят мне вдохновение и стимул писать дальше) Прошу, не стесняйтесь оставлять отклик) Мне важно)
________________________________________
(Глеб)
— Зачем доводишь девочку? Она же ждёт этой помолвки как восьмого чуда света! А ты таскаешься! — рычит отец, вынуждая меня усмехнуться, пока я перечитываю бумаги, подготовленные для слияния целым штатом его цепных шавок.
Вообще мне насрать, что он пытается мне доказать. Насрать на его мнение, насрать на показательные нравоучения, на его неожиданно выродившееся из задницы чувство морали, блядь.
— Отдам юристу, если ты не против, — цежу я, пока он ещё сильнее зарывается. Кипит как бешенная псина. Вечно, сука, недоволен. Вечно зол. Любитель загнать всех в свои стандарты.
Хуй тебе на блюде, папуля.
— Не доверяешь? Совсем уже нюх потерял?!
— Доверяй, но проверяй. Слышал такое? — уточняю, делая фотографии, и пересылаю их своему человеку. — А насчёт девчонки. Я нихуя не обещал. Буду трахать кого захочу и когда захочу. В брачном договоре нет такого пунктика. Это понятно?
— Глеб, ты — придурок, — дополняет отец, на что я просто жму плечами.
Насрать даже на то, что он обо мне думает.
— Лан. Придурок ушёл. Дела, — небрежно кидаю вскользь, а сам покидаю отчий дом, направившись в свою обитель. Мне нужно время, чтобы побыть одному. Чтобы подумать.
Справиться, мать его, с ебучей паранойей, что ведьма никогда не простит меня. Никогда не будет моей. Что я оборвал всё настолько, что больше не смогу возобновить.
А пока…Я скучаю. Я пиздец как скучаю и схожу с ума, когда сплю без неё в своей постели. И не помогает нихуя. С самого первого вечера не помогало. Ни сигареты, ни скорость, ни алкашка.
Каждый день я вспоминаю тот роковой вечер. Каждый день мне снятся те же кошмары, только теперь рядом с Линой лежит и моя Катя…А я просто, сука, умираю сам, когда держу её бездыханное тело на своих руках. Это больше, чем я смогу вытерпеть.
Это самое страшное, что может произойти…
После её ухода, я начал думать. Надо было раньше, нахуй. Надо было, но как?! Если мной всегда управляли эмоции. Если даже Рус поверил этому мудозвону, которого назвать отец язык не поворачивается.
Я копал, я узнавал, сопоставлял. По Катиным поступкам, поведению, отношению к себе осознавал, что её просто втянули в то, что она так и не поняла. А я, как придурок, повёлся, потому что так и не верил до конца, что мне могло так повезти с девушкой. Что она тоже любит меня, как люблю её я.
Что у нас с ней одно сердце на двоих и это не мои чёртовы выдумки, не паранойя. Это правда.
Что я знал точно, так это то, что должен уберечь её от своей семьи. И когда услышал, что она улетела во Владивосток, меня одолело двоякое чувство. Облегчение и безумная щемящая тоска…Я знал, что не увижу её достаточно долгое время, но так было безопаснее для нас с ней.
Рядом я мог и не сдержаться. Найти, прижать и не отпустить…Это было бы весьма глупо. Вот так запороть то, что начал. А начал я в тот самый момент то, что называется разведкой, после которой последовали бы полномасштабные военные действия.
Раз уж в игру вмешался Сокол всё было более, чем серьёзно. Отец ведь запланировал всё не просто так. Он решил подставить всех в этой цепочке и выйти победителем.
После слияния двух холдингов, мы должны разделить пакет акций, а Фил нужен для контроля рынка. Он нужен для того, чтобы слить ему всё, в случае, если Домбровские дадут заднюю, решат хоть как-то опрокинуть отца. И он подстраховался не просто в части клиентских баз и поставщиков, а вдобавок собрался выкупить у заносчивого пацана часть акций, которые будут оформлены на его чёртову бабку, имя которой так или иначе всё время всплывает у меня перед глазами. А с контрольным пакетом в связке со мной и Русом отец сможет сделать с образовавшимся холдингом всё, что захочет, в частности воплотить в жизнь империю, созданную вкупе с Филом, а точнее его монополией на Европейском рынке после слива Домбровских. И дело не в том, что мне жаль их семейку, естественно, нет. Плевать я на них хотел.
Я понял, что Катя говорила тогда правду. Пусть ей сообщил об этом сам Фил. Они ведь всегда бодались как два придурка. Но я долго думал, почему мы с отцом оказались на месте аварии раньше скорой. Узнали, блядь, обо всём первыми. Успели спасти Руса, но не успели спасти Лину и ребёнка, так как удар пришёлся аккурат на пассажирскую сторону автомобиля. А потом и всратый брачный договор, который я буквально клещами вынул из лап отцовского главного юриста. Пришлось угрожать его семье. Пришлось включить самого что ни на есть отбитого мудня, чтобы завладеть нужной информацией.
Зато правда, которая мне предстала, была страшнее тех кошмаров, что снились мне каждую ночь. Всё было спланировано заранее. Василиса Вуйчик и Руслан Адов должны были пожениться. Объединить два направления (российское и польское) и образовать союз для выхода на весь Европейский рынок. Никакая отцовская сделка в день аварии Руса и так бы не состоялась. Отца там не было. Он и не планировал действовать через мелких рыбёшек, он сразу хотел заманить акулу на берег и проткнуть её гарпуном. Так же, как и в день, когда мой клуб сгорел. Люди отца и Фила следили за нами. Они видели, что мы сблизились в тот вечер. Видели, что происходило между нами в машине. Поэтому была выбрана именно эта ночь для посягательства. Отец наебал меня в очередной раз. Так ловко и грамотно обернул моё внимание совсем в другую сторону, а главного я так и не заметил.
Расчёт был на то, что Катя окажется глупее и слабее, чем она есть. Что она испугается и свалит, едва установив тот сраный жучок. Но когда отец узнал, что мы до сих пор вместе, они просто решили слить её иначе. Раскрыть передо мной карты о её причастности к слежке и сговоре с Филом. И я поверил, и Рус… И мама… Все мы всегда были для отца пешками на шахматной доске… Только вот на этот раз что-то не дало мне разыгрывать партию так, как он того хотел. Я собирался действовать иначе. Сломать всё, что он создал изнутри.
Оставалось одно — я не знал, как рассказать обо всём Русу. Как уведомить его о том, что его родной, блядь, сука…Отец! Убил его любимую женщину и сына в сговоре с тем выблядком!
А ещё, откуда не возьмись взявшийся Паша, с хреновой кучей бабла. Странно? Слишком, блядь, странно. Настолько, что у меня скрипели зубы, стоило его вспомнить.
Бесспорно, Катя — видная девочка, бесспорно, она охуенная. НО.
Откуда вдруг взялся такой новообразовавшийся жених? Раньше ни сном, ни духом…А тут, на тебе…Готовый принц на белом коне… Я уже достаточно хапнул, не хотелось снова ходить в дебилах.
Начал копать и под него. Выяснил, что разбогател он внезапно за месяц до нашего расставания…Разбогател странным образом. Сказочным переводом, свалившимся на него с небес с оффшорного счёта его предводителя.
Это был удар ножом в спину.
Папочка играл по грязному.
И вот…
В двадцатых числах декабря…
Она вернулась.
За месяц отсутствия в её соц. сетях не было ни одной новой записи…Зато я как малолетний щенок наблюдал за её братом, черпая какие-то жалкие обрывки с её смехом или голосом. Даже они заставляли меня трепетать. Давали хоть какое-то секундное расслабление, а потом боль от её потери накатывала с новой силой.
Не знаю, было ли это возмездием за мой ебучий поступок.
Наверное, да.
Поскольку я вёл себя как последний кретин.
Грубо, не по-мужски, несдержанно. А потом дико ужасно жалел.
Проснувшись на полу в унылом одиночестве, вспоминал как после её ухода катался по кабинету в агонии, запивая боль жгучим пойлом, пока вовсе не отрубился. Я, хоть и сразу знал, что магазин пустой и патронник тоже, но напугал её до усрачки…А это определенно не было целью, которую я преследовал. Я вообще не знаю, какой была цель.
Мне бы хотелось, чтобы внутри пули всё-таки были…Я фантазировал об этом в тот самый момент.
Чтобы мы оба оказались по ту сторону…Чтобы пропали те раздирающие чувства, которые поглощали меня изнутри.
Это была боль и потеря контроля над собой и своими эмоциями. Настолько сильная, что я реально мечтал умереть.
Затем отцовское фальшивое утешение… Беата под его крылом, которая всё не унималась.
«Я сделаю всё, что захочешь…Я влюблена в тебя уже три года, впервые как мне показали твоё фото».
Как можно, блядь, влюбиться по фото? Ты ебанутая?
Чем больше я её узнавал, тем сильнее она меня раздражала. Всё время вилась рядом. Постоянно лезла. Приходилось искать разные отговорки о занятости, да даже о употреблении наркотиков и как следствие — пол шестого рядом с ней. А изобразить это было как нехуй делать. Потому что у меня на неё не стоял. От слова — совсем.
Да что там…С тех пор, как встретил ведьму, у меня вообще ни на кого не стоял, кроме неё. Не знаю уж, что конкретно она со мной сделала…Чем опоила или что подмешала…Но факт оставался фактом.
Хрен знает для чего я был ей тогда нужен? Для красивой картинки? Она целовала меня, а мне было тошно. Ждала свадьбы, как ненормальная. Всё время болтала об этом без умолку, а я поддакивал. Наверное, она думала, что после церемонии всё изменится, и я вдруг неожиданно проявлю инициативу? Или же просто следовала плану отца. Хер проссыт этих Домбровских. Я уже никому на тот момент не доверял…
«Глеб, у тебя точно всё хорошо? Катина комната…Выглядит иначе», — сообщение, поступившее от Анны в один из вечеров после исчезновения ведьмы…
Конечно, она выглядела иначе. Я ведь все последующие ночи только и делал, что катался по её кровати, вдыхая запах тела. Разрушал всё, что видел…Что напоминало… Ломал мебель, вещи… Задыхался.
Не просто тосковал. Сходил с ума, будто при героиновой ломке.
Ни слезть не мог, ни торкнуться.
Она же забрала с собой дозу моей эйфории.
Мне оставалось только вспоминать.
А что мне давал слабый запах постельного белья…
Отрывки…
«Я счастлива… Мой огненный… Любимый».
Как плетьми по сердцу. Как босиком по раскаленному железу. Как вниз с обрыва головой.
Вдребезги. Уничтожил. Всё. Что. Было…
Поэтому, увидев её после прилёта, я пиздец как растерялся. Всё внутри жгло, будто добавили керосина…
Она смотрела на меня в коридоре универа…Своими ядовитыми зелёными глазами. И визуально я держался как камень. Физически же — тонул прямо на месте. Будто вообще все механизмы отказали. Мне казалось, что с трудом могу перебирать ноги, но на удивление, я справился — прошёл мимо, будто и не знакомы вовсе.
Уговаривал себя, как мог. Запрещал. Агрессивно стискивал кулаки лишь бы не поймать её зелёные своими. Иначе бы сдох прямо там. Выдохнул только, когда она прошла дальше. Ощущал, что между нами всё ещё есть та самая связь. Она есть…Я её, блин, нутром чувствовал. В ладони зажимал, пока шёл. Каждый миллиметр души плакал в то самое мгновение, потому что я не мог к ней прикоснуться.
Ненавидел себя за всё, что наговорил. Ненавидел и презирал.
Но знал, что вся игра вокруг нас только начинается.
Все углы были сбиты. Нас закручивали в смертельную воронку, только я, упорно сопротивляясь, бежал в другую сторону. Создавал ответную тягу. Пытался выказать противостояние, даже если получалось так же грязно, как и у моего недобати.
Только поэтому я предложил триста штук тому Паше взамен на ту дичь, что ему сказал.
Тогда, в том ресторане «Дьюри» я сразу понял, почему они с Катей неожиданно появились там вместе. Именно в тот день, когда там были мы с Беатой и моим так называемым отцом.
Он наблюдал за нами. Наблюдал и хотел видеть, что я так же зол на неё и ненавижу, ведь ему доложили сразу, как только она вернулась. Я предложил этому хуесосу ровно то, что хотел бы услышать отец. Сделал это через вину перед ней и гнев, которые ощущал к ним всем. Знал, что он передаст эти слова. Был уверен. А на той вечеринке лишь убедился в этом.
В её глазах была одна боль. А я держался как мог, чтобы только не сорваться. Чтобы не сломаться перед ней, ведь я любил. Любил, люблю и буду любить, даже если придётся отдать за неё свою жизнь. Даже если я проиграю, её я не подведу.
Но эмоции пострашнее физических увечий. Видеть её с другим, наблюдать их мерзостный слюнообмен — похлеще самого острого в мире клинка. И я бы хотел сдохнуть в тот момент, уверен, что она подумала, что это я вытворил ту хрень с приездом полиции. Только вот…Все мои ревностные эмоции в тот момент резко сменились страхом за её жизнь.
Сразу после того, как раздался первый выстрел, я вдруг осознал, что причиной этому всему являюсь я. Потому что видел человека в чёрном, который это делал. Не знаю, могло ли это быть с подачи отца…Могло ли? Я уже ничему бы не удивился. Но, успев сдвинуться, вторая чудом пролетела по касательной, а вот третья…Третья пробила плечо и вышла навылет. Артерию не задела, чему я был уже несказанно рад, но должен был успеть спрятать ведьму до прибытия полиции, пока вокруг происходила суматоха. Поэтому быстро набрал сообщение Киру и, ухватив Катю за плечо, затолкал в какую-то коморку возле выхода.
Естественно, мне хотелось прижать её к себе. Кинуться в ноги, как верному псу. Сказать, что я никого и никогда, кроме неё, но я, блядь, не мог. Мы не могли быть вместе. Просто не могли. Это было опасно… Пока я не смог бы во всём разобраться. Особенно после того, как она попала в больницу… Я будто знал, что из-за меня, но до конца не мог осознать причину. Просто ссал её осознавать… Наверное, если бы это оказалось правдой, я бы ебанулся прямо на месте и пристрелил себя сам…Только потому что допустил всё это…Что она слушала всё, что я ей наговорил…Что она переживала это, будучи…Будучи…Даже не могу произнести этого в своей голове…
Кир был в курсе всего. Вообще всего. Только с ним я мог поделиться. Только с ним. И я точно знал, что он никогда не расскажет что-то даже Соне. Ведь это Кир.
Он приехал ко мне сразу же после того, как довёз девчонок. Я же уже успел выйти через чёрный ход и спрятаться в каком-то дворе. Из плеча хуярила кровь, это было хреново, потому что остановить кровотечение я не мог, ведь аптечка находилась в моей тачке, а там повсюду была полиция. Но и вызывать скорую было бы критически неправильно. В первую очередь потому, как быстро распространяются слухи. А значит, всё дошло бы до ведьмы. Я не мог этого допустить.
Благо Кир вернулся молниеносно и уже у него в тачке мы устранили последствия. Он дал мне какие-то шмотки, чтобы я переоделся и сам обрабатывал мне рану. Было больно, разумеется. Тут на помощь подкатили и уколы трамадола. От него меня всегда не по-детски штырило, но зато при любых ранениях спасти меня мог только он. Чтобы функционировал. Чтобы мог двигаться. Чтобы дышал и делал вид, что ничего не произошло. Не первый ведь раз был в подобной жопе. Ой, не в первый.
— Глеб, ты должен её предупредить. Это, нахрен, трэш какой-то, — ворчит Кир, закрывая багажник. — Я чуть за Соню не пересрался.
— Не могу…Я не могу её так подставить. Если расскажу, если дам понять, что всё знаю, она с ума будет сходить. Я буду, Кир! Мы физически не сможем быть порознь…А это, нахер, опасно. Сам знаешь!
— Бля…Глеб…Можно как-то иначе. Предупреди, что опасаешься за её жизнь. Пусть сваливает отсюда. Хотя бы так. Расчухайся тогда уж в хлам с ней. Соня с ума сойдет, если с Катюхой что-то случится.
— Думаешь, я, блядь, нет?! — выкрикиваю в бешенстве. — Меня, нахуй, окружают одни шакалы. Я только тебе, блядь, могу верить! Только тебе могу! Пока решается вопрос с отцом и компанией у меня руки связаны, ты знаешь. А когда Катюха рядом я, блядь, себя не контролирую, не то что ситуацию. Мозги, сука, уже плывут от всего этого дерьма. А ещё…Сука, ещё…
— Что?
— Не знаю, блядь…Не знаю. Ощущаю, что с ней что-то происходит. Это долбоебизм какой-то, но… В общем, мы как-то не предохранялись. А потом у неё вроде как начались месячные, она прям выдохнула. Дальше лежала в больнице, я ведь знал это…Приплатил врачу. А спрашивать боялся. Вообще ссыковал рот открыть даже. Пока он не ляпнул…
— Ляпнул…? Ну продолжай, блядь, уже, Глеб!
— Вы — отец, спросил так ехидно, что у меня кишки все скрутило. Я как стоял там без лица, так и ушел оттуда. Если и предположить, что она вдруг беременна…Тогда не от меня что ли? Да ну нахуй, бред. Я вообще не знаю, что и думать… Что говорить, что делать… Я пиздец за неё боюсь, особенно в этой ситуации, когда временно не могу её защитить. Могу только делать вид, что ебу всё, что движется, лишь бы не касаться этой ёбанной тупорылой Домбровской подстилки.
— Не от тебя…А от кого, блядь, — ржёт Кир, глядя на меня, как на дебила. Наверное, я — он и есть. С кем могла ещё спать моя ведьма? Да ни с кем, блядь… Я уверен в этом на все сто процентов. Просто может не так что-то понял от врача. — Увози её, Глеб. Тем более, увози. Срать на универ. Срать на всё. Просто увози. Кароч… — он залезает в бардачок и достаёт оттуда ключи. — В Питере у меня дом, помнишь? Пусть тусит там. Никто не найдет. Оформлен на подругу сестры. Вообще хер кто докопается. У бати когда проблемы с бизнесом были, он дохера таких нычек сделал. Оформлял имущество на всех подряд. Увози, Глеб. От греха подальше. Там и выясните отношения. Поговорите и вернешься. Бате скажи, что со мной будешь. Я могу на твоей тачке доехать до своего дома. Всё норм. Пацана какого-нибудь найдём за тебя. Ночью никто ничего и не поймет, нахуй.
В его словах есть смысл. Есть логика. Есть правда.
Как и всегда, только Кир может так быстро вправить мне мозги на место.
Поэтому и только поэтому я приобретаю два новых телефона и подставные симки, регистрируюсь в соц. сети под левым аккаунтом и пишу ведьме сообщение, получая в ответ грозное и грубое: «Плевать. Я не выйду»
— ?*;%?;_»!»!:%_»+;«?!? Сука!!!!
Вот, что при этом чувствую, но выхода нет. Придётся действовать более нагло, как и всегда…
Глава 6
Через пятнадцать минут слышу стук в окно и вздрагиваю от напряжения. Кое-как собираюсь с силами, чтобы подойти туда, но на всякий случай прихватываю ножницы.
Застываю, когда вижу за стеклом Глеба.
— Ты с ума сошел?! — открываю створку, запуская его внутрь. — Как ты… Забрался сюда?! И зачем, блин!
Он смотрит на ножницы, сжатые у меня в руке и, кажется, ликует от радости, будто выиграл в лотерею.
— Надо поговорить, ещё раз повторяю для особо непонятливых, — грубит он, спрыгивая с подоконника. Видок у него странный. Глаза как пьяные. Я ведь уже видела его таким…Но алкоголем вроде как не пахнет. Интересно.
— Ты что… Бухой? — спрашиваю, ощетинившись.
— Ага, от тебя, — язвит в ответ.
— Я серьезно, Адов. Мне не до шуток.
— Мне тоже, Катя, мне тоже. Давай так, — он достает из-под кровати мою спортивную сумку и начинает без разбора заталкивать туда мои вещи, будто ему кто-то давал на это право.
— Что, блин, ты творишь?! Оставь мою одежду в покое! — истерически выплевываю я, хватая его за плечи, и тут он резко шипит, закрыв глаза, будто от болезненной вспышки. Вряд ли это можно с чем-то перепутать, а потому догадки сами лезут в мою светлую голову.
— Что это? Что с тобой?!
Начинаю ощупывать его, но он дёргается, не позволяя, пока мне не удается сдёрнуть с него зимний бомбер. — Глеб… Что это?! Господи!!!
— Не терпится, ведьма? Давай по-быстрому, раз уж начала, — улыбается он, обхватив меня за талию своими цепкими ручищами.
И я дышать перестаю в его объятиях.
Смотрю на него глазами, полными паники, а точнее, на кровавое пятно, разрастающееся на его плече, будто какие-то швы разошлись, не иначе… И впадаю в ступор.
Не понимаю, во что он ввязался, да ещё и шутит, как придурок, а у самого в глазах сплошная боль.
— Что здесь происходит?! Глеб?! Что с твоим плечом?!
— Закровоточило от твоих царапок, тигрица, — добавляет он очередное, а мне хочется его ударить за такие вот выкрутасы. Учитывая, что всё серьезно, а он снова переводит всё в глупые инсинуации.
— Хватит издеваться!
— Кать. Надо сваливать. Собирай вещи. По-быстрому. Так надо, — тембр становится более серьезным, но я не собираюсь его слушать.
Нет уж. Мне хватило. Хватит!
— Я не собираюсь никуда сваливать. Что ты себе вообще позволяешь?! Ты исчез из моей жизни. Женишься! Так и вперед! Что ты до меня докопался!? — доходит до какой-то истерики в голосе. Сама себя не узнаю, мне кажется, что он реально сделал меня каким-то шизофреником.
— Может потому что ты носишь моего ребенка?! — выпаливает он как на духу, а я пытаюсь хапать воздух ртом, но перестаю шевелиться.
Всё внутри умирает.
Слышать это не так уж и здорово.
Я не хочу, чтобы он знал. Чтобы претендовал. А потом в его башку снова стрельнёт что-нибудь, и он вообще заберет моего малыша! Уж он точно может! Ну уж нет.
Какого вообще черта? Как он узнал??? Берёт меня на понт? Снова издевается? Соня ведь не могла ему сказать… Не могла! Обещала!
— Прекрати. Нет никакого ребёнка, что ты удумал?!
Его лицо резко меняется. Появляется хитрый прищур, говорящий о том, что ему моя ложь по барабану, он и так всё давно знает.
— Да неужели?! И таблетки от токсикоза — херня и твоё пребывание в больнице и даже этот грёбанный олень, верно?! — он достает из тумбочки мягкую грелку и сжимает её в руке так сильно, что сейчас оторвёт ему голову.
— Да, так и есть. И это вообще не твоего ума дело! — дёргаю его за руку, отбирая игрушку. — Не хватай его так!
— Ты нарочно меня изводишь, верно? — спрашивает, словно он — белый пушистый зайка, а я какой-то монстр. Вот приехали, Адов…
Бедненький измученный страдалец. Что сказать?
Не повезло тебе с бывшей. Одни упрёки на ровном месте!
— Что ты… Как можно?! Разве такой замечательный человек, как ты, заслужил?! — саркастически выдаю, но всё ещё нахожусь в пограничном состоянии. Вроде и хочется просто смеяться в истерике, а вроде и реветь, как сумасшедшей.
— Отлично… Ведьма, я был в той больнице и лично говорил с врачом. Всё ещё хочешь меня наебать?! — добавляет разъярённо и при этом сжимает кулаки, будто реально хочет меня ударить, а тем временем пятно на футболке становится всё больше и больше.
— Ладно. Ребёнок есть, но он не от тебя, ясно?!
Хрен знает, зачем так говорю. Просто мне страшно за то, что он узнает правду. Я его боюсь. Его реакций и поведения. Он вообще бывает неадекватным в принятии своих решений. Порой кажется, что общаешься с человеком, а в следующую секунду видишь перед собой чудовище.
Вот сейчас его лицо становится именно таким…Чудовищно озлобленным. Кажется, ему больно это слышать. Да и я хороша говорить такое…Дура, блин.
— Ммм… А от кого? — тянет он, вскинув вверх брови.
— От Паши! — бросаю, не думая ни секунды. А что я ещё могу сочинить? Врать так более-менее убедительно.
— Бля.
— Всё. Узнал? Доволен? Теперь вали, — продолжаю, разворачиваясь, но он не унимается, схватив меня за запястье.
— Ты меня совсем за идиота что ли держишь? Какой, нахуй, Паша? Тебя от поцелуя-то с ним чуть не вырвало, а еще и трахаться с ним. Мне от одной мысли тошно.
— Тебе тошно, а мне очень даже приятно!
Здесь я, наверное, перегибаю, потому как Глеб резко обхватывает меня за талию, и мы заваливаемся на кровать, оказавшись буквально прилипшими друг к другу.
Он уже испачкал меня своей кровью. А мне всё равно, лишь бы ощущать его тепло.
Вот так. Рядом. Вплотную. Как при лобовом столкновении.
Горячее дыхание касается губ. Ощущаю его между своих ног и буквально таю на своей кровати, превращаясь в безвольную лужицу.
Сколько раз я его здесь представляла? Вот сколько? Бесконечное количество.
Именно так… Сверху. На мне. Берущего. Вонзающегося. Наглого. Бесцеремонного. Вторгающегося.
В моё тело…Только в моё и ни в чьё больше…
Боже, да я бы убила за это…
Но…
— Глеб, только прикоснись. Я откушу тебе нос. Клянусь, — угрожаю, а сама просто боюсь повторения этой истории.
Трясусь под ним, ощущая, как сильно каждая клетка тянется к его телу. Как бесконечно нуждается в нём.
Как же хочется, чтобы сейчас на голову упал метеорит и не пришлось бы мучиться от сомнительных разногласий тела и мозга, которые затеяли войну между собой. Да не просто войну, а бомбёжку!
Он улыбается в ответ на мои угрозы. Так искренне и по-тёплому, что я начинаю дрожать ещё сильнее.
— Блядь, как я скучал, ведьма, — Глеб вдыхает мой запах, а меня снова размазывает под ним.
Зубы стучат от напряжения. От страха. От тянущего в животе чувства.
Фитиль уже подожгли, остаётся только ждать взрыва…
— Не смей говорить этого, слышишь?! — выдаю задушено и даже пискляво. С нотами обречённости в голосе.
Это уже слишком. Я ощущаю себя проклятой. Неправильной.
А демоны внутри меня давно танцуют чечётку на моих поломанных рёбрах.
— Хорошо… Но уехать всё равно придется, Кать… Я больше не трону, больше не скажу. Но ситуация достигла критической отметки, — предупреждает он с такой тревогой в голосе, что я невольно начинаю прислушиваться. Чисто на инстинктах.
— Что с твоим плечом? Нужно обработать… — шепчу, глядя на то, как он мучается. — Ты напрягаешься и… Это… Пуля, верно? Тебя тогда задело? Провожу ладонью по его лицу.
Максимум, что себе позволяю. Но даже это кажется таким интимным, что он замирает, прикрывая глаза.
— Задело, малыш.
— Дай я посмотрю, — прошу его, и он всё же слезает с меня, а я встаю следом, пододвигаясь к нему ближе.
Долго смотрим друг другу в глаза.
Коннект происходит незамедлительно.
Питаемся друг от друга…
Чувствуем. Дышим. Как два раненных зверя.
Слышу его сердцебиение.
Тук-тук-тук-тук… Тук-тук-тук-тук…
Ускоренный бешенный пульс.
Смотрю на него.
Голубые огни как никогда чисты и одичалы.
Высеченные линии подбородка привлекают всё моё внимание, пока из-за быстрого скользящего манящего движения языка ракурс не смещается чуть выше. Губы, что влекут и обездвиживают…Его приоткрытый рот…
Внутри меня что-то загорается и покалывает от самого солнечного сплетения до лобка.
Кое-как отвлекаюсь от его лица. Сдвигаю ткань футболки в сторону, касаясь пальцами его кожи. В месте ранения она горит ещё сильнее.
— Ужасно… Глеб, придется снять… И нужно выпить антибиотик.
— Да я уже понял, — отвечает он, когда я встаю и ухожу за перекисью, бинтом и таблеткой. Он морщится, стаскивая футболку через ворот, и естественно, возвращаясь, я не могу оторвать глаз уже от его тела.
Особенно, учитывая свои взбунтовавшиеся гормоны.
Сейчас ведь совсем не до этого.
Сажусь к нему ближе и всё работает как по щелчку пальца. Забвение. Мне становится дурно от вида его раны.
— Целились, чтобы задеть или…? — спрашиваю, промакивая бинт.
— Не знаю. Увернулся. Был бы профи, завалил бы, наверное, — предполагает он, изъясняясь так просто, будто мы говорим об обыденных вещах. Как за кофе в магазин сходить… — Либо лох, либо спецом так вышло.
— Сейчас будет больно… — предупреждаю, испытывая при этом чувство вины перед ним.
— Да брось, ведьма… — говорит он, улыбаясь, но стоит мне коснуться, по глазам вижу, это реально больно. И вместе с тем, он помалкивает. Но я в нём и не сомневалась.
— Ты на каких-то веществах, верно? Твои зрачки… — спрашиваю с волнением на устах.
— Обычный обезбол… — ухмыляется, будто реально считает меня дурой.
Так я тебе и поверила, Глеб.
Смотрю на него с укором, но не спорю.
— Ладно, не совсем обычный… Чуть опиоидный… — улыбается, прошипев, когда я прикалываю марлевую повязку и начинаю бинтовать. — А ты не нежничаешь, да, родная?
Смотрю ему в глаза. Смотрю и злюсь.
К чему всё это поведение? Эти провокационные фразы…
Скользящие, пьянящие, обнажающие взгляды, способные вытрясти из тебя всю душу…
Если он прозрел, то поздно. Я вдоволь настрадалась и не желаю повторения.
— Прекращай свои выходки. Что ты там хотел?
— Увезти тебя, ведьма. За тридевять земель. Подальше от себя и своих проблем, как ты и хотела… И если уж ребёнок от Паши, то могу привезти и его туда же. Дом вам подарю, будете жить счастливо, — добавляет он следом.
— Издеваешься, да?
— Естественно. А ты как думала? Что я отдам тебя и своего ребенка какому-то додику? Ты вообще нормальная?!
— Нет, ненормальная. Видимо, поэтому всё ещё говорю с тобой! — дёргаюсь, мечтая закончить весь этот фарс. Заканчиваю бинтовать, завязываю узелок и отворачиваюсь.
— Кать… Давай. Времени мало. Ехать далеко. А придется… И спасибо.
— Нет, не придется. Никуда я не поеду. Мы не вместе, а значит со мной ничего не случится. Всё. Закрыли тему. Теперь убирайся! — твержу ему, даже не глядя на него. Он всё ещё сидит позади, пока я пытаюсь убрать оставшийся бинт в упаковку, но руки дрожат так, что ни черта не выходит.
Чувствую его дыхание позади, а затем, в одну секунду и металл вокруг своей шеи. Не успеваю понять, как на мне смыкается та самая цепочка.
— Обронила у меня дома, — твердит он шёпотом, а я хмурюсь, ощущаю, что глаза начинают слезиться.
— Я не обронила, а вернула. Потому что…Потому что…Это сердце явно уже не принадлежит мне. Подари его Беате! Так будет проще всем! — выкрикиваю, чуть ли не срываясь на жалобный хрип.
— Кать… — его руки ложатся мне на плечи. — Я всё понимаю. Облажался. И мы ещё сто раз об этом поговорим, но сейчас. Позволь отвезти тебя в безопасное место, пока у нас есть время. Пойми, что ты должна временно исчезнуть. Иначе я постоянно буду отвлекаться на твою безопасность и просто проиграю…
— Проиграешь…О чём ты? Ты не женишься?! — спрашиваю, развернувшись. Смотрю ему в глаза, а повсюду боль курсирует. Не могу понять, где она сильнее. Всё время перемещается и от этого кажется невыносимей. — Скажи, что не женишься…
Как вдруг…
— Женюсь. Кать. Всё по-прежнему, — продолжает он, а у меня вдруг в мгновение злость закипает.
— Тогда вали, Глеб. Я никуда с тобой не пойду, можешь хоть орать на меня, но не пойду!
— Блядь…Ведьма…Хули так сложно…Почему не слушаешь? Почему слышишь всегда не так, как нужно?!
— Потому что ты говоришь не то, что нужно! Потому что ты женишься на другой, Глеб! И если уж совсем на чистоту, я тебя отпускаю! Уходи! Мне будет без тебя лучше! Мне не нужен чужой мужик!
— Но я не чужой, блядь, ведьма. Я твой. Твой, блядь. Полностью. Я даже не спал с ней ни разу. Клянусь, — задвигает он, надрывая голос.
— Что ты несёшь?! — морщусь, слушая эту гнусную ложь. Он же не думает, что я настолько тупая?! — Я не верю тебе! Ни единому слову не верю!
— Да это правда, блядь. Я никого не трахал. Мне, нахуй, вообще не до этого. Я думаю только о тебе и о том, что узнал. Это понятно? Мне надо всё время наблюдать, выяснять, искать. Мне не до блядин, Катерина. И я говорю это не для того, чтобы ты сразу ко мне кинулась. Не дурак. Не собираюсь выпрашивать твоего расположения. Дело, блядь, вообще в другом. Дело в том, что твоя жизнь, как и моя, в опасности. Но я справлюсь, а ты — нет! А с учётом… Того, что ты…Что мы…ждём ребенка…Если это так…Это ведь так? — спрашивает чуть ли не дрожащим голосом. То ли его затрясло от сказанного, то ли стало морозить, ведь антибиотик он так и не выпил.
— Выпей таблетку, Глеб. Я не хочу отвечать на твой вопрос. Я вообще не хочу быть с тобой связанной. Чего бы это не касалось, поэтому ничего тебе не должна, — насильно протягиваю ему капсулу и воду, и он запивает её. — Моё тело — моё дело.
— Как скажешь, — цедит сквозь зубы. — Просто тащи свою задницу вниз сразу после того, как соберешь вещи. Обещаю дом тебе понравится.
— Глеб, ты оглох?!
— Нет, Катя. Это ты оглохла, блядь. Если не пойдешь сама, я потащу силой. Ты знаешь, что это правда. Я сделаю всё, чтобы вывезти тебя отсюда. Хочешь ты этого или нет. У меня в машине есть новый телефон, новая сим-карта. Ты должна оставить старые здесь. И чтобы ты понимала. Это война, ведьма. Не шутки, блядь. Не игры. Не ёбанный спектакль! Когда всё начнётся, все будут злые, как псины…Ты не представляешь на что способны эти люди.
— Потому что ты не рассказываешь! Всё как раз поэтому! Ты ни черта мне не рассказываешь! И та ссора произошла только из-за этого! — вскрикиваю и начинаю рыдать, пряча глаза за дрожащими ладонями.
Бегунок ненормальности достигает самой критической точки.
Меня шкивает, как парусник при урагане.
Всё, о чём могу думать, это то, как мы грубо расстались. Как невыносимо больно мне было. И мне нельзя вот так нервничать…Просто нельзя…
Внезапно ощущаю его мятный запах и руки, сомкнувшиеся за моей спиной.
— Давай так. Мы приедем туда, и я всё тебе расскажу. Обещаю…Навязываться…Не буду…
— Клянёшься? — спрашиваю, шмыгая носом, надеясь, что его отложит, и концентрация его аромата поднимется, замещая боль приятными волнами. Ведь так было всегда…
— Клянусь, да, ведьма, — Глеб гладит меня по спине, уткнувшись носом в мою шею, а меня от этого жеста чуть ли не выключает. Я вздрагиваю и сторонюсь, на что он испуганно отодвигается от меня. — Прости…Я больше не буду…Тебя касаться… Но ты должна собрать вещи.
— Хорошо, я соберу. Спущусь вниз через десять минут.
— Я на белом Ниссане 032. Левак. Кир прикрывает. Пожалуйста, не сбегай. Мне многое нужно до тебя донести.
— Поняла, — отвечаю и быстро выпроваживаю его за дверь.
Глава 7
(Глеб)
Жду и нервничаю…
Думал, сожру её прямо там.
Особенно когда про Пашу своего заговорила…И про то, что ребенок от него. Пха! Надо бы ему причинное место оторвать. Чтобы даже мысли о потомстве не возникало. Такие продажные мрази не должны размножаться…
Но вместе с тем. Я думаю о нашем с ней продолжении. Оно ведь уже там, верно? В её чреве, просто она не хочет делиться… Не хочет говорить…
А мне катастрофически надо, чтобы сказала…Чтобы была честна. Ведь это реально что-то возвышенное.
Больше, чище, важнее.
Я буду ждать, когда она скажет мне. Когда признается…
Ночью попробую уломать на разговор, если вдруг начнёт противиться… Дожму…
Хочу поговорить обо всём. О том, что произошло. О том, как много она для меня значит…Как сильно мне хочется всё исправить…
И как много нам придётся пройти…
Это, вашу мать, не просто много. Это дохрена. Но вместе.
Выбора нет. Его больше нет.
Вместе и до конца. Что бы ни случилось. За руки. Вдвоём.
Когда Катя выходит, мысленно успокаиваюсь. Тишина тёмной улицы вдруг перестаёт давить на мозг гнетущими узлами. Знаю, что вот эта наша встреча небезопасна, поэтому решаюсь везти нас окольными извилистыми путями, сбив всех со следов к херам. В самой гуще леса на окраине Москвы моим человеком мне уже подготовлена ещё одна машина. Эту же я оставлю там. Никто не отследит, никто не догадается. Никто нас не найдет…
Кир тем временем с похожим на меня парнем в моей же тачке с моим телефоном в руках следует к своему дому. Всё чётко спланировано. Справимся. Уверен.
Ведьма садится и пристегивает ремень. Боюсь смотреть в её сторону. Боюсь сорваться на новые эмоции. Я же придурок. Грёбанное животное. Всё о чём думаю, сразу не терпится высказать, будто тумблер какой замыкается.
Надо. Срочно. Слить. Всё. Что. Внутри.
Внутренний голос, как всегда, изводит.
— Как твоё самочувствие?
Всё, что выдаю. Хотя на деле набросился бы с расспросами. И не только. Когда она так близко, и салон наполняется моим личным персональным кайфом — её запахом, я готов откинуться прямо здесь и сейчас.
Сердце в грудной клетке работает на износ. Кажется, что скоро затарахтит и заглохнет, но пока…
Пока оно как торпеда.
Несёт меня, не ведая преград, ломая всё на своём пути рассекает пространство и время своими кульбитами.
— Нормально, — всё, что слышу в ответ.
— Хорошо. Я дам тебе все контакты проверенного врача. Будешь с ним на связи 24 на 7. Да и я буду всегда у телефона…
— Ммм…Даже в день своей свадьбы? — выдаёт так ядовито, что у меня чуть ли не глаз дёргается.
Ладно, каюсь. Сам виноват. Хреново вышло.
— Поговорим насчёт этого, когда доберемся до дома.
— А сейчас мне что? Сидеть и смотреть на тебя как на второе пришествие Христа?!
Стискиваю челюсть. Вроде и смешно, а вроде и ни хрена подобного.
Мы, блядь, не на стэндапе вообще-то.
— Можешь смотреть в окно. Я не запрещаю, — отвечаю, не глядя на неё.
А то рискую затормозить и засосать её, оттрахав прямо в этом ебучем Ниссане.
Язвит, закатывает глаза, хмурится, а я только и делаю, что кручу в башке порно с её участием. Как это, блядь, работает?
Что за фантазии такие ебанутые?
Почему я помню каждый физический контакт с ней и не могу его развидеть, особенно, когда она вот такая вредная и провоцирующая?
— Ещё б ты мне что-то запрещал, Адов! Не дождёшься! Своей жене будешь запрещать!
Бля…Ну вот, опять…
— Ух ты ж, бля. Как мы заговорили…То есть, когда я тебе предлагал быть моей женой, так ты гордая, нос воротила…А сейчас прям ревнивую собственницу включила! Феминистку, бля, на минималках!
Бесит, нахуй.
— Да пошёл ты на хрен! — выплёвывает обиженно. Конечно, злится. А как иначе? Я бы вообще убил, если бы за другого замуж выходила, но так надо…
— Всё, уймись. Едем. Молча, блядь.
Смотрю на дорогу, а у самого челюсть сводит от таких вот выпадов.
Ничего…Скоро приедем…По-другому запоёт. Надеюсь.
Помню, как сидел в том самом доме в Питере с младшей сестрой Кира после того, как её изнасиловали какие-то уроды. Мы с ней вот так же срались первые два дня. Но этот дом, блядь, волшебный, отвечаю. Он как-то сближает, лечит, прощает. Я тогда нашёл нужные слова, она тогда послушала. Решила продолжить жить, хотя хотела перерезать вены. Помню, как отговаривал, помню… Кирюхе ни хера так и не сказал, просто разговаривал с ней долго и детально.
— Давай так. Если вдруг невмоготу станет, если плохо будет, меня режь, — предложил я тогда на полном серьёзе. Надя же смотрела и не моргала.
— Ты придурок, что ли? Как мне это поможет?
— А ты попробуй сначала, потом пизди!
— Ну и попробую! Вот сделаю и будешь потом… — случайно так вышло, что ножом всё же задела меня. Совсем немного, но на глазах сразу паника появилась. Мне не больно, зато у неё напрочь желание отбило. — Господи! Глеб! Прости!!! Прости!!!
— Надя. Успокойся. Не больно мне.
— Что теперь будет???
— Всё в порядке будет. Ничего не изменится. Как была первой красавицей в школе, так и останешься. Не реви только. Ненавижу, когда бабы ноют. Ты ж, блядь, не нытик, да же?!
— Нет, ты точно, кретин последний, Адов! Помяни моё слово, девушка, что выйдет за тебя добровольно — либо святая, либо конченная дура! И то если это случится, я свечку в церкви поставлю!
Запомнил эти её слова. Запомнил, сохранил в сердце, но никогда больше не напоминал ей про те семь дней вместе.
Кир вспоминал конечно постоянно, а я пытался уводить в другое русло, потому что сама Надюха не хотела этого помнить. Так и жили первый год, пока не улеглось…Да вдобавок со смертью Лины и племянника я совсем с головой погрузился в другой омут. Там и Надя, кстати, на помощь не раз приходила. Смешила чё-то меня, расслабляла. Проще становилось с ними. С Волковыми… Они ж семья моя…Больше, чем кто-либо…
Но полное спокойствие я приобрел только с ведьмой. Вот и сейчас, везу её туда, а сам уповаю на то, что тот волшебный дом решит наши с ней разногласия…Магически нас соединит. Как бы тупо и наивно это не звучало.
— Сейчас аккуратнее, держись. Я резко поверну и разгонюсь. Надо хвосты проверить, хорошо? — сообщаю, чтобы не испугалась сильно.
— Хорошо.
Не успеваю вырулить на поворот, как понимаю, что за нами реально несутся. Одна машина — да. Но мне и этого достаточно, чтобы понять, что по нашу душу.
— Глеб, — сразу же напрягается Катя. Её пальчики тут же находят моё колено, и она вцепляется ими в него, пока я несусь по трассе.
— Есть два варианта, — говорю задушено. — Оторваться, но не факт, что выйдет. И второй — скинуть их в кювет. Пристрелить. Самый надёжный.
— Глеб… — мямлит она, мотая головой. В глазах столько ужаса. Я понимаю, что не при ней будет сказано, но выбора у меня особо нет.
— Малыш, так надо. Ты, главное, сиди и не вылезай, несмотря ни на что. А я вот сейчас прям…Разберусь, — выдаю, протягиваю руку к бардачку, вынимаю оттуда ствол и кладу себе на колени. Катя сразу же руку свою оттуда отдёргивает. Я же пытаюсь выстроиться в одну линию с тем самым долбоебом. Вылетаю на встречку. Машин там вообще нет. Только мы и он. — Уши прикрой и кричи, если впереди кто появится. — прошу её, а сам, разгоняясь до предела, чуть перегоняю его и проталкиваю дуло в приоткрытое окно. Не успеваю подумать, как уже на курок трижды нажимаю. Одну в лобовое, вторую в колесо, его ведёт и третья мимо пролетает.
Сбрасываю скорость, наблюдая за тем, как ту самую тачку разворачивает позади нас, тащит и заносит в кювет, ровно как я и планировал. Дорога скользкая, это было очевидно. Чуть возвращаюсь задним ходом и велю Кате запереть двери. Сам, прихватив с собой пистолет, иду проверять.
Ныряю в лес, успеваю увидеть только кровь на белоснежном покрывале и шаги, которые ведут куда-то вглубь лесной чащи. Машину перевернуло. Пустая. Очевидно, был только водила. Больше следов нет.
Добегаю до широкого дерева. Застываю. Вслушиваюсь в отдаленный хруст, звуки которого раздаются по левую сторону от меня. Выбираю траекторию наименьшего выпендрежничества. Прячусь за широкими стволами и прислушиваюсь. И так, пока не добегаю до какой-то заснеженной поляны. Не успеваю вновь остановиться, как понимаю, что оппонент начинает бежать сломя голову, придерживаясь за бок. И раздаётся два громких выстрела в пустоту.
Тишина…Воздух рассекает протяжный громкий крик Кати с трассы.
— Глеб!!! — кричит практически истерично. Не могу ответить, не до этого. Надо гасить его и бежать к ней.
Только успеваю снести пидора с ног, отобрать у него его ствол и начинаю его бить. Убивать нельзя. Нужна ведь инфа.
— С кем ты? Один, бля?! Отвечай!
— Один, — выплевывает он зуб, а вместе с ним, кажется, кусок языка.
Оставляю его лежать. Целюсь в лодыжку, чтоб не убежал. Нажимаю на курок один раз, раздается громкий выстрел, крик этого гондона. Он истошно собирает все молитвы вперемешку с матами. Истинный ценитель богохульства! Аминь! Аллилуйя! Нахуй!
Едва успеваю развернуться, как наблюдаю картину, как моя бежит со всех ног, утопая в снегу и кричит моё имя на всю округу, срывая горло, наверное, до крови.
— Глеб, Господи!!! Глеб!!!
Кидаюсь к ней, естественно. Приятно конечно, что она так волнуется, но, бля, пугать её в таком состоянии тоже не хочется.
— Ты зачем вышла?! Там кто-то есть?! — спрашиваю, прижимая её к себе. Её всю колошматит. Она прижимается ко мне и плачет горькими слезами, не в состоянии сделать новый вдох.
— Нет, я выстрел услы-ша-ла, — кое-как произносит, а в конце и вовсе сдается, повиснув на моих руках.
— Всё хорошо. Я же сказал тебе сидеть внутри. Нельзя тебе переохлаждаться. Идём, отведу тебя обратно.
— А ты?
— А мне надо того уёбка допросить, — кидаю вскользь, указывая головой на воющего, хрипящего, шипящего говножуя.
Катя молчит. Просто держит мою руку, а я взваливаю её на себя и тащу, чтобы лишний раз свои ноги не студила.
— Аккуратнее, — просит она, обвив руками мою шею.
Сердце бьётся в груди, как раненная птица трепыхается.
— Я стараюсь, — отвечаю, на что она мотает головой.
— Я не про себя…Я про тебя…Будь, пожалуйста, аккуратнее…
Улыбаюсь. Как придурок, честное слово.
Это же…Сносит с ног в буквальном смысле слова.
Хлеще любого признания. Но…
Вкупе с тем, что в ней сейчас живёт два сердца…Я понимаю, что она может ещё сильнее любить…Я — глупец, что не понимал этого раньше…
Доношу её до машины, прошу заблокировать все двери и возвращаюсь к тому выродку семимильными шагами.
— У тебя два варианта, — смотрю на него сверху вниз. — Первый. Ты сливаешь всё — увожу до деревни. Второй — сдохнешь здесь.
— Откуда мне знать, что если солью, не пристрелишь меня сразу после этого?
— Ниоткуда. Сам выбирай, — отвечаю честно, и похрен мне, что он там подумает.
— Ладно, — держится то за ногу, то за бок. — Бля…Сказали следить за девкой. Если соберется куда-то сразу докладывать. Убирать не просили. Про тебя предупреждали. Но о других тачках речь шла. Заметил только через девчонку.
— Успел слить?
— Успел, что выехали. И авто успел слить, но о тебе нет.
— Кто указание дал?
— Какой-то левый аккаунт. Не знаю, кто. Мне часто так пишут. Если без мокрухи, берусь.
— Ясно, хуёво, чё. Как звать-то тебя, боец?
— Игорь.
— Лады, Игорюша. Слушай. Давай свою мобилу.
Беспрекословно даёт мне телефон, и я начинаю прочёсывать сообщения, звонки и прочее. Похоже, реально ничего такого не слил. Только что села в Ниссан и номер. Без указания с кем именно.
Уже прикидываю, как его пристрелить. Как вижу на заставке, блядь, его фото с двумя пездюками, как две капли воды на него похожими.
И хули делать?!
Сука!
— Щас на тачке доедем до деревни. Я тебя там сплавляю. Телефон твой остается здесь. Понял меня?
— Понял.
— Должен будешь.
— Буду.
Заваливаю его к себе на спину и тащу в машину, мысленно проклиная себя за то, каким милосердным муднем стал рядом с ведьмой. Нет бы завалить, да вроде как не за что. Просто же сливал, зарабатывал. Наверное, ради детей всё, хули.
Ааааа! Бля! Ненавижу!
Затаскиваю и командую ведьме садиться назад. Его же усаживаю возле себя, чтобы никаких выходок, нахрен.
Катя молчит, потрясенная происходящим. Игорь кряхтит, пытаясь сдавить рану.
— Малыш, аптечку достань. Там сзади валяется, — прошу её, и ощущаю, как дрожащие руки передают мне коробочку. Сбавляю скорость, лишь с целью, чтобы этот придурок не отключился. — Задери кофту. — толкаю уже ему.
Делает, а там в боку огромная такая нехилая кровоточащая рана. Бросаю на неё мажущий оценивающий взгляд и хмурюсь.
— На, вколи, — даю ему шприц. — Я за рулём.
— Не умею самому себе.
— Я поставлю, — шепчет ведьма. — Куда надо?
— Точно справишься? — спрашиваю, и если честно нахожусь в полном безоговорочном ахуе. — Внутримышечно. Можно в руку.
— Справлюсь, — отвечает она, и пока я веду машину, на ходу вбирает в шприц инъекцию обезбола, после чего лёгким движением руки делает ему укол. — Всё. Порядок.
— Спасибо, — ворчит Игорь, придерживая свою рану.
— Кароч, реальность такова, что ты истекаешь кровью, дружище. До деревни около десяти минут. Я гоню, как могу. Молись всем Богам, которых ты упоминал ранее, потому что хуй знает, что тут может конкретно помочь.
— Глеб! — выдаёт задушено ведьма. — Не нагнетай! Гони лучше!
— Слушаюсь и повинуюсь, тигрица.
До деревни мы доезжаем примерно в то время, как я и говорил. Везёт, что там есть медицинский пункт. Туда мы в первую очередь и заваливаемся. Сначала нас категорично отказываются принимать, особенно с огнестрелом, но потом я показываю пачку долларов и нас тут же пропускают внутрь, взваливая Игоря на каталку.
— Кароч. Выживешь — сам найдешь, — кидаю вслед, когда его увозят. Сообщаю врачу, что он принял, а сам хватаю ведьму под руку и тащу вглубь деревушки. — Здесь быть нельзя. В машину возвращаться тоже. Вещи тебе новые куплю. — предупреждаю грубо, но она кидается обратно к тачке чуть ли не в истерике.
— Нет! Глеб, нет! — добегает до машины и взваливает на себя одну из сумок. — Её я тут не оставлю!
— Что там такого важного?
— Всё!
— Ведьма…
— Олень, ясно?! — выдает нервным вскриком, а мне вдруг так смешно становится…Будто она не игрушку имела в виду, а меня обозвала. — А ещё там документы…И другие мои важные личные вещи!
— Понял, давай сюда, — перебрасываю через плечо и тащу её за руку в ближайший дом. Хочу попросить, чтобы нас впустили погреться до тех пор, пока Гриша не пригонит мне новую тачку. Координаты я ему уже скинул. Гриша — свой человек. Не отцовский. Он всегда сделает, что попрошу. За плату естественно, а плачу я ему хорошо.
Сразу же натыкаемся на какую-то набожную семью, которая при виде меня перекрещивается. Ведьма пучит на них свои глаза, а мне настолько похрен, что я с каким-то необъяснимым напором вваливаюсь в их жилище и закрываю за нами дверь.
— Вечер добрый, — говорит за меня Катя. — Помогите пожалуйста. Нам немного переждать…Буквально час, мы неместные. — выдает она, пока они продолжают смотреть на нас как на бесов.
— Вы же грешники. Посланники Дьявола, — тычет в нашу сторону какая-то бабка, выглядывающая из-за угла с крестиком в руках, и я начинаю ржать. Достаю из-за пазухи ещё одну стопку денег.
— Возьмите и помалкивайте, очень, мать вашу, прошу!
— Глеб! — перебивает меня Катя.
Но, как ни странно, женщина тут же хватает деньги и без уговоров тащит нам горячий чай, доброжелательно улыбаясь.
— Ну, вот, так-то лучше, — выдыхаю, пока мы ждём Гришу. Катя молчит, но нам хотя бы тепло и комфортно.
Через сорок минут во дворе дома нас ждёт серый фольксваген. Быстро здороваюсь с парнем, и мы садимся в машину. Он доберется обратно на попутках.
— Мир Вашему дому, идём к другому, — кидаю напоследок, пока бабка плюётся на землю и захлопывает за нами дверь.
— Ты видела, какая мерзкая пизда, а?!
— Глеб, блин, прекрати уже! — затыкает меня моя девочка, на что мне остаётся только вздохнуть и увозить её оттуда.
Ночка выдаётся тяжёлой и напряженной. На часах уже почти одиннадцать, а ехать ещё целых четыре часа.
И пока я веду, Катя спокойно вырубается на соседнем пассажирском сиденье, а мне остаётся только рассматривать её и балдеть от того, что она рядом…Да ещё и с нашим ребёнком под сердцем…
Глава 8
Открываю глаза, когда Глеб взваливает меня на руки и несёт в дом.
— Извини, но тут неудобно, а там теплее. Я уже всё включил и затопил, всё на автомате теперь, тебе ничего не нужно делать, — сообщает он, пронося меня мимо огромных металлических ворот. Дом, который я вижу, чуть поменьше его, но точно квадратов пятьсот. Не иначе.
— Куда такое огромное жилье?
— Других не водится, — язвит он, и мы заходим на порог, где Глеб, даже не разуваясь, несёт меня до гостиной, а потом опускает на пушистый коврик рядом с камином.
— Сколько сейчас времени?
— Три. Я гнал, как мог, — отвечает он, присев рядом. — Голодна? Кир сделал заказ продуктов, но их привезут только утром.
— Нет, всё нормально. Скажи лучше, как твоя рука?
— Она в порядке. Я уже говорил. Рука — не сердце.
— Ага.
— Ага, — давит, практически вздыхая.
— Ты обещал разговор. Всё рассказать. Я жду…
— Вот так сразу? Без прелюдии? — дерзко спрашивает, ухмыляясь. Пока я кошу на него свой самый недобрый взгляд.
Атмосфера медленно становится тягучей.
Огонь. Он. Я. Мы. Одни в этой комнате. Да во всём доме.
Слышу треск дров. Приятный древесный жжёный аромат. Чувствую, что наши сердца сейчас стонут в унисон.
Отвожу взгляд, лишь когда понимаю, что мы слишком увлеклись.
— Мне придётся уехать. Тебе придётся пожить здесь…Таков план, ведьма. И я ничего не могу с этим поделать. Ты была права. Всему виной отец. Только вот не он один. Вместе с Филом.
— То есть…С тем самым Филиппом? Они что…Старые знакомые?
— Что-то вроде того…Русу я пока не рассказывал. Всё более, чем сложно, Кать.
— Что же…Что же ты придумал? О какой войне говорил? — спрашиваю надрывисто. Сама слышу, как голос выдаёт.
Меня ломает так, что в безудержном потоке негативных мыслей подбрасывает. Я не могу отрицать, что боюсь последствий. Куда бы он не ввязался, я в первую очередь боюсь за его жизнь.
— Я расскажу…Только обещай, что не станешь отговаривать?
— Я не…Я не могу такого обещать. Ты хоть понимаешь, о чём просишь?!
— А ты хоть понимаешь, как я рискую, посвящая тебя во всё это?
— Пока нет. Не понимаю. Потому что не знаю о чём речь, — признаюсь честно. — Но жду объяснений.
— Ведьма…После слияния холдингов основных держателей контрольного пакета акций будет пятеро. Слияние возможно только после заключения брачного договора. Это прямое условие. Руса я попробую убедить. Домбровский тем более втянется, когда все карты вскрою. Отец играет грязно. Он хочет слить их семью, выкупив акции у бабки Фила. В совокупности со мной, Русом и ей, он сможет лепить из новообразовавшейся компании, что хочет. Но он не в курсе, что я знаю правду.
Мне хоть и больно это слышать, но я должна разузнать всё до конца.
— И что решил ты?
— Я выкуплю оставшуюся долю, хочу разорить этого хуесоса, а потом отправлю на нары за махинации на рынке. У меня есть нужная информация. У меня есть нужные свидетели. У меня даже есть документы, свидетельствующие о том, что папаня перевёл замечательному Пашеньке миллион долларов с офшоров в замен на посягательства на твою честь.
— Что?! — смотрю на него в ужасе. — Что?! Глеб…Ты лжёшь!
— Ведьма, ты чего так дёрнулась? Я, блядь, правду тебе говорю. Гонишь или чё?!
— Сам ты гонишь! Я не верю! Не верю тебе!
— Блядь…На хуй мне врать? — выдаёт остервенело. — Я тебе всё привезу. Сама увидишь. Не беси лучше.
Надрывно дышу. Внутри всё грохочет, взрывается.
Если это ложь, то очень подлая, а если правда, то безумно гадкая!
Словно я — лишь разменная монета. Будто всё вокруг меня куплено. Лживая мерзкая игра!
Как же липко я себя ощущаю, словно меня какой-то грязью обмазали.
— Ведьма…Я понимаю, что ты чувствуешь…
— Нет, Глеб! Не понимаешь, не понимаешь! — выкрикиваю, сильнее поджимая колени к груди. — Я уже не могу жить в этом кошмаре. Не хочу! И видеть тебя не хочу! Я так устала! Я уже… — начинаю рыдать, закрывая лицо ладонями. — На грани…
Господи…Сколько всего во мне накопилось.
Сколько ещё боли нужно пережить?!
Он обнимает меня. Прижимает к себе. Стискивает плечи.
Будто обжигает собой. До боли. До умопомрачения. Так. Чертовски. Болит.
Физически — я на дне. А душа еле слышно Глеба касается. Эфемерно. Невесомо.
Почему мы не там, где всё это не важно? Где между нами нет ограничений. Запретов. Этой разрушающей боли???
— Я не вынесу, если ты на ней женишься, — не знаю слышит ли меня через мой затяжной надрывный плач, но он вздыхает и сильнее жмёт к себе.
Не знаю, чего стоит говорить это. Уже ничего не чувствую. Так много яда внутри. Так много блядского яда!
Ну же, подкинь ещё дров, Адов! Мало! Мало горю из-за тебя!
Ожоги четвертой степени! Некроз! Саморазрушение.
— Не трогай меня, — вырываюсь, при этом ощущая, будто меня на куски рвёт. Всё о чём могу думать — это то, что надо вырваться из этих удушающих объятий.
Иначе умру.
Иначе никогда не оправлюсь.
— Отпусти! Отпусти! Отпусти же! — судорожно всхлипываю, толкаюсь, агрессивно бью в плечо, и только тогда он отпускает. Когда в моих лёгких уже нет кислорода. Ловлю последние секунды теплоты между нами. — Я никогда тебя не прощу, Глеб. Никогда не прощу, если ты сделаешь это. Если ты женишься — значит ты сделал свой выбор! — кидаю ему последнее и убегаю оттуда в истерике.
Сама не знаю, куда бегу. Но после соображаю, что на кухню.
Он нагоняет. Всегда нагонял. И сейчас делает так же. Нависает надо мной, придавливая к стене, и смотрит прямо в глаза.
— Я знаю, что причинил тебе боль. Знаю, что не имею права просить. Но у меня тоже внутри…Жжёт, Катя. Жжёт так, что сгораю к хуям. Пойми. Нет выбора. Его нет. Прости меня, маленькая, прости…Прости меня…Малыш… — шепчет не прекращая, а у меня по щекам льются слёзы.
Так хочется сейчас отмотать назад. Не знать его. Никогда не встречать! Не чувствовать!
Разве я могу так думать? Внутри меня — мой малыш. Как я могу так думать?!
Какая же я сволочь!
Все точки задеты. Все углы раскурочены. Я не чувствую опоры. Её больше нет. Не понимаю, как могла поехать сюда с ним. Зачем???
Он ведь ясно сказал, что не отступится…Что всё равно женится.
Что за слепое чувство доверия внутри?
— Выбор есть всегда! Уехать туда, где нас не найдут! Уехать и забыть! Всё, как страшный сон! Но ты не хочешь…Ты не…
— Я не могу, Катя. Это…Блядь, это уже не только моя жизнь. Пойми это! — голос его дрожит. Но я не способна думать ещё и о его боли.
Я уже просто не вынесу.
Задушенная всеми этими новостями, рискую сорваться на крик. Тушу агонию в себе. Всячески себя выкручиваю. Кровоточу, но вида не подаю.
— Я. Хочу. Чтобы. Ты. Ушёл, — выдаю с расстановками очень грубо и пытаюсь выровнять дыхание.
Проклятие. Как же справиться со всем? Как осилить? А самое главное, где брать эти чёртовы силы, когда внутри сплошной хаос?
Ушёл. Вернулся. Снова уходит. Это как бесконечный цикл мучений. Но уже край! Край!!! И я с него вниз головой лечу…
Череп вдребезги. Сердце на куски. Думала, что не больно…
Думала, что уже нет, а внутри всё новыми красками разливается. Тёмно-бордовыми реками бурлит. Того и гляди утонешь в этой крови…Захлебнешься.
— Мне нужно ещё кое-что сказать… — продолжает он шептать, не выпуская меня из своей хватки.
Так близко, что я точно скоро отъеду.
А потом эта громадина и вовсе съезжает вниз на колени, утыкаясь носом в мой живот.
Носом. В. Живот.
И тут меня разрывает окончательно.
Пока он елозит губами по моей одежде. Просто нежно целует. Без страсти. Без намёков. Тут другой посыл. Совсем другой. Не менее важный…
Он не со мной сейчас говорит. Не со мной контактирует. Я это нутром своим чувствую.
Подбородок дрожит. Всё внутри иголками покрывается. И я перехожу на крик.
Просто истерично вою в тишину. Протяжным омертвляющим набатом её пронзаю.
Я не хочу, чтобы всё было так! Я ношу его ребенка, а он женится на другой!
Это нечестно! Это жестоко! Это…
Задыхаюсь, даже думать не могу об этом. Головокружение, дикая боль в висках. Раздражающая пульсация. По венам жжение, будто внутри меня всё в огне. Нет, не так. Я и есть огонь!
Его пальцы сжимают ткань на моей пояснице. А он как раненный зверь ластится. Просит. Вымаливает. Пока моё сердце, скованное тысячью цепей гремит в грудной клетке.
— Скажи, что там мой ребёнок, — пронзает он мой отчаянный стон своим трепетом. Пальцами запутываюсь в его волосах. Ответить не могу. Язык прилипает к нёбу. Так, что и клещами не отодрать.
Молчим вдвоём и будто слышим три сердца. Разве так бывает?
Конечно нет…Психосоматика…
И та меня пиками точёными прямо в душу.
— Я ничего тебе больше не скажу. Ты забыл? Если ты сделаешь мне больно, я сделаю тебе так же. Око за око, Глеб. Око за око.
Глава 9
(Глеб)
Пусть так. Пусть не заслужил…
Внутри меня всё полыхает. И я всё равно чувствую, что касаясь её живота губами, между нами безумная связь образуется. Настолько сильная, что и металлом никаким не перерезать…Не уничтожить. Не разорвать.
— Ведьма… Я каждый день звонить буду…Приезжать через день постараюсь…Я в любом случае, остаюсь твоим. Пусть ты думаешь, что вру. Но не так это, малыш. Не так…
— Уезжай, Адов. Уезжай, я пойду спать…
Целую её животик снова. Пальцами чуть сгребаю в руки кофту за её спиной. Она молчит. Дрожит вся. И я знаю, что не должен к ней лезть, но, блядь, не могу я просто…Не могу. Меня трясёт всего, потому что не хочу я вот так уезжать от неё…Не могу просто отпустить. Не показать, как сильно, чертовски невыносимо её люблю.
Расстёгиваю пуговицу на её джинсах, начинаю стягивать вниз, а она цепенеет.
— Глеб, не надо прошу тебя. Не надо… — скулит и навзрыд вся исходится.
— Тебе…Ты плохо себя чувствуешь? Не хочешь? — шепчу, и самого тоже подбрасывает на виражах. Если скажет, что не хочет конкретно меня — подохну. Просто на месте…
— Я не хочу всё усложнять, — уточняет она, а у самой лицо такое, будто сейчас расплачется.
— Кать… Что тут усложнять? Ты моя. Я твой. Что может быть проще?
Она аж нервно всхлипывает, утирая свои щеки. Кладёт на моё лицо свою ладонь и смотрит прямо в глаза. Жестоким прожигающим ведьмовским взглядом.
— Проще может быть только то, что как только ты женишься, я выйду за другого, и поговорим, — цедит она, застегивая свои джинсы, и нагло бросает меня на полу, двигая в сторону коридора деловым шагом.
Бля…Знаю, что стрёмно. Знаю.
Пиздец обиделась.
А у меня уже член ноет по ней.
Слышу звук захлопнутой двери. Включается вода. А я стою там как придурок и не знаю, куда себя деть.
К чёрту…Главное, что она в безопасности. Всё остальное такая херня… Она всё равно любит. И простит…Простит же? Я уверен…
Иду в гостиную, звоню Киру, тем временем бесцеремонно копаюсь в её вещах, достаю медицинскую карту и пишу знакомому врачу-гинекологу о завтрашнем приёме. Хочу, чтобы мне всё доложили буквально сразу.
Кир говорит, что всё отлично. Их пасли до самого дома, а значит, отец вероятно думает, что я там. Отключаюсь. Достаю новый телефон для ведьмы, вставляю симку. Всё настраиваю.
Натыкаюсь в документах на маленький снимок, ловлю глазами каждую точку…
Мать его за ногу…Я ведь тогда ушёл. Так и не дождался. А это УЗИ…В маленьком чёрном облачке уже живёт наш с ней головастик. Как же это, сука, мило…Я готов, блядь, расплакаться из-за чёрно-белой картинки…Нет, конечно…Не из-за неё.
А от осознания, что у нас с ведьмой будет ребёнок. И что мы любим друг друга. Вот что важно…
Пока она что-то там делает в ванной, я вызываю доставку еды из круглосуточного ресторана. Достаю её оленя. Долго верчу его в руках.
Этот Бэмби, блядь, смотрит на меня сердитыми чёрными угольками. Натуральным образом душит, нахер, и наизнанку выворачивает. Рыжий обмудок.
Кладу его на её подушку в спальне. Снова пялюсь на него, а он на меня.
— Смотри давай за ней. На тебе ответственность, — бубню себе под нос.
Блядь…Что я только несу? Перекладываю ответственность за любимую женщину на мягкую игрушку.
Гондон.
Наконец, она приходит, а у меня звонит телефон.
— А, да, сейчас, — отвечаю и сбрасываю, когда она молча проходит мимо в халате и с полотенцем на голове. Замираю. — Даже не спросишь кто звонил?
— Невеста, наверное, — безразлично выдыхает, пока я растягиваю губы.
— Бля…Ты, как всегда. Я пошёл.
— Куда?
— Ну вот…Другое дело, — улыбаюсь. — За едой. Покушаем и я поеду…Пора. Завтра у тебя приём у врача в два. — тут же разворачиваюсь и стремлюсь к выходу.
— Чего?! — возмущенно кричит она мне в спину, но я исчезаю за дверью.
Когда приношу всё внутрь, Катя уже ждёт на кухне и делает мне кофе, а себе чай. Молча садимся есть, я рассказываю про слежку. Объясняю, что она должна быть крайне осторожна и выходить только в экстренных случаях. Всегда звонить мне и обязательно, что бы там ни было, брать трубку и регулярно посещать врача.
— Это всё, папочка? — переспрашивает она, на что я расплываюсь в улыбке.
— Бля…Ты меня заводишь, пиздец…Как теперь ехать?
— Молча стиснув яйца, — грубо отсекает она, на что я хмурюсь.
— Пятую неделю без секса…Дрочишь меня…Заебался змея душить уже, — отшучиваюсь, на что она показывает мне «фак». — Ну…Признайся, что тоже немного заводишься, когда я рядом…Я ведь чувствовал.
— Ты здесь ни при чём. Это просто гормоны.
— Ага, конечно, — улыбаюсь, пододвигая стул ближе к ней. — Ты уже что-то…Чувствуешь? Кроме тошноты…
— Ага…Чувствую, что хочу тебя убить. Это считается?
Смеюсь в ответ на это заявление.
— Ну, убей, если хочешь, ведьма…Ты ведь знаешь, что такое разрешено только тебе. Вообще всё, что захочешь…Только, — подползаю к ней почти в упор, как змей, по столешнице. — Ты ведь хочешь, чтобы у нашего малыша был папа…?
Она теряется на десятую долю секунды, а потом вдруг резко подбирается и ехидно ухмыляется.
— Нет, знаешь…Учитывая гены, не особо бы этого хотелось, — отвечает, продолжая жевать свой салат. Я заказал ей кучу всякой полезной еды, но и вредности тоже. Знаю ведь как во время беременности хочется всякого…Ну, догадываюсь…Потому как Линке я вечно брал такое, когда приезжал в гости.
Хмурюсь. Обидно, сука.
— Я буду другим… — опускаю взгляд. — Буду…Стараться быть другим.
Ведьма вдруг вздыхает и берёт меня за руку.
— Прости. Я знаю, Глеб. Не хотела тебя задеть…Вырвалось…Это совсем не то…Я знаю, что ты другой. И знаю, что ты будешь хорошим отцом.
Беру её ладонь и нежно, невесомо целую. Она вздрагивает, как и всегда.
— Правда так считаешь?
Ведьма кивает. И я вместе с ней.
Как бы там не были прекрасны все наши физические взаимодействия. Вот то, что было сейчас…Всё внутри меня заштопало. Буквально вылечило душу. Как же хорошо рядом с ней…Как же бесконечно тепло и приятно.
Через полчаса стою на пороге и уходить так не хочется. Ведьма, видно, тоже волнуется. Мечется из стороны в сторону, проверяя всё ли я с собой взял.
— Послезавтра я точно приеду…Завтра по обстоятельствам… — сообщаю ей, вглядываясь в зелёные огни. Вроде как не слезятся. Уже хорошо. Не хочу, чтобы она плакала.
— Тогда…Пока?
— Никаких «пока» только, ведьма…До встречи…Увидимся…Будь здоров, — улыбаюсь, облокотившись на дверь. Она кивает.
— Последнее особенно…Учитывая то, как ты любишь попадать в передряги.
— Поцелуешь?
Катя замирает.
— Быстро ты меняешь темы…
— Так и?
— Не знаю…
— Хочу, чтобы поцеловала…
— А это не будет изменой с твоей стороны?
— Пффф… — вздыхаю, отталкиваясь от поверхности, и буром иду к ней, обхватив за поясницей. — Мне никто кроме тебя не нужен. Не веришь? Я ни с кем не был.
— Ммм…И не целовал её конечно же?
— Я сам — нет, — признаюсь честно. — Если её попытки облизать мои губы считаются, тогда — да.
Ведьма тут же толкает меня, упираясь ладонями в грудную клетку.
— Ненавижу тебя!
— Ты сама целовалась с другим…При том, блядь, нося под сердцем моего ребёнка. Всё, нахуй, ведьма! Хватит!
Едва произношу это, тут же вторгаюсь в её рот языком. Не нежничаю. Не церемонюсь. Не жду. Надоело уже выносить друг другу мозг.
Я хочу её вот так. Сильно. Безудержно. Неправильно.
Подминаю под себя трясущееся любимое тело. Удерживаю на руках. Она вроде как оживает и тоже в меня вцепляется, проявляя отчаянные попытки обнять. Но там, скорее, я ей мешаю сделать это, потому что обхватываю со всех сторон. Брожу ладонями по телу. И чувствую какие-то изменения, пока бесцеремонно трахаю её рот языком, а она скулит. Её грудь…Твою мать…Она, кажется, стала ещё больше и чувственнее…Перехожу с поцелуями на шею и ключицы. Не могу, блядь, остановиться. Ещё секунда и выебу её прямо в прихожей…Стоя возле двери. Жесть какая…Беременной, наверное, так не стоит…Да же? Я же хотел всё нежно…Да и она мне, скорее, яйца отопнёт.
— Ты так вкусно пахнешь, — шепчу, сминая её сиськи, обхватываю задницу, спину, шею, волосы…Всё сразу.
— Глеб, прекрати, — на последнем издыхании издает моя ведьма, и я только тогда ощущаю, как с наших глаз сходит поволока. Пиздец. Оба совершенно выпали из реальности…
— Прости, у меня с тобой крышу ведёт…Я не хотел так…Точнее, хотел. Но не так…Хотел нежно…Хотел…
— Всё, Адов. Шуруй! — командует она сердитым голосом, отталкивает меня от себя, и марширует в сторону гостиной, но перед самым входом оборачивается. — И будь аккуратнее. Прошу тебя.
Улыбаюсь, посылаю ей воздушный поцелуй и исчезаю за дверью, мечтая, чтобы завтрашний вечер настал уже сейчас…
Нет…Этот дом точно волшебный…Я просто уверен в этом.
Глава 10
Утро наступает не скоро, потому что всю дорогу, пока Глеб не на связи, я схожу с ума. Боюсь за него. Волнуюсь. Трясусь. Сжимаю в руках оленёнка. Он специально оставил его на моей подушке. Знал, что тот будет мне нужен.
К восьми привозят продукты. Целый вагон продуктов, и мне теперь хотя бы есть чем себя занять. Готовлю себе завтрак и параллельно всё ещё разгружаю пакеты, пока не натыкаюсь на один, доверху забитый детскими игрушками. Глеб сказал, что продукты заказывал Кир…Получается, это от него? Он ему рассказал? Господи… На глазах слёзы наворачиваются. Это слишком мило.
Вынимаю разные просто потрясающе красивые игрушки и мну их в дрожащих руках. Если он рассказал про ребенка своему лучшему другу и тот вот так отреагировал… Это, наверное, значит, что Глеб меня любит, верно? Что Кир знает, как я ему важна…
Возможно, мне не стоит так уж ужасно реагировать на Адова? Хотя бы попытаться понять и принять его шаг с женитьбой…
Едва подумаю об этом, тошнить начинает.
Это ведь первый танец…Первое «да» в ЗАГСе. Первый поцелуй мужа и жены…Нет, я не способна такое перешагнуть. Нет! Это слишком!
Обреченно вздыхаю и смотрю на часы. Когда отметка переваливает за десять сорок мне приходит сообщение.
Отшвыриваю телефон в сторону. Немного бесят его указания, но с другой стороны… Наверное, он проявляет заботу, как будущий отец. Наверное, это не плохо. Даже если он не будет моим мужем… Отцом-то он всё равно не перестанет быть.
Боже, как же это обидно.
С этими мыслями еду к гинекологу на автобусе. Там меня встречает очень приятная женщина с большим опытом работы. Деликатная, вежливая, добрая. Одно блаженство у такой наблюдаться.
— Итак…Всё хорошо. Развитие соответствует семи неделям, всё по нормам. Отслойки больше нет. Катюша, могу я Вас так называть?
— Конечно можете…
— Здорово… Глеб Александрович сказал, что важнее этого малыша у него в жизни есть только Вы…Поэтому отныне вы оба под моим пристальным наблюдением, — улыбается она, а у меня внутри всё золотыми нитями израстается…
«Важнее этого малыша у него в жизни есть только Вы»… Господи…
Что ты творишь с моим сердцем, Глеб Адов!?
Начинаю плакать, а женщина тут же протягивает мне в руку бумажный платочек.
— Пожалуйста, не плачьте…Я не хотела ничего плохого…
— Нет, не подумайте…Извините. Это слёзы радости. Просто…Я и подумать не могла, что у меня в девятнадцать будет ребенок. И что я его захочу. Понимаете?
— Понимаю…У самой двое детей. И первый как раз родился, когда мне было девятнадцать, — она заключает мою ладонь в свои. — Если Вас что-то будет беспокоить, не стесняйтесь. Звоните в любое время дня и ночи. Я всегда на связи для Вас.
Благодарю её и ухожу оттуда прогуляться по Питеру пешком. Не буду никуда особо заходить. Просто хочу развеяться, подышать морозным воздухом. Никогда не была в этом городе. Всё для меня ново. Всё слишком интересно. И хоть он и не балует солнцем, прямо сейчас я испытываю наслаждение. Даже если под ногами хрустит снег…
Около четырёх часов дня наконец звонит Глеб, и я тут же беру трубку.
— Привет…Еле вырвался, — говорит он с шуршанием, вокруг шумно, словно он тоже где-то на улице. — Ты как?
— Из лап своей невесты, надеюсь, — саркастически выплевываю я, на что он смеётся.
— С совещания, которое отец решил неожиданно провести без моего ведома. Хорошо, что я успел, и никто ни хрена не заподозрил, но я по его подлючим глазам вижу, то он, ой как зол, что проебал тебя из виду… Зато я так успокоился…Ты даже не представляешь…А ещё…Ведьма…Хочешь подмогу?
— В смысле?
— Ты только скажи…У Кира сестра…Кароч, она любому скрасит самый скучный вечер…Отвечаю, — хохочет он, а я пожимаю плечами.
— Не знаю…Может я найду тут кого-то…Поинтереснее, — издевательски шепчу в трубку, а у Адова на том конце провода зубы стучат от злости.
— Ведьма…Не играй ты со мной…Я же когда приеду…Завалю тебя на лопатки…
— Испугал…
— Если нет, это даже лучше…Не люблю запугивать… Люблю, когда ты сама меня хочешь. А ты всегда хочешь…
— Самомнение…Как я могла забыть… Все тебя хотят, все мечтают тебе отсосать. Всё тебе принадлежит. Ты у нас царь и бог в одном флаконе…, — твержу, заглядывая вдаль. Стою на мосту и наслаждаюсь видами зимнего Питера.
(Глеб)
Кое-как успеваю на ебучее совещание, о котором Кир сообщает мне сразу, как только я окольными путями добираюсь до его дома и заваливаюсь туда к половине одиннадцатого. Одежда вчерашняя, вся мятая и грязная. Рука кровоточит. Мы буквально за пять минут собираем меня все втроём. Я, Кир и его знакомый Ромка, который чем-то на меня смахивает.
Читаю сообщения в своём втором телефоне, который оставлял у Кира дома.
Отец: «Глеб, совещание назначено на 11:00, где тебя носит? Только не опаздывай!».
Глеб Адов: «Я буду вовремя».
Почти готовый, хоть и не спавший, но зато окрылённый тем, что ведьма была со мной почти всю ночь, мчу против ветра в сторону нашего холдинга.
Параллельно прослушиваю голосовые. Около семи от Беаты. И ещё около сотни текстовых сообщений. Всё из разряда «Я скучаю. Пойдем в ресторан. Хочу тебя. Пожалуйста, ответь» и прочее.
Мельком перевожу взгляд на второе устройство. Вижу, что Катя отвечает. Сердцу сразу спокойно становится, но придётся оставить телефон в загашнике в машине. Специально на такой случай дополнительную секцию сделал. Вроде двойного дна под сидением. Вообще хуй кто найдёт.
Выхожу из машины и прусь на деловую встречу. Уже там вижу Домбровских, Руса и отца. С братом здороваюсь сразу же, отцу тоже нехотя жму руку, хоть и хочу вырвать её с мясом.
— Где ты был? — льнёт ко мне Беата, вцепившись пальцами в мою рубашку. Чуть отодвигаю её от себя.
— У Кира. Неужели батя не сказал?
— Сказал…Просто решила убедиться.
— Убедилась?
— Ага…Скучала, — шепчет она, пока я слушаю Вацлава Борисовича. Мужик твердит разумные вещи. О том, что Польский рынок развивается, что необходимо заинтересовать инвесторов ещё на стадии образования новой компании, и возможно открыть два офиса, один из которых будет находиться в Варшаве. Но отец смотрит на него как на назойливую муху. Какой же охуеший чёрт в рубашке.
— Вацлав, дружище. Это и так ясно. Как Глеб будет разрываться на два фронта?
— На этот случай, Саша, у меня есть отличный вариант. Вуйчик ещё в добром здравии. Он бы мог легко занять руководящую должность…Этот пост ему знаком…
Мне кажется у бати сейчас нервный срыв случится. Он его старого компаньона надолго запомнил. После не сложившегося брака Руса и Василисы… А Рус в тот самый момент вообще зависает и смотрит в одну точку. О Лине думает, сразу видно…Лицо бледное, холодное, высеченное из камня. Если бы я потерял ведьму и малыша — я бы сдох.
— Руководящую должность, не имея при этом акций? Я так не думаю. Не хочу человека со стороны. Мы ведь обговорили всё ещё три недели назад. Зачем снова менять планы?
— Я не с целью запутать, а с целью заработать. Вообще пост могла бы занять и моя дочь, но я думал после свадьбы Глеб и Беата будут жить вместе.
Не успевает он договорить, как я тут же перебиваю.
— Вообще-то прекрасная идея, — выпаливаю от всей души, на что моя новоиспеченная невеста хмурится.
— Нет, Глеб. Я не хочу! — пищит она, сжимая маленькие кулаки.
— Вацлав Борисович, Вы только задумайтесь. Я буду руководить здесь, Беата в Варшаве. Все останутся в выигрыше.
— Глеб! — душит она меня своим взглядом.
— Это ведь не навсегда, дочка, — уговаривает её отец, пока мой сидит, сцепив зубы, а Рус просто косится, глядя на меня подозрительным лукавым взглядом. Кажется, батя не очень-то доволен такой ситуацией.
— Я не справлюсь, — шипит блондинка, и я беру её за руку.
— Уверен, ты себя недооцениваешь…Тебе нет равных в управлении. Гены дают своё, — улыбаюсь и мимолетно касаюсь губами тыльной стороны ладони.
— Ты так считаешь? — дрожаще спрашивает, будто уже поплыла. Какая же ведомая тупая баба…
— Да.
— Но…Свадебное путешествие? Ведь всё будет, да, Глеб, ты обещаешь? — смотрит так, будто в душу мою проникнуть пытается. Вот только… Загвоздка.
— Будет тебе путешествие. Будет, — отвечаю, кивая, и она кое-как соглашается.
Пока старшие обсуждают это, мы с Русом выходим в коридор, чтобы перетереть.
— Подожди меня здесь, — кидаю Домбровской, оставляя её в кабинете с нашими отцами.
— Не нравится мне это, братишка. Чё удумал? — спрашивает Рус, пока двигаемся в сторону курилки.
— Не понимаю, о чём ты.
— Не понимаешь? — ржёт он наигранно. — Ладно отец думает, что ты назло всё делаешь. Блонди течёт, как сука на привязи. Ты её там на сух. пайке держишь? — добавляет он в истерике, а мне и самому бы сейчас не уржаться. — Я-то вижу, что что-то задумал. Чё я брата родного не знаю. Смотри там рожки не обломай.
— Ой, да иди ты на хрен, ок?
— Чё не подпускаешь её к себе? По Катюхе своей сопли гоняешь?
— ЗА-Т-К-НИ-СЬ. Усёк?
— Да усёк. Усёк…Душнила.
— Сам такой.
— Давай я твоей невесте присуну, раз уж такие дела, — ухахатывается он, пока я курю. А у меня на лице полная непроницаемость.
— Да еби её сколько влезет, пока хуй не отвалится. Хоть вдоль, хоть поперек. Только после свадьбы, угу? А-то уж как-то не особо красиво будет…
— Ну да…А после свадьбы просто красота…
— После свадьбы мне ваще похуй будет, — улыбаюсь, на что Рус качает головой.
— Вообще не понимаю, что у тебя в башке.
— А ты и не пытайся понять. Всё равно заблудишься…Просто на подмоге будь, если чё. Угу?
— Дрочишь что ли? Какая в жопу подмога? Глеб…Хули ты не договариваешь?!
— Всё чисто, чикуля. Не срывайся…
Оставляю Руса в недоумении, а сам рвусь на улицу, поскольку время уже подошло к четырем часам дня.
Я должен ей хотя бы позвонить…Просто услышать её голос, иначе ебанусь с этой чокнутой семейкой.
Пока болтаем, отвлекаюсь. Говорю с ней на улице, подальше от компании и не в машине. Чтобы никто ничего не услышал. Всё ещё думаю, что в моём Бентли есть прослушка.
— Самомнение…Как я могла забыть… Все тебя хотят, все мечтают тебе отсосать. Всё тебе принадлежит. Ты у нас царь и бог в одном флаконе…, — говорит она выдержанным тоном, пока я смеюсь такому граду комплиментов.
— Кать…Я скучаю по тебе. Безумно скучаю. Не вытерплю до завтра. Сегодня приеду. Точно сегодня…Всё брошу, нахрен, и приеду…
— Глеб, не стоит так. Ты не спал даже. Это опасно, как ты не понимаешь?!
— Мне опасно быть без тебя…Вот что опасно, — едва успеваю произнести, как слышу громкий автомобильный гудок в трубке. Потом лёгкий всхлип, глухой стук и ужасающую тишину…
Глава 11
(Глеб)
Моё сердце разбивается на тысячи осколков.
Набираю её номер снова и снова, но телефон отключен.
Вообще не думая, бросаю всё и пулей лечу в аэропорт, звоня при этом Русу.
— Прикрой, я улетаю.
— В смысле? — недоумевает брат. — Куда, блядь?
— В Питер. Надо. Срочно.
— Бля, Глеб. Что случилось-то?
— Потом расскажу, просто прикрой, блядь, меня и всё, — кидаю ему напоследок и отключаюсь. Всё равно спалюсь по билетам, да и похрен. Наплевать. Мне нужно туда…Иначе я просто сдохну…
Если это батя…Если он что-то сделал с Катей, я его голыми руками придушу. Решаюсь набрать его номер.
— Глеб, ты куда пропал?! Что это значит?!
— Это ты что-то сделал?! — выпаливаю в гневе. Он мешкает. Кажется, не понимает о чём я, хотя он такой гнусный мудила, что порой хрен догадаешься.
— Ээээм…О чём ты? Не понимаю.
— Сука…Если узнаю, что это ты…Если только узнаю…Я сам лично тебя придушу! — сбрасываю трубку и скриплю зубами, вырубая телефон. Может и не стоило звонить. Может, нет…Но меня просто разрывает на части. Особенно после того, что я о нём узнал.
Приём у врача был в два часа дня. В три Людмила Эдуардовна уже скинула мне всю информацию. А сейчас почти пол пятого…Я ведь сказал, чтобы Катя никуда не ходила без меня…Ведь сказал. Так какого, спрашивается, хера?!
Всего трясёт.
Блядь…Только, пожалуйста…Пусть ничего не случилось…Пусть всё будет хорошо. Я честно изменюсь…Поверю в Бога, если с ней и ребёнком всё будет хорошо! Пожалуйста!
Сажусь на первый попавшийся самолёт. Время в пути час девятнадцать. А мне кажется, что целую вечность. Нервно ёрзаю на кресле и дёргаюсь от каждого шороха. Стюардесса даже боится ко мне подходить. Потому что со стороны точно выгляжу как конченный шизоид в период обострения.
Пока лечу, шарю в соц. сетях, ищу какие-то новости об авариях. Хоть что-то. Но там столько всего произошло за сегодняшний день, что глаза разбегаются.
Читаю, что в центре сбили какую-то молодую девушку. На одно мгновение мне кажется, что я сейчас сдохну на месте, но приметы не соответствуют Катиным.
Успокаиваюсь. Ищу дальше. Как параноик досконально проверяю каждую запись. В любом случае первым делом направлюсь в дом. В любом, мать его, случае.
До конца полёта кажется становлюсь седым неврастеником. Меня не спасёт уже даже наркота, не расслабит, не подарит забвение. Нервных клеток просто не осталось.
Заранее вызываю такси и приплачиваю водиле за скорость. До дома добираемся примерно за полчаса, потому что грёбанные пробки творят невероятное. Выбегаю оттуда с видом мертвеца и вваливаюсь внутрь дома в таком состоянии, что еле держусь на своих двоих.
А на пороге меня встречает…
Взволнованная до усрачки Катя.
Живая…
Живая, блин…
Целая, невредимая.
Бросаюсь к её ногам, рухнув и вцепившись в её одежду пальцами.
Мне кажется, я никогда их теперь не разожму.
— Господи, Глеб!!! Ты как здесь?! — выдаёт она, опускаясь ко мне на пол, и вонзается в мои плечи в ответ. — Я искала, как мне найти тебя…Мой телефон, он…Упал с моста…Рядом машина въехала в ограждение…Я испугалась…
— С тобой всё в порядке? — обхватываю её лицо ладонями. — С малышом?
Она судорожно кивает, а у меня сердце в груди делает смертельные кульбиты.
— Я чуть не обосрался…Чуть не сдох по пути.
— Я знаю…Я так хотела тебя предупредить. На такси доехала до дома. Вышла в сеть с ноутбука, но твоя старая страница для меня заблокирована…А новую я не могла найти. Боялась… Чтобы никто ничего не отследил и…
— Да поздно уже, ведьма…Неужели ты думала, что я не брошу всё и не примчу к тебе???
— Не знаю…Я даже не подумала об этом…Прости, — выдаёт она, а мне смешно становится. Я её к себе тяну. Насмотреться не могу её красотой. Надышаться её запахом.
— Слава Богу, с вами всё хорошо… Наверное, я только сейчас в него и поверил… — бормочу, прижимая к себе её дрожащее тело.
— Глеб… Ты что реально всё бросил? Как ты так быстро? На самолёте? — спрашивает она, а у самой по щекам льются слёзы. — Это ведь опасно…
— Конечно я бросил…Как иначе? — поднимаю на себя её взгляд, придерживая расстроенное личико за подбородок. Тону в её зелёных глазах. Тону и наслаждаюсь. — Я люблю тебя… — выдыхаю, сжимаясь перед ней, как сорванный цветок. Чувствую, как почва уходит из-под ног. — Люблю. Люблю.
Начинаю целовать, собирая со щёк солёные дорожки.
Впервые осмелился сказать. Впервые сказал и ничуть не жалею. Как выброс в атмосферу…
Даже если не умею этого говорить. Даже если как-то глупо прозвучало…
Катя целует в ответ. Руками меня обвивает. Гладит мою помятую морду, трётся нежной кожей о мою щетину. Ласкает. С ума сводит своей нежностью.
— И я тебя люблю…Слышишь? Глеб…Я люблю тебя, — отвечает она взаимностью.
Внутри такая каша, что не могу собрать мозги в кучу. Растекаюсь весь, думая только о наших с ней чувствах и больше ни о чём. Ни о последствиях, ни о проблемах…
Она обнимает меня. А я усаживаю её сверху прямо на полу прихожей. Скидываю с себя куртку. Одной рукой обвиваю тонкую талию. Второй зарываюсь в рыже-каштановые волосы. Смотрю прямо в глаза. Охреневаю от того, как там много всего. Целый мир…Она — мой маленький мир. И мне другой не нужен.
— Скучала? — спрашиваю, бодая её своим лбом. Так хочется слышать от неё всё, что накипело. Всё, что душит и изводит её любящее сердце.
— Конечно, скучала, Глеб… Ты же знаешь.
Смотрю на неё и хочу целовать. Так сильно, что живот в тугой узел сворачивает. Мне нужно её ощутить. Там. Полностью…Всю.
— Хочу тебя целовать… Вылизать тебя… Позволь мне… — прошу как раненный зверь. Мог бы и наброситься. Но мне хочется именно вот так. Говорить с ней. Видеть её желание. Нежно. Трепетно. Волнительно.
— Глеб…
— Пожалуйста, ведьма… Я так долго этого хотел… Ты ночами мне снилась… Твой запах… Твоя нежность, — сгребаю её на руки и несу в спальню. Катя при этом целует меня, не переставая. Шею, подбородок, губы, ключицы. Всё сминает.
— Мой сумасшедший, — шепчет она, улыбаясь, пока не укладываю её на кровать. И гримаса резко сменяется, когда я снимаю с неё одежду. Глаза загораются. Тело напрягается. Я же не медлю. Быстро оставляю ведьму голой перед собой и наслаждаюсь этим видом, снимая одежду и с себя тоже.
Как я и говорил…Грудь стала больше…
Господи, дай мне сил…
Это реально нечто…
Я так скучал по её телу. У неё ведь реально самое красивое тело, которое я когда-либо видел.
— Я тебя хочу, — шепчет она, скользя ладонями по моей грудной клетке и плечам. — Сильно хочу. Невыносимо.
Раздвигаю её ноги и медленно провожу между ними пальцами.
Мокрая, просто до безумия. Стала течь ещё сильнее, хотя я думал, что это и вовсе нереально. Горячая. Податливая.
Моя.
— Я чувствую… Расслабься… — прошу её, бродя носом по её шее, солнечному сплетению, рёбрам, животу… Веду губами по каждому сантиметру.
Клеймом оставляю сотни поцелуев.
Это моё тело. Моё.
Оно только мне будет принадлежать.
Только я буду её касаться.
Только моих детей она будет носить.
Касаюсь языком её половых губ и крышу уносит прямиком в Космос. Мне кажется нас обоих куда-то подбрасывает от этого прикосновения.
Блядь, только она такая на вкус. Только она такая невероятно нежная и сладкая.
— Моя девочка… — вырисовываю на её клиторе блядские сердечки. Она вся дрожит, пока я занят этой ванильной хероборой, но ей хорошо. Так что мне похрен, что именно я там вырисовываю. Лишь бы она стонала и получала удовольствие. Катины пальцы в моих волосах, я напираю с усердием дикого зверя. Углубляю свои поцелуи, проталкивая внутрь её лона язык. Трахаю её им, добавляя стимуляцию пальцами.
— Глеееееб… А… Глеб… Боже… — вся течёт, дрожит, пульсирует. А я умираю от желания.
И хотя я узнал сегодня у врача, что всё уже можно, а всё равно сильно переживаю за неё. За малыша. За это вторжение к нему. Слишком уж тяжело всё. Еще и прошлая её госпитализация в больницу масла в огонь подливает…
Усиливаю давление, начинаю движения языка в противоположную сторону, и ведьма сжимает меня бедрами, посылая мне невербальный сигнал, что она очень-очень близко. Настолько близко, что вот-вот взорвется на атомы вместе со мной.
Наслаждаюсь тем, как она кончает. Растекаюсь вместе с ней, несмотря на стояк в трусах. Пытаюсь отдышаться, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться, но не выходит.
А Катя тем временем уже стаскивает с меня остатки одежды.
— Эй, ты чего… Катюш… — смотрю на неё в панике, перехватив за тонкие запястья.
— Адов… Не знала бы тебя, подумала бы, что ты сошел с ума… — запыхавшаяся и довольная Трацкая сдувает со своего лица растрёпанные волосы и улыбается безумной улыбкой.
— Нет, я тупо волнуюсь… За… Вас…
— Всё хорошо. Мы аккуратно. Снимай, — ведьма настойчиво освобождает руки, нагло срывает с меня боксеры и совершенно нетерпеливо обхватывает ладонью мой член. Так, что я весь трясусь от этого напора, как девственник.
— Блядь… — ругаюсь себе под нос. А она подлезает ко мне снизу и целует, буквально сразу погружая головку в рот.
Сука…
Пиздец…
Пять недель…
Пять недель этого хотел. Мечтал. Бредил. Только об этом и думал…
Ну, не только об этом конечно. Но это было как на автономном режиме.
— Так хорошо? — спрашивает моя тигрица, вылизывая меня до основания. У меня аж яйца сводит и обдает дрожью. Так я мечтаю прямо сейчас излиться в её сладкий горячий рот.
— Да, малыш… Господи… Да-да… Пиздец хорошо… С тобой хорошо… — выдыхаю, запрокинув голову, пока она погружает меня внутрь снова. Касаюсь её промежности пальцами. Она так течёт для меня, что я сейчас свихнусь нахрен.
— Иди сюда, — перехватываю её, заваливая на спину. — Хочу в тебя. Не могу. Хочу кончить в тебя. Всю тебя обкончать. Любить тебя… Я нежно… Обещаю…
— Адов, замолчи, — она смеётся и тянет меня к себе, раздвигая ноги, и сама подводит мой член к влажному входу. Медленно подаюсь вперёд, ловя каждую секунду в её взгляде. В мгновение весь мурашками покрываюсь, да и она вздрагивает.
— Всё хорошо???
— Да… Просто давно ведь не было, а ты большой… — шепчет она, обхватывая меня за плечи. — Всё хорошо. Я твоя… Твоя…
Вся дрожит. Извивается подо мной.
Такая узкая и горячая, что каждый сантиметр даётся мне с трудом.
Она целует, расслабляется. Смотрю ей в глаза и не могу снова не сказать:
— Ведьма, ты заколдовала… Теперь думаю только о том, как люблю тебя… Только об этом…
Она улыбается и, кажется, снова плачет подо мной. Не знаю, как мне хватает стыда трахать плачущую беременную женщину, но я справляюсь с этой задачей. Медленно, нежно и еле сдерживаюсь, чтобы вот прям сейчас не кончить и хоть немного продлить обоюдное удовольствие.
Так только с ней может быть…
Так у меня не было никогда и ни с кем.
Через час мы с ней лежим на кровати выдохшиеся, голые и счастливые… А я… Просто засыпаю прямо у неё на глазах. Веки тяжелеют. Внутри сакура разрастается.
— Любимый, спи, — шепчет она, пока я борюсь с закатывающимися глазами. — Уже больше двух дней не спишь. Засыпай.
Не успеваю и поспорить, как впервые за пять недель проваливаюсь в тёплый и приятный сон, не наполненный адскими кошмарами.
Ранним утром ведьма встречает меня своим пронзительным взглядом. Жжёт так, что кажется высверлит дыру. Вот ведь жестокая чародейка…
— Который час? — спрашиваю, потирая сонное лицо.
— Шесть утра…
— Бля… Я проспал одиннадцать часов? Серьёзно? — приподнимаю голову от изумления.
— Угу…
— Нихрена себе… Мощно, — падаю обратно на подушку.
— Нормально, учитывая сколько ты не спал до этого, да ещё и ранение… Надо обработать…
Она обнимает меня, а я кладу ладонь на её живот.
— Родные… Не болит? Как себя чувствуешь? — спрашиваю, ощущая приятное ни с чем не сравнимое тепло.
— Ничего не болит. Всё хорошо… Я завтрак нам приготовила… — шепчет, целуя меня в щеку и потираясь носом об щетину.
— Боже… Не знаю, чем заслужил тебя… Наверное, ты святая…
— Прекрати.
— Я серьёзно… Кать… Блядь… Так тебя люблю… Так сильно, что сам с себя хуею.
— Только ты можешь навставлять столько матов в признания в любви… — смеётся она, обнимая меня. — Несносный мужчина… Любимый… Единственный… Сумасшедший… Всё ещё не верю, что ты здесь…Со мной… — не унимается моя ведьма, превращая меня в мягкую жижу своими словами.
— Я должен быть здесь. Моё место рядом с вами…
Глава 12
Не верится, что он признался мне в любви. Мне казалось, он никогда не скажет эти три слова. Ну… Вот так, глаза в глаза…Что он просто не способен их сказать, наверное…А сейчас я лежу под ним и с трудом сдерживаю эмоции.
Внутри что-то разрастается. Во мне теплится надежда на будущее.
— Скоро праздник… — шепчу ему, обнимая. — Мы встретим его вместе?
— Мы постараемся, — отвечает он, касаясь моей щеки кончиком носа. — Мне нужно решить один вопрос. Скорее всего, Кать, Людмила Эдуардовна переедет к тебе…И тебе нельзя будет высовываться эти десять дней. Я поставлю охрану.
— Почему десять? А что случится после? — спрашиваю, на что Глеб тяжело вздыхает и тянется за своей футболкой, сползая с меня. — Глеб…Что случится после?
— Моя свадьба, — отвечает он, прикрывая ладонями лицо. Я снова проваливаюсь куда-то глубоко.
Когда дата не была мне известна, я мысленно откладывала этот момент. Будто в тайне думала и представляла, что его вообще не случится…
— Прости меня, — Глеб переводит на меня свой напуганный взгляд. — Ведьма…Пожалуйста…
— Угу, — отвечаю совершенно растерянно, встаю с кровати и иду на кухню. А он тем временем кому-то звонит. Приходит ко мне только спустя пятнадцать минут весь на нервах, а я молча достаю аптечку и принимаюсь обрабатывать его рану.
— Мне нужно будет улететь обратно…Но до тридцать первого я вернусь, обещаю. Твой гинеколог согласилась пожить здесь. Всё будет удобно. Выделю ей комнату. Перевезем необходимое оборудование. Я договорился с людьми. С охраной. Ничего не бойся.
Молчу. Не хочу вообще ничего вставлять.
— Я хочу провести с тобой как можно больше времени… — заявляет он, потираясь об меня щекой. — Хочу видеть, как ребёнок растёт в тебе…Каждый его небольшой шаг… Я хочу быть рядом всегда…
Естественно, у меня от его слов слёзы на глазах наворачиваются. С Глебом всегда такие американские горки. То до ужаса мило, то до смерти обидно.
Но сейчас мне не хочется говорить об этом.
— У тебя будут проблемы с отцом?
— Возможно. Но я нашёл условную причину своего отъезда…
— Да…Какую?
— Покупатель на «Кристалл». Сегодня скинут предварительный договор купли-продажи.
— Я не знала, что ты и его собирался продавать, — хмурюсь, узнав эту новость.
— Я тоже, ведьма, я тоже, — смеется Глеб.
— В смысле? Ты продаешь его специально? Чтобы…Было алиби что ли…Глеб…Зачем так? Как они найдут меня? Это ведь твоё детище. Ты столько в них вложил. А теперь…Один сгорел. Два ты продашь. Останется один. Это…
— Это нормально. У меня будет целая сеть ювелирок. Не кипишуй.
— Да я же не из-за бизнеса переживаю. Ты никогда не хотел ювелирные. Ты не хотел быть похожим на отца. Ты занимался клубами и тебе это нравилось. А теперь…Из-за меня…
— Тсссс, — перебивает он, прикладывая палец к моим губами. — Чтобы я больше этого не слышал. Не из-за тебя. А для тебя. Для нас, малышка. Не обижайся на меня, прошу. Не накручивай. У меня с этой дурой ничего нет и не будет. Эта свадьба — самое фальшивое, что может быть в моей жизни.
— Может и так, Глеб. Но это…Первое «да», это первый танец…Первые эмоции, Глеб…Это должно быть не так…Если ты действительно любишь, как говоришь!
— Конечно люблю! Ты знаешь, что люблю. Я всё делаю, чтобы исправить ситуацию. Мне жаль, что ты влезла в игры нашей ебейкиной семейки. Что тебя в это втянули. Но я не успокоюсь, пока не заставлю его проглотить всё дерьмо, что он устроил. Ты беременна, Катя! И Лина была…И когда я представляю, что пережил Рус, мне дурно становится. Я просто…Нет, Кать. Я не прощу этого. Я не смогу с этим жить. Не смогу. — он опускает взгляд, а мне так плохо. Я хочу понять его и понимаю, но боли меньше не становится.
Она повсюду.
Мы обнимаем друг друга, и я перелезаю на его колени. Кладу подбородок на его плечо.
— Хорошо…Мы справимся, да. Всё будет хорошо…
— Ты не представляешь, как ты нужна мне. Как я сожалею обо всем. Я бы хотел иначе. Чтобы сделать тебя счастливой. Я бы хотел тебе душевного спокойствия…А себе мозгов побольше…
Тут вынужденно смеюсь, гладя его по взъерошенным волосам.
— Глупый…Ты и так самый умный парень, которого я знаю.
— Какие-то противоречия…
— С тобой так всегда…Но я всё равно считаю, что ты самый лучший у меня.
— Правда?
— Угу. А ещё самый красивый. Самый дерзкий. Самый смелый. Мой самый…
Глеб душит меня своими объятиями.
— Моя девочка…Любимая моя девочка…Боже, если внутри тебя девчонка, я, наверное, совсем расклеюсь…
— А если мальчишка, нет? Мне кажется, там он, — улыбаюсь, на что Глеб расплывается в улыбке.
— Как это? Что-то чувствуешь?
— Наверное… Не знаю, как объяснить. Просто чувствую…
— Ну ещё бы. Ты же ведьма. Когда ты злишься у меня кишки в узел сворачивает. А когда я обнимаю тебя, ощущаю что-то вроде защитного поля. Это точно всё ты…
— Что-то моя защита не сработала с твоим ранением…
— Потому что ты злилась на меня. А я заслужил.
— Угу…Не хочу об этом вспоминать… Давай сменим тему… Кир прислал такие красивые подарки, передай ему спасибо…
— Что ещё за подарки? — спрашивает Глеб, приподнимая брови.
— Пакетище игрушек для малыша… Ты сказал ему, да?
— Конечно сказал. Только ему и сказал. Из всех людей на свете я могу доверять только тебе и ему. Вы слишком важны для меня…
— А я скучаю по Соне…Хочу поговорить с ней, — строю расстроенную гримасу. Действительно истосковалась по подруге.
— Я понимаю. Я передам ей, что с тобой всё в порядке. А потом вы пообщаетесь с моего телефона, договорились?
— Да…Было бы классно.
— Хорошо.
Мы с Глебом завтракаем, он покупает билет на рейс и вынужден улететь уже через час. К двум часам дня ко мне приезжает Людмила Эдуардовна со своими вещами. Наверное, он нехило ей заплатил, раз она согласилась жить с посторонней девушкой, хотя у самой есть дети и супруг.
Вижу охранников, которые разбредаются по периметру, чувствую себя какой-то важной персоной нон грата. Странное ощущение, и всё же. Глебу так будет спокойнее. А гулять и дышать можно и во дворе этого огромного дома. Кроме того, тут воздух чище. Одно меня не радует…
Что 8 января у Глеба запланирована женитьба.
И я решаю, что я буду не я, если не буду на ней присутствовать…Пусть и в тайне от молодоженов…
Глеб присылает новый телефон с сим-картой. Заранее предупреждает мою маму, что со мной всё хорошо и даёт мой номер. Только ей. У них с Сережей всё прекрасно, мы общаемся несколько раз в неделю.
30 декабря вечером я созваниваюсь с Соней через телефон Глеба. Он находится у них в гостях, мы долго болтаем, около часа. Так, что он уже начинает отбирать у неё трубку. Кир смеётся на заднем плане, а я так хочу к ним. Безумно хочу, хоть и знаю, что его отец меня ненавидит и может что-то сделать. Если бы речь касалась только меня, я бы на всё наплевала, но теперь во мне наше с Глебом продолжение, а, значит, мы оба уязвимы.
Он обещает приехать 31-го вечером. Как раз назначает в Питере сделку по продаже на этот день. Я же с самого утра бегаю по дому в предвкушении и смеюсь, раскрывая везде шторы, как маленький ребенок. Мы с Людмилой Эдуардовной даже нарядили ёлку, которую нам привезли. Огромное дерево, тянущееся до самого потолка, а в гостиной они все пять метров, наверное. Я никогда ещё не наряжала что-то с такой радостью. Разве что, когда была совсем маленькой…Но то другое…Сейчас же я чувствую чисто женское счастье.
Людмила Эдуардовна по истине добрый и хороший человек. Я удивляюсь, как Глебу достаются такие люди… Наверное, потому что глубоко внутри он сам такой. Просто не всем это показывает.
Около двух часов дня охрана приносит к порогу огромную коробку с бантом.
— Это для Вас. Просили передать.
Я недоверчиво кошусь на неё и опасаюсь подходить.
— Не волнуйтесь, она проверена, кроме того, она от Глеба Александровича, — смеётся один из охранников Миша. Мы познакомились на днях.
Я стеснительно отвожу взгляд, и парень помогает мне затащить её внутрь. Принимаюсь распаковывать на самом входе.
Кроватка. Белоснежная. Уже заправленная комплектом детского белья в бело-голубых тонах, а внутри записка.
«Я всегда верю твоей интуиции, ведьма. Люблю тебя. Буду в восемь.»
Растекаюсь на месте… Рассматриваю её и это самое милое, что я могла увидеть сегодня. Хотя и Глеба просто безумно хочу ощутить…Обнять и не отпускать, что бы ни случилось…
Михаил и Людмила Эдуардовна не разрешают мне её двигать, но по моей просьбе ставят возле ёлки. Странно, да. Но это то, что я хочу видеть. И хочу, чтобы Глеб это видел.
А ещё я бы хотела сделать ему подарок, но мне даже выйти отсюда нельзя, что слегка меня расстраивает, однако Людмила говорит, что я уже ношу самый большой подарок под сердцем. Она не устает напоминать с какими чувствами Глеб говорил о нашем ребенке.
— Мой муж хороший отец, но такой трепет я уловила впервые. Тут что-то личное…Он очень Вас любит.
— Я знаю…Я это знаю. И спасибо Вам, что сидите здесь со мной…
— Не за что, Катюша…
— А откуда…Откуда Вы его знаете?
— Он не говорил?
— Нет…
— Мы знакомы три года. По некоторым связям…Однажды я осматривала его близкую подругу после изнасилования…Тяжелый был случай. Очень тяжелый. Девочке было всего пятнадцать лет. Но уже тогда после разговора с ней, я поняла, что Глеб хороший мальчик. Он помогал ей справиться со всем. После она сказала, что только он и помог.
— Он…Мне не рассказывал…
— Думаю и не стал бы… — задумчиво говорит она. — И не говори, что я сказала…
— Не стану…
— Ну…Займемся готовкой? Чтобы встретить твоего мужчину красивым столом?
— Боже, он меня тогда с потрохами сожрёт, — хихикаю я вслух и целенаправленно иду к кухне, услышав за спиной резонный вопрос:
— Почему? Любит, когда готовишь?
— Не то слово…Обожает…
Когда праздничный ужин готов предвкушаю нашу встречу с Глебом…Наш совместный первый Новый Год. Не знаю, почему это так важно для меня. Опять же я стала сентиментальной из-за гормонов. Слишком сентиментальной…
Жду его как ненормальная, всё время поглядывая на часы…Звоню и звоню, потому что он опаздывает. У меня сердце из-за этого не на месте.
Трубку берут только с десятого звонка, когда время на часах переваливает за девять вечера. По идее он уже должен быть здесь, со мной. Слышу какие-то стоны и визги. Тут и умной быть не надо, чтобы понять, что на том конце провода занимаются сексом.
Десять секунд, двадцать…Стараюсь дышать, не верю в происходящее, но чётко улавливаю именно его интонации.
А когда звучит это: «Даааа, Глеб, возьми меня сзади», я вообще проваливаюсь куда-то в пустоту и беспросветную непроглядную темноту, из которой вряд ли смогу выбраться.
______________________
Милости прошу в ещё один проект — «26 суток». Любители эмоциональных качелей, американских горок и переработки стекла, жду вас там)))
«Сколько себя помню мы дружили… Столько же не понимали друг друга. Ругались — мирились. Обижались — прощали. Моя больная безудержная безбашенная любовь… Гордей Яровой. Три «Б» и все такие важные… Сейчас нам по девятнадцать лет. За всю историю нашей дружбы мы достали друг друга настолько, что перекрыт доступ к кислороду. Он наконец сознался мне во всём, а я — нет. Для меня это удар ножом в сердце. Ведь если признаюсь и я, то дружбе раз и навсегда конец.
В один из дней он поставил мне условие. Он увезёт меня далеко-далеко. А куда именно, никто кроме нас не будет знать. Запрёт нас в одном доме, где у меня наконец будет время понять, что я к нему чувствую, а не убегать от этого. Без права уйти или сбежать, как трусихе, как я обычно это делаю. Выйти отсюда можно только с принятым сердцем решением. Если я сломаюсь — он отпустит, но больше никогда со мной не заговорит. Маски сброшены, уже не о чем спорить. Мы с ним в той самой глуши, в самой гуще леса за пятьсот километров от нашего родного дома и уже сходим с ума рядом друг с другом…»
Глава 13
(Глеб)
За эти несколько дней успеваю соскучиться настолько, что случайно называю Беату Катиным именем. У той аж змеиная шкура от напряжения шевелится. Я же перевожу стрелки на то, что просто устал.
Отец ведёт себя странно спокойно, я бы даже сказал слишком, учитывая все обстоятельства. Рус хоть и прикрыл меня, сказав ему, что у меня появились срочные дела по бизнесу, но он всё равно допытывал меня кому и за какую сумму я собираюсь продавать свой клуб. А это уже вообще выходит за рамки его «юрисдикции».
Меня не покидает ощущение какой-то новой подставы, но радует одно. Что ведьма под охраной и никто не сможет причинить ей вред.
В один из вечеров еду в ювелирный. Покупаю там серьги для Беаты, но на самом деле цель поездки в выборе обручального кольца для ведьмы. После того, как компании сольются, и я исполню всё, что задумал, я тут же подам на развод и сделаю Кате предложение. А сейчас хочу, чтобы она носила это кольцо, не снимая. Чтобы она знала, что именно она должна стать Адовой. Именно она моя вторая половина и так будет всегда.
После того, как выполняю задуманное еду к Киру на квартиру, там они с Соней проводят вечер в компании Надьки. Вот и встретились в непринужденной атмосфере. Она, как всегда, издевается.
— Ой, кто это у нас…Глебик пожаловал… — язвительно тянет мадмуазель, на что я просто улыбаюсь, протягивая Соньке свой телефон.
— Возьми…Катюша ждёт звонка… — она тут же сгребает мобильный и идёт разговаривать, пока я подвергаюсь новой порции насмешек.
— Катююююша ждёт… — повторяет она ехидно. — Боже, Адов…А ты оперился…Каков стал. Ну, мужик. Ни дать, ни взять. Надеюсь, у Кати стальные нервы…
— Да уж постальнее твоих, — отвечаю, на что стерва фыркает.
— Пха! У меня между прочим тоже сильные нервы, — ворчит она будто бы даже обижается. Блин, прошло три года, а ничуть не изменилась ведь. Слава Богу, её та ситуация не сломала.
— Сильные-сильные. Надо вас познакомить. Уверен, ты всё поймешь.
— Ууууу…Лады. Я буду ждать этой знаковой встречи, — хихикает дурочка, перебирая пальцами в воздухе. Ну, точно найдут общий язык. Ещё одна ведьма.
— Я вам не мешаю? — спрашивает Кир, пока стоит возле плиты в фартуке.
— Нет, братик. Не волнуйся. Жду свой горячий шоколад, — надменно треплется Надюха, заставляя Кира сжимать челюсть. Когда-нибудь она его доведет. Точно знаю.
— Купил ведьме кольцо, — говорю ему, пока Надюха чистит мандарины неподалеку. — Приглядишь за ней, пока я буду решать со слиянием?
— Если честно, я не знаю, как переживу твою недосвадьбу…Вообще не хочу там присутствовать, — сообщает Кир, поджимая губы. — Это трэш…Сонька тоже не хочет.
— Но надо, брат…Для показухи надо. Я и сам не хочу. Но не будет же эта долбанутая сама на себе жениться.
Кир вздыхает.
— Не представляю, что чувствует Катюха…
— Я и сам не представляю, — хмурюсь, когда Волкова средняя подставляет мне к носу кусок мандарина.
— О чём треплетесь, мальчики?
— Ни о чём, иди давай, Гербера, налей всем чай, — направляет её Кир.
— Сейчас, ага! Я что, прислуга?! — выдает она разгневанно. Блин…Вот ведь задница, а…Прислуга нашлась. Загнала брата в фартук и ни хрена не делает. Я бы её быстро научил манерам.
— Надя! — рявкает Кир, и та слушается. Она всегда знает, когда терпение Кира достигает критической отметки.
Когда Соня и Катя откровенно заговариваются приходится отнимать трубку. Посылаю своей словестные волшебные поцелуи и еду домой. С вечера заказываю кроватку и записку для неё. Хочу, чтобы 31 доставили…Чтобы любовалась в ожидании меня.
Билет на самолёт куплен. Остаётся только прилететь…
Ранним утром открываю глаза у себя дома под трель мобильника. На экране отсвечивает «Беата». Недовольно мну свою рожу. На часах восемь. Кто встаёт в такую рань тридцать первого? Дура, блин.
Нехотя отвечаю на её звонок, и она кричит на меня, сообщая, что её бате внезапно стало плохо и его увезли в больницу.
Только этого, блядь, не хватало.
— Успокойся, какая больница? Щас приеду, — быстро собираюсь и выезжаю, даже не принимая душ. Там она встречает меня обеспокоенная и разбитая. Разговариваю с врачами. Выясняю, что что-то с сердцем. Будут проводить операцию. Сидим в коридоре и ждём, когда принесут какие-то бумаги. Домбровская старшая только вылетела из Варшавы, пока младшая исходит на «нет».
— Глеб, что же будет, — ноет Беата, вцепившись в мою руку.
— Слезами горю не поможешь. Сидим и ждём.
— Чёрт возьми…накануне свадьбы. Как же так! — нервничает, будто это единственное, что её волнует.
— Твой отец — крепкий орешек. Выкарабкается.
— Надеюсь, — всхлипывает она, сжимая мои пальцы. В течение часа к нам выходит глав врач и сообщает, что операция будет проведена в течение четырёх часов. В принципе, по окончанию я ещё успею на самолёт.
— Мне нужно до дома, — объясняю ей, но она не стремится отпускать.
— Можно мне с тобой??? Я боюсь оставаться здесь одна, пока мамы нет…
— А что такого страшного в больнице?
— Глеб! Это ведь мой отец. Мне нужна поддержка!
Вздыхаю. Как же неистово бесит.
— Ладно…Едем со мной, — соглашаюсь, и пока везу её в своей машине мысленно сто раз себя проклинаю. Раздражает настолько, что хочется открыть дверь и толкнуть в плечо, якобы случайно по дороге вывалилась…
До дома доезжаем минут за сорок. Иду мыться и пишу ведьме сообщение.
«Люблю тебя очень сильно. Буду сегодня вечером. Скучаю».
Прячу телефон, возвращаюсь обратно. Вещи с собой брать не планирую, чтобы не было палевно. Просто готовлю брюки и рубашку, заранее представляя, как ведьма будет их с меня снимать…
— Знаешь, я так волнуюсь, — мямлит Беата, уткнувшись в свой телефон. Всё время сидит в каких-то группах и читает всякую чушь. Порой мне кажется, что кроме тех самых языков, которыми она якобы владеет в её мозгу нет ничего путного. И когда она кладёт руку на моё колено, а затем беспринципно ведет ей выше, мне вдруг кажется, что и ничего совестливого там тоже нет.
— У тебя как бы отец при смерти, — дёргаюсь, наливая себе кофе. Отхожу к холодильнику, достаю сливки, она же вьётся вокруг меня как волчок. Раздражительность, которой она меня заряжает не ведает границ.
Завтракаю тем, что оставила для меня Анна. Пью бодрящий напиток. Пытаюсь проснуться, но вместо этого, отчего-то наоборот чувствую усталость и заторможенность.
— Эй… — спрашиваю размеренно. — Из…больницы…Не…
Ощущаю, что стены плывут. Пространство движется. Голова кружится. И я, совершенно податливо скатываюсь со стула на пол.
— Бл…Сука…Что ты подсыпала… — звучу как на репите. В голове безразборно мельтешат слова. Слышу её заливистый смех. Противный тошнотворный отталкивающий блядский смех. И окончательно проваливаюсь в сон на полу своей кухни.
Просыпаюсь с головной болью и сухостью во рту. Постель помята, толком ни хрена не помню. Вижу только, что повсюду валяются наши вещи, использованные презервативы, а рядом лежит полностью раздетая Беата.
— Ты верно ебанутая, если решила, что я куплюсь на этот спектакль, — говорю, сползая на край кровати. Беру в руки футболку и трусы. Начинаю одеваться. Голова всё ещё дико болит, в висках пульсирует. — Сколько сейчас времени?
— 2 января, 2:30 дня. И о каком спектакле ты говоришь, я так и не поняла, Глеб, — заявляет она высокомерно. — Впрочем…Это и не важно.
— 2 января?! Я был в отрубе двое суток? Ты совсем конченная?!
— Не в отрубе, дорогой. Мы трахались, ты утешал меня, отец в порядке. Ему сделали операцию, — заявляет она довольным тоном, на что я морщусь и смеюсь, и вместе с тем, внутри что-то неприятно скребет.
— Ага, заливай, — качаю головой, отшатываясь, когда она пытается обнять меня.
— Ой, зря ты так…Не гневай женщин, Адов… — цедит она сквозь зубы. — Не веришь…Что ж…Странно…А твоя Катя сразу поверила… — добавляет она и улыбается своей ядовитой улыбкой, отчего я сразу же грубо хватаю её за лицо.
— Ты…Паскуда. Ты ей звонила?!
— Отпусти, псих долбанутый! — она вырывается из моей хватки. — Не я ей звонила, а она сама. Я просто нашла твой второй телефон.
— Ссссука…
Да она бы не поверила…Мало ли что эта дура придумала. Нахожу свой гаджет и начинаю звонить ведьме, но она не берет трубку. Блядь…
Вижу миллиард пропущенных от охранников и Людмилы Эдуардовны. И мне уже становится жутко страшно. Набираю её номер, и вот она берёт почти сразу, со второго гудка, будто ждала.
— Глеб, Слава богу! Боже, где ты?! Почему ты не отвечал?!
— Катя…Где Катя? Всё в порядке?
— Она сбежала Глеб…В ночь с 31 на 1…Просто ушла из дома ночью, никому ничего не сказав…Мы не уследили…Мы не знаем, где она. Всё обыскали…Я голову сломала…Не знаю, что делать. Мы ждали тебя, потом она была вся в слезах. Ей что-то пришло на телефон. А потом…Она сказала, что пойдет спать, утром я проснулась, а её нигде нет. Не ругай охрану, прошу…Праздник…Мы даже не ожидали…
Молчу, сглатываю. Смотрю на Беату и, сбрасывая звонок, со всей силы хватаю суку за волосы.
— Шваль…Что ты ей скинула? — начинаю искать крайние сообщения и вижу…Видеозапись.
Весь мой мир разлетается на части. К горлу подкрадывается огромный отвратительный ком.
Открываю и судорожно сжимаю в руках телефон, отбрасывая тупую блонду в сторону. Прикрываю глаза ладонью от того срама, что вижу.
Нихера не помню, но целуюсь с этой мразью. Снимаю с неё одежду, она улыбается. Сука. Я слышу свои стоны. Как это вообще возможно?! Не верю своим глазам. Тупо не верю.
— Что это за хуйня?!
— Моя месть, Глеб. Ты что думал, что я выйду за тебя замуж, ни разу тебя не протестировав? Ты совсем дурак?
— Идиотка…Какая же ты сучка…
— Эти два дня ты говорил иначе…Знаешь, всё равно придётся жить вместе. Лучше попробовать заранее…Мне понравилось, тебе тоже было хорошо…Так что противиться?
— Пошла ты на хуй! — выплевываю перед тем, как выбегаю оттуда в полной растерянности и не знаю, что мне делать дальше.
Я вновь бросаю всё и лечу в Питер…Только теперь внутри меня дыра размером со Вселенную…
Глава 14
Уже семь дней я живу в маленьком отеле возле берега Невы.
Смотрю на свой кулон и каждый день зажимаю его в руке, думая…
Он не мог так поступить со мной. Он не мог. Что-то не так. И хотя я всё сама видела…Не мог.
Я не хочу прослыть той дурой, которая до последнего верила в верность парня, который переспал со всеми её подружками. Как в самых тупых фильмах. Но…
Что-то всё же не так.
Пока я даю себе время остыть.
Оставаться там со всеми я тоже не могла, слишком больно мне было в том доме. Телефон оставила в одном из мусорных баков по пути, чтобы Глеб не смог меня найти. Прихватила с собой лишь немного вещей, документы и оленя. Больше ничего лишнего.
Вспоминая его признание в любви, отчётливо понимаю, что это были настоящие чувства. Неподдельные.
Он ведь не мог мне так отомстить, верно? За ту ситуацию с Филиппом? Нет… Он так смотрел на меня…Это нельзя подделать…
Нельзя просто изобразить.
Он нас любит. Любит…
И то, что я видела на том видео не укладывается в моей голове.
Слава Богу у меня есть немного денег, иначе не знаю, что бы делала всё это время. Сегодня утром мне даже пришлось сходить на УЗИ в одну из частных клиник, чтобы убедиться, что с малышом всё в порядке. Потому что я испугалась перенесенного стресса. Хоть немного выдохнула, когда увидела козявку на экране, хоть немного расслабилась.
А вместе с тем, завтра у Глеба состоится свадьба с другой. С той, с которой он встретил этот год…
Говорят, как его встретишь, так и проведешь…
Значит, я проведу его в слезах и отчаянии…
Символично. Очень.
Весь вечер 7 января я сижу в маленькой кофейне возле отеля. Просто смотрю в окно и ковыряю ложкой растаявшее мороженое.
Только думаю о том, чтобы бросить всё, психануть, прилететь в Москву и сорвать его чёртову свадьбу. Возможно даже отхлестать его свадебным букетом по лицу и поджечь невесте платье…
Как вдруг официант ставит на мой стол ещё одну порцию мороженого.
— Вам просили передать, — говорит он, глядя на меня, и я перехватываю его руку в панике. Только этого мне не хватало.
— Кто просил?!
Он устремляет свой хмурый взгляд к двери, и я поворачиваюсь туда же.
Паша…Какого чёрта?! Как он меня нашёл? И самое главное, что делать…Бежать? Наверное, отец Глеба уже знает, где я нахожусь.
Не успеваю надумать всякого, как он встаёт и следует к моему столику, и я уже пытаюсь схватить свою куртку и броситься к выходу, но он громко хлопает ладонью по столешнице.
— Сядь! Будет хуже.
Оседаю.
— Тебя не узнать, Паша… — язвлю я, потому что уж очень грамотно он притворялся всё это время. Был таким джентльменом, а сейчас…
— Ты сама провоцируешь, — добавляет он. — Сядь и спокойно поговорим.
— Что тебе нужно? Я оставила Глеба. Всё в прошлом. Не знаю, кто тебя прислал. Если Александр Юрьевич, тогда можешь передать ему…
— Александр Юрьевич не в курсе, что ты залетела, — перебивает он меня грубо, и я проглатываю образовавшийся в горле ком. — Зато я знаю. — Паша достаёт из своей сумки бумаги из клиники, в которой я делала УЗИ. Вот ведь сукин сын. — Если хочешь, могу прямо сейчас ему скинуть. Угадаешь, что будет потом? Особенно когда его сынок готовится к свадьбе?
— Паша, ещё раз спрошу. Что, блин, тебе нужно?! — более грубо повторяю я. Если бы не моя беременность я бы бросилась к соседнему столику, схватила чайник и вылила бы кипяток ему на лицо.
— Всё то же. Я говорил. Ты. Считай у меня незакрытый гештальт. Я даже готов взять себе твоего ребёнка. А если же нет, Катерина. Никакой Глеб тебя не защитит. Притопят тебя вместе с пузом на Неве, опомниться не успеешь, — запугивает он, и я резко хватаюсь за живот. Это уже автоматически происходит. — Спокойно. Я не желаю тебе зла. Поженимся. Всё как у людей. Всё будет честно.
Ушам своим не верю. Вот ведь заладил. Конченный придурок. И как я могла поверить, что у него есть какие-то добрые чувства ко мне??? Это ведь уже какая-то нездоровая зацикленность.
— Паша, ты псих? Ты в курсе что это принуждение?
— Нет, Кать…Я не псих…А вот Адов старший очень даже, да…Выбирай, Катюш. Тебе решать, потому что если я выйду отсюда один, эти бумаги будут на электронке Адова старшего. А потом тебя уже ничего не спасёт, я предупреждаю, — цедит он сквозь зубы, вынуждая меня волноваться.
— Ты действительно считаешь, что я могу жить с тобой…Спать с тобой…После того, что…Узнала о тебе? После тех вещей, что ты сделал?!
— Боже, ты всегда старалась быть такой правильной. А выбрала в итоге самого отбитого мудозвона в Москве. Уж поверь я не делал никаких таких вещей, которых бы не делал твой Глеб. Так что давай. Думай, — подгоняет он меня, а мне тошно. Наверняка и то видео имело какую-то такую цель. Рассорить, выманить меня из дома. Может он с ней и не спал? Или же…
Не знаю…
— Мне нужно время, — выпаливаю озлобленно. Хочу оттянуть этот момент.
— Ничего, в дороге подумаешь. У меня здесь есть дом. Будешь там в безопасности. Родишь. Александр Юрьевич будет думать, что ребенок от меня. Всё схвачено.
Сижу и хочется воткнуть ему нож в руку. Ненавижу.
— Не ломай всем жизнь, — добавляет он. — Глеб и Беата будут счастливы. Мы тоже будем. Я всё для тебя сделаю.
Выдыхаю надрывисто, неприятно покалывает внутри. Что мне делать?! Куда бежать?! Опять возвращаться к Глебу? А что если он меня и не ждёт? Как я могу…Чёрт!
Может обратиться в полицию?
Я либо туда не доеду, либо ничего не смогу им предъявить…Нужно хотя бы что-то… И у меня ведь даже телефона нет…
— Ладно, поехали. Но мне нужно заехать в отель за вещами и документами. И ты обещаешь, что не будешь меня трогать. Мне нельзя. У меня тяжелая беременность. Я была в больнице. Может пойти кровь и…
— Да в курсе я. Не кипишуй, — отвечает он, хоть немного меня успокаивая.
С тяжким грузом на душе я всё же следую за ним к выходу. Хоть и понимаю, что ещё сто раз об этом пожалею.
Пока едем в его машине я пытаюсь сосредоточиться. Может и правду говорят, держи друзей близко, а врагов ещё ближе…Может мне что-то удастся узнать?
Паша не отпускает даже дойти до отеля в одиночестве, повсюду прётся за мной, как чёртов маньяк. А когда заходим в его дом, приговаривает:
— Тебе понравится. Я буду нежен. У нас всё будет хорошо.
И прочую мерзкую хрень, от которой меня буквально выворачивает. Я и поцеловала-то его тогда с трудом. Глеб прав. А представлять его своим парнем — выше моих сил.
Оставляю сумку в прихожей его огромного особняка. Снимаю верхнюю одежду и прохожу в гостиную за ним. Он мне всё показывает, при чём с таким энтузиазмом, будто реально считает, что мне может понравиться место, в которое меня привезли угрозами.
Хотя… С Глебом это сработало…Но там всё оказалось иначе.
Он сразу мне понравился. Буквально сразу. Как будто всё было уже предопределено. И я его полюбила. А это совсем другое…
— Что ты знаешь о свадьбе Беаты и Глеба? — пытаюсь зайти издалека. А он неприятно липко лыбится. Сейчас, когда знаю о нём правду, он стал ещё более отвратителен.
— А что я знаю? 8 января в Жан Реми, где и проходят все эти гигантские тусы тостосумов. Беата счастлива, как никогда. Расцвела на глазах за эти несколько дней, — давит он новостями. Я же хмурюсь. — Ты что думала, что его блядский нрав удержит твоя беременность? Это Адов. Знаешь сколько у него до тебя баб было? Пха…
— Я не спрашивала тебя об этом. Вообще неинтересно твоё мнение, — осекаю я его.
— А ты повежливее, Катюш, — он тянется ко мне, а я ворочу лицо, после чего меня внаглую прижимают к стене и чуть ли не коленом упираются в мою промежность. — С ним тебе нравится это делать, да? Нравится вот так?
— Отвали! — толкаю Пашу в грудь. — Не нарывайся! Лучше не трогай меня! — кричу на него и готова убить, если полезет и вдруг позволит себе лишнего. Кладу руку на вздымающуюся грудь. Так страшно, что сердце сейчас вырвется из груди.
— Извини, я не хотел грубо, — цедит он, рассматривая меня, и при этом его самого потряхивает. — Просто не понимаю, что ты в нём нашла.
— Всё, Паша. Я нашла в нём всё! Тебе такое и не снилось! — бросаю ему пренебрежительно. — Где будет моя комната?
Он выглядит крайне недовольным и расстроенным, но всё же ведёт меня в сторону одной из спален.
— И меня ты полюбишь, — будто заверяет он. — Рано или поздно, полюбишь.
Я даже комментировать это не хочу. Абсолютный бред. Думаю, если бы Глеб только узнал об этом…Он бы вырвал ему причинное место…Или и того хуже…Пашино тело обвели бы мелом прямо в его гостиной. Хотя непонятно, что хуже…
— Можно мне ноутбук или что-то вроде того…нужно матери написать, — объясняюсь я, и Паша сообщает, что в моей комнате как раз имеется таковой, цитируя: «Только без глупостей».
Меня радует одно…Что я хотя бы не буду оторвана от мира и заперта как какая-то рабыня у Паши дома. Надеюсь на это…
Когда захожу в огромную комнату, первым делом ищу обещанное устройство и когда нахожу, думаю, кому сначала писать. Я знаю только одного человека, который может мне помочь и при этом никак не подставить Глеба. И знаю только один способ с ним связаться.
Екатерина Трацкая: «Соня, это Катя. У меня всё хорошо. Паша силой увёз к себе. Угрожал, что расскажет отцу Глеба о ребенке и нас убьют. Ты не знаешь, могу ли я связаться с Киром? Мне срочно нужна помощь.»
София Нечаева: «Господи, Катя!!! Глеб искал тебя в Питере все эти дни, он всех на ноги поднял! Но вынужден был уехать. Свадьбу отменил, провели регистрацию без торжества вообще. Его невеста устроила публичный срач в сети! Сегодня сделка! Сейчас! Кир с Глебом. Я могу помочь???Давай вызову полицию!».
Екатерина Трацкая: «Это значит, они уже женаты, верно?»
София Нечаева: «Кать, женаты. Но это совсем не то. И то, что ты видела — это не правда!!! Он сам всё объяснит. Ты только будь аккуратнее, пожалуйста! Знаешь адрес?».
Екатерина Трацкая: «Только улицу. Зелёная. Всё что знаю, но он меня не трогает пока, Слава Богу. Я закрылась в комнате. Телефона у меня нет. А полиции мне предъявить нечего. Будет хуже».
София Нечаева: «Пиши мне, как сможешь. Очень тебя прошу. И не верь никому. Он тебя любит!».
На этих словах сердце возобновляет привычную работоспособность. Не знаю, как всё ещё могу верить после всего. Но отчего-то верю. Наверное, наша связь с Глебом сильнее того, что именуют любовью. Наверное, та магия, о которой он постоянно говорит всё же существует внутри нас. Потому что я не знаю, как объяснить это нерушимое чувство слепой веры, которая буквально кричит мне «у него нет никого дороже тебя и вашего малыша». Оно кричит мне уже известным голосом: «Всегда будь со мной, ведьма. Всегда. Навсегда».
Только успеваю расслабиться и обдумать всё это, как в дверь врывается озлобленный Паша…
Глава 15
(Глеб)
Со 2 января я перерыл весь Питер в поисках ведьмы. И никакие стальные нервы не работают, когда речь заходит о любимом человеке. О двух любимых людях. Я чувствовал себя конченным ублюдком. Не знал, как смотреть ей в глаза…
Думал видос, который Беата ей отправила какой-то монтаж, но спецы сказали, что нет. Снято чисто и всё в таком духе.
Только вот загвоздка.
Я не верил, что у меня встал на неё.
Хоть убей, не верил.
Тут дело даже не в визуальном восприятии. Я ведь на запах ведусь. Она пахнет как жизнь. Как смысл. Она одна такая на все восемь миллиардов. Я ведьму чувствую. Руки знают её тело наизусть. Потому что когда она в них, когда в моих объятиях мы будто два демона, что сплетаются в ночи. Потому что оба неидеальные, потому что одинаковые и совершенно по уши вмазанные друг в друга.
Я не мог захотеть другую. Просто, сука, не мог.
Пока мы с Киром ездили по Питеру, как два дебила, и искали мою сбежавшую невесту, я успел передумать всякого. Но чётко для себя решил — никакой, нахуй, свадьбы. Роспись, сделка, начало батиной кончины! Он заслужил!
Я ненавижу его так, что готов стереть в порошок. Но смерть — слишком лёгкое наказание за то, что он натворил. Он должен страдать. Должен лишиться всего, что создал, должен остаться ни с чем. С голой жопой и за решеткой, где к нему будут относиться как к обычному урке. Тогда бы и мама наконец смогла понять, что он из себя представляет…Возможно бы возненавидела его… За все слёзы, что он заставил её выплакать. За то, что сотворил с нашей семьёй…
Я был больше чем уверен, что и спектакль Беаты помог организовать именно он. У этой курицы мозгов бы не хватило сделать всё самой. Опоить меня какой-то дрянью и спровоцировать на секс.
Хотя я до сих пор не понимал, как это было возможно.
Ситуацию усложнило и то, что я отключил в доме камеры сразу, как позвал ведьму жить к себе. Просто счёл это неправильным. А включать потом заново не стал.
И только в ночь с шестого на седьмое, когда моя рана вновь закровоточила у Кира дома, друг вдруг неожиданно прозрел.
— Бля…Дай ещё раз посмотреть… — он вытянул у меня телефон и уставился на экран. — А где…? След от пули где?
Вот тут до меня всё и дошло. Это был просто какой-то левый похожий на меня со спины тип. Курица ведь даже не знала о ранении, даже внимание на него не обратила. Естественно, у неё и извилин в таком количестве нет, а я пропустил этот факт на эмоциях. Оставалось одно «но». На видео точно был мой голос…Вот это было для меня загадкой. Пока ещё было… Но я собирался всё разузнать.
Естественно, Беата догадывалась о том, где я пропадал эти дни, но точно этого не знала, как и о Катиной беременности, слава Богу. Иначе и папаша был бы уже в курсе.
Зато, как оказалось, сучка знала о многом другом. В том числе о том, что у её бати был один маленький секрет от её матери. Он в тайне поёбывал жену своего бывшего компаньона Вуйчика. А Беата добросовестно помалкивала, чтобы её не лишили наследства. Поэтому она не особо расстроилась, когда ему делали операцию…Но за матушку сильно переживала.
И спасибо Кириной Соньке…Если бы не она, я бы никогда об этом не узнал. Но именно в сраные праздники счёт Марты Вуйчик в их СПА-салоне оплатил некий Вацлав Домбровский. Он мило флиртовал с ней, пока ей делали маникюр, а затем и вовсе приехал за ней туда, и Соне удалось сделать несколько шикарных фотографий из панорамного окна их салона.
И тогда понеслось…
У меня в рукаве оказался охуеть какой сильный козырь.
И когда я вызвал младшую Домбровскую к себе на разговор в ту же ночь, она приехала. Сразу поняла по моему взгляду, что что-то не так. Выглядела растерянно и чувствовала, что оступилась.
— Значит, вот как мы поступим. Свадьбы не будет. Будет регистрация. Пройдет завтра. Я устрою. Ты заткнешься и будешь слушаться. А иначе вот эти чудесные фотографии придут твоей матери и Марте Вуйчик на почту, если угодно.
— Как ты…Где ты…Где ты взял это???
— О…Так ты ещё и знала…Дочь года…Пиздец ты конченная…
— Да пошёл ты! Что мне оставалось?! Если отец связался с этой…Я не могла сказать об этом матери! Он бы лишил меня всего! И ты не посмеешь, Глеб! Ты всё сломаешь!
— Ещё как посмею! Мне вообще похуй на твою семью, веришь, нет?
— Какой же ты козёл. Ненавижу тебя, Адов!
— Взаимно, курица. И ещё, — хватаю её за руку, выворачивая ту до хруста. — Чё это за парень, с которым ты ебалась? Откуда звук?
— Чего? — корчится она от боли. — Иди проспись!
— Бля, я же тебе руку сломаю сейчас. Говори!
— Ай! А! Всё. Я всё расскажу! Псих, отпусти меня! Глеб!.. — визжит в истерике. — Я пыталась с тобой! Но переборщила с дозой, вот и всё. Ты говорил в отрубе. Даже когда звонила твоя стерва что-то стонал во сне. Этим и воспользовалась. Пришлось использовать план «Б», потому что из-за передозировки ты был никакущим. Неспособным…Совершить…половой акт. И я позвала Владика.
Не сдерживая ржача смотрю на неё с отвращением. Вот ведь шизанутая стерва.
Естетственно, то, что они трахались возле меня — та ещё мерзость. Но лучше так, чем делать это с ней.
— Это не из-за передозировки, дура ты конченная. Это из-за того, что у меня на тебя никогда не встанет, тупая ты безмозглая шваль. Ты и пальца её не стоишь. И оставишь свою фамилию в браке, поняла меня? Поняла, блядь, я тебя спрашиваю?!
— Поняла, — цедит она сквозь зубы. — Удали эти сраные фотки!
— Когда надо будет, тогда и удалю. А сейчас сиди ровно на жопе и жди указаний, истеричка.
Разговор заканчивается так же победоносно, как начался. Видит Бог, если бы она ещё что-то выкинула, я бы её на куски порезал. И не посмотрел бы, что девчонка.
Остаётся решить всё остальное.
7 января мы с ней едем на регистрацию брака, а я всё время думаю о ведьме. Я потеряю целые сутки, вместо того, чтобы искать её… Это ломает меня изнутри. Но эта блядская регистрация должна состояться.
Уже там я буквально прокручиваю на перемотке слова этой странной женщины, которая пытается лепетать сущий бред о лодке любви, раскачивающейся на рифах суровых реалий, о двух лебедях, верность которых должна чуть ли не сниться нам во снах. Успеваю позевать и жду, когда весь этот грёбанный цирк уродов закончится. Даже кольцо надеваю себе сам. Не хочу её касаться в принципе. Мне эта побрякушка нужна ровно так же, как и сама новоиспеченная супруга. То есть — НИКАК.
После росписи даю указания сумасшедшей курице, чтобы разыграла истерику на камеру, что торжества не будет, потому что якобы всё идёт не так, как она хочет. Чуть ли не Венера в Водолее. Поэтому нельзя праздновать. Думаю, что услышав её истеричный тон, там и вопросов ни у кого не останется. Все родственники поверят, в том числе и Домбровские старшие.
Отец, разумеется, как никогда, быстро активизируется. Звонит мне сразу после того, как видео Беаты в её блоге начинает набирать обороты. Естественно, видимо его уже атаковали знакомые с расспросами об отмене торжества и такой скорой регистрации.
— А что за срочность, сынок? — спрашивает, словно мы с ним хорошие знакомые, а не вынужденно связанные кровью родственники.
— Захотел пораньше. Жуть, как мечтал на ней жениться, — издеваюсь я, на что он недовольно кряхтит в трубку. — К пяти будет совещание по слиянию. Жду. Тем более, Домбровский, судя по всему, прекрасно себя чувствует после операции.
— Ты его предупредил?
— Предупредил, не волнуйся. Чем раньше проведём сделку, тем лучше. У меня свои дела. Мне нужно решить пару срочных вопросов.
Отец сообщает, что будет вовремя. Я же кладу трубку и бронирую новый билет в Питер.
Знаю, что искать её там, словно иголку в стоге сена, но неожиданно мне поступает информация о том, что некая Екатерина Трацкая делала УЗИ в клинике «Мейнер» этим утром. Даже эти новости, с учётом того, что с малышом всё в порядке, меня расслабляют. Но я не успокоюсь полностью, пока не найду и не поговорю с ней. Пока не объясню ей всё. Одна мысль о том, что она плакала и страдала, пока внутри наш малыш, сводит меня с ума. Это что-то неестественное. Беременная женщина не должна столько терпеть. И я себя просто ненавижу.
Пока сижу на совещании, Кир ждёт внизу в тачке. Мой юрист проверяет всё, с учётом вступления в законную силу нашего брака нет смысла оттягивать момент слияния. Кичливый Домбровский подписывает документы, передав их моему бате. Дальше всё по кругу. Беата, Рус и я, завершающий эту смертельную цепочку.
Некоторое время необходимо на регистрацию компании, распределение акций, назначение руководства, выход на биржу и прочее, а значит, я успею легко свалить из города и бросить все силы на поиски своей любимой, ведь всё это делается дистанционно. В этом нет никаких проблем.
А ещё если хорошенько надавить на Беату с этими фотографиями, уверен, она и акции легко мне сольёт. Шах и мат, психопаты.
Только собираюсь уйти оттуда, как слышу звук открывающегося шампанского и звенящих бокалов. Семейка поляков, как всегда, в ударе. Всё им мало. Пусть дура празднует свой первый фиктивный брак. Думаю, у неё таких будет много.
Стоит в своём помпезном платье и смотрит на меня волком возле моего отца. Жёнушка хренова. Убил бы нахрен.
— Глеб, сынок, выпьешь?
— Нет, спасибо, я больше из чужих рук не пью, — улыбаюсь, на что Домбровский старший и Рус хмурятся. Они здесь, похоже, единственные, кто не понимает, о чём речь.
Дожидаюсь, когда они выпьют по бокалу.
— Ты куда??? Не задержишься поддержать жену? — добавляет отец, вынудив меня улыбнуться.
— У меня запоздалый мальчишник…Не могу, увы, — сообщаю на прощание и пулей спускаюсь вниз к Киру. Рус хмурится, провожая меня взглядом. Беата громко цокает на весь офис и недовольно фыркает, глядя на своего отца с фальшивой улыбкой. Двуличная сука.
А уже в дороге Кирюхе звонит до смерти взволнованная Соня и громко кричит в трубку о том, что тот самый Паша удерживает мою Катю в каком-то доме в Питере и угрожает нашему ребёнку через моего грёбанного отца.
С осознанием происходящего, зверею на глазах, Кир мчит на всех скоростях до аэропорта, я же звоню Михе, чтобы поднял там всю охрану и искали точный адрес этого бессмертного на улице Зелёной.
А как только я доберусь туда, я собственными руками размажу его лицо по плитке перед Эрмитажем. Ему уже на этом свете ничто не поможет.
Глава 16
Паша налетает, словно ужаленный, и хватает за руку, дёргая на себя изо всех сил. Оказываюсь в пяти сантиметрах от его лица и меня всю трясёт от его общества, а ещё от того, как неприятно ноет запястье из-за его цепких пальцев.
Чего я точно не ожидала так такой резкой смены настроения. Он реально конченный психопат. Запах его парфюма способен обездвиживать. Ощущение, что он вылил на себя весь флакон. В горле першит и хочется поскорее сбежать отсюда.
— Ты дура?! Реально думала, что у меня не настроена синхронизация всех устройств?! Что я не узнаю, что ты тут написываешь и кому?! Я же сказал без глупостей! — орёт он на меня, пока я пытаюсь выбраться из его хватки.
— Отпусти, сволочь! Отпусти, блядь, Паша! — пинаю его ногой и кубарем отлетаю за кровать, когда он встаёт напротив с обезумившим видом. — Не подходи…
— Я хотел по-хорошему! Хотел ведь! Ты сама провоцируешь!
— Если тронешь…Если тронешь, Паша…Тебе конец. Глеб тебя из-под земли достанет!
— Блядь…Как ты заебала со своим Глебом…Надо было прикончить его тогда. Добить до конца нахер прямо на той вечеринке! — выплёвывает он, на что я хватаю с тумбочки какой-то стакан и швыряю в него. Естественно на эмоциях я попадаю мимо и осколки разбиваются об стену за его спиной.
— Ах ты сволочь! Это был ты?! Организовал ту стрельбу?! Какой же ты урод! — от громкого звука он слегка вздрагивает и пошатывается.
— Дура, блядь! Идиотка! Сколько можно тебе говорить?! Что ты там нашла в этом долбоёбе?! Он — убийца, он — беспринципный мудила! Как можно было вообще от него залететь?! Ты понимаешь, что носишь в себе его ублюдка?!
Как только слышу эти слова внутри всё закипает. Я будто купаюсь в бензине и хочу сжечь вокруг себя всё дотла. Подхожу к Паше в упор тяжелыми шагами и тут же влепляю ему кулаком в нос. Рука болит, его сопатка покрывается багровым оттенком, а меня грубо хватают за волосы и трясут из стороны в сторону, пока я пытаюсь сдержать слезы и отбиваюсь, как могу.
— Не трогай меня! Не трогай! Не смей говорить о моём ребенке такие слова! — едва успеваю перебирать ногами, задушено скулю, когда Паша бросает меня на кровать. Чувствую его руки и дыхание, и меня начинает тошнить. Ползу вверх от него и дерусь. Вот сейчас я готова убивать, в прямом смысле слова. — Сволочь! Не трогай! Глеб тебя убьёт! Он убьёт тебя!
— Да похрен твоему Глебу, он женился уже, насрать ему! — кричит он, прибивая мои руки над головой, и как только его ладонь сжимается на моей груди, я тут же со всей имеющейся силой бью его коленом по яйцам. Паша скручивается прямо надо мной. Съёживается, стонет. А я успеваю столкнуть его с себя и просто бегу оттуда в состоянии безмолвного шока. Не могу даже кричать. Вообще открыть рот не могу. Всю трясёт. Спотыкаюсь, но не останавливаюсь.
Мне важнее всего мой малыш и моя чистота. Я никому не позволю себя трогать!
Выбегаю босиком на заснеженную улицу. Обувь и куртку держу в руках. Мчу так сильно, что даже не холодно. Но не успеваю добежать до забора, как понимаю, что всё закрыто, а в будке сидит охрана. И не просто один человек, а около пяти здоровых мужиков. И один из них кажется мне до смерти знакомым.
— Куда-то торопитесь? Вас приказано не выпускать, — твердят они и заливаются смехом. А у меня сердце из груди готово выпрыгнуть. От страха и беспомощности.
— Выпустите…Выпустите, — прошу я задушено. Умоляюще заглядываю в глаза каждому в поисках хоть чего-то человечного, но не нахожу. — Меня здесь насилуют! — кричу так, будто меня прямо сейчас режут, но они лишь пожимают плечами.
— Нам заплатили. Велено охранять. Ничем не можем помочь, — раздается из уст одного из них, пока другие лишь ухмыляются, и я чувствую, как сзади меня хватают грубые Пашины руки.
— Живо в дом, дура! Ещё и босиком выперлась! — кричит он на меня, а потом смотрит на них. — Хули пялитесь?! Быстро отвернулись и занялись делом!
Я вдруг понимаю, что никто мне не поможет. Но идти обратно под его руководством я не планирую, поэтому иду сама.
Паша же следует за мной. Едва я вхожу, как ощущаю его дыхание сзади. Он вырывает у меня из рук одежду и швыряет её на пол, проталкивая меня внутрь.
— Если твой Глеб только сюда сунется, я его убью нахрен. Или отправлю за решетку! — кричит он на меня, когда я прячусь за диваном. — Ему даже его папочка не поможет. Пизда ему, слышишь?!
— Да пошёл ты! Иди на хуй, Паша! Иди, блядь, на хуй! Если ещё раз ко мне прикоснёшься, я тебя зарежу! — я на таких эмоциях, что всё тело будто огнём окутывает. Ненавижу этого ублюдка. Ещё и стрелял в Глеба…Псих. А когда я вижу, что этот сумасшедший яростным шагом куда-то направляется, а потом выходит оттуда с пистолетом, я вообще превращаюсь в пепел.
— Пристрелю его к херам! Если только увижу!
Меня трясёт. Я хорошо понимаю, что этого дебила надо успокоить, и только поэтому завожу шарманку.
— Ему плевать на меня, сам сказал! Он женился, а значит, он в Москве! Сам видел, что у него сделка! Хватит пороть чушь, Паша! У тебя уже мозги совсем поплыли! Отложи свой пистолет. Хватит доводить меня до греха! — сжимаю челюсть, на что он пытается выровнять дыхание. Смотрит так, словно реально сбежал из клиники и сидит на каких-то препаратах. И дышит…Громко дышит на всю гостиную.
Через несколько секунд всё же убирает пистолет, но лишь в карман сзади. И всё равно так гораздо спокойнее, потому что у меня внутри всё болезненно спазмирует от страха за жизнь внутри меня.
— Больше ты ноутбук не получишь. Поняла меня?! — орёт он, на что я лишь молча киваю. Смотрю на него исподлобья и хочу ударить. Только меня это не спасёт. — Пиздуй в свою комнату!
Я ухожу в ту самую спальню, а когда оказываюсь там, понимаю, что он всё уже забрал. Больше не смогу связаться с Соней. Больше нет.
Не знаю, что находит, но начинаю плакать. Наверное, нервы уже на пределе. Слёзы сами льются из глаз, а в грудине нещадно ноет, будто кто-то всадил туда нож. Пока вою и исхожу на истерику, слышу тихий стук в окно. Вытираю щеки и прислушиваюсь. Он повторяется, и тогда я очень медленно крадусь туда на цыпочках, а когда подхожу и выглядываю из-за шторы, понимаю, кто это был такой.
Недоверчиво открываю окно.
— Узнала? — спрашивает меня тот самый Игорь, которого спас Глеб. Видимо, в деревне его всё же поставили на ноги. — Всё хорошо. Он же не тронул тебя, да?
— Что ты…Ты…На него работаешь?
— Выполняю задание, как и всегда. Увидел тебя, охренел. Но теперь хочу отплатить тебе и твоему другу тем же, вы ведь меня не бросили, — заявляет он шёпотом. — Не провоцируй его. Не убегай. Потерпи. Подмога в пути. — дополняет он и начинает быстро уходить.
— Стой, — кричу ему вслед. — Подожди. Какая подмога?!
Он не отвечает. Лишь подмигивает и скрывается за домом.
А я ныряю обратно в спальню. Снимаю промокшие носки и пытаюсь согреться. Это очень плохо…Мне нельзя вот так себя студить. Но из-за этого ненормального я боюсь так, что всё внутри дрогнет. Лучше час бежать босиком по снегу, чем лечь под него. Я этого просто не перенесу.
Хожу по спальне и ищу хоть что-то. Не удивлюсь если здесь есть камеры и этот козёл наблюдает за мной прямо сейчас. На всякий случай особо ничего не делаю, просто рассматриваю помещение. Надеюсь, он не видел Игоря…Надеюсь, он меня не тронет.
Вспоминаю слова Сони…
«Не верь никому. Он тебя любит!».
Для меня это самый настоящий дофамин.
Около часа сижу в одиночестве и понимаю, что от усталости и стресса дико хочу спать. Глаза просто как не родные. Отказываются работать и закрываются на ходу. И следом я проваливаюсь в сон.
Мой сумасшедший парень гладит моё лицо. Но его сумасшествие другое. Оно просто невероятное. Я в нём утопаю. В нём и его синих, как небо глазах. В его неизменной усмешке, взъерошенных волосах, наглом выражении лица, словно ему должен весь мир. Будто всё по плечу и нет никаких преград. В его басистом голосе, от которого по телу бежит дрожь. В его широких мускулистых плечах, за которыми я, как за каменной стеной.
Мы с ним стоим где-то на берегу моря. Я точно чувствую его солёный озонистый запах, который смешивается с мятой и хвойным ароматом моего мужчины, а он подходит сзади и обнимает меня своими сильными тёплыми руками. Кладёт их на мой округлый живот. Я нежусь на солнце, потираясь затылком о его грудную клетку и слышу крик:
— Мам! Мам!!!! Мааааа-маааа! Смотли, как я кинул!!! Сколько лаз подплыгнуло???
Чуть оборачиваю голову и вижу маленького темноволосого голубоглазого мальчугана. Его озорная довольная улыбка напоминает мне его папу. Он носится по берегу как заведенный и бросает по воде плоские камушки, делая так называемые «блинчики». Глеб целует меня в макушку, а затем идёт к нему. Я наблюдаю за ними, словно смотрю самую чудесную на свете киноплёнку.
— Эй, бандит…Классно у тебя получается…
— Классно? Это ты ещё не видел! Подожди!!! Нуууу, пааааапа, — мальчишка начинает хохотать, когда Глеб хватает его на руки и силой усаживает на плечи.
— Пойдём, маме надо отдохнуть…Она устала…Твой братец совсем её замучил.
— Как это?
— Ну…Пинается внутри…У вас же будет целая футбольная команда, знаешь?
— Плавда? — спрашивает он у него, держа маленькими ладошками за подбородок.
— Правда, Ярослав Глебович, но сначала научись говорить своё имя, — издевается он, на что мальчик недовольно фыркает. Ему, наверное, около четырёх лет.
— Я умею! Ялослав Гебович! — Глеб заливисто смеётся над ним, а Ярик обиженно тянется ко мне.
— Хочу к маме! К маме!
Тяну к нему свои руки, безумно хочу обнять. Прижать. Ощутить.
Но как только касаюсь кончиками пальцев, неожиданно открываю глаза от громкого стука в дверь.
— Выходи. Поужинаем — зовёт меня Паша, словно не он только что размахивал возле моего лица пистолетом и пытался изнасиловать, грязно лапая, как какую-то вещь.
— Я не голодна, — отвечаю грубо, хоть и только отхожу ото сна, и он заходит внутрь комнаты, отчего я тут же испуганно срываюсь с кровати и бегу в сторону окна.
— Извини, что я себя так повёл. Ты просто выбора не оставляешь. Я тебя хочу уже…Три с половиной года. А ты из меня веревки вьешь…
— Я ничего не сделала. Я беременна от другого. Я встречалась с ним. Я не виновата, что ты себе что-то придумал, — говорю, нахмурившись, и он тоже огорчается.
— Я не придумал. Я действительно в тебя влюбился. Ещё в тот момент, когда ты защитила Ваньку на школьной дискотеке. Ты это помнишь?
— Паша. Да, я это помню. Но для меня это ничего не значит. На него налетела толпа. Я просто пыталась добиться справедливости и всё. Я не проявляла к вам с братом особенного внимания. Я бы сделала так ради любого человека!
— В том-то и дело…Не верю, что такая как ты досталась такому как он. Он не заслуживает. Он не такой, как ты! — парирует он, отчего мне хочется взорваться.
— Ты меня не знаешь! Ты вообще, блин, меня не знаешь! Мы не виделись два года! Это просто прошлое. Всему свойственно заканчиваться…
— Но не нам. Нет. Я не позволю, — отвечает он задушено. Ощущение, что у него в голове заклинило. — Идём на ужин по-хорошему.
— Снова угрожаешь?
— Да, — отвечает он, стиснув зубы.
— Я приду через пять минут, — обреченно отвечаю, и выдыхаю, когда он выходит из комнаты. Обхаживаю её по периметру. Смотрю в окно. Если даже вылезти, то через тот огромный высокий забор я не перепрыгну и не перелезу.
О какой подмоге говорил Игорь?
Правда ли он благодарен? А вдруг вовсе нет…Всё-таки Глеб прострелил ему ногу…Как он вообще ходит? Прошло всего две недели… А ещё та дыра в боку из-за аварии…Вдруг он наоборот меня ненавидит?
Ещё и этот сон…Никак не выходит из моей головы…
Что это вообще такое было? Никогда не верила в вещие сны, но…
Это ведь точно был наш с Глебом сын…И его зовут Ярослав…Ярик…Боже…
Никогда не думала, как назову ребёнка…Никогда даже мысли не было…
А тут…Будто готовое решение…
Так странно, аж мурашки по коже.
Думаю об этом и не хочу идти с этим придурком на ужин, но надо…Иначе он припрётся сам.
С этими мыслями покидаю комнату и следую в его огромную столовую на своих дрожащих двоих…
Глава 17
— Присаживайся, поговорим, — слышу задушевное. Паша отодвигает для меня стул и ждёт, когда я сяду. Сам же идёт на свой «трон» и усаживается напротив. Выглядим, как два идиота, которые сидят на расстоянии четырех метров. Но мне так даже приятнее. А было бы лучше, чтобы он вообще ушел отсюда.
— Мы вроде уже всё обсудили. И я не голодна, — скупо отрезаю, сразу дав понять, что мне наплевать на его слова. Мне в целом всё равно, что за хаос творится в голове этого сумасшедшего кретина.
— Ладно, тогда просто слушай, — грубо цедит он, накладывая себе еду. — Мы переедем в другую страну. Я не хочу, чтобы оставались хоть какие-то пути вашего с ним взаимодействия. Будем жить далеко отсюда.
— Я не могу переехать. Я беременна. У меня свой врач! — выкрикиваю я, на что Паша смеётся.
— О…Не волнуйся на этот счёт. Это не просьба, Катерина. Это приказ.
Молчу. Вот ведь сукин сын…Мне дурно от него и его самомнения. Если я раньше гневалась на Глеба, то зря. То, что я вижу перед собой сейчас — вот, что значит, раздутое эго. Причём раздутое без причин. Он ведь даже добился всего только с помощью отца Глеба. Добился из-за связи со мной. Ему просто повезло, вот и всё. Если это можно назвать везением, ведь с психикой у этого парня явно проблемы.
— Как Адов старший тебя нашёл? — перевожу тему и буравлю Пашу жестоким взглядом. Хочу узнать, как можно больше о своих врагах. Когда-нибудь я найду Беату. Встречусь с ней лицом к лицу и либо вырву ей волосы, либо мокну рожей в унитаз. Она это точно заслужила.
— Ой, да, брось. Было не сложно. Просто приехал в нашу деревушку, вот и всё. Наши фотки с выпускного показывал…Спрашивал о тебе…Я сказал, что нихрена ему не скажу…Потому что реально не забыл тебя. А он предложил сделку…Тебя в обмен на информацию. Я следил за вами. Много следил… Видел, как вы развлекались на катере, в ресторане, в клубешнике. Везде за вами ездил… Потом наконец смог подойти…Когда ты осталась одна… Мне было очень неприятно, что ты вот так легко запала за него. Что забыла наши чувства, — говорит он, на что я проглатываю язык, уставившись на него в полном недоумении.
О каких, блядь, чувствах говорит этот человек? Совсем «ебобо»?
Единственное чувство, которое я к нему испытывала за всю жизнь, это лёгкая обида за испорченный в девятом классе учебник по математике. И никакого поцелуя с ним я толком не помню. Ну, стояли возле ёлки всем классом. Ну мазнул меня губами. Всё. Конец. Что вообще происходит?
Ощущение, что мы с ним находимся в разных реальностях.
— Скажешь что-нибудь?
— Нет, пожалуй, промолчу. А давно знаешь Беату?
— Ну…Виделись как-то через Адова старшего. Её отца тоже заочно знаю. Больше рассказывать нечего…Когда ты улетела во Владик…Я места себе не находил…
— Значит, ты знал?
— Конечно знал. И когда возвращаешься тоже знал. Поэтому и навестил твою общагу с серьгами. Знал же, что не примешь. А так был повод снова увидеться, чтобы ты отдала их…
Вот ведь сукин сын…
— И в тот ресторан мы поехали не случайно, верно?
— Верно. Но хорошее ведь место? Какая разница куда. Глеб должен был увидеть, что ты теперь моя.
Еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться ему в лицо.
«Ты теперь моя!». Звучит, как название книги. Так приторно, что на зубах скрипит.
И буду я его только через свой окоченевший труп.
— А твой младший брат знает, чем ты занимаешься?
Паша удивленно морщится на мой вопрос. Ну, ещё бы. Скорее всего, ему вообще плевать.
— Думаешь Ваньке важно откуда сосать деньги? Естественно этот мелкий жук обрадовался, но особо не спрашивал.
— Я смотрю, ты недалеко от него ушёл, — бубню себе под нос озлобленно.
— Чего?
— Ничего.
— В общем…Улетаем через три дня, — добавляет он, вогнав меня в атмосферу тревожности. Вокруг меня будто тучи сгущаются. С каждым новым предложением я всё сильнее поражаюсь тем ужасам, что творятся в его голове. И ведь Адов старший как-то его нашёл. Он действительно умеет подбирать самых отбитых и беспринципных людей для своих дел. Его к ним буквально тянет, как мёдом намазано. Видимо, потому что сам такая же сволочь.
— В смысле??? Как три дня?! — спрашиваю, состроив самую гневную гримасу из всех имеющихся.
— Взял билеты в Париж. Но пока туда просто проездом. Посмотреть на Эйфелеву башню, вы ведь, девки, прётесь от этого. А уж жить будем в Марселе. Я так хочу, — заявляет он надменным тоном. Всё гораздо хуже, чем я думала.
Вынужденно закашливаюсь. Мне даже дышать тяжело после этих новостей. К горлу подкрадывается неприятный твёрдый ком, который хочется поскорее проглотить.
— Можно мне попить?
— Перед тобой стакан воды. Специально для тебя, — говорит он, на что я тут же хватаю жидкость и заливаю как в сухую землю.
Паша при этом рассматривает меня, пытаясь залезть прямо в душу.
Пока прихожу в себя, ему на телефон поступает звонок, и он отлучается, а я ощущаю по всему телу озноб. Тошнит. От него. От его слов. Как же я его ненавижу.
Возвращается ко мне через минуту с довольным лицом.
— Беата звонила, представляешь? Сказала, что они с твоим бывшим скоро полетят в свадебное путешествие на Ибицу, — сообщает он мерзким голосом, а мне становится плохо. — Прямо сейчас выбирают отель.
Кто-то один здесь явно лжёт. И я не понимаю, кому верить и что именно происходит.
Мне ещё хуже. Кружится голова.
— Что такое, Катюш? Ты бледнее моли… — словно издевательски произносит он, расплываясь в ядовитой ухмылке.
— Меня тошнит… — отвечаю не своим голосом. — Дай ещё воды…
— Думаю тебе хватит, — смеётся он, вынуждая меня приподнять на него глаза. И даже это даётся мне с трудом. Вижу, какой он счастливый. Словно всё идёт по его плану. И меня это пугает.
— В каком смысле? — язык прилипает к нёбу. Говорить становится сложнее.
Он что-то подсыпал, да? Что-то в той воде…
— Ты…Что там… — кое-как держусь за столешницу, чтобы не завалиться в бок, но Паша подходит ко мне и приобнимает за плечи, склонив мою голову к своему животу. Не могу шевелиться. — Не трогай меня.
— Не боись, не для этого я… Это просто снотворное, дорогуша, — сообщает он ехидно.
— Мне нельзя снотворные…У меня… Ребёнок… Это опасно, — шепчу под нос, а сама до смерти волнуюсь, что меня собираются насиловать, пока сплю. Что меня хотят принудить…Нет сил отпрянуть от него, и я задыхаюсь его запахом, на что он только сильнее смеётся и гладит меня по щеке своими мерзкими липкими пальцами.
— Не волнуйся, дорогуша. Скоро никакого ребёнка не будет. Срок восемь недель…Я разузнал, — психопат говорит, а у меня перед глазами мельтешат мошки, но я слышу каждое гнусное слово и проглатываю его, задыхаясь от ужаса. Как я могла быть такой непредусмотрительной? Зачем пила ту сраную воду, Господи?! Что он несёт???? — Если бы я сразу сказал, ты бы со мной добровольно не поехала…Неужели ты реально поверила, что мне нужен ублюдок Адова? Сейчас же поедем к моему человеку и его из тебя выскоблят. Вот и всё. Будешь чистенькой для меня. Будешь носить только моих детей…
Едва слышу это и громко натужно вскрикиваю, а затем у меня начинается рвота, после чего я просто теряю сознание прямо на руках этого чёртового безумного подонка…
Металл стола обжигает своим холодом. Верчусь на нём, как сумасшедшая. Чувствую чужие руки, резиновые перчатки, которые неприятно скрипят на моей коже, а затем и анестезиологическую маску, которую на меня нацепляют. Пытаюсь сопротивляться, но тело не слушается. Елозя по столу ногами, стремлюсь оттолкнуться, чтобы спрыгнуть. Но слышу какой-то счёт. Внутри будто тикает.
Я не отдам его! Я не отдам своего Ярослава! Не отдам! Сейчас приедет Глеб…Он сейчас ворвётся сюда…Он спасёт…Он защитит…Он любит!
Прошу тебя, Господи!
— Ярослааааааав!!! — кричу задушено, но не слышу своего голоса. По телу разрастается агония. Чувствую запах крови. Он повсюду. Задыхаюсь, не хватает воздуха.
Гул. Скрежет. Мороз, окутывающий тело.
Кто-то грубо шлёпает по бедру.
— Ну, вот и всё, девочка. Свободна. Увозите.
Я умираю. Умираю. Умираю.
Яркая секундная вспышка и протяжный писк аппаратов рассеивается.
Я судорожно хапаю воздух, открыв глаза на ледяном полу той самой комнаты, и чувствую чью-то тёплую руку на своём запястье…
_____________________________
Если книга нравится, прошу оставлять любой отклик (лайки, отзывы, библиотеки), всё приветствуется. Автору важно. Обнимаю)
Глава 18
— Ты как…Очнулась? Всё нормально? — спрашивает меня Игорь, пока я испуганно хватаюсь за живот и осматриваюсь. Я всё ещё в доме. Это был просто сон…Просто кошмар…Чёрт возьми… По коже проносится лютый холод. На полу рядом со мной лежит Паша с рассеченной головой без сознания, а рядом какая-то кочерга. И я в недоумении смотрю на своего спасителя. — Я услышал крик. Глеб уже в Питере. Он едет. Потерпи.
— Боже…Боже…Боже, — вцепляюсь пальцами в ворот Игоря. Кричу, вою, плачу в пустоту. — Спасибо тебе…Спасибо…Господи…
Я конечно слышала, что наши сны — это либо отражение наших страхов, либо желанные фантазии, но чтобы вот так…Я ведь реально чуть Богу душу не отдала. Как же ужасно. И как мне повезло, что здесь оказался Игорь. Что это, если не судьба? Это выбор Глеба — спасти его однажды, позволить ему жить дальше. И этот выбор привёл его сюда в качестве моего защитника.
— Всё в порядке…Эй…Я слышал его разговор с врачом. Охренел, какой он мудак. У меня у самого двое. Это вообще не моё. Я брался охранять. Извини, что так вышло, — он помогает мне встать, и я вижу, что окно в комнате разбито. — Пришлось так зайти, дверь была закрыта на ключ изнутри. Времени не было.
Так вот почему тут так холодно…Пол казался мне ледяным хирургическим столом.
Оседаю, поглаживая живот. Надеюсь снотворное никак не повлияет на развитие малыша…Надеюсь, с ним всё в порядке. Слава Богу, часть этой дряни я выблевала практически сразу.
— Надо его связать, Игорь…Потому что он псих, — шмыгаю носом, на что парень кивает. И мы вместе ищем какие-то тряпки, чтобы обездвижить Пашу. — Ты сказал Глеб в Питере…Откуда ты знаешь?
— Я нашёл его. Было несложно. Через знакомых можно найти телефон любого отморозка, включая твоего парня, — ухмыляется он, когда делает последние узлы. — Готово. — он смотрит на него с пренебрежением. — Боюсь представить, где ты будешь, когда очнешься…Земля тебе пухом, чувак…
Я хмурюсь. Я понимаю, что не должна его жалеть, но мне кажется, ему место в психиатрической клинике, а не на дне океана, куда Глеб наверняка захочет его отправить.
Получается, он сегодня женился и вместо того, чтобы быть со своей женой бросил её и полетел ко мне…
Это ведь значит, что ему действительно на неё плевать, верно?
Это только месть… И я не должна ревновать…Не должна…
Как только думаю об этом, вспоминаю его стоны в трубке и на видео и сразу все здравые мысли покидают голову, разлетаясь как карточный домик на ветру. Я снова хочу ему вмазать. Это гормоны беременной женщины или отсутствие здравого смысла в принципе?
— Как ты так быстро встал на ноги? — спрашиваю у Игоря, и он поднимает кофту.
— Смотри, двенадцать швов наложили. Те ещё рукодельники. Кривовато, зато качественно. А когда увидели бабло, которое оставил Ад, вообще долго не думали. Перевезли в Московскую областную. Потом меня выписали, и я поехал в Питер. У меня здесь живёт бабка…Ну, знаешь…Она с прибабахом…
— В каком это смысле?
— Ну…Ведьма она, типа того. Заговорила ногу мою. Сказала — пойду через десять дней. Так и случилось. Правда я с фиксатором, но всё же… Это ж чудо…
— Да и не говори…Чудо… — соглашаюсь с ним, когда Паша начинает открывать глаза. Вижу его гнусную рожу и хочется в неё плюнуть.
— Ах ты сссс… — он смотрит на Игоря. — Охрана!!! — верещит как полоумный. — Блядь, выпустите меня! Суки!
Я же, недолго думая, подхожу к нему и начинаю бить по лицу. Раздавать пощечины и с левой, и с правой руки. У меня такая ненависть просыпается, что я не могу остановиться. А Игорь морщится на каждой моей оплеухе.
— Сволочь! Ненавижу тебя! Если с моим сыном что-то случилось, я тебя убью своими же руками!!! — кричу, исходя на истерику, и внезапно в комнату вбегает встревоженный разъярённый Глеб. Господи, я, наверное, впервые его таким вижу. Глаза — просто два воспалённых нерва.
Ощущение, что он ехал сюда без верхней одежды, потому что он в рубашке и в брюках. Очевидно, не было времени даже переодеться. Вижу, что оценивает ситуацию за считанные секунды, а потом подходит к моему похитителю и со всей имеющейся силой вмазывает ему кулаком в лицо, ломая нос до жуткого хруста. Я вздрагиваю, Игорь ещё сильнее морщится и кривит свой рот, а Паша…Паша падает на пол чуть ли не замертво. Я же знаю, как Глеб умеет бить. Порой мне кажется, что в одном его ударе может быть вся ненависть, которую он носил на протяжении жизни. Сейчас я её ощутила, в полной мере.
Больше он не стремится его наказывать, а сразу бросается ко мне, обнимая, пока Паша плюётся кровью и хрипит.
— Катя…Катюша…Любимая, — он осыпает моё лицо рваными поцелуями, обхватывая щёки своими горячими ладонями. — Ты вся ледяная. Как ты? Как малыш? Он что-то тебе сделал??? Этот утырок что-то сделал???
Господи, сколько же страха и боли в его голосе.
— Нет, не успел, — мотаю головой и плачу. Плачу от осознания того, что он рядом. Он здесь. Всё будет хорошо.
Глеб сгребает меня на руки и прижимает к себе, следуя к кровати, с которой тут же срывает покрывало и накидывает на меня, чтобы мне стало теплее. Он выглядит не просто сурово и озлобленно, он выглядит как человек, способный убить одним взглядом.
Игорь просто кивает ему, безмолвно здороваясь, а следом в комнату забегает встревоженный Миша.
— Его в тачку, вместе с теми, что на улице, — цедит Глеб сквозь сжатые в тиски зубы, не отпуская меня из объятий. — До порта. Я подъеду через пару часов.
— Нет, — вцепляюсь в него руками и ногами. — Не уезжай…Глеб, не уезжай…
Глеб жестом отпускает охранника, но не комментирует мою просьбу. Смотрит на Игоря и прикрывает мне уши, прижимая голову к своей вздымающейся на каждом дыхании груди. Плохо слышу о чём говорят, но прослушивается:
«Врач, аборт, снотворное, притоплю, уничтожу и прочее».
Пашу забирают, чуть ли не отрывая от пола. Глеб целует меня в макушку и достаёт телефон. По голосу абонента, которому он звонит узнаю Людмилу Эдуардовну. Он торопливо доносит до неё всю информацию.
— Нужно осмотреть. Нужно срочно всё проверить. Она холодная. У неё стресс. Ей плохо… Он дал ей какое-то снотворное, типа того… Она теряла сознание… Нет, визуально кровотечения нет. Хорошо…Будем через пятнадцать минут, — он сбрасывает трубку и обращается уже ко мне. — Малыш, надо ехать. Слышишь? Надо ехать домой. Со мной. Сейчас. Ты ведь поедешь? Кать?
— Ты…Ты бросил невесту в Москве?
— Господи, Кать…Да какая к чёрту невеста? Ты одна моя невеста. Я ведь…Я всё объясню. Я не спал с ней. И в мыслях не было. Всё это — полная чухня этой дебилки. Она всё подстроила.
— Но я видела, — говорю, нахмурившись. И даже если предположить, что это какой-то монтаж, то я слышала его голос в трубке, когда звонила. Точнее не голос, а какие-то странные звуки, напоминающие стоны.
— Кать, если пересмотришь, увидишь, что на видео был другой. У него нет раны на плече. А мой голос…Бля…Даже не знаю, как это озвучить. Меня не было двое суток, потому что эта дура опоила меня какой-то дрянью. И пока я нёс какую-то дичь в отрубе, кряхтел, они трахались прямо возле меня, — его аж морозит на этих мыслях, а мне и того тошно.
— Фу, какой кошмар…
— Знаешь…Кошмар, но…Мне намного спокойнее, что член был не мой, — смеётся он, трогая мои волосы и поднося их к носу. А мне-то как спокойнее…Иначе, скорее всего, я бы его член никогда к себе не подпустила…
— Это твой отец придумал? — спрашиваю, нервно дербаня кожу внутри рта. Я всё сильнее боюсь этого страшного беспринципного человека.
— Не знаю…Думаю, что помог ей. Сама бы она не догадалась. Не её уровень, знаешь…
— А что насчёт сделки? Ты что…Бросил всё?
— Нет, я успел подписать. Компания проходит необходимые этапы. Всё хорошо. Всё по плану. Всё будет хорошо… — успокаивает он меня.
— Глеб… — смотрю ему в глаза. — Это Паша ранил тебя на той вечеринке. Он кого-то нанял.
— Я не удивлен…
— Боже, он нёс такую чушь, — задушено выдыхаю я, когда Глеб берет мою руку и смотрит на синяки на моём запястье. Молча стискивает зубы, весь ершится, покрывается иголками. И я примерно понимаю, что это значит.
— Идём, малыш. Пора ехать, надо всё проверить. — Глеб выносит меня на руках оттуда и усаживает на пассажирское сиденье какого-то авто. Сам же садится за руль и пристёгивает меня. — Поехали…
Выезжаем, я вижу, как тех самых мужчин грузят в большую машину вместе с Пашей. Осознаю, что это дорога в один конец, и не знаю стоит ли в это вмешиваться. Ведь такие жестокие бесчеловечные люди могут в дальнейшем навредить кому-то реально, а не так, как вышло сейчас. У кого-то может не оказаться такого парня, как у меня.
— Я люблю тебя, — шепчет Глеб, сжимая руль до побелевших костяшек. Представить не могу, чего ему стоит сдерживаться. И всё, чтобы не напугать меня. Чтобы быть со мной сейчас. Ведь терпеть не в его природе. — Ты не представляешь, как я испугался…Как я сожалею, что тебе приходится всё это терпеть…Прости меня, Кать…Прости.
— И я тебя люблю…Ты не виноват… Знаешь…Это так странно, но мне снился наш сын. Как будто реально… Был передо мной…Уже достаточно взрослый. Разговаривал и бегал.
Глеб смотрит на меня и наконец улыбается. Своей самой тёплой трепетной улыбкой.
— Рассказывай…
— Он похож на тебя. Голубые глаза, тёмные волосы…Улыбка. Всё твоё. Забавный. Много смеётся… И ты…Ты хороший отец. Я и так это знала, но…Блин, этот сон был таким реальным.
— А что мы…Что мы делали? — спрашивает он, будто реально верит мне. Хотя, что я удивляюсь? Если я в его глазах — ведьма, значит, верит.
— Гуляли где-то на море. Он бросал камни в воду. Ты носил его на плечах. А ещё…У меня в животе был ещё один наш сын, — сама не знаю, почему, но начинаю плакать. Нервно посмеиваюсь, чтобы скрыть, но Глеб всё равно замечает и останавливает машину на обочине.
— Иди ко мне, — он тянется к моему лицу, отстёгивает мой ремень и минут пять мы просто обнимаемся. Глеб целует, успокаивает, поглаживая тёплыми ладонями мою спину, шею, затылок. В его руках мне становится спокойнее и страхи исчезают. — Я рядом…Я с тобой. И что бы ни случилось, я всегда буду с тобой. С вами.
— Это прозвучит безумно, но я знаю, как мы его назовём.
— Как?
— Ярослав…Это Ярик, Глеб… — твержу я, на что Глеб не перестаёт гладить мою голову и, кажется, улыбается.
— Ярослав. Мне нравится… — он нюхает мои волосы, и я вжимаю нос в его грудную клетку. — Кать…Осталось недолго…Ты станешь моей женой. Единственной моей настоящей женой. — он вдруг достаёт из кармана брюк коробочку. — Я выбрал его ещё до Нового года. Мечтал приехать и сделать тебе предложение. Но… Из-за всего… Не вышло. Однако, я хочу, чтобы ты знала. Только ты будешь носить мою фамилию. И только ты будешь танцевать со мной этот первый свадебный танец. Будешь матерью моих детей. Кать…Только ты. Я тебя люблю. Безумно люблю. Я за тебя умру. Ты выйдешь за меня?
Боже мой…Я принимаю предложение от женатого мужчины…Какой же ужас. Кому расскажи — в обморок упадут. Так может быть только с моим сумасшедшим Адовым. Но я конечно же отвечаю ему:
— Да…Я выйду за тебя, Глеб…И не надо, пожалуйста, умирать… Давай мы все будем целы и невредимы.
— Договорились…
Чувствую, как вместе с кольцом, которое идеально садится на мой палец, на мне появляется самая настоящая броня. Броня, которая навсегда делает меня женщиной Глеба. Неприкосновенной, недосягаемой, священной. Он обнимает. Он не даёт дышать своими объятиями. А я умираю от того волшебства внутри, которое происходит только рядом с ним.
— Извини…Извини, малыш, я тебя люблю. Я пиздец как счастлив… Всё…Едем…
В дороге низ живота неприятно тянет, но я молча терплю. Чувствую себя не очень хорошо, когда мы доезжаем до того самого дома, из которого я некогда сбежала. На пороге нас встречает взволнованная Людмила Эдуардовна. Глеб снова несёт меня на руках, не позволяя встать на ноги.
— Здравствуй, Катюш…Туда её. В комнату, — командует она, когда я здороваюсь в ответ. Как только я занимаю необходимую позу, она трогает мой живот. — Так…Напряжена… Болит?
— Угу…тянет… — отвечаю, а смотрю на Глеба. И после этих слов вид у него становится такой, что он готов рвать и метать.
— Так…Гипертонус похоже. Ты полежи, сделаем УЗИ сейчас. Успокойся главное. Нужно больше пить воды. Глеб, принеси! — рявкает она на него, на что он тут же нервно и дёргано бежит к выходу. — Катюш, он нервничает. Может мы его опустим? Так вам обоим будет спокойнее. Ему нужно пар выпустить. У него вид такой…
— Я понимаю…Но не хочу, чтобы он уходил…
— Смотри сама, девочка, — Людмила Эдуардовна подключает оборудование, выдавливая полоску геля на мой живот, и проводит по нему датчиком. Вздрагиваю, ощущая холодные касания.
В этот момент к нам уже возвращается растерянный Глеб. Людмила тщательно просматривает все детали и успокаивает нас обоих.
— Так…Дорогая. С вашим ребёнком всё нормально. Но тонус есть. Ляг-ка на левый бочок. Вот так, — она помогает мне переместиться и стирает с меня гель салфеткой, а взгляд мой прямо в эту секунду мечется к Глебу. Он стоит ни живой, ни мёртвый. Давит руками на свои глаза. Так сильно давит на них, и я знаю, что это значит.
Он испугался… Я тут же хватаю его за свободную руку и тяну к себе, а он падает на колени возле кровати, прижимаясь к моему животу лицом. Картина просто душераздирающая. Я не могу сдержать слёз.
— Я оставлю вас… Но ненадолго. Сейчас критический период, один из таких 8-12 недель. Надо особенно беречься. И уж, извини, Катюш, но нужно провести вагинальный осмотр и поставить спазмолитик…От стресса тебя сильно зажало…Тонус — дело такое…
Я киваю, а она уходит, временно оставив нас наедине.
Глеб стискивает в кулаки мою кофту на пояснице. Бодает мой живот лбом.
— Я убью его…Выверну ему все кишки…Боже, прости…Прости, что ты это слышишь… — шепчет он, целуя мою тёплую кожу, которая тут же покрывается мурашками. Щетина царапается, но заставляет улыбаться. Зарываюсь пальцами в его волосы. Поглаживаю. Успокаивает нереально…
— С ним всё нормально, Глеб. Это самое главное. Всё хорошо. Я больше не убегу. Больше никогда не убегу из дома. Прости, что я поверила…
— Нет…Кать…Ты вообще не виновата. Любой бы повёлся. Это слишком больно. Я всё понимаю. Виноваты только мрази, которые меня окружают. А тебе приходится иметь с ним дело.
— Глеб…Я знаю, что не имею права просить…Знаю, что…Но я не хочу, чтобы ты кого-то убивал. Я больше этого тебе не хочу…
— Кать… — Глеб опускает виноватый взгляд и кладёт свою шершавую широкую ладонь на мою. — Я не могу. Кать, мои дети уже для меня священны, ты священна. Я никогда не смогу простить того, кто хоть как-то поднял на вас руку. Я очень тебя люблю. Уважаю, ценю до безумия. Но не проси меня о таком…Я всё равно не сдержу слово.
Внутри меня так болит. И я понимаю его чувства, но лишь отчасти… Мы не боги. И мой парень — не Дьявол, чтобы всё время брать на себя эти грехи. Так почему же ему всегда достаётся такая тяжёлая ноша?
— Я должен уехать…Мне придётся, Катюш. Но я вернусь завтра утром. Я вернусь, и мы будем вместе, обещаю…Кать… — он держит меня за руку и теребит палец с подаренным кольцом. Я чувствую, как ему важно моё отношение. Как ему важно моё прощение его поступков. Мне кажется, что ему в принципе важно только это. Не Господь Бог, не карма, не Ад, в котором он будет после этого гореть. А только я и мои решения.
— Глеб…Я доверяю тебе. Поэтому говорю тебе от всего сердца. Делай ровно так, как твоё тебе позволяет. Я всё приму…Я приму любой твой грех. Потому что люблю тебя.
Не успеваю вдохнуть воздух, как Глеб приподнимается и накрывает мои губы своими…
Глава 19
(Глеб)
Лучше никому не знать, что творится внутри меня. Что мной движет и что направляет. Я — не человек, а выжженная земля. Это то, что я за собой оставляю.
— Доставили, Глеб Александрович. Ожидаем Вас, — сообщает Миша по телефону, когда сажусь за руль. Нужно выдохнуть, нужно взять себя в руки, иначе не смогу продержаться должное время и лишу себя всяческого удовлетворения за жалкие секунды. А это ведь так просто. Нажать на курок у виска или перерезать горло. Это просто…И оно того не стоит. Тебя уважают только тогда, когда есть страх. Когда есть осознание, что за содеянное тебя будут наказывать долго и мучительно. Я всегда это знал. И знаю сейчас, поэтому еду туда, пытаясь утихомирить ураган внутри себя.
«Ярослав». Это имя теперь вертится на языке. Красивое имя. Особенное. Сильное. Я ведь даже загуглил, хотя и так было очевидно. Но мужество, бесстрашие и благородство как-то добавили веры нашему выбору.
А рассказ ведьмы о своём сне вообще размазал, в прямом смысле слова. Если можно ощущать себя несгибаемым, твёрдым и жестоким человеком всегда, то только не тогда, когда твоя женщина рассказывает тебе о твоих будущих детях. Тут я ощутил, будто меня расплавило на солнце. Тут я перестал быть камнем. От чёрствого сухаря остался только стержень. Всё остальное в момент исчезло стоило услышать, что у нас с Катей будет два сына. И не знаю, почему я верю в это всё. Вот просто не знаю. Раньше бы сказал, что чухня какая-то, а как её встретил, так и поплыл…
Доезжаю до порта. Выкуриваю три сигареты. Первая — загасить злость. Вторая — подумать. Третья — насладиться тишиной.
И в бой…
С совершенно невозмутимым ровным выражением лица захожу в строение, предназначенное для ремонта суден неподалёку. Все пятеро во всей красе. Паша и его четыре долбоёба охранника, что беспринципно держали женщину, которая пыталась убежать из места, где её держат силой. Стоят на коленях, пристёгнутые наручниками к металлической шпале. Я ведь просмотрел камеры. И к сожалению…Просмотрел и ту запись, где эта мразь трогала мою будущую жену, мою блядь, любимую женщину. Мою единственную. Думаю, что он и без того знает, что его ждёт. Думаю, он это понимает.
— А, — выдыхает, приподняв взгляд. — Глебик… — толкает пренебрежительно, и даже за этот неуважительный высер я поджигаю новую сигарету и едва она начинает тлеть, как я тушу её об его ебучее лицо. Он начинает орать, визжать как свинья и дёргаться, а я вообще нихрена не чувствую, кроме неконтролируемой, пожирающей изнутри ярости. — Сука! Падла! Оставь меня! Тебе же хуже будет!!!
— Мне? Хуже? Ты что-то не понял…Хуже уже не будет, — отвечаю, рассматривая его лицо. Хочу, чтобы его заполнили реки крови. Хочу, чтобы он захлебнулся в них. — Ты…Пытался убить моего ребенка…
— Это она тебе сказала? Что за чушь! Я ничего такого не пытался! — оправдывается так, что заставляет меня на секунду закрыть глаза. Медленно расстёгиваю верхние пуговицы своей рубашки. Там невероятный дубак, а мне не холодно. Я демонстрирую ему след от пули, что он мне оставил.
— Твоих рук дело…Думаю, зря ты тогда не убил меня, — честно признаюсь. — Ну чё? Помрёшь мужиком? Дать тебе ничтожный шанс обосраться на глазах у твоих прихвостней?
— О чём ты вообще?
— Как о чём…Подерёмся. Ты и я. Ты же весь такой крутой. Трогал мою беззащитную женщину против её воли. Опоил её. Хватал за волосы, за руки, — скриплю зубами и раздуваю ноздри, вспоминая это. Перед глазами просто всё в красных пятнах, а у него клацает челюсть. Не то от страха, не то от холода. Посрать. — Ты, Паша…Жалкое подобие человека…Мелкий ни на что неспособный обосрыш…А когда таким дают денег и хотя бы немного власти…Получается ровно то, что я сейчас вижу перед своими глазами…
— Ну, отстегни меня, давай посмотрим, нахер, на что ты способен!
У Михи, кажется, сейчас приступ ржача случится. А я командую ему жестом, чтобы освободил этого кретина.
Едва встречаемся с ним взглядами, я выжидательно смотрю на него. Он потирает запястья и встаёт на ноги.
— Чё ты стоишь, давай… — зову, и он кидается на меня как сопливая девка. Это просто надо видеть. Высокий и неповоротливый. Сильный только с уязвимой женщиной, неспособной дать достойный отпор. Слегка поворачиваю корпус. Секунда и жёстко беру его на калган, пробивая переносицу. Ублюдок визжит. Повторное попадание по сломанному носу даёт о себе знать, и он заваливается на колени. — Это всё? Это реально всё? Паша, ну не разочаровывай меня, прежде, чем я начну вырывать тебе ногти и зубы по одному.
Едва он пытается встать, как я оглушительно приземляю его к бетонному покрытию одним ударом правой ноги и вдавливаю коленом в пол его тело.
Сжимаю кулак. Смотрю на него.
«Он так никогда не заживет… Рука — не сердце».
— Это тебя бьёт моя женщина, — наношу удар в лицо, от которого кровь брызжет в разные стороны. Вся моя свадебная белоснежная рубашка теперь покрыта алыми каплями. Как же, сука, символично. Этот брак — одна сплошная река крови! Вся моя жизнь теперь эта река.
— Это бьёт мой сын, — второй прямо в челюсть, выбивая её и глядя на то, как зубы пробивают мягкие ткани.
— А это бью я, — встаю и со всему размаху пинаю ногой в морду. Не хочу даже смотреть, что я с ним делаю. Ибо один хрен ничего не увижу. Дальше творится что-то невообразимое. Голова, шея, рёбра — в эти мгновения мне уже всё равно. Мечтаю быть дробилкой. Я не знаю, что со мной происходит, когда я один — сплошное возмездие. Перед глазами как на перемотке видится вся моя жизнь. Все плохие моменты. Все смерти. Если у меня отнимут Катю или нашего ребёнка…Я умру. Что бы было, если бы не успел? Если бы Игоря там не оказалось? Если бы этот кусок дерьма увёз её под хирургический нож. Миша пытается остановить меня, но я не могу. Мужики, прикованные рядом, если их можно так назвать, начинают верещать и умолять, чтобы их отпустили. Что они всё поняли и этого больше не повторится. А я не слушаю это. В моей голове словно белый шум. Даже хрипы и захлёбывания Паши ничего для меня не значат, пока на телефоне не раздается знакомый рингтон. Это Кир звонит. Я точно знаю, что он. Только на нём такой звонок. Вытираю свою рожу, отшатываюсь от обоссавшегося окровавленного выблядка, стряхиваю руку, которая, кажется, по локоть замарана, и поднимаю трубку, выходя на улицу. Весь горю. Весь в крови, словно купался в ней. Наверное, увидь меня сейчас та бабка из деревни, померла бы прямо здесь вместе со своим крестиком в руках.
— Решил проверить как ты, — говорит Кир, а я пытаюсь поджечь сигарету. Руки трясутся и не могу. Пока ко мне не подходит один из охранников и сам мне не подкуривает.
— Благодарю, — киваю ему. — Как Сатана. — отвечаю уже Киру.
— Я предполагал. Успел?
— Успел, братка. Тебе спасибо.
— Я всегда на чеку. Крёстный же, — смеётся он в ответ. — Дон Корлеоне, ёпту.
— Сука, бля, Кир…Ты бы меня щас видел, ты бы нихуя так не шутил…
— Успокаивайся давай… Бери себя в руки. Ещё столько всего…
— Знаю. Спасибо, что позвонил.
— Давай.
Присаживаюсь на турникет и смотрю в небо. Кажется, идёт снег. И ветра совсем нет. Так тихо. Слышу только скулёж тех охранников и больше ничего.
— Глеб Александрович, — зовёт меня Миха. — Он отключился. Чё с ним?
— Пробить лёд, притопить и подальше, поглубже. С мешком на башке и кирпичами, Миш…Чтобы рыбы потом пожрали, — отвечаю улыбчиво.
Миша кивает, а я рычу в пустоту, снова его окрикивая.
— Пристрелю сначала. Хватит с него. А тех…Снимите на видео. Припугните как следует и вывезите на пустырь. Оставь им две пары обуви, пусть сами друг друга завалят.
А я больше чем уверен, что так и будет. Ибо не люди это, а черти.
— Меня сначала на какую-нибудь хату и шмотки мне надо новые. Я к своей в таком виде не сунусь, — наказываю одному из своих, и тот следует к машине.
Я же…
Беру пистолет, совершенно равнодушно с виду, приставляю дуло ко лбу вырубленного Паши. Смотрю на него с ненавистью и нажимаю на курок.
— Сладких снов.
Внутри агония, снаружи — лёд. Никто никогда не увидит на моём лице сомнений, если речь касается семьи. Я не мог позволить ему жить. Покуда где-то рядом с моими детьми и женой есть такой человек, я потеряю покой. И знаю, что потом…Когда умру я встречусь со всеми теми, чьи души забрал, но… Я готов брать на себя эту ответственность. Готов и буду её брать, потому как по-другому просто не могу.
Приезжаю в одну из каких-то блат хат, захожу через чёрный ход, чтобы никого не шокировать в таком виде. Моюсь, переодеваюсь, смотрю в зеркало. Зависаю. Рука в хлам, рожа…Рожа просто как непроницаемая маска. Я помню, как был другим. Я это помню. Глаза были живыми. Я порой улавливаю те вайбы, но только рядом с Катюхой. Всё остальное время я словно монумент. Что со мной стало за какие-то жалкие четыре года…
Я — отражение своего отца. Это пугает меня больше всего. Потому как я не хочу им быть. Я не хочу однажды проснуться и понять, что мои дети ненавидят меня. Что моя женщина меня боится. Что я довожу её до слёз каждый божий день и уже ничего при этом не чувствую.
Закрываю глаза, думая о матери. О Кате. Об Анне. О всех женщинах, которых так или иначе успел разочаровать.
Тяжёлый груз на душе мешает, но мне нужно ехать к ней. Мне нужно думать в первую очередь о ней и своём ребенке.
Поэтому собирая всю боль в кулак, я еду в тот самый дом, способный залечивать раны.
Время на часах уже три. Я знаю, что скорее всего, она спит. Ведь за весь день она столько пережила. И я всё ещё не перестаю удивляться насколько она у меня сильная. Характерная. Бойкая.
Как она защищает всё, что любит. Собой. Ценой своей жизни.
Не знаю, где на свете происходит это распределение душ. И не знаю, чем заслужил такой подарок судьбы, но… Я хочу сберечь это, насколько получится. Сделать своих сыновей достойными людьми. Сделать их любимыми, настоящими, справедливыми, как их мать. Честными и сильными. Это то, что я обязан им дать.
Однако, думая о том, сколько всего впереди, я боюсь оступиться. Отец, Сокол…Домбровские. Все они, так или иначе, должны получить по заслугам. Это — моё предназначение, чтобы обезопасить всех, кого люблю.
Ещё около десяти минут стою перед домом и боюсь заходить туда. Но всё же крадусь на цыпочках, чтобы не разбудить. Катя же…Ждёт меня на кухне, сидя за столом в одиночестве.
— Малыш…Как так? — спрашиваю, нахмурившись. — Ты должна давно быть в постели.
— Я не могла заснуть снова. Мне приснился кошмар, — отвечает она, подходя ко мне, и закидывает руки на мои плечи. Я же обнимаю за тонкую талию и зарываюсь носом в её волосы. Глажу её голову. Не могу отпустить.
— Какой кошмар…?
— Будто ты не вернулся…Будто ты просто исчез… — плачет она, на что я растерянно смотрю ей в глаза.
— Но это ведь только сон. Я здесь. Вот он я. Успокойся, моя. Чего плакать-то? — спрашиваю, осознавая, что впервые в жизни меня не беспокоят её слёзы. Я просто стираю их с её щек, но при этом не испытываю к ним отвращения. Скорее, просто эмпатию. И это так странно…Самое странное, что могло со мной быть.
— Не уезжай больше, Глеб, — она прижимается ближе, а я обхватываю её под попу и поднимаю на руки, унося в сторону нашей спальни. Просто молча несу, пока она целует моё лицо. Мы больше ничего друг другу не говорим. Я кладу её на кровать и притягиваю к себе спиной. Дышу ей в затылок, а трогать боюсь.
— Что-то не так? Что-то случилось? Я хочу и дальше тебя целовать, — просит она, развернувшись ко мне.
— Мне страшно за Ярослава. Давай мы ничего не будем делать сегодня. Только сегодня…Ты под уколом… И…тебя осмотрели? Людмила писала мне…Но я нихрена не понял.
Катя смеётся над этими словами. Страшно представить, сколько изменений терпит женский организм во время беременности. Это и без того сложно, а с теми стрессами, что ей пришлось пережить, боюсь, мы слишком не предусмотрительны.
— Вообще, да. Меня осмотрели, всё хорошо, но тонус есть…Я просто…Так соскучилась по тебе. Так давно тебя не ощущала, — шепчет моя ведьма, уткнувшись носом в мою шею и перекидывая через меня одно бедро. Соблазняет ведь, и я сам на иголках. И не могу я быть столь безучастным и бессовестным. Так ведь нельзя.
— Знаю, малыш… Твои сокращения сейчас…Нежелательны, верно?
— Верно… Глеб, верно, — соглашается она, а я перебираю между пальцами её волосы.
— Мы потерпим до завтра. Потому что всё, что мне надо — это знать, что с нашим сыном всё в порядке…
— А представляешь, если там девочка? — спрашивает моя ведьма, улыбаясь. — Вот смеху будет…
— Я растекусь, — отвечаю честно. — Если там малышка…Прямо как ты…Зеленоглазая…С рыжими волнистыми волосами. Просто пристрелите меня. Я ведь никогда никому не смогу её доверить. Просто убью всех нахрен.
— Дурак, — смеётся она, поглаживая моё лицо. — Ты решил все свои вопросы?
Я вижу, что она смотрит на мою перебинтованную руку, а кровь просочилась наружу. Она знает. Она видит. Она понимает.
— Да, — скупо проглатываю. — Спи, моя тигрица. Завтра новый день. Нам ещё столько всего предстоит.
— О чём это ты? — спрашивает она, взглянув на меня в темноте комнаты. Чувствую её яркие зелёные огни даже в ночи.
— О шоппинге конечно. Завтра мы едем скупать все детские магазины. И «нет» не принимается, — отвечаю, вздохнув. — Даже если придётся лететь со всеми этими баулами в Москву потом. Но в твоём состоянии нужны только положительные эмоции. А я должен тебе их предоставить. Значит…Будем предоставлять…
— Что же…И в парке погуляем? И мороженое вместе поедим? — спрашивает она с ехидным смешком. Как всегда, её интересует что-то обыкновенное. Приземленное. Не звёзды с неба, а прогулка в парке…
— Вообще всё, что твоей душе угодно…Всё, что сделает тебя счастливой…
— А если тебя сфотографируют с любовницей и выложат в сеть? — шутливо произносит она, хихикая.
— Мы замаскируемся, как можем. В зимних шмотках хрен нас кто узнает…Не волнуйся, моя любовь. Никто больше нас и пальцем не тронет. Я достану каждого…
Глава 20
«Я достану каждого».
Естественно, я в это верю.
Закрываю глаза в его тёплых руках и проваливаюсь в сон. Мучительный. Уничтожающий меня изнутри. И кажется, что бесконечный…
И я открываю глаза, прижатая к его тёплому сонному телу. По моему же бежит неприятная дрожь. Я тут же врезаюсь в него сильнее, чтобы чувствовать. Чтобы отойти от этого ужасного кошмара.
— Эй…Малыш, я здесь, — сквозь сон бормочет он, сильнее обхватив моё тело. — Всё хорошо…Ты чего?
— Ты тонул, Глеб…Ты тонул, — плачу. Снова. Это какой-то бесконечный поток слёз и вселенский ужас. Не понимаю, что со мной происходит в последнее время.
Глеб хмурится, трогая мой лоб, а затем касается его губами.
— Температуры вроде нет. Неужели я укусил тебя и теперь ты переняла у меня эти жуткие кошмары? — шутит он, поглаживая моё лицо и поцеловав в нос. — Успокойся, девочка. Я не тону. Разве что в твоих глазах. Но это мне только по кайфу.
— Обними меня…
— Я и так обнимаю, дикая моя коша. Это просто стресс…Мы сегодня же всё исправим. Наберем тебе всех этих подушек для беременных, удобных тапочек, тёплых халатов, грелок и прочей фигни. Будешь у меня упакованной и пушистенькой…Как маленький котёнок…Дикий, разумеется.
— Ага, — улыбаюсь в ответ, потираясь о его грудную клетку. — А вечером ты позволишь мне себя раздеть и целовать…
— Посмотрим, — хмыкает, на что я обиженно цокаю. — И не обижайся. Как скажет врач.
— Адов…Адов…Во что ты превратился…Такой заботливый папочка… — бормочу я, а он пожимает плечами и смотрит на меня своими голубыми дикими. Практически раздевает ими… И я дрожу…
(Глеб)
Ну, папочка. Ну, заботливый…Не вижу ничего плохого, чёрт возьми.
— Ты по жопе вечером получишь, если будет можно, — поглаживаю её попу и охреневаю от своей молниеносной реакции. — Блядь…
— Дай хотя бы прикоснуться…
— Нет, ведьма…Это билет в один конец. Со мной в душ. А мы не знаем, можно ли…
— Ну вот…Тогда я пошла к Людмиле Эдуардовне. И спрошу у неё! — вскакивает Катя, на что я ржу, глядя на часы.
— Я представляю. Время восемь утра. Ты вваливаешься в комнату к безмятежно спящей женщине и кричишь: «Извините, а нам можно уже потрахаться?!».
Катя хохочет, и я вместе с ней.
— Потерпим уж до вечера, идёт?
— Идёт, — шлёпает меня по руке. — Тогда идём завтракать? И ты позволишь мне приготовить…Помыть посуду… Иииии…
Специально ведь. Провокаторша. Вспыхиваю как спичка. За считанные, блядь, секунды от одной только фразы и представления всего этого…
— Твою мать…Иди сюда, в общем, — тяну к себе её тело, пока она смеётся. Усаживаю сверху. Медленно снимаю с неё футболку. Боже…
Лучше бы я этого не делал…Теперь точно грань…
Шагнули и сразу в пропасть.
Они будто налились. Но, наверное, так рано ведь не бывает? Или бывает? Хрен знает, но выглядит просто…
У меня по телу все тысячи ватт пробежали. Ток такой мощный, что оглушает и дезориентирует. И я ощущаю, что единственная моя цель — сделать приятно моей девочке…
— Я тебя чувствую…Внизу… — бормочет она с придыханием, утрамбовывая ладони на мою грудную клетку, и ёрзает на мне бёдрами. Чувствую её невыносимый жар даже через ткань.
— А я тебя… — шепчу в ответ, рассматривая её охуенную упругую грудь с торчащими нежно-розовыми сосками. — Привстань…Только давай очень медленно…Ладно, малыш? Ты сверху.
— Хорошо, — Катя сглатывает и тяжело дышит, пока я приспускаю с себя боксеры, а её трусики сдвигаю вбок, и…
Наконец вхожу в неё… Очень аккуратно и томяще, опасаясь сделать что-то не так. Сантиметр за сантиметром, вынуждая её всхлипывать и вбирать меня с закрытыми глазами, въедаясь пальцами в кожу на моей грудной клетке. Она царапает, а мне по кайфу. Это больше, чем по кайфу. Это просто контрольный выстрел в голову.
После десятидневной разлуки.
Это квинтэссенция мучений и удовольствия.
За что нам так сладко? Так крышесносно приятно?
Придерживаю её за тазовые косточки и помогаю двигаться.
— Скучал…Так скучал по тебе, — ласкаю, как мне кажется, не только её тело, но и душу. Да и она какая-то вся чувственная сейчас. Настолько нежная и открытая. Женственная. Сексуальная. Невероятная. Моя.
— А я по тебе, Глеб…Трогай меня. Везде. Трогай… — просит моя ведьма, и я конечно трогаю. Не просто трогаю, блядь, а поглощаю. Каждый сантиметр. Каждый нетронутый участок шикарного тела. Видеть, как ладони скользят по её нежной светлой коже, как обводят её идеальные изгибы, как пальцы тянутся к её рту, проталкиваясь внутрь. Как она приподнимается и опускается… Это выше и лучше всего, что мне доводилось делать.
— Моя самая красивая…Самая дерзкая женщина на свете…Самая охуенная.
Такая тугая и мокрая, что я кое-как сдерживаюсь…
Не трахаю, а дарю любовь. Сейчас нам обоим это нужно.
Но на этот раз мы с ней кончаем одновременно, не проходит и жалких пяти минут. Она полностью накрывает меня собой, дрожит, пульсирует, зажимая внутри, и я еле дышу, перебирая пальцами хрупкий позвоночник. Как же мне нравится кончать внутрь, как нравится ощущать, как она доит меня внутри… Чувствовать, что она вся моя. Без каких-либо ограничений.
— Рекорд? — спрашиваю её, на что она даже не реагирует. Просто лежит и растекается на мне, целуя грудную клетку в местах своих же царапин. А я нюхаю её и нюхаю, так как не могу надышаться этим размазывающим меня запахом.
— Я тебя люблю…Я так сильно тебя люблю. Не знаю, как я тебя нашла. До сих пор не понимаю.
— Мы нашли друг друга, ведьма. Притянулись как две половины целого. Пойдёт?
— Угу, — бормочет в ответ. — Мне с тобой так хорошо.
— А мне с тобой. Как животик? Не тошнит?
— Нет…Пойдём вместе в душ?
— Что ты творишь со мной, чертовка, — смеюсь, сжимая в руках её округлые ягодицы. — Пиздец…Ты становишься ещё фигуристее. Что со мной будет потом? Сразу в нокаут?
— Ну…Потом…Моя грудь нальётся молоком и тебе нельзя будет её касаться… — улыбается она, вынуждая меня хныкать. Хоть и в шутку.
— Своему сыну я временно передам эту опцию, не волнуйся, — смеюсь и утягиваю мою малышку за собой в ванную комнату…
Очень скоро мы и вправду едем по магазинам. Катя не привыкла вот так ходить, приходится заставлять, хотя она явно нервничает, когда я просто бросаю фразы «самое дорогое». Подобное моё поведение — не самое её любимое. Вспомним хотя бы наше знакомство. Кажется, она эту мою мажористость готова с корнями из меня вырвать.
— Самое дорогое, Глеб — не всегда самое лучшее… — поучает она меня, глядя своим сердитым взглядом.
— Всегда, — спорю я, на что она лишь качает головой. — А видела там целый отдел с люльками, электронными шезлонгами для малышей? Идём туда?
— Боже, Адов, ты мне руку оторвёшь… — смеётся она, пока я тяну её вдоль торгового зала. Наша корзина уже завалена всем подряд, но я не успокоюсь, пока мы не нагуляемся здесь. — Я иду. Помедленнее. Откуда ты вообще знаешь про электронные шезлонги?
— Читал…
— Что?! — у неё такой вид, словно я ей молитву сейчас наизусть рассказал. Хотя я ни одной даже толком не знаю.
— Ну, что…А чем мне было заняться в самолёте и ночами без тебя? Читал, что нужно для ребёнка. И прочее. Хотел, как лучше, — признаюсь, на что она обнимает меня, не выдерживая. Прямо посреди толпы людей. Мне кажется, сейчас расплачется.
— Боже, ты лучший…Самый лучший…
— Ага, конечно, — язвлю в ответ, но прижимаю к себе, вздыхая.
— Глеб, — отрывается от моей груди Катя. — Наверное, надо поблагодарить Игоря за всё…Он спас меня. Если бы не он…
— Я и так отблагодарил…
— Как?
— Так. Взял его на постоянку твоим охранником вместе с Михой. Он благодарен. Я плачу намного лучше того… — замолкаю. О покойниках либо хорошо, либо никак. Хотя язык требует другого, но Катя понимает о чём я.
— Ладно…Я поняла… Тогда идём за шезлонгом, — улыбается моя ведьма и мы идём сорить деньгами.
День проходит не просто хорошо, а прекрасно. Мы оба счастливы. Если отбросить всё гнетущее, можно с уверенностью сказать, что из нас вышла бы хорошая семья. Потому как любовь между нами ощущается даже на расстоянии. Ей любуются даже другие люди. Я ощущаю это в их взглядах. Просто чувствую, когда идём мимо. Немного напрягает, ведь я не хочу даже визуально с кем-то делиться, но…В этом что-то есть. И когда Катя обнимает меня у всех на виду, я ощущаю, что мне подвластен весь мир. Всё в моих руках, если рядом со мной моя любимая женщина.
Но к вечеру настроение немного портится, потому как мне звонит обеспокоенный Рус. И в его голосе я улавливаю нечто болезненное и вынутое с самого дна. Нечто, что заставляет меня за него беспокоиться.
— Привет. Как сам?
— Нормально. Решаю вопросы, — отвечаю расплывчато.
— Слушай… — тянет он. — Помнишь, я тебе говорил про один проект, — завуалированно сообщает он, и я понимаю, что нас слушают. Красота.
— Ну.
— Кое-что всплыло. Я должен отъехать. Родителям ничего не говорил, а то знаешь же…Начнётся…Недосказанности, претензии…Обиды… — выдаёт таким голосом, будто…
Надеюсь, мне это кажется.
— Угу, знаю. Хорошо, я понял. Рус?
— М?
— Без меня не влезай в этот проект. Не надо.
В трубке молчание. Слышу только его жёсткое дыхание. Неужели он всё узнал…
— Встретимся в Москве через четыре дня. Ты мне нужен. Компания прошла регистрацию. Акции на бирже. Будь на связи, прошу тебя.
— Я на связи, Рус. Я здесь.
— Хорошо, — брат кладёт трубку, а я понимаю, что нужен ему как никогда сейчас. Мне придётся поехать в Москву через четыре дня…И, скорее всего, я возьму ведьму с собой…
Глава 21
Не отхожу от него. Просто не могу отойти. Каждую ночь снятся кошмары. Как он тонет. Как в морской глади я не могу отыскать его бессознательное тело. А когда просыпаюсь, я снова и снова душу его своими объятиями, и мы занимаемся любовью. Кажется, что бесконечно. Только это и делаем.
— Тебе нельзя волноваться, Катюш… — Глеб гладит меня по голове, и я успокаиваюсь. Только в его сильных руках я улавливаю эту необходимую мне дозу умиротворения и безмятежности. — Завтра нам нужно ехать, если ты ещё хочешь со мной…
— Конечно хочу. И ещё хочу увидеть Соню. Очень хочу…
— У них с Киром какие-то разногласия…
— Что? — удивленно смотрю на него. — В смысле? Почему ты сразу не сказал?
— Я узнал только ночью. Потому что он звонил. Ты уже спала. Я не в курсе в чём дело, он никогда не распространяется. Узнаешь у неё, когда увидитесь. Но только в безопасном месте, я сам организую вашу встречу, договорились?
— Хорошо, — соглашаюсь, и мне становится тревожно. Я ведь не на связи всё это время. А вдруг Соне нужно поговорить, нужно плечо…Вдруг произошло что-то серьезное, а меня нет рядом.
— Ведьма, не волнуйся…Я вижу, что ты нервничаешь. И даже мои объятия уже не работают.
— Они работают всегда…В прошлый раз, когда мы с тобой перестали общаться…Я так безумно хотела, чтобы ты обнял. Чтобы прижал к себе и не отпускал больше. Я хотела. Но видела лишь безразличие, — шепчу ему со слезами на глазах, а он тут же стирает их своими большими пальцами, придерживая меня за лицо.
— Чего-чего, а безразличия там явно не было…Всё, о чём я думал — это ты…Я просто сходил без тебя с ума…И притворялся ради твоего же блага. Ни на секунду не забывал нас…Никогда бы не забыл…Смотрел на стекло своего Бэнтли и внутри всё щемило, Кать…
— Обними меня…Не оставляй меня никогда. Никогда больше не оставляй, — прижимаюсь к нему, обвивая ногами и руками. Рискую задушить, пока Глеб лишь смеётся, переворачиваясь на спину вместе со мной. Так, чтобы я оказалась сверху.
— Эй, мама-панда, ты чего?
— Как? Мама-панда? — улыбаюсь, глядя на него. — Почему?
— Не знаю, они прикольные. Прижимают своих детей, нежничают. Обвивают лапами, сильно любят. Ты такая же…
— Ох…Как это миииило, Адов, — улыбаюсь, целуя его подбородок. — Стоит ли говорить, как я без ума от тебя?
— Я и так это знаю, — хитро улыбается он. — Но можешь сказать. Лишним не будет…
— Я тебя люблю.
— А я люблю тебя. Навсегда.
Не успеваю поцеловать, как в дверь раздаётся стук. Это Людмила Эдуардовна хочет предупредить нас, что уезжает по личным вопросам. А мы с Глебом идём обедать.
Однако, осознав, что теперь здесь одни, начинаем носиться по кухне, как сумасшедшие. Снова, как когда-то у него дома. Это битва наших характеров. Он жмёт меня ко всем поверхностям подряд, а я хохочу, пытаясь спрятаться от его настойчивых лобызаний.
— Помнишь, как чуть не прирезала меня ножом дома, — он натягивает мою футболку так, что все очертания груди просвечивают. — В мокрой майке…Ты была такой сексуальной. Я чуть на месте не сдох.
— Ты извращенец…Просто провокатор…
— Ты сама такая… — он целует меня, а я поддаюсь. И знаю, что он прав. Мы оба такие. Я его, а он — мой. Ад, пристанище, геенна огненная — всё и сразу.
Весь день и всю последующую ночь мы болтаем о детях и делимся сокровенным.
А уже на следующее утро Людмила даёт добро на поездку. Матка пришла в норму. Беременности ничего не угрожает, но на самолете лететь — лишний раз светиться, поэтому мы с Глебом направимся в Москву на машине.
На спорт каре доезжаем достаточно быстро. За пять с половиной часов. Заранее снимаем обычную квартиру посуточно, оформляя съём на левого человека, но Миша и Игорь всегда будут находиться рядом со мной, потому что Глебу придётся отъехать на встречу с Русланом и по многим другим вопросам, связанным с компанией.
Тем временем он решает вопрос с нашей встречей с Соней. Достаёт мне новый телефон и симку. А затем отвозит в одно из кафе, где подруга уже ждёт меня, но выглядит чернее тучи. Не знаю. Что случилось между ними, но явно что-то совсем не хорошее.
— Сонь…Малыш…Привет, — обнимаю её, поглядывая на Глеба, который хмурится. Я так поняла, он реально не знает, что произошло.
— Привет, Глеб…Ты ведь сможешь её со мной оставить? — спрашивает Соня, глядя на него взволнованным взглядом.
— Привет. Смогу конечно. Там охрана на улице. Повеселитесь, но не как в прошлый раз, угу? Чтобы не пришлось никого убивать, — ухмыляется он, на что я растягиваю губы, но всё же целую его в щеку, провожая взглядом. Сама же присаживаюсь с Соней за самый дальний столик.
— Милая…Что такое? Что случилось?
— Я не знаю…Точнее…Я знаю, но…Кать…Я облажалась. Мне кажется, он меня не простит.
— В смысле? Что ты сделала? Не верю, что что-то страшное. Явно нет… — смотрю на неё с тревогой в глазах, потому что кажется она плакала несколько дней подряд.
— Лгала ему, Катюш. Много лгала. Не хотела ранить, а теперь не знаю, как расхлёбывать. Он злится, и я понимаю. У нас произошла такая сильная ссора…Я никогда его таким не видела…Никогда…
— Он что-то тебе сказал? Или сделал?
Соня опускает глаза и мотает головой, словно всё совсем плохо. Взгляд болезненный и совершенно потерянный.
— Неужели нельзя поговорить и как-то всё обсудить? Насчет чего именно тебе пришлось лгать?
— Насчёт его сестры…Точнее её отношений. Я хотела, как лучше. Пыталась помочь, но…Он узнал правду, разозлился. Был в бешенстве, наговорил всякого, да и я тоже…Это…Так глупо, — Соня начинает плакать, а я прижимаю её к себе.
— Боже…Но…Это ведь Кир. Вы помиритесь. Не верю, что он так сильно на тебя разозлился…Просто…Успокойся, родная…Успокойся, прошу тебя…
Мы с Соней сидим там целых два часа, а потом ей приходит сообщение от сестры Кирилла и ей срочно нужно куда-то уехать. Я же следую с Мишей и Игорем на их авто до снятой квартиры.
— Снова не выспавшаяся, — констатирует Миша, глядя на меня. — Лицо бледное.
— Боже, Глеб и за этим велит смотреть? — усмехаюсь, глядя на парня, на что он улыбается.
— Глеб Александрович тебя обожает. Велит кормить тебя по шесть раз в день и сдувать с тебя пылинки, чтобы ты знала, — выдаёт он, посмеиваясь.
— Он сам знает, что дело в моих снах, — отвечаю, вздыхая. — Кошмары…Снятся один за другим…
— Кошмары? Помнишь рассказывал тебе про свою бабку? — встревает в разговор Игорь, и я киваю. — Так вот, будем в Питере, давай съездим. Она их уберёт. Вообще как нефиг делать. Ворожея ещё та.
— Хорошо, — смеюсь я, кивая. — Договорились.
На самом деле, я верю ему. Почему бы не попробовать? Вдруг поможет. Я бы очень хотела безмятежно спать по восемь часов как раньше, а не вздрагивать через каждые тридцать минут, в ужасе проверяя рядом ли Глеб.
Конечно, он все эти дни был со мной, но даже так я ощущаю острую потребность быть уверенной в его безопасности. Это ведь нормально? Он ведь мой любимый человек. Отец моего ребенка… Правда наша ситуация с окружением выходит за всякие рамки нормального…Мне кажется, ни у кого нет столько врагов. Пока думаю об этом, мне становится грустно. Но я стараюсь отвлечься на наши с ним чувства.
И всё бы ничего, но в дороге от Глеба приходит новое сообщение.
«Малыш. Я задержусь. Приеду ночью. Это срочно. Прошу тебя, будь дома. Не тревожься за меня».
Вздыхаю… И пишу ему в ответ.
«Я буду тебя ждать. Очень скучаю. Люблю».
«И я тебя люблю».
Не обижаюсь на него, нет. Потому что знаю, что дела действительно важные и срочные, но всё равно на душе какая-то грусть невыносимая.
— Миш, — обращаюсь к нему. — А можно мне в магазин. В Глобус?
— Можно, с нами.
— Да мне всё равно. Хочу кое-что взять…
Едва заходим в торговый центр, как я целенаправленно двигаюсь в сторону гастронома. Хочу приготовить ужин для Глеба, чтобы он знал, что я его жду, и когда мы выходим оттуда с покупками натыкаюсь на лавку с амулетами. Взгляд сам находит ту самую продолговатую серебряную полоску. Примерно три на пять с выгравированными внутри символами. И по коже тотчас же пробегает холодок.
— Что это? — спрашиваю у женщины, торгующей ими.
— Это…Защитный оберег. Из титанового сплава. Достаточно грубый, посмотрите лучше вот этот, — девушка тянет мне другой, но я четко помню этот из своего сна. Просто не могу отвести от него взгляд. Казалось бы, совсем обычная деталь, но…С какой стати ей мне сниться? Я минуты три ещё смотрю на него, как завороженная.
— Нет, я хочу вот этот. Он мне нужен. А что за символика?
— Это символ валькирии. Обычно для мужчин берут. Особенно для военных…Сейчас популярно. Вы себе?
— Да, себе. Я возьму, — не собираюсь делиться с ней сокровенным. Но я просто обязана его взять. Таких совпадений не бывает. Я в это верю.
— Хорошо, конечно, — когда девушка передаёт мне его в руку, мне кажется, словно он жжётся. Тяжёлый, крупный и действительно грубоватый. Однако я чувствую, будто он мне не просто нужен, а словно от него зависит вся моя жизнь. Как же это чертовски странно.
И пока парни ждут, я кладу его в карман у сердца, и мы возвращаемся домой…
До двух часов ночи сижу за кухонным столом и смотрю в окно. Тереблю амулет, что купила. Теперь он висит на моей шее. Соня так и не писала. Глеб пока тоже не выходил на связь, а отвлекать его я не хочу. Поэтому просто вздыхаю и думаю о малыше, пока не слышу звук проворачивающегося ключа в замочной скважине.
Быстро несусь в прихожую и буквально бросаюсь на Глеба, пока не встречаюсь с его ледяным взглядом своим до одури горячим.
— Что такое? Что случилось?
— Мать в больнице. Прости я не мог раньше приехать…
— О, боже…Что с ней?
Помогаю Глебу снять куртку. Хмурюсь. Мне так страшно, что сейчас сердце перестанет качать кровь.
— По порядку…У матери микроинсульт. Перенервничала… Рус…Там всё ещё сложнее. Он знает, Кать. Он теперь знает.
— О боже… — приседаю на мягкий пуфик. — Ты ему сказал?
— Конечно нет. Когда я узнавал я прижал отцовского юриста. Всплыл контракт между Адовыми и Вуйчиком. Рус до этого копался в прошлом Чады…Это бывший отцовский компаньон — Чадаев, не родной отец Фила. Фил подстроил аварию с его любовницей и с Линкой. Но под чётким руководством отца. Так вот…Рус встречался с Чадой. У него европейская сетка, достаточно известная. Поляки там торгуют, но под говняными условиями. Они встречались без ведома отца. Чада ведь тоже после смерти его женщины ненавидит пасынка.
— И что… Это Чадаев ему сказал о заказчике? Откуда он знает…?
— Мать Фила, его вторая жена, она при ссоре сообщила Чадаеву почти в деталях…Как мучилась его любовница при смерти… И эта мразь даже переслала ему видео, Кать. Она взяла его у своего сраного сыночка.
— Какой ужас…Почему он не пошёл с этим видео в полицию???
— У них общая дочь, Кать. Он бы не пошёл. Они с Филом достаточно близки. Слишком, блядь, близки я бы сказал. И она бы не простила, что её брата усадил за решётку её отец.
— Ладно…Но откуда она узнала, что во всём этом замешан твой? Фил сказал?
— А вот это дерьмо самое ужасное из того, что мне довелось узнать…
— В каком смысле? Глеб, скажи…
Он вздыхает и садится передо мной на колени, заключив мои руки в свои.
— Матери пришли анонимные фотографии… Где наш прекрасный батя ещё пятнадцать лет назад держит Чадаеву за её беременный живот и целует как будто она, блядь, хрустальная ваза…А ещё результат генетик теста…Та девчонка — сестра Фила. Она вовсе не биологическая дочь Чады, хотя он её любит, он её воспитывал. Она дочь нашего ебливого отца…Это наша с Русом, блядь, младшая сестра. Поэтому этот ублюдок так тесно связан с их семьёй. Поэтому он столько времени проводил с Филом, хотя его и ненавидит, поскольку это сраный первый выходец из тела его Чадаехи. Мы макнулись в такую грязь, что я просто прихуел прямо на месте. Рус был с матерью, когда фото пришли. Сначала она держалась. Но сейчас… Отец не знает. Он в Польше, открывает офис в Варшаве. А Рус…
— Боже, Глеб…Где он? Сейчас он где?
— Я оставил его у Кира в квартире. Они сами предложили. Потому что ему нельзя было оставаться одному в таком состоянии. А в гостях у Кира как раз Надюха. Ему тоже сейчас хреново, и она там пытается справляться с ними…
— И что мы будем делать? Что произошло с Киром и Соней? Она мне ничего толком не говорит…
— Я не знаю, Кать… — мотает он головой. — Про Кира и Соню вообще ровным счётом ничего не знаю. Знаю, только одно. Отец сядет, а Фил направится туда, где ему и место — в деревянную коробку под промозглую землю. Завтра я встречаюсь с Беатой. Мне нужны её акции. Рус со мной. А там и Домбровский старший. Биржа открыта, мы начинаем скупку возможных из оставшихся сорока девяти процентов. Смотря ещё, кто захочет продать. Но всегда можно надавить. У отца и Филла не останется никаких шансов. У меня будет больше пятидесяти одного. Я его задавлю. Прихлопну как сраную муху. Вскрою все его махинации. А с проёбанной компанией, денег на откуп у него не останется. Если бы ты знала, как я его ненавижу…Ты бы, наверное, разочаровалась во мне.
— Никогда, я никогда в тебе не разочаруюсь, — опускаю взгляд на свою цепочку и снимаю её со своей шеи. — Глеб, держи, пусть оберегает тебя. Так надо и не спрашивай откуда…
— Что это?
— Просто оберег. Прошу тебя, носи его. Это важно для меня.
Глеб улыбается. Хотя его глаза и отражают одну сплошную боль.
— Хорошо, ведьма, как скажешь…
Глава 22
(Глеб)
— Успокойся…Успокойся, блядь! Рус! — только и успеваю, что хватать брата за грудки. Не успел, блядь, приехать, как это чудовище, пьяное в говно, пытается уничтожить к херам весь родительский дом.
— Сука…Я всё блядь здесь сожгу, отвечаю… — вискарь льётся золотыми реками. На любимую мамину софу, на пол, на стены… Везде…
— Угомонись, блядь! Всё! Всё! — обхватываю его руками внахлёст, выбиваю бутылку, а сам быстро набираю номер Кира. Хуй я его долго сдержу. Он ведь нихрена не маленький и такой же, сука, упрямый лоб, как я.
— Убью его…Я его убью, Глеб… Шкуру с него спущу…
— Тихо…Тихо…Знаю…
Как только Кир берет трубку я кидаю ему только пару фраз о том, что он срочно нужен у меня дома прямо сейчас, и разумеется, он всё бросает и мчит к нам. — Нахрен напился, брат? Нахрен?
— Сука…Ненавижу…Ненавижу… — Рус сползает на колени и просто утыкается лбом в пол. Меня тупо разрывает на части, когда я понимаю, что он обо всём в курсе. Вообще обо всём.
Мать в больнице, отец в Европе…
А когда он рассказывает мне всё то, что выяснил, я вообще пребываю в трансе.
Мы с Киром так и сидим там с открытыми ртами, пока Рус смотрит в одну точку. Его нервно потряхивает и начинает тошнить, после чего я увожу его в ванную.
— Пиздец, — выдаёт Кир напряженно, пока стоим за дверью, а Рус блюёт внутри. — Полный пиздец…
— Бля… — потираю лицо ладонью. — Чё там с Соней у вас?
Молчит. Ежу понятно, что говорить не станет. Но как-то же мне нужно узнать правду. Хотя я привык, что из него ничего и никак не вытянуть. Наверное, за это я его и уважаю. Хотя не…И без того есть за что уважать.
— Нам его увезти отсюда придётся…Есть варианты? — спрашиваю у Кира, пока он чешет затылок.
— Дома у меня Надюха щас. Туда в принципе можно…
— Ладно, давай…Та кого угодно заставит отойти… — твержу себе под нос, и слышу звук разбитого стекла внутри.
— Бля, — начинаю выбивать дверь плечом. Удаётся только с третьего раза. Вторгаясь туда, вбегаем вместе с Киром и смотрим на отражение моего старшего брата в разбитом зеркале. Тысячи осколков и в каждом он. Чистый зверь. Грудная клетка тяжело вздымается, с руки течёт кровь. Смотрит так, что готов убивать. — Ну, нахуя?!
Тяжело дышит. И я ведь понимаю, нахуя…Ещё бы он не злился…Ещё бы не ненавидел всё это.
Тащусь к аптечке и хватаю Руса за плечо.
— Садись давай. Забинтую. Бери себя в руки.
— Уже взял, — процеживает он, наблюдая за мной.
— Поедем к Киру. Я начинаю скупку акций. Когда контрольный пакет будет у меня, проблем не останется…Я понимаю, что тебе хуёво. Я всё понимаю, брат. Надеюсь, ты знаешь, что нам нужно продумать план, иначе мы просто облажаемся…Сегодня тебе придётся переночевать там. Я сгоняю к матери. Навещу. А потом поеду к своей…Я привёз её из Питера…
Рус молчит, только кивком соглашается, пока я бинтую окровавленные костяшки.
— Фила я убью сам.
— Сам, но я буду рядом, — добавляю уверенно. — Куда бы ты не направился, я теперь с тобой, брат. До самого, блядь, конца.
Об отце больше не говорит. Не знаю, реально готов ли он забрать у него жизнь. Думаю, что нет…Но это только его право. Его ребёнка он убил. Его любимую. Последнее слово за ним.
Не успеваю уловить его настрой, как ощущаю, что он в отчаянии роняет лоб на моё плечо. Задушено глотаю воздух, в горле образуется тугой ком. Кир просто наблюдает со стороны с хмурым видом. А я по-настоящему обнимаю брата в нашей общей гостиной.
— У нас… Будет ребёнок, Руслан…Катя беременна… И ты мне нужен. Чтобы защитить…Чтобы… — не договариваю, ощущая, как и его руки смыкаются на моих плечах. А затем он чуть отстраняется и смотрит на меня со слезами на глазах.
— Я рад…Бля, Глеб, я реально за тебя рад…Береги их. Я помогу.
Когда приезжаем к Киру домой, время на часах уже восемь. Надюха носится туда-сюда как ужаленная, пытаясь найти себе место, а мы тем временем выгоняем её, чтобы перетереть важные вопросы. Затем я, оставив Руса там, еду навестить мать.
Новости хорошие. Она в сознании. Ей лучше, но нужно избегать стрессов, однако то, что она говорит мне просто вышибает мне мозг двустволкой.
— Это я виновата…Я тогда грубо себя вела…Вот он и…Ушёл от меня…
— Мама. Ты бредишь, да? Грубо себя вела? Ты с ума сошла? Он тебя не ценит. Ты каждый раз ищешь ему новое оправдание… Не обижайся, но я скажу, как есть… Он тебя затравил. Сломал. Уничтожил. Раздавил как таракана.
— Не правда, Глеб…Просто он такой. Я должна была лучше понимать его…
— Пфффф…Ладно, мам…Бесполезно спорить с тобой, раз даже психолог не помог, я и подавно. Надеюсь, ты понимаешь, что он не заслуживает ни одной слезы, вылитой из твоих глаз.
И это она ещё не знает правды про Лину и своего внука…
— Глеб…Я очень тебя прошу…Ты только не говори ему ничего. Я не хочу, чтобы он знал. Всё останется по-прежнему…
— Ты что…Даже не выскажешь ему?
— Конечно нет…Я хочу сберечь семью…
Семью. Одно, блядь, название. Я конечно люблю брата. Сильно. Но, блядь, какая же это семья, если отец — последняя сволочь, которая уничтожает всё хорошее, что у нас есть.
Никак не комментирую.
Целую мать на прощание, выдвигаясь оттуда, и вижу номер Кира на экране.
— Он кароч вырубился. Всё норм. Не теряй.
— Так и не скажешь чё у вас с Сонькой?
— Нет, прости.
— Лан, забили. Я по одному делу и домой.
— Давай. Ведьме привет.
— Передам.
Как только сбрасываю, набираю свою чудесную жёнушку.
— Какие люди, — язвит блонда в ответ.
— Ты в Москве?
— Да.
— Завтра к десяти подруливай на разговор в мой дом.
— А если нет?
— Сама знаешь, — бросаю резко и очень даже равнодушно. Плевать я хотел на неё и её мнение.
— Ясно.
— И это…Батя мой с твоим?
— Да.
— Ладно, гуляй пока, — сбрасываю, примерно прикидывая, когда состоится разговор с Домбровским страшим…Стоит заняться и остальными вопросами. Да вдобавок встретиться с Чадой.
Но пока я сажусь в тачку и мчу к дому одной квартирки, расположенной по адресу, который мне сообщил Рус. Подъезжаю и сижу там, наблюдая за обстановкой.
И вдруг вижу, как из подъезда выходит девчонка. Молоденькая, светловолосая, но с карими глазами, прямо как у нашего отца. А затем она прыгает в машину. Я почти уверен, что это она. Та самая младшая сестрёнка. Виктория. Викуся.
Следую за водителем, незаметно скрываясь в плотном потоке машин. Время на часах ещё детское. Только десять вечера. И мне удаётся довести её прямо до одного из известных рестиков. А уже там я вижу, как наша прекрасная новоиспеченная сестрёнка выбегает из машины и бежит к Филу, своему сводному братцу. Не просто обнимая его, а целуя в губы яростным засосом. А это означает две вещи. Первая — они аморальные скоты. А вторая — у меня только что появились охренеть какие невъебенные засечки на разъёб всего этого скотского притона. Я, блядь, разрушу их гадюшник изнутри и не оставлю ни единого шанса на победу.
Возвращаюсь домой только в два ночи, рассказываю обо всём Кате, хотя понимаю, что это полный трэш, но у нас больше не должно быть секретов друг от друга. Секреты всё ломают. Мы уже научены горьким опытом.
Ведьма передаёт оберег. Смотрю на него и странно так хочется его на себя нацепить, хотя у меня из всех украшений, только перстень на мизинце, причисляющий меня к моему брату. Ведь фальшивую обручалку я снял сразу же, как улетел. Рус купил как-то две печатки на своё совершеннолетие, одну отдал мне. Мне тогда было четырнадцать, и он сказал:
— Если есть в жизни что-то важнее брата, то я этого ещё не нашёл.
Я помню эти слова до сих пор. Именно Рус учил меня дружить. И именно благодаря ему я так отношусь к Киру. Это что-то внутренне, ведь отец не учил нас ничему подобному. Он всегда только пользовался людьми и никогда ничего не давал взамен. Поэтому сейчас, когда я держу этот оберег в руках, я понимаю, о чём тогда молвил мой брат.
Я понимаю это и я это нашёл. Важнее брата. Важнее себя. Важнее всего вокруг.
То, что внутри неё.
Моё продолжение…
— Голодный? — спрашивает меня ведьма, пока я смываю с себя кровь Руса и снимаю одежду.
— Угу.
— Я приготовила ужин, сейчас погрею.
Стоит у меня за спиной в одном халатике и суетится.
— Малыш, тебе спать уже надо, а не меня обслуживать. Ты беременна. Должна много отдыхать, а вместе этого постоянно меня ждёшь и нервничаешь. Да ещё и готовишь…Михе мозги завтра вправлю. Чтобы впредь думал о твоём состоянии и заказывал из ресторана заранее.
Иначе за что я им так много отвешиваю, мать вашу???
— Он и так думает! Он мне сумки помогал нести! И везде меня отвёз, где я просила…Он хороший! — выдаёт она возмущенным тоном, а я выключаю воду и обхватываю её за талию, прижимая к двери ванной комнаты.
— Хороший, значит? — спрашиваю, заглядывая в зелёные глаза.
— Да! — выдаёт она, насупившись. Такая смешная. Если наши дети будут делать так же…Я с ума сойду…Они из меня верёвки вить будут…
— Ведьма… — шепчу, сжимая челюсть в тиски. Веду ладонью по гладкой ткани и дёргаю за пояс, который тут же опадает и раскрывает полы её чертовски сексуального халата. Грудь видна лишь наполовину. Возбужденные соски прорезаются через атласные края, и я чуть склоняюсь, прикусывая один прямо через ткань, отчего она закрывает глаза и чувственно вскрикивает. Взвывает, постанывает.
— Глеб…М…ммм…
— Отшлёпаю, — скупо отрезаю, задевая сосок кончиком носа. Вдыхаю запах. Нет, блядь. У неё реально какие-то навыки по приручению.
Или же это какая-то встроенная функция.
Почему меня всё время так штырит?
Ощущение, что я реально наркоман. Запах ведьмы, её вкус…Мгновенно понимаю, что нюхать хочу. И лучший ужин для меня сейчас передо мной.
Падаю перед ней на колени, а она вздрагивает.
— Что ты…Глеб… — выдыхает, как только я вжимаю её в дверь прикосновением губ к чувственной плоти. — Ах… — громко вздыхает, зажимая рот одной рукой, а второй зарывается в мои волосы.
— Шире…Разведи шире, — ныряю в неё языком, как только получаю лучший доступ. Пиздец соскучился. Она постанывает, занижая децибелы ладонью. Видимо, не хочет, чтобы слышали соседи, мы ведь в обычной квартире сейчас.
Поджимая ноги, двигается бёдрами на встречу. Кайфует тигрица. Вижу, что на грани балансирует. Дышит так, словно километр только что отбежала. Скулит…
А затем и вовсе взрывается, осколками меня задевая…
Вся течёт…Я нюхаю, и крыша едет.
И сам уже не знаю, куда податься.
Не успеваю встать, как она рывком меня сама поднимает и встаёт на колени, стягивая вниз мои джинсы вместе с трусами, пока я упираюсь ладонью о кафель.
— Малыш…Тебя точно не тошнит? Всё нормально? — спрашиваю обеспокоенно. У неё же токсикоз бывает, а тут минет…
Наверное, как-то…Неудобно…
— Адов, я хочу тебе отсосать.
Всё, что слышу перед тем, как начать закатывать глаза от удовольствия… И даже не смею перечить ей…А то загрызёт ведь нахрен…
Глава 23
От автора: Вчера хотелось показать визуал Глеба и Кати, как их вижу я, тем более, таких красивеньких нашла, а сайт с пинтереста не загружает, даже как-то расстроилась(((Может кто знает, как можно тогда?
Доброго чтения. спасибо всем за отзывы, очень приятно мне)
____________________________________
Боже, я его так люблю.
Стою в церкви на дрожащих ногах.
Сто лет здесь не была. Держу свечку. Не знаю, зачем. Не знаю, для чего. Но моральных сил переживать одной всё то, что происходит просто нет.
Миша отвёз в приходскую. Глебу говорить не стала, потому что он, как всегда, поехал по делам.
Уже после того, как в десять утра мы встретились с чёртовой Беатой лицом к лицу. На кухне дома Глеба, потому что я просто не позволила ему поехать одному. Мне хватило одной ужасной ночи, пережитой в чудовищных рыданиях.
— А, разлучница… — процедила она пренебрежительно, как только меня увидела, и мне хотелось открыть рот, чтобы ляпнуть что-то обидное, но Глеб заткнул её первым.
— Закрой ебальник. И у меня к тебе дело. Садись.
— Что такое? Что снова случилось? — блондинка аккуратно присела на стул, характерными манерными движениями рук поправляя свои густые волосы.
— Нужны твои акции «Бриллиант Дуо».
— Чего?! В смысле?
— В смысле мне нужны твои акции.
— Ты охренел? Я тебе ничего не отдам.
— Я и не просил отдавать. Называй цену. Я их куплю.
— Нет, Глеб! Это моё наследие!
— Значит, выбирай. Либо ты получаешь за это наследие бабки, либо проебёшь всё просто так. Жалкие десять с лихим процентов, Беата. Я заплачу куда больше, чем ты можешь получить от своего жадного папаши.
— Что это тебе даст? Ну будут у тебя 20,4 или, скажем, 30,6…И? Этого недостаточно, чтобы держать контрольный пакет! — выкрикнула выскочка, а мне захотелось шмякнуть её головой об стол. Если бы не Глеб, так бы и сделала.
— Рад, что ты хотя бы умеешь складывать. Тебя это не должно касаться. Называй цену и будешь при бабле.
Домбровская обреченно нахмурилась. Ей это заранее не нравилось, было видно по скованному напряженному выражению лица.
— А что я скажу отцу?
— Нахрена тебе ему что-то говорить? Он сейчас занят. Разговоры с ним — моя задача. Ты просто делаешь. Ферштейн? Андерстэнд?
— Да, — цедит она сквозь зубы.
— Ну вот и отлично. Помнишь же моего человека? Григория. Он всё оформит. А ляпнешь кому-то что-то лишнее. Ты знаешь, что будет. И с браком твоих родителей. И с твоей семьей, и с наследием.
— А не слишком ли ты много на себя взял, Адов?
— Нормально.
— Ты что-то сделал с Пашей, верно? Я не могу до него дозвониться, — промолвила она жёстким тоном, а у меня внутри всё напряглось. — Ну, что смотришь? Это из-за тебя. Он из-за тебя убивает людей. Нравится? Жить с таким? Любить такого?
Когда она сказала это, у меня словно по коже лезвием мурашки все срезали. Так больно и неприятно.
— Ещё раз ляпнешь подобное о нём, я тебе волосы подожгу, — ответила я несдержанно. Всё, о чем могла думать — как я хочу причинить ей такую же боль. За всё, что она и её соратники с нами сделали. За тот груз, который приходится нести горячо любимому мной человеку. Отцу моих настоящих и будущих детей.
— Пффф…Стерва. Смотри, чтобы ты не стала следующей.
Едва услышала это, меня уже было не остановить. Гормоны это или что-то ненормальное внутри меня, но я накинулась на неё с таким остервенением, что даже Глеб не успел среагировать, и я умудрилась выдрать ей клок волос. Домбровская визжала, кричала и пыталась вырваться, но меня уже ничего не волновало, и я так же легко шваркнула её лицо о кухонный островок, пока Глеб не поднял меня на руки. Всё, что я тогда слышала это её приглушенный визг и его заливистый смех. Он натуральным образом хохотал. И, кажется, гордился мной. А это было ужасно. Ужасно неправильно.
— Вали, зализывай раны, — Глеб потащил меня в спальню, обратившись к ней, пока я раздувала ноздри от гнева.
— Зачем ты остановил меня???
— Я понял, ты очень жёсткая тигрица…Просто огонь, — его сильные руки бросили на меня на мягкую кровать, и он принялся снимать с себя одежду.
— Ты можешь хотя бы проверить ушла ли эта сука? Я не хочу, чтобы нас случайно прервали грубым ударом ножа в спину!
— Я подключил камеры здесь, не бойся… — Глеб достал телефон и набрал охране. — Домбровская ушла?
— Садится в свой Феррари. Кажется, пытается остановить носовое кровотечение, — доложил мужчина, а я просто расхохоталась на всю комнату. От счастья…
Нет, я точно ненормальная…
Глеб улыбнулся своей самой хитрой ухмылкой и принялся раздевать меня тоже.
— Дерзкая моя…Дикарка, — промолвил он перед тем, как впиться в мои губы и разнести в щепки кровать…
Так прошла наша запланированная встреча, около часа мы провели в постели. Любили друг друга, утешали и ласкали.
После драки этого жуть как хотелось…
А уже дальше было не столь радужно.
Глеб направил смс тому самому Грише. Человеку — оркестру. Он может всё. Решает всё. По образованию — юрист и бухгалтер. Имеет столько людей в распоряжении, что хоть стой, хоть падай. И с Глебом у него отношения на «ты».
Дальше я увидела Кира и Руслана. Они приехали к Глебу домой.
Его брат обнял меня. Прижал к себе, будто всё знает. И я поняла, что Глеб рассказал. Это прочиталось во взгляде. Он хоть и бегло, но обменялся со мной парой фраз о моём здоровье, а потом направился с Глебом обработать разбитую руку.
Я же осталась наедине с Киром…
— Как твоё самочувствие?
— Хорошо…Порядок, — ответила спокойно. — Кир, что у вас случилось…Мне ты можешь всё рассказать…Я не стану осуждать…
Думала, что смогу убедить, но в итоге он просто резко встал с дивана и направился к окну. Я же сжала подлокотник и смотрела на него.
— Ей будет лучше без меня, Катя. Реально лучше. Всё кончилось, — выпалил так резко, что я растерялась.
— Как же кончилось? Она тебя любит.
— Уже нет, она не может любить после всего, — категорично заявил он, потом посмотрел мне в глаза. — Береги себя и вашего ребенка.
Я не совсем поняла, о чём он говорит. Точнее, вообще не поняла. Что такого произошло, что Соня уже не может его любить? Ведь я видела, что она любит его. Какие глупости…
На этой ноте нас прервали. Глеб отвёз меня обратно на квартиру, а потом они направились по делам. Я же оставалась одна и сходила с ума в этих четырёх стенах. Они не давали мне покоя…
Вот и пришлось дёргать Мишу…
Поэтому сейчас я стою среди кучи незнакомых мне людей напротив иконы Богоматери и даже не знаю, что ещё просить, кроме защиты для любимых мне людей. Справедливости…Принятия.
Выхожу оттуда в смешанных чувствах. Порой кажется, что всё, что с нами случается — последствия нашего выбора. Какие-то грехи или вроде того…
Так где же мы свернули не туда, Глеб? Я ведь уверена, что в твоих голубых глазах столько хорошего, доброго и честного. Я уверена, что ты — прекрасный отец, заботливый муж…Верный друг…
Так суждено ли этому всему случиться?
Зачем мне всё это снится???
Дай сил, прошу тебя…Дай мне их, Господи боже…
Сажусь в машину к Мише, который, как всегда, заботливо приоткрывает для меня дверь.
— Глеб Александрович сказал, чтобы я заказал еды в ресторане…
— Глеб Александрович бредит. Я вчера столько голубцов наделала, а ещё борщ по маминому рецепту. Не хочешь перекусить? Я бы так хотела угостить…
У Миши на лице тут же улыбка расплывается.
— Не положено…
— Но если сильно хочется? — жмурюсь улыбчиво.
— Ладно…Если сильно хочется — не остановить, — шутит он, заводя машину, и мы едем до квартиры.
Уже в дороге думаю о том, что Глеб обязательно вернётся вечером, я его накормлю…Сделаю ему массаж или хотя бы заставлю расслабиться. Потому что он не разрешает мне заниматься ничем, что бы меня утруждало и это уже немного раздражает…Но вместе с тем, я понимаю, что он просто переживает за меня. Это банальное беспокойство будущего отца…Главы семейства.
Боже…Почему, когда я думаю об этом, внутри всё жаром обдаёт.
Вспоминаю знакомство и расплываюсь в улыбке…
— Ты мне лобовое поцарапала, как возмещать будешь?
Если бы знала тогда, то ответила:
— Выйду за тебя и рожу тебе детей…А ещё буду безумно тебя любить. Пойдёт такая компенсация, Адов?
Глава 24
(Глеб)
Убеждаю себя, что всё под контролем. На руках сорок пять процентов скупленных акций. Осталось немного. Даже без Домбровского им всем конец. Маме, слава Богу, стало лучше, и она вернулась домой. Отца пока не было, он остаётся в Варшаве. Рус пришёл в себя. И как бы мне это не нравилось что-то происходит между ним и Надюхой. Я нихрена не понимаю и не ввязываюсь. Кир пока не знает. А я лишь надеюсь, что не кончится похоронами дружбы между Адовыми и Волковыми. Рус ведь должен понимать, что творит. Она, блин, на семь лет его младше… Ну ладно, тут дело даже не в возрасте. Просто вчера, когда я приезжал в родительский дом снова, какого-то хрена застал там её. Думал, что Кир там же, что они что-то обсуждают. А вот и хрен. Они были там вдвоём и выглядели, блин, так, будто у них какие-то общие секреты.
Ещё мне этого не хватало…
Чтобы отвлечься от всего, что происходит, полностью погрузился в свои чувства. В Катю и Ярослава. Уже не могу думать о всей остальной хрени. В голове полная беспросветная каша.
И хотя бы один полноценный день, а точнее, сутки я хочу посвятить только ей.
Чтобы ни одна проблема не портила нам это время.
Поэтому с самого утра прижимаю к себе сонную ведьму и тяну её безмятежное тело на себя.
— Доброе утро…Неземная моя красота. Пойдёшь со мной сегодня на свидание? — спрашиваю, потираясь о её затылок носом. И целую, целую, целую. Слышу милый заливистый смех. Она просто растворяется в моих объятиях. Заставляет меня чувствовать, что полностью моя. Будто наши энергетики сплетаются воедино. И это просто невероятная мощь. Никогда бы раньше не подумал, что любовь делает тебя таким сильным…
Даже не смотря на какие-то уязвимые места. Именно любовь — огромный стимул. Просто настолько усиленный двигатель всех ресурсов, что может вывести тебя из любой, даже самой смертельной ловушки…
— На свидание? — спрашивает, улыбаясь. — А куда?
— Сюрприз… Как и всегда…Договорились? Просто скажи — да, — выпрашиваю я, прижимаясь к ней всем телом. Обхватываю шею, провожу по губам пальцами. Вывожу на груди маленькие сердца…
— Да…Я пойду, — шепчет ведьма, потягиваясь в моих руках. Вся извивается. Трётся об меня пятой точкой, выводя на самые первобытные желания.
— Ты меня с ума сводишь…Разве честно быть такой сексуальной?
— Не знаю, ты мне скажи, Адов…Честно? М?
Кусаю её за загривок и тяну на себя. Когда живот округлится, мы, наверное, часто будем практиковать догги-стайл, а пока…Я хочу, чтобы она была на мне и делала со мной всё, что захочет…
— Ведьма…Разве можно быть такой красивой? Такой, блядь, охуенно нежной…Что ты со мной делаешь? Я совсем размяк…
— Да нет, ты такой же твёрдый, — издевается она, вытанцовывая на мне своими бёдрами.
— Знал бы, что встречу тебя в своей жизни…Почистил бы карму.
— Просто знай, что сейчас…На данном этапе… — шепчет Катя, склоняясь к моему лицу. — Твоя карма беспокоит меня меньше всего. — вонзается в мои губы своими сладкими. Мягкими…Невероятными.
И мы, как всегда, горим…А с нами горит и новая постель…
Скорее всего, когда будем возвращать ключи от квартиры, она будет сломанной…
Ну да ладно…
Просыпаемся полностью. Катюша, как всегда, бегает у плиты. Я хмурюсь, но помогаю.
— Хочу, чтобы у тебя было всё. И чтобы ты никогда не заморачивалась…
— А я хочу ухаживать за тобой, как женщина. Это не сложно, а только в радость. А ещё мне нужно найти дистанционное обучение.
— Ищи, без проблем. Я всё оплачу. Хоть пять, хоть десять твоих образований. Хочешь готовое? Сделаю.
— Глеб, — отмахивается Катя. — Прекрати.
— Лаааадноооо, — бубню себе под нос, улыбаясь. — А если отбросить все твои установки и заморочки…Чего бы ты по-настоящему хотела? Какие капризы…Я имею в виду…Образование, работу…Кем бы ты хотела быть?
Ведьма садится и ставит передо мной кружку кофе.
— Врачом, Глеб, но уже поздно.
— Почему же поздно? Никогда не поздно. Тебе всего девятнадцать. Мы можем найти то, что тебя устроит. Мы можем, я точно тебе говорю…
— Правда? Я всегда думала, что это тяжело…Шесть лет и очно…А сейчас у нас будет ребенок, Глеб…
— Ну и что? Сначала он будет нуждаться в тебе, но ведь и я всегда буду рядом. И няни. И бабушка. Ты и представить не можешь, как мама обрадуется. Я уверен…Просто…нужно всё решить. Все вопросы. И я всё улажу, обещаю тебе. Веришь?
— Верю, Глеб, — отвечает она сдержанно. — Завтракай…А что…Надеть на это наше свидание? — спрашивает она, улыбнувшись.
— Всё, что твоей душе угодно, — протягиваю ей руку на столе и сжимаю её пальцы своими, задевая кольцо. — Но возьми с собой купальник.
— Купальник? — удивленно спрашивает она, приподняв бровь. — Снова твои выкрутасы, Адов?
— А куда я без них? Они уже неотъемлемая часть нашей жизни, — смеюсь, соглашаясь с ней. — Мы весь день будем только вдвоём…
Когда ведьма собирает свою сумку, приходится ехать в магазин. Потому что купальника у неё, разумеется, с собой нет. Есть где-то в общаге, но не ехать же туда, в самом деле. Поэтому после торгового центра мы наконец выезжаем в Подмосковье. Я арендовал домик в горах. С джакузи, с крытым тёплым бассейном под звёздным небом. Там охренеть как красиво…
И я хочу, чтобы она отдохнула со мной не только телом, но и душой.
Эстетика порой расслабляет лучше всего остального. Вид природы. Тишина. Умиротворение. Вдали от города, от проблем и от лишнего шума…
Снег лежит плотным пушистым покрывалом. Хрустит под ногами.
— Боже…Как тут красиво, — восторгается ведьма, осматриваясь. — Это просто реально сказка…
— Я рад. Пойдём в дом. Там должно быть вообще охрененно.
Панорамные окна открывают бесподобный вид на зимний лес. Завораживает. Окутывает какой-то магией. Даже у такого чурбана как я пробегают мурашки.
Веду Катю в дом, сам прихватываю сумки.
Когда заходим, первое, на что обращаем внимание, это оформление. Комфортно, тепло, волшебно.
Камин, огромная кровать, повсюду гирлянды, подсветка, пушистые ковры. А мне, блин, уже не терпится пойти в джакузи и трахнуть её там…
Катя обвивает меня руками, а я прижимаю к себе и плюхаюсь на диван, усадив на колени.
— Потрясающе. Вид невероятный…
— А из джакузи будет ещё лучше, — ухмыляюсь, на что она хихикает. — Как твоё самочувствие?
— Очень хорошо…Мои бунтующие гормоны требуют папочку…
— Папочку…Вот как, — обхватываю её за волосы, нежно сгребая их в кулак. Тяну на себя. Касаюсь нежных губ своей щетиной. Царапаю.
— Ай, прекрати! Адов, ты чего, — хохочет ведьма, и я перекидываю её под себя, придавив к дивану своим телом.
— Хочу трахать тебя перед камином, в бассейне, в джакузи. Везде. Хочу гулять с тобой в лесу…Хочу, чтоб наш малыш знал, как папа любит его маму, как он безумно её желает…Я хочу этого больше всего не свете…
— Мне кажется, — шелестит ведьма тихим голоском. — Он уже это знает…
Катя смотрит на меня своими огромными зелёными глазами и мне кажется, я вижу, как они слезятся.
— Ты плачешь?
— От счастья. Угу, — говорит она, обнимая меня за плечи. Сдавливает так, что мама не горюй. Вот тебе и хрупкая малышка… — Мы ведь тут до завтрашнего дня?
— Да, моя…Хотелось бы дольше, но…
— Тсссс…Я знаю, — шепчет она в мои губы и начинает целовать меня. Так нежно и трепетно, но я хочу большего. Вторгаюсь в её рот, приглушая стоны. Обвожу пальцами каждый сантиметр тела. Раздеваю…Смотрю. Поглощаю глазами и руками.
— Ты самая красивая. Самая. Моя…
Сплетаемся с ней и бродим по дому, как две неприкаянных души. От одной поверхности до другой. Я и она…А между нами наше счастье. Я не знал никого красивее её за всю свою жизнь, не трогал кожи нежнее, не видел глаз настолько любящих и одновременно столь жестоких, что могут уничтожать одним взглядом. Я не владел ничем ценнее, чем её чувства ко мне. Я просто не знал, что способен на взаимность. И это появилось так резко, что я не перестаю удивляться судьбе. Мы с ней забываемся, когда трогаем друг друга, когда в порыве страсти не чувствуем ни усталости, ни боли. Когда весь дом обходим голышом, приклеенные друг к другу, будто не можем оторваться. Природе себя показываем. Здесь стесняться вообще нечего и некого. Кроме нас ни одной живой души в радиусе пятисот метров. Так устроена эта база отдыха. Чтобы никто не мешал друг другу.
— Люби меня, — шепчет она, сжимая меня ногами. Так сильно меня ведёт, что кажется душу выворачивает. Подаренный амулет ложится на её грудь, и она тянет за цепочку сильнее, чтобы лицом к лицу оказаться.
— Люблю. И так люблю. Бесконечно люблю…Тебя…
Двигаюсь плавно и медленно прямо перед камином на какой-то медвежьей шкуре, и мы оба наблюдаем за нашими тенями, что отражаются на стенах помещения. Это не просто красиво. Нереально… Это с ума сводит. Боюсь сделать больно. Хочу, чтобы время остановилось…Хоть ненадолго…Чтобы оно вот так не ускользало. Ведь уже глубокая ночь…
Ведьма отходит от очередного оргазма и толкает мне в рот клубнику со сливками, улыбаясь. Практически заставляет есть.
— Как там Кир? — спрашивает, вздыхая. Вижу, что беспокоит её эта тема ещё сильнее, чем меня.
— Не знаю. С виду, как обычно. Но это Кир. Он не станет душу изливать, как я в первый же вечер без тебя…
— В смысле?
— В прямом. Не прошло и дня, а я уже ныл о том, как накосячил и как хочу вернуть тебя, — смеюсь, на что Катя щурится.
— Ты — дурак…Ты напугал меня тогда.
— Знаю. Я хотел напугать. Знал, что внутри нет патронов. Никогда бы не причинил боль, но… Тогда, когда меня на части рвало, я думал о том, как бы хотелось, чтобы нас обоих не стало. Знаешь…Типа одновременно…Чтобы не было так больно… А в тебе уже тогда был наш сын. За это я каждый день себя проклинаю.
— Не надо, — хмурится она, обрамляя ладонями моё лицо. — Сегодня не вечер плохих воспоминаний. Сегодня один из самых лучших дней в нашей жизни… Надеюсь и Соня с Киром помирятся.
— Не знаю, малыш…Не буду лезть в это…
— Глеб, можно я тебя спрошу, как есть…Я подумала…Ты только не сердись, хорошо?
— Ведьма, мне это заранее не нравится…
— Нет, ничего такого. Просто вопрос.
— Какой?
— У Кира что-то в семье случилось, так? Я знаю, что не должна лезть тоже. Но в общем…Чувство, будто Соня пытается помочь, а он упёрся. Ты ведь знаешь, что они любят друг друга…Если бы Кир не подтолкнул тебя ко мне, мы бы так и не общались, Глеб. Давай поможем им…Давай…
— Ведьма, — вздыхаю в отчаянии. — Точно врачом будешь…Всех всегда спасти хочешь. Всем помочь. Твоё это…И все души, которые я когда-то забрал, именно твои руки восполнят. Я в это верю. Знаю это. Чувствую, будто уже было в прошлой жизни…
— Мне так приятно, что ты говоришь, и как ты это делаешь. Я готова слушать тебя всю нашу жизнь, но… Ты уходишь от тееееемы, Адоооов, — тянет она, состроив жалостливую гримасу.
— Ты знаешь, я не любитель вмешиваться в чужие отношения. Но если ты считаешь, что мы должны. Что так поступил бы друг, я попробую его подтолкнуть, как он меня к тебе. Договорились?
— Договорились…И спасибо тебе за сегодня…Мне безумно хорошо.
— Это тебе спасибо. Когда я рядом с тобой, начинаю забывать о хаосе, что происходит вне…
— Вот бы мы все о нём раз и навсегда забыли.
— Забудем, ведьма…Чуть позже, но я обещаю. Когда-нибудь ты будешь стоять на берегу моря и смотреть, как наш сын бросает в воду камни…
— Мы будем…
— Будем. Мы…
Глава 25
Время, проведенное с ним бесценно. Оно не просто меня окрыляет, оно дарит надежду на будущее.
Хотя пока что всё более чем расплывчато.
На сегодняшний день без Домбровского выкуплено сорок девять процентов акций — всё, что я знаю. Глеб пока не стремится его втягивать, потому как это может быть не оправдано. Акции можно достать у других держателей, если сильно постараться, а Вацлав может дать заднюю или подставить. В остальном всё ещё странные перемещения. Мы снова уехали в Питер. Кир с Соней не общаются. Более того, Кир временно покинул страну. Соня не хочет говорить об этом, но я хорошо вижу, что с ней происходит. И стараюсь не грузить её своими личными проблемами.
Слава Богу, с ребёнком всё хорошо. Сейчас двенадцатая неделя и мы с Глебом ждём планового УЗИ, Людмила Эдуардовна сообщила, что уже можно будет узнать пол… И хотя мы живём с гинекологом в одном доме, я всё равно волнуюсь, словно с этим знанием произойдёт что-то пророческое. Смешно ведь…
Но отчего-то эти мысли никак не покидают моё сердце.
Глеб держит за руку и целует её, пока сидит рядом на кровати, а Людмила вновь водит датчиком по моему животу.
— Тут и гадать нечего…Я же знаю, ты всё чувствуешь, — улыбается он, проводя своей щетиной по моей ладони.
— Так не бывает, — отмахиваюсь я, но улыбаюсь его теплоте и словам.
— Дорогие…Ну, что могу сказать…Однозначно, мальчишка, — улыбается она, и я не вижу изменений в лице Глеба.
Реально ничуть не сомневался…А я…Я ведь его уже даже видела…
Господи, как же странно. И одновременно волшебно.
— Ярослав, — выдыхает он, снова целуя тыльную сторону моей ладони. — Наш Ярик.
— Наш Ярик, — соглашаюсь, расплываясь в улыбке. — Боже…Не верится…Особенно, что это правда…
— И в остальном всё хорошо, Катюш. Всё по нормам. Не о чем беспокоиться. Только вот мне не нравится состояние твоей кожи…Ты плохо спишь?
— Она мало спит, — перебивает Глеб. — Кошмары мучают…
Людмила Эдуардовна хмурится, вытирая датчик и мой живот салфетками.
— Плохо…Хороший полноценный сон необходим, дорогая.
— Я понимаю, — соглашаюсь с ней. — Просто…Не знаю, как расслабиться.
— Попробуй сходить к психологу…Не думала?
— Не знаю, — пожимаю плечами, а Глеб приподнимает бровь и посмеивается. — Что?
— Не верю этим шарлатанам. Ни хрена они не помогают, — отвечает он уверенно.
— Не знаю, мне помог однажды, — отзывается Людмила.
— Зря ты так категоричен, — поправляю его я и опускаю вниз футболку, встав с кровати. — Всё…Плановое УЗИ пройдено!
Глеб обхватывает меня за поясницу и неожиданно притягивает к себе, уткнувшись губами в мой живот.
— Привет, бандит…Я тебя жду…
«Бандит»… Прямо как у меня во сне…Ну надо же… По коже тотчас же мурашки табуном пробегают.
— Глеб, — улыбаюсь, положив ладони ему на плечи.
— Тсссс, женщина. Не мешай общаться с сыном, — прерывает он меня, на что Людмила Эдуардовна посмеивается и оставляет нас наедине. — Сделай так, чтобы мама спала…Сделай, прошу тебя… Пусть она больше отдыхает. Ей нужны силы. — просит он у Ярослава, а я вздыхаю.
— Он не виноват, — сжимаю Глебу плечи. — Не он тому причина…
— Я и не говорил, что он виноват… Но он всесилен…Способен избавить тебя от этого…Я уверен…
— Глупости… — смеюсь, фыркая. — Идём в гостиную…?
— Идём, да…
Но не успевает Глеб встать, как ему на телефон поступает звонок.
— Это Гриша. Я сейчас… — сообщает он и я киваю.
Оставляю его для важного разговора. Сама же иду заняться делами. Хочу немного прибраться, но Глеб нарушает мои планы, когда возвращается ко мне с серьёзным выражением лица.
— Всё, ведьма…Началось, — говорит он, вызвав у меня в груди бешенные кульбиты. Я тут же ощущаю словно куда-то падаю. Какие же отчётливые эти ассоциации, чёрт возьми…
— Уже?
— Пора уже, прости… Пятьдесят один процент…Должен лететь обратно…
— Не хочу, — бросаюсь к нему, вцепляясь в плечи. — Не хочу, чтобы ты уезжал…
— Я понимаю, малышка…Я тоже… — он гладит мою спину, а я снова плачу.
Не готова отпустить. Не хочу его терять. Не хочу, чтобы начиналась война…
— Я вырвусь, как только смогу, но…Пока всё не сделаю, Кать…Оставайся тут. Не смотря ни на что оставайся. Хорошо, родная? И не плачь…Только не плачь…
— Я не плачу, Адов, — хнычу ему в грудную клетку. Удерживаю за футболку и не могу отпустить. И вру конечно. Плачу, при чём сильно.
А он чуть отодвигает и стирает мои слёзы подушечками больших пальцев.
— У тебя такой защитник внутри. Ещё лучше меня. Намного лучше. Береги себя, любовь моя. Прошу тебя. Всё будет хорошо. Я буду осторожен, обещаю.
Прилипаю к Глебу всем телом. Знаю, что он сильный. Что умный, что расчётливый, но…
Ненавижу его отца и так сильно боюсь.
Глеб обнимает меня, стискивает. Вдыхает мой запах. А я запоминаю…
Запоминаю всё, что между нами происходит, чтобы долгое время, которое буду вынуждена провести одна, жить хотя бы этими воспоминаниями…
— Я тебя люблю.
— И я тебя люблю. Вас…Сильно.
В ожидании проходит первая неделя.
Глеб хоть и на связи, но реже, чем я представляла. Он действительно сильно занят. Начался крах империи и новости всё чаще появляются в сети. Даже чаще, чем он звонит мне.
Скандал начинается ровно тогда, когда в СМИ всплывает информация о том, что держателем контрольного пакета теперь является Адов младший. Это просто фурор. Пятьдесят один процент акций — то, что удалось собрать с мира по нитке. И теперь, когда Глеб — контролирующий акционер, он планирует провести собрание с остальными для определения дальнейшей судьбы компании. Он собирается ликвидировать их. Параллельно с этой новостью, пока его отец занят улаживанием данного конфликта, Глеб обнародует документы махинаторских сделок, в своё время столь грамотно провёрнутых Александров Юрьевичем для создания своей сети ювелирных. А с учётом того, что при ликвидации компании денежные средства вернутся на счета владельцев акций, один из которых вот-вот будет арестован и все активы заморозятся, всё складывается чётко по их плану. Не знаю, что происходит глубже. Глеб не оповещает, но мне кажется, старший просто в бешенстве.
Через ещё несколько дней появляется информация о том, что «Бриллиант Дуо» находится в процессе прекращения деятельности. А бывший основатель «Ван лайт» Александр Адов дал подписку о невыезде вместе со своим старым компаньоном Виктором Чадаевым, в отношении которых на данном этапе ведутся следственные мероприятия.
Жду от Глеба весточки. Сама стараюсь не беспокоить, и в один из дней Игорь везёт меня к своей бабушке в Ленинградскую область. Не так далеко от города, так что долетаем всего за пару часов.
Обычный дом и местность. Вокруг более, чем спокойно. Я выросла в подобном месте.
Сижу перед женщиной, на вид которой около восьмидесяти лет, и она что-то ворчит себе под нос, переливая из кружки в кружку какую-то жидкость. Повсюду травы, масла, амулеты. Веники, вёдра прямо на стенах. Вот это я понимаю, ведьма…
Адов, ты точно просчитался…
— Ба, у Катерины кошмары…Подлечить бы… — с опаской молвит Игорь, выглядывая из-за моего плеча.
— Ц! — затыкает его старушка. — Ша!
— Молчу.
Смотрю на неё с небольшим напряжением, а уж когда она метает свой взгляд на мой живот мне и вовсе плохо становится.
— С ребёнком по ведьмам не ходи. Ладно я нормальная. А знаешь, какие бывают?
— Нет, не знаю…Я впервые.
— Вот тем более…Игорь, проследи…
— Сделаю, ба. И так за это платят…
— Ишь, платят ему. Умный сильно. Дай мне руку, милочка, — тянется ко мне женщина и закрывает глаза, переняв мою ладонь. Долго так сидит и жмурится. Минут пять-семь точно. У меня аж внутри всё скручивает, пока за ней наблюдаю.
Бабка открывает один глаз и смотрит в кружку.
— Воды боишься… — констатирует она. — А чего боишься? Плавать что ли не умеешь?
Я оседаю. Голову практически в плечи вжимаю. Как она это в своей кружке, блин, разглядела?!
— Стой-ка…Сиди… — тычет она пальцем и снова жмурится. — Мммм…Чему быть, того не миновать, дорогая. Дала ведь ему что-то уже. Я тут не помощник…
— В смысле? Вы что-то видите?
— Вижу конечно. Всё вижу.
— И что ждёт нас видите? Что там…В моём сне? Почему он повторяется? Раз вы увидели воду и всё остальное…Значит, знаете, что случится с моим мужем???
Бабушка недовольно отводит взгляд, снова что-то ворчит и вертит в кружке. Переливает, принюхивается. Хмурится.
— Повторяется из-за твоих страхов. Пока боишься, так и будет сниться. Я этот кошмар не уберу. Нельзя его трогать, надо досмотреть… — сообщает она, растянув губы. — Но руки у тебя… — старушка гладит по тыльной стороне, прохаживаясь по косточкам. — Лечить будешь. Спасать. Правда и горя много испытаешь. Судьба у тебя такая, дочка. Тяжёлая.
В мгновение мне дышать тяжелее становится. И понимаю ведь, что она о нём говорит, но всё равно верить не хочу. Не может ведь этого быть, верно???
— Я могу как-то изменить всё…Можно ведь хоть что-то сделать.
— Я ведь сказала! Надо смотреть сон до конца! Только это тебе и поможет! — возмущается она, рявкнув на меня. Я в ответ на это вздрагиваю.
Бабушка вздыхает и отходит к своей печи, с которой достаёт какой-то засушенный цветок.
— Завари и выпей…Чтобы ребёнок не нервничал. И просто живи, деточка. Жизнь сама всё по местам расставит…А ты, Игорёк, увози её отсюда и защищай. Всё. Идите. Мне нужно отдыхать… — она встаёт за моей спиной, дожидаясь, когда мы уйдём и касается поясницы, подгоняя. — Ты сильнее, чем думаешь.
Так и выходим оттуда с Игорем на пару в полном оцепенении. Я ведь даже договорить не успела. И не знаю, что теперь делать…
— Кать, ты извини, я думал, она сможет тебе убрать их…
— Нет, Игорь. Спасибо…Правда, спасибо. Думаю, если бы она могла, она бы убрала…Но тут дело реально во мне.
Садимся в машину, мчим обратно, и уже в дороге со мной наконец связывается Глеб. Всегда как чувствует. Ведь уже двое суток не звонил. Только сообщения писал, некогда было второй телефон брать.
— Ты и представить не можешь, что здесь происходит… — выдыхает он обреченно. — Я так счастлив, что ты в безопасности.
— Что Руслан говорит?
— Мы с ним как раз сейчас вместе. Виделись с отцом. Эта гнида столько претензий навалила. Рус ему чуть поправил физиономию, а в целом… Ужасно конечно… Мама расстроена. Ему дело шьют примерно на двадцатку со всеми вытекающими, — слышу, как он делает затяжку.
— Куришь…Снова…
— Курю, да, ведьма…Прости…Нервничаю.
— Понимаю.
— Брошу как к вам приеду. Как малыш? Звуки какие-то…Ты в дороге что ли?
— Да, я тут…До магазина отъезжала.
— Снова врёшь…По голосу слышу. Отшлёпаю, когда вернусь и на колени поставлю…
Хихикаю, едва услышав его угрозы.
— Это обещание или наказание, я не поняла, — смеюсь, и он тоже.
— Скучаю по тебе. Дико скучаю, кошка…
— И я по тебе…Но вы до конца, да?
— Конечно до конца. Всё в силе, как и запланировано.
— Мы увидимся до этого?
— Надеюсь. Но не раньше, чем через две недели, малыш. Как только я буду убежден, что ублюдка оставят в изоляторе, я примчу к тебе. Полетаем…
— Хорошо. Договорились.
— Ладно, тигрица, мне надо бежать. Целую и люблю тебя. Погладь Ярика на ночь…
— И я тебя…Хорошо, поглажу…Будь, пожалуйста, аккуратнее…
Глава 26
(Глеб)
— Ну что ты лыбишься, щенок? Загнал родного отца в яму, весело тебе? — спрашивает мой некогда уважаемый отец, пока я стою напротив и охуеваю от его наглости.
Три дня назад его задержали. А сейчас он с нетерпением ждёт суда, чтобы внести залог и выйти…
Только вот он не учёл одного…Счета уже арестованы на время судебного процесса. А я пришёл, чтобы сообщить эту чудесную, ласкающую нутро новость.
— Какая же ты гнида…Зря я не позволил Русу тебя до смерти забить. Реально зря.
— Вы неблагодарные сосунки. Всех подставили…Но я найду управу. Я вас, блядь, научу манерам!
— Ага. Научишь. Отсидишь своё сначала, потом обязательно научишь, — улыбаюсь, поглядывая на него исподлобья. — Матери не позволю тебе помогать. Правду расскажу. Хватит с нас… Твоего ебучего влияния.
— Сука, Глеб…Я ведь всё ради вас всегда делал. Всегда и всё! Чтобы не нуждались ни в чем! Чтобы…
— А ты нас, блядь, спросил?! Спросил надо ли нам это?! Руса спросил хоть раз как он Линку любит?! Как он ребенка ждет! Какая же ты мразь…
— Её просто должны были напугать…Просто напугать…Но за рулём был Руслан. Этого никто не знал. Он стал обгонять, чтобы уйти от той машины и …Всё пошло не по плану, я знаю…
— Сука! Это твой родной сын и внук! Не по плану, блядь! Хотя… Какая тебе нахер разница…Ты ещё на стороне заделаешь, верно? Боюсь представить сколько у тебя их…От Чадаехи этой, ещё от кого?
— Что…Откуда ты…Какого хрена, Глеб…
— От верблюда, блядь. Как бы смешно не звучало. Я не на секунду тут задерживаться не хочу. Надеюсь сгниешь в тюряге. Всего, сука, самого хренового тебе! — бросаю напоследок. Он ещё что-то кричит, но я реально не желаю слушать. И должен ехать к матери. Хватит скрывать. Хватит молчать. Время раскрывать все карты. Время действовать.
Сажусь в тачку, звоню Русу. Знаю, что Кир сейчас в Хорватии.
Он полетел к своему отцу. Ему как раз нужно было от всего отвлечься. И мои слова о любви вряд ли что-то ему дали. Думаю, он пропустил их мимо ушей. А на большее я сейчас не способен.
— Даров…Всё, я еду. Ты уже там?
— Нет…Скоро буду.
Замолкаю, услышав на заднем плане недовольное фырканье.
— Эммм…Ты не один?
— Нет… Я скоро приеду, Глеб. Просто подвожу одну назойливую дурочку до дома. Ничего такого.
— Ах ты скотина!!! — слышу голос…И конечно же сразу понимаю, кому он принадлежит. — Урод! Ненавижу вас Адовых!
— Бля…Гербера, мать твою…Какого хрена? — кричу им в трубку, но они не унимаются. То ли она его бьёт, то ли хлещет, непонятно. Но сыплются маты, ругань и я сбрасываю трубку. Боже…
Мне вот реально не до смеха вовсе…Какого, мать вашу, чёрта?!
Когда приезжаю домой, мама уже спешит уезжать, но я не позволяю, ведь знаю, куда она собирается.
— Нет уж…Мам, настало время серьезного разговора. Сейчас вернется Рус…Там и будем разговаривать…
— Глеб. Мне нужно к отцу, ты не понимаешь!
— Я всё понимаю…Потом решишь нужно ли тебе, хорошо? А сейчас пойдем в дом…
Когда брат приезжает, и мы абсолютно всё рассказываем матери, на ней нет лица. И хотя мы прекрасно понимаем, что ей нельзя нервничать, но лучше обрубить их общение на корню, потому что иначе будет только хуже. И ей будет хуже после того как ему дадут срок. Пусть хотя бы понимает, с кем имеет дело…
— Боже, этого ведь не может быть…Руслан…Глеб…Нет…Чтобы Саша…Линочку? Да вы что…
— Мам… — молвит Рус, нахмурившись. — Я и сам не могу это обсуждать сейчас…
— А я не могу спокойно рассказать тебе о том, что мы с Катей ждём ребенка и что отец сделал всё, чтобы избавиться и от неё тоже. Надеюсь, ты понимаешь, мам…Насколько всё ужасно.
— О, Господи…Глеб, что? Катя…Ждёт от тебя ребёнка? То есть…Я стану бабушкой? О, боже…
— Да, мам…Похоже, что так, — отвечаю, на что мама тут же обнимает нас обоих вместе с Русланом.
— Мои родные…Господи…Боже мой, как мне жаль…Вы уверены в том, что рассказали?
— Конечно, мам. Мы не стали бы просто так грешить, он и сам признал вину, когда говорил с нами. Не стал даже оправдываться…
— Боже… А где сейчас Катя? Ты привезешь её к нам?
— Позже, мам…Небезопасно… — объясняю расплывчато, она соглашается.
Чуть позже мы с Русом ищем информацию о Филе. Но он как по заказу исчез со всех радаров. Просто, сука, испарился, будто так и надо. И я очень нервничаю, потому что опасаюсь самого стрёмного, что он всё знает и решил загаситься поглубже.
— За девчонкой надо слежку ставить. Они там трахаются как кролики, я уверен, — говорю Русу, обдумывая. — Не знаю, чё у них в башке, но целовала она его нихера не по-сестрински.
— Бля… — подхватывает Рус. — У неё там охраны целое стадо. Надо кого-то неприметного. Есть одна у меня…
— Да у тебя походу и не одна есть.
— Завали ты, Глеб, — рявкает он на меня.
— Сам завали, — толкаю его в плечо. — Какого хрена с Герберой устроил? Чё за цирк, блядь?!
— Это ты у меня спрашиваешь? У неё спроси лучше. Ей что-то в голову стукнуло. Ходит за мной как игуана, блядь, будто смерти ждёт, чтобы сожрать меня нахрен. То сообщения с угрозами мне шлёт, то в дом наш приехала, то в клубешнике мне машину гвоздём исцарапала, то сегодня якобы случайно встретил её в кафе в центре. Угадаешь, откуда это пятно? — закатывает он манжету, и я ржу.
— Бля, она походу конкретно за тебя взялась. Это же не спроста. Значит, не поделили что-то. Иной причины я не вижу. Она же мстит элементарно.
— Да нихрена. Не было ниче. Я вообще не помню, сколько мы с ней не виделись…Год точно… И главное, не сделать в ответ нихуя же…Волкова сестра как никак.
Ржу над ним. Не на ту напал…Если Надька взялась за что-то, ему конец…Она всегда завершает начатое…
Качаю головой, на что Рус лишь обреченно вздыхает.
— Мне ещё этого не хватало…Чё ей надо от меня, блин…
— Может понравился, — хохочу, пока брат хмурится.
— Ага. Понравился…Боюсь представить, что она тогда делает с теми, кто ей не нравится…
— А ты лучше и не представляй…Довёз до дома?
— Довёз, да. На прощание вылетела из машины, палец мне показала, под ноги себе плюнула и послала на три буквы…Хз нормальная вообще, нет…
Не успеваем договорить, как звонит человек Руслана. Тот самый, который уже долгое время сообщает нам о перемещениях Фила. Правда уже недели две он молчал. Не было информации. И вдруг всплывает весточка.
«Известный бизнесмен Филипп Соколов и его сестра фотомодель Виктория Чадаева пропали без вести. Подробности уточняются».
— Бред, — констатирую, сжимая зубы. — Сука…Он всё понял и съебался. Его искать надо. Через неё искать. У неё внешность яркая. Сто процентов надо копать. Особенно в Европе.
— Не один месяц уйдет, Глеб… Привози Катюху сюда. Потому что ей жить нормально надо. Самая главная наша проблема уже устранена. И он не найдёт сейчас бабла на залог. Всё к чертям арестовано. Он не выйдет. За него даже ни один платный адвокат не возьмётся. Потому что там дело уже сформировано. Доказательств выше крыши. Всё кончено. Привози её…Как всплывёт информация о Соколе, оба на чеку здесь будем…Лады?
— Лады…Привезу. Сегодня же Игорю с Михой скажу, чтобы билет ей взяли. Лично в аэропорту встречу. Домой привезу…К матери сначала. Хочу, чтобы наконец все точки над «i» расставили…Мы ведь семья…Пусть без него, но семья.
Рус кивает и как-то неоднозначно косится на свой рукав.
— Пойду я кароч рубашку переодену. Зараза эта…Блин…
— Ага…Давай уже… И это… Поаккуратнее там…Может она в следующий раз на голову тебе чё-нить уронит…
— Ха-ха. Обосраться как смешно, братик. Уйми лучше знакомую свою.
— Ну уже нет, нахер. Сами разбирайтесь. Накосячил? Ищи где.
— Заебись. Спасибо! — выдаёт и психованно уходит из кабинета, а я звоню Катерине, чтобы сообщить, что опасности больше нет, и она может лететь в Москву первым же утренним рейсом…
Но когда она не берет трубку даже с третьего моего звонка, я, как всегда, начинаю параноить и названивать Михе.
— Где она?! — буквально сразу ору, сжимая в руке телефон. Понимаю, что выгляжу, как псих, но…
Мне одного раза за глаза, блядь, хватило.
— Глеб Александрович…Екатерина моется. Мне позвать её?
— Нет, блин… — рявкаю себе под нос. Ещё не хватало, чтобы он ходил к ней, пока она моется. Вот ведь у меня с головой не в порядке. Или с нервами. Или со всем и сразу. Чёрт… — Передай потом просто, что я жду звонка. Нужно будет билеты вам купить. Завтра утром жду вас всех в Москве.
— Понял. Сделаю.
Отключаюсь. И жду…Жду как приклеенный, когда она наберет и скажет, что безумно соскучилась и скорее хочет оказаться со мной дома, а лучше подо мной. Как я вообще могу думать о чём-то другом, если все мысли съела одна зеленоглазая особа?
У меня порой чувство, будто я на поводке и она даже не старается его тянуть. Просто ведёт и я следую. Потому что нахрен не могу без неё. Просто не могу, будто физически мы один механизм, а если разделить ничего не будет функционировать. Тогда и нахрен такой механизм нужен? Только вместе. Только так.
Мне кажется, что Миша, что Игорь точно считают меня психом, но мне насрать. Ведь фактически важна только ведьма, чей номер сейчас высвечивается у меня на экране, ну и наш сын конечно же.
— Ты звонил, я мылась, — заявляет она спокойным тоном.
— А я чуть с ума не сошёл…
— Хах, — выдаёт она смехотворно. — Миша сказал, что ты переживаешь…Но я так сразу поняла, что он преуменьшил…
— Кать… Завтра наконец домой полетишь…Мы даже можем вместе во Владик сгонять…
— Правда? Реально, Глеб? А как же…Филл?
— Новости почитай…Без вести якобы пропал. Нет конечно. Не верю я в это. Но мы будем искать. Главное, что отец за решеткой. И я так соскучился по тебе, ведьма…Просто с ума схожу. Руки тебя по утрам ищут, глаза отказываются открываться…Про всё остальное вообще молчу…Я будто дал обет воздержания…Только вот не справляюсь…Нихрена не выходит. Хочу…Тебя, к тебе, в тебя…Пиздец…
— Уооо…Адов…А я сегодня договорилась пройти курсы медсестры в Москве, через месяц конечно. Пока так. А уже после того, как малыш родится, и я встану на ноги поговорим о поступлении. Знаешь, кстати, что…Мне звонили с деканата…Представляешь, что сказали? Что мои долги все закрыты и мне одобрили академ. Не знаешь, чьих рук дело, ведь я не успела сдать предметы…
— Понятия не имею о чём ты, — улыбаюсь как чёрт, потому что решил всё буквально сразу, как улетел сюда. И себе закрыл, и ей. Мне ведь реально некогда.
— Адов…Ты не меняешься…Когда-нибудь я вытравлю этого зазнавшегося мажора из твоего организма…
— Рискни, ведьма…Как раз этот зазнавшийся мажор тебе и понравился…
— Да что ты? Так уверен?
— Естественно. Потекла от меня буквально сразу. Забыла, как вешалась? Можем посмотреть всё же вместе…Я порой пересматриваю записи…
— Когда я прилечу к тебе завтра…Тебе конец.
— Сплю и вижу, ведьма. Сплю и вижу…
Глава 27
Аэропорт. Довольное лицо Адова, скрывающееся чуть ли не за тысячей нежно-розовых пионов. Красота…
Чёрные зауженные джинсы, зимняя косуха с овечьей выделкой, под которой виднеется белая рубашка, грубые мартинсы. Только ему может настолько идти это странное сочетание двух стилей. Вырядился будто специально для меня. Стоит и смотрит своей дерзкой неизменной гримасой, дико порочным безумным взглядом, изгаляющимся и перетекающим в едкую ухмылку. И абсолютно все особи женского пола поглощают его своими голодными взглядами…Боже…
Неужели я вот так его оставляла? Глупая…Глупая женщина.
— Ведьма, — шепчет мне издалека, но я по губам читаю. — Хочу тебя.
Вот ведь засранец…
Подхожу ближе и застываю. В четырёх метрах от него бросаю свою сумку к чёртовой матери и бегу к нему, сломя голову, когда он отшвыривает букет в сторону и поднимает меня на руки, зажав в плотное кольцо своих рук.
— Всё…Не отпущу никогда, — говорит он, осыпая моё лицо поцелуями. И вроде не виделись две с лишним недели, а просто невозможно оторваться, будто год порознь. Трогаю его тело и через одежду не получается в полной мере насладиться тем, что я так обожаю в своём Аде.
А это… Теплота его кожи. Твёрдость тела. Обжигающий огонь его стати, мышцы, жилы…Безумная сила, которой в нём настолько много, что можно в ней растерять себя…
Наглость, безумие, грубость. Самомнение…Ведь он знает себе цену. Он знает, насколько, чёрт возьми, хорош. Сексуален… И я это знаю.
Это сплетение всех его столь желанных и упоительных качеств.
Это всё и сразу. И я в этом тону.
Полностью его. Полностью.
— Блядь, ведьма…Как я тебя хочу…Это пиздец просто…Пойдём в тачку… — он нюхает меня и говорит все эти непристойности, когда мимо идут люди, а мне вот сейчас вообще не до них. Я и сама где-то в этих мыслях теряюсь.
Знаю, что не дотерпим с ним. Знаю и поэтому ничуть не удивляюсь, что когда мы садимся в его машину, он не выпускает из рук моё колено. Вцепившись в него рукой, мнёт, гладит, лезет выше, прямо под моё платье.
А потом машина вдруг резко останавливается, и я понимаю, что мы заехали в какой-то закуток. Глеб вообще немедля перетаскивает меня на себя, стаскивает с меня куртку и совершенно грубо беспринципно рвёт на мне капрон колготок, лаская моё тело и заполняя рот языком. Дышим как сумасшедшие. Вздрагиваю, ощущаю прохладу его рук на своих бёдрах. То, как шершавые ладони скользят, сжимая кожу и оставляя на ней покраснения.
— Мой похотливый котёнок…Молодец, что надела платье…
Не успеваю соображать. Но чувствую, что уже успела потечь от всех этих манипуляций. Он отталкивает кресло вглубь салона, чтобы было больше места. Кое-как успеваю стащить с него джинсы. Хорошо, что мы упираемся лобовым прямо в кирпичную стену, а остальные стёкла тонированные, иначе я бы со стыда сгорела.
— Девочка моя…Любимая…Всё и сразу хочу…
— Я тоже…Я тоже хочу… — не понимаю смысла слов, кое-как что-то бормочу, царапаюсь о его щетину, льну к нему, словно одержимая, пока не ощущаю, как он резко оттягивает мои трусики в бок, медленно и аккуратно заполняя меня собой. Боже…
Почему так хорошо? Так чертовски хорошо…
Только и успеваю, что ёрзать, ощущая, как грубые сильные ладони сжимают мои ягодицы и направляют к его телу. Дрожу, всхлипываю, постанываю, кажется, на всю улицу. И никакие стёкла не спасут.
— Трахай меня…Глеб, трахай…
— Бля, ведьма, без ножа режешь… Не могу, не сейчас…Ласково надо…
— Кому надо? Тебе? Я сказала живо трахай! — кричу на него, он смеется и вдруг резко приподнимает меня, проталкивая на заднее сиденье. Не успеваю думать и соображать.
— Трахай, говоришь… — укладывая меня на живот, наваливается сзади. Одним рывком входит, обхватывая за волосы и прикусывая мою шею. — Так тебя трахать? Так?
— Да…Так…Трахай…Ещё трахай…Как скучала…Боже, как я по тебе скучала…
— И я скучал…
Движения становятся всё размашистее. Стёкла запотевают. Мне кажется, мы разрушим пол дома, когда туда приедем. Я так точно не смогу сдерживаться. Это не гормоны…Это какая-то невозможная паталогическая зависимость от его близости. Словно если его у меня не будет, я просто зачахну… Засохну как цветок без воды… Как бабочка в банке…
Едва он подсовывает под мой живот руку и забредает до пульсирующей горошины, надавливая пальцем, я взвизгиваю и проваливаюсь, ошеломляюще кончая с такой силой, что прикусываю себе губу до крови.
Боже…Это просто…С ума сойти.
Дышу куда-то в кожаную обивку, когда Глеб делает заключительные движения, а я сжимаюсь на нём, чувствуя, как он заполняет меня полностью. Не знаю, почему мне так нравится, но заниматься сексом без презерватива и ощущать, как он кончает в меня настолько приятно чисто психологически, что меня всю размазывает в этом салоне. Я хочу остаться здесь навечно…
Это доверие…Это совершенно точно оно.
Глеб утыкается в меня лбом. Рассматривает, снимая с моего лица пряди волос.
— Катя…Что ты со мной творишь…Тебе не больно?
— Боже, нет. Конечно нет. Мне хорошо. Я бы сказала, если бы было больно, ты что…Там ведь наш малыш. Я всё контролирую. Чувствую. Ты не делал больше, чем я позволяла.
— Хорошо… Слава богу. А то у меня чувство, будто я как зверь реально на тебя накинулся, — смеется он, подтягивая штаны, и мы оба смотрим на мои колготки.
— Ну не без этого конечно, — отвечаю, хихикая. — Мне понравилось…Надеюсь, это не разовая акция…
— Вечером мы обязательно продолжим, а пока…Я хочу отвезти тебя к матери…Она знает, Катюш. Очень хочет с тобой поговорить…Обо всём, что случилось…И насчёт внука…
— Боже мой…Хорошо…Хорошо, Глеб, я поняла…но мне бы переодеться…
— Конечно, ведьма…Сначала домой. Переоденешься и в путь…
Стоит приехать во дворец Адовых, и Руслан, и Марина Андреевна встречают меня крепкими семейными объятиями. Если честно, я даже не ожидала такого тёплого приёма.
— Прости, Катюш, что всё так получилось…
— Нет, Вы что…Вы не виноваты…
— И всё равно это неправильно…Ужасно…Глеб сказал, что нас уже слышит некий Ярослав Глебович, — улыбается она, вгоняя меня в краску. Я тут же смотрю на Адова, а он лыбится с таким павлиньим гордым видом, словно сорвал джек-пот. Не иначе.
Боже, какой же он смешной. Несносный мужчина…
До сих пор не представляю, как его нашла…
— Да, мы решили назвать мальчика Ярослав…Сейчас почти пятнадцать недель…Всё хорошо, Марина Андреевна…
— Боже, ты не представляешь, как я рада…Как я счастлива. Я буду хорошей бабушкой. Обещаю…
Улыбаюсь. Приятно конечно это слышать. Особенно после всего, что произошло между нами.
— Глеб с тобой стал совсем другим, Кать. Он тебя любит. Сильно-сильно любит. Я это вижу. Материнское сердце всё чувствует. Ты и сама поймешь…Ведь скоро будешь мамой.
Боже, от другого человека звучит совсем иначе. Я ведь действительно скоро стану мамой. Нутро ласкает от этих слов. Я ведь очень жду нашего сына…Очень-очень.
— Пойдёмте за стол…
Вечер в компании семьи прекрасен. Марина Андреевна держится. Видно, что ей больно, но она достойно переносит весь хаос, что творится вокруг. А Рус помогает ей в этом, ведь после смерти Лины он больше не живёт в их квартире, а почти всегда находится здесь, если не в рабочих разъездах.
Идиллию нарушает звонок охраны, которая сообщает, что у нас гостья. Я вся иголками покрываюсь, думая о Беате, пока на пороге не появляется девушка. Кареглазая, темноволосая. Очень красивая, но напряженная.
— Кто это, — шепчу Глебу, а он, кажется, пребывает в трансе.
— Сестра Кира, — отвечает, когда я вижу, как Рус невежливо выталкивает её обратно к двери.
— А что она здесь делает? Что-то случилось? Они с Русом…Что?
— Не знаю, ведьма, — Глеб берёт меня за руку и ведёт обратно за стол, а их мама наоборот направляется туда, чтобы унять странный конфликт на пороге их дома.
Через пару минут все трое возвращаются к нам.
— Ну, вот, Катюш, наконец, я тебя увидела, — улыбается она, на что я недоумевающе смотрю то на неё, то на Глеба.
— Привет…А откуда ты…
— Соня рассказывала. Да и Глеб тоже, — отвечает она, отмахнувшись. — Что уж греха таить, он все уши прожужжал.
— Да? Хммм…
Глеб лишь растягивает губы и смотрит на неё ледяным, как айсберг, взглядом, а она ухмыляется.
— Русланчик, дорогой, передай, пожалуйста, сок, — просит она его милым голоском, и со стороны всё это дико меня пугает. У неё какой-то дар, точно. Она выглядит словно дрессировщица в цирке. У Руслана такой хмурый и растерянный вид, будто его окатили ледяной водой. Он сжимает челюсть, но передаёт ей графин, на что она коварно улыбается.
— Я сейчас принесу ещё один столовый набор, — поднимается Марина Андреевна.
— Я помогу, — цедит Руслан и встаёт из-за стола.
— А что происходит? — спрашиваю у Глеба, но не скрываю вопроса от новой знакомой.
— Ой, да не волнуйся. Он из-за меня бесится, — объясняет девушка. — Я — Надя, кстати. Волкова.
— Катя…
— Да, я знаю. Говорю же…У нас с Глебом долгая история. Никогда не забуду его помощь мне…
Не совсем понимаю о чём она, но не стремлюсь лезть глубже.
— Гербера…Чё у вас такое? Чё ты сюда приходишь? Кир в курсе?
— Нет, и ты ему не скажешь, — выдаёт она грубым голосом. — Посидим за столом, и я пойду…Так надо. — улыбается она, глядя на меня. — Он тебя любит. Впервые вижу, чтобы любил. — отвечает, обращаясь ко мне.
Я и так это знаю, но комментировать не стану…
Дальнейший вечер проходит странно. Потому что мама очень рада видеть Надю, чего не скажешь о Руслане. Он реально весь как заведенный.
— Отвезу тебя. Собирайся, — грубо цедит он, пока Надя радостно и чуть ли не вприпрыжку скачет к двери.
— Рада была познакомиться, Катюша, — девчонка обнимает меня, а я теряюсь, но тоже обнимаю в ответ. — Вы с Соней классные. — выдаёт она без заминок.
— Спасибо…Ты тоже…
Руслан быстро открывает дверь.
— Шуруй уже, — грубит он, на что она показывает ему язык, но покидает дом, и мы с Глебом тоже планируем возвращаться к себе.
Марина Андреевна прижимает меня, не желая отпускать.
— Дочка…Как я рада…Я просто жду этого момента, как чего-то запредельного…
— Я тоже рада. Спасибо Вам…
Оборачиваюсь и жду, когда Глеб обнимет её, а затем он что-то шепчет ей на ухо, отчего она вся краснеет и начинает плакать, уткнувшись ему в плечо.
Мне трудно даже смотреть на это…
И когда мы уезжаем, я смотрю своему парню в его бескрайние голубые глаза и просто не могу не спросить:
— Что ты ей сказал…Там…?
Он отводит взгляд на дорогу, а потом снова бросает его на меня.
— Впервые сказал, что люблю. Впервые и только благодаря тебе.
Выдыхаю и вся покрываюсь мурашками. Это очень странное ощущение. Его душа раскрывается со мной. И я счастлива видеть это…
Когда добираемся до дома, сносим всё на своём пути. Буквально ломаем мебель, не жалея и не замечая ничего вокруг.
— Мы ненормальные…Сумасшедшие, — ловлю руки Глеба на себе, пока он срывает с меня одежду.
— Сумасшедшие, да… — отвечает он, целуя меня. Затыкая, овладевая. — И это охуеть как вставляет…Хочу тебя…Тебя одну, блядь, ведьма…Так хочу, пиздец, ведёт от тебя…
Раздеваемся на ходу, вещи бросаем по пути на кухню и впервые соединяемся на кухонном островке. А дальше…
Встречаемся и с раковиной, и с диваном, и с кроватью, и с полом, и со стенами, и со всеми, блин, поверхностями в этом доме. Дальше идём в тренажёрку, потом в бассейн, а завершением служит секс на бильярдном столе, где я хнычу под Глебом, потому что у меня уже болят ноги от этого растяжения, но он не прекращает. Да и я не хочу, чтобы прекращал…Мышцы привыкнут…А пустота без него никуда не денется. Поэтому я мечтаю, чтобы он продолжал.
— У меня сюрприз для тебя… — шепчет, даже не выходя из меня. Так и продолжает нежно в меня входить, пока я стараюсь дышать полной грудью.
— Какой?
— Я официально свободен, ведьма…Пойдём утром подавать заявление? — спрашивает, нависая надо мной, и останавливается.
Обмираю. Кажется, что не дышу. Крепко обнимаю его за плечи и выдыхаю, ощущая, что по вискам текут слёзы счастья.
— Пойдём…С тобой хоть куда, любимый. Хоть в рай, хоть в Ад. Лишь бы с тобой…
Глава 28
(Глеб)
Солнце в это утро провожает нас с Катей до ЗАГСа…
Неумолимо светит, словно освещая для нас этот особенный момент.
Бесконечно заглядываю ей в глаза. Люблю так, что не чувствую границ. Если раньше представлял неделю без неё как пытку, то сейчас думаю об этом, как о разрыве сердца. Сразу летальный исход…
Всё слишком. Всё запредельно рядом с ней. Абсолютная, мать его, погруженность в другого человека. Я болен ведьмой…
Навсегда ей болен.
— Чего ты так смотришь? — хихикает она, прикрывая ладонью губы. — Прекрати.
— Не-а…Красивая. До сих пор не верю, что моя.
— Твоя, — отвечает она перед входом в учреждение. Да и после того, как подаём заявление снова повторяет. Для закрепления результата. Словно чувствует, что мне это нужно. Знать, что только моя.
— Люблю тебя.
— И я тебя…Бесконечно…
Чтобы у нас было время подготовиться к свадьбе выбираем с ней дату попозже.
20 апреля. На всё должно хватить.
Естественно, я хочу закатить такое торжество, от которого у Катюхи глаза на лоб полезут, но боюсь, что она такого совсем не хочет…И зря.
Ведь совершенно точно заслужила…Слишком красивая, чтобы быть правдой.
Слишком добрая, чтобы быть с таким, как я…
— Самой красивой невестой будешь…Самой-пресамой. В самом охренном платье…Ты уже думала в каком?
— Нуууу…Думала немного. Не то чтобы прямо фантазировала, — смеётся она. — Всё-таки ты был женат…
Словно издевается. Только она так умеет…Хоть глаза и отдают озорным блеском.
— Боже…Не напоминай…Это полная жесть, — закатываю я глаза, вспоминая свою фиктивную жёнушку. Если бы наш тот секс оказался правдой — я бы сдох на месте.
— Да уж, это точно…Зато теперь ты полностью мой, Адов…
— Я всегда был полностью твоим. Никогда, с тех пор как увидел, не хотел никого другого. Приворожила… — заявляю со стопроцентной уверенностью. Знаю, что это её чары. Только она так на меня действует.
— Да, я очень старалась.
— Знаю… — останавливаюсь и целую её прямо посреди улицы. Теперь можно всё. Хоть у всех на виду. Хоть по телевизору. Везде.
Катя отвечает. Да с такой отдачей, что у меня яйца снова поджимает, хотя и так всю ночь и всё утро этим занимались, так нет же…Мой ненасытный организм решил окончательно свести меня с ума.
— Блядь… — поправляю штаны и беру её за руку, потянув к машине.
— Адов, ты опять, — хохочет она, пока я как бульдозер иду на пролом, мечтая лишь об одном. Вернуться домой и припечатать её к постели. Буквально не могу без неё, так сильно соскучился, что порой рвёт башню от этой зависимости…
Все дни напролёт мы заняты подготовкой. То одно, то другое. И это здорово. Мы узнаём друг друга. Думаю, что как раз ремонт и подготовка к свадьбе определяют насколько вы любите друг друга, потому как это те самые вопросы, в которых нужно искать компромисс…Но у нас с ведьмой…
У нас всё намного глубже. Ведь мы столько всего пережили. Что ещё может причинить нам неудобства и страдания? Ничего… Поэтому мы не зацикливаемся. Если я где-то перегибаю палку, она прямо мне об этом говорит. Я же…Объясняю насколько мне важно, чтобы этот день запомнился. И нам, и всем вокруг. Начиная с бурды, что нёс в прошлый раз регистратор, которого я толком не слушал, заканчивая танцем, первой свадебной ночью…Обменом кольцами. Да вообще всем. Потому что с ней…
Потому что это навечно. Внутри. Клянусь, как только её встретил, завёл себе сундучок, в который складываю все воспоминания. Глубоко, да. Но он там есть. Там хранится и плохое. Оно меня учит. Не поступать с ней больше, как мудак. Меньше ревновать. Любить сильнее и громче… Особенно с учётом того, сколько всего пройдено за руку.
Прошло уже полтора месяца. Всё самое ответственное ещё впереди, но приближение уже чётко ощущается…И от этого в грудной клетке становится тепло…Очень тепло…
Раньше я не был таким сентиментальным, но теперь…Когда думаю, что Катюша станет моей женой, у меня реально крылья за спиной вырастают. Это ведь она…Только моя. И ничья больше.
Только я её любил. Только я касался…Все запретные места её трогал. И в душе тоже только я. Внутри я…Повсюду.
Мама поддерживает во всём…Отцу дали восемнадцать лет. Как бы печально не звучало, но навестить его никто из нас так и не осмелился. Было чревато новым убийством. Потому что раны не зажили. Наоборот. Гноились.
А Рус…Там вообще сумасшедший дом. Не ввязываюсь в их отношения с Надькой. Собственно, как и в отношения остальных. Всё…Хватит…
Катя конечно ещё что-то пытается. Выясняет. А я держусь в сторонке. Допомогался уже. Чуть не разосрались в пух и прах.
Но всё резко меняется с приходом весны и вестей о том, что наш дорогой Фил сейчас в Вене. Жив, здоров. Под новым именем вместе с нашей дорогой «сестрёнкой». Приходится собраться втроём и обсуждать это, потому что далеко не шутки ехать куда-то за месяц до свадьбы. Однако второго такого шанса может просто не представиться.
— Если ты отпустишь…
— А у меня есть выбор? — Катя смотрит и тяжело дышит. Вижу, что ей больно. Понимаю её опасения и нервозность, но как я могу бросить Руса одного в этом вопросе? Это уже дело чести. Братья так не поступают.
— Кать, я вернусь к тебе…Мы поженимся. Всё будет…Но мы должны туда полететь. Другого шанса может не быть. Наши люди кое-как нашли его…Пойми…
Руслан молчит. Тоже всё понимает. Выглядит взволнованно.
Катя обвивает мою шею руками и тянет к себе. У неё уже виден животик. Не так сильно конечно, но я постоянно глажу его ладонями. Просто с её тонкой талией он смотрится столь красиво и аккуратно…А ещё…Волшебно. Притягательно. Завораживающе…
Чувствую эту связь между нами. Это просто неиссякаемая энергия. Знать, что внутри твоей женщины растёт твоё дитя. Ощущать его внутри…
Нет, я даже больше, чем сентиментален…Я охренеть какой романтик, оказывается.
— Прости, малыш…Но мне придётся…
— Хорошо…Хорошо… — частит она куда-то в мою подмышку.
— Не плачь. Всё будет в лучшем виде. Мама останется с тобой. Да и Соня…
— Знаю…
— Вот и хорошо… — целую её в макушку. — Я тебя люблю. И нашего бандита тоже…
— Возвращайся, пожалуйста, домой…У меня сердцу не спокойно…
— Это всё твои кошмары…Всё они…Думай о хорошем, и мы скоро вернёмся, Кать…Всё будет, как мы планировали…
Проходит пять дней. Добравшись до Австрии, мы с Русом действуем по заранее спланированному сценарию. Приобретаем оружие. Ищем укрытие. Выясняем детали. У сучёныша намечается День Рождения 19 марта, и это как раз кстати. Ровно через два дня в одном из отелей Вены недалеко от Дунайской башни. Он запланировал такую тусовку, на которой легко будет потеряться. Это тоже играет на руку.
— Спасибо, что поехал со мной. Правда я теперь волнуюсь… — заявляет Рус, пока проверяем оружие, припрятанное здесь пару дней назад. Он никогда не волнуется. Но тут…Я его понимаю. Уже скоро…
— Я не мог тебя бросить. Это и моя жизнь тоже. Всё это…То, что случилось…
— Я знаю. Тогда жмём?
— Жмём…
С помощью связей нам удалось пробраться в подсобные помещения отеля заранее прямо перед самой вечеринкой. Естественно, мы с Русом могли и взорвать здесь всё к херам, это бы решило многие проблемы, но другие люди ни в чём не виноваты, даже если они дружат с такой сволочью, как Фил.
Всё начинается на самом торжестве. Наблюдаем за ним, ни на секунду не выпускаем из виду. Вижу, как у Руса закипает кровь в жилах. Знаю, что сдерживаться чертовски сложно, но повсюду люди Фила. Нам и так с трудом удалось попасть сюда. Только за счёт того, что начальник охраны отеля лично знаком с хорошим товарищем Руса.
Однако в суматохе мы не сразу понимаем, что вечеринка, а точнее часть её гостей во главе с Филом перетекают на какую-то яхту, пришвартованную к берегу Дуная. Всё выходит из-под контроля. Он будто специально создаёт новые препятствия. Пробраться туда значительно тяжелее, но как только на улице темнеет, а вокруг творится балаган, приходится вырубать охранников одного за другим, а затем и гнать оттуда самых избранных, которые оказались на судне. Среди гостей есть парочка наших людей. На всякий случай. Они-то и помогают избавиться от большинства секьюрити.
Музыка играет очень громко, а ещё салюты и прочее. Фил отвлечен Викусей и не слышит реакции приглашенных, которых мы столь невежливо выталкиваем оттуда. Всё просто идеально складывается, если бы не одно «но»…
Он всё же замечает нас.
Не знаю сколько минут проходит, но очень скоро понимаю, что мы движемся. Быстро неумолимо движемся по течению. Он запустил двигатель. Хрен знает, что задумал этот кретин, но я пытаюсь добраться до них обоих и до рубки тоже. Пока играем в салки по всему корпусу, оказываемся на палубе возле носа. Кое-как успеваю перехватить самое важное сокровище, которое Фил не мог не взять с собой. Естественно это его и затормаживает. Она верещит, пытается кусаться и вырывается, а Рус целится в осатаневшего Фила, который и сам размахивает перед нами своим пистолетом.
— Я не собирался её убивать! — последнее, что слетает с уст, и я слышу два выстрела, пронзающие тишину, словно лезвие ножа. Странно, они звучат почти одновременно, точно не по очереди, а будто эхом… От этого громкого залпа в ушах всё закладывает. Звенит. Не знаю, что это, но в груди вдруг нещадно жжёт. Настолько сильно, что хочется раздеться.
Горячо…Просто огненная лава.
— Глееееб! — слышу задушенное, но громкое со стороны.
И всё как в замедленной съёмке. В голове вакуум.
Вижу перед собой Фила, который уже лежит мёртвым грузом на палубе, Руса, который кидается в мою сторону, плохо соображаю, но вдруг бросаю взгляд вниз и улавливаю на своей футболке кровь. Чуть выше солнечного сплетения. И пятно разрастается. А дышать становится тяжелее, словно мне поломало рёбра. Слышу нервный вскрик той самой Викуси, а потом чувствую, как её руки толкают моё тело через борт, и я абсолютно дезориентировано падаю за борт яхты, мчащейся по Дунаю на всех скоростях.
Оказываюсь в воде и тут же глохну. Будто все конечности омертвели и всё вокруг вдруг перестало существовать. Замерло на секунды.
Вокруг бескрайняя темнота.
Одежда становится камнем, тянущим меня ко дну, а течение сносит так быстро, что я не могу выплыть. Плюс эта дикая боль, разрастающаяся в грудной клетке.
Секунда. Вдох. Второй.
Слышу вдалеке крики Руса. И снова под воду.
Теряю ориентиры. Несёт с такой силой, что закручивает в смертельную петлю.
Иду ко дну. Нет сил сопротивляться…
Тащит. Уносит. Но я обещал ей…
Я обещал…
У меня вот-вот родится сын. Я не могу так их подвести…
Господи, дай сил выплыть. Помоги.
С запоздалым чувством страха начинаю осознавать, что одна рука не шевелится. Будто нервные окончания вообще отключило. И грести получается только правой, но воздуха становится всё меньше, а паника внутри нарастает…
И вдруг…
Во тьме реки я вижу её…
Плывущую ко мне и обвивающую руками и ногами.
Целующую…И не отпускающую.
— Ты дома…Ты со мной…Мы вместе…
И я ухожу ко дну, наконец перестав сопротивляться…
Глава 29
И я открываю глаза посреди тёмной ночи. На часах пол второго…
Душе не просто не спокойно, её на части разрывает. И живот разнылся, словно ребёнок чувствует мою тревогу. Провожу по нему ладонью. Словно пытаюсь успокоить. Но успокаивать надо себя саму…
— Тише…Тише, малыш…Мама здесь…Всё хорошо…
Смотрю в окно и хожу по комнате, проверяя телефон. Ни одной весточки. С тех пор как уехали, уже прошло почти трое суток и ничего…Ни единого звоночка или сообщения. Знаю, что они и телефоны-то с собой не брали, но всё же…Страшно.
Очень и очень страшно.
Боже, Глеб…Как же хочется, чтобы всё закончилось. Чтобы ты каждую ночь был рядом. Чтобы никогда меня не оставлял.
Я ведь даже не могу ни о чём другом думать. Когда встречалась с Соней всё время смотрела в телефон. Толком не слушала даже. Так стыдно теперь. У меня в груди всё взрывается в ожидании чего-то плохого…Но я молюсь…
Правда всё время вспоминаю слова ведуньи и понимаю, что не могу досмотреть тот сон…Никак не получается. Сколько не стараюсь, просыпаюсь тогда, когда его уносит от меня вглубь гущи воды…
Чёрт-те что…
Уснуть снова удаётся только к четырём утра, а просыпаюсь я уже в восемь от звонка охраны.
— Тут… Руслан Александрович, — сообщает Миша, и я сонно жмурюсь, пытаясь сообразить, что происходит.
— Погоди, Миш…Я сейчас спущусь.
Надеваю тапочки, набрасываю халат и пулей лечу вниз. Не понимаю, почему только Руслан…Ведь это значит, что и Глеб тоже…
Может, это сюрприз?
Кое-как удаётся разлепить глаза, потому что из-за бессонной ночи, они словно склеенные.
Вылетаю и тут же натыкаюсь на его взгляд. Буквально сразу проваливаюсь куда-то, когда смотрю в покрасневшие глаза и вижу его дрожащие руки. И уже сразу всё понимаю. Уже сразу чувствую.
Стою и мотаю головой на месте, обхватывая свои плечи. По телу дрожь, а внутри всё съёживается от одной только мысли…От одного представления, что сейчас услышу.
— Кать…Кать…Мне жаль…Я…Я всё обыскал, Кать…Но он…Его утянуло в Дунай. Его ранили…Точно в грудь, Кать… И он упал в воду…
На этих словах я уже ничего не слышу, потому что тело отказывается функционировать. Падаю на пол. Царапаю его ногтями, пытаясь зажать в кулаки трясущиеся ладони.
Проснись! Проснись! Ну же, Катя, мать твою, проснись! Это всего лишь продолжение твоего кошмара! Это оно!!! Это точно оно…
Но почему же так отчётливо? Почему так по-настоящему?
Господи, как же больно. Словно внутри всё битым стеклом обсыпано. Будто выворачивает наизнанку все внутренности.
Руслан обнимает меня на полу гостиной, а я не могу вдохнуть воздух.
— Катя, прости меня…Прости…Боже, давай в больницу…Тебе плохо???
— Погоди…Погоди… Где он…Где он, я хочу посмотреть…Где…
— Его тело не нашли пока, Кать…Там ведь глубина. Да ещё и ночью. Твою мать, — Рус начинает плакать. И я вместе с ним. Так и сидим посреди комнаты дома, в котором совсем недавно было столько счастья. Так и прижимаемся друг к другу, и не можем остановиться.
— Он ведь мог…Выплыть…Это же Глеб… Он ведь сильный, — твержу больше себе самой. Уговариваю себя. Прошу подключить веру. Она сейчас очень нужна. Иначе я просто умру.
— Кать, ему в грудь выстрелили. И он не мог толком на воде держаться. Я видел, бросился за ним. Искал его, там течение, даже меня чуть не снесло…Конечно его будут искать, но… — у Руса зуб на зуб не попадает. А я и вовсе сейчас нахожусь не здесь. Не могу в полной мере ощутить, что чувствую. Я видела это сотни раз, а теперь, когда понимаю, что произошло в реальности…
Не уберегла…Не спасла…
Не защитила…
Мне с трудом верится, что я всё ещё в сознании после этих новостей.
— Нужно искать…Нам нужно…Я не верю. Полетели туда, Рус…Полетели вместе…
— Хорошо, Кать…Мы полетим…Но сейчас тебе нужно немного полежать, ладно? Я боюсь за твоё состояние…Сейчас позвоню матери, она приедет…Прости меня ради всего святого…
Руслан кладёт руку на живот, совсем как Глеб. Господи…У меня внутри всё тугими узлами сворачивает, и я навзрыд начинаю реветь, забыв обо всех приличиях. Просто расхожусь в яростной истерике.
И сколько бы Руслан не прижимал к себе, не успокаивал… Сколько бы слов не говорил, я не чувствую успокоения, лишь одну всепоглощающую боль.
— Мне нужно…Мне нужно в Питер…Срочно нужно в Питер…
— Зачем?
— Там живёт одна женщина…Нужно к ней…Может она знает…Она знала. Мне нужно к ней…Позвони Игорю…
Паника в груди нарастает и так мы с Русом решаемся на это безумие.
Сидим перед той самой бабушкой уже спустя пять часов после случившегося. Он прекрасно понимал, что мою истерику не унять, если не поехать со мной. И опасаясь за малыша, решил прислушаться. Игорю оставалось только сопроводить нас.
— Снова ты…С мужем? — косится она на Руслана, но я молчу. — А…Нет…Энергетики похожие. Брат, выходит…
— Да, брат. Брат…
— Заплаканная. Случилось твоё горе? Никак не уймёшься? — спрашивает она, словно издевается над моими чувствами. А я сейчас такая злая, что могу и нахамить. Не контролирую то, что внутри. Вообще не могу сдерживать эмоции.
— Как мне это сделать, если я его люблю?! Может есть какой-то шанс…Помогите, — умоляюще смотрю на неё вся в слезах. Обжигает так, что всё лицо горит.
— Ты и сама знаешь, что муж твой не самый порядочный человек на свете…
— Но он и не самый плохой! Он вообще не плохой! — выпаливаю, повышая тон.
— Милочка…От меня ты чего хочешь?
— Посмотрите, жив он или нет…Это всё, что я прошу, — захлёбываюсь, пытаясь угомонить свой нрав, но плохо выходит.
— Тебя это утешит? А если скажу, что мёртв? Ты соображаешь, какой отсюда выйдешь? — спрашивает меня бабушка, а я всхлипываю, уткнувшись в свою руку и зажмуриваю глаза, едва услышав это.
— Ничего не могу сказать. Ни жив, ни мёртв. Как-то так.
— В смысле?
— В прямом. Думай, как знаешь. Всё, что я вижу. А ты, молодой человек, — обращается она к Руслану. — Забирай её отсюда. Дурная она. Рядом будь. А то случится что плохое…
Руслан конечно же не верит во всю эту чушь, но всё равно уводит меня оттуда, а я не понимаю, дало ли мне хоть что-то что я приехала. Не стало ли хуже? Что значит ни жив, ни мёртв…И где мне теперь найти покой????
Месяц спустя мы так и не находим ни Глеба, ни его тела…
Я стою перед окном нашего дома и смотрю вниз на яблони, вспоминая как он расхаживал по саду, покуривая свои сигареты. Как я злилась на него…Как отчаянно отрицала чувства и симпатию к нему. Обзывала психом и заносчивым мажором…
А теперь в груди такое месиво, что я ненавижу себя за это…За каждую секунду, что потеряла тогда. За каждый миг, когда уже могла быть его, но противилась.
20 апреля…Сегодня 20 апреля…
Дата нашей свадьбы, которой не будет. В чехле передо мной висит моё свадебное платье, выполненное ещё полтора месяца назад на заказ. А я даже не могу смотреть на него. Внутри всё полыхает, словно напалмом облили и подожгли… Внутри настоящий Ад…
Не так стала Адовой, так по-другому…Через боль и страдания. Через кровь и потерю…
Боже…Родной.
Где бы не был, вернись… Вернись, я тебя умоляю.
Я не могу без тебя.
Просто чувствую, что сдаюсь.
Я ведь видела нас. Видела…И Ярослава, и тебя…И мою вторую беременность. Мне не могло это надуматься. Нет. Только не о нас с тобой.
Глеб, я скучаю…
Мысли набатом пронзают тишину, пока я вдруг не слышу звук шагов.
— Екатерина Андреевна…Там Кирилл Викторович снова приехал, — сообщает мне Миша. Они каждый день ко мне приезжают. Некоторое время мы с Русом провели в Вене. Сейчас он там и остался, отправив меня обратно. А Кир…Кир пока здесь…
— Привет, — обнимает он меня и от прохлады одежды я вздрагиваю.
— Привет…
— Как сегодня? Ничего не болит?
— Нет… — выдаю, присаживаясь на софу. — Всё время кажется, что он вот-вот зайдёт… — шепчу предательски дрожащим голосом. Чувствую, что снова хочу плакать, да и Кир выглядит иначе.
— Да, я тоже…
— Удалось что-то выяснить?
— Нет…С Русом общался…Но там пока…Пусто в общем…
— Понятно…Сегодня должна была состояться церемония и свадьба, — улыбаюсь самой наигранной фальшивой улыбкой, но губы всё равно кривятся. От жуткой боли, что сидит на поверхности. — Кир, я…
— Я знаю, Катюш, — Кирилл придвигается и обнимает меня за плечи.
— Мы ведь не оставим попытки, да? Будем его искать…Водолазы ведь всё равно должны найти его…Чтобы хотя бы похоронить по-человечески…Чтобы…
— Его ищут, Кать…Его ищут. Проклятие…Не знаю, что ещё сказать. Самому дерьмово, — выдаёт Кир, нахмурившись и опустив голову. — Он ведь мой брат…Я должен был быть рядом тогда. Подстраховать. Помочь…Но не был.
— Не говори так. У тебя тоже были причины. Были свои дела. Ты не виноват в этом. Если кто и виноват… То только обстоятельства…
— Он жизнь положил, чтобы ты была в безопасности. Чтобы отомстить за родных. Он всегда такой…Знаешь…Дерзкий, боевой, очень наглый, — Кир смеётся, будто вспоминая. — Мне пиздец тоскливо без него. Просто как будто часть души выдернули. Не знаю… Надька говорит, что он жив… Это Надька…Сказала, что он в принципе не может…Ты понимаешь…
— Чем он тогда помог ей? Она говорила…Что он очень помог…
Кирилл сжимает мою руку и смотрит в глаза, но потом уводит болезненный взгляд и слегка наклоняет голову в бок, вздыхая.
— Тогда…Три с лишним года назад…Надю изнасиловали…И…
— О боже…Я поняла, Кир…Я всё поняла…
Я уже давно сопоставила, но боялась спрашивать. Помнила ведь, что Людмила Эдуардовна рассказывала про девочку, которой Глеб помог справиться. Вот всё и совпало.
Так почему же его ждала столь жестокая судьба? Почему всё так больно?
Почему несправедливо???
— Идём…Хочу позвать тебя прогуляться. Там свежий воздух и солнце. А тебе нужно…Глеб бы хотел, чтобы ты чаще гуляла…
— Хорошо. Я сейчас выйду, Кир. Только умоюсь и переоденусь. Может ты хочешь завтракать? Я ещё не ела…
— Да, можно…
Так мы с Киром проводим первую половину дня, а я всё время думаю о том, как бы мы с Глебом сейчас держались за руки на регистрации и целовали друг друга, обмениваясь любящими взглядами. И я не знаю, что на меня находит…
Но, как только прощаюсь с Киром, я звоню во ФСИН, чтобы узнать куда определили Александра Юрьевича. Хочу посмотреть в глаза человеку, которого всей душой ненавижу. Из-за которого всё это и произошло…
Посмотреть и отпустить грехи…
Может тогда моему сердцу станет хоть немного легче…
Глава 30
— Можете заходить, — звучит баритон парня в форме и меня ведут по узкому коридору, где повсюду хлопают металлическими дверьми. — Сюда.
Помещение отталкивает. Много коридоров, грубые голоса, холод. Все смотрят на мой живот, потому что мне здесь явно не место. Но этот один раз должен был состояться.
Видеться с Александром Юрьевичем разрешено лишь в присутствии охраны. И это даже хорошо.
Когда оказываемся лицом к лицу он смотрит на меня удивленным, но, как всегда, озлобленным взглядом. А по моей коже тут же проносится знакомый колючий холодок.
— Принесло… — цедит он, рассматривая меня недовольным взглядом. — Залетела? Прекрасно.
— Я присяду, хорошо?
— Чего тебе? Пришла потешить эго? Небось уже распоряжаешься деньгами моего сына, как своими собственными…
— Я пришла сказать, что Глеб пропал без вести уже как месяц…В окрестностях Дуная…После смерти Филиппа Соколова… — выдавливаю, на что его отец меняется в лице. Прибавляется тревога. Что уже радует. — Всё это…Ваших рук дело…Это вы всему виной.
— Как это случилось?
— Ему выстрелили в грудь. Он упал за борт…И это всё, что я знаю, — отвечаю сдавленно, проглатывая ком. — С ним был Руслан. А сделал это Ваш прихвостень.
— Он мне не прихвостень. Он вообще никто. Просто пешка. И я не виноват, что Глеб такой упрямец. Что он всё время лезет на рожон! Проклятие! — он ударяет ладонью об столешницу, и я вздрагиваю.
— Полегче, — ругается охранник. — Не буянь, Адов.
— Не знаю, зачем ты пришла. Чтобы сказать мне это для чего?!
— Пришла сказать, что ненавижу Вас всей своей душой. Что хочу, чтобы Вы понесли заслуженное наказание за всё, что сделали. Но так же…И хотела сказать, что прощаю Вам Ваши грехи.
— Ты мне прощаешь?! Ты кто такая чтобы мне что-то прощать?! — хамит он в ответ, а я держусь за живот.
— Я мать Вашего внука. Жена сына. И так будет всегда, — отвечаю я холодным тоном и выхожу оттуда, бросив на прощание лишь короткий и пренебрежительный взгляд.
К чёрту…
Ты не можешь быть мёртв. Ты не можешь…Я тебе этого не позволю, Глеб.
Я никогда, слышишь, никогда тебя не отпущу. Уйду раньше, потому что не вынесу без тебя. И я найду тебя… Найду.
Все последующие дни я снова в Вене. Мы с Русом объезжаем клиники, морги, рыбаков, лодочные станции, всё подряд, но тщетно.
— Я не верю, что он просто испарился…Что просто куда-то делся…Это ведь нереально. Он бы уже всплыл, верно???
— Возможно разное…Может куда-то занесло…Кать…Это…Чёрт, это всё равно что долбиться башкой о кирпичную стену, — заявляет Рус, на что я толкаю его в плечо.
— Не смей мне этого говорить! Понял меня?! Понял?!
— Всё. Успокойся!
— А ты думай прежде чем говоришь! Я поехала дальше, — психованно говорю, следуя по тротуару, и он подхватывает меня под локоть.
— Да погоди ты! Не истери и не убегай, блин! — ругается он, но я же намеренно иду вперед, не останавливаясь. — Стой…Катя!
— Отвалите от меня все! Нахрен! Достали! Дай побыть одной!
Не знаю, что на меня находит, но не могу больше держать себя в руках. Двигаюсь к чёртовой реке. Уже ненавижу её до дрожи в коленях.
Смотрю на неё и просто хочу высушить до дна.
Лишь бы найти его…Лишь бы вернуть.
— Верни мне его… — бубню себе под нос озлобленным тоном. Мимо идут какие-то люди и, наверное, я выгляжу как сумасшедшая, но мне плевать. Стою и сжимаю кулаки, а потом Руслан подходит и обнимает меня за плечи.
— Прости. Мы его найдём. Ты права…
— Конечно я права, — дёргаюсь, испепеляя его своим взглядом, на что он усмехается.
— Боже, я и забыл какой ты бываешь… Вы одинаковые… Муж и жена одна Сатана, — твердит он, на что я вздыхаю.
— Мы так и не стали мужем и женой…
— Ну может на бумаге и не стали. Но браки заключаются на небесах. Так что… Он твой муж. Отец твоего сына. Всё будет хорошо. Я тебе обещаю…
Впервые я решаюсь просто наблюдать. Впервые, как только понимаю, что снова тону. Отключаю всё, что могу. Страх, панику.
Ведь всё самое плохое уже произошло, и я точно знаю, что моей жизни ничего не угрожает.
В грудную клетку вдруг поступает мощный разряд тока, по всей коже пробегает крупная судорожная дрожь, и я снова открываю глаза в нашей с ним спальне.
Прямо посреди ночи я хватаю телефон и звоню Руслану, наплевав на тактичность и все приличия, но трубку берёт вовсе не он.
— Да? Кать, что-то случилось? — спрашивает девичий нежный голосок, на что я сперва впадаю в ступор.
— Надя? Это ты?
— Да…
— Руслан далеко?
Не то, чтобы я была против их отношений. Просто это всё странно…Если они конечно вообще вместе.
— В душе…Он в душе. У тебя всё хорошо? С ребенком все хорошо?
— Да-да…Ты можешь сказать ему, чтобы он перезвонил?
— Я могу прямо сейчас его вытянуть, если срочно…
— Вообще да, срочно…Прости, — убеждаю себя, что поступаю правильно.
— Хорошо…
Слышу стук. Она прикрывает трубку рукой. Руслан матерится. Уверена, что дело не во мне, а в том, что она вообще взяла без спроса, а потом ещё и зашла к нему, пока он мылся… Но по моей ведь просьбе…Даже неудобно…
— Я сказал тебе, оставайся в той комнате. Спи там. Чё неясного?! — орёт он на неё, перехватывая телефон. — Алло? Кать?
— Руслан, извини, что побеспокоила…
— Да нет, что такое? Плохо себя чувствуешь? Приехать? — слышу волнительное. — Гербера, блин! Замолчи!
— Слушай…Какое там течение? В Дунае…Есть ли вероятность…Что мы…Ищем не в той стране, Рус? Что если…Он ведь охватывает столько стран…Я читала, что порой течение бывает очень сильным…Может…Нам стоит…
Слышу молчание в трубке.
— Ладно, и что предлагаешь?
— Полететь в Словакию, а если нет… То в Венгрию, потом в Хорватию и так по списку…Ну же…Ты полетишь? Завтра…Со мной… Если нет, я полечу одна…
— Полечу, Кать. Полечу с тобой. Завтра утром. Договорились.
Глава 31
Время тянется вечность. В Братиславе все какие-то не особо приветливые, но… Здесь жизнь немного попроще, чем в Вене. И когда им предлагаешь денег за помощь, всё резко меняется. А Руслан так и делает. Либо даёт на лапу, либо угрожает. Я всё больше удивляюсь, как они с Глебом похожи. Не только внешне, но и по характеру. Разве что, в силу возраста, Рус более рассудительный. Более сдержанный. Наверное, Глеб будет вот таким через пять лет…А может и раньше, когда станет папой.
А он станет…Он жив! Я точно знаю.
И пусть Рус считает меня сумасшедшей. Я стараюсь искать не в моргах, как делает он.
— Вы не видели этого молодого человека? Вы не видели? — уже битый час хожу по улицам города. Не знаю, что хочу услышать. Не знаю, что мне это даст.
Но в одно мгновение ко мне подлетает какой-то мальчик и просто внаглую выхватывает у меня из рук телефон, убегая прочь оттуда. Застаёт меня врасплох, и я остаюсь наедине со своей паникой, а его пятки уже сверкают, пока я только прихожу в себя.
— Эй! — возмущенно кричу вслед. — Отдай!
Блин, какая же я тормознутая идиотка… Куда мне с пузом бежать так, как бежит он? Боже…
И Рус, как назло, в другой части города…
Просто прекрасно. Ладно, встретимся вечером в отеле…Надеюсь, он не сильно разнервничается, когда не дозвонится…
Вот ведь влипла.
И фото Глеба не осталось…
Мог бы попросить денег, я бы дала…Зачем вот так грубо? Дурдом…
Хожу по набережной, то и дело высматривая мальчишку. Народу здесь прилично. И местные, и туристы…Не думала, что Братислава такой популярный город. Всё же здесь много неблагополучных районов… Наверное, тот мальчик оттуда…
Пусть этот телефон хоть чем-то ему поможет…Надеюсь, больше, чем мне…
Пока бреду по улице, еле волоча ноги, решаюсь остановиться и посидеть в каком-то кафе, чтобы хоть немного передохнуть. Ноги гудят после всех этих прогулок, но я буду идти, покуда не сотру их в кровь, лишь бы найти тебя…
Лишь бы прийти к тебе…
Проходит около двух часов, пока я всеми правдами и неправдами пытаюсь объяснять прохожим кого я ищу. Голубые глаза, парень 185 см, спортивного телосложения. Грубые черты. Со Словарем получается «тык-мык», но кто-то куда-то меня отправляет, только я сразу понимаю, что они думают не о том…
Снова плюхаюсь на лавку в отчаянии и начинаю плакать…
Катя, ты слабачка…Он бы никогда не стал опускать руки и ныть как ты.
Он бы…
«Будешь всё для меня делать, всё разрешать. Только моей будешь. А я весь мир к твоим ногам положу. Всё тебе отдам, сердце выну из груди. Никогда в обиду не дам. Слышишь? Веришь?»…
Глеб…Только тебе и верю. Только в тебя.
Если бы тебя в моей жизни не появилось, я бы даже не поверила, что можно так любить. Так по-сумасшедшему. Открыто. Дерзко. Грубо. Безудержно…
Встаю и снова натыкаюсь взглядом на того самого мальчика… Встречаемся в безмолвной схватке. Бежать на него бесполезно, он быстрее, да и бить я его не собираюсь. Я же не совсем идиотка.
Просто медленно следую к нему и зависаю в метре, глядя на него расстроенным взглядом.
— Я ищу своего друга… — на пальцах объясняю. Он же молчит…
Показываю на реку.
— Он утонул…Плавал…В реке… — повторяю снова, на что он начинает жестами мне что-то показывать. И тут до меня доходит, что он глухонемой. А я знаю некоторые жесты от Анны. Мы ведь часто болтаем. И я уже кое-что запомнила.
«Я взял телефон не просто так», — показывает он мне, вызвав растерянность, а потом вынимает из-под толстовки до боли знакомую мне вещь, болтающуюся на цепочке. О боже…
Только мятую. Почти выломанную.
И я тут же съезжаю на брусчатку, становясь на колени и роняя голову в пол. Плачу. Надсадно дико реву, понимая, что он снял её с мёртвого тела. Боже, как же больно…Господи, дай сил, не бей так сильно!
Не так сразу…
Оглушительно и громогласно, словно молнией прямо в сердце. Бедный мой малыш…Сколько же он терпит, пока во мне…Прости меня, Ярик…
Я невозможная глупая дура! Правильно сказала ведунья — я дурная. От меня ничего хорошего не жди…
Но мальчишка вдруг отдёргивает меня за плечо, и я поднимаю на него заплаканные покрасневшие глаза.
«Идём со мной», — зазывает он меня, делая рукой круговое движение. — «Идём. Идём».
Кое-как овладеваю ногами и встаю, отряхиваясь от пыли. Вытираю со щек горькие слёзы. Всё ещё реву. Сил нет, чтобы заставить себя дышать и успокоиться хотя бы немного. Но этот парнишка такой настойчивый. Тянет меня и тянет прямо через толпу людей, а потом мы с ним оказываемся возле какого-то таксиста, с которым он обменивается жестами. Мужчина смотрит на меня, а я на него. Выглядит он не очень-то дружелюбно, но я отчего-то готова следовать куда скажут.
— Заплатишь? — спрашивает таксист с характерным акцентом, и я судорожно киваю. И тогда мы оба залезаем на заднее сиденье его машины.
Мальчик больше ничего не показывает, только выглядывает в окно, а я прошу его дать ещё раз посмотреть медальон. И тогда он просто снимает его, передав мне в руки.
Тереблю его пальцами…
Половины просто нет…Будто её оторвало. Как это случилось, чёрт возьми? Его куда-то занесло? В какую-то мясорубку? Как так вышло?
Слёзы не унимаются.
«Ты ведь должен был его защищать!!!». Дурацкий…дурацкий оберег. И нихрена я не ведьма. Я просто дура.
Сжимаю его в руке и понимаю, что мы останавливаемся возле каких-то реальных трущоб. Будет прекрасно, если меня здесь изобьют, отберут все деньги и просто бросят умирать. Ведь мне всегда везло на подобные вещи. А Глеб вытаскивал, словно это его прямое предназначение — спасать мою задницу.
Но как только расплачиваюсь, успокаиваюсь. Никто, вроде как, не хочет причинять мне зла.
— Что мы тут делаем? — спрашиваю мальчика, на что он маячит мне.
«Больница».
Осматриваюсь. Не вижу здесь никаких приличных зданий, но когда он бежит вдоль каких-то руин, я следую за ним, и, наконец, мы оба выбегаем к одноэтажному простому обшарпанному корпусу с крестом.
Действительно больница…
Боже…
Просто иду туда. На дрожащих двоих иду, сжимая кулаки от страха и неведения.
Мальчишка вбегает на крыльцо, где на входе его встречает молодая девушка в медицинском халате.
Он очень быстро ей что-то показывает, объясняет, а она вдруг смотрит на меня растерянным и тревожным взглядом.
— Я ищу своего мужа, — вторю на словацком. Она тут же замирает и кивает. Потом что-то ещё бормочет мальчику, и он немного отходит назад.
А девушка упорно ведёт меня куда-то внутрь здания…
— За мной…
Длинный коридор, много людей, все перебинтованные, еле живые, на ногах-то не стоят. Видимо, это какая-то местная больница для бедных или что-то такое…
Она очень эмоционально что-то говорит, но я не понимаю ни слова, потому что быстро и с акцентом, а вот когда дверь в одну из палат открывается, я вдруг понимаю, что передо мной лежит Глеб…
Глеб…Боже, это реально Глеб…
Бросаюсь к нему, хотя он подключен к системе жизнеобеспечения. Стараюсь не задевать провода, чувствую, что его кожа холоднее моей. Чёрт…Она всегда как пламя, а тут…
— Почему он не реагирует??? Он без сознания? До сих пор?! Что произошло?! — кричу как ненормальная, словно задыхаюсь, когда ощупываю его.
Мой Ад не может быть таким холодным…
Мой Ад должен гореть со мной…
Девушка достаёт телефон и открывает там переводчик.
Пишет мне.
«Парня выловили рыбаки месяц назад. Он находится в коме. Без документов. Было сломано одно ребро. Пулевое ранение, которое чудом прилетело в титановый сплав у него на теле. Он замедлил энергию и силу пули, и в результате только часть раздробленного титана въелась в кожу, спасая основные ткани».
— О, боже… Месяц в коме? Он месяц в коме?!
«Да, но показатели в норме. Возможно, ему нужно лучшее обследование, а без документов и без денег у нас этого не добиться. Парня и так называют здесь счастливчиком. Потому что…Это просто чудо, что его сердце ещё бьётся».
Плачу. Не могу остановиться…Захлёбываясь слезами, понимаю, что я счастлива…Чёрт, я счастлива, что держу его за руку.
Он ведь жив…Всё равно жив…
И всё, что снилось мне — правда. «Ни жив, ни мёртв»…Он просто спит…
— Любовь моя…Вернись ко мне… Глеб…Вернись тебя, прошу…Боже, я заберу тебя отсюда…Заберу…Мы всё сделаем, чтобы ты очнулся. Всё, слышишь?! — целую его холодные щёки, роняя на них слёзы. Маячу руками мальчику.
Прошу, чтобы мне дали мой телефон и в срочном порядке набираю номер Руса… Достаю из кармана все деньги. Всё им отдаю. Всё, до последнего сраного евро. Я им все богатства отдам, всё золото мира…За то, что он жив…За то, что он здесь. Со мной…
Я сама весь мир к твоим ногам положу, родной. Всё тебе отдам, сердце выну из груди. Никогда в обиду не дам… Я тебя верну, любимый. Верну…Чего бы мне это не стоило…
Глава 32
Руслан арендует частный самолёт, и мы в экстренном порядке перевозим Глеба в Германию. В лучшую клинику по нейрореабилитации.
Я верю в чудо. Он верит в чудо. Марина Андреевна. Кир. Соня. Моя мама. Серёжа. Теперь верят все.
Все знают, что он выкарабкается. Потому что он у меня самый сильный.
— Кать…Погуляй давай…Я посижу здесь с ним, — Рус снова пытается выгнать меня из палаты. Беременным нельзя 24 на 7 сидеть в четырех стенах…Но я живу с Глебом тут…Теперь небольшая палата частного медицинского центра в Берлине стала нашим с ним домом.
Что могу сказать о прогнозах?
Они весьма расплывчатые…Никто и ничего не обещает. Прошло уже пять дней.
Каждую ночь я читаю ему. Круглыми сутками болтаю и что-то рассказываю. Глажу его. Рассматриваю. Целую. Нюхаю…Хотя он уже не пахнет собой. Только больницей. Медикаментами…А всё равно стоит коснуться кожи, как по всему телу искры летят. Это в нас с ним природой заложено. Так реагировать друг на друга. Я его чувствую, а он меня. И рано или поздно я его разбужу…Заставлю открыть голубые бескрайние. Заставлю смотреть как раньше…
— Я ненадолго, — сообщаю и выхожу из палаты, натыкаясь на встревоженную Надю. — Не ожидала, что ты здесь…
— Ему плохо…Я должна быть рядом, — говорит она о Русе, нахмурившись. — Если хочешь, я могу пройтись с тобой? Потому что брат ушёл за едой всем вместе с мамой Мариной.
«Мама Марина»… Как прекрасно звучит. Она здесь реально всем как мама.
— Да, я буду только за, — соглашаюсь, и мы с Надей вместе уходим прогуляться по городу. Она выглядит беспокойнее, чем обычно. Это резко бросается в глаза. Видимо, действительно переживает.
— А как сейчас малыш? Толкается?
— В основном когда я хожу, нет…А когда не двигаюсь, тогда начинается просто ураган, — смеюсь, на что Надя тоже улыбается.
— Здорово…Наверное, невероятно волшебное чувство, — с замиранием сердца говорит она, и мне вдруг так интересно становится…Не знаю, можно ли о таком спрашивать, но мы ведь совсем не чужие люди. Я же вижу.
— Надь…А что у вас…с Русланом происходит…? Если я конечно имею право спрашивать…
— Оккупация, — смеётся она, покраснев. — Шучу. Я…В общем я влюблена в него уже три года. Нет…Больше…Чёрт…Я даже не знаю, как сказать…Только не говори ему или Киру. У него и так сейчас проблемы с Соней… Не надо ему знать. Не в курсе, знаешь ли ты что со мной случилось…В общем, в один из дней, когда мне было пятнадцать я вновь увидела Руслана. Конечно он был взрослым. Он был очень взрослым, а я сопливой девчонкой. Он всегда так и относился, если вдруг случайно виделись. Называл мелочью, мелкой и так далее по списку. Я снова его увидела и поняла, что внутри всё клокочет от одного взгляда. Это и была моя первая любовь, а потом… У него ведь была девушка, и я это знала. Так дико ревновала. С ума сходила. Дальше узнала о вечеринке, где он должен быть. Мне так безумно хотелось с ним случайно встретиться, только вот, когда приехала туда…Случилось непоправимое. Словно судьба меня наказывала за то, что пыталась влезть в чужие отношения. Меня там изнасиловали…
— О, боже мой… Наденька… — обнимаю её, хоть и знала про изнасилование, но всё остальное…Просто молнией в сердце бьёт. Боже, какой ужас.
— Нет, всё хорошо, Катюш. Я справилась. Во многом благодаря Глебу. И мы много говорили о Руслане…Я спрашивала, как бы невзначай. Мы ведь с ним семь суток провели только вдвоем. Он всё понял, обещал не говорить Киру. И знаю, что не сказал. Он всегда хранил этот секрет…Не лез. Скорее всего думал, что меня отпустило. Но нет конечно…Разве могло отпустить? Это ведь Руслан…Мы даже придумали легенду про одноклассника. Хотя он мне вообще не нравился. В общем…Глеб — золотой парень. И он обязательно выкарабкается…А мы с Русом обязательно будем вместе. Где он, там и я. Чтобы он там себе не думал, я не отступлюсь, потому что люблю его и вылечу все раны на его сердце. Даже если свои сильно болят.
— Надь…Спасибо…Ты такая сильная. Очень-очень сильная. Добрая, — глажу её по голове, а у самой по щекам слёзы ручьем. — Мне кажется, он уже что-то чувствует. Он просто…Такой…Ему тяжело после аварии…
— Я знаю. Я всё это помню. Я ведь тоже была рядом.
Вздыхаю. Обе вытираем слёзы.
— Давай прекращать плакать. Твоему малышу это вредно. И младший Ад когда проснётся меня по головке не погладит. Наоборот заругает, — через слезы смеется она и вытирает свои красивые карие глаза. — Идём…
— Идём…
Ночью, как и всегда, остаюсь с ним в палате. Остальные разместились в отеле неподалеку. А я караулю и выжидаю момент.
— Помнишь, как мы ездили в мою деревню…Всё время вспоминаю, как мне было страшно и стыдно…Но не за свою бедность или что-то такое, нет…Мне было страшно, что потом, когда ты меня бросишь, воспоминания начнут душить. Боялась впускать глубоко. Была уверена, что у тебя всё несерьёзно…Глупо себя вела. Потому что ты-то как раз показывал, что серьёзен. Ты заботился, пусть и неумело, я потом уже поняла, — жмусь к нему, пока лежу на краюшке его кровати. — Ты первый раз извинился за своё поведение…Я не понимала тогда, как сильно в тебе погрязла. Как сильно люблю…Зато сейчас знаю. Если бы ты вернулся ко мне…К нам… — голос начинает предательски дрожать. — Я бы всё отдала…
Снова целую его, трогаю руки, костяшки, пальцы. Закрываю глаза и, прикладывая голову к его груди, наслаждаюсь размеренным стуком сердца.
— Ты и представить не можешь, какие у меня были чувства, когда я нашла тебя в той клинике…Словно меня к тебе привело судьбой. Буквально вытянуло к тебе. И поэтому я знаю, что ты очнёшься. Точно-точно…Я верю, — глажу ладонью его нежное лицо. Побрила его буквально с утра. Сама. Пришлось изловчиться вокруг маски, но очень мило смотрится. Стал выглядеть лет на шестнадцать… Однако дня через два щетина снова появится…А пока я шоркаю по его лицу своей щекой и балдею. — Люблю. Люблю. Люблю. — посылаю автоматную очередь из поцелуев.
Задеваю подбородок и шею. Хочу достучаться до каждого нервного окончания.
— Хочешь почитаю тебе? Хотя… — спрыгиваю с кровати. — Конечно хочешь…Куда ты денешься… — смеюсь, потянувшись к телефону. Пока листаю книги, начинаю ощущать, что в животе творится футбольный матч. — Ой-ой-ой…Ярослав Глебович…Ты чего? — кладу ладонь и поглаживаю. Чувство, когда он там плавает как рыбка похоже на стремительно лопающиеся пузырьки. Очень странное и волнительное ощущение.
Меня отчётливо пинают и мне так хочется, чтобы Глеб, как и раньше успокоил его. Встаю с соседней кровати и возвращаюсь к нему, бережно взяв за руку. Аккуратно прикладываю его ладонь к своему животу. Улыбаюсь, чувствуя, что они контактируют. Незримая связь. Волшебная. Самая крепкая и нерушимая.
— Папа говорит тебе, чтобы ты успокоился…Что он рядом…Он очень тебя любит… — вздыхаю, глядя на живот. — Ярослав, ты самое дорогое, что у нас есть. И мы никогда не дадим тебя в обиду. Твой папа самый сильный. Он защитит. Он всегда…
Едва перевожу на него взгляд и вздрагиваю.
Потому что Глеб смотрит на меня. Своими глубокими покрасневшими глазами.
А у меня в мгновение изо рта громкий вскрик вырывается. После чего я зажимаю рот ладонью.
— О, боже…Родной… — шепчу еле слышно. — Сестра! Сестра, нам врача срочно! Глеб…Любимый мой…Боже…
— Катя… — всё, что слышу из его уст до того, как его забирают у меня…
Сижу в коридоре, волнуюсь, трясусь. Позвала всех, они вот-вот будут, а у меня сердце сейчас реально из груди выпрыгнет. Одурманенное происходящим просто в каких-то конвульсиях внутри скачет, как ненормальное.
— Чудо, что проснулся, — говорит медсестра. — Не волнуйтесь. Сейчас мистер Карстенс проведет все процедуры, осмотр и его вернут Вам…
— Вы из России?
— Да, я здесь четыре года живу и работаю. Уже выучила язык…За четыре года из месячной комы только трое выходили… Реально чудо. Ждут его здесь, не отпускают, — улыбается она, глядя на меня. — Вы молодец. Ваш муж должен гордиться…Вы прошли такой путь…
— Он гордится…Я уверена. Теперь всё будет хорошо…
Когда выходишь из комы, всё сложно. А с травмами Глеба вдвойне, но…Мы справимся. Доктор говорит, что главное — забота и уход. Тепло…Душевное даже больше, чем физическое. Первое время будет тяжело двигаться и говорить. Но он говорит, реакция на свет хорошая, руки шевелятся и ноги тоже…Так что…Я верю, что всё у нас получится.
Когда остальные приезжают, я всё ещё жду, вцепившись пальцами в стул, на котором сижу. Страшно даже поворачивать голову. Ощущение, что упущу из виду кабинет, куда его забрали. Или я и вовсе боюсь проснуться там…В Москве. Словно ничего этого и не было. И мы никого не нашли.
— О, Господи, как он??? — взволнованная Марина Андреевна обнимает меня, прижимая к себе. — Когда можно увидеть? Что сказал врач???
— Пока меня к нему не впустили…Доктор сказал, что скоро…Глеб разговаривает, двигается…Чувствует боль. Это очень и очень хорошо…
Смотрю на парней. Они такие встревоженные. Надя держит Руслана за руку. Крепко держит. И он позволяет, не отталкивает. Думаю, впервые спокоен и не раздражается от её присутствия.
И как только врач снова выходит, наши сердца начинают биться в унисон и, кажется, оглушают всех пятерых сразу. У меня так вообще готово выломать рёбра и вырваться наружу, чтобы скорее оказаться рядом с ним.
— Сейчас можно увидеть пациента. Начнём с одного человека, хорошо? — спрашивает он, и я тут же смотрю на Марину Андреевну. Я понимаю, что она его мама. Право в первую очередь за ней, но она так не считает.
— Катюша…Нет. Сначала ты. Ты и Ярослав. Это то, что его здесь держало. Он ведь боролся ради вас, я уверена…Иди к нему. А потом уже мы…Иди, дорогая…
— Да, иди, Кать… — поддерживает её Надя.
А у меня ноги трясутся, словно от страха. Но суть в предвкушении, что самая моя заветная мечта наконец исполнилась. Я не просто его вернула. Он живой, он меня помнит…Он меня любит. Господи, боже мой.
Стоит только зайти в тот самый кабинет, как из глаз водопадом льются слёзы. Лицо непроизвольно приобретает жалостливый вид.
Как же много мы с ним пережили…
Пока Глеб смотрит на меня уже без маски, под капельницей. Сам дышит, сам двигается…Боже… И улыбается… Я реально ощущаю себя самой счастливой женщиной на свете.
— Ведьма…Соскучилась? — спрашивает, словно бы смеется надо мной, а я сажусь рядом и целую его свободную руку. Уткнувшись в тыльную сторону ладони носом, реву белугой и не могу сдерживаться. — Мне сказали, ты меня нашла…Сказали, чудо.
— Нашла…Соскучилась. Люблю. Умирала без тебя, Глеб…
— Тсссс…Малыш…Иди сюда, — он легонько подталкивает меня за подбородок. И я приподнимаюсь уткнувшись лбом в его лоб. — Люблю вас… Вы мне снились… Ты мне жизнь спасла…
— И ты мне снился, — плачу я, шмыгая носом. — Просил разбудить…Вот я и разбудила…Точнее, даже не я…А прикосновение к Ярику. Его пинок…Я даже не поняла, как так случилось…Положила твою ладонь на живот и…
— Я вот ни капли не сомневался в своём бандите… — улыбается Глеб. — И в твоей силе, родная.
— Боже, мне было так плохо…Так страшно без тебя…
— Всё закончилось, моя, теперь всё хорошо…Как там все? Мама? Рус?
Чувствую, что каждое слово даётся ему с трудом, но он ведь держится. Никогда и виду не подаст, что больно. Что тревожит что-то…Ни одно ранение моего мужа не возьмёт. Ни одна боль не сломает. Нет таких трудностей, которые бы мой Ад не переступил.
— Они все здесь…И все хотят тебя увидеть…А мы с тобой пропустили свадьбу… — улыбаюсь, пока он стирает с моих щек слёзы одной рукой.
— Мне жаль…Мы сделаем новую. Ещё лучше, Кать… Договорились?
Судорожно киваю и целую его пересохшие потрескавшиеся губы. Хоть я и мазала их каждый день гигиенической помадой, а всё равно они ещё не зажили…
Но всё это пройдёт…Мы всё преодолеем, я уверена…
Все недуги, все трудности и проблемы.
Потому что мы с ним вместе и отныне уже ничего не способно нас разлучить.
Глава 33
(Глеб)
Когда очнулся, думал, что попал в рай.
Ведьма сидела передо мной и держала за руку, а моя ладонь ощущала мощные толчки в её животе. Словно посылая импульс прямиком в сердце, Ярослав брал нахрапом.
Знал ли я что связь с ребёнком может быть такой сильной? Что она способна выдернуть из вечного забвения и вернуть в реальность?
Я ведь сразу почувствовал, что хочу семью именно с ней. Буквально сразу. Это значит…Выбрал себе женщину на всю жизнь почти с первого взгляда.
А она выбрала меня. Спасла мне жизнь…Просто научила жить. Заново.
Через неделю меня выписывают, и мы возвращаемся домой.
Не знаю, за какие заслуги выжил, потому что шанс был минимальный. Помню, как плыл и плыл, несмотря на боль. Шёл ко дну, а потом снова как второе дыхание открывалось. Ещё и эти вспышки с ведьмой, странные видения… Сознание явно издевалось надо мной.
Нет, я точно встретил женщину не от мира сего…
Пока думаю об этом и вхожу на порог нашего дома, Катя помогает мне раздеться. Тело ещё плохо слушается. Да и эта боль в солнечном сплетении. Говорят, пока ребро не восстановится, так и будет болеть. Но у меня на этот случай всегда есть нужное обезболивающее, хоть я и не могу его вот так беспорядочно использовать… Иначе можно и подсесть.
— Чувствую себя беспомощным, — бубню себе под нос, стаскивая кроссовки и расстёгивая ремень. Слегка обхватываю ведьму за талию и сползаю на колени прямо в прихожей, уткнувшись губами в её круглый живот… — Привет…
— Не говори так…Ты не беспомощный. Просто у нас щадящий режим, — смеётся она, глядя на меня. — Пойдем…Я помою тебя сама…Поглажу…Сделаю массаж…
— Это конечно очень манит, но я не позволю беременной женщине гонять себя, пока сам типа буду лежать и наслаждаться. Ну уж нет…Полетели куда-нибудь?
— А?
— Да, полетели. Прямо сейчас. На пляж…Хочешь на необитаемый, блядь, остров, только скажи, — зову её, поднимаясь с пола.
— А тебе можно на пляж…Ну…Тебе ведь сказали постельный режим, — хмурится она, поглаживая моё лицо.
— Я тебя удивлю, ведьма…Но там тоже есть постель…А ещё там есть массажисты, коктейли, солнце, море…И не надо заморачиваться…
Катя смеется, задумавшись. Вижу же, что уже в восторге от этой идеи.
— Полетели…В Турцию, го? В Белек. Ол инклюзив, все дела, — ржу, уткнувшись носом в её шею. Дышит так, что мы сейчас нахрен никуда не уедем.
Начинаю раздевать. Тупо не могу сдержаться.
— Адооов! — хохочет она. — Ты ведь сам сказал, летим в Турцию…
— Летим, конечно, но сначала иначе полетаем…По-быстрому, — коварно ухмыляюсь, расстёгивая её блузку, и просто впадаю в ступор. — Блядь, ведьма, как так, а…Ты чего тут удумала? Что будет ещё через месяц? А после родов? Я походу сам буду сосать твоё молоко…
— Фу, — фыркает она, посмеиваясь.
— И нихрена не фу. У тебя не грудь, а космос…
Нападаю на неё, жаля тело жадными укусами, а она начинает сопротивляться:
— Ах, Глеб…Погоди…Ну…Не здесь же…
— Какая разница, где? Мы одни, — снимаю с неё всё остальное, пока мы стоим прямо возле огромного зеркала на входе. — Нравится же…Нравится? Смотри, какая ты красивая…
Раздеваю её прямо у неё на глазах. Любуюсь своими рукам на её груди. Не перестаю трогать и мять. Боже…Как же скучал, не представляю, что творится с ней самой. Мы конечно изловчились и сделали это несколько раз в той самой палате, но, бля…Это всё равно было не тем. Не постонать, не покричать, а я привык, чтобы моя тигрица рычала на меня во весь голос.
Поэтому сейчас и не перестаю нажимать на все точки, которые знаю. А знаю я их тысячи. Она начинает мурчать в моих руках, как ласковая кошка. Сжимаю её тело…Трогаю бёдра. Обхватываю шею, пристраиваюсь сзади и аккуратно вхожу, наклоняя мою ведьму ниже.
— Вот так, малыш…Не больно?
— Нет, всё хорошо… Люби меня, Глеб, — просит она, притягивая мою руку обратно к груди, и я посмеиваюсь. Ей нравится дополнительная стимуляция. Она так сильнее взрывается. Наши энергетики подобны двум опасным природным явлениям. А когда вместе…Мы точно образуем ядерную реакцию. Оба импульсивные, взрывные, характерные. Я ведь никогда не хотел себе амёбу. Не хотел девушку, с которой будет просто. Знал, что и не зацепит никогда такая. А ведьма не просто зацепила. Сразу же картечью прямо в сердце попала.
Поэтому, когда открываем глаза в тренажёрке не очень удивляемся такому вот дикому перемещению. Но хохочем запыхавшиеся и полностью удовлетворенные.
— Летим?
— Летим…
Я знал, куда везу ведьму.
С самого начала знал, что именно это место ей понравится. Тут спокойно, размеренно, нет шумных тусовок, скорее наоборот, романтика и семейный отдых, который нам так чудовищно необходим. После всего дерьма, что мы с ней пережили.
Белек считается самым респектабельным курортом анталийского побережья Турции. Берег тут кристально чистый, кроме того полезно для ребенка, поскольку тут располагается природный национальный парк «Каньон Кепрюлю». Воздух, фауна, флора…Всё, как надо. Катюха не может насмотреться, а я не отпускаю её из отеля.
— Зачем ты привёз меня сюда, если не выпускаешь из номера, — хохочет она, пока я нюхаю её тело в нашей постели.
— Пойдем после обеда…А сейчас мне нужна энергетика…Твои сиськи…твой аромат…Твоя киска, — шепчу, отчего она тут же дёргается.
— Фу! Фу фу фу! Адов!
— Ну что?! — ржу я, притягивая её и не выпуская из объятий. — Нет…Ещё разок, потом пойдём…Я вообще-то был при смерти… — давлю я на больное, и Катя сразу огорчается.
— Не напоминай мне, пожалуйста, — жмётся ко мне моя ведьма, и я ехидно ухмыляюсь.
— То-то же… — выдаю с наглой рожей, отчего тут же слышу характерное цоканье.
— Вот ты засранец, а…
— Есть немного…Поцелуй меня, ведьма…Закажем еду в номер и пойдём гулять везде, обещаю…Плавать, смотреть на природу…Делать всё, что захочешь…Только поцелуй…
Разве можно её долго упрашивать? Конечно нет…Она сразу же ко мне жмётся.
Всем телом льнёт, обнимая руками и поглаживая спину.
— Я тебя люблю…
Целует, кусая губы, затягивает. Сама ведь меня влечёт. Такой поцелуй для меня — зелёный свет…
— Встанешь для меня на четвереньки? — спрашиваю, поглаживая её попу. — Пожалуйста…
— Встану конечно… Я для тебя и на колени встану, — отвечает она, целуя мою грудную клетку, а точнее место, где кожа до сих пор сине-бурого оттенка. И я вздрагиваю на каждом таком касании её губ. Хоть оно и невесомо…
— Я тоже встану. Ты ведь знаешь. Да?
— Знаю, — выдыхает она, пока я не переворачиваю её, выставив в свою любимую догги-позу. Я ведь столько думал об этом…Знал, что придёт время, когда ей будет неудобно лежать подо мной или даже сидеть на мне, потому что она достаточно быстро устаёт. Но вот когда дорвался, как-то особенно сильно нас обоих чувствую.
Не знал, что меня будет настолько заводить беременная женщина на четвереньках, но где-то на подкорке сидит мысль, что это, наверное, нормально? Я ведь знаю, что она беременна от меня…Подсознательно, воспринимаю её своей самкой. Это женственно. Как-то…Приятно что ли…Особенно безнаказанно кончать в неё.
Веду носом по её хрупким позвонкам, и она вся покрывается мурашками. Стараюсь трахать нежно, чтобы не было этого животного напора и лишней встряски. Мне и так очень нравится. Особенно нравится наблюдать за тем, как мой влажный от смазки член выходит из неё, а потом полностью погружается обратно. Это, блядь, какая-то бешенная эстетика. А если уж вынимать на всю длину… И слышать её полувздохи — полустоны. Вкупе можно кончить за считанные секунды. Но я вот на это всё не подписывался. Мне нужно растянуть удовольствие…И чтобы моя красавица в первую очередь сама поймала волну…
— Какая ты у меня красивая…Везде красивая, — пальцем ласкаю верхнюю её дырочку, чуть захожу внутрь. Надавливаю. Катя вся покрывается мурашками. Сильнее стонет. Сжимает кулаками простынь… — Хочу тебя везде…
— Так возьми… — стонет она, пока я продолжаю трогать её.
— Не сейчас, после родов…Потом…
Потом обязательно возьму… Грубо возьму и не раз. Чтобы кричала. Чтобы забыла, как ходить…
Чувствую, что по её телу пробегается сумасшедшая дрожь.
— Глеб…Глеб, — частит она, уткнувшись лицом в простынь.
— Ага, ведьма…Сожми меня…Так только ты можешь…Блядь… — ругаюсь, ощущая, как она содрогается. Помогаю ей оставаться на локтях. Сам кончаю, придерживая за талию. — Аккуратнее, малыш. — выдыхаю, заполняя её до упора. Но спермы так много, что всё вытекает между нами. И смотрится просто охуенно. Или же я такой извращенец, который любит за этим наблюдать?
Хотя, бля…Ну надо быть пидором, чтобы не нравилось такое вот зрелище…
Она же вся моя. Сексуальная. Порочная. Развязная. Мокрая.
Блядь, обожаю её…
Заваливая ведьму на лопатки, снова начинаю целовать, вызвав продолжительный заливистый хохот.
— Глееееб! — ругается она, громко произнося моё имя, кажется, на весь этаж.
— Ух ты…Как ты, оказывается, можешь…А давай так ещё несколько раз, чтобы все знали, какой Глеб охуенный ёбырь, — ржу, отчего Катюха уже начинает драться.
— Прекрати!!! Ааааа!!! Я буду кричать, Адов!
— Кричи…Мне только это и надо, — бодаю её лбом, рассматривая зелёные глаза. — Блядь…Пиздец тону в тебе, ведьма…С каждым днём всё сильнее и не выплыть.
— Пусть я буду единственным в чём ты будешь тонуть, хорошо? — спрашивает она жалостливо.
— Конечно. Так и будет. Я больше не заставляю тебя тревожиться…Больше нет, родная…
— Хорошо…Очень хорошо. Обними меня. И пойдём гулять. Ты обещал.
— Сначала покушаем, — улыбаюсь я, напоминая. Потому что и сам уже голодный, как зверь после того как мы всю ночь и утро занимались сексом, не переставая…
Мы проводим в Анталии две самых лучших недели в нашей жизни… Я реально не ощущал себя счастливее, чем сейчас.
Все конечно поначалу нас потеряли, но когда узнали, что мы улетели отдохнуть, даже одобрили…
Катя загорела. Стала ещё красивее. Хрен знает, как обычный загар это делает, но отчего-то на фоне её изумрудных глаз, песочный цвет кожи выглядит шикарно и делает её ещё более роскошной. Особенно в тех вечерних платьях, которые мы ей накупили.
На этот раз она спокойно принимает все мои ухаживания и подарки. И я вспоминаю, как говорил ей об этом. Что настанет час, и она будет носить это с гордостью. Будет дарить мне эти особенные улыбки, которые женщина даёт мужчине лишь тогда, когда полностью ему принадлежит.
И это ведь не плохо. Она моя. Я ей владею, во всех смыслах этого слова. Не знаю, что за дьявол её создал, но чисто под стать мне. Порой она взрывает меня похлеще самой ядрёной смеси, а порой способна потушить такое пламя, которое без раздумий бы сожгло целые голода. Что это, если не дар влиять друг на друга?
Она учится делать это правильно. Ведь со мной тоже абы как нельзя. Я дурной. Она это знает. Теперь она умеет мягко меня осаживать. Направлять. Руководить. И вправду ведь говорят, что женщина — шея. Куда повернет, туда и будет смотреть её мужик. Если любит её…
А я не просто люблю. Я, сука, слова такого не знаю в природе, которое могло бы описать все мои чувства к ведьме. Да и не существует его, наверное.
Летим обратно домой и договариваемся не тянуть со свадьбой. Она беременная, нас быстро поженят, сроки сместят.
Потому что я больше ни секунды не вынесу в том мире, где она ещё не носит мою фамилию…
Глава 34
Возвращаемся обратно, выбираем дату свадьбы. 8 июня. На этот раз очень быстро договариваемся с рестораном. Соня меня во всём поддерживает. Несмотря на большой срок, мы всё же хотим закатить торжество, хотя мой живот такой огромный, словно я проглотила глобус. Но даже так, Глеб уверяет меня, что я самая красивая. Платье приходится перешивать. Что мы в экстренном порядке и делаем, заплатив при этом баснословные деньги. Даже боюсь озвучивать…
Сын каждый день совершает безумные кульбиты внутри, словно хочет ворваться в этот свет прямо во время свадьбы…Надеюсь, что этого не случится. Это будет просто грандиозное фиаско. Ехать в роддом в свадебном платье. Стараюсь всячески справиться с паникой. Даже тогда, когда Глеб внаглую вваливается в мою комнату в брюках, белоснежной рубашке и жилетке, и застаёт меня в совсем неприличном виде.
— Адов! Выйди! — ругаюсь я грубым тоном громче обычного.
Сонька визжит, выталкивая его за дверь, а он как дурак лыбится, потому что я сижу перед зеркалом в кружевном нижнем белье с фатой на голове и строю грозную гримасу.
— Нечаева, свали-ка ненадолго…
— Это плохая примета! — орёт она, продолжая преграждать ему путь.
— Плохая примета — разрывать меня с ведьмой, когда я на грани, вот что плохая примета, а мне надо срочно её понюхать, пропусти! — он беспринципно отодвигает с порога оторопелую Соньку и проходит внутрь.
Боже, я сейчас умру от истерики.
— Вы меня оба в гроб загоните! — кричу на них и вдруг чувствую, как его ладони ложатся на мою грудь, а нос зарывается в мои волосы. Соня тут же разворачивается к двери, покраснев от этого зрелища.
— Бля…Какой кайф, а…Пиздец у меня мандраж, малышка…
— Боишься на мне жениться? — спрашиваю, приподняв бровь. — Можем всё отменить. Ещё не поздно. — добавляю, увидев, как Соня оборачивается на меня в ужасе.
— Попизди мне ещё…Наглая. Я боюсь только одного…Что если я не надену кольцо на твой палец через час, то загрызу там всех нахрен, — выдаёт он, сжав зубы в тиски, и я улыбаюсь. Знаю я его. Точно загрызёт.
— Всё будет хорошо. Иди к себе. Мне нужно надевать платье…
— А без него выглядит просто охуенно, — расплывается он в улыбке, перекладывая ладони на мой живот. Гладит ими, скользит. Успокаивает нашего юного футболиста.
— Тогда может, я так выйду? Раз тебе нравится…То могу… — издеваюсь я, вызвав у него мгновенную реакцию.
— Тебя сразу убить или дождаться, когда станешь Адовой? — спрашивает он на ухо и нежно целует в шею, так что я вся таю. По телу тут же бегут шальные искорки. Зажигают меня до огоньков в глазах, и я чувствую, что готова снова над ним издеваться.
— Лучше дождись. Хочу наконец ей стать, — хихикаю, и он тоже. Снова целует меня, и я целую его. Прижимаюсь лбом. — Уходи, пока я не заплакала и не размазала всю косметику…Прошу тебя.
— Ладно, хорошо…Мы её по-другому размажем…Ночью, договорились? — смеётся он, вызвав мурашки своим бархатным смехом.
— Иди уже…Засранец…
Глеб покидает комнату, а Сонька картинно вздыхает.
— Вы сумасшедшие, — выдаёт она, посмеиваясь.
— Спасибо, — улыбаюсь в ответ. — Как у вас…Говорили?
Соня отрицательно мотает головой.
— Нет, он не хочет…
Вздыхаю тоже. Обидно, что в день нашей свадьбы у Сони с Киром до сих пор разлад, но может… Вечер и подтолкнёт их поговорить…Я надеюсь на это искренне. Тем более, знаю, в чём дело. Кир сам мне сказал, пока искали Глеба. Не хочу его осуждать и не хочу приуменьшать их недопонимание. Просто надеюсь, что они перешагнут это вместе.
Пока одеваем платье ко мне приходит мама и Серёжка. Боже…Сто лет их не видела. Прижимаюсь к ним, а мама плачет от счастья, Серёжа за эти полгода вымахал так, что и не узнать вовсе. Моднявый парень, ничего не скажешь…Кажется, деньги дурно на кого-то влияют.
— Жених, — смеюсь, обнимая его.
— Мы твоего, кстати, видели, — Серёга ухмыляется в ответ. — Даже не страшно теперь…
— В смысле? — спрашиваю у брата.
— Не страшно за тебя, — отвечает Серёжа взрослыми словами, а у меня по всему телу дрожь проходится.
— У меня всё чудесно…Я счастлива. И что вы приехали тоже…Маму Марину видели? Познакомились? А Руса?
— Да, всех видели, Катюш…Со всеми познакомились, — кивает мама, обнимая меня вновь, и шмыгает носом. — Мне стыдно, что я сначала плохо о нём подумала. Теперь я понимаю, что он-то как раз заботится о тебе. А не так как отец…Я рада, что ты встретила любовь…
— Пинается? — спрашивает Серёжа, коснувшись живота.
— Да, — улыбаюсь. — Твой племяшик.
— У меня для него уже есть подарок! Крутой, Катюх, я подготовился!
— Да что ты, — смеюсь. — Хорошо.
— Там такой картеж из тачек…Одна краше другой, — выдаёт брат, улыбаясь. — Я поеду на матовом Пуросанге.
— Это Руса, — отвечаю, качая головой. — Кто бы мог подумать, что мы вообще хоть когда-то сядем в такую, да?
— Ага, — довольно подтверждает брат.
Но я понимаю, что дело никогда не было в деньгах. Оно не было, иначе я бы сразу повисла у него на шее, потому что он мне понравился. Чисто внешне и его энергия, а вот характер и дурацкая мажористость выбешивала просто до белого каления. Зато сейчас…
Сейчас я уже привыкла к этому. Словно в какой-то мере эти черты даже его дополняют. Он не был бы тем Глебом Адовым, если бы выбросил из себя это. И в глубине души я знаю, что он хороший человек. Ведь плохой не станет рисковать своей жизнью ради других, плохой не станет помогать. А он всё это делал и не раз.
Когда время на часах уже подходит к одиннадцати, я вздыхаю и иду к Руслану. Именно он повезёт меня до ЗАГСа. А с нами Серёжа и обе мамы. Моя и мама Марина.
— Боже, не верится, — ощущаю, что мои руки дрожат. Меня всю трясёт от предвкушения этого момента.
А когда я вижу Глеба весь мой мир начинает кружиться вновь. Какой же он красивый…Какой невероятно притягательный.
Я так сильно хочу его поцеловать. Ноги дрожат и тогда, когда Руслан выводит меня на саму церемонию тоже. Мне кажется, что если я не вцеплюсь в него, то точно упаду прямо там от волнения. Глеб тоже переживает, я это вижу. По глазам читаю, по любви, которой в них океаны.
— Я тебя люблю, — шепчет он, пока стоим с ним рядышком плечом к плечу, а женщина начинает зачитывать нам стандартное напутствие.
Мы же с ним…
Ловим каждое слово, пропуская через себя.
Почему-то для меня это больше, чем речь.
Только не с ним. Ведь всё это правда. Теперь я понимаю, что высокие слова о любви — не всегда чушь или враньё. Порой и в жизни нам приходится сталкиваться с настоящим…
Мы обмениваемся кольцами, впервые целуем друг друга, как муж и жена.
Я — Адова Екатерина Андреевна… А ты — мой Ад. Навсегда.
В ресторане творится сплошной балаган. Я, пожалуй, ещё никогда не была на такой свадьбе. Как гостья, разумеется… Так много людей, которых я даже не знаю, но у мамы Марины и братьев Адовых не просто дохрена родни и друзей, там их даже не сосчитать.
— Я сейчас упаду в обморок, — заявляю, когда выходим в центр зала для танца. Муж перехватывает меня за руку и уверенно ведёт, ухмыляясь, пока все наблюдают за нами и умиляются.
— Не упадёшь…Знаешь, какая ты красивая…У меня дыхание сбивается…
— Ты тоже. Безумно красивый. Мой…
— Знаешь, что хочу? — притягивает меня к себе, закружив в танце.
— Не трудно догадаться… — издеваюсь, на что он заливисто смеется прямо мне в ухо.
И даже это во мне землетрясение устраивает.
— Нет, ты не поняла, хотя это бесспорно тоже, но…Я хочу, чтобы ты повисла на мне, как тогда в первый день в клубе. Вот прямо здесь среди всех этих людей. Чтобы ты повисла и сидела у меня на руках, пока они шумят вокруг…Чтобы уткнулась носом в шею и ворчала…Отпусти меня…Глеб Александрович…А я бы тогда… — наклоняется в моему уху и проводит по нему носом. — Зажал тебя крепче…И никогда не отпускал…
— И даже не сказал бы, что у тебя затекла спина? — игриво выгибаю бровь, подшучивая над ним.
— Ты запомнила?
— Конечно. Каждый момент, Адов! Каждый! Я запомнила всю нашу историю и потом буду пересказывать детям!
— Тсссс…таких вещей нельзя рассказывать детям, — шепчет он, на что я смеюсь.
— Дурачок…Я без этого, — хохочу в ответ, и ловлю его голубые глаза своими. А потом мы начинаем целоваться…Снова взрываемся. Как два фейерверка по залу расходимся искрами и громкими залпами. Так, что и другие тянутся на танцпол. Надя хватает Руса… А Кир с Соней сверлят друг друга взглядами через весь зал.
— Думаешь, случится чудо? — спрашиваю, на что Глеб кивает.
— Случится, ведьма…Наша ведь свадьба. А там, где мы, всегда сплошные чудеса, — смеётся он, резко перехватив меня, и становится сзади, сложив руки на мой живот… Так и танцуем. Я всем своим телом ощущаю защиту и силу, что от него исходит. Через манжеты его белоснежной рубашки трогаю запястья, забредая пальцами под них. И в этом жесте столько интима, что не могу думать ни о чём другом.
— Ты ведь навсегда моя, ведьма… — шепчет мне в ухо, и вся кровь мгновенно вскипает. Это не голос. Моя личная мания…
— Навсегда твоя.
Эпилог
— Смотри, какой маленький… И почему, когда пересматриваешь фото хочется малыша, а когда думаешь об этом, страшно? — спрашиваю у своего мужа, положив подбородок на его плечо. Сижу у него на коленях, пока он качает нас на кресле, что стоит на террасе.
— Допересматривались, — улыбается он, поглаживая мой уже достаточно круглый живот.
— Веришь, что станешь мармеладом в чужих руках? — смеюсь, на что он кивает.
— Верю…Просто уверен, — отвечает, гладя меня по голове.
Вторая беременность далась нам нелегко. Ян Глебович ворвался в наш мир на седьмом месяце. Мы все сильно переживали, но всё обошлось. Он справился, и сейчас у нас двое сыновей. Ярику — семь. Яну — два. А вот внутри меня…Внутри меня маленькая Сашка…Александра Глебовна.
Которая, по мнению нашего папы, уже использует свои чары на нём прямо через мой живот.
Смешно конечно. Наша с ним любовь привела к замечательному продолжению.
— Мама! Мама! — кричит Ян и бежит ко мне, чуть ли не падая. Ярик уже достаточно самостоятельный и много сидит с братом. Играет с ним, показывает что-то, объясняет. Помогает нам всеми силами. Так и сам учится дисциплине.
— Так, погоди…С мамой сейчас осторожнее надо…У неё там ещё одна…Футболистка, — смеётся Глеб, аккуратно присаживая Яна на другое колено. Маленькие ручки тут же тянутся ко мне, и он целует меня, шепча на ухо:
— Люлю тя.
— И я тебя люблю, малыш…Где Ярослав?
— Та! — тычет он пальцем в дом. И тут из-за двери выходит наш старший сын.
— Я пытался его остановить, но он же неугомонный, несётся сломя голову, — оправдывается он, а Глеб смеется.
— Ты бы себя видел в детстве. Электрический волчок отдыхает.
— Да не было такого! — выпаливает он, насупившись. — Я был спокойным ребенком.
— Ага, спокойнее некуда, вот и сейчас… — они снова спорят. В шутку, да. Но я грожу пальцем.
— Ох, Сашка закрутила на ваши крики… — глажу живот и встаю с мужа. Надо походить. — Я прогуляюсь. Пойдём, малыш?
— Дя, — отвечает сладкий голосок и, взяв его за ручку, я иду пройтись по яблоневому саду, который так обожаю.
Ярослав же остаётся с Глебом, и я слышу, как тот читает ему нотации. Неугомонные мои мужчины. Целый выводок Адовых. Порой кажется, что просто поедет крыша.
На улице яркое летнее солнце, Ян поднимает с земли какие-то палочки и листики, пока я просто наслаждаюсь воздухом и своей любовью, которая буквально разрывает меня на части. Её так много, что можно одарить ею весь мир.
Но самое главное это Глеб, Ярослав, Ян и Александра. Эти четыре имени отстукивают в моём сердце. А порой и глушат набатом. Это связь выше всех вселенских законов. Это несокрушимое чудо…
После прогулки я подхожу к Глебу и прижимаюсь к нему всем телом, вдыхая запах кофе и блинчиков.
— Я проголодалась…Снова, — строю несчастную гримасу, пока Глеб посмеивается.
— Ты и представить не можешь, как я счастлив, что Сашка заставляет тебя есть, — шепчет он, целуя меня в лоб, и мы наблюдаем за тем, как Ярик учит Яна протыкать блин вилкой и есть его.
— Знаешь, я так счастлива. Я бы…Я бы никогда не подумала, что можно быть такой счастливой…Просто любить.
— Не просто…Сильно любить. Любовь — это труд. Это препятствия и волнения. И ты заслуживаешь, чтобы тебя сильно любили. Ты…Ведьма, ты ведь особенная. Сама это знаешь, — Глеб снова и снова шепчет мне на ухо эти приятные странные вещи. Никогда не перестаёт, хотя прошло уже семь с лишним лет…Но это наша с ним фишка. Что-то, что сидит глубоко внутри.
— Сегодня мне приснилось, что это случится этим вечером. Я видела этот сморщенный тёплый комочек на твоей груди…
— Боже, Катя…Не доводи здорового мужика до слёз, это бесчеловечно, — говорит мой муж, помогая мне сесть за стол. Снова ставит передо мной целую тарелку фруктов, сливки и кружку чая. Анна сейчас приезжает значительно реже. Мы с Глебом часто готовим вместе. Это так странно…Ведь я всё чаще вспоминаю нас у раковины в тот вечер и мне всегда смешно…
Глеб так и занимается клубами, у него своя сеть из пяти штук «Инфинити», а я…Я так и не стала врачом, но учусь, практикую медсестрой в одном из медицинских центров. Правда из-за беременности и родов снова всё немного сдвигается, но я не расстраиваюсь… Семья для меня — главное.
— Давай, давай, ешь, — поторапливает Яна Ярик. — Мне ещё гулять хочется пойти…
— Покорми брата, потом пойдешь, — настаивает Глеб ровным тоном. — Не торопись, что бы не подавился.
Ярослав конечно закатывает глаза, но всё же следует наставлениям отца.
Потом Ян засыпает на дневной сон, а Ярик встречает гостей у нас в саду. Волковы, Адовы и Григорьевы заполняют всё пространство звонкими голосами.
Мы же с Глебом остаёмся наедине и просто обнимаемся в гостиной в ожидании их родителей.
— Все будут в городе на выписке?
— Все… — отвечает он, кивая.
— Хорошо… Волнуешься?
— Немного…За тебя волнуюсь. Ты устала. Нам бы передышку взять, — улыбается он, прижимая меня к себе и переплетая свои пальцы с моими.
— Ты сам хотел девочку…
— Не хотел, а хочу. Всем сердцем хочу, вот этим сердцем, — он вынимает из-под платья мой кулон. Который я ношу постоянно, не снимая. Это второе украшение, которое я никогда не убираю в шкатулку наравне с обручальным кольцом.
— Я тебя люблю, — выдыхаю ему в полуоткрытые губы. Встречаюсь с ними в поцелуе и кружит…Кружит до сих пор так, что не могу усидеть на месте. Всегда мало и всегда хочется…
— И я тебя люблю, Катя, — он зарывается рукой в мои волосы, снова нюхает, бодается, трётся щетиной об лицо, ластится. Словно дикий зверь себя ведет. А я уже привыкла его приручать. — Приворожила… Навсегда твой Ад. А ты моя. Моя ведьма.
Больше книг на сайте — Knigoed.net