Ночная смена в Центре Технологий Нового Поколения подходит к концу. Так как дома меня никто не ждёт, а за ночные часы платят больше, чем за дневные, я, в отличие от своих обременённых семьями коллег, предпочитаю смены с одиннадцати часов ночи до семи часов утра. В качестве приятного бонуса: ночью меньше людей, больше тишины и в целом намного более спокойная обстановка, нежели днём. Хотя и при свете дня в этом мрачноватом местечке редко бывает чрезмерно людно.

В ЦТНП прогрессивные учёные-техники занимаются разработкой продвинутого оружия, работающего на основе лазера, а также разработкой уникальных маскировочных систем и сверхмощных систем безопасности. Я, конечно, не из этих заумных ребят.

Уже два года, как я состою в штате охраны этого золотого рудника. Все среднестатистические штатские считают это место золотым по умолчанию, и причина не только в том, что ЦТНП отстроился с голого кратера меньше чем за один год, но и в том, что здесь даже обыкновенным охранникам платят больше, чем телохранителям ведущих политиков Канады. Мы здесь охраняем лучшие умы нашей процветающей страны. Или их разработки. Я не уверена в том, что именно в этом месте ценится больше: люди или их достижения. Да и мне, откровенно говоря, всё равно. Я просто пью свой горячий кофе, слежу за исправной работой камер видеонаблюдения на находящемся под моим контролем периметре и витаю в собственных мыслях. Этим же занят Гершель в комнате напротив, и еще тридцать охранников, несущих свою вахту в разных концах здания.

Большинство моих коллег – мужчины старше сорока лет. Все женатые или разведенные и практически все с детьми, так что количество общих тем для поддержания теплых бесед в такой компании у меня сведено к минимуму. Если бы я была из болтливых, такой расклад наверняка мог бы разочаровывать меня, но я всегда предпочитала чрезмерной болтливости благоразумное молчание, так что можно сказать, что здешняя обстановка подходит мне как нельзя лучше.

Я не планирую оставаться в службе охраны до конца своих дней. Хотя у меня и нет претензий к этой непыльной работе, за исключением того, что, подписав трудовой контракт, я согласилась на риск быть застреленной при исполнении своего долга, то есть в случае проникновения на территорию ЦТНП посторонних вооруженных и, очевидно, агрессивно настроенных сил, всё же я не вижу себя на этом месте через десять лет. Откровенно говоря, я не вижу себя здесь уже через четыре месяца. Первого декабря мне исполнится двадцать пять лет – отличный повод, чтобы уйти в отставку в последний день осени. У меня хорошая работа, да, но я хочу больше свободы и, несомненно, в первую очередь меня интересует развитие. К тому же, я не просто знаю, чем на самом деле хочу заниматься – параллельно с ночными сменами в ЦТНП я уже занимаюсь по-настоящему интересующим меня делом и уже имею некоторый доход со своей увлеченности. Всё, что мне нужно – это открытый доступ в интернет и свободное время. С первым проблем нет, а второе запросто можно подкорректировать увольнением с нудной работы…

Видеокамера №33 показывает появление в коридоре возле моего кабинета трёх неотёсанных молодых учёных в белых халатах. Я не знаю, как их зовут, но знаю, что они прекрасно знают, как зовут меня: у редких обитающих здесь заучек имеются девушки, но каждый первый из них хотел бы состоять в отношениях если не с мисс Вселенной, тогда хотя бы с соблазнительной охранницей. Обычно я не подслушиваю чужие разговоры, но я уже три часа торчу здесь без развлечений, на циферблате два часа ночи, а эти трое остановились в двадцати метрах от моего кабинета и слишком уж размахались руками – вдруг эти доходяги хотят опробовать новоизобретенный ими лазер в не предназначенном для этого мероприятия месте? Нужно бы проверить…

Пока я незаинтересовано зевала в левый кулак, палец правой руки сам нажал кнопку включения звука. Стоило мне только сделать это, как я сразу же услышала своё имя:

– Да у Диандры Рокс мускулов больше, чем фишек “WM” в твоей коллекции!

– Напомни, сколько тысяч фишек в твоей коллекции?

Задроты в чистом виде: коллекционируют фишки по вселенной фильмов, книг и комиксов, о девушках могут только мечтать…

– Вы видели её задницу? Должно быть, крепче кокоса. А этот её третий размер груди… А эти длинные ноги… А шелковисто-шоколадные волосы – интересно, каким шампунем она пользуется?..

– Мы серьёзно, Винсент, – обратился к интересующемуся моим шампунем и длиной моих ног самый долговязый парень, которого звали, вроде как, Оливер, – если сможешь пригласить Диандру Рокс на свидание, мы обещаем перестать называть тебя ботаником.

– Да, начнём звать механиком, – глуповато захихикал самый низкий.

Эти трое недотёп являются друзьями. Но двое из них – долговязый и короткий – вроде как, постоянно подначивают над парнем среднего роста, которого, как я сейчас поняла и что наверняка скоро успешно забуду, зовут Винсент. Ладно, можно и поразвлечься. Заодно, может, помогу самому затюканному и оставлю неизгладимое впечатление в чьей-то жизни.

Выключив звук, я бодро встала со своего кресла, в котором уже чуть не отсидела свою “кокосовую” задницу, поправила на голове резинку, привычно высоко фиксирующую мой длинный хвост, неизменно укладываемый крупными от природы волнами, и, сделав размашистый шаг вбок и резко распахнув дверь своего кабинета, вышла в коридор привычным мне, уверенным шагом. Стоило мне только материализоваться на пути технических гениев, как они сразу же резко замерли, как могут замирать мышки перед кошкой. В любом другом случае я просто прошла бы мимо, сделав вид, будто не замечаю их замешательства, чтобы не вводить бедняг в еще более густую краску, но в этот раз – вообще впервые, – я, как заскучавшая кошка, не прочь поиграть со своей случайной добычей. И поэтому я просто стою напротив этой компании стеснительных грызунов и, не моргая, почти незаинтересованным взглядом обвожу их начинающие розоветь лица.

Вдруг долговязый – Оливер – почти незаметно толкает в спину Винсента, явно призывая его к действиям. Меня это забавляет, но одновременно мне жаль парня – он делает три шага в моём направлении, будучи уверенным в том, что сейчас его позорно отошьют на глазах у его друзей, после чего те будут пожизненно припоминать ему его неудачу с неприступной охранницей и решительно ни разу не припомнят ему его смелость, в эту минуту позволившую ему при свидетелях обратиться к птице не своего полёта.

– Послушай… – парень остановился напротив меня. – Привет. Доброй ночи.

– Доброй, – в ответ слегка прищурилась я.

– Я Винсент… Винсент Санчес. Я работаю здесь с друзьями, – он зачем-то указал большим пальцем за свою спину, словно я могла до сих пор не замечать его прекративших дышать коллег. Нервно поправив очки на относительно симпатичном лице, отображающем добрый нрав своего носителя, парень внезапно избрал самый лучший из всех доступных ему путей, что вызвало у меня некоторое уважение – он решил говорить правду: – Если я приглашу тебя на свидание, мои друзья перестанут называть меня ботаником.

– Хм… А ты не ботаник?

– Нет, конечно! Конечно, нет… Я механик, знаешь ли…

– Механик почетнее ботаника?

– Да, несомненно да… – вдруг закивали за спиной жертвы другие мышки.

Смешно. Механики думают, будто они круче ботаников, а ботаники, должно быть, в свою очередь думают ровным счетом наоборот.

– Так что, достаточно просто пригласить меня на свидание?

– Ну, как бы, да, но… Если ты еще и согласишься – это будет… Это было бы… Ну, знаешь… Знаешь, тебе лучше отказаться! – внезапно не выдержав нервного напряжения, резко выпалил парень. – Чтобы тебя не стали считать предпочитающей таких…

– Каких? – резко наладив зрительный контакт с относительно смелой мышкой, я слегка наклонила голову вправо. От только что услышанного писка мне совсем не хотелось улыбаться, а вот чувство жалости начало брать верх.

– Чтобы никто не стал думать, – растерявшись, заново начал парень, – что ты можешь предпочитать таких, как я.

– То есть умных? По-твоему получается, что мне подходит предпочитать тупых? – я неосознанно немного разозлилась. На то, что кто-то пусть и не специально, но открыто уничижает себя, да еще и делает это за мой счёт.

– Нет, я не… Вовсе не то имел в виду, – подняв руки перед собой, парень начал делать резкие отрицательные жесты.

– Сегодня в двадцать один ноль-ноль в баре “Апельсин”, – сделав шаг вперед, я дважды уверенно хлопнула своего нервного собеседника по плечу и, развернувшись, отправилась в соседний коридор, в сторону кофейного аппарата. Великие канадские умы тем временем остались стоять пригвожденными шоком к полу.

Ровно в семь ноль пять я выхожу на пустующую парковку и, вдыхая прохладный рассветный воздух, расправляю плечи. Приятно сменить лишенную свободного кроя форму охранника на тянущиеся джинсы, легкую майку и распахнутую рубашку, а новые, и оттого не очень удобные ботинки, на кроссовки с мягкой подошвой. Я люблю наслаждаться мелочами. Например, выходя из сырой тени здания ЦТНП на асфальтированную парковку, залитую оранжевыми, но еще не согревающими воздух лучами солнца, я предвкушаю погожий день, бóльшую часть которого, впрочем, я проведу во сне – тягучем, однако наливающем моё тело силой.

Мой шевроле, на первый взгляд не такой уж и подержанный, всю ночь верно прождавший моего возвращения, бойко отзывается на призыв сильно потёртого брелка, покоящегося в моей руке. Сегодня, как и обычно после моих ночных смен, мы с моим верным железным другом первым делом отправимся в магазин: необходимо купить продукты для себя, для матери и для её лучшей подруги.

– Ну наконец-то! – возбужденно хлопает в ладоши Пегги, стоит мне только приблизиться к дому, обшитому давно выцветшей вагонкой, – она встречает меня на пороге, в одном халате и старых тапочках, надетых поверх длинных носков. – Тебя трое суток не было! Мы уже всерьёз начали переживать, не позабыла ли ты про своих старых подруг!

Пегги берется за пакет с продуктами до того, как я успеваю его протянуть ей, и сразу же, не закрывая за мной двери, ретируется по длинному тёмному коридору в сторону кухни. Пегги всегда голодна. Так что я даже не сомневаюсь в том, что всё, что я сейчас принесла в этот дом, будет съедено не позднее чем в течение суток – ни крошки не останется.

Пегги Хог – лучшая подруга Бриджит ещё со времён их совместных школьных лет. Время и природа наградили эту женщину невзрачной внешностью: посеревшая и тусклая кожа, привычно взъерошенные, короткие и уже начавшие седеть волосы, немного хитрый взгляд, но при этом добрая душа, и всё это великолепие подчёркнуто неизменно неопрятным видом, являющимся её своеобразной визитной карточкой. Бездетная, бывшая пьяница, безработная, перебивающаяся на жалкое пособие, она живёт во внешней комнате на чердаке дома, который достался моей матери от её родителей. Повезло, что моя мать была единственным ребёнком в семье – в противном случае, дедушка с бабушкой наверняка переписали бы всё своё имущество на любого другого своего ребёнка. Бабушку я уже совсем не помню, а вот деда немного припоминаю. Он был порядочным человеком и, хотя обожал меня, со своей дочерью не ладил. Пока он был жив – первые шесть лет моего детства – я не знала, что такое голодный желудок. Когда его не стало, мы с мамой переехали из ржавого трейлера, стоящего в лесу в миле отсюда, в его скромный дом, который, по сравнению с нашим прежним жилищем, представлялся мне настоящим дворцом, но холодильник этого дома сразу же потерял всё своё волшебство – в нём повесилась мышь, которая висит там по сей день. Благодаря этому фактору я и начала рано самостоятельно зарабатывать на собственный кусок хлеба – с четырнадцати лет. Приличные деньги у меня появились в восемнадцать – достаточно приличные, чтобы иметь возможность съехать от матери и при этом более-менее сытно питаться два раза в сутки, – однако чувство голода у меня до сих пор ассоциируется если не со всем моим детством, тогда конкретно с этим домом. Впрочем, никаких психологических травм, которые могли бы вызывать у меня брезгливость или, чего хуже, страх при приходе в это место, у меня нет. Поэтому два-три раза в неделю я с относительной лёгкостью переступаю порог этой мрачной обители своеобразного сумасшествия и практически спокойно захожу в его неизменно тёмный, пахнущий сыростью коридор.

Дом, в котором прошло моё детство… Стоит мне войти в него, как я сразу же вижу зарубки моего роста, которые Бриджит выцарапывала отвёрткой на дверном косяке моей бывшей спальни, отошедшей под хранение запасов глины уже спустя неделю после того, как я съехала на свою первую съёмную комнату – снимать отдельную квартиру я смогла позволить себе только спустя ещё целых два года. Миновав зарубки на дверном косяке, я сравниваюсь с вмятиной в тонкой стене, обшитой потемневшей от времени, деревянной вагонкой: когда мне было десять, мать подралась с одним из своих быстро появляющихся и так же быстро исчезающих бойфрендов, и в процессе той бури запустила в него одну из своих скульптур, которая по-случайности чуть не зашибла меня – в самую последнюю секунду я успела отскочить вбок, благодаря чему скульптура врезалась не в моё мокрое от слёз лицо, а в многострадальную стену. Мать очень сильно испугалась тогда, но не настолько, чтобы сразу порвать свои очередные токсичные отношения – понадобились ещё пара склок и вытекающих из них драк, несколько синяков на её теле, один вызов полиции и одна угроза лишения её родительских прав. Вот этой, последней угрозы она действительно сильно испугалась, потому что, в конце концов, она всегда любила меня. По-своему, конечно, очень своеобразно, но всё же любила, и всё ещё любит…

Пройдя по коридору, я зашла в захламленную маленькую прихожую с выходом на прогнившее деревянное крыльцо. Если и есть смысл искать Бриджит где-то вне шумных хиппи-вечеринок и дешевых баров, так это на этом крыльце, на краю которого стоит старинное и жутко скрипучее кресло-качалка, когда-то принадлежавшее её матери – она обожает проводить своё время в этом кресле.

Я не ошиблась и в этот раз: она действительно нашлась на своём привычном месте – закутанная во флисовый плед, дырявый от соприкосновения с окурками, она спала, опрокинув голову на грудь. Подойдя чуть ближе, я вдруг совершенно внезапно заметила, что моя мать, отличающаяся склонностью к продолжительной молодости, начинает стареть. Россыпь её мимических морщинок вокруг глаз как будто стала глубже, а длинные и завитые на мелкие кудри волосы, в прошлом бывшие тёмными, но теперь выкрашенные в ярко-красный цвет, вдруг проявили неожиданную седину у отросших корней. Я не только по своему внутреннему строению, но даже внешне совсем не похожа на эту женщину. Как будто природа взяла эту жизнь за основу, чтобы слепить из её частички её полную противоположность. “Пошла в своего красавчика-отца”, – так всю мою жизнь выражалась Бриджит обо мне и однажды, пару лет назад, выразилась о Томирис, случайно увидев её в местном торговом центре. После той мимолётной встречи, при которой я не присутствовала, она сказала мне следующее: “И не скажешь, что вас разные женщины родили, такие сильные мужские гены вам передались”.

Слегка нагнувшись, я коснулась утомлённой материнской руки, безвольно выглядывающей из-под пропахшего сигаретным дымом пледа. Она сразу же открыла глаза и одарила меня присущим ей, растерянным взглядом.

– Как ты? – попробовала улыбнуться я, уже отнимая свою руку от неё.

– О, Диа! – мгновенно взорвалась громкими нотами она и, резко сбросив с себя плед движением бодрого человека, сразу же начала подрываться с места. – Посмотри, что я сотворила! Ты срочно должна увидеть это! Это восьмое чудо света! – она схватила меня своими цепкими пальцами за запястье левой руки и поволокла за собой назад в дом, словно матёрый паук неопытную мошку…

Не вырывая своей руки из знакомой железной хватки, я шла за ней след в след: подошва кроссовок привычно липла к грязному голому полу, и чем глубже в дом мы продвигались, тем сильнее ощущалось неладное под ногами. Наконец мы впритык приблизились к источнику сырости, липкости и общего хаоса – прошлая приличная гостиная, ныне своевольно переделанная под грязную мастерскую. Именно в этой комнате, выкрашенной в мрачно-зелёный оттенок сикоморы и вместо ковров устланной бумажными номерами газет давно минувших десятилетий, моя мать занимается своим творчеством, очень далёким от истинного искусства. Она всю свою жизнь называла себя скульптором, но при этом до сих пор у нее недурно удаются только лишь тарелки, которые она, в отличие от своих недооцененных “шедевров”, терпеть не может и делает исключительно ради хоть какого-нибудь заработка – иногда она может спихнуть красиво раскрашенные глиняные тарелки на ярмарках или блошиных рынках и тем самым немного подзаработать. Её же скульптуры, способные вызывать моментальную депрессию у смотрящих на них, совсем не пользуются спросом… Вот и сейчас, наконец отпустив мою руку, мать бросилась к какой-то гигантской, на первый взгляд кажущейся бесформенной статуе, стоящей в центре комнаты и лишь очень отдалённо напоминающей голема. Размер статуи, однако, воистину огромен – с двух взрослых мужчин в ширину и в высоту не менее чем в два метра. Это сколько же килограмм глины она потратила для того, чтобы изваять эту несуразицу! И, главное, кто и каким образом теперь вытащит эту тяжесть из дома, чтобы с извинениями вернуть природе милостиво выделенный ею материал, над которым так беспощадно надругалась эта женщина…

Зная, что Бриджит сразу же бросится допрашивать меня о моём мнении относительно этого “восьмого чуда света”, я поспешила направиться к окну, чтобы она не смогла прочитать правду в моих глазах: я презираю враньё, а потому, в случаях крайней необходимости, неумело пользуюсь ложью.

– Тут нужно проветрить, – начала с правды я, уже отвешивая заляпанные глиной шторы и открывая мутное окно нараспашку. Своими активными действиями я едва не сбросила с подоконника изъеденную желтыми пятнами газету, служащую матери и Пегги пепельницей, которую уже давно пора было бы почистить – окурков больше, чем букв в статье на первом развороте.

– Ну как тебе?! – воодушевлённым тоном врезалась в мою спину мать.

– Эммм… Как всегда необычно, – уклончиво отозвалась я.

Наконец покончив со спасительным открытием окна, я обернулась, скрестила руки на груди, после чего облокотилась на относительно свободный от пыли, грязи и сигаретного пепла подоконник, почувствовала, как свежий воздух врывается в комнату, аккуратно обтекая мою спину, почесала указательным пальцем бровь, но больше так и не нашла что сказать.

– Ну как тебе? – повторила без восклицательной интонации вопрос матери Пегги, только что вошедшая в комнату со шлепающим звуком липнущих к полу тапочек.

– Она в восторге! – необоснованно счастливым тоном отозвалась вместо меня Бриджит, при этом громко шлепнув в ладони и полностью исказив мой вариант правды.

Пегги заботливо принесла для Бриджит бутерброды, сделанные из продуктов, которые я только что доставила в этот дом, и счастливая скульпторша с решительностью приняла первый из двух предложенных ей подношений.

Я благодарна Пегги за то, что она присматривает за Бриджит. Она, конечно, бесплатно живёт в этом доме и безвозмездно питается из моего кармана, но она единственная не бросила мою непутёвую мать и действительно искренне привязана к ней, и готова слушать её бредни сутками напролёт… Может быть поэтому она когда-то и скатилась в запой, из которого еле выкарабкалась.

Окинув взглядом комнату и помимо голема увидев с десяток новых скульптур уродливых форм, я тяжело вздохнула, тем самым невольно напомнив о своём присутствии двум чокнутым подругам.

– Что ты видишь, смотря на это изваяние, вылепленное из чистой глины? – рухнув со своим бутербродом в глубокое кресло с лопнувшей обивкой, снова пристала ко мне Пегги.

– Голем?.. – незаинтересованно повела одной бровью я.

– Голем?! – как всегда громко воскликнула Бриджит, при этом размашисто взмахнув своим бутербродом. – Как вторично, дорогая! Как неоригинально! Нет-нет-нет!.. Никаких големов в моём пространстве! Устрашись, потому что перед тобой… – она почти сорвалась на восторженный писк, после чего бурно выпалила: – Сам Блуждающий!

– Блуждающий? – не поняла я. – И что это значит?

– Не знаю, мне так пришло… А как пришло, так и слепила. Вот, смотри, ты видишь здесь человека? – она начала водить рукой вокруг верхней части голема. – А вот здесь, – она резко перевела руку вниз, – волк!

И вправду, сверху скульптура была зауженной и могла напоминать человеческую фигуру, а снизу было не пойми что.

– Волк? – вяло поинтересовалась я, зная, что ради позитивного настроения этой женщины мне стоит задать хотя бы пару-тройку вопросов, чтобы её батарея необоснованного счастья продержалась как можно дольше, прежде чем она неизбежно впадёт в истерику, вызванную севшей на её глину мухой – однажды она расколотила все свои тарелки, гоняясь за комаром, которого в итоге так и не прибила.

– Да! Да! Волк! Бо-о-ольшой чёрный волк! Чёрный Страх!

– Человек на волке… – я пыталась “словить волну”, но прекратить вздыхать не получалось. – Может, оборотень?

– Оборотень! Голем! Ты ещё вампиров упомяни! Всё это так изъезжено, так предсказуемо! Перед тобой Блуждающий верхом на Чёрном Страхе! Это не хоть бы хны! За этим – будущее! А ты мне о прошлом! Прекрати это! – она вгрызлась зубами в бутерброд, а глазами в дорогую её сердцу и ещё не успевшую просохнуть скульптуру. В этот момент мне могло бы стать не по себе, если бы я не знала о том, что эта страсть – её персональная норма. Как пустая болтовня для Пегги. Кстати, пора бы уже перейти к этому пункту и благополучно финишировать – слишком долгое нахождение в этой сумасшедшей компании чревато последствиями, а я хочу нормально выспаться сегодня.

– Как у вас в целом дела? – наконец начала брать быка за рога я.

– О-о-о!.. – как всегда бурно отреагировала Бриджит, продолжив разбрасывать по сторонам отлетающие от её бутерброда куски. – У меня хорошо дела, моя дорогая! У меня дела просто отлично! У меня появился новый ухажёр! На целых три года младше меня, представляешь?! Он заинтересован мной, словно мальчишка! А как он страстен, когда дело доходит до постели!

Нет! Я не хочу этого слышать!

– Пегги, а у тебя что? – я резко перевела взгляд на уже доедающую свой первый бутерброд и неаккуратно облизывающую свои пальцы женщину.

– Всё вроде ничего, вот только есть постоянно хочется, – решительно отозвалась Пегги. – В следующий раз будь настоящим другом, привези побольше сочного мяса, угоди старушке.

– Тебе всего тридцать девять, – замечаю я вслух, а на полях своих мыслей делаю отметку о том, что, хотя она и ровесница моей матери, на самом деле она выглядит на целых пятнадцать лет старше своего реального возраста. Казалось бы, на фоне чокнутой Бриджит Сеймур выглядеть красоткой проще простого, но нет, моя мать хотя и одевается, словно павлин на карнавал, для своих лет выглядит очень свежо, в чём ей, несомненно, помогает хорошая генетика – стройная фигура всегда была её козырем. Пегги же никогда не обладала симпатичными чертами лица, ближе к сорока годам её фигура начала расплываться, да к тому же на внешний вид повлияли её серьёзные проблемы с печенью, связанные с оставшейся в прошлом алкогольной зависимостью. Проблемы эти достаточно серьёзные, чтобы я уже сейчас начала понимать, что в будущем ей может понадобиться операция, оплатить которую, судя по всему, могу захотеть и в принципе смочь только я одна. Я уже начала откладывать некоторые сбережения…

Бриджит, смачно облизавшая свои пальцы по примеру своей меланхоличной подруги, начала подходить ко мне, при этом вызывающе качая бёдрами и размахивая руками:

– Хочешь себе сестрёнку или братика? – с азартной улыбкой, эта неугомонная женщина, не изменяя себе, выдала самое неожиданное.

– Мам, нет, – я едва сдержалась, чтобы не закрыть своё лицо ладонью.

– Что?! Мне ещё нет и сорока! У меня ещё вся жизнь впереди! Я всё ещё прекрасна и вполне могу забеременеть от знойного красавца! Причём могу произвести на свет красотку похлеще тебя!

Внутри меня всё моментально замерло: появление младшего брата или сестры – мой персональный детский страх. Как будто для общего букета неприятностей мне до сих пор только этого и не хватало. Откровенно говоря, за все годы моделирования себя в ситуации, в которой эта женщина привносит в мир ещё одно дитя, я так и не смогла представить своего поведения. До сих пор не знаю, умыла бы я руки или… Или что бы я сделала?

Я положила свои крепкие руки на вздернутые плечи подошедший впритык ко мне и продолжающей вызывающе улыбаться Бриджит:

– Пообещай мне, что ты не залетишь.

– Больше не залечу. Уточняй, моя дорогуша, – она привычно наслаждалась своей вызывающей развязностью. – Так и скажи, что хочешь навсегда остаться для своей мамочки единственной и неповторимой малышкой.

– Ну всё, на сегодня достаточно, – даже не понимая, что произношу свои мысли вслух, я отстраняю от матери руки и, под её громкий смех и возгласы о том, какой её новый парень страстный в постели, ухожу из сырой гостиной, прохожу по тёмному коридору, мимо вмятины на стене и засечек на дверном косяке, открываю входную дверь, переступаю порог… Наполняю свои лёгкие свежим утренним воздухом…

Отлично. Я продолжаю справляться. Без чьей бы то ни было помощи. Мне не нужна помощь… Отлично.

Кафетерий “Инди” начинал работать с девяти часов утра – ровно в девять ноль-ноль я и оказалась на его пороге. Владелец кафетерия, большой чернокожий мужчина с ярким именем Джо Джонс, работает здесь и за кассира, и порой за официанта, так что я не удивилась тому, что он сам принял у меня заказ. Близко мы не знакомы, но я захожу сюда пару раз в неделю, так что при встрече взглядами мы привычно обмениваемся приветственными кивками.

…Я уже доедала свой горячий омлет с ветчиной и мелко нарезанным свежим салатом, когда в кафетерий вошел сероволосый мужчина в пыльной рабочей куртке строителя и, заняв столик напротив, заказал двойной гамбургер, после чего попросил Джонса включить громкость подвешенному в углу у потолка телевизору, по которому в этот момент крутились кадры серьёзных беспорядков, происходящих в США.

– Снова у них неспокойно, – закачал головой Джонс, поддавая звука старому телевизору.

– В новостях не говорят, но люди болтают, будто за канадской стеной начал распространяться какой-то странный вирус, – прохрипел в ответ посетитель. – Ну б его на фиг. Хорошо, что у нас есть эта непробиваемая стена, да, Джо?

– Вчера в новостях крутили какую-то белиберду про то, что не только русские пытаются вывести вакцину от всех вирусов. Говорят, будто наши учёные в этом вопросе тоже далеко продвинулись.

– И ты веришь этой демагогии?

– Я верю только людям, входящим в состав моей семьи. А моя сестра, две последние недели отдыхавшая в Сан-Франциско, говорит, будто у наших беспокойных соседей и вправду какая-то эпидемия завелась – с завтрашнего дня они закрывают все свои аэропорты. Она успела купить последний билет на сегодняшний рейс, а так бы неизвестно когда смогла бы вернуться в Канаду.

– И зачем она вообще выбиралась за стену в такие беспокойные времена, да еще и в США?

– Ну, знаешь, у нас там половина родственников живёт, отец-то наш родом из США.

– У тебя умный отец, раз переехал в Канаду.

– А-то! Я с сестрой еще даже не родились, когда он с матерью перебрались в этот благоухающий уголок земного шара. Старику на днях исполнится восемьдесят, ему бы о спокойствии думать, а он только и говорит, что об этом вирусе за стеной…

Положив на стол двадцатку и поверх нее сыпанув пригоршню мелочи в качестве чаевых, под громкий шум кадров с горящими автомобилями и протестующими людьми в США, я вышла из кафетерия и, остановившись напротив своей машины и провернув на пальце отдающий прохладой брелок автомобильных ключей, непроизвольно осмотрелась по сторонам. В провинции Канады царило кажущееся обыкновенным спокойствие, но вдруг оно показалось мне не таким, каким являлось обычно. В воздухе как будто разлилось и теперь отчётливо витало невидимое напряжение. Разве в этот час на улицах не больше людей? Где все велосипедисты, любители утренних пробежек, в конце концов, собачники и молодые родители с колясками, которых в нашем городе пруд пруди? В парк напротив входят только две старушки, у супермаркета справа через дорогу забита парковка, но также нет ни души, на перекрестке стоит всего трое подростков – и на этом всё. Хм… Как-то действительно напряженно. Тихо… Но, пожалуй, подумаю об этом, когда хорошенько просплюсь.

Псевдосвидание с ботаником из ЦТНП было заведомо провальной идеей, так что я не удивилась тому, что ровно в двадцать один ноль-ноль я была в баре “Апельсин”, а Винсента Санчеса в нём всё ещё не было. Впрочем, он опоздал не намного – всего на четыре минуты, – и сразу же нашёл меня сидящей за предпоследним столиком в самом тёмном углу заведения. Был бы свободен самый последний столик, находящийся за ширмой, расположенной за моей спиной, я бы заняла его, но когда я пришла, на том месте сидела пара влюблённых подростков, которая ушла только после того, как Винсент опустился на диванчик напротив меня. Парень выглядел неважно: под глазами залегли тени, на лбу проступила испарина, тёмно-оливковая кожа как будто побледнела.

К нам подошёл официант – темноволосый парень лет тридцати, симпатичный на лицо и спортивного телосложения. Он поинтересовался у нас, готовы ли мы сделать заказ. Я заказала себе пиво, Винсент заказал себе воды, на что официант отреагировал кривой ухмылочкой, в мгновение ока лишившей его в моих глазах всей его холеной симпатичности. В этот же момент мимо нашего стола, к столику за ширмой позади меня, прошло двое мужчин, которые мгновенно перетянули на себя моё внимание и внимание официанта, последовавшего за ними. Я знала их: Сомерсет Гриффин и Тимоти Линклетер – первому лет сорок, второму лет тридцать пять. Их имена я знаю только по одной причине: они оба – ведущие учёные ЦТНП! Вот ведь!.. Только этого не хватало. Терпеть не могу сплетни… Но они, как будто, не заметили нашего присутствия.

Я бросила взгляд на Винсента, желая понять, заметил ли он, что его начальство только что расположилось за ширмой позади меня, но неожиданно вместо беспокойства прочла на лице парня выражение физической боли.

– У тебя всё в порядке? – откровенно напряжённым тоном поинтересовалась я, заранее зная ответ – у него точно не всё в порядке.

– Кажется, креветки…

– Какие ещё креветки? – не поняла я, сразу же вспомнив, что он заказал только воду.

– У нашего лаборанта был последний рабочий день… Мы решили проводить его… Было заказано много креветок на обед… Видимо, я сильно переел… Прошу прощения, мне нужно отлучиться…

Прежде чем парень успел договорить свою путанную историю, он уже спешил в сторону уборной. Я почти испытала испанский стыд от произошедшего: я, конечно, знала, что всё будет плохо, но чтобы настолько…

За столиком позади озвучили заказ: два двойных виски. По голосам заказывающих стало резко понятно, что они оба уже изрядно пьяны.

Заказы оформили быстро: уже спустя минуту на наш столик были поставлены пиво и вода, а на столик позади – два двойных виски. Стоило официантке ретироваться из нашего тёмного угла, как Линклетер заговорил весьма обеспокоенным, заметно пьяным тоном, и достаточно громко, чтобы его слова могла расслышать сидящая по другую сторону ширмы я, но не могли бы расслышать люди, расположившиеся дальше:

– Но это же слишком опасно!

– Не опаснее, чем Большой адронный коллайдер: один промах – и человечества больше нет, – резко-уверенным и не менее пьяным тоном отозвался Гриффин. – Но мы – учёные, а это значит, что мы не можем бояться ошибок. Грядёт новый мир, и наша великая страна должна быть готова к нему. Канада станет оплотом спасения для всего человечества. Сталь уже началась…

– Значит, это не слухи, – перебил старшего товарища явно испуганный учёный.

– Наши СМИ замалчивают критическую массу достоверной информации, но шила в мешке не утаишь: ещё пара дней, и ситуация со Сталью окончательно всплывёт наружу.

– Канадская стена как нельзя вовремя достроена, – нервно заметил Линклетер.

– На протяжении всего своего существования человечество в разных концах света возводило знаковые стены: Великая Китайская стена, вал Адриана в Великобритании, стена Аврелиана в Риме, Авила в Испании, Эс-Сувейра в Марокко, Саксайуаман в Перу, Кастильо-Сан-Фелипе-де-Барахас в Колумбии, в конце концов, Израильская стена. Почему, ты думаешь, в конце двадцать первого века мы вдруг оказались за стеной? Потому что её ворота скоро захлопнутся, если уже не захлопнулись.

– Как мышеловка…

– Но тут-то мышкам будет хорошо, а тем, кто снаружи… – при этих словах Гриффин сделал гулкий глоток из своего бокала.

– Ультразвуковые волны действительно могут стать спасением?

– Только если их правильно настроить. Уже проведены эксперименты. Всё указывает на то, что ультразвук способен негативным образом влиять на вирус.

– Разрушать его?

– Нет. Только вводить его в состояние стресса.

– Что же это будет…

– Проект “Атака”: в целях обезвреживания прилегающих к Канадской стене зараженных земель, ультразвуковые волны, в дальнейшем именуемые Атаками, будут распространяться, как… – он пьяно икнул и немного сбился. – Атаки, как противоядие от природы Стали, – наконец путанно заключил Гриффин, явно сделав еще один глоток. – Но это только один вариант, – он совершенно неожиданно, как-то нехорошо ухмыльнулся, отчего у меня по коже вдруг пробежался холодок, в этот момент показавшийся мне необоснованным. – Послушай, – внезапно громко зашептал Гриффин, явно придвинувшись к сидящему напротив него Линклетору, – Ультразвук ведь будет распространяться не только на примыкающие к стене извне земли – Атаки будут покрывать и территорию за стеной…

– Чтобы предотвратить появление вируса на защищённой территории, – понимающим тоном откликнулся Линклетер. – Для человека ультразвук не страшен, но как же животные…

– Не тот случай, Тимоти. Как раз на животных Атаки не будут действовать…

– Погоди-ка… Ведь на людей не должно действовать.

– Да, не должно. Но, послушай, можно же и поэкспериментировать.

– О чём ты толкуешь? – явно непонимающим тоном отозвался младший учёный.

– К примеру, можно выбрать определённую группу людей, на которых Атаки будут действовать.

– Как?

Я замерла, на сей раз осознав оправданность холодка, беспрестанно бегающего по моей коже. Линклетер, как истинный ученый, поинтересовался у своего явно более сумасшедшего коллеги не о том, зачем тому выбирать группу людей для хотя и гипотетического, но явно антигуманного эксперимента, а как это возможно сделать…

– Что вчера магия и мифы, то сегодня чистая наука, – неприятным тоном хмыкнул в ответ Гриффин, которому явно пора было прекращать налегать на выпивку. – Прежде люди верили в плоскую Землю, но стоило учёным показать им фотографию нашей планеты из космоса, как все сразу же уверовали в шаровидную форму нашего общего дома. Сейчас происходит похожий перелом в научном мире… Что вчера астрология и нумерология, то сегодня чистая математика. Вот я, к примеру, терпеть не могу свою бывшую тёщу и бывшую жену. Тёща у меня по знаку зодиака близнецы, а бывшая жена – весы. К примеру, у меня есть доступ к установке, которая будет распространять Атаки… Беру, ввожу данные, по которым, к примеру, все воздушные знаки зодиака, а это у нас близнецы, весы и водолеи, будут подвержены Атакам не меньше, чем пораженные Сталью организмы. Весь кайф в том, что за корчащихся от боли никто не заступится – все сочтут их зараженными, а значит, захотят их изолировать и даже уничтожить. И никто не заподозрит, что дело совсем не в зараженности организма, а в математике, основанной на астрологии. Единственная проблема: изменить параметры так просто не получится, что ввёл однажды, то получится исправить очень нескоро – слишком долго запрос обрабатывается на спутнике, находящемся на земной орбите, а после слишком долго возвращается на Землю… И всё потому, что учёные цифрового отдела промахнулись в…

– Подожди-подожди, – Линклетер тяжело вздохнул. – Твои “наметки” звучат, как заметки сумасшедшего маньяка…

Заплетающиеся языки обоих мужчин указывали на то, что они оба уже пьяны в стельку. В дополнение к доказательству сильного опьянения Гриффин вдруг рассмеялся гнусавым смешком:

– Да это только шутка, гипотеза… Но представь, на пороге чего мы стоим!.. И что доступно моим рукам! Спутник в космосе будет передавать на Землю, на территорию современной Канады, рандомно звучащие сигналы, чтобы зараженные Сталью не смогли вникнуть, когда именно Атаки будут звучать…

– А они смогут вникнуть? Ведь вроде как, зараженным предрекают крайнюю степень безумия…

– Мы думаем, что вирус будет мутировать, а значит, обучаться, так что гипотетически, зараженные смогли бы изучить график Атак, если бы таковой существовал, но такового существовать не будет – Атаки будут покрывать территорию всегда в разное время и разное количество раз в сутках…

– И где будет храниться пульт управления от установки, связывающей Землю со спутником?

– В надёжном месте. Одна военная база под горой.

– И что же, изменить параметры Атак действительно так сложно и долго?

– Изменить команду можно будет только при помощи ключа, но даже введя новые параметры, их обработка займёт очень много времени…

– Речь о годах?..

Гриффин проигнорировал этот вопрос:

– Территория Канады должна полностью освистываться ультразвуком, но не чувствительным для человеческого слуха – это своеобразное обеззараживание на случай, если Сталь всё же сможет пролезть через стену – чтобы она сразу же была поражена без возможности распространения. Один серьёзный минус: рискует заглохнуть вся техника.

– Не понимаю. С чего бы технике глохнуть, если ультразвук даже для человека будет слабым?

– Да я тебе говорю про то, что если вдруг какой-то сумасшедший решит проштормить определённые группы людей внутри стены… Так вот, в таком случае Атаки будут достаточно сильными, чтобы встала вся техника. Не сразу, конечно, но большое количество таких волн подряд добьют всю серьёзную технику, за исключением той, которая работает от определённого рода заряда… – он ещё раз громко икнул, и сразу же перескочил на новую тему. – Есть ещё кое-что… Что-то более потрясающее.

– Что?! – затаив дыхание, Линклетер, кажется, совсем опьянел.

– Тема сверхчеловека…

– Я немного слышал об этом…

– Металлическая вакцина – детище Стали. Выведена из вируса. Русские её уже получили, получил ещё кое-кто и мы тоже… Достаточно обратить одного человека в Металл, чтобы он смог обратить всех остальных…

– Это как это?..

Гриффин вдруг пьяно рассмеялся:

– Всё-то тебе расскажи! А вот и тайна…

– Значит, не скажешь и куда вы засунули эту вакцину.

– Конечно нет. Но по-дружески могу подсказать, всё равно ведь на краю конца человеческой цивилизации стоим, так что найти и не успеешь: в надёжном сейфе. А код от сейфа, к примеру, можно было придумать таким: первые дни зодиакальных созвездий, которые я хотел бы “прочистить”.

От того, как неожиданно резко рухнул напротив меня позеленевший на лицо Санчес, я непроизвольно вздрогнула и даже едва не подпрыгнула на месте. Этот недотёпа сразу же заговорил чрезмерно громким голосом, что моментально заставило Гриффина с Линклетором заткнуться:

– Извини, мне, кажется, совсем дурно… Мне неловко просить тебя об этом, но не могла бы ты подбросить меня до дома? Ты ведь на машине…

За столиком позади меня разлилась гробовая тишина. Сжав зубы, я бросила на стол десятку и, поспешно встав, направилась к выходу. Недотёпа поспешным шагом последовал за мной…

На улицу я не вышла, а буквально вырвалась. Стоило мне ступить на тротуар, как мою кожу сразу же обдало приятной после душного бара свежестью. Вечерние сумерки уже сгустились в плотную темноту, на чистом небе начали загораться первые далёкие звёзды. В округе царило спокойствие, нарушаемое только пьяницей, дерущимся с пивным автоматом, стоящим у соседнего здания.

…Они просто чокнутые, пьяные учёные, несущие ересь про масонские заговоры, природные козни, сверхлюдей и массовый геноцид вкупе с отравлением креветками. Никогда больше меня не дёрнет связываться с подобным контингентом! Не стоило и пробовать…

Ночь прошла беспокойно: нервные мысли не давали заснуть до трех часов, впрочем, после дневного сна переходить на ночной режим всегда сложно. Да и зачем? Сегодня мне снова выходить в ночную смену…

Проснувшись раньше обычного – в восемь часов – я принялась делать зарядку и в итоге не заметила, как всё закончилось пятьюдесятью приседаниями, двадцатью пятью подтягиваниями на дверном турнике и занятиями с резинкой. Но даже усиленная физическая тренировка не помогала мне выбросить из головы мысли о вчерашнем походе в бар, которые настойчиво разбавляли воспоминания о пустых прилавках магазинов.

Глобальные природные катаклизмы начались на нашей планете ещё до моего рождения, так что я не из паникёров, и всё же на сей раз всё как будто по-другому. Град размером с куриное яйцо? Огненные торнадо в Африке? Цунами и наводнения в прибрежных городах? Массовый сход снежных лавин в горах? Землетрясения, влекущие громадный тектонический разрыв и, как следствие, образование нового материка? Все эти планетарные телодвижения давно понятны моему поколению, так что же не так в этот раз? Привычные беспорядки в США? Обыденно напряженные новости из Европы? Установление тоталитарного режима в Дилениуме? Достроенная Канадская стена? Всё как будто связывается в один тугой клубок…

С удивлением отметив, что всерьёз поддаюсь общему паническому настроению, я с размаха отбросила гимнастическую резинку в дальний угол комнаты. Позже разберусь, чему я поддаюсь, а чему нет. А сейчас нужно бы затариться самым необходимым, и ещё…

Сама не понимая, что и зачем делаю, я, не переодеваясь, отправилась в спальню, открыла шкаф с одеждой и начала комплектовать тревожную сумку с вещами первой необходимости: от зажигалки и воды до батончиков и иголки с ниткой.

Уже спустя пятнадцать минут отставив полностью укомплектованную сумку в сторону, я, не задумываясь, продолжила необоснованные сборы. Ежегодный поход в горные леса, который я по обыкновению совершаю во время отпуска, в этом году у меня планируется только через две недели, но я зачем-то решила собрать походный рюкзак прямо сейчас, причем стала укладывать в него самые неожиданные вещи: лишние пары трусов, джинсы и кофту, которые в походе совсем не нужны… Со стороны могло показаться, будто я оправдываю свои внезапно инициированные сборы предстоящим походом, до которого еще слишком далеко. Так оно и есть. Я и вправду пытаюсь оправдать непонятные даже для меня самой собственные действия притянутыми за уши причинами…

В итоге я не заметила, как полностью укомплектовала тревожный чемоданчик и походный рюкзак, и второй забила совершенно странными вещами, которые могут понадобиться мне даже сегодня: футболки, которые я ношу каждый день, спортивный костюм, перчатки для спортивной стрельбы…

Меня отвлёк, а может быть и вовремя остановил, входящий звонок на домашний телефон. Выйдя в коридор, я услышала сообщение, оставляемое на автоответчик Винсентом Санчесом: “Доброе утро, Диандра… Я хотел извиниться за вчерашнее. Мне очень неловко… Ужасно получилось. Может быть, попробуем ещё раз? Сходим в “Индиго”, например. Обещаю на сей раз не есть креветок”, – неловкий смешок. – “Перезвонишь мне?”. Гудок – конец сообщения.

Я непроизвольно запрокинула голову и уставилась почти раздраженным взглядом в белоснежный потолок у себя над головой. На что этот парень вообще позволяет себе рассчитывать? Ясно ведь, что я просто выручила его перед его друзьями, и-то чтобы развеять собственную скуку. Так он ведь ещё и жестко облажался по итогу! Неужели так сложно понять, что между нами в принципе ничего не может быть? Даже несмотря на то, что я теперь знаю, где именно он живёт, ведь я всё же согласилась подбросить его до дома, закрыв глаза на все свои опасения по поводу чистоты салона своего автомобиля – до сих пор его было позволено заблёвывать только Бриджит… И откуда у него мой номер телефона?..

Мысли о неприятном вечере, случившемся накануне, неожиданно приятно облегчили мои утренние переживания. Приняв прохладный душ и тщательно просушив волосы, я завязала высоко на затылке привычный густой хвост, впрыгнула в любимую одежду – белая футболка, синие джинсы, новые кроссовки, – и, взяв кошелек с ключами, вышла из дома с целью вернуться через час, как минимум с месячным запасом продуктов.

Окно моей двери покрылось белой паутиной трещин, сама дверь настолько сильно вмялась внутрь салона, что едва не врезалась в моё левое бедро. Во второй раз в жизни я испытала настолько мощный шок. Первый раз был в детстве, когда я стала свидетельницей того, как наш бывший сосед обстреливал из охотничьего ружья дом, в котором остались жить его бывшая жена с двумя их общими сыновьями подросткового возраста. Одному парню сильно задело руку осколками, отлетевшими от разбившейся вазы…

Мою руку задело. Видимо, незаметный кусочек стекла всё же откололся от окна и полоснул моё левое плечо, по которому теперь струилась тонкая полоска крови. Шок быстро сменился паникой: в машине, врезавшейся в мою, за рулём находилась женщина – она отчего-то корчилась в пугающих конвульсиях, орала во всю силу горла и зачем-то рвала на себе волосы. Точь-в-точь так же вели себя продолжающие лежать посреди дороги люди, только оставшаяся на ногах девушка с ребёнком стала убегать, пока ошарашенный студент продолжал оставаться недвижимым… Человеческие крики с каждой секундой только усиливались. Мне понадобилось больше десяти секунд после случившейся аварии, чтобы прийти в себя и начать предпринимать действия. Когда же я наконец поняла, что всё происходящее – никакой не флешмоб и совсем не шутка, я резко обернулась и, в следующую секунду с великим облегчением не найдя на своей полосе других автомобилей, мгновенно включила заднюю передачу и на полной мощности, скрипя голыми шинами и металлическим скрежетом кузова, продолжающего соприкасаться с соседней машиной, рванула свой автомобиль назад. Пока я разворачивалась, я увидела еще одного человека лежащим на обочине в позе эмбриона и зажимающего свои уши обеими руками – его ладони были окровавлены: неужели у него идет кровь из ушей?!

Вторая волна продлилась около минуты, по истечению которой мать едва не сорвала себе горло, так сильно она кричала…

Валяясь на газоне, я обнимала её за плечи, но от моих объятий ей не было легче: казалось, ещё чуть-чуть, и она не выдержит муки, которая терзает её уши – она всё пыталась заткнуть свои уши! Я никак не могла оценить общую обстановку – на сей раз Это происходит только с ней или снова со всеми? – потому что дом матери стоит на отшибе, и соседей у неё практически нет – всего один жилой дом по соседству, и тот, в большинстве случаев, пустующий.

Как только её отпустило – она так резко прекратила кричать, что я испугалась того, не умерла ли она от разрыва сердца или разрыва ещё чего-нибудь! – я перевернула её на спину. На сей раз из её правого уха текла заметная струйка крови. Стоило ей замолчать, и я сразу же услышала, как гулко колотится сердце в моей грудной клетке, и пульсирует кровь в моих ушах… Она лежала, смотря в небо почти пугающим, пустым взглядом.

– Эй! Бриджит! Эй! – я встряхнула её, на что она отреагировала, один раз моргнув.

– Нужно вернуться в дом… – её дыхание стало надрывным. – Домой… Там должно быть безопаснее…

– Нет… Нет, там не безопаснее, – поднимаясь с колен, я пыталась выбросить из памяти образ голого мужского трупа, лежащего посреди тёмного коридора дома, в который теперь я ни под каким предлогом не захочу войти повторно. – Ты ведь первый раз в доме кричала, помнишь?.. – я потянула её за левую руку, заставляя встать. Она слабо поддавалась. – Ну же, вставай… Нам нужно идти… – в этот момент я увидела машину, припаркованную возле нашего дома: пикап старого образца. В голове непроизвольно всплыли безумные слова Сомерсета Гриффина: “Один серьёзный минус: рискует заглохнуть вся техника… Не сразу, конечно, но большое количество таких волн подряд добьют всю серьёзную технику, за исключением той, которая работает от определённого рода заряда…”.

Я бросила взгляд на свой электрический автомобиль с искореженной в хлам водительской дверью – эта машина долго не прослужит. Аккумуляторы старых образцов надежнее…

– Чья это машина? – закидывая руку матери себе за шею и придерживая её за талию, громко поинтересовалась я, отчего Бриджит сразу же поморщилась. Она ответила потерянным голосом человека, как будто только что вышедшего из криосна:

– Машина моего нового бойфренда… Я тебе уже говорила, какой он страстный?..

Прежде чем она договорила, я уже бежала – вернее, передвигалась максимально доступным мне быстрым шагом, – в сторону пикапа, заставляя Бриджит вторить моей скорости. Мне пришлось буквально грузить её обмякшее тело в ржавый пикап её мужика. Наконец, с металлическим лязгом закрыв пассажирскую дверь, я, оглядываясь по сторонам и не находя вокруг ни души, обежала машину спереди и запрыгнула на водительское место. Ключи нашлись сразу же – предсказуемо покоились в поднятом солнцезащитном козырьке. Вонь от табака, насквозь пропитавшая салон этой рухляди, заставила меня наполовину приоткрыть своё окно. Пристегнув Бриджит ремнем безопасности и уже пристегиваясь сама, я с раздражением стряхнула старым обрывком газеты с пассажирского сиденья окурок сигареты и сразу же обнаружила на полу целую стопку таких же докуренных до основания бычков. Поджав губы, я с первой попытки завела мотор старой клячи, и это смогло сгладить моё негодование относительно её эстетического состояния.

– Куда мы едем? – мать устало заворочала языком, при этом начав массировать свои виски пальцами.

– На работу, – пытаясь обуздать нервную дрожь, я начала разворачивать машину.

– Зачем тебе на работу?

– За оружием.

– Ты разве работаешь днём?

В этом вся Бриджит: получив серьёзную травму, она не требует немедленно отвезти её в больницу – вместо этого задаёт ничего не значащий для неё вопрос, а получая ответ, игнорирует его посредством озвучивания нового вопроса, ответ на который так же решительно проигнорирует, если получит его.

Что делать?.. Что делать?.. Что мне с ней делать?..

Стоянка опустела: осталось от силы с десяток гражданских автомобилей и две большие военные машины. Не знаю, чего больше я боялась, на полной скорости подбегая к пустому ржавому пикапу: того, что Бриджит сбежала, или того, что её “зачистили” проходившие мимо военные. Сердце бешено колотилось, пульс предупреждающе отбивал набатом в ушах, рука, открывшая водительскую дверь, почти не тряслась от сковавшей всё тело боязни увидеть простреленный труп матери валяющимся прямо на сиденьях…

Стоило мне дернуть дверь, как растянувшаяся на двух сиденьях мать поморщилась и, потянувшись, заставила себя сесть… Я почти не верила своим глазам, в это своё неожиданное счастье – она не сбежала и жива!

– Что ты делала?! – уже запрыгивая за руль, почти без раздражения выпалила я.

– Решила прилечь, а-то голова разболелась… А ты чего так быстро? – стоило этому вопросу прозвучать, и у меня перед глазами сразу же всплыл простреленный труп Винсента Санчеса. – Разве ты не должна отработать полный рабочий день до поздней ночи? – наверняка она до сих пор жива лишь потому, что прилегла и её не заметили… – Ты снова не купила нам с Пегги нори. Мы же тебя просили… И не рассказывай мне про пустые прилавки в магазинах – имей достоинство и признайся, что просто забыла. Жевательные резинки у тебя снова с малиновым вкусом, – она начала растягивать резинку из своего рта и наматывать её на указательный палец. – Терпеть не могу малину, ты ведь знаешь…

Мы уже выезжали с территории ЦТНП – шлагбаум был кем-то снесен и теперь валялся на обочине, – когда я бросила случайный взгляд в боковое зеркало заднего вида и увидела страшное: снайпер, на втором этаже ЦТНП, целился нам в спину! Я была уверена в том, что он выстрелит… Была уверена в том, что если он не сможет попасть по нам – сможет пробить колёса… Но он не выстрелил. Я просто ещё сильнее придавила педаль газа к полу и просто скрылась за углом парка… Нас только что едва не убили так, как убили тех несчастных учёных в узком коридоре! Зачем?.. За что?.. Если бы я могла знать, во что мне станет обретение оружия, я бы, возможно, трижды подумала, прежде чем сунулась на своё рабочее место вне рабочего времени, и определённо точно не привезла бы сюда Бриджит. Впредь нужно быть намного аккуратнее, обдумывать все свои телодвижения и перемещения…

– Куда мы? – вяло поинтересовалась Бриджит, явно не испытывающая восторга от нашего незапланированного путешествия.

– К отцу.

– К твоему отцу?! – а вот теперь она не поскупилась на эмоцию. – Зачем к нему?!

– Не знаю… Больше не к кому.

– Что это значит?!

– Это значит, что у нас больше никого нет! – я практически прорычала эту жестокую истину, которую предпочла бы не произносить вслух.

– Но, дорогая, зачем нам ещё кто-то? Нам и нас всегда вполне хватало друг другу, и Пегги с нами… Бедняжка Пегги, ты видела её сегодня? С чего бы ей валяться лицом в газон? Неужели она снова начала выпивать, – при этих словах она поцокала языком, опустила солнцезащитный козырёк и, глядясь в зеркало, начала пальцами поправлять свою потекшую тушь.

Попытка дозвониться до отца не увенчалась успехом – мобильный телефон продолжал выдавать короткие гудки, наглядно демонстрирующие бессилие современного человека перед лицом глобальной катастрофы.

Всё произошло настолько быстро, что я не сразу поняла, что у меня всё же получилось пробудить зажигание: я только услышала, как край дубинки самого быстрого мужчины коснулся левой задней фары – он всерьёз разбил её, красные осколки стекла полетели на асфальт! – и в следующую же секунду машина рванула вперёд с диким визгом, вырывающимся из-под стёртых шин. Но нам пришлось разворачиваться: впереди был затор из-за аварии, которую никто не спешил разбирать… Развернувшись впритык к самому пострадавшему автомобилю, я на полной скорости промчалась мимо мужчин, ради блефа выбежавших на дорогу, но всё же побоявшихся бросаться под колёса – они вовремя поняли, что я не нажму на тормоза.

Тяжело дыша, я бросила поспешный взгляд на Бриджит, недовольно откинувшую к себе под ноги мой тревожный чемоданчик, очевидно, мешающий ей:

– Ты как? Пока я отсутствовала, новых Атак не было?

– Пффф… Новых чего? – она действительно не поняла.

Я всё ещё пыталась контролировать своё нервное напряжение и потому пояснила сдержанным тоном:

– Новых приступов ушной боли… Их не было?

– Нет, не было, – вялым и каким-то разочарованным тоном, наконец дала ответ Бриджит, продолжая сосредоточенно смотреть в боковое зеркало заднего вида. – Почему ты не захотела подвезти этих красивых парней? Они такие горячие на первый взгляд… Я бы взяла себе того, что помельче, а тебе оставила бы покрупнее…

– Прошу, прекрати! – сквозь сжатые зубы процедила я, вдруг начав осязаемо быстро терять контроль над своим терпением.

– Да ты вся на нервах… – сумасшедше хихикнув, собеседница попыталась коснуться моего плеча, но я резко отбросила её руку ещё в полёте.

Дальше мы поехали молча. И это могло бы облегчить моё нервное напряжение, если бы не картины трагедий, которые вскоре начали разворачиваться на нашем пути: пять машин, съехавших в кювет; четыре машины, протаранившие столбы и здания; две машины, вылетевшие в лесополосу… Много людей. Раненных, целых, идущих, стоящих, лежащих… Помимо нашей машины на дороге встретилось ещё два автомобиля “на ходу” – оба ехали в противоположную нашей сторону. Одна женщина с подростком лет семнадцати бросились к нашей машине на крутом перекрёстке. Я не остановилась. И позже не пожалела. В зеркале заднего вида я увидела, что эти двое были не одни: за перевёрнутой машиной, съехавшей в кювет, пряталось трое мужчин.

В этот день мне не один раз очень сильно повезло. На дороге, протяженностью в двадцать миль, я не уперлась ни в один серьёзный затор, и ничто не преградило мне путь – я не без препятствий, однако всё же уверенно добралась до своей первой точки назначения, чтобы ещё более уверенно двигаться дальше.

Через черный ход Томирис отвела меня на задний двор, оттуда довела до пристройки, которую обозначила гаражом, и вот я уже стою на одном колене перед телом Джерома, лежащим лицом в бетонный пол, и, наигранно уверенно протянув руку вперед, двумя пальцами касаюсь его сонной артерии.

Его кожа оказалась холодной, как сам бетон, пульс категорически отсутствовал…

Я медленно отстранила свои неспособные ничего исправить пальцы и отвела в сторону беспомощную руку, и только после этого наконец позволила себе дышать. Позади меня стояла Томирис, но я не знала, какие слова ей сказать, а потому не спешила поворачиваться.

– Я уже проверяла, – неожиданно первой заговорила она. – Пульса нет.

Не вставая с колена, я обернулась и через плечо посмотрела на девушку, всё ещё крепко удерживающую в своих руках охотничье ружьё. Она проверяла?.. Не побоялась, значит. Наверняка следующим вопросом, всплывшим в моей голове, стал бы вопрос о том, что́ этот подросток может сейчас испытывать, ведь она, насколько мне известно, была дружна с обоими своими родителями, но этот вопрос не успел до конца сформироваться в моих мыслях. Нас отвлекли… Во дворе за домом раздались громкие крики.

И я, и Томирис проснулись ровно в шесть. У меня получилось заснуть до полуночи, Томирис призналась, что ворочалась до часа ночи – мы обе проспали меньше положенного, но при этом обе были настолько бодры, что после пробуждения совсем не испытывали сонливости. По очереди поспешно умывшись и почистив зубы, мы позавтракали остатками бутербродов и выпили по кружке чая, запасов которого в этом доме, к моему удивлению, оказалось предостаточно: целых пять упаковок по пятьдесят пакетиков, все разных сортов.

Закончив с завтраком, я зашла в спальню, чтобы проверить состояние Бриджит. Ночью она не корчилась от Атак и ни разу не просыпалась. Значит ли это, что Атаки случаются только днём? Или, быть может, вчера всё же была последняя волна…

Ей что-то снилось. Во сне она бормотала про свои уникальные скульптуры и, кажется, общалась с образом Пегги. Бедняжка Пегги, неужели её тело всё ещё лежит на газоне перед нашим домом, и никто не собирается хоть что-то сделать с этим?.. Выходя из спальни, я аккуратно прикрыла дверь. На часах было шесть тридцать – не самое удачное время для похода в гости. Так было прежде. Теперь же: чем раньше или чем позже – тем лучше, потому что безопаснее.

Первое, что мы решили сделать – зайти в дом с целью осмотреть дядю и тётю Кайи.

Первый этаж оказался просторным: одна комната, представляющая собой квадратную гостиную, совмещённую с кухней, плюс большая ванная комната слева от входа. На втором этаже расположилось много спален. Со слов Томирис я узнала о том, что у четы Агилера не было своих детей, так что наличие приличного количества спален было обусловлено их агротуристическим бизнесом: сдача комнат в деревенском доме посреди оживлённой фермы городским туристам, желающим забраться в захолустье ради конных прогулок по дикому лесному массиву. Неплохая и вполне прибыльная идея для бизнеса, недавно начавшая набирать обороты популярности во многих канадских деревнях.

Спальня владельцев фермы располагалась в самом конце коридора второго этажа. Оставив Кайю сидеть на стуле в коридоре, в комнату зашли только я и Томирис. Мне не нужно было касаться этих тел, чтобы понять, что в них нет жизни: поблекшая, словно ставшая восковой кожа трупов, в воздухе витает неприятный, отдающий тошнотворной сладостью на языке запах разложения. Так быстро… Нужно сегодня же захоронить останки Джерома, пока это возможно сделать без усугубившихся последствий.

При рассмотрении этих трупов в первую очередь в глаза бросалось даже не то, что из ушей обоих умерших вытекло и застыло на белых наволочках значительное количество крови. В глаза бросались их руки – пара держалась за руки с такой силой, что можно было различить их до предела напрягшиеся в предсмертной хватке жилы… Я не сомневалась в том, что нам этих рук не расцепить, если вдруг мы решимся найти в себе физическую силу и силу духа, чтобы захоронить и их тоже.

Я снова начала думать о природе происходящего: кто-то умирает сразу, как Джером и чета Агилера, а кто-то продолжает держаться, как Винсент и Бриджит. В чём причина? В физиологической переносимости? В индивидуальной стойкости? В состоянии здоровья организмов?

Томирис, сильно поджимая губы от неприятного запаха, гулко вздохнула. В ответ я кивнула ей – пора уходить отсюда.

Выйдя в коридор и плотно закрыв за нашими спинами дверь, я подошла ко всё ещё сидящей на стуле Кайе, беспокойно ищущей наших взглядов. В том, что девочка в курсе того, что её дядя с тётей мертвы, я не сомневалась – наверняка она слышала их предсмертные вопли, а заодно и вопли тех ребят, что сейчас валяются вокруг этого дома… Встав на одно колено перед девочкой, всё ещё не находя в себе сил посмотреть в её большущие чёрные глаза, я уперлась взглядом в её грудную клетку, облаченную в материю наивного розового цвета, и коснулась её оголённой руки чуть выше локтя.

– Ты пойдёшь с нами, – наконец произнесла неприятные для себя слова я: я не смогу должным образом позаботиться о ребёнке, ведь я совсем несовместима с детьми! Мой опыт общения с этими непонятными существами равняется уверенному нулю! – Сколько тебе лет?

– Десять.

– Когда у тебя день рождения?

– Третьего февраля.

Ещё один водолей, не подверженный Атакам: заходя в дом, девочка сказала, что в течение прошедших суток физически чувствовала себя нормально, только испытывала чрезмерный страх, отчего у неё тряслись коленки, и она пару раз плакала…

– А когда дни рождения у твоих дяди и тёти? – мне необходимо было знать…

Я услышала, как Томирис, стоявшая позади меня по мою правую руку, перемялась с ноги на ногу: за прошедшие сутки я не могла не заметить, что она весьма проницательна – наверняка в этот момент она задаётся вопросом о том, почему меня заинтересовала подобного рода информация.

– Дядя родился четырнадцатого декабря, а тётя – тридцатого апреля.

Он был стрельцом, а она… Овен или телец? Я не так хорошо разбираюсь в подобного рода информации. Но мистер Агилера точно был стрельцом! Как я! И он не пережил первую же Атаку! Значит ли это, что я тоже однажды… Нет. Только не паника. У меня и других дел по горло.

– Кайя, а теперь внимательно, – я чуть сжала тонкую руку ребёнка, – в этом доме или на ферме имеются запасы еды?

К моему великому облегчению, девочка положительно и весьма уверено закивала головой:

– Запасы есть. Дядя с тётей покупали много всего, потому что верили слухам про Сталь. Они складывали все покупки в подвале и кладовой.

От слов этого ребёнка с моих плеч как будто тяжеловесный булыжник начал сваливаться.

– Покажешь? – всё ещё напряжённым тоном поинтересовалась я.

– Да, – ни секунды не сомневаясь, уверенно выдала положительный для меня с Томирис ответ ныне единственная наследница фермы Агилера.

Мы вернулись к дому Джерома с тремя лошадьми: одна для меня; одна для Томирис; одна для Бриджит, которая плохо умеет ездить верхом, и Кайи, которая утверждает, будто верховая езда для нее так же проста, как и езда на роликах. Вот только я ни разу не видела эту девочку ни на роликах, ни верхом на коне. Впрочем, Томми подтвердила уверенность девочки в её силах, сказав, что пару раз видела её скачущей верхом на взрослой кобыле.

Уже приближаясь к дому, я думала о том, не будет ли лучше на время разделиться: оставить Кайю с Бриджит дома, а Томирис взять с собой на вылазку в город. Я даже успела прийти к выводу о том, что это лучший вариант, так как в нём мне не придется возиться с растерянным ребёнком и разбираться с непредсказуемыми капризами психически неустойчивой Бриджит. К тому же если Атака повторится, и кто-то посторонний увидит Бриджит корчащейся от боли, это может плохо отразиться на её будущем – вдруг и вправду начнутся облавы на уязвимых? Вдруг и вправду сочтут уязвимых заразными?.. Что тогда? Как я смогу защитить мать от обезумевшей от страха толпы?

Эти вопросы отпали сами собой беспощадно быстро: лучше бы я как можно дольше продолжала задаваться ими, переживать о них, продумывать план обороны, трястись над выкрутасами той, которая обязала меня не называть её моей матерью…

Я заметила человеческую руку лежащей на пороге, выглядывающей из дома на улицу через щель приоткрытой двери чёрного хода, к которому мы приближались. Бросив удила, которые сразу же подхватила Томирис, я, не осознавая своих действий, бросилась к ней… Бриджит…

В ушах внезапно запульсировало, дыхание сбилось, мне резко стало дурно, но я всё равно нашла в себе силы попробовать найти пульс в её теле: запястье молчало, яремная вена молчала, сердце молчало… Отстранившись от уже успевшего остыть тела – сколько прошло с тех пор, как мы ушли, не предупредив её и не взяв с собой?! полчаса?! час?! – я села прямо на пороге и, облокотившись спиной о дверной косяк и поджав колени, уперлась лбом в оба своих кулака, совершенно не задумываясь о том, что в этот момент за мной внимательно наблюдают две пары испуганных глаз, только из-за моего старшинства считающих меня их главной опорой.

…Бриджит была ужасной матерью. Но она была единственной… Моей.

Горло сжалось от странной, до сих пор не бывшей известной мне внутренней боли… Я прикусила один из своих кулаков, чтобы перебороть это безжалостное удушение… Я не пролила ни слезинки. Но издала несколько громких, рычащих криков, которые мне почти не помогли… Ааааа!.. Ааааа!..

ААААА!!!..

Томирис провела Кайю в дом через парадную дверь. Она дала девочке остатки бутербродов и сделала ей чай, расправившись с которыми та должна была тихо дожидаться нашего возвращения, не покидая безопасных пределов дома: она изнутри затворила на замок обе двери и открыть должна была только нам, и никому другому. На случай чрезвычайной ситуации, Томирис прихватила с собой запасную пару ключей.

Мы отвели лишнюю лошадь назад на ферму, вместе распрягли её и выпустили в загон к остальным. Дальше было сложнее. Нужно было копать могилы, а так как никто из нас прежде не занимался ничем подобным, мозоли мы заработали моментально и с задачей справились только спустя целый час. Хоронить решили под стеной гаража, смотрящей на дом – переносить тела дальше было бы тяжело не только физически, но и морально. Единогласно решили устраивать два отдельных захоронения, так что Томирис копала яму для Джерома, а я для Бриджит. Тяжёлая земля поддавалась плохо, и всё же у меня выходило углубляться чуть быстрее, чем у Томирис. Работали в полном молчании, чтобы случайно не сорваться на истерические слёзы. Когда обе ямы стали нам по бёдра, я предложила остановиться. Да, не так глубоко, как положено, но смысл закапывать глубже, если эксгумация неизбежна?..

Сначала мы взялись за Джерома, потому что он лежал уже сутки, и, как и в ситуации с четой Агилера, от его останков уже начало исходить трупное зловоние. Вооружившись перчатками, откровенно побледневшие и пытающиеся скрывать нервную дрожь, мы молча принялись за дело. Не переворачивая труп, мы взяли его за руки (я) и за ноги (Томирис), и переложили на широкий льняной плед, который Томми заранее вынесла из дома. Вместе с пледом и уложили в яму. Бриджит ушла в могилу тоже вместе со льняным полотном, только другого цвета. Закапывали их трясущимися руками и с неудержимыми слезами, которые пытались скрыть, стоя спиной друг к другу и остервенело работая лопатами…

Мы закончили ровно в девять часов утра, а я не верила в это… Как будто после пробуждения не три часа прожила, а двое суток, между которыми где-то потеряла ночи, способные приносить облегчение.

Одинаково опираясь на лопаты и тяжело дыша, мы стояли напротив свежих земляных насыпей и пытались отдышаться. Слёзы, катившиеся в самом начале работы, неожиданно высохли, на плечи вдруг навалилась нечеловеческая, титаническая усталость… Не ожидая от себя слов, я внезапно спросила, не поворачивая головы к Томми:

– Тяжело было, когда Шайлин не стало?

Она немного помолчала, прежде чем дала ответ:

– Мне было восемь. Она ушла мгновенно и не при мне… Тяжело было не во время её ухода – после. – Мы помолчали с минуту, каждый думая о своей пустоте, после чего Томирис вдруг снова подала голос: – Что вообще происходит? – Я не ответила. Да и что я могла ответить? Спутник, какая-то станция под какой-то горой, бред учёного в захудалом баре?.. Не дождавшись от меня ответа, она решила продолжать спрашивать: – Что будем делать с трупами на ферме?

А вот на этот вопрос у меня найдётся ответ:

– Организуем одно общее захоронение. Не сегодня. Завтра.

– В таком случае, какой будет план действий на сегодня?

Уверенный тон. Будь она старше меня или хотя бы моей ровесницей – точно не стала бы интересоваться моим планом и огласила бы собственный.

– Отправимся в город. Если получится, пополним запасы продуктов и медикаментов, – я поймала её взгляд и добавила, – какими бы запасы фермы Агилера ни казались нам внушительными, рано или поздно они всё равно иссякнут.

– Считаешь, всё это ещё долго продлится?

– Хотела бы я сказать, что думаю обратное, но я не знаю…

Нам не к кому идти. Нам нужно выбираться из Канады? А если за канадской стеной действительно бушует некая Сталь?.. Вакцина сверхлюдей в потерянном сейфе с туманным паролем… Что я знаю? Да, по сути, сплошной бред. Но…

– Главная цель вылазки будет не добыча продуктов.

– Наверняка мародёры уже всё смели подчистую, – понимающе подтвердила Томми. – Что же главная цель?

– Библиотека. Нам нужны… – я сдвинула брови, пытаясь ничего не пропустить. – Бумажный атлас дорог Канады и… И мировых дорог. Книги по медицине. Особенно по народной медицине. Что-нибудь о выживании в условиях дикой природы. И ещё, бумажный справочник с адресами и телефонами.

– Такие ещё выпускают?

– Очень на это надеюсь.

– Значит, основная цель – библиотека?

– Удивляет?

– Нисколько. Кто владеет знаниями – тот владеет миром.

Как похоже на меня…

– Основная цель всё же не библиотека. Мы в глуши, полностью отрезаны от внешнего мира, не знаем, как обстоят дела в целом и что происходит прямо сейчас… Эта вылазка ради получения информации. Мы должны проверить обстановку, понять общее положение… Вдруг городским жителям уже что-то известно – вдруг были какие-то правительственные заявления, достаточно важные, чтобы они могли спасти нам жизнь, но из-за отсутствия связи мы их пропустили?

– Опасно, – в ответ слегка прищурилась моя неожиданная напарница, – но, очевидно, этот риск необходим.

Отстранившись от лопаты, я сняла со своего пояса прозрачную кобуру с продвинутым оружием и протянула её собеседнице.

– Похоже на продвинутое, – сдвинув брови, заметила она, уже приняв дар из моих рук. – Массивное, но лёгкое.

– Это оно и есть: продвинутое оружие.

– Уверена, что хочешь отдать его мне?

– Пока я не разобралась, как им пользоваться, мне с моим комфортнее, – я похлопала ладонью по своему табельному, висящему на поясе. – Крупногабаритное ружьё Джерома не будем брать, на всякий случай припрячем его в подвале.

– А что будем делать с Кайей?

– У тебя есть предложения? – повела одной бровью я.

– Она может стать нашей уязвимостью точно так же, как и нашим скрытым преимуществом. Предлагаю выяснить, во что она в итоге обратится.

Толковое предложение. Жаль, что основано на чрезмерно высокой степени риска.

Мы скакали быстро: кони были крепкими и рвущимися в бег, так что даже приходилось притормаживать их. Томирис с Кайей были на вороном коне, я на гнедом. Благодаря знаниям местности Томирис, мы въехали в город не с главной дороги, а с прилегающей, и без проблем добрались до расположившегося на самой окраине города здания библиотеки. Даже здесь, на самом краю цивилизации были видны последствия хаотичного мародёрства: магазин бытовой техники, расположенный напротив библиотеки, зиял разбитыми витринами и чернел пустыми, перевёрнутыми стеллажами. Бытовая техника – вот что действительно бесполезно в условиях, когда электроприборы выходят из строя, а тебе в это время нечего есть… Однако оценить степень разрушенности города по одному лишь его краю не было возможным, а продвигаться вглубь мы не стремились, так что, спрыгнув с лошадей и крепко привязав их к погнутому фонарному столбу, мы поспешили внутрь здания библиотеки, которое, в отличие от магазина, выглядело совершенно целым. Это депрессивно-серое здание из железобетона встретило нас незапертой дверью, что уже было хорошо – мне не хотелось бить окна, в конце концов, неизвестно, когда получится починить всё уже разрушенное людьми…

На первом этаже располагался детский зал. Нас он не интересовал, так что мы сразу же взбежали на второй этаж по широкой лестнице, обитой глушащим наши беспокойные шаги ковром. Я взяла на себя информационный отдел, а Томирис с Кайей, которая, кажется, окончательно прилипла к ней, отправились к стеллажам с медицинской литературой. Вскоре забыв про двух своих вполне самостоятельных помощниц, я погрузилась в поиск полезных пособий и совершенно случайно наткнулась на то, что забыла добавить в список необходимой литературы, но что может считаться важнейшим пунктом – карманный астрономический календарик с указанием порядка знаков зодиаков и их периодов!

Я остановилась напротив сидящего на полу, упирающегося спиной в кожаный диван Линклетера, и попыталась оценить степень адекватности, на которую я могла бы рассчитывать в диалоге с этим человеком. Он пьян. В дым. В правой руке сжимает практически опустевшую бутылку виски, рядом валяется ещё одна, совершенно пустая… Однако это не всё: сильно разбита левая бровь, и видно, что из ушей у него недавно текла кровь, которая теперь остановилась и запеклась.

Тяжело выдохнув, я присела напротив несчастного на корточки. Он поднял на меня блуждающий взгляд, с трудом пробивающийся через мутное стекло овальных очков, и сразу же заговорил категорично заплетающимся языком:

– Кто ты… Кто ты такая?

– Ты меня не знаешь…

– Я знаююю… Я знаю тебя! Охранница…

Неужели я настолько была заметной для всех этих недоделанных ботано-механиков?

– Накануне первой Атаки ты пил в баре с Сомерсетом Гриффином.

– Атаки! – он резко дернулся и уверенно обдал меня своим перегаром, что сразу же заставило меня отстраниться. – Я не знал! Не знал, что это может быть… Правдой! Я ничего не знаю! Ничего! Нет! Я сам страдаю от них! От Атак! – с этими словами он указал рукой, в которой удерживал почти пустую бутылку, на своё окровавленное ухо. – Вот! Видишь?! Это кровь! Я не стал бы!.. Не стал бы!.. Это ведь геноцид!

– Как это остановить?!

– Я не знаю!

– Кто, если не ты, может знать?!

– Сомерсет! Это всё он! Он бредил этим… Я ему не верил! Ни единому его слову не верил! И вот… – он снова начал указывать на свои уши.

– Соберись! – я взяла пьяного за шкирки и хорошенько встряхнула его. – Где искать этого человека?!

– Он уехал отсюда! Ещё позавчера ночью! – он на удивление охотливо выдавал информацию, словно нашкодивший мелкий хулиган, пойманный за руку.

– Куда он уехал?!

– Вот!.. Сейчас!.. Отпусти же!.. – он резко оттолкнул мои руки и сразу же начал предпринимать попытки подняться. Только с третьего раза у него получилось встать на ноги. В итоге он каким-то чудом сумел добраться до каминной полки, с которой взял чёрный матовый блокнот, из которого вынул крохотную визитку, которую в итоге протянул мне сильно дрожащей рукой. – Это телефон и адрес его лаб… оратории…

Я взглянула на визитку, на которой действительно было выгравировано имя интересующего меня сумасшедшего. Оценив адрес, я машинально прошептала себе под нос:

– Да это ведь противоположный конец страны…

– Это граница с Аляской, – подтвердил уже оседающий вдоль стены обратно на пол Линклетер.

Я не собиралась возиться с этим откровенно сдавшимся слабаком. Конечно нет! Но и покидать его дом слишком быстро тоже не планировала: вдруг ещё получилось бы раздобыть какую-нибудь, пусть даже мелочную, информацию? Однако мои планы резко подкорректировались: на улице раздалось очень громкое, беспокойное ржание лошадей. Одновременно позабыв о допрашиваемом, я, Томирис и Кайя ринулись к выходу.

Навьючив себя тяжелыми рюкзаками – книги оказались отнюдь не пухом, – мы перемещались по пустым улицам города перебежками: от дома к дому, от остановки к парковке, от парковки к рекламным щитам… И так около пятнадцати минут, прежде чем Томирис наконец сообщила нам о том, что до выхода за черту города остаётся всего ничего. И вправду, впереди виднелась только заправочная станция, за которой начинался негустой лес. Заправочная станция – это хорошо. Плохо только, что заправлять нам больше нечего. По пути я попробовала проверить пять автомобилей, у трех из которых нашлись ключи зажигания – ни одна не отреагировала на призыв завестись. Мысленно я ругалась, не веря в то, что совсем вся электроника могла так уверенно сдохнуть, но ничего исправить не могла, а потому, несдержанно побив все машины по их бесполезным рулям, продолжала двигаться дальше и заставляла двигаться остальных… Кайя заметно устала и начала отставать, хотя её рюкзак весит не больше трех килограмм. Ну ничего, главное сейчас – выбраться из города, и дальше, уже спокойным шагом, добраться через леса и поля до фермы. Чувствую, спать я сегодня буду, как прибитая из егерского ружья…

Мы уже почти впритык подбежали к заправке, когда Томирис резко остановила меня, вытянув свою руку вперед:

– Машина!

– Да их здесь полно, – тяжело дыша, отозвалась я.

– Эта работающая! – она ткнула пальцем в сторону старого кадиллака, стоящего на краю парковки с открытой водительской дверью и включенными фарами!

Я уже сделала полшага вперед, как вдруг из разбитого здания заправки выбежало четверо парней. Мне понадобилась секунда, чтобы понять, что трое гонят одного! Всё происходило быстро… Догоняющие настигли парня у самой машины. Он только успел выкрикнуть слова о том, что эта машина принадлежит ему, как на него сразу же обрушился град из биений ногами и кулаками: да они же просто забивают его! Сорвавшись с места, я, не задумываясь, бросилась на помощь несчастному, по пути сбросив с плеч тяжеловесный рюкзак и достав из кобуры пистолет. Приблизившись, я поняла, что это не просто парни… Да это же дети! Совсем подростки! Им от силы лет семнадцать – даже Томирис старше будет!

Я выстрелила в воздух. И в этот же момент услышала ответное эхо выстрела – у одного из них было огнестрельное оружие…

Я проснулась из-за того, что неосознанно, резко вздрогнула во сне. Под одним пуховым и одним стеганым одеялом спать тепло, но их вес придавливает тело к кровати, отчего перед сном мне порой бывает сложновато расслабиться.

В комнате стоит слабая предрассветная синь, сочащаяся из окон, по краям покрывшихся необыкновенно узорчатым, морозным инеем. Сейчас как будто немногим прохладнее, чем утром накануне. С каждым днём становится всё холоднее… Но именно сегодня из моего рта в замёрзшее тёмное пространство комнаты вырывается первая лёгкая струйка пара, красноречиво говорящая о том, что нам снова необходимо увеличить траты драгоценных запасов электроэнергии на обогрев дома. Хотя бы увеличить расход на время ночей, которые продолжают становиться всё длиннее и длиннее. Дождливый сентябрь с пасмурным октябрём не позволили нам заполнить под завязку резервуары солнечной электроэнергии, так что со времен промозглой осени в моей голове каждый день роятся беспокойные мысли о том, как же нам растянуть наши невнушительные запасы альтернативной энергии хотя бы до наступления марта…

Что же мне такое снилось, что я преждевременно проснулась?.. Томирис. Бегущая в снегах… Как будто ко мне, но я словно потерялась в бесконечной белой пустыне. И Кайи не было. К чему бы это?

Я потянулась правой рукой к прикроватной тумбочке: сразу же ощутила согретой за ночь ладонью низкую температуру за пределами “пододеяльного мира” и потому поспешно взяла свои электронные наручные часы – 5:55. Рано, но не для меня.

Стоило мне принять факт Падения Старого Мира и одновременно факт своего добровольного заточения на безлюдной ферме, как я моментально, сама того не сознавая, перестала быть совой и перевернулась в жаворонка: теперь я просыпаюсь на два-три часа раньше Томми и Кайи, и засыпаю на один-два часа раньше них. Сначала я проверяю и обслуживаю животных, потом, от нечего делать, готовлю завтрак для долгоспящих. Томирис помогает мне в уличных хлопотах: недавно пришлось в срочном порядке чинить забор – во время работы мы боялись громко вколачивать найденные в амбаре гвозди, чтобы ненароком не привлечь к нашей бурной деятельности чей-нибудь чуткий к эху звук… Выяснилось, что Томирис держит молоток даже лучше меня. Мне это понравилось. Мне вообще нравится не вслух замечать в Томми её силу, ловкость и сообразительность, потому как все ещё неоспоримо сильные стороны дают мне хотя и призрачные, но всё же гарантии на то, что “в случае чего” эта девчонка сможет справиться и без моей помощи – не пропадёт… Того же я не могу сказать о Кайе, и виной тому вовсе не её навыки, а исключительно её возраст. Девочка и сильна, и сообразительна, и ловка, но исключительно на свой возраст. Уверена, через пять-восемь лет, когда она приблизится к возрасту Томирис, она тоже начнёт внушать мне уверенность в том, что она сможет выжить и без сторонней помощи, но до этого времени и ей, и нам всем ещё нужно дожить…

Сбросив с себя тяжесть двух одеял, подгоняемая низкой температурой воздуха, я начала быстро переодеваться. С конца октября мы все стали спать не в пижамах, а в одежде, потому что так теплее, так что я просто меняю спальный комплект одежды на дневной.

Быстро переодевшись, но при этом всё равно успев подмёрзнуть, я двумя резкими рывками заправила успевшую за считаные секунды остыть кровать и, потирая руки, взяла с прикроватной тумбочки свой пистолет – каждый из нас спит с оружием у кровати. Привычно закрепив на поясе свою защиту, я медленно подошла к одному из окон.

За окном разлилась синь первых декабрьских, беспросветных рассветов: чёрные стволы деревьев старого и угнетающе обнаженного леса, их запутавшиеся между собой кривые ветви и острые кусты по утрам ярко выделяются на фоне плотного, словно стёганного из свинца неба, а по ночам, с налётом суровых северных ветров, трещат и стенают, словно заблудившиеся на чужбине дети… Каждую ночь мороз покрывает собой всё, до чего может дотянуться своими колючими пальцами – десять дней назад острый иней в мгновение ока заставил всю округу изменить своим истинным цветам. Начались плотные серо-голубые дни без солнечного света и густые тёмно-синие ночи с остроконечным сиянием высоких звёзд. Свободолюбивая природа, прочно сковав впавшую в летаргический сон землю, с нетерпением ждёт прихода своего давнего друга – первого снега, который в этом году не спешит выходить ей навстречу, словно на самом деле способен жалеть людей, на которых ему предстоит обрушиться…

Наступила первая зима после Первой Атаки, а ситуация с Атаками не только не стабилизировалась, но значительно ухудшилась: загнанные в тупики и разогнанные по углам люди до крайней степени жалости, невообразимо быстро начали звереть.

Дом фермеров Агилера стал для нас не просто пристанищем и оплотом безопасности – он стал нашим настоящим спасением. Медленно ступая по его скрипучим от холода половицам, я вышла из своей спальни и тихим шагом направилась к комнатам Томирис и Кайи. Сначала я заглянула к младшей. Кайя осталась жить в своей спальне, специально обустроенной для неё ещё задолго до того, как в этом доме поселились я и Томми. Это очень красивая комната: светло-фиолетовые стены украшены фигурками крупных цветастых бабочек, прозрачно-синий балдахин укрывает пространство над кроватью, днём всегда застеленную плотным розовым покрывалом, кругом разноцветные подушки и аккуратно расставленные мягкие игрушки. Я не видела Кайю играющей с этими игрушками. Боюсь, она преждевременно повзрослела. Впрочем, бывает, что по вечерам она играет с Томирис в домино, карты, шашки и шахматы. Иногда к их игре присоединяюсь я.

Прикрыв дверь спальни Кайи, я перехожу к двери спальни Томирис. Она заняла лучшую из имеющихся в этом доме гостевых комнат: эта спальня единственная устлана ковром, и к тому же она небольшая, а значит, её легче прогреть. Скользнув взглядом по продвинутому оружию, лежащему на краю её прикроватной тумбочки, я аккуратно прикрыла дверь, и мой взгляд сразу же врезался в дверь спальни слева по коридору, в прошлом принадлежавшую бывшим хозяевам этого дома. После того как я с Томирис вымыли её и хорошенько проветрили, мы оставили эту комнату запертой – ни у кого из нас не было желания, как и надобности, пользоваться этой комнатой, хотя она была очень даже хороша, и даже матрас двуспальной кровати не пострадал благодаря защитной подстилке, которую мы сняли и выкинули.

Себе я выбрала комнату в противоположном конце коридора, сразу слева от входа на второй этаж. Эта комната выгодно расположена для обзора: она угловая, имеет два окна, которые дают возможность наблюдать и за дорогой, ведущей в деревню, и за лесом. И всё равно, что её большие габариты и количество окон в ней не лучшим способом влияют на её обогрев, ведь в моём распоряжении находится полноценная обзорная площадка: из левого окна я пару раз видела движения на деревенской дороге, из правого окна я регулярно вижу движение диких животных в лесу – выяснилось, что здесь в обилии водятся и кролики, и лисы, и крупные птицы. Но главное: в случае необходимости – которая может возникнуть в любой момент! – с этой высоты и с такого ракурса будет просто отстреливаться от незваных гостей.

Спустившись на первый этаж и зайдя на территорию кухни, я берусь заваривать себе крепкий чёрный чай. Кто-то ночью забыл завесить одно окно непроницаемыми шторами, сымпровизированными нами из пледов, и теперь из него в гостиную просачивается голубоватая уличная синева… На всех окнах первого этажа установлены широкие железные решетки, которые осенью мы переколотили с амбара на дом. Прибивать их было не так сложно, как отдирать от старой амбарной стены. Благо Кайя вовремя нашла для нас в инструментах мистера Агилера рабочий шуруповёрт, а-то мы с Томирис едва не переломали всю обшивку амбара, так яростно мы принялись орудовать гвоздодёрами Джерома… Кроме решеток на окнах, мы ещё оформили внушающие уважение деревянные засовы и массивные крючки из железа с внутренней стороны на обеих входных дверях, в дополнение к чему договорились никогда не пользоваться задней дверью – в общем, местами порвали нервы и содрали руки в кровь, но в итоге смогли добиться своего и укрепили оборону нашего убежища лучшим из возможных способов.

Выпив скромную порцию тёплого чая и сразу же ополоснув чашку, я перехожу в прихожую зону и начинаю одеваться: утепленные ботинки, тяжелая куртка длиной чуть ниже колена, шапка крупной вязки, варежки с искусно вышитым узором снежинки, длинный шарф… Мои сборы побеспокоили Тормуда, привычно спящего в шаге от входной двери, на специально выделенном ему коврике. Поднявшись и выгнувшись, огромный пёс лениво подошёл ко мне и уткнулся влажным носом в тыльную сторону моей пока еще не облаченной в варежку руки. Я погладила его за ухом. Пёс оказался отличным: дрессированный и не агрессивный, да еще и не лающий почём зря. Хорошая, на первый взгляд неприметная, да еще к тому же и зубастая сигнализация, способная не только охранять, но и предупреждать. Если вдруг в дом попробуют вломиться непрошеные гости – Тормуд первым сообщит нам об этом своим звучным лаем, а если возникнет необходимость – первым поприветствует смелых дураков своими острыми клыками. В подвале нашлись запасы собачьего корма, но по подсчётам Кайи, их едва хватит до конца зимы… Ну ничего, как-нибудь дотянем, а там что-нибудь придумаем: нет-нет да и переведём нашего четвероногого друга на сыроедение. В конце концов, уже этой весной мне придется перестать думать об охоте на дичь и наконец начать заниматься этим делом, и Томирис с Кайей за собой в лес потащить… Посмотрим, что там будет, а пока лучше всецело сосредоточиться на нашей первой зимовке.

Привычно выпустив на улицу вперед себя пса – на разведку, – я немного подождала и, не услышав от Тормуда никаких беспокойных оповещающих знаков, тоже вышла на крыльцо и сразу же заперла за собой дверь на ключ – если Томми с Кайей захотят выйти, они откроются изнутри, но вот внутрь никто без ключа не проникнет.

Маршрут привычный: в первую очередь необходимо посетить амбар, потом оттуда с ведром зерна и ведром воды зайти в курятник, после снова в амбар, откуда необходимо наносить воду в конюшню лошадям, а затем натаскать в их кормушки сено с сеновала, после чего нужно будет убрать в стойлах навоз и сменить подстилку свежей соломой, на тележке вывезти отходы в кучу за амбар. Работы всего на час, и я очень ценю этот час. Если бы не эти ежеутренние и ежевечерние обходы своих владений, и тщательный присмотр за ними, я бы, наверное, начала грызть себе ногти и закончила бы локтями. Заниматься делом – лучший способ оставаться в здравом уме и хорошей физической форме. Кроме этого спасают настольные игры, чтение книг – осталось всего лишь пять непрочитанных, что меня уже сейчас удручает, – и ещё разбавляет скуку приготовление еды. Готовить завтраки мне нравится, потому что им всегда рады просыпающиеся, и во время этой готовки у меня никто не стоит над душой, даже Тормуд ведет себя тихо до пробуждения других обитательниц дома. Томирис, как выяснилось, как и я предпочла бы весь день колотить молотком гвозди, нежели тратить на приготовление пищи больше получаса своего жизненного времени. Зато, к нашему великому удивлению и не меньшей радости, в этом вопросе Кайя проявила себя с неожиданной стороны: она не просто может вкуснее меня приготовить омлет – она в принципе готовит из минимума ингредиентов вкуснейшие блюда. И это в десять лет! Выяснилось, что готовкой девочка стала увлекаться ещё в глубоком детстве, и её страсть всячески поддерживали её мать и дядя с тётей: в её спальне спят на полках три тома кулинарных книг с простыми и вкусными рецептами. В общем, малышка Кайя сейчас кормит двух ленивых на готовку девиц, предпочитающих перебиваться омлетами и бутербродами, а эти девицы, в свою очередь, занимаются общим ведением хозяйства и решением прочих, порой весьма тяжеловесных задач.

Зайдя в амбар, я сразу же беру десятилитровое ведро, стоящее на низком табурете справа от входа, и шагаю с ним к нашему единственному источнику пресной воды – к колонке. Я боюсь, чтобы когда ударят морозы, колонка не замерзла, однако Кайя уверяет, будто её дядя говорил, что этот механизм, сделанный по старым технологиям, не останавливает подачу воды даже во время низких зимних температур. Данное утверждение может быть правдивым, в конце концов, колонка находится не на улице – в амбаре, – и к тому же, мы с Томирис, на всякий случай, в середине ноября обмотали её пятью слоями утеплителя, который нашли на чердаке амбара. И всё же и меня, и Томирис периодически напрягают мысли о поведении колонки в зимний период. В конце концов, эта вода жизненно необходима нам. Да, зимой можно топить снег, но лучше бы обойтись без таких крайностей. Ведь данный источник не только кормит и поит нас – только благодаря его наличию нам всё ещё доступно приличное поддержание гигиены. Ду́ша у нас не осталось уже в конце лета, но один раз в неделю мы неизменно устраиваем себе “банные” часы: для начала запускаем обогрев ванной комнаты на первом этаже, после чего в амбаре, на открытом огне, в тридцатилитровом чугунном чане разогреваем воду из стоящей рядом колонки. Эту воду мы вёдрами переносим в дом и переливаем в покрытую блестящим акрилом и бережно отполированную ванну. Необходимо пятнадцать десятилитровых вёдер, чтобы заполнить ванну – ровно столько нужно, чтобы один человек мог полноценно помыться. Нас трое, так что банные вечера у нас тяжелые, но по итогу приносящие неописуемое облегчение – приятно после трудовой недели до розового оттенка кожи обмыться горячей водой, смыть с себя пот и грязь, переодеться в чистую одежду… Мы стираем вручную, каждый сам за себя. Благо многочисленные платяные шкафы четы Агилера оказались забиты одеждой, многая из которой совершенно новая, даже с магазинными бирками. Благодаря запасливости этих людей, вызванной слухами о европейской Стали, мы сейчас можем позволить себе обстирываться всего лишь раз в месяц, и-то лишь затем, чтобы не слишком уж накапливать грязное тряпье.

В общем и целом, доступный нам в данный момент комфорт во многом зависит от воды из единственной имеющейся в округе колонки. Поэтому, на всякий случай, мы сделали запасы: все доступные емкости у нас в доме заполнены водой, даже цветочные вазы. Чтобы не разводить сырость, мы всё плотно закупорили или прикрыли импровизированными крышками. Так что если вдруг нам придется держать осаду внутри этого дома – мы продержимся минимум полгода, если каждый из нас будет пить только по два стакана воды в сутки. У нас всё посчитано. Совсем всё. Даже прокладки с тампонами, куски мыла и туалетная бумага – всё поштучно.

Курей у нас двенадцать. Вернее: одиннадцать куриц и один петух. Стоит мне зайти в курятник, как они сразу же снимаются со своих насестов – чем крепче холода, тем они прожорливее и тем меньше яиц мы от них видим. Не знаю, чем мы будем кормить их следующей зимой, но было бы жалко пускать столь полезную для выживания живность под нож и тем самым лишать себя свежих яиц.

Равномерно рассыпав ведро зерна по длинной кормушке, разбив замерзшую за ночь воду в поилке и налив в нее новую, я присела на корточки и погладила самую маленькую, ручную белую курочку, единственную несущуюся регулярно. Надо же… На птиц и животных Атаки совсем не действуют – как так?..

Теперь уже все называют происходящее Атаками, но со времен Первой Атаки появились и новые понятия: Уязвимые – люди, подверженные Атакам; и Неуязвимые – люди, которые на физическом уровне не страдают от Атак. Эту информацию мы узнали ещё в августе, за несколько часов перед тем, как радиоприёмник Томми окончательно замолчал, впредь не расточая себя даже на шумовые помехи. На последней пойманной нами радиоволне передавали какую-то смутную информацию про знаки зодиака… Мы не расслышали точно, но я уверена в том, что речь шла о воздушных знаках. А к воздушным знакам у нас всё ещё относятся водолеи, близнецы и весы. Но что о них говорили? Мы не расслышали. У меня только и были, что воспоминания из бара, в которых Сомерсет Гриффин предполагал зачистку именно “воздушных знаков”, но… Томирис и Кайя – водолеи. Бриджит, Джером и чета Агилера не относились к воздушным знакам зодиака. Теория, в которой Гриффин в разговоре с Линклетером или случайно, или специально перепутал местами названия знаков зодиака, была бы очень правдоподобна, если бы не одно весомое “но”: но я-то не воздушный знак зодиака! Я стрелец. Как погибший от Первой Атаки мистер Агилера. Как это понимать?..

И это не единственный вопрос, который меня терзает. Чем больше проходит времени с момента Первой Атаки, тем увереннее тает моя надежда на то, что всё это месиво закончится само собой. А я тот человек, который владеет какой-то бредовой, может быть совсем ложной, но быть может и вполне правдивой информацией о причинах происходящего. У меня есть адрес лаборатории сумасшедшего учёного, предсказавшего Атаки; у меня есть неполное, но хоть какое-то понимание связи между восприимчивостью людей к Атакам и датами их рождения; у меня есть практически ничего не весящая информация о том, что где-то под какой-то горой есть то ли база, то ли станция, на которой есть то ли рычаг, то ли ещё что-то такое, что нужно нажать или дёрнуть, чтобы с Земли в космос ушёл сигнал на спутник, который атакует территорию Канады… Ну и что мне с этим всем делать? Да ещё и в одиночку. С десятилетним ребёнком за плечами. Томирис, конечно, хотя и бойкая, а всё же тоже не из всесильных. Может, нам стоит попробовать перебраться за канадскую стену? Я уже не первую неделю думаю об этом. Вдруг… Вдруг там течёт обычная, хорошо знакомая нам, та самая жизнь, которую ещё четыре месяца назад мы считали нашей нормой? Вдруг там живут города, работает мобильная связь, ездят автомобили, дети ходят в школу, люди не умирают от ультразвуковых Атак?! Вдруг всего-то нужно перебраться через стену… Но вдруг нас расстреляют пограничники? Вдруг за стеной так же плохо? Или даже ещё хуже? Вдруг там какая-то Сталь? Как только приходят мысли о Стали, сразу же начинаю вспоминать слова Гриффина о какой-то сверхвакцине, способной создать сверхчеловека, о его сейфе, хранящем эту вакцину, и о дурацком пароле… Да я даже не представляю, как сейф этот найти, не то что как найти самого Гриффина, который уже сам может быть не в мире живых! И чтобы проверить весь этот сомнительный бред одного сумасшедшего, мне понадобилось бы пересечь всю Канаду с целью упереться в границу с Аляской?.. Да это было бы чистым сумасшествием! Тем более, у нас нет машины… Не на конях же…

Закончив с курятником, я отправляюсь с водой и гранулированным комбикормом, смешанным с овсом, в конюшню. Стоит мне только переступить порог, как стоящие в дальних стойлах лошади сразу же начинают громко фыркать – тоже ждут еды и воды, а еще больше общения и ласки… В октябре, когда трава перестала расти и у нас ещё было время до первого снега, мы оставили себе только одного жеребца и трех кобыл: вороная, гнедая, буланая и белая масти. Остальных ночью провели мимо деревни и оставили на поле возле города. Несколько дней побаивались, как бы они ни вернулись и не привели за собой хвост. Обошлось – лошади не вернулись, хвостов не было.

Я только принялась заливать воду в поилку жеребца, когда боковым зрением заметила что-то странное: что-то алое вытекало по соломе из соседнего стойла. Резко опустив ведро, едва не расплескав всю воду, я сразу же вытащила пистолет из кобуры и, сделав резкий выпад, оказалась напротив стойла лошади Томирис. Я была готова увидеть что угодно – раненного или убитого человека, раненую или убитую лошадь, – но только не мать и дитя: кобыла Томирис ночью принесла жеребенка.

Новость о прибавлении в конюшне приятно взбудоражила всех нас. Я даже думать не хотела о том, что уже этим летом мне придется решать проблему или с очередным сокращением лошадиного поголовья, или с увеличением объёма запасов сена. Мы просто радовались малышу и тому, что его вскармливанием сейчас полностью занимается его собственная, совершенно здоровая мать. И хотя с наступлением холодов мы стали придерживаться правила “не выходить из дома больше двух раз за день” – только чтобы обслужить животных и птиц, – сегодня мы выходили целых пять раз, чтобы лишний раз с улыбками на лицах поглазеть на неожиданно приключившееся на нашей ферме чудо. Вечером на привычный обход со мной пошла Кайя. Закончив дела в амбаре, курятнике и конюшне, мы уселись подле спокойно лежащих кобылы и жеребенка, и принялись гладить их: я – кобылу, Кайя – жеребенка.

– Как мы его назовём? – вдруг поинтересовалась девочка.

– Никак, – едва уловимо сдвинув брови, отрезала я, подумав о том, что потенциальную пищу лучше не наделять именем. Но на сей раз этот ребёнок не желал меня слышать:

– Назовём Звёздочкой!

– Звёздочкой? – в ответ хмыкнула я. – Жеребца?

– Как путеводная звезда… Вон, смотри, у него как раз белая звёздочка белоснежным пятнышком во лбу горит.

Ну всё… Теперь мы его не съедим, даже если следующей зимой наши желудки будут скручиваться в рожки от голода. Надеюсь, дичь из леса всё же спасет нас от страшной участи…

Наделив жеребенка именем, Кайя сорвалась с места и побежала в дом. Я же, подобрав фонарик, добавила в кормушку довольно фыркающей мамаши овса, закрыла стойло, по очереди погладила по морде всех остальных лошадей и, выйдя из конюшни, заперла ворота на амбарный замок, который традиционно дважды проверила на надёжность. Сегодня был хороший день. Несмотря на то, что Атаки всё ещё угнетают эти земли. Парадокс: хорошие дни бывают и во времена всемирного краха.

Постояв немного в ночной темноте, посмотрев на высокие звёзды и понаблюдав за паром, вырывающимся из моего рта, я неспешно зашагала в сторону крыльца.

Я почти полностью успела увернуться – задето было только моё правое плечо. Громадный мужик: выше меня на голову, в плечах шире меня втрое! Он выбил из моей руки пистолет за секунду до того, как я успела нажать курок. Тормуд сразу же схватил моё оружие и побежал с ним в противоположный конец конюшни! Да что с этим псом такое?! Он ведь должен защищать меня!

Рукопашка завязалась моментально. Напавший пытался скрутить мне руки, пока я пыталась врезать ему в челюсть – каждый из нас в чём-то преуспел, но по итогу он схватил меня за плечи и со всего размаха швырнул в открытое стойло с соломой. С этого момента началась возня: он насел на меня, я же ухитрилась надеть на запястье его левой руки кольцо наручников, но… Не успела пристегнуть их к жерди! Только надела на одну руку! Мой успех предсказуемо ещё сильнее разозлил его. Схватив меня за плечи, он просто начал меня поднимать и вбивать в солому, и так раз за разом, явно стремясь выбить из меня если не дух, тогда желание сопротивляться… По факту, он уже одолел меня, но я всё равно не собиралась прекращать своё противодействие, из-за чего мы успешно продолжали это шоу с уже известным финалом, как вдруг… Я на что-то нажала. У меня под локтем оказался фонарик – не мой, скорее всего, он принадлежал нападающему. Тёплый луч света выхватил лицо моего противника: ярко выраженные черты лица – большие голубые глаза, густые и ровные брови, короткая борода двухмесячной давности, из-под шапки торчат отросшие светло-каштановые волосы, он намного старше меня…

– Маршал! Маршал Кроуфорд?! – сама не понимая, что выкрикиваю это давно забытое мной имя вслух, не переставая упираться одной рукой в его грудь, а второй в его подбородок, вдруг прохрипела я.

– Кто такая?! – он с силой схватил меня за куртку и слегка притянул вверх, явно разгоряченный пылом нашего спарринга. Я ничего ему не ответила. Только смотрела прямо в его яростные глаза своими широко распахнутыми, не испуганными, но шокированными, и вдруг он узнал: – Диандра?! Ты, что ли?.. – его руки резко выпустили меня из кажущейся стальной хватки, и я сразу же рухнула назад в солому.

– Каким был козлом, таким и остался! – не отконтролировав эмоции, выпалила я, при этом зачерпнув левой рукой соломы и бросив эту охапку прямо ему в лицо. На сей раз он не захотел мне отвечать. Ха! Ещё бы он мне ответил! – Да слезь же с меня! – резко откинув мужлана в сторону, я попыталась подняться на ноги быстрее него, но в итоге мы всё равно поднялись одновременно. – Какого хрена?! Ты чуть не вышиб из меня весь дух!

– Я не знал, что это ты…

– А если бы это была не я, тогда можно было бы так колотить девушку?!

– Эта девушка решила встретить меня оружием.

– Ты ворвался на её территорию! Перед рассветом! Взломал замок её конюшни!

– Насколько мне известно, эта конюшня принадлежит семье Агилера, а не Джерому.

– Теперь она принадлежит мне, ясно?! – активно отряхиваясь от колючей соломы, я решила выйти на улицу, где было немногим светлее. Кроуфорд уверенно последовал за мной:

– Тем лучше, что ферма теперь твоя. Напоишь чаем?

– С чего бы мне впускать тебя в свой дом?!

– Ой, да не дуйся ты так. Ну, потрепал я тебя немного, но не помялась же ты… – он положил свою здоровенную ручищу на моё плечо, на что я отреагировала мгновенно стряхнув её. – А ты повзрослела.

– Ещё бы не повзрослела!

– Ну да… Видел тебя в последний раз, когда тебе было лет десять-двенадцать.

– Мне было четырнадцать, умник… – сквозь зубы процедила я, всё ещё не находя в себе сил остыть, но уже отойдя от восклицательной интонации.

Мы замолчали. Просто стояли и смотрели друг на друга полярными взглядами: мой всё ещё полыхал – его заметно смягчился и как будто выдавал отчего-то тёплую внутреннюю улыбку, что в итоге заставляло меня хмуриться. Так прошло около минуты, после чего он вдруг приподнял свою левую руку, на запястье которой всё ещё висели мои наручники:

– Отстегнёшь?

Машинально достав из кармана куртки связку с ключами, я отстегнула кольцо и забрала назад почти спасшие меня наручники… Было бы очень здорово, если бы у меня в итоге получилось пристегнуть его.

– Ну так что насчет чая? – гулко вздохнул он. Я поджала губы. – Брось. Я тащился сюда месяцы, всю прошедшую ночь шёл пешком. Дико устал… Ты ведь меня знаешь, я тебе не наврежу. – Дело не в моей безопасности. Дело в том, что я должна думать о безопасности других. Словно прочитав мои мысли, он вдруг решил добавить: – Надеюсь, с Томирис всё в порядке? С ней я ладил куда лучше, чем с тобой. Мы были друзьями.

– Ладно, будет тебе чай… – сдалась я и уже наполовину развернулась, как вдруг он остановил меня, схватив за предплечье.

– Понадобится две порции чая.

– Что?

– Я не один. Со мной племянник.

– Ребёнок?

– Взрослый. Двадцать два года. Он сейчас должен быть с другой стороны конюшни или уже возле дома…

– Впустить двух наверняка вооружённых мужиков в свой дом…

– Диандра, я был лучшим другом твоего отца. Лучшим – это что-то да должно значить, разве нет? В последние годы я и он вместе были егерями на одной территории. Ты знаешь меня. И Томирис знает. Обещаю, что ни я, ни Рагнар не навредим вам. В противном случае…

– В противном случае я пристрелю вас обоих. А заодно и этого предателя, – я с неприкрытой злостью вырвала изо рта подбежавшего к нам Тормуда свой пистолет. Поняв то ли мои слова, то ли моё категоричное настроение, пёс резко перестал вилять своим огромным хвостом и поджал уши.

– Диа, я обещаю…

– Только чай. А потом вы убираетесь куда подальше.

Маршал Кроуфорд и Рагнар Райт – дядя и племянник. Первый на девять лет старше меня, второй на три года младше меня. Маршал каштанововолосый и голубоглазый, с брутальной, недлинной бородой и широкими скулами, со слегка загоревшей кожей и с отросшими волосами, с ровным лбом, который украшает одна глубокая морщинка. Волосы Рагнара так же густы, но меньшей длины, и они чёрные, словно вороново крыло, цвет кожи намного светлее, чем у Маршала, а глаза чёрные. Оба физически крепкие: Маршал очень крупный и раскаченный; в телосложении более молодого Рагнара больше баланса – так же, как и у его дяди, даже через кофту заметна прокаченность его мышц, однако эта прокаченность не чрезмерная, гармонично подходящая его возрасту. Оба обладают не просто приятной наружностью, но мужественной красотой, однако при этом же они настолько между собой непохожи, что я ни за что бы не обозначила их кровными родственниками.

Мы впятером сидим за прямоугольным столом тёмной кухонной зоны, освещённой тёплым светом одной-единственной голой лампочки. Рассвет за окном не торопился заниматься, отчего создаётся впечатление, будто мы не завтракаем, а ужинаем. Томирис как будто даже обрадовалась, увидев Маршала, а тот, в свою очередь, явно был рад видеть её. Его радость вполне может быть вызвана как минимум тем, что он может надеяться на поддержку Томми в будущем, ведь он наверняка предвидит сопротивление, которое я могу ему оказать. Всё указывает на то, что Маршал и Томирис действительно являются друзьями: Томирис не скупясь отдаёт ему свой кусок пирога, и Маршал принимает его с благодарностью. Пирог на основе порошкового какао был приготовлен накануне Кайей (не без помощи Томирис), вместо торта в честь моего забытого дня рождения. Пирог получился очень вкусным, так что я не сомневаюсь в том, что мужчины его оценили, хотя и съели свои огромные куски в полном молчании. Видно, что они оба очень голодны – Рагнар ест с аппетитом, Маршал немногим сдержаннее, но ведь от куска пирога Томирис не отказался. Завтрак странный – омлет с хлебцами, – и его наверняка не хватит, чтобы утолить голод этих двоих. Так что я не жалею, что в начале завтрака поставила на стол еще и бесценную банку консервированной тушенки: я, Томирис и Кайя к ней не притронулись, деликатно отказавшись от ароматного мяса, которое наши гости в итоге напополам умяли за считаные минуты. Интересно, когда и что в последний раз они ели? Как долго в пути? Маршал упомянул, что добирался сюда месяцы, а также он упомянул, что всю прошедшую ночь они пешком шагали сюда… Теперь, когда моя ярость после спонтанной перепалки в конюшне стихла, я неожиданно начинаю чувствовать резкое смягчение: мне хочется утолить их голод и хочется, чтобы они смогли позволить себе выспаться в безопасности и тепле – всё-таки дома у нас хотя и прохладновато, зато точно не так холодно, как сейчас в доме Джерома, в сторону которого я изначально думала прогнать их.

Закончив с едой и взявшись за кружку с горячим чаем, Маршал бросает на меня то ли добрый, то ли какой-то “такой” взгляд:

– Я помню тебя совсем мелкой… А с тобой мы регулярно виделись, – при этих словах он перевёл взгляд на ухмыльнувшуюся ему в ответ Томирис. – А вот тебя я не припоминаю, – с этими словами он одарил своим вниманием Кайю. – Я был уверен в том, что у Джерома Рокса было только две дочери.

– Я племянница бывших владельцев фермы, – с заметным воодушевлением вступила в диалог общительная Кайя.

– Что с родителями?

Я непроизвольно поджала губы. Какой нетактичный вопрос… Однако Кайя ответила совершенно невозмутимым тоном:

– Отца у меня никогда не было. Кажется, он даже не знал о моём существовании. Я тут гостила у брата мамы, эта ферма принадлежала ему и его жене. А мать осталась в Оттаве.

– Может, ещё жива.

– Навряд ли, – Кайя как будто совершенно спокойно пожала плечами, но от меня не скрылось, что её голос едва уловимо дрогнул.

Мужчина наконец додумался перевести тему:

– У вас конфетти в прихожей разбросано. По какому поводу?

– У Диандры был день рождения… – начала Кайя, но я быстро её прервала, осознавая, что эта информация, в условиях Атак, должна быть строго засекречена.

– Праздновали с опозданием, – резко вставила я.

Томирис и Кайя знали, что я не обиделась на их забывчивость, поэтому обе сразу же перевели свои взгляды на меня, в явной попытке понять, для чего только что мной было сказано это уточнение, истинной целью которого являлась банальная, запоздалая попытка отвлечения… Какой же я была легкомысленной: я до сих пор не поделилась с ними информацией по поводу возможной важности зодиакальных знаков! Нужно было рассказать им, какой бы глупостью это ни казалось, ведь я придаю этой “глупости” весомое значение!

– Сколько исполнилось? – ухмыльнулся Маршал.

– Двадцать пять, – я даже не посмотрела на него, предпочтя подарить свой взгляд удерживаемой в моей руке кружке.

В этот момент к столу приблизился Тормуд и вместо того, чтобы остановиться подле меня, приник к колену Маршала, который сразу же принялся спокойно поглаживать эту громадину. Предатель. Не предупредил меня о появлении на нашей территории посторонних людей, а теперь ещё и ластится к одному из них… Понятно, что он знает Маршала дольше, чем меня, ведь Маршал был завсегдатаем этих краёв, так что вполне логично, что пёс признаёт в нём друга, притом, что в сторону Рагнара он немного ворчит, однако скольких ещё людей это животное знает и может принять за друзей?! Вдруг к нам пожалует кто-то вооруженный из деревни, кто в прошлом дружил с этой собакой? Что тогда? Пёс растеряется и сочтёт, что его друг не захочет прикончить нас всех, а потом жестоко разочаруется, когда увидит кормивших его людей с простреленными головами?! Если на Маршала я почти перестала сердиться за его поведение в конюшне, то на Тормуда, нагло ластящегося не к кормящим его рукам, я, кажется, начинаю точить зуб.

– Давно вы здесь? – Маршал продолжал безуспешно искать зрительного контакта со мной.

– С августа. Как всё началось, так мы и здесь, – мой тон звучит твёрдо, и мне это нравится.

– Владеете новостями из внешнего мира?

– За четыре месяца вы первые посторонние, заглянувшие в наше захолустье. Так что смело можете вешать нам лапшу на уши, – при этих словах я криво ухмыляюсь, хотя на самом деле не желаю обдавать собеседника холодом. Думаю, по моему взгляду Маршал это понял, потому что продолжил говорить непринуждённым тоном:

– В городах всё совсем плохо. Чем больше город – тем хуже ситуация. Люди разделились на Уязвимых и Неуязвимых – тех, кто восприимчив, и тех, кто невосприимчив к Атакам. Уязвимых значительно больше, чем Неуязвимых. Так что первые стали охотиться на вторых…

– В смысле “охотиться”? – Томирис озвучила наше общее непонимание.

– После того, как выяснилось, что Неуязвимые способны облегчать муки Уязвимых одним только своим прикосновением, Уязвимые объявили охоту на Неуязвимых.

– Каким образом? – Томирис жаждала информации и верила ей. Я же сразу отметила неладное: во время Атак я обнимала Бриджит, но легче ей от этого точно не становилось.

– Уязвимые стали создавать трапперские коалиции: преимущественно небольшие по численности группы охотников на Неуязвимых, – подал серьёзный тембр Рагнар. – Неуязвимые не обязательны им живыми и невредимыми. Всё чаще до нашего слуха долетали новости о том, что Неуязвимые нужны Уязвимым исключительно в виде костей и волос. Живодёрство они называют добычей артефактов.

– Что такое “артефакты”? – Кайя нервно заёрзала на своём стуле, и все сразу же вспомнили о присутствии здесь ребёнка.

– Ещё что известно? – резко вклинилась я, не желая, чтобы кто-то принялся пояснять Кайе кровавый расклад новой реальности, и одновременно пытаясь понять, насколько я сама могу доверять столь ужасающему варианту разворачивающихся за пределами нашей видимости событий.

– Много всего, – тяжеловесно вздохнул Маршал. – Атаки происходят всегда в разное время, и по длительности они разнятся. На Уязвимых они действуют с разной степенью тяжести – скорее всего, ответ на этот вопрос кроется в анатомии.

Парадокс: в самом начале я считала, что Неуязвимые начнут охоту на Уязвимых, а вышло ровным счётом наоборот. И, если верить словам этих двух, всё происходит намного более кроваво, чем я до сих пор позволяла себе предполагать.

Тем временем Маршал продолжал:

– Вообще, новости мы с переменным успехом отлавливаем по радиоволне…

– У вас есть радио?!– мгновенно встрепенулась Томирис, да и я, услышав такое заявление, едва не заёрзала на своём стуле.

– Кто-то до сих пор вещает по радиоволнам? – заметила я. – Известно, как обстоят дела за канадской стеной?

– Не знаем, как в Европе, – начал Рагнар, – но исходя из последней новостной сводки, которую нам удалось поймать неделю назад, на территории США дела могут обстоять даже хуже, чем у нас.

– Сталь оказалась правдой?

– Похоже на то. И если мы всё правильно поняли: ей подвержены все. Неуязвимых там нет.

– Неужели весь мир пал? – Кайя поинтересовалась откровенно расстроенным тоном. – Больше не будет интернета, телефонов, машин, школ, счастливых семей?

– Ну, может, про счастливые семьи ты загнула… – попыталась подбодрить девочку я, но у меня не удалось закончить своё предположение, так как я в принципе не чувствовала нас прям счастливыми, да и одной семьёй нас тоже, вроде как, назвать нельзя. Но важнее другое: у этих ребят есть радио, которое хотя и с переменным успехом, но работает! Это значит, что у них периодически появляются новости из внешнего мира, которые они могут получать на безопасном от этого самого мира расстоянии… У нас давно такой роскоши не осталось.

Снова заговорила жаждущая информации Томирис:

– Уже стало что-нибудь известно о том, почему кто-то реагирует на Атаки, а кто-то нет? Как происходит этот отбор? Может ли Неуязвимый стать Уязвимым и наоборот?

Отвечать вызвался Маршал:

– Неуязвимый не может стать Уязвимым, как и Уязвимый не может стать Неуязвимым. Как оказалось, всё дело в зодиакальной зависимости, – от услышанного я непроизвольно вздрогнула, – перед Атаками устойчивы только люди, рождённые под воздушными знаками зодиака, а это у нас все водолеи, близнецы и весы.

– Не может этого быть!.. – начала Томирис, но, встретившись со мной взглядом, резко умолкла.

– Что это значит? – сдвинул брови Маршал.

– Ничего… – сразу же начала попытки исправить свою ошибку обычно хладнокровная сестра, явно возбуждённая поступлением новой информации, пока я всем своим нутром обратилась в застывшую каменную глыбу. – Просто это как-то странно… Но с другой стороны…

– С другой стороны? – заинтересованно повёл бровью Рагнар.

– С другой стороны: мы втроём все водолеи.

– Ничего себе совпадение, – хмыкнул Маршал, при этом как будто специально не посмотрев в мою сторону, вместо этого отвлекшись на льнущего к нему Тормуда.

Кайя заёрзала на стуле, явно не понимая, почему мы – я молча, а Томми вслух – врём. Я продолжала оставаться окаменевшей глыбой, всё ещё ощущая опасность момента. Томирис же решила предпринять ещё одну попытку быстро исправить ситуацию и отвести наших гостей от опасной темы:

– Насколько вы у нас останетесь?

Я уже давно поняла, что Томирис, как никто другой, умеет прыгать из огня да в полымя. И как я могла запамятовать об этой её особенности?.. Прямо в лоб – никаких обходных путей, чтоб от сложного в ещё более сложное…

Рагнар был или немногословным, или просто очень уставшим, так что отвечать снова решил Маршал:

– Ну, Диа разрешила нам остаться только на чай, однако помимо чая накормила нас, что уже очень благосклонно, – с этими словами он снова перевел свой цепкий взгляд на меня.

Томирис тоже врезалась в меня взглядом, причём намного более красноречивым, чем тот, которым до сих пор обдавал меня Маршал, так что я сразу поняла, что она предпочла бы попридержать этих лошадей в нашем стойле.

Скрестив руки на груди и тяжело вздохнув, я выдала резкий ответ, противоречащий пока что не оглашенному, но уже принятому мной решению – просто хочу оказать хотя бы ложное сопротивление, чтобы продемонстрировать свою силу:

– Какая нам от них польза?

– Ну, может, в союзе с надёжными людьми нам будет побезопаснее, – повела бровью Томми. – Маршала я знаю, он точно свой. К тому же у них есть своё оружие и радио.

Она озвучила исключительно значимые факты со знанием дела, и Кайя вдруг решила не отставать от неё:

– У мужчин побольше аппетит, чем у девушек. С ними наши съестные припасы закончатся как минимум в два раза быстрее. Но при этом они и вправду выглядят угрожающе для наших потенциальных противников.

– Держать их только из декоративной пользы? – не сдержав ухмылки, оценила толковые слова Кайи я.

– Девочка права, – Маршал врезался в меня серьёзным взглядом. – Мы крупные, и мы мужики. Уже только нашего вида достаточно, чтобы нагнать страху на потенциального противника. Мы можем защищать вас…

– Мы не нуждаемся в защите. До вас ведь самостоятельно справлялись… – он не дал мне договорить.

– Рано или поздно, с нами или без нас, но ваши съестные припасы всё равно иссякнут. Мы с Рагнаром умеем обчищать пустые дома, а кроме того, мы умеем охотиться. По итогу, в этом новом мире мы более самостоятельные, чем вы, только потому, что мы уже умеем добывать себе пропитание, в то время как вам ещё только предстоит этому научиться.

– Научимся…

– Сможете научиться быстрее, если мы с вами поделимся своими знаниями, где-то подстрахуем…

– Ну уж знаешь…

– А ещё мы можем чинить и мастерить. И речь не только об обыденных вещах, вроде табуретов и полок. К примеру, я ас в работе с электричеством и техникой…

Неожиданно за этого громилу решила вступиться Кайя:

– Они сильные… – начала она.

– Сильные союзники, говоришь, – прищурилась я.

– Нет. Просто сильные. Вон какие у них ручищи. Знаешь, что это значит?

Речи этой девочки часто веселили меня, так что я привычно усмехнулась в диалоге с ней:

– Ну и что же значат их ручищи?

– Что они могут носить воду. Ведь ты и Томирис не любите возиться с наполнением ванны. Для этого вам нужно столько всего приготовить: развести огонь в амбаре, разогреть чугун, перенести десятки тяжёлых вёдер! У вас же руки потом неделю болят. Так вот они же могут это делать.

– Что, пойдёте в добровольное рабство, чтобы взамен получить прочную крышу, чистую постель, трехразовое питание и наши несносные характеры? – с неприкрытым и даже вызывающим сарказмом поинтересовалась Томирис, при этом откинувшись на спинку своего скрипучего стула.

– Только если твоя сестра не будет против, – Маршал снова благоразумно сосредоточился на моей персоне.

– Сегодня как раз банный день, – наиграно хладнокровным тоном отозвалась я. – Первой моюсь я, так как сегодня моя очередь. Вы оба тоже должны будете вымыться, раз уж желаете остаться в этом доме. Итого: пять полных ванн.

– Покормила изголодавшихся, а теперь ещё и обмываешь грязнуль. Да ты просто душка, – ухмыльнулся Маршал.

Я ничего не ответила. Просто устала быть одной. Томирис и Кайя – это, конечно, лучшая из возможных компаний, но это, безусловно, всё равно не то. По взгляду же Маршала однозначно ясно, что он думает то же самое о компании, которую ему составляет Рагнар. Что ж, посмотрим, что получится.

Я контролировала действия Маршала и Рагнара. Не потому, что боялась того, что они могут намеренно сломать колонку. Намеренно – нет, но случайно – а вдруг? Ведь у них, как зорко заметила Кайя, и вправду вместо нормальных рук – ручищи. Да и к тому же, прежде чем доверять неандертальцам такую важную работу, как подготовка воды для ванны, их необходимо обучить процессу: вода выкачивается из колонки и в вёдрах переносится в чан, в чане разогревается на открытом огне до состояния кипения, из пополняющегося чана начинает переноситься в ванную комнату первого этажа, первая дверь слева от входа… Парни попались из умных и к тому же из ловких, так что дважды объяснять им не пришлось. На всякий случай, я пропустила вперёд себя на умывание Томирис и Кайю – чтобы подольше поконтролировать кипение работы в амбаре. Кайя оказалась права: приятно видеть, что кто-то кроме тебя может таскать одновременно по два полных ведра воды. Отсутствие ноющей боли в руках – весьма приятный бонус. Для меня и Томирис банные дни до сих пор ассоциировались с некоторой долей пыток, но не сегодня… Сегодня мы помоемся без надрыва. Да, это, несомненно, приятно. Я бы даже сказала, что это охерительно приятно!

Когда Томирис и Кайя помылись, и мы закончили работы по улице – починка сломанного замка и затвора на конюшне, подача воды и еды живности, пара заколоченных щелей в стене амбара, перенос соломы из сеновала в конюшню, ремонт пары вил – мы снова вернулись к работе с водой, и на сей раз мыться отправилась я.

Привычно натерев свою кожу до розового оттенка и тщательно вымывшись с макушки до пят, я вышла из ванной спустя полчаса и, отказавшись от ужина – слишком устала, да и перед этим напилась воды из графина, – сразу же отправилась наверх, в свою спальню. Часы показывали только восемь вечера, а за окном уже разлилась непроглядной темнотой настоящая, густая, словно патока, ночь. После дня, начатого ещё до рассвета, наполненного физическим трудом и психологическим напряжением, веки стремились закрыться сами собой.

Обычно после ванной я сразу же перепрыгиваю из халата в одежду, но сейчас в комнате как будто не так уж и прохладно – видимо, Томирис включила отопление на час раньше и слегка повысила градус. Нужно бы спросить её об этом.

Стоило мне подумать о Томми, как в следующую секунду в дверь моей комнаты постучали, и порог переступила та, о ком я думала.

– Как-то слишком тепло, – заметила я.

– Кайя сегодня ночью кашляла, – с этими словами она подошла к моей кровати и села на её край, сбоку от меня. – Уличный термометр уже показывает минус пятнадцать. Ночью температура ещё упадёт. Пусть она хотя бы этой ночью погреется.

– Погреется… – хмыкнула я. – В прошлой жизни, существовавшей ещё прошлой зимой, никто бы не позволил спать своему ребёнку в такой низкой комнатной температуре – обогреватели бездумно работали на полную мощность.

– Ну, это было в прошлой жизни, и ребёнок этот не наш, – ухмыльнулась сестра, на что я отреагировала ответной ухмылкой. – Первым пойдёт мыться Маршал. Потом Рагнар. Кажется, Кайя нашла для них халаты и чистую одежду нужного размера. Повезло, что чета Агилера занималась аграрным туризмом и в последний момент поверила новостям о Стали.

– Да уж.

– Не совпадает, – голос моей собеседницы резко стал на тон ниже. – Твой день рождения первого декабря. Ты стрелец.

– Может, они путают что-то…

– Да нет, не путают. Я водолей и Кайя водолей. Все, кого мы похоронили, не были причастны к воздушным знакам зодиака: твоя мать, наш отец, дядя и тётка Кайи, те туристы и работник фермы, которых мы перетащили в братское захоронение – я только что проверила найденные при них документы, никто из них не родился в период воздушных знаков зодиака. Мистер Агилера вообще был стрельцом, как ты. Ты что же… Исключение из правил?

– Ладно, – сдавшись, я тяжело вздыхаю. – Всё указывает на то, что это и вправду может быть… Я могу быть каким-то исключением. Предупреждая твой следующий вопрос: я не знаю, в чём может крыться причина такой исключительности.

Томирис оперлась предплечьями о колени, а я слегка откинулась назад и уперлась ладонями в прохладное покрывало. Мы помолчали с минуту, по истечении которой Томми вдруг сказала:

– Знаешь, мне даже немного жаль, что до всей этой заварушки мы с тобой совсем не общались. Ты оказалась ничего, хороша.

– Ты тоже своя в доску, – непроизвольно ухмыльнулась в ответ я. И вдруг задала вопрос, который не собиралась задавать: – У тебя был парень?

– Нет.

– Почему?

– А у тебя был?

– Понятно, замяли.

– Ты о Рагнаре переживаешь?

– Тоже заметила, как он на тебя смотрит?

– Я, знаешь ли, зоркая. Маршал тоже на тебя не просто так поглядывал за столом. Кстати, они оба и вправду рукастые: Маршал починил дверцу верхнего кухонного шкафчика, а благодаря стараниям Рагнара мой стул больше не скрипит… До Атаки ты была знакома с ними?

– Как и ты: только с Маршалом.

– И давно вы знакомы?

– С детства. Мне было пять, а ему четырнадцать, когда его оставляли присматривать за мной. Подростком он был несносным. Постоянно задирал меня. Зато его боялись все остальные дети и его ровесники, так что благодаря его охране никто не смел обижать меня. Впрочем, мне хватало и того, что меня постоянно цеплял он сам.

– Прикольно, – собеседница ухмыльнулась. – Я его знаю только взрослым мужиком. И, кстати, знаю исключительно с хорошей стороны, – она как будто рекомендацию мне на него выдаёт. – А вот про Рагнара слышу впервые. Тёмная лошадка.

– Знаешь, сегодня забери Кайю на ночь в свою комнату, запрись и будь при оружии.

– Брось, я доверяю Маршалу, как доверяла бы отцу. Он часто бывал у нас, мы друзья. Но, ладно, на эту ночь поступлю так, как ты просишь. Ты сама-то не забудь запереться.

В отличие от Томирис, я совету внимать не собиралась. Стоило ей уйти, как я, вместо того, чтобы подойти к двери и щелкнуть замком, просто сняла с кровати покрывало и, не переодеваясь в привычный спальный комплект одежды, в халате залезла под одеяло и убрала пистолет в полку прикроватной тумбочки. Прошло, может быть, немногим больше получаса после этого, я уже даже начала впадать в лёгкую дрёму, когда дверь моей спальни приоткрылась с едва уловимым скрипом. Я не шевельнулась, только слегка приоткрыла глаза. Он зашёл в комнату и осторожно прикрыл за собой дверь, после чего тихим, однако не таящимся шагом приблизился к кровати. Я перевернулась с бока на спину, таким образом давая понять, что я всё понимаю, не высказываю возмущения, а значит, не против.

Откинув угол одеяла, Маршал снял пояс со своего халата и, аккуратно разместившись надо мной, накрыл нас одеялом. Наши взгляды встретились, он поцеловал меня, и я ответила взаимностью.

Он был настолько аккуратен, как будто боялся или сломать, или спугнуть меня: его большая и очень горячая рука медленно скользила под моим халатом, плавно сжимала и разжимала мою грудь, он неторопливо двигался на мне, и я сама не спеша обвила его торс своими напрягшимися ногами. Всё было настолько нежно и чувственно, что в первый раз я испытала внешний оргазм уже во время предварительных ласк. Но стоило ему достать из кармана своего халата презерватив, надеть его и наконец войти в меня, как я, резко выгнувшись и полностью отдавшись мужской мощи, окончательно оторвалась от реальности и с неописуемым удовольствием растворилась в происходящем.

Стараясь соединять наши тела без лишних звуков, – чтобы своими порывами страсти случайно не привлечь к себе внимание других обитателей дома, – мы всё сделали в одной позе – он был сверху, – и при этом я получила такую порцию кайфа, что, кажется, на мгновенный повтор не согласилась бы, хотя от повтора в будущем, конечно, не отказалась бы.

Сейчас мы лежим почти тихо – только наши сердца всё ещё колотятся и дыхания остаются предательски прерывистыми. Он обнял меня, и я перекатилась на его грудь:

– В детстве ты обижал меня.

– Ну не обижал, а немного задирал…

– Почти доводил до слёз.

– Я вовремя останавливался и потом угощал тебя конфетами.

– Ты на целых десять лет старше меня…

– Ну не на целых, мне сейчас только тридцать четыре.

– Четырнадцатилетний подросток обижал пятилетку.

Он вдруг коснулся моего подбородка своими горячими пальцами и приподнял его вверх, таким образом заставив меня посмотреть ему в глаза:

– Я тебя никогда больше не обижу. Обещаю.

Сказав так, он начал целовать меня в губы, его отросшая борода сразу же приятно защекотала мою кожу, и я ответила на его поцелуй взаимностью, но всё равно отстранилась первой – всё же я не была готова к мгновенному продолжению. Чмокнув его в последний раз, я перекатилась на свою подушку и, тяжело выдохнув, прикрыла глаза, уже не сомневаясь в том, что сегодня я засну быстрее, чем обычно.

– Я был в Оттаве, когда всё началось.

Резко распахнув глаза, я повернула голову в направлении Кроуфорда и попыталась рассмотреть его лицо в темноте: за окном густо падал снег, так что ночь стала чуть светлее. Он продолжил:

– В мегаполисах всё было совсем ху́до. Кайя сказала, что её мать должна была быть в Оттаве… Во время Первых Атак в этом городе развернулась настоящая мясорубка. И дело не только в Атаках. Дело в самих людях. Толпа спятивших гражданских вперемешку с безбашенными военными. Было много вооруженных стычек и мощных взрывов… Когда я наконец смог покинуть этот город, он, без преувеличения, был почти полностью разрушен. Выживших из Оттавы очень мало. Я и Рагнар в числе везунчиков. До сих пор не понимаю, как мы выбрались оттуда живыми, – тяжело вздохнув, он провёл ладонью по волосам. – Мне жаль, но, скорее всего, мать Кайи…

– Если бы её мать была жива, она бы уже явилась за ней, ведь она знает, где её искать. Она оставила Кайю на летние каникулы родному брату и его жене, у которых не было своих детей. Они очень любили эту девочку, как и она их… Кайя стала свидетельницей их смерти от Первой Атаки.

Прежде чем продолжить этот разговор, он произвёл тяжёлый выдох.

– Что с Джеромом?

– Когда я приехала сюда спустя полтора часа после Первой Атаки, он уже был мёртв.

– А твоя мать?

– Погибла на сутки позже. Я с Томирис похоронила их у стены гаража Джерома. – Услышав, как он тяжело вздохнул, я сжала его ладонь под одеялом. – Все мы кого-то потеряли, верно? Ты – кого?

Он немного помолчал, но всё же решил открыться:

– Рагнар – сын моей старшей сестры. Ей было сорок, она родила его в возрасте восемнадцати лет… У неё был ещё один ребёнок. Парень возраста Кайи… По знаку зодиака она была девой, а он – рыбы. Их обоих не стало в первый же день. Кроме их и Рагнара, у меня из родных больше никого не было. Кхм… Оказалось удобно: меньше близких – меньше потерь…

На самом деле он так не думает. Или всё же думает… В любом случае я понимаю, как для него теперь ценен Рагнар: так же, как для меня ценны Томирис и Кайя.

Я снова сжала его ладонь чуть сильнее. Услышала, как он повернул голову в мою сторону, и уже хотела обратить на него свой взгляд, как вдруг он спросил:

– Ты Неуязвимая из Уязвимых? – от услышанного я резко затаила дыхание. – Не молчи. И не бойся. Я знаю, что ты родилась первого декабря. Джером рассказывал о том, что в день твоего рождения падал первый снег…

– Я не знаю, что со мной не так, – резко сдалась я. – А ты, знаешь?

– Я?..

– Вы там… В смысле, во внешнем мире… Вы не встречали таких… Таких как я? Неуязвимых, должных быть Уязвимыми?

– За прошедшие четыре месяца я многое повидал. Но о такой ситуации слышу впервые.

– Мои прикосновения не помогали Бриджит.

– Что?

– Ты говорил, что прикосновения Неуязвимых к Уязвимым во время Атак облегчает муки вторых… Мои прикосновения никак не помогали Бриджит. Должно быть, это ещё одно доказательство того, что я какая-то неправильная Неуязвимая, – я не заметила, как начала заводиться.

– Диа… – он коснулся моего плеча, а я вдруг резко села, продолжая смотреть не на собеседника, а в сумрачное вперёд…

– Это ещё не всё… – мне нужно было разделить с кем-то эту ношу! Очень нужно! Потому что со временем, не разделив её ни с кем, я рискую сломаться под её тяжестью!

Маршал приподнялся на локте и, приложив свою горячую ладонь к моей пояснице, начал аккуратно водить пальцами по моей коже, таким образом вызывая на ней мурашки. Он поцеловал меня в плечо, отчего – и еще от прохлады комнаты – я невольно вздрогнула. Спустя секунду после этого он резко сел и закутал меня в одеяло.

– Ну что такое?

– Мне нужно тебе кое-что сказать…

– Только не говори, что прогоняешь меня.

– Нет!.. Нет… – я замотала головой, при этом прикусив нижнюю губу оттого, что первое “нет” вырвалось из моего рта с восклицанием.

– Замечательно. Потому что после произошедшего между нами, я уже не уйду из этой постели.

Хорошо, что в комнате достаточно темно, благодаря чему он не может разглядеть мгновенно подступившую к моему лицу краску.

– Ну, что ты там хотела мне рассказать?

Я рассказала ему всё с самого начала и до конца: про бар “Апельсин”, про Винсента Санчеса, Тимоти Линклетера и Сомерсета Гриффина, про первое упоминание Атак, про какую-то сверхвакцину, способную создавать сверхлюдей, про прячущий эти вакцины неизвестный сейф со странным паролем, про визитку с адресом лаборатории сумасшедшего учёного, расположенной впритык к Аляске… Рассказала совсем всё-всё-всё-всё… А он… Он внимательно выслушал меня и… Поверил каждому моему слову.

Я забыла о том, что оставила карманный фонарик, которым пользуюсь для ночного чтения, в верхней полке кухонного гарнитура. Электрический свет у нас только на первом этаже: из соображений экономии электроэнергии, совпадающих с жизненно важной маскировкой дома под нежилой (отсутствует свет в окнах = отсутствуют люди) мы освещаем только гостиную, совмещенную с кухней. Весь второй этаж у нас погружен во мрак. Только днём здесь бывает светло, но дни продолжают становиться всё короче, уступая своё время удлиняющимся за счёт этой уступки ночам. В отличие от Диандры, я так и не привыкла укладываться спать чрезмерно рано, и тем более пробуждаться: засыпаю около часа ночи, просыпаюсь в начале десятого часа.

– Ты куда? – почти шёпотом поинтересовалась Кайя, стоило мне подняться с кровати. Как Диа и просила, я забрала её к себе на ночь. Благо моя кровать способна вместить ещё одного человека, и Кайя сама додумалась разместиться валетом.

– Схожу за фонариком. Хочу почитать перед сном. Запрись, ладно?

– Оружие забираешь?

– Ну, у тебя ведь есть ружьё.

– Думаешь, я смогу выстрелить из такой махины? – мне не нужно было видеть её лицо, чтобы понять, что её не беспокоит, а именно веселит этот вопрос.

Переступив через порог комнаты, я закрыла за собой дверь и прислушалась. Как только Кайя щёлкнула замком с обратной стороны двери, я двинулась дальше по коридору.

До Первой Атаки мы с Кайей были немного знакомы. Я часто арендовала у семьи Агилера лошадь для уединённых прогулок по лесу, так что мы вскользь общались, а Тормуд так вообще знал меня со времён, когда он приехал на эту ферму двухмесячным щенком – пять лет с тех пор миновало, не меньше. Дядя и тётя Кайи были хорошими людьми: Лука обожал животных и свою ферму, а Элейн обожала Луку и всё, на что распространялось его обожание. Очень позитивная пара, немногим младше моего отца. Безгранично жаль, что всех их постигла столь ужасная участь…

В гостиной на первом этаже свет всё ещё горит, что может значить, что Рагнар ещё не покинул ванной. Это моё предположение быстро подтвердилось: стоило мне открыть верхний кухонный шкафчик и увидеть в нём фонарик, лежащий рядом с наполненной рафинированным сахаром пиалой, как далеко за моей спиной скрипнула дверь и раздались шаги. Обернувшись, я увидела Рагнара входящим в гостиную. Вместо того чтобы переодеться в халат, предоставленный ему Кайей, он предпочел сразу впрыгнуть в хлопковые серые спортивные штаны и свободную белую футболку. Парень из откровенно спортивных, по его телосложению и росту можно смело предположить, что в прошлом он мог заниматься, скажем, каким-нибудь баскетболом. Мокрая копна чёрных волос сильно выделяется на фоне его белой кожи… Бороду, в отличие от Маршала, не носит, на лицо не то чтобы смазливый, но всё же откровенно симпатичный… Выглядит мужественнее своих ровесников – возможно, причиной тому пережитое им за последние месяцы. Хм…

– Где Маршал? – зайдя в кухонную зону, он оперся поясницей о нижний кухонный шкафчик и, скрестив руки на груди, оказался повёрнутым ко мне правым боком.

Парень не из стеснительных, это очевидно, но то ли по примеру Маршала, то ли благодаря внутреннему компасу избрал поведение благодарного гостя, а не самонадеянного грубияна, который в любой момент может предпринять попытку прибрать к своим рукам всё, на что только упадёт его взгляд.

Спрятав фонарик в кармане толстовки, я закрыла дверцу шкафчика и ответила на его вопрос:

– Маршал уже в своей комнате, спит, – я бросила на него взгляд. Он не смотрел на меня. Странный парень: очевидно, что из дерзких, но ведь ведет себя по-джентльменски. Хм… – Кофе?

– У вас есть кофе? – повернув голову в моём направлении, он с усмешкой заглянул в мои глаза. Я всегда хорошо читала людей, и этого смогла прочесть влёгкую: непростой, с перчащими нотками опасности, дерзкий и при этом думающий – гремучая, непредсказуемая, сложная смесь. С таким нужно быть если не осторожной, тогда осмотрительной. Тем более с учётом его взгляда и улыбки с искрой. Не сейчас, но через время он обязательно попытается подобраться ко мне. К тому времени я наверняка приду к однозначному убеждению относительно всех тех качеств, которые определила в нём с первого взгляда. И открою новые. Что ж, с моей стороны это точно не любовь с первого взгляда и, быть может, вообще никогда не любовь, но посмотрим, что я решу к моменту, когда он попытается…

– Для тебя найдётся одна чашка, – продолжая хладнокровно смотреть собеседнику прямо в глаза, я поставила чайник на плиту. Он ухмыльнулся. Я как бы повторила его ухмылку. Две дерзости – не лучшая смесь для коктейля. Впрочем, мне нравятся смелые да резкие, а ему… Ему тоже, что и является его персональной опасностью. Хм… Я могу сделать его зависимым от меня. Специально, конечно, не буду этим заниматься, но случайно может выйти. Однако же мне это не нужно. Главное, чтобы и ему не оказалось нужным…

– Сколько тебе лет? – он прищурился, наблюдая за тем, как я достаю из шкафчика банку с молотым кофе.

– Восемнадцать. В январе будет девятнадцать. А тебе, получается, двадцать два.

– В мае будет двадцать три.

– Неуязвимый мая. Значит, близнец.

– Как ты встретила Первую Атаку?

Наверняка такие вопросы он не задаст ни Дии, ни Кайе. Слишком в себе, чтобы обременять себя чрезмерным общением и бесполезной информацией. Интересно, какого цвета мысли в его голове? Наверняка не белоснежные. Ладно, так и быть, сам ведь нарывается.

– Я была в соседнем городе. Покупала книги. Когда все вокруг начали падать, я выбежала на улицу с полной корзиной неоплаченных книг, самозатачивающихся карандашей, блокнотов в клетку и чернильных ручек. Мою машину угнал пробегающий мимо громила, для совершения кражи разбивший окно водительской двери. Мне повезло, что рядом с моей машиной стоял припаркованным на своём пикапе парень, родители которого тогда жили в ближайшей деревне. Он подбросил меня до деревни, оттуда я добежала со своей украденной корзиной до дома. Бросилась искать отца, нашла его в гараже уже мертвым.

– Соболезную.

– Не стоит, – я прищурилась. Он и вправду соболезнует. Хороший парень на секунду. – Как прошла твоя Первая Атака?

– Я был в Оттаве с матерью и младшим братом. Они не пережили Первую волну. Мне повезло не увидеть их смерти – вместо этого я увидел гибель швейцара на ресепшене. Я прибежал в нашу квартиру за минуту до того, как в неё ворвался Маршал. Дальше начались игры на выживание. В Оттаве случился локальный переворот, бойня между гражданскими и военным, по сути своей – мясорубка, перемоловшая бóльшую часть города. Мы с Маршалом чудом выжили – смогли в последний момент прорваться через военный блокпост, который был выставлен вокруг города и который спустя час после нашего прорыва подорвали повстанцы…

– Вау. Всё было настолько плохо? – я начала заливать кипятком кофейный порошок, при этом неосознанно хмурясь: мать Кайи в те дни находилась именно в Оттаве.

– Мало кто выжил в том месте, – категорично утвердил один из немногих спасшихся.

– Соболезную. По поводу матери и брата. У вас были хорошие взаимоотношения? – при этом вопросе я покосилась на собеседника взглядом. Мне были интересны его эмоции. Как я и предполагала, он не дрогнул – о трагической потере говорил намного хладнокровнее, чем могла бы говорить о своей потери я. Хм…

В полночь мы тихо спустились на первый этаж, включили свет и заварили чай. Все остальные обитатели дома уже давно мирно спали в своих комнатах, в уютных постелях. На столе обнаружилась кружка из-под кофе, который определённо точно пил Рагнар, потому что у нас есть негласное правило, о котором он ещё не знает – мыть посуду сразу после приёма пищи.

Маршал уже привычно сел во главе стола, я же разместилась по его левую руку, после чего мы сделали одновременные глотки из своих кружек, и он заговорил:

– Егерем я был последний год. Решил отойти от “острых” дел, а это место обещало природу, свежий воздух и красивые виды.

– Чем же ты занимался до того, как подался в егеря?

– Работал в частной компании, предоставляющей услуги элитных телохранителей высшего порядка.

– Вот как? – я изогнула бровь. – И чьим телохранителем ты был?

– Из последних неординарных личностей: Риган Данн.

– Ничего себе, – искренне удивилась я.

Риган Данн определённо был самой видной фигурой на канадской политической арене. Этот седовласый старик владел таким количеством регалий, что все их вспомнить, пожалуй, я даже не смогу. Он был самым знаменитым и самым титулованным главнокомандующим в истории канадских войск, являлся почётным гражданином страны, лауреатом Нобелевской премии мира, а также любимым персонажем канадских патриотических фильмов – и это только верхушка бесконечного списка послужных достижений этого политика. Быть телохранителем этого человека не столько почёт и прибыль, сколько опасность, умноженная на опасность. Я бы ни за какие деньги не захотела бы прикрывать своим телом человека, имеющего такое количество сумасшедших недоброжелателей и ещё более сумасшедших фанатов. Но Маршалу нечего было терять: одинокий волк, из близких только сестра – мать-одиночка с двумя детьми, так что деньги в этом направлении испарялись достаточно быстро. Он пошёл на опасную работу только с двумя целями: чтобы помогать сестре и двум её сыновьям, и чтобы по несколько раз в год оттягиваться на самых дорогих курортах мира. Истинная жизнь холостяка без прикрас.

– Твой рассказ про металлическую вакцину и про происхождение Атак – всё правда. По крайней мере, в той степени, которая нам известна для субъективного суждения.

– Даже удивительно, что ты с такой лёгкостью поверил мне, – наконец вслух заметила я.

– Ты просто потрясающая в постели, – с неприкрытой долей юмора улыбнулся он в ответ, чем вызвал улыбку и у меня. – Однако я, как и ты, завладел похожей информацией незадолго перед своим уходом из телохранительного бизнеса.

– Как?..

– Вскользь услышал телефонный разговор Данна. Он говорил о какой-то супервакцине и был недоволен тем, что она не выводится, но металлической, как ты её обозначила, он её не называл. Про Атаки мной было еще меньше услышано, но как раз слово “Атака” я расслышал чётко.

– Правительство знало…

– Несомненно. Держу пари: именно правительство за всем и стоит.

– Но в чём здесь смысл?

– Они боялись Стали. Страх породил фатальную ошибку. Иначе я никак не могу объяснить случившееся. – Мы немного помолчали, прежде чем был задан тяжеловесный вопрос: – Ты уверена в том, что хочешь добраться до кабинета Гриффина, якобы существующему по сомнительному адресу, указанному на непроверенной визитке?

– Этот адрес – всё, что у меня есть на единственного человека, который знал об Атаках до их начала, – я врезалась в собеседника уверенным взглядом, – чем быстрее я смогу подтвердить свою правоту или ошибиться, тем лучше, ведь от этого зависят жизни многих людей.

– Интересующее нас место далеко на севере. Противоположный конец страны. У нас нет рабочего автомобиля. Уже открыт сезон сильных снегопадов. Фоном: Уязвимые вырезают Неуязвимых, то есть те, кого ты хочешь спасти, расчленят нас, если только перед этим нас не прикончит зима.

Объединяющее “нас” неожиданно и как-то опьяняюще согрело мою дрожащую душу:

– Ты прав. Этот давно выученный мной наизусть трехзначный адрес и многократно заученная по атласу дорога до него очень даже могут оказаться досадной пустышкой. Но я всё думала о том, откуда нам ждать спасения, и каждый раз приходила только к одному ответу: спасения ни нам, никому ждать неоткуда. И поэтому я начала задавать себе новый вопрос: может быть мне самой нужно стать этим спасением? Хотя бы решиться, хотя бы попробовать…

– Для начала давай переживём эту зиму, – при этих словах он утвердительно хлопнул ладонью по поверхности стола, словно наложил вето на оспаривание этого решения. Я, неожиданно для себя, покорно приняла это. Но мне необходимы были объяснения по тому, что будет происходить дальше:

– Как только сойдут снега, мы отправимся в путь?

– Нет. Мы сможем отправиться в путь только после того, как у нас появится надёжное средство передвижения.

– Но машины не работают… А лошади…

– Решение этого вопроса я беру на себя.

– Нужно составить чёткий маршрут. Мы можем начать с кабинета Гриффина, расположенного в здании ЦТНП. Вдруг сейф с вакцинами, о которых он говорил, находится там? Сомнительно, конечно, особенно с учётом того, что пароль, которым я владею, весьма неоднозначный, но, думаю, стоит проверить…

– Металлическая вакцина – что она может дать нам?

– Не знаю. Но речь шла о сверхчеловеке. Может, она способна исцелять раны или… Не знаю. Сделать что-то сверхмощное. Например, наделить несокрушимым иммунитетом, что может оказаться весьма полезным, если вдруг когда-нибудь мы начнём рассматривать вариант пересечения канадской стены с целью перебраться из подверженных Атакам земель в земли, пораженные Сталью.

– Хорошо, – Маршал уперся локтями о стол. – Определяем цели: попробовать найти непонятную вакцину; попробовать найти сначала адрес установки, затем саму установку, запускающую атакующие команды в космос; затем, в случае неудачи, будем рассматривать вариант с переходом за канадскую стену. Последовательность маршрута: для начала, кабинет Гриффина в ЦТНП. Если не находим там ни следов вакцины, ни информации по установке – отправляемся на другой конец страны, по адресу его лаборатории. Если и там ничего не находим – тащимся в усадьбу Данна, в которой я слышал схожую с твоей информацию, и там пытаемся обнаружить след. Остальные действия определим по ходу реализации этого плана и по итогам его исполнения. Начнём весной…

– Обещай, что до весны не забудешь, – я напряглась всем телом, словно сжатая пружина. В этот момент я отчётливо поняла, что даже если бы мы не встретились, грядущей весной я бы не усидела на месте. Я всегда была из деятелей, так что добровольное пожизненное заточение на безопасной ферме было не для меня. Только теперь, поделившись своим уже давно сформировавшимся планом с Маршалом, я поняла, что я до сих пор нахожусь здесь только по двум причинам, и этими причинами являются Томирис с Кайей. Чувствуя внутренний огонь, я продолжила настаивать: – Как бы нам ни было здесь комфортно и безопасно, мы должны попробовать остановить Атаки.

– Я тебя понял. Обещаю, что мы попробуем, если только ты сама не передумаешь.

– Я не передумаю.

– Хорошо. Это будет весной. А сейчас, – он взял меня за руку и начал вставать, – давай-ка вернёмся в постель.

Он не собирался уходить в изначально отведенную ему комнату, и это было почти так же приятно, как снова соединиться с ним под одним одеялом. За окном с небес сыпались огромные хлопья белого снега, их было так много, что ночная темнота синела, а мы сливались в поцелуях и двигались в унисон уже не думая о далёкой весне. Мужчина и женщина, жар и движение… В этой постели, впервые за все проведённые мной в ней долгие ночи, было не просто тепло, но по-настоящему жарко. Я засыпала испытывая мелкую дрожь не от прохлады, а от удовольствия, доставленного мне мужским телом. Ощущение, будто я не чувствовала себя лучше даже до Первой Атаки, не пристыдило меня, но заставило поближе прильнуть к тому, кто так просто подарил мне бесценное ощущение безопасности. Так наступали мои самые лучшие, устланные непроницаемым снежным покрывалом, человеческие ночи.

Мне снова приснилась бегущая по снегу Томирис. Почему она одна?..

Проснувшись за два часа до рассвета, я с облегчением обнаруживаю Маршала мирно спящим, мерно дышащим и равномерно распределяющим тепло под одним одеялом на нас двоих. Сновидение не выходит из моей головы и гонит сон прочь.

Немного полежав, я вдруг слышу едва уловимое скуление на улице, заглохнувшее за три секунды… Нет, мне не показалось. Убрав со лба ладонь, аккуратно откидываю с себя одеяло и тихо, стараясь не разбудить Маршала, поднимаюсь с постели, просовываю ноги в тапочки и, от прохлады ёжась всем телом и пряча руки под мышками, медленно подхожу к окну, из которого открывается вид на дорогу и на лес. От увиденного я сразу же инстинктивно замираю: волки! С моей позиции видно только четырёх особей, но я знаю, что их больше. Эта стая ошивается возле нашей фермы уже седьмую ночь, Томирис говорила, что три ночи назад насчитала из своего окна целых восемь хищников. Их интересует конюшня и курятник, которые мы стали запирать ещё тщательнее. После первой же ночи их появления, вдоль подобия забора Рагнар с Маршалом и Томирис установили три капкана Джерома, но ни один из волков до сих пор не угодил в ловушку. Звери, как будто предчувствуя опасность, ночь за ночью ловко обходят капканы стороной. Протяжно воющие и по ночам выходящие из леса, эти прицелившиеся хищники пугают лошадей, и меня это напрягает так же, как Томирис… Мы запретили Кайе выходить из дома и теперь сами выходим только по двое-трое.

Продолжая наблюдать за огромным чёрно-серым волком, сидящим прямо перед ведущей во двор калиткой, не представляющей для него никакой помехи, я вдруг услышала шорохи за своей спиной. Маршал приблизился ко мне сзади, привычно обнял за талию и, вдохнув аромат моих волос, мягко поцеловал в висок. Подождав несколько секунд, он зашептал:

– Не переживай. Это всего лишь волки.

– Люди страшнее, – без прелюдий согласилась я.

– Не думай о людях, которые страшнее зверей. В случае необходимости я защищу тебя.

– Я и сама могу за себя постоять… – мои брови неосознанно сдвигаются к переносице. – Не хочу терять тебя.

– Ты меня не потеряешь. И я тебя не потеряю. У нас еще есть незавершенные дела, помнишь? До весны.

– До весны, – не оборачиваясь, соглашаюсь я.

Удовлетворённый моим ответом, он аккуратно тянет меня назад к постели:

– Пошли под одеяло, пока оно не остыло.

– Нужно покормить лошадей и кур, а там волки караулят…

– Вчера вечером я всем раздал воды и еды в два раза больше, так что можешь спокойно спать до позднего утра.

С момента появления в этом доме Маршала я и вправду стала чувствовать себя более спокойно. Прежде я пыталась подарить подобное спокойствие, генерируемое одним только моим присутствием, Кайе и даже Томирис, но сама я оставалась без опоры, способной придавать мне чувство защищенности и даже умиротворения. Оказывается, мне очень сильно не хватало этого чувства. Не хватало Маршала. И дело не в рухнувшем мире. Мне не хватало его и до Атак.

Я не была в этом доме с начала октября, то есть со времён, когда мы с Диандрой делали здесь продуктовую закладку. Переступив порог заднего входа, я аккуратно прикрываю за собой дверь и разуваюсь, оставляя унты в снегоступах. Тёплые вязаные носки защищают от прохлады, исходящей от промерзшего пола. Дом не отапливается, так что изо рта свободно исходит пар.

Сначала я прошла в прихожую, где вытащила из верхней полки комода солнцезащитные очки, которые хотела подарить отцу: совсем новые, ни разу не ношенные, даже с этикеткой – отличный подарок для Маршала. В гостиной я взяла большой снежный шар, на прошлый Новый год подаренный мне влюблённой в отца женщиной – замечательный подарок для Кайи. Дальше я пошла в свою спальню, где начала загружать в рюкзак подарки для Дии: пять захватывающих современных художественных книг, которые она точно не читала. Такому подарку сестра определённо будет рада, потому что сейчас она дочитывает последнюю книгу из скромной фермерской библиотеки. Осталось определиться с Рагнаром. Недолго думая, я подхожу к своему столу и снимаю с вбитого в стену над ним гвоздя свою коллекцию брелоков, насчитывающую пятьдесят редких экземпляров. Отыскав брелок в виде закрытого замка́, я стащила его с общего кольца и вернула остальную коллекцию обратно на гвоздь. В этот же момент услышав позади себя шорох, я резко оборачиваюсь, выставив вперед руку, удерживающую продвинутое оружие. На пороге комнаты стоит Рагнар. При виде направленного на него оружия он не останавливается, а лишь ухмыляется и свободно заходит в комнату. Я опускаю оружие и возвращаю его в кобуру. Он пошел за мной без предупреждения и подкрался тихо, а теперь совершенно свободно двигается по моей комнате. Хм… Да или нет? Нет или да?..

– Для меня подарок тоже подобрала?

– Хочешь получить его прямо сейчас?

– Не отказался бы, – он продолжает приближаться.

– А не перебьёшься? – я продолжаю невозмутимо закрывать рюкзак.

– Ты достаточно ловко обращаешься с оружием.

– Отец обучил.

– Стреляла по банкам в лесу?

– Охотилась на кабанов и косуль.

– У тебя очень милая спальня, – остановившись в трех шагах передо мной, он стал осматриваться. – Чем-то похожа на мою. Плакаты метал-групп, книги, коллекция раритетных дисков… Только у тебя кровать поуже.

– Боишься свалиться, что ли? – с вызовом прищурилась я, и он сразу же вцепился в меня взглядом сокола, приметившего движение на горизонте.

Медленно сократив между нами расстояние до ноля шагов, он касается моего выбившегося локона указательным пальцем и заговаривает более вкрадчивым тоном, обдавая моё лицо тёплым дыханием:

– У тебя красивые волосы…

– Вот только не нужно прелюдий, – снова отрезаю я.

– Почему же?

– Я девственница. Так что не думаю, что смогу получить кайф от болевого эффекта, да ещё и при низкой температуре воздуха.

– Я обещаю тебе: ты получишь кайф.

– В таком случае, – я отстранила его руку от своих локонов, – давай проверим, насколько хорошо ты умеешь держать свои обещания.

Я стою на коленях, на сене, неподалёку от одного из двух трупов, и внутренне пытаюсь вытащить себя из состояния аффекта. Тем временем Маршал закончил осмотр трупов и, задержав взгляд на шеях обоих, констатирует:

– У обоих татуировки трапперов. Я такие уже видел… Судя по цифрам, они из коалиции номер четыре, а значит, их должно быть четверо.

– Четверо?.. Получается… – я гулко сглотнула. – Где-то рядом должны быть еще двое.

– Вполне возможно, если их напарники еще живы и их коалиция не распалась до того, как они сунулись к нам… – его взгляд встретился с моим. Не знаю, что в этот момент говорили мои глаза, но он вдруг резко поднялся с корточек и, обойдя один из трупов, приблизился ко мне. Присев напротив, он взял мои ладони в свои. В эту же секунду я заметила, как сильно замерзли мои руки – и когда только успели?.. Маршал врезался в меня резким взглядом и продолжил говорить уверенным тоном: – Послушай… Я на санях свезу их подальше в лес…

Я резко замотала головой:

– Нет, что ты такое говоришь?.. Их нужно похоронить по-человечески!

– Диа…

– Нет, Маршал, – несмотря на глубину своего шока, я оказалась готовой оказать сопротивление. – Волки, попробовавшие человечину, станут особенно опасны. Да ведь это может привлечь не только волков! Медведи намного проблематичней волков…

– Все медведи уже давно погрузились в спячку, – категорично отрезал Кроуфорд. – И волки уже наверняка знают вкус человечины: последние пять месяцев в зоне их обитания оказалось слишком много хаотично разбросанных людских трупов.

– А если за зиму с этой проблемой не разберутся волки? – в моём голосе послышались неожиданные, истерические нотки: мы что, всерьёз обсуждаем, как нам избавиться от трупов людей, которых мы прикончили собственноручно?! – Что, если они пролежат в сугробах всю зиму, а весной на них выйдет именно медведь?! Тогда перед нами замаячит проблема медведя-людоеда, – да что же я такое говорю?! Неужели всё это взаправду?!..

– Едва ли в переполненном голодным зверьём лесу эти трупы смогут пролежать до весны, – парировал мой собеседник, на что я категорически, отрицательно замотала головой. Отпустив мои ладони, Маршал взял меня за плечи, таким образом явно пытаясь успокоить… В этот момент я даже слышала пульсацию собственной крови в напрягшихся венах. Меня немного подташнивало от осознания того, в каком мире мы теперь живём. – Диа, послушай: у нас нет выбора. Мы можем закопать их в ближайших сугробах, но это лишь усугубит ситуацию: привлечет внимание местной стаи волков к нашему двору, после чего нам придется расточиться на патроны, чтобы перестрелять их всех… К тому же, через пару месяцев снега́ растают. Пойми же, что я предлагаю тебе единственный верный способ избавиться от этих тел, – дальше он не спрашивал одобрения, а констатировал факт уже принятого им одним решения, которое (где-то глубоко внутри я это понимала) и вправду являлось единственным верным в сложившейся ситуации: – Трупы отправятся в лес, подальше от фермы.

В этот момент снаружи послышались шаги. Маршал сразу же вскинул своё ружьё, я даже не успела понять того, что он заградил своей спиной всё пространство для моего обзора – да он же прятал меня за собой! Да как же так?! Я что же, совсем размякла за эти пару недель, что провела с ним?!

Я резко схватила свой пистолет и, в полной боеготовности, вскочила на ноги… К моему великому облегчению, в амбар ворвались Рагнар с Томирис. Увидев нас во всеоружии, они мгновенно затормозили.

– У вас тоже?.. – прохрипела слегка осипшим тоном Томми, широко распахнутыми глазами уставившись на трупы, лежащие в стороне.

– Что значит “тоже”? – напряженным тоном поинтересовался Маршал, уже поднявшийся с колена.

– Вы не слышали выстрелов со стороны дома Джерома?

Я вся превратилась в нерв. И стала пытаться дать оценку состоянию этих двоих. Рагнар выглядит просто обеспокоенным, как если бы переживал не о нас, а о том, что здесь произошло и что́ именно он пропустил. А вот Томирис выглядит неожиданно раскрасневшейся и явно всерьёз взволнованной…

– Что произошло? – на удивление спокойным тоном поинтересовалась я, в то время как внутри меня разворачивалась настоящая буря.

– В доме Джерома сейчас лежит ещё два трупа, – совершенно спокойным тоном выдал Рагнар.

– Вот и вся коалиция в сборе, – в ответ хмыкнул Маршал у меня за спиной.

– Думаешь, их было всего четверо? – продолжал демонстрировать активность Рагнар, в то время как Томирис неожиданно включила некоторое оцепенение.

– Об этом говорят татуировки на их шеях, – Маршал ткнул своим ружьем в сторону ближайшего к нему трупа. – Четвёрки. Но их может оказаться и больше… Надеюсь, что это не так.

– Как это произошло? – я намеренно обратилась именно к Рагнару, чтобы лишний раз не тревожить сестру, которой, очевидно, как и мне, явно нелегко даётся осознание свершившейся расправы.

– Две женщины взломали переднюю входную дверь. Вели разговор о том, как вырезали Неуязвимых в соседнем городе. Я прикончил обеих.

Значит, у них два женских трупа… Но с какой лёгкостью он говорит о том, что произвел расправу над людьми, пусть даже и трапперами!

Я снова перевела взгляд на Томирис. Я была безмерно рада, что этого не произошло с ней… Не сегодня… Благодаря действиям Рагнара, ей не пришлось… Как не пришлось и мне… О, ужас! Неужели подобный выбор – нас или мы! – может повториться?! И это – наша новая реальность?! Выстрел в чью-то голову – новая норма жизни?!

Маршал коснулся моего локтя, таким образом перетянув моё внимание на себя:

– Я и Рагнар со всем разберёмся, уходите…

– Ну вот ещё! – я мгновенно вспылила и получила не менее мгновенный, я бы даже сказала молниеносный ответ – Маршал возвысился надо мной, словно огромный утёс, и, ещё сильнее сжав мой локоть, следующие слова произнёс таким тоном, словно ещё чуть-чуть, и он перестанет вести со мной конструктивный диалог, и просто одними своими движениями заставит меня сделать так, как он мне говорит:

– Я сказал тебе уйти, – он грозно отчеканил каждое слово.

– Л-ладно, – неожиданно почти испугавшись, наконец поняв всю серьёзность ситуации, выдала желаемый им ответ я.

– Запритесь в доме и будьте начеку. Никому не открывайте и не светитесь в окнах. Ждите нашего возвращения.

Я только едва кивнула в ответ, и он сразу же отпустил мой локоть. Пройдя мимо Рагнара, я взяла Томирис за руку и буквально выволокла её вслед за собой, прочь из ангара.

Мы сделали так, как нам приказал Маршал: оказавшись дома, заперлись на все замки и смиренно вошли в стадию напряженного ожидания.

Я караулила окна в своей спальне, Кайя – в своей, а Томирис – окно в спальне четы Агилера. Мы рассказали Кайе, что́ именно́ произошло: во-первых, она слышала звуки выстрелов, а во-вторых, мы желаем ей добра, а значит, выживания даже в гипотетических условиях, в которых нас вдруг не останется у нее, так что она должна осознавать жестокую правду нового мира, в котором люди налево и направо убивают друг друга. Если повезет – мы сможем покровительствовать Кайе до того возраста, в котором она сможет самостоятельно постоять за себя, но если не повезет – она должна быть готова…

Мы распахнули все межкомнатные двери, чтобы в случае необходимости слышать друг друга. Куда-то делся Тормуд. Ясно, что остался на улице, но открывать ему дверь сейчас было бы слишком опрометчиво: вдруг эти четверо были не одни, и сейчас за нашим домом следят их союзники? Об одной только мысли о возможности такого развития событий по моей коже пробегают табуны мурашек. Я вглядываюсь в тёмный лес, страшась увидеть в нём движение, не вижу его и переживаю ещё сильнее…

Маршал с Рагнаром полчаса назад запрягли жеребца в сани и выехали с двумя трупами в сторону дома Джерома. Подобрав там ещё два трупа, они скрылись в лесу, войдя в него по засыпанной снегом тропе. Слой снега сейчас чуть выше колена… С сильным жеребцом они не должны застрять посреди леса. Но вдруг что-то пойдёт не так?.. Вдруг на них нападут волки?.. Необходимо прекратить думать об отрицательных вариантах развития событий! Они взяли с собой ружья – всё будет в порядке!

Повернув голову к выходу из спальни, я увидела источник шороха – ко мне пришла Томирис. Взяв стул у входа, она подошла к окну, у которого я сидела, и села с другой стороны, напротив меня и так, чтобы не мелькать в самом окне. Скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу, она начала смотреть в окно, как бы помогая мне нести мой караул. Приняв эту “помощь”, я немного помолчала, но в итоге всё же решила заговорить:

– Вы с Рагнаром долго были в доме Джерома.

– Ну да.

Секундное молчание, и снова первой говорю я:

– Предпочитаю придерживаться мнения, согласно которому ты достаточно самостоятельна и самодостаточна, чтобы ты могла себе позволить не нуждаться в моих советах по этой теме, и всё же я дам тебе один толковый совет: будь с этим парнем осторожной.

– Хм… – она посмотрела на меня, и наши взгляды встретились. Её тон оставался абсолютно спокойным. – Мы переспали.

– Предохранялись?

– У него есть презервативы.

Я ни секунды не сомневаюсь в том, что случившееся повторится, так что решаю поделиться секретом:

– В кладовой, на самой верхней полке, в большой жестяной коробке из-под чая, найдёшь богатый запас презервативов. И всё же… – начиная этот разговор, я брала за основу не столько незапланированную беременность (Томирис слишком здравомыслящая, чтобы позволить Рагнару секс без предохранения), сколько иной род опасности. – Аккуратнее с ним.

– Понимаю, – её брови едва уловимо сдвинулись к переносице. – За меня не переживай. За него – можешь.

Я едва уловимо ухмыльнулась одними уголками губ, однако Томирис не шутила – она говорила вполне серьёзно.

Какое замечательное чувство – не сомневаться в том, что дорогой тебе человек – а Томирис незаметно для нас обоих стала для меня именно таким человеком, – сможет справиться с любыми трудностями, даже если тебя не будет рядом. Надеюсь, когда-нибудь я буду хотя бы наполовину так же уверена в Кайе, как сейчас уверена в Томирис.

Прошло ещё четыре часа: Томирис давно ушла караулить своё окно, Кайя заснула в своей спальне, а я осталась недвижимая на своём посту. Было около полуночи, когда из-за возрастающего переживания я, больше не находя в себе силы усидеть на месте, отошла от окон и стала расхаживать по комнате взад-вперед, крутить руками и стараться не думать о дурном… Мысли дошли даже до того, что мы могли не добить кого-то – я ведь не видела, в каком состоянии были трупы женщин, – и кто-то из них, выживший, мог очнуться и напасть на Маршала с Рагнаром… Я чуть до сумасшествия себя не догнала к моменту, когда в лесу, на заброшенной тропе, показалось движение чёрных фигур. Это были они! Маршал с Рагнаром на санях, пристегнутых к знакомому коню! В темноте их было тяжело разглядеть, но по очертаниям силуэтов я узнавала их точно… Они справились! И они вернулись!

Я сорвалась с места и побежала сообщить о радостной новости Томирис, и вдруг обнаружила её спокойно спящей в своей постели. Меня это немного удивило: неужели она не переживает о Рагнаре так, как я переживаю о Маршале?.. В ответ на мои толчки она проснулась, сказала, что возвращение мужчин – это отличная новость, и поинтересовалась, смогу ли я сама открыть им дверь. Так я окончательно убедилась в том, кто в этой паре будет любим, а кто будет водим, словно телёнок на верёвочке: каким бы Рагнар ни был, на верёвочке здесь ходить именно ему.

Спустя полчаса после того, как в доме послышались шаги вернувшихся, дверь моей спальни попытались открыть. С тех пор, как в этом доме начал обитать Рагнар, я стала на ночь запирать дверь своей спальни. Поняв, что дверь заперта, он едва уловимо, дважды постучал костяшками пальцев. Решив оценить его настойчивость, я включила большой фонарик и, оставив его на кровати, уверенно подошла к двери и отперла её. Чтобы не привлекать внимание остальных обитателей дома, я сделала два шага назад, таким образом позволяя парню войти. Он сразу же воспользовался моим разрешением и, переступив порог, закрыл за собой дверь… На замок. Как самоуверенно… Я скрестила руки на груди и сразу же одарила незваного гостя строгим взглядом, не предвещающим ему ничего сладкого. По-видимому, сразу правильно распознав волну моего настроения, парень заговорил правильными словами:

– Я пришёл извиниться. Ты была права… Во всём. Я приношу тебе свои искренние извинения за всё, в чём сегодня перегнул палку.

Искренние извинения – условие, которое я ему поставила всего лишь для вероятности нашей следующей физической близости, и которое он исполнил с неприкрытым удовольствием. Последнее меня странно напрягло – ощущение, по своей природе близкое к возбуждению.

Он подошел ближе, но додумался не протягивать своих рук в моём направлении – очевидно, он быстро учится обращению со мной.

– Испугалась?

– Нет, – я не собиралась расточаться на искренность с ним.

– Так и думал, – при этих словах он едва уловимо прищурился. – Это твои первые трапперы?

– Да.

– Ты выстрелила и попала. Откуда такая недрогнувшая рука?

– Я ведь говорила, что отец учил меня охоте. У меня есть опыт освежевания оленей.

– Но сегодня были не олени.

– Нет, не олени, – мой голос едва не дрогнул.

Резко протянув вперед руки, он схватил меня за талию и в следующую секунду с силой прижал меня к себе. Дальше он страстно зашептал:

– Это пройдёт. Не думай об этом.

Я хладнокровно повела бровью и, не размыкая скрещенных на груди рук, произнесла желаемое им разрешение, но с условием:

– Сегодня ты можешь остаться в моей постели, если в течение ночи не будешь приставать.

– Подожду до рассвета.

Тормуд так и не вернулся. Волчица погубила его. И я старалась не думать об этом.

Мы украсили небольшую ёлку, привезенную из леса Маршалом и Рагнаром, даже включили на ней электрическую гирлянду, устроили себе богатый ужин и теперь обменивались подарками. Кайя подарила каждому по одной серебряной цепочке без подвески на шею. Ей все подарили разные мелочи: Маршал – карандаши, Рагнар – бейсбольный мяч, Диандра – блокнот, я – снежный шар. Диандра с Маршалом обменялись подвесками в виде музыкальных нот (скрипичный ключ и шестнадцатая), удачно подошедшими ранее подаренным им цепочкам Кайи. От Маршала в сторону Рагнара полетела какая-то коробочка, в которой я не сразу распознала упаковку презервативов:

– Это вам подарок на двоих от меня и Дии, – явно довольный своим подколом, ухмыльнулся Кроуфорд. – Нам лучше сейчас не размножаться. Может быть как-нибудь позже, да? – при этих словах он игриво подмигнул Диандре, которая в ответ ему хладнокровно, но при этом категорично-отрицательно замотала головой.

Кайя резко засмеялась, обращаясь к Маршалу, который с недавних пор стал её любимчиком – все заметили, что она рассмотрела в нём некую ролевую модель, наподобие отца:

– Как же хорошо, что вы с Рагнаром нашли нашу ферму! С вами не только безопаснее, но и веселее. А можно мне ещё шампанского?

Оставив всех у празднично сияющей ёлки, я отправилась на кухню, за ещё одной бутылкой шампанского – одной на пятерых (мы налили немного и Кайе) и вправду было слишком мало. Стоило мне взять бутылку, как сзади меня прижал к гарнитуру Рагнар и, положив одну руку чуть ниже моего живота, тихо проговорил мне на ухо:

– Это тебе, – он протянул мне искусно выполненный декоративный ключик.

– От чего? – я неосознанно сдвинула брови. Несмотря на то, что все уже были в курсе того, что мы трахаемся, мне не хотелось, чтобы кто-то заметил нас обнимающимися. И тем не менее, Рагнар был настойчив…

– От меня, – его рука поползла вверх, к моей груди, но я остановила её на полпути, вложив в нее свой подарок. Резко отстранившись и обернувшись, я увидела его замешательство.

– Что это? – глядя на свою ладонь с брелоком, хмыкнул он.

– Закрытый замок. От меня.

В сексе он был хорош, но… Я начинала подозревать, что только в сексе. В остальном он был настоящим плохишом. И я пока ещё не определилась с тем, нравится ли мне эта темнота если не больше, тогда хотя бы так же, как всё то немногое светлое, что я уже разглядела в нём, или всё же нет…

Открыв шампанское, мы выпили за наступающий 2095-ый год и пожелали друг другу, чтобы он принёс нам только хорошее… Какое наивное желание. Лучше бы мы выпили за то, чтобы все мы остались вместе и все остались в живых к концу грядущего года. Но мы не выпили за это. Глупцы. Мы не догадывались, что драгоценные часы известных нам жизней уже истекают для каждого из нас.

Каждое утро Кайя сообщает нам точную дату и точный день недели, которые нам предстоит прожить. Сегодня: третье апреля две тысячи девяносто пятого года, воскресенье. Чем я занималась в этот день год назад? Отсыпалась после ночной смены в ЦТНП, пыталась убедить Бриджит и Пегги обратиться к здоровому образу жизни, страдала похмельем после бурной вечеринки, планировала какое-нибудь поверхностное свидание или безмятежно нежилась в солнечных лучах, умиротворённо растянувшись на мягком шезлонге в медленно расцветающем палисаднике? А быть может, третьего апреля две тысячи девяносто четвертого года беспрерывно лил дождь?.. Я не помню. Но знаю, что тот день в любой своей ипостаси был прекрасен. Как любой день до первого августа две тысячи девяносто четвертого года. Самое досадное, что, проживая те дни, у меня – у нас всех! – не было осознания того, в насколько прекрасном мире мы жили – насколько он был близок к утопии, к которой мы, скорее всего, уже никогда не сможем вернуться. По крайней мере, шансы увидеть новый рассвет человеческой цивилизации в период своей жизни, как мне кажется, у моего поколения напрочь отсутствуют. Речь идёт не о годах и не о десятилетиях восстановления, которое еще даже не начинается. С недавних пор я больше не лелею себя самообманом: уже не сомневаюсь в том, что прежнего мира мне не увидеть. Что бы там в будущем ни было – худшее или лучшее – прежнего уже точно не будет. Всё изменилось навсегда. И продолжит меняться…

Весна в этом году крайне капризная. Март то разливался и блистал елейными солнечными лучами, то плакал и стенал заунывными дождями, ночами заливался ветряными песнопениями. После особенно холодной зимы такая норовистая весна кажется немного жестокой: мы столь многое пережили, столь многое готовимся пережить, но даже сама природа обманчива с нами – она приманивает нас ложными дарами, чтобы в минуту нашей наивной слабости обдать наши тела и души жгучей стужей. В марте Кайя простыла после того, как вышла на залитую солнцем улицу в одном платьице и резиновых сапожках – северный ветер взялся за нее, стоило ей только отойти от дома достаточно далеко, чтобы она не успела без последствий вернуться в безопасное тепло. Три дня простуды прошли тяжко: температура в тридцать восемь градусов не сбивалась, кашель усиливался, насморк и жар одолевали, но в итоге нам удалось взять верх в этом бое, однако победили мы лишь благодаря крепкому организму Кайи и наличию ампициллина в аптечке фермеров Агилера. Но ни одна аптечка не вечна: всякое лекарство имеет свойство заканчиваться, и срок годности есть совсем у всего, даже у человека. Нам нельзя болеть. Вообще. И особенно старшим из нас, потому что в это время именно от нас зависит безопасность и благополучие младших членов нашего тесного сообщества. Всё это ясно, как день. Вот бы таким же ясным было хотя бы самое ближайшее будущее: что будет через час – мы всё ещё будем живы или уже нет? Уязвимые, объявившие себя трапперами – охотниками на Неуязвимых – всё чаще объединяются в крупные коалиции и всё чаще их радиоволны перебивают и без того редкие радиопослания сохранивших цивилизованность и непрестанно ищущих спасение выживших. Маршал говорит, что вне нашей фермы выжившие люди творили ужасное ещё до наступления зимы, что может значить, что после жестоких холодов, в условиях общей депрессии, живодёрство и бесчеловечность могли только возрасти, но никак не снизиться на графике общей безысходности.

Начало апреля тёплое, и кажется, будто мартовские погодные прихоти на сей раз точно остались позади: яркое солнце не только с каждым днём всё раньше появляется на небосклоне и не только светит, но и по-настоящему согревает уже четвёртый день подряд, и не водит дружбу с колючими дуновениями ветра. В такой день приятно сидеть на маленьком, прямоугольном и потемневшем от старости табурете, и доить добронравную козу – парное молоко любят все, кроме Рагнара.

Когда сошел первый снег, мы оставили Кайю сторожить ферму и вчетвером отправились на вылазку в деревню. С учётом того, что Кайя всецело зависит от нас, было не очень хорошо оставлять её одну, но мы не могли разомкнуть цепь: Маршал и Рагнар шли однозначно, я не могла оставить Маршала, а Томирис… Томирис не могла наступить на горло своему характеру: быть на скамье запасных – не её предназначение, тема, участь. Рагнар, конечно, хотел бы считать, что Томирис пошла тогда в деревню по той же причине, по которой я не отходила от Маршала, но парень хотя и беспросветно влюблён, всё же не дурак – понимает, что Томми не я, а он не Маршал, и все их взаимоотношения не больше, чем прихоть Томирис: они начались потому, что она была не против, и они вполне могут закончиться, стоит ей только захотеть всё прекратить. Вот такая странная любовь. Может быть, даже лучшая её форма для мира, в котором мы сейчас живём. Чем сильнее привязанность – тем больше опасность. Томирис отлично обезопасила себя с этой стороны. А вот Рагнар, я и Маршал откровенно не преуспели в этом деле.

Мы обшарили только окраину деревни и убедились в том, что как минимум один её край, состоящий из дюжины обветшалых за семь месяцев беспризорности домов, не только абсолютно заброшен, но при этом и разграблен подчистую. В этой вылазке мало чем удалось поживиться, но кое-что очень ценное мы всё же смогли раздобыть: во дворе давно сгоревшего дома свободно разгуливали, пощипывая паростки первой молодой травы, домашняя коза, длиннорогий козёл и одна ещё совсем маленькая козочка. Животные оказались смирными и почти ручными – смело пошли на контакт, без особенных проблем позволили надеть на свои шеи верёвки, а новорождённая козочка ласково разместилась в руках Рагнара, на которых и добралась до нашей фермы. Так что мы уже месяц как балуем свои желудки свежим молоком и приготовленными на нём сдобными омлетами, блинами, оладьями, вафлями и даже пирогами. Дойные козы могут долго спасать вашу жизнь в постапокалиптических условиях, учтите. Два с половиной литра свежего молока утром и два с половиной литра свежего молока вечером – это вам не хоть бы хны! Это вам жизненная энергия в её чистом виде. Только ещё необходимо научиться добывать эту бесценную энергию, причем добывать напрямую из вымени, а не из холодильника супермаркета… Вы вообще когда-нибудь доили корову или козу? Если нет – попробуйте, пока есть время в тепличных условиях обучиться тому, что может спасти вашу жизнь и жизни ваших близких. Нам крупно повезло, что Маршал умел браво выжимать это животное в жестяное ведро. Я неделю училась у него, прежде чем у меня наконец получилось аккуратно и без стресса для двух сторон – для меня и для животного – выдоить из тёплого вымени всё молоко до последней ценной капли. Теперь мы лучшие друзья: коза и доярка. По меркам прошлой жизни – смешно; по меркам нынешних реалий – есть чем гордиться.

В деревне мы надеялись найти, конечно, не коз – мы рассчитывали на автомобиль, мотор которого Маршал смог бы “оживить”, так как двигатель машины мистера Агилера однозначно “приказал долго жить”, как выразилась Томирис. В деревне нашлось всего три машины, одна из которых представляла собой насквозь ржавый кузов, а две другие могли похвастаться полным или частичным отсутствием колёс. Вглубь деревни мы решили не заходить, так как там, скорее всего, смогли бы обнаружить человеческое присутствие, а вместе с ним и ненужные никому проблемы.

На следующий день после возвращения с вылазки, я с Томирис вспомнили про брошенный нами кадиллак, на котором мы возвращались на ферму после нашей первой и до сих пор остающейся единственной вылазки в город. Сразу же было решено проверить его состояние и – бинго! – хотя автомобиль напрочь отказывался заводиться, Маршал остался очень доволен этой находкой. Он сказал, что хотя и не быстро, но сможет заставить этот металлолом работать на нас, и эта призрачная надежда обрадовала меня больше, чем реальная коза с полным выменем молока. Во время второй недели марта, на следующий день после холодного, проливного ливня, бушевавшего полтора суток, мы запрягли двух лошадей и при их помощи дотащили кадиллак до фермы, закатили его в амбар. С тех пор Маршал днями не выходит из амбара, а мы все как будто замерли в ожидании: я дважды в день медитирую, гладя козу; Рагнар медитирует, глядя на Томирис; Томирис медитирует, не глядя на Рагнара; Кайя просто наслаждается каждым днём, всё чаще предпочитая всю нашу меланхолично-хмурую компанию медитаторов более весёлой и действенной компании Маршала. Кайя крепко сдружилась с Маршалом, как могла бы дружить с отцом, и это кажется мне очень милым – Маршал для нее действительно важен. Он вообще самый важный член нашей команды – эта мысль отчего-то вызывает у меня улыбку. Пропаду я – больше всех расстроятся Томирис с Маршалом; пропадет Томирис – больше всех расстроимся я с Рагнаром; пропадёт Рагнар – больше всех расстроится Маршал, и он же больше всех расстроится, если пропадёт Кайя; пропажа же Маршала стала бы одинаковой катастрофой для всех нас, но, боюсь, для меня это было бы наподобие собственной пропажи. Под пропажей я подразумеваю смерть.

Отдав Кайе алюминиевое ведро с парным козьим молоком, я забрала из её рук расписную тарелку с двумя свежими бутербродами для Маршала и Рагнара, которые сегодня заняты тем, что прикрепляют к крыше кадиллака панель солнечной батареи, цель которой – двигать автомобиль без остановок на дозаправку. Мероприятие тяжелое, ведь кадиллак прежде работал исключительно на бензине, так что от успеха этой затеи Маршала сейчас зависит вся наша дальнейшая судьба: если до начала лета он не сможет завести автомобиль – мы выдвинемся в сторону Аляски на конях. Скорее всего, план именно таков, хотя мы его еще не обсудили толком.

Направляясь в сторону амбара, я рассматриваю фирменные бутерброды Кайи. Тостовый хлеб, упакованный в полиэтиленовую обертку, может не портиться годами, как и многие другие продукты, в состав которых входят сомнительные добавки. Но именно благодаря этим сомнительным добавкам мы всё ещё не столкнулись с голодом, так что на что на что, а на качество нашего питания я не жалуюсь. Для бутербродов у нас всё ещё хватает и хлеба, и ветчины, и масла с сыром. Вот только конкретно мне недостаёт свежей зелени. Можно было бы организовать теплицы для выращивания зелени – в подвале дома нашлись приличные запасы семян огурцов, помидор, болгарского перца, кабачков, баклажанов, тыкв, капусты, а еще три вида салата, десять видов пряных трав, лук и чеснок, четыре вида бобовых, свекла и еще какие-то корнеплоды. Вырастить такой урожай в теплицах и законсервировать на зиму пару сотен литровых банок, сейчас бесцельно пылящихся на амбарном чердаке, а еще развести цыплят, из которых выросло бы отличное мясо – и мы бы всю следующую зиму не задумывались о пропитании. Но оставаться на ферме мы не планируем, так что и семена не трогаем, и на двух подозрительно квохчущих несушек, якобы согласных сесть на яйца, не обращаем внимания. На что я в этом году действительно надеюсь, так это на сезонные дары природы: лесные грибы, ягоды и орехи, дикорастущие или заброшенные яблони, груши, черешни… От одной только мысли о фруктах мой рот наполняется слюной. Доживём до лета – сходим в одно место в лесу, где растут две дикие яблоньки, о красоте которых в конце зимы рассказывала Томирис.

Думая о яблонях и яблоках, я подошла к амбарным воротам и сразу же вздрогнула, и непроизвольно замерла от совершенно неожиданного, давно желанного и одновременно пугающего звука: в момент, когда я оторвала взгляд от тарелки с бутербродами, сидящий в салоне кадиллака Рагнар дернул самодельный механизм, а Маршал что-то провернул под капотом, и кадиллак отреагировал на всё это действо дерзким, урчащим звуком!

Резко вынырнувший из-за приоткрытого капота Маршал, довольный и измазанный в мазут, встретился своим сияющим светлым взглядом с моим ошеломлённым и выпалил:

– Получилось!

Рагнар с Томирис ушли в дом Джерома и пропали там, а Кайя начищает все имеющиеся в доме рабочие часы, так как она является не только ответственной за ведение календаря, но и своеобразной хранительницей времени. Маршал обожает подшучивать над девчонкой, а мне сегодня хочется немного тишины, так что, оставив их наедине, я вышла на улицу и, удобно расположившись на ступенях крыльца, стала наблюдать за появлением первых звёзд на серо-сиреневом небосводе. Не прошло и пяти минут, когда за моей спиной послышались знакомые, тяжелые шаги, способные одним своим звучанием вызывать в моей грудной клетке мурлыкающее чувство, подобное смеси уверенного спокойствия с необоснованным счастьем.

Маршал расположился слева от меня и в следующую секунду протянул в моём направлении большую, дымящуюся кружку, выполненную из керамики и окрашенную в мой любимый цвет. Приняв её и пригубив, я мгновенно ощутила на языке сладость, а на душе бархат: какао с молоком и одной ложкой мёда, как я люблю.

– Красивое окончание продуктивного дня, – тихим грудным баритоном проговорил мужчина, подняв свой взгляд к сгущающимся краскам небес. – У нас теперь есть работающая машина. Как я и обещал. Какие ощущения?

– Радость и ужас одновременно, – я одарила собеседника неоднозначной ухмылкой. – Нам придется покинуть безопасное гнездо… – при этих словах я невольно закусила нижнюю губу, а большой палец сильнее прижала к горячей кружке, как будто хотела ощутить отрезвляющую боль.

– Я скажу лишь раз: если хочешь, мы можем остаться здесь и не рисковать.

– Это больше нас. Мы не можем не попробовать.

– Понимаю. Не сомневался, что ты скажешь именно это.

– А ты бы остался? – я поспешно перевела взгляд на своего собеседника, желая уловить на его лице больше, чем он скажет мне словами. Моему взору предстал его профиль, красиво высеченный, словно у древнегреческой скульптуры, изображающей подвиг мифического героя. Густые брови этого героя вдруг сдвинулись к ровной переносице, и я сразу же, совершенно внезапно, как со мной часто случалось в последние месяцы, ощутила странное чувство внутри грудной клетки – я люблю его, этого мужчину.

– Нет, я тоже за риск. Однозначно, – повернувшись ко мне, он внезапно взял меня за свободную ладонь и сжал её. – Но я бы остался, если бы ты этого захотела.

Я уверенно сжала его слегка шершавую ладонь своими горячими пальцами:

– Нам нужно собираться.

– В таком случае необходимо поговорить с остальными и установить точную дату отъезда. Ровно через неделю, думаю, будет в самый раз.

По моей коже разбежались непроизвольные мурашки: уже через неделю?.. Ну да, чего ждать?

– Двери дома запрём, окна заколотим, но что будем делать с животными и птицей?

Маршал может ответить на любой мой вопрос – это одна из множества причин моей любви к нему:

– Всех отпустим на свободу, пусть будет что будет.

Я вся внутренне сжалась и попыталась расставить по полочкам все свои переживания и мысли:

– Значит, будем действовать, как оговаривали зимой: сначала посетим кабинет Гриффина в ЦТНП, затем, если там ничего стоящего не найдём, вероятность чего выше восьмидесяти процентов, отправимся в другой конец страны на поиски следов учёного по адресу визитки, которую мне выдал Линклетер, и, быть может, позже придется проверить усадьбу Ригана Данна, в которой ты слышал схожую с моей информацию. Главная цель – найти сначала точное расположение установки, затем саму установку, генерирующую команды Атак. В случае неудачи будем рассматривать вариант с переходом за канадскую стену. Для последнего сценария мы и предпримем попытки разыскать металлическую вакцину, способную уберечь нас от вируса Стали, если таковой вообще существует за стеной. Остальные действия будем определять по ходу реализации этого плана и по итогам этапов его исполнения. Начинаем ровно через неделю. Всё верно?

Вместо ответа Маршал слегка пригнулся к моему лицу и, случайно пощекотав мою слегка замёрзшую щёку своей густой бородой, поцеловал меня прямо в губы, так, что после завершения поцелуя я ещё долго ощущала его тепло.

Я первой подпрыгнула на кровати: на улице раздались отчётливые человеческие стоны, похожие на мученический, сдерживаемый из последних сил вопль! Наручные часы Маршала показывали час ночи, из-за ясной погоды, украшенной ярким светом луны и сиянием звёзд, я могла с лёгкостью разглядеть лицо проснувшегося вместе со мной Маршала, выражение которого лишь укрепило мой испуг: человеческое присутствие у нашего дома мне не приснилось и не показалось – чужаки!

Прежде чем я успела испугаться еще сильнее, на улице снова раздались сдавленные стоны, и в следующую секунду в руках Маршала оказалось ружьё, а я схватилась за свой пистолет, ждавший своего часа на прикроватной тумбочке. Поспешно натянув штаны и кофту, я прильнула к стене и семимильными шагами приблизилась к окну таким образом, чтобы иметь возможность выглянуть в него не показываясь. Маршал был рядом… Не знаю, что мы ожидали увидеть, но то, что мы увидели, выглядело действительно странно: к нашему забору подкатывала маленькая тележка, с запряженным в неё лохматым пони. На тележке сидел мужчина, позади него кто-то лежал, и этот лежачий издавал душераздирающие стоны. По голосу можно было предположить, будто страдает женщина.

– Неуязвимый в компании Уязвимого? – затаив дыхание, едва слышным шепотом предположила я, почти оглушаемая своим гулким сердцебиением.

– Тогда почему Неуязвимый не пытается облегчить муки Уязвимого?

Верно. Ведь для того, чтобы уменьшить боль страдающего от Атаки Уязвимого, страждущему достаточно лишь коснуться Неуязвимого: боль не пройдет, но станет меньше – так утверждают Маршал с Рагнаром, вблизи видевшие внешний мир до того, как добрели до нашей фермы. Но этот Неуязвимый не облегчает муки Уязвимого – почему? Они враги или здесь кроется какая-то другая причина? Что-то тут не так…

Состояние матери и младенца на протяжении целых двух часов после окончания родов оставалась стабильно положительным. Нечаянные гости притаились в углу амбара и, явно желая оставаться незаметными, пытались отдышаться после пережитого: они не просили у нас ни еды, ни воды, хотя Рагнар тайно обыскал их повозку и доложил Маршалу о том, что оружия, за исключением комплекта кухонных ножей для разделки мяса, не нашел, а из провизии обнаружилось только две банки тушенки и одна банка джема – и больше ничего! У них даже приличного запаса одежды при себе не было, только один чемодан с тряпками – вот и всё барахло. Посовещавшись после противоправного обыска, мы всё-таки решились на рискованную щедрость: только Рагнар проголосовал против того, чтобы впустить путников в дом, я и Томми проголосовали за их перемещение в тёплые комнаты, Маршал воздержался от высказываний, а голос забытой на чердаке Кайи вовсе не был спрошен.

Мы отвели гостям спальню Маршала, в которой он ни ночи не провёл, и которая изначально принадлежала чете Агилера. Из-за послеродовой боли женщине было сложно подниматься по лестнице на второй этаж, так что её на руках донёс до пункта назначения её мужчина, а младенца вслед за ними несла Томирис, в результате чего она ещё раз высказалась вслух о том, что она вообще не хочет становиться когда-либо чьей-либо матерью. Я её поняла, Маршал посмеялся с этого утверждения, а Рагнар сделал вид, будто ничего не услышал, хотя именно он должен был чётче всех расслышать это высказывание.

Мальчик, который всё это время находился один в повозке, оставленной у сарая, сразу же приник к колыбели с новорожденным и отказался отходить от нее. Он сказал, что этот малыш теперь его брат и что с сегодняшнего дня он будет дружить с ним и защищать его. Кайя придумала постелить плед возле колыбели, чтобы мальчик смог расслабиться и наконец заснуть. Её план сработал, но только после того, как мальчик угостился тёплым молоком с мёдом – он заснул почти моментально, чуть не опрокинув опустевшую кружку. Так я поняла, что Кайя отлично ладит с детьми. По крайней мере, точно лучше меня и Томирис. Даже про колыбель вспомнила именно она, и она же приволокла её с чердака, на котором перед этим провела без малого два с половиной часа. Колыбелька оказалась очень старенькой, якобы принадлежавшей ещё деду Кайи. Её пришлось долго мыть от пыли и паутины, а вместо матраса мы использовали очередной плед, поверх которого, в целях предохранения, постелили пеленку, которую прикрыли еще одной тряпкой – запасов памперсов в закромах фермеров Агилера точно не имелось.

Все уже давно спустились на первый этаж, когда я в последний раз проверила комнату гостей: женщина и дети спали при свете тусклой ночной лампы так мирно и крепко, словно до этого им недели напролёт не приходилось нормально высыпаться. Они выглядели замученными, но живыми и восстанавливающими силы, так что, не имея претензий к их состоянию, я тихо закрыла дверь отведенной им комнаты и направилась на первый этаж, не желая случайно пропускать более интересную часть подходящей к концу ночи.

В гостиной Томирис с Кайей занимались выглаживанием огромной немецкой овчарки, трехцветной кошки и ещё пятерых котят. Схватив одного котёнка, дымчатого, Кайя подбежала с ним ко мне, стоило мне только спуститься с лестницы, и веселым тоном заявила:

– Все котята – девочки! Им всего месяц от роду! А пса зовут Марс – он мальчик, и ему скоро исполнится два года!

Показав мне котёнка, Кайя быстро шмыгнула назад в гостиную зону. Проводив её взглядом, я случайно заметила интересную картину: редко улыбающаяся Томирис буквально светилась широкой улыбкой, вызванной её баловством с псом, а в это время сидящий на диване позади нее Рагнар смотрел на нее таким взглядом, как будто… Мне не понравился этот взгляд. Он был, без преувеличения, плотоядным. Если бы у опасной зависимости был взгляд, он бы выглядел именно так. Очень сложный парень. Но и Томирис откровенно не из простых персон.

Подойдя к сидящим за столом на кухне Маршалу и незнакомцу, я опустилась на стул рядом со своим мужчиной и, скользнув взглядом по дымящейся чашке чая, которую предложили гостю и которую он теперь сжимал обветренными пальцами, произнесла:

– В кладовой найдутся остатки собачьего корма и точно есть двенадцать десятикилограммовых упаковок кошачьего корма.

– Кайя уже угостила кошку молоком, – заметил Маршал, – но да, лучше бесценное молоко так не расходовать, а кошачьего корма хоть отбавляй, да вот только до сих пор ни одной кошки в этих краях не встречалось.

– Тётя хотела завести себе кота, вот и сделала запасы! – отозвалась из гостиной Кайя.

– Спасибо вам за то, что сделали для нас, – вдруг подал слегка сипловатый голос гость. – Не знаю, как вас отблагодарить.

При искусственном свете ламп я смогла получше рассмотреть и его самого, и его спутницу. Они оба были даже моложе, чем я предполагала изначально – точно мои ровесники. Парень и вправду смуглый метис, в какой-то степени даже привлекательный, а девушка светлокожая, с остренькими чертами лица, не делающими её красавицей. Парень заметно спортивно сложен, а его спутница, скорее всего, склонна к костлявости, правда беременность, видно, немного сгладила её формы, придав им чуть больше здоровой пышности, однако всё равно недостаточной для того, чтобы называть её фигуру хотя бы немного, хотя бы для красочности, пухленькой. На первый взгляд странная пара, но в этой странности как будто даже таится какая-то своеобразная прелесть.

– С вами мальчик, – вдруг оборвал ход моих мыслей Маршал. – Такой светловолосый… Он совсем не похож ни на тебя, ни на твою девушку.

Наконец мучающий меня вопрос высказан вслух! Не хотелось бы вдруг узнать, что мы приютили в своем доме двух Уязвимых, укравших у кого-то Неуязвимого ребёнка для облегчения своих мук во время Атак.

– Меня зовут Джуд Браун, мне двадцать семь лет. Мою спутницу зовут Лесли, ей двадцать четыре. Мы поженились накануне Первой Атаки. Она забеременела от парня, который её бросил, как только узнал о её положении. Я был влюблён в неё, поэтому, узнав о случившемся, сразу же сделал ей предложение. Так что оба ребёнка не мои, но я считаю их своими, – при последнем заявлении он так отчётливо сжал свои кулаки, как будто был готов драться с тем, кто попробовал бы опровергнуть его отцовство. Право, мы не желали ничего опровергать: парень считает себя отцом двух мальчишек, которые ему вовсе не дети – почти ничего необычного, правда? – Леонарду пять лет, его фамилия Аптон, и это всё, что мы о нём знаем.

– То есть, он всё-таки не ваш… – начал Маршал, но Джуд не дал ему договорить.

– Не подумайте ничего плохого. Да, мальчик Неуязвим, но зачем нам было бы красть ребёнка, если я сам из Неуязвимых?

– А Лесли? – сразу же поинтересовалась я.

– Уязвимая.

– Как и новорождённый пацан, – заметил Маршал.

– Как Лео попал к вам? – поинтересовалась я, решив опустить подробности о том, что у меня самой есть некоторый опыт с подобранным ребёнком, потому что в этот момент этот самый ребёнок возится с котятами в непосредственной близости от нашего стола и прекрасно слышит весь наш разговор.

– До Первой Атаки у меня была своя ветеринарная клиника. Небольшая, всего пять человек штата, но всё же своя собственная и благополучно просуществовавшая целых два года. Лесли была моей помощницей… Во время Первой Атаки мы вдвоём находились в клинике. В общем, когда всё началось, я обнимал Лесли, позже так и выяснили, что мои прикосновения облегчают её боль, но дальше легче не стало. У нас в клинике остались кошка и овчарка – пришлось забрать их с собой, а когда мы пришли за ними на третий день после Первой Атаки, нашли Лео сидящим на пороге клиники. Мальчик сказал нам, что потерялся, что у него нет родителей – только дедушка, который упал с лестницы и, кажется, сломал себе что-то, потому что уже два дня, как не просыпается. У нас не было времени выяснять. Мы взяли мальчишку с собой, с целью в этот же день передать его полиции, но всё пошло не по плану… Первые месяцы выживали в частном доме матери Лесли. Она тоже была Уязвимой, мы потеряли её. А потом до окраин города добрались трапперы. Нам удалось сбежать в последнюю минуту, ночью. У Лесли уже округлился живот, со дня на день должен был пойти снег… – в этот момент он тяжело вздохнул. – Дальше было только хуже. Мы боялись потерять сразу двух детей. Некоторое время жили в какой-то заброшенной лачуге, грелись костром, сооруженным прямо посреди комнаты. Позже снова пришлось бежать, уже по снегу. В итоге нас обокрали, но, по крайней мере, из жалости к положению Лесли, отпустили живыми. В марте нам попался пони, запряженный в телегу – он спокойно щипал траву на краю заброшенной дороги, ведущей в деревню, которую мы хотели обойти стороной, потому что ночью видели в ней яркие костры и слышали с её стороны человеческие крики, не обещающие нам ничего хорошего. Хозяина пони мы нашли там же – неизвестно, сколько его труп провалялся в канаве, но пони не ушел только потому, что упряжкой запутался в кустах. Так мы обзавелись средством передвижения, но дальше… Вы не представляете, что сейчас происходит на дорогах! Люди режут друг друга, расчленяют… На нас напали. Мне пришлось… Мне пришлось убить двоих. Они были Уязвимыми, трапперами. Хотели пустить меня и Лео на артефакты, поранили Лесли плечо – они не оставили бы её в живых…

– Не переживай, – вдруг перебил откровенно распереживавшегося парня Маршал, мне самой внезапно стало жаль его, так сильно он пытался оправдаться в совершенном им убийстве из самообороны, однако в этот момент я заинтересовалась именно Маршалом, который продолжил говорить: – Мы тоже бывали на дорогах после Первой Атаки. И тоже пережили многое. Ты сделал то, что должен был сделать, чтобы спасти Лесли и детей.

От услышанного я замерла. Ведь я ни разу не спрашивала Маршала о том, приходилось ли ему с Рагнаром… Приходилось ли им… Убивать. До того, как они дошли до фермы. Как они вообще дошли? Как преодолели такое большое расстояние, с какими трудностями столкнулись, на что им пришлось пойти, чтобы остаться в живых?!

Позже, когда Джуд отправился спать в комнату к Лесли и детям, и Томирис с Кайей тоже ушли спать, а Рагнар вызвался быть часовым этой ночью, я, уединившись с Маршалом в нашей спальне, спросила у него. Спросила, что ему пришлось пройти. Он лишь ответил, что и ему, и Рагнару пришлось пройти очень многое, чтобы оказаться рядом с нами, и что он не хочет, чтобы я думала об этом.

Этой ночью Маршал привычно быстро заснул, а я ещё долго лежала на его широкой, горячей и мерно вздымающейся груди, и, затаив дыхание, прислушивалась к живительному биению его сильного сердца. Впервые за долгое время я чувствовала на себе щупальцы отрезвляющего страха.

Из-за наличия в доме посторонних, сутки прошли напряженно. Рагнар был настороже всю ночь, и оказалось, что Томирис составила ему компанию, так что позже они вдвоем проспали полдня. Завтрак, обед и ужин готовили я с Кайей, так что я не смогла не отметить, как много продуктов мы потребили во время каждого приёма пищи: в три раза больше обычного. И хотя гости не просили добавки, они были заметно голодны, так что съедали всё подчистую, что бы им ни было предложено. Даже Лео ел с аппетитом десятилетнего мальчишки, так что мысленно я уже видела, как быстро тают горы съестных припасов в нашем подвале. Впрочем, я не переживала на этот счет, потому что у меня не было особенных планов на эти продукты. Даже рассудила так: всё равно мы бы это всё не съели до отъезда.

Из-за налетевшего с севера, обжигающе-колючего ветра, приведшего с собой стада́ кудрявых туч и мелкие капли дождя, очередная ночь на планете Земля наступила быстрее положенного ей срока. Все, кроме Лесли и новорождённого младенца, находились на первом этаже и были заняты своими делами: кто-то читал, кто-то баловался с котятами, кто-то общался. Я решила подняться наверх, чтобы проведать мать и ребёнка, которых мы не видели уже пару часов. Откровенно говоря, меня кое-что волновало. И не только меня – Маршал также заметил странность, да и другие наверняка тоже не проглядели аномального момента. Сегодня было две Атаки, во время которых Лесли корчилась от боли, а мы, как Неуязвимые, касались её, чтобы облегчить её муки, и это срабатывало, но… Во время обеих Атак младенец не издавал ни звука – он спокойно дремал в своей колыбели и как будто совсем не чувствовал никаких признаков Атак. На протяжении обеих Атак он даже ни разу не закряхтел и не пискнул. После второй Атаки я обсудила эту ситуацию с Маршалом, выдвинув предположение, что, быть может, Атаки не действуют на младенцев, но он сразу же отмёл эту мою гипотезу: он собственными глазами видел младенцев, страдающих от Атак, так что в этом вопросе нет никаких исключений даже для новорождённых… Исключений. Я сразу же задумалась о себе. Ведь я тоже не мучаюсь от Атак, хотя я и не родилась под воздушным знаком зодиака. Поэтому этот ребенок, точнее, реакция его организма на Атаки, меня по-настоящему интригует. Я должна хотя бы попытаться выяснить, в чём тут соль, ведь я уже давно пытаюсь разгадать загадку своей собственной, кажущейся совершенно необоснованной неуязвимости. Подгадав момент, когда Джуд отвлёкся на общение с Маршалом и Рагнаром, я выскользнула из кухни и незаметно пробралась на второй этаж. Для себя я уже успела отметить, что Лесли не из особенно мудрёных женщин, этакая невзрачная глупышка, что в ней и привлекательно, так что в том, что мне удастся раскрутить её на интересующую меня информацию, мне не приходилось сомневаться.

Тихо постучавшись костяшками пальцев в дверь, я как будто не вошла, а проскользнула в спальню гостей. В этот момент Лесли кормила малыша грудью, комната освещалась всего одной свечой, толстой и потрескивающей, созданной из натурального пчелиного воска, отчего в пространстве витал необычный, пряный аромат дикой природы. Скользнув взглядом по занавешенным пледами окнам и убедившись в безопасности обстановки, я встретилась взглядом с кормилицей. Она сразу же неловко заулыбалась и заговорила первой, как я и думала:

– Большое спасибо за то, что разрешили нам остановиться под крышей вашего дома. Это уже слишком много, а вы ещё и позволили нам помыться, и накормили… Не знаю, как возможно отблагодарить вас за вашу щедрость.

“Ой, да не так уж и сложно – просто скажи, почему твой ребёнок не реагирует на Атаки” – мысленно немного слицимерила я, потому что вслух произнесла совсем другие слова:

– Не переживай, всё в порядке.

– Скоро собираетесь просить нас уйти? – неловко улыбнулась моя собеседница, при этом как будто чуть сильнее прижав к своей груди младенца, неотрывно лакающего из её бледной груди питательное молоко.

– Пока что не собираемся, можешь расслабиться, – спрятав руки в задних карманах джинсов, ответила правду я и, поджав губы, не зная, что сказать еще, но так и не приблизившись к своей цели, решила продолжать ходить вокруг да около: – Уже решили, как назовёте сына?

– Джошуа. В честь отца Джуда. Мне с ним так повезло, ты не представляешь… Я ведь забеременела не от него, а он испытывал ко мне чувства и поэтому сделал мне предложение руки и сердца, когда узнал, что отец моего ребенка решил сбежать от ответственности.

– Джуд уже рассказал нам об этом, – сразу же решила сообщить я, как бы показывая своей собеседнице, что её мужчина уже пооткровенничал с нами, значит, и ей со своей стороны тоже можно распахнуться для откровенности. – Получается, Джошуа овен по знаку зодиака. Он такой спокойный, буквально пару раз плакал за последние сутки, а во время Атак вообще не издал ни звука.

Как я и думала, простушка сразу же, с незатейливой лёгкостью, открылась нараспашку:

– Понимаю, о чём ты. Мы видели страдающих от Атак младенцев, некоторые из них недолго продержались… Видимо, Джошуа Исключительный, а это ещё хуже, чем быть Неуязвимым.

Моё сердце ёкнуло – я сразу же хотела спросить, что значит “Исключительный”, но от беспокойства задала совершенно другой вопрос:

– Почему Исключительным быть хуже, чем Неуязвимым?

Она ответила на этот вопрос, и это выдало в ней не простоту, но самую настоящую глупость, которую, быть может, можно связать не столько с природными наклонностями её натуры, сколько с послеродовым стрессом, хотя я не уверена наверняка:

– Уязвимым быть плохо, потому что Уязвимые страдают от Атак; Неуязвимым быть плохо, потому что на Неуязвимых охотится абсолютное большинство выживших Уязвимых; быть Исключительным хуже всего, потому что на Исключительных объявлена охота с двух сторон. Исключительных так мало, что их, кажется, никто и в глаза-то не видел, только слухи ходят, будто есть какой-то очень маленький процент людей, которые не являются воздушными знаками зодиака, но при этом совершенно не страдают от Атак. Учёные считают, будто если найти хотя бы одного Исключительного и изучить его костную ткань, то есть буквально препарировать его, тогда появится шанс найти действенное противодействие Атакам. Поэтому на Исключительных открыли охоту и Уязвимые, и Неуязвимые. Вознаграждение: безопасное укрытие с пропитанием и, в случае, если ты уязвим, ты попадешь в список тех, кто первым получит антидот от Атак, выведенный из Исключительного…

Она бы продолжала бездумно расточать опасную информацию, даже не наблюдая за моим выдающим страх лицом, лишь всецело сосредоточившись на своем младенце, если бы в эту самую секунду позади меня не раздался испуганный мужской возглас, заставивший её моментально умолкнуть:

– Лесли!

Обернувшись, я увидела Джуда. Обычно суровый на выражение лица, сейчас он был напуган так, будто увидел в моих руках нож, занесенный над его женщиной и ребенком.

Маршал взял на себя разговор с Рагнаром и Кайей, за что я была ему благодарна: мне хватило и разговора с Томирис, так что я уже знала итог общего решения – Рагнар пойдёт туда, куда потащится Томми, а Кайя ни за что не отлепится от нашей компании и особенно от Маршала, к которому она привязалась, словно к родному отцу, так что Рагнар даже начал звать её хвостом Маршала. Джуд, Лесли, Лео и новорождённый Джошуа предсказуемо решили остаться на ферме. Тем не менее, более благоразумный Джуд по отношению к нам всё равно сохранял лёгкий налёт недоверия, с которым он незаметно расстанется только по истечении первого года жизни на ферме, а вот Лесли очень радовалась сложившемуся раскладу.

– За что ты полюбил Лесли? – копаясь между старых запыленных ящиков, установленных рядами на чердаке амбара, поинтересовалась я у Джуда, пошедшего за мной с целью получить ценный инструктаж.

– Она добрая. И у неё красивая улыбка.

– И только за это?

– Мне достаточно. Быть может, дело в том, что моя мать была из вечных злюк и вообще никогда не улыбалась.

Детские травмы… Не такие уж и травмы на фоне того, как складывается жизнь сейчас. Ха! Да у меня, получается, было идеальное детство – не искалеченное, а, скорее, украшенное выкрутасами биполярной матери и безразличием блудного отца. Как всё повернулось.

Я рукой подозвала к себе нового хранителя фермы Агилера:

– Смотри, вот здесь старинная мясорубка две тысячи сорокового года производства – такая еще два века прослужит и не сломается. Научишься охотиться в лесу – будешь с тушенкой всю зиму. Вот здесь два аппарата для консервирования банок, вообще древние, так что работают только от руки, что даже хорошо, с учётом того, какие в это время проблемы с электроэнергией. Три сотни пустых банок вон в том углу. Всё, конечно, сильно запылившееся, но отмыть можно запросто. По поводу охоты и консервирования: в спальне у Кайи хранятся бесценные пособия по охоте и рыбалке, а также энциклопедии по целебным травам и книги рецептов. В одной из рецептурных книг я видела раздел именно по консервированию – там десятки всевозможных вариантов. Про ящик с семенами плодовых растений в подвале, а также про запасы толстой полиэтиленовой пленки, из которой можно соорудить приличные теплицы, ты помнишь.

– Да, конечно.

– На будущее: теплицы ещё можно соорудить из старых окон, которые можно попробовать раздобыть в соседнем поселении. Ты ведь вырос в деревне, верно?

– Да. Поэтому и стал ветеринаром – всю жизнь провозился с животными. Пользоваться молотком тоже умею, так что пару теплиц запросто выстрою.

– Лучше всего организовывать их на территории за домом. То есть между домом Агилера и домом Рокса. Там их не будет видно со стороны деревни, и там же солнечная сторона. Кстати, смотри, вот шланги. Я не проверяла их на целостность, и они очень грязные, но по длине они роскошные – этой длины может запросто хватить до дома Рокса. Так что в случае надобности можно даже разрезать, но не советую торопиться. Отличная штука для полива огорода из колонки – не нужно носить воду в вёдрах. Только холодной водой растения не поливай – установи в теплицах бочки и заранее накачивай в них воду, чтобы перед поливом она успевала нагреться.

– Отличные идеи у тебя. Всё очень продуманно. Даже странно, что, имея такой фундамент, ты хочешь уехать.

– Ну, знаешь, зимними вечерами можно многое спланировать, от нечего делать…

Мы начали спускаться по крутой лестнице на первый этаж амбара. Я едва сдержала чих от пыли, которая в этом месте витает везде и пахнет хлебом из-за того, что здесь хранится сено и зерно. Следующий за мной Джуд, не дождавшись, пока мы спустимся, спросил:

– Скажи, как часто вы тут видели людей?

Резко спрыгнув на солому, я непроизвольно сдвинула брови из-за воспоминаний о трапперах, которых мы прикончили:

– Маршал с Рагнаром пришли сюда в начале зимы, но они шли сюда целенаправленно. Из случайных встреч – группа трапперов из четырех человек.

Вставший прямо напротив меня парень замер:

– И где эти трапперы?

– Как видишь, перед тобой стою я, а не они. – Он всё правильно понял, поэтому и поджал губы. Я решила его подбодрить, но сделала это неумело: – Не переживай, ещё, может, не раз придётся самому защищаться и защищать своих близких.

– И кроме Маршала с Рагнаром, и тех четырёх трапперов, за всё время больше совсем никого не было?

– Ну, ещё вы.

– Случайно забрели. Конь повернул в эту сторону, я отвлёкся на Лесли и не успел отконтролировать, а когда он продвинулся дальше, мы увидели крыши фермерских построек.

– Ничто не случайно, верно? Не переживай, здесь глушь, отличное, непримечательное место на отшибе – ещё пару лет, и округа совсем зарастёт дикой порослью, особенно если засадить дорогу молодыми деревьями.

– У тебя действительно совсем всё продумано, что связано с этой фермой. Ты бы здесь выжила.

– Выжила бы, чтобы что? Состариться здесь и умереть?

– Неплохой план. Особенно с учётом того, что у тебя для этого мероприятия есть достойная компания и даже пара. По крайней мере, меня устраивает такой расклад. Искренне не понимаю, почему вы тащитесь в осиное гнездо.

– Может быть потому, что причины двигаться дальше сильнее любого страха?

– У вас, но не у нас. Я уже видел достаточно, чтобы понять, что страх способен спасать жизнь так же, как и уничтожать её.

Этот день настал. Ровно спустя семь суток после того, как кадиллак отозвался на наш зов живым урчанием в области своего железного желудка, пообещав нам хотя и не высокоскоростное передвижение – ведь на солнечной энергии всерьёз не разгонишься, – но всё же скорость резво мчащейся лошади. Накануне мы собирали вещи: Маршалу пришлось повозиться с установкой запасного колеса в багажнике, но в итоге он смог закрепить его таким образом, что все наши вещи успешно влезли в не очень габаритный багажник. Собираясь, мы сделали ставку не столько на сумки, которых взяли всего две, сколько на походные рюкзаки, которые забили под завязку – в случае необходимости отказа от автомобиля, мы не то чтобы с лёгкостью, но всё же сможем унести с собой именно рюкзаки, так что к их комплектации мы подошли с особым вниманием.

С утра позавтракали как никогда сытно, едва не объевшись блинами Кайи – в конце концов, мы отказываемся от комфорта, чтобы в дальнейшем питаться как придётся, так что не шикануть было бы почти непростительной вольностью.

Томирис, Рагнар и Кайя уже расположились на заднем сиденье кадиллака: Кайя заняла место за водителем, чтобы быть поближе к Маршалу, Рагнар посередине, чтобы иметь соседство с Томми. Я и Маршал будем спереди, то есть на самых опасных местах: если в нас будут стрелять, вероятность того, что первая ударная волна придется именно по лобовому окну, выше. Поэтому на подсознательном уровне я отметила, что мне спокойнее оттого, что Томирис сидит позади меня, а не в открытом центре, который необдуманно – или обдуманно? – занял Рагнар. Я даже подумала, не пересадить ли его на место за Маршалом, потому как от этого парня может зависеть очень многое, ведь он, в отличие от Кайи, умеет водить автомобиль, однако сразу же одернула себя: конечно же я ценю Кайю ни на йоту не меньше Рагнара! Хотя, если смотреть правде в глаза: Томирис я как раз ценю выше Рагнара с Кайей вместе взятых. Просто… Такие времена.

В последний раз проверяя состояние всех четырех колес, мысленно я перечисляю всё имеющееся у нас оружие, и каким образом мы его распределили: охотничье ружьё Джерома вместе с патронами к нему, спрятанными в подвале соседнего дома, а также всё оружие убитых нами трапперов, мы оставили Браунам; при мне моё табельное оружие с запасом патронов к нему; у Маршала его ружьё; у Рагнара также ружьё; у Томирис продвинутое оружие; у Кайи электрошокер. У каждого по удобному охотничьему ножу, а у некоторых и по два ножа. Хорошо. Мы готовы. Надеюсь.

Остановившись у правого переднего колеса, я отвожу взгляд от машины, чтобы не наблюдать, как Рагнар кладет свою руку поверх плеч Томирис, и сосредотачиваюсь на Маршале и Джуде, стоящих немного в стороне. Прислушавшись, я слышу обрывок их разговора – говорит Джуд:

– Откуда нам знать, что зная об исключительности Джошуа, вы сейчас не уезжаете затем, чтобы позже отнять его у нас?

– Просто доверяй. Я ведь доверяю тебе оружие, а заодно и все материальные блага, которые принадлежат моей семье.

От слова “семья” по моей коже разливаются непроизвольные мурашки. Мы семья?..

Моё периферическое зрение выхватывает движение в окне спальни на втором этаже, которая ещё этим утром принадлежала мне с Маршалом. Посмотрев в том направлении, я вижу Лесли. Рядом с ней подпрыгивает старший мальчик, в руках женщина держит младшего сына. Она вдруг помахала мне рукой, и я, поджав губы, ответила ей коротким взмахом, после чего поспешила занять своё место в машине.

Как бы нам ни было здесь комфортно и безопасно, мы должны попробовать прекратить существование Атак. Должны попробовать что-то изменить… Так я думала, глядя в зеркало заднего вида, показывающее мне удаляющуюся ферму, воспоминания о которой навсегда останутся в моих мыслях, как одни из самых лучших: время, которое мы все вместе прожили здесь, воистину невозможно переоценить – оно бесценно. Никто из нас никогда больше не вернётся в это место. Мы не узнаем, что Джуд прислушается ко многим моим советам: ферма по всему периметру, и в первую очередь подъездная дорога, будет засажена дикими деревьями и кустами, которые вскоре разрастутся и создадут собой лучшую из всех возможных маскировку. Теплицы будут построены и многие десятилетия будут кормить обитателей фермы, консервированные овощи будут особенно ценны в голодные зимы. Материальные богатства, оставленные нами этой семье, не единожды спасут её членов от гибели: инструменты, книги, животные – всё послужит во благо своим новым хозяевам. Лесли, здоровье которой серьёзно подорвут регулярные Атаки, не доживёт и до сорока лет, Джуд проживёт на семь лет дольше нее. Общих детей они так и не заведут. Два названых брата, Леонард и Джошуа, будут очень дружны, и именно они станут новыми владельцами фермы. До тридцати лет они оба обзаведутся жёнами – две Неуязвимые девушки случайно забредут на их ферму и в итоге навсегда останутся на ней. У старшего брата будет четверо детей, у младшего трое. Семья получится большой и дружной, все её члены будут жить в хорошем, спрятанном от злых глаз месте, которое у них никто не отберёт, хотя такие попытки будут периодически совершаться. А ещё перед самым домом, возле загона, в котором из года в год будут продолжать пастись лошади, будут цвести красивым буйным цветом плодовые деревья, которые из соседней деревни ещё паростками перенесёт и посадит здесь Джуд. Всё это будет, и всего этого мы не увидим.

До ЦТНП мы добрались почти без сложностей, если не учитывать двух заторов на дороге, которые нам пришлось объезжать по ухабистому полю. Но мы не засели во влажной земле и оба раза смогли благополучно вернуться назад на асфальтированную дорогу, так что никто из нас даже не думал жаловаться на некоторый дискомфорт. Куда больше наше настроение подорвала придорожная обстановка – она стала ужасной буквально с третьего километра: заброшенные деревни с домами без окон и даже без крыш, вдребезги разбитые машины, многочисленные останки трупов людей и животных, обугленные скелеты промышленных построек и даже природных массивов – каждый новый вид, казалось, был всё депрессивнее и депрессивнее, но я так долго просидела взаперти на ферме, что не могла оторвать свой взгляд от всего этого хаоса. Через зеркало заднего вида я обратила внимание на то, что Томирис тоже неотрывно наблюдала эти жуткие пейзажи, а вот Кайя чуть сползла вниз на своём кресле и, потупившись, смотрела исключительно себе под ноги.

В сумме до ЦТНП мы добрались чуть больше чем за полчаса. На здешней парковке имелись vip-места для элитных автомобилей, своей конструкцией напоминающие грузовые контейнеры – крыша и стены защищали от осадков и прямых солнечных лучей, так что машина полностью пряталась в “контейнере” и могла выехать из него только с одной стороны. Маршал заехал в один из свободных “контейнеров” задним ходом, таким образом замаскировав нас и припарковав машину с возможностью скоростного выезда. Заглушив мотор, он начал инструктаж:

– На разведку пойдём я и Диандра, остальные остаются охранять машину, заблокировав все двери…

– Я тоже пойду, – мгновенно отрезала Томирис.

– Послушай… – обернувшись, я встретилась взглядом с сестрой, и сразу же замолчала, потому как по её глазам поняла, что этот разговор бесполезен.

– Зачем машине сразу три охранника? Вам может понадобиться помощь, а Рагнар и один прекрасно справится с охранными функциями, – она уже уверенно застегивала на себе толстовку.

– Рагнар будет не один, я буду с ним! – сразу же поспешила напомнить о себе Кайя.

– Нет, ты не пойдёшь, – озвучил свой личный протест Рагнар, чем лишь больше утвердил Томирис в её желании отправиться с нами.

– Давайте поскорее покончим с этим, – предложила сестра, уже приоткрыв свою дверь.

Меня с Маршалом не нужно было уговаривать, да и мы были согласны с тем, что нам может понадобиться непредвиденная помощь и что машина действительно вовсе не нуждается сразу в трёх охранниках. Прежде чем Рагнар начал осязаемо рычать, мы втроем уже успели выйти из машины и практически беззвучно захлопнуть свои дверцы. Сейчас главное – не стать мишенью какого-нибудь меткого снайпера, а остальное, вроде как, не столь страшно…

Я, Лив, Кей и Данте услышали и только после увидели движущуюся машину ещё на подъезде к дому, благодаря чему успели спрятаться в замаскированном подвале до того, как незваные гости проникли в дом. В этот год нашей основной тактикой всё ещё были прятки – нападение и самооборона будут нами освоены гораздо позже. Я не могла знать, что одной из гостей была Томирис Рокс, и не узнала бы, если бы Данте не принёс мне оставленную записку, написанную знакомым почерком. Я перечитала её трижды и только после третьего раза заметила, как сильно от прочитанного затряслись мои руки, а на глаза накатили неожиданные, горячие слёзы: