— Павел Филиппович, вы готовы? Просто времени осталось не так много, а на дороге могут быть пробки. Не хотелось бы опоздать.

Голос Фомы вырвал меня из раздумий.

Я взглянул на лежащий на столе приоткрытый конверт, из которого выглядывал край белого листа со строчкой текста: «Заседание комиссии назначено». Вздохнул, отгоняя волнение.

Взглянул на себя в зеркало, поправил лацканы пиджака и ответил:

— Да, Фома. Подавай машину.

— Так она уже у крыльца, вашество, — пробасил мне из-за двери Питерский.

Я сунул в карман телефон и, наконец, вышел из комнаты.

Фомы в гостиной уже не было. В кресле сидела Людмила Федоровна — после «чудесного воскрешения» она постепенно привыкала к миру живых.

Моя соседка была очень громкой. Она гремела посудой, когда готовила, ругалась на ножи, которые внезапно восставали против нее и не хотели резать продукты. Порой Людмила Федоровна забывалась и начинала разговаривать, полагая, что никто ее не слышит. При этом она использовала странные слова, которые наверняка придумала сама, пока была мертвой. Однако были и маленькие победы — Яблокова перестала пытаться пройти сквозь стены, и сменила свои старые платья из комода на новые наряды. Которые, к слову, ей очень шли.

Заметив меня, женщина улыбнулась и отставила недопитую чашку с чаем на стол. Затем уточнила:

— Волнуешься?

Я кивнул:

— Не хотелось бы потерять практику. А шанс на это есть, пусть и призрачный.

Яблокова пожала плечами:

— Ну, я предлагала тебе устроить пикет в поддержку рядом со зданием, где будет проходить разбирательство. Это могло бы качнуть чашу весов в твою пользу.

— Предложение было очень интересным, — согласился я и сел в кресло напротив соседки. — И отказаться было тяжело.

Яблокова налила из заварника настоявшийся чай и протянула мне чашку:

— Держи. Хороший напиток.

— Спасибо.

Я сделал глоток. Довольно прищурился и признал:

— Весьма неплохо.

Соседка загадочно улыбнулась:

— Успокаивающие травы и секретный ингредиент.

— Надеюсь, этот ингредиент не входит в список запрещенных? — с подозрением уточнил я, но женщина покачала головой:

— Что ты! Не хватало еще, чтобы на заседании тебя поймали в состоянии расширенного сознания. Я же неглупая, все прекрасно понимаю.

— Ну, спасибо, — сказал я, с подозрением косясь на чашку, которую все еще держал в руках.

— Да не переживай ты так, — успокоила меня Яблокова.

— Ехать надо, вашество.

Голос появившегося в гостиной Фомы прервал нашу беседу.

— Кажется, наш котик переживает за исход заседания побольше, чем ты, — заметила Людмила Федоровна. — Он даже завтракать толком не стал.

— Просто вы опять наложили в тарелку столько еды, что хватило бы на целую стаю голодных волков. Никто столько не съест, — проворчал парень.

Я сделал глоток отвара, поставил чашку на стол и встал с кресла:

— Пора.

— Ни пуха ни пера, — заявила собеседница, и мы одновременно трижды постучали по деревянному подлокотнику кресла.

И в сопровождении Фомы я покинул гостиную, оставив Людмилу Федоровну допивать чай.

— Вы подготовили речь, вашество? — уточнил Питерский, когда мы спускались по лестнице. — Отрепетировали ее?

— Какую речь? — не понял я.

— Красивую. Чтобы все осознали, что вы невиновны. Я такое в фильмах видел.

— А-а-а, так то в фильмах…

— Разве в жизни не так? — полюбопытствовал Фома, и я покачал головой.

— Жаль, — вздохнул Питерский. — В фильмах это смотрится дюже красиво.

— Кстати, ты же оформлен как мой помощник? — уточнил я. Слуга кивнул, а я продолжил: — Тогда тебя нужно будет как-нибудь взять на заседание, чтобы ты набирался опыта. Если меня сегодня не отстранят.

— Никто вас не отстранит, вашество, — ответил Фома. — Постращают немного для порядка и все. Я в этом уверен.

Мы спустились по лестнице, пересекли приемную и вышли на крыльцо, рядом с которым уже стояла машина. Фома открыл для меня дверь, и когда я сел в салон, обошел авто и занял место за рулем.

Машина неспешно выкатилась со двора. Евсеев помахал мне, а потом осенил священным знаком Искупителя. Пришлось улыбнуться ему в ответ.

— Он точно не пьет? — на всякий случай спросил я у помощника.

— Евсеев свое слово держит. Сказал, что больше капли в рот не возьмет — так даже квас не пригубил ни разу.

— Хорошо, — усмехнулся я и заметил, что Фома рассеянно потирает лоб.

В последнее время я все чаще видел слугу таким задумчивым. Поэтому уточнил:

— О чем переживаешь?

— Да о новой работе, — ответил Питерский.

— Готовишься к новому назначению?

— Станислав Александрович сказал, что пока только сформировали отдел, — пробасил Фома. — Так что скоро можно будет приступать к службе.

— Волнуешься?

— Очень, вашество, — честно признался слуга. — Сразу спросил, оформят ли меня, как полагается. И будет ли членство в профсоюзе…

Постаравшись скрыть улыбку, я уточнил:

— И что ответил Станислав Александрович?

— Сказал, что оформят в штат. Структура все-таки серьезная… — протянул Фома. И поспешно добавил: — Не то, чтобы я думал, что Станислав Александрович меня обманет, просто вы сами говорили, что нужно оговаривать все детали до устройства.

— Ты все правильно сделал, — подтвердил я. — Обговорить оклад и оформление просто необходимо, это выдаёт в тебе делового человека.

— Оклад там хороший, вашество, — продолжил Фома. — Я его тоже обсудил. И по совету Людмилы Федоровны сразу попросил прибавку за вредность и дополнительные выплаты за переработку. А также второй оплачиваемый отпуск.

— И что тебе ответили?

— Со всем согласились. Не сразу, конечно, но наша женщина меня предупредила, что переработка будет обязательно. С моей-то обстоятельностью.

— Молодец, — похвалил я слугу.

— Никогда не думал, что буду управлять целым отделом. Да еще и жандармами.

— Ну, работа будет тебе привычной, — успокоил его я. — В какой-то степени.

Фома кивнул:

— Так-то оно так, просто…

Он замялся, подбирая слова. А затем произнес:

— А ну как я подведу?

— Ну, про «подведу» — это вряд ли, — ответил я. — А от ошибок в самом начале никто не застрахован. Так что за такое не накажут. Да и кто, раз ты сам себе будешь хозяином?

— Да я не о том! — отмахнулся Питерский. — Если я оплошаю, то выйдет, что я подвел вашу семью!

— Не подведешь, — успокоил я Фому. — Если что — обращайся, я буду подсказывать. Если понадобится, то и Шуйского попрошу о помощи. И Морозовых…

— Спасибо, вашество, — растерянно пробасил слуга. — Вовек вашей доброты не забуду.

— Считай, что я вкладываю в свое будущее.

— Это как? — прищурился парень, глядя на меня в зеркало заднего вида.

— Я хочу, чтобы в нашей семье все были при деле. И ты получаешь должность, которую сдюжишь, я в этом нисколько не сомневаюсь…

Откинувшись на спинку сиденья, я прикрыл глаза, сосредоточившись на предстоящем заседании.

Питерский ошибся, и пробок на дороге не было. Так что к нужному месту мы прибыли чуть раньше назначенного срока. У здания, где должно было проходить заседание, не было ни души. Парковка была почти пуста, только на крыльце здания стоял уже знакомый мне человек.

Фома остановил машину на одном из свободных мест и произнёс, обращаясь ко мне:

— Ну, приехали, вашество. Ни пуха вам.

— К демонам, — ответил я. Открыл дверь и вышел из машины.

И едва я покинул авто, человек на крыльце помахал мне рукой. Я улыбнулся в ответ и направился в его сторону.

— Я же говорил, что все решится в вашу пользу, — довольно заключил Руслан Константинович, когда мы спускались по лестнице. — Ну? Как ощущения?

Он с интересом взглянул на меня, ожидая ответа.

— Кажется, что с момента приостановки работы прошла целая вечность, — честно признался я. — Хотя все решилось в два заседания.

— Ну, так бывает, когда возникает некая неопределенность в том, что будет завтра, — ответил Машуков. — Хотя и я, и Дамир Васильевич были уверены, что вас допустят к практике.

— У меня были сомнения, — ответил я после паузы. — Дело Самохвалова должно выйти громким.

— Ну, преступники рано или поздно попадают на каторгу, — философски заметил куратор. — Это лишь вопрос времени.

Мы пересекли холл и вышли на крыльцо.

— Пусть все разрешилось в вашу пользу, но я хочу вас попросить впредь быть осмотрительным. Ваша семья занимает высокое положение в обществе, и потому врагов у вас всегда будет достаточно. Да и вы человек неординарный. Многие полагают, что вы даже не совсем человек…

— Только не говорите, что имеете в виду слухи о том, что некромант воскрешает мертвых! — я возвел глаза к небу.

— Признайте, слухи эти очень даже забавные. Кухарка в моем доме рассказывала, что на рынках о вас говорят всякие небылицы. Вроде тех, что вы добрейшей души человек и многих простолюдинов принимаете без оплаты, если они не располагает средствами.

— Вынужден признать, что иногда я и впрямь не беру плату, — я развел руки в стороны.

— А вот это вы напрасно, — наставник погрозил мне пальцем. — Нельзя обесценивать труд адвоката. А не то оглянуться не успеете, как в миске у вас окажется только пара ложек каши, и нечем заплатить цирюльнику.

— Как раз об этом беспокоиться не приходиться, — усмехнулся я. — Продукты к моему порогу приносят постоянно. И стричь меня тоже обещались бесплатно. А дворник договорился показывать некроманта по утрам через арку за небольшое вознаграждение.

— То есть вы берете оплату натурой, — хмыкнул Руслан Константинович. — Неужто и впрямь хотите в политику податься? Не врут слухи?

Хотя наставник все еще продолжал мне улыбаться, взгляд его стал цепким.

— Я бы хотел держаться от всего этого подальше, — честно признался я. — Мне по вкусу заниматься тем, что у меня хорошо получается.

— У вас выходит нравиться людям, — отметил мужчина. — Поверьте, юноша, мало кому удается делать это так мастерски, как вам. Учитывая, что вы темный, а таких в народе принято сторониться.

— Мою бабушку тоже считали справедливой и всегда уважали за неподкупность, — напомнил я.

— Уважать и любить — не одно и то же. После истории с той девчушкой, которая нашлась спящей в монастыре, вы снискали любовь дружинников. Тех, кого не так просто впечатлить, Павел Филиппович…

— Я всего лишь защитил невинного. Если бы телохранитель девочки был виновен, то…

— Вы сделали больше, чем должны были. Вы искали злодея, расследовали… То есть делали не только работу адвоката, но и выполняли чужие обязанности.

— Просто я не мог оставить честного человека в беде, — я пожал плечами.

— Хотел бы я сказать, что понимаю вас.

— А разве нет? — удивился я.

— Вы родились во влиятельной семье. Мне никак не понять, откуда в вас такая любовь к простым людям.

— Моя бабушка неблагородного происхождения, — напомнил я.

При этих словах Руслан Константинович поежился и невольно оглянулся, словно ожидал, что рядом может оказаться княгиня Чехова.

— Обычно люди, которые рождаются без отчества, предпочитают не вспоминать об этом, — негромко проговорил мужчина.

— Возможно, слухи не врут, и некроманты не совсем люди, — предположил я. И добавил: — Бабушка не стыдится своего прошлого. Она гордится тем, чего добилась своим талантом.

— Одного таланта мало. Софья Яковлевна — женщина с характером, — поправил меня наставник. — Этого у нее не отнять. И вы переняли у нее сильные качества натуры. Если однажды вы решитесь заняться политикой, то знайте, что мой голос будет принадлежать вам.

— Буду иметь в виду, — я коротко кивнул.

Руслан Константинович пожал мою ладонь, прощаясь, а потом направился к машине. Я же глубоко вздохнул и улыбнулся. Это дело было разрешено.

В кармане зазвонил телефон. Я вынул аппарат, взглянул на экран, на котором высвечивался номер Морозова и принял вызов.

— Добрый день, мастер Чехов, — послышался в динамике голос кустодия. — Поздравляю вас с возвращением к защите прав.

— Спасибо, — ответил я. — Не удивлен, что вы уже осведомлены о решении комиссии.

— Такая у меня работа, Павел Филиппович, — произнес Морозов. — Знать все, что происходит в Империи. И теперь, когда вопрос разрешился и у вас появилось свободное время… не могли бы вы уделить минуту и встретиться со стариком?

— Не такой уж вы старик, — поспешно возразил я. — Когда?

— Давайте через час в ресторане «Северный путь».

— Хорошо, — согласился я.

Морозов завершил вызов. Я убрал телефон в карман и хотел было спуститься к машине, как за спиной послышался голос Васильева:

— Поздравляю, Павел Филиппович.

Я обернулся. Дамир Васильевич стоял у дверей и с улыбкой смотрел на меня.

— Признаться, с самого начала я был на вашей стороне и верил в победу, — продолжил он.

— Спасибо, — ответил я.

— Готовы к первому дежурству? — лукаво уточнил Васильев.

— Даже немного соскучился по ним, — честно ответил я.

— Тогда завтра курьер привезет вам скопившиеся дела.

— И много их накопилось? — уточнил я.

— Вы даже не представляете, — ответил Васильев. — Нашлось немало тех, кто пожелал попасть на прием именно к вам. И они готовы были ждать.

— Тогда завтра двери моего офиса будут открыты для всех, кто нуждается в помощи, — произнёс я и взглянул на часы. Васильев понял намек, воровато осмотрелся и, понизив голос, произнёс:

— Можно побеседовать с вами наедине? Это важно, Павел Филиппович.

Глава адвокатской палаты кивнул в сторону моей машины. Выглядел Васильев при этом очень взволнованным. Словно бы он боялся этого разговора. И я кивнул:

— Охотно. Идемте.

Мы спустились с крыльца, подошли к авто. Я занял место на заднем диванчике, Дамир Васильевич сел рядом. Фома хотел было уточнить, как прошло заседание, но осекся. И сообщил:

— Пойду водички куплю, а то что-то жарко сегодня…

Он быстро вышел из машины.

— Хороший человек, — оценил поступок Фомы Васильев. — Понимает вас с полуслова. Такие помощники — редкость в наше время.

— Согласен, — ответил я. — Так, о чем вы хотели поговорить, мастер Васильев?

Глава адвокатской палаты замялся, словно решаясь, а затем произнёс:

— Хотел предупредить вас о Свиридове… Уж не знаю, что заставило Елену Анатольевну изменить показания, но вам очень повезло. Я уверен, что девушка должна была вас утопить. Поэтому Муравьева и переспросила, уверена ли Елена Анатольевна в своих словах.

— Интересно, — протянул я. — А мастер Свиридов отчаянный человек, раз не внял голосу разума.

Я имел в виду свои личные разговоры с судьей, но Васильев понял мои слова по-своему:

— Вы правы, он действует отчаянно. У мастера Свиридова сейчас настали очень тяжелые времена, поэтому он идет ва-банк, невзирая на то, что ваша семья сейчас занимает многие ключевые посты.

Я задумчиво потер подбородок и уточнил:

— Муравьева должна была отстранить меня от практики?

Глава адвокатской палаты едва заметно кивнул и поспешно произнёс:

— Но я вам этого не говорил!

— Спасибо за эту беседу, Дамир Васильевич, — поблагодарил я. Боковым зрением заметил, что Фома не спеша возвращается к машине и продолжил: — А теперь прошу меня простить, у меня еще назначена очень важная встреча…

— Всего доброго, мастер Чехов, — произнёс Дамир Васильевич и вышел из салона. И почти столкнулся с Еленой Анатольевной, которая как раз подошла к машине. Заметив Васильева, девушка улыбнулась, перебросилась с ним парой слов и села в авто. Васильев же направился к своему автомобилю, то и дело украдкой оборачиваясь и косясь в нашу сторону.

Свиридова же закрыла дверь и обратилась ко мне:

— Я сделала все, как вы просили, Павел Филиппович.

— Спасибо, — ответил я.

— Но хочу напомнить: когда несколько дней назад вы приехали ко мне домой и попросили об этой услуге, я сказала, что моя карьера будет похоронена. Потому что отец раздавит меня. И вы ответили…

— Что помогу вам попасть на новую работу, которая не будет зависеть от вашего отца, — спокойно закончил я ее фразу. — Я не просто успокаивал вас, я дал слово дворянина. И исполню свое обещание, можете не переживать…

Несколько дней назад, незадолго до заседания комиссии, Елена Анатольевна позвонила мне и попросила о беседе. Местом встречи она назвала квартиру, где сейчас жила. Это было не в том элитном жилом комплексе, куда мы с Фомой привезли девушку из дома Зимина, и когда мы приехали, я с удивлением отметил, что жилье расположено не в самом престижном районе, да и дом выглядел не особо презентабельно. Не было здесь ни охраны, ни консьержа…

Не успел я нажать на звонок, как дверь открылась, и на пороге появилась Свиридова, словно сидела у порога и ждала, когда я приеду. И я отметил, что выглядит она еще хуже, чем когда я видел ее в конюшне Зимина. Бледное лицо похудело, осунулось, под глазами залегли черные круги. Девушка нервно теребила край манжеты блузки.

— Подходите, — произнесла Свиридова и посторонилась, пропуская меня внутрь.

— Спасибо, — ответил я, проходя в помещение.

Елена быстро закрыла за мной дверь.

Квартира оказалась просторной, но уютной. Стандартной, без дорогого ремонта и перепланировок.

— Конспиративное жилье? — поинтересовался я, осматривая гостиную. Затем указал на застеленный постельным бельем диван и продолжил: — Хочу предупредить вас, что если вы позвали меня, чтобы снова попытаться соблазнить, я буду сопротивляться. Вероятно, даже призову на защиту своей чести призраков…

— Оставьте эти шутки, мастер Чехов, — раздраженно ответила Елена. — Может быть, чаю?

— А вы знаете, где здесь кухня? — осведомился я.

— Это моя квартира. И к слову — единственное жилье, которое у меня есть.

Я удивленно поднял бровь:

— Единственное?

— Эту квартиру я купила на свое имя, втайне от родителей, — пояснила девушка. — Для нечастых встреч с целью поправки здоровья. Проще говоря, ради тайных свиданий. Остальное имущество, как принято, я оформила на имя семьи. И теперь я отлучена от фамилии. Так что…

Девушка обвела ладонью гостиную и продолжила:

— И диван был расстелен не в вашу честь. Просто в последнее время у меня паршивое настроение. Не до уборки, знаете ли…

— Вот оно что! — удивленно протянул я.

Елена Анатольевна кивнула.

— После моего возвращения дела пошли не так, как надо семье. И теперь для получения прощения у меня остался только один путь: оболгать вас на предстоящей комиссии, чтобы вас лишили статуса.

— Но вы этого не хотите? — уточнил я.

И девушка покачала головой:

— В отличие от мастера Свиридова, который давно потерял связь с реальностью, я хорошо поняла, кто вы. И кто за вами стоит. И что за подобный удар в спину меня раздавят если не Чеховы, то Морозовы. А мастер Свиридов не сможет меня прикрыть. Или не захочет.

— Я…

Елена обхватила себя руками и продолжила:

— Анатолий Викторович Свиридов родом из Московии, из старой семьи, и живет по старинным обычаям, где все решает право крови. Для него Чеховы — выскочки из столицы, которые каким-то чудом попали в высшую лигу, но долго в ней не задержатся. Он не понимает расклады сегодняшних дней. Не осознает, что за вами стоят кустодии и «Сыны», и я даже не знаю, кто из этих людей хуже…

— Ума не приложу, где я перешел дорогу вашему отцу, — пробормотал я, и Елена Анатольевна тяжело вздохнула.

— Мастер Свиридов плотно работал с «Черной Сотней», имея долю с каждого из их дел почти по всей Империи. Они с Гагариным покрывали дела монархистов, в том числе и контрабанду, которая приносила сотни тысяч. Отец метил в Верховный Суд, и все дороги были для него закрыты. Нужно было просто выбить ключевых бойцов «Сынов».

— Например, Плута, — пробормотал я.

Девушка кивнула:

— Но тут появились вы. Освободили Плута, затем разворошили гнездо фальшивомонетчиков, подкосив монархистов на улицах. Затем прихлопнули мастерскую, через которую черносотенцы вели дела. А потом — просто ради шутки! — загнали одного из черносотненцев в карточный долг, продав его кустодиям… Знаете, как дальше сложилась судьба банды?

Я пожал плечами, и Свиридова грустно улыбнулась:

— А я думала, что вы в курсе дел на улицах… «Сыны» выставили его стукачом. И теперь добивают своих конкурентов на улицах. Банда распалась и потеряла большинство дел. В том числе и дороги, по которым шла контрабанда.

— А Гагарин и Свиридов лишились денег…

— Все верно, — подтвердила Елена Анатольевна.

Я растерянно смотрел на девушку, и та продолжила, усмехнувшись:

— Сами понимаете, такая протекция никому не нужна. Какой-то стажер за месяц раздавил банду, которая имеет филиалы по всей Империи! И сделал это походя, словно ради шутки.

— И за это мастер Свиридов хотел лишить меня всего, что мне дорого, — догадался я. — И ему нужна ваша помощь.

— Сначала он хотел переманить вас на свою сторону. При помощи Натальи, которая сильно увлеклась вами, а потом и при помощи меня. Теперь же он наверняка пойдет на крайние меры.

Я покачал головой:

— Да уж, ситуация сложилась скверной. Выходит, Муравьева действует по просьбе вашего отца?

— Мастера Свиридова, — поправила меня девушка. — Я не хочу помогать ему, и вам переходить дорогу не желаю. Но тогда моя карьера будет разрушена. Уже сейчас мастер Свиридов лишил меня всех крупных клиентов. А запас денег, припасенных на черный день, очень скоро закончится, даже если я буду экономить.

— Хорошо. Тогда давайте сделаем так, — предложил я. — Вы не будете врать и дадите показания в мою пользу. Я же помогу вам с новой работой.

— Разводить лошадей на конюшне — не мое, — поспешно предупредила меня Свиридова, но я улыбнулся и покачал головой.

— Нет, я говорю о новой организации, которая связана с правозащитной деятельностью. И уверяю вас, до нее не дотянется ни ваш отец, ни его влиятельные друзья. Даю слово дворянина.

Девушка замялась, словно обдумывая предложение. Она прошлась по комнате и выглянула в окно. Мне показалось, что ей нужно время, чтобы принять решение, и потому не торопил собеседницу с ответом.

— А ведь я вам не нравлюсь, — негромко заговорил она. — Это странно, потому что я обычно нравлюсь мужчинам.

— Вероятно все дело в том, что я слишком молод и глуп, — предположил я беспечно. А потом продолжил — уже серьезно: — Я вам не враг, Елена Анатольевна. Пусть у нас с вами не задалось знакомство, но мне хотелось бы, чтобы у нас был шанс стать пусть не друзьями, но хотя бы приятелями.

— Мне нечего вам предложить, — горько выдала Свиридова. — Вы же слышали, что поддержки отца я лишилась. На днях мне будет официально предложено взять фамилию матери. И это в лучшем случае.

— Не думаю, что Анатолий Викторович потребует от вас отказаться от отчества, — нахмурился я.

— Полагаю, так далеко он не зайдет, но жизнь испортить мне он сумеет. Я не была к этому готова, Павел Филиппович. Мне казалось, что семья — это что-то постоянное, и отец не откажется от меня. Тем более, после того как я докажу, что чего-то стою…

Я подошел к Елене Анатольевне и положил руку на ее плечо. Почему-то понял, что обнимать ее не стоит. Другой человек принял бы этот жест как поддержку, но Свиридову подобное проявление эмоций наверняка бы оскорбило.

— Обещаю, что я вам помогу с работой. И дело не в том, что вы посодействуете мне остаться при должности. Просто я знаю, что вы отличный адвокат. Вы — находка для организации, в которой я хочу вас видеть.

— Я буду работать на простолюдинов за еду? — девушка криво усмехнулась.

— Скажем так: происхождение наших клиентов не будет иметь значения. Но каждый из них будет важен.

Княжна качнула головой и сказала:

— Хорошо, я согласна. В любом случае, если мне что-то не понравится, то я смогу пойти работать копателем могил. Оказалось, что махать лопатой я умею…

Елена Анатольевна взглянула на меня в зеркало заднего вида:

— Хотелось бы узнать, что это за организация.

— Как раз сейчас я еду обсудить подробности про эту контору с одним из членов семьи, — ответил я. — Как только узнаю обо всем — позвоню вам.

Упоминание о членах семьи немного успокоила Елену Анатольевну. Видимо, она поняла, о ком идет речь. И я поспешно добавил:

— Если будете нуждаться в деньгах, то обратитесь ко мне.

— Сделаете меня своей содержанкой? — фыркнула девушка.

Я усмехнулся:

— Такой расклад не устроит ни вас, ни меня. Вы хороший специалист, и я не хочу вас терять. Так что я говорил про финансовую помощь в трудную минуту. Если вам будет комфортно, то мы можем назвать это займом.

Свиридова кивнула:

— Хорошо. Буду ждать звонка.

Она открыла дверь и вышла из авто. А Фома, который дожидался окончания разговора на улице, сел за руль и спокойно уточнил:

— Как прошло заседание, вашество?

— Отлично, — ответил я. — Отделался выговором, но продолжу работать. Завтра первый рабочий день.

Фома радостно улыбнулся:

— Поздравляю, мастер Чехов. Вот я знал, что дело разрешится правдой.

Выглядел Питерский таким радостным, будто это его восстановили в практике. Помощник завел двигатель и уточнил:

— Куда едем?

— В «Северный путь», — ответил я. — Нужно обсудить кое-что с Александром Васильевичем Морозовым.

Парень кивнул, и машина выехала с парковки.

— Вашество, а как вообще заседание проходило? — полюбопытствовал вдруг Фома.

— Ну, в нужном зале собираются люди, которые принимают участие в заседании, — начал объяснять я. — Председатель комиссии слушает доводы сторон и выносит свое справедливое решение.

— И никаких красивых речей? — уточнил Питерский, и его голос прозвучал немного расстроенно.

— Разбирательство обычно опирается на факты, — ответил я. — Поэтому все прошло быстро.

Фома замолчал, рассеянно глядя на дорогу. В салоне повисла тишина. Я не выдержал и спросил:

— О чем задумался?

— О Елене Анатольевне, — ответил Питерский.

Я удивленно поднял бровь, с интересом ожидая продолжения, и слуга, который, видимо, только теперь понял двусмысленность ситуации, поспешно добавил:

— То есть, не совсем о Елене Анатольевне, вашество, а о том, как быстро она перевоспиталась… Сегодня я ее с трудом узнал. А всего-то пожила чуточку в доме Зимина. Вот она, сила воспитания! Мощь целительной лопаты и трудотерапии.

— Ты только при ней такого не скажи, — усмехнулся я. — Она дама гордая, из старой аристократической семьи. И вряд ли перестанет быть собой даже несмотря на то, что скоро потеряет фамилию.

— Неужто она оказалась не настоящей дочерью судьи? — изумленно уточнил парень, но в его глазах мелькнуло лукавство.

— И такого лучше не говори, — посоветовал я. — Мастер Свиридов отрекся от дочери. Она осталась без поддержки семьи. В нашем мире это означает…

— Что она стала немногим важнее бастарда, — продолжил за меня Питерский. — Тяжело же теперь придется Елене Анатольевне. Она ведь привыкла на всех смотреть свысока и простых людей не считать за человеков.

— Остается надеяться, что она сумеет приспособиться к новому положению, — нахмурившись, ответил я.

Мне и впрямь хотелось верить, что у княжны получится поменять взгляды. В ближайшее время она потеряет привычный для себя статус, и если не перестанет задирать нос, то ей и впрямь будет несладко.

— Значит, вы теперь с ней дружбу водите? — лукаво осведомился помощник.

— Можно сказать и так… — Я пожал плечами.

— Правильно, — одобрил слуга. — Не стоит оставлять за спиной оскорбленных женщин. Они способны навредить так, как ни один мужчина не догадается.

— И где ты этому научился? — спросил я, удивленный этим заявлением.

— Я толковый! И слушать умею, — спокойно ответил парень, бросив на меня хитрый взгляд через зеркало заднего вида. — Да и опыт имею. Я однажды умудрился обидеть старостину жену. Сделал это не нарочно, просто по наивности похвалил ее усы. Ну, не знал я, что такое в бабе замечать не стоит! Так она с той поры мне в глаза улыбалась, а сама исподтишка вредила. То ведро со сломанной дужкой выдаст на полив, то вилы с гнутым черенком. А уж сколько соли она мне добавляла в еду, когда я на нее батрачил. Я со временем понял, что к чему, и по дурости решил извиниться. Сказал, что не такие уж у нее усы и красивые…

— И как ты только выжил? — хмыкнул я.

— Чудом, не иначе, — кивнул парень. — Я тогда совсем мальчишкой был. И лишних жизней у меня было достаточно.

— Сколько бы их у тебя ни было — мой тебе совет: не растрачивай их попусту. Может одной самой нужной и не хватить.

— Это точно, вашество, — усмехнулся водитель, сворачивая к мостовой. — Вот мы и приехали.

— Странное местечко, — заметил я, осматривая здание ресторана.

Оно располагалось в старой части города. Аренда здесь стоила дорого, а значит, и заведение должно было соответствовать. Однако вывеска на сером доме в три этажа оказалась корявым куском дерева, покрытым когда-то краской, которая теперь поблекла и облупилась. Но у крыльца стоял швейцар с пышными усами, облаченный в расшитый красными узорами кафтан. При моем появлении он вытянулся в струну.

— Добрейшего денечка, мастер Чехов. Вас уже ждут.

— А ты знаешь, кто перед тобой? — удивился я, покосившись на свой пиджак, чтобы удостовериться, что на нем нет герба семьи.

— Стыдно не знать, Павел Филиппович! — ответил мужчина и многозначительно покосился на машину. Фома припарковал ее на небольшой стоянке, убедившись, что рядом нет знака платной парковки.

Я вынул из кармана мелкую купюру и подал ее слуге. Тот ловко сунул ее за воротник и тотчас открыл передо мной скрипучую дверь.

Внутри меня ожидал темный холл, наполненный густой тишиной. Тут пахло свежевымытым полом. Я невольно напрягся, вспомнив, что именно такой аромат встречал на только что очищенной от крови площадке для тренировки одаренных.

Из угла выскользнула миловидная девушка в закрытом платье и странном чепце на голове, скрывающем ее волосы.

— Здравы будьте, — она поклонилась мне, изобразив улыбку. — Позвольте вас проводить, Павел Филиппович!

На этот раз я решил не спрашивать, откуда она знает мое имя. Вместо этого предпочел ответить коротким кивком и направиться следом за распорядительницей.

Заведение было пустым. На круглых столах стояли перевернутые стулья, у противоположной от входа стены нашлось пианино, за которым сидел высокий старик — он легко касался клавиш пальцами, извлекая из инструмента приятную мелодию.

Я подошел ближе и сел рядом в предложенное кресло, расположенное у инструмента. Передо мной тут же оказался чайник и чашка с ароматным отваром.

— Желаете отведать наших пирогов? — уточнила девушка.

И прежде чем я успел отказаться, музыкант бросил через плечо:

— Не вздумайте сказать, что не голодны. Тут подают лучшие пироги во всей Империи. Это я вам говорю, как ценитель вкусной еды. И не смотрите, что тут скромная обстановка. Сам Станислав Викторович почитает за честь отведать местных пирогов от Полины.

Я уже иначе взглянул на заведение, отметив то, чего ранее не заметил. По периметру комнаты были разложены тяжелые цепи — довольно внушительные блокираторы силы. Только сейчас я догадался проверить, отзываются ли мои тотемы. Они ощущались, но лишь как что-то зыбкое и далекое.

— Здесь не работают таланты аристократов, — пояснил пианист, убирая пальцы от клавиш.

Он опустил крышку пианино и провел по деревянной поверхности ладонями. А затем обернулся. И я узнал в мужчине главу кустодиев.

— Не знал, что вы музицируете, — произнёс я.

— Бросьте, Павел Филиппович, я всего лишь любитель, — отмахнулся Морозов. — Покойная матушка когда-то отметила, что у меня хороший слух, вот и научила основам. На большее меня, увы, не хватило. Мне было скучно сидеть в классной комнате и изучать нотную грамоту. Я развлекался тем, что мог подобрать мелодию на слух.

— У вас хорошо выходит, — отметил я.

— Вы мне льстите, — улыбнулся Морозов.

И я развел руки в стороны:

— Вам все льстят! Неужели вы еще не привыкли к этому?

— Меня боятся. И потому пытаются мне понравиться. Но вам подобное чуждо. Странное ощущение, если уж откровенно. Я привык к тому, что при мне обычно начинают говорить тише.

— Желаете, чтобы я так делал? — улыбнулся я.

— Нет, — фыркнул кустодий и поднялся со стула. Обошел стул и занять кресло напротив моего. — Если у вас появится повод меня бояться, Павел Филиппович, то это будет означать, что наши с вами дела плохи. Я бы предпочел до такого не доводить.

— Пусть так и будет, — согласился я.

Распорядительница оказалась рядом с нами. Она поставила в центр стола тяжелую доску, на которой лежали крупные ломти пирога, а затем наполнила для Морозова чашку густым настоем.

— Спасибо, дорогая, — уважительно кивнул ей старик. — Проследи, чтобы нам не мешали.

— Конечно…

Девушка поклонилась и ушла. Я проводил ее взглядом и не понял, в какой момент фигура словно растаяла в темноте дальнего угла.

— В таких местах принято проводить переговоры, — поделился Морозов. — Иногда нужно, чтобы никто не смог подслушать важную беседу. Или не напал на важных людей.

— И кто же помешает злодеям? — я посмотрел в сторону, где скрылась Полина.

— Вы все правильно поняли, Полина не просто управляет этим местом. Она хозяйка этого заведения, и без ее ведома здесь с вами не случиться никакой беды. Таких, как она, называют нечистью. Не очень красивое слово, но оно емкое. Означает оно тех, кого люди обычно боятся и обходят стороной. Человеки боятся того, с чем не могут совладать. Опасаются тех, кого не могут убить…

— А Полина — бессмертная? — спросил я, надеясь, что мой голос не дрогнул.

— Ее сложно убить, но возможно. Вот только глупые люди не понимают, что нечисть — неотъемлемая часть мира. Высшие существа хранят в себе магию. И когда нечисть покидает мир, то из него уходит сила.

— Такое возможно? — насторожился я.

— Представьте себе мир, в котором люди не обладают талантами, не способны управлять стихиями. Вокруг живут обычные люди, для которых огневик — это существо из сказки.

Я удивленно поднял бровь:

— Неужели есть такие миры? И в них живут сплошь простолюдины? — я сделал глоток чая, невольно зажмурившись от удовольствия.

— Как можно назвать это жизнью? — с горечью спросил старик. — Просто существование, в котором нет места чуду… Представьте покалеченную птицу, которая продолжают помнить о том, что когда-то у них были крылья. Она видит небо, ощущает ветер, но никогда не поднимется над землей, не ощутит радость полета.

— Вы говорите так, словно бывали в таком мире, — предположил я.

— Я долгое время провел в месте, которое похуже тюрьмы, Павел Филиппович, — мрачно ответил Морозов. — Меня лишили возможности управлять своим талантом. И я не хочу, чтобы весь этот мир однажды стал таким же, как моя маленькая бетонная камера. Миру нужно равновесие. Чтобы рядом с нами жили другие создания без страха быть убитыми. Многие из них помнят, что такое, когда крестьяне идут на них с факелами и вилами.

— Поэтому вы и решили создать организацию по защите прав нечисти, — напомнил я.

— Верно, — улыбнулся старик, и его голубые глаза сверкнули. — Нам нужно создать основные правила. Полагаю, что адвокат сумеет разобраться с правилами, которые необходимо учесть. Нечисть должна иметь права граждан, но с учетом их особенностей. Потому что если у них будут только права, то однажды этих самых прав не станет у людей.

— Понимаю. Но мне надо знать, какие существуют создания и какими силами они обладают.

— Вам несказанно повезло, Павел Филиппович. Потому как один из лучших знатоков нечисти работает на вашу семью. Это Лаврентий Лавович. В его семье не одно поколение занималось исследованием легенд и сказок. И поверьте — в историях, которые составили предки Лаврентия, мало выдумок. Остальную информацию ваш лекарь добудет, если получит пропуск в императорскую библиотеку. И в отдел, которым заведуют кустодии.

— Выходит, что нам повезло. Такие случайности…

— Случайностей не существует, — поправил меня старик, качая головой. — Вы даже представить не можете, сколько должно было произойти событий в разных мирах, чтобы в нашем произошла такая вот «случайность». Каждое наше действие влияет на другие миры. Как взмах крыла бабочки на этой стороне вызывает бурю в иной реальности.

Я вдруг вспомнил, как увидел странную иллюзию однажды утром, когда попросил водителя остановить машину на мосту. Мне тогда показалось, что реальность разошлась, словно разрезанный парус, и мне явилось видение другого мира.

— Чем больше добра вы делаете здесь, тем меньше горя случается с жителями других миров, — продолжил Морозов. — Поэтому вы должны понимать, что на вас ложится большая ответственность.

— А если я не справлюсь? — вдруг оробел я.

— Никто не станет ругать вас за оплошности, — заботливо пообещал Александр Васильевич, напомнив мой разговор с Фомой. — Это дело имперской важности, и вам будут помогать.

— К слову о помощи… — я покосился на пирог, который пока так и не решился отведать. — Мне хотелось бы привлечь к этой работе одного очень хорошего адвоката.

— Сколько угодно, — согласился родич. — Вы имеете в виду кого-то определённого?

Я кивнул:

— Елену Анатольевну Свиридову.

— Вы уверены в ее лояльности? — по-деловому осведомился старик. — Знаю, что княжна очень привязана к отцу, она верна фамилии и может попытаться вернуться в семью. И использовать информацию о новой организации в качестве входного билета.

— Она умная, — возразил я. — И ко всему прочему, она не простит мастера Свиридова за предательство.

— Возможно, — согласился кустодий. — Но клятву верности семье мы с нее все же возьмем.

— Вы хотите принять ее в семью? — удивился я.

— Свиридов отнимет у нее фамилию. А потом сделает все, чтобы лишить отчества. Или же все пойдет по другому сценарию… — собеседник отломил кусок от пирога и неспешно откусил от него. — Обязательно попробуйте, не пожалеете, — произнес он с довольной улыбкой.

Я ждал, когда он продолжит, но Александр Васильевич не торопился. Потому я решил последовать его совету и положил один из ломтей на свою тарелку. Пирог оказался и впрямь замечательным. На какое-то время я даже забыл о важном разговоре. Начинка из сливок и раковых шеек буквально таяла во рту.

— К этому блюду подошло бы вино. Слышал, вы предпочитаете белое? Оно как раз хорошо сочетается…

— Откуда вы знаете? — поразился я.

— Никаких секретов, — усмехнулся старик. — Распорядитель «Званого ужина» запомнил, какое вино вы выбрали. Оно не сочеталось с продуктами, но вам подали заказанное, не пытаясь предложить другое. И думается мне, что вы не ошиблись. Скорее всего, любите белое, верно?

— Зачем распорядителю ресторана говорить вам об этом? — поинтересовался я.

— Потому что я спросил, — ответил Морозов. — Людей выдают их привычки, слабости и привязанности. И мне было любопытно, что вы заказали на стол, который разделили с двумя прекрасными девушками. И считаю, что у вас хороший вкус. Пусть и немного странный в выборе напитков…

— Красное мне иногда напоминает кровь, — сказал я раньше, чем успел прикусить язык.

— Никогда не думал об этом в таком ключе, — нахмурился собеседник. — Вы какой-то неправильный некромант.

Я пожал плечами:

— Так уж вышло…

Александр Васильевич коротко кивнул и вдруг заявил:

— Я могу принять Елену Анатольевну в семью. Официально сделаю ее нашей, и обратной дороги у княжны просто не будет.

— Полагаете, что следует идти на такие крайности?

— Она хороший адвокат. Если займется составлением устава, то узнает многие секреты. И это может стать опасным не только для нас, но и для нее. Она сумела заиметь множество врагов. Кто-то может захотеть расквитаться с ней, чтобы насолить Свиридову. Пусть ему и не будет больно от потери дочери, но ее смерть могут сделать знаковой. Без фамилии и отчества Елена станет мишенью.

— Я не думал об этом в таком ракурсе.

— То есть, это акт спасения, — заключил Морозов. И добавил: — Вы слишком молоды для того, чтобы видеть так далеко. Даже ваш дар не дает вам всей мудрости мира.

— Что есть, то есть, — вздохнул я и взял еще кусочек пирога.

— Предложение взять девушку в семью должно исходить от вас, Павел Филиппович, — продолжил кустодий буднично. — Дайте Свиридовой время смириться с этой информацией. Она и сама понимает, что другого выбора у нее нет, но пусть переварит это наедине с собой. А потом я дам ей фамилию.

— Вы в этом уверены? Так просто титулами не разбрасываются.

— Она уже княжна — семью не опозорит. И будет предана нам. Оно того стоит, Павел Филиппович. Да и Свиридову следует насолить, а то совсем уже страх потерял, хряк упрямый…

Мы еще какое-то время поговорили о заседании. Я поведал ему о беседе с Васильевым.

— Не ожидал от Муравьевой такого хода. Мне она казалась мудрой женщиной. Насколько я знаю, когда-то она увивалась за Филиппом Петровичем.

— Он не говорил об этом, — изумился я.

— Не удивлюсь, если он и не заметил приязни этой женщины. Ваш батюшка порой не видит очевидного под собственным носом.

Я хотел уточнить, что кустодий имеет в виду, но он продолжил как ни в чем не бывало:

— Чеховы — азартные люди. Вы много работаете и совсем не умеете отдыхать. Я настаиваю, чтобы на выходные вы приехали ко мне. Пригласите своего приятеля Шуйского, ему будет полезно пообщаться с Филиппом Петровичем в нерабочей обстановке. Все же эти двое работают в смежных отделах. И нам нужно, чтобы отношения между ними не были натянутыми.

— Вы и впрямь думаете обо всем! — восхитился я.

— Однажды вы станете таким же. Только не торопитесь с этим. Быть мудрым стариком не особенно весело, поверьте…

Мы доели пирог, выпили чай, и затем я решил, что пришло время попрощаться. И, сославшись на дела, хотел уже покинуть заведение, но был остановлен бывшим главой кустодиев.

— Новое ведомство очень ждет, когда руководитель займет пост, — напомнил Александр.

— Консультант, — поправил я собеседника.

Морозов невозмутимо кивнул:

— Консультант — как скажете, Павел Филиппович.

— Сейчас семья решит вопрос с новыми документами, чтобы Фома смог получить соответствующий статус… — начал было я, но Морозов меня перебил.

— Наша организация решит этот вопрос за несколько дней, — с улыбкой произнес он. — Только скажите данные, на которые будут сделаны документы, и ваш подопечный получит титул по ускоренной программе. Поверьте, это вовсе не сложно.

— Думаю, этот вопрос лучше всего обсудить с самим Фомой, — ответил я. — Он готов оплатить все расходы.

— Незачем, — отмахнулся мужчина. — Учитывая ценность вашего помощника для организации…

— Боюсь, его может обидеть такое предложение, — возразил я. — Питерский — человек гордый и привык платить по счетам. Он будет ощущать себя неловко, если ему придется стать должником организации, в которой он будет работать.

— Об этом я не подумал, — нахмурился Морозов.

— Давайте мы договоримся вот о чем, — начал я. — Питерский очень многое сделал для нашей семьи. Можно даже сказать, рисковал жизнью. Так что отчество и титул ему я оплачу. Точнее — часть. Парень не знает, сколько стоит эта услуга, и вы объявите ему сумму в треть от настоящей.

— Не многовато? Даже треть — довольно большая сумма, — усомнился мужчина.

— Не хочу, чтобы он стал подозревать нас в обмане. И эту треть он честно отработает. После чего будет доволен собой.

Александр Васильевич хмыкнул и покачал головой.

— Приятно видеть, что вы умеете ценить хороших людей. Поверьте, я бы принял внука своей супруги любым. Даже если вы оказались мерзавцем, я бы исправно высылал вам передачки на каторгу.

От этой новости мне едва удалось скрыть улыбку

— Приятно осознавать, что я могу на вас рассчитывать.

— Всегда, — в одно мгновенье став серьезным, заявил Морозов. — К слову, вам стоит предупредить домашних, что теперь Елена Анатольевна станет частым гостем в вашем кабинете. Думаю, госпожа Нечаева не особо будет этим довольна.

— Арина Родионовна знает себе цену, — сказал я. — И прекрасно понимает, что Свиридова ей не конкурентка.

— Вы плохо знаете женщин, — усмехнулся старик. — Поверьте, вам придется убедить девушку, что ей не о чем беспокоиться. И будет лучше, если вы это сделаете с помощью Яблоковой. Она опытная интриганка, и сумеет найти возможность сохранить гармонию в доме. К слову, как она поживает?

Я вздохнул, позволив беспокойству отразиться на моем лице.

— Мне за нее тревожно, — негромко произнес я. — Иногда по ночам она никак не может уснуть и отправляется на кухню, чтобы в очередной раз почистить плиту. Иногда она забывается и заходит в мою комнату, чтобы проверить, как я устроился на ночь. Потом чертыхается и уходит.

— Вам же хватает мудрости делать вид, что вы спите? — осведомился Морозов.

— Конечно, — торопливо ответил я. — Я бы никогда не решился ее смущать.

— Она носит тот браслет, который вам привез посыльный службы кустодиев? — спросил Александр.

— Спасибо за блокиратор силы, — искренне поблагодарил я. — Не представляю, как бы мы справились без него.

— Вы бы просто сгорели, — спокойно констатировал бывший глава кустодий. — Становясь Легендой, каждый аристократ обретает много сил и первое время вынужден сжигать ее на тренировках. Это стоит делать до тех пор, пока энергия перестанет волноваться внутри тела. У Людмилы Федоровны все непросто.

Я кивнул:

— Это точно.

— Ее сила еще дикая, ее стоит заново приручать.

— Сейчас Людмила Федоровна не рискует даже зажечь свечу. Она беспокоится, что сможет при этом спалить весь дом.

— Правильно, — подтвердил кустодий. — Вам стоит найти для нее тренера. Кого-то…

Морозов многозначительно приподнял бровь, давая понять, что мне надо быть осторожнее в выборе нужного человека.

— Конечно, мы всегда можем довериться человеку из семьи… — продолжил он, но я покачал головой.

— Просить об этом отца я не стану. Может вы не заметили, что между ним и Яблоковой пробежала искра.

— Называйте вещи своими именами, княжич, — с улыбкой ответил Морозов. — Между этими двумя полыхнул вулкан. Это не пропустил бы даже слепой. Уж поверьте, я повидал в этой жизни многое и знаю, как выглядит страсть.

— Ну, страсть — это очень сильное слово…

Морозов невесело усмехнулся:

— Павел Филиппович, поверьте старому ведьмаку — я неспроста выбрал это сравнение. И, полагаю, что между Филиппом и Людмилой может вспыхнуть нешуточное пламя. Однако ваш отец — человек принципов и потому не поддается своим желаниям. А вот Яблокова, признаюсь, удивила меня своей сдержанностью. Мне она запомнилась совсем другой… в прошлом…

— Время меняет всех нас, — возразил я. — Не стоит провоцировать князя Чехова и испытывать силу его характера. Я поищу для соседки другого тренера.

— Однажды я тоже отказался от женщины, которая заставляла мое сердце биться чаще, — словно размышляя вслух, заговорил старик. — Я даже женился на другой. И был по-своему счастлив. Но когда я вновь встретил ту самую, вашу бабушку, то понял, что напрасно пытался ее забыть. Один ее взгляд — и весь мой мир окрасился новыми красками.

— Насколько мне известно, она обещала вас убить в ту встречу, — напомнил я.

— Я бы позволил ей это, юноша. И вернулся бы потом, чтобы попытать счастья вновь.

— Так вы тоже можете возвращаться после смерти? — осторожно спросил я.

— В моем мире мне это удавалось. Хочется верить, что если есть к кому возвращаться, то любой может попытаться прийти в мир, где остался близкий ему человек.

— А вы романтик, — смутился я внезапному открытию. — Никогда бы не подумал. Но я никому не расскажу, чтобы не портить вам репутацию.

— Она у меня такая серьезная, что ничто не может ей навредить. Если кто-то поверит, что я по-настоящему влюблен, то станет обходить мою избранницу по широкой дуге. Ведь наверняка поймет, что ради нее я вырежу до последнего колена любой род, каким бы важным он ни был.

— Даже… — я замолк, поняв, что едва не ляпнул лишнего.

Морозов внимательно посмотрел мне прямо в глаза, и я узнал ответ на свой вопрос прежде, чем услышал его:

— Любой.

Я улыбнулся:

— Рад, что мы с вами не враги.

— Однажды вы тоже станете опасным, Павел Филиппович. Настолько, что я буду рад, что мы не чужие друг другу люди.

— Мне и впрямь пора, — с сожалением вздохнул я. Вынул было из кармана бумажник, но Морозов меня остановил.

— Пустое, Павел Филиппович! Считайте, обед будет вычтен из вашего гонорара.

— Какого гонорара? — не понял я.

— Который вам положен за кодификацию нового свода законов. Я надеюсь, вы примете участие в этом действе, — пояснил Александр.

— А, вот оно что! — протянул я. — Не думал, что вы станете платить не слишком опытному адвокату.

Морозов усмехнулся:

— Любая работа должна быть оплачена, Павел Филиппович, — ответил он. — И оплачиваться хорошо. Деньги — отличный мотиватор, чтобы продолжать работать с нами.

Я кивнул, убрал бумажник в карман пиджака, попрощался и покинул заведение.

Фома ждал меня у машины. Он стоял, прислонившись к крылу автомобиля и задрав голову. Прищурив глаза, парень наблюдал за летающими в небе птицами. И при этом лицо у него было очень уж счастливым.

— Выслеживаешь жертву? — уточнил я.

Фома мигом оставил в птичек без присмотра и взглянул на меня:

— Да что вы, вашество! — пробасил он. — Живые твари все-таки, как можно их обижать? Да и что там есть — так на один зубок тушка. А вы как? Обговорили свои вопросы? Можем ехать домой?

— Можем, — ответил я и сел в авто.

Фома сел за руль, и спустя минуту мы покинули парковку.

— Александр Васильевич сказал, что сможет выправить тебе документы в кратчайшие сроки, — начал я.

Фома отвлекся от дороги и взглянул на меня:

— Зачем? — уточнил он.

— Отдел сформирован, — ответил я. — Значит, кто-то должен его возглавить.

— Возглавить… — растерянно повторил Питерский. — Разве меня берут не консультантом?

— Поверь, лучше тебя никто не справится с этой работой. Пусть ты несведущ в некоторых правилах, но для этого у тебя будут помощники. И никто не станет тебя задвигать. Думаю, для хорошей работы отдела — это самое важное. Поэтому я уточню: ты твердо решил оставить свои имя и фамилию?

Фома на секунду задумался, а затем кивнул:

— Да, вашество. Если так можно, конечно. После того как я фамилию сменил, у меня вся жизнь по-другому пошла. Раньше жил я как-то бестолково.

— Выходит, счастливая фамилия, — ответил я.

— Я тоже так считаю, — подтвердил Фома.

Слуга нахмурился, и я на всякий случай уточнил:

— О чем задумался?

Питерский помолчал, подбирая слова, затем произнес:

— Если я стану важным человеком и главой тайного отдела, то кто вам помогать будет? Возить по делам, например?

— Думаю поручить это Евсееву, — ответил я. — Если у него есть права.

— А ежели нет? — насупился парень. — Я бы его и за «ласточку» не пустил. А за новую машину и вовсе страшно.

Я пожал плечами:

— Тогда меня будет возить Ярослав. Пока мы не найдем нового слугу.

Фома повернулся ко мне.

— Шутите, вашество? — уточнил он.

— Шучу, шучу… — улыбнулся я.

Питерский покачал головой:

— Боюсь я вас оставлять, вашество. Кто будет следить за покупкой продуктов?

— Так теперь у нас есть Людмила Федоровна, — напомнил я.

— Так-то оно так… — протянул парень. — Однако ж, все же переживаю я. Мне ж придется много учиться. Манерам всяким, законам, правилам…

— Так ты об этом? — я усмехнулся. — Ты любишь учиться. За это время у тебя речь поменялась. Сейчас тебя сложно отличить от городского жителя.

— Думаете? — удивился Питерский.

— Уверен. А за меня не беспокойся. Вместе выберем помощника. Я не стану брать того, кого ты не одобришь.

— Спасибо за доверие, вашество, — расцвел Фома. — Я подберу кого-нибудь путевого. Да и Евсеева обучу некоторым своим обязанностям, чтобы зря хлеб не ел.

— А он ест? — уточнил я.

— Хитрый он, наш Евсеев. Намастырился угольки продавать, как будто из камина хозяйского.

— Так у нас нет камина, — удивился я.

— Умные люди заметили, что у нас из трубы дым не идет. Но Евсеев заявил, что этот уголь из призрачного огня. И помогает отпугивать духов.

— И много просит за кусочек? — осведомился я.

— Немного. Десять копеек. Но на эти деньги он купил краску для ворот и разбил клумбу у своего флигеля. Говорит, что от дураков не убудет, а нам польза.

— И какая же польза кроме денег?

— Не вздумайте сказать такого при Яблоковой. Ее удар хватить может. А Евсеев уверяет, что если с помощью этих угольков люди научатся не бояться призраков, то и некроманта будут принимать с большей приязнью.

— Так зачем он тогда пугает прохожих, прикидываясь призраком? — не понял я.

— Чтобы они уважать вас не переставали. К тому ж эти представления отпугивают от нас возможных воришек.

— Тут не поспоришь, — протянул я.

— То есть, у нашего Евсеева много дел. Пряник опять же, и Литр…

— Серьезное хозяйство, — согласился я. — Но мне кажется, что все будет нормально.

— Ваши слова бы да Искупителю в уши, — вздохнул парень.

Он замолчал, глядя на дорогу. Я же откинулся на спинку кресла и задумался. Интересно, почему Морозов решил так ускорить процесс создания этого особого отделения? Вряд ли Александр Васильевич так быстро заскучал на пенсии. Хотя я не исключал этот вариант полностью, глава кустодиев был очень энергичным человеком. Но должна быть еще она причина.

Вспомнился разговор в Яблоневом саду, когда Александр обмолвился, что в Императорском дворце безобразничают призраки. Скорее всего, это и будет первым делом нового секретного отдела. Это объясняло, почему Морозов так торопится. Все же интересы императора для него много значат.

— Прибыли, вашество…

Голос Фомы вырвал меня из раздумий. Машина уже стояла у крыльца особняка.

— Спасибо.

Я вышел из салона и потянулся. Рядом появился Ярослав.

— Как у нас дела? — спросил я.

— Хорошо. Тут нашему дворнику бутылку предложили за кусочек угля.

Я напрягся и тихо уточнил:

— И что Евсеев?

— Лопату схватил и как погнал того посетителя. Я едва успел спину бедолаге прикрыть. А не то бы Евсеев ему ее сломал. Я и половины тех слов не знал, какими наш дворник гостя наградил.

— Ладно раз так, — с облегчением выдал я.

— Но потом наш дворник пошел к себе и жаловался котам, что и так большую часть жизни потратил на этот яд. Я все это время рядом с ним был, мастер. Боялся, чтобы он с собой чего дурного не сделал.

— Думаешь, он может с собой что-нибудь сотворить? — насторожился я.

— Вы лекарю своему скажите, пусть заглянет к мужику, когда время будет. На всякий случай. Потому как надо понимать — если человек не жалуется и не плачет, то это вовсе не значит, что ему не больно.

— Спасибо за службу, — я щелкнул пальцами и призвал тотем, чтобы подкормить Ярослава.

Тот получил привычную дозу силы и коротко поклонился.

— Спасибо, мастер некромант. Пойду я.

— Следи за всем, — приказал я и направился к крыльцу.

Голос соседки я услышал до того, как ее увидел.

— Сейчас опять кричать начнет, что он дома… — пробормотала Яблокова, открывая дверь. — Вижу я, что ты дома…

— Я вас слышу, — с мягкой улыбкой сообщил я женщине.

Она на мгновенье замерла, а потом закатила глаза и выдохнула:

— Когда я уже привыкну ко всему этому?

— У вас прекрасно получается, любезная Людмила Федоровна.

Каждый раз, когда я произносил новое имя соседки, она напрягалась. За долгие годы, проведенные в посмертии, Яблокова отвыкла прятать эмоции и потому очень открыто демонстрировала каждое свое переживание.

— Ты же врешь, верно? — прищурилась женщина. — И даже не краснеешь. Коварный некромант!

— Я на самом деле считаю, что вы замечательно со всем справляетесь. Мне нравится, как вы подстриглись. Вам идет такая прическа.

Яблокова тотчас провела пальцами по волосам и смущенно улыбнулась.

— Никак не могу привыкнуть, что теперь у меня челка. И что она будет отрастать. И еще я могу менять одежду.

Женщина зажмурилась, словно пыталась совладать с нервным напряжением.

— Все хорошо, — уверенно заявил я, осторожно касаясь ее плеча.

Яблокова сжалась, словно пружина, и воздух в комнате стал теплее. Соседка вынула из кармана платья тонкий браслет и попыталась защелкнуть его на своем запястье. Но у нее тряслись руки, и я взялся помочь. Металл показался буквально ледяным. Мне удалось справиться с замочком, и лишь тогда я заметил, что на лбу у Людмилы Федоровны выступила испарина.

— Спасибо, — пробормотала она, заправив украшение под манжету блузки. — Не дай Искупитель умереть с таким браслетом. Не хотелось бы носить его целую вечность, он ужасно некрасивый.

Я решил не обсуждать тему, которую ожившая Людмила Федоровна часто поднимала. Она каждый день тщательно выбирала одежду, подолгу крутилась у зеркала, чтобы убедиться, что выглядит хорошо. Хотя так и не решилась полностью обновить гардероб, поясняя это тем, что нынешняя мода ей не по вкусу. Но мне казалось, что она просто цепляется за прошлое. Пару раз я замечал, как женщина стоит перед распахнутой входной дверью, не решаясь перешагнуть через порог, будто на нее все еще действовали ограничения, которые не позволяли ее призраку отойти далеко от крыльца.

Питерский заказал для хозяйки дома красивую резную лавку, чтобы женщина могла разместиться между кустами роз и дышать там свежим воздухом, но я ни разу не видел, чтобы Людмила Федоровна воспользовалась этой возможностью.

— Как прошло заседание? — осведомилась женщина.

— Мне вернули право заниматься адвокатурой.

— Значит, тут скоро опять будет тьма народу, — проворчала соседка и повела плечами. — Думаешь, никто не догадается, кто я?

— Вы мой бухгалтер, — весомо заявил я. — И к тому же дальняя родственница. Для мертвой женщины вы выглядите на редкость свежо.

— Умеешь ты делать комплименты! — фыркнула Яблокова. — Доставляли почту. Я сгрузила письма тебе на стол. И скажу я тебе, Павел, ужасно неудобно, что я не могу их прочесть.

— Обещаю оставить вам их для ознакомления.

— Лучше разреши вскрывать их при получении, — буркнула Яблокова. — Кстати, тебе звонила девица Белова, просила передать, что явится вечером для важного разговора.

— Спасибо.

— Смотри, Павел Филиппович, не вздумай с ней заигрывать. Ты хоть парень и холостой, но уже не свободный.

— Помнится, в прошлый раз вы меня уговаривали на другое, — заметил я.

— Это было до того, как ты вскружили голову нашей Арине Родионовне.

— Так она вам понравилась?

— Мы не можем позволить себе потерять такого толкового секретаря, — заявила Людмила Федоровна. И добавила, чуть подумав: — Она хорошая девушка. Мне кажется, что другую рядом с тобой я терпеть не смогу.

— Как скажете.

— Ты голоден?

— Нет, в городе перекусил со старшим Морозовым.

— Значит, я могу пойти посмотреть «Давай повенчаемся». Там обещали какого-то проходимца показать, который ищет себе столичную барышню с жильем.

Женщина пошла наверх, а я отправился к себе, чтобы проверить почту перед тем, как явится Белова.

Белова не заставила себя долго ждать. Не успел я прочесть всю корреспонденцию, как в окне мелькнула рыжая шевелюра моей приятельницы. Затем послышался дверной звонок, и почти сразу раздался голос Фомы, который встретил гостью у порога:

— Здравы будьте. Я сообщу о вас мастеру Чехову…

— Не стоит, — я вышел из кабинета и улыбнулся девушке. — Я тебя ждал.

— И даже не скажешь, что я хорошо выгляжу? — приятельница развела руки в стороны и крутанулась вокруг себя. Подол ее цветастого летнего платья превратился в купол.

— Ты очень красивая, — ответил я. — Впрочем, как и всегда.

— Льстец, — фыркнула девушка и позволила себя обнять.

— Возражаю, — хмыкнул я.

Подруга заглянула в мои глаза и тихо попросила:

— Угости меня чаем. И обещай, что выслушаешь все мои жалобы…

— Если они официальные, то мы можем оформить договор на оказание помощи, — предложил я, сделав приглашающий жест в сторону лестницы. — Как насчет перекуса?

Белова покачала головой:

— Аппетита у меня нет.

— Значит, чай.

— Я вам заварю, вашество, — предложил Питерский и тут же направился на второй этаж.

Мы поднялись в гостиную и разместились в креслах.

— Хорошо здесь все же… — вздохнула Алиса. — Повезло тебе с жильем.

— Мне удалось выкупить дом напополам с дальней родственницей, — поделился я. — И цена оказалась вполне приемлемой.

— Мало кто захотел бы приобрести жилище с такой репутацией, — девушка повела плечами и воровато оглянулась. — А твоя призрачная соседка прямо сейчас здесь?

— Ее больше нет, — уверенно заявил я.

— Неужели она не выдержала твоего скверного характера? — усмехнулась Белова. — Знаешь, своим ледяным спокойствием ты любого выведешь из себя. Порой мне казалось, что у тебя вовсе не бывает эмоций. Иногда ты смотрел сквозь человека и хотелось заглянуть ему за плечо, чтобы понять, кого ты там видишь.

Я ухмыльнулся:

— Порой там и впрямь был призрак. Мне сложно вести себя иначе, Алиса, ты ведь понимаешь.

— Понимаю, — ответила девушка. И добавила: — Наверное…

Гостья вздохнула, и я заметил, как ее ладони на подлокотниках кресла напряглись.

В комнату вошел Питерский и чинно расставил на столике посуду. Затем разлил по чашкам ароматный отвар.

— Спасибо, — кивнул ему я.

— Вы не возражаете, если я отлучусь по делам? — уточнил парень.

— Конечно. Никаких дел на сегодня у нас нет.

Фома коротко поклонился и ушел вниз.

— И помощник у тебя хороший, — рассеянно заметила Алиса.

— Что у тебя случилось? — решил я выяснить главное.

Девушка бросила на меня колкий взгляд и фыркнула:

— То есть, без причины я к тебе прийти не могу?

— Можешь, — признал я. — Но все же я тебя знаю, хоть в последнее время мы виделись не так часто…

— Случилось, — перебила меня приятельница. — Но прежде я должна заручиться твоим честным словом. Обещай, что все, что я скажу тебе сегодня здесь, останется между нами.

— Так все же ты пришла ко мне как к адвокату? — уточнил я.

Девушка вынула из сумочки монету и положила ее на стол.

— Я тебя нанимаю. Согласен?

— Думаю, у тебя для всего этого есть серьезная причина. Даю слово сохранить твою тайну.

Девушка поднялась с кресла, прошлась к окну и сдвинула в сторону тонкую штору.

— Отцу удалось договориться о покупке отчества.

— Это ведь хорошо, — обрадовался я. — Он давно к этому шел.

— Все так, — согласилась гостья и криво усмехнулась. — Правда, я думала, что получу отчество сама за верную службу Империи. Стану выше по рангу.

— Для службы это будет полезно. После прохождения практики тебе дадут внеочередное звание за дворянство. Ты ведь это понимаешь?

— Понимаю, — девушка отвернулась, но спина ее стала прямее.

— Что не так?

— Отцу озвучили условие. Он получит желаемое. Никто не будет чинить ему препоны. И даже цена внезапно не повысится, как это обычно случается.

— Полагаю, что есть какое-то «но», — предположил я.

— Все так. Есть одно «но». Моему батюшке велено выдать свою дочь замуж. И сделать это сразу же после обретения титула.

— Что за бред? — я резко поднялся на ноги, едва не зацепив коленом столик.

— Мне даже предложили на выбор несколько женихов, — продолжила девушка. — И знаешь, пару месяцев назад меня бы это не особенно испугало. Подумаешь — брак по расчету! В этом нет ничего странного, тем более, что кандидатуры в списке и впрямь неплохие. Кроме разве что племянника Гагарина — у этого парня репутация повесы, которую не исправят ни деньги его отца, ни влияние фамилии.

— Алиса, это требование незаконно. Мы ведь не в прошлом веке живем!

Белова грустно улыбнулась:

— Порой мне кажется, что ты живешь в выдуманном мире, Чехов. Закон работает для тебя и таких как ты, а люди моего сорта должны знать свое место. Отец меня любит. Он потратил целое состояние на мою учебу. Пожертвовал многим, чтобы я получила образование, которое поможет мне пользоваться купленным позже статусом. Мы и подумать не могли, что для совершения сделки понадобится моя кабала.

— Этого не будет, — я сжал кулаки, внезапно ощутив прилив злости.

— Я не была готова к этому, — девушка вздрогнула и повернулась ко мне. — Ты ведь хитрый, Чехов. И наверняка уже знаешь, что у меня роман с одним жандармом.

— Насколько знаю, он больше не простой жандарм. Теперь он начальник охранки.

— Шуйский, — кивнула девушка. — Дима… Поначалу он показался мне ужасным человеком. Я считала его снобом. А потом мы оказались на одном задержании. Меня угораздило ввалиться в комнату, полную мерзавцев. Они бы убили меня, не моргнув глазом. И тут Дмитрий буквально закрыл меня собой, а потом потребовал, чтобы я шла за подмогой.

— Но ты его не послушала, — догадался я.

Девушка вздохнула:

— Помощь бы не успела, он и сам должен был это понять.

Белова помолчала, а затем продолжила:

— Я не из тех, кто бежит от драки. Мы вместе сумели справиться с негодяями. Мне правда спалили часть волос, и пришлось потом их немного укоротить. А Диме досталось чуть больше… Я думала, что он меня за это уволит. Но он даже не наорал на меня. Всю меня осмотрел. Ощупал, проверяя, цела ли я… И отдал свою куртку. Даже объяснительную не потребовал, и не вписал произошедшее в личное дело.

— Кто бы мог подумать, — заметил я, ощущая неловкость.

— Мы не собирались заводить служебный роман. Иванов не такой. Он не хотел мешать работу и личное. Но…

— Ты особенная. И я бы не стал винить парня в том, что он не мог устоять перед тобой, — предположил я.

Алиса бросила на меня многозначительный взгляд, а потом вздохнула:

— И когда ты перестал быть циничным некромантом и сделался романтиком?

— Я никогда не был циничным… — начал я, но замолк, догадавшись, что гостья меня подначивает.

— Мы не говорили о будущем, Павел Филиппович. Я никогда не стала бы навязываться самому князю Шуйскому, потому что знаю законы нашего мира.

— Ты должна поговорить с ним, — уверенно заявил я.

— Нет, — оборвала меня приятельница. — И тебе запрещаю это делать.

— Это с чего вдруг? — не понял я.

— Потому что все будет выглядеть так, словно я через нашу дружбу пытаюсь надавить на любовника.

Я невольно скривился:

— Звучит ужасно. Ты считаешь, что Дмитрий Васильевич относится к вашим отношениям как к обычной интрижке?

— А ты полагаешь, что все может быть иначе? — горько осведомилась девушка. — Я знаю свое место. Каким бы высоким ни был купленный отцом титул, он не позволит мне стать хоть немного ровней родичу самого императора. Это вчера Дмитрий был Ивановым. А сейчас он великий князь Шуйский!

Девушка заломила руки, не замечая, что делает, но, опомнившись, сцепила ладони в замок.

— Я не могу предать отца. Не имею права лишить его мечты стать важным человеком. Он много лет работал для того, чтобы обрести титул.

— А что он сам об этом думает? — хмуро поинтересовался я. — Или ты и отца решила не ставить в известность о том, что…

— О чем? — сухо поинтересовалась девушка и поджала губы. — Думаешь, мне стоит рассказать, что вместо того, чтобы проходить практику, я спуталась с начальником?

— Мне не нравится, как это звучит, — нахмурился я.

— Это и моему отцу не понравится… — Алиса повернулась ко мне. Решительно продолжила: — Я пришла не для того, чтобы пожаловаться на свою нелегкую судьбу, Чехов! Мне нужна твоя помощь.

— В чем она заключается?

— Если кто-то и сможет сделать это, то только ты…

Белова вынула из кармана сложенный листок бумаги и протянула мне. Я развернул его и увидел несколько фамилий, написанных в столбик.

— Это список претендентов на мою руку, — пояснила девушка в ответ на мой полный недоумения взгляд.

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе выбрать? — уточнил я.

— Я хочу, чтобы ты помог мне выбрать того, кто откажется от заключения брака прямо во время церемонии.

— Так ведь это… — начал было я.

— Позор? — иронично уточнила девушка. — Я понимаю, что после такого мне вряд ли кто-то предложит выйти замуж. И меня это устраивает.

— Алиса, тебе стоит поговорить с Дмитрием. Вы вместе совсем немного времени, но мне кажется…

— Тебе кажется? — оборвала меня подруга и подняла подбородок. — Ты дал мне слово, что сохранишь мою тайну. Не забудьте об этом, мастер адвокат. Вы наняты, Павел Филиппович.

Девушка судорожно кивнула, потом обошла меня и пошла прочь. Я ухватил ее за руку и привлек к себе.

— Договорились, — согласился я, не уверенный, что поступаю правильно.

— Спасибо. Я знала, что могу на тебя рассчитывать… А теперь мне нужно уйти. Я должна сделать еще кое-что важное.

Я остался один, глядя прямо перед собой, но не видя ничего. А потом ушел к себе, чтобы через какое-то время забыться беспокойным сном.

Я проснулся до звонка будильника. Некоторое время лежал, глядя в потолок и пытаясь унять волнение. Ведь сегодня был первый рабочий день после того, как меня восстановили в практике. Но волновался я так, будто только вчера получил диплом и зарегистрировался в адвокатской палате. Видимо, долгий перерыв приема подданных давал о себе знать. А еще Васильев обещал, что дел в первые дни приема будет очень много.

Прозвенел будильник. Я с неохотой нащупал лежащий на столе телефон и выключил сигнал. Тяжело вздохнув, встал с кровати. Вынужденный отпуск кончился, пора собираться на работу.

Зашел в ванную, быстро привел себя в порядок, оделся. Взглянул на свое отражение в зеркале и натянуто улыбнулся. Образ меня вполне устроил. Одернул лацканы пиджака, поправил манжеты и вышел из комнаты.

В гостиной было непривычно пусто, поэтому утренний чай я решил выпить в офисе. Спустился в приемную, где за столом уже сидела Нечаева. Компьютер ее был включен.

— Доброе утро, — поприветствовал я Арину Родионовну. — Давно пришли?

— Двадцать минут назад, — с улыбкой ответила девушка. — Всегда стараюсь прийти пораньше, когда волнуюсь.

— Я тоже волновался утром, — попытался я поддержать подругу.

— Правда? — удивленно произнесла Нечаева.

— Правда, — ответил я, устраиваясь в кресле. — Перерыв в практике был долгим.

Щеки девушки покрылись румянцем.

— За Яблоковой сегодня приехал водитель вашей бабушки. Софья Яковлевна решила, что для нашей Людмилы Федоровны будет полезно сегодня побыть вне дома. У нас будет много людей…

Она собиралась что-то сказать, но ее прервал вошедший в приемную Фома.

— Вашество, там у дверей целая толпа собралась, — пробасил он. — Никогда у офиса столько людей не видел.

Я взглянул на висящие на стене часы и уточнил, обращаясь к секретарю:

— Может быть, начнем сегодня работу пораньше?

— Хорошо, Павел Филиппович, — ответила девушка.

И я скомандовал:

— Фома, открывай дверь.

Слуга кивнул и направился к порогу. Послышался скрежет открываемого замка, а затем людской гвалт. И, судя по голосам, народа за дверьми и впрямь собралось не мало.

— Так, тихо!

Голос Фомы перекрыл шум, разом заставив всех замолчать.

— Вас тьма тьмущая, а адвокат один. И мы сделаем вот как…

Я усмехнулся. Питерский быстро наведет порядок. Тогда я встал с кресла и направился в кабинет. По пути мягко коснулся плеча Арины Родионовны.

— Я очень рад вас видеть…

— И я, — отозвалась девушка.

Посетителей в первый рабочий день действительно оказалось много. Видимо, люди и правда ждали, пока я восстановлюсь в практике. По счастью, все дела сводились к консультациям. Хотя, признаться, после перерыва консультировать людей стало сложнее, потому что некоторые мелкие моменты я уже начал забывать. Так что порой мне пришлось листать тот или иной свод законов в поисках ответов.

Ближе к полудню, когда я уже хотел отправиться на короткий обеденный перерыв, прибыл уже знакомый мне Сергей Козырев. Он остановился на пороге кабинета, словно не решаясь войти.

— Добрый день, мастер Козырев, — с улыбкой поприветствовал я мужчину.

— Добрый, — произнес тот. — Пришел поблагодарить вас за разрешенное дело с наследством. Там же бумаги какие-то подписать надо?

— Подпишите заявление у Арины Родионовны, — ответил я. И поинтересовался: — Денег, полученных от Василия, хватило для выплат по квартирным долгам?

Сергей кивнул:

— Хватило, да еще и осталось немного. Только вот продаю я все имущество.

Я удивленно поднял бровь:

— Вот как? Почему же?

— Да сестра ко мне недавно пришла, — неуверенно ответил парень. — Кота забрать хотела. Оказывается, это она подсылала братьев для покупки. Ну, мы с ней пообщались, вспомнили детство, до той поры, пока она из дома не ушла. И Дарья меня позвала с собой на севера. Часть семьи все ж таки… А квартиру продать решили.

— То есть, Дарья приняла вас в свой род? — уточнил я. — Документы об этом уже подписаны?

— Да, все честь по чести, — заверил меня Козырев.

И я позволил себе улыбнуться:

— Это хорошо…

— Еще раз спасибо вам, Павел Филиппович, — поблагодарил меня мужчина.

— Да по сути и не за что, — ответил я. — Ведь в деле я вам почти не помог. Дарья и сама рано или поздно пришла бы к вам.

Сергей немного помолчал, а затем произнес:

— Так-то оно так, да только Дарья в разговоре сказала, что много чего пересмотрела после того, как с отцом поговорила. А с батюшкой встречу вы ей устроили.

— А, вон что… — пробормотал я.

Парень кивнул:

— Дарья велела спросить у вас, не нужно ли вам одно из зеркал, что в моей квартире висели. Она сказала, вы поймете, о каком именно зеркале речь идет.

Я откинулся на спинку и задумчиво забарабанил пальцами по столу. С одной стороны, призрак-привратник у меня уже был. С другой…

Моя бабушка всегда говорила, что домашних призраков много не бывает. Особенно если домашний призрак принес клятву. И вряд ли Василий будет жить в доме. У этого духа есть развитая сеть тоннелей через зеркала. А минусы?

Кроме природной ворчливости и вредности, минусов я не припомнил. Ну, с Виноградовой, когда она было духом, я тоже не сразу нашел общий язык. К тому же после переезда Сергея, Василий может захандрить. И устроить новым жильцам веселую жизнь. А те долго терпеть такое не станут, и будет скверно, если Дарье придется Василия развоплощать. А дядька-то он неплохой…

— Да, оставляйте зеркало, — произнёс я после раздумий.

— Оно уже здесь, — послышался знакомый хитрый голос. А через секунду, из стены высунулась голова Василия.

— Зеркало я уже привез, — произнёс Сергей. — В приемной стоит. Такое холодное, жуть!

— Ну привет, некромант, — произнёс призрак. — Я знаю, что ты не будешь против, если я у тебя немного поживу.

Я усмехнулся, но не ответил, только сделал едва заметный знак: потом, мол, поговорим. И произнёс, обращаясь к Сергею:

— Спасибо за подарок. Подпишите заявление у Арины Родионовны…

— Хорошо. Еще раз спасибо, — пробормотал Козырев и вышел из кабинета.

И только после этого я обратился к призраку, который уже вышел из стены и стоял посередине помещения:

— Поздравляю с переездом. Но учтите, мастер Козырев, все жильцы этого дома обладают даром видеть призраков.

Василий вопросительно поднял кустистую бровь.

— Да ну⁈ Вот повезло так повезло. Значит, будет с кем поговорить. А то оказалось, что в посмертии и побеседовать-то не с кем. Только парнишка этот несчастный.

— Потому что остальных ты съел, — напомнил я.

— Ой, да кого я там съел⁈ — махнул рукой Василий. — Они и двух слов связать не могли. Такие себе собеседники, в общем. К тому же паренька гнобили… опять же…

При последней фразе Василий сделал такое безобидное и благостное лицо, что даже я на секунду поверил в честность призрака.

— Но если будешь безобразничать, — строго произнёс я, — мигом вылетишь отсюда вместе с зеркалом!

— Что ты, что ты, Павел Филиппович!.. — поспешно забормотал Козырев. — И в мыслях не было…

Глаза при этом у старика оставались хитрыми. И я продолжил:

— И принесёшь клятву верности.

— Ладно, — согласился Василий.

Я вздохнул и встал из-за стола. Вышел из кабинета, осмотрел пустующую приемную, и удивленно спросил:

— Посетители на сегодня уже закончились?

— Что вы, Павел Филиппович, — улыбнулась девушка. — Целая очередь.

— Тогда… — начал было я, но Арина Родионовна пояснила:

— Тут вот в чем дело. Чтобы все в приемной не толпились и давки не было, Фома назначил каждому номерок с интервалом в пять минут. И сказал, что дверь офиса некроманта волшебная. Нужно к створке подойти, показать бумагу от адвокатской палаты и номерок, который ко времени. И дверь откроется.

— А…

— Дверь блокирует Ярослав, — пояснила Нечаева. — Как только он увидит бумагу и номерок, сразу открывает створку.

— А это он недурно придумал! — восхитился я. И как раз в этот момент, дверь открылась, впуская очередного посетителя.

— Это… — робко начал он, глядя на меня. И Арина Родионовна произнесла:

— Добрый день. Проходите, я заполню карточку.

Я же вернулся в кабинет и сел за стол.

Приемное время первого для работы затянулось почти до самой ночи. И только когда очередной посетитель покинул кабинет, я довольно вздохнул и откинулся на спинку кресла. Но даже несмотря на позднее время, я был доволен. Все-таки я сильно соскучился по работе.

Взглянул на стопку дел, которые не разрешились консультациями. Учитывая, что завтра привезут дела из жандармерии, до следующего дежурства мне будет чем заняться.

В дверь робко постучали, а через секунду в кабинет заглянула Арина Родионовна:

— Последний посетитель на сегодня, Павел Филиппович.

— Хорошо. Простите, что пришлось вас задержать…

Девушка улыбнулась:

— Вы оплачивали вынужденный простой, пока вас не восстановили в должности. Так что…

— Все, вашество, — пробасил за спиной Нечаевой Фома. — Первый день он самый долгий.

— Ловко ты придумал с волшебной дверью, — с улыбкой произнёс я.

— Да я как дверь открыл, они так навалились, что меня едва в приемную не вынесли. Вот я и вступил в сговор с Ярославом. Иначе бы такая давка началась, что мама не горюй!

— Хорошо, — ответил я. И попросил: — Можешь отвезти Арину Родионовну домой?

— Сделаю, — улыбнулся Питерский. — Через три минуты машину подгоню.

Он развернулся и вышел из кабинета, оставив нас Нечаевой вдвоем.

— Идемте, я вас провожу, — произнёс я, поднимаясь с кресла.

Девушка согласно кивнула.

Мы вышли на крыльцо, где нас уже ждала машина. Краем глаза я заметил маячившего у подворотни Ярослава.

— До завтра, Павел Филиппович, — попрощалась девушка.

Она украдкой осмотрелась, а в следующее мгновение ее губы коснулись моей щеки. И я не успел сказать и слова, как Нечаева сбежала по ступеням и направилась к машине. Открыла заднюю дверь и исчезла в салоне.

Мне пришлось признать, что я сегодня был слишком занят и не уделил девушке должного внимания. Хотя успевал заметить ее улыбку каждый раз, когда Арина заглядывала в мой кабинет. Завтра нужно будет обязательно подарить ей цветы. Заказать что-то в той теплице, которую рекомендовала мне Яблокова.

Я немного постоял на крыльце, провожая взглядом отъезжающее авто, а затем вернулся в дом.

Только оставшись один, я смог наконец обдумать вчерашнюю встречу с Беловой. Стоило признать, ее задание обещало быть сложным. И дело не в том, что мне придется общаться с людьми, каждому из которых отведена роль счастливого жениха моей подруги. И даже не в необходимости скрывать от Шуйского всю эту историю, хотя молодой князь может потом здорово на меня разозлиться. Меня не оставляла мысль, что окольцевать Белову решили не для того, чтобы заполучить ее приданое — даже несмотря на то, что денег у ее отца и впрямь было до неприличия много. Оставалась вероятность, что ее роман с наследником великого князя кому-то показался опасным.

Передо мной лег листок со списком фамилий. Первым было Гагарин. Алиса назвала его повесой — вероятно, у парня есть увлечения, которые делают его не самым привлекательным кандидатом в супруги. Быть может, и остальные люди в этом списке владели скверной репутацией. Придется проверять каждого. И искать того, кто наверняка откажется от Беловой прямо во время церемонии заключения брака.

— Ну и за что мне все это? — проворчал я.

В этот момент телефон на моем столе зазвонил. Я взял трубку:

— Кабинет адвоката Чехова. Слушаю вас.

— Какой же ты важный, Павел Филиппович! — протянул из динамика знакомый голос.

— Людмила Федоровна, с вами все в порядке?

— Я у твоей бабушки, княжич. Здесь мне ничего не грозит. Но приятно, что ты переживаешь.

— Вы решили погостить в особняке Софьи Яковлевны?

— Просто мы заболтались и совсем забыли о времени. Сейчас уже поздно и княгиня предложила мне остаться у нее на ночь. Вот я и звоню…

— Вы решили отпроситься у меня, — усмехнулся я. — Ложитесь не слишком поздно, и чтобы никакого вина перед сном! Если от вас будет пахнуть перегаром поутру, то…

— Вот до чего же ты вредный мальчишка! — пожурила меня женщина. — Тебя бы за уши оттягать, чтобы не говорил всяческих глупостей… Запомни: много вина не бывает, когда под рукой хороший лекарь. Всему тебя надо учить.

Я не успел ответить, как собеседница завершила вызов. Я положил трубку на рычаг, и довольно улыбнулся. Повезло мне с бухгалтером! С ней точно не соскучишься. Но Яблоковой и впрямь было полезно провести время с моей бабушкой — та может отвлечь бывшую мертвую от тяжелых переживаний…

— А ты, некромант, не промах, — послышался из стены веселый голос Василия. И через секунду призрак проявился в нескольких шагах от меня.

— Озорник, — продолжил Козырев, внимательно меня рассматривая. — Охмурил секретаря. Я бы сказал, что это пошлость, но…

— У вас дома дел никаких нет? — перебив словоохотливого призрака, осведомился я.

Гость покачал головой:

— Парнишку Дарья забрала. Даже не знаю, как она нашла предмет, к которому мальчишка привязан. Но уехал малец на Севера. Там теперь учит местные порядки и новые слова. А детишки старшие теперича со мной не разговаривают. Важными больно стали, даже не замечают. Ну, ничего! Я подожду. Вот помрут — и я им задам трепку, научу батю уважать…

Я усмехнулся, оценив шутку призрака. Прошел к столу, сел на диванчик и налил в чашку холодного чая. Сделав глоток, уточнил:

— А вы почему не захотели перебраться к дочери насовсем?

— Еще чего⁈ — фыркнул Козырев. — Там холодно и противно…

— Вы не ощущаете температур, — напомнил я.

— Ты сам-то бывал на Северах, некромант? — хитро уточнил призрак.

— Не доводилось, — честно признался я.

— А зря! Там красиво. Да и обычаи порой сильно отличаются от наших. Только долго бы я там не выдержал. Да и не для того мирился с дочерью, чтобы потом все профукать из-за своего характера. Буду там появляться наездами, чтобы не успеть надоесть и наскучить. Явлюсь туда красивым и умным, а потом снова к тебе припрусь. Такие вот у меня планы…

Разговор прервала хлопнувшая дверь.

— Добрый вечер, мастер Чехов, — послышался знакомый вкрадчивый голос Рипера.

Я недовольно поморщился. Меньше всего мне хотелось сейчас вести беседу с главой «Сынов».

— Извините, что прибыли без приглашения, Павел Филиппович. Можно сказать, просто проезжал мимо и решил заглянуть к вам по-приятельски.

Я не стал напоминать этому господину, что приятелями мы с ним никогда не были. Не хватало еще обидеть человека, который мог и впрямь просто проезжать мимо.

В руках Рипер держал перевязанную подарочным бантом плоскую коробку, обернутую в яркую разноцветную бумагу.

Гость был не один. С ним в мой офис прибыл и старый знакомый — Плут. Причем, молодой бандит явно чувствовал себя не очень комфортно. Да и внешне парень сильно изменился — куртку с нашивкой организации и штаны грубого кроя сменил строгий костюм, делавший моего бывшего подзащитного очень похожим на порядочного подданного Империи.

Я поставил чашку с остывшим чаем на стол и ответил:

— Добрый вечер, господа. Очень надеюсь, что у вашей организации не случилось нечто настолько плохое, что вам срочно потребовались услуги адвоката.

— Что вы, Павел Филиппович! — поспешно ответил Рипер. А затем покосился на замершего в стороне призрака.

Я невольно нахмурился, понимая, что мой гость видит то, чего видеть ему не полагалось. Сам Козырев намек понял и мигом исчез за стеной. При этом Василий показался мне немного встревоженным.

— Просто мы приехали поздравить вас с восстановлением в практике, — продолжил Рипер. — Нам доложили эту радостную весть еще утром. Но являться к вам при свете дня нам показалось несколько неуместным. Не хотели распугать честной люд, прибывший к вам на прием. При всей доброжелательности нашей организации к рабочим, многие пытаются нас демонизировать, представляете? Делаешь добрые дела, а тебя все равно считают недостаточно хорошим. Но вам ли этого не знать, мастер некромант? Каким бы добрым вы ни были к этим людям, они все равно будет помнить, что вы темный. И будут осторожно плевать через плечо, выходя из арки вашего двора. А случись что плохое — так и вовсе могут пойти к вашему порогу с факелами и вилами… Не дай Искупитель, конечно! Но в жизни бывает всякое, скажу я вам…

Рипер замолчал. Я же наконец указал на место за столом:

— Прошу, проходите. Присаживайтесь.

Мужчина усмехнулся и коснулся кончиками пальцев полей шляпы:

— Благодарю, Павел Филиппович.

Гости прошли к столу и заняли места на диване. Я же встал было, чтобы поставить чайник, но Рипер меня опередил:

— Плут, завари, пожалуйста, чай, — попросил он Гордея. — Вы ведь не возражаете, Павел Филиппович?

Я кивнул. Парень невозмутимо поднялся и направился к столу с чайником.

— Вы уникальный человек, — продолжил глава «Сынов». — Вы встали на защиту тех, кто более всех в ней нуждается. Простых людей. Сами понимаете, наше общество не идеально… — Он развел руки, словно сожалея, что все так устроено. А затем мягко продолжил: — Но вы всеми силами помогаете простым людям. Как и наша организация. Мы зародились из некого протеста, выступали против притеснений рабочих монархистами, пока те были в силе. Жандармерия во времена Смуты была очень ленива, и на нее не было никакой надежды. А когда организация разрослась, пришлось искать способы для ее содержания…

Я кивнул, прекрасно понимая, что Рипер сильно приукрашивает эту историю. Но спорить не стал — у каждого было свое видение правды.

— Но вы, Павел Филиппович, сделали невозможное. То, что оказалось не под силу ни нам, ни жандармам, и всего за каких-то полтора месяца, — добавил Плут, и в голосе анархиста я услышал уважение.

— Не понимаю, о чем вы, — ответил я.

— И это особенно поражает! Вы на самом деле не примеряете на себя корону, которую любой другой бы уже водрузил себе на голову. Я редко бываю впечатлен, княжич. Мне мало кто интересен…

Помощник моего гостя вернулся к столу, поставил перед нами поднос и разлил настоявшийся отвар по чашкам. Затем вернулся на диван.

— Вы фактически уничтожили «Черную Сотню», мастер Чехов, — произнёс Рипер. — Без крови и войны. Сперва, словно шутки ради, вы лишили их прибыльного бизнеса, затем вывели из игры одну из мастерских, в которой у них находился склад… И под занавес ловко загнали в долги одного из лидеров банды! Да еще и продали его кустодиям, будто крепостного…

— Это вышло случайно, — я пожал плечами.

— Я действительно восхищен, — ответил глава «Сынов», а затем покачал головой и усмехнулся. — Монархисты все еще на плаву, но их позиции сыпятся с каждым днем. И если убрать их покровителей…

Рипер многозначительно взглянул на меня. Я же сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь.

— Ну, Павел Филиппович, — голос главы «Сынов» прозвучал, как мне показалось, чуточку разочарованно. — Отец вашей коллеги — Елены Анатольевны, кажется… Господин Свиридов…

— На улицах говорят, что он перешел вам дорогу, мастер Чехов, — добавил Плут. — И не собирается останавливаться.

— И многие об этом говорят? — прищурился я.

— Слухами земля полнится, — с готовностью сообщил парень и бросил на своего начальника короткий взгляд, словно ища одобрения.

— Собаки лают — караван идет, — флегматично заявил мужчина, но глаза его сияли азартом.

— На каждый рот не надеть намордник, — продолжил Плут. — И до нас дошли слухи, что судья возжелал вашего падения. Он подбивал некоторых людей из коллегии выступить против вас. Намекал, что темный не может творить добро.

— Кто бы мог подумать, — с деланным возмущением заявил я. — Неужто все настолько серьезно?

— Судья высоко взлетел, — терпеливо кивнул Рипер. — Он уверен, что старая дворянская кровь делает его неуязвимым. Поверьте моему опыту — с такими людьми надо решать все капитально, раз и навсегда.

Я сделал глоток и вопросительно посмотрел на анархистов:

— Предлагаете мне убрать Анатолия Викторовича? Может вы говорите об убийстве? Я не настолько хорош в дуэлях, мастера. Я всего лишь простой адвокат и вчерашний лицеист. Полагаю, что до уровня мастера Свиридова мне еще далеко.

Рипер поморщился:

— Я вполне уважаю ваш метод решать дела, не проливая кровь. Хотя, признаться, его не понимаю. С вашими талантами, которые никто не может контролировать…

— Кроме собственной совести, — напомнил я. — Она — лучший контролер, господин Рипер.

Глава анархистов сделал вид, что ужаснулся:

— Отвратительное качество! Сложно представить, как живут люди, которые подчиняются совести. Сам я больше предпочитаю следовать логике и договоренностям.

— Каждому свое, — не стал спорить я. — Но я не понимаю, к чему вы ведете.

Рипер расплылся в улыбке, которая сделала его моложе сразу на десяток лет.

— Мы предлагаем вам помощь в устранении этого, как выразился бы мой отец, «чумохода».

Плут кивнул. И по его виду я понял, что если сейчас дам свое согласие, именно этот человек со своими людьми и будет решать вопрос. Слишком многое стоит для него на кону. И мне даже стало интересно, что именно за это пообещали Гордею. Но спрашивать такое по понятным причинам я не стал.

— Моя семья уже несколько поколений придерживается законного пути, — ответил я. — И нарушать эту традицию я не хочу.

Мужчина едва заметно скривился, но тут же вернул лицу прежнее выражение. Я же продолжил:

— Однако вопрос с судьей можно решить и законным путем. И это будет выгодно нам обоим.

Анархисты переглянулись, оценивая мой ответ, ведь я явно намекнул, что если мы совместно решим этот вопрос, то я ничего не буду должен «Сынам».

Я неспешно отпил из чашки отвар, а потом вновь заговорил:

— Если у меня на руках окажутся доказательства, что судья и Гагарин вели дела с «Черной Сотней», я смогу дать делу ход. И Свиридова снимут с должности. А затем лишат судейской неприкосновенности и отправят в острог.

Анархисты снова переглянулись, и на этот раз, на их лицах расплылись довольные улыбки:

— А в остроге и на каторге случается множество ужасных вещей… — едва слышно пробормотал Рипер. И добавил, уже громче: — Отличный план, мастер Чехов!

— Но доказательства должны быть добыты легальным путем, — поспешно добавил я, и глава анархистов невозмутимо кивнул.

— Сделаем все в лучшем виде, Павел Филиппович. Гагарину тоже надобно оказаться в числе подсудимых? Или его стоит оставить в должниках?

— Полагаю, это можно будет решить позже.

Гости отставили чашки с недопитым чаем и встали с кресел:

— Что же, мастер Чехов, нам пора.

— А… — начал было я и указал на коробку.

— Небольшой подарок в честь восстановления в практике, — ответил Рипер. — Сущий пустяк, который вас ни к чему не обяжет. Надеюсь, вам понравится. Ну, до встречи. Провожать нас не нужно, мастер Чехов. У вас сегодня был тяжелый день.

Анархисты вышли из приемной. Я же откинулся на спинку кресла и задумчиво взглянул на стоявшую на столе коробку. Входная дверь захлопнулась, и только сейчас я понял, как ловко обвел меня вокруг пальца Рипер. Анархист прекрасно понимал, что я не соглашусь на убийство, и ловко подвел меня к устранению Свиридова законным путем, намекнув, что судья — взяточник. Я же просто смог добавить еще одно имя в список на «ликвидацию».

— Интересные у тебя друзья, некромант, — послышался голос Василия. И в этот раз я не заметил в словах призрака привычного сарказма. Скорее, судя по голосу, призрак до сих пор был насторожен.

Я сделал глоток чая и ответил:

— Я не назвал бы их друзьями, Василий. Однако, если по-честному, то бандиты всегда были лучшими друзьями человека моей профессии. Потому что завтра такой вот человек — или же кто-то из его окружения — запросто может попасть в острог. И адвокат будет ему помогать.

— Так-то оно так, Павел Филиппович… — согласился призрак. — Да только не к каждому в дом приходят такие сущности.

— Сущности? — не понял я. — Ты о чем?

— О том, что этот тощий в плаще и шляпе явился в наш мир извне, — просто ответил Козырев. — Причем пришел из такого места, которое куда страшнее нашего. От него несет смертью и кровью. И дымом горящих костров.

— Вот оно что… — протянул я, начиная понимать, как Рипер смог быстро найти общий язык с деревянным человечком, которого мы забрали из квартиры покойного Левина. И с интересом уточнил: — И много ты знаешь про таких вот пришлых?

— Достаточно, — не стал скрывать Василий. — Когда я прогнал дочь, то какое-то время старался не думать о том, кем она была на самом деле. А потом начал искать информацию. А кто ищет — тот находит! Я собирал записи сумасшедших, сказки, легенды… И когда умер — многое стало мне совершенно понятным. Тебе наверняка говорили, что миров, похожих на ваш, великое множество. И так вышло, что ваш достаточно гостеприимен к разным… сущностям. Типа твоего друга Рипера. Или твоего секретаря, например.

— Или Фомы, — добавил я, но Козырев покачал головой.

— Здоровяк родился здесь, в этом мире. Просто получил особенность от сильного духа-покровителя.

— То есть, ты тоже не из этого мира? — догадался я.

— Как раз из этого, — возразил Козырев. — Просто мне открылись некие тайны.

Я пока не стал уточнять, как Василий дошел до этих знаний, а призрак продолжил:

— Кстати, Рипер подарил тебе очень… Интересный подарок.

Он указал на стоящую на столе коробку. И тогда я развязал праздничную ленту. Снял обертку и открыл крышку. На дне коробки лежал похожий на маску палача остроконечный колпак из ярко-красной ткани.

— Занятный подарок, — пробормотал я, рассматривая колпак.

Поначалу я не заметил в нем ничего странного. Но стоило Козыреву подойти к колпаку ближе, как от ткани к призраку качнулась какая-то вязкая тяжелая энергия. И я удивленно поднял бровь, четко понимая, что такого быть не может. Рука словно сама потянулась, чтобы коснуться вещицы. Но в последний момент я опомнился и отдернул пальцы, которые буквально обожгло холодом.

— Дела-а… — пораженно выдохнул Козырев. — Только на твоем месте, некромант, я бы не стал это трогать даже длинной палкой. Разве сам не видишь? Вещь очень необычная.

— Тут не поспоришь, — признал я. — Хотя поначалу решил, что мне показалось.

Василий усмехнулся:

— Учись доверять своему внутреннему чутью, некромант! Оно никогда не обманет.

Я лишь пожал плечами и снова покосился на подарок, но уже с подозрением.

Хлопнула входная дверь, из холла донесся бас Фомы:

— Все сделано по высшему разряду, вашество! Я доставил Арину Родионовну до дома в лучшем виде. Вам не о чем беспокоиться…

Питерский вошел в приемную и замолк на полуслове, заметив Василия. Покосился в его сторону и осторожно проговорил:

— И вам доброго вечера, господин хороший. Уж не знаю, как вы здесь оказались…

— Меня зовут Василий Козырев, — представился призрак, приосанившись. — Решил переехать к вам. Может, на время. А может, и навсегда — смотря, как меня тут привечать будут.

Козырев обернулся ко мне и произнёс:

— Я был прав, некромант. В твоем доме живет много очень интересных людей. И я здесь придусь к месту…

Фома никак не стал комментировать заселение в дом нового жильца. Просто кивнул, показывая, что принимает факт знакомства.

— Быстро ты съездил, — сменил я тему разговора.

— Так дороги вечером пустые, — ответил Фома. — И машина летит, как ветер. Вот и обернулся быстро.

Он подошел к столу, взглянул на лежащий в коробке колпак и вкрадчиво уточнил:

— А это что такое?

— К нам в гости заглянул господин Рипер с помощником, — ответил я. — Глава «Сынов» решил поздравить меня с восстановлением в практике. И сделал такой вот странный подарок.

— И впрямь странный, Павел Филиппович. А вы уверены, что это добрый знак? Может, это намек какой, вашество? — уточнил Фома.

— Намек?

— Какой обычно лихие люди делают. Я в газете читал, что одному человеку на порог подбросили свиную голову. А другому тухлую рыбу прислали с доставкой.

— Врут! — фыркнул Василий. — Вот сами посудите: ни один разносчик не стал бы тащить рыбу или голову свинячью.

— За деньги и не такое принесут, — возразил Питерский и насупился.

— Вряд ли Рипер стал бы намекать на что-то подобным образом, — заметил я.

Помощник неожиданно втянул носом воздух, затем поморщился и громко чихнул. А потом с тревогой произнёс:

— Нехорошая это вещь, которая в коробке, вашество…

— Я уже это говорил. И даже показывал, — ответил за меня Козырев. Но в голосе призрака я не услышал привычной иронии. Будто Василий пытался произвести впечатление на Фому. Но на деле он словно побаивался моего слуги, потому как вдруг начал мерно мерцать.

— Это проклятый предмет, — продолжил слуга. — Одушевленный.

— Как тот деревянный человечек, который едва не устроил разлом в нашем доме? — напрягся я.

Фома замешкался. А затем ответил:

— Ну, не совсем… Я чую, что эта штука куда страшнее.

Я отшатнулся, словно передо мной на столе лежала ядовитая змея. А в следующее мгновение в голове у меня раздался едва различимый шепоток, который уверял, что колпак совершенно безопасен.

«Только прикоснись, некромант. Попробуй… испытай себя… ты не пожалеешь. Мы сможем многое… Тебя станут слушать, чтить. Тебя будут боготворить. Я сделаю так, что каждое твое слово станет чьей-то молитвой…»

Голос внутри моей головы становился все сильнее и громче. Он настойчиво просил… или требовал…

— Вашество!..

Голос Фомы привел меня в чувство, и я резко вздрогнул. Парень обеспокоенно нахмурился.

— С вами все хорошо? Наверно, вы слишком устали сегодня. Надо бы вам отдохнуть, а штуку эту давайте-ка уберем куда подальше.

— Лучше показать колпак Морозову, — заключил я, пытаясь унять дрожь в пальцах. Быстро закрыл коробку, перевязал ее скользкой атласной лентой, которая никак не хотела складываться в бант. А потом обратился к слуге: — Фома, ты еще не загнал машину под навес?

— Дак, выгнать ее никогда не поздно, — пробасил Питерский. — Надобно?

— Обязательно, — решительно ответил я и вынул из кармана телефон.

Слуга развернулся и направился к дверям. Я же отступил подальше от стола, на котором в торжественной тишине стояла проклятая коробка. Мне казалось, что стоит прислушаться, как в ушах вновь зазвучит этот жутковатый шепот.

— Это похуже свинячьей головы будет, некромант, — подал голос Козырев. — Не такой уж вам друг тот мужик в шляпе. Зачем ему вручать вам эту штуковину?

— Разберемся… — пробормотал я, пролистывая номера в телефонной книге. Наконец нашел нужный и нажал на вызов.

— Добрый вечер, Павел Филиппович, — послышался в динамике голос старшего родича.

— Не такой уж он и добрый, — ответил я. — Только что глава анархистов привез мне в подарок одну очень интересную вещь…

— Весьма любопытно, — сухо перебил меня Александр. — Это что-то опасное?

— Полагаю, так оно и есть, — вынужден был ответить я. — Это не яд и не оружие. Но, как мне кажется, предмет куда опаснее и того и другого.

— Вы смогли меня заинтриговать. По счастливому стечению обстоятельств, я как раз нахожусь неподалеку от вашего дома. И могу заехать в гости, чтобы посмотреть на этот самый подарок. Если он действительно настолько интригующий, что вы решили позвонить мне, то отойдите от него подальше, Павел Филиппович.

— Уже отошел, — подтвердил я. — И даже трогать его не решусь.

— Обожаю такие вещи! — довольно протянул Морозов. — Я заеду к вам не позднее чем через полчаса.

— Хорошо, — ответил я, и Александр завершил вызов.

— Машина у крыльца, вашество, — объявил вошедший в приемную Фома.

— А уже не надо! — ответил за меня Козырев, который подслушивал наш с Морозовым разговор.

— Это как? — не понял слуга.

— По счастливому стечению обстоятельств, Александр Васильевич был неподалеку и с радостью предложил заехать в гости, — пояснил я.

— Так что загоняйте машину обратно, мастер Фома. И не мешкайте, — распорядился Василий.

Сказал призрак это не из злого умысла, скорее ради забавы — такой уж у него был вредный характер. Однако Питерский мигом стал мрачнее тучи и повернулся к призраку.

— Вы… Это… — начал он и погрозил гостю пальцем.

— Что «это»? — тут же с готовностью уточнил Козырев и даже слегка приподнялся над полом, оставив тапочки на досках.

— Не балавайтесь, вот что! — мигом вышел из себя Питерский. — А то я не посмотрю, что вы старше меня!

Ногти Фомы удлинились, заострились, принимая угрожающий вид. Козырев на мгновенье бросил на меня испытующий взгляд, но я лишь скрестил руки на груди, всем своим видом давая понять, что не стану принимать ничью сторону. Это немного остудило пыл призрака.

— Ладно, ладно… — пробормотал он, пятясь к стене. — Приношу свои искренние извинения. Не серчайте, мастер шаман.

Но слугу было уже не угомонить:

— Вы мне тут еще пошутите! Вашество, может быть выгоним этого приблудного? — обратился ко мне он. — А то больно этот дядя остер на язык! Нам тут и без него хватает всяких умников! Вон, цельный двор сегодня был таких пришлых… И никого мы в доме не оставили. Это еще Людмила Федоровна не знает, что вы этого хмыря решили пригреть.

— А я чего? — невинно осведомился Козырев и уже открыто обратился ко мне. — Господин некромант, разве я сказал что-то лишнее? За что я хмырем-то стал?

— Мастер Козырев, ну зачем вы так себя ведете? Не по-соседски это… — пожурил я Василия.

— Это я с виду добрый, — подтвердил Фома. — Но терпеть хамство не стану, и враз могу на ту сторону переправить! И даже не поморщусь при этом. Будете себя потом по кусочкам собирать, ручки отращивать, чтобы было, чем билет взять…

Козырев покосился на меня, и я кивнул, подтверждая слова слуги:

— Так и есть. Я лично видел, как Фома отправил прочь из этого мира одного вредного духа.

Василий хитро усмехнулся. Наверное, призрак был уверен, что может скрыться в зеркальных тоннелях.

— Давайте не будем горячиться. Я, пожалуй, пойду, а вы пока остынете…

— А зеркало ваше я в реку выброшу! — припечатал Фома.

— Оно антикварное, — возразил Козырев, становясь бледнее прежнего. — У него цена немалая. Там одна рама, почитай, целую сотню стоит!

Попытка надавить на слабое место слуги была неплохой. Я даже восхитился тому, как Василий быстро определил, что Питерский очень бережливый человек. Но Фома тотчас задумчиво уточнил:

— Дорогое, значит? То есть, на помойку его выкидывать не стоит? Может продать кому?

— Что ж, значит, буду заглядывать в какой-нибудь богатый дом или музей, — вздохнул новый сосед.

— Так просто вы не отделаетесь, — довольно хмыкнул Фома. — Незачем вам в добром доме пакости всякие творить? Я зеркало ваше дорогущее продам за пару медяков бродячим цыганам. И накажу сделать из осколков оберег для отхожих мест, ежели оно расколется…

Василий поморщился:

— Фу, какая безвкусица! Разве можно так поступать с подарками? Их не передаривают. И не продают.

— Так цыгане и знать не будут про подарок, — пожал плечами Фома. — В лучшем случае — повесят в одной из своих кибиток…

Козырев замолчал, сверля Питерского мрачным, тяжелым взглядом. Шаман хмуро смотрел на гостя, и глаза его наполнялись жутковатым светом. Тогда Василий вздохнул и затем с трудом выдавил из себя:

— Признаю, мастер — ваша взяла!

— Баловаться можно, но черту не переходить! — припечатал помощник. И принялся перечислять правила: — Посетителей не стращать, каверзы не строить…

— Ну и как жить-то? — фыркнул призрак, нацепив на лицо обиженное выражение.

Но Фому он этим не пронял.

— Обитать тут можно только по нашим законам, — качая головой, заключил Питерский и победно усмехнулся.

— Договорились, — покорно ответил Козырев, принимая правила.

Я же всеми силами постарался скрыть улыбку, заметив, как тяжело далась призраку капитуляция…

Морозов прибыл быстрее, чем обещал. Фома как раз успел перегнать машину, когда за окном раздался шум двигателя. Заслышав его, Козырев, не прощаясь, исчез сквозь стену, видимо, не желая общаться с бывшим главой кустодиев. А через секунду хлопнула входная дверь, и в приемную вошел Александр Морозов в сопровождении своего племянника.

— Добрый вечер, Павел Филиппович, — с улыбкой поприветствовал меня старший родич. Михаил же обозначил короткий поклон.

Александр подошел к столу, указал на перевязанную лентой коробку и уточнил:

— Поросенок здесь, в этом ящике?

— Какой поросенок? — не понял я, но родич махнул рукой.

— Не обращайте внимания, Павел Филиппович. Это так, старческие шутки, прибаутки…

Михаил подошел к столу, бережно развязал ленту и открыл коробку. Взглянул на лежавший на дне ящика колпак. И при виде этой вещи глаза Александра азартно блеснули.

— А вы были правы, мастер Чехов… — не сводя взгляда с вещицы, протянул он. — Подарок действительно очень интересный.

— Фома предположил, что это одушевленный предмет, — произнес я.

Михаил кивнул:

— Ваш слуга весьма осведомлен. Это и правда необычный предмет. Его создал… — Михаил немного замялся. — Человек не из этого мира…

— Мироходец? — уточнил я, и племянник Морозова слегка повел плечами, словно пытался сбросить с них что-то тяжелое.

— Один мой старый знакомый рассказывал про такие вещи. Они обладают силой и могут помогать своему владельцу, но взамен способны поработить душу, если носитель даст слабину или начнет злоупотреблять способностями. Так что с такими объектами следует быть осторожнее. И эта вещь обладает очень большой силой. Хотя, мне кажется, сейчас этот колпак слабее, чем должен быть.

Я откинулся на спинку кресла и задумчиво протянул:

— Очень интересный ход от Рипера… Ума не приложу: за что он решил меня так отблагодарить?

При упоминании дарителя проклятой вещицы, Михаил как-то странно нахмурился. И у меня сложилось впечатление, что парень уже когда-то имел дело с главой анархистов. И дело это было для него весьма важным.

— Позволите? — уточнил Александр, указывая на колпак.

— Конечно, — разрешил я, и старший Морозов осторожно взял вещь.

Меня вдруг посетила совершенно неуместная мысль вскочить на ноги и вырвать колпак из его рук. Отчего-то показалось, что вещь должна быть только моей. И стало досадно от мысли, что я позволил прийти в дом посторонним, которые наверняка захотели присвоить мою вещь себе.

Я затряс головой, прогоняя странные мысли и тотчас понял — они принадлежат не мне. И чужие эмоции сразу же развеялись, лишь где-то на границе слышимости мне почудился недовольный шелестящий шепот: «Ты пожалеешь, что отказался от меня…»

Меж тем Александр Васильевич повертел тряпицу в руках, внимательно ее рассматривая. Он несколько раз замирал на пару секунд, прикрывал глаза. Я не сомневался, что он прислушивался, ловя слова проклятой вещи. И мне вдруг сделалось жутко от мысли, что сейчас старик тоже испытывает желание присвоить вещицу и может решить сделать это любой ценой…

Михаил вопросительно взглянул на своего дядю, и бывший глава кустодиев заговорил, словно сам с собой:

— Напоминает поделки нежити… Те, что они оставляют на алтарях в священных местах. Я встречал нечто подобное. Когда-то наткнулся на кость собрата-ведьмака, на которой лешак начертал знаки и путал дороги каждому, кто заходил в его пределы… Но эта тряпица в разы сильнее.

Он положил колпак обратно в коробку и сделал это даже немного небрежно. Отчего я решил, что Александр Васильевич не поддался влиянию шепота.

— Павел Филиппович, я хотел бы купить у вас эту вещь, — заявил кустодий.

— Она вам так приглянулась? — глухо уточнил я.

— Только поймите меня правильно… В моем возрасте меня мало чем можно удивить. И я уверен, что подобные вещи лучше хранить в особых местах, где они не смогут случайно соблазнить кого-то щедрыми обещаниями и посулами.

— Могу отдать ее вам просто так. По-родственному. Только будьте с ней осторожнее, — ответил я.

Желания касаться этого проклятого куска ткани у меня не было.

— О, Павел Филиппович! Это слишком ценный объект, чтобы отдавать его даром, — произнес старик.

— Вряд ли он представляет для меня какую-то ценность, — отмахнулся я. — Я даже не знаю, как правильно использовать эту штуку, чтобы не попасть под ее влияние. Она прибыла из другого мира, так что вряд ли я найду про нее хоть какую-нибудь информацию. Так что сейчас объект представляет угрозу этому дому и всем, кто здесь живет. А я не хочу рисковать ими.

— Здравое рассуждение, — оценил Михаил, и мне показалось, что он также слышал шепот колпака.

Парень сложил руки на груди, словно огораживаясь от влияния подарка Рипера

— Справедливое замечание, — добавил Александр и ловким движением убрал в карман коробочку. — Но все равно я не могу взять ее даром. Я перед вами в долгу, слово аристократа. Благодарю вас, Павел Филиппович. Сегодня поистине чудесный вечер.

— Вы уверены, что вам не навредит эта штука? — вырвалось у меня.

— Не переживайте за меня, Павел Филиппович. Эта тряпица может смутить молодой разум, у которого много амбиций и желаний. А для меня она безвредна. Потому что я уже добился всего, что мне было нужно. И получил все, чего жаждал. Ни одна глупая вещица не сможет соблазнить того, кто однажды потерял все и потом по милости судьбы нашел вновь.

Я буквально кожей ощутил разочарование колпака, скрытого в кармане Александра Васильевича. И лишь в этот момент меня отпустило напряжение.

— А теперь прошу меня простить, — развел руками старший Морозов.

— Спасибо, что явились так скоро, — ответил я и с облегчением улыбнулся.

Михаил обозначил легкий поклон, и Морозовы направились к выходу. Я же смотрел им вслед, и отчего-то мне вспомнились недавние слова Козырева о том, что передаривать или продавать подарки — это признак дурного тона. Но сейчас я был уверен, что это явно не тот случай.

Остаток вечера прошел спокойно. После того как Морозовы с подарком Рипера покинули приемную, я направился к себе. И только после того, как дверь за мной закрылась, я понял, насколько устал за сегодняшний день.

Думать о том, зачем глава анархистов вручил мне такой пакостный подарок, вовсе не хотелось. Однако выводы напрашивались сами собой. Рипер — не человек. Он представитель нечисти, да еще и настолько сильной, что при одном его упоминании мой новый сосед Василий, кажется, даже побледнел. И если Фома лишь слегка напугал старшего Козырева, то Рипер вызвал у наглеца священный ужас. Вредный призрак даже не подумал язвить в присутствии гостя в шляпе. А тот, к слову, еще и прямо смотрел на духа. Рипер видел мертвых. И, вероятно, даже был способен на них влиять. Я решил, что он надумал преподнести мне вещицу, чтобы заполучить власть над некромантом. Скорее всего, под воздействием проклятой тряпицы я бы перестал быть собой, возжелал власти. И Рипер стал бы казаться мне вполне приличным соратником в получении желаемого…

Не думаю, что этот господин желал мне зла. Как и добра, впрочем. Он всего лишь преследовал свои, только ему известные цели. И в будущем мне следует быть осмотрительным в его присутствии. Значит, придется дать ему понять, что такого рода подарки не сделают наши взаимоотношения теплыми…

Телефон на тумбочке ожил, выводя меня из размышлений. Я взял трубку и прочел сообщение от Нечаевой: «Спокойной ночи. Добрых снов».

Недолго думая, я написал в ответ: «Только если в них будете вы».

«Не теряйте надежды, Павел Филиппович».

Я растянулся на кровати, закинул руки на подушку. Отчего-то легко представил, как на этой же самой кровати спала Арина Родионовна. Быть может также смотрела в потолок. И от этой мысли стало тепло. Девушка вела себя со мной сдержано, ни одним движением не выдавая эмоций, но порой я ловил на себе ее изучающий темный взгляд, от которого внутри меня все замирало. Мы договорились, что не станем смешивать личные отношения и работу, и если смотреть со стороны, то между нами ничего не изменилось. Однако это было не так…

В грядущую субботу наконец произойдет встреча ее родителей с моей семьей в доме княгини Чеховой. Нам пришлось ее отложить из-за воскрешения Яблоковой — отставлять проснувшуюся женщину одну было опасно. Но в этот раз, вероятно, Людмила Федоровна пожелает составить нам компанию при встрече с Нечаевыми.

Полагаю, что после этого обеда мы с Ариной Родионовной сможем объявить о помолвке. Я зажмурился и понял, что не могу перестать улыбаться. Телефон снова звякнул, и я прочел: «Под матрасом!»

Я сразу же проверил указанное место и нашел тонкий батистовый платок, пропитанный ароматом духов моей девушки.

«Теперь точно приснюсь», — пообещало мне следующее сообщение. Забравшись под одеяло, я какое-то время вдыхал знакомый запах, пока сон не накрыл меня теплой волной и не затянул во тьму…

Она была там. Арина обернулась кошкой, которая вела меня по диковинным местам чужого мира. Я видел высокие деревья, которые касались ветвями ночного неба с тысячами звезд. Мы оказались на поляне, в центре которой стоял бревенчатый дом, из маленького окна лился желтоватый свет. На порог вышла невысокая девушка в белом сарафане. Она пристально смотрела на нас, а потом ухватилась за дверной косяк, сделав неловкий шаг.

«Сестра», — мысленно сообщила мне Арина и потерлась лбом о мою руку. И я понял, что сжимаю в кулаке кусочек ткани. Порыв ветра вырвал платок из моих пальцев и отнес к девушке, которая так и не решилась подойти к нам. Незнакомка подхватила вещицу и прижала к груди. Потом улыбнулась, показавшись вдруг очень взрослой. Мне почудилось, что сквозь ее кожу проступили кости черепа, а волосы на мгновение стали совсем седыми. А потом морок спал, и перед нами вновь была прежняя девушка. Она остановилась на нижней ступени крыльца, словно боялась, что лишнее движение может нас спугнуть. Я взглянул на кошку, которая также не сводила глаз с девушки, не решаясь двинуться в ее сторону. И стоило мне шагнуть вперед, как поляна вместе с избушкой качнулась и… рассеялась. Сон сменился, став чем-то мягким и бархатным, словно я лежал в клубке кошачьего тела и не хотел шевелиться…

Вырвал меня из сна звонок будильника. Я открыл глаза, но еще несколько минут просто лежал, глядя в потолок. Затем с неохотой встал с кровати. Направился в ванную, быстро привел себя в порядок. И принялся одеваться. Сегодня нужно было разобраться с делами, которые остались после вчерашнего приема. И можно будет заняться просьбой Морозова по «легализации»…

Я надел пиджак, одернул лацканы и поправил манжеты. И задумался, понимая, что назвать этих людей «нечистью», у меня не получится. Нелюди? Нет, это тоже не то… Не совсем люди?

Наконец, я решил, что пока подойдет название «гости», или хотя бы «пришлые». Взяв со стола телефон, направился к двери, и только в этот момент услышал из гостиной ворчание Яблоковой:

— Вот так уйдешь в гости на ночь, а тут уже устроили непонятно что! Того и гляди окажется, что в мою комнату постояльцев пустили. Да еще по наивности и бесплатно…

— Доброе утро, Людмила Федоровна, — поздоровался я, распахнув дверь.

Завидев меня, женщина подбоченилась и строго уточнила:

— Какое оно доброе, если в доме такой бардак, будто тут квартировались гусары?

— Где? — удивился я.

— На первом этаже натоптали, — загибая пальцы, начала перечислять соседка. — На столе в приемной полно грязной посуды. Значит, кто-то припозднился после ухода Нечаевой. То есть, ты опять решил не отдыхать?

— Простите, не подумал, что на ночь глядя стоило заняться уборкой, — смутился я.

— Раньше это делала я. Потому что навести чистоту мне удавалось, лишь взмахнув руками. Точнее… — она вздохнула, не найдя слов, чтобы описать свой талант призрака.

— Думаю, будет уместно нанять кого-то, кто будет убирать дом, — предложил я.

— Тут ты прав. У меня раньше работала приходящая прислуга. Держать в доме больше одного помощника было неудобно. Да и не особо нужно. Тут не так много свободного места, да и не надобны были свидетели… — Яблокова посмурнела. Потом добавила вполголоса, забыв, что ее слышат: — Если бы я оставляла охранников круглосуточно, то быть может, в ту самую ночь осталась бы жива…

— Тогда бы мы с вами не познакомились, — напомнил я.

Соседка вздрогнула, поняв, что опять размышляла вслух, и покачала головой:

— Я слишком привыкла жалеть о прошлом. Надо окончательно смириться, что я вновь жива.

— К слову о живых! — Теперь уже я с самым суровым видом скрестил руки на груди. — Где вы были всю ночь? Почему от вас несет дымом и парами горячительного?

— Что? — растерялась Людмила Федоровна, сразу забыв о своих переживаниях. — Ты это меня отчитываешь?

— Имею право, — начал я, воодушевленный было тем, что мне удалось сместить фокус внимания на Яблокову. — Мы с вами тут на равных правах соседствуем и…

Женщина строго погрозила мне пальцем.

— Я тебя за уши оттаскаю! — перебила меня она. — Не посмотрю, что ты некромант и адвокат. Ишь, чего удумал — жизни меня учить!

— Чаю не желаете? — раздался голос Фомы, и по комнате поплыл аромат свежезаваренного напитка. Это моментально пресекло назревающий конфликт.

— Один ты, Фомушка, меня понимаешь, — вздохнула Яблокова и улыбнулась помощнику. — Как ты тут?

— Без вас всегда неуютно, — смущенно признался парень. — Но я рад, что вы отдохнули. Слишком уж много на вас всего навалилось в последнее время.

— Вот — учись, как надо вести себя с дамами! — фыркнула в мою сторону Людмила Федоровна.

— Мне далеко до Питерского, — признал я. — Только вы учтите, что вскоре он станет очень занятым и домой будет добираться нечасто.

От этой фразы женщина закатила глаза.

— Не рви мне сердце, вредный некромант! Мне нужно принять ванну и прилечь… Все же для меня ночевки вне дома — дело хлопотное.

— А кто говорил, что при хорошем лекаре можно позволить себе вино… — начал было я.

— За уши оттаскаю! — шикнула на меня Яблокова, и я демонстративно прикрыл рот ладонью. — Распоясался ты, княжич. Привык, что я тебе все с рук спускаю.

— Потому что вы добрая, — напомнил Фома и протянул соседке чашку с чаем. — Возьмите с собой.

— Спасибо, мой хороший, — проворковала она и пошла к себе.

В последний момент Питерский успел распахнуть перед хозяйкой дома дверь. Если бы он этого не сделал, Яблокова бы попыталась пройти сквозь доски, что в последнее время, впрочем, случалось довольно редко. Во всяком случае, не так часто, как на прошлой неделе…

— Спасибо, — рассеянно пробормотала женщина и бросила на меня косой взгляд.

— Проходите, Павел Филиппович, — позвал меня Фома, и я двинулся за ним на кухню.

Тут на столе стоял заварочный чайник, чашка и тарелка со стопкой блинов. Рядом красовалась вазочка с густым золотистым медом.

— Завтрак как раз поспел, вашество, — сообщил Питерский. — Присаживайтесь, пока горячее.

— Благодарю, — ответил я и сел за стол. — Ты сегодня сам готовил?

— Как догадались? — прищурился парень. — Это потому что блины не подрумяненные?

— Иришки нет, — пояснил я. — Она обычно в это время на кухне.

— Она сегодня попросила выходной, и я пообещал, что вы не станете возражать. И потому решил, что сам займусь готовкой — вы говорили, что получается у меня неплохо.

— Что-то случилось? — насторожился я.

— Сегодня день памяти ее батюшки.

— Может тебе стоило бы провести время с ней? — предположил я, но парень покачал головой.

— Зинаида сказала, что приедут родичи из деревни, и будет не до меня. Да оно и к лучшему. Не хватало еще в такой день смотрины устраивать…

Тут мой помощник покраснел и отвел взгляд.

— К тому же придется пояснять, почему у меня самого родни нет. Нехорошо все это, вашество.

— У тебя есть семья, — возразил я. — И не последняя в Империи, между прочим! А скоро у тебя будет отчество.

— Но родной крови у меня и впрямь нет, — словно оправдываясь, произнес парень.

— Родные не те, кто одной крови, а те, кто близок тебе по духу. У тебя есть я, Арина Родионовна, наша Людмила Федоровна… Морозов обещал справить твою свадьбу так, чтобы никто не посмел сомневаться, что ты — человек путевый!

Питерский неуверенно улыбнулся и почесал кошачье ухо, выскользнувшее на его макушке.

— Спасибо вам за добрые слова, Павел Филиппович.

— Ты и должность будешь иметь важную. Не забывай.

— Как уж тут забудешь… — усмехнулся парень и подвинул мне тарелку с блинами. — Вы трапезничайте, вашество, а то я вас совсем заболтал. И газету читайте, как привыкли. А я пока пойду спрошу Арину Родионовну, может ей чего надо.

— Она уже тут? — удивился я.

— Работает, — кивнул парень и вышел из комнаты.

Я принялся за завтрак, просматривая газетные полосы. Ничего особенного в новостях не было, лишь несколько дворянских семей объявили о скорых браках, которые явились результатом встречи молодых людей в Яблоневом саду. Поэтому я быстро закончил завтрак, допил чай и направился на первый этаж.

Нечаева уже была в приемной, когда я спустился. Она сидела за столом и быстро набирала текст на компьютере.

— Доброе утро, — поприветствовал я секретаря.

Девушка оторвалась от своего занятия и улыбнулась.

— Доброе, Павел Филиппович, — ответила она.

— Могли бы подняться в гостиную на утреннее чаепитие, — продолжил я, присаживаясь в кресло.

— Увы, у меня вчера осталось много несделанного, — произнесла девушка. — Посетителей было так много, что я не всегда успевала заполнять карточки. Так что…

— Хорошо, что сегодня у нас передышка, — ответил я.

— Не совсем, — возразила девушка. — Дело в том, что утром звонил Васильев…

— Вот как? И зачем же?

— Заявок скопилось очень много. И вчера не все успели посетить офис.

— И Дамир Васильевич просил перенести остаток посетителей на сегодня? — догадался я.

— Я уже велела Евсееву побыть привратником, — кивнула девушка. — А Ярослав и ваш новый призрак заблокировали дверь. До тех пор, пока вы не придете.

Я вздохнул и неохотно поднялся с кресла.

— Хорошо. Тогда попросите их начать прием, — произнес я и направился к кабинету.

Первый же посетитель заставил меня изрядно задуматься. Потому что случай был не совсем стандартный. Клиент, которого звали Андрей, работал дизайнером на мануфактуре по производству игрушек. На свою беду он повздорил с начальником отдела, и список его рабочих обязанностей сразу же сильно разросся. Начальник отдела ставил перед ним задачу без четкого описания, формулируя это тем, что не может описать, как будет выглядеть готовый объект. По итогу, результат работы начальника всегда не устраивал. Он говорил, что имел в виду совсем не то, что работа грязная или не доведена до ума, и требовал все переделывать. Формально начальник был прав, только вот производительность Андрея начала стремительно падать, а с ней падала и заработная плата.

Я откинулся на спинку кресла и внимательно слушал рабочего, прекрасно понимая, почему приказчик так делает. Скорее всего, он попросту решил выжить Андрея с мануфактуры, но официального повода у него не было. Оставалось только довести человека до такого состояния, чтобы он вынужден был уволиться по собственному желанию.

— Напишите заявление об оказании представительских услуг, — попросил я, когда визитер закончил рассказ. — Я постараюсь вам помочь.

— Спасибо, мастер Чехов, — поспешно произнёс Андрей и встал с кресла. — Дай вам Искупитель здоровья. И долгих лет.

Я усмехнулся:

— Спасибо…

Рабочий вышел из кабинета, и я вздохнул. Но через порог переступил уже следующий посетитель. Им оказалась женщина средних лет.

— Мастер Чехов, на вас вся надежда, — начала она причитать с порога. — Никакой управы нет!

— Рассказывайте, что у вас случилось, — мягко попросил я.

— В общем, сдала я квартиру, которая мне от бабушки досталась, одной даме. Та просила, умоляла, мол, ненадолго надо. И что, мол, она погорелица, и что скитается без крова… Ну, я и пожалела бедняжку, приютила ее. Так теперь ее не выселить! Платить перестала, дома сходки устраивает всякие! Шум, гам, пьянство… Настоящий притон вместо квартиры. И никакой управы на нее нет. Я уже и жандармам писала, и знакомым, чтобы ее выселили…

— А одни что? — поинтересовался я.

— Ходят слухи, что у нее друзья в монархистах, вот и связываться никто не хочет.

— Договор, как я понимаю, вы не заключили? — без особой надежды на успех поинтересовался я.

Женщина покачала головой:

— Доверилась ей… У нее глаза были такие жалостливые. Добрые…

— Ладно, подпишите в приемной договор об оказании услуг, — произнёс я, понимая, что простой консультацией это дело не решить.

— Спасибо, Павел Филиппович! — вновь запричитала женщина. — Большое спасибо!

— Пока не за что, — ответил я.

Едва дверь за посетительницей закрылась, как я начал размышлять, когда же я успел столько нагрешить, нарушая заповеди Искупителя. Оставалось только надеяться, что хотя бы дело следующего посетителя получится разрешить простой консультацией. Но сегодня удача была явно не на моей стороне. Потому что дело третьего просителя успело попасть в суд, и первые два заседания уже прошли. Причем ответчик выступал без защиты, свято надеясь, что до вынесения решения адвоката Чехова восстановят в практике.

В принципе, дело было не таким уж сложным. Мой клиент арендовал у старшего брата лодку и сети для ловли рыбы. И после возвращения из моря оставил улов на лодке, а сам ушел за машиной, чтобы перевезти добычу. Когда же он вернулся, то улова в лодке уже не было. А на все его вопросы брат без обиняков ответил, что нашел рыбу в своих сетях, а значит и принадлежит она именно ему.

Разбирательства ни к чему не привели, и дело о возмещении ущерба за улов ушло в суд. Но был один нюанс: мой клиент не имел никаких доказательств, что это именно он выходил в море и поймал эту самую рыбу. Так что доказать что-то судье было сложно. Я вкратце записал все сказанное в блокнот и попросил просителя подать заявление на предоставление услуг. Сам же тяжело вздохнул, понимая, что ближайшая неделя выдастся нелегкой. И делам Александра Морозова придется немного подождать своей очереди.

После третьего клиента судьба решила наконец надо мной сжалиться. И все последующие обращения оказались обычными просьбами дать тот или иной юридический совет. Курьер из жандармерии тоже не прибыл. Значит, уголовных дел сегодня мне не досталось. И это не могло не радовать.

Таким образом, у меня получился почти нормированный рабочий день. И когда очередной посетитель покинул мой кабинет в половине шестого вечера, я откинулся на спинку кресла и взглянул на стопку папок, что успели накопиться на углу моего стола. В них я сложил скудные данные, полученные от посетителей. На каждой папке стояла пометка о сути дела, и если Дамир Васильевич сжалится и не поставит мне на завтра еще один дежурный день, то нужно будет начинать разбираться со всем этим вопросами.

В дверь постучали. А через секунду створка приоткрылась, и в кабинет заглянула Арина Родионовна:

— Кажется, на сегодня все, Павел Филиппович, — сообщила она. — Вот карточки тех людей, с которыми был составлен договор об оказании услуг…

Нечаева прошла в кабинет и положила передо мной бумаги.

— Спасибо, — поблагодарил я помощницу, раскладывая документы по нужным папкам. — Надеюсь, рабочий день на сегодня закончен.

Девушка улыбнулась, и на мгновенье на ее лицо набежала тень.

— Звонила госпожа Свиридова, — сообщила она.

Я вздохнул и уточнил:

— И чего же хотела лучшая адвокатесса города?

— Она не сказала. Но попросила записать ее на встречу и уверяла, что вы не станете возражать, даже если она будет поздней. Я обещала узнать у вас, будет ли уместно планировать эту встречу.

Я потер переносицу, понимая, что мне стоило поговорить с Нечаевой до того, как Елена объявится в моем кабинете.

— Закройте дверь, Арина Родионовна, — мягко произнес я. — Нам надо обсудить кое-что очень важное… И, надеюсь, Василий не будет подслушивать! Иначе он переедет жить в цыганскую кибитку!

Последние две фразы я произнес, нарочито повысив голос. И мне показалось, что из приемной послышался разочарованный вздох призрака. Несколько нервно кивнув, девушка выполнила мою просьбу, затем подошла к креслу и опустилась в него.

— Что вы хотите мне сообщить? — чопорно спросила она.

— Этой ночью мне снился удивительный сон, — начал я. — В котором вы отвели меня в интересное место.

Нечаева едва заметно усмехнулась и склонила голову к плечу.

— Какое же? — хитро уточнила она. И по ее тону я понял, что она прекрасно знает о каком месте идет речь.

— На лесную поляну, в центре которой стояла избушка…

Девушка замялась, а затем ответила:

— Вы видели мою сестру. Она живет очень далеко отсюда, и даже во сне мне не удавалось добраться до нее… Но это не я вас туда провела, наоборот — вы явились моим проводником.

Нечаева немного помолчала, а потом продолжила:

— Знаете, Павел Филиппович, у вас есть талант ходить в иные миры. Быть может, только во сне, но вы сумели преодолеть границу реальностей и дали мне возможность увидеться с любимой сестрицей.

Я ободряюще улыбнулся.

— Это славно. Надеюсь, наша с вами договоренность о встрече ваших родителей с моими родственниками еще в силе?

— Мои планы не изменились, — отозвалась Арина, и ее щеки покрыл румянец.

И тут я не выдержал — встал на ноги, подошел к помощнице и взял ее ладонь в свою.

— Мне не хочется, чтобы вы сомневались в моих намерениях… Вы дороги мне! И очень важны.

— Это взаимно, — выдохнула девушка, сжав мои пальцы.

— Потому я расскажу вам о том, что является тайной, — продолжил я.

— Даже так? — удивилась собеседница.

— Я доверяю вам и точно знаю, что сказанное в этой комнате останется между нами.

— Можете не сомневаться, — совершенно серьезно ответила Арина Родионовна.

— Свиридова попала в большие неприятности. Они не связаны со мной — по крайней мере, напрямую. Но девушка пошла против воли семьи, чтобы помочь мне. Такой был у нас уговор…

Помня о наставлениях старшего Морозова, я неспешно поведал Нечаевой все с самого начала. О том, как младшая дочь судьи выбрала себе суженым жениха своей старшей сестры и тем самым вынудила отца искать выход из сложившейся пикантной ситуации. И еще поведал о том, почему Елена в тот злополучный день оказалась на дороге в комендантский час.

— Какой же он гад! — воскликнула Арина Родионовна, вскочив на ноги. — Как можно так поступить с родной дочерью⁈ Отец решил продать девушку, как корову на рынке!

Я умилился тому, как праведный гнев отразился на раскрасневшемся личике моей девушки. И сам не понял, как привлек ее к себе и коснулся ее губ своими. Глаза Нечаевой распахнулись, а потом зрачки в них вытянулись, чтобы тут же затопить радужку.

— Простите… — смутившись, шепнул я.

— Нет уж! — ответила Арина и обхватила мою шею, чтобы я не смог отстраниться. И я растворился во влившейся в меня светлой силе…

Мы целовались так долго, что я совсем потерял голову. Первой пришла в себя девушка. Она оторвалась от моих губ и уткнулась лбом мне в подбородок, часто дыша.

— Так я прощен? — уточнил я севшим голосом.

— Не уверена… — хмыкнула Нечаева и нехотя отступила.

Мне нравился ее затуманенный взгляд, припухшие губы и то, как она поправляла свои волосы.

— Иногда вы кажетесь мне таким холодным, Павел Филиппович. Но потом…

— Хочу, чтобы вы знали, — я заправил непослушный светлый локон за покрасневшее ухо Арины, — рядом с вами мне ужасно сложно оставаться холодным. Но я не имею права давать волю чувствам и портить вашу репутацию. Даже не могу представить, насколько я возненавижу себя, если из-за моей несдержанности кто-то посмеет говорить о вас плохо.

Арина Родионовна вздохнула и поймала мою ладонь, чтобы снова сжать ее.

— Знайте, что я ценю это, — тихо сказала она и нахмурилась, повернувшись к закрытой двери. А потом произнесла более твердым голосом: — У нас гости. Я провожу к вам Елену Анатольевну.

— Спасибо за понимание, — я тянул с необходимостью отпускать девушку.

— Вам придется время от времени напоминать мне, что я понимающая и здравомыслящая, — ласково пояснила Арина и направилась прочь из кабинета.

Я вернулся за стол и пригладил волосы. Запоздало заметил, что мое лицо пылает. Пришлось закрыть глаза и призвать на помощь привычное хладнокровие. В момент, когда дверь распахнулась и на пороге показалась Свиридова, я уже пришел в себя. Сегодня она была в тесном брючном костюме привычного красного цвета.

— Добрый вечер, — вежливо кивнула она. — Простите, я просила записать меня на встречу. Полагаю, вы не станете возражать…

— Арина Родионовна предупредила меня о вашем звонке, — ответил я и сделал приглашающий жест. — Присаживайтесь.

— Я принесу вам чай, — мягко предложила Нечаева и покинула кабинет.

— Ваша помощница еще не ушла домой, — заметила Свиридова. — Какая похвальная преданность службе…

— Давайте сразу расставим все точки над «и», — отчеканил я, положив раскрытую ладонь поверх бумаг. — Вы знаете, что в Яблоневом саду я был с госпожой Нечаевой. И если вам показалось, что это был просто дружеский поход, то могу вас уверить, что это не так. Вскоре мы с Ариной Родионовной объявим о помолвке.

— Даже так? — искренне удивилась гостья. — Мне отчего-то думалось, что вы против служебных романов… Это не противоречит адвокатской этике, Павел Филиппович?

— У нас нет романа, Елена Анатольевна, — терпеливо пояснил я. — Наверняка вы просто забыли о том, что я весьма холодный человек. Вы сами винили меня в этом.

— Тогда девушке можно только посочувствовать, — заключила Елена и поправила манжет пиджака.

— Попробуйте, — великодушно позволил я. — Но предупреждаю, что отказываюсь впоследствии оплачивать ваши визиты к душеправу.

— О чем вы? — нахмурилась девушка.

— Вам не стоит недооценивать госпожу Нечаеву. Она вовсе не та наивная девочка, которая просто расплачется от обиды. И я уверен, что после того, как вы проявите к ней неуважение, она на вас отыграется. Поверьте, в этой войне вы проиграете. А раз нам придется долгое время работать вместе, в ваших интересах найти в лице Арины Родионовны если не подругу, то хотя бы не врага.

— Я не имела в виду ничего такого… — быстро произнесла гостья. Но мы оба понимали, что она все поняла. Мне этого хватило.

В кабинет вошла секретарь и поставила на стол поднос с чайником и двумя чашками.

— Ваш чай, — вежливо сообщила она, бросив на меня лукавый взгляд.

Стало понятно, что мой разговор со Свиридовой не остался для нее секретом.

— Я оформила все бумаги, — продолжила она как ни в чем не бывало. — Попрошу Фому отвезти меня домой. Вы не возражаете, Павел Филиппович?

— Сожалею, что не могу вас проводить… — начал было я.

— Все в порядке. И спасибо за цветы.

Я хотел уточнить, о каких цветах речь, но вовремя прикусил язык. Конечно — Людмила Федоровна вернулась в строй и наверняка распорядилась о доставке!

— Всего доброго… — Нечаева вежливо попрощалась с посетительницей и направилась прочь.

Мне хотелось пройтись с ней до порога и еще раз вдохнуть аромат ее волос перед тем, как вернуться к работе. Но на меня пристально смотрела Свиридова. Которая, к слову, казалась весьма озадаченной.

— Со своей помощницей вы совсем другой человек, — выдала она, едва дверь за секретарем закрылась. И тут же добавила: — Но это не мое дело! Простите.

— Я уже сказал вам, что мы будем помолвлены.

— В наше время это зачастую означает, что семьи решили объединить капитал и влияние.

Я улыбнулся:

— Мне хочется верить, что вам тоже встретится человек, с который вы перестанете быть холодной и расчетливой.

— Звучит как проклятье, — девушка суеверно постучала по деревянному подлокотнику кресла. — Пожалуй, я предпочту оставаться с холодной головой и трезвым рассудком.

— К слову, о рассудке, — спохватился я. — Ваш батюшка еще не взялся за ум? Быть может, он решил, что зря прогнал вас из дома?

Девушка зябко повела плечами и, чтобы занять руки, принялась теребить тонкие браслеты на запястье.

— Мастер Свиридов недвусмысленно дал мне понять, что не хочет, чтобы я носила его фамилию. Официально он не требует, чтобы я ее сменила, но предложил взять другую. И сразу уточнил, что мне не стоит рассчитывать на фамилию моей матери. Якобы ее родственники не одобрят этого.

— Вы против? — Я поднялся, чтобы передать гостье чашку с чаем.

— Павел Филиппович, поверьте, у меня нет никаких иллюзий. Этот человек не обижен на меня, он не пытается отыграться за неповиновение или наказать глупое дитя. Он показал свое отношение ко мне тем, что попросил от коллегии отозвать мою лицензию.

— По какому поводу? — нахмурился я.

— Неофициально, — пояснила девушка. — Он понимает, что по закону сделать это у него не выйдет, и потому меня попросили из моего кабинета… Все дела, которые я вела, будет тщательно проверены на предмет нарушений.

— Там есть за что зацепиться? — тотчас уточнил я.

— Всегда найдется что-то, что может подвести под разбирательство, — мрачно подтвердила девушка. — Я решила, что сменю фамилию. И буду надеяться, что ему этого хватит.

— Но он может пойти и дальше, — предположил я.

— Я дам ему понять, что, отобрав у меня отчество, он неофициально объявит о подозрении, что я не его крови. А значит, задним числом обвинит свою покойную жену в измене. И тем самым опозорит не только себя, но и Наталью. Полагаю, что так далеко он не зайдет.

Я слишком хорошо понимал, как для девушки важно ее происхождение. Она всегда была княжной с громкой фамилией, а теперь могла потерять то положение в обществе, к которому привыкла.

— Понимаю, что на достойный брак мне не стоит рассчитывать, — продолжила Елена Анатольевна.

Я покачал головой.

— Сожалею.

— А знаете, Павел Филиппович, мне вдруг стало очевидно, что тут не о чем жалеть. Вместе с этой фамилией я потеряла столько ненужных обязательств! У меня ведь никогда не было настоящей свободы. Много лет я пыталась доказать отцу, что чего-то стою. Надеялась, что он будет мной гордиться… А теперь, отказавшись от фамилии, я стану по-настоящему свободной. Я сама буду решать, как мне жить, что делать и за кого выходить замуж. И даже если я решусь стать чьей-то супругой, то не потому, что у меня богатое приданое и важная фамилия. Разве в этом есть что-то плохое?

— Думаю, что нет, — признал я. — Но сейчас вы поддаетесь эмоциям.

— Не мешайте мне наслаждаться моментом, мастер Чехов!

Мы прервали беседу для того, чтобы отпить чай, и затем я рассказал о встрече с Морозовым, умолчав о важных деталях нашей работы.

— То есть, Морозов желает дать мне свою фамилию? — пораженно уточнила девушка.

Ее щеки даже покраснели от этой новости. Княжна встала на ноги и прошлась по кабинету. Расстегнула пиджак, словно ее неожиданно бросило в жар.

— Вам жарко? — поинтересовался я. — Мне открыть окно?

— Не каждый день посторонний человек предлагает мне вступить в его семью, — рассеянно покачала головой Елена. — Я же не глупая и понимаю, что все это делается не просто так. Мне придется заплатить.

— Только преданностью нашему делу, — осторожно пояснил я. — Никто не станет требовать от вас брака по расчету или чего похуже.

Елена Анатольевна затравленно взглянула на меня, словно я только что ее ударил. А потом тряхнула головой, прогоняя с лица это выражение.

— Вы можете отказаться. Никто не заставляет вас становиться Морозовой, — сказал я. — Однако клятву верности семье придется дать. И было бы уместнее, если бы вы это сделали, будучи частью княжеской семьи.

— В случае, если я не буду вам равной по положению, я стану вашей слугой, — задумчиво продолжила за меня девушка.

Я развел руки и просто произнес:

— Вы знаете законы! Я не хочу от вас ничего скрывать.

— Это слишком заманчиво, чтобы быть правдой, — хмыкнула Свиридова. — Если бы я не знала, что Морозовы способны на такие фокусы, то не поверила бы в честность предложения… Но я была с вами на охоте и собственными глазами видела, как этот старик вышел и встал против Мининых, которых было в разы больше вас. Он заявил, что влюблен в вашу бабушку. Знаете, я никогда не думала, что кто-то из дворян может так легко в этом признаваться на виду у всех. На глазах самого императора. Подобное мне всегда казалось слабостью. Но Александр Васильевич в тот день вовсе не был слабым. От него веяло такой мощью, что каждый в том месте был готов попятиться. А ваша бабушка сияла гордостью. Они ведь правда любят друг друга, и осознание этого меня сразило наповал. Мне тоже хотелось бы испытать в жизни нечто подобное. Чтобы меня любили по-настоящему…

Девушка оборвала себя на полуслове и закусила губу.

— Простите, я говорю глупости, — пробормотала она.

— Вы стоите того, чтобы рядом с вами был мужчина, который оценил бы ваш характер и душу.

В этот момент из приемной раздалось деликатное покашливание. Мы с гостьей резко развернулись. В комнате стоял Плут в темном костюме и начищенных туфлях. В полутьме мне показалось, что его глаза вспыхнули серебряными бликами.

— Простите, что перебиваю вас, Павел Филиппович. Я жал на кнопку звонка, но кажется, что он у вас сломался. Я вовсе не имел намерений мешать вашей беседе…

— Все в порядке, — отозвался я и шагнул в приемную, невольно загораживая собой растерянную Свиридову. — Вам что-то понадобилось?

— Мой начальник велел передать вам бумаги по нашему делу, — парень бросил хмурый взгляд мне за плечо. — Если я не вовремя, то могу подождать, пока вы все обсудите.

— Пожалуй, я пойду, — подала голос Елена Анатольевна.

— Вы на машине? — озаботился я, помня, что судья отнял у дочери все.

— Вызову такси, — отмахнулась девушка. — Ни о чем не переживайте. Мне надо все обдумать.

Она обошла меня и столкнулась с застывшим Гордеем, который и не думал сдвинуться с места. Он осмотрел девушку, а потом сипло осведомился:

— У вас все хорошо, госпожа?

— Что? — опешила Свиридова и оглянулась на меня, в поисках поддержки.

— Я могу довезти вас домой, если нужно, — просто предложил Плут. — Моя машина стоит за аркой. Домчу с ветерком до самого адреса.

Я с трудом спрятал улыбку, прекрасно понимая комичность ситуации, хотя парень и сильно изменился с момента нашей встречи в остроге. Видимо, Рипер много сил потратил на воспитание у него манер.

— Вот это точно лишнее! — Елена наконец пришла в себя и торопливо принялась застегивать пуговицы пиджака. — Я способна сама о себе позаботиться. И мне совершенно точно ни к чему помощь кого-то вроде вас.

Гордей нахмурился. А затем весело уточнил:

— Вроде меня?

— Неужели вы полагаете, что я не узнала фигуранта дела нашего дорогого адвоката Чехова? — ехидно уточнила Елена. — Вас, кажется, зовут Гордей, верно?

— Гордей Михайлович, — поправил Свиридову парень, скривив губы в усмешке.

Это стало неожиданностью не только для Свиридовой, но и для меня. И в приемной воцарилось молчание, которое спустя несколько долгих секунд первой нарушила адвокатесса.

— Не знала, что у вас есть отчество, — пробормотала она, пытаясь загладить неловкость. Потому что теперь перед девушкой стоял аристократ. И ей придется выбирать выражения в разговоре с ним.

Гордей кивнул.

— Получил за выдающиеся заслуги перед Империей, как сказали мне в Сенате при вручении бумаг. Правда, отчество ненастоящее. Моего батю звали иначе, но мы с ним не особо ладили. Хотя он кинул мне поддержку, когда я по ошибке попал в острог. И я решил взять отчество по кличке кота. Кажется, звучит неплохо. Не находите?

— А если бы вашего кота звали Мурзиком? — весело фыркнула девушка, направляясь к порогу.

— Вам бы понравилось звать меня Гордеем Мурзиковичем? — не сдавался парень. — Могу купить себе другое отчество.

Я подумал, что Свиридова разозлится, но она неожиданно хихикнула и вышла за порог.

— Роскошная девушка! — произнес Гордей восхищенно, а потом словно очнулся и повернулся ко мне. — Она ведь дочь судьи. Она в курсе того, что вы собираетесь отдать ее батюшку под суд?

— Он отказал ей в фамилии и, вероятно, захочет лишить и отчества, — нашел уместным пояснить я. — Вы наверняка узнаете об этом на днях.

— Вот оно что… — задумчиво протянул парень. — А я решил, что вы надумали отыграться на девице за ее папашу.

— Никогда бы не стал так поступать, — опешил я от такого предположения.

— Точно. Вы же у нас из другого теста, — парень коротко поклонился и положил конверт на стол Нечаевой. — Простите, Павел Филиппович. Я тороплюсь…

— Не вздумайте обижать Елену Анатольевну, — поспешил заявить я. — Она скоро станет частью семьи моего родича.

— Дела, — протянул парень и вновь полоснул меня странным напряженным взглядом. — Я хоть и не самый порядочный подданный Империи, но с девицами не воюю. До встречи, Павел Филиппович. И да, еще кое-что… Рипер скоро вроде как уходит на повышение, и анархисты должны объявить сход, чтобы выбрать нового главу организации.

— И, судя по всему, этим главой станете вы? — предположил я.

Парень кивнул. А затем внезапно произнес:

— И ради Искупителя, выкиньте этот колпак, что вам вчера подарили! Дурной он… Я видел, как он действует на людей. Надеюсь, вы его не трогали.

— То есть Рипер… — начал было я.

— Хотел проверить, поведетесь ли вы на его силу, — закончил за меня парень. — Рипер как-то подарил его начальнику охранки в каком-то городе, и жизнь там превратилась в ад. Потому что человек тот совсем обезумел. Вчера я этого сказать не мог, при Рипере-то. Да и сегодня весь день в делах, к тому же начальник рядом был… Так что предупредил, как только смог! Но только это между нами.

Я кивнул:

— Спасибо, мастер Гордей.

— Там, в камере, я сказал, что добро помню, — просто ответил парень. — А вы и потом мне помогли. Так что, если что надо, мастер адвокат, — мои цифры вы помните. Звоните в любое время суток. Уж вам-то я не откажу. Доброй ночи, Павел Филиппович.

Гость развернулся и вышел из приемной, оставив меня одного.

Я задумался. Одно из новых дел явно можно было закрыть прямо сегодня — просто съездить по адресу, поговорить с арендаторшей и заставить ее освободить занимаемую квартиру.

Я вытащил из стопки нужную папку, открыл ее и переписал в блокнот адрес. Затем взялся за телефон и набрал номер Фомы.

В приемной послышалась мелодия звонка, а затем и торопливые шаги слуги. А через секунду дверь открылась, и на пороге кабинета появился сам Фома.

— Искали, вашество? — уточнил он.

Я кивнул:

— Подгони машину, пожалуйста.

— Дела? — удивился парень.

— Попытаемся закрыть одну из заявок.

— Сделаю, вашество, — ответил слуга и вышел из кабинета.

Я же задумался о том, как проще выселить наглую арендаторшу. Можно было попытаться найти в той квартире призраков, которые устроили бы там переполох. Если, конечно, бледная женщина не добралась до них раньше меня. Или можно попросить заняться этим делом Шуйского. Или…

Я довольно улыбнулся от внезапно пришедшей в голову идеи, вышел из-за стола и покинул кабинет.

Нужный нам дом располагался не в самом благополучном районе. А потому очень скоро яркие вывески лавок вдоль дорог сменились более скромными, а затем и вовсе исчезли. На перекрестках желтым светом моргали светофоры, и я не замечал здесь жандармов, которые в это время частенько следили за порядком на улицах. Однако пару раз увидел добровольные дружины, состоящие из парней угрожающего вида в темных куртках с красными повязками на предплечьях.

Когда мы прибыли на место, сгустились сумерки.

— Здесь, вашество, — пробурчал Фома, остановив машину неподалеку от серой девятиэтажки.

Я кивнул, рассматривая дом. Меня не интересовали балконы, завешанные бельем. Важнее был рисунок монархистов на торце здания. Он оказался перекрашен октябристами. Значит, черносотенцы уже не имеют реальной власти в этом районе. Для меня это было большим плюсом.

Во дворе было практически пусто, если не считать бабушек, которые заняли лавки у освещенной фонарями центральной парадной. Они хищно осматривали территорию в поисках тех, кому можно было перемыть косточки. В углу двора, на специально отведенном месте, жильцы выгуливали собак. Аккуратные клумбы внутри автомобильных покрышек располагались вдоль дорожек. А детская площадка с яркими горками и песочницей был пуста.

— Подожди меня в машине, — попросил я и вышел из авто.

— Вы уверены? — озаботился Питерский, выбираясь из салона. — Местечко тут хоть и не гиблое, но все же…

— Не переживай, — отмахнулся я. — Лучше подыши воздухом.

При моем приближении бабушки у парадной всполошились. Одна из них, в ярко-красном платке, повязанном поверх седых волос, поправила на переносице очки в роговой оправе.

— Здравствуйте, — вежливо кивнул я.

— И вам не хворать, коль не шутите, господин хороший, — проскрипела старушка. — Чего это вы забыли в наших местах в такое-то время?

— В какое «такое»? — удивился я.

— В потемках ничего хорошего ждать не приходится, — философски ответила собеседница. — Порядочные люди являются засветло. Только шкода всякая тащится, как солнце зайдет. Вы, судя по костюмчику и ботинкам, господин важный. Так и чего ж вам надобно в наших местах?

— Хотел поговорить с вашей жиличкой. Той, которая квартиру заняла и съезжать не хочет.

— Машка-прошмандовка, — выдохнула старушка в синем платке и зло засопела.

— Это вы к ней такой наряженный направились? — вновь взяла слово первая бабушка, явно главенствующая в этой компании. — Напрасно, господин хороший! Там вас из этого костюмчика враз вытряхнут. Иль по-хорошему, иль по-плохому.

— А в чем разница? — уточнил я.

— По-хорошему — это сдернут с вас пиджачок и выкинут на лестницу. А по-плохому — за стол посодют, картишки раздадут, разговоры начнут разговаривать. Сами не заметите, как останетесь без портков, да еще и должны дурным людям. В любом случае ничем хорошим это для вас не закончится. И если вы решили, что Машка того стоит…

— Прошмандовка, — упрямо вставила дама в синем платке.

— Она самая, — подтвердила третья старуха, которая до того молчала.

— Мутная она девка, — продолжила главная. — Здоровается через губу, заглядывается на чужие балконы… Вчерася пострелышам сигареты совала, а сама расспрашивала, где их бати работают. Я ее погнала тряпкой, так она на меня фыркнуть пыталась.

Остальные старушки заскрипели, и я не сразу понял, что они таким образом хихикают.

— Только на нас коситься — себе дороже.

— И почему же? — поинтересовался я по-доброму.

Три старухи враз подняли головы, и я едва не попятился. Зрячей была только та, что в красном платке. Оставшиеся две смотрели на меня мутными белыми глазами. Но стоило главной прикрыть веки, как у каждой соседней бабушки проявлялась радужка и ясный зрачок.

— Ведьмы мы, господин хороший, — заговорщически сообщила мне третья бабушка. — Следим за порядком тут, снаружи.

— В Синоде зарегистрированы? — неожиданно деловито спросил Фома, подойдя ко мне со спины.

— А вы зачем интересуетесь? — тотчас уточнила бабушка в красном платке, но голос ее дрогнул. Видимо, она не ожидала такой реакции.

Но Питерский окинул компанию внимательным взглядом и сунул руку в карман. Троица напряглась, но спустя секунду парень вынул кулек с крупными семечками.

— Интерес у меня не простой, девицы-красавицы, — произнес парень. — Угоститесь семечками?

— Только не сорить! — предупредила бабулька в синем платке.

Парень дружелюбно улыбнулся:

— Что ж я, варвар какой, чтобы ваш двор портить?

— Так на каком этаже Машка живет? — быстро уточнил я.

— Прошмандовка на шестом обитает, — отмахнулись от меня ведьмы.

Они во все глаза смотрели на моего помощника. Точнее, в два глаза, которые появлялись по очереди у каждой из старух. Откуда ни возьмись возник раскладной стульчик, который они и предложили Фоме.

— Благодарствую, дамы, — мягко проговорил помощник и принялся рассыпать по сухим ладошкам жареные семечки, приправленные солью.

Я же поднялся по ступеням крыльца. Домофона на двери не было, так что я спокойно вошел в узкий полутемный холл. Тут пахло свежей побелкой и недавно вымытым полом.

Нажал кнопку, вызывая лифт. Шестой этаж был не самым удобным. Потому что, если разговор зайдет в тупик, а мои собеседники окажутся достаточно отмороженными, дело может закончиться безобразной дракой. И меня вполне могут отправить полетать из окна. Но приезжать на адрес днем противоречило моему плану. Мне нужно было застать в квартире арендаторши ее друзей-монархистов.

Лифт пискнул, створки с лязгом распахнулись, и я вошел в кабину. Нажал на кнопку шестого этажа. Наверху заскрипели тросы, кабина медленно поползла вверх.

И едва створки открылись, я услышал громкую музыку, доносящуюся из-за одной из дверей. Я щелкнул пальцами, призывая тотемы, и вытащил из межмирья Лешего и Митрича.

— Звал, некромант? — осведомился один из бандитов, едва появившись на площадке. — Завалить кого надо?

Я покачал головой:

— Пока только провести беседу. Ну, и прикрыть меня, в случае чего…

Призраки переглянулись и дружно кивнули, подтверждая, что все поняли. И мы направились к квартире.

Я остановился у металлической двери и дал знак Митричу. Тот шагнул сквозь стену, проникая в квартиру. Вернулся спустя несколько секунд.

— Семеро, — отрапортовал он. — Четыре мужика, по виду черносотенца, и три барышни.

— Отлично, — заключил я и хотел было нажать на кнопку звонка, но Митрич меня остановил:

— Обождите, мастер Чехов. Для разговоров с такими людьми надобно подготовиться.

— Подготовиться? — не понял я.

Митрич кивнул.

— Наберите своему товарищу, Шуйскому, чтобы он рассказал, что это за люди. У него-то наверняка есть по ним информация. Федя Костыль и Илья Сергеевич Вопилов.

Я вернулся к лифту и вынул из кармана телефон. Набрал номер Дмитрия.

— Слушаю, Павел Филиппович, — послышалось в динамике.

— Добрый вечер, Дмитрий Васильевич, — ответил я. — Простите, что беспокою вас в столь поздний час, но мне нужна от вас кое-какая информация.

— Что-то случилось? — уточнил Шуйский.

— Ничего серьезного, — поспешно заверил я его. — Просто хотелось бы узнать кое-что о паре монархистов.

— Чем живут… — подсказал Митрич.

— Про их социальный статус, — перевел я и продиктовал имена, услышанные от миньона.

— Знакомые люди. Пару минут, мастер Чехов… — коротко ответил Шуйский и завершил вызов.

Жандарм и правда перезвонил спустя несколько минут.

— У аппарата, — произнёс я.

— Ваши клиенты на очень хорошем счету у жандармерии, — начал Шуйский. — Несколько раз они попадали к нам и выходили, благодаря сотрудничеству со следствием. В третьем отделе охранного отделения.

— О как! — довольно заключил Митрич, заслышав эту информацию. — Стукачи, значит. Вот и рычаг давления.

— Спасибо, Дмитрий Васильевич, — поблагодарил я приятеля.

— Нужна будет помощь — обращайтесь, Павел Филиппович, — ответил жандарм и завершил вызов.

— Давайте вы начнете разговор, Павел Филиппович, а когда беседа в тупик зайдет — дайте мне знать, — предложил Митрич. — И я помогу в беседе.

— Хорошо, — ответил я и вернулся к двери. Нажал на кнопку звонка.

Ждать пришлось долго. Очевидно, квартиру часто навещали соседи с требованиями сделать музыку потише. Монархисты устали от таких гостей и перестали обращать внимание на подобные звонки. Но просить призрака пройти в квартиру и открыть замок, чтобы проникнуть в жилище незаконно, в мои планы не входило. Поэтому пришлось запастись терпением и раз за разом нажимать на кнопку, увеличивая длительность звонка. И наконец изнутри послышались шаги и недовольные злые голоса. А через секунду дверь распахнулась, и на пороге возник угрюмый тип в замасленной футболке, поверх которой мешком сидел дорогой пиджак, явно с чужого плеча. Судя по разорванному карману, заполучили его по-хорошему.

— Ты еще кто? — грубо спросил незнакомец, сверля меня злым взглядом маленьких глаз. Парень нетвердо стоял на ногах — значит, вечеринка была в самом разгаре.

— Меня зовут Павел Филиппович Чехов, — вежливо ответил я. Вынул из кармана удостоверение, открыл его и продемонстрировал. — Мне нужно поговорить с Марией Юрьевой.

Парень перевел взгляд на документ, глупо таращась и шевеля губами, словно пытаясь прочитать написанное в документе. Пауза затягивалась, и я уже начал жалеть, что дверь открыл самый неграмотный из собравшихся в квартире.

Ситуацию спас окрик из глубины жилища:

— Костыль, кто там?

— Штрих какой-то, — ответил парень. — Говорит, что адвокат.

— Так и зачем ты держишь гостя в коридоре? Пусть проходит в хату, — ответил мужчина.

Парень посторонился, пропуская меня в квартиру.

— Спасибо, — произнес я и заметил, как тот поморщился.

Шагнул через порог и закашлялся от сигаретного дыма, от которого запершило в горле.

Небольшой холл упирался в гостиную. Справа от входа узкий коридор вел на кухню. Вдоль плинтуса валялись окурки и фантики от сладостей. Домотканая дорожка была черной от грязи.

В центре гостиной расположился большой накрытый стол, за которым собрались гости. Закатанные рукава рубашек демонстрировали татуировки «Черной Сотни».

На столе стояла початая бутылка водки и нехитрая снедь. А в самом в центре стола на заляпанной жиром скатерти примостилась банка из-под консервов, которую обитатели приспособили под пепельницу. Желтый абажур лампы кто-то умудрился прожечь в нескольких местах.

Я шагнул в гостиную, остановился у двери и вежливо осведомился:

— Добрейшего вечерочка, дамы и господа. Кто из вас Мария Юрьева?

Сидевшие за столом переглянулись. Три девицы были примерно одного возраста, который определить было весьма непросто. Им можно было дать лет от двадцати и до неприличия. И дело было не в свежести лиц или одежды. Все они были густо накрашены, с одинаковой морковной помадой, широкой подводкой под глазами, с ресницами, которые из-за обилия туши походили на паучьи лапки. Волосы девушек были выкрашены в белый цвет с желтоватым оттенком и забраны в высокие хвосты. Одеты девицы были в открытые платья, которые обычно принято носить в будуарах.

— Ну, я, — после недолгого молчания ответила одна из девушек, переместив недокуренную сигарету в уголок губ. — А вы…

— Меня зовут Павел Филиппович Чехов. Я представляю интересы Лидии Ивановой.

Мария кивнула, вынула сигарету, выпачканную в помаде, и сунула ее в консервную банку. Уточнила:

— И в чем же интересы?

— Нарушение договора аренды, — просто ответил я.

— Договора… — внезапно протянул один из сидевших за столом монархистов и по-хозяйски обнял Марию. — Чудное слово! А бумагу покажете, мастер адвокат?

Он с любопытством посмотрел на меня, ожидая ответа. Но я покачал головой:

— Увы, договор заключен не был.

— Ну, так как же было нарушено то, что не было составлено? — удивился парень, и я задумчиво потер ладонью подбородок.

— Признаться, вы правы, — согласился я наконец. — Вам удалось поставить меня в тупик. По всему выходит, что Мария Юрьева вселилась в эту квартиру самовольно. Незаконное проникновение в жилище. Статья свода уголовных наказаний.

Монархист недовольно поморщился.

— А вы, мастер Чехов, очень мутный пассажир! — послышался за столом хриплый голос одного из монархистов, который выделялся на фоне остальных наличием всех зубов и чистой рубахой. — Я не в курсе, чем вас так обидела наша организация, но вам не кажется, что это непорядочно?

Я прищурился и посмотрел на собеседника:

— Думаю, это просто совпадение. Если мне достается дело о защите нарушенных прав, рядом часто оказывается ваша организация.

И я развел руками, словно сожалея о подобных совпадениях.

— В этом случае вы конкретно неправы, — продолжил парень. — Девушка просто несчастная сирота, которая осталась без жилья. Что же ей делать?

Я осмотрел квартиру и просто ответил:

— Покинуть это помещение и перебраться в социальное жилье, раз уж она осталась без крыши над головой… Думаю, градостроительный комитет выделит квартиру бедной сироте, если она сможет доказать, что стала жертвой тяжелых обстоятельств. И пожар, кстати, входит в перечень таких обстоятельств.

— Так-то оно так, Павел Филиппович, но видите ли в чем дело… Мария носит татуировки «Черной Сотни», а нам запрещено обращаться за помощью к Империи. По-нашему это непорядочно. И как человек, который несколько раз бывал в остроге…

Я усмехнулся:

— В остроге?

— Да, мастер Чехов! — серьезно подтвердил мой собеседник. — Страшное это место, скажу я вам…

Я щелкнул пальцами, напитывая силой одного из призраков. И материализовавшийся Митрич вышел вперед.

— Хотите запугать нас своими миньонами? — немного нервно усмехнулся черносотенец.

— Мастер Илья Сергеевич, — начал Митрич, обращаясь к моему собеседнику. — В Петроградских острогах и на каторгах всей Империи меня знали как Митрича. Судя по вашему поведению и манере держаться, вы не то что на каторге не были, но даже не знаете в какой стороне находится острог. И как человек, который провел в этих местах достаточно времени, могу добавить: за такие разговоры на остроге есть спрос. И я легко смогу передать весточку, когда вы туда угодите.

Черносотенец побледнел и мигом замолчал. Митрич же обвел взглядом собравшихся за столом, и продолжил:

— Ну, вот! Судя по всему, вы в теме не плаваете, так что все эти рассказы про «нам нельзя обращаться к Империи» — пустые разговоры. Призрачный мир — он такой маленький, и я за вас узнать успел у призраков, которых в отделе жандармерии загнобили. И все они говорят, что и вы, и ваш товарищ Костыль — весьма частые гости в третьем отделе. Причем приходите вы туда сами и радостно стучите на конкурентов. Так что сами вы, господа хорошие, краснее, чем пожарная машина. Двое из вас точно. А если ваши друзья — граждане не при делах — так они с вас спросить должны за этот гадский поступок. И уж точно не вам говорить про «непорядочность»…

Эта речь имела успех. Черносотенцы молчали, внимательно слушая моего миньона, а затем один из них робко уточнил:

— Так вы тот самый Митрич, который подбил на бунт всю Самарскую каторгу?

Призрак кивнул:

— Так и было. Я за порядком там присматривал, а жандармы начали гайки закручивать. Пришлось идти на крайние меры.

— Вам же за это срок добавили, — произнёс второй.

— Шесть годков, — подтвердил Митрич. — За общее дело.

Монархисты переглянулись. А затем один из них заметил:

— Авторитетные у вас друзья, Павел Филиппович. Можно сказать, легендарные в преступном мире! Таких уважали и при жизни, и в посмертии. Все по понятиям раскидал. Так что претензии услышаны. Мы покинем квартиру, даю слово аристократа.

— И бардак за собой уберите, — вежливо попросил Митрич. — Негоже в доме простой доброй женщины устраивать притон. Оставьте хозяйке компенсацию за беспокойство. Сутки вам на переезд, господа хорошие. Иначе разговор по-другому пойдет. И мне даже возвращаться сюда не придется.

— Да поняли мы, дядя, поняли, — затараторили монархисты.

— Тогда я должен откланяться, — произнёс я. — До свидания, господа.

А затем развернулся и покинул квартиру, провожаемый пораженными взглядами всех собравшихся за столом.

У парадной меня ждал Фома, вокруг которого едва ли не пританцовывали три женщины, которые лишь своей одеждой напоминали давешних старух.

— Спасибо вам за помощь и подсказки… — услышал я до того, как помощник повернулся ко мне. — Вот и мой начальник вернулся!

— Не обижали вас там, мастер некромант? — ласково осведомилась женщина в красном платке. — А то ведь нам не сложно будет потрепать лиходеев, когда они выйдут из дома. Тут уже наша вотчина.

— Нет, все в порядке. Мария…

— Прошмандовка, — подсказала дама в синем платке.

— Она самая, — не стал спорить я. — Так вот, она съедет из дома.

— Это хорошо, — закивала третья и на мгновенье на меня уставились оба ее голубые глаза. — Вы все хорошо устроили, мастер некромант.

Спустя секунду ее радужка вновь сделалась мутной.

— Нам пора, — обратился я к Фоме.

— Увидимся, дамы, — коротко поклонился новым знакомицам Питерский.

— Увидимся, — закивали женщины, и мне показалось, что каждая из них натурально строит глазки моему помощнику.

Едва мы отошли, как я поинтересовался:

— И кто они?

— Дворовухи, — пояснил парень. — Тут раньше дома были поменьше, потом их снесли и настроили многоэтажки. Вот они и скооперировались, чтобы за всеми успевать присматривать.

— Нечисть, — резюмировал я.

— Она и есть, — пожала плечами Фома. — Однако ж, если с ними по-хорошему поговорить и расспросить о делах, то они очень даже добрые дамы. Вон, меня угостили…

Парень вынул из кармана румяное яблоко.

— Не стал бы я есть этот фрукт, — предупредил я.

— Я ж не дурачок деревенский! — усмехнулся парень, пряча подношение. — Это яблочко наливное нам еще пригодится. Так куда теперь едем, вашество? Дальше по делам?

Я покачал головой:

— Едем домой, Фома. День сегодня был длинный…

Пока мы ехали, я вкратце рассказал Фоме, как прошла беседа с монархистами.

— Ну дела-а, — протянул Фома, едва я закончил рассказ. — Вон какие люди у вас в миньонах ходят, вашество. Вернее, призраки.

Я только кивнул, понимая, что преступно мало знаю про бандитов, которых принял в услужение. Интересно, как так вышло, что такого уважаемого в преступном мире человека убили и закатали в бетон на стройке?

Дорога была дальней, и поэтому я призвал один тотем, который расположился на заднем сиденье и с интересом уставился в окно, рассматривая вечерний город.

Следом я вытащил из межмирья Митрича, усевшегося рядом с пнем.

— А ловко ты разрешил вопрос с этими монархистами… — начал я беседу.

— Дурное дело нехитрое, — ответил миньон и погладил пенек, который тотчас забрался к мужчине на колени, словно большой домашний кот.

— Не знал, что ты сидел на каторге.

— Не сидел, а отбывал наказание, — мягко поправил меня Митрич.

— Расскажи про свою жизнь, — попросил я. — Дорога дальняя…

Митрич пожал плечами, а потом провел пальцами по коротко стриженным волосам. Мне показалось, что говорить он не очень хочет.

— Если это слишком личное, то на беседе не настаиваю, — уточнил я.

— Личное оно было, когда живой был. А сейчас… — призрак покачал головой. — Сейчас оглядываюсь и понимаю, что жизнь я прожил бестолково. Никому толком не помог, ничего доброго не оставил. Мотался, прятался, скрывался. Мстил люто. Пил да буянил… Однажды встретил хорошую девицу, а потом сам же все испортил, и она сбежала куда-то. И правильно, что сбежала, иначе бы худое приключилось. Уж я-то себя знаю.

— Как я понимаю, приключений в жизни у тебя хватало.

— Пустое это все, мастер некромант, — ответил он. — Родился я еще до Смуты на окраине Петрограда. В полной семье, где отец работал путейцем, а мать держала небольшую продуктовую лавку. Жилось мне в общем-то неплохо, но всегда хотелось чего-то большего. И потому я рано встал на скользкую дорожку криминала. Драки, потом воровство денег по карманам заезжих дурачков. Дальше — больше. Взломали с дружками бытовку, за что получил на улицах авторитет. Потом подрался с жандармом — за это первый раз на каторгу и угодил. Дали четыре годка, отбыл полностью, от звонка до звонка. На каторге прибился к «октябристам». Когда вышел, начали потрошить первых мастеровых. Мануфактурщиков-то охраняли, а вот мастеровые были вроде как сами по себе. Выгодное было дело… Потом снова поймали, дали пять. Вышел. И почти сразу с друзьями на Александровском вокзале убили гадалку.

— Зачем? — не понял я.

— Так вышло, — просто ответил Митрич, и взгляд его затуманился. — Тогда особо и не переживал, что жизнь чужую сгубил. Как-то не понял всей тяжести содеянного. Подумаешь — тюкнули по голове бабу говорливую, да сняли с нее золотишко… Все ж понимали, что она не просто так полные карманы денег имела. Сама дурила честной народ, предрекала им большую удачу, забалтывала и обирала до нитки.

— И сейчас считаешь, что поступил правильно? — осведомился я.

— Дураком я был, мастер некромант! За гадалку эту попал на Самарскую. Там подняли бунт, за что нам всем срока добавили. А дальше началась Смута, «октябристов» быстро прижали, и банда раскололась. Мы с Лешим и еще десятком человек начали заниматься решением разных там вопросов… Типа как вы, мастер некромант, только больше опираясь не на закон, а на угрозы и паяльник.

— За это тоже поймали? — полюбопытствовал я.

— Поймали, — кивнул Митрич. — Дали срок на «строгой». В лютых местах — на северах. Пятнадцать тогда максимум был, спасибо императору Василию и гуманному своду уголовных законов. Полностью срок не досидел, соскочили мы с Лешим и еще одним штрихом. Дорога была долгая. Шли мы недели две по тайге. Но вышли двое, потому как попутчика того мы… — мужчина бросил на меня косой взгляд и, казалось, смутился.

— Пришибли? — с надеждой спросил я, хотя уже понял, о чем он говорит.

Фома же с водительского сиденья угрюмо пояснил:

— Схарчевали по дороге.

Я гулко сглотнул. Митрич потупился и пробормотал:

— Сложно оставаться человеком в таких условиях. Я не горжусь тем, кем был в те времена. Но всегда старался не вспоминать именно этот эпизод своей жизни. Нет в нем ничего человеческого.

— Но вы все же были людьми, — напомнил Питерский со строгостью.

— Верно говоришь, — вздохнул мужчина. — И порой люди делают такое, о чем звери даже не помышляют. Из глуши мы выбрались и дальше на попутках вернулись в столицу.

— И вас не нашли?

Митрич мрачно усмехнулся:

— А кого в те времена искали, мастер? Кому мы были нужны? Охотники потом обнаружили кости того, с кем мы бежали, да и списали на то, что нас всех дикое зверье порвало. И оформили как пропавших… А мы снова за старое взялись. Остановиться бы — денег в схронах хватало. Да и статус в криминальном мире какой-никакой был. Можно было деньги легализовать через игорные дома да конторки всякие, как сейчас. Но остановиться я уже не мог. Что-то внутри меня сломалось, перегорело и хотелось творить дичь, не оглядываясь ни на что. Не думать… Страшно было осознавать в кого я превратился. В отчий дом я так и не посмел сунуться. Узнал только через знакомцев, что матери уже не стало. А отец после травмы на работе уехал в деревню и там снова женился. Брат вроде с ним укатил, а сестрица замуж вышла, в Московию перебралась. Никто из семьи обо мне не горевал. Быть может мать только… Однако ж, что теперь об этом говорить, Павел Филиппович! Жизнь я прожил, как сам выбрал. Некого в этом винить. И незачем. Ну, а итог вы знаете…

— Вас свои же убили?

— Нет, в самом конце Смуты на нас силовики вышли. Эта банда была в основном из бывших и действующих жандармов, да вояк. Про них тогда в городе легенды ходили: мол они бандитов отстреливают. Может слышали про них?

Я кивнул. Про странную банду, которая своими методами борется с бандитизмом, и правда ходили легенды. А потом, когда я уже учился в лицее, банда эта вдруг пропала. В новостях говорили, что их ликвидировали во время особо удачной операции жандармов. И вот уже несколько лет про банду эту не было ни слуху.

— Они всех и хлопнули, — продолжил Митрич. — А у нас с Лешим все хотели узнать, где бандитский общак.

— Зачем? — удивился Фома.

— Любая банда, или просто движуха, не может существовать без денег, — просто ответил призрак. — Работа на нелегальном положении — удовольствие недешевое. Вот и потрошили эти люди бандитов. Мы им своих денег не отдали. Вот они нас и завалили. А от тел избавились. Страшные это были люди, скажу я вам, Павел Филиппович. Много они злого люда истребили. Кабы не они, кто знает, как бы сейчас дела обстояли. Может даже Империи не было. А так — только три банды и выжило.

— Их же вроде ликвидировали? Слаженными действиями отделов жандармерии, насколько я помню…

Митрич покачал головой:

— Сказки все это, мастер Чехов! Говорю же, они люди тертые. Систему знали и все на несколько ходов вперед просчитывали. Скорее всего залегли на дно на время, а сейчас вышли.

— Вышли? — удивленно переспросил я. — Что-то я не слышал про громкие убийства в последнее время.

— Так сейчас громкие и не нужны, — ответил призрак. — К чему лишний шум? Наоборот, тихо надо. Не привлекая внимания. Вот приказчики крупных государевых контор и банков из окон выпадать и начали. Или стреляются, например.

Я замер, вспомнив новостные сводки. А затем протянул понимающе:

— Во-от оно что…

— Методы подстраивают под реалии, — философски заметил Митрич.

Я откинулся на спинку сиденья и задумался. Призрак скорее всего был прав. И как я не понял это сразу?

— Если это все, мастер некромант, то пора мне, — подал голос с заднего сиденья Митрич. — Здесь становится… Неуютно.

Я кивнул и отменил тотем, отправляя призрака в межмирье.

— Ну и история, — покачал головой Фома. — Точно из книжки про бандитов.

— Редко когда такие истории бывают со счастливым концом, — рассеянно ответил я. И Фома это подметил.

— О чем задумались, вашество? — уточнил он.

— Да о банде этой, которая Лешего с Митричем убрала, — ответил я. — Прав скорее всего призрак.

— В том, что эти люди выжили?

— Именно. И теперь они снова начали работать. Только теперь более аккуратно.

Слуга пожал плечами:

— Если и так, вам то переживать не о чем.

— Не о чем, — согласился я. — Просто вдруг интересно стало. Надо иметь в виду, что в городе могут промышлять подобные люди.

Питерский не ответил. Просто уставился на дорогу. Я же закрыл глаза и задремал.

— Прибыли, вашество!

Голос слуги вырвал меня из полудремы, когда машина уже стояла у крыльца.

— Мы еще по делам поедем? — поинтересовался Питерский. — Или машину парковать можно?

— Можно, — ответил я, выходя из авто.

Под окном кабинета Яблокова срезала крупные цветы, и складывала их в корзину.

— Вы решили экономить на садовнике? — уточнил я с улыбкой.

— Брось, Павел Филиппович! Природник приходит к нам раз в неделю. И я думаю, что стоит дать ему задание вырастить пару деревьев во дворе, как считаешь?

— Согласен.

— А эти цветы восхитительно пахнут. Хочу поставить их в своей комнате. К тому же, обрезка пойдет кустам только на пользу.

— Как скажете… — Я осмотрел двор. — Кто-то приходил в мое отсутствие? Быть может приносили почту?

— А тебе не хватило дневной работы? — усмехнулась женщина. — Или ты кого-то ждешь?

Последний вопрос она задала напряженно, словно ожидая подвоха.

— Нет, но порой гости могут оказаться незванными.

— Твоя правда, — женщина заметила еще один подходящий для букета цветок и отрезала его от колючей ветки. — К тебе приходила Свиридова? Я слышала женский голос, и он показался мне знакомым.

— И наверняка вас ужасно раздражало то, что нельзя спуститься и проверить свои подозрения, не показываясь при этом на глаза, — предположил я.

— Я могла бы сейчас возмутиться и обидеться, Павел Филиппович! — женщина нахмурилась и смерила меня грозным взглядом. — Но ты слишком хорошо меня изучил. Мне и впрямь не хватает способностей призрака. Но тем не менее ты не ответил на вопрос.

— Да, Елена Анатольевна приходила по делам.

— Арина Родионовна должна быть в курсе ваших встреч, — заявила Яблокова. — Поверь, я знаю, о чем говорю. Нечаева может быть благоразумной и понимающей, но никто не отменял обычной девичьей ревности.

— Вы правы. И потому я поговорил с Ариной Родионовной, рассказав ей о своих делах со Свиридовой.

— Взрослеешь, Чехов… — усмехнулась женщина. — Неужто сам догадался?

— Морозов помог.

— Этот хитрый лис знает толк в интригах. Хорошо, что он любит твою бабушку и потому никогда не причинит тебе вреда. В ином случае нам бы пришлось его… того, — Людмила Федоровна провела пальцем по горлу и сделала страшные глаза.

— Чего «того»? — давясь от смеха, уточнил я.

— Того самого! Пришибить, чтобы не болтал лишнего. Он слишком много знает.

— Вы опасная женщина, — произнес я с показным ужасом.

— Спасибо, — улыбнулась соседка и кокетливо поправила воротник платья.

Я направился в дом. Он встретил меня тишиной. Поднявшись на второй этаж, я сел за стол в гостиной и рассеянно уставился в окно.

За спиной послышались приглушенные шаги, и я, не оборачиваясь, спросил:

— Людмила Федоровна, вы что-нибудь помните про ту банду, которая боролась с преступностью?

— Вот зачем, Павел Филиппович, такое на ночь вспоминать? — послышался голос Яблоковой. — Помню, конечно. А с чего ты про нее вспоминать надумал?

— Да решил сегодня закрыть одно дело, и привлек к этому Митрича, — ответил я.

Женщина подошла к столу, водрузила на него вазу с водой. Рядом поставила корзину с цветами и принялась обрезать с каждого цветка лишние листья и веточки. Я же пересказал ей разговор с монархистами в «нехорошей» квартире, и биографию миньона, которую он поведал нам с Фомой в машине.

Яблокова покачала головой:

— Не повезло ребяткам. А могли бы легализовать состояние, и жить припеваючи. Кстати, Митрич не сказал, где он клад припрятал?

Она обернулась ко мне, с интересом ожидая ответа. И я покачал головой:

— Нет. А я не уточнял.

Яблокова тяжело вздохнула и заняла кресло рядом с моим.

— И немалые деньги снова прошли мимо бюджета семьи… Так ты, Павел Филиппович, капиталы не приумножишь!

— А что дали эти деньги Митричу с Лешим? — уточнил я. И сам ответил на свой вопрос: — Шальные они, на них кровь и слезы. От таких денег счастья не прибавится.

— Тоже верно, — согласилась Людмила Федоровна.

— Так что вы думаете по поводу этой банды? — я вернулся к теме разговора.

Женщина несколько мгновений молчала, затем неохотно произнесла:

— Про этих людей в мои времена много слухов ходило. Сложно было определить, где правда, а где вымысел. Но действовали они профессионально. Военные или жандармы, которых беззаконие довело до крайней меры. Да и всех подряд они не убивали. Только тех, кто все разумные границы переходил. Зато делали это всегда показательно, словно казнили, чтобы другим урок был.

— Разве их не искали разбойные люди?

— Искали. Предлагали даже большие деньги за информацию про них. Вот только народные мстители, как их окрестили, понимали, как и что делать. И растворялись, будто и не было их. И за пару лет они сделали так, что их боялся весь криминальный Петроград.

— И даже вы?

Людмила Фёдоровна вздохнула:

— И даже я, — призналась она. — Ты пойми, Павел, как бы высоко каждый из нас не поднимался и какие бы люди за ним не стояли, смерть грозит каждому из нас. У меня тоже была охрана, были силы, равных которым в столице сложно было найти. Однако плохое случилось и со мной…

Женщина по привычке хотела скрыть отметину на лбу, но вовремя вспомнила про челку и вернула руку на подлокотник кресла.

— Я никогда не творила по-настоящему гадких вещей, Павел. Да, я держала ломбарды и игорные дома. Были у меня проститутошные — мой грех. Но я никогда не позволяла использовать труд детей. Не продавала сирот и не позволяла обижать моих девочек. Все знали, что Виноградовских трогать нельзя, иначе я накажу за такое. И платила я своим работникам щедро. Чтобы никто не вздумал сбежать от меня к конкурентам.

— Полагаю, что вы это делали не от страха перед наказанием, — предположил я.

— Тут ты прав, — не стала спорить женщина. — Те, кто опускается до грязных денег, делает это не потому что их на это вынудили обстоятельства. Я уверена, что каждый делает то, к чему у него есть склонность. Митрич решил сгубить человека, чтобы не сдохнуть с голоду. Сложно его за это судить. Но он точно знал зачем берет в бега третьего. И это был его выбор.

Мне вдруг захотелось спросить соседку о том, что произошло с ней в тот роковой день, когда она получила смертельную рану. Она как-то обмолвилась, что подпустила к себе человека, которому доверяла, и это стало для нее роковой ошибкой. Однако я прикусил язык, решив, что не стоит задавать этот вопрос сейчас. Пусть Людмила Федоровна сама решит когда ей поведать об этом печальном событии.

— Интересно, почему эта банда не взялась за «большую тройку»? — решил я сменить тему.

— Ты про «Сынов», монархистов и «кадетов»? — уточнила соседка.

— Про них, — я кивнул. — Они ведь могли во времена Смуты под шумок изничтожить всех.

— «Сыны» и «Кадеты» всегда позиционировали себя защитниками простого народа. Когда банда заходила в район, там устанавливался относительный порядок. А монархисты наверняка были под присмотром жандармов. Или кого повыше.

Я вспомнил рассказ Елены Анатольевны Свиридовой про дела, которыми занимался ее отец, и кивнул.

— Твой отец уже занимал пост начальника охранного отделения, когда пустили слух про ликвидацию этих народных мстителей, — продолжила Людмила Федоровна. — Может он знает об этом чуть больше. Дело наверняка было у него на контроле.

— Вы тоже не верите, что их ликвидировали? — спросил я.

Яблокова покачала головой:

— Само собой не верю, Павел Филиппович. После того как я… — Она замолчала, словно не решаясь произнести это слово, а затем продолжила: — … умерла, то не услышала слухов о них в посмертии. Они живее всех живых. А призраки любят поговорить о своих прижизненных подвигах. И уверяю: кто-то из них обязательно хвалился бы тем, что натворил. Живы эти мстители! Денег у них наверняка хватило бы, чтобы начать новую жизнь.

— Интересные дела… — подытожил я, поднимаясь с кресла. — Спасибо за приятную беседу, Людмила Федоровна. Но время уже позднее, а завтра рабочий день. Так что пора идти спать.

— Ваша правда, — согласилась соседка. — Доброй ночи, мастер некромант.

— Доброй ночи, — ответил я и направился в свою комнату.

Утро я встретил выспавшимся и бодрым. Накануне я упал в постель и практически сразу заснул, измотанный тяжелым рабочим днем. Я быстро привел себя в порядок, оделся и вышел в гостиную, где на столе уже нашлась свежая газета. Удивительный аромат роз за ночь наполнил комнату, и я слегка приоткрыл окно, чтобы впустить в помещение немного свежего воздуха.

Из кухни тотчас выглянул Фома и удивленно спросил:

— А чего это вы так рано встали, вашество?

Я пожал плечами: и ответил:

— Выспался.

— Завтрак еще не готов, — извиняющимся тоном произнес парень.

— Иришка сегодня выходная? — догадался я, и Фома кивнул.

— Она отзвонилась поздно вечером. Сказала, что гости задержались и надо помочь матушке.

— Не переживай об этом, — отмахнулся я. — Пусть возьмет отгулы, сколько ей нужно. Думаю, что пару дней без кухарки мы справимся.

— Справимся, — с готовностью кивнул Питерский. — Я уже договорился, и нам принесут пироги на завтрак. А Людмила Федоровна обещала приготовить солянку. Да такую, что мы пальчики оближем, по ее словам.

— Значит, так и будет, — заключил я, занял кресло и развернул газету. Поинтересовался: — Какие новости с утра?

— Ничего особенного… — голос слуги удалился и стал глуше. Видимо, Фома вернулся на кухню. — Лаврентий Лавович обещался сегодня заглянуть. Я попрошу его посетить Евсеева. На всякий случай. Уж больно за него Ярослав беспокоится.

— Будь добр, напомни Людмиле Федоровне выплатить лекарю жалование… — не отрываясь от чтения новостей, начал было я. Но меня перебили:

— Мне о таком не надобно напоминать!

Знакомый голос заставил меня оторваться от газеты. По лестнице поднялась Яблокова и положила передо мной некий конверт.

— Открывай. Я страсть как хочу знать, что в этом письме, — заявила она и нетерпеливо закусила губу. — И как же сложно жить, когда нельзя прочитать закрытые послания! Кто бы только знал!

Я усмехнулся и бросил на женщину хитрый взгляд.

— Это письмо для вас.

— Что? — опешила соседка и тотчас схватила конверт. — Как… Действительно, ведь тут мое имя…

Она замерла, видимо осознав всю значимость момента. А потом буквально в клочья разорвала конверт, и вынула из него сложенный вдвое лист кремовой бумаги.

— Это приглашение… — на губах Яблоковой растеклась довольная улыбка. — Меня официально пригласили на семейный обед в дом княгини Чеховой. В эту субботу.

— Буду рад вас там видеть, — совершенно искренне признался я.

— Там будут родители Арины Родионовны, — напомнила мне женщина и тут же спохватилась. — Ты ведь знаешь об этом! Потому что будет объявлено о помолвке… Как же это все волнительно.

— О помолвке? — уточнил Фома, заглянув в гостиную. — Славная новость!

— Мне нужно выбрать наряд, — засуетилась Яблокова. — Стоит спросить Софью Яковлевну, какой цвет одежды будет уместен.

Счастливая соседка крутанулась и резко направилась к себе. Фома едва успел распахнуть дверь, в которую женщина едва не врезалась.

— Точно. Открывать же надо… — пробормотала Яблокова и потрепала помощника по плечу.

— Как же мало женщинам нужно для счастья, — тихо проговорил Питерский, удерживая в руке поднос с чайником и целой стопкой бутербродов.

— Для нее сейчас каждый выход в люди — это событие, — пояснил я. — Не забывай, что она долгое время оставалась в заточении. И сейчас начинает жить заново. Причем, буквально.

Парень разлил по чашкам чай и занял второе кресло. Уточнил:

— Какие планы на сегодня?

— Дождусь Арину Родионовну и узнаю у нее о некоторых молодых людях из высшего света.

— Это по работе?

— Точно, — я сделал глоток напитка и зажмурился от удовольствия.

— Госпожа Нечаева много чего знает. Она интересуется новостями, а еще у нее память хорошая, — отметил Питерский.

— Все так. Потому я и хочу попросить ее о помощи.

Внизу хлопнула входная дверь, и мы одновременно обернулись к лестнице. Почти сразу раздался стук каблуков по ступеням. А через несколько мгновений в дверях появилась улыбающаяся Арина Родионовна.

— Доброе утро, — я поднялся на ноги, чтобы поприветствовать девушку.

— Не думала, что вы так рано проснетесь, — улыбнулась Арина, вручая мне белую коробку, перевязанную простой лентой. — Фома предупредил, что Иришки сегодня не будет. И я заглянула в булочную, чтобы прикупить нам всем пышек для завтрака.

— Забудьте про бутерброды, вашество, — тотчас отозвался Питерский. — Пышки куда лучше. С посыпкой?

— А как же, — подтвердила девушка.

Я невольно залюбовался ею. Арина облачилась в голубое платье в тонкую белую полоску и выглядела на редкость свежей. В ее волосах я заметил шпильку с синими камнями. Было приятно, что этот мой подарок пришелся девушке по душе.

Питерский забрал из моих рук коробку и направился на кухню.

В этот момент Нечаева шагнула ко мне и привстала на носочки, чтобы коснуться губами уголка моего рта.

— Я рада вас видеть, — тихо сказала она и шагнула назад до того, как я успел ее обнять. — Знаю, что сегодня неприемный день. Но подумала, что могу вам понадобиться. Надеюсь, что у вас есть планы, и я смогу вас сопроводить.

— Вы мне нужны, — кивнул я и сделал приглашающий жест в сторону стола. — Сейчас я принесу чашку.

— Я уже несу! — пробасил Фома, возвращаясь в гостиную. — И пышки тоже. Правда, одну я уже съел. Должен был убедиться, что они хорошего качества.

— Убедился? — хмыкнул я.

— Можно было бы еще пару попробовать для полной уверенности, — совершенно серьезно заявил парень.

Мы разместились за столиком.

— Какие замечательные цветы, — вздохнула Арина Родионовна. Подвинув вазу, она освободила место для блюда с лакомством.

— Часть этих цветов растет еще со времен жизни Виноградовой, — сообщил я. — Розы изрядно одичали, но сейчас они выглядят прекрасно.

— У вас хороший природник работает, — кивнула девушка. — У нас в саду тоже растут розы с таким ярким ароматом. Но они красные.

— Эти тоже когда-то были алыми, — сообщила Людмила Федоровна, выходя из комнаты. — Но я часто касалась их. И от моих призрачных пальцев они побледнели. Стоит рассказать об этом Лаврентию Лавовичу, он наверняка будет в восторге от такой особенности призраков. Может даже включит этот факт в свою работу.

— Доброе утро, — улыбнулась Нечаева, приподнимаясь с кресла.

— Не вставай, милая, — остановила ее Яблокова. — Мне достаточно места на диване. Я уже позавтракала.

У меня это заявление вызвало сомнение. Соседка все еще ела с неохотой, и нам приходилось следить за ее трапезами. Но Фома заметил мой внимательный взгляд и кивнул, давая мне понять, что женщина говорит правду.

— Зря вы отказываетесь от пышек, — Нечаева словно случайно подвинула блюдо ближе к соседке.

Та подозрительно покосилась на угощение и спросила:

— А они точно свежие?

— Что вы, Людмила Федоровна! Никто не посмеет продать негодное в дом некроманта, — поспешно произнес Фома.

— Раньше точно так же боялись обидеть меня саму, — вздохнула бухгалтер и взяла двумя пальчиками одну из пышек. — Выглядит аппетитно…

За столом все сделали вид, что увлечены своими чашками. И Людмила Федоровна смогла отломить крохотный кусочек, чтобы его попробовать. Она так и отщипывала от пышки понемногу, пока та совсем не закончилась.

— Вкусно, — сообщила женщина, вытирая пальцы салфеткой. — Почти как во времена моей… жизни.

На последнем слове она запнулась и пожала плечами.

— А может, они и тогда были такими же. Я ведь могла забыть.

— Какая разница? Главное, что вам нравится сейчас, — заявил я уверенно.

— Вас уже пригласили на обед с моими родителями? — поспешила сменить тему Арина Родионовна.

— Да! — восхищенно воскликнула Яблокова. — Это так приятно. Утром принесли конверт, и я была уверена, что он для нашего адвоката… Даже мысли не возникло прочитать имя адресата. А ведь этот коварный некромант мог открыть мое письмо. У него бы хватило наглости прочесть чужую почту. Но его остановило то, что я была рядом.

Я не смог сдержать смех, и все за столом тоже прыснули. Людмила Федоровна недолго сохраняла серьезный вид и вскоре тоже захихикала вместе со всеми.

— Значит, ей можно ехидничать, а мне нельзя? — вдруг раздался голос из стены и наружу выбрался Василий.

Он замер, когда к нему повернулись все присутствующие.

— То есть, тут все меня видят? — изумился старик и принялся поправлять полы халата.

— И слышат, — подтвердила Яблокова, а потом покосилась на меня. — Стоило одну ночь провести вне дома, как ты притащил очередного призрака! И решил мне об этом не сообщать?

— Тащить меня надобности нет, — отозвался Козырев. — Я сам прихожу, когда захочу и ухожу, когда надумаю. Я ведь не привязанный к вещи дух, как тот, что торчит на улице. Я особенный!

— Расскажи-ка мне, любезный, откуда ты такой взялся? — сурово потребовала Людмила Федоровна.

Уж не знаю, как ей это удалось, но старик оробел от тона голоса хозяйки дома и даже смутился. Правда, тут же пришел в себя и приосанился.

— Я умею ходить через зеркала и бывать в разных местах.

— Зеркала, значит… — прищурилась Яблокова. — Смотрю, ты не из слабых. Небось не голодал после смерти?

Козырев сразу понял, о чем речь и воинственно вскинул подбородок.

— Оправдываться не стану! Когда сама помрешь, так и поймешь, что на этой стороне все по-другому. И если я кого и сожрал, чтобы стать сильнее, то только потому, что не дал самого себя съесть. Вот!

— Значит, и слухи умеешь пускать, — резюмировала бывшая призрачная дама.

— Ну, пробовал как-то, — посмурнел дед. — Но вышло у меня не особенно хорошо. Можно даже сказать, что скверно вышло. Хотел пустить слух, что сын у меня не такой уж бедовый и можно с ним дело иметь. Но не получилось.

— Дело вовсе не в вашем неумении, — возразил я. — А в том, что старшие сыновья у вас плохие управленцы.

— Может оно и так, — вздохнул дед. — Да только научиться правильно пускать слухи мне было не у кого. Я в одной книжке про это нашел заметку. А вот откуда ваша соседка об этом знает — большой вопрос.

— Я не соседка, а хозяйка дома, — сурово припечатала Яблокова.

— А хозяйке известно, что в подвале тутошном что-то странное было? Я там порылся…

— Ты кого в дом привел? — фыркнула Людмила Федоровна. — С таким обитателем нам и шпионов не надо! Где там зеркало, через которое он сюда приходит…

Женщина встала на ноги, и Козырев всполошился.

— Да вы чего сразу меня в стукачи записали? Я с некромантом договорился, что все, о чем в доме услышу и узнаю, останется между нами. И ни о чем никому чужому не расскажу.

— Много болтаешь, — сурово заметил Фома.

— Я вам честно про зеркало поведал, а вы вместо того, чтобы восхищаться и понять, как вам повезло с таким уникальным призраком, тут же стали на меня коситься… Один вон вообще собирался зеркало цыганам продать…

— Ты, Фомушка? — весело осведомилась Яблокова.

Парень кивнул.

— Было дело, — подтвердил он.

— Молодец! Я бы не догадалась.

— Ну зачем вы так с ним, — неожиданно подала голос Нечаева. — Мы здесь все особенные. И нам стоило бы держаться вместе.

— Какая приятная девушка, — мигом заулыбался Козырев, уцепившись за эту поддержку. — Сразу видно, что неглупая. Хотя я поначалу подумал, что умная не стала бы тут работать секретут…

Фома выразительно поднял бровь, и старик поперхнулся, так и не договорив. Затем торопливо уточнил:

— Секретарь — это профессия важная. Просто вы слишком молодая, дамочка. И потому я решил… что у вас с некромантом сердечные дела. Нет?

Тут уж я откашлялся и спросил сурово:

— Вы точно желаете остаться в этом доме?

Василий поспешно закивал:

— Точно. Вы на меня не обижайтесь, я человек простой — что думаю, то и говорю. И по-стариковски могу что-нибудь не то ляпнуть. Но не со зла.

В этот момент лицо Козырева приобрело виноватое выражение. Он вздохнул и потупил взор.

— Хорош! — восхитилась Яблокова. — Была бы я наивной дурочкой, то сейчас поверила бы, что этот проныра и впрямь совесть имеет.

Василий вздохнул еще горестнее, но глаз не поднял.

— Зря вы так, — Нечаева приложила руки к груди. — Может, он и впрямь не хотел сказать ничего дурного…

— Арина Родионовна, не верьте этому хитрецу, — усмехнулся Фома. — А то он начнет с вас веревки вить.

— Если я не ко двору пришелся, то так тому и быть… — призрак махнул рукой.

— Я научу тебя пускать слухи, если ты дашь обещание некроманту, что не станешь делать это во зло, — внезапно предложила Яблокова.

Козырев тотчас оживился, стряхнув с себя образ оскорбленного. И деловито уточнил:

— И много на это сил требуется? Насколько сложно это сделать? И откуда тебе знать, как это делать?

— Зови меня по имени отчеству, — холодно оборвала собеседника женщина.

— Я постарше буду, — напомнил призрак.

Вместо ответа Яблокова смерила гостя долгим взглядом, под которым Василий, впрочем, не дрогнул. Но спустя некоторое время покосился на меня, в поисках поддержки.

— Женщины в нашем доме пользуются уважением. И с ними не стоит шутить, — посоветовал я.

Козырев закатил глаза.

— Как же с вами сложно! Я-то думал, что попал в дом к некроманту, и он тут всем заправляет…

— На вокзале частенько можно найти гадалок… — задумчиво протянула Яблокова.

— Я подгоню машину, — флегматично предложил Фома.

— Не трогайте мое зеркало, — мрачно буркнул Василий. — Понял я, что шутить с вами не стоит. Но и вы делайте скидку на то, что для меня вот это уважительное отношение ко всяким людям очень непривычно. Если я где-то позволю себе лишнее, то вежливо меня поправьте.

— Прямо вежливо? — прищурилась хозяйка дома.

— Вам же несложно… Людмила Федоровна, — нехотя проговорил Козырев.

— Несложно, — смилостивилась женщина. — Покажите мне это ваше зеркало. Очень интересно на него взглянуть.

— Оно внизу, — с готовностью сообщил старик. — А какую раму я для него выбрал! Думаю, такая изысканная дама оценит…

— Пойду-ка я с вами, — предложил Фома и вместе с Яблоковой покинул гостиную.

Я же вернулся к чаю, который уже успел немного остыть. Арина Родионовна промокнула салфеткой губы и спросила:

— Какое дело у вас запланировано на сегодня?

Я вынул из кармана листок бумаги со списком фамилий, который вручила мне Белова. Развернул его и протянул помощнице.

— Мне нужно узнать об этих людях.

Нечаева пробежала глазами по строкам и нахмурилась.

— Что-то не так? — насторожился я.

— Странная компания. Этих людей мало что связывает.

— Но у них есть что-то общее?

Девушка положила бумагу на стол и разгладила ее.

— Все эти люди входят в список холостяков высшего света. Все они молоды, обладают титулами… Но это не самое важное. Объединяет их, пожалуй, нехорошая репутация.

— И вы знаете о каждом из них? — с надеждой уточнил я.

Арина Родионовна смутилась и бросила на меня осторожный взгляд.

— Простите, если мой вопрос прозвучал грубо, — тут же опомнился я.

— Все в порядке. Моя матушка всегда очень внимательно присматривалась к молодым людям из высшего света. В конце концов, мои родители понимали, что вскоре к нам начнут поступать предложения о брачном союзе со мной. Пусть наша семья не самая важная в Империи, но мы не бедны, а значит, мой жених может рассчитывать на хорошее приданое…

Мне стало не по себе от того, как спокойно об этом говорила Нечаева.

— Мы понимали, что к нам могут обратиться те, кому деньги моей семьи важнее меня самой. И при этом надо будет им отказать грамотно и уверенно. Матушка собирала сведения о возможных женихах и открыто обсуждала их со мной. Она делала это для того, чтобы у меня не было никаких иллюзий относительно намерений претендентов. Несколько молодых людей, которые есть в этом списке, мне знакомы. Этот… — она указала на одну из строк, — любит играть в карты. Его семья скрывает эту страсть. Они оплачивают его долги, несколько раз вызывали душеправа, который лечит подобные зависимости. Однако раз за разом парень срывается и вновь проигрывает довольно крупные суммы.

Я передал девушке ручку, и она нарисовала напротив нужной фамилии знак рубля.

— Этого… — Арина Родионовна нарисовала крестик рядом с другой строчкой, — едва не выгнали из лицея после того, как он устроил безобразную драку. Но это не самая важная из его проблем. Парень любит кутить и не знает меры в хмельном. Если бы не дядя, то его отправили служить на границу.

— Вот как… — пробормотал я, осознавая в этот момент, что дело может принять весьма интересный оборот.

По счастью, рабочий день сегодня был неприемным. Так что можно было не торопиться в свой кабинет, к началу прихода посетителей. Я сидел в кресле и задумчиво смотрел на список имён, рядом с которыми Арина Родионовна уже оставила свои пометки.

Размышления мои прервал звонок телефона. Я отложил список, взял аппарат, принял вызов:

— Слушаю…

— Доброе утро, Павел Филиппович, спасибо вам огромное! — послышался из динамика радостный женский голос. — Уж не знаю, как у вас получилось, но вчера жиличка съехала. Еще и денег заплатила, добавив за испорченную мебель и моральный ущерб. Уборку сделала. Невесть какую, конечно, но все же…

— На всякий случай смените замки, — посоветовал я.

— Да, конечно! Я уже вызвала работника, он все заменит… Еще раз спасибо вам, мастер Чехов!

— Всегда пожалуйста, — ответил я. — Но чтобы закрыть заявку, вам придется прийти и оставить подписи в бумагах.

— Конечно, господин адвокат! Обязательно приду и все подпишу. Дай вам Искупитель всего самого доброго, я буду молиться за ваше здравие. До встречи, Павел Филиппович! — торопливо ответила женщина.

Я завершил вызов и положил телефон на стол. Откинулся на спинку кресла и вздохнул, понимая, как же успел соскучиться по делам за время вынужденного простоя. А ведь внизу, в кабинете, лежит еще несколько дел…

— О чем задумались, Павел Филиппович? — спросила Нечаева, которая сидела рядом.

— О том, что пора приниматься за работу, — ответил я и встал с кресла.

— Ваша правда, — согласилась секретарь. — У меня тоже есть дела.

Мы вышли из гостиной и спустились на первый этаж, в приемную. Девушка заняла свое рабочее место, я же прошел в кабинет, взглянул на лежавшую на столе стопку папок. Взял верхнюю. Дело про дизайнера, который страдал от произвола приказчика. Ну, им и займемся!

Я взял бумаги и хотел было выйти из помещения, но мой взгляд упал на конверт, который лежал на краю стола. Я взял его, повертел в руках. На бумаге аккуратными буквами было выведено «послание от друга».

Отчего-то вспомнился колпак, который подарил мне Рипер. И в душе зашевелились подозрения, что это «послание» тоже может быть с подвохом. И я замер, размышляя, стоит ли вскрывать почту от анархистов.

— Что там, некромант? — послышался из стены веселый голос Василия.

— Бумаги от «Сынов», — задумчиво ответил я.

— Полагаешь, что это очередной сюрприз? — с интересом поинтересовался Козырев.

Я пожал плечами:

— Кто знает?

Призрак вздохнул. Потом вышел из стены и шагнул ко мне. Заглянул в запечатанный конверт и ответил:

— Там только фотографии…

— Спасибо, — произнес я и вскрыл конверт. Вынул бумаги.

Несколько фото были сделаны достаточно давно. Видимо, «Сыны» купили этот компромат по случаю. На изображениях я узнал своего старого знакомого Свиридова, стоящего рядом с разными людьми. На оборотах карточек нашлись пометки, кто изображен на фото, и какие-то даты.

— Если эти люди привлекались за преступления, будет сложно доказать их связь с монархистами, — пробормотал я, перебирая карточки. — И даже если они и привлекались, то уже отбыли наказание.

Я вздохнул и бросил снимки на стол. Вряд ли Рипер был настолько глуп, чтобы не понимать, что эти фотографии не сработают. Возможно, если бы Свиридов не был судьей, и я привлек к делу Шуйского, это могло бы сработать. Но у Анатолия Викторовича был иммунитет, который снимался только решением комиссии. А для нее подобные доказательства будут слабоваты для отстранения.

— Уж не судья ли это Свиридов? — уточнил Козырев, внимательно рассматривая фотографии.

— Он самый, — ответил я.

Призрак оторвался от созерцания карточек и уставился на меня:

— И зачем он тебе? Никак компромат для работы собираешь?

Я удивленно посмотрел на Василия. Неужели он не подслушивал наш разговор с Рипером? Но призрак и правда был удивлен.

— Да нет, — ответил я после небольшой паузы. — Судья перешел мне дорогу, и я хочу напомнить ему, с кем он связался.

— Отправить в острог… — понимающе кивнул Козырев.

— А для этого нужно каким-то образом доказать его связь с монархистами.

— Вот оно что… — пробормотал Василий. — Нелегкое это дело. Деньги наверняка лежат где-то наличностью, видео нет…

— Как и показаний монархистов. — завершил я за призрака. — А фото — такое себе доказательство. Знаю…

— А как же призраки, которые что-то видели и могут рассказать всякое? — поинтересовался Козырев.

— Вряд ли Свиридов вел дела с черносотенцами в своем особняке, — ответил я. — А искать духов по всему Петрограду — занятие долгое и неблагодарное. Да и бледная леди с волшебным зеркалом внесла изменения в население призрачного города.

— Тоже верно, — ответил Василий. А затем вдруг хитро прищурился. — Тогда тебе нужен мертвяк из монархистов, некромант!

Я замер, еще раз взглянул на фото. А затем протянул с озарением:

— А Рипер не так уж и глуп…

Датами, отмеченными на обороте карточек, были, скорее всего, годы жизни. Если я прав, то все эти люди уже мертвы. И свидетелей у меня теперь стало неожиданно очень много.

Я еще раз взял со стола фото. Даты были свежими. Знать бы только еще, где их всех искать…

Ладно, сперва нужно установить личности монархистов, а дальше будет проще. Выходит, надобно ехать к Беловой. Потому что к Шуйскому в последнее время я обращался уже слишком много раз. Но ехать к Алисе с пустыми руками мне не хотелось. Значит, нужно хотя бы начать заниматься ее просьбой…

Размышления мои прервала Арина Родионовна, которая зашла в кабинет, задержавшись на пороге и позволив солнцу скользнуть по ее волосам.

— Вам повезло, Павел Филиппович, — сказала она с лукавой улыбкой.

— Не спорю, — ответил я, завороженный ее красотой.

Девушка замерла, а затем произнесла:

— Вы меня не так поняли! Мой папенька довольно тесно общается с человеком, чья фамилия находится в вашем списке.

— Бывают же такие совпадения, — воодушевился я. И уточнил: — Один из молодых людей пользуется услугами такого уважаемого лекаря?

Нечаева покачала головой:

— Нет. Отец одного из тех, кто вас интересует, уже не первый год лечит подагру. Но при этом не соблюдает рекомендации, и раз за разом болезнь обостряется.

— Прискорбно, — заметил я.

— Папенька делает для него одно особенное снадобье, которое обычно отдает при встрече. Я смогла выяснить, что именно сегодня он собирается передать ему очередную склянку.

— И чем это может нам помочь? — уточнил я.

Девушка хитро прищурилась.

— Мы с вами могли бы сами отвезти ему пакет.

Я нахмурился:

— И как мы это объясним?

— Батюшке ничего пояснять не нужно. Ему достаточно моей просьбы. Он доверяет мне, и вас также считает порядочным человеком.

Я довольно улыбнулся:

— Приятно знать.

— А сам Сосновцев — это фамилия пациента — решит, что ему оказывают услугу, и будет только рад такому обращению. Тем более, полагаю, ему будет приятно, что сам княжич Чехов почтил его своим вниманием.

— Не уверен, что кто-то в здравом уме будет рад некроманту, который прибыл в гости, — заметил я.

— Вы недооцениваете свою популярность, мастер адвокат!

— Что ж, не стану с вами спорить, Арина Родионовна…

Девушка подошла ближе и осторожно поправила уголок платка в нагрудном кармане моего пиджака.

— Верное решение, — произнесла она. — Сейчас я позвоню батюшке и попрошу его приготовить пакет, который мы с вами заберем у доставщика по дороге.

— А я уж думал, что нам понадобится ехать к вашему отцу, — предположил я.

— Вы же понимаете, что по этикету сначала мои родители должны посетить дом вашей семьи? — возразила Нечаева. — И лишь затем вы сможете побывать в моем семейном доме.

Я пожал плечами.

— Иногда мне кажется, что все это слишком сложно.

— Согласна. Но мы же с вами решили поступить как положено.

Я кивнул и сменил тему:

— И куда нам стоит ехать?

— Сейчас я все выясню, Павел Филиппович, — произнесла девушка и направилась в приемную.

Я последовал за ней. Набрал номер Питерского, но через пару гудков вызов был сброшен. Фома спустился по лестнице со второго этажа и уточнил:

— Искали, вашество?

— Приготовь машину, — распорядился я. — Нам надо будет отправиться…

— В лодочный клуб, — объявила Нечаева, выходя из приемной.

— А я для него достаточно хорошо выгляжу? — нахмурился я.

— Стоит добавить треугольную шляпу с пером, — усмехнулась Яблокова, которая слышала наш разговор. — На тебе отличный костюм, княжич. Не о чем беспокоиться.

— Вы не желаете проехаться с нами? — предложил я.

— Полагаете, это будет уместно? — спохватилась женщина, и на ее лице отразилось некоторая тревога.

— Конечно, — поддержала меня Арина Родионовна. — Папенька обещал, что доставщик будет ожидать нас у ворот поселка. Так что времени у нас достаточно, можно не торопиться.

Я обратил внимание, что наряд моей соседки был вполне современным. И подумал, что это заслуга княгини Чеховой, которая вручила Яблоковой пошитую для нее одежду. То, что вещи были заказаны специально для Людмилы Федоровны, сомнений не оставалось — женщина была несколько выше моей бабушки, но платье при этом сидело на ней как влитое.

— А вдруг меня узнают⁈ — запоздало спохватилась Яблокова, когда вернулась с сумочкой и шляпкой.

— Вы слишком хороши, чтобы посчитать вас давно умершей женщиной, — резонно заметил Питерский, который в этот момент вошел с улицы.

— Действительно, — согласился я. — А с новой прической вы выглядите очень современно.

Бывшая призрачная дама и осмотрела себя в зеркале, висящее в холле, и улыбнулась:

— Пожалуй, ты прав.

— Машина ждет! — объявил Фома и галантно распахнул дверь, приглашая нас выйти из дома.

Я занял сиденье рядом с водительским, а женщины устроились на диванчике позади. При этом Людмила Федоровна бросила на меня взволнованный взгляд.

— Если что-то пойдет не так, то нам придется там всех убить, — нервно хихикнула она и поправила манжеты, закрывающие блокирующие силу браслеты.

— Думаю, что до этого вряд ли дойдет, — успокоил я даму.

Фома завел двигатель, и машина покатилась по дороге. Напряженная атмосфера и в салоне постепенно развеялась. Людмила Федоровна во все глаза смотрела по сторонам, то и дело рассказывая нам истории из жизни Петрограда времен Смуты.

— В этом доме когда-то был притон… Не самое приятное местечко, скажу я вам.

Слышать такое от держательницы игорного дома было как минимум странно. И я уточнил:

— Почему?

Женщина поморщилась:

— Там собирались всякий разбойный люд разного пошиба. Алкоголь там лился рекой, и заканчивались местные собрания там, как правило, плачевно. Безобразными драками, дебошами и поножовщиной.

— Призраков там, наверное, масса, — задумчиво протянул я, глядя на дом.

— Когда я была неживой, то часто слышала там множество голосов, — подтвердила Яблокова. — И даже в посмертии они продолжали что-то делить. Голосов со временем становилось все меньше, так что сейчас там наверняка остались самые матерые.

Теперь уже Фома посмотрел на домик. Видимо, будущий начальник секретного отделения уже взял здание на карандаш. Для первой рабочей проверки.

— А там, за мостом, была лавка, где воришки сбывали свою добычу, — продолжила Яблокова.

— Ваша лавка? — невинно уточнила Арина Родионовна.

— Нет, это было заведение Виноградовой, — отмахнулась Людмила Федоровна и тут же указала на неприметный серый дом. — А тут стрелялся племянник императора. Был жуткий скандал, когда он решил жениться на танцовщице…

Я теперь понял, что таким образом моя соседка пытается унять тревожность, и слушал ее вполуха. А вот Арина Родионовна была буквально очарована историями из прошлого и тоже вертела головой, рассматривая дома и лавки.

Фома едва заметно усмехнулся, наверняка также догадавшись о мотивах Яблоковой.

Довольно быстро мы выехали за город и свернули на узкую дорогу со свежей разметкой.

— Раньше тут была одноколейка, которая вела в небольшую глухую деревеньку, — сообщила Людмила Федоровна.

— Так близко к столице — и при этом глухая? — усомнилась Арина Родионовна.

— Все дело в том, что места тут такие, что ни один природник не мог справиться с густым подлеском и заболоченной землей, — произнесла Яблокова, зябко поежившись. — Здесь всегда было много ядовитых грибов. Уж сколько дурачков потравилось, прежде чем поняли, что не стоит и пытаться заниматься тихой охотой в этих краях.

— Ну, а теперь здесь лодочный клуб, который принадлежит господину Сосновцеву, — сообщила Нечаева.

— Неужели? — хитро прищурилась соседка. — Странное место он выбрал, однако. Но, быть может, он сумел высушить землю и сделать ее пригодной для жизни.

Арина Родионовна нахмурилась, словно о чем-то вспоминая, а потом сообщила:

— Насколько я знаю, Сосновцев владеет стихией воздуха…

Тем временем дорога привела нас к воротам, у которых стоял небольшой желтый автомобиль. Из него вышел парень и приложил ко лбу ладонь, пытаясь рассмотреть номера машины.

— Это наш доставщик, — догадался я.

— Я заберу у него пакет, — предложил Фома.

Помощник притормозил у обочины, вышел из салона и направился к парнишке. Тот о чем-то заговорил, размахивая руками. Выглядел он при этом немного встревоженным. Но успокоился, когда Питерский сунул ему что-то в руку.

Фома вернулся в салон и протянул мне коробку из серого картона, перевязанную бечевкой.

— Паренек какой-то бесноватый, — фыркнул помощник. — Уверял, что между деревьями шастают какие-то люди в занавесках.

— Что? — удивился я, оглядывая лес, раскинувшийся вдоль дороги.

— Я тоже думаю, что он чего-то напутал, — согласился слуга. — Может, свежий воздух ему в голову ударил?

— И ты решил дать ему денег на чай? — сурово уточнила Людмила Федоровна, в которой вдруг проснулась бережливость.

Фома вздохнул:

— Это его немного успокоило, — сознался он.

— Деньги способны творить чудеса, — согласилась с ним бухгалтер. — Нам потом надо бы заехать в банк, я хотела бы осмотреть свои ячейки с ценностями.

— Думаете, там чего-то не хватает? — ошеломленно спросил помощник.

— Искупитель с тобой! — ахнула женщина. И добавила, густо покраснев: — Мне просто страсть как хочется потрогать все настоящими руками. Теперь-то у меня есть руки…

Она продемонстрировала ладони, словно мы сомневались, что они у женщины имеются.

— Вы можете в любое время попросить Фому отвезти вас в банк. Или вызвать такси…

— С чужими людьми мне ехать не особенно хочется, — призналась Яблокова.

У ворот нас встретил дружинник, который, едва услышав фамилию лекаря, тут же поспешил пропустить нас на территорию.

Машина покатилась дальше и вскоре выехала из тени деревьев. Перед нами раскинулся поселок, состоящий из добротных домов, которые отчего-то мне напомнили резиденцию императора, где проходила Охота.

Оказалось, что не только мне пришла в голову эта мысль.

— Прямо как в том лесу, куда нельзя еду привозить, — простодушно заметил Фома.

— Странно, что я никогда ранее не слышал об этом загородном клубе, — нахмурился я, рассматривая мужчин в белых рубахах, косивших траву чуть поодаль.

Мы остановились на огороженной площадке, где уже располагалось несколько автомобилей. Меня удивило, что все они были прикрыты чехлами, защищающими авто от солнца и пыли, словно были подготовлены к тому, чтобы стоять здесь довольно продолжительное время.

— Неуютное какое-то местечко… — выдала Яблокова, выбираясь наружу и осматриваясь. — Мне здесь не нравится.

Я обратил внимание, что к нам быстрым шагом идет невысокий мужчина в сером пиджаке, штанах с лампасами и кепке, сдвинутой набок.

— Доброго денечка, господа и дамы. Вы к нам по записи… — начал мужчина и осекся, рассмотрев номера семьи.

— Я от господина Нечаева, — вышла вперед Арина Родионовна и с солнечной улыбкой продолжила. — Мои друзья любезно согласились довезти меня сюда. Надеюсь, ваш хозяин не станет возражать?

— Он ожидает вас на пирсе, — мужчина стянул с головы кепку и обозначил поклон. — Я провожу.

— Да мы можем сами… — начал было я, но мужчина быстро покачал головой.

— Не положено, господин. Мы тут всех гостей сопровождаем. А вас я сам поведу.

— А вы здесь давно живете? — вежливо спросила Арина.

— Я служу, значит, старостой, почитай, уже тридцать лет, — с готовностью сообщил мужчина.

— И давно у вас тут лодочный клуб? — мягко уточнила Людмила Федоровна.

Староста покосился на нее с явным интересом и ответил:

— Да, почитай, всегда он тута был. А как Смута случилась, так его наш батюшка Сосновцев выкупил. И сделал здеся свою резиденцию. Мы и раньше жили не тужили, а при нем и вовсе хорошо все стало.

По тому, как сузились глаза у Яблоковой, стало понятно, что она не поверила в эту историю.

Мы прошли по широкой улице через весь поселок и оказались на берегу реки. У желтой песочной полосы стояла просторная беседка прямоугольной формы. Внутри располагался длинный стол с лавками по обе стороны. Во главе стола восседал крупный мужчина, перед которым стоял высокий самовар, блестевший натертыми боками.

При нашем появлении мужчина поднялся на ноги и развел руки в стороны.

— Добро пожаловать, господа и дамы! Рад вас приветствовать в этом райском месте.

В этот момент из ближайшего дома выбежал высокий парень в длинной рубахе и рванул куда-то прочь, сверкая голыми пятками. Мужики, что до того косили траву, побросали косы и резво сорвались с места и быстро нагнали беглеца. Поймали его и скрутили.

— Я жаловаться буду! Императору и Синоду! Отпустите! — орал тот, срываясь на хрип.

Это мне не понравилось.

— Не все верят в рай? — уточнил я и приготовился призвать тотемы. Потому что назревало что-то непонятное.

Сосновцев поморщился, глядя на устроенную перед нами безобразную сцену поимки беглеца, а потом окликнул стоящего неподалеку старосту.

— Почему новенького не связали? Ну сколько раз повторять, что нельзя давать болезным шанса навредить себе или окружающим… — устало произнес он.

Создавалось впечатление, что такое приключалось здесь не в первый раз.

— Простите, Михаил Сергеевич, — начал староста. — Не уследили.

В этот момент человек в рубахе резко перестал кричать и затих, а вокруг него закачалось быстро сгущающееся марево призываемых тотемов.

— Берегись! Огонь! — выкрикнул один из мужиков.

Хозяин поселка глухо выругался и щелкнул пальцами. Рядом с ним образовался вихрь, который почти сразу же переместился к борющимся в траве людям. И парень, с пальцев которого срывались искры, зарычал от бессилия. А потом обмяк в руках своих поимщиков.

— Вяжите его, — распорядился староста и кинул помощникам веревку.

Тот ловко набросил петлю на парня и обернул вокруг тела. Одаренный взвыл, словно его ошпарили кипятком, и принялся материться, как заправский матрос. Арина Родионовна отвернулась от безобразного зрелища и как-то недобро взглянула на Сосновцева.

— Извините, дамы и господа, за то, что стали свидетелем всего этого, — мужчина обвел пространство руками. — Мне ужасно не хотелось, чтобы у вас остались неприятные впечатления от посещения моего поселка.

— А что у вас здесь происходит? — беззаботно уточнила Яблокова.

— Рабочие процессы, — выдал Михаил Сергеевич и широко улыбнулся, обращаясь к Яблоковой. — А вы случайно не снимались в кино, госпожа…

— Людмила Федоровна, — женщина подала хозяину поселка руку, и тот тотчас галантно обозначил на ее пальцах поцелуй. Однако я успел заметить, как цепко Сосновцев при этом оглядел кольца, которые Яблокова выбрала для выхода в свет.

— Кажется, я видел вас на экране, — продолжил он.

— В кино я не снималась. Считаю телевидение ужасной пошлостью, — беззастенчиво солгала женщина. И продолжила, переводя тему: — И в чем же заключаются рабочие процессы, кроме того, чтобы у вас по поселку бегали аристократы без портков?

— Еще раз прошу прощения, — скривился мужчина и сделал жест, приглашая нас к столу. — Вы не должны были увидеть этого непотребства. Обычно все новенькие у нас получают одежду и инструкции, как стоит вести себя в этом благословенном месте.

Я посмотрел в сторону мужиков, которые волокли парня прочь, и покачал головой.

— Тот бедолага так не считает, — предположил я.

— Новенький! — ответил Михаил Сергеевич, словно это все объясняло.

Но заметив, что мы не торопимся принимать приглашение, мужчина вздохнул и заговорил:

— В нашем поселке живут особенные гости, из числа тех, кто не способен контролировать свои пагубные страсти, — начал Сосновцев. — Мы их встречаем-привечаем. В баньке парим, переодеваем, переобуваем, а потом помогаем избавиться от тех привычек, которые мешают им жить.

— Вы ведь не лекарь, — нахмурилась Нечаева.

— Все верно, госпожа, — охотно согласился мужчина. — Я не ваш батюшка, который своим талантом спасает от хворей многих достойных людей. Да только страсти наших гостей не имеют ничего общего со здоровьем. Точнее, физически они чаще всего здоровы, а вот душа их страдает.

— Для этого есть душеправы, — напомнил я, ощущая между лопаток чей-то недобрый взгляд.

— Есть, — согласился Сосновцев. — Однако у нас страждущие получают помощь, которую ни один душеправ Империи не способен им дать.

Мы с Нечаевой переглянулись, а Людмила Федоровна взяла под локоть хмурого Фому и потянула его к столу.

— Как интересно, Михаил Сергеевич, — обманчиво ласково заговорила соседка. — Расскажите, в чем заключается ваш метод лечения?

— Исцеления, — мягко поправил ее мужчина. — Мы убираем человека от источника его страсти и даем ему возможность увлечься чем-то другим.

Мы заняли лавку вдоль стола, и почти сразу парень в белой рубахе, который до того безмолвной тенью находился поблизости, подал нам чашки и принялся наполнять их настоем из самовара.

— Тут мы живем, как завещали наши предки — дружной общиной, — продолжил Сосновцев. — Здесь нет телефонов, комплюхтеров и телевизоров…

Мне показалось, что хозяин клуба намеренно исковеркал слово «компьютер», придав ему тем самым презрительный оттенок.

— А сами сказали, что видели меня в кино, — пожурила его Яблокова.

— Иногда смотрим фильмы в клубе. Но только те, что одобрил я лично! Также я выдаю гостям книги, которые не смутят их разум. Знаете, вы удивитесь, но большая часть молодых людей, которые к нам приезжают, не читали ничего, кроме сообщений в телефоне. Стоит ли говорить, что каждый кинофильм здесь для них становится откровением. Приученные к пошлости и развязности юноши получают ценные уроки послушания.

— Так чем вы их исцеляете? — Яблокова не дала хозяину уйти от темы.

— Знамо чем! — пробасил Фома и сощурился. — Тут трудовой лагерь для избалованных сынков аристократов…

Сосновцев обернулся и оценивающе осмотрел Питерского. А затем подтвердил:

— Так и есть. А вы проницательны, господин…

— Я неглуп, — не стал представляться мой помощник. — И точно знаю, как выглядит место, где насильно удерживают людей.

— Здесь никого не держат против воли, — возразил Михаил Сергеевич. — Каждый наш гость подписал бумаги, по которым не имеет к нам никаких претензий. Они соглашаются провести у нас некоторое время и соблюдать при этом наши правила.

— И вязать себя позволяют? — хитро прищурившись, уточнил Фома.

— По условиям договора мы имеем право обезопасить персонал и гостя, когда он впадает в неистовство. Вы же видели, что парень был не в себе?

— Видели даже больше, чем хотели бы, — негромко сказала Нечаева.

— Еще раз простите, Арина Родионовна, — сокрушенно покачал головой хозяин поселка. — Мне правда неловко, что произошло это недоразумение…

— Сволочи! Сатрапы! — донеслось из ближайшего дома, а затем послышались резкие звуки, напоминающие свист.

— Розги? — удивилась Яблокова.

— Все согласно договору, — быстро кивнул Сосновцев. — Лекарь тут же залечивает раны, но не убирает страдания. Чтобы не повадно было нарушать.

— Разве это законно? — изумилась Арина и беспомощно взглянула на меня.

— Если договор составлен верно… — начал было я.

— Так и есть, — Михаил Сергеевич осенил себя священным знаком Искупителя. — Стал бы я рисковать своей свободой, делая что-то незаконное. Мы составляли бумаги с юристами. Каждый договор заверяем у нотариуса. И делаем это в столице, чтобы потом никто из гостей не заявил, что на него оказывалось давление. Все гости приезжают сюда сами, по своей воле…

— Я жаловаться буду… — приглушенно пищал невидимый страдалец.

— Это как-то бесчеловечно, — буркнула Арина и подсела ко мне ближе.

— Прошу каждого из вас дать мне честное слово, что все увиденное и сказанное тут останется между нами, — внезапно попросил Сосновцев. — Мне хватит вашего слова.

Мы пообещали, что не станем разглашать полученную информацию, и мужчина продолжил:

— Поймите, Арина Родионовна, тут нет никого, кто не согласился на исцеление самостоятельно. К примеру, тот, чью задницу вы изволили лицезреть…

Я предупреждающе кашлянул, и Сосновцев прижал пальцы ко рту.

— Извините… Я имел в виду того парня, которого пришлось скрутить. Он приехал к нам намедни с родителем. Тот определил сына к нам, чтобы излечить его от дурных привычек. Парень вынужден был согласиться провести у нас три месяца, иначе был бы лишен наследства и отчества. Это его собственное решение.

— И что же он такого сделал, что отец сдал его сюда? — поразилась Арина Родионовна.

— Именно этот юноша позволил себе ударить родную матушку за то, что она не выдала ему карманных денег.

— Вот же… — Фома с трудом сдержал скверное слово. И тут же виновато буркнул: — Простите.

— Он нехорошо вел себя в лицее, за что был отчислен. Домашние потеряли надежду на его исправление, — продолжил Сосновцев. — А еще, у нас живет парень, который готовился отравить своего брата, чтобы получить наследство… Есть мальчишка, который решил в деревеньке, принадлежащей его семье, восстановить право первой ночи помещика. И ввалился на свадьбу, чтобы потребовать себе невесту.

— Какое варварство! — скривилась Яблокова.

— Паренька едва не пришибли лопатами. Он не ожидал, что часть селян окажется бастардами, владеющими силой. Их усадьбу едва не спалили, и отец семейства пообещал жителям, что исправит нрав своего сына.

— Надеюсь, у вас это получится, — подала голос Арина Родионовна.

Михаил Сергеевич устало улыбнулся и продолжил:

— А тот, кто подал вам чашки, живет у нас уже почти год. Раньше он не мог сам себе даже шнурки завязать. Но это не самое страшное. В своем доме он начал мучить животных. Лень и вседозволенность грозили сделать из него чудовище. Душеправ осмотрел парня и посоветовал обратиться ко мне, чтобы определить его в наше благословенное место.

— Кем благословенное? — на всякий случай уточнил я.

— Синодом, — важно кивнул хозяин поселка. — Мы получили разрешение на ведение исправительной работы с отпрысками от верховного жреца. Раз в месяц к нам приезжают служители, чтобы принять у гостей исповеди. А в домике в лесу живет отшельник, который иногда читает проповеди.

— У вас в поселке читает? — словно между прочим уточнила Яблокова.

— Рядом со своей избушкой. Наши давние гости иногда ходят его наведать и помочь с хозяйством. Старик позволяет то починить ему крышу, то почистить колодец. Он живет в наших краях со времен Смуты и многих юношей направил на путь истинный.

— И какой же труд у вас предусмотрен? — спросил я.

— Исключительно ручной, — подтвердил мои подозрения Сосновцев. — В поселке натуральное хозяйство. Чуть поодаль располагается ферма, на которой живут коровы, кролики, овцы и птица. Есть огород, где гости выращивают себе овощи.

— А как вы боретесь с беглыми? — без реверансов спросил Фома.

— Никто не добегает до края леса, — не стал уходить от ответа Михаил Сергеевич. — Эти избалованные детки привыкли, что их повсюду возят личные водители. И когда они пытаются совершить побег, то бродят по тропам, которые охраняются местными работниками. Те зорко следят, чтобы гость не причинил себе вреда. Пациент побродит, походит по округе, а к вечеру начинает ныть и голосить, чтобы его нашли и спасли. Вот тут мои ребята их под белы рученьки берут и ведут обратно в поселок. Здесь беглецы получают воспитательных розг, согласно договору. Потом идут в баню, чтобы смыть с себя гнус и грязь. Затем ужинают и получают разнарядку штрафных работ на ближайшую неделю. К слову, неделя это добавляется к тому сроку, на который они сюда прибыли. Некоторые особо упрямые на пару месяцев задерживались.

— И прямо никто не смог выйти из леса? — недоверчиво протянула Яблокова.

— Ближе к выходу тропы совсем тонут в трясине, — охотно пояснил Сосновцев. — А еще мы распустили слухи, что там в топях полно призраков.

— Дайте-ка угадаю… — усмехнулся я. — Ваши работники обматываются занавесками и пугают беглецов, которые слишком близко подходят к выходу из леса?

— Мы их так и зовем — занавесочники, — кивнул Михаил Сергеевич. — Одежду эту они отобрали когда-то у каких-то заезжих балагуров. Те приехали к нам в чудных костюмах и просили разрешение разыграть спектакль про йельфоф заморских. Мечами алюминиевыми махали, морды красили и уши клеили. Ну, мои ребятки им шеи намылили и прогнали.

— А ваши работники владеют силой? — осведомился я.

— Почти все они бастарды, — подтвердил мужчина. — А иначе никак! Ведь гости сплошь талантливые. Некоторых приходится усмирять не только розгами и трудом. Мы учим избалованных детишек жизни. Показываем ценность еды, крова и доброго отношения. Некоторые останутся у нас надолго. Другим хватит нескольких месяцев. Но уверяю, мы тут никого не мучаем и не творим непотребства.

— А розги? — хитро уточнила Людмила Федоровна.

— Это условие Синода. Именно Верховный жрец настаивал на телесных наказаниях. Он предлагал ставить клеймо на лопатку, но я смог настоять на розгах, замоченных в рассоле.

— Да вы гуманист, — старательно выговорил Фома.

— Я таким не занимаюсь, — Сосновцев не понял заморского слова и потому нахмурился.

— Он имеет в виду, что вы любите людей, — пояснил я.

— Что есть, то есть, — улыбнулся мужчина и сразу показался немного старше.

Я наконец заметил, что его руки покрыты мозолями, в выгоревших на солнце волосах проступали седые пряди, а загорелое лицо было обветренным и в уголках глаз лучились морщинки, которые частенько появляются у тех, кто часто улыбается.

— Вы могли подумать, что я тут неволю молодежь и творю разные бесчинства… Но видит Искупитель, — он вновь осенил себя священным знаком, — я всего лишь даю людям шанс стать достойными сынами Империи.

— А есть те, кого бы вы не смогли исправить? — уточнил я.

— Есть… — вздохнул мужчина, и между его бровями залегла глубокая складка. — Конечно, мы делаем все, что в наших силах, но бывает и такое, что от нас уходят со злобой в сердце. Правда есть еще один институт, который исправляет всех без исключения…

— Какой же? — живо полюбопытствовала Арина Родионовна.

— Каторга! — просто ответил Сосновцев. — Она исправляет всех. Так или иначе.

Я бы поспорил с хозяином трудового лагеря. Цель каторги была вовсе не в перевоспитании, а в изоляции человека от общества на определенный срок. И я прекрасно знал, каков процент рецидива среди освободившихся каторжников. Виной тому было отсутствие социализации. Бывшие каторжники жили вне общества и часто не могли найти даже самую простую работу. Поэтому и возвращались на старую дорогу. Но спорить с Сосновцевым я не стал, и мы ненадолго замолчали. Неподалеку залаяла собака, следом за этим раздался чей-то смех, а потом кто-то затянул песню. Послышался второй голос, а за ним и третий.

— Славно тут у вас… — улыбнулся Питерский. — А поначалу мне подумалось дурное.

— Вы можете пройтись по поселку и убедиться, что у нас не происходит ничего дурного. Только прошу не подходить к босым ребятам. Это новенькие. Обувь им выдадут только через неделю, а поначалу они работают в столовой. Там им доверяют мыть посуду и готовить еду.

— Они могут быть опасны? — насторожился я.

— Могут захотеть сбежать с вашей помощью. Будут врать или грозить. Рекомендую сразу кликнуть кого-то из работников.

Нечаева тут же поднялась и поправила юбку.

— Я бы размяла ноги, — сообщила она и выразительно посмотрела на Яблокову. — Пройдемся?

— Я с вами, — отозвался Питерский.

Спустя минуту мы остались с хозяином поселка наедине. Сосновцев усмехнулся, бросив на меня испытующий взгляд.

— Вы ведь неслучайно приехали сюда, Павел Филиппович, — сказал он. — Полагаю, кто-то попросил вас выяснить судьбу кого-то из наших гостей?

— Мне и впрямь хотелось с вами встретиться, — согласился я. — Но причина моего визита вовсе не в вашем госте.

— Любопытно, что же вас тогда привело ко мне? — мужчина отпил чай и вернул чашку на стол. Взглянул на меня, с интересом ожидая ответа.

— Надеюсь, вы простите мне эту маленькую хитрость. Я был вынужден искать с вами встречи и воспользовался тем, что моя помощница отправлялась в ваш поселок.

— Не утруждайтесь объяснениями. Вы не сделали ничего дурного. К тому же мне было интересно с вами познакомиться, мастер Чехов. Об адвокате с совестью в Петрограде ходят легенды.

— Только не говорите, что вы верите в слухи, — усмехнулся я.

— Иногда лишь им и стоит верить, Павел Филиппович, — ответил Сосновцев. — Но ведь вы прибыли сюда не для того, чтобы порадовать старика своим светлым ликом.

Я покачал головой, оценив шутку хозяина поселка. Мне вовсе не хотелось говорить с ним о его отпрыске. Что-то мне подсказывало — сыном своим Сосновцев не гордится.

— Речь об Антоне, верно? — посуровел мужчина.

И я кивнул:

— О нем…

Плечи собеседника резко опустились. Михаил Сергеевич пожевал губу, а потом заговорил охрипшим голосом:

— Антон родился поздно. Беременность далась супруге тяжело. Лекари буквально ночевали у порога нашей спальни. Мальчик родился болезненным. Жена в нем души не чаяла и не позволяла наказывать за провинности. Мы много раз ругались с ней из-за его проделок. Я даже грозил ей разводом, да только все без толку. Супружница буквально закрывала стервеца собой, когда я пытался его отчитать. Придумывала ему различные оправдания. Но я тоже был хорош — надо было решить все быстро и жестко. А я в душе надеялся, что оно само как-то сложится. Полагал, что Антон захочет стать достойным человеком. Но все вышло иначе. И это моя вина.

— Он жил в вашем поселке? — негромко спросил я.

— Жил, — кивнул мужчина, глянув на меня хмуро. — И не один раз. Да только все это напрасно. Я тот самый, про кого говорят «сапожник без сапог». Но что бы там не натворил мой сын — я отвечу за него по всей строгости. Потому что его характер — моя вина.

— Он ничего не натворил, — быстро произнес я. — По крайней мере мне ничего об этом неизвестно. Но вышло так, что вашего сына предложили кандидатурой в супруги для моей хорошей подруги.

— О ком же идет речь? — оживился Сосновцев.

— Алиса Белова, — пояснил я.

— О как! — ахнул собеседник. — Я знаком с ее отцом. Хороший человек. И дочь у него достойная. Неужто ему наконец удалось накопить на титул?

— Удалось, — кивнул я.

— Значит, ему выдвинули условия, чтобы капиталы остались в знатной семье… — пробормотал мужчина и посветлел лицом. — Это же хорошая новость!

— Не совсем, — попытался я остудить пыл Михаила Сергеевича. — Девушка не хочет брака. Она желает остаться свободной.

— Да все это глупости, — отмахнулся мужчина. — Антон у меня бедовый, это правда. Но хорош собой и к девкам подход знает. Годная девушка сможет исправить его. Сумеет присмотреть, уследить и…

Я покачал головой. Потому что был уверен, что все это глупости. Каждый человек сам решает свою судьбу. Ни одна женщина, какой бы замечательной она не была, не сможет исправить мерзавца. Но хозяин поселка воодушевился и даже посветлел лицом.

— До получения титула мы не можем свататься. Иначе брак будет неравным, и Белов нам этого не простит, — продолжил мужчина и бросил на меня короткий взгляд.

— Вы же понимаете, что вашего сына не исправит брак, — заявил я. — Он лишь испортит жизнь хорошей девушке и сделает ее несчастной.

— Такова бабья доля. Многие живут как получается, и ничего, — сурово возразил мужчина и поджал губы. — Она родит нам внука. И даже когда Антон совсем уже скатится, то у нас останется наследник. Алиса станет нам как дочь. Супруга не будет ее обижать. Я за этим прослежу. Белова нам внука родит, а уж мы с женой его воспитаем. А Алисе купим квартиру в городе. Выделим содержание. Может какой-нибудь цветочный магазин ей подарим, чтобы ей не было скучно. И моя супруга наконец перестанет корить себя, что извольничала Антона. Займется внуком и снова станет собой прежней. Много ли бабам надо для счастья?

Я вновь покачал головой и поднялся на ноги. Мысленно вычеркнул фамилию из списка Алисы — этот претендент не откажется от ее руки. А значит, надо искать другого.

Сосновцев вызвался показать мне поселок и предложил остаться у него в гостях на обед. Но я быстро откланялся, сославшись на дела в городе. Услышав это, хозяин поселка покачал головой:

— Вы все спешите, молодой человек, — произнес он. — А напрасно! Было бы неплохо, если бы наши гости встретили вас. Им не помешало бы знакомство и беседа с хорошим человеком.

— Не уверен, что могу называть себя таким, — честно ответил я.

— Вы беспокоитесь, что разочаруете кого-то, если вас будут считать хорошим? — с интересом уточнил мужчина.

— Я знаю, что в каждом человеке есть как светлое, так и темное, — подумав, ответил я. — И точно осознаю, что обладаю и тем и другим. Но мне не хочется, чтобы от меня ждали чего-то одного и отрицали второе. Сейчас в Петрограде обо мне ходят слухи. Говорят, что я добрый и порядочный. А что случится, когда мне придется защищать кого-то, кого подданные Империи сочтут злодеем? Если я помогу злодею остаться на свободе?

— Вас простят, — предположил Михаил Сергеевич.

В ответ я усмехнулся:

— Даже если я не буду ощущать себя виноватым? Моя работа — защищать людей, и не всегда мои клиенты будут порядочными. Один мудрый человек сказал мне однажды: те, кто так рьяно чествует меня сегодня, с таким же азартом будут бросать в меня гнилые помидоры завтра.

— Может оно и так, — кивнул Сосновцев. — Но народ по природе своей добр. Помните об этом. И даже если не будете испытывать вину — признайте ее. Сильного забросают камнями, а вот слабого пожалеют. В народе говорят, что «повинную голову меч не сечет». И вам будет достаточно опустить взгляд и покаяться.

Я пожал плечами и продолжил за него:

— Или же стать настолько сильным, чтобы никто не посмел бросить в меня камень.

— Знаете, Павел Филиппович, лаской и добротой можно добиться большего, чем болью и угрозами.

— Недавно на моих глазах поймали беглого парня. Его связали блокирующей силу веревкой, а потом всыпали розг… — Я покачал головой. — Вы сами предпочитаете использовать кнут, а не пряник.

— Мастер Чехов, вы увидели лишь одну сторону монеты и решили, что все сразу поняли. Поверьте, здесь мы не заставляем людей страдать. Да, новеньких приходится удерживать, наказывать, вынуждать работать. Потому что иначе они не встанут на путь исправления. Только страх заставляет их делать первый шаг. Но потом все меняется.

Мы прошли по берегу реки, мимо домов с закрытыми окнами.

— Новые гости не видят здесь красоты. Они кривятся от запаха навоза, нехотя едят простые блюда, сетуют на то, что трудиться им сложно… Но спустя недолгое время они понимают, что обслуживать себя не так уж тяжело. Для начала они моют посуду и заправляют постель. Моются без помощи слуг, набирающих им ванны. А видели бы вы, как они удивляются обычной бане!

Мужчина указал на строение чуть поодаль, из трубы которого поднимался дымок.

— Новички любят портить общественные вещи. Они ломают стулья, лавки, разбивают двери. И спустя время сами все это чинят. Пусть не совсем умело, но старательно. Потому что никто за ними тут ничего делать не станет.

— И у них получается? — спросил я.

— Не сразу. И не все. Но когда проведешь ночь в доме без двери, когда в столовой приходится моститься на сломанной лавке и вместо целой посуды тебе подают черепки, то волей-неволей захочешь починить эти вещи.

— Логично, — кивнул я.

— Когда у них не получается, мои работники намекают, что о помощи можно попросить. Гордецы не сразу решаются на подобное. Но немного погодя все же понимают, что сделать это придется. И новичку помогают. Причем охотно. Делают это не только мои люди, но и соседи. Они хорошо помнят, как сами оказались здесь. И потому понимают, какие эмоции обуревают избалованных парней. Еще у нас принято хвалить друг друга за заслуги. Тут каждое достижение замечают. И неважно — пришил ли гость пуговицу или вынес мусор из своего дома.

Мы остановились у небольших мостков, которые уходили в воду. На них расположилась пара молодых людей с удочками.

— Клюет? — негромко уточнил Михаил Сергеевич.

— Не особенно, — признался один из рыбаков и внимательно посмотрел на меня. — У нас новенький?

— Это посетитель, — сообщил Сосновцев. — Павел Филиппович Чехов.

— В самом деле? — оживился парень и встал на ноги. Стряхнул с коленей песчинки, поправил ворот рубахи и подошел ближе.

— Неужто нас почтил своим присутствием сам некромант? — весело спросил он и взглянул на хозяина поселка. — Михаил Сергеевич, может все же уговорите его пожить с нами? Я бы послушал истории про мертвых и иной мир.

— В этих историях нет ничего интересного, — ответил я, невольно улыбнувшись. — А вот научиться удить мне и впрямь не помешало бы. Однажды я встречал рыбака, который очень захватывающе рассказывал о ловле рыбы.

— И почему вы не научились у него? — живо осведомился гость и потер обгоревший на солнце нос.

— Он оказался убийцей, и мне пришлось помочь отправить его в острог, — честно ответил я.

— А говорите, что ваши истории неинтересны! — восхитился парень. — Меня зовут Леонид.

— Просто Леонид? — удивился я.

— Здесь мы с гостями обходимся без отчеств, — пояснил Сосновцев. — Общаемся по-свойски.

— Но когда мы встретимся в Петрограде, я представлюсь вам как положено, Павел Филиппович, — улыбнулся парень.

— Вам тут нравится? — спросил я, повинуясь порыву.

— Здесь хорошо. Спокойно. Никто от меня ничего не ждет. Разве только надо в свою смену отработать на ферме и наколоть дров в пятницу.

— Мой отец любит колоть дрова, — поделился я. — Понимаю, странное занятие для князя…

— Ничего странного, — возразил Леонид. — Махать топором полезно. Из головы улетучиваются все дурные мысли. Хорошо сделанная работа не только утомляет, то и вызывает удовлетворение.

— Вы правда так думаете? — удивился я.

Парень понимающе улыбнулся и пригладил растрепавшиеся волосы.

— Вам, наверно, кажется, что мы тут отбываем наказание. Быть может, в самом начале так оно и есть. Но потом жизнь расцветает иными красками. Я только здесь впервые услышал, как поют соловьи. Хотя в загородном доме моего отца они тоже наверняка есть. Но там окна всегда закрывали на ночь, чтобы в них не дуло. Еще я именно тут понял, что многое умею и могу. Что я вовсе не бестолковый…

Парень замолчал и покосился на Михаила Сергеевича.

— Ты можешь оставаться тут сколько захочешь после того, как договор будет завершен, — по-доброму заявил мужчина.

— Нельзя всю жизнь прятаться, — с неожиданной горечью ответил парень. — И отсюда я не смогу исправить все, что натворил там, за границей лодочного клуба.

Леонид развернулся и пошел прочь, не попрощавшись.

— Он пробудет тут до осени, — проговорил Сосновцев, когда наш собеседник ушел достаточно далеко. — Быть может еще вернется сюда. Но хотелось бы верить, что ему это не понадобится.

Мы пошли дальше и вскоре увидели моих спутников, которые устроились на самодельной лавке под старой яблоней и наблюдали за пасущимися овцами. Животные прядали ушами и подозрительно косились на Фому с Ариной Родионовной. Но не убегали прочь. Пастух же подошел к Яблоковой и о чем-то с ней беседовал.

— Ваша знакомая, Людмила Федоровна, на самом деле не актриса? — вновь поинтересовался Сосновцев.

— Нет, вы ее с кем-то перепутали, — легко отмахнулся я.

— У меня обычно хорошая память на лица, — задумчиво проговорил мужчина. — Но я уже очень давно не выбирался в свет. Потому и впрямь могу ошибаться.

— Спасибо вам за беседу и откровенность, — сказал я, меняя тему. — Извините, что побеспокоили вас. И надеюсь, что снадобье Нечаева вам поможет.

Михаил Сергеевич нахмурился, словно я сказал что-то лишнее, а потом рассеянно улыбнулся

— Мне было приятно с вами встретиться, Павел Филиппович. Я смог сам убедиться, что порой слухи бывают правдивы, и в Петрограде живет человек, который и светлый и темный одновременно.

— Теперь вы меня смутили, — я пожал плечами.

— Если все пойдет как надо, то, быть может, мы сможем чаще видеться, — воодушевленно произнес мужчина. — Как я понял, вы дружны с дочкой Белова. И если все сложится между ней и Антоном, то вы познакомитесь с моим сыном. Ему будет полезно общаться с порядочным человеком.

Я не стал ничего говорить, понимая, что мое мнение не понравится Сосновцеву. Он привык общаться с сыновьями важных людей, а дочерей, видимо, считал пустышками, которым кроме цветочков и платьев ничего не нужно. Я знавал таких людей и понимал, что мужчина не поменяет своего мнения. Как говорит моя бабушка: старого пса не научить новым трюкам.

В этот момент Яблокова засмеялась, и ее смех прокатился по поляне, заставив овец поволноваться. Молодой барашек встрепенулся и рванул в сторону женщины. В тот же самый момент Фома легко сорвался с места и в несколько прыжков оказался между Людмилой Федоровной и животным. Барашек сбился с шага и попятился. Неподалеку грозно зарычал крупный белоголовый пес. Питерский резко обернулся к собаке и зашипел, заставив четырехногого охранника жалобно заскулить.

После произошедшего Фома поправил полы пиджака и подошел к опешившему пастуху.

— Вы хорошо знаете этого парня? — сдавленным голосом уточнил Сосновцев.

— Он будет заведовать особым отделом охранки, — твердо сказал я. — По рекомендации самого Морозова.

Михаил осенил себя священным знаком и пробормотал что-то о путях Искупителя. А потом доверительно сообщил мне, понизив голос:

— Хорошо, что таких гостей у нас не бывает. Иначе мне пришлось бы закрыть лодочный клуб…

Я не стал спорить и дал знак своим спутникам, что пора нам отправляться восвояси. На этот раз Михаил Сергеевич уже не просил нас задержаться — он уважительно попрощался с Фомой, поклонился Арине Родионовне, но все же не сдержался и вновь взял ладонь Яблоковой в свою, чтобы слегка коснуться губами ее пальцев.

— Было очень приятно познакомиться с вами, Людмила Федоровна. И простите мне мою дерзость, но я хотел бы узнать, не знаком ли вам Федор Карамазов?

Женщина не дрогнула. Ее губы продолжали улыбаться, но я заметил, как в глазах соседки полыхнуло пламя.

— Не знаю, о ком вы, — ответила она беспечно и кокетливо повела плечами. — Это кто-то из героев Смуты?

— Можно и так сказать, — пробормотал Сосновцев смущенно. — Извините старика. Я вас утомил. А ведь вам еще предстоит дальняя дорога.

Мы дошли до парковки, заняли свои места в салоне, и машина тронулась в путь. Я заметил, что Яблокова нервно посмотрела в боковое зеркало, в котором маячил хозяин поселка.

— Я могу вернуться сюда ночью и перегрызть ему горло, — в шутливой форме предложил Фома, обращаясь к соседке.

— Не стоит, — не улыбаясь, ответила женщина.

— Что вас так разозлило? — спросил я.

— Полагаю, он узнал меня. Потому что назвал имя моего отца. Именно Федор Карамазов был моим папенькой. Когда-то он оставил мою мать, чтобы навсегда исчезнуть из Империи. История эта была громкой. Даже после покупки титула моя мать не стала менять мне отчество, потому как очень любила своего пропавшего супруга. Я плохо его помню, ведь я была еще совсем ребенком, когда мы виделись в последний раз.

— Ваш отец не был аристократом? — простодушно удивилась Арина Родионовна.

— Нет, дорогая, — не обиделась Яблокова, с теплом посмотрев на девушку. — Он был бастардом. Но очень любил мою мать и сумел покорить ее своим характером. Мама говорила, что никто не заставлял ее так смеяться, как Федор.

— Он не мог узнать вас, — вдруг выдал Питерский, который до того хмурил брови. — Сосновцев неглуп, и если бы заподозрил вас в воскрешении, то наверняка не стал бы задавать такого вопроса. Он бы промолчал и сделал выводы.

— И зачем тогда он спросил про Федора?

— Думаю, что он решил, что вы дочь Любови Федоровны, которая дала вам отчество деда.

Мы переглянулись, постепенно осознавая сказанное Питерским.

— В этом есть рациональное зерно, — медленно проговорила Нечаева. — Он увидел женщину, похожую на Виноградову, с ее отчеством, но возрастом куда моложе. Можно предположить, что вы родились во времена Смуты или незадолго до нее…

— Искупитель с вами — мне нельзя дать так мало лет! — смутилась Яблокова и пригладила волосы. — Даже с учетом того, что сила не дает одаренным стариться…

— А ведь ты прав, — поддержал я Фому и бросил на бухгалтера оценивающий взгляд.

Яблокова фыркнула и закатила глаза.

— Сосновцев и не станет распускать сплетен, — заметила Нечаева. — Он не захочет ссориться с вами, Павел Филиппович, и точно не пожелает портить отношения с моим отцом, который один во всей Империи способен справиться с его подагрой.

— Хорошо иметь такие важные фамилии, — заметил Фома, усмехнувшись. — А я скоро тоже буду с отчеством.

— Неужели? — восхитилась Яблокова, забыв о своих переживаниях. — Тебе нужны деньги на оплату? Я могу помочь.

— Я сам расплачусь, — пробасил Питерский. — Павел Филиппович сказал, что я могу использовать имя хоть самого императора. Но я хочу носить отчество по имени своего отца, это будет правильно.

— Молодец, мой хороший, — Людмила Федоровна, прижала ладони к груди. — Как же это славно. Иришка знает?

— Еще нет, — смутился парень. — Я только недавно открылся ей в том, что не совсем человек. Не хочу пугать ее своим титулом. Вдруг она решит, что ей такой парень не нужен?

— Глупости какие! Как это ты можешь быть ей не нужен? — возмутилась Яблокова. — Я лично выделю ей приданое, чтобы девочка не считала себя бедной родственницей.

— Она может не принять такого жеста, — осторожно заметил я.

— Брось, — отмахнулась женщина. — Мне еще никто не отказывал в том, чтобы заплатить. А уж взять деньги я смогу уговорить даже святого. Поверь, я умею вести переговоры.

— Мне не нужно ее приданное, — растерянно пробормотал Фома.

— Оно нужно девушке, а не ее мужу, — строго заметила Людмила Федоровна. — Хороший супруг никогда не станет распоряжаться приданым жены в своих интересах. Деньги помогут девушке быть уверенной в своем будущем, в случае если брак окажется неудачным.

— С чего это он будет неудачным? — возмутился водитель и немного резковато надавил на педаль газа.

— Речь не о тебе, Фомушка, — тотчас примирительно заворковала Яблокова. — И думаю, что Иришка тоже возмутится моим предположениям. Поверь, ничто так не сближает молодых, как кто-то сомневающийся в их чувствах. Девушка будет доказывать не только мне, но и самой себе, что вы идеальная пара.

— А вы хитрая! — прищурился шаман.

— Спасибо, — довольно усмехнулась женщина.

Я подумал, что Питерский очень удачно затеял этот разговор, который помог бывшей призрачной даме забыть о своих переживаниях. Помощник бросил на меня косой взгляд и неожиданно подмигнул.

— А как насчет обеда? — робко спросила Нечаева. — Ужасно хочется есть.

— В какой ресторан едем? — сразу осведомился Фома.

— Лучше в заведение попроще, — предложила Яблокова. И пояснила свой выбор: — Хочу посидеть на веранде, чтобы можно было смотреть на прохожих.

Мне нравилось, что женщина буквально на глазах переставала быть затворницей. Если так пойдет и дальше, то вскоре она начнет бегать на свидания! И почему-то вместе с этой мыслью перед моим мысленным взором появился образ отца.

Машина проехала по центральной улице столицы, свернула в переулок и остановилась у кафе с верандой, огороженной узорчатой решеткой.

— Я слышал, что тут готовят рябчиков, — сказал Фома и неуверенно улыбнулся. — Вам должно понравится.

— Паркуй машину и присоединяйся к нам, — распорядился я.

— Мне надо экономить, вашество, — смутился парень.

— Я угощаю, — заявила Яблокова. — Будем есть рябчиков с шампанским! А потом закажем медведей и цыган.

— Тут нет такого пункта в меню, — засмеялся Фома.

— За деньги найдут медведя и на велосипеде, — фыркнула женщина. — Один раз живем!

Нечаева улыбнулась и возразила:

— Никто из здесь присутствующих не относится к живущим один раз. Мы все как минимум единожды переходили за грань.

Людмила Федоровна покосилась на Арину Родионовну и пробурчала:

— Вам премия не нужна? Я ведь могу вам плату за сверхурочные урезать, если будете со мной спорить.

— Не спорим! — решительно заявил я, открывая дверь. — Рябчики на велосипедах и медведи в шампанском ждут нас!

Наш столик расположился в углу веранды, за высоким раскидистым цветком в деревянной кадке. Распорядитель создал вокруг стола зеркальную поверхность, огородив от любопытных глаз гуляющих по набережной людей. Также пояснил, что каждый столик здесь изолирован от соседних, и мы могли не опасаться, что наши разговоры смогут услышать другие гости заведения. Мы расселись за столом, и официант положил перед каждым из нас меню. И Фома довольно прищурился, осматривая заведение.

Здесь было свежо. Солнечные лучики отражались от хрустальной посуды на столе и отбрасывали блики на наши лица. Яблокова неспешно пила светлое хмельное из бокала и щурилась при каждом глотке. Кажется, ей нравился янтарный напиток, который нам подали вместе с ломтиками сыра и орехами. Фома отказался от хмельного, сославшись на то, что ему еще надо вести машину. Арина Родионовна лишь делала вид, что пьет, однако на самом деле только прикасалась губами к краю бокала и возвращала его на стол. Я же открыто признался, что не в настроении сейчас пить.

— Правильно. Это ужасно вредно, — внезапно поддержала меня Людмила Федоровна и хитро усмехнулась. — К тому же мне больше достанется.

— Вы бы не налегали, — простодушно заметил Питерский. — Это хмельное только с виду такое легкое. А на деле вполне может сильно замутить голову.

— В моем возрасте можно позволить себе быть немного мутной, юноша, — хихикнула женщина. А потом заговорщически добавила: — Скажу вам по секрету, что горячительное меня не особенно берет. Все оно перегорает в моей крови так быстро, что я едва успеваю ощутить приятную легкость и шум в голове.

— Все алкоголики так говорят, — нахмурился Питерский. — Я не посмотрю, что вы взрослая и закрою дома шкафчик с вином!

— Ты уже и сигареты у меня отобрал, — с показным недовольством хмыкнула Яблокова.

— Они вредные, — не стал отпираться парень. — А вы мне нужна здоровой. Я ведь о вас беспокоюсь, Людмила Федоровна. Хочу, чтобы вы жили долго.

Моя соседка бросила на Фому лукавый взгляд, а потом покачала головой.

— А точно не потому, что тебе не нравится табачный дым и ты от него чихаешь?

Парень мотнул головой и упрямо повторил:

— Я хочу, чтобы вы жили долго.

— И как я могу на тебя обижаться, когда ты такой хороший? — вздохнула Яблокова и отодвинула от себя бокал.

Потом взяла кусочек сыра и закинула его в рот. К нам подошел распорядитель и водрузил на стол большое блюдо, наполненное крупными вареными раками, разрезанными повдоль. Они были горячими, присыпанными рубленной петрушкой, по краю блюда расположились небольшие четвертинки лимона, сок из которых надлежало выдавливать поверх лакомства самостоятельно. Перед каждым из нас поставили пустую тарелку, положили рядом столовые приборы, маленький соусник, чашку с водой, в которой тоже плавали кружочки лимона. На краю стола разместили корзинку с поджаренными ломтиками хлеба.

— Предупреждаю, молодежь: вы обязательно испачкаетесь во всем этом великолепии, — произнесла Яблокова и гулко сглотнула. — К слову, это сейчас в ресторанах раков могут уже разрезать при подаче. А в мое время их подавали целыми. Кто-то ел их, орудуя вилкой и ножом, но я всегда предпочитала делать это руками. Никто не ест раков красиво. Так что даже не и пытайтесь.

— Хорошо, что мы тут прикрыты листьями этого цветка, — отметил я. И спросил: — А зачем тут эти плошки с водой?

— Споласкивать в них пальцы, Павел Филиппович, — усмехнулась женщина.

Мы приступили к трапезе. Пришлось отметить, что Арина Родионовна довольно ловко орудовала вилкой, вынимая белое мясо из красного панциря. Фома поглядывал на нее и делал то же самое. Все же кошачья натура давала о себе знать, и оба мои помощника были невероятно аккуратны. Чего нельзя было сказать обо мне. Вскоре я смирился с мыслью, что одежду придется отдать в чистку. И взялся за еду по примеру Людмилы Федоровны. Она закатала рукава платья и ела с удовольствием. Жмурилась от восторга и время от времени вытирала рот салфеткой.

— В деревне это считалось едой рыбаков, — сообщил нам Фома. — Да только там к ним не прилагались вилки.

— Но ты хорошо ею орудуешь! — похвалила его Яблокова.

— Спасибо, — парень зарделся и вдруг подобрался, словно заметил что-то опасное.

Буквально в следующую секунду наше уединение было нарушено. Листья растения отодвинулись в сторону, и перед нами появился мужчина, которого я тотчас узнал.

— Извините, что мешаю вашей трапезе, — произнес он нараспев и коротко поклонился.

— И что вас сподвигло на такой поступок? — сухо поинтересовалась Яблокова, отложив в сторону салфетку. — У вас должна быть какая-то веская причина, раз вы решились подойти к нам…

Щукин растерялся и недоуменно уставился на женщину. Видимо, он не привык к подобному обращению. Я хорошо помнил его холодный и даже надменный вид во время визита с обыском в моем доме. Мужчина быстро вернул лицу невозмутимое выражение и даже натянуто улыбнулся.

— Я извинился!

— И это обязывает нас простить вас? — продолжила Яблокова, откинувшись на спинку стула.

Она осмотрела незваного гостя с головы до ног и презрительно скривилась.

— Павел Филиппович, ты знаешь этого господина? — уточнила она у меня. — Сдается мне, что он хотел взять у тебя автограф. Как же утомили эти твои поклонники, право слово! Куда не придешь — везде бегут целовать тебе руки и просить благословения. Наверно, тебе стоит купить себе парик и накладные усы, чтобы носить их на людях. Быть может, тогда мы сможем хоть иногда не натыкаться на таких вот извиняющихся.

— Позвольте… — повысил голос Щукин.

— Не позволю! — отрезала Людмила Федоровна.

— Простите…

— Не прощу, — добавила она и взяла бокал с напитком.

Щукин шумно выдохнул и прищурился.

— Видимо, хмельное слишком крепкое, — предположил он. — Или солнце сегодня припекает особенно сильно.

— Вы привыкли у себя в Московии к жаре и браге, — вдруг холодно отозвалась Яблокова. — Быть может там и принято мешать приличным людям трапезничать, но здесь же вам стоило прислать к нам распорядителя, чтобы он попросил провести вас к нашему столу.

— Я полагал, что можно обойтись без реверансов и соблюдения устаревшего этикета, — произнес мужчина.

— Напрасно полагали, — процедила Людмила Федоровна и полоснула жандарма ледяным взглядом. — Вдруг в следующий раз вы решите, что можете войти в мой дом без реверансов? А потом и в мою опочивальню… Есть правила, уважаемый, которые положено соблюдать всем, независимо от титула и ранга.

Я смотрел на гостя, ожидая его реакции. Тот несколько раз открывал рот, но тут же вновь его закрывал, не находя слов. Потом встретился со мной взглядом и заявил:

— Полагаю, вы понимаете всю абсурдность происходящего? Я вижу, что вы тут трапезничаете с прислугой…

Фома поднялся на ноги, резко отодвинув стул. Он холодно уставился на мужчину и прорычал:

— Извинитесь перед дамами.

— Вы его слышали? — произнес я и тоже встал рядом с Питерским. — Вы позволили себе вольность. Все, кто сидит за этим столом, носят отчество. Это значит, что они равны с вами в правах. И могут вызвать вас на дуэль. Потому лучше бы вам покинуть нас, принеся перед этим извинения, пока вы не наговорили лишнего. Иначе дело может закончится очень дурно для вас, и в моей армии появится новый боец. Или же слуга в доме моей бабушки.

При упоминании об отчестве, гость на мгновение растерялся, однако смог быстро вернуть лицу прежний надменный вид. Усмехнулся и взглянул на меня, понимая, что в этом разговоре ему придется тщательно подбирать слова. А затем произнес:

— Вы мне угрожаете? При всем уважении к вашему гербу и цветам, вы допускаете вольность.

Я усмехнулся:

— Еще одно слово, и я познакомлю вас со своими миньонами, мастер.

Щукин смерил меня ненавидящим взглядом. Его кулаки сжались, видно было, что он едва сдерживается, чтобы не броситься на меня. Воздух нагрелся, между мной и Питерский протиснулась Яблокова, которая уже успела снять с запястий браслеты.

— Я могу не принять извинений, — сообщила она. — Если вам угодно, господин, то мы можем с вами сразиться. Один на один, чтобы у вас был хотя бы единственный призрачный шанс на победу.

Мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не отшатнуться от жара, который исходил от соседки. И как ни странно, но этот жар немного разрядил обстановку. Ненадолго, впрочем…

— Я не знаю вашего имени, госпожа, — настороженно произнес мужчина.

— Это потому что вы повели себя невоспитанно. Приперлись незваным и даже не представились. И, конечно, вам и в голову не пришло поинтересоваться, кто перед вами.

— И кто же? — Щукин на мгновение дрогнул, но за его спиной появились тотемы-фениксы.

Яблокова растянула губы в ядовитой улыбке, и мир вокруг нее полыхнул. Я никогда не видел тотемов подобных тому зверю, который распахнул сейчас за спиной Людмилы Федоровны огромные перепончатые крылья. В нем не было грации драконов, которыми владели особенно сильные огненные одаренные. Скорее это был жуткий хищный динозавр, который рисовали на скалах наши пращуры.

— Я та, кто может сделать сильный кусь, — ласково сообщила женщина и шагнула вперед.

Щукин попятился. Феникс за его спиной стал почти прозрачным.

— Это нападение при исполнении, — проблеял он.

— То, что вы исполняете, мы уже поняли, — вежливо проговорила Яблокова. И обратилась ко мне: — Павел Филиппович, вы же сможете защитить в суде женщину, которая по неосторожности убьет неизвестного ей поданного, бросившего ей вызов? Он ведь первый призвал тотем, вы видели. И сможете поклясться в этом.

— Вы оскорбили даму, а теперь прикрываетесь исполнением? — иронично уточнил я. — Напрасно. Тут хватит свидетелей, которые подтвердят жандармамам, что вы позволили себе лишнего, и не уследили за языком. Вы не объявили во всеуслышание что вы при исполнении, и не обозначили цель своего визита. Вы в гражданской одежде. Так что дело даже не дойдет до суда.

— Что у вас тут происходит? — раздался за спиной голос князя Чехова.

Это моментально разрядило обстановку. Мы застыли на месте, потом обернулись. Отец обошел кадку с цветком, который только по великому везению оказался прикрыт щитом распорядителя и потому не обгорел.

— Добрый день, Филипп Петрович, — смущенно улыбнулась ему Людмила Федоровна. — А мы тут решили откушать раков. Не присоединитесь?

— Мне угрожали нападением, — подал голос побледневший Щукин.

— Значит, мне стоило прийти чуть позже, — с ледяным спокойствием заявил отец, а затем с презрением добавил. — Аристократу не пристало жаловаться на то, что его обидели. Потому что Искупитель дал нам силу для отстаивания своей чести, запомните это.

— Я хотел выразить почтение… — продолжил незваный гость и запнулся.

— Вы хотели извиниться за грубость. А потом уйти, — напомнил я. — Хотя бы раз поступите достойно, пожалуйста. И в следующую нашу встречу мы сделаем вид, что всего произошедшего здесь не было.

— Извините. Был неправ, — с трудом выдавил из себя мужчина. Но взгляд его при этом горел бешенством.

Развернувшись, Щукин вышел из огороженной зоны нашего столика. Гудящий огонь Яблоковой тотчас потух. Женщина потупилась, враз потеряв воинственный вид. А потом тяжело вздохнула и произнесла:

— Понаехали в столицу всякие провинциалы! А вести себя в высоком обществе так и не научились. И потом таких вот людей набирают по объявлениям на государеву службу, Филипп Петрович.

Фома закатил глаза, понимая, что это объяснение не имеет ничего общего с причиной ярости нашей соседки.

— Я слишком хорошо знаю этого человека, — спокойно произнес отец. — Когда-то мы работали вместе. И я понимаю, на что он способен. Он вас провоцировал. И наверняка был готов ко всему, кроме встречи с опасной женщиной, да еще с эдаким зверем за спиной… Что это был за тотем? — поинтересовался отец, и его голос стал настороженным.

— Не знаю, — пожала плечами Людмила Федоровна и быстро вернула на запястья браслеты. — Мне так и не удалось с ним пообщаться. И я понятия не имею, с чего начать тренировки.

— Вам нужен наставник, — нахмурился князь.

— Что ты тут делаешь? — невинно спросил я, вмешиваясь в беседу. — Просто мимо проезжал?

— Здесь неподалеку располагается казарма с рекрутами. Я провел там проверку, а потом решил заехать сюда, чтобы перекусить… Распорядитель предупредил, что ты обедаешь здесь в компании неизвестных людей. Мне показалось невежливым вам мешать. А потом я увидел это огненное чудовище…

— Вот что значит хорошее воспитание! — Людмила Федоровна по привычке попыталась спрятать рану на лбу, но вновь провела пальцами по челке.

— Вы прекрасно выглядите, — правильно понял ее смущение князь. — Славно, что вы стали выбираться из дома.

— Это дается мне пока с большим трудом, — смущенно ответила соседка. — Спасибо вашей матушке. Она приглашала меня к себе. И помогла с гардеробом…

— Присаживайтесь за наш стол, — предложила Нечаева. — Правда, мы заказали раков. Они ужасно пачкаются.

— Зато вкусные, — добавила Яблокова, смахивая с юбки кусочек панциря.

— С радостью составлю вам компанию. Тем более, не удивлюсь, если Щукин попытается вновь вам помешать.

— Зачем ему это? — нахмурился Питерский, выдвинув стул для Яблоковой.

Я вернулся за стол и разложил на коленях салфетку. Затем сказал:

— Думаю, ему не дает покоя то, что обыск в нашем доме не принес результатов. Заодно со Свиридовым он желал найти на меня компромат.

— У него давние счеты с нашей семьей, — нехотя произнес отец.

К нам подошел распорядитель, невозмутимо добавил на стол дополнительные приборы, а затем принес стул.

— Неприятный тип, — резко отозвалась о Щукине Яблокова.

— А как вы поняли, что он из Московии? — спросил я.

— Его ботинки… В Московии принято носить легкую обувь, в которой не жарко летом. У нас такие не в ходу. К тому же прическа его выдала. Полагаю, что он приехал в Петроград недавно и еще не успел обрести приличную длину волос. Потому у него выбритые виски и затылок.

— Вы очень внимательны к деталям, — заметил Филипп Петрович.

Он снял пиджак, расстегнул манжеты рубашки и закатал рукава. Видимо, с поеданием раков отец был знаком, потому что принялся поедать их без вилки и ножа, просто разламывая панцири пальцами.

Я обратил внимание, что Людмила Федоровна улыбнулась, наблюдая за князем, а потом покосилась на меня и потупилась, будто я застал ее за чем-то неприличным.

— Слышал, к тебе заезжал в гости Рипер? — как бы между делом осведомился отец.

Я кивнул:

— Хотел лично поздравить меня с восстановлением в практике.

Филипп Петрович взглянул на меня коротко, и на лице его мелькнуло беспокойство. Но развивать эту тему он не стал. Я же не стал рассказывать про странный колпак, который мне преподнес в подарок глава «Сынов».

Дальнейший обед прошел в непринужденной светской беседе. И только когда с трапезой было покончено, поданный чай был допит, а я закрыл принесенный официантом счет, Филипп Петрович произнес:

— Мне нужно кое-что с тобой обсудить, если не возражаешь. Наедине.

Я кивнул. В историю про то, что отец оказался здесь случайно, я не поверил с самого начала. К тому же, я хотел расспросить отца о той банде жандармов, про которую мне недавно поведал Митрич.

— Фома, отвези всех домой, — попросил я.

Питерский кивнул, уточнил деловито:

— Через столько за вами заехать?

— Не нужно, — ответил я. — Доберусь на такси.

— Хорошо, вашество, — произнёс слуга.

Он встал из-за стола и направился к выходу. Остальные последовали за ним.

— До встречи, Людмила Фёдоровна, — громко сказал отец, когда моя соседка уже подошла к выходу из беседки.

Яблокова остановилась, обернулась и взглянула на Чехова. А затем с улыбкой ответила:

— До встречи, Филипп Петрович.

С этими словами, Яблокова развернулась и покинула беседку, оставив нас с отцом наедине.

— Так зачем заезжал Рипер? — спросил Филипп Петрович сразу же, как только мои спутники исчезли из вида.

Я пожал плечами и просто ответил:

— Поздравить меня с восстановлением в практике.

Видимо, старший Чехов не особо поверил в эту историю. Он продолжал пристально смотреть на меня, ожидая продолжения. И после недолгой паузы я вздохнул:

— Ладно, у нас с Рипером есть одно общее дело.

— Вот как? И что же это за дело? — мигом насторожился Филипп Петрович. В голосе его мне послышалось беспокойство.

— Судья Свиридов… — пояснил я и вкратце пересказал историю, которую узнал от Елены Анатольевны.

Отец слушал меня, не перебивая. Только хмурился и кивал. И когда я закончил, он откинулся на спинку кресла и протянул задумчиво:

— Интере-е-есные складываются дела…

— То есть, ты был не в курсе? — уточнил я.

— Догадывался, — не стал отрицать Филипп Петрович. — Дела монархистов всегда либо разваливались, либо заканчивались мягкими приговорами. Я думал, причина в том, что многие из монархистов работали осведомителями у жандармерии. А все оказалось куда сложнее…

Отец задумчиво забарабанил пальцами по столешнице. Затем вздохнул и продолжил:

— Анархисты — очень ненадежные союзники. Они всегда будут заботиться только о своих собственных интересах. Будь осторожнее с обещаниями таким людям. Никогда не знаешь, как они могут обернуть сказанное тобой.

— Они уже выполнили свою часть сделки, — поспешно заверил его я. — Рипер передал мне несколько фото, на которых Свиридов находится в компании монархистов. Осталось только установить их личности.

— Вряд ли черносотенцы станут давать показания против судьи, — возразил отец.

Я хитро усмехнулся в ответ.

— А кто сказал, что на фото были живые монархисты?

— О! Это в корне меняет дело… — отец взглянул на меня с уважением. — Хочешь попросить о помощи Шуйского?

Я покачал головой:

— В последнее время я слишком много раз обращался к нему. А вот если мне поможет бывший начальник охранного отделения…

— Можно попробовать, — отозвался отец, потирая ладони. — Где фото?

— В офисе, — ответил я.

Филипп Петрович криво усмехнулся:

— Значит, будет повод заехать в гости!

Мне показалось, что в его голосе прозвучала грусть. Я хотел было уточнить, не желает ли отец заехать в гости сегодня, но он словно прочитал мои мысли и покачал головой, упредив мой вопрос:

— Увы, сегодня у меня много дел. Надо все успеть сделать до выходных. У нас семейный обед с Нечаевыми. А потом нас ждет Морозов в своем загородном доме. Надеюсь, Софья Яковлевна отпустит его на импровизированный мальчишник. Как я понял, Александр Васильевич решил таким образом сблизить меня с Шуйским. Как ты полагаешь?

— Он считает, что тебе нужно немного отдохнуть, — уклонился я от прямого ответа.

— Я вовсе не тираню парня! Но с ним нельзя показывать слабину. Знал я его отца и потому уверен, что у Дмитрия Васильевича такой же характер. Почивший князь уважал тех, кто был способен ему противостоять. С тобой именно так и было, насколько мне известно. Если бы ты уступил Иванову, то не стал бы другом и для Шуйского!

— Может ты и прав… — нехотя признал я. — Знаешь, а раньше мне казалось, что ты не настолько хитрый.

— Есть вероятность, что с годами ты будешь замечать, что твой старик не так уж глуп. Это называется взросление. Быть может однажды ты даже сможешь мне простить то, что я передал опеку над тобой бабушке.

— У тебя были свои причины, — сухо заметил я, не желая говорить об этом сейчас.

Отец кивнул и хотел было уже покинуть беседку, но я его остановил:

— У меня к тебе тоже есть один вопрос.

Князь обернулся.

— Один мой… знакомый обмолвился про банду, которая действовала во времена Смуты.

— Это никакая не новость, — усмехнулся отец. — В те времена банд было столько, что кирпичу упасть было негде. Каждый первый бастард стремился прибиться к какой-то стае, чтобы поправить свое материальное положение. Они желали силой взять то, что никогда бы не досталось им по закону.

— Это была особая банда, — ответил я, качая головой. — По слухам, эта организация состояла исключительно из отставных военных, бывших и действующих жандармов. И занималась они охотой на бандитов.

Князь заложил руки за спину и поджал губы. Было очевидно, что обсуждать эту тему ему не очень-то и хотелось. Но затем он все же заговорил:

— Да, ходили слухи о таких людях… Но сейчас уже сложно сказать, правда ли это, или же выдумки кустодиев и других причастных людей. В те времена кровь на улицах лилась рекой. А жандармам особо не было дела до того, кто убивает негодяев.

— Почему же? — не понял я.

— Потому что жандармы слабо контролировали быстрорастущий бандитизм, — ответил Филипп Петрович. — В отделах не хватало людей, а сама структура была продажной. Многие жандармы за определенную сумму могли устранить своего же напарника. Поэтому охранное отделение особо не лезло в дела бандитов. И в какой-то момент банды стали стремительно расти, некоторые из них превратились в небольшие армии. Начались убийства неугодных журналистов и политиков, покушения на членов старых семей. А это могло привести к дурному. Это была уже прямая угроза действующей власти…

— А кто тогда был главой кустодиев? — спросил я осторожно.

— Александр Васильевич Морозов, — спокойно ответил Чехов. — Сейчас уже кажется, что он был в Петрограде всегда. Но знаешь — он появился словно из ниоткуда. Я тогда даже пытался выяснить хоть что-то о его прошлом. Но мне это не удалось. Старик словно вовсе не существовал в Империи до Смуты. Скорее всего, он как и многие другие, сумел уничтожить все документы и упоминания о себе. В те времена одни люди исчезали без следа, а другие появлялся со свежим именем и биографией, состоящей из нескольких предложений. Некоторые старые семьи были вырезаны под корень. А новые фамилии появились, получив титул за особые услуги. Эти самые услуги не всегда были легальными. Так вот появился Морозов. Он быстро подмял под себя организацию кустодиев, сместив прежнего главу. При этом действовал он уверенно и даже нагло. Однако император лично его поддержал. Так что вопросов задавать никто не стал, да и мешать ему тоже. Примерно в это же время и появились слухи про банду, состоящую из профессионалов.

— Вот оно что… — протянул я. — Думаешь, это была просто легенда, искусно запущенная в городе?

— Полагаю, да. Потому что банда появилась из ниоткуда и исчезла буквально в один день. Так что это были или слухи, или банда жандармов была чьим-то проектом, который в определенный момент был свернут по неизвестным причинам.

— То есть, такие дела никто не расследовал, и подозреваемых не было?

— Говорят, что крупные фигуры криминального мира предлагали большие деньги за любую информацию о таинственной «банде жандармов», — ответил отец. — Охранка не занималась расследованием их преступлений. Нам хватало других забот. Поверь…

— А может быть так, что кто-то раскрыл тайну мстителей? — предположил я. — И вся банда была устранена?

— Может быть все, что угодно… Столько лет минуло, и все это уже поросло быльем, — спокойно ответил отец и взглянул на часы. — Ладно, мне пора! У меня еще много дел. До встречи.

— До встречи, — ответил я, и отец вышел из беседки.

Я же остался сидеть в кресле, задумавшись над словами старшего Чехова. Если принять на веру слова Митрича о возрождении банды и ее связи с волной самоубийств, то теория про уничтожение банды жандармов рассыпалась сама собой. И чем больше я думал про эту тайну прошлого, тем сильнее она не давала мне покоя. А в душе начинал просыпаться интерес и желание распутать этот клубок.

Распорядитель деликатно откашлялся, давая понять, что я больше не один.

— Павел Филиппович, я могу предложить вам вызвать машину? — уточнил он.

— Конечно, — кивнул я.

— Позвольте принести извинения за возникшую ситуацию… — продолжил распорядитель, и я, кинув на него беглый взгляд, заметил, что он несколько бледен.

— Вам не о чем беспокоиться, — твердо заявил я.

— Мне стоило… — забормотал он торопливо.

— Вы не смогли бы удержать того человека, который подошел к нашему столику, — перебил я его. — И вам не стоит брать на себя ответственность за поступки гостя.

— Спасибо, мастер Чехов! — с облегчением произнес парень, утирая со лба испарину. — Я сообщу вам о прибытии машины.

Я рассеянно кивнул и вскоре мне был подан знак, что такси уже меня ожидает.

Домой я добрался достаточно быстро — сказалось то, что дорога была почти пустой. Видимо, центр города по какой-то очень важной причине вновь перекрыли для потока автомобилей. Водитель попался молчаливый и лишь бросил на меня несколько внимательных взглядов. Мне показалось, он понял, что везет того самого знаменитого некроманта, и потому словно бы ненароком коснулся знака Искупителя, который выскользнул у него из-под ворота рубашки.

Я отвернулся к окну, чтобы не нервировать человека, и стал лениво рассматривал прохожих. На одном из светофоров к машине подскочил мальчишка, размахивая газетой.

— Давай «Вечерние ведомости», — попросил я и сунул торговцу мелкую купюру.

Тот вручил мне периодику и рванул к следующему возможному покупателю. Я же развернул пахнущую свежей краской газету и пробежал глазами по статьям. Ничего нового в Петрограде не происходило. Разве только кто-то оборвал клумбу у памятника императора на центральной площади. Произошло это прошлой ночью. Точнее в час, когда утренняя смена караула приняла пост у ночной. Как сообщалось в статье, негодяи воспользовались отсутствием присмотра и буквально с корнем вырвали редкие цветы, над выведением которых трудились в саду самой Лопатиной. На черно-белой фотографии во всей красе предстала развороченная клумба и следы черной земли, с отпечатками подошв ботинок. По всему выходило, что вандалов было немного. Быть может, даже один человек. Мне подумалось, что такой очень лихой и настолько же глупый поступок мог совершить только сумасшедший. Кому еще придет в голову разорять посадку перед памятником самого императора? А ведь за такое может грозить и каторга, если судья попадется достаточно консервативный…

— Хорошо, что его не поймали, — вдруг подал голос водитель, заметивший, что я читаю статью. — Наверняка какой-нибудь паренек на спор решил нарвать цветов для своей девчонки.

— Было бы славно, если бы его за это наказал кто-то из старших родичей, — усмехнулся я. — Потому как, если это и впрямь натворил молодой человек и подобная выходка сойдет ему с рук, то завтра он может пойти дальше. А за ним увяжутся последователи. И неизвестно, что они еще удумают натворить.

— Вас послушать, так любой проступок опасен, — осторожно заметил таксист.

Я сложил газету и внимательно посмотрел на водителя:

— Не любой, — ответил я. — Нет ничего опасного в том, что парень разорил клумбу. Но он сделал это показательно и нагло, буквально под носом у стражей правопорядка. Такой риск не оправдан.

— Ну да… — кисло согласился водитель и вновь бросил на меня косой взгляд. — А как поймают, вы возьметесь его защищать?

Я вновь глянул на собеседника и улыбнулся.

— Возьмусь, если выпадет жребий. Или он сам попросит о помощи.

— Даже ежели он окажется каким-нибудь проходимцем?

Я вздохнул:

— Что поделать? Каждый имеет право на справедливый суд и помощь адвоката.

— Странный вы, мастер Чехов, — заметил мужчина, вернув свое внимание на дорогу. — Вроде должны быть обычным аристократом. А на деле и впрямь другой.

— Это какой же? — с любопытством уточнил я.

— Про вас всякое говорят… Одни считают вас добрым и наивным. Другие полагают, что вы святой. А я сейчас вот смотрю и думаю, что не правы ни те ни другие. Вы уж простите мою откровенность…

Мужчина запоздало смутился, но я только махнул рукой:

— Не беспокойтесь об этом, я не стану строить оскорбленную невинность. Все же я некромант и привык к тому, чтобы от меня всегда ждали чего-то мрачного и нехорошего.

— Есть в вас кое-что неправильное. Поверьте, я повидал много людей в салоне этой машины, и глаз у меня наметанный. Вы кажетесь старше своих лет. Нет, не внешностью, она-то у вас как раз соответствует возрасту. Но то, как вы решили меня не смущать, отведя взгляд… Как подали мальчишке деньги, вместо того, чтобы, как другие просто кинуть монету… И вовсе не потому, что хотели произвести впечатление! Сдается мне, что вам все равно, что о вас подумают…

Я развел руки в стороны:

— Может, вы и правы. Но такой уж у меня характер, ничего с этим не поделаешь.

— Хороший характер, — вдруг выдал незнакомец и впервые за всю поездку улыбнулся. — Побольше бы таких людей. Глядишь, и мир стал бы немного лучше.

Я не ответил и лишь пожал плечами.

Машина остановилась у арки, я расплатился и вышел из салона. Снаружи было свежо. Солнце клонилось к закату, от воды тянуло прохладой. Я поправил ворот пиджака и зашагал во двор, где меня встретил Евсеев. Он торопливо подошел ко мне, стянул кепку и поклонился.

— Павел Филиппович, к нам прибыл Лаврентий Лавович. Он пообщался со мной, а потом я взял на себя смелость и проводил его в дом, чтобы напоить чаем. Негоже благородному человеку сидеть в моей квартирке, где по коленям коты лазают.

— Все правильно сделал, — кивнул я. — Лекарь не посторонний нам человек. Он дал клятву семье.

— Слава Искупителю! — с облегчением выдохнул мужчина

— Все хорошо? — тихо уточнил я. — Все ли тебе нравится у нас? Быть может, есть какие-нибудь пожелания?

Дворник захлопал глазами, словно я сказал что-то удивительное, а потом тряхнул головой.

— Я всему рад, ваша светлость. Неужто я отвечу на вашу доброту неблагодарностью?

— Ты здесь не за доброту работаешь, — напомнил я. — Во дворе порядок, на рынок ты ходишь регулярно, за средства отчитываешься, так что наш бухгалтер никаких нареканий не имеет. Смотрю, одежду себе справил и стрижку оформил.

Мужчина принялся смущенно мять кепку.

— Так я ж теперь не пропащий, — произнес он негромко. — А служу при важном доме. У самого народного адвоката.

— Так меня теперь зовут? — осведомился я.

— Чаще всего так и называют, — согласился Евсеев. — Но уважительно, мастер Чехов!

— Обязательно скажи, если тебе что-то понадобится, — велел я.

— Спасибо, Павел Филиппович, — пробормотал мужчина и нахлобучил на голову кепку.

Я же направился к крыльцу и вскоре распахнул входную дверь. Со второго этажа доносились голоса, которые стихли почти сразу, как я вошел.

— Павел Филиппович⁈ — донеслось до меня настороженное.

— Да, Людмила Федоровна! — ответил я, поднимаясь по ступеням.

— Обычно ты всегда сообщаешь, что пришел домой, — с укором напомнила она.

— Мне казалось, что вас раздражает эта моя привычка.

— Что есть, то есть, — не стала спорить женщина, встречая меня в дверях кухни. — Но я привыкла к этой твоей особенности. И когда ты ведешь себя иначе, я начинаю нервничать.

— Я дома! — запоздало заявил я.

На кухне меня ждал Фома и Лаврентий Лавович. Я огляделся, выискивая взглядом Арину Родионовну, но ее здесь не было.

— Госпожа Нечаева попросила доставить ее домой — оказалось, что ее папенька хотел с ней встретиться, — с готовностью сообщила Яблокова. — Я подумала, что лекарь пожелал выяснить, зачем ей понадобился Сосновцев. Предложила остаться у нее. Но девочка сказала, что мне не о чем беспокоиться.

— Насколько я знаю, родители души не чают в Арине Родионовне. И отец наверняка просто решил убедиться, все ли с ней хорошо.

— И удостовериться, что она ночует дома, — едва слышно пробормотала Людмила Федоровна, но тотчас приняла совершенно невинный вид.

— Я бы никогда не сделал ничего, что могло бы испортить репутацию Арины Родионовны, — хмуро бросил я.

— После официального знакомства семей станет легче, — невозмутимо продолжила женщина. — К тому же папенька вашей невесты практически незнаком с вами. Будет славно, когда он поймет, что вы человек порядочный и ему не о чем беспокоиться.

— Вы решили объявить о помолвке? — оживился Лаврентий Лавович. — Это ведь замечательно!

— И чем же это нравится именно вам? — подозрительно прищурился Фома.

— У меня будет еще одна пациентка, за здоровьем которой необходимо будет следить!

Невольно я заразился радостью лекаря и улыбнулся ему в ответ.

Остаток вечера прошел относительно спокойно. Яблокова охотно позволила лекарю проверить свое состояние. Пожаловалась ему на плохой сон и попыталась манипуляциями вынудить Лаврентия дать рекомендацию курить по вечерам. Однако парень оказался верным своим убеждениям и не поддался на уговоры.

— Курение чрезвычайно вредно, — упрямо заявил лекарь. — Особенно опасно для вас наличие угарного газа, который будет влиять на мозг…

— Оставьте свои лекции для других, юноша! — отмахнулась женщина и покосилась на явно довольного результатом этой беседы Фому.

Тот сидел за столиком, усердно делая вид, что читает газету. Но я заметил, что он раз за разом пробегал глазами по одной и той же странице, то и дело косясь на лекаря.

— Я курила большую часть своей жизни! — продолжила возмущаться Людмила Федоровна.

— Поспорил бы с этим утверждением, — подал голос я. — Пусть официально вы и были мертвы все эти годы, однако ваше тело оставалось живым.

— И к чему это ты сказал? — ехидно осведомилась соседка.

— К тому, что ваша зависимость осталась только у вас в голове, — спокойно пояснил я.

Женщина нахмурилась.

— Ты недооцениваешь силу моих страданий! — заявила она. — Бросить курить не так легко, как тебе кажется.

— На самом деле, через полчаса после курения тяга к никотину исчезает, — буднично сообщил Лаврентий Лавович. — И каждое утро человек заново начинает курить.

— Какая глупость! — фыркнула Яблокова.

— Иначе ночью вы бы просыпались каждый час, чтобы закурить, — продолжил лекарь. — К тому же вам стоит вспомнить, какой невкусной вам кажется ваша первая сигарета после пробуждения.

— Я плохо это помню, — проворчала Людмила Федоровна. — И не понимаю, почему должна оправдываться за свою блажь, и уж тем более просить разрешения.

При этом женщина выразительно взглянула на Питерского, который продолжал усердно всматриваться в газетный лист.

— Вы можете делать все, что пожелаете, — вздохнул лекарь. А затем, понизив голос, продолжил: — Но я должен вас предупредить, что никотин ужасно плохо действует на котов.

— Что? — подозрительно нахмурилась бывшая призрачная дама.

— Для кошачьих сигаретный дым вреден, — пояснил Лаврентий Лавович. — Даже если они находятся рядом с курящими, или в комнате, где этим занимались.

— Вы ведь шутите? — нервно уточнила Людмила Федоровна.

— Зачем бы я стал так поступать⁈ — оскорбленно вскинулся парень. — Вы намекаете, что я лгу?

— Искупитель с вами, Лаврентий Лавович! — тотчас всполошилась Яблокова. — Я просто предположила, что это всего лишь теория.

— В доме курильщиков коты живут на несколько лет меньше, чем у людей, которые этой зависимости не подвержены, — авторитетно заявил лекарь. — И учтите, что это для человека не будет вредно, если комнату проветрят после курения. А коту еще неделю будет дурно от табачного дыма.

В этот момент Питерский слегка кашлянул, словно подавившись. А потом постучал себя по груди кулаком.

— Пойду я, пожалуй, проветрюсь, — негромко объявил он, сложил многострадальную газету и вернул ее на стол. Направился к выходу.

Яблокова проводила парня встревоженным взглядом, а потом подалась к лекарю и цепко ухватила того за ворот.

— Признавайся, негодник, ты все это выдумал⁈ — прошипела она.

И от ее разъяренного вида опешил даже я. Парень попытался вывернуться из рук Яблоковой, но это было не в его власти. Людмила Федоровна цепко держала гостя, не давая ему ни одного шанса вырваться.

— Нет… — прохрипел он после некоторой паузы.

— Небось, вместе с Фомой придумали способ, как меня отучить от курения? — не унималась женщина.

— Надеюсь, меня вы не подозреваете? — осведомился я и тотчас пожалел, что напомнил о себе.

Людмила Федоровна взглянула на меня коршуном. Прищурилась, и мне показалось, что в ее зрачках колыхнулось пламя. Обстановка накалилась в прямом смысле этого слова, даже несмотря на то, что блокирующие браслеты на руках огневички не позволяли ее стихии вырваться наружу.

— Все знают, что котам становится дурно от табака, — проворчал вовремя явившийся на огонек Козырев. — Я когда про то прознал от зверского лекаря, так сразу же курить бросил! Мне Барсик был дороже этого баловства.

— И как же ты бросил? — недоверчиво спросила Яблокова, выпустив из пальцев воротник лекарского пиджака.

Призрак обрадовался, что к нему обратилась хозяйка дома, и сразу приосанился. Я же вызвал тотем и проявил Козырева в нашем мире, чтобы его слова услышал любопытный Лаврентий Лавович.

— Да все проще, чем кажется, — с готовностью затараторил дух, погладив пенек, который устроился рядом с ним. — Я понял, что привычка — вторая натура. Потому я таскал с собой трубку на случай, если мне станет невмоготу. Стоило забыть эту треклятую вещицу, как в меня словно бес вселялся. Я злился, нервничал и доставал всех вокруг…

— То есть, обычно вы были тихим и милым собеседником, и только отсутствие табака делало вас несносным? — иронично уточнил я.

Призрак тотчас поправился:

— Я имел в виду, что я начинал доставать людей намного больше, чем в обычное время. Порой заходил в ближайшую лавку и покупал пачку самых вонючих сигарет, которые, конечно же, никогда не курил. Но от того, что в кармане лежал табак, мне становилось легче. В очередной раз, когда я выбрасывал дома такую вот запечатанную пачку, я наконец смекнул, что мне не хватает не табака, а вот этого ритуала, когда я раскуривал трубку и подолгу сидел у камина, читая книжку. И я попросил одного мастера выточить мне трубку из кварца, в которую вместо табака можно помещать травы и пропитанную маслами щепу. Сверху у трубки имелась крышка, которая не давала ароматам выветриться. Так вот, я завел привычку частенько втягивать в себя целебный воздух, словно куря обычную трубку. И даже выдыхал так, будто выталкивал из себя дым… Лекари признали позднее, что именно эта моя новая привычка помогла мне избавиться от хронического кашля, которым я мучался много лет.

— Травы и смолы? — с сомнением фыркнула Людмила Федоровна.

— Эвкалипт очень хорош, — закивал призрак, а потом тоскливо вздохнул. — Мой кот любил сидеть рядом со мной, когда я дышал через трубку. И оно того стоило…

Яблокова поджала губы и решительно направилась в свою комнату. Как только она скрылась из виду, я взглянул на Лаврентий Лавовича.

— Мне вы можете признаться, что придумали все вместе с Питерским.

Затем я посмотрел на Василия и уточнил:

— Но как они вас-то смогли уговорить подыграть в этом спектакле?

— Даже уговаривать не пришлось, — призрак развел руками. — Лекари настрого запретили мне курить, потому как от этого у меня ужасно страдали легкие. И даже хорошие целители признали, что эта дурная привычка однажды меня убьет. Дошло до того, что я не мог спать без кашля. И задыхался даже во время обычной прогулки. А жить мне все же ужасно хотелось! Вот один из лекарей и придумал для меня эту трубку с травами. И назвал ее «энгалятором». Он велел мне энгалировать по три раза в день, не меньше. Я поначалу не понял, что он имел в виду, и даже собирался его поколотить, но вовремя одумался.

— И вы так сами и бросили курить? — удивился я. — Без помощи душеправа?

— Поверьте, юноша, тяга к табаку изрядно преувеличена, — авторитетно заявил Козырев. — Она всего лишь у нас в голове. Когда я понял, что табак меня на самом деле убивает, то выбросил его в тот же день и больше никогда не прикасался к этому яду. И трубку с ароматным сбором я с собой таскал лишь потому, что меня привыкли видеть с трубкой. А пояснять каждому, что у меня проблемы со здоровьем, мне не хотелось.

— И она вас не успокаивала? — разочарованно уточнил лекарь.

— Ну, уж если откровенно, то трубка и впрямь помогала не думать о табаке, — признался призрак.

— Это очень интересный метод расстаться с дурной привычкой, — воодушевился парень. — Я бы хотел провести исследование на эту тему и все задокументировать тщательнейшим образом. Это может многим оказаться полезным. Ведь принято считать, что избавиться от вредной тяги с табаку крайне сложно.

— И назовите метод «козырным»! — заулыбался Василий. — Я вам расскажу про все травы и смолы, которые добавлял в сборы.

— Там ведь не было ничего дурманящего? — деловито поинтересовался Лаврентий Лавович.

— Молодые сосновые шишки считаются? — без тени улыбки уточнил призрак.

Лекарь покачал головой:

— Нет.

— Значит, ничего дурацкого я не использовал, — заключил мужчина. И добавил: — Я никогда не был дураком, и не стал бы избавляться от одной вредной привычки, чтобы заменить ее на другую.

Лаврентий Лавович вынул из кармана небольшую записную книжку и обломок карандаша, приготовившись записывать.

— Мне хочется составить список ингредиентов, — пробормотал он и лишь потом взглянул на меня. — Вы позволите мне поговорить с вашим миньоном?

— Я не слуга некроманта! — возмутился Козырев и сразу же раздался в плечах.

— Спокойно! — Я слегка повысил голос, добавив в него силу. — Лаврентий Лавович — часть моей семьи.

— Прямо уж и припугнуть нельзя… — проворчал Василий, разом стряхивая с себя жуткую маску.

— Так вы свободный призрак? Такой же, как Виноградова? — восхитился лекарь.

— Она тут? — всполошился старик. Он замерцал и принялся озираться.

— Вы знали эту женщину? — спросил я, жестами давая понять Лаврентию, что говорить лишнего при новом призраке все же не стоит.

Василий пригладил волосы.

— Про нее среди призраков ходят разные слухи, мастер некромант, — начал он. — Она умеет шептать, и даже я сам не раз ее слышал. Неужто она у вас обитает? Вы ее сделали своей прислужницей?

— Любовь Федоровна перебралась в другое место обитания, — уклончиво ответил я. — Здесь ее призрака больше нет.

— Слава Искупителю! — с облегчением пробормотал мужчина. — Я слышал, что при жизни она была на редкость стервозной дамой. Даже боюсь представить, как испортила ее смерть.

— Просто ты боишься, что она могла бы тебя сожрать, — проворчал Фома, который как раз поднялся по ступеням.

— А если и так! — не стал отпираться Козырев. — Меня редко когда бабы пугали, я при жизни и сам мог кого угодно застращать. Но про Виноградову даже мертвые говорят шепотом.

Я покачал головой.

— Вон оно как…

— Так вы не возражаете, если мы с вашим гостем пообщаемся? — вновь задал вопрос лекарь, открыв блокнот на пустой странице.

— Можете воспользоваться приемной, чтобы сделать записи. Я оставлю тотем, пока он вам будет нужен, — позволил я.

— Это не сильно вас затруднит? — лекарь внимательно посмотрел на меня. — Мне бы не хотелось, чтобы вы истощились.

— Если вдруг Василий для вас пропадет, то кликните меня, — предложил Питерский. — Я вам стану переводить его слова, чтобы вы их записали.

— Как славно! — восхитился лекарь. — Не возражаете, если я останусь в гостевой на ночь?

Я не стал отказывать парню, точно понимая, что он не заснет, пока не запишет рецепты сборов. А оставшуюся часть ночи будет придумывать собственные.

Когда лекарь с призраком покинули гостиную, Питерский посмотрел на дверь комнаты Яблоковой и уточнил:

— Полагаете, она бросит эту гадость?

— Мне кажется, что она и сама больше не хочет курить. Я точно помню, что она жгла сигареты, будучи призраком, хотя и не могла чуять дыма. Ей было важно помнить о своем прошлом, чтобы не потерять себя в посмертии. Думаю, сейчас она ищет какой-то якорь, который позволит ей ощутить себя живой.

— А может, ей просто нравится, что мы уговариваем ее не браться за сигареты? — предположил помощник.

— Может, так оно и есть, — кивнул я и усмехнулся. — В любом случае стоит придумать для Людмилы Федоровны занятие, при котором она будет чувствовать свою важность.

— Она и так важная, — вздохнул Фома. — Для меня она стала доброй тетушкой, которой у меня никогда не было. Она научила меня танцевать, кормила блинчиками, заботилась, когда меня шарахнуло взрывом. Иногда бранила, но делала это по-доброму. Никто обо мне не заботился так, как это делала наша женщина.

Мы с ним и не заметили, как дверь комнаты Яблоковой отворилась, и у нашей беседы оказалась свидетельница.

— Спасибо, мой хороший! — сипло сказала она и стремительно подошла к Питерскому, чтобы его обнять. — Спасибо, что ты видишь меня такой!

— Вы для меня очень важная, Людмила Федоровна, — глухо пробормотал парень. — И уж если вам так нужны эти треклятые сигареты…

— Не буду я курить, — всхлипнула женщина. — Не хватало еще из-за них меньше жить. У меня ведь еще столько дел задумано…

С этими словами Яблокова положила на стол портсигар и мундштук.

— Выбрасывать их было бы глупо, — пояснила она смущенно. — Можно отнести антиквару, он заплатит за все большие деньги.

— У нас и без этого хватает денег, — неожиданно выдал Питерский. — Я сам закажу вам трубку для трав. И потрачу на нее сколько понадобиться, чтобы вам было не стыдно вынуть ее в самом высоком обществе!

Мне оставалось лишь диву даваться, глядя на этих двух самых бережливых на моей памяти людей, которые вместе отправились на кухню, чтобы выбросить столь дорогие вещи в мусорное ведро. Затем Яблокова поставила чайник на плиту и предложила напечь нам блинов. Отказываться никто и не подумал. Чуть позже Людмила Федоровна с Фомой отправились в приемную, чтобы узнать, как движется опрос призрака. И заодно выяснить, не пострадал ли там лекарь от вредного Козырева.

Я же отправился в свою комнату, быстро принял душ и лег спать. Уже лежа в постели, я решил наведаться завтра на мануфактуру, где работал парень, который изготавливал игрушки и к которому придирался управляющий.

После этого я провалился в глубокий сон.

Будильник я устанавливать не стал и поэтому проснулся чуть позже обычного. Мануфактура, которую я сегодня собирался посетить, работала до шести часов вечера, так что торопиться было некуда. Поэтому некоторое время я просто лежал в кровати, глядя в потолок и думая ни о чем, а затем с неохотой встал и направился в ванную, где холодная вода быстро согнала с меня остатки сна. Я наскоро привел себя в порядок, взглянул в зеркало и вышел из комнаты.

В гостиной меня встретила Людмила Федоровна, компанию которой составляли Арина Родионовна и мой отец. Они пили чай и о чем-то тихо переговаривались. Из обрывков фраз я понял, что Яблокова и Чехов делились друг с другом байками времен Смуты. Нечаева же с интересом слушала эти истории.

— Доброе утро, — произнёс я, чтобы обозначить свое присутствие в комнате.

Собравшиеся в гостиной тут же прервали разговор и одновременно взглянули на меня.

— Какое утро⁈ — удивленно произнёс отец. — Время близится к полудню, а ты…

Он хотел добавить еще что-то, и я уже был готов выслушать лекцию о том, как полезны ранние подъемы, но Яблокова укоризненно посмотрела на старшего Чехова, и к моему удивлению отец смущенно оборвал речь на полуслове.

— Не знал, что ты приехал, — ответил я, усаживаясь за стол. — Мог бы и предупредить, что заглянешь в гости с утра. Например, позвонил бы.

— Я хотел. Но Людмила Федоровна сказала, что этого делать не стоит…

Яблокова мягко процитировала саму себя:

— «Мальчик и так работает на износ, пусть хотя бы день отдохнет от забот».

Я заметил, что при этих словах Арина Родионовна лукаво улыбнулась, но все-таки промолчала.

— Фото… — начал было я, но Филипп Петрович меня перебил.

— Арина Родионовна уже передала мне их. И… — Отец взял со стоявшего рядом кресла папку и протянул ее мне. — Вот. Все твои подозреваемые.

— Быстро, — оценил я, принимая документы.

— Все они либо неоднократно привлекались, либо в свое время помогали жандармерии, — просто ответил отец. — Тем более, ты сам сказал, что все они мертвы. Даже годы жизни были указаны. Так что задача была несложной.

— Спасибо, — растерянно ответил я и отложил папку, посчитав, что, если начну просматривать бумаги за столом, то проявлю тем самым неуважение к собравшимся.

Вместо этого налил себе чай и сделал глоток.

Филипп Петрович и Яблокова сразу вернулись к своей беседе, которую я слушал вполуха. Но, судя по всему, они нашли общий язык. Мы же с Ариной Родионовной допили чай и, откланявшись, покинули гостиную.

— Простите, что не предупредил вас о том, что сегодня можно взять выходной, — начал я, когда мы спускались по лестнице.

— Я поначалу хотела заняться своими делами, — ответила Нечаева и смущенно улыбнулась. — Даже проснулась пораньше, а потом все же решила заехать в гости. Полагала, что Яблокова будет рада меня видеть. Я захватила для нее дамские журналы.

— Нам стоит оформить подписку на и некоторые издания, — спохватился я.

— Не надо, — успокоила меня девушка. — Я с радостью буду приносить свои журналы для Людмилы Федоровны. А потом она сама решит, какие захочет выписать.

— Я ведь получил от почты грамоту! — вспомнил я. — Полагаю, можно будет попросить у них каталог, чтобы ознакомиться со всем списком изданий.

— Это хорошая мысль, — поддержала меня девушка. — Когда я пришла, то встретила в гостиной князя Чехова. Оказывается, он приехал по вашему приглашению. Мне даже показалось, что я ужасно смутила Филиппа Петровича.

— Вы ему нравитесь, — уверил я Нечаеву, и девушка опустила глаза.

— Надеюсь на это. Я не использую свои способности на тех, кто мне близок. И на их родных тоже. Поймите меня правильно: мне ужасно не хочется, чтобы они относились ко мне хорошо только потому, что я сама так пожелала…

Я поймал девичью ладонь и слегка ее сжал. А потом заговорил со всей уверенностью:

— Мне и в голову не приходило, что вы можете манипулировать кем-то из нас. Ни на секунду.

— Спасибо.

Девушка оглянулась, убеждаясь, что свидетелей нет и привстала на носочки, чтобы коснуться губами моей щеки.

Я на мгновенье зажмурился, ощутив, как во мне кружатся искры белой силы. Каждый волосок на коже приподнялся, а в груди жарко забилось сердце.

— Всегда будет так? — сипло спросил я.

— Не знаю, — рассеянно ответила Арина Родионовна.

Я улыбнулся ей, отчего-то совершенно уверенный, что счастье будет зависеть от нас самих.

— Я помогал вашему батюшке разобраться с фотокарточками, — послышался знакомый голос, и мы обернулись.

Из стены приемной с довольным видом вышел Василий.

— Спасибо, — ответил я, нехотя выпустив пальцы Арины Родионовны.

Затем прошел к столу для посетителей и сел в кресло. Нечаева устроилась рядом, с интересом глядя на папку, которую я держал в руках. Я открыл ее, и вынул несколько листов, к каждому из которых оказалось прикреплено фото.

На бумагах, полученных от отца, была краткая биография по каждому монархисту. Год и место рождения, приводы в жандармерию, аресты, а также даты смерти. К моему удивлению, судимости были не у всех. Многих монархистов отпускали либо сразу после задержания, либо уже из острога. Отец был прав, черносотенцы активно сотрудничали с администрацией, и в благодарность за это их исключали из дела. Сидело по каторгам всего несколько человек. В основном, они были большими людьми в преступном мире и отправлялись в неволю скорее добровольно, чтобы возглавить ячейку монархистов на каторге или в остроге.

Этих людей я вычеркнул из списка сразу. Потому что все идейные черносотенцы умерли на разных каторгах по всей необъятной Империи. Их тела, скорее всего, уже давно кремировал каторжный огневик. А кататься и искать призраков на территории от Петрограда до самой Сибири мне не хотелось. И после того, как я отложил снимки всех таких монархистов в отдельную стопку, у меня осталось восемь человек.

— Какие отвратительные… лица, — пробормотала Нечаева, рассматривая фото из стопки отложенных мною бумаг. — Павел Филиппович, а вы заметили, что все они в чем-то похожи друг на друга?

— Преступный мир меняет человека, — не отрываясь от чтения произнёс я. — Шрамы на лице, чаще всего от поножовщины, одинаковые прически… Тяжелый взгляд, кривая усмешка…

— Поножовщины? — непонимающе переспросила Нечаева.

— В острогах и на каторгах установлены блокираторы силы, — пояснил я. — Так что разборки между бандами, которые часто происходят в тюремных дворах, идут просто при помощи самодельных ножей и других подручных средств.

— Жуткое место… — пробормотала девушка. — И как люди должны перевоспитаться в таких условиях?

— Основная задача заключения на каторге — временная изоляция опасного человека от общества. И с этим система вполне справляется.

— Но почему?

— Потому что общество не терпит каторжников, — спокойно ответил я. — На каторге перед бастардами стоит лишь выбор, к какой из преступных сил придется примкнуть. Все знают, что в одиночку там не выживают. А здесь, на свободе, их ничего не ждет. Люди будут с подозрением на них коситься, работу найти будет трудно. Если что-то случиться в доме, где обитает бывший каторжанин, то его первым обвинят в произошедшем. Даже если все будет указывать на его невиновность.

— Это несправедливо! — нахмурилась девушка, уже иначе глядя на снимки.

— По статистике рано или поздно бывшие каторжники возвращаются к преступному ремеслу. Таков путь.

— Но…

— Избави вас Искупитель пожалеть каторжан, решив, что они несчастные люди, которым просто не повезло в жизни! — предупредил я. — Большинство из них сами выбрали свою судьбу. И они не променяли бы ее на другую. Во многих семьях каторга — что-то вроде наследственного пути. Сыны идут по стопам отцов и делают это с гордостью. Конечно, можно подумать, что у них нет выбора. Однако даже если выбор есть, то довольно часто эти ребята предпочитают привычную дорожку. Даже если дать им работу, то они все равно займутся преступными делами. Они кажутся им привычнее и легче. К тому же честно работать многим не позволяют убеждения.

— Правду говорите, мастер некромант, — подал голос Козырев и забрался на подоконник, чтобы нам было его видно. — Мне приходилось нанимать таких вот бедолаг. Они завсегда просились в охрану. И не потому, что хотели защищать мое имущество. А для того, чтобы стащить что-нибудь темной ночью… Я обещал заплатить пять рублей, чтобы они переместили батареи из одного ангара в другой. Мужики попросились работать вечером, чтобы не светить мордами бандитскими. Ну, платить им наперед я не стал. И деньги оставил в старой тумбочке в ангаре, который им удастся освободить от радиаторов.

— И они отработали эти деньги? — полюбопытствовала Нечаева.

— Еще как! У меня не забалуешь. Все потому, что на других дверях склада были крепкие замки, — фыркнул призрак. — Я ведь не дурак, чтобы таким людям доверять. Это вы — дамочка молодая и наивная. Еще и пожалеть такого надумаете. А ему только того и надо. Начнет вам про жизнь свою тяжелую заливать, про судьбу-злодейку. Будет уверять, что попал в острог без вины. Там каждый душегуб сочиняет, что бабушку через дорогу переводил, а на нее напали душегубы. Наверняка, чтобы отобрать пенсию, которую та получила накануне на почте. Так вот, почти каждый защитил такую вот незнакомую бабушку или девицу, которая потом сбежала, испугавшись последствий. Только никто не скажет, что бабку ту, он сам же и ограбил, а девица бежала не без причины.

— Думаете, что я настолько глупая, чтобы поверить в такие сказки? — насупилась Нечаева.

— Таких сказочников вы еще не встречали, княжна, — покачал головой Козырев. — Да вы не обижайтесь на старика, я же не обидеть вас хочу, а предупредить. Эти каторжане могут так красиво рассказывать о своей нелегкой судьбине, что не каждый писака сможет описать в книжке. Только все, что они говорят, надо умножать на ноль.

— Иногда и невинные попадают в острог, — осторожно вставил я, вспомнив Петра из монастыря.

— Случается и такое, кто ж спорит? — закивал Василий. — Лес рубят — щепки летят. Да только черносотенцев вряд ли можно назвать невиновными. Они совсем не зря рисуют на своей коже знак принадлежности к банде.

— Это все же очень грустно, — вздохнула девушка.

— Преступная среда зреет не на каторгах, — продолжил я, перебирая документы. — А в рабочих районах и приютах. И я уверен, когда-нибудь это все поменяется.

Арина Родионовна отложила бумаги. Я же продолжил перебирать листы с биографиями.

Двое из восьмерых умерли далеко от Петрограда, и поэтому я их убрал в сторону. Осталось шестеро. Трое из них по вполне естественным причинам умерли в городских притонах. Причем, времени с момента их смерти прошло достаточно много. От пары месяцев до полугода. Еще двое погибли в авариях. Последний из списка монархистов трагически скончался несколько дней назад, при разборке на каторжном дворе. И меня терзали смутные сомнения, что это трагическое событие — дело рук Рипера. Я положил нужный лист поверх других и внимательно взглянул на снимок.

Лицо черносотенца показалось мне смутно знакомым. И только несколько минут спустя я вспомнил, кто был на карточке. Тот самый монархист, которого я загнал в долг в больничной палате! Видимо, это событие было сложно скрыть от общественности, и черносотенцам пришлось избавиться от стукача, свалив это на криминальную разборку.

Задача становилась интереснее. Тем более, труп мертвого монархиста до сих пор лежит замороженным в прозекторской острога. А притащить на допрос тело было куда проще, чем искать привязку призрака. Поэтому я решил начать допрос свидетелей в деле против Свиридова именно с него.

Я резонно решил, что души монархистов, умерших от естественных причин и аварий, скорее всего уже давно прибрал ловидух. К тому же соваться в притоны черносотенцев в поисках нужных мне призраков не очень-то хотелось. Даже если самого призрака можно было вызвать для разговора вне здания, то предмет-привязку придется искать в той самой квартире, где умер монархист. А терпение у монархистов не безграничное. А предметы-привязки погибших в авариях скорее всего уже давно пропали.

Убитый же в остроге вполне мог мне подойти. Причем, можно было попытаться забрать на допрос его тело. Даже если мертвяк не дотянет до суда, хотя бы первичные показания жандармам он дать сможет. Тем более, допрос можно будет снять на видео. Думаю, что камеру для этой процедуры несложно будет добыть, так же как и получить от эксперта заключение, что пленка подлинная. А дальше уже можно будет искать предмет, к которому был привязан мертвый черносотенец.

Я довольно улыбнулся, сложил пополам лист с биографией нужного мне свидетеля, и убрал его в карман пиджака.

Но займусь я этим уже после того, как разберусь с делом мастера игрушек — Андрея.

Мои размышления прервал стук в дверь. А через несколько мгновений послышались тяжелые шаги, дверь открылась, и я услышал голос гостя:

— Письмо для Павла Филипповича Чехова!

— Покажи, — грозно потребовал Фома.

— А вы, мастер… — начал было курьер.

Но Питерский его перебил:

— Мастером я был при жизни! Теперича я миньон адвоката-некроманта, который вернул меня с той стороны. Если не покажешь письмо — я тебя съем. А письмо все равно отберу.

В подтверждение своих слов Фома щелкнул зубами, и спорить доставщик не стал. Послышалось его громкое «ик», а потом зашелестели быстро перебираемые в сумке бумаги. На третьем звуке испуганного икания я не выдержал, встал с кресла и подошел к двери. Питерский посторонился, а я принял конверт из рук бледного парнишки. Подписал бумаги, дал посыльному мелкую купюру на чай. Покосился на хмурого Фому и немного подумав, добавил еще одну.

— Спасибо, — поблагодарил я мальчишку. — Ступай.

Дважды гостя просить не пришлось. Он испуганной мышью метнулся с крыльца, подхватил стоявший у дома самокат и бросился к воротам.

— Ну и зачем? — спросил я у Фомы, рассматривая конверт, на котором стоял судебный штамп.

— Дак он из этих… — хмуро ответил слуга. — Опасный для общества человек. Никакой порядочный подданный Империи не станет пользоваться самокатом. Только зловредный. Таких надо воспитывать. Жаль, что император отменил порки розгами на площади. Каждому самодураку всыпать бы пяток розг — враз бы перестали на своих двух колесах кататься.

— Ты слишком строг к людям, — пробормотал я и направился к столу секретаря.

Взял из подставки нож для бумаг, вскрыл конверт. Тяжело вздохнул. Внутри лежала повестка на заседание по делу пропавшего улова, которое должно было состояться послезавтра.

— Что там, Павел Филиппович? — уточнила Нечаева.

— Повестка на заседание, — ответил я. — Придется писать ходатайство о переносе заседания, чтобы успеть ознакомиться с делом.

— Я все устрою как положено, Павел Филиппович, — поспешно заверила меня секретарь и села за свой рабочий стол.

— Спасибо.

В жилом крыле послышались голоса Яблоковой и отца. И только сейчас у меня в голове промелькнула мысль, что забрать из прозекторской труп, дело явно непростое. Вряд ли мне отдадут его по вежливой просьбе. Придется снова просить о помощи. И я положил конверт на стол, а сам быстрым шагом направился к дверям.

— До встречи, Людмила Федоровна! — послышался голос отца.

Я вошел в жилое крыло. Князь уже стоял у дверей, собираясь уходить.

— Отец, у меня к тебе еще одна просьба, — быстро начал я. — Она может показаться немного… необычной. Но тем не менее очень важной.

Филипп Петрович внимательно взглянул на меня.

— Слушаю…

Я достал из кармана лист с информацией об убитом в остроге монархистом и протянул его князю. И произнес, стараясь, чтобы мой голос звучал обыденно:

— Этот человек был убит в Крестовском остроге несколько дней назад. И мне нужно получить его тело. Чтобы оно выступило свидетелем и дало показания против Свиридова.

Чехов застыл на пару мгновений, потом гулко сглотнул, глядя на меня и обдумывая мою просьбу. А затем кивнул:

— Звучит и правда необычно… Видимо, даже будучи частью семьи некромантов, я никогда не привыкну к таким просьбам. Но раз он нужен тебе как свидетель… Что ж, я позвоню кому следует.

— Тебе стоит поблагодарить князя, — мягко напомнила мне Яблокова.

Она подошла ближе и буднично поправила воротник моего пиджака. Отец как-то странно посмотрел на женщину, будто этот жест его удивил.

— Спасибо, — вежливо кивнул я.

— Все хорошо, — поспешно ответил Филипп Петрович, развернулся и вышел из дома, оставив нас с Яблоковой наедине.

— Знаешь, Павел, мы обсудили мои занятия. Твой батюшка предложил мне помощь.

Я вздохнул, понимая, как тяжело придется князю. И дело не только в очевидной симпатии, которую эти двое испытывают друг к другу, но и в том, что Чехов был не самым терпеливым наставником.

— Приготовьтесь к жестким урокам, — предупредил я. — Филипп Петрович суров в учении. Он не терпит слабости. Не повторяет и не позволяет жаловаться.

— А с чего это ты решил, что мне понадобиться его жалость или повторы? — удивилась женщина. — Ты меня недооцениваешь, некромант! При жизни я много чего умела. И знания эти не дались мне сами по себе. У меня было много учителей, и каждый из них не особенно охотно делился своим опытом. Мне приходилось познавать многие науки по крупицам, по случайно брошенным фразам, а порой просто копируя мастеров… Моя мать учила меня, что стоит использовать слабости мужчин. Она считала, что мне нужно притворяться глупенькой красавицей. Как это делала она сама.

— Но вам это показалось слишком скучным? — предположил я.

— Знаешь, сейчас я думаю, что моя мама была права. Если бы мне хватило хитрости делать вид, что я просто удачливая дама, то сейчас бы я закрашивала седину и учила внучек, как правильно красить губы.

— Вы жалеете, что все сложилось иначе? — спросил я.

— Хотелось бы мне быть мудрой сейчас. Ведь ничего не мешает мне притвориться дурочкой…

— Мешает, — возразил я. — Вы умная женщина. И прикидываться глупышкой — ниже вашего достоинства.

— Потому я вряд ли доживу до старости. Меня опять убьет… — Яблокова запнулась на полуслове и замерла, как делала это иногда, будучи призраком.

Я осторожно положил руку ей на локоть, ожидая, когда она придет в себя.

— Вас никто больше не убьет, Людмила Федоровна, — тихо проворчал Фома, становясь рядом с ней. — Мы этого не допустим.

Я попросил Фому подать машину, а сам вышел в приемную, где меня ждала Арина Родионовна.

— Все готово, — произнесла девушка с улыбкой.

В ответ на мой удивленный взгляд она вынула из принтера документ и протянула его мне.

— Вот, ходатайство о переносе, — пояснила она.

Я взял лист, пробежал по нему взглядом и довольно кивнул. Подписал бумагу и попросил:

— Отправьте его курьером в суд под роспись о получении. Бумага должна быть в канцелярии уже сегодня. И ваш рабочий день будет закончен.

— Хорошо, — ответила девушка, снимая трубку с рычагов стационарного телефона. Я же направился к выходу.

Авто уже стояло у крыльца. Я спустился по ступеням, сел в салон. Произнёс, обращаясь к Фоме:

— Знаешь, где находится Игнатьевская мануфактура?..

Игнатьевская мануфактура располагалась на Южной стороне Петрограда, в центре Павловского района. Дорога до нее заняла у нас почти час, и все это время я раздумывал о том, как бы побыстрее закрыть это дело. Но когда машина остановилась у ворот, я понял, что мысли мои на самом деле витают вокруг субботнего обеда.

— Прибыли, вашество, — сообщил Фома, остановившись у ворот с логотипом мануфактуры.

— Спасибо, — поблагодарил я. И посоветовал ему: — Прогуляйся немного. Скорее всего, я могу тут задержаться.

Помощник с любопытством осмотрелся и посветлел, заметив чуть поодаль книжный магазин.

— Как скажете, Павел Филиппович, — пробасил он, выходя из салона.

У ворот уже собралось несколько хмурого вида дружинников, поглядывающих на меня с явной неприязнью. Наверняка они уже заметили номера семьи. А значит, мой клиент сообщил начальству, что обратился за помощью к народному адвокату.

Я неспешным шагом подошел к воротам, вынул из кармана удостоверение и произнес:

— Добрый день. Меня зовут Павел Филиппович Чехов. Мне нужно поговорить с приказчиком.

Дружинники переглянулись. Затем один из них нарочито неспешно сунул руку в карман и извлек из него телефон.

— Подождите пару минут, мастер, — произнес он, набирая номер.

Я только пожал плечами. Пускать на территорию меня явно не собирались. Дружинник тем временем отошел в сторону, чтобы я не слышал сути разговора. А через несколько минут на дороге показался сухонький мужчина лет сорока с гладко зачесанными назад волосами. Он был облачен в серый в тонкую полоску костюм, дорогой на вид, как и туфли с пряжками, украшенными опалами. Незнакомец поправил на переносице изящные очки в золотистой оправе и бросил косой взгляд на охранника, который не успел отойти с его пути достаточно быстро.

— Добрый день, Павел Филиппович, — заговорил мужчина, подойдя к воротам. — Очень рад, что мне довелось встретиться с настоящей легендой адвокатского дела. Много о вас наслышан. Пожалуй, если кому-то расскажу, что видел знаменитого некроманта, то меня сочтут шутником.

Мужчина замолчал, внимательно меня рассматривая, а затем продолжил:

— К сожалению, у нас сегодня незапланированный выходной, так что приказчика нет на месте. Но он уполномочил меня вести дела от его имени.

— Выходной? — не понял я. — Почему?

— Дезинфекция, — ответил мужчина. — Обрабатываем территорию от паразитов.

Я постарался скрыть разочарование и вежливо уточнил:

— А вы, простите…

Мужчина всплеснул руками и театрально хлопнул себя по лбу.

— Где мои манеры⁈ Я совсем забыл представиться. Меня зовут Иван Петрович Некрасов. Я начальник отдела юристов данной мануфактуры.

Он повелительно махнул рукой, и дружинники тут же распахнули ворота. Некрасов вышел ко мне и произнес:

— Здесь неподалеку есть одно очень хорошее заведение, где мы сможем обсудить наши дела. Вы не против составить мне компанию за чаем, Павел Филиппович?

— Отчего же не составить, — кивнул я.

Он быстро направился прочь от мануфактуры, я последовал за ним, чувствуя на своей спине настороженные взгляды дружинников.

Заведение и правда оказалось неподалеку. И к моему удивлению это был вполне себе неплохой ресторан, в дверях которого стоял привратник, а за большой витриной дежурило несколько распорядителей.

Некрасов поднялся по мраморным ступеням, и мужчина в черной ливрее тут же открыл перед нами дверь, любезно поклонившись. Очевидно, юрист был в этом заведении частым гостем.

— Спасибо, дружочек, — ласково поблагодарил Иван Петрович, протягивая привратнику мелкую купюру.

Мы прошли в холл, откуда распорядитель проводил нас к одному из столов, за которым нам удалось с комфортом разместились.

— Подай нам барский сбор, — небрежно бросил парню Некрасов и отослал его нервным движением ладони.

Лишь затем я осмотрелся, оценив, насколько далеко друг от друга расположены островки столов.

— Здесь можно проводить деловые встречи, — понял мой интерес Иван Петрович. — Удобно, что простому люду тут питаться не по карману. Я наслышан, вы помогаете неблагородному населению. Но полагаю, что делаете это не по простоте душевной. Думаю, однажды вы станете главой Сената.

Я не взялся комментировать слова юриста, предпочтя придать лицу загадочный вид. Мужчина принял мое молчание за согласие с его словами и приосанился, удобнее устраиваясь в плетеном кресле.

— Мы же с вами понимаем, что каждый должен знать свое место, — довольно произнес он.

Затем добавил довольно сухо:

— Итак, Павел Филиппович, меня уже ввели в курс дела, по поводу которого вы прибыли к нам…

— Мне придется написать жалобу в рабочую инспекцию, — начал я, но Иван Петрович тут же меня перебил.

— Уверяю вас, это обычное недопонимание, — заверил он. — Зачем беспокоить Рабочую инспекцию по такому пустяковому делу?

Я внимательно взглянул на сидевшего напротив меня человека. И с трудом удержался от вопроса, зачем было привлекать целого начальника юридического отдела к «такому пустяковому делу». По замшевым ботинкам Некрасова было ясно, что он не привык ходить по улицам Петрограда. Не удивлюсь, если даже в этот ресторан его привозили на личном автомобиле.

— Хорошо, — согласился я. — Но сами понимаете, мой клиент должен быть защищен от незаконного увольнения.

— Даю слово аристократа! — поспешно произнес Некрасов.

Беседу прервал официант, он поставил на стол перед нами поднос, на котором стоял исходящий паром чайник и две чашки.

— Очень советую попробовать местный отвар, — порекомендовал Иван Петрович. — Его делают по особому рецепту, который держат в строгом секрете. А за чаем мы пообщаемся о вашей практике. В ней наверняка было множество очень интересных случаев.

Я взглянул на часы и произнес, добавив в голос сожаления:

— Увы, Иван Петрович, но у меня много дел.

— Дела могут подождать, — с улыбкой махнул рукой Некрасов. — А вот такой чудесный отвар…

Беседу прервал пискнувший в кармане телефон. Я вынул аппарат, взглянул на экран, на котором висел конвертик-значок — пришло сообщение от Фомы. Удивленно нахмурившись, я сразу его открыл.

«Вашество, на мануфактуру эту синодники приехали. Много».

Я усмехнулся, поняв, какую именно дезинфекцию имел в виду Петр Иванович. Убрал телефон в карман и спокойно произнес:

— Простите, мастер Некрасов. Срочные дела, которые не требуют отлагательств.

Было видно, что мой ответ расстроил начальника юридического отдела. Но причин меня задерживать он так и не придумал. Поэтому я вышел из-за стола и быстрым шагом направился к выходу.

Фома стоял, прислонившись к капоту машины, скрестив руки и прищурив глаз. Он всматривался за ворота мануфактуры. Видимо, дружинники не стали прогонять слугу с парковки, понимая, что не имеют на это никакого права. Да и проблем от семьи Чеховых не хотелось получать никому.

— Ну? Что там? — поинтересовался я, подходя к авто.

— Прибыло несколько бригад зачистки, — спокойно ответил слуга. — Причем, с ними прикатили шаманы. Видимо, хотят очистить территорию от призраков за один раз.

— То есть, приказчик уверен, что призраков на мануфактуре много, — заключил я. — И им есть что рассказать. Ладно, едем.

— Куда? — удивился Фома.

— Объедем мануфактуру и попытаемся поискать невидимых свидетелей.

Фома на миг застыл, а затем улыбнулся и понимающе кивнул. Сел за руль, я занял место рядом с водительским.

Территория мануфактуры занимала целый квартал. Фома свернул на ближайшем перекрестке, проехал несколько метров и остановился на противоположной стороне. Заглушил двигатель и прислушался.

— Вот это они там разгулялись…

Я согласно кивнул — даже отсюда чувствовалась высвобожденная сила. Призвал тотемы, зажег «Фонарь Харона». И за стеной мануфактуры один за другим начали вспыхивать красные силуэты.

Призраки, очевидно, были обеспокоены. Они метались из стороны в сторону, явно пытаясь обмануть прибывшие бригады зачистки. Поэтому, едва почуяв нити силы от фонаря, призраки потянулись в мою сторону.

Всего их было около пятидесяти. На мгновенье я даже подумал, не переусердствовал ли я с призывом, потому как сил такое количество призраков забирало немало. Однако, прислушавшись к себе, я понял, что не испытываю особого напряжения. И как только призраки приблизились, я погасил фонарь, подпитывая духов от тотемов.

Я же получил возможность спокойно рассмотреть собравшихся передо мной. По жителям мануфактуры можно было изучать эпохи Империи. Вот стоит мужчина в рабочей робе, который явно погиб от несчастного случая на производстве. Рядом с ним был коротко стриженный парень в кожаной куртке, который, скорее всего, принимал участие в захвате мануфактуры во время Смуты. Чуть далее стояло несколько юношей и девушек с характерными осунувшимися лицами и следами на руках. Рядом с ними находились парни какого-то культа, в балахонах в пол и с лицами, закрытыми большими капюшонами. Они явно обитали здесь где-то в середине Смутного времени.

— Добрый день, — поприветствовал я собравшихся.

— Зачем звал, некромант? — послышались тихие голоса.

— Чтобы вы переждали беду, — просто ответил я. — И как только проверка закончится, вы спокойно вернетесь на территорию. Фома, шаманы смогут определить след, куда ушли призраки?

— Нет, вашество, — ответил слуга. — Им нужно время для того, чтобы впасть в транс. А мы на другой стороне от конторы. Так что, скорее всего, их определят как обитателей окрестных домов.

Я кивнул. Этот исход меня вполне устраивал. А затем обратился к повеселевшим призракам:

— Ну, а пока у нас есть время — рассказывайте!

— Что ты хочешь знать, некромант? — поинтересовалась призрачная дама, выходя вперед.

Она была высокой, дородной, облаченной в дорогой костюм. И она напомнила мне секретаря управляющего порта. Был у нее такой же хищный взгляд и недовольно поджатые губы.

— Хотелось бы знать все страшные тайны этого места, — ответил я. Но быстро поправился: — Мне нужно выяснить, что пытается скрыть приказчик. Вызов нескольких бригад зачистки, должно быть, обошелся ему в целое состояние. И я не думаю, что он из тех, кто стал бы тратить такие суммы без веских причин.

Дважды просить призраков не пришлось, собравшиеся наперебой начали рассказывать, что происходило в цехах мануфактуры.

Зацепиться мне было за что. Нарушение техники безопасности, замена сырья на более дешевое, неподходящие для производства игрушек краски, повальное воровство, списывание материалов, и еще множество всего интересного.

— Ну, дает дядя! — покачал головой Фома. — Да местную продукцию даже показывать детишкам опасно. Я отсюда чую, как со склада несет плесенью.

— Есть такое, — закивала важная дама. — Я говорила этому остолопу, что надо выставлять ткани на просушку. Но он ответил, что на это уйдет время. А время — деньги.

— Вы не бухгалтер ли часом? — уточнил я.

— Ты не ошибся, некромант. Глаз у тебя наметан, — неожиданно расплылась в улыбке дама.

— А вас тут не погубили?

— Сама померла, — проскрипел бородатый рабочий и недовольно скривился. — Жаба сердечная эту грымзу мучила. Жаба у жабы…

По толпе пронесся смех.

— Алевтина Потаповна! — резко поправила его женщина. — Меня зовут…

— Да иди ты! — тут же фыркнула девушка в форменном платье и съехавшей набок косынке. — Всю кровь из нас выпила своими штрафами. Придумывала на каждый чих какой-нибудь побор. Мне из-за этого приходилось по две смены работать. Я потому заснула и упала…

— Пьяная небось была, — отмахнулась Алевтина. — Вон, по тебе видно, что не просыхала. Морда опухшая.

— Что⁈ — вскинулась работница.

Стало понятно, что эти призраки частенько ругались между собой и обитать им тут было не скучно. Пытаться их мирить могло выйти мне боком. Да и обиды у каждого казались уж больно справедливыми.

— Даже за половину от этого списка нарушений, вызванная на мануфактуру комиссия может с легкостью ее закрыть. А приказчик и часть руководства отправятся в острог, — негромко сказал я.

Толпа вмиг замолкла и уставилась на меня. А потом продолжила вещать про задержку зарплаты, штрафы, неправильное оформление договоров. И только теперь я понял, какой гнойник вскрыл мой клиент, обратившись ко мне за защитой прав. Трудящиеся не стали бы давать показаний, побоявшись лишиться работы. А вот призраки могли разболтать многое. Поэтому местный юрист хотел отвлечь меня, пока бригада зачистила бы территорию. Видимо, начальство совсем недавно прознало про обращение ко мне своего работника. Либо, у бригад зачистки после реструктуризации отделов была большая очередь на работы…

Я рассеянно слушал перечисляемые нарушения. И передо мной встал трудный выбор. С одной стороны я просто обязан был сообщить о многочисленных нарушениях в соответствующие службы. Но тогда мануфактуру, скорее всего, закроют на время проведения разбирательств, отправив работников в бессрочный отпуск за свой счет. А может быть, прикроют ее насовсем. И район пополнится безработным людом, у которого наверняка семьи. А те необходимо кормить.

— Дела… — покачал головой я. — А может знает кто, почему приказчик на рабочего одного ополчился?

— На которого? — уточнил призрак, у которого явно заплетался язык. — Местный приказчик особо никого не жалует. Редкая скотина. Только понукает да за лень ругает. Хоть никто и не ленится! Вечно на всех орет.

— Кроме девушки из отдела продаж, которую он в полюбовницы получить хочет, — добавил второй призрак.

— Параскевы, что ли? — нахмурилась бухгалтерша, которая, очевидно, любила сплетни. — Хорошая девка. Не ворует, не просит прибавок. И не пьет.

— Прямо как ты лекарств своих не пила, — ехидно вставила работница в косынке.

Алевтина проигнорировала выпад и сообщила:

— Параскева — девушка порядочная. И шашни крутить с этим плешивым гадом не хочет. Он в ее кабинете даже стекла вторые на зиму велел вынуть. А потом к ней захаживал и спрашивал: «Тепло ль тебе, девица». Ждал, что она признается, что замерзла и пойдет к нему в теплушку греться. Но Параскева надела на себя валенки, закуталась в шаль и твердила ему, что тепло ей. Покуда с простудой не слегла. Пришлось прямо сюда ей лекаря вызывать. И начислять больничные.

Кажется, эта женщина ужасно переживала за любую трату, и выплата по больничному листу была для нее неприятным событием. Пока она задумчиво шевелила губами, вспоминая, какую сумму пришлось выплатить занемогшей девушке, вперед вышел старик в тулупе и с ружьем в руках. Он поправил меховую шапку, съехавшую ему до самых бровей, и забасил:

— И только потом этот гад вернул вторые стекла в окошко. Принес в кабинет буржуйку. Да только Параскева от него, как от чумы шарахается. Не люб он ей.

— А эта девушка случаем не близкая подруга Андрея… — уточнил я, но договорить не успел.

— Точно! Есть такой паренек. Прибавок не просит, не ворует… — начала Алевтина.

— И не пьет, — зло передразнила ее работница в косынке. А потом повернулась ко мне. — Хороший парень. Работящий. И Параскеву любит.

— Так они жениться собираются! — наперебой загомонили призраки, и я облегченно вздохнул. Головоломка сложилась, теперь причина неприязни приказчика к моему клиенту стала ясна.

После разговора с призраками я прохаживался вдоль забора, время от времени подкармливая мертвых, которые не торопились уходить за ограду. Вскоре операция по очистке территории была завершена. Фома, который наблюдал за воротами, позвонил и сообщил что бригады зачистки уехали. И я отпустил духов восвояси. Последней ушла Алевтина, которая уговорила меня забросить через забор пару монет.

— Мне иногда хочется видеть деньги. А у местного сброда в карманах только моль обитает, — пояснила она с обезоруживающей улыбкой.

Вернувшийся к этому времени Питерский вздохнул. Но я послушно выполнил просьбу бухгалтера. После чего мы сели в машину и Фома уточнил:

— Домой?

— Конечно, — кивнул я. — Надо сделать записи всего, что нам тут наговорили. И потом уже решить, каким образом прищемить местное начальство.

— И заставить их самих исправить все те страсти, что здесь творятся, — хмуро продолжил за меня Фома.

— Верно.

Машина вскоре выбралась на центральную дорогу, и мы покатились в сторону дома. Говорить ни о чем не хотелось. Сказалась усталость после долгой подкормки призраков. Но все же я признал, что за последнее время стал немного сильнее, чем был прежде.

— У нас гости, — вырвал меня из раздумий голос помощника. — Машина неспроста стоит у арки. Но Ярослав рядом маячит, значит, уже проверил и ничего угрожающего в визитере нет.

— Правду говоришь, — согласился я, когда наш автомобиль затормозил.

Я вышел из салона и прищурился, рассматривая гостя. И не сразу узнал молодого человека, стоящего у капота новенькой «Волги». И подумал, что когда я встретил его впервые в камере Крестовского острога, то не мог предугадать, что вчерашний бандит может выглядеть как истинный аристократ. Плут прошел этот путь довольно быстро, что подтверждало — парень неглуп. И он не упустил шанс, который дал ему Рипер.

— Добрый день, Гордей Михайлович, — поздоровался я, подходя к «Сыну» ближе. — Какими судьбами? Проезжали мимо?

— Скажу вам по секрету, Павел Филиппович, чтобы проехать мимо вас, приходится делать очень большой крюк, — ответил гость, и я усмехнулся

— Но вы его зачем-то совершили.

Парень скривился, отчего его шрам на щеке стал глубже. В отличие от Виноградовой, которая при каждом удобном случае пыталась скрыть свою отметину, Гордей не стеснялся давнишней раны. Скорее всего. он получил ее, когда еще не мог обратиться к хорошему лекарю. А сейчас не торопился исправлять эту особенность внешности, оставив ее как напоминание о юности.

— Мне надо с вами кое о чем побеседовать, мастер Чехов.

— Отчего же не поговорить, — согласился я и сделал приглашающий жест. — Проходите в мой дом. Выпьем чаю.

— А давайте лучше прогуляемся, — неожиданно предложил парень и быстро пояснил, — в вашем доме мне неуютно. Вы уж простите, княжич, но, кажется мне, что из каждой стены там торчат призраки.

— Всего пара, — махнул я рукой. — Да и то они совершенно нелюбопытные.

— Если вам не хочется, чтобы нас видели вместе, то я пойму, — прямо заявил Петров и упрямо вскинул подбородок.

Мне нравилась его искренность, и я склонил голову к плечу и уточнил:

— Вы же понимаете, что я некромант? Мою репутацию уже ничем не испортить. К тому же, сдается мне, что в вашей организации вы больше не носите прозвище «Плут». И не сегодня завтра прикупите дом на набережной, чтобы прослыть порядочным законопослушным подданным.

— Погоняло мое никуда не денется. И те, кто знали меня всегда, будут звать Плутом, — прямо ответил парень. — От такого прошлого нельзя избавиться. Да и не собираюсь я делать вид, что я кто-то другой, Павел Филиппович. Я не родился с золотой ложкой во рту и никогда не стану этого стыдиться.

Гордей оттолкнулся от капота машины и направился вдоль канала

— В этом нет ничего постыдного, — согласился я и медленно зашагал по дороге рядом с собеседником.

— Знаете, господин адвокат, сказал бы это кто-то другой из благородных, и я бы решил, что он лукавит. Пытается сойти за своего и подкупить меня своей добротой. Я так и о вас подумал, когда встретил в той допросной. Решил, что вы будете играть в «хорошего жандарма», а потом сдадите меня следователю со всеми потрохами. А в своей книжечке поставите крестик.

— Просто тогда у меня еще не было подобной книжечки, — пошутил я.

— Ее у вас никогда не будет, — без тени улыбки ответил Петров. — Вы другой, Павел Филиппович. Вы во мне увидели человека задолго до того, как я нацепил на себя этот костюм. Хотя я уверен, что Шуйский, который на тот момент был начальником третьего отделения, предлагал вам хорошую сделку, чтобы вытащить информацию о «Сынах». Хотя бы за старое.

Он взглянул на меня, и я кивнул:

— Что-то подобное и было, лгать не стану.

— Рипер хочет с вами сотрудничать, — продолжил Плут. — Видит в вас друга. А это дорогого стоит.

Я хотел было напомнить гостю про колпак, который эти двое недавно подарили мне, и намекнуть, что друзья так не поступают, но промолчал. Вместо этого произнес:

— И чем же я удостоился такой чести?

— Глава «Сынов» уверен, что вы способны изменить взаимоотношения между простыми людьми и одаренными, — пояснил Гордей.

— А чего хотите вы? — осведомился я.

— Добра, — не задумываясь заявил парень. — Хочу, чтобы у ребят с окраин было будущее. Чтобы они могли получать образование, работу и достойную плату за нее. Чтобы дети из приютов могли рассчитывать на хотя бы какое-то будущее, не связанное с могилой или острогом. Не хочу, чтобы сиротские фамилии ломали жизни тем, кому не повезло.

— Звучит неплохо, — заметил я, и Плут кивнул:

— Рипер тоже так сказал. А потом усмехнулся и заявил, что у меня может что-то и получится. Он решил отойти от дел, мастер Чехов.

— Не понимаю причин, — произнёс я.

— Ему нравится кровь и резня, — спокойно пояснил Гордей. — А Смута закончилась. Теперь ее эхо почти неслышно. У «Сынов» должен быть другой путь.

— Какой же?

— Организация выйдет из тени. И займется легальными делами. Без риска словить пулю или получить огромный каторжный срок.

— Мне показалось, что вы не боитесь каторги, господин Петров, — заметил я.

— Знаете, мастер Чехов, я практически не видел своего отца, который был уважаемым человеком в преступном мире. Он отбыл на каторге, почитай, тридцать лет. А мой хороший товарищ вообще увидел отца только когда ему исполнилось восемнадцать.

— Почему?

— Потому что отец отбывал девятнадцатилетний срок на каторге, — буднично ответил парень. — И проверьте, сложно назвать подобную семью правильной. Это нехорошо. Так быть не должно. А сейчас, когда по Петрограду ходят слухи про новый отдел, любое преступление завершится каторгой. Потому что в нашем городе очень много свидетелей, которые внимательно наблюдают за нами с изнанки. А в острог я не хочу.

— Приятно, что вы стали это понимать, — одобрил я.

— Я всегда это понимал, Павел Филиппович, — ответил парень.

— Тогда почему не вышли из банды?

— Потому что в ней состояли многие из родни, — пояснил Плут. — А такое очень помогает карьерному росту.

— Можно было заниматься чем-то другим, — продолжал спорить я.

— Можно, — согласился со мной парень. — Но…

Он замялся, словно подбирая слова, а затем пояснил:

— Павел Филиппович. Вы родились и выросли в другом мире. Вы жили в большом доме, в окружении слуг. Вам ничего не грозило, вы не голодали и не мерзли. Не думали о том, какой трагедией может обернуться новый день. Вы вряд ли поймете, почему я сделал такой выбор.

— Я постараюсь, — заверил я собеседника.

— «Сыны» изначально были в нелегкой ситуации на улицах, — пояснил парень. — «Октябристы» и «Черная сотня» имели в своих рядах аристократов. Хоть и разорившихся, но с отчеством. «Сыны» же были безфамильными бастардами, которым пришлось встать на защиту интересов простого люда. Времена тогда были такие. Все были уверены, что мы что-то навроде шутки, и нас быстро сомнут. Нас никто не принимал всерьез.

Парень ненадолго замолчал. Глаза его полыхнули силой, а затем собеседник продолжил холодным голосом:

— Я был в «Сынах» с малолетства. И многие из организации были мне ближе, чем родня. Да и «сыны» были мне как семья. Отойти от дел — это одно, но позволить организации погибнуть я не мог. Она часть меня, понимаете?

Я кивнул. И словно между прочим уточнил, чтобы сменить тему:

— Рипер был тут во времена смуты?

— Иногда мне кажется, что он прожил много больше лет, чем отводится даже очень одаренному человеку, — уклонился Гордей от прямого ответа.

Мы приблизились к небольшому ларьку на колесах. Вывеска обещала вкусные пирожки и горячий чай в картонных стаканчиках. Мне и то и другое показалось сомнительным угощением. Однако мой собеседник подошел к открытому окошку и что-то тихо попросил.

— Не извольте беспокоиться, Павел Филиппович, — усмехнулся Петров, заметив мой скептический взгляд. — И за пределами рестораций есть жизнь. Поверьте.

Мне пришлось кивнуть, рассматривая незатейливый логотип киоска в виде кошачьей морды, и меню, на котором красовались рисунки местных блюд. Не хотелось показаться снобом. К тому же оставалась надежда, что я впрямь могу воскреснуть, даже отравившись страшной штукой под странным названием «шаверма».

— Вы ни разу ее не ели? — весело уточнил парень.

— Не думаю, что это можно есть больше одного раза за жизнь, — все же не выдержал я и поморщился. — Выглядит как что-то завернутое в газету.

— Главное, чтобы туда картошку не положили. Тогда шаверму уже не спасти, — философски заметил парень и направился в парк. — А в целом, это очень здоровая пища, скажу я вам. Мясо, овощи, соус на кефире. Все самое необходимое для правильного питания.

— Вы передумали есть эту гадость? — оживился я.

— Нам ее принесут, — ответил Гордей Михайлович, заставляя меня разочарованно вздохнуть. — Все же в том, чтобы быть правой рукой предводителя «Сынов» есть свои привилегии.

— Ну, нам тоже к порогу приносят продукты и газеты, — ухмыльнулся я.

— Значит, у меня есть что-то общее с некромантом, — ответил парень. — Что ж, это хорошая компания.

— Куда катится мир, — я покачал головой и с преувеличенным трагизмом продолжил, — того и гляди некроманта станут называть хорошим человеком.

— Поздновато спохватились, Павел Филиппович, — хмыкнул Петров. — Вас уже таковым считают. И я смею надеяться, что это правда.

Мы расположились на скамье под раскидистым дубом. Только сейчас я обратил внимание, что неподалеку от нас держалась пара парней в неприметных серых костюмах. Они с независимым видом прикидывались, что рассматривают проходящих мимо дамочек. Но на деле оставались серьезными.

— Это ваша охрана? — предположил я.

— Все верно, — кивнул Петров и снова скривился. — Мне это не особенно по вкусу. Но охрана дает клятву верности. Они физически не смогут меня предать и рассказать о том, с кем я встречался, или о чем говорил.

— Мне знакомы подобные клятвы, — невольно поежился я.

— Не удивлен, — произнес парень негромко и откинулся на спинку скамьи. — Иногда думаешь, насколько счастливы те, кто родился далеко от столицы и всех этих рангов и привилегий.

Я невольно вспомнил Новорильск и едва не осенил себя знаком Искупителя.

— Поверьте, везде есть свои подводные камни. Мой помощник родом из глухой деревушки. И там ему пришлось несладко.

— Там помещик лютовал? — поинтересовался Гордей.

— Не было там аристократов, — вздохнул я. — Но все равно местные нашли за что гнобить парня.

— Всегда можно найти повод, если есть причина, — помрачнел Петров.

В этот момент к нам подошел мальчишка в серой приютской форме. Он низко поклонился, демонстрируя уважение, а потом стрельнул по сторонам глазами, и страшным шепотом уточнил:

— А это правда некромант? Тот самый? Всамделишный?

— Сейчас он призраку прикажет и тот тебе пенделя отвесит, — сурово пообещал Петров, но уголки его губ так и норовили разъехаться в стороны.

Однако мальчишка не думал пугаться. Он вручил Плуту два продолговатых мотка бумаги и не спешил уходить.

— Покажите призрака? — попросил паренек, старательно не глядя на Гордея. — Мне потом все завидовать будут.

Я вздохнул и щелкнул пальцами. Рядом со скамьей появился пенек и деловито осмотрелся. Заметив любопытного мальчишку, насупился и заворчал. Я призвал Митрича и тот сразу же явился. Оглядел собравшихся и уточнил:

— Чего нужно, хозяин?

— Этот молодой человек хочет увидеть призрака, — пояснил я и проявил духа в реальном мире.

— Так пусть помрет, — буднично предложил миньон. — За гранью не так много мелких призраков. Будет с кем поиграться.

Затем мой помощник принялся зловеще хохотать, очевидно, намереваясь испугать пацана.

— А есть кто пострашнее? — вдруг уточнил мальчонка. — Это похож на нашего учителя труда.

— Что? — опешил Митрич. — На трудовика похож?

— У него такая же старомодная одежда, — с готовностью кивнул пацан.

— Да ты знаешь, постреленыш, что эта теплая удобная куртка с большими карманами видела больше, чем ты за свою короткую жизнь? А боты мои столько задниц пацанских отбили…

Я покачал головой и отослал разошедшегося не на шутку Митрича в межмирье. Осуждающе уточнил я у мальчишки:

— Ну вот зачем ты оскорбил приличного призрака?

— Ну он правда не страшный, мастер некромант. У меня дядька больше жути нагонял, когда напивался и начинал табуреткой отбиваться от чертей невидимых. У вас же наверняка есть кто-то жуткий. Ну, покажите, чего вам стоит?

Гордей не мешал мальчонке канючить и хитро покосился на меня. Я пожал плечами и вызвал баньши. Та явилась практические сразу и скрестила руки на груди, недобро глядя на мальца.

— Это ты плохо отозвался о Митриче? — спросила она и погрозила мальчонке костлявым пальцем.

— А чего он жаловаться пошел? — удивился смелый паренек.

— Я не Митрич, — протянула женщина и ее лицо приобрело хищное выражение. — Жалеть тебя не стану. Буду следить, чтобы ты учился хорошо. И не прогуливал уроки. Станешь филонить — приду ночью и…

Она не закричала, а лишь слегка свистнула, но этого хватило. Пацан подхватился и бросился прочь. Нам оставалось только смотреть, как сверкают подошвы его изношенных ботинок.

— Разве миньоны могут ходить по своей воле по городу? — осведомился Петров.

— Вряд ли парень знает, какими талантами обладают помощники некроманта, — отмахнулся я и отпустил баньши.

— Мне показалось, или ваши миньоны имеют свои эмоции и даже заступаются друг за друга? — уточнил Гордей Михайлович, осторожно отодвигаясь от пенька, который увлеченно играл со шнурками его туфель.

Я решил не давать прямого ответа и пожал плечами со словами:

— Может быть, для некромантов это норма.

— Кажется мне, что это не так, Павел Филиппович.

Пенек понял, что ему не удастся развязать узел, и поковылял ко мне. Затем проскрипел что-то обиженное и ткнул в сторону моего собеседника корнем.

— Нехороший человек. Умрет и станет лучше, — пообещал я пеньку и тот довольно заворчал, исчезая.

— Ну и шуточки у вас, господин некромант, — нервно хохотнул Гордей.

— Какие есть, — спокойно ответил я. — Мои тотемы их понимают.

Я как мог оттягивал момент, когда придется пробовать это странное кушанье с непонятным названием. Но время пришло, и мой собеседник протянул мне сверток из пергаментной бумаги.

— Выглядит как мумия, — заметил я. — Может ее подготовили для того, чтобы зарыть?

Парень засмеялся, запрокинув голову, и внезапно показался совсем мальчишкой.

— Смешно, мастер Чехов. Хоть я и не ваш тотем, но шутку оценил. Смотрите, как я развернул бумагу, и повторите. Давайте же, неужто жуткий некромант боится обычной еды?

Я вздохнул и не нашелся с ответом. Снял бумагу с одного края угощения и увидел тонкий сухой блин с ожогами от огня.

— Это точно свежее? — без надежды на спасение спросил я.

Но ответа не последовало. Петров откусил шаверму и зажмурился от удовольствия. Или он только пытался убедить меня, что наслаждается трапезой. Я все же рискнул и отхватил большой кусок, который тут же принялся жевать. Но на удивление блюдо оказалось вкусным. Признаваться в этом мне ужасно не хотелось. Однако мне не удалось скривиться. Да и не стоило обижать повара, который наверняка старался угодить Плуту и его приятелю.

— Не смертельно, правда? — уточнил Петров.

— Рано об этом говорить, — проворчал я и убрал бумагу, которая мешала откусить шаверму.

— Вы еще будете к этому ларьку бегать, — уверил меня Гордей, а потом, словно опомнившись, стукнул себя по лбу. — Точнее, для вас будет ходить помощник. Или ваш смелый дворник.

— Отчего же он смелый?

— Ему мои парни предлагали взятку, чтобы он докладывал, когда к вам одна особа приезжает. Так он так костерил ребят, что они покраснели, когда отчитывались.

— Это про какую особу вы решили выяснить, Гордей Михайлович? — подозрительно сощурился я.

— Знамо про какую, — вздохнул он и смял оставшуюся упаковку от еды.

— Неужели?

Петров старательно вытер соус с пальцев, а потом запустил комок бумаги в мусорный бак. Было заметно, что говорить ему совсем не хотелось. Но я умел быть терпеливым. Потому долго молчал, выжидательно глядя на парня.

— Вот вроде хороший вы человек, Павел Филиппович. Но иногда уставитесь, как мясник в прозекторской, и смотрите, не моргая.

— Простите, если я вас этим смущаю. Привычка от общения с мертвыми. Они иногда замирают и подолгу стоят без движения. Их нельзя торопить. Потому как для призраков время течет иначе. И если их сбить с ритма, то они могут уйти или начать разговор заново. Это утомляет. К тому же я заметил, что и живые обычно начинают говорить, когда сами к этому готовы.

— То есть выжидать вы умеете, мастер Чехов. Я это запомню, — ухмыльнулся «сын», а потом провел пятерней по волосам. — Кажется, что у нас с вами конфликт интересов, мастер Чехов. И мне очень хочется разрешить все мирно.

Я был рад, что уже съел шаверму, потому как взгляд моего собеседника мне очень не понравился. Он стал каким-то цепким, колючим и холодным. Таким можно испортить пищеварение даже некроманту.

— Странное место вы избрали для подобного разговора, — заметил я. — Вокруг много людей.

Плут нахмурился, а затем улыбнулся:

— Вы меня неправильно поняли, Павел Филиппович. Я не собираюсь на вас нападать или, не дай Искупитель, грозить вам. Мне просто хочется с вами договориться. И я не знаю, что предложить вам взамен услуги, которая нужна мне.

— И вы решили начать с этой вкусной штуки в лепешке? — уточнил я. — Хороший подход. Я слышал поговорку о том, что путь к сердцу человека лежит через желудок.

— На самом деле через грудную клетку, — буднично заметил парень и криво усмехнулся. — Было бы проще, если мне было не за что вас уважать, мастер Чехов. Я бы просто сделал все по своему разумению и совести.

— О чем речь? — сухо уточнил я. — Хватит загадок, мастер Петров.

— Мы познакомились с вами в остроге. Вы поняли, что я за фрукт. И какой бы костюм на мне ни был, вы будете видеть меня в арестантской робе…

— Нет, — резко оборвал я Петрова и поднял руку, призывая его дать мне продолжить. — Вы не хотите, чтобы на вас вешали ярлыки, но прямо сейчас решили сделать это со мной. Я не считаю вас пропащим человеком. И не потому, что вы приобрели отчество. Мне хватило того, что вам было не все равно на судьбу Тихоновой.

— Вы помните имя Оксанки? — удивленно осведомился парень, и я кивнул:

— Я помню всех призраков, с которыми меня сводила судьба. Смерть меняет все. Когда душа покидает тело становиться не так важно, какие титулы носило при жизни тело. Я видел и одичавших и домашних. Тех, кто не мог смириться с потерей богатства, других, которые боялись перейти через грань. Я слышал их стоны и видел страх.

— Разве мертвые боятся?

— Все боятся. Только мертвые боятся уходить в неизвестность, — я пожал плечами и добавил, — И еще они боятся некромантов.

— Потому что вы можете сделать их рабами, — предположил Гордей.

Я усмехнулся:

— Вы видели моих миньонов. Они похожи на бесправных? Каждый из них волен уйти, когда пожелает. Я отпущу любого, потому что уверен, смерть вовсе не повод становиться бесправным. Мои миньоны боялись отправиться за грань. Им пришлось по вкусу остаться в межмирье, где они создали что-то вроде поселка.

— Вы и впрямь не такой, как все, — вздохнул «сын» и вновь нервно провел пятерней по волосам. — Быть может я смогу предложить вам сделку.

Я опять посмотрел на собеседника, давая ему время собраться с духом. И после паузы он начал:

— Я знаю, что Свиридов перешел вам дорогу. Он редкий мракобес, и таких и впрямь надо отправлять на каторгу. Там их научат отличать сечку от гречки. И я был рад, что придется помочь этому мерзкому человечишке потерять титул и место под солнцем. Но…

— Что же изменилось?

— Его дочь, — парень потер шрам, который побледнел от напряжения. — Елена Анатольевна родилась княжной. Она сильная, смелая, гордая. Что с ней сделается, когда ее отец отправится на каторгу? Станет презренным обществом человеком?

Я покачал головой:

— Он потребовал от дочери смены фамилии. Не удивлюсь, если затем он лишит ее отчества.

По лицу парня я понял, что он не знал об этом. Но Гордей быстро собрался и упрямо продолжил:

— Одно дело быть отказной дочерью. Но стать одной из нас… Она выдержит эти тяготы. Уверен, что такая, как она сумеет выстоять. Она будет делать вид, что ее не задевают шепотки за спиной. Что не трогает то, что она станет нежеланной гостьей в салонах, где раньше обитала. От нее отвернется высшее общество.

Я нахмурился, понимая, что он прав. А голос Петрова стал глухим:

— Елена Анатольевна сумеет сохранить лицо. Но я уверен, что ее надломит новый статус.

— Вам он не помешал остаться собой, — осторожно заметил я.

— Мне не довелось родиться княжичем. Я карабкался наверх. А не терял все, не сваливался с пьедестала. К тому же она такая… — парень запнулся и воровато посмотрел на меня, — она кажется сильной. Но я видел, как она прячет страх в глазах. Как силиться не заплакать.

— Вы ведь видели ее лишь однажды, — вырвалось у меня.

— Павел Филиппович, кто мог мне помешать предложить девушке компанию по дороге домой? Тем более, когда я добывал информацию про ее папашу, то прознал, где живет старшая дочь судьи. Я тогда знатно удивился. Решил, что папенька надумал спрятать свою кровинку. Но потом понял, что все не так.

— И как же вы узнали обо всем? — склонил голову я.

Петров покосился на меня, но не смог долго молчать и заговорил:

— Может вам сложно в это поверить, господин адвокат, но я умею нравиться девушкам. Есть у меня такой талант. Правда с Еленой Анатольевной вышла промашка…

Парень потер скулу и горько усмехнулся, словно вспомнив о чем-то не особенно приятном.

— Но она сама дала мне подсказку, что с батей своим не очень близка. Остальное узнать было не шибко сложно. Господа своих слуг за людей обычно не считают. И при них говорят много лишнего. Конечно, те не треплют языком направо и налево. Но водитель Свиридова иногда заходит в один кабак, где пьет пенное и болтает с человеком за стойкой. Спустя пару кружек он может пожаловаться на хозяина, который до того жестокосердный, что собственную дочь хотел подложить в постель некроманта.

При этих словах парень ожег меня колючим взглядом. И мне подумалось, что у него в роду должны быть волки.

— Слугу не пришлось пытать или запугивать. Достаточно было подсадить к нему девчонку, которая умеет слушать и подливать хмельное. Она вызнала все, что могла и доложила мне.

— Вся эта информация должна остаться втайне, — сурово потребовал я. — Я не хочу, чтобы Елена Анатольевна оказалась в центре такого скандала. Достаточно того, что ей довелось стать невестой для моего названного дяди.

— Насколько я понял, начальник кустодиев готовится к скорой свадьбе, — небрежно бросил Гордей Михайлович.

— Все так. И его супругой станет замечательная девушка, которую он выбрал сам. Она сейчас живет в их загородном доме.

Петров вздрогнул, резко обернулся ко мне, и его губы дернулись, словно он собирался улыбнуться.

— Никто из нас не собирался неволить княжну Свиридову и пользоваться ее бедственным положением, — заключил я. — Станислав Александрович — человек чести и согласился разыграть весь этот спектакль только для того, чтобы сохранить честь семьи.

Гордей вскочил на ноги и прошелся вдоль скамьи, потирая ладони. Он прищурился, словно рассматривая что-то прямо перед собой. А потом спохватился и вернулся на свое место.

— У меня была другая информация. И ваши слова меняют многое. Но… — парень запнулся на полуслове и вновь вернул своему лицу прежнюю холодность. — Однако, Павел Филиппович, я все еще хочу попросить вас об услуге.

— Какой?

— Согласитесь не отправлять Свиридова на каторгу. В таком случае ее дочери не будут покрыты позором и смогут оставаться при титуле.

Я тяжело вздохнул, пытаясь найти способ отказать мягче. Но Гордей Михайлович продолжил:

— Все можно устроить так, что и волки будут сыты и овцы целы.

— Каким же образом?

— Я весь вечер думал об этом накануне. И понял, что для судьи будет достаточным наказанием ссылка в Московию. Из провинции он не сможет вам навредить. Он потеряет влияние после того, как мы его прижмем. А старик поселится на даче, будет разводить там кроликов и время от времени получать от дочерей открытки на праздники.

Мне подумалось, что такой вариант мог бы меня устроить. Крови я не жаждал. И беззубый судья в подмосковии был бы на своем месте.

— Зачем это вам, Гордей Михайлович? — решился спросить я.

— Знаете, Павел Филиппович, наверно я и сам не ведаю. Мне ничего не светит с такой девушкой, как Елена Анатольевна. Она не для такого, как я. Мне это хорошо известно.

Тут он вновь потер скулу и мне подумалось, что он вполне мог получить в нее кулаком от судейской дочки.

— Но я готов вам заплатить, мастер некромант.

— И чем же? — удивился я.

— Деньги вам не нужны. Пообещать лояльность организации я не имею права. Я дам вам клятву служить после смерти, — заявил он и гулко сглотнул.

— Сильно, — опешил я и оттянул узел галстука, который вдруг стал слишком давить шею. — Но вынужден вам отказать.

— Вы так хотите, чтобы судья страдал? Неужто настолько сильно желаете мести, что готовы испортить судьбу девушки? Двоих?

— Я не об этом, — торопливо оборвал я искреннее возмущение парня. — Полагаю, мы и впрямь сможем прижать судью и без каторги. Но вот ваше предложение об оплате мне не по вкусу.

— И отчего же? — обескураженно уточнил Гордей.

— Обычно некромант договаривается с уже мертвыми. А как адвокат, я возражаю против подобной сделки. Вот умрете и поговорим об этом.

— Договорились, — улыбнулся «сын» и подал мне ладонь.

Я сжал его пальцы и, не отпуская их, заявил:

— Но заплатить вам все же придется.

Улыбка моего собеседника на секунду напомнила оскал. Мне показалось, что он попытался скрыть разочарование от моего вероломства.

— Я попрошу у вас рекомендации для повара, который готовит эту самую шаверму. Иногда мне хотелось бы ее есть. Но мне кажется, что не везде ее будет безопасно покупать. Дайте приказ не продавать ее мне или моим помощникам, если еда будет несвежей.

— Вы заключили хорошую сделку, мастер Чехов, — выдохнул Петров. — Обещаю, что вы не пожалеете.

Я вернулся домой, когда солнца во дворе уже не было. Евсеев что-то выговаривал котам, которые с важным видом разлеглись на пороге его квартирки.

— Вот как с вами ругаться… — заключил мужчина и сгреб в охапку двоих питомцев, чтобы занести внутрь помещения.

Уже после того, как я подошел к крыльцу, я заметил Фому. Он сидел на лавке и крутил в руках корзинку.

— Людмила Федоровна просила починить, — пояснил он, когда я приблизился. — А мне кажется, что проще выбросить и купить новую.

— Ты перестал быть бережливым? — уточнил я.

— Я тут понял, что чаще всего жадность у человека возникает из-за того, что ему многое не по карману. Бедность порождает скупость. А потом человек привыкает экономить и даже когда может себе позволить многое — продолжает копить. Я вот раньше страсть как боялся с голоду ноги протянуть. Мне есть надо много.

— Это я помню, — кивнул я, рассматривая корзинку, у которой распустилась большая часть прутьев. — А теперь не боишься?

— Теперь я в семье Чеховых, — усмехнулся парень. — К тому же я обрел своего зверя. А это значит, что я смогу добыть себе пропитание даже в диком лесу.

— В каком лесу? Куда это ты собрался? — раздался голос из приоткрытого окна, и рама распахнулась, явив Яблокову. — Никаких больше поездочек на природу. Один там умереть умудрился. А второй еще хвост потеряет. Тот самый хвост, который я еще ни разу не видела, между прочим.

— Людмила Федоровна, корзинку эту выбросить надобно. Не стоит такое в доме хранить.

— Мне ту корзинку дарил сам Воробьев — возмутилась женщина.

— Кто таков? — поинтересовался Питерский. — И что было в корзинке?

Эти вопросы смутили нашу соседку, которая внезапно растерялась и даже покраснела. А потом махнула рукой.

— Знаешь, а может и правда пора отнести этот хлам на мусорку. Надо разобрать подвал, чтобы в нем устроить винный погребок.

— В нашем доме не так много пьют, — напомнил я.

— Рядом с восточной стороной стены есть схрон с бутылками по десять, а то и больше рублей за штуку. Будет славно перенести их в достойное место, подальше от мышей.

— У нас нет мышей, — пробасил Фома.

— Ты уверен? Не далее как сегодня я слышала писк…

После этих слов Питерский вскочил на ноги и направился в дом.

Довольная собой Яблокова подмигнула мне и по-хулигански села на подоконник, а потом перекинула ноги наружу и спрыгнула между клумбами с цветами. Я едва успел оказаться рядом, чтобы удержать ее под локоть.

— Спасибо, — сказала она, похлопав меня по ладони. — Пусть я не могу пройти через стену, но выйти в окно даже интереснее.

— Не вздумайте сделать это на втором этаже, — предупредил я строго.

— Такой глупости я не натворю.

— Вдруг забудетесь, — пожал плечами я.

— Я не могла выбраться из дома. И потому не выходила через стены наружу. Только внутри комнат. Так что забыться не выйдет.

— Как вы? — тихо осведомился я.

— Привыкаю, — робко призналась Людмила Федоровна и оглянулась, словно опасаясь, что нас могут услышать, — Сегодня поела без проблем.

— Все еще болит живот? — нахмурился я.

— Стазис замедлили все процессы в организме. Я делала один глоток воздуха в год. В моем желудке много лет не было еды. И сейчас я ощущаю каждый кусочек как что-то инородное. Лаврентий Лавович обещал, что станет легче. Порекомендовал есть каши. Но я их и при прежней жизни не жаловала. Смерть этого не изменила. Не стану я есть такое.

— Это ваш выбор, — напомнил я.

— И я не жалуюсь. Вы сами поинтересовались моим самочувствием.

— Ваша правда.

Из дома донесся шум и приглушенные проклятья. Вскоре на порог вышел растрепанный Фома.

— Вы нарочно прикормили грызунов, Людмила Федоровна? — заявил он, заматывая бечевкой коробку из-под обуви. — Я нашел у стены кормушку с печеньем и сухариками.

— Это было для домового, — быстро нашлась женщина.

— В этом доме нет ничего подобного, — сурово объявил парень. — И вы сами об этом знаете.

— Я не могла быть уверенной, — продолжала упираться Яблокова, но под пристальным взглядом потупилась. — Я беспокоилась, что тебе не хватает охоты. Что твой зверь начнет скучать. Вот и решила, что пара мышек в доме не повредит. К тому же у нас есть Литр и Пряник.

— На них не рассчитывайте, — покачал головой Питерский. — Эти лентяи привыкли, что их кормят вволю и не станут ловить мышей. Только пугать толстыми мордами. К тому же вы не мышей привлекли, а крыс.

— Что? — ужаснулась Яблокова.

— Рядом течет вода, и здесь полно крыс, Людмила Федоровна. Они не приходили в наш дом только потому, что боялись меня. Но ваши печеньки…

Парень осекся, заметив, как у Яблоковой задрожали губы.

— Они у вас выходят такими вкусными, что крысы готовы рискнуть ради них жизнью, — ласково продолжил помощник. — Лучше отдавайте их мне.

— Я просто хотела быть полезной, — тихо сказала женщина.

— Только не с крысами. Они могут вас укусить.

Питерский зашагал прочь, унося коробку с грызунами через арку к воде, не желая, видимо, их убивать. Как только он скрылся из виду, Людмила Федоровна вынула из нагрудного кармана моего пиджака носовой платок и промокнула глаза.

— Вы просто хотите увидеть кошачий хвост, — хмыкнул я.

— Фомушка обернулся при мне только в день моего воскрешения. И после этого даже уши не показывает.

— Так попросите его сменить ипостась, — предложил я.

— Это как-то неприлично. Что он обо мне подумает?

— Полагаю, что ему будет приятно знать, что вы считаете кота привлекательным. Вы же знаете, Фома ужасно стеснительный. Он не уверен, что его кот пришелся вам по душе.

Женщина поджала губы.

— Может и попрошу, — упрямо ответила она. — Почему и впрямь не попросить? От меня ведь не убудет.

— Вы боитесь отказа? — догадался я.

— А если и так, — проворчала женщина. — Я попрошу, а он скажет, что не хочет котячится. И как после такого мне ему в глаза смотреть?

В этот момент Яблокова жалостливо посмотрела на меня, и в ее глазах опять блеснула влага.

— Вы сейчас пытаетесь намекнуть, чтобы я вам помог и поговорил с Фомой?

— Догадался? — фыркнула женщина и хлопнула меня по руке. — В конце концов, ты адвокат. Мог бы и сам предложить помощь бедной мне.

— Вы не бедная, а вполне богатая женщина, — напомнил я.

— Если это намек на гонорар, то забудь. Иначе я стану выставлять тебе счета за выпечку и разорю тебя за пару месяцев.

— Договорились, — быстро согласился я. — Вы готовите вкусняшки, а я поговорю с Фомой.

— Отчего-то мне кажется, что я сейчас здорово продешевила, — хмыкнула Яблокова и направилась в дом. — Сегодня я покормлю тебя пирогом.

Утро началось с громких голосов, которые донеслись до меня из-за закрытой двери. Я вскочил с кровати, не сразу поняв, что происходит. И лишь спустя пару секунд смог разобрать голос Яблоковой, которая на повышенных тонах кого-то отчитывала. Любопытство подтолкнуло меня быстро привести себя в порядок: умыться, почистить зубы и облачиться в деловой костюм темно-синего цвета, который мне загодя приготовила Людмила Федоровна.

Когда я вышел из своей комнаты, то увидел взлохмаченного Фому. При моем появлении парень мигом прижал указательный палец ко рту, призывая меня к молчанию. И я резонно решил не торопиться задавать вопросы.

— Что вы себе позволяете? — сурово вопрошала тем временем Яблокова у невидимого гостя.

Я подошел к краю лестничного пролета и осторожно заглянул вниз, чтобы заметить красный пиджак.

— Свиридова? — шепотом уточнил я у Питерского.

— Она самая, — одними губами сообщил парень.

— Больше в приемной никого нет?

Фома мотнул головой, а потом добавил:

— Но там становится жарко, Павел Филиппович. Я бы не стал спускаться.

— Надо, Фома. Надо, — мрачно подытожил я. Поправил узел галстука и зашагал по ступеням на первый этаж.

— Павел Филиппович, — обратилась ко мне Елена Анатольевна, когда я оказался в холле. — Я пришла к вам…

— Вы пришли в этот дом, — ледяным тоном поправила ее Яблокова. — Здесь расположен кабинет адвоката, это правда. Но приемные часы еще не наступили. И потому вы пришли в дом, госпожа хорошая. При этом умудрились оскорбить его хозяйку.

— Я всего лишь заметила, что хозяйка дома давно почила, — парировала Свиридова. — И вы слегка ее напоминаете.

— То есть я напоминаю вам мертвую женщину? — недобро усмехнулась Людмила Федоровна. — А вы не ищете легких путей, девушка.

— Что здесь происходит? — осведомился я. — Почему утро началось со скандала?

— К нам в дом приперлась какая-то неизвестная мне девица, Павел, — с готовностью пояснила Яблокова.

Она добавила в голос меда и стала казаться настоящим ангелом. В строгом платье глубокого фиолетового цвета и новой стрижкой она ничем не напоминала Виноградову, которую я знал раньше.

— Я известная… — начала было Свиридова.

— Тшш, — мягко оборвала ее бухгалтер. — Я веду беседу с мастером Чеховым. Вам стоит дождаться, когда я закончу, и лишь потом говорить. А вмешиваться в беседу — признак дурного тона. Этикету вы не обучены? Печально. Но никогда не поздно познать основы этой науки.

Женщина повернулась ко мне и продолжила.

— Так вот… на чем я остановилась? — соседка потерла виски кончиками пальцев, словно припоминая, о чем говорила. — Ах, да, к нам пришла неизвестная мне девица. И с порога велела позвать хозяина. А затем соизволила потребовать себе чашку чая.

— Я прошу прощения, — успела вставить гостья и замолкала, потому как Яблокова вновь на нее зашипела.

— И когда я вежливо попросила ее представиться, эта посетительница заявила, что меня это не касается, — продолжила Людмила Федоровна. — Что перед слугами она оправдываться не станет.

— Я не знала… — пробормотала Елена Анатольевна, но продолжить не решилась.

— И в довесок ко всему эта особа заявила, что я напоминаю ей мертвячку. Представляете? — Яблокова принялась обмахиваться конвертом, который до того лежал на столике. — Так меня еще никто не оскорблял за всю мою, пусть не такую уж и долгую, но все же жизнь.

— Почему вы не представились? — поинтересовался я, обратившись к притихшей гостье.

Она бросила на меня раненый взгляд и вдруг обхватила себя руками. А потом ее плечи дрогнули. Яблокова застыла, и ее лицо приобрело странное выражение, которого я раньше у нее не видел. Она казалась почти испуганной.

— Только не вздумайте плакать, — сипло попросила она, но в этот же момент Свиридова всхлипнула.

Не успел я среагировать, как Людмила Федоровна подошла к столу Нечаевой и налила в стакан воду из графина.

— Выпейте, — приказала она, протягивая стакан девушке.

Та взяла его дрожащими пальцами, но не смогла сделать ни одного глотка. Стеклянный край несколько раз ударился о ее зубы.

— Да что ж такое, — фыркнула моя соседка и смочила пальцы в воде, чтобы ими очертить скулы Елены. — Неужели я вас так напугала, девочка?

— У меня больше не будет фамилии, — выдавила гостья, и из ее глаз полились крупные слезы. — Он отобрал у меня фамилию…

— Подлец, — просипел я.

— Папаша? — с презрением уточнила Яблокова, которая враз растеряла всю строгость.

Елена выронила стакан и зажала рот ладонью. Бухгалтер неожиданно крепко прижала девушку к себе и глухо заговорила:

— Не надо об этом переживать. Если мозги при тебе, то новую себе купишь. А на отца плюнь и размажь. Ты еще станцуешь на его похоронах. Если попросишь Павла, так он устроит, чтобы батюшка твой еще будет петь на своей могиле для тебя, чтобы ловчее плясать было.

Женщина подвела гостью к диванчику, чтобы помочь усесться.

— Павел, дорогой, распорядись, чтобы нам заварили чай. И оставь нас ненадолго.

— Зачем? — не понял я.

— Надо, Паша. Надо, — отмахнулась Людмила Федоровна. — Не хватало еще, чтобы мужчина видел, как у девочки тушь потекла. Ни к чему нам такие травм.

Елена закрыла ладонями лицо и тоскливо завыла. Я попятился и почти бегом взбежал по лестнице на второй этаж.

— А я говорил, что не надо вам туда, — сказал Фома, выглянув из кухни. — Давайте-ка лучше чайку выпьем. И подождем, когда дамы сами придут.

— Кто ж знал, что там такое, — рассеянно пробормотал я.

— Когда бабы ругаются, то мужикам надо держаться подальше, — мудро заявил парень. — Поверьте мне, вашество, никогда еще доброго не выходило, когда мужик вмешивался в бабьи войны. Они потом помирятся, а у мужика вся морда в царапинах, которые так просто не заживают.

— Женщины, — вяло поправил я.

— Ага, — не стал спорить Питерский. — Вам сыру тонко нарезать или куском положить на тарелку?

— Нарезать, — попросил я, внезапно поняв, что желудок свело от голода. — И ветчины.

— Куда ж без ветчины, — согласился помощник.

Вскоре мы уже трапезничали и прислушивались к тихим голосам на первом этаже. Ничего агрессивного в них не звучало, но это вселяло надежду на мирное продолжение дня.

Вскоре на лестнице послышались шаги. На кухню вошла бывшая княжна и Яблокова.

— Мальчики, вы нам чайку заварили? — с показной веселостью уточнила хозяйка дома, и я кивнул:

— И даже бутерброды приготовили.

— Наверняка Фомушка резал. Павлу доверять нож я бы не стала, — заговорщически сообщила гостье Людмила Федоровна.

— Между прочим, я даже дрова рубить умею, — напомнил я.

— Молодец, — похвалила меня Яблокова и ласково погладила по голове.

Я оторопел от этого ее жеста, но понадеялся, что не изменился в лице.

— У вас хорошие отношения, — заметила Елена Анатольевна.

— Не чужие друг другу люди, — усмехнулась соседка. — Я хоть и седьмая вода на киселе, но все же не чужая. И знаю Павла давненько. Это он с виду такой холодный и хмурый. А стоит его накормить вкусными домашними пирогами и блинчиками, как он сразу становится добреньким некромантом.

— Поверю вам на слово, — робко улыбнулась Елена и обратилась ко мне. — Вы уж простите, что я без приглашения. Да еще и умудрилась обидеть вашу тетушку.

— Кто старое помянет… — легко отмахнулась Яблокова, наливая в чашку отвар.

— Просто меня вызвал к себе распорядитель семьи и потребовал, чтобы я подписала отказ от фамилии. Официально потребовал.

— И вы подписали? — нахмурился я, но девушка покачала головой:

— Я туда не поехала. Сразу после его звонка отправилась к вам. Сама не понимаю, зачем. И чего от вас хотела. Ведь я сама имею образование. Все знаю.

— Со стороны всегда видится иначе, — заметил я. — К тому же вам наверняка сейчас нужна поддержка.

Елена кивнула и так и не подняла головы. Волосы соскользнули, скрыв ее лицо.

— Не надо, милая, — тепло попросила ее Яблокова. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло. Избавиться от этой фамилии — лучшее, что с тобой произошло. Она может запятнать себя нехорошими делами.

— Он ведь отчество надумал отобрать. Потому к распорядителю обратился, — пояснила девушка и шмыгнула носом. — Он меня решил сделать сиротой. А я ведь…

— Забудь…- начала было Яблокова, но я ее перебил.

— Ничего еще не решено. Поверьте, Елена Анатольевна, все еще может круто измениться. Есть вероятность, что при вас останется ваша фамилия.

— О чем вы? — тотчас оживилась гостья.

— Я не могу открыть вам всех деталей. По крайней мере, до того момента, как вы не подпишите документы и не пообещаете свою лояльность организации, в которой будете работать.

— Вы думаете, что я играю в шпионку? И добываю информацию для Свиридова? — предположила Елена.

— Мы с вами адвокаты, — напомнил я. — И я предпочитаю разделять личное и профессиональное.

— И в чем заключается личное? — нахмурилась княжна.

— Вы сидите со мной на кухне, в окружении близких мне людей. И я хочу сохранить за вами ваш титул и социальное положение.

— Надеюсь, что я не кажусь вам слишком жалкой, — потупилась девушка.

— Вы не вызываете у меня подобных эмоций, — успокоил я собеседницу. — Вы попали в тяжелую ситуацию. И я могу помочь исправить несправедливость.

— Вы ведь не считаете себя виноватым во всем этом? — уточнила гостья, но я покачал головой:

— Не считаю. Ваш батюшка повел себя самонадеянно, а затем и вовсе подло. В этом есть только его вина.

В дверь позвонили, и мы все переглянулись.

— Пойду, отворю и проверю, кого там принесло ни свет ни заря, — бесхитростно заявил Фома, поднимаясь на ноги.

— Пожалуй, спущусь сразу за тобой, — отозвался я и обратился к гостье. — Позавтракайте и отдохните. Как освобожусь, мы с вами обсудим вашу линию поведения.

— Договорились, — согласилась девушка и пожала мою ладонь.

Я спустился на первый этаж и сразу увидел стоящего на пороге молодого человека. Он был среднего роста, худощавый, со светло-русой шевелюрой, зачесанной наверх и выбритой полосой на виске. Одна из его бровей тоже состояла из двух частей, словно он получил рану, коснувшуюся только его волос. Облачен незнакомец был в хороший костюм, который, однако, показался мне несвежим и слегка помятым. На Фому гость произвел не самое хорошее впечатление, судя по тому, что помощник не пригласил его в приемную, а оставил на пороге.

— К вам посетитель. По личному делу, — чопорно заявил Питерский.

— Доброе утро, Павел Филиппович, — заискивающе протянул незнакомец. — Извините, что без звонка, но дело не терпит отлагательств. Конечно, я готов оплатить прием, раз отнимаю ваше время. Если это уместно…

Фома повернулся ко мне и закатил глаза, всем видом давая понять, что думает о таких ранних гостях.

— Пройдемте в мой кабинет, — я сделал приглашающий жест. — Чай предложить не могу. Мой секретарь еще не явился на рабочее место.

Незнакомец поднял бритую бровь, окинув выразительным взглядом Фому.

— Я ему чай делать не стану, вашество, — буркнул помощник, проходя мимо. — Иначе потом придется посуду сжечь.

— Прошу, — повторил я, скрыв улыбку, и направился в кабинет.

Гость прошел со мной и притворил дверь. Комната тут же наполнилась ароматом свежего еще перегара и парфюма, которым его пытались заглушить. Я тотчас открыл оконную раму, надеясь, что сквозняк прогонит неприятный запах. Парень же сел в кресло, закинул ногу на ногу и уставился на меня с независимым видом. Он дождался, когда я вернусь за стол, и начал разговор:

— Меня зовут Геннадий Геннадьевич Рыков. Мой батюшка имеет мануфактуру, которая сотрудничает с Азиатской империей…

— Наслышан, — кивнул я, понимая, что знаю эту фамилию.

Она была в списке, который мне дала Белова. И напротив Геннадия моя помощница поставила отметку «игрок и повеса».

— Чем я могу быть вам полезен? — решил прямо спросить я.

— Дело, по которому я к вам обратился, достаточно деликатное, — начал Рыков. — Вы наверняка знакомы с товарами, которые изготавливает наша мануфактура. Мы производим всяческие мелочи, которые нужны в быту…

Я помнил из рассказов Нечаевой, что на деле Рыковы закупали грошовые товары у соседней империи и продавали у нас с большой наценкой. В основном этими товарами пользовались небогатые дома и казенные заведения. Потому как качество они имели сомнительное.

— Если вас не затруднит, то давайте ближе к делу, — попросил я, нетерпеливо взглянув на часы. — Время раннее, и вскоре мне надо приниматься за дела.

— Конечно, — скривился парень. — Я выбрал не самое удачное время. Но не хотел затягивать с решением моего вопроса.

Я терпеливо ждал продолжения, не уточняя, о каком вопросе идет речь. И Рыков заговорил уже не так уверенно:

— Мне довелось встретиться вчера с одним знакомцем, который поведал, что вскоре его семья должна породниться с некой девицей. Вроде как ее отец накопил денег на титул, и девушка стала подходящей партией для мужчин нашего круга…

Он обвел комнату рукой, давая понять, что имеет в виду себя и меня.

— Конечно, равной она не будет. Мы с вами все понимаем, — Рыков сплел пальцы на животе.

Я отчетливо увидел на пальцах светлые полоски, на фоне более загорелой кожи. Очевидно, что накануне на фалангах красовались кольца и фамильный перстень. И Геннадию Геннадьевичу пришлось снять с себя ценности. Вряд ли он стал бы делать это без особой нужды, так как всем своим видом пытался произвести на меня впечатление зажиточного человека.

— Но девушка имеет сносное образование. И приданное позволит забыть, что еще вчера она не носила отчества.

— Никак не пойму, о ком идет речь? — невинно уточнил я.

— Павел Филиппович, вы знаете, кого я имею в виду, — на искусанных губах зазмеилась улыбка. — Вы учились вместе с этой девицей. Сейчас ее фамилия Белова. Имени ее я не помню. Но суть не в этом.

— Ясно, — сухо бросил я.

— Суть в том, что Сосновцев заявил, что к его отцу обратился аристократ, который хочет пристроить свою знакомую. Вероятно, у кого-то из нашего круга был с ней роман… — он гаденько усмехнулся, — и теперь этот кто-то торопиться пристроить девушку. И тот самый аристократ решил…помочь с этим дельцем.

Мне стало дурно. Прохладный воздух со двора не помогал разбавить аромат вчерашних возлияний гостя. Он смердел. И каждое его слово сочилось мерзостью.

— Сосновцев заявил, что готов взять в жены эту девицу. Но думаю, что он не догадывается о подводных камнях.

— Каких? — я склонил голову к плечу.

— Давайте начистоту, Павел Филиппович, полагаю, что девица на сносях. И ей нужно, чтобы кто-то взял на себя эту обузу. Обелил ее честь. Не думаю, что Сосновцев согласится на подобное. Его папаша с мамашей помешаны на продолжении рода. Своего собственного рода. А мне он без надобности. И я дам согласие на союз с девушкой в деликатном положении. Взамен попрошу лишь оформить ее приданое как добровольный взнос в семейный бюджет. Перевести деньги на имя супруга, то есть мое. Это будет нужно для того, чтобы девица не вздумала впредь дурить. Деньги я тратить не стану. Мне это без надобности…

Сказана последняя фраза была буднично. Но я не на секунду не поверил, что приданое супруги задержится на счете больше недели.

— Тогда зачем вам эта сделка? — усмехнулся я, но гость повел плечами и презрительно поджал губы:

— Мне не нужны все эти игрища в семью. Чопорные дамы меня мало интересуют. Я больше люблю…

— Вы любите посещать проститутошные, верно? — резко спросил я.

Парень растерялся, но лишь на мгновенье. Хмельное все еще бродило в его крови. Он подался вперед, упираясь в колени ладонями.

— Таким не надо угождать, на них не нужно производить впечатление. Достаточно заплатить деньгами. Супруге тоже надо давать денег. Но она станет просить еще и ухаживаний. Или начнет капризничать. Мне нужна такая, чтобы знала свое место и не открывала рта без разрешения. Порченая сгодиться, если у нее хватает денег.

— Вы с кем-нибудь обсуждали эти свои мысли? — осторожно уточнил я.

— Я ведь не дурак, — самодовольно заявил парень. — Найдется немало тех, кто захочет прибрать к рукам состояние Беловой. Как только я расспросил Сосновцева обо всем, так велел ему помалкивать, чтобы не спугнуть невестушку. А сам вызвал машину, чтобы направиться к вам прямо с пирушки. Ждал в парке неподалеку пока рассветет…

— А я ведь могу вас убить, — скучающе протянул я, вмиг заставив неприятную ухмылку сползти с лица собеседника. — Просто за то, что вы позволили себе говорить гадости о дорогом мне человеке. Белова Алиса — мой друг. Человек, которого я уважаю и ценю. И вы только посмели распустить о ней гадкий слух.

Парень открыл было рот, но я его перебил:

— Подите прочь, пока разговор не привел к нежелательным последствиям. И имейте в виду, за вами будут следить все призраки Петрограда. Стоит вам открыть рот, чтобы поговорить о моей подруге, и я узнаю об этом. В таком случае вас ничего не спасет, даю вам слово.

Гость покинул дом в напряженной тишине и под пристальным присмотром Фомы. Слуга сам вызвался проводить протрезвевшего парня. Видимо помощник использовал таланты своего зверя и слышал часть нашего разговора, потому как вид у шамана был неприветливый.

Я проследил за покидающим двор мерзавцем в сопровождении Питерского, а потом вернулся в кресло и откинулся на спинку, обдумывая ситуацию. Наконец я начал понимать, что список женихов Беловой как на подбор состоит из отъявленных негодяев. Договориться с ними без угроз и шантажа не получится. Возможно придется прибегнуть к мерам, которых я старался не применять.

Странный набор кандидатов наводил на мысль, что кто-то решил испортить жизнь моей подруге. Быть может она сумела перейти дорогу кому-то важному. Или же все было куда проще и Алису решили убрать из жизни Шуйского. Мне лично казалось, что князь заинтересован в отношениях с Беловой. Хотя между ними и впрямь была пропасть в происхождении.

Я глухо выругался, ненавидя себя за последнюю мысль. Нет, я не считал, что моя подруга недостаточно хороша для того, чтобы стать парой кому-то вроде Дмитрия Васильевича. Но оставался вопрос, как к подобному союзу отнесется император и его ближайшее окружение.

На секунду какая-то мысль мелькнула на границе сознания. Однако мои размышления прервал зазвонивший в кармане телефон. Я вынул аппарат, взглянул на экран, на котором высвечивался номер отца. И только сейчас вспомнил о своей просьбе. Нажал кнопку приема вызова:

— У аппарата.

— Признаться, задача вышла не из лёгких, — послышался из динамика голос отца, который решил обойтись без приветствия.

Я прекрасно это понимал. Дело против Свиридова не было заведено. Даже о проверке касающейся нарушения закона говорить было рано. Поэтому тело нужно было забрать из прозекторской без официальной бумаги из охранного отделения. По поводу нелегально изъятого тела, например, кражи или подмены, у меня были сильные сомнения. Судья вполне мог сослаться на улику, добытую с нарушением закона. И отклонить показания моего «свидетеля».

— Но ты смог решить эту задачу? — с надеждой уточнил я.

— А то, — ответил Филипп Петрович. — Тебе очень повезло, что в прозекторской не хватает людей.

— Лекари бегут из экспертной службы?

— Скорее, ведомство сокращается. Грядет какая-то новая реформа, и работников прозекторских направили на переаттестацию. И результаты экзаменов оказались весьма плачевными.

— Вот как, — пробормотал я, догадавшись, что за реформа грядет в Империи. Выход шаманов из тени повлиял на многие отрасли государевой службы. И мне все больше казалось, что новый отдел в жандармерии станет только началом грядущих изменений.

— А очередь на вскрытие в острожной прозекторской большая, — продолжил отец. — Анархисты теснят черносотенцев на улицах и в острогах. И недавно во дворе произошло настоящее побоище с десятком трупов. И это только начало. Потому что многих везут в прозекторскую из лазарета.

— Странно, что эта история еще не в новостях, — протянул я.

— Пока Шуйскому удается все скрывать. Но скоро информация утечет в прессу.

— Конфликт получилось пресечь?

— Банды изолировали по блокам, запретив прогулки. Но такая инициатива скоро закончится бунтом. И начальнику острога придется идти на компромисс.

— Тяжела острожная политика, — произнес я. — Нужно принимать решения аккуратно, но при этом уверенно.

— Верно подметил. В общем, я смог договориться, чтобы нужный тебе мертвец передвинулся в конец очереди. Больше я сделать ничего не могу.

— Осталось только допросить его, — пробормотал я.

— С этим тоже нет проблем, — ответил Чехов. — Охранке как раз очень нужен человек, который собрал бы показания у мертвых. Если ты согласишься поработать консультантом на третье отделение — они с радостью пустят тебя в прозекторскую.

Я задумался, а затем ответил:

— Не годится. Мне нужно, чтобы дело против Свиридова попало к конкретному человеку. Если же информация про судью всплывет случайно, дело быстро присвоит кто-то из начальства.

— Значит, проси Шуйского, чтобы он включил нужного тебе человека в следственную группу, — подсказал отец.

Этот вариант мне определённо нравился. Поэтому я ответил:

— Спасибо. Ты очень мне помог.

— До встречи, — попрощался Филипп Петрович и завершил вызов. Я же повертел телефон в руке, а затем принялся искать в телефонной книге нужный номер.

Шуйский взял трубку быстро.

— Слушаю, Павел Филиппович, — послышался в динамике голос начальника охранного отделения.

— Добрый день, Дмитрий Васильевич, — ответил я. — Не подскажете ли вы, кто состоит в следственной группе по расследованию острожных убийств?

Шуйский вздохнул, а затем начал перечислять незнакомые мне фамилии. Беловой в списке не было.

— И как продвигается дело? — осторожно полюбопытствовал я.

— Как обычно в таких случаях, — ответил жандарм. — Показаний ни от кого не добиться. Вернее…

Он замялся, а затем продолжил:

— Черносотенцы активно сдают своих оппонентов, но стукачи в застенках долго не живут. Так что насилие набирает обороты.

— Вот оно что, — протянул я. — А почему же вы не привлечете человека из нового отделения.

— Сегодня привлекли, — ответил Шуйский. — Вернее, кустодии назначили нам его добровольно-принудительно. В качестве консультанта. Только толку от него немного. В остроге оказалось хватает неучтенных призраков, среди которых сложно найти нужных нам. Только люди Щукина роются в прозекторской.

Услышав знакомую фамилию, я насторожился. И осторожно уточнил:

— Вот как? И что же ему надобно?

— Ищут какой-то очень нужный им труп, — ответил жандарм. — Ищут давно, но не могут найти.

— Почему же?

— Как оказалось, Павел Филиппович, в отделении надзорной острожной жандармерии еще больший бардак, чем у нас. Удивляюсь, как при таком подходе не разбежались все подозреваемые.

— Дела, — протянул я.

— И не говорите. Вот так простой бунт вскрыл проблемы, творящиеся в столице. Началась проверка, и скорее всего многие потеряют звания. А вместе с ними и головы.

Я с трудом удержался от облегчённого вздоха. Потому что был почти уверен: Щукин ищет того же мертвеца, что и я. И тело может пропасть в любой момент.

— Дмитрий Васильевич, я хотел бы предложить вам помощь, — поспешно произнёс я. — У меня выдалось несколько свободных дней, так что, я вполне могу стать консультантом по работе с призраками. Все бумаги от кустодиев я получу сам. Но от вас мне нужно кое-что взамен.

— Внимательно слушаю.

Голос жандарма мигом стал настороженным. И я добавил:

— Было бы отлично, если бы Белова попала в следственную группу.

В динамике воцарилось молчание. А затем Дмитрий с неохотой произнес:

— Павел Филиппович, по отделу и без того ходят дурные слухи про нашу с Алисой связь. Подобное изменение группы только добавит подозрениям уверенности.

— Добавило бы, — согласился я. — До моей просьбы. Теперь вы можете списать все на вредного некроманта, который выставил обязательным условием нахождение в группе его хорошей подруги. Тем более, так оно и есть. Вы можете дать понять, что именно она уговорила меня помочь с делами. И даже сделайте вид, что не особенно довольны этой инициативой, если так будет лучше.

— Ну… Хорошо, — растерянно согласился Шуйский.

К чести жандарма, он не стал уточнять, зачем мне это нужно. Просто по традиции завершил вызов не попрощавшись. Мне же это показалось добрым знаком. Я быстро набрал номер Александра Морозова.

В этот раз, трубку не брали долго. И когда я уже хотел было завершить вызов, в динамике послышался голос:

— Слушаю, Павел Филиппович.

На заднем плане раздавался приглушенный голос Софьи Яковлевны. Очевидно, своим звонком я помешал совместному семейному времяпрепровождению. Но сейчас мне было не до правил этикета. И я поспешно произнес:

— Доброе утро, Александр Васильевич. Я хотел бы попросить вас об одном одолжении. Жандармы ведут расследование по поводу убийств в остроге. И мне очень хотелось бы попасть в следственную группу консультантом по работе с призраками.

— Им уже назначен консультант из отделения Щукина… — начал было Морозов, но я его перебил:

— Щукин хочет замести следы в одном очень важном для меня деле. Которое может стать самым громким за последние годы.

— Вот как? — уточнил бывший глава кустодиев. — Заинтриговали, Павел Филиппович. Хорошо, я попытаюсь сделать все, что в моих силах.

Я улыбнулся, оценив деликатность новоявленного родича. Силы Морозовы были поистине впечатляющими.

— Молодой человек, выждите самое большее полчаса и выдвигайтесь в сторону острога. Бумаги будут доставлены туда же, — заявил Александр Васильевич и оборвал звонок.

Я же вернул телефон на стол, только сейчас начиная понимать, почему на Анатолия Викторовича не подействовали угрозы «призрачной» расправы, которые я ему обещал. Скорее всего, Щукин, который исполнял обязанности начальника нового отдела охранки, был шаманом. Неспроста отец заявил, что этот мерзавец способен ощутить влияние Нечаевой. И он наверняка уже очистил особняк Свиридовых от призраков. Теперь же он хочет избавиться от тела, которое очень мне нужно.

А еще, присланный из Московии начальник сильно влиял на расстановку сил в городе. Новый отдел получит слишком большую власть. И если им руководит карманный человек Гагарина-Свиридова, пусть и временно…

Такой расклад мне не нравился. Это вполне могло усилить позиции черносотенцев. И дела Анатолия Викторовича.

— О чем задумались, вашество?

Голос Фомы вырвал меня из раздумий. Слуга стоял в дверях кабинета и с интересом за мной наблюдал.

— Скажи-ка мне, друг Фома, — начал я. — Умеют ли шаманы говорить с мертвыми?

— С духами могут, — тотчас ответил парень.

— А с трупами? Как я в прозекторской?

Помощник задумчиво почесал в затылке:

— Не слышал про такое, — ответил он. — Сдается мне, что на подобное способны лишь некроманты.

Я облегченно вздохнул:

— Это отлично.

— К слову о трупах, вашество, — помощник прикрыл дверь в кабинет, удостоверившись, что никто не вошел в приемную. — Зря вы отпустили этого Геннадия живым. Надо было его того…

— Чего того? — опешил я.

— Ножичком по горлу и в колодец, — фыркнул парень и продолжил, — Нехороший этот человек, который к вам приходил. Я таких за версту чую.

— Да, воняет от него знатно, — согласился я.

— Я не про то, — Питерский прошелся по комнате, словно ему не хотелось оставаться на месте. — Гадкий он человечишка. От таких всегда жди неприятностей. Я тут краем уха услышал, что он собрался стать мужем для вашей подруги, той, что князю Шуйскому по сердцу пришлась. И не понял, а чего это она жениха искать вознамерилась? Разве у нее не ладится с Дмитрием Васильевичем?

— Все сложно, — вздохнул я и потер переносицу.

— Неужели? — нахмурился парень. — А как по мне так все просто. Неужто ей так хочется этот титул заполучить?

— Титул ее батюшка как раз и собирается оплатить. Но с условием. Что у дочери Белова не будет выбора в том, с кем вступить в союз.

Питерский нахмурился и сразу же сообразил, о чем я говорю.

— Это что же получается, еежный отец из шкуры вон лез, чтобы титул купить и стать вровень с этими аристократами. А его вынуждают отдать дочку за прощелыгу, который в ней видит только кошелек?

— Выходит, что так, — хмуро кивнул я.

— А еежный папаша согласится ради отчества на такое? — возмутился помощник.

— Думаю, что он и сам не рад тому, как все повернулось. Но ты сам посуди — он ради дочери старался. Дал ей достойное воспитание и лучшее образование. Он мечтал, что его дочь станет ровней тем, с кем она училась. И теперь его вынуждают отдать Алису замуж за того, на кого указали пальцем.

— А кто указал? — хитро уточнил Фома. — Может стоит найти этого указателя и пальчики ему укоротить? Чтобы не тыкал куда не стоит.

— Боюсь, что это будет не так просто, — задумчиво протянул я.

— А почему бы не рассказать обо всем Шуйскому? — спросил парень. — Он человек прямой и может помочь с этим вопросом.

— Белова взяла с меня слово, что я не обмолвлюсь об этом Дмитрию Васильевичу. И ты тоже не проболтайся, потому как это будет нарушением нашего с Алисой уговора.

— Шуйский вам может такого не простить, когда прознает, — покачал головой Питерский.

— Он человек чести и поймет, что я не мог поступить иначе, — заявил я с уверенностью, которую не ощущал. — Белова не хочет вынуждать князя на действия, к которым он не готов. Думается мне, что она не уверена, что между ними все серьезно.

— Дела, — Фома потер подбородок. — Все же у аристократов все сложно.

— Ты вскоре сам купишь отчество, — напомнил я.

— Но жениться буду на той, что мне люба. Продавать своих детей тоже не стану.

— Ты уже о детях думаешь? — усмехнулся я.

Парень покраснел и смущенно отвел взгляд.

— А чего я хуже других? Семья — это ведь хорошо, когда в ней любят и доверяют. Я вот Иришке верю. И это самое… — мой помощник окончательно смешался и пнул носком ботинка пылинку на полу.

— Что-то у нее затянулись выходные, — заметил я. — Не заболела твоя девушка?

— Они только сегодня проводили родственников. Людмила Федоровна распорядилась, чтобы Иришка взяла еще выходной и отоспалась. Наша женщина мудро рассудила, что после таких вот визитов надо отдыхать.

— С Яблоковой нам повезло, — кивнул я. — Может, отправишь ей цветы?

— Людмила Федоровна уже заказала букеты себе, Нечаевой и моей Иришке. Сказала, что все за ваш счет, вашество.

— Справедливо, — улыбнулся я.

Разговор прервал звонок лежавшего на столе телефона. Я взглянул на аппарат, на экране которого высвечивался номер Беловой.

— У аппарата…

— Чехов, ты совсем выжил из ума? — послышался из динамика возмущенный голос подруги. — Зачем, вот скажи мне, зачем ты попросил Шуйского внести меня в следственную бригаду этого острожного побоища? Ты хоть представляешь, какой там бардак твориться? Какое я тебе зло причинила? За что ты так со мной, некромант? Почему портишь мне день?

— Потому что эти мертвые скрывают много интересных тайн, — загадочно ответил я. — А у тебя в друзьях есть целый некромант. Представляешь, сколько нераскрытых дел может всплыть при допросе?

Девушка замолчала. Видимо, с подобной точки зрения она над этой задачей не думала.

— И все эти дела может закрыть одна очень удачливая сотрудница, которая окажется в нужном месте в нужное время.

— А ты гениален, — протянула она наконец.

— Есть такое, — скромно согласился я. — Сколько людей в команде?

— Восемь, — ответила Алиса.

— Намекни Дмитрию Васильевичу, что с некромантом бригаду можно прилично сократить, — мягко попросил я. — До одного следователя и пары экспертов. В Петрограде много работы, зачем отвлекать разбойное отделение от дел?

— Чехов, ты что задумал? — подозрительно осведомилась Белова. — Ты бы никогда без причины не согласился заниматься такими делами. Чего ты на самом деле хочешь?

— Собрать все звездочки, — просто ответил я. — Если получится, то они лягут на погоны стажера Алисы Беловой. Объясните все причудами странного некроманта. Я сегодня выспался и готов совершать подвиги во имя империи.

— Ой, да все только рады будут сбежать подальше от этого острога, — отмахнулась девушка. — У каждого дознавателя по десятку дел. Лишнего никому не надо. А этот консультант от нового отдела, мягко говоря, некомпетентен. От Щукина больше вреда, чем пользы. Он носится по коридорам, на всех орет.

— Вот и отлично, — заключил я. — Значит, скоро я получу все нужные бумаги, и мы едем разбираться в острожной резне. До встречи, мастер Белова.

— До встречи, Чехов, — ответила Алиса и завершила вызов. Взглянул на стоявшего в дверях Фому. И решительно произнёс:

— Подавай машину.

— Едем в острог? — уточнил слуга, и я кивнул.

До острога мы добрались быстро. Я переживал, что машина попадет в пробку, но Питерский меня успокоил:

— Не переживайте, вашество, я знаю короткую дорогу.

Эти слова немного меня насторожили. Но все прошло гладко. Вместо привычных улиц и проспектов, мы проехали какими-то узкими улочками и переулками, о которых я даже не слышал. Но до нужного места добрались куда быстрее.

Питерский притормозил у въезда во двор острога и опустил оконное стекло. От поста охраны к нам тут же направился дежурный жандарм.

— Добрый день, — он поприветствовал нас, поравнявшись с машиной. — Мне велено передать вам бумаги.

Он протянул водителю серый конверт со знаком службы кустодиев, вдавленным в красно-коричневый сургуч.

— И еще велено пропустить вас на территорию, Павел Филиппович, — заглянув за плечо Питерского, сообщил мужчина. — У нас сегодня неспокойно.

— Знаем, — важно кивнул мой помощник и поднял стекло. Затем повернулся ко мне и с любопытством уточнил, — А чего у них случилось? Никак бунт?

— Обычная поножовщина на тюремном дворе, — хмыкнул я. — Но до бунта недалеко.

Я указал на стоявшие в отдалении корпуса острога. И далее на таком расстоянии до нас доносились приглушенные крики множества человек, которые скандировали какую-то фразу.

— Почти как в день футбола, — оценил Питерский, останавливая машину на парковке. Уточнил. — И вы решили отправиться сюда в такое время? Стоит ли, вашество?

— Стоит, — я хлопнул парня по плечу. — Я все же не абы кто, а настоящий некромант.

— Позвольте мне пойти с вами, мастер, — попросил помощник.

— Помнится мне, ты не хотел и близко подходить к острогу, — усмехнулся я. — Говорил, что это очень недоброе место.

— Когда это было, — отмахнулся Питерский. — Тогда я еще не собирался обзаводиться отчеством, руководить отделом шаманов при охранном ведомстве.

Я вздохнул:

— Времени прошло мало, а кажется, что целая жизнь минула.

— Осталось восемь, — буркнул Фома и улыбнулся мне в зеркало заднего вида.

Мы вышли наружу, и я невольно поежился под порывом свежего ветра. Питерский же, напротив, расстегнул пиджак и ослабил узел галстука. Я подумал, что он и правда сильно изменился за последнее время. Стал уверенным в себе, научился не опускать глаза. Вот что с человеком делает статус. И дом.

— Так вы не возражаете, если я с вами отправлюсь? — уточнил парень, обернувшись ко мне.

— Пожалуй, лишним ты не будешь, — протянул я и поспешно добавил. — Только чур никого не стращать! И когти не точить.

— Вашество, ну чего вы такое говорите? — с деланной обидой пробасил помощник. — Скажите еще, что я начну углы метить. Право слово, будто я дикий какой.

В словах Питерского прозвучал укор. Но я только улыбнулся, оценив попытку Фомы меня подначить.

— Ладно, идем.

Мы направились к крыльцу, у которого дежурила небольшая группа жандармов, среди которых я заметил рыжую шевелюру, а потом навстречу нам вышла Белова. И я с удивлением отметил, как изменилась Алиса. От былого веселья не осталось и следа. И Белова казалась уставшей и осунувшейся. Под глазами залегли тени, между бровей образовалась суровая складка, а уголки губ опустились.

— Здравы будьте, мастер-некромант, — обратилась она ко мне достаточно громко, чтобы слышали остальные. — Благодарю вас за то, что выразили желание помочь жандармерии в этот день.

— Служу императору и империи, — отчеканил я и коротко кивнул, давая понять, что согласен сыграть свою роль. — Мой коллега также будет полезен в группе.

— Помощник? — уточнила девушка и слегка нахмурилась.

— Да, Фома…

— Фома Ведович Питерский, — громко продолжил за меня очень знакомый голос. Я повернулся. В нескольких шагах от меня стоял Стас Зимин. Кустодий бодро кивнул застывшей группе жандармов, а потом подошел к нам и протянул руку сначала мне, а затем Питерскому. Тот смотрел на кустодия потемневшими глазами не моргая. Ладонь пожал крепко и лишь после этого увидел, что в другой руке Станислав держал пухлый конверт.

— Я собирался доставить вам документы сегодня домой, — пояснил Зимин. — Но Александр Васильевич сообщил, что вы с Павлом Филипповичем любезно согласились помочь группе в остроге. Надеюсь, я не испортил момент.

Фома мотнул головой. Затем взял конверт, провел пальцем по сургучной печати, скрепляющей бумагу. Нахмурился и поджал губы.

— Все хорошо? — тихо осведомился я, пытаясь загородить парня от любопытных глаз.

— Хорошо, — задумчиво повторил за мной шаман и лишь потом поднял взгляд.

Я невольно поежился от вида кошачьих зрачков, которые окружала янтарная радужка. Парень тряхнул головой, прогоняя звериный облик, а потом бережно сунул конверт во внутренний карман пиджака. И погладил его пальцами поверх ткани.

— Все хорошо, вашество, — сказал он надтреснутым голосом.

Затем опопмнился, вынул конверт, вскрыл его и вынул свернутые бумаги. Принялся перебирать их, читая, что написано на гербовых листах, и едва заметно шевеля губами.

— Дарственная на титул, — пробормотал он. — Указ о назначении Фомы Ведовича главой сыскного управления особого охранного отделения, паспорт…

— С сегодняшнего дня вы возглавляете службу, — пояснил кустодий. — Приказ уже подписан императорской канцелярией, вам нужно только подписать рабочий договор. Но к службе вы можете приступать с сегодняшнего дня.

Фома кивнул:

— Выходит, как чуял, когда напросился к прозекторской с мастером Чеховым. — Признаться, я не был готов… Неважно.

— Важно, — также негромко сказал Зимин, и взял Питерского за локоть. — Я тоже не был готов. Никогда не будет того самого момента, поверьте, Фома Ведович. Но прямо сейчас на вас смотрят те, кто завтра будут работать с вами.

Он мотнул головой на стайку сотрудников, которые переступали с ноги на ногу и о чем-то перешептывались.

— Важно, чтобы вы вошли сюда не как слуга некроманта, а как человек равный аристократам.

— Равный, — одними губами произнес мой помощник, и на мгновенье мне показалось, что он сейчас развернется и уйдет. Но Питерский остался на месте.

— Фома Ведович, — я протянул ему ладонь. — Поздравляю с обретением отчества.

Парень пожал мою руку и нервно усмехнулся:

— Я все равно вас буду вашеством звать. Вы уж не обессудьте, Павел Филиппович, но мне так привычно.

— Как скажете.

— Вы бы меня на «ты» звали, — он смущенно повел могучими плечами.

— Только если рядом не будет других людей, — согласился я и пояснил. — Незачем смущать посторонних панибратством. А не то назавтра, и они решат, что могут так обращаться.

Белова подошла ближе и тоже поздравила шамана.

— Вам очень идет имя вашего отца… — сказала она.

— Ведай, — дрогнувшим голосом сообщил парень, и глаза его блеснули. — И откуда только кустодии прознали?

Он покосился на Станислава Васильевича, но тот равнодушно пожал плечами:

— Нам положено знать если не все, то многое, — уклончиво ответил мой новый родич. — За оплату не беспокойтесь. Мы смогли оформить рассрочку в имперском банке. Вам предложат разные графики оплаты.

— Три шкуры сдерут, — заулыбался парень и махнул ладонью, — Но не последний раз живу. Так что все оплачу.

— Для указанной рассрочки не предусмотрены проценты. Так что об этом не беспокойтесь, Фома Ведович, — добавил Морозов.

— Удивительное дело, — довольно усмехнулся парень. — Но спорить с этим я не стану. Пожалуй, я должен буду чуть позже угостить вас пенным.

— Александр Васильевич приглашает вас в свой загородный дом на этих выходных попариться в баню. Там и отметим ваше повышение, Фома Ведович, — сообщил Стас. — Рад был бы вам помочь по мере сил здесь. Но мне пора. Дела ждут. Надеюсь, что вы со всем тут справитесь без особых трудностей.

— Не извольте беспокоиться, — ответил я прощаясь. — Мы сдюжим.

Когда кустодий отошел, я уточнил:

— Тебе надо немного времени, чтобы…

— Чтобы что? — спросил он с кривоватой улыбкой. — Я только что стал важным человеком.

— Ты всегда таким был, — ответил я искренне.

— Только для вас и тех, кто меня знал. А теперь и для всех прочих.

— Прочие не так важны, как кажутся, — вдруг подала голос Белова. — Но теперь на вас никто не посмеет смотреть свысока, Фома Ведович.

Я пожалел, что у нас нет времени обсудить наши дела, касающиеся списка женихов. И коротко сообщил:

— Наша договоренность в силе. Я все решаю.

— Правда? — оживилась девушка и на мгновенье стала походить на себя прежнюю. — А я уже опасалась, что вы слишком заняты практикой после вынужденного перерыва.

— Я умею расставлять приоритеты, — возразил я и предложил подруге руку. — Давайте займемся насущными делами, чтобы затем вернуться к тому, что по-настоящему важно.

— Спасибо, — шепнула Белова, положила ладонь на сгиб моего локтя и, наконец, улыбнулась.

— Идем, — произнёс я. — Показывай местную прозекторскую.

— Идем, — согласилась девушка и повела меня к нужному зданию.

По счастью, в здании прозекторской не было блокираторов силы. Один из жандармов, который дежурил у входа, провел нас по коридору в большой зал.

— Ну и холод, — услышал я едва различимый шепот Алисы, пока мы шли по длинному, выложенному плиткой коридору.

— Скорее всего, здесь есть специальные артефакты, которые охлаждают все помещение. — ответил я. — Все же это трупохранилище. И тела иногда хранятся здесь дольше обычного.

Белова покосилась на меня, но не ответила.

Сопровождающий нас жандарм открыл двери комнаты и произнёс:

— Прошу, проходите.

— Спасибо, — сказал я, и мы вошли в прозекторскую.

Здесь было особенно холодно. Видимо, артефакты-охладители работали на полную мощность. Даже я поежился. А Белова зябко обняла себя руками. Только Фома Ведович остался невозмутим, осматривая комнату.

Комната была большой. И практически на всех столах лежали накрытые простынями тела. Возле некоторых стояли, склонившись, жрецы в белых рясах Синода. Компанию им составили несколько человек в серой форме жандармов. Видимо, из нового отделения.

— Видимо, это те, кто не поместился в шкафах, — пробормотал я.

— Призраков нет, вашество, — отрапортовал Фома. — Ни одного.

— Знаю. Они должны было остаться на месте смерти. Особенно сейчас, когда в остроге полно еды. Зачем им идти сюда?

— Тогда… — растерянно начала было Белова, но я хитро прищурился:

— Я не шаман. А некромант. Мне не нужны призраки. Если я захочу — мёртвые расскажут мне что надобно. А сейчас приступим к работе. И начнем мы с того, что вы, Фома Ведович, отправите этих господ домой.

Я указал на жандармов в сером, которые осматривали ящики для тел. Один из этих них как раз замер у открытого короба, а затем подозвал кого-то.

— И мы пришли как раз вовремя, — заключил я. — Мастер Питерский.

При приставке «мастер», Фома вздрогнул. Но направился к собравшимся у ящика жандармам. Мы зашагали следом.

— Добрый день, уважаемые, — вежливо начал он, подходя к группе.

Жандармы обернулись, уставились на парня. Быстро оценили его простую одежду, но герб семьи Чеховых на лацкане пиджака остановил их от глупостей.

— Добрый день, — ответил один из них после паузы. — Чего надобно?

Фома откашлялся, а затем произнес

— Меня зовут Фома Ведович Питерский. Я прибыл по поручению жандармерии. А вы можете быть свободны.

Жандармы удивленно переглянулись, а затем один из них произнес:

— У нас приказ от Глеба Михайловича Щукина…

— Это еще кто? — перебил его Фома.

— Бывший начальник специального отдела, — охотно пояснил я. — Да, да, именно бывшего. Он исполнял обязанности начальника до назначения. А с сегодняшнего дня, указом императора на этот пост назначен Фома Ведович Питерский. Фома Ведович, покажите бумагу.

Парень кивнул, достал из кармана конверт и вынул документ.

— Приказ подписан в императорской канцелярии, — пояснил я. — Вы, конечно, можете пытаться тянуть время звонками Щукину, но поверьте, он уже ничего не решает. Скорее всего, Щукин уже по пути в Московию. Глеб Михайлович же попросил вас найти в прозекторской одно тело, не так ли?

Жандармы переглянулись и неуверенно кивнули. Я же продолжил:

— Так вот, это тело может быть причастно к одному уголовному делу. И сейчас оно очень нужно мне и мастеру Беловой.

Алиса кивнула, подтверждая мои слова.

— Но… — начал было один из жандармов, но Фома грозно насупился:

— Вон отсюда!

Повторять не пришлось. Жандармы наверняка были шаманами, и почуяли силу вожака. Поэтому они не стали спорить. Пробормотали «извините» и направились к выходу. Я проводил их взглядом до дверей, а затем обернулся к Фоме.

— Спасибо, мастер Питерский.

— Да какой я мастер, — смущенно пробормотал Фома. — Бросьте, вашество.

— Привыкай, — ответил я и подошел к ящику. Взглянул на вытащенное из хранилища тело. И довольно кивнул:

— Он. Спасибо ребятам, что нашли его за нас.

Передо мной на каталке лежал тот самый монархист, которого я загнал в долги игрой в карты. Осунувшийся, бледный, худой, но нужный нам труп. И я уточнил у Беловой:

— Начнем с него. У вас же есть камера, чтобы записать процесс?

Девушка кивнула и достала из кармана небольшое устройство. Открыла ее. Я же призвал тотемы и сплел заклятье.

От ладоней к телу потянулись черные нити. И боковым зрением я заметил, как оставшиеся в прозекторской жрецы мигом прекратили работу и уставились в мою сторону. Страха у них не было, только жгучий интерес, словно они наблюдали за представлением.

Через секунду мертвец тяжело вздохнул и распахнул веки. Сел на каталке и уставился на меня затянутыми мутной поволокой глазами:

— Зачем разбудил, некромант? — клацая зубами, равнодушно спросил он.

За спиной послышались удивленные шепотки жрецов, которые с интересом обсуждали такой способ работы с мертвыми. Я же попросил Питерского:

— Фома Ведович, не могли бы вы распорядиться, чтобы жрецы покинули помещение? Я дал им необходимое зрелище, а полученная на допросе информация может иметь секретность.

Фома кивнул и направился к синодникам:

— Покиньте помещение, не на что тут глазеть, — начал он, и жрецы нехотя потянулись к выходу. Я же дал знак Беловой, чтобы она начала снимать, и принялся за допрос:

— Как звать тебя?

— Пётр Витальевич Андросов, — спокойно ответил мертвец.

— К какой банде принадлежишь?

— Принадлежат животные, — огрызнулся зомби. — А я состоял. Банда «Черной Сотни».

Я усмехнулся от такого уточнения. Воистину, повадки каторжанина не вытравить даже из мертвеца.

— По праву крови?

— По праву крови и по идейным соображениям, — ответил Андросов.

— Знаком ли тебе Анатолий Викторович Свиридов? — уточнил я.

Боковым зрением я заметил, что Алиса удивленно смотрит на меня.

— Раз меня на каторгу отправил, — тут же ответил мертвец.

Я поморщился. Задавать прямой вопрос о сотрудничестве судьи и монархистов на камеру было запрещено действующим законом, в котором не было ни слова про допрос мертвецов. На живых же это бы могло считаться давлением. Придется немного перефразировать вопрос:

— А лично вы с ним знакомы? Ну, более близко.

Мертвец замолчал, буравя меня злым взглядом. Я же вынул из кармана фотокарточку:

— Потому что здесь вы вместе с судьей. И ваше поведение напоминает скорее дружеское.

Мертвец продолжал молчать, сопротивляясь моей воле. Пришлось добавить силы, чтобы заставить его говорить.

— Анатолий Викторович Свиридов помогал «Черной Сотне» в ее делах, — проскрежетал он, буравя нас полным злобы взглядом.

— Вот как? И в чем же?

— Покрывал наши дела, давал точки сбыта, помогал в бизнесе, договаривался с нужными людьми, вытаскивал наших из жандармерии, разваливал дела, решал вопросы с каторжными сроками, — начал перечислять Андросов.

Я вздохнул и дал знак Алисе выключить камеру. Щелкнул пальцами, и тело мертвеца упало на каталку. Я же обернулся к Беловой и устало произнес:

— Кажется, мы искали медь, а нашли золото. Звони Шуйскому. Этот мертвец должен попасть в программу защиты… Свидетелей. Как и призрак Андросова, если он еще находится в острожных стенах.

— Ты знал? — ахнула Белова, и я кивнул:

— Подсказали. У тебя в руках, госпожа Белова, находится очень серьезная информация. Расследование такого громкого дела даст следователю досрочно закрытую практику. И звание. И, скорее всего, отчество.

Девушка стояла как статуя и молча смотрела на меня.

— И по праву получения материала, это дело твое, Алиса Александровна, — закончил я. — А в случае чего Шуйский распределит его вам.

— Все, вашество, проводил, — послышался голос Фомы. А через секунду за дверьми раздались крики множества людей. И во дворе ощутилась сила.

Фома, видимо, тоже что-то почуял. Остановился, обернулся к дверям, а затем уточнил:

— Что это там?

— Бунт, — спокойно ответил я, указывая на зарешеченное окно. Из корпуса во двор выбежали люди. Ни на одном из них не было положенных курток заключенных. Толпа вырвалась во двор. А через секунду, в воздухе захлопали вспышки. Это дорвавшиеся до силы одаренные принялись творить бардак, поджигая, замораживая и превращая в пыль все на своем пути.

— Бессмысленный и беспощадный, — закончил я.

— Тикать надо, вашество, — обеспокоенно произнёс Фома и тут же скривился. — Хотя поздно уже.

Я кивнул:

— Велика земля империи, да бежать нам некуда. Придется отбиваться. А ну, подсобите.

К чести Беловой, она не впала в панику. Глубоко вздохнула, мотнула головой, приходя в себя, и взглянула на меня, ожидая приказа.

Толпа бунтовщиков тем временем рассредоточилась, разбираясь с охраной во дворе и на вышках.

— Что делать будем, вашество? — уточнил Фома и мотнул головой в сторону двери. — Их там тучи.

— Охрана должна была запустить протокол на случай бунта, — ответил я. — Если, конечно, кто-то успел отправить сигнал тревоги. И спецотряд жандармерии должен прибыть на место через пятнадцать минут. Какое-то время они будут готовиться, а затем пойдут на штурм. Мастер Белова, позвоните, пожалуйста, Дмитрию Васильевичу и сообщите о случившемся бунте. На всякий случай.

Девушка кивнула и достала из кармана телефон. Принялась листать список контактов в поисках нужного номера. Я же обратился к Фоме:

— Надобно будет перетащить вот эти столы к проходу, Фома Ведович. Чтобы заблокировать ими дверь.

Фома сдернул галстук, стащил одно из тел на пол, и осторожно уложил его на серый бетонный пол. Взял край обитого металлом стола, приподнял его. И я услышал, как из пола со скрипом вылетели крепежные болты:

— Они не такие тяжелые, вашество, — пробасил Фома. — Сам справлюсь.

Он подхватил стол, и потащил его к двери. Подпер им закрытую створку и направился за новым. Я же призвал мясника в помощь Фоме. И когда огромный миньон оказался передо мной, отдал короткий приказ:

— Таскай столы к двери.

Призрак кивнул. Сбросил тело на пол, вырвал стол, и поволок его к двери.

— Дмитрий васильевич, в остроге начался бунт, — услышал я напряженный голос Алисы. — Мы в прозекторской. Охраны нет. Жандармы во дворе. Мы сможем забаррикадироваться… Прости, Дима. Мне стоило сказать тебе, что… Да не кричи ты… Глупый…

Она уронила телефон и покачала головой. Потом произнесла, ни к кому не обращаясь:

— Будто это что-то важное…

Я смотрел комнату, прикидывая, сколько мертвецов могу поднять за один раз И призвал все тотемы. Глубоко вздохнул, понимая, что бойцов в комнате только двое. Даже полтора, учитывая светлый цвет силы Беловой. Ее умения хорошо подходили для работы с подозреваемыми, но как боец она была так себе. Поэтому придется выложиться по полной. И тогда, возможно, мы сможем дожить до приезда спецотряда. Я вздохнул и направился к закрытым ящикам.

В кармане зазвонил телефон. Я вынул аппарат, взглянул на экран, на котором высвечивался незнакомый номер. Принял вызов.

— У аппарата.

— Надеюсь, вы сейчас очень далеко от острога, Павел Филиппович — послышался в динамике голос Плута. — Слухи донесли до меня, что в Крестовском начался бунт. Монархисты совсем озверели и ищут какого-то некроманта.

— Увы, мастер Петров, — ответил я, один за другим открывая ящики. — Но сейчас я как раз нахожусь в прозекторской острога.

— Дела, мастер Чехов, — ответил собеседник. — Ладно, попытаюсь вам помочь.

Он завершил вызов. Я же убрал аппарат в карман, отошёл от открытых ящиков. Взглянул в сторону двери.

— Готово, вашество, — отрапортовал Фома и указал на заваленный тяжелыми столами вход. А в следующую секунду, в дверь постучали:

— Мастер Чехов, вы здесь? — послышался из-за створки приглушенный голос.

Отпираться не было смысла. Черносотенцы знали, что я здесь. Потому что бунт волшебным образом начался после того, как Щукина отстранили от руководства отделом. До момента, как московит добрался до нужного ему мертвеца. А в совпадения я не верил. Свиридов удостоверился в том, что некромант за него взялся. И теперь чужими руками хочет избавиться от мертвеца. Ну и от меня, если получится.

Я покосился в сторону окна и вздохнул, заметив десяток черносотенцев, которые дежурили у стены. Рядом с бойцами уже стояли в ряд разные тотемы-элементали. И мысленно понадеялся, что денег на решетки жандармы не пожалели. Довольно улыбнулся и призвал баньши. Отдал приказ, указывая на окно:

— Разберись с теми бедолагами, милая. Заставь их бояться.

Призрачная девушка кивнула и вылетела из помещения. А через секунду послышался истошный визг, настолько сильный, что его ощутили даже в помещении. Белова поежилась и попятилась, прижав ладони к ушам. А немногие бойцы-монархисты, которые остались на ногах, бросились в разные стороны. Тотемы замигали и погасли развоплотившись.

Баньши же вернулась в помещение и посмотрела на меня, ожидая дальнейших приказов.

— Иди домой, — произнёс я. Теперь, толку от баньши было мало. Слишком уж много силы миньон вложила в крик. Даже я не ожидал, что выйдет настолько мощно.

На всякий случай я призвал Лешего, Митрича, и зомби со щитом. И когда призраки явились из межмирья, указал им на окно:

— Муха не должна пролететь, — скомандовал я, и миньоны одновременно кивнули:

— Сделаем, мастер, — дружно ответили они.

— Мастер Чехов, откройте, пожалуйста, дверь, — вновь послышалось из коридора. — Мы знаем, что вы в прозекторской. В остроге везде глаза и уши. Люди видели машину вашей семьи на парковке. И то, как вы с какой-то девкой вошли в помещение. Поэтому прошу вас: откройте дверь. И мы с вами поговорим. Деваться вам все одно некуда.

— Зачем? — уточнил я.

— Нам нужно тело одного нашего стукача, — ответил голос. — Хотим попрощаться с ним как должно. Вы и ваша девка в погонах нам без надобности, уверяю вас. Мы все одно попадем в комнату. Но пока будем ломать двери, мы немного разозлимся. И тогда разговор меж нами другой пойдет. Мы ведь тогда и зашибить вас можем ненароком. Прошу вас, выдайте нам тело.

— Увы, ваш, как вы выразились «стукач» мне очень нужен, — ответил я. — Вы наверняка уже в курсе, что он проигрался мне в карты. Придется ему послужить некроманта в посмертии. Давно хотел завести пса, да все не мог найти подходящего. По всем признакам, кроме верности, вы хорошие псы. Но смерть все исправит. И этот будет мне достойным сторожевым.

Я отлично понимал, что сказанное злит тех, кто стоит за дверью. Но мне нужны были необдуманные поступки.

— Вы можете взять любого другого мертвеца, мастер Чехов, — заверил меня голос, дрожа от ярости. — Мы позволим вам вынести из прозекторской любое тело.

— Продажные, — протянул я со злым весельем и повторил, — По всем признакам, кроме верности…

— Отдайте нам этого стукача! — выкрикнул черносотенец.

Боковым зрением я заметил, как Белова испытующе взглянула на меня, и покачал головой.

— Нет, так не пойдет, — ответил я. — Мне нужен именно Андросов. Это мой мертвец. И никто не заберет его у некроманта.

Собеседник из коридора тяжело вздохнул:

— Видит Искупитель, я не хотел такого исхода. Ну, дело хозяйское. Ломайте дверь.

Из коридора послышался удар. Столы дрогнули, но выдержали. За первым ударом последовал второй. А затем все затихло.

— Чего это они, вашество? — едва слышно уточнил у меня Фома, стаскивая с себя пиджак.

— Поди знай, что там задумали эти каторжане, — пожал плечами я. — Скоро станет ясно.

Долго гадать не пришлось. Буквально через несколько секунд, послышалось гудение и треск. А в щели под дверью потянуло дымом.

— Эй, скудоумные, вы же первые там в коридоре задохнетесь, — не выдержал Фома.

— Не волнуйтесь, мастер, у нас есть воздушник, который может создать вентиляцию, — хихикнул голос за дверью. — Надеюсь, и у вас он тоже есть. Ведь так?

— Белова, ты можешь как-то очистить воздух? — едва слышно уточнил я у Алисы, но девушка покачала головой:

— Я училась не на лекаря, мастер Чехов. Хотя…

Она призвала тотемы-ангелов и принялась создавать какое-то плетение. И дышать стало чуточку легче. Дверь тем временем прогорела под напором способности огневика. И в обугленной дыре показался кто-то из монархистов.

Я дал знак миньону, и мясник метнул крюк, который пролетел между ножек столов и ударил в лицо, распоров ткань. Послышался крик, а мясник дернул крюк на себя, пытаясь втянуть противника в помещение. Раздался хруст, и тело обмякло, застряв в дыре.

— Это и был ваш огневик? — уточнил я. — Надеюсь, остальные будут чуточку поумнее.

Но ответом мне было молчание. А затем, в дверь снова ударили. И еще раз. И еще.

Я вздохнул, понимая, что времени остается все меньше. И принялся плести заклятье на поднятие мертвых, расширяя область действия. Плетение было сложным, поэтому торопиться было нельзя. Но и поднимать мертвых заранее я не хотел. Пока монархисты выломают дверь, миньоны могут выкачать у меня все силы. Потому что призраков, которых можно запечатать в телах, поблизости не было. А в плетение нужно было вложить навыки для каждого поднятого мертвеца.

В комнату снова потянул дым. Видимо, огневики призвали миньонов, которые ломали дверь. А вскоре, створка прогорела. И в проеме показался пылающий элементаль, который принялся расталкивать столы. И я тяжело вздохнул: пора.

Я взмахнул руками, и от кончиков пальцев к мертвецам потянулись темные нити. И трупы заворочались, нехотя поднимаясь и выстраиваясь передо мной, напитываясь силой.

Я вздохнул, прислушиваясь к ощущениям. Но с удивлением отметил, что силы было еще предостаточно. Потому решил расширить область действия.

Нити скользнули к закрытым ящикам, и через секунду, дверцы вылетели из пазов. Каталки выехали из ниш, и мертвецы зашевелились, выбираясь из своих лежбищ.

Боковым зрением заметил, как испуганно ахнула Белова. Обернулся к двери и увидел, как мясник уже вступил в бой с огненным миньоном, который занял весь проем. И отправил на помощь своему помощнику мертвецов.

— Уничтожить! — коротко приказал я. И зомби послушно пошли к цели. И двигались они, к моему удивлению, достаточно шустро и расторопно.

Я быстро осмотрелся и понял, что больше мертвецов в помещении не осталось. Сразу же нашел Андросова, который ковылял к дверям, и обрезал нить. И тело монархиста мешком упало на пол.

На пороге тем временем вспыхнула драка. И против зомби, огненный элементаль продержался недолго, быстро отправившись в межмирье. Вызвавший элементаля огневик упал на пол, и зомби зашагали по нему, топчась по телу. В коридоре послышался треск и вспышки. Я почуял высвобождаемую силу. Видимо, монархисты пытались остановить орду. Но это было бесполезно. Зомби не чувствовали боли и могли рвать огненных и ледяных элементалей буквально голыми руками. Мощных же существ монархистам призвать было невозможно. Слишком уж узким был коридор.

Управлять зомби было несложно. Был только один минус. Будучи связанным с мертвецами, я чувствовал каждого из своих миньонов. И это было не очень неприятно. Хоть эмоции и были притупленными, но я ощущал жажду, гнев, ненависть. Ясно понял, когда в коридоре поднялись новые мертвецы, которые всего несколько минут назад, будучи живыми, хотели моей смерти. Сейчас они ревели от бессилия и шли уничтожать своих товарищей.

— Мастер Белова, не могли бы вы призвать миньона-лекаря? — уточнил я. — Если новые друзья падут, нам быстро придет конец.

— Лечить мертвых? — девушка растерянно взглянула на меня.

— Нам нужны относительно целые тела, — пояснил я. — Достаточно будет срастить конечности, которые им понадобятся для боя. Также пусть ваш помощник, лечит живых жандармов, если найдет.

Алиса создала миньона, который направился в коридор. А вскоре, в проеме стали видны вспышки света.

Помощника Беловой нужно было защитить, и я призвал Минина, который мигом появился рядом:

— Приказывай, мастер, — произнёс он с азартом.

— Помоги в коридоре, — скомандовал я.

— Сделаю, — коротко ответил призрак и метнулся к проему.

— Убивать! Калечить! Жечь! — послышался из коридора довольный рев. А следом раздалось жужжание топора и крики ужаса. И я шагнул к проему.

— Вашество! — вырвалось у Фомы.

Парень едва сдерживал превращение. Но я резко мотнул головой и уверенно скомандовал:

— Охраняйте Белову, Фома Ведович. С ней не должно случиться беды.

— Она будет за нашими спинами, — возразил Питерский.

— Это приказ, — я нахмурился. — Если она погибнет, я не прощу себе.

Шаман задвинул Белову за спину и мрачно пообещал:

— Она не пострадает.

К моему удивлению, моя сила вела себя не так, как обычно. И вместо выгорания тотемы генерировали столько силы, что меня буквально разрывало от ее количества. Ее нужно было пустить в ход. И я шагнул к дверям.

Коридор представлял из себя ужасное зрелище. Пол и стены, выложенные кафелем, были заляпаны красным. Видимо, зомби не особо церемонились с живыми, буквально разрывая их на куски. Поэтому многие тела были сильно изуродованы. Я протянул руки, и те мертвецы, кто мог продолжать бой, начали подниматься. Неуклюже зашагали к выходу, где за спинами моих миньонов слышались крики монархистов. Армия нежити выдавливала живых, уничтожая миньонов и людей.

Следуя за мертвецами, я вышел во двор. Взмахнул рукой, и трупы остановились. Монархисты же попятились от армии зомби, которую вел перемазанный красным Минин.

Я шагнул вперед, окутав себя костяным щитом. Поинтересовался:

— Вы звали меня? Ну, вот он я — некромант, которого вы ждали. Этого вы хотели? Это призывали, глупцы?

Голос оказался громким. Он расслаивался, будто вместо меня говорили сразу несколько человек. Даже для меня это звучало жутко. Монархисты же попятились, не думая атаковать окруженного мертвецами некроманта.

— Вы устроили бунт, и к чему вас это привело? — продолжил я. — Вы только добавили себе срок. А еще на ваших руках смерть жандармов.

Десяток жандармов, которые сломанными куклами лежали во дворе, вдруг зашевелились и принялись подниматься на ноги, вливаясь в мою армию.

— Все оставшиеся живыми с этого двора будут завидовать мертвым. Выживших отправят на бессрочную каторгу, господа, — продолжил я вдохновенно. — А ваша организация будет уничтожена. Уж я об этом позабочусь.

Сила распирала меня. Она жгла меня изнутри, пытаясь высвободиться. И я выпустил ее. И меня будто бы окутало бархатной тьмой. А на душе разом стало спокойно и прохладно.

В рядах монархистов послышался вой страха. Противники рассеялись по двору как раз в тот момент, когда за их спинами послышался топот и крики. А затем, чей-то веселый голос произнес:

— Эй, шпана, у нас на блоке так не хулиганят.

Из блока острога высыпали бойцы. Причем, татуировки «Сынов» носили не все. Большая часть была с метками «кадетов», или вообще не принадлежали бандам.

Один из «Сынов», мужчина лет сорока, вышел вперед, и неуверенно протянул, рассматривая меня:

— Простите, мастер Чехов. Торопились как могли. И вот мы здесь. Но смотрю, вы и сами справились. Сильны, мастер некромант.

Последнюю фразу он произнёс с уважением. А в серых глазах не было страха. Чего не скажешь о большинстве его товарищей, которые явно были напуганы, хоть и старались не показывать виду.

— Дайте волю силе, — осторожно посоветовал анархист. — Иначе она вас сожрет. А этих мы сами угомоним. Успокойтесь, мастер некромант. Вы смогли.

Я поднял руки. И сила словно потащила меня вверх. За спиной будто распахнулись огромные крылья. Я взмыл к небу, завис над двором, рассматривая застывших острожников. А резко выдохнул. Волна силы прокатилась по двору. Каторжане попятились, а мертвецы моей «армии» словно засияли от впитываемой энергии. Они закричали с мрачным торжеством, приветствуя меня. Каждый мертвый стал моим трофеем. Я ощущал мысли каждого из них. Их мечты и надежды. Их тоску и страхи. Все эти эмоции наполнили меня до самого края. И одним выдохом я показал каждому мертвому воину, что бояться им нечего. Что за этим пределом есть другой. Там каждого из них ждет новая жизнь, другая судьба и очередные надежды, мечты и разочарования.

— Хозяин, — взвыли они в унисон, не отводя белесых глаз от моей фигуры. Ко мне потянулись скрюченные пальцы. — Избавитель…

Время словно замерло. Солнце пробилось сквозь облака, наполнив двор мягким светом. В лучах кружились пылинки, казавшиеся золотом. Вокруг меня завертелся вихрь силы, увлекая сияющие частицы, творя из них нечто напоминающее кокон.

— Освободитесь, — громовым голосом скомандовал я и развел руки в стороны.

Мертвые падали, словно подкошенные. На их лицах застыло умиротворение. Когда я разорвал нити со всеми мертвыми, сила резко вернулась в меня. Я потерял свои призрачные крылья. Тяжелым камнем рухнул на каторжный двор. И последним, что я услышал, были гудки машин жандармерии, которые наконец-то прибыли на поднятый сигнал тревоги. Затем, внезапно очень мягкая земля приняла меня. И сознание погасло.

На этом все. Любите страну:)

Новый том приключений некроманта-адвоката уже начат. Читать можно здесь:

https://author.today/work/reader390229

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Чехов. Книга 11. Трофей некроманта