Нелли Ускова

Смех – это солнце: оно прогоняет зиму с человеческого лица.

В. Гюго

Новый учебный год для первокурсников начался со вступительной лекции. В огромную аудиторию Академии физической культуры набился весь поток факультета.

Паша с Тимом сидели чуть дальше, почти на галёрке. Выступал декан, говорил вдохновляющие речи, какие все молодцы, что поступили, и как здесь раскроется потенциал каждого спортсмена. Обычная формальность. Но только не для Паши: его генератор идей мог из любой банальщины слепить контент.

И пока декан распинался в пафосных речах, Паша осторожно снимал того на телефон, еле сдерживая смех. А воображение уже нарисовало в голове ролик: речь декана нужно было подписать: «В начале учебного года», а следом вставить бодрую нарезку с рейва и надпись: «После успешной сдачи сессии». Записав свою идею в заметки и пометив: «раздобыть танцующего декана», Паша оторвался от телефона и покосился на друга.

Тим с каменным лицом смотрел влево – не туда, где выступал декан. Паша проследил его взгляд и сразу понял, что с Тимохой: там полубоком сидела девчонка, маленькая, но с очень длинными волнистыми волосами. Паша вздохнул:

– Это не она.

– Я уже понял. Но похожа, пипец! Надеюсь, она не будет учиться с нами в группе.

– Надейся, что она не гимнастка! – хмыкнул Паша. – Русалка два.

– Это был бы полный звездец!

– Янка бы тебя убила.

Тим вздохнул и страдальчески поморщился. И в этот момент девушка, словно почувствовала, что её обсуждают, обернулась и уставилась на Тима, округлила глаза, а потом радостно улыбнулась. Ему! Тимоха тоже вылупился на неё, так и застыл, даже не моргал: похоже, он словил флешбэк по своей первой любви.

Паша знал, что Тимохе всегда нравились миниатюрные и длинноволосые девушки, и раньше у него вообще был бзик: раз он сам гимнаст, то мутить может только с гимнасткой. Часто залипал на тренировки девчонок, пока не познакомился с Мариной, и стал пялиться только на неё. Паша прозвал её «Русалкой», потому что, когда она распускала волосы, те доставали ей до пятой точки. Маленькая, невероятно гибкая, словно пластилиновая, и такая же амбициозная, как Тим.

Паша всё время подшучивал, что она напоминает ему отца Тимохи: Марина признавала только победы. Но друг, похоже, капитально запал на неё: постоянно ошивался рядом, встречал, провожал, в то время как она не хотела замечать ничего, кроме гимнастики. Когда они попали в одну смену в спортивный лагерь два года назад, Тим окончательно потерял голову, но добился расположения девушки – они начали встречаться. Только любовь их оказалась недолгой, потому что Марина с семьёй через полгода переехала в Питер и довольно грубо оборвала отношения с Тимом. Ещё до отъезда послала его, а когда Тим пытался ей писать и звонить, стала его игнорировать и потом вообще закинула в ЧС.

– Может, это её сестра? – предположил Паша.

– У Марины не было ни братьев, ни сестёр.

– Хватит пялиться, дырку прожжёшь.

После вступительной лекции они вышли из аудитории и только двинулись в сторону их кафедры, как «Русалка два» поравнялась с ними, улыбнулась Тиму:

– Привет! А я тебя узнала!

Паша хмыкнул:

– Его много кто узнаёт.

– Правда? Это ведь ты на первенстве в Пензе два года назад взял первое место. Я там была!

– Ты тоже гимнастка? – Тим выдохнул это чуть ли не со стоном.

Паша расхохотался: вот это Тимоха попал.

– Да! Ты меня тоже помнишь?!

– Нет, не помню, – не моргая, покачал головой Тим и с надеждой спросил: – Ты, наверное, с художественной?

– Я тоже на спортивной, мы в одной группе будем! – обрадовалась она. – Хоть одно лицо знакомое, а то я так переживала, что никого не знаю.

Тим так тяжело вздохнул, что Паша не мог сдержать смех. Паша никогда не умел держать себя в руках – его от хохота порой просто разрывало. Тимоха говорил: «Паштет ржёт, как конь», но до слёз даже кони не ржут. Смех вырывался из Паши всегда громкими нервными рывками. Девушка, видимо, с непривычки округлила глаза и испуганно уставилась на него, а проходившие рядом студенты шарахались в сторону и подозрительно косились. Паша вскоре успокоился:

– Прости! У тебя такие волосы клёвые, ты прям как русалка.

– Ой, да! Меня из-за волос даже прозвали Ариель, хоть они и русые, а не красные, – она звонко рассмеялась и широко заулыбалась.

Тим побледнел от подобных совпадений – Паше стало его немного жаль. У Ариель не было шансов не понравиться ему: она ещё и милая, и весёлая. Если уж строгая Марина разбила другу сердце, похоже, этой русалке тоже удастся внести смуту в их с Яной отношения.

Тимоха отмалчивался, чуть нахмурился и закрылся. Если бы был не в рубашке, а в худи, наверняка нацепил бы капюшон, а девушка так и косилась на него, шла рядом и улыбалась. Похоже, в воздухе загорались амурные искры, которые Тим усиленно тушил об выстроенную стену напускного отчуждения. Выглядел он нелепо, но Пашу это только забавляло. К кафедре они подошли втроём.

– Надо бы сходить куда-нибудь и познакомиться ближе, – заговорила русалка.

– У меня есть девушка, Яна, – внезапно выдал Тим.

Паша захохотал: Тим это сам себе напомнил или решил сразу отшить Ариель?

– Я Аня! – рассмеялась она.

– Это мою девушку зовут Яна, – хмуро пояснил Тим.

А у Паши от смеха уже выступили слёзы: Тим выставил себя полным идиотом.

– А! О! – сразу зарумянилась Ариель. – Я имела в виду всей группой сходить познакомиться.

Теперь смутился Тим и отвёл взгляд:

– Да, надо бы.

Сначала познакомились всей группой на кафедре, выступили заведующий и куратор, раздали студенческие билеты, заполнили нужные документы. Потом уже пошли посидеть и поболтать в кафе. Аня то ли случайно, то ли специально, но уселась рядом с Тимохой. Он прятал от неё взгляд, отмалчивался, замирал, как каменный истукан, но стоило ей исчезнуть из его поля зрения, как сразу начинал озираться и искать её глазами.

Паша принялся всех веселить. Он любил внимание, поэтому не стал упускать возможности стать самым популярным болтуном в группе. Тут же начал рассказывать забавные случаи на тренировках, сборах, соревнованиях, поэтому отвлёкся от парочки. Но когда обмолвился о собственном канале в ТикТоке, то всё обсуждение сразу перешло на Тима, ведь он был главной звездой их канала. У некоторых ребят тоже оказались каналы, и Паша загорелся идеей замутить коллаб и наснимать всевозможных челленджей для ТикТока и пиара академии, чтобы стать знаменитыми и в стенах ВУЗа.

У Паши с Тимом был канал в ТикТоке – PaTi_sport_workout, образованный от из имен. Паша очень гордился им, ведь у них набрался уже почти миллион подписчиков. И законным владельцем канала всегда считал себя, ведь это он придумывал, снимал, монтировал ролики, договаривался о продаже рекламы. Тим стал популярным только благодаря его идеям – народ любил залипать на Тима. В последнее время Паша снимал только друга: паркур, тренировки, воркаут, всякие приколы и нарезки. Тимоха был в этом хорош, подписчики его обожали, а Паша режиссировал, монтировал и выкладывал ролики каждый день уже почти два года.

Год назад они сняли ролик для рекламы энергетика, где Тим чуть ли не летал по этажам торгового центра, правда, за ними гонялись охранники, и Тим теперь всегда напрягался, заходя в любой ТЦ. Ролик имел колоссальный успех – он так завирусился в сети, что за пару недель количество подписчиков их канала выросло до полумиллиона, а просмотры ролика уже давно перевалили за сотню миллионов. И теперь реклама на канале приносила хорошие деньги.

Аня, как и большая часть группы, тоже сидела и листала тиктоки на их канале и не переставала громко восхищаться Тимом: «Офигеть! Как круто! Тим, это нереально!» Похоже, у друга появилась поклонница. А тот от её похвалы лишь ещё больше напрягся – смущённо поджал губы и старался на неё не смотреть.

Рассказывать про ТикТок Паша мог часами, а ребята в группе смотрели на них, как на звёзд. Паша бахвалился и набивал себе цену:

– Дела идут в гору, вот увидите, к Новому году перейдём рубеж в лям подписчиков. Прикиньте, Тимоха летом прошёл кастинг в Русский Ниндзя – это шоу с полосой препятствий на телеке!

Тим нахмурился и резко толкнул Пашу локтем в бок, но было поздно, народ снова оживился и накинулся на Тима с вопросами о кастинге и шоу, но Паша опять перетащил всё внимание на себя.

– Поражаюсь, как они вообще взяли Тимоху в шоу – светить таблом на публику это не его, но в деле ему нет равных! Не удивлюсь, если он победит! Так что после шоу лям подписчиков точно будет у нас в кармане!

Тим снова натянуто улыбнулся – он подобное внимание не очень любил, но на гимнастике он был лучший в секции, часто побеждал на соревнованиях, обожал лазить по заброшкам.

С Пашей они разительно отличались: Тимоха вечно взъерошенный шатен низкого роста, быстрый и ловкий, который почти не снимал с себя оранжевое худи; Паша же осветленный блондин, крупнее, сильнее и выше Тима на голову, да и вещи предпочитал светлых тонов. Отличия лучших друзей находились не только во внешности, но и в характерах: Тимоха закрытый, но бесстрашный, и, похоже, на турнике провёл бо́льшую часть своей жизни, а способность к паркуру у него словно была вшита в настройки при рождении. Тот ещё фанатик спорта. Паша же спортом не так горел, но всегда старался заполучить роль души компании, поэтому болтал без умолку, шутил, хохотал и веселил всех кругом. Его полностью устраивала роль клоуна – так его все любили. А встроенный генератор идей в голове не давал покоя. Паша вокруг себя всегда наводил суету – он гнался за вниманием. Тим никогда не искал признания, но, как ни странно, получал его сполна. Вот и Аня поглядывала на Тима с нескрываемым восхищением, а тот отмалчивался и принципиально не смотрел на неё.

Когда все разошлись и Тим с Пашей ехали домой, Паша чуть толкнул нахмуренного друга в плечо:

– Тимоха, Ариель сто пудов на тебя запала. Это попадос!

– Ещё какой! – сдавленно ответил он, тяжело вздохнул и прикрыл глаза: судя по всему, у них с Ариэль это было взаимно.

Ему бы радоваться, только у Тима была Яна.

Паша хорошо знал Тима: даже если тот по уши влюбится в Ариель, то Яну не бросит. Скорее уж Яна прогонит его, если узнает – она жутко ревнивая, настолько, что даже запретила Тиму сниматься с голым торсом. А ведь это главная фишка воркаута – не просто показать, каков ты на турнике, надо ещё продемонстрировать мышцы. У Тимохи одиннадцать лет спортивной гимнастики не прошли даром, ему, как и Паше, было что показать. И они этим пользовались: ТикТок явно любил спортивных парней, и их ролики моментально залетали в топы и надолго зависали в рекомендуемом.

Паша уже давно воспринимал пару Тима и Яны как нечто неделимое, называя их «ТимьЯном». Даже незнакомому человеку, глядя на них, стало бы понятно, что между ними любовь. Иногда Паше казалось, что они общаются телепатически – сядут и гипнотизируют друг друга с загадочными улыбками, так и хочется оставить их наедине, а стоит отвернуться – они уже целуются. В общем, они были как два магнитика и вечно прилипали друг к другу.

Тимоха замутил с Яной в феврале. Они учились в одном классе, и он какое-то время сталкерил её в сети, не решаясь подкатить, ведь она же не была гимнасткой, хоть и в его вкусе: миниатюрная и с длинными светлыми волосами. И подбил его на решительный шаг как раз Паша:

– Лучше получить один раз по щам, чем всю жизнь листать её страницу. А вдруг она та самая, и будешь потом всю жизнь жалеть.

– Бред это всё, у нас то сборы, то соревнования, а она будет сидеть ждать меня? Я в школе ни с кем не общаюсь, она наверняка считает меня лузером.

– Напиши и узнаешь, а лучше сразу ссылку на наш канал закинь, она сто пудов не устоит!

И Тим написал Яне. А когда узнал, что она ещё и фанатеет от его любимой группы Imagine Dragons, тогда и решился на активные шаги. Все эти шаги закончились переездом в Москву после поступления в вузы: они сняли квартиру и стали жить вместе. Тим всё переживал, что Паша будет один, и Яна оказалась не против, чтобы Паша жил с ними. Даже предлагала ещё и своей подружке Инге стать соседями, но та отказалась.

Заселились они втроём в середине августа. Нашли отличную двухкомнатную квартиру на окраине города, в трёх минутах от станции метро. Квартира располагалась на последнем, семнадцатом этаже. Хозяин квартиры предупредил, что скоро в доме будут менять старый лифт, и подниматься на последний этаж может стать проблемой. Но Тим настолько любил крыши, что когда узнал про выход туда прямо из квартиры, то тут же забыл про старый застревающий лифт.

Они ещё пока не успели толком освоиться, но уже появилась традиция каждое утро делить ванную, и Паша постоянно уговаривал Яну приготовить что-нибудь вкусное. С утра выходили обычно вместе, им было по пути на метро, затем Яна ехала в свою медакадемию, а Паша с Тимом в академию физической культуры.

С Яной Паша ладил, и они часто дурачились. Яна на подколы не обижалась и не пугалась Пашиного «придурошного» смеха, чаще они даже хохотали вместе.

Уже второго сентября первой парой в расписании стояла гимнастика. Разминались, знакомились, выполняли поочерёдно «базу». И когда Аня выполняла упражнение на разноуровневых брусьях, Тим уставился на неё, прищурился. Паша толкнул его в бок.

– Что, Тимоха, уже влюбился?

– Иди в жопу, Паштет! Я Яну люблю!

– Почаще себе об этом напоминай, особенно когда так пялишься на Ариель.

– Я не пялюсь, я на её технику смотрю.

– Это теперь так называется?! – хмыкнул Паша.

– Ей явно не хватает уверенности, слишком она напряжена, техники не хватает, – на полном серьёзе оценивал Тим.

– Ясен пень, она первый раз тут показывает себя. Да и разряд у неё, скорее всего, второй.

– Мне кажется, даже третий.

Аня как раз закончила и сделала соскок. Тренер похлопал её по плечу, отметил что-то в блокноте. Тима в это время позвали на параллельные брусья, а Паша следил за Аней: она оборачивалась, искала кого-то в большом зале, увидела Тима и замерла. Теперь она следила за ним. Но Тимоха не подвёл, стандартную программу он мог отработать, наверное, даже с завязанными глазами, но друг ещё и выпендрился и накрутил уже произвольной программы с последних соревнований. «Позёр!» – хмыкнул Паша.

На следующей лекции Аня подсела к ним:

– Как дела?

Тим сразу напрягся, старался не смотреть в её сторону, а Пашу ужасно забавляло, когда друг рядом с ней превращался в каменного истукана.

– Я видела, как ты делал упражнения, – склонилась она к Тиму. – Тебя просто обязаны взять в сборную!

– На первенстве будет видно, – поджал губы Тим. – Кстати, ты поедешь на первенство? Мы с Пашей ещё подали заявки на спартакиаду, но от академии.

– Я не так крута, как ты, но заявку на спартакиаду тоже подам, может возьмут, – хмыкнула Аня и поджала губы.

– Возьмут! Добивай каждый элемент до автоматизма. Я новые элементы кручу и в голове, и телом до такой степени, что потом спать ложусь и словно продолжаю делать, мозг сам докручивает.

– Я не могу так долго, у меня потом всё болит. Даже мозг.

– У тебя какой разряд?

– Третий, юношеский.

– Я так и подумал.

Когда пришёл преподаватель, они притихли, но всё равно периодически шептались. Паша косился на них: если речь заходила о гимнастике, Тим переставал отгораживаться и болтал непринуждённо. Иногда вдруг начинал разглядывать Аню, но потом сразу напрягался, отворачивался и замолкал, пока она опять не заводила разговор.

А Паша на лекции отправил смешной мем Лике, а потом написал:

«Читал сегодня гороскоп. Там пишут, у тебя сегодня свидание с прекрасным Пашей».

Она прислала смеющийся смайлик и написала: «Интересно, кто составляет эти гороскопы))»

«Прекрасный Паша и составляет, а ещё он составляет тебе компанию на вечер,» – Паша и правда планировал приехать к Лике после тренировки, он жутко соскучился.

«Не надо, у меня уже есть определенные планы».

«Знаю я твои планы, кино будешь смотреть? Я запрещаю смотреть фильмы без меня!»

«Угадал)) Сериал. Но тебе он не понравится, это дорама».

«Ты же знаешь, что мне нравится всё, что любишь ты! Даже тупые дорамы».

«Не приезжай! У меня дома нет еды)))»

«Еду я беру на себя!»

«Не надо, Паш».

Паша вздохнул: Лика ещё ни разу не согласилась на свидание. Он поделился своим горем с другом:

– Твоя систер опять меня динамит, проведи с ней воспитательную беседу.

– Хорошо, – хмыкнул Тим. – Я и так каждый раз только и занимаюсь, что рекламой Паштетов.

А после пар Паша потащил Тима в зал – заснять новые связки для ТикТока, пока образы свежих идей не выветрились из головы. Аня увязалась за ними:

– Не обращайте на меня внимание, я буду тише воды, ниже травы.

Но её компания явно напрягла Тимоху, он сдвинул брови, но сделал всё быстро и чётко, отказался переснимать из-за «хмурой морды».

– На морду там никто смотреть не будет, – натягивал он футболку поверх майки-безрукавки.

– Хоть бы улыбнулся, – Паша пересмотрел ролик ещё раз. – Ладно, под какой-нибудь дум сойдёшь и с такой сосредоточенной рожей. Я подпишу: «Когда Тим очень хочет в туалет!»

Паша расхохотался от собственной шутки. Тим хмыкнул и отвесил ему подзатыльник. Аня стояла у выхода из зала, заулыбалась, когда они поравнялись:

– Так классно! А вы куда теперь?

– Домой, потом на тренировку, – буркнул Тим и поспешил вперёд.

– Кстати, когда у нас там мало пар? На улице крутая площадка, можно там как-нибудь побольше снять, – оживился Паша.

– А можно я приду посмотреть? Не буду смущать? – поравнялась с Пашей Аня, Тим шёл чуть впереди.

– Приходи, конечно! Хотя тут один чел очень нервный стал, – Паша перевёл взгляд на спину Тима.

– Тогда не надо, наверное, – поджала она губы.

– Переживёт, – Паша чуть наклонился к Ане. – Пусть привыкает к поклонницам! – И повысил голос, обращаясь к другу: – Кстати, Тимоха, нам ещё в библиотеку за учебниками.

Тим замер, Паша с Аней чуть не врезались в него, обернулся:

– Блин, я ж утром обещал Яну встретить, помочь ей дотащить учебники! Я свои завтра заберу. Пока! – махнул рукой он и помчался по лестнице так быстро, перескакивая через три-четыре ступеньки, будто спешил на пожар.

Паша с Аней переглянулись и потащились в библиотеку.

А после вечерней тренировки Паша всё думал сорваться к Лике, но подозревал, что скорее всего она его выставит за дверь, поэтому он поехал с Тимохой домой.

До поступления они все жили в небольшом городке Подмосковья в часе езды на электричке от Москвы, но ТимьЯн в одной части города, а Паша – в другой.

– На выхах домой помчите? – поинтересовался вечером Паша у ТимьЯна.

– Да, а то у меня из вещей только футболки, надо уже осенние перевозить, – хмыкнула Яна. – А ты, Паш, возьми уже из дома, пожалуйста, гель для душа, а то от тебя вечно пахнет, как от Тима.

Паша расхохотался. Если Яна узнает, что он иногда пользуется её расческой, она его точно убьёт. У Паши, кажется, из своего были только зубная щётка, кружка и полотенце, и он постоянно забывал купить себе средства гигиены. Гель для душа, шампунь, расческу, даже бритву – всегда хватал Тимохины, но тот был против только пользования бритвой, остальным делился.

– Боишься перепутаешь нас по запаху и накинешься с поцелуями на меня?

Тимоха хмыкнул и показал Паше кулак.

– Даже если я ослепну, уж по росту смогу определить, – усмехнулась Яна. – Я не хочу, чтобы кто-то пах так же, как Тим.

– Дожили, уже и к запаху ревнуешь. А дышать одним с Тимохой воздухом можно?

– Ну хочешь я сама тебе куплю гель для душа? Какие тебе нравятся?

– Тимохины, – рассмеялся Паша.

– Тогда я куплю себе ещё один, белый, чтобы ты не путался, – добавил Тим.

– Кстати, а Лика поедет? – этот вопрос волновал Пашу больше всего, он до зуда соскучился.

– Собиралась, надо у неё спросить, – Тим открыл смартфон. – Думаю, она нас даже довезёт.

– Я с Ингой тогда на электричке, не брошу же её одну, – вздохнула Яна.

– Все влезем к Лике, – отозвался Тим, прочитал сообщение: – Да, она поедет в субботу утром, нас всех заберёт с собой.

– Супер! – заулыбался Паша, и сердце радостно затрепетало от предвкушения встречи.

Паша не сразу понял, что влюбился в Лику, но когда накрыло осознание, долго не мог прийти в себя и понять, как такое вообще могло произойти: полюбить старшую сестру лучшего друга. Долго не признавался в этом не то что ей, даже себе.

Пашу с Тимом сдружила гимнастика – они занимались в одной секции, и из всех Паша больше других тянулся к Тиму, а может они просто чаще других хулиганили, и общие наказания их сплотили.

После того, как родители Паши развелись, он остался жить с отцом, который упивался своими страданиями и водкой, и на время вообще забыл про четырнадцатилетнего сына. Отец работал дальнобойщиком, уезжал на несколько недель в рейсы, а потом ещё на столько же уходил в запой. В то непростое время Паша чуть ли не поселился у Тима, а отец Тима настоял, чтобы Паша не бросал гимнастику, и оплачивал ему всё – от тренировок до соревнований, сборов и лагерей, отвозил и забирал мальчишек. Лика была на семь лет старше их и училась в то время в университете, и тогда она казалась Паше такой взрослой, но очень красивой. Когда она окончила учёбу, устроилась на работу в ночной клуб, организовывала развлекательные программы, приглашала выступить звёзд разной величины, и сама ушла в какой-то бесконечный отрыв: клубы, рейвы, концерты. Её это так утянуло, что жизнь стала вечной тусовкой, а компанию ей периодически с удовольствием составляли Паша и Тим – что ещё нужно двоим пятнадцатилетним мальчишкам, у которых немерено энергии.

Через год вечного движа Лика начала встречаться с мужчиной и резко пропала со всех радаров, даже к родителям приезжала редко. Тим и Паша по привычке пытались её куда-то вытянуть, но почти всегда она писала: «Мы будем с Вадимом вдвоём». Она быстро выскочила замуж, а после свадьбы совсем закрылась от всех, даже когда Тим заваливался к сестре домой, напрягалась и старалась его побыстрее спровадить.

Тимоха бесился: с Вадимом у них была взаимная неприязнь, но на день рождения Лики в прошлом году они устроили ей сюрприз, приехали среди ночи. Тим ей написал предварительно:

«Лика, сегодня в два ночи будет похищение! Поедем отмечать твою днюху! Церберу ничего не говори. Выходи во двор, утром вернём в целости и сохранности».

Она сначала сомневалась, но в итоге вышла во двор, и взяв такси, они поехали в клуб.

Все крайне удивились, когда вскоре появился злющий Вадим. Лика сказала, что когда уходила, он крепко спал. Муж схватил её за руку, так резко дёрнул, что Лика чуть не упала, потянул к выходу:

– Поехали домой!

– Вадим, у Лики сегодня днюха! Пусть она хоть один день оторвётся! – подскочил к нему Тим.

– Пошёл на хрен, щенок! – Вадим так сжал челюсти, казалось, что скажи Тим хоть слово, тот бы его точно ударил.

Паша стоял рядом с другом, ситуация накалялась, и, чтобы не допустить драки, он замер между Тимом и Вадимом. Всё-таки муж у Лики взрослый крепкий мужик, а Тим, хоть и спортсмен, но низкого роста.

– Ладно, ладно, не злись! – Тим примирительно поднял руки. – Прости. Это была моя идея, Лика ни при чём!

– Мы идём домой! – процедил Вадим Лике, и снова потянул её, как маленькую непослушную девочку с детской площадки.

Она глянула на Тима, виновато дёрнула плечом и поджала губы.

– Лик, да как же так?! У тебя сегодня праздник или нет?! – теперь Тим схватил Лику за другую руку и нахмурился. – Останься! Одну ночь в честь дня рождения можно и тусануть! Тебе же хочется остаться.

– Вадим, правда, давай останемся ещё хотя бы на полчасика, – посмотрела она на мужа.

– А не ли охренела ты, дорогая моя?! – взревел он. И Лика вздрогнула.

– Успокойся! Ты! – встрял Тим.

И Вадим его ударил в лицо. Молниеносно. Затем отпустил Лику. Шагнул к Тиму, замахнулся врезать снова, но Тим, прижав ладонь к щеке, увернулся. Между ними вклинилась Лика, упёрлась руками в грудь мужа:

– Вадим! Ты что творишь?!

Но глаза Вадима уже налились кровью, он даже замахнулся на неё. Паша не успел защитить Тима от первого удара, но замах на Лику перехватил. Загородил её собой от мужа. С силой сжал запястье Вадима. За это получил левой рукой в нос. И Паша, который ещё со средней школы избегал драк, тоже ударил Вадима с какой-то внезапно нахлынувшей яростью.

Вадим лупил со злостью. По уху, по скуле, в челюсть – быстрые и точные удары отдавались звоном в голове. Хоть Паша и пропускал удары, чувствовал привкус крови во рту, но тоже успел съездить по перекошенной от гнева роже. Подлетел Тим и заблокировал руку Вадима. Со всех сторон подскочили люди, и их растащили в разные стороны. Вадим вырывался и матерился, и охрана вывела его из клуба.

Лика плакала, приложив ладони ко рту. У Паши шла из носа кровь, но ему почему-то тогда не было больно, видимо, адреналин притупил боль. Тимоха притащил из бара льда и салфеток. Паша прикладывал лёд к скуле и к переносице. Тим сидел между Пашей и Ликой, обнимал сестру, гладил по голове:

– Прости нас, это я виноват. Не думал, что он так психанёт.

– Он вообще никогда себя так не вёл раньше. Он… он даже не матерился никогда при мне, не грубил ни разу. Тимош, тебе больно?! Паша, ты как, сильно болит?

– Мне ваще норм, – отозвался гундосым голосом Паша.

– Господи, Вадим просто озверел! Как он вообще нас нашёл? – Лика трясущимися руками взяла очередную салфетку.

– Он всегда таким и был, но с тобой изображал мягкого и пушистого, – сухо добавил Тим.

Лика уронила лицо в ладони, опять заплакала.

Они развелись. Тим говорил, что Вадим извинялся потом, пытался оправдаться, но Лика от него ушла. Переживала расставание очень тяжело: жила какое-то время у родителей, ходила печальная, тему развода избегала, но причиной разрыва назвала: «Он избил ребёнка».

Примерно в то время Паша и начал замечать, что постоянно о ней думает, его до одури тянуло к Лике. Он жалел её, но всегда веселил и дурачился, готов был на ушах ходить, жонглируя картошкой, лишь бы увидеть её улыбку. И только после Нового года вдруг осознал, что влюбился. Тогда же и рассказал Тиму. А потом, когда они остались с Ликой наедине, признался в своих чувствах, но всерьёз она его слов не восприняла, горько усмехнулась:

«Паш, ты же ещё ребёнок, тебе всего семнадцать!»

Лика плохо скрывала, как страдает, она словно закрылась эмоционально, перестала ходить на концерты, и Паша все выходные проводил с ней. Изо всех сил старался её рассмешить, куда-то вытащить: они смотрели фильмы, которые любит Лика, слушали вместе её музыку, иногда гуляли. И Паша считал своей маленькой победой, когда она улыбалась или смеялась, но о своих чувствах больше ни разу не заговаривал.

Он даже высветлил волосы после того как они посмотрели фильм «Вечная любовь», и Лика, может в шутку, сказала, что обожает Лакки Блу Смита. А Паша на следующий день пошёл в парикмахерскую и покрасился, чтобы стать похожим на этого актёра, в надежде понравиться Лике.

Паша каждый день писал Лике. Отправлял любой смешной мем, часто скидывал тиктоки с их канала, рассказывал, как сильно соскучился. Лика держала границы, вежливо присылала смеющиеся эмодзи, отшучивалась и ставила лайки. Паша чувствовал себя повзрослевшим: он же теперь студент и прошло уже почти полгода, как он признался Лике в чувствах. Подумал, что пора предпринять ещё попытки покорить её, но все его предложения куда-нибудь сходить вдвоём в Москве встречали отказ.

Когда в выходные они выдвинулись вместе домой, Лика рассмеялась:

– Я волнуюсь, у меня полная машина детей!

Лика только два месяца назад приобрела машину, и, видимо, ещё боялась кого-то возить. Паша сидел рядом с Ликой, а ТимьЯн и Инга расположились сзади – они раньше все учились в одной гимназии, и тут же принялись обсуждать новости об общих знакомых, кто куда поступил.

А Паша поплыл: смотрел на сосредоточенную Лику и внутри растекалось нежное тепло, ему становилось хорошо, даже когда она была просто рядом, а от её смеха и улыбок таял изнутри, и сердце заходилось в неровном ритме.

– Какие же мы тебе дети, а, тётя Лика?!

– Па-а-а-аша! – рассмеялась она.

Лику обычно задевало, когда он упоминал её возраст, но сейчас Паша не удержался пройтись по этой теме: она первая назвала их детьми. Выразительно изогнул бровь и официальным тоном произнёс:

– Или лучше к тебе обращаться, Анжелика Дмитриевна?!

– Паш, сейчас пешком пойдёшь!

– Выбросишь ребёнка на трассе?! – захохотал Паша. – Нет у тебя сердца, Анжелика Дмитриевна!

– Всё, перестань! Не отвлекай.

– А у кого скоро день рождения?

– Ничего не скоро, до него ещё три недели.

– Ты же понимаешь, что я не просто так напоминаю? Даже если ты не будешь его отмечать, мы всё равно тусанем за тебя. Но ты же у нас эксперт по злачным местам. Тимох, – Паша обернулся. – Мы же пойдём отмечать Ликину днюху?

– Конечно! – отозвался Тим.

– Почему бы и нет, – подёрнула плечом Лика. – Есть одно место классное, отведу вас туда. Я тогда забронирую столик на вечер пятницы, идёт? Сможете? Приглашаю всех! Инга, присоединяйся!

– Спасибо за приглашение, – отозвалась Инга. – Я, наверное, не смогу.

– Почему? Пошли с нами! Там бронь столика минимум на шесть человек, а мне кроме Тима, Паши и Яны и позвать особо некого, подружки мои не любят клубы. Музыка там что надо, оторвёмся.

– Я боюсь, мой парень меня не отпустит, – хмыкнула Инга.

– Бери его с собой. Как раз будет шестым.

– Ой, нет, он такой душнила!

– Самые душные люди потом отрываются за всех! Уж поверь душниле! – усмехнулась Лика.

– Ладно, я с ним поговорю, спасибо за приглашение!

Яна почти все выходные провела с родными, а Паша с Тимохой зависли на скалодроме.

Отец, конечно, обрадовался приезду Паши, но он был довольно меланхоличным человеком, все его эмоции скрывались где-то в глубине души, очень глубоко. Они с Пашей уже давно жили, как соседи, даже когда отец перестал пить.

– Как жизнь? – Паша обшаривал холодильник в поисках еды: нашёл лишь хлеб, подсохший сыр, полпачки сосисок и кетчуп. Скривился и закрыл дверцу.

– Как обычно, работаю. Завтра поеду в Ростов, вернусь через неделю. А ты как? Обустроился уже в Москве?

– У меня всё отлично! Ладно, па, я к Тимохе! Тебе ничего не надо? – суетился Паша, избегая смотреть на отца.

Паше почему-то всегда было стыдно, что папа так быстро старел, а после ухода мамы совсем себя забросил.

– Нет, ничего. Тебе это… может, деньги нужны?

– Нет, всё есть! Я побегу, буду поздно. В воскресенье опять уеду. Звони, если что!

Паше было больно смотреть на отца: старая выцветшая майка, растянутые треники, худое лицо в морщинах, щетина. Вроде родной человек, но такой далёкий. Паше хотелось встряхнуть его, сказать: «Купи себе новую футболку и нормальной еды!» Внутри ещё ныла давняя обида, что папа тоже его бросил четыре года назад. Да, он уезжал в рейсы, оставлял ему немного денег, которые Паша спускал за пару дней, а потом голодал. Но в то время Паша голодал не только из-за отсутствия еды, ему очень нужен был близкий человек рядом.

А ведь раньше папа даже брал маленького Павлика с собой в рейсы, чтобы мама могла отдохнуть. Паша обожал папину «Сканию», сон в кабине, обеды в придорожных забегаловках, ночные дороги, мелькающие пейзажи. Это были настоящие приключения. Папа всегда терпел Пашины выходки и никогда не повышал на него голос.

У Паши всегда были «особенности поведения» – так извинялась перед другими людьми мама, когда Паша крушил всё вокруг себя. Он был слишком подвижен и часто задевал и других детей. Ребёнок, который не мог усидеть на месте ни секунды – неугомонный, импульсивный, шумный и абсолютно неуправляемый – он доставлял слишком много проблем маме, но не понимал, что именно делал не так. Она постоянно перед всеми извинялась, утаскивала его отовсюду, но потом приходила домой и плакала. Паша не приживался ни в одной секции – устраивал на английском догонялки, в музыкалке порвал баян, на плавании тренер чуть не поседел, когда Паша нырнул, а потом вылез на другом конце бассейна и ушёл домой, на каратэ стегал всех поясом от кимоно. Его, конечно, потом тоже выпороли этим самым поясом.

Никаких правил, авторитетов и запретов – Паша не боялся наказаний и угроз, просто убегал при любом удобном случае. Однажды в пять лет прохожие привели его в полицию, потому что нашли на улице – он вышел из торгового центра погулять, а потом решил пойти домой. Мама очень на него кричала, а следом так же долго плакала. Потом она пришила бирку на куртку, но Паша умудрился потерять и подписанную куртку, а потом снова оказался в полиции.

Это потом в школьные годы его стали таскать по врачам, устраивать психолого-медико-педагогические комиссии, влепили, будто клеймо, странные буквы «СДВГ». Мама пыталась давать Паше лекарства, но от одних сильно кружилась голова, а от вторых он всё время спал. Таблетки не помогали, и неуправляемого Пашу выгнали из школы сначала из одной, а через несколько лет и из второй. Удивительно, как он ещё прижился на гимнастике, куда его отдали в девять лет. Пашу там очень много наказывали, но сбежать не давали, терпели и не выгоняли, и он постепенно привык, начало получаться что-то. Даже наконец-то появился настоящий друг, который принимал его со всеми выходками. Они с Тимом одно время дрались на каждой тренировке, и их вместе наказывали, так и сдружились.

Паша планировал сбежать и из третьей школы, начал много прогуливать в седьмом классе, но мама сбежала от него раньше. Внезапно и навсегда, попрощалась и ушла с вещами. Паше было всего тринадцать, когда вдруг кончилось его детство и он остался один.

На следующей паре по гимнастике сразу после разминки Тим с Пашей подошли к разновысотным брусьям, там готовилась Аня, уже стряхивала мел с рук.

– Мальчики, смотрите и учитесь, – усмехнулась она.

Аня вскарабкалась и повисла на перекладине. Старательно делала подъёмы, перекручивалась, но чем больше разгонялась, тем больше ошибалась, чуть не сорвалась с нижнего яруса. Она аж покраснела вся от напряжения, стала ошибаться ещё больше, а под конец вообще неудачно перехватилась, не долетела до верхнего уровня, рука сорвалась. Аня спрыгнула, отряхнула руки, рывками быстро расстегнула гимнастические накладки, вздохнула и не поднимала глаз. И словно хотела побыстрее от всех убежать, быстрым шагом пошла от них.

– Ты как? – к ней подскочил Тим, придержал за плечо, развернул к себе.

У Тимохи глаз на ошибки намётан, он явно увидел все неточности в технике.

– Как видишь, не в лучшей форме, – зашипела и поморщилась Аня. Она тёрла правое запястье и опустила глаза в пол.

– Связку потянула? Почему ты без напульсников? – Тим схватил её за руку, провёл большим пальцем по связке на запястье, пытаясь нащупать разрыв или растяжение, затем снял свой напульсник и надел на запястье Ани. – Мазь дать?

Паша молчаливо следил за ними: и пока Тим бережно водил пальцем по её запястью, Аня широко распахнутыми глазами смотрела на Тима. Дышала тяжело и часто, то ли запыхалась, то ли прикосновения её так волновали. Тимоха снял и нацепил на руку Ани и второй свой напульсник. Она посмотрела на оранжевые напульсники на своих руках:

– А как же ты?

– У меня запасные в сумке есть, – улыбнулся Тим и убежал в раздевалку.

Паша переглянулся с Аней и хмыкнул: её щёки пылали румянцем. Друг, похоже, даже не заметил, какое произвёл впечатление на Ариель. Паша как раз застёгивал гимнастические накладки, собираясь на перекладину. Помелил ладони. Когда подбежал Тим, Аня придерживала одной рукой другую и прижимала к себе. Тим протянул ей мазь:

– Намажь, чтобы отёка не было, она и обезболивающая, но сегодня побереги себя.

– Спасибо, – Аня жутко смутилась, покраснела ещё сильнее, но мазь взяла.

Тим нацепил белые нарукавники и свои гимнастические накладки и после Паши полез на перекладину. Повис и подмигнул Ане. Паша тем временем включил запись на телефоне. А Тим просто летал, в этот раз разогнался сильно, перекручивался, кувыркался, цеплялся, снова разворачивался, перехватывался. По скорости превзошёл себя – на турнике Тимоха лучший. Аня смотрела, приоткрыв рот, не скрывая восхищения, да и остальные ребята даже отвлеклись, чтобы посмотреть на выступление Тима. Когда Тим спрыгнул в идеальном соскоке, развёл руки в стороны, Аня даже захлопала. Он широко улыбнулся. Паша выключил камеру, усмехнулся:

– Ну ты и позёр!

Аня рядом смотрела на него не моргая.

– Это было… так профессионально! Тим, я до сих пор думаю, как тебя просмотрели и не взяли в сборную?

– Травма. – Тим приподнял руку и поджал губы. – Пропустил командный чемпионат Европы и Кубок России.

– Как жалко, – вздохнула она.

– Эй, куда пошли?! А моё выступление на кольцах кто будет смотреть? – окликнул их Паша.

Они заговорились и, кажется, забыли про него. Обернувшись, Тим усмехнулся:

– Выступает властелин колец, Паштет!

И Паша потащил своих зрителей к своему любимому снаряду, показать мастер-класс. Вручил Тиму телефон для съёмки. Укоряя друга в позёрстве, сам старался выложиться на максимум, замечал, что новенькие ребята поглядывают на него. Здесь ему не было равных, он красовался и гордился, что хоть где-то обошёл Тимоху. В командном многоборье Пашу всегда ставили на кольца, и он не подводил – брал высший балл. Но когда спрыгнул, чуть оступился. Тим цокнул. Аккуратные и чёткие соскоки давались Паше с трудом. Он подошёл ближе и услышал пояснения Тима:

–…поэтому Паштет у нас хорош, где нужна сила. Ещё ему супер дается конь…

– Сам ты конь! – захохотал Паша.

Тим осёкся, рассмеялся, и они втроём пошли к параллельным брусьям. Аня заговорила:

– Тут неофициальное посвящение в первокурсники планируется на турбазе, вы поедете? А на кафедре будет через две недели.

– Конечно! – отозвался Паша. – Тимох, поедем ведь?

Тот чуть нахмурился:

– Надеюсь, не с ночёвкой?

– С ночёвкой, но кто не хочет, могут уехать раньше, – пояснила Аня.

– Он поедет! – ответил за Тима Паша и хлопнул его мелованной рукой по плечу, оставив там след. – Там же столько можно наснимать!

Сентябрь клонился к середине. Тимоха то отгораживался от Ани, превращаясь в каменного истукана, то забывался, особенно когда они разговаривали про гимнастику. Тогда Тим сразу начинал беззаботно болтать, в глазах загорался огонь. Аня, будто чувствуя слабину, Тима каждый раз обсуждала с ним спорт, и друг тут же забывался.

Аня у них в группе стала старостой, подружилась с девочкой Машей – легкоатлеткой. Они даже жили в одной комнате в общаге. И к облегчению Тима на парах Аня стала чаще садиться и общаться с Машей.

Забавно, что дисциплина «Теория и Методика» сокращалась как «ТиМ», и Тим постоянно вздрагивал, когда кто-то говорил:

– У нас сейчас ТиМ!

– После ТиМа пошли в столовку.

Тимоха никак не мог к этому привыкнуть, а Паша его постоянно подкалывал. Даже смонтировал тикток из мультика «Котёнок по имени Гав», где собачка бегала и кричала: «Тим! Тим!» А потом вставил Тимоху, а озвучку оставил из мультика: «Это ты меня зовёшь?» И сам же долго смеялся над этим роликом. Тим, увидев это, поджал губы и прищурился, но потом всё равно улыбнулся.

Через несколько дней, когда Паша и Тим собирались снимать ролики на улице, Аня увязалась с ними:

– Привет! Краем уха услышала, что вы собираетесь снимать, можно посмотрю?

Паша обрадовался, у него родилась идея о синхронной съёмке с Тимом, но нужен был оператор. Тимоха ничего не ответил, пожал плечами. Паша покосился на него: может, его симпатия к Ариель начала стихать?

Во дворе академии их встретило несколько разноуровневых турников. Аня тут же забралась на самый высокий, подтянулась, прокрутилась пару раз. Тим скинул куртку, оставшись в оранжевом худи, разминал запястья, шею. Залез на соседний турник, смотрел за Аней. А она повисла вниз головой, зацепившись сгибом под коленями, раскачалась, прокрутилась два раза и спрыгнула. Тоже сняла куртку и оказалась в жёлтом худи. Погода стояла пасмурное, всё небо затянули тёмные тучи. Дождя ещё не было, а осень осторожно, будто незаметно подкрадывалась и точечными мазками касалась деревьев.

– О, какой цыплёнок вылупился, – рассмеялся Паша.

– Я люблю жёлтый цвет, – хихикнула Аня.

Паша покосился на Тима, тот спокойно восседал на турнике, не спешил ничего делать и даже не улыбнулся от Пашиной шутки, но отвёл от Ани взгляд. Ариель, вооружившись улыбкой, сама забралась на турник к Тиму, села рядом и начала беззаботно болтать ногами:

– А твой любимый цвет, видимо, оранжевый? – она вытянула руку, прижимая своё предплечье к предплечью Тима.

Тим кивнул и посмотрел на их рукава рядом. Паша навёл камеру и сфотографировал их пару раз – смотрелись они здорово, словно два солнышка на фоне пасмурного неба.

– Кстати, таскаю с собой, всё забываю отдать. Я их даже постирала. Спасибо! – Аня вытащила из кармана оранжевые напульсники, протянула Тиму. – Жёлтый и оранжевый всегда рядом, хорошо сочетаются.

– Мой оранжевый хорошо сочетается с синим, – Тим забрал напульсник и отдёрнул руку.

– Какая глупость! – усмехнулась она. – Синий и оранжевый практически противоположны! Они комплементарны в цветовом круге. Синий-желтый, фиолетовый-оранжевый.

– Откуда такие познания? – нахмурился и посмотрел на неё Тим.

– Я в художку ходила пять лет.

– Она ещё и рисует! – Паша расхохотался. – Сплошные таланты! Тимоха, ты просто обязан на ней жениться!

– Иди ты в жопу, Паштет! – и Тим резко спрыгнул, схватил куртку, показал Паше фак и побежал в сторону метро.

Аня тоже спрыгнула, нахмурилась, проводила взглядом Тима и посмотрела на Пашу:

– Что с ним? Я его чем-то обидела? Вы же собирались снимать.

– Расстроился, что ничего не смыслит в сочетании цветов. Есть у него такой бзик, он немного двинутый на этой теме, – хмыкнул Паша. – Раз Тимоха убежал, давай, я тебя сфотографирую: яркий цыплёночек на фоне пасмурной осени, выйдет супер, но придётся распустить волосы…

Паше иногда казалось, что Тимоха весь состоит из бзиков, но отношения друга с цветами особенно забавляли Пашу. Тим старался всегда выбирать всё оранжевое: одежду, продукты, а для Яны покупал что-то синее – это был её любимый цвет. И незаметно Паша тоже заразился этим от Тима: однажды они искали Паше кроссовки и выбирали только белые, с тех пор Паша как-то переключился на белый цвет, особенно, когда осветлил волосы.

К вечерней тренировке Тим немного отошёл, взвинченность прошла, он даже поинтересовался, не обиделась ли Аня, что он так резко убежал. Но всё равно хмуро добавил:

– Ещё раз скажешь при Ане подобную сводническую фразу, я тебе всеку!

– Рядом с Ариель ты становишься очень нервным, – отозвался Паша.

– На хрена она вообще завела этот разговор про цвета?!

– Подкатывает к тебе, а ты не замечаешь.

– Всё я замечаю, – буркнул Тим. – Но меня это всё так напрягает.

– Ариель раздражает?!

– Не она сама, а то, что между нами. Было бы лучше, если б раздражала, – Тим вздохнул и поморщился.

После тренировки они забежали в магазин за продуктами. Тим опять выискивал что-то в синей упаковке для Яны, а себе привычно схватил свою любимую пачку жёлтых эмэндемсок. Но когда выкладывал на ленту, вдруг задержал пачку в руках и выругался – ведь она была любимого цвета Ани.

Паша после ужина торчал на кухне с Тимом, пока Яна мыла голову, а это всегда затягивалось на два часа минимум, и Пашу порой раздражало, что Яна так долго занимает ванну. Сейчас он прогонял фотки Ариель через фотошоп и лайтрум. Тимоха сидел рядом, грыз орешки, заглядывал в монитор и напрягался так, будто Аня сидела рядом.

– Вот эта классно вышла! – вдруг улыбнулся Тим: на фото Аня висела вниз головой, зацепившись сгибом под коленями, длинные волосы почти доставали до земли и развевались на ветру, а она высунула язык и зажмурилась. – О, вот эта ещё огонь! Отправь ей сейчас, ей понравится.

– Что смотрите? – подошла Яна, вытирая влажные волосы полотенцем.

– Я тебе чай сделал, – придвинул к ней кружку Тим. – Правда, он уже остыл.

Она уселась к нему на коленку, обняла и заглянула в монитор Паши:

– Ух ты! Какие яркие фотки. Это кто? Ваша одногруппница?

– Ага, староста, – пояснил Паша.

– А можно я гляну? Надеюсь, там нет нюдсов, как ты любишь фоткать?! – усмехнулась она и покосилась на Пашу.

Он рассмеялся и повернул ноут к ней. Яна очень быстро перелистывала фотографии, их было не так много. А потом открылось фото, где Аня с Тимом сидели на турнике и оба смотрели на прижатые предплечья. С одной стороны ничего в этой фотке не было, но смотрелись они действительно классно: оба яркие и чем-то даже похожие.

Яна перестала листать и вперилась взглядом в монитор, сразу нахмурилась.

– На этом всё! – Паша натянул улыбку и пододвинул ноут к себе.

А Яна вдруг вырвалась из объятий Тима, даже руку резко отдёрнула, когда он пытался её удержать, голос её прозвучал сдавленно:

– Мне нужно волосы высушить.

Она ушла в комнату, и там зашумел фен. Тим закрыл лицо ладонями:

– Твою ж мать!

На следующих выходных Паша с Тимом поехали на посвящение в первокурсники, на спортивную турбазу. Всех студентов курса перемешали и распределили по командам. Смотрелись они смешно: солянка от двухметровых волейболистов до миниатюрных девочек-гимнасток. Им устроили какой-то беспощадный квест, не жалели никого. Сделали такую полосу препятствий, будто не в студенты посвящали, а испытывали ниндзя.

В итоге грязные, в пыли и ветках первокурсники собрались на футбольном поле. Принесли клятву физкультурника и разбрелись кто куда. В свободное время можно было потусоваться на танцплощадке или поиграть: здесь располагались и площадки для волейбола, и для футбола – для спортсменов полное раздолье.

Девчонки потянулись зажигать на танцполе, а Паша потащил Тимоху за территорию турбазы, потому что приметил по дороге в лесу заброшенное, уже хорошенько заросшее двухэтажное здание. Заброшка располагалась недалеко, метрах в ста от турбазы, поэтому до них долетала музыка и громкие выкрики игроков с площадок, и Паша продирался сквозь кусты и подпевал.

Паша обожал заброшенные здания, его всегда вдохновляла эта эстетика – время не щадит ничего и никого. Особенно он любил добавить яркий, контрастный элемент на заброшенный фон, чтобы серость и уныние оттеняли красоту. От любой развалины Паша приходил в восторг, аж внутри всё начинало ликовать и трепетать. Места без людей, постапокалиптические кадры, как природа забирает своё – в голове сразу рождались сюжеты и картинки, что и как можно снять, какой образ создать. Поэтому Паша так любил снимать и фотографировать. Слишком много образов появлялось в голове и просилось их реализовать. Он перефотографировал наверное половину своих одноклассниц по всем близлежащим заброшкам Подмосковья, которые смог найти. А сколько они наснимали роликов с Тимом в заброшенных зданиях – Паше хватило бы наполнять ими контент на канале на полгода точно, но ему всегда было мало.

Словно наркоман он тянулся к любой развалине с телефоном и стабилизатором-моноподом наготове. А сейчас восторгу Паши не было предела – они добрались до полуразрушенного здания, заросшего мхом и бурьяном, на стенах которого не было живого места от граффити.

– Я б здесь жить остался! Красота! – радовался он находке. – Наверное, это мой рай!

Тим тем временем приглаживал поросль около стен, чтобы при прыжке не напороться ни на что, он ненавидел разбитые стёкла – ещё один его бзик. Если на заброшках оставалось много осколков, приходилось либо их долго убирать, либо вообще не снимать.

Стекла не оказалось, зато валялась куча кирпичей, Тим поднимал их и отбрасывал подальше. Паша режиссировал, а Тимоха не особо напрягался: сальтухи и кувырки выполнял элементарно, но смотрелся эффектно, особенно если к трюкам добавить скорость и врождённую ловкость друга. Что Паше нравилось в съёмках с Тимом – тот всё выполнял беспрекословно и почти всегда с первого дубля: чего Паша только ни выдумывал, а друг уже исполнял любые эксперименты.

В этот раз Паша был безжалостен: они обснимали всю заброшку вдоль и поперёк, сняли порядка тридцати коротких роликов, Тим уже весь взмок, сбил себе об кирпичи пальцы, а его худи стало пыльно-оранжевым, но он явно был доволен собой.

– Ты в отличной форме! – Паша дал Тиму «пять» после последнего ролика, а тот принялся отряхивать руки и смотрел на свои грязные ладони.

– Пить хочу и пожрать бы чего раздобыть. Весь в грязи, как свинья. Пойду умоюсь. Мой рюкзак на турбазе остался, у меня там орехи есть, будешь?

– Я видел там у девчонок бутеры – к ним пойду, разживусь хавкой. Подтягивайся тогда.

Они разошлись. Несколько девчонок с курса и правда делали для всех бутерброды, и Паша наелся вдоволь, щедро рассыпая комплименты. У него уже вошло в привычку хвалить тех, кто его кормит, дабы в следующий раз прийти поживиться снова. А уж сказать девчонкам комплимент – это святое, они становились добрые и весёлые и с удовольствием подкармливали Пашу, подобная тактика редко давала сбои.

Паша развлекал девчонок, наверное, целый час, а потом принялся искать Тима. Странно, что друг не пришёл перекусить, и вообще его нигде не было видно. Паша бродил по турбазе и заметил наконец знакомое оранжевое худи.

Тим сидел с Аней на турнике в глубине турбазы. Площадку окружали деревья и кусты, поэтому Паша не сразу их заметил. Они о чём-то разговаривали, ели орешки, такие увлечённые беседой, что не хотелось их прерывать. И Паша замер неподалёку между деревьев и наблюдал. Судя по энтузиазму на лице Тима, тот рассказывал что-то про гимнастику, Аня улыбалась и смеялась. Потом заговорила она, а Тимоха нахмурился. Ариель опустила глаза, явно делилась чем-то печальным, в итоге поджала губы и глянула на Тима.

Тот протянул ей орешки, заговорил о чём-то серьёзно, а потом посмотрел Ане в лицо. Они зависли так на несколько секунд, молча смотря друг на друга: удачный момент для поцелуя. Паше даже захотелось их сфоткать, но ему хватило компромата на Тимоху в прошлый раз, и он сдержал порыв достать телефон. Сомневался, стоит ли вообще вмешиваться, хоть ему и не нравилось, что они уединились. Неужели Тимоха проиграет этот бой и поцелует Аню? Но Тим отвёл взгляд, протянул Ариэль пакетик с орешками и взялся за турник, прокрутившись пару раз, сделал двойное сальто назад.

Паша пошёл к ним. Аня улыбнулась, кинула Тиму орехи и проделала такой же финт, но с одиночным сальто.

– Неплохо, – хмыкнул Тим.

– Воробьи на жёрдочке, я вас потерял! – подал голос Паша. – Тимоха, ты сказал, умоешься и придёшь?! Ты всё тело умывал целый час?! Или ты Аню решил за компанию помыть?

– Мы тут связку придумывали для Ани, – улыбнулся Тимоха. – Чтобы она к спартакиаде была во всеоружии. И я её позвал на наши тренировки оттачивать технику. То, что мы делаем в академии, ни о чём, слишком мало времени.

– Что за связка?

Сначала показал Тим, Аня попробовала отдельные элементы. Тим корректировал, но вскоре Аня сдалась, натёрла себе мозоли на ладонях: стояла, потирала запястья, а Тимоха нахмурился, но не стал трогать её в этот раз.

– Потянула?

– Немножечко, – поморщилась она.

– Почему ты опять без напульсников?

– У меня были, но я их забыла дома при переезде.

Тимоха снял свои чёрные напульсники и отдал ей:

– Дарю!

– Спасибо! – улыбнулась она и тут же нацепила их на запястья.

– Как щедро. С барского плеча! – усмехнулся Паша. – Грязные и растянутые, нет бы новые подарил.

А Паша вдруг загорелся идеей снять Анину связку с Тимом синхронно, но уже начали зазывать в автобус тех, кто планировал вернуться. Аня осталась на турбазе с ночёвкой, а Паша с Тимом вернулись домой.

Паше нравилось жить с ТимьЯном – с тех пор, как ушла мама, он ненавидел оставаться один. Хоть и во всех бытовых спорах оказывался в меньшинстве, но потихоньку выстраивались правила взаимодействия в одной квартире. Уже через месяц даже подобрали расписание в ванной и распределили обязанности. Яна порой раздражала Пашу нерасторопностью, и тем, что у неё появилась привилегия на ванную, а ещё после неё там повсюду находились длинные волосы. Но за то, что Яна периодически готовила им еду, Паша прощал ей всё.

У Яны было какое-то суровое расписание в медакадемии: пару раз в неделю она уезжала с самого утра, а возвращалась вместе с ними уже после их тренировки. В эти дни она обычно сразу утыкалась в учебники – готовиться к семинарам, и следом уползала спать.

Но за что Паша любил жизнь с Яной больше всего – она каждый день готовила им завтрак: обычно любимый Тимохин омлет с помидорками черри, а порой даже оладушки и сырники. Сама завтракала кашей быстрого приготовления и творогом с орехами.

В квартире очень не хватало турника и шведской стенки – Тим бы тогда спал на турнике, а Паша нуждался в кольцах, поэтому первой крупной покупкой стал турник с кольцами. Потом Тимоха купил себе кофемашину – друг утром без кофе отказывался двигаться. Паша с Яной пили только зелёный чай и никак не могли переманить Тима на свою сторону.

А через две недели они завели «питомца» – умную колонку: никто из них не мог жить без музыки. Паша перед каждым обращением к колонке добавлял к имени приставку «говорящая жопа». Яна сначала смеялась, но потом вдруг начала защищать «питомца», видимо, из женской солидарности, и сказала, что это оскорбительно. Из-за колонки они периодически ссорились, потому что ТимьЯн были ярыми фанатами Imagine Dragons, и Пашу уже начало подташнивать от их музыки, а его любимые Rammstein не всегда заходили Яне.

Каждый раз, когда Паша слышал Драгов, он тут же просил колонку переключить на свою музыку, Тим же снова включал Драгов, и они так и мучили колонку, переключая туда-сюда. Сдавалась всегда Яна, она вставала на стул, не дотягивалась до полки, включала радио и ставила колонку на mute.

Как-то негласно Яна стала в доме главной: она заставляла их убираться и мыть за собой посуду. Хоть маленькая и милая, но деловая и строгая. Она ещё вечно ходила по дому в тигровом кигуруми, и когда просила их с Тимом что-то сделать, то Паша называл её «командор Тигруля».

– Ян, а ты подтянешь меня по анатомии? – усмехнулся как-то Тим за ужином. – У нас завтра семинар, надо бы подготовиться.

– А у нас нет в этом семестре анатомии, – хитро улыбнулась она и показала Тиму язык. – Придётся тебе самому учить.

– Но мне очень нужно практическое пособие! – наигранно заныл Тим.

Яна рассмеялась.

– Яна, мне тоже нужно практическое пособие по анатомии! – хмыкнул Паша, за что получил от Тимохи тычок в бок.

Паша на учёбу ходил за компанию и повеселиться: у него была одна тетрадка на все предметы. И если Тим старался слушать лекции, что-то конспектировал, то Паша забивал, смотрел статистику тиктоков, иногда монтировал ролики или переписывался с Ликой, если она отвечала. Но на практических занятиях им давали домашку и нужно было готовиться. Тим готовился, а Паша благополучно у него списывал.

На следующий день они приехали с тренировки, а в квартире так вкусно пахло жареной курочкой, что Паша уже в коридоре начал заливать пол слюной. Лишь скинул кроссы и сразу побежал на кухню. Там около плиты колдовала Яна:

– Я сегодня приготовила вам настоящие наггетсы!

Паша тут же накинулся на еду – с немытыми руками, прямо в куртке. Хоть и обжигался и торопился, но наггетсы были настолько вкусными, что не мог оторваться: сочная, свежепожаренная курочка в хрустящей панировке, немного острая и пряная, ещё и с соусом из сметаны и огурчиков – ни разу в жизни Паша не ел таких вкусных наггетсов. Он впал в гастрономический экстаз, и вместо слов не переставая лишь довольно мычал, прикрыв глаза. А когда ополовинил миску и переоделся, наконец смог связать пару слов и начал восхищаться:

– Яна, запиши рецепт обязательно! Я в жизни ничего вкуснее не ел! Это пища богов! Яна, ты великолепна! Как же мне повезло с девушкой друга!

Восторгу Паши не было предела, он заглушал своими дифирамбами даже скромную похвалу Тима. Яна довольно улыбалась.

– Слушай, когда вы расстанетесь с Тимохой, ты только никуда не уходи, я на тебе женюсь, и ты будешь готовить мне эти наггетсы всю оставшуюся жизнь!

Яна расхохоталась, а Тим даже есть перестал и бросил такой тяжёлый взгляд, что Паша сразу понял: шутить про такое нельзя.

Они с Тимом никогда не обсуждали, как Паша относится к Яне, само собой, доверяя друг другу. Но видимо Тимоха всё-таки ревновал Яну к Паше, хотя повода они не давали. Да и Тим же знал Пашу: тот любит Лику и никогда бы не стал отбивать девушку друга. Паша тоже не хотел бы, чтобы Тим расстался с Яной. Она на него хорошо влияла, делала мягче, веселей. Может, это было и плохо для реализации его амбиций и требовательности к себе, но до встречи с Яной Тим был резким, иногда грубым, порой ворчал. А рядом с ней превратился чуть ли не в обаятельную душку.

Иногда Паша даже немного завидовал их отношениям, самому хотелось так же заботиться о ком-то, чтобы кто-то смотрел на него так же, как ТимьЯн друг на друга. И от этих мыслей начинало саднить в груди – Лика смотрела на него всегда лишь с каким-то снисхождением.

Случай с наггетсами не прошёл бесследно, потому что уже на следующий день Тим наехал на Пашу, когда они шли в академию вдвоём:

– Паштет, что это за тема: «когда вы расстанетесь с Яной!»?

– Я прикалываюсь, что ты так напрягся-то! Или боишься?

Тим нахмурился, но промолчал. Они уже ссорились с Яной весной, и тогда друг не находил себе места, закрывался, заламывал руки и ныл Паше, как ему плохо.

– Жадный Тимоха, у самого две девушки, мог бы и поделиться! Но если бы у меня был выбор, я бы оставил себе Яну. Я к ней уже привык, у неё красивая фигура и самые вкусные в мире наггетсы.

Тим уставился на Пашу с таким возмущённым видом, будто тот ему заявил, что спит с Янкой. Паша расхохотался.

– А что?! Вдруг ты не можешь определиться, потому что тебя мучает совесть. А так ты будешь уверен, что Яна не пропадёт без тебя!

– Паштет, чтобы больше я такого не слышал! Тем более от тебя! – процедил нахмуренный Тим. – У меня есть только одна девушка, и я не собираюсь расставаться с Яной. Я её люблю! Только её!

– Почаще себе об этом напоминай! – хмыкнул Паша. – И главное – буквы не перепутай, а то будет тебе попадос!

А Тим стиснул кулаки и поспешил в академию. На Аню в этот день он даже не смотрел, держался от неё подальше и на гимнастике. Разговаривал с ней хмуро и односложно, избегал взгляда, хотя ещё вчера они пытались делать какие-то акробатические поддержки на физкультуре и шутили друг над другом.

– Что с Тимом сегодня? – поинтересовалась она у Паши на тренировке.

– Экзистенциальный кризис. Тараканы в его голове устроили революцию, – рассмеялся Паша.

Что творилось в голове Тима, Паша не знал, да и что такое экзистенциальный кризис тоже не знал, но ему почему-то очень нравилось это словосочетание и он его произносил просто так. Сейчас точно не то время, чтобы лезть в душу к Тиму. Видимо, слова Паши про расставание с Яной стали для Тима триггером, он загрузился, а вечером помимо продуктов в синих упаковках купил для Яны ещё и букет голубых хризантем.

Она поставила их на кухне и постоянно улыбалась, а Паша усмехнулся, глядя на довольную Яну:

– Хорошее напоминание.

– Напоминание о чём? – заинтересовалась она.

– Что Тимоха тебя любит.

Яна смутилась, но заулыбалась ещё шире.

Тим ожил к вечеру, перестал грузиться, особенно рядом с Яной. Если у неё было хорошее настроение, Тим тоже начинал радоваться и дурачиться. А через пару дней даже приготовил им блинчики на ужин и пока готовил, рассказывал Яне:

– Меня как-то переклинило на блинчиках. Я их обожал, готов был есть каждый день и постоянно приставал то к Лике, то к маме, а их это так достало, что они сказали: «научись их готовить и жарь себе хоть три раза в день». И я научился, оказалось не так сложно, месяца два потом ими питался и наелся.

– Наконец-то я попробовала эти легендарные блинчики! Стоило их ждать полгода, очень вкусные!

– Ешь их с нутеллой, бананом и орешками! – Тим поставил перед Яной банку шоколадно-ореховой пасты, нарезанный банан и миску с орехами. – Это моё самое любимое сочетание!

В тот вечер и Паша наелся блинчиков до отвала.

Когда становилось невмоготу от тоски, Паша писал Лике. Он обычно спрашивал, как дела и как прошёл её день. Но сегодня не сдержался:

«Я соскучился!»

«Паааша)» – он словно слышал, как она, смеясь, растягивает его имя. Улыбнулся сам.

«Когда встретимся?»

«Не знаю. А надо?»

«Конечно! Хочешь, прямо сейчас приеду?»

«Нет. Не надо. Уже поздно. Я устала, и уже практически сплю».

«Я тоже так устал скучать по тебе».

«Паааша)))»

«Пришли фотку».

«Обойдёшься!»

«Я же не нюдсы прошу, пришли кусочек себя, самую любимую свою часть тела».

Лика прислала фото кусочка уха.

«Ммм, сразу захотелось что-то пошептать, а продолжение будет? Носик там или попа?»

Ответом были три заливающихся смехом смайлика:

«Ты думаешь, что у меня в продолжении уха попа?»

«Видишь, я уже стал забывать, как ты выглядишь. Но я готов на попу даже в продолжении уха».

Паша написал и сам рассмеялся. Лика тоже прислала смеющийся смайлик. А Паша продолжил заниматься вымогательством:

«Запиши мне войс».

«Потом попросишь записать видео, а потом приехать к тебе?»

«А так можно, да?!»

Лика опять смеялась смайликом, но прислала голосовое сообщение:

– Я пойду спать. Спокойной ночи, Паша.

В её голосе слышалась улыбка. Паша переслушал войс раз десять, и каждый раз щемило где-то в груди. Он тяжело вздохнул: так ему не хватало Лики, до ломки. Вот бы сжать её сейчас в объятиях, услышать смех, поцеловать. Паша бы целовал каждый миллиметр её кожи, зарылся в волосы, не отпустил бы ни на секунду из объятий, смешил, щекотал, наслаждаясь её смехом и голосом. Паша снова вздохнул, но с улыбкой надиктовал:

– Сладких снов, Лика!

А себе с горечью проговорил:

– Я люблю тебя!

Больше ничего не писал, сел за ноутбук монтировать ролики для ТикТока из того, что сегодня наснимали с Тимом. А потом ему послышался какой-то шум в коридоре – его комната располагалась как раз напротив ванной. Паша снял наушники и прислушался, уже готовый выйти и разобраться, но следом раздался заливистый смех Яны:

– Тим, отпусти, дай я помоюсь!

Она снова хохотала:

– Тим, перестань уже! Отпусти, а то Паша выйдет, а я в таком виде.

– Он спит уже.

– Тим, ну всё, я так не могу! Это ужасно выглядит, и мне слишком липко! – шикала она, но затем снова расхохоталась. – Перестань! Мне щекотно! Всё! Пусти! Я иду мыться! Если ты такой голодный, иди бутер себе сделай.

Опять послышалась возня, хихиканье Яны и следом смех Тима. Они о чём-то шептались, потом дверь ванны хлопнула, и там долго лилась вода – судя по всему Тимоха не отпустил Яну мыться одну. И чем бы они ни вымазались, отмывалось это плохо, потому что Паша успел смонтировать три ролика, сходить выпить молока и даже уснуть, а они там всё мылись.

Утром Яна зевала и тяжело моргала, спала на ходу, Паша усмехнулся:

– Вы, если устраиваете ваши брачные игры бегемотов, ведите себя потише. Соседка с первого этажа приходила жаловаться, кто у нас тут стонет по ночам.

Тим рассмеялся – они жили на последнем этаже, но зарумянился, Яна широко открыла глаза и тоже начала краснеть:

– Но мы же не стонем!

– Ты бы ей сказал, что это ты так храпишь! – отозвался Тим.

– Где шоколадная паста? – Паша заглянул в шкафчик, и перевёл взгляд на влюблённую парочку. – Похотливые пожиратели шоколадной пасты, мы только вчера купили новую банку!

Яна закрыла лицо ладонями, Тим расхохотался в голос, но метнулся в свою комнату, принёс Паше банку нутеллы. Тот заглянул внутрь, скривился:

– Что-то я передумал. Поем лучше блинчики с мёдом, пока вы его не использовали в ваших брачных играх.

– Что я придумал! – Паша нетерпеливо подпрыгивал, когда они с Тимом вышли из академии.

Оглянулся проверить нет ли рядом Ани.

– Короче, давай твоих девчонок познакомим и устроим махач века. – Паша размахивал руками, представляя себя рефери и масштаб боя, как на чемпионате мира по боксу. – И-и-и, в синем углу ринга в белом халате – Яна, в жёлтом углу ринга в гимнастическом купальнике – Аня! Файт!

Настолько эти картины ярко мелькали в голове Паши, что он бы снял такой фильм.

– Паштет, ты совсем дебил?! – Тим явно не оценил его задумку.

– Хотя ты прав, бой будет неравный. Анька Янку ушатает с одного удара. Что она у тебя такая хилая, ты её потренируй! И обязательно снимем. Назовём фильм «битва за Тимоху!» – Паша провёл перед лицом друга ладонью.

Тим рассмеялся и покачал головой:

– Боюсь, это будет битва не за Тимоху, а избиение Тимохи. Морально-унизительное.

Как бы Тим ни отгораживался последние дни от Ани, всё равно забывался, особенно на тренировках и начинал с ней беззаботно болтать. И когда она отрабатывала связку на разноуровневых брусьях, которую ей придумал Тим, то он пристально следил за её движениями, подсказывал. Выходили они с тренировки всегда вместе.

– Так что с Первенством, ты поедешь? – поинтересовался у Ани Тим.

Аня поджала губы и опустила глаза, покачала головой.

– Почему? Ты же из Пензы, домой сгоняешь заодно.

– Это мужские в Пензе, а женские в Казани, да и это не мой уровень… – с тоской проговорила она, а потом улыбнулась и посмотрела на Тима. – Но я за вас буду болеть на расстоянии. МС у тебя в кармане, думаю, тебе должны его дать.

– А я?! – встрял Паша.

– Ты, Паш, и так у нас властелин колец! Это круче, чем МС! Ни у кого такого звания нет.

– Обращайтесь ко мне теперь только так: «Мой властелин»! – задрал подбородок и расхохотался Паша.

Аня с Тимом рассмеялись и у метро разошлись.

Как-то в академии Паша заметил девчонок с чирлидерскими помпонами, и сотни идей тут же ворвались кадрами в его мозг – мимо девчонок он уже пройти не мог, притормозил и кивнул на помпоны:

– А где такие раздают?!

– В секции чирлидинга, – хмыкнула милая и курносая с двумя светлыми хвостиками и красной помадой.

– Мне это очень надо! Девчонки, а форму вы где-то заказываете или сами шьёте?

– Сами шили.

Паша разузнал, когда у них тренировки и напросился прийти посмотреть и поснимать. В итоге договорился, что Света, так звали девушку с хвостиками, принесёт и одолжит ему форму. Они обменялись с ней контактами и условились встретиться завтра.

– Тимоха, что я придумал! Завтра после пар снимаем! Просто пушка, пожар! Мы нарядим тебя в чирлидерскую форму.

Тим нахмурился:

– И?

– И будет круто, типа если бы Тим был девчонкой, парик бы ещё где-нибудь надыбать, – Паша потирал руки, предвкушая эпичные ролики.

– Чего?! В женскую форму?! Нет, Паштет! Я в этом не участвую.

– Ладно тебе, круто будет!

– Иди в жопу, Паштет! Это точно нет!

– О чём спорите? – к ним в разговор вклинилась Аня.

Паша прищурился, примеряя на Аню чирлидерскую форму, окинул взором с ног до головы. Рой идей не отпускал, и Аня отлично вписывалась в них:

– Приноси завтра короткие шорты, будем снимать!

– Кого снимать? Шорты? – округлила глаза Аня.

– Ну, которые под юбку надеваются. Снимать будем, про наряд уже договорился. Будешь женской версией Тима. Думаю, если Света узнает, что я её форму на Тимоху нацепил, надаёт мне по щам. А ещё есть мысли на пару поддержек. Будет пушка! Сейчас подберу вам!

Аня с Тимом переглянулись, а Паша открыл заметки в телефоне и начал набрасывать свои идеи, потом полез в акробатские тиктоки и скидывал самые яркие Тиму:

– Вот это, это, это и ещё вот посмотри!

Тим с Аней смотрели в его телефон и она взволнованно проговорила:

– Я такое в жизни не сделаю! Это же акробатика!

– Мы с Тимохой первую и вторую делали. Там ничего сложного, стойка на руках, а потом он тебя подбросит и сальтуху назад. Мы же круче акробатов! – хмыкнул Паша.

– Это ты Тима так подбрасывал? – уставилась она на Пашу.

– Да, могу и тебя подбросить, хоть до потолка! Сейчас пришлю тебе видос, покажу, – и Паша уткнулся в телефон.

Они тогда ещё и музыку такую подобрали, «полёт Валькирии», Тимоха встал на руки, держась за Пашины ладони, а Паша с ним поднялся на стул и подкинул Тима, а тот сделал двойное сальто назад.

– Но Тимоха тяжёлый, чуть не сломал меня тогда, ты-то вообще пушинка! Должно получиться ещё круче.

Паша в итоге уговорил Аню, и на следующий день после пар они пошли в зал, расположились в уголке. Ариель переоделась в оранжевую чирлидерскую форму, заплела две косички, и ей очень подходил этот образ – коротенькая юбка, открытый живот, гольфы, кофта с длинным рукавом. Тим и так на неё залипал постоянно, а сейчас прям совсем поплыл, чуть челюсть не потерял, так и пожирал её глазами.

– Тебе идёт! – выдал Тимоха с улыбкой.

Аня покраснела, сбросила свой рюкзак к вещам парней.

– Анька, ты вообще огонь! Вот сюда идите, к окну.

– Может мат постелить? Я боюсь упасть.

Первый ролик Паша хотел сделать нарезкой видео с подписью: «Тим на тренировке, когда никто не смотрит» и вставить любое видео из тренировки, а вторая часть, «Тим, когда на него смотрят девушки», где Аня якобы заигрывает с ним, а дальше вставить алкаша, который врезается в столб. Второй ролик как раз поддержка-стойка на плечах Тима, а третий Паша хотел снять, чтобы Тим запулил Аню. Ещё хотел снять отдельно Аню на турнике, выложить, как «если бы Тим был девушкой».

– Слушай, а если ты её потом поймаешь? – предложил Паша.

– Чтобы она мне пяткой в нос зарядила? – хмыкнул Тим. – Ловить не буду, но маты можно постелить, чтобы Ане было спокойнее.

Тимоха разминался, а Паша принялся снимать: Анька улыбалась и изображала заигрывающую девочку для первого ролика.

– Огонь! Давай теперь на турник. Будешь женской версией Тима.

Аня несколько раз прокрутилась, спрыгнула. Паша уже приготовился снимать их совместный ролик, но Тим и Аня вдруг зависли друг напротив друга, Тимоха обратил внимание на её запястья:

– Теперь ты с напульсниками, молодец, – улыбнулся он.

– Это же твои, с посвящения, с ними надёжнее.

– Я уже снимаю! – напомнил о себе Паша.

Тим присел, и Аня забралась на его плечи – сначала встала ногами, а потом упёрлась руками и медленно поднимала ноги. Делала неуверенно, её качало, хоть Тим и крепко держал её ладони, задрав голову и улыбаясь. Наконец, она выпрямилась и посмотрела в лицо Тиму.

– Прыгнуть готова? – спросил он.

– Да!

И Тим чуть присел, посчитал до трёх и выпрямившись, дал Ане импульс. Она перекувыркнулась и приземлилась на пол, оступилась, но Тим поймал её за руку, не дал упасть.

– Супер! – проорал довольный Паша. С первого дубля вышел просто идеальный ролик.

– Нет, я так не могу! – Аня вдруг села на пол и обняла себя за колени. – Это высоко, мне страшно.

– Всё нормально! У тебя отлично получилось, я бы не дал тебе упасть, – ободряюще похлопал её по плечу Тим и следом вдруг умчался к турнику.

Но тут же рядом с Аней присел Паша, протянул ей телефон и включил отснятый ролик.

– Смотри, какая ты крутая! Вам сюда нужно душераздирающую музыку про любовь, и вообще раскачаем всю женскую аудиторию ТикТока, они будут пищать от восторга!

– Это я буду пищать от страха! Больше я на Тима не полезу!

После этой фразы они Пашу потеряли: он просто лёг на пол, свернулся в позу эмбриона и смеялся в беззвучном припадке до слёз. Аня сидела рядом и испуганно на него смотрела:

– Паш, тебе плохо?

Как хорошо, что Тим не слышал пошлую Анину фразу. Кто знает, как бы его переклинило. Похоже, их поддержка и оранжевый Анин образ не прошли для друга бесследно, потому что Тим ушёл на турник и просто быстро подтягивался. Но когда Паша встал и утёр выступившие от смеха слёзы, протянул Ане руку, Тим сразу спрыгнул и подбежал к ним.

– Давай теперь запулим Аню с вытянутых рук, – скомандовал Паша.

– А может, не надо? – взмолилась она.

– Паштет, давай не будем, если Аня боится, – нахмурился Тим.

– Что вы как маленькие?! Анют, ты нереально крутая. Всё у тебя получится.

– Паш, мне и так страшно, а когда подбрасывают, вообще ужас.

– Паштет, всё, хватит мучить Аню. Хочешь, ты меня подкинь, а Аня снимет.

– Анют, пожалуйста! Если ты это сделаешь, Тимоха тебя поцелует!

– Паштет! Да иди ты с такими условиями! – вскинулся Тим. – Всё, сворачиваемся!

А Аня покраснела и опустила глаза:

– Целовать меня не надо.

Паша цокнул и закатил глаза:

– Вы хотя бы попробуйте, прежде чем отказываться! Не целоваться, в смысле, а поддержку на вытянутых руках. Закинь Аню на маты, если она боится.

Аня вдруг передумала:

– Ладно, на матах можно попробовать, но если получится плохо, то я не буду. А может я стоя на ногах попробую для начала?

– С рук эффектнее! Давайте уже! – Паша радостно подпрыгнул оттого, что Аня согласилась, хоть Тимоха и хмурился.

Они с Тимом притащили несколько матов. Паша отошёл, включил запись. Аня покусывала губы, напряглась, упёрлась руками в ладони Тима. Тим медленно поднимал руки, потом снова досчитал до трёх и подбросил Аню вверх, но напульсник на её руке зацепился за палец Тима. Аня вскрикнула, неестественно вывернулась, а Тим попытался её поймать. Он потянулся следом за Аней, и в итоге они свалились на маты. Тим, правда, не рухнул на Аню, а завис на руках прямо над ней, лицом к лицу. Они замерли на пару секунд, уставившись друга на друга.

– Живая? – Тим быстро вскочил на ноги, протянул ей руку. – Всё нормально? Не ударилась?

Аня поднялась, неуверенно кивнула, потирала запястье. Напульсник порвался по шву и слетел, Аня подняла его и поджала губы:

– Я так и знала, что ничего не получится. Это страшно, – она опустила глаза.

– Не грусти, Ариель! Ты молодец! – Паша похлопал её по плечу, встретился с хмурым взглядом Тима. – Но на сегодня всё. Переодевайся, мы тебя подождём.

Аня явно расстроилась, молчала, шла, опустив взгляд до самого метро. Когда они разошлись, Тим накинулся на Пашу:

– Паштет, блин, в который раз тебе говорю, не приплетай девчонок к нашим роликам! Я готов на любой трюк, но девчонок не трогай!

Похоже, Тим боялся за них больше, чем за себя. А Паша вдруг подумал, что надо бы уговорить Свету, у которой он брал форму, поснимать подобные поддержки и подбросы, она к этому привычная. Вдохновлённый идеями Паша тут же написал ей:

«Приду к вам в пятницу на тренировку, подтягивайтесь на полчасика пораньше и в форме. Готовьтесь стать звёздами!»

«Мы и так звёзды! Но я всех уговорю», – и Света прислала подмигивающий смайл.

А вечером Паша вдруг придумал новую идею для ролика. Подпись: «Как входят в аудиторию обычные студенты», и все спокойненько заходят, рассаживаются. Следом: «Как заходит на пары Тим» – и тот с разбегу, перекувыркнувшись через себя, влетает в аудиторию, перепрыгивает через парты и плюхается на стул.

Тим ещё предложил снять версию: «Как заходит в аудиторию Паша» – и в этот момент запустить шарики, хлопушки, все аплодируют и свистят. Паша идею оценил:

– А я думал, в твоей башке нет ничего, кроме гимнастики!

И на следующий день они пришли в академию с шариками, Паша ещё купил клоунский нос и праздничный колпачок.

Снимали перед семинаром по анатомии, где была только их группа. Сняли быстро, ребята из группы охотно участвовали в Пашиных съёмках. Но убрать рассыпанный из хлопушек серпантин до прихода преподавательницы не успели. Она с любопытством посмотрела на шарики и на Тима с Пашей, которые подметали пол:

– А что у нас за праздник?

– Паша пришёл! – хмыкнул кто-то.

– Отлично! – поддержала преподавательница весёлый настрой группы. – Значит, с него и начнём проверку домашней работы.

Паша страдальчески застонал, но поплёлся отвечать тему, с горем пополам сочинял и вспоминал, что переписывал у Тима, но ему всё равно поставили тройку.

После пары перед следующей лекцией Тим протянул Паше маленький подарочный пакетик:

– Отдай это Ане, скажи, что это от тебя в качестве благодарности за мучения и съёмки.

– А почему сам не отдашь?

– Не хочу всё усложнять.

– То есть ты её заманил на наши тренировки, помогаешь с отработкой техники, а поблагодарить за съёмку тебе влом?!

Приподняв брови, Паша заглянул в пакет: там лежали жёлтые напульсники. Он хмыкнул. Тим есть Тим, его загоны, наверное, не лечатся.

Аня стояла у окошка в обществе девчонок из их группы, болтала с Машей. Паша подошёл к ним и протянул Ариель пакетик:

– Это тебе моральная компенсация за твои мучения с тем роликом. Спасибо!

– Я думала, что подвела вас, – Аня округлила глаза, но пакетик взяла и заглянула внутрь.

Ахнула и достала напульсники: яркие, жёлтые, фирменные. Распахнула глаза ещё больше и широко улыбнулась – чуть не запрыгала от радости, кинулась к Паше на шею, а потом с восхищением проговорила:

– Спасибо! И Тиму передай спасибо. Мне на самом деле нравится снимать с вами ролики!

Аня тепло глянула куда-то позади Паши, и он обернулся. Там, привалившись к стене, стоял Тим, смотрел на них равнодушно, будто и не в курсе происходящего. Когда Аня просияла и помахала ему, он тоже чуть улыбнулся и приподнял ладонь.

– А если нравится, то пошли после пар снимем твою связку синхронно с Тимом, тем более ты сегодня опять цыплёночек!

– Супер! Я только за! – обрадовалась Аня, распаковала и стала натягивать напульсники.

Паша вернулся к одиноко стоящему Тиму:

– Почему мутишь с девчонками ты, а отдуваюсь за тебя я?

Тот хмыкнул:

– С Аней я не мучу, поэтому не хочу, чтобы она подумала лишнего.

– Ну да, ну да! – Паша покивал и фыркнул. – Ты на неё так смотришь, что лишнего подумали уже все.

– Как я вообще оказался в такой ситуации?! – Тим тяжело вздохнул, перестал пялиться на Аню и потёр лоб. – Мне самому от этого хреново.

– В любовном треугольнике всегда всем больно. Это у треугольника углы колют, – хмыкнул Паша. – Хотя, если один угол тупой, двум другим становится ещё больнее.

– Думаешь, тупой угол – это я? Почему тогда мне тоже хреново?

– Девки тебя погубят, Тимоха. А больно, потому что ты разрываешься между ними. Хорошо, что Янка ни о чём не догадывается, это её убьёт.

– Это убьёт меня.

Они зашли на потоковую лекцию, опять отсели подальше, к галёрке.

– Ты заметил, к нашей Ариель Славик яйца подкатывает, постоянно около неё трётся? – Паша толкнул Тима в бок.

Аня сидела с Машей впереди, а рядом с ней уселся Слава и что-то ей с улыбкой рассказывал. Слава, кажется, занимался борьбой или боксом, учился с ними на одном направлении. Тим пожал плечами:

– И что?

– Тебе пофиг? – удивился Паша.

– Он на вид нормальный чел, почему это меня должно напрягать?

– Ты только что мне ныл, как тебе плохо оттого, что тебе нравится Ариель, но тебе пофиг, что к ней подкатывает какой-то чел?!

– Плохо, потому что у меня такое ощущение, что я изменяю Яне, когда меня так тянет к Ане. Плохо, что Аня, походу, на меня запала. Я бы не хотел давать ей пустых надежд. Может, если Анька с кем-то замутит, станет проще. – Тим опустил взгляд в тетрадь.

– И ты даже не ревнуешь?

– Между нами ничего нет, с чего мне её ревновать?

– Ну-ну, – Паша усмехнулся. – Нет между ними ничего…

Как раз сегодня Паша опубликовал их первый ролик с поддержкой в ТикТоке. Смотрелись они эпично и очень романтично: Аня опиралась на плечи Тима, смотрела на него, а он на неё, задрав голову. Паша ещё специально подобрал надрывную песню о любви.

Но уже на следующем занятии Тим нахмурился, показал Паше смартфон, там висело сообщение от Яны:

«Вы бы ещё поцеловались на последнем ролике! Очень не хватает этого!»

– Кто-то получит дома по жопе? – рассмеялся Паша.

Но Тим поморщился:

– Не надо было снимать ролики с Аней, Яне это точно не понравилось.

– Зато аудитории очень понравилось, мы уже в топ влетели за два часа! Я знал, что это выстрелит, девчонки в комментах пищат от восторга, – ликовал Паша и потирал руки: просмотры, лайки и сохранения росли с сумасшедшей скоростью.

Тим что-то ответил Яне, а когда получил ответ, выругался, сжал губы. Паша заглянул ему в телефон. Тим писал:

«Не ревнуй, это всего лишь ролик».

«А если я завтра в порно снимусь?! "Не ревнуй, это всего лишь ролик!"».

– Вери ангри Тигруля! – расхохотался Паша.

«Дома поговорим», – ответил Тим, вздохнул и погасил экран телефона, положил голову на сложенные руки. Паша его поддержал:

– Вали всё на меня, я прикрою!

А после пар их нагнала Аня:

– Ну что, идём снимать?!

– Что снимать? – замер Тим.

После сообщений от Яны он раскис и закрылся.

– Связку на турниках, нашу синхронную! – Аня вопросительно посмотрела на Пашу.

– Да, Тимох, пошли! Всего один ролик, и это будет последний ролик с Аней, больше не будем пользоваться её добротой!

– Я совсем не против, – заулыбалась она. – Мне даже нравится! Но поддержки – это точно не моё.

Тим вздохнул и сделал скорбное лицо:

– Ладно, пошли снимем, но опубликуй его только после соревнований, хорошо?!

– Это же месяц ждать! – возмутился Паша.

– За это время Яна как раз остынет.

Вечером Яна, действительно, была не в духе: не повисла привычно на Тиме, даже не поздоровалась. Когда Паша заглянул на кухню, то хмурая Тигруля бросила на него быстрый взгляд исподлобья и снова уткнулась в телефон. Паша зашёл сзади и заглянул в экран: Яна листала какие-то чужие тиктоки. Тогда Паша бесцеремонно перешёл на её экране на их канал и открыл последний ролик.

– Ты только посмотри, сколько просмотров!

– Ты только посмотри, сколько комментов! – передразнила и обернулась на него сердитая Яна, а затем открыла комментарии и принялась с выражением зачитывать их вслух: – Уиии, у Тима появилась девушка, какая классная пара! Суперски смотритесь! Тим краш! Идеальные! У Тима девушка чирлидерша?! А будут ещё совместные тиктоки? Такие крутые! Жаль, не поцеловались!

Яна оторвалась от чтения и посмотрела на вошедшего Тима. Тот сел напротив неё и виновато поджал губы, протянул ладони, чтобы взять руки Яны, но она их отдёрнула. Они сидели и молча смотрели друг на друга, будто вели телепатический разговор. Но воздух от их молчания на кухне накалялся.

– Янчик, а что у нас на ужин?! – Паша распахнул холодильник, пытаясь переключить её внимание.

– Ничего! – и Яна встала из-за стола и ушла в комнату. Видимо, мысленно Тим сказал что-то не то.

– Ян… – Тим рванул за ней.

Паша вздохнул. Яна в хорошем настроении даже при пустом холодильнике могла приготовить им в крайнем случае пельмени или омлет. Ссоры ТимьЯна плохо влияли на Пашин желудок – тот недовольно урчал и требовал еды. Паша ещё пару минут погипнотизировал холодильник и поплёлся в их комнату умолять Яну сварить ему пельменей. Вошёл без стука. Яна сидела почему-то на полу, привалившись спиной к кровати. Тим с виноватым видом сидел напротив. Яна шмыгнула носом и утёрла щёки.

– Ян, это была моя идея с этим роликом. Тимоха ни при чём. У нас с ним есть точно такая же поддержка, хочешь посмотреть?

– А там тоже пишут в комментах, какая у Тима классная девушка и как он с ней офигенно смотрится? – Яна плакала и злилась одновременно.

Тимоха потянулся обнять её, но она отстранилась и сдвинулась в сторону:

– Уйди, Тим!

– Ян, ну, прости! Зачем ты вообще это всё читаешь?! Если тебя это так задевает, мы удалим, тогда простишь меня?

– Тогда прощу! – насупилась она.

Тим посмотрел на Пашу. А тот покачал головой:

– Нет уж. Ролик, который за день набрал почти два ляма просмотров, удалять нельзя! Ян, хватит тебе, это всего лишь ролик! Я сделал это специально для хайпа, знал, что выстрелит!

Яна, не глядя на него, показала класс и снова шмыгнула носом.

– Паштет, давай удалим! – Тим встал и нахмурился.

Но Паша качал головой: Тимоха же должен понимать, что это популярность и расширение аудитории. Яна его простит рано или поздно, а подобные ролики могут больше не выстрелить или не залететь в топ.

– Уйдите, оба! Хватит с меня хайпа! – Яна тоже встала и посмотрела на них.

– Никуда я не уйду, – Тим опять приблизился к ней, но Яна выскользнула из комнаты и даже выдернула руку, когда Тим пытался удержать.

Дверь ванной хлопнула. Тим цокнул и тяжело вздохнул. Потом опустился на кровать и обхватил голову, растирая ладонями лицо. Паша плюхнулся рядом:

– Подуется, подуется и простит.

– Паштет, давай удалим ролик. Я совсем не подумал, что все решат, что Аня моя девушка.

– Тимох, ну ты чего?! На этом можно так раскачать женскую аудиторию. Девчонки уже пищат от восторга! Ролик просто пушка! Я бы ещё подобного наснимал, даже ваше эпичное падение бы выложил, вот там прям вообще пожар! Но Тигруля тогда тебя точно съест. Но я не выложил ролик с падением, хотя у меня есть классная идея, как его оформить.

– Тебе напомнить, для чего мы это всё снимаем? – Тим вдруг нахмурился.

– Ради денег, конечно! – фыркнул Паша.

– Ради спорта! Чтобы вдохновлять и зажигать народ!

– Каждому своё – ты можешь топить за спорт, а я буду на этом рубить бабло!

Стало обидно. Паша очень гордился каналом – его детищем, отдушиной, и считал, что Тим с ним в этом заодно. Паша никогда бы не позволил никому ничего там удалять. Он вскочил и пошёл на кухню, Тим метнулся за ним:

– Паштет, я тебя прошу, удали ролик! Ради меня!

Паша лишь поморщился.

– Тимох, ты же понимаешь, что уже через неделю про ролик забудут, и Янка перестанет дуться. Он затеряется и всё, а пока в топе, я его не удалю. Слушай! А давай снимем ролик с Яной, и я напишу, типа вот настоящая девушка Тима. Вот это всех девчонок на нашем канале бомбанёт!

– Их же сравнивать начнут, этого мне ещё не хватало! Или вообще захейтят Яну. Не надо! Пусть моя личная жизнь останется за кадром.

– О, вот это будет реальный хайп! – загорелся Паша. – Мы потрём все комменты сравнения, я могу дисклеймер сделать, что сравнивать нельзя!

– Нет, Паштет! Яну я светить не буду. И ролик с Аней тоже надо удалить!

Паша разозлился и проигнорировал Тима. Снова открыл холодильник, надеясь, что там само собой материализуется что-то вкусное. Голод раздражал, ещё и Тим стоял над душой:

– Тимох, я не буду удалять ролик! – Паша перевёл взгляд на Тима. – Но я могу уговорить Янку тебя простить, идёт?!

Тим кивнул, а Паша пошёл к ванной, сел под дверью и стал биться об неё затылком:

– Яна, открой! Ян, давай поговорим!

Дверь открылась внезапно вместе с новым ударом, Паша чуть не завалился назад, запрокинул голову. Яна с покрасневшими глазами печально смотрела на него сверху вниз. Паша улыбнулся ей, подвинулся, похлопал около себя. Она опустилась рядом, подтянула к себе колени, вздохнула. Тим, как надзиратель, стоял напротив, скрестив руки. Шутить сейчас было опасно, поэтому Паша заговорил серьёзно.

– Ян, ты же любишь Тимоху?

Она кивнула, но поджала губы.

– А прикинь, если бы он был популярным актёром? И ему бы пришлось сниматься во всяких… разных сценах.

Яна молчала, потом посмотрела на Тима и тут же опустила взгляд. А Тимоха сел напротив неё. Протянул руки, обхватил ладонями её тонкие щиколотки и гладил большими пальцами открытые участки кожи между резинкой носков и пижамой.

– Паш, у всякого хайпа есть цена, – Яна заговорила так тоскливо, что даже Паше стало её жаль, а на Тимохе не было лица, он вдруг побледнел. – И у меня тоже есть глаза. Ты ведь понимаешь, почему этот ролик зацепил девчонок. Потому что Тиму на самом деле нравится ваша староста. Это видно. Потому что Тим не актёр.

И Яна посмотрела в глаза Тиму, будто искала там опровержение своим словам. Он напрягся, поджал губы, а потом обречённо опустил голову. Сдался! Такого развития событий Паша совсем не ожидал.

– Эээ… Ян! Да ладно?! – Паша наигранно возмутился. – Ты что, сомневаешься в Тимохе?

– А ты бы не засомневался? – Яна опять шмыгнула носом и посмотрела теперь на Пашу.

Как она это делала? Тимоху сломала одной фразой, Пашу припёрла к стенке. Опасная девушка.

– Я нет! Я доверяю Тимохе, как себе! И тебе советую!

– Удали тогда ролик, – попросила она.

– Ян, ну что это такое?! Что за шантаж?! – Паша вскочил. – Это мой ролик, я его придумал, снял, смонтировал! Ничего я удалять не буду! Это лучшая моя работа, может быть! А ты лишаешь меня тиктокоскара из-за какой-то ревности! Это просто ролик, а ты устраиваешь тут сцены!

Яна отцепила пальцы Тима от своих ног, встала перед Пашей: маленькая, заплаканная, но такая грозная сейчас.

– Ага, сегодня ты снял просто как они смотрят друг на друга, а завтра ты попросишь их поцеловаться! Исключительно для хайпа! А дальше что, Паш?! Продашь друзей ради хайпа? Где грань?

– Где я продавал друзей?! – Паша нахмурился и повысил голос.

– Паштет, удали, правда! – Тим встал рядом с Яной. Паша даже не сомневался, что друг выберет сторону Яны, и от этого стало ещё обиднее.

– Не буду я ничего удалять! Да, мне нужны популярность и деньги! – Паша продолжал громко возмущался. – И Тимохе, кстати, тоже, хочешь ты этого или нет!

– Удачи, Паш!

Яна покачала головой и ушла в комнату.

– Паштет, блин! Поговорил! – цокнул Тим и побежал за Яной.

Но через две минуты появился мрачный. Резко нажал кнопку на кофемашине.

– И не подумаю извиняться! – заявил обиженный Паша.

Тим лишь хмурился и молчал. А когда кофе наполнил кружку, друг взял стул и ушёл на крышу. Они жили на последнем этаже, и у них из квартиры был выход на крышу, и Тим порой уходил туда подумать.

Паша злился, и как никогда чувствовал себя одиноким. Хоть Тим и Яна поссорились, но сейчас они оба ополчились против Паши. И это сильно ранило, задевало. Он иногда ловил себя на ощущениях, словно третий лишний в этой квартире, будто ТимьЯн относятся к нему со снисхождением, как к дворовому псу: «Ну не выставим же мы его за дверь, пусть живёт с нами». От собственной обиды Паша в глубине души даже захотел, чтобы Яна и Тим расстались, никто бы тогда не давил на друга, не ревновал. Они бы снимали всё что угодно и с кем угодно. Неужели Яна не понимала, как важен для Паши и Тима ТикТок? Там же вся их жизнь, работа, заработок, и глупая ревность не стоила того, чтобы удалять популярные ролики. Особенно задевало предательство Тима.

Пустой желудок давал о себе знать, и Паша поплёлся в магазин купить хотя бы колбасы и булку на бутерброды: на первом этаже их дома располагался универмаг. Голодный Паша набирал всё подряд. По привычке отправил сообщение Тиму:

«Я в магазине, что купить?»

«Что-нибудь синее и вкусное для Яны».

Паша скривился, но сфоткал пачку пастилы с черникой в синей упаковке:

«Подойдёт?»

«Да, бери. Спасибо! Я сейчас приду».

Когда Паша вернулся, стул и кружка Тима стояли на месте, но на кухне друга не оказалось, видимо, ушёл мириться к Яне. Паша уже успел сделать себе бутерброды, попить чай. И всё ещё мысленно спорил с Тимом, готовился убедить его, что Яну в их дела вмешивать не стоит, и ТикТок – только их тема. Перекусив, как всегда сел монтировать, сделал ещё три ролика, умылся и поплёлся спать, но ни Тим, ни Яна из комнаты так и не показались.

А утром Паша проспал, не услышал будильник, потому что забыл телефон на кухне. Его расталкивал Тим:

– Паштет, вставай давай! Яне сегодня нужно пораньше, я с ней поеду, мы уже позавтракали, встретимся в академии.

Пока Паша умывался, они ушли. Зашёл на кухню и усмехнулся. На тарелке лежали три сырника и кусочек пастилы с черникой. Он чуть не прослезился. О нём так редко кто-то заботился, что Пашу это искренне трогало. Стало стыдно перед Яной за вчерашние мысли. Хоть она на него обиделась, но завтрак ему оставила. Да и он тоже, обижаясь на Яну вчера, всё равно купил ей творог, который она обычно ест.

Пока пил чай, выложил новый ролик в ТикТок: нарезка из фильма Человек-паук, где супергерой ползёт по отвесной стене, и подпись: «Человек-паук», а следом Тим, который карабкается по кирпичной стене полуразрушенного дома и подпись: «Человек-Тим».

Паша усмехнулся и откусил сырник. Промычал от удовольствия, тут же открыл переписку с Яной:

«Сорян, что наорал на тебя вчера. Не дуйся. Сырники богические!»

Яна вчера подбросила ему идею, и пока не забыл, Паша открыл свой файл с заметками, закинул новую туда: «Девушка пристаёт к Тиму, он скучает, а когда видит турник, отпихивает её, бежит к турнику, обнимает и гладит». Паша усмехнулся, представляя эту картину, и поехал в академию. Сегодня он договорился с чирлидершами на фотосессию после пар, напомнил Свете о себе.

Паша нашёл Тимоху на лавке перед кафедрой и первым делом спросил:

– Помирились?!

– Вроде да, – раз Тим улыбался, значит, Яна его простила.

– Как тебе это удалось? Скормил Тигруле ногу?

– Пообещал, что больше не буду сниматься с девушками. И я бы ещё и этот ролик снёс.

– Поздно. Я уже идей накидал с чирлидершами роликов на десять. Но там нарезки.

– Ладно, нарезки делай, только, плиз, без Ани.

– Один давай ещё снимем с Аней, может, парочку! Стёбных! Без романтики. Как реабилитация. А хочешь, кого-нибудь из чирлидерш попрошу с тобой сняться. Они тоже ничего, есть парочка даже длинноволосых и мелких в твоём вкусе. Проверим реакцию Яны, – Паша рассмеялся.

Тим шутку не оценил и нахмурился. В этот момент к ним как раз подошла Аня в компании Маши, уселась рядом на лавку:

– Привет! Вы видели сколько просмотров у вашего ролика с нашей поддержкой? Я в шоке!

– Мы сорвали джекпот! Дай пять, ты красотка! – Паша протянул Ане ладонь, она отбила ему пять и улыбнулась. – Вот это я понимаю, правильная реакция, а то некоторые тут хотят удалить ролик.

И Паша покосился на Тима. Аня приподняла брови:

– Тим, ты хочешь удалить ролик? Но почему?

Тот при появлении Ани напрягся, обнимал свой рюкзак и не смотрел на неё, хотя она и плюхнулась рядом с ним. Паша встал напротив них, стало интересно, что ответит друг.

– Моя девушка не оценила, – равнодушно выдал Тим.

– Ясно, – Аня чуть помрачнела, помолчала и добавила. – А ты всегда делаешь только то, что нравится твоей девушке?

Паша рассмеялся. Ему нравилась язвительность Ани. Похоже, «Битва за Тимоху» началась.

– Нет, но вещи, которые её расстраивают, я предпочитаю не делать, – Тим ответил холодно и вдруг повернулся к ней. Посмотрел на Аню пристально и внимательно.

Он разглядывал её лицо без привычной симпатии. Они сидели близко и смотрели друг на друга. Аня первая стушевалась, сразу зарумянилась под его взглядом:

– Ясно, – поджала она губы и тут же посмотрела на Пашу. – Но вы его так и не удалили.

– Я им удалю! – бахвалился Паша. – Такой шедевр удалять нельзя!

Аня чуть хмыкнула, но в это время подошёл преподаватель, и они потянулись в аудиторию.

Тимоха после пар поехал на фотосессию для энергетиков. После той мегапопулярной рекламы они снимали рекламные ролики для них почти каждый месяц, и летом энергетики вообще завербовали Тима в амбассадоры. Дали ему спонсорскую поддержку на соревнованиях, заключили контракт и уговорили поучаствовать в спортивно-состязательном шоу «Русский Ниндзя», где нужно было пройти довольно непростую полосу препятствий. Кастинг на шоу Тим прошёл ещё летом в Москве, и теперь в конце октября-начале ноября его ждали в Сочи на съёмках шоу. Энергетики спонсировали ему участие за выступление в одежде с их символикой. А ещё раз в месяц устраивали ему фотосессии и снимали собственные ролики в основном для рекламы в тренажёрных залах. Паша обычно ездил с ним, но в этот раз пошёл на тренировку к чирлидершам.

У них в секции оказалось даже два парня, которые в основном ловили и подбрасывали девчонок. Паша просто фотографировал, снимал стойки и поддержки. Выглядели они профессионально, чем приводили Пашу в восторг. И фотки получились отменные: живые, яркие. На радостях он даже отправил фотографии пиарщикам, и их выложили в группе академии. А сам снова напросился снять несколько роликов уже для своего канала – ему нужны были девчонки для нарезок с Тимом.

И между делом отправил один из самых удачных фотоснимков Лике:

«Угадай, кто из них моя девушка?!»

Но Лика, оказывается, помнила, что Паша считает своими девушками всех, кто попадает в зону его объектива.

«Вижу там даже твоих парней», – она прислала смеющийся смайл.

«Парни-чирлидеры – это уже не парни», – парировал Паша.

Он надеялся, что Лика хоть немного приревнует, потому что девчонки были как на подбор, но вместо этого она заставила ревновать Пашу.

«Жаль. Мне понравился тот, что справа».

«Так это же я!» – Правда, там стоял совершенно непохожий на Пашу высокий парень, да ещё и брюнет.

Лика снова прислала улыбающийся смайлик.

«Кстати, нашёл тут классную фотостудию, лакшери стайл, и в ней я вижу тебя. Когда дашь тебя пофоткать?»

«Чтобы ты тоже считал меня своей девушкой?!»

«Блин, спалился! Но я серьёзно, я же твой должник. Готов отработать любую твою фантазию, желательно, конечно, эротическую», – Паша добавил коварный эмодзи.

«Ты мне ничего не должен».

И сколько Паша ни уговаривал, но ни на свидания, ни на фотосессии Лика не соглашалась. Но после фотосессии с чирлидершами Паша ещё больше горел идеей снять поддержки и подбросы со Светой, а вот она охотно согласилась. Они даже договорились на завтра, только Тим заартачился:

– Слушай, Паштет, давай не будем привлекать девчонок. Мне вот этот романтичный концепт вообще не заходит. Давай и дальше будем про спорт, стёб, приколы, но без девушек.

– Я прям слышу голос Яны… – задумчиво выдал Паша. – Тебе не заходит романтичный концепт или Яне?

– Мне! И с Аней больше ни одного ролика!

– Боишься не удержаться и наброситься? – хмыкнул Паша.

– Типа того, – чуть усмехнулся Тим. – Не хочу с ней сближаться.

– Ну да, ну да, я опять слышу голос Яны, – с иронией покивал Паша. – Тебе напомнить, что ты сам позвал Ариель на наши тренировки? Платишь за неё. Но нет, это другое, там вы не сближаетесь!

– Я хотел ей помочь с техникой, чтобы она хорошо выступила на спартакиаде.

– Тимоха! – Пашу вдруг озарила идея. – Точняк! Мы с тобой замутим челлендж прокачки девчонок! Как ты их прокачиваешь! Это будет пушка!

– Чего? – Тим нахмурился.

– Короче, мы снимем стартовый уровень, как они ничего не умеют и мелкие нарезки с днями, как они занимаются раз в несколько дней, и ты там на фоне, типа тренируешь, а потом покажем до и после. Через месяц занятий с тобой! Это выстрелит. Контент-челлендж всегда залетает!

– Ты представляешь, что со мной Яна сделает, если узнает, что я тренирую Аню?! – Тим скривился.

– А мы будем тренировать Яну! – Пашу потирал руки, уже рисуя в голове, как Тим будет заставлять Яну отжиматься.

– Это плохая идея, – Тим рассмеялся.

Паша знал, что Яна и спорт – это противоположности. Хотя с Тимом она ходила даже на скалодром, каталась на коньках и велике, но не могла ни разу ни подтянуться, ни отжаться. Мелкая и слабенькая, и тем интереснее было её прокачать. Паше не терпелось начать это снимать.

Яна уже не дулась, и когда Паша вечером обрисовал ей идею челленджа, та лишь испуганно округлила глаза, но потом усмехнулась и покачала головой:

– Нет, это точно не для меня. Не хватало мне ещё публичных унижений. Я только избавилась от физрука-деспота, а ты хочешь прославить меня на весь ТикТок.

– Ты что?! Наоборот, все будут за тебя болеть!

– Это не мой случай, надо мною только издеваются. – Яна налила себе чай и перебралась на диванчик под бок к Тиму, подобрала под себя ноги, а Тим обнял её.

Паша перевёл взгляд на друга, но тот улыбнулся и пожал плечами, будто согласен с ней и уговаривать не собирается.

– Ты нам запрещаешь снимать других девушек, а сама сниматься не хочешь! – Паша прищурился, он не собирался так быстро сдаваться – его идея должна была выстрелить.

– Когда я тебе запрещала снимать других девушек? – Яна подавилась чаем и закашлялась.

– Вчера кто тут истерики устраивал?!

– Паш, ты можешь снимать кого угодно и сколько угодно, но только подальше от Тима, – она умилительно посмотрела на Тимоху.

Паша закатил глаза и цокнул:

– Ты такая скучная!

– Зато ваша староста очень весёлая! – теперь Яна прищурилась, глядя на Пашу.

– Да, весёлая! Вот уведёт у тебя Тимоху, будешь знать, – выдал Паша и тут же пожалел, что ляпнул это.

Потому что Яна вдруг побледнела и в её глазах мелькнули слёзы. Она быстро опустила взгляд и сделала вид, что не слышала этого, медленно выбралась из объятий Тима, не дала ему себя удержать.

– Ладно, я пойду голову мыть, пока вы не ломанулись в ванную, – сдавленно проговорила она.

– Ян, сорян! – спохватился Паша, когда она встала.

Но Яна лишь коротко кивнула, так и не подняв на него глаза, зато Тим молчаливо сверлил Пашу таким взглядом, тяжелее, чем кувалда. Сейчас Тим его точно ненавидел, даже слов не надо было.

– Ну ляпнул, не подумав, – засуетился Паша. – Просто такая идея классная была, а Янка всё обломала!

– Паштет, следи за словами! – отчеканил Тим таким тоном, что лучше бы врезал.

– Да, я уже понял, что в этом доме, как в монастыре, про девушек разговаривать нельзя! – вспылил Паша. – Особенно про девушек Тимохи.

Когда ТимьЯн ушли спать, Паша остался монтировать ролики на кухне. От одиночества не спасала даже музыка. Задумался: есть ли такая фобия – боязнь одиночества? И если есть, то он точно этим страдал, ему всегда нужен был рядом шум, люди. Когда Паша оставался наедине с собой, ему вдруг становилось ужасно страшно. Паша открыл переписку с Ликой и вновь начал упрашивать прислать ему фотку какой-нибудь части тела.

«Должен же я собрать весь пазл».

«Полпервого ночи! Пазл уже одним глазом видит сны».

«Сфоткай мне другой глаз, который не спит, и я сразу отстану».

Лика действительно прислала Паше половинку лица – она лежала на подушке в полумраке, не обманывала, что уже засыпает. В груди заныло от тоски, а пальцы набрали на автомате:

«Я соскучился!»

Но Лика в этот раз проигнорировала его фразу. Паша прислал ей целующий смайлик, потом ещё один, и ещё, и ещё… Лика ответила:

«Ты писал, что отстанешь. Всё, спокойной ночи!»

«А хочешь, я тебе пришлю какую-нибудь часть своего тела?» – Паша добавил коварный смайл.

«Не вздумай!»

Паша расхохотался.

«Оказывается, ты такая испорченная)) Мне это очень нравится!»

Паша подорвался в ванную, снял майку, стал перед зеркалом и сфотографировал свой голый торс, отправил Лике:

«Любуйся!»

«Так, всё! Не надо мне никаких твоих частей тела».

«Знаешь, как говорят, относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Я надеюсь на взаимность. Тебе не понравилось?»

Лика молчала, а Паша улыбался – он мог похвастаться своим спортивным телом. Снова написал:

«Но я могу прислать и фото той части тела, о которой ты подумала сначала».

«В ЧС захотел?»

Паша прислал ей подмигивающее селфи.

«Лика, Лика… а я всегда думал, ты правильная девочка», – и добавил смеющийся смайлик.

«Мне не нравятся такие шутки. Спокойной ночи!»

Остальные Пашины сообщения она не стала читать, видимо, уснула. Паша тяжело вздохнул: опять он всё испортил, и с досадой на сердце поплёлся спать.

С утра ТимьЯн были не в духе. Яна вообще стала другая: вся какая-то растерянная, не поднимала глаз, молчала. У неё сначала убежало молоко для каши, потом и сама каша чуть подгорела, она выронила нож, когда резала бутерброды. И нож чуть не воткнулся ей в ногу. В итоге Тимоха усадил её за стол, наложил подгоревшей каши, а бутерброды взялся доделывать Паша. Он тоже молчал, приглядывался к Яне, появилось какое-то нехорошее предчувствие, поэтому не стал подшучивать над ней, ещё и чувствовал вину за вчерашнее. Состояние Яны ему не нравилось – такой он видел её впервые, но решил сначала выяснить у Тима, в чём дело. Если виноват, то извиниться недолго, Яна отходчивая, она никогда долго не обижалась.

И когда они разъехались по академиям, Паша спросил:

– Что с Янкой?

– Не знаю, – Тим явно тоже волновался. – Я проснулся среди ночи, её нет. Нашёл её на балконе, сидела в углу. Всю трясло, перепугала меня, потом вроде успокоилась, согрелась, уснула, но кроме «Мне страшно» так ничего и не сказала. Может, кошмар приснился. Утром вообще ни слова о вчерашнем.

Паша вдруг почувствовал укол совести, волнение Тима передалось и ему. Неужели его неудачная шутка так задела Яну?

Ещё и Ариель подлила масла в огонь. Пришла сегодня в короткой юбке и с распущенными волосами и перед лекцией подсела к Тиму, кокетливо улыбнулась. Тот лишь коротко буркнул: «привет», и тут же отвёл взгляд.

– Славик всех на днюху в клуб зовёт в четверг, вы пойдёте?

– У нас в пятницу сдача нормативов, а в четверг тренировка, я точно нет, – быстро выдал Тим.

– А ты, Паш?!

– А я не пью, да и если треню пропустишь, тебе хана. – Пока Тим не видел, Паша за его спиной указал на него пальцем и потом провёл по горлу.

Аня засмеялась, но потом поджала губы:

– Жалко, что вас не будет. Напишите в чатике, там Слава опрос создал.

Тим явно грузился из-за Яны, ходил весь день молчаливый и нахмуренный. Аня на физкультуре даже подошла к Паше и тихо спросила:

– Что опять с Тимом?

– Да, бывает. Критические дни, – скривился и махнул рукой Паша. – Отойдёт.

Паша же весь день переписывался со Светой, она нахваливала его фотки, а сама присылала ему фотографии и видео поддержек с их соревнований. Тим сниматься со Светой отказался напрочь, поэтому Паша вручил ему свой айфон, выбрал удачный для съёмки угол, а они со Светой принялись репетировать. И у них сложился отличный тандем, Паше даже нравилось – Света не боялась, когда Паша её подбрасывал, а он сил не жалел, запускал её высоко. Света делала перевороты в воздухе, разбегалась, делала колесо, запрыгивала на Пашу. А пока они готовились к поддержкам, всё время пританцовывала под музыку и смеялась над Пашиными шутками.

В итоге, кажется, Тим даже больше устал их снимать. А Паша, хоть и устал, но не показывал этого. Он, не переставая, нахваливал Свету, но и было за что: бойкая, озорная, энергичная и настоящий профи. Они даже пытались разучить синхронные движения их танца, а поддержек наснимали столько, что вся спина у Паши взмокла. А потом сидели на матах рядом и просматривали отснятые ролики. Паша приходил в восторг:

– Свет, ты лучшая!

Она пила воду, протянула бутылку ему, он допил остаток залпом.

– Пашка, я очень хочу, чтобы ты пришёл к нам! Нам для соревнований на чир-микст нужен ещё один мальчик, и ты просто идеальный.

Паша расхохотался:

– Ну нет. У вас, конечно, весело, и девчонки зачётные, но я после своих тренировок мечтаю сдохнуть, так что как-нибудь без меня, – он перевёл на неё взгляд, тут же возникла интересная идея для фотосессии. – Но я очень хочу тебя пофоткать. В форме где-нибудь в осеннем парке.

Но Света гнула свою линию:

– Пашка, плиз, ты нужен нам! Мы никак не можем найти мальчика, а тут ты сам нашёлся, ты же идеальный чирлидер, такой сильный, харизматичный. – Она сделала брови домиком и взяла его под руку, положила голову на плечо. – Ты такой классный! И очень мне нужен! Приходи к нам, пожалуйста.

Света так на него посмотрела, что Паша растаял и не мог ей отказать, но он себя в чирлидинге вообще не видел, да и чирлидинг у него был планкой ниже, чем гимнастика.

– Может быть, как-нибудь загляну, – улыбнулся он. – Если согласишься на фотосессию.

– Я буду тебя ждать! Вот как придёшь на треню, тогда и пофоткаемся.

Когда они с Тимом ехали на тренировку, Паша уже по дороге пытался на телефоне монтировать тиктоки из отснятого материала. Показал Тиму одно видео, где Света разгонялась, вставала на Пашин замок из рук, он её поднимал, а она ещё и ногу подтягивала в продольный шпагат, и везде широко улыбалась.

– Бомбический ролик! Как тебе Света?

– Я же снимал это. Она молодец, умеет работать на публику, пластичная, растяжка хорошая.

– А как девушка?

– Она выше меня, так что точно не варик.

– Тебе и так жирно, я сейчас про себя говорю.

– Я только сегодня с ней познакомился, ничего плохого не могу сказать. Но если она тебе понравилась, то мути, но она же вроде старше, как я понял.

– Да, она на четвёртом курсе, но мне показалось, она на меня запала. – Паша вспомнил, как Света на него смотрела и томно говорила, как он ей нужен, и это было так приятно, что он непроизвольно заулыбался и почувствовал, как запылали щёки.

Тим весь день так и ходил разбитый, даже ни разу не подошёл к Ане на тренировке, а обычно выбирал время, помогал, оценивал и подсказывал. С тренировки и до метро они шли вместе. Аня и Тим молчали. Паша решил разрядить обстановку, вспомнив про днюху Славы, думал, что Тимоха начнёт ревновать и включится в разговор.

– Значит, ты в четверг пропустишь треню? – спросил у Ани.

– Да, придётся. Мне, главное, до одиннадцати успеть, а то у нас в общаге одна вахтёрша есть, она запирает в одиннадцать общагу и никого не впускает и не выпускает, – Аня усмехнулась. – Но мы через пожарную лестницу залезаем, главное, чтобы кто-то изнутри открыл дверь, но Маша заболела и не пойдёт на днюху, так что, даже если я припозднюсь, она мне откроет.

– А пожарная лестница такая железная, ржавая? – заинтересовался Паша.

– Ага, – улыбнулась Аня.

– Это мне очень надо! Приглашай в гости!

– Приходите хоть завтра. Кстати, завтра добрая вахтёрша, ей если к чаю чего-нибудь купить, она на многое может глаза закрыть, даже на гостей. А вот в четверг мегера!

– Тимох, когда к Аньке в гости зайдём на пару пролётов пожарной лестницы? – Паша поравнялся с Тимом, тот шёл, закрывшись от мира капюшоном.

– Потом как-нибудь, но точно не завтра.

А дома их ждал сюрприз, снова пахло очень вкусно. На кухне играла музыка, там болтали Яна и её подружка Инга. Инга всегда казалась Паше эпатажной и дерзкой. За словом в карман она не лезла, а ещё она обожала эксперименты с цветом волос и макияжем, и такая смелость нравилась Паше. Ещё его забавляло дразнить и злить Ингу – их общение чаще всего походило на словесную перепалку, но порой Инга взрывалась и начинал гоняться за Пашей, чтобы треснуть. Правда, чаще рядом с ней он почему-то чувствовал себя тупым. Они несколько раз ходили на квесты, и Инга его поражала быстротой решения головоломок и логических задач, она ещё и училась в каком-то техническом вузе.

– Чем у вас так вкусно пахнет? – сразу же заплыл на кухню Паша. – Привет, сиреневая!

Но Инга, оказывается, уже перекрасилась в темно-вишнёвый, улыбнулась ему:

– И тебе привет, белобрысый! Как видишь, уже не сиреневая.

– Мы сегодня приготовили вам пасту карбонара, целую сковороду, – радостно объявила Яна.

От рассеянной утренней Яны не осталось и следа, похоже, Инга как-то приободрила её. Паша знал, что они иногда встречались и гуляли после пар, пока он с Тимом был на тренировке, но к вечеру расходились, а в этот раз, видимо, Инга задержалась.

Яна, как обычно, повисла на Тиме, со счастливой улыбкой обнимая его.

– Так! Ну раз ты уже не одна, – Инга выразительно посмотрела на Тима. – Тогда я поеду домой.

– Давай провожу! Мальчишки поедят пока, – обернулась на подругу Яна.

Паша уже накладывал себе горячую пасту из глубокой сковороды. И одну ложку клал в тарелку, другую в рот. Довольно промычал:

– Девчонки, вы богини карбонары! Я вас обожаю! У меня мама, кстати, похоже делала. Только вместо бекона обжаривала мелко порезанные сосиски! – Паша плюхнулся за стол. – Сиреневая, заходи почаще, а то всё время забываю, какой у тебя настоящий цвет волос!

Инга хмыкнула. Когда они только познакомились весной, у Инги был сиреневый цвет волос, с тех пор Паша и прозвал её "Сиреневой", хотя вишневый – это уже её третий эксперимент с весны.

Тимоха настаивал на том, что он тоже пойдёт проводить Ингу вместе с Яной, но она отказывалась, и в итоге они с Яной ушли. Тим хмурился, наложил себе пасту и уселся напротив Паши.

– Очень вкусно, кстати, – оценил Тим. – Но Яна мне что-то недоговаривает.

– Забей. Зато смотри, какая весёлая, и еды наготовили тонну! Что тебе ещё надо?

Весёлое настроение Яны явно передавалось Тиму, да и Паша успокаивался, когда друг находился в хорошем настроении, сразу становился таким энергичным. Нервный Тимоха часто ворчал, съёмки затягивались, а переснимать он отказывался, но в последние два дня был в ударе и в отличной форме. Они сняли порядка двадцати роликов, два из которых рекламные, и Паша по дороге на тренировку уже пытался их монтировать. Но пока Тим ходил довольный, Паша решил всё-таки поделиться своими сомнениями.

– Тимох, а ты не замечал, как сильно на тебя Янка влияет? Круто, конечно, когда у вас всё хорошо, ты в ударе и супермен, но если у вас что-то не клеится, то ты вообще никакой. А соревнования? Вдруг вы опять рассоритесь накануне, можешь тогда сразу не ехать, опять же налажаешь.

– Значит, нам нельзя ссориться, – лишь хмыкнул Тим.

Он, похоже, этого не замечал, но Паша видел давно. Тим всегда был амбициозным, сосредоточенным, даже помешанным на спорте – на тренировках просто убивался, после всегда смотрел ролики с чемпионатов, олимпиад, часто сидел и визуализировал свои движения, особенно перед соревнованиями. Заставлял Пашу снимать его связки, чтобы потом их пересматривать и выискивать ошибки. И девушки на него плохо влияли. Хотя Марина заставляла Тима ещё жёстче тренироваться, и с ней он тогда взял первое место в Первенстве среди юниоров. А сейчас Паша видел, что Яна явно пробила брешь в любви Тима к спорту и достижениям. Сбила ориентиры. И если сейчас перед Тимом поставить выбор: спорт или Яна, ещё неизвестно, что бы он выбрал. Яна хоть и делала его мягче, но никак не подогревала его амбиции.

И в какой-то степени Паша понимал Тима, ведь если он начинал думать о Лике, то больно становилось чуть ли не физически, но Паша научился абстрагироваться. Тренировки, съёмки, ТикТок – он не давал себе время скучать и погружаться в тоску. Изнемогал лишь когда оставался один, и тогда сразу писал Лике. Даже отправить ей смешной мем или какую-нибудь песню становилось для него маленьким шагом к сближению. Её смеющиеся смайлики в ответ вызывали улыбку и приятное тепло в груди. А вот Тим, наоборот, если чем-то загружался, то тут же закрывался от всего мира.

Несмотря на то, что Света напоминала Паше о тренировках, он к ним ещё ни разу не заглянул. Зато однажды пересёкся с ней в коридоре – она стояла в самом начале, а он в конце.

– Пашка! – радостно закричала она и двинулась к нему навстречу.

– Светка, стой!

Она остановилась, а Паша включил запись видео и передал смартфон для съёмки Тиму, а сам, радостно размахивая руками, побежал к Свете.

– Теперь беги. Светка!

– Пашка! – она смеялась и подыгрывала ему.

– Светка!

– Пашка!

Они орали на всю академию и, кривляясь, бежали по узкому коридору, словно не виделись тысячу лет. Студенты смотрели на них и посмеивались. Когда встретились, то Паша подхватил её под коленями, приподнял и закружил. Она расхохоталась. От Светы так приятно пахло сладкими духами.

– Пашка мой! – улыбалась она, когда Паша поставил её на пол. – Я тебя вчера так ждала на тренировке.

– Вчера не смог, но хочешь, сегодня приду!

– У нас нет сегодня трени, но ты приходи. Нам есть что с тобой отработать.

– Звучит заманчиво! – широко заулыбался Паша.

Света улыбнулась в ответ и кокетливо ударила его кулачком в плечо.

Они были только вдвоём, и в этот раз командовала Света. Заставляла Пашу заучивать танцевальные движения, они делали разные поддержки. Устали больше, чем в тот раз. Тимоха всё это время снимал. Когда они закончили, друг швырнул в Пашу смартфоном и ушёл за кофе, оставил их одних. Света опять привалилась к боку Паши:

– Ты поедешь с нами на соревнования! Отказы не принимаются.

– А если не поеду?

– Ну Пашка! – она надула губки и сделала страдальческое лицо. – Ты так нужен нам! Пожалуйста.

У Светы на лбу выступили капельки пота, и вся она разгоряченная просто благоухала сладкими духами, и Паша вдруг рассмеялся:

– Я буду называть тебя Конфетка. Светка-конфетка!

– Тогда я буду называть тебя Пашка… – она чуть подзависла, задумавшись, —…просто Пашка. Сегодня я с рифмами не дружу.

– Можно Пашка – обаяшка или Пашка – очаровашка, – заулыбался он.

Света расхохоталась и с тёплой улыбкой взглянула на него:

– Мой Пашка.

И когда она так ласково смотрела, то Паше очень хотелось быть её Пашкой.

В четверг вечером Паша надолго засел за монтажом, ведь они со Светой наснимали тонну материала. А ролик с их эпичной встречей в коридоре подписал: «когда не виделись целую пару». Паша завалился спать уже после полуночи. Ему казалось, что он только-только погрузился в сон, как его растолкал Тим.

– Паштет! Паштет, можешь к Аньке сгонять?! – Тим замолчал, и Паша приоткрыл один глаз. Друг стоял, разговаривал по телефону. – Не уходи, скидывай адрес, сейчас к тебе приедет Паша.

– Никуда я не поеду, – буркнул Паша и отвернулся.

– Паш… пожалуйста.

Паша аж дёрнулся, Тимоха вечно называл его Паштетом, а здесь вдруг умоляющее «Паш…» Обернулся к нему, сел, потирая глаза:

– Что случилось?

– Какая-то гопота оккупировала пожарную лестницу в общаге Ани, и она не может попасть домой.

– А я что, Рэмбо, гопоту разгонять?!

– У Яны есть перцовый баллончик, я тебе дам с собой. Блин, Паштет, она там одна, а я не могу поехать и помочь ей… ты же понимаешь, – Тим поджал губы.

– Пока Янка спит, метнулся бы.

– Яна уже не спит, – вздохнул Тим.

– Бери Тигрулю с собой, – хохотнул Паша.

Но он тоже понимал, что это был плохой вариант, поэтому Паша театрально захныкал, но встал и начал натягивать джинсы. Тим добавил:

– Я тебе такси уже вызвал.

– Лучше бы ты Аньке вызвал. – Паша натянул футболку и сел, понюхал вчерашние носки и напялил их.

В коридоре Тим вытащил из рюкзачка Яны перцовый баллончик.

– Паштет, я в тебя верю, ты всё разрулишь, если что звони.

Паша ехал в такси непонятно куда в час ночи, жутко хотелось спать. Приближаясь к месту, набрал по дороге Аню:

– Где тебя искать?

– Там за общагой налево, есть вход во двор, железные ворота, но они не запираются, и я в этом дворе, – Аня заговорила отрывисто, в конце шмыгнула носом.

И только Паша зашёл в этот двор, Аня сразу налетела на него, вцепилась в рукав, как в спасательный круг, её потряхивало:

– Паша, спасибо, что приехал! Я совсем не знаю, что делать! – она плакала, потёки туши отпечатались на щеках. – Они сидят прям под пожарной лестницей, их четверо! Когда хотела залезть, приставать начали, юбку задирать! Я так перепугалась, еле убежала!

Аня была в коротком воздушном платьице, кожаной куртке, с длинными распущенными волосами, ярко накрашенная и так непохожая на себя в академии.

– Я четверых гопарей не уложу, но могу их подразнить, чтобы они за мной помчались, а ты пока залезешь. Справишься? – Паша осматривался, и идея эта ему уже не нравилась, потому что в этом районе он был впервые, куда здесь можно убежать, не знал: кругом были дома, и четверо парней могли его загнать в тупик. Баллончик в руке – слабое оружие.

– Я… не уверена, – Аня крепче схватилась за локоть Паши и чуть пошатнулась.

– Ты пьяная, что ли?! – уставился на неё Паша. Глубоко вздохнул и принюхался: от Ани действительно пахло алкоголем.

– Почти нет! Ну… пару бокалов шампанского. Я просто ногу подвернула, когда убегала, – она снова шмыгнула.

– Ясно, – Паша выставил локоть, и Аня тут же взяла его под руку. – Переночуешь у нас. Жаль, такси отпустил.

Паша снова вызвал такси. Они сидели рядом на заднем сидении, Аня дрожала, и Паша решил, что ей холодно, обнял её за плечи, притянул к себе.

– Паш, спасибо! – она прижалась к нему. – Я вообще не знала, что делать. Они хватать меня начали, цепляться, будто я специально к ним пришла, я так перепугалась.

– Всё норм теперь, успокойся, – Паша попытался переключить её внимание. – Как днюха?

– Хорошо, весело, – чуть улыбнулась она.

– Славик, я так понимаю, облажался по полной, раз ты решила позвонить Тиму? – вдруг хмыкнул Паша. – Полная общага спортсменов, но ты из всех выбрала Тима.

Аня вздохнула:

– Славик напился, он мне такси вызвал до общаги, и я… совсем не знала, кому позвонить. Маше звонила, но что она сделает, общага закрыта.

– Обычно пьяные девушки звонят бывшим, а ты решила позвонить будущему, – рассмеялся Паша.

Аня отстранилась, заглянула Паше в лицо:

– Я…нет. Просто первый, о ком подумала, был Тим, он просто всегда мне помогает… – она вдруг сникла, шмыгнула носом и зажала ладони между коленей, сдавленно заговорила. – Зря я, наверное, ему позвонила. Паш, я, правда, не знала, что мне делать… куда бежать.

– Не парься. Правильно, что позвонила, но звони мне в следующий раз.

– Спасибо, Паш!

Какое-то время Аня молчала, Паша уже начал клевать носом, но Аня вдруг осторожно спросила:

– Паш, а девушка Тима, какая она?

– Завтра познакомишься, – рассмеялся Паша.

– Она с вами живёт?! – Аня вдруг округлила глаза и уставилась на него. – Я тогда не поеду к вам.

– Скорее это я с ними живу, – смеялся Паша. – Не дрейфь, она милая обычно, но лучше при ней не лезть к Тимохе целоваться, тогда я не гарантирую, что она будет в стороне.

Паша вдруг повеселел, представляя шок Яны. Аня закрыла лицо ладонями, и такси как раз затормозило около их подъезда. Когда зашли в квартиру, из спальни выглянул заспанный Тим в одних трусах, удивился, увидев Аню, прошептал:

– Всё нормально?

Она опустила взгляд и неуверенно кивнула.

– Помощь нужна?

Аня, также не поднимая глаз, покачала головой. Паша махнул на Тима рукой, и тот скрылся в комнате, а Паша повёл девушку на кухню:

– У нас тут диван раскладывается, спи здесь. Сейчас принесу тебе плед. Подушку у Тимохи надо было попросить.

Паша отодвигал стол, раскладывал диванчик, Аня пока осматривалась, зевала. Он сходил в комнату, притащил плед, свою подушку и чистую футболку:

– Янка у нас обычно раньше всех встаёт, поэтому ванная её первая на очереди. Лучше с ней за ванную не воевать. Моя комната первая по коридору. Если Яна будет драться, беги ко мне. Что-нибудь нужно ещё?

Аня стояла и обнимала Пашину подушку, выглядела растерянной. У неё был такой вид, будто она готова расплакаться. Помотала головой и сдавленно добавила:

– Спасибо, Паш!

– Спокойной ночи!

Паша проспал знакомство Яны с Аней, он выплыл из комнаты в тот момент, когда Яна уже выходила из ванной. Они молча посмотрели друг на друга, но по её виду Паша не мог понять, что она чувствует. Тим уже был на кухне, в трениках, а то обычно бегал утром по дому в одних трусах. Он делал кофе. А вот Аня сидела на краю дивана, помятая, лохматая, с осыпавшейся тушью и, как и вчера, зажала ладони между колен.

Тим поставил перед ней кружку с кофе, но она бросила быстрый взгляд на вошедшую Яну, которая пристроила на плиту кастрюлю для каши и сковороду для омлета. Напряжение витало в воздухе.

– Так, кто у нас следующий на очереди в ванну? – оживился Паша.

– Паш, ты же уступишь очередь своей девушке? – обернулась к нему Яна, но потом посмотрела на Аню, вздохнула, протянула Тиму коробку с кашей. – Тим, насыпь мне две ложки, когда закипит. Ань, а ты кашу будешь или хочешь омлет? Пойдём со мной.

– Нет, ничего не буду, спасибо.

Яна потащила несчастную Аню за руку в ванную. Паша проводил их озадаченным взглядом, подошёл к Тиму:

– Как думаешь, Тигруля её там убьёт?

– Надеюсь, нет, – Тим хмыкнул. – Скорее меня, но вчера она вроде даже поняла, не дулась.

Через минуту вернулась Яна. Спокойная, руки не в крови. Паша хмыкнул:

– Анюта там жива?

– Ты за кого меня принимаешь?! – усмехнулась Яна, достала из холодильника яйца и молоко, замешивала в миске омлет. Но очень нервно замешивала, так быстро и громко стучала о стенки миски, будто хотела забить омлет до смерти.

Вскоре из ванной показалась Аня, умытая, посвежевшая, длинные волосы зажала заколкой Яны. Паша с Тимом уже сложили диван, придвинули стол. Тим тут же убежал умываться, а Паша заваривал им с Яной чай.

Яна сварила кашу, высыпала в миску помытые помидоры черри и раскладывала ароматный омлет по тарелкам. Наложила и на долю Ани, та лишь промямлила «спасибо», не поднимая глаз. Теперь наступил Пашин черёд умываться, а Тимоха уселся рядом с Яной, напротив Ани. Та осторожно приипивала кофе, уставившись в стол.

Все по-прежнему молчали, когда Паша появился из ванной. Он сразу же накинулся на завтрак:

– Ань, ешь! Иначе я съем твою порцию.

– Паша у нас как чёрная дыра, его невозможно прокормить, – хмыкнула Яна. – Он вечно голодный.

– Можешь съесть моё, – чуть улыбнулась Аня и придвинула к нему свою тарелку.

– Худеешь? – посмотрела на неё Яна.

– Нет, я просто не голодная, да и мне, наверное, уже пора, надо перед парами успеть домой заехать, переодеться, собраться. Спасибо вам за всё!

– Может, с Пашей поедешь, он проводит. – Яна покосилась на Пашу и ухмыльнулась. – Паш, ты же не бросишь свою девушку одну?

Яна сделала такой акцент на фразе «свою девушку», что Паша чуть не поперхнулся помидоркой. Переглянулся с Аней, хмыкнул.

– Конечно. Ань, погоди, вместе поедем.

Яна тем временем доела кашу, выпила пару глотков чая и ушла переодеться и накраситься. Тим сложил тарелки в мойку и сел. Он пил кофе, ел из миски орешки, посмотрел на Аню и осторожно спросил:

– Ань, у тебя всё нормально?

У Тимохи даже в голосе сквозила забота и участие, не только во взгляде. Паше вдруг стало предельно ясно, почему девчонки на него западали – Тим умел окружать заботой. Аня кивнула и подняла на него глаза, а друг виновато поджал губы и чуть улыбнулся. Аня тоже робко улыбнулась. Они так мило смотрели друг на друга. И, конечно, в момент их переглядок и улыбок на кухню зашла Яна, совершенно бесшумно: Паша почувствовал запах её цветочных духов раньше, чем заметил её, обернулся к ней.

– Мне… сегодня надо пораньше, – растерянно выдала она, пристально смотря на Тима.

Тот моментально перевёл взгляд на Яну, улыбнулся ей:

– Хорошо, поедем раньше.

Аня тут же уставилась в стол. И в этот момент Яна подошла к Тиму и села на него сверху, обняла, зарылась пальцами в волосы на затылке и поцеловала так страстно, что даже Паша почувствовал, как краснеет, но сдержать улыбку не смог. Покосился на Аню – та, похоже, хотела бы сползти под стол или выпрыгнуть в окно. У неё не только щёки покраснели, но даже кончики ушей. Тимоха явно забылся, что они не одни, он отвечал Яне на поцелуй, не стесняясь свидетелей. Паша хмыкнул и покачал головой. Он бы Яне даже поаплодировал: разыграть такую откровенную сцену для Ани, явно заявить свои права на Тима. Тут был определённо нокаут – Аня по виду чуть ли не плакала, да и Яна такой прыти никогда не демонстрировала при Паше, хотя ТимьЯн не стеснялись целоваться при нём.

– Ладно, я пойду, – с придыханием выдала Яна, встала с Тима и улыбнулась.

Попрощалась с Аней и Пашей и пошла в коридор. У Тимохи был такой ошарашенный вид, будто он вообще не понимал, что происходит, но тут же вскочил, глотнул кофе и крикнул вдогонку Яне:

– Ян, погоди, я же с тобой!

Аня вздохнула и сглотнула. Паша натянуто улыбнулся ей. «Битва за Тимоху» уже не казалась такой безобидной шуткой, и у Яны были все козыри. Паша не ожидал от неё такого вызывающего поведения, оказывается, она умела бороться, особенно за Тима. Сразу указала на статус Ани в этой квартире в качестве девушки Паши; показала, что она тут главная и не потерпит соперницы. Шокировала Пашу не меньше Тима, а тот, похоже, так и не понял, что этот поцелуй был скорее криком отчаяния, а не проявлением безудержной любви. Кажется, Яне очень несладко.

После ухода ТимьЯна Паша не знал, как разрядить ситуацию. Аня тупо смотрела в стол, потом тяжело вздохнула. Почесав затылок, Паша придвинул к Ане тарелку с омлетом:

– Точно не хочешь?

Аня покачала головой и сделала брови домиком, снова тяжело вздохнула. Паша забрал тарелку ближе к себе и принялся за порцию Ани, а она пододвинула к себе миску с орешками и выискивала там что-то.

– Орехи любишь? – хмыкнул Паша.

– Да, особенно фундук, – она чуть улыбнулась.

А Паша хотел пошутить, что в доме завелась вторая белка, но только раскрыл рот, как сразу осёкся. «Белкой» Тима иногда называла Яна за то, что он любил оранжевый цвет и орехи и лазил по крышам и деревьям.

Паша ускорился, чуть ли не в один присест доел омлет, допил чай, и они поспешили к метро.

– Как прошло ваше знакомство с Яной? – поинтересовался Паша.

– Она мне явно не обрадовалась, – скривилась Аня. – Спросила, почему я позвонила именно Тиму? Я начала сочинять, типа он в групповом чате высветился первым, а потом сказала, что просто до тебя не смогла дозвониться.

– И из-за этого она решила, что мы вместе?!

– Типа того, – Аня вздохнула и поджала губы.

Паша рассмеялся. Он вдруг подумал о том, как рождается в девушках стервозность – её пробуждают соперницы. Стало любопытно, сдастся ли теперь Аня после того, как познакомилась с Яной. По ТимьЯну видно, что они как два магнита, если прилипнут друг к другу, то никто их уже не разорвёт, а после показательного выступления Яны на кухне очевидно же, что Ане с Тимом ловить нечего. Яна его просто так не отдаст.

– Паш, а я тебе нравлюсь? – вдруг посмотрела на него Аня.

– Ты классная! – он кивнул и улыбнулся.

Паша всегда мысленно считал всех девушек, которые попадались в зону его объектива, своими. Фотосессии сближали: появлялось какое-то доверие, девчонки раскрепощались, да и в целом многие ему нравились. В каждой девушке Паша находил красоту: подыскивал удачные ракурсы, замечал плюсы во внешности, не стеснялся сыпать комплиментами. Это придавало девчонкам уверенности и блеска в глазах. Только следом каждую девушку Паша начинал сравнивать с Ликой, и ещё никто не дотягивал до её совершенства – вот она была просто идеальной. Поэтому Паша и не заводил ни с кем отношений, ведь всегда начинал сравнивать и думать о Лике. Хотя Света ему очень нравилась, но она была противоположностью Лики. Наверное, подкупало, как Света радуется ему и смотрит, а Паша остро нуждался во взаимности.

– Правда?! – Аня как-то сразу воодушевилась, засияла. – То есть мы в теории могли бы быть вместе?

Паша хмыкнул, не ожидая такого поворота событий, ведь ей же явно нравился Тимоха.

– И для чего тебе такая теория? – хитро заулыбался он. – Если думаешь, что Тимоха начнёт ревновать, то сразу нет.

– А в каком случае сразу да?

Паша вновь рассмеялся:

– Анюта, выкладывай начистоту.

– Ну-у-у, если я тебе нравлюсь, мы бы, наверное, могли быть вместе, ты прикольный и очень хороший.

– А как же Тимоха?

– У него же есть девушка, – Аня тяжело вздохнула и опустила взгляд. – А можешь хотя бы подыграть мне какое-то время, что ты мой парень?

– О-о-о-о, нет! – Паша покачал головой. – Я в такие игры не играю! Однажды допритворялся парнем одноклассницы. Меня её бывший с друзьями потом впятером отмудохали так, что навсегда перехотел вообще быть чьим-либо парнем.

– Мне Слава не нравится, но он постоянно пристаёт, причем весьма откровенно, – призналась Аня.

– Тем более, когда парень – боксёр! – Паша расхохотался. – Ну нет, даже не проси.

– А что тебе мешает не притворяться, если я тебе нравлюсь? Жалко, конечно, что у Тима уже есть девушка.

Паша поджал губы, это прозвучало так обидно. Тим же ей явно нравился, и зачем тогда ей Паша: либо быть поближе к Тиму, либо заткнуть дыру неразделённой любви хоть кем-то – раз не сложилось с одним, то и другой сойдёт. Хотя Паша, наверное, на её месте поступил бы так же.

– У меня, вообще-то, тоже есть любимая девушка! – хмыкнул он и рассмеялся, когда Аня широко распахнутыми глазами уставилась на него.

– И ты молчал?! Ты же меня вчера обнимал всю дорогу!

– Обнимашки для меня вообще ничего не значат, я подумал, что ты замёрзла.

– А где тогда твоя девушка, почему не живёт с вами?

– У неё собственная квартира, и она предпочитает спать там… одна, – Паша вздохнул, в груди опять заныло. Так он соскучился по Лике, готов был всё бросить, только бы увидеться.

– У вас не всё гладко? – с любопытством глянула на него Аня.

– «Не всё гладко» – не то слово, – усмехнулся Паша. – Между нами пропасть…

«…в семь лет» – добавил мысленно и вздохнул.

–…короче, забей! – но следом широко улыбнулся и приободрился. – Всё норм!

Паша быстро перевёл разговор на другую тему, подшучивая над Аней, как она с похмелья и с подвёрнутой ногой сегодня сдаст нормативы на отлично. Добравшись до общаги, Паша не стал заходить внутрь, а пошёл к пожарной лестнице. Тут же в голове вспыхнули идеи для ролика, оставалось только затащить Тима сюда. Вскоре появилась Аня, переоделась, собрала форму и учебники, и они вместе поехали в академию.

Как Паша ни допытывал, что значил утренний Янин концерт, Тим так ничего не рассказал, но снова ходил загруженный и молчаливый: видимо, что-то опять пошло у них не так. А вот Аня, хоть поначалу и казалась потерянной, постоянно косилась на Тима, но не подходила, а на предпоследней лекции вдруг подсела к ним, протянула Тиму заколку Яны:

– Спасибо! Забыла вас всех поблагодарить, вы меня спасли! Паша, ты вообще мой герой! – улыбнулась она.

– Бери в следующий раз с собой пару боксёров, отбиваться ими от гопников, – усмехнулся Паша, но ему стало приятно.

Тимоха молчал, нахмурившись, крутил заколку Яны в руках почти всю лекцию. На физкультуре, когда сдавали нормативы, Аня опять подошла к нему. Тим ждал своей очереди. И вдруг Аня положила ему руки на плечи сзади и начала разминать мышцы:

– Тим, ты что такой напряжённый, расслабься! Это всего лишь нормативы.

Тимоха и правда выдохнул, чуть расслабился, прикрыл глаза, уголок губ дёрнулся в полуулыбке.

– Анют, а я вообще, как камень, помни и меня! – Паша плюхнулся на лавку рядом.

И Аня переключилась на плечи Паши, и он замычал от удовольствия. Тим глянул на Ариель, бросил короткое «спасибо» и пошёл поближе к сдающим. Аня сразу перестала мять Пашу и села рядом с ним:

– Что опять с Тимом?

– Забей! Пора бы уже понять, что Тимоха состоит из одних закидонов, наверняка всплыл очередной бзик. Захочет, поделится.

Паша смотрел, как сдавал Тим: нервные, резкие движения, сдвинутые брови, сжатые губы. У друга явно что-то случилось, но обычно Тим делился с Пашей, а сейчас молчал. После Тима пошёл сдавать Паша – они были по списку друг за другом.

После пар снимать ролики Тим тоже отказался, поэтому снимали сегодня совсем немного на вечерней тренировке, но Тим так и не открылся. А вечером Паша понял, в чём дело, встретив такую же хмурую Яну – они явно поругались.

Ужинали в гробовом молчании макаронами с сосисками. Паша был слишком голодным, чтобы пытать ТимьЯна. И вообще, Паша вдруг понял, что не любит, когда они ссорятся, у него тоже портилось настроение. Сразу чувствовал себя виноватым ребёнком, как в детстве, когда ругались родители, а он не знал, как их помирить. Но сейчас решил, пусть уж сами выясняют свои отношения, захотят, расскажут, что между ними произошло. Но они оба молчали. Яна не смотрела на Тима, пила осторожно чай вприкуску с шоколадкой, а Тимоха периодически поднимал на неё взгляд, хмурился и снова утыкался в тарелку, но, поужинав, потянул Тигрулю за рукав:

– Мы так и не договорили.

Паша, сложив посуду в мойку, пил чай в одиночестве и монтировал ролики, сидя на кухне. Писал между делом Лике, но она отвечала долго и лениво. В комнате ТимьЯна было подозрительно тихо. Где-то через час оттуда вышел Тимоха, взъерошенный и хмурый, и снова начал нервно пытать кофемашину. Паша бросил, не отрываясь от ноутбука:

– Я так понимаю, вы не помирились…

– Если что, я на крыше! – Тимоха взял кружку с кофе, стул и ушёл.

Да что между ними произошло?! Паша отодвинул ноут и пошёл к Яне, постучался, услышал:

– Тим, уходи!

– Это я! – ввалился в комнату Паша.

Яна сидела со скрещенными ногами в своём тигровом кигуруми на кровати. Смотрела в телефон и что-то писала в открытую тетрадь. Хорошо, хоть не заплаканная, но и не весёлая.

– Что пишешь? – Паша бесцеремонно завалился на кровать рядом с Яной. – Везёт вам, у вас такая кровать классная, большая.

Яна покосилась на Пашу:

– Статью перевожу из одного научного журнала для выступления по химии.

– Делать, что ли, нечего?

– Это интересно. А ещё химичка сказала, кто выступит с докладом об этих исследованиях, зачёт автоматом.

– Как это может быть интересно?! – Паша скривился.

Яна дёрнула плечом, заблокировала телефон и отложила его в сторону, посмотрела на Пашу:

– Тебя Тим прислал?

– Нет, он вообще на крышу ушёл. Ты мне его опять сломала, что у вас случилось?

– Я его сломала?! – Яна возмутилась. – Паш, это вообще нормально, что ему нравится другая?! Он мне сегодня заявил, что Аня просто напоминает ему бывшую девушку, это, по-твоему, нормально?!

Паша хмыкнул: такого идиотизма от друга он не ожидал, а ведь всегда считал Тимоху умнее себя. Хотя, может, Яна его просто дожала.

– Он же не выбирает никого из вас, он же с тобой.

Яна прищурила глаза, поджала губы. Судя по виду, ей хотелось треснуть Пашу чем-то тяжёлым: скорее всего, Тим ей сказал то же самое.

– Вы издеваетесь?! Предлагаешь, расслабиться и радоваться, что он пока выбирает меня?! – Яна показала пальцами «кавычки».

– Ну да, – улыбался Паша. Он не видел в этом проблемы.

– Класс! – едко выдала Яна. – Иди ты… к Тиму! И передай ему, чтобы он ко мне не подходил.

– А спать ему где? – усмехнулся Паша.

– С тобой пусть спит или с Аней!

– Хочешь, чтобы он переспал с Аней?!

Паша коварно заулыбался, хоть Яна и злилась, но Яна – это не Инга, и бить его не станет. Яна отвела взгляд и резко выдохнула:

– Паш, уйди!

– А можно я останусь, такая у вас кровать удобная! – Паша развалился звёздочкой.

– Оставайся! А я сегодня буду спать у тебя! – Яна захлопнула свою тетрадь, намереваясь встать.

– Э-э-э, нет! Ко мне в комнату нельзя, – Паша приподнялся на локте.

– Почему?

И Паша вдруг признался:

– Ну-у-у… там воняет пОтом и моими носками.

Он всегда стеснялся запаха своих ног, менял носки по три раза на день. Его ноги сильно потели, и носки, и кроссовки вечно были сырыми и неприятно пахли. Он всегда в рюкзаке таскал пару сменных пар. Яна усмехнулась:

– Переживу!

– Туда, правда, лучше не заходить, особенно тебе, ты же вечно ко всему принюхиваешься. Да и бардак, сейчас заставишь меня убираться, а я устал.

– Я принесу освежитель из туалета. Ну не воняешь же ты, как стадо сдохших скунсов?! Если бы это было так, я бы давно уступила тебе очередь в ванную!

Паша вдруг представил себе поле, усеянное трупами дохлых скунсов, по которому люди ходили в противогазах, и расхохотался. Картинка была такой яркой, что он не мог остановиться и смеялся до слёз. Яна чуть смягчилась и улыбнулась:

– Думаешь, от Тима после тренировок пахнет ромашками?

–…какашками, – сквозь смех срифмовал Паша и снова заржал, уже живот начал болеть от смеха.

– Что вы здесь ржёте? – в дверях показался хмурый Тим.

Паша утёр выступившие слёзы:

– Яна рассказывает, что от тебя воняет гав…

– Я такого не говорила! – перебила она и вскочила, схватила свои тетрадки и подушку. – Всё, я пойду спать к Паше. Спокойной ночи!

Тим хмурился, склонил голову набок, схватил за руку Яну, когда она проходила мимо, но она грозно посмотрела на него:

– Не подходи ко мне!

– Ян, Ян, стой! – тоже вскочил Паша, он не мог допустить, чтобы Яна ушла в его комнату. – Я пошутил, оставайся здесь, а Тимоха на кухне поспит!

ТимьЯн стояли друг напротив друга в дверном проёме, и оба хмурились:

– Не собираюсь я спать на кухне! – Тим смотрел на Яну. – Это и моя кровать тоже!

– Окей. Раз это твоя кровать, спи здесь, а я пойду к Паше!

– Эй, почему моего мнения никто не спросил?! – подал голос Паша, надо было как-то разряжать обстановку. Паша подошёл и приобнял Яну за плечи. – Тимох, тут без вариков. Я выбираю Яну, она даже согласна терпеть мои вонючие носки. До чего ты её довёл!

И Тим так посмотрел на Пашу, что послышался треск – трещала по швам их дружба. Паша резко убрал руку с плеча Яны и перестал улыбаться. Тим сейчас очень сильно походил на своего грозного бескомпромиссного отца.

Яна тоже заметила взгляд Тима, но, наоборот, подлила масла в огонь, взяла Пашу под руку и прижалась к нему:

– Не ожидал, что пока ты бегаешь за другими девчонками, кто-то может начать бегать за твоей?! Выбирай, либо ты спишь сегодня с Пашей, либо с ним буду спать я!

– Охренеть расклад вы придумали! – Паша высвободил свой локоть из руки Яны и отодвинулся. – А есть варик, где Паша спит один в своей постели и никто его не убьёт?!

Тимоха был злющий, Паша никогда не видел его в такой ярости и чтобы он когда-нибудь так орал:

– Ни за кем я не бегаю! Хватит уже приплетать Аню!

Но и Тигруля не сдавалась:

– И буду приплетать, пока ты не перестанешь с ней общаться!

– Ян, что за шантаж?! – Тим схватил себя за волосы. – Мы учимся в одной группе, мы не можем не общаться! Нет у нас ничего, и не может быть!

Тимоха, наверное, впервые повышал голос на Яну, и Паше, конечно, хотелось уйти, чтобы они уже выяснили отношения, но ситуация накалялась, и ему хотелось их примирить.

– Подтверждаю! – вклинился Паша. – Ян, Аня, вообще-то, моя девушка, что ты наезжаешь на Тимоху?!

Теперь Паша удостоился испепеляющего взгляда от Яны:

– Паш, хватит врать! Я видела, как они переглядывались утром, да и ваш ролик о многом говорит, – Яна снова повернулась к Тиму. – Пока ты не перестанешь с ней общаться, ко мне даже не подходи! Делай выбор!

– Блин, Ян! Не могу я перестать с ней общаться, мы учимся вместе.

– Вот и учитесь! – она резко дёрнулась в сторону Пашиной комнаты.

И на этот раз её схватил за предплечье Паша:

– Ян, ладно тебе, спи в своей кровати, а Тимоха будет спать с моими вонючими носками.

– Точно?! – Яна перевела взгляд на Тима.

Тим цокнул, закатил глаза, но демонстративно ушёл на кухню, а Яна вернулась в комнату и с силой захлопнула за собой дверь. Паша пошёл вслед за Тимом, плюхнулся на диванчик. Тимоха сидел за столом, обхватив голову руками. Паша поинтересовался:

– Кто из нас будет спать на кухне?

– Никто! – сердито буркнул Тим. – Яна уснёт, и я переберусь к себе!

Паша боялся, что после вчерашнего «примирительного» плана Тима найдёт лишь его придушенный труп, но нет, Тимоха, как злобный зомби, вышел из комнаты. Сегодня был выходной, можно отоспаться. Паша встал пораньше и всех опередил в ванную. Но, как оказалось, не всех: Яна уже уехала, зато на кухне стояла миска с помидорками черри на столе и даже ещё тёплый омлет на сковородке.

Тимоха так и замер, когда зашёл на кухню, а Паша раскладывал омлет по тарелкам, разделяя порцию на двоих:

– Янка не бросила нас на голодную смерть. Куда она делась?

Но Тимоха скорбно посмотрел на свою тарелку с омлетом: в его глазах мелькнули слёзы. Хоть он и начал довольно резво заваривать кофе, но Паша успел заметить, как Тим переменился в лице и тяжело вздохнул. Паша выругался: Яна опять сломала Тимоху. Ел друг без аппетита и сидел понуро.

– Так и будешь молчать?! – не выдержал Паша. – Янка где?

– Откуда я знаю. Когда встал, её уже не было, сообщения мои она теперь не читает.

Тогда Паша достал телефон и написал Яне, спросил, где она. Ведь они сегодня опять собирались все вместе с Ликой в их родной город, в гости к родителям.

А вот Паше Яна ответила:

«Мы уехали с Ингой на электричке домой».

«Почему без нас? Почему Тимохе не отвечаешь?»

«Тим сделал свой выбор, пусть и дальше общается с вашей старостой».

Паша поджал губы и показал переписку Тиму, тот закатил глаза и вздохнул.

– Видишь, Янка решила за тебя. Можешь теперь спокойно мутить с Ариель.

– Не буду я ни с кем мутить. Я люблю Яну! – буркнул Тим, в один присест доел омлет и подорвался: – Поехали!

А Паша уже предвкушал встречу с Ликой, сердце трепетало в ожидании, и, увидев её, снова заулыбался и приклеился к ней взглядом, мечтая обнять и поцеловать.

– Где ваши девчонки? – улыбалась Лика.

Тимоха хмурился, сел на заднее сиденье и нацепил капюшон:

– Они уже уехали.

– Почему? Вы поссорились?

– Это Тимоха вечно ссорится со всеми, я со всеми дружу, – широко улыбался Паша.

Лика покосилась на Тима, вздохнула, задумчиво посмотрела на Пашу, приподняла брови, видимо, ожидая подробностей. Паша прошептал, наклонившись к самому уху и вдыхая запах её духов:

– Я тебе потом расскажу.

И Лика завела машину, но через какое-то время бросила взгляд на Пашу, который развернулся к ней и любовался. Усмехнулась:

– Паш, ты что так смотришь?

– Соскучился!

– Па-а-а-аша, – с улыбкой потянула она. – Ты же мне только вчера писал.

– Лучше один раз увидеть, чем сто раз написать. Ты такая красивая!

– Спасибо, – Лика смутилась, но снова улыбнулась.

Паша так легко говорил комплименты другим девушкам, но с Ликой почему-то робел, боялся сказать что-то не то, отпугнуть её своим обожанием и приставучестью, поэтому просто старался веселить. А смеяться Лика умела, заливисто хохотала над его шутками, и от этого внутри теплело. Паша чувствовал себя пьяным, разум точно плохо подчинялся ему рядом с Ликой, поэтому творил и говорил сплошь глупости.

– Я, кстати, с вами пойду, домой не буду заходить, на ночь только уеду, но могу и остаться с тобой, если хочешь, – снова покосился на Лику.

– Я не пойду домой, – подал голос Тимоха. – Мне надо к Яне.

– Ну и катись, а мы останемся с Ликой. – Паша непроизвольно заулыбался, что они останутся наедине.

Лика хмыкнула, хотела что-то сказать, но лишь вздохнула:

– Ладно, пошли.

К Пашиной радости, родителей Тима дома не оказалось, зато с порога Лика начала допрос:

– Что у Тима с Яной произошло?

– Тимоха косячит вечно. Что ты его не научила, как с девушками обращаться? Он сказал Янке, что ему нравится другая, Яна и обиделась.

– Как?! – Лика замерла, даже рот открыла.

– Помнишь его русалку?

Лика нахмурилась и кивнула.

– У нас в группе появилась её копия, только милая.

– И что Тимка?

– Походу вкрашился, – Паша преувеличивал, ему нравилось наблюдать, как шокируется Лика.

А она устало прикрыла веки и протяжно выдохнула, потом цокнула и ушла на кухню, заглянула в холодильник. Паша тут же расположился под боком. Холодильник всегда был магнитом для него. Лика хмыкнула – она Пашу знала давно.

– Ты голодный, да?

– Мне можно не задавать этот риторический вопрос.

– Мама наготовила нам.

Лика закрыла холодильник и открыла духовой шкаф, вытащила прихваткой противень с мясом по-французски, ещё горячим и ароматным. Паша уже захлёбывался слюной, доставал тарелку и ждал, пока Лика наложит ему порцию. Уселся за стол и нетерпеливо принялся за еду, а Лика смотрела на Пашу так умилительно, как смотрят на котят, которых принесли с улицы и они, изголодавшиеся, едят, как не в себя. Он хотел пошутить по этому поводу, но рот был набит до отказа. Лика подпёрла подбородок рукой и снова вздохнула:

– Паш, скажи, что про Тимку всё неправда. Я не верю, что он так может поступить с Яной.

Прожевав последний кусок, Паша ответил:

– Как так? Ляпнуть, что ему нравится другая?! Это вполне в его стиле: «Я хочу быть честным!». Ума-то нет. Он Янку не собирался бросать, но она его послала куда подальше после таких заявлений. Раз такой честный, пусть расхлёбывает, это не моё дело.

– А как бы ты поступил на его месте?

– Я бы на его месте не оказался, потому что для меня есть только одна любимая девушка, остальные рядом меркнут, – Паша сказал это на одном дыхании, глядя прямо в глаза Лике, а потом в каком-то порыве схватил её за руку. – И ты прекрасно знаешь, кто она!

– Паш… – Лика поджала губы, попыталась высвободить ладонь, но он держал крепко. Тогда Лика перевела взгляд на его руку и вздохнула. – Не начинай, пожалуйста. Отпусти!

– Я буду начинать снова и снова. Снова и снова говорить, как я тебя люблю и как ты нужна мне, пока ты не согласишься быть со мной.

– Всё, Паш, хватит! – она вскочила и вывернула ладонь, Паша сдался, отпустил.

Лика набирала воду в чайник, повисла тишина. Паша опять ругал себя, что всё испортил своими признаниями, но сдерживать свои порывы не умел, да и не хотел. Слишком много в нём накопилось тоски. Паша тихо встал и, пока Лика стояла отвернувшись, обнял её за талию со спины, прижался всем телом и поцеловал в шею.

– Паша! Ты вообще обалдел?!– резко обернулась она.

– От тебя да! Давно!

– Так, всё! Уходи! Ты переходишь все границы!

– Только если поцелуешь, – Паша улыбался и приближался к ней.

Лика нахмурилась, но не отступила ни на шаг, скрестила руки на груди. Паша замер в нескольких сантиметрах, смотрел в её сердитое лицо. Она молчала. Взаимности во взгляде не было ни грамма. Но Паша вновь не стал себя сдерживать, потянулся к её губам, а Лика выставила ладонь и отвернулась, отступила от Паши, заговорила строго и холодно.

– Если ты ещё раз выкинешь что-то подобное, я вообще перестану с тобой общаться!

И эти слова ранили, Пашу наполнила горечь обиды:

– Лик, ну почему?!

– Паш, тебе семнадцать! Ты лучший друг Тимошки! Так! Мы с тобой ходим по кругу, я тебе уже говорила «Нет!», я не буду с тобой, и больше ко мне не приставай! Даже не думай об этом!

– Даже думать запрещаешь?! – Паша сжал подрагивающие пальцы в кулаки, боль в груди нарастала и прорывалась дрожью в голосе.

– Да, даже не думай! Я запрещаю!

– И как же ты мне запретишь любить тебя?! – в горле стоял ком, глаза щипало.

Чайник закипел и щёлкнул. И пока Лика отвернулась, Паша вылетел из кухни. Схватил рюкзак, куртку и резко захлопнул за собой дверь. Одевался на ходу, лишь бы Лика не заметила, как позорно по его щекам потекли слёзы.

Отца не было дома, но, может, это и к лучшему. Паша расхаживал по комнате туда-сюда, каждый раз нервно взъерошивал волосы и не знал, что делать. Лика будто застрелила его словами, сначала стало невыносимо больно и обидно, потом он злился и на себя, и на Лику. А следом, когда уже начал потихоньку успокаиваться, позвонил Тим и позвал к себе на крышу.

Набрав по дороге еды, Паша завалился к нему – это было местом силы друга, он мог там сидеть часами, просто слушая музыку и попивая кофе. Яны не было, но зато Тимоха сразу проявил осведомлённость об их с Ликой ситуации, поджал губы в знак солидарности.

– Опять к Лике приставал?

Хоть Лика и была его сестрой, но Тим оставался на стороне Паши: он хотел бы, чтобы они встречались.

– Давай не будем об этом, – вздохнул Паша. Не хватало ещё при Тимохе начать пускать сопли. – Я смотрю, у тебя тоже не всё удачно прошло.

Паша обвёл крышу взглядом и развёл руками, показывая, что Яны здесь нет.

– Откуда только в ней вдруг взялось столько упрямства?! Она всегда быстро отходила.

– Ревнует, наверное.

– Что-то не так, Яна мне что-то недоговаривает. Она так быстро вытолкала меня за дверь, соглашаясь на всё, сказала, сама придёт позже ко мне поговорить.

– Любовник в шкафу, – расхохотался Паша, вырисовывая в воображении картину.

– Это вряд ли, – хмыкнул Тим. – У неё вся семья дома была.

– А может, она тебя разлюбила, и теперь не знает, как побыстрее от тебя избавиться, – прикалывался Паша. – Спит и видит, когда ты свалишь к Аньке, чтобы не чувствовать себя виноватой.

Тим вдруг нахмурился и побледнел, видимо, принял слова Паши за чистую монету. Схватил телефон и начал быстро писать Яне. А у Паши снова защемило в груди: Лика ведь понимала, что он обиделся и ему плохо, неужели, ей настолько всё равно? Паша спросил у Тима:

– Что тебе ещё Лика про меня сказала?

– Сказала, что ты наглеешь, – не отрываясь от телефона, бросил Тим. – Просила поговорить с тобой, чтобы ты не обижался, но и не приставал больше.

– Почему не сказала сама?

Тим вдруг отложил телефон, цокнул и потёр ладонями лицо, потом посмотрел на Пашу:

– Иди и сам у неё спроси, пока предки не пришли. Паштет, пошли куда-нибудь что-нибудь снимем, Яна не придёт.

– Обиделась?

– Я не могу понять. Написал, что люблю её, и только её, жду её на крыше, а она мне отвечает: «Наверняка думаешь про вашу старосту!» – раздражался Тимоха и вскочил со стула. – Я кругом виноват! Ненавижу выяснять отношения по переписке. Достало меня это!

Паша солидарно вздохнул, но сам уже погрузился в думы о Лике и снова проиграл этот мысленный бой. Отгородиться от неё никак не получалось. Они зашли в квартиру к Тимохе: Лика читала книгу в гостиной, посмотрела на Пашу равнодушно, скрестила руки на груди, будто ждала объяснений. И он сдался, в груди щемило, в горле завис ком. Паша бы хотел продемонстрировать, как обижен, но, увидев Лику, оказался не в силах сопротивляться:

– Лик, прости…

Хотел ещё что-то добавить, но осёкся, слишком был сдавленный голос, в глазах снова защипало.

Лика лишь коротко ответила:

– Хорошо, – и сделала брови домиком.

Холодность в её взгляде пропала: теперь она смотрела с тоской и жалостью. Паша опустил глаза и ушёл в комнату к Тиму, завалился на диван и смотрел в потолок: он не знал, что делать, как завоевать Лику. Стоило ему перейти дружескую границу, он сразу всё портил. Лика делала вид, что не замечает его взглядов и приставаний. Когда Паша строил из себя клоуна, общалась легче и свободнее. Но не может же он быть с ней постоянно шутом? Он её любит, всем сердцем, всей душой, и хочет быть настоящим, живым. Хочет, чтобы Лика тоже обратила на него внимание, на другого Пашу: взрослого, серьёзного, любящего, но такой Паша ей не нужен. Вновь и вновь она говорила «нет» и отталкивала его, вонзала острый отказ в его открытое сердце.

«Никому ты не нужен, никто тебя никогда не полюбит», – разъедало изнутри. Так хотелось быть хоть кому-то нужным. Паша осуждал Аню, что она хотела заткнуть дыру неразделённой любви хоть кем-то, а сам сейчас собирался поступить так же. Ему нужен был кто-то, кто его полюбит, поэтому он набрал сообщение Свете:

«Приду к вам на треню в понедельник, а потом пошли гулять! Ты обещала!»

– Лови! – Тимоха швырнул в него теннисным мячом и больно зарядил прямо в глаз.

Это пробудило от тоскливых мыслей, Паша вскочил и потёр веко, искал чем бы кинуть в Тима:

– Офигел?!

– Теряешь реакцию, – расхохотался Тимоха. – Пошли снимать!

От съёмок Паша никогда не отказывался, и они поехали на излюбленную Пашей заброшку недалеко от его бывшей школы – там он постоянно фотографировал своих одноклассниц, а с Тимом они сделали не меньше сотни роликов. Потом Паша поплёлся домой, а Тимоха побежал, скорее всего, опять к Яне.

В воскресенье они с Яной и Ингой отправились в кино. ТимьЯн, похоже, помирились, по крайней мере держались за руки. А Ингу Паша едва узнал. Она каждый раз экспериментировала с имиджем. У неё раньше был выбрит висок, а яркие пряди, словно перья, вечно торчали в разные стороны. А сейчас тёмно-вишнёвые волосы были уложены в прямое каре, да волосы на выбритом виске с весны уже отросли. Ещё и макияж привлекал внимание своей яркостью: длинные цветные стрелки, неоновые блёстки. Но одета Инга была буднично – клетчатая рубашка и джинсовые шорты. Не считая эпатажности, Паша всегда залипал на стройные ноги Инги, ей шли короткие юбки и шорты. И Паша до сих пор не понимал, что у них с Яной могло быть общего.

– Стильный лук! – не удержался он от комплимента. – Где парня потеряла?

Из разговоров Паша знал, что у Инги есть некий Артём, но в глаза его никогда не видел. Каждый раз, если они собирались вчетвером, Паша удивлялся, почему она не берёт своего друга с собой.

Инга цокнула и закатила глаза:

– Он на вручении премии «Самый душный душнила». Его социофобия не лечится, и кино он смотрит только дома, не понимает смысла кинотеатров. Подозреваю, что он попал однажды с тобой на сеанс, и теперь у него травма на всю жизнь.

Паша расхохотался. Ещё до увлечения фотографиями, он постоянно смотрел кино: очень боялся оставаться дома один в тишине, поэтому включал фильмы, сериалы, смотрел всё без разбора. Тогда же и стал пытаться монтировать первые ролики из особенно удачных кадров фильмов. И теперь каждый раз, когда замечал какой-то классный момент или, наоборот, провальный, его распирало поделиться с окружающими своим мнением. Молчать во время фильмов Паша не умел.

Домой вечером они поехали все вместе с Ликой. По дороге она напомнила:

– Вы же помните, что в следующую пятницу я вас всех жду в клубе? Столик забронировала.

– Жду не дождусь! – хмыкнул Паша.

Паша вновь и вновь начинал игру «между нами ничего нет, мы просто друзья». Шутил и смеялся всю дорогу, хотя на сердце саднили свежие раны, но он умело делал вид, что его ничего не трогает.

– Мы тоже с Артёмом будем, – отозвалась Инга.

– А что у твоего социофоба уже отобрали премию «самый душный душнила»?! – рассмеялся Паша.

– Он принесёт её с собой.

Напрасно Паша надеялся, что между Яной и Тимом всё наладилось. Вечером Тимоха притащил на кухню свою подушку и плед, молча гипнотизировал Яну. Но она была невозмутима.

– Что? Опять? – не выдержал Паша. – Я думал, вы помирились.

– Мы и не ссорились, – как ни странно, Яна была спокойна, пила чай, но сидела на этот раз напротив Тимохи, а не как обычно под его боком.

Друг, как обнялся с подушкой, так и не сводил с Яны взгляда, молчал: опять эти телепатические разговоры. Паша вообще ничего не понимал.

– Тогда в чём прикол?

– Тим будет спать отдельно, пока не прекратит общение с вашей старостой.

– Ого! Условия! – присвистнул Паша и посмотрел на Тима. Тот по-прежнему гипнотизировал Яну, а она делала вид, что не замечает его пристального взгляда. Паша толкнул друга в бок. – И? Тимох, ты так легко согласился?

– Как видишь, нет, – поджала губы Яна, посмотрела на Тима и тут же перевела взгляд на Пашу.

– А он что притих? Немым стал?

– Что же ты молчишь, Тим? – Яна вновь посмотрела на него. И как бы она ни показывала спесь, Паша видел, что взгляд у Яны печальный.

– Думал, тебе станет меня жалко, что я буду спать совсем один. Тут ещё и дует от окна, я заболею, – жалобно заговорил тот, шмыгнул носом, но глазами улыбался, хоть и сделал скорбное лицо.

Тим не отводил от Яны взгляда и явно прикалывался. Яна же изо всех сил демонстрировала, что ей всё равно. Похоже, на этой кухне страдали все, только никто этого не показывал.

В понедельник Света, как фурия, налетела на Пашу в столовой и уселась рядом, указывая на него пальцем:

– Пашка, только попробуй сегодня пропустить треню!

Он как раз доедал шницель с курицей, запихнул большой кусок в рот и пытался побыстрее пережевать. Пашу ещё ждали два аппетитных пирожка с картошкой и компот, и он уже мысленно их поедал. С набитым ртом улыбнулся Свете, от неё опять пахло терпко-сладкими духами. Паша интенсивнее заработал челюстями, чтобы скорее прожевать и ответить.

– Пойду сгоняю за кофе. – Тимоха, гад, схватил один из Пашиных пирожков и умчался из столовой, оставив Пашу наедине со Светой и своими грязными тарелками.

Паша даже возмутиться не успел, вздохнул, глядя на одинокий пирожок. Взял его и протянул Свете:

– Хочешь?

– Я не ем мучного, – усмехнулась она. – Пообещай, что придёшь!

Паша облегчённо выдохнул – пирожок всё-таки достанется ему, и следом радостно откусил, но тут же постигло разочарование: пирожок оказался с капустой. Тимоха вдвойне гад – это он купил пирожки в буфете, пока Паша стоял в очереди в столовой. А ведь Паша просил взять ему с картошкой.

– Приду, приду.

– Ты и в прошлый понедельник мне обещал, а сам не пришёл, – Света обиженно насупилась и надула губки.

Паша улыбнулся:

– Я же потом отработал. Гулять пойдём сегодня?

– Кому что, – хмыкнула она. – Там дождь весь день рисуют.

– Обожаю дождь! И тебя!

Света широко заулыбалась, фыркнула и чуть толкнула Пашу в плечо. Затем встала и взъерошила ему волосы, рассмеялась:

– Я тебя жду.

Паше было откровенно скучно на тренировке чирлидерш: разучивать позиции и движения – он этого не любил. Правила его всегда угнетали. Он бы с удовольствием снимал, до зуда хотелось достать телефон и забить на тренировку. Света ворчала, когда он отвлекался или ленился:

– Пашка, соберись!

Но он нарочито широко зевнул и улыбнулся:

– А можно я вас просто пофоткаю?

– Нет! Ты теперь часть команды. Никакой халтуры!

– Есть, капитан, – усмехнулся Паша.

Они долго пытались сделать одну сложную трёхуровневую поддержку, и Паша был основой. Словно по дереву на него забирались девчонки, но он думал, что надо бы эту пирамиду сфотографировать. В конце другой поддержки Паша должен был поймать Свету – этот подброс они тренировали ещё в прошлый раз. Он поймал её за талию, но вместо того, чтобы отпустить, наоборот, притянул к себе и поцеловал. Она была такая серьёзная, что внезапно захотелось это сделать. Света не ответила, распахнула широко глаза и упёрлась ладонями Паше в грудь, отстранясь:

– Воу, воу… Пашка, ты чего?

– Импровизирую, – хмыкнул он. – Сладенького захотелось.

Света рассмеялась и покачала головой, но снова ушла всех строить. И если сначала девчонки в секции посматривали на Пашу с интересом, строили глазки и улыбались, то после этого случая смотрели скорее удивлённо. Парни же Пашу сторонились: видимо, ревновали, потому что Света уделяла ему внимания больше остальных.

А после они пошли гулять. Действительно, шёл моросящий дождь, небо было тяжёлым и мрачно-серым. Паша всегда любил дождь и влажную, прохладную свежесть, когда дышится легко, а запах упавшей листвы после дождя обожал вдвойне. Света же, наоборот, куталась в тонкий плащ, шла под зонтом и заявила, что терпеть не может дождь. Поэтому Паша затащил её в ближайшее кафе. Согревшись, она принялась болтать без умолку про чирлидинг. Повеяло фанатизмом Тима, который мог бесконечно обсуждать гимнастику.

Сегодня Паша прогуливал тренировку, поэтому заранее написал Тиму, что опоздает.

Паша поедал сэндвичи с курицей, а Света заказала себе печёные груши и пила зелёный чай. Она поделилась своей историей: с детства занималась танцами, потом попала в секцию чирлидинга, и у них был капитан, причём мальчик, с которым они взяли первое место по Москве, стали третьи по России и вошли в десятку на международных соревнованиях. А в этом учебном году их капитан уехал в другую страну, и Света стала лидером, но толкового мальчика-чирлидера на смену никак не могли найти. И свалившийся на её голову Пашка воспринимался, как подарок вселенной.

– Соревнования скоро, поэтому я на тебя очень рассчитываю! – она тепло улыбнулась.

Паше пришло уведомление на телефон. Света обратила внимание на засветившийся дисплей – там стояло совместное селфи с Ликой с одного из весенних концертов.

– Это твоя девушка?

– Не совсем. – Паша схватил телефон. Ему писал Тим.

Быстро ответил другу: «Я занят, приеду как смогу, но лучше не жди».

На этот раз Паша положил телефон экраном вниз и посмотрел на Свету, она явно заинтересовалась фотографией.

– Так кто это?

– Сестра Тима.

– А ты всегда ставишь на заставку сестёр друзей? – она хитро улыбалась.

– Хочешь, поставлю тебя? – Паша взял телефон, вскочил и несколько раз с различных ракурсов сфотографировал Свету.

Сел, выбрал самый удачный снимок и поставил на заставку.

– Смотри, какая вкусная Конфетка!

Остальные фото, где она хорошо получилась, отправил ей. Света широко улыбалась, просматривая снимки.

– Пашка, ты талантище!

– Жаль только, ТикТок не ценит мою обаятельную мордашку. Почему наши с тобой поддержки ни одна не вышла за пятьсот тысяч просмотров даже за неделю, а Тимохина за сутки набрала два миллиона?! И так со всеми роликами: если снимаюсь я, то не взлетает, с Тимом, что ни ролик, то сразу в топ. В чём прикол?

– Это как в танцах – солист всегда один, – Света чуть пожала плечом. – И он умеет зацепить зрителя, остальные подтанцовка. Я видела ваши тиктоки, вот Тим точно солист, его бы в танцы, или к нам… – хихикнула она. – Но ты говорил, что он упоротый гимнаст.

– А это можно как-то развить? – вдруг задумался Паша.

– Развивай свои таланты, ты Тиму можешь только подражать, зачем тебе быть его подтанцовкой? Но фотки и съёмки роликов – это точно твоё. И чирлидинг, кстати, тоже! – рассмеялась она. – Давай сделаем канал про нашу команду?

Время пролетело быстро, со Светой было легко и весело, но Тимоха под конец уже начал названивать и ворчать. Паша подорвался проводить Свету до дома, но она отказалась, разрешила лишь довести до метро. Паша взял её за руку.

– В среду не пропускай треню, – напомнила она.

– Значит, в среду устроим и фотосессию?

– Договорились. У меня такое чувство, что я покупаю тебя за фотосессии и прогулки, – хихикнула она. – Но только если не будет дождя!

А когда прощались, Паша потянулся поцеловать Свету, но она увернулась, и следом сама чмокнула Пашу в щёку, рассмеялась:

– Ты всегда такой быстрый?

– У меня вообще нет тормозов, – улыбнулся ей Паша.

На тренировку Паша успел за час до конца, получил от Тима порцию душных нотаций, но свидание того стоило. Всю дорогу он думал о Свете. Она ему очень нравилась, может, даже наклёвывались ростки влюбленности, по крайней мере, ему весь день хотелось её поцеловать. Главное, не сравнивать её с Ликой, но Паша не смог. Света была выше её, светловолосая, часто ходила с двумя хвостиками или косичками, и это придавало ей озорной вид. Она постоянно смеялась, широко улыбалась и казалась из-за этого легкомысленной, но, узнав ближе, Паша понял, что это не так. Его подкупала её жизнерадостность и улыбки. Света горела чирлидингом, так же, как и Тим горел гимнастикой. Но Паше было с ней легко, уютно и нескучно. Он думал, что Света, наверное, ему идеально бы подошла в роли девушки – смешливая, весёлая и уверенная в себе. Только на сердце не возникало такого же трепета, как при виде Лики. И если Лика – недосягаемый идеал, то со Светой Паша рассчитывал на взаимность. Из-за постоянного общения с ТимьЯном, ему порой тоже хотелось к кому-нибудь примагнититься, хотелось ласки и близости.

Он открыл телефон и усмехнулся, глядя на новую заставку, но почему-то захотел вернуть всё назад – ему всё ещё хотелось видеть улыбку Лики. И как вытравить любовь к ней, он не знал. В груди защемило, он вздохнул и всё-таки вернул старую заставку. Понял, что Света не заменит ему Лику.

День рождения Лики выпадал на вторник. Паша написал ей поздравление ещё ночью в понедельник и спросил, где она будет вечером. Она ответила, что ждёт всех в пятницу, как и договаривались, а в субботу поедет с тортиком к родителям, а сам день рождения проведёт дома.

Когда Паша снова отпросился с вечерней тренировки, Тим его чуть не съел за это. Пришлось долго объясняться, как важно ему лично поздравить Лику. Подарок Паша приобрёл ещё на выходных, но сегодня упаковал его красиво, купил большой букет пионов и поехал к Лике. Позвонил в домофон, и на озадаченный вопрос «Кто?» ответил, искажая голос:

– Доставка цветов.

Лика его голос не узнала, а на лестничной клетке рассмеялась, встречая его:

– Я так и подумала, что это от тебя. Какая хорошая доставка: доставляет цветы вместе с заказчиком! – обняла букет, понюхала. – Спасибо, Паша!

Паша сиял и лыбился во весь рот:

– А поцеловать? Хотя бы в щёчку! – и он указал пальцем.

Лика потянулась и чмокнула его в щеку, а по всему телу прошлась волна тепла. Паша почувствовал словно превращается желе. Они стояли в прихожей, и Паша поставил на тумбочку увесистую коробку:

– А это основной подарок. Открывай скорее!

Отложив букет в сторону, Лика нетерпеливо развязала ленточку, сорвала обёрточную бумагу, и глаза её расширились, она приложила ладонь ко рту и уставилась на Пашу:

– Боже, Паша! Это же… Я себе давно такой хотела.

– Я знаю, – он улыбался как Чеширский Кот, довольный, будто не сам подарил, а ему подарили. – Там ещё и пластинки. Давай слушать скорее!

Он схватил коробку и потащил в комнату распаковывать. Увлёкся подключением и настройкой. Лика пока разглядывала пластинки:

– Рамштайн и Линкин Парк. Паш, ты серьёзно?!

– Ой, это я себе! – рассмеялся он. – Не удержался. Остальные твои.

– О! – Лика вытащила акустические сборники Стинга, Queen и Металлики. – Па-а-аша!

Лика любила акустические версии песен, гитарные переборы и сильные мужские голоса. Смотрела на пластинки и широко улыбалась, потом прижала их к груди, будто обнимая. В домофон снова позвонили. Паша ещё в пути заказал им Ликин любимый сет роллов. Она занесла пакет в комнату:

– Ты мне сегодня решил устроить праздник?

– Компенсация за прошлый год, – хмыкнул он. – Хотя в том году это была идея Тимохи похитить тебя. Вечно я за него отдуваюсь!

На лице Лики проскользнула тень воспоминаний, и улыбка пропала, но потом она отвернулась и ушла к столу сервировать еду. Паша как раз настроил виниловый проигрыватель, поставил пластинку Стинга и уселся за стол.

– У меня есть хорошее вино, будешь? – предложила она.

– Если ты меня напоишь, я же начну приставать и мне придётся у тебя остаться! Меня такой расклад полностью устраивает, так что наливай!

– Лучше поставлю-ка я нам чай! Как там Тимка?

– Тимоху мы потеряли, пошёл по бабам, – утапливая ролл в соевом соусе, усмехнулся Паша.

– В смысле? – Лика нахмурилась. – Он же помирился с Яной.

– Это он так думал. Яна другого мнения.

Лика испуганно уставилась на Пашу:

– Паш, ты серьёзно сейчас?

– Серьёзней некуда. Тимоха и сам не знает, что делать: и Янку любит, и к Ане его тоже, видно, тянет. То отгораживается, игнорит, то забудется и сидит пялится. Но пока держится. Яна – Аня, какая ирония!

Лика явно расстроилась, нахмурилась:

– Это очень плохо. Слушай, если они вдруг расстанутся, Яна пусть у меня поживёт, хорошо? Может, ты поговоришь с этой девочкой, объяснишь, что не надо лезть к чужому мальчику?

– В том то и прикол – она в курсе, что у Тимохи есть девушка. Но она замечает, как Тим на неё смотрит и, думаю, даже понимает, что он специально отгораживается, но они лишь мучают друг друга.

– Надеюсь, им хватит ума не переходить черту. Я не верю, чтобы Тимка смог бросить Яну ради какой-то другой девочки, – Лика так задумчиво смотрела в стол, будто решала в голове сложную задачу.

– Она гимнастка и в его вкусе, у него же вечные бзики, – хмыкнул Паша. – Я не лезу с советами, это его дело.

В разговоре о ТимьЯне они доели роллы и даже выпили чай. Лика явно расстроилась. Чтобы сменить тему Паша встал и сделал музыку громче. Стинг надрывно запел «Shape of my heart» и Паша протянул руку Лике:

– Потанцуем.

Она бросила на него какой-то печально-снисходительный взгляд, помедлила, но потом согласилась. Паша нервничал, но не показывал вида. Внутри всё трепетало от близости Лики, и невидимая струна напряжения была натянута до предела. Лика сохраняла внушительную дистанцию, не прижималась.

– Ты вкусно пахнешь, но по-другому, у тебя новые духи?

– Да, сделала себе подарочек на день рождения, – улыбнулась она.

– Мне очень нравится! – Паша чуть склонился, вдыхая глубже. – Но мне и прошлые твои духи нравились.

– Те надоели уже, я к ним привыкла, захотелось чего-то новенького.

– Перемен требуют наши сердца?

– Типа того, – хмыкнула она и снова увеличила расстояние между ними, посмотрела в лицо Паше.

А он будто ждал этого момента. Ждал, когда их взгляды встретятся. Сердце билось на износ, как птица в отчаянии разбивалась о клетку. Паша резко потянулся поцеловать Лику, но она отвернулась и тут же остановилась. Он лишь мазнул губами по её щеке.

– Паш, не надо!

Лика захотела вырваться из объятий, но Паша удержал её за плечи, заглядывал в лицо, потому что она прятала глаза:

– Почему?

– Мы с тобой это уже много раз обсуждали!

– Ты совсем не замечаешь, как я повзрослел?! – сквозь боль Паша выдавил надрывную ухмылку.

– Паша, тебе семнадцать! Это неправильно! Ты ещё маленький!

– Ничего себе маленький! Я выше тебя на голову. Хочешь, бороду отпущу, стану бородатым дедом, буду выглядеть старше тебя. Я выгляжу взрослым! Что тебе нужно ещё?!

– Тебе семнадцать, а мне двадцать пять! – Лика говорила твёрдо, подняла на него глаза, но снова отвела их в сторону.

– Это всего лишь цифры. Внутри, быть может, я даже старше тебя. Ты сама знаешь, мне пришлось рано повзрослеть. – У Паши щипало глаза, в горле застыл ком.

– Я не могу так, – Лика качала головой. – Я не могу связываться с ребёнком.

Она вырвалась из его хватки, и на этот раз Паша не стал удерживать. Лика села на диван и вздохнула.

– Лик, ну где ты видишь ребёнка?! Мне через два месяца будет восемнадцать, я уже студент! Ты постоянно цепляешься за возраст, но это всего лишь цифры! – Паша уселся рядом. – Я не могу без тебя. Сколько мне должно быть лет, чтобы ты увидела во мне мужчину?

– Ты даже школу ещё не закончил, а я уже успела выйти замуж и развестись! Какие у нас могут быть отношения?! Паш, – она заговорила вдруг мягко, будто утешала. – Ты очень добрый, красивый мальчик! Найди себе хорошую девочку, которая тебя полюбит, но не мучь ни меня, ни себя.

– Лика, блин! Я тебя люблю, зачем мне другие?! – возмущение граничило с отчаянием. – Скажи, что тебе нужно, чтобы мы хотя бы попробовали? Сколько лет мне должно быть? Или дело в деньгах? В чём? Что тебе мешает? Как мне доказать, что я не ребёнок?

– Никак, – выдохнула она. – Мне очень жаль твои чувства, правда. Я не хочу, чтобы ты страдал, но я так не могу. Прости, Паш!

– А давай попробуем! – сердце разрывалось от горечи и обиды. Руки подрагивали, но Паша сжал их в кулаки, и скрыл свои истинные чувства. Наоборот, придвинулся вплотную и заговорил весёлым тоном. – Представь, что мне тоже двадцать пять! – Паша сделал серьёзное лицо и пробасил, протягивая руку: – Анжелика Дмитриевна, разрешите пригласить вас на свидание?! Ты и так разбила мне сердце, хуже мне уже не будет. Что ты теряешь?

Лика хмыкнула, чуть улыбнулась. Посмотрела на протянутую ладонь, а потом в глаза, тяжело вздохнула:

– Я потеряю самоуважение. Прости, но для меня ты всё ещё ребёнок!

Паша так и ушёл, расстроенный, полностью раздавленный. Даже не писал Лике до пятницы – он не знал, как доказать, что уже не ребёнок. В глубине души надеялся, что если дистанцируется, Лика почувствует вину, а может, ей станет не хватать внимания Паши, и она напишет сама.

И чем сильнее отталкивала Лика, тем чаще Паша думал о Свете. В ней он видел спасение, ведь действительно рядом с ней забывался, ему с ней было хорошо. И Паша надеялся, что Света станет лейкопластырем для его израненного сердца. Но в среду он совершенно забыл про тренировку у чирлидерш: нашёл классную заброшку и утащил Тимоху туда. Пока стояла хорошая погода, нельзя было разбрасываться съёмками. Света ему написала вечером:

«Почему ты не пришёл?» – и плачущий смайлик.

Признаваться, что чирлидинг ему не нравится, Паша не стал. Отшутился, что готов отработать пропуск любым способом и отправил смайлик с поцелуйчиком.

Света прислала смеющийся смайлик и написала:

«Договорились! Завтра после пар ты мой! И только попробуй уйти!»

Паша рассмеялся и написал:

«Готов стать твоим и не только после пар».

В четверг Света сама поймала его после занятий, видимо, чтобы Паша не сбежал с тренировки и потащила в зал учить движения. Паша ленился, ещё и Тимоха уехал – некому было снимать, поэтому смысла стараться Паша не видел. И в очередной раз вместо того, чтобы повторять за Светой движения, Паша начал кривляться, она вдруг подошла вплотную и заглянула в лицо:

– Пашка, почему ты такой?!

– Какой такой? – заулыбался он.

– Несерьёзный. Пропускаешь тренировки, халтуришь, играешься, – Света говорила строго и смотрела печально.

– Я сама серьёзность! – он поджал губы и прищурил глаза. – Просто мне нравится, когда за мной бегает такая красивая девушка. – Паша попытался обнять её, но она вдруг ударила его по рукам.

– Пашка, для меня чирлидинг – это всё! Это моя жизнь! Мне важно победить, и ты нужен мне. У нас так мало времени, чтобы тебя всему научить, а ты ведёшь себя, как ребёнок!

– Относись к этому проще, – Паша пожал плечами, а потом всё-таки признался: – Чирлидинг – это не моё, я прихожу сюда только ради тебя.

– А ты можешь ради меня ещё и постараться?

– Если поцелуешь, – Паша заулыбался.

– Если мы выиграем соревнования, я тебя зацелую до смерти! – рассмеялась Света.

В пятницу Тим и Паша снова отпросились с половины тренировки и раньше вернулись домой. Отношения между ТимьЯном накалялись: Тимоха по-прежнему спал на кухне, всё чаще раздражался, а Яна больше замыкалась в себе, ходила грустная и рассеянная. По крайней мере они больше не ругались, и, кажется, зашли в тупик. Яна требовала, чтобы Тим прекратил общение с Аней, тот уверял, что любит только Яну, но полностью игнорировать Аню не может. Яна обижалась, а Тимоха, хоть и злился, но следом всё-таки пытался заслужить её прощение: подлизывался, приносил ей синие цветы и вкусняшки, вновь утаскивал в комнату поговорить.

Аня, похоже, тоже чувствовала, когда Тим бывал не в духе, на парах к нему не садилась, но иногда косилась. Тот, и правда, старался избегать её. А вот Славик так и крутился около Ариэль, и иногда в группе, если она смеялась над шутками Славы, то всегда бросала взгляд на Тима, будто проверяя, следит он за ней или нет.

Паша не вмешивался – ему было не до них. Хоть ему и не нравилось нестабильное состояние ТимьЯна, но он периодически подкалывал их, правда, они его шуток не разделяли. Чтобы окончательно не сломать их хрупкие взаимоотношения, Паша решил подождать.

К пятнице ТимьЯн заключили перемирие, по крайней мере, общались дружелюбно улыбались друг другу, ещё и Инга приехала и делала Яне неоновый макияж.

– Классный мейк! – Паша не прошёл мимо их яркого преображения.

– Хочешь, и тебя накрашу, – усмехнулась Инга.

– Нет, сиреневая, я, пожалуй, воздержусь, не хочу отбить у вас всех парней!

Ближе к восьми они были в сборе. Дорога на такси до клуба занимала около двадцати минут. Инга перед выходом предупредила:

– Тёма нас там встретит, он уже почти доехал.

Но когда спускались в лифте, где-то на середине пути кабинка дёрнулась и остановилась, свет погас. Все суматошно полезли включать фонарики. Тимоха высвечивал на доске объявлений телефон вызова диспетчера, сразу набрал, трубку не брали. Тим позвонил по второму номеру. Не брали нигде. Паша попытался открыть двери, но их сдавило чуть ли не намертво. Лифт был очень старый, поэтому аварийное открытие не срабатывало, скорее наоборот, двери будто заклинило. Паша отменил такси, начал психовать:

– Блин! Что делать будем?!

Тимоха гуглил телефоны аварийно-диспетчерских служб, и они всем пытались дозвониться, но их перенаправляли в местную диспетчерскую службу района, а там снова никто трубку не брал. Вечер пятницы слесаря явно решили провести дома. Сердобольные жильцы кричали им что-то с этажей, диктовали телефоны управляющей компании, пытались сами вызвать слесарей. Судя по голосам, во всём доме отключили свет, и древний лифт застрял между этажами. Наконец, они дозвонились до аварийной службы управляющей компании, их заявку приняли, но сказали, что авария во всём районе, и по срокам устранения ответили равнодушно: «ожидайте».

В узком пространстве становилось неуютно, они ещё и к Лике уже опоздали. Она позвонила Тиму. Нервничали все: Тим разговаривал с Ликой, а Инга с Артёмом. Паша светил на всех по очереди фонариком. Яна долгое время стояла в углу молча и почти не двигалась, и когда Паша посветил на неё и только хотел пошутить, что она само спокойствие, единственная не паникует, вдруг встретил её взгляд, полный ужаса. Она пошатнулась, привались затылком к стене, и ухватилась за рукав Инги:

– Инга, пожалуйста, меня накрывает.

Инга и Тим разом перестали разговаривать. Яна сползла по стене вниз и села на пол, прикрыла глаза. Паша присел и светил на неё:

– Ян, ты чего?!

Инга тоже опустилась и увела в сторону Пашину руку с фонариком. Тим тут же оттолкнул Пашу и подскочил к Яне, схватил за руки, попытался приподнять, обнять. Тормошил:

– Ян! Ян! Что с тобой?!

Яна безвольно подёргивалась и подвывала. Дышала как-то неровно, отрывисто. Не открывала глаз, а из-под закрытых век по её щекам потекли слёзы. Инга резко отняла ладони Яны у Тима, оттолкнула его:

– Уйди! Не мешай! Это всё из-за тебя! – Потом Инга близко наклонилась к Яне и мягко, убаюкивающе заговорила: – Всё нормально. Ты знаешь, тебя это не убьёт, всё будет хорошо. Дыши.

– Я сейчас задохнусь, не могу дышать, – простонала Яна. – Мне страшно. Я сейчас умру.

– Ты знаешь, что тебя отпустит. Тебя это не убьёт. Сейчас отпустит, посмотри на меня, – Инга вытащила из сумочки Яны влажные салфетки и протирала её запястья, мягко и размеренно уговаривая её. – Ян, я с тобой, смотри на меня. Давай дышать квадратиком, помнишь: один, два, три, четыре, один, два, три, четыре…

Паша тоже запаниковал, по загривку ползал какой-то липкий ужас. Он не знал, что ему делать, но очень хотелось побыстрее выбраться. За Яну стало страшно: вдруг она, правда, задыхается и сейчас умрёт. Тимоха ещё мельтешил рядом с Ингой и Яной, то присаживался, то вскакивал, хватал себя за волосы:

– Что я могу сделать? Ян, я здесь, я с тобой! Ян, я люблю тебя! Ян, что я могу сделать?! Мне никто не нужен кроме тебя!

Но после того как Инга залепила ему хорошую затрещину и рявкнула: «уйди!» Тим пришёл в себя, вскочил и начал с остервенением дёргать створки лифта. Одну створку заклинило, а вот другая чуть поддалась ему. Паша исполнял роль фонарика, держа свой телефон над головой у всех. Он не знал, чем ещё может помочь. Переживал за Яну, которая, похоже, не могла дышать в тесном пространстве. Переживал за Тима, который хотел бы помочь Яне, но не мог, и из-за этого метался по лифту, как запертый в клетке тигр. Сверху проорал какой-то мужик:

– Ребята, мы вам МЧС вызвали, вас скоро спасут! Держитесь там!

– Нас скоро вытащат! Ян, держись! Я с тобой! Я рядом, – Тим опять присел, попытался растормошить Яну.

Она уже не всхлипывала, смотрела в глаза Инги, как загипнотизированная, и дышала под размеренный счёт подружки. Стала заметно спокойнее. Инга опять шикнула на Тима, отмахнулась от него. А на том лица не было – он всё метался и дёргался:

– Паштет, вот эта створка чуть поддаётся, давай вместе попробуем открыть.

Вдвоём они, действительно, смогли сдвинуть одну створку. Паша упёрся в неё рукой. Под потолком расположилась плита этажа. Вниз прыгать тоже оказалось довольно высоко, а наверх смогли бы забраться только Тим и Паша.

– Паштет, держи дверцу, я спущусь, а ты мне подашь девчонок, – и Тимоха спрыгнул вниз.

Яну в каком-то полуобморочном состоянии уговорили спуститься. Тим обхватил её за ноги и так бережно принял, будто она была из хрусталя. Потом Тимоха поймал Ингу. Следом Паша еле-еле протиснулся в узкую щель, но спрыгнул неудачно, чуть отбил пятки. Все были какие-то помятые, перепуганные. Паша по-прежнему освещал фонариком: Яна безжизненно повисла на Тиме, он прижал её к себе и гладил по голове, что-то взволнованно шептал на ухо. Инга хмурилась и обнимала себя за плечи. Паша посмотрел на время – они должны были приехать к Лике час назад:

– Надо ехать.

Тим покачал головой:

– Я останусь с Яной, сам Лике позвоню, она поймёт.

– Нет, не надо оставаться, я в норме. – Яна отстранилась от Тима и утирала с щёк дорожки от слёз и потёки туши. – Мы не можем подвести Лику, она же нас ждёт.

Вид у Яны был жуткий, особенно в свете фонарика: весь яркий макияж размазался, неоновые стрелки и тени светились в темноте и лишь пугали. Инга поморщилась и опустила глаза: настроение у всех было подавленное. Паша вызвал такси, даже если один, он всё равно поедет к Лике.

– Ты останешься, и я с тобой! – Тим взял Яну за плечи и заглянул ей в лицо. – Лика не обидится, поверь мне. Паштет с Ингой будут отдуваться за нас, не переживай ни за что.

Яна неопределённо кивнула и снова привалилась к Тиму. Инга поджала губы. Тим повёл Яну наверх, а Паша с Ингой спускались по тёмным лестницам вниз. Такси ждали недолго, но в молчании. Инга писала кому-то в телефоне, а потом, снова поджав губы, печально посмотрела на Пашу. Они с Ингой редко оставались наедине, и всё их общение обычно строилось на взаимных подколах. Если Паша был неосторожен в штуках, то частенько получал от Инги тычки и затрещины, хотя чаще успевал убежать. Сейчас шутить совсем не хотелось, поэтому и молчали. Похоже, без взаимных упрёков, им не о чем было поговорить.

Когда сели в такси и вырулили со двора, увидели машину МЧС, переглянулись и улыбнулись друг другу. Паша спросил:

– Что это с Яной было? Клаустрофобия?

– Не. У неё бывают панические атаки.

– Я чуть в штаны не наложил. Думал, она задыхается. А ты молодец, так уверенно взяла всё в свои руки, с дыханием тема, откуда ты это всё знаешь?

– Это Янка меня научила, у неё раньше часто такое было, в школе накрывало, и она научила меня, как ей можно помочь. Она убегала в туалет, и мы с ней сидели дышали квадратиком, – Инга грустно хмыкнула.

– Жесть! Если бы такое с Тимом было, я бы дал ему отрезвительного леща!

– А ты дай! Для профилактики. Это же он довёл Янку до такого состояния, из-за него у неё снова панички начались. Придушила бы его!

– Он, походу, и не в курсе.

– Нет, – Инга покачала головой. – И я обещала Янке, что не скажу Тиму. Она очень боится его потерять, но чувствует, что теряет, и из-за этого у неё постоянная тревога. Я ей сразу сказала, послать его куда подальше, когда её первый раз ночью накрыло. А теперь её чаще стало накрывать, но Тиму ничего не говорит, не хочет, чтобы он был с ней лишь из жалости.

Паша потряс головой:

– Слушай, а научи и меня, как нужно действовать.

До самого клуба Инга рассказывала, зачем обтирала запястья влажной салфеткой – главное, сместить фокус внимания с паники на что-то другое: на цвета, запахи, звуки, окружение. Нужно заземлить человека, убедить, что это временно, и паническая атака не убьёт. Рассказала про дыхание квадратиком, когда нужно на каждые четыре счёта вдыхать, задерживать дыхание и выдыхать, и снова задерживать, и в это время мысленно рисовать в голове квадратик. А Паша надеялся, что эти знания ему никогда не пригодятся.

В клубе вовсю гремела музыка: народу было много и на танцполе, и за столиками. Паша не спросил, где именно сидит Лика, но вскоре в одной из ниш заметил её. Похоже, они с Ингой увидели их одновременно. Лика сидела в компании высокого худого парня, каждый из них держал в руке по бутылке шампанского, они смеялись. Им было удивительно весело, они ударились бутылками, сделали по глотку прямо из горлышка, переглянулись и снова рассмеялись. Паша с Ингой тоже переглянулись: возникало ощущение, что Лика и Артём знали друг друга давно и отлично ладили. Когда Паша с Ингой подошли ближе, услышали, как Артём увлечённо рассказывал про свою учёбу:

– Да, а ещё она мне всё время угрожала тройкой. У меня по всем четвертям одни пятерки, а она мне говорит: «Я тебе в году три поставлю!» Но в итоге всё равно пять поставила!

Лика заметила Пашу с Ингой, улыбнулась им:

– О, ребята! Вы выбрались?!

Артём тоже обернулся, вскочил и кинулся обнимать и целовать Ингу, но она резко отстранилась и нахмурилась:

– Ты напился, что ли?

– Какой там напился, мы выпили всего-то по бутылке шампанского. – Артём глянул на Лику, она захихикала.

– Вы представляете, мы же с Артёмом, оказывается, учились в одной гимназии одиннадцатый класс, но в разных классах, он меня даже помнит, – Лика счастливо улыбалась.

Она была румяная, похоже, пьяная, и до неприличия красивая – длинные волосы струились локонами, платье на тонких бретельках облегало гибкую фигуру и небольшую грудь: Лика точно была без лифчика, и Паша невольно сглотнул. Ему было так горько, что Лика так хорошо проводила время с Артёмом, у них нашлось что-то общее и они вместе напились. Сердце сдавило от горечи. Паша чувствовал соперника, и ревность неприятно свербила в груди: этот парень ему уже не нравился.

Артём протянул руку Паше, улыбнулся и представился:

– Артём.

– Павел.

Паша пожал руку, но быстро обошёл Ингу с Артёмом, чтобы угнездиться рядом с Ликой, а те сели напротив. Потом Паша встал и достал коробочку с подарком, Лика озадаченно склонила голову.

– Ты же меня уже поздравлял.

– У меня для тебя есть ещё подарок, – Паша улыбнулся.

Инга и Артём тоже заинтересовались. Тогда Паша раскрыл коробочку: там лежала пластиковая диадема. Паша вытащил её.

– Сегодня в столь знаменательный день, я нарекаю тебя моей королевой, обещаю защищать честь и достоинство, а также верно служить моей королеве. Примешь ли ты, Анжелика, столь великий дар? Отныне моя жизнь и судьба будут в твоих руках.

Паша припал на колено, протягивая ей диадему. Лика ахнула и широко улыбнулась, изумлённо покачала головой.

– Па-а-аша, ты как всегда!

– Так что, будешь моей королевой?

– Хорошо, но только сегодня, – рассмеялась она. – Сегодня мне всё можно!

Паша встал и надел диадему. Она поправила украшение, взяла телефон и сделала селфи. Паша тут же прижался к ней, обнял, и Лика сделала ещё одну фотографию с ним.

Затем вскочил и принялся осматривать стол, выбирая, с какой закуски начать:

– Надеюсь, вы тут без нас не всё поели?

– Мы в основном пили, – смеялась Лика. – Я решила, что вы до нас не доберётесь, загрустили и решили напиться. Как же тесен мир!

Паша набирал себе на тарелку закусок, Артём со своей стороны предлагал разную еду Инге, ухаживал за ней, но она выглядела растерянной: то ли всё ещё переживала за Яну, то ли не ожидала, что Артём может напиваться с кем-то без неё.

Утолив голод, Паша повеселел ещё больше: алкоголь ему был не нужен, он становился пьяным от близости Лики, а она сегодня была сногсшибательна.

– Тим и Яна передают вам привет, – она положила в сумочку телефон и посмотрела на Пашу: – Ты поел? Пойдёмте танцевать!

Паша подскочил, Инга двинулась с ними, а вот Артём, рассмеявшись, заявил, что ни за что не будет танцевать. В итоге девчонки схватили его за руки и вытянули на танцпол. Паша фыркнул: «Позер!» Тимохи не хватало – вот кто любил отрываться на рейвах, у них с Ликой это было семейное, они умели заряжать, но и Паша не отставал. Он любил танцевать, но был более резкий в движениях, обожал, когда биты резонировали с сердцем, тогда он сливался с музыкой и растворялся в ритме. Сегодня Паша ни на секунду не отрывал взгляда от Лики, пожирал её глазами, а она отдавалась музыке и танцам: сексуальная и притягательная, она прикрывала глаза, извивалась, поднимая руки в верх – для Паши на танцполе существовала только она. Его королева. Она улыбалась ему, Инге, Артёму, казалось, улыбалась всем вокруг. А Паша, чем больше смотрел на неё, тем больше хотел, в какой-то момент вожделение затуманило разум, он обошёл Лику сзади и положил ей руки на талию, двигался в её ритме, старался повторить движения, слиться. Ладони самопроизвольно поползли к бёдрам Лики, дыхание участилось. Паша резко прижал Лику к себе, обхватил и держал, вдохнул на полные лёгкие запах её волос.

Но такое сближение явно не понравилось Лике. Она вывернулась, глянула на Пашу и чуть отступила, перестала улыбаться, а Паша уже не хотел сдерживаться, схватил её за руку, притянул к себе, обнял, и, наклонившись к уху, громко проговорил:

– Я так хочу тебя!

Лика дёрнулась, резко вывернула руку, метнула в Пашу грозный взгляд и ушла в сторону туалета. Паша остался один. Увидел рядом Ингу, она зажигала тоже одна, улыбнулась, когда они встретились взглядами. Обернувшись на столик, Паша заметил там Артёма, пьющего шампанское. Вскоре к нему присоединилась Лика, налила себе сока, выпила, что-то сказала Артёму, но тот покачал головой, и она двинулась на танцпол. Паша обрадовался, хотел вновь схватить её за руку, она подошла вплотную и потянулась к нему, громко проговорила на ухо:

– Чтобы больше я такого никогда не слышала! И руки держи при себе.

Паша хмыкнул: такой менторский тон от пьяной Лики лишь забавлял. Лика приблизилась к Инге, и какое-то время они танцевали вдвоём, чем-то похожие – одного роста, обе гибкие и хрупкие на вид, но Лика явно выглядела старше, стильнее, дороже и сексуальнее. Инга на её фоне смотрелась подростком, кричаще-ярким подростком. Вклинившись в их пару, Паша периодически будто невзначай, прилипал к Лике, и, когда держал её за руки, кружил, она улыбалась. Паша опять не сдержал порыва, прижал её к себе и попытался поцеловать. Лика была пьяна, податлива, танцевала, прикрыв глаза. И Паша воспользовался этим, поцеловал её. Лика не успела среагировать, и Паша успел вкусить её губы, прежде чем она резко его оттолкнула:

– Ты совсем уже?! Уйди!

И сама же ушла от него подальше, в центр танцпола. А Паша решил пойти умыться, ему было слишком жарко, и не только из-за танцев: внутри горел огонь возбуждения, настолько сильное влечение он испытывал впервые.

Успокоившись в туалете, плеснул себе несколько раз в лицо ледяной воды, и только собрался выходить, за дверью услышал голос Инги:

– Тём, давай уедем!

– Сначала ты умоляешь меня приехать, а стоило мне приехать, сразу: «давай уедем»? Котик, расслабься, мне кажется, тебе здесь весело. Веселись!

– Меня бесит, что ты напился! Ты же за рулём, как мы теперь поедем?

– Возьмём такси или номер в гостинице снимем на ночь. Не переживай!

– Ненавижу, когда ты напиваешься! Я хочу домой!

– Инга, кончай ломать драму. Ты опять за старое?! Лика нас пригласила, и так Тим с Яной не пришли, ещё и мы уйдём рано, это как минимум некультурно. Прояви уважение, некрасиво оставлять её одну! И тебе не идёт злиться!

– Ой, заткнись! А тебе не идёт напиваться!

Паше было так некомфортно подслушивать их разговор, но они стояли рядом с мужским туалетом, и выйти Паша не мог, они бы сразу поняли, что он застал их ссору. Вскоре стало тихо, вошёл какой-то парень, и Паша осторожно выглянул. Инги и Артёма не было. Вернувшись к танцполу Паша заметил Лику – она танцевала посреди зала, и какой-то мужик тёрся рядом, периодически наклонялся и что-то ей говорил, она улыбалась. Паша, расталкивая танцующих, ринулся в середину, и, оттеснив мужика, обнял Лику, но она снова вывернулась, перестала улыбаться и покачала головой, но танцевала рядом с Пашей. Тот мужик ей что-то сказал, кивнув на Пашу, она ответила, и незнакомец, поджав губы, ушёл. Паша ревновал:

– Что он тебе сказал?

– Познакомиться хотел.

– А ты?

– Сказала, что с тобой.

– Я за!

Паша заговорщически заулыбался, приблизился, попытался обнять Лику, но она вновь отвернулась и вдруг грозно выдала:

– Паша, прекрати меня трогать! Мы не вместе! Я так сказала, чтобы он отстал.

К ним присоединилась Инга, весёлая и энергичная, по ней и не скажешь, что они спорили с Артёмом пять минут назад и она просилась домой.

– Надо Тёму вытянуть потанцевать, мне нужна твоя помощь, – прокричала она Лике.

И они потащились к столику, опять схватили за руки упирающегося Артёма и вытянули его на танцпол. Смотрелся он нелепо – был пьян и глупо улыбался, а Лика улыбалась ему. И сейчас они оба взбесили Пашу: Артём, что ему досталось вдруг так много внимания, и Лика, слишком грубо прогонявшая Пашу от себя. Ему вдруг стало отчётливо ясно: ей на него плевать, а своим вниманием он только раздражает её.

Паша незаметно ушёл к столу, взял бутылку шампанского, плюхнулся на диван и пил большими глотками прямо из горла, словно это лимонад. Мучила жажда и хотелось напиться: ему было жарко и больно. Рану в груди хотелось залить хоть чем-нибудь. Кто знает, может алкоголем удастся её продезинфицировать и будет не так саднить. За бутылку кто-то взялся, опустил её:

– Не напивайся, пожалуйста! – Лика смотрела сочувственно, потянула бутылку на себя, но Паша не отдал.

– Какое тебе до меня дело?! Тебе на меня плевать! – и Паша снова присосался к шампанскому.

– Паш, хватит! – на этот раз тон Лики стал приказным.

– Да, мам! – язвительно выдал Паша, коварно ухмыльнулся. – Хотя… я же никогда не слушался мать, поэтому она нас и кинула.

И Паша вновь сделал большой глоток из горла.

– Ты ведёшь себя как ребёнок!

– Правда?! – Паша перестал пить и наигранно удивился. – Тебе, значит, можно напиваться, а если пью я, то сразу ребёнок!

– Я не напивалась!

– Да что ты?! А кто пил шампанское прямо из бутылки, когда мы приехали? Или у тебя это называется «культурные посиделки»?

– Тебе же нельзя пить!

– Кто это сказал? Тимоха?! Так его сейчас нет! Да и по крышам я пьяный лазить не собираюсь. Никто! Мне! Не запретит! Ясно?!

Паша допил до дна, поставил пустую бутылку на стол.

– Я просто не хочу, чтобы тебе было потом плохо, – Лика вздохнула и села рядом, помрачнела.

И будь Паша трезвый, он бы сразу начал её утешать, веселить, но алкоголь в крови, смешанный с болью и обидой, заткнул разум. Пашу понесли потоки, хотелось задеть Лику за живое, сделать ей больно, чтобы она хоть раз поняла, каково ему.

– Мне уже плохо, куда уж хуже?! А знаешь, пойду, найду себе девушку, тут их так много красивых и… молодых! – прищурившись, едко добавил Паша: – Зачем мне старуха?

Лика не стала его удерживать, когда он встал и танцующей походкой пошёл в сторону бара. Алкоголь ударил в мозг, пузырьки шампанского словно побежали по крови. Стало весело, потянуло на подвиги. Паша увидел двух скучающих девушек, потягивающих коктейли у стойки бара, вклинился между ними, вооружившись широкой улыбкой:

– Привет, девчонки! Искал сегодня самых красивых девушек в клубе, и чуть не ослеп, увидев вас. Такие вы классные! Не мог пройти мимо. Почему не танцуете?

Рыженькая улыбнулась ему:

– Натанцевались уже. Перекур.

– Так, Паш! – на плечо легла ладонь, и позади раздался строгий голос Лики. – Мы едем домой!

– Да, мам! – хмыкнул Паша, повернулся к Лике и обнял её за талию. – Знакомьтесь, девчонки, это Лика. О-о-о! А хотите, расскажу вам сказку про принцессу? Все же девочки любят принцесс и сказки?! Жила-была обычная девочка, которая мечтала стать принцессой, и однажды злой дракон обманом похитил её. Он притворился прекрасным принцем и пообещал ей, что она станет принцессой, а она ему поверила и влюбилась. Но он заточил её в своей пещере и сделал просто женой дракона…

– Прекрати! – перебила Лика.

– Тс-с-с… – он приложил палец к её губам и даже вздохнул от искушения их поцеловать.

Но девчонки с любопытством смотрели на них, даже коктейли пить перестали, им явно стало интересно.

– Но однажды два рыцаря пришли к ней в гости, и злой дракон так рассвирепел, что маска прекрасного принца слетела с его лица. Девушка испугалась и убежала от него. Но один из рыцарей так полюбил эту девушку, что сказал ей: «Ты будешь не принцессой, ты сразу станешь моей королевой!», но она обозвал его глупым ребёнком, и сказала: «вот когда станешь прекрасным принцем лет двадцати пяти, тогда и приходи, а пока гуляй!» Вот и сказочке конец!

– Какая-то грустная сказка, – рыженькая потянулась к коктейлю. – Я бы осталась с рыцарем.

Паша хмыкнул и посмотрел на Лику, та хмурилась, но даже не посмотрела на него, скрестила руки на груди. Паша проговорил ей почти на ухо:

– А девушка до сих пор продолжает верить в сказки и ждать своего принца.

Его так тянуло к Лике, до какого-то безумия, никогда раньше он не хотел её так, как сегодня. Заводился от одного её вида, от запаха. Рука сама собой сползла с талии Лики ниже, и он схватил её за ягодицу, его аж в жар бросило, дыхание тут же сбилось. А Лика сначала уставилась на него широко распахнутыми глазами, а потом врезала пощёчину. Сжала губы и разочарованно покачала головой. Затем, резко развернувшись, Лика поспешила к их столику.

Паша рванул за ней:

– Лик! Лика, прости! Я, правда, перебрал, и не хозяин своим рукам.

– Ты и мозгам своим не хозяин! – резко отозвалась она. – Мы едем домой!

Пашу повело от алкоголя, и он ушёл в отрыв на танцполе, хоть и двигался неуверенно, его штормило и качало, но энергия из него просто фонтанировала. Пока ехало такси, Лика дважды утаскивала Пашу с танцпола к столику, а потом вывела чуть ли не за ручку на улицу. Артём стоял, ковырялся в телефоне и предлагал Инге варианты гостиниц, но Лика настояла на том, чтобы они переночевали у неё. Инга категорично отказалась. Пьяный Артём пожал плечами и продолжил поиски.

– Можно, я у тебя переночую, раз они не хотят? – взмолился Паша.

Но Лика проигнорировала его, продолжая настаивать:

– Так, вы едете со мной, и это не обсуждается. Где-то будете ещё гостиницу искать среди ночи. Тем более Артём нетрезв.

– Инга, одну ночь, а утром я буду бобр и свеж, выполню любое твоё желание, – Артём с глупой улыбкой посмотрел на Ингу.

Она вздохнула, но в итоге под пристальными взглядами Лики и Артёма сдалась.

Возможно, Лика специально так уговаривала Артёма и Ингу, лишь бы не оставлять Пашу у себя.

В такси он уселся на переднее сиденье, ему ехать дальше. Лика, Артём и Инга расположились сзади. В машине играла танцевальная музыка, и захмелевший Паша продолжал пританцовывать:

– Классное музло! Можно продолжать тут такси-рейв.

Паша обернулся. Инга сидела посередине, привалившись к Артёму. Он вообще закрыл глаза и бережно обнимал свою девушку. Медленно гладил её по голове, пропуская волосы сквозь пальцы. Они оба улыбались. Лика сидела позади Паши, отвернулась и задумчиво смотрела в своё окно. Ехали молча, но потом вдруг заиграли мотивы дискотеки восьмидесятых:

– О, Лика, какая бумерская музыка! Зажигай! Твоя тема! – Паша обратился к водителю. – Можно погромче сделаю?

Тот кивнул, и Паша подкрутил динамик чуть ли не на максимум, снова начал дёргаться в танцевальных жестах. Песню эту не слышал раньше, но, когда девушка запела, стал вслушиваться в текст.

«Ты слишком молод, чтобы звать меня гулять, тебе семнадцать, а ему все двадцать пять…»

– О, Лика! Прям про меня песня!

Паша внимательно вслушивался в текст и пританцовывал. А на припеве стало слишком горько от совпадений. Слова резонировали с его болью:

«…не нужна мне твоя любовь. Убегу от тебя и сяду на такси. Только дело совсем не в нём, извини, но ты ни о чём!»

– Ну точно про тебя и меня! Поставь себе её рингтоном на меня! – со злостью проговорил он. – Осталось тебе мужика найти, которому двадцать пять!

– Пашечка, тебя несёт! – Лика сзади положила руку на его плечо, проговорила ближе к уху. – Успокойся, пожалуйста!

Но Пашу, правда, уже понесло, он громко подпевал на всю машину, пропуская боль припева через себя:

– Только больше не надо слов, не нужна мне твоя любовь… Только дело совсем не в нём, извини, но ты ни о чём. Я не буду с тобой, и даже не проси…

Он дослушал эту песню до конца, уже готовый расплакаться от внутренней горечи и обиды – слова песни разрывали ему сердце. Лике он не нужен, его любовь ей точно не нужна. Следующей запела Билли Айлиш, Паша сразу же приглушил динамик, обернулся к Лике:

– Поставила на рингтон?

– Я не буду этого делать! – резко ответила она.

– Тогда я себе на звонок поставлю! – и уткнулся в смартфон, скачивая песню, подпевая под нос: – Тебе всего семнадцать, стоит подождать, лет пять…

– Паша, а тебе, что, правда, ещё семнадцать? – вдруг заинтересовалась Инга.

– Мне в декабре восемнадцать будет, – не отрываясь от смартфона, ответил он.

– Ты явно выглядишь старше, – хмыкнула она.

– Спасибо, сиреневая, что хоть ты не видишь во мне маленького мальчика! – весело отозвался Паша.

И услышал, как цокнула и шумно вздохнула позади Лика.

Вскоре такси подъехало к первому пункту назначения. С задних сидений все вышли на улицу.

– Паш, сам доберёшься? – наклонилась Лика к его открытому окну.

– Нет, не доберусь, – расплылся в широкой улыбке он.– Разрешишь остаться?

Лика снова цокнула и отвернулась, махнула на него рукой. Артём и Инга попрощались с Пашей и пошли за Ликой.

Таксистом был молодой нерусский парень, который вдруг заговорил с акцентом, когда они чуть отъехали.

– Красивый девушка!

– Красивый, – вздохнул Паша. – Как только её покорить?

– Деньги, брат! Всем девушкам нужны деньги, а красивым большой деньги.

– Ей точно деньги не нужны, она хорошо зарабатывает. И у меня есть деньги, ей пофигу!

– Тогда женись!

Паша расхохотался. И смеялся долго, до колик в животе.

– Э, брат, зря смеёшься! Надёжный муж, семья нужен каждый девушка.

Но Пашу эта мысль лишь забавляла, но почему-то не отпускала. Он перестал слушать историю знакомства таксиста со своей женой, потому что в голове вдруг вспыхнула романтичная картина: Паша припадает на колено, но клянётся не в рыцарстве, а просит стать его женой. Сегодня Лика обрадовалась и согласилась, может, это было репетицией, и ей действительно нужно кольцо вместо диадемы, чтобы понять самые серьёзные намерения Паши. В ближайшие лет десять Паша не собирался жениться, даже сейчас его эта мысль пугала: он ни разу раньше даже не думал о женитьбе, но на Лике был готов хоть сейчас. Воображение подкидывало кадры из романтических фильмов, хотелось закричать таксисту: «разворачивай», броситься перед Ликой на колени, услышать заветное «да» и целоваться до умопомрачения. Он усмехнулся, и эта мысль прочно обосновалась в голове и уже не казалась такой бредовой: может, так Лика поймёт, что он взрослый.

Перед сном Паша открыл переписку с Ликой и написал:

«Люблю тебя, моя…» и вставил в конце эмодзи с короной.

Утром Паше было плохо и морально, и физически – он слабо помнил вчерашний вечер. Тимоха ему всегда запрещал пить, потому что Пашу после алкоголя тянуло на приключения, его и трезвого тянуло, но после алкоголя тяга усиливалась в несколько раз, и тормоза отказывали.

Раньше они втихаря пили в спортивных лагерях или на сборах до того момента, как Тим не вывихнул ногу из-за Паши: они полезли на крышу столовой на скорость (это была идея пьяного Тима). Паша тогда сорвался, но ухватился за ногу Тима, и они вместе свалились. Падал бы Тим один, может, сгруппировался бы, но когда его держал за ногу Паша, падение произошло менее удачно: Паша отбил себе весь правый бок, а Тим вывихнул голеностоп. Как же он потом отчитывал Пашу, и раз и навсегда запретил им обоим пить.

Поэтому алкоголь с тех пор Паша не употреблял, и, видимо, с непривычки чувствовал себя гадко. Время близилось к полудню. Он открыл телефон, Лика прочитала его ночное сообщение, но ничего не ответила. Лика! Паша вдруг вспомнил, как хотел её вчера, как приставал, поморщился, в груди опять засаднило, и он поплёлся в душ.

На кухне слышал голоса ТимьЯна, и, выйдя из душа, Паша застал идиллическую картину: они снова сидели рядом и смотрели какие-то видео на телефоне. Тим нежно обнимал Яну, а она выискивала в миске с орешками миндаль и кормила им Тима.

– О, Паштет! Как вчера всё прошло?

– Так себе, – махнул рукой Паша.

– Мы, кстати, на твою долю бутербродов сделали, они в холодильнике, – добавила Яна.

– Лика просила надавать тебе по жопе за то, что напился и приставал к ней, – вставил Тим.

– Я уже сам себе надавал. – Паша вытащил из холодильника бутерброды, налил чай и сел за стол.

Он смутно помнил, что было после того, как он выпил шампанского, но всё равно становилось стыдно. Зато Паша прекрасно помнил, что было до, и сразу начинал злиться на Лику. Ей плевать на него!

Тиму пришло уведомление на телефон:

– Лика спрашивает, поедем ли мы с ней к родителям?

– Я пас, – отмахнулся Паша, запихивая бутерброд в рот целиком.

Подумал, что, наверное, надо бы извиниться, но он так обиделся, что даже видеть её не хотел и впервые остался в квартире на выходные один. Всё равно переписывался с Тимохой и время от времени открывал страницу Лики, проверить, когда она последний раз была в сети, но она последний раз заглядывала утром и пропала: видимо, они отмечали в семейном кругу, как она и хотела.

Одиночество накрывало и оседало тяжелым грузом в грузи. Паша включил фильм, чтобы отвлечься. Обида к вечеру стихла, и он вспомнил вчерашнего таксиста. От мысли о предложении стало не по себе: сковывал страх. Паша был почти уверен в отказе, но с другой стороны, ведь это шанс доказать Лике, что он стал взрослым. Или не стал? Мысль о женитьбе пугала даже больше, чем потенциальный отказ. Тем более вчера Лика ему явно дала понять, что «он ни о чём».

Весь вечер Паша смотрел кольца и читал разные статьи о том, как оригинально сделать предложение, а ближе к ночи получил сообщение от бывшей одноклассницы:

«Паша, привет! Помнишь, ты как-то говорил, что готов меня обнять? Сейчас мне это нужно как никогда».

Паша даже подскочил от неожиданности и сразу набрал ей:

– Где ты? Дождись меня, я сейчас приеду!

…За полгода до этого

– Пашечка, а пошли сегодня фоткаться! Весна пришла, птички поют, солнышко светит! – Дарина томно улыбалась и заигрывающе хлопала нарощенными ресницами.

– Да, без проблем! Классный мейк, а с луком что? – Паша оценивающе посмотрел на её повседневную одежду.

Дарина наклонилась к уху Паши и прошептала.

– А у меня всё самое интересное под одеждой.

Паша расхохотался.

– Намёк понял! Я думал, ты хочешь ин начурал: птички, солнышко. Есть одна локация, кстати, – Паша щёлкнул пальцами. – Мы там с Тимохой недавно снимали ролик, с крыши вид офигенный!

Дарина училась в параллельном классе, но очень любила фотографироваться, у неё зрела мечта стать моделью. Когда в прошлом году Паша после курсов фотографии искал, на ком практиковаться, Дарина откликнулась первой, а после сарафанное радио подхватило, и потом уже девчонки сами стали ловить Пашу по школе и зажимать в тёмных уголках, уговаривая на съёмку. Он никому не отказывал – обожал повышенное внимание, да ещё и фотографировал девчонок за еду. В плюсе оказывались все. И если сначала это были какие-то стандартные фотосессии: портретные, уличные, Паша набивал руку, то через несколько месяцев раскрепостился не только Паша, но и девчонки – градус откровенности фотографий повышался, а количество одежды на девчонках уменьшалось.

– Па-а-аш, такие серьги себе подглядела к выпускному платью, они нереальные… – болтала Дарина, когда они уже начали съёмку. Она приподняла подбородок и изогнулась. – Но стоят, как треть моего платья, мать психует…

Паша всё ловил удачный свет и ракурс, делая пока пристрельные снимки.

– Замри! – попросил он, сделал снимок. – Супер! Ты, как всегда, супер!

– Так вот, насчет серёжек, ты мог бы мне их заказать?

– А мне какой профит от этого? – Паша чуть сменил угол, снова сфотографировал. – А стань к стене полубоком, прижмись. Вообще топчик!

– Ну-у, мне будет очень приятно, могу сделать приятно и тебе, – лукаво склонила голову она и прижалась к стене ещё ближе.

– А что за серьги-то?!

– Новая коллекция, сейчас покажу! – Дарина резко подорвалась, схватила телефон и открыла сохранёнки в ТикТоке. – Новый тренд!

Паша вдруг рассмеялся:

– Если хочешь сделать мне приятное, свари мне борща!

– Ты совсем дурак? Какой нафиг борщ? Давай лучше потрахаемся.

– Я ещё с того раза не отошёл, – Паша расхохотался ещё сильнее, но почувствовал, как покраснел. – У меня теперь травма.

Дарина ещё на зимних каникулах предложила переспать, Паша оценил её инициативу и пришёл к ней в гости с цветами. Хоть и волновался, но быстро забылся в мягком, нежном теле девушки. Всё шло хорошо: нежно, плавно и нерешительно. Паша не был уверен, в какой момент и на какую территорию может заходить, поэтому инициативу больше проявляла Дарина, а Паша лишь повторял за ней. Но в какой-то момент в его голове вдруг включилось воображение и разыгрались фантазии о Лике, возбуждение резко распалилось, только Дарина, в отличие от хрупкой Лики, обладала выдающимися формами. И Паша, осознав под руками различие, не смог продолжать: он уже не хотел Дарину, он хотел только Лику. Возбуждение пропало. Он сгорал со стыда, извинялся, наверное, раз сто. Чтобы хоть как-то оправдаться, пришлось признаться Дарине, что влюблён в другую.

– Это у меня травма на всю жизнь! Лучше б ты геем оказался! Паш, правда, иногда ты такой придурок! Но фотки у тебя зачётные!

– Что есть, того не отнять! – Паша опять отошёл, подыскивая ракурс. – Встань спиной, обернись и посмотри за меня! Замри!

– Пашечка, рили, мне позарез нужны эти серьги на выпускной, я к ним уже платье подобрала, а денег нет! – Дарина продолжила гнуть свою линию.

– И я серьёзно, мне позарез нужен борщ! Продукты с меня.

– Ой, хрен с тобой! Пошли варить борщ, но предупреждаю сразу: я его ни разу не готовила. За качество не ручаюсь.

После фотосессии Дарина хозяйничала на Пашиной кухне, подглядывая рецепт в ролике на ютьюбе. Он тем временем обрабатывал фотографии Дарины. Отец уехал в очередной рейс, и Паша снова был предоставлен сам себе.

– Всё-таки ты странный. Ни один нормальный парень не обменяет секс на борщ, – Дарина тёрла свёклу, и от усердия даже вспотела, утирала лоб рукавом.

Паша не удержался и сфотографировал её несколько раз, пока она готовила: такая она была милая – пухленькая, круглолицая и деловая.

– Голодный поменяет: без секса можно прожить, а без еды нет, – Паша как раз закончил ретушь последней фотографии. – Кидай ссылку на свои серьги.

Паша размышлял, возможно, стоило подарить такие же Лике, но передумал: она предпочитала драгоценные металлы бижутерии. Но заказал ещё одну пару с чёрными камнями для своей одноклассницы – Киры. Она училась на одни пятёрки и всегда выручала Пашу по учёбе – Паша продолжал учиться в этой школе только благодаря ей. Поэтому чувствовал себя извечным должником Киры. Они сидели за одной партой, и Кира писала за Пашу сочинения и делала домашку. Если бы не Кира, его вообще не допустили бы до ЕГЭ по русскому.

Когда серьги доставили, Паша принёс Кире подарок и положил перед носом на парту.

– Это что? Сегодня ведь не Восьмое марта, – нахмурилась она.

– Это тебе в знак благодарности за сочинения прошлые и будущие, – Паша светился широкой улыбкой и ёрзал от нетерпения. – Я же теперь твой вечный должник. Кстати, поздравь меня! Я пошёл к репетитору по русскому, и она меня даже не убила. Святая женщина, но такая лютая!

Они всегда сидели на последней парте. Киру в классе недолюбливали, она сторонилась одноклассников, была молчалива и вечно мрачна. Ещё и выглядела странно: угловатая меланхоличная брюнетка с карими глазами, с густой чёлкой и длинной косой, с сильным акне по всему лицу – типичная закомплексованная забитая девочка. Одевалась вечно в чёрное и с длинным рукавом, даже на физкультуре.

Пашу какое-то время тоже гнобили в школе. После того, как его бросила мать, он совершенно забил на учёбу и свой внешний вид. И так получилось, что они с Кирой сначала просто сидели вместе, а потом уже два изгоя начали дружить. Только сейчас Паша пользовался популярностью, а Кира почти не изменилась за три года. Но Паша не бросил Киру, да и без её помощи, наверное, не смог бы доучиться.

– Очень красивые, спасибо, – открыла она коробочку и чуть улыбнулась.

Паша, мурлыкая как ласковый кот, потёрся щекой о плечо Киры и с интонацией Кота Матроскина заговорил:

– Ты же написала для меня эссе по обществу?

– Написала, – Кира протянула Паше листок.

– Спасительница моя! Я тебе говорил, что ты лучшая? Проси что хочешь! Готов стать твоей персональной Золотой Рыбкой: буль, буль, буль…

Кира снова чуть улыбнулась одним уголком губ, а Паша, булькая, уплыл на свою сторону парты и начал передирать эссе на листочек.

– У меня есть одно желание, но оно очень странное. Обещай, что никто об этом не узнает?

– Я умею хранить секреты.

Кира чуть поколебалась, а потом наклонилась к уху Паши:

– Ты же всех фоткаешь?! Можешь и меня сфотографировать, как будто я умерла?

Паша перестал переписывать и нахмурился:

– Я-то могу сфотографировать вообще всё что угодно, но такое не хочется, если честно. Зачем тебе?

– Так, просто… хочу увидеть, как это выглядит со стороны.

– Даже я не хочу видеть, как это выглядит со стороны. Кир, у тебя всё нормально?

– Да. Ладно, забей! – Она отодвинулась.

– Раз я обещал сделать для тебя всё, я сфоткаю, но мне эта затея не нравится.

Конечно же, Паша потащил Киру на заброшку. Она жутко стеснялась. Паша впервые видел её с макияжем: она замазала толстым слоем тоналки прыщи, нарисовала стрелки, а на губы нанесла бордовую матовую помаду. Она даже короткое платье надела, хоть и чёрное с длинным кружевным рукавом, но отделанное гипюром. Распустила волосы. Паша притащил её в свою любимую заброшку недалеко от школы – там когда-то хотели сделать дом молодёжи с уличной сценой, но так и не достроили. Местная молодёжь там и без культурного досуга постоянно зависала, так что заброшка со своей ролью справилась.

– Тебе идёт эта готичность.

– У меня есть лезвия, ножи, краска красная, есть акриловая и гуашь, кисточки…

Пока Паша импровизированным веником из веток сметал мусор с пола, Кира доставала реквизит из пакета. Паша включил лампу. И тут же у него родилась идея – сломанная готическая кукла, он загорелся этим ярким образом. Поставил штатив и всё настраивал позу для Киры, больше и больше добавляя неестественности сгибам в её суставах.

– Паш, жутко неудобно, у меня уже всё затекло, ты кровь-то будешь добавлять?

– Кровь всё испортит, это уже будет что-то вампирское! Она тебе не нужна.

– Я хочу, добавь. Можешь меня хоть всю облить.

– А платье не жалко? – вздохнул Паша и неохотно согласился, добавив зловещим голосом:– Какой смертью предпочитаешь умереть?

– Либо ножом в сердце, либо по венам…

Пашу передёрнуло, неприятные мурашки забегали по спине: его воображение порой играло против него. Но он согласился, взял самый большой нож, измазал край акриловой краской, а на запястьях Киры хотел нарисовать подтёки гуашью, задрал край рукава у платья и увидел татуировку – это была нотная тетрадь, которая опоясывала тонкими линиями предплечье.

– Ого! Что за песня?

– Реквием по мечте! – Кира резко задёрнула рукав, но Паша успел провести пальцами по татуировке – кожа была не гладкая, а в тонких полосках рубцов, которые были замаскированы под линии.

Паша изумлённо уставился на Киру, а она опустила глаза в пол:

– Мажь поверх платья!

О таких вещах неудобно спрашивать, и Паша прикусил язык, сделал вид, что не заметил рубцы, беззаботно начал болтать.

– Зря стесняешься, твои тату просто пушка! Очень красивые! Лучше засучи рукава, плиз!

Кира чуть помедлила, но послушалась, засучила, а Паша красил её запястья гуашью, ни о чём не спрашивая. Нарисовал подтёк у губы и снова принялся отстраивать позу Киры на холодном полу, подлил краски в местах ран, где должна была натечь кровь, и начал снимать.

Успел сделать всего десяток снимков, когда позади раздался шорох и отборный мат: в дверном просвете стояли трое парней лет под двадцать. Они не переставая выражали своё удивление нецензурными междометиями.

Но когда Кира резко вскочила, парни отмерли, испуганно отшатнулись. Первый ухмыльнулся и пошёл ближе:

– А можно нам тоже поучаствовать?

– Увы, мы уже закончили! – добродушно улыбнулся Паша и выключил лампу.

Начал оперативно складывать штатив. Кира стояла настороже, но держала в руке окровавленный нож. Её куртка и пакет с вещами лежали на входе.

– Да вы продолжайте, мы не помешаем. У вас тут что-то прям интересненькое: убийства, расчленёнка! Я тоже такое люблю! Можем даже помочь.

Кира подошла к Паше, стала чуть позади, словно прячась от парней. Те приближались, и по наглым ухмылкам было очевидно, что настрой у них явно недружелюбный. Паша их видел здесь впервые, местных нариков он уже знал в лицо, пересекались на заброшках. Быстро запихнул лампу и штатив в рюкзак. Парни их окружили и загородили пути к отступлению, но позади оставалось только выломанное окно.

Паша медленно отступал, загораживая Киру. Убалтывать их не хотелось: у того, кто ляпнул про расчленёнку, так и застыл оскал. Парни приближались, сокращая расстояние. Паша обернулся. До окна оставался один рывок. Он закинул рюкзак на плечо, и одновременно второй рукой подхватил Киру за талию, приподнял и перекинул за окно:

– Беги!

Кира завизжала, хоть этаж и был первый, но за окном зеленела высокая поросль. Быстро опомнившись, Кира стала продираться через ветки.А Паша остался, обернулся к парням и рявкнул:

– Что вам надо?!

Те от неожиданности даже шарахнулись. Один заржал:

– О, Димас, как школоту-то шуганул. Может, мы тоже хотим чего-нибудь снять интересненького, дашь телефон погонять?

Паше нужно было потянуть время, чтобы Кира успела убежать. Он медленно нацепил рюкзак на обе лямки и притворился глухим. Парни его окружили, выход оставался только через окно. Но ещё оставались вещи Киры, лежащие у входа. Паша понимал, что парни настроены отобрать телефон, поэтому держался начеку, готовился к побегу. Физически он превосходил их, а вот количеством – нет.

– Ты что, оглох? Телефон гони!

Паша усмехнулся, чуть сгруппировался и вызывающе бросил:

– С какой стати?!

– С такой! – тот, что стоял слева, замахнулся.

Но Паша отступил, дёрнулся будто к окну. Они явно ждали такого манёвра. Правый схватил Пашу за рукав. Центральный загородил окно собой. Правый замахнулся ударить, но Паша опередил и врезал ему в нос. Что-то хрустнуло. Парень выругался, схватился за переносицу и выпустил рукав. Левый и тот, что у окна одновременно ринулись на Пашу, но он пригнулся, и со всей силы боднул левого головой, тот не удержался на ногах. Вырвавшись, Паша помчался к выходу, схватил куртку и пакет Киры и вылетел на улицу.

Парни, матерясь, бросились за ним, но Паша уже особо не спешил – он эти места знал, бегал быстро, и вещи были при нём. Даже решил немного подразнить парней.

– Эй, лошпены, догоняйте!

Гонял их по улицам и дворам недолго – они явно были не местные, пытались его окружать, но у них ничего не выходило, и в итоге они быстро выдохлись и отстали:

– Мы тебя запомнили!

Когда опасность миновала, он достал телефон, хотел написать Кире, но она сама уже завалила его сообщениями. Потом даже прислала свой адрес, чтобы Паша мог занести куртку. Кира преобразилась – в таком взбудораженном состоянии Паша видел её впервые: взъерошенная, чуть покрасневшая, ещё и болтать начала прямо с порога:

– Паш, ужас! Я в жизни так не бегала! Бегу с этим ножом! В крови! Люди от меня отскакивают! Как меня менты не забрали! Я так испугалась! – выплеснув эмоции на Пашу, она выдохнула. – Ты как?

– Размялся, пробежался! Всё супер! – Паша оглядывал прихожую: судя по старому ремонту семья Киры жила не очень состоятельно. – Держи куртку, пакет. Фотки в ближайшие дни пришлю.

– Уже уходишь?! – Кира как-то разочарованно проговорила. – Хочешь чаю?

– А есть что-нибудь похавать? – оживился Паша.

– Суп фасолевый, тушёная картошка с грибами.

– С этого надо было начинать! Всё давай!

Услышав про еду, Паша молниеносно разулся и разделся. Кира пригласила его на кухню, налила ему целую тарелку супа, поставила чайник на плиту.

– Паш, у меня тут проблема— молнию заклинило на платье, помоги, – она повернулась спиной, убрала волосы от шеи вперед.

Молния, действительно, была открыта лишь на несколько сантиметров, а дальше разошлась. Паша подёргал её туда-сюда несколько раз, расстегнул до середины лопаток, а потом начал застегивать наверх, но тут же вскочил и схватил телефон, потянул Киру к окну. Мелькнувший образ переплюнул даже суп:

– Встань сюда! – И сфотографировал Киру полубоком со спины, с убранными вперёд волосами и чуть расстёгнутой на спине молнией.

Чёрное платье и волосы так ярко контрастировали на фоне белой тюлевой занавески, сквозь которую просвечивал весенний пасмурный день. Чёткий печальный профиль и прирастёгнутое платье делали снимок загадочным. Так и хотелось задать вопрос: «Почему ты грустишь? Не из-за того ли, кто не стал дальше расстегивать платье?» Эмоция, характер, чёрное платье, пасмурный день и белый тюль – такой контраст, такой образ, такой свет: снимки вышли идеальные. Паша посмотрел их ещё раз и, довольный, плюхнулся за стол и принялся есть:

– Ты очень красивая!

– Правда?! – искренне удивилась Кира.

– Угу! Фотку увидишь – влюбишься в себя!

– Ты первый человек, который думает, что я красивая.

– А я не думаю, я вижу!

Чайник засвистел, Кира заварила чай и ушла, но вскоре вернулась, переодетая в свитшот и домашние свободные штаны. Паша уже уминал за обе щёки картошку с мясом.

– Ты не спеши так, я не отниму, родители только вечером придут.

– А вдруг ты передумаешь, – с набитым ртом проговорил Паша и вздохнул, глядя на часы. – Мне на треню уже пора бежать, но я могу заходить чаще!

– Не надо чаще! – испуганно выдала Кира. – Надо к ЕГЭ готовиться и уроки делать. Да и бабушка всю неделю будет рано дома.

– Ты и так умная, всё сдашь! Вашей бабушке случайно дополнительный голодный внук не нужен?

– Нет, она из другой категории бабушек – любителей науки, до сих пор в университете преподаёт.

Кира налила чай в кружки, достала печенье и стала серьёзнее:

– Паш, только пожалуйста, пообещай, что никому не покажешь эти фотографии, лучше вообще пришли мне и удали.

– Кровавые я бы и сам рад удалить, а в образе готической куклы или у занавески можно оставить?

– Эти можешь.

– Снимки, конечно, криповые вышли. А покажешь татухи?

Кира чуть поколебалась, а потом протянула Паше руки, он задрал рукава и начал рассматривать: тонкие шрамы хорошо маскировались под партитуру.

– Красиво. Но… зачем? – с грустью проговорил Паша.

– Зачем тату набила?

– Нет, зачем режешься?

– Резалась, – исправила она и опустила взгляд, обняла двумя руками кружку с чаем. – Но ты не поймёшь.

– Хочешь сказать, я настолько тупой?

– Я хочу сказать, что мы существуем на разных полюсах бытия: у тебя есть близкие друзья, тебя все любят в школе. Я даже твоё общение покупаю домашкой.

Паша нахмурился ещё больше:

– А я покупаю внимание фотками и тиктоками. Как можно быть несчастным, когда живёшь с родителями, у тебя даже есть бабушка, есть кому заботиться о тебе! Полный холодос еды!

– Мои родители меня бьют и обзывают за плохие оценки до сих пор. Я не вижу вообще ничего, кроме уроков, подготовки к ЕГЭ и постоянных унижений, а потом я просто обязана пойти учиться к бабушке на кафедру, а я не хочу! – Кира проговорила это ледяным тоном, не поднимая глаза, но голос был сдавлен.

– Жесть! – от эмоций Паша запихнул овсяную печеньку в рот целиком.

И Кира, поджав губы, вдруг расплакалась, по щеке поползла слеза, она её смахнула, потом и со второй щеки. Паше стало так её жалко, хотя минуту назад он сидел и завидовал сытой жизни Киры. До него-то вообще никому не было дела, и чужой семейный уют угнетал.

– Кир, не плачь только! Школа закончится, ты умная, поступишь куда хочешь, съедешь от родителей. Всё будет хорошо, вот увидишь!

– Я не вывожу, Паш, и очень боюсь сорваться. Иногда накатит, и думаю, что вот сегодня я точно решусь!

– Так, стоп! Если опять накатит, звони мне, я приеду, и мы пойдём с тобой гулять! Плевать на всех!

– Ты очень добрый! Но у всех есть обстоятельства, когда ты просто не сможешь, ты в школе-то появляешься только по праздникам, вечно в спортивных разъездах. Зачем тебе это?

– Есть вещи важнее спорта! Если тебе это нужно, если тебя это убережёт, я готов всё бросить и приехать. Обещаю тебе!

Кира вымучила улыбку, посмотрела на Пашу, а он вскочил и потянул её на себя и обнял крепко-крепко, заговорил на ухо:

– Когда я был маленьким и бестолковым и носился, как ненормальный, мама ловила меня и обнимала. Вот так крепко, держала и считала до тридцати. Она говорила, что тридцатисекундные обнимашки перезагружают нервную систему. Я тогда этого не понимал, выдирался, визжал, даже кусался, а сейчас всё бы отдал, даже за десять секунд обнимашек с ней, – у Паши вдруг ком застыл в горле.

– Если бы был хоть один человек, который меня обнимал, я даже не подумала бы резаться.

– Теперь у тебя есть этот человек – я тебя буду обнимать. Считай до тридцати…

Но Кира так ни разу и не воспользовалась Пашиным обещанием до сегодняшней ночи.

Кира находилась в их городке. Сначала Паша подумал, что можно позвонить Тиму, он быстрее доберется до Киры, но сообщение его встревожило, поэтому Паша решил поехать сам. Вызвал такси и почти всю дорогу переписывался с Кирой. Когда доехал, то нашёл её довольно быстро. Посреди детской площадки на качелях сидела и едва двигалась Кира, нахохлившаяся и даже издали казавшаяся потерянной. Словно в позднюю осень одинокий лист треплется на ветке и никак не может оторваться.

Паша давно не видел Киру – последний раз общались на выпускном, а после даже не переписывались. Поэтому удивился переменам: вместо чёрной длинной косы на голове Киры растрепалось небрежным гнездом каре, бровь была пробита штангой, в носу блестел септум, а на нижней губе пирсинг. Взгляд стал ещё более пустой и отрешённый, она прищурилась, всматриваясь в идущего, но, разглядев Пашу, даже чуть улыбнулась, остановила качели и пошла навстречу.

Паша крепко обнял её, усмехнулся:

– Считай до тридцати.

Кира явно замёрзла, шмыгнула носом, и Паша тёр её плечи, спину, она лишь безвольно прижалась, ничего не говоря. Затем Паша чуть отстранился, заглянул в лицо.

– Прости, что вырвала среди ночи, – Кира снова шмыгнула покрасневшим носом, поёжилась, её передёрнуло. – Спасибо, что приехал.

– Отпустило? – улыбнулся Паша.

Она неуверенно кивнула и снова нахохлилась.

– Прогулки явно отменяются, пошли куда-нибудь в тепло.

– Ко мне нельзя, меня бабка из дома выгнала, – Кира будто ещё сильнее вжалась в воротник.

Кира слишком замерзла, чтобы везти её в Москву, до дома было ближе, поэтому Паша позвал её к себе.

– Отличное начало для интересной истории. Гоу ко мне. Надеюсь, батя не дома.

Но отец оказался дома и крайне удивился, когда Паша с Кирой ввалились в квартиру. Вышел сонный, помятый, в одних трусах.

– Па, эт я! А это Кира. Всё нормально, иди спи.

Отец прочистил горло, открыл было рот что-то сказать, но в итоге просто кивнул и ушёл в комнату. Паша потащил Киру в ванную, она долго держала руки под струёй тёплой воды и вся дрожала. Но под горячий чай начала согреваться и делиться своими бедами. Кира поступила всё-таки под большим давлением семьи на юридический факультет, где преподавала бабушка. Но ненавидела и учёбу, и бабушку, стала провоцировать её: ярко красилась, сделала пирсинг, носила вызывающую одежду, открывая татуировки. Они скандалили, ведь бабушку позорили, а Кира не хотела учиться на этой специальности и тихо надеялась, что её отчислят. А ещё летом познакомилась с сомнительным парнем и влюбилась без памяти, но тот увлекался тусовками, алкоголем с наркотиками, и, как оказалось, ещё раскладывал закладки – на этом его и повязали. Киру тоже стали подозревать, вызывали в полицию, а бабка начала её шантажировать, чтобы Кира стала примерной девочкой и доучилась в университете, в противном случае они отрекаются от неё и больше не хотят знать.

– Мать вообще сказала, что хорошо бы меня посадили, я это заслужила. Она из-за татуировок называет меня «зечкой». Я их и послала сегодня – лучше сдохнуть, чем продолжать это всё терпеть. – Кира потёрла скулу, и Паша заметил там тёмный синяк. – Сейчас решилась уже, а потом вдруг вспомнила про тебя. Прости, что выдернула среди ночи. Я вообще не верила, что ты приедешь.

– Как скучно я живу! – хмыкнул Паша в конце её рассказа. – Я же обещал, что примчу.

На самом деле он жалел Киру, но чем помочь, не знал – её проблемы одними обнимашками не решались. Кира была потеряна и мрачна ещё сильнее, чем в школе, будто перед ним сидела её пустая оболочка.

– Всё, что я могу тебе предложить: горячий чай, ночёвку и тридцатисекундные обнимашки, – возможно, шутки были неуместны, но Паша не умел по-другому приободрять. – Раз тебя не посадили, жить можно и даже нужно!

– Может, за мной следить будут, я не знаю. Мне страшно. Меня сначала задержали, допрашивали очень долго, а потом отпустили под подписку о невыезде.

– Всё нормально будет! Если хочешь, поживи пока у меня, не тут, в Москве. Ты согрелась хоть?

Кира кивнула, а Паша повёл её в свою комнату.

– Прости за небольшой бардак, я тут бываю только на выходных, сильно не успеваю захламлять. Тимоха у меня обычно дрыхнет на надувном матрасе, но тебе я уступаю свою кровать.

– Мне и матраса будет достаточно, не хочу тебя стеснять.

– Забей! Я могу вообще уйти спать с матрасом к отцу, если стесняешься. Располагайся.

И на следующий день с утра Паша забрал Киру в Москву. Она всё отказывалась, говорила, как ей неудобно стеснять Пашу, но идти ей правда было некуда. Родные будто вычеркнули её из семьи. ТимьЯн удивились гостье. Паша их только познакомил, но не стал вдаваться в подробности, Кира была слишком отрешённая, и Паша волновался за неё.

Спать она осталась на кухне, и Паша пришёл с ноутом попить чаю с бутербродами и доделать ролик, который начал ещё в субботу вечером. Кира не спала, читала какую-то книгу на телефоне, завернувшись в плед, как в кокон. У них ещё пока не дали отопление, а на улице резко похолодало, Кира явно мёрзла. Она подвинулась на диванчике, и Паша открыл ноут и поставил его на стол. И пока ноутбук загружался, включил чайник и доставал из холодильника колбасу и сыр.

– Помолвочные кольца?! – услышал позади удивление Киры. – Паш, ты жениться, что ли, собрался?

Ноут выплыл из спящего режима, а Паша совсем забыл закрыть последние вкладки. Резко подскочил и всё свернул, щёки обдало жаром – стало жутко стыдно.

– Это не моё, мне открыли, – отшучивался и суетился он. – Вирус какой-то.

– Это та девушка, про которую ты говорил на выпускном?

На выпускном Паша очень много всех фотографировал и обмолвился Кире, что теперь треть девчонок параллели его девушки. А потом случайно ляпнул, что ту, кого хотел бы видеть своей настоящей девушкой, ни разу не удалось уговорить на съёмку. Кира тогда заинтересовалась, кто она, но Паша отмахнулся, сказал, что она не из их школы.

Сейчас Паша шумно выдохнул и кивнул. Его словно поймали за чем-то постыдным – он не хотел бы, чтобы хоть кто-нибудь узнал об этой бредовой идее.

– Паш, а давай я тебе таро разложу на неё, самый простенький. Задай вопрос или подумай об этой девушке. Кира выползла из кокона и достала из своего рюкзака колоду таро и протянула Паше. Он хмыкнул, отнёсся скептически, но ради любопытства решил вскрыть нарыв неразделённой любви и задал картам мысленный вопрос: «Стоит ли мне делать Лике предложение?» Хотя тут же получилил мысленный ответ, пришедший первым в голову: «Выставишь себя полным идиотом!»

Кира выложила три карты и открыла центральную, хмыкнула:

– Перевёрнутая жрица. Паш, не делай сейчас того, в чём сомневаешься – этот выбор неправильный, прислушайся к себе, отложи это решение, и оно само разрешится, – затем Кира открыла первую карту и улыбнулась. – Влюблённые. Тебе тут нужны пояснения? В прошлом у тебя случилась любовь или судьбоносный выбор, который изменил твою жизнь.

– Слишком размыто, – скептически выдал Паша.

Кира открыла третью карту:

– Дурак!

– Спасибо, блин! – заржал Паша.

– Да нет, таро не обзывается. Дурак – означает свободу, приключения. Тебя впереди ждут новые открытия, возможно, это даже будет новая любовь.

– Мне не помогло, – скривился Паша, хоть и лукавил, но к трактованию Перевёрнутой жрицы прислушался.

– Жалко. Могу другой расклад попробовать? Но, знаешь, у тебя всё светлое, и старшие арканы, всё у тебя будет хорошо.

– Дурак в будущем очень воодушевляет, знаешь ли, – рассмеялся Паша. – Кто полюбит дурака?

– Вытащи карту себя. О! Перевёрнутый повешенный, – Кира нахмурилась. – У тебя внутри что-то сильно болит, что-то, что ты не можешь отпустить. Паш, повешенный – это твоя жертва. Не приноси себя в жертву этому, отпусти боль, обиды, злость, что бы там ни было у тебя.

– Хрень какая-то! – тоже нахмурился Паша, но в голове от слов Киры начали рождаться образы мамы, которая его бросила, всплыла обида и боль.

В горле застыл ком, а на глазах навернулись слёзы. Чтобы Кира не заметила, как больно ему от воспоминаний о маме, Паша вскочил и засуетился с чаем.

– Но ты сейчас о чём-то подумал, что тебя ранило, – Кира всё-таки заметила. – Можешь не говорить, но постарайся отпустить, это тебя подвешивает. Это тебе вечный отшельник говорит, мне три раза подряд он выпадал, а на Серёгу мне выпала смерть и перевёрнутый дьявол – всё сошлось.

– Я не верю во всё это, понятия размытые. Просто включается ассоциативный ряд, вот и всё, – скривился он. – И мы слышим то, что хотим услышать.

– Я бы не хотела такого расклада, но после этого ждала какого-то поворота судьбы и предательства.

– Но твои карты не показали, что я приеду?

– Смерть – ещё значит судьбоносные повороты в жизни, типа что было до этого, умерло, и начинается новая жизнь, смотря как интерпретировать. Но если бы ты не пришёл… – Кира вдруг вздохнула и опустила глаза.

А потом резко сменила тему:

– Знаешь, что такое мак-карты?

– Не.

– Это таро для психологов, метафорические карты. Только там картинки другие и тебе не трактуют их. Человек сам раскручивает ассоциации, и подсознание подсказывает, и находится решение проблемы.

– У тебя и такие есть?

– Нет, но пробовала на себе, есть даже онлайн, выбираешь карту и раскручиваешь воображение.

– Я своё воображение никак назад закрутить не могу – столько бы всего хотел снять… – хмыкнул Паша, поставил чай и перед Кирой и плюхнулся рядом, уткнувшись в ноутбук.

Паша думал, что после случая в лифте ТимьЯн окончательно помирились, но когда они вернулись с выходных, то словно разъединились: Яна ходила грустная и растерянная, а Тим закрылся. Они не обнимались и избегали смотреть друг на друга, но к Кире проявляли дружелюбие.

С утра и за завтраком почти не общались между собой, хоть Яна готовила Тиму привычный омлет. А уж когда разошлись в разных направлениях, даже не поцеловались – это был плохой знак. По пути в академию Паша выложил Тиму историю Киры, но тот вместо поддержки почему-то начал её подозревать:

– А ты уверен, что она тоже не наркоманка? И мы оставили её в квартире.

– Не уверен, но бросить её не могу.

– Надеюсь, она Яне ничего не сделает.

– Это Кире нужно бояться Тигрулю, но пока Кира не влезла в ванную без очереди и не строит тебе глазки, то жить будет. В принципе, я могу ей жильё подыскать, но тогда она решит, что мы от неё избавляемся. Оставлять её одну сейчас точно нельзя.

– Мне она чужой человек, но если ты ей веришь, пусть живёт у нас. Меня она не напрягает, с Яной они поладили вроде.

– Они-то поладили, а вы, я смотрю, нет.

– Всё та же тема, – Тим поморщился и отмахнулся. – Я сказал, что постараюсь не общаться с Анькой, но Яна мне теперь не доверяет. Вчера вообще предложила расстаться на время, чтобы я определился. Но я уже определён, и не собираюсь расставаться! После лифта вообще боюсь её одну оставлять. Пусть дуется, главное, чтобы рядом. Всё равно рано или поздно отойдёт. Так что Кира пусть у нас ночует, иначе Яна опять выгонит меня на кухню.

Паша тоже приуныл – как помочь Тиму он не знал. После рассказа Инги он теперь лучше понимал Яну. Может, было бы лучше, чтобы они расстались, и Яна бы не тревожилась. А если бы Тим попробовал замутить с Анькой: тогда бы они и роликов тонну наснимали с романтичным контентом, и Тима бы она подталкивала к подвигам – она ведь разбиралась в гимнастике. Друг словно загорался, когда они обсуждали спорт и соревнования. А Яне, казалось, были параллельны достижения Тима, и он этого не понимал: как и за что можно любить человека, если он ничего не добился. Но, с другой стороны, Паша был почти уверен, что если ТимьЯн расстанутся, то Тимоха не упадёт радостный в объятия Ани – он скорее закроется от всех и включит страдания на полную катушку. Паша называл подобные состояния Тима «эти дни», в которые его лучше не трогать, но и бросать одного тоже нельзя.

Ещё Паша вдруг почувствовал ответственность за Киру. И это ему тоже не нравилось – слишком много разговоров и мыслей у неё было про смерть, казалось, она на этом зациклилась. Хотелось её как-то оживить, растормошить. Паша вдруг осознал, что у него в руках жизнь Киры.

Света снова поймала Пашу в столовой. Она обняла его сзади за шею, чмокнула в щеку и обдала сладкими духами:

– Пашка мой!

Затем расположилась рядом и подарила ещё и радостную улыбку. Сегодня она была особенно смешной с двумя шишечками на голове.

– Забежала напомнить про треню! Не подводи меня, плиз!

Паша довольно ей заулыбался, но потом бросил взгляд на друга:

– Тимох, а ты придёшь нас поснимать?

Тим поморщился:

– Может, в другой раз?

– Нет, сегодня точно приходи! Мне нужно как раз с чирлидершами тебя заснять! Без поддержек и прочего криминала. Просто рядом.

– Пашка, а давай без съёмок, – вздохнула Света и взяла его под руку. – У нас соревнования студенческие через три недели, тебя надо натаскать.

– В выходные? – вдруг заинтересовался Тим. – Девятнадцатого-двадцатого?

– Да, – Света кивнула. – А в декабре Россия.

– Вычёркивай Паштета из списка кандидатов, – спокойно выдал Тим. – У нас девятнадцатого Первенство.

Паша чуть не подавился, моментально проглотил большой кусок пиццы:

– Нормально так вы меня расписали. Можно, я сам решу?

Но Тим возмутился:

– Паштет, ты собрался пропустить Первенство ради какого-то чирлидинга?!

Света тоже вдруг нахмурилась:

– Почему это какого-то?! Это гимнастика ваша «какая-то»! Чем ваше Первенство важнее?

– Потому что это федеральные соревнования, одни из самых важных!

– Пусть у нас и областной чемпионат, но не менее важный! – вставила Света и поджала губы.

Паша доедал пиццу, а надо бы взять попкорн: так забавно Света и Тим делили его.

– А я ни туда и ни туда не поеду, – довольно хмыкнул он. Блефовал, ведь они с Тимом уже подали заявку на Первенство, а про даты соревнования чирлидинга он не знал.

Света сжала ладонь на его плече сильнее и тоскливо посмотрела на Пашу – она явно не собиралась проигрывать Тиму.

– Пашка, так нельзя! Я на тебя рассчитываю.

– Ну-у-у, я подумаю, – кокетливо улыбнулся Паша.

Тим фыркнул и покачал головой. Света бросила на него недовольный взгляд. Тот закатил глаза и подскочил:

– Пойду кофе себе куплю!

И только он скрылся, Света прижалась к Паше, сделала брови домиком. Так жалостливо смотрела, что хотелось уступить ей. Но Тим за пропуск соревнований порвёт и превратит в паштет.

– Пашка, а во сколько ваше Первенство заканчивается?

– Оно в Пензе, мы только в понедельник вернёмся.

– Это правда так важно для тебя?

– Тимоха мне башку оторвёт, если я променяю гимнастику на чирлидинг, – хмыкнул он.

– Тебя прикалывает, когда Тим тебе указывает? У тебя же есть собственное мнение? Что у тебя вообще есть своего, не связанное с «твоим» Тимом? – Света горько хмыкнула и отпустила Пашину руку. – Я думала, тебе не хочется быть лишь подтанцовкой.

Она развернулась и зашагала прочь. Правда, на следующей паре прислала смайлик, заливающийся слезами:

«Что мне делать? Ты так нужен нам!»

«Разорваться не могу, но есть идея».

Паша решил провести для них кастинг и снять рекламный ролик. Пришёл к чирлидершам на тренировку, попросил нарядиться в форму и снимал у самого пола, приближался к стройным ногам девушек, потом поднимал камеру на юбки, оголённые животы, помпоны в руках, и в конце заснял их улыбающиеся лица. Света не ограничилась съёмками и с тренировки Пашу так и не отпустила, а после взяла его под руку и сама предложила:

– Погуляем?

Паша глянул на часы – до тренировки оставался час, ещё и Тимоха сегодня был не в духе. Вздохнул:

– Могу только проводить до дома или метро.

Шли они за ручку не торопясь, и в этот раз разговаривали не про чирлидинг, а про гимнастику. Света с любопытством расспрашивала Пашу про их соревнования, а когда разговор сам собой перешёл на ТикТок, то Пашу уже было не остановить. Они стояли рядом со станцией и никак не расходились.

– Ты говорил, что контент со спортивными девушками заходит вашей аудитории.

– Ещё бы он не заходил. Короткие юбки всегда в топе! Меня с тобой тоже шипперят, читала комменты?

Света покачала головой и опустила взгляд в землю. А Паша, воодушевленный, продолжил:

– Пишут, что мы с тобой классно смотримся. Вообще, я оказался прав: чирлидерши очень зашли! Надо наснимать побольше, Тимоху бы уломать с вами сняться, но можно и без него.

– Приходи на соревнования, наснимаешь чирлидинга на годы вперёд, – Света хмыкнула и чуть улыбнулась Паше.

Он не стал ждать подходящего случая и потянулся поцеловать её, но Света лишь чмокнула его в губы и отстранилась. Паша открыл глаза, нахмурился, но девушка вдруг ухмыльнулась:

– У Тима не забыл спросить разрешения? Ладно, мне пора. Пока, Пашка! – высвободив ладошку, она направилась в подземку.

Паша схватил её за предплечье, потянул и развернул к себе:

– Что не так?!

– Всё так, Пашка! Только своего друга ты явно любишь больше, чем меня!

Света уехала, а Паша поспешил на тренировку, его почему-то задели её слова. И сегодня все замечания Тимохи особенно раздражали. Они даже успели поругаться на тренировке: когда Тим в очередной раз начал давать советы, Паша его просто послал. В итоге друг плюнул и вообще ушёл заниматься подальше. А Паша внутри негодовал и мысленно оправдывался перед Светой, доказывая, что Тим ему уж точно не указ, но он всё равно для него самый близкий друг. Такой друг, который, наверное, ближе, чем брат – их столько всего связывало, что Паша никогда бы не усомнился в Тиме. Они всегда были на стороне друг друга, несмотря на подколки и периодические споры. До Паши вдруг дошло из-за чего обиделась Света – Паша не встал на её сторону, когда они препирались с Тимом в столовой.

– Света на тебя плохо влияет, – внезапно заявил Тим, когда они вышли с тренировки.

– Ой, да заткнись ты! – вспылил Паша. – Это ты вечно ноешь, как девочка, стоит Яне надуть губки.

– Обоснуй! – Тим вдруг нахмурился и замер.

– Ты себя со стороны видел?! Любую прихоть Яны выполняешь! С голым торсом не снимайся, с девушками не снимайся, с Анькой не разговаривай! Если она обиделась, то всё, конец света, пошло оно всё, загрузился, закрылся!

Они стояли посреди улицы, Пашу несло, и он громко высказывал Тиму накопившееся недовольство.

– Я твоего совета не спрашивал! – резко отозвался Тим. – Не лезь к нам!

– Вот, вот! И ты не лезь ко мне со Светой!

Вернувшись с тренировки, Паша с Тимом облегчённо выдохнули: квартира не была усеяна трупами. На кухне играла музыка, пахло свежим огурцом даже в коридоре, доносились женские голоса. Паша, как всегда, только скинул кроссовки и поскакал проверять, что появилось съедобного за время его отсутствия. Услышал ещё в коридоре Ингу:

– У нас новый препод, он с каждым сидел по полчаса, рассказывал в подробностях, как делать. Уже шестая пара была, и я уехала домой перекусить, попросила одногруппников позвонить, когда моя очередь придёт. И дома вырубилась! Проснулась уже, когда мать пришла. Думаю, хана мне, осталась без лабы! Где этого препода ловить – он работает где-то, появляется раз в две недели на практику. Хорошо, что одногруппники мне взяли задачу. Я пожалилась Тёме, что не знаю, как делать. Сложно. И приколите, оказалось, что наш препод работает вместе с Артёмом, и препод для меня персональное видеопояснение записал.

– Везучая! – дослушав историю, ввалился на кухню Паша. – А я думал, что ты умная, а оказывается за тебя Душнила всё делает!

И первым делом Паша заглянул в кастрюльку, стоящую на плите. Там обнаружилось картофельное пюре. В другой, видимо, только что сварились сосиски – Пашу обдало горячим ароматным паром. Он хотел схватить одну, торчащую на треть из воды, но обжёг пальцы. Огурец был нарезан кружочками на тарелочке и стоял посреди стола.

– Халтурите, дамы! – Паша наколол сосиску вилкой и повернулся к девчонкам. – Три девушки на кухне, а на ужин сосиски!

– Радуйся, что вообще что-то сварили, в следующий раз останешься и без сосиски! – хмыкнула Инга.

– От тебя, сиреневая, это звучит особенно грозно! – Паша рассмеялся, взял тарелку и накладывал себе пюрешку и ещё накидал три сосиски, плюхнулся рядом с Ингой. – Но вашу карбонару я в тот раз оценил, кто за то, чтоб повторить?!

Паша высоко поднял руку, но его никто не поддержал.

Тим шёл до них дольше – он переоделся, помыл руки, и только после этого показался на кухне. Яна сидела рядом с Кирой и даже не подняла на него глаза, а Тим смотрел на неё, но потом сразу сник. Когда они раньше приходили с тренировки, Яна обычно сразу же висла на Тиме, а сейчас вместо объятий его встретила стена игнорирования.

Тимоха тоже наложил себе еды, сел с торца стола.

– У вас тут что, огурцовый шабаш? – Паша наколол на вилку кружок огурца.

– Репетиция! – рассмеялась Инга. Она потирала руки и коварно вздёрнула брови. – В следующий раз мы принесём в жертву тебя.

У Паши вдруг всплыла идея нового прозвища для Инги.

– Знаешь, как буду тебя называть?! – Паша посмотрел на неё и уже давился от смеха. – Ингаляция!

– Если бы я была Гудвином, я бы подарила тебе двойную порцию мозгов, – устало закатила глаза Инга.

Паша разошёлся и начал рифмовать, ухахатываясь:

– Ингаляция–дегенерация!

– Дегенерация – это про тебя. Так буду называть тебя я.

– Ингаляция – в попе акация!

– Паш, а ты сохраняться не забываешь перед такими шутками?!

Он даже есть перестал, так ему было смешно, и из-за этого пропустил подзатыльник от Инги. Паша накрыл голову ладонью, не переставая ржать.

– Да-а-а…– потянула она. – Тебе лечиться надо. А давайте его усыпим?

– Не надо, Паша – хороший, – вдруг вступилась за него Яна.

– Извини, Ингаляция, само срифмовалось, – сквозь смех проговорил Паша, успокаиваясь и утирая слёзы.

– Паш, рифмы – это не твоё! До сих пор удивляюсь себе, как я тебя ещё не убила! – Инга покачала головой.

– Ты меня просто любишь!

Паша успокоился и переключился на еду, но Инга так и не дала спокойно поесть, слово за слово, подколка за подколкой, и они уже сцепились в словесной перепалке, зато даже Кира заулыбалась. ТимьЯн были уже привычные к их противостояниям. Инга всё пыталась ткнуть Пашу пальцем под рёбра, но он отбивался от нападений, перехватывал её ладони и даже начал угрожать:

– Ингаляция, окстись уже, у меня же вилка. Что ж ты такая агрессивная сегодня? Бедный твой Артём, как он тебя терпит. Признайся, ты его приковала к батарее и держишь в заложниках?

– Ты сейчас договоришься! Отберу вилку и воткну тебе в зад! Тебя спасло лишь то, что мне пора домой!

Как только она встала, Паша тут же расслабился и получил за это затрещину. А Инга, попрощавшись, двинулась в коридор. Яна ушла проводить подругу до метро, и на этот раз Тим проигнорировал её. На кухне остались трое. Паша спросил у Киры:

– Не скучаешь тут?

– С девочками даже весело.

– На шабаш всегда готовят картофельное пюре?

– Пюрешка моих рук дело, простите, если без спроса похозяйничала. Мы пробовали любимое блюдо от Инги – пюре и килька в томатном соусе с огурцами.

– Фу, гадость какая. Я всегда догадывался, что Ингаляция больная на голову, но чтобы настолько! Туалет после вашего зелья надо платным сделать, я озолочусь. Кстати, не вижу кильки, одни огурцы. А сосиски тогда откуда? Они не заколдованные?

– Это Яна вам купила, чтобы вы голодными не остались.

Тимоха после этих слов протяжно выдохнул. Паша вдруг подумал: интересно, как долго ТимьЯн будут играть в молчанку и общаются ли, когда остаются наедине.

Глава 26. Любит – не любит

С появлением Киры Инга стала чаще задерживаться у них – по крайней мере, приходя с тренировок, они её всегда заставали. Паша был этому даже рад: в компании девчонок Кира ожила: чуть больше улыбалась, разговорилась.

По вечерам Паша сидел с ней на кухне, он любил работать с компанией, одиночество всегда его тяготило. А Кира начала рисовать. Она и раньше много рисовала, правда, всегда чёрным, даже как-то в оплату за сочинение по русскому попросила у Паши линеры и скетчбук. Рисовала какие-то мрачные абстракции: стаи ворон, перекошенный забор, треснутые зеркала, орнаменты, узоры, цветы, маски, ружья, ножи. Паша ещё в школе предлагал ей рисовать комиксы, но она сказала, что под комиксы надо подобрать позитивную историю, а у неё все только умирают.

Сейчас, чтобы как-то подбодрить Киру, Паша нахваливал её рисунки. Несмотря на всю мрачность, рисовала Кира хорошо, выверено. В её скетчах чувствовалась эмоция:

– Мне от твоих рисунков жутко, может, тебе цветные карандаши купить или фломастеры? Вдруг ты не знаешь, что существуют другие цвета?

Кира хмыкнула:

– Можно красный и серый добавить. Я давно мечтала о маркерах для скетчинга, но как-то не сложилось: бабушку бесит, что я рисую, она бы их выкинула тут же. Так и не рискнула купить. Поэтому это моя подпольная отдушина, таскаю в рюкзаке. Но потом выбрасываю блокноты, когда они заканчиваются.

– Этот блокнот лучше мне подари. Кир, ты говорила, что не хочешь к бабушке идти учиться, а куда бы сама хотела? – Паша листал новый изрисованный скетчбук Киры. – В Строгановке, случайно, нет готического отделения? Твой мрачняк надо на татухи набивать.

Кира снова чуть усмехнулась:

– В Строгановку с улицы не попасть, туда, наверное, нужно художественное образование. Вообще, я думала стать психологом – с такими родственниками из моей головы тараканов можно вагонами вывозить. Может быть, я стала бы нормальной.

– Ты нормальная!

– А ты очень добрый, Паш, – поджала губы Кира, похоже, Паша её не переубедил.

– Ой, меня тоже все всегда считали ненормальным. Меня ненавидели все, даже родители, так что забей! Что выросло, то выросло. Ты нормальная, не загоняйся!

– В одиннадцатом тебя все девчонки любили.

– Это из-за фоток и нового имиджа, – отмахнулся Паша.

– Помню, как Маша тебе постоянно записочки оставляла на парте, – вдруг улыбнулась Кира.

– Какая Маша? Я думал, это твои сердечки.

– Колесниченко. Ты что?! Я бы никому не стала такое писать. Тем более тебе.

– Колесниченко… – Паша пытался вспомнить светловолосую невзрачную одноклассницу в очках, которая сидела на первой парте. – Не ожидал от неё. Кстати, она же писала как-то. И я предлагал пофоткаться. Мы даже договорились, а она слилась, так и не пришла. Я всегда был уверен, что это ты мне написывала, – Паша расхохотался. – А что, я не заслуживаю, чтобы моё имя обводили в сердечко?!

– Заслуживаешь, конечно. Просто я не очень хорошо относилась к двоечникам. Да и мне в школе нравился другой.

– Но помогала же, – Паша насупился, он обиделся на двоечника: в аттестате у него не было ни одной двойки, а ЕГЭ по математике он сдал даже на четыре.

– Ты так косил глаза, когда списывал, я переживала за твоё зрение.

Паша хмыкнул. Стало вдруг любопытно, на кого же залипала Кира. Он не ожидал, что ей вообще кто-то может нравиться.

– А кто тебе нравился?

– Игорь Бондаренко, – призналась она.

Паша поморщился и фыркнул. Игорь был самым популярным в их классе, и с Пашей они друг друга ненавидели – не поделили девушку.

– Фу! Как ты могла запасть на такого мудака?

– Ну-у-у, он красивый. – Бледные щёки Киры порозовели. – Ты его из-за Аськи так ненавидел?

– Аська – та ещё шкура! Они друг друга стоят! – Паша разозлился из-за нахлынувших воспоминаний, хоть и прошло уже больше года.

Кира округлила глаза из-за его резкости и предположила:

– Ого! Вы с ней так плохо разошлись?

– Просто она шкура, и этим всё сказано!

Паша нахмурился и перевёл тему. Он не хотел рассказывать эту историю Кире. Ася училась в параллельном классе и внешне всегда нравилась Паше. Она, правда, была красивой, хрупкая миловидная брюнетка. И Ася долгое время встречалась как раз с Игорем, по крайней мере, весь десятый класс они ходили за ручку и обнимались, и на их пару залипала вся школа. Но когда Паша увлёкся фотографиями в десятом классе, в его объектив попала и Ася. Съёмки с ней часто получались смелые и раскрепощённые, но, видимо, Паша переборщил с комплиментами, и Ася решила, что Паша в неё влюблён, и тоже начала строить ему глазки, заигрывать.

А в начале одиннадцатого класса на фотосессии пожаловалась, что летом рассталась с Игорем. Попросила Пашу подыграть и временно стать её парнем – хотела заставить Игоря ревновать.

И Паше нравилась эта игра – они много обнимались и целовались прямо в школе, и Паша очень привязался к Асе. Только после занятий они не пересекались, хоть Паша и предлагал ей быть вместе по-настоящему, но после школы «отношения» заканчивались, и они лишь переписывались и фотографировались.

Игра оказалась недолгой: уже через неделю по дороге из школы Пашу отловил Игорь с четырьмя дружками, не из школы, видимо, из секции. Игорь, кажется, тоже был спортсменом. Двоим Паша успел заехать по лицу, но убежать не смог, его быстро скрутили толпой. Особенно жестоко бил Игорь, лицо не трогал, но рёбра, спина и живот потом у Паши стали чёрно-синие, и недели две дышалось с трудом. Но больше всего ранило, что Ася всё это время стояла рядом – она просто молча смотрела, не остановила Игоря, когда он и его друзья пинали уже лежащего Пашу ногами. Видимо, для неё это было нормально, а может, она этого и добивалась подобной игрой. После избиения Игорь даже обнял Асю и прошипел:

– Чтобы больше даже не смотрел в сторону моей девушки!

Паша ещё потом и на сборы поехал на неделю, еле двигаясь там – все бока адски болели. Тимоха всё порывался отомстить, даже биту бейсбольную раздобыл. Но Паша не стал ввязывать Тима в это дело. Скинул Игорю особо «удачные» ракурсы Аси с подписью:

«Ещё раз меня тронешь, эти фотки увидит вся школа. И не только школа!»

«Я же тебя вообще убью!»

«Я заскринил. Если со мной что-то случится, друзья у меня не такие добрые, предупреждать не будут. Будете дружно дрочить на Аську на любимых сайтах».

Ася улетела навсегда в бан, Паша её возненавидел после этого и игнорировал. Хотелось отомстить, но всё равно откровенные фотографии с ней не стал никуда выкладывать – это бы подорвало его репутацию, и вряд ли бы кто-то из девушек согласился с ним после этого работать. С Игорем Паша так и был на ножах до конца учёбы, но, видимо, угрозы подействовали – больше тот его не трогал. Про драку почти никто не знал, все просто решили, что Игорь отбил девушку у Паши, и тот за это на него взъелся.

А ровно через месяц его избил в клубе уже муж Лики.

В конце недели, вернувшись с тренировки, Тим и Паша снова застали девчонок втроём – на этот раз те устроили на кухне салон красоты. У них играла музыка. Яна пила чай, Тимоха рывком подскочил к ней и чмокнул в щёку. И с довольной улыбкой смотрел на реакцию. Яна сначала вздёрнула брови, но не сдержала улыбку.

Кира сидела на стуле по центру кухни, а Инга колдовала на её голове, проверяя прядки, завёрнутые в фольгу.

– Ещё пять минут, и будем смывать.

Она бросила взгляд на вошедшего Пашу:

– Белая башка, у тебя уже корни отросли, давай и тебя покрасим заодно, пока у меня тут целый арсенал, стыренный у матери из салона. Хочешь стать зелёньким?

На столах действительно стояло столько тюбиков, баночек, будто они ограбили парикмахерский магазин.

– А что это зелёненьким? Про огурец, принесённый в жертву, не шутила? И вообще, руки прочь от моих волос, я тебе не доверяю! – возмутился Паша. – Над собой ставь эксперименты.

Ему нравилось быть белым, поэтому цвет волос он менять пока не собирался, хоть и приходилось каждые два месяца подкрашивать отрастающие корни. А Инга меняла цвет волос чуть ли не каждый месяц, удивительно, как она ещё не облысела.

Инга увела Киру в ванную, где они смывали осветляющую пасту. Паша тем временем наложил себе карбонары – девчонки прислушались к его пожеланию и ещё вчера наготовили целую кастрюлю, на радость Паше. Кира снова уселась в центр кухни, а Инга наносила перчаткой на осветлённые прядки ярко-зелёную краску из тюбика, подшучивая что-то про русалку.

Паша был слишком увлечён едой и упустил момент, когда Инга закончила красить Киру и встала где-то позади Паши у столешницы. Он вдруг почувствовал приятные прикосновения к голове, кто-то начал мять ему волосы, будто вспенивая шампунь. Инга посмеивалась сверху:

– Теперь Тим будет любить тебя больше Яны.

Яна, сидевшая напротив, ахнула и даже рот приоткрыла, а Тим рядом с ней чуть не подавился пастой, прыснул и расхохотался в голос. Паша мазнул рукой по голове и увидел ярко-оранжевую краску на ладони. Запрокинул голову и встретился глазами с широко-улыбающейся Ингой. Вскочил, будто его кипятком обдали:

– Ты совсем больная?!

Он тут же бросился в ванную смывать, но в обесцвеченные волосы тонировка пробралась моментально – из зеркала на него смотрел ярко-рыжий, как апельсин, Паша. И как раз завтра они собирались с Тимом на концерт Rammstein. Паша застонал и следом пришёл в ярость, вылетел из ванны:

– Дура ненормальная, я тебя убью!

На кухне все встретили его хохотом, а Паша схватил первый попавшийся тюбик:

– Ну, держись!

Но Инга, нагло сверкая широкой улыбкой, похоже, ничуть не испугалась:

– Валяй, мне давно пора сменить цвет волос. Рыжей я ещё не была.

– Дура ты больная! Что ты наделала?! – заорал на неё Паша.

А вот от его крика Инга перестала улыбаться, попятилась и принялась оправдываться:

– Это тонирующий бальзам, он смоется уже через неделю.

– Чтобы к завтра уже вернула всё как было! – Паша угрожающе указал на неё тюбиком.

– Разорался-то! Тебе идёт, между прочим. Оттенок «бешеный апельсин»! Такой же, как и ты! Тим, тебе ведь нравится такой Паша?

Тимоха просто валялся в истерике и никак не мог успокоиться, утирал слёзы, выступившие от смеха, поэтому показал лайк и кивнул.

– Я не должен нравиться Тимохе, за это нынче могут четвертовать! – хмыкнул Паша, покосившись на Яну, но она подозрительно прищурила глаза и сжала губы.

– Ладно, ладно, не ори, – Инга примирительно подняла ладони. – Завтра привезу тебе смывку и затонирую, как тебе нравится! А нам пора, – с этими словами Инга потянула Киру снова в ванную смывать зелёную тонировку.

– И машинку захвати, я тебя подстригу! – угрожал ей вслед Паша. – Налысо!

А в понедельник Кира пропала. Ещё в выходные была у них, и ничего не предвещало её исчезновения. В субботу Паша с Тимом поздно вечером вернулись с концерта Рамштайна, взбудораженные и охрипшие. На кухне застали Яну и Киру. Инга с утра, действительно выполнила обещание, смыла с Паши рыжину и даже обесцветила отросшие корни, но потом уехала к своему Артёму.

Девчонки пили чай, но обе были какие-то серьёзные и печальные, разговор продолжать не стали, да и Паша с Тимом начали наперебой пересказывать концерт.

Тимоха тут же полез к Яне, и как она ни возмущалась и ни отпихивалась, Тим просто зажал её в крепких объятиях и что-то шептал на ухо, тёрся носом о щёку. Яна уворачивалась, но хихикала от щекотки. Она всё порывалась скрыться от настырности друга, даже хотела спрятаться в ванной, но Тим в итоге утащил Яну в комнату, и резко стало тихо.

Паша же с невероятным удовольствием пил большими глотками чай, уже вторую кружку: они с Тимохой так орали на концерте, что охрипли. Горло саднило, и тёплый напиток приятно согревал. В голове ещё играла музыка, и Паша мысленно и эмоционально был там: подпевал, пританцовывал, хотелось бы и дальше орать. Сердце помнило ритмы басов, а эмоций накопилось столько, что Паша водопадом обрушивал их на несчастную Киру. Она сидела, подперев подбородок двумя руками, и лишь кротко кивала на Пашины восторженные возгласы.

Ещё по дороге домой Паша выложил четыре тиктока с концерта, и сейчас между делом залил ещё один. Когда чуть успокоился, было уже так поздно, что невольно стало стыдно, ведь он не давал Кире спать.

– А хочешь, на следующий концерт пошли с нами?

– Нет, такое не для меня, – покачала она головой и зевнула.

И Паша догадался оставить Киру одну, пожелал ей спокойной ночи и ушёл в комнату. Долго не мог уснуть, впечатлений накопилось столько, что он ворочался почти до самого утра.

А в понедельник, вернувшись с тренировки, они с Тимом застали Яну вообще одну за учебником и тетрадями. Паша провёл ревизию холодильника и плиты, и, убедившись, что еды полно, ушёл переодеться и помыть руки. Сел за стол и отметил, что Киры нигде нет:

– А где ваш шабаш?

– Я за них, – Яна улыбалась, потому что Тим опять прилип к ней и настойчиво пытался поймать её поцелуй.

Она уворачивалась и держала Тима за голову, всё пыталась увести от себя. Но Тим всё равно добился своего – и Яна сразу перестала отбиваться. ТимьЯн начали целоваться, а Паша уткнулся в гречку с подливкой в своей тарелке и думал, куда подевалась Кира. Потом громко прочистил горло, отгоняя ТимьЯна друг от друга. Тимоха как ни в чём не бывало подскочил и принялся тоже накладывать себе еды, а Паша спросил:

– Так где Кира?

– Они с Ингой поехали домой. Кира хотела вещи из дома забрать и сделать одно дело.

– Что за дело?

– Да так. Личное.

– Она вернётся?

– Сегодня нет, Инга её у себя впишет.

Когда Паша доел, то первым делом написал Кире:

«Даже не попрощалась! Ты вернёшься?»

«Прости. Я пока у Инги побуду, завтра вещи заберу из дома. Меня опять на допрос вызвали. А Яна дала мне телефон своего психиатра. Я обещала ей, что поговорю с ним».

Паша перевёл взгляд на Яну, чуть нахмурился, но при Тиме не стал уточнять про психиатра, вдруг она это скрывает. От Киры вновь прилетело сообщение:

«Спасибо за всё!» и целующий смайлик.

Паша усмехнулся, послал ей эмодзи с раскрытыми объятиями и подписал:

«Для тебя всегда открыты. Возвращайся!»

И почувствовал облегчение: с Кирой ему было сложно, её мрачность, разговоры о смерти пугали. Не меньше его пугала ответственность. Поэтому когда она подружилась с Ингой и Яной, даже обрадовался – в школе над Кирой издевались, и она ни с кем не дружила. А в их квартире прижилась и нашла общий язык с девчонками, стала улыбаться, даже преобразилась с этими зелёными прядями.

Но ночью, когда ТимьЯн ушли спать, Паша вдруг загрустил, он уже привык монтировать ролики на кухне рядом с Кирой, болтая о всяком, чтобы её развлечь. Даже от мыслей о Лике отвлёкся на это время, а теперь вдруг снова стало пусто и одиноко. Оказалось, он не Киру так спасал от мрачных мыслей, а себя от одиночества.

Руки сами потянулись к телефону: за неделю он прислал Лике всего два мема, на которые она даже не ответила. Сейчас привычно спросил, как у неё дела, но Лика, видимо, спала или просто не стала открывать его сообщения, а может до сих пор обижалась, ведь Паша так и не извинился за свои приставания в клубе. В каком-то порыве накатившей невыносимой тоски отправил Лике эмодзи кольца с подписью:

«Хочешь себе? Но есть нюанс…»

Хмыкнул, и тут же поругал себя: «Дурак!» Но сообщение удалять не стал, стало интересно, что же на это ответит Лика, а он всегда может отшутиться.

Сообщение Лика прочитала утром, но опять ничего не ответила. И Паша сначала хотел в выходной вытащить её в кафе, погулять, поговорить, хотя бы просто увидеться. Она молчала уже почти две недели, и Паша тосковал, видимо, он, правда, обидел её в клубе. Снова написал банальное «как дела?», на которое не получил ответа.

И если после клуба пробивалось осознание, что Лике плевать на него, то после такого тотального игнорирования Паша в этом убедился. Но предпринимать ничего не стал, наоборот решил переключить всё своё внимание на Свету. Почему-то был уверен, что она ему идеально подходит, и с ней он сможет забыть про Лику. Специально вернул фотографию Светы на заставку телефона.

Отношения со Светой налаживались. Паша смонтировал для чирлидерш рекламный ролик, где от самого пола снизу вверх снимал ноги девушек и подписал: «Любишь заглядывать под юбки?» Следом уже вставил несколько подбросов и поддержек: «…и тискать красивых девчонок?» Дальше уже вставил кусочек, как они все машут, жестом зазывая к себе, и снова надпись: «Чирлидиршам очень не хватает парней! Приходи на кастинг!»

Они со Светой почти каждый день на большой перемене пересекались в столовой. Ролик Свете очень понравился, она просмотрела его много раз и каждый раз смеялась. Это видео Паша отправил пиарщикам академии и выложил в ТикТоке. Желающих оказалось много, но Паша присылал всем откликнувшимся поддержки и подбросы, и спрашивал: «Можешь так же? Приходи». И практически все сразу отсеивались. Света качала головой, отвергая очередного кандидата:

– Решил провести перекличку всех извращуг ТикТока?

– А вы разве не таких ищете?! – расхохотался Паша, а потом фыркнул. – Посмотрите на неё: Конфета ещё и перебирает! Это у вас соревнования на носу, ради тебя стараюсь.

– Пришлось убрать твою часть, получилось не очень, но хоть так, – Света поджала губы, но потом снова улыбнулась. – Но на Россию я на тебя возлагаю большие надежды. Не подведи! Ты едешь с нами!

– Может, без меня? – захныкал Паша. – Видишь, как активно я подыскиваю себе замену!

– Пашка, просто ты лучший! И незаменимый! – Света чмокнула его в щеку и упорхнула на пару, снова обдав Пашу облачком приторно-сладких духов.

После снятого ролика они со Светой почти всё время обсуждали кандидатов, договаривались о встрече, и нескольких парней даже посмотрели, но те были явно не спортсменами – хилые, неопытные и ничего не смогли показать.

А Света старалась ловить Пашу после пар, чтобы он не пропускал их тренировки, и они либо тренировались всеми, либо только вдвоём – отрабатывали поддержки, подбросы, заучивали движения. Когда халтурил, Света сразу начинала умолять, давить на жалость, иногда обнимала и поддерживала:

– Пашка, я знаю, что ты устал, но с тобой у нас есть все шансы победить!

Гулять они не ходили, вместо свиданий торчали в зале, а потом Паша провожал Свету до метро и ехал уже на тренировку по гимнастике. Если рядом появлялась Света, то Тимоха самоустранялся. А после того, как Паша ему заявил, что он мутит со Светой, Тим не поздравил, лишь хмуро предупредил, чтобы Паша не пропускал тренировки. Про Свету друг ничего не говорил ни плохого, ни хорошего. После той ссоры вообще не лез в их отношения, а Паша и не спрашивал его совета.

Как-то, провожая Свету до метро, Паша вдруг завёл тему их отношений:

– Давай после моей трени сходим куда-нибудь? Я заеду за тобой. Что это такое: видимся только в зале и гуляем до метро!

– На переменках ещё видимся, – улыбнулась она.

– Мне тебя мало!

Паша остановился и заключил её в кольцо из рук. Света улыбалась:

– А мне тебя хватает.

– Так и не пофоткал тебя с твоими тренировками! Давай завтра? Можно даже вместо пар, какую-нибудь лофтовую кафешку найдём или, хочешь, студию подыщу?

– Пашка, сам понимаешь, надо тренироваться, – пожала она плечом.

– Ладно, диктуй адрес, заеду за тобой сегодня вечером и пойдём гулять!

Света хмыкнула, но тут же поджала губы и покачала головой:

– Не могу.

– Почему?! У тебя строгие родители, которые не отпускают тебя гулять?

– Почти угадал, – Света опустила глаза и вздохнула.

Паша приблизился вплотную, упёрся лбом в её лоб, улыбнулся и хотел её поцеловать, но Света увернулась:

– Не надо, тут люди.

В груди будто царапнуло, и Паша чуть сник, тут же расцепил кольцо из рук. Они снова двинулись к метро. Паше хотелось больше близости, к Свете тянуло – всё-таки он привязался к ней за это время, но тренировок, обнимашек и хождения за ручку ему было мало.

Каждый раз расстраивало, когда Света его отвергала. Настроение снова пропало, но Паша заметил, что и Света чуть загрустила. Обычно позитивная и жизнерадостная, сейчас она шла задумчивая и непривычно присмиревшая. Скрыв своё разочарование, Паша как ни в чем ни бывало продолжил:

– Давай тогда в выходные погуляем? Куда хочешь сходить?

– На этих не смогу. Слушай, давай тогда после соревнований куда-нибудь сходим? Или после пар можно.

– А почему не на выходных? Пошли куда-нибудь в клуб в пятницу? Могу достать билеты на какой-нибудь концерт. Что ты любишь?

Они дошли до станции метро и опять остановились недалеко от входа.

– Я не могу в выходные, но обязательно подумаю, куда можем с тобой сходить.

Света снова чмокнула Пашу в щёку и упорхнула, оставив его одного. Внутри отчего-то стало тяжело – Света не отвергала его, как Лика: в академии на переменах и после пар они были рядом, но стоило ей уехать, становилось как-то одиноко. С ней ему становилось тепло и весело, но не хватало близости. По дороге на тренировку Паша набрал сообщение Свете:

«Я что-то делаю не так? Что у тебя за обстоятельства, которые не дают тебе гулять по вечерам и выходным?»

«Ты самый лучший! Дело не в тебе, просто мне очень хочется победить!»

Света прислал ему эмодзи с поцелуйчиком, но так и не ответила на вопрос, чего ей не хватает.

А в четверг после тренировки Паша вдруг застал на кухне заплаканную Ингу: у неё были покрасневшие печальные глаза. Непривычная картина – он думал, что Инга сделана из стали. Когда Паша вошёл, она спрятала взгляд и быстро утёрла щёки. Девчонки слушали какие-то заунывные песни о любовных страданиях, Паша хмыкнул:

– Кого хороним? Яна такую дичь не слушает, значит, это твой репертуар, Ингаляция. Я был уверен, что ты слушаешь минимум хард-металл, а не эти сопли. Сиреневая, ты моё сплошное разочарование, надо тобой заняться и привить тебе вкус к нормальной музыке.

Инга непривычно промолчала, хотя за подобные фразы обычно вскидывалась, а уж словесно точно должна была уколоть. Паша опять проводил ревизию еды, нашёл свежесваренный рис на плите, а из холодильника достал котлеты, которые передала мама Яны. На столе в миске овощной салат просто зазывал наброситься на него. Ничто не радовало Пашу больше, чем вкусная еда, и он поспешил в ванную вымыть руки.

Яна с Ингой, видимо, поужинали и уже пили чай, обе грустные и молчаливые, а голодные Паша с Тимохой сидели напротив девчонок и уплетали ужин. Инга не плакала, но была какая-то потерянная, не поднимала глаз. Паша её не узнавал. Он так привык к её острому языку, что даже не знал, как себя вести с ней, такой притихшей. Яна вдруг спросила:

– Инга у нас сегодня останется, ладно?

– Нам пора сдавать в аренду нашу кухню, озолотимся, – рассмеялся Паша. – Тут постоянно кто-то вписывается. Уже третья девушка за месяц ночует, не считая Тимохи, хотя он тоже сойдет за девочку. Какое рыбное место!

Тим хмыкнул и отвесил Паше подзатыльник, но Паша рассмеялся ещё больше.

– Я не против, – выдал Тим. – Инга, оставайся, конечно.

Инга что-то неопределённо буркнула, наверное, это было «спасибо», кивнула и ушла в ванную, а потом она и Яна вообще скрылись в комнате. А Паша с Тимом пили чай и кофе. Паша притащил ноут и занялся монтажом, рассказывая Тиму какие из последних роликов залетели, а какие не очень. Спустя какое-то время, Паша хмыкнул:

– Инга теперь будет спать с Яной вместо тебя.

Тим поперхнулся, шутку явно не оценил:

– Ну уж нет, – допил одним большим глотком кофе и пошёл к девчонкам выяснять, где он будет спать.

Вскоре с простынью, подушкой и пледом из комнаты выплыла Инга.

– Е-е-е, Тимоха вин! – проорал Паша.

Но встал и начал отодвигать стол и раскладывать диван. Инга обнимала постельные принадлежности и молчала.

– Что с тобой, сиреневая, ты сдалась без боя за место на их огромной кровати? Что-то сегодня вообще как неродная?

– Паш, я не в настроении, можешь меня не мучить?

Паша даже голос её не узнавал – Ингу явно подменили. Никогда раньше он не видел её такой расстроенной. Она была вечно дерзкая и боевая, а сегодня стала словно размякший хлебушек. Паша разложил диван, жестом приглашая Ингу лечь:

– Прошу! Могу составить тебе компанию.

Инга послала на него пренебрежительный взгляд и принялась застилать постель.

– Не очень-то и хотелось, – буркнул Паша и расположился за столом, снова уткнулся в ноутбук.

Почему-то Паша думал, что Инга будет его выгонять, но она молчала, сидела в телефоне. ТимьЯн успели умыться и уйти спать, Паша за это время смонтировал два ролика, а потом посмотрел на Ингу, стало почему-то её жаль:

– Хочешь погулять?

Инга приподняла брови и посмотрела в окно: в начале первого там стояла кромешная тьма, да ещё и весь день моросил противный осенний дождь, и даже сейчас капли стучали об откос. Инга перевела взгляд на Пашу:

– Ты совсем дурак?

– У меня был шикарный план вывести тебя на улицу и там оставить, – парировал с улыбкой Паша.

Инга чуть склонила голову и смотрела на Пашу, как на идиота, но он лишь посмеивался.

– Пошли! Прогулки освежают голову.

– А я смотрю, ты очень часто гуляешь. Голова так свежа, что кажется, оттуда выветрились последние мозги.

– О, узнаю мою сиреневую, – рассмеялся Паша. – Я уж думал в твою оболочку вселились инопланетяне, боялся оставаться с тобой в одной квартире.

Паша вскочил и протянул Инге руку:

– Пойдём уже!

Инга сначала удивлённо посмотрела на протянутую ладонь, потом на Пашу, хмыкнула, но согласилась.

Дождь и правда был холодный и противный, зато пахло осенью – такой запах бывает только в сырую осень, когда листья опадают, а на улице влажно, и воздух такой чистый. Любимая Пашина свежесть. Он наслаждался, вдыхал влажный аромат опавших листьев, и в нём ему чудился запах грибов.

С Ингой они неспешно брели вдоль улицы, без какой-либо цели. По дорогам проезжали редкие машины, шуршали шинами по мокрому асфальту. Людей не было. Инга шла под зонтом, а Паша нацепил бейсболку.

– Как там Кира? Вы общаетесь?

– Да. Ей, конечно, грустно одной, но у вас она чувствует себя чужой, поэтому не вернётся. Сейчас работу начала искать, она и у меня жить стесняется. Сказала, что будет ждать своего урода из тюрьмы.

– Так и сказала?

– Почти, – хмыкнула Инга.

Паше было так непривычно разговаривать с Ингой без её подколов, наедине с ней ему было почему-то неловко. Инга вздохнула:

– Я её потом познакомлю с кем-нибудь нормальным из моей группы, сейчас она немного придёт в себя, и я приду в себя… – Инга осеклась.

– У тебя тоже урод в тюрьме? – не удержался Паша.

– Мои уроды на свободе.

– Душнила отвязал себя от батареи и сбежал?

– Артём не урод! – очень резко ответила Инга и насупилась. – Он просто придурок.

Паша захохотал: значит, причина плохого настроения Инги была в Артёме. А когда Паша перестал смеяться, Инга вдруг заговорила, будто поняла, о чём подумал Паша:

– Нет, Тёма вообще ни при чём! У меня, оказывается, мать беременная. Ей тридцать семь, мужику её вообще сорок два. Это ж такой кринж! Когда я поступила, они мне комнату выделили: живи с нами. А потом мать начала намекать, чтобы я пошла учиться на курсы парикмахеров и в её салон устроилась. Она у меня стилист-колорист. Я ещё подумала, как круто, что она обо мне вдруг позаботиться решила. А вчера мне заявили про беременность и что они планируют мою комнату переделать в детскую для нового бейбика, а ты, Инга, вали домой! – она со злостью пнула камешек.

Паша не знал, стоит ли сказать что-то обнадёживающее и подбодрить. Инга – это пороховая бочка, никогда не знаешь, как она отреагирует. Сомневался, стоит ли шутить или, может, наоборот, проявить сочувствие. С её агрессивностью неосторожные слова опасны. И пока Паша думал, что сказать, Инга продолжила:

– Она, конечно, не так сказала, но суть та же, и в салон она меня пыталась устроить, чтобы я работать начала и свалила побыстрее. Я же вообще у них не отсвечивала, дома почти не появлялась, мужика её старалась не бесить, помогала по дому, чем могла. Даже с бейбиком бы сидела… – Инга проговорила это сдавленно, в голосе слышались слёзы и обида. – И я всё понимаю: у неё новая жизнь, любовь, но это… сначала предложили жить с ними, а теперь, по сути выгнали. У меня нет слов! Блин, я думала, привыкну, что не нужна собственной матери, но нет, я к этому не могу привыкнуть! Каждый раз! Я же не котёнок, которого взяли на один день поигрались, а потом выкинули на улицу, пинком под зад: «Ты уже взрослая, должна учиться заботиться о себе сама!»

Инга захлюпала носом, принялась утирать слёзы. И Паша вздохнул: кому, как ни ему знать это ощущение, когда ты не нужен собственной матери. Он очень хорошо понимал Ингу – у самого сердце до краёв было наполнено этой же болью и обидой. Но Паша вдруг подумал, что его отцу ведь тоже сорок два, а он считал его старым. Оказывается, и после сорока заводят новую семью, и даже детей. Стало досадно за отца: никакой он не старый.

Какое-то время они просто медленно шли и молчали, погруженные в свои мысли. Когда Инга в очередной раз тихо всхлипнула, Паша заговорил:

– Ты всегда можешь жить у нас. В битве за ванну я даже готов сражаться на твоей стороне. Когда ТимьЯн не срутся, у нас вообще веселуха. Будешь усмирять Тигрулю, а то как раскомандуется!

Инга хмыкнула.

– Мне нравится у вас. Даже ты не так бесишь уже! Дело ведь не в жилье, а в отношении: за что они так со мной? Я готова из дома ездить на электричке, да и есть у кого из одногруппников вписаться на время. Вообще, думала Тёму заманить в Москву, предлагала ему, а он ни в какую. Вот где, блин, этот придурок?! Почему он даже не приехал, когда так мне нужен?! Работает допоздна. «Не расстраивайся, я что-нибудь придумаю!» – Инга возмущённо передразнила, но следом снова расплакалась и заговорила тихо-тихо, почти шёпотом. – Я просто попросила его приехать и забрать меня. Написала прямым текстом, что мне очень плохо, я разругалась с матерью и он нужен мне. И ничего! Ему пофиг! Он просто знает, что я всё равно к нему приеду. Мы с вами всё лето гуляли, он ни разу не поехал в Москву. Группой вписываемся у одного однокурссника почти каждую среду, играем в настолки. Звала его. Тёме параллельно: гуляй с кем хочешь, вписывайся, где хочешь, – Инга горько хмыкнула. – Но когда он сегодня не приехал, это всё… капец. Просто написал: «Приезжай завтра ко мне». Никуда я не поеду, пошёл он в жопу! Вообще, не вернусь теперь, пока сам не приедет и не заберёт меня!

Теперь хмыкнул Паша, Инга плакала и одновременно смешно возмущалась – её эмоции штормило от гнева до полнейшего отчаяния и обратно за доли секунд. Паша вообще не видел проблемы, что Артём не приехал к Инге, но, с другой стороны, если бы Лика хоть раз попросила к ней приехать, Паша бы бросил всё и примчался из любой точки мира.

– А ты попроси его ещё раз, может, у него слишком важные дела, которые он не может бросить.

– Не может бросить?! Это меня он может бросить, а не свою работу! – Инга вскинулась. Достала из кармана телефон, посмотрела переписку, вздохнула и снова спрятала телефон.

– Время смотрела? – хмыкнул Паша.

– До последнего надеялась, что он оторвёт задницу от стула ради меня!

– И какие же у него отмазки?

–Хочешь, читай. Тысяча и одна отговорка, как не ехать ко мне!

С этими словами Инга вновь достала телефон, пролистала сообщения и просто отдала Паше их открытую переписку.

«Тём, пожалуйста, забери меня, мне очень плохо».

«Приезжай».

«Не хочу никуда ехать без тебя. Мне просто нужно, чтобы ты был рядом».

Инга прислала ещё три плачущих смайлика.

«Котик, сегодня не могу. Приезжай ко мне завтра, всё решим. Может, ты опять нагнетаешь?»

«Издеваешься?! Меня из дома выгнали! Мне некуда идти».

«Что значит некуда? Ко мне приезжай».

«А ты за мной не приедешь?»

«Нет, сегодня не могу. Очень много работы. Давай такси тебе вызову?»

«Иди ты, знаешь куда, вместе со своим такси и со своей работой!»

Паша прочитал, усмехнулся, пролистал ниже. Артём написал только спустя час:

«Что ты от меня ждёшь?»

«Что ты приедешь. Мне очень плохо».

«А сама приехать не хочешь? Хватит капризничать, давай вызову тебе такси, ты приедешь и всё мне расскажешь».

«Иди ты!»

«А ты куда пойдёшь?»

«Мне некуда, буду спать на улице!»

«Всё, кончай свою драму и приезжай».

«Нет. Если ты не приедешь, останусь на улице!»

«Ну-ну. Ещё будут какие-то условия?»

«Если ты ко мне сегодня не приедешь, то вообще больше не жди!»

«Началось…»

И дальше шли сообщения только от Артёма:

«Котик, если тебе некуда идти, то кончай капризничать и приезжай».

«Инга!»

«Я же вижу, что ты читаешь сообщения».

«Котик, не расстраивайся, я что-нибудь придумаю!»

«Так ты приедешь или помирилась с матерью?»

«Инга, кончай сбрасывать!»

Последнее сообщение было часа три назад. Паша отдал Инге телефон:

– Не вижу ничего криминально. В чём сложность взять такси и поехать к нему?

– А в чём сложность приехать ко мне? Бесит!

Паша пожал плечами. Он не видел проблемы, чтобы куда-то приехать, особенно в век такси, но у них, видимо, были какие-то особые отношения: кто кого продавит. Паше совсем не хотелось принимать ничью сторону, чтобы не оказаться виноватым, да и совета его никто не спрашивал, но Артём его раздражал ещё с клуба, поэтому сейчас он бы точно принял сторону Инги. Да и попробуй не прими её сторону: даже такая расстроенная, она может запросто закатать в асфальт.

– А мать что? Не потеряла тебя?

– Ей тоже пофиг, – отмахнулась Инга. – Я в её жизни вечно мешающий элемент.

Паша приподнял брови: не ожидал, что у Инги такие сложные взаимоотношения с семьёй.

– Моя мать тоже меня ненавидела.

– Когда ребёнка не хотели, он всю жизнь будет только мешать, – Инга как-то вся ссутулилась, опять заговорила сдавлено и тихо, передёрнула от холода плечами. – Пошли домой, а то холодно.

Они развернулись к дому, и Инга продолжила:

– Не могу выкинуть из башки, что нового бейбика, наверное, мать будет любить по-настоящему… – Инга разочарованно покачала головой и вздохнула. – У меня это в голове не укладывается. Лучше бы не звали к себе, я бы и дальше жила одна. А когда пригрели и предали…

Инга снова осеклась и покачала головой. Паша рядом вздохнул, но что он мог сделать для Инги? Подходящих слов не находилось, шутки ему казались неуместными. Паша прекрасно знал, как ранит предательство родителей. Но судя по Инге, она переживала это особенно остро.

Дома они пили горячий чай. Отопление до сих пор не дали, и в квартире было прохладно. Инга больше не откровенничала, отвлеклась и с интересом смотрела, как Паша делал тиктоки, а потом ушла умыться в ванную. Когда вернулась, Паша решил, что ему пора уходить, но Инга лишь пожала плечами:

– Можешь сидеть, сколько тебе хочется. Ты меня не напрягаешь, даже наоборот… – она чуть помолчала и призналась. – Меня напрягает оставаться одной.

Паша вытаращился на Ингу и даже не моргал пару секунд: оказывается, не он один ненавидел одиночество. Инга лишь попросила его отвернуться, когда переодевалась, потом нырнула под плед.

– Зря вывалила это всё на тебя. Давай, не будем никогда касаться этой темы, ладно?

– Ингаляция, а ты, оказывается, тоже человек.

«Очень ранимый человек», – Паша хмыкнул и потащился чистить зубы.

Но когда после ванной заглянул на кухню, Инга уже уснула. Плед сполз с дивана, и Инга спала, сжавшись в комок. Одета была в короткий топ на тонких бретельках и чёрные трусики, и Паша залип, беспардонно разглядывал её попу. Потом опомнился, поднял плед и накрыл им Ингу, она будто рефлекторно завернулась по самый нос и мирно засопела. Паша сел на край дивана, уже хотелось спать, но он почему-то медлил, не уходил. За окном стучал редкий дождь, Инга размеренно и глубоко дышала, отвернувшись и укутавшись пледом. Стало так спокойно, уютно и сонно, что захотелось остаться. Паша прилёг, буквально на десять секунд, уже сквозь полудрёму представляя, как встаёт и уходит в свою комнату спать.

Проснулся Паша от сильного возбуждения. В полусне ещё мелькали какие-то эротические образы. Он так приятно упирался возбуждённой плотью в мягкое женское бедро, что прижал девушку к себе плотнее. И тут же распахнул глаза. Какая ещё девушка? В нескольких сантиметрах от глаз на подушке застыла вишнёвая шевелюра. Паша пробудился моментально. Осознал, что, оказывается, обнимал и прижимался к Инге. Он так резко отскочил от неё, что свалился с дивана. Как он вообще оказался на кухне?

Мысленно молясь, чтобы Инга не проснулась, метнулся в ванную и выдохнул. Лицо обдало краской – такой стыд он не испытывал никогда в жизни. Залез в душ, но Яна не дала уединиться надолго – осторожно постучала, спрашивая, как долго Паша там будет.

Пришлось выходить. Заспанная и лохматая Яна его всегда умиляла, а может, она поэтому и вставала раньше, чтобы не представать перед парнями такой растрёпанной. Паша заглянул на кухню и выдохнул: Инга ещё спала. И Паша очень надеялся, что она никогда не узнает, где он провёл ночь, ещё и так откровенно прижимаясь к ней утром. Когда поставил чайник, на кухню притащился Тим. А Яна сегодня особенно быстро закончила свой утренний туалет. И когда зашла на кухню, заявила:

– У нас там лампочка перегорела в ванной.

– Запасной нет, – пожал плечами Тим. – Придётся с фонариком на телефоне умываться.

– Вы всегда так рано встаёте? – Инга поморщилась, потёрла глаза и, закутанная в плед, села на диван.

– С первыми тиграми, – расхохотался Паша.

Тимоха уступил Инге свою очередь в ванную. И пока он делал кофе, Паша собирал диван, а Яна готовила завтрак. За столом Паша старался не подавать виду об утреннем происшествии, побаивался смотреть на Ингу.

А она вообще общалась как ни в чём не бывало – беззаботно и весело. Даже привычно пыталась подкалывать Пашу. Коварная, сузила ему список тем для взаимных оскорблений, и теперь Паше пришлось сложнее, чтобы не отвешивать шуточки относительно её семьи и Артёма.

По привычному общению с Ингой, убедился, что она с утра ничего не заметила. Паша успокоился и повеселел. Но когда в метро они стояли рядом, Инга наклонилась к его уху и прошептала:

– Что это утром было?

Щёки опять вспыхнули. Паша даже не знал, как отшутиться и оправдаться, сгорал со стыда.

– Забыл тебе сказать, у меня этот… лунатизм.

– У тебя охренизм! – Инга тонко сжала губы и прищурилась, а потом снова проговорила на ухо: – Если твой лунатизм не пройдёт и ещё раз прижмёшься так ко мне, я оторву тебе яйца и запихну их тебе в задницу!

Она проговорила это так грозно, что Паша тут же ей поверил, аж в штанах всё сжалось от подобных угроз. Проверять не хотелось. Хотел пошутить, что так надеялся, что ей понравится, но вместо этого хмыкнул:

– Холодно было, решил согреть тебя своим телом.

– Своё тело держи в своей комнате! Иначе недосчитаешься основной грелки!

Паша не мог сдержать смех:

– О, да ты великий врач, Ингаляция. Излечила мой лунатизм одним словом!

Инга хмыкнула, но всё равно смотрела колко. Странно, что утром не пропесочила Пашу – ведь это был отличный повод для унижений.

Ещё утром они завели разговор про выходные, обсуждали, кто поедет домой. Инга, сначала чуть насупилась, но потом задорно выдала:

– А давайте эти выходные в Москве проведём! Вы ещё летом зазывали меня на рейв, я дозрела.

В этот раз Паша планировал вытащить куда-нибудь Свету – ему уже хотелось сдвинуть их отношения из стагнации, и поход в клуб этому точно бы поспособствовал.

– Я за! Тимох? Яна?

Яна, чуть поколебавшись, согласилась, а Тимоха, кивнув, сразу обвёл всех взглядом:

– Я ещё Лику позову!

Но Паша, наверное, впервые не обрадовался, не был готов столкнуть Лику и Свету, он ведь уже настроился развивать отношения со Светой, поэтому заставлял себя не думать о Лике.

В этот раз сам нашёл Свету на перемене, она сидела на подоконнике в компании своих одногруппниц, как всегда, с двумя косичками. Она задорно что-то рассказывала и болтала ногами. Когда Паша к ней подошёл, обрадовалась ему, протянула руки:

– Пашка мой!

Он тоже широко заулыбался, обнял и прижался. Света ещё надела сегодня свитшот, обнажающий одно плечо, и Паша как раз застыл со стороны открытой ключицы. Не удержался и поцеловал её в плечико, вдыхая терпкий запах приторных духов, прошептал на ухо:

– Мы в субботу идём в клуб, и это не обсуждается!

– Я не смогу, – печально поджала она губы. – Мне надо будет уехать на все выходные.

– А когда вернёшься?

– В воскресенье вечером.

– Тогда заеду за тобой в воскресенье вечером!

Паша отлип и собрался уходить, но Света спрыгнула с подоконника, догнала его и схватила за предплечье, чуть отвела в сторону и заглянула в лицо:

– Ты же придёшь сегодня на тренировку?

– Теперь все тренировки только после свидания!

Паша действительно обиделся, надоело слышать отказы.

– Пашка, я, правда, не могу в выходные! Давай сегодня после трени погуляем?

– Ок, – кивнул Паша и потащился на пару.

Чирлидинг сегодня особенно раздражал, делать ничего не хотелось, ещё и Света ворчала и пыталась его строить при всех, а то мало ему вечных замечаний Тимохи. Паша хмыкнул: вот она женская версия Тимохи – только дай кого-нибудь затянуть в свою спортивную секту и покомандовать. Но к концу тренировки Паша повеселел, уже предвкушал прогулку и снова начал заигрывать со Светой и приставать.

– Тут недалеко от академии есть ресторан азиатской кухни, – Паша взял Свету за руку, когда они вышли из зала. – Ты же любишь такое.

– Люблю! – улыбнулась она.

– А меня?

– Пашка, ты же знаешь, что ты лучший!

Они вышли из академии. Было пасмурно и сыро, видимо, недавно прошёл дождь – образовались лужи, ещё и дул холодный, пронизывающий ветер. Света сильнее запахнулась в плащ, и Паша приобнял её за плечи. Как только спустились со ступенек, Света вдруг заговорила:

– Пашка, ты что-то сегодня не в форме. Тебя только съёмки мотивируют?

– Меня мотивируешь ты!

Паша потянулся поцеловать девушку, но позади вдруг услышал оклик:

– Свет!

Света резко отшатнулась, да и Паша уставился на странного парня в чёрном щегольском распахнутом пальто, который спешил к ним. Под пальто виднелся костюм-тройка и белая рубашка. Начищенные туфли, как зеркало, отражали пасмурное небо. Парень направлялся точно к ним и улыбался, и он явно был старше их, ростом с Пашу, но с чересчур высоким лбом и с залысинами на висках. По сравнению с ним Паша в бейсболке, серых трениках и белых кроссах выглядел подростком.

– Свет, ты что так долго? – подошёл он ближе, игнорируя Пашу. – Поехали быстрее, а то встрянем в пробки.

– А ты что здесь делаешь? – она непонимающе уставилась на него.

– Мы же утром договорились, что я отпрошусь с работы и заберу тебя после тренировки.

– Я совсем забыла, – она поморщилась и поджала губы. – Извини, Паш, мне надо бежать!

– А это вообще кто?! – оживился парень и окинул Пашу сверху вниз пренебрежительным взглядом.

– Павел, – протянул руку Паша. Он не улыбался, этот щегол не нравился. А не нравилось вдвойне, что Света собиралась с ним куда-то ехать.

– Максим! – тот пожал руку, но Паша специально так сильно сжал его ладонь и долго не отпускал, что парень нахмурился и чуть поморщился.

И только тогда Паша резко отпустил руку и улыбнулся широкой улыбкой, приобнял Свету за плечи.

– Света, надеюсь, не забыла предупредить, что я поеду с вами? Такая она у меня забывашка!

Максим вытаращился на Свету, аж рот приоткрыл, а она цокнула и выдохнула:

– Максик, это Паша так шутит! – она отступила в сторону Макса и посмотрела на Пашу, говорила без привычного задора. – Пашка, мы едем к сестре Макса на свадьбу в другой город, тебя никто не приглашал.

– О, я обожаю свадьбы! Могу даже поснимать! – Паша подмигнул Свете и схватил её за руку, снова потянул к себе: не хотел её отпускать с этим непонятным типом. – И вообще, что ты там забыла? Оставайся со мной, поверь, это будет куда веселей чьей-то свадьбы!

Но она вырвала руку и опять отступила к Максиму, а у того лицо вытянулось, брови сдвинули и без того высокий лоб чуть ли не на затылок:

– Ты кто такой?

– Парень Светы!

– Нет, Макс, это не так! – тут же принялась оправдываться она. – Паша – мой новый удерживающий. Помнишь, я тебе говорила, что нашла наконец идеальную базу!

– Нет, Макс, это так! – теперь нахмурился Паша и с вызовом смотрел на этого щегла.

Захотелось вывести его из себя. По тому, как Света оправдывалась, Паша вдруг всё понял, и стало больно. Он совершенно не был готов к такому предательству со стороны Светы, ведь он считал себя её Пашкой, что они вместе. Паша самодовольно улыбнулся и добавил:

– Ладно-ладно, не парень, мы со Светой просто трахаемся! Слышишь, как она меня назвала: «идеальная база». Она мне как-то сказала, что ты слабоват в постели, не дотягиваешь. Сорян, чувак! – И Паша поджал губы.

Макс побледнел, он не моргал, его брови заклинило в высшей точке – его лицо будто парализовало от шока. Но бить Пашу он, похоже, не собирался, хотя Паше хотелось ему врезать.

– Паш, что ты несёшь?! – теперь удивлению Светы не было предела, она схватила Максима под руку и попыталась увести в сторону стоянки: – У Пашки идиотское чувство юмора! Поехали скорее, а то правда опоздаем!

Но нет, Паша ошибся: Макс вдруг отмер. Высвободившись от Светы, он подлетел к Паше и толкнул его в грудь.

– Вообще оборзел?!

– А до тебя всегда так туго доходит? Теперь понятно, почему Света ходит неудовлетворённая! – самодовольно лыбился Паша. Внутри всё клокотало от обиды и злости, и ему стоило неимоверных усилий не ударить Макса первым.

– Паш, прекрати! – попыталась втиснуться между ними Света, но Макс уже стиснул кулаки и замахнулся.

Напряжение изнутри просилось наружу. Паша был, как пружина, ждал удара. Выставил блок предплечьем и тут же с силой врезал снизу кулаком в живот Максу. Затем сжал челюсти, ярость просилась дальше. Макс согнулся пополам и не мог выдохнуть. Света встала перед Пашей, загораживая своего щегла, чуть ли не со слезами взмолилась:

– Паш, пожалуйста, не трогай его!

Паша сверлил её взглядом, но разжал кулаки и выдохнул, хотел сказать что-то обидное, чем-то задеть Свету, но не мог подобрать слов. Он не ждал такой подставы. Лишь хмурился и молча смотрел, как Света наклонилась к Максу и ласково заговорила, уводила его в сторону стоянки. Макс исподлобья покосился на Пашу, и они просто ушли. Сели в его Мазду, и спустя две минуты уехали.

А Паша остался один и смотрел вслед уезжающей машине. Он остался наедине с бессильной яростью, обидой и пустотой. Порывистый холодный ветер прогонял его с тротуара, а Паша чувствовал себя униженным, будто каждый прохожий стал свидетелем его позора, и теперь, проходя мимо, молчаливо насмехался над ним.

Сбросив очередной вызов Тима, Паша продолжал бесцельно бродить по улицам. Тренировка уже была в самом разгаре, Тим слал ему гневные голосовые и звонил, но нотаций от друга сейчас хотелось меньше всего. Лучше бы он ему хорошенько врезал, но чтобы спровоцировать Тимоху на драку, нужно постараться. Паша таскался по тротуарам, пока не набрёл на музыкальный магазин. Музыка никогда не предавала, и Паша не вынимал наушников из ушей. А в магазине импульсивно купил пластинку с Нирваной и поехал к Лике.

Зашёл в подъезд с каким-то мужиком. Лики дома не оказалось. Тогда Паша просто сел под дверью, как бомж. Слушал музыку в наушниках и бесцельно листал ТикТоки, смотрел статистику просмотров, отмечая, что зашло аудитории больше всего. Написал Тиму короткое:

«Я не приду».

И жалел, что пропускает тренировку – он уже так привык к ежедневным физическим нагрузкам, казалось, пропускает что-то важное. Жизнь там, в зале, а он сидит под закрытой дверью совсем один.

Лика появилась как-то внезапно, выросла рядом с ним:

– Паша?! Ты что здесь делаешь?

Он тут же подскочил с коврика, отряхивая джинсы. Прошло уже две недели с празднования для рождения в клубе, и они до сих пор не виделись. Лика смотрела дружелюбно, тепло, но как-то настороженно, не улыбалась. А у Паши сердце привычно затрепетало и начало саднить.

– Хотел у тебя послушать. С тобой, – сбивчиво и сдавленно проговорил Паша и протянул пластинку.

Лика вздохнула и открыла дверь, разувалась, а Паша покорно ждал приглашения. Она уже сняла плащ и ботинки, Паша всё стоял в дверях. Лика обернулась к нему:

– Заходи. Но у меня еды нет. Только йогурт. Хотя в морозилке, вроде, были пельмени, сейчас проверю, – Лика скрылась на кухне.

А Паша чувствовал себя лишним. Когда в последний раз он притащился без приглашения, Лика попросила его предупреждать. И сейчас он совершенно не понимал, зачем пришёл. Ноги будто сами притащили его из музыкального магазина сюда.

– Радуйся, у меня есть полпачки пельменей, – улыбнулась Лика и набирала воду в кастрюльку.

– Я не голодный.

– Ты заболел? – Лика удивлённо уставилась на него и поставила кастрюлю на огонь.

– Типа того.

– Я сейчас приду, переоденусь только.

Она ушла в спальню, а Паша включил виниловый проигрыватель и поставил новую пластинку. Музыка – лучшее спасение от одиночества, и сейчас хриплый голос Кобейна словно царапал раны где-то в груди. Лика появилась, одетая в домашние штаны и свитер, волосы собрала в пучок:

– У вас сегодня нет тренировки?

– Есть. У нас же каждый день тренировки.

– Что у тебя случилось?

Но Паша не хотел делиться своим позором, хоть разочарование и просилось изнутри:

– По твоему совету нашёл себе девушку.

– О, поздравляю! – Лика приподняла брови.

–…а она нашла себе другого парня.

Брови Лики моментально сдвинулись к переносице, и Паша даже усмехнулся. Повисло молчание. Лика, видимо, ждала подробностей, но Паша не стал продолжать свою историю. А Лика вдруг усмехнулась:

– Ну и дура она!

Паша тоже улыбнулся, чуть не ляпнул: «Ты тоже дура!» Лика отвернулась к плите и закидывала пельмени в воду, а потом села напротив Паши и подпёрла подбородок рукой, смотрела тепло и по-доброму. Паша любил её глаза за этот наполненный заботой взгляд, но обижался, когда там появлялась умилительная снисходительность.

– А ко мне зачем пришёл?

– Пластинку принёс, – Паша вдруг подскочил, нестерпимо захотелось обнять Лику, прикоснуться. Так хотелось обычного человеческого объятия. Он протянул ей руку. – Давай потанцуем?

Только Лика печально посмотрела на его протянутую ладонь, поджала губы и вздохнула:

– Давай без этого?

– Можешь меня хотя бы просто обнять? – Паша распахнул объятия.

– Паш, давай без этого всего. Ты не умеешь держать себя в руках.

Она встала и принялась мешать пельмени, потом достала тарелку, отрезала кусочек масла. Стояла рядом с плитой и ждала, когда они сварятся. А Паша так и застыл посреди кухни, растерянно осматривался в её квартире, будто очнулся ото сна в незнакомом месте и не понимал, где находится. Почувствовал себя чужим и лишним. Хоть Лика и не прогоняла и даже варила ему пельмени, но ему не стало легче рядом с ней. Наоборот, Паша вдруг почувствовал себя ещё более униженным, чем со Светой. Свету хотя бы подкупали его способности к чирлидингу, а Лике он точно не нужен ни для чего. А Паша отчаянно пытался понять, как её покорить, что она любит больше всего, что-то ведь заставило влюбиться её в бывшего мужа. Эти мысли вгоняли его в отчаяние, и он спросил:

– Лик, почему ты вышла замуж за Вадима?

Она вздрогнула, и пельмень выскочил из ложки на пол. Лика испуганно взглянула на Пашу, но тут же схватила салфетку, подобрала пельмень и выбросила его. Молча выловила остальные и поставила тарелку на стол:

– Извини, сметаны нет. С майонезом будешь?

– Ты не ответила. – Паша всё ещё стоял и хмурился.

– Я была наивной дурой! – резко выдала она. – Ешь! И не задавай мне больше глупых вопросов.

– Но за что-то ты его любила ведь?

– За что-то любила…

А потом Лика устало прикрыла веки и тяжело вздохнула. Присела на Пашин стул и начала есть его пельмени. Так после ухода мамы отец пил водку, с таким же равнодушным лицом заливал в себя стопку за стопкой. Лика же запихивала в себя горячие пельмени. А Паша почему-то почувствовал себя снова виноватым – ведь мама ушла от них из-за него, и Лика ушла от мужа из-за него.

– Ты будешь? – Лика вдруг кивнула на тарелку.

– Прости. Если бы мы с Тимохой не влезли, ты бы, наверное, была с ним счастлива и до сих пор.

Лика отложила вилку и так посмотрела на Пашу, будто видела его впервые:

– Ты серьёзно?! – а потом поморщилась. – Он тебя чуть не убил! Какой адекватный человек будет бить ребёнка?

Лика проницательно смотрела на Пашу. Он молчал, соображал туго, всегда думал, что они развелись из-за случая в клубе, значит, из-за них с Тимом. Лика заговорила вдруг непривычно серьёзно:

– Ты знаешь, ведь Тимка единственный, кто сказал мне, что он неадекват. Вадим очень нравился моим родителям. Он меня так любил, что мне завидовали все подружки, а Тимошка был против свадьбы и психовал вечно. И я думала, что это вроде детской ревности. Вадим прекрасно умел создать нужный образ. Мне казалось, что из-за большой любви он так спешил со свадьбой, спешил с детьми, уговаривал меня бросить работу. А потом постепенно настроил меня против подруг, типа это не мой уровень общения. И против тебя с Тимом тоже настраивал. К родителям мы потом вообще перестали ездить. Я даже сама не заметила, когда весь мой мир сузился до него одного, считала, что это нормально. Мы же семья, любим друг друга, так и должно быть, – она скривилась. – И я почти каждый день слышала: «Чего тебе ещё не хватает?», когда иногда переписывалась с подругами, общалась с Тимкой и мамой, решала срочные рабочие вопросы в нерабочее время. Он будто заставлял чувствовать меня виноватой, что я провожу время не дома и общаюсь не только с ним. Разговаривать с другими мужчинами вообще не имела права. С этим бесконечным чувством вины я и жила: Вадим знал чуть ли не по минутам мой график, читал переписки. При этом всегда был таким хорошим, заботливым, нежным, а если я что-то делала не так, то как обычно слышала: «Чего тебе не хватает?» Я всё время думала, как мне повезло, он так меня любит. Как сумасшедшая бежала домой, перестала общаться со всеми. Глупое счастье в неведении. А сейчас с содроганием думаю, что было бы, если бы у нас появились дети и я бы бросила работу. Осталась бы совсем одна. Просто вы разбудили зверя раньше, у меня глаза просто открылись. Для меня закончилось бы всё плохо.

Она сглотнула и резко воткнула вилку в пельмень, словно подводя итог своему рассказу. А до Паши так и не дошло, в чём провинился бывший муж Лики, не считая избиения. Неужели, только в ревности и тотальном контроле? Или Лика считает, что изолировав её от всех, начал бы тоже её бить?

– Янка Тима так же дрессирует. Туда не ходи, с этими не общайся, так не снимайся.

– Яна ревнивая, – Лика ласково улыбнулась. – Только это другое, да и Тимошка не из тех, кто будет подчиняться.

– Она только и делает, что ставит ему ультиматумы!

Лика удивлённо вскинула брови:

– Яна?! Я не верю.

– Я с ними живу.

– Мне нужно как-нибудь поговорить с Яной наедине. Передашь ей?

Паша кивнул, и вдруг, словно оправдываясь, проговорил:

– Но я же не такой, как твой бывший. Почему тогда я для тебя пустое место?!

– Ты очень хороший, – Лика улыбнулась, а потом вновь вздохнула. – Не говори так, ты для меня не пустое место. Я никогда не забуду, что вы сделали для меня. Особенно мне запомнился аэрохоккей. Помнишь, в том году когда вы с Тимом потащили меня в «Маяк», и ты мне специально проигрывал, потом ещё жвачку круглую из автомата в нос засунул, и мы никак не могли её вытащить, – она рассмеялась и покачала головой. – Паш, но ты такой ещё ребёнок.

А Паша вздохнул. Он всегда дурачился и кривлялся, особенно рядом с Ликой, лишь бы рассмешить её. И в тот раз чуть не порвал ноздрю, ему было и смешно, и больно. Они притащились потом к Тиму домой, пытались намазать шарик маслом, раздавить в носу, вытягивали пинцетом. У Паши текли слёзы от боли, но при этом все трое не переставали хохотать. В итоге кое-как раздавили и вытащили, и спасли Пашину ноздрю. Он тогда ещё предлагал Лике съесть кусочки жвачки и бегал за ней по квартире, но она визжала: «Фу, убери это от меня!». Сейчас же Паша тихо проговорил:

– Жаль, что за жвачки в носу никто тебя не полюбит.

– Паш, давай договоримся: мы с тобой либо просто дружим, либо вообще перестаём общаться. Я знаю, что ты обижаешься, но мне от этого тоже плохо. Тимка ещё давит, рассказывает, как ты страдаешь, и что я, бессовестная, мучаю тебя. Для меня после развода чувство вины – теперь такой триггер. Не могу ответить тебе взаимностью, и поэтому рядом с тобой всё время чувствую себя виноватой. Прости, Паш.

– Я понял. – Он развернулся и собрался уходить.

– Поешь хотя бы, – услышал в спину.

Паша обернулся. Лика встала, смотрела сочувственно. Паша всегда обижался, хлопал дверьми, демонстративно уходил. Он действительно всегда надеялся, что Лика будет чувствовать себя виноватой. Даже не догадывался, как это, оказывается, ранит её. Паша слишком сильно страдал сам, чтобы заботиться в этот момент о чувствах Лики.

– Спасибо, но я наелся.

И говорил сейчас совсем не про еду. Он наелся вечных унижений и отказов. Паша смотрел долго и неотрывно в глаза Лики, а потом выдавил из себя широкую улыбку, пусть вымученную и неестественную, но заговорил привычно задорным тоном:

– Не вини себя. Ты же не виновата, что такая красивая.

Лика чуть улыбнулась, и Паша подмигнул ей. Уходить было легче, когда она улыбалась.

Сегодня Паша уже дважды был раздавлен. Ругал себя, что поехал к Лике, но его словно ноги сами понесли к ней. Всю дорогу до дома пытался понять её, но до него так и не дошло, чего ей не хватало в браке.

Паша настроился не показывать своё настроение друзьям, ещё Тиму одному признался бы, а при Яне, и тем более при Инге демонстрировать своё отчаяние не хотелось.

Как и предполагал, Паша сразу же получил наезд от Тимохи за пропуск тренировки.

– Паштет, заманал! У нас Первенство на следующей неделе, а ты то и дело гуляешь!

– Ой, не душни! – скривился Паша и улизнул в свою комнату.

Тимоха разрешения спрашивать не стал, ворвался следом:

– Ты хоть на звонки отвечай! Что вы, не можете погулять после тренировки? Вся ночь впереди, выходные?!

Тим ходил вдоль дивана туда-сюда, а Паша стоял напротив у стола, скрестив руки на груди, и следил за другом. Паша весь вечер был на взводе, а Тим реально раздражал своими нотациями. Паша сердито выдал:

– Достала меня гимнастика! Пора мне завязывать с этим.

Тим замер и вылупился на Пашу, а потом покрутил пальцем у виска.

– В задницу себе засунь свои завязки, и чтобы трени больше не пропускал! – Тимоха развернулся к двери.

– Раскомандовался! И что же ты мне сделаешь, если пропущу?

Тим снова замер, обернулся:

– Чего ты хочешь добиться вообще? Если забьёшь на гимнастику ради тупого чирлидинга, я снесу канал в ТикТоке.

А за такие слова Паше хотелось врезать Тиму. Паша не ударил, просто послал его матом. Тим явно закипал, но не ответил, лишь сжал челюсти и, хлопнув дверью, ушёл. А ведь Тимоха, правда, мог снести канал, у него тоже был доступ к администрированию. И Паша знал друга: Тим редко блефовал.

Хотелось что-то разбить, разломать, но на столе стоял ноутбук и любимая кружка – и их было жаль крушить. Паша переоделся в домашние трико и футболку и отправился на кухню.

Там на разобранном диване сидели рядом Инга и Яна, что-то тихо обсуждали, пили чай и ели шоколадку. Тимохи не было. Когда Паша зашёл, девчонки замолчали, и Паша тоже не стал комментировать ссору с Тимом, сразу же заглянул в холодильник.

– Паш, там на сковородке картошка жареная, мы тебе оставили, отбили у Тима, но она остыла уже, наверное, – проговорила Яна. – Мы кино собирались посмотреть, ты с нами? Тим ушёл в магаз за вкусняшками, его подождём. Сказал, через пять минут придёт.

Паша захлопнул холодильник, взял с плиты сковородку, и, поставив её на стол, начал есть едва тёплую картошку лопаточкой прямо со сковородки. Он, оказывается, дико проголодался, но понял это только сейчас, когда набил полный рот, поэтому и не мог ответить Яне.

– Паш, что ж ты вечно ешь, как не в себя? – хмыкнула Инга. – Не боишься, что станешь толстым, и девушки не будут любить?

А сама утончённо отправила в рот кусок шоколадки. Паша как раз прожевал, и фраза про любовь девушек, как дротик, вонзилась прямо в свежую рану. Хотелось отыграться на Инге, казалось, это её вина, что Пашу все отвергают. Он едко выдал:

– Зато ты, сиреневая, смотрю, не боишься жрать шоколадки на ночь. Жопу наела такую, что даже Артём к тебе не хочет ехать. Продолжай в том же духе! Скоро в дверях будешь застревать, и он тебя вообще бросит.

Инга сидела напротив, и сразу наброситься с кулаками ей мешала Яна – загораживала проход. Но Инга вздёрнула одну бровь, посмотрела так, будто взглядом говорила: «Тебе что, жить надоело?»

А потом допила двумя большими глотками свой чай и запустила кружкой в Пашу. Он успел увернуться. Кружка упала за спиной и разлетелась на осколки. Яна подскочила:

– Инга, блин, можно было не бить посуду? Паш, следи за словами! – И пошла в кладовку за щёткой и совком.

А Паша с напускным спокойствием, как ни в чём не бывало продолжал есть.

– Ты ещё и больная на голову. Вообще, комбо! Начинаю понимать, почему от тебя все избавляются!

– Знаешь, моя жирная задница хотя бы иногда кому-то бывает нужна, в отличие от тебя, клоуна-неудачника с дебильными шуточками!

Вернулась Яна, и Инга, отобрав щётку и совок, принялась убирать осколки. Паша обнял сковородку и развернулся к девчонкам лицом, на случай, если Инга решит его ударить в спину. Но её слова ранили сильнее. Она словно увидела самые уязвимые места в Пашиной душе и со всей силы надавила на них. Даже аппетит пропал, в горле стоял ком. Но Паша протолкнул последнюю ложку картошки в себя, не подавая вида, как ему больно сейчас.

Инга не ударила его и больше не сказала ни слова, лишь бросила грозный взгляд перед тем, как отнести в кладовку щётку. Паша сначала закинул сковороду в раковину, но Яна попросила:

– Засунь в посудомойку, плиз.

Выполнив просьбу, он обернулся к Яне:

– Спасибо за картоху, было вкусно.

Она кивнула и тихо проговорила:

– Паш, у Инги непростой период сейчас, можешь её не цеплять?

Как по заказу, в этот момент зашла Инга и хмыкнула:

– Пусть цепляет, посрать. Посуды у вас много, что-то точно попадёт в тупую башку.

– Инга, только давай ничего не бить? – взмолилась Яна. – Да что с вами сегодня?!

– Ладно, посуду не буду. Буду бить Пашу!

Паша стоял около посудомойки, а Инга замерла напротив, смотрела на него с ненавистью, прищурив глаза, но и он сейчас ненавидел её не меньше, тоже прищурил глаза. Они словно на дуэли в вестерне вот-вот должны были выстрелить в друг друга. А Яна так и сидела за столом. Паша ухмыльнулся:

– Слушай, сиреневая, а ты вообще на каких правах тут кружки бьёшь? Ты вообще тут никто! – Клоуна-неудачника Паша никогда не простит, хотелось так же унизить. – Хотя ты и по жизни никто!

Инга молча снесла оскорбления, не кинулась, как кошка, в лицо. Лишь сверлила его взглядом, да и в руках у неё ничего не было. И, судя по виду Инги, ей явно хотелось либо убить Пашу, либо заплакать, либо делать это одновременно: плакать и убивать, но она старалась сохранять лицо.

– Ну хватит уже! – чуть ли не простонала Яна.

– Да нет, ты продолжай, – подхватила вдруг Инга. – Продолжай свой монолог с самим собой, может, докопаешься до истины, тебе полезно иногда включать мозги. Просто ты мало того, что неудачник, так ещё и тупой!

– Куда мне до такой дуры, как ты! – Паша цокнул и прошёл мимо неё в свою комнату.

Слышал, как пришёл Тимоха, они о чём-то переговаривались на кухне. Паша не включал свет, лишь открыл ноутбук, но погрузиться в монтаж не мог: всё прислушивался к голосам и чувствовал себя оторванным от всех.

Паша злился на Ингу, её слова зацепили и обжигали обидой. Мысленно спорил и оправдывался, искал способ унизить Ингу, но из-за этого сам себе казался жалким. Она сносила все его обидные слова с равнодушным видом. И Паша негодовал. Но признавать, что он никто, неудачник, который никому не нужен, не хотелось. Паша всем нутром отвергал, отказывался от этого клейма и бессмысленно пялился в открытый ноут. Чтобы самому себе доказать, что он что-то значит, открыл статистику и комментарии. Его тиктоки набирали десятки миллионов просмотров, тысячи сохранений и лайков, но самые популярные и запоминающиеся видео были с Тимом. Ролики с Пашей не выстрелили так ни разу. От досады он резко захлопнул ноут, и в этот момент раздался стук в дверь. Это была Яна, она сначала поскреблась и затем заглянула:

– Паш, ты пойдёшь-то фильм смотреть? Мы попкорн сделали. Ты спишь, что ли?

В комнате было темно, и поэтому она не видела, где находится Паша, стоя в дверном проёме. За её спиной мелькнул Тимоха:

– Паштет?

А вот Тим сразу врубил свет. Паша поморщился.

– Пойдём! Тебя одного ждём! Две пачки попкорна тебе купил, чтобы хоть полфильма в тишине посмотреть.

Паша хмыкнул. Тимоха, хоть и командовал, часто занудствовал и психовал, но про Пашу не забыл.

Смотрели «Стражей Галактики – 2» в комнате ТимьЯна. Паша уселся на пол, облокотившись спиной о кровать, а ТимьЯн и Инга валялись на кровати. Зачем они ему нужны, когда у него в руках оказалась большая миска с горячим попкорном, и, увлёкшись фильмом, Паша быстро переключился с тоскливых мыслей, начал привычно комментировать детали.

После кино настроение улучшилось, но с Ингой на кухне он не остался в этот раз, и больше ни слова ей не сказал, делал вид, что не замечает. Попил воды и ушёл в свою комнату. Заметил на телефоне уведомление. Там висело непрочитанное сообщение от Светы: «Извини».

Паша всегда вставал с трудом. Ещё ночью казалось, что энергии и сил немерено и он может монтировать ролики хоть до рассвета. А вот утром уже казалось по-другому: голова весила тонну и не хотела отрываться от подушки.

Его разбудили голоса на кухне. Причём чужие голоса и детский заливистый смех. Он поморгал несколько раз, осознал, что это ему не снится. Оделся и выглянул из комнаты. В ванной, подсвечивая себе фонариком, разбирал светильник отец Яны, а её мелкая сестрёнка Соня гоняла по коридору. Тим поднимал её к турнику, она всё пыталась схватиться за кольца, но срывалась и начинала хохотать.

Комната Паши располагалась прямо напротив ванной, поэтому Паша первым делом зашёл туда. Стало как-то стыдно, что отец Яны чинит им там свет.

– Здрасти! Да мы бы сами лампочку поменяли.

Отец Яны поздоровался, пожал Паше руку:

– Тут не в лампочке дело, проводку замкнуло, сейчас починю.

– Помощь, может, нужна?

– Павлик, Павлик, Павлик! – в ванную ворвалась Соня и весело защебетала, пытаясь на него вскарабкаться.

Отец Яны улыбнулся и кивнул на настырного ребёнка:

– Развлекайте пока это чудо – вот лучшая помощь.

Каждый раз, когда Яна брала сестру с собой гулять, Паша исполнял роль лошадки и поэтому стал любимым аттракционом для Сони. Сейчас он тоже подхватил ребёнка и поднял к потолку, и они полетели на кухню. Там мать Яны в компании девчонок пила чай, весь стол был заставлен выпечкой. Паша сглотнул.

Маму Яны, Ренату, Паша тоже знал. Их знакомство вышло неудачным, поэтому он её побаивался, подозревал, что она его недолюбливает с того раза. Она всегда казалась Паше очень строгой, но зато любила готовить и постоянно передавала с Яной по два пакета еды и всевозможной выпечки. Поэтому Паша относился к ней с теплом и уважением. При ней Паша сразу бережно опустил Соню на пол. Поздоровавшись, мама Яны проговорила:

– Мы вас не будем стеснять, сейчас уедем. Раз уж выбрались в Москву, решили Соню в зоопарк сводить.

– А мы с вами пойдём! – весело отозвалась Яна и рассмеялась. – Пашу сводим в зоопарк.

Вот так внезапно перегоревшая лампочка переросла в поход с семьёй Яны в зоопарк. Соня, конечно же, оседлала свою «любимую лошадку Павлика». Зачем ей какие-то животные, когда можно вцепиться в уши и волосы Паши. Он ещё игриво подвывал и ойкал, Соня заливалась смехом, а мама Яны так и кружилась рядом: «осторожнее, осторожнее». Иногда лошадкой ненадолго становился отец Яны, но ребёнок всё равно норовил перебраться к Паше на шею.

Как ни странно, но Паше было весело: они лопали сладкую вату, разглядывали животных и даже снова дразнились с Ингой, обсуждали зверей с ТимьЯном, пытались их спародировать и постоянно смеялись. Им всем словно стало снова по пять лет, и они ходили, с детским радостным увлечением разглядывали птиц и животных. Увидев шустрых обезьянок, Паша крикнул Инге:

– Сиреневая, скорее беги к сородичам, они соскучились! Смотри, как оживились при виде родственницы.

Она ответила ему тем же около шлемоносного казуара – птица напоминала страуса, с белой головой и огромным наростом на голове, будто шлемом.

– Какой страшный птиц! Паша, да это же ты! Прости, сразу не узнала.

Хоть Соня бо́льшую часть маршрута провела на руках родителей и шее Паши, вскоре она утомилась и начала капризничать, и тогда все засобирались домой. Паша развлекал ребёнка как мог: корчил гримасы, щекотал, коверкал голоса, подкидывал и ловил, а Соня заливисто смеялась и отвлекалась от своего плохого настроения.

Даже Инга хмыкнула рядом, когда Паша демонстрировал руками крокодила и пытался ладонями откусить руку Соне.

– Паш, ты так любишь детей?

– Терпеть не могу, от них не отвяжешься! Это они меня любят, а меня просто прикалывает их смешить. – Но потом всё-таки признался. Сонина детская привязанность его очень подкупала, для неё он готов был стать хоть единорогом. – Но вообще они такие забавные и искренние.

– Вы просто на одном уровне развития, ты наконец-то нашёл себе собратьев по разуму.

– Так и есть, – расхохотался Паша.

Когда вечером проводили родителей Яны домой, вдруг всплыл вчерашний разговор про клуб. И вроде бы вчера все идею поддержали, но Инга как-то скисла. Хотя потом снова воодушевилась и заявила, что ей нужно заехать домой, взять одежду и косметику.

– Надо что-то такое надеть, чтобы Тёма слюной изошёл и приехал уже! – бросила она Яне и помчалась к себе переодеться и накраситься.

Ближе к ночи они заехали за Ингой и вчетвером отправились в клуб. Вид у неё, и правда, получился провокационный: короткая кожаная юбка и блестящий топ, обнажающий одно плечо. Макияж, как всегда кричаще-броский, светящийся в неоновых огнях клуба. Она сначала попросила Яну её сфотографировать, но при фразе «сфоткай меня», Паша взял инициативу на себя и гонял Ингу по всему клубу, снимал везде: за барной стойкой, на танцполе, в движении, предлагал даже в туалете, но Инга не оценила эту затею. Снимков получилось не так много, но зато вышло ярко, хоть позировать Инга не умела.

Время пролетело быстро, оторвались вволю, но ближе к трём часам ночи девчонки выдохлись и валились с ног, да и у Паши в голове звучал бит, футболка прилипла к спине, а ноги приятно гудели. Домой они в итоге вернулись почти в четыре утра. ТимьЯн быстро завалились спать. Паша хотел принять душ, но всё равно пропустил вперёд в ванную Ингу. Он не спеша чистил зубы и принимал душ последним, но когда вышел, столкнулся с Ингой:

– Паш, скинь мне фотки! – она, оказывается, караулила его.

– Прямо сейчас?

– Да! Мне очень нужно.

– Давай завтра, подретуширую, может, где свет нужно подогнать. Завтра отберём вместе.

– Пожалуйста, мне хотя бы парочку, без ретуши, без ничего.

Они уселись на кухне и выбирали наиболее удачный снимок на его телефоне.

– Вот эту хочу! – обрадовалась Инга и ткнула в фото, где она танцевала с закрытыми глазами.

– Ракурс не айс, – поморщился Паша.

– Мне очень нравится!

Паша спорить не стал и отправил ей снимок. Когда Инга получила фотографию, тут же переслала её Артёму и принялась что-то ему строчить. Не отрываясь от телефона, проговорила:

– Спасибо, Паш! Ты настоящий друг!

Паша махнул на неё рукой и отправился спать. Только сон не шёл, хоть и глаза уже болели, и мозг стал тяжёлым. Неизвестно, сколько проворочался Паша, но потом всё-таки вылез из-под одеяла и пошёл попить воды. И очень удивился, когда застал Ингу за столом. Она сидела, уткнувшись в сложенные руки. Вдруг всхлипнула, и Паша понял, что она не спит.

– Ты чего?

Инга подняла заплаканные глаза на Пашу:

– Паш, даже не вздумай шутить! Мне слишком больно!

Паша скомандовал умной колонке:

– Алиса, включи медленную музыку!

Колонка заиграла мелодию. Паша подошёл к Инге и просто протянул руку. Инга нахмурилась, но затем вложила свою ладонь, а Паша потянул девушку на себя. Инга не сопротивлялась, только чуть приподняла брови. Вторую руку Паша положил на талию, Инга же сжала его плечо. Очень медленно начал её раскачивать. Они танцевали медленный танец, просто так, в семь утра. Паша посмотрел в лицо Инги, она чуть улыбнулась, и тогда он спокойно прикрыл глаза. Двигался медленно, словно засыпал, укачивал себя, а может, он и правда засыпал, потому что не думал ни о чём в этот момент. Только ощущал маленькую ладошку в своей руке и хрупкую талию под майкой.

Когда мелодия оборвалась, Инга остановилась. Паша открыл глаза, посмотрел ей в лицо, она выглядела ошарашенной, но ухмыльнулась:

– Это что вообще было?

– Я просто знаю, что такое больно.

Они неотрывно смотрели друг другу в глаза. У Инги они покраснели, веки чуть опухли. Но для себя Паша вдруг отметил, какой необычный у неё цвет глаз: коричневые, каре-зеленые, с небольшой золотистой полоской вдоль радужки.

Из-за бессонной ночи мозг совсем не соображал, организм требовал сна, поэтому этот танец стал какой-то бессознательной спонтанностью. Инга смотрела выжидательно и серьёзно, разглядывала лицо Паши снизу вверх. Ничего не говорила и тормозила, видимо, тоже хотела спать, но потом спросила:

– А тебе почему больно?

– Неважно.

– Мне важно. Расскажешь?

– Потом как-нибудь. Ложись спать!

Инга неуверенно кивнула, а потом вдруг обняла Пашу за талию, прижалась к его груди, но сделала это так порывисто, что Паша даже не успел обнять её в ответ, лишь уголки губ сами собой дрогнули в улыбке. И резко отстранившись, Инга снова взглянула в лицо, на этот раз улыбнулась:

– Спасибо!

Паша кивнул, даже не понял, за что его благодарят, и, попив воды, ушёл к себе, где провалился в сон моментально.

Несмотря на бессонную ночь, Паша проснулся бодрым, правда, уже после обеда. Его растолкал Тим, сказал, что они собираются гулять, позвал с собой. Паша согласился, только попросил его подождать, пока позавтракает. Тим ушёл к себе переодеться для прогулки, а Паша улизнул умываться.

Инга уже не спала, хмурая сидела на диванчике и что-то строчила в телефоне. Вчерашний, а точнее, сегодняшний танец уже казался каким-то далёким помутнением бессонного рассудка, словно это Паше приснилось.

Инга подняла на него глаза, но мысленно явно что-то обдумывала, смотрела словно сквозь него: брови были сдвинуты, глаза прищурены, губы поджаты. Она будто злилась, а, может, просто не выспалась. Паша налил себе чай и сел напротив Инги. Заботливые ТимьЯн оставили ему бутербродов.

– Что у тебя там за сложные вопросы, Ингаляция? – кивнул Паша на её телефон.

И Инга, очнувшись из задумчивости, теперь вперилась взглядом в Пашу и вдруг улыбнулась ему:

– Паш, иди сюда?

Она отодвинулась, освобождая место рядом с собой.

– Что там: кнопок насыпала или вилку мне хочешь в бок воткнуть? Нет, спасибо. Если надо, иди сюда сама!

Инга перебралась на соседний стул и прижалась щекой к Паше, выставила руку с телефоном вперёд:

–Улыбнись!

Паша широко улыбнулся, Инга сделала селфи, отодвинулась и снова погрузилась в телефон. Паша заглянул в экран. Снимок она отправила Артёму с подписью:

«Мы с Пашей переспали».

Паша подавился бутербродом и закашлялся, на глаза навернулись слёзы – кусок попал не в то горло. Инга со всей силы постучала ему по спине, казалось вместе с куском бутерброда из него вылетела и печень.

– Ты совсем больная?! – он вытаращился на неё и поморщился. – Зачем ты это пишешь?

Ей пришло уведомление на телефон, и Инга, закусив губу и сдвинув брови, ответила. Паша бесцеремонно читал их переписку, и даже не стыдился этого, ведь Инга писала про него.

Артём ответил:

«Инга, кончай уже это!»

«Уже кончила с Пашей пару раз!»

Если бы Паша снова ел бутерброд, он бы точно подавился и во второй раз. Он резко отодвинулся от Инги и смотрел на неё не моргая. Она всё ещё кусала губы и гипнотизировала телефон.

– Ты нормальная вообще?!

Инга перевела растерянный взгляд на Пашу:

– Я просто хочу, чтобы он уже ко мне приехал!

– Да после таких заявлений от тебя надо бежать, сверкая пятками, и в ЧС навсегда закинуть! Меня ты зачем приплетаешь?! Ничего же не было!

– Ну-у-у, теоретически, ты же спал со мной в четверг.

– Да ты вообще неадекватная! – Паша схватил себя за волосы и качал головой.

Инга вновь закусила губу и гипнотизировала экран. Телефон затих, видимо, Артём ей не отвечал. Она поморщилась:

– Думаешь, перебор?

– Ещё какой перебор!

Инга настрочила что-то и уронила голову на сложенные руки. Телефон звякнул, и Инга в очередной раз открыла переписку. Паше стало любопытно, и он уже осторожно заглядывал через плечо. Инга написала:

«Сорри, это была плохая шутка».

«У тебя может хватить ума связаться даже с таким придурком, чтобы мне отомстить. Когда ты уже научишься думать, прежде чем делать?»

Инга чуть отвела экран в сторону и принялась строчить ответ, но Паша успел прочитать, обиделся на «такого придурка» и сделал вид, что ничего не видел. Артём ещё с клуба не нравился, а теперь вообще раздражал. Инга сейчас вывела куда больше.

– Раньше ты мне только казалась неадекватной. Теперь не кажешься!

Едва Паша собрался высказать всё, что думает, как на кухне появился Тим. Паша запихнул очередной бутерброд целиком в рот, а Инга с телефоном ушла к Яне в комнату.

Тимоха зачерпнул горсть орехов и закидывал их по одному в рот:

– Ты вроде Свету хотел позвать с нами, она не пойдёт?

Паша сразу помрачнел. Сегодня словно все задались целью испортить ему настроение. Кроме скромного извинения в пятницу, он так и не получил от Светы объяснений.

– Нет. У неё свадьба.

Тимоха даже орех не донёс до рта, так и застыл с открытым ртом:

– Рили? Она что, замуж выходит?

– Почти. В общем, место рядом с ней уже занято.

– Попадос! – Тим скривился. – Не хотел тебе сразу говорить, да ты и слушать бы не стал. Но мне так и казалось, что она только и хочет тебя поюзать для соревнований. Слушай, зато мы роликов с ними наснимали, надолго хватит. Забей на неё!

– Уже забил! – махнул рукой Паша. – Что я себе нормальную девушку не найду?!

Он ушёл в свою комнату переодеться. Специально не стал показывать Тиму, как его на самом деле задела ситуация со Светой. Не понимал, почему она раньше не призналась, что у неё есть парень. Паша почему-то отказывался верить, что Макс – парень Светы, может, он для неё кто-то другой? Сам понимал, что это самообман, но всё равно ещё на что-то надеялся.

Гуляли они недолго. Инга была во вчерашней провокационной одежде и явно мёрзла на улице, поэтому вскоре они обосновались в одном из кафе. Паша старался держаться от Инги подальше, а она то и дело проверяла телефон. Болтали о всяком, много смеялись. Под конец разговор перешёл в обсуждение спортивных сборов. Осенние, в этот раз из-за студенческой Спартакиады, пришлось пропустить, да и ближайшие две недели будут для Тима и Паши напряжёнными. Сначала Первенство, а потом и Спартакиада.

У ТимьЯна явно настал период идиллии после концерта, по крайней мере, они с того момента больше не ссорились и снова примагнитились друг к другу. И чем лучше были отношения у ТимьЯна, тем сильнее Тимоха игнорировал Аню. Он с ней, конечно, здоровался, но общения избегал и часто дажене смотрел в её сторону. Паше стало жаль её, она выглядела растерянной и точно не заслужила такого отношения. Она же не виновата, что Яна такая ревнивая и Тим выбрал Яну.

Темнело быстро, и когда вышли из кафе, город уже погрузился в ночь. Инга домой с ними не поехала, чуть загрустила, поджав губы:

– Мне в любом случае нужно переодеться и домашку сделать, так что пусть предки терпят моё общество, пока мои вещи у них.

Она весь вечер держалась на позитивной волне, но постоянно поглядывала на телефон и почти не подкалывала Пашу. Он, конечно, не удержался и привычно подшучивал, но в словесную баталию это не переросло. Инга отвечала либо мягко, либо вообще пропускала мимо ушей.

Расставаясь, она обняла Яну на прощание, а следом посмотрела на Пашу с какой-то даже теплотой, улыбалась, виновато поджав губы. Паша хотел выдать своё коронное: «А меня обнять?» Но почему-то не решился, да и Инга чуть шагнув к нему, вдруг будто передумала его обнимать. Улыбнулась, попрощалась, и они разошлись.

Паша не забыл про её фотографии и вечером сел отобрать лучшие и немного отретушировать. Вчера ему казалось, Инга хочет показать Артёму, как ей весело без него, и этот образ Паша всё пытался уловить. Но разглядывая снимки сейчас, пришло озарение, что Инга хотела соблазнять, не зря надела такой провокационный наряд. Теперь фотосессия разочаровывала, ведь если бы они договорились заранее, Паша бы снимал совсем другие фотографии.

Но Инге всё понравилось, она прислала восхищённый стикер и написала: «Спасибо!»

А вот на следующий день Паша точно не ожидал, что на большой перемене к ним как обычно придёт Света.

– Пашка! Я знала, что найду тебя здесь, – она плюхнулась рядом. – Давай хотя бы поговорим.

Тимоха так и вылупился на неё, даже салат свой есть перестал. А вот Паша не посмотрел в её сторону, продолжал равнодушно поглощать обед, а от приторно-сладких духов вдруг затошнило.

– Говори! – неохотно пробормотал он, не отрываясь от отбивной с сыром.

Света посмотрела на Тима:

– Тим, ты не хочешь за кофе сходить?

Тимоха всегда оставлял их наедине, под предлогом похода за кофе в кофейню через дорогу.

– Сейчас доем, – хмыкнул друг и ускорился, а затем оперативно смылся.

Света сразу же быстро-быстро заговорила:

– Пашка, прости, что не сказала, что у меня есть парень. Я так боялась, что ты бросишь тренировки. Ты же сказал, что делал это ради меня.

Хрупкие надежды тут же рухнули. Паша, почти не прожевав, проглотил большой кусок мяса, повернулся к Свете. Она не улыбалась.

– Давай останемся друзьями? Пашка, ты, правда, очень талантливый чирлидер! Я не могу тебя потерять, ты очень нужен мне!

– А твой Макс, видимо, очень талантливый парень? – Паша чуть откинулся на спинку стула. – Ты же выбрала его, а не меня.

– Я не выбирала, – она опустила глаза. – Мы же не были с тобой вместе.

– А мне показалось, что были. Чем я хуже?

Паша даже поморщился. Он думал по-другому: если парень с девушкой гуляют за ручку, обнимаются – для него это уже не просто друзья. Поцеловать себя Света так ни разу и не позволила. Паша снова придвинулся к столу и допивал чай с пирожком, а то скоро уже прозвенит звонок. Что он мог сказать Свете? Как ему обидно, что его использовали. Для него вдруг всё стало очевидно. Света говорила об этом чуть ли не с первой их встречи: она просто хотела победить, любой ценой, а для победы ей нужен Паша. Для соревнований, а не ей самой.

– Мы с Максом уже три года вместе. Ты классный, очень талантливый, но… – Света поджала губы. – Такой несерьёзный, у нас бы всё равно ничего не вышло.

– Пусть тогда серьёзный Макс с вами и тренируется.

– Пашка, я же тебе никогда не отказывала ни в съёмках, ни в форме, с девчонками договаривалась. Ты нужен мне! Пашка, что ты хочешь?

«Уже ничего», – мысленно ответил. Было досадно. Паша вдруг снова почувствовал себя униженным, как рядом с академией, когда Света с Максом уехали, но сейчас это ощущение не вызывало отчаяния, наоборот, проснулась злость. Захотелось отомстить, и он едко выдал:

– А давай потрахаемся? Взаимовыгодное сотрудничество: ты юзаешь меня, я поюзаю тебя.

Света округлила глаза, лицо её будто окаменело. Она вскочила и резко ушла. Паша хмыкнул. Он сказал это не всерьёз, больше от обиды. Только подобная месть не принесла облегчения, наоборот, досада лишь нарастала.

На паре ещё и Тим пристал с расспросами:

–Только не говори, что Света уломала тебя вернуться в чирлидинг?

– Пыталась. Я не поддался.

Тим выдохнул:

– Растёшь, Паштет! Прям вижу, как у тебя отрастает сила воли.

А вечером Паша чуть телефон не уронил, когда прочитал сообщение от Светы: «Я согласна». Очень удивился. Он-то считал, что они поставили точку, но, кажется, так и не договорили.

Даже не знал, что ей написать, в голове не укладывалась подобная жертва. Неужели Света, правда, готова пойти на всё, чтобы Паша остался в их команде и выступил на соревнованиях? Он же мог просто не прийти или специально всё испортить и уронить её в подбросе, покалечить. Паша вообще не понимал Свету: между ними больше не осталось ни симпатии, ни доверия. Он мог легко разрушить её мечту, её карьеру, её жизнь. Он бы сам себе не доверил такую ответственную ношу. Но такая жертва ему была не нужна. Хотя появилась мысль, и если завтра он не успеет ничего организовать, то к четвергу сможет; написал Свете:

«Давай в четверг после пар. Адрес пришлю. Хочу тебя в вечернем платье».

После происшествия в лифте Тимоха старался избегать Аню, видимо, всё-таки дал Яне обещание не общаться с ней. Поначалу она всё ещё подсаживалась к Тиму на некоторых парах, подходила на тренировках. А он либо отвечал сухо и односложно, либо отмалчивался и игнорировал. Аня же ходила ещё с ними на тренировки по вторникам и четвергам, и Тим ей их спонсировал, раньше всегда помогал, поддерживал и хвалил. А в прошлый четверг она не пришла, хотя в академии была, и Тим забеспокоился, написал ей, спросил, почему пропустила, а в ответ получил:

«Плохо себя чувствую».

«Поправляйся!»

Когда Тим показал Паше переписку, Паша скривился:

– Это из-за тебя, ты слишком жестишь с ней.

– Понимаю, но по-другому не могу. Чем дальше я буду от неё держаться, тем лучше.

– Сегодня Яна просит тебя не разговаривать с Анькой, а завтра вообще попросит убить, – хмыкнул Паша.

– Меня сначала прикалывало, когда Яна ревновала меня, но сейчас это такой треш. Она мне теперь не доверяет. Если бы не Кира, я бы до сих пор спал на кухне. Как я ей докажу, что между нами с Анькой ничего нет?

– Янка ж в курсе, что Анька тебе нравится. У вас раньше с Яной было столько общего, а сейчас общего у тебя больше с Анькой. Вот Яна и думает, что ты всё больше приобщаешься к Ариель. А ты ни разу не допускал мысли замутить с Анькой?

– Нет! – резко отрезал Тим. – Надеюсь, к Аньке это скоро пройдёт.

Во вторник Аня появилась на тренировке. С Тимом она последние два дня не общалась, тоже стала избегать его в академии, хоть и постоянно косилась.

Паша оттачивал упражнения на коне и не видел, что произошло, но вокруг разноуровневых брусьев столпился народ, и Паша тоже подошёл туда. Анька сидела на мате, по её щекам катились крупные слёзы, она подвывала и морщилась. Тимоха и тренер сидели рядом: Тим прикладывал охлаждающий пакет к голеностопу девушки, тренер ощупывал сухожилия, спрашивал, где болит.

– Нужно в травму, может быть разрыв ахилла, – и посмотрел почему-то на Тима.

Тот кивнул и попытался поднять Аню, она замотала головой, принялась отказываться.

Тим огляделся, увидел Пашу:

– Если мне не доверяешь, давай Паштет тебя донесёт.

Паше было несложно, он протиснулся к ним. Аня глотала слёзы, промычала: «я сама», но Тимоха вдруг наплевал на её протесты. Он присел рядом, обнял её, а потом просто подхватил на руки и понёс в раздевалку. Паша метнулся за ними. Тим оставил Аню в женской раздевалке и вышел за дверь. Опёрся затылком о стену, а Паша вдруг почувствовал себя лишним:

– Я же вам не нужен? Адрес травмы ты знаешь, твоё любимое место.

– Мне надо домой, мы же только помирились с Яной. Паштет?! – Тим умоляюще глянул на него.

– Я вам что, мать Тереза?!

Паша хмыкнул, но друга он знал хорошо: Тим же изведётся, если бросит травмированную Аню одну. Друг выдохнул:

– Ладно, я с ней поеду. Вызови только нам такси, пойду переоденусь!

Паша демонстративно захныкал, но почему-то тоже не хотел оставаться один и двинулся в раздевалку вслед за Тимом. Анька на ногу не наступала, опиралась на Тима и прыгала на одной ноге. В такси Паша сел спереди, Тим и Анька расположились сзади, о чём-то тихо разговаривали, кажется, Аня снова плакала. Когда Паша обернулся, Тим держал её ногу на своих коленях, прикладывал охлаждающий пакет и гладил по голени. Паша услышал сдавленный голос Ани:

– Тим, только, пожалуйста, не оставляй меня там одну.

– Хорошо, не волнуйся. Тебе очень больно?

– Больно. Очень больно, – и прижала руки почему-то к груди.

Паша отвернулся – этим двоим он был не нужен, можно смело ехать домой, только как держать удар перед Яной, объясняя, куда делся Тимоха. И решил остаться с Тимом и Анькой до конца.

В травматологии была очередь, и Аня заняла единственное пустующее место. Тимоха присел рядом на корточки и всё прикладывал холод. Паша ходил вдоль больничных стен, рассматривал плакаты про повязки и гипсы, рекламу ортопедических салонов. Зачитался признаками аппендицита и опасностью перитонита.

Аню словно прорвало, она плакала и жаловалась: как ей хочется домой, как трудно жить в чужом городе, как одиноко, как тяжело ей всё даётся, а потом она вдруг перевела тему и спросила у Тима:

– Я тебя обидела как-то? Что я сделала не так? Почему ты стал меня избегать?

– Прости, – Тимоха протяжно выдохнул и перевёл взгляд на лодыжку. – Ты вообще ни при чём.

Аня понимающе кивнула: догадаться, что причина в Яне, было не трудно. Она поморщилась, заговорила с какой-то грустью:

– Я и забыла, ты делаешь только то, что нравится твоей девушке.

И если до этого Тим смотрел на Аньку с жалостью, утешал, то сейчас нахмурился и строго выдал:

– И сейчас из-за тебя я делаю то, что Яне не понравится!

Паша покачал головой: друг сказал это, будто ударил словами. Аня поджала губы, и у неё по щекам снова поползли слёзы. Лучше бы Тим промолчал, и сейчас он скорее добил лежачего. Бабушку рядом с Аней пригласили на рентген, и Паша плюхнулся на свободное место, приобнял Аню за плечи:

– Тимоха весной порвал себе связки на руке, знаешь, как рыдал?! О-о-о! Как трёхлетняя девочка, у которой любимую игрушку отобрали! У него с тех пор характер и испортился! Вредный стал, жуть. Прикинь, теперь он, мало того, что душный, так ещё и вредный. Не обращай внимания. Хочешь, я ему что-нибудь сломаю, и его с тобой в больничку положат? Убедишься, какой он нытик, когда ломается, а то вечно строит из себя супермена!

Аня заулыбалась сквозь слёзы, а Тимоха послал Паше возмущённый взгляд, но потом выдохнул, отвлёкся на Анину ногу, сдвинул холод на другое место, ощупал голеностоп:

– Кстати, почти не опухло, это хороший знак. Болит?

Аня кивнула и поморщилась, а следом и её вызвали на рентген. Тимоха плюхнулся на её место, растирал лицо ладонями. Паша выдал:

– Жёстко ты.

– Поэтому я и хотел, чтобы с ней поехал ты.

Разрыва связок у Ани не оказалось, и они дружно выдохнули. Растяжение и ушиб лечатся холодом, покоем и обезболивающими. Паша и Тим отвезли Аню в общагу. Тимоха сбегал в ближайшую аптеку, купил эластичный бинт, мази и таблетки.

– Лечись. К следующим соревнованиям будешь как новенькая, может, и к Спартакиаде оживёшь! – Тим вручил ей пакетик с лекарствами и подбодрил её на прощание. – Ещё всех победишь. Холод не забудь прикладывать.

– Спасибо. За всё, – Аня так и повисла на Тиме, явно не хотела отпускать из объятий. Он сначала робко, но потом всё-таки обнял её крепче.

– А меня обнять? – вклинился Паша, а то они так и будут обниматься полночи.

И если на Тима Аня смотрела с щенячьей тоской, то Паше улыбнулась тепло, тоже коротко обняла:

– Спасибо, Паш!

И поскакала на одной ноге в общагу. А Тимоха опять загрузился, шёл мрачный, словно это он покалечился. Паша придумывал для него план отступления:

– Давай скажем Яне, что это у меня нога подвернулась.

– Я скажу всё как есть. Тем более уже написал ей, что мы застряли в травме.

– Тигруля же тебя порвёт.

– Я не буду врать. Достали уже эти сцены ревности! Я, правда, старался игнорить Аню, но она этого не заслуживает.

– Почему ты постоянно доводишь их до слёз, и они тебя обожают, а я всегда смешу, но меня никто не любит? Я явно ничего не смыслю в девушках.

Но честность Тимохе не помогла – ТимьЯн снова поругались, и мрачный Тим опять пришёл в обнимку с подушкой спать на кухню. Паша хмыкнул:

– Зато честный.

Тиму пришло уведомление на телефон, он прочитал, тяжело вздохнул и устало прикрыл глаза. Паша кивнул на его смартфон, предполагая:

– Аня пишет?

Тим повернул экран к Паше, там действительно висело сообщение от Ани:

«Жаль, что ты не встретил меня раньше неё».

ТимьЯн оказались мастера ссориться накануне важных соревнований: в пятницу Тим и Паша должны были ехать в Пензу на Первенство, и Тимоха делал ставку на эти соревнования, на тренировках выкладывался на полную катушку, за победу должен был получить Мастера спорта.

А после разрыва с Яной размяк, как хлебушек в молоке, весь как-то потух. Паша, глядя на него, выдал:

– Первенство под угрозой. Твой личный сорт допинга тебя и свалил.

Тим устало выдохнул: когда они вернулись из травматологии, Тим заявил, что будет общаться и помогать Аньке в спорте, и из-за этого они с Яной серьёзно поругались. Друг пришёл спать на кухню, но среди ночи, когда Яна уснула, вернулся к ней в спальню. И утром Яна ему это не простила, заявила, что если ещё раз он так сделает, она просто съедет от них. Паша не верил. Яна, конечно, раньше не ставила таких ультиматумов, но всё равно, живя под одной крышей, прощала Тимоху, не могла противостоять, когда он приставал. Паша уже жалел, что Кира и Инга больше не ночуют у них – они невольно примиряли ТимьЯна, ведь им приходилось спать вместе, да и при гостях они так не ссорились.

Паша снова стал зазывать Киру к ним, она поблагодарила, но отказалась. Написала, что нашла работу недалеко от дома, и ей очень удобно, а Инга, видимо, помирилась с родными: с воскресенья Паша её не видел.

Вечером во время ужина Яна вдруг подсела к Паше:

– Паш, помнишь, ты предлагал мне пофоткаться, твоё предложение в силе?

Тим сидел напротив и даже есть перестал, уставился на Яну, но промолчал. У Паши для Яны были определённые образы для съёмки – он много раз ей их высказывал, но Тим всегда был категорично против. Паша чувствовал, что разговор о фотосессии не к добру, но от съёмок никогда не отказывался:

– Ты же знаешь, я только за.

– Я против! – выдал Тим.

– Твоё разрешение мне не нужно! – сердито выдала Яна.

– Обещаю, всё будет пристойно! – Паша примирительно поднял руки. – Я готов её даже одевать, если она начнёт оголяться.

Тим и Яна оба хмурились и смотрели друг на друга. Напряжение стояло такое, словно скоро начнётся гроза. И судя по всему, первая молния ударит в Пашу, и не только молния, но и кулак Тима. Друг перевёл грозный взгляд на Пашу:

– Нет, Паштет! Я запрещаю тебе фотографировать Яну!

– Тогда придётся найти себе другого фотографа, – парировала Яна.

– Э-э-э, нет! Тимох, хватит тебе. Уверен, тебе самому понравятся фотки, будешь разглядывать перед сном или вместо сна.

– Нет!

– Но почему нет?! – не понимал Паша.

– Потому что Яна моя девушка!

– Уже нет, – вставила Яна – и Паша, и Тим уставились на неё, она повторила: – Я уже не твоя девушка, поэтому, если ещё раз придёшь ко мне под утро, я уйду спать к Паше!

Тим повысил голос:

– Я сам буду решать, где мне спать!

Пашу возмутило такое отношение к нему, как к разменной монете: один запрещает фотографировать, другая шантажирует. Он тоже возмутился:

– Пашу, конечно, никто не хочет спросить, чего он хочет! Вы задрали уже ссориться, оба!

– Тогда я съеду от вас. И спи, с кем хочется и где хочется, – Яна злилась, но голос её задрожал.

Она резко встала и собралась уходить, но Тим схватит её за предплечье, заговорил мягче:

– Не надо никому съезжать…

– Отпусти меня! – перебила его Яна, пытаясь высвободить свою руку.

Она вдруг расплакалась, дышала как-то отрывисто, но Тим держал крепко. Яна замерла, перестала дёргаться, посмотрела ему в лицо и сквозь слёзы повторила:

– Отпусти, пожалуйста…

– Не пущу, – Тим покачал головой. – И никуда ты не съедешь!

– Съеду.

Яна снова дёрнула рукой. Побледнела, Паше казалось, что Яна вот-вот рухнет в обморок, дышала прерывисто ртом, будто задыхалась, смотрела испуганно. Только Тим хватку не ослабил, не отпускал её руку. Тогда Яна опустила глаза и выдала так холодно, что даже у Паши мурашки на спине покрылись инеем:

– Я больше тебя не люблю и не хочу с тобой жить!

И Тим сам убрал руку, будто обжёгся. Яна ушла в ванную. А ошарашенный Паша посмотрел ей вслед, и, когда дверь захлопнулась, задумчиво проговорил:

– Всё. На соревнованиях тебе уже делать нечего…

Похоже, Яна не блефовала и в четверг утром уже начала потихоньку собирать вещи, хотя Тим спал всю ночь на кухне. Они играли в молчанку даже с Пашей. Тим вообще превратился в собственную тень, не смотрел ни на Яну, ни на Пашу. Друга нужно было спасать.

Перед парами Паша привёл к Тиму Аню, шепнул ей предварительно, что ТимьЯн поссорились, и Тимоху нужно поддержать. Паша между делом завёл разговор про соревнования:

– Ань, как думаешь, Тимоха победит на Первенстве?

Тим не отреагировал, сидел согнувшись, закрывшись капюшоном, обнимал рюкзак и смотрел в пол. Ариель немного прихрамывала, но сказала, что нога уже не так болит. Аня подсела к Тиму рядом и взяла его под руку, поставила подбородок на его плечо:

– Я знаю, что ты всех сделаешь! Привезёшь мне медальку?

Аня попыталась взять Тима за руку, но он резко отдёрнул ладонь, буркнул:

– Оставь меня в покое!

А потом встал и ушёл ото всей группы к другой стене. Аня печально посмотрела на Пашу, а тот развёл руками:

– Не проканало. Ему нужно время. Обычно неделю-две киснет. Я думал, вдруг ты сможешь его раскачать, он с тобой помягче общается.

– Паш, но как он в таком состоянии поедет на Первенство?

– Да-а-а, – потянул Паша. – Боюсь, это опять плохо закончится.

– Какая же она мразь! – злобно зашипела Аня и покачала головой, смотрела в упор на Тима.

А потом решительно, но прихрамывая, вновь пошла к Тиму, встала рядом и начала что-то ему возбуждённо говорить. Тимоха прятался за капюшоном, на неё не смотрел и молчал, а потом Аня кинулась к нему на шею и обняла. Паша хмыкнул, подумал – с такой поддержкой Тим будет побеждать.

И почему-то в этот момент особенно остро позавидовал Тиму, у которого было всё, о чём Паша мог только мечтать. Тим получал всё – внимание, признание, поддержку, победы, деньги, любовь девчонок, а Паша оставался в тени. Да, он жил за счёт успеха Тима, но чувство вторых ролей периодически грызло изнутри. Будь у него всё, что есть у Тима – он бы этим не разбрасывался.

У Паши было полно друзей – он стал заводилой в группе, подружился со всеми девчонками курса. Его ролики постили в группе МГАФКа, его узнавали, с ним здоровались, но на Тима, который всегда находился где-то в стороне, не участвовал в разговорах, отмалчивался, смотрели с долей восхищения, уважали, его узнавали на улицах и в метро, просили сфотографироваться. Да, Паша признавал, что Тим – профи, он выкладывался на тренировках, как все вместе взятые. Постоянно смотрел выступления чемпионов, прокручивал их движения в голове, оттачивал каждый элемент до автоматизма, но Паша считал, что Тиму в сети слишком везёт, и по большей части его популярность – это заслуга Паши.

Сейчас, глядя, как Аня пыталась достучаться до Тима, как она его обнимала и жалела, Паше стало досадно. Тим вёл себя как девочка: раскис, закрылся, хорошо, что не ныл, и его все утешали, поддерживали. А кто из сотни Пашиных знакомых поддержал бы так же его, если бы ему было плохо? Ответ не радовал: всем на него плевать.

Паша вдруг вспомнил слова Киры: «Будь у меня хоть один человек, готовый меня обнять, я бы не резалась». У Паши такого человека не было. Инга очень точно распознала его суть: он клоун-неудачник, который никому не нужен. Паша мысленно послал Тима с его проблемами куда подальше и на лекции от него отсел на соседний ряд.

А ещё как раз сегодня Паша договорился со Светой, нашёл и арендовал студию недалеко от академии, захватил лампу и штатив и почему-то наделся, что Света не придёт. Не согласится, в последний момент передумает. Паша не хотел в ней разочаровываться, мало ему, что он разочаровался в себе.

Ещё и кандидат для чирлидинга неплохой нарисовался – один юный тиктокер-паркурщик написал в ТикТоке и заинтересовался чирлидингом. Правда, на вид ему было лет тринадцать, но зато поддержки и подбросы его вообще не смутили, написал про это: «На изи. Я на спортивные танцы ходил пять лет». Паша даже изучил его канал, усмехнулся, отметив, что некоторые вещи он явно стащил у них, но до Тимохи ему было далеко. А потом он сам признался, что фанат Тима, и хотел бы лично с ним познакомиться. Это Пашу и добило.

Но в перерыве Тимоха плюхнулся рядом:

– Паштет, ты чего отсел? Решил за ум взяться?

– Я смотрю, ты повеселел, Ариель тебя так воодушевила? – едко ответил Паша.

Тим нахмурился:

– Что с тобой происходит в последнее время?

– С тебя пример беру. Веду себя, как девочка!

– Выкладывай давай! Что случилось?

– Ты меня достал. Вечно командуешь, психуешь. Достало с тобой носиться.

– Я тебя прошу об этом? Вот и не носись. Я думал, у тебя что-то случилось. Ты из-за Светы паришься?

– Нет! Надоело быть твоей подтанцовкой! Бесит, что сколько бы шедевров ни снял режиссёр, всё равно запомнят актёра.

– Паштет, какие ко мне предъявы?! Ты опять из-за этого бесишься? Вспомни разговор год назад, когда ты не полез на вышку. Помнишь? Готов повторить?

Паша вспомнил и вспыхнул. Примерно год назад он загнал Тимоху на телевизионную вышку, не на самый верх, метров на десять. Тогда Тим ему предложил поставить штатив и залезть вместе. Они ещё сделали плакат с названием их канала и хотели его закрепить на вышке. Паша всегда боялся высоты, а на вышке ещё и ветром сильно продувало, и тогда он заявил Тиму: «Давай каждый из нас будет делать то, что у него получается лучше. Я снимать, а ты лазить! Даже готов смириться, что ты один прославишься с моей помощью».

И это было не раз: Тим лазил по деревьям, по грязным обшарпанным стенам, ржавым лестницам и бесконечным заброшкам. Хотя многие вещи они могли бы снимать вместе. Но Тимоха вечно собирал всю пыль и грязь, пока Паша в белой куртке лишний раз не хотел «пачкаться» и рисковать. Стало действительно стыдно: легко завидовать количеству просмотров и лайков, когда не замечаешь риски, синяки и растяжения, не видишь грязную одежду и мозоли на руках. Тим не жаловался на усталость, только кровь его всегда была разбавлена кофе, а порой он переходил на энергетики. А ведь если бы был внимательнее, Паша бы точно знал, какую цену платил Тим за свой успех, и это точно не повод для зависти.

Тим не выдержал длительного молчания Паши и продолжил:

– Если мы команда, мы и должны быть командой. Я не разделяю на твоё и моё. ПаТи – наше общее дело и равный вклад, пусть и разный, но результат общий! Паштет, я бы не смог ни один ролик смонтировать так круто, как ты, да и никто бы не смог столько всего придумать.

– Только ты не готов добиваться общего результата любой ценой.

– Я верю, что так мы популяризируем спорт своим примером, и готов биться за эту идею! А романтичный контент – это уход в сторону. Понимаю, что это расширяет аудиторию, но деньги – второстепенная вещь.

Деньги и для Паши в какой-то момент перестали быть главной целью: видимо, у каждого есть финансовый потолок, после которого полученные суммы уже почти не радуют. Сейчас они уже даже выбирали, кому снимать рекламу, а Пашиной целью стал миллион подписчиков – он искренне верил, что это сделает его счастливее. Возможно, кто-то из этого миллиона влюбится в него искренне, будет обожать, как Тимоху, и этой девушке будет больше шестнадцати.

Только Паше никогда не стать Тимом с его фанатичной любовью к спорту. Такая же увлечённость у Паши была в съёмках и монтаже: год назад у вышки он сказал так от страха, но оказался прав – каждый лучший в чём-то своём. В этом и нужно добиваться успеха.

После пар Паша поехал в забронированную студию. Осмотрел обстановку, прикинул, где и как будет снимать, поставил лампу и принялся ждать Свету. Она опоздала на десять минут, но всё равно приехала. Зашла в плаще, волосы собрала в свободный пучок. Без двух хвостиков и косичек сразу исчезло из вида всё озорство, она стала выглядеть взрослее. Не решалась подойти и смотрела на Пашу как-то настороженно и серьёзно.

– Проходи, раздевайся! – Паша кивнул на кожаный диванчик.

– Зачем тебе лампа? – Света всё так же стояла около двери, будто собиралась сбежать, скрестила руки на груди.

– Мы же будем снимать! – торжественно объявил Паша.

– Пашка, ты совсем?!

– Отправишь потом Максу. Я уверен, он оценит.

Света так и вытаращилась на Пашу:

– Нет, я в таком не буду участвовать!

– Ты сама согласилась.

Паша подошёл к ней почти вплотную, и Света опустила глаза. Её чуть потряхивало, и Паша вдруг с горечью осознал, что Света его боится. Она вся была напряжена, как сжатая пружина. Паша отступил назад:

– Ты обо мне слишком плохого мнения. Я хотел тебя просто пофоткать. Придумал для тебя один образ, хотел его воплотить.

– Сразу не мог сказать?! – Света чуть выдохнула и заметно расслабилась, плечи опустились.

Паша горько хмыкнул:

– Ты тоже мне сразу не потрудилась сообщить про Макса. Ладно, раздевайся, а то времени мало осталось.

Света действительно пришла в вечернем платье. Но съёмка не задалась, образ ускользал, не получался. Света вроде бы и старалась, принимала позы, которые просил Паша, только доверия не было. Паше хотелось сделать из неё роковую красотку, а взгляд у неё так и оставался задумчивый и виноватый, она даже в объектив не хотела смотреть, не то что на Пашу. Находилась явно не в своей тарелке, не на своём месте. Паше впервые не понравился ни один снимок. То ли он потерял сноровку, то ли разучился подбирать образы. Даже среди снимков той же Инги, которая вовсе не модель, получилось несколько идеальных кадров – хоть на выставку отправляй. Хотя клуб, где он снимал – сложная локация без нормального освещения.

Из студии они вышли вместе. На лице поливал дождь. Света достала зонт и попыталась подойти к Паше, чтобы накрыть и его. Но он резко отстранился. Терпкий аромат сладких духов отталкивал. Паша предпочёл промокнуть, но дышать свежестью и любимым запахом сырой осени. Света осторожно спросила:

– Ты же поедешь на соревнования с нами?

– А сама как думаешь?

Света опустила глаза и внезапно расплакалась. И Паше стало её жаль. Несмотря на то что она использовала его, заигрывала, давала какие-то пустые надежды и при этом обманывала, Паша всё равно оправдывал её: Света хотела победить. Он нырнул под зонт, приобнял:

– Ты чего?

– Пашка, для меня чирлидинг – вся жизнь. Я на всё готова ради победы!

– Это я уже понял, – с досадой проговорил он. – Только жизнь на этом не заканчивается. Соревнования, проигрыши, победы уж точно не стоят того, чтобы превращаться в шкуру.

– Ты не понимаешь, как для меня это важно! Наш прошлый лидер, когда уезжал, сказал, что он один нас всех тащил, и мы без него никто. Мы очень плохо разошлись, и я поклялась доказать и себе, и ему, что мы сможем его переплюнуть. Какой из меня капитан, если я не могу никого зажечь чирлидингом?

– И что? Вот выиграешь ты соревнования, и даже тот чел скажет: «Ого, Света, не знал, что ты можешь! Сдаюсь! Ты победила. Я вполне себе заменимый, посредственный чел. Пойду утоплюсь в Темзе с горя!» или куда он там переехал.

– Франкфурт-на-Майне! – Света рассмеялась сквозь слёзы, шмыгнула носом.

– Один хрен.

– Я себе хочу доказать, что могу, и мы крутые и без него.

– А чела не жалко, утопится ведь? Вы уже крутые! Почитай комменты к тиктокам с вашим участием. Чирлидерши стали просто секс-символами у нас на канале. На вас там полТикТока облизывается. Вот это я понимаю, успех, а не какие-то соревнования.

Света снова рассмеялась:

– Пашка, ты такой добрый! Прости меня.

– Ладно. Я тоже должен тебе кое-в-чём признаться. – Паша наклонился к уху Светы и проговорил серьёзно. – Я не очень люблю сладкое. Больше не хочу Конфет.

Она приподняла брови и чуть склонила голову. Паше было всё равно, как она его поймёт, но он слишком долго терпел запах приторно-сладких духов и речей, в надежде, что его полюбят, а в итоге его стало воротить.

По дороге до метро рассказал про нового кандидата. Света оживилась, заинтересовалась, позвала того парня на смотр. И перед тем как разойтись, с надеждой спросила:

– Может, всё-таки придёшь?

– Только если поснимать.

Она вздохнула, но всё равно виновато улыбнулась:

– Приходи обязательно. Мы тебе всегда рады.

Последняя тренировка перед Первенством у Паши прошла хорошо, он почти идеально отработал программу, а вот Тимоха психовал, ошибался и под конец вообще скис. В таком настроении ему было даже опасно ехать на соревнования.

Хорошо ещё, что Яна не успела съехать – это Тима точно бы добило. Но ходила она такой же молчаливой тенью. Они не ссорились, но и не разговаривали друг с другом. И Паша не мог улучить момента, чтобы поговорить с Яной наедине: Тим ни на крышу, ни в магазин не пошёл, спал опять на кухне. Не было возможности даже передать просьбу Лики поговорить. Не писать же Яне сообщения, когда она сидит под боком, только удачного момента поговорить с ней так и не нашлось.

А перед самым отъездом Паша с Тимом бегали по дому и собирали вещи. Яна сидела на кухне и никак не комментировала их суету.

– Ян, ну ты хоть будешь за нас болеть? – не выдержал Паша её молчания.

– Конечно буду, я всегда за вас болею.

– Непохоже, – буркнул Тим.

Он вдруг сел напротив и протянул Яне ладони. Но она не протянула руки в ответ, посмотрела в лицо Тима, встала и ушла в комнату. Тимоха вздохнул. Даже Паше реакция показалась жестокой: Яна ведь должна понимать, что ломает Тима, знает, как важны для него соревнования. После их ссоры весной Тим порвал связку на руке, сейчас уезжал на соревнования в таком же подавленном настроении. Неужели Яна делала это специально?

– Я уже вызвал такси. Гоу! – отчитался Паша и в коридоре, обуваясь, потомпрокричал. – Ян, всё, мы уехали!

Яна тут же показалась из комнаты:

– Как? Уже?

Тимоха прошёл мимо неё, бросил свою сумку у двери. Яна подлетела к нему, не дала обуться, стала напротив и сбивчиво, глотая слёзы, заговорила:

– Тим, это всё неправда, что я тебе наговорила, мне нужно было, чтобы ты отпустил меня. Я по-прежнему тебя люблю! Я так хочу, чтобы ты вернулся целым и невредимым. Пожалуйста, ради меня! Ты там всех победишь, ты же супермен. Я в тебя верю, только береги се…

Договорить ей Тимоха не дал, обхватил лицо Яны ладонями и поцеловал. Да и зачем этим двоим разговаривать, по ним и без слов всё понятно, они же умеют общаться телепатически. А Паша выдохнул и покачал головой:

– У вас пять минут, жду внизу, – и вышел за дверь, захватив заодно сумку Тима.

Не поехал на вечно застревающем лифте, спускался пешком. Паша и не поверил Яне, что она вот так внезапно разлюбила Тимоху. ТимьЯн – это нечто незыблемое, неделимое, они просто не могут взять и в один момент разлюбить друг друга, хоть последний месяц постоянно проверяют чувства на прочность.

Такси приехало через семь минут. Паша закинул сумки, а водитель нервничал. Уже не только пять, уже все пятнадцать минут прошли с того момента, как Паша спустился. Может, было ошибкой оставлять ТимьЯна наедине: после слов Яны появился риск, что Тим вообще никуда от неё не уедет. И Паша начал отправлять Тиму сообщения с периодичностью в три секунды: «такси!», «такси!»…

Это подействовало. Вскоре Тим просто вылетел из подъезда, взъерошенный, но улыбался. У Яны точно был секретный способ вернуть Тима к жизни. Друг быстро глянул на окна, хотя на последнем этаже вряд ли бы кого-то разглядел, махнул рукой и запрыгнул в такси. Паша расположился на переднем сиденье, а Тимоха сзади, поэтому в машине разговаривать не стали.

Зато когда они уселись в автобус и поехали в Пензу, Паша сразу заговорил:

– Яна обладает магией воскрешения? Хотя она тебя и похоронила заживо, но этот момент опустим.

– У Яны своя личная магия.

Тим вдруг смутился и достал из кармана оранжевую вязаную шапочку и нацепил, сделав пару подворотов. Так непривычно было видеть друга в шапке – он даже зимой их не носил, просто надевал капюшон.

– Яна связала мне шапку и вставила одну нитку из своего шарфа, на удачу. Сказала, что это талисман, чтобы со мной всё было хорошо.

– Тебе идёт, – улыбнулся Паша.

И тут же пристыдился, что слишком плохо думал про Яну. Она не только не забыла, как важны соревнования для Тима, но отодвинула все свои обиды, и даже связала талисман. Тимоха сразу воспрял духом, глупо улыбался, шапочку то снимал, разглядывал, то снова нацеплял, подворачивал. По ободку, действительно была ввязана синяя нить.

– Анька тебя не так вдохновляет, – хмыкнул Паша. – Или это потому что она у нас теперь хромая русалка.

Тимоха вдруг перестал улыбаться и вздохнул:

– Аня понимает, как мне важны соревнования. Ей тоже важен результат, победы. Она сказала, чтобы я ехал только побеждать, а иначе зачем вкладываю столько сил. А для Яны всегда важнее я, чем все мои достижения. Яна – мой главный талисман. Жаль, что мы так и не договорили.

– Вы ещё и поговорить успели, – усмехнулся Паша.

Тим тоже хмыкнул:

– Главное, что она меня по-прежнему любит, остальное я смогу исправить. Но я не понимаю, почему она так хочет съехать?

– Если бы меня кто-то доводил до панических атак, я бы тоже свалил.

– В смысле?

И тут Паша понял, что проговорился, хотя он же не давал ни Яне, ни Инге обещания не разбалтывать секрет Яны.

– Я думал, ты понял после лифта. Инга просила втащить тебе, что ты Яну довёл до панических атак.

Тим вдруг нахмурился:

– Она рассказывала весной, что её раньше мучили, но она избавилась от них. Я не знал, что у неё опять начались. Почему она мне не сказала? Это из-за меня? Что тебе Инга сказала?

– Сказала втащить тебе для профилактики, потому что Яна так боится тебя потерять, что её кроет.

Тим выругался:

– Почему я узнаю об этом последним! Паштет, раньше не мог сказать? И я её бросил совсем одну.

– Успокойся, она наверняка Ингу к себе позовёт, будут опять огурцовые шабаши устраивать. Приедешь и поговорите.

Паша вдруг подумал, что Тим многое мог поставить ради победы, горел этим, наверное, как Света. У них бы точно сложился тандем – оба амбициозные до фанатизма. Вспомнил, на что была готова пойти Света ради победы, и спросил у Тима:

– Тимох, а если б ты знал, что если ты переспишь с Анькой, то точно выиграешь соревнования, ты бы пошёл на это? Вот такой вот обряд! – хмыкнул Паша.

– Нет, не пошёл бы, – Тим ответил моментально, даже не задумался.

– А если не переспишь, то точно проиграешь?

– Паштет, на соревнованиях я отвечаю только за себя. Мне для этого не нужно ни с кем спать. Нужно просто больше тренироваться.

Тимоха потом действительно сосредоточился на соревнованиях, почти всю дорогу медитировал и визуализировал свою программу, только сам не выпускал шапочку Яны из рук или вновь надевал её. Ага, и пусть доказывает, что не верит в магию.

Кто бы что ни говорил, но талисман сработал – Тимоха победил. Счастливый и радостный ликовал всю дорогу: теперь он, наконец, получит заслуженного Мастера спорта, который должен был достаться ему ещё пару лет назад. Паше повезло меньше: его программа была слабее, он ещё и ошибся на брусьях, его как всегда подвёл соскок, даже в тройку по своей категории не попал. Он несильно расстроился. Паша победам не придавал такого значения, как Тим, да и понимал, что не все снаряды даются ему одинаково хорошо, зато в командном многоборье он будет бороться за место на кольцах, и у него есть все шансы.

Перед приездом домой Тимоха купил Яне букет синих гербер. Хорошо, что васильки в конце октября не росли. Потому что в июле, когда они возвращались с летних сборов на автобусе, Тимоха вскочил со своего места и помчался к водителю. Уговорил того остановиться где-то посреди степей. Оказалось, что он увидел поле васильков и захотел собрать букет для Яны. Паша тогда покрутил у виска и решил, что у друга просто поехала крыша от жары и от любви.

Приехали они рано утром в понедельник. Счастливый Тим ворвался в квартиру, только Яны там не оказалось. Он принялся ей названивать, а когда вернулся из их комнаты, то со злостью швырнул несчастные цветы в окно, на стекле остались два лепестка. Паша недоумевал:

– Что случилось-то?

– Яна собрала вещи и уехала жить к родителям, – Тимоха сел за стол и схватился за голову. – Она писала, что у родителей, но я думал, она только на выходные к ним уехала. Её вещей нигде нет.

Паша не ожидал такой подставы, ведь ТимьЯн всю дорогу переписывались. Тим записывал ласковые голосовые, Яна отвечала ему тем же. Друг вообще был на подъёме, они не ссорились, поэтому Паша нахмурился, ничего не понимал:

– Но почему?

– Видимо, чтобы я не мог её удержать.

Паша был в курсе всего, что Тим писал Яне. Друг вообще места себе не находил и постоянно высказывал своё возмущение, хотел сорваться к ней даже в шесть утра. Мотива Яны Паша не понимал – в этот раз ТимьЯн даже не поссорились. Да, она собиралась съехать, но они перед соревнованиями помирились. И в отсутствие Яны Паша понял, насколько её не хватает дома: никто не готовил омлет и бутерброды, в ванной больше не пахло косметикой, а без разнообразных шампуней и лосьонов полочки смотрелись одиноко.

Паше даже себе одному чай не хотелось заваривать. Теперь никто не заступится за умную колонку, если Паша с Тимом опять начнут мучить её вечными переключениями. Тимоха пожарил им яичницу и хмурый принялся за еду, забыл посолить, а Паша, откусив пресный кусок, ляпнул:

– Вот теперь я бы поверил, что Яна тебя больше не любит.

Тим шутку не оценил, помрачнел ещё больше. Паша на лекции начал приставать к Яне с расспросами в сообщениях:

«Яна, что за фигня? Ты бросишь меня на голодную смерть?»

«Вы справитесь и без меня. Мне нужно время пожить отдельно».

«В чём Тимоха опять провинился?»

«Мы не расстаёмся, не переживай. Просто мне нужно это время, чтобы разобраться в себе».

Паша нахмурился, неприятное дежавю всплыло из памяти. Мама тоже бросила похожую формулировку, когда уходила. Она собрала вещи слишком внезапно, без каких-либо предпосылок. И на отчаянный вопрос Паши:

– Ты и меня бросишь?

Тогда ответила простое:

– Ты остаёшься с отцом. Вы справитесь и без меня. А мне нужно это время.

А потом отключила телефон и исчезла. Будто её и не было, даже с работы уволилась. Скорее всего, она просто поменяла номер, а в соцсетях мама так и не зарегистрировалась.

Тимоха уговорил Яну встретиться после пар и поговорить, даже Пашу предупредил, что может опоздать на тренировку. Но пришёл в итоге вовремя, уже не такой хмурый, как утром. Паша поинтересовался:

– Яна вернётся?

– Да, но позже. У нас испытательный срок, – горько хмыкнул он.

– Кого испытываете?

– Ты был прав: Яну снова преследуют панические атаки. Часто накрывает в квартире, когда она там одна. И это, видимо, из-за Аньки. Яна говорит, что её преследует картина, как я прихожу домой и выгоняю её, потому что полюбил другую, и так каждый день. Я её уверял, что это бред, но тревогу так не убрать. Поэтому она поживёт у родителей, чтобы дать себе чувство безопасности, ей нужно осознать, что наш разрыв её не убьёт, даже если всё пойдёт по худшему сценарию и её страшные картины сбудутся. Это я так понял.

– А питаться мы чем будем? Сначала прикормила, а теперь свалила, мы так не договаривались!

– Кстати, Яне из-за этого тоже тяжело, – скривился Тим. – Она говорит, что вообще не готова хозяйничать, а мы свалили весь быт на неё. Когда раньше жила с Ингой, ей было просто, а с нами тяжело. Она не хочет быть главной и всё решать, а с другой стороны, переживает, чувствует ответственность, что мы будем голодные. Принимает это на свой счёт. Поговорили, наконец-то откровенно, хоть назвала мне свои причины. Я думаю, мы что-нибудь придумаем и всё исправим.

– Исправляйте быстрее.

У Тимохи появилась какая-то непоколебимая уверенность, что Яна вскоре вернётся. Друг явно скучал, но отпускать Яну не собирался. Они теперь виделись совсем немного, после пар и перед тренировками. Как в старые добрые времена: встречались урывками и постоянно переписывались.

А вот в отсутствие Яны Паша вдруг осознал, что скучает. Он даже не предполагал, как привязался к Тигруле и как ему её не хватает. И не только потому, что Яна их кормила. Он их с Тимом никогда не отделял, Яна стала как бы продолжением Тимохи, и их союз давал ощущение стабильности, избавлял от страха одиночества. Яна своим присутствием создавала атмосферу уюта, мягко воспитывала и приучала их к порядку. Паша никогда не мог предположить, что ей одной в квартире бывает плохо. Паша всегда был на стороне Тима, и ни разу не поддержал Яну, когда ей приходилось тяжело или было плохо. Порой не обращал внимания, а иногда наверное боялся поссориться с Тимом. Видел ведь, как её накрывала паническая атака, когда Тим не отпускал Яну. В тот момент она задыхалась, побледнела, чуть ли не стонала, пока не скрылась в ванной. А Паша и Тиму не сказал, и сам не пошёл за ней. И сейчас стало стыдно, ведь Яна про него ни разу не забыла, каждый раз готовила еду и для Паши.

В пятницу Тим уговорил Яну остаться на ночь и сходить в субботу на Спартакиаду. Яна согласилась поболеть за них: пришла и расположилась на лавочке среди зрителей. Паша и Тим помахали ей, она улыбнулась, тоже помахала.

Аня уже не хромала, говорила, нога больше не болит. Может, и лукавила, но не стала отменять своё участие в Спартакиаде. Она, конечно, выступала по женским дисциплинам, но находились они все в одном зале.

Тимоха перед каждой сложной программой обычно сидел несколько минут в сторонке и визуализировал своё выступление. Ему это помогало сосредоточиться, Паша никогда не трогал его в эти моменты. И сейчас Тим, словно йог в медитации, застыл на лавке с закрытыми глазами и не двигался. Паша сидел в телефоне и не заметил, как к ним подошла Аня:

– Удачи вам!

– И тебе! Порви их всех! – подмигнул ей Паша.

Тим так и сидел с закрытыми глазами, и Аня подошла к нему, протянула руки. Паша не успел её остановить:

– Ань, погоди, не трогай его!

Но она уже опустила руки Тиму на плечи и начала разминать:

– Тим, расслабься. Ты точно всех победишь.

Тим чуть улыбнулся, и, не открывая глаз, схватил ладонь Ани, поцеловал тыльную сторону и быстро проговорил:

– Ян, дай мне ещё две минуты.

Аня отшатнулась и переменилась в лице, посмотрела как-то испуганно на Пашу, а тот поджал губы. Тим спутал её с Яной, поцеловал в ладонь и даже не заметил этого. Но Аня и Паша отчётливо слышали. Аня, опустив глаза, поспешила к своим девчонкам. А Паша перевёл взгляд в зрительские ряды и сразу понял, что Яна тоже всё видела. Она уже не улыбалась, и, встретившись с Пашей глазами, разочарованно покачала головой, а потом просто встала и пошла к выходу. Паша вскочил и побежал к ней. Догнал её в холле, она уже даже натянула куртку, замоталась своим синим мегашарфом.

– Ян, всё совершенно не так, как ты думаешь! – Паша запыхался, так спешил, перегородил ей выход.

– Я вообще ничего не думаю, а вижу! Дай пройти!

– Ян, блин! Тимоха вечно визуализирует все свои движения, ты же знаешь. И сейчас он даже не понял, что это Аня, решил, что это ты.

– Супер! Он уже даже путать нас начал! Мы далеко не близняшки, чтобы нас путать. Паш, я, правда, верила ему, но больше не могу его оправдывать.

– Ян, останься хотя бы на соревнования.

– Чтобы снова любоваться, как Тим кого-то целует? Снова со мной перепутает, обычное дело.

Паша не находил аргументов: спорить с Яной ему всегда было сложно, она всё выворачивала наизнанку. Тим только что, сам того не понимая, доказал Ане, что для него существует только Яна. А Яна перевернула всё с ног на голову, что Тим целует всех подряд, прикрываясь её образом. Паша понимал, что, если Яна уедет, больше точно не вернётся ни к Тиму, ни к ним в квартиру.

– Останься хотя бы до конца соревнований. Тим сам не понял, что произошло. Просто поговори с ним! Мне-то ты веришь?

– Ты очень хороший друг, Паш, – она вздохнула. – Но для Тима. А мне от этого всего очень плохо, я пойду.

Паша не смог ни удержать, ни переубедить. Яна ушла, а Тимоха явно его потерял:

– Ты где был?

И у Паши была дилемма: рассказать всё сейчас или после сегодняшнего выступления, и решил, что лучше позже, иначе друг сорвётся и побежит искать Яну.

– Уже и в туалет нельзя сходить? – буркнул Паша.

Тим кивнул и обернулся к зрительным рядам, видимо, искал там Яну. Смотрел долго в разных точках. Он же был уверен, что она там, возможно, спряталась или загородили, даже пропустил выступление Ани, так и искал глазами Яну в толпе. Паша хотел уже ему признаться, но пришла очередь Тима выступать на перекладине. И он улыбнулся, наконец, приподнял ладонь, и Паша тоже увидел: Яна спряталась в самом уголочке, маленькая и неприметная. Она явно хотела остаться незамеченной. Тимоха был безупречен, а Паша хмыкнул, ведь Яна вернулась ради Тима. Правда потом, пока упражнения сдавал Паша, Тим пропал.

Паша нашёл его в раздевалке, мрачного и с телефоном в руках.

– Что пишут?

– Яна написала, что посмотрела моё выступление и ей на сегодня достаточно, но я же не всё сдал!

– Давай до конца добьём, а потом найдёшь её. Может, опять с Ингой ушла гулять.

Тим приуныл, даже в опорном прыжке чуть ошибся. Соревнования закончились уже вечером. Паша отхватил третье место и ликовал. Тимоха даже с ошибкой получил первое, но был какой-то подавленный. Между выступлениями писал Яне и явно не понимал, что произошло. А Паша из последних сил держался, чтобы не рассказывать до окончания.

Паша видел выступление Ани: разноуровневые брусья под руководством Тимохи она довела до совершенства, а потом, выступая на бревне, оступилась. Может, голеностоп не успел зажить до конца, может, общее волнение сказалось, но она чуть не свалилась, в итоге спрыгнула, когда потеряла равновесие – снаряд ей не засчитали, поэтому она не попала в призовые места.

И когда вышли на улицу, Паша вывалил на Тима причину, почему Яна ушла. Тот цокнул и устало прикрыл веки:

– Почему ты мне сразу не сказал?

– А ты бы бросил всё и побежал за ней?

– Да!

Тимоха принялся оправдываться: он и вправду не понял, что это была Аня. Потом позвонил Яне, теперь оправдывался перед ней, но ему это не помогло. После разговора в раздражении засунул телефон в карман:

– Ненавижу выяснять отношения по телефону!

– Ты и по переписке ненавидишь, – хмыкнул Паша.

– Анька ещё, вот зачем она полезла ко мне?

– Она поплатилась за это. Ты её так отшил, что она чуть не разрыдалась. Налажала в итоге.

Тим ещё больше помрачнел:

– На брусьях и ковре она хорошо выступила, жаль, что с бревном так вышло, потом ещё и в опорном оступилась. Нога у неё ещё не зажила, поспешила она вернуться.

Паша кивнул, соглашаясь. Тимоха, оказывается, следил за выступлением Ани. Друг достал телефон и снова что-то написал, поджав губы. Паша думал, что Яне, но Тим, спрятав смартфон, потёр ладонями лицо и выдохнул:

– Анька же ни в чём не виновата. Почему всё так сложно!

– Ладно. Не парься. Уверен, Яна снова тебя простит, – хмыкнул Паша. После того как Яна вернулась, Паше стало очевидно, что Тим в очередной раз заслужит помилование. – Не девушка, а мечта. С такой девушкой можно даже изменять, она подуется-подуется и вернётся.

– Ага, а потом молча соберёт вещи и не будет отвечать на звонки. Изменяют слабаки, у которых нет силы воли! Тут и без измен доверие хрен вернёшь. Яна уже уехала к родителям. Я к ней, поедешь со мной?

Паша согласился поехать с Тимом, не хотел оставаться один в Москве. Тимоха ещё и Лике написал, но она, оказывается, уехала ещё утром. Они только заскочили переодеться, и Паша забрал ноутбук, но приехали домой (к родителям?) чуть ли не в одиннадцать вечера. Тимоха написал Яне, что завтра с утра придёт к ней в гости. А Паша вспомнил про Киру. Он периодически писал ей, знал, что она работает, а пока оказался рядом, решил вытащить её погулять, хотелось узнать, как у неё дела. От ночной прогулки Кира отказалась, но согласилась на завтра.

Отец оказался дома, и за долгий период отсутствия Паши ничего не изменилось. Дом словно замер в каком-то ожидании. Ожидании, что мама вернётся. Возможно, в замер и отец.

Когда Паше было двенадцать, он случайно устроил на кухне пожар. Мама после школы попросила сварить яйца к её приходу. Напомнила раз десять, конечно, но Паша поставил их на плиту и благополучно забыл. Сначала они варились, потом жарились, потом взорвались, и кастрюлька загорелась. Пламя перекинулось на занавески, а Паша сидел в комнате, за закрытой дверью, и только когда его самого заволокло дымом, опомнился, ещё и в дверь кто-то нервно трезвонил. Паша сквозь дым сначала побежал открывать дверь, но его грубо выволокли на лестничную клетку и ворвались в дом. Это были пожарные. Их вызвал кто-то из соседей, они быстро потушили огонь. А Паша думал о том, что не сварил яйца для мамы, снова её подвёл.

Кухня сгорела, по шее он получил. Мама сначала бросилась его обнимать, осматривать, что он не пострадал, а когда узнала подробности, долго плакала. Паша хотел бы сам сгореть вместе с кухней или чтобы мама его побила, отругала, но слёзы мамы он переносил хуже всего.

Родители, конечно, сделали потом ремонт, купили новую кухню. Паша собирал и вешал кухонный гарнитур с отцом, но мама долгое время почему-то не вешала занавески, а потом, за месяц до ухода, вдруг купила новый тюль, ещё и сказала так странно:

– Чтобы у вас тут было уютно.

За четыре года этот тюль, видимо, ни разу не стирался, да и кухня уже пообтрепалась. И сейчас, глядя на занавески, Паша вдруг отчётливо вспомнил тот день, когда мама её купила, отгладила и заставила Пашу её вешать, постоянно ругаясь, потому что Паше было лень аккуратно вдевать петельки, он спешил и отрывал пластиковые крючки, баловался и чуть не оторвал гардину. Тогда не обратил внимание на мамино «у вас». Неужели уже тогда мама знала, что уйдёт.

– Ты поешь? – отец вырвал Пашу из задумчивости. Видимо, он как истукан, стоял и лупился на тюль.

– Пап, а ты занавески давно стирал?

Отец округлил глаза, осмотрел тюль, задумался:

– Я их и не стирал.

– Так постирай! – Паша подставил стул и стал аккуратно снимать петельки с пластиковых крючков.

А потом сам отнёс в стиральную машину и запустил стирку.

– Паша, у тебя всё хорошо в Москве? – вдруг ни с того ни сего начал расспрашивать отец.

– Лучше всех! А ты тут как? Скучаешь?

– Я по городам мотаюсь, некогда скучать, а как возвращаюсь, в гараже ковыряюсь, всё как обычно.

Паше всегда казалось, что для жизни отцу нужна только его Скания. Наверное, все дальнобойщики привязаны к своей фуре больше, чем к семье. Отец даже когда возвращался из рейсов, то потом всё равно уходил что-то починить, проверить, залить масло, поменять запчасти. В детстве Паше нравилось торчать с ним в гараже, а после ухода мамы, он туда ни разу не заглянул.

И в этот раз Паша снова избегал смотреть на отца – тот казался ему таким старым и жалким в одной и той же футболке с дырками, домашних штанах с вытянутыми коленками. А потом всё-таки набрался смелости и посмотрел на него, мысленно убеждая себя, что отец не старый: ему всего сорок два.

– Выкинь ты эту футболку! Ты в ней ещё, наверное, в школу ходил.

Вечно молчаливый отец вдруг непривычно рассмеялся:

– В институт, – поднял руку, где под мышкой зияла дыра, и проговорил. – Ты прав.

Раньше мама всегда покупала и отцу, и Паше одежду, а когда она ушла –стало некому. Только Паша из всего быстро вырос, и ему пришлось озаботиться покупкой нового гардероба, хотя первое время тоже ходил в драных штанах, которые доставали едва до середины голени, а рубашки рвались на спине и манжеты оказывались у локтей. А отец с того момента вообще не изменился, может, только похудел и осунулся, и обзавёлся новыми морщинами.

И по этой старой майке с дырками, и нежеланию стирать занавески Паша вдруг осознал, как папа скучает по маме: ему, наверное, её не хватает и он не хочет вообще ничего менять. Паша вдруг задал вопрос, который мучил его всё это время, но он ни разу не решился спросить: между ним и отцом зияла огромная пропасть из обиды и вечного молчания, даже после того, как отец бросил пить. Но даже Яна Тимохе назвала свои причины, может, между отцом и мамой тоже встала тревога или другая женщина.

– Пап, а из-за чего вы с мамой разошлись-то?

Отец перестал улыбаться и вздохнул, опустил глаза:

– Если б мне кто-то объяснил причины.

– Серьёзно?! Мама даже тебе не сказала?

Он пожал плечами:

– Она поставила меня перед фактом, что подала на развод. Причиной назвала, что её больше не устраивает такая жизнь.

– Должно же быть что-то конкретное. Я не устраивал? Ты? Почему мы ничего не попытались исправить? Почему она не объяснила ничего даже тебе?

– Она приняла решение задолго до отъезда.

– Это, наверное, из-за машины, – поморщился Паша.

– Брось, там же ничего серьёзного. Ты не пострадал, крыло помял, быстро же починили.

Паша в подростковом возрасте был особенно невыносим, он провоцировал всех, грубил и огрызался, делал многое назло. С мамой они ругались постоянно: она не понимала его, он и раньше-то её не слушался, но в тринадцать протестовал по-крупному. Матерился, грубил, сбрасывал звонки, гулял до середины ночи и прогуливал школу, не пропускал только гимнастику. И в это время мама купила себе машину, а Паша стащил у неё ключи и решил покататься. Отец как-то учил его ездить среди гаражей, поэтому Паша думал, что сразу всё вспомнит. Вспомнить-то вспомнил, только перепутал скорость и вместо задней включил третью и благополучно въехал в дерево. Среди отчаянных криков матери тогда чётко выцепил, что это «последняя капля».

В тот раз отец защищал его, потом отвёз машину в ремонт, но Паша чувствовал вину, ведь мама опять плакала, а после стала какой-то равнодушной. Паша не уберёт ничего за собой, порвёт очередные штаны, потеряет шапку, раньше за такое у них с матерью были вечные стычки, а после аварии ей будто стало всё равно. Она по-прежнему готовила, убирала, стирала, ходила в школу по поводу пропусков, плохой успеваемости и поведения Паши, но почти перестала на него ругаться, а он выдохнул с облегчением, даже радовался, но недолго. Мама вскоре собрала вещи и ушла.

– По-любому же из-за меня! Вы даже не ссорились.

– Паш, это точно не твоя вина. Всё! Она развелась со мной, а не с тобой.

– Да, но бросила она нас!

– Всё, Паш, ты ни при чём. Мы взрослые люди, мы и должны были решать такие вопросы.

Паша горько хмыкнул: взрослые! Отца он взрослым точно не считал, тот о себе мог позаботиться с трудом, не то что о сыне-подростке. Паша всегда чувствовал себя взрослее отца, особенно в период его запоев. Да он даже футболку себе новую купить не мог. Паша вскочил:

– Я спать!

Отец просто кивнул, а Паша, возмущенный, ушёл к себе в комнату. Это был их самый долгий разговор со времён ухода мамы.

Паша написал с утра Кире, что идёт по магазинам, пока Тим ушёл к Яне. Друг написал, что потом пойдёт на крышу и тогда позовёт Пашу. Кира вдруг начала отказываться, как всегда, не хотела стеснять Пашу, но он настоял, что ему скучно и нужна компания. Он давно хотел купить ей маркеры, о которых она мечтала, и по пути забежал в магазин канцелярии.

Кира улыбнулась, когда приняла подарок, в глазах загорелся радостный огонёк. Паша подумал, что давно надо было ей подарить что-то для творчества, чтобы она ожила. Потащил её в самый крупный ТЦ «Маяк» в Тимохином районе, собирался купить отцу футболку, самую отвязную и молодёжную. Если отца подстричь, набить пару татух и нормально одеть, то на него начнут западать даже Пашины ровесницы.

Они ходили с Кирой по магазинам, Кира рассказывала про свою новую работу администратором в тату-салоне, где также училась у мастеров и практиковалась на искусственной коже в свободное время. Про семью и учёбу молчала, и Паша потом спросил:

– На юрфаке тебя уже оплакали?

– Пусть отчисляют. Я готовлюсь к экзаменам для поступления на психфак. Попробую в следующем году.

– Ты умная, точно поступишь. А бабушка в курсе?

– О, она сменила тактику, когда я зашла за вещами. Теперь изображает инфаркт и больное сердце, и вся семья винит меня в том, что довела бабулю.

– А ты?

– Мне один мудрый человек помог осознать, что я, вообще-то, тоже взрослый человек и за свою жизнь уже отвечаю сама. И только за свою. Я бабушку не доводила до инфаркта и не хотела этого, я просто не хотела учиться на юрфаке. Даже если это ошибка, но это моё решение.

Паша удивился:

– Мощно! Кто такой мудрый человек?

– Психиатр Яны, он такой добрый дядька. Но я, на самом деле, скучаю по родным. Просто не хочу, чтобы они мной манипулировали. Но им неинтересно, чего хочу я, поэтому пока проще одной.

В итоге они выбрали отцу даже две футболки и штаны. Паша предлагал принарядить Киру, но она отказалась, так и обнимала свои маркеры. Покупками Паша был доволен и потащил Киру на этаж фудкорта. Но стоило им сойти с эскалатора, взгляд будто сам собой выцепил среди людей Лику. Она сидела за столиком в обществе какого-то высокого парня. Они пили кофе в стаканчиках, а на их столике валялись стопкой листы, но они на них не смотрели. Лика была серьёзной и что-то говорила, а парень сидел к Паше спиной.

Паша сгорал от любопытства увидеть, с кем встречается Лика. Он схватил Киру за руку и, обходя по большой дуге, потащил девушку вокруг столиков, чтобы и Лике на глаза не попасться, и разглядеть парня.

А потом так и разинул рот, когда увидел, в компании кого Лика пьёт кофе. Она сидела с Артёмом. Инга там рыдала из-за него на их кухне, а он преспокойно встречался с Ликой. Впрочем, Паша не виделся с Ингой уже две недели и понятия не имел, чем закончилась их переписка, но его возмущала Лика. Вот от неё он точно не ожидал, что она будет встречаться с чужим парнем, она всегда была такой правильной. Артём тоже не смотрел на листы на столе, они явно разговаривали о чём-то серьёзном.

Паша с Кирой остановились возле киоска с блинчиками. Кира, видимо, проследила Пашин взгляд:

– О, Артём!

– Ты его знаешь?

– Это парень Инги. Она нас познакомила и попросила его приглядывать за мной, – Кира чуть улыбнулась. – И он, правда, почти каждый день спрашивает, есть ли у меня еда и не нужно ли мне чего.

– И изменяет Инге.

– Да ты что! – Кира возмутилась. – Инга говорит, что Артём надёжный, как гора, и к нему всегда можно обратиться за помощью даже среди ночи. Она мне сказала в случае чего бежать к нему, он живёт на два этажа ниже. Артём, правда, хороший и точно бы никогда не изменил Инге. Может, это родственница его какая или ещё кто.

– Родственница… – сердито процедил Паша. – Но не его.

У Паши было другое мнение: Артём на поверку оказался не таким уж и надёжным, а Лика не такой уж и правильной. Хотелось прижать этих двоих лицемеров к стенке и взглянуть им в глаза.

– Пойдём поздороваемся? – Паша схватил Киру за руку и потащил к их столику.

– Паш, зачем людям мешать?

– А я хочу помешать! – Паша обошёл Лику и широко улыбнулся.

– О, какие люди! Давно не виделись!

Кира еле поспевала за Пашей, но сказала тихое «привет» Артёму.

Тот нахмурился и сразу сложил свои распечатки в стопку и свернул пополам. Паша не успел увидеть, что там было. Артём протянул Паше руку, но смотрел с презрением. Они пожали ладони, и Паша сначала познакомил Лику и Киру, а потом в своей манере возбуждённо затараторил:

– Киру вот решил выгулять, а то сидит человек в четырёх стенах. По магазинам шаримся, даже проголодались. А из вас кто кого решил выгулять? Дай угадаю: Лика, это ты вытащила душнилу на свежий воздух? Инга говорила, что этот социофоб боится солнечного света.

Артём приподнял брови и чуть качнул головой, а потом откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Презрения в глазах стало больше.

– Паша, тебя несёт! – как можно спокойнее проговорила Лика, но она нахмурилась, задержала взгляд на сомкнутых руках Паши и Киры.

А Паша действительно злился, его несло от лицемерия этих двоих, он решил их пристыдить, спросил у Артёма:

– Кстати, как Инга поживает?

И вдруг почувствовал, как Кира впилась когтями в его ладонь, Паша поморщился и бросил на неё взгляд.

– Паш, ты мне обещал блинчик, там как раз очередь закончилась!

– Я думал, это ты мне расскажешь, как поживает Инга. Вы же с ней теперь тесно общаетесь, – язвительно выдал Артём.

Как же Паше сейчас хотелось двинуть по этой презрительной бледной роже.

– Паша, блинчики! – Кира упиралась и пыталась утащить Пашу, и он вдруг поддался ей. – Мы сейчас придём!

Пришлось опять идти к киоску с блинчиками. Они заказали себе два: Кира со сгущёнкой, Паша – с курицей и грибами. Чуть отойдя, Кира пояснила:

– Инга игнорит Артёма. Хочет, чтобы он к ней приехал, не сыпь ему соль на рану.

– Это тебе Артём рассказал или Инга?

– Оба. Потому что он через меня спрашивает, когда она приедет. Я у них как транслятор.

– А этот дундук не собирается к ней поехать?

– Я точно не знаю, что у них произошло, но Артём очень не любит Москву и много раз предлагал вызвать Инге такси, она отказывается. А когда он собрался поехать, она что-то ему написала, что он передумал, обиделся на неё, – Кира виновато опустила глаза. – Я ещё делала расклад таро Инге, и у неё впереди выпала смерть, будто она себя принесёт в жертву чужому счастью. Она так поверила в расклад и не хочет жертвы, поэтому будет ждать Артёма до последнего. И он упрямится после того случая, но у меня спрашивает, не собирается ли Инга приехать, переживает. Я бы хотела, чтобы они помирились.

Зато Паша догадывался, на что обиделся Артём. Презрение в глазах стало понятнее, но это не оправдывало, что он встречался с Ликой.

– У Инги и так там в башке тараканы устраивают огурцовые шабаши. Её неадекватности только таро не хватает! – Паша покачал головой, но отчего-то забеспокоился. – Кир, завязывай ты с этим таро, особенно со всякими восприимчивыми людьми. Ты ещё Яне погадай! – И тут Паша осёкся. – Стоп! Ты чего, и Яне гадала?

Кира согнулась ещё больше и затаила дыхание.

– Выкладывай давай!

– Я не могу сказать.

Паша схватил Киру за плечи, чуть потряс и пытался заглянуть в лицо:

– Ты понимаешь, что ты наделала? Яна свалила от Тимохи! Если это из-за твоих таро, я их порву на фиг!

– Не тряси меня, – Кира посмотрела в глаза Паше. – Яна и без таро понимает, что, пока она рядом с Тимом, будет беспокоиться за него. У неё тоже выпал повешенный, как у тебя! Когда отпустит свою боль и обиду, всё станет хорошо. Паш, я могу плохо трактовать, я по книжке одной училась, не могу гарантировать, как правильно, что сбудется или нет, человек сам приоткрывает шторки своего подсознания и сам решает.

– Некоторым людям противопоказано заглядывать в своё подсознание!

Паша вздохнул. Подумал, что, наверное, все девушки немного сумасшедшие и так близко воспринимают какие-то карты, но он вдруг вспомнил, что у него была перевёрнутая жрица, когда он думал про Лику и собирался сделать ей предложение. Идиот! Вот она и перевернулась к Артёму, действительно, всё разрешилось само собой, как и предсказывала Кира. А он просто дурак.

Им приготовили блинчики. Но когда они обернулись к столику, где сидели Артём и Лика, то увидели, что их уже нет. Как раз в это время Тимоха написал: «Приходи на крышу».

Кира с Пашей не пошла и вернулась домой. Почему-то Паша ревновал Киру к Артёму. Раньше это была его прерогатива – заботиться о ней, хоть он и почувствовал облегчение, когда избавился от ответственности, но теперь злился. Инга любила Артёма, Кира отзывалась о нём хорошо, даже Лика с ним встречалась, и от этого Паше хотелось его избить. Бледный, худой и душный социофоб, чем он мог нравиться девушкам?

Сначала Паша заглянул домой, торжественно вручил отцу покупки со словами:

– На, это тебе! С Днём Рождения. А эту майку выкинь!

– У меня же день рождения в феврале.

– На вырост.

Отец развернул оверсайз футболку и долго смотрел на неё. Застыл и молчал. Там был изображён нарисованный хомяк в стрингах и подпись «I’am sexy and i know it.» На второй майке был принт с мемной лягушкой Пепе. Через минуту отец отмер:

– И куда ты предлагаешь мне в таком ходить?

– За хлебом, блин! Пап, ну не в драной же майке вечно ходить. Которая уже старше меня! Всё, надевай, а эту я прямо сейчас отнесу на мусорку.

– Ты ведь шутишь?

– Нет, пап, не шучу.

– Так, всё, забери эти твои тинейджерские вещи, в таком ходить только тебе. – Отец начал запихивать их назад в пакеты.

– Давно бы нашёл себе уже кого-нибудь! Ты же не старый дед! – с досадой проговорил Паша и махнул рукой. – Ладно, я к Тимохе!

И Паша ушёл из квартиры, злился и на себя, и на отца: глупая была затея.

Яна с Тимохой стояли на крыше у самых перил и смотрели вдаль. Паша подходить к краю не стал, плюхнулся на пластиковый стул и громко проговорил:

– Вы меня ждали вообще? Где хавка?

ТимьЯн разом обернулись к нему. Яна проговорила:

– Прости, Паш, нас мама не выпустила из дома, пока мы не поели, но тебе мы ничего не захватили.

– Тоже мне друзья! – театрально насупился Паша. – Вещи в Сочи уже собрали?

– У меня, как всегда, стандартный набор, с Первенства не разбирал, – хмыкнул Тим.

Первого ноября Паша, Тим и Яна собирались на съёмки того самого шоу препятствий «Русский ниндзя» в Сочи, куда летом Тим прошёл отбор. Он часто заглядывал на московскую подобную трассу и был уверен, что в Сочи не будет сложнее.

Ехать предстояло на поезде, хоть билеты и были куплены, а номера забронированы, но было ещё неизвестно, поедет ли с ними Яна. Но раз ТимьЯн были вместе, это был хороший знак. Паша спросил:

– Ян, ты ведь поедешь?

Яна тяжело вздохнула и поджала губы, Тим боднул её лбом в плечо и улыбнулся:

– Ну, пожа-а-алуйста! Хочешь, твоего батю возьмём за компанию, если ты боишься!

– Ян, ну хватит дуться уже, – встрял Паша. – Знаешь, как Тимоха страдает без тебя?! Плачет и воет по ночам. Слезами залил всех соседей до первого этажа! Нас выселяют из-за этого, представляешь?

Яна усмехнулась, но опустила глаза:

– Странно, что не выселили раньше, когда в квартире выла я.

– Поехали! Мы же Тимохина группа поддержки.

– Мне тоже нужна группа поддержки. Я поеду, если возьмём Ингу с нами.

Тимоха аж радостно сжал Яну в объятиях, поцеловал её в щёку:

– Да хоть двух! Пиши ей скорее, поедет она или нет? – Тим сам открыл телефон. – А я пока посмотрю насчет билетов. А в гостинице поселим её к тебе, а я с Паштетом буду.

Инга даже обрадовалась поездке и легко согласилась. Правда, в их купе места не было, зато в этом же вагоне нашлось одно местечко на верхней полке около туалета, был шанс обменяться. Номера в отеле забронировали двухместные, поэтому без проблем Ингу подселили к Яне, и даже на обратный путь удалось купить билет так же в одном вагоне. В общем, быстро организовали поездку и для Инги. Тим ликовал, что Яна согласилась, и, довольный, просто прилип к ней.

Разговор плавно перешёл на предстоящие испытания для Тима. Они должны были выехать уже в четверг. Тимоха говорил, что уверен, что там ему будет просто, но Паша видел, с каким усердием друг в последний месяц тренировался, гонял на московской полосе препятствий, и всё равно нервничал и волновался. Паша смотрел, как Яна держала Тима за руку, сцепив пальцы в замок, хмыкнул:

– С такой группой поддержки не пропадёшь! Я сегодня тикток выложил с твоим прохождением полосы препятствий в Москве, видел сколько там комментов?

Тимоха покачал головой.

– Там все ждут не дождутся результатов, болеют за тебя! Надо реалтайм наснимать! – оживился Паша, предвкушая, как наснимает топового контента.

Они проторчали на крыше до самой темноты. Тим пошёл провожать Яну домой, а пока Паша ждал его, написал Лике. Тим сказал, что она уже уехала домой, не стала ждать их, и Паша догадывался почему.

В нём вскипала уже даже не ревность, хотелось какой-то справедливости для Инги. Он же видел, как Инга переживала и страдала, в то время как Артём гулял с Ликой за её спиной. Быстро набрал ей:

«Не ожидал от тебя, что вы с Артёмом будете встречаться за спиной у Инги. Как ни ай-яй-яй».

«Паш, если ты ничего не знаешь, не лезь!»

«Может, я знаю побольше твоего».

«Просто не вмешивайся в их отношения».

«А тебе можно, да? Я не буду вмешиваться, просто расскажу Инге, как вы классно проводите время».

«Не вздумай! Ты ничего не знаешь и всё им разрушишь».

«Это ты ничего не знаешь! Кто там говорил, что не надо лезть к чужому мальчику? Может, последуешь своему же совету».

«Ты невыносим! Пожалуйста, не трогай Ингу, я тебя прошу!»

Тим сдаваться не собирался и сразу после пар поехал встретить Яну у медакадемии. Хоть медики и учились допоздна, но он всё равно хотел увидеться и проводить на электричку, даже в ущерб тренировке. Они с Пашей уговорили Яну поехать в Сочи, но «испытательный срок» у ТимьЯна явно продолжался.

А пока Тим восстанавливал доверие Яны, Паша решил поискать контент для съёмок: заглядывал в залы академии, смотрел тренировку волейболистов. Пиар-отдел академии с радостью забирал и постил в группе Пашины видео, фотографии, его студенческие тиктоки, они даже просили его сфотографировать мероприятия, проходившие в академии.

В итоге Пашу занесло к чирлидершам. Обида стихла, а дружить с ними было полезно для контента. Света увлечённо что-то объясняла тому энергичному мальчику-тиктокеру. Паша хмыкнул: всё-таки взяла его. Когда девчонки заметили Пашу, подбежали и обрадовались, как родному. Света бросила своего воспитанника и широко улыбнулась, подбежала тоже, чуть не кинулась обниматься:

– Пашка! Вернуться решил или соскучился?

– Что, замена не справляется? – хмыкнул он.

– Как тебе сказать… В общем, до тебя ему далеко, но он, по крайней мере, старается. Мы скучаем по тебе.

– Я помню: я – лучший, да!

– Да! – рассмеялась Света, но потом вздохнула и виновато поджала губы.

Паша в тренировках больше не участвовал, только снимал, а после попросил Свету остаться, и они сняли несколько поддержек и танцевальную связку для ТикТока.

После спартакиады Аня стала избегать Тима, а во вторник внезапно пришла со стрижкой каре и густой чёлкой. Тим, как увидел её, так и разинул рот, просто потерял дар речи и глядел, будто на привидение. Потом подошёл к ней перед лекцией и с болью проговорил, кивнув на новую причёску:

– Заче-е-ем?!

Она дёрнула плечом:

– Тяжело в общаге их мыть и сушить, надоели. Пора начинать новую жизнь.

– Волосы не руки, отрастут снова! – Паша приобнял Аню за плечи, и она улыбнулась. – Ты и так красотка, но квалификацию русалки у тебя забираем.

Аня перевела взгляд на Тима и кивнула чуть в сторону:

– Тим, можно с тобой поговорить?

Это было что-то новенькое, раньше Аня никогда не просила Тима уединиться. Они отошли в сторону, а Паша сгорал от любопытства, ходил неподалеку, но в коридоре стоял гомон голосов, и он ничего не мог услышать. Аня что-то объясняла Тиму, тот стоял серьёзный и нахмуренный, потом тоже заговорил. Они общались до самого прихода преподавателя. В конце разговора Тим чуть улыбнулся и провёл по срезу её волос, а Аня обняла Тимоху. На лекции они расселись по разным местам: Тим ушёл к Паше ближе к галёрке, а Аня к трибуне, как обычно, расположилась рядом с Машей и Славиком. Тимоха до сих пор задумчиво пялился на Аню, как первого сентября, будто не узнавал, видимо, никак не мог привыкнуть к её новому образу.

– Анюта признавалась в любви? – любопытничал Паша.

– Нет. Сказала, что больше не будет с нами ходить на тренировки, ей у нас слишком тяжело, просила больше не платить. Ей хватает занятий в академии.

– И ты не настоял?

– Как я могу её заставить?

– Меня же ты постоянно заставляешь! – возмутился Паша.

Тим даже тихо рассмеялся:

– Потому что тебя надо заставлять, по-другому у тебя не работает. Аньке не хватает уверенности, но она всё равно молодец, технику подтянула. Я ей сказал, что если надумает вернуться, то всегда может на меня рассчитывать.

– Тигруля отгрызёт тебе башку за это.

– Не отгрызёт. Я сейчас смотрю на Аню и не понимаю, почему меня до этого так к ней тянуло. С Анькой в новом образе я теперь могу просто дружить, – Тим чуть стушевался. – Хорошо, что мы не сблизились.

– Всё ясно, тебе нравятся только волосы. Русалки-гимнастки манят? Что с тобой будет, когда встретишь какую-нибудь йети?! – Паша рассмеялся, и преподаватель бросил на него прищуренный взгляд. Паша стушевался, а потом зашептал: – А что, если завтра Яна подстрижётся налысо, тоже будете просто дружить?

– Нет, я даже с лысой Яной уже не смогу просто дружить, – хмыкнул Тим и отвёл наконец-то взгляд от Ани и тяжело вздохнул. – Мне дико не хватает Яны. Я готов на всё, чтобы она вернулась.

Паша хмыкнул. Был у Тимохи ещё один бзик: не дружить с девушками, к которым тянет: либо мутить, либо ничего. Он даже сам когда-то проронил фразу «Как вообще можно дружить с девушкой, с которой хочешь переспать?!» Но, похоже русалочьи чары перестали действовать на друга, его интерес к Ане отрезало вместе с волосами.

В тот день, когда Паша встретил Лику и Артёма, он рвался написать Инге и всё ей рассказать. Но в итоге передумал: не было у него привычки ябедничать, однако решил рассказать при встрече, если Инга опять не выкинет что-то в своём духе, тем более в четверг им ехать вместе в Сочи. Инга с Яной приехали к ним заранее, и Паша удивился, увидев вместо цветной Инги жгучую брюнетку.

– По какому поводу траур, Ингаляция?

– Поминаю тебя после дурацких шуток, – хмыкнула она, но улыбнулась.

Паша расхохотался и хлопнул её по спине. Так и разглядывал в новом образе: ему казалось, что она сильно изменилась, и именно брюнеткой выглядела ярче всего.

– Я соскучился! И по твоему «чёрному» юмору тоже!

Попутчик им в купе попался принципиальный и крайне вредный старичок, который отказался меняться с Ингой местами, и сделал их дорогу невыносимой, постоянно шикал и делал замечания по поводу шума. От Пашиного смеха чуть ли не падал в обморок и хватался за сердце. Паша даже начал бояться, что в его компании старикан живым не доедет, а им пришлось вести себя тихо.

Паша забрался с ноутом на верхнюю полку, Инга на другую, а ТимьЯн заняли нижнюю, причём так и остались там, поэтому Инга на ночь так и не перебралась на своё место в другое купе. Хорошо, что большую часть пути они ехали ночью, а в шесть утра в Туапсе вредный дед сошёл, иначе бы они точно свели его с ума.

Вскоре они прибыли в Олимпийский парк и довольно быстро заселились: Тим с Пашей в один номер, а Инга с Яной – в другой. Причём у девчонок в номере оказалась одна огромная двуспальная кровать, и когда Паша с Тимом зашли к ним, Паша сразу развалился на ней и заявил, что теперь это его номер, и он готов променять двух девушек на одну двуспальную кровать.

Погулять по Олимпийскому парку они не успели, только забежали в кафе, перекусили и поехали на стадион Фишт, где должны были проходить съёмки шоу. А на стадионе оказался контроль участников и зрителей, да ещё и какие-либо самовольные съёмки были запрещены, выкладывать в сеть результаты до выхода программы тоже.

На входе вдруг выяснилось, что Ингу забыли внести в список. Ей организовали поездку: забронировали места в отеле, купили билеты, а про проход на стадион совсем забыли. Тимоха попытался найти организаторов и договориться насчёт Инги, но его тут же утащили к другим участникам – готовиться и снимать интервью. Съёмки, правда, должны стартовать ближе к вечеру, часов в шесть, когда стемнеет, и будут продолжаться всю ночь.

Паша с Яной принялись уговаривать охранников пропустить Ингу, заговаривали зубы про ошибку, искали организаторов, но царила неразбериха, и никто не знал, кто теперь должен довнести её в список. А Инга стояла растерянная перед входом, виновато поджав губы.

– Ладно, – в итоге улыбнулась она. – Не парьтесь. Я найду, чем заняться повеселее, главное, не заблудиться и добраться до отеля.

– Я тебя одну не брошу! – заупрямилась Яна.

– Тогда будем тут стоять и не пропускать других участников в знак протеста, пока тебя не пустят! Сорвём им съёмки, – пошутил Паша. – Тимоха сейчас всё разрулит.

Но вскоре позвали и Яну. У группы поддержки участников брали мини-интервью, и их собирали отдельно. Паше уже хотелось сказать Инге: «Беги!», когда кто-то проходил, уходил, но, видимо, охранники подозревали такой план и сторожили её. Ситуация никак не разрешалась.

– Так, всё, я пошла! Расскажете потом, – натянуто улыбнулась она Паше. – Встретимся в отеле!

Инга развернулась от пропускного пункта, и теперь Паша стоял растерянный. Тим записал в группу поддержки Яну, а Паша был записан просто зрителем, ещё и снимать ему запрещали. В итоге он плюнул на всё и, проскочив мимо охранников, побежал догонять Ингу. Почему-то он не смог её бросить одну в незнакомом городе, хоть она и демонстрировала независимость и пофигизм, но на лице читалась тоска.

– Сирень… Тьфу. Ты же уже не сиреневая. Ингаляция, подожди!

Инга так и зависла, широко раскрыв глаза:

– Ты совсем дурак? Вернись!

– Тимохе для победы достаточно Яны, она его талисман и всё такое, а мне запретили снимать и выкладывать в сеть, так что делать мне там нечего.

– Всё равно интересно.

– Торчать всю ночь на стадионе, когда тут такая красота! – Паша обвёл простор Олимпийского парка руками. – Пошли гулять, ТимьЯн нам ещё завидовать будут!

Инга хмыкнула, смотрела с подозрением:

– Пока не поздно, лучше вернись. Пропустишь ведь всё.

Но Паша уже пытался сориентироваться, как выйти к побережью, кивнул наугад:

– Гоу! Помчали к морю!

– Давай к морю позже, а пока я не одна, гоу в Сочи-парк! – у Инги заблестели глаза. – Я обожаю аттракционы.

Со своим страхом высоты Паша боролся давно, и выпал шанс испытать себя. Но, увидев горку «Квантовый скачок», передумал – слишком экстремально выглядела эта сиреневая махина с мёртвой петлей, от одного её вида становилось не по себе. Инга хмыкнула:

– Боишься, что будешь визжать, как девочка?

– Почему это боюсь? Не боюсь: я буду визжать, как мальчик! – выдохнул Паша и, чтобы не потерять лицо перед Ингой, согласился.

Визжали в итоге вдвоём, но Паше безумно понравилось, так захватило дух, что он не успел испугаться, зато адреналин бил через край. А Инга вообще выходила взъерошенная, как после удара током, но такая счастливая, у неё глаза просто светились от счастья. Сделала их совместное селфи на фоне горки и отправила его Яне:

«Паша прошёл первое испытание, а Тим?»

Яна написала, что он пока ждёт с другими участниками, начнётся всё только в шесть, морально готовятся.

Инга постоянно щурилась от солнца, и Паша, проходя мимо киоска с сувенирами, заметил стойку с солнцезащитными очками, резко притормозил и начал примерять на Ингу разные. В итоге купил ей маленькие круглые, как для слепых. Взял такие же и себе, за компанию, нацепил и посмотрел на Ингу:

– Просто ты очень похожа в этих очках на Матильду из фильма Леон. А я буду твоим Леоном и убью любого, кто посмеет тебя обидеть.

– Не очень-то ты смахиваешь на сорокалетнего киллера, – рассмеялась Инга.

– Блин! Ты смотрела фильм? – Паша даже зауважал Ингу, «Леон» был один из его любимых фильмов, хотя он почти все картины Люка Бессона любил. – А вот ты смахиваешь на одиннадцатилетнюю девочку. Не хватает фирменной шапочки. Давай селфи сделаем. Научу тебя делать это правильно!

Паша достал из рюкзака свой стабилизатор-монопод, и по совместительству селфи-палку, закрепил телефон, и на дне рюкзака увидел оранжевую шапочку Тима. Ещё до отъезда они снимали на одной площадке ролик, и у Тима тогда слетела шапка. Паша подобрал её и положил в рюкзак, но забыл отдать. И сейчас подвернул и нацепил на Ингу:

– Вот теперь ты почти настоящая Матильда! – Паша приобнял Ингу за плечи, вытянул руку с телефоном вперёд и сфотографировал их. – Улыбнись, моя Матильда!

Но после снимка она резко сбросила шапку:

– Не надевай на меня больше свою блохастую шапку!

Они прокатились ещё на одной горке, Змее Горыныче. Она захватывала дух не меньше Скачка. Даже время в очереди на аттракционы пролетало незаметно и весело. Они дурачились, подшучивали друг над другом, толкались и хохотали: Паша смешил Ингу, а она его. Потом пошли поесть в столовую, и наевшись до отвала, Паша оглядел слишком спокойно трапезничающих людей и хитро прищурился, глядя на Ингу:

– Давай пранк снимем.

Инга сдвинула брови и вопросительно уставилась на него. Паша продолжил:

– Выбирай: добрый или злой?

– Добрый, конечно.

– Держи! Будешь снимать! Гоу! – Паша вручил Инге телефон с включённой камерой и подскочил.

Паша ходил и театрально вопил на всю столовую:

– Мотя, Мотя, кыс-кыс-кыс, зачем ты нас покинул? – Паша приставал к людям, чуть ли не нос к носу, и надрывно, утирая слёзы, спрашивал: – Вы не видели Мотю, маленький, чёрненький, с одним хвостом и четырьмя лапками! У него ещё два уха!

Паша заглядывал под стулья и, будто невзначай протяжно мяукал, люди оглядывались, тоже стали наклоняться, искать убежавшего котёнка. Переполошив всех людей, Паша обернулся на идущую по пятам Ингу с телефоном и радостно воскликнул:

– Ах, вот же он, мой засранец! Всем спасибо! Нашёлся!

Инга еле сдерживала смех, особенно когда Паша мяукал. Выйдя из столовой, Инга отдала Паше телефон:

– Ты такой дурак! – но смеялась, искренне смеялась, а потом вдруг спросила: – А чем отличается злой пранк от доброго?

– После злого пранка тебя хотят побить! А добрый, когда люди в шоке, но улыбаются.

– Ты, Паш, весь, как добрый пранк: люди от тебя в шоке, но улыбаются. А что было бы, если я бы я выбрала злой?

– Я бы тогда орал: «Крыса! Бешеная!» – Паша завопил, и Инга накрыла ему рот ладонью и рассмеялась.

Инга потащила Пашу в электрический музей Теслы. Паша сначала поднял её на смех: ещё по музеям он не ходил. Но сопротивлялся недолго, Инга так умоляла, что Паша сдался, а в итоге ему понравилось даже больше, чем Инге, а у неё на лице читался восторг.

После музея Инга загорелась посмотреть поющий фонтан, а вот Паша очень хотел увидеть закат на море, солнце уже должно было вот-вот садиться, он схватил Ингу за руку и потащил к набережной:

– Помчали к морю. Успеем на закат. Фонтан твой никуда не убежит, а солнце сядет.

Они реально бежали, но не успели. Солнце уже успело спрятаться. Инга запыхалась и пыталась отдышаться. Паша почти не вспотел и смотрел на море, поджав губы, досадовал, что им не хватило нескольких минут. Небольшие волны приятно шелестели, а Инга тяжело сопела рядом – точно подруга Яны, такая же неспортивная. Хотелось её подколоть, но момент и море слишком завораживали. Прохладный солёный ветер обдувал лицо, и Паша улыбался. Темнело буквально на глазах. Инга отдышалась наконец и обняла себя за плечи, поёжилась – она была в короткой чёрной кожаной куртке, клетчатой рубашке и джинсах. Явно одета не по погоде.

Паша достал из рюкзака Тимохину шапку, нацепил на Ингу:

– А то уши отморозишь!

– Я же просила, – она её быстро стянула и отдала.

– Да кто тут на тебя смотрит! – но он снова нацепил. – Я же вижу, что тебе холодно.

– Ты издеваешься? – Инга рывком сняла шапку.

Паша вырвал у неё из рук шапку, и хоть она пыталась отбиться и увернуться, и даже убежать, но Паша догнал и опять со смехом нацепил, даже придержал, чтобы сразу не могла сорвать.

– Достал уже со своей дурацкой шапкой! – Инга резко сдёрнула её и зашвырнула в море.

Паша сразу перестал улыбаться. Это же Тимохина шапка, талисман от Яны. Тим убьёт, если Паша её потеряет. Паша вскипел:

– Идиотка, доставай теперь!

– И не подумаю, – фыркнула Инга. – Тебе надо, ты и доставай!

– Это Тимохина шапка, ему Яна связала.

– Зачем тогда на меня её надевал?! Надо чем-то достать. – Инга начала осматривать пляж в поисках деревьев, веток или чего-нибудь, чем можно было подцепить шапку, но кругом было пусто, сплошная галька.

А стало уже почти темно, ещё пару минут, и вскоре в воде шапку будет не разглядеть.

– Иди и доставай! – сердился Паша.

– Ты дурак?! Я в ледяную воду не полезу! – Инга тоже злилась.

– Нет, ты достанешь! – Паша схватил Ингу за талию, приподнял и пошёл с ней в море.

Инга визжала и отбрыкивалась, била кулаками по спине. Холодная вода неприятно обжигала ноги, моментально наполнила кроссовки, волны намочили джинсы до колен.

Шапка ярким пятном мотылялась в воде совсем недалеко от берега. Инга сильно ударила Пашу, и он грозно проговорил:

– Если не достанешь или ещё раз меня ударишь, я тебя брошу в воду!

Он попытался перевернуть Ингу головой вниз, чтобы она подняла шапку, но она, наоборот, уцепилась в него, как кошка и руками и ногами. Доставать шапку явно не собиралась, и тогда Паша просто поставил Ингу в воду и выпустил из рук. Она сначала завизжала, а потом принялась обзывать его и лупить по плечам. Паша сам вытащил шапку, отжал и пошёл к берегу. Инга, сопротивляясь воде, следовала за Пашей, сыпала проклятия в спину. На берегу пыталась его догнать и отлупить, но он отскакивал и смеялся над её попытками. В итоге она остановилась, но возмущаться не перестала:

– Я… я не знаю, что я с тобой сделаю! Я тебя просто придушу!

Паша улыбнулся ей:

– А если я куплю тебе шоколадку?

Инга шумно выдохнула, как проколотый шарик и процедила:

– За шоколадку я придушу тебя нежно!

– Фонтаны твои пойдём смотреть? – рассмеялся Паша.

Но Инга бросила на него убийственный взгляд и зарычала. Она дрожала, и у неё стучали зубы, будто она вся искупалась в холодной воде. Отель находился далековато, и когда они забежали туда в мокрых по колено джинсах, вдруг выяснилось, что ключ от номера Паши остался у Тима: он его не сдал на ресепшн.

Инга молчала всю дорогу, но по сердитому взгляду и покрасневшему носу Паша понял, как сильно она замёрзла. Он и сам продрог. Сочи в ноябре не такой уж и курортный, и, как только скрылось солнце, осень вступила в своих холодные права.

Паша ввалился в номер к Инге следом за ней:

– Дай я только погреюсь у вас, а потом пойду искать себе новый номер. Не выставишь же ты меня в коридор?

Инга, стуча зубами, прорычала:

– Н-ненавижу тебя!

Порывшись в своей сумке, она выхватила шорты и закрылась в ванной. Паша тем временем стащил с себя мокрые джинсы и носки, повесил их на спинку кресла, а сам завалился на широкую кровать.

Глава 42. Массаж души

– Совсем офигел? – с этими словами Инга вышла из ванной. – Ты чего в трусах тут разлёгся?

Паша по-прежнему лежал звёздочкой на кровати.

– Могу снять! – Паша повернулся на бок и опёр голову на локоть.

Инга была в своей тёплой клетчатой рубашке и уже в шортах.

– Прикройся хоть полотенцем!

А сама она вывалила содержимое своей сумки на кровать и стала рыться в вещах:

– Да где они?!

– Кто?

– Носки! Я из-за тебя себе ноги отморозила!

– Чаю бы горячего… – мечтательно проговорил Паша. – Метнёшься вниз? Там кулер был и автомат с шоколадками.

Инга перестала рыться в вещах и вперила в Пашу возмущённый взгляд:

– Ты, Паш, жизнь свою вообще не ценишь. Метнешься… – она даже головой покачала от возмущения. – Ты сейчас метнёшься отсюда в морюшко вслед за шапкой Тима!

– Ингаляция, а ты что такая агрессивная всё время?

– А ты что такой придурок всё время? – передразнила она и сгребла вещи обратно, не найдя носков. – Я теперь заболею из-за тебя!

На её лице читалось, как сильно она сейчас ненавидит Пашу, но он видел, что Инга всю дорогу мёрзла и продолжала дрожать. Он не хотел, чтобы она из-за него заболела, поэтому предложил:

– Давай свои лапы сюда! – Паша сел по-турецки и похлопал по пространству перед собой. – Погрею.

– Я у Янчика возьму носки, – Инга достала вещи Яны и стала рыться в них, вытащила пару носков.

– Давай погрею ноги, и на тёплые наденешь носки. Могу тебе свои одолжить, у меня есть запасные в рюкзаке. А то правда заболеешь, не хочу потом таскать тебе передачки в больничку.

– Ты даже руки не помыл! – вдруг возмутилась она, но смотрела уже с сомнением.

– А ты как будто ноги помыла?

– Помыла, блин! В море! Вместе с ботинками, – едко выдала Инга.

Паша захохотал, но когда Инга села рядом и вытянула ноги, перебрался ближе и начал растирать ей стопы, усмехнулся:

– Ингаляция, я пал к твоим прекрасным и ледяным ногам.

Они и правда оказались словно два куска льда, а вот руки у Паши были горячими. Сначала он быстро-быстро тёр, ноги порозовели, а потом уже принялся разминать стопы и пальчики. Инга тут же завалилась на спину и закрыла глаза.

– О, я нашёл у тебя кнопку выключения! – рассмеялся Паша.

– Не отвлекайся, не отвлекайся, – блаженно пробормотала она. – Мне просто очень приятно.

И тогда Паша резко остановился, а Инга нетерпеливо подёргала пальцами. Паша вновь рассмеялся и продолжил массаж. А сам разглядывал стройные ноги Инги, а они у неё действительно были красивые, так и притягивали его взгляд всё время. Похотливые мысли продолжить массаж не только стоп будоражили фантазию. Но особенно Пашу завораживала татуировка на левой голени: там у Инги будто просвечивал сквозь кожу механический протез, словно она какой-то терминатор. Он провёл пальцами по костяшке, рисунок уже чуть потускнел:

– Больно было бить?

– Да. Две недели на обезболе жила, когда в глубину пигмент забивали. На кости вообще ад, я аж плакала.

– А если так больно, то зачем терпела?

– Чтобы ты любовался, – чуть огрызнулась Инга, но потом мягче добавила. – Иногда нужно перетерпеть боль, чтобы получить то, что тебе очень хочется.

– Мне нравится! Тату топчик, как и твои ноги!

Однажды летом Паша уже хотел устроить Инге фотосессию, когда она пришла в коротком расклешённом сарафане, и даже уговорил её залезть на детские качели-балансиры.

Тимоха тогда держал один край внизу, Яна сидела на лавочке и наблюдала. Инга оказалась на верхнем краю качелей и вытянула ноги вдоль доски. Паша всё пытался сфотографировать снизу, чтобы ноги казались визуально длиннее и татуировка попала в фокус, но Инга тогда ворчала: «Хватит заглядывать мне под юбку!»

Паша оправдывался, что он туда даже не смотрит, хотя со стороны, наверное, казалось, что целится Инге под юбку, но он настраивал фокус на ноги и подбирал удачный ракурс.

– Паш, ну я же вижу, куда ты смотришь! – возмущалась она.

– Я смотрю в экран. Мне не видно ничего – у тебя между ног темно!

– Что, надо фонариком подсветить?

После этой фразы Инги они так хохотали, что Тим от смеха чуть не уронил Ингу. Она обиделась на Пашу и больше не далась фотографироваться, а у него осталось всего пара пристрельных снимков.

Сейчас Паша просто любовался стройными ногами и разглядывал татуировку вблизи. Разминал Инге стопы, пока они не разогрелись и даже потом натянул ей на ноги носки:

– С вас сто баксов, Ингаляция.

– Сойдёмся на том, что я тебя почти простила, – Инга приоткрыла веки и улыбалась, разговаривала лениво. – М-м-м, спасибо, Паш. Меня чуть не вырубило.

– Теперь я знаю, как тебя выключить. Выражение «вырубить одной левой» заиграло новыми красками. Я бы предложил сходить чего-нибудь поесть, но, боюсь, в трусах далеко не уйду. Одолжишь шорты?

– Только юбку, Янкину! – рассмеялась она. – У нас просто больше ничего нет.

Видимо, хорошее настроение Инги вернулось к ней вместе с теплом в ноги.

– Юбки я не ем, даже Янины, – скривился Паша и встал. – Вот после твоих ног теперь придётся мыть руки.

Он взял свои мокрые джинсы, носки и Тимохину шапку, понёс их в ванную в надежде разместить на полотенцесушителе. Там уже разместились носки и джинсы Инги, Паша их подвинул. Как высушить ботинки и кроссовки не знал, только без обуви никуда не выйти, а есть хотелось.

Паша вышел из ванной, но Инга пропала, хоть её ботинки и стояли на месте. Он уже собирался ей позвонить, но она сама постучалась и вошла в номер с двумя бумажными стаканчиками чая, двумя сникерсами под мышкой и пачкой снеков в зубах, поставила всё на столик. Обулась, оказывается, в отельные одноразовые тапочки.

– Метнулась, моя хорошая! – Паша потирал руки.

– С вас сто баксов, Дегенерация!

– Если меня хорошо покормить, я тебя всю промассирую! – Паша распаковал снеки и жадно захрумкал печеньем.

– Паш, что же ты всегда такой голодный? – покачала она головой.

– В детстве родители бросили меня на голодную смерть, но я выжил, как видишь. Правда, с тех пор не могу наесться.

Инга хмыкнула, съела одно печенье, а потом чуть нахмурилась:

– Это что, была не шутка?

И Паша поджал губы и промолчал, а потом глотнул чай, чтобы избежать комментариев. А Инга продолжила:

– Они нормальные у тебя вообще?

– У кого из нас нормальные родители? – усмехнулся Паша, но со дна души вновь поднялся осадок.

– Серьёзно: собирались тебя заморить голодом?

– Скорее это вышло случайно.

В пачке осталось всего два печенья, и Паше вдруг стало неловко, что он смолотил почти всю пачку. Он отодвинул её от себя, но Инга сдвинула назад и потянулась к сникерсу:

– Доедай. Но как это случайно?

– Моя мать бросила меня с отцом, а отец у меня дальнобойщик, неделями в рейсах пропадает. Он оставлял мне денег, но я их проедал за два дня, а оставшееся время голодал.

Паша не ожидал, что возьмёт и вывалит всё Инге так просто, видимо, она подкупила его откровенность последними печеньками. Но она искренне заинтересовалась:

– Тебя оставляли совсем одного? Сколько тебе было?

– Тринадцать. Почти четырнадцать. Мама ушла в сентябре.

– Сочувствую, – Инга поджала губы. – И понимаю. Меня мать одна воспитывала лет с пяти. Отец нас бросил, мне ещё двух не было, а потом и бабушка уехала жить в деревню. Мать много работала, я тоже всё время сама по себе росла, но меня одну она бросила только в этом году. Всё, совершеннолетняя, живи сама, как хочешь. Слушай, ну что значит бросила? Предки развелись, и вы теперь не общаетесь? Просто матери обычно детей не бросают, тем более в тринадцать лет. Ты же мог ей позвонить, денег попросить, в конце концов.

– Если это я, то бросают, – скривился Паша. – Она меня ненавидела. Я вечно трепал ей нервы, она орала, а потом взяла и просто ушла.

– Ты прям мою жизнь описал! Но даже моя «Мать года», – Инга сделала пальцами кавычки, – мне периодически звонит и пишет, да и деньги всегда даёт. И что, ты своей не звонил, не писал?

– Номер телефона поменяла и всё, нет человека. Соцсетями она не пользовалась никогда. Я даже в Одноклассниках её искал. К сестре её ездил, она тоже не знает. На работе её искал, она уволилась. Просто исчезла.

– Может, ты имейл её знаешь, по имени, фамилии найти? Надо же ей написать, – Инга нахмурилась. – В полицию не ходил?

– Мыла не знаю. Я искал её первые два года, потом понял, что бесполезно. А зачем?

– Призвать к совести! А питался тогда чем? Воровал?

– Первое время консервами, всё дома подъел. А потом в школу ходил и доедал за младшими классами. Их хорошо кормили, но они обычно ничего не ели. Набирал с собой домой, если появлялась возможность. – У Паши вдруг ком застыл в горле от воспоминаний, от пережитого позора. Какой он был жалкий, питался объедками, прятался тогда от одноклассников, из одежды ещё так быстро вырос, ходил, как беспризорник, вечно голодный, обросший, в короткой и потёртой одежде. – Одна смена поваров добрая была, разрешала забрать с собой, даже подкармливала, а другая прогоняла. Я потом стал бояться, что они меня в опеку сдадут, перестал вообще ходить в столовую, научился экономить и готовить, стал больше денег у отца просить. Он мне потом карту завёл. Я довольно быстро приспособился, только потом отец забухал, и всё стало ещё хуже…

Паша вздохнул, сердце будто сдавило тисками, он не заметил, как по одной щеке потекла слеза. Он осторожно утёр её, будто почесался, опустил глаза, чтобы Инга не заметила. Допил большими глотками чай. Не хватало ещё разреветься, как девочка, перед Ингой.

– Жесть какая! А друзья, родственники не подкармливали?

– Родственников тут нет. Папины далеко живут, в Хабаровске. К маминой сестре один раз доехал, но она меня вообще не переваривает, выгнала и всё, даже в квартиру не пустила. Мне когда девять было, я её сыну, своему брату двоюродному, чуть глаз не выбил металлической рулеткой. Случайно вышло. Рост ему измерял и отпустил, а рулетка закрылась и полоснула его прям по лицу. Бровь рассёк, щёку, у него ещё и со зрением проблемы начались. В общем, сестра с матерью разосрались после того случая и перестали общаться. Хотя ещё в то время тёть Кристина предлагала маме сдать меня в детский дом. Мне потом Тимоха помог, забрал бомжа к себе, и я весь десятый класс, считай, жил у него. В одиннадцатом норм, адаптировался, домой вернулся, а потом и отец с алкоголем завязал, и в ТикТоке взлетели: жизнь наладилась.

Паша бросил взгляд на Ингу, она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Какое время молчала, а потом тихо спросила:

– Сильно скучаешь?

– По маме? – уточнил Паша.

Инга кивнула, а Паша тяжело вздохнул, тоска по маме наполняла его, как лава вулкан, и он вроде старался быть позитивным, не ныть, не жаловаться, но вопрос Инги стал словно последней каплей. Паша невыносимо скучал по маме, на стену порой лез от тоски, столько горьких воспоминаний разом нахлынуло на него, что снесло плотину в душе, которую он так долго выстраивал. Хотелось привычно отшутиться. Но вместо шуток Паша почему-то разрыдался. От такого простого вопроса. Стало дико стыдно за слёзы, за свою слабость, за откровенность. Он почувствовал себя таким жалким и брошенным, никому не нужным. Паша быстро утирал слёзы, шмыгнул носом, дёрнулся к ванной, чтобы умыться и надавать себе по лицу, но Инга схватила его за предплечье, задержала:

– Не уходи. Всё нормально. Правда. Ты тоже видел, как я плакала. Я тебя хорошо понимаю, мы с моей вечно ругаемся. Она мне даже говорила раньше, что жалеет, что вообще родила меня. Такая вот я ужасная дочь получилась. Родилась, чтобы разочаровывать и мешать строить личную жизнь. Паш, мы не виноваты в том, что родились и не оправдали ожиданий родителей. Ну мы такие, самые ужасные дети на свете, но какие есть, назад ведь не засунешь. Знаю, как тяжело жить, когда не нужен родителям, но, может, они нас всё равно любят, как умеют. Мать у меня тоже недолюбленная. Ты бы знал мою бабушку. Я её до сих пор боюсь: человек-грозовой фронт. А когда мать залетела в восемнадцать, они с моим отцом стали жить у нас, и бабка моего отца так достала, что он просто ушёл навсегда в закат. А мать потом всю жизнь только и занимается, что охотой за мужиками. У твоей, наверное, тоже были свои причины исчезнуть.

Паша поджал губы и, соглашаясь, покивал, протяжно выдохнул, душа в себе слёзы. Инга явно понимала его боль, а Паша прекрасно понимал её.

– А если бы ты встретил её, что бы ты ей сказал?

Паша вдруг задумался и сдавленно проговорил:

– Мне жаль, что я такой плохой. Жаль, что доводил её. Я не хотел, – а потом будто оправдываясь, проговорил. – Я и правда, что бы ни делал, всегда доводил её до слёз и криков, не специально. Я не хотел. Однажды я сжёг кухню, потом разбил маме новую машину, да и много всего по мелочи. Она всегда ненавидела меня, а после такого и подавно. Но мне её не хватает…

Он впервые признался в этом вслух. Вздохнул и будто весь сдулся разом, опустил голову, и глаза опять наполнились слезами. Инга помолчала, а потом тихо выдала:

– Ты так говоришь, будто она умерла.

– Для меня в какой-то степени да. Иногда мне так проще, не нужно искать оправдания, почему она так легко вычеркнула нас из жизни.

– Не говори так. Я не думаю, что она тебя ненавидела. Тебе надо её найти.

– Я не хочу! – Паша вдруг нахмурился, быстро утёр щёки, поругал себя мысленно, что раскис. – Если бы она хотела, нашла бы способ связаться: телефоны и адреса у нас всё те же.

Паша посмотрел на Ингу, она сделала брови домиком, закусила губу. Стало невероятно стыдно, и Паша не понимал, почему вдруг вывалил всё это Инге. Она смотрела на него и вдруг улыбнулась:

– Паш, я так сильно хочу тебя обнять!

Он хмыкнул, встал и распахнул объятия: Паша никогда в жизни не отказался бы от обнимашек. Инга поднялась и чуть ли не упала в его объятия, прижалась. Стало так хорошо, словно к нему присоединили давно потерянный кусочек. У Паши по-прежнему стоял ком в горле, он сжал Ингу ещё сильнее в крепких объятиях и не хотел бы никогда в жизни отпускать. Он словно сгрёб хрупкую Ингу в охапку. Слова Инги стали для него ценнее, чем признание в любви: так давно его никто не обнимал, обычно он всегда прилипал к девушкам. Паша вдруг вспомнил, как обнимал Киру на детской площадке и рассказал про неё Инге, не упоминая имя:

– У меня была одноклассница, которая резалась, и однажды она мне сказала: если бы у неё был хотя бы один человек, который хотел её обнять, она бы никогда не стала себе вредить.

Внезапно появилась странная мысль, что всё это время Паша словно лезвием резал себя изнутри мыслями о Лике. Резался, но продолжал думать, приезжать, унижаться. Неразделённая любовь стала его душевным селфхармом, ведь в какой-то степени ему нравилось так мучить себя.

А вот искренние объятия, правда, исцеляли, Паше ужасно этого не хватало. Так приятно было обнимать невысокую и хрупкую Ингу. Тепло. Уютно. От её волос вкусно пахло шампунем, от неё самой фруктовыми духами с ароматом вишни. Он наклонился ниже, чуть потёрся щекой о её шевелюру. Что-то давно забытое, родное наполняло душу. Паша улыбнулся, настроение мгновенно улучшилось, даже сердце радостно затрепетало.

Инга не отстранялась, видимо, ждала, когда Паша сам завершит сеанс обнимашек, но тихо спросила:

– И ты обнял её тогда?

– Да! Сказал, что буду для неё тем человеком. И буду её обнимать, когда ей это будет нужно.

– Серьёзно?! – вот теперь Инга отстранилась и посмотрела в глаза.

Паша согласно кивнул.

– Это же манипуляция!

– Пусть так, но мне дорога её жизнь, а ещё я люблю обнимашки. Что мне стоит?! – хмыкнул он.

– Я от тебя в шоке! А у тебя самого есть такой человек? – Инга смотрела проницательно, чуть нахмурившись.

Раньше была мама, несмотря на все ссоры, она часто его обнимала, знала, какой Паша тактильный. И сначала хотелось отшутиться, что человек-то есть, но с Тимохой Паша бы и сам обниматься не стал. И поэтому просто поджал губы и покачал головой. А Инга предложила:

– Хочешь, я буду тебя обнимать?

Паша расхохотался. Инга, наверное, последний человек, от кого он ожидал сочувствия, а оказалось, что именно она выковырнула его боль наружу, каким-то неведомым образом поняла, как сделать легче. Видимо, видела его душевные раны, потому что сама чувствовала такую же боль. Но Паше казалось это магией: Инга одним вопросом заставила его рыдать, одним объятием наполнила душевным теплом. Он смотрел в её красивые глаза, там не было ни колкости, ни насмешек. Инга говорила искренне. И Паше вдруг нестерпимо захотелось её поцеловать. Даже мурашки побежали, когда перевёл взгляд на губы Инги. Он выдохнул с улыбкой:

– Серьёзно? Если я позвоню среди ночи, приедешь, чтобы просто меня обнять?

– Среди ночи не гарантирую. Ты можешь написать мне, если тебе станет плохо, могу обнять виртуально. Сейчас тебе это было нужно.

Паша даже покачал головой, поражаясь проницательности Инги. Но сейчас, кроме её губ ни о чём другом не мог думать, он до жжения в груди жаждал поцеловать её, улыбнулся:

– А если я попрошу меня поцеловать? Мне очень нужно сейчас.

Инга приподняла брови и фыркнула:

– Жить надоело?

– Надоело жить без твоих поцелуев.

Паша потянулся к ней, ожидая как минимум удара коленкой между ног, но Инга вдруг замерла и смотрела ему в глаза: словно проверяя его решимость на прочность. А Паша, не закрывая глаз, осторожно коснулся губами её губ. Отстранился, улыбнулся и опять потянулся, но на этот раз Инга приподнялась на носочки и нежно чмокнула его, фыркнула и улыбнулась. Теперь был черёд Паши. Они не закрывали глаз, улыбались и отрывисто целовались по очереди. Поцелуи получались короткие, игривые, с усмешками и фырканьем. Это походило на какую-то игру. Губы у Инги были мягкие и нежные, а её поцелуи получались такими бережными, словно она прикладывала ватку к ранке. У Паши расползались мурашки и приятное тепло по всему телу. Эта игра всё больше возбуждала и будоражила всё внутри.

В итоге сдерживаться Паша больше не хотел. Сжал Ингу крепче, закрыл глаза и поцеловал так же крепко, как обнимал, шумно выдохнул. Он проиграл эту игру, а может, наоборот, выиграл, потому что Инга затаила дыхание, а потом раскрыла губы и ответила на поцелуй с не меньшим пылом.

Время застыло, а если бы не застыло, Паша бы сам заставил его остановиться. Потому что он провалился в бесконечно долгий, невероятно приятный поцелуй. Сам он целовал нетерпеливо и страстно, будто спешил, и держал Ингу так крепко, словно боялся, что она сбежит. Кровь кипела и бурлила во всём теле, а энергия била через край. Дыхание становилось то прерывистым, то глубоким, то снова затаивалось. Не будь ребёр, сердце давно бы сбежало из груди и дёргалось бы в предсмертных конвульсиях где-то на полу: так быстро оно билось, будто просилось на свободу.

А Паша тонул, утопал в хаосе из захлёстывающих чувств: наслаждения, возбуждения, сладкой агонии. Казалось, что если он на долю секунды прервётся, магия разрушится. Губы у Инги были волшебными, сладкими, мягкими и требовательными. Она иногда покусывала Пашины губы, и ему это безумно нравилось. Паша сжимал руками её талию, водил по худенькой спине Инги, а она то впивалась пальцами ему в плечи и спину, то, наоборот, робко поглаживала. Дыхание у неё тоже давно сбилось, она словно задыхалась, но целовалась также нетерпеливо, горячо и страстно, как будто они куда-то опаздывали и это был их последний поцелуй.

Паше пришлось разомкнуть на мгновение объятия. Рубашка Инги ему мешала, и он спешил, растегивая пуговицы, при этом старался не отрываться от губ. Расправившись с последней пуговицей, коснулся пальцами уже обнажённой кожи, удивительно нежной и тёплой, которая тут же покрылась мурашками. После этого разум у Паши отключился напрочь и спустился куда-то ниже пояса. Паша довольно осторожно вёл пальцами по коже Инги, поднимаясь от талии, и наслаждался бархатистостью и мягкостью, гладил её мурашки. Добрался до короткого топика, хотелось забраться и туда. Он обхватил Ингу, приподнял от пола и свалил на кровать: лёжа было бы удобнее продолжать исследование её тела.

Только Инга словно очнулась: она упёрлась Паше в грудь, выдохнула и открыла глаза:

– Что мы делаем?!

Паша навалился сильнее и преодолел сопротивление её рук, начал целовать ей шею, с каждым прикосновением говорил внезапно охрипшим голосом:

– Мы. Прекрасно. Проводим. Время.

– Так, стоп! Давай притормозим. – Инга вновь попыталась упереться ему в грудь.

– У меня нет тормозов, – Паша улыбнулся, схватил её за запястья, отвёл руки в стороны и снова потянулся к губам Инги.

Но она отвернулась:

– Паша, остановись! Это ошибка!

Зато когда Инга отвернулась, стало очень удобно целовать её открытую ключицу. От Инги так сногсшибательно пахло, что Паша умер бы, чтобы дышать ею. Прошептал ей на ухо:

– Обожаю ошибаться. Потом ещё проведём работу над ошибками!

– Паш, алё! Остановись! – Ингу передёрнуло, её кожа снова покрылась мурашками. Она шумно выдохнула, резко высвободила руки и снова упёрлась Паше в грудь.

Как бы ни хотелось, но пришлось оторваться. Кровь кипела, а внутри всё зудело от желания продолжить. Инга лежала раскрасневшаяся, взъерошенная, дышала тяжело, хоть блеск в глазах не потух, но взгляд стал серьёзный. Она перевела дыхание, сползла в сторону и вскочила, запахнула рубашку. Паша сел на кровать и с довольной улыбкой смотрел на неё.

А у Инги на лице читался шок, она поджала губы и с широко раскрытыми глазами уставилась на Пашу, потом прикрыла рот ладонью и вдруг опустила взгляд Паше ниже пояса, он по-прежнему был в одних трусах и совсем не стеснялся своего возбуждения. Инга покраснела ещё сильнее:

– Просила же тебя прикрыться!

Она отвернулась и дёрнулась в ванную. А Паша так не хотел, чтобы она уходила, вскочил за ней и схватил её за рубашку сзади, но Инга вывернулась и всё равно проскользнула в ванную, закрылась там. В руках осталась лишь рубашка.

Паша усмехнулся и начал надевать её на себя. Плечи едва влезли, ткань трещала по швам, пуговицы на груди даже не сходились – кое-как застегнул две нижних. Он ждал Ингу и хотел пошутить, что девушки обычно надевают рубашки парней, а он решил сломать систему. Завалился на кровать и блаженно улыбался, в рубашке было ужасно тесно, и, кажется, она и правда жалобно трещала где-то подмышкой.

Приятное наслаждение слабостью оседало в мышцах, всё тело требовало Ингу. Паша хотел её. Целовать, вдыхать запах, касаться нежной кожи и мягких волос.

Инга не выходила из ванной минут десять, там шумел фен, и Паша забеспокоился, подошёл ближе и прислушался. Что она там делала так долго: голову решила помыть?

Паша постучал и окликнул:

– Инга!

Фен выключился, щёлкнул замок, и Инга вышла, невероятно сексуальная в своём коротком топе на тонких бретельках, шортиках и Яниных носках:

– Офигеть! Ты, оказывается, знаешь, как меня зовут!

Паша рассмеялся – он до этого ни разу не называл её по имени. Но Инга, заметив его в своей рубашке, накинулась на него:

– Вообще охренел?! Сними быстро! Ты же её порвёшь!

– Мне понадобится твоя помощь, – лукавил Паша.

Инга принялась быстро расстёгивать две несчастные пуговицы. Паша смотрел на её сердитое лицо и усмехнулся:

– Когда девушка тебя раздевает, это так заводит.

– Снимай быстро!

Паша попытался стянуть с себя рубашку, но на плечах она сидела так плотно, что предсмертно громко затрещала и порвалась. Инга чуть ли не плача смотрела, как Паша раздевался. Когда он снял и отдал рубашку, Инга оглядела зияющую дырку под мышкой и сдавленно проговорила:

– Какой же ты придурок!

– Не парься, я куплю тебе новую.

– Такую ты точно нигде не найдёшь, ей уже лет пять. Это была моя любимая рубашка, – она села на кровать и тяжело вздохнула, казалось, что вот-вот расплачется.

Паша плюхнулся рядом и обнял её за плечи, с улыбкой проговорил:

– Готов понести любое наказание.

Но Инга вдруг вскочила и начала лупить его рубашкой:

– Зачем ты её вообще надел? Придурок!

Паша прикрывал голову руками, но ему не было больно. Он смеялся. Потом Инга просто швырнула в него рубашку и снова метнулась в ванную, но тут же вынесла оттуда джинсы Паши, и они тоже полетели в него:

– Одевайся и вали! Я их тебе высушила.

– Ты же знаешь, мне некуда идти. Ключ у Тимохи.

– Мне пофигу! Возьми запасной, возьми другой номер, хоть на улице ночуй! Бесишь меня!

– А двадцать минут назад очень даже нравился. – Паша расправил джинсы, но они всё ещё были чуть влажные, на ткани появились белые солевые разводы. – Они же ещё мокрые!

– Подвернёшь! – Инга скрестила руки на груди, смотрела грозно.

Паша медленно надевал джинсы, но он почему-то улыбался, и от этой дурацкой улыбки никак не мог избавиться. Хоть Инга ругалась и злилась, но в глазах Паши выглядела такой милой, что ему хотелось бы её всю затискать и зацеловать. Он нацепил джинсы, подворачивать не стал, влажные они были примерно от колен. Встал и хотел надеть своё светло-серое худи, но снял его с вешалки и подошёл к Инге. Она не успела отскочить, как Паша надел худи на неё:

– Держи. Компенсация для Ингаляции!

И ей шло, хоть худи и было оверсайз и Инге доходило до самых колен, и из-за этого она казалась Паше ещё более маленькой и хрупкой. Инга продела руки в рукава и чуть улыбнулась и расслабилась. Паша приблизился, потёр ей плечи:

– Согрелась, сердючка?

Она покивала, обняла себя за плечи. А Паша вдруг снова потянулся её поцеловать, но она упёрлась ему в грудь руками и отступила:

– Так, Паш, давай договоримся, что ничего не было?

– А давай договоримся, что было? – улыбнулся он.

Инга фыркнула и вообще отошла к столику, села на кресло, а ноги подобрала под худи:

– Если бы я сама лично не сделала этот чай, то решила бы, что мне в чай что-то подсыпали.

Паша расхохотался:

– Виагры?

– Типа того, – хмыкнула она.

– Тогда и мне что-то подсыпали во всё, – Пашу забавляла эта мысль. – Слушай, а что если там целый кулер с виагрой? Пойдём ещё чайку́ бахнем? Теперь за едой метнусь я, так уж и быть.

Паша схватил свой рюкзак и куртку, пытался вставить ноги в неудобные тряпочные тапочки, а Инга проговорила ему в спину:

– Я больше не хочу такого чая.

Это, конечно, прозвучало обидно, но Паша был слишком воодушевлён, чтобы обижаться на такие мелочи, ведь для него не было никаких кулеров с виагрой, зато точно была взаимность.

Хорошо, что недалеко был универмаг, который работал до десяти вечера, и Паша в тапочках быстро добежал до него. Хоть и Сочи, но ноябрь походил на московский октябрь, и это явно была не та погода, чтобы разгуливать в одноразовых тапочках. Перед уходом Паша расспрашивал Ингу, что ей купить, а она вообще от всего отказалась. Впрочем, он всё равно держал в голове, что надо купить ей шоколадку, за которую она обещала придушить его нежно.

В отделе готовой еды набрал салатов, в отделе выпечки взял кучу пирожков, ещё захватил сок и воду. А потом, проходя мимо отдела с консервами, у Паши взгляд упал на кильку в томатном соусе, и он расхохотался на весь магазин от возникшей идеи. Схватил банку кильки, два огурца, две пачки картофельного пюре быстрого приготовления и сложил всё в красивую подарочную коробку. От предвкушения реакции Инги даже чуть не забыл купить молочную шоколадку в сиреневой упаковке: нахватался дурацких привычек от Тима.

Продавцы проводили его в тапочках и с килькой в подарочной упаковке странными взглядами, видимо, запоминали особые приметы на всякий случай. А довольный собой Паша опять завалился в номер к Инге. Она по-прежнему ходила в его худи, и Паша от этого сразу расплылся в улыбке. Наверное, в другой раз Инга бы его не впустила, но Паша протянул ей подарочную коробку:

– Поверь мне, таких подарков тебе точно никто не делал!

Инга почему-то вздохнула, но впустила.

Он кинул пакет с продуктами у столика, снимал куртку и смотрел за реакцией Инги. Она открыла и сначала чуть нахмурилась, а потом рассмеялась. Смеялась долго, у неё выступили слёзы, следом посмотрела на Пашу с широкой улыбкой и покачала головой:

– Как ты узнал, что я люблю такую кильку?

– Я много чего про тебя знаю. Пюрешку тебе заварить? Из кулера! – Паша выразительно приподнял брови.

Инга цокнула, но вдруг покраснела. Протянула ему пюре. Паша спустился на первый этаж, залил две банки кипятком и вернулся в номер. Они снова ели, на этот раз пюрешку с килькой и салатами. Паша консервы не любил – переел, когда ушла мама, поэтому уплетал салат, а вот Инга с таким удовольствием ела свою кильку, с наслаждением прикрывала глаза, что даже Паше захотелось попробовать, и он стащил у неё пару рыбок, но восторгов не разделил. Беззаботно обсуждали кильку и Сочи, но Инга вдруг сказала:

– Я на ночь стараюсь не есть, но ты своей килькой совратил меня.

– Могу совратить не только килькой.

Инга закатила глаза и снова смутилась. Паша раньше никогда не замечал, чтобы она краснела, а сейчас от каждой его пошлой шутки покрывалась румянцем, особенно в шутках про кулер. Потом Паша сходил за чаем и накинулся на пирожки. Инге пришло сообщение на телефон, она прочитала и поделилась:

– Яна пишет, Тима дисквалифицировали.

– Как? За что? – возмутился Паша.

Инга ответила и отложила телефон, поджала губы. Телефон у неё снова звякнул:

– Сказала, всё расскажет, как придут.

Паша вздохнул: Тимоха явно раскиснет. Друг вообще не умел проигрывать, и ладно бы, если бы проиграл в финале, но проигрыш на первом этапе его точно сломает. Настроение упало, и у Инги тоже. Паша написал Тиму: «Ты как?», но тот ожидаемо не ответил. Паша его слишком хорошо знал: друг приедет хмурый и молчаливый, закроется от всех и будет носить свои переживания в себе. Но, может, Яна его быстро реанимирует – она, наверное, единственная, кто умела до него достучаться в таком состоянии.

Как-то сам собой разговор перешёл на обсуждение ТимьЯна, и Паша вдруг спросил:

– Ты же в курсе, что Яна от нас съехала?

– Давно пора.

– Твоя идея?

– Нет, но я поддерживаю. Если бы Янка меня слушала, она бы даже не стала жить с Тимом, – Инга нахмурилась. – И вообще она заслуживает кого-то лучше.

– Да ладно! Тимоха крутой! Его весь ТикТок обожает. И Яну он любит.

– Может, и любит, но не ценит, а Янка уж слишком за него цепляется. Давно бы его послала и нашла себе кого-то лучше. Я пообещала ей не лезть в их отношения, и Яна не жалуется теперь, но я же вижу, что ей плохо. Она вообще расклеилась.

Инга вздохнула и спрятала ладони в рукава. Паша, конечно, не знал, что творится на душе у Яны, зато хорошо знал Тима.

– Ты не права. Тимоха из кожи вон лезет, чтобы вернуть Яну, чтобы она не тревожилась. Причём он даже не думал ей изменять или бросать, она сама себе накрутила своей ревностью, сломала Тимоху и ушла.

Инга посмотрела проницательно, прищурилась:

– Паш, у тебя есть девушка?

– Целый вагон, ты же знаешь, – хмыкнул Паша, но подумал почему-то о Лике и сразу напрягся, не хотел, чтобы Инга про неё узнала.

Ещё весной Паша хвалился Инге «своими» девушками и фотографиями с ними, так что она была в курсе его увлечения.

– Ну выбери одну, самую дорогую тебе, кого любишь по-настоящему, – Инга почему-то сразу помрачнела, вздохнула и нахмурилась, а может, Паше так показалось. – И вот если бы твоя девушка, скажем, заболела, но не сказала тебе. Например, стеснялась своей болезни, и начала бы тебя из-за этого всячески отталкивать и избегать? Жуткий прыщ там у неё на всё лицо, и она не хочет, чтобы ты её видел.

– Так надо узнать, что за болезнь, вылечить её и не отталкивать!

– Ты о болезни не знаешь и вряд ли узнаешь. Но видишь лишь последствия.

– Вопрос доверия, – отмахнулся Паша и скривился, не понимая: – К чему ты вообще клонишь?

– Не обо всём можно рассказать. И если бы Яна не ушла, её бы это добило. Именно Тим топит Янку в её тревоге.

– Ничего не топит, и она ему всё рассказала.

– Не топит?! Где он был, когда она последний месяц чуть ли не через день мне звонила посреди пар с просьбой просто поговорить, потому что ей страшно? Что бы ты сделал, если бы твой лучший друг позвонил тебе и сказал, что чувствует, что вот-вот задохнётся и умрёт? А Тим только подливал масла в огонь, но даже если бы и знал, то ничем бы не смог ей помочь.

– Я не знал.

Паша нахмурился. Он даже не догадывался, что у Яны настолько всё плохо. Она всегда выглядела милой и заботливой, была ласковой с Тимохой, смеялась над шутками Паши. Почему они с Тимом ничего не замечали? Хотя иногда всё-таки замечали, но не смогли докопаться до истины, не придали этому значения.

– Она ушла не для того, чтобы насолить Тиму или чтобы он осознал, кого потерял. Она ушла, чтобы спасти себя. Янка – терпила, будет терпеть до последнего и никому ничего не скажет, стесняется этого, – Инга поджала губы.

В это время раздался стук в дверь, Паша подорвался и открыл, там как раз стояла Яна. И сейчас Паша смотрел на неё совсем другими глазами: теперь она казалась Паше совсем маленькой и измученной. Хотелось ей помочь, приободрить, сказать, что они с Тимохой не дадут её никому в обиду, даже её тревоге. Она грустно посмотрела на Пашу и вздохнула:

– Тим к себе пошёл.

– Только не говори, что хочешь остаться с ним? – тут же возмутилась Инга. – Я с Пашей ночевать не буду.

Паша хмыкнул:

– Ещё жалеть потом будешь, – а потом перевёл взгляд на Яну. – Что там случилось?

Яна опять виновато посмотрела на Пашу, пожала плечами:

– Начал он очень бодро. И вообще прошёл всю трассу очень быстро, но когда проходил одно испытание, такие грибочки шатающиеся, решил с предпоследнего сделать кувырок. И пошатнулся перед прыжком, оказалось, зацепил рукой. Он прошёл всю трассу, а его уже потом дисквалифицировали за то, что рукой коснулся, сначала даже не заметили.

Инга вздохнула:

– Обидно очень. Бедный Тим.

– Да-а-а. В общем, он сейчас разговаривать не хочет об этом. Лучше ничего не спрашивай. Спать ушёл.

– Ты точно к нему не пойдёшь? – спросил Паша.

– Я утром приду к вам. Всё равно меня вырубает, я в поезде так и не смогла уснуть с этим дедом. Он храпел, как трактор, а потом мне всё казалось, что он смотрит на нас.

– Ладно, пойду к Тимохе. – Паша вскочил. – Сладких вам эротических снов, девчонки! Надеюсь, я тебе сегодня приснюсь, – ухмыльнулся, глядя на Ингу, а она сжала губы и прищурила глаза.

Паша забрал свои влажные носки и кроссовки, Тимохину шапку и ушёл к себе.

Тимоха, не глядя на Пашу, открыл дверь и сел на кровать, отвернулся от входа.

– Чё? Как? – зашёл Паша.

– Хреново. Я всё просрал.

– Не парься. Сам всегда мне говорил, что деньги не главное.

– Паштет, при чём здесь деньги?! Мой факап на всю страну покажут!

– Слушай, там же народ вообще падал в ледяную воду и ничего, а тут просто случайность. Там вон взрослые мужики, профессиональные спортсмены и те падают.

– А я, по-твоему, не профессионал?! Кто я вообще после этого?! – Тим потёр лицо, а потом ушёл чистить зубы в ванную, вернулся и завалился спать, даже накрылся с головой.

Паша понял, что это не самый лучший момент, чтобы рассказывать ему про проблемы Яны, о которых поведала Инга. Тоже почистил зубы, пристроил кое-как на сушителе свои кроссовки. Шапка почти высохла. Паша подумал, может быть, дело в ней, ведь Тим забыл её, а был бы с талисманом, обязательно победил.

Выключив свет, Паша завалился на кровать, закинул руки за голову, смотрел в потолок, и думал почему-то про Ингу, представляя её. Крутил в мыслях их поцелуи, снова по-дурацки улыбался и дико хотел повторения и продолжения. К ней тянуло до зуда в груди, а кончики пальцев ещё помнили её нежную кожу и мурашки. Паша подумал, может, сходить к девчонкам, и если они уснули, то принести Яну к Тиму под бок, а самому остаться с Ингой. Потом он представил, как нечаянно перепутал их в темноте и принес Тиму Ингу, расхохотался, предвидя их реакцию. Хотя не представлял, как без ключа попасть к ним в номер и никого при этом не разбудить. Да и за такой розыгрыш отхватил бы от всех сразу.

Тимоха рядом завозился, явно не спал, а Пашу так распирало от мыслей об Инге, хотелось поделиться эмоциями с Тимом, и он выдал в темноту, улыбаясь от собственной идеи:

– Я хочу с Ингой замутить.

– Аминь! – буркнул Тим.

– Это благословение? – рассмеялся Паша.

– Нет, это твои поминки, – Тимоха говорил отстранённо и безжизненно. – Я бы на твоём месте этого не делал, тем более, у неё же есть Душнила.

– На Душнилу пофигу. А что ты имеешь против Инги?

– Ты же её знаешь. Начнёшь с ней мутить, а потом на надгробии тебе напишут: «Паштет был отличным парнем, пока не сказал, что у Инги маленькая грудь». Да вы же поубиваете друг друга раньше.

Паша расхохотался, а потом сглотнул, снова вспоминая короткий топ Инги, под который не успел пробраться:

– Нормальная у неё грудь.

– Паштет, лучше не надо. Но когда ты меня слушал?

Паша хмыкнул. Тим был прав: его совет был не нужен. Паша для себя уже всё решил, слишком его тянуло к Инге после сегодняшнего дня. Он был такой воодушевлённый и полный энергии, что сиганул бы через сальто со второго этажа, побежал бы к морю и орал там песни о любви. А ещё ему очень хотелось сейчас не валяться одному и смотреть в потолок, а спать рядом с Ингой, обнимать её, и не только обнимать. Паша лежал и с улыбкой смотрел в потолок, Инга не выходила у него из мыслей, из сердца, и даже тело требовало её.

Разбудил их осторожный стук в дверь, Паша на автопилоте поплёлся открывать. Кроме Тигрули никто не мог прийти в такую рань:

– Тим спит? – она осторожно заглянула в номер.

Паша сквозь один прикрытый глаз видел, что Тим спал, укрывшись с головой одеялом. Но Яна уже прошла, села на его кровать, погладила Тимоху по лицу и улыбнулась. А он одним рывком, как лягушка ловит мух языком, обхватил Яну двумя руками, и с ней завалился на кровать. Она тихо захихикала, а Паша спросил:

– Инга тоже уже встала?

– Да, но ещё валяется. Она чутко спит, проснулась, когда я уходила.

– Я к ней! – Паша моментально пробудился и поспешил в ванную, а потом и к Инге.

Ключ-карту Яна оставила в номере. Поэтому, сделав два чая у ресепшена, Паша лбом постучался к Инге. Она открыла заспанная и всё ещё в Пашином худи. Дурацкая улыбка снова прилипла к лицу, а приятное тепло поползло по всему телу: Инга, похоже, даже спала в его одежде. Она еле-еле приоткрыла один глаз, ворчала, видимо, думала, что вернулась Яна.

– Быстро ты. Говорила же, что ещё дрыхнут…

– Уже нет, Сиреневая.

Инга открыла оба глаза, вяло проговорила:

– Скажи мне, что это кошмар, и я ещё сплю.

– Нет, Ингаляция, это не кошмар, а твой эротический сон про меня, – Паша попытался войти, но Инга преградила ему путь, заговорила бодрее.

– Эротический кошмар – это ещё хуже. Давай я проснусь, а ты пойдёшь к себе.

– Там ТимьЯн… общаются. Решил оставить их наедине, не будь такой бессердечной.

Инга вздохнула, но пропустила Пашу внутрь:

– Чаю тебе принёс. Ты можешь поспать ещё, если хочешь, я не помешаю. Даже составлю тебе компанию.

Широко зевнув, Инга махнула на него рукой и поплелась в ванную. Вчера они не успели съесть все пирожки, оставался один, и так сиротливо он смотрелся на столе, что Паша, не дождавшись Ингу, спас пирожок от одиночества. Ей оставил сиреневую шоколадку. Хотя у них к номерам ещё прилагался завтрак, можно было прямо сейчас пойти поесть. Инга вышла из ванной более бодрая, подошла к окну, открыла плотные шторы, и полумрак номера тут же наполнился светом. Вид открывался на море, и Инга замерла у панорамного окна и смотрела вдаль.

Замер и Паша, потому что такой кадр упускать было нельзя, он потянулся к телефону:

– Не двигайся!

Сделал пристрельные снимки, настраивая выдержку для слабого света, а потом наоборот выставил настройки, чтобы было видно море, а от Инги оставался тёмный силуэт. А вот обнажённый силуэт смотрелся бы ещё шикарнее:

– Сними худи и прогнись, плиз, будто тебя кто-то гладит по спине, – Паша встал, чтобы кадр занимал всё окно.

– Паш, ты чего? – Инга обернулась.

– Делаю лучший снимок эвер. Просто доверься мне, сними худи и встань на носочки!

И Инга доверилась, стянула с себя худи, передёрнула плечами. Она осталась в одном топе и шортиках, но этого было достаточно, чтобы запечатлеть все изгибы фигуры. Паша уже настроил выдержку так, чтобы от Инги был виден только силуэт. Вставил телефон в стабилизатор и просил Ингу изогнуться по-разному. Кайфовал, глядя на то, что получается: хрупкая, гибкая, притягательная и соблазнительная тёмная фигурка на фоне утреннего неба и далёкого моря.

– Всё! – Паша выдохнул и плюхнулся на кресло, начал листать снимки.

Инга снова оделась в худи и стала позади, облокотилась на спинку, а её лицо оказалось почти рядом с щекой Паши, она смотрела в экран его телефона. Паша чувствовал её запах, слышал дыхание, и от такой близости его сердце выполнило двойное сальто. Даже листать забыл от волнующего трепета, и Инга его поторопила:

– Ну.

Паша продолжил показывать фотографии и спросил:

– Классно вышла, правда? Можно ещё контраста добавить, хотя уже топ.

– Да, мне очень нравится!

– У тебя очень красивая фигура!

– Правда?

– Да! Ты невероятная! – Паша повернулся к ней.

Инга смущённо улыбнулась и порозовела. А когда фотографии закончились, она обошла Пашу и села на второе кресло. Потянулась к чаю:

– А ты учился где-то фотографии или просто увлечение? У тебя выходят прямо профессиональные снимки. Никогда не думала, что так можно снять на телефон.

– Конечно, учился, у меня раньше зеркалка была. Потом купил айфон, на него можно снять не хуже.

– А у кого учился?

– Наверное, у судьбы на меня были определённый планы, но прямо в моём доме есть фотостудия…

И Паша вдруг рассказал Инге эту историю. Сам того не осознавая, почему-то с ней легко и откровенно говорил, может, потому что она с искренним интересом его расспрашивала.

Началось всё со студии, мимо которой он каждый день ходил и сгорал от любопытства, его туда тянуло магнитом. Потом выяснил, что студия принадлежит одному фотографу, нашёл его сайт и канал и постоянно залипал на его работах. Фотограф снимал всё: и свадьбы, и лав-стори, и семейные съемки. Но больше всего Паше нравились портретные кадры, или когда тот делал интересные авторские проекты. Была в его снимках какая-то магия, как фотограф ловил эмоции и людей в разных образах. Паша так вдохновился и на своём смартфоне всё пытался добиться того же. Он снимал всё подряд: от старого ботинка на мусорке до бескрайних облаков, представляя себя фотографом века. И тогда же появилась какая-то детская восхищенная мечта научиться так же. Ему тогда было всего одиннадцать-двенадцать, родители видели в его вечном фотографировании всего лишь глупое увлечение маленького мальчика.

Но, наверное, вселенная его подслушивала и детскую мечту записала. Жизнь потом пошла под откос: ушла мама, про него забыл отец, потом отец вообще запил и пил запойно: хорошо, если дома, а то он, бывало, протрезвеет, уедет в другой город и уходит в запой там. Паша в то время как раз и начал свой первый канал в ТикТоке с вырезками из фильмов, монтировал, накладывая звукоряд на свои кривляния.

С началом отцовских запоев Паша бросил гимнастику, денег едва хватало на еду. И в этот период Пашу взял под опеку отец Тима, чтобы тот не бросал спорт. Он довольно жёстко ему объяснил: «Я за тебя плачу, но ты не пропускаешь ни сборы, ни тренировки!» Даже в его электронный дневник заглядывал и следил за успеваемостью. Паша всегда боялся отца Тима и ходил по струнке, перестал прогуливать школу, старался на тренировках и практически жил у Тима.

Фотография стала чем-то несбыточным и далёким – с уходом мамы он бросил фотографировать. Но перед шестнадцатилетием Паша вдруг увидел, что тот фотограф открывает курсы и ищет себе учеников. Денег у Паши тогда не было, к отцу Тима с подобной просьбой идти было глупо – тот уважал лишь спорт. Но Паша так загорелся этой идеей, что готов был заработать, сделать что угодно, и Тим тогда отдал ему все свои накопленные деньги, ещё и одолжил денег у Лики и у мамы. Тимоха принципиально не просил денег у отца. И на день рождения они с Ликой подарили Паше эти курсы и зеркальный фотоаппарат.

Паша вспоминал, как не сдержался и плакал перед Ликой и Тимохой, когда они подарили ему это всё. Его детскую мечту. Такое не забывается. Поэтому Паша и чувствовал себя до сих пор в долгу не только перед Тимом, но и перед Ликой.

Курс шёл четыре месяца, и Паша так этим горел, что чуть ли не поселился в студии, а после курсов сам фотограф предложил стажироваться и подработать помощником. Так хвалил: сказал тогда, что Паша очень талантливый. С этих пор Паша влюбился в съёмку, поверил в себя. Правда, в стажёрах продержался недолго: тренировки, сборы, соревнования вечно пересекались, и сложно их было синхронизировать с расписанием съёмок. Зато он стал персональным фотографом в школе у девчонок, и фотографировал их в своё свободное время за еду и домашку.

– Сейчас меня просят пофоткать всякие спортивные мероприятия от академии. Если есть время, соглашаюсь.

– А почему ты не зарабатываешь фотографией?

– Это для души. Для заработка у нас есть ТикТок.

– Кстати, мне до сих пор не даёт покоя вопрос: в чём секрет вашей популярности в ТикТоке?

– Секрет в Тимохе. Он когда отрабатывает движения, всегда просит меня снимать, а потом пересматривает по миллиону раз. У меня его роликов, знаешь, сколько?! А потом я ради прикола их в ТикТок запостил с разной забавной озвучкой. Это так залетело аудитории, что я уже через десять роликов новый канал создал. Но секрет всё-таки есть, – Паша хмыкнул. – Количество и время! Я первые месяцы выкладывал по пять-десять роликов в день, а когда мы первую сотню тысяч подписчиков сделали, к нам начали приходить с предложениями по рекламе. А потом мы сняли тот самый рекламный ролик в ТЦ, после которого взлетели разом до полумиллиона. Сейчас я выкладываю один-два ролика в день, и за рекламой к нам стоит очередь. Жду, когда лям подписчиков наберём, но пока никак, я так рассчитывал на это шоу. Но ничего, наберутся! – Паша довольно потирал руки.

– Там же и ты есть, и тоже смотришься круто. Мне, кстати, нравятся твои последние ролики с чирлидершами. Так что не в Тиме одном дело. Ведь столько роликов ещё надо придумать, снять.

– О! Ты тоже подписана! – обрадовался Паша. – Да, я просто очень много снимаю: сейчас у нас почти за два года около трёх тысяч роликов выложено. Так что ТикТок можно покорять количеством.

Инга присвистнула:

– Твоей работоспособности можно только позавидовать.

– Мама всегда говорила: «Твою бы энергию, да в мирное русло, ты бы горы свернул!»

– Мама бы тобой гордилась, ты действительно свернул горы! – улыбнулась Инга.– Горы подписчиков.

А Паша рассмеялся, а потом вздохнул, внутри всё равно что-то царапало, когда он вспоминал про маму, подумал, что вряд ли бы гордилась: успехи в ТикТоке никто из взрослых не воспринимает всерьёз.

– Обожаю это дело. И это моё детище, хоть ПаТи образовано от наших имён. Но сейчас ТикТок для нас это уже работа. Хочешь не хочешь, а нужно делать контент.

– А почему Тим всё время называет тебя Паштетом?

– Это давняя история. Я просто на тренировках всегда лез, куда не нужно, вечно делал что-то своё, и тренер постоянно мне говорил: «Паш, нет!» Пацаны предложили тренеру сразу называть меня Пашнетом, а потом Пашнет сам собой преобразовался в Паштет, так и прилипло.

Инга смотрела на Пашу с задумчивым видом, но слушала с интересом. Что-то между ними изменилось после вчерашнего, и если Пашу до безумия тянуло к Инге, то она словно эмоционально отгораживалась от него. Почти не подкалывала и смущалась. Казалось, что, когда он надел на неё худи, она спрятала свои колючки, стала мягче. И словно в подтверждение Пашиного наблюдения, она глотнула чаю, а потом спрятала ладони в рукава, опустила глаза и тихо и даже как-то ласково проговорила:

– Паш, можно я тебе худи потом отдам: постираю и передам через Яну? Оно такое уютное и тёплое, что никак не могу из него вылезти.

– Я такой же уютный, даже лучше, – широко улыбнулся Паша. – Можешь и с меня не слезать.

Инга закатила глаза и хмыкнула, а Паша внутри тихо радовался, было приятно:

– Оставь себе. Это же тебе в качестве компенсации за рубашку.

– Серьёзно? – Инга округлила глаза. – Прям даришь? Навсегда?

– Да! Тем более оно тебе так идёт! Ты в нём такая секси.

– Спасибо, – Инга улыбнулась и снова смутилась.

Паше на телефон пришло сообщение. ТимьЯн собирались пойти завтракать. И так Паше было классно болтать с Ингой, что он даже забыл про голод. Они собирались выходить, но Инга суетилась в номере и что-то искала:

– Да где он?

– Кто?

– Телефон! Позвони мне, плиз.

Паша достал смартфон и начала набирать номер Инги, она заглянула ему в экран:

– Набираешь? – а потом хмыкнула. – О, я у тебя как «Сиреневая» записана.

Раздалось жужжание, Паша заглянул под кровать, телефон лежал на полу под тумбочкой. Он достал его и возмутился от того, как был записан у Инги:

– Кусок придурка?!

Инга отобрала телефон:

– Сорян, сейчас переименую.

Но Паша лишь расхохотался:

– Но почему кусок-то? Я ведь целый!

Поезд отходил только в пять вечера, и весь день можно было провести как угодно. После рассказов Инги, Яна тоже захотела пойти в Сочи Парк, но Тимоха приуныл, сначала буркнул, что никуда не хочет, а потом – что ему всё равно.

Когда вышли из отеля, их всех ослепило обманчивое осеннее солнце. Оно грело и выглядело таким приветливым, но на улице, а тем более в тени сразу становилось прохладно. Инга нацепила свои очки Матильды. Паша улыбнулся, надел свои такие же, и вдруг для себя осознал, что Инга-брюнетка ему безумно нравится, намного больше, чем с другими цветами.

Нужно было решить, куда пойти, и они как-то бесцельно брели ко входу в Олимпийский парк. Инга затормозила и предложила:

– А пойдёмте к морю?

– Искупаться захотела? – хмыкнул Паша.

– Вчера накупалась, – Инга ткнула его под рёбра.

– Ты же хотела поющие фонтаны посмотреть?

– Они поют только по вечерам.

– Гоу сейчас! Я тебе спою за них!

– Давайте сначала на море, а потом к фонтанам.

Яна всю дорогу пыталась отвлечь Тима от его загруза: восторженно указывала чуть ли не на каждую пальму, лишь бы вернуть его к жизни. На Тимоху было больно смотреть: он даже взгляд от земли не поднимал, шёл понуро и всё время молчал. Яна кивнула на торговые лотки и виновато поджала губы:

– Мы попозже к морю придём, я хотела сувениры родителям купить, чтобы потом не забыть.

– Мы тогда к морю пойдём.

А Паша спустился с Ингой к воде. Солнце спряталось за облака, и Инга сняла очки. Море так приветственно шелестело мелкими волнами и перекатывало гальку, что можно было слушать эти звуки как музыку. Инга постелила свою куртку и села, вытянула ноги. Паша плюхнулся рядом прямо в джинсах.

Инга молчала, заворожённо наблюдала за волнами, а затем и вовсе прикрыла глаза. Лёгкий прохладный ветерок развевал её волосы, она чуть улыбалась. А Паша, как загипнотизированный, смотрел только на неё, хотелось запечатлеть кадр на память, он достал телефон и несколько раз сфотографировал профиль Инги. Она открыла глаза и тихо проговорила, словно боялась спугнуть момент:

– Так красиво и спокойно. Я никогда раньше не была на море. Всё лето уговаривала Тёму съездить, а он так долго выбирал, куда можно поехать, что лето кончилось.

– Душнила так и не доехал до тебя?

Инга сжала губы и покачала головой, вздохнула. Паша ревновал, но почему-то злорадствовал, что у Инги с Артёмом всё плохо, значит будет проще её добиться. Он на каком-то интуитивном уровне чувствовал взаимность и родство в Инге, или ему просто очень хотелось в это верить.

– Видишь, как круто, что у тебя есть мы! Хоть море тебе покажем.

– Спасибо, что захватили с собой. Очень красиво!

– Согласен. – Паша хоть и положил телефон в карман, но всё ещё разглядывал Ингу.

Перед выходом она сделала макияж: подчеркнула контуром скулы, сделала ярче губы, накрасила ресницы, нарисовала стрелки. Во внешности Инги не было миловидности, скорее больше резкости, выразительности, но Пашу она невероятно притягивала к себе какой-то невидимой на первый взгляд хрупкостью. А в его худи вообще выглядела уютной и нежной: нестерпимо хотелось её обнимать и целовать.

Инга посмотрела на Пашу, чуть улыбнулась под его пристальным взглядом:

– Паш, ты только посмотри какое море? Почему ты не смотришь?

– Зачем мне море, если в твоих глазах океан.

И Инга вдруг перестала улыбаться, широко распахнула глаза. Очень красивые глаза, глубокие и чарующие, как океан. Вдоль радужки шёл золотистый ободок. Паша переводил взгляд с одного глаза на другой. Инга чуть нахмурилась и тут же отвела взгляд. А Паша потянулся и взял её за руку. Так естественно и просто, будто делал это каждый день. Усмехнулся, какая у Инги была маленькая и прохладная ладошка, сжал её крепче. Инга сначала посмотрела на сцепленные руки, а потом на Пашу, проговорила серьёзно:

– И зачем?

У Паши в голове вдруг сама собой заиграла песня, и он запел:

– И мы с тобой будем вместе, как Сид и Нэнси, Сид и Нэнси. И ни за что не доживём до пенсии, как Сид и Нэнси, Сид и…

Но Инга явно не поняла его намёков, выдернула ладонь, скрестила руки на груди, снова отвернулась к морю. Паша придвинулся и обнял её за плечи:

– Я вообще-то серьёзно.

– Если ты планировал пополнить коллекцию своих девушек мной, то тебя ждёт жуткий облом. Даже не пытайся, хоть я вчера и повелась. И это… это вообще ничего не значит! – Инга вдруг резко встала, подняла куртку.

– Погоди! – Паша тоже вскочил. – Какую коллекцию девушек?

Инга хмурилась:

– Которых у тебя целый вагон, сам же хвастался. Втираешься в доверие, влюбляешь в себя, спишь с ними и бросаешь. Со мной такой номер не пройдёт! Я тебя раскусила, поэтому даже не пытайся!

Паша уставился на Ингу, она его явно с кем-то путала, он даже растерялся от подобных обвинений, хотя чуть не ляпнул: «А что так можно было?»

– Э-э-э, ты меня неправильно поняла. Да, я считаю всех девушек, которых фоткаю, своими, но мы… дружим, – Паша принялся оправдываться. – Инга, я, правда, ни с кем из них не спал! Для меня съёмки – это не способ соблазнить. Мне действительно нравится фотографировать!

Инга вздрогнула, когда он снова назвал её по имени, прищурилась:

– Я, по-твоему, похожа на девочку на один раз?!

– Почему на один? Можно на много раз! – не удержался от шутки Паша. – Блин, прости, прости… – и схватил Ингу за предплечья. – Плохая шутка! Я тебе клянусь, я ни с кем из своих девушек не спал.

– Тогда что вчера было? Я – исключение из правил?

– Кулер. С виагрой, – Паша не смог сдержать улыбку, но потом стушевался, заговорил серьёзно. – Я тебя не фоткал вчера, если уж на то пошло. И я на полном серьёзе хотел бы быть вместе.

– С чего вдруг? – Инга смотрела с подозрением. – Ты же меня всегда считал дурой неадекватной.

– Я просто обожаю брюнеток и неадекватных дур! А ещё ты самая красивая!

– Самая красивая из неадекватных дур? – вдруг рассмеялась Инга.

– Нет, вообще! Среди всех! – Паша улыбнулся, а Инга смутилась. – Я без ума от тебя!

– Ты и без меня без ума.

Паша расхохотался и обнял Ингу за плечи одной рукой, а другой провёл перед её глазами:

– Мы вообще будем лучшей парой эвер, как Сид и Нэнси, как Леон и Матильда, как Джон и Йоко, как Бонни и Клайд, как Корни и Курт!

– Кто все эти люди? – Инга снова рассмеялась. – Что-то мне подсказывает, что они все плохо кончили. Леон и Матильда уж точно, да они и не были парой.

Инга вдруг попыталась высвободиться из Пашиной хватки, но он уловил её манёвр и не дал сбежать, обнял крепче. Другой рукой нацепил на себя киллерские очки, повернулся к Инге и наклонил голову. Смотрел поверх очков, приподняв брови. Инга лукаво улыбалась. Кивнула в сторону набережной, Паша проследил её взгляд: к ним медленно брели ТимьЯн. А Паша продолжил уговаривать Ингу быть вместе:

– Ладно, мы с тобой будем чем-то неделимым, как Инь и Янь, как ТимьЯн.

– Мы с Янкой уже Инь и Янь, так что место занято, – Инга усмехнулась, но смотрела теперь игриво.

– Тогда будем чем-то крутым, непохожим ни на кого! – Паша начал в голове соединять их имена. – Будем ИнПа! Не, не очень. Или по-другому: Па-Ин…

И Паша осёкся, посмотрел на Ингу, а она резко перестала улыбаться, видимо, тоже перевела в голове:

– Да уж, отличное сочетание. Что-то мне не хочется боли.

– А мне хочется! Хочешь, я заберу твою боль себе? Или лучше мы разделим её на двоих! ПаИн. Вообще пожар! Пейн! – Паша вдруг воодушевился от такого сочетания, пробовал звучание на вкус, в голове сама собой заиграла любимая песня Тима, которую уже даже Паша выучил наизусть. Он вдруг начал орать во всю мощь идущим к ним ТимьЯну: – Пейн! Ю мейк ми а, ю мейк ми а беливер, беливер…

Между ними оставалось метров тридцать. Тим оторвал взгляд от земли и уставился на Пашу, а Яна вдруг улыбнулась и тоже подхватила песню, прокричала в ответ продолжение припева. Инга рядом заворчала:

– Меня уже тошнит от этой песни.

Паша расхохотался:

– Меня тоже!

ТимьЯн подошли к ним. Тимоха буркнул:

– Всех чаек с пляжа распугал своими воплями.

– Вместе с людьми, – хихикнула Инга и кивнула на море. – Там вон даже рыба всплывать начала.

– Это она послушать! – вставил Паша.

– Кверху пузом? – Инга рассмеялась.

– Поём тут для них, стараемся, а они не ценят, – театрально приложил ладонь ко лбу Паша, потом отделился от Инги, взял Яну под руку и сделал вид, что повёл её вдоль берега. – Всё, Ян, пошли петь в другое место! Нас тут не ценят!

За другую руку её потянул на себя Тим:

– Нет, Паштет, эта девушка поёт только со мной.

– Что она с тобой споёт? Отпевание? Ты себя видел? Одна оболочка от Тима осталась.

Яна шикнула на Пашу. Он, конечно, отпустил Яну, но попытка расшевелить Тима удалась. А сам взял за руку Ингу и рассмеялся:

– Всегда хотел сказать эту фразу маме, но вы тоже сойдёте: «Это Инга, и она теперь будет жить с нами!»

Тим разочарованно покачал головой и выдохнул, он совсем не удивился. А вот Яна округлила глаза, уставилась на Ингу:

– Серьёзно?

Паша тоже посмотрел на Ингу, пытаясь спародировать Яну:

– Серьёзно?

– Паша собрал фул хаус из моих слабостей, после этого его нельзя оставлять в живых, – но Инга улыбалась, смотрела лукаво.

А Паша внутри ликовал, она не кинулась на него с кулаками, значит она согласна быть вместе. Теперь Яна покачала головой, но усмехнулась:

– Вас одних вообще нельзя оставлять…

– Зато вас можно и даже нужно, – хмыкнул Паша. – Мы пошли!

Паше стало любопытно, что за слабости у Инги, но от её игривой улыбки внутри случился взрыв какой-то одуряющей энергии, сердце забилось быстрее. Словно пьяного его тянуло на подвиги. Чтобы не зацеловать и не затискать Ингу прямо на пляже, Паша осмотрелся, искал выход для распирающего драйва. Пляж был практически пустой, хотелось бегать, прыгать, сделать сальтуху. Паша вдруг треснул Тимоху по плечу:

– Кто быстрее до спасательной будки и обратно!

– Я не побегу, – буркнул Тим.

– Это был не вопрос! – Паша рванул.

С Тимохой в беге соревноваться тяжело: он всегда бегал очень быстро, но Паша впервые чувствовал в себе силы, что сможет его обогнать. Друга он знал хорошо – соревновательных дух в Тиме всегда перевешивал, и вот уже через несколько секунд Тим поравнялся, а следом и втопил в своей скорости. Паша поднажал, и у будки всё-таки нагнал.

– Паштет, передавай привет своим черепашьим родственникам! – Тимоха, видимо, специально притормозил и дождался Пашу, чтобы включить свою супер-скорость и побежал обратно.

Паша цокнул и проводил его оранжевый капюшон. Даже взрыв неуёмной энергии не помог обогнать Тима, но хоть друг ожил, а то ходил, как привидение. Инга и Яна над чём-то смеялись, когда парни вернулись. Паша запыхался, даже у Тимохи ко лбу прилипла челка. Паша последние метры прошёл вальяжной походкой, красуясь, но на самом деле пытался выровнять дыхание, сердце колотилось:

– Я просто тебе поддался, в следующий раз ты будешь глотать гальку из-под моих кроссов.

– Ну-ну! – хмыкнул Тим. – Так давай устроим следующий раз прямо сейчас.

– Увы, не могу. Есть дела поважнее. Инга в море сегодня ещё не купалась! – Паша подошёл к ней, обнял за плечи, а потом чуть присел, подхватил второй рукой под колени, поднял и понёс на руках к морю.

Она не завизжала в этот раз, наоборот, обняла его за шею и спокойно проговорила:

– Если кинешь меня в воду, тебе придется меня спасать, потому что я не умею плавать.

Паша даже остановился:

– Правда? Тогда пошли учиться! – рассмеялся Паша и продолжил путь к воде.

Инга вцепилась крепче, вздернула брови:

– Я сегодня без купальника!

– Супер! Голышом научу тебя ещё быстрее, – Паша остановился у самой кромки воды, мелкие волны почти доползали до его кроссовок.

– И чему же ты меня научишь голышом? – рассмеялась она.

– Скорее всего, не плавать, – хитро усмехнулся Паша, но почувствовал, что краснеет.

– На самом деле я боюсь глубины, ты меня вчера перепугал до смерти! – призналась она.

– Не бойся, я тебя спасу! Я вот боюсь высоты, но полез с тобой на горки вчера. Я там поседел на этом скачке.

– Серьёзно?! Ты ради меня полез?

– Уж точно не ради себя, – хмыкнул Паша.

Жаль, что море началось так быстро, Паше нравилось нести Ингу на руках: она была легкой и хрупкой. От неё дурманяще пахло, ещё она крепко обнимала за шею, поэтому отпускать её совсем не хотелось. Паша смотрел на неё, улыбался, а она на него. В глазах Инги сверкали игривые огоньки, и это будоражило все внутренности. Паше ужасно хотелось её поцеловать. Он обернулся и покосился на ТимьЯна, они тоже подошли к воде. Тимоха пытался бросать блинчики, выискивал плоские камушки. Яна смотрела на море и улыбалась, и Паша постеснялся поцеловать Ингу при Яне, но проговорил, вновь переведя взгляд на Ингу:

– Я передумал учить тебя плавать. Мне слишком нравится носить тебя на руках!

Паша развернулся к ТимьЯну:

– Тимох, а спорим, что с Яной на руках ты меня не обгонишь?

– О, нет. Паш, давай без гонок! Не хочу потом собирать свои кости по всему пляжу! – Инга попыталась вырваться, но Паша держал её крепко.

– Всё нормально будет!

Тимоха оживился, подошёл к Яне, но она закачала головой. Инга одобрила и снова попросила её отпустить:

– Хоть у Янчика есть инстинкт самосохранения. Отпусти меня!

– У Янчика может и есть, а у меня нет! – рассмеялся Паша, прижал Ингу крепче и разогнался, крикнул Тиму: – Опять до будки! Догоняй!

Паша опять не оставил Тимохе выбора, но Яной друг рисковать не станет, так что либо не будет разгоняться, либо вообще не побежит. Паша бежал неспеша, Инга раз пять уже обозвала его дураком, просила отпустить, но вцепилась в шею. Паша ошибся насчет Тима: почти у самой спасательной будки друг его догнал, да не один: на шею посадил Яну и держал её за голени. Паша поднажал, провожая взглядом спину Тима, из-за этого споткнулся об камень, упал прямо на Ингу, буквально в десяти шагах от будки.

– Ты читер! Надо было на руках! – возмутился Паша, быстро вскочил и протянул Инге руку. – Всё нормально?

Но она зашипела, поднялась без его помощи и поморщилась, отряхиваясь:

– А ты козёл! – выругалась она.

– Любовь зла, полюбишь и козла! – рассмеялся вдруг Паша, радостно продекламировал свою любимую поговорку.

Теперь Тима прорвало на смех, и отсмеявшись, он вдруг спросил:

– Инга, ты же в курсе, что у Паши фамилия Козлов?

– Да вы с Клячиным просто созданы друг для друга с такими фамилиями! – ворчала она и потирала ушибленный локоть.

Паша перестал смеяться, забеспокоился. Бережно провёл по локтю и плечу Инги:

– Сильно ударилась? Прости, я старался не разгоняться. Это была просто шутка. Плохая шутка.

Она опять поморщилась, отдёрнула руку:

– Ой, иди ты со своими шутками, пока я ещё жива.

Инга явно обиделась, не подпускала Пашу к себе, шла рядом с Яной и держала её под руку, а как загладить вину, Паша не знал, какое-то время шагал в стороне и молчал. Хорошо, что Тим немного ожил и его потянуло к олимпийским объектам. Паша ещё вчера думал попасть в музей спортивных автомобилей, но, когда предложил, его никто не поддержал. А Яна настойчиво уговаривала пойти в Сочи парк, Инга тут же загорелась, да и Тимоха сдался.

В итоге в Сочи парке они так застряли, что чуть не забыли про поезд. Зато Инга развеселилась – аттракционы на неё действовали, как алкоголь, она выходила после них счастливая, с горящими глазами, чуть ли не пошатываясь, но просила ещё. А Паша, чем больше смотрел в её радостные глаза, тем больше сердце заходилось в неровном ритме. Он с ней был готов отправиться на самую страшную и экстремальную горку, чтобы вновь увидеть такой горящий взгляд.

Хоть Яна и рвалась в Сочи парк, но на самых страшных горках так и не рискнула прокатиться, зато с восторгом потащила Тима в глубь парка. Пришлось разделиться: Паша с Ингой стояли в очередях, а ТимьЯн вообще пропали из виду. Когда они выходили после Жар-птицы, Инга сияла, и Паша взял её за руку, но она выдернула ладонь:

– Паш, я никогда не хожу за ручки!

– Зато я хожу, мне нравится, – Паша снова взял её ладошку, маленькую и тёплую, так приятно было сжимать её, до лёгкого трепета в груди. – Но почему? Стесняешься своих потных ладошек?

– Ничего я не стесняюсь! – фыркнула она и попыталась высвободить руку, но Паша сжал крепче, не отпускал. – Что мы будем ходить за ручку? Мы же не маленькие!

– Конечно не маленькие, – улыбнулся Паша. – Мы будем ходить за ручку, как большие!

Инга хмыкнула, а потом так серьёзно на него посмотрела, как тогда у моря, когда он увидел в её глазах океан. Паша даже растерялся под её пристальным взглядом: что она искала в его глазах? Инга с интересом изучала его лицо, а Паша снова видел лишь глубокий, безграничный океан. Сердце забилось чаще. Он вдруг понял, что готов утонуть в её глазах. Хочет, чтобы Инга всё время на него так смотрела.

На поезд они чуть не опоздали, в отель бежали, на вокзал летели. Вот где нужно было хватать девчонок на руки и устраивать соревнования наперегонки. Но в итоге успели. И когда они с шумом ввалились в купе, раскрасневшиеся, запыхавшиеся, поезд сразу тронулся. Паша с размаха бухнул пакет с едой на стол, что вагон дёрнулся. Выглядело это, наверное, будто они ограбили отдел кулинарии и за ними гнались. В купе с ними ехал мужчина лет тридцати, и он аж подскочил, хмыкнул:

– Я вам тут не помешаю?

– Ой, нет. Извините. Мы просто чуть не опоздали, – сразу принялась оправдываться запыхавшаяся Яна.

Пока никто не решался завести разговор об обмене местами, пытались прийти в себя. Но их сосед по купе, видимо, умел считать до четырёх – кто-то явно был лишний, и он сам предложил:

– Если вам нужно, то можем обменяться.

Святой попутчик тут же был выселен с сотней благодарностей на место Инги. Но, возможно, он видел в запыхавшихся подростках шайку грабителей и попросту хотел спастись. Зато теперь всё купе было в их распоряжении. По дороге они смели полмагазина, спешили, и Паша вообще хватал всё подряд. И сейчас вывалил на столик столько продуктов, что они начали сыпаться со стола. Вдоволь наевшись, Паша стал веселей и активнее. Тимоха врубил свою портативную колонку, Инга достала несколько коробочек с настольными играми, предложила поиграть.

Паша настольные игры не любил, испытывал к ним отвращение: играть по правилам ему всегда было скучно, а если он нарушал правила, жульничал или спешил, на него ругались и обычно вскоре выгоняли из игры. Поэтому он сразу заявил, что играть не будет. Но в этот раз его уговаривала Инга, заверила, что ему понравится, и ей Паша уступил. Даже Тимоха согласился, хоть ещё хандрил.

Сели играть во взрывных котят. Пашу забавляли названия карточек, но азартом он не проникся, строить каких-то хитроумных стратегий тоже не хотел, поржал несколько раз над смешными картинками и надписями. Подколол Ингу, как она два раза подряд взорвалась в самом начале. Он пытался подсунуть ей дополнительную жизнь, но она сказала, что это не честно.

Потом начали играть в мемы, где под разные ситуации нужно было подобрать мем, но в итоге все больше хохотали над Пашиными комментариями и как он изображал тот или иной мем. Эта игра ему понравилась больше. Когда им приглушили свет в купе, Яна предложила не шуметь и посмотреть какой-нибудь фильм на Пашином ноутбуке.

Паша отдал ТимьЯну ноут, они сели рядышком и пытались выбрать кино. Инга в это время залезла на верхнюю полку над ними, и Паша тут же забрался к ней. Он едва помещался здесь боком, чуть ли не вдавил Ингу в стену, а часть спины всё равно свисала, и рукой он держался за ручку сверху, чтобы не свалиться. Инга отодвинулась насколько могла:

– Паш, тебе не кажется, что тут для двоих тесновато?

– В тесноте, да не в обиде.

Но на самом деле Пашу будоражила эта близость, под кожей будто протекал электрический ток.

– Боюсь, в обиде будут Тим и Яна, если полка отломится, и мы свалимся к ним на головы.

– Я не такой толстый, чтобы подо мной полки отваливались.

– На верхних полках вообще нельзя лежать вдвоём.

– Мы же влезли, значит, можно, – Паша придвинулся ближе, между их лицами осталось сантиметров десять. – Вот теперь точно не упаду.

– Мы так застрянем тут, – зашептала Инга.

– А я так и задумал, – Паша закрыл глаза и потянулся к её губам.

И понял, что может тонуть не только в глазах Инги, но и в её поцелуях. Он так увлёкся, что забыл, где находится, и со всего маху ударился головой, когда приподнялся и хотел обнять Ингу и подложить руку ей под голову. Но со следующим поцелуем забыл и про боль, и про тесноту, забыл про верхнюю полку, забыл про поезд и ТимьЯна. Прижал Ингу к себе так крепко, что чувствовал её сердцебиение своим сердцем и целовал, целовал, целовал…

– Мы скачали Джентельменов! – Тимоха постучал снизу в полку.

Паша распахнул глаза, словно вынырнул из-под толщи вод. Инга поджала губы в улыбке, глаза её блестели. Паша чуть повернулся и громко проговорил Тимохе:

– Мы не хотим Джентельменов, Инга хочет посмотреть какой-нибудь мультик!

– Инга мультики не смотрит, – подала голос Яна.

Паша пропищал, имитируя женский голос:

– Смотрю! Я бы посмотрела какой-нибудь сериал сезонов на десять минимум.

Ингу просто разрывало от беззвучного смеха, её трясло. Тимоха ворчал:

– Паштет, тут Интернет почти не ловит. Мы скачивать что-то другое будем полгода.

– А. Мы. Никуда. Не. Спешим. – Паша снова повернулся к Инге и бесшумно чмокал её в губы.

– Ты со мной говоришь? – явно не расслышал Тим. – Короче, либо Джентельменов, либо ничего. Спускайтесь.

– Смотрите без нас! – громко заявил Паша и снова провалился в омут нежных губ.

Ему казалось, что он может целоваться с Ингой вечно. Тут же забывался и отключался от реальности. Инга целовалась неспеша, нежно и тихо, но так самозабвенно, иногда тоже забывалась и начинала слегка покусывать Пашины губы, и это сводило его с ума. Одну руку Паша подложил Инге под голову, а другая сама собой пробралась под худи, коснулась нежной кожи. Паша ощутил, как податливо тело Инги, она прижалась, чуть прогнулась, вновь укусила за губу. Дверь купе хлопнула, и Паша очнулся из блаженства:

– Кто пришёл или ушёл? – разворачиваться не стал.

– Яна! – ответил Тимоха.

– А вы фильм уже досмотрели?

– Нет. Завтра досмотрим.

– Я к Яне, мне нужно в туалет. – Вдруг заёрзала Инга, и как мышь из норки попыталась вылезти и спуститься вниз.

А Паша просто развернулся и спрыгнул соскоком:

– Видал, Тимох, идеальный соскок!

– Поезд чуть с рельс не сошёл от твоего соскока.

Инга прошмыгнула за дверь, и Паша помчался за ней. Нагнал её в тамбуре, в одной руке у неё была косметичка. Он крепко сцепил замок из пальцев с другой рукой и прижал Ингу спиной к стене. Поезд явно разогнался и сильно покачивался, но Пашу не нужно было подталкивать к Инге, он снова с жаром поцеловал её. Даже не боялся, что кто-то выйдет, но когда открылось купе, они разом отскочили друг от друга. Инга вырвалась и просто побежала в сторону туалета. Паша помчался за ней, обнял её рядом с туалетом. Инга уворачивалась от его поцелуев, но смеялась:

– Ты всегда такой приставучий?

– Я не приставучий, я решительный!

– И в чем же отличие?

– В том, что тебе нравится.

Инга не переставала смеяться, но всё равно пыталась отбиться от Паши, а потом начала бить его косметичкой. Он возмутился:

– А ты всегда такая агрессивная?

– Я не агрессивная, я защищаю свои границы.

– Каждый раз, как будешь меня бить, я буду тебя целовать, – Паша заблокировал Инге руки и потянулся поцеловать её, а она принялась отворачиваться и вырываться из захвата.

– Я сильнее. Ты меня никогда не победишь, – Паша улыбался. – Но у тебя есть оружие куда мощнее.

Инга замерла и вопросительно приподняла брови. Паша продолжил, проговорил ей на ухо:

– Своими губами ты можешь уложить на лопатки любого мужчину. А своей красотой бьёшь прямо в сердце.

Он отпустил её руки, и Инга снова треснула Пашу косметичкой в плечо, но так ласково и кокетливо. Сильно смутилась от его слов, а Паша снова её поцеловал и крепко обнял. Она рассмеялась:

– Паш, ну отпусти. Ты что, и в туалет со мной пойдёшь?

– Конечно!

– Совсем дурак?!

– Совсем! – признался Паша.

И Инга снова громко рассмеялась. Из туалета вышла Яна и округлила глаза, встретив хохочущих Пашу с Ингой:

– Меня сторожите?

– Тимоха отправил, беспокоится, – хмыкнул Паша.

Инга прошмыгнула в туалет. Яна не уходила, и Паша спросил:

– Как фильм?

– Интересный, но я уже засыпаю.

– Ещё бы! Кто к нам сегодня в полвосьмого завалился?

– Мне не спалось, прости, – Яна виновато поджала губы.

Паша вдруг подумал, что Яне не спалось из-за тревоги. Он редко оставался с Яной наедине, поэтому другого случая поговорить про её состояние может и не будет:

– Ты всё ещё тревожишься?

– Пока да.

– Ян, Тимоха практически перестал общаться с Анькой, и на тренировки она с нами больше не будет ходить. Тебе точно не стоит из-за неё беспокоиться, правда. Доверься Тимохе. Он, кстати, подыскивает доставку еды, я дегустирую. А меня заставил найти клининг, чтобы ты вернулась к нам, а мы сияли чистотой! Мы вообще с ним такие хозяюшки стали, ты нас не узнаешь! Снимем с тебя все бытовые обязанности, но мы правда пока не продвинулись в поиске из-за поездки, но это дело времени.

Яна улыбнулась:

– Тим говорит, ты такой гурман, что тебе ничего не нравится.

– Не в этом дело. Просто самая вкусная еда всегда домашняя, у неё какой-то особенный вкус, даже у твоих макарон с сосисками.

– Это просто приправа.

– Тимоха на днях омлет пытался сделать с твоей приправой. Я сначала подумал, что я ему надоел и он решил меня отравить.

– Зато готовить научитесь, – Яна рассмеялась.

– Я умею готовить, но не люблю. В готовке нет поля для экспериментов. Шаг влево, шаг вправо и уже ерунда получается. Но если ты согласишься вернуться, я готов взять на себя иногда готовку. Тем более теперь Инга у тебя будет под боком.

Из туалета как раз вышла Инга, она смыла косметику, выглядела другой, милой и уютной, и младше лет на пять. И её тут же ошарашила Яна:

– Инга, ты правда переберёшься к Паше?

– Это он, похоже, захватил мою полку вместе со мной.

– Нет, к нему в квартиру.

Инга уставилась на Пашу и хмыкнула:

– Мечтать не вредно.

Яна перевела взгляд на Пашу, он подмигнул ей и улыбнулся:

– Это тоже дело времени, – а сам в этот момент зашёл в туалет.

О чём только сейчас и мог мечтать Паша, так это – уединиться с Ингой. Но верхняя полка поезда, да ещё и в одном купе с друзьями – явно не то место, где Паше хотелось бы быть. Он снова перебрался на полку к Инге. Тим с Яной расположились внизу и выключили свет. Паша с Ингой сначала долго целовались, потом у Паши начало всё затекать из-за неудобной позы, а Инга сказала, что хочет спать. Паша зашептал:

– Ты тут будешь спать?

– Хочешь выселить меня в коридор?

– Там удобнее целоваться, тут тесно, ещё и в спину упирается бортик.

– В меня упираешься ты, но я не хочу выселить тебя в коридор. У нас есть свободные полки, если ты забыл.

– Почему ты забралась на верхнюю?

– Не знаю, но чувствую себя здесь как в домике. Мне нравится, но на двоих явно не рассчитано.

– Я хочу остаться с тобой.

Паша поёрзал, лёг на спину, так стало удобнее, но Инге вообще не осталось места. Она еле приютилась у стены, легла на Пашино плечо, обняла его за талию и закинула на него ногу и мирно засопела на ухо, щекотала дыханием шею. Паша улыбнулся, он просто таял изнутри от близости к Инге, обнял её крепче и закрыл глаза. Инга пару раз резко дёрнулась, проваливаясь в сон. Паша потёрся щекой об её волосы и прошептал:

– Я тоже чувствую себя, как в домике.

Паша думал, так и останется на этой верхней полке, и не только потому, что рядом спала Инга, просто тело совсем задеревенело. Он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить Ингу, но под утро задремал, а проснулся от того, что ТимьЯн тихо разговаривали внизу, хотя Тим шёпотом разговаривать не умел:

– Хочешь, подыщу тебе квартиру поблизости, если ты боишься в нашей оставаться?

– Одной мне будет ещё страшнее. Не надо. Тем более у вас там сборы в декабре. Давай после сборов и твоих соревнований обсудим.

– А сегодня останешься? Завтра выходной в честь праздника. Одну ночь.

– Хорошо.

Они опять притихли, а Паше хотелось сменить положение руки, которую он уже не чувствовал. Он едва двинулся, а Инга тут же проснулась, сонно проворчала:

– Ты ещё здесь? Иди на свою полку.

Паша осторожно спустился, вышел в коридор вагона, по пути разминая затёкшую руку. Поезд стоял на какой-то станции, и Паша в одной футболке вышел на улицу. Было холодно и пасмурно, его передёрнуло. Паша прыгал и махал руками, чтобы быстрее разогнать кровь из затёкшей конечности. Следом из вагона выскочил и Тимоха. Тот вообще без движения закисал, поэтому они принялись гоняться друг за другом по платформе, чтобы размяться. Паша даже подговаривал Тима залезть на вагон, а оттуда эпично сигануть, но только настроился снимать, как их разогнала проводница. Он успел лишь заснять короткий ролик с их утренней пробежкой.

Путь до Москвы занял почти весь день, опять играли в игры, слушали музыку. Инга наверх больше не забиралась, но всё время сидела рядом с Пашей, и он не отпускал её из объятий, но при ТимьЯне стеснялся целовать. Когда открыл ТикТок, чтобы выложить ролик и проверить статистику, Инга заглянула в экран телефона и залипла:

– Как ты это всё придумываешь?

– Никак. Оно само рождается, вижу картинку, а продолжение в голове само придумывается.

– И что с любым образом так?

– Да, практически.

И Паша решил прямо на ходу что-то смонтировать из последних видео. Он открыл ролик из Сочи Парка, в котором люди визжали, какаясь на аттракционе Змей Горыныч. Идея уже стояла перед глазами. На видео вагончики устремились вверх, люди завизжали. Паша хмыкнул, и с последних соревнований взял видео с опорным прыжком Тима, убрал оттуда звук, склеил с предудыщим роликом, оставив аудиодорожку с криками. Когда ролик просчитался, тут же выложил его в ТикТок. Инга изумлённо покачала головой:

– Я тебе говорила, что ты талантище?

– Кажется, нет, – заулыбался Паша.

– Я сначала думала у тебя какой-то сценарий, ты сидишь, выдумываешь.

– В том то и дело, что я не придумываю, сразу в голове картинки рождаются. Главное, не забыть идею и побыстрее сделать.

И потом до самой Москвы Паша монтировал ролики с Ингой под боком, приятно растекаясь от её близости и восхищённых комплиментов.

Москва встретила их пасмурным сырым днём. Тучи сливались с серым асфальтом и такими же хмурыми лицами кругом. Гремели колёсики от чемоданов, люди куда-то спешили, а некоторые, наоборот, не торопились, но повсюду царил хаос и суматоха. Невнятный голос объявлял что-то понятное только избранным.

Паша, выйдя из вагона, сразу же вызвал такси, которое ожидалось через десять минут. А пока они шли через вокзал к стоянке, Паша нёс и свою сумку, и Инги. Снова взял её за руку, и на этот раз она не отдёрнула ладонь. Инга поёжилась, когда вышли из вокзала на улицу, заговорила, что ей нужно съездить домой и забрать тёплую куртку, потом, улыбнулась:

– Я иду, а у меня земля под ногами качается.

Они лишь немного отошли от входа, как среди общего гула совсем рядом раздалось:

– Инга!

С ними поравнялся Артём, как всегда, худой и бледный. Все разом остановились. Инга тут же вытаращилась, а он улыбнулся:

– Я тебя только по Тиму с Яной узнал. Опять перекрасилась!

Он разглядывал Ингу, полностью игнорируя Пашу, но с ТимьЯном поздоровался.

Инга не расцепила руки, и Паша решил не вмешиваться, хоть и чесались кулаки съездить по бледной роже, но ждал реакции Инги, а она задумчиво проговорила:

– Так-с, мы явно попали не в нашу мультивселенную. В этой вселенной Артёму разрешён въезд в Москву, – и обернулась назад к вокзалу: – Нам срочно нужно вернуться в нашу.

– Инга, ну кончай уже! Я действительно приехал. Надо поговорить.

Она снова на него посмотрела и с иронией проговорила:

– Что ж ты сразу не написал, что приедешь, мне как раз нужно куртку из дома забрать, захватил бы заодно.

Артём устало прикрыл глаза и выдохнул:

– Давай заодно съездим за твоей курткой.

– Ты что, заставил Киру шпионить за мной? – вдруг нахмурилась Инга и поморщилась, бросила с вызовом. – Я сначала не въехала, к чему она расспрашивает меня про Сочи и какие у нас поезда.

– Да потому что ты меня закинула в ЧС! – снова выдохнул Артём.

– Паштет, такси! – Тим кивнул на подъехавшую машину.

– Ладно, душнила, нам пора! – хмыкнул Паша и потянул Ингу к машине.

Артём упрямо повторял своё:

– Инга, давай просто поговорим!

Она не двинулась за Пашей. Вдруг расцепила руки и виновато посмотрела на него, заговорила тихо и серьёзно:

– Паш, нам, правда, надо поговорить. Я тебе напишу потом.

Когда Инга ещё не расцепила ладони и начала подкалывать Артёма, Паша почувствовал себя победителем и внутренне ликовал: Инга выбрала его. А сейчас в её виноватом взгляде словил недавнее горькое дежавю, даже погода была похожая. Надежды на взаимность снова лопнули, как мыльный пузырь. Но нет, в этот раз Паша не сдастся. Он с силой, так крепко, как вчера в поезде, обнял Ингу двумя руками и загородил собой от Артёма:

– Я тебя ему не отдам!

– Паштет! – крикнул уже из такси Тимоха.

Но Паша махнул на него рукой:

– Езжайте без нас!

И снова вцепился в Ингу, она поджала губы и заговорила довольно строго:

– Паш, я не вещь, чтобы меня кому-то отдавать или не отдавать.

Артём позади так громко вздохнул, что Паше ещё больше захотелось его ударить. Но Паша качал головой повторяя:

– Нет, я тебя не пущу!

– Мы просто поговорим, – Инга попыталась освободиться и рассердилась, когда Паша не расцепил кольца из рук. – Паш, отпусти! Да что с тобой?! Нам надо по-человечески расстаться.

– Расставайтесь сейчас, поговорите при мне, но я тебя с ним не отпущу.

Инга заглянула в лицо Паше, а он чувствовал такое напряжение внутри, что весь был как натянутая до предела струна – только тронь и порвётся. Внутри всё сильнее крепло осознание – если он отпустит Ингу с Артёмом, то больше она не вернётся. Он сжал и челюсти, и кулаки, Инга вцепилась в его предплечья, пытаясь расцепить его руки:

– Отпусти! Я тебе обещаю, как только мы поговорим, я сразу же напишу тебе.

Но лучше бы она пообещала, что ни за что не вернётся к Артёму. Паша физически не мог отпустить Ингу. Видимо, за эти несколько дней она успела врасти к нему под кожу, и сейчас Паша никак не мог её оттуда вырвать. Он её держал, пока не почувствовал на плече руку:

– Всё, кончайте разводить тут этот цирк!

И Паша выпустил Ингу, резко обернулся к Артёму, скинув его ладонь:

– Не трогай ни меня, ни Ингу! – и замахнулся кулаком.

Артём рефлекторно зажмурился и отвернул голову, но Паша не ударил: он не имел права бить первым того, кто слабее, если самому не угрожает опасность. Инга вскрикнула и уцепилась за другую Пашину руку, повернула его от Артёма к себе:

– Не вздумай!

– Жалко его? – горько хмыкнул Паша. – А я могу его убить, переломлю пополам твоего дрища! Хочешь?

– Если ты хоть пальцем тронешь Артёма, я тебя сама переломлю пополам! – Инга нахмурилась и выглядела грозно, но крепко вцепилась в Пашин рукав.

– А пока я ещё целый, то пойдём подальше от этого психа, – раздалось из-за спины.

– Тём, прекрати! – рыкнула она и схватила Пашу и за второй рукав, не давая развернуться к Артёму, выдохнула и заговорила спокойно: – Паш, мы просто поговорим, и всё. Обещаю. Поверь мне, пожалуйста.

И Паша опустил глаза, не верил. Инга так рьяно бросилась защищать Артёма – это говорило больше, чем все её обещания. Но она отпустила куртку и обняла его за талию, прижалась всем телом:

– Я тебе напишу.

А потом отстранилась, взяла свою сумку и кивнула Артёму, подойдя к нему:

– Пойдём. Ты заготовил спич или будет импровизация о моём недостойном поведении?

– Обсудим наш последний разговор.

Пашу просто разрывало от внутренней боли. Он готов был убить Артёма на месте, лишь бы Инга осталась. Сделать что угодно. Паша громко проговорил:

– Инга, пока ты страдала по душниле в Москве, он встречался с Ликой у тебя за спиной! Поэтому и не приезжал.

Инга так и замерла, вскинула брови и уставилась на Артёма:

– Это правда?!

– Я тебе сейчас всё расскажу. Больше слушай этого сказочника. Он сам встречается с Кирой, но, видимо, забыл сказать тебе про Киру, а Кире про тебя, – Артём ухмыльнулся.

Теперь Инга перевела ошарашенный взгляд на Пашу:

– Серьёзно?! – а потом покачала головой: – Да вы охренели!

– Мы с Кирой не вместе! – возмутился Паша. – Можешь сама у неё спросить.

Инга нахмурилась, угрожающе заговорила, глядя на Артёма, и указала на него пальцем:

– Ты мне сейчас же всё объяснишь! – потом она повернулась к Паше. – А потом я жду объяснений от тебя!

– Пойдём тогда в машину, – Артём кивнул в сторону дороги.

Паше хотелось схватить Ингу на руки или перекинуть через плечо и утащить подальше от Артёма. Он ляпнул про Лику от отчаяния. Но вместо того, чтобы вбить клин между ними, Паша разжёг любопытство Инги ещё больше. Артём явно оправдается, придумает отмазки. Паша был готов сдать его с потрохами, закатать в асфальт. Инга и Артём развернулись вдоль дороги, даже не попрощались, а Паша смотрел им вслед. Услышал, как Артём громко, видимо, чтобы Паша расслышал, сказал Инге:

– Почему ты всегда связываешься со всякими придурками?

– С тобой связалась по этой же причине…

Хоть Паше и было больно, но он всё равно хмыкнул: Инга снова показывала колючки, но теперь не в сторону Паши. Она вдруг обернулась на половине дороги, будто чувствовала его взгляд, и поджала губы, но тут же повернулась назад, а потом они вообще свернули за угол. И Паша почему-то был уверен, что Инга вернётся к Артёму, а ему напишет в лучшем случае извинение или оправдание. Обещала ведь написать, но что именно, не сказала. Паша тяжело вздохнул: если бы мог, он бы вытряхнул из груди осколки разбитого сердца и навсегда вычеркнул Ингу из памяти. Он просто открыл телефон и снова вызвал такси.

Пошёл дождь, и он единственный, кажется, сочувствовал Паше. Никогда раньше не чувствовал такого отчаяния, а эта осень, словно сыростью, вся была пропитана отчаянием: ему снова предпочли кого-то другого.

В такси Паша всё думал, как он мог остановить Ингу от общения с Артёмом. И не нашёл ни одного варианта: она сама сказала, что удержать он её не сможет. Было невыносимо горько, даже предательство Светы так не ранило. За эти два дня Инга пробралась к нему в мысли, заполнила собой сердце, стала родной и любимой.

Когда Паша завалился домой, то надеялся не встречаться лицом к лицу с ТимьЯном. Хотел пробраться тихо в комнату, но на кухне играла музыка. Непривычно было слышать Kaleo, которому тихо подпевала Яна, и он заглянул на кухню. Там Яна чистила картошку.

– А Тимоха где?

Яна обернулась и улыбнулась:

– Случилось страшное: у нас кончились орехи. Тим снова побежал в магазин. А где Инга?

– Ушла с Артёмом, – Паше даже произнести вслух это было больно.

Яна нахмурилась, отложила картошку и овощечистку:

– Блин, Паш. Мне жаль. Я бы хотела, чтобы у вас что-нибудь срослось. Инга обычно всех держит во френдзоне, она никому не позволяет переходить границ, если сама не захочет. Ты ей точно нравишься, я уверена. Просто… просто с Артёмом они очень близки, и он ей по-своему дорог.

– Забей! Это уже неважно, – скривился Паша, не хотел слышать ни объяснений, ни оправданий, даже имя «Инга» вызывало боль.

Паша по инерции открыл пустой холодильник.

– Алиса, а включи Rammstein! – скомандовала Яна.

ТимьЯн жить не могли без Imagine Dragons, а сейчас внезапно Яна включила Rammstein. Это было неожиданно. Паша начал чуть пританцовывать под знакомые мощные ритмы песни Sonne. Яна заулыбалась, когда он начал петь, а на втором припеве даже попыталась подпевать. Паша схватил Яну за руки и начал уже чуть ли не кричать в унисон с её тонким голосом:

– Хир ком ди зонна!

Под конец песни они расхохотались, следом началась песня Du hast, которую Паша знал наизусть. Но Яна больше не стала ему подпевать, хмыкнула только, когда он принялся орать во всю глотку, и снова вернулась к картошке.

Тимоха обожал жареную картошку, и, скорее всего, Яна готовила для него, как бульончик для больного. И Паше сейчас стало особенно досадно за Яну, что она страдает из-за этих своих тревог. Ведь он стал тому виной. Если бы не тот ролик, где Тим с Аней так романтично смотрели друг на друга, ничего бы не было. Яна, может, и ревновала бы, но если бы Паша не снял то видео, не накрутила свою ревность до панических атак. Паша так и замер, смотрел на Яну, которая качала головой в такт музыке и не спеша чистила картошку.

– Ян, прости меня! Это я во всём виноват!

Она посмотрела, приподняла брови, явно не понимая, почему он вдруг начал извиняться. Паша подошёл ближе:

– Тот ролик. Тим вообще был против изначально, но я его уговорил, и снял, и выложил. О тебе совсем не подумал, и даже когда вы просили удалить, я тогда только считал просмотры и новых подписчиков. Я не понимал, как тебе плохо от этого. Прости. Это всё не сто́ит того. Давай, я удалю? Если тебе станет хоть чуточку спокойнее, или ты вернёшься к нам на день раньше. Мы обязательно победим твою тревогу: нас трое, она одна! Что мы можем для тебя сделать? Всё что угодно!

Яна улыбнулась:

– Уже можешь не удалять. Ты очень хороший друг, Паш!

– Янчик! – Паша прищурился, и в голове уже промелькнуло целое кино.

Он всё грезил снять про ТимьЯна ролик, но сейчас изначальная задумка обросла новыми подробностями. Появилась причина, по которой Яна будет ходить печальная по крыше и пускать самолётики. Паша хотел вставить момент с падением Тима на Аню, будто Яна это увидела. И потом, когда Тим спас бы Яну от падения с крыши, они бы поцеловались и снова были вместе. Почти пророческий ролик.

– Пожалуйста, ну давай снимем тот ролик с тобой и Тимохой! Это будет самое душераздирающее лавстори, эвер! Ромео с Джульеттой будут нервно курить в сторонке! Я заставлю весь ТикТок рыдать, – Паша провёл перед лицом Яны ладонью и воодушевлённо проговорил: – Ты. Твой шарф. Крыша. Тим и бумажный самолётик в луже…

– Тим тоже в луже? – рассмеялась Яна. – Я так понимаю, ты не отстанешь с этим видео?

– Не-а!

– Давай снимем, если Тим не будет против.

Паша так обрадовался, что чуть ли не полез к Яне обниматься. Она усмехнулась:

– Паш, а хочешь, я снова сделаю наггетсы, которые тебе тогда так понравились?

– Ян, я тебе говорил, что ты лучшая!

Яна рассмеялась, взяла в руки телефон:

– Тиму только напишу, чтобы курицу купил, и масло, и хлопья. Устроим вечер жареного. Прости, печень!

– Вот-вот, разбиваются сердца, а отдувается за всё всегда печень!

– Мы вчера фильм не досмотрели, но ради тебя начнём заново.

– Если скажу, что уже смотрел его, вы меня не побьёте?

– Мог бы и вчера сказать! Кстати, ты спрашивал, что можешь сделать для меня? Вот что! Помогай! – Яна вручила Паше овощечистку, а сама взяла за другую. – Не люблю чистить картошку.

– О, Тигруля возвращается в строй! – рассмеялся Паша.

Если бы ни ТимьЯн, а точнее, Яна, Паша бы, наверное, сошёл с ума от одиночества и отчаяния. Хотя Яна – тонущий человек, который раздаёт спасательные круги другим. Тим по-прежнему хандрил из-за проигрыша, Паша страдал из-за Инги, а Яна пыталась их поддержать: музыкой и любимой едой. Паша бы даже гулять с ними пошёл, но Яна прогулки под дождём не любила. Когда Тим завалился с покупками, они его не услышали, чистили картошку и орали в унисон Рамштайн:

– Мутер! Мутер!

– Что у вас тут происходит?

– Янка тебе изменяет!

Тим так и застыл, вытаращив глаза на Яну, а Паша продолжил болтать:

– Приколи, захожу, а она поёт Kaleo! Так что, только ты за порог, а она уже выключила ваших драгоценных Драгов. Вон уже на Рамштайн перешла, у нас, кстати, отличный дуэт! – А потом начал страдальчески стенать. – А ещё она, прикинь, заставила блогера, без пяти минут миллионника, чистить картоху! Я и опомниться не успел!

Услышав про музыку, Тим чуть расслабился, но всё равно хмурился, а Яна, пробормотав «извини, Паш», попросила Алису включить Imagine Dragons.

Когда они уже наелись жареной картошки с наггетсами и развалились на кровати за просмотром кино, Паше пришло сообщение от Инги:

«Обиделся?»

Паша даже возмутился вслух: «Нет, конечно, я счастлив!» Подумал, что не рыдает в подушку, как девочка, только благодаря Яне, музыке и наггетсам. Пока утихомиривал возмущение и думал, что культурного, без мата, он может ответить, Инга снова написала:

«Пойдём гулять? Только завтра, в любое время, сегодня я всё-таки метнулась за курткой домой. Переночую с Кирой, а утром тогда в МСК».

Паша только начал набирать обиженное: «А что не у душнилы?», как Инга снова настрочила:

«Погодка – прям как ты любишь. У меня теперь такая погода с тобой ассоциируется», – и следом смущённый смайлик, а потом: «Что ты молчишь?»

«Потому что ты не даёшь мне ответить!»

Инга прислала смеющийся стикер, и следом:

«А ты не тормози! Так что? Пойдём завтра гулять?»

«Завтра будет плохая погода. Солнечно».

«У меня есть крутые солнечные очки! И вообще, когда ты в ноябре в Москве видел солнце? Переключи прогноз уже с Сочи».

Паша даже не заметил, как начал улыбаться, слышал в сообщениях голос и интонации Инги, а в смайликах считывал её мимику и эмоции. Инга заигрывала, шутила и уговаривала его пойти погулять, и Паша моментально растаял, словно узнал себя: раньше он подобным образом уговаривал на встречи Лику. Только он не Лика, он соскучился и не упустит возможности встретиться. Паша не хотел ждать до завтра, быстро написал:

«Я хочу гулять с тобой сейчас. Пиши адрес, скоро буду!»

Инга писала сообщения очень быстро, в жизни она общалась медленнее, а в сети строчила со скоростью пулемёта, перемежая сообщения стикерами. Они переписывались почти всю его дорогу. Паша не удержался и всё-таки спросил про Артёма:

«Вы поговорили?»

«Нет. Просто просидели в машине молча два часа». Смеющаяся рожица и следом: «Поговорили. Если тебе важно о чём, я расскажу при встрече. Классно, что ты не обиделся!»

Вообще, Паша обиделся, ему было очень больно, но после того, как Инга написала ему сама и принялась заигрывать, сразу же повеселел. От её сообщений улыбка так и застыла на лице, а боль и обида тут же забылись.

Потом Инга написала: «Мы пошли с Кирой за блинчиками, не теряй!»

«Берите и на мою долю. Мне чур с мясом. Скоро буду! Могу сам вам чего-нибудь захватить».

«Ничего не надо», – и стикер с поцелуйчиком.

Инга жила на пятом этаже в обыкновенной допотопной пятиэтажке без лифта. Она улыбнулась при встрече, а Паша вообще растаял, как снеговик в жару, когда увидел Инга по-прежнему в его худи. Переступив порог, он тут же полез целоваться, но Инга отстранилась и кивнула ему на дверь:

– Тут ванная, а там кухня. Проходи.

По квартире расползался приятный запах жареных блинчиков, Паша сразу захотел есть. Вымыв руки, он зашёл на кухню и так и замер на входе. Кира стояла у плиты. Она улыбнулась Паше, но вид у неё был какой-то напряжённый. Впрочем, Паша тоже напрягся: за столом в углу сидел Артём и снова посмотрел на Пашу с нескрываемым презрением, чем вывел из себя. Инга доставала из кухонного шкафа тарелки и кружки. С ней тоже что-то случилось: слишком суетливая и какая-то что ли искусственная. Инга не была собой.

– О, твой таксист пожаловал, – ухмыльнулся Артём.

– А ты кто? – Раз Артём начал с наезда, Паша ответил так же борзо. – Могу быстро переквалифицировать тебя в лётчика с пятого этажа.

Но Артём вальяжно развалился и смотрел на Пашу с издевательской ухмылкой. Было в нём то, чего Паше отчаянно не хватало. Возраст. Артём был худой, бледный, высокий, но явно слабый, а вот разница в возрасте становилась очевидна. И Паша тоже это ощущал и почему-то терялся: шутки сразу становились нелепыми и детскими, а претензии выглядели капризами.

– Тёма уже уходит! – послала ему выразительный взгляд Инга.

– Чего это ухожу? Я только пришёл. Меня, между прочим, Кира пригласила.

– А можно я куда-нибудь уйду? – тихо выдала Кира, она как раз перевернула на сковороде блинчики и накрыла их крышкой.

И Паша поддержал её:

– Да, пошли! Кира, Инга, берём блинчики и гоу гулять! А душнила пусть сидит.

– Я же говорил, ему всё равно с кем, – Артём сверлил взглядом Ингу, а у неё даже глаза потемнели. – Сегодня Кира, завтра ты, послезавтра ещё кто-то…

– А ты не завидуй! – процедила Инга.

Кира вдруг проскочила мимо:

– Я сейчас! – и закрылась в ванной.

Паша проводил её взглядом. Почему-то захотелось пойти за ней: ему тоже здесь было некомфортно. Душнила отравлял атмосферу одним своим присутствием. Паша ничего не понимал, но врезать Артёму захотелось ещё больше, чем обычно. Нужно было куда-то приложить жажду деятельности. Инге, похоже, хотелось того же, потому что она вдруг сжала кулаки, заговорила резко.

– Кира тебя позвала, а ты её обижаешь!

Артём встал и нахмурился.

– Я про Киру ни слова плохого не сказал. Её обижаешь ты! Зачем ты своего придурка сюда позвала? На что надеялась: что мы чай будем вместе пить? Инга, ты умудряешься испортить абсолютно всё и даже не замечаешь этого! – Артём даже покачал головой. – Мне пофигу и на тебя, и на него. Я пошёл.

Он попытался пройти мимо Паши, но тот загородил ему проход: пусть обходит его боком вдоль стеночки. Но Артём лишь прищурился, скрестил руки на груди, смотрел прямо в лицо:

– Бить меня будешь, клоун? Валяй. Инга оценит!

– Не вздумай! – подлетела она и встала между ними, упёрлась Паше в грудь.

Инга смотрела ему в лицо, и Паша хмурился: всё пытался считать эмоции Инги, пытался её понять, но не мог. Действительно, зачем она позвала и его, и Артёма? Причём так отчаянно защищала Артёма. Артём посмотрел на Пашу и хмыкнул:

– Хочешь совет, белобрысый? Бросай её первым!

Инга прищурилась, обернулась и принялась остервенело лупить Артёма по груди и плечам:

– Скотина! Ненавижу тебя!

Паша словно рефлекторно схватил её, оттащил от Артёма и обнял сзади за плечи, крепко держал. Инга резко выдохнула и сразу вся сдулась. Паша посмотрел на Артёма и хмыкнул:

– Зачем мне тебя бить, если у меня есть Инга.

– Сошлись две истерички! – цокнул Артём.

– Долго шутку придумывал? – огрызнулся Паша.

– Да мне-то что. Это вы вместе и месяца не протянете.

Артём прошёл мимо и постучался в ванную:

– Кира, ты можешь выходить, я ухожу.

Она открыла дверь и выглянула:

– Извини. Можно я с тобой?

Артём обернулся на Пашу с Ингой, а потом снова посмотрел на Киру и отрезал:

– Нет. Разбирайтесь сами! Я больше в этом не участвую.

Когда дверь за Артёмом захлопнулась, Инга села на стул и тяжело вздохнула. В воздухе сильно запахло жареным, но на этот раз от сковороды. Кира молча прошла, перевернула блинчики ещё раз и выключила плиту. Паша так и стоял посреди кухни, будто не при делах. Кира расположилась у плиты, обнимала себя за плечи и прятала глаза. Инга, наконец, выдала:

– Сам он истеричка! – потом посмотрела на Киру. – Кир, серьёзно, не вини себя.

– Я просто не люблю, когда все ругаются, особенно из-за меня. Я позвала Артёма, чтобы вы помирились, не знала, что Паша к тебе приедет. Вы, серьёзно, вместе?

– Может, вы мне поясните, – Паша переводил взгляд с одной на другую, скрестил руки на груди. Артём ушёл, но напряжение осталось.

– Там пояснять нужно с самого начала, – махнула рукой Инга. – Кира попала под перекрёстный огонь. Всё, Кир, Артём ушёл.

– Ну нельзя же так! Это не по-человечески! – И Кира уставилась на Ингу, потом посмотрела на Пашу с каким-то осуждением.

– Кир, успокойся. Тёма умный мальчик и сразу всё понял, – серьёзно выдала Инга. – Просто слишком поздно опомнился. Прости, что наехала.

Паша приподнял брови:

– Если мне никто ничего не объяснит, я пойду выбивать информацию из Душнилы.

Инга протяжно выдохнула и затем рассказала:

– Мы с Тёмой расстались, а Кира пыталась нас помирить всё это время. А когда мы шли с блинчиками, Кира пригласила его к нам. Она не знала, что я теперь с тобой. А Тёма тут начал наезжать на неё, доказывая, что вы вместе, – Инга посмотрела сначала на Пашу, потом на Киру.

– Мы никогда не были вместе, – ещё раз убедил Ингу Паша, и Кира кивнула. – А что не по-человечески?

– То, что вы теперь вместе это не по-человечески, да ещё и на глазах у Артёма! – возмутилась Кира.

– Почему эт? – опешил Паша.

– Кир, я предлагала ему переехать давно, – вдруг резко заговорила Инга. – А когда начала уговаривать, он заявил, что не хочет жить в Москве, даже со мной. Какие я должна была сделать выводы? Что Тёма через две недели опомнится и передумает? Последний наш разговор закончился, когда он заявил, что в Москву переезжать не будет. Я написала, что на этом тогда всё, а в ответ получила просто: «Ок». Ок и ок: идеальное завершение отношений! Это сейчас Тёма дал заднюю, что под «на этом всё» имел в виду переезд в Москву, что закончен разговор. Я тогда имела в виду нас с ним. А получила просто «Ок». Нормально, да?

– Ненормально, но ты же ему даже не отвечала, а сама начала мутить с Пашей, чтобы отомстить.

– Вечно Паша попадает под раздачу. – Он плюхнулся на стул и нахмурился, посмотрел на Ингу, тоже требуя пояснений. – Я что, так похож на орудие мести?!

Но она закатила глаза:

– Кир, я Тёме задолбалась объяснять! Да не мутили мы с Пашей, ну… до Сочи! – она вдруг смутилась. – Тогда я пыталась хоть как-то достучаться до Тёмы, чтобы он приехал. А ему было лень жопу от стула оторвать ради меня, работой его, видите ли, завалили, и смысла мотаться он не видит! Но после его «Ок» стало уже реально пофиг. Я его и закинула в ЧС. Про Москву он мне только сегодня рассказал, что нашёл вариант для нас, но я не знала, правда, не знала… – Инга вздохнула.

– Я про Москву тоже не знала, – призналась Кира. – И ты не хочешь всё вернуть? Он же всё-таки приехал.

– Нет. Уже поздно. У меня теперь есть Паша, – Инга улыбнулась ему, и Паше вдруг стало очень горячо внутри: Инга всё-таки выбрала его.

Впервые кто-то предпочёл его остальным, и это оказалось непередаваемое чувство: горячее, огненное, распаляющее всё внутри. Паша тоже улыбался от уха до уха, он снова почувствовал взаимность, а это было самое дорогое и ценное, что он когда-либо ощущал.

Если бы ещё кто-то месяц назад сказал Паше, что Ингу легко смутить, он бы хохотал в голос. Но сейчас наблюдал, как она стесняется и суетится, и улыбался. Смущённая Инга выглядела такой милой и забавной, что сразу загорался огонь внутри.

Когда девчонки перестали обсуждать Артёма, то напряжение из кухни постепенно рассеялось. А когда перешли на чай с блинчиками, вообще уже болтали обо всём. Паша начал подшучивать над обеими девушками, но, почти не отрываясь, следил за Ингой, и ему нравилась её живая мимика, резкие жесты, искренняя улыбка. Она такая яркая, смешливая, энергичная – столько новых граней открывалось в ней, если присмотреться. И эти новые грани будоражили в Паше всё внутри. Завораживали. Инга то выразительно приподнимала брови, то широко улыбалась, то сердито поджимала губы и щурила глаза, но каждый раз смущалась под пристальным Пашиным взором. Если бы взглядом можно было откусить кусочек от любимого человека, то Паша бы уже съел её всю. От смущения Инга будто теряла всю свою привычную дерзость, даже улыбалась мило.

Время вообще пронеслось незаметно, и Паша опомнился уже ближе к полуночи, только когда Кира начала зевать и клевать носом. Инга предложила Паше:

– Давай уже завтра вернёмся.

Паша согласился, тем более завтра в город обещались приехать ТимьЯн. Кира ушла умываться, а Паша тут же подскочил к Инге, потянул и прижал к себе:

– Согласен остаться с тобой.

– Я за, но боюсь, Кира не оценит нашего соседства, – Инга покраснела, а потом отвела взгляд и вздохнула. – Не хочу, чтобы Тёма про это узнал. Поэтому только не здесь и не при Кире.

Паша вздохнул, так не хотел расставаться, и, похоже, призрак Артёма будет долгое время ещё стоять между ними. Инга, сколько бы ни говорила о нём отстранённо и с подколками, но каждый раз вздыхала.

Вызвав такси, Паша уехал к себе. Отца дома не оказалось: видимо, снова был в рейсе. А в пустой квартире захотелось выть: одиночество пугало и давило со всех сторон. Сколько бы лет ни прошло, а незримое присутствие мамы всё равно ощущалось. Паша рухнул на кровать и смотрел в потолок. Не мог выкинуть из мыслей Ингу: её образ словно отпечатался на сетчатке, отложился в голове, оттиснулся на сердце, он даже запах её ещё помнил. Тело вообще очень резко реагировало на мысли об Инге – Паша заводился моментально. Воспоминания о мягких губах и нежной коже, горьковато-цветочном запахе, бесконечно глубоких глазах обволакивали, внутри загорался горячий трепет, и все нервные окончания тут же требовали Ингу.

Если бы Паша знал, что отца не будет дома, то забрал бы Ингу с собой, а в два часа ночи она уже наверняка спала. Он открыл их переписку, и Инга словно почувствовала, вдруг стала онлайн. Паша ей набрал:

«Не спишь?»

«Нет. Чилила в ванной после поезда, только вышла».

Паша вдруг занервничал, когда подумал, как бы деликатнее позвать Ингу к себе без пошлой прямолинейности. Она по любой фразе догадается, что Паша зовёт её не чай пить. Тут же оброс сомнениями и страхами из-за возможного отказа, написал короткое:

«Я соскучился».

Но Инга сама ответила такое, что никаких сомнений и страхов не осталось:

«Я тоже. Знаешь, о чём я жалею? Что мы не ошиблись с тобой в Сочи. У меня это теперь из головы не идёт».

Паша аж подскочил от её сообщения, тут же набрал:

«Жди меня, я тебя сейчас заберу к себе! У меня дома никого, а я так боюсь спать один».

«Шутишь?»

«Нет. Я уже даже такси вызвал».

«Серьёзно?! Ты чего! Я тут сижу в одних трусах и ещё даже голову не высушила!»

«Всё, как я люблю! Кире скажи, что гулять идёшь со мной».

«Она уже спит. Я тогда побежала сушить волосы и одеваться».

«Одеваться не обязательно».

Когда Инга вышла и забралась в такси, она, видимо, до сих пор не верила, что Паша не шутил. Он тут же пересел к ней на заднее сиденье. Инга улыбнулась, ошарашенная. Такая красивая, он неё пахло шампунем и фруктовыми духами, а глаза даже в темноте блестели, она прошептала:

– Я от тебя в шоке!

– А я от тебя без ума!

Это всё, что Паша мог сказать, потому что не хотел терять время и тут же накинулся с поцелуями. А дома, наедине, и за закрытыми дверями они дорвались друг до друга. Хоть и повисла между ними тень смущения, да ещё и Пашина неопытность мешала, но зато страсти у обоих хватало сполна. Паша своего тела не стеснялся, разделся быстро, а Ингу ему хотелось подольше поизучать руками и губами, и она как раз стеснялась обнажаться. Правда, притяжение было такое, что исследование пришлось оставить до следующего раза. Кожа стала одним оголённым нервом, а прерывистое дыхание с хрипами и стонами звучало чуть ли не в унисон. Губы болели от горячих поцелуев, а вместо разума осталось только возбуждение. Паша сжимал Ингу так крепко, что иногда боялся что-то ей сломать, но ей, наоборот, нравилось, когда он так её прижимал, специально прогибалась и льнула, впивалась пальцами в плечи и спину сильнее.

Паша вдыхал запах Инги, и это действовало словно наркотик. Аромат её тела возбуждал до безумия. А нежная кожа и хрупкая фигура сводили с ума. Паша даже не заметил, когда успел раздеть Ингу, руки словно действовали сами собой.

Когда Паша уже собирался переходить к основному акту, Инга его вдруг остановила:

– Презик где?

– Что? – Паша вообще в ушах слышал только свой учащённый пульс.

– Презерватив! – повторила Инга.

И тут до Паши дошло:

– У меня нет. Давай без него.

Инга нахмурилась и вся разом напряглась, то была страстной и податливой, а сейчас заговорила резко:

– Нет!

Паша решил продолжить ласки, не хотел терять ни секунды, но Инга шумно выдохнула и упёрлась руками ему в грудь:

– Никакого секса без презика!

– Я тебя услышал, – продолжая поцелуи шеи, проговорил Паша, оторваться от неё он не мог. И надеялся, что Инга передумает, если её сильнее распалить, хотя куда уж сильнее, не знал. Она будто вся пропиталась страстью или заразилась безудержным возбуждением от Паши.

– Тогда почему ты не останавливаешься? – голос Инги смягчился, она явно улыбалась.

– Не могу остановиться, ты слишком классная! И вдруг ты ещё передумаешь?

Но после этих слов она снова напряглась, выбралась из-под Паши, села и натянула на себя одеяло по самую шею:

– Нет, не передумаю.

– Почему? – теперь и Паша был разочарован: слишком он увлёкся, и предохранение казалось такой мелочью по сравнению с бурлящей кровью и возбуждением. – Ты мне не доверяешь?

– Я слишком боюсь повторить судьбу моей матери, поэтому в этом вопросе никому не доверяю!

– Ясно, – Паша вздохнул и сел на край кровати, отвернулся от Инги и потянулся к джинсам.

– Па-а-аш, – виновато потянула Инга. – Не обижайся. Просто для меня это самый жуткий страх, и без защиты я даже расслабиться не смогу.

– Да, я тебя понял.

Паша уже встал, застегнул джинсы, надевал футболку, но избегал смотреть на Ингу. Слишком она была сексуальной и желанной сейчас, а сдержаться у Паши не хватило бы тормозов. И он боялся, что если не уйдёт, то снова накинется и просто изнасилует Ингу.

– Ты куда? Почему уходишь?

– За презервативами.

– Серьёзно? Время четыре! Не уходи, пожалуйста!

– Где-то в центре точно были круглосуточные аптеки. Скоро вернусь.

Паша так и не посмотрел на Ингу, когда выходил, зато услышал в спину:

– Я от тебя в шоке!

В шаговой доступности оказался только круглосуточный магазин цветов: «Вот уж нужная вещь в четыре утра!» Заспанная продавщица вытаращилась на Пашу как на привидение, когда он спросил про презервативы, и весь тут же стал как самые алые розы в их магазине.

– У нас только цветы, – настороженно проговорила она.

Паша кивнул на красивый букет из сиреневых цветов, явно заразился от Тимохи покупками по цветам.

– Дайте мне вот эти тогда.

– Это орхидеи.

Девушка снова бросила на Пашу любопытный взгляд, но букет вытащила, а когда он расплатился, кивнула:

– В соседнем дворе вроде была круглосуточная пивнуха, возможно, там есть то, что вам нужно.

В пивнухе в четыре утра на Пашу с букетом посмотрели ещё более странно, чем в цветочном, но презервативов у них не оказалось, и в этот раз пиво Паша брать не стал. И пошёл до ближайшей круглосуточной аптеки. Там его запрос вообще никого не удивил, и, всё купив, довольный Паша побежал домой. Прогулка по ночному городу чуть охладила пыл, но стоило мыслями вернуться к Инге, возбуждение накрывало новой волной.

Только вот Инга его не дождалась, уснула с телефоном в руке, закутанная, как гусеница, в одеяло. Хоть и проснулась на мгновение, когда Паша её обнял, но лишь что-то пробурчала и снова провалилась в сон.

А утром Паша испытал приятное дежавю, правда, в прошлый раз Инга обещала за такое оторвать Паше яйца, и он надеялся, что она не станет выполнять свою угрозу, поэтому обхватил её сильнее, прижался к бёдрам плотнее.

– Тебя, Паш, жизнь ничему не учит, – услышал Ингу, по голосу она явно улыбалась, видимо, тоже вспомнила то утро на кухне.

– Ты меня научи, – он рассмеялся, ещё и рукам дал волю, а Инга расслабилась в его объятиях.

С утра она была ещё сонная и податливая, невероятно нежная, ластилась и льнула, позволяла себя ласкать. Но потом выскользнула из объятий в туалет, а вернулась уже с букетом в руках: Паша оставил его вчера в коридоре и совсем про него забыл. В глазах Инги читался шок и восторг:

– Как ты узнал?!

– Ты забыла: я много про тебя всего знаю.

– Нет, Паш, признавайся! – Инга села на кровать и так нежно обнимала букет, что Паша начал ревновать.

– А я, может быть, волшебник!

– Никто не знает, что я обожаю орхидеи, даже Янка. Это такая моя слабость, о которой стесняюсь рассказывать. Я просто в шоке!

И Паша улыбался. Ему стало стыдно в цветочном магазине, и он купил цветы для Инги в качестве компенсации, что разбудил продавщицу. Чуйка его не обманула – тот букет показался ему самым красивым. Даже не предполагал, что так удачно попадёт: Инга чуть ли не светилась от восторга. Да если она так будет радоваться цветам и смотреть на Пашу с таким восхищением, он скупит для неё все орхидеи Москвы.

Никогда в жизни Паше не было так хорошо. Он смотрел на Ингу и поражался, как так долго не замечал рядом с собой идеальную, просто совершенную девушку. Или она хорошо маскировалась под неадекватную стерву, или Паша слепой идиот. Скорее оба варианта. Где всё время были его глаза? А ведь внешне Инга ему понравилась с первой встречи: Пашин любимый типаж. Они, правда, чуть не подрались при знакомстве, Паша просто успел убежать, и рассмотреть себя она не дала. Тогда-то Паша и решил держаться от неё подальше, и им удавалось сохранять дружеское общение, построенное на взаимных подколках.

Тогда Инга была несвободна, да и Паша не хотел замечать других девушек, кроме Лики. И сейчас жалел, что потерял так много времени без Инги.

Если бы Паша попал в день Сурка, он бы выбрал этот день, чтобы переживать его снова, и снова, и снова… Он бы не хотел, чтобы этот день вообще заканчивался, потому что они с Ингой забыли о существовании всего мира за пределами Пашиной квартиры. Один раз пришлось выбраться к двери, чтобы забрать доставленную пиццу, а Тим дозвонился только с десятой попытки, но Паша сказал, что занят важными делами и никуда не пойдёт. Инга первая вспомнила, что ей нужно вернуться домой:

– Завтра пары.

– Давай их прогуляем?

– Мне надо лабу доделать, – поморщилась Инга, а потом закрыла лицо ладонями: – Мне Тёма обещал с ней помочь, но так и не помог.

– Вот гавнюк! Пошли к нему, пусть помогает!

Инга, словно створки, раскрыла ладони и уставилась на Пашу:

– Ты серьёзно?

Он расхохотался:

– Мы заставим его сделать твою лабу!

– Его не нужно заставлять, он и так поможет, – Инга вздохнула и чуть поджала губы.

А Паша ревновал: разговоры об Артёме расстраивали Ингу. Неужели она жалела? Хотя какой пожар они устроили в постели, что теперь он в чувствах Инги не сомневался. Инга хотела ошибиться, а Паша только об этом и мечтал. Они “наошибались” от души до самого вечера, что каждая клеточка тела теперь приятно ныла.

Паша вдруг подумал, что его всегда подкупала прямолинейность и честность Инги. Порой она была резка, но никогда не юлила и не хитрила. Не было в ней присущей девушкам способности всё выворачивать наизнанку. А ещё она словно видела Пашу насквозь, на каком-то душевном уровне улавливала его страхи, его боль. Может, поэтому Паша был с Ингой так откровенен и поделился самым сокровенным. А ведь она тоже когда-то открылась Паше, показала свою ранимую сторону, не постеснялась поделиться болью. И сейчас Паша видел, что Артём Инге не безразличен, и вдруг тоже прямо спросил:

– Скучаешь по нему?

И Инга кивнула и вздохнула. Это оказалось больнее, чем Паша рассчитывал, но, словно считав его мысли, Инга выдала:

– Ты только не ревнуй. Я не вернусь. Просто мне его не хватает, Тёма долгое время для меня был лучшим другом, а я всё испортила.

– Он дебил конченый, что отпустил тебя! Но я рад, что он к тебе тогда не приехал. – Паша прижал Ингу крепче и зарылся носом ей в волосы, коснулся губами виска. – Я так боялся, что ты к нему вернёшься.

– А какой в этом смысл, если я о тебе буду думать. Мне его жалко, он не ожидал и расстроился.

– А мне не жалко, он сам виноват.

– Ты и не должен его любить. Просто для меня он всегда был как маяк. В любой шторм у него можно было спрятаться, переждать бурю. Он надёжный и вечный. Всегда даст совет, подскажет направление. Он мне даже инстик выбрал. Но вот сдвинуть его с места невозможно.

– Слушай, но он же приехал к Лике на день рождения. Вчера тоже. Сдвинула же.

Инга чуть напряглась, а потом усмехнулась:

– Шантаж и манипуляции. На самом деле он был мне должен и просто отдал долг. А вчера… видимо, ЧС творит чудеса.

– Ты так мне и не рассказала, о чём вы говорили и зачем он встречался с Ликой.

Инга поморщилась:

– Мы же с ним поругались не из-за того, что он не приехал, и даже не из-за моего сообщения про тебя. После того, как я в Москву уехала, мы вообще стали часто ссориться. Просто в какой-то момент вдруг задумалась о будущем, что нас ждёт, и спросила об этом Тёму. И он мне написал: «поживём-увидим», не очень-то обнадёживающе. Я начала на него давить с переездом в Москву, но слышала лишь отмазки, якобы ему просто не нравится жить в Москве, атмосфера не та, и переезжать он точно не собирается. И после этого я поняла, что мне его не сдвинуть, и тогда приняла решение расстаться. Думала, он будет бороться, а Тёма не отреагировал. Мне было так плохо, что решила с корнем всё выдрать, как лейкопластырь разом оторвать. И я его везде в ЧС закинула: чем меньше контактов, тем быстрее проходит. Тёма даже для меня оказался неподъёмным. А ему на самом деле было не пофиг, и он всё-таки сдвинулся, начал искать для нас квартиру в Москве. Только слишком поздно, я его уже выдрала с корнем, – Инга вздохнула, поджала губы. – Про это и поговорили. А с Ликой они про жильё ещё после её днюхи завели тему, она только недавно купила квартиру, и у неё осталась какая-то аналитика по недвижимости Москвы, там сотни разных критериев. И вот она их и принесла Тёме, когда ты их видел.

– И ты сразу поверила?

– А зачем ему врать? Тёма в принципе не способен на интриги. Ему это не нужно. Если бы Тёма влюбился, он бы ещё ко мне за советом пришёл, я уверена. Просто он настолько привык быть один, что ему никто не нужен. И меня это бесит: есть я рядом, хорошо, нет – ещё лучше. Только мне без него было плохо, а ему без меня нормально. И я всё это поняла, только когда к матери осенью перебралась, и так мне тяжело было от игры в одни ворота: пишу ему постоянно, звоню, приезжаю. Он привык. Но я не могу видеться только по выходным, мне этого недостаточно. Тёма вообще, мне кажется, любил меня, только когда напивался, тогда он жутко любвеобильный, а в другое время только воспитывал, а не любил. Весной, когда у Янки были проблемы, я осталась совсем одна. Плохо было, и так хотелось избавиться от одиночества, что чуть ли не поселилась у Тёмы. А летом перебралась к нему окончательно и испортила нашу дружбу.

– Слушай, а он вообще неплохо устроился. Если бы ты ко мне перебралась жить, я бы в первый же день испортил нашу дружбу!

Инга рассмеялась, посмотрела на Пашу:

– Ты пытался! Нет, ты, правда, бессмертный, раз улёгся со мной спать ещё и лапать начал! Я была в таком шоке от тебя!

– Признайся, тебе понравилось.

– Паш, с тобой на самом деле жутко спать: ты ворочаешься. Я тогда только уснула, а ты лёг такой, придвинулся, обнял, ещё руку мне на грудь положил! Я так офигела от твоей наглости, что даже не сразу схватилась за табуретку, чтобы тебя ею огреть! Толкаю тебя, а ты дрыхнешь, ещё что-то бурчишь сквозь сон. Спасибо, что не храпел. Ты тёплый, конечно, об тебя классно греться, но даже во сне руки распускаешь. Думала огреть тебя табуреткой утром, но ты так смешно свалился с дивана, что передумала. Решила, что с тебя хватит.

Инга рассказывала, а Паша просто ухахатывался. Просмеявшись, снова затащил Ингу в кровать и накинулся с поцелуями:

– Зато мне очень нравится с тобой спать!

– Что-то мне подсказывает, высыпа́ться мы с тобой не будем.

– Под "спать" я как раз и имел в виду не высыпа́ться.

Но вскоре вдруг вспомнил и спросил, глядя Инге в глаза:

– Слушай, а если Душнила для тебя маяк, то кто для тебя я?

– Ты, Паш, как Квантовый скачок в Сочи. У меня от тебя дух захватывает!

Паша рассмеялся. А Инга игриво посмотрела:

– А я для тебя кто?

– Ты для меня океан, всё время хочу утонуть в тебе. Но вообще не хочу быть для тебя Скачком, буду твоим персональным волшебником.

В Москву Тимоха возвращался с Ликой, и они предложили захватить Пашу с Ингой. Яна снова осталась дома. А Паша с Ингой согласились и, словно пьяные, притащились к Тиму во двор. Они обнимались и целовались всю дорогу. Постоянно хохотали над абсолютной глупостью. Паша не понимал, почему ему всё время так смешно, он давно уже не ощущал такого внутреннего подъема. Погода была словно созданна для прогулок: сыро, холодно и мелкий моросящий дождь.

Инга захватила орхидеи, всё время улыбалась и нежно обнимала букет. А когда Паша крепко сжал ладошку Инги, она вдруг серьёзно на него посмотрела:

– Паш, я должна тебе признаться. Я не хожу ни с кем за ручки, потому что у меня постоянно потеют ладони, – Инга смутилась. – Об этом никто не знает, но, когда я думаю об этом, они потеют ещё сильнее.

Паша лишь расхохотался:

– Мне абсолютно пофиг! Но откровенность за откровенность. Тоже тебе признаюсь: у меня так потеют ноги, что я постоянно таскаю с собой сменные носки.

– Дурак! – Инга толкнула его в плечо. – Мне правда жутко стыдно.

– Я, вообще-то, серьёзно! Целых три пары, показать? – приподнял бровь Паша. – Так сильно потеют, что даже пришлось в море влезть в кроссах, чтобы ты об этом не узнала.

Теперь Инга рассмеялась, а Паша обнял её, а потом подхватил и перекинул через плечо, а руку положил на попу:

– Если ты переживаешь за потные ладошки, то мне ещё очень удобно ходить с тобой так.

Всё так же смеясь они встретили Тима и Лику около машины. Паша обычно сразу же плюхался на переднее сиденье, но в этот раз моментально перебрался назад к Инге. У Тимохи всё ещё были «эти дни»: он хмурился и хандрил, но уселся на пассажирское сиденье. Лика даже не улыбнулась, увидев обнимающихся Пашу с Ингой, наоборот, посмотрела на них с какой-то грустью, поздоровалась сдержанно. А вот Паша сверкал улыбкой:

– Лика, ликуй! Твоя мечта сбылась: больше не буду к тебе приставать.

И Паша обрадовался, что при виде Лики не дрогнул ни один нерв, не появилось привычного трепета и саднящей боли: Лика больше не ранила. Паша освободился и теперь был заполнен до краёв другой любовью: светлой, одухотворяющей и взаимной.

Целовать себя в дороге Инга не дала, но зато они обнимались и шушукались, как заговорщики, постоянно хихикали. Потом Инга начала рассказывать про свою мать, как та только поступила в институт и встретила отца, а через полгода залетела, страдала токсикозом, завалила сессию и её выгнали, не дали взять академ, а через пару лет отец сбежал от них, и вся их жизнь пошла по наклонной. Затем Инга пристально посмотрела на Пашу и тихо-тихо проговорила:

– Если ты меня бросишь, я тебя убью!

Паша расхохотался, прижал к себе крепче и прошептал на ухо:

– Я тоже тебя люблю!

– Я сказала убью, а не люблю. Ты плохо слышишь?

– Всё я слышу правильно.

Потом Паша начал припоминать историю знакомства своих родителей, поделился с Ингой:

– У меня у родаков, знаешь, какой прикол. У меня и маму, и отца зовут Саша. Они, видимо, меня поэтому назвали Пашей, ни капли фантазии. Причём, у меня мать старше отца, кажется, года на четыре. Она юрист, а отцу нужно было оформить наследство после смерти дяди тут, и он приехал из Хабаровска, а документов, что ли, не хватало: в общем, затянулось дело на несколько месяцев, а мама как раз его дело вела, помогала ему во всём, так и сошлись. И он остался здесь ради неё.

– А у меня отца звали Геной, и он настаивал, чтобы в моём имени присутствовала буква “Г”, и как я рада, что мама придумала что-то оригинальнее Гали. Так что от отца мне остались лишь три “Г”: в имени, фамилии и отчестве.

Паша с Ингой хоть и тихо, но болтали без умолку, а вот Лика с Тимом за всю дорогу перебросились лишь парой фраз. Когда Лика довезла их до дома, то опять посмотрела на Пашу и Ингу с тоской, а на ТимьЯна она всегда смотрела, умиляясь. Неужели она ревновала Пашу или ей так не нравилось, что он теперь с Ингой?

Тимоха пошёл домой, а Инга остаться у Паши отказалась, аргументируя завтрашними парами. Но расстаться они всё никак не могли, даже когда Паша проводил Ингу домой, они ещё долго стояли целовались и обнимались.

И этот ноябрь Паше запомнится навсегда: целый месяц он утопал в любви.

Любить Ингу было легко: она без всяких предубеждений могла остаться на ночь у Паши. И они, действительно, не высыпались: их совместные ночёвки не были созданы для сна. Оба по утрам зевали, но довольные и счастливые, потом подкалывали друг друга весь день. Оставаясь наедине, они всегда накидывались друг на друга. И Паше всё равно не хватало их близости, он готов был заниматься сексом с Ингой целыми сутками: по ночам устраивать страстные пожары, а по утрам утопать в податливой нежности. А когда расходились, то Паша не мог сосредоточиться ни на чём, мечтал скорее оказаться рядом с Ингой, на ней и в ней. После близости всегда лежал какое-то время, как мёртвый, с закрытыми глазами и приходил в себя, прислушивался к пульсирующему по всему телу блаженству, настолько ему было хорошо, что он не двигался и не разговаривал, а Инга всегда смеялась:

– Я у тебя тоже нашла кнопку выключения.

– Дай мне пять минут, и я снова включусь.

Любить Ингу было легко: если они расходились, то всё равно постоянно переписывались. Инга всё время шутила, даже пыталась специально рассмешить Пашу, хотя он и без этого постоянно смеялся. Он любил юмор Инги, правда её подколки теперь стали мягче. Да и она вся стала рядом с ним другой: будто все иголки разом опали, а на смену им пришла нежность и страсть. Инга словно ёжик, которого Паша развернул и теперь мог наслаждаться мягким животиком.

Любить Ингу было легко, потому что она была самой красивой, со сводящим с ума запахом, с самой нежной кожей, с самой обожаемой улыбкой и самыми глубокими глазами. А за её светящийся игривый взгляд Паша продал бы душу. И ни на кого бы её не променял. Он целовал её ноги, гладил бёдра – Инга просто млела, когда он касался её ног, это точно была её кнопка выключения. Паша обожал всё её тело, ведь у любимой девушки всё любимое, и не уставал ей это повторять, потому что она иногда стеснялась своей наготы и постоянно норовила прикрыться. Приходилось настаивать, усыпать её комплиментами и поцелуями, и в очередной раз доказывать, какая она совершенная, и как Паша её постоянно хочет.

Любить Ингу было легко за её откровенность и прямолинейность. Она не стеснялась говорить обо всём: рассказывала про своих бывших и про первый сексуальный опыт, узнала, что он был влюблён в Лику и постоянно его подкалывала. Они часто устраивали споры кем быть лучше: спортсменом или технарём. Это вообще стало их личным противостоянием. Инга не сглаживала углы, говорила в лоб, и Паше это нравилось. Он, в свою очередь, тоже не стеснялся нести абсолютную чушь, делиться дурацкими идеями, и Инга не смотрела на него, как на придурка, а поддерживала и смеялась вместе с ним. А самое главное, что Паша не боялся быть собой: он мог даже о своей боли поговорить с Ингой, рассказать, что его тревожит. Она понимала его и принимала, и что больше всего поражало Пашу: Инга его любила такого. Она искренне интересовалась его жизнью, ТикТоком, соревнованиями и тренировками. Дико возмутилась, когда он заявил, что поедет на сборы в середине декабря.

– Вообще офигел уехать на неделю? А как же я? Возьми меня с собой!

И Паша тоже не представлял, как выдержит неделю без Инги.

Инга даже как-то попросила Пашу раздобыть фотографию его мамы и потом поставила ему на стол в рамочку. Это было одно из последних совместных фото: Паше на снимке недавно исполнилось тринадцать, и они ходили в кинотеатр. Он запомнил этот момент, мама тогда сказала: «Ты уже начал меня обгонять по росту, надо сфотографироваться, пока не сильно вымахал». Инга его едва узнала на снимке:

– Ты такой худой, обросший и темноволосый! Другой человек просто.

– Я всегда был худым, только в старших классах набрал мышечную массу, когда под крылом у семьи Тимохи жил. А когда мама ушла, то за год вытянулся почти на двадцать сантиметров, а волосы у меня были длинные до десятого класса, мне девчонки на гимнастике в лагере даже брейды плели.

Паша с грустью посмотрел на снимок и нахмурился:

– Плохая идея!

– Хорошая! Слушай, из памяти ты её никогда не вытравишь, так храни самые хорошие воспоминания, чтобы хотя бы не так болело. У Тёмы вообще мать погибла, когда ему девять было. Я ему на холодильник её фотографию прилепила. Ему помогло, словно он её и не забывал. Паш, это часть тебя, но поверни ты это другой стороной, хорошей.

– Не вижу в этом ничего хорошего.

– Найди! Знаешь, я разыскала своего отца год назад в соцсетях. Написала ему, предложила встретиться, а он мне ответил, что у него нет дочери. Прикинь! Я всю жизнь хотела прыгнуть выше головы, чтобы он обо мне узнал, доказать, что я крутая, и он бы кусал локти, что бросил нас тогда. А сейчас думаю, наоборот, хорошо, что в моей жизни нет этого человека с большой буквы “Г”.

Через две недели Инга даже познакомила Пашу со своей матерью, позвала его в гости, правда, покрасила его волосы предварительно в зелёный цвет. Сказала, что хочет шокировать мать, но та сразу распознала руку дочери, посмотрела на Пашу скептически:

– Инга, ты, что ли, эксперименты ставишь? Зачем изуродовала такого хорошенького мальчика?

Мать Инги оказалась длинноволосой блондинкой, выглядела эффектно, гламурно, намного моложе своих лет. Она с Ингой смотрелась чуть ли не подружкой-ровесницей. Зато по лицу сразу было ясно, что она любительница индустрии красоты: наращенные ресницы, татуаж бровей, филлеры в губах. Паша усмехнулся, Инга рассказывала, какая её мать – противница татуировок, но сама не гнушалась искусственной, нарисованной красоты. Общего во внешности у них было мало, разве только глаза, и неуловимые черты лица, но Инга словно специально старалась быть непохожей на свою мать.

Правда, знакомство не задалось. Мать Инги оказалась довольно стервозной, резкой, и говорила о дочери, лишь критикуя и придираясь, всё время фыркала и рассказывала, какая та раздолбайка: не помогает по дому и не убирается в комнате. Иногда её мать даже флиртовала с Пашей, и Инга всё терпела, не грубила в ответ. Но Паша замечал и чувствовал, как сильно поведение матери ранит Ингу, и не мог этого вынести, и под конец начал даже огрызаться в ответ и защищать Ингу.

– Ой, Паша, с Ингой тебе будет тяжело. Предупреждаю сразу. Она, как вы там говорите: траблмейкер. Но возврату эта девочка не подлежит.

– А я сильный и вообще люблю всё тяжёлое. Даже музыку слушаю только тяжёлую, потому что она пробирает до самой глубины. И Ингу люблю исключительно за это. Лучше неё никого не встречал!

А про себя подумал, что и сам бы не отдал Ингу на растерзание родительницы. По сравнению с ней Инга просто милейший божий одуванчик.

Её мать чуть склонила голову, а Инга улыбнулась, в её глазах блеснули слёзы, и она крепко сжала под столом Пашину ладонь.

Как-то у них осталась ночевать Яна, и после тренировки девчонки ждали их в квартире. Инга написала: “Тебя ждёт сюрприз!” Она встретила Пашу в прямом коротком платье с глубоким вырезом, сделала яркий макияж, уложила волосы. Смотрелась шикарно и очень соблазнительно. Она покружилась перед ним.

– Паш, смотри, какое платье себе купила! Как тебе? Хочу его выгулять, пошли куда-нибудь?

– Шикарное платье, снимай быстрее!

И под смех и возмущение Инги просто стянул его с неё, в очередной раз доказывал собственными методами, какая она красивая. Инга попыталась его притормозить:

– Ты бы поел. Мы приготовили твою любимую карбонару.

– Тебя я хочу больше, чем есть. – Даже голодный Паша не отказался бы от Инги.

И только удовлетворив похоть, лежал и гладил мягкие волосы Инги. Она приподнялась на локте, заглянула в лицо:

– Хочешь, скажу тебе самые важные слова?

Паша хмыкнул, он ни разу не слышал от Инги признания в любви, но она рассмеялась:

– Пойдём, я тебя покормлю!

– Я тоже тебя люблю! – со смехом крепко обхватил её и положил на себя.

– У тебя опять проблемы со слухом?

– Я всё слышу правильно.

Инга потом сползла и легла перпендикулярно, головой Паше на грудь, он продолжил разглаживать пальцами её волосы.

– Паш, а ты счастлив?

Почему-то он помедлил, пытаясь осознать, что вложить в понятие счастья, раньше никогда не думал об этом. Если счастье – это секс с любимой девушкой, то он очень даже счастлив.

– Да. Наверное.

– Что-то не слышу уверенности.

– Счастлив, счастлив…

– Неубедительно. Я вот очень счастлива! Я поняла, что мне для счастья достаточно влюбиться! А тебе?

– Не знаю.

– Ну подумай!

– Мне для счастья нужна ты!

Инга рассмеялась, а потом замолкла и тихо добавила:

– Паш, тебе точно нужно найти твою маму. Я не могу видеть, как ты из-за неё страдаешь.

– Я не страдаю, – ответил он, наверное, слишком резко, чем выдал себя. – Всё нормально. Я о ней и не вспоминаю.

– Нашёл кого обманывать. Ладно, я постараюсь найти её для тебя, я очень хочу, чтобы ты был счастлив.

Инга заполнила Пашу собой целиком: он постоянно думал о ней, всё время хотел её, она ему даже снилась. Свидания у них были странно-спонтанные, потому что, когда они встречались, им было не до свиданий: Паша сразу же тащил Ингу в постель. Но если они гуляли, то не договаривались об этом заранее. Обычно Паша заезжал за Ингой после тренировки и забирал её к себе, но иногда встречал и после учёбы. А она порой поджидала его возле зала. Даже Яна не знала, где у них проходят тренировки и ни разу не встречала Тима, а Инга сама приехала и ждала Пашу.

Иногда они могли пойти гулять ночью, просто бродить по городу, особенно когда было сыро и промозгло – это стало их личным ритуалом. Инга знала, что Паша любит такую погоду, и она тоже полюбила. Как-то они даже прогуляли пары. Просто Инга прислала Паше среди пар сделанную под партой фотографию своих ног в короткой юбке:

«Скучаю!»

«Выезжаю!» – ответил Паша, всё бросил и поехал к ней.

Инга прислала ржущий смайл, а когда он написал: «Выходи, я подъехал!», возмущалась и говорила, что она в шоке, но назад на занятия Паша её уже не отпустил. Больше она таких фотографий не присылала, но очень любила слать ему селфи отовсюду.

Иногда Инга всё-таки оставалась дома, чтобы подготовиться к занятиям, и подобные ночи сразу становились пустыми и одинокими.

Правда, Паша всё равно не давал Инге учиться спокойно даже дома, закидывая её сообщениями и уговаривая погулять. А как-то полночи просил прислать ему нюдсы. Но Инга написала, что у неё получилось криво и горизонт завален, и вместо нюдсов прислала смешное селфи с высунутым языком. А потом случайно обронила фразу, что если Паше надо, то пусть сам приедет и сфотографирует. Хоть это и было среди ночи, но повторное предложение уже было не нужно. Конечно, Паша тут же примчался и даже забыл сфотографировать, просто забрал Ингу к себе “не высыпаться”.

Привычный мир Паши стал вращаться только вокруг Инги: он забыл про учёбу, на тренировках вообще не мог сосредоточиться. Никогда раньше не чувствовал себя настолько полным сил, а энергия из Паши всегда била ключом, но вместо тренировок он думал об Инге. Даже ТикТок страдал. Паша делал ролики побыстрее, между делом, в метро или на парах, лишь бы не оставлять канал без контента, снимать стал меньше. Но иногда, правда, находило безудержное вдохновение, обычно, когда Инга была рядом и с интересом следила за его действиями, он тогда шутил:

– Пришла моя муза!

Инга училась более ответственно, иногда даже оставаясь у Паши, делала свою домашку, созванивалась с одногруппниками в дискорде. Кажется, по учёбе пару раз обращалась за помощью к Артёму и не скрывала этого, хотя Паша просил не общаться с ним. И сейчас, когда они снова обсуждали задание Инги, даже почувствовал себя ревнивой Яной.

– Не ревнуй! – поцеловала она Пашу. – Мне правда нужна его помощь.

Как ни странно, но они почти не ругались. Бывало, спорили, особенно на тему, кем быть лучше: здоровым спортсменом или болезненными задротом-технарём. На этой почве их споры порой переходили границы, потому что Инга оказалась тоже задротом и отчаянно защищала своих друзей-гиков. Хотя сама же как-то познакомила Пашу со своими одногруппниками и притащила его один раз на игру с ними в Драконы и Подземелья. Паша их подкалывал и ржал до слёз, над тем, насколько серьёзно они относились к игре. Был среди игроков персонаж со странным именем Возавлес. И после того как Паша в десятый раз срифмовал «Возавлес – в говно влез», его коллективно попросили удалиться.

При этом сама Инга призналась как-то, что обожает сильных и накачанных парней, и Паша просто её идеал. Хоть пару раз и ляпнула в порыве спора, что спортсмены – тупые качки. Только сама же сходила с ума по «тупому качку» и наслаждалась его телом. Паша злился от её наездов на спортсменов и почему-то начинал оскорблять Артёма, как самого раздражающего представителя задротов. В конце ноября даже как-то заявил:

– Твой полудохлый дрищ оказался не прав, мы уже почти месяц вместе.

– Забей ты на его слова. Ему просто стало обидно!

Через неделю уже должен начаться декабрь, а это был лучший ноябрь в жизни Паши. Он с тоской думал о предстоящих сборах и соревнованиях. Думал, может, правда, взять Ингу с собой в другой город. Но сборы на то и сборы: ничего не должно отвлекать, только тренировки целыми днями.

В то воскресенье Паша утром собирался в душ. Инга ещё валялась в постели и попросила телефон:

– Можно я твои последние фотки гляну?

Её обычная просьба. Инга часто смотрела его ролики и фотографии. Постоянно наблюдала, как он монтирует и выкладывает тиктоки, тем более вчера Паша снимал студенческие соревнования по волейболу в академии. Разблокированный телефон полетел к Инге, а Паша ушёл мыться.

На выходные Яна теперь всегда оставалась у них, а иногда даже среди недели. Тимоха говорил, возможно, она переберётся назад после сборов. Ей стало заметно лучше, как-то она призналась, что панические атаки ушли. А после того как она вытянула Тимоху из хандры и Паша пересказал всё, что рассказала про Яну Инга, в друге вдруг проснулась какая-то трепетная бережливость. Он всерьёз задумался, чтобы не ехать на сборы и не оставлять Яну одну. Тимоха никогда бы в жизни не пропустил сборы и соревнования, а сейчас так волновался за Яну, что собирался бросить всё. Забил на тренировки, чтобы с ней погулять и вернуть доверие – друг всё-таки сделал свой выбор. Яна не приняла его жертвы:

– Не волнуйся. Мне уже намного спокойнее. Я не умру тут одна без тебя, у меня есть родители, Инга, учёба. А вот если ты из-за меня не поедешь, я буду себя винить!

Паша периодически предлагал Инге переехать к нему, но она заявила, что без Яны не хочет у них жить, хоть и оставалась ночевать у Паши чуть ли не каждый день.

Когда Паша выплыл из душа, то заглянул на кухню, там сидели ТимьЯн и завтракали, а Инга, видимо, до сих пор ждала Пашу в комнате. Только он развернулся к себе, как услышал голос Яны в спину:

– Паш, а почему ты нам не сказал, что ищешь маму. Может, мы могли бы тебе помочь?

– Правда, Паштет. Ты никогда об этом не говорил, мы бы сами, может, нашли, – поддержал Тим.

Паша обернулся: Тимоха знал Пашину историю, но с чего они взяли, что он ищет маму? Он её уже давно не ищет. Эта тема всегда старательно избегалась, хоть порой тоска и прорывалась наружу. Маму Паша мог обсуждать только с Ингой – почему-то только с ней он мог поделиться своей болью. Паша обернулся:

– В смысле?

– Ролик в ТикТоке, – Яна нахмурилась и кивнула на телефон.

Паша подошёл, и Яна отдала ему свой телефон. На последнем ролике Инга в его комнате делала жалостливый призыв к подписчикам разыскать маму Паши. Показала фотографию, как раз ту в рамочке, назвала имя, фамилию. Выложено это было всего пятнадцать минут назад на их канале. На их канале!

– Я её убью! – Паша отшвырнул телефон и ринулся в комнату.

Инга сидела на диване и смотрела в Пашин телефон, даже лампу для съёмки не удосужилась выключить. Паша влетел и начал материться. Случилась катастрофа. Хуже ситуации он даже не мог представить: Инга на весь ТикТок опозорила его, вытащила наружу самую его сокровенную тайну, выставила на всеобщее обозрение его боль. Как она вообще могла так поступить?! Так предать?! Унизить, растоптать его доверие, его чувства, да просто уничтожить его! Да ещё и на его канале: убить одним роликом и его самого, и его детище! Столько разрывающих эмоций разом обрушились на Пашу, что он просто хотел придушить Ингу, но вместо этого ходил туда-сюда и громко матерился. Не мог совладать со шквалом эмоций, и это приводило в бешенство. Один ролик перечеркнул разом всю его жизнь, моментально убил всю любовь к Инге и довёл до яростного исступления.

На крики в комнату влетел Тимоха и попытался утихомирить Пашу, но он с силой толкнул его. Друг схватил его за плечи снова, заблокировал руки, проорал:

– Да успокойся ты!

Паша замер, перестал кричать, сжал челюсти и кулаки: хотелось кого-нибудь убить. Он посмотрел на Ингу, та испуганно с широко раскрытыми глазами глядела на Пашу. Вся сжалась и прижимала к груди телефон.

– Телефон отдала! – процедил он.

Инга встала и протянула ему смартфон, у неё дрожали руки, она тихо-тихо проговорила:

– Паш, ты чего?

Но он рывком забрал телефон и рявкнул:

– Пошла вон, тварь! Ненавижу тебя!

Инга отшатнулась, как от удара. А Тимоха шагнул к Паше, загородил Ингу собой. Яна стояла в дверном проёме и не решалась войти. Тимоха хмурился и грозно проговорил:

– Не зверей!

Но Паша вновь начал ругаться и орать, ходить, размахивая руками. Обрушивал всю свою негодующую ярость матом на Ингу и Тима, в итоге всех послал. Тимоха, приобнимая девчонок, осторожно вытолкал их за дверь. А Паша так хлопнул дверью за ним, что короб покосился. Но друг тут же вернулся и вместо того, чтобы попытаться успокоить, наоборот, бесцеремонно начал наезжать, даже толкнул Пашу в грудь. И Паша не сдержался. Наезды он терпел, но когда Тим его толкнул, Паша просто зарядил ему в лицо. Тот явно не ожидал, не увернулся. Кулак попал в челюсть, и Тим пошатнулся, приложил тыльную сторону ладони к месту удара, а потом отошёл от Паши и просто сел на пол, утирая кровь с разбитой нижней губы. И больше ни слова не сказал.

А у Паши внутри всё ещё клокотало, он швырнул телефон в шкаф, затем со всего размаха впечатал кулаком в дверь, там осталась вмятина, а по руке прошлась электрическим разрядом острая боль.

– Ты лучше башкой, – равнодушно подсказывал ему Тим.

И от его спокойного тона Паша вдруг выдохнул. Сдулся. Обхватил другой рукой ноющее запястье и, растирая костяшки, сел рядом с Тимом. Поморщился, глядя на его разбитую губу:

– Прости.

– Да что с тобой?

– Ты же видел ролик? Это Инга выложила, пока я в душе был! – и Паша снова подскочил, понимая, что до сих пор не удалил тикток, и с каждой минутой его просматривает всё больше человек.

Паша суетливо метался, искал телефон, а Тим продолжил:

– И что? Ты не хочешь найти мать или что?

– Ты что, не понимаешь, что она сделала?! Разом перечеркнула весь наш канал, унизила и выставила меня неизвестно кем перед всеми! – Паша вытащил телефон из-под дивана, по левой стороне прошла трещина, но сенсор работал.

Под роликом уже начались обсуждения. Пашу жалели и желали скорее найти маму. Две сотни тысяч просмотров, тысячи сохранений. На языке остался только мат. Паша выругался и быстро снёс ролик с канала. Но интернет же помнит всё. Пашу теперь будут жалеть. Инга выставила его несчастным потерянным мамонтёнком. Меньше всего Паше хотелось вызывать у подписчиков жалость. Он так долго выстраивал образ энергичного весельчака, которому всё нипочём. Он подписчикам теперь запомнится, как слабый и ничтожный: чего он боялся больше всего на свете сбылось.

– Паштет, у нас на канале столько наших унижений, никто и не заметит этот ролик. Тоже мне трагедия. А ты устроил тут разгром.

– Ага, только у нас был стёб, а это серьёзный жалостливый ролик. Для меня это конец! – Паша отбросил в сторону телефон и уронил лицо в ладони.

Тимоха встал, протянул Паше ладонь:

– Пошли. И перед Ингой извинись. Ты вообще с катушек слетел.

– Да пошла она! Ненавижу её!

Паша даже видеть её больше не хотел: никогда в жизни он не простит Ингу. Этот ролик – худшее, что она вообще могла бы сделать. Паша доверил ей самое сокровенное, а она его боль бесцеремонно выставила на всеобщее обозрение. Уничтожила разом его образ в Интернете, что даже хуже, чем выложить в сеть обнаженные фото, от этого не отмыться.

Тим перестал наезжать, но всё равно пытался убедить Пашу, что в выложенном ролике нет ничего страшного. Аргументы друга не помогли, и в итоге он оставил Пашу в комнате одного:

– Остынешь, приходи.

Гнев уже отступил, и на смену пришло какое-то опустошение. Что делать, когда все узнали самую сокровенную тайну, когда для всех вскрылась его боль. Паша всегда этого боялся, скрывал, но доверился явно не той. Так стыдно не было ни разу в жизни, а самое жуткое было в том, что кроме Инги никто не смог бы понять, как ему на самом деле страшно и больно. Только Паша даже её имя слышать теперь не хотел.

Вскоре Инга сама заглянула в комнату и бесшумно прокралась. Паша сидел за столом и смотрел в одну точку, пытаясь мысленно нащупать хоть какой-то путь, как жить дальше. Но чувствовал, что его жизнь только что словно переломили об колено. Весь его путь успешного блогера перечеркнулся одним роликом.

– Паш, – осторожно сказала она, почти шёпотом, но Паша всё равно вздрогнул.

– Пошла вон! – процедил он, не оборачиваясь.

– Я просто хотела помочь тебе найти маму. У вас подписчиков почти миллион во всём мире, надо этим пользоваться. Вдруг поможет.

– Я тебе сказал: пошла вон! – ещё более грозно повторил Паша, а потом встал и оказался с Ингой лицом к лицу. Проговорил, уже глядя в глаза: – Я не хочу тебя больше видеть!

– Понимаю, что ты злишься… – опустив глаза, вновь начала она.

– Если ты сейчас же не выйдешь из моей комнаты, я тебя ударю!

– Ну рискни! – Инга вперила на него сердитый взгляд. Вся подобралась, как перед прыжком и прищурилась. Смотрела с вызовом.

Паша сжал челюсти. Он ненавидел Ингу за её предательство. Но ударить не смог, просто резко схватил и поднял от пола. Она вскрикнула. А Паша просто вынес её в коридор. Но она тут же ворвалась следом, не дала захлопнуть дверь:

– Так! Хватит меня выгонять! Давай ты успокоишься и мы поговорим. – И сама тут же ушла.

Неизвестно сколько прошло времени. Паша сидел на диване и пересматривал старые тиктоки с другого аккаунта, самого первого. Некоторые уже даже забыл, некоторые хотелось удалить, а другие переделать и выложить снова. К нему заходили и Яна, и Тим: пытались поговорить, уговаривали хотя бы выйти из комнаты и поесть. Потом Инга принесла Паше на тарелке бутерброд и села рядом, положила голову ему на плечо и заглянула в экран. Но Паша резко сбросил её голову и вскочил. Тарелку с бутербродом рывком поставил на стол. Надел толстовку и решил пойти прогуляться.

В коридоре Инга подошла:

– Пошли вместе?

– Очень надеюсь, что, когда я вернусь домой, ты исчезнешь! – выдал он ей прямо в лицо, накинул куртку и с силой захлопнул дверь.

И с одной стороны Паше так не хотелось оставаться одному, но с другой: он не хотел видеть Ингу, никак не мог простить предательства, сразу же закипал от ненависти. Паша дошёл до киоска с шаурмой, купил свою любимую – с халапеньо. Так варился в своих мыслях, что ел, но совсем не чувствовал вкуса. Вместо острого перца, казалось, жевал бумагу. Так и не доел до конца. Выкинул.

Пошёл дождь. На улице стемнело. Тимоха написал и спросил, где Паша, но тот не стал отвечать. Отключил уведомления из ТикТока, потому что там в сообщениях люди продолжали интересоваться судьбой его мамы и желать, чтобы он поскорее её нашёл. Паша не знал, что кто-то в комментариях поделился скриншотом с фотографией, и Интернет всё равно подхватил поиски. Ещё бы, такой хайп. Паша всегда стремился к хайпу, но только не ценой собственной боли. Надо было удалить канал и начать жить заново, но его же всё равно узна́ют, даже если он сменит имя. Обязательства по рекламе не давали ему возможности всё снести.

Паша закрыл ТикТок. От обсуждений, связанных с последним роликом, становилось тошно. Тимоха снова написал, и Паша просто отключил телефон. И наверное, больше по привычке, хотелось сделать себе ещё больнее, но почему-то он поехал к Лике: общение с ней раньше его всегда мучило.

Паша подходил к её подъезду, когда заметил, как она вышла из машины, видимо, приехала от родителей, удивилась:

– Ты что здесь делаешь?

– Мимо проходил, – соврал он.

Лика достала с заднего сиденья два пакета с продуктами, и Паша отобрал их у неё:

– Я донесу.

Она кивнула, поставила машину на сигнализацию, и они поднялись к ней. Ещё в лифте начала расспрашивать, как у него дела, а когда зашли в квартиру, прямо спросила:

– У тебя что-то случилось?

– Ты подписана на наш ТикТок?

– Да, но я же в нём не сижу, ты знаешь.

– Слушай, если бы кто-то выложил на весь Интернет твой каминг-аут, как бы ты жила с этим дальше?

Лика вытаращилась на Пашу, сняла пальто и кивнула на кухню:

– Так. Давай-ка с подробностями.

Паша занёс пакеты на кухню, и она начала раскладывать продукты в холодильник и морозилку, попутно расспрашивая:

– Кто-то выложил что-то откровенное про тебя? Мне казалось, вы с Тимом уже научились жить с хейтерами.

– Тут не хейт, но кое-что, что сломало вообще весь мой образ в Интернете.

Лика нахмурилась:

– Паш, ты либо прямо мне расскажи, либо вообще не рассказывай. Я ничего не понимаю.

И у Паши язык не повернулся сказать. Он вдруг растерялся: как можно было признаться Лике, что он скучает по маме, словно маленький мальчик. Перед Ликой он тоже долго и старательно строил тот же самый образ: взрослого, весёлого и всемогущего парня. И признаться в таком постыдном не мог. В ТикТоке за него это сделала Инга, и он сжал челюсти от волны злости.

– Не могу. Я, кажется, пришёл не по адресу, – он опустил глаза и попытался тут же сменить тему: – Как ты? Можно я у тебя винил послушаю?

Паша подошёл к проигрывателю.

– Я-то хорошо. Это с Ингой как-то связано? – вдруг спросила Лика.

И Паша кивнул. Заметил, что у Лики появились новые пластинки. Отменный выбор: вся классика рока, причём здесь были довольно дорогие пластинки, старые. Удивился, где она их взяла. Он вытащил Red Hot Chilli Peppers, и под энергичные басы начал качать головой. А потом снова поразился, что Лика выгружает столько продуктов – она для себя одной редко готовила:

– Гостей ждёшь?

– Да. Но, извини, тебя позвать не могу. Ты мне расскажешь, что у вас произошло или нет? Ты с Ингой поругался, или что? Что-то твоё личное утекло в Интернет?

– Забей! Я только песню дослушаю, ну, может ещё одну, и уйду, обещаю.

Лика захлопнула холодильник и поджала губы, покачала головой, задумчиво выдала:

– Зачем приходил…

– Пластинки послушать, – хмыкнул Паша. – Я смотрю, ты пополняешь коллекцию.

Лика больше его совершенно не ранила, а ему так тошно было на душе, что он хотел убиться об кого-нибудь: готов был пойти и подразнить агрессивное быдло на улице, чтобы ввязаться в драку. Раньше, если Лика была рядом, он сразу терял голову, а сейчас ничего: ему ни холодно ни жарко от её присутствия. И это было такое новое ощущение, что Паша ради интереса вдруг ляпнул:

– Лик, можно я тебя поцелую? Хочу одну теорию проверить.

Она приподняла брови и покачала головой:

– Так, теоретик, тебе явно пора домой.

И Паша улыбнулся – отказ Лики тоже не ранил. Паша подскочил к ней и крепко обнял, и Лика не успела отпрянуть, напряглась и не обняла его в ответ. Песня как раз закончилась, Паша с улыбкой отстранился:

– Признайся, ты меня приревновала к Инге, когда мы домой с тобой и Тимом возвращались?

Лика высвободилась, заговорила с раздражением:

– Я просила тебя не лезть к Инге? Это не твоя девочка, и ты прекрасно это понимал, и всё им сломал!

– Ой, да ладно! Я сломал?! Там Душнила ещё тот дундук, протупил дико. Так ты ревновала меня или нет, ну, признайся.

– Нет, Паш, я тебя не ревновала. Но я злилась на тебя. Если бы ты не влез, всё у них было бы хорошо.

– А мне ты разве не желаешь счастья?

– Но не с Ингой же! Они с Артёмом такая пара хорошая, и тут ты. Ну зачем?

– А ты с Артёмом не хорошая пара разве? Я, может, ради тебя старался.

Лика вытаращилась на него:

– Паш, ты совсем «ку-ку»?

– Не притворяйся, я видел, как ты ему глазки строила в клубе. И кофе вы с ним пили в Маяке. Всё, теперь Душнила свободен, хватай скорее!

– Он не Душнила, а Артём, – Лика покачала головой. – Паш, твоя фантазия порой тебя заводит не туда, ты что-то себе надумаешь и сам веришь. Я Артёму просто отдала документы по аналитике недвижимости в Москве. В электронном виде не нашла, а у родителей остались распечатки. Всё.

– Кто же тебе поверит.

Лика цокнула и покачала головой, а потом смутилась:

– Ладно, я всё-таки тебе призна́юсь. У меня просто кое-кто появился, поэтому никакие Артёмы мне неинтересны.

Теперь Паша приподнял брови:

– И кто он?

– Тим просил тебе не рассказывать, – Лика опустила взгляд в пол.

– Даже Тимоха в курсе?! И давно?

– Когда ты ко мне приезжал в тот раз, мы только познакомились. Месяца полтора уже вместе.

– Дай угадаю: это его пластинки?

Лика смущённо улыбнулась и кивнула.

– Слушай, у чела хороший музыкальный вкус, одобряю!

– Он, кстати, сказал, что у меня очень хороший проигрыватель. Так что спасибо! Он – звукорежиссёр, работает в студии звукозаписи и разбирается в этом.

Паша даже чуточку загордился, ревновал немного, потому что Лика сильно смущалась, да ещё и Тим ничего не сказал. Это не было похоже на друга, стало обидно.

– Почему Тимоха просил мне не рассказывать?

– Потому что ты мог всё нам испортить, если бы узнал, ну-у… ещё из-за совпадений. Его просто тоже зовут Паша, и он блондин, натуральный, правда.

– Натураа-а-альный блондин… – Паша завопил песню Баскова.

Лика рассмеялась и покраснела:

– Но на этом ваше сходство заканчивается.

– А как же любовь к винилу и хороший музыкальный вкус? Вкус на девушек у него тоже хороший.

Лика закрыла лицо ладонями, видимо, Паша совсем её засмущал, а потом опустила руки и серьёзно попросила:

– Пообещай мне, что не влезешь к нам, пожалуйста, Паш.

– Ты так говоришь, будто я только и делаю, что всем всё порчу!

– Просто ты порой безответственный и импульсивный, от тебя неизвестно чего ожидать. Ты же можешь прийти ко мне, и тебя начнёт нести, как обычно. Я по-хорошему прошу, если хоть немного тебе дорога, подумай хоть раз обо мне. Когда Тиму рассказала, он попросил не говорить тебе, потому что ты бы всё испортил.

– Это Тимоха так сказал?! – Паша вытаращился на Лику, не ожидал, ведь Тим всегда был на его стороне.

– Тимка сказал, что если ты узнаешь, что его зовут Паша и он блондин, то одним Пашей станет меньше. Моим Пашей. Поэтому лучше тебе пока не говорить.

Паша рассмеялся. Да, такого от Тимохи можно ожидать, но от слов “моим Пашей” сердце наполнилось щенячьей тоской, Паша выдал:

– Ты его только предупреди, что если он посмеет тебя обидеть, то мы его закопаем.

– Он не такой, – смутилась она. – Но спасибо за заботу.

Паша послушал ещё пару песен, а затем попрощался с Ликой, пообещал, что точно не будет ей ничего портить в новых отношениях, хмыкнул:

– Разве могу я бить человека с хорошим музыкальным вкусом?! Да ещё и тёзку.

Паша почти не ревновал и больше не резался об Лику. В такси включил телефон и получил кипу сообщений. От Тима висело несколько:

«Ты где?»

«Инга собирается уходить, спрашивает, проводишь её?»

«Инга уехала домой».

А вот от Инги, как обычно, пришло миллион коротких сообщений. Она сначала спрашивала, когда Паша вернётся, потом спрашивала, может ли остаться, потом сердилась, что Паша молчит. Потом просила прощения за ролик, оправдывалась, что хотела помочь найти его маму. А в конце написала, что собирается домой и последнее: «Проводи меня».

Паша чуть было не дёрнулся ей перезвонить, сказать, чтобы никуда не уходила без него. Но вспомнил её же слова: «А мне нужно было с корнем всё выдрать, как лейкопластырь разом оторвать. И я его везде в ЧС закинула: чем меньше контактов, тем быстрее проходит». И вместо ответа Паша просто закинул Ингу в ЧС и заблокировал везде. Надеялся, что у него тоже всё быстро пройдёт. И после этого выдохнул, закрыл и телефон, и глаза. Только ни сердце, ни мысли так просто не закрыть: они не умеют закидывать людей в чёрный список. Паша убеждал себя, что поступает правильно: ему нужно побыстрее вытравить Ингу из себя. Злосчастный ролик он никогда не сможет ей простить.

Когда Паша вернулся домой, Инга, действительно, уехала. А Паша чуть ли не вслух повторял мантру: «Мне всё равно, мне всё равно». Так сильно хотел убедить в этом себя. Но, увидев Яну, выдал себя с потрохами:

– Инга добралась до дома?

– Сам у неё и спроси, – строго отрезала Яна. Наверное, это маленькая месть, что Паша всегда становился на сторону Тима, но потом Яна грустно проговорила: – Ты же знаешь Ингу: она не делает ничего со зла. Плохо, что провернула всё у тебя за спиной, не посоветовалась, но она уже жалеет. Поговори с ней, пожалуйста.

Паша отмахнулся:

– Я ей говорил, что не собираюсь искать мать, тем более такими методами. Всё! Об Инге больше ни слова! – резко ответил он, хотя поморщился, ведь сам же начал этот разговор.

Но Ингу Паша успел узнать, и это было в её стиле, что на следующий день она поджидала Пашу после тренировки. Тимоха на улице почти моментально ретировался, побежал, словно опаздывал на метро. Они молча проводили его спину взглядами и посмотрели друг на друга. Сегодняшней ночью Паша вообще не спал, он даже телефон выключил и отнес на кухню, чтобы случайно не разблокировать Ингу и не начать ей писать. Он всё ещё злился, подпитывал ненависть, заглушая тоску. Но невыносимо скучал.

Инга начала разговор первой, заговорила тихо и осторожно:

– Паш, прости. Просто прости. Но ты бы никогда на такое не согласился.

– Конечно, не согласился бы!

– Но тебе это нужно! Тебе нужно найти твою маму. Ты страдаешь от этого, я просто хотела тебе помочь. Прости!

– Мне! Не нужно! – Паша снова чувствовал, что закипает. – Помогла?! Всё! Свободна!

– Серьёзно?! – Инга вскинулась: – Ты готов перечеркнуть всё, что есть между нами, из-за какого-то ролика?

Инга даже поморщилась.

– Ты взяла мой телефон, вытащила наружу мою самую страшную тайну! Влезла в мой ТикТок и выставила меня каким-то, блин, потерянным мамонтёнком на весь Интернет! Меня теперь все жалеют! Блогер должен развлекать, а не вызывать жалость!

Инга иронично хмыкнула:

– А пусть твои подписчики узна́ют, что ты живой человек, а не клоун! Наоборот, так будешь даже ближе к людям.

– Я этого не хотел! Ты всё испортила!

– И что?! Твой ТикТок тебе дороже меня? Мнение подписчиков важнее нас с тобой?

И Паша промолчал, потому что не стоили ТикТок и подписчики Инги, но злился он из-за другого. Паша прищурился и процедил:

– Это уже неважно. То, что ты сделала, я тебе никогда не прощу!

– Да что я сделала-то?! Хотела тебе помочь! Маму твою найти, чтобы ты поговорил с ней, высказал ей все обиды! Ты просто, когда вспоминаешь о маме, еле слёзы сдерживаешь. Я же вижу. Ты похож на обиженного одинокого котика, которого хочется обнять, – но Инга вдруг игриво улыбнулась и чуть приблизилась, провела пальчиком по груди Паши, заговорила лукаво: – Мне, конечно, хотелось бы не только обнимать.

Паша больше всего на свете обожал её игривый тон, заводился моментально. Так хотелось сказать Инге: «Я тебя люблю!» и потащить в укромный уголок, но почему-то сквозь ненависть и обиду вслух произнеслись совсем другие слова:

– А ты похожа на лицемерную шкуру!

Улыбка исчезла с лица Инги, глаза тут же потемнели, она сжала губы:

– Я не гордая, но бесконечно за тобой бегать не стану! Вчера обматерил, закинул в ЧС, сегодня опять орёшь на меня, может, хватит?! Я тебе обещала найти твою маму, я хотя бы попыталась! У меня свои методы, ведь, главное, результат. Свою вину я не чувствую. А ты готов меня бросить из-за какого-то ролика?! Нельзя же ссориться из-за такой херни, ты же любишь меня!

– Ты меня предала! – Паша чуть ли не выплюнул это в лицо. – И я тебя ненавижу за это!

Они оба уже перешли на крик, но Инга даже чуть отступила от последней фразы Паши, округлила глаза, заговорила тише:

– Я думала, ты будешь за меня бороться.

– За что бороться?! За нож в спину?! – и Паша выдал худшее, что мог сказать. Он сказал это специально, чтобы ранить Ингу. Ему было больно, обидно, хотелось сделать ей так же: – Да и было бы за что бороться. Ты мне не нужна на самом деле. Я могу получить больше и интереснее от любой проститутки, и никто не будет при этом выносить мозг и шариться в моём ТикТоке. Сейчас полностью согласен с твоей матерью: от тебя одни проблемы!

Инга прищурилась, сжала губы, а потом выдохнула и закатила глаза:

– Господи, почему мне всё время попадаются какие-то мудаки?! – она грозно посмотрела на Пашу: – А знаешь что?! А иди-ка ты в жопу, мудак!

Инга развернулась и чуть не побежала от него. А Паше на самом деле хотелось её догнать, обнять, поцеловать, извиниться, он даже согласился с её словами. Он повёл себя с ней как мудак. Знал ведь Ингу, чем жёстче она отвечает, тем ей самой больнее. Но Паша как мантру повторял про себя: «Мне всё равно!» Совесть грызла изнутри, он на себе прочувствовал, как ранил Ингу, и от этого ему самому становилось больнее во сто крат. Только Паша не сдвинулся с места, потому что не мог простить.

Дома гипнотизировал телефон, чесались руки вытащить Ингу из чёрного списка и всё-таки извиниться. В итоге он просто отдал Тиму свой телефон. Яны не было, но может это и к лучшему: она Пашу явно осуждала. Тимоху с его советами грубо послал: ТимьЯн сговорились и защищали Ингу. Говорили, что Паша должен её простить.

Последние дни ноября тянулись тоскливо и мучительно долго. Паша даже как-то мысленно сравнил Ингу и Аську: это были единственные девушки, кого он забанил и ненавидел. Воспоминания об Аське до сих пор ныли где-то в рёбрах, которые будто помнили тяжёлые удары ногами. Инга же словно отпинала Пашу изнутри, именно так он себя чувствовал, будто ему наживую разломали грудную клетку. Он ощущал себя больным: плохо спал, голова раскалывалась, стал раздражителен, даже аппетит пропал. Но Паша специально взращивал к Инге ненависть, так ему было легче перенести эту боль.

На тренировке на следующий день после встречи с Ингой вообще вывихнул себе запястье, гимнастическая накладка порвалась и зацепилась за кольцо, когда он переворачивался. Было больно, но не так, как внутри. Паша зафиксировал руку в ортезе, выпил обезболивающее, держал холод весь вечер, но думал о том, что ему хотелось бы сломать или вывихнуть себе что-то ещё. Жаль, что обезболивающее на любовные терзания не действовало. Паша почти перестал спать и постоянно мучительно открывал переписку с Ингой, снова перечитывал её последние сообщения, и под утро всё-таки разблокировал её, рассчитывал получить ворох сообщений, но там не было ничего. Паша пересматривал фотографии Инги, совсем забыл, что нужно оборвать все контакты.

А в среду застал Ингу и Яну у них дома. Тимоха говорил с утра, что Яна останется, но не ожидал увидеть и Ингу. Она была грустная и серьёзная, смотрела на него пристально, а Паша сделал вид, что не заметил её. Но, когда зашёл в комнату переодеться, она тут же проскользнула к нему. Паша сел на диван, снимая носки, а она стала напротив:

– Паш, что у тебя с рукой?

– Всё нормально!

– Паш, давай помиримся. Мне очень плохо без тебя.

– А мне нормально, – равнодушно соврал Паша, старался не смотреть на Ингу, но взгляд сам собой застрял на её ногах: она была в коротких шортах.

– Я тебе не верю! Паш, я хочу всё вернуть, чтобы было как раньше. Прости меня!

– Как раньше уже точно не получится, я больше не хочу, – Паша поднял глаза на Ингу.

Он и сам не понимал, откуда всплывало такое жгучее желание ранить, ведь он так её любит, на самом деле любит, и почему-то так же сильно хочется оттолкнуть её подальше, больше не видеть, сделать больно ей, и тем самым себе. Слишком Инга заполнила его и забрала большую часть Паши с собой. Слишком сильна была его обида, видимо, больше, чем любовь.

– Паш, пожалуйста.

– Прав был твой Душнила: ты всегда всё портишь!

– Да, прав! Меня больше всего бесит в нём, что он всегда прав! – Инга вдруг взорвалась. – А в тебе меня бесит, что ты ведёшь себя как ребёнок! Маленький обиженный ребёнок!

– Кстати, он ещё кое в чём оказался прав: ты истеричка, и мы не продержались и месяца.

Инга зарычала и швырнула в Пашу пакет, там было что-то мягкое:

– Да пошёл ты! Вот теперь точно всё! – И вылетела из его комнаты, а потом и из квартиры, и, видимо, из Пашиной жизни.

Потому что в пакете оказалось худи, которое он подарил Инге в Сочи. Она его так любила, всё время ходила в нём, и Паша от этого таял от умиления и нежности. Худи было постирано и аккуратно сложено, в одном кармане оказались очки Матильды, а в другом – высушенный цветок орхидеи, который Паша нечаянно раскрошил, когда доставал. Слишком цветок был хрупкий, как Инга. Стало так жалко этот цветок, что Паша чуть не расплакался. Вспомнил, как восторгалась Инга, когда обнаружила букет. Паша тогда почувствовал себя волшебником, а сейчас почувствовал себя жалким обиженным ребёнком, только вместо игрушек, Паша разломал собственными руками свою любовь.

Паше вдруг пришло сообщение в ватсап. Он даже забыл, что у него есть на телефоне этот древний мессенджер. Номер был неизвестным, а вот от прочитанного похолодело всё внутри:

«Пашенька, привет! Это мама. Мне сказали, что ты меня ищешь. Ты где сейчас живёшь? Дома? Я первого декабря как раз приеду в Москву, мы можем с тобой встретиться?»

Паша смотрел на сообщение минут пять, даже телефон от себя отодвинул, словно тот мог взорваться. До конца не верил, что это может быть мама, но если это чья-то злая шутка, то шутник дорого за это заплатит, и Паша согласился на встречу.

Паша так долго хранил обиду и тоску по маме, что они уже давно лежали на глубине души мёртвым грузом, покрылись пылью, потускнели. Инга была права: от горьких воспоминаний Паша мог прослезиться, поэтому и старался их лишний раз не ворошить. Но сейчас вытащил всё и даже растерялся от нахлынувших чувств. Если это правда мама, что он ей скажет? А если кто-то решил над ним так подшутить, раздобыл телефон и пишет?

Кофейню для встречи выбрал Паша: любимую Тимохину. Она была довольно уютная и недалеко от их дома. Иногда они с Тимом забегали туда и набирали выпечку.

И пока шёл, слишком уж нервничал. Такое волнение было в новинку: Паша вообще редко за что-то так сильно переживал, а сейчас даже руки подрагивали, а сердце то замирало, то холодело, то билось, как сумасшедшее. Он прогуливал сегодня тренировку.

Температура первого декабря болталась в районе нуля, и в вечернее время явно немало людей хотело погреться. Паша зашёл, огляделся, но маму не увидел среди присутствующих, даже чуть выдохнул, расслабился: это просто шутка кого-то из подписчиков и никто не придёт. Он стоял у прилавка и думал, что бы заказать поесть, выбрал сэндвич с курицей и чай улун, а пирожков домой решил набрать перед уходом.

В поисках свободного места вдруг встретился взглядом с женщиной, сидящей у окна. Она как раз обернулась и искала кого-то глазами. И, наверное, только по глазам они друг друга и узнали. Паша чуть чай не выронил, настолько его мама изменилась, но это точно была она.

Вдруг захотелось убежать куда-то подальше, Паша не хотел с ней разговаривать. Боялся, что не сдержится и разрыдается или вообще распсихуется и просто-напросто наорёт: в последнее время всё только раздражало. Но его заметили, отступать было нельзя, и, выдохнув, он пошёл к столику, где сидела мама. Перед ней стояла одинокая кружка с зелёным чаем.

– Как же ты вырос! – Мама смотрела на Пашу во все глаза и умилительно улыбалась, а по её щекам тут же поползли слёзы.

Паша сел напротив и молчал, тоже разглядывал маму, и какое-то нехорошее ощущение заполняло его, будто предчувствие, как тогда с Яной, когда у неё всё валилось из рук. С мамой тоже что-то было не так: она ужасно изменилась. Почти не постарела, но изменила стрижку с длинных волос на короткие. Похудела настолько сильно, что Паша её вообще не узнавал. Хоть и с макияжем, но была какая-то осунувшаяся, глаза впали, она выглядела болезненно, но всё равно хорошо. Чётко нарисованные брови, матовая вишнёвая помада, слой тонального крема пытался скрыть изъяны на лице. Мама промокнула слёзы салфеткой. Паша после случая с Яной теперь верил своему чутью и прямо спросил. Но прозвучали его слова как-то строго.

– Что с тобой?

– Господи, у тебя и голос такой мужской! – мама покачала головой, сделала брови домиком и поджала губы, видимо, пытаясь сдержать слёзы. – Я пропустила, как ты повзрослел. В тебе так много Сашиных черт.

– Мам, что с тобой случилось? – теперь уже в голове проскользнуло беспокойство. – У тебя всё хорошо?

Она вдруг опустила глаза, обняла ладонями кружечку с чаем и протяжно вздохнула:

– Пашенька, мне тяжело о себе говорить. Давай лучше ты расскажешь, чем ты живёшь, – она улыбнулась и вновь посмотрела на него. – Ты так хорошо выглядишь, тебе очень хорошо с таким цветом волос и такой стрижкой. Наконец-то ты подстригся! Я думала, не доживу до этого момента. Помнишь, как ругала тебя, что ты вечно ходил обросший и не стригся годами?! Я тебя даже не узнала, когда ты вошёл, ты такой красивый, такой взрослый! Чем ты сейчас занимаешься?

Мама разговаривала так обыденно, словно не четыре года прошло, а всего пара недель. Как будто Паша вернулся с очередных сборов или из лагеря. Но между ними всё равно повисла какая-то неловкость, недосказанность. Паша не стал требовать от мамы ответа, хотя претензии и обиды прорывались наружу.

– Я в Москве теперь живу, с Тимохой, мы по-прежнему занимаемся гимнастикой, учимся в академии спорта. У меня всё супер.

– О, ты и гимнастику не забросил! Какой же ты молодец, и в ВУЗ поступил! А папа как? – она вдруг перестала улыбаться.

– А папа плохо! – нахмурился Паша, и мама округлила глаза. – Потому что ты ушла, ни мне, ни ему не сказала почему! И он до сих пор гадает!

Мама снова посмотрела на кружку, стала серьёзной:

– Пашенька, некоторые вещи лучше и не знать. Это не ваша ноша, а только моя. Мне пришлось уехать.

– Это из-за меня?

– Нет, конечно! Ты что?! Растить тебя – был тот ещё квест, но зато с трудными детьми не соскучишься, ежедневный аттракцион для нервной системы, – мама усмехнулась. – Я каждый день про вас вспоминала. Понимаю, это нечестно по отношению к вам, но я считаю, что поступила верно.

– А теперь вернёшься?

И мама вновь опустила глаза, глотнула чай: она всегда пила зелёный. Видимо, эту привычку Паша перенял от неё.

– Нет. Пашенька. От меня на самом деле мало что зависит, но, поверь, сейчас я делаю всё, что в моих силах, буду бороться.

Паша вдруг подумал, что мама ничего себе не заказала из еды и предложил:

– Давай поесть тебе чего-нибудь возьму? Что ты хочешь? Здесь вкусная выпечка.

– Нет, я не голодная, – она улыбнулась.

– Ты так сильно похудела, тебе точно нужно поесть, – нахмурился Паша и придвинул к ней свой сэндвич.

Она долго на него смотрела, не решаясь взять в руки, потом взяла и откусила совсем маленький кусочек. Жевала медленно и неохотно, будто через силу:

– У моей подруги сыну Севе пятнадцать, и он постоянно сидит в ТикТоке. Он и рассказал, что ты меня там ищешь. У тебя тоже канал в ТикТоке? Если ты мне расскажешь, как тебя там найти, я себе установлю. Я бы хотела следить за твоей жизнью.

– Ты не хотела следить за моей жизнью четыре года, что сейчас изменилось?

– Сейчас появилась надежда.

Мама смотрела на сэндвич, будто гипнотизировала, и Паше даже хотелось её поторопить: «Кусай уже!»

– Неужели не вкусно?

– Вкусно, правда, вкусно. Я просто неголодная, – она так и не рискнула откусить, отложила его на тарелку.

А потом подпёрла подбородок рукой и тепло улыбнулась:

– Расскажи мне про свой канал, про гимнастику, про институт… Расскажи мне, чем жил эти четыре года.

Паша уставился на неё и не верил своим глазам. Такой обычный жест: слушать, подперев подбородок рукой, смотреть с заботой и участием. Мама всегда так делала, а ещё так же делала Лика. И это внезапное открытие вдруг поразило Пашу. Он связал их образы, нашёл общее. Вдруг осознал, что Лика всё это время напоминала ему маму: жесты, схожая мимика, воспитательные нравоучения, взгляд, полный умилительной заботы. Хоть Лика и не могла заменить ему маму, но чем-то неуловимым всегда напоминала о ней, стала её прообразом. А Паша, состоявший из тоски и одиночества, начал к ней изо всех сил тянуться, особенно когда она сама страдала. Хотел защитить её от всех бед, а сам согревался в собственных иллюзиях.

Но следом Паше стало горько, что четыре года маме не было интересно, как он выживал, а сейчас вдруг появилась такая заинтересованность. Обида всё-таки нахлынула и прорвалась:

– Ты могла нам написать, позвонить! Мам, ну почему?! Четыре года ты молчала, а тут объявляешься и всё равно молчишь. Должна быть причина. Отец накосячил?! Я? Что мы сделали такого плохого? У тебя появился другой мужик? Ты можешь хоть сейчас мне сказать? Я уже не маленький!

– Пашенька, не кричи! – прошептала мама, а потом вздохнула и чуть улыбнулась: – А ты знал, что имя Павел переводится с латинского, как маленький?

– Мам, да ты мастерски соскакиваешь с темы! – прищурился Паша.

Она рассмеялась и снова утёрла слезу:

– Простите меня. Просто… я не думала, что выживу.

Паша вытаращился на неё во все глаза, а она вздохнула, поджала губы и словно выдохнула одно слово:

– Лейкемия.

Хоть это слово Паше ничего не говорило, но он понимал, что это какая-то болезнь, которая явно высасывала из мамы жизнь. Мама обняла кружку с чаем, и такие у неё были тонкие бледные пальцы, словно призрачные. Предчувствие Пашу не обмануло. Он хмурился:

– Это что такое?

– Это рак. Рак крови. У меня ещё оказался атипичный случай, и, когда врач посмотрел анализы, сказал, что шансов нет и жить мне осталось явно недолго, дал срок от двух месяцев до полугода. Я поверила. Тем более мне всё хуже становилось с каждым днём, и, когда он такое сказал, я и упаковала чемодан, собралась в хоспис умирать. Я, наверное, целый месяц сомневалась, стоит вам говорить или нет, но потом решила избавить вас от этой ноши. Ты бы всё равно не понял в тот момент, Саше вообще такие новости нельзя сообщать. А так хотелось вас уберечь и оттянуть момент, когда бы вы узнали. Вы бы научились жить без меня к тому моменту, как я бы…

И мама рассказала всё. Как решила съездить в Питер повидаться со своей университетской подругой, а оказалось, что у той мама болела раком, и был у неё хороший знакомый профессор в исследовательском центре онкологии имени Петрова. И их заинтересовал атипичный случай развития болезни мамы. Она согласилась на исследование и экспериментальное лечение, и ей помогло. Через полтора года лейкемия перешла в ремиссию, метастазирование замедлилось, в таком состоянии уже можно было делать операции и даже пересадку костного мозга. Мама всё это время жила в Питере, не выходила из дома, чтобы не подхватить никакой болезнь с ослабленным после химиотерапии иммунитетом, но сестра мамы – Кристина – не подошла в качестве донора.

– А сюда я приехала на консультацию в центр Герцена по поводу экспериментального лечения, у них, оказывается, был похожий случай. Ещё у меня троюродная сестра живёт в Москве, хотела с ней поговорить по поводу донорства, а ещё, возможно, с тобой.

– Как его найти, этого донора? Это должен быть кто-то из родных? Вообще, я согласен! Куда бежать, что сдавать? Что я могу сделать? Я готов!

– Может подойти любой генетически совместимый человек, но чаще, да, кто-то из родственников. Пашенька, ты скорее всего подойдешь, только донор обязан быть старше восемнадцати, – улыбнулась она. – Я просто не верила, что смогу дотянуть до твоего совершеннолетия. Мне очень тяжело об этом рассказывать близким, потому что каждый раз боюсь, что дам надежду и всё сразу посыпется. Так не хотела тянуть вас за собой.

– Мам, ну так же нельзя! То есть ты бы ушла, а мы бы через годик-другой узнали бы что… тебя не стало?! Ты должна была нам рассказать! Да хотя бы просто попрощаться!

И Паша вдруг расплакался, у него весь её рассказ стоял ком в горле. Ведь когда мама исчезла, он иногда думал, что её больше нет, она умерла, но сейчас стало так больно от этих мыслей. Как он мог так думать?! Осознание, что она могла умереть, а он так ничего не сказал ей хорошего, не попрощался, просто разрывало сердце.

– Вот поэтому лучше ничего и не говорить. Ты плачешь, а мне нож по сердцу. Я знаю, Пашенька, как это выглядит в ваших глазах, не хочу искать оправданий. Поверь, это решение далось мне нелегко. Но я бы физически не смогла больше заботиться о вас, а для меня вы всегда были на первом месте. Поэтому даже при смерти я бы бросилась решать ваши проблемы. Мне нужно было уехать, чтобы сохранить последние силы на себя. Да и не хотела, чтобы вы видели, как я умираю. После химиотерапии у меня не осталось иммунитета, мне нельзя было иметь никаких контактов с людьми. Я, как в скафандре, ходила только к врачам. Хорошо, что работать могла удалённо, а еду мне доставляли до порога. Очень странная жизнь, когда ты и жить полноценно не можешь, а с другой стороны, радуешься каждому новому дню, что хуже не стало. Я поддерживала общение с Крис, но она с Сашей не разговаривала ни разу, а о тебе отзывалась плохо, и я перестала про вас спрашивать. Всё думала, как написать, чтобы и про меня вы ничего не узнали, но хоть чуточку узнать, чем живёте. Мне было очень сложно от вас изолироваться. Если бы знала, что Сева тебя знает, давно бы уже следила за твоей жизнью. Но видишь, встретились, и всё тебе разболтала.

– Я всё это время думал, что ты ушла из-за меня, ты же меня ненавидела, – Паша тяжело вздохнул и всхлипнул, как маленький ребенок. – Думал, что настолько тебя достал, а машина стала последней каплей. Потом думал, может, отец где накосячил.

– Господи, Пашенька! Нет, конечно! Мне было нелегко с тобой, но я всегда тебя любила, и не променяла бы тебя даже на пять спокойных и послушных детей. Не плачь только.

– А я всё, уже не плачу! – Паша принялся утирать влажные щёки и натянул улыбку.

Но теперь уже текли другие слёзы. Слёзы облегчения, очищения от вины и обиды: мама его любила, ушла не из-за него. Ему так важно было это услышать. Паша вдруг почувствовал себя каким-то свободным, лёгким. Его, такого непутёвого, оказывается, любили! От нахлынувших чувств он совсем размяк и торопливо принялся просить прощения. Боялся, что не успеет сказать или в следующий раз не наберётся смелости:

– Мам, прости! Прости, что я такой, так много дичи творил, не слушался, не учился, орал на тебя. Прости, что доводил, иногда ведь даже специально, не думал никогда, забывал вечно обо всём. Я… мне правда жаль, что я такой, что с тобой всё это случилось. Это точно не из-за меня?

– Иди ко мне, я тебя обниму! – она осторожно привстала.

Паша тут же вскочил и просто сгрёб невесомую маму в охапку, даже от пола приподнял.

– Господи, как же ты вырос! – снова поразилась она. – Когда мой маленький Павлик стал таким большим и сильным мужчиной?!

Теперь и мама шмыгнула носом.

– Мам, ты не умрёшь, точно тебе говорю! Знаешь, почему? Помнишь, в детстве, когда я дрался со всеми, я тебе поклялся твоей жизнью, что никогда не буду бить первым? Я не бил, ну Тимоха не в счёт, его можно, по-дружески. Я, правда, всегда сдерживался, только ради тебя. Ты не умрёшь! Ты не умрёшь! – как мантру сквозь слёзы Паша повторял он.

А мама тихо успокаивала его и погладила по спине:

– Чш-ш-ш… считай до тридцати.

Мама собиралась переночевать у своей сестры Кристины, но Паша уговорил остаться у него. Накупил гору пирожков и потащил маму домой. Шла она неуверенно, медленно, взяла Пашу под руку и выглядела такой слабенькой, всё время казалось, что она оступится или вдруг её унесёт резким порывом ветра.

На улице начал срываться первый робкий снежок. Осенью уже давно не пахло. В тот день, когда ушла Инга, ударил мороз, и сразу повеяло зимой. Сейчас было темно, тихо и холодно, словно город затаился в предвкушении зимы. Все ждали снега, а он был такой скромный и нерешительный, что никак не хотел сыпаться. Лишь иногда пролетали одинокие снежинки, словно дразнились. Хотелось уже поднять голову к небу и взять снег на слабо: "И это всё, на что ты способен?"

– Ты что же нараспашку и без шапки? – покачала мама головой, когда они вышли.

Паша нацепил капюшон и сразу же застегнулся: он соскучился даже по маминым нравоучениям, хоть раньше ни одну её просьбу с первого раза не выполнял. Но больше он не будет её нервировать. Про болезнь они не говорили, зато Паша принялся задорно болтать без умолку обо всём: про ТикТок, про тренировки, про Тимоху, про папу. Рассказывал всю дорогу до дома и продолжил уже на их кухне. Теперь он проявил гостеприимство и заботливо сделал маме зелёный чай.

– Зря ты папе не рассказала, он бы точно пару почек тебе отдал. Да он бы весь свой костный мозг выкачал ради тебя. Даже фуру бы свою продал!

Паша отчаянно пытался развеселить маму, но почему-то чем больше она смеялась над отцом, тем больше плакала, хоть и сквозь смех:

– Фуру нельзя, фура – это святое!

В их семье это уже стало мемом. Папина фура считалась вещью неприкосновенной и осквернять её было нельзя, но Паша и мама часто подкалывали отца, что он любит свою фуру больше, чем семью.

– Знаешь, насколько он скучает? Он до сих пор носит ту майку, которая на нём была в тот день, когда ты ушла. Там уже дырок больше, чем самой майки. Может, позвонишь ему, скажешь, что жива, чтобы он хотя бы переоделся.

– Я так надеялась, что он начнёт новую жизнь, – мама покачала головой. – Но я не могу ему просто позвонить. Так тоже нельзя. Когда только научился жить без человека, а он воскресает, и не факт, что надолго. Я бы и тебе не решилась никогда рассказать, если бы не зависела от тебя. А твой отец – такой человек, он не может бездействовать, а для меня он ничего не сможет сделать, будет ещё больше маяться.

– О, да! Он свою фуру уже, наверное, по десятому разу всю по винтикам перебрал. Мне кажется, у него в детстве не было лего и машинок, и он никак не может наиграться. Со мной он так не занимался, как с ней. Про меня вообще забывал, прикинь?!

– Он всегда считал тебя слишком самостоятельным, – мама вздохнула. – Я предлагала ему отвезти тебя к бабушке с дедушкой в Хабаровск, чтобы ты один не оставался. Он сказал, что разберется сам.

Мама так вздохнула, что Паша уже пожалел, что ляпнул это. Про запои отца и свои периоды вынужденного голодания умолчал – не хотел тревожить маму.

– Кстати, да. Он же предлагал мне поехать в Хабаровск, я и забыл. Он хотел меня тогда одного на поезд посадить, но я отказался.

Мама цокнула:

– Шесть суток! Ребенка, одного! Очень похоже на Сашу. Он всегда забывал, что ты всего лишь ребёнок.

– Я заметил, – рассмеялся Паша.

Потом Паша решил сменить тему и принялся рассказывать про сборы и соревнования. Вдруг вспомнил страшный случай, когда они всей комнатой ночью сбежали из спортивного лагеря на речку:

– Что такое двухметровый забор для гимнастов: звучит как вызов! А там до реки километров пять, ночную пробежку устроили. Вода холодная, темень, но полезли все. И Ванёк с нами полез, а, гад, не сказал, что плавает плохо, и шёл-шёл, и хоба исчез. Вот это мы пересрались, там просто резко дно обрывалось, он на дно и ушёл, а выплыть на поверхность не мог. А ночь, не видно ни хрена. Ныряли, как полоумные, но вытащили его, никому потом про это не рассказывали.

– Слава Богу! – мама даже выдохнула.

– Да-а-а, – Паша поджал губы, он тогда страшно испугался, и сейчас раскаялся. – Это же была моя идея искупаться ночью.

Мама цокнула, снова вздохнула и закатила глаза: он её не удивил, ведь самые дурацкие и опасные идеи всегда исходили от Паши.

И почему-то вдруг вспомнилось, что Инга тоже не умеет плавать, а Паша обещал её научить, но до бассейна в ноябре они так ни разу и не дошли. Он чуть улыбнулся, когда подумал про Ингу, не терпелось рассказать про неё маме. Его сегодня словно прорвало, так много хотелось рассказать. Мама сидела на кухне, на диванчике, и, подперев подбородок рукой, участливо слушала, смеялась и улыбалась или, наоборот, переживала.

– У меня же есть девушка. Инга! И она самая красивая! Я должен вас обязательно познакомить как-нибудь! – Паша пересел к маме и открыл телефон, листал фотографии от последних снятых селфи до снимков из Сочи и показывал Ингу, а у самого сердце щемило от этих кадров, он очень скучал.

Маме Инга понравилась, она улыбалась:

– Красивая девочка. Яркая и весёлая, как ты. Я бы хотела с ней познакомиться.

– Я придумал! Мы к тебе в Питер приедем, когда ты будешь себя получше чувствовать. Если хочешь, конечно.

К ночи стало заметно, как мама устала. Ещё Тимоха с тренировки приехал, тоже начал болтать. Паша уложил маму в своей комнате, а сам остался на кухне с ноутбуком. Хорошо, что Тим составил ему компанию, потому что Паша боялся, что не справится со всеми нахлынувшими эмоциями: их было слишком много даже для него. Рассказал другу про мамину ситуацию.

– Жесть, конечно, – Тим сочувственно поджал губы, а потом начал искать решения. – Но если мы хоть что-то можем сделать, надо сделать. Донора найти, врача какого-нибудь лучшего, кто не открестится. Может, ей деньги нужны?

– Донором я могу подойти, но пока мне восемнадцать не исполнится, нельзя. Тупые законы!

– У Яны надо поинтересоваться, может, она знает, как это обойти. В общем, не парься, что-нибудь придумаем.

Когда Тимоха ушёл спать, Паша ещё долго сидел за столом, читал про донорство костного мозга. А потом, среди ночи на автомате открыл страничку Инги и написал ей. До зуда хотелось поделиться с ней историей мамы, очень хотелось поговорить именно с Ингой, ведь она лучше всех понимала Пашу.

«Не спишь? Надо поговорить».

И удивился, потому что оказался в чёрном списке. Следом написал в мессенджер, но там тоже был забанен. Потом вскочил и начал расхаживать по кухне: «Инга, Инга, Инга…» Похоже, она решила выдрать Пашу с корнем. Он даже позвонил, но Инга заблокировала его везде. Это оказалось очень обидно, а ведь он сам поступил с ней так же. Почувствовал вину, даже поморщился: он нагрубил Инге, обматерил, специально хотел сделать ей больно. Сделал, молодец! И теперь чувствовал себя гадко.

Инга, конечно, без разрешения влезла в святая святых Паши, подставила его, но оказалась права: ему нужно было найти маму. И сейчас он понимал, что её поступок точно не заслуживал того ушата грубости, который Паша на неё вылил. Хотелось даже поехать к ней, но будить среди ночи всю её семью было явно плохой идеей. Обычно, когда он подъезжал, писал, и Инга сразу выбегала к нему, а сейчас написать не сможет: его никто не ждёт. Инга была нужна ему, и сейчас даже не как самая любимая девушка на свете, а как близкий и понимающий человек, с кем он хотел разделить свою боль.

Зато Паша написал Яне и попросил повлиять на Ингу, потому что им срочно надо поговорить. И очень надеялся, что Инга за два дня ещё не успела содрать любовь к нему, как лейкопластырь. Только Яна, видимо, спала и ничего не ответила.

Учёбу на следующий день Паша благополучно прогулял, хотел помочь маме с её делами и составлял везде компанию. Опять болтал без умолку, но под конец внезапно осознал, что мама теперь так быстро устаёт. От него устаёт: от его болтовни, суеты, непоседливости и громкости. И Паша замолк, замедлился, старался для неё быть мягче и спокойнее. И с какой-то тоской снова проводил на вокзал. Вдруг понял: чтобы сберечь маму, нужно избавить её от своего общества, либо сильно его ограничить. Меньше шума, меньше смеха, меньше движения и суеты – всего того, из чего Паша состоял. Так хотелось снова почувствовать себя рядом с ней ребенком. Но Паша уже вырос, стал большим, высоким, сильным, теперь он сам может позаботиться о маме. Он смотрел на неё и не думал больше об обидах, о тоске; он думал только о том, как сделать так, чтобы маме стало лучше, как помочь. И как глупо обижаться, когда самый дорогой человек может умереть.

Она обняла его на прощание и тихо проговорила:

– Всё будет хорошо, Пашенька, но носи, пожалуйста, шапку, хотя бы в мороз.

– Если ты от этого выздоровеешь, готов носить шапку даже летом!

Проводив маму, Паша помчался к институту Инги, рассчитывал перехватить её после занятий. Купил по дороге букет орхидей, и прождал, наверное, полчаса, но она так и не показалась.

Яна Паше ответила ещё утром, что его просьбу поговорить и разблокировать передала, даже скрин прислала с ответом Инги:

«Мне так хреново сейчас, что не хочу с ним разговаривать».

Стоя у её института, Паша снова набрал Яне:

«Где Инга?»

«Дома. Болеет. Я завтра останусь у Тима, попробую её уговорить приехать».

«Что с ней? Чем болеет?»

«Говорит, отравилась, второй день плохо, поэтому лучше к ней не суйся. Она точно не настроена общаться».

Хотя Паша уже был на полпути к дому Инги, снова попросил Яну замолвить словечко хотя бы вытащить его из бана, но это снова не сработало. Яна выступала посредником в их разговоре и явно хотела, чтобы Паша с Ингой помирился, но в итоге даже она написала:

«Инге, правда, очень плохо, поговорите потом, как она выздоровеет».

Но Паша всё равно припёрся к Инге, но её мать его не впустила, сказала, примерно то же, что и Яна:

– Она только уснула, не веришь, зайди. Всю ночь страдала. Не буду её будить.

Паша отдал букет и попросил, чтобы Инга ему позвонила, и поехал на тренировку, чтобы отвлечься. Рука за неделю уже поджила, и можно было понемногу давать на неё нагрузку. Паша так надеялся, что после тренировки Инга его разблокирует, но ничего не изменилось. А утром получил сообщение от Яны:

«Паш, Ингу ночью забрали в больницу, у неё острый аппендицит. Я после пар к ней поеду. Если хочешь поговорить, то поехали со мной. Она пока молчит, наверное, ещё не отошла от наркоза. Как она мне напишет, я тебе сообщу».

Паша спросил номер больницы, знал, что Яна освободится только к вечеру, не хотелось так долго ждать. Яна лишь коротко написала: «Не обижай её, пожалуйста».

Он слишком беспокоился, и из-за этого время, будто издеваясь, тянулось мучительно долго. Только на середине третьей пары Яна снова написала:

«Инга очнулась, но она против того, чтобы ты приезжал. Не хочет тебя видеть». И виноватый смайлик.

Паша выругался, он уже весь извёлся, и так долго ждал, когда Инга выздоровеет, не был готов ждать снова. Может, Инга больше вообще никогда не захочет его видеть, а Паше жизненно важно с ней помириться. Да хотя бы просто увидеть её, поговорить. Стребовал с Яны номер палаты, по дороге заехал домой, забрал её вещь и снова купил для Инги орхидеи и её любимую шоколадку в сиреневой упаковке. Надеялся, что любимые цветы поднимут ей настроение. Паша был полон решимости всё вернуть, извиниться, верил, что Инга его легко простит, и всё у них будет как раньше.

Но, зайдя к ней в палату, где лежали ещё три пожилые женщины, Паша чуть не вышел назад, настолько там была гнетущая атмосфера: полумрак, обшарпанные стены, люминесцентные лампы горели через одну и мигали, как в фильмах ужасов. Инга лежала отвернувшись к стене, не обернулась, не посмотрела, когда он поздоровался со всеми. Паша сел на край её кровати у ног и осторожно поинтересовался у женщины на соседней койке:

– Она спит?

Та покачала головой и тихо проговорила:

– От неё только недавно ушли парень с девушкой.

На тумбочке стояла бутылка воды, и лежал букет красных роз. У Инги звякнул телефон, она потянулась рукой, разблокировала, посмотрела, кто написал, и снова отложила в сторону. К Паше и не думала поворачиваться.

– Инга, ты как?

– В мире бывших сегодня, что ли, день открытых дверей? – грубо заговорила она. – Уже второй воскрес!

Паша посмотрел на розы, неужели Артём уже был у неё? Напрягало, что Инга даже не поворачивалась, но Паша понимал, что заслужил. И знал, что чем сильнее колкости Инги, тем ей больнее.

– Тебе очень плохо?

– Какая проницательность! Не видишь, кайфую тут! – Инга наконец-то повернула голову к Паше: взгляд несчастный, щёки и глаза впалые.

Она жутко похудела, выглядела болезненно. У Паши сжалось сердце, захотелось подхватить её на руки и унести куда-нибудь далеко-далеко, где ей будет хорошо и не больно.

– Я извиниться пришёл, – тихо проговорил Паша.

– Извиняйся и вали, – отрезала она.

– Принёс тебе, – Паша положил на тумбочку орхидеи и протянул большую подарочную коробку.

Он специально заехал домой и забрал эту вещь, которая принадлежала Инге, он бы туда ещё и положил своё сердце, если бы мог. Женщины в палате, которые до этого тихо переговаривались, вдруг резко притихли.

Инга с трудом повернулась к нему и кивнула на коробку:

– Что там? Пять килограмм кильки? Забери себе, мне нельзя ничего есть, – она потянулась к бутылочке и сделала глоток, коробку не взяла. Лицо Инги было очень напряжено, она иногда слегка морщилась.

– Прости меня. Я мудак. Наговорил тебе всего.

– Извинения приняты. Свободен!

– Инга, я…

– Паш, – резко перебила она. – Мне ночью вспороли живот, вытащили из меня все внутренности, отрезали полкишки и запихнули всё назад. Последнее, что я сейчас хочу – это выяснять отношения. Поэтому просто иди на хер!

Инга сейчас очень напоминала Тима в «эти» дни, друг всегда становился такой же вредный, отталкивал и посылал всех, но Паша не оставлял его одного, и Тим, когда приходил в себя, даже был за это благодарен и извинялся за грубость. Так что Паша даже не думал уходить. Он поставил коробку сбоку от Инги и беззаботно принялся болтать обо всём:

– Узнаю Ингаляцию, раз злишься, значит, идёшь на поправку. Там ночью снежок шёл, правда, всё потаяло. Мне аппендицит в одиннадцать вырезали, плохо помню уже, но тоже в больничке чилил, приятного, знаю, мало. Но ты поправишься, плохо только первые дни, когда есть ничего нельзя. Я тогда не знаю из-за чего меня накрыло, вроде семечки со шкурками не ел. А ты, наверное, кильки вместе с банкой налопалась…

– Паш, слушай, – Инга перебила и чуть смягчила усталый взгляд. Паше было до слёз её жалко: такая худенькая, напряжённая и измученная. – Мне до одури хочется клубники, прям умру, если не поем. Можешь мне купить? Только побыстрее.

Паша аж подскочил, готовый привезти Инге хоть целый грузовик клубники, если ей станет легче:

– Больше ничего не нужно?

– Воды ещё, больше ничего, – Инга прикрыла веки и чуть поморщилась.

– Я мигом!

Паша реально побежал по коридору, спустился в холл больницы и чуть не снёс в дверях Артёма с Кирой. Уставился на Киру, метнул нахмуренный взгляд в Артёма. Они протиснулись все разом в холл больницы, чтобы не перегораживать путь. И тут Паша увидел у Киры в руках прозрачную пластиковую коробку с клубникой. И выругался от догадки: Инга не хотела никакой клубники, сама же сказала, что ей ничего нельзя есть: так она хотела спровадить Пашу.

Он выхватил у Киры клубнику из рук:

– Сорян! Я тебе потом верну, а сейчас мне она нужнее! – и побежал назад в хирургическое отделение.

Слышал в спину возмущённый окрик Киры. Артём даже среагировать не успел. Паша просто влетел в палату, Инга опять лежала, отвернувшись к стенке. Он плюхнулся на кровать и положил клубнику перед носом Инги и выдохнул, он успел запыхаться от быстрого бега:

– Добыл!

Инга повернула к нему голову, ни капли радости во взгляде, лишь усталость и напряжение:

– Уже что, изобрели телепортацию? Как ты так быстро? – она протянула Паше клубнику назад: – Поставь пока на тумбочку.

И опять отвернулась:

– Паш, сорян, но я что-то перехотела клубнику. А можешь добыть мне манго?

В это время как раз в палату вошли Кира с Артёмом, и Кира выдала Пашу:

– Инга, прости. Мы купили тебе клубнику, но её отобрал Паша.

– Да тут у неё уже новый коварный план, – хмыкнул Паша. – Она просто хочет, чтобы вы свалили.

– Умнеешь прям на глазах, Паш, – проворчала Инга. – Могу тобой гордиться! Но я хочу, чтобы свалил именно ты!

– Ладно, мы пойдём, не будем тебе мешать, – тихо добавила Кира.

– Кир, ты единственная, кого я рада видеть, – смягчилась Инга.

– Ладно, котик, поправляйся. Мы, правда, поедем, – поджал губы Артём, а потом посмотрел на Пашу, как всегда с презрением: – Тебе тоже лучше уйти.

И это «котик» всколыхнуло в Паше жуткую ревность, хотелось стереть Артёма в порошок. Паша вскочил и резко выдал:

– Я сам решу, когда мне уходить!

Они стояли рядом с кроватью Инги.

– Пошли в жопу, оба! – Инга проговорила это с закрытыми глазами и снова отвернулась к стене.

Кира схватила под руки и Артёма, и Пашу и потащила на выход:

– Инга, выздоравливай и обязательно пиши, если что-то нужно.

Кира так и держала Пашу под руку и отчитывала, что нужно оставить Ингу в покое до самого выхода. Он молчал, как и Артём. На улице стали у входа, и Кира посмотрела на Пашу и натянуто улыбнулась:

– Теперь всё будет нормально, она под наблюдением врачей, скоро поправится.

– От аппендицита ещё никто не умирал, – выдал Паша.

– У Инги аппендицит лопнул и перерос в перитонит, и она могла умереть, если бы ещё дальше тянула. Её еле спасли, – Артём посмотрел прямо в глаза Паше, долго и неотрывно, но сжал челюсти и весь напрягся. Он явно ненавидел Пашу, и это было взаимно. – Вы оба без мозгов, и это чуть не убило Ингу.

Паша выдохнул, почувствовал укол вины. Откуда Артём это всё узнал? Либо Инга ему рассказала, либо поговорил с врачом. Артём посмотрел на Киру:

– Поехали? Или останешься с Пашей?

– Я с тобой. Мне завтра на работу. Пока, Паш! – Кира вновь виновато улыбнулась, и они пошли к парковке.

Паша махнул Кире, а Артём даже не соизволил попрощаться. Как только они исчезли из виду, Паша опять поднялся к Инге. Сначала нашёл лечащего врача, принялся расспрашивать про состояние Инги, как ей помочь и когда она выздоровеет, но врач его просто прогнал, не воспринял всерьёз. Паша начал приставать к медсёстрам, расспрашивая обо всём, но те тоже лишь отмахнулись, правда, одна прямо сказала, что лучший уход можно оплатить.

Это минимум, который Паша мог сделать для Инги: оплатить отдельную палату и дать денег медсестре, которая пообещала, что уколет Инге обезболивающее, раз та так мучится.

Паша снова зашёл в палату, женщины разом замолчали, Инга вновь лежала спиной и переписывалась с кем-то в телефоне. Паша сел у неё в ногах и тихо спросил:

– Что я ещё могу для тебя сделать?

– Уйти.

Вылитый "поломанный" Тимоха. У Паши уже выработался иммунитет к грубостям друга, значит, уходить точно нельзя:

– Я через полчаса уеду на тренировку, придётся тебе меня потерпеть. Манго я принесу тебе завтра, обещаю. Медсёстры сказали, что сегодня тебе можно только пить понемногу. Тебя сейчас переведут в отдельную палату. Но я… на самом деле пришёл тебе сказать, что нашёл маму.

Инга обернулась и приподняла брови:

– Вы поговорили? Ты простил её?

Паша кивнул и продолжил:

– Она живёт в Питере и лечится от рака. Она нас бросила, потому что ей не дали надежды, что она может вылечиться. Просто хотел тебе рассказать.

Сделав брови домиком, Инга вздохнула:

– Я тебе говорила, что у всего есть причина. Мне очень жаль.

– Может, не всё так плохо. Она жива, и у неё появилась надежда. Я даже могу ей помочь. Не могу держать это в себе. Прости, что так не вовремя всё это вывалил. Тебе точно не до меня и моих проблем. Прости, вообще за всё… я бы очень хотел, чтобы мы помирились, и вытащи меня, плиз, из бана.

– Ты же понимаешь, что больше не будет как раньше?

– Будет лучше! Куда лучше! Я постараюсь. Я всё понял!

– Ты сказал, что тебе меня может заменить любая проститутка. И я для тебя лицемерная шкура.

– Мы уже выяснили, что я мудак, который не следит за словами. Я был не прав. Хочешь, можешь меня побить, когда выздоровеешь.

Инга тихо засмеялась и поморщилась:

– Не смеши меня, мне больно смеяться и нельзя, могут швы разойтись.

– Если смеёшься, значит, идёшь на поправку. Я очень соскучился, правда, – Паша запустил руку под одеяло, нашёл там ледяную стопу Инги. – Опять ноги холодные!

И принялся ей их массировать и согревать. Инга улыбнулась, блаженно прикрыла веки. Она обожала, когда Паша грел и разминал ей ноги, сразу расслаблялась, даже могла задремать от удовольствия.

– Я знаю, как тебя задобрить. Знаю, конечно, и другие способы, но мы тут не одни, – Паша бросил взгляд на женщин, которые явно грели уши от их разговора.

Бледные щёки Инги чуть порозовели. Она улыбнулась ещё шире, а потом открыла глаза и чуть прищурилась:

– Мне два месяца нельзя заниматься сексом, и вообще никакой физической нагрузки.

– Пофиг.

Инга приподняла брови:

– Хотя я ошиблась, врач сказал три месяца. Даже нет! Полгода!

Паша расхохотался, а потом осёкся, стал серьёзнее:

– Значит, полгода буду лишь массировать тебе ножки. Я найду способ сделать тебе приятно по-другому. Ты забыла, я же волшебник, и знаю, что ты любишь, – Паша достал из рюкзака чистые носки и нацепил их на согретые ножки Инги.

Было совершенно всё равно, что сорок третий размер на её тридцать шестом смотрелся, как гольфы. Инга вообще обожала Пашину одежду: постоянно надевала его футболки, толстовки, даже шорты, утопая в них. Пусть теперь пополняет коллекцию ещё и носками.

У неё в глазах мелькнули слёзы, она поджала губы. А Паше так хотелось сказать Инге всё: как он её любит, как она ему дорога, что он хочет быть только с ней, и что она вообще самая-самая. И он больше не хочет, чтобы было, как у Тима с Яной или у его родителей. Он хочет, чтобы у них всё было по-другому, по-своему, со своими ошибками и проблемами. Главное, чтобы что-то было, возможно, не всегда будет легко, как в ноябре, но Паша готов бороться, готов меняться.

– Инга, я не знаю, как правильно тебя любить, но я очень хочу заботиться о тебе. А ещё я хочу, чтобы ты мне рассказывала обо всём, что с тобой происходит: потеют ладошки, болит живот, панические атаки или ноет зуб, да хоть геморрой размером с кулак. Чтобы не стеснялась признаться, не стыдилась и знала, что меня ты этим не отпугнёшь. Я хочу быть рядом с тобой, особенно когда тебе плохо. – Паша уже надел ей носки, накрыл ноги одеялом и придвинулся ближе, взял маленькую прохладную ладошку Инги в свои руки. – Знаю, что бываю невыносим, и меня порой несёт, но я постараюсь тормозить. Правда, когда нет тормозов, это сложно, но я согласен разбиваться об тебя. Ты выдержишь. Да и ты тоже знаешь, как меня вырубить. Ты, наверное, меня знаешь даже лучше, чем я себя, и при этом не отказываешься. За это я тебя и люблю. Прости, что обидел. Я действительно готов бороться за тебя, даже с собой. Дай мне шанс всё исправить.

У Инги по щекам потекли слёзы, она их быстро утирала свободной рукой и шмыгала носом:

– Прости и ты меня, я, правда, хотела как лучше. Но я такая дура, и вечно всё порчу. А ещё у меня теперь будет жуткий шрам через весь живот, и такое отпугнёт даже тебя.

– Поверь, мне пофигу. Я буду любить тебя и со шрамом. Но если тебе не понравится, то сделаем татуировку, будто оттуда чужой вылезает, – Паша скорчил Инге зловещую морду.

– Ты такой дурак!

– Зато твой дурак.

Инга рассмеялась сквозь слёзы и снова поморщилась, Паша забыл, что веселить её сейчас нельзя. Инга плакала, значит, ещё не успела вырвать Пашу с корнем из сердца, значит, не поздно всё вернуть. Он сжал её ладошку крепче:

– Я же говорил, что хочу разделить твою боль, я бы её даже забрал, если б мог.

– Знаешь, чему меня научил перитонит? Что боль терпеть нельзя. Боль – это не всегда плохо, это всего лишь сигнал, что нужно что-то сделать. А я пила пачками обезбол и ждала, когда пройдёт, и чуть не умерла. Когда обезболивающее уже не действовало и температура начала зашкаливать, пришлось скорую вызвать. Мне так плохо и страшно было…

В это время в палату заглянула Яна, прервала их разговор. Следом ещё пришла медсестра, которая обещала отдельную палату. Паша донёс туда Ингу на руках, она стала совершенно невесомой:

– Ты такая лёгкая. Мне кажется, у тебя в аппендиксе хранилась пара кирпичей. Даже если ты разучишься ходить, буду носить тебя на руках, я это обожаю!

Паша чмокнул Ингу в губы и поехал на тренировку. Но выйдя на улицу, решил найти окна палаты Инги и помахать ей. Когда сориентировался, где её палата, то увидел открытый клочок асфальта на дороге под фонарём. Сначала хотел написать простое признание в любви, но в итоге старательно вывел баллончиком под её окнами: «Ингаляция, любовь зла!» Ещё раз напомнил Яне, чтобы Инга не забыла вытащить его из бана и выглянула в окно.

Зато сразу понял, что прощён, и его послание получено. Инга прислала ему ответ:

«Ко мне любовь, похоже, особенно зла, потому что я полюбила самого придурковатого из козлов».

Паша так ждал этого дня. Верил, что проснётся с утра, и разом всё изменится. Но ничего не изменилось. Он просто стал на год старше. И первое, что он сделал: сдал кровь для мамы для донорства костного мозга. Они теперь скупо переписывались. Сегодня мама с утра написала ему поздравление, а он порадовал её бланком, что всё сдал. Оставалось дождаться результатов, подойдёт он как донор или нет.

Сразу после пар Паша поспешил к Инге и расцвёл улыбкой от радости: Инга всё-таки достала из коробки худи и снова была в нём. Она тоже улыбнулась. На тумбочке стояли орхидеи в банке.

– А розы где?

– Пришлось пожертвовать медсестре. На что только не пойдёшь ради нежных уколов.

– Бедная моя любимая попа.

– Эй, а я? Меня тебе не жалко?

– Это я про тебя, – рассмеялся Паша, было приятно, что Инга избавилась от букета Артёма. – Душнила не переживёт, он такой подвиг совершил, доехал до тебя ещё и с цветами.

– Так ему и сказала, что в следующий раз он ко мне приедет только с венком на могилу. Жаль, я об этом не узнаю.

– Почти уверен, что его Кира уговорила.

– Да, я ему не говорила ничего. А Киру попросила привезти мне вещи из дома и захватить мои тапочки, а она рассказала Тёме.

– Кстати, не ревнуешь Душнилу к Кире? Мне показалось, эти двое поладили.

Инга фыркнула:

– Если Кира избавится от своего ощущения, что она всем всегда мешает и проявит инициативу, может, и сдвинет Артёма с места. Сам он никогда до этого не дойдёт. А я намекать не буду, – Инга вздохнула. – На самом деле, заметно, что Кире нравится Артём, она своего урода уже не вспоминает, но с Артёмом точно не будет мутить, потому что считает его до сих пор моим. Но она явно растаяла, что он каждый день к ней приходит и спрашивает: поела ли она, есть у неё еда.

– Твоим?! – возмутился Паша. – То есть в теории ты могла бы к нему вернуться? И ты знаешь, что Кира на него запала, и совсем не ревнуешь?

Инга улыбнулась:

– Тёму?! Вообще нет. Я больше тебя к Кире ревную. Чтобы Артём снизошёл до отношений, должно пройти года три, как минимум, или Кира возьмёт всё в свои руки. Они же ведь идеально нашли друг друга: Кире как раз нужен кто-то такой, как Тёма – маяк, авторитет, а ему всегда нравилось кого-то опекать. Поэтому я даже рада, что они подружились. Ты же знаешь, я всё равно чувствую ответственность и вину, что бросила его, но шипперить их не буду. Оба жутко упрямые, специально заартачатся. Пусть сами дойдут до этого.

– Ты меня ревнуешь к Кире? Брось! Между нами никогда ничего не было, она просто меня спасла от отчисления в школе, поэтому я перед ней в долгу.

Инга поджала губы и кивнула, вздохнув:

– Вы с ней близки, и ты поначалу ко мне похоже относился: жалел и поддерживал. А потом это переросло в нечто большее. Я смотрю на Киру, и мне кажется я бы стала такой же, если б моя бабка не уехала от нас, я её хорошо понимаю.

– Мне в школе одноклассница после дня Святого Валентина продолжила класть сердечки на парту, просто вырезала из обычной бумаги, а внутри было написано моё имя, и я реально думал, что это от Киры. Скучно ей, а оказалось, это была не она. А Кира заявила, что я ей вообще не нравился. Она мне дорога, но как друг, как близкий человек. Я перед ней в долгу, вот и всё. Не ревнуй! – Паша растрепал Инге волосы, и она улыбнулась.

– Ей с тобой тяжело. Она мне сказала, что быстро устаёт от тебя, и для неё тебя слишком много. А ещё Кира сказала, что ты самый добрый из всех, кого она знала, – Инга хмыкнула. – Вот тут я с ней согласна.

– А ты? Не устаёшь от меня?

Инга пожала плечами:

– Для меня тебя не много. Ты, конечно, порой такой балбес, – она смутилась. – Но я же вижу, что ты любишь меня. А я от любви никогда не устану.

Паша снова расстаял и вдруг вспомнил, что пришёл не с пустыми руками, вытащил из рюкзака подарочную коробку.

– Мне, между прочим, сегодня восемнадцать. И по этому случаю у меня для тебя подарок.

– Какой ты ещё у меня маленький! А мне через полтора месяца уже девятнадцать, – Инга широко улыбнулась и показала язык. – Неожиданно, что ты на свой день рождения делаешь подарки мне.

Она нетерпеливо открыла коробку и рассмеялась. Внутри лежала новая клетчатая рубашка, наподобие той, которую Паша порвал Инге в Сочи.

– Ты была права, такой же не нашёл, но эта даже ещё лучше.

– Спасибо, Паш, – Инга радостно заулыбалась и поджала губы. – Прости, что я без подарка. Вот выберусь отсюда и что-нибудь тебе подарю. Но пока могу только поцеловать.

Инга потянулась и поцеловала Пашу, по-другому поцеловала. Не как обычно, страстно и горячо, будто их оттягивали в разные стороны, а они цеплялись друг за друга губами. Поцеловала бережно, осторожно и нежно, а Паша сам не спешил, наслаждаясь расползающимся тёплом в груди. И он вдруг поймал себя на мысли, что это поцелуй со вкусом счастья. Паша осознал, что счастлив, и был счастлив всегда .

Но чтобы это осознать, ему пришлось всё потерять. Он потерял Ингу, пусть на неделю, но у него словно выбили землю из-под ног, а взлететь он без неё не смог. Лишь когда помирился, простил, прочувствовал, какое это счастье – любить, взаимно любить. Не резаться о неразделенную любовь, а сиять и таять изнутри от одной улыбки любимой девушки. Ему вдруг тоже захотелось больше всего на свете, чтобы Инга была счастлива.

Ведь чем больше Паша узнавал Ингу, тем больше поражался, сколько же у них общего: схожие взгляды, схожие мысли, схожие травмы. Они слишком хорошо понимали друг друга, могли откровенно поговорить обо всём, могли дать друг другу то, чего им не хватало. Паша знал, что за дерзостью Инги, за этой маской девушки из стали на самом деле скрыта ранимая и хрупкая девочка, которая нуждается в любви, наверное, больше, чем сам Паша, и впитывает бесконечные Пашины комплименты, как сухая губка. Его Инга, безумно тактильная, такая же, как и Паша, и так же боится одиночества. А ещё Инга обожает сильных парней, целоваться, массаж ножек, делать селфи, любит кильку с огурцами и орхидеи.

Инга же быстро раскрыла Пашину душу, заглянула под маску позитивного клоуна и увидела его раны, но не отвернулась, а заботливо подула на них. Приняла Пашу, обняла и даже влюбилась. И ради неё хотелось меняться, стать лучше, ответственнее. Паша хотел бы любить Ингу бережнее, заботиться, чтобы больше не потерять и не разрушить их любовь.

Сегодня вдруг пошёл густой снег, и Паша, когда уходил, ещё долго стоял под окнами палаты Инги и махал ей руками. Вытоптал на свежем снегу ногами огромное сердце и надпись «Инга» внутри. Она улыбалась. И ничего не было важнее в мире, чем её улыбка.

Паша ехал на тренировку, когда мама вдруг прислала ему трек-номер:

«Маленький подарок для моего большого мальчика!»

Пришлось совершить круг до почты и забрать посылку. Тем более такси встало в пробку, и прогуляться пешком оказалось куда быстрее. В свёртке лежала тёплая шапочка, и записка, написанная маминым почерком: «Уверена, что шапку ты себе так и не купил, но в Питере зимой без шапки нельзя! С днём рождения, Пашенька. Люблю, целую, мама».

И Паша улыбался, сразу же нацепил тёплую шапку, хотя, как и Тим, ненавидел их, но это была не просто шапка, а приглашение.

Мама звала его в гости.

Мама жива.

Мама по-прежнему его любила.

«Мама…»

Паша шёл под сильнейшим снегопадом, и в новой шапке ему было удивительно тепло. Но не только ушам, а тепло на душе. Крупные хлопья снега летели прямо в лицо и приятно покусывали щёки холодом. Кругом всё замело, а Паша шёл и широко улыбался, и думал, что это лучший в его жизни день рождения. Ему исполнилось восемнадцать, и сегодня для него изменился весь мир: Паша больше не чувствовал боль…

Когда Паша получил сообщение, что он подходит, как донор для мамы, он был на соревнованиях в другом городе. Сначала даже растерялся. Обрадовался, конечно, что подходит, а вот что делать дальше – не знал. Чуть не забыл про вольные упражнения, а выступив, сразу же убежал звонить маме. Нужно было ехать в Питер, а маме перед пересадкой костного мозга был необходим ещё один курс химиотерапии, который бы ослабил иммунитет, и новый костный мозг с большей вероятностью прижился бы.

Но Паша ведь так и не познакомил маму с Ингой, а когда второго шанса может не быть, то нужно спешить. Билеты на поезд в Питер ещё оставались. Правда, в саму новогоднюю ночь, и Паша, не раздумывая, взял себе и Инге. Даже ТимьЯн согласились съездить с ними – их не отпугнула перспектива встретить Новый год в поезде, хоть и удалось урвать только верхние полки в двух разных купе.

Нижние полкожители оказались не очень довольны, когда Паша с Ингой вновь расположились вдвоём на одной верхней полке, но было всё равно. Они занавесились простынёй и целовались, прям как по дороге из Сочи. Инга хмыкнула и прошептала:

– Что-то мне это напоминает. С Новым годом!

– Обожаю верхние полки и тебя, – рассмеялся Паша. – В следующий раз поедем во Владивосток.

Инга тоже рассмеялась и поморщилась, ей по-прежнему было больно смеяться, а Паша вечно забывался и постоянно шутил, а потом извинялся:

– Прости, – положил руку на место шрама.

Паша постучал в стенку соседнего купе, где должны были ехать ТимьЯн. Раздался стук в ответ. Паша хмыкнул:

– Они нас тоже поздравляют!

– Это самый странный Новый год в моей жизни.

– Как Новый год встретишь, так его и проведёшь.

– Чувствую, мы будем кататься во Владивосток и обратно весь год.

Теперь рассмеялся Паша, а Инга вдруг вытащила телефон:

– Сейчас покажу тебе кое-что.

Пока Паша был на сборах и соревнованиях, она ездила домой. Открыла снимок своего несчастного живота, повязки и швы уже сняли, и под красной полосой шрама была сделала калиграфическая татуировка-надпись: «Любовь зла».

– Кира уже практикуется. Тёма, кстати, позвал её отметить Новый год вместе, прикинь? Я посоветовала ей его напоить, пусть узнает его тёмную приставучую сторону, – хмыкнула Инга.

Паша приподнял брови. Взял из рук Инги телефон и разглядывал снимок. Увиденное его почему-то поразило. После выписки из больницы он честно держался и не набрасывался на Ингу, как раньше. Ещё сборы и соревнования помогли ему держаться. А когда вернулся, то старался лишний раз не приставать, знал, что рядом с Ингой у него отказывают тормоза. Пока её швы окончательно не заживут, ей нельзя заниматься сексом, и свой шрам она Паше не показывала до этого дня. У неё там была повязка, а потом стеснялась.

И он разглядывал широкий шрам, и стало стыдно и грустно, будто это он причина шрама. Своей грубостью тогда он чуть всё не уничтожил. Паша осторожно спросил:

– Это в мою честь?

– Да! Потом перекрою шрам маленьким козликом.

Паша расхохотался, но его почему-то это так тронуло, даже глаза увлажнились. Поцеловал Ингу в макушку и нежно проговорил:

– Я тебя никому не отдам!

– Я тоже тебя люблю! – она закусила губу и улыбнулась.

У Паши самые крутые идеи всегда рождались спонтанно, у него в принципе все идеи рождались спонтанно, поэтому и получалось всегда круто.

Они сидели впятером на тесной маминой кухне и пили чай. Словно провожали маму в космос, подбадривали и строили для неё какие-то дурацкие планы на будущее: типа поехать в Китай и съесть там килограмм жареных тараканов. Инга вообще жутко стеснялась и смущалась, призналась Паше, что её раньше никто с мамой не знакомил, и она боялась не понравиться. Как-то так получилось, что все её бывшие росли без мам, а с Пашей у неё вышла осечка. Но она сама была в этом виновата: помогла найти родительницу.

Но зря Инга волновалась. Мама сидела, подперев подбородок рукой. Смотрела и слушала их, умилительно улыбаясь. Паша, как всегда, болтал без умолку:

– Ты знаешь, мам, и Тим, и Яна тоже сдали кровь для банка доноров. Я их заразил, – Паша даже заснял это на видео.

– Хорошее дело сделали, молодцы! Возможно, кому-то жизнь спасут.

И в этот момент у Паши и родилась идея, и как только они вышли на улицу, он записал ролик. Записывал в обнимку с Ингой:

– Хей, гайз! Мы в Питере. Кто не знаком с этой красоткой – это Инга, лучшая девушка планеты. И она моя! В конце ноября она организовала поиски моей мамы. Спасибо всем, кто откликнулся, переживал, писал и спрашивал. Моя мама нашлась! Но, к сожалению, у неё рак крови. Не спешите отписываться, денег я просить не буду и сборы никакие организовывать тоже. Но если есть желание спасти чью-то жизнь и вам больше восемнадцати лет, сейчас всё расскажу. Легально, бесплатно, без регистрации и смс. Возможно, вы спасёте чью-то маму. Для этого нужно стать донором костного мозга.

И Паша запустил флешмоб в ТикТоке с хештегом «спастимаму», он записал несколько роликов: с Яной, где она рассказывала про генетическую совместимость совершенно разных людей; с Тимом, как он сдавал кровь; и с пояснениями, где и как это можно сделать.

Это не сделало его супергероем, наоборот, кто-то отписался, кто-то высказал своё «Фу» в комментариях, но Паше после ролика Инги стало всё равно. Он тогда считал, что разрушенный образ вечного весельчака в Интернете – это конец, но сильно ошибся. Подписчики тогда проявили участие и сочувствие. Паша со своей бедой даже затмил популярного Тима, потому все интересовались только Пашей. И даже миллион подписчиков ему уже был не нужен: люди, которые рядом и всегда поддержат, намного ценнее.

Паша почему-то жутко волновался, когда всё это выкладывал, но не сомневался ни секунды. Инга, как всегда, заглянула в экран, пока Паша читал комментарии под последним роликом. Положив подбородок ему на плечо, она тихо проговорила в ухо:

– Не переживай, три лайка у тебя всегда будут!

Конец.