Книга Судьи

Тогда спросил бог человека, согласен ли тот исполнить великое дело и быть судьей мира во время смуты и перемен. И согласился человек по легкомыслию своему, а может по великой силе, и свободе, и правде. Ибо что остается людям, таким хрупким и смертным, как не свобода и правда.

Глава 1

Трое ребятишек сидели над речкой под большой ивой, полоскавшей свои ветки в мутноватом потоке, и вцепившейся корнями в отчаянно разлезавшуюся почву. Двое мальчиков мастерили луки, а девочка постарше, можно уж сказать юница, приглядывала за ними и чинила птичьи силки. Внезапно дети отложили свои занятия. К монотонному шороху дождя добавился какой-то посторонний звук. Он шел с реки. Девочка сделала знак, и все поднялись на ноги, всматриваясь круглыми голубыми глазами в речной изгиб и готовясь дать стрекача, в случае опасности. Из-за поворота показалась небольшая берестяная лодка с единственным путником на борту. Рискованно, по нынешним временам, плавать в одиночку, ведь голод выгнал самых отчаянных к реке, да на дороги. Впрочем, у того, что в лодке, похоже, и взять нечего. Ветхий плащ с капюшоном, еле держится на острых плечах — болтается, как на пугале. Лодка шла по стремнине, легонько покачиваясь, тихо раздвигая туман и почти теряясь в серо-зеленом водном сумраке.

— Смотри, лодка пустая плывет, — ткнул пальцем один мальчонка, — Жаль далековато, не словим. Или рискнуть? Поплыли наперехват?

— Ты что, слепой? В ней же человек сидит? — удивилась девочка.

— Сама, Лишка, ты слепая. Пустая лодка, — надулся пацан, — Не хочешь, чтоб мы в речку лезли, так и скажи.

Лишка, с удивлением посмотрела на ребят. В это время фигура в лодке зашевелилась. Путешественник достал из рукава дудочку, поднял ее туда, где под капюшоном должно быть лицо и заиграл. Прихотливая мелодия заструилась над речкой. Медленная и тягучая она заполняла собой пространство, обволакивала слушателей, сливалась с дождем и проникала во все щели. Дети застыли не в силах пошевелиться. Никогда Лишка не слышала ничего похожего, хотя в былые времена часто забредали в их деревню и скоморохи, и гусляры, да и княжеские потешники один раз гостили у них, почитай, неделю, когда бураном замело намертво всю округу. Те играли хорошо — иногда весело, иногда грустно, но всегда мелодия была чем-то внешним. Тут же музыка вырастала, казалось из самой земли, сплеталась из струй дождя, продолжала плеск реки. Все растворялось в ней, как растворяется в воде крупица соли, и сама она сливалась с природой и слушателями: пропадала в них, и из них же, казалось, росла. Лишка тряхнула головой, пытаясь прогнать наваждение. Фигура в лодке беспокойно дернулась, застыла, словно пытаясь уловить посторонний шум, потом отложила дудочку и медленно повела головой. Лишка вскрикнула, схватила замерших ребят за руки и кинулась к деревне. Лодка скрылась за поворотом. Река снова опустела. И только мелкий дождь все сыпал и сыпал, шуршал по листьям, шлепал по воде.

Нельзя сказать, что к Лишке в деревне относились плохо. Нет. Просто любить ее было некому. Мать — дочка кузнеца, умерла, родами. И хорошо, а не то дед Сила, прибил бы дочь с такого позора: нагуляла ребенка неизвестно от кого. Срам на всю деревню, еще и рот голодный кормить. И ведь как скрывала, до самой поры никто ничего не прознал. Даже соседские бабы, уж на что приметливые, а и то ничего в упор не видели. Как глаза кто отвел, честное слово. Так ли иначе ли, а, можно сказать, сиротой девчонка родилась. Хорошо времена тогда были сытые. Дед оставил ее в доме, не отдал комлям, не выкинул на мороз — и такой обычай был взаводе. А что сделаешь? Лишний рот — он всю семью погубить может, вот старший и решает, что с новорожденным делать. Так зажила Лишка в кузнецовом доме. Место свое с детства понимала, не роптала, не жаловалась, тихая и в работе прилежная. А все одно, всем чужая — лишняя. Соседи идут — сквозь нее смотрят. Ребятишки в игры не зовут. Да и в семье внимания никто не обращает. Есть — хорошо, нет — может, не сразу и заметят. К тому же странная она была, эта девочка. Все молчит, брови хмурит, а то уставится, например, на камушек или ветку и сидит, как окостенелая. Может дурой родилась, кто разберет. Потому, наверное, рассказ про диковинного странника на лодке никто в серьез не принял. Надо же, человек без лица на дудке играет, и никто его кроме одной девчонки ни видит, ни слышит. Ерунда! Тут снова неурожай, голод грозит, дождь проклятый все гнилью поразил, а дети со своими сказками пристают. Потыкалась Лишка по деревне, помыкалась, да и угомонилась. Может действительно привиделось? А если и нет, что с того. Человек-то уплыл, а работа вот она — перед тобой. Никто ее за тебя не сделает. И стирать надо, и силки починить, на берегу брошенные. Вот дед бы рассердился, коли узнал, что Лишка семейное имущество из пустого страха оставила! Опять же козами заняться. Нет на фантазии времени, только крутись-успевай. Вот она и успевала. Однако, ночью, ворочаясь на влажной, пахнущей козами подстилке вспомнила она дневное свое странное приключение и вздрогнула. Так ярко явилась ей снова фигура в капюшоне. Впрочем, сон и усталость быстро взяли свое — Лишка нырнула и поплыла по черной пустоте тяжелого забытья.

Среди ночи, примнилась ей опять та мелодия. Только была она тише, нежнее, и в то же время как-то настойчивее. Девочка застонала, заметалась, с трудом приоткрыла глаза. Необычайно яркая луна светила сквозь щель под крышей. Дождя не было. Тишина, абсолютная, исключительная в своей чистоте покрывала землю. Ни комариного писка, ни собачьего лая, ни даже шороха, качаемых ветром деревьев — ничего. Лишка поднялась. Движения давались с трудом — как сквозь кисель идешь. Голова болела. Девочка приставила к стене лесенку, поднялась и выглянула на улицу. Кузня, в которой ночевала Лишка — стояла на отшибе, большей частью даже за частоколом. Люди боялись пожара, вот и оттеснили опасную постройку почти за околицу. Девочка выглянула наружу. Ночь была темно-синяя с серебром. Деревенское поле, начинавшееся у подножия холма и идущее до самого леса, поблескивало влагой в ярких лучах луны. Дорога с расплывшимися колеями, полными водой, петляя, уходила к лесу, и там, уже почти на границе видимости, шевелились маленькие фигурки. Держась, как слепые друг за друга, оскальзываясь и спотыкаясь, брели они прочь от деревни туда, где звучала странная музыка. Девочка соскочила с лестницы и кинулась на главную площадь. Разбудить, ударить в набат. Она бежала, превозмогая неизвестно откуда взявшуюся ломоту в теле. Несколько раз силы совсем покидали ее, и она останавливалась, привалившись к забору, или даже просто опустившись на ставшую вдруг такой длинной дорогу. Уже на самой площади, нестерпимая боль пронзила ее от пяток, до макушки, девочка вскрикнула. Рот наполнился чем-то соленым. Перед глазами поплыли круги, голову сжало огненным обручем. Теряя сознание, она ударила в колокол, и повалилась на землю. Луна скрылась за набежавшими вновь тучами, припустил дождь, никто в деревне не проснулся.

Глава 2

Серые флаги влажно хлюпали под дождем, предупреждая путников о несчастье, поразившем деревню. Мор начался внезапно, в то утро, когда исчезли дети. Первой на площади нашли кузнецову внучку. Кровь шла у нее изо рта, тело почернело, распухло. Деревенский староста, что по утру шел отпирать ворота, наткнувшись на девочку, решил было, что она померла, но нет — Лишка, как раз оказалась среди немногих выживших. И было это странно. Прямо таки настораживало. Во-первых, из всех деревенских детей, только она осталась в селе, во-вторых, болезнь ее не прибрала, а только немного потопталась по лицу, да присушила слегка левую руку. Не иначе дело не чисто. В центре мора, когда обезумили люди от горя и боли, кинул кто-то об этом слово- и понеслось. Всё припомнили: и неизвестного отца, и странность самой девочки, а главное, почему-то профессию деда. То жили-жили, ничего, а сейчас, вдруг решили, что кузнец — профессия неверная, подозрительная. Вмешивается, дескать, в натуральный ход вещей. А кто не вмешивается? Пашня, то, тоже не сама по себе ячменем зарастает. Потом, стали тыкать в идола над входом в кузню. Старых богов де дед Сила не отринул. Знается с комлями. Еще недавно сами к ним с поклоном ходили. Да и не в том, совсем дело. Сила одним из первых нового бога принял, а что идола оставил, так зачем его снимать? Кому мешает? В общем, одно за другим, понеслась волна по деревне. Людей, конечно, тоже можно понять. В таком горе, хоть кого-то виноватого найти хочется. Отчаянье свое выплеснуть, страх. Ведь если нет виноватого, тогда что же это получается, в любой момент ни с того, ни с сего такая беда повториться может? А так, вот она Лишка. Ату ее. Гони ее. Проклинай ее. Лишка, хоть и мала, а все поняла верно. Собрала свои вещички — плащ, кулончик берестяной материн, и ушла ночью тихонько. Не стала ждать, чем для нее обернутся злые слова, да косые взгляды. А и с другой стороны, зачем ей в деревне оставаться, когда и дед с бабкой померли, и дядьев всех прибрало. Изо всей семьи в живых только тетка одна, да брат двоюродный великовозрастный. В доме она и раньше как чужая была, а теперь и вовсе лишняя Лишка стала.

Ну, пошла до Пескова-города. Он, конечно, подальше, но идти туда веселее. К Градчанам вдоль дороги все елки, да буреломы. Темно, как в могилу ложишься, и сплошная глина под ногами. А к Пескам идти — совсем другое дело. Сосны до неба, дорога — мелкие камушки. А то, вдруг, поднимешься на холм. Внизу под обрывом речка, простор до неба. В таких местах раньше светлым богам капища ставили, по праздникам песни пели, цветы несли. Сейчас уж нет, конечно. Только остовы стоят, да камни требные разбитые виднеются. Лишка по пути, зашла в одну кумирню, что чудом не полностью сгорела.

Укрылась там на ночлег, передохнула. В благодарность, как бабка в детстве учила, положила на камень веночек. Правда, собрала, что первое под руку попалось. И сил не было что-то определенное искать, да и не ясно, кому кумирня поставлена, какие цветы нести положено. Так добрела до города — грязная, голодная, уродливая от болезни. И раньше красавицей не была, а теперь… Одно радует — немощной подают охотнее. Поглазеть всем хочется: и страшновато и радостно, что не с тобой такая беда приключилась. Правда пошла молва про страшный этот мор, что Лишкину деревню выкосил. Советники князя стали вроде думать, не закрыть ли намертво вход в город, не погнать ли всех подозрительных, но пока решения не было. Поговаривали, что ждут совета от скимаха, что едет из самого столичного храма. Впрочем, Лишка надеялась на лучшее. Авось не погонят, а погонят, так не всех, а всех, так может спрятаться-переждать удастся. Мало ли в городе нор и норушек? А пока сидела она как обычно утром возле главного торжища, на углу переулочка. Место, хоть не центральное, а свои выгоды есть. Во-первых, не так тесно — есть пространство себя показать. Во-вторых, в случае чего драпать удобно. А такие «случаи чего» уже случались, оно и понятно: город он всех к себе тянет, и плохих и хороших.

Солнце взошло довольно давно, но тучи на небе были до того плотные и тяжелые, до того низко висели над землей, до того отливали в черноту их набухшие животы, что в городе было сумрачно, как вечером. А уж в Лишкином переулке и подавно. Девочка беспокойно заерзала. Торг, хоть и вялый, близился к концу, а в сумке осела только половина баранки, да рыбья голова. Впрочем, дела сегодня не шли не только у нее. Рядом тяжело вздыхала скрюченная старушка, что не так давно тоже пристроилась тут промышлять. Староста, доглядывающий за побирушками, сначала хотел ее гнать в другое место, но как- то она его уломала. Вот и сидели они у серой заплеванной стены, одинаково зябко поводя плечами, да с одинаковой надеждой протягивая вперед свои сумки, каждому проходящему мимо. Внезапно в общем уличном шуме, чуткое ухо Лишки уловило какие- то посторонние звуки. Она встрепенулась и закрутила головой. Нищенка рядом тоже вся вдруг подобралась. Отложила сумку в сторону, напрягла спину, скинула покрывающий голову верхний платок. В дальнем конце площади, почти напротив того места, где работала Лишка, появилась телега, груженая шкурами. Рядом с телегой, придерживая лошадь за уздцы, шел крупный бородатый мужчина, а позади маячила фигура в плаще с капюшоном и такой знакомой дудочкой. Лишка вскочила, задела прислоненную к стене клюку старухи, палка с громким хлюпаньем упала в чернеющую посреди переулка лужу.

— Стой, — закричала девочка, — Ловите его, люди добрые! Того в капюшоне! Он детей сманивает!

Она заработала локтями, пытаясь пробраться через толпу.

— Куда прешь, безбожная! — напустился на нее зеленщик, чью лавку она чуть не перевернула.

— Ловите, того в плаще с дудкой! Вон, за телегой идет!

— Дурная что ли? Нет там никого…

Лишка с удивлением взглянула на торговца и снова бросилась сквозь рыночную толчею. Капюшон меж тем уже достиг конца площади и поворачивал на улицу, ведущую прочь из города. Около последней палатки, он, не прекращая играть повернулся. Снова, как тогда на реке Лишка увидела серовато-белое абсолютно гладкое лицо-маску, и отпрянула в невольном отвращении. Когда же она пришла в себя и протолкалась таки к выходу, улица была уже пуста. Только несколько малышей стояли, замерев, у ворот добротного дома, да кричала ворона под стрехой, выходящего на улицу амбара. Лишка ринулась вперед. Неожиданно какая-то сильная рука схватила ее за запястье. Девочка покачнулась и чуть не упала.

— Куда ты? — раздался голос.

Лишка повернулась. Позади стояла ее соседка, старуха-нищенка. Впрочем, сейчас она не выглядела дряхлой. Грязноватая, в плохой одежде, худая, даже изможденная, но не старая женщина. Лишка высвободила свою руку.

— Зачем вы меня остановили? Ведь вы тоже видели того в капюшоне. Он детей сманивает! Его надо догнать.

— Зачем?

— Как, зачем? — растерялась девочка.

— Я спрашиваю, зачем его догонять. Что ты дальше собираешься делать?

— Ну, задержу как-нибудь. Людям на него укажу. Вместе справимся…

— Люди его не видят, я думаю, ты это уже поняла. Пошли со мной. Поговорим. Его уже все равно не найти.

Она снова потянула девочку за руку, и теперь та послушно пошла за ней, вдоль неожиданно открывшегося в стене переулка. Сделав несколько поворотов, проход уперся в обитую медью дверь в глухой бревенчатой стене. Лишкина спутница что-то тихо пробормотала, затем толкнула створку, и кивнула головой, приглашая девочку войти. Из-за двери потянуло теплом и медом. Лишка немного поколебалась, но все же переступила порог. Она попала в странное помещение: без окон, с уходящими куда-то в неимоверную высь стенами, расписанными цветами и листьями, с неверно мигающим рассеянным светом, который шел, казалось, со всех сторон. Посреди чуднОй комнаты стоял каменный стол, накрытый чистой холстиной, около него две лавки.

— Садись, — снова мотнула головой женщина, — снимай свой плащ и вешай на перекладину у стены. Здесь не бывает холодно.

Девочка стала стаскивать накидку.

— Что у тебя с рукой? — бросила хозяйка, возясь у стола.

— Усохла после мора. Мор у нас был в деревне, — буркнула Лишка, — И, кстати, после того, как этот… это у нас побывало.

— Понятно, и теперь ты решилась на что?

— Как что? Наказать, предупредить. Ведь тогда он детей увел. Я сама видела. Ночью играл на своей дудке и все наши малыши за ним в лес ушли.

— Сама видела, сама слышала, но не пошла, и в мор уцелела. На вот, выпей, поешь.

Женщина отошла от стола, и Лишка увидела, что стоит на столе миска с кашей, а рядом дымится в ковше травяной отвар. Девочка с радостью набросилась на еду.

— А почему вы просить ходите, если у вас все есть? — полюбопытствовала она, уписывая угощение.

— Хожу, значит надо. Ты, я вижу, большая до чужих дел охотница, — отрезала хозяйка, усаживаясь напротив. — Здесь и сейчас только я спрашивать буду. Давай, выкладывай. Кто ты, откуда. Как в город попала. А подробнее всего про мор и увод детей.

…

…Камень лег в раствор, закрывая навек последнее-пристанище одержимого. Одержимый… пророк… сумасшедший… оракул… Настоящее имя давно стерлось. Я и сам не могу его вспомнить. Кажется, когда-то я жил в оживленном городе. Смутно видится большой дом, веранда, выходящая в сад. Какие-то дети у фонтана. Чей-то голос: «Прохор! Прохор!». Впрочем, может это и не меня звали тогда в солнечном жарком полдне. Конечно не меня, даже если физически я и был тем «Прохором», духовно я изменился полностью в тот момент, когда услышал зов.

Была гроза, страшная. Она наползла, из-за гор и обрушилась на город яростно и отчаянно. Молнии резали воздух, гром разрывал мозг. Я зачем-то вышел из дома. Внезапно, раздался особенно сильный удар, земля содрогнулась, острая боль пронзила голову, тело выгнулось, как в припадке, глаза навсегда ослепли. И вот тогда я услышал крик. Крик Аримана, преданного братом. Аримана, сброшенного в пропасть без дна. Аримана, обреченного на забвенье. Аримана — архитектора мира… С тех пор голос бога звучит у меня в голове. О, эти видения, эти невыразимые человеческим языком смыслы, это отчаянье бога и горькая немощь его орудия! Они иссушили меня, отняли силы, украли прошлое, разметали личность, сделали чужим в мире. Может быть теперь, замурованный в пещере, на краю земли я смогу, наконец, исполнить свое предназначение и сказать все, что должен. Сказать тому, кто когда-нибудь будет искать истину.

Скоро тьма, которую слепота набросила на мои глаза уйдет, и я снова увижу остров, под серым небом, почувствую соленый ветер у себя на губах, увижу битву, сотрясающую вселенную и опять в бессильной муке стану тянуть руки к сияющей двери, в скале над бушующим морем. «И увидел я древнего зверя восходящего из бездны. Ярость была его короной, горечь — мантией. Месть текла кровью по жилам, боль горела пламенем в глазах. Но ярче пламени сияла дева, сидящая на его спине. И в одной руке был у девы меч, а в другой ключ. И мир содрогнулся пред ликом её…»

Триста лет назад

Сухой воздух дрожал над камнями. Ни ветерка, ни облачка. Море застыло в ослепительном сиянии. На краю высокого, изъеденного ветрами и водой скалистого берега стоял молодой мужчина в свободном светлом балахоне и платке, перехваченном на лбу узорной тесьмой. Он задумчиво глядел вдаль, будто выискивая на небе знаки. Позади него на небольшом возвышении, в котором только очень внимательный взгляд смог бы признать произведение человеческих рук, суетились люди. Одни лопатками и большими метлами расчищали поверхность, двое устанавливали в углу платформы массивный плоский камень, до этого валявшийся чуть в стороне, остальные переносили сумки со стоящих в стороне осликов.

— Хозяин, — подошел к краю скалы пожилой худой бородач, — все готово.

— Что с плитами?

— Сильно вытерты. Не могу разобрать, — смуглый коротко поклонился и отступил обратно.

Молодой постоял еще некоторое время, вглядываясь в горизонт, потом повернулся и бегом спустился к месту раскопок. Там он опустился на корточки и стал под разными углами разглядывать камни, покрывающие платформу — возвышение.

— Джафа, — позвал он, и снова его недавний собеседник бросился к нему, — смотри, Джафа, на эти линии. Пусть я лишусь бессмертия, если это не изображение циркуля.

— Хотелось бы, чтобы это было так, Искатель, — промолвил, присаживаясь рядом, Джафар.

— Неужели ты устал бродить со мной по свету? — усмехнулся молодой, — Запомни поиск и знание — вот то, ради чего стоит жить, хоть даже и вечность… Особенно вечность. Эй, ребята, осторожнее с вещами.

Молодой легко поднялся на ноги, подошел к установленному в углу плоскому валуну, поставил на него несколько глиняных разноцветных плошек, и стал насыпать в них порошки, которые тут же готовил, перетирая в ступках и смешивая между собой какие — то вещества. Джафар стоял у него за плечом и записывал последовательность действий Хозяина на глиняной тонкой табличке. Наконец, все было готово. Юноша провел над плошками рукой и они одновременно закурились разноцветным дымом.

— Вот это уже интересно, — пробормотал Искатель, — смотри Джафа, почти все воскурения изменили цвета. Даже смесь Великой матери отливает серым против солнца. Что это значит? Ну — ка, молодежь?

— Наложены заклятья, Хозяин, — вышел вперед парень, что до этого таскал сумки.

— Рафик, такую блестящую догадку мог бы выдвинуть и пень, если б путешествовал с нами хоть пару дней. Не обижайся, я тебя ценю, вот и цепляюсь. Какие заклятия ты видишь?

— Боюсь ошибиться, Искатель, но по моему, кроме золотого стандарта охраны храма, тут наложены «пернатый змей», «луна», «око пустыни» и еще что-то, но, что конкретно — я не разберу.

— Молодец, все в точку! — похвалил Хозяин и Рафаил гордо улыбнулся, — остались только те, для которых даже я не знаю названий. Вот это, лишит разума, но не сразу, а в течение года. Это — галлюцинации. А тут, скорее всего ложная память. Очень остроумный набор, по-моему. И накладывал большой мастер, но, — он выдержал эффектную паузу, — уж конечно не такой, чтобы противостоять мне. Воспользуемся тем, что далось мне по праву рождения. Готовность номер один.

Его ученики отбежали подальше, распластались на заранее расстеленных циновках и прикрыли головы платками. Тот же, кого они называли Хозяином или Искателем, и чье настоящее имя было Керкус, начал быстро что-то шептать, и рисовать на плоском камне пальцем знаки. Скала дрогнула, взметнулись столбы пыли, Керкус хлопнул в ладоши.

— Все, встаем, представление окончено. Мальчики вскрывайте.

Четверо молодых парней подхватили крепкие палки с острыми обитыми медью концами, подцепили сероватую плиту, на которую указал им Хозяин, дружно навалились. Камень скрипнул и стал медленно съезжать с места. Внезапно, из образовавшейся щели вырвался огненный столб. Искатель щёлкнул пальцами, сбивая огонь, и с любопытством подался к отрывающемуся проему.

— Какие шутники были дедулины почитатели, — пробормотал он вставая на четвереньки и нетерпеливо заглядывая внутрь, — Будем надеяться, что это то самое место. Во всяком случае, если б я сюда удалился, то тоже стал писать жуткие пророчества. Пошли, все спокойно.

Он махнул рукой и первым спрыгнул в подземелье. За ним последовали Джафар и шестеро молодых учеников. Остальные пятеро остались сторожить сверху. Мягкий свет, который, казалось, шел от фигуры Искателя, растекся по древней крипте. В нише дальней стены лежал свиток.

— Нашли, Хозяин, — прошептал Джафар, — Славьтесь!

— Славьтесь, — подхватили ученики.

Керкус отодвинул в сторону плошку с сернистым аммонием и устало потер виски. Он любил работать руками, не прибегая к магии. Подчас, конечно, это утомительно, зато позволяет отвлечься. Кроме того, сам процесс поиска решений доставлял ему удовольствие, недаром его называют Искатель. Пергамент лежал перед ним на столе. Последняя часть головоломки, кусочек мозаики — и вот то, что когда-то лишь смутно угадывалось, обрело окончательные черты.

— Джафа, — позвал он, и худой согдиец, спящий у стены, встрепенулся, — не спи Джафа, проспишь судьбу. Я был прав! Все, все подтверждается.

— Конечно, подтверждается. Хозяин. Как может быть иначе? Все стало ясно еще тогда, на плато у соленого озера.

— Любое предположение надо проверять до конца, Джафар. Особенно такое, от которого может зависеть твоя жизнь, — посерьезнел Искатель. — Вот это, — он постучал по пергаменту, — снимает все вопросы. Долго я к нему шел…

Молодой человек задумался. Перед его внутренним взором возникла большая беседка у колодца. Веселые и самодовольные лица молодых богов. Он всегда был им чужим. Недоумение, возникшее между ними в детстве, постепенно сменилось взаимным презрением. Они смеялись над его одиночеством, интересом к людским делам, неловкостью в управлении огненными колесницами. Ему была противна их праздность и чванство.

— Как ты можешь так жить? — спрашивал он у Стерха — единственного из всей компании, кто хотя бы не так упоенно участвовал в вечном празднике.

— Ты слишком строг к нам, или к себе, — пожимал плечами тот. — Мы — боги. Перед нами вечность. И потом, чем прикажешь нам заниматься?

— В Подлесье падеж начинается.

— Что?

— Ты — покровитель скота. Вот я тебе говорю, что в Подлесье начинается падеж.

— Ты серьезно? Да это нормальный ход вещей! Сейчас — падеж, потом приплод. Подлесье какое — то. Я даже не помню где это.

— Там тебе недавно капище поставили.

— Ах, вот что. Ну, ладно, действительно надо заняться. Новые последователи мне нужны. Спасибо. Еще пара капищ, и я обойду Альву.

И Стерх уходил, как уходили они все: не слыша и не прислушиваясь, не видя и не желая видеть, полные довольства собой и местом, которое они занимают в мире. И Керкус оставался один. Всегда один.

Триста лет назад

— Джафа, — позвал Керкус, отложив последний свиток и потирая усталые глаза.

Смуглый, худой согдиец проворно поднялся с циновки и подбежал к столу.

— Тут не все, Джафа. Предсказания не полны.

— Как? Не может быть. Мы нашли все девять храмов и полностью их обыскали. Все документы, которые когда-либо были созданы в их стенах, тобой прочитаны Искатель.

— Ты споришь со мной, смертный? — нахмурился бог и сумрак в углах комнаты сгустился.

— Прости, повелитель, — упал на колени Джафар. — Ты, конечно, прав. Но я не могу понять, как мы могли пропустить хоть что-то? Ведь ты сам осматривал каждое капище.

— Поднимись с колен. Прости. Сам не знаю, что со мной.

— Взрослеешь, Светлый, — покачал головой человек, — И потом ты прав! Порядок быть должен. Ты — бог, я забылся.

— Ладно, ладно. Сейчас не до того. Слушай меня, Джафа. Мы собрали и просмотрели все, даже уничтоженные документы, любые записи, память о которых сохранилась в стенах храмов Аримана, но я чувствую — должно быть что-то еще.

— Но почему? Система совершенна. Ведь ты сам говорил, «пульсация Силы, элегантное решение, в эру угасания выживут только лучшие, направленный отбор». Появились какие-то новые сведения? Что тебя беспокоит?

— Если б я только точно знал что! — Керкус вскочил и взволнованно заходил по комнатке. — Вроде все сходится. Действительно периодическое возрастание и убывание Силы в мире имитирует определенные процессы, которые Боги-Близнецы заложили и в других частях мироздания. Логично применить их и здесь. Почему бы и нет… Почему бы…

— Конечно, — поддакнул вновь осмелевший Джафар. — Прекрасный план. Прилив и отлив. А удержать часть силы можно, только накинув кольцо заклятий на источник у корней мирового дерева. И тот бог, кто это сделает, будет единственным, владеющим силой в эру угасания.

— Тот, или те, Джафа.

— Хорошо, пусть «те», хотя я уверен, что сейчас владельцем силы останется один, — согдиец низко поклонился, пряча довольную улыбку человека близкого победителю.

— Да, все так. Все логично, безупречно, математически точно построено, но… как сюда вписывается вот это?

Бог поднял руку и в ней появился пергамент с небольшой печатью черного сургуча.

— Это «пророчество двери», повелитель?

— Оно… узнаешь? — Керкус грустно и как-то нежно улыбнулся свитку. — Помнишь, как мы нашли его Од-ар-Нахбе?

— Конечно, помню, — покачал головой согдиец. — Но, Искатель, дверь мы открыть не позволим! Да и сможет ли хоть кто-то нам воспротивиться, когда в наших… в твоих руках будет единственный источник силы?

— Дело не только в этом, Джафа… Зачем вообще нужна дверь?

Глава 4

К октябрю стало окончательно ясно, что урожай пропал. О чем говорить, когда на одну посеянную меру удалось собрать две, много три меры! По городам пошел ропот. Князья и вотчинники пустили отряды, выкупать у селян излишки в общественные кладовые. А какие там излишки, когда тем самим есть нечего? Вот тут и явил новый бог очередное чудо. В день Великой жертвы, это, если по старому, а по новому в день Осеннего поворота, во всех больших городах, в самый разгар главного ярмарочного торга появились на площадях выжлецы. У их десятников, как люди передавали, в руках были жезлы, навроде, как раньше комли носили. Но тут, понятно, на концах у посохов были не ветки, не камни и не букеты цветов, а кольцо — символ вечности и нового порядка. А дальше, призвали они всех читать «Славься». Люди читают, что делать, вокруг выжлецы стоят — смотрят, кто молитву знает, а кто запинается. Привыкли уж, что там. Но тут совсем другое дело пошло. Читают люди, а у десятников из колец, что на палках свет идет. И так хорошо от него всем становится, так радостно, как будто и дождя нет, и год урожайный, и впереди не зима, а скажем, лето опять намечается. Но и это не главное. Ровно на последних словах, настоящее чудо и случилось. Громыхнуло над площадями, и голос сверху пошел: «Утешьтесь и надейтесь, молитесь и верьте, трудитесь и вознаграждены будете». Тут смотрят люди. Батюшки! Что с товарами? У кого был мешок ячменя, стало семь мешков, у кого одна рыба — семь рыб, свинья — семь свиней, и так дальше. Радость — не то сказать. Слова такого пока не придумали, чтоб описать. Конечно, княжьи дружинники тут как тут, да и выжлецы божью долю собрали. А все одно, спаслись от голода. Теперь уж и зимовать можно.

Вот такие слухи дошли до скита, где теперь обитала Лишка. Принес их Борей — старший послушник, что ходил связным к поморским комлям. Информация была секретной, но, как уж водится, все ее узнали и уже к вечеру, даже в спальнях у младших только об том и говорили. Лишка, впрочем, в обсуждении почти не участвовала. Во- первых, сказать ей особенно нечего. Ну, силен Новый бог. Что есть, то есть. А только в старые времена и другие боги были не слабее его. А, во — вторых, и в главных, не умела и не любила она попусту трепать языком. Вот у Яринки, так ловко получается говорить. Только рот откроет, все ее слушают. Всем интересно. И скажет на грошик, а развлечет на рубль. Как у нее так выходит? И дело не только в Яринкиной красоте, нет, тут еще талант рассказчика, легкость и точность языка. Вся она легкая и точная. Глаза синие, горят — насмехаются. Хорошая девчонка и с большим талантом, не то, что Лишка. У той дара почти совсем не было. Бёрн в первые дни ей честно все сказал: дескать, в прошлое время ее бы и в деревенские ведуньи готовить не взяли. А сейчас, что ж… Будем честны, в скиту уже учили не магии, а, скорее, воинскому делу. Уходила сила из нашего мира. И самые даровитые колдуны способности теряли, а выжлецы тут как тут. Не хочешь новому богу служить, или есть какие прегрешения — на костер, а то и что похуже. Вот и сколотились, спрятались по дальним скитам ведьмы, да ведьмаки, комли, да служки, что свое мнение имели насчет новых порядков. Кто ждал возвращения силы — думал пересидеть лихие времена. Кто уж и не надеялся ни на что, а просто жизнь свою спасал. И дело нашлось — стали друг дружку, а пуще всего молодняк, боевому смертельному искусству обучать. Благо, какая — никакая сила еще была — можно было и ускорить, и усилить, и улучшить усвоение науки. Лишка, конечно, со своей присохшей рукой и тут - не первый сорт подарочек, зато старательная. Дни и ночи тренировалась. Кому мало дано, тот сам взять должен трудом да потом и иначе никак — это девочка крепко понимала. Вот и работала: маскировка, ориентирование, ножи. На большее не замахивалась, не женское это дело — тяжелые бои, а с луком… с одной рукой не справишься, как ни старайся. Зато уж в своем учении продвигалась Лишка быстро. Мелкая, гибкая, как змея, с зорким глазом и крепкой рукой уже к зиме ходила она с охотниками и разведчиками. Даже Бёрн однажды похвалил: «Молодец. Не зря тебя взяли». Правда потом добавил, что с таким ходатаем, они взяли бы и козу. Долго потом Лишка думала, чем же таким Тера так знаменита, что по ее слову коз берут в закрытое заведение. Ну, да ладно, взяли — спасибо. Чего и желать еще: тепло, сытно, безопасно еще и учат!

День в скиту начинался рано с пробежки и разминки. Пока молодые тренировались, старшие маги держали круг — вливали силы, помогали телам быстрее меняться под действием специальной гимнастики. Так и появлялась особая гибкость и сила послушников, скорость реакции и зоркость глаза. Конечно, пределы, что природа определила, не перейдешь. Лишке, например, таким силачом, как, скажем, тот же Борей, не стать, сколько не старайся, но уж из данного выжимали максимум. Годы и годы тренировок, что потребовались бы обычному человеку, здесь спрессовывали в недели, а то и дни. Правду сказать, давалось послушникам такая учеба ох как не легко. Поначалу у Лишки, например, даже кровь изо рта шла вечерами, а суставы и мускулы ломило так, что она волчонком выла. Помогали травяные сборы, массаж с маслами, но все равно… тяжко. Лишка не роптала. Понимала, для чего старается. В тренировках, да еще вспомогательной природной магии только и могла она проявить себя. Высшее колдовство, увы, было для нее малодоступно. Что и проявлялось каждый день на уроках после завтрака.

— Наш мир, как солнечным светом, пронизан силой… был пронизан, во всяком случае, — говорил Юрок-ай-Тойон — один из сильнейших северных ведьмаков, обучавший послушников. — И как растения преобразуют свет в источник жизни, так магики с рождения умеют преобразовывать силу в собственную волю. Как вы знаете, мир создан Братьями — близнецами. Воля братьев, вплеснувшаяся в час великого творения, волнами расходится по Сущему, задавая законы и закономерности нашего мира. Мы не можем этому противостоять, но можем ускорять, либо замедлять процессы. Вот смотрите: стоит мост он рушится, когда на него въезжает телега. Вопрос, почему?

— Наверное старый, — подняла руку Яринка, — Прогнил, а тут тяжелая телега.

— Правильно, — покивал Юрок. — Только вот еще вопросик, почему он рухнул именно сейчас, не на день раньше, ни на минуту позже. Почему именно под этой несчастной телегой? А вот тут ответ может быть уже иным. Возможно, возможно! — он поднял сухой палец, подчеркивая важность предстоящего вывода, — мосту помогли. Гнилые доски стремятся развалиться. Хороший маг, может ускорить процесс, как мы ускоряем модификацию ваших тел во время тренировок. Или вот огненная магия. Все ее любят. Раз, и пожар. А что? Откуда? В воздухе огонь и влага присутствуют постоянно. Иногда, когда плотность огня высока, мы видим молнию. Огонь стремится гореть. Мы можем ему в этом помочь. Усильте концентрацию природного огня, направьте его на горючий предмет и вот вам то, что иные называют чудом.

— Значит мы можем управлять всем? — поинтересовался рыжий непоседливый Радик.

— Нет, есть вещи нам недоступные. Во всяком случае, я не слышал, чтобы кто-то из наших смог подняться до этого уровня. Мы можем в какой-то мере приблизить будущее. Но не можем поменять прошлое. Вот у Лишки отмерла часть тканей на руке. Теперь ни я, ни Дарина — целительница, ничего сделать не можем. Боги могут, могли… Ладно! Сейчас концентрируемся. Почувствуйте течение силы через себя, вдохните ее, всей кожей, как вдыхаете воздух. Те, кому это удалось, увидят вспышку перед глазами. Сконцентрируйте силу в районе желудка, в это же время представьте результат, который хотите получить, и резко кидайте свое видение вместе с волей вперед. По началу, рекомендую кидать по руке. Потом научитесь бросать взглядом. Это практичнее, но тяжелее.

Юрок пошел через класс, поправляя позы учеников, поводя руками, как бы сгоняя на них волны невидимой глазу силы. Те, кто поопытнее, уже, конечно, умели, и концентрироваться, и впускать в себя силу, и даже изливать ее из руки с простыми командами. Новички же обычно дольше всего топтались на вдохе. Вроде все просто, «вдохни всей кожей», тем более, что по заверениям учителя, магики умели «дышать» силой с рождения. Однако, теория расходилась с практикой.

— Что ты раздулся, как индюк? — сердился Юрок, на Радика, — я тебе разве велел воздух задерживать? Силу, силу чувствуй кожей. Как она давит на тебя, покалывает. Откройся ей весь, и она заполнит тебя. О, Боги мои! Да это же так просто. Любая нежить это умеет.

— Да, — бубнил Радик, — они с нее только и живы. Меня тоже воздухом дышать учить не надо.

— Ты тоже это можешь с рождения. Сосредоточься. Рыбы плавают, но и человек способен плавать научиться. Только нужно терпение. Ну, давай еще раз.

И Юрок шел дальше, маленький, худой, с необычно круглой головой, раскосыми глазами под тяжелыми веками и тощей бороденкой, заплетенной в косицу.

Лишка очень старалась, хоть и знала, что мало в ней истинных способностей. Постепенно и тут труд одолел преграды. Стало получиться у нее и концентрироваться, и даже пускать волю по руке. Правда, как и предсказал сразу Бёрн, ее способностей хватало только на самое элементарное «деревенское» колдовство: огонек затеплить (ненадолго), подогреть пищу, определить направление, если ни солнца, ни звезд на небе не видно, и все в таком духе. Вспышка у нее было слабенькая, еле видная, а, вот например, Яринка, когда у нее первый раз получилось силу в себя принять, даже вскрикнула. Так ее по глазам свет полоснул. Зато, стали Лишку обучать работе с природной магией. Настоящим колдунам она так — баловство, да спасательный круг на черный день, а для таких как Лишка — первое средство. Дарина-целительница согласилась заниматься с девочкой. Начала водить ее по округе, да заставлять учить наизусть книги про травы и минералы — кто какую силу имеет, когда собирать надо.

— Некоторые травы, могут накапливать и преобразовывать силу, почти, как магики. — поучала ведьма, — однако, в отличие от нас, управлять своими способностями они не могут. Вот возьмем колосник. С ним ты уже знакома. Природный концентратор силы, он изливает ее на неделе Мелькара-охотника. Правда найти его может только магик. Ведь, изливая силу, он отводит глаза животным и обычным людям. Почему? Я думаю, это связано с тем, что в это время он обычно особенно активно сбрасывает семена и ему важно не стать добычей какой-нибудь коровы. Срежь его в это время, засуши и вот тебе прекрасное средство. Или подвилок, сок ягод — прекрасно заживляет раны, А вот листья, собранные перед днем Великой жертвы наводят такой морок, что даже смелого человека пронять можно.

Так и жила Лишка год и другой. Тренировки, да учеба. Учеба, да тренировки. Ей нравилось.

— Понимаешь, — говорила она Яринке, — Здесь я стала немного больше, чем я прежняя. Смысл появился, цель. Что я раньше могла? Ничего. Сирота деревенская. Даже в набат ударить как следует не сумела. Не защитила деревню. А теперь, пусть небольшой, но смысл во мне есть. И себя защитить я теперь сумею, и поквитаться, смогу.

— С кем? — удивлялась подруга.

— Есть с кем. Вот найду того с дудкой и без лица, что детей сманил и мор навел. А уж как поймаю, приведу выжлецам. Пусть с меня все обвинения снимут. Не хочу я всю жизнь по лесам прятаться.

— И что ты думаешь, когда и если ты его приведешь, выжлецы тебе спасибо скажут и в ножки поклонятся? Это ж и будет главным доказательством твоего ведьмачества. Они тебя вместе с этим безликим и спалят на площади, простым людям на радость, как бабку мою.

Яринка закусила губу и отвернулась.

— Ненавижу их, — наконец сквозь зубы прошипела она. — Вот кого извести надо. Звери! Все самое низкое в людях будят. Доносы, жестокость. Вот послушай, забавную историю. Жили мы с бабкой моей в одной деревне. Бабка — ведунья сильная была. У нас это в роду через поколение идет. Так вот. Жили мы, никому зла не делали. Напротив, бабка всем помогала, как могла: детей принимала, скотину от волков берегла, вещи искала, заговоры составляла на урожай. Мне лет семь было, когда пришла в княжество новая вера. Поначалу мы и не заметили ничего. Потом староста всех на площади собрал, разъяснил, как теперь молиться, кого почитать. Потом стал он почти каждую неделю из города привозить специальные разъяснения, люди у него в избе собирались, слушали. Однажды, когда бабка по улице шла, староста ее остановил, и так, чтоб все слышали, объявил ей, дескать, требование есть, всем без исключения новой веры держаться, а магикам особенно. Бабка плечами пожала, отшутилась, что поздно ей меняться. А через некоторое время селяне написали письмецо. Сдали ее выжлецам, а имущество наше поделили. Меня теперь, кстати, тоже ищут, как и тебя. И не одни выжлецы, еще и княжья стража.

— За что?

— А я деревеньку того, спалила, когда в скит уходила. Ночью пробралась за ограду, дома все прошла, заперла, еще досочками подперла, чтоб не выбраться и пустила красного петуха. Пусть повеселятся, раз им так огненные казни нравятся.

— Как? Ведь там дети! — отшатнулась Лишка.

— Ненавижу. Плевать. Когда бабку мою мучили, да сжигали, все смеялись и взрослые и дети. Из этих детишек вырастут такие же твари, — сжимала кулаки Яринка.

А Лишка потрясенно молчала.

…

…В начале времен было невыразимое нечто. Я кричу, когда мои видения заводят меня туда, ибо выше человеческих сил постичь то, что я вижу. Только страх наполняет мое сердце, сковывает мысли, лишает воли, только обреченность не дает отвести взгляд. Спокойное и одновременно подвижное это нечто затягивает меня, подчиняет, сводит с ума. И каждый раз, когда я оказываюсь на последней грани, на тонком волоске в яркой вспышке взрыва являются братья близнецы — Ариман и Намир. Братья-творцы. Братья — подчинившие хаос.

Как моллюск, не зная этого, рождает отвратительной своей плотью жемчужину, как из грязи и навоза вырастает роза, так из Великой бесформенности, которая была всем и ничем вышли Близнецы. И воля их была столь велика, что требовала воплощения. Тогда стал Ариман мыслить формы, а Намир наполнять их. И не было у них недостатка ни в чем, а Сила, что изливалась из них всколыхнула сущее, и полилась волнами, наполняя творение. Тяжела была работа Братьев, много трудились они, но на семижды седьмой день создали мир, который мы знаем. И вдохнули в него жизнь и смерть, и дали ритм и закон, и свободу и предел. Хорошо показалось им сделанное, и радостные легли они отдохнуть. Но так владело ими еще созидание, что из их снов возникли дети. И родил Намир четверых сыновей — старшего Парса, средних Дувита и Корпа и младшего Мара. Ариман же родил одну только дочь — нежную Ярлу. А когда пробудились Близнецы, стал Намир указывать брату: «Воля твоя и сила в прошлом. Смотри, сколько могучих богов смог я дать новому миру. Сыновья мои подставят широкие плечи и понесут наше творение сквозь время. Разумно и справедливо станут они править тем, что мы создали. Ты же родил всего только дочь, в которой нет ни мощи, ни дерзости». И разгневался Ариман на надменного брата, и встала стеной вражда между ними. В тайне от Намира создал Ариман людей, и так стали милы ему беспечные люди, что стал он проводить с ними больше времени, чем в богоизбранном Ирии. И стали любить Аримана люди и ставить ему храмы, и комли несли в них жертвы, и славили доброго бога. А избранные получили от дочери Аримана — Ярлы, великий дар колдовства. И стали чувствовать Силу, свободно текущую, и научились управлять ей. Золотой век наступил на земле. Но дым от жертвенных костров достиг Ирия, и звук от веселых песен коснулся слуха Намира. И сыновья его облетели Землю, и вернувшись сказали отцу: «Твой брат обманул нас. Обещал ты землю нам в дар, но он населил ее людьми. И люди не знают иного закона, кроме его слова. Несут они жертвы в его храмы и чтят только Аримана, как создателя, и дочь его — Ярлу, как подательницу благодати. Так потерял ты то, что создал, а брат твой присвоил наше наследство». И разозлился Намир, черная зависть и злоба затопили его сердце. А когда заснул Ариман, напал на него брат. Безоружного сковал своей волей, и раскрыл бесконечную бездну вне миров и времени, и бросил в нее брата. Затем повелел он ткани мира сомкнуться и навечно замуровать брата. Безоружный погружался преданный бог в небытие, но в последнем усилии смог Ариман выкрикнуть пророчество и коснуться своей волей немногих-тех, кто, как и я, несут его в своем сердце и пророчат, и видят, и живут за него. В ту же страшную ночь, впервые услышал Нимир сквозь сон голос «Брат мой, брат, что сделал ты?! Нарушились кровные узы, страшное зерно упало в почву. И вырастет из него дерево, и даст плоды. Знай же, что первым падешь ты. Родной сын твой убьет тебя. Но страшнее твоего сына-убийцы, будет мой внук, что придет разрушить все сущее. И преуспеет в этом, если мать его не принесет Великую жертву!». Так кричал Ариман падая в бездну. И смежились над ним пространство и время, и уходила сама память о великом боге, но звучали над миром его слова, и складывались звезды в огненные буквы пророчества…

Тысяча лет назад

— Эй, Кер, что сидишь, — окликнула юношу его сводная сестра Альва.

Все они тут были сводными — дети младших богов, внуки Близнецов. Кто конкретно из шести младших богов был отцом Керкуса, или, скажем Альвы, конечно, было неизвестно. Да никто и не давал себе труда озаботиться этим вопросом. Какая разница? Просто очень редко, но рождались от связи с земными женщинами младенцы. Мать в таких родах всегда умирала, то ли принося своеобразную первую жертву новому богу, то ли просто не в силах была людская природа без потерь произвести на свет надмирное существо. Младенца же очень быстро находили и забирали в Ирий родственники. Так и полнился совсем не дружный пантеон. Впрочем, до открытой войны не доходило, зато царило недовольство, интриги, обиды. Вот и сейчас в тоне Альвы сквозило раздражение.

— Я к тебе обращаюсь! — повторила она еще более резко.

— Я слышу, — поднял голову от свитка Керкус. — Что ты хочешь сказать?

— Он слышит, очень мило… Великая Мать спрашивает, понял ли ты свое предназначение, или тебе нужна помощь. Завтра твой обряд, если ты не забыл.

— Я не забыл. Передай Ярле, что она может не волноваться, я нашел себе дело.

— Нашел дело. Кер, ты странный! Завтра такой день, а у тебя ничего нет! Ты никого не пригласил, не подготовил даже самого затрапезного храма, не установил ритуал. Послушай, я к тебе нормально отношусь, поэтому говорю. Так нельзя. Вспомни, как праздновал вхождение в права Валан. Он стал богом песен, и все было так красиво и элегантно! Утонченные обряды поклонения, изысканный первый храм у водопада, а какой был пир! Весь Ирий обсуждал перемены блюд и развлечения. А ты? Чем ты занят? Что ты копаешься все время в этом старье?

— Это не старье, Аля. Это книги. Завтра я выберу судьбу бога познания. И мне не нужны храмы и ритуалы. Каждый, кто будет брать в руки свиток или перо, уже одним этим будет служить мне.

— Надеюсь, ты шутишь, — покачала головой девушка. — Слушай, отложи обряд. Подготовься, как следует. Тебя и сейчас…

— Ни во что не ставят — жестко закончил за нее Керкус.

— Прости Кер, но ты сам знаешь. Твое рождение было не очень эффектным, зачем смазывать впечатление от второго самого важного шага твоей вечной жизни?

Да, в этом была правда. Керкус родился почти одновременно с Младенцем. Звезда, которая всходит на небе и знаменует рождение нового бога, в его случае совсем терялась на фоне ослепительно яркой звезды Предсказанного Ребенка. Все четверо сыновей Намира объединились, чтобы противостоять исполнению проклятья. Ярла, почерневшая от горя, прятала новорожденного сына и мучительно шла к принятию неизбежного и такого страшного решения, к своей Великой Жертве. Снова исполнялось проклятье Аримана. Проклятье, которое он послал брату, падая в бездну: «Твой сын убьет тебя, а мой внук погубит мир». И вот внук родился. В горячке тех дней удивительно, что появление Керкуса вообще заметили.

Может потому, что его рожденье было таким странным образом связано с пророчеством, единственным, которое твердо помнили в Ирии беспечные боги, может быть поэтому, он и начал свои странствия. Может быть, именно это странное совпадение гнало его на поиски знаний, на поиски разгадок, и в конце концов привело на порог могущества?

Глава 5

— Она в скиту, Верховный. Сейчас мы точно уверены, — молодой выжлец почтительно склонился перед скимахом.

— Смотри, Пятый, если опять ошиблись. Впрочем, в любом случае вот эта поездка, как раз, будет любопытной.

— Ехать? Зачем? Да и как. Все замело, и по реке не везде на санях пройти можно.

— Если я сказал ехать, значить поедешь, — сузил глаза скимах, и выжлец, сжался и побледнел, — Поговори еще.

Он помолчал, явно получая удовольствие от страха юноши, потом слегка махнул рукой. Пятый поклонился и быстро заскользил к выходу. Дверь слегка щелкнула, закрываясь, и в покоях установилась полная тишина.

— Привезти живой…, — пробормотал себе под нос жрец, — Странно и нерационально.

Сани, по-северному запряженные собаками, скользили по льду замерзшей речки. Возница-остяк умело правил упряжкой. Впереди него, откинувшись на спинку и зарывшись в меховые накидки, сидел скимах. Вечерело. Если б не небольшой светящийся шарик, летящий впереди повозки, каюр давно бы остановил собак, испугавшись потерять дорогу. А так… Они были в пути уже несколько дней, Верховный молчал, но по его молчанию, по позе, по тому, как неохотно гасил он свет волшебного маячка, давая команду к ночному привалу, как вскакивал с зарей и нетерпеливо прохаживался, пока возница запрягал сани — по всему, было понятно о необычайной важности путешествия. Сани легко вписались с плавный поворот внезапно расширившийся реки, шарик погас, каюр надавил тормоз и дал команду остановиться. Верховный выбрался из повозки, и двинулся в сторону высокого берега. Он взобрался на кручу по небольшой слегка утоптанной тропинке, провел рукой, и на мгновение старый остяк увидел проступившие из ниоткуда ворота и часть деревянной, оканчивающейся острыми кольями, стены. Скимах потянул за скобу, дверь бесшумно подалась, секунда и видение исчезло, и только темные ели качали тяжелыми снежными лапами, да расползался над рекой черный ночной холод.

А в небольшой комнате ярко горели две дорогие восковые свечи и волны тепла уютно расходились от печного бока, что выпирал из стены. Было очень тихо, только приглушенный вой ветра снаружи, потрескивание дров да урчанье большого рыжего кота, лежащего на скамейке, вели негромкий ночной разговор. Внезапно кот прервал свою песню и насторожился. Бёрн, сидевший за столом под изображением Великой матери, отложил перо и поднял глаза.

— Как ты вошел? — спросил он в пустоту на варяжском наречии.

— Не велика проблема, — ответил скимах, проявляясь и усаживаясь на лавку, спешно покинутую котом. — Разрешишь, Берик?

— Садись, что уж. Зачем приехал? Не меня ведь повидать.

— Почему же не тебя? Может в этот раз мне удастся уговорить. Что ты упрямишься, старый медведь? Цепляешься, я даже не пойму за что! Я не пойму, Берик. Ты связался с уголовниками, с отребьем, ты вдали от центра магии. Ведь ты же один из лучших. Ты знаешь, какие интересные у нас сейчас идут разработки? Да о чем я говорю, у тебя же не остается источника. Ну год, ну два, а потом, как ты будешь жить без своего дара. А главное зачем?

— Аскольд, мы много раз уже с тобой это обсуждали. Ты сделал свой выбор, я свой. За все надо платить. Я плачу потерей способностей, но не думай, что ты не платишь.

— Берик, старое отомрет, со мной, без меня. Это закон. Его не отменить. А у мага, своя судьба. Своя дорога. Подумай, ради чего, ради кого ты приносишь в жертву свой талант. Старые боги… — это сборище тунеядцев, паразитов. Что они сделали для тебя, для людей? Вспомни, как мы с тобой в детстве мечтали изменить мир. Вспомни, сколько планов строили. И вот он шанс. А ты отказываешься. Хуже того, ты идешь против нас. Идешь глупо, без надежды победить. Я отказываюсь это понимать.

— Давай оставим этот разговор, Аскольд. У тебя своя правда, у меня своя. Ты ведь не за этим пришел.

— Не за этим, но твоя помощь… твое невмешательство мне бы сейчас очень пригодилось.

Скимах встал и прошелся по комнате. Бёрн следил за ним с нарастающим беспокойством.

— Ладно, скажу как есть. Учти, выбора нет. У тебя здесь живет девочка, Лишка из Осинец. Не знаю, назвала ли она тебе свое настоящее имя, когда пришла, но узнать ее легко — у нее на лице следы черного мора и левая рука присушена. Отдай мне ее, — скимах вытянул руку, предупреждая движение Бёрна, — Спокойно! Дослушай меня. Отдай девочку и я позволю тебе увести всех остальных туда, куда захочешь. Я дам вам месяц. Проклятье! Я даже расскажу тебе, как мы вас засекли. А лучше всего пойдем с нами. Прошу тебя.

Он сел на лавку. Бёрн стоял посреди комнаты. Грузная, действительно, медвежья фигура его закрывала свечи и бросала большую черную тень на лавку, где расположился гость.

— Это и есть твоя новая вера? — спросил он наконец. — Веришь в то, что малое зло необходимо для предотвращения большего?

— Хватит! — внезапно взорвался скимах, — Не разыгрывай мне Великую мать. У всего есть цена, ты сам сказал. И, кстати, она-то свою цену заплатила. Великая мать — Великая жертва. Ты всегда был ее почитателем, не пойму, правда, почему. Ну так повтори подвиг. Отдай одного, чтобы спасти многих.

— Это не повод для шуток, ты не находишь, — сжал кулаки Бёрн.

— А я не шучу! — тоже поднялся скимах, — Тоже мне, защитник обездоленных. Ты знаешь, сколько жизней положили некоторые твои послушнички на пути к тебе под крыло?

— Они защищали свою жизнь.

— Или мстили!

Мужчины стояли друг против друга, тяжело дыша и яростно глядя друг другу в глаза. Наконец Бёрн опустил взгляд.

— Аскольд, одумайся. С кем ты воюешь? Посмотри, кто на твоей стороне. Эти выжлецы, эта банда дорвавшихся до власти и безнаказанности ничтожеств.

— На этом закончим, — оборвал его скимах, — Бывший верховный маг северных воинов, именем Нового бога требую у вас выдачи ведьмачки по имени Лишка из деревни Осинец. Кроме того повелеваю всем, нашедшим пристанище в вашем скиту сдаться и проследовать за мной для справедливого суда.

— Ничего не выйдет. Девочки здесь нет.

— Твое вранье бесполезно. Я точно знаю, что она тут.

— Она была тут. Еще в начале нашего разговора была. Теперь она уже далеко.

— Как?!

— Меня предупреждали, что вы явитесь за ней, и чтобы я был готов. Что удивлен? Кое-что еще могу.

— Идиот! — закричал на него скимах, — Ты же был мне как брат! Зачем? Ты не оставил мне выбора.

— Так говорят многие подлецы… — ответил, отворачиваясь к окну Бёрн.

В синем сумраке зарождающегося утра он увидел две цепочки выжлецов, расставленных вокруг скита. Знак кольца, выбитый на ладони скимаха запульсировал и начал светиться приглушенным синим светом.

…

…Страшен был безумный Намир-проклятый братом. С той ночи, когда прозвучало Пророчество, не было покоя первому богу, яростным вихрем носился он над Землей, круша храмы Аримана, стирая саму память о нем, убивая всех, кого тот коснулся в своем последнем усилии. Много ли нас пережило те дни? Кто знает… Страшные картины рисуются моему взору и я содрогаюсь и плачу по братьям своим. Но страшнее всех разрушений то, что творилось в душе Намира. Крики и скрежет зубовный — вот, что стало его уделом. И собственные сыновья отринули отца. В ужасе искали они убежище, но нигде не могли быть спокойны, ибо знали о пророчестве, и видели, что отец задумал их лишить жизни. Ярла же оплакивала Аримана, но скованная волей Намира, не смела помешать дяде ни в чем. Меж тем время шло, мирозданье сотрясалось от ярости одинокого бога. Страх порождал ненависть, ненависть отражалась страхом. Неисчислимые беды обрушились и на людей — творение Аримана. Строгий закон был дан им богом. И был он так тяжел, что слабые люди не могли его нести на своих хрупких плечах. Но не было снисхождения в душе Намира, и радовался он возможности карать отступников. В припадке безумия затопил Намир землю. И воды потопа смыли живое, и разделили историю на до и после, и только немногим удалось спастись. И возопили люди оплакивая свою жизнь, и смеялся Намир, сидя на троне своем. И говорил, что получили они по делам своим. В тот же день призвал он к себе Ярлу и велел ей найти сродных братьев и передать старшему Парсу приглашение на пир. «Пусть принесет мне страшную клятву на крови, что не поднимет на меня меч, и я приму его в дом к себе. Тяжело мне жить в разлуке с сыновьями, и стар я становлюсь, и нужна мне поддержка». Поклонилась тогда Ярла и впервые за долгое время посветлело в ее сердце — тронула его надежда теплым лучом. На своей колеснице, запряженной лебедями, поспешила богиня на поиски братьев-богов. Ей найти их было проще, ибо не от нее скрывали дети Намира свое убежище. Ярла облетела Ирий и тонкий мир, что отделяет его от зримого царства. Затем облетела Ярла и мир вещей, не пропуская ни небо, не землю, ни воды. Наконец, спустилась в мрачное царство теней, что стоит от Ирия дальше всех, чтобы горестные вздохи не тревожили покой богов. Именно там, на дальнем острове, посреди реки забвения, нашла она Парса с братьями. Молча выслушал Парс посланницу, потом повел ее в свои покои. Там указал ей на птицу-кукушку, что сидела на спинке его лежанки. «Отцы наши дали птицам возможность подниматься до самого Ирия, и услаждать слух богов пением, — сказал Парс. — Но не только голос есть у этих созданий, но и слух, на мое счастье. Поведай нам, что слышала ты в доме у отца моего!». И стала петь кукушка. И печальна была песня ее. Пела она об отце, задумавшем убить сына. Пела о готовой западне, об обмане и предательстве. Пела об обреченных младших богах и гибнущей земле. И зарыдала нежная Ярла, но Парс взял ее руку и отвел к братьям, а сам сел в лебединую колесницу и помчался навстречу судьбе. И задрожали все слои сущего, и свершилось пророчество, ибо после встречи из дома бога вышел не Намир, но сын его. И были его руки в крови. Так стал он верховным богом. Парс — вседержитель. Парс — великий. Парс — отцеубийца…

Глава 6

Лишка и Юрок-ай-Тойон сидели в низком деревянном срубе около выложенного прямо на полу очага. Сыроватые поленья горели неохотно, выпускали искры, трещали, дымили, и дым утекал в дыру на крыше. Старый маг, или как его называли на родине, шаман, не отрываясь, смотрел на пляшущее пламя, как будто старался в нем что-то разглядеть. А может и действительно видел там ответы на свои вопросы. Кто знает? Лишка никогда не могла разгадать, ни его мыслей, ни его поступков. С той ночи, когда они внезапно перенеслись из скита, Юрок почти ничего ей не рассказал, не объяснил. Они прыгнули из скита и оказались здесь, в этом далеком зимнем лесу. Время текло медленно. Юрок отдыхал, восстанавливался. В этом срубе, были им, а может кем другим знающим, заготовлены травы и грибы, дрова и зерно в глиняных, плотно закупоренных и залитых смолой горшках. Шаман все больше молчал, а когда и начинал рассказывать, то никогда не говорил про покинутый скит, а развлекал девочку сказками про ворона, носящего Хозяйку Ночь на своих крыльях, про хитрого песца, который украл месяц, да обжег себе хвост, про диковинных зверей — моржей, с клыками и рыбьим телом и все в таком духе. На любые вопросы отвечал усмешками, да басенками. Только часто ловила на себе девочка его внимательный изучающий взгляд.

Время тянулось, утро сменял вечер, и за ночью снова наступал рассвет. Лишка привыкла жить в лесу. Охотилась, изучала окрестности, тренировалась, училась. Несколько раз уходил Юрок один ночью в лес. Лишку с собой не звал и особо ничего не рассказывал, но однажды утром в землянку не вернулся. Как назло день выдался ненастный. Погода менялась. Уже к обеду подул холодный ветер, небо затянули черные тучи, а к вечеру разыгралась такая пурга, какой Лишка и не помнила. На следующее утро девочка уже всерьез заволновалась. Оно конечно, что шаман к зиме и снегу был привычен, да и в лесу чувствовал себя как дома, а все на сердце было не спокойно. Почему не предупредил, что надолго уходит? Почему еды не взял? В общем, как оно всегда и бывает, с большим опозданием стала Лишка шамана искать. Смешала порошок солнечного камня с черемуховым корнем — поставила в горшке на порог землянки — все какой-никакой маяк, дом отыскать поможет. Влезла в унты, надела меховую доху, взяла веревку, посох, меч короткий, да и пошла в лес, стараясь засечь шаманов след. Не на земле след, понятно, какой там след, когда метель кружит — руку протяни, ладони не видно. Пыталась остаток колдовства почуять. А что Юрок волшбу творить ходит, девочка почти не сомневалась. Наконец, когда Лишка уже почти отчаялась и думала малодушно домой поворачивать, последний раз стала она концентрироваться в глубоком поиске, закрыла глаза, и тут огонь справа загорелся. Пошли синеватые сполохи, потянуло непривычным колдовством. Лишка вскрикнула обрадованно, обдернула доху и поспешила в указанную сторону, громко окликая Юрока.

Идти было тяжело. Метель еще усилилась, и даже здесь — в густом лесу мело нещадно. Мелкий колючий снег кидало в лицо, задувало в капюшон, ноги по колено проваливались в сугробы. Вьюга металась и выла между стволами. Черные, облепленные снегом еловые лапы выплывали из бушующего молочного моря пурги, хлестали по капюшону и отпускали, осыпав все тем же колючим снегом. Внезапно густая еловая поросль расступилась. «Поляна, что ли — подумала Лишка, — или берег ручья». Она стала аккуратно ощупывать посохом землю, пролагая себе дорогу — не хотелось сослепу влететь в ледяную воду. Девочка напрягла слух, пытаясь сквозь стон пурги уловить журчание. Внезапно ледяной комок страха поднялся откуда-то снизу и мягко ударил в сердце. Еще не отдавая себе отчета в происходящем, Лишка рухнула на колени и вжалась в снег. Огромная черная тень пролетела над тем местом, где только что стояла девочка. Тварь мягко приземлилась чуть левее девочки, взвыла и пошла кругом. Отвратительная вонь заполнила пространство. Лишка вскочила на ноги и, обнажив меч, стала поворачиваться, пытаясь встать лицом к опасности. Снег залеплял глаза, лишал возможности увидеть противника, ноги вязли в глубоких сугробах. Сердце девочки бешено стучало, мускулы напряглись, все чувства обострились. Тварь была совсем рядом. Она кралась по спирали, медленно приближаясь к жертве. Лишка судорожно вслушивалась в легкий шорох лап по снегу. Девочка прыгнула вправо и покатилась сквозь сугробы, увеличивая расстояние и пытаясь уйти обратно под ели, где противнику будет сложнее атаковать, и снег не будет так слепить, как на открытом пространстве. Злобный рык оповестил, что ее маневр разгадан. Тень прыгнула следом. Прямо перед лицом мелькнула огромная жуткая рука, поросшая редкими черными волосами. Она рассекла воздух совсем рядом. Лишка рубанула мечем, чуть ниже и дальше той точки, где в снежном месиве скрылся враг. Меч со свистом рассек пустоту, и тут же девочку хлестнуло огнем по ногам. Вторая лапа вспорола кожу унт и оставила глубокие раны чуть ниже колен. Хлынула кровь. Дикий радостный, захлебывающийся от предвкушения и азарта вопль потряс лес. Лишка еще раз крутанулась и прыгнула назад, перекатилась через голову и застыла под спасительной еловой веткой, спиной к массивному стволу. Чудище, шумно втягивая воздух, наполненный теперь запахом крови, приближалось. Лишка уже видела смутный черный абрис. Монстр откачнулся назад, напрягая задние лапы и готовясь к атаке, когда девочка раскручиваясь подпрыгнула, вонзила меч в ствол ели и, опершись о временную опору, перебросила свое тело наверх, к основанию массивной ветки. Тварь прыгнула, пытаясь в полете изменить направление и зацепить ускользающую жертву. Огромная оскаленная пасть показалась у самого лица. Лишка отклонилась и ткнула врага локтем в шею у основания челюсти. Раздался хруст, зверь упал на землю. Лишка вцепилась в рукоять меча, стараясь вытащить оружие из ствола. Волколак медленно поднимался. Слегка покачиваясь и не спуская глаз со стоящей на ветке девочки, он рысью рванул в лес. Лишка напряглась. То, что чудовище нападет еще, сомнений не было. Очевидно было, что тварь только выбирает точку для атаки. Быстро крутанув мечем, Лишка расчистила от веток пространство вокруг себя. Минуты тянулись, кровь медленно вытекала из ран, тварь ждала, затаившись среди снежного леса. Лишка слегка присела, готовясь к задуманному маневру. Шорох слева оповестил о начале атаки. Огромное тело рванулось с земли, легко взлетело в прыжке, целя зубами в живот своей жертве. Девочка зацепившись коленями за ветку упала назад, качнулась, докручивая тело по дуге, вонзила меч в пролетающее над веткой брюхо и распорола его от грудины до паха. Хлынула черная кровь. Волколак рухнул, чирканув по ветке задними лапами и сбросив, висящую вниз головой девочку к основанию ели. Лишка приземлилась на отчаянно болящие ноги и выставила меч вперед. Впрочем, все было кончено. Тварь умирала. Отступив на безопасное расстояние, девочка вслушивалась в ее тяжелое дыхание. К азарту победы присоединилась дрожь от пережитого страха и что-то похожее на жалость. Когда хрипы стали совсем тихими, девочка рискнула приблизиться и рассмотреть своего противника. Огромное тело, покрытое жесткими редкими волосами, переходило в массивную шею и оканчивалось мордой с вытянутыми челюстями, низким, покатым лбом, и крупными, сидящими по бокам острыми ушами. Волколак еще дышал. Жизнь вместе с черной кровью медленно вытекала из него на снег. Передние лапы-руки судорожно сжатые в кулаки слегка подрагивали. Из открытой, ощеренной в муке пасти вырвался тихий стон. Веки чудовища дрогнули. Совершенно человеческий полный муки глаз с трудом повернувшись в глазнице нашел Лишку. Девочка молча опустилась на колени. Она не отрываясь смотрела в уже затягивающийся смертельной пленкой зрачок. Снег падал. Лес молчал. Когда все было кончено, Лишка, преодолевая страх, подошла к волколаку и опустила его веки. Затем, подумав несколько мгновений, срезала мечом несколько еловых ветвей, накрыла ими грудь животного, передавая душу в дар Мару. Положила и застыла. Еще недавно этот жест казался таким естественным! А теперь ничего не понять. Впрочем сейчас было не до праздных размышлений. Раны на ногах опухли и все еще сильно кровоточили. От колен вверх растекалось нехорошее, гнилостное тепло. Стоило торопиться. Оторвав подол рубахи, девочка туго перебинтовала голени и побрела к землянке. Оставленный маяк, стоило закрыть глаза, виделся яркой тёплой рыжевато-красной точкой. Больше следов колдовства Лишка засечь не могла. То прошлое, было скорее следом волколака, а, может, и Тайон ночью ворожил на той несчастной полянке. Снег все валил, правда, ветер стих, так что идти стало легче. Тихий шорох сзади, заставил девочку снова выхватить меч.

— Лишка, — послышался голос Юрока, — это я.

Шаман появился из за снежной завесы. Глаза в узких шелках век внимательно и даже как-то пытливо оглядывали девочку. Лишка расслабилась и сразу как-то обмякла. Разноцветные круги поплыли перед глазами, она начала заваливаться в бок, так что шаману пришлось подхватить ее. Оставшуюся дорогу девочка висела на его плече, еле двигая ногами. Юрок ни о чем не расспрашивал и сам ничего не говорил. В землянке он уложил девочку на лавку, помог раздеться и занялся ранами.

…

..Когда же приходило время, всегда всходила на небосвод новая звезда. И дано было Парсу-вседержителю видеть ее и определять по ней место и время рождения бога. И радовались все в Ирии, и веселились, и пировали, прославляя род свой. Но нарушен был порядок в тот страшный год. Мрачная тень легла на веселый город богов, тревогой наполнились их сердца, и холодный ужас змеей улегся у мирового дерева, ибо всем было известно о пророчестве Аримана, и близко было время его свершения — Ярла ждала ребенка. Как ни старалась она скрыть свою тяжесть, как ни хоронилась, правда проступала сквозь любые уловки. И вот уже старшие боги — четверо сродных братьев Ярлы, явились в ее зеленые покои и стали говорить с ней, и просить, и настаивать, и грозить, и умолять. Молча слушала их нежная Ярла. Как серый камень у озера немо смотрит в бездну вод, как сломанное дерево тянет покалеченные ветви в небо, так стояла она в своих покоях перед богами. Только один раз вскрикнула она, когда Парс подошел к ней и протянул свою руку. Как от скорпиона отпрянула Ярла от брата. А когда боги кончили говорить, кивнула им дочь Аримана и заперлась в своем храме, и уж не выходила оттуда до самого дня разрешения.

В установленный день села Ярла в свою колесницу, укрыла лицо черным полотном. Взяла на руки ребенка. И повез их Парс-вседержитель на край мира, туда, где поставлен был камень. И принесли в жертву сына богини, и спасен был мир этой кровью. Так свершилась Великая жертва, и больше никто не слышал смеха богини. И только холодным синим светом светила с небосвода звезда Рожденного на погибель, Проклятого ребенка, внука Аримана…

Глава 7

Юрок сидел возле лавки на которой в беспамятстве лежала Лишка. Раны были не хороши. Большая кровопотеря лишала девочку сил, и яд когтей волколака проникал в организм, встречая только слабое сопротивление, хотя в другой ситуации, он был бы не так опасен ученице скита. Старый шаман смотрел на огонь в очаге, автоматически обтирал девочке лоб, но мыслями был далеко. В пляске пламени видел он то, что осталось далеко позади. Тогда восемь лет назад он не знал, что это последний день его счастливой жизни… или просто последний день жизни, ведь то, что с ним происходило потом, и жизнью назвать нельзя. А тогда, он стоял у юрты, и четыре шамана соседних кланов ставили около его столба, ствол молодой березы. Тот ствол был украшен лентами, бусами, шкурками песцов, но главное, на нем было двадцать одна зарубка-ступень ведущая в верхний мир — столько, сколько бывает лишь раз в тысячу лет. И над ними, на самом верху гордо топорщил перья угольно черный ворон — ворон Удага.

— Если бы сам не видел — не смог бы поверить, — подошел к Юроку старый Мерге. — Одарили боги твой род Юрок. Дали надежду нам всем.

Да… надежду. Никогда не рождался такой сильный шаман, что мог в неполных десять лет подняться до края. Сам Юрок со своим братом полярной совой летел до четырнадцатого неба вслед за Удагой. Дальше ему не было хода, он знал это. А ворон поднимался выше, и не было в нем заметно усталости. Внук, любимый внук, что с детства восхищал и даже пугал деда своим даром стоял в круге шаманов не только, как равный. Легко читал Юрок во взглядах и восхищение, и удивление, и зависть — что уж говорить, люди есть люди. Но главное, уже проступала в глазах готовность покориться. Недаром, в страшное время пришел Удага на землю. Дрожали пласты мирозданья и сила начала покидать мир. Всем было ясно, что дар Удаги — это шанс. И склоняли старые шаманы головы, и благодарили богов за чудо. А он — Юрок — не мог оторвать взгляда от своего Удаги. И смеялся и плакал, не стесняясь посторонних.

И другой огонь вставал перед взором Юрока. Погребальный. Черным тогда казался он шаману. Не было сил смотреть на него. Как будто чужими руками кидал он в него вещи внука. Раненым зверем завыл, когда поставили в костер березу с семью-тремя зарубками. Все кричал, что не мог умереть Удага. Не верил. Хоть сам ходил в сеанс. Искал, пытал духов. Пропал Удага, пропал — не умер. Странный морок одолел Юрока, а внук исчез. Искал шаман следы на земле, потом искал знаки в тонком мире. Долго бился. Уговорил созвать круг, но и все вместе не смогли уловить они и тени Удаги. Пропал мальчик и ворон пропал, как и не было. И на третий год заставили его справить тризну. Как положено попрощаться с шаманом — быть может самым великим шаманом, что рождался на свет, с его Удагой.

— Дед, а дед, Как так мы с вороном разные, но одно? — огорошил Удага Юрока.

Маленький был тогда, только три года справили. В ту зиму заболел мальчик сильно, но Тойон и думать не мог, что не простая то болезнь была, а шаманский путь внука нашел. Да и как такое думать, если никогда про такое не слыхали. Обычно-то как голос ломаться начинает, так и предназначенье шамана находило. Проваливался он в сон или болезнь, это если со стороны смотреть. А на самом деле уходила его душа в тонкий мир, брата искать. Не все могли дорогу найти, духов себе подчинить, и назад вернуться, тоже не всем удавалось. Сам Юрок, уж на что сильный дар имел, а и то, первый свой путь до сих пор с содроганием вспоминает. А тут, малыш совсем, несмышленый, и смотри — смог. Стал Юрок тогда Удагу учить. Ох и строг с ним был. Великий дар, большой выучки требует. Днем наругает шаман Удагу, загоняет его, а ночью, сидит у постели, смотрит на черную, как вороново крыло головку, и улыбается, старый дурак. Ничего с собой поделать не может. А как стал Удага уходить в Великие сеансы, так и пошла о нем слава. Сперва, по ближним стойбищам, а потом и по всей тайге. И Юрок только посмеивался, когда отводили глаза люди, и просили, что не он, не Юрок их делом занялся, но молодой шаман Удага-ворон. И танцевал его мальчик вокруг костра, и гибкое тело его готовилось стать птицей.

А как справили тризну, покинул Юрок стойбище. Ушел ночью один сквозь тайгу. И год без малого шел на запад. Так подсказала ему его птица. А зачем шел — того не ведал. Вот и пять лет миновало в странствиях. Повидал шаман мир, людей, магиков. Сама жизнь поставила его на сторону старых богов. Что делать, время такое — в углу не отсидишься, а новобожники… Имел с ними дело Юрок. Привела его птица в Конунбург. Далеко, однако. Совсем другие земли, язык другой, обычаи. Но, для сильного шамана все то не преграда, тем более, что шел тогда Юрок по следу, как ему казалось верному. Эх, что и вспоминать, бередить душу. Сколько таких ниточек оборвалось. Сколько надежд разбилось. Может и правда умер Удага? Пошел в тайгу без деда и пропал. Мало ли случаев. В десять то лет.

Юрок тряхнул головой, прогоняя мысли о таком конце любимого внука. Сделал усилие, снова воскресил в памяти каменные улочки западного города, толпу в нелепых, и страшно неудобных, по мнению шамана, одеждах. Тогда он сам пошел в магистериум, представился. Не скрыл и профессию, да и как скроешь, когда она, можно сказать, прямо на лице написана. Его сразу к старшему над городскими выжлецами отправили. К этому Юрок тоже был готов. До веры ли ему, когда душа совсем не тем занята. Объяснил он, с чем странствует. На вопрос о приверженности старым богам, ответил прямо — дескать, в той вере рос, а сейчас и пню поклонюсь, если внука отыскать поможет. Ничего путного, конечно, не вышло. И след, что едва заметной тенью вел через город, развеялся, как морок. И расспросы ничего не дали. Да и по глазам видно было, что такого, как Юрок тут впервые видят. А выжлецы с новой верой только оттолкнули старого шамана. Что его тогда смутило, лишь боги ведают. Пренебрежение ли выжлецов к его беде? Самоуверенность будущих владетелей мира? Отсутствие свободы, которое буквально физически душило шамана тогда во время обязательных собраний для новобращающихся? А может все вместе. Но так ли иначе ли, а ушел от них Юрок, как только понял, что нет там Удаги и не было никогда. Перекинулся совой и улетел обратно на восток. Потом уже дошли слухи, что поступок этот выжлецы сочли преступлением, и вроде ищут его теперь. Да, на это шаману плевать. Мертвому грозить нечем, а Юрок был мертв. Мертв… до недавнего времени.

Он поднялся, подбросил в очаг дров, сыпанул целебных трав. Снова подошел к лавке. Лишка лежала оцепенении, кто другой, может уже и похоронил бы ее, так похоже было ее состояние на смерть. Но Юрок видел — дух ее еще не далеко от тела, может вернуться. Вот и сидел он, смотрел, и думал. Ждал, как все повернется. Старик нахмурился. «Что не хочешь самому себе признаться?» — спросил сам себя. А что признаваться? Ну не любит он эту девочку. Не любит. И не хочет любить. Почему ее спасают те, кто не захотел искать его внука. Его внука, который смог бы стать величайшим шаманом, опорой и надеждой старой веры. Почему не спасают Удагу, но носятся с этой слабой, бессильно, бездарной девчонкой? Вот, что встало стеной между ним и Лишкой. Ее вины тут нет. А все равно, не может Юрок преодолеть себя. И не хочет. Тогда, в лесу, страшно сказать, но он надеялся, что убьет волколак девочку. Убьет и снимет с него груз. И сейчас в глубине души желает он ей смерти. Лучше пусть умрет. Чем он Юрок ай-Тойон станет предателем.

Глава 8

Много дней провалялась Лишка на лавке, приходя в себя и снова погружаясь в забытье. Сквозь помутнение и бред казалось ей, что комната их то увеличивается в размере, то сжимается до крохотной точки. Воздух тогда становился зеленым и кислым, а грудь давило так, что казалось еще немного и треснут ребра. А то вдруг виделись ей какие-то далекие земли, горы под чужим горячим солнцем, какие-то пещеры, или серое безжизненное море, но главное постоянно звучали голоса.

Бесконечное монотонное невнятное бормотание буквально сводило с ума. Лишка вслушивалась до головной боли, надеясь, что еще немного и она все поймет, но звуки не складывались в слова, а если и удавалось разобрать что-то, то смысл сказанного ускользал, да и был ли смысл в этом потоке. Впрочем, несколько раз, явственно слышала она странное имя — Удага…

Постепенно болезнь пошла на убыль, отступали видения, молодой организм брал свое. В день, когда Лишка встала со своей лежанки, впервые за долгое время выглянуло солнце. Низкое подслеповатое окошко их землянки, забранное паромасляной тканью, засветилось розоватым теплым светом. Снаружи долетел птичий гомон и мелкий звон капели.

— Весна? — удивленно спросила Лишка учителя.

— А ты, что ж думала, вся природа заболела с тобой? — развел руками Юрок.- Своим ходом год кружит, однако. Уж неделю, как выступать бы нам нужно. Ну да ладно, что говорить. Может позже оно и лучше.

Ну лучше, не лучше а еще месяц прожили они в землянке. Хоть водный путь, каким Юрок идти задумал, и был много легче сухопутного, а и его Лишка одолеть бы не смогла. Вот и сидели сиднем, ждали пока девочка в силу войдет. Времени, впрочем, старались не терять. Юрок ходил лодку смолить — налаживать, что-то считал, прикидывал. Лишка запасы перебирала: что в землянке оставить для будущих селенцев, что с собой взять. Раны затянулись, оставив два синеватых шрама, яд уходил из организма, в голове прояснялось, тело вновь начинало слушаться. Одно только беспокоило девочку — Юрок. Странный он стал, замкнулся, в глаза не смотрит, а вроде как тайком изучает. Да и другие странности появились.

Началось с того, что один день вечером учитель чуть переступил порог, молча на лавку лег, к стене повернулся и нет, не уснул, а в беспамятство провалился. Совсем без сил был. Утром Лишка еще заметила, что воздух над ним переливается, как вода в ручье на перекате. Что ж, любопытство мучает — спросила, в чем дело. Юрок запираться не стал. Сказал, что в Великий сеанс ходил — вопросы задать. Пояснил, что каждый шаман, как бы в двух мирах живет — в нашем он вот, весь перед тобой, но есть у него еще в тонком мире друг, близнец, слуга, тень — назови, как хочешь, все будет правдой. Эта часть — дух-побратим, что заключил с шаманом договор. Найти его — задача не простая. Не все, кто на шаманский путь вступить думали в живых остались. Но те, кто смог себе пару найти, те большую власть получают. Могут они на своем духе между мирами путешествовать. До самых ворот в Ирий подниматься, до самого входа в царство Дуата спускаться. Могут ловить души людские, что во сне бродят отдельно от хозяев, могут ответы на вопросы находить, будущее провидеть. Но все имеет цену. За службу-дружбу в сеансах угощает шаман своего близнеца силами живыми, кровью своей, и одну судьбу с ним делит. Убей духа — захиреет, умрет и шаман. Срази шамана — дух рассеется.

— Зачем же ты сейчас в сеанс ходил, — расспрашивала Лишка Юрока.

— Вопросы пытать. И первый про тебя. Что ты за чудо такое, что беречь велено. Ведь ни силы в тебе особой, ничего. Волколака, правда, завалила. Тут спорить не буду. Не всем под силу. Даже и тренированный боец не всегда выстоит. Да все-таки и среди бойцов твой номер совсем не первый.

— И что, нашли ответ? Или уж совсем меня по ошибке спасали? — с вызовом буркнула девочка.

— На правду не обижайся. Нет ничего полезнее, чем правде в лицо смотреть, — отрезал Юрок. — Что про меня, так ничего я не обнаружил. Дух мой — сова, лежит взлететь не может. Кругом темно, пасмурно. И на зов никто не отвечает…

— А второй вопрос, какой был?

— Что за второй?

— Ну, ты сказал, что первый вопрос был про меня, значит, был и второй.

Юрок отвернулся и отвечать не стал.

Дальше еще хуже. Стал он перед сном заполонь траву заваривать. Плохое это зелье — коварное. Вот и Юрок с каждым днем все смурней становился, все бессильнее. До того дошло, что однажды проснулась Лишка от тихого плача учителя. В беспамятстве лежал шаман на лавке, слезы текли из закрытых глаз, губы что-то шептали. Лишка подошла ближе. И как молнией ее ударило. Старик вспоминал внука. Звал его, тосковал. А звали того внука Удага — ворон.

Нехорошо стало в землянке. Душно. Муторно. Поэтому так рада была Лишка, когда Юрок дал команду покидать зимник. Путь им лежал по воде, как и задумывалось. Плыть по ручью, потом по реке почти до самой столицы княжества — города Каменца. Место было выбрано не случайно. Ладислав старший — Каменецкий князь, старой веры держался, а как известно в земле, чья власть, того и вера. Кроме того, в самом Каменце в центре города источник был большой силы. Уже на подходе к городу стала Лишка чувствовать, что будто дышать легче становится.

— Что, получшало? — усмехнулся Юрок, аккуратно правя лодочку по неширокой речке к Кулан-озеру, что у самой столицы лежало. — Это сила разливается. Раньше и не задумывались об этом, есть и есть. А теперь вишь как. При том, заметь, зимник наш тоже не на пустой земле стоял. Но тут сила как река течет, а там так, лужица плещет.

Чем ближе плыли, тем больше нежити по берегам виделось, да и в реке русалок, сиричек, водяных всяких хоть ведром черпай. — Сейчас в Каменце много комлей, да ведьмаков пристанище нашло, еще больше нежити туда стянулось, кто, конечно, к своему месту не привязан, — пояснял Юрок. — Все к Силе тянутся. Особенно нежитики, они ведь только ей и держатся.

— А без нее что? Посмертие?

— Эк… Посмертие — это для людей. Наш век короток, де не конечен, а их долог, да… — Юрок махнул рукой. И Лишка прикусила язык. Легко ли шаману с духом одной жизнью связанному о таких вещах говорить? Вот то-то.

Так в молчании или пустых разговорах доплыли они до Кулан-озера. Лодку завели на пристань и тут же продали, подхватили порядком опустевшие мешки с едой и пожитками и двинулись в Каменец, что высил стены на крутом озерном берегу. Город был зажиточный. Пожалуй, лучший из всех, что видела Лишка. Уже одно то, что с пристани вела в него не простая грунтовая, а мощеная булыжником дорога, наводило на размышления. Добавьте сюда стены из обожжённых кирпичей, ров, тяжелые подъемные мосты, ворота, обитые медью, двухэтажные дома, с кирпичными или каменным основанием — и вы поймете, что деньги в городе крутились не малые. В центре столицы у черного камня — древнего капища старых богов, — стоял царский терем. А прямо напротив расположился Магический или Ведьмачий двор, в центре которого высилась башня под шатровой крышей. Впрочем, Лишке особо разглядеть город не удалось, и про терем и про двор узнала она только от Юрока. Сама же девочка снова оказалась фактически запертой в убогом сарае на краю столицы.

Глава 9

Князь Ладислав сидел в подвале башни своего терема. Перед ним на столе лежало тело.

— И что, ничего не удалось узнать? — мрачно спросил он стоящего рядом крупного бородача Волю — старшего над его личной охраной.

— Носили к ведьмакам, но, ты знаешь, если после смерти день прошел уже что-то выпытать трудно. Или посмертия придется лишить…

— Знаю — досадливо отмахнулся Ладислав. — А что говорят лекари?

— Говорят, утонул, — буркнул дружинник. — Не гневайся, князь, но, что я могу сказать, ты все сам видишь.

— Вижу. Вижу, что первый гонец пропали, а второй вот — передо мной лежит. Есть данные разведчиков? Какая обстановка на границе? Что нового?

— Князь, позволь сказать, — вышел вперед Бран пожилой очень худой человек в неприметной одежде, — на границах спокойно. То есть, степняки ходят, понятно, но не хуже, не лучше обычного. На востоке без перемен. Разве что у Ходанского князя дочь заболела и умерла, теперь свадьба расстроилась с Пийским наследником.

— Это я еще вчера знал, — прервал Ладислав.

— Ну, известий у меня больше никаких нет. А есть предложение.

Разведчик дождался легкого княжеского кивка и продолжил:

— Позволь мне послать гонцов в Ходань, Песков-град и, скажем, к ордынскому Едыгею.

— Зачем, — удивился Ладислав.

— Хочу проверить, только ли на пути в Усолье к Володарю несчастья с нашими гонцами случаются.

— Хорошо, только долго ответа ждать придется. Снабди голубями, пусть сразу от границы птицу шлют, и потом каждые сутки хода по птице выпускают.

— Князь, — вступил в разговор Воля — прости, что поперек скажу, но есть ли смысл сейчас в этом. Ну, что мы узнаем, коли эти гонцы до цели доберутся? То ли повезло им, то ли действительно в те стороны путь открыт, а в какие закрыт? А может и к Володарю не закрыт, а просто так сложилось, что первый наш гонец где-то задержался, а второй самым обычным несчастным образом утоп. Мало ли по весне людей тонет.

— И что ты предлагаешь? — сверкнул на него глазами Бран.

— Предлагаю не разбрасываться людьми, не имея плана. Предлагаю сосредоточить внимание на том, что рядом. Я проверил по записным листам. Да это и так видно, что в этом году поток купцов западных на нашу ярмарку увеличился порядком.

— И что?

— Не нравится мне это. Не с чего к нам купцам ехать. Третий год урожая только-только на себя хватает, через степь дорога как никогда плохая — товара мало, из-за проблем с красителями зимой, ткани высшего качества на треть меньше, чем обычно произвели. Что торговать? Тем более приезжают купцы все новые, не те, что годами к нам ездили. И еще. Мы привыкли, что они едут с охраной и караванами, но в этом году, торгует один, двадцать сидят. И это хорошо, когда действительно торговля идет, а то ведь многие приезжают вроде как на торг, а ничего не берут. Кроме того, письма подметные по городам кто-то распространяет, я тебе передавал уже, но если мало, вот, посмотри еще. Только вчера из Потури прислали. А это вот — у рыбаков на пристани сам отобрал, — он аккуратно положил на стол рядом с телом несколько связанных лентой свитков.- Обрати внимание на качество бумаги. На такой и я редко пишу, а тут ведь не одно письмо, не два.

— Такие письма, Воля, уже не первый день и не первый год по рукам ходят, — резко сказал Бран. — Новобожники, как сорняки всюду свое семя пускают. Но не на каждой почве оно прорастет.

— Так-то так, — покачал головой воин. — А все-таки что-то больно много такого стало.

— Много или нет, сейчас понять сложно, — прервал спор князь. — Ты, Бран, запроси у любых пяти купцов торговые книги, и посмотри, что там. Не удастся ли найти зацепку. Пошли разведчиков вверх по реке, тем путем, которым гонец шел. Пусть расспросят. Может, кто видел что-нибудь интересное. Посылать гонцов другими дорогами пока повременим. А ты, Воля проверь по казармам, не ходят ли там такие вот бумажки. На этом пока все. Тело передать родственникам.

Ладислав поднялся, бросил последний взгляд на стол, и двинулся к выходу. Перед дверью он остановился, и знаком приказал Воле следовать за собой.

Князь и дружинник вышли на широкий теремной двор. Солнце ярко светило с неба, и мужчины одновременно подняли лица в небо, радуясь такой редкой последние годы погоде. В центре двора князь остановился и, делая вид, что внимательно наблюдает за разгрузкой подвод с провизией, тихо обратился к старому другу.

— Что думаешь? Ты ведь не все высказал.

— Не знаю, Ладислав. Что-то меня беспокоит, а что не пойму. Мир меняется. Сила уходит. Новый порядок. Новый бог. Может, стар я становлюсь. Как заяц собственной тени боюсь. Вижу беду, где ее нет.

— Мне тоже не по себе, чувствую, беда рядом ходит, а лица не разглядеть. Думаю, с границ нас вряд ли кто воевать решится. Как считаешь?

— Мои дозоры, как и Брановы, говорят, что никаких войск у наших рубежей нет. У Володаря в княжестве неспокойно. Он дружину собирал. Но у него каждую весну из степи угроза. Хоть и родственник ему хан-Едыгей, а все одно — волк, он и есть волк.

— Плохо то, что связаться с Володарем не можем. Пошли к нему еще одного гонца, только тайно. Если у нас какая беда случиться, только на Володаря надежда есть. Пусть свои войска не все в степь уводит. Все-таки родственник он мне, и дети у нас помолвлены. Должен руку протянуть.

Воля покивал головой, соглашаясь с доводами князя. Потом они двинулись к воротам и вышли на оживленную рыночную площадь. Ладислав приостановился, наблюдая за торговлей. Воля топтался рядом, с неудовольствием поглядывая в сторону молодого дружинника, болтающего с красивой торговкой. Парень почувствовал его взгляд, дернулся, встретился глазами с Волей и кинулся обратно на пост.

— Жизнь идет, — ухмыльнулся Ладислав, как оказалось, тоже заметивший это небольшое происшествие.

— Накажу, бездельника, — досадливо сказал Воля.

Князь прошел через площадь, вошел в здание торговых сделок и прошел в небольшую угловую комнату.

— Тут нас не услышат. Садись, — велел он. — Ты, правда, думаешь, что у нас смута затевается? Говори прямо.

— Что ж, скажу. Хоть у меня и нет такого штата дознавателей, как у Брана, а и то, по своим дружинникам вижу — ходит в народе что-то нехорошее.

— Но, ведь ты понимаешь, любому бунту повод нужен и вождь, — Ладислав уперся взглядом в глаза дружинника.

— С поводом просто, государь. Обеднел народ, сам знаешь. Многие и по миру пошли.

— Так не из-за меня же! Если неурожай который год на земле, тут как хочешь крутись, всех сытыми, да богатыми не сделаешь.

— Я и не спорю, князь. Я-то понимаю. А только недовольство — вещь такая…

— Хорошо. Согласен. Дальше.

— А дальше, не гневайся, но кроме сына, сам знаешь, некого народу на престол крикнуть.

— Спасибо, что высказал. В себе не утаил. Я и сам об этом думаю. Только поверить не могу.

— И я не могу. Ладко, он у меня на руках вырос. Верный он.

— Верный. А только молодой. Молодому-то голову закрутить легко.

— Но уж не на столько, чтоб родного отца предал! Да и кто за этим стоит?

— Давай смотреть. У меня есть варианты. Во-первых, купцы суконные. Я им сильно доходы прижал, ты знаешь. Сейчас только этот промысел все княжество кормит. Зерно докупать приходится, нищих содержать. В общем, изрядно купцов пощипать пришлось.

— Да, а там народ оборотистый. Своего упускать не привыкли. И, считай, собственная армия у них есть — одних наемников для сопровождения караванов около сотни.

— Вот, вот. Потом, новобожники.

— Хорошо, что ты относишься к ним всерьез, Ладислав, — выдохнул Воля.

— Конечно, — устало кивнул князь. — Это я на публике их не замечаю. А так, сила за ними огромная. С запада, как туча идет. Одно за другим царства-княжества под себя подминает.

— А может и нам нового бога принять? Не думал? С ними, надежно. Многие к ним примкнули, сам говоришь. Оно конечно, веру предков предать…

— Да не только в этом дело. Что вера предков? Предки они хотели одного, чтоб мы счастливо жили. На остальное, поверь, им плевать.

— Тогда что? Что тебя останавливает?

— Скажи, Воля, если тебя, какой-нибудь магик преследовать вздумал, или даже целый Ведьмачий двор на тебя поднялся?

— Тогда я к комлям шел, у богов защиты просить.

— А если, скажем у тебя проблемы с комлями Хорта намечались? Или враг твой, большие ему подношения сделал?

— Тогда, можно пойти на капище Парса, и попросить заступиться за меня, перед меньшим братом.

— Понимаешь? В старой вере у тебя всегда выбор есть! А при новом порядке сила из одной руки идет. И никто тебя не защитит, если Новый бог решит тебя с лица земли стереть. Больше тебе скажу. При таком раскладе в княжеской власти смысла нет. Вот и выходит, что путь в новую веру — это путь в полное рабство. Абсолютное. А я — не раб. И людей своих в рабство не сдам.

Повисла пауза.

— Не все так на дело смотрят, государь. Прямо тебе скажу, мы не в пустыне живем. Слухи из западных стран резво ходят. И письма, и разговоры. Народ ропщет, что старые боги, да маги силу теряют. Неурожаи и бедствия остановить не способны, А в землях, что в новую веру перешли, жизнь на лад идет. Много, кстати, разумного. Наука, порядок. Молодежь особенно на все новое падка, ты знаешь. Кто в юности не мечтал все переменить, у того и сердца нет. Прельстят их новобожники, боюсь. Зальют медом уши, про новый порядок рассказывая, да старых богов ругая. И то сказать, что хорошего мы от старых богов видели. Ведь одно самоуправство, да небрежение к людям. Только Великая мать — заступница, а так…

— Я ж не спорю, Воля, — явно раздосадовано проговорил Ладислав. — И в прежние времена много плохого было. А сейчас все к тому идет, что под Нового бога земли лягут. За сытое брюхо, за порядок свободу отдадут. Но своими руками княжество я туда не потащу. И потом, пока живу — надеюсь. Божьи дела не нам разбирать. Как еще повернется.

На улице раздался гомон толпы, потом чей-то резкий голос. Крики, улюлюканье, хлопки. Князь кинул взгляд в окно и уронил голову.

Воля подошел и положил ему руку на плечо.

— Опять проповедник, Ладислав. Давай я их всех из города вымету.

Князь помотал головой.

— И то правильно, народ возмущать сейчас не след. Я их потихоньку, по одному-по два ловить стану и аккуратненько, того.

— Как думаешь, не стакнулись ли они с Ладко? — князь поднял на дружинника глаза.

— Вот, что тебя гложет… Я посмотрю. А пока, может действительно, как Бран еще раньше советовал, отослать личную дружину княжича в степь. Пусть там на рубежах постоят? Ладко, приослабнет. Если и было у него в голове что, без самых верных людей на серьезное не решится.

— Пока повременим.

Воля кивнул, потоптался немного у князя, затем развернулся и затопал по коридору прочь. Князь подошел к окну, еще раз оглядел рыночную площадь, свой терем, затем вернулся к столу, сел и крепко задумался.

Глава 10

В Ведьмачьей башне с утра шел прием. Толпились горожане с просьбами, купцы с контрактами на магическою помощь, пришлые люди со своими бедами. Много было и магиков и нежитиков, что хотели получить ярлык на проживание в городе. Зал был заполнен, и три ведуньи, поддерживающие порядок, сбились с ног, пытаясь выстроить посетителей в очереди согласно темам прошений.

— Что у вас, — подошла одна из магичек к стоящему в самом углу невысокому круглолицему человеку в странной одежде.

— Вот, передай наверх, — сунул ей в руку тот какой-то круглый предмет.

— Что это?

— Передай главному. Остальное не твоего ума дело, однако.

Ведьмачка покосилась на старика и стала протискиваться сквозь посетителей к дверям, что вели в комнаты приемов.

— Мастер, — кликнула она старшего по своей гильдии, — там какой-то странный магик требует передать вот предмет.

Ведьмак протянул руку и с интересом уставился на небольшую чеканную медаль с образом Великой матери. Потом развернулся и, не говоря ни слова, бросился к лестнице. Через несколько минут просителя уже провели в верхние покои, где располагалась личная комната Верховного мастера Ведьмачьей башни — точнее мастерицы, ибо последние двадцать лет во главе вольного объединения магов Каменецкого княжества стояла старая Хельга.

Проситель зашел в помещение и вежливо поклонился ведунье. Она поднялась навстречу и подошла к нему.

— Приветствую тебя, Юрок-ай-Тойон. Не ожидала увидеть у себя в княжестве. Рада и… польщена твоим выбором. Что же ты пришел один. Где молодая госпожа, которую нам велено охранять?

— Девочка, в безопасном месте, мудрейшая. Беспокоиться не стоит.

— Странная речь, — вскинула бровь старуха. — Что если не это привело тебя ко мне?

— Прости, госпожа. Знаю, что пользоваться меткой мне можно лишь по тому, наиважнейшему делу. Виноват. Но очень сильна потребность в твоей помощи. А девочку я передал под защиту магов Пийского княжества. Там центр, сама, понимаешь.

Хельга кивнула.

— Понятное решение, хотя и не бесспорное. Пийск-то теперь на самой границе, да и сила из Олонь-реки уходит быстрее, чем мы предполагали. Наш источник понадежнее выглядит.

Юрок пожал плечами.

— Так что же, если не это, привело тебя ко мне? — снова спросила старуха.

— Личное дело. Не гневайся, выслушай. Может помощь твоя в моем деле окажется не менее ценной, чем спасение той девочки.

— Про внука просить хочешь? Знаю, Юрок. Наслышаны про твою беду. Только нет у нас никаких про него известий.

— У меня есть, госпожа. Верный след меня в этот город привел.

— Что ты говоришь? В моем краю? Как?

— Украли его, мудрейшая. Не умер он. Маленьким чужие люди увели. А вот теперь верные сведения есть, что тут его прячут.

— Опомнись, Юрок! Как может такое быть. Ведь он сейчас уже не малыш. Ему по моим подсчетам уж под двадцать годков быть должно!

— Восемнадцать…

— Вот видишь! Он в десять лет непревзойденный талант проявлял. Кто, да и как, такого шамана прятать может? Уж не на меня ли ты намекаешь?

— Нет, госпожа. Как бы я мог на тебя думать.

— Тогда поделись, своими мыслями. Кто в моем краю такую власть имеет, чтобы могучего шамана в плену держать и при этом мне глаза так отвести, чтобы я ничего странного не заметила.

Юрок смешался.

— Не знаю, как ответить тебе. А только известия у меня верные. Здесь Удага.

— Ты его видел? Ты видел его… метаморфа — ведунья понизила голос, понимая, что вторгается в очень личную, для каждого шамана сферу.

— Нет, — признался Юрок.

— Тебе рассказали об этом. Кто? Где этот человек? Что точно он тебе передал?

— Мне был сон. Вещий сон, госпожа.

— Юрок, я верю в сны, как все, кто связан с силой. Но иногда сны — это только сны. Ты столько лет ищешь внука, что…

— Что могу выдать желаемое за действительное. Да, так было. Сны несколько раз меня обманывали. Дарили ложную надежду. Но сейчас все иначе. Поверь. Во сне мне явился человек с вестью от внука, и показал мне перо. Это был наш знак. Никто больше про этот знак не ведает. Человек велел идти в Каменец и ждать встречи с ним. Он сказал, что вернет мне Удагу. Но главное, когда я проснулся, перо — оно лежало рядом. Госпожа, Удага тот, кто сможет повести за собой многих. Не мне тебе рассказывать, как важен нам сейчас каждый сильный и верный маг. А такого шамана, как мой внук, мир не рождал! Север поднимется за наше дело, ведунья, и пойдет за Удагой. Что всем далась эта девочка?!! Помоги мне найти Удагу, и ты сделаешь настоящее дело.

— Юрок, не тебе спорить с тем, кто нас попросил присмотреть за девочкой. Впрочем, ты сейчас не понимаешь, что говоришь. Я готова тебе помочь, как и любой маг. И не только по тем причинам, о которых ты упоминаешь. Твое горе печалит меня. Любой, кроме новобожников, чтит родственные связи. Но то, что ты говоришь о своем сне — это так зыбко, так неверно. Этот человек, если он правда приходил к тебе, он тебя обманул. Подумай вот о чем: никто не может удерживать колдуна против воли, не взметнув вихри силы. А я вижу все всплески. Я бы не пропустила такое событие Юрок. И ты сам это понимаешь.

— А выжлецы, госпожа, что скажешь про них? Может, их магия не видна для тебя?

— Видна. И ты это знаешь. И вот что, в моем городе кроме тех, кому я лично выдала ярлык, никто не колдует, шаман. Никто! И не будет колдовать. Понятно. Прости, но я не могу тебе помочь. Я велю своим людям внимательно следить за всем, что творится в городе, впрочем, они и так следят. Если мне станет известно хоть что-то, что может тебе помочь, я дам весть.

Юрок кивнул головой и пошел прочь.

— Бедный старик, — помолчав проронила Хельга, — никак не смирится со смертью внука. Догони его, выдай ему ярлык, — приказала она секретарю. — И пусть не забудет представиться к княжескому двору.

Магик бросился исполнять поручение. Он нагнал шамана уже на улице. С поклоном передал ему свиток с красной печатью. Юрок не поблагодарил юношу. Он молча сунул грамоту за пазуху, протолкался через толпу у башни и вышел за ворота Ведьмачьего двора. Когда он отошел на некоторое расстояние, чья-то рука легла ему на плечо.

— Не туда обратился, Юрок. Верь тем, кто тебя позвал. За ними будущее, и правда с ними, — услышал он шепот.

Глава 11

Лишка сидела в небольшой темной комнате, в избе, примыкающей к каким-то конюшням. Собственно это была даже не изба, а какая-то пристройка, для хозяйственных нужд. По углам валялись старые седла и испорченная упряжь, земляной пол был неровный, с промоинами, оставшимися видимо от времени, когда протекала крыша, единственная лавка была сломана, и Лишка потратила немало времени, пытаясь ее починить. Сам Юрок все дни пропадал в городе по делам, Лишке же выходить было строго заказано. Даже по всякой надобности разрешалось бегать только ночью, днем же для этих целей стоял глиняный горшок. Как в узилище! Лишка пыталась пристать к старику с вопросами, мол, почему надо скрываться, раз в городе наша власть и вера, но шаман только цыкнул строго, да выговорил ее за легкомыслие. «Столько людей из-за тебя погибло, а ты все никак в ум не войдешь! Кругом шпионы, зачем зря рисковать? Потерпи!» — вот и весь разговор. А что терпи? Чего ждем? Или уж всю жизнь скрываться по сараям да землянкам? Единственная Лишкина радость была — смотреть в окошко. Узкое, под самой крышей, оно не позволяло с улицы заглянуть внутрь постройки, зато из него открывался какой-никакой вид. Правда переулок, на который выходила стена с окном был не из бойких. Так, задворки. Где-то справа шумела главная площадь, да внизу через два дома периодически хлопала дверь кожевенной мастерской и выливались в сточную канаву помои удивительно ядовитого запаха. Напротив сарая была глухая стена какого-то лабаза или склада. Но все-равно, большую часть дня девочка проводила сидя на верхней ступени приставной лестницы, приникнув к щели окна. Юрок приходил поздно и, честно говоря, с каждым днем все меньше и меньше желания высказывал обсуждать что-либо с девочкой. И так не сильно разговорчивый он практически совсем замкнулся. Только иногда Лишка перехватывала его внимательный изучающий взгляд. Что-то беспокоило старого шамана. Даже не так, что-то реально происходило там во внешнем мире.

В это утро Лишка поняла, что дошла до края. Бесконечное сиденье в темной, холодной комнате без общения, и в постоянном напряжении привели к тому, что девочка стала плохо спать, да и наяву ее начали одолевать кошмары. Тесное жилище стало представляться чуть ли не могилой. Стены и потолок почти физически давили, не давали вздохнуть. Покружив по комнате и слазив на лестницу к окну, Лишка задумалась. Сил, да и желания терпеть заточение больше не было. Она развязала свой дорожный мешок, достала укладку с травами, надела на голову платок, крепко перемотала концы вокруг горла, завязала. Под платок приладила сухой колосник, так чтоб он касался кожи, отводил глаза, а руки были свободны. По усвоенной уже накрепко привычке, приладила на пояс кинжал с обмотанной кожей удобной ручкой, еще один короткий метательный нож укрепила у колена, прикрыв от любопытных взглядов юбкой. Обмотала вместо пояса цепь с небольшими свинцовыми шариками на концах, накинула плащ с капюшоном и вышла в переулок. Мелкий дождь тотчас намочил лицо, покрыл серебряной пленкой плечи. Лишка с наслаждением вздохнула сырой холодный воздух, потянулась и заспешила вниз по переулку — идти на главную площадь все-таки было слишком рискованно. Узкая дорога со всех сторон подпиралась глухими стенами домов и сараев или высокими заборами, но девочка была рада и этому. После сидения в своей коморке и это казалось ей роскошью. Главное — на голову не давил потолок, воздух был свеж, хоть и пах кожевенными отходами, и можно было идти и идти вперед. Постепенно дорога вывела ее почти к самой городской стене. Слева закрывал проход забор частного дома, а направо вел совсем уж узкий отнорок, между влажным обомшелым боком большого лабаза и кирпичной кладкой внутренней городской стены. Лишка повернула в узкий проход. Под ногами зачавкала грязь. Мутный ручей вбирающий в себя нечистоты из сточной канавки занимал почти все место и спешил в большой сток, проходящий по следующей улице. Девочка чертыхнулась увязнув правой ногой почти по колено в едкой вонючей жиже и приостановилась у выхода их проулка, чтобы хоть немного почистится. Дорога, что проходила снаружи тоже была, видимо, не из главных, во всяком случае, ворот в стене не было, и попасть на нее можно было только по более-менее широкому проулку, расположенному напротив, и идущему вдоль стены дальше, к одному из нескольких входов в город. Тем не менее, движение на улице было. Судя по всему, располагались тут не лавки — те, ясное дело держались ближе к центральным трактам — а скорее мастерские, склады, да дома не очень богатых горожан. А прямо напротив Лишкиного укрытия поместилась кузня. Знакомые звуки на несколько мгновений погрузили девочку в воспоминания. Но, неожиданно, что-то будто иголкой ткнулось в сердце. Лишка, уже приученная доверять своим инстинктам, насторожилась и завертела головой. Приблизительно такое же остро щемящее чувство у нее было тогда, когда она видела безлицых. Девочка внимательно осмотрела улицу. Все было спокойно. Люди, лошадь с телегой, собака. Она перевела взгляд в переулок, что шел вдоль стены. Тоже никого подозрительного — два человека в плащах разговаривают, пытаясь укрыться от дождя под навесом крыши, крестьянка с корзиной пробирается через лужи, вдали кто-то почти бежит с тяжелым мешком за плечами. Стоп. Вот оно. Прямо над этой спешащей фигурой воздух как-бы немного изогнут. Что-то похожее Лишка видела во время великого сеанса Юрока. Шаман? Еще один? Странно. Девочка поглубже надвинула капюшон, поправила колосник под косынкой и ринулась следом за странным прохожим. Расстояние было большим. Мешочник уже выбегал на площадь перед надвратной башней, когда Лишка только вошла в переулок. Сутолока на входе поглотила странного путника и полностью скрыла его от девочки. Лишка прислонилась к углу крайнего в переулке дома и затаила дыхание для полной концентрации, как ее учили в скиту. Глаза зашарили по толпе, потом поднялись выше и просканировали воздух над центральной улицей. Все было спокойно. Значит вышел из города — решила Лишка и стала по краю пробираться к воротам, стараясь никого не задеть. Она проскользнула мимо стражников вместе с группой торговок рыбой, идущих домой с опустевшими после утренних торгов корзинами, и оказалась на мосту через ров. Дорога, уходила к реке. Тот, кто ее заинтересовал, был уже достаточно далеко. Почти у самого причала. Лишка побежала, но странный человек уже садился в лодку и отчаливал.

— Куда торопишься? — внезапно услышала она насмешливый голос.

Молодой парень в дорогой одежде сидел на поваленном дереве и выливал воду из сапожка. Лишка растеряно остановилась.

— Что смотришь? — рассмеялся парень, блеснув зубами, — Колосником-то глаза отвести можно только простакам, а у нас в городе считай последнее прибежище магов да комлей. Что, не знала?

Лишка еще раз чертыхнулась про себя. Надо же так опростоволоситься. Хорошо еще, что не догнала того мешочника. Вот бы было интересно с ним столкнуться нос к носу. Парень меж тем надел свой сапог, встал и потопал ногой для верности.

— Что молчишь-то? Как зовут? Почему я не знаю.

— А ты, что, Тонда-судьбу ткущая что ли, чтоб всех по именам знать? — огрызнулась досадующая на себя девочка.

— О как! Нет, я не Тонда, но обычно всех ведунов и комлей в городе знаю. И по очень простой причине, — парень понизил голос до доверительного, — Они все представляются моему отцу.

Парень снова расхохотался, а Лишка еще раз укорила себя. Потом поклонилась, как положено.

— Простите, княжич, за дерзкие слова. Я не местная. Не знала.

— Это я понял. Ну, пошли что ли, что мы тут на проходе мешаемся.

Они сошли с моста и двинулись в сторону пристани. Встречные кланялись княжичу, и он иногда отвечал кивком.

— Ты куда направляешься? — продолжил расспросы парень.

— Никуда. Так, погулять вышла.

— Погулять… И сразу в погоню ринулась. Интересные у тебя прогулки. Рассказывай все как есть. Иначе страже сдам.

— Нечего рассказывать. Зовусь Малкой. Бабка несколько простых фокусов показала. Большого таланта нет. В город пришла с голодухи, милостыню просить. А этот с мешком… Заинтересовал он меня. Вот и решила посмотреть что, как.

— Вранье, — нахмурился княжич. — С начала до конца. Зачем врешь?

Лишка замерла.

— Что я похож на дурака? Милостыню она просить пришла и ходит с колосником, чтоб не заметили, и в неплохой боевой амуниции, — парень показал глазами на цепь, и топорщащийся над кинжалом плащ, и продолжил. — Что силы в тебе большой нет — только в это верю. Впрочем, и умом боги обидели, судя по всему.

Он сверкнул из-под нахмуренных бровей серо-голубыми глазами. Лишка застыла, как кролик перед змеей, не в силах отвести взгляд. Потом сглотнула, взяла себя в руки, опустила голову и попросила.

— Отпустите меня. Я для вас не опасна. Хотите, сейчас из города уйду?

— Да я тебя и не боюсь вовсе, — отмахнулся княжич. — Мне важно понять, чем тебя этот с мешком привлек. Я, видишь ли, свой интерес имею.

— Ничем. Я вышла, и смотрю, странный человек. Тревожный. Трудно объяснить почему. Только мне от него нехорошо сделалось. На шамана чем-то похож: низкий, волосы черные, в наших краях таких почти нет. И еще я над ним что-то вроде тени заметила. Воздух как-бы дрожит.

— А почему ты решила, что это шаманское?

— Я видела однажды Великий сеанс. Когда дух приходил, потом долго еще воздух рябью шел. Похоже, но и не совсем то…

— Мда, — потер княжич подбородок, — что-то у меня не сходится.

— Отпустите меня, — снова попросила девочка. — Я ничего не знаю.

— Ты ничего не знаешь, я ничего не знаю… Плохо это. Ладно, беги. Запомни, меня Ладислав зовут и отца так же. Надумаешь, приходи представляться. Может работу какую найдем для тебя. Опять же еда, жилье. И вот еще что. Я не верю в случай. Если мы с тобой в таких обстоятельствах встретились — это неспроста. Мне этот «шаман» или кто он там, уже не первую неделю на глаза попадается. Тревожно мне. Если что узнаешь, вспомни, что я тебя сейчас отпустил, и приди мне долг отдать. Рассказать, что узнала. Договор?

— Договор, — кивнула Лишка.

Княжич легко перепрыгнул через невысокую ограду, подошел к лодочнику, и уже через несколько минут отчалил на небольшом ялике. Лишка же повернула назад к своему убежищу.

Глава 12

С того дня как встретила Лишка княжича старалась она каждый день выходить на улицу. Все надеялась еще раз встретить мешочника и на этот раз добыть какую-нибудь интересную информацию о нем. Очень уж ей хотелось пригодиться молодому князю. Сама себе не признавалась, что чем-то он ее сильно зацепил, может обращением, может голубизной глаз, а может и тем, что не отводил взгляда от ее испорченного болезнью лица. Конечно, возможностей для поиска шамана у Лишки было не много — надолго уходить она не решалась, вдруг Юрок в неурочный час вернется? А все-таки верила в свою удачу. Повезло же один раз! Кроме того, не покидало ее ощущение, что как-то она со всем этим связана. Может быть не спроста появился мешочник недалеко от ее укрывища. Одно было плохо — с учителем не посоветуешься. Как ему про свой побег расскажешь. Иные дни проводила Лишка и около княжеского двора. Себе твердила, что по делу, дескать и тут странный путник может появиться, но внутри знала точно — что пришла она туда только в надежде княжича увидеть. Однако, дни сменялась днями, а ничего не происходило. В суете собственных дел и мыслей, еще сильнее отдалилась Лишка от ай-Тойона. Тот тоже, надо сказать, совсем замкнулся. Приходил поздно, молча ел, молча ложился спать. Занятия всякие совсем прекратились, да и вообще, пошел в отношениях какой-то холод, что ли. Впрочем, Лишка, теперь увлеченная своими делами, об этом и не задумывалась. Раньше все спрашивала, мол, какие планы, да скоро ли из города переедем. Ответов, правда, не получала, а все же… Теперь же и интересоваться перестала. Живем и ладно. Однажды только ночью сильно Юрок Лишку напугал. Ну как напугал… не специально. Дело так было. Лишка уж давно спала плохо. Часа за два перед рассветом просыпалась и долго ворочалась потом, пыталась прогнать ненужные тревожные мысли и поспать еще хоть немного. Ну, вот и в этот раз, ночью сон испарился. Сквозь тонкую зыбкую дрему почувствовала девочка что-то странное. Открыла глаза и встретилась взглядом с Юроком. Тот сидел рядом с ее лавкой и смотрел на нее.

— Что не спишь? — несколько более резко, чем следовало бы, сказал старый шаман.

— Сон не идет, — растерялась, садясь, девочка.

— Не идет, попей травок. Так возишься, что меня разбудила-перепугала.

Он вернулся на свою лежанку, а Лишка еще какое-то время пыталась прийти в себя от внезапно охватившего ее испуга. Утром, как ушел Юрок, собралась и она. Подбежала к двери, потянула за ручку-заперто. Что такое? Снова тряхнула Лишка своими травками. Но ни разрыв-трава, ни, даже простенькое заклинание, силы не возымели. Девочка поднялась на лестницу и выглянула в окошко. Дверь снаружи была подперта бревном. Просто и эффективно. Конечно, настоящей ведьме это не преграда: можно и огнем спалить, и туманом под дверью просочиться — да мало ли методов! Но Лишке такое было не под силу. Нехороший холод сжал ее сердце. Она запаниковала. Спустилась вниз, простучала стены. Конечно, никаких тайных ходов тут не было. Глупо было и надеяться. Оставался путь через окно, но тут было сразу две проблемы: первая — не факт, что через узкую щель вообще можно выбраться, да и стена снаружи высокая, гладкая. А вторая, может даже более важная — как потом вернуться? Да и надо ли возвращаться… Девочка сняла с крюка старые вожжи, проверила их на крепость, примотала к балке у окна и выбросила наружу. Собрала походный мешок, проверила ремни, полностью оделась и удобно приладила свой арсенал. Сделала несколько пробных выпадов, убедилась, что в случае чего оружие удобно ляжет в руку. Затем расслабила связки и суставы, как учили в скиту, и заскользила змеей через оконную щель, и дальше вниз по вожжам к земле. Ободранные о раму плечи саднили, но думать об этом было некогда. Девочка подхватила свою сумку и бросилась бегом вверх по переулку, спеша затеряться в толчее главной площади города. Около ворот княжеского подворья она затормозила, по привычке заглянула внутрь через небольшую щель в ограде и тут же инстинктивно присела. У крыльца стоял Юрок с крупным и статным мужчиной, с курчавой короткой бородой, в черном, вышитом по низу речным жемчугом плаще и с такими же серо-голубыми лучистыми глазами, как у Ладислава. «Князь» — догадалась девочка. Юрок что-то говорил, заглядывая спутнику в лицо то, приобнимая его рукой, то теребя свою сумку. Шаман был очень оживлен и странно отвратителен. Никогда Лишка не думала, что может он так суетиться, так мелко смеяться, так заискивающе улыбаться. Князю, видимо тоже было не очень приятно поведение старика, поскольку пытался он и отстраниться, и поскорее попрощаться. Однако, то ли из уважения к возрасту, то ли еще по какой причине, резко он Юрока не обрывал, а только все тверже и тверже отстранялся, мотал головой на какие-то Юроковы предложения, и в конце и вовсе кликнул слугу, коротко прижал руку к груди, прощаясь с гостем и развернулся идти по своим делам. Тут Юрок сделал нечто уж вовсе странное. Вместо того, чтобы уйти, на что однозначно намекал князь, прощаясь, шаман кинулся ему вдогонку, споткнулся и упал, слегка даже зацепив спину князя руками. После поднялся и, извиняясь за свою неловкость и, непрестанно кланяясь, уже окончательно покинул подворье. Лишка притаилась за створкой ворот, моля всех старых богов повести ее бывшего учителя в другую сторону. И боги услышали ее. Юрок не оборачиваясь больше на княжий терем пошел через площадь и скрылся в большой едальне.

Лишка обошла площадь по краю и приблизилась к зданию трактира. Заходить внутрь она не решилась — слишком велик риск быть замеченной, тем более, что по раннему времени народа в заведении, скорее всего, было не много. Она помялась около угла, потом нырнула в выходящий на площадь переулок и побежала, надеясь выйти на задний двор заведения. Переулок петлял и никак не хотел выводить девочку на улочку, идущую позади первого ряда площадных зданий. То на пути внезапно возникали ворота, то глухая стена оканчивала отросток тупиком. Проплутав по этому лабиринту несколько минут, Лишка снова уткнулась в глухую стену. Там, за ней было оживленно — доносились голоса, грохотали колеса тележек, по видимому, это как раз были задворки площади. Девочка подпрыгнула, уцепилась здоровой рукой за верхнее бревно, подтянулась и перемахнула через ограду. Она приземлилась, как учили — практически бесшумно и не сбив дыхания. Однако, остаться незамеченной не получилось. Ровно в том закутке, куда он спрыгнула, у стены, зажатой боками двух высоких строений, стоял человек. Точнее не стоял, а, распластавшись по углу правого дома, напряженно вглядывался в дальний конец улицы. Потасканный серый плащ прикрывал фигуру, но опытный Лишкин взгляд легко определил, что под накидкой спрятан короткий меч. Человек обернулся, бросил из-под капюшона быстрый взгляд на девочку и снова вернулся к наблюдению. Лишка тоже аккуратно выглянула на улицу.

— Спрячься, — резко бросил человек в плаще, — Сейчас мимо нас пройдут.

Он отшатнулся в дальний угол, полностью скрытый тенью, и утянул Лишку за собой. Через несколько мгновений в спешащей мимо укрытия городской толпе девочка увидела короткую фигуру Юрока. Шаман шел вместе с каким-то высоким очень худым человеком в богатом плаще на меху и высокой войлочной шапке. Как только пара скрылась из виду, девочка ринулась к выходу, но была снова удержана своим соседом. Он дернул ее в тень, накрыл своим плащом и что-то быстро прошептал в сторону. И, похоже, вовремя — четверо молодых парней шли вдоль улицы, профессионально сканируя окружающее пространство. Крайний заглянул в тупик, но почему-то не увидел не так уж, по мнению Лишки, и хорошо спрятавшихся людей. Группа прошла дальше, Лишкин спутник разжал пальцы, крепко сжимавшие до той поры локоть девочки, и прокрался к выходу из тупика. Лишка неуверенно последовала за ним. Юрок был уже далеко, почти у поворота на центральную городскую дорогу. Его спутник что-то ему говорил, а группа сопровождения шла, растянувшись цепью, и все так же внимательно осматривала окрестности.

— Ну, что стоишь, Малка, или как тебя по-настоящему. Пошли, а то упустим.

— Лишка меня зовут. А зачем ты здесь? — удивилась девочка, наконец рассмотрев знакомое лицо в тени капюшона.

— За тем же, зачем и ты, — улыбнулся тот.

Он выскользнул из тупика и заспешил по улице, смешиваясь с толпой. Лишка поправила платок и побежала следом. Юрок, меж тем уже свернул за угол. Княжич прибавил шагу, свернул в переулок на противоположной стороне, быстро пронесся по нему и затормозил у выхода на главную дорогу. Он снова надвинул плащ, бросил короткое слово и выглянул из укрытия. Лишка, чуть не налетела на внезапно ставшего почти невидимым спутника. Удивляться было некогда. Девочка присела пониже и тоже вгляделась в толпу. Ни шамана, ни его собеседника, ни парней не было. Она стала внимательно осматривать ближайшие дома. Крайним, у самого поворота на только что оставленную странной парой улочку, был трактир. Потом подряд шли лавки — в основном торговавшие льняным сукном — которым славилось княжество. На противоположной стороне так же были лавки: суконные и платяные, а еще, стиснутая с обеих сторон капитальными двухэтажными строениями ютилась небольшая конторка менялы. Ниже по улице располагались богатые постоялые дворы, цирюльни для чистой публики, шла торговля все тем же сукном, а еще украшениями и специями, в общем, дорогая улица, интересная. Но сейчас, конечно, не товары занимали девочку. Она всматривалась в спешащих пешеходов, в попытке обнаружить занимавшую ее группу, но они, как провалились сквозь землю. Лишка прикрыла глаза и попыталась почувствовать след колдовства. Но сколько она не напрягалась, вокруг была темнота, лишь по левую руку едва заметно тлело небольшое свечение. Такое, впрочем, незначительное, что и говорить не о чем.

— Ты видишь след? — вывел ее из концентрации Ладислав.

Девочка покрутила головой.

— И у меня ничего, — княжич подкинул в руке какой-то камушек, очевидно, не совсем простой. — Либо очень искусное волшба, либо все проще. Ну-ка пошли.

Они покинули проулок и двинулись к меняле. Молодой князь резко и уверенно толкнул дверь. Колокольчик обиженно вскрикнул. Где-то в глубине дома, хлопнула дверь. Послышались мелкие шаркающие шаги, и в комнате появился хозяин. Был он невысок, стар и сух. Крупный длинный, немного согнутый старостью нос далеко выдвигался вперед, бросая угрожающую тень на растрепанную не очень опрятную бороду. Вообще весь вид менялы говорил о стесненных жизненных обстоятельствах, либо, что вероятнее, о выдающейся скаредности и неряшливости хозяина лавки. Старик досеменил до прилавка и уставился на Лишку.

— Что тебе? Подавать не подаю! — сердито бросил он, невысоко оценив наряд девочки.

Лишка обернулась. Княжич снова исчез. В это же мгновение она почувствовала легкий тычок в бок. Она сглотнула, поправила ремни сумки на плечах, выгадывая время, и тоже подошла к столу.

— Сколько даешь за Фалунский кодель, дед?

— Что? — сделал вид, что не расслышал старик, — Что ты там бормочешь?

— Кодель почем торгуешь? — громче и увереннее повторила Лишка.

— Это откуда же у простой девки Фалунские деньги? Подельнички что ли пришили честного купца? Или все проще, — старик окинул ее фигуру нехорошим замаслившимся взглядом.

— Откуда деньги — мое дело. Не берешь, вопросов нет.

— Я тебя сейчас страже сдам. Ишь, золотые, говорит, почем? Пусть ка проверят, откуда у тебя денежки. — Старик сделал вид, что собирается выйти из-за прилавка. Одновременно тренированный Лишкин взгляд отметил, что другая сторона столешницы, та, что утыкалась в стену, немного прогнулась, будто на нее взгромоздился кто-то тяжелый.

— Зови, стражу! — сориентировалась девочка. — Я сама сейчас их крикну.

Она пошла к двери. Старик кинулся за ней и загородил проход, одновременно накидывая на дверь крючок.

— Ишь, какая птица. Уж и пошутить нельзя. В нашем деле осторожность — главное. Ну, давай свои кодели. Не бойся, ценой не обижу.

— Думаешь, я дура с собой сразу деньги таскать? — Лишка отступила к прилавку и оперлась о него рукой. — Я курс узнаю, потом со старшими приду на сделку. Говори почем возьмешь. У меня времени нет.

И тут в глубине дома раздался грохот. Старик хорьком ринулся вперед. Лишка подпрыгнула, держась рукой за столешницу, и выбросила вперед ноги, целя меняле в живот. Тот охнул и повалился на землю. Девочка перемахнула через прилавок и бросилась на звуки. Она пронеслась по темному узкому коридору и вылетела в помещение, служившее кухней. Задняя дверь была распахнута, а на полу лежал Ладислав. Его лицо было залито кровью, а рядом валялись обломки небольшой ножной скамьи. Лишка охнула и опустилась рядом с ним на корточки. Она аккуратно осмотрела голову княжича. Рана, хоть и сильно кровотичила, была не опасной — так, рассекли углом скамейки кожу от брови, почти до уха. А вот шишка впечатляла. Лишка скинула на пол свой мешок и завозилась с травяной раскладкой. Она уже почти закончила составлять нужный сбор, когда чуткое ее ухо уловило какой-то шорох сзади.

Тело, почти машинально, среагировало само — кувырок, еще кувырок и сразу на ноги. Старик-меняла откинул в сторону топор, который до этого, видимо должен был размозжить девочке голову, и сплел руки для заклятия. Лиловый шар начал отделяться от его ладоней. Лишка метнула нож и прыгнула в сторону, заходя на врага с фланга и пытаясь одновременно отсечь его от лежащего Ладислава. Старик закричал и схватился за плечо. Лиловый шар брызнул, разрываясь, на огненные язычки. Стена, рядом с которой еще секунду назад стояла девочка, мгновенно обуглилась. Лишка выхватила кинжал, и стала, петляя, приближаться к врагу. Лицо менялы перекосило от боли и ярости. Он неуклюже затанцевал на месте, не давая девочке к себе приблизиться, и, в то же время, готовясь нанести свой удар. Правая рука висела плетью вдоль тела, кровь из раны багрила холщовую жилетку. Старик начал слегка потряхивать левой кистью, явно разминая ею для бросания заклятья. Лишка крутанулась, сделала выпад и постаралась достать его своим клинком, меняла рыкнул, отскочил в сторону и бросил с пальцев клубок синих светящихся нитей, растянувшихся сетью. Лишка отпрыгнула. Конец сети зацепил ее ногу и ожег лодыжку холодом. Девочка сбилась с шага. Старик метнулся вперед занося руку для колдовства. На пальцах снова загоралось голубое пламя. Лишка перекатилась к стене. Схватила зубами нож и отстегнула цепь. Синяя ледяная сетка снова сорвалась с руки менялы и опустилась на то место, где еще миг назад находилась девочка, и уже новая ловушка готова была сорваться, когда тонкий свист взрезал воздух. Тяжелый шар ударил во второе плечо старика, дробя кости, цепь захлестнула вытянутую руку. Лишка вскочила, прыгнула раскручиваясь, и выбросила вперед кинжал. Старик захрипел, хватаясь за горло и рухнул на пол.

Лишка опустилась на четвереньки, ее стошнило. Одно дело убить волколака, другое дело вот так, только что говорить с человеком, и… Слезы застилали глаза. Дрожащими руками она собрала рассыпавшиеся травы, растерла их пальцами и стала сыпать на рану княжича. Ладислав застонал, приоткрыл глаза и попытался привстать. Лишка помотала головой, собрала свою сумку, подхватила Ладислава за ворот жилетки и поволокла к выходящей на задний двор двери.

…

…И когда Керкус вернулся в Ирий, война уже начиналась. Тогда почти никто из богов не обратил на него внимания, ибо слепы и самонадеянны были молодые боги, невнимательны и спесивы старшие. Росла вражда меж отцов и детей, и велико было отчуждение, и питалась глупостью ненависть. Керкус встал вдали от родных. Ни один лагерь не счел он своим, и никто не призвал его к себе. Все жаждали битвы, а за малым не разглядели великого.

Керкус же спокойно ждал. Теперь у него были знания и сторонники. Его соратники — двенадцать учеников, отправились во все концы явного мира проповедовать новое учение. Многие маги пошли за ними. Обида, амбиции, жажда знаний и справедливости — вот чем ловил Керкус души, а поймав, старался облагородить и возвысить. Близилось время людей, и он искал для них пастырей добрых, учителей-скимахов.

Скоро запылал Ирий, и сотрясся мир до основания, и вскипели реки от ярости богов, и горы склонили вершины, а ветры, обезумев, носились над землей и плакали, и стонали, и рычали, как звери. В жестоких битвах уже пали Корп — отец вод и его воздушный брат Дувит. Уже хоронила Рагда Альва, и судьбу ткущая Тонда лишилась возлюбленного Футрина, сложил голову гордый Стерх и его ближайший друг Велор. Из двух десятков богов уцелело едва ли пол дюжины, когда взошли на небе семь звезд новой эры — эры упадка. И Керкус единственный был готов и знал. Кольцо заклинаний сплелось и легко легло на колодец. И вся сила мира пролилась ему в руки, оставив остальным лишь крохотные, мелеющие источники. И поднялся он над плачущим, разоренным войной миром, и глаза его были как пламя. И готов он был судить, ибо пришло время очищения, и он избран судьей, и властителем, и пастырем, и дарителем жизни, и могильщиком. И после созвал он тех, что называли себя богами и увидел, что больше они не таковы. И тех, кто клялся служить, прогнал с гневом, а тех, кто клялись отомстить, отринул с горечью. И оставил на месте лишь Дуата в печальном царстве его, да слепую Тонду у вечной прялки. Так окончил Керкус великую бойню, и призвал к себе учеников своих, и возвысил их, и дал им право входить в Ирий. И отринул имя свое и назвался Новым богом…

Двести лет назад

— Искатель, прости своего ученика, но вопрос жжет мне сердце, — Абу-Мар низко склонился, стоя у кресла Керкуса.

Их походный шатер раскинулся на склоне Белой горы — там, где начинался одна из дорог в Ирий, доступная богам и избранным. Ткань миров здесь была тонка и даже люди иногда могли заглянуть за грань. Тогда над каменной грядой видели они смутные очертания светящихся башен, или разноцветные звезды верхнего мира. Керкус остановился тут не случайно. Он ждал и присматривался.

Меж тем в Ирии было не спокойно. Парс-отцеубийца и раньше часто покидал город, каждый раз уходя по корням Мирового дерева все ниже и ниже. Что гнало его в эти пустынные и унылые пласты мирозданья? Усталость от власти, муки совести, желание постичь что-то — трудно сказать. В этот раз он отсутствовал достаточно долго, чтобы дать созреть заговору. Его братья решили, что смогут лучше нести бремя управления миром и подняли мятеж. Именно тогда, в самом начале смуты Керкус ненадолго появился в городе богов. Его длительное отсутствие и внезапное возвращение в иное время вызвали бы массу вопросов. Тогда же все были настолько растеряны, что почти не обратили на него внимания. Буквально на следующий день часть молодых богов выступила против отцов. Ирий вспыхнул, как пук сухой соломы. Война разгоралась, а Керкус стоял в стороне и ждал. Ждал и смотрел на Ирий, а ученики смотрели на него. И вот один стоял перед ним и в глазах у него читался вопрос.

— Абу, ты хочешь спросить, почему я бездействую? — повернулся к нему Учитель. — Ты хочешь воевать, старик? Хочешь ввязаться в бой и умножить смерти?

— Нет, Великий. Но разве ты не можешь ничего сделать? Ведь разгорается смута, и огромные бедствия принесет она всему сущему.

— Знаю, старик. Но оси мира сдвигаются медленно. Обожди еще немного.

— И чего ты предлагаешь ждать? — раздался от входа голос.

Полог распахнулся, и в шатер вошла Ярла. Абу-Мар зажмурился и непроизвольно склонил голову — такова была красота богини. Керкус несколько смущенно поднялся на встречу.

— Приветствую тебя, Великая мать. Рад твоему посещению. Я предлагаю своему ученику не торопиться и учиться ждать. Это великая и очень важная наука. Но что привело тебя ко мне?

— Да, ждать нужно уметь. Ты повзрослел, мальчик. А я зашла проведать тебя, — кивнула Ярла. — Ты не навестил меня во время своего короткого пребывания в городе. Так давно покинул нас, и вот даже не зашел.

— Прости, Ярла.

— Ладно, что уж. Я присяду?

— Садитесь, госпожа, — Абу-Мар подвинул богине кресло и, поклонившись, поспешил удалиться.

Ярла подождала, пока полог опустится за согдийцем, затем с интересом оглядела жилище Керкуса, и, наконец, остановила взгляд на самом хозяине.

— Это теперь твои друзья и твой стиль жизни? — спросила она.

— Да, — кивнул головой Искатель. — У меня есть ученики, и мы путешествуем в поисках знаний.

— Ты всегда больше хотел думать, чем чувствовать, — покачала головой Ярла. — Слушай меня, мальчик. Я не верю в совпадения. Ты вернулся уж больно ко времени. Что-то происходит в мире, он дрожит, как зверь, и его страх отзывается во мне. Скажи, что происходит. Молю тебя, если ты что-то знаешь, если что-то …планируешь, — она с трудом подобрала слово, — поделись со мной. Тебе не найти слушателя лучше и советчика вернее. Доверься мне. Я волнуюсь… волнуюсь за тебя.

— О, поверь, я в безопасности, — Керкус натужно рассмеялся. — И мне нечего добавить к тому, что тебе, уверен, и так известно. Начинается война. Мерзкая междоусобная бойня. Беспечность и снобизм одних, амбиции и глупость других, развращенность и пресыщенность, безответственность и зависть — вот корень всех зол. Кровь младенца предотвратила гибель мира, и мы все в вечном долгу перед тобой, но неужели ты не видишь, что мы оказались недостойны твоей жертвы.

— Все так, — покачала головой Ярла, — но только ли это колеблет пласты мироздания, скажи, мальчик. Мое сердце плачет, но я не могу понять причину.

— Причину… Ярла, отправляйся на поиски Парса. Возможно, если он вернется, удастся предотвратить кровопролитие.

— Ты веришь в это? Правда, веришь? И хочешь остановить войну? А те слухи, про тебя и Стерха.

— Какие слухи?

— Говорят, это ты внушил ему мысль выступить против Дувита и Корпа.

— Ерунда. Не я посеял те семена, что сейчас дают всходы. Да и какой вес имели бы мои слова, Великая мать? На меня не обращают внимание. Я — бог без ритуала, странник, если не сказать изгой. Как мог бы я повлиять на Стерха? Стерха — вождя молодых, — Куркус снова улыбнулся.

— Мальчик, тебя мало ценили. Ты всегда был немного в стороне, но, мы все любим тебя.

— Не надо, Ярла — поморщился Керкус. — Вы моя родня, но на этом все. Уходи. И мой тебе совет, отправляйся на поиски Парса.

Он отвернулся, прекращая разговор. Ярла немного постояла, но, не дождавшись, продолжения тихо покинула шатер.

— Абу, — позвал Керкус.

Старый согдиец вынырнул из-за полога и уважительно поклонился.

— Жди, ученик. Жди и смотри в оба. Так рушатся царства, так меняется история. Конец приходит изнутри, а новое потом лишь заполняет образовавшуюся пустоту.

…

…Долго пыталась Ярла найти Парса-властителя. Много слоев мира преодолела она взывая к сродному брату и умоляя его вернуться в оставленный Ирий, ибо поверила она Керкусу, и надеялась, что вернувшийся властитель остановит войну. Но нигде не смогла она найти Парса. И истощив силы, повернула Ярла обратно. А когда вернулась в верхние миры, ринулась в Ирий. Войдя же, не смогла она узнать свой город. И зарыдала она и заломила руки от горя. Как безумная ходила Великая мать по опустевшим храмам и звала по именам павших богов. Затем увидела она кольцо заклинаний, сковавшее колодец, и имя Керкуса на нем и упала на землю и лежала недвижимо. Тогда приблизился к ней Новый бог и обратился к ней нежно. И говорил долго, и просил ее разделить с ним заботы о мире. Когда же он умолк, поднялась Ярла, и встала супротив него, и взглянула ему в глаза. А затем растаяла, как не была…

Глава 13

— Последний раз спрашиваю, как и зачем та пришла в мой город?

Князь сидел на массивном стуле, уперев локоть в столешницу и прикрыв усталые глаза ладонью. Очередная сальная свечка догорала, плюясь и чадя в небольшом глиняном черепке. Лишка сидела на полу, ноги и руки скованны, тяжелые цепи тянутся от кованых браслетов к кольцу в стене. Допрос, или как это называл князь «разговор» шел уже не первый час. Лишка сразу и насколько могла подробно рассказала про битву в лавке и про то, что ей предшествовало — как встретила княжича, как они вместе следили за странной парой и их провожатыми, однако, открывать своему дознавателю правду про скит, Юрока и остальное, посчитала она неразумным. Вот и заперлась. На все вопросы о прошлом твердила только, что против княжича и самого князя зла не замышляла. Князь, хоть и видно, что сердился, а ката не звал, и пытку начинать не велел. Вот и сейчас, очередной вопрос Лидислава-старшего повисел в воздухе и сдувшись опустился на пол. Девочка уронила голову на коленки и даже не нашла в себе сил хоть как-то ответить. В это время дубовая, обитая металлическими полосами дверь темницы заскрипела и тяжело открылась. На пороге стоял княжич.

— Что тебе? — резко вскинул голову князь, с тревогой окинув слегка покачивающегося еще от слабости сына.

— Я имею право здесь быть, отец. Это мой человек, я несу за нее ответственность, — максимально твердо ответил Ладислав.

— За кого это, «за нее»? Кто она? Откуда пришла? Может, ты знаешь?

— Я знаю достаточно, чтобы просить тебя не только освободить ее отсюда, но и наградить! — вспылил княжич. — Она меня спасла.

— Или заманила и чуть не погубила! — стукнул кулаком по столу князь, вставая. — В любом случае сейчас не время, да и не место для спора.

Он махнул сыну рукой в сторону двери. Княжич развернулся и вышел. Отец, не торопясь, проследовал за ним. На пороге он обернулся, окинул внимательным взглядом сидящую неподвижно девочку, немного заколебался, как-бы собираясь что-то сказать, но потом резко мотнул головой, переступил порог и с силой захлопнул дверь. Пройдя в полном молчании мимо стражи, поднявшись по старой каменной лестнице на два пролета, и миновав просторный зал, отец и сын оказались в кабинете. Князь тщательно запер дверь, и кивком головы разрешил своему непокорному отпрыску сесть.

— Наши с тобой разногласия должны быть скрыты от посторонних глаз. Всегда! — князь нервно ходил по комнате напротив сына, — Ты что этого не знаешь?

— Знаю, отец, прости, — понурился Ладислав.

— Пойми, Ладко, любая наша слабость, любая проблема — это оружие врага. И нет ничего хуже, чем разлад в семье.

— Но, отец. Ты так не справедлив. Сейчас, нам нужен каждый верный человек, а ты кидаешь эту девочку в темницу.

— Ничего нового «сейчас» не происходит! И точка, — князь остановился, и глаза его сверкнули. — Магический двор, дружина — все на месте. Наше княжество крепко.

— Ты не видишь того, что творится у тебя под носом. Знаешь сколько людей въехало в столицу за последние месяцы? Больше трех сотен! А выехало всего пятьдесят.

— Это связано с ярмаркой. Весенние торги.

— Отец, ты не хочешь видеть очевидного! — вскочил княжич. — Город наводнили проповедники Нового бога. Пришло много молодых мужчин. Что им тут делать? Сейчас посевная начинается, а оглянись вокруг — новые лица.

Отец и сын стояли и буравили друг друга одинаковыми серо-голубыми с золотыми искорками глазами. Наконец, княжич опомнился, отвел взгляд.

— Прости, отец. Я беспокоюсь. В городе что-то затевается.

— Ладко, — тоже смягчился князь, — возможно, ты и прав. Надо присмотреться. И, поверь, я держу руку на пульсе. Но даже если ты прав, особенно, если ты прав, то не стоит в первую очередь ли к этим подозрительным пришлым отнести твою новую загадочную подругу? Зачем она запирается? Почему не отвечает на простейшие вопросы? И потом, очень уж вовремя она тебе подвернулась и первый раз, и второй. Сам себе ответь честно: может это быть простой случайностью?

Княжич молчал.

— Ты еще молод, не владеешь всей информацией, — продолжил отец. — Иди отдыхай, восстанавливался. А девочка эта пусть посидит пока в темнице. Так будет безопаснее… для всех.

Князь потрепал сына по голове, и подтолкнул того к выходу. А сам сел за стол и углубился в изучение донесений и счетов.

Глава 14

Ночью Ладислав узнал, что его личная дружина целиком и очень срочно выслана из города. Вестовой, рискуя всем, пробрался в покои княжича и доложил, что дружина уже на марше, а он сам, вернулся от ворот в город и прокрался в терем буквально, как вор. Княжич лично проводил парня за городские стены, и понадеялся на то, что тот успеет догнать войско еще затемно, и влиться в него не вызвав подозрений. Сам же княжич, хоть и был в ярости, к воеводе не кинулся, не пошел и к отцу, хотя, очевидно, что приказ мог исходить только от него. До утра Ладислав бродил по улицам столицы и прикидывал что к чему. И как не судил, ничего хорошего не получалось. Хотелось с кем-нибудь посоветоваться, но Воля, очевидно, как всегда был заодно с отцом, а лучший друг Ладко — Веслав сейчас шел в степь во главе дружины. Княжич присел на ящик, стоящий у какой-то лавки. Небо над городом начало розоветь, но в переулке, где он сидел еще лежала глубокая ночная темнота. Было тихо, только на окраине города начала просыпаться скотина и изредка долетали оттуда, то петушиный крик, то блеянье коз. Неожиданно княжич насторожился. Какой-то посторонний совсем неуместный звук вывел его из оцепенения. Он прислушался. Да, так и есть. Где-то недалеко маршировали солдаты. Княжич подался вперед, стараясь держаться в темноте. Он подошел к выходу из проулка и выглянул. По широкой улице, что соединяла центр и южные ворота, шла группа молодых людей. Они привычно держали строй. И хоть одеты были разномастно и подчеркнуто мирно, сейчас во всем их облике проступала воинская хорошая выучка. Отряд прошел мимо укрытия Ладко и двинулся дальше вниз по улице. Княжич уже было решил покинуть свой пост и проследить за странной группой, как вдруг заметил на улице еще одну фигуру. Невысокий человек в длинной шитой бисером рубахе шел пошатываясь и что-то бормоча себе под нос. Наконец и он миновал переулок. Ладко внимательно оглядел улицу и заспешил вниз по мостовой, стараясь не терять из виду хотя бы последнего странного прохожего. Тот меж тем на втором перекрестке повернул направо и все так же пошатываясь двинулся по улице, населенной, как знал Ладко, в основном иноземными купцами — фрязями. Вдали мелькнул отряд. Бойцы поворачивали на двор. Странный человек в бисерной рубашке направился туда же.

Ворота скрипнули, пропуская пришедших, и закрылись. Ладко нырнул в тень между домами. Бисерный подошел к тому же двору, на который зашел отряд, и застыл явно в раздумьях. Он прошел туда-сюда. Задрал голову, оглядывая двухэтажный дом, что выпирал на улицу рядом с массивными воротами. Неожиданно одно окно отворилось, кто-то выглянул, увидел пришельца и быстро захлопнул створку. Через несколько мгновений ворота снова скрипнули, и бисерный проскользнул в открывшийся проход. Ладко, что есть силы, припустил через улицу, добежал до странного дома и заглянул в щель между столбом и забором. На его счастье хозяин и гость далеко не ушли, а остановились поговорить тут же, у входа. Рядом с бисерным стоял тот самый высокий человек в войлочной острой шапке, что так хорошо был памятен Ладиславу. Слов слышно не было, но по жестам и позам было понятно, что высокий имеет над бисерным какую-то власть. Последний явно просил о чем-то, потом стал грозить, но не уверенно и совсем неудачно. Высокий прервал его одним взмахом руки. После чего бисерный полез за пазуху, и сперва показал какую-то бумажку. Его собеседник свиток взял, пробежал глазами и со смехом вернул. После этого, бисерный достал небольшой мешочек, развязал его и показал длинную тонкую иглу. Она блеснула, отражая свет чадящего рядом факела. Это произвело впечатление. Войлочный задумался, потом что-то коротко сказал. Завязался спор. Уже почти на равных. Потом они двинулись обратно к воротам. Ладислав обернулся, ища укрытие. На его счастье, следующий дом тоже немного заходил на мостовую. При удачном стечении обстоятельств, можно быстро добежать и распластаться за выступающим углом.

— И все-таки обмен будет только таким, как я сказал. Девчонка на парня. Никак иначе. — донесся голос высокого.

— Я принес верную смерть. Разве этого мало?

— Это лишь показывает серьезность уз, которыми ты готов себя с нами связать. И закрывает твой прошлый долг. А сейчас уговор, есть уговор.

— А что если вы обманете меня?

— Что ж тебе придется пойти на этот риск. Теперь у тебя и выбора нет.

Войлочный помолчал. И продолжил:

— Я не понимаю, зачем ты упорствуешь, старик. То время прошло. С нами будущее. Даже здесь, оглянись, открой глаза. Молодые маги, молодые воины — они все хотят перемен. Старое должно умереть. Перейди на нашу сторону сердцем и отдай девчонку.

Он протянул руку к воротам, и княжич кинулся в укрытие. Скрипнула створка, по мостовой, удаляясь, застучали шаги. Ворота закрылись. Ладислав выждал какое-то время, привел в норму дыхание, мысли и аккуратно вышел из-за угла. Улица была пуста. Княжич развернулся и скорым шагом пошел к центру. Надо было спешить в терем.

Глава 15

У самых ворот Ладислав буквально налетел на Брана. Главный разведчик тоже спешил на двор. Был он без сопровождения и княжич обрадовался неожиданной удаче. Он остановил Брана и закрутил головой, прикидывая, куда бы пойти.

— В тереме слишком много ушей, — как бы считал его мысли разведчик. — Если ты хочешь со мной поговорить без посторонних, предлагаю пойти вон туда — он кивнул на невысокую башенку, на углу стены, окружающей терем.

Княжич кивнул, и они молча зашагали в том направлении. Башня, как впрочем и вся теремная ограда, выполняли функцию скорее декоративную, ну может еще ограждали двор от излишнего числа любопытных. Иногда с балкончика, что высовывался со второго и последнего этажа башни, читали княжеские указы, в праздники там же вывешивали флаги, а так, большей частью башенка действительно пустовала. Ладислав и Бран прошли вдоль стены, разведчик вынул связку ключей, немного повозился и отпер деревянную дверь с красивыми коваными медными накладками. Почти сразу за дверью начиналась винтовая деревянная лесенка, которая привела в каморку второго этажа. Бран глянул на рыночную площадь, сквозь решетчатую балконную дверь, потом обмахнул стоящую у стены скамейку и предложил княжичу. Ладислав сел и кивком позволил сесть разведчику. Бран устроился у противоположной стены и склонил голову, показывая, что готов выслушать княжича.

— Послушай, Бран, — начал Ладко, — ты давно служишь моему отцу, он ценит тебя. Кроме того, ты — разведчик. Мне нужен твой совет.

— Все, что смогу, господин.

— Я чувствую, что в городе что-то затевается. Что-то очень нехорошее. Появилось много странных людей. Много молодых пришлых парней, в которых за версту можно разглядеть военную выучку. Приплюсуй сюда мое недавнее происшествие. В той лавке мне противостоял маг, и хорошо обученные бойцы. Таких стало в городе слишком много.

— Купцы приезжают с охраной. Времена непростые, — протянул разведчик. — А тот случай мы расследуем самым тщательным образом! Поверь!

— Подожди, дослушай. Не может быть, что бы ты или твои люди ничего такого не заметили. Будь со мной откровенен. Я пекусь о княжестве, поверь. И неужели ты думаешь, что я бы стал волноваться из-за купеческой охраны? Нет. Тут все не так. Я чувствую, но мне не хватает чего-то, чтобы связать свои наблюдения и понять, что же происходит. Вот смотри, ты говоришь охрана. Но охрана… они ведь не скрывают своих занятий. Напротив. Эти ребята обычно помешаны на знаках отличия. Нашивки принадлежности к отряду, особая форма. Боги, да они обычно обвешены оружием так, как будто только рекламируют кузню! А тут нет. Молодые ребята, ходят в обычной одежде, выдают себя за ремесленников, крестьян, нищих, калик, да мало ли кого, но присмотрись внимательно, и ты увидишь бойца.

— Надо будет дать указание моим ребятам, — потер подбородок Бран.

— Вот-вот. Понимаешь, например, сегодня ночью я видел целый отряд. Десяток молодцов в разномастной одежде промаршировали по городу, и зашли в один дом фряжской улице.

— Дом на фряжской улице? — поднял Брови Бран. — Странно.

— Более чем. Потом вот еще что меня беспокоит. Я молод, и естественно больше связан с моим поколением. Не знаю, докладывали ли тебе о том, что происходит среди подростков и юношей нашего города?

Бран тряхнул головой.

— Видишь ли, за последние полгода я потерял очень много связей. Ты знаешь, я никогда не был спесив. У меня большой круг общения и среди молодых купцов, и среди ремесленников и в младшей дружине, и в ведьмачьей башне. Мне принимать княжество, и именно мои ровесники станут моей опорой, в конце концов.

— Да, это правильно, — кивнул разведчик.

— Так вот, молодежь уходит в тень. Нет, они не отказываются встречаться со мной, мы так же назначаем пирушки, но я вижу, что с каждым днем все большая и большая часть моих знакомцев замыкается в себе. При этом лучшая часть. Я поначалу думал, что чем-то обидел людей. Потом стал анализировать политику отца. Не могла ли она задеть интересы молодых горожан. Но нет. Дело в чем-то другом. Кто-то играет против нас. И играет на самом важном поле — на поле нашего будущего.

— Прости, господин, но ведь это только догадки. Есть ли у тебя какие-нибудь факты? Зацепки?

— В том то и дело, что почти нет.

— Почти?

— Да. Когда я отбросил сомнения, и принял версию о готовящейся измене, я решил последить за некоторыми моими бывшими друзьями. Ты наверняка знаешь, что в ведьмачьем дворе слушатели и молодые ведуны объединены в неформальные братства.

— Да уж. Их попойки в дни покровителей своих братств, магические драки попортили много крови горожанам.

Ладислав невольно усмехнулся, вспоминая свое участие в таких гулянках. И тут же серьезно продолжил.

— Как я уже говорил, я стал следить кое за кем. И знаешь, что странно. Я заметил, что все эти маги встречаются время от времени либо с молодым парнем с длинными темными волосами, чье лицо мне, к сожалению, так и не удалось рассмотреть хорошенько, либо, что происходит намного чаще, с высоким человеком с худым костистым лицом. Обычно он ходит в войлочной уйгурской шапке, хотя по внешности похож скорее на уроженца севера.

— Да, это уже зацепка. Постараюсь найти этого человека.

— Можешь не беспокоиться. Сегодня ночью я видел его как раз в том доме, куда зашел отряд. Уверен, он там хозяин, или почетный гость.

Бран хлопнул себя по колену, встал и прошелся по крошечному помещению. Ноздри его вздрагивали. Ладислав знал, что так было всегда, когда разведчик получал важную информацию и был готов действовать. В детстве Ладко с друзьями даже придумали Брану кличку «легавый».

— Господин, то, что ты мне рассказал, очень важно. Я уверен, ты стоишь на пороге. Еще шаг-другой и все станет ясно. Сейчас главное — не спугнуть птицу. Я включаюсь в игру, но нам надо скоординировать действия. Первый вопрос, ты собираешься делиться своими соображениями с отцом?

— Нет, — помолчав выдавил Ладислав. — Мне кажется, он мне не доверяет. Я много раз рассказывал ему о своих наблюдениях, может быть тогда у меня было меньше аргументов, но все таки… Он всегда отмахивался от меня. А сегодня… Ты знаешь, что отец отослал мою личную дружину?

Бран опустил глаза.

— Вот видишь, даже ты знаешь, а я узнал случайно, — тихо произнес княжич.

— На самом деле, — прервал неловкое молчание Бран, — это хорошо, что ты поделился только со мной. Мы тоже не знаем, кому можно доверять. Это во-первых. Возможно, даже Воля… — он сделал многозначительную паузу.

— Нет, только не он. Он старый друг отца, — отшатнулся Ладислав.

— А что, если я скажу тебе, что это Воля пробил идею отослать твоих людей? — глянул на княжича Бран, и, видя, что тот потупился, продолжил. — Мы соберем настоящие факты, и тогда пойдем прямо к твоему отцу. Если мы придем с чем-то существенным, да еще и вдвоем, он нас послушает. Это точно. Теперь, позволь, еще просьбу. Я прошу тебя написать мне имена всех, кого ты подозреваешь. Несколько списков: ведьмаки, купцы, дружина. Ну, ты понимаешь. И отдельно, приметы того дома, о котором ты говорил.

— Хорошо, Бран. Благодарю тебя. И вот еще что. Во все это дело замешана какая-то девочка. Я слышал сегодня, что тот в войлочной шапке требовал отдать девочку в обмен на юношу.

Бран дернулся, как будто его ударили, и снова опустился на скамью.

— Ты полагаешь, работорговля? — после долгого молчания пробормотал он.

— Нет, что такого страшного в работорговле, — отмахнулся княжич, внимательно вглядываясь в старого разведчика. — Тут что-то еще.

— У тебя есть подозрения? Ты знаешь, кто эта девочка?

— Возможно, — княжич помолчал. — Видишь ли, во всю эту историю как-то замешана одна моя знакомая.

— Тогда ее надо охранять! Где она, господин.

— О, — невесело усмехнулся Ладислав, — ее охраняют, поверь. Ладно. Сейчас важно разобраться с тем, что есть.

— Я займусь этим, господин. Сейчас иди, тебе нужен отдых. Завтра утром, я подам тебе первый доклад. Я подниму на ноги всех своих людей. Будь уверен.

Ладко кивнул и принялся выписывать имена. В поданные Браном свитки. Через час, когда княжич благополучно заснул в своей комнате, разведчик в большом волнении кинулся в город. Он бежал через сеть хорошо знакомых улиц. Добежав до малоприметного дома у самой городской стены, он стукнул в ставню условным стуком. Окно отворилось. Бран что-то оживленно зашептал в невидимому собеседнику, потом показал скопированные списки. После чего, выслушал ответ, вернулся к себе домой, вскочил на коня и в великой спешке выехал из города. Время вышло. Времени больше не было. Огромная черная птица взмыла, раскручивая спираль над городом, на секунду застыла и полетела на запад.

Глава 16

Лишка сидела в башне. Дни походили один на другой, как капли дождя: все та же еда, все тот же серый свет за окном и все те же вопросы. Князь навещал пленницу почти каждое утро. Садился на стул, который стражник устанавливал в коморке специально перед его приходом, и спрашивал, спрашивал. Он спрашивал — она молчала. Вол такая невеселая игра. Иногда ночами Лишка думала, а не рассказать, ли действительно ему все, что с ней случилось. Сильный и умный князь мог бы, наверное, и понять, да и помочь: не делом, так хоть советом. Но потом, прокрутив в голове свою речь, девочка убеждалась, что в ее рассказе столько дырок, столько нестыковок и странностей, что поверить в него постороннему человеку будет сложно. Кроме того, с ней были связаны другие люди. А вдруг ее рассказ повредит тем. кто жил в скиту, или Таре, да и Юрок… Что она о нем знает? Возведет на человека напраслину, а ведь он ее, скорее всего, спас. Так и топтались на одном месте князь и его пленница. Княжича же Лишка с того дня не видела. Да и где увидеть? Единственное окно располагалось гак высоко, что пленница, как ни старалась, дотянуться до него не могла. Одна радость — долетал через него уличный шум. Башня, в которой Лишку держали, как раз боком подпирала рыночную площадь, и хоть темница находилась высоко, а все-таки гул большого торжища было слышно. Еще до свету просыпалась девочка с боем торгового колокола. И уже грохотали мимо дворца телеги, цокали копытами ослики, криками прокладывали себе дорогу торговки рыбой, спешащие занять места получше. Потом площадь заполнялась голосами, топотом ног, стуком, шлепками, бряканьем, звоном, визгом, смехом, проклятьями и божбой — в общем, всем тем, без чего торговля не обходится. Редко, но долетала до Лишки и музыка. Тогда ясно было, что в городе скоморохи. В такие минуты девочке было особенно горько, уж больно хотелось посмотреть представление. К вечеру оживление на площади спадало, и просыпались едальни. Стук кружек, смех, пение, хрипловатые выкрики, а иногда и звуки потасовок — вот обычный вечерний концерт. Лишка привыкла к такому распорядку. От нечего делать всегда внимательно вслушивалась в долетающий шум, пытаясь разобраться в гуле голосов и хоть по обрывкам фраз составить себе представление о том, что делается на воле. Вот и теперь девочка сидела, привычно прислушиваясь к происходящему на улице. Торг только начался, привычно бурлил молочный и рыбный ряд, стараясь поскорее распродать товар, глухо стучал рулонами суконный, звенела невдалеке кузница. Внезапно в знакомую симфонию звуков вплелся новый высокий, быстрый, какой-то даже слегка захлебывающийся голос. Девочка встрепенулась. Очевидно было, что это не торговец, нахваливающий свой товар — больно уж тревожной была интонация, больно длинной речь. Постепенно Лишка стала разбирать отдельные слова. — «Новый бог», «последний день», «отрекитесь» — звучали настойчиво и часто. Лязгнули ворота царского подворья, раздался свист, затем топот. «Стража на рынок пошла» — догадалась девочка. Высокий голос смолк, потревоженная площадь недовольно зашумела. Свист и топот какое-то время еще доносились, пока не затихли в отдалении. Девочка недоуменно пожала плечами — проповедник Нового бога здесь, в Каменце для нее был вновинку. Впрочем, зная терпимость князя, его уверенность в собственных силах и незыблемости принципа «чья власть, того и вера» допустить такое было вполне возможно. С другой стороны то, что стража кинулась ловить крикуна, показывало, отношение к таким пришельцам. Принесли похлебку, воду и лепешки. Лишка отвлеклась на еду. Когда от хлеба почти ничего не осталось, с площади снова долетели крики проповедника. Девочка отодвинула посуду встала около стены и в который раз безрезультатно попыталась дотянуться до окна. Сейчас пришелец разместился где-то совсем рядом с башней, речь его почти можно было разобрать. Высокий, звучный, хорошо поставленный, богатый интонациями голос призывал признать Нового бога и отвернуться от ложной веры, грозил скорыми карами отступникам, обещал знамения. Невольно Лишка заслушалась, так образно и увлекательно говорил проповедник. Снова лязгнули, открываясь, ворота, раздался свист. В ту же секунду проповедник умолк, толпа зашумела. «Почему его никто не задержит, — внезапно подумалось девочке, — ведь на площади так много народа?». Вопрос был не праздный и стоил обдумывания. Лишка повертела его со всех сторон, и в конце концов досадливо топнула ногой. Ничего она не знает, про этот город на самом деле, и никакой возможности во всем разобраться! Сидеть вот так, в полной изоляции было мучительно. Хуже всего было то, что, по всей видимости, башня была заговорена от колдовства. Во всяком случае, малых Лишкиных сил не хватало здесь даже на то, чтобы почувствовать движение силы, не говоря уж о чем то большем. Весь же ее вспомогательный, а точнее даже сказать, основной арсенал — травы, камни — отобрали еще тогда, в самый первый день. Сняли даже безобидный материн берестяной оберег! Девочка опять опустилась на солому, и стала грызть остатки лепешки. Время шло. Дождь снаружи усилился. Капли заколотили по бревнам стен, потекли ручейком через забранное решеткой оконце. Торг подходил к концу. Князь в этот день не появился. Лишка оттащила свою подстилку к дальней стене, чтоб набирающая на полу лужа не замочила и без того уже не вполне свежую солому, и легла, глядя в потолок. Внезапно в коридоре послышались шаги. В двери заворочался ключ. Девочка села, обхватила колени руками и опустила голову. Все допросы она проводила в такой позе. Дверь отворилась. Вошедший сделал несколько шагов и остановился прямо возле пленницы. На досках пола прямо около себя Лишка увидела носки сапог из хорошо выделанной кожи. Потом рядом с ними на пол опустилась такой знакомый мешок. Лишка встрепенулась и подняла глаза. Перед ней стоял княжич.

— Вставай быстро, — скомандовал он. — С тобой все в порядке?

Девочка ошарашенно покивала головой. Княжич меж тем ловко освободил ее руки и ноги из оков, подтолкнул мешок поближе, кинул платье, оружие, протянул медальон на раскрытой ладони. Пленница вскочила, подхватила свои вещи и благодарно кивнула головой. Ладислав поманил ее за собой. Они тихо пробежали по коридору, спустились на несколько лестничных пролетов и заплутали по переходам княжеского терема. Княжич шел легкой, пружинящей походкой. Он уверенно прокладывал путь по сплетению коридоров и лестниц. Только один раз они притормозили и, спрятавшись за массивной деревянной колонной, переждали проход стражников по анфиладе комнат. Наконец они добрались до небольшой двери с нарядными медными накладками и чеканной ручкой. Княжич открыл ее ключом и кивнул девочке. Внутри было темно, лишь тонкая полоска сероватого света пробивалась в щель неплотно прикрытых ставень. Ладислав взял девочку за руку и прижал свой палец к ее тубам. Потом он подтолкнул ее к стене, потянул какую-то досочку и открыл смотровую щель в соседнее помещение. Лишка приникла к отверстию. Прямо перед ней был зал приемов. Где-то справа вне зоны видимости, скорее всего, располагался трон князя. Именно оттуда доносился такой уже знакомый Лишке по допросам голос. Вдоль стен стояли приближенные князя, а в центре зала расположилась группа просителей.

С первого взгляда на них у Лишки перехвалило дыхание, а лоб покрылся холодным потом. Позади низенького, пузатого, суетливого человечка в богатой беличьей накидке и шапке отороченной бобровым мехом стоял Юрок-ай-Тойон. Тут же маячили крепкие парни, те самые, которых девочка видела в тот памятный день охраняющими странного долговязого путника в войлочной шапке.

— …Прислан с почетной миссией, — долетел между тем голос толстячка. — Для установления тесных торговых связей между городами вашего княжества и вольным союзом южных земель, позвольте преподнести небольшие дары, караван с которыми в настоящее время входит в ворота вашей славной столицы. Вот, список товаров, а так же вверительные грамоты на меня и мою свиту.

Толстяк передал какие-то бумаги подбежавшему секретарю и глубоко и не без изящества поклонился.

— Что ж, — донесся голос князя, — торговля города держит. От имени княжества приветствую господина посланника и принимаю его грамоты. Есть ли какие-нибудь просьбы, или пожелания? Может быть, требуется помощь? Помнится, ваши купцы предлагали рассмотреть возможность сопровождения караванов княжеской дружиной, через степные земли.

— Ваша память безупречна, пресветлый князь, — расплылся в льстивой улыбке толстяк, — однако, потребности в охране уже нет. Точнее, мы решили этот вопрос собственными силами. Хоть торговля идет и не очень, а обременять своими заботами вас не станем. Купеческому союзу удалось на собственные деньги сформировать отряды.

— Что ж так даже лучше, — покивал князь, — дружине под торговые надобности подстраиваться возможности нет. К сожалению, слишком неспокойно сейчас, чтобы можно было отвлекать сколь-нибудь значимые силы. Однако, я вижу, что какой-то вопрос у тебя есть, посланник.

— Ваша прозорливость, не уступает вашей мудрости, — снова склонился толстяк, — Вопрос, действительно есть, но он не существенный и лежит, скорее, в плоскости личных отношений, а не государственных. Мой близкий друг потерял племянницу. Девочка не здорова. Как страшно, что иногда Бог, или Боги, лишают разума. Воистину, нет ничего хуже.

— Воистину так, — откликнулся правитель. — Но что я могу сделать?

— До нас дошли слухи, что отроковица эта содержится в темнице, пресветлый князь. Якобы замешана она в чем-то. Но уверяю, если она что и сотворила, то не по умыслу, а лишь в силу одолевающей ее болезни. Мой друг готов возместить убыток по справедливой цене. Либо, если выкуп нам будет в данный момент не по силам, мы можем оставить другого заложника из знатного рода, как гарантию внесения выкупа.

— Вот даже как…

— Мой друг очень страдает. Больно видеть. Сердце разрывается.

— Что ж давайте послушаем несчастного дядю. Тем более мы и знакомы. Ты ведь Юрок-ай-Тойон, и приходил мне представляться пол луны назад.

— Он самый и есть, княже. В тот день, что я у тебя был, она и сбёгла. Как смогла — ума не приложу. Уж следил, так следил! А вообще, после болезни она разумом двинулась. Черный мор в их деревне был. Все почти померли, а у нее лицо обезобразило, руку присушило и вот, значит, с головой что-то случилось, однако.

Юрок говорил странно, как будто хотел показать себя глупее, чем был на самом деле. Кланялся низко, снова как-то мелко тряс головой, сладко и не к месту улыбался.

— Знаешь его? — раздался шепот княжича.

Лишка покивала головой.

— Я его тоже видел, и в очень плохом месте.

Ладислав аккуратно задвинул филенку и подтолкнул девочку к двери. В молчании они снова заплутали по коридорам. В голове у Лишки звенело, руки дрожали и только присутствие княжича, похоже, удерживало ее от позорных и совершенно бессмысленных слез. То, что Юрок ее предал, было очевидно, но зачем? Почему? За что ей все это?

Три года назад

— Мастер, то, что я увидел, превосходит воображение. Мы отстали на целую жизнь!

— Ты расстроен, ученик. Не стоит давать волю эмоциям. Вспомни, чему я тебя учил, — Абу-Мар немного притворно нахмурился, глядя на молодого бакира, стоявшего перед ним.

— Прости, Мастер. Но я невольно сравниваю свою родину с тем, что вижу здесь в срединных землях. Неужели какие-то сто лет следования новому порядку так далеко увели этих людей?

— Не только, конечно. В отсталости твоего народа виноват и климат, и отсутствие тех возможностей, которые дает близость теплого судоходного моря, но, не скрою, большая часть того что ты видишь здесь создано в последние годы. Создано благодаря трем принципам, которые новый порядок принес в общество: разум, воля и закон. Мир и наука. Опора на лучших. Это все привело к тому чуду, которым ты так восхищаешься.

— Мастер, позволь мне остаться здесь, в академии. Я…я не хочу возвращаться в ту дикость из которой я вышел. Я стыжусь и почти ненавижу свое прошлое.

— Ну-ну, мальчик мой. Ты не прав. Я вижу, что ты с завистью смотришь на других студиусов. Они родились и жили уже при новом порядке, они кичатся достижениями предков. Но нет заслуги в том, чтобы ехать по уже проторенной колее. Подумай о том, сколько прошел ты, и сколько они, чтобы оказаться в одной и той же точке, и научись ценить себя. Тебе всего пятнадцать, ты в начале пути, и, поверь мне, в начале славного пути!

Абу-Мар помолчал, давая ученику осознать свои слова.

— Учитель, — поднял голову юноша, — прости меня за слабость. Скажи, как мне служить нашему делу.

— Вот такой разговор мне нравится больше. У тебя огромные, поистине уникальные данные, мальчик. Кроме того, техника, которую использует твой народ, она недоступна большинству магов. Поверь, даже я не во всем превосхожу тебя. Но не это главное. Важно, что ты сам смог увидеть нашу правду и сам решил прийти к нам. Ты из немыслимой дали почувствовал изменения мира, более того, ты понял значимость происходящего. Редко кто из взрослых магов, из магов, находящихся в эпицентре последних событий, смог так точно разобраться в ситуации. Я рад, что ты выбрал нашу сторону тогда, и понял правильность своего решения сейчас.

— Какие могут быть сомнения, Мастер?

— Сомнения как вода способны просочиться сквозь любую щель и, в конце концов, разрушить даже самое крепкое здание. Закрой для них сердце, мальчик, и докажи свою веру. Скоро я дам тебе задание. Сделай то, что я скажу, и ты не просто вольешься в новый порядок, ты возвысишься в нем - станешь одним из нас, одним из двенадцати.

Глава 17

Ладислав открыл дверь и подтолкнул Лишку в комнату. Судя по всему, это были его личные покои. Девочка нерешительно топталась у входа. Княжич же никакой неловкости, казалось, не чувствовал. Он деловито прошел вперед, покопался в стоящем у стены сундуке, достал странную свечу красного воска. Затеплил ее от поминальной лампадки, висящей, как и положено, в родовом углу и установил свечу на столе.

— Располагайся, — кивнул он застеснявшейся девочке. — Здесь тебе ничего не угрожает.

— Свеча?

— Да. Мой прапрадед во время войны магов сразу встал на сторону Мельхора. В благодарность тот создал для нашей семьи несколько любопытных артефактов. Он умел помещать часть своей воли в предметы. Великий и редкий дар! Плащ ты уже видела. Свеча — еще одна диковина. Пока она горит, про эту комнату никто не вспомнит. Так что отдыхай, ничего не бойся. Что-то сдвинулось, Лишка. Что-то нехорошее. И, боюсь, что я сам подтолкнул этот камень. Мне нужно разобраться, а ты — поможешь. Сдается мне, ты тоже как-то замешана во всей той каше, что вскипает в моем городе. Сейчас я должен идти. Будет подозрительно, если я не приму участие в розыске сбежавшей пленницы. А ты отдохни.

Ладислав улыбнулся, потрепал Лишку по плечу, легко поднялся на ноги и заспешил к отцу. Когда за ним захлопнулась дверь, девочка стряхнула наваждение. Отдернула руку, которая, почему-то, оказалась на том плече, которое погладил княжич, согнала с лица глупую улыбку. Что бы окончательно прийти в себя вскочила на ноги и сделала несколько выпадов. Потом, все больше увлекаясь, закружила по комнате. Короткий меч вспарывал воздух с тонким ласкающим Лишкино ухо свистом. Левая, присушенная кисть, обмотанная ремнями с коваными шипами, то блокировала чужие атаки, то целила в глаза противнику. Раз, раз. Тело послушно двигалось, нанося и отводя воображаемые удары. Мягкие кожаные сапожки ступали быстро и почти бесшумно. Комната кружилась, огонек свечи слегка подрагивал. Наконец, почувствовав легкую усталость, Лишка сбавила темп. Она убрала меч в ножны, и откинула упавшие на лицо волосы. Прямо перед ней на стене висело большое серебряное зеркало. Невольно Лишка задержала взгляд на своем отражении. Раскрасневшееся после упражнений лицо было почти миловидным. Конечно, шрамы, оставленные болезнью на правой щеке и над губой, портили впечатление, но если повернуть голову чуть вбок, их почти не было видно. Потом, можно, наверное, действительно попробовать те притирки, которые советовала Яринка. Или белила. Говорят на юге, женщины густо покрывают лицо специальной пудрой, так под ней шрамы будут совсем незаметны. «Тьфу, пропасть!» — снова выругалась про себя девочка. Она резко отвернулась от зеркала, кинула на пол куртку, улеглась сверху и закрыла глаза и тут же провалилась в сон.

— Эй, вставай! Ты что на полу-то спишь? — разбудил Лишку вернувшийся княжич

— Мне к постелям привыкать незачем, — дернула головой девочка, поднимаясь на ноги.

— Ну, понятно, — улыбнулся Ладислав. — Бери вещички, пойдем отцу покажемся на глаза. Ух и переполох мы учинили! Всех на ноги подняли. Дядя твой фальшивый со товарищи в ярости удалились. Да и отец сердится — дураком его выставили. Так что пошли прощения просить.

Он кинул Лишке пирожок, подкрепить силы, задул огонь ни капли не уменьшившейся свечи, подошел к стене и сильно толкнул резную панель в углу. Открылась небольшая потайная дверь. Ладислав зажег факел и нырнул в проем. Они немного попетляли по узкому ходу и подошли к уходящему вверх колодцу. Внезапно земля содрогнулась. Волны магии захлестнули Лишку, остановили дыхание. Ярким светом заполыхало перед глазами. Княжич тоже что-то почувствовал. Он дернулся, как от удара. Беспокойно повел плечами и быстро полез вверх, цепляясь за железные скобы. Лишка поспешила следом. Они лезли по темной, узкой шахте, прислушиваясь к происходящему снаружи. Было тихо, но тревога не отпускала. Наконец, они оказались на небольшой площадке.

— Ты молчи, я стану говорить, — кинул княжич, одновременно нашаривая на стене рычаг.

Раздался щелчок, и скрытая дверь отъехала в сторону. Перед ними открылись покои князя. Они были ярко освещены. Прямо в центре комнаты на полу у стола лежал старший Ладислав. Тонкая струйка крови стекала из приоткрытого рта. Лицо, выражало нестерпимую муку. Руки, со сжатыми в кулаки ладонями были неестественно вскинуты вверх. Сердце у Лишки стукнуло и замерло. Нестерпимый холод ужаса начал растекаться по телу. В голове было пусто и гулко. И все-таки она нашла в себе силы сдвинуться с места. Подошла к телу, присела. Проверила пульс на шее, как учили в скиту. Деревянными пальцами зашарила в мешке, распутывая завязки на травяной раскладке, хотя знала, что время лечения уже прошло. Голубой мутновато-стеклянный глаз князя, казалось, следил за ней. Девочка протянула руку, чтобы прикрыть правителю веки.

— Не смей! — услышала она окрик.

Лишка отдернула руку.

— Не смей, — повторил подходя к ней Ладислав. — Я сам должен это сделать. Помоги мне.

Он подхватил отца аккуратно за плечи, девочка взялась за ноги. Они отнесли тело к кровати и уложили поверх тканого покрывала. Уже начавшие костенеть руки, Ладислав с трудом опустил вниз и вытянул вдоль тела, как и положено. Он двигался как в бреду. Лицо было белым, пальцы подрагивали. Он закрыл отцу веки, потом опустился на пол, уронил голову. Было очень тихо. Неестественно тихо. Казалось, эта часть дворца полностью опустела. Лишка попыталась собраться с мыслями. Она оглядела комнату. Следов борьбы не было. На столике стоял небольшой кувшин, рядом кубок. Девочка подошла и понюхала содержимое. Потом макнула в напиток палец, облизала. Яда, скорее всего не было. Она обернулась, выискивая остатки пищи, или что-либо, что могла стать источником отравления. Потом подошла к кровати и еще раз, уже более-менее спокойно попыталась осмотреть князя. Она слегка приоткрыла крепко стиснутый в предсмертной муке рот. Обследовала язык. Осмотрела ногти, руки. Вены у левой кисти были неестественно темными. Лишка подошла к княжичу и аккуратно тронула его за плечо. Ладислав вздрогнул.

— Позволь мне осмотреть тело, княжич?

Он кивнул. Лишка быстро закатала рубаху на левой руке князя. Чем выше. Тем темнее становились вены. Девочка расстегнула рубаху. Словно ветка дерева оплетала сердце князя и уходила выше. Лишка почувствовала, что Ладко встал рядом. Она собрала волю в кулак, немного приподняла тело, оголила плечо. Небольшая, не больше булавочной головки ранка, окруженная вспухшей черно-желтой кожей, была там — на спине у самой шеи.

— На что ты намекаешь? Хочешь сказать его убили симпатической магией?! Вот так просто?! Как какого-то купца-недоумка? — сорвался, наконец, княжич.

Лишка молчала. Сердце ее разрывалось от жалости. А перед мысленым взором княжича уже вставала та самая низенькая фигурка в рубахе с бисером. И слабо отражался свет занимающегося утра на длинной игле, в протянутой руке. Если его отца когда-то укололи той иглой, а потом умелый маг провел обряд…

— Я не верю! — Ладислав сел на край постели и обхватил голову руками. — Этого не может быть… Нет. Только не с отцом. И потом, над нашей семьей держит руку Ведьмачий двор. Там бы почувствовали… они бы не позволили.

Внезапно раздался взрыв. Огромный язык пламени взметнулся прямо напротив терема, окрасив ночное небо красным.

— Ведьмачий двор горит… — только и вымолвил Ладислав.

Глава 18

Лишка и Ладислав неслись по пустым коридорам дворца. Снаружи слышались крики, лязг оружия, взрывы, ровное гудение пламени, тревожные призывы боевых рожков, а внутри было тихо и пусто. Шаги гулко разносились под высокими сводами. На лестнице они наткнулись на первые трупы. Смерть застала стражников на посту. Скорее всего, они даже ничего не успели понять. Чуть ниже, в караулке погибла целая смена. Мертвые солдаты сидели на лавках. Двое лежали у входа, рядом с ними растеклась вода из разбитого кувшина, и раскатились по полу лепешки.

— Как странно, — протянул Ладислав, — смотри.

Он ткнул мечем в тело дружинника, лежащее у дальней стены. Было похоже, что стражника зарубил его же товарищ. Лишка непонимающе подняла на княжича глаза.

— На рубаху смотри! Видишь?

Действительно, на правом рукаве лежащего стражника была прикреплена небольшая белая лента. Он подошел к трупу, наступил на безжизненную руку и с отвращением оторвал метку.

Снаружи донесся топот. Ладислав пригнулся, и аккуратно выглянул из укрытия, затем, не говоря ни слова, схватил девочку и внезапно вытолкнул ее из комнаты в коридор.

— Именем князя, стоять! — тут же донесся до нее хриплый голос. — Оружие на землю, руки на плечи!

Пятеро бойцов окружили ее. Короткие кольчужные рубахи все в копоти, один ранен. Взлетел меч.

— Не смей, — Ладислав вышел из комнаты. — Это со мной, Воля.

Бойцы опустили оружие, но было видно, что Лишке лучше не дергаться. Старший — пожилой, грузный бородач, коротко поклонился.

— Третий расчет принял бой с изменником в центральном зале? Сейчас направляемся в покои князя.

— Можете не торопиться, — помрачнел Ладислав, и кивком указал на отцовский меч, у себя на поясе. Дружинники потрясенно замолкли.

— Как ты обнаружил измену, Воля? — резко прервал паузу княжич.

— Почувствовал. Сивер вел себя странно. Еще и белая лента на рукаве. Я за ним приглядывал…

— Хорошо. Поступаете в мое распоряжение. Надеюсь, теперь ты мне веришь?

Воля опустил голову.

— Во дворце задерживаться нет смысла, — продолжил Ладислав. — Будем прорываться к Ведьмачьему двору.

— Там бой, княжич… князь. Здание горит.

— Северные казармы?

— Можно попробовать, — кивнул головой Воля.

Отряд сомкнулся и быстро двинулся к выходу на задний двор. В конюшне, охваченной огнем, дико ржали кони. Три стражника лежали у колодца, один, раскинув руки, обнимал основание сруба. Лишка покрепче перехватила меч и скосила глаза. Рядом с ней шел совсем молоденький дружинник, и ему тоже было страшно. Обугленные сорванные с петель ворота валялись на земле. Переулок перед ними был пустынен и освещен только отсветами пожара с Ведьмачьего двора. Вытянувшись цепочкой, отряд двинулся по левой самой темной стороне. С параллельной улицы долетали крики и звон оружия. Впереди показался перекресток. На углу в скобе чадил факел, бросая дрожащий отсвет перед собой. Раздался топот, в круг света выбежал человек в ночной рубахе, сзади налетел конник. Блеснула сталь. Тело, взмахнув руками, выпало в темноту. Цокот копыт отдалился. Гремя тяжелыми ботинками прошла группа горожан, все с белыми лентами на рукавах. В руках ножи, короткие мечи. Один неумело нес копье, периодически спотыкаясь о древко. Мелькнули неестественно оживленные разгоряченные лица. Обрывки разговора. Наконец, шаги удалились. Воля, подбежал к перекрестку и махнул рукой. Отряд быстро пересек опасное пространство. Труп лежал совсем рядом. Пожилой всклокоченный человек. Кровь растекалась из рассеченного почти пополам туловища.

Проход приближался к площади. Звук боя становился все слышнее. Один дом горел. Здесь были кварталы красильщиков тканей, поэтому дым был насыщен ядовитыми химическими испарениями. Отряд один за другим нырял в удушливый плотный смог. Лишка отрезала подол и замешкалась, накручивая ткань на лицо. Сверху раздался шум. Темный силуэт бежал по пологой крыше амбара. Лишка юркнула под навес в тень и достала нож. Человек огляделся, и медленно начал поднимать руку, целя в сторону площади. На ладони начал разгораться свет. Девочка метнула нож и кинулась вперед. Короткий вскрик, звук падения. Впереди что-то взорвалось. Осколки шибанули по забору. Дым ел глаза, легкие разрывались. Раздалось конское ржание. Переулок вылился на площадь. Девочка согнулась и побежала вдоль ряда домов, стараясь выйти из дымовой завесы, но не сразу оказаться на виду. Над головой с треском распахнулись ставни. Послышались звуки борьбы, хлопок, чья-то рука мелькнула в проеме и безжизненно повисла, чуть не задев Лишку. Широкий длинный рукав белым флагом забился на ветру. Изнутри дома раздался женский визг, плач ребенка. Слева снова послышался конский топот, показалась группа всадников. Впереди высокий худой человек в сером плаще. В руке короткий посох с кольцом наверху. Яркий синеватый свет льется на площадь. Лишка проползла вдоль дома и забилась в щель между высоким крыльцом столбом ограды. Кавалькада пронеслась галопом мимо.

На крыльцо вышли двое мужчин. Один тащил тяжелый узел, другой за косу выволакивал кричащую девушку. Внезапно с крыши спрыгнул еще один человек. Легко взбежав по ступеням он уложил грабителей на месте и, толкнув в сени девицу, коротко свистнул. С крыши спрыгнули еще пятеро. Лишка узнала княжича. Она вышла из укрытия и встала рядом с молоденьким стражником. Ладислав коротко кивнул и дал знак следовать за ним.

Камни площади были мокрыми и скользкими. Большая раненая собака скуля жалась к стене дома, бессмысленно перебирая лапами в собственных вываливающихся кишках. Отряд выскочил на полностью разгромленную улицу: сломанные ворота, высаженные двери и окна лавок, едкий запах дыма, обломки мебели, какие-то тряпки, черепки посуды — все вперемешку под ногами. Лишка обратила внимание на одну лавку. Здание казалось совершенно не тронутым. В щели ставень пробивался свет. На стене около двери белела полоска. Внезапно, шедший впереди Воля, затормозил.

— Засада.

В конце темной улицы ярко светила синяя звездочка.

— Назад! — скомандовал Ладислав

Отряд развернулся, но сзади уже тоже цокали копыта. Лишка коротко свистнула и побежала к меченому дому. С разбега высадив дверь, отряд ворвался в помещение. Узкое пространство между входом и прилавком, дверь в подсобку. Краснолицый дородный мужчина появился из коридора. Белая широкая лента на рукаве, короткий арбалет. Свист, падение. В груди нож. Крик. Просторная комната, освещенная камином. Рыхлая пожилая женщина трясется и визжит, две девочки на лавке. Подросток закрыл голову руками. Задняя дверь, двор, калитка в проулок. Воля с ходу налетел на вооруженный отряд, проходящий по улице. В узком проеме ворот завязался бой. Лишка убрав меч в ножны прыгнула, схватилась рукой за край забора и перебросила тело на другую сторону, заходя в тыл драки. Приземлилась, на корточки, выхватывая клинок, рубанула с разворота под коленями ближайшего противника. Добила в горло. В проеме калитки упал тот молодой стражник, рядом с которым она покидала терем. В спине торчала короткая арбалетная стрела, стреляли из лавки, и это было плохо. Лишка дернулась вправо. Тяжелый меч рассек воздух прямо над ней. Молодое широкое лицо. Лента на рукаве. Сильные мускулы, но слишком медленные движения. Удар под ребра и в сторону. Девочка скосила глаза. Рядом рубился Воля. Несмотря на возраст и кажущуюся неповоротливость, боец он был отменный: экономные плавные движения. Старшина один сдерживал троих противников. Сзади раздался топот. Лишка прижалась спиной к забору и закрутила головой. Небольшая группа солдат приближалась к месту битвы. Оружие наголо. С разбега сшибли белоленточного, наседавшего на княжича. Ввязались в свалку. Через минуту все было кончено.

— Братья, вы откуда? — откинул налипшие на лоб волосы молодой парень в кольчужной рубахе.

— Я — князь. Теперь вы в моем распоряжении, — вышел вперед Ладислав, — Будем пробиваться к северным казармам.

— Казармы разгромлены, светлейший… — опустил голову старший

— Как?

— Мы были в расчете на стене, когда здание взорвалось. В дружине измена. Через ворота в город вошли выжлецы. Идут цепью вдоль стен. Мы двигались на юг, может там можно прорваться. Выше по улице, на винной площади из складского дома по подвалам можно пройти почти до самых южных ворот.

— Попробовать стоит, — кивнул князь.

В эту секунду над оставленной лавкой взметнулся в небо огненный шар.

— Недобиток, — сжал зубы Воля. — Знак подал.

Вдоль улицы прокатился хриплый рев боевого рожка. Послышались вскрики и конский топот. Замелькали, разгораясь, синие звезды. Дружинники сомкнулись вокруг князя, и отряд бросился обратно к центру города, надеясь оторваться от погони. Мертвенный свет медленно пополз вперед. Лошади хрипели, развевались плащи преследователей.

Отряд несся по улице, пытаясь уйти от погони. Дорога петляла, немного облегчая положение беглецов. Впереди уже показалась площадь, когда голубой луч коснулся бегущего позади Лишки дружинника. Тело мягко осело на камни. Девочка вскрикнула. Внезапно сильная рука дернула ее в сторону и втянула в небольшой переулок — буквально крысиную нору. Нестерпимо воняло. Под ногами чавкала сливная канава. Ход извиваясь обходил площадь и шел в гору. После очередного поворота, когда стихли звуки погони. Ее спутники остановились. Их было всего двое — Воля и Ладислав. Без сил они опустились прямо на землю.

— Князь, — отдышавшись, обратился к юноше дружинник. — Прости нас, сынок. Не сберегли мы княжество.

Ладислав молчал.

- Тут все кончено, светлейший. Поверь. Город пало. Тебе надо уходить.

— И бросить столицу? — повернулся тот.

Теперь было очень хорошо видно, насколько он еще молод. Вся выученная степенность, сдержанность, уверенность в себе — все слетело. Перед ней сидел юноша, потерявший за одну ночь почву под своими ногами, смятенный и разбитый. Гордость и ярость, боль и бессилие мучительно боролись в его душе.

- Уходи в Усолье к Володарю, князь, — продолжил Воля. — Он родственник и старую веру чтит. Соберешь войско, отвоюешь княжество. Мало чужую землю силой взять, надо еще удержать. А кто с такого начинает, кто без права чужое берет… того люди люто ненавидеть будут.

— Не могу я вот так бежать. Они отца убили. Я должен отомстить. Мне вот этот меч руку жжет, крови просит, понимаешь?

— Мстить надо умеючи. Что ты сейчас можешь? Ничего. А с войском, с комлями, глядишь и вернешь княжество.

Помолчали. Страшная усталость и опустошенность навалились на девочку. Она прижалась к стене и закрыла глаза. Бойня в городе подходила к концу. Крики стихали. Набатный колокол молчал уже давно, и устанавливающаяся тишина была едва ли не страшнее недавнего шума битвы.

— Князь, пора идти, — снова нарушил молчание старшина.

— Куда же мы пойдем? — подняла голову Лишка. — Город захвачен.

— Захвачен, да, — покивал головой Воля. — И ворота, наверняка охраняют. И княжича ищут. Да и тебя, поди, тоже. Но есть у нас одна возможность, правда, Ладислав?

Князь вздернул голову, и впервые за долгое время слабая тень улыбки промелькнула на его лице.

— Колодец?

— Помнишь, как ты в детстве в него рвался?

— Что за колодец? — удивилась девочка.

- Тайный ход за город. Главное, что открыть его может только тот, в ком течет кровь Каменецких князей. Да и знают о нем немногие.

— Но, он в самом центре Ведьмачьего двора, — потер подбородок княжич.

— Это действительно проблема, а все-равно рискнуть стоит. Ну, встряхнулись, детки, вперед.

Пожилой солдат перехватил меч, поднялся и поспешил по проулку. Дорога шла все вверх и вверх. Несколько раз беглецы крадучись пересекали широкие улицы и снова ныряли в узкие щели, темные и тесные коридоры. Они пробирались к центру по системе городских стоков. Постепенно ходы становился все уже. Разномастные стены почти смыкались над беглецами. Поток нечистот, ранее текший посредине проулков, теперь заполнял все пространство.

Тонкие ручейки вливались в него из узких, не шире ладони, боковых ходов. Вонь становилась все сильнее. Крысы с писком кидались в стороны. Внезапно, очередной ход уперся в тупик. Гладкая каменная стена перекрывала дорогу, и только внизу открывался узкий лаз, из которого тек мутный ручей.

Под землей идет сточная канава Ведьмачьего двора. Если ее еще не догадались перекрыть у нас не плохие шансы подойти почти вплотную к колодцу.

Глава 19

Скимах сидел в зале на первом этаже башни Волхвов. Сквозь выбитое окно ветер кидал в комнату мелкую морось. Влажный воздух остро пах пожаром. Скимах сидел, запахнувшись в серый плащ, и с неудовольствием рассматривал следы копоти на замшевых перчатках. Около лавки в два ряда стоял десяток выжлецов. Между ними на каменных плитах пола лежал маленький лохматый человечек. На его шее слабо светился тонкий синеватый обруч. Скимах прервал свое занятие и поднял глаза на стоящего рядом с его лавкой десятника. Тот тряхнул рукой, человечек дернулся и с трудом встал на колени.

— Говори, шишок. Не заставляй нас ждать.

— Я ничего не знаю. Я храню домик стражи. Что происходило в остальных помещениях, мне не известно.

— Хватит врать! — закричал десятник, сжимая кулак, домовой схватился за горло и захрипел. — Тебя схватили здесь, в этой самой башне.

— Оставь его, брат, — внезапно проговорил главный. — Он сделал свой выбор. Ты ведь не хочешь жить, шишок, правда?

Домовой поднял глаза.

— А нет, — ухмыльнулся скимах, — хочет. Посмертия-то нет… Нет для вас, тварей, ничего по ту сторону. И ты это понимаешь. Даю тебе последний шанс подумать, или ты нам рассказываешь, обо всех, скажем так, особенностях главной башни и всего Ведьминого двора, а этих «особенностей» должно быть много! Или мы тебя умертвляем. Для этого даже не нужно руки марать. Посадим тебя в повозку, да и повезем, скажем, в соседнее княжество. Через земли пустынные, бессильные… Вот и придет тебе конец. Медленно придет. Обо всем подумать успеешь. А мы, кстати, все равно найдем все, что нам нужно.

Шишок снова опустил голову.

— Верховный! — донесся от входа вскрик и в комнату ворвался Юрок-ай-Тойон.

Он подбежал к скамье, и, казалось, не обращая никакого внимания на присутствующих, бухнулся на колени. Лицо его было в копоти, рука обожжена. Еще два выжлеца быстро вошли в комнату, подхватили шамана под руки и поволокли на выход.

— Прости, верховный, — склонил голову десятник.

— Скимах, умоляю, исполни обещание! — крикнул от дверей Тойон.

— Обещание? — поморщился скимах. Он шевельнул пальцами, Юрока отпустили.- Какое обещание, шаман?

— Верни внука! Верни Удагу, — губы старика задрожали. Он снова неловко подбежал и упал в ноги сидящего.

— Где девчонка? У нас планировался обмен, если ты не забыл, — процедил Скимах

— Умоляю, верни внука, — протянул к нему руки шаман. — Я буду искать Лишку всю оставшуюся жизнь, клянусь. И потом, я помог убить князя, разве это ничего не стоит?

— Предательство ничего не стоит само по себе. Как и обещания предателей.

— Ты тоже предал старую веру, — поднял голову Юрок.

— Я не предал, я отринул. Большая разница. Теперь пошел прочь.

— Умоляю тебя, скимах! Отдай внука. Не лишай последнего. Ведь я все радми ради внука отринул. Мне нет теперь места на земле!

- Эх ты, магик, - вдруг хрипло хохотнул шишок, - Продался да даром

- Заткните эту тварь, - кинул скимах, но и без того домовой уже получил удар от которого упал на колени и захрипел. – А ты, шаман, пойди вон.

Юрок поднялся. Долгим взглядом посмотрел в неподвижное лицо скимаха, оттолкнул протянувшуюся было к тему руку выжлеца. Перевел взхгляд на домового. Тот поднял лохматую голову. Бледные почти прозрачные глаза нежити скрестились с черными глазами шамана. Юрок пошатнулся, как от пощечины, прихрамывая и пошатываясь, двинулся к выходу. У самой двери шаман внезапно развернулся. Огромный огненный шар, сверкая, вырастал у него из груди. Тонкая нить быстрее мысли метнулась к шишку, разрезала ошейник. В туже секунду шар лопнул, разливаясь пламенем по полу. Шишок испустил пронзительный победный клич, и вскинул руки. Здание послушно вздрогнуло. Огромная башня оседала, как будто стены, больше не в силах были держать купол. Камни крошились, перекрытия этажей рушились внутрь, а навстречу им уже взвивалось яркое пламя. Стража со всех сторон бежала к месту катастрофы.

Три фигуры вынырнули из стоящего в стороне лабораторного корпуса и, пригибаясь, пробежали к кухне. Звуки короткого боя потонули в общем шуме. Грузное тело дружинника осталось лежать у входа, как и два трупа выжлецов. В подвале мягко легла на свое место каменная плита, закрывая ход под землю.

Три года назад

— Таким образом, я считаю, что поддержка Нового бога должна идти от сердца, негоже принуждать людей сменить веру. Милосердие и мудрость — вот что верно и крепко привяжет к нам души. Я все сказал.

Рафаил сел на свое место за общим круглым столом в зале собраний. Одиннадцать его братьев-скимахов, до этого напряженно следившие за речью, зашумели, обсуждая услышанное. Сидевший тут же за столом Керкус поднял руку, на раскрытой ладони блеснул знак кольца.

— Спасибо, тебе Рафа. Ты всегда был… чувствителен и мягок. Возможно это то, чего не хватает нашему движению.

— Но, повелитель, — седой Абу-Мар приподнялся на стуле.

— Я сказал «возможно», Абу-Мар, — остановил его Искатель. — Всем известно, что вы с Рафаилом расходитесь во взглядах, и всем известно, что вы оба равно преданны нашему общему делу. Я обещаю тебе обдумать все, что ты сказал, ученик, — снова повернулся он к Рафаилу. Я обдумаю так же те вести, что все вы, мои ученики-скимахи, принесли мне с разных концов Ойкумены. Теперь отдыхайте, пируйте, а завтра возвращайтесь к делам своим, нельзя надолго оставлять стадо без пастырей.

Керкус поднялся и направился к выходу из зала, дав знак Абу-Мару и Рафаилу следовать за собой. Миновав анфиладу комнат храма, они вышли в сад, поднялись по ступеням на верхний уровень и уединились в небольшой беседке. Искатель дал знак садиться, сам же остался стоять, задумчиво рассматривая панораму сада, расстилавшегося на нижних ярусах. Его ученики хранили молчание. Молодой скимах напряженно следил за Керкусом, согдиец же спокойно разглядывал перстень с синим камнем на своей руке и только раз быстро и остро глянул на взволнованного собрата. Наконец бог повернулся.

— Скажи. Рафик, а там внизу сейчас весна?

— Весна, Учитель.

— И оазис в Джибулистане опять принимает караваны?

— Наверное, так, Искатель.

— Как давно все было… Я иногда завидую вам, вы почти так же свободны, как в былые годы. Можете путешествовать по миру. Ирий прекрасен, но иногда мне кажется, что самым счастливым я был там, среди людей… Рафик, почему ты редко навещаешь центральные земли?

— Там вера крепка, повелитель, а нашей целью является несение ее новым народам. Разве нет?

— Конечно… Весь вопрос только, как это делать. Именно в этом вы не сходитесь с Абу-Маром. Правильно?

Рафаил потупился.

— Меня печалит ваш разлад. Я всегда любил тебя, Рафаил. Ты чист душой, ты одним из первых пошел за мной, поверил в меня тогда, когда никто не принимал меня в серьез, и даже комли, что живут, чтобы служить богам не оказывали мне должный прием. Твое сердце порывисто и полно любви. Это твой плюс, но в этом и слабость, — Он повернулся к согдийцу. — Теперь ты, Абу-Мар, Ты, кого я поставил старшим. Ты, чей опыт, чье суждение я всегда ценил. Неужели ты не видишь ничего ценного в речах Рафаила.

— Вижу, повелитель, — Абу-Мар перестал рассматривать перстень и поднял глаза на Керкуса. — Как же мне не видеть? Жалость, милосердие, любовь стучат и в мое сердце. Но вот всегда ли они уместны? Не должны ли мы на время откинуть жалость к одному, заботясь о тысячи? Верно ли отвечать на зло добром? Хорошо, если это заставит зло устыдиться и вступить на путь исправления, а если нет? Если это только покажет безнаказанность зла и нашу неспособность защитить добро? Сердце не лучший советчик. Надо смотреть на факты.

— Какие факты? Какие? — вскинулся Рафаил.

— Светлый, возьми бумагу, — Абу-Мар протянул Керкусу свиток. — Здесь я привожу некоторые цифры. Цифры сухи, но могут рассказать о многом! За полвека новой эры на срединных землях, что первыми признали новый порядок, жизнь людей совершенно изменилась. Достаток, закон и благоденствие. Наши ордена организуют скуолы для способных детей и академии для вступивших в орден и желающих посвятить себя поиску истины. Брат Мифодий создал алфавит для народов к югу от Днестры и сейчас пошел дальше на восток к племенам скотоводов. Ремис, по твоему соизволению сложил прямые обязанности скимаха и посвятил свое время сельским работам. Он учит крестьян, как получать больший урожай, улучшает культуры растений и породы домашних животных. Я, как ты знаешь, вместе с лучшими законниками Империи Безантов работаю над созданием сводов гуманных уложении, которые потом лягут в основу кодексов и других стран, принявших твое слово.

— Все так, Абу, но ты показываешь лишь одну сторону медали, — Рафаил покраснел, руки его теребили простой холщовый серый плащ. — Расскажи, что происходит на окраинах. Там, куда слово наше еще не вполне дошло. Там, куда бежали или были изгнаны те, кто пока не смог принять веру. Расскажи, что происходит в самом сердце нашего мира — в царстве Гипаров. Там, где твой ставленник — сотник Грилла уже возвел на костер десятки обвиненных в ведовстве. Расскажи о том, как в том же Безанте знатные люди при поддержке выжлецов охотятся на нежитиков, словно на диких зверей. Расскажи, как страдают сосланные под надзор бывшие маги, лишенные силой колец своих способностей.

— Все, кого ты упомнил, имели шанс встать под наши знамена, — подался вперед Абу-Мар. — Отказавшись, они потеряли право на нашу милость. Да и были ли они милостивы сами раньше, в дни славы и могущества? Это не выжлецы хватают магов, это простые люди просят наших солдат арестовать тех, кто раньше не был справедлив! Тех, кто творил беззакония, опираясь на право сильного, тех, кто ни разу не преклонил свой слух к жалобам людей, тех, кто презирал их. Пришло время расплаты. И мы — меч, пришедший снять свою жатву.

— Хватит, Абу-Мар! — поднял руку Керкус. — Ты сказал достаточно. А ты, Рафа, помни, что наша победа пока не окончательна. Именно там — на краях ойкумены прячутся не только несчастные изгнанники. Где-то там затаились те, кто может выйти против нас в открытом бою и попытаться силой вернуть власть. Возможно, время битвы ближе, чем тебе кажется, ученик…

— Но нельзя же несправедливостью переломить несправедливость, и жестокостью жестокость!

— Пустые кувшины громко гремят, но в них нет вина! — Абу-Мар потемнел лицом и говорил отрывисто и резко. — Ты отходишь от нашей веры, прикрываясь красивыми словами. Нельзя сделать великого дела не запачкав рук.

Рафаил рванулся вперед, но был остановлен Керкусом.

— Прекратите спор. Я понял тебя Рафаил. И ты, Абу-Мар, не давай воли чувствам сверх меры. Возможно, в словах Рафаила есть зерно правды. И больше того, Рафаил не единственный, кто так смотрит на вещи. Меня это стало тревожить. Поэтому, ученик, я хочу дать шанс тебе, и всем, кто разделяет твои взгляды. Ты призываешь завоевывать любовью, но не мечом. Хорошо. Давай попробуем. Знаешь большой скит Старой веры в земле росов возле города Прия? Иди туда, как мой посланник, и попытайся донести до собравшихся там волхвов и комлей наше слово. Если у тебя получится обратить хотя бы третью часть, я разрешу тебе выбрать лучших из корпуса выжлецов, сформировать собственный отдельный орден и начать обращение окраинных областей в соответствии с твоими убеждениями. Я отзову Аскольда и поставлю тебя верховным учителем над тем регионом.

— Благодарю тебя, повелитель! Благодарю, что услышал меня! — встал на колени Рафаил.

— Да, это важно — слышать друг друга... Теперь иди, — Керкус приподнял молодого скимаха.

— Славься! Я еще послужу нашей вере!

Рафаил выбежал из беседки. Скоро его серый плащ замелькал на дорожках раскинувшегося внизу сада.

— Послужишь, конечно, послужишь, — пробормотал Керкус, грустно глядя вслед ученику.

Три года назад

Большой скит возле славного города Прия уже неделю бурлил. Сюда — в центр поклонения старым богам, в центр сохранения и преумножения магического знания, где испокон веков обучали юных чародеев и комлей, так вот именно сюда явился посланец Нового бога. Один из наиболее близких его учеников — скимах Рафаил. Он пришел один, что уже было удивительно. Более того, он пришел не требовать, как это водилось у его собратьев, но убеждать, и убеждать, надо отдать должное, талантливо. Речь его была разумна, вопросы, которые он задавал, били точно в цель, его доводы впечатляли, а искренняя заинтересованность в точке зрения противников подкупала и располагала к вдумчивому разговору. После недели интереснейших разговоров и споров, было решено назначить открытый диспут. Со стороны старых богов собирался выступать голова скита вещун и большой знаток теории магических искусств Светловит, от Нового бога, разумеется, предстоял Рафаил. Весть разнеслась далеко. Со всех сторон окраинных земель к Прию спешили кудесники и комли. Младшие ученики скита целыми днями бегали, устраивая прибывающих гостей: расширяли пространство, выкраивая новые кельи, обставляли и приводили в порядок обеденные залы, распределяли пищу, исполняли просьбы, а иногда, и капризы новых постояльцев. В ночь перед диспутом, когда знаки на небе уже были в основном прочитаны и занесены в книги а гости и хозяева скита в основном разошлись по кельям, Светловит сидел в своей келье и сверял счетоводную книгу. Перед ним стоял молоденький магик.

— Сколько еще путников пришли сегодня в скит? — поднял голову настоятель.

— Восемь… Девять. Девять, если считать парня, которого мы подобрали у озера.

— Что за история?

— Утром, когда повар пошел за водой он увидел на берегу лежащего в беспамятстве юношу. Он был очень истощен. Когда его привели в чувство, сказал, что ходил на охоту с отцом, ночью на стоянке на них напали какие-то твари. Отец, увы, умер. Ему удалось бежать. Заблудился, обессилел…

— Твари. А ты что-нибудь слышал о злобной нечисти в наших местах?

— Слухи ходят разные. Возле скита силы много, так что любой нежитик может без крови обойтись, а вот в Зеленых горах, говорят многие от ужаса на кровавый путь встали.

— Странно. Что еще можешь сказать про самого парнишку.

— Ничего, особенного наставник. Крепкий парень, хоть и истощен. Не росс, скорее из северных народов. У них трудно определить возраст, ты знаешь.

— Какие у него руки?

— Руки… да, руки странные. Я сейчас вспомнил. Ни мозолей, ни ран, а ведь он из охотников. Еще глаза, очень взрослые глаза.

— Тревожно мне что-то, — поднялся Светловит. — И знаки сегодня были нехорошие. Ну-ка пойдем, покажешь мне нового гостя.

Настоятель двинулся к выходу. Огонек свечи дрогнул, отделился от фитиля и поспешил за ним. Они шли по коридорам скита мимо одинаковых деревянных дверей в кельи. Было тихо, только кое-где шелестели мыши и домовые. Коридор сделал несколько поворотов и начался лекарский отсек скита. Мягкий запах лечебных трап и смол защекотал нос. Послушник забежал чуть вперед и, постучав, толкнул одну из дверей. Небольшое помещение с низкой лавкой и маленьким столиком было совершенно пустым. Юноша удивленно закрутил головой и кинулся проверять соседние помещения, а старший магик, моментально помрачнев, втянул носом воздух, обследовал потолок, развернулся и со всей доступной быстротой кинулся на двор.

Уже через несколько минут они оба стучали в домик, выделенный Рафаилу. Небольшая избушка, предназначенная для приема особо важных гостей, стояла у самой ограды между летней кухней и корпусом со свитками и книгами. Сквозь неплотно прикрытые ставни лился магический свет. Это было не странно — Рафаил и раньше работал допоздна, но вот то, что он не открыл на стук…

Светловит протянул вперед иссохшую, слегка по-старчески подрагивающую руку. Послышался звук отпираемого замка. Дверь дрогнула. Послушник толкнул створку и вскрикнул. Комната была залита кровью. Тело Рафаила, растерзанное, наполовину лишенное кожи лежало у самого входа. Правая рука была протянута вперед, как будто он в последнем усилии пытался выбраться из смертельной ловушки. Магики вошли и встали рядом с трупом. Молодой послушник был бледен. Губы его тряслись.

— Как? – только и смог он выдавить из себя

Предстоятель скита склонился над трупом и положил ладонь на протянутую мертвецом руку.

— Как, сейчас не очень важно, дружок. Важно — кто. А главное зачем. Прости, что заставляю тебя участвовать в этом, но мне надо действовать быстро. На правой ладони нет кожи. Посмотри, не сможешь ли ты найти ее. Магический поиск ничего не дает. Может быть, простое человеческое зрение окажется полезнее.

— Да, да, я понимаю… Там должен быть знак кольца. О, Боги!

Светловит поднял голову скимаха и закрыл его глаза. Потом принялся собирать и внимательно осматривать разбросанные по комнате фрагменты того, что раньше было телом Рафаила.

— Я не могу найти того, что ты просишь...- наконец помертвевшим голосом сообщил послушник.

— Объявляй тревогу, брат!

В этот момент за стенами скита громыхнуло, и огонь одномоментно обхватил всю деревянную ограду.

Глава 20

Подземный ход вывел на берег реки, той самой, по которой Лишка так еще недавно плыла с Юроком. Тщательно замаскировав выход, двинулись через лес. Идти старались быстро, но и про минимальную осторожность не забывали — костров не разводили, прогалины и поляны обходили. Ладислав был уверен, что в скимах прикажет обыскать город, и отсутствие тела княжича, среди трупов, не пройдет незамеченным. Погоня была лишь вопросом времени. Именно поэтому он торопился, подгонял Лишку, сердился, на любую задержку. Та не роптала, хотя к концу третьих суток страшно ослабела. Разом навалилось все: и переживания последних дней, и ужас смертельной ночи, и дикая гонка через чащу, и голод. Но больше голода и усталости мучила Лишку отстраненность княжича. Ладислав, как будто замкнулся. Ни слова. Ни взгляда. Только «Вперед», да «Быстрее». Он сам почернел и высох от усталости и горя. В первую ночь, звал во сне отца. Лишка проснулась тогда и долго сидела рядом с мечущимся княжичем, шептала заклинания на глубокий сон, жгла травы.

Так и шли-бежали через чащу, как два волка — молча, быстро, отчаянно. Между тем, местность достаточно быстро менялась. Чувствовалось, что приближаются Срединные горы. Все чаще из-под слоя сероватой почвы вылезали камни, а лес становился светлее и чище.

— Поднажми. Скоро выйдем к реке, сядем в лодку. Там и до Усолья рукой подать, — кинул Ладислав и еще ускорил ход.

Лишка с трудом поспевала за ним.

— Где же мы лодку раздобудем, князь? У нас ни инструмента, ни навыка, чтоб ее сделать. Да и как идти вверх по течению?

— Не бойся, — впервые чуть улыбнулся Ладислав, — там, у реки, кое-кто нам поможет. Здесь еще наша земля, многие мне и отцу обязаны, за укрывище, за поддержку. Вон, смотри, видишь?

Он вытянул руку и ткнул в ближайшую сосну. Лишка присмотрелась. И действительно, на серо-коричневом стволе были три интересные зарубки. Вроде, треугольник, но разомкнутый.

— Это чури деревья метят. Я, честно говоря, значение меток не знаю, да и неважно это. У каждого народа свои обычаи. Пока окружающим вреда нет-живи, как тебе предки заповедали. А чури зла не делают. Тихие, за лесом, как за ребенком ходят. Лешинков почитают. Комлей не держат. Отец говорил, что у них вроде как в каждой семье обряд ведет старший по возрасту. Прошлой весной чури на изломе притока Солинки стояли. Если боги нам помогут, и сейчас их там найдем.

Дальше шли веселее. Лишка выглядывала на деревьях метки, старалась разгадать их смысл. Да и вообще, то, что их ставили люди и, стало быть, где-то не так уж далеко можно найти жилище, тепло, еду — вливало силы в измученное тело. К вечеру вышли к реке. Лес немного отступил, оголив несколько сажен береговой линии, вдоль которой огромные каменистые глыбы тяжело сползали в бурную прозрачную воду. На другой стороне неширокого потока вставали отвесные скалы.

— Почти точно вышли. Вот, что значит память…

Княжич задумчиво смотрел на Солинку, опустившись на землю около края леса.

— Года два назад меня отец на стоянку чурей возил. Они тогда только в наши края пришли, надо было посмотреть, как и где они устроились, по силам ли назначенная подать.

— А если бы была не по силам? — опустилась рядом Лишка.

— Если бы не по силам, отец бы посоветовал, как хозяйство организовать, чтоб по силам была, — пожал плечами Ладислав. — Мы же не просто так тягло даем, рассчитываем возможности. Да и вообще, с этим у нас никогда проблем не было. Знаешь, что меня сейчас действительно беспокоит?

— Что?

— Остались ли чури отцу верны…

— Мы свое слово всегда держим, князь! — раздался внезапно голос откуда-то сбоку.

Лишка подскочила, выхватив меч, и завертелась, оглядывая стоящие вокруг деревья. Послышался короткий смешок, на глазах у девочки ствол стоящего рядом дуба как бы раскрылся, и оттуда вышел невысокий и очень худой юноша. Он поклонился Ладиславу, а потом обнял, скрывавшее его дерево. Дуб закрылся и как-то очень ласково покивал голыми пока еще ветвями. Юноша же, опустился на одно колено.

— Приветствую тебя князь. Мое имя Брезень. Позволь провести тебя и твою спутницу на нашу стоянку.

— Твое приветствие принято, — кивнул головой Ладислав. — Рад, что народ моего княжества так хорошо… организовал оборону в столь неспокойные времена.

Все двинулись через лес по внезапно наметившейся дорожке.

— Прости, что не обнаружил себя сразу, и позволил себе услышать разговор, не предназначенный для моих ушей, но приходится быть осторожным, — еще раз поклонился на ходу парень. — Некоторые люди умеют менять личины, мне надо было убедиться, что ты именно тот, кого мы ждем уже несколько дней.

— Вот как? Ждете? — удивился Ладислав.

— Лес шумит тревогой, господин. Бойня в столице не прошла для нас незамеченной. Мы надеялись, что ты спасешься и придешь к нам.

— Плохо, — покачал головой княжич. — Если вы меня ждали, значит и для скимаха мой маршрут не долго останется секретом.

— У нас тебе ничего не грозит, господин. Лес защитит своих детей, пока есть силы. Плохо то, что эти силы уходят.

— Вы тоже это чувствуете? — заинтересовалась Лишка.

— Наши владыки чувствуют, госпожа, — повернулся к ней Брезень. — Лешие уходят дальше на север. К Ледяному морю. Там еще обилен источник силы. Мы скоро тоже вслед снимемся. Хотели вот только долг отдать. Помочь, чем сможем, новому князю. Его отец нам руку в тяжелый час протянул. Наше племя раньше на юге за Светлым лесом ходило, — Брезень внезапно замолчал.

— Ты знаешь, что скимахи на юге объявили войну лесам? — спросил Лишку княжич

— Как это? Как можно воевать с лесом? Зачем?

— О! Скимахи очень логичны, этого не отнять, — сверкнул глазами Ладислав. — Смотри сама. Где капищ больше всего? В лесах. Где комлям и чародеям скрываться удобно? Опять в лесах. Добавь сюда, что некоторые народы деревьям поклоняются. Вот и получается, что лес — враг. И враг опасный.

— И что дальше?

— А дальше, — поднял голову Брезень, — Дальше окружили наш лес с подветренной стороны, да и начали жечь. Никогда бы не поверил, что можно так варварски быстро погубить то, что жило веками … — лицо его перекосилось. — Мы видели, как погибали наши владыки, пытаясь спасти своих детей. Многие из моего племени сгорели в том пожаре. Тех, кто выжил, гнали собаками, рубили, брали в плен. Без леса, мы беззащитны. Немногим удалось спастись и добраться сюда. Князь нас приютил. Одарил новым лесом.

Он нагнулся и убрал сухую ветку, упавшую на молодую сосенку. Лишка потрясенно молчала.

— А что, Брезень, в южных землях все встали на сторону Нового бога? — решил развернуть разговор княжич.

— Похоже на это, господин. Очень похоже.

— И хорошо живут?

— Те, кто Нового бога принял — хорошо. Даже очень. Дожди, говорят в норму вошли. Урожаи, что ни год только обильнее. Пашен много, на лесных-то пепелищах. Разбойников прижали, читать всех желающих учат. Порядок, достаток. Однако, воли нет.

— Как это? — удивилась Лишка.

— Да так. Все друг за другом досматривать обязаны. Чуть кто подозрительный, тащат к выжлецам. А уж у них суд интересный. Чего делал и чего не делал, все расскажешь.

— Как же люди это терпят?

— А что такого? Пока тебя не касается, все кажется правильным. Опять же, тепло, сытно. Живи — радуйся. Нового бога хвали. И ведь, вроде есть за что хвалить…

— Да, сложно, — кивнула Лишка, припоминая свою историю.

Тропинка расширилась и выплеснула путников на небольшую особенно чистенькую поляну. Впрочем, поляной, по строгости это место назвать было можно только с натяжкой. Посреди ровной, слегка покрытой травой каменистой площадки росли, переплетаясь ветвями три могучих дуба. Ветви их, хоть и голые, настолько плотно закрывали небо, что почти все свободное пространство пряталось в сумраке. По краям поляны стояли сосны. Их гладкие теплые, серо-оранжевые стволы колоннами взмывали ввысь. Запах смолы и терпкой дубовой коры успокаивал и бодрил одновременно. Лишка закрутила головой в поисках жителей диковинного места.

— Наверх смотри, — улыбнулся Брезень, — и повел рукой.

И как по волшебству, вдруг открылись перед взором девочки странные, скрытые до этого ветвями жилища. Они вырастали, казалось, прямо из стволов.

— Вот это да! — не сдержалась Лишка.

— Лес — наша жизнь, — Брезень подошел и ласково прикоснулся к центральному дубу, с которого, тем временем, уже спускались другие жители деревни.

Пока Ладислав общался со старшинами, Лишку накормили и устроили на ночлег в одном из домиков. Небольшая комнатка, в размер лежанки, частично скрытая в стволе, частично оплетенная ветвями, была теплой и уютной. То ли дупло, то ли гнездо — не понять. Незаметно девочку одолел сон. Во сне она плыла сквозь нежно-зеленые волны навстречу яркому солнцу. Хороший был сон: спокойный и радостный, даже просыпаться не хотелось. Но утром, поднял ее Ладислав, и едва дав умыться, потащил, по своей новой привычке, бегом снова к реке. У берега увидела девочка почти полностью снаряженную и груженую лодчонку. На корме что-то правил Брезень.

— Садись, сейчас отправляемся, — поторопил Ладислав. — Поедим в дороге. Если все пойдет по плану, к вечеру подойдем к самому тракту. Переночуем в землянке около капища Великой матери, а завтра, уже все беды будут позади. В Усольи стены крепкие, и дружина у князя — не последнего разлива воины!

Лишка запрыгнула в лодку, устроилась на носу. Брезень отвязал веревку и суденышко заскользило по вверх бурному потоку. Лишка подивилась странному колдовству, доступному племени. Плыли молча. От нечего делать девочка пыталась гадать по воде. Ловила силу, вглядывалась в прозрачную глубину речки, но ничего путного не получалось. Только иногда казалось, что сквозь серо-белый рисунок струй проступают очертания какого-то каменного острова. Но, возможно, это просто камни со дна глядели на Лишку, да облака, отражаясь, морочили ей голову.

Глава 21

Лишка, Ладислав и Брезень стояли на берегу. Река в этом месте делала поворот и на широкой каменистой площадке, которую с одной стороны охватывало, загибаясь, русло, а с другой подпирал сосновый бор, высился храм Великой матери. Вернее, раньше там был храм…

Массивные резные деревянные колонны лежали на земле. Крыша завалилась внутрь. Алтарный камень был вытащен и расколот. Входы в землянки для путников завалены камнями. Пахло пожаром и еще чем-то неуловимо отвратительным. Лишка присела и подняла с земли обломок алтаря. На небольшом куске белого известняка распустила крылья птица Сирин. Резьба была искусная и девочка невольно залюбовалась.

— Та-а-ак… — протянул Ладислав. — Кто же это отважился.

— Битва была, князь.

Брезень водил руками по обгоревшим стволам сосен, росших ближе всего к храму. Под его ладонями раны затягивались и на месте черных пятен, возникала нежная пока еще розовато-оранжевая кора. По лицу паренька струился пот, было видно, что лЕкарство дается с трудом. Лишка подошла, встала рядом и положила свою руку ему на плечо, вливая дополнительную силу.

— Битва? Какая битва? — подошел к ним князь и с любопытством стал следить за волшбой.

— Лес храм защищал, — бросил через плечо Брезень, оканчивая работу. — Жалко, что не до всех дотянуться смог. Видимо, большая часть по реке уплыла.

Лишка, не понимая, закрутила головой.

— Туда смотри, — кивнул князь вглубь леса.

Лишка всмотрелась и тут же зажмурилась. Прямо в нескольких шагах от покалеченных деревьев на земле лежали три тела, буквально оплетенные ветвями кустарников. Некоторые побеги проросли насквозь, разорвав ткани и выворотив наружу внутренности. Огромные мухи суетились на уже начавших разлагаться трупах.

— Два выжлеца и какой-то простак, — протянул Ладислав, рассмотрев одежду. — Видимо проводник. Странно, как удалось его заставить пойти на такое кощунство. Ну, ничего. Сейчас переночуем, завтра войдем в Усолье, сразу сюда разъезд вышлем…

Он оборвал себя и поднял руку, призывая к тишине. Все замерли. Сквозь шелест снова начинающегося дождя до них долетел легкий скрип гравия под копытами и лошадиное всхрапывание. Брезень потянул зазевавшуюся Лишку в лес, ветви сомкнулись, скрывая отряд. Из-за поворота реки показалась всадница. Серая породистая лошадь под красивым резным седлом несла на спине девушку в зеленом плаще, подбитом беличьим мехом. Всадница остановила лошадь, легко спрыгнула. Мельком осмотрела привязанную у берега лодку, заглянула в разрушенное святилище, и, секунду подумав, повернулась к лесу.

— Ладислав, это я — Влада.

Она откинула капюшон и Лишка увидела девушку четь старше себя. Лицо с тонкими чертами — не очень, может быть, красивое, было по-своему интересным. Посадка головы, выражение глаз, изгиб бровей — все выдавало натуру гордую и уверенную в собственных силах.

— Ладка, — вырвался из зарослей Ладислав. — Что ты здесь делаешь?

— Тебя высматриваю. Уж третий день жду. Думала, если к нам в княжество побежишь, обязательно сперва к храму Матери завернешь. Через лес шел? Кто с тобой?

— Знакомься, это Брезень — проводник из чурей, и Лишка. А это — моя невеста, Влада, княжна Усолья.

Слова князя неприятно резанули Лишку по сердцу. Она опустила глаза, и убрала иссушенную руку за спину.

— Плохо. Я надеялась, что с тобой придут чародеи из Ведьмачьего двора и хоть сколько-нибудь дружинников. Очень плохо. Артефакты хоть успел забрать?

— Ты никак допрашиваешь меня, — напряженно и через силу ухмыльнулся князь. — Что произошло.

— Позволь я спрошу, — отмахнулась Влада. — Вы смотрели, куда вы идете?

Княжич растеряно отступил.

— Ладислав, прости, но ты слишком беспечен. С тобой чародейка. Ты ведь та самая магичка, которую ищут? — скользнула взглядом по Лишке княжна. — Ну, неужели, она не могла заглянуть в город. Просто безрассудство.

— Я… у меня совсем мало способностей.

— Странно… Тебя так разыскивают… Я думала… Впрочем, не важно. На, смотри.

Влада достала из сумки небольшое серебряное зеркало и поднесла к глазам Ладислава. На гладкой поверхности заклубился туман, потом показалась дорога и большой город вдалеке. По дороге шла конница, за ней по взбаламученной вязкой грязи тянулась пехота. Влада щелкнула пальцами, фокус переместился к голове колонны. Там на крупном боевом коне ехал пожилой грузный князь, по правую руку, что-то оживленно рассказывая, гарцевал юноша чуть старше Ладислава. Слева и чуть сзади двигалась свита, в которой серым инородным пятном выделялся плащ скимаха. Ладислав молча отодвинул руку Влады с зеркалом.

— Что это значит?

— Подумай.

— Твой отец нас предал?

— И раньше, чем ты предполагаешь. Они стакнулись со скимахами еще полгода назад: переход в новую веру в обмен на присоединение соседнего княжества к своему. Не думал же ты, что скимахи настолько самонадеянны, чтобы, свергнув твоего отца, сразу сесть на престол самим? Нет. Куда лучше если власть получит родственник. Человек, преданный новым идеалам и в то же время не чужой местным элитам. Тем более, что после того, как князь умер, а ты пропал, отец действительно становится законным претендентом на княжение. Отец, брат или..я.

— Ты?

— Конечно. Почему нет? Единственная дочь. Братец наследует отцовской удел, а я — стану княжить у вас. Со своим мужем. Мужа мне, как ты понимаешь, уже подобрали. Вон он, рядом с папенькой к вам направляется. Скимах. Достаточно молодой. Умный. Даже очень. Правда не росских кровей, да это ерунда. Я тоже наполовину ордынка, если помнишь.

— Почему же ты здесь, а не с новым женишком? — в голосе Ладислава послышалось раздражение.

— А ты не злись, Ладик, — Влада запахнулась в плащ и нервно зашагала по поляне. — Мне этот брак нравится не больше, чем тебе. Только папаша считает, что всех обыграл. Прости, но мужчины слишком самонадеянны, чтобы допускать, что они ошибаются. А я вижу, что скимахам я не нужна. Этот святоша не ребенку нашему княжество передать должен, а братьям своим, сиречь Новому богу. Было уж такое в южных землях, где выморочное княжество скимахам ушло, я узнавала. Вот и соображай, что мне этот брак сулит.

— Вышлют в скит, в лучшем случае, — покивал Ладислав. — Чего же ты хочешь от меня?

— Княжества! — глаза Влады вспыхнули. — Пойдем со мной в Усолье. Сейчас там еще много тех, кто старый порядок поддерживает. Отец так старался сохранить все в тайне, что побоялся затеять большую чистку у себя в столице. Сейчас, когда основные силы походом на Каменец ушли, самое время бунт поднять. Жалко, конечно, что ты совсем без поддержки явился. Я надеялась, немного на другое. Ну да ладно. Пан или пропал!

— А как же князь? Как ваш отец? — неудержалась Лишка.

— Хм, девочка, — повернулась к ней Влада, — понимаешь, родиться в семье князя, это значит играть немного по другим правилам. Ладислав, что ты молчишь. Решай!

— Что тут решать, Влада. Для меня ты предлагаешь единственно возможный путь. Но, зачем я тебе нужен?

— А, может, я тебя люблю, мы же сговорены, не забыл? — княжна усмехнулась. — А серьезно, для меня ты такой же шанс, как я для тебя. И это хорошо. Крепче будет брак. Без мужа я — считай никто. А с тобой мы — сила. Ты и дружину возглавишь, и оборону организуешь, и сына нашего, когда народится, князем воспитаешь. А там, гладишь, и на большее замахнемся. Настоящая война еще впереди

— И тебе нужен полководец? — протянул княжне руку Ладислав.

— И друг! — пожала протянутую ладонь Влада.

Слова княжны больно ранили Лешку. Она во все глаза смотрела на Ладислава. Почему-то ждала, что он остановит Владу в ее странных, будто бы решенных, разговорах о свадьбе, о захвате города. Но лицо княжича было заинтересованным, оживленным и даже, наверное, радостным. Он, наконец, сбросил с себя оцепенение и подавленность последних дней. Глаза его загорались. Рука непроизвольно сжимала рукоять отцовского меча. Он видел для себя дело, близость опасности, желание выплеснуть горе и унижение в действии вливало силы. Лишка растерянно отступила.

— Ты всегда была умна, Влада, — наконец проговорил Ладислав. — Я пойду с тобой, разумеется. Мы возьмем город и поднимем княжество за старых богов. Очень быстро нам удастся собрать всех, кто сейчас смог убежать из моей вотчины. Мы еще повоюем.

— Тогда не стоит медлить. Чуть выше по реке у меня несколько слуг и лошади. Кого ты возьмешь с собой? — она снова обернулась к спутникам Ладислава.

— Господин, — поклонился Брезень, — дозволь уйти вместе с племенем. Без леса я не смогу тебе помочь ничем. Воины из нас слабые.

— Я отпускаю тебя. Передай старейшинам, что они уплатили долг моему отцу.

— Уходите, но будьте готовы сразиться, — подошла к провожатому Влада. — Мир меняется, чурь, никто не сможет остаться в стороне. Бежать от беды вечно не получится.

Брезень еще раз поклонился и стал отступать к реке.

— Что касается девочки… девушки, — Влада повернулась к князю, — я считаю, что брать ее с собой не разумно. Прости, чародейка, но у нас сейчас и так будет много врагов, не стоит множить проблемы.

— Лишка, — подошел Ладислав, — я закрыл долг перед тобой за свое спасение?

Девочка кивнула головой.

— Да, закрыл, — еще рез повторил княжич. — Жизнь выкуплена жизнью. Счеты сведены, но если ты захочешь, можешь ехать с нами. Влада права, лишние враги нам ни к чему, но князья своих людей не бросают. Будешь в моей охране.

— Спасибо, князь, за доверие, — поклонилась Лишка. — У меня своя история.

— Вот и хорошо, — хлопнула в ладоши княжна. — Тогда прощайте.

Она подвела коня и поклонившись передала узду Ладиславу. Тот немного поколебался, потом неуверенно махнул рукой, взлетел в седло, подхватил и усадил перед собой княжну и тронул поводья. Кобыла всхрапнула, выразив недовольство незнакомым наездником, дернула головой и неспешной рысью пустилась вдоль кромки воды дальше вниз по течению.

Лишка стояла, окостенев. Внутри было пусто. Эта пустота зародилась где-то под ребрами и постепенно разрасталась, заполняла собой все, выдавливала любые мысли и чувства. Неожиданно девушка почувствовала биение Силы. Тонкий поначалу ручеек, внезапно мощным потоком хлынул в образовавшийся вакуум. Тело содрогнулось, принимая в себя поток энергии. В глазах полыхнуло алым. Сквозь сияние Лишка увидела серебристый ствол гигантского дерева и фигуру мужчины, сидящего у его корней и читающего свиток. Мужчина поднял голову и встретился с Лишкой взглядом. В ту же секунду он вскочил, поднял руку, в которой сверкнул амулет в форме кольца. Лишка почувствовала, как ее ноги отрываются от земли. Хотела вскрикнуть, но голос отказался ей повиноваться. Она утекала наверх, как вода. Тело становилось невесомым и бесформенным.

Внезапно кто-то схватил ее за руку. Морок сгинул. Девочка застонала и упала на каменистую почву. Брезень с тревогой склонился над ней, помог подняться.

— Сестренка, все в порядке? Ну-ка, пойдем отсюда. Пойдем. У князей своя дорога, у чародеев своя, у чури своя, — успокаивающе бормотал парень, уводя Лишку под сень любимого леса.

Два года назад

Керкус сидел, склонившись над столом, заваленном свитками, позади него два скимаха на модели мирового свода выстраивали расположение звезд в какой-то определенный, знаемый ими момент вечности. Абу-Мар прохаживался вдоль стены, теребя тонкую длинную бородку, заплетенную по согдийской моде в две косицы.

— Молчат, молчат книги! Туманны знаки. Изменчивы звезды. Молчит мир, как будто не хочет выдать мне свою тайну. Мне - его властелину! Как призрачна власть… как ненадежна… — Искатель сжал и разжал кулак. Маленькая радужная бабочка вспорхнула с ладони, зависла над столом и растаяла в воздухе.

— Искатель, прости недостойного, но может быть нет никакой тайны? — подошел к креслу Бога Абу-Мар. — Что дали нам поиски этих неведомых «судей»? Да и те обрывки пророчеств, это ведь просто какие-то обрывки. Как их можно толковать?

— Да, обрывки. Но все больше и больше убеждаюсь, что они связаны. Что пророчество двери действительно существовало. Да, тот текст на стене храма про зверя из бездны и сияющую деву…. Знаешь, в нем отчетливо чувствуется сильное влияние восточной литературной традиции. Вся эта пышность и яркость — декор, который автор привнес в силу особенностей своей культурной среды. Но главное — это ключ и меч — это именно то, ради чего писалось пророчество. Этому можно верить.

— Ты прав, как всегда, Светлый…

— И меч этот будет вручен судье. Тому самому судье «из колена Пона», который, — Керкус вытащил из-под груды свитков небольшую глиняную табличку, — вот! который «возьмет на себя груз мира и получит право взвесить все на весах своей души. И возьмет он меч у девы, вышедшей из вод, и та сторона, которой передаст судья меч, станет праздновать победу, другая же рассыплется прахом. Ключ же, что был у него в руке станет залогом всего».

— Да, но что это значит? Где эта дева? Откуда у Судьи ключ? Мы же видим, что ничего необычного не происходит. Или ты сомневаешься, что найденные нами действительно были избранными?

— Нет, или я ничего не смыслю в картах звездного неба. Безусловно, те, кого мы находили, имели особую отметку на своей судьбе. Удалось подтвердить то, что они имели общего пращура?

— Удалось, Светлый, — кивнул скимах со светлыми, почти белыми волосами и синими рисунками на лбу и щеках.

— Ну, видишь, если и рождаются судьи, то троих мы уже видели. И никакого ключа не было.

— Да, да. Первого ты убил, Абу. Как его звали?

— Али-ал-Асабия, — помрачнел Абу-Мар. — Я был уверен, что это устранит проблему. Уж очень опасным противником он мог бы стать. Молодой, амбициозный. Когда мы его нашли, он уже организовал секту, обрел сторонников.

— Как бы то ни было, тогда мы убедились, что убийство в нашем случае ничего не решает.

— Да, повелитель, и через два года мы нашли второго судью. Помните?

…

Помнил ли он? Мы нашли избранного в самом сердце черной Африки. Еле успели. Младенца выкинули за ограду деревни. Метки на лице, «нечистое» рождение, странные знаки. В том племени не любили колдунов, и, вероятно, не без причины. Мы назвали его Чинеду, что значит «ведомый Богом». Он вошел в наш круг, как в свою семью, и особенно привязался к Абу-Мару. Я даже испытывал ревность к согдийцу. Впрочем, сейчас мне ясно, что человек может искренне любить только человека. Пропасть между богами и людьми слишком велика для любви. Почтение, поклонение, восторг, даже ненависть легко преодолевают ее, а вот любовь… Быть может остальные чувства более легковесны?

Чинеду рос, мы учили его всему, чему могли. Лучшие скуолы, лучшие учителя. Способностей к магии почти не было, а вот интерес к миру и жажда знаний впечатляли. Он был умен, честен и прямодушен. Когда пришло время, я сам рассказал ему о пророчестве. Он выслушал, как мне казалось, спокойно. Спросил, когда должно свершиться предсказанное. Что я мог ответить? И боги часто не знают будущего. Он ушел, а на следующее утро мы нашли его тело в саду. Мой мальчик лежал в беседке, а на столе белела записка. Он писал, что мы стали для него всем, что он нам благодарен за счастье и заботу, которые мы ему подарили, и что именно это лишает его возможности сделать выбор и судить беспристрастно… Я сжег эту записку и эту беседку, и сад и впервые в жизни понял Парса. Его бегство от мира, от славы, от власти… и от ответственности за сотворенное.

Два года назад

— Светлый, — голос Абу-Мара вернул к реальности, — вспомни третьего судью. Разве его жизнь не подтверждает мои слова о том, что пророчество не верно. Что-то сместилось в мире и предсказание не свершится. Либо, опять же, мы не правильно понимаем сам текст.

— Да, третий судья прожил жизнь и умер в преклонном возрасте, так и не совершив выбора. Ничего необычного не произошло ни с ним, ни около него. Это правда. При этом, Альтвик, несомненно, был избранным. Я много раз анализировал его карты.

— Ну вот. Добавлю от себя, он был совершенным ничтожеством. Его столь рано проявившееся пристрастие к вину, это обжорство, распущенность.

— Именно! Вот именно, Абу-Мар! Я тоже об этом думаю. А что если это неспроста? Может быть, это было бегством от своего предназначения. Растянутым во времени… самоубийством.

Абу-Мар опустил глаза, и отвернулся, не желая снова неосторожным взглядом или словом коснуться пока не затянувшейся раны. Керкус подошел к модели небесного свода и внимательно осмотрел собранную учениками конструкцию.

— А потом природа закрылась. Известные нам знаки не появлялись, метки исчезли, знамения прекратились.

— Повелитель, нам кто-то противостоит. Кто-то из ложных богов включился в игру.

— Может и так, а может мы своим вмешательством сместили равновесие и изначальные законы мироздания компенсируют эту ассиметрию… Тем не менее, сейчас, похоже, мы напали на след. Конор, — он снова повернулся к беловолосому, — уверен ли ты, что основные контуры точно соответствуют моим расчетам?

— Да, Искатель.

— И что получаем?

— Тринадцать лет назад, точка схождения была над этим районом. Земля росов, северо-запад.

Конор описал ладонью круг над лежащей на столе картой. Часть изображения отделилась от пергамента, приподнялась и стала увеличиваться в размерах. Появился рельеф, линии рек расширились, зарябились волнами, лес, согнулся под ветром.

— Так, Градчаны, Песков-град и деревни. Тредуха, Лесня, Осинец, Заболотня — скимах морщился, с трудом проговаривая непривычные названия, — Какой все-таки неблагозвучный языку этих росов, Светлый.

— Соответствует местной природе, ученик. Скимахом в том районе Аскольд. Свяжись с ним. Пусть ищет судью. Так же вели ему следить в оба и докладывать о любых знамениях. И еще организуй отправку в тот район лучших людей из боевых орденов. Нам жизненно необходимо ускорить распространение нашей веры на севере.

Конор поклонился и вместе со своим напарником направился к двери.

— Искатель, — осторожно начал Абу-Мар, как только створки за скимахами затворились, — ты думаешь, что судья откроет дверь и даст шанс павшим богам вернуть могущество? Но тут есть два нюанса, и время работает на нас.

— Старик, неужели ты думаешь, что я соображаю хуже тебя? Да, сила уходит из этого мира. Настала эра отлива. Если мы продержимся еще хотя бы пару сотен лет никакие маги, никакие сверхчувствительные сущности, которых вы презрительно именуете «нежитиками» и даже мои родственники нам будут не страшны. Да, мы можем все это время выслеживать и убивать избранных младенцев. Это ведь твое первое предложение? Сумасшедший Бог — убийца невинных, — Искатель грустно усмехнулся.

— Повелитель, на это можно взглянуть и с другого угла.

— Конечно. А второе предложение, наверняка, «нанесение предупреждающего удара». Правильно?

— Светлый, если лишить тех, кто нам противостоит руководителей, если убрать самых сильных…

— То есть моих родственников? Договаривай, старик.

Абу-Мар кивнул.

— Теперь слушай, что скажу я. Первое предложение не реализуемо! Смотри сам, нового судью мы нашли, надеюсь, нашли, спустя тринадцать лет после его рождения! Что будет в следующий раз? Сколько времени займет поиск? Сможем ли мы опередить наших врагов, которые, вероятно, умнее, чем ты о них думаешь? И не только умнее, но и сильнее. Это к вопросу о возможности реализовать сейчас твою вторую идею.

— Прости, Светлый. Я забыл, как я глуп.

— Единственная для нас возможность это либо перетянуть судью на свою сторону, либо лишить его воли. Но прежде необходимо его найти.

То же время

- Керкус, позволь войти, - образ Великой матери слабо проявился на мраморной стене.

Новый бог вздрогнул, потом медленно кивнул. Ярла шагнула в комнату и подошла к столу, за которым сидел Искатель.

- Присаживайся, Ярла. Рад тебя видеть. Не ожидал, но рад.

- Я тоже рада видеть тебя, мальчик. В прошлый раз мы расстались несколько резковато.

- Ты поняла? Ты готова встать на мою сторону?

Керкус с трудом сдержал волнение. Щеки полыхнули румянцем. Ярла неуверенно качнула головой и отвела глаза. - Тогда зачем ты пришла? Обвинять?

- Просить...

- Ах вот как! И о чем? Что ты хочешь, Великая мать?

- Наверное, понять. А потом, возможно, мы сможем найти какой-то выход.

- Выход? Какой выход? Ты пришла просить меня «о Милосердии». Именно о милосердии с большой буквы М, ты собираешься говорить. Тебе кажется, что стоит найти подходящие слова и все станет как раньше. Боги вернутся в Ирий, вновь будут править миром. Так?

- Керкус, я не этого хочу. Я знаю, что в прошлом мы все допустили много ошибок. Но сейчас, ты же можешь поделиться своей силой с остальными. Ведь она уходит, мы слабеем, страдаем.

- Поделиться силой? С кем же? С теми, кто так прекрасно ей распоряжались раньше? Но может они изменились! Может, поняли свои ошибки и готовы заботиться о судьбах вверенного им мира? Может они стали прекрасными, справедливыми, мудрыми?

- Может быть, и нет, но они страдают...- растерялась Ярла.

- Ах, конечно, я забыл. Ну что ж, давай посмотрим, кто же у нас страдает и хочет силы.

Керкус махнул рукой, стена пропала. Перед ними был склон горы, поросший густым южным лесом. Деревья, кустарники, травы сплетались, образуя непроходимую зеленую массу. Сквозь джунгли к горе была прорублена широкая просека. Гладкие каменные плиты слегка блестели на ярком солнце. Вдоль дороги на одинаковом расстоянии помещались невысокие тумбы, а в самом начале на постаменте стояла грубо вырезанная деревянная фигурка.

- Узнаешь? - кивнул на статую Искатель

- Хот?

- Он... Братец Хот. Красавец, любитель огненных колесниц и пышных пиров. Хот - бог желаний и секретов. Какой веселый и пышный культ у него был. Всем пример! Мы нашли его неделю назад. А знаешь как?

Ярла подняла на Керкуса бледное взволнованное лицо.

- Хм, - дернул губами бог, - Боишься? Правильно. Отсюда шли всплески силы. Яркие, отчаянные выбросы чистого могущества каждую неделю. Смотри!

Он взял Ярлу за руку и подвел поближе. Пейзаж дернулся и медленно поплыл им навстречу, первые тумбы приблизились. Богиня закричала и закрыла лицо рукавом. Керкус отпустил ее руку, щелкнул пальцами, видение померкло. Искатель провел по лбу слегка вздрагивающей ладонью и опустился обратно на свое кресло.

- Кровь... вот что может стать источником. Да? Ритуальное мучительство и жертвоприношения. Желательно детские, но тут уж как получится. Главное, чтобы побольше.

- Он сошел с ума... Просто сошел с ума.

- Так давай пожалеем его вместе!!! Так!?

Повисло молчание. Богиня пыталась овладеть собой.

- Что ты с ним сделал? - наконец сказала она.

- Распылил, - Керкус говорил почти спокойно. - Сейчас там мой скимах. Балий. Один из лучших. Лекарь, учитель.

- Правильно.

- Сам знаю.

Они снова помолчали. За аркой окна ветер покачивал ветку яблони, и она слегка постукивала по раме. Ярла подошла к окну и нежно погладила зеленые листья дерева.

- И все-таки, мальчик, может быть, есть какой-то выход? – наконец тихо спросила богиня. - Ведь то, что ты сейчас делаешь, это ведь даже не война. Это просто уничтожение части этого мира. Части, родственной тебе.

- Я уничтожаю только то, что не должно больше засорять землю, - устало ответил Керкус. - Все остальное отмирает само, как не нужное. Зима сменяет лето. За приливом следует отлив. Все, что не смогло приспособиться гибнет. Это закон, заложенный Близнецами.

- Отлив? Вот как ты на это смотришь… Пусть так. Но ты можешь спасти, протянуть руку помощи.

- Тебе мало того, что я тебе показал? Что ж... Посмотри вот на что.

Керкус снова щелкнул пальцами и в раме окна, как на картине появился образ молодого человека в сером плаще скимаха.

- У тебя новый ученик? - удивилась Ярла.

- Да, его зовут Удага. А знаешь, почему я взял его в ближний круг? Он занял место Рафаила. Несколько лет назад Рафаила убили в скиту, куда он поехал проповедовать.

- Рафаила? Он же был самым...

- Да, самым милосердным. Как раз таким, каким ты хочешь видеть меня. Так вот именно его убили. И теперь его место занял этот мальчик. У него, кстати, вчера погиб дед. Его и моего скимаха Аскольда магики Каменца спалили в башне как крыс.

- Мне так жаль!

- Жаль... Еще одно пустое слово. Послушай, Ярла, ты - действительно великая богиня. Ты - единственная, кого я уважаю. Послушай меня, и прими мою правду. Мне так нужны соратники! Мир страдал, я хочу и могу переделать его. Устроить его по-новому, положив в основу разум, закон и справедливость. Ты говоришь о милосердии, не задумываясь о том, что же это такое. Зачем нужно милосердие в мире, где царит справедливость? Не нарушает ли оно равновесия и равенства? Быть милосердным глупо и опасно. Пожалей врага и он всадит нож тебе в спину. Подай руку слабому, и он всегда станет ждать от тебя помощи.

- Это не обязательно так. Давая шанс павшим, ты можешь найти самых верных сторонников. Кто многое может, многое должен.

- Все, что я должен, я отдам. Я и так плачу по своим счетам высокую цену.

- Тебе просто страшно, мальчик. Но учти, избавиться от страха можно только потеряв совесть.

Керкус раздраженно поморщился, и подошел к своему столу и начал нарочито аккуратно сортировать и складывать свитки. Богиня помолчала, потом тихо пошла к двери. У самого выхода она обернулась.

- Я ухожу, Керкус, но, все-таки ты не прав. Ты разрушаешь не только мир, ты разрушаешь себя.

Глава 22

В лагерь возвращались тоже водой. Разрушенную кумирню украсили ветками и цветами, и, как смогли, привели в порядок. Лодка бежала быстро. В основном молчали. Брезень, с вопросами-разговорами не лез. Старался, как мог облегчить путь. Впрочем, спутница его заботы не замечала, а он не обижался - видел, что она глубоко в себя ушла. Чуть оживилась Лишка только в стойбище, когда Брезень отвел ее к старейшинам. На вопросы ответила хоть коротко, но толково и честно. Рассказала и про мор, и про скит, и про то, что скимахи, похоже, к ней какой-то особый интерес имеют. Странная и несуразная эта история на удивление особых вопросов не вызвала. Покивали старики головами, как так и надо. Предложили пожить с племенем, только предупредили, что на полную луну сниматься с места и откочевывать на север планируют. Лишка за гостеприимство поблагодарила да и осталась. С мыслями собраться, дух перевести. Устроили ее как и в прошлый раз, удобно. Утром и вечером, женщины проносили еду. А так никто на гостью особого внимания не обращал, что ее, надо сказать, очень устраивало. Только Брезень иногда навещал, справлялся, как дела. Дня за три до полнолуния пришел, сел у корней. Лишка спустилась, устроилась рядом.

- Старшие послали спросить о твоих планах. Мы скоро снимаемся. Пойдем к Ледяному морю. Ты как?

Лишка пожала плечами.

- Пойдем с нами. Что тебе делать одной? А у нас ты будешь под защитой, да и идем мы к источнику силы, а ты магичка. Твое место там. Так или нет?

- Спасибо, вам за заботу и за приглашение присоединиться. Мне с вами очень хорошо и покойно, как... как в семье.

- Ну, так соглашайся!

- Понимаешь, я опасный спутник. Очень опасный. За мной смерть ходит.

- Наше предложение крепкое. Решай. Завтра дай ответ, если сможешь. Нам нужно все на переход рассчитать.

Брезень поднялся и ушел, покачивая головой. А на том месте, где он сидел, остался маленький холщовый мешочек с орехами. Лишка подняла подарок и с благодарностью глянула вслед удалившемуся парню. Серые сумерки наползали на лес. От близкой воды потянуло прохладой. Сквозь шатер ветвей иголочными головками проглядывали первые звезды. Прозрачная почти полная луна уже вставала над горами. Лишка поежилась, пошла по тропинке к реке. Волны лениво накатывали на каменистую отсыпь. Черная громада скал противоположного берега ломаной линией отчеркивала лиловое небо. Лес затихал. Лунный свет серебристым туманом покрывал стволы прибрежных сосен. На небольшой отмели, мысом заходящей в воду, на камне сидел старик. Услышав шаги, он обернулся и поманил девочку. Лишка приблизилась и опустилась рядом, прямо на галечную россыпь. Тихий плеск воды и шелест листвы сплетались здесь в нежную мелодию. Мелкая рябь на воде складывалась в узоры. Старик и девочка сидели, завороженные этой ночной сказкой.

- Что не спишь, внучка?- тихо произнес, помолчав, старик.

- Покоя нет, дедушка.

- Что так-то?

- Запуталась я. Несет меня, как щепу куда-то, а куда, зачем?

- Как щепку, говоришь? А чего хочешь?

- Я? Ну как. Наверное, хочу жить, как раньше жила. Хочу найти безлицых, оправдаться хочу, чтоб меня в покое оставили. Раньше еще хотела рядом с одним человеком быть. Сейчас не хочу...

- Мудрено. Сама не понимаешь, чего тебе надо, как же жизни понять, куда тебя направлять?

- Что ж делать?

- Перво-наперво, ответь себе честно, кто ты есть.

- Я? Человек, как прочие.

- Эх, внучка, не бывает так, чтоб люди, по срединной мерке делались. Каждый в мир особенным приходит. Иначе смысла нет. Думай, или совета спроси.

- Да, у кого спросить-то, дедушка? Кто про меня знает?

Лишка отвела взгляд от реки и повернулась к старичку. Но камень был пуст. Девочка подскочила и начала оглядываться.

- Дедушка! - позвала она не очень уверенно.

Прибрежные кусты заколыхались и на отмель вышел Брезень.

- Лишка, ты что тут? Что кричишь?

- Понимаешь, разговаривала со старичком одним, а оглянулась, его и нет.

- Где разговаривала? - опешил парень

- Да вот тут. Он на том камушке сидел, а я рядом.

Брезень взял Лишку за руку и подвел обратно на отмель. Девочка присмотрелась, и охнула. То, что казалось ей обычным валуном, на самом деле было требным камнем.

- Повезло тебе, сестренка. Похоже, Сам Хозяин леса с тобой говорил.

Лишка зашарила руками в сумке, выискивая подходящее подношение. Внезапно, рука ее нащупала каменный осколок. Девочка вытащила его. В ярком свете луны на нее смотрела птица Сирин. Лишка благодарно поклонилась, положила подарок на алтарь.

- А знаешь, Брезень, - сказала она почти весело, - я ведь решила. Пойду с вами до конца леса.

- Вот здорово! А что не дальше? Что не до Ледового моря?

- А дальше у меня своя дорога будет. И море свое. И судьба своя.