Стоя на балконе дворца Белый Слон, император И́нкрим, облачённый в короткую чёрную тогу, глядел на закат. Утопающее солнце, алое как вишня, озаряло собой океан, что называли Великой Солёной рекой. Оно убаюкивало беспокойные нагретые за день волны. Там вдали, у горизонта, плавали киты. При желании, можно было разглядеть их спины, и даже фонтаны воды, что выпускали киты из своих спин. Безмятежные животные не меняли образа жизни на протяжении миллионов лет. Им было не до того, что вытворяли на поверхности их далёкие собратья. Киты не ведали ни о Великой Межмировой войне, что отгрохотала недавно, ни о Второй империи Инкрима, ни о Кадонийском мятеже. Тем более, не могли они знать о планах Инкрима по переустройству всех пяти известных миров.

— Саунда́р! — прервал раздумья молодой голос. — Вам послание.

Император обернулся и позволил гонцу подойти. Это был прыщавый новичок, по имени Сенк, всего три луны служивший гонцом при дворе.

— Смелее! — сказал Саундар.

Сегодня новичок нервничал как в первый день. Он скользнул вперёд, шаркая ногами, и протянул свиток.

— От кого послание?

— М-Миенхо́т, — сказал новичок так, будто уже произнеся это имя, принёс дурную весть.

Инкрим не любил Миенхота за его дерзость и своенравность. Каждый поход Миенхота обязательно оборачивался либо провалом, либо кровопролитием. И всё же, Миенхот держал безумный авторитет среди солдат.

— Давай сюда, — император вытянул руку, чтобы принять письмо.

В этот миг что-то блеснуло в руке молодого гонца. Инкрим вовремя заметил нож — достань его парень на полсекунды позже, и всё повернулось бы иначе. Вождь сосредоточил Энергию в пальцах и, силой тотта, отбросил гонца на пять шагов назад. Не дав тому подняться, Инкрим наступил ему сапогом на горло.

— Кто подослал тебя?!

Сенк что-то невнятно прохрипел, а из его рта потекла кровь. Инкрим понял, что перестарался с энергетическим ударом. Через несколько вздохов, гонец умер.

Сенк так и не успел выполнить свою работу до конца. Инкрим понял бумагу и прочёл. Как он и ожидал, это было объявление войны.

Повод был известен — Инкрима давно обвиняли в тирании. Вот только Инкрим знал: повод и причина — совсем разные вещи. Настоящей причиной послужили разногласия по статусу военачальников после войны. Миенхот выступал за то, чтобы военачальники стали полноправными царями на своих территориях. Инкрим же собирался уделить им статус губернаторов.

Во дворце было много сторонников Миенхота. Даже слишком много. Их всех Инкрим знал поимённо. Собрав самых преданный командиров, он отдал приказ: немедленно уничтожить всех миенхотэ́н, что засели во дворце. Их резали в постелях — всех до единого, включая женщин и детей. С особой жестокостью прикончили жену и двоих сыновей Миенхота. Инкрим жалел, что не мог вернуться в прошлое:

«Не прояви я слабость тогда — не позволь им поселиться во дворце, у себя под боком, не было бы этой жестокости».

Не прошло и часа с тех пор, как Инкрим отдал кровавый приказ, когда рядовой солдат принёс мешок. Увидев содержимое мешка, Инкрим понял, что переживает худшую ночь в своей жизни. В ней была голова Ка́йрила — его старшего брата.

— Убили в собственном доме, — крепкий боец, доставивший мешок, едва сдерживал слёзы. — Зарезали его жену и дочку.

Инкрим оставался холоден.

— А́ммерта нашли?

— Нет, но удалось допросить свидетелей. Аммерта окружили, после чего он взмыл в небеса. Говорят, он улетел так высоко, что превратился в маленькую точку, разметом со звезду.

— Где это было?

— На базаре.

— Понятно, — Инкрим не питал надежд на то, что Аммерт жив. Такой полёт отнимал много сил, поэтому к левитации почти никто никогда не прибегал, за исключением крайних мер. Аммерт же славился храбростью и выносливостью, и нередко поражал толпу своими полётами. Вчера вечером он сделал это в последний раз. Конечно, слухи преувеличили зрелище — догадаться не составляло труда.

«Но, боги! — подумал император. — Это была бы красивая версия».

К утру из миенхотэн остался только один. Вернее… одна.

— Аруста́р, — печально протянул Инкрим. — Я долго думал, что делать с тобой.

Верный военачальник Кази́м — очень толковый, несмотря на молодой возраст, южанин — догадался не убивать её, а привести к вождю.

В детстве Арустар и мальчик, по имени Сэ́йчан-Тоэ́ли, очень дружили. Мальчик безумно любил Арустар, и та отвечала взаимностью. Так продолжалось до тех пор, пока Арустар не стала Сэйчану-Тоэли сводной сестрой. Брак со сводной сестрой был бы невозможен, и об отношениях пришлось забыть. Позже Арустар полюбила другого, а вот Сэйчан-Тоэли не смог. Он вырос, возмужал, поступил на службу в городскую стражу, а затем захватил власть, чтобы стать Инкримом — Завоевателем Земель. Сколько бы ни было женщин у Инкрима, он не забывал первую любовь. Но Арустар любила другого человека, и сейчас носила во чреве будущего ребёнка этого человека. Несмотря на то, что человек отказался брать её в жёны, Арустар смирилась. Она готовилась стать матерью-одиночкой. Человек этот находился далеко, и недавно объявил Инкриму войну.

— Молодец, Казим, — кивнул Инкрим. Он ценил тех, кто умели понимать приказы не буквально. Вождь обратился к Арустар.

— Теперь ты поняла, к чему привели твои чувства?

— Моё сердце по-прежнему с ним.

— С Миенхотом? Он безумец. Убийца. Деспот, — произносил Инкрим, шаг за шагом приближаясь к Арустар.

— Как и ты.

— Между нами есть разница: я убиваю во имя империи. Он — ради славы.

— Вы ничем не отличаетесь. Убьёшь меня?

Инкрим посмотрел на округлившийся за последние луны живот Арустар. Нож блеснул в его руке.

Три года спустя, проведя в темнице девятьсот девятнадцать дней, Инкрим стоял перед судом. По иронии судьбы, местом суда избрали ту самую арену, где когда-то бился его отец. На подсудимого с трибуны глядела Арустар, с трёхлетним малышом на руках. В её глазах читались жалость и неисполнимое желание повернуть время вспять.

Инкрима осудили на сто восемь лет саркофага. Каменный саркофаг построили в той пещере, где два года скрывался будущий Инкрим, возглавляя восстание. Ёмкость залили сон-молоком, что замедляло жизненные процессы и сохраняло жизнь на протяжении столетий. Такой способ наказания применялся далеко не впервые — многие века в саркофаги заключали королей и императоров. Это было гуманнее, чем казнь, и всё же саркофага боялись больше смерти. Заключённого в этот каменный ящик обрекали долгие годы видеть кошмары, от которых невозможно проснуться. Инкрим не боялся, ведь худший кошмар в своей жизни он пережил. Он знал, что и с кошмарами можно справиться — нужно только принять свою тёмную сторону. Когда над Инкримом опустилась каменная крышка, он улыбался. Он засыпал с одной мыслью: «Я вернусь».

1

Фред самозабвенно мыл машины. Снова и снова, мощная струя пенной воды, способная отсечь руку, проходилась по корпусу, не оставляя ни пятнышка. С такой же тщательностью Фред очищал коврики, пылесосил дорогие и не очень салоны, оттирал окна изнутри сначала влажной, а потом сухой тряпкой. Он обожал свою работу за то, что в ней можно было пропасть. Не надо было ни о чём думать — просто позволь своим рукам делать то, что нужно.

И всё же, Фред ненавидел свою жизнь. За плечами остались два года наркодиспансера и год бесцельного шатания по улицам. К двадцати трём годам Фред Берроу так и не поступил в колледж и потерял всякую надежду на то, что жизнь когда-нибудь наладится. Автомойка позволяла убежать от проблем. Его работа была из тех занятий, которые не наделяют грузом ответственности и не вызывают осуждения обществом. Дополнительным бонусом служили деньги, позволявшие хотя бы оплачивать своё проживание у мачехи Стоун.

Утром, третьего сентября, идиллия закончилась. Гарри — молодой босс — не желая слушать возражений, поставил Фреда перед фактом: автомойка переходит в режим самообслуживания. Вспышка произошла на фразе «Теперь ты будешь сидеть за кассой». Неприятный разговор случился в восемь утра, после ночной смены, а уже в десять злой, но довольный собой Фред Берроу шёл по улице Торонто, запустив руки в карманы. Вновь и вновь он прокручивал в голове, как послал начальника. Он жалел об этом поступке, ведь можно было сказать: «Гарри, я не виноват, что ты не умеешь вести бизнес», но вместо этого Фред отправил его туда, откуда обычно не возвращаются девственниками. Разумеется, после такого, о работе за кассой, да и вообще работе на автомойке, не шло и речи.

На Янг-стрит частенько попадались группы туристов, и гиды с удовольствием расхваливали им «самую длинную улицу мира». Проходя мимо, Фред не мог не вставить фразу:

— Вас дурят. Янг-стрит переходит в шоссе №11.

Он хорошо знал, куда ведёт улица Янг, но понятия не имел, куда бредёт сам. После сегодняшнего скандала Фред воспринимал утро как вечер, и неважно было, что солнце светит не с той стороны. До дома было довольно далеко, и можно было бы, как обычно, сесть на автобус, но так бы поступил другой Фред. Тот, который не потерял работу и веру в человечество.

Люди вокруг торопились кто по делам, а кто по магазинам. Улица радовала глаз различными вывесками и рекламой, но только не глаз Фреда. В этом состояла ещё одна его особенность — Фред видел окружающий мир в приглушённом цвете. В прямом смысле, примерно как на цветной, но довольно старой киноплёнке.

Внезапно в голове что-то щёлкнуло, и Фред остановился. Мысль о том, что можно сократить путь домой кольнула его в самое сердце. Вот только домом теперь виделась не двухкомнатная квартирка в Джейн энд Финч, а что-то бескрайнее, заоблачное. Недолго думая, он вышел на проезжую часть.

Реальность оказалась куда прозаичнее ожидания: машины не стали давить случайного похожего. Вместо этого водители притормаживали, сигналили и, ругаясь, объезжали одинокую фигуру.

«Слабаки».

Тут он обернулся. Девушка стояла на тротуаре и глядела прямо на него. Сначала Фред не поверил: очень мало кто из девушек вообще когда-либо удостаивал его внимания. Тем более такого. Девушка была на удивление красивой — каштановые волосы, кожа цвета кофе с молоком, изящное изумрудное платье… Изумрудное! Фред поймал себя на мысли, что чётко видел каждый оттенок её платья, кожи, волос. Он даже различил цвет её глаз — чайные. Они определённо были чайными. Нет, он бы не простил себе, если бы такие удивительные глаза этим утром узрели трагедию.

Наверное, девушка поняла, что Фред смотрит на неё. Пошарив в сумочке, она достала телефон. При этом из сумки выпорхнул небольшой белый предмет — скорее всего, визитка. Незнакомка заспешила куда-то, забыв про кусочек плотной бумаги. Фред тут же вернулся на тротуар, подобрал визитку и прочёл: «Рита Сёрчер. Джаз-клуб «Five to Six». Больше чем просто джаз».

2

Большие города не спят — к этому Фред уже давно привык, и за это любил Торонто. В центре можно было в любое время спокойно зайти в любое кафе или купить уличной еды, и никто не назовёт тебя «белым мусором». После работы Фред часто бродил по городу без всякой цели, и сегодняшний вечер не был чем-то особенным, разве что странная визитка лежала в кармане. Провалявшись дома до восьми вечера, Фред хотел наверстать упущенное за день, и чувствовал, что сделать это можно только в одном месте.

По пути, он долго размышлял: «Почему клуб называется так странно? «Без пяти шесть». Наконец, уже подходя к неприметному зданию, что ютилось между стекло-бетонными коробками, он вдруг понял, и похвалил себя за догадливость:

«Белые воротнички. Эти унылые снобы. Все они, хоть и корчат из себя уникальных снежинок, похожи друг на друга, и у всех примерно одинаковый график: с девяти до шести, с понедельника по пятницу. До шести. Ровно в шесть пополудни эти хомяки ослабляют удавки на шеях и покидают свои душные клетки с компьютерами, чтобы пойти побухать. Ну, или дома посмотреть кабельное. И все они чего-то ждут. Без пяти шесть. Это как раз то время, когда начинается долгое томительное ожидание конца рабочего дня. Когда любой звонок от клиента-мудака способен вывести из себя, взорвать мозг подобно бомбе с часовым механизмом. Время замедляется, минутная и секундная стрелки еле-еле ползут. Ровно пять минут до свободы. О, да! Предвкушение, вот в чём секрет. Иногда оно слаще, чем само событие, которого ждёшь».

На обратной стороне визитки было написано от руки: «При входе коснись ручки первой двери».

«Видимо, какой-то условный знак для своих», — нашёл объяснение Фред и всю дорогу думал, как бы не забыть. По иронии, как раз об этом он едва не забыл, войдя в наружную дверь. Обернувшись, он всё же коснулся ручки и повертел головой в поисках камер, правда, не обнаружил ни одной.

Далее нужно было спуститься по лестнице и повернуть направо, туда, откуда слышалась музыка. Оказавшись в уютном светлом помещении, среди опрятных и красивых людей, Фред, в грязной чёрной толстовке, потёртых джинсах и с банкой пива в руке, на миг ощутил себя гадким утёнком. Однако, уже через секунду, он расслабился и решил: «Не нравлюсь? Ваши проблемы».

Со сцены разливалась и таяла между ушей восхитительная музыка — причудливое сочетание арфы и саксофона. Людей в клубе почти не осталось, а те, что ещё сидели за столиками, собирались уходить. За арфой, была Рита.

«Богиня», — подумал он, глядя на девушку в искрящемся платье, на сей раз, красном.

Фред занял место в углу, заказал орешков — на большее мелочи не хватило — и принялся наблюдать.

Яркий гранатовый цвет будто ворвался в унылое болото приглушённых красок, разгоняя их как тучи по весне. Он ненадолго закрыл глаза, чтобы позволить музыке владеть собой, и тут сладостные звуки прекратились.

— Эй! А музыки больше не будет?

Никто не ответил. Зал потихоньку пустел. Музыканты уже собирали инструменты, официанты протирали столы. Фред понял, что настало его время, громко свистнул и похлопал в ладоши.

— Приходи завтра, приятель, — ответил саксофонист-афроамериканец.

— Жаль, — допив остатки пива, которое давно уже выдохлось, он доковылял до сцены. — Привет! Ты круто играла. Мы не знакомы? Видел тебя на улице.

— Серьёзно? — Рита сделала вид, что не узнала Фреда Берроу. Чтобы скрыть волнение, она обратилась к афроамериканцу. — Стив, не поможешь донести арфу?

— Я помогу! — вызывался Фред. — Серьёзно. То, как ты посмотрела на меня там, на Янг-стрит… Я чуть не сдох там, на дороге! Ты спасла меня. Да-да, именно ты! Парень, без обид. Если она твоя, только скажи, я…

— Слышь, приятель, — начал уже злиться Стив.

— Мальчики, спокойно. Я с ним поговорю, — полушёпотом ответила она музыканту и спустилась со сцены. Отойдя к барной стойке, Рита протянула руку и представилась.

— Фред. Можно Фредди. А нет, лучше Фред, а то… ну, знаешь, Фредди Крюгер… Меня в школе дразнили Фредди Крюгером. Чёрт, зачем я это сказал?! — он неровно поставил банку, отчего та опрокинулась и покатилась на пол. Фред махнул рукой. — Ой, пардон. А бармен уже ушёл?

— Приятно познакомиться, Фредди не-Крюгер, — хохотнула Рита.

— Берроу, — он ещё раз протянул руку.

— Ну, начинай, Фред Берроу.

— Что именно? — растерялся он.

Два взгляда встретились. Время будто замедлилось. Казалось, минула доля вечности перед тем, как мимо прошёл Стив, бросив Рите ключи с какими-то словами, а Рита подхватила и помахала рукой.

— Ты ведь не просто так сюда пришёл, Фред?

— Верно. Я пришёл к тебе. Кстати, что там с арфой?

— Да, точно!

Пришлось потрудиться, чтобы дотащить до машины не самый лёгкий инструмент и уместить его на заднем сиденье.

— Извини, подвезти не могу, — пошутила Рита, оглядываясь на футляр, что занял большую часть салона.

— Да ничего, пройдусь, — махнул рукой Фред, несмотря на то, что тяжело дышал. — Ну, ладно, пока, что ли?

Он собрался уходить, и Рита поняла, что, возможно, другого шанса не будет.

— Подожди.

Догнав его, Рита развернула Фреда к себе. Нужно было срочно импровизировать.

— Фред Берроу. Детский сад. Нам по шесть лет. Ты рассказывал мне про то, что ты — древний император, построил башню с шестью гранями и город, и показывал мне рисунки, — выпалила она скороговоркой.

Когда Фред оттолкнул её, Рита прокляла себя за поспешность.

— Не помню, — помотал он головой и попятился. — Не помню! — Фред развернулся и почти побежал.

Рита решилась на отчаянный шаг — схватила его за руку, притянула к себе и поцеловала в губы.

В другой ситуации Фред, изголодавшийся по женской ласке, ответил бы на поцелуй, но только не сейчас. Губы этой странной девушки не ласкали. Обжигали. Едва не потеряв равновесие, Фред отступил на шаг. Тело трясло как от сильного озноба.

— Не подходи, — грозно прошептал он. Убедившись, что Рита стоит на месте, Фред развернулся и двинулся прочь, переходя на бег.

— Ты встретишь человека, по имени Марк! Доверься ему! — крикнула она вслед, надеясь только на везение.

3

В квартиру он ворвался будто налётчик.

— Бетти!

Лиза ненавидела, когда пасынок называл её Бетти, и поэтому Фред обращался к ней только так.

— Бетти! Ты дома?! — он осмотрел обе комнаты. — Я знаю, ты дома.

— Ради всего святого, Фредерик, можешь объяснить, ты спятил?! Что с тобой?

— Ты мне объясни.

— Где ты пропадал?

— Где мои детские рисунки? — прошипел он.

— Тебя уволили? Звонил твой начальник…

— Плевать мне на Гарри! Мои детские рисунки. Ты сожгла их? Выкинула? Что ты сделала?!

Он кинулся в её спальню и принялся выдёргивать и переворачивать ящики комода.

— Ты что творишь?!

— Моё прошлое. Моё детство. Почему я ничего не помню?!

— Для начала успокойся. Давай сядем и поговорим.

— Всё, что я помню — драки, наркотики, диспансер… и магазин. Его я помню отлично. А всё остальное… оно будто… — он потряс рукой так, словно пытался сжать со всей силы невидимый мяч. — Оно растаяло.

— Ну, давай ещё, разревись, — Лиза начала собирать разбросанное бельё, но опомнилась и села на кровать. — Давай поговорим.

— Не о чем говорить, — он ушёл к себе в комнату и заперся изнутри.

Спустя полчаса, он вышел с чемоданом.

— Я встретил девушку. Она сказала, что мы ходили в один детский сад. Мы дружили, а я этого не помню!

— Как её зовут?

— Зачем тебе?

— Куда ты пошёл на ночь глядя?

— Тебе какое дело? Думай о своих клиентах, как всегда и делаешь.

— Фредерик, стой!

Тот поставил чемодан. Не потому, что послушал мачеху. Развернулся.

— Объясни мне, почему мы живём в этой дыре? Ты всю жизнь продаёшь квартиры, так почему ты за столько лет сама не обзавелась квартирой побольше? В лучшем районе, с белыми соседями. У нас только на одной клетке живут араб, индус и нигер.

— Не смей произносить слово на «н»!

— Или что? Я — тупое расистское быдло? Да, это так, Бетти, и что ты со мной сделаешь?

— Значит, это я испортила тебе жизнь, Фредди?

— Не перебивай! Почему всю свою жизнь я только и делал, что добивался твоего внимания? Делил его с твоими клиентами. Всё, что я слышал от тебя почти всё время — это твои бесконечные телефонные разговоры о «шаговой доступности», уюте, парковках и видах из окна. Когда ты интересовалась моими оценками в школе?

— Всё время, Фред! Всё время, ты просто этого не замечал! Потому что ты — эгоистичная скотина!

— Ты меня такой сделала! Я ухожу.

— Уходи. И забери своё барахло.

— Серьёзно? — усмехнулся Фред. — Реверсивная психология? На это я не куплюсь.

— О, я знаю, Фредди! Я знаю.

Она решительно направилась в комнату пасынка. Через минуту, на лестничную клетку полетела одежда, за ней — чемодан и сорванные со стены постеры. Сверху, единственным белым пятном, на кучу тёмных вещей приземлилась детская пижама. Последней вылетела и скатилась по грязной лестнице зубная щётка. Стоило Фреду оказаться снаружи, чтобы всё это собрать, он услышал за спиной щелчок дверного замка.

— А вот щётку можно было оставить! — крикнул он в сторону двери. Та приоткрылась на цепочке, и в проёме на секунду показалась рука, пальцы которой были сложены в известном жесте. После этого дверь снова захлопнулась.

Берроу пожал плечами и собрал в чемодан всё, кроме гантелей. Даже обдул и положил в боковой карман зубную щётку. Это был третий подобный случай за последний год, но только теперь Фред не собирался возвращаться.

4

К началу сентября погода в Торонто не успела испортиться, и ночи стояли такие же тёплые, как и летом. Фред приземлился на скамейку в парке и закурил.

«Посплю тут, — подумал он, оглядываясь. — А куда дальше? Домой? Куда угодно, только не туда».

Поднялся ветер, потревожив опавшие листья.

«К чёрту Торонто. Махну в Штаты, — новая затяжка. Затея показалась Фреду неплохой — особых проблем пересечение границы не должно было возникнуть, поскольку границы не было как таковой. Перейти через мост у Ниагарского водопада, и вот ты уже в другой стране. — Хотя, кому я там нужен».

Мысли о новой жизни унесли Берроу в глубокий сон.

Проснулся он рано утром. Во сколько точно — понять было невозможно: телефон разрядился, а небо заволокли тучи. Вдобавок, живот болел от голода, а спина — от долгого лежания на твёрдой скамье. Фред пошевелил пальцами руки. Чего-то не хватало. Чемодана!

— Эй! — он заметил бомжа, что сидел на траве в нескольких шагах и бесцеремонно перебирал его вещи. — Верни, сволочь!

Берроу схватил чемодан и потянул на себя. Бомж не растерялся и решил бороться за добычу. Всё-таки, отобрать нажитое Фреду удалось, правда содержимое чемодана рассыпалось по траве, а ручка порвалась, да ещё и сломался замок. Пришлось собирать весь хлам заново.

Как назло, полил дождь, вещи обмокли. Отшвырнув майку, пнув от злости чемодан, Фред уселся на траву и протёр ладонью намокшее от дождя лицо.

«Если и начинать новую жизнь, то без ничего. С чистого листа».

Поднявшись, он устремил глаза к серому небу и распростёр руки.

— Где ты Марк? — спросил он то ли вслух, то ли мысленно. — Где. Ты. Марк, которому я должен довериться?!

Только теперь он обратил внимание на то, где находится, и понял, что оказался в другом конце города. Вчера ночью он сел на первый попавшийся автобус и проехал несколько остановок, после чего прошагал четыре квартала пешком, в поисках какой-нибудь подходящей скамейки. В темноте место было не очень-то различимо. Теперь же, несмотря на пасмурную погоду, Фред узнал парк Святого Джеймса, а значит, неподалёку должен был находиться храм.

Просторный полутёмный зал обнимала благоговейная тишина. Голова кружилась от высоты колонн и сводов, а огромный витраж преображал серость пасмурного неба в разноцветную картину. Фред любил церкви за спокойствие и величественность. В церкви забываешь о старых обидах и, самое главное, о себе. Фред не верил в Бога, но для него богом была пустота, и он молился этой пустоте.

Появление здесь Марка было настолько закономерным, насколько закономерно то, что камень упадёт на землю, если его подбросить. Смуглый мужчина лет тридцати, в зелёном плаще, сидел в последнем ряду. Можно было подумать, что он латиноамериканец, но имя сбивало с этой мысли. Почему-то именно он привлёк внимание Фреда. Подойдя поближе, рассмотрев незнакомца получше, Фред сел рядом и сделал вид, будто смотрит на витраж.

— Красиво, правда? — начал он разговор. — Часто здесь бываете?

— Иногда, — незнакомец протянул руку. — Марк Хоуп.

«Бинго!» — подумал Берроу. Впрочем, он и не ожидал чего-то другого. Крепко пожав руку, он представился в ответ.

— Откуда ты, Марк?

— Ну, скажем так… ближе чем Штаты, но дальше, чем Альфа Центавра.

— Вот значит как, — оба недолго помолчали. — Не люблю ходить вокруг да около. Кто такая Рита Сёрчер? — Только тут до него дошло: Сёрчер. По-английски «search» — «искать». — Это не настоящая фамилия? Она ведь, — продолжил он, делая паузы между словами, — сама нашла меня там, на Янг-стрит?

— Терпение. Сначала я должен узнать тебя получше.

— Ты? Меня?! Серьёзно? Это я должен узнать тебя получше, чтобы куда-то пойти с тобой. Марк, — тут он остолбенел. — Только не говори, что ты — мой ангел-хранитель.

— Вовсе нет, — улыбнулся тот. — Если уж на то пошло, я, скорее, демон-искуситель.

— Вот это уже лучше. Ну, так что? Куда пойдём?

— А ты уже знаешь, что мы должны куда-то пойти? — усмехнулся Марк. — Для начала ответь на три вопроса. Первый: какое животное лучше всех прячется в лесу?

— Ну, допустим, охотник, — без раздумий ответил Фред. — Я знаю, это был вопрос с подвохом. Я такие как орешки щёлкаю.

— Хорошо. Тогда второй вопрос: почему?

— Что «почему»?

— Почему охотник?

— Это не второй вопрос. Это продолжение первого.

— И всё же.

— Наверное, потому что охотник побеждает добычу. Если бы он хуже прятался, добыча бы нашла его первее.

— Принято. И третий вопрос: кто тебе это сказал?

— Да что за тупые вопросы? Я думал, будут ещё загадки или что-то типа того. Никто мне этого не го… — тут в его памяти, будто из глубин океана, всплыла подсказка. Нелепая, абсурдная, в которой не было ни капли правды. И, тем не менее, Фред почувствовал, что должен ответить именно так. Он произнёс эти слова еле слышно: — Мой отец.

Глядя в глаза Фреду, Марк не спеша кивнул.

— Что сказала тебе Рита?

— Что я рисовал шестигранную башню, — эту фразу он сказал так, будто речь шла не о детском рисунке, а об атомной бомбе.

— А ты рисовал?

— Не помню, — произнёс он на выдохе. — Я не помню своего детства.

— Тебя это беспокоит?

— «Беспокоит»! Беспокоить может несварение желудка. Меня это пожирает изнутри. Как чёрная дыра.

— Что ты помнишь?

— Обрывки. Школу, драки, ссоры с Бетти, наркотики, лечебницу. Будто я родился тем, кто я сейчас.

— Кто такая Бетти?

— Мачеха. Моих родителей нет.

— Ты сказал, что…

— Да! Что отец мне рассказал про животное. Не знаю, почему я так ответил, ясно? Почему я вообще всё это тебе рассказываю? Ты что, психолог? — Фред повернулся к нему корпусом. — Кто ты такой? Почему я должен был тебя встретить? И кто эта Рита Сёрчер?

Марк чуть заметно улыбнулся.

— Узнаешь, если поедешь со мной.

5

Возле парка остановился старый серебристый «Опель». Мужчина лет сорока с заветренным лицом вышел из машины и открыл багажник.

— Privet! — поздоровался Фред по-русски, почему-то приняв водителя за русского.

— Скорее Guten Tag, — хмуро отозвался тот.

— Или Guten Morgen, — поправил Марк. — Сейчас утро.

— Смотря где.

— Знакомься, Фред, это Генрих. Генрих, это Фред.

— Тот самый?

— А ты ожидал другого?

— Ну… — Генрих тактично промолчал и поводил рукой.

— Далеко едем? — спросил Фред.

— Ты сказал ему? — покосился Генрих на своего друга.

— Хотел сделать сюрприз.

Около часа автомобиль ехал по утренним пробкам, и почти всё время Марк то и дело не без признаков тревоги поглядывал в окно.

Берроу ожидал чего угодно от путешествия, но только не до боли знакомых улиц и домов.

— Джейн энд Финч. Ты приволок меня в родную дыру, чтобы что?

— Я обещал тебе дом родителей.

Впереди стоял многоквартирный дом на четыре этажа, вполне ухоженный для не самого благополучного района, с небольшим цветущим садиком во дворе.

— Что ты знаешь о своих родителях?

— Вроде бы они были русского происхождения. Предки переехали ещё из царской России. Берроу происходит от фамилии Перов.

— Так. Это интересно, конечно, но что ещё ты знаешь? Как они погибли?

Фред поморщился. Ему не хотелось об этом говорить.

— Пожар, — выдавил он едва слышно.

— Где в это время был ты?

— Пошёл выносить мусор. Мне был год, где я мог быть?! В детской комнате, конечно. Бетти тогда жила напротив и услышала запах гари. Прибежала вовремя, выломала дверь, вызвала пожарных. Она успела меня вытащить, прежде чем родители задохнулись.

— Погоди, что-то не сходится.

— В смысле?

— Ты слышал эту историю, наверное, миллион раз. И всё же, тебя никогда не интересовало, как тебе удалось выжить? Для того чтобы умереть от угарного газа, достаточно десяти секунд. Разве этого хватит, чтобы выломать дверь, найти ребёнка и вынести его из комнаты?

— Я был достаточно далеко.

— Неужели? Давай-ка прогуляемся.

Марк и Фред вышли из машины. Марк размял плечи, в очередной раз огляделся и пригласил Фреда к подъезду. Из подъезда как раз вышла молодая женщина с собакой, и Марк успел придержать за ней дверь. Оба вошли и поднялись на второй этаж. Марк позвонил в квартиру.

— Ты что делаешь?!

— Спокойно.

Не снимая цепочки, дверь приоткрыла старушка лет семидесяти.

— Чего вам надо?

— Пожарная инспекция, мэм, — он достал из кармана удостоверение. Старушка, поправив очки, внимательно рассмотрела документ. — Мы с напарником хотели бы осмотреть помещение на предмет противопожарной безопасности.

Старушка открыла. Фред, не веря в происходящее, переступил порог вслед за Марком. Делая пометки в блокноте, Марк задавал стандартные вопросы, а Фред осматривал убранство квартиры. Ничто здесь, разумеется, не напоминало о пожаре двадцатидвухлетней давности: розовые обои, объёмистые подушки на диванах, стены, завешанные натюрмортами. Обычная старушечья квартира, но… был и «слон в комнате». Фред обратил внимание не сразу, а когда до него дошло, остолбенел. Ещё раз пересчитал комнаты.

«Спальня. Кухня. Прихожая. Так, ещё раз: прихожая, спальня, кухня. Прихожая, кухня, спальня. Твою мать!»

Его трясло, когда оба спешно возвращались к машине.

— Понял? — спросил Марк.

— Да. Квартирка маленькая. В спальне больше всего места. Им незачем было ставить мою колыбель в другой комнате. Потому что другой комнаты не было.

— Элементарно, Ватсон.

Сели в машину.

— Значит… Значит, она соврала? Нет, погоди. Старуха ведь могла сделать перестановку. Поставить стену.

— А детскую замуровать? С какой целью?

— Может, она ей не нужна. Продала соседям.

— Серьёзно? А так можно?

— Откуда мне знать?!

— Фред, ты ищешь объяснений тому, чего не понимаешь.

— И как это объяснить?

— Ты же сам изначально дал правильный ответ. Детской комнаты не было. Твои родители не были столь богаты, чтобы позволить себе просторную квартиру. Ты спал в одной комнате с родителями, когда случился пожар.

— Да быть того не может! Ты сам говорил про десять секунд.

— Верно. Потому что к моменту, когда началось возгорание, тебя в комнате не было. У меня есть версия, что тебя вынесли оттуда загодя. И сделала это не кто-нибудь, а твоя мачеха — Элизабет Стоун. Она знала, что будет пожар.

— Откуда она могла знать?

— Есть вещи, которые не поддаются объяснению в рамках известной тебе парадигмы.

6

Восемью годами ранее.

Жителей квартала Джейн энд Финч битыми витринами было не удивить. Однако витрина небольшого магазинчика, разбитая сегодня в шесть утра, собрала толпу зевак. Белый подросток, который оставил от витрины одни осколки, орудовал не булыжником и не кирпичом, а, как он сам уверял, взрывчаткой C4. Никому не хотелось проверять это на своей шкуре.

Малолетний террорист не требовал чего-то конкретного. Он тянул время и, казалось, желал только одного — создать как можно больше шума.

Полиция окружила магазин. Сюда же подъехала мачеха несовершеннолетнего преступника и владелица магазина — Лиза Стоун. Внутри, кроме самого Фреда, находились двое китайцев — супружеская пара мистер и миссис Ван. Последние сидели в углу и прижимались друг к дружке. Щека мистера Вана была поцарапана осколком стекла.

— Отключите фары, — попросила Лиза, выйдя из машины. — Его это нервирует.

Полицейский крепкого телосложения с широким бритым затылком будто не расслышал просьбу. Лиза повторила и добавила:

— Чак, сделай, как я прошу.

— Сэр? Отключить? — спросил констебль Фитц и, получив утвердительный кивок, отключил фары. То же сделали остальные водители.

Лиза оказалась права — тон Фреда стал чуть спокойнее, правда, ненадолго.

— Я всё вижу! — крикнул он из темноты. — Это констебль Гарднер у чёрного входа! Пусть он уйдёт!

Чак не удивился. Достав рацию, он дал команду отступить.

— Эй, Фред! — спокойно, но достаточно громко, чтобы донести каждое слово, произнёс старший сержант полиции Торонто Чарльз Хэммон. Фитц предложил ему громкоговоритель, но старший сержант отказался — это бы надавило на подростка. — Я могу понять тебя, Фред. Ты считаешь себя не таким, как все. И ты прав! Быть не таким — очень хорошо! Тебя обидело общество. Твоё окружение. Верно?

Пауза. Чак и Лиза переглянулись, гадая, хороший это знак или плохой.

— Ты не знаешь, каково мне, — раздалось из темноты.

— Тогда расскажи. Кто конкретно причинил тебе боль? Может быть, твоя мачеха? А может, мистер и миссис Ван?

— Их так зовут? А я уже прозвал их Микки и Мини.

Чак улыбнулся.

— Чувство юмора — это шаг к исцелению, Фред. Может, отпустишь Микки и Мини, если они тебе не нужны?

— Они могут идти, — неожиданно ответил Фредди. Лиза прерывисто выдохнула и одарила майора благодарным взглядом. Полдела было сделано.

Когда китайцы покинули опасную зону, Чак продолжил:

— Ты хорошо поступил, Фред. Теперь ты можешь плавно поднять руки и медленно выйти на свет, и всё это закончится.

— Ни за что! Всё только начинается.

— Может, я поговорю с ним? — попросила Лиза, но Чак приложил палец к губам.

— Здесь твоя мама. Не хочешь ли поговорить с ней?

— Она мне не мама!

— Тогда поговори со мной. В чём твоя боль, Фред?

— Вы знаете! Вы прекрасно знаете, старший сержант Хэммон. Вы — моя боль! И вы, и Бетти, и физкультурник. Вас примерно человек пять-шесть. И вы следите за мной. Где бы я ни был. Всё время! Держите меня под колпаком. Думаете, я не знаю? Это заговор! Заговор, чтобы я не помнил.

— О чём ты не должен помнить, Фред?

— О своей прошлой жизни.

— И зачем нам это надо?

— Откуда мне знать?!

Фредди не заметил, как Хэммон сделал шаг вперёд.

— Расскажи мне о прошлой жизни, Фред. Кем ты был?

— Императором.

Констебль Фитц усмехнулся, за что получил от Хэммона неодобрительный взор.

— Как тебя звали? — серьёзным тоном продолжал задавать вопросы Хэммон.

— Инкрим.

— Какой империей ты владел?

— Не я владел. Она владела мной.

— Вот как? — ещё один незаметный шаг. — Расскажи об этой империи.

— Она была в другом мире. Вам не понять.

— На другой планете?

— Нет, на Земле. Но… в другом слое. Я не знаю, как объяснить!

— Я верю тебе! — в этот раз, старший сержант смело сделал ещё два шага. — Давай найдём этот параллельный мир. Вот только у нас не получится, если ты будешь мёртв.

— Не подходить. Не подходить!!!

Он едва не нажал на кнопку. Палец окаменел. Руки Фреда сами собой медленно разошлись в стороны, будто привязанные невидимыми нитями к полотку.

— Что это? Что, мать вашу, происходит?! — занервничал парень, пытаясь вырваться, но незримая паутина опутала всё его тело. — Это ты? Это ты делаешь?! Прекрати!!!

— Я ничего не делаю.

Между тем, руки Фреда сами зашли за спину. Раздался щелчок наручников.

— А теперь не двигайся, — констебль Гарднер, одетый в бронежилет и каску, отошёл на безопасное расстояние, дав дорогу сапёрам.

Утром того же дня газеты написали о пятнадцатилетнем парне, который запугал целый район пакетами с песком. В этой же статье было подробно описано, как старший сержант полиции убедил террориста сдаться. По официальной версии, витрина была разбита обломком брусчатки. О силе, которой на самом деле орудовал подросток, не было ни слова.

1

Фреду нужно было немного «остыть». Наилучшим для этого местом был парк, вдали от шумных улиц и, самое главное, от района Джейн энд Финч. Устроились на лавочке — Фред слева, Генрих справа, а Марк посередине.

— Как так получилось, что мои родители жили в том же районе, где я живу сейчас?

— Это не совпадение. Лиза Стоун приехала сюда незадолго до их гибели.

Фред, прищурившись, уставился на Марка. И спросил дрожащим голосом:

— Это она?

— Давай пока поговорим на отвлечённые темы. Хорошо?

Тот кивнул, вытянул ноги и посмотрел вдаль.

— Рассказывайте, чем занимаетесь?

— У нас с Генрихом общий бизнес.

— Что за бизнес?

— Торговля, — ответил Марк. — Но тебе пока рано знать подробности.

— Погоди, а как же корочки? Я думал, ты — пожарный инспектор. Или это психобумага, как у Доктора?

— Какого доктора?

— Не смотрел «Доктора Кто»? Проехали.

— Как ты сказал? «Психобумага»? Любопытно. Нет, на самом деле всё проще — поддельные документы.

— Это часть вашего «бизнеса»?

— В каком-то смысле. Позже объясню.

Фред недовольно прищурился.

— Сейчас.

— Пойми правильно — мы, — он замолчал, подбирая слова, — ищем одного человека, и нам крайне важно не ошибиться. Если ты — он самый, значит нам с тобой по пути.

— Как вы поймёте, что я — это он?

— Что ты помнишь из детства? Что-нибудь хорошее, приятное, доброе.

Фред потупился. Он не помнил почти ничего. Худшие воспоминания ревели сиреной в мозгу. На их фоне всё хорошее звучало не громче музыкальной шкатулки. Впрочем, кое-что нашлось.

— Кубок Стэнли. «Торонто Мэйпл Лифс — Монреаль Канадиенс». Это был, конечно, не плей-офф — билеты стоили бы неподъёмной суммы. Но и победы «листьев» хотя бы в регулярном сезоне мне было более чем достаточно, — он погрузился в воспоминания. — С нами тогда был Чак, — тут он похолодел. На ум пришли события в магазине.

— Они с твоей мачехой были знакомы?

— Да, и очень давно. Кажется, ещё до моего рождения, — сказал он в пустоту.

— Фред? — голос Марка вернул того в реальность. — За весь твой рассказ ты ни разу не упомянул детский сад и Риту Сёрчер.

— Потому что я её не помню.

— Я должен тебе признаться, и, поверь, больше не хочу врать. Ни минуты. То, что я скажу дальше, я хочу, чтобы ты воспринял как можно легче.

Фред сжал кулаки. Чтобы успокоиться, он глубоко вдохнул и задержал дыхание. Опустил руки на колени.

— Я готов.

— Рита Сёрчер работает на меня. Если Генрих — мой водитель и ближайший помощник, Рита — одна из тех, кто собирает информацию.

— Что ещё?

— Элизабет Стоун. Понимаю, что это самая болезненная тема, но ты должен это знать. Она знала, что будет пожар. Не могу сказать точно, была ли она причастна к пожару, но она была в курсе, и заранее вынесла тебя из комнаты.

Фред ударил ладонью по скамье.

— Зачем ты всё это рассказываешь?!

— Убийство твоих родителей было спланировано и тщательно продумано организацией под названием «Полярная Звезда». После поджога, организация подделала отчёты полиции. Как ты понимаешь, «Полярная Звезда» очень влиятельна. Если быть точным, твоими родителями занималось региональное отделение — «Полярная Звезда Торонто».

— Хватит!

— Как скажешь. Но ты хотел ответов.

— Выдвигаемся, — сказал он. — Как можно быстрее. Подальше от этого места. Хоть на Луну, хоть на Марс. Хоть на Небеса.

— Что если я скажу тебе ещё одну вещь?

— Давай, добей меня!

— Только если успокоишься.

— Парень, ты лучше веди себя прилично, — вмешался Генрих. — Марк не любит психов и может очень многое.

— Хорошо, — сдался Фред.

— Когда-то я работал на «Полярную Звезду Торонто», но ушёл оттуда. Я устроился в эту организацию только для того, чтобы узнать правду. И я узнал её. И правда потрясла моё воображение! Я почувствовал себя рыбкой, что выросла в аквариуме, а попала в океан.

— К чему ты ведёшь?

— Наконец, десерт.

Марк положил на скамейку возле Фреда фотографию. Фред даже не стал спрашивать, откуда у Марка это фото — теперь он ничему не удивлялся. На фото были женщина с длинными каштановыми волосами и ребёнок семи лет, одетый в майку с логотипом Кубка Стэнли. Оба, счастливые, стояли на фоне стадиона «Скоушабэнк-арена». Мальчик показывал жест, похожий на рокерскую «козу», но было в этом жесте нечто особенное. Во-первых, указательный палец и мизинец были строго параллельны, во-вторых, большой палец лежал на указательном. Те, кто не знали истинного значения жеста, подумали бы, что он больше подходит для рок-концерта, и уж точно не для семилетнего мальчика, но те, кто знали, могли увидеть в этом простом жесте историю, что охватывала судьбы миллионов людей.

— Обрати внимание на этот жест. Узнаёшь его?

— Нет, — Фред соврал. При виде жеста, по его груди разлилось тепло, а затем нахлынула возвышенная радость. Хотелось плакать и возносить мальчика на фото на руках.

— Это ты, — Марк указал на мальчика. — Но это ещё не всё.

Увидев то, что было на второй фотографии, Фред забыл, как дышать. Лицо окаменело. Пальцы непроизвольно сжались в кулак, а зрачки расширились. Рот открылся. Фред почувствовал себя рыбой на суше.

— Откуда это у тебя? — прохрипел он, не глядя на Марка. — Она не может быть реальна!

На фото было то, что Фредди в детстве часто видел во сне. До семи лет, до того, как начал принимать лекарства. Здание, которого не могло быть, стояло на площади. От него расходились, будто лучи, белые улицы, такие ровные, что создавалось впечатление, будто все дома высечены из цельного куска мрамора. С высоты, с которой была сделана фотография, едва-едва различались мостовые из светло-серых плит, но ясно выделялась одна достопримечательность, которую нельзя было спутать ни с чем — огромная башня в форме шестиугольной призмы, с семью пиками на вершине.

— Скажи мне, что это монтаж, — Фред посмотрел Марку в глаза. — Скажи, что это нарисовали в «Фотошопе» по моим детским рисункам, или взяли под гипнозом, когда я был маленький. Скажи мне это!

Марк лишь медленно покачал головой.

— Город реален.

— И всё, что я воображал... Все видения...

— Реальны.

2

Дальнейший путь лежал на север штата, и это были долгие — бесконечно долгие — тринадцать часов. Можно было доехать и за десять, если бы не приходилось останавливаться. Как объяснял эти остановки Марк, это были меры предосторожности.

Чем дальше, тем меньше оставалось вечерних огней, тем увереннее властвовала ночная тьма. В неё ушли небоскрёбы, жилые кварталы и многоэтажки, а позже — фермерские поля. Кончились приветливые лесопарки, идеальные для семейного отдыха. Всё реже мелькали за окном лиственницы и всё чаще — ели и сосны.

Ближе к концу поездки, Фред заснул, а Марк пересел на переднее сиденье.

— Как поживает Беатрис? — поинтересовался он у Генриха по-немецки.

— Чудно, — ответил тот. Получилось немного резковато.

— Что-то не так?

— Этот Фред. Ты в нём уверен?

— Больше чем в себе.

Недолгое молчание.

— Помнишь тот день, после гонки, в Мюнхене? — спросил Генрих.

— Конечно. А что?

— Я, конечно, сделал вид, что поверил тебе, но, — Генрих подбирал слова. — Я боялся. До ужаса! А этот? — он качнул головой в сторону пассажирского сиденья. — Будто на прогулку с друзьями собрался!

— Генрих, спокойно. Может, он, как и ты, боится, но не подаёт виду.

— Ага! Конечно, — он только теперь вспомнил, что рядом спит человек и заговорил тише. — Сомнения, Марк. Со-мне-ни-я.

— И в чём они, твои сомнения? — весело спросил Марк.

Тот ничего не ответил и, переключившись на дальний свет, прибавил скорости.

— Хочу поскорее с этим закончить.

Цивилизация перестала напоминать о себе к полуночи. Кончилось Трансканадское шоссе, и машина съехала на грунтовую дорогу. Когда показались первые звёзды, серебристый «Опель» остановился посреди хвойного леса.

Генрих вышел, размял ноги и захлопнул дверь. Фред проснулся, потянулся и протёр глаза.

— Где мы?

— Это место называется «слабой зоной». Пойдём, — Марк помог ему выйти.

Генрих сошёл с обочины и начал спускаться со склона прямиком в дикую чащу. За ним это сделали остальные двое. Жёсткие кусты, острые неровные валуны и мягкая грязь мешали идти. В темноте невозможно было разглядеть, что находится в десятке шагов, и даже фонарик Генриха едва помогал. Дошли до оврага. Марк остановился и оперся спиной о сосну. Фред уселся под деревом, а Генрих встал перед оврагом, посмотрел в небо и прищурился.

Марк закрыл глаза, положил пальцы себе на виски и чуть запрокинул голову, вдохнул и задержал дыхание. Прошло полминуты. Его губы едва заметно зашевелились. Чуть позже он резко выдохнул.

— Энергопотоки сместились. А́ртэум откроет Тоннель на дороге, четыреста метров к северу через девятнадцать минут.

— Отлично, — Генрих широко улыбнулся.

— Что «отлично»?

— Не будем тащиться на своих двоих.

— Только не дури, немец. Бегом!

Обратный путь через заросли дался куда тяжелее, потому что и вправду приходилось бежать. Фред нацеплял веток и репейника, опытный Генрих почти не потрепал одежду, а Марк даже не запачкался.

— Бегом, бегом! Тоннель на пять минут.

— Твою... — Генрих буквально прыгнул за руль. — Поторопитесь, оба! — он нервно барабанил пальцами по рулю, пока Фред и Марк не заняли места.

Автомобиль разогнался. Генрих со всей силы вдавил педаль, вцепившись намертво в руль. Он делал это не в первый раз, но отделаться от лёгкой дрожи в ногах и пальцах.

Всё исчезло в один момент. Распалось на мелкие-мелкие белые точки. Писк в ушах. Кровь из носа. Звуки на несколько мгновений исчезли. В бледной немой пустоте, появился первый звук. Это было похоже на журчание воды. Белизна рассеялась, обретя форму жёлтого диска. Солнце. Вокруг — голубое небо. Под ним — трава и лес. Другой, совсем другой, с огромными листьями и длинными ветвями, что тянулись вверх, причудливо извиваясь.

Бах! И автомобиль тряхнуло. Фред сглотнул, и звуки появились вновь. С ними оформились очертания салона, Марка и Генриха. Оба спокойно общались, будто ничего и не произошло.

— Самое сложное позади, — пояснил Фреду Генрих. — Теперь только добраться до города.

Ветви, дикие, словно осмелевшие, тянулись над дорогой и «нагло» били по стеклу. Казалось, в этих необузданных джунглях нет места и намёку на цивилизацию, но все же здесь проходила дорога. Конечно, не канадская трасса, а обычная серая грунтовка, однако её хватало на то, чтобы автомобиль почти не трясло.

Будто мальчишка, Фред прижался лицом к стеклу и открыл рот. Полюбоваться было на что: растения, окружавшие дорогу, не были знакомы Фреду ни по школьным учебникам, ни по каналу «Дискавери». Что-то общее в них было с бамбуком, но по форме они скорее напоминали то ли пальмы, то ли гигантские лопухи, медленно кивающие на ветру. Под сенью этих гигантов нашли себе место десятки и сотни видов незнакомой флоры. Где-то попадался вездесущий папоротник, но где-то мог из-за кустов промелькнуть загадочный плод с яркими жёлтыми и красными полосами, а иногда и белый в чёрную крапинку. Некоторые дикие плоды очень походили на апельсины и киви. Много раз попадались цветы, ужасно напоминавшие губы. Когда лес сгустился, папоротник почти исчез, а вот жёлто-красный плод начал появляться чаще.

Лес неожиданно оборвался. Открылась просторная зелёная равнина. Трава была, чем дальше от дороги, тем выше, а вдали, где начинались холмы, она наверняка могла бы скрыть человека на лошади. Именно такое впечатление складывалось оттого, что трава колыхалась даже от слабых дуновений ветра. Холмы были огромны и плавны, словно вытесанные рукой мастера, и напоминали очертания женского тела. Там, за холмами, в низинах, изредка мелькали сверкающие на солнце голубые озёра, даже отсюда казавшиеся невероятно холодными и глубокими. Изредка, на холмах, мелькали белые или жёлтые домики.

Фред не мог оторваться. Всё это выглядело как сон сумасшедшего, ведь, как известно, только сумасшедшие видят цветные сны. Вот только ощущалось это всё настолько реальным, настолько живым, что на сон больше походила прежняя жизнь, а не те холмы, не та трава, и даже не те полосатые фрукты. Фред чувствовал, что родился даже не заново. Впервые. На уровне каждой клетки он ощущал в себе перемену. Другой, новый Фред, просился наружу, пытался просочиться слезами и достучаться сердцем. Казалось, он не заслуживает всей этой красоты, этой новой жизни.

— Открой окно! — радостно и многообещающе воскликнул Марк.

Фред так и сделал. То, что он испытал, стоило бы сравнить с первым полётом. Свежий, холодный, сочный и «дерзкий» ветер ворвался в салон и растормошил застоявшийся воздух. Словно любопытные, потоки ветра прощупывали каждую клетку его кожи и каждый изгиб лица. Этот ветер приносил издалека интуитивно знакомый каждому запах мокрой свежескошенной травы. В ней, в этой траве, ещё сохранилась древняя народная песня, аромат лугов, не изведавших пестицидов. Этот ветер нёс по миру и песню, и эту траву, и само счастье.

Воздух обрёл приятный горьковато-сладкий привкус, тонкий, едва-едва уловимый. Хотелось закупорить его в баночку и доставать, когда захочется. Но привкус быстро исчез, оставив о себе лишь воспоминания. Небо, между тем, обрело мягкий сиреневый оттенок. Над холмами, у самого горизонта, оттенок уже был ярче и приближался к уверенному фиолетовому. Сама же трава, когда на небо нашли тучи, стала зелёной со слабым оттенком серо-голубого. Цвета, цвета, феерия цветов! Фреду не верилось, что он видит их, чувствует их, но он видел, и не только глазами, но всем телом.

Знакомый для уха раскат грома и мелкий моросящий дождь по крыше. Хоть что-то здесь такое же, как в Джейн энд Финч. Окно закрывать не хотелось. Напротив, открыть пошире, и более того, открыть люк, о чём Фред попросил Генриха. Тот отказался, так как не хотел мочить салон.

«Старый зануда», мысленно окрестил его Фред.

— Марк! Мы где?

— В другом мире!

Фред рассмеялся. Не оттого, что не поверил. Напротив, поверил, и всем сердцем. Просто сама правда казалась настолько абсурдной, что хотелось смеяться и смеяться над ней как сумасшедший.

— Добро пожаловать в Мир Высокой Энергии!

— А почему не в рай?

— Потому что мы живы. Я ведь объяснял всю дорогу.

Фред помотал головой.

— Ничего не помню.

— Тоннельное помутнение, — кивнул Марк. — Такое бывает, если не привык шастать между мирами, как мы с немцем. Он ещё и умудряется держать руль. Генрих, ты как?

— Будто пьяный, — усмехнулся тот.

— Ты на себя наговариваешь. На самом деле он трезвый как стёклышко! Слушай, ты молчал почти всю дорогу. Расскажи Фреду, как ты выиграл гонку в Мюнхене.

— Это было давно. Нечего рассказывать, обычная гонка.

— Неправда. Это была экстремальная гонка — в адских условиях бездорожья, в ливень как из ведра. Генрих не просто победил. Во время гонки у него на бардачке был стакан воды. За всё время гонки из стакана не вылилось ни капли.

— Ну, может быть пару капель.

— Благодаря этой победе, Генрихом заинтересовалась «Полярная Звезда».

— А когда Марка турнули из «Опеки», я решил — ну их к чёрту. И пошёл работать на Марка.

— «Опека»? — Фред озадачился и напрягся. — Да, ты рассказывал о них. Ублюдки, которые меня пасли. Поверить не могу — ты был среди них.

— Усыплял их бдительность. Но теперь мосты сожжены. Считай, мы с тобой, Фред, пересекли Рубикон. Отсюда начинается новая жизнь.

На горизонте появился городок. Здания по высоте не превосходили пару этажей. Похожие друг на друга бело-голубые дома, окруженные деревьями и кустами, тянулись вдоль параллельных улиц. Чуть позже показался более строгий и монотонный, и, в то же время, более стройный ряд белых домов.

Автомобиль остановился посреди улицы. Земля здесь была сплошь покрыта ровной как стол светлой жёлто-серой плиткой. Около домов были высажены длинные клумбы, изобилующие такими же фруктами и цветами, что попадались в лесу. Все дома выстраивались один за другим, сливаясь в параллельные ряды. Соединённые мостами-арками, они образовывали, второй ярус, по которому можно было ходить. Такие же арки были перекинуты над улицами, что позволяло гулять по верхнему ярусу вдоль и поперёк. Этим и пользовались, с удовольствием, местные жители, одетые в разноцветную одежду. Одежда состояла из отдельных лоскутов, перевязанных поясками на бёдрах, локтях, запястьях и коленях. Особой разницы между мужской и женской одеждой не было, разве что у женщин была обнажена талия. Дети вообще бегали почти раздетые. Кожа у местных жителей была светло-бронзовая, волосы, в основном, тёмные или русые. По лицам нельзя было сказать, довольны ли они жизнью. Кто-то улыбался или смеялся в беседе с другом, кто-то ругался, а некоторые, в основном старики, сидели на скамьях и покуривали трубки, обсуждая что-то важное. Мужчины неспешно гуляли по улицам, а женщины следили за детьми.

Взрослые поначалу не обращали внимания на подъехавший автомобиль. Только мужчины, с деловым видом, рассматривали его, покусывая странные длинные чёрные палочки. Загорелые дети с любопытством кружили вокруг машины, не понимая, что могут попасть под колёса. Их мамам приходилось подбегать и уносить их подальше от дороги. Хотя, как ни странно, никакой враждебности эти женщины к чужеродному транспорту не проявляли. Транспорт для них был чем-то вроде погодного явления или непонятного зверя, от которого лучше держаться подальше.

Генрих недовольно посигналил, чтобы распугать детей. Тем понравилось, и они начали передразнивать звук гудка. Потихоньку, улица за улицей, иномирный «Опель» продвигался к центру города. Туда, где виднелось единственное высокое здание.

У Фреда перехватило дыхание. Огромная шестигранная башня. Та самая.

Всё, что растворилось некогда в детских снах, теперь явилось перед глазами. Серая громадина с плоской крышей и семью пиками: шесть по углам и один в центре — самый высокий. На последнем красиво реял зелёный в жёлтом обрамлении флаг с символом, издалека напоминающим букву «Y».

Народ не только не расходился от гудков: не зная значения этого звука, толпа, наоборот, только скапливалась на улице. Ехать стало невозможно.

— Мне это надоело. Марк! Может, пройдёмся пешком? Эй! — крикнул Генрих, высунувшись из окна.

«Эй!» отвечали ему полураздетые загорелые дети.

Вначале город казался прекрасным, выбеленным и ухоженным, однако, чем дальше к центру, уже пешком, продвигались трое, тем меньше улицы радовали и восхищали, и тем больше вызывали смешанные чувства. Это выражалось в клумбах. Чаще попадались сорняки, что не срезанными лозами удушали благородные цветущие растения. Выражалось и в стенах — трещины, плесень и мох проедали их то здесь, то там.

Каждая стена была расписана незаметным с первого взгляда узором. Но стоило ненадолго задержаться на ней, как узор будто сам собой проступал, напоминая то мороз на окнах, то орнамент, а то и древние письмена, стилизованные под единый рисунок. Это удивляло и немного отвлекало от запущенности и упадка. Быть может, первое впечатление об этом чудном городке замылило взгляд, и детали, портящие его, не сразу бросились в глаза.

Мелкий дождик, плавно перешёл в снег. Снежинки ложились прямо на яркие красные цветы и зелень, и быстро таяли. Улица покрылась тонким слоем снега и влаги. Что особенно восхищало в местных жителях, они настолько привыкли к резким сменам погоды, что и в снег одевались по-летнему. У большинства были открыты плечи, руки и ноги.

Трое пробились сквозь тучи любопытных зевак. Марк их не замечал, а Фред улыбался им шире лица. Походка его постепенно стала уверенной, размашистой. Генрих шёл позади и настороженно наблюдал за Фредом. Что-то ему явно не нравилось. То ли уверенная походка, то ли некая только что проявившая себя надменность. Генрих, пускай и заочно, слишком хорошо знал Фреда, чтобы быть уверенным — да, это он самый. Но Марк шёл рядом, спокойно глядя вперёд, в сторону башни.

Словно подтверждая мысли Генриха, Фред внезапно подхватил подбежавшего к нему ребёнка и усадил себе на плечо.

«Я знаю народы, в которых прикасаться к детям считается смертным грехом. Говорят, что это убивает душу ребёнка».

Но Фреду было всё равно. Он вёл себя как турист и ни капли не стеснялся бесцеремонно похлопывать мужчин по плечу и щипать женщин пониже спины.

— Шайзе! — не вытерпел Фогель и подошёл к Марку. — Скажи ему, чтобы так себя не вёл. Он в чужом незнакомом мире.

— Расслабься, Птица. Видишь, люди ему рады.

— Ещё раз переведёшь мою фамилию, и можешь искать себе другого водителя!

Между тем, показалась круглая площадь, в центре которой и возвышалась та самая башня. Вблизи она смотрелась не такой уж и громадной. Башня была выложена из цельных каменных блоков, примерно с полтора роста высотой каждый. Камень, от времени и, видимо, долгого отсутствия заботы, покрывали трещины и поросли. В одной стене даже остались дыры, где раньше гнездовались птицы. Даже они теперь опустели.

— Фредерик Уолтер Берроу, — произнёс Марк, положив руку на камень стены. — Ответственно заявляю тебе — это не «Фотошоп», не монтаж и не игра твоего воображения.

Тот отпустил мальчишку. Почему-то, выражение лица ребёнка изменилось. Когда приблизились к башне, глаза у него округлились. Мальчик выглядел испуганным. Соскочив на побитую временем плитку центральной площади, он поторопился убежать с неё, причём так, будто камни обжигали ему пятки.

— Что с ним?

— Эта площадь, и эта башня, считаются проклятыми. Как и тот район, куда мы сейчас пойдём.

Только сейчас Фред заметил, что никто из людей, что собрались на улицах, не стоит на площади. Толпясь на самой границе, они со смесью ужаса и трепета глядели на пришельцев. Можно было расслышать одно общее слово, которое ходило по толпе. То ли «кри», то ли «ирм».

— Жители этого городка на протяжении веков, из поколения в поколения, хранили одну легенду. Легенду о человеке из давно ушедших времён.

Снег прекратился, так и не успев отлежаться. Из-за туч выглянуло солнце, и за несколько минут, пока трое шли на восток от башни, успел растаять.

Успокоившись и немного попривыкнув к тому, что вокруг — совершенно незнакомый мир, Фред начал вспоминать многочасовую лекцию, которую читал ему в машине Марк, пока те ехали на север Онтарио.

3

Восемью часами ранее. Серебристый «Опель» уходил всё дальше на север по Трансканадскому шоссе. По мере того, как он удалялся от Торонто, Фред чувствовал себя спокойнее. Глядя в темноту, освещаемую фарами, он представлял себе, как его тревоги и страхи, маленькая квартирка, мачеха Стоун, и всё остальное, что он так ненавидел, растворялось в этой темноте. Но расслабляться было пока рано.

— То, что я расскажу тебе, Фред, поначалу вызовет насмешку, потом раздражение, затем шок и, наконец, гнев. Ты должен преодолеть эти стадии, чтобы перейти к принятию.

— Нет, давай так: я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечать. А то у нас получится лекция, а лекции я терпеть не могу.

— Хорошо.

— Ты намекал на другие миры, так?

— Верно.

— Ты — инопланетянин?

— Нет. Все известные миры находятся на Земле, но в параллельных слоях материальности. Всего их пять. Тот мир, в котором мы сейчас находимся — Мир Полярной Звезды. Отсюда и название организации.

— Забавно. У нас в Торонто находится штаб-квартира «Полстар».

— Это не совпадение. Скажем так, если хочешь что-то спрятать, держи это на виду.

— Серьёзно?! То есть, сотрудники компании «Полстар» — это…

— Агенты одноимённой тайной мировой организации. У каждого мира свой статус: открытый или закрытый. Есть ещё один запретный мир, но об этом поговорим потом. В закрытых мирах жители делятся на посвящённых и непосвящённых. Подавляющее большинство жителей Мира Полярной Звезды — непосвящённые, то есть, не знают о существовании других миров.

— И какой в этом смысл?

— Очень простой — власть. За сохранением статуса-кво следит Доктрина Границ, или просто Доктрина. Это договор между мирами, один из принципов которого — Принцип незнания. Куда проще контролировать массы, когда в их головах искажённая картина реальности. Есть так называемая Парадигма — это то, во что верят непосвящённые. И есть тайные мировые организации: «Полярная Звезда» и «Южный Крест», которые следят за соблюдением Доктрины.

— Так-так-так, стоп! Опять начинается лекция. Мы договорились — я задаю вопросы.

Марк развёл руками.

— Рептилоиды существуют?

— Нет.

— А масоны действительно правят миром?

— Масоны — «кукла», отвлекающая внимание, как и легенды о рептилоидах.

— А пришельцы с Нибиру? «Люди в чёрном»? Вампиры, зомби, призраки? А в параллельном мире есть эльфы, гномы, орки?

— Фред, перестань нести чушь.

— А единороги существуют?

— Это то, о чём я говорил — насмешка.

— Никакой насмешки! Я серьёзно. Моя картина мира пошатнулась, и я хочу её восстановить.

— Почему не копнёшь глубже и не спросишь, например, откуда взялась концепция рая и ада?

— Ну, — Фред на секунду замешкался. — Тут всё просто: хорошо себя ведёшь — попадаешь в рай, плохо — в ад.

— А что такое хорошо и что такое плохо? Кто судьи?

— Мне откуда знать? Наверное, всё, что угодно Богу — это хорошо.

— Волк убил кролика. Это хорошо или плохо?

— Я понял, куда ты меня пытаешься увести. Сейчас скажешь, что у волка семья, её нужно кормить. Вообще-то религия касается только людей.

— Почему ты так думаешь? Ладно, не буду тебя мучить. Ад и рай в каком-то смысле действительно есть, вот только… не по вертикали, а по горизонтали. И попадают туда не за грехи и не за праведную жизнь, а по закону кармы. Это несколько сложнее, чем ты можешь думать. Есть миры, в которых климатические условия ухудшаются год от года, и условия жизни, а, следовательно, экономика, политика, общество, культура и всё остальное меняется под давлением этих условий. Постоянные войны, голод, нищета и социальное расслоение — вот, то такое условный «ад». Это так называемые старшие миры, то есть те, которые находятся на относительно поздних стадиях Глобального цикла. И, как ты уже понял, есть младшие миры. Полная противоположность. В таких мирах очень мало крупных городов, почти нет высоких технологий, зато много долгожителей. Разумеется, и там тоже не всё идеально, поэтому я и сказал в самом начале «в каком-то смысле».

— А мы едем в «ад» или в «рай»?

— В «рай», — немного подумав, ответил Марк.

— Уф! Успокоил.

— Предвижу твой вопрос: Мир Полярной Звезды третий по старшинству.

— Расскажи о тех, кто за мной следил.

— Мы скоро к этому подойдём. Непосвящённые делятся на два типа: фиксируемые и нефиксируемые. Первых большинство — это те, кому можно стереть память. Самый стандартный метод восстановления Парадигмы — стирание памяти, но не всегда он помогает. Некоторые люди не поддаются стиранию. Тогда в дело вступают газлайтеры и охотники. Сначала газлайтеры пытаются свести нефиксируемого с ума — внушить ему, что его знание, которое противоречит Парадигме, не более чем плод фантазии. Если это не помогает, в игру вступают охотники.

— Убийцы? — догадался Берроу.

— И да, и нет. Как правило, они очень редко лично убивают нефиксируемых. Чаще подстраивают несчастный случай. Но есть и более гуманный путь — извлечение. Последнее означает похищение и перемещение в один из открытых миров. За извлечением следует адаптация — человек начинает новую жизнь на новом месте. В лучшем случае, это будет счастливая жизнь. Но назад извлечённый уже не вернётся.

— То есть, то, что происходит со мной… это извлечение?

— Чисто технически, да. Я не нарушаю Доктрину. На самом же деле, я совершаю ход в большой игре, которая направлена на уничтожение Доктрины. Я ненавижу Доктрину, и моя мечта — сделать так, чтобы её не было. Но таких как я очень мало. Нас поддерживает Культ. Нас поддерживают многие агенты Доктрины. Нам не хватает единого лидера, а для того, чтобы он появился, должно произойти эпохальное событие. Такое как возвращение Инкрима в Чхимтосэн.

— Я должен стать лидером?

— Ты был им в прошлой жизни. И ты им станешь, если хочешь победить Доктрину. А я знаю, ты хочешь, потому что Доктрина убила твоих родителей.

— Получается, я — классический «избранный», — вздохнул Фред. — У меня нет родителей и я должен спасти мир. Причём не один.

— «Избранные» — не такое редкое явление, как ты думаешь.

4

— Фред, ты с нами? — пощёлкал пальцами Марк.

— Задумался чутка.

Кругом были деревянные постройки. Сделанные из подручных материалов, они громоздились друг на дружке словно опята на пне.

— Ты куда меня притащил?

— Это восточный район, или район Культа.

Впереди стояла миловидная женщина лет шестидесяти с длинными тёмными волосами и круглым загорелым лицом, одетая в чёрный балахон. Чуть позади от неё переминались с ноги на ногу двое молодых мужчин с короткими бородками и в такой же одежде.

— Афи́и ами́, га́ума Варави́т, — поприветствовал её Марк.

— О́у афи́и, Кайрил, — отозвалась та с улыбкой.

— Знакомься, Фред, настоятельница Культа Саундара — Варавит.

Когда женщина и двое мужчин плавно поклонились, Фред на миг почувствовал себя китайским ваном. Немного смутившись, он потупился, а затем выставил руки вперёд.

— Не стоит!

Он подбежал к мужчинам, чтобы пожать руки, но Марк его остановил.

— Здесь приняты другие жесты.

— Ничего страшного, — вдруг ответил на ломаном английском один из мужчин. — Пока искали Инкрима, мы успевали учить культуру Сата. Я не против, — тот протянул руку. — У́вар.

Фред ещё раз назвался по имени и спросил, что за «Сата».

— Так называется ваш мир. Неофициально. Слово «са́та» означает «звезда».

— А, понятно, — он повернулся ко второму мужчине, но тот руки не подал.

— Уважаемая Варавит, — вмешался Марк, — я должен убедиться, что всё готово. Фреду ещё предстоит адаптироваться.

— Всё готово, — не изменившись в лице, ответила настоятельница. — Готов ли сам Инкрим?

— Я уверен в нём на сто процентов, или, как бы вы сказали, на тридцать шесть долей.

— Фред Берроу, — обратилась Варавит напрямую. — Я задам тебе три вопроса. Если ты ответишь правильно, мы позволим тебе переступить черту.

— Вон ту, что ли? — он обратил внимание на неглубокую борозду, пересекающую дорогу за спинами троих в чёрном.

— Первый вопрос, — произнесла она твёрдо и холодно. — Какое животное лучше всех прячется в лесу?

— Он уже отвечал на вопросы, — вмешался Марк. — И ответил пра…

— Охотник, — не задумываясь, ответил Фред, глядя в лицо Варавит. Все трое служителей Культа застыли в изумлении. — Второй вопрос: почему? Ответ: потому что он всегда выходит победителем. Третий вопрос: кто мне это сказал? Ответ: мой отец.

Варавит на секунду коснулась пальцем левой брови. Состоялся немой диалог между ней и Марком, пока настоятельница не произнесла:

— Хорошо, я дам ему шанс.

— Раз так, — улыбнулся Марк, — я могу всё проверить?

— Кайрил, ты всегда можешь являться без предупреждения, — смягчилась Варавит, но в следующий миг её лицо окаменело. — А вот твой тэн останется снаружи.

— Не больно-то и хотелось, — проворчал Генрих и скрестил руки.

Подниматься на верхние этажи приходилось по шатким скрипучим лестницам. Таких лестниц была тьма, причём как внутри, так и снаружи домов. Сами эти дома больше походили на сараи. То и дело попадались на глаза щели, кое-как замазанные глиной. В окнах не было стёкол — вместо них висели деревянные ставни, обитые войлоком. Почти все они были открыты настежь.

Хозяйка вела гостей извилистым путём, и часть этого пути пролегала по крышам. Один из проходов, устланный, досками, находился на самому краю, не огороженном даже элементарным бордюром. Однако служители Культа спокойно ходили по этому проходу, и даже дети бегали по нему без опаски. Пришлось пригнуться, когда навстречу прошёл мужчина с коромыслом, несущий два объёмных ведра.

Несмотря на общее убожество, трудно было заметить хотя бы одну соринку или кирпич, лежащий без дела. Все кругом суетились, прибирались, и это не походило на аврал перед появлением важного гостя. Служители не торопились: кто-то подметал, кто-то чистил кастрюлю, наматывал проволоку или выправлял гвоздь. Казалось, никому нет дела до прибытия Инкрима.

Пока шли, то спускаясь во дворы, то поднимаясь на крыши, Фред запутался и забыл дорогу обратно. Наконец, они миновали три двора, и Варавит отодвинула занавеску на втором этаже, приглашая гостей внутрь.

— Это наша кухня, она же — приёмная, — похвасталась она, показывая не самое просторное, но вполне светлое помещение. Большую его часть занимал огромный стол. По стенам были развешаны многочисленные шкафы разной степени изношенности. Стульев не было, только табуреты и лавки.

Марк торопился и попросил Варавит сразу показать спальню Фреда, не задерживаясь. Однако, через минуту он пожалел об этом, ведь спальня находилась в дальнем конце «муравейника», и шагать до неё предстояло ещё столько же. По пути Марк задавал хозяйские вопросы: где Фред будет спать, есть, мыться, есть ли во что переодеться и так далее. Варавит постоянно уводила разговор в сторону богатой библиотеки, в которую, как она подчеркнула дважды, Фреду будет позволено заходить.

За полтора часа обойти удалось только самые главные места: кухню, столовую, спальню, туалет, душевую, прачечную и расхваленную библиотеку. Последняя действительно внушала уважение: здание было самым ухоженным, сухим и уютным. Полки с книгами уходили вверх на два человеческих роста. Как и полагается, здесь царила благоговейная тишина.

— Помни всё, что я рассказал тебе в машине, — положив руки Фреду на плечи, дал наставление Марк. — Тебе предстоит жить среди этих людей. Они теперь — твоя семья. Стань для них своим. Я должен ехать, но постараюсь вернуться как можно скорее.

Он отвернулся, вспоминая, что ещё забыл сказать.

— Повтори всё, что ты должен знать.

Мысли роились, не желая складываться в единую картину. Из всего, что Фред узнал за последние сутки, он сумел выдавить лишь одну фразу:

— Я в опасности.

— Хорошо. На первое время сгодится. Уважаемая Варавит, оставляю его под вашу ответственность, — Марк низко поклонился.

Он опять повернулся к Фреду.

— Уважай этих людей. Помни, что Культ тысячелетиями хранит свои тайны. Если бы не тайны, невозможно было бы доказать ни одну реинкарнацию. Так поступают все культы великих людей прошлого. Из поколения в поколение культы передают знания, которые могли быть доступны только прежней инкарнации. Когда появляется претендент на признание его реинкарнацией, он должен предоставить культу доказательства. Тебе предстоит доказать, что ты — Инкрим. Так что, будь добр и прояви максимально почтение.

— Да-да, я понял.

— Ни черта ты не понял! Ты здесь никто. Твоя задача — доказать, что ты — Инкрим. От этого зависит… всё.

Тут, впервые за долгое время, Фред ощутил, как по его спине гуляют беспокойные мурашки. Он поёжился, потёр локоть.

— А если не докажу?

— Никаких «если». Ты это сделаешь.

5

Семью часами ранее. Штат Онтарио, Трансканадское шоссе.

— Теперь самая сложная, но очень важная тема: карма и реинкарнация. Что ты о них знаешь?

— Индусы верят, что если ты вёл себя как мудак при жизни, то переродишься букашкой. Ну, или каким-нибудь ещё животным.

— Так. А что если я скажу тебе, что карма — не наказание? Те, кто считают карму наказанием — клинические идиоты. Карма — закон. Объективный и доказанный в других мирах закон перерождения. Никто не знает до конца, как именно он работает, но место и время реинкарнации можно просчитать. Пускай и с погрешностью в двадцать-тридцать лет.

— Меня просчитали?

— Твоё рождение, если быть точным. Но перед этим небольшая лекция. Да-да, знаю, ты их ненавидишь. Потерпи немного. Приготовься: будет много информации, которую ты должен запомнить как «Отче наш». Там, куда мы едем, это знают даже дети. Реинкарнация — не просто верование, распространённое в открытых мирах, но твёрдое знание. Ничто никогда не уходит бесследно, в том числе и душа. После смерти все остальные живые существа перерождаются в одном из многочисленных миров, большинство из которых ещё не открыты. У каждого человека, помимо физического тела, есть два энергетических: тонкое и астральное.

Фред зевнул.

— Ага, продолжай.

Марк сделал вид, что не заметил этого.

— Тонкое тело рождается вместе с человеком и умирает вместе с ним. Астральное тело — его ещё называют монадой — продолжает существовать после смерти физического тела, и способно переселяться. По сути, реинкарнация — это переселение астрального тела из одного физического тела в другое согласно законам кармы. Теоретически, можно перевоплотиться в любое живое существо, однако реинкарнацию крайне сложно просчитать и зафиксировать. Случаев, когда реинкарнация доказана и признана единицы за столетия, и все эти случаи — это реинкарнации одних людей в других. Не доказано ни одного случая перевоплощения человека в тело животного и наоборот.

— Тогда откуда известно, что душа переселяется в животных?

— Я же сказал «теоретически». Чтобы можно было фиксировать реинкарнации знаменитых людей, некоторые детали их биографий хранятся под строжайшим секретом. Этот секрет хранится культом — группой людей, что хорошо знала человека при жизни и передаёт его тайны из поколения в поколение. К сожалению, культ почти никогда не образуется вокруг обычных людей, не обладающих высоким статусом, поэтому их реинкарнации, даже если и появляются где-то, остаются непризнанными. Тебе повезло.

— Ура?

— Пока рано радоваться. Очень часто лучшие друзья, братья, возлюбленные или враги реинкарнируют примерно в одно и то же время. Отклонение бывает плюс-минус в двадцать лет. Это понятно?

— В общем и целом. Сколько раз я перерождался?

— Сейчас важен другой вопрос: кто реинкарнировал вместе с тобой.

6

Марк и Генрих возвращались в «слабую зону». Солнце уже было высоко в небе, хотя изначально Марк планировал вернуться в Сата до полудня. Его одолевало беспокойство, казалось, он что-то упустил.

Стоял дурманящий зной, а заросли деревьев и лиан только усиливали его. Из этой жары хотелось выбраться как можно скорее. Марк уже думал о ночном прохладном воздухе Канады, но неожиданно произнёс:

— Притормози.

Генрих отвлёкся от дороги и посмотрел на Марка как на сумасшедшего:

— Серьёзно? Тоннель вот-вот закроется.

— Притормози, Птица. Я чувствую, что-то не так.

— Если притормозим, следующий Тоннель откроется только через сутки. Ты хочешь провести сутки в этом лесу?

— Не хотелось бы, — произнёс на выдохе Марк. Взвесив «за» и «против», он досчитал до трёх.

— Ладно. Поехали.

Надавив на газ, Генрих погнал машину прямо в мутный вибрирующий слой воздуха. И автомобиль исчез.

1

В женщине, лежавшей на столе, трудно было узнать Элизабет Стоун. Она тряслась, тяжело и часто дышала, стучала зубами и с ужасом глядела в потолок. Под глазами у неё были красные мешки. Слёз не было — только боль, которая никак не могла выйти наружу.

В неясном свете лампочки сверкнула лысина. Мужчина в кремовом пиджаке снял и протёр очки.

— Лиза, — нежно произнёс он. — Я не буду повторять десять раз. Где Фред Берроу?

— Я... я... т-т-т-т...

Она хотела, искренне хотела сказать хоть слово, признаться в том, что знает и чего не знает, но тело отказывалось подчиняться.

Опустился рычаг, сверкнул короткий разряд тока. Электричество побежало по нервам Лизы, заставляя исхудавшее тело дрожать ещё сильнее.

— Элизабет Стоун, — спокойно проговорил мужчина, надевая очки и глядя на ту, что боялась посмотреть на него в ответ. — Где Фред Берроу?

2

Ветер усилился и стал холодным. Погода в этом мире менялась так же часто, как настроение девицы: то солнце жарило, как в тропиках, то неожиданно выпадал снег. Да и снег не задерживался надолго, освежая городскую атмосферу и делая каменные улицы ярче.

Фред печально смотрел вдаль, поёживаясь от вечерней прохлады. Он вернулся на площадь. Сопровождавшие Увар и Кордой остались в стороне, чтобы позволить кандидату на признание реинкарнацией самостоятельно осмотреться.

Народ, почему-то, так и не думал расходиться. Загорелые лица по-прежнему пестрели, вопросительно оглядываясь в ожидании какого-то чуда.

«Что?» — бывший вождь развёл руками.

Старушка в красном капюшоне вытянула руку и показала жест, напоминающий европейскую вилку от розетки — указательный, средний и большой пальцы вперёд. Тот же жест показали ещё несколько человек. Фред не понял, и неловко повторил его. Все указывали на стену, в определённую точку. Обернувшись, Фред понял, чего они хотят: они подсказывали, как войти в башню.

«Вот чего они ждут».

Историческое событие, которое должно было неминуемо произойти. Вот оно. Возвращение легендарного вождя, основателя трёх империй. Великого завоевателя, которого одни обожествляли, другие — проклинали.

Фред обошёл башню-шестигранку со всех сторон, трижды. Нигде не было и намёка на дверь. Он пробовал прикладывать пальцы к щелям между блоками. Бесполезно. Наконец, он обратил внимание, куда именно указывают люди.

Нескоро вождя осенило, что надо делать. Запнувшись о торчащий обломок площадной плитки, он подошёл к стене с той стороны, что выходила прямо на широкую улицу, и приложил три пальца.

Трудно было поверить ощущениям, но камень нагрелся. Дальше больше — он размяк, пальцы начали проваливаться, как в пластилин. Затем он и вовсе стал вязким как тесто. Рука прошла по кисть. По локоть. Вот и по плечо поглотила руку серая масса. Камень теперь был жидким и почти неощутимым, но при этом не растекался и держался в воздухе. Фред задержал дыхание и сделал шаг вперёд. На несколько секунд всё его тело окунулось в каменный кисель. Нет, по ощущениям это был тот же камень, только вязкий. Ни одного следа ни на одежде, ни на коже, он не оставлял.

Вот и пустота. Фред подумал, что ослеп. Секунду спустя, Берроу понял — у него получилось. Он внутри, в башне. Прошёл в неё сквозь стену, как Дэвид Копперфильд. Отойдя на полшага, он ощутил уже знакомый твёрдый шероховатый холод. Стена застыла так же быстро, как до этого растаяла.

На миг стало страшно. Голоса людей исчезли. Пропали звуки, запахи, ветер и всякое движение.

«А вдруг я умер? Вдруг всё, что я видел — посмертные галлюцинации? Эти люди, этот город, этот Марк...»

Берроу прижался к стене.

«Я проснулся в гробу и скоро задохнусь».

Мысли о смерти захватили его голову, но тут впереди показалась маленькая вспышка. Свет. Показалась и исчезла, как последний отблеск надежды или посмертный рефлекс.

Вот огонёк загорелся вновь. Он обрёл очертания факела. Вскоре факел нарисовал руку, за ней — лицо. Худое, пучеглазое, с горбинкой на носу.

— П-пойдёмте, вождь. Н-нечего вам тут с-стоять, — сказало лицо. Глаза на нём выглядели взволнованными, бегали из стороны в сторону, словно видели что-то в темноте. — Идёмте, идёмте.

Вспомнив, что тело у него ещё не обратилось тленом, Фред последовал за факелом.

Лицо обросло шеей, руками, туловищем и ногами. Факел держал в руках не призрак и не ангел — обычный человек из кожи, мышц и костей.

— Сюда, во-вождь, — он повернул за угол.

Коридоры и лестницы казались бесконечными. Где-то высоко мелькали синие искры. Они смеялись девичьим смехом, играли и повторяли свои движения, рисуя то восьмёрку, то круг, то хаотичные линии.

— Кими-лими! Шэп-шэп! — крикнул не-ангел огонькам. Те умолкли, а вместо них зазвучали быстрые шаги по лестнице вниз. — Вот с-с-сюда, вождь.

Маленькую комнатку освещала единственная лампадка. Она окрашивала в жёлтый всю скромность обиталища — стол, стул, узкую кровать, котелок и корзинку с фруктами, овощами и булками.

— Присаживайтесь на плохой.

— Что, простите?

— Плохой... ой, в-виноват. Я иногда путаю произношение в энгелиш. Кровать!

Выяснилось, что смотритель просто перепутал английские слова «bad» — «плохой» и «bed» — «кровать». Хотя, по иронии, человек с факелом оказался недалёк от истины — кровать была ужасной: проваливалась и шаталась.

Человек с факелом занял скрипучий стул и повернулся к «вождю». В свете лампады стали видны капельки пота на лице смотрителя. Сам он оказался молодым человеком, не старше двадцати, с овальным лицом и добродушными карими глазами. Одет он был в чёрную хламиду и длинный красный шарф. Человек достал из корзинки узкую тыкву и два болгарских перца, из которых вынули всё содержимое. В перцы, ловко держа их одной рукой, смотритель налил что-то красное из тыквы. Один «стакан» он подал гостю своей скромной обители. Другой выпил сам. Довольно крякнув и закусив тем самым перцем из которого пил, человек расслабился и перестал заикаться. Щёки у него немного порозовели.

— Меня зовут Мэй. Как м-месяц на энгелиш. Я уже в седьмом поколении смотритель этой башни. Полное имя Лилмэи, но, я вас у-умоляю, зовите л-лучше Мэй.

— Я, наверное, Инкрим, — Фред протянул руку, но Мэй отшатнулся.

— Господь с вами, вождь! Мне ли не знать, кто вы такой?! Я всю жизнь только и делал, что репетировал эту встречу. А вышло, — он хлопнул себя по бокам. Как бы извиняясь, Мэй предложил яблоко. — Извините за мой энгелиш. Но и вы, возьмите меня правильно: вернулись так нежданно. Вас ожидали через месяц.

— Что поделать? Вот он я! — Фред сдержал хохоток от выражения «возьмите меня правильно». Он решил не отказываться от выпивки и опрокинул содержимое перца себе в глотку. Пойло, оказалось на редкость горьким. Впрочем, иного Фред не ожидал. Даже слопав этот перец, он не избавился от гадкого привкуса. Взяв яблоко, он откусил сразу половину. — Почему Марка здесь зовут Кайрилом?

— А он вам не сказал? Марк он только в Сата. Здесь его зовут Кайрил — это его настоящее имя. Кайрил — реинкарнация брата Инкрима. Мы очень любим и уважаем Кайрила, и всегда рады приветствовать его в наших стенах. Кайрил — друг Культа. На с-самом деле, у Культа много друзей: Артэум, Шиелан…

— Понял, понял. А что с реинкарна… Стоп, что?! Марк — мой брат?!

— Д-да. Марк — реинкарнация Кайрила.

— Это я слышал. То есть, в прошлой жизни мы были братьями? Точно-точно, он говорил что-то такое, вернее намекал! Люди, которые близки… или как-то так… реинкарнируют вместе. Он ещё спросил, кто реинкарнировал вместе со мной. Вот что он имел в виду!

Между тем, за красной холщовой занавеской, что отделяла комнату от коридора, послышались детские шаги и смех, а с ними — шорох, словно кто-то водил рукой по стене. Сквозь штору были видны те же синие искры, только теперь они стали отчётливее. Теперь искры не угасали сразу, оставляя за собой неровные медленно тающие полосы.

— Кими-лими! Кэхэтэ, — сказал Лилмэи, заглянув за штору. Прибежали мальчик и девочка, лет по восемь каждому, одетые в серые рубашки и юбки. — Это мои дети. Лилитон и Калима. Калима — мальчик, Лилитон — девочка. Тэкнэк, тэкнэк, — помахал он руками, и дети убежали.

— Дети? Погоди, а сколько тебе лет?

— П-почти тридцать, вождь.

— Уф! Молодо выглядишь. Эй, да ты старше меня!

Мэй лишь пожал плечами.

— А тут всегда так темно?

— Вождь, — смотритель улыбнулся и мягко провёл ладонью по стене. На стене образовался яркий голубой след, который угасал около минуты. — Чтобы было светло, нужно тереть.

Он надавил посильнее, и образовалась жёлтая полоса. Затем надавил со всей силы, и свет получился чистым и белым.

— Чем сильнее давишь, тем ярче свет. У детских ладошек не такая сила, как у взрослых, и они могут делать лишь искорки. Но для того, чтобы свет был постоянным и белым, нужен мощный энергопоток.

— Хм, — Инкрим провёл рукой по стене, стараясь надавливать. Искорки вышли даже тусклее, чем у детей. — Н-да.

— Когда у нас появится мощный генератор, вся башня будет освещена как днём.

— А что мешает купить сейчас?

— Деньги, — пожал плечами Мэй.

— Точнее, их отсутствие, — подметил Фред. — Понимаю. И вы надеетесь на меня? Что я всё разрулю? Боюсь тебя разочаровать, Мэй-как-месяц, но…

На лице Мэя отразилась досада ребёнка, которому обещали Диснейлэнд, а привезли в Мир Уолли[1], который, к тому же, закрыт. В этот миг у Фреда в голове словно промелькнула молния.

«Если они меня не признают, мне крышка. Если признают, придётся отвечать. Цугцванг!»

Мэй ждал ответа.

— Я докажу, что я — Инкрим.

В восточный район вернулись уже затемно. Служители встречали Фреда, Мэя и двоих сопровождавших с лампами, но не сказать, что были рады такому позднему возвращению. Варавит отругала Мэя на непонятном языке и ударила его по лицу. Тот начал оправдываться, всё так же заикаясь.

— Это моя вина, уважаемая Варавит, — сказал Фред. — Мы заболтались и не заметили, как время прошло.

— Ладно, объяснитесь позже. Идите ужинать и спать.

— Всегда бы так, — шепнул Фред Мэю, подмигнул и последовал за хозяйкой.

Нужно было подняться по трём лестницам. На одной из них, Фред остановился и схватился за живот. Только теперь он вспомнил, что ел в последний раз ещё в другом мире. Голова закружилась, отчего Фред едва не потерял сознание.

— О, Демиурге! И это будущий вождь? — Варавит протянула ему руку.

— Афии ами, гаума Варавит. Мас, Лилмэи, — поздоровался, между тем, сосед — лысый старик с густыми бровями.

— И тебе доброго вечера, Хмурый.

— А почему на энгелиш?

— У нас необычный гость, — воодушевлённо сказала Варавит.

— Кандидат?!

Сосед потерял равновесие и выронил фонарь. Тот ещё какое-то время послужил во время полёта, отгоняя тьму, пока не ударился о землю и не разлетелся на обломки. Трудно было описать словами, какая бесконечная печаль отразилась на лице старика. Наклонившись над краем, он долго глядел вниз, будто это могло спасти вещь.

Миновав соседа, Варавит, «кандидат» и Мэй поднялись по третьей лестнице. Зашли за дряблую зелёную занавеску. В доме был житейский беспорядок, множество тряпок, домашней утвари и всякого, на первый взгляд ненужного, хлама. Зато здесь было по-своему тепло, а на двух столах, на полу и полках не лежало ни единой пылинки. Жилище выглядело тесным. Казалось, повернёшься, и всё повалится. Но кухня была не единственным помещением дома. За ней был деревянный коридор, нависавший над внутренним двориком. С другой стороны коридор раздваивался.

— Напоминаю: налево — спальня, направо — другой коридор. У нас тут комнаты каждого дома разбросаны, но со временем привыкаешь.

Коридор то и дело ветвился. С обеих сторон постоянно попадались двери, закрытые занавесками, тазы с водой, котелки, корзинки и бочки. Под ногами скрипели половицы. Вокруг стрекотали сверчки. Откуда-то из комнаты слышался томный струнный перебор. Люди ходили туда-сюда с кастрюлями, тарелками, полотенцами и двузубыми вилками. Один небритый мужчина с пузом полоскал горло возле бочки.

— Доброе утро! — поздоровался он с Мэем.

— Добрый вечер. У нас вечер, — ответил тот буднично.

— Я из другого мира, — пожал плечами мужчина. — Там сейчас утро.

В самом конце коридора располагался, пожалуй, единственный в этом «муравейнике» проём, огороженный дверью.

— Ну, а здесь будет жить будущий Инкрим.

— Как ме плохо, — Фреда мутило. Он дёрнул ручку и дверь сорвалась с петель.

— Не волнуйтесь! Оно так и было. Сколько себя помню, она никогда не пребывала на петлях. Зато за ней, — Мэй отодвинул бесполезный кусок дерева и провёл гостя внутрь. — Открывается чудесный вид.

Только одна вещь не разочаровала в этих апартаментах — вид из окна. Он и вправду был сказочен. Последние лучи солнца падали на холмы, что не потеряли сочности даже в угасающем свете. Чуть ближе, в низине, под холмом, на котором стояло чудное сооружение из домов, качались кроны деревьев. Тёмное «озеро» леса.

— Мне в детстве всегда хотелось туда прыгнуть, — признался Мэй, глядя на лес. Фред заметил, что заикание у смотрителя пропало. Видимо, тот уже не волновался. — Ну, ладно. Как освоитесь, милости прошу на кухню. Вы помните, где она находится? Там вас ждёт незабываемый ужин в компании тёти Варавит и меня. Увидимся!

Нет, не ужинать хотелось Фреду, хотя живот и урчал диким зверем. Впервые за весь сегодняшний сумасшедший день ему захотелось вернуться обратно, в Мир Полярной Звезды. Безумно, неистово, захотелось курить. Наивно полагая, что больше ни одна ниточка не тянет его в прошлое, Фред забыл о своей привычке, которая стала для него болезнью. После того, как вылечился от наркозависимости, что едва не стала пагубной, он выкуривал по две пачки в день. Теперь ему не хватало табака и дыма, чтобы вновь стать человеком.

Однако он всё-таки принёс своё тело на ужин. Трапеза проходила не в общей столовой, а в небольшой кухонке, в тесном кругу. Стол выдвинули на середину и принесли четыре стула. Обещанная компания, а также ещё несколько служителей Культа, суетились и переговаривались полушёпотом. На столе горели лампады, освещая глиняные тарелки и деревянные столовые приборы. Не хотелось думать ни о чём плохом. Хотелось расслабиться и радоваться мелочам — предстоящему горячему ужину, людям, незатейливой беседе.

Глядя на огоньки лампад, Фред ощутил лёгкую тревогу. Ему захотелось сохранить в сердце эти огоньки, эту кухню и, самое главное, Мэя, Варавит и других едва знакомых людей из другого мира. Он боялся, что свечи погаснут, исчезнет свет, и он — Фред — окажется на скамейке под дождём, в парке, а рядом будет бомж, и этот бомж будет рыться в его чемодане. А дальше всё будет прозаично и жестоко: бродяжничество, наркотики, тюрьма.

Но здесь и сейчас, ему было тепло. Ушли даже мысли о табаке. Тётя Варавит, на смеси английского и другого — непонятного — языка, рассказывала истории. От милых и житейских до жутких. Кое-что, обрывками, доходило до Фреда и он смеялся вместе с остальными.

В углу сидел молодой парнишка, похожий на Мэя.

«Младший брат?»

Догадка Фреда подтвердилась — брата звали Теуш. Это он играл загадочный струнный перебор. Имя парня означало «зола». Парень был из молчаливых.

Теуш оборвал игру и, отложив инструмент, уставился на Фреда.

— Русе? — спросил он, прищурившись.

— Чего?

— Он спрашивает... — Варавит засмеялась. — Нет, Теуш, он не русский. Он — американец.

— Канадец! — поправил Берроу.

— Ду шприхст энгелиш, — выдал парень. — Нихт канадиш, одер?

— В смысле? Канадского языка вообще нет. Мы все по-английски говорим. Ну, как все... многие.

— А! Сэ клэр, сэ клэр, — покивал Теуш, как будто что-то понял, и продолжил играть.

— А вы где так английскому научились? — обратился Берроу к хозяйке.

— Преподаю наблюдателям языки, — скромно призналась Варавит. — И не только наблюдателям, — она посмотрела на племянников. — Я знаю больше тысячи языков.

— Сколько?!

— Ой, да я не считала, не могу сказать точно, — смутилась Варавит, хотя было видно, что ей приятно. — Правда, некоторые мои ученики путаются, — она с доброй усмешкой покосилась на Теуша, и тот на минуту отвлёкся от своей лютни. — Правда Теуш?

В ответ, музыкант выдал некую причудливую смесь английского, немецкого и русского с французским акцентом.

— Это он так шутит. Но не думайте, что Теуш какой-нибудь слабоумный. Он очень способный ученик. Знает до сотни языков. И, конечно, иногда путается, — Варавит погасила несколько свечей и аккуратно сложила их в ящик. — Фред, вы не против?

— Так даже лучше.

Варавит о чём-то ненадолго задумалась.

— Я не верю, что вы здесь, — она ласково посмотрела на Фреда и погладила его по руке, словно чтобы убедиться, что перед ней живой человек. — Вас искали сорок лет.

— Сорок лет?!

— Искали и до этого, — поправил тётю Мэй. — Сорок лет назад поиски сузились до Мира Полярной Звезды.

— Тогда у нас работа и закипела, — сказала увлечённо Варавит. — Я поняла, что надо изучать английский. Ведь это самый популярный язык в вашем мире. Ещё я учила китайский, арабский и хинди. На случай, если вы родитесь китайцем или индусом.

— Такая вероятность была? — засмеялся Фред.

— А что, вполне! Учитывая уровень их населения. А если серьёзно, я сосредоточилась на атлантических языках, ведь нам известно, какой расы был великий вождь Инкрим.

— А кроме языков, чем вы тут занимаетесь?

Варавит и Мэй переглянулись.

— Мы поддерживаем историю города, — не без гордости ответил смотритель.

По его словам, весь Чхимтосэн держался от разорения, разрушения и забвения только силами Культа. Вот только город этого, почему-то, не ценил.

— А для чего? Зачем вам это всё? Для чего вам я?

Тётя и племянник опять переглянулись. Фреду это начинало нравиться всё меньше. Варавит даже не сумела подобрать слова, и за неё это сделал Мэй.

— Вы — ж-живой символ. Наша надежда на н-новую жи-жизнь.

Варавит погладила племянника по плечу, когда тот начал дышать глубоко и часто.

— К-как вы мо-можете такое г-г-говорить?

— Тихо, тихо, — она обняла Мэя. — Он очень долго ждал, — шёпотом объяснила Фреду Варавит. — Давайте все спать. Теуш, кончай свои переборы! Утром у нас будет много времени на то, чтобы наговориться.

Этой ночью, впервые за долгое время, Фред заснул. Так крепко и самозабвенно он не спал, наверное, с самого младенчества.

3

Надоевшая мелодия будильника на телефоне раздражала слух. Казалось, телефон вибрирует и гудит как пчела. Берроу откинул одеяло, сел на кровати и отключил сигнал.

«Только не это!»

Он потянулся и нащупал ногой тапок.

Мачеха Стоун как всегда готовила завтрак. Фред зашёл на кухню в трусах и майке, сел за стол, достал сигарету и закурил.

— Даже «доброе утро» не скажешь? — обратилась к нему Лиза, н оборачиваясь.

— А смысл? Оно бывает добрым?

— Мне, наверное, стоит повесить на кухне табличку «не курить», — она грубо поставила перед ним тарелку. Как обычно, омлет с беконом.

Телевизор был включен. Доносились звуки какого-то весёлого рекламного ролика. Счастливая семья завтракает «Нутеллой» и поёт, как им хорошо живётся.

— Ты опаздываешь на работу.

— Плевать, — Фред задумался. — Мне приснилось, что ты меня выгнала из дома. И выкинула мои вещи.

— Давно пора.

— Бред, — он взял нож и начал резать омлет. Почему-то, на омлете не появилось и царапины. Фред надавил сильнее. Омлет остался невредим. Тогда он нажал с такой силой, что, при желании, смог бы расколоть тарелку пополам. Ничего.

— Доброе утро, кретин!— засмеялась Бетти и бросила в него полотенцем.

И тут Фред открыл глаза.

…

Дыхание участилось. На лбу выступил холодный пот.

Над кроватью, пропуская узкие полосы утреннего света, нависал косой деревянный потолок. Чувствовались запахи древесины, соломы и свежескошенной травы. Пропел петух. За обшарпанной дверью, что была для вида прислонена к коробке, слышались голоса, детский смех, топот ног и скрип половиц. Фред вскочил.

«Нет, это уж слишком!»

Тесная комнатка с деревянными стенами и кривым полом. Та же, что и вчера. Вчера? А разве было какое-то «вчера»? Кровать, тумбочка, круглый табурет на трёх ножках. За окном — склон холма и лес. Фред ещё подумал: «зелёное» озеро. Над холмами к тому часу выглянуло солнце, будто обнимая бесконечную зелень.

«Это какой-то бред», — он выбежал из комнаты, снеся дверь. Та с «бухом» упала на деревянный пол и, наверное, разбудила каждого в огромном доме, кто ещё не спал.

Коридор. Тот же, что и вчера.

«Если было какое-то вч… — одни и те же мысли крутились волчком у Фреда в голове. — Пойло из тыквы, лютня, лампады, башня... башня!»

Босые ноги ступили на мокрый скрипучий пол. Этот пол был так же реален, как и внутренний дворик по правую руку. Там паслись куры и гуси. Так же реален, как и ряд дверных проёмов с драными занавесками. За одной из таких занавесок играл знакомый струнный перебор.

«Теуш».

Медленно продвигаясь по коридору, Фред, или, как теперь правильно, Инкрим, вспоминал вчерашний день. Вернее, уже позавчерашний — сначала появилась Рита Сёрчер, потом Марк, Генрих, и вот он уже в другом мире.

Выбравшись на узкую площадку снаружи, ту самую, не огороженную перилами, он спрыгнул и, чуть не потеряв равновесие и не покатившись со склона вниз, по ухабистой тропе, выбежал на ровную поляну.

Впереди и слева простирался лес. Позади — нелепое нагромождение домиков. Справа — город, а вдали над ним синела башня.

«Это бред, это бред, это бред!» — Фред упал на траву. Дыхания не хватало, чтобы наполнить лёгкие. Он перевернулся на спину и взглянул в океан яркого неба.

Вдох. Выдох. Постепенно, дыхание выровнялось, а мысли собрались в единый пазл.

«Я в параллельном мире. Так сказал Марк. Здесь его зовут Кайрил. А меня — Инкрим. Я — реинкарнация вождя, который вернулся домой. Я дома. Дома. До-ма».

Спина намокла от росы, а в лицо настырно светило утреннее солнце.

«Всё это настоящее».

Фредди потрогал свою грудь, живот.

«Я, вроде, тоже настоящий».

Внезапно Фред захохотал. Громко, раскатисто. Крепко сжал кулаки, но потом расслабил руки и раскинул их в стороны.

Во внутреннем дворике был душ, если так можно было назвать ведро воды на высоте двух метров, со свисающей с него верёвочкой. Что напрягало особенно, вокруг «душа» не было предусмотрено ни стены, ни ширмы, ни банальной тряпки, а стоял он даже не с краю, а прямо посреди двора. Поставив руки в боки, Фред долго не решался раздеваться. Никто не пялился, но и не горел желанием отвернуться. Служители Культа выглядели бодрыми, румяными, и наверняка, уже сами успели помыться. Они суетились и ходили двором туда-сюда. Это жутко раздражало. Мыться с другими в общей тесной душевой не хотелось, так что у Фреда не осталось выбора.

— Эй! — обратился Фред ко всем. — Может, не будете смотреть, а?

Как об стенку горох. Тогда он поймал за локоть одного из молодых служителей.

— Парень, слушай. Вы, я так понимаю, народ без комплексов. Но...

Не дослушав, парень куда-то убежал.

«Отлично. Спасибо за помощь», — подумал Фред, разделся и встал под ведро. Мыло здесь было, на удивление, таким же, как и в Сата: так же пенилось, норовило выскользнуть из рук и даже так же пахло.

Пока он мылся, одежду кто-то успел унести. Не хотелось думать, что это воры. Возможно, просто взяли постирать. До своей комнаты Фред добрался голым. Такое бывает, когда во сне ходишь голый и это никого не смущает. Фред чувствовал лёгкую неловкость, проходя мимо одетых служителей Культа, но смущение удивительно быстро прошло.

В комнату, точнее в доску проёма, так как дверь валялась на полу, робко постучалась беременная женщина в красном чепце.

— Я слышал в Сата принят постучать в дверь.

— Спасибо. У вас хороший английский!

Женщина поклонилась и покраснела.

— Я приносить одежду для Фредберроу, — она снова поклонилась и протянула стопку каких-то серых лоскутов, сложенных ровным треугольником. Оказалось, что их надо хитроумно обматывать вокруг себя — сначала ноги, снизу вверх, затем таз, туловище, а последними — руки. Зато одежда была лёгкой и удобной, держалась прочно и не стесняла движений. Одежда липла к телу, но почти не чувствовалась и, более того, придавала свежести, что в голову Фреда никак не укладывалось. Женщина сказала, что в их мире такую носят все, а сверху надевают основную. В Культе основной одеждой считался чёрный балахон.

— Ну, уж нет! Рясу я не надену, хоть убейте, — он задумался, нахмурился. — Слушай, как тебя зовут?

— И́лман.

— Илман, это не ты, случаем, забрала мою одежду? Там сигареты были?

— Ваше одежда, — покивала та и скорым шагом пошла по коридору.

— Ой, нет-нет, не бегай!

Но Илман, несмотря на положение, двигалась довольно споро. Идти пришлось недалеко, и вскоре она вернулась с ворохом вещей Фреда. Перевернув свои вещи, Фред потряс их над кроватью. Потом ещё раз, уже сильнее. Вывернув наизнанку толстовку, он начал судорожно трясти её над полом.

— Проклятье. У меня же были сигареты? Не помнишь? Ай! Кого я спрашиваю? — он бросил шмотки на кровать и хлопнул в ладоши. Если сигарет не было в карманах, значит, они остались в другом мире. Надо было отвлечься. — Ладно! Как там завтрак? Ещё не остыл?

— Без гость начинать не традиция.

По пути через коридор, настроение Фреда окончательно испортилось. Голова гудела, ладони потели, а в животе образовалась пустота. Не голодная пустота. Скорее, моральная.

За столом, где собрались Варавит, Илман, Мэй и двое детей, Фред нервно барабанил по столу деревянной ложкой. Руки у него едва заметно тряслись. Еда — некая смесь каши и салата — казалась лишённой всякого вкуса.

— Вождь, ты уже ознакомился с моей сестрой? — спросил смотритель. — Это Илман.

Фред поперхнулся.

— Ты хотел сказать «познакомился»?

— Ой, — тот усмехнулся. — Прошу прощения за мой энхелиш. Я сказался что-то пошлое?

— Скажите, зачем вам душ посреди двора? — перевёл тему Фред.

— Некоторые из наших мужчин любят мыться на свежем воздухе, — ответила Варавит так, будто душ в открытом месте — это что-то нормальное.

— То есть, он только для мужчин? Хорошо я угадал.

— Почему только для мужчин? Женщины у нас более стеснительны. Фред, — она заметила, что что-то не так. — Ты переживаешь из-за сигарет?

— Что?! Не-е-ет… Да. Как вы узнали?

— Не трудно… догадаться.

4

Невыносимая жара отражалась от мощёных улиц. Благо, толстовку Фред оставил дома, а наряд, который Илман так удачно обвязала ему вокруг туловища, легко пропускал воздух, при этом, не спадая и не разматываясь. Джинсы он, однако, надел, о чём и пожалел через полчаса прогулки на солнцепёке.

Центральный район, с параллельными двухъярусными улицами, отстроенный в форме шестигранника, не был единственным. За тысячи лет, город, название которого переводилось как «шестигранник», — разросся несколькими относительно новыми районами. Они уже не были столь гармоничны — улицы шли вразнобой, дома отличались друг от друга по высоте, цвету и стилю, а мостовые были темнее и походили на лоскутное одеяло.

На юге от центра находился район бедноты с деревянными домиками и черепичными скатами. Эта часть города казалась самой серой, убогой и грязной, хотя и сохраняла архитектурную традицию параллельности и двух ярусов. Северо-запад был застроен бело-голубыми домами. Именно через этот район Фред Берроу впервые попал в город. На каждом углу здесь были высажены кусты с круглыми шероховатыми листьями. На юго-востоке расположился район с красными и чёрными крышами, железными оградами и широкими многолюдными улицами.

Самая богатая и престижная часть города располагалась на западе — в противоположном конце от квартала Культа. Западный район красовался множеством фонтанов и садов. Высокие здания были расписаны узорами, что, благодаря игре света, проявлялись не сразу, медленно, словно магические письмена. Люди здесь отличались от жителей центра и бедноты разительно: поведением, одеждой, походкой. Одевались они, в основном, в красное, хотя часто попадались и лиловый, и болотно-зелёный, и пафосный золотой, и пурпурный цвета. Мужчины носили либо туники, гармонично сочетая их со штанами, либо нечто среднее между кимоно и френчем, а некоторые — рубахи, блистали металлической чешуёй. Дамы предпочитали наряды, которые в Сата называли бы восточными. Большинство женщин носили хайратники, прикрывающие уши, а мужчины — козырьки от солнца. Лица некоторых людей были раскрашены цветными узорами.

— Аке́ ча́нтар бар, — произнёс Мэй на незнакомом языке, но тут же поправился. — Это район богачей и ф-фактических управленцев города. Здесь проживает страта чантаров.

— Извини? — Фредзасмотрелся на фонтан. — Что за страта?

— Чантары. Это с-слово неизвестно в Сата. Чантары — люди, которые владеют искусством иллюзий. С ними надо быть осторожнее. Они не очень любят Культ, — смотритель опасливо оглядел улицу, хотя, по виду мирно гуляющих богачей нельзя было сказать, что они настроены враждебно. Скорее, им было всё равно. Тем не менее, смотритель башни заикался. Фред постарался не обращать внимания на этот дефект. Постепенно, у него получалось — заикание Мэя стало почти незаметным. — У нас с ними давняя вражда. Сейчас Культ переживает несладкие времена. Чантары оттеснили нас на восток. Но, знаете, вождь, я люблю здесь бывать! Приятно видеть, как район отстроили после разрухи. Да, тут была разруха когда-то. Мы, детьми, очень любили гулять по развалинам. Приносили хлеб местным детишкам. А теперь детишки выросли и проклинают Культ. И пишут на стенах «Не дадим злу вернуться».

— Зло — это, видимо, я? — хмуро спросил кандидат.

— Они верят версии Миенхота — лжеца и предателя! Но мы с вами докажем, что они не правы!

Ближе к центру, на улицах попадалось меньше роскошных нарядов. Зато бедняцкие лохмотья мелькали всё чаще среди толпы. На базаре их была тьма. Толкались, кричали, торговались — во всех мирах одно и то же. Одинокая башня глядела на всё это сверху вниз. С её приближением, Инкрим чувствовал себя легче. Вот базар кончился, и открылась центральная круглая площадь, пустынная после базарного столпотворения. Пробившись на неё, Фред уже привычно и смело ступил на побитую временем и дождями плитку. Он выдохнул и приложил три пальца к камню стены. Ничего не произошло.

— Вход находится не здесь, — пояснил смотритель. — Он с другой стороны, на северо-западе. Это символично. Башня, как бы, смотрит на столицу.

Во второй раз проходить сквозь стену оказалось легче — податливая, она стала вязкой, а затем жидкой. Войти теперь можно было без ощутимого сопротивления. Внутри Мэй зажёг факел, осветив узкий коридор.

— За мной, вождь. Мы приготовили для вас сюрприз.

Коридор привёл Фреда в просторный зал. В первое мгновение он подумал, что это просто комната, потому что свет факела терялся в окружающей черноте.

Но в этот момент где-то высоко над головой вспыхнуло множество голубых огоньков. Они заискрились ярче, пожелтели, побелели, размножились и в следующий миг наполнили светом огромное здание. Сопровождалось это симфонией звуков, похожих на трение швабры об пол.

Оказалось, что это не просто зал. Появилось множество ярусов, винтовая лестница, ведущая на необозримую высоту, незатронутые вспышками проёмы, уводящие вглубь лабиринтов коридоров. А на самом верху, не сразу, постепенно на своде проявился символ, тот самый, что украшал центральный пик. Это был символ, напоминающий букву «Y», только галочка отделялась небольшим зазором.

Башня ожила, наполнилась и создалась. Сполохи сияли часто, как вспышки фотокамер, и в какую-то секунду слились в единый сплошной свет. Это длилось недолго, и вспышки начали медленно угасать. Ассоциация со швабрами была верной: несколько десятков служителей на каждом ярусе тёрли стены, создавая статическое электричество, и делали это именно швабрами.

Через минуту, сияние угасло совсем, оставив перед глазами стойкий отпечаток. Однако после, через каждые два десятка ступеней винтовой лестницы, один за другим зажглись факелы. Конечно, новый свет, тусклый и жёлтый, не заменил бы того равномерно белого, но и этого хватало, чтобы разглядеть лица служителей.

— Что это было?

— Наш небольшой подарок вам, вождь, — Мэй дал знак остальным, что можно спускаться.

— Это... это... — Фред обнял смотрителя, но тот вырвался из объятий. — Спасибо. Это лучшее, что произошло со мной сегодня.

Служители собрались на нижнем ярусе.

— Вождь, должен сказать, — подошёл один из них, лысый и полноватый. — Башня ещё не готова. На втором этаже завелись летучие мыши, а на обзорной площадке — дождевая вода.

— И ещё, — вставил своё слово другой, коренастый. — Я видел мышей, а братья говорят, тут водятся змеи.

Улыбка непроизвольно растянулась на лице Фреда.

— Идеально.

5

Древние чёрные стены. Строгие как дедовские портреты. Не ты смотришь на них — они на тебя. Инкрим проводил по ним рукой, едва касаясь, будто гладил по щеке возлюбленную, боясь её разбудить. Стены, что покоились тысячи лет. Они рассказывали истории, заключённые в таинственные письмена. Непонятные закорючки, рисунки и знаки, в которых чувствовалась мощь, великая память. Символы и образы вещали о былых потерянных временах.

В одиночестве гуляя с факелом по коридорам шестигранной башни, Фред пытался читать письмена, однако не понимал ни буквы. Он вернулся на лестницу и снова с упоением от головокружения посмотрел наверх, туда, где в темноте, недосягаемой для факела, покоился символ, похожий на букву «Y».

Воспитательница детского сада убеждала маленького Фредди, что это буква латинского алфавита, и читается она по-английски как «уай». Нередко возникали комичные сцены: маленький Фредди спрашивает, почему, а воспитательница упорно кивает и повторяет: «уай», ведь на английском слово «почему» звучит аналогично. Но маленький Фредди спорил. Он упорно доказывал, что это цифра три. Вот только он до сих пор не представлял себе, почему цифра три изображена на флаге.

Фред вернулся в коридоры лабиринта. Здесь он чувствовал дрожь и холодное покалывание в груди — не физическое, скорее, от волнения, пробуждённого прикосновением к истории. Через какое-то время он перестал бояться, и вплотную касался стен, смело проводил по ним руками. Мрачные стены отвечали эхом на его шаги. От этого становилось жутко. Но темнота закончилась, и вдалеке, в конце коридора, показалась вертикальная полоска белого света. Чем ближе подходил к свету Фред, тем отчётливее слышал то, во что в этих мёртвых коридорах было труднее всего поверить. Пение птиц. Пение стало громче, когда Фред различил в полоске света узкое окно. Оно выходило на площадь. К щебетанию добавились голоса горожан, гуляющих по улицам Чхимтосэна. Какофония голосов. Городская суета. Вдруг — дождь. Лёгкий, недолгий, лишь прибивший пыль и немного ожививший город.

Оказалось, что птицы выдолбили в стенах норы. Фред засмеялся, прижался спиной к стене и сел у окна. Он был счастлив как ребёнок, непонятно от чего. «Мыши — внутри, птицы — снаружи». Он провёл рукой по лицу, несмотря на то, что руки почернели, и вымазал лицо чёрной пылью.

Из темноты коридора появился Мэй. Как всегда, он заикался от волнения.

— Вождь! Мы вас ищем. Куда вы пропали? Кто же так делает?

— Мэ-э-эй! — протянул Фред и распростёр руки. — Мыши внутри, птицы снаружи, — он нарочно испачкал свой нос, проведя по нему чёрной ладонью. — Кругом жизнь!

Наружу выходить не хотелось — холод, мрачное одиночество и таинственное величие башни тянули назад и едва ли не буквально пьянили. Но выйти всё же пришлось, иначе кандидат рисковал подхватить воспаление лёгких.

В сопровождении Мэя и полноватого служителя, имя которого Фред не успел запомнить, кандидат направился на базар. Это было ещё одно место, которые должно было пробудить воспоминания из прошлой жизни. Чего только здесь ни продавали! Пряности, сладости и сочные фрукты, рыбу, хлеб странной кольцевидной формы, огурцы, вишню, пироги и многое другое. Удивляло даже не изобилие вкусностей, а наличие знакомых с детства пирогов или вафель в трубочку. На вид, здесь царило разнообразие, да и на слух тоже — бесчисленное множество разноязыких голосов: женских, мужских и детских. Но вот о запахе сказать такого было нельзя. Запах в той части базара, куда явились кандидат и двое служителей, доминировал только один. Ненавистный Фреду с детства, он будто преследовал его всю жизнь. Дары моря! Осьминоги, кальмары, лобстеры, креветки, раки, крабы и невообразимое число сортов рыбы — вся эта гадкая масса, что ещё недавно плавала в море, теперь источала общий зловонный дух.

— Пошли отсюда! — не вытерпел Фред, зажал нос рукой и развернулся.

— Но вождь, — обратился полноватый, — мы специально сюда пришли. Будучи Инкримом вы так же не любили запах рыбы.

— Никто не любит запах рыбы.

— Но у вас он должен связываться с воспоминаниями из прошлой жизни.

— Что значит «связываться»? Я вообще иногда не понимаю, что ты говоришь. Кстати, как тебя зовут?

— Я уже два раза вам представился, — полноватый надул щёки и сложил руки на груди. — Вот нарочно не скажу. Вспоминайте.

Над головами на большой скорости пронеслась птица, не машущая крыльями. Нет, это не походило на самолёт. Именно на птицу, не машущую крыльями. По крайней мере, выглядело это чудо именно так.

— Это птица? Это самолёт? Это супермен! — пошутил Фред, запрокинув голову. Служители обменялись фразами: видимо, Мэй пояснил другу, кто такой супермен.

Только вблизи, когда летательных объект пошёл на посадку, стало видно, что это всё же самолёт, сделанный в форме чайки. Сильнее всего сбивало с толку то, что самолёт был абсолютно бесшумен и летел, казалось, против всяких законов аэродинамики. Дети радостно приветствовали его и бежали следом, махая руками. Будто в ответ, самолёт сделал «бочку», а затем мёртвую петлю. После, «чайка» вновь набрала высоту, покружила над городом и начала спускаться за городскую черту.

6

Служители с кандидатом вернулись домой ни с чем. Когда Фред вошёл в свою комнату, чтобы переодеться, Илман преподнесла ему чашу в которой курились какие-то чёрные травы.

— Вы сегодня утро просить дым. Вот вам дым, — сказала она, радостно кивая на чашу.

— Что это?

— Ароматический трава. Раз уж вы без ней не можете.

За обедом собралась та же компания, что и вчера, плюс Кордой и девочка лет десяти, с лицом, разрисованным синими узорами. У девочки было странное имя. Фреду пришлось переспросить, дабы убедиться, что он не ослышался. Лазер.

— В свой десять год она уже иметь выбрать себе имя, — гордо сообщила Илман.

— Дорогая, — сказала Варавит. — Фред Берроу только недавно в Э́ттоме, и наверняка не знает многих наших обычаев и особенностей. Насколько я слышала, в Сата за тебя имя выбирают родители.

— Эм... да.

— Как это жестоко! — возмутилась Илман. — Лишать детей выбор.

— Это только у нас имя имеет значение в судьбе, — пояснила настоятельница Культа. — В Сата к этому относятся проще. Фред, расскажи нам чуть больше про Сата.

— О, это превосходный мир! — чуть не подпрыгнула на стуле Лазер, будто обратились к ней. — Там очень много удивительных цивилизаций и технологий. Есть трубы, долетающие до небес, и даже до Луны! А ещё есть ящики, которые показывают то, что находится на другой стороне планеты. А ещё есть…

— Потоки света, режущие металл, — улыбнулась Варавит, зная, к чему девочка обязательно сведёт разговор.

— Да! — оглушительно пискнула она. — Я очень хочу там побывать.

— Лазер интересуется технологиями Сата.

— Это я уже понял.

— Вождь, а что вы знаете о з-запретной истории Сата? Кайрил что-нибудь рассказал вам?

— А правда, что Сата весь завалять мусор? — поинтересовалась Илман. — И что там люди поедать друг друг?

Фред прожевал крупный кусок кабачка, прежде чем ответить.

— Насчёт мусора — правда. Что до остального — я мало что понял. Только то, что миром правят ублюдки. Но об этом я знал и до Марка. Ещё он сказал, вы владеете магией. Это так?

— Не совсем, — покачала головой Варавит. — Либо вы не так поняли Кайрила. Мы не называем тонкие техники магией. Это варварское слово.

— Но вы умеете читать мысли. Это правда?

— Умеем, — кивнула Варавит.

Фред едва не подавился.

— Серьёзно? Так он не пошутил? Какое число от одного до ста я загадал?

— Ну, допустим, тридцать девять, но…

— Б…ть! — тяжело дыша, Фред отодвинулся от стола и оглядел собравшихся будто видел их в первый раз. Только теперь он почувствовал себя голым перед публикой, несмотря на то, что был одет. Этого чувства не было даже когда он шёл по коридору после душа. Стало невыносимо стыдно за пошлые фантазии с участием Илман, а то, что эти фантазии вернулись теперь, когда их не звали, подлило масла в огонь. — Извините, я должен уйти. Немедленно.

— Вам нечего бояться, — остановила его хозяйка, когда Фред уже поднялся из-за стола. — Это работает не так, как вы предполагаете. Читать мысли непросто, тем более, когда вы мыслите быстрым потоком. К тому же, вторгаться в чужую голову без крайней нужды у нас не принято.

— Допустим, я поверю, — он осторожно сел. — Хотя, какое к дьяволу «допустим»? Почему я должен вам верить?

— Вы научитесь так же.

[1] Walley World — вымышленный тематический парк развлечений из комедии «Каникулы» («National Lampoon's Vacation», 1983).

1

Вечерний город красовался множеством огоньков, которые местные зажигали в честь предстоящего праздника. И всё же главным светилом этого вечера оставалась прибывающая луна. В небе, вокруг неё, почти не было других светил — несколько туч укрыли собой звёзды, словно одеялом. Тучи пригнал северный ветер, слегка разбавивший зной. Когда на улицах стало прохладнее, с неба посыпались редкие снежинки, на радость детям. Правда, чудо природы продлилось недолго: немного покружив, все они растаяли, не успев коснуться мостовой.

Ещё днём центр города казался грязным и убогим. Теперь, когда народ зажигал ароматические свечи в каждом доме, выставлял на окна лампы и выходил на улицы в нарядных туниках, район преобразился, наполнился красками, оттенками и звуками.

В небе, один за другим, пронеслось несколько самолётов-птиц, и никогда не устающие дети, с криками «Имме́рти, иммерти!», погнались за ними.

Один ребёнок подпрыгнул и на секунду завис над крыльцом. Мама тут же ловко поймала его за руку, спустила на землю и отругала. Фред подумал, что спит, или что его обманывает зрение, но через минуту девочка лет четырнадцати покружилась вокруг своей оси и, к изумлению Фреда, плавно, как невесомая, взлетела на высоту человеческого роста. Она была чем-то похожа того на мальчика, что завис над крыльцом. Наверное, старшая сестра. Своим прыжком она, как бы, дразнила младшего брата, ведь ему не позволяли делать то, что она уже могла. Девочка приземлилась на носочки, и развела руки. Мать подбежала к ней и заботливо потрогала её щёки.

В воздухе появился светящийся огонёк, похожий на негаснущий сполох от костра. Он завис на высоте пары метров над мостовой и медленно поплыл, наполняя улицы золотистым светом. За ним вспыхнул и пустился в плавание другой. Молодая пара запускала огоньки из полосатой трубки, напоминавшей хлопушку. Не только пара занималась подобным — множество людей выстреливали из трубочек летающие огоньки, и те зависали в воздухе, взлетая высоко над крышами, или оседая у самой земли. Каждый получался своего цвета, веса и яркости, и вот уже вся улица была усыпана блеском маленьких звёздочек. Особенно они нравились детям, и те смело брали их в руки, не обжигаясь. Правда, огоньки тут же гасли, превращаясь в маленькие угольки, пачкающие пальцы.

Когда Фред, как всегда, сопровождаемый служителями, проходил по улицам, толпа расступалась. Не было понятно, то ли они боятся, то ли делают это из почтения. Вскоре, Фред немного привык и, подобно служителям, перестал обращать внимание на толпу, просто радуясь празднику.

— Напоминает Рождество, — заметил Фред, оглядывая цветные огоньки.

— Что, простите?

— Рождество. В том мире у меня было не так уж много счастливых дней. Только один день в году я радовался по-настоящему. Двадцать пятого декабря. Мачеха Стоун тогда становилась доброй и мы даже с ней не ссорились. Она красиво одевалась, была такой ласковой, милой. Она угощала меня конфетами. Особенно я любил такие леденцы, в виде трости. Знаешь? Ну, ты, наверное, их не видел никогда. Люблю Рождество! Ненавижу свой день рождения, и все остальные праздники, но вот его... да.

Однако Фред ещё больше загрустил при воспоминаниях о Рождестве. Ему казалось нелепым, неправильным и абсурдным отмечать этот праздник с мачехой Стоун, когда все остальные дети проводили вечера со своими родителями. Он не хотел признаваться, но именно Рождество было для него самым грустным, самым тяжёлым из всех праздников.

Пальцы Фреда замёрзли, несмотря на то, что вечер был тёплым. Прохлада северного ветра прошла, и последняя снежинка растаяла в небе. Снова напомнил о себе субтропический климат.

— А что это за праздник?

— День окончания Великой Межмировой войны, — пояснил Мэй. — Самой страшной в истории человечества. Она длилась двадцать пять лет и погубила больше миллиарда жизней.

В груди у Фреда похолодело.

— Миллиарда?!

Совсем по-другому воспринимались теперь случайные прохожие, что останавливались посреди улицы, чтобы обняться. Даже захотелось прижать кого-нибудь к своей груди, пожелать счастья и мира. Но, несмотря на праздник, люди сторонились Фреда: слухи, что этот иномирец — кандидат на признание реинкарнацией Инкрима — не обошли ни одного жителя.

— Расскажи мне об этой войне.

— Я вам не расскажу. Я вам покажу!

На площади в западно районе это время вот-вот должна была начаться пантомима. Фред и Мэй поспешили, чтобы успеть к её началу. Как объяснил по дороге Мэй, действие пантомимы разворачивалось во Вторую Эпоху Эйров, три тысячи лет назад.

— А мы живём в какую эпоху?

— Третья Эпоха Эйров, пятьсот двадцать шестой год.

Добрались до площади. К этому времени как раз показывали смерть царя Вепря, которая многими считалась отправной точкой на пути к Межмировой войне. Актёры, облачённые в наряды, напоминающие античные, скорбели над мёртвым телом, накрытым голубым саваном.

— Голубой у нас считается траурным цветом, — дал комментарий Мэй.

Тело царя плавно опустили под сцену. После этого свет на сцене погас на несколько секунд, а затем начался новый акт. Всё окрасилось алым, и на сцене появились восемь мужчин в масках животных, облачённые в панцири и вооружённые короткими мечами. Среди масок Фред тут же распознал ежа и зайца, потом ворона по длинному клюву, напоминающему маску чумного доктора, а после — медведя, лиса и орла. Ещё один зверь остался загадкой. Также была одна птица с коротким клювом, но поскольку в птицах Фред разбирался слабо, пришлось обратиться к ходячему либретто.

— Мэй? Кто это?

— Наследник престола — Соловей. Он взошёл на царство после смерти отца — Вепря, но семеро удельных князей остались недовольны. Они объявили войну Соловью, и началась легендарная осада Симмаратана.

Фред не особо внимательно следил за зрелищем — его куда больше интересовало, какого зверя изображал седьмой из удельных князей.

«Броненосец? Панголин? Росомаха? Чёрт его поймёт».

Пантомима затянулась, и Фред начал осматриваться в поисках красивых девушек. Таких оказалось на удивление много — едва не каждая третья. Единственной трудностью было то, что Фред не знал языка.

— Мэй! — перекричал он музыку и толпу. — Как сказать «привет» на вашем языке?

— Что? — поглощённый действием пантомимы, служитель Культа отвлёкся неохотно. Берроу повторил вопрос.

— Зачем тебе сейчас?!

И толпа, и сцена, в этот миг осветилась ярким голубым. Пантомима подошла к ещё одному трагичному моменту, причём куда более драматичному — казни Соловья. С девушками во время этого эпизода говорить было бесполезно — их взгляды были направлены только на сцену. Многие из них плакали.

С актёра сняли птичью маску, обнажив прекрасное лицо юноши, в голубых глазах которого застыла бесконечная скорбь. На мгновение холодок пробежал по спине Берроу. Актёр был непозволительно хорош в этой роли. Десятки девушек протянули вперёд руки с платочками, будто преподнося подарок актёру, и этот жест был понятен без пояснений. Многие отвернулись, когда Соловья начали пронзать копьями. Одно за другим, в его бледное тело вошло четырнадцать копей. Когда семеро палачей разошлись, Соловей упал на колени и окинул зрителей прощальным взглядом. Душа покинула его, оставив пустую оболочку, и безжизненное тело рухнуло набок. В это невозможно было не поверить — актёр, казалось, умирал тысячи раз и, будто в первый и последний раз, умер на сцене.

Дальше семеро в масках животных бились между собой: то трое против четверых, то внезапно двое на двое на трое, по пятеро против двоих. Так и не решив, кто из них сильнее, они разошлись, и сцена окрасилась в разные цвета. Пока это происходило, Фреда не покидало чувство утраты — настолько врезался образ.

— Дальше — восстание тархамэлитов, — шепнул Мэй.

Самая горькая часть пантомимы прошла, и толпа заметно расшевелилась.

До появления Инкрима Фред не дотерпел — он был измотан за полный впечатлений день, и решил уйти домой спать пораньше.

«Домой, — поймал он себя на мысли. — Я уже называю это место домом».

2

На следующее утро, встав ещё до рассвета, Фред в очередной раз прогуливался по коридорам своего древнего жилища. Ему нравился сырой пещерный запах, нравилась тусклая полутьма, по-своему инфернальная в свете факела, но, в то же время, величественно-спокойная. Он задрал голову, пытаясь увидеть символ на потолке. Ничего не было видно, однако символ чувствовался. Он был там, не одно тысячелетие, он словно взирал на тебя сверху вниз, заставляя задуматься о высоком и вечном.

Варавит как-то посоветовала ему заглянуть в подвал.

«Интересно, что там? И как туда попасть?»

Он интуитивно догадался попробовать спуститься на нижний этаж и прикоснуться к полу тремя пальцами. Никакой реакции пол не выдал. Тут Фред заметил небольшое углубление в стене, ближе к полу, со скруглёнными краями и высотой не больше метра. Он прикоснулся к углублению, и тут же провалился вперёд, упал в какую-то тёмную шахту, как Санта Клаус в дымоход, и оказался лежащим на полу в круглой светлой комнате. Рёбра гудели от удара. Но Фред нашёл в себе силы оторваться от пола.

В комнате было пусто и настолько светло, что слезились глаза, но к свету они привыкли довольно быстро. Свет равномерно исходил от стен, или, точнее сказать, от одной сплошной замкнутой стены. Фред заметил дверной проём и прошёл туда.

Как только он переступил порог соседней комнаты, та осветилась таким же равномерным, но более мягким светом. На этот раз, помещение оказалось квадратным, и было заставлено рядами полок. То, что лежало на полках, заставило сердце Фреда биться сильнее. Нормального человека оно могло ужаснуть, но для Берроу зайти сюда было всё равно что ребёнку оказаться в магазине со сладостями.

Оружие! Много различных видов холодного и огнестрельного оружия разных эпох. И даже такого, какое Фред никогда в жизни не видел. Примерно каждый пятый предмет он узнавал. Остальное, видимо, было оружием этого мира. Длинные непонятные трубки разных форм и размеров. Здесь было множество мечей и клинков. Попадались луки, арбалеты, мушкеты, ружья, а некоторые предметы напоминали привычные пистолеты и автоматы. Лучшего нельзя было предугадать. Взяв скромный короткий клинок, Фред вернулся в круглую яркую комнату.

Стены, пол и потолок ожили, в один момент погрузившись в полумрак, а затем озарились тоскливо-серым пламенем. Проступили очертания покрытой пеплом равнины. Над головой, будто унылое лицо, глядела на землю тусклая полная луна, окружённая обрывками чёрных туч. Казалось, пол под ногами задвигался. Фред невольно уронил взгляд, и обнаружил, что стоит на обожжённой траве. Кругом торчали из земли деревянные балки. Огонь, время от времени вспыхивая от ветра, жадно поедал их остатки. Скелеты деревянных домов. Это было поле брани.

Солдаты в отливающей красным чешуе отчаянно сражались против вражеской армии — солдат в чёрных панцирях. Панцири постепенно одолевали красных, но тут из-под земли показались странные существа. Похожие на людей, они воспринимались скорее как мёртвые, но ведомые потусторонней силой животные, с тонкими длинными зубами, торчащими во все стороны клочьями волос, чёрной, как сажа, сморщенной кожей и пустыми белками глаз. У них не было носов — вместо них, две дырки над пастью. У некоторых из груди торчали кости, а у иных были культи вместо рук. Пальцы были покрыты несколькими слоям когтей. Существа очень быстро бегали и постоянно истошно кричали что-то вроде «хш-ша-а-а!» переходящего в визг. В каком бы месте ни просвистел этот безудержный адский визг, в то же мгновение падал замертво солдат, с прогрызенной до костей шеей. Не важно, какого лагеря. Ужас застывал на бледных лицах мужчин. Мечами, топорами и молотами чешуи и панцири отчаянно отбивались, но чёрных тварей становилось только больше, как если бы из каждого разрубленного пополам вырастало двое новых, ещё более агрессивных. Одна из тварей напала на Фреда со спины и больно укусила за шею. Тут всё исчезло, и Фред обнаружил себя в пустой белой комнате. Он потрогал шею. Никаких следов укуса. Значит, всё это было иллюзией? Очень «живой» иллюзией.

Фред посмотрел на клинок в своей руке. Не сразу до него дошло — комната, в которой он стоял — тренировочная. И он проиграл. Руки у Фреда тряслись. Он вернулся в оружейную и положил клинок на место. Круглая комната теперь вызывала страх, но, в то же время, и таинственное притяжение. Чем страшнее, тем интереснее.

«Наверное, это мой рай».

Фред заметил Мэя, протиравшего пыль в углу.

— Вождь! — испугался тот.

— Не знал, что ты здесь. Тебе тут нравится?

— Тренировочная и оружейная — сердце башни, — любовно осмотрел помещение Мэй. — Мы установили здесь генератор, который создаёт энергопоток и поддерживает свет, когда в помещении кто-то находится, — он приложил руку к шероховатой стене, излучающей мягкий холодный свет. — Оружие необходимо постоянно протирать, смазывать маслом, иначе оно заржавеет. Поэтому генератор очень важен.

— Я хочу знать всё. Каждый предмет, каждый ножик, — взяв одну из трубок, он взвесил её в руке. На ощупь блестящие палки напоминали не то металл, не то камень, а у большей части из них концы были заострены. Создавалось впечатление, что этими штуками можно только колоть, однако интуиция подсказывала Фреду, что они гораздо мощнее, чем автоматы, гранаты и пулемёты.

Подойдя к одной из полок, Мэй провёл рукой по рукояткам мечей и сабель. Все они, начищенные до блеска, лежали строго параллельно друг другу.

— Всех предметов не изучишь за день.

— И всё это хранилось тысячи лет?

— К сожалению, нет. Коллекция не сохранилась. Её изъяли ещё когда осудили Инкрима. Затем предметы были разграблены и распроданы поштучно.

— Какое свинство.

— Да. Это всё муляжи. Вы же не думаете, что кто-то позволит нам держать в подвале башни настоящее оружие? Тем более, оно стоит целое состояние. Мы только недавно восстановили полную коллекцию. Все эти предметы действуют иллюзорно, да и то лишь в пределах тренировочной комнаты. Снаружи это просто куски металла.

— Замолчи, — Фред заметил саблю с волнообразными краями и осторожно погладил её по лезвию. — Хочешь сказать, и эта сабля — фальшивка?

— Холодное оружие настоящее. Лезвия затуплены, но если их наточить, — Мэй не договорил, и вместо этого, взял небольшой нож, ловко покрутил его одной рукой, пару раз перебросил из одной руки в другую, подхватил и поймал двумя пальцами за лезвие, не глядя. Напоследок он подбросил нож почти до самого потолка и поймал из-за спины, даже не поведя бровью.

— Как?! Как ты...

— Я прихожу сюда каждый день, чтобы тренироваться. Только не говорите другим смотрителям — это мой секрет.

Внимание Фреда привлёк самый длинный из предметов — светло-голубая заостроённая палка, покрытая гравировкой, напоминающей морозный узор. Он аккуратно взял эту вещь за коричневую деревянную рукоять и посмотрел поближе. Длиной этот предмет был чуть больше полуметра, а весил как чугунный.

— То, что вы держите в руках — Ледяной Бык. Его оригинал был утерян сразу же после того, как Инкрима казнили. Об этом оружии ходят легенды. Бык замораживает. Всего одна секунда, и кровь стынет. Мгновенно! И во всём организме сразу. Орудовать им нужно очень осторожно — одно прикосновение, и он сработает.

Инкрим поднёс палец к оружию, но отдёрнул, как от утюга. На какое-то время он забыл, что перед ним — обыкновенный муляж.

— Это — Красная Кобра, — Мэй взял серую палку в виде зигзага, расписанную под змеиную чешую. Коброй вещь назвали, видимо, потому, что её гарда напоминала «капюшон» этой змеи. — Когда она активна, она разгорается до красноты и ярко светится. Суть её действия прямо противоположна Ледяному Быку — она сжигает. Пользы в бою от неё немного — желателен контакт с голой кожей или тканью, а прожигать броню она не в состоянии. Но зато выглядит очень эффектно, — он положил Кобру на место. — Но что не сравнится по эффективности — так это Белая Орлица. Жемчужина коллекции, — он взял прямую серебристую палку с крестовиной в виде крыльев, расписанную гравировкой в виде орлиных перьев. — При взмахе она образует светящуюся дугу, расходящуюся в разные стороны от наконечника. Если надавить, дуга летит вперёд со сверхзвуковой скоростью, рассекая дерево, металл, камень и головы врагов. Дуга выглядит очень красиво, и напоминает крылья птицы. Она зачаровывает даже противников, и те не успевают опомниться, как уже мертвы, — Лилмэи с трепетом положил Орлицу на её полку в центре стенда. — У неё есть только один недостаток — она стреляет раз в несколько минут.

В дальнем углу Фред заметил короткий и отличающийся от других по форме предмет. На конце у него была шишка, шириной с ладонь, а сверху короной торчал пучок из игл.

— О! Это Злой Шиповник. Очень жестокое оружие. При контакте он выпускает отделяемые лезвия с волнистой поверхностью, которые проникают под кожу и начинают расползаться под ней, рассекая мышцы изнутри. Лезвия разделяются на ещё более мелкие, а извлечь их невозможно, так как двигаются они очень быстро и всегда устремляются вглубь. Инкрим почти не использовал это оружие. Но легенда гласит, что однажды он казнил им маньяка, что изнасиловал трёх своих дочерей.

— Боже! Какой ужас... Мне он нравится! — он взял с полки Шиповник и подкинул.

— Осторожно, ради Демиурга! — Мэй отнял у Фреда предмет. — Это вам что, игрушки?!

— Ты же сам сказал — это муляжи.

— Так и есть, но, — смотритель аккуратно вернул Шиповник на место. — Поймите, вождь, уважение превыше всего. Да и вообще! — вспылил он. — Кто ты такой, чтобы... Чтобы... Простите, — Мэй покраснел.

— Нет, нет, что ты? Выскажись.

— Как? Как это?

— Ну, — Фред развёл руками. — Как тебе объяснить? Выплесни эмоции. Валяй, я всё стерплю! Серьёзно, парень.

— Что значит «выплесни»? Простите, вождь, но эмоции — не грязная вода, чтобы её выплеснуть.

— Друг, — Фред приобнял смотрителя, отчего тот поморщился. — Если тебе что-то не нравится, не надо держать в себе. Знаешь, — он отошёл к стене и сел на корточки, прислонившись спиной. — Я с детства был злым и ненавидел окружающих. Если мне что-то не нравилось в людях, я говорил им... слушай, я так не могу, сядь рядом со мной.

— Рядом? Зачем?

— Сядь!

— Ладно, — служитель Культа повиновался.

— Когда-то я тоже ненавидел весь мир. Но когда я оказался здесь, в этом городе… как он? Чимстон?

— Чхимтосэн.

— Да, верно. Я… словно родился заново. Я был мёртв, а теперь я жив, понимаешь? И всё это благодаря Марку.

3

При выходе из башни, Фред заметил девочку. Маленькую, лет трёх, в красном платьице. Что в ней было удивительного? Он не сразу обратил внимание. Лишь когда опустил глаза на её красные туфельки. Дело было даже в туфлях, а в том, чего они касались. Девочка смело стояла на круглой площади, хотя остальные жители поколениями боялись на неё ступить. Фред не отрываясь смотрел на девочку не меньше минуты, в её чистые детские глаза, похожие на драгоценные камни, окутанные тонкой оболочкой росы, и долго пытался понять, что же он видит в них? Страх? Любопытство? Наверное, любопытство, которое возникает всегда, когда страх побеждён. Оно было настоящее, живое, детское. И в этот момент Фред испытал неизвестно откуда взявшееся чувство вины перед детьми. Перед всеми детьми Человечества. В подсознании возникла горячая скручивающая рассудок боль. Когда девочка убежала, Фред Берроу остался глядеть ей вслед.

Он вернулся домой ближе к сумеркам и застал «муравейник» за своими обычными неспешными делами. Кордой спал в своей комнате на третьем ярусе, Илман развешивала бельё во дворе, пока там кто-то мылся, совершенно при этом не смущаясь. Теуш перебирал струны.

— Нихао! — поздоровался он, когда Фред проходил мимо.

Лазер, в большой комнате на втором ярусе, на полу, покрытом циновкой, старательно пыталась научить шестилетнего мальчишку говорить по-английски.

Фред прошёл дальше, в комнату, где обычно собирались старики. Там были Хмурый и тётя Варавит. Хмурый старательно пересчитывал монетки, а тётя, в очках на верёвочках, штопала балахон.

— Ты был в подвале? — спросила она, сняв очки.

— Был, — кивнул он и сел в плетёное кресло напротив.

— Хочешь, я расскажу тебе историю, связанную с этой башней?

— С удовольствием послушаю, — он сел поудобнее.

— Ты, наверняка, знаешь, кто такой Инкрим. Если нет, я тебе расскажу. Более двух тысяч девятисот лет назад в одной деревне родился ребёнок. История не сохранила ни его детского имени, ни сведений о его родителях. Три года спустя, жестокая междоусобица разрушила его деревню и сожгла её дотла. Мальчика подобрали и усыновили двое странников, которые бродили от одной сожжённой деревне к другой и помогали людям. Их звали Тангер и Ариста. У обоих была тяжёлая судьба. Тангер родился в южной земле и был невольником. Он участвовал в царских развлечениях на арене. Мать была племянницей знатного протектора. Но война изменила их судьбы. Тангер и Ариста встретились в нелёгкое время и отправились в долгое путешествие.

— Постой-постой, — Фреду стало не по себе. Ему расхотелось слушать. Будто каменный груз повис у него в груди. — Я был приёмным? Вернее, он был приёмным? Инкрим.

— У нас, в Чхимтосэне, нет жёсткой грани между приёмными и родными. Для нас важнее тот, кто воспитал ребёнка, нежели тот, кто родил. И для Инкрима этими людьми были Тангер и Ариста. Самыми важными людьми в его жизни. Маленький мальчик трёх лет, увидев Тангера и Аристу, побежал за их повозкой. Сердце Аристы не выдержало и она подобрала ребёнка. Именно этому мальчику было суждено трижды захватить Симмаратан.

— Симмаратан, — Инкрим задумчиво повертел это слово на языке. — Где-то я это слышал.

— Это столица древнего царства, в котором родился, а потом и правил, Инкрим. За две тысячи триста лет до Инкрима этот город основал вождь Медвежья Шкура. Из далёких северных земель он привёл свой народ на юг, до западного мыса полуострова. Там он увидел знак: луч солнца, пробиваясь сквозь облака, падал на прекрасную зелёную долину. И тогда вождь Медвежья Шкура решил назвать свой город Золотой Луч, или Тархамэль, в память о великом знамении. Свой город он передал во владение сыну — Соловьиной Трели. От Соловьиной Трели пошёл род, расширивший пределы царства Золотого Луча до масштабов всего полуострова, вплоть до гор, на севере, а затем и на юг, за узкий перешеек, называемый Горлом. Позже город завоевали ирайярцы, запретили местный язык, а город обрёл новое имя — Симмаратан. Но это отдельная история. Однажды царство распалось. У Вепря — предпоследнего царя — было семь дочерей и только один сын, причём только он один был рождён от жены. Дочери — от наложниц. Сын избрал себе имя Соловей, отдавая дань уважения основателю династии — Соловьиной Трели. Дочерей Вепря отдали замуж за удельных князей. Конечно же, князья не хотели довольствоваться своим положением и, сговорившись, напали на Соловья. Однако, молодой царь был очень умным, и сумел поссорить князей, тем самым, выиграв время, чтобы подготовиться к войне. За время подготовки, вошедшее в историю, как период сильнейшего духовного и научного подъёма царства Соловья, прямой наследник Вепря развил военные технологии, позволившие ему долго противостоять всем семерым завистникам. Когда распря закончилась, князья вновь обратились против Соловья. Они осадили Симмаратан и спалили все кормящие его деревни, обездолив крестьян. Именно с этого времени — с Великой осады, которая продолжалась пять лет — и начинается история Тангера и Аристы.

— Вы обещали рассказать о шестигранке.

— Терпение, дорогой Фред. Мы ещё дойдём до башни.

— Почему у неё шесть граней? — не унимался Фред. — Не четыре, не пять, не семь…

— Ты же знаешь, что миров пять?

— Знаю. При чём тут это?

— Один из миров был открыт случайно, благодаря Инкриму. Когда армия Инкрима переходила из захваченного Райяра в Мир Металла, произошла катастрофа. Скорость обращения Энергии в Портале начала расти. Сорок тысяч солдат вошло, а вышла всего половина.

— Они погибли в… Тоннеле?

— Нет. Вернее, не все. Но эту историю я тебе расскажу подробнее в другой раз. Важно то, что открытие Инкрима перевернуло устоявшееся представление об Эссэнтари. Инкрим был уверен, что когда-нибудь покорит все миры. Шестая грань символизирует те миры, что пока не открыты. Кстати, в древности была и крепость, тоже в форме шестигранника, но после свержения Инкрима её снесли. Башня — единственное, что Культу удалось отстоять. Но мы отвлеклись. Осада! История Осады — это как раз то, что напрямую связано с историей башни.

Фред закрыл глаза. Словно в туман, он плавно опустился в глубины своего подсознания. Лишь голос старушки Варавит проникал из внешнего мира, будто из-за облаков. Он видел огромный чудесный город у моря, обнесённый несколькими рядами каменных стен. Видел величественный стадион и высокую башню. Красно-зелёные знамёна развевались над стеной. Он присмотрелся. Знамёна изображали то самое знамение — зелёная долина, красный закат и жёлтый луч солнца, падающий с синих небес.

Было жаркое лето. Воины на стене, в зелёных плащах и серебристых панцирях, смотрели в подзорные трубы и радовались, поднимая вверх кулаки. Было понятно, что враги отступают. Но после радостного дня настали тяжёлые времена. Листва на деревьях пожелтела и опала. Провизии в амбарах оставалось всё меньше и меньше. Осенью враги в синих плащах подобрались вплотную к стене, так, что их стало видно невооружённым глазом. За ними подтянулись и другие — в серых плащах и серых шлемах с широкими полями. Здоровенные мужчины с лицами, перекошенными злостью, ходили вдоль крепости, на расстоянии чуть дальше выстрела, показывая свою наглость.

— Осада длилась уже год, когда случился судьбоносный перелом, — продолжала Варавит. — Кто-то из предателей выдал врагам военные технологии Соловья, и вражеские армии начали изготавливать «громовые трубы». За осенью наступила зима. Город покрылся белым саваном, а с неба непрерывно шёл снег. От холода не спасала даже близость моря. Этим воспользовались враги, усилив атаку на городские стены.

Воображение перенесло Фреда в башню одной из крепостей, где, в покоях племянницы протектора, лежала на кровати златокудрая женщина. Вокруг неё суетились женщины в белых халатах. За дверью сидел мужчина в зелёной военной форме. Он нервничал.

— Осада сблизила всех — и богатых, и бедных. К обороне города привлекали крестьян, ремесленников и даже рабов. В качестве исключительной меры, Соловей издал указ, дающий право рабам жениться на дворянках, а дворянам — на рабынях. Впрочем, Тангер уже не был рабом — к тому времени, он стал личным телохранителем племянницы протектора. Тангер и дворянка Ариста, тайно любившие друг друга, могли больше не скрывать свои чувства и поженились.

Фред видел, как, под грохот зимних пушек, на свет появляется младенец. Он маленький, сморщенный, кричащий, но, глядя на него, плачущая златокудрая женщина видит в этом комочке жизни дар богов. Ему перерезают пуповину, пеленают и передают в руки матери.

— Это был первенец. Так как детям в Эттоме обычно не дают имён, чтобы те сами выбирали свою судьбу, ребёнка назвали Китари, что означало «Сын Тангера и Аристы». Через семь лет, уже в скитаниях, родится второй, и его назовут Каритан. Первый изберёт себе имя Последняя Надежда, а второй — Небесный Странник. А ещё через год, Тангер и Ариста подберут в разрушенной деревне трёхлетнего малыша, который, спустя много лет, станет Завоевателем Земель. Но, вернёмся во времена Осады.

Зима сменяется весной, и ручьи талой воды текут по бело-зелёной поляне среди шапок снега. Воины в синих и серых плащах мельтешат как муравьи, ступая по ручьям грязными сапогами.

— Приготовить пушки! — командует воин, похожий на римского центуриона, в шлеме с чёрным гребнем.

Огромные орудия, расписанные волнами, подкатывают на расстояние, оптимальное для удара и ставят в одну шеренгу. Словно играя на дьявольском пианино, «центурион» машет руками, отдавая приказы пушкам стрелять по стене. Каменная стена осыпается. Земля перед ней покрыта обломками и каменной пылью.

— Минуло пять суровых лет осады. И город пал.

Пробита брешь в одной из стен, и в неё, как зараза в лишённый иммунитета организм, просачиваются толпы солдат в сером и синем. За ними — ещё пять видов, и все, с одинаковой жадностью, со злорадством, ломают, жгут, грабят, насилуют и убивают в стенах столь лакомого и долгожданного города.

— Однако это лакомство их и погубило. Насытившись и вдоволь навеселившись, солдаты враждебных армий расслабились и, ночью, заснули. Они не знали, что их поджидает смерть, затаившаяся под землёй.

Взор окунулся сквозь каменную мостовую в тёмные поземные тоннели, сплетающиеся паутиной. В этих тоннелях, с факелами и оружием в руках, сидят горожане и оставшиеся воины. Они ждут команды, чтобы в один миг, как цикады, повылезать наружу, со всех щелей, и нанести решающий удар по спящим убийцам и грабителям.

— В ту ночь княжеские армии потеряли порядка пяти тысяч солдат и не меньше сотни офицеров.

— Что было потом?

— Два княжества разделили между собой город Золотой Луч и земли Соловья. Самого Соловья повесили на дыбу, на площади перед стадионом, живьём содрали кожу и проткнули насквозь четырнадцатью копьями, символизируя четырнадцать передовых батальонов. Этой акцией двое князей, захватившие город, решили устрашить остальных пятерых, чтобы поставить их в подчинение. Тем это, разумеется, не понравилось, и началась долгая жестокая междоусобица, которая растянулась на шестнадцать лет. Тангер и Ариста бежали из города. Долгое время они бродили по разным землям, в поисках хоть одного спокойного места, но везде, куда бы они ни пришли, встречали только разруху, голод и нищету. Тогда они поняли — если мы не можем найти мир, надо посеять его самим. Они решили помогать людям и усыновлять сирот. Ты — не единственный усыновлённый, Инкрим. Кроме тебя родными у Тангера и Аристы были только дочь Даймар и шестеро сыновей. Остальные пятеро братьев, включая тебя, и семь сестёр, были найденными сиротами. Тому, как дальше разошлись их пути, посвящены отдельные книги великого эпоса «Тангер и Ариста», который наш Культ хранит и передаёт из поколения в поколение. Одна из книг, самая объёмная и ценная, да и самая интересная, посвящена Третьему из Одиннадцати. Это сердце эпоса, как сердце «Махабхараты» — «Бхагавад-Гита». Книга называется «Кигорэнми Инкрим». «Третий из Одиннадцати — Завоеватель Земель». Об Инкриме писали очень много. Всего за один день не пересказать. За свою долгую жизнь он создал три империи, и все они были разрушены его врагами. Но знаешь, что Инкрим почерпнул из истории о Великой осаде?

— Что же?

— Именно то самое интересное, что тебе стоит узнать о шестигранке. Он использовал ту же идею подземного города, что была в Симмаратане!

— Значит, — он глянул себе под ноги. — Под городом есть ещё один? Подземный?

— Да! Вход туда только один. Из подвала башни. А выходов много. Эта башня очень тесно связана с городом. Она — стержень, на котором держится город! Без неё города не будет. Поэтому и нужен Культ. Чтобы оберегать её и хранить как достояние истории, — Варавит на миг закрыла глаза и погрузилась в глубину веков, но приземлённый Берроу вернул её в настоящее.

— Погодите, как это выходов много? Я так понимаю, где вход, там и выход. Нет?

— Они так хорошо замаскированы, что многие до сих пытаются их найти. По подвалам, переулкам, канализации, в бочках, канавах, тупиках. Бесполезно! Большинство настолько отчаялись, что согласились поверить, что подземный город — легенда.

Фред подался вперёд.

— Но мы-то знаем, что это не так, верно?

Варавит молча кивнула, чуть заметно улыбнувшись.

4

Рано утром Теуш и Мэй уговорили Фреда снова пойти на базар. На вопрос «А что мне там делать?», Мэй ответил, что Фреда ожидает очень важная встреча.

— Опять эти ваши предсказания, — вздохнул Фред. — Ладно, идём. Уж лучше запах рыбы, чем сидеть тут и кормить клопов.

Об Аммерте говорили очень много. Это имя Фред постоянно слышал в Культе, но не понимал, кто такой этот Аммерт, пока сам не расспросил. Говорили, что он пилот, а имя переводится как «Небесный Странник», что не случайно. В Эттоме каждый сам выбирал себе имя по достижении совершеннолетия. Аммерт был не просто «Небесным Странником» и пилотом, а реинкарнацией младшего брата Инкрима. Аммерт нечасто появлялся в Культе, и даже в своём доме в северо-западном районе проводил от силы три месяца в году.

— Аммерт пилотирует иммерти. Вы как-то видели железную птицу в небе.

— Эта штука называется иммерти? А как она летает?

— О! В вашем мире это назвали бы магией, — протянул Мэй. — Иммерти летает на энергопотоках, и не нуждается в топливе. Ну, почти. Об этом вам расскажет сам Аммерт. Я сам в этом плохо разбираюсь.

Чтобы скрасить ожидание, Фред наблюдал, как ведут себя люди на базаре. Нужно было понять, какие они — жители другого мира. В отличие от рынков Сата, здесь никто не торговался. Люди суетились, но это была, скорее, весёлая, чем напряжённая суета. Кто-то боялся не успеть на свежее, другие, напротив, никуда не торопились, чтобы купить подешевле. Но Фред заметил одну категорию людей, которая держалась не так, как остальные. Они носили маски и чёрные плащи. Эти странные люди часто приходили на базар, но ничего не покупали, а только брали в руки, осматривали, обменивались парой фраз с продавцами и покупателями, и медленно шли дальше. В целом, они выглядели сурово и внушали необъяснимый страх, несмотря на то, что не отличались телосложением атлетов. Стоя рядом с ними, хотелось отвернуться и ни о чём не думать.

— Это бахмы, — предугадал вопрос Мэй. — Четвёртая страта.

— А тэны, стало быть, пятая?

— Тэны вне страт. Над бахмами стоят чантары — третья страта. Над чантарами — нэфы — те, кто владеют искусством семи телесных токов. Нэфы могут исцелять и калечить, не прикасаясь, — Мэй говорил вполголоса, поглядывая на проходивших мимо бахмов.

— А над ними?

— Эйры. Это те, кто владеют техниками пространства. Эйры могут перемещаться за доли секунды на любое расстояние. Также они открывают Тоннели и управляют погодой. Благодаря эйрам, у нас стабильные дожди.

— Но за стабильность надо платить. Верно? — догадался Фред. Захотелось отвлечься. — Ну, где этот ваш Аммерт?

Широкая улыбка, по-детски восторженный взгляд и белая складчатая рубашка. Этот парень лет восемнадцати был заметен издалека — трудно было не узнать актёра, игравшего Соловья. Стоя у прилавка, он общался с продавщицей, активно жестикулируя и смеясь.

— Аммерт! — Мэй помахал ему, и только теперь молодой актёр заметил троих, что ожидали его примерно с полчаса. Прогулочным бегом, который подошёл бы для парка, но не очень годился для базара, он приблизился к Мэю и Фреду.

— Ну? Что? Этот?! — Аммерт уставился на брата по инкарнации. Восхищённо помотал головой.

— А ты сомневаешься? — спросил тот. Протянул руку. — Фред Берроу.

— Да знаю, знаю! — он представился, хотя и не было нужды.

— Давно приехал? — поинтересовался Мэй.

— Вчера. Только с иммерти и сразу на репетицию. Не успел к вам заглянуть, — он резко замолчал и вновь уставился на Фреда. — Инкрим. Инкрим, император! Я ждал этого тысячелетиями!

— Спокойно, Аммерт. Ещё не доказано, что он — Инкрим, — охладил того Мэй.

Небесный Странник говорил на правильном английском, разве что с небольшим акцентом — тянул некоторые гласные, иногда невольно вставляя звук «у» в середину слова. Говорил он быстро, и в этом походил на Марка. Только Марк иногда делал паузы. На Аммерта же иногда находил такой порыв, что он начинал тараторить без умолку, не давая собеседнику вставить и междометия. Иногда он, напротив, становился молчалив и грустен. В такие моменты, Аммерт словно губка впитывал окружающие звуки, виды и запахи.

По пути с базара, он то и дело натыкался то на одного, то на другого знакомого. Казалось, покинуть базар теперь стало невыполнимой задачей. Неожиданно бросив попутчиков, Аммерт подбежал к бородатому мужчине лет сорока. О чём-то поговорив на неизвестном языке, Небесный Странник переключился на девочку в голубом платье, с глазами, подведёнными чёрной тушью. Аммерт, кажется, расспросил её обо всём. Та отвечала подробно, увлечённо. Наконец, он поцеловал девочку в лоб и отпустил. Фред было подумал, что на этом всё, но общение с девочкой оказалось только началом. Впереди было ещё пять-шесть человек, и со всеми парень разговаривал, будто с родными после долгой разлуки.

— Мэй, поторопи его.

Но Мэй ничего не мог поделать. Даже когда трое покинули базар, было трудно спокойно пройти по улице, чтобы где-нибудь Аммерту случайно не встретился друг, приятель, приятельница или шапочный знакомый.

К тому времени, как добрались до Культа, Аммерт будто растратил всю свою энергию. В комнате, где обычно собирались старики, его ждала расстеленная койка. Там же сидела за вышивкой Илман. Увидев гостя, она поднялась и улыбнулась искренней сияющей улыбкой, будто ребёнок, увидевший Санта Клауса.

— Илман, — Аммерту хватило сил на поцелуй в щёку.

— Ты со всеми девушками целуешься? — раздражённо спросил Фред.

— Э… в смысле?

— В наше мире так принято, — пояснил за него Мэй. — Мужчины и женщины всегда целуются, а мужчины пожимают руки.

— Погоди, и что, не важно, в каких вы отношениях? Может, вы едва знакомы! А знаешь, сколько бактерий передаётся при поцелуе? Так, стоп. А почему тогда Илман ни разу меня не целовала? А Варавит? А другие женщины?

Мэй и Теуш переглянулись.

— Вы… иномирец.

5

Пока Аммерт успел переговорить со всеми в Культе, включая кошек, собак и кур, настали сумерки. Гость ушёл в свою комнату и крепко заснул.

«Вернуться с долгой миссии, из параллельного мира, встретиться с братом по инкарнации, и обмолвиться с ним парой слов! А на кур у тебя времени хватило!»

Ни минуты не сомневаясь, Фред пожаловался хозяйке Культа, сидя за столом на кухне.

— Пойми его, Фред — Аммерт родился рабом в Мире Богини Хатм. Его всё детство окружали только надзиратели и другие рабы. Других детей рядом не было — не с кем пообщаться. Его тогда звали Олиу, что означает всего-навсего «сто семь». Когда Кайрил освободил Олиу, тому было шестнадцать. Оказавшись в новом для себя мире, он полностью преобразился. Для него это было как перерождение. И тебе предстоит то же, если ты вспомнишь прошлую жизнь.

— «Вспомнишь, вспомнишь»… Заладили одну и ту же пластинку. А если не вспомню? Я даже детства своего не помню.

— В твоём детстве и кроются ответы.

— Объясните, как мы могли быть братьями в прошлой жизни? Мы совсем не похожи — у него волосы светлые, у меня — тёмные. У него глаза голубые, у меня — карие. У него лицо овальное, у меня — треугольное.

— Вы не были родными братьями, но разве это имеет значение? В Эттоме нет чужих детей.

— Вы уже говорили. Так он был родным?

— Да, он родился от Тангера и Аристы. Правда, злые языки говорят, что настоящим отцом Аммерта был Соловей. Мы не верим в эти россказни.

— Где он работает? Он кто — пилот, актёр…

— Актёрство — увлечение. Он — пилот у камма́та Цхиру́ты Шу́ха. Это член городского совета. Он очень богат, — последнее Варавит произнесла вполголоса. — Цхирута Шух очень требователен. Получить у него должность — мечта половины города. Аммерт лезет из кожи вон, чтобы удержаться у него на службе.

— Он так хорошо платит?

— Дело не только в деньгах. Камматы дают наградные грамоты. Эти грамоты потом можно обменять на любую ценную вещь. Само слово «каммат» происходит от выражения «давать бумагу». Те, кто на них работают, называются каммата́рами. Как правило, камматары выполняют опасные миссии в разных мирах, и не все выживают. Сейчас в Мире Металла идёт страшная война. Впрочем, там постоянно идут войны, но эта… Не помню подобной по уровню жестокости. Аммерт выполняет миссии по доставке грузов с острова на остров, и каждый день рискует жизнью.

Фред задумался.

— Вот почему он… такой.

6

В городе второй день продолжался праздник. Музыка лилась отовсюду, на каждой улице стояли музыканты — играли кто на дудочке, кто на ручной арфе, причём струны перебирали причудливым медиатором, похожим на половину монетки. Слушатели бросали деньги прямо на землю, и так много, что музыканты даже не обращали на это внимания, и после игры собирались далеко не всё. Большая часть доставалась бродягам.

Аммерт, отдохнувший, нашёл-таки время получше познакомиться с братом по инкарнации. Теперь они оба гуляли по западному району, освещённому фонариками и летающими огоньками. Поодаль шагали Кордой, Увар и третий служитель, имя которого Фред так и не выучил. Эти были самые строгие — отойди от них на пару шагов влево или вправо, как служители тут же ловили и напоминали о мерах предосторожности.

Между тем, люди на улицах обнимались и целовались. Некоторые делили пряники и лепёшки. Мужчины в шутку боролись, женщины хвастались нарядами, а дети играли, бегая под ногами. Всё было привычно и даже слишком знакомо, несмотря на то, что это, казалось бы, параллельный мир. И всё же, в этих людях было какое-то отличие. Какое? Фред никак не мог уловить.

Никто не пил. Наверное, здесь и пролегала пропасть. Не сказать, что алкоголя не было во всём Чхимтосэне, но крепче медовухи здесь, похоже, не употребляли ничего. Даже молодые и дерзкие держали себя в руках, не шатались пьяными, не орали песни невпопад. Бродили за руки, беседовали, спорили, играли, общались, участвовали в уличных импровизациях, но... не напивались. Многое ли они теряли? Кто знает? Это был другой мир.

Компания гуляла по второму ярусу. Для Фреда это было непривычно. Можно было подумать, что идёшь по площади со множеством канав, а люди то спускаются в яркое разноцветное подземелье, то поднимаются из него на площадь. И только башня-шестигранка по-прежнему возвышалась надо всем, напоминая, что ты в Чхимтосэне. На втором ярусе не было ни одного ограждения. Даже дети спокойно бегали по краю, а если и ступали за край, нечто незримое отталкивало их, словно батут. Некоторые малыши допрыгивали до середины разрыва и барахтались прямо над улицей. Родители, конечно, ругали их и грозили пальцами, но, похоже, не это останавливало ребят. По невидимому куполу трудно было передвигаться, разве что мелкими прыжками. Если бы не это продуманное свойство, малыши, наверное, резвились бы там вовсю.

— Я перестал видеть разницу между днём и ночью, — Аммерт не хвастался и не ныл. Он просто делился чувствами. — Когда переходишь из одного мира в другой, твои биологические часы сходят с ума. Пытаешься как-то настроиться, спать в одно и то же время, но на такой службе это невозможно.

— Аммерт, Аммерт, эй! — Лазер попрыгала перед ним. — А расскажи про Лучезарный.

— Лучезарный? Я ведь тридцать шесть раз рассказывал.

— Но Фред ещё не слышал. Верно, Фред?

— Хорошо, — компания спустилась и нашла две скамейки. — Брат, эта история для тебя. Но поскольку Лазер очень любит историю про Лучезарный, я расскажу и для неё. — Аммерт подмигнул.

1

На громадном континенте, в самом его центре, окружённый древними отвесными скалами, располагался город Лучезарный. Это была столица Девяти Пиков — одного из самых могущественных государств Мира Богини Хатм — и вотчина Громояда, Тридцать второго Вседержителя Пятой династии.

Все окрестные ручьи и горные реки стекались по каналам в искусственное озеро, вокруг которого и был построен великий город. С одной стороны это озеро сдерживала плотина такой высоты, что и три великана, встав друг другу на плечи, не смогли бы дотянуться до её вершины. Озеро кормило всех: от высших каст — советников, военачальников и наложниц, до низших — граждан, надсмотрщиков и рабов.

В сопровождении своих военачальников, вседержитель Громояд летал на магических железных мельницах, что издавали устрашающий грохочущий звук. Рёв этих машин держал в страхе и повиновении граждан Лучезарного, а врагов приводил в ужас. Каждый вечер громомашины, как их прозвали граждане, слетались в Генеральный штаб, который находился по правую сторону от Замка Громояда. По левую сторону была расположена обсерватория, где люди науки постигали секреты мироздания. Самое главное и высокое строение — Замок Громояда — находилось в противоположной стороне от плотины и отделялось от озера садом, который назывался Прекрасным. Замок был увенчан тремя куполами, сверкающими небесной лазурью, и украшен узором из рубинов и янтаря.

Представительницы высшей касты — наложницы — могли отдыхать в Прекрасном саду, где заботливые садовники выращивали диковинные растения со всего света. В саду было полно деревьев, одни только листья которых превышали человеческий рост, дивных певчих птиц и мраморных фонтанов.

Город, населённый свободными горожанами, разрастался вокруг, словно волны от булыжника, упавшего в воду. Утром и вечером он дышал, суетился беспокойным муравейником. В полуденный зной, жизнь Лучезарного замирала на несколько часов.

Ещё дальше, в скалах, были выдолблены пещеры, где просто, но со вкусом, жили надсмотрщики. Рабы же обитали исключительно в нижней части города. Маленькими хибарами была усеяна просторная и пустынная территория. Горожане жаловались, что власти не хотят её заселить, и давили на надсмотрщиков, а те, в свою очередь, избивали рабов. Рабам, кроме камня, избивать было некого. С раннего вечера до позднего утра рабы долбили скалы в поисках драгоценных камней и полезных ископаемых, а заодно и для расширения территории. Милостью надсмотрщиков, в полуденную жару рабы освобождались от своего труда. Всё остальное время — шестнадцать часов — они проводят с кирками, мешками и тележками. Мозолистыми руками, тысячами и тысячами этих рук, были построены и плотина, и каналы.

В царстве Громояда очень любили всё считать. Особенно когда речь шла о собственности, в том числе и живой. Всему здесь принято было давать какое-то числовое название, и даже целая страна называлась Девятью Пиками. Рабы, как считалось, по высшему разумению богов не имели души, и давать им имена было бы глупостью, поэтому, у рабов имелись только числа. Так, имя одного из тысяч рабов, полученное после смерти предыдущего владельца этого имени — Óлиу — означало «сто семь». Этого раба привезли с севера ещё младенцем, отобрав у покорённого кочевого народа. Белая кожа, светлые волосы и голубые глаза никого не смущали — рабовладельцам было совершенно всё равно, как выглядит говорящее орудие труда. Главное, чтобы оно работало.

У Олиу была одна особенность помимо кожи — он видел сны. Причём не просто сны, а воспоминания о прошлой жизни. Иногда он бродил во сне, и другие рабы наблюдали, как «сто семь» выходит под звёзды и буквально отрывается от земли. Приходилось держать его, прижимать пятки к земле, будить его, пока раб куда-нибудь не улетел. Друзья Олиу понимали, что каждый такой полёт может оказаться последним и всячески остерегали его от ночных прогулок. Иногда даже приходилось привязывать его к матрасу, а матрас набивать камнями. Постепенно, полёты прекратились, и «сто семь» начал спать спокойно. Однако, несмотря на то, что другие рабы тщательно скрывали правду об Олиу, слухи о юноше, теряющем связь с гравитацией, не могли не поползти по стране. Так они докатились до далёких-далёких базаров, где их и подхватила одна женщина…

Прошло два года с ночи последнего полёта. Олиу работал и жил как обычный раб. Каждый вечер, когда солнце начинало медленно скатываться в сторону Замка Громояда, «сто семь» покидал хибару, чтобы долбить камни. Белокурый раб обожал ночные смены. В это время от жары не оставалось и следа, над головой горели ясные звёзды, а надзиратели его не видели. Можно было немного расслабиться, а товарищи тебя прикроют. Отлынивать от работы должен был кто-то один, ведь чуткие на ухо надзиратели слышали, сколько кирок стучало в данный момент. Под утро становилось тяжелее всего. Тело покрывалось потом, вены вздувались, а спина краснела от ударов отдохнувших за ночь надсмотрщиков.

К полудню Олиу, на ватных ногах, брёл домой, в свою в хибару, где его ждали чай и горстка холодного риса.

Новый вечер — новый трудовой день. Раз в месяц выдавали чистую робу. Старая, к тому времени, рвалась и чернела. Олиу сегодня выдали свежую, и он радовался ей, словно мальчишка сладостям. Под одеждой, чистой и красивой, гулял ветер, приятно щекоча уставшее тело. Такой прохладный и по-своему «сладкий», после сотен часов «солёной» пыли. Новая роба — чем не повод устроить себе маленький отгул? Сбежать с карьера потайным лазом в горах, за водопадом, и наверх, в каменный город и Прекрасный сад. Товарищ Олиу — Гэ́гхи, или «пятьдесят шесть» — предложил так и поступить, а сам бы подменил и прикрыл. В своё время, Олиу сделает то же для Гэгхи. Олиу, конечно, согласился.

Спасительный водопад. За ним — тропа в скале, продолбленная рабами специально для таких вылазок. Она вела к лестнице, очень высокой и крутой, шириной в десять человеческих ростов. Наверх! В город. Главное, чтобы не увидели горожане. В чистой одежде он не должен привлекать внимания.

Добравшись до города, Олиу постоял на краю плотины, глядя на карьер с высоты. Люди отсюда казались мелкими-мелкими муравьями, понемногу, ноготь за ногтем, откусывающие от большого куска хлеба.

Вот и Прекрасный сад. Здесь было настолько прохладно, что роса до сих пор покоилась хрусталиками в листьях. Нет, это была не роса — это садовники поливали растения, чтобы те не сохли под палящим солнцем. Листья были огромны, размером с маленького человека. Настолько большие, что, казалось, залезешь в один, и он будет качать тебя, словно гамак.

Можно было улечься около фонтана и слушать мирное журчание воды. Олиу скинул сандалии. Босиком зашагал по траве. Что за жизнь! Рай.

2

— Его точно здесь нет?

— Я смотрел. Пошли!

В кустах было очень легко спрятаться, правда, пришлось исколоть себе руки и спину. Но оно того стоило. Солдаты ушли. Суровые мужские голоса растаяли вдали, заглушённые пением птиц. Олиу вернулся к фонтану и растянулся на траве.

Каждые тридцать три вздоха он оглядывался, чтобы узнать, нет ли кого рядом. В зарослях бамбука мелькнула тень. Чёрная тень. Уж не та ли это богиня, что карает лентяев? Сколько их, этих богинь в обширном пантеоне божеств и полубожеств? Олиу предпочёл бы не думать ни о богах, ни о каре.

Вдали раздавался плеск. Подражая ему, лился тонкий женский смех. Солнечные лучи играли в листьях, создавая причудливые узоры на траве. Всё казалось таким беспечным, лёгким и вкусным, сочным, что хотелось выпить это всё — и воздух, и листья, и зелень, и смех. Вобрать в себя и не отпускать никогда. Оставался только час на то, чтобы запомнить этот миг на всю оставшуюся жизнь.

Вновь послышался топот солдатских сапог.

«Отдохнуть не дадут!»

Раздосадованный Олиу, на цыпочках, обогнул фонтан. Среди бамбука порхнула та же чёрная тень. Сочный воздух сада приобрёл острый привкус опасности.

Неугомонные солдаты вновь прошли мимо, и раб вернулся на траву.

«Матерь Всех Богов, сделай так, чтобы они не вернулись».

Олиу подложил руки под голову и начал потихоньку засыпать.

Что-то загородило свет. Он открыл глаза. Прямо над ним стояла женщина в чёрной накидке и в капюшоне.

— Ты кто? Чего тебе надо? — раб отполз.

Она приставила палец к губам.

— Твой друг сейчас в опасности. Беги к нему. Сейчас же.

— Но я ещё не отдохнул! — возмутился Олиу, словно имел право здесь находиться. — Я только пришёл.

— Поверь мне. Если ты не уйдёшь сейчас, будешь жалеть всю оставшуюся жизнь, — сказала она монотонно и спокойно.

Из-за пальм показались две красивые наложницы. Из всей одежды на них были только белые полупрозрачные набедренные повязки.

— Эй, Буревласка, пойдём с нами, искупаемся, — позвали они.

— Ты меня понял? — снова обратилась к Олиу женщина в чёрном. — Иди.

— Симпатичный мальчик. Может, он пойдёт с нами?

— Нет, — Буревласка отошла к девушкам. — Он уже уходит, — она кинула на него холодный взгляд и, вслед за наложницами, скрылась в пальмовой роще.

Внизу, в карьере, между тем, работа остановилась. Схватившись за грудь, «пятьдесят шесть» корчился на земле. Над ним стоял надзиратель и, оглядывая всех, кричал:

— Кто к нему приставлен?! Кто должен ему помогать?!

В ответ слышалось только неуверенное:

«Сто семь». «Сто семь».

— Где он?!

«В... это». «В яме для нужд». «Да». «Проблема у него». «Да, с животом». «Живот прихватило».

Если кто-то пытался подойти к «пятьдесят шесть», надзиратель бил его кнутом.

— Помогать должен парный! Где парный?!

«Сто семь» ненавидел себя. Ненавидел окружающий мир. Но и оставаться лежать на траве он тоже не мог — трава теперь обжигала его. По пути вниз по лестнице, он проклинал женщину в чёрном всеми богами.

Вернувшись, он вновь застал пыльный карьер, мозоливший глаза всю его жизнь. Грубый «солёный» воздух ударил в ноздри.

— Где «сто семь»?! — продолжал кричать надсмотрщик.

Олиу схватил друга и взвалил его себе на спину.

— Наконец-то. Я уж думал, сдохнет тут, — надзиратель плюнул, развернулся и медленно зашагал в сторону хижины.

«Сто семь» донёс больного Гэгхи до лазарета. В небольшом сарайчике из сухого бамбука, молодой, покрытый гнойниками, врач презрительно осмотрел Гэгхи и дал ему листья дурманящего растения от боли.

— Два дня пусть полежит. Тяжёлое не поднимать. Пусть таскает тележку или что-то в этом роде. Надсмотрщик разберётся. Принимать настой три раза в сутки.

3

Весь следующий день Олиу вкалывал за двоих. Рабы словно забыли о вчерашнем, и только и делали, что обсуждали погоду. Женщины были им недоступны, алкоголь — тем более. Так, больше рабам, кроме работы, говорить было не о чем.

— Лить будет! — уверял один.

— Да не, — спорил другой.

— Видишь, как наползло?!

— Да как наползло, так и расползётся. Хэх!

«Сто семь» долбил камни со злостью. К чёрной женщине. К «пятьдесят шесть». К надзирателям. Руки болели и тряслись, осколки летели в лицо. Всего этого раб не замечал.

Работу неожиданно прервали. Рабов выстроили в один ряд. Трое солдат в блестящих панцирях стояли перед шеренгой. Рядом с ними — с десяток надсмотрщиков. Широкоплечий командир с искривлённым носом выгнул спину, держа на вытянутой руке сандалии. Без слов было понятно, что собираются делать солдаты. Пока командир медленно шёл вдоль шеренги, двое его подчинённых в упор разглядывали ноги рабов.

Олиу поёжился. Зажмурился в слепой надежде, что его, каким-то чудом, обойдут стороной.

Не обошли. Правда, не его. Седьмой справа от него тоже был не обут. Сколько раб ни божился, что порвал сандалии, сколько ни кричал и ни вырывался, его схватили и поволокли перед шеренгой, орудуя палками, словно топорами по туше. Посиневшего, вспухшего и покрытого ссадинами и кровоподтёками, бедолагу пнули к лазарету.

Спустились сумерки. Надсмотрщики разошлись по своим хижинам. Синие тучи повисли над карьером. Подняв глаза на уступ выше, раб «сто семь» увидел знакомую фигуру. Женщина в чёрном. Со всей силы, он вогнал кирку в породу. Снова поднял глаза, тяжело дыша, гневно. Фигура подняла руку в приглашающем жесте и развернулась.

Раб оглянулся на ряд хижин. Надсмотрщики были заняты незамысловатой игрой в камушки. Решив, что никто ему не помешает, он оставил кирку в породе и поднялся по лестнице, выдолбленной в скале, на уступ.

Буревласка провела «сто семь» в типичное жилище надсмотрщика в скале, с круглым входом, закрытым занавеской. Внутри было светло. В центре комнаты горели две чаши. Между ними стояла курительница на подставке. Буревласка расположилась на подушках, у стены. Олиу предложила сесть напротив. В тёмном углу он заметил Гэгхи. На этот раз, «пятьдесят шесть» не выглядел больным. Он даже был одет во всё чистое. Гэгхи мирно сидел, подложив ноги под себя, и курил трубку.

— Олиу! — перевела его взгляд на себя Буревласка. — Слушай меня внимательно. От этого зависит вся твоя дальнейшая судьба. Я задам тебе три вопроса. Отвечать ты должен быстро. Не думая. Если ты ответишь неправильно хотя бы на один вопрос, ты забудешь всё, что здесь было и вернёшься к своей обычной жизни. Всю оставшуюся жизнь ты будешь рабом. Но если ты ответишь верно, твоя судьба изменится навсегда. Ты обретёшь силу, которой подвластна сама природа. Славу, о какой не смеет и мечтать даже сам Громояд. Твоя жизнь будет полна опасности, боли, страданий. Но она также будет полна любви, и счастья, и смысла. Ты станешь новым существом. На порядок выше. На порядок сильнее.

— А если откажусь?

— Выбор за тобой.

Комнатный воздух дрожал. Олиу бросало в пот. Всё плыло перед глазами. Голова кружилась. Ему показалось, что прохладная волна ночного ветра окатила его с ног до головы.

— Я согласен, — произнёс Олиу.

— Вдохни полной грудью. Несколько раз. Глубже! — она приняла трубку у Гэгхи и затянулась. — Вот так. Теперь расслабься.

— Не могу. Я так и не получил удовольствия там, у фонтана.

— Демиурге! — Буревласка закатила глаза. Поднялась с подушек, подошла к рабу и опустила руки на его плечи. Плавными нежными круговыми движениями она помассировала ему основание шеи. — Так лучше?

Олиу не ответил, и лишь, закрыв глаза, слегка запрокинул голову.

— Мысли прочь. Мыслей нет. Ни о чём не думать.

Олиу поморщился.

— Не могу я ни о чём не думать.

— Представь себе большой чёрный валун. Представил?

— Ага.

— Теперь отбрось слово «большой». Размер валуна не имеет значения. Это просто валун в пустом пространстве.

— Так не бывает.

— Всё бывает, что можно вообразить.

Понадобилось несколько минут, чтобы Олиу смог представить себе камень, висящий в голой пустоте.

— Теперь отбрось «валун».

— Что же останется?

— Чёрный.

— Чёрный… что?

— Ничего, просто чёрный.

— Чёрный, — повторил он вполголоса.

Наконец, до него дошло. Мысленно, Олиу начал повторять: «Чёрный. Чёрный. Чёрный». Вскоре перед глазами возникла тёмная сгущающаяся пустота. Сознание вдруг замерло, застыло. Умолк внутренний голос. Всем стал чёрный. Чёрный. Чёрный.

— Теперь отбрось «чёрный».

— Что же тогда останется? Ничего?

— Нет. Отбрось и «ничего» тоже.

И он отбросил.

В тишине раздался голос. Чистый, неискажённый, пробивающий темноту. Этот голос поочерёдно задал три вопроса. Олиу не помнил, каких. Не помнил, как отвечал на них. Только его губы непроизвольно шевелились. Вскоре, он открыл глаза.

— Что ты чувствуешь?

Олиу долго молчал. Смотрел на женщину, пытаясь узнать в ней кого-то. Взглянул на Гэгхи. Тот кивнул, глубоко затянувшись трубкой.

По ощущению, прошло не меньше половины суток. На самом же деле, миновала лишь пара часов.

Буревласка вновь поднялась, погасила чаши и курительницу, подошла к двери, отдёрнула занавеску. Свежий ночной воздух — не иллюзорный, а реальный — наполнил комнату. Вместе с ним, сквозь пелену тишины прорвался звук дождя. Грохот грома. Запах мокрой глины. Чёрная небесная вода и молнии приветствовали нового человека.

— Почему он не реагирует? — прошептала Буревласка, с тревогой глядя на Гэгхи.

— Олиу?

— Он больше не Олиу. Я не могла ошибиться? Нет, не в этот раз, — она подбежала к нему и положила ладони ему на щёки. — Кто ты?!

Раб встал на ноги.

— Кто ты? — уже мягче, почти умоляющие, спросила женщина, глядя ему в глаза.

— Я — Небесный Странник.

Она улыбнулась. Посмотрела на «пятьдесят шесть».

— С возвращением, Áммерт, — сказал Гэгхи, подошёл и обнял его. — Я — Кáйрил. Первый из Одиннадцати. Твой брат.

— Знаю, — тихо произнёс тот.

— Меня зовут Эрме́рия, — представилась Буревласка. — Ты меня не помнишь. Я младше тебя в сто раз.

— Как вы меня нашли?

— Это долгая история, — ответил Кайрил. — Чтобы просчитать каждую инкарнацию, нужны месяцы, а то и годы.

Бывший Олиу внезапно посерьёзнел. Прислушался к шуму ливня. Знакомый ненавистный рокот был уловим вдалеке, на кромке слуха.

— Нам пора, — сказала Эрмерия.

— У меня ещё не все дела здесь доделаны, — Аммерт нахмурился и сжал кулаки.

Он вышел из скального жилища и подставил лицо под дождь. Бывший Олиу ждал. Громовая машина была очень далеко, но она рокотала настолько громко, что приводила в ужас весь карьер. Её рёв проникал в хижины и скальные жилища.

«Пора».

4

Бывший Олиу, не переставая, глядел наверх. Понимая, что если не действовать сейчас, машина уйдёт, он резко раскинул руки. Немного подогнул колени, сам не веря, что у него получится его задумка. Повторив про себя «чёрный, чёрный, чёрный», он отбросил всякую мысль. Представил себе чёрную стену. Отбросить стену! Остался только чёрный цвет. Отбросить цвет! Теперь только чёрное ничто. Отбросить чёрное! Осталось ничто. Отбросить ничто! Осталось...

Оттолкнуться. Энергию сквозь пальцы. От кончиков ног вверх по позвонку до живота, солнечного сплетения, груди, горла, головы, темечка, в стороны, к рукам и кончикам пальцев рук. Оранжевое тепло. А теперь силу. Больше силы сплетениям в обеих ладонях! Ровнее. Да ровнее же! Хранить баланс. Держать! И вот самое главное — импульс. Лёгким толчком, будто подвесив самого себя за невидимые нити, попросить мать-землю отпустить тебя на миг.

Закон, общий для всего живого и неживого, гласил: какая-то часть тела должна принимать на себя давление снизу. Обычно, это ступни. Когда лежишь — спина. Бывает, руки, если стоять на руках. Аммерт ощутил, как его тело нарушает закон. Ни руки, ни спина, ни ступни, не взяли на себя ответственности за опору. Бывший Олиу падал одновременно вниз и вверх. Не думать об этом. Не бояться!

Громовая машина была теперь очень близко. Настолько близко, что Аммерт видел самого Громояда в круглом окошке. Настолько, что едва не касался огромных ножей, перемалывавших воздух над машиной. Громояд испытывал метафизический ужас.

Как это бывает во сне, для Аммерта всё было нормально. Голоса Кайрила и Эрмерии, что, беспокоясь за него, кричали снизу и требовали спуститься, тоже были нормальны. Ужас Громояда не выпадал из причин и следствий. Даже то, что Аммерт без усилий мог направить руки вперёд и, представив себе, как они вытягиваются и обхватывают машину, не казалось ему невозможным. Он так и сделал: обхватил железную коробку Громояда и немного встряхнул. Один раз. Ещё один. После, он дал машине лететь дальше. Громояд и без того задыхался от шока — ему было достаточно.

Страх начался, когда Олиу попытался понять, на какой же высоте он завис. Примерно сто пятнадцать ростов? Олиу не понимал, почему он измеряет высоту ростами. Или сто двадцать пять с чем-то лопат? Но ведь только рабы измеряют лопатами. Тут Олиу пошатнулся. Потерял драгоценный баланс. Тело вновь обрело вес и полетело вниз.

Примерно так это выглядело снизу: Олиу долго стоял под дождём, глядя в небо. Эрмерия и Кайрил боялись к нему подойти.

— Нет, не трогай, — полушёпотом попросил Кайрил.

В момент, когда машина оказалась над головой, Олиу раскинул руки, слегка подогнул колени и оттолкнулся от земли. Ни он, ни Эрмерия не успели остановить Аммерта. Бывшему рабу удалось не просто прыгнуть — он оказался у самой громомашины.

— Что он делает? — беспокойно глядела Эрмерия. — Аммерт! Спускайся оттуда, быстро!

— Аммерт! Это опасно!

Тот едва ли различал голоса с земли. Не прошло и минуты, как Олиу потерял высоту, его руки свесились плетьми, а голова опрокинулась набок. Олиу был почти у земли, когда Кайрилу удалось поставить невидимую подушку. Плавно опустив Олиу на землю, Кайрил попытался привести его в чувство. Вместе с Эрмерией, они отнесли бывшего раба в жилище.

5

Ночь подошла к концу. Бывший раб очнулся на коленях у Эрмерии.

— Пришёл в себя, — она дала Аммерту попить. — Что там, Кайрил?

— Крики, — тот стоял у входа. — С карьера. Похоже на драку. Или хуже.

Кайрил достал из-за пояса нож. Трудно было чувствовать себя в безопасности в таком жилище: даже надсмотрщики не могли позволить себе дверей, да и не опасались рабов. До сегодняшнего утра.

Шаги. Торопливые шаги босых ног по камню. Глухой удар падающего тела. Занавеска отдёрнулась. На Кайрила, жадно и порывисто глотая воздух, глядел раб. Одной рукой, слабеющей, он держал кирку. Другую прижимал к окровавленной груди. Последние несколько секунд своей жизни он видел не то, чего ожидал в обычном для надсмотрщиков доме: двух рабов и одну наложницу, оказавшуюся здесь неведомым образом. Раб не успел ничего сказать. Копьё пронзило его со спины.

Сорвав занавеску, солдат заглянул в жилище. Какое-то время, он тщетно высматривал что-то или кого-то.

— Спокойно, — прошептала Эрмерия, гладя Аммерта по голове. — Это «игнор». Для него мы — мебель.

Она смотрела солдату прямо в глаза. Тот словно чувствовал потустороннее, но не мог понять, что именно должен увидеть. Сделал шаг назад. Шлем. Солдатские шлемы давно не проверялись на прочность. Они хорошо выдерживали удары в лоб и сверху, но только не в висок. Недолгое промедление стоило солдату слишком дорого — шлем не защитил его от пращи.

Кайрил узнал раба, по имени О́лгоф — «девяносто шесть».

— Гэгхи! Что ты тут делаешь? Идём с нами! Там наших убивают!

— Тихо, — Кайрил приставил нож к его горлу. Руки Олгофа обмякли. Рухнул камень, который Олгоф сжимал в руке. — А не наши ли убивают надсмотрщиков и солдат?

— Гэгхи, ты что? За них? — «девяносто шесть» попытался двинуться, но невидимая сила сковала ему руки и ноги. — Ты что?! — он обратил внимание на Эрмерию. — Это кто такая? — он попытался повернуть шею, но и та застыла, будто сдавленная. — Братья! Тут за...

Рот Олгофа сомкнулся. Горло сдавила та же невидимая длань.

— Будешь кричать — задушу, — пригрозила Эрмерия. — Говори, что там?

— Пророчество, — раб отдышался. — Это он? — Олгоф указал на Аммерта. — Летающий раб?

Немного подумав, Эрмерия кивнула. Олгоф упал на колени.

— Спасительница! Умоляю, помоги нам! Наши взяли Дом с трубой. Штурмуют Замок.

— Дом с трубой? — не понял Кайрил.

— Обсерваторию, — догадалась Эрмерия.

— Громояд укрылся в Доме с красной крышей.

— Генеральный штаб.

— Там у них огненные трубы и громовые машины. Если сейчас не возьмём, он улетит! А они наших постреляют!

— Кто поднял восстание?!

— Кайрил, важно другое. Почему подняли восстание?

— Пророчество! — повторил Олгоф. — Что пыль восстанет. Пыль — это мы.

Эрмерия помогла Аммерту сесть.

— Как себя чувствуешь?

— Голова немного болит.

— Пророчество, — снова обратилась она к Олгофу. — Вы называете пророчеством поэму «Пыль»? — она поднялась и подошла к рабу в два шага. — Встань и ответь мне.

— Было пророчество, про вихрь, и что наши возьмут сад.

— Вы взяли?

— Да. Наши на лестнице и в саду. Быстрее, скоро поднимутся громомашины!

— Спокойно.

— Гарем взят? — сухо обратился Кайрил к Олгофу.

— В первую очередь, — раб ухмыльнулся.

По широкой лестнице идти было небезопасно — там бушевали самые яростные бои. Куда осмотрительнее было пойти по крутой, незаметной и гораздо более узкой лестнице.

То, что творилось в гареме, захваченном рабами, не нуждалось в подробных описаниях. Всё же, обращать на это внимание было некогда.

— Буревласка, — зашептали наложницы, глядя на свою подругу в сопровождении троих рабов.

Минуя длинный зал, Эрмерия подошла к зеркалу в полный рост и потянула на себя рычаг, замаскированный под элемент обрамления. Зеркало со скрипом отъехало в сторону. Впереди была лестница, ведущая в тёмный коридор.

— Эй, что там? — рабы отреагировали на шум.

— Не давай им идти за нами, — шепнула Эрмерия Кайрилу, но было поздно.

— Братья, это выход!

— Выход! — тут же раздалось со всех сторон.

Можно было вообразить, какую эйфорию испытали рабы, не только получившие наслаждение с красивыми наложницами на мягких постелях, но и обнаружившие путь на свободу. Кайрил попытался их остановить, но несколько повстанцев уже потеснили Эрмерию, чтобы первыми окунуться во тьму коридора.

— Стоять всем! — бывший Гэгхи создал вокруг себя невидимую стену и, как только Аммерт и Эрмерия вошли, заблокировал вход. — Этот путь не для вас.

Коридор сужался. Эхом отскакивали от стен весёлые голоса рабов. Но стоило пройти несколько шагов, как веселье сменилось ужасом.

— Всем назад! — кричал идущий впереди. — Ловушка!

Первых осыпали стрелами. Вторые готовы были сами растоптать друг друга.

— Кайрил! — Эрмерия схватила за руку Аммерта и вывела его на свет — обратно в гарем.

Кайрил посторонился и дёрнул рычаг, как только Эрмерия с Аммертом покинули коридор. Зеркало вернулось в исходное положение. Двое рабов, что пробежали по головам своих собратьев — остались внутри. Их крики слышались ещё недолго. За ними последовали крики солдат, колотивших в каменную стену. К несчастью для них, тайный ход открывался только снаружи.

— Открой!!! — завопил Аммерт и попытался прорваться к рычагу, но Эрмерия его остановила.

— Им не поможешь.

— Там четверо наших!

— Там теперь только солдаты. Смирись, Аммерт. Они тебе больше не «свои».

Аммерта пришлось выводить силой. Обогнув здание, трое укрылись за фонтаном, во дворике, куда не доносились крики толпы. Остановились отдышаться.

— Почему ты не использовала «игнор»?!

— Камень отдыхает!

— А ты?! Почему ты дёрнул рычаг?!

— Они бы не успели. Солдаты могли прорваться. Ладно! — набрав полную грудь воздуха, Кайрил не спеша выдохнул. Помассировал висок. — Есть потайной путь за водопадом.

— Как доберёмся? До водопада далеко, — спросила Эрмерия.

— Попробуйте через сад. Если не ошибаюсь, он захвачен.

— А ты?!

— Без меня. Я постараюсь выявить зачинщика. Всё, что здесь случилось, должны узнать в Шиелан-роуме. Меня не ждите. Попрошу Артэума открыть мне отдельный Тоннель.

— Кайрил!

— Эрмерия, слушай меня. Через два часа я дам о себе знать. Держи кулон при себе.

Эрмерия кивнула и сжала в кулаке драгоценный камень, висевший на её шее.

— Я буду давать о себе знать каждые два часа.

— Поняла, — она поцеловала Кайрила.

— Не вздумайте возвращаться! — он обнял Эрмерию и похлопал Аммерта по плечу. — Ну, удачи! Бегите.

6

Тайная тропа за водопадом вела не только на лестницу, но и вглубь горы. О втором лазе было известно немногим. Солдаты и городская стража специально закрывали глаза и на первый лаз, и на второй. Их тешила мысль, что они, как снисходительные боги, позволяли рабам иногда совершать маленькие нарушения режима, пользуясь первым лазом. Второй же выявлял самых непокорных. Такие шли за водопад не ради нескольких минут в саду, а ради свободы навсегда. Знающий о втором лазе раб, уверенный, что его ждёт новая жизнь, выгадывал время и пробирался вторым ходом. Изгибаясь и скрючиваясь, местами ползком, он карабкался на свободу. Вот только на том конце ждала не свобода, а двое солдат, удобно засевших на выступе скалы. Несколько часов незадачливый раб, сдирая колени, полз к заветной цели. И стоило ему выбраться, как сверху в голову прилетала стрела.

Так было до сегодняшнего утра. Теперь же вечная компания скелетов, что лежали у выхода из расщелины с пробитыми черепами, пополнилась двумя свежими трупами — дежурившими на выступе солдатами. Рядом лежало тело ещё одного раба, не успевшее остыть. Из спины торчало восемь стрел.

«Их было несколько, — догадался Аммерт. — И они прикрылись телом товарища».

— Вперёд! — Эрмерия отряхнулась и накинула капюшон. — Да не трусь же ты!

Свобода не была зелёными лугами. Она оказалась куда жёстче. Дикие острые камни. Ущелья. Не так страшны были стрелы солдат, как эти ущелья. Стрела убивает быстро, а вот природная ловушка изводит неудачливого раба, слишком рано поверившего в свободу, медленно, мучая голодом и жаждой. Да и то, что было за скалами, радовало не больше. Громадная пустыня. Иногда солдаты нарочно пропускали рабов, уверенные, что пустыня сделает работу за них. И, чаще всего, не ошибались. Полдень приносил в эти места невыносимую жару.

Аммерт и Эрмерия нашли большой валун и укрылись в его тени. Нужно было хоть немного передохнуть. Жар от камней пробивал даже сандалии.

— Четверо собратьев, четверо ребят, — повторял Аммерт, иногда всхлипывая.

— Не четверо. Гораздо больше.

— И всё из-за какого-то пророчества?

— Не пророчество. Поэма, — Эрмерия спокойно глянула на Аммерта. Правда, теперь это снова был раб, по имени «сто семь», похоже, не помнивший ничего из прошлой ночи. — Она называется «Пыль». Около ста лет назад её написал придворный поэт, предупреждая государя, что может подняться восстание.

Отброшен волею судьбы — одной из мириад таких же судеб,

Он пал без воли, без борьбы. Нет ничего коварнее, чем люди.

Но пыль подножная восстанет вихрем, поднимая угнетённых.

Взовьётся пыль и поглотит сады, накроет саваном всех сонных.

— Эта строфа стала гимном рабов. Только она вырвана из контекста. Поэма иносказательна. В ней нет ничего о летающем рабе. В поэме сказано не только про поднявшуюся пыль, но и про то, что пересохнут реки, погибнут сады и пыльный вихрь принесёт лишь горе.

— О чём вы? — Олиу взялся за голову. — Что за летающий... — по его спине пробежали мурашки. — Это я? Тот странный сон, где я летал, и громомашина... вы тоже его видели? То есть, это был не сон, а явь?

— Вчера к тебе вернулась память из прошлой жизни. Память возвращается не сразу. Обрывками и волнами. Первую волну ты пережил вчера. И наделал глупостей.

Рокот громомашины заставил Эрмерию вздрогнуть. Олиу почувствовал ток, бегущий по спине. Прошлая ночь. Что-то было. Странное слово пришло на ум.

«Аммерт. Что это? Неужели?! Имя. Да, это имя».

Постепенно, рокот затихал. С ним затихали воспоминания. Олиу попытался уловить их, как сон после пробуждения, но не сумел.

— Госпожа Буревласка, — «сто семь» робко выглянул из-за камня. — Это была громомашина?

— Во-первых, я не Буревласка, — она вышла и, приложив ладонь от солнца, осмотрела небо. — Я — Эрмерия. Моё имя означает «искательница». Во-вторых, эта громомашина называется вертолёт. Пошли. Или можем вечно тут сидеть.

— А как далеко нужно уйти?

— Достаточно.

— Интересно, как там Гэгхи?

— Его зовут не Гэгхи, — она тяжело дышала, преодолевая шаткие булыжники. — Это — Кайрил. Он твой брат из прошлой жизни. Вчера ночью ты вспомнил его.

— Как я мог забыть?

— Воспоминания приходят постепенно. Что он сейчас делает, я не знаю. Но полчаса назад он дал о себе знать, — она погладила пальцами кулон.

— Пол… чего? Может, вернёмся за ним?

— Нет, Олиу. Сначала я отведу тебя в безопасное место.

Эрмерия спустилась в ущелье. Какое-то время её не было видно в тени, отчего бывший раб забеспокоился, но ждать пришлось недолго. На дне ущелья тоненькой струйкой бежал источник. Вода, как и стоило думать, была ледяная. По очереди набирая воду в ладони, оба грели её, прежде чем выпить. Ладони Эрмерии побледнели, пришлось согревать их дыханием. Олиу, всю жизнь державший металлическую кирку в любую погоду, холода не замечал.

Дальше пройти можно было только по узкой тропе над крутым склоном. Продвигались медленно, но лучше было промедлить, рискуя попасться на глаза солдатам, чем сорваться вниз и уж точно погибнуть.

Олиу долго не решался спросить о цели похода. Но нагревшиеся камни, обжигающие ступни даже через обувь, вывели его из себя.

— Да куда мы вообще идём?!

— В «слабую зону», — Эрмерия слишком выдохлась, чтобы что-то объяснять. Вода из источника прибавила сил, но ненадолго.

Начался участок, сорваться на котором означало бы долго катиться по склону, обдирая кожу об острые камни. Эрмерия неудачно ступила на шаткий булыжник. Пошатнулась. Кое-как ей удалось удержаться, но выступ проделал длинную царапину на внутренней стороне ноги. Дальше Олиу нёс Эрмерию на руках. Рану он перевязал своей рубашкой. Царапина оказалась настолько длинной, что вся рубашка ушла на лоскуты.

За полдня удалось преодолеть от силы три километра. Вечерело. Без еды и воды было всё тяжелее. Отдыхая в тени, Эрмерия вспоминала источник холодной живительной влаги.

— Забавно.

— Что?

— Если я здесь умру, нас с тобой могут принять за любовников.

— Что забавного?! — Олиу посмотрел на неё так, будто его спутница только что призналась в каннибализме. — Заломи себе руку.

— Зачем?

— Заломи! Тогда тебе простятся твои слова. О конце жизни говорить нельзя, иначе навлечёшь беду. Заломи руку! Сейчас же!

— Я не собираюсь этого делать. Олиу, моя вера — не твоя, а твоя — не моя. В моей вере заламывание рук не работает.

— И что у тебя за вера?

— Эттом. Мы верим в перерождение и не боимся смерти.

— Опять! Опять!

— Хорошо, конца жизни. Да, всякое может быть, и хотелось бы пожить подольше. Но я не боюсь. После смерти мы рождаемся вновь, в другом тари. Самое ценное для нас — память, — она посмотрела на бывшего раба, стараясь увидеть Аммерта в его глазах. — Может, это бред от горячки, но... я бы хотела поцеловать тебя. На всякий случай.

Олиу склонился над ней. Поцелуй получился немного неловким, суховатым, оттого что у обоих на жаре потрескались губы.

— Может, ещё раз? — предложил Олиу.

Второй поцелуй был уже дольше. Раз в десять. И во столько же раз более страстным. Рука Олиу, повинуясь сокрытому запретному чувству, скользнула по щеке прекрасной спутницы вниз, по шее, до груди. Эрмерия взяла его ладонь, другую положила себе на грудь. На миг она перестала дышать, но затем дыхание участилось. Только теперь это была не страсть.

— Кулон, — Эрмерия оттолкнула от себя Олиу, потрогала свою шею, снова грудь. Встала, осмотрела камни. — Я потеряла кулон, — она произнесла это так, будто потерять кулон было хуже смерти.

— Да что с ним, с этим кулоном? Зачем он тебе?

— Без него мы не выберемся! Олиу, прошу тебя, вернись и найди его.

— Нет уж, никуда я не пойду.

— Олиу! Аммерт! — она шлёпнула его по щеке. — Ты сейчас же идёшь и ищешь кулон.

— Ты с ума сошла! Вот это точно горячка.

— Поверь мне. Если имя Аммерт для тебя хоть что-то значит. Если хочешь быть свободным, ты найдёшь кулон. Пусть бы на это ушла вся ночь, — силы покидали Эрмерию. Она опустила голову на камень и зарыдала. — Всё пропало. Олиу, пропало!

— Хорошо. Я найду.

До самой ночи он бродил по узкий тропе между валунами. Разворачивался, ползал, шарил, ничего не находя. Снял обувь, чтобы чувствовать пальцами ног. Заглядывал в ущелья, тщетно пытаясь там что-то увидеть. Дважды и трижды проходил одни и те же места. Только ближе к полуночи, в неясном свете луны, среди камней блеснула цепочка. Он лёг на живот, дотянулся рукой. Потянул, насколько мог осторожно. Порвись тонкая цепочка, и камень было бы не достать. Почувствовав кулон у себя в ладони, Олиу сжал его так сильно, что ещё чуть-чуть, и камушек врос бы в кожу. Олиу шёл обратно, когда над горами вновь загрохотало. На этот раз, он не просто услышал, а увидел то, что Эрмерия называла вертолётом.

Эрмерия лежала неподвижно. Аммерт испугался, что опоздал. Он приложил руку к её запястью.

«Жива».

Она пошевелилась, подняла веки.

— Нашёл? — её голос был неузнаваем от хрипа.

— И не только его.

То, что увидела Эрмерия, ей совсем не понравилось. На булыжнике возле её ног лежали коробки с медикаментами, несколько пачек бинтов, две бутылки воды и большой пакет с едой: сухари, печенье, шоколад.

— Где ты это взял?

— В Генеральном штабе. Его захватили наши. То есть, повстанцы. Есть и ещё одна хорошая новость. Кайрил добрался до Шиелан-роума и ждёт нас. Правда, не знаю, где это.

— Как ты попал в Генеральный штаб?! Кулон не открывает «кроличьи норы».

— Что такое «кроличья нора»?

— В твоей прошлой жизни такого ещё не было... ты открывал Тоннель транзитом?! Нельзя открывать Тоннели транзитом!

— Не важно. Теперь у нас есть еда и лекарства!

— Идиот! На что они, когда я могла открыть Тоннель в Мир Высокой Энергии? А теперь придётся ждать, пока атрибут «остынет». Это несколько часов, — лицо Эрмерии, всё же, просияло улыбкой. На вопросительный взгляд Аммерта, она ответила: — Кайрил вернулся в Шиелан-роум. Это и вправду хорошая новость.

На этом Аммерт закончил свой рассказ.

1

Перед глазами, будто рой бешеных светлячков, мелькали разноцветные огни. Потом пришёл новый образ: высокая каменная стена со странным символом, огромный бассейн и множество обнажённых тел. Высокий водопад. Мужчины и женщины купались, плескались, прыгали в воду, наслаждались тем, как вода принимала в себя их тела, не обременённые ни одной ниточкой ткани. Но Фреду, почему-то, было не до веселья. Не от того, что он видел. От того, что делал во сне, снова и снова. Сон повторялся как заезженная пластинка.

Фред понимал, что спит и досматривает остатки сна, но не хотел открывать глаз. Всё же, он совершил над собой усилие. Фред ожидал увидеть себя в комнатке без двери, но это было совсем другое место. Маленькая полутёмная комнатка с серым потолком и одинокой лампочкой без плафона. Солнечный свет падал не стену через круглое окошко. Комната почти полностью состояла из дерева и железа: пара столов, диван, два стула и полки на стенах составляли мебель, а железо, в виде множества непонятных предметов, наполняло столы и полки. Сев на диване, Фред попытался прокрутить у себя в голове события вчерашнего вечера. Хотя, вспоминать не пришлось — Аммерт пересказал подробности.

— Ты выпил сразу пятнадцать кружек медовухи, — говорил он, скрестив руки на груди. — У нас в Чхимтосэне никто не напивается. После прогулки по центру, мы пошли в купальни. Я благодарю судьбу, что Илман, Кордой и Лазер ушли раньше и не увидели твоего позора.

— Что было? — хрипло спросил Фред, глядя в пол.

— Ты приставал к двум девушкам. Они были без одежды. Наверное, ты, пьяный, подумал, что они хотят с тобой...

— Цыц! Сам знаю.

— Во многих культурах Эттома нагота — не призыв к соитию. Ты опозорил и себя, и тех девушек.

— Ну, давай, — Фред тяжело поднялся на кровати. — Добей меня, я чувствую, есть что-то ещё.

Аммерт кивнул.

— Те девушки служат в городском совете.

— Твою мать!

— Есть хорошая новость — девушки не держат на тебя зла. Но есть и плохая — Совету на это плевать. Репутация запятнана, а это уже суд. Но и это ещё не всё, — он опустил голову и шумно выдохнул.

Молчание Аммерта с каждой секундой оставляло всё меньше надежды, что третья новость будет хорошей.

— В общем… я поговорил с Культом, пытался их переубедить.

— Ну, что там?!

— Они отказываются проводить верификацию.

— Что за вефире… верификацию?

— Что-то вроде теста… в общем, тебя не будут признавать Инкримом.

Фред оглядел себя. Он был в одной лоскутке. Верхнюю одежду кто-то аккуратно сложил на стул. Фред оглядел помещение и заметил большой книжный шкаф. Некоторые книги стояли корешками к стене. Выглядели книги непривычно — были зашнурованы с той стороны, где их обычно открывают.

— Что это? — один из предметов на столе привлёк внимание. Вещь была похожа на палочку для выдувания пыльных пузырей: стержень с кольцом на одном конце. На другом конце было нечто вроде патрона со спиральной резьбой.

— Не трогай! — Аммерт готов был ударить Фреда по руке. — Энергопередатчик. Миниатюрная модель, но от этого не менее опасная. Вставай и одевайся. Мы идём в Культ. Извиняться.

— Вчера я учудил. Не хочу там мелькать.

— Придётся, — он поднялся со стула и пошёл к выходу.

— Как думаешь, Инкрим бы себя так вёл?

— Не знаю, — Небесный Странник неожиданно повеселел. — Он был безумцем похуже тебя. Так что, не бери в голову! Мы в Эттоме больше волнуемся о будущем, чем о прошлом. Девушки тебя простили. Теперь надо жить дальше. А камматы — они всё время чем-то недовольны.

Аммерт приготовил напиток, немного горьковатый, но приятный на вкус. Голова Фреда начала потихоньку приходить в порядок.

— Я поговорил с Артэумом, пока ты спал. Он попросил привести тебя к нему в Шиелан-роум.

— Кто такой Артэум?

— Лидер нашего братства. Погоди, у вас ведь в Сата не знают, что такое братства, верно?

— Что-то типа… секты?

— Не совсем. Считай, что он друг, но как бы больше чем друг. Мы как семья — помогаем друг другу.

— Ну, допустим.

— Артэум живёт в Шиелан-роуме и служит протектором. Это что-то вроде вашей полиции.

— Ненавижу полицию.

— Протектор — это другое. Он не только ловит преступников, но и предотвращает преступления. Протекторы имеют право читать мысли граждан.

— И от этого человека ты хочешь помощи?

— Вариантов у нас нет. Артэум умеет договариваться. Может быть, он подскажет, как быть с Культом. Да и камматов надо как-то умаслить. В общем, проблем у нас с тобой по горло.

— «У нас»? А ты тут при чём? Это моя головная боль.

— «Моя», «твоя». Боль есть боль. Вставай, одевайся, и пошли.

Силы вернулись, когда Фред оказался на свежем воздухе. Небо ярко синее, бездонное сияло над головой. Солнце плавно катилось к закату. Фред осмотрел улицу. Здесь было непривычно. Дома небольшие, словно трейлеры, со скруглёнными углами и металлической обшивкой. На улицах валялись непонятные предметы, примерно такие же, как у Аммерта на столе, только ржавые.

— Что, потерялся? Мы в Железном улье. Так обычно называют наш северо-восточный район. Тут я и живу.

— Да это я уж понял. Долго я спал?

— Полдня. Слушай, а может, нэфы тебя уже наказали? Заставили долго спать, и теперь ты целый день будешь бродить сонным. Как думаешь?

— Мне лучше.

Фред заметил, что ни на одной двери здесь не было ручек. Все носили ручки с собой. Аммерт достал из кармана такую ручку, которая также служила ключом, и приставил её к двери.

— Ничего не забыл? — он поправил на плече лямку рюкзака.

— Я закрываю.

— Паспорт не забудь.

— Чего?

— У вас нет паспортов? Дикари.

2

В Культе с Фредом никто не хотел разговаривать. Пришлось сидеть и ждать во дворе, по требованию Варавит, пока Аммерт пытался договориться. Фред и сидел на низкой покосившейся скамеечке, между деревянной бочкой, полной воды, и ведром, куда скидывали старую ветошь. Неподалёку тихонько кудахтали куры, за забором играли дети, а по другую руку кто-то рубил дрова, причём до раздражения неравномерно. Стук. Пауза в две секунды. Стук, стук, пауза в три секунды. Потом ещё два удара и две секунды передышки.

«Господи, да научились же ты, наконец!»

Чтобы хоть как-то развлечься, Фред наблюдал, как от каждого удара по поверхности воды в бочке бегают кольцеобразные волны.

Варавит вышла с лицом учительницы, у которой лучший ученик в классе — гордость всей школы — устроил угон машины, два поджога и снял порно в кабинете директора, и теперь эта учительница обязана его наказать. Она встала перед Фредом и без тени эмоции обратилась к нему по имени и фамилии. Тот понял, что в такой момент полагается встать, и сделал это, глядя в землю.

— Мы наблюдали за тобой четыре дня, Фред Берроу из Канады, — последние слова она особенно подчеркнула. — Мы долго сомневались в тебе, но держали тебя в Культе только потому, что доверяем Кайрилу. Вчера ты сделал то, что развеяло наши сомнения. Ты проявил неуважение к женщинам! Инкрим отличался тем, что вырос среди сестёр, и был приучен любить и уважать женщин.

Она дала Фреду время, чтобы высказаться, но тот промолчал.

— Всё же, у тебя есть шанс, — темп её речи ускорился. — Артэум — лидер братства «Синий Город», истинный друг Культа и враг Доктрины. Он может тебя спасти, проверив твою биографию лично. Он должен встретиться с тобой воочию. Аммерт попросил меня позволить отвести тебя к нему. Я считаю, что приемлемый выход из ситуации.

Она обернулась и подозвала мужчину лет пятидесяти, курчавого, в засаленной хламиде, что незаметно стоял за её спиной.

— С вами поедет Илстор. Он проследит, чтобы ничего плохого не случилось. Илстор не говорит на языке Сата, зато хорошо ориентируется в лесу.

Ехать предстояло на причудливом транспорте, похожем на мопед, но с тремя колёсами. Управлял им загорелый мальчишка, по виду, из бедного квартала. Мопед тащил прицеп с пустыми мешками, и в этом прицепе, среди мешков, предстояло разместиться троим мужчинам. Фред уселся первым на самое удобное место, спиной к водителю. Остальным пришлось ютиться у того в ногах.

Мопед не взревел, а громко застрекотал, будто сотня кузнечиков. Мальчишка вёл очень лихо, и транспорт то и дело заносило на поворотах. Да ещё и сидеть стало неудобно — приходилось прижимать к себе колени, так как спутники, сами того не замечая, толкали от себя ноги Фреда. Им приходилось вытягиваться, чтобы поймать баланс и не вывалиться через край.

Путь лежал в сторону заката, по удивительному западному району. Над улицами зажигались фонари, напоминая о вчерашнем празднике, валялись на мостовой разноцветные ленты, ещё витали в воздухе огоньки, походившие скорее не на светлячков, а на одинокие искры от костра. Город словно провожал путников.

Когда район остался позади, Фред напоследок обернулся. Хотя Фред и не питал ненависть к чантарам, он не мог не признать, что они умеют создавать вокруг себя шарм, и не иллюзорный, а вполне материальный. Западный район можно было сравнить с богатой девушкой — недоступной, но всё же прекрасной.

Если Генрих вёз Фреда и Марка с юга по относительно ровной и прямой дороги, то в этом раз дорога до «слабой зоны» была, хоть и более короткий, но и куда более извилистой и неухоженной. Пытка закончилась, когда мальчишка подвёз пассажиров к самому лесу.

Фред во второй раз пожалел о выборе места, когда начали высаживаться — ему предстояло вылезать последним. Ноги затекли чудовищно, и все трое, не сговариваясь, начали приседать.

Мальчишка потребовал чего-то, и было ясно чего: оплаты. Илстор что-то буркнул ему на таросса, тот кивнул, и мопед вновь затарахтел.

Лес, между тем, почернел и будто сгустился. Тысячи его ладоней — тонких острых листьев — шептали особым шумом, похожим на звук пересыпающегося песка.

Решительно повесив за плечо котомку, которую до этого всё время держал в руках, Илстор извлёк из кармана небольшой металлический предмет. По форме он был прохож на лозу, с какой в старину ходили лозоходцы. Обратив внимание, Фред взял себе на заметку: этот предмет похож на символ, что изображён на флаге, а также потолке башни — тот самый ключ. Может, это и есть разгадка? Но какой в этом смысл, если подробными «лозами» пользуются каждый день? Вряд ли кому-то придёт в голову изобразить на флаге, например, компас.

«Хотя, — рассудил Фред, — если так подумать, компас — тоже неплохой логотип. Для морских перевозок, например, сгодится».

— Тоннели и Мосты запрещено открывать вблизи городов, — пояснил Аммерт, почему они ехали так долго непонятно куда и теперь собираются шагать по темнеющему лесу. — Они могут вызвать пространственную аномалию, если вдруг случится авария. Аномалия как «чёрная дыра» затягивает всё вокруг. Поэтому Мосты чаще открывают в лесу — деревья как бы заткнут собой дыру и ликвидируют аварию. Понимаешь меня?

Фреду было всё равно — он слишком устал. Хотелось поскорее добраться до цели.

Аммерт обернулся к сопровождающему из Культа. Двое немного отстали от Фреда, который попёрся вперёд через кусты как зомби.

— Да куда ты спешишь? До Моста ещё далеко.

Пришлось вернуться.

Аммерт что-то спросил у Илстора. В ответ, тот показал содержимое котомки: пирог с капустой, вяленое мясо, яблоки, несколько ломтей хлеба, глиняная крынка, непонятная металлическая трубка и маленький ржавый ножик.

Темнота ночи, между тем, давила, но вместо того, чтобы спать, Фреду жутко захотелось есть. То и дело, он оглядывался на котомку, но был слишком горд, чтобы спросить, когда привал.

— Ничего, скоро будет день, — заметил Аммерт. — Мы переходим на обратную сторону Земли. Друзья, вы темноты не боитесь? А я боюсь. Темноты и тесноты.

— Та же хрень, — признался Фред.

Пробравшись через колючие кусты, путники дошли до поляны, окружённой плотной стеной деревьев. Аммерт достал из-под рубашки небольшой кулон, висевший на верёвочке, и вжал его в кулаке, после чего произнёс:

— Гвоздь рыба семь. Артэум, — чуть позже он пояснил: — Если что, «гвоздь рыба семь» — это код активации моей нити Обена.

Некоторое время Аммерт молчал, стоя с закрытыми глазами. Иногда он тихо шевелил губами. После этого, открыл глаза и опустил руки.

— Я доложил Артэуму, что мы на месте. Придётся ждать.

— Долго?

— Часа три.

Аммерт обратился к Илстору. Тот покивал и засуетился.

— Я попросил его разжечь костёр.

Служитель оказался проворным и умелым — с помощью металлической трубки, которая, как выяснилось, была зажигалкой, он развёл секунд минут за десять. Сев у костра, попутчик достал свою провизию. Хотел угостить Аммерта и Фреда пирогом и яблоками, но те отказались. Аммерт извлёк из своего рюкзака консервы и термос. Консервы в этом мире были интересные — железная вилка сразу крепилась к банке. Тыквенное пюре с мясом показалось Фреду недосоленным, и он с лёгкой завистью поглядел в сторону сопровождающего. И опять же, гордость не позволила попросить угощения. До сих пор обидно было вспоминать, с каким холодом на него смотрели в Культе.

«Чтобы я у них чего-то просил? Бегу и падаю».

— А у вас нет вокзалов? — поинтересовался Фред. — Удобных терминалов, залов ожидания, дьюти фри? Или все вот так путешествуют?

— Как бы тебе объяснить? У нас всё устроено немного по-другому. Здесь запрещены технологии, превышающие определённый порог. То, есть, самолётов у нас нет. Зато есть Тоннели, а они перемещают мгновенно. Правда, иногда приходится ждать, — он вздохнул. — Пространство как живая ткань — ему нужно время, чтобы «зажить». Поэтому в одном месте открывать Тоннели слишком часто нельзя.

Фред устроился поудобнее и попытался уснуть, но присутствие служителя вызывало беспокойство. Тот мирно спал, причём спиной к Фреду, но даже в этом чувствовалась нелепая угроза. Илстор не был похож на остальных служителей Культа: если те, за исключением Кордоя, были весёлыми и открытыми, то Илстор — молчаливый и непробиваемый, словно камень. Что он хотел сказать своей позой? Внушить доверие? Намекнуть, что не следит? Этим он только усилил подозрения.

3

Фреда разбудил Аммерт. Подняв тяжёлые веки, Берроу на секунду подумал, что ослеп. Не было видно ни звезды, ни огонька. Шум леса утих, будто стянувшись в одну крохотную точку. И только тогда, в тишине, начал медленно появляться свет — сначала маленькое пятнышко в метре над землёй, потом светящееся облако, в котором пульсировали яркие сгустки, словно в кислом молоке. Тишина не была только отсутствием звука — она была чем-то давящим. Это давящее чувство усилилось, и стало слышно, как в ушах бьётся пульс. Слабый ветерок подул в спину. Свет затягивал воздух и шум, а с воздухом — листья и траву. Илстор, видимо неопытный в деле переходов, пригнулся и подошёл к светящемуся туману. Как только он приблизился так, что свет обрисовал его лицо морщинами, невидимая сила отшвырнула Илстора назад на несколько шагов. Теперь служитель лежал на земле, отряхиваясь от листвы и соображая, что произошло.

— Это я тебя отбросил, — признался Аммерт холодным тоном. — Никогда не приближайся к Тоннелю, если не знаешь что с той стороны, — когда он говорил это, его лицо, едва шевелилось, только губы двигались чуть заметно.

«Странно это, — подумал Фред. — Я вот этого не знал, я в этом мире новичок, но он… Мне бы не пришло в голову прыгать на рельсы метро».

— Когда Тоннель начнёт затягивать свет, у нас будет три секунды, чтобы войти. Пошли!

Взявшись за руки, все трое прыгнули в светящееся облако.

Наверное, невозможно описать ощущение, которое испытываешь, когда переходишь по Тоннелю. Фреда ослепил ярчайший свет. Чёрный лес как будто распался на тысячи маленьких белых точек. Точки стали вращаться снежинками, заставляя вместе с собой кружиться голову, а затем воссоединились, образовав совершенно иную картину. Всё это заняло не больше двух секунд, но ощущалось как часы, дни, недели и даже годы. Сколько именно — понять было нереально, потому что само время будто спотыкалось, а затем продолжало свой ход. Из ночи в день. Мгновенно, сильно, волнующе, как затяжной прыжок с парашютом из горящих огнём небес в ледяное бездонное и бескрайнее море.

«Кто я? Где я? Что это растёт из меня?»

Он ощупал своё тело. Тело, как выяснилось, состояло из туловища, рук и ног. Оно лежало на песке. Кроме песка, были острые маленькие штуки, похожие на мягкие гвозди или иголки. Через минуту, глядя в безоблачное голубое пространство с бледно-жёлтым диском, он вспомнил, как его зовут. Поднявшись, превозмогая слабость, огляделся.

Трое лежали на ровной пустынной земле, над которой пробивался рассвет. Здесь ничего не росло, кроме мелких жёстких кустарников. Сухой ветер, дующий, непредсказуемыми порывами, заставлял кустарники колыхаться, издавая «недовольный» шорох. Те засели кучками, вдалеке друг от друга, словно жадные дедки, не желающие отдавать какому-то ветру свою влагу. Аммерт уже давно стоял на ногах и вглядывался в даль просторной полупустыни. Глаза бегали. Между бровями образовалась тревожная складка.

Сопровождающий из Культа оказался отброшен далеко, и барахтался в песке, пытаясь найти свои ноги. Заметив его, Фред помахал рукой.

— Илстор! Сюда.

Первое время Фред не помнил, что он вообще тут делает и почему сидит на песке. Лишь когда он услышал знакомый голос, немного высокий для возраста своего обладателя, он вспомнил, что ещё недавно находился в ночном лесу, среди переплетённых ветвей. Теперь в это верилось не сильнее, чем в сказку о феях и троллях.

— Иернэ́ И́ллес, мы живы! Теперь осталось понять, надолго ли, — Аммерт ещё раз оглядел полупустыню. Повернулся чуть правее. Ещё немного правее. Развернулся на сто восемьдесят градусов. Потом ещё немного, в ту же сторону. В итоге, остановился, глядя в том же направлении, что и раньше.

Илстор, сделав над собой усилие, поднялся на ноги, отряхнулся и поравнялся с Аммертом. Последним неохотно встал Фред.

— Идём, — Аммерт послюнявил палец. — Туда.

— Почему туда?

— Мне так хочется. А если серьёзно, во-о-он там, видишь?

Оно явилось не сразу. Как из тумана проступили сначала общие очертания, затем детали, а затем это удивительное нечто наполнилось жизнью, как некий громадный медленно прогревающийся агрегат. Фред никогда не жаловался на фантазию, но вообразить себе такое не мог даже он. Не говоря уже об Илсторе, который, при виде того, что явилось посреди пустыни, упал на колени и принялся благоговейно бормотать.

Многоярусный город, как исполинский многослойный пирог пронзённый множеством вертикальных, как взлетающие ракеты, столпов. Он был похож на видение, на мираж, на безумную игру дерзкого воображения, способного поспорить с законами физики и пространства. Трёхмерный, после привычной убогой двухмерности, он расширял границы мышления. Казалось, город парил, хотя и тысячами прочных ног-столпов упирался вземлю. Молчаливый великан. Издали он выглядел безжизненным. С каждым шагом, город открывал всё новые свои детали, и вот уже население его не просто теплилось — оно бурлило на всех прослойках, на каждом уровне.

Город преподносил путникам не только эту свою особенность. Бледно-зелёный вначале, он плавно нарядился в аквамарин, затем в бирюзовый, в тихоокеанский синий и, наконец, в тёмный циан.

— Это просто... — не в силах подобрать ни слова, Фред открыл рот и помотал головой.

Аммерт обернулся и, прищурившись, протянул руку, гордый тем, что уже бывал здесь раньше.

— Да, это он. Шиелан-роум.

4

Фред, Аммерт и Илстор ступили со знойной сухой земли на гладкую твёрдую платформу Шиелан-роума. Встречный поток воздуха, стелющийся на уровне стоп, охладил ноги приятным ручейком. Не скрывая восхищения, Фред осмотрел улицы, плавно переходящие в башни. Казалось, этот город был выполнен из цельного камня, из одной титанической скалы. Здесь не было острых углов, отчего Шиелан-роум напоминал термитник.

На первом уровне, самом нижнем, небо просматривалось так же хорошо, как и на любом более высоком. Каждый уровень был сделан из камня, прозрачного с одной стороны. Башни-столпы, круглые в основании, растворялись на высоте около пяти метров. Там же растворялись и лестницы, ведущие наверх, отчего казалось, что люди, поднимающиеся по ним, исчезают в воздухе.

— Цвет Шиелан-роума зависит от твоего настроения, — объяснил Аммерт. Он шёл впереди. Фред — по правую руку, Илстор — по левую. — Каждый видит его по-своему. Например, для меня он сейчас ослепительно белый. — Он обратился к Илстору на тарроса, и тот что-то восхищённо ответил.

— Песчано-жёлтый, — перевёл Аммерт. — А у тебя?

— Какой-то серо-тёмно-синий. Я вообще почти не различаю цветов, — печально признался Фред. — Опять. Вижу будто в сером фильтре.

— Ой, Демиурге, и давно у тебя такое?

— В детстве, лет в шесть, вроде ещё видел нормально.

Фред невольно сравнил Шиелан-роум с западным районом Чхимтосэна. Хотя западный район и нельзя было назвать задворками, здесь, на первом уровне, было на порядок больше людей и голосов. В толпе мелькали красные, пурпурные, светло-бежевые, тёмно-кремовые, каштановые одежды, платья, плащи и френч-кимоно. Некоторые изобиловали пуговицами или украшениями, иные, напротив, были монотонны. Лица носителей этой пестроты были устремлены куда-то вдаль, вниз или чуть выше уровня лба. Некоторые носили блестящие чешуи с лёгкими шлемами. Большинство одевались попроще — в такие же неприметные лоскутки, что носил Фред под лёгким чёрным жилетом-чешуёй. Попадались мужчины и женщины, как правило, не меньше сорока лет на вид, носившие цепочки на лбу, как диадемы. Одни люди казались напряжёнными, громкими, другие, напротив, возвышенно-спокойными. Двигались они быстрее, чем в тихом провинциальном Чхимтосэне, при этом держа руки вдоль тела, чуть позади себя.

Трое углубились в запутанные дебри улиц и пересекли рыночную площадь, когда Фред, оглядывавший толпу, начал замечать одну странность. Чего-то не хватало. Вскоре он понял, чего. Транспорта. Улицы были наводнены пешими людьми, но нигде не было ни машин, ни повозок, ни велосипедов, ни диковинных летательных устройств. Рынок закончился, начался тихий район со скверами, скамейками, деревьями и длинными прудами. Скверы плавно переходили в жилой квартал. Город, между тем, сменил цвет на яично-жёлтый, а затем на мягкий бордовый. В момент перекрашивания Фред заметил, что улицы и стены покрыты миллионами мелких черепков. Не все дома бы одноцветны — чем глубже к центру продвигались путники, тем больше они встречали зданий, не меняющих цвет. В жилом квартале таких было очень много.

— Во время ходьбы, держите руки внизу и чуть-чуть позади. Ладони раскройте, — наставлял новичков Небесный Странник. — Это знак миролюбия. Расслабьтесь. Будьте естественны.

— Ха-ха! — отреагировал Фред. — Да ты шутишь.

Аммерт посмотрел на него сурово.

— Вы в городе, где встречается множество народов и культур. Некоторые носят с собой оружие. Здесь крайне опасно проявлять враждебность.

Он остановился, огляделся. Отойдя в сторону, чтобы не мешать человеческому потоку, Аммерт достал из кармана вещь, которая поразила Фреда больше, чем всё увиденное в Шиелан-роуме. Обычное раскладное дамское зеркальце.

— Решил макияж подправить? — пошутил Фред, но никто не засмеялся.

— Здравствуй, Артэум! Да, благополучно. Вот они, — он посмотрел на попутчиков. — Илстор. Служитель Культа. Увидеться? Как скажешь. Ладно, мы уже близко. Жди нас!

Фред пытался подавить смешки.

— Что такое?

— Зеркальце.

— Когда общаешься по нити Обена, собеседник видит то же, что и ты. Хорошим тоном считается общаться с каким-нибудь отражающим предметом, чтобы видели твоё лицо. Зеркальце для этого идеально подходит.

Множество горожан выстроилось в очередь перед входом в одну из опорных башен. Вход был покрыт плотно натянутой прозрачной плёнкой. Люди прикасались ладонями к плёнке. Та лопалась, будто оболочка мыльного пузыря, после чего возникала вновь. Один безрукий мужчина прикоснулся лбом, и система его пропустила. Когда подошла очередь троих путников, Аммерт положил руку на плёнку, та легко лопнула, распавшись на мелкие брызги, со звуком, напоминающим откупоренную бутылку, но как только приблизился Фред, плёнка образовалась вновь. Это было похоже на то, как запотевает стекло машины, если на него дыхнуть. Он с любопытством потыкал в плёнку пальцем.

— Фред, чего стоишь? Приложи ладонь, — послышался с той стороны приглушённый голос. Прозрачная преграда растворилась. Никогда не бывавший в таких городах, как Шиелан-роум, Илстор задержался у входа ещё дольше, округлёнными глазами рассматривая невиданное чудо. — Илстор, и ты туда же.

— Давай, соображай быстрее! — заругался на него Фред. Наконец, служитель пришёл в себя и приложил к пузырю свою сморщенную ладонь.

В просторном полукруглом зале было тускло, и лишь огромный светящийся столб мягкого бирюзового света горел в самом центре. Скучающие люди стояли вокруг в ожидании. Некоторые сидели на скамейках вдоль стены, другие разместились на полу. Фред зачарованно присмотрелся. Столб бирюзового света, состоявший из миллионов тонких пульсирующий сложно переплетающихся нитей, восходящих вверх, издавал ровное гудение, похожее на застывший в воздухе звук «м». Под самым потолком висели табло со светящимися ярко-красными закорючками. Вокруг столба, в полуметре, была нарисована косыми штрихами ядовито-зелёная полоса. За неё никто не ступал.

Время от времени, слышалась нисходящая гамма, а затем баритон, откуда-то сверху, произносил непонятные Фреду слова. Закорючки в этот момент менялись. Поначалу от этого голоса пробегал по спине холодок. Как только голос затихал, некоторые люди пересекали полосу. То, что происходило с ними дальше, когда люди входили в гудящий свет, могло показаться непосвящённому страшным. Всё тело вошедшего превращалось в пыль и испарялось, а пар улетал туда же, куда и бирюзовые нити. Проходило несколько минут, и голос говорил снова. Ещё несколько человек заходили в свет, чтобы раствориться.

— Что это? — не вытерпел Фред. Он понимал, что это причудливый вид городского транспорта, а значит бояться его — всё равно, что бояться эскалатора. Но иномирца можно было понять — не каждый день видишь гудящий столб бирюзовых нитей, пожирающий людей.

— «Небесная река», — спокойно ответил Аммерт. — Эйры любят поэтичные названия. «Небесная река» переносит тебя в определённый район города. Районы открываются по очереди, а гамма означает смену района.

Аммерт толкнул брата в свет. Тот машинально упёрся, наклонился и, пригнув колени, потянул Аммерта за руку, чтобы закинуть его самого.

— Эй-эй, хватит! Я же только пошутил. — Ожидающие посмотрели на обоих как на сумасшедших.

Прозвучала нисходящая гамма. Баритон объявил следующий район, и Небесный Странник поторопил обоих. Сам он вошёл первым. За ним — Фред. Последний ничего не почувствовал, и даже разочаровался. Перемещение произошло так быстро, что Фред не успел сообразить, когда оно закончилось. Инерция вытолкнула его в темноту, и столб света, на этот раз розового, остался за спиной. Так же, как и в предыдущей башне, здесь было темно, а люди прикасались к прозрачной плёнке, чтобы выйти.

Перед выходом, Фред замешкался. Ещё раз обернулся на розовый столб, откуда вылетел перепуганный Илстор. Какой-то плечистый бородач с топором за спиной прикрикнул на Фреда. Недовольство было понятно без перевода. Фред вышел, но в последний момент оставил руку в проёме. Хотелось посмотреть, что будет. Капельки прозрачного вещества паром вышли из рамы, чтобы соединиться, но тут же рассеялись вокруг его руки, словно боялись постороннего предмета. Через три секунды это повторилось. Фред засмеялся и убрал руку, показав бородачу грубый жест.

5

Людей в новом районе было не меньше, чем в прежнем. Они торопились, смешивались пёстрыми потоками. Аммерт, что не удивительно, пропал среди разнородной толпы.

Боль в левом боку кольнула Фреда, отозвавшись во рту привкусом горечи. Фред поморщился и почесал бок, обернулся.

Илстор куда-то пропал. Искать долго не пришлось — служитель опять стоял перед плёнкой, безуспешно тыкая в неё пятернёй.

— Идиот! — Фред постучал себе пальцем по лбу и приложил ладонь, чтобы показать, как это делается. Его даже одолела гордость за то, что он так быстро освоился.

Как только Илстор вышел, Фред схватил его за руку как ребёнка.

— Пошли, найдём Аммерта.

Фред решил пойти направо, уверенный, что заметил рубаху Аммерта. Однако стоило ему дойти до края улицы, он резко остановился. Улица обрывалась, как и весь район, и весь город. Дальше, в паре десятков шагов, простиралась горячая полупустыня. Высота здесь, похоже, никого не пугала. Неподалёку спокойно играли и даже прыгали дети, гуляя у самого края. Широко расставив ноги, Фред подошёл поближе к обрыву, протянул руку. Рука упёрлась в нечто невидимое, твёрдое, будто сам воздух толкал её с той стороны. Примерно то же ощущение, что и в зале городского совета. Когда Фред понял, что упасть отсюда не более вероятно, чем свернуть себе шею, стоя на ровном месте, он облегчённо выдохнул.

«Многоярусный город. И кто такое придумал? Вокруг же столько места».

Обрыв. Конец всего. Край, за который не ступить. Он уже не страшил. Манил. Сделав робкий шаг, Фред остановился. Отдышался. Дышать становилось труднее. Ещё один шаг. Словно к чему-то запретному. И ещё один шаг. Вот он — огонь, а вот — я, мотылёк. Так он чувствовал себя, йоту за йотой подводя себя к самому краю. Только бы посмотреть туда, вниз. По телу пробежала приятная мелкая дрожь, а за ней разлилось долгое тягучее тепло. Рассудок отказывался верить, но улица и вправду кончалась тут, упираясь в небо. В белую пустоту. Шагнёшь туда и наступишь на то, на что ещё никто из живых не ступал. Или провалишься. А что там, под ногами? Пустыня. Пески и кустарники. Жара днём, а ночью холод. Впереди — ничто. Позади — всё. В лицах азиатских и европейских, бледных и загорелых, жёлтых и чёрных, разукрашенных узорами или чистых. А за ничем пески и снова пески. А если дерзнуть и заглянуть ещё дальше, за эти пески, там пальмы, горы, прохладные пещеры и дома. Там города и старинные башни, увенчанные куполами и каменными шарами. И люди. Простые, живые.

В голове Инкрима звучала музыка. Долгое время казалось, он не слышал эту музыку никогда, что она родом из другого мира, быть может, неземного. Но сознание выхватило из памяти знакомую мелодию. Фред узнал её. Он уже слышал её раньше, в Торонто. Композиция называлась «Бесконечная Одиссея». Исполняла её вполне земная группа Delirium. Музыка ускорялась по мере того как мужчина сильнее хлопал Фреда по щекам.

6

Пара бледно-голубых глаз, в эту минуту явно чем-то встревоженных, пронизывала Фреда насквозь. Глаза были первым отчётливым образом на фоне бредового тумана. За ними проявилось лицо. Не из пустоты — Фред уже долго смотрел и на него, и на небо перед собой. Правда, лишь теперь сознание начинало давать образам имена. Вот это — глаза. Это — нос, рот, уши, волосы, лоб и так далее. А всё вместе — человек.

Мужчина с суровым прямолинейным взглядом, острым подбородком и горбинкой на носу, одетый в синюю чешую, хлопал Фреда по щекам. Выглядел незнакомец не таким уж и старым, но морщины сбивали с толку, не давая понять, сколько ему лет. Стресс? Тяжёлая работа?

Фред пошевелился. Мужчина помог ему сесть, но жестами настоял на том, чтобы Фред не вставал на ноги. Сам он поднялся, надел перчатки. Фред заметил, что мужчина всё время прижимал к своему боку металлический шлем. Простой, без забрала — только полусфера и защита по бокам и на затылке. Спереди шлем украшала красная четырёхконечная звезда. Военный? Полицейский? Догадка усилилась, когда незнакомец твёрдо, басовито, попросил окружающих не толпиться. О чём он говорил, было непонятно, однако по жестам догадаться было несложно. Когда народ начал расходиться, предположительный полицейский надел шлем и достал из кармана маленькое квадратное зеркальце. Первое слово, которое он произнёс, глядя в зеркало, согрело душу, несмотря на то, что прозвучало громом.

— Аммерт!

1

Вот уже будто целую вечность кто-то бил в колокольчик, производя мерный раздражающий звон. Этот звон просачивался из-под толщи жаркого мутного тумана, заставляя пробудиться и поднять тяжёлую голову. Хотя, нет, это был вовсе не колокольчик. Знакомый, давно знакомый сигнал. Генрих слышал его бесчисленное множество раз, и в родном мире и во многих других, где бывал его старый «Опель». Сигнал открытой двери.

Лоб ужасно горел, оттого что лежал на горячем руле. Рука сползла с приборной панели и упала локтем на ручку рычага. Мгновенно сон развеялся, и водитель дёрнулся корпусом, обретя в себе силы. Ремень не дал пошевелиться — он застрял и впился в грудь. Пришлось разрезать его карманным ножом. Рукоять страшно жгла, и требовалась изрядная ловкость, чтобы разрезать ремень, не прикасаясь пальцами к лезвию. Наконец, удушающая лента освободила грудь. Генрих прикоснулся к ручке двери, чтобы открыть её, и обжёгся, не ожидая, что та нагреется так сильно. Тогда он навалился боком со всей силы и выдавил её. Снаружи его встретила долгожданная прохлада. Выбравшись, Генрих сразу же сбросил горячую кожаную куртку. Майку можно было выжимать от пота.

Агент Марка находился в сосновом бору. Поглядев на солнце, он прикинул время:

«Примерно три пополудни».

На короткий миг, агент забыл, где находится, но суровая реальность заставила его вернуться с небес на землю и вспомнить о делах и проблемах.

«Где Марк?»

Сейчас это был главный вопрос. Генрих обошёл своего железного друга. Автомобиль находился в плачевном состоянии — бока помяты, стёкла и капот покрыты чёрной копотью, а шины расплавлены. Своим бампером, «Опель» упирался в древний пень, а левое заднее колесо висело над оврагом. Выехать из такого положения старый дружище точно не мог. Взяв куртку, Генрих намотал её на руки и осторожно открыл багажник. В багажнике стояло две канистры с бензином. Повезло, что они не рванули. Достав канистры, Фогель отволок их подальше. Теперь нужно было срочно искать подмогу.

Генрих шёл не оборачиваясь. Он уже проделал шагов тридцать, когда позади грохнуло. Затем что-то металлическое глухо ударило о землю. Наверное, оторвало багажник. Думать об этом сейчас было всё равно, что глядеть на умирающего ребёнка.

— Ты верно служил мне все эти годы. Прощай, земляк!

Агент Марка постарался отвлечься и занял свою голову жизненно важным вопросом.

«Что это за мир?»

Хотелось бы верить, что это Мир Полярной Звезды, хотя, бывало, агентов после неудачного перехода через Тоннель забрасывало в незнакомые места, и те не все возвращались оттуда живыми. Пробравшись через кусты к автостраде, агент облегчённо выдохнул. Ему повезло больше, чем иным его коллегам. На счастье, из-за поворота показался автомобиль, окончательно развеяв сомнения.

— Эй! — крикнул он и, махая руками, выбежал на дорогу. — Стойте! Стойте!

Чёрный микроавтобус остановился в нескольких шагах от него. Генрих расплылся в улыбке.

«Есть же добрые люди».

Дверь салона открылась, и на обочину ступили двое мужчин. Один высокий и широкоплечий, с квадратным лицом. Другой — молодой, худощавый, с татуировкой на шее. Улыбка Генриха тут же растаяла.

«Ну, конечно. Откуда в такой глуши взяться случайному автомобилю? Тем более, так вовремя».

— Чак! — агент Марка изобразил радость. Получилось не очень натурально. Ни слова больше не говоря, он сорвался с места и бросился прочь.

— Батист, — тут же скомандовал Чак. Второй, с татуировкой, нацелился из пневматического пистолета и нажал на спусковой крючок. Тонкая, почти невидимая, иголка попала Генриху прямо в шею, и, потеряв сознание, тот упал на асфальт.

2

Пришёл в себя Генрих уже в салоне микроавтобуса, лёжа на заднем сиденье. Руки и ноги были связаны. В ухе чувствовалось неприятное, но терпимое покалывание. Генрих знал, что мочку уха, а точнее, прибор размером не больше булавки, который из неё торчал, сейчас лучше не трогать.

— Очнулся, предатель? — обратился к нему сидевший рядом агент невысокого роста, с кривым носом. Это был Винс — его старый знакомый, причём знакомый не с лучшей стороны. Настроен Винс был очень серьёзно. — Где Марк? Где Фред Берроу?

— Понятия не имею.

Острая электрическая боль, словно тысячи игл, охватила бок и пробежала по нервам до кончиков пальцев.

— Это ещё слабый разряд, — сказал, не оборачиваясь, водитель. — Следующий будет такой, что твои челюсти сожмутся с силой клещей, а зубы сотрутся в порошок.

— Где Марк? Где Фред Берроу? — повторил вопрос другой агент — длинноволосый и худой, что сидел чуть подальше, справа. Узнав голос, Генрих вспомнил, что его, кажется, звали Крис.

— Я честно не знаю. Когда я перешёл... слушайте, а как вы меня нашли?

— Отследили Тоннель.

— Когда я очутился в машине, Марка рядом не было. Парни, мне нужна ваша помощь. Если бы вы помогли мне отыскать Марка...

— Этим мы и занимаемся. Через Тоннель он не переходил — это точно. Откуда ты перешёл?

— Раз уж вы отследили Тоннель, должны бы знать. Из Луча.

Следующий приступ боли, как и было обещано, сомкнул его зубы до скрежета. Конечно, в порошок эмаль не искрошилась, но ощущение было гораздо хуже, чем дрель стоматолога.

— Клянусь, я не знаю, где Марк!!! Я сам хочу его найти!

— Может, он правду говорит? — высказался Крис.

— Не ведись. Он умеет запудривать мозги, — обратился к нему Чак, после чего перевёл взгляд на Генриха через зеркало заднего вида. — И всё же, ты был умнее, когда работал с нами, Фогель. Твоя легенда не сходится. Нестыковка по времени.

— В каком смысле?

— Знаешь, который час?

Генрих догадался, к чему клонит Хэммон. Он и сам обратил внимание, когда оказался в лесу Онтарио, что солнце расположено не с той стороны, с какой должно было по расчётам. Либо Земля начала вращаться в другую сторону, пока они с Марком были в Луче, либо девять часов пропали неизвестно куда.

— Теперь поговорим о более важной проблеме: Фред Берроу.

— Вы упустили Объект X? Я знал, что это произойдёт.

— Скотина! — не выдержал Винс и вновь ударил Генриха током. — Ты издеваешься?!

— Прекрати, Винс! — утихомирил его Чак. — Лучше помоги ему сесть.

Винс исполнил просьбу. Теперь у Генриха была возможность оглядеть салон. Таких людей, как эти, называли охотниками. Задача этих агентов состояла в том, чтобы стирать память непосвящённым. Ближе всех находился Винсент Поул — жёсткий, исполнительный, знающий своё дело, одного возраста с Чаком, и примерно одной комплекции, только пониже ростом. Винса отличали перебитый нос и вечно хмурое лицо. Генрих опасался его больше остальных. На переднем кресле салона, лицом к Генриху, расположился лысый мускулистый афроамериканец Франсуа Понт. За рулём был Чак — главный из пятёрки. Сильный, подтянутый, «правильный». Были здесь и двое молодых агентов, которых Генрих не застал: один худой, с длинными волосами, убранными в хвост, другой — такой же комплекции, с татуировкой на шее в виде летучей мыши. Первого, как он понял, звали Крис, второго — Батист.

— Закатай штанину, — приказал Винс.

— Зачем? — спросил Генрих, и тот, недовольно фыркнув, молча сделал это за него. — Полицейский браслет? Серьёзно?

— Ты причастен к преступлению против Доктрины Границ, — объяснил Чак, не отвлекаясь от дороги.

— Тогда дайте позвонить домой. Моя домработница будет волноваться.

— У меня дома жена и сын, — ответил Чак. — Они за меня волнуются не меньше.

— Парни, я не хочу конфликта. Честно, — Генрих рассказал всё, что помнил после перехода. — Нам надо вернуться. Там, возможно, остались какие-то зацепки.

— Ничего там не осталось. Пожар уничтожил всё, — Хэммон переключился на пожарную волну и без всякого удивления подтвердил свою догадку.

3

Пригород сменился большими стекло-бетонными строениями. Словно королевой, над этими зданиями возвышалась устремлённая в небо Си-Эн Тауэр. Штаб-квартира «Полстар» была куда скромнее. Простая серая коробка, украшенная логотипом в виде сияющей четырёхконечной звезды, расположилась неподалёку от главной достопримечательности Торонто. Микроавтобус остановился на парковке. Франсуа вывел Генриха под руку из машины. Остальные шли спереди и сзади, на расстоянии нескольких метров, чтобы не привлекать внимания. Минуя подземную парковку, конвой доставил Генриха на минус пятый этаж. На техническом этаже не было почти никого. Франсуа, не упуская Фогеля ни на секунду, обогнул ряд гудящих шкафов и подошёл к электрощиту, встроенному в стену. Открыв электрощит, он отодвинул целиком весь корпус, обнажив ещё один лифт. Никто из рабочих не знал, а точнее, не помнил об этом лифте.

Ещё один этаж вниз и вот он — минус шестой. Генриху уже был знаком этот узкий длинный коридор, освещённый синими люминесцентными лампами. Коридор сужался к потолку. На стенах висели изображения различных религиозных символов, начиная с древних языческих богов и кончая знаками современных учений и религий, в том числе, Нью Эйдж.

Спину Генриха топтали мурашки. Ещё десять лет назад он сам водил нарушителей Доктрины на минус шестой этаж. Он хорошо помнил этот синий коридор, навевающий ужас на агентов, как и словосочетание «минус шестой». Сегодня жертвой стал сам Генрих.

Подойдя к массивной железной двери, Франсуа попросил Фогеля отвернуться и набрал пароль. Послышалась мелодия замков и шестерёнок, и через несколько секунд дверь открылась, выплюнув струю воздуха. Сердце агента Марка отбивало чечтёку — впервые в жизни ему предстояло увидеть, что скрывается за дверью минус шестого.

Внутри его встретила полутьма, освещённая большими экранами и рядом низко висящих ламп. Это был просторный зал с невысоким потолком, с четырьмя квадратными колоннами и полом, покрытым чёрным ковролином. Четыре экрана на стенах, служащие «живыми» обоями, изображали разные стороны света. На одном зеленел бамбуковый лес во время дождя, на другом искрилась метель в зимнем лесу, на третьем накатывал на песок прибой, а на четвёртом утопали в закате американские прерии. В самом центре зала, под лампами, находился стол, уставленный пестрящим разнообразием изысканных блюд со всех концов света, включая омаров, осьминогов, икру, сёмгу и карибских крабов. На красном диване, слева от стола, сидела женщина с растрёпанными чёрными волосами, одетая в длинную серую юбку. Маленькими глотками, она пила воду из бокала. Массивная дверь захлопнулась и раздался пугающий безысходный лязг.

Генрих не сразу узнал женщину, но та, увидев его, тут же схватила бутылку шампанского и разбила её о край стола. Подбежав к агенту Марка, она замахнулась осколком.

— Это ты!

Генрих не мог отвести лицо — Франсуа крепко держал его за шею.

— Сволочь! Предатель! — кричала она слабым, дрожащим, но яростным голосом.

— Лиза? — ужаснулся Генрих. — Что они с...

— Молчать! — она вновь замахнулась осколком, чуть не поцарапав Генриха. — Это ты. Это ты украл у меня Фредди! Ох, если б я знала. Если б я знала, что этому проходимцу Марку нельзя доверять, — обессиленная, Лиза вернулась на диван и бросила осколок бутылки на стол. Рухнула на спину, закрыв лицо руками. — Ненавижу тебя. Ненавижу тебя, Марк! Где бы ты ни был.

— Можешь отпустить его, — сказал Чак Франсуа. — Отсюда он всё равно никуда не выберется.

Генрих недоверчиво отошёл от Франсуа. Размял шею. Медленно подошёл к столу и сел в одно из кресел, что стояли напротив дивана.

— Лиза? — спросил он негромко. — За что ты здесь?

— Молчи, — ответила та, не убирая руки с лица. — Я не хочу с тобой говорить.

— Это из-за Фреда?

— А ты как думаешь?! — она резко села. — Когда вы украли Фреда, за мной тут же приехали. Отвезли сюда, — она взяла бутылку вина и зубами вытащила пробку. — Будешь?

— Нет, спасибо.

— Как хочешь, — Лиза налила себе на пару глотков. Презрительно повертев стакан, она пригубила. Немного пополоскала рот, будто пробуя вино на вкус. Выплюнула обратно в стакан и вылила вино на пол. — Он спрашивал, где Фред Берроу. Потом сказал, его нашли.

— Сколько ты не ела?

— Два с половиной дня.

Генрих недоумённо уставился на Чака, стоявшего за спиной. Снова посмотрел на Лизу. Не похоже было, что она врала.

— Какое сегодня число?

— Седьмое, — ответил Чак.

«Выходит, я потерял не девять часов, а тридцать три», — подсчитал Генрих.

— Чего Мэдди хочет от тебя?

— Признания.

— В чём?

— В любви, мать твою! В предательстве Доктрины.

Генрих выскочил из кресла. Прошёлся.

— Мэдди! — раскинул он руки. — Мэдди, ты здесь? Я знаю, ты смотришь. Это в твоём стиле. Мне нужны объяснения!

— Ничего он тебе не объяснит, — произнесла Лиза слабым голосом. — Да, признания под пытками не признаются ни Кодексом, ни Женевской конвенцией. Он поступает хитрее. Ты признаёшься не сразу, а полгода или даже годы спустя. На трибунале Доктрины. К тому времени, ты приводишь себя в порядок, успокаиваешься. Ты чистенький, сытый, хорошо одетый. Но страх ещё живёт внутри тебя! — в её словах явно сквозила давящая боль.

— И ты не признаешься?

— Уж лучше это! — она с особым усилием надавила на «это», приподняв бутылку вина. — Чем стирание.

Из дверного проёма, незаметного в темноте, показался невысокий лысый мужчина в кремовом пиджаке и в роговых очках. Нетрудно было, даже в таком неясном свете, узнать Оливера Мэдисона. Это был человек, которому подчинялись в этом здании все, от совета директоров до уборщиц. От манипуляторов, служащих «Полярной Звезде», до начинающих агентов.

— У меня мало времени, — сказал Мэдисон деловым тоном. — Где прибор?

— Здесь, — Батист указал на аппарат за колонной, похожий на тумбочку на колёсиках, снабжённую датчиками и электродами.

— Какой прибор?

Франсуа быстро сообразил, что надо снова обездвижить Генриха и заломил ему руки. Чак обхватил шею. Батист и Крис направили пневматические пистолеты Генриху в лоб.

— Мэдди! Это уже слишком. Отпустите меня! Я хочу поговорить.

— Я не из тех, кто долго болтает, — он повернул тумблер на приборе и тот негромко загудел.

— Ладно, я согласен!

— На что?

— Прочитай меня. Я дам письменное разрешение. Всё будет по Кодексу.

Мужчина в пиджаке лишь поморщился и покачал головой.

— Знаешь, что я понял за годы службы? Чтение неэффективно, — он поправил очки и подкатил прибор поближе к агенту Марка. Чак и Франсуа помогли снять с Генриха майку. Оливер прицепил к его туловищу пять электродов. — Я задам тебе два вопроса. Всего два. Немного, правда? Если ты ответишь, будешь свободен. Всё просто. Первый вопрос — где Марк? Второй — где Фред Берроу?

— Лучше скажи ему, — подала голос Лиза и залпом осушила бокал.

— Сначала будет слабый ток, — продолжил Мэдисон. — Таким разыгрывают друг друга школьники. Затем будет ток помощнее. С каждым разом я буду увеличивать мощность до тех пор, пока боль не станет нестерпимой. Или пока ты не ответишь мне на два простых вопроса. Ты помнишь их?

— Где Марк и Фред Берроу? — Генрих усмехнулся. Оливер Мэдисон пожал плечами и дёрнул рычаг. Слабый ток, всего в десять-двенадцать вольт, пробежал по мышцам живота и груди. Ощущение было неприятным, словно ткнули иголкой под рёбра, но терпимым.

— Можешь пытать целую вечность, — Генрих был на сто процентов уверен в себе. Ведь нельзя сказать то, чего не знаешь.

Следующий разряд тока был куда менее похож на «школьный». Его можно было сравнить с укусом злой собаки.

— Давай так. Сосредоточимся на первом вопросе. Возможно, так тебе будет проще думать. Давай, Генри, подключай мозги и роди мне уже ответ.

— Я не знаю!!!

— Вот это уже ближе к истине. Но всё равно не правда. Где Марк? — начинал входить во вкус Оливер и снова увеличил мощность. Новый удар! Боль была на том уровне когда вырывают зуб без наркоза.

— Клянусь, я не знаю! — заорал Фогель. Его руки начало трясти. — Я очнулся в машине после перехода. Марка уже не было. Клянусь, это правда!

Встав к нему поближе, Мэдисон поглядел на агента Марка так, словно не он, а Генрих был на полголовы ниже. Тем же тоном, только более жёстким, он повторил первый вопрос.

— Так мы ничего не добьёмся, — взял на себя смелость Чак.

— Всё, что я сказал — правда. Можешь испытать меня на детекторе лжи.

Генеральный директор корпорации «Полстар» и, по совместительству, глава отделения «Полярная Звезда Торонто», смеялся редко. Однако теперь, он выдал гомерический хохот. Мэдисон даже снял очки, чтобы вытереть слёзы.

— Детектор лжи. Какой ты умный, — Оливер резко посерьёзнел. — Несите его в комнату.

— Нет! — вскочила Лиза. — Оливер, прошу тебя. Не делай этого. Только не туда! Ради нас с тобой, — она зарыдала, но Мэдисон её не слышал.

— Поздно, — подошёл он к Лизе и посмотрел на неё так же, как только что на Генриха. — О нас с тобой надо было думать ещё в СУАНе.

Он развернулся и направился в небольшую комнату, освещённую одной тусклой лампочкой. Батист прикатил аппарат, а Чак и Франсуа пристегнули Генриха к столу. Оставив в комнате только Оливера и его жертву, агенты вышли и закрыли за собой дверь. В очередной раз Мэдисон повторил свои два вопроса. Не услышав ответа, он дёрнул рычаг.

Следующий удар был такой силы, что нервы скрючило, а перед глазами поплыли красные пятна. Всё тело Генриха теперь дрожало в бешеной судороге. Запахло палёными волосами и кожей.

Генрих уже мысленно кричал: «Признаюсь! Признаюсь!!!», но тут лампочка погасла, и комнату поглотила темнота.

4

Дверь в тёмную комнату скрипнула. Раздался глухой удар тела об пол. Агент Марка почувствовал, как чьи-то ловкие руки отстёгивают ремни. Не было никакого сомнения — это были женские руки, мягкие и тонкие.

«Лиза!»

Она освободила пальцы, кисти, локти, шею, пояс, колени и ноги. Острая секундная боль в районе пупка. Никогда ещё Генрих так не радовался боли. Тыльной стороной ладони, он надавил на рану, чтобы остановить кровь.

В чёрном зале было тихо. Очертания мебели едва проглядывались, освещаемые тонкой полоской голубого света. Приоткрытая дверь. Женщина толкнула Генриха в спину, и тот, на ощупь огибая диван, помчался к спасительному коридору. Перед самой дверью он остановился.

— Что ты делаешь?! — громким шёпотом нетерпеливо спросила Лиза.

— Нужно забрать часы.

— Дались они тебе!

Было трудно разглядеть хоть что-то в неясном свете из коридора, и Генрих почти вслепую обшарил карманы лежавшего на полу Батиста. Ничего. Он подошёл к телу Чака. Есть! Часы он нашёл почти сразу, во внутреннем кармане, а в кармане брюк — свой телефон. Перевернув Чака на спину, он быстрыми движениями начал расстёгивать пуговицы на его рубашке.

— Не побегу же я голым!

Генрих уже собрался уходить, но решил напоследок пощупать пульс на шее Хэммона. Чак был жив. Дольше задерживаться было нельзя. Каждая минута отнимала шансы на свободу. Рубашку он застёгивал на бегу.

— Стой, — Лиза обратила внимание на узкую полоску света, что показалась из тёмной комнаты. — Встречаемся на парковке через десять минут. Место C5.

— Ты рехнулась?!

— Я знаю, что делаю. Бегом, Фогель! Шнелль, как у вас говорят!

— Твою мать, что ты задумала? — времени на расспросы не было, и Генрих помчался в синий коридор.

Лифт опускался, не торопясь, будто старик, неохотно идущий ко входной двери. Одна секунда. Две. Три. Четыре. Пять. Не дожидаясь, пока створки откроются полностью, Генрих протиснулся в кабину и нажал единственную кнопку: «минус пять». Створки поползи друг к другу, и механизм послушно загудел. Оказавшись на техническом этаже, Генрих задвинул ширму, маскирующую лифт.

«Всё пропало, — подумал он, глядя на скрытую камеру, обращённую объективом на электрощит. Ни один непосвящённый не отличил бы эту камеру от обычного индикатора. — Или нет?»

Он вспомнил, кто поставлял эти камеры «Полярной Звезде» и облегчённо выдохнул. Марк заранее предусмотрел подобный случай и продал камеру с «секретом». Стоило только произнести кодовое слово.

— «Опель»!

Раздался короткий писк, означающий, что камера отключена, а вместо реального изображения транслируется запись. Камера работала в таком режиме ровно минуту — этого хватило, чтобы выбраться на подземную парковку.

На парковке Генрих сразу нашёл место C5, издалека узнав оранжевый «Ниссан» — этот «японец» принадлежал Лизе. Вот только вставал вопрос: как она откроет собственный автомобиль без ключа?

— Двигайся, Фогель! — Лиза была на месте — добралась раньше времени. На несколько секунд, она отключила «игнор», чтобы докричаться до Генриха и дать ему заметить машину.

Встав перед водительской дверью, она постаралась успокоиться и поднесла к замочной скважине открытую ладонь. Представила себе тёплый тёмно-оранжевый стержень, проходящий по её позвоночнику. Энергия разлилась по её позвонкам, по венам, артериям и капиллярам, чтобы, прямыми лучами, выйти из её ладони.

— Что ты хочешь сделать? Нет, нет, нет! Только не в твоём состоянии! Отойди, — он оттолкнул Лизу, достал телефон и запустил одно из приложений. Две секунды и щелчок. Довольный собой, Генрих убрал телефон в карман. — Такое не скачаешь в Апсторе. Падай на заднее.

Лизе хотелось только спать. Сон одолел её на заднем сиденье. По пути, Генрих то и дело смотрел на неё, опасаясь, как бы та не умерла в машине. Элизабет Стоун — Лиза — женщина, которую он знал много лет — сейчас была на грани смерти. Использовать Энергию после двух с половиной дней голода было самоубийством. Спасти могло только одно: обычная и всем доступная в двадцать первом веке человеческая еда. Но только не здесь. Там, куда не добраться агентам «Полярной Звезды». Он это понимал, и давил на педаль, нарушая скоростной режим. Генрих не боялся, что его остановят: «игнор» не давал дорожному патрулю даже обратить внимание на угнанную машину. Навигатор в телефоне позволял обогнуть пробки. И всё же, ни «игнор» не давал полной уверенности. Генрих не боялся других водителей и пешеходов — несмотря на «игнор», те видели машину, уступали ей, держали дистанцию, но забывали о ней, как только машина скрывалась из виду. Бояться стоило посвящённых.

5

За два часа, время от времени делая остановки, автомобиль добрался до небольшого городка Барри, на севере от Торонто, чтобы остановиться у двухэтажного дома с круглым окошком на чердаке. Можно было доехать и раньше, если бы не жизненная необходимость петлять по окрестности. По пути сюда, Генрих создал две тульпы — точные иллюзорные копии автомобиля, водителя и пассажира — и запустил их в разные стороны. Физически это были устройства, похожие на «жучки», которые так же цеплялись ко дну. Засады не было — либо Оливер упустил беглецов, либо сработали тульпы, либо засада была организована очень хорошо. О последнем думать не хотелось.

В районе, где жил агент Марка, находился только один дом, окружённый железным забором. По этой причине, соседи были не очень-то приветливы с хозяином жилища. Генрих знал, что его дом достаточно просто найти, и не боялся этого. Знали об этом и «Полярная Звезда», и «Южный Крест», а поскольку дом считался нейтральной территорией, в случае нападения одной из организаций другая могла воспринимать это как нарушение Доктрины и повод для войны. При виде дома, Генрих облегчённо вздохнул. Он любил свой дом — большой и, в то же время, уютный. Взяв Лизу на руки, он отнёс её внутрь и положил на диван в гостиной.

На лестнице показалась молодая девушка в пушистом халате.

— Мистер Фогель?

— Привет, Беатрис. Приготовь что-нибудь поесть. У нас гостья.

— Хорошо, — она быстрым шагом спустилась на кухню. Беатрис понимала, что лучше не задавать лишних вопросов.

Скинув обувь, Генрих замер. Что-то было не так. И теперь он точно знал, что. Наклонившись, он посмотрел на свои ноги ещё раз. Полицейский браслет всё ещё был на его ноге.

— Fuck!!!

Беатрис суетилась на кухне, когда до неё донёсся матерный крик хозяина дома.

Самым глупым в этой ситуации было то, что за всю дорогу Генрих трижды подумал о том, как бы его снять. Схватив нож, Генрих с большим трудом, разрезал браслет. После этого, достав из ящика молоток для отбивных, положил браслет на пол. Немного подумав, он взял разделочную доску.

— Что вы хотите сделать? — поинтересовалась Беатрис и тут же осеклась. — Никаких вопросов.

Генрих положил полицейский браслет на доску и принялся размашисто и со смаком, со всей силы, долбить по нему. Когда от прибора остались только осколки, он сгрёб их в мусорную корзину.

— Не забудь вынести мусор.

Хозяин поднялся на второй этаж. Больше всего на свете ему хотелось отмыть с себя весь пот, лесную грязь и забыть всё, что произошло за последние несколько часов.

«Марк обещал, что всё будет просто, — думал он, открывая кран душа. — Отвезёшь и, считай, очередная миссия выполнена. Были и посложнее миссии. Ага! Думал отделаться легко? Нет уж, Фогель, ты встрял, и встрял по полной, — он выключил воду. Прислушался к тишине. — Вдруг они здесь?»

Некоторое время он постоял так, намыленный, стараясь не шевелиться. Ни звука.

Лиза ещё спала, когда в комнату вошёл Генрих, но только он собрался уходить, как её глаза резко открылись.

— Ящик!

— Какой ящик?

— Я взяла его или нет?! — она села на кровати, отчего голова закружилась, и Лиза снова вынуждена была лечь.

Генрих вспомнил, что у Лизы в руке был какой-то деревянный ящик, и вернулся к машине, чтобы его принести. Ящик благополучно лежал на заднем сиденье.

Вернувшись, Генрих застал Лизу на кухне. Беатрис готовила бульон.

— Ваша подруга сказала, что долго не ела, — сказала домработница. — Я подумала, что горячий бульон будет — самое то.

— Обожаю тебя, Трис, — Генрих поцеловал её в лоб.

При виде ящика, Лиза перестала дрожать, сглотнула и продолжила принимать пищу.

— Он морил меня голодом, — пояснила она, хотя это было понятно без слов. — Можно было пить воду или алкоголь, но не есть. Выставил еду. Ты её видел. Омары, икра, сёмга... Оливер знал о моей слабости к морепродуктам.

Генрих сел напротив и дал знак Беатрис. Та кивнула и ушла в свою комнату.

— Спасибо, что спасла меня. Как тебе удалось?

— Удалось что? — спросила она, не отрываясь от тарелки.

— Ну... вырубить тех пятерых из сон-пушки. Отключить свет. Усыпить Оливера.

— Я не вырубала тех пятерых. И свет — не моих рук дело, — некоторое время оба смотрели друг на друга без звука, пока молчание не нарушил агент Марка.

— Сдаётся мне, в стане Фернандо завелась крыса. Что ты видела?

— Я лежала на диване. Свет погас. Дальше — выстрелы из сон-пушек. Я не заметила, кто стрелял первым. Потом открылась дверь в тёмную комнату, я услышала, как кто-то упал. Потом, я кинулась к выходу. И вспомнила записку.

— Какую записку?

— Вчера кто-то подсунул мне записку под дверь. «Спасение близко. Как только будет случай, поднимись в кабинет Оливера и возьми ящик из сейфа».

В этот самый момент зазвонил телефон. До жути вовремя. Не глядя на экран, Генрих сразу догадался, кто звонит.

— Ты же не думаешь, что в своём доме ты в безопасности, немец?

Не успел тот ответить, как Лиза выхватила телефон.

— Не ожидал, мразь?! Как тебе спалось, Мэдди?

— Спина болит. Ненавижу спать на полу.

— Пробовал электрошоковую терапию?

— Лиза, — он шумно выдохнул. — Передай трубку предателю, у меня к нему серьёзный разговор.

— Что ты хотел ему сказать? — она включила громкую связь.

— Генрих Фогель, я наблюдаю за тобой. Твой дом сейчас окружён моими людьми.

— Отзови «пятёрку», тогда и поговорим.

— С чего ты взял, что я отправил «пятёрку»?

Двое переглянулись. Мэдисон вполне мог говорить правду. Более того, он мог вовлечь в эту историю посторонних непосвящённых людей. Прямо сейчас дом могли окружать, например, бездомные, сами не понимая, где находятся и что делают, будто зомби глядя из темноты в ожидании сигнала.

— Ты не станешь атаковать, — выразила уверенность Лиза. — У нас есть то, что, полагаю, тебе очень важно.

— О чём ты?

— Открой сейф, болван!

Через полминуты, голос Оливера изменился.

— Вы уже посмотрели, что в ящике?

Вновь Лиза не дала Генриху ответить.

— Да!

— И что же?

Она засмеялась. Громко, раскатисто, долго, будто ведьма. Оливер, на том конце, попытался разыграть хорошую мину при плохой игре, но выходило не очень убедительно.

— Генрих, давай договоримся так: ты вернёшь мне ящик со всем его содержимым, и мы забудем об этом инциденте.

В этот момент Генриху показалось, будто из ящика доносится еле различимый бой барабанов. Ящик словно манил: «Открой меня».

— Забыть? — в тоне Генриха появилась ярость. — Забыть, как ты пытал меня и Лизу?!

— Генрих, ты сейчас в незавидном положении.

— Шутишь, Мэдди? Это ты в незавидном положении! То, что ты скрывал все эти годы, в моих руках.

Лиза одобрительно кивнула, как бы говоря: «Вот так надо вести переговоры».

— Чувствую, наша беседа зашла в тупик, — в телефоне послышался вздох. — Так и быть. Ты можешь быть свободен. От тебя и от Лизы мне больше ничего не нужно. Единственное условие…

Генрих выключил телефон, не дослушав. Он прекрасно понимал, что Оливер, ставя условия, обязательно посеет сомнение, а сомневаться сейчас, когда пройден Рубикон, означало бы споткнуться раньше времени и проиграть.

«На руках у меня козырь. Это вещь, которая важна Оливеру, а может и не ему одному, а самому Фернандо. Значит, не ему диктовать условия».

— Молодчина, Птица!

— Теперь осталось понять, что там.

Оба покосились на таинственный предмет.

6

Прежде чем открыть ящик, Лиза нащупала на торце потайную кнопку и нажала её. Раздался глухой щелчок.

— Тайный доброжелатель предупредил? — догадался Генрих. Лиза промолчала: ответ был очевиден.

Когда содержимое ящика увидело свет, Генрих сначала удивился, потом усмехнулся, а затем уважительно покивал.

— Неплохо придумано!

Ящик был разделён на шестнадцать секций. В каждой секции, между специальными мягкими прокладками, лежали грампластинки. В тонкоэнергетических цивилизациях, где электричество было запрещено Доктриной, пластинки, воспроизводимые обычным механическим граммофоном, были очень популярным способом досуга.

Генрих достал одну из пластинок. На ней была крупная цифра «1».

— У тебя есть граммофон? — спросила Лиза.

— На чердаке. Подарок.

Через несколько минут, смахнув пыль со старинной вещи, Генрих извлёк и поставил на стол увесистый граммофон фирмы «Патэ».

— Кто сегодня диджей?

— Давай по очереди, — предложил Генрих.

Времени было достаточно, чтобы прослушать все пластинки. Пока Лиза спала, Генрих записывал каждое слово в тетрадь, а кофе и бутерброды помогали не уснуть. Затем менялись. Когда закончилась пластинка номер шестнадцать, Лиза разбудила Генриха, чтобы пересказать всё, что тот пропустил. Повисло задумчивое молчание, которое Генрих прервал через несколько минут.

— Но это же как-то… нелогично. Зачем Фернандо записывать это, да ещё и на пластинки? Он же, наоборот, хочет, чтобы Фред ничего не помнил.

— До тебя ещё не дошло? Фред — не настоящий Инкрим. Да, это трудно принять, но… всё сходится.

— Или это уловка Фернандо.

— Поверь, я знаю, о чём говорю. Я растила Фреда — не ты. Это началось у Фредди в семь лет. Как раз после болезни.

— Так, — до сих пор не веря до конца, скрипя зубами, Генрих всё же кивнул, не находя аргументов против. — А почему… пластинки?

— Это самое простое. Помнишь курс айяра́нта? Энергия несовместима с электричеством. Точнее, нестабильна в пределах магнитного поля. Пластинка — идеальный носитель скрипта.

— Хочешь сказать, на этих пластинках могли быть скрипты? И ты не предупредила?!

— Ни один скрипт, созданный за последние тридцать лет, не запускается без активации. «Защита от дурака».

— Мы не знаем, когда были записаны эти пластинки.

— Обрати внимание на штамп с указанием даты. Он стоит на каждой пластинке.

— Штамп легко подделать.

— Не этот. Такие штампы заказывают отдельно, в Йорсинхеле. Технологии Сата пока не позволяют их подделывать.

— А если их подделали в Йорсинхеле?

— Я тебя умоляю, — усмехнулась Лиза. — Кто? Если этот кто-то существует, почему до сих пор не правит всеми пятью тари?

— Разумно. Предположим, записи были сделаны, когда Фреду было шесть лет.

— Семь, — поправила Лиза. — Весной у него начался тик. Синдром Туретта. Полгода Фредди посещал психотерапевта. Я не знаю, что было на сеансах — меня туда не пускали. Это продолжалось с мая по ноябрь, и синдром удалось побороть в зачаточном состоянии. Незадолго до дня рождения Фредди состоялся последний сеанс. Я это помню как вчера.

Генрих глубоко задумался, потирая кончики пальцев.

— Как звали психолога?

— Доктор Милдред… кажется Пакс или что-то вроде того. Короткая фамилия на «П».

Генрих сделал пометку в блокноте: «Найти доктора Милдред Пакс» и поставил знак вопроса рядом с фамилией.

— Теперь главное. Что это были за скрипты?

— Ты задаёшь не те вопросы, Птица.

— Эй! Только Марк имеет право так меня называть.

— Ох, прости, я совсем забыла про Марка, — съязвила та, но, подумав, извинилась по-настоящему. — Не знаю, что на меня нашло. Для меня это тоже шок. Ты спрашиваешь, что за скрипты. Есть такие скрипты, которые заставляют любую информацию врезаться в память надолго. Они как нож — оставляют шрамы.

— Или как игла с тушью.

— Вспомнила, — она пощёлкала пальцами. — Милдред Пакс. Можешь не искать её — старушка прописалась на кладбище в прошлом году.

— Проклятье!

— Будь она жива, это бы вряд ли бы что-то изменило. Фернандо часто использует людей «втёмную».

— Как и все наблюдатели Доктрины.

— Тем более.

— Н-да, — Генрих выскочил из кресла, схватил одну из пластинок, повертел в руках, поднёс к лампе, чтобы рассмотреть штамп. Тот переливался всеми цветами радуги, а под определённым углом становился виден логотип корпорации «Линс», производившей атрибуты для наблюдателей Доктрины — круг с девятью шипами, обращёнными внутрь, с точкой в центре.

«Я что-то упускаю, — навязчиво крутилась мысль в голове Генриха. — Что-то, что лежит на поверхности. Уж очень всё гладко».

— Пластинки надо уничтожить, — сухо сказал Генрих.

— Ты с ума сошёл?! — вскочила Лиза и схватилась за ящик. — И лишить нас такой улики против Фернандо? Ты хоть понимаешь, что эти пластинки теперь — наше оружие?

— Когда это ты восстала против Фернандо? — ухмыльнулся Генрих.

— Когда эта тварь заставила меня убить ни в чём не повинных людей. Когда я чуть не лишила жизни годовалое дитя! Уже тогда я восстала против Фернандо. Вот только моё восстание носило тихий, незаметный характер. Это вы, мужчины, восстаёте внезапно, пафосно, масштабно. Мы, женщины, делаем это каждый день. Не через насилие, а через любовь.

— Оставь эти речи, пожалуйста, они на меня не действуют.

— Потому что ты — функция. А я — мать. Вот в чём между нами разница, Генрих.

— Что ты намерена делать с пластинками?

— Передать их Культу. Я думаю, это худший из вариантов для Фернандо. Ничто не ударит по нему больнее.

Генрих тяжело вздохнул и посмотрел в пол. Он чувствовал, что делает что-то не так. Чего-то не видит, или не слышит, или не чувствует нутром.

— Генрих?

— Почему Фернандо сразу не уничтожил пластинки?

— Вероятно, они ему нужны, но не сейчас. Видимо, чтобы предъявить Культу в нужный момент, когда Фред выполнит свою миссию и станет не нужен. Так он избавится от Фреда их же руками, но это только моё предположение. Ох, Господи! Генрих, думаешь, я могу залезть в голову Фернандо?! Разгадать все его планы?

Генрих пытался размышлять, но Лиза не давала и минуты тишины.

— Нужно как можно скорее передать пластинки Культу, пока Фред не совершил непоправимое. А моего Фредди я знаю — он иногда прикидывается идиотом, но способен на такое, что в кошмарном сне не привидится здоровому человеку! Вспомни хотя бы магазин. Генрих, ты здесь?

У агента Марка разболелась голова, он рухнул в кресло и, глядя в потолок, негромко произнёс:

— Твоя взяла. Ты передашь пластинки Культу, но скажи, что это спорное доказательство. Ещё надо проверить их подлинность.

— Ты откроешь мне Тоннель?

— Попрошу Артэума.

— Нет! Артэум не должен знать. Он не доверяет мне. Он не слышал этих пластинок, не видел штампы своими глазами, не знает о Фредди то, что знаю я. Он всё равно не откроет тебе Тоннель, либо откроет, но пройдёт слишком много времени. А чем быстрее мы передадим пластинки, тем лучше. К тому же, Артэум не сам открывает Тоннели — он просит эйров Симмаратана, а у них свой интерес против Культа.

— В этом ты права, — удивился Генрих. — У меня есть ещё один способ.

Вечером того же дня, оранжевый «Ниссан» гнал на восток по шоссе вдоль великого озера Онтарио. За рулём и в этот раз сидел Генрих. Лиза, истощённая морально и физически, клевала носом на переднем сиденье. Сколько Генрих ни уговаривал её поспать, та отказывалась.

Около семи вечера, автомобиль съехал с дороги, чтобы остановиться у самого берега. Оранжевый закат отражался от безмятежной водной глади, и на миг, выйдя из машины, Генрих даже забыл, зачем приехал сюда.

— Красиво.

Лиза не ответила. Достаточно отдохнув, прижимая к себе ящик с пластинками, она поравнялась с Генрихом, глядя на озеро, и вопросительно поглядела на него. Тот медлил. Он пытался осмыслить и уложить в голове все факты, что узнал сегодня.

«Если она права, значит, Марк ошибся. А если Марк не ошибся?»

Он косо поглядел на Лиза, но не прочёл на её лице ничего кроме решимости.

— Отвернись.

Лиза неохотно повернулась к нему спиной. Генрих засучил рукав, и через пару минут в полуметре под водой, примерно в десяти метрах от берега, замерцало едва различимое в закатном свете мутное пятно. Оно походило на молоко, разлитое кем-то под водой, и было почти незаметно, если не вглядываться.

— Ты издеваешься, — сказала Лиза, вновь поглядев на воду. — Ненавижу водные.

И Генрих, и Лиза прекрасно знали, что наиболее безопасные Тоннели те, что открываются под водой. Правда, они же и самые неудобные. Агенты часто пользовались такими Тоннелями, и специально держали в багажниках непромокаемые рюкзаки и костюмы для плавания.

— Хочешь, чтобы я простудилась?

— Можем отъехать подальше, километров на сто, и тогда я открою тебе сухопутный Тоннель.

— Нет уж!

Лиза открыла багажник и достала рюкзак. Вежливо отвернувшись, Генрих подождал несколько минут.

— Готово, — громко отчиталась Лиза.

— Удачи тебе! — сказал Генрих, когда та входила в холодную воду. Вместо ответа, Лиза, видимо, посчитав, что это не к месту, хмуро поглядела на Генриха, но всё ответила: «Спасибо».

Вдохнув полные лёгкие воздуха, Лиза нырнула, и вскоре исчезла в водах озера Онтарио. Генрих знал, что через минуту она вынырнет в море около Симмаратана, и всё равно переживал. Не столько за Лизу — она опытная, и знает, как выживать. Он думал о своём выборе, о Фреде Берроу и о Марке, который так не вовремя пропал. Когда рябь на воде улеглась, Генрих вернулся в машину и включил печку, чтобы согреть руки.

«Ход сделан. Да поможет нам всем Бог».

1

Свет костра играл на потолке пещеры. Огонь почему-то гудел. Вскоре рассудок отделил звук от картинки. Гудением был тихий человеческий напев. Монотонный, словно буддийская молитва. Фред повернул голову набок. От слабости шея едва поддавалась, но, как подсказывал жизненный опыт, между покоем и информацией всегда выбирай информацию. Нужно было хоть немного узнать об пещере, о людях, издававших этот странный гуд.

«Где я? Кто они? Чего они хотят?»

Глаза дали два очевидных ответа. Первый — каменный стол. Возможно, высокий, так как людей с него не было видно, а голоса доносились откуда-то снизу. Второй — если это и была пещера, то над нею хорошо потрудились, ведь стол окружали не своды природного камня, а четыре стены. Свет исходил от чаш на высоких подставках. Осмотрев пещеру одними глазами, Фред насчитал их четыре. Насколько это было важно? Фред не знал, потому что сейчас важно было всё.

Чуть повернувшись, он посмотрел ещё ниже, и не зря. Слева, на полу, Фред заметил трёх женщин в серых балахонах. Женщины сидели на коленях. На лбу каждой было по три синих точки, расположенных треугольником. Женщины что-то вязали... нет: не было ни спиц, ни клубков. Только нити между пальцами. Это больше походило на ритуал. Быстрыми движениями, с закрытыми глазами, женщины то снимали, то перекидывали петельки с пальца на палец. Одна из женщин нахмурилась. Фреду стало не по себе. Не хотелось, чтобы те заметили, что он не спит. Фред отполз от края, что далось через силу, и повернулся на другой бок. С другой стороны, в тех же позах, в таких же балахонах и занятые тем же делом, сидели трое мужчин.

«Плохо дело».

Один из мужчин откинул балахон, обнажив голову без единого волоска, решительно встал и поднялся по каменной лестнице, на которую Фред не сразу обратил внимание. Пояс мужчины оказался у Фреда прямо перед глазами. Стало страшно. Вдруг эти люди враги? Но тогда почему не убили? Ещё один культ? Принимают за божество? Поклоняются? Не зная, как зовут мужчину, Фред решил называть его про себя Монахом. Как называть остальных, если все они, один в один, монахи, он пока не придумал.

— Спать, — протяжно произнёс по-английски Монах и положил два пальца Фреду на лоб.

Прошло много времени. Может, часа четыре, а может и добрая половина суток. Фред то просыпался, то вновь окунался в небытие. Всё, что он видел перед собой — пещерный потолок и дрожащий отсвет огня — до жути мозолило и взгляд, и сознание. По телу что-то гуляло, ползало под кожей. Хотелось вывернуться наизнанку, чтобы это вытряхнуть. Ко всему, слабость, будто очень долго ничего не ел, но есть не хочется, добавляла свою лепту в горький коктейль ощущений.

Резкий пронизывающий удар по металлу резанул воздух. Звук был похож на гонг или удар по висящему рельсу, когда рабочих зовут на обед.

— Вторая стадия! — возгласил на английском уже знакомый голос Монаха.

Монотонный напев сменился на ритмичный шёпот. Женщины и мужчины поменялись местами. В теле Фреда творилось нечто невообразимое. Его то щекотало, то растягивало и сжимало изнутри. Но, что самое удивительное, чувства идеально совпадали со звуком. Если женщины повышали тон, чувства усиливались. Если понижали, ослабевали, уходя вглубь. Фред мысленно умолял их не поднимать тона, однако язык ему больше не подчинялся, а в горле застряла воздушная пробка. Так прошло часа два. Следом — новый удар. И тот же голос:

— Третья стадия! Самая важная. Сейчас нужно постараться не двигаться, во что бы то ни стало.

«Ещё бы я мог!»

Фред был на пределе. Его колотило. Нечто гуляло по его сосудам, пронизывало с ног до головы, пыталось порвать связки, вторгалось в каждую клетку.

Вместо шёпота начался мелодичный и скорый напев. Казалось бы, вот оно — долгожданное облегчение, словно свежий весенний ветер после долгой зимы. Но с облегчением пришли новые приступы боли. Острые, хаотичные, прошивающие тело вдоль и поперёк.

— Не двигайся. Всё хорошо. Всё замечательно, — пытался успокоить Фреда Монах, держа руку на его лбу. — Яд выходит.

«Яд?!» — только теперь в голове Фреда начало проясняться. Он вспомнил, как его кольнуло при выходе из транс-башни. Потом он стоял на краю города. Кружилась голова. А затем сознание унесло.

Новый удар по металлу. Фред заметил, что начинает к ним привыкать.

— Четвёртая стадия! Не волнуйся. Самое тяжёлое позади.

Стандартные слова, какие доктор говорит ребёнку: «Комарик укусит», «И вовсе не больно», а в конце «Ты держался как настоящий мужчина». Как ни странно, они действовали.

Последней стадией было молчание. По телу Фреда бежали волны, будто некто невидимый быстро-быстро водил по коже пальцами. Причём, изнутри.

— Уже можно двигаться. Можешь выгнуть спину.

Монах угадал — именно выгнуть затёкшую спину хотелось Фреду сейчас больше всего. Наверное, часа три, не меньше, он пролежал в полной тишине. Слышно было лишь как шелестят балахоны у женщин, подкидывающих угли в чаши, да треск этих самых углей.

Хотелось спать, но сон не шёл. Только Фред приготовился полностью расслабиться и заснуть, как раздался новый удар.

— Пятая стадия! Завершающая. Теперь можно встать и пройтись.

Сон развеяло. Захотелось прогуляться. Фред даже на миг испугался — не под контролем ли его разум? Он поднялся, размял спину и шею. Осторожно, опасаясь на что-нибудь наступить в полутьме, прошёлся по пещере. Теперь сомнений не оставалось — это действительно пещера. Хотя, обустроена она была цивильно — стены ровные, пол чистый. Был даже коридор, облицованный плиткой. В коридоре на полу сидел старичок с белыми полосами на загорелом лице.

— Уважаемый? — обратился Фред. — Уважаемый! Эй!

— Тс-с! — прервал его Монах. — Он сейчас внутри тебя.

— Как? Я же вот где, а он...

— Иди за мной.

2

Коридор был освещён медным светом заходящего солнца. Здесь не было двери, только широкий проём. Выйдя на открытый воздух, Фред заметил, что стоит высоко над уровнем полупустыни. Дул сильный ветер. Слева, далеко на востоке, был виден силуэт Шиелан-роума. Фред и Монах стояли на склоне горы. Впереди было три деревянных выступа: один длинный, другой покороче и третий, самый короткий, не больше трёх метров. Монах подвёл Фреда к самому длинному.

— Иди.

Фред тяжело дышал. Ноги отказывались даже ступить на первую доску.

— А можно в другой раз?

— Иди, — повторил тот и легонько подтолкнул Фреда.

— Я вообще высоты боюсь.

Монах не ответил. Фред понял, что спорить бесполезно. Сделал шаг. Нога затряслась. Убедившись, что доски прочные, он поставил вторую ногу. Новый шаг. Так, будто заново участь ходить, он проделал семь шагов. Хватит ли сил на ещё семь? Сколько всего до конца? Постаравшись выкинуть из головы все вопросы, он проделал ещё несколько шагов и оказался на середине. Прошла целая вечность, прежде чем Фред дошёл до конца.

«Что теперь? Спрыгнуть? Полететь?»

Он бы не удивился такой просьбе.

— И?

— Тебе надо помочиться.

— Что сделать?!

Ничто не могло поставить Фреда в тупик. Так он думал. До этой просьбы. Или не просьбы, а требования?

— Просто помочись. Твой яд переработан. Но осталась, — Монах не нашёл подходящего слова на английском. — Вредная вода. Её надо вывести с мочой. Развеять на ветру обязательно.

Впереди не было перил. Не зная, за что держаться, Фред ухватился за край перил сбоку и попытался удержать равновесие на ветру.

— Давай быстрее. Скоро ветер сменится.

— Да-да, сейчас, — он неловко расстегнул штаны. — Не отвернёшься? Ах, да, вы же все тут без комплексов, — он посмотрел вниз. — А как надо? Чтобы... не попадало? На доски. Или...

— Делай.

Фред кивнул. Ветер подул из-за спины. Лучшего момента не стоило ждать. Ещё никогда Фред не исполнял естественный процесс в такой умиротворяющей обстановке. Даже несмотря на ветер и высоту, он чувствовал, что един с этим ветром, и с этой полупустыней, и заходящим солнцем. Он отдавал природе то, что было ему не нужно. Отбросив сомнения, навязанное стеснение самого себя, как дитя неба и земли, он делал то, чего требовало тело. Просто расслабиться и позволить силе притяжения делать свою работу, а каналам внутри тела — свою. И ветру свою.

— А теперь идём, — сказал Монах. Он не спрашивал презрительно «закончил?», будто его пациент делал что-то омерзительное. Не побрезговал даже взять Фреда за руку, проводя обратно. Впрочем, обе руки Фреда остались сухими.

Войдя в пещеру, Монах усадил Фреда в кресло. Старик, сидевший на полу, медленно встал, повернулся к Фреду и начал говорить. Монах переводил его:

— Выведение яда завершено, однако, не до конца. Мы, нэфы, способны продлить человеку жизнь, отвести от него смерть, но не в силах отменить неизбежное. Мы смогли избавить тебя от яда не полностью. Частица останется с тобой навсегда. Она заморожена. То, как она будет распространяться, зависит от твоего образа жизни. Выпивай каждый день по слабой дозе амриты, но не переусердствуй. Слишком сильная доза может дать обратное действие. Много двигайся. Постоянно пополняй... — Монах вопросительно глянул на старика, и тот повторил последнее слово, — ...впечатления. Постарайся не гневаться, не зацикливайся на себе. Тогда яд будет распространяться так медленно, что ты успеешь прожить долгую жизнь, прежде чем он захватит твоё тело. Если же ты будешь эгоистом или слишком долго будешь сидеть на месте, яд накроет тебя быстро, не успеешь ты заметить. Внимай советам нэфов! Учись их мудрости. Будь послушен. Посвяти себя делу.

С этим наставлением от старика, Монах проводил Фреда на склон. Узкой извилистой тропой, оба спустились к ручью. В тени стояла дверь, даже не прислонённая к скале. Просто пустая коробка на большом булыжнике. На двери не было ручки. Монах достал из кармана дверную ручку с кодовым замком. Набрал комбинацию. Вставил ручку и повернул. Дверь открылась. За нею был уже знакомый Фреду район Шиелан-роума.

— Сколько времени я здесь провёл? — спросил он напоследок.

— Четверть суток.

— Всего-то?! Я думал, меня лечили часов пятьдесят, — он переступил порог. — Ах, да! Спасибо! — Фред обернулся в последний миг, но Монах уже закрыл дверь. Фреду стало стыдно. Он так и не узнал, как звали Монаха. И старика. Что-то подсказывал Фреду, что основной труд лежал на старике.

Обернувшись, он увидел Аммерта и того самого мужчину в шлеме. Аммерт подошёл и молча обнял брата. Мужчина в шлеме подал руку.

— Артэум, — представился он твёрдым, но приятным тоном.

— А где Илстор?

— Запутанная история, — сказал Аммерт, виновато потупившись.

3

Восемь часов назад, Аммерт стоял на широком деревянном мосту. Этот мост, пролегающий над озером в сосновом парке, он очень любил, как и сам парк, широкой полосой разделявший район Ручьи-три на две части. Южная часть, где находилась транс-башня, была деловой, бурлящей. Северная, где жил Артэум, уютной и спокойной. Весь Шиелан-роум был похож на Ручьи-три — такой же контрастный и многоликий. Город для всех. Шиелан-роум обманывал, играл с воображением, но каждый, приходящий сюда, был и сам рад обмануться. Аммерт не был исключением. На короткий миг он забыл, зачем пришёл на мост. Парковые дорожки сменили цвет с ослепительно белого на зелёный и растворились на фоне травы.

На середине моста пела девушка в пышном бирюзовом платье. Вокруг неё разлетались искорки, дополняя наряд. Девушка была чантаром и создавала прекрасную иллюзию, чтобы порадовать слушателей не только своим голосом. Благодарные слушатели оставляли ей не только деньги, но и прекрасные цветы.

— Инкрим, Илстор, — обернулся Аммерт. Ни первого, ни второго попутчика рядом не оказалось. — Инкрим? Илстор? — По мосту гуляло множество людей. Но не хватало двоих. Аммерт побежал обратно к транс-башне. — Инкрим! Илстор!

Дорожки, улицы и транс-башня окрасились кирпично-оранжевым. Для Аммерта это был цвет тревоги. Тревога усилилась, когда он ощутил сигнал в голове. Прикоснулся к нити Обена. Сознание перескочило на край города. Из маленького квадратного зеркальца на него глядел Артэум.

Большего не требовалось. Аммерт ускорился и через три минуты был на месте. Тяжело дыша, он остановился возле высокого — под метр девяносто — мужчины, перед которым сидел на корточках один из искомых.

— Идиот, — пробасил Артэум.

— Да, — виновато опустил голову Аммерт и вытер нос. — Но сейчас нужно найти Илстора.

— Ты его не найдёшь.

Аммерт открыл рот, но смог произнести и слова.

— Даже я его не найду. Вам попался профессионал.

— Может ещё есть шанс! Используй шлем!

— Ты бы ещё сказал «используй лёгкие, чтобы дышать». Будь он в Шиелан-роуме, я бы уже засёк его.

Артэум помассировал переносицу.

— Где бы он ни был, он сделал то, зачем явился, и ушёл задолго до того, как вы это заметили. Уверен на тридцать шесть долей, он ушёл до того, как вы переступили городскую черту.

— А кто же был с нами в транс-башне? Тульпа?

— Могла быть и тульпа. Могла быть и более простая иллюзия, если работала команда. Но я склоняюсь к тульпе: с таким раззявой как ты одного человек вполне достаточно, — он захлопнул зеркальце и развернулся на пятках. — За мной.

— А Фред?!

— За ним придут.

Через полчаса оба были в корпусе протекторского ордена. Вход украшал герб — меч и роза. Двое дежурных у входа приветствовали Артэума приложением кулака к середине груди. Артэум ответил тем же.

В здании было чисто, светло и многолюдно. Первая же дверь вела в узкую длинную комнату без окон, со столом и двумя скамьями. Стены к потолку сужались, отчего комната казалась ещё теснее. Артэум усадил Аммерта за стол и сел напротив.

— Начинай. Как всё было?

Аммерт заговорил не сразу — требовалось время, чтобы собраться с духом. Пока он описывал подробности, Артэум на него даже не смотрел, будто глубоко задумавшись. Ближе к концу рассказа, он поднялся, походил туда-сюда и вновь приземлился на скамью. Аммерт закончил и вопросительно уставился на Артэума, думая, что протектор начнёт задавать вопросы. Но вместо этого Артэум произнёс лишь одну фразу. От этой фразы у Аммерта похолодело внутри.

— Кайрил пропал.

— Как давно?

— Четыре дня назад.

— Почему ты не сказал раньше?

— Ты бы отправился его искать. К счастью, братство уже нашло Кайрила. Мне доложили сегодня утром — он в Хише, на Платформе 5, — немного подумав, как преподнести следующую часть этой новости, Артэум решил сказать прямо: — В больнице.

— Что с ним?!

— Угомонись. Что бы там ни было, твои эмоции не помогут. Сразу хочу тебя успокоить — Кайрилу уже лучше.

— Где он был всё это время?

— Мы не знаем. Сейчас братство пытается это выяснить, но Кайрил без сознания, и в больницу не пускают. Тебе нужно думать о Фреде. Отныне он под твоей ответственностью.

— Не ты ли меня всё время попрекаешь, что я безответственный?

— Надо когда-то учиться, верно? И лучше всего — на ошибках.

4

В этот раз, Фреду удалось-таки рассмотреть район — утром, в спешке, было не до того. Здания здесь напомнили стиль Гауди. Когда-то Фред хотел поступать на архитектора, изучал разные стили, и Гауди был его любимым творцом. Вдоль каждой улицы тянулись каналы, через которые вели причудливые «горбатые» мостики, какие раньше Фред видел раньше только на картинках. Жил Артэум в узком трёхэтажном доме с тремя большими круглыми окнами с фиолетовыми стёклами. Стены украшал орнамент, похожий на стелющиеся по ветру колосья. Дом не изобиловал мебелью — пара кресел и низкий столик на ковре. Винтовая лестница вела на второй этаж, где находилась кухня. Та оказалась неожиданно привычной — вполне обычные шкафы, какие можно увидеть в Сата, и даже раковина с краном. Хозяин пригласил гостей за стол. Достал из шкафа стеклянный кувшин, как показалось Фреду, с молоком, и три чашки без ручек.

— За нашу встречу.

Напиток оказался хмельным и сладким, будто ликёр. Чувствовались молоко, мёд и привкус рома. Мёд не был приторным, а молоко смягчало ром. Хотелось пить ещё и ещё. Каждый глоток открывал новые грани напитка.

— Что это?

— Амрита. Правда, не та самая, ради которой индийские боги пахтали океан. Эта не даёт вечной жизни. Как тебе Шиелан-роум?

— Очень, — Фред задумался, подбирая слово и мотая головой, — впечатляет. — Язык заплетался, хотя Фред не чувствовал и намёка на опьянение.

— Я живу здесь сорок лет, и меня он до сих пор впечатляет.

— Так что там с Марком? — резко посерьёзнел Фред. Ему уже рассказали новость.

— Пока это всё, что мы знаем, — Артэум помрачнел. Налил ещё немного амриты. — Теперь вопрос номер один — чей это был Тоннель. Его ведь открыли не случайно именно там и тогда. Кто-то хотел скрыть перемещение из Райяра в Металл и воспользовался вашей «слабой зоной». Мне интересно — кто и зачем? Видишь ли, Фред, происходит большая игра. Ты — часть этой игры. Твоё возвращение в Чхимтосэн — это ход. Пропажа Кайрила, которого ты знаешь как Марка — ход с другой стороны, и в этом нет сомнений.

Фред тяжело вздохнул. Встал, повернулся лицом к окну. Солнце, к этому часу, давно зашло. Комната посветлела: потолок и стены равномерно излучали мягкий свет. За время разговора, окна постепенно потемнели, будто закоптились, и стали черны.

— Я об этом просил? — он резко повернулся и положил руки на стол. — Я просил его меня извлекать?! Не удивительно, что он пропал.

— Марк нашёл и извлёк тебя по моей просьбе. Скажу больше — по моему указанию.

— Зачем? — по спине Фреда пробежала холодная дрожь. Он рухнул на стул. — Зачем это всё? Кто на меня охотится? Кто пытался меня отравить?!

— Это мы и пытаемся выяснить.

— И что мне делать?

— Возвращаться в Культ. Пока, сидеть тихо. Всё, что тебе нужно делать первое время — пытаться вспомнить предыдущую жизнь и учиться основам Эттома. Потом ты будешь учиться управлять и брать на себя заботы Культа. Но для начала — терпение. Только потом выходи из тени.

— Культ не хочет меня принимать.

— Я уже поговорил с Варавит.

Фред ненадолго замолчал. Он по-прежнему злился, но не знал, что сказать, и в чём Артэум не прав.

— Я смотрю, ты всю мою жизнь наперёд рассчитал?

— Фред! — не выдержал Аммерт. — Держи себя в руках. Артэум делает всё, что может. Артэум, расскажи ему о братстве.

— Мы — саундарианское братство «Синий город». Я — лидер и основатель братства. Нас четырнадцать человек, среди которых Марк и Генрих. Почти все мы — камматары Шиелана. Мы живём в разных мирах, у нас разные профессии, но всех нас объединяет вера в Четвёртую империю. Сейчас мы всеми силами пытаемся помочь Кайрилу, а так же расследовать его исчезновение и появление в Хише. К счастью, а может и к сожалению, версий не так много.

— Например?

— Есть версия, что это «Южный Крест». После того, как Марк «извлёк» тебя, как это принято называть у агентов, он тут же стал объектом охоты для обеих организаций. Формально, конечно, Марк ничего не нарушил — Доктрина позволяет извлекать нефиксируемых и адаптировать их в новую среду в открытых тари. Но есть негласные правила.

— Почему его раньше не трогали?

— В прошлой жизни Кайрил был одним из архитекторов Доктрины. Его уважали. Наблюдатели верили, что он — ярый сторонник Доктрины, однако не учли, что во времена, когда Доктрина только родилась на свет после Великой Межмировой войны, она была совсем другой. Целью Доктрины был не контроль населения, а сохранение баланса между цивилизациями. Долгое время Марку позволяли быть независимым наблюдателем. Это очень редкая привилегия. Когда он вывез тебя в Чхимтосэн, он эту привилегию потерял.

— Ради чего он рисковал?

— Ради перемен. Ни «Полярная Звезда», ни «Южный Крест», не хотят перемен. Но я не думаю, что это был «Южный Крест» — они бы уже заявили о себе. Наиболее очевидная, но слабая версия — Фернандо, — для Фреда он пояснил: — Фернандо Эстремадура — глава организации «Полярная Звезда». Когда Марк и Генрих вошли в Тоннель, было утро пятого сентября. Тогда же Фернандо отправил своих людей на перехват, и люди прождали у «слабой зоны» больше суток. Только днём следующего дня появилась машина — серебристый «Опель». Причём Генрих там был один.

— А… куда подевался Марк?

— Этим же вопросом задавался и Фернандо. Если бы он захватил Марка раньше, у нас уже были бы серьёзные проблемы.

— Сволочи!

— Я хочу, чтобы ты вернулся в Чхимтосэн, попросил прощения у Культа, камматов и девушек, и продолжал жить, как ни в чём не бывало. Пока это всё, что от тебя требуется. В дальнейшем, возможно, мне понадобится твоя помощь в этом деле.

— Извиняться? — хмыкнул Фред. — Девушки ведь простили меня.

— Забудь о девушках. Куда важнее Культ и камматы. Первым ты скажешь, что…

— Да какого хрена! Мы зря пилили сюда через полмира? И для чего? Чтобы ты ничем не помог?!

— Успокойся, Фред. Всё идёт как я предполагал. На моей памяти, Доктрина не провела ни одной адаптации, которая прошла бы на сто процентов гладко, либо я о таких случаях не знаю. Возвращайся в Культ. Они тебя не гонят. Всего лишь отказывают в верификации. Но верификацию делают не только они, — тут он повернулся к Аммерту. — А тебе, мой друг, придётся возвращаться в Мир Металла.

— Как? — лицо Аммерта побледнело. — Я ведь только вернулся. Два дня не пробыл дома.

— Ситуация обострилась. Иттеша́р использует новое неизученное оружие. Морские перевозки полностью заблокированы, и теперь вся нагрузка лежит на пилотах.

— А если я не хочу?

— «Не хочу»? — Артэум впервые за весь день поднял голос. — Братство не знает такого выражения, Аммерт!

— Я перейду в Металл, — сказал он негромко. — Но что я изменю? Я один пилот. У меня грузоподъёмность четыре тола.

— Тебе не нужно больше двух толов за рейс. Ты будешь доставлять только самое необходимое на небольшие расстояния.

— Что такое тол? — не понял Фред, на что Артэум ответил:

— Мера веса в… — начал объяснять тот, но Аммерт перебил.

— Ты хоть представляешь, что такое «небольшое» расстояние на войне?! — продолжал возмущаться Аммерт. — Фред, извини. Тол — чуть меньше тонны… Артэум! Почему бы им не использовать двери Шарды?

— Двери Шарды? А кто их будет обслуживать? Следить за их стабильностью? Много ты знаешь эйров в Мире Металла? Я тебе больше скажу: в Сенеллерте двери Шарды запрещены. Надежда только на тебя и таких, как ты. Аммерт, ты не один.

— Я тебя понял.

— Тогда угомонись и готовься к завтрашнему дню. И ты тоже! — обратился он к Фреду. — Всем отдыхать.

5

Переночевав на первом этаже в комнате для гостей, в шесть утра Фред и Аммерт отправились с Артэумом на Арочную площадь. Оттуда можно было перейти по «кроличьей норе» в «слабую зону», где Артэум намеревался открыть Мост для Фреда и Тоннель для Аммерта.

Улицы виделись Фреду в унылом бледно-розовом. Площадь находилась на самом высоком уровне города — шестнадцатом. Высота не чувствовалась даже здесь — потоки ветра обходили стороной Шиелан-роум, благодаря искусной невидимой стене. Площадь представляла собой огромный квадрат, внутри которого, в шахматном порядке, на расстоянии примерно ста шагов друг от друга, стояли трёхметровые арки. Свой формой арки напоминали сент-луисские «Врата на запад».

В одной из арок загорелся дрожащий красноватый свет. Арка гудела чистым высоким тоном. Её свет вибрировал, будто поверхность воды в поющей чаше, да и гуд был очень похож. Красный растворялся, уступая белому. За четыре минуты, арка разогрелась, и вибрирующая пелена обрела ясный молочно-белый цвет. Рябь на поверхности пелены утихла. Вместе с ней приглушились окружающее звуки. Осталась ровная белая гладь. В неё вошли сначала Артэум, затем Фред, а следом Аммерт.

Когда вернулись образы, звуки и запахи, Фред различил вокруг себя уже знакомую полупустыню. Шиелан-роум еле виднелся вдалеке, растворяясь в рассветной дымке.

— Разведёшь костёр? — обратился Аммерт к Артэуму.

— В этом нет необходимости. Я открою Мост через несколько минут. А твой Тоннель, Аммерт, будет готов через долю.

— Объясните мне, наконец, что такое доля? — попросил Фред.

— Единица измерения времени. В сутках тридцать шесть долей. В одной доле тридцать шесть малых. Одна доля — это сорок минут.

Как и обещал Артэум, вскоре недалеко от путников заклубился туман. При свете дня он был еле виден, но чувствовался спинным мозгом.

«Жуть, — подумал Фред. — Наверное, каждый такой переход — это маленькая смерть».

— А… получается, я иду один?

— Я связался с Варавит. Тебя встретят. Про Илстора я им тоже рассказал.

Фред обернулся к Аммерту, и братья по инкарнации молча обнялись. Затем он пожал руку Артэуму.

— Найдите Марка. Я мало о нём знаю, но сейчас это самый близкий мне человек.

— Обязательно.

Фред сделал пару шагов спиной вперёд. Не хотелось глядеть в туман, навевающий тоску. Раскинув руки, он повалился на спину, чтобы приземлиться в ночном лесу, на другой стороне Земли.

Над ночным лесом сияла россыпь ярких холодных звёзд. Чёрные ветви деревьев опутывали эту красоту, будто стремясь поглотить. Фред лежал на мягкой земле, понемногу приходя в себя.

Под ногами что-то ползало. Резко вскочив, так, что закружилась голова, он отряхнулся и огляделся. Пощупал себя за плечи. Рюкзак с едой и бутылкой амриты, который Артэум дал в дорогу, висел за спиной. Вот только была одна проблема: куда идти?

«Обещали встретить. И где же они?»

Где-то между деревьями показался свет фар. Подтянув рюкзак, Фред закричал, помахал рукой и двинулся навстречу. Это были Мэй и Кордой на квадроцикле с прицепом.

— Вождь! — радостно поприветствовал Мэй. — Мы уж думали, вы покинули нас! Давайте, з-залезайте в прицеп, на мешки.

В темноте на кривой дороге легко было перевернуться, но Кордой всё равно гнал как на пожар.

— Как себя чувствуете, вождь? — не оборачиваясь, спросил Мэй.

— Хреново. Спать хочу.

— Поспите немного. Нам ехать ещё полторы доли.

— На такой-то тряске?

Несмотря ни на что, Фред внезапно ощутил, что ему приятно вернуться домой. Он представил себе, как на лестнице его встретит Варавит, как Илман проводил его до спальни с чистой постелью, Теуш будет тихонько тренькать на лютне, и всё будет по-прежнему.

6

Безумно хотелось спать. Знакомая, словно ходил по ней с самого детства, скрипучая крутая лестница без перил обрадовала Фреда, и всё же в таком состоянии он бы не поднялся по ней без помощи, не свернув шею. Двое служителей тут же подхватили его и помогли взойти.

На ужин, если так можно было назвать ночной перекус, Мэй разогрел овощное рагу, такое вкусное, что Фред задержал во рту деревянную ложку, чтобы получше распробовать. Сытый, но, по-прежнему расклеенный, он побрёл по извилистому коридору в свою комнату, но на полпути передумал и свернул во внутренний дворик.

Он решил помыться, в надежде, что холодная вода придаст бодрости. Но вода, как назло тёплая, разморила ещё больше. После мытья, шатаясь как зомби, Фред нашёл свою комнату и рухнул на расправленную кровать.

— Вам ещё что-нибудь нужно, вождь?

— Мэй? Ты ещё здесь? — пробубнил он в подушку. — Исчезни.

— Слушаюсь, — Мэй вышел за порог. Минуты две он провозился с вечно отваливавшейся дверью, пока, наконец, не поставил её на место. — Спокойной ночи, — прошептал он и поспешил прочь.

Постель была жёсткой. Уснуть долго не получалось — Фред ворочался с одного бока на другой. Подкладывал руку под голову, убирал, потом снова подкладывал. Вредный, как барышня, организм, который ещё недавно умолял о сне, теперь от него же отказывался.

И всё же Фред уснул. Во сне ему виделась рябь океана в алом закатном солнце. Далеко-далеко, почти у самого горизонта, мелькали среди барашков чёрные спины китов. Почему-то Фред был уверен, что океан тёплый, и можно в него окунуться как в парное молоко, но купаться не хотелось. Было тревожно. Там, на западе, творилось нечто страшное, и Фред ожидал вестей.

А потом была тишина и пустота. И только чёрный всепоглощающий цвет. Только чёрный. Чёрный...

Простынь, одеяло и подушка нагрелись так, что было невозможно спать, и Фред перевернул одеяло и подушку, перекатился на другую сторону, сменил бок. Но кошмар не ушёл, а повторялся вновь и вновь.

Только ближе к утру Фред успокоился. Нашёл удобную позу, свернувшись как зародыш, накрылся одеялом с головой и погрузился в сон.

Он проспал до полудня. Понял это, когда увидел, что суета в «муравейнике» уж очень напоминает подготовку к трапезе. Снова скрипели половицы в коридоре, кудахтали куры, спорили голоса. Фред осознал — это его комната. Кошмара больше нет. Он жив и он дома. Чуть менее часа Фред валялся в кровати, ставшей мягче королевской перины. Наконец, обретя в себе силы и повинуясь воле мочевого пузыря и пустого желудка, он откинул одеяло, выскочил и, не одеваясь, споро зашагал по коридору.

— Доброе утро! — кричал он, заглядывая в комнаты, но почти все комнаты были пусты. Из окна коридора он заметил во дворе какое-то собрание.

«Гимнастика. Ну, как всегда».

После туалета, Фред направился на кухню, как вдруг остановился как вкопанный.

Сначала он подумал, что ему показалось. Отступив на два шага назад, он, еле двигая шеей, которая почему-то отказывалась подчиняться, посмотрел налево, в комнату без двери. Там, на диване, листая книгу, сидела женщина, которую он и в страшном сне не ожидал бы здесь увидеть.

Он сорвался с места. Хотел испариться, но, почти добравшись до конца коридора, услышал из-за спины:

— Здравствуй, Фред.

1

Он глядел на неё и не мог поверить глазам. Мачеха казалась существом из кошмаров, из реальности, которой не должно было быть. Но она стояла в коридоре — живая, из плоти и крови.

— Как ты сюда добралась? Как нашла меня?

Приглядевшись получше, он заметил, что состояние Бетти, мягко сказать, не походило на состояние здорового человека — её кожа была бледна, под глазами образовались мешки, а в глазах виднелись прожилки. Так обычно выглядели те, кто не ели и не спали больше двух суток. Будто в подтверждение догадки, она едва стояла на ногах, и вынуждена была опираться на стену.

— Ты перешла сюда ради меня? — он сделал шаг навстречу. — Зачем? Почему?

— Потому что я ненавижу тебя, — она махнула головой в комнату.

Фред вошёл. На столе он увидел граммофон с пластинкой. Лиза попросила поставить и включить пластику с цифрой «1». Первым, что он услышал, был твёрдый мужской голос:

«Данная запись предназначена исключительно для конфиденциального использования наблюдателями и агентами Симмаратанской Доктрины Межмировых Границ. Прослушивание за пределами прямой юрисдикции Доктрины карается Доктринарным судом вплоть до высшей меры наказания».

Далее шёл мелодичный женский голос.

«Пластинка номер один. Запись номер один. Меня зовут Фред Берроу. Я родился в Торонто 21 ноября 2000 года. Мои родители погибли в пожаре в ночь на четвёртое апреля…»

Фреда затрясло, будто по нервам прошёлся электрический разряд. Упав на пол, он зажал уши ладонями и заорал:

— Выключи это!!! Выключи!!!

— Тебе больно, — нависла над ним Лиза. — Мне было так же больно. По моему телу пускали настоящий, а не воображаемый ток. А теперь представь себе, каково мне было, когда я всё это узнала?

— Я не хочу это слышать!!!

Одна из служительниц Культа забежала в комнату и, сжалившись, выключила граммофон, однако Лиза схватила ту за руку.

— Нет! Пусть слушает. Пусть он знает.

— Довольно! Он всё уже понял.

Прошло несколько минут, прежде чем Фред осмелился оторвать руки от ушей. Сев на кровать, он отдышался, и только после этого согласился выслушать мачеху.

— Ты не захотел прослушать записи до конца. А ведь ты не осилил и минуты первой из шестнадцати пластинок.

— Я слушал это дерьмо достаточно. Вот только не помню, когда.

— Конечно не помнишь. Эти записи шли напрямую в твоё подсознание.

— Просто перескажи мне их содержимое, — понимая, что это будет почти так же больно, Фред напрягся и сжал кулаки.

— Первая запись рассказывает твою правдивую биографию. А вот дальше начинается программа.

— Что ещё за бл…ская программа?

— О твоей прошлой жизни. Об Инкриме, шестигранной башне, завоеваниях, о Великой Межмировой войне, из который ты, точнее, якобы ты, вышел победителем. О других мирах и расах, хшайсах, «железных пчёлах», о Кадонийской кампании, Миенхоте, предательстве, саркофаге, трёх империях и прочем, прочем, прочем.

— И зачем всё это?

— Ты — фальшивка, Фредди. Ты — проект Фернандо Эстремадуры. Ложный Саундар.

— Быть того не может. Зачем вы тогда стирали меня?

— Как нарисовать картину без ластика? Мы сформировали тебя таким, каков ты сейчас.

— Для чего?!

— Для того чтобы внедрить тебя в Культ. Сделать тебя ломехузой, что разрушит муравейник изнутри.

— Бред какой-то, — Фред схватился за голову.

— Трудно это принять. Но такова горькая правда, Фред.

— Значит, я — не Инкрим? А это Фернандо мне внушил? — слёзы наворачивались на глазах, но Фред упорно их сдерживал.

— Вся твоя жизнь — проект Фернандо.

— Я в это не верю!

— Зато охотно поверил Марку. А почему, дорогой? Потому что он говорил то, что тебе приятно?

Соскочив с кровати, он схватил граммофон и расколошматил его об пол.

— Вон отсюда! Я не хочу тебя видеть! Ни здесь, ни в этом городе, ни в этом мире!

— Фредди-Фредди, — покачала головой Лиза. — Ты ведь так и не понял, что я на твоей стороне, — она протянула кисти рук, исполосованные красными ссадинами. — Вот что оставил мне этот подонок руками своей шавки Оливера Мэдисона, — она опустила руки на колени. — Я хочу помочь тебе начать новую жизнь. Если бы я была на стороне Фернандо, разве бы я дала тебе прослушать пластинки?

— Так ты сбежала.

Лиза рассказала историю побега, не утаив и то, с кем она покинула минус шестой.

— Это Генрих открыл тебе Тоннель?

— Да. Если ты доверяешь Генриху, доверяешь Марку, то доверься и мне.

— Меня всю жизнь только и делали, что обманывали. Почему я должен верить сейчас?

— Потому что у тебя нет другого выбора. Либо со мной, либо остаёшься в Культе, а это люди принципиальные. Они не щадят никого, кто посягает на их веру.

— Я хочу поговорить с хозяйкой. Позови сюда Варавит.

— Фред, не делай глупостей! Думаешь, тебе удастся их убедить?

— Думаю, да.

— Зря потратишь время. Культ не оставляет в живых предателей.

— А с чего ты взяла, что я хочу убедить их оставить меня в живых?

Во дворе уже всё было готово. То, что Берроу принял за гимнастику, оказалось подготовкой казни. Посреди двора, где раньше был открытый душ, стоял вкопанный в землю столб. На высоте около метра от земли служители прибили небольшую перекладину, круглую в поперечнике, видимо, для верёвки, и такую же на высоте щиколоток. У основания столба вкопали множество булыжников, чтобы основание не получилось подрыть ногой.

Фред не сопротивлялся. Он позволил плотно привязать себе руки и ноги.

— Прекратите! — закричала Лиза, но её никто не слушал. — Фред, я не знаю, что ты задумал, но это зашло чересчур далеко!

— Мама, — неожиданно сказал Берроу, глядя мачехе в глаза.

Жалость и надежда отобразились на лице Лизы.

«Неужели он назвал меня мамой? За столько-то лет».

Но Фред продолжил:

— Встречай меня на небесах.

Тут Лиза всё поняла. Горечь и гнев исказили её лицо.

— Надеюсь, твоя смерть будет долгой.

2

Служители Культа, все как один, смотрели на Фреда Берроу. Хмурый стоял поодаль, в тени, словно ему не хотелось участвовать во всём этом. Хотелось сидеть у себя в комнате и клеить злосчастную лампу, но, видимо, так было нужно.

— Не в первый раз, — начала Варавит и сделала шаг вперёд. — Уже не в первый раз нам засылают таких, как ты.

— Самозванец! — выкрикнули из толпы.

— Четырежды в истории к нам приходили Лжеинкримы. Четырежды мы изгоняли их. С позором! — она выдавливала каждое слово, будто высекала на камне. — Мы думали, что они больше не явятся в нашу обитель. Ломехузы. Паразиты. Но мы ошибались. Раз за разом позволяли себя обманывать. С сегодняшнего дня двери Культа закрыты для обманщиков и проходимцев. Мы верим, что он придёт! Истинный Саундар. Это случится, и никто не отнимет нашу веру. Даже вы, самозванцы!

— Я так не могу! — воскликнула девочка Лазер и убежала в слезах.

— Когда великий Саундар стоял на эшафоте перед казнью, он произнёс пророческие слова. «Я вернусь. И когда я вернусь, будет пир. Будет реками литься вино. Мужчины и женщины в красивых платьях будут танцевать на улицах, а старики и дети, за длинными столами, разделят медовые лепёшки. Над моей башней поднимут красный флаг. И это будет знак. Всем странам и мирам. Что я вернулся». Но мог ли Саундар предвидеть, сколько найдётся обманщиков, играющих на вере в него? Фред Берроу. Ты — мелкая мушка, что не стоит и волоска того, кто основал этот город — заявился в Чхимтосэн с одной целью. Власть.

— Вы поверили этой суке?!

— Ты не достигнешь этой цели, грязный проходимец! Теперь уже никогда. От лица Культа Саундара приговариваю тебя, Фред Берроу, к смерти. Сожжение было бы слишком гуманно для тебя. Ты будешь сохнуть на этом столбе, пока не умрёшь от голода и жажды. Да свершится правосудие!

На этих словах, почти все разошлись. Остался только Мэй, с горестью глядя на Фреда. Варавит, увидев это, попросила Кордоя приставить охрану, на случай если кто-то решит освободить осуждённого. Рядом со столбом появился Увар с крепкой дубинкой. Мэй понял намёк и печально двинулся прочь.

3

Поздно вечером, ближе к ночи, подошёл Кордой с корзиной круглых пирожков. Сначала Фред подумал, что служитель будет дразнить его, но Кордой развязал тряпку на его рту.

— Открой рот.

— Будешь меня кормить? Ты?

— Жена над тобой сжалилась. А мне никто ничего не скажет.

Пирожок с капустой и рисом был недосолен, но показался Фреду слаще манны небесной.

— Ещё.

— Хватит с тебя.

В издательство, он взял ещё один пирожок и смачно его надкусил. Затем он вновь завязал Фреду рот тряпкой, плавно развернулся и ушёл в тепло и сухость, туда, где ждала семья.

Намного позже, при свете луны, подкралась девочка.

— Тсс! — она приставила два пальца к губам, хотя у Фреда и так был завязан рот. — Знай, что я на твоей стороне. Я верю — ты освободишься и станешь императором. Тогда мы поженимся и будем править Четвёртой империей. Только никому не говори!

Она вновь приставила пальцы к губам и поспешила домой.

Фред пытался уснуть, и на какое-то время ему это удавалось. Он понял, что сглупил. Всё можно было решить по-другому, не давая себя казнить. Зря он разбил граммофон — теперь никак не проверить те пластинки. У него не было плана, не было идей. Оставалось только стоять привязанным к столбу и ждать смерти. Впервые за много лет Фред ощутил острую тягу к жизни. Он посмотрел в серое небо и вдруг вспомнил, что ещё недавно видел его голубым. Это было при выходе из дома Аммерта. Фред не оценил, не прочувствовал тот момент, и теперь очень сильно жалел об этом. Тогда его дефект зрения отступил ненадолго.

Но был и ещё один момент — утром третьего сентября на Янг-стрит. Фред вспомнил, что стоял на проезжей части, а на тротуаре была девушка, которая смотрела на него так, словно ей было не всё равно, погибнет он или нет. Она была цветной на фоне чёрно-белой улицы. Рита Сёрчер. Только теперь он понял, ради чего стоит жить: ради Риты Сёрчер. Ради Четвёртой империи.

Фред начал работать руками. Резкий толчок. Безрезультатно. Но это лишь первая попытка. Правильно выгнуть спину, чтобы не повредить. Ещё один толчок. Довольно трудно было толкать из-за спины. Он упёрся пятой точкой и затылком, попробовал давить, что есть силы. Не получилось — перекладина стояла намертво. А вот верёвка начала потихоньку поддаваться.

— Бесполезно, — зевнув, сказал Увар.

«Ты ещё здесь? — покосился Фред. — Как бы тебя спровадить? Ты только будешь лезть под руку».

Новая попытка. Ещё, ещё-ещё-ещё. Похоже, Увар был прав — толчки лишь отнимали силы, не давая результата. От напряжения только заболела поясница. Фреду представилась картина: утром служители найдут его измождённым, с повисшей головой и окровавленными кистями рук. Он видел в каком-то фильме, как пленник выпутался благодаря тому, что верёвка пропиталась кровью и стала скользкой, но сколько крови должно пролиться, чтобы это сработало? И не отвалятся ли после этого руки?

Фред опять обратился взором к небу и задумался:

«Что бы сделал Саундар?»

Великие вожди не всегда отличались физической комплекцией. Так, например, вождь русской революции Ленин, как знал Фред из учебника по мировой истории, а также по документалкам, был невысокого роста, лысым и картавым, и всё же, его почитали как лидера сотни миллионов людей. Франклин Рузвельт и вовсе был прикован к инвалидному креслу.

«Их сила в том, что они говорят, — смекнул Фред. — Надо подготовиться. Кордой следующим вечером наверняка снова придёт меня кормить. У меня будет не больше секунды, чтобы задеть его за живое».

4

С каждым часом сознание Фреда всё сильнее туманилось, руки всё острее горели, а спина не просто ныла, а «кричала» от боли. Губы иссохли и покрылись пеной, нос обгорел за вчерашний день под солнцем, а в животе словно открылась «чёрная дыра». И всё же, Фред напрягал последние усилия воли, последние крохи сознания, чтобы родить одну фразу, которой он сумеет изменить свою судьбу, а может, и судьбы многих и многих народов. Правда, было одно обстоятельство, которое не просто пугало, а напрочь лишало всякого желания думать: Кордой придёт только вечером, а ещё не наступило даже утро. Да и то не факт, что он придёт.

«Илман, Илман, давай же, миленькая моя! — мысленно заклинал Фред. — Пошли своего мужа ещё раз!»

И тут его словно ударило посохом по голове.

«Что я наделал? Кретин. Они могут читать мысли! Я только что выдал мою последнюю надежду с потрохами. Даже сейчас, когда я о них думаю, я ставлю на них крест. Жирный крест. Твою мать! Не думать. Не думать. Кордой? Не было никакого Кордоя. Он мне ничего не носил. О, Боже, Лазер…»

Фред живо представил себе, как перерезает горло мачехе Стоун. Помутневшим взором он оглядел двор, не стоит ли кто рядом. Увара почему-то не было. Вдали слышались знакомые звуки: кудахтанье кур, мужские разговоры, стук молотков. Этот двор был отрезан от будничной жизни, но за его пределами продолжалась рутина.

«Может, я зря себя накручиваю? Кому это надо — меня читать? Я и так связан, какая от меня угроза? С другой стороны, они знают, что я могу что-то задумать. Знают, что есть сочувствующие».

Теперь он всеми силами пытался уберечь хотя бы Кордоя, Илман и Лазер — представлял себе вместо них то абстрактные образы, то вымышленных персонажей постоянно меняя их, причём так, чтобы персонажи ни в коем случае не намекали на тех, кому служили масками. Почему-то на ум всё время лезли Симпсоны, хотя Фред терпеть не мог одноимённый мультсериал.

«Дело плохо. Получается всё хуже».

Тут он вспомнил, что сказала Варавит о чтении мыслей.

«Ну, конечно! Быстрый поток».

Это оказалось не так просто. Боль, теперь уже почти во всём теле, тормозила работу мозга. Силы уходили на то, чтобы справиться с её очагами, и даже со скоростью речи мыслить было тяжко, не говоря уже о быстром потоке.

Голова повисла будто булыжник. Хотелось сбросить её как ненужный груз и освободить плечи.

«Амрита, — мелькнула идея в тяжёлой голове. — Дайте мне амриты. Она лежит в моём рюкзаке. Моё тело пропитано ядом. Только амрита может его сдержать. Вы же хотите, чтобы я умер от жажды и голода, а не от яда? Если я не выпью амриты, яд поглотит меня раньше. Принесите мне амриты».

Он повторил это мысленное послание слово в слово. Потом ещё раз и ещё, и повторял без остановки.

Ближе к полудню, Фред уже подумал, что расходует силы впустую, но тут появился Кордой. В руках он нёс бутылку с заветным напитком.

5

Два глотка. Всего лишь два глотка, и по телу разлилось небесное блаженство. Боль отступила, и Фреду самому не верилось, что это произошло. Вернулась ясность ума.

Прежде чем Кордой успел поднести тряпку к его лицу, Берроу прохрипел:

— Рита Сёрчер.

— Что «Рита Сёрчер»?

— Спроси её про детский сад.

— Ты имеешь в виду Эрмерию? Она родилась и выросла в Шиелан-роуме.

— Врёшь!

Последняя ниточка оборвалась. Отвратительная мокрая тряпка вновь прижала язык, перебивая привкус амриты. Фред отчаянно завыл и замычал, содрогаясь всем телом.

Во дворе было тихо несколько часов, как и за его пределами. Это было подозрительно. Пропали звуки молотков. Разве что куры по-прежнему кудахтали. Что-то происходило внутри: в домах, коридорах, бесчисленных комнатах. Вдруг послышались крики женщин и ругань мужчин. Ещё через какое-то время, когда солнце скрылось за тучами, прибежал Мэй. Фред не сразу заметил, что у того кровоточит висок. В руке у смотрителя башни был нож, и Берроу содрогнулся при виде оружия, но Мэй разрезал верёвки.

— Б-бегите, вождь! — прошептал он впопыхах. — Культ раск-кололся. В-вам лучше здесь не быть.

— Мэй, что там…

— Бегите в башню! Я ск-коро буду там. Лазер по-окажет вам чёрный ход.

Он обернулся туда, куда Мэй показал головой. Там девочка отодвинула доску и ловко проскользнула в тёмную щель. Берроу, пригнувшись, последовал за ней.

Среди пыльных свай, балок, паутины и опилок, в темноте, ориентируясь только на голос девочки, Фред отыскал дорогу к выходу. Было трудно передвигаться гуськом, тем более с больной спиной, но желание жить заглушало боль. Через несколько минут блужданий, показался свет.

— Бегите, вождь, без оглядки! — дала последнее напутствие Лазер. — Удачи!

— Спасибо тебе. Возвращайся к своим! Эй, и не дай им знать, что ты тут ползала, хорошо?

— Вам некогда рассуждать.

— Понял, — он выбрался и отряхнулся. Обернувшись, хотел ещё что-то сказать, но доска уже встала на место, причём так, что, если не знать, не заметишь.

Фреду не верилось в это, но он был на свободе. Оставалось как можно скорее покинуть «муравейник» и восточный район.

Улица сменялась улицей. Люди, как всегда, мельтешили и занимались обычными делами, не зная, что произошло в Культе. Фред повсюду высматривал чёрные балахоны.

Добравшись до башни, он прошёл сквозь камень, чтобы вновь оказаться в темноте. К счастью, это была другая тьма — более просторная и чистая. Щупая стены трясущимися руками, Фред стал искать ту самую выемку в стене, что вела в оружейную. Сам себе не веря, он её нашёл, и провалился в «дымоход».

Как и ожидал Берроу, свет ослепил его. Пришлось как следует проморгаться, чтобы привыкнуть. Войдя в тренировочный зал, Фред осмотрел полки в поисках подходящего оружия. Благо, выбор был огромный.

«Мэй говорил, холодное — настоящее. Если наточить. Интересно, а он точил?»

Проверять на себе не хотелось, но, к счастью, на запястьях ещё остался кусок верёвки. Взяв случайный клинок, Фред осторожно провёл им поперёк своих пут. Образовался ровный разрез. Он попробовал ещё одно лезвие — тот же эффект.

«Два раза — совпадение. Три — закономерность».

Ещё один экземпляр холодного оружия доказал — Мэй не зря так много времени проводил в оружейной.

«Ай-да Мэй. Да пребудет с тобой Сила![1]»

6

Взяв кинжал — не тяжёлый и не лёгкий, удобно сидевший в руке — Фред поднялся в комнатку, где началось их знакомство со смотрителем. В оружейной нашёлся фонарь, а к нему — масло и спички, и добраться не составило трудности.

Маленькая комнатка теперь показалась ещё более тесной. Фред вздрогнул и чуть не уронил фонарь, когда понял, что Мэй уже здесь.

— Вы зря оставили оружейную, — сказал он шёпотом. — Я к-как раз собирался туда.

Под ногами у смотрителя стояла наполовину собранная корзина с консервами. Фред сел напротив и помог собрать остальное.

— Каков дальнейший план?

— Тихо! — в коридоре раздался шум. — Здесь кто-то есть?

— Не знаю, — Фред обернулся на занавеску. — Никого не видел по пути.

— А что если это, — голос Мэя дрогнул, — Лилитон и Калима?

— Нет. Не может быть. Как бы они попали?

— Они могли прийти ещё до нас! Дети часто гуляют в башне без разрешения. Ох, т-т-только бы не они, — он с надеждой посмотрел на Фреда. — Вождь? Не говорите, что...

— Не собираюсь я убивать детей!

Оба прислушались. Шаги не стихли, но резко прекратились. Кто-то стоял по ту сторону. Фред, не медля, погасил фонарь. С этой секунды, оба беглеца старались не двигаться и дышать как можно тише. Началась долгая — не по времени, но по ощущениям — игра «Кто кого перемолчит». Кто кого услышит первым. Длилась она около минуты, однако для Фреда прошёл целый час.

«Давай, — заклинал Берроу. — Делай своё дело. Что у тебя? Нож? Удавка?»

Худшим в этой игре было то, что Фред так и не был уверен до конца: действительно ли в коридоре кто-то есть или звук шагов — не более чем творение паранойи. Ответом на этот немой вопрос явился свет факела, что лёг пятном на занавеску. И держала факел явно не детская рука. Ребёнку потребовалось бы встать на цыпочки и вытянуть руку вверх. Сомнения отпали.

Ещё с полминуты огонь висел неподвижно, пока не сдвинулся и не улетел прочь, сопровождаемый звуком шагов. Фред и Мэй задышали полной грудью. Но сидеть и ждать, пока другие смотрители не решат заглянуть в каморку, было бы ещё опаснее и глупее, чем разгуливать по коридорам с песнями и криками, поэтому оба решили идти в самое безопасное место во всей башне — в оружейную.

Яркий свет тренировочной комнаты ударил по глазам, но в этот раз не так резко. Осмотрев каждую полку, Мэй побледнел.

— Два кинжала не хватает.

— Один у меня с собой.

— Я заметил сразу, как вы вошли. Это не считая ваш.

Снова полутёмный коридор, и снова пляшущие тени, крадущиеся по пятам. Фред остановился и протянул руку с фонарём, тщетно пытаясь разглядеть хоть что-то поодаль, но темнота от этого стала только плотнее.

— Мэй? Дай мне эту штуку, у тебя на поясе.

Он взял у смотрителя предмет, похожий на длинную ложку и погасил единственный источник света.

— Что вы делаете?! — громким шёпотом возмутился Мэй, но тот приставил палец к губам.

— Начинается игра на выживание в темноте.

— Глупо. Очень г-глупо. Теперь они нас видят, а мы их — нет.

— Как знаешь?

— Что если они — бахмы?!

— Бахмы?

— Да, вождь, ба-бахмы! Они читают мысли и видят в темноте.

— ...Это и есть мой план.

— В чём, Демиурге?! В чём в-ваш п-п-план? Дать себя за-зарезать, как слепых куриц?

— Мы не слепые, — Фредди с размаху ударил по стене рукоятью кинжала. — И не курицы. Эй, служители Культа!!! Если вы хотите убить своего истинного вождя, сделайте этой сейчас!

— Вождь, вы просто...

— Тихо, Мэй! Теперь тихо. Встань ко мне спиной.

Десять секунд тишины. Семь вздохов. Пятнадцать сердцебиений. Двадцать секунд тишины. Двадцать восемь секунд. Двадцать девять... вот и он. Долгожданный топот. Приближались две пары ног. Шли размеренно, уверенно и бодро. Так могли идти только видящие в темноте.

И в этот миг Фред почувствовал, как боль отступает, а мышцы наливаются силой. Будто сама темнота напитала его, отдалась ему. Темнота с самого детства была Фреду и другом, и врагом.

— Господа служители, — ухмыльнулся он, глядя прямо перед собой. — Думаете, я вас не слышу? Не чувствую тепло вашего дыхания? Не ощущаю биения ваших сердец? Я тот, кого звали Ча́нхо.

Фред не замечал, но говорил это на неизвестном для себя языке — таросса. И не просто на таросса, а на полузабытом симмаратанском диалекте Второй Эпохи Эйров.

— А знаете, как звали Чанхо после того, как он прожил два года в пещере?

Он сделал шаг вперёд, принял боевую стойку и выставил кинжал, крепко сжимая рукоять.

— Его. Звали. Инкрим!!!

С этими словами он ринулся в бой. Двое хотели окружить Фреда, но не вышло — Фред вовремя занял удобную позицию за спиной того, что покрупнее. Одно точное движение, и острие кинжала, окровавленное, вышло из-под его ребра. Служитель Культа пал замертво.

Второй попытался убежать, услышав предсмертные хрипы. Фред почти догнал его в три прыжка, но не дотянулся и потерял равновесие. Схватил за ногу, повалил на пол. Завязалась драка на кинжалах. Лезвие секло лезвие. Оружие Фреда с лязгом вылетело прочь, но Фред лишь мысленно поблагодарил своего врага за то, что тот освободил ему вторую руку. Схватившись обеими руками за оружие второго служителя, он со всей силы надавил, навалившись сверху. Вновь борьба, только теперь уже преимущество было за Фредом. Рука служителя скользнула, и собственный нож вонзился ему в грудь.

Когда Мэй осознал, что бой окончен, он потёр стену, чтобы вызвать свет, и ужаснулся при виде двух мёртвых тел.

— Это в-в-вы всё сделали?!

Фред не мог ни говорить, ни даже шевелиться. Вернулась боль, отступившая на несколько секунд ярости.

Мэй на своих плечах отнёс Фреда на нижний ярус, где находился тайный ход. Надавил на камень в полу. Раздался железный лязг, и в стене открылся ещё один коридор.

— Они вернутся, — произнёс Фред, едва выровняв дыхание.

— Не вернутся. Я сменил замки. Они ещё три дня будут взламывать башню.

Пройдя долгим подземным тоннелем, выбрались на поляну в западном районе, окружённую сиренью. Неподалёку виднелось большое куполообразное здание, отражающее небесную синеву. Само небо, и лёгкий дневной ветерок, что колыхал местные травы, казались Фреду ненастоящими — настолько ему не верилось, что он покинул темноту каменных стен.

Укрывшись во дворе одного из домов, между забором и кустами, Мэй положил Фреда на траву и дал немного амриты. Бутылку он успел захватить ещё в «муравейнике» и всё это время таскал в рюкзаке. «Божественный» напиток служил универсальным обезболивающим и, к тому же, приводил в состояние блаженства. Хотелось пить ещё и ещё, но Мэй был осторожен.

— Не больше трёх глотков! Иначе разовьётся зависимость.

Пару часов Фред отлёживался, пытаясь уснуть. Поначалу было страшно, что хозяин дома увидит незваного гостя в своём саду, однако сон разморил Фреда, и тревожные мысли ушли, а трава показалась периной. Позже Мэй разбудил его с хорошими новостями.

— Я знаю одного пилота, который может помочь. Летим в Симмаратан, к эйрам!

[1] Игра слов: по-английски фраза звучит как «May the Force be with you».

1

Ястребы, соколы, грифы, галки, орлы, чайки и ласточки — каких только птиц не было на аэродроме иммерти к северу от города Чхимтосэн. Самолёты стояли в три ряда, по несколько десятков штук, со сложенными крыльями. Вблизи они не так сильно походили на настоящих птиц, какими виделись издали, и всё же детали рельефа на фюзеляже, головы, глаза, клювы, не говоря уже об оперении, были скрупулёзно соблюдены. Дизайн каждого самолёта учитывал законы аэродинамики, несмотря на то, что иммерти это не требовалось — энергетический пузырь, окружавший «птицу» во время полёта, принимал нужную форму, обеспечивая максимальную скорость. Видно было, что создатель постарался прийти к компромиссу между практичностью и красотой.

— Люблю самолёты, — признался Фред. — Вторая моя страсть после оружия, — он с удовольствием погладил металлический фюзеляж одной из «птиц».

— Не трогать! — послышалось из-за спины. К самолёту приближался лысый мужчина в чёрном жилете поверх серой лоскутной рубахи. Мужчина носил круглые солнцезащитные очки, привязанные резинками к ушам. Очки грозно блеснули, когда он подошёл. — Я говорю не трогать! Отойти от «Чайки»! — он оттолкнул Фреда и положил замасленную пятерню на корпус машины. — Только я имею право прикасаться снаружи к этому произведению искусства! Понял?

— Ты мне тут побазарь, лысый хер! Знаешь, кто я такой?!

— Угомонитесь, оба! — вмешался Мэй. — Фа́инх, друг, извини его. Ты не знаешь, что ему довелось пережить сегодня. Кстати, это Фред Берроу.

— Фаинх, — тот неохотно протянул локоть.

— Мне сказали, у тебя птичье имя. Как раз для пилота.

— Демиурге, — Фаинх закатил глаза. — Ещё спроси, почему я — Сокол — летаю на «Чайке», хохмач, — он обернулся к Мэю. — Куда летим?

2

Поднявшись по лестнице, Мэй и Фред устроились на задних сиденьях. Те были очень тесными, и пришлось извернуться, чтобы сесть поудобнее. Ремней Фред не нашёл, хотя вертелся не меньше минуты.

— А где ремни?

— У тебя на поясе, — пилот пощёлкал переключателями на панели, повернул несколько кристалликов. — В иммерти не нужны ремни безопасности — поля Энергии образуют защитную оболочку для каждого пассажира. Ты и не почувствуешь удара.

Люк медленно опустился, и в салоне ненадолго стало темно. Фаинх повернул бирюзовый кристалл, и через пять секунд темнота рассеялась. Потолок медленно исчез, будто пятно, на которое капнули растворителя.

Из-под пола раздался ровный гул, сопровождаемый лёгкой покалывающей вибрацией. Было похоже на то, будто включилось одновременно несколько пылесосов, игравших монотонную мелодию в вечно возрастающем тоне Шепарда. Самолёт чуть заметно покачнулся и двинулся вперёд, проехал метров шестьдесят, развернулся и плавно, будто величаво, расправил крылья.

— Я обязан прочитать вам инструкцию, — вздохнул пилот. Обернувшись, он вопросительно глянул на пассажиров. — Читать?

— Ну, если положено, — пожал плечами Мэй. Фред лишь отмахнулся.

— Хорошо, — он снова развернулся лицом к панели управления. — Иммерти — это тонкоэнергетический атрибут, позволяющий перемещаться в трёх измерениях. Он опережает по скорости и удобству наземный транспорт, но уступает таким тонким техникам, как Тоннели, Мосты, «кроличьи норы», «Небесная Река» и двери Шарды.

— Что такое дверь Шарды? — шёпотом спросил Фред.

— Набираешь код на ключе и переходишь, куда тебе надо, — быстро пояснил Мэй.

— Летает за счёт потоков Энергии, — продолжил пилот. — Поэтому использование тонких техник на борту запрещено: это может сбить энергопоток и привести к катастрофе. Во время взлёта и посадки иммерти использует реактивную тягу — она нужна, чтобы подняться до уровня потока Энергии и влиться в него. Затем мы пойдём плавно и быстро. И бесшумно. Во время полёта не препятствуйте работе пилота — это также может привести к катастрофе. В случае опасности пилот имеет право применить крайние меры, — он обернулся. — Также хочу заметить, что иногда наш иммерти будет попадать в зону турбулентности. То есть, будет немного покачивать.

Фред улыбнулся, услышав хоть что-то знакомое.

— Иногда мы будем входить в «форс» — это режим, при котором иммерти летит не за счёт энергопотока, а за счёт сжигания топлива. «Форс» включается в зонах, где энергопотоков нет, чтобы протянуть от одного потока до другого. Во время «форса» нужно быть предельно осторожными, не спать, и выполнять все указания пилота. Вы не просто пассажиры. Вы — потенциальные члены экипажа. В случае аварии, откроется люк и вас выбросит наверх в энергетическом мешке. Мешок предохранит вас от травм и обломков самолёта, и плавно опустит вас на землю. В салоне не курить и не пердеть! Последнее — самое строгое правило. Вам всё ясно?

— Да, — покивали оба, хотя Фред почти ничего не понял, кроме последних пунктов.

— Тогда полетели, — Фаинх дёрнул на себя рычаг.

Снова качнуло, на этот раз сильнее. Машина загудела, работая мощными турбинами. Фред почувствовал, как тело обволакивает невидимая сила. Воздух вокруг стал будто кисель, и от любого резкого движения становился гуще. Приходилось двигаться плавно, чтобы сменить позу, но Берроу вскоре привык.

Короткий разбег — всего каких-то несколько сотен метров — и машина, будто выдохнув с облегчением, освободилась от ноши-земли. Быстро и плавно железная птица набирала высоту. Ярко и жарко принимало её в свои объятья небесное светило. Всё, что суетилось и копошилось под ногами, внизу, бесследно забылось. Впереди и вокруг было только оно — сияющее кристальное небо.

Мотор утих, сменился наклон, «птица» пошла ровно, гладко, скользя по воздуху точно по невидимым рельсам. И тут до Фреда дошло, что это и есть тот самый энергопоток, о котором недавно говорил пилот. Поток Энергии, о которой он слышал не раз, теперь казался чем-то простым, само собой разумеющимся, как ветер или тёплое морское течение.

Энергия.

Вот она, что такое. Эта таинственная Энергия. Она — сила, которая может всё. И сейчас эта незримая сила толкала и одновременно тянула самолёт.

Остановка двигателя. Не просто замедление, а полная, в самом прямом смысле, остановка. Мозг отказывался понимать это как норму и дал команду сердцу биться чаще. Самолёт не падал. Ощущалось это как остановка времени, а на долю секунды как смерть, и всё же, это был полёт. Самый обыкновенный для жителей Мира Высокой Энергии.

Берроу взглянул направо и зажмурился от солнца. Дурацкая была идея, хотя… оно того стоило. Здесь его лучам не приходилось пробиваться сквозь толщи пыли. Здесь оно, должно быть, чувствовало себя свободным, в своей стихии. Наверное, «Чайка» испытывала сейчас то же самое, если, конечно, могла чувствовать.

3

Иммерти летел на северо-запад. Мэй не думал наслаждаться красотой необъятности. Он сидел, уставившись вниз, что для Фреда было всё равно, что любоваться комом грязи. Внизу, куда с любопытством глядел Мэй, закончились привычные холмы, и началось море, сверкающее бликами, покрытое сотнями белых «барашков».

— Вы знаете, вождь, — прервал он восторженную тишину. — То море, над которым мы летим, в Сата называют Средиземным.

Фреду это было не интересно. Правда, только первую минуту. Затем он прижался к прозрачной стене и посмотрел на большую воду.

— Мир Высокой Энергии, — продолжил смотритель. — Здесь, как и всех тари, такие же материки, как и в Мире Полярной Звезды, только у них другие названия. Евразия — Ядро, Африка — Рамаш, или «Горячая Земля». Ваше Средиземное море у нас — море Иллери, а Северная и Южная Америки — Северная и Южная Чаши.

— Красиво.

— Симмаратанская империя когда-то охватывала все берега…

— Ты можешь заткнуться на минутку? Пожалуйста.

Солнце начинало клониться к закату и приобрело оранжевый «загар». Фред откинулся на спинку кресла, к которому уже привык, и задумался о жизни.

«Кто я? Зачем я здесь? Может, это всё не по-настоящему? Может, я по-прежнему валяюсь на койке в той психушке, напичканный галоперидолом? А может, это и правда я? Инкрим Саундар — великий вождь древности? Тот, чьи владения простирались по берегам «Средиземного» моря? Как понять? А как понять, не живём ли мы в Матрице?»

Внезапно его мысли прервал Мэй, трясущий Фреда за плечо.

— Проснитесь, вождь! Проснитесь! «Форс»!

— Что? Ах, да.

Пришлось минут двадцать посидеть прямо, с руками на коленях, внимая каждому слову пилота.

— Всё, можете расслабиться, — скомандовал он, когда иммерти вновь оседлал энергопоток.

Ещё через три часа история повторилась. Вот только следующая тревога была не «форсом».

— Вождь, пригнитесь! Нас атакуют!

— Чего…

— Ха-ха! — пилот резко крутанул штурвал и дал сильный крен, после чего так же выровнялся. — Это не поможет! Если они достанут, нам крышка, нагибайся или нет.

— О чём он? Кто достанет?

— Уворачивайся! Правее! Они на подходе! — кричал Мэй.

— Сам знаю, не ори, истеричка, — Фаинх ушёл вправо. — А теперь сюрприз! — он наклонил штурвал до упора, чтобы сделать бочку.

— Да что там такое?! — Фред не выдержал, привстал коленом на кресло и глянул назад. Бесполезно — в темноте было не видать ни зги, только чувствовалась угроза от двух таинственных объектов, повисших на хвосте.

— Два иммерти, — пояснил Мэй. — Увязались за нами и бьют ракетами.

Рвануло у «Чайки» под боком. Машину сильно тряхнуло. На долю секунды Фред успел рассмотреть едва заметный красный огонёк в темноте за бортом. Жутко было от мысли, что за этим огоньком — грозная сила, способная убить и не сделавшая этого до сих пор по непонятной причине.

— Цхирута Шух! — прокричал Фаинх, злобно сжимая штурвал.

— Что?! Зачем ему? Почему? — не понимал Мэй.

Фаинх уклонился вправо. Ещё два взрыва, совсем рядом. Голова Фреда закружилась от удара, а перед глазами побежали чёрные точки. Следующую — третью — ракету не заметили ни он, ни Фаинх. Незаметно подлетев с другой стороны и скрывшись под самым боком, она рванула не дальше пары метров. Это было равносильно удару кувалды по ведру. Самолёт накренился и пошёл кругами, Фаинх с усилием удержал его от пике. Выбора не оставалось — необходимо было срочно садиться.

— Всё, ушли, — спокойно объявил Фаинх, но радости в его голосе было немного. — Слава Демиургу, мы на городской территории Симмаратана. Сюда им хода нет. Поняли, суки?! — погрозил он в пустоту.

Внизу, среди холмов и леса, нарисовались ровные прямые серо-жёлтые дороги, освещённые точечными огнями. Дороги увеличивались и пересекались. Их становилось больше, с приближением города. Вскоре среди них начали петлять другие — более узкие, цвета гранита. Вдоль обочин появились высокие пальмы. Сетуя на них, пилот изо всех сил вырулил «Чайкой» так, чтобы та не попала в дерево, и повёл параллельно жёлтой трассе. На неё-то он и собирался посадить иммерти.

— Давай, давай, крошка! Последний рывок, — плавное, осторожное снижение. Метр за метром, боясь упустить ускользающую линию, Фаинх приближался к земле. — Ещё немножко, — оставалась небольшая высота. Два метра. Полтора. Один, четверть! Касание.

Жёсткое, будто ударили снизу со всего маху, приземление чуть не стоило пассажирам голов. Фаинх не соврал насчёт Энергетической защиты — невидимая подушка сработала. Фред ощутил на миг, будто плавает внутри большого пузыря, наполненного очень плотной жидкостью. После этого он, невредимый, обнаружил себя в кресле.

Фред выбрался из машины и спрыгнул на дорогу прямо с крыла. Следом за ним, чтобы посмотреть на повреждение, вылез и Фаинх.

— Он поплатится за мою «Чайку»! Сукин сын!!!

Мэй робко показал голову из люка в голове «птицы». Пилот помог ему слезть на землю.

— Живее, что ты как барышня?!

Настроение у всех, кроме служителя Культа, поднялось, когда они окинули взорами ночные пальмы, освещённые придорожными фонарями, и ровные светлые трассы.

— Есть возможность отлить, — сказал пилот. — Как сделаете свои дела, прыгайте на борт. Надеюсь, до ремонта дотянем.

«Чайка» сложила крылья, причём левое закрывалось с трудом, будто машине было больно. Фаинх не мог на это спокойно смотреть и отвернулся, в очередной раз проклиная каммата.

На дорогах, устремлявшихся к городу, таких машин, как у Фаинха, было множество, несмотря на ночь. Когда они складывали крылья, самолёты визуально уменьшались в размерах, становясь не больше автобуса. Ездили они только по широким жёлтым дорогам. Для наземного транспорта имелись другие — те самые, цвета гранита, извилистые и более узкие. С приближением к городу таких дорог попадалось всё больше. Чаще всего по ним ездили подобия мотоциклов, которые трещали сверчками, и таких же квадроциклов. А вот закрытые автомобили попадались редко — квадроциклы были здесь, видимо, основным транспортом.

К середине ночи добрались до мастерской, где пришлось провести не меньше трёх часов, и лишь к утру — до гостиницы. Фред настолько вымотался, что и не помнил, как всё это произошло — события последних суток превратились в один сплошной поток хаоса и п…

Поужинав консервами и выпив разрешённые три глотка амриты, Фред добрался до кровати и рухнул лицом вниз, будто окунулся в пучину.

4

Комнату оплатил Фаинх, но не обещал, то это будет подарок. Стоимость проживания он включил в свой счёт, и сказал, что ему плевать, где Фред и Мэй достанут деньги. С другой стороны, пока он денег не требовал, и можно было вздохнуть спокойно.

Расстелив свою кровать, пилот «Чайки» тут же куда-то убежал. Как позже догадался Мэй, он поехал контролировать починку своей любимой «пташки».

Времени в кои-то веки было много, и Фред решил прогуляться. Всё-таки, вчера ночью он так и не посмотрел столицу. Настала пора наверстать упущенное.

Если Шиелан-роум был лестницей в небеса, прекрасной и возвышенно-отчуждённой, как хрустальная обитель ангелов, что своей изменчивостью навевала размышления о чём-то женственном, то Симмаратан был старшим братом этой небесной особы. Древний, но, в то же время, любящий современность, могуче-пафосный и целеустремлённый, он любил, когда у его ног копошатся люди и машины, а летающие иммерти покорно складывают перед ним свои крылья. Симмаратан был более приземлённым, и у основания изобиловал домами бурого, тёмно-бардового, зелёного или угольного оттенков. Но чем выше были дома, тем светлее становилась их облицовка, плавно перетекая в оранжевый и песочно-золотистый. Немногие здания достигали той высоты, где цвет переходил в небесно-голубой, а уж совсем редкие единицы — в горный снежно-белый.

На широких бурлящих дорогах редко можно было увидеть на квадроцикле или в крытом автомобиле человека, одетого в чешую или яркую лоскутку. В основном, водителями были загорелые бедняки, перевозившие в кузовах мешки, мелкий скот, овощи или фрукты. По пути они постоянно махали своим знакомым или звенели чем-то вроде велосипедного звонка, только более громкого. От этого непрерывного звука создавалось впечатление, будто прямо за тобой едут сани Санта Клауса. Правда радости это не приносило — вскоре у Фреда заболела голова.

И всё же, город был красив. К шуму Фред быстро привык, да и большая часть улиц здесь была закрыта от движения. Пешеходных переходов не было вовсе — вместо них повсюду встречались мосты или подземные переходы. Множество растений уравновешивало городской пейзаж. Здесь можно было жить. Только стоило немного освоиться.

— Ждать Фаинха не будем, — сказал Фред, когда вернулся в гостиницу, и распахнул деревянное окно. Номер удачно выходил на парк с огромными кустами и крупными цветами, покрытыми освежающей влагой. — Хочу побыстрее к эйрам.

— Так быстро не получится, — посетовал Мэй, садясь на кровать. — Надо сначала получить разрешение.

— Разрешение? Я не за этим сюда летел.

— Ты хоть знаешь, где они живут?

— А ты?

— Я имею в виду, — служитель Культа поёжился, не то от страха, не то от смущения. — Я имею в виду не место. Это знают все. Видишь те холмы? — спутник подошёл к окну и указал на несколько холмов, что синели вдали, на возвышении к северу от города. — Они там.

— И что?

Мэй вернулся на кровать и лёг.

— Что с ними не так, с этими холмами?

— Туда не пускают таких как мы — простых смертных.

— Удивил! — Фред сел на свою койку. Потянув за ремешок на локте, он снял с руки лоскут рубашки, разделся по пояс и лёг на спину, подложив руки под голову. — Я проникну туда, не через дверь, так через чёрный ход, не через чёрный ход, так через канализацию.

— Ты наивен, — Мэй отвернулся к стене.

Фред помолчал. Некоторое время он размышлял, не произнося ни слова. И наконец, ответил:

— На то я и вождь.

5

На следующее утро, поднявшись незадолго до рассвета, когда ещё стояла прохлада, а воздух был чист и прозрачен, Берроу отправился к холмам. Народ уже проснулся. Дети играли в садах и, что удивило, во фрисби. Да, Фреду не показалось — это был обычный знакомый с детства фрисби. Прохожие на улицах иногда улыбались и махали Фреду, и тот смущённо делал то же самое. Немного позже начали появляться вездесущие квадроциклы. Теперь их удалось рассмотреть повнимательнее. Примитивные на вид, телега телегой, вот только ездили не хуже бензиновых, и шумели в три раза меньше. У многих на месте заднего номера красовалась морда льва. Фред повсюду замечал львов — на стенах домов, на флагах, украшавших улицы, и даже один раз заметил на одежде. Правда, последнее было скорее исключением — в основном симмаратанцы носили неброскую лоскутную одежду с разноцветными накидками, либо туники или хламиды.

Фред без труда прошёл прямыми улицами, через сады и парки, до длинной каменной лестницы. Без сомнения, лестница вела на те самые холмы.

Первым препятствием, что он встретил, была живая изгородь. Это было даже не смешно. Скорее странно. Почему эйры, сильные и влиятельные, чуть ли не как боги, обороняются зелёным заборчиком, причём небольшой высоты, не выше человеческого роста? Фред с лёгкостью преодолел это издевательское препятствие, только немного замаравшись листвой, и оказался в обычном, ничем не страшном, парке. Дальше был лабиринт из кустов. Фреда он обрадовал — он уже видел такие лабиринты в кино. Возле каждого типичного замка имелось подобное развлечение для невинной светской игры в жмурки.

Перед самым входом в лабиринт он остановился.

«Ага. Вы будете переставлять кусты и передвигать коридоры. Не, я в эти игры не играю».

Он решил обойти лабиринт по открытой вымощенной камнем дорожке. Шесть часов спустя, Фред пожалел о своём решении. Он обнаружил себя стоящим посреди оживлённой трассы. Мимо, трескучим потоком, лились машины и мопеды, сигналя ему «колокольчиками Санты». Как же издевательски звучали теперь эти колокольчики!

«Лузер. Лузер. Лузер».

— Чёрт! — Берроу пнул ногой воздух и отошёл на тротуар. — Как так получилось? — повернувшись на триста шестьдесят градусов, он обратил внимание, что холмы остались далеко позади.

Над головой светило солнце, но Фред не помнил, чтобы провёл столько времени в саду. В животе урчало как после хорошей пробежки.

Пришлось с позором возвращаться в гостиницу. Причём, на свою беду, Фред обнаружил, что забрёл в совершенно незнакомый район, далеко от гостиницы, и пришлось узнавать у местных, как добраться, описывая нужный район по памяти, на пальцах.

Надышавшись пылью и неплохо взмокнув от пота, Фред вернулся в гостиницу, вошёл в комнату и рухнул на кровать. Мэй, в это время, зачитывал в полголоса «Тангера и Аристу» наизусть. Фаинха ещё не было. Как узнал Фред от своего спутника, пилот ещё вчера встретил друга в мастерской и напился с ним, а потом у него же и заночевал.

— Он вообще отдаёт себе отчёт, что мы время теряем?!

— Ты так и не добрался до эйров?

— Ха! Издеваешься. Добрался ли я до эйров! Конечно, нет.

— Я предупреждал, что смертных туда не пускают, — Мэй отвернулся к окну.

— Я думал, там охрана, или забор, или какой-нибудь Цербер на привязи.

— Эйрам не нужны ни охрана, ни заборы, ни Цербер. Их охраняют чантары. Это самая надёжная охрана. Чантары могут внушить тебе, что ты идёшь к резиденции, в то время как ты, на самом деле, идёшь на выход.

— Хочешь сказать, они просто выпроводили меня?

— Мягко и незаметно. Все новички на этом попадаются. Тебе ещё повезло, вождь. Среди чантаров бывают и шутники. Как-то мой знакомый — один из наших, из Культа — тоже пробовал пройти. Есть такой чантар, по имени Уголёк. Он любит выводить любопытных на городскую помойку и заставляет их зарываться в мусор с головой. Мой знакомый попался на Уголька.

— Серьёзно?! — засмеялся Фред. — И он это сделал?

— Под иллюзией чантара любой будет делать что угодно, думая, что находится в собственной власти. Будет думать, что всё делает правильно, адекватно, воспринимать происходящее как нечто само собой разумеющееся.

— И как же к ним попасть?!

— Надо ждать. Другого выхода я не вижу.

— Выход всегда есть. Завтра, на рассвете. Попытка номер два.

6

Несколько дней Фред пытался проникнуть в резиденцию. Все попытки оказались тщетны. Как он этого ни боялся, он, всё же, угодил в коварную ловушку Уголька и обнаружил себя на помойке, с ведром на голове.

Чуть ближе к полудню, впервые за несколько дней, показался Фаинх. Пилот едва стоял на ногах. Как же Фреду хотелось набить ему морду!

«Ничего, — подумал он, помогая Соколу лечь на свою койку. — Пусть сначала придёт в себя. Пьяные ведь не чувствуют тумаков».

За время, пока он спал в номере, Фред и Мэй успели спуститься в столовую и позавтракать, а потом ещё и пообедать.

В самой столовой никто не готовил — посетители приносили еду, купленную в небольших лавках, что располагались неподалёку. Еда в Симмаратане была почти полностью растительной. Фреду понравились печёные помидоры, фаршированные рисом в остром соусе. Мэй взял пареных овощей и попросил не класть туда рыбу, из-за чего долго спорил с поваром, который упорно утверждал, что рыба в блюде необходима. В итоге, победил Мэй, и насладился полностью вегетарианским салатом.

Вернувшись ближе к вечеру, Мэй и Фред застали Фаинха по-прежнему спящим. Не выдержав, Фред начал его будить. Понадобилось минуты три, прежде чем его удалось растормошить.

— Вставай, ленивая свинья! — Сокол не только протрезвел, но и чуть не вцепился Фреду в горло, благо тот успел увернуться. — Ты починил самолёт?!

Тот кивнул.

— Как полетим? А? Какой штурвал — ты стакан не удержишь!

— Я нкуда не полчу, — проворчал он. — Порклятый Шух! — пилот ударил кулаком по подушке.

— Правильно, правильно! Злись. Гневайся! Может, это тебя протрезвит?

— А-арх! — Фаинх поднялся и шатаясь, но быстро, прошёл на кухню, чтобы попить воды. Несколько минут он праздно глядел в окно, попивая воду из носика сосуда, похожего на чайник.

— Ну, что? — спросил нетерпеливо Фред, войдя в кухню. — Всё в порядке?

В окне, через которое он смотрел, виднелись те самые холмы.

— Ты сделал вчера свои дела? — вместо ответа, спросил Фаинх.

— Пытался. Хотел пройти на холмы, — он указал в окно. — К эйрам. Но ничего не получилось.

Сокол чуть не захлебнулся, не удержавшись от взрыв хохота.

— Повтори ещё раз, что ты пытался сделать?

— Я уже объяснил ему, — вошёл Мэй. — На холмы просто так не попадёшь.

— Слушай, слушай, Фред, или как тебя там, — Фаинх не отрывал взгляда от холмов. — И... и что? И что было дальше? Где ты потом оказался?

— Посреди улицы.

— Хэх. С ведром на голове?

— Почему с ведром?

— Уголёк иногда надевает тебе ведро на голову.

— Может, лучше придумаешь, как туда попасть? — обиделся Фред и отнял у него сосуд.

— Есть один способ. Я делал так однажды, — он обернулся к остальным. — Посажу свою «Чайку» прямо у них под носом.

— Как ты это сделаешь? — сложил руки на груди Мэй. — Ты не сможешь.

— Не смогу? — тот прищурился. — На что спорим? Я посажу свой иммерти прямо на их лужайке, напротив главного храма.

— Мы не спорим. Я точно знаю, что ты не сможешь.

— Спорим или нет, занудный святоша? Ставлю сорок бобов против того, что ты побреешься налысо, — он вытянул вперёд кулак.

— Я тебе не святоша, — сказал Мэй. — И нам, в Культе, запрещено спорить. Но если так хочешь, — служитель Культа вытянул вперёд свой кулак. — Давай. Культу не помешают лишние сорок бобов.

— Вот это уже другой разговор.

Мужчины крепко упёрлись друг другу кулаками в грудь.

— Я, Лилмэи Хере́с Умба́р Чхимтосэн, утверждаю, что ты, Фаинх, не долетишь до лужайки резиденции эйров и заплатишь мне сорок бобов.

— Я — Фаинх Ла́ция Дахо́р Чхимтосэн — утверждаю, что долечу-таки до лужайки резиденции эйров и ты, Лилмэи Херес Умбар, побреешься налысо и будешь ходить так целый год.

— Принято, — немного подумав, согласился Мэй.

— Принято!

— Фред, скажи «засвидетельствовано».

— Засвидетельствовано.

Сокол отнял свой кулак и хлопнул в ладоши.

— Готовь бритву, неудачник!

1

В пределах города поднимать самолёты в воздух не разрешалось, поэтому иммерти сначала пришлось вывести далеко за черту. По дороге Фред почти заснул под мерный гул двигателя, который пока только громко «мурлыкал», словно гигантский кот. Но вот закончились пальмы. Началась однообразная зелёная холмистая панорама с небольшими подлесками вдали. Тут-то милая сердцу Фаинха «Чайка» и смогла, наконец, развернуться на полную мощь. Она расправила крылья, задышала тысячами своих пор и оторвалась от земли. Поначалу шла грубовато, рывками покачиваясь — это сказывалась «рана» в фюзеляже. Но пилоту, всё же, удалось дотянуть её до энергетического потока. Там «птичка» чувствовала себя хорошо.

Иммерти шумел, громко и гордо ревел свою песню, спасавшую его от смерти, набирал высоту и разгонялся. Настал момент, когда можно было отключить двигатели. Дальше самолёт уже плыл не по своей воле, в потоке Энергии. Смерть ему теперь не грозила.

Какое-то время Фред не дышал, пока не поймал себя на мысли, что ему не хватает воздуха. Когда он убедил себя, что всё в порядке, что иммерти не упадёт, он расслабился и позволил себе полюбоваться городом Симмаратан. Отсюда, сверху, он был ещё прекраснее. Оказалось, что город выстраивается клином и словно врезается в море. На самом пике мыса возвышалась огромная крепость. С одной стороны её защищали три ряда высоких стен, с бойницами и башнями, с другой — крутой обрыв и море. Всё было в точности, как тогда, в его воображении, когда Варавит рассказывала историю Тангера и Аристы. Та самая башня, где три с половиной тысячи лет назад, под грохот пушек, родился будущий Кайрил. Тот самый стадион, и площадь, где казнили Соловья. Симмаратан был не только высокомерной суетливой столицей — он по-прежнему хранил свою историю.

Смотреть на город с высоты Фред был готов бесконечно, однако иммерти повернул на юг-восток — на окраину столицы, где возле моря стояли холмы. Берроу удивился тому, как много он этим утром «пропахал» пешком. Улица, что вела к резиденции эйров, пересекала добрую половину города. Иммерти пошёл на снижение после того, как Фаинх вновь запустил двигатель.

Холмы приближались. Самолёт пересёк облака, и Фред смог подробно разглядеть резиденцию. Она состояла всего из нескольких зданий с куполообразными крышами, как бы, разбросанных по холмам. Ничего сверх меры величественного или роскошного. Самое большое едва превышало размерами здание городского совета в Чхимтосэне. Дома стояли на ровных участках, создававших такое впечатление, будто с холмов аккуратно срезали верхушки. Напротив самого большого из храмов зеленела лужайка.

Фред заметил, как на лужайку вышел мужчина в длинной красной майке и шортах того же цвета. Мужчина посмотрел наверх и внезапно исчез. Как мыльный пузырь, растворился в воздухе. Сначала Фред подумал, что ему показалось. Может быть, это стекло искажало видимость? Но потом он заметил уже двух человек. Теперь на лужайке, слева от мужчины в красном, стоял ещё один, помоложе, одетый в светло-серые майку и шорты. Серый тоже посмотрел наверх и, в следующий миг, пропал, а за ним и красный. Затем появилось сразу несколько мужчин и женщин. Все были одеты легко и, не двигаясь, смотрели на иммерти. Молодая, почти юная, девушка в зелёной как весенняя трава блузке показала рукой на самолёт, а через миг лужайка снова опустела.

— Вы видели?!

Фред не мог понять, реальны были те люди или нет. Они больше походили на плод воображения: слишком уж сильной харизмой веяло от каждого из них. Хотелось смотреть на них бесконечно, с необъяснимой влюблённостью, но люди, одетые очень уж легко для такой высоты, появились на траве всего на несколько секунд.

— Я пикирую, готовы?!

— Нет! — со страха Мэй вжался в кресло.

— Давай! — приготовившись к американским горкам, Фред махнул рукой.

Фаинх сделал несколько кругов, и пошёл в резкое пике. Оба пассажира вцепились в ручки кресла. Почти у самой земли, иммерти выровнялся, завис над лужайкой и плавно, немного раскачиваясь, опустился на траву.

— Да! Да! — закричал Сокол, вылезая из машины. — Да! Что я говорил?! Я это сделал! — он спрыгнул и поцеловал землю. — Знаешь, как называется этот трюк? Это особое пике Фаинха. Слегка подгибаешь крылья и...

Мэй недоумевал, до сих пор не веря, что стоит на священной траве. Пилот не успел договорить и втянул голову в плечи, когда вокруг появились трое, которых Фред заметил ещё с воздуха. Появление было похоже на маленький взрыв — глухое «бом», а затем лёгкий порыв ветра. Мужчина в красном, второй молодой в сером и молодая красавица в весенне-зелёном. Вблизи стало заметно, что майка — это, на самом деле, нечто среднее между футболкой и греческой тогой, подпоясанной ремешком, а блузка на красавице оказалась туникой. Все трое спокойно и строго глядели на непрошеных гостей. Красный был похож на тридцатилетнего Майкла Дугласа. Мощный лоб, широкий подбородок и пронзительный взгляд могли бы заставить любую девушку оцепенеть. Второй, серый, не отличался столь мужественным обликом, хотя и не был лишён обаяния. По своей привычке сравнивать всех с актёрами, Фред мог сравнить его с Шайа Лабафом, правда очень отдалённо. Третья же личность очаровывала сильнее всех. В ней было что-то от Марисы Томей — такие же ямочки на щеках и улыбка во взгляде. Глаза выделялись особенно: болотно-зелёные. Раньше Фреду казалось, такие бывают только в клишированном фэнтези или в песне Coldplay.

— Иернэ Эттом! — весело воскликнул Фаинх и распростёр руки.

— Иернэ Эттом, — по очереди отозвались трое.

— Ты обещал прийти пораньше, — сказала красавица голосом приятным и звонким.

— Я никогда не забываю обещаний, куколка, — пилот поцеловал ей руку. — К сожалению, есть обстоятельства, которые от меня не зависят. Рейт Пятый! — обернулся он к мужчине в красном. — Много ли забот на горизонте? — затем ко второму, в сером. — Господин Кремень, очень рад.

У Мэя отвалилась челюсть. Даже не потому, что Сокол так фамильярно обращался с теми, кому, буквально, молилась половина мира. Обретя дар речи, он сбивчиво запротестовал:

— Мошенник! Э-это что он, за-заранее дого-договорился?!

— Мы тоже рады тебе, Фаинх, — ответил Кремень.

— Красавчик, — Фред подставил ладонь под верхнее пять. Сокол, на удивление, знал этот жест.

— Добро пожаловать, Фред Берроу, Лилмэи, Фаинх, — Рейт Пятый указал на небесно-голубые ворота, ведущие в главный храм. — Ступайте за мной.

2

Войдя в храм, Берроу понял, что означает выражение «яблоку негде упасть». Паломники! Их было не просто много — от них рябило. Многие спали на полу, другие лежали, третьи стояли, четвёртые ходили, где ещё можно было ходить.

Главный храм эйров Симмаратана не был тем местом, какое представляется при слове «храм». Стены были покрыты облицовкой из ровных, тонких и длинных стеблей, мягкого пшеничного цвета с красноватым оттенком. Здание было не таким высоким, каким представлялось снаружи. В самом центре стояла круглая каменная купель, сияющая чистой голубой водой. На буром полу, который едва проглядывался из-за паломников, были заметны чёткие белые линии, но, похоже, никогда не обращал на них внимания.

Из большого круглого зала в разные стороны вели невысокие арки. Стоя в центре, можно было разглядеть, что находится за этими арками, да это и не было секретом. Разве что некоторые из помещений от зала отделяли шторы. Слева находилась библиотека, за ней оранжерея, а дальше тёмная комната с рядами кресел. Следом ещё одно помещение, светлое, с длинными столами и скамейками. Судя по расставленным тарелкам, нетрудно было догадаться, что это столовая. Затем шли четыре арки, закрытые шторами, а справа — зал для купания, ничем не отгороженный. При виде его, у Фреда возникли дурные воспоминания, но быстро растаяли. Несколько обнажённый девушек сидели на краю бассейна, на каменном полу, о чём-то весело переговариваясь и болтая в воде ногами. От бассейна шёл пар, а там, куда не хватало взгляда, шумел искусственный водопад. Девушки соскользнули в воду, и Фред заметил мужчин, тоже без одежды. Они также сидели на краю бассейна. Фред сделал вид, что не смотрит, и что ему больше интересна оранжерея напротив.

— Сегодня началась открытая неделя, — пояснил Кремень. — Все они пришли до рассвета.

Когда эйры переступили порог, по большому залу прокатился один громкий хлопок. Все паломники соединили ладони, а затем, так же единодушно, издали общий напев: «ом-м-м-м!». Тем же напевом, трое эйров, поклонившись, поприветствовали гостей. Войдя следом, служитель Культа сделал то же самое: хлопок — «ом» — хлопок — «ом», и так три раза.

— Повторяй, — шепнул он Фреду. — Это жест восхищения. Но не вздумай хлопать слишком часто! Если между хлопками нет «ом», и если хлопки частые, это презрение. Всех, кроме эйров, награждай одним хлопком и напевом. Эйров — тремя.

— А... — Фреду стало смешно, — за что награждать?

— Глупый! Началась открытая неделя. Эйры принимают у себя паломников.

— То есть, мы — тоже паломники?!

— Заткнись! — служитель Культа упал на колени.

— Эй, а ну встань! — он потянул Мэя за балахон. — Смотритель моей башни не будет стоять на коленях. Виноградная Лоза! Или ты, Кремень, без разницы.

Эйры остановились. Развернулись.

— Нам нужна помощь. В первом приоритете.

Паломники сотнями взглядов буравили наглеца.

— Сейчас в Мире Металла...

Он не успел договорить. Шипение, ругательства и ропот заглушили Фреда.

— Эй, тихо! Тихо всем! — попытался он успокоить толпу. Сам того не заметив, он похлопал в ладоши. Это было всё равно, что бросишь в улей спичку.

Несколько паломников, окружили Фреда, Мэя и Фаинха плотным кольцом. Один ухватил Фреда за волосы, но тот вырвался. Только ясное и чистое, громкое и звонкое «ом» привело толпу в равновесие. Виноградная Лоза подняла руки, разведя ладони в стороны.

— Только не в храме, мои друзья, — она медленно подошла к Берроу. Толпа расступалась, как тающий снег. Все затаили дыхание, когда Виноградная Лоза обняла Фреда и сказала: — Ты не в себе. Но придётся немного подождать.

Фреду хотелось заплакать, уткнувшись ей в плечо, упасть на колени, поцеловать ей руку. Ему удалось сдержаться, ограничившись кивком и простым обещанием: «хорошо». Похлопав Берроу по плечу, Виноградная Лоза вернулась и позвала за собой старую женщину, до этого скромно сидевшую возле стены.

— Я вас обоих ненавижу, — чуть не плакал Мэй. — Какое хамство. Какая наглость! Почему именно тебе достались её объятья? Я молился ей всю свою жизнь. Она всегда была для меня чем-то хрустальным, бесплотным. А для тебя она кто?!

— Успокойся, Мэй. Это всего лишь...

— А ты? Ты! — обратился он к Фаинху. — Негодяй. Как я мог на это купиться?! Ты знал, что сегодня начинается неделя. Знал!

— Не я виноват, что ты неудачник, — развёл руками Сокол. — Готовь бритву! — он подгадал свободное место, разбежался и сделал колесо. Тёмные очки упали на пол. Один из паломников взял их посмотреть. — Очки отдал, — решительно протянул руку Фаинх. — Очки отдал!

— Слушай, а что теперь? — обратился к Мэю Фред. — Нам придётся ждать, пока их всех примут?

— Да расслабь ты булки! — Фаинх обдул и протёр аксессуар. — Идём, отдохнём. Да хоть туда, в бассейн.

— А нам можно?

— Мы — реинкарнации! — развёл он руками. — Нам везде можно. Туда, туда, туда. Туда ещё, — пока он на несколько арок, в том числе на те, что были закрыты шторами. — Там спальня. Нельзя только в три арки. Я ведь тоже реинкарнация! Не знал? — Фаинх по-дружески похлопал Фреда по плечу. — Я был в резиденции тысячу раз. В том числе, и в прошлой жизни, пятьсот лет назад.

— Врёт он, — сказал ещё обиженный Мэй. — Паломникам можно ходить везде, кроме четырёх помещений. Нельзя только в комнату обучения, спальню эйров, зал сеансов и зал приёмов. Последний — только когда вызовут. Можно ночевать, купаться, гулять в оранжерее. Только почти все паломники лежат тут. Верят, что так они быстрее получат ответы. Но иногда, — Мэй вздохнул, — ждать приходится несколько дней.

— Да идём уже, нытик! Во всех мирах святоши одинаковые. Все — зануды!

— Пошли, и вправду, искупаемся, — предложил Фред. — Мэй, не злись на Фаинха. Он просто шутит.

Когда Фред перешёл за арку, законы пространства потеряли для него всякий авторитет. По ту сторону арки открылась огромная белая купальня, с потолком, превосходящим по высоте даже купол большого зала. Сюда помещалось три огромных бассейна. Все три располагались друг за другом — с холодной водой, тёплой и горячей. Голубой узор от воды красиво переливался по стенам и потолку. Стену здесь украшала огромная двухвостая русалка — как позже узнал Фред, её звали богиня Тали́ма. Поразило сходство с логотипом известной кофейни — русалкой Мелюзиной. Как позже узнал Фред, это сходство не было случайным: разные миры имели схожую мифологию.

Фаинх уже успел раздеться и плюхнуться в холодную воду. Фред с удовольствием сбросил с себя тяжёлую пыльную толстовку, освободил ноги от ботинок и снял надоевшую лоскутку. Он тоже хотел прыгнуть, но, потрогав воду пяткой, предпочёл бассейн потеплее.

— Ну и сидите там! — крикнул Фаинх паломникам. — Наверное, потные как собаки!

Края бассейна были округлыми, чтобы не царапать спину. Вода — чистой и мягкой. Даже на вкус она была приятной. Казалось, её можно было пить. Вдохнув поглубже, Фред окунулся с головой. Через полминуты он вынырнул на другой стороне бассейна и посмотрел на Мэя, одиноко сидевшего на краю.

— Мэй, ты почему не плаваешь? — весело спросил Фред. — Давай, прыгай!

— Я не люблю плавать, — поморщился тот.

За полтора часа Фред накупался вдоволь во всех трёх бассейнах. Время пролетело как считанные минуты. А вот Мэй так и сидел на краю. Иногда Фред подсаживался к нему, чтобы утешить и постараться уговорить, наконец, поплескаться в воде, но тот настоял на своём.

Выйдя из воды, Фаинх подошёл к стене и прижалась спиной, разведя руки в стороны. Тёплый сухой поток воздуха, дующий сверху вниз, окатил его, мгновенно осушив его тело. Фред сделал то же самое и не успел заметить, как уже высох.

Фреду очень не хотелось одеваться обратно в лоскутку, лежавшую в одной куче с обувью, штанами и толстовкой.

— Да забудь про эти тряпки! — сказал Фаинх. — Попроси побегушек принести тебе рубаху.

— Побегушек? — он обратил внимание на мальчика и девочку в ярких зелёных туниках. — Эй, а можно мне...

Он не успел договорить. Мальчик понял с полуслова и аккуратно собрал одежду Фреда. Четыре минуты спустя, он вернулся с новой одеждой — просторной светло-серой рубашкой, похожей на холщовое крестьянское рубище, и такими же штанами. Такое носили почти все паломники. При этом они ходили по тёплому камню босиком. Идея носить такое несколько дней показалась сомнительной, но раз уж такой одеждой не побрезговал Фаинх, отказываться не стоило.

Покинув купальню, Фред ощутил, будто вышел из ванны прямо на вокзал.

— Они что, так и будут лежать на полу? А если за неделю очередь так и не дойдёт?

— Эйры будут принимать всех до последнего, — сказал Мэй. — Иногда это длится месяц, а то и больше.

— Месяц?! Ты сказал месяц?!

— Да расслабься ты, — ответил Фаинх. — В этот раз народу немного. Даже никого нет на лужайке. Дней за семь толпа рассосётся.

— Эй, — Фред обратился к мужчине средних лет. — Привет. Чем вы тут обычно занимаетесь?

— Нэфы отобрали мой земельный участок, — не вставая, пожаловался тот.

— Понятно.

— У меня украли дочь! — тут же вмешалась женщина. — Похитили! Никто не видел. Даже протекторы не помогут!

Ещё несколько человек начали наперебой рассказывать свои истории.

— Понятно, понятно, — осаждённый Фред попятился. — Я-то не эйр, не могу вам помочь.

Внезапно Берроу стало совестно: «Как я собираюсь быть вождём, если мне всё равно?»

— Оставь их, — приобнял Фреда Фаинх. — Всем не поможешь. Идём лучше, прогуляемся.

Лужайка сочно зеленела. Иммерти широко расправил крылья.

— Это он что, сам?

— Девочка кушает, — объяснил, или подумал, что объяснил, Фаинх.

— Это как? Она светом что ли питается?

— Энергией. Тут её полно. Энергия пронизывает всё вокруг. А здесь она выходит из земли. Поэтому здесь и построили резиденцию. Логично?

— Я думал, что-то вроде солнечных батарей.

— Солнечные батареи? Это примитивно. Чистая Энергия даёт куда больший потенциал, — Фаинх потянулся и зевнул. — Ты меня утомил. Кажется, ты такой же зануда, как и твой друг святоша. Ладно, пойду спать!

— Куда?

— В мою «птичку», конечно!

— Там не жарко?

— Не жарко. Она охлаждает салон тысячами пор. Спишь как на облачке!

— А мне можно?

— Нет, конечно! — Фаинх забрался в «Чайку» и захлопнул люк.

3

В томительном ожидании Фред бродил по пляжу, глядя на море и бросая в воду гальку. Он ругал себя за то, что не попросил Рейта Пятого о помощи сразу. Теперь нужно было ждать немыслимые семь дней, а может и дольше. За пятьдесят минут он пересёк несколько километров пляжа и повернул обратно. То и дело, Фред замечал над морем летающие шары, сверкающие бликами от солнца. Некоторые висели близко к берегу. Можно было услышать, как они издают равномерный писк. Иногда шаров попадалось сразу по три.

На песке, среди выброшенного на берег ила, сидел старик в одной набедренной повязке и ковырял отвёрткой какой-то ржавый наполовину разобранный прибор. Подойдя поближе, Фред заметил, что это такой же шар.

— Погода скоро испортится, — посетовал старик, когда Берроу проходил мимо.

— Почему, вы думаете?

— А что, непонятно? — поднял голову тот, щурясь от солнца. — Гляди, — он указал вдаль, на шар, зависший над волнами. — Почти не колышется. Вот-вот… нет, показалось. Завис. — Снова склонившись над прибором, он продолжил орудовать отвёрткой.

— И что это значит?

— Ты не из этих мест? Как тебя звать?

— Инкрим Саундар.

— А! Слышал про такого. А я тогда бог Ди́хис. Хэ! — он вытащил из прибора длинный тонкий цилиндр болотного цвета. — Когда не двигаются, значит, скоро будет дождь. Чем сильнее раскачиваются, тем, значит, дольше не будет дождя.

— А вы тут давно сидите?

— С самого утра, с тумана. Да ты садись, садись рядом.

Немного подумав, Берроу согласился. Ожидать Рейта Пятого предстояло ещё долго.

— А зачем вообще эти штуки?

— Это?! — старик звонко постучал по корпусу. — Ты что! Они добывают Энергию из океана. Вообще, — он отвлёкся, положил инструмент и выпрямил спину, — Энергия присутствует везде. Но в разных концентрациях. Энергия любит воду, а где больше всего воды? Правильно — в океане.

— Вы — инженер?

— Нет, но, как видишь, пытаюсь починить эту штуку. Хэ!

— И давно пытаетесь?

— Больше года.

— Вам за это заплатят?

Старик как-то странно посмотрел на Фреда, будто перед ним сидел умственно-отсталый.

— Кто?

— Ну, я имею в виду, для кого вы это делаете? Чините этот шар?

— Что значит, для кого? Для себя.

— Он ваш?

— Нет. Он принадлежит эйрам.

— Так пусть они и его чинят.

— Парень, — старик покосился. — Ты это серьёзно? А я тогда на что?

Инженер-любитель оказался прав насчёт погоды. Облака над морем потемнели и скрыли за собою солнце. Поднялся влажный ветер, от которого одежда вскоре намокла. Распрощавшись на добром слове, собеседники разошлись: старик в ветхую лачугу в двух шагах, на самом берегу, а Берроу в сторону холмов. Сухим он добраться не успел — небо уже покрылось тучами, стало похоже на мятое тёмно-синее одеяло. Разошёлся ливень, избавив окрестность от излишней красочности и оплетя её струями дождя как паутиной. Чуть позже, сидя на скамье в оранжерее, Фред ещё долго любовался штормом.

Показалась Виноградная Лоза. В руках она держала стакан с горячим напитком, похожим на какао.

— Это амрита, — обеими руками она подала напиток Фреду. Приняв амриту, он благодарно кивнул. Виноградная Лоза присела рядом. — Что случилось с вашим иммерти?

Фред нахмурил брови, вспоминая тот вечер.

— Его атаковали. Без понятия, почему. Может, вам лучше поговорить с Фаинхом?

— Я пришла именно к тебе.

— Чем я это заслужил?

— А должен был заслужить? Я пришла, потому что ты в этом нуждаешься.

Он отхлебнул амриты. Нежный шоколадно-карамельный вкус, не слишком приторный, но насыщенный, подарил ощущение, будто Фред — маленький мальчик, впервые попробовавший шоколадное молоко.

— Вы говорите это, чтобы меня порадовать? Спасибо, Виноградная Лоза. Вы очень красивая и чуткая жен... эйры ведь считаются людьми? Корректно ли называть вас женщиной?

Она засмеялась.

— Мы — люди.

— Слава богам.

— Фред Берроу, тебе рассказывали историю Инкрима?

— Много раз.

— А что именно тебе рассказывали?

— Ну… — тут он замер. Внезапно Фред понял, что почти ничего не знает об Инкриме, хотя слышал о нём в Культе буквально каждый день.

— Пойдём.

4

Арка слева от оранжереи вела в библиотеку, прохладную и тихую. Равномерное слабое свечение исходило от потолка и стен, давая достаточно света, чтобы читать, но и не слишком много, чтобы не вызывать раздражения. Многочисленные книжные полки были выстроены по спирали. Сами книги тут были не совсем обычными — их обложки были чуть длиннее страниц, а по краям у каждой имелись дырочки. В Эттоме сложилась традиция шнуровать книги. Каждый, кто хотел почитать, прежде должен был аккуратно расплести шнурок, а после чтения так же аккуратно зашнуровать и завязать узел на конце. Для жителей Сата — любителей поспешности — это могло показаться тратой времени, но в Эттоме никто никуда не торопился. Последователи Эттома считали, что так книгу удобнее переносить. Да и сам процесс развязывания и завязывания был похож на ритуал. Письменность отличалась от привычной в Сата — писали и читали от корешка, то есть, на левой странице справа налево, на правой — слева направо. Обо всём этом Виноградная Лоза рассказала по пути к центру спирали, собирая книги с разных полок.

— Здесь хранятся знания со всех миров, со времён Дэи. Есть и великий эпос «Тангер и Ариста», он там — дальше. Больше всего я люблю четвёртую книгу — «Кигорхэнми Инкрим». О похождениях великого вождя Инкрима, его восхождении. О трёх империях. Спираль — это путь от наших дней до самой древности.

В самом центре спирали находился большой круглый ореховый стол. За ним уже сидел один читатель — средних лет студент в зелёной, похожей на кимоно, кофте.

— Мы ему не помешаем?

— Нет, — махнула она рукой. — Акустика здесь устроена так, что мы почти не слышим друг друга на расстоянии больше трёх шагов. Присаживайся, — она указала на стул. Заняла место напротив. Изящно положила руки на стол. — Итак, Инкрим Артэум Тангер Ариста, что бы ты хотел узнать, прежде всего? — спросила она, погладив один из томиков.

Фреду не верилось, что всё происходит на самом деле. Это гостеприимство, красивая девушка, бассейн, люди, похожие на богов. Как же ласково с ним говорила Виноградная Лоза! Никто ещё так не обращался с Фредом Берроу.

— Расскажите об эйрах. Кто вы? Почему живёте отдельно от других? Вы бессмертные?

— Мы смертны, так же, как и все. Более того, мы живём недолгую жизнь, — она сказала это с улыбкой, без тени печали. — Эйры не правят Симмаратаном. Мы — не высшая духовная власть, как о нас говорят несведущие. Мы вроде старших братьев, которые присматривают за младшими. Наша сила слишком велика. Само слово «эйр» происходит от «айя́р» — «энергия». Мы полностью отдали себя Энергии. Она правит нами.

— Сколько вас?

— Очень мало. В Мире Высокой Энергии не насчитаешь трёх десятков. У нас, например, живут от девяти до четырнадцати, в разное время года.

— А главный у вас Рейт Пятый?

— У нас нет главного. Но Рейт Пятый — самый опытный из эйров. Он живёт в резиденции дольше всех. Знаешь, почему его зовут пятым?

— Он сын четвёртого?

— Реинкарнация. У Рейта было пять инкарнаций. Все они признаны. Чтобы официально считаться реинкарнацией, надо, чтобы тебя признали камматы, эйры и Культ.

— Эх, боюсь с последним у меня проблема.

5

Самым важным помещением резиденции был не главный храм, а зал сеансов. Гостям в этот зал вход был заказан. Что там происходило, не знал никто, но Виноградная Лоза поделилась секретом. В центре зала располагалось круглое возвышение. Раздеваясь донага, от шести до восьми эйров садились в общий круг. Взявшись за руки, они погружали себя в сеанс — так они называли состояние, при котором сознание отделялось от тела. Во время сеанса, эйры мысленно пребывали очень далеко. Иногда, в нескольких местах одновременно. Порой, они уходили настолько далеко, что могли потеряться. Именно поэтому, даже сильнейшим требовалась помощь со стороны. Эйры отвечали за храмы, управляли погодой, исполняли особые миссии — иными словами, делали столько всего, что изматывались и физически, и морально. Обычному бахму, по словам Виноградной Лозы, было не дано выдержать и получаса в таком сеансе, а тэну — человеку далёкому от тонких техник — и десяти минут.

Каждый свой день эйры делили на шесть частей. У каждого было своё расписание. Одну шестую часть они проводили в сеансах. После каждого сеанса эйры неукоснительно соблюдали правило обязательного сна. Остальной день делился на пять так называемых актов. Эйры спали пять раз в день, посвящая сну начало каждого акта. Примерно полчаса. Остальное время уделяли прогулкам, беседам, медитациям, играм на сцене и, что особенно поразило Фреда, любовным ласкам. На этом Виноградная Лоза, по просьбе Фреда, остановилась подробнее.

— Мы живём как дети. Настоящим! Нам нельзя алкоголя, табака или дурманящих трав. Тело должно сохранять идеальную гармонию. Но что мы можем себе позволить — это физически любить друг друга.

— Это как? — прищурился Фред.

— В обычное время, когда резиденция закрыта, мы ходим нагими. Нас никто не видит. Но в Симмаратане множество народов, культур, и отношение к наготе у них разное. Поэтому, когда здесь паломники, мы ограничиваемся лёгким флиртом.

— А в обычное время...

— Любовные ласки.

— Так, подожди! Подожди. И до какой степени? В смысле, как... глубо... то есть, далеко эти ласки заходят?

— А разве есть какие-то степени? Настолько, насколько возможно.

— И что, все... со всеми?

— Нам непонятны такие страдания, как ревность и стыд.

— А... только женщины с мужчинами или...

— Почему?

— Так, всё! Я не хочу об этом знать.

— Мужчин у нас много. Правда, они сдержаны и стесняются друг друга. Не понимаю, зачем?

— Кстати, а...

— Ты хотел спросить о беременности? О ней часто спрашивают.

— Да. Как вы этого...

— Запечатанное лоно.

— Что?!

— Никаких последствий. Эйры, чаще всего, бездетны.

— Ясно. Значит, никаких последствий?

— Ничего, кроме наслаждения. Что тебя так смущает? — засмеялась Виноградная Лоза.

— Я родился и провёл большую часть жизни в Сата.

— Ах, ну тогда понятно! В Мире Полярной Звезды очень много табу, связанных с физической любовью. В то же время, из неё делают культ.

— Ага, это точно! — усмехнулся Фред. — Знала бы ты, сколько у нас видов порно.

— Порно? А что это?

Пришлось объяснить Виноградной Лозе, что такое порнография.

— Как же это...

— Мерзко?

— Нет, глупо. Зачем смотреть на то, что делают другие? Ведь сам ничего не чувствуешь.

— Ну, как сказать.

— Почему тогда не показывать, как другие ходят, дышат, едят?

— Собственно, это тоже есть. Это называется кино и сериалы. Некоторые только ими и живут.

— Кажется, я поняла. Кино и сериалы — это что-то наподобие театра, верно?

— Да! Значит, у вас есть театр?

— Конечно. Как и во всех обитаемых тари.

В зале не было ни одного кресла. Вместо них по всему полу были разбросаны подушки. На них можно было сидеть, опершись спиной на подставки с мягкой обивкой, но несколько человек лежали, глядя в потолок. Весь потолок занимало огромное зеркало, отражавшее сцену. Фред занял свободную подушку.

Свет погас. Нет, он исчез. Наверное, ни один кинотеатр в Сата не мог бы воссоздать того же ощущения. Фреду показалось, что всё вокруг внезапно умерло, как тогда, в башне. Он знал, что где-то в зале есть ещё человек пятнадцать, но когда опустилась темнота, а зрители затаили дыхание, можно было почувствовать, словно ты один во всей необъятной Вселенной.

Но вот среди черноты появился огонёк. Пока он был крохотной светящейся точкой, но шестое чувство давало понять, что скоро он займёт собой всё пространство. Разлился чарующий девичий голос.

— Есть легенда, что когда-то давно Вселенная была настолько маленькой, что могла бы поместиться на кончике булавки. Но Вселенная постепенно росла.

Огонёк начал едва заметно пульсировать. Вскоре он вырос до размеров теннисного мяча. Затем ещё больше, став величиной с голову. Шар переливался ярко-жёлтым и красным.

— И однажды случился Большой Взрыв.

Во все стороны из шара протянулись ослепительные лучи. Всё наполнилось светом и жаром. Свет пронизывал тело насквозь. Не было смысла даже закрывать глаза — сияние только обретало розовый оттенок.

— Взрыв был настолько мощным, что породил несколько слоёв материальности!

Постепенно, сияние ослабло. В это непросто было поверить, но свет не оставил и следа на сетчатке. Глаза не были хоть сколько-нибудь напряжены. Надо сценой, переливаясь жёлтым и красным, витало несколько параллельных волнистых линий. Волны бежали плавно, будто на поверхности моря. Приглядевшись, Фред понял — то, что он принял за линии, имело объём. Это походило на шесть светящихся простыней.

— Но вскоре слои материальности схлопнулись.

Все «простыни» сошлись в одну.

— Вселенная могла бы остаться унылой чёрной пустыней. Однако даже в пустыне есть жизнь.

Слои не сошлись до конца — были заметны складки. Картина увеличилась, и перед зрителями предстало нечто вроде лежащей на боку луковицы.

— Наша планета имеет пять слоёв материальности. Каждый из них называется тари. Давным-давно, считалось, что тари всего четыре.

«Луковица» распалась на четыре сферы. Три разошлись в стороны, одна зависла в центре.

— Мир Высокой Энергии.

Жёлтая сфера стала чуть ярче.

— Мир Богини Хатм.

Зелёная сфера.

— Мир Металла.

Красная.

— И Мир Дэи. Первый тари, где была открыта Энергия. Тари, уничтоженный титанами.

Белая сфера, висевшая в центре, потускнела и погасла.

— Но однажды был открыт ещё один мир, причём случайным образом. Эта история произошла в Мире Высокой Энергии.

Жёлтая сфера увеличилась. Появились очертания континентов. Затем изображение приблизилось, и перед зрителями предстал живописный город, построенный в кратере от метеорита, упавшего миллионы лет назад.

— В шестьдесят седьмом году Второй Эпохи Эйров, задолго до Инкрима, в священном городе Райяр произошёл случай, который позже войдёт в историю как Случай с каменным шаром. Именно этот случай повлияет на ход истории человечества всех пяти миров.

Фред закрыл глаза и представил себе город, будто расположенный в огромном блюдце. В самом его центре находилась круглая площадь с огромным Порталом в форме буквы «U», высотой с семиэтажный дом. Площадь располагалась в самой низкой точке города — это и послужило причиной дальнейших роковых событий. На окраинах виднелись храмы эйров Райяра — всего четыре храма по сторонам света. На каждом из храмов красовался блестящий на солнце хорошо отполированный шар, нанизанный на длинный шпиль. Каждый шар достигал в диаметре где-то полутора человеческих ростов. Шары были не просто украшениями — эйры, одним только им ведомым способом, хранили в этих шарах Энергию.

В восточном храме шёл ремонт, и шар потребовалось временно снять, но из-за халатности строителей, конструкция, что удерживала лебёдку, оказались ненадёжна. Под тяжестью лебёдка обломилась, и шар покатился по улице. Несколько бахмов пытались его остановить силой танхум, но не успевали за огромным куском камня, а поскольку камень поглощал Энергию, все усилия были тщетны.

И тут нашёлся один молодой бахм, решивший опробовать себя на деле. Он выбежал из переулка, сосредоточился и ударил по шару силой тос. Парень рассчитывал, что каменный шар изменит траекторию и отклонится влево, где благополучно уйдёт в узкий тупик, но неопытный новичок прогадал. Шар отклонился вправо и покатился прямо на площадь.

Никто из бахмов не успел остановить камень. Зато это сделал Портал. Камень раскололся, а от Портала отвалился кусок. Впоследствии, Портал починили, и тот ещё долго исправно работал, однако эта история важна не просто так. Пройдут годы, и трещинка, оставшаяся в Портале после ремонта, ещё даст о себе знать.

Фред будто уснул, не закрывая глаз, и во сне слышал и видел всё, что творилось на сцене. Более того, он чувствовал. Чувствовал жару летнего дня. Того дня, когда сорок две тысячи сто пятьдесят шесть бойцов…

6

Сорок две тысячи сто пятьдесят шесть бойцов парадным строем шагали в сияющее белое полотно тумана Райярского Портала. Переход начался ещё на рассвете, и должен был продлиться до самого заката. Воины шли колонной в четыре ряда, и заходили в Портал по четверо. Затем требовалось подождать пять-шесть секунд. Это время, с миниатюрными песочными часами в одной руке и флажком с другой, отмерял один из солдат, специально поставленный у Портала для этой цели. Долго находиться рядом с Порталом было физически тяжело — голова начинала болеть, а в ушах поднимался невыносимый писк. Поэтому, солдаты у Портала каждый час сменяли друг друга.

Ближе к вечеру, когда только-только подступали сумерки, Портал начал искрить. Глядя на цепочку воинов — эту машину смерти, эту лавину — Инкрим подумал:

«Они как единая змея. Стоит закрыть Портал, и змею разрубит пополам».

И всё же, среди эйров, командиров и самих солдат нарастало беспокойство. Голубоватые искры появлялись то тут, то там вдоль всей дуги громадного строения. Тревога усугублялась тем, что голубой цвет издревле считался в Эттоме траурным.

Вытянув над головой руку с раскрытой ладонью, Инкрим отдал команду:

— Войско, стоять! Раз, два!

Многие облегчённо вздохнули. Бойцы поняли: главнокомандующий видит, что происходит нечто странное, и не собирается ими рисковать.

В тени душистых клёнов, шумевших на ветру, по левую руку от Инкрима, стояли пятеро мужчин и одна женщина. Все они были молоды на вид, кроме одного из мужчин — статного и седобородого. Это были эйры Райяра — местная высшая власть. С другой стороны, что как бы подчёркивало их равнозначность эйрам, находились командиры армии Инкрима, что должны были перейти последними. Повернувшись к эйрам, император обратился к старшему:

— Эйр Горный Хребет, нам есть о чём беспокоиться?

Тот поморщился.

— Циркуляция Энергии ускоряется, — сложив руки кольцом и чуть склонившись, ответил эйр Жук. — Мы уже пытаемся выяснить, почему.

— Выясняйте срочно. Нельзя останавливать войско на переходе.

— Это может занять время.

— Время? Металлийцы не станут дожидаться, пока десять легионов не окажутся у них под боком!

— Довольно! — выступил вперёд эйр Горный Хребет. — Либо вы заканчиваете переход, либо мы закрываем Портал до завтра.

К тому моменту, в Мир Металла успела перейти примерно половина войска. Можно было оставить их на той стороне и дать продержаться сутки, но тогда сорвался бы весь план наступления на Йорс. Пришлось бы переписывать всю стратегию и тактику с нуля.

Инкрим встал перед колонной и дал команду:

— Войско, налево! Раз, два! — он попытался запомнить лицо каждого солдата и командира. — Вы все видите, что происходит с Порталом. Портал не должен так искрить. Эйры уже занимаются этой проблемой. Мы можем остановиться и подождать, пока не починят Портал, а можем пойти вперёд, невзирая ни на что! Мы с вами уже прошли бурные водные переправы, крутые горные перевалы, жгучее пекло и лютую стужу. Сдадимся ли мы сейчас?!

«Нет! — послышалось из рядов. — Идти вперёд!»

— Воины! Командиры! Если вы решите пойти вперёд, то и я с вами!

Поднялся восторженный рёв. Несколько тысяч солдат подняли кто копья, кто мечи с криками: «Вперёд!»

— Тогда я пойду первым! И если я погибну, я хочу, чтобы вы продолжили моё дело! Вернём Симмаратан!

«Вернём Симмаратан!» — отозвалось войско в один голос.

Поглядев на голубые искры, император поморщился, но широкими шагами направился к Порталу.

— Безумие! — воскликнула эйр Вишня.

— Он знает, на что идёт, — пробурчал в бороду Горный Хребет.

Инкрим вошёл. За его спиной сомкнулась белая пелена. В следующий миг, он был на обширном зелёной поляне, где расположился военный лагерь. Солдаты в авральном темпе ставили палатки и рыли окопы. Император улыбнулся и захохотал. Воины, при виде командующего, радостно поприветствовали его криком «Амана!»

Миновало пять секунд, и в Мир Металла перешли ещё четверо. За ними — ещё. Это был триумф. Инкрима подхватили на руках только что перешедшие бойцы и стали качать. Перешедшие за утро и день глядели на это с непониманием: во-первых, почему была задержка, во-вторых, чему так радуются бойцы.

Через несколько минут поток людей из Тоннеля прекратился. Инкрим мог попросить эйра, который уже успел перейти на ту сторону, связаться с эйрами Райяра и закрыть Портал, но не сделал этого, о чём вскоре горько пожалел.

В тот день армия Инкрима недосчиталась девятнадцати тысяч человек. Как выяснится позже, больше тысячи из них попали на другую сторону Земли — в океан, недалеко от острова, который позже назовут Белой Лагуной. Но ещё тридцать шесть бойцов постигла особая судьба — им открылся мир, о котором доселе даже не слышали ни эйры, ни, тем более, простые смертные. Этот мир до сегодняшнего дня оставался недосягаем для жителей и властителей Райяра, Симмаратана, Йорсинхеля и других цивилизаций четырёх миров. Это был пятый мир.

1

Чем дольше Фред жил среди эйров, тем больше поражался тому, насколько они отличались от «нормальных» людей. Они не спали, как люди. На сон уходило два с половиной часа в день. Они не ели. Еда ограничивалась амритой и парой сорванных в оранжерее плодов. Они даже не жили — пребывали в вечной суетливой игре. Нечто безумное происходило после каждого сеанса. Паломники, от которых было не протолкнуться в зале главного храма, вскакивали со своих мест и кричали «аману» каждому, кто вышел из сеанса живым. Паломники готовы были наброситься на любого из эйров, лобызать им руки, шею, грудь и ноги, могли бы задушить в объятиях, если бы эйры позволили им себя коснуться. Но хозяевам резиденции было не до того. Им нужны были полчаса священного сна. Потом эйры могли очень долго ласкать друг друга. По крайней мере, ходили такие слухи.

Фреда бесило происходящее в резиденции. Бесили паломники, бесило отношение хозяев. Почему они уделяют работе всего четыре часа в день?! Ведь они почти не спят! Фреду больно было думать о том, что происходит в спальне, а разговоры паломников только усугубляли это чувство. Мэй не только не разделял мысли Берроу, но общался с паломниками, пока не влился в их массу. Он даже отказывался спать на мягких двухъярусных кроватях, которыми была уставлена гостевая спальня. Только Фаинх оставался неизменным. Он пользовался всем, что предоставляла резиденция, словно был тут главным. В любое время суток он мог зайти в столовую и потребовать себе чего-нибудь приготовить. Мог достать алкоголь и заявиться в гостевую спальню, чтобы рухнуть на одну из кроватей и часами валяться, опустошая бутылку. Но большую часть времени Фаинх проводил у себя в самолёте. Туда он не пускал никого, даже своего давнего знакомого — Мэя.

Импровизация в театре Фреду не нравилась. Он не любил изображать из себя того, кем не является, поэтому всегда уходил, когда зрители вовлекались в игру. Чаще всего, если с Фаинхом нельзя было пообщаться, он проводил часы в оранжерее. Фреду нравилось среди цветов и деревьев. Здесь было тихо, умиротворённо, и почти никогда не бывало людей, разве что иногда юные ученики приходили отрабатывать на растениях искусство нэфов. Однажды он видел, как девочка плавно водит руками около зелёного плода груши, и та начинает менять цвет. Виноградная Лоза помогала девочке советами:

— Не распыляй. Аккуратнее. Вот так, а теперь ускоряй. Медленно, осторожно. Веди, веди! — плод за минуту пожелтел, налился соком, но вскоре покрылся коричневыми пятнами, почернел и сморщился. — Передержала. Ничего, в следующий раз обязательно получится.

Обычно Фред сидел на скамейке, глядя на то, как вдалеке мерно колышется море, а над волнами качаются летающие шары. Когда в оранжерее надоедало, он отправлялся в библиотеку.

В библиотеке также имелось было широкое окно. Оттуда Фред заметил одну деталь, но не мог понять, почему это так, и ходил из комнаты в комнату, из оранжереи в библиотеку и обратно. Если из комнаты с растениями море было видно совсем близко, то из библиотеки оно казалось отдалённым, хотя обе комнаты разделяло несколько шагов. Фред попытался утешить себя мыслью, что, скорее всего, это эффект от искривлённого стекла. Но когда он узнал от Виноградной Лозы, в чём дело, то испытал поистине детский восторг. На самом деле, корпуса резиденции были расположены в отдалении друг от друга. Соединяло их между собой ни что иное как «магические» и непостижимые двери Шарды. Двери были всегда открыты. Все они вели в здание главного храма, и оттуда эйры могли попасть куда угодно.

Прошло два дня с тех пор, как иммерти Фаинха приземлился у главного храма. Фред ночевал один в гостевой спальне. Кровать словно сама наполняла бодростью по утрам, а ночью отнимала силы, погружая в глубокий сон. Спал недолго — часов по пять. Обычно, этого хватало. Остальное время гулял по оранжерее, купался, медитировал, посещал театр, читал в библиотеке и наблюдал суетную жизнь эйров. Чего-то недоставало, и, на третий день, он понял, чего.

— Научишь пилотировать? — обратился он однажды к Фаинху.

— Что?!

— Пилотировать, — уверенно повторил Фред. — Аммерт сказал, это не сложнее велосипеда.

— Ты отупел, общаясь со святошей и фанатиками? С чего вдруг это не сложнее велосипеда? И что за хрень такая «велосипед»?

— Так научишь или нет?

— Тебе некуда пристроить свою жопу?

— Я тебя ударю. Клянусь. Если не научишь.

— Лады, — усмехнулся Фаинх. — Управлять иммерти не сложнее, чем держать свой пенис, но попробуй, не целясь, попасть в одну точку. Я тебя научу. Но повторять буду только один раз. Готов?

— Всегда готов.

Усевшись на соседнее с пилотом кресло, Фред потянулся к ремню, которого, конечно, не было. Стало немного неуютно.

— Не волнуйся. Никогда не волнуйся: «птичка» это чувствует и отказывается работать. И не смотри так на панель. Она тебе ничего не даст. С панелью общаются руками, не глазами.

Пальцы Фаинха ловко пробежались по приборной панели. Заревел мотор.

— Эй! А где звук? Может, будешь комментировать?

— Терпение.

Машина сильно зашумела, будто ворча оттого, что её разбудили посреди сладкого сна. Ещё несколько настойчивых нажатий, рычаг на себя, лёгкий поворот. Действия казались не сложными, но даже их непросто было запомнить с первого раза. Иммерти оторвался от земли, и снова Фред испытал то волнующее чувство, как и в первый полёт. Снова нарастающий тон Шепарда. Лужайка и храм где-то внизу. Впереди — чистое небо. Когда машина выровнялась над морем, Фаинх уступил своё место. Взявшись за штурвал, Фред приготовился внимать каждому слову. Сначала он неосторожно дёрнул вправо, отчего «птица» накренилась, понял ошибку и впредь действовал аккуратнее.

«Будто в первый раз за рулём, — подумал он. — Не так уж и страшно».

Иммерти сделал пару кругов. Пилот строго попросил ученика освободить кресло, выровнял машину опытными руками и мягко посадил её на лужайку. Мотор «успокоился», и Фаинх ласково погладил приборную панель, как бы говоря: «На сегодня всё».

— Твоя главная ошибка, — сказал пилот. — Ты её не чувствуешь. Она ведь... это словно танец! Надо вести её как партнёршу. Ты пока слишком «сырой», как у нас говорят.

— Я буду стараться.

— Да уж, блин, постарайся! А не как в этот раз.

— Что, так плохо?

— Отвратительно. Ты меня не слушал — был себе на уме.

— Хорошо, я... обещаю, Фаинх...

— Дуй отсюда! Следующий урок ночью. Смотри, не проспи.

2

До ночи было далеко, и Фред отправился в библиотеку. Там он застал Виноградную Лозу. Поприветствовав её по имени, он сел рядом.

— Можешь звать меня Обби, — ответила она с улыбкой. — Так зовут меня друзья.

— Обби, можешь мне объяснить, почему вы, эйры, так мало работаете?! Кайрил, возможно, уже мёртв. А вы только и делаете что развлекаетесь!

— Фред Берроу! Мне обидно слышать такие слова. Думаешь, эйры недостаточно трудятся? Хотелось бы мне, чтобы ты хоть раз побывал в нашей шкуре, — она встала. — Ты язвителен и зол. Ты ещё не Инкрим. Ты пропитан злобой, которую причинили тебе в детстве. Откажись от прошлого!

— Это поможет Кайрилу?!

— Да! — она схватила Фреда за плечи, подошла поближе и обняла. — Кайрил силён. Я верю в него, он справится. Но справишься ли ты с собой, Третий из Одиннадцати? Вспомни прошлую жизнь.

— Каким образом?!

— Читай. Учись. В этой библиотеке знаний больше, чем во всех библиотеках Сата. Изучай историю. Читай «Тангера и Аристу».

— Некогда мне книжки читать.

— Фред, ты очень глуп и наивен, — рассмеялась Обби. — Прости, но мы, эйры, всегда говорим открыто.

Обби скрылась за шкафами. Через минуту, она вернулась с несколькими томами зашнурованных книг.

— Здесь о-очень много написано, — расшнуровав верёвку ловкими привычными движениями пальцев, она открыла том, на обложке которого был изображён большой крест. Как догадался Фред, этот крест был цифрой четыре. На третьем томе был символ, похожий на «Y», а на втором — буква «V», лежащая на боку. — Прочитать тебе всю историю за один день не получится. Но мы никого никогда не выгоняем. Паломники, даже если их просьба выполнена, могут жить у нас годами, если хотят. Или ты можешь искать своего брата самостоятельно, — одну руку Обби положила на книгу с крестом, другой указала на выход из библиотеки.

— Давай сюда, — Фред нехотя потянулся за книгой.

Не то, чтобы Фред Берроу не любил читать. То, что задавали в школе, он не читал никогда, зато обожал романы Лавкрафта и рассказы Стивена Кинга. Четвёртый том «Тангера и Аристы» оказался не скучным изложением событий, а одним из таких романов.

Обби одолжила Фреду атрибут, который назывался «Переводчик». Выглядел он как небольшая белая серёжка. Атрибут превращал непонятные закорючки в буквы, поначалу с трудом, но чем дальше, тем более связным становился английский текст. Иногда попадались незнакомые понятия, имена и названия, с которыми «Переводчик» не справлялся, и всё же, подсказки приходили из глубин памяти. Например, без перевода было ясно, что «то́пили» — это музыкальный инструмент, похожий на лютню, на котором играют медиатором в форме половинки монеты, а имя Ариста́т означает «Блестящая Речь». Также было интуитивно понятно, что «искатель» — это профессия вроде детектива, причём далеко не всегда криминального, а «защитник» — это адвокат. Час за часом он погружался в книгу, пока образы из книги не превратились в живые картины перед глазами.

3

После захвата Центра медиавещания в городе Йорс, в Мире Металла, Инкрим попросил Кайрила выяснить, что произошло одиннадцать лун назад.

Кайрил перешёл обратно в Райяр. Там он пообщался с эйрами и уговорил их провести эксперимент: воспроизвести по возможности все условия того дня, когда войско Инкрима переходило через Портал. Необходимо было в точности восстановить очерёдность и время перехода каждого бойца.

Эйры сообщили, что во время перехода Энергия, циркулировавшая по Порталу, в какой-то момент начала ускоряться. Это и послужило причиной сбоя. Они рассказали, как Инкрим остановил войско, когда Тоннель начал искрить, и лично рискнул войти в Портал, узнав, что открыть его в следующий раз получится только завтра.

Трещину заделали сразу после неудачного перехода, но Кайрил попросил вернуть, как было. Эйры распорядились, чтобы архитекторы, чинившие Портал, воспроизвели ту самую трещину. Это оказалось непросто. Несколько недель ушло только на то, чтобы восстановить рисунок трещины. Ещё неделю архитекторы решали, как именно ударить по Порталу, чтобы трещина повторилась ровно в том же месте, что и пять столетий назад. Скатывать шар во второй раз было бессмысленно — он бы ни за что не угодил в то же место под тем же углом. Поэтому решили бить кувалдой. Важно было точно подобрать направление удара. Несколько раз главный архитектор отрепетировал на другом куске камня. Наконец, когда архитектор уже собрался ударить кувалдой по Порталу, Камматы воспротивились и запретили портить историческое сооружение.

— Поймите, — пытался объяснить Кайрил, — нужно точно воспроизвести те условия. Речь идёт об открытии новых параллельных миров!

— Что если мы нарочно сузим коридор? Это риск, но это позволит нам добиться того же эффекта, — предложил эйр Жук — самый молодой, однако и самый опытный из эйров Райяра.

Кайрил согласился. Более того, он вызвался добровольцем.

— Можно ли привязать меня верёвкой? — поинтересовался он.

— Ни в коем случае! — запротестовал эйр Жук. — Это вызовет пространственную аномалию. Тебя самого обмотает вокруг верёвки.

— А что если эйры Райяра отправят через Портал свои тонкие тела?

— Не получится, — сказала эйр Вишня — прекрасная девушка в лёгкой красной тунике. — При переходе границы миров, тонкое тело теряет воспоминания об увиденном. Остаются только впечатления.

— Я говорю о переходе тонкого тела через Портал, — настаивал Кайрил. — Что если Тоннель позволит обойти барьер памяти?

— Не получится, — покачала головой Вишня. — Так уже пробовали множество раз.

— Аватар! — осенило Жука. — Что если мы пошлём аватар?

В этом имелся смысл. Если аватар погибнет при переходе, у тонкого тела будет возможность быстро вернуться обратно по Тоннелю. Остальные эйры согласились.

Десятки молодых, крепких и выносливых молодых людей из Райяра вызвались добровольцами. Каждому хотелось увидеть параллельный мир, пусть и ценой жизни.

Эксперимент продолжался четыре месяца, ведь, сколько бы ни было добровольцев, количество эйров оставалось ограниченным. Целый день тратился на исследование только одной скорости. Потом Портал «остывал». На следующий день скорость немного увеличивали, и так до тех пор, пока не дошли до предельной скорости, какую Портал вообще мог выдержать.

Из тридцати добровольцев выжил один. Он попал в пустыню, но смог благополучно вернуться. Благодаря ему, выяснилось, что есть, по крайней мере, ещё один мир. Это был тот самый мир, в котором уже год как вели собственную жизнь тридцать шесть воинов из тех, что пропали при переходе через Портал, и кого считали погибшими.

4

Фред закончил читать только к позднему вечеру. Перед сном, в надежде, что увидит всё это во сне, он попытался вообразить обугленную деревню, жизнь в палатках среди многочисленных братьев и сестёр, общину, дом родителей, уход из дома и древний Симмаратан. Но вместо этого в голову настырно лезли образы психиатрической лечебницы в Торонто, острых игл, которыми его кололи, простыней, которыми привязывали к койке. Только серость, только люди в белых халатах и постоянный отвратительный запах. Фред даже помнил, откуда был этот запах — «аромат» кислого супа, которым сосед по палате кидался в стены, думая, что его хотят отравить. Санитарки долго отмывали стены от остатков супа, но тот намертво въедался в обои.

Наутро Фред чувствовал себя отвратительно. Проспав слишком долго, он еле заставил себя встать. Позавтракав, направился в библиотеку. Следующие два дня он ходил туда как на работу. Пока для хозяев резиденции дни пролетали как миг, для Фреда они тянулись вечность. Жизнь теперь наполняло смыслом только одно занятие — чтение.

Всё то время, которое Фред не проводил в библиотеке, он пилотировал иммерти. Занятиям с Фаинхом он уделял по четыре часа в день. Иногда пилот и ученик ругались, иногда шутили и смеялись. Фред выкладывался по полной. Когда он выбирался на лужайку после каждого полёта, он готов был целовать траву. Кружилась голова. Ноги заплетались. И всё же, Фред был доволен. Его искусство владения ветром оттачивалось день ото дня, час от часа.

Эйры приняли Фреда, Мэя и Фаинха только на седьмой день. Это происходило в зале для приёмов, куда паломники не могли попасть по собственной воле. Хозяева резиденции сидели за длинным каменным столом, а за их спинами простирался вид на океан за прозрачной стеной. В центре зала было несколько рядов низеньких лавок, на которые было предложено сесть гостям. Фред, из чувства гордости, поначалу не хотел садиться, пока Мэй с силой не дёрнул его за рукав, тем самым намекая, что перед эйрами рисоваться никак нельзя. Фаинх разлёгся на последней лавке, ожидая своей очереди — он знал, что, хотя всех троих и пригласили вместе, слушать будут по одну, а значит, можно не торопиться.

В неловком молчании, Виноградная Лоза, Рейт Пятый и Кремень уставились на Фреда, ожидая, что именно он будет говорить. Фред на полминуты забыл, для чего он вообще явился в резиденцию, оглянулся на Мэя, прокашлялся и начал.

— Меня зовут Фред Берроу…

— Опустим подробности, — прервал его Рейт Пятый. — Начни с главного.

— Кайрил. Где он сейчас и что с ним?

— Мы не справочное бюро, чтобы отвечать на такие вопросы, — сказал Кремень. — Мы решаем проблемы. Если вы хотите тратить наше время…

— Верните Кайрила! Вот всё, чего я хочу. Найдите его и доставьте в Шиелан-роум, или в Симмаратан, или… я даже не знаю, где он живёт. Но я хочу убедиться, что с ним всё в порядке. А ещё доложите ему, что Генрих — предатель.

— Это вы сами доложите, — раздражённо ответит Кремень, однако Фред на него даже не глядел. Он смотрел только на Рейта Пятого.

— Ещё одна просьба, — продолжил Берроу. — Признайте меня реинкарнацией…

— Довольно, — прервала Обби. — От одного человека одна просьба. Мы тебя услышали, Фред Берроу. Теперь мы дадим слово Лилмэи.

— Я прошу вас, — Мэй запинался, перебирал пальцами. — Прошу в-вас помирить Культ. То, что я видел… это было кошмарно! Моя семья разделилась на части.

— Мы постараемся, — кивнула Обби. — Возвращаясь к тебе, Фред. Ты озвучил две просьбы.

— И обе невнятные, — добавил Кремень.

— Ты хочешь вернуть Кайрила и признать тебя реинкарнацией Саундара. Но что для тебя важнее?

— Кайрил, — ответил он, не задумываясь. — Он подарил мне новую жизнь. Даже если я не реинкарнация… — он почувствовал горечь в груди, причём физическую. — Даже если я — проект Фернандо… вы ведь уже знаете о пластинках?

Эйры кивнули. Берроу понял, что его читали все эти семь дней.

— Какая разница — кто я? Инкрим или нет? Однажды я построю Четвёртую империю. Но эта империя не нужна, если в ней не будет моего брата Кайрила.

— Это благородно, — оценил Рейт Пятый. — Нам понадобится время, чтобы всё обдумать. Фаинх!

— А? — тот поднялся и снял очки.

— Твоя очередь.

— Когда я летел к вам, Цхирута Шух атаковал меня ракетами.

— Ты уверен, что это был именно твой каммат?

— Абсолютно. Перед этим, он предупреждал, что уничтожит мой иммерти, если я ослушаюсь приказа. Я ослушался — полетел выручать этих двух дебилов, вместо того, чтобы лететь на миссию в Металл.

— Ты же понимаешь, что сам накликал беду?

— Понимаю. Но Цхирута Шух подверг опасности не только меня, но и моих пассажиров. Я требую от него компенсации.

Гостей опрашивали ещё с полчаса, а затем вывели в коридор. Предстояло ожидание. Мучительно долгое ожидание. Если допрос показался Фреду мгновением, то время, проведённое в коридоре, было бесконечностью.

«Семь дней, — думал он. — Семь дней потеряно. И что я делал эти семь дней? Валял дурака?»

Наконец, вышла Обби. Уже по её лицу было понятно, какого ответа ожидать, но, решив не томить паломников, она холодно произнесла:

— Просьба Фреда Берроу не может быть выполнена, поскольку Мир Металла находится вне зоны влияния эйров Симмаратана. Вмешательство было бы расценено как агрессия, — она посмотрела прямо в глаза Фреду, давая понять, что сочувствует, но не может ничего сделать. — Есть один путь, но требуется санкция эйров Анклава. Добраться до них вам придётся лично.

— Опять лететь? — вспыхнул Фред. — Да почему, чёрт возьми?! Почему вы, эйры, владеющие пространством, не можете открыть нам чёртов Мост?!

— Во-первых, мы и так делаем всё, что в наших силах, — невозмутимо ответила Виноградная Лоза. — Во-вторых, эйры вам ничего не должны, тем более — открывать Мосты кому и когда заблагорассудится. Пространство — не игрушка и не инструмент. Пространство — плоть и кровь эйров.

Обби посмотрела на Фаинха.

— Просьба Фаинха будет удовлетворена, как и просьба Лилмэи. Эйры сделают всё возможное с их стороны, — наконец, лёд в её голосе растаял, и Обби вновь обратилась к Фреду. — Мне действительно очень жаль. Но я очень надеюсь, что в Анклаве вам помогут. Анклав великолепен! Если вы были там раз, вы захотите провести там остаток дней. Он находится в горах, далеко на востоке. В Анклаве живут самые могущественные эйры нашего мира. Вам нужно в Город Неба, что высоко в горах, — она мечтательно прищурилась. — Снег там такой чистый и мягкий, что похож на перину. Там тепло, и можно ходить без одежды, несмотря на мороз — эйры Анклава одаривают каждого посетителя невидимым коконом из тепла. Уверена, вам там понравится настолько, что вы не захотите уезжать! А в качестве утешения, ты, Фред Берроу, можешь оставить себе атрибут.

— Большое спасибо, — почему-то Фред счёл нужным поклониться, хотя и ни разу не видел, чтобы это делали другие: вместо поклона, паломники обычно падали на колени. — Обби, — он хотел ещё что-то сказать, заворожённый её улыбкой.

«Ну, давай, болван! — сказал он себе. — Чего молчишь? Возможно, вы больше не увидитесь. Попроси у неё номер телефона, что ли. Бред какой!»

— Телефон? — удивилась Обби. — Боюсь, мы ими не пользуемся.

5

Пока «Чайка» летела над морем, Фред Берроу спал неясным полубредовым сном. Иногда он просыпался и выглядывал из «Чайки», но видел одно и то же — чистое синее небо и бегущие волны. Иммерти неуклонно держал курс на восток.

Мэй не летел — он остался в резиденции, чтобы через несколько дней вернуться в Культ и выполнить свою часть работы по налаживанию конфликта. Прощаясь, он твёрдо пообещал Фаинху побриться налысо и прислать расписку на оплату всех перелётов и проживания в гостинице.

Солнце уже клонилось к морю, готовое вот-вот обрушиться за горизонт. Над волнами мерцали несколько огоньков, как будто летящих в стае клином. Сначала Фред подумал, что ему показалось, и это всего лишь блики на воде, но присмотревшись, он понял — блики не могут так синхронно мигать. Это были летающие шары, такие же, что качались у берегов столицы. То и дело шары менялись местами — те, что летели впереди, отходили боками назад, а задние разгонялись по центру и выбирались во главу косяка. Сменившись несколько раз, летающие шары вновь формировали устойчивый клин.

Самолёт разогнался, поймав широкий и ровный энергопоток. Фаинх нашёл свободную минутку, чтобы расслабиться и откинулся на спинку кресла. Фред заснул под мерное «ворчание» двигателя. Иногда самолёт опускался, повинуясь воле потока, плавно, как медленный лифт. Во сне Фреду казалось, будто он погружается в глубокий тёмный океан. Иногда иммерти поднимался, и Фред словно выныривал к солнцу, и вот уже снова видел вокруг себя облака, а под ногами — розовый туман, что стелился над волнами. Когда бесконечные виды моря, неба и облаков осточертели настолько, что не вызывали ничего, кроме головокружения, Фред попросил Фаинха отключить прозрачность, и салон погрузился в полутьму, освещаемую только небольшими иллюминаторами.

Пришло время просыпаться. Самолёт приближался к континенту, и вдалеке уже были видны горы. Фаинх разбудил Фреда, так как предстояло входить в очередной «форс».

— Лишь бы продержаться над Халсе, — пробормотал он.

— Что значить «продержаться». Ты не починил самолёт?!

— Ха! Думаешь, это так просто?! Моей птичке заменили турбину и залатали прошивку, но остались раны, которые слишком глубоки. Летать сможет ещё какое-то время, до Анклава и обратно должна протянуть. А дальше — новый ремонт на полгода минимум.

— Твою мать! Возвращайся немедленно!

— Шутишь?! Мы на полпути.

— А почему раньше не сказал, что самолёт неисправен?!

— Так! — не вытерпев, хозяин машины обернулся. — Не смей так говорить про мою птичку! Понял? Кто бы ты ни был — Инкрим, Шмимкрим — я здесь командую! И держи в голове, что мы в «форсе», а значит надо быть начеку.

— Есть, командир.

— Что-то сказал?

— Я сказал «есть, командир!»

— Ещё одно слово, и вылетишь за борт. И я не шучу. Прямо по курсу страна Халсе. Хотя, страной это не назовёшь. Там тысячи племён, и все непрерывно воюют между собой, — он погладил приборную панель. — Давай, моя девочка, пролети эту землю как с горки!

— Почему мы не можем обогнуть Халсе?

— Сядь за штурвал, ублюдок, если такой умный! Есть определённая сеть энергопотоков. По ним мы катимся как по рельсам. Во-первых, правила поведения в воздухе запрещают менять маршрут во время полёта. Во-вторых, там слишком длинный «форс», а каждый «форс» пожирает топливо и даёт нагрузку на без того повреждённый мотор.

Пару часов летели в тишине, пока со дна фюзеляжа не стукнуло. Лёгкий толчок, будто какой-то большой, но ещё слабый зверь ударил из-под пола.

— Что это?

— Нет. Нет, я же просил, — пилот переключил пару тумблеров и провёл ещё какие-то ловкие манипуляции. Видимо, это не помогло. Фаинх дёрнул на себя рычаг и повернул несколько кристаллов, но этим сделал только хуже. Иммерти задребезжал, а шуршание «сердца» усилилось. Теперь гироскоп выжимал из себя обороты, как бы, нехотя, с надрывом. — Нет, нет, нет, да что ж такое! — приборы начали беспорядочно мигать. — Ну, только не здесь, родная! Прошу тебя!

Но «Чайка» уже не слушалась. Машина будто смирилась со своей участью и начала падать. «Зверь» из-под пола теперь застучал во всю силу, проснувшись и рассвирепев. Фред обхватил руками колени и зажал голову между ногами и туловищем. Он приготовился, сам не зная, к чему.

Словно взрывной волной снизу, Фреда резко швырнуло вверх. Он испугался, что ударится о потолок. Раздался оглушительный грохот. Фред на долю секунды повис над землёй, а затем, отброшенный в сторону, ощутил мягкий удар со спины. В тот же миг он подумал, что коснулся земли спиной, но лишь затем упал на твёрдую почву. Он будто пробил навес, натянутый в метре над землёй. Сердце протестовало и делало всё, что в его силах, выдавая сокращения в бешеном ритме. Лёгкие вновь наполнялись воздухом, не в силах напиться. Руки тряслись. По телу пробежал озноб. Фред открыл глаза.

6

Над головой, как ни в чём не бывало, сияли звёзды. Фред ещё с минуту не мог прийти в себя и понять, что случилось, пока не вспомнил, как Фаинх говорил об энергетическом мешке. Это был он. «Птица» не дала умереть, но погибла сама.

В темноте не было видно почти ничего. Только слышно, как раскручивается гироскоп. Сердце машины упёрлось в какую-то преграду и, словно отчаянно, пыталось её пробить, чтобы вновь завестись и послужить ещё. За серией глухих и частых последовала серия редких, но очень звонких стуков. Затем удары участились, пока не стали похожи на то, будто кто-то в ярости колотит молотком по железу с нечеловеческой скоростью. Бой разредился, лишь когда механизм окончательно сдался. Пошёл дым. Воспламеняемые энергопроводные элементы загорелись, и язычки пламени вырвались из-под обломков. Сумасшедший оптимист отметил бы, что стало чуть светлее.

Сидя на песке, Фред виновато втягивал голову в плечи. Каждый стук умирающей машины словно нарочно бил по нему. Но особенно тяжело было смотреть на Фаинха. Пилот не сдерживал слёз, будто прощался с родным человеком. Не в силах отвести взгляда, он наблюдал, как догорает его «птица».

— Будь ты проклят, Шмимкрим! — закричал он, вытирая лицо рукавом. — Ублюдки, недоноски! Вы оба со святошей! Что вам не сиделось в резиденции?!

— Заткнись! — тот опустился на песок. — Оставь меня.

— Как вам будет угодно, о, великий вождь! Вождь дебилов!

— Хватит! Думаешь, мне лучше, чем тебе? Я потерял всё! Моё прошлое, настоящее, будущее! Кто я? Что у меня есть? Ещё месяц назад я мыл машины в Торонто, и мне было хорошо, — тут он задумался. Конечно, жизнь была совсем не такой, как хотелось бы, но это хотя бы можно было назвать жизнью. Того же нельзя было сказать о бесконечных поисках и скитаний, что выпали на долю злосчастной реинкарнации Саундара в последние недели. — Надо поспать. Утром пойдём искать воду и цивилизацию.

— Ты прав, — поскрежетав зубами, согласился Фаинх и сел рядом.

Пассажир и пилот устроились у брюха разбитой машины. Даже догорая, «Чайка» послужила людям, согревая их пустынной ночью.

1

Кайрил лежал на твёрдой кушетке под стеклянным колпаком. Проснувшись, он огляделся и дёрнул рукой. Рука не повиновалась. Она была привязана к кушетке ремнями. Ремни также были и на ногах. Вот только зачем?

На соседней койке, под таким же стеклом, находился другой пациент. Чёрные пятна, размером с ладонь, покрывали его серую как пыль кожу. Было заметно, как его живот медленно пульсирует от тяжёлого дыхания. Пациент дышал натужно и свистяще. Даже сквозь оболочку медицинской капсулы, при полной тишине, можно было услышать, как он дышит. Кайрил присмотрелся к этому больному. Он обратил внимание на собственные руки. Бледные, со следами давних ожогов, но без пятен. Это радовало, и Кайрил интуитивно чувствовал — ему повезло. Насколько повезло, ещё только предстояло осознать.

В палату вошла медсестра в белой форме и синей шапочке. Держа в руке диктофон, медсестра подошла к одной из капсул:

— Пациент двадцать три. Давление шестьдесят семь, температура двадцать два и шесть шестнадцатых, пульс семьдесят восемь. Общее состояние: удовлетворительное. Пациент двадцать четыре. Давление…

Заметив, что Кайрил не спит, медсестра отключила диктофон и внимательно рассмотрела показания его капсулы. Подойдя к пациенту, она открыла капсулу нажатием кнопки.

— Как вы оцените своё самочувствие по шкале от одного до восьми, где восемь — наихудшее, один — наилучшее?

— Шесть, — немного подумав, ответил Кайрил.

— Как вас зовут? Вы помните?

— Да. Что это за мир?

— Мир Металла.

Глубокой тревожный вздох.

— Ваше имя. Я его не услышала.

— Марк Хоуп.

Женщина приподняла бровь.

— Странное имя. Откуда вы?

— Полярная.

— Ясно. Можете двигаться? — она освободила его ноги и руки. Кайрил подвигал конечностями.

— Да, вполне.

— Что последнее вы помните?

— Я ехал в машине. Мы с моим помощником должны были перейти через Тоннель из Райяра в Сата. Потом я ощутил темноту. Пустоту. Что-то бездонное и страшное, а потом... снова темнота.

— Прошу вас выражаться яснее.

— Я не могу это описать, — Кайрил посмотрел медсестре прямо в глаза. — Оно сильнее, чем всё, с чем я прежде сталкивался.

— Что было дальше?

— После пустоты? Я очутился на улице… Что это за город?

— Хишфинсона, Платформа 5. Когда это было? И как вы себя чувствовали на тот момент?

— Не помню. Кажется, очень давно. Мне было плохо, сильно мутило. Закружилась голова. Прохожие заметили меня. Сказали, я плохо выгляжу, и мне надо в больницу. Потом я отключился, — он сел и опустил ноги на пол.

— У вас были ожоги по всему телу. К счастью, нам удалось восстановить большую часть повреждённой поверхности вашей кожи. Вас перевели из ожогового отделения два дня назад.

— А что с ним? — показал он на соседнего пациента.

— Это болезнь, — в голосе медсестры послышалась тревога, свойственная людям, которые сталкиваются с чем-то незнакомым. — Мы называем её хшайсария.

— От слова «хшайс»? — Кайрил поёжился.

— Да. Хшайс из древних сказок, — она немного смутилась оттого, что ненадолго отошла от привычного сухого тона и быстро к нему вернулась. — Состояние пациента крайне тяжёлое. Я не рекомендую вам к нему приближаться. Да и вам самому лучше лечь. Ваше состояние пока недостаточно стабильное.

Спорить Кайрил не стал. Он и вправду чувствовал себя нехорошо.

— Я закрою купол. Надеюсь, он вас не пугает?

— А должен? — усмехнулся Кайрил.

— Обычно иномирцы в нём чувствуют себя неуютно.

— Мне вполне уютно, благодарю.

Сон не шёл. Кайрил часто просыпался и ворочался. Медсестра оказалась права — отделённый от внешнего мира куполом, он будто задыхался, несмотря на то, что воздуха в капсуле было предостаточно. Иногда Кайрил заставлял себя заснул и даже придумал считать от одного до десяти, чтобы внушить себе условный рефлекс. После долгих попыток, это начало помогать. И всё же, иногда приходилось менять позу. Ночные кошмары не давали поспать хотя бы пять часов. Самым худшим из них было чувство бесконечного падения во тьму, словно в бездонный колодец.

Всякий раз, когда его покидал сон, Кайрил пытался угадать, сколько сейчас времени. Чаще всего, он не был уверен, что бодрствует. Однажды он очнулся посреди ночи, однако, не из-за кошмара. Несколько врачей собрались неподалёку, вокруг его соседа, и о чём-то напряжённо спорили. Врачи старались говорить негромко, но иногда, в пылу спора, кто-нибудь из них повышал голос. Кайрил заметил справа от себя колёсико регулятора громкости и прибавил на максимум.

Врачи обменивались данными. Звучало много непонятных терминов. Часто повторялись слова «доза», и «газ». Кайрил неплохо знал шанасу́р — язык архипелага Сенелле́рта — и сумел понять, о чём спорят врачи. Они расходились во мнениях, какую дозу снотворного стоит вводить пациенту. Вот уже не первую ночь пациента с пятнами на коже не могли усыпить. Большая доза могла обернуться для больного летальным исходом. Маленькая была неэффективна. Дозу повышали три раза, и мера давала результат, но лишь ненадолго. После этого, больной организм по непонятной причине начинал выводить снотворное. То и тело, больной начинал буйствовать — бил по стеклу или скрёб ногтями.

— Он уже мёртв, — эта фраза молодого врача заставился остальных ненадолго замолчать. После этого, спор возобновился с новой силой.

— Как вы можете так говорить? Пациент движется и дышит. Его мозг активно функционирует. Если это мёртвое тело, тогда и моё тоже мёртвое.

— Что вы предлагаете? Чтобы он мучился каждую ночь?

— Мы должны подобрать оптимальную концентрацию газа.

Ненадолго проблемный пациент успокоился и, облегчённо вздохнув, доктора и медсёстры разошлись по палатам. Но, спустя какое-то время, он продолжил скрести. Скрести становилось легче оттого, что его ногти постоянно росли. И скрёб он всё агрессивнее и агрессивнее.

2

Платформы, что находились далеко от суши, лишь формально относились к юрисдикции города Хишфинсона. Они числились отдельными районами, хотя и расстояние между этими «районами» могло достигать тысяч километров. Далеко от Платформы 5, в сухопутной части Хишфинсоны, в высоком шпилеобразном здании, так же, как и на Платформе, многим было не до сна. Собравшиеся в зале совещаний члены правления молчали, сидя за длинным столом. Они ждали появления госпожи Би́рист, или, как её чаще называли, Сенеллерты.

Двери автоматически раскрылись, и правление встало, чтобы поприветствовать госпожу. Молодая, без единой морщинки на лице, госпожа Сенеллерта была одета в пышное бирюзовое платье под цвет глаз, украшенное жемчугами и мелкими кристалликами, сиявшими при каждом её движении. Лёгкий налёт бессонной ночи под глазами придал госпоже едва уловимое изящество. Госпожа быстро изучила взглядом собравшихся и прошла на своё место во главе стола. Сев за стол, она достала зеркало, чтобы поправить причёску.

— Слишком мало зеркал, — окинула Сенеллерта взором помещение. Госпожа не любила этот зал, считая его интерьер чересчур угловатым, резким и угрюмым. В её личном кабинете всё было исключительно в светло-голубых тонах. Зеркала висели на каждой стене, через каждые пару метров. И никаких острых углов. — Ладно, давайте начнём, — она устроилась поудобнее.

— Госпожа Сенеллерта, — прокашлявшись, первым заговорил министр обороны. — По вашему приказу, весь городской гарнизон был приведён в боевую готовность. Платформа 5 полностью изолирована. Подводные лодки и батискафы уже патрулируют окрестности платформы.

— Какова вероятность, что пандемия — диверсия Иттешара?

— Она высока. Примерно десять шестнадцатых.

— Это вы называете «высока»?

— Мы пока собрали недостаточно данных, и не можем утверждать…

Министр обороны прервался, когда в комнату вошла госпожа Фин, возглавлявшая министерство внутренних дел. Суровая средних лет женщина с волосами, заплетёнными в тугой клубок, одетая в болотно-серую униформу, широкими шагами прошла к своему месту и, не извиняясь за опоздание, поприветствовала Сенеллерту.

— Вы можете сесть, госпожа Фин, — сказала Сенеллерта, хотя Фин уже сидела, отчего повисло неловкая пауза. — Продолжим. Господин Рашо́ре, вы, как министр здравоохранения, можете прокомментировать пандемию?

— Мой доклад, который я направлял вам сегодня утром, госпожа Сенеллерта, исчерпывающе описывает результаты наблюдений, — начал мягким тоном седой, лет семидесяти, министр. — В данный момент я не могу добавить что-либо нового к уже имеющимся сведениям. Нам по-прежнему не известна природа пандемии, а также болезни, которую мы временно назвали хша...

— Господин министр, попрошу вас не отворачиваться, когда говорите со мной!

— Простите, Сенеллерта. Хшайсария.

Бирист усмехнулась. Само слово показалось ей забавным. Легенды о хшайсах — серокожих существах, похожих на людей, обладающих бешеной силой и длинными острыми клыками — были знакомы ей с детства.

— Связаны ли болезнь и «птичья» паника?

— Напрямую. Все заражённые видели в небе гигантских воронов.

По залу прошёлся тревожный шёпот. Все знали, что, по древнему поверью, увидеть в небе ворона, что не машет крыльями — верный знак близкой смерти. Конечно, в современную эпоху никто в это не верил, но страх, передававшийся из поколения в поколение, не так-то просто было вытравить из подсознания.

— Удалось ли установить, каким путём передаётся зараза?

— Да, Сенеллерта. При смерти хшайса, его тело выделяет споры грибка, вызывающего мутацию.

— Тонкая техника нэфов? — спросила глава министерства внутренних дел.

— Очевидно, да, госпожа Фин.

— Есть ли надежда? — обратилась к министру Бирист.

— Несомненно, — министр здравоохранения снял очки. — Показательны два случая из трёх. Всё сегодняшнее утро я провёл среди больных и умерших, — голос Рашоре немного дрожал, но, несмотря на это, в его тоне сквозила уверенность опытного врача. — Коллеги, под моим руководством, делали всё возможное, чтобы не дать умереть ни одному заражённому. Но, как говорится, человек предполагает...

— Ближе к делу.

— Так точно, — Рашоре медленно кивнул. — За утро я посетил шесть больниц и семь моргов. Все трое заражённых умерли в разных местах. Один на улице, один у себя дома, и один на производстве лимонной кислоты. Двое, при этом, заразили всех, кто находились поблизости без респираторов. Один — нет. Как вы думаете, кто?

— М-м... кислота?

— Именно, госпожа Сенеллерта, — радостно ответил Рашоре. — Последний упал в цистерну с готовым продуктом. Другие рабочие, извлёкшие тело, были обследованы, и выяснилось, что они здоровы.

— Значит, лимонная кислота. Организуйте отряды санитаров! Вооружите их лимонной кислотой. Предупредите население.

— Будет сделано, Сенеллерта.

— Госпожа Фин, как проходит борьба с паникой? — последняя фраза была сказана коротко, сухо и монотонно.

— Население чрезвычайно встревожено, — отрапортовала Фин. — Морские и воздушные порты переполнены. Люди думают, что зараза прорвётся на континент. На призывы оставаться дома откликнулось не более трёх шестнадцатых населения. Остальные, подобно крысам, бегут с «корабля». Мы делаем всё, чтобы их удержать. Каждые четыре сороковых мы даём по всему городу объявление по репродукторам.

— Этого мало. Давайте каждые три сороковых.

— Смею вам также доложить, — продолжила Фин. — Моя служба применяет все доступные средства, чтобы справиться с назревающей анархией, однако наших ресурсов недостаточно.

— Анархия? О чём вы говорите? На повестке дня пандемия и неизвестная болезнь.

— Всё взаимосвязано, госпожа Сенеллерта. Грядущая анархия — не домыслы, а факт. Её семена уже посеяны. Вода льётся на ядовитую почву. Источник анархии — ни кто иной, как иммигранты из Иттешара.

— Не говорите ерунды. Причём тут иммигранты?

— По моей статистике, пятнадцать из шестнадцати преступлений совершают иттешарцы. Великая Хишфинсона стала больным организмом, впускающим всякую заразу. Иномирцы не чтят наших традиций. Дестабилизируют общество. Дикари из Эттома тянут Хишфинсону в её варварское прошлое, а с нею и весь архипелаг.

— Госпожа Фин, последователи Эттома — не дикари, — разозлилась Сенеллерта. — А Эттом — самая древняя и многочисленная из культур, существующих во многих мирах.

— Мы должны думать о гражданах Хишфинсоны, а не о других мирах, госпожа Сенеллерта. К тому же, Эттом никогда не был частью нашей цивилизации.

— Прекратите! Эттом всегда был частью нашей цивилизации и нашей культуры, с тех самых пор, как Мир Металла утратил закрытый статус. Более того, госпожа Фин, я напомню вам, что испокон веков культура Сенеллерты, и в особенности её столицы — Хишфинсоны — строилась на иерархии и строгом подчинении.

Фин обиженно фыркнула.

— Всю свою жизнь я посвятила служению порядку в этом городе. Даже моё имя — часть Хишфинсоны, — голос Фин дрогнул на слове «жизнь», но вскоре вернулся в норму.

— Вы готовы исполнить любой мой приказ, глава министерства внутренних дел?

— Так точно, Сенеллерта.

— Отлично. Поручаю вам заняться «птичьей» паникой. Ваша задача — убедить население, что Вороны — иллюзия.

— Почему этим должна заниматься полиция, а не министерство пропаганды?

— Задача вам ясна, госпожа Фин?

— Так точно.

— У вас двое суток. И приступайте немедленно.

— Есть! — Фин гордо встала из-за стола и твёрдой уверенной походкой солдата покинула зал. Настроение у Сенеллерты приподнялось, когда за Фин закрылась дверь.

— Продолжим.

3

Следующей ночью Кайрила разбудил ужасный скрип. Если вчера ночью беспокойный больной царапал, будто кошка диван, теперь это было похоже на нож по стеклу. Пятна на теле пациента расползлись и начали сливаться, образуя сеть. День ото дня его зрачки растекались по глазному яблоку, теряя цвет.

— Да когда он прекратит?! — возмущался другой сосед — старик лет шестидесяти, судорожно давя на кнопку вызова медсестры.

Не одна, а сразу две медсестры отозвались на сигнал. Они долго упрашивали старика снизить громкость его личном регулятором, но старик отказывался наотрез, чувствуя себя некомфортно в полной тишине. Пришлось ввести проблемному больному, что мешал остальным, «китовую», как выразились медсёстры, дозу снотворного. Это помогло на несколько часов. Пациент с чёрными пятнами лежал как убитый, и Кайрил понял, что не может успокоиться от мысли: жив он или мёртв? Однако под утро пациент очнулся. Что удивительно, когти за короткий срок подросли и стали ещё острее.

Кайрилу хотелось отключить звук, но, пролежав с полчаса в тишине, он понял старика. Тогда он решил оставить в покое регулятор и постараться привыкнуть к шуму, как люди, живущие около водопадов, привыкают к его непрестанному рёву. Кайрил уже почти привык и расслабился, считая от одного до десяти.

Посреди ночи палату пронзил шум, которого все пациенты боялись как смерти. Звон разбитого стекла. Кайрил не успел заметить, когда началась паника. Снова прибежали медсёстры. Буйного связали, вкололи снотворное шприцем, уже мало заботясь о выживании больного, и уложили его на пол. Требовалось убрать осколки и заменить стекло. Вызвали двух уборщиц и техника. Техник провозился целое утро, меняя купол. Когда работа была сделана, больного, ещё спавшего, уложили на место. Уж теперь-то, как думали другие пациенты, они смогут расслабиться. Они и не предполагали, что ночная суета была только лёгким бризом, в сравнении с грядущей бурей.

4

Скрип. Проклятый скрип! Ни «китовая» доза снотворного, ни обезболивающее, ни препараты не могли угомонить соседа Кайрила. Зрачки пациента почти исчезли. Серые пятна темнели и расползались. Они оккупировали большую часть кожи больного, и теперь немногочисленные ещё здоровые участки тела казались аномальными пятнами.

С последней ночи сосед «эволюционировал». Он уже не скрёб беспорядочно. Больной вырезал на стекле ровный крест, будто сознательно стремился сделать трещину. Но вот он прекратил. Опустил руку. На какое-то недолгое время это принесло облегчение, но не предвещало ничего хорошего. С силой и точностью выпущенного ядра, кулак серого больного ударил прямо по кресту. Уже второе стекло не выдержало натиска. В эту же секунду Кайрил испытал чувство, которого не позволял себе много лет — страх. Чистый неподдельный страх. Проснувшись окончательно, он решил — надо что-то делать.

— Сестра! — закричал Кайрил и, сообразив, что это бесполезно, нажал на зелёную кнопку. Впрочем, в этом уже не было необходимости — по стенам палаты побежали красные пятна прожекторов, сопровождаемые сумасшедшим воем сирен.

Больной никуда не торопился. Расправившись со стеклянным куполом, он сел на койке. Неестественно вертя головой, сосед осмотрел палату, высунув кончик языка, будто пробуя воздух на вкус.

В палате показались двое дежурных спецсанитаров, вооружённых распылителями. На их спинах были закреплены баллоны. Санитары что-то кричали, но из-за сирены было не разобрать.

— Эй! — орал Кайрил. — Выпустите меня! Эй, вы слышите?! Выпустите меня!!! — он начал барабанить по стеклу, но надеяться мог только на то, что кто-то посмотрит в его сторону.

Больной по-обезьяньи ловко подобрал ноги с пола и сел на корточки, а в следующий миг уже превратился в пружину, набросившись на санитарку. Женщина не успела и пошевелиться, и только прыснула кислотой в потолок, когда пациент обхватил её ногами за талию, а руками за шею, зубами сорвал маску и вгрызся острыми клыками в лицо. Её напарник успел обдать монстра тонкой струёй из распылителя. Спина монстра задымилась и тот заверещал, но даже не от боли, не от страха. Это был, скорее, возмущённый крик. Больной отпустил женщину с окровавленным безносым лицом и переключился на мужчину. Со второй жертвой он поступил жёстче, сначала выдавив глаза, а затем, широкой пастью вцепился в нижнюю челюсть. Повалив санитара на пол, он, как бешеный пёс, вырывающий из рук хозяина любимую игрушку, прилагая немалые усилия, с хрустом отодрал челюсть и выплюнул её в сторону. Вырвал язык. Оставив мужчину корчиться в муках, он вернулся к женщине и закончил начатое — сорвав с лямок её баллон, он начал колотить им по её лицу. Женщина брыкалась, извивалась, пыталась схватить баллон, но монстр крепко сел на её плечи. На девятом ударе она перестала двигаться. Её череп треснул. Полилась кровь, смешанная с серым веществом. Отшвырнув баллон, монстр не спеша склонился над «десертом».

— Откройте купол!!! — надрывая глотку орал, что есть силы, Кайрил.

Ещё трое санитаров появились в коридоре. Их не было видно за дверью — показалась только струя кислоты. Вовремя отскочив, монстр оказался на одном из куполов, а затем, спрятавшись за углом палаты, подождал, когда санитары подойдут поближе, и набросился на первого, кто пересёк порог.

Мужчина с вырванной челюстью, между тем, корчился на полу, пытаясь звать на помощь. Вошедший не успел прожить и секунды после того, как оказался в палате — накинувшийся со спины монстр вцепился в тыльную часть его шеи, добравшись клыками до позвоночника. Со вторым стало то же самое — стоило ему вбежать, как больной прыгнул на стену, отскочил от неё и набросился сзади. Третий оказался умнее и не стал покидать коридор, паля из-за двери. Монстр тоже проявил сообразительность. Он схватил труп санитара и вышвырнул его за дверь, чтобы на секунду отвлечь третьего. Этого хватило, чтобы выскочить в коридор.

Что было за пределами палаты, Кайрил видеть не мог — ему до сих пор никто не открыл купол. Он уже устал кричать и тяжело дышал, не понимая, то ли кнопка сломана, то ли из медсестёр не осталось в живых никого. Хотелось бы думать, что дело в кнопке.

Неторопливым шагом, и даже с несвойственной животным прямотой осанкой, монстр вернулся в палату. В том, что это существо больше не человек, сомневаться не приходилось. С другой стороны, его сообразительность, и может быть даже, осознание происходящего, не давали определиться до конца — животное он или нет. Взяв баллон, монстр подошёл к ближайшему куполу и, с лёгкостью атлета занеся тяжёлый предмет над головой, резко опустил его на стекло. Купол издал предсмертный звон и распался на фрагменты. То же произошло с соседним куполом.

— Нет, нет, нет!!! — кричал Кайрил и размахивал руками, когда монстр подошёл к его койке. — Нет, не вздумай! — поняв, что уже поздно, он сгруппировался. Осколки посыпались как сотни ножей. Хотя, это оказалось не так страшно, как выглядело со стороны. Спасла, хоть и немного, тонкая серая пижама.

Глаза монстра, вернее то, что от них осталось, его лицо и поза, выражали странное чувство. Будто он сочувствовал своим. Больной пока ещё не различал, кто свой, а кто нет — кто хшайс, а кто, пока, человек, поэтому и освобождал всех без разбора всех, кто лежали под куполами. Это дало Кайрилу неопределённую фору, но стоило поторопиться: кто знает, сколько продлится такое сочувствие, да и есть ли оно вообще, или монстр всего-навсего голоден?

Переступив через два трупа в коридоре, Кайрил помчался в поисках гардероба. Главным сейчас было найти одежду. Особенно важен был зелёный плащ — в него были вшиты пластины-усилители, которые бы сейчас очень помогли.

Проходя мимо ординаторской, Кайрил заметил, что дверь настежь открыта, а врачи лежат мёртвые на полу.

«Он не один, — зрение и слух обострились. Кайрил прижался спиной к стене, услышал бег в коридоре. — Сколько? Двое? Трое? Больше? Где они?»

Насколько хватало сил, Кайрил напряг удалённое чувствование. Этот навык уже спасал ему жизнь, и Кайрил очень надеялся, что спасёт опять. Мысленно представив себе, что границы чувствительности выходят за пределы его тела, он нарисовал у себя в уме коридоры больницы. Каждый поворот, каждая дверь, каждая лестница — все звуки и запахи — ничто не должно было остаться без внимания. Минусом было то, что телесное, или ближнее, чувствование притуплялось, к тому же тонкая техника требовала предельной концентрации, отнимала очень много сил, ускоряла обмен веществ. Кайрил боялся, и было чего — никогда прежде он не позволял себе использовать тансуф в подобном состоянии: порезы, пусть и слабо, но ещё кровоточили. Пришлось строчно перевязывать раны от осколков обрывками пижамы, и только после этого вновь погружаться в тонкую технику.

Вдалеке, в противоположном крыле, раздался вопль. Был ли это хшайс или человек? Главное, чтобы поблизости не оказалось этих тварей. Кайрил вышел за поворот. Никого. Лестница вниз. Главное, не споткнуться. Ближнее зрение как в тумане, зато дальнее прощупывает лабиринт, заранее предупреждая об опасности.

«Так, если лестница ведёт вниз, и там выход, значит, я на втором этаже. Подвалов в надводном городе не бывает. Гардеробы они обычно располагают на первом. Значит, мне туда».

Стоп! Он остановился и вернулся к повороту. Как только его пятка оказалась скрыта за поворотом, на лестнице появился ещё один монстр. Он шагал медленно, шатаясь как пьяный, и подвывая.

«Сбить его с ног танхум? Нет — опасно. Я слаб. Может не сработать».

Оставалось подождать, пока хшайс пройдёт мимо. Как назло, он передвигался очень неторопливо. Обоняние у больного обострилось, и теперь намного превосходило обоняние простых людей. То же можно было сказать о слухе — вместе с обонянием, хшайс получал в нём преимущество, что восполняло потерю зрения. Кайрил не дышал. Всё лишь бы создавать как можно меньше шума. Жаль, сердце нельзя на время остановить.

Монстр замедлился, немного постоял. Развернулся и спустился по лестнице на первый этаж. Там, внизу, он повернул направо — это Кайрил почувствовал с помощью тансуф.

«Самое сложное в тансуф — уследить за «слепым пятном» в радиусе двух метров от себя». Стоило ему так подумать, и голова закружилась. Дальночувствование пришлось приглушить. Кайрил обернулся.

Прямо за спиной, в двух шагах — так близко, что до ноздрей донёсся отвратительный гнилой запах — тяжело дыша и глядя в глаза, стоял он.

5

«Хшайс». Уже в этом слове вопили ярость и безумие. Даже вдали тварь казалась опасной. Теперь она стояла не просто близко. Стоило вытянуть руку и заденешь его сморщенную угольно-серую кожу, покрытую слоем вонючего токсичного жира. Кайрил затаил дыхание, словно от этого что-то зависело. Словно хшайс — это пчела, и реагирует на тепло.

Угольнокожее существо медленно поворачивало голову, снова и снова с любопытством рассматривая жертву. Не так, как обычно рассматривает её хищник перед прыжком — скорее как кошка, что уже насытилась и теперь раздумывала, хочет ли она сейчас поиграть с мышкой или оставить на потом.

«Главное — не проявлять эмоций. Никакого страха, никакого гнева», — думал в это время Кайрил. Он не знал, реагируют ли хшайсы на эмоции, но, по крайней мере, первые две минуты это работало.

— Па. Ч. Ему. Не. Беж-ж-ж... — больной потряс головой, будто пытаясь вытрясти из неё застрявшее слово. Хшайсария постепенно брала верх над его человечностью, поглощая способность говорить и самостоятельно мыслить. Однако больному удалось откуда-то выудить остатки разума. — Почему не бежать?

— Не хочу, — ответил Марк, и сам не понимая, почему сказал именно это. На самом деле, больше всего на свете он именно этого и хотел — покинуть злополучную больницу.

Как ни удивительно, хшайс усмехнулся. Это радовало — последние угольки сознания ещё тлели в его мозгу. Правда радость была с привкусом горечи, ведь от человека в нём не осталось почти ничего. Хшайс обнажил зубы, которые уже начинали заостряться.

— Он. Не. Не, — он снова потряс головой и быстро пришёл в чувство. — Не. Бояться.

— Нет, он не бояться, — кивнул Марк.

Резко озверев, больной кинулся вперёд, но наткнулся на невидимую стену. Барьер из Энергии удерживал хшайса на расстоянии чуть меньше полуметра.

— Тос? — как ни странно, даже почти потеряв рассудок, хшайс ещё помнил иномирное слово.

— Как ты понял?

«Тос». Удивительно было слышать такое от жителя высокотехнологической цивилизации. Должно быть, это был начитанный человек. Внезапно Кайрила резануло это слово — «был». Вместо ответа, монстр повторил попытку, и на этот раз когти пробились чуть дальше. Поняв после трёх попыток, что зря старается, хшайс прекратил. Зато у потенциального обеда силы иссыхали куда быстрее, и тогда он решил подождать.

— Я понял, чего ты хочешь, — произнёс Кайрил спокойно. — Растерзать меня, как и тех санитаров. Зачем? Неужели это принесёт тебе пользу?

Хшайс ударил по невидимой стене.

— Я х-х-х... — снова попытался он выдавить слово, тряся головой. — Хочу. Жить. Я — жить! — он перешёл на ор. — Я — жить! Я — жить!

— Живи, кто тебе мешает? — пустые глазные яблоки не выражали никаких эмоций, однако отчаяние и жажда словно передавались по воздуху сквозь оболочку незримого кокона. — Я понял. Тебе нужно что-то, что есть во мне. Так? И это мой костный мозг? Верно?

Хшайс набросился на кокон со всей своей предельной яростью, пытаясь его разорвать. И у него это почти получилось. Коготь, ещё недавно бывший человеческим ногтем, дотянулся до щеки, оставив на ней тонкую красную полоску. Кайрил не пошевелился, стараясь сохранять каменное лицо.

— Надеюсь, это не заразно?

Хшайс фыркнул. Радовало, что он отказался от своего плана ждать. Учитывая, что тонкие техники истощают, и довольно быстро, он мог бы спокойно дождаться, пока жертва не потеряет сознание.

Собрав Энергию в кончиках пальцев и досчитав до семи, Кайрил выбросил руку вперёд, направив пучок Энергии в лицо хшайсу. Невидимая сила сбила его с толку на время, как щелчок по носу. Это дало Кайрилу фору в одну секунду, чтобы отключить кокон и броситься бежать. Так быстро, как только возможно. В момент опасности высвобождаются скрытые резервы организма. На них сейчас и легла вся надежда.

Кайрил добежал до поворота и, чуть не поскользнувшись, скрылся в соседнем коридоре. Поворот, ещё поворот. Уже не было сил использовать тансуф, но и без него чувствовалось, что больной где-то поблизости — он гонится и дышит в спину.

На глаза попалась широкая двустворчатая дверь, и, недолго думая, Кайрил скрылся за ней, моля судьбу и Демиурга, чтобы за ней оказался выход. Но судьба и Демиург, видимо, спали. За дверью был всего лишь гардероб. С другой стороны, где-то здесь должна была храниться его одежда, а значит, не всё потеряно. Несколько рядов ящиков были отмечены табличками с именами. Кайрил заблокировал дверь одним из шкафов и принялся искать своё имя. Пришлось пройти несколько идущих друг за другом комнат, прежде чем среди мельтешащих табличек мелькнуло имя «Марк Хоуп» с пометкой «иномирец». Идти на вахту за ключом было бы безумием, и Кайрил воспользовался не очень изящным, но действенным способом — взял неподалёку стоявший стул и выломал замок, используя ножку стула как рычаг. Ящик с треском открылся. С удовлетворением, как при возвращении домой после тяжёлого дня, Кайрил переоделся в «родное» — тёмно-серые джинсы, чёрную рубаху, ботинки без шнурков на толстой подошве и, конечно, зелёный плащ.

«Старая шкура! — он выпрямился и потянулся. — Как приятно вернуться в тебя! Теперь Кайрил снова Кайрил».

Выход из гардероба был только один. Это означало, что другого варианта действий, кроме как вернуться в первую комнату, отодвинуть шкаф и выйти в коридор, не оставалось. Именно это Марк Хоуп и сделал, перед тем осмотрев коридор сквозь стену, насколько позволяла тансуф, и убедившись, что монстра рядом нет. Скорее всего, хшайсария завладела его разумом до конца. Хотя, кто знает, может эта болезнь, если она обостряла клыки, могла обострить и обоняние или животное чутьё? Тогда положение Кайрила было незавидным. А если хшайс не один? Что если вся больница уже либо мертва, либо заражена?

Запах медикаментов, смешанный со спиртом. Видимо, твари избавились от персонала и теперь вовсю утоляли жажду препаратами. «Аромат» кислоты, которой санитары пытались убить монстра, перебивал запах медикаментов. Почему-то, именно он казался наиболее приятным. Мурашки бежали по коже, причём не только от мысли, что по коридорам больницы, как минотавр по лабиринту, бродит её новый хозяин — хшайс. Они бежали от истощения. Кайрил боролся со сном. Он боялся, что уснёт прежде, чем выберется из этого ада.

«Почему гардероб не рядом с выходом?! — сетовал Кайрил. — Ах, да, я же забыл. Надводный город!»

Крик из палаты остановил его. Это был истерический напряжённый до хрипоты крик отчаяния и сумасшедшей боли. Кайрил не знал, что делать — пройти дальше или броситься на помощь. С одной стороны, в Эттоме равнодушие считалось преступлением. С другой, сейчас ему была дорога собственная жизнь.

«Остаться или помочь? — он оглянулся в растерянности. — Ну, к чёрту».

Только он сделал два шага вперёд, как леденящий крик повторился, на сей раз из палаты напротив. И тут из глубин памяти пришло на ум нечто давно знакомое. Этот крик будто вырвался из древних легенд.

«Хш-ш-сса-а-а!!!»

Это «хшса» он где-то слышал. Или читал. Да, он слышал этот крик у себя в голове, давно, лет двадцать назад, читая «Тангера и Аристу».

— Что ты здесь стоишь?! Бегом! — раздался позади человеческий голос. Кайрил никогда бы не подумал, что обычный голос человека может быть так приятен на слух. Это был санитар — мужчина средних лет, в герметичном костюме, чуть полноватый и очень суровый. — Я что сказал?! — он направил распылитель в сторону двери. — Это не больные. Это хшайсы, — он провёл рукой по стеклу, будто вытирал пот со лба. — Беги, я задержу.

— Спасибо, — ответил Марк Хоуп и помчался по коридору, но, не доходя до поворота, остановился. — Сколько ещё санитаров в здании?

— Тебе какое дело?! Исчез!

Пять минут спустя, он добрался до широкого длинного коридора. В том, что коридор вёл за пределы здания больницы, не оставалось никаких сомнений — двойная дверь впереди была стеклянной, и за ней виднелись порог и улица, если конечно затуманенное зрение не обманывало.

К своему счастью, он выбрался на свежий воздух — прохладный, мягкий, морской, что было не удивительно для города на воде. Оглядев улицу, Кайрил не заметил ни одного человека.

6

Он не любил надводные города. Первым, что бросалось в глаза, когда идёшь по улице такого города, была решётка — достаточно мелкая, чтобы не замечать её при ходьбе, но позволяющая в хорошую погоду видеть поверхность воды в двадцати метрах под ногами. Кайрила всякий раз не покидало чувство, будто платформа вот-вот обрушится. В голову ему пришёл интересный факт: женщины в надводных городах никогда не носили обувь на каблуках, чтобы каблуки не застревали в отверстиях платформы. Эта мысль, хоть и ненадолго, позволила отвлечься от боли и головокружения.

Холодный мокрый ветер гулял по пустующим улицам, и даже плащ не спасал от него. Одежда промокла. Не просто так местные жители носили водоотталкивающие комбинезоны. Гражданских на улицах можно было перечесть по пальцам. Изредка проносились мимо шестиколёсные машины — в надводных городах устанавливали дополнительную пару колёс посередине на случай, если автомобиль угодит двумя колёсами в обрыв платформы. Чаще попадались военные в противогазах. Были и санитары в герметичных костюмах белого цвета.

На одной из улиц Кайрил заметил двух подружек, сидевших на решетчатом бордюре, что отделял парк от тротуара. Девчонки лет шестнадцати пили пиво и весело болтали. Одна из них — блондинка с голубыми прядями — показалась Кайрилу странной, и вовсе не из-за волос. Её кожа имела нездоровый землистый оттенок. Вторая — розовощёкая брюнетка — выглядела вполне нормально.

— Чё пялишься? — бросила прохожему блондинка. — Хочешь, сиськи покажу? Да ладно тебе, шучу я. Мне скрывать нечего, — она расстегнула блузку. Грудь она, конечно, оголять не стала, но на теле девушки было кое-что поинтереснее. Чёрные пятна покрывали её шею и верхнюю часть груди.

— Ты больна, — Кайрил подошёл поближе.

— Да неужели, — подружки чокнулись и выпили по глотку.

— Что вы тут делаете?

— Мы были с группой выживших, — блондинка махнула бутылкой в сторону небольшого магазинчика обуви. — Потом нас выгнали. Меня — потому что больная. Её — за плохое поведение. Вот, решили пива попить. Конец света! Надо ловить каждый миг.

— Не боишься своей подружки? — обратился Кайрил ко второй девушке.

— У меня с собой нож, — из-под её куртки блеснуло внушительных размеров лезвие. — Со́рпе сама попросила. Если превратится.

— Сорпе это я, — подняла голову блондинка. — Я не боюсь с-с-с-смерти. Знаю, что скоро превращ-щ-щусь в эту тварь, — она вздрогнула, будто холод пробежался по её позвонкам. — Взрослые, — на миг обернулась девушка на убежище, — боятся. Им есть, чего терять.

— А тебе нечего? Как же твоя подруга?

— Во-первых, я могу защитить себя, — брюнетка подкинула нож. Кайрил кивнул. Ему хотелось в это верить. — Во-вторых, все там будем.

— Хшайсария неизлечима, — продолжила Сорпе, облизнула челюсть так, будто её зубы стали чужими, и невозмутимо продолжила: — лучше провести остаток жизни с подруш-ш-шкой, чем жаться как с-с-с-с-ельди в бочке.

— Ты видела воронов?

— Видела, — сказала она серьёзно. — И это было самое страш-ш-шное, что я видела в ж-жизни, — она закатила глаза и затряслась, будто от эпилепсии. Вскоре девушку отпустило. Подруга положила руку ей на плечо.

— Всё хорошо. Я рядом.

— Вы не знаете, где порт?

— Тебе туда, — указала блондинка.

— Удачи вам, девушки, — Кайрил подмигнул брюнетке. — Особенно тебе.

Он поспешил. Чего и следовало ожидать, по периметру квартала, где располагался порт, через каждые метров пятнадцать, стояли вооружённые военные.

— Эй, бродяга! — крикнул один из них. — Я к тебе обращаюсь, бродяга! Порт закрыт. Возвращайся, откуда пришёл, и жди распоряжений правительства.

Кайрил увидел всё, что хотел. Можно было возвращаться. Не стоило и надеяться, что удастся просто так, в открытую, пройти в порт. Однако он и не собирался действовать так опрометчиво.

Возвращаясь той же улицей, он увидел девушек. Брюнетке не пригодился нож. Она лежала на тротуаре с изъеденным лицом. Подружка грызла её грудную клетку. Заметив Кайрила, существо, бывшее когда-то Сорпе, с криком «хшса-а-а!» обнажило клыки. Девушка-хшайс готова была наброситься, и сделала бы это, если бы Кайрил не обладал тос-атрибутом, органично вшитым в его плащ. Девушка не поняла, что схватило её за шею. Кайрил прижал её к земле и сделал шаг вперёд. Сорпе дёргалась, пока не потеряла сознание.

Уже будучи далеко, он обернулся, просто из любопытства. Подбежал санитар и окатил лежащую на платформе девушку-хшайса кислотой. За считанные секунды всё её тело, словно саван, покрыла пена.

Кайрилу захотелось как можно скорее уйти подальше. По пути, ему стало плохо. Ледяной ветер словно пронизывал кости.

Раздался шум репродукторов. Объявление эхом отразилось от стен и платформы, отчего казалось, будто сами стены, сама улица, вещают со всех сторон.

«Внимание! Важное сообщение от министерства здравоохранения! Если вы видите в небе гигантских воронов, испытываете слабость, озноб, неконтролируемую тягу к агрессии, изменения цвета кожи и появление чёрных пятен на теле, немедленно явитесь в ближайший изолятор. Если перечисленные симптомы наблюдаются у ваших знакомых или родственников, постарайтесь их изолировать и сообщите властям. Ни в коем случае не пытайтесь умертвить заражённого! Повторяем: ни в коем случае...»

Улица сменялась улицей. Дома сливались и путались. Кайрил с ужасом понял, что понятия не имеет, где находится и куда идти.

Стены в надводных городах строили очень тонкими, для облегчения конструкции, поэтому, если прислушаться, даже сквозь шум моря можно было услышать голоса за стеной. Подойдя к высокому строению без окон, Кайрил приложил ухо к стене. Внутри, судя по голосам, было полно людей. Вход располагался только на втором этаже, на узкой огороженной площадке, куда вела лестница. Многие архитекторы делали входы высоко, на случай затопления. Поднявшись, он дёрнул на себя ручку. Было не заперто, и Кайрил спустился на первый этаж. Слух не обманул — людей тут собралось как сельди в бочке. Помещение оказалось баром со множеством круглых столов, низким потолком и чёрными стенами. Из-за обилия народа, бар казался тесным, хотя и занимал, наверное, целый этаж. Посетители пили, играли в настольные игры и шутили, чтобы развеять скуку и страх. Казалось, в этой уютной атмосфере нашлось бы место любому, даже иномирцу, однако, стоило Кайрилу появиться, и взгляды оторвались от бокалов и игральных костей.

— Как ты вошёл? — обратился тучный мужчина, сидевший за барной стойкой.

— Охраны не было, — смущённо показал за спину Марк Хоуп.

— Ты не хшайс? — в этот же миг несколько человек пересели подальше от непрошеного гостя. — Раздевайся.

— Зачем?

— Раздевайся!

Кайрил снял одежду до пояса. Живот за три дня втянулся, а на груди образовался рельеф из рёбер. И всё же, это выглядело не так страшно, как у больных хшайсарией. Окинув взглядом женскую половину бара, чтобы те отвернулись, Кайрил снял и всё остальное.

— Да. Кожа чиста. Можешь одеваться, — расслабившись, люди снова начали беседовать и шутить.

Выдохнув с облегчением, Кайрил подошёл к бару. Так как свободных мест не было, пришлось ютиться на своих двоих. За спиной у бармена стояли не только напитки, как это принято в Сата, но и стеклянные тарелки с разными блюдами.

— Я очень голоден, — сказал он. — Любой еды, на ваш выбор.

— Водоросли с приправой подойдут?

— Ещё бы.

— Мы принимаем только наличные.

— Я знаю, просто у меня сейчас нет денег. Могу написать расписку.

— Ха!

— В Эттоме так принято.

— У нас не Эттом. Только деньги.

— Оставите человека голодным? Демиурге! — Кайрил пошарил в карманах, но, конечно, ничего не нашёл: персонал больницы изъял из карманов всё содержимое. — Дайте мне бумагу и ручку. Я напишу расписку, а как будет возможность, заплачу.

— Нет! Я же сказал, только наличные.

— Проклятье, — Кайрил опустил голову и оперся рукой о стойку.

— Хотя знаешь, есть один вариант. Твой плащ.

— Только через мой труп.

— Да что ты пристал к человеку! — вступился один из посетителей — круглолицый и красноносый. — Я заплачу, — он подошёл, шатаясь, к бару и выложил на стол две плоские металлические палочки, похожие на те, которыми врачи в Сата проверяют горло. — Имей совесть. Водоросли! Ты бы ещё рыбий корм предложил. Эй, — подвыпивший благожелатель обратился к Марку. — Ты из Эттома? Вы вообще собираетесь нам помогать?!

— Это не от меня зависит.

Толстый бородатый бармен поставил тарелку жареных морских гребешков. Кайрил осторожно попробовал один, затем ещё один, и не заметил, как опустошил тарелку. Он даже пренебрёг местным столовым прибором — клешнями. Прикончив гребешки, он попросил чего-нибудь попить и спросил, как выбраться из города.

— Отсюда ты не выйдешь, — мрачно ответил бармен.

— Мужик, — вновь обратился красноносый. — Он тут главный. Ты его послушай. Нечего тебе шататься по улицам. Да и смысла нет — порты всё равно перекрыты.

Кайрил тяжело вздохнул. Его взгляд упал на дно стакана.

— Я застрял.

1

Облокотившись о барную стойку, Кайрил оглядел шумящую толпу. Мужчины и женщины кричали, свистели, громко чокались, пели песни, шумно бросали на стол игральные кости и монеты. Швырять деньги наотмашь, видимо, было привычкой в Сенеллерте — здешние монеты были по форме плоскими палочками, и вряд ли могли далеко укатиться. Неплохо зная этот народ, Кайрил, всё же, иногда удивлялся, насколько они контрастны. Днём услужливы, почитают власть, ходят по струнке, а по вечерам превращаются в полуживотных, надираясь до одури в барах и кабаках. Катастрофа, что творилась на улицах, должно быть, дала им для этого лишний повод.

Но в этом баре пили не все. Примерно четверть посетителей оставались трезвыми, держа наготове ножи, бутылочные горлышки и другие острые предметы. Ещё около четверти спали прямо на полу.

— Как тебя зовут? — поинтересовался тучный бармен.

— Марк Хоуп.

— Хорошенькое имечко, — усмехнулся тот. — В нашем-то положении[1].

— Вы знаете английский? — удивился Кайрил.

— Разный народ бывает в этом баре. В том числе из других миров. Большинство иномирцев — агенты Доктрины, — он поморщился при слове «Доктрина». — А у меня с детства способность к языкам. О́раш Сиса́ль, — он пожал Кайрилу руку, едва не сломав тому кисть. — Откуда ты, Надежда?

— Лучше просто Марк. Я, в основном, живу в Сата.

— Что умеешь?

— Владею Кита́н.

— Бахм?

— Не совсем. Я — независимый… — тут он осёкся. Зная, как местные относятся к наблюдателям, он решил умолчать о своём отношении к Доктрине: — …торговец. Ищу редкие атрибуты и перепродаю.

— Спекулянт, — хмыкнул Ораш. — Всё же лучше, чем агент. Но ты всё же бахм, верно? — он прищурился.

— Многие путают бахмов и тех, кто владеет Китан. Не все, кто владеют Китан — бахмы. Я не встроен в систему.

— Сам по себе?

— Сам по себе.

— Значит, умеешь читать мысли, — не успокаивался бармен. — Какое число я загадал от одного до шестнадцати.

Кайрил ненавидел, когда, узнав, что он владеет тансар, люди заставляли его угадывать числа.

— Давайте так — я не лезу в вашу голову, вы угощаете меня едой. Сейчас вам пригодится парень, который в прямом смысле видит сквозь стены.

— Далеко пойдёшь.

— Я уже дальше некуда.

— Значит, хочешь, чтобы я нанял тебя за еду, так? Никогда ещё бахмы за еду у меня не работали.

— С почином.

Новое рукопожатие. На этот раз, Ораш был чуть более сдержан.

— Как давно прячетесь? — спросил Кайрил.

— Кто как, — бармен пожал плечами.

— Что вообще творится?

— Конец света, — он спокойно протёр запотевшую бутылку.

— Мы все сдохнем! — крикнул один из посетителей, уже успевший напиться.

Раздался болезненный смех, и гул веселья снова набрал обороты.

— Разве вам не всё равно, что будет?

— А тебе, иномирец? — бармен забрал у него посуду и бросил в мойку под баром. — Пусть повеселятся. Эй, там! — он погрозил пальцем одному из выпивох, что чуть не грохнулся со стула. — Мебель пожалей! Новую покупать будешь! Учти, иномирец — еду я тебе дам за так, а вот если хочешь выпить, надо платить. Алкоголь мы тут используем, скажем так, не по назначению.

— Мне бы пригодился алкоголь не по назначению, — он показал перевязанные раны.

— Вылечим, — махнул тот рукой. — Ничего серьёзного?

— Надеюсь.

— А что тебе ещё остаётся с таким-то именем? — покряхтел тот, а потом в его голосе вновь сгустились тучи. — Если ничего серьёзного, то нечего на тебя ресурс переводить.

«Язык мой — враг мой», — подумал Кайрил.

Ораш громко постучал ложкой по стакану.

— Прошу внимания! — крикнул он басом. — Сейчас иномирец нас развлечёт.

— Что?! — возмутился Кайрил. — Это не разв...

— Он проведёт сеанс удалённого наблюдения. И скажет нам, что он видит за стенами.

— Ура, — отозвался кто-то. Раздались жидкие аплодисменты.

Кайрил обратился к людям:

— Послушайте! Я здесь не для того, чтобы кого-то развлекать. Тонкие техники не используют ради потехи. Вы... вы вообще в курсе, что там, за этой стенкой, возможно, бродят тысячи хшайсов?!

— П-птму и сбра-ались! — ответила уже «хорошенькая» краснощёкая барышня, обнимавшая сразу двоих мужчин.

— Чего нам их бояться? — отозвался один из немногих трезвых — жилистый худой паренёк лет двадцати пяти, в белой майке без рукавов, дежуривший у входа с тесаком. — Они не мертвяки, так? Они ещё люди, значит, живые, — сказал он, плюнув на палец и попробовав на остроту лезвие. — Значит, и убить их можно как обычных людей.

— Ты убил хоть одного?

— Я служил в морском десанте! — обиделся паренёк. — Я знаю, как это делается.

— А я видел, как один хшайс растерзал пятерых санитаров. Профессионалов, вооружённых баллонами с кислотой. Что говорить о вас, с вашими кухонными ножиками? Вам повезло, что вас до сих пор не нашли.

Услышанное заставило народ отвлечься от «важных» дел. Некоторые тревожно оглянулись на дежурного, но тот молчал. Постепенно, шум праздника начал угасать, уступая место тихой отчаянной скорби. Многие с откровенной ненавистью воззрились на Кайрила. Да, он отрезвил их, но стоила ли она того, эта трезвость? По их ощущениям, он затушил огонёк надежды. В исполненных жалости глазах отразился недавно испытанный ужас. Все видели хшайсов, все пережили потери.

— Ну? — Ораш поставил стакан. — И что ты предлагаешь? Дрожать и бояться?! Да посмотри ты на них, иномирец! Они что медуза на суше! Беспомощны. Жалки, — он снова взял стакан и принялся яростно натирать его до блеска.

— Медуза на суше, — Кайрил покивал. Ему было знакомо это местное выражение. Оно означало полную безысходность.

— К тому же, — негромко добавил бармен. — Хшайсы — не самое страшное.

2

Никто не заметил, как всё началось. По коридорам и комнатам огромного здания, шёпотом, дрожащим голосом, а позже и криками, разносилось это зловещее слово: «хшайсы». Оно спускалось с верхних этажей, сковывало страхом и убивало до того, как настигнуть своих несчастных жертв. Болезнь мутировала. Теперь она захватывала организм ещё быстрее. Если раньше требовалось несколько суток, чтобы из пятен и растекающихся зрачков перерасти в одно сплошное серое пятно, покрывающее всё тело, то к утру рокового дня на это уходило несколько часов. К вечеру — несколько минут.

Утром санитары дотошно просканировали персонал, поставив каждому на запястье несмываемую метку. К обеду все работники химического предприятия были отмечены, и со спокойной душой отправились в жилой сектор, чтобы принять трапезу. К вечеру, когда санитары ушли, больше половины работников оказались покрыты пятнами. К концу рабочей смены, в туалете на верхнем этаже, первый работник — заместитель руководителя — превратился в угольно-серое существо. Первой его жертвой стала секретарша. За ней — замдиректора коммерческого отдела. Через час на верхних этажах царил хаос.

У жителей Хишфинсоны, причём у подавляющего большинства, была привычка задерживаться после работы на всю ночь, лишь бы урвать себе прибавки. И всё же, несколько человек после смены предпочли спуститься в бар.

— Некоторые сразу пошли по домам, в жилой сектор, — сказал дежурный. — Мы живём прямо там, в здании. Другие остались на рабочих местах. У нас больше трети работают сверхурочно. Потом мы из бара услышали, как объявили срочную эвакуацию. Многие подумали, что это очередная учебная тревога.

— Но она была не учебной.

— Мы это позже поняли. Когда выяснили, что все двери заперты.

— Минуточку... они объявили тревогу и... заперли двери?

Дежурный только развёл руками.

— И тогда вы вернулись в бар?

— А что ещё оставалось делать?

Приложив руки к лицу, Кайрил постарался сосредоточиться.

— Я попрошу вас не издавать ни звука.

Прошло несколько минут разговоров, смешков, ропота и споров, прежде чем долгожданная тишина вступила, в кои-то веки, в свои права. Кайрил выровнял дыхание, прислушался и глубоко вдохнул.

Будто громадные ноющие киты, глубоко под железным полом бара, под трубами канализации, вентиляции и водопровода, под толщей океана, издавали свой печальный медленный скрежет многотонные стальные опорные конструкции. Местные уже привыкли к их загадочным звукам, и даже к едва заметной качке, что сопровождала надводные города в плохую погоду и хорошо ощущалась иномирцами.

Решив, что там, внизу, слушать нечего, Кайрил переключил внимание на ближний круг. Что происходит в баре? Кто ёрзает на стуле, кто сопит, кто стучит зубами. Самоуверенный паренёк с тесаком то и дело щёлкал пальцем по лезвию, как бы, играя на нём как на струне.

Кайрил переключился на внешний круг — он сейчас был особенно важен. Улица как улица. Уже успевший забыться шум моря. Топот сапог по платформе-решету.

Оставалось ещё одно неизведанное направление — вверх. Силой тансуф, Кайрил мысленно переместился на второй этаж и оказался в полутёмном просторном помещении. Судя по турникетам, это была проходная. Он вздрогнул. На миг, Кайрил вернулся в бар и потёр глаза. Сосчитав от одного до пяти, он выдохнул и вернулся наверх. То, что поразило Кайрила, могло бы и человека с крепкими нервами заставить тяжело дышать. Трупы людей. Повсюду, куда только ни падал взор. Мёртвые лежали на турникетах и у дверей, на стойке регистрации, на полу и у стен. Кто-то лежал в обнимку, другие — поодиночке, третьи — скрюченные в ярости. Ни на одном теле не было порезов или рваных ран, словно всех этих людей убила какая-то невидимая сила. Кайрил обратил внимание на стеклянные двери, что, как предполагалось, должны были вращаться, но оказались заблокированы. За стеклом виднелась широкая лестница, ведущая со второго этажа на платформу. Свобода, казалась такой близкой…

Судя по позам, те, что умерли среди створок, до последнего пытались их толкать, причём с разных сторон — в панике многие даже не вспомнили, в какую сторону вращается дверь, через которую им приходилось ходить на работу и обратно каждый день. Казалось, они и после смерти пытались выбраться. Наверное, больше половины мёртвых тел лежало там, сваленные в одну кучу. Руки многих мертвецов тянулись в одну сторону — к пульту возле стены. Кайрил обернулся на сто восемьдесят градусов и обнаружил ещё одну груду тел возле двери поменьше. Не заметив ни одного хшайса, он вернулся в бар и посмотрел на выживших.

— Там трупы.

Все молчали. Посетители бара знали, что там наверху и предпочитали об этом не думать.

— Куда ведёт та дверь, с обратной стороны от выхода? — обратился он к мужчине в серой рубашке, который, по виду, сохранял относительное спокойствие.

— Зелёный коридор. Мы ещё называем его «коридором веселья».

— Он ведёт в этот бар?

В другое время, Кайрил оценил бы продуманность архитектуры. Он представил себе, как после работы сотни людей отмечаются на проходной и расходятся в две стороны: кто-то налево, чтобы пойти домой, а кто-то направо — в бар, чтобы хорошенько повеселиться.

— Расскажите, что произошло.

— Ночью мы узнали, что офисы заражены. Те, кто работали допоздна, превратились в этих… ш-ш… — он выпил, с грохотом поставил стакан и закрыл руками лицо. — Потом мы спустились в бар. Все, кого ты видишь здесь, — мужчина обвёл стаканом присутствующих, — счастливчики.

Обе двери, ведущие с проходной, блокировались с одного пульта, и код блокировки знал только начальник охраны. А поскольку пульт находился внутри здания, напрашивался только один вывод — начальник охраны пожертвовал собой и всеми теми людьми, что остались наверху, ради спасения города.

— Если бы он только знал… — у мужчины сорвался голос. — Что это бесполезно! Что зараза уже снаружи!

— Тихо, Нэш, — вмешался паренёк с тесаком. — Слезами горю не поможешь. Эй, иномирец! — он ловко перекинул тесак из одной руки в другую. — Ты оружием владеешь? Лови, — тесак полетел в сторону Кайрила, и многие подумали, что лезвие остановится у того во лбу. Но ошиблись. Иномирец успел выставить руку вперёд, и тесак повис прямо в воздухе, в паре метров от его ладони. — Неплохо. Как вы это называете?

— Танхум, — Кайрил опустил оружие на пол.

Подойдя вприпрыжку и, по пути, подобрав тесак, парень пожал Кайрилу руку.

— Будем знакомы. Дцер. Бывший морской патрульный.

— Солдаты бывшими не бывают, кхэ! — гордо крякнул бармен. — Я сам служил, ещё когда водный патруль был единым. Это потом его разделили на морской и океанический.

— Хотел бы я служить в океаническом. Эти ребята настоящие герои.

— Спорим, не поэтому? А потому что они служат дальше всех. Подальше от этой клоаки.

— И поэтому тоже.

— Кто ещё из военных? — обратился к толпе Кайрил.

Как выяснилось, кроме бармена и Дцера, военными были всего трое. Остальные занимались самыми разными профессиями — от уборщиков и разнорабочих до весьма почётных инженеров и архитекторов. Большинство работали в офисном здании химического завода, но были и те, кто забрели сюда случайно.

— Друзья, предлагаю познакомиться, — хлопнул в ладоши Кайрил и обернулся к остальным. — Я — Марк Хоуп. Путешественник, торговец, камматар.

Было бы странным ожидать иной реакции. Посетители не решались представиться первыми, то и дело неловко переглядываясь. Гораздо комфортнее было смотреть на иномирца как на сумасшедшего, чем первым начать говорить.

— Что ты к ним пристал? — Ораш Сисаль громко свистнул через бутылочное горлышко. Некоторых это рассмешило. Посетители расслабились и принялись играть, пить и беседовать, как ни в чём не бывало.

— Блеск, — Кайрил подошёл к Дцеру. — Я так понимаю, мы с тобой од...

Вой сирены ворвался в помещение снаружи. Он был настолько оглушительным, что Кайрилу показалось, будто ему вскрыли черепную коробку и вдавили динамик прямо в мозг.

— И так у нас каждый день, — усмехнулся Дцер, когда сигнал утих. — И с каждым разом всё громче.

— Проклятая Бирист! И эта стерва Фин тоже, — выругалась дама в парике и опрокинула в себя стакан какого-то очень крепкого напитка.

— Что думаешь об этом? — Кайрил махнул головой в её сторону.

— А что ещё остаётся? Только кайфовать.

— Я знал одну девочку, Дцер. Она думала точно так же.

3

Над улицей висела пугающая тишина, затаившаяся где-то в бесчисленных тупиках и переулках. Кайрил и Дцер, которым выпал жребий идти в поход за гуманитарной помощью, пробирались как по минному полю. Три раза в день, в одно и то же время, с вертолётов на площадь сбрасывали ящики с медикаментами и провизией. Площадь была недалеко, и в мирное время до неё можно было добраться за десять минут. Но то в мирное время.

Из всего снаряжения на Кайриле и Дцере были только пара бронежилетов и кухонные ножи для разделки рыбы, плотно привязанные к рукам скотчем. Дцер шёл впереди, Кайрил — за ним, везя тележку и стараясь держать в поле зрения всю улицу. Спокойствию бывшего патрульного можно было позавидовать.

Дцер помахал спутнику, чтобы тот двигался быстрее, и в этот момент заголосила сирена такой мощности, что у Кайрила закололо в висках.

— Дьявол! — вскрикнул Дцер и заткнул уши.

Красные круги прожекторов осветили улицы. В этот час гражданским запрещалось выходить на открытый воздух, и Кайрил не понимал, почему Ораш отправил их так рано — до прибытия гуманитарной помощи оставался целый час. До него дошло, когда он увидел, сколько людей собралось на площади.

К центру пришлось прорываться боем, иногда даже применяя ножи. Не смертельно, но достаточно, чтобы присмирить наглецов. Правда, не они одни догадались использовать колюще-режущее: попадались так называемые «ежи» — те, кто цепляли на себя по три слоя плотной ткани, сверху обшитой колючей проволокой или шипами. Таких ненавидели все и, при любом случае, старались опрокинуть и затоптать.

Кайрил и Дцер добрались до центра, прикрывая уши от визжавшей до сих пор сирены.

Прошло полчаса, и в небе показался вертолёт. Едва он замаячил маленькой точкой, толпа уже завопила сотнями голосом, и непонятно было, что хуже — это или крики хшайсов.

При мысли о хшайсах, Кайрил попытался приподняться на носках, чтобы оглядеть края площадь целиком.

— Не советую, — тут же сказал ему Дцер. — Сметут.

Вертолёт завис над толпой, и долго кружил, прежде чем из брюха машины начали спускаться на парашютах заветные ящики. Люди дрались, выхватывали ящики друг у друга, едва те касались земли, некоторые даже резали стропы парашютов, надеясь, что и верёвки, и ткань пригодятся.

Заполучив долгожданные два ящика, Кайрил и Дцер привязали их к тележке и поспешили прочь. Вырваться было задачей куда более трудной, чем добраться до центра. Но и оказавшись на свободной улице, вдалеке от толпы, вздохнув свободно, Кайрил однако не избавился от чувства тревоги.

Короткий плотный ливень окатил город, будто кто-то наверху выплеснул воду из громадного таза. Длился он, правда, несколько секунд.

— Плохо. Очень плохо, — сказал Дцер.

— Что?!

После сирены, уши у обоих заложило.

— Я говорю «плохо»! Ты видел это?!

— Дождь?

— Не дождь! Это была Волна! — крепко матерясь, бывший патрульный прочистил уши от воды. — Не слышал о Волнах?!

Промокшие и злые, оба спустились в бар. Каждый тащил на спине по ящику. Дцер свалил ящик на стол и вытер лоб, тяжело дыша.

— Слышали, как ударило?! — спросила девушка, до сих пор зажимавшая уши.

— Слышали?! Ха! Мы это почувствовали! Правда, иномирец?!

Тревога затихла минут через одиннадцать.

— У-у-уф-ф! — отдышался Дцер.

— Сильная была Волна?

Дцер махнул рукой.

— Детская шалость.

— Почему это происходит? — спросил Кайрил. — Откуда эти Волны?

Некоторые засмеялись, вместо ответа. Другие опустили головы или отвернулись.

Вытерев лицо мокрой рукой, Кайрил сел за барную стойку.

— Чего-нибудь покрепче.

На этот раз, бармен денег требовать не стал. Посмотрев на ящики, он только понимающе кивнул. Кайрил выпил залпом какой-то ядрёный напиток, который сначала дал мерзкий жгучий привкус, за которым последовало мягкое послевкусие.

— Всё сложнее, чем я думал, — произнёс он хрипло.

Передышка длилась минут пять — затем предстояло помочь разобрать ящики, рассортировать и посчитать медикаменты и продукты, а также помочь приготовить обед. Буквально все в баре, включая раненых, занимались подобными делами. Это помогало не только наладить быт, но и сплотиться, и отвлечься от тревожный мыслей.

Не заставив себя ждать, над городом завыла очередная сирена. После тревоги ещё долго стоял писк в ушах.Одна из девушек, забившись в угол, не отрывала рук от ушей даже после того, как сирена прекратилась. Парень в очках, лет пятнадцати, и вовсе забился в эпилепсии.

— Скорее, помогите ему! — крикнула женщина в красном шарфе. Другая — с пышными кудрявыми волосами — тут же раздвинула столы и стулья, после чего подложила парню сумку под голову, причём так ловко, будто занималась этим всю жизнь.

— Надо чем-то разжать ему рот, — сказала женщина в красном шарфе.

— Не стоит, — подошёл Хоуп и присел около эпилептика. — Он может откусить вам пальцы. Главное — не дайте ему травмироваться или захлебнуться слюной, — он поднялся и вернулся к стойке. — Засеките время!

Через две минуты приступ эпилепсии закончился, и парень, не помня, что произошло, сидел на полу, испуганно вертя головой.

— Всё хорошо, — кудрявая женщина погладила его по голове, но подросток отшатнулся и поторопился вернуться на своё место.

— Как вас зовут? — обратился к женщине Кайрил.

— Мюо́зе, — ответила она, поправив причёску. — Я — врач.

— Нам повезло, что вы с нами, Мюозе. А вас как? — спросил он парня.

— Пи́раш Сонн. Я программист. Н-не знаю, чем я смогу помочь, но если что, обращайтесь. Я благодарен вам, Мюозе. И вам, Марк Хоуп.

4

Пару секунд все молчали, пока Ораш не ударил о стойку перевёрнутым стаканом:

— А ну, все за работу!

Кайрил попросил бармена закурить. Тот протянул ему самокрутку из тёмно-коричневой бумаги и прикурил специальной железной палочкой, раскалённой на одном конце. Сделав три затяжки, Кайрил сплюнул. Табак оказался ужасно горьким.

— Гадость, — он потушил сигарету.

Внезапно Кайрил замер. Над ним повисла тяжёлая мысль.

— До меня только что дошло, — сказал иномирец, коря себя за несообразительность. — В каком районе мы находимся?

— В центре, — ответил бармен.

— О, Демиурге! — он прижал указательный палец к виску. — Если до нас добралась Волна такой силы, что стало с районами на окраине?

— Додумаешься сам или подсказать?

Кайрил заметил экран на стене.

— Телевизор?

— Не работает. Никак руки не доходили вызвать мастера. А сейчас, как ты понимаешь, — он плюнул на тряпку и продолжил протирать стакан. — Мастерам как-то не до того.

— Нам нужны новости. Пираш, ты сказал, ты программист, так?

— А? Что? — оживился молодой человек.

— Можешь починить?

— Вот так всегда, — едва не всхлипнул тот. — Если программист, так обязательно должен разбираться в технике.

Пираш заметил на себе десятки немых взоров.

— Ну, я, конечно, попробую…

— Вот и отлично!

— Как быстро управишься? — спросил Ораш.

— Вы верно издеваетесь, — ответил паренёк, обречённо вздохнув.

— Друзья! — обратился Кайрил ко всем. — Пока нет новостей, их источником должны стать мы сами. У кого есть информация? Любые сведения будут полезны. Что вы знаете о Волнах? С какой стороны они бьют?

С минуту никто не отвечал — все были слишком заняты, чтобы обращать внимание на какого-то там бледного иномирца.

— Морской демон их поймёт, — наконец, ответил Дцер. — Бьют как хотят. Мы в патруле и не такое видели. Волна размером с гору! Когда ты, в компании двоих товарищей, на катере посреди океана, беспомощный как скорлупка, и не знаешь, с какой стороны прилетит эта гигантская дура… Матерь Морская! Тут не только обмочишься, но ещё и…

— Мы тебя поняли, Дцер, — прервала его Мюозе.

— Кто-нибудь засёк интервал между Волнами?

— Они бьют хаотично. Каждый раз, — помотала головой женщина в красном шарфе. — Какой смысл? Мы ведь не учёные. Нет? Даже они не могут. Не могут предсказать! Если даже они не могут, что мы можем? А?

— А хроники? Статистика? — он обратился к Орашу. — Хоть что-нибудь из этого.

— Шутишь.

Некоторые хохотнули и посмотрели на Кайрила как на глупого наивного ребёнка.

— Ораш имеет в виду, что статистика нам ничего не даст, — перевела Мюозе. — Мы в ней просто не разберёмся. Более того, — женщина развела руками, — она не работает.

— Мы должны знать, когда ударит следующая Волна! Как Волны связаны с сиренами. Кто и зачем пускает сирены. Тут должна быть какая-то логика, — он пощёлкал пальцами.

«Чёрт, как же хочется курить!» — подумал он, но заставил себя сосредоточиться.

— Ораш, найдётся лист бумаги?

Тот неохотно достал из-под барной стойки пачку салфеток.

«Лучше, чем ничего».

Кайрил попросил ручку, и написал в верхнем левом углу примерное время, когда ударила последняя Волна. Немного подумав, добавил знак вопроса. Разделив салфетку на две колонки, слева он написал «В», а справа — «С».

«Безумие, что я творю, какой смысл?!» — корил он себя, но продолжал лихорадочно думать. Это помогало избавиться от стресса.

— С этого момента, — обратился он к Орашу, — я буду записывать, когда и с какой стороны бьют Волны.

— Чтобы что? Изводить мои салфетки?

Марк Хоуп отложил ручку и пристально посмотрел Орашу в глаза. Впервые за долгое время, он потерял самоконтроль, и за спиной бармена звонко лопнула бутылка со спиртным.

— Оставь свои фокусы ба…

— Ораш Сисаль! — перебил его Кайрил, не отрывая взгляда. — Кто вы? Бармен? Или вы лидер этих людей?!

Ораш подался вперёд, положив на стойку мощные руки. В этом жесте не было угрозы, но чувствовалась мощь. Казалось, эти руки могли бы сломать похудевшему Кайрилу хребет пополам, и сделали бы это, если не тонкие техники.

— Давай, расскажи нам всем, какой ты умный.

— Вы не поняли, что я пытаюсь донести. Это не я расскажу вам всем, какой я умный. Это вы расскажете нам всем, кто вы: ещё бармен или уже лидер?

Ораш помолчал и, не отрывая хмурого взгляда от Кайрила, выпрямил спину. Последний продолжил:

— Оглянитесь. Выйдите на улицу. Там люди превращаются в зверей. И это я не о хшайсах.

— Пошёл во…

— Вы сами сказали, что я отсюда не выйду. И я, кроме как за гуманитаркой, отсюда не выйду, — Кайрил почти перешёл на шёпот. — Я умею доставлять вещи из точки А в точку Б, — неожиданно для Ораша, он протянул руку. — Я не умею командовать, а у вас, как я чувствую, в этом есть опыт. Так давайте начнём сначала. Каждый будет делать то, в чём силён. По рукам?

— Ловко ты умеешь чесать языком, — усмехнулся Ораш. Раздался хлопок рукопожатия. — Такие люди мне нужны. Только объясни мне, зачем эти записи?

— Я хочу понять, откуда берутся Волны. Они естественного или искусственного происхождения?

— А ты пошевели извилинами. Человек может поднять массу воды в миллионы тонн?

— А может ли человек построить города прямо над водой?

5

День и ночь слились воедино, и всё же бармен поддерживал чёткий распорядок. Ночью, во время сна, не разрешалось издавать даже чих. Наказание Ораш не придумал: бить он никого не хотел, а изгонять было бы слишком жестоко, и всё же люди слушались беспрекословно.

Тишину нарушали только вода, бегущая по трубам, гуд электрических ламп, которые здесь никогда не гасили, да гудящие от давления металлические опорные балки глубоко внизу. Время от времени по стенам и полу прокатывалась дрожь — так дрожал город, когда на него обрушивалась очередная Волна. Трудно было вообразить себе её масштаб, да и вообще мало у кого укладывалось в голове, особенно у иномирца, как вода — казалось бы, синоним податливости — может быть настолько разрушительной силой. А ведь это была такая же вода, что текла по трубам, какую люди пили, какой умывались, из которой на четыре пятых состояли сами.

Для многих тишина была хуже сирены. Страдали те, кому не хотелось спать, и среди них был Кайрил. Не находя точки, куда можно было бы направить взгляд, он то и дело мысленно сверлил чёрный потолок.

— Иномирец, — шёпотом обратился к нему Дцер, лежавший неподалёку. — А расскажи о себе. Где родился? Где вырос? Мы ведь ничего о тебе не знаем.

Приближалось утро, почти никто не спал, да к тому же после очередной сирены уснуть было крайне трудно. Кайрил оглянулся на барную стойку и заметил, что Ораш не спит. Бармен сидел на своём стуле и читал в наушниках.

Пожав плечами, Кайрил улёгся поудобнее.

— Я родился в Мире Полярной Звезды. В Стране Аргентина. Маленький провинциальный городок. Меня тогда звали Кристиан Маркес.

В голове раздался звук удара футбольного мяча о штангу. Будто из другой жизни. Из другой, параллельной, Вселенной. В каком-то смысле, так оно и было. Перед глазами предстали трущобы — старые грязные дома, громоздившиеся друг на друге, будто дворовые болельщики, которым не хватило мест. Он помнил, как ребята собирались играть за свалкой, как бегали по крышам наперегонки, оставляя на коленях ссадины и придумывая оправдания для родителей.

— Я часто убегал из дома, — признался Кайрил. — В поисках приключений, готов был облазить вдоль и поперёк хоть заброшенный дом. Я не боялся ничего — ни бандитов, ни наркоманов. То и дело меня тянуло к развалинам. Там я просто обожал находить какие-нибудь ценные, никому не нужные, вещи. Хм… конечно, я знал, что можно трогать, а что нельзя. Так, например, иглы и шприцы трогать нельзя.

Он вспомнил себя в восемь лет. В этом возрасте мальчик из трущоб, по имени Кристиан, обнаружил в себе дар двигать предметы, не прикасаясь к ним. Получалось очень слабо, но внимание к себе он вызвал нешуточное. После того, как, на глазах у родителей, он передвинул стакан с водой, судьба Кристиана испортилась на долгие годы.

— Они отвели меня к специалисту. Заставили повторить. Я повторил. Зря, как потом оказалось. После этого визиты к специалистам — этим противным дядькам в халатах — участились. Передо мной ставили разные стаканы, с водой или без воды и заставляли двигать. Дома я отрабатывал свой дар. Учёные задавали мне вопросы, брали кровь, кололи уколами, заставляли двигать стаканы снова и снова. Эти дурацкие ненавистные стаканы! В конце концов, я не выдержал и сбежал из дома.

— Сбежал?! — удивился Дцер. — У нас за это отдают в воспитательный дом.

— Долго я, конечно, не продержался. Прожил два дня под мостом, — он усмехнулся. — А потом меня нашли.

Кайрил лежал неподвижно, глядя в потолок.

— Мне стукнуло двенадцать, когда я снова всё испортил. Это было в мой день рождения. Мы с пацанами играли в футбол… вы знаете, то такое футбол? — многие покачали головами. Пришло вкратце объяснить правила. — Так вот.

Марк закрыл глаза и вновь стал Кристианом Маркесом двенадцати лет. Рыжее солнце освещало футбольное поле, будто гигантский прожектор. «Верхи» играли против «низов», это был матч-реванш. Кристиан играл за «низы». В этот раз его поставили центральным нападающим, и это был шанс, который Кристиан не имел права упустить. «Верхи» вели одиннадцать — десять. Близился к концу второй тайм. Требовалось срочно выровнять счёт, и с каждой минутой шансы утекали как песок сквозь пальцы. «Низы» устали, а команда противника, более тренированная, казалось, могла бы играть хоть до самого утра. И тогда Кристиан пошёл на отчаянный шаг: он выключил внутренний ограничитель, встал посреди поля и, глубоко вдохнув на «раз, два, три», резко выдохнул и ринулся вперёд, чтобы сделать то, о чём позднее пожалеет. Кристиан сосредоточил Энергию в своих пальцах, ударил ногой по мячу и мысленно протянул к нему незримую нить. Словно игла, нить пронзила мяч и двинулась дальше, зацепившись за точку на сетке ворот. А затем, когда мяч уже почти оказался в руках вратаря, Кристиан сдвинул нить влево. Мяч обогнул вратаря и влетел в сетку.

— Так я оказался под колпаком, — закончил бывший Кристиан Маркес.

— И что было дальше? — спросил Дцер.

— Мне пришлось стать агентом Доктрины. Я понял: или внедрюсь, или меня растопчут. Не подумайте, что я до сих пор служу Доктрине, — он задумался и добавил: — Этот мост уже сгорел.

— Как ты попал сюда?

— Долгая история. Если бы я только знал…

Теперь уже точно никто не хотел спать. По бару витала тихая шелестящая речь. Казалось, тут нет выживающих, и нет никакой войны, а есть обычные посетители, которые пришли отдохнуть. И ничего, что они все лежат на полу, подстелив под себя одежду. Мало ли, какие традиции в каком заведении? Ораш Сисаль даже подумывал после войны разрешить посетителям выпивать лёжа. Он и сам удобно расположился за барной стойкой, поворачивая иногда колёсико транзистора.

— Я рассказал свою историю, — повернулся Марк Хоуп к бывшему морскому патрульному. — Теперь твоя очередь.

Кайрил впервые разглядел морщины и плохие разреженные зубы у Дцера на лице. При первой встрече Дцер показался ему простым щуплым и нагловатым парнем с тесаком. Теперь же он увидел годы и годы, полные ужасов, бедности и болезней.

— Хе! Если я начну рассказывать все свои истории, — ухмыльнулся он, — не хватит и целого дня.

— Расскажи лучшую.

— Лучшую, говоришь? Есть такая. Мы с напарником дежурим на дальнем периметре. Скукота! Жарища невыносимая! Море как сковородка. Один из тех деньков, когда за день два-три вызова, не больше. Мы разделись до трусов — всё равно одеться могли бы за считанные секунды. Тут напарник говорит, что мы заплыли в зону миграции летучих рыб. Тогда как раз был период, когда летучки шли на нерест. Я-то думаю «Да ладно!» Хе! Не прошло и сороковой, как нашу лодку буквально атаковали косяки летучек! Мы, счастливые, думаем: вот-вот насобираем полные мешки, принесём домой, нажарим и наедимся досыта. И вдруг напарник бьёт себя по лбу и говорит: «Я забыл! Ведь они ядовитые!» Ах ты ж, каменная ты башка! Чё ты раньше не сказал?! Он вскакивает, машет руками и кричит мне, чтобы я бросал рыбу за борт. И тут мы, аккуратненько, по одной, кончиками пальцев, стараясь не касаться иголочек... ну, ты знаешь, наверное, у них иголочки на плавниках... бросаем наш улов обратно в море. Внезапно напарник столбенеет. Я, как бы сказать, немного в шоке с него — стоит, трясётся, и показывает на мои трусы. Я смотрю вниз, — бывший патрульный не выдержал и крепко выругался. — Плавник! Плавничище! Торчит прямо из моих трусов. Напарник. Что он делает? Он медленно, осторожненько, подносит ко мне свою руку и шепчет «Не шевелись». Я замираю. Во, сцена! Думаю, всё. Конец мне. Детей больше не настругать. Напарник плавно опускает мне руку в трусы, хватает эту тварь, вынимает и со всей силы швыряет её подальше. Ох, и натерпелся же я тогда! С тех пор мы не раздевались даже на дикой жаре.

6

В баре воцарилось веселье. Каждый делился своими историями, каждому хотелось поведать о себе остальным.

— Мы жили там, наверху, — сказал иномирцу бывший патрульный, указывая на потолок. — Там остались наши вещи, и всё, что у нас было. Никогда бы не подумал, что, спускаясь в бар, продержусь тут настолько долго. Обычно меня на одну ночь хватало! Да уж. Выпить я любил. А что ещё делать, когда остальные развлечения под запретом?

— Серьёзно? Запрещены?

— Ну, не то что бы так уж запрещены. На всё нужна лицензия. Я думаю, власти так выдавливают лишнее население из надводных городов. Они и так-то переполнены. Вот они и создают нам плохие условия.

— Это точно, — согласилась Мюозе. — Думаешь, почему в надводных городах стараются селить людей на месте работы? Чтобы не нагружать улицы транспортом. Конструкции и так-то держатся на честном слове.

— Тсс! Не неси крамолу, — саркастически выдал Дцер.

— Мюозе, — обратился к ней Кайрил. — Расскажи и свою историю.

— Я? Да мне и рассказывать-то нечего.

— Ну, же! У каждого из нас есть хоть что-нибудь, что можно рассказать.

— Ну, ладно, — женщина устроилась поудобнее. — Я — Илиаюша Мюозе. Работаю корпоративным медиком.

— Так ты с севера? — перебил её охранник. — Просто у тебя типичная северная фамилия. Северяне любят букву «ю».

— Да, они любят, — согласилась женщина, пожала плечами и о чём-то ненадолго задумалась. Похоже, она мысленно вернулась домой, к родным. В этот момент, Кайрил впервые разглядел эту женщину внимательно. Длинные чёрные пышные кудри, пусть и растрёпанные, красиво раскинулись по импровизированной подушке из серого пальто. Лицо женщины было загорелым, а на щеках красовался румянец. Живыми тёмно-карими глазами она постоянно что-то искала, куда-то вглядывалась. Можно было подумать, что Мюозе постоянно чем-то встревожена, однако едва заметные ямочки на щеках и чуть приподнятые уголки губ говорили об обратном. — Я из Сэммэ́та, — продолжила Мюозе. — Это архипелаг на севере, — пояснила она для иномирца. — У нас там тепло, — улыбнулась она, предаваясь ностальгии. Кайрилу было непривычно связывать понятия «север» и «тепло», но ничего необычного здесь не было, ведь Хиша находилась в южном полушарии. Мюозе продолжила: — Я выросла там, но в семнадцать переехала в Хишу. Здесь больше перспектив. Моя мама тоже была врачом, правда по другой специальности. Она была психологом, а я — иммунолог. Она родила меня поздно, в сорок лет. Мама застала ещё времена до Индустриальной революции. Лет шестьдесят назад, когда ещё не было надводных городов. Она тогда была совсем маленькой. Я всегда гордилась ею. Правда, идти по маминым стопам я не хотела. Она говорила мне — ты будешь отличным психологом, но я упиралась. Мне не хотелось изучать людям головы, мне больше было интересно, как наше тело борется с инфекциями. Когда я была маленькой, у меня была даже своя мини-лаборатория. А ещё у меня был домашний осьминог, — она хихикнула. — Все нормальные девочки заводят себе рыбок, а я — осьминога. Я назвала его Ююю́.

— Ха! Я же говорил — любят букву «ю»!

— Да-а, — немного смутилась Мюозе. — Он прожил у меня три года, а потом умер. Я так рыдала по нему. Даже настояла на том, чтобы похоронить его как человека — обмазать жиром, четырежды плотно закутать в непромокаемый саван, привязать к ногам груз, вывезти в море и плавно, со стропами, скатить в воду по ритуальной доске. Папа был на моей стороне — он даже согласился, чтобы мы плыли на его корабле. У него был большой красивый корабль с просторной палубой. Я сама распоряжалась похоронами, проверяла, насколько надёжен саван, не попадёт ли под него вода, и плакала, волнуясь, думая, что попадёт. Отец успокаивал меня, уверяя, что саван надёжен. Ритуальные службы отказались продавать нам похоронный камень, как для людей, в форме усечённой пирамиды, и пришлось привязывать обычный булыжник. Мы долго не могли решить, как привязывать. Я запретила папе и кому бы то ни было шутить про восемь ног. Верёвку обмотали вокруг тельца. Положили Ююю на прощальную доску и сказали последние слова. Папа заранее свесил булыжник, над водой — всё как на настоящих человеческих похоронах. Мы взялись за стропы и медленно опустили моего осьминога в море, пока саван не скрылся под водой, и только потом обрезали верёвки.

— Должно быть, Ююю был самым счастливым осьминогом на свете, — сказал Кайрил.

— Несомненно, был, — улыбнулась рассказчица. — В общем-то, это было моё самое незабываемое воспоминание из детства. А так, моя жизнь — это учёба, практика, снова учёба и снова практика.

— Расскажи что-нибудь смешное, — попросил её Дцер.

— Смешное? Ну, даже не знаю. Вряд ли получится. У меня в голове много сэммэтских шуток, но они понятны только на севере. Я рассказывала их тут, в Хише, но мало кто смеялся. Они, в основном, про жителей столицы. Про их ханжество и снобизм.

— Расскажи про иттешарцев, — предложил Дцер, и многие бурно поддержали идею.

— При иттешарцев? — оживилась Мюозе. — Вот это с радостью! — она села за барную стойку, чтобы остальным было лучше слышно. — Кх-кхм. Итак, про иттешарцев. Мало кто знает, что иттешарцы — прекрасные охотники. Одному иттешарцу поручили поймать трёх чаек. Ранним утром он взял лук и стрелы и вышел на пляж, — на словах «лук и стрелы» по бару пробежался лёгкий предвкушающий хохот. Иттешарцев всегда считали дикарями. — Прошло полдня. Иттешарец вернулся весь в поту и царапинах, в изорванной одежде. Его спросили, что же случилось?! Почему ты не поймал ни одной птицы? «Яа старайлся, — ответил он. — Но чайики такийе быстрыйе, такийе проворныйе. Я ползайл за ним по скалам, но не пойимал ни одной-й-й». Тогда ему сказали: «Хорошо. Тогда иди и налови крабов. Будем варить уху». Иттешарец пошёл ловить крабов, но вернулся только под вечер! Разумеется, ни одно краба он с собой не принёс. «А теперь-то что не так?! — заругали его. — Пляжи буквально кишат крабами!» «Я не смойг, — ответил он, понурившись. — Они такийе быстрыйе, такзападийе ловкийе, они таак й-йюрко прйячаутся в пеасок». Тогда ему сказали. «Ну, знаешь ли? Иди и добудь нам любое животное, какое только поймаешь! И не возвращайся, пока не добудешь». Иттешарец ходил очень долго. Его не было всю ночь. Только под утро, весь в поту, грязный и уставший, но довольный, он вернулся с полным пешком. «Ну, — спросили у него. — И кого ты поймал?» Иттешарец ухмыльнулся и ответил: «Я пойимал то жиавотное, которае мниэ по душе!» и вывалил на пол целую кучу пронзённых стрелами бананов.

Мюозе легко и звонко засмеялась, и большинство посетителей заразились от неё этим лёгким искренним заливистым хохотом. Им даже не столько понравилась шутка, сколь сама рассказчица.

— Это ещё не всё! — она вошла во вкус. — Мало кто знает, что иттешарцы — гении в математике. Иттешарский генерал построил бойцов и сказал: «Каждый из вас должен сбить по пять мишеней, — Мюозе постаралась изобразить строгий голос генерала. — За каждую пропущенную мишень вы должны будете отрезать со своей головы одну косу и принести мне». Один поднимает руку и спрашивает: «А если у меня на голове всего четыре косы, а мишеней целых пять? Как мне быть?» Генерал в ярости: «Ты что тут, самый умный?! А ну, сам становись на место мишени». Проходит час. Генерал возвращается на стрельбище. Солдат, поставленный вместо мишени, так и стоит. Генерал у него спрашивает: «Ну, что боец, решил задачу?» «Нет, мой генерал, — отвечает солдат. — Что-то ничего не приходит в голову».

Новый приступ смеха, на этот раз более бурный.

— А вот ещё один анекдот, — сквозь слёзы сказала женщина. — Всем известно, что иттешарцы очень суеверны. Приходит как-то иттешарец домой и застаёт свою жену в постели с шаманом. Разъярённый муж кричит: «Я убью тебя, хоть ты и шаман!» Выпрыгнув из постели, прикрывая наготу, шаман отвечает ему: «Не делай этого! Убивая шамана, ты навлекаешь на себя страшное проклятье! У тебя никогда не будет детей». Муж отвечает: «Куда мне ещё? У меня и так уже трое детей», на что шаман качает головой и говорит: «О, я бы не был так уверен».

В баре творилось что-то невообразимое. Не успев отойти от первых двух анекдотов, некоторые сорвались на полный голос, когда третья волна веселья накрыла их с головой. Никто и предположить не мог, сколько смешных историй может знать простая женщина-врач.

— Моя подружка по институту рассказывала мне много шуток, — призналась Мюозе. — Но кое-что я придумала сама, — сказала она не без доли хвастовства.

— Ты просто молодец, — Кайрил и остальные одарили её аплодисментами.

— Кто-нибудь ещё в этом баре ещё боится иттешарских грязнокожих дикарей?! — вскочил Дцер и поднял тесак.

— Нет! — дружно ответили хором люди.

— Если они сюда сунутся, пустим их на рыбий корм?!

— Да!!!

Кайрил не ответил. Смутное ядовитое сомнение прокралось ему в душу.

— Так, народ! — возгласил Ораш. — Я смотрю, бахм успел вас повеселить! Это значит что? Правильно — принимаемся за работу. По очереди подходим ко мне и получаем наря...

Не успел он договорить, как завизжала новая сирена. В этот раз, куда более противная — дребезжащая, будто сотни тысяч ос, летающих внутри железного купола. Теперь уже Кайрил не выдержал, заткнул уши пальцами до боли и согнулся пополам.

— Это когда-нибудь прекратиться?!

К счастью, эта сирена длилась вполовину меньше времени: всего около пяти с половиной минут.

— Иномирец, — Ораш махнул ему головой, а затем извлёк из-под стойки массивную книгу. Перевернув её, он открыл последнюю страницу и протянул Кайрилу ручку. — Семь тридцать три.

[1] «Хоуп» (по англ. Hope) буквально переводится с английского как «надежда».

1

Солнце взошло быстро, но пустыня ещё не успела прогреться. Хуже того, подул пронизывающий ветер, а здесь он чувствовался не так, как в городе — более «дикий», «наглый». Фред уже не спал, но ещё не хотел открывать глаза. Он поморщился и перевернулся, поёжился, затем сел и осмотрелся.

Бескрайняя белая пустыня. Ровная как лист бумаги. Бледная, как труп, и холодная как ад. Впрочем, ад для каждого свой.

Фред поднялся, размял руки и затёкшую шею. Отошёл на несколько шагов, чтобы посмотреть, что осталось от иммерти. А осталось больше, чем он предполагал ночью. Почти полностью сохранился фюзеляж, если не считать обвалившегося потолка, оторвалось одно крыло, другое увязло в песке. По краям фюзеляжа, будто гнилые зубы рассерженной ведьмы, торчали кривые пожелтевшие края разбитого стекла. Осколки разбросало на десятки, а может и сотни, метров. Благо энергетические мешки спасли пассажира и пилота от этих частиц. Если бы не Энергия, обломки сработали бы как поражающие элементы боевого снаряда.

Будить пилота не хотелось — Фред не представлял себе, что с ним будет, когда он увидит свою «Чайку» при свете дня. Но идти надо было сейчас.

— Эй. Нам пора. Идём.

— Никуда нам не пора, — тот отвернулся.

— И что? Так и будешь валяться? — Фред ещё с полминуты стоял над Фаинхом. Оглянувшись на пустыню, он попытался понять, в какую сторону лучше идти. Лишь в одном направлении, на самой кромке горизонта, маячили маленькие чёрные точки. — Если надумаешь, иди за мной, — пробормотал Фред и пошёл.

Предательские злые точки. Проклятые точки. Что если это обман? Или мираж? Хотя нет, мираж совсем не такой — он рисует море, а иногда пальмы и верблюдов. Здесь не было ни того, ни другого, ни третьего. Чем дальше продвигался Фред, тем больше хотелось пить. Сначала сильно, потом жутко, потом ужасно! Потом невыносимо. Он начал набирать в рот слюны и глотать. Пытался резко вдыхать воздух через рот, чтобы получить хоть каплю влаги. Думать о чём-либо другом, кроме питья, стало невозможно. Берроу даже решил, что смог бы соорудить лозу, и пройти по песку как лозоходцы, держа её перед собой. Раньше он не верил в этот способ поиска воды, и считал его шарлатанством, теперь ему захотелось в это поверить, лишь бы как-то утешить свою жажду и хоть чем-то занять голову.

По ощущению, прошло полдня. На деле же, солнце только-только достигло небольшой высоты. До зенита оставалась ещё целая жизнь, а идти нужно было прямо, не останавливаясь.

Точки на горизонте, между тем, выросли до очертаний оазиса. Конечно, это была радостная мысль — признать, что ты не ошибся, что нашёл-таки место, где журчат ручьи и можно вдоволь напиться, но к радости примкнула её уродливая сестра, шипящая, словно гадюка — скепсис. Где вода — там люди. Где люди — там хозяйство, женщины, дети, скот, продовольствие и, конечно, те, кто всё это защищает. Там, где есть люди, всегда есть и оружие. Примут ли эти люди чужака? Дадут ли они пришельцу ступить на священную землю оазиса?

Сомнения клубились, словно змеи. Фред уже и забыл, зачем он здесь. Зачем бредёт по этой пустыне, под палящим солнцем, в непонятную чернеющую на горизонте даль. Почему ему приходится думать о каких-то пустынниках, которые, возможно, лишь дикое кочевое племя головорезов?

Оклик из-за спины. Голос Фаинха. Неужели Сокол наконец-то решился встать? Оклик повторился и Фред посмотрел назад. Да, это был он. Пилот всё это утро шёл за ним быстрым шагом, бороздя песок усталыми ногами. Поравнявшись с Фредом, он рухнул на колени. Фаинх не произносил ни слова, только тяжело дышал. Его лицо покраснело от жары и покрылось градинами пота. Не стоило ничего объяснять. Только вперёд.

Чёрные силуэты пальм позеленели. Стало чётко видно, как раскачиваются деревья, как играют на солнце пальмовые листья. Проглядывались даже глиняные домики. Проплыла над кустарниками корзина. Оказалось, это женщина несёт её на голове. Рядом бегала собака. Жизнь потихоньку проявляла себя, хотя и старалась затаиться в тени, в глубине этой зелёной пальмовой рощи.

Фаинх радостно прибавил шаг. Ему хотелось пить так же, как и Фреду. Хотелось вытряхнуть из ботинок весь набившийся песок и напиться колодезной воды, а заодно и обнять ту женщину с корзиной. Однако Фаинх понимал, что последнему не суждено сбыться. А возможно, и первому, и второму. Пилот остановился. Схватился за грудь и в страхе сглотнул.

— Это «скорпионы», — прохрипел он. — Видишь, — он прокашлялся, прочищая горло. — Видишь крыши? Плетение крест-накрест. Типично для «скорпионов».

Чуть позже Фред и сам заметил, что крыши домов уложены сушёными листьями и переплетены в клеточку.

— Кто бы они ни были, это люди. Может, дадут воды? Покажут дорогу? Не все же халсейцы такие злые?

— Не знаешь ты халсейцев, — Фаинх обернулся. Вздохнул. — Идти всё равно некуда.

Он сделал шаг, нерешительно, будто по канату.

Та самая женщина с корзиной снова показалась из-за кустов. При виде чужаков, она что-то испуганно крикнула, поставила ношу на землю и скрылась за деревьями. Пару минут спустя, женщина вернулась, в сопровождении двоих мускулистых мужчин. У обоих на поясе были трубки, похожие на флейты. Только это были не флейты. Путники поняли это слишком поздно.

2

Сквозь туман проступило небо, затянутое седыми облаками. Прохладный ветерок пробежался по лицу. Шея болела. Пощупав её, Фред обнаружил тоненькую иголочку. Чуть позже он понял, что лежит на спине, на чём-то жёстком и усыпанном песком. Он привстал и заметил вертикальные палки, выстроенные частоколом со всех сторон. Прутья?

Встав и оглядевшись, Фред окончательно проснулся. Он находился в клетке, в одной из множества таких же клеток, выстроенных в ряд. С одной стороны находился проход, а за ним — ещё один ряд. С другой стороны — оазис, только теперь уже дальняя его оконечность. Посреди прохода торчали копья с нанизанными на концах чашами — видимо, факелами.

— Эй! Что за шутки?! — Фред схватился обеими руками за прутья и тут же отдёрнул — прутья были покрыты мелкими иголочками, которые очень больно впивались в руку. Умоляющим взглядом, он посмотрел на ладонь — только бы не пошла кровь. Но та пошла, множеством мелких красных точек. Фред присосался к ладони и вернулся на середину клетки.

«Так. Так, что же делать?»

Прежде всего, нужно было изучить обстановку. Под ногами твёрдый глиняный пол, усыпанный песком. В углу — миска с водой и ведро, а рядом — ворох сухой травы. Фред обратил внимание на других заключённых. Каждый из них, одетый в набедренную повязку, сидел в углу, спрятав голову между ногами и туловищем.

— Фаинх! — закричал Фред. Затем повторил ещё громче, в надежде, что хоть кто-то отзовётся. Он попытался рассмотреть те клетки, что стояли поодаль. Нигде не было ни признака пилота.

Твёрдо намеренный выбраться как можно скорее, Фред ещё раз лихорадочно прошёлся по клетке. Сел на солому. Попил воды. Та оказалась жутко тухлой. Но больше пить было нечего. Он сделал ещё глоток, плотно прижав губы к миске. В конце концов, не выдержал и выплюнул воду. Соседа по клетке этот жест, почему-то, очень возмутил. Тот даже осмелился вытащить голову на свет, на короткий миг.

— Чего-чего?

Фред приблизился к краю, чтобы выплеснуть содержимое чаши, но это вызвало чуть ли не истерику. Тогда он понял, или подумал, что понял, в чём дело, и предложил миску соседу. Заключённый отказался.

«Странный».

— Эй! — обратился он к соседу слева. — Эй! Ты говоришь на таросса? — потом к соседу справа, с тем же вопросом. Вышел на середину и крикнул во весь голос: — Здесь кто-нибудь говорит на таросса?!

Тут же со всех сторон зашипело — заключённые высовывали головы и шикали на неопытного новичка.

«Чёрт знает что», — смирился Фред и прилёг на траву, подложив руки под голову. Сидеть как все, свернувшись клубком, он отказывался и даже запретил себе. Хотя, злые мысли-змеи шептали ему, что скоро, возможно, его принудят так сидеть. Другого выхода не будет.

По проходу, нагло ведя дубинкой по прутьям, шёл надсмотрщик. Услышав его шаги, заключённые сильнее втянули головы. Некоторые, особо нервные, затряслись. Фред не понимал, зачем они так делают, и подражать не стал. Вместо этого он решил глядеть прямо в глаза наглым надзирателям, на свой риск. Повезло. Надзиратель не заметил его, отвлёкшись на заключённого напротив.

3

Наступил полдень, и он утренней прохлады осталось только воспоминание. С каждым часом пить хотелось сильнее, и вот уже стало понятно возмущение соседа по камере, когда Фред пытался выплеснуть пойло. Теперь это «пойло» постепенно превращалось в «божественный нектар».

Однако тяжелее всего было смотреть на колодец, который стоял на краю пальмовой аллеи под навесом. Несколько красивых девушек иногда черпали воду в кувшины, смеялись и плескались у колодца. Они с удовольствием пили воду, небрежно, проливая чуть ли не половину. Вода стекала по их подбородкам и шеям на грудь, а затем ниже, и падала крупными каплями на песок. Не сразу Фред обратил внимание на эту странность — уж очень показно девушки этим занимались. Он понял — эти красавицы тут неспроста.

Сосед слева опять что-то закричал.

— Да что ты пытаешься мне сказать?! Я не понимаю, — тут до него дошло. Фреду было известно, что удача иногда приходит в нужный момент. Благодаря общению с Фаинхом, он знал, что пилоты говорят по-английски, так как изучают термодинамику, заимствованную из Мира Полярной Звезды. Поэтому английский знали и Фаинх, и Аммерт. Вряд ли найдётся безумец, который попрётся в эту пустыню по суше, а значит, в основном, сюда попадают пилоты. Каковы шансы, что пилотом окажется и сосед? — Эй! Ты говоришь по-английски? Английский! Энхелиш.

— Энхелиш? — обрадовался тот и покивал. — Да. Я говорю на энхелиш.

— Пилот?

Пленник замолчал. Мимо прошли двое надсмотрщиков.

— Не хочу без языка остаться, — произнёс он, когда те миновали.

— В каком смысле?

— Здесь порядки такие. Много болтаешь — язык долой. Много ходить — ноги долой! А пытаешься вылезти — руки. Так что ты, парень, лучше сиди как все. Голову спрячь. А то, не дай Демиурге! И это... разденься.

Фред обратил внимание, что по-прежнему одет в толстовку, майку, штаны и массивные ботинки. Всё это он снял, аккуратно постелив на солому. Верхнюю одежду он положил на землю, а на толстовку — майку и штаны. Сверху постелил лоскутку, сняв всё, кроме набедренной части.

— Что это у тебя? «Вторая кожа»? — спросил сосед, делая вид, что ему всё равно. — Если мне не изменяет память, в Симмаратане её называют рэ́гума, а по-нашему — «вторая кожа», — он отвернулся. — Лучше сними. Надсмотрщики увидят — заберут себе. Штука очень дорогая. Скорпионы вообще любят вещи из Эттома.

— Что я, голым останусь?

— А тебе не дали тряпку на бёдра?

То и дело сосед поглядывал на одежду Фреда. Не проходило ни часа, чтобы этот любитель поболтать, пока нет стражи, снова не заговорил.

— Рэгума — вещь хорошая, — повторял он. — Вещь удобная. Говорят, она отводит тепло, когда жарко, а в холода греет. И ещё она впитывает пот. Убивает бактерии. Слушай, а отдай её мне, а? — сосед подполз на четвереньках к краю клетки.

— Ты из Эттома? — недоверчиво спросил Берроу.

— Да! Я раньше был большим человеком! Большим! Водил иммерти! У-у-у! А теперь здесь. Попал сюда. Да. Попал. Сижу тут. Сижу тут уже второй год.

— Как тебя зовут?

— Здесь у нас нет имён. Нет. Но раньше звали Куба́йт. Да-а!

Безумный огонёк полыхал у Кубайта в глазах. Чётко угадывалось, что он сделал бы со стражниками, окажись на свободе. Сосед нравился Фреду всё меньше.

— Скажи, ты умеешь молчать, Кубайт?

Сосед сконфузился. Отполз на сухую траву.

— Чего ты сразу так? — обиделся он и спрятал голову.

Всё же, совет Кубайта снять одежду помог — стало немного легче. Правда, ненадолго. Солнце упорно брало своё, вытягивая из земли все соки. Не хотелось дышать, двигаться и даже думать.

К вечеру жара спала, что, казалось, должно было дать повод для радости. Но по клеткам пробежался тревожный шёпот:

«Сейчас начнётся, сейчас начнётся...»

Когда в чашах загорелись первые факелы, стражники начали обход. Самые наглые из них стучали дубинами по прутьям, приводя узников в ужас. Именно эти — молодые и дерзкие — могли произвольно открыть любую клетку, за волосы вытащить заключённого и протащить его по коридору за высокий глиняный амбар. Через несколько минут узника возвращали. Часто плачущего, и всегда покрытого кровоподтёками, ушибами и ссадинами. Старшие охранники не позволяли себе такой дерзости, и били только тех, кто проявлял агрессию. Хотя, за агрессию они могли принять и взгляд, брошенный ненароком, и дерзкую позу, и даже поднятую голову.

Каждый надеялся, что до него очередь не дойдёт. Но надежды рушились, когда то одного, то другого уносили за амбар. Те, кто бывали там, боялись даже глянуть в его сторону. В свете вечерних факелов стены амбара казались красноватыми. Конечно, это была не кровь, а свойство местной глины, но тем, кого били, это было уже не важно. Фред до последнего был уверен, что его пощадят. Чуть позже он пожалел о своей наивности.

4

Фред лежал в углу, закрыв голову руками. Тело трясло, будто по нему пустили ток. Фред ещё не понимал, что избиение закончилось, а кровь на ранах свернулась. Боль по-прежнему вспыхивала то в боку, то в колене, но на руках, то в животе, разливаясь волнами. Эти волны ползли, расширялись, сливались и не уходили даже во сне, мучая до самого утра.

Наступила полночь, и надзиратели, наконец, ушли ночевать. Для узников это было первое за весь день облегчение. Стражники тоже хотели спать, ведь они, как ни странно, были людьми. Только это свойство всех без исключения людей давало узникам надежду на долгожданный отдых.

На ночь Фред оделся и съёжился на траве. Он уже почти заснул, когда на него снова упала тень. Вздрогнул, подумав, что это снова надзиратели. Пришли бить его. Но по ту сторону клетки стояла девушка с белой серёжкой в ухе. В руке она держала записку и робко озиралась по сторонам. Когда Фред поднялся и подошёл, она протянула записку ему в руку и хотела убежать.

— Постой! Я не понимаю таросса.

Девушка достала серёжку и протянула Фреду. В памяти у него щёлкнуло.

«Да это ведь моя серёжка! Мой переводчик!»

— Спасибо, а... — опустив глаза на бумагу, он увидел загадочные знаки. — Читать-то как?

К своему стыду, Фред забыл, как пользоваться атрибутом. В библиотеке эйров прибор включился автоматически. Прокралось сомнение: вдруг «скорпионы» его испортили.

Девушка постучала себе пальцем по уху.

— Эй, я не тупой! Я просто иностранец.

Та повторила жест и убежала, пока стражники её не заметили. Минут десять Берроу бессмысленно вглядывался в непонятные закорючки на светло-коричневом клочке бумаги — атрибут «отказывался» их переводить. То и дело он поворачивал записку в руке, чтобы поймать на неё скудный свет факела. Стучал себе по уху, по левому, по правому, по обеим сразу. Безрезультатно. Не сразу он догадался — стучать надо по прибору. Сделав это, он снова посмотрел на листок. Ничего не изменилось. Тут до Фреда дошло: атрибуту требовалось время, чтобы определить язык перевода. Фред попытался вспомнить, как выглядят английские буквы, и вот тут-то непонятные закорючки изменили свои очертания, чтобы оформиться в узнаваемые английские слова. Он мысленно поблагодарил Обби за столь нужный подарок.

Записка гласила буквально следующее: «Нет они говорить, кто есть. Фаинх».

Сперва было непонятно, но вскоре Фред догадался, что хотел сказать ему пилот. Он съел записку.

Кто знает, что могло бы произойти, если бы не это предупреждение? Соколу следовало отдать должное — даже в заключении, он думал не только о себе.

«Что если они узнают, кто я? Что если поймут, какая карта у них в руках? Смогут ли шантажировать Культ? Эйров? Надавить на Артэума?»

Только теперь Фред осознал, какую услугу оказал ему Фаинх, передав записку.

«Не говори им, кто ты».

5

Утром снова пришли надзиратели. Атрибут-переводчик Фред положил под ворох одежды, уповая, что одежду надзиратели не тронут. В этот раз, пленного повели в противоположную от амбара сторону. У Фреда с души упал камень. Это значило, что бить не будут.

Там, где кончались ряды клеток, бежал маленький ручей. Над ним проходил мост. Пленника провели по мостику. По ту сторону находилась плантация барбариса, и несколько загорелых женщин в платках собирали ягоды с кустов. За плантацией стояло небольшое искусственное озерцо, а ещё дальше — круглая площадка, окружённая забором. В центре площадки возвышалась хижина из пальмовых листьев. Возле хижины сидел старик небольшого роста, жилистый и худой.

Сильно надавив на плечи, Фреда посадили напротив старика. После этого конвоиры отошли и почтительно поклонились старику. Тот несколько минут жевал листья, не обращая ни малейшего внимания на происходящее. Открыв затуманенные глаза, старик вперился взором в узника и спросил:

— Как тебя зовут? — что удивляло, говорил он на относительно чистом английском.

Фред плохо соображал от жары и в полубреду машинально произнёс:

— Фред Берроу.

В тот же миг его отрезвило. По спине будто прошлись тысячи ледяных иголок.

— Иномирец?

— Нет.

— Почему ты врёшь? Судя по имени, ты явно из Сата.

«Откуда у тебя такие познания, дед?! — изумился Берроу. — Ты сидишь в этой дыре, посреди пустыни, и знаешь, как кого зовут в параллельных мирах?»

— Что ты тут делаешь?

— Тут… в Халсе? В вашем племени? В этом мире?

— Тут — это тут, — раздражённо ответил старик.

«Придётся идти ва-банк», — понял Фред, и вполголоса произнёс:

— Я — Саундар.

— Громче. Не слышу.

— Я — Саундар! — он поднялся на ноги, отчего перед глазами побежали чёрные точки. — Инкрим Артэум Тангер Ариста, прозванный Саундаром во Вторую Эпоху Эйров, что правил три тысячи лет назад. Бывший Чанхо и Сэйчан-Тоэли. Тот, кто повёл за собой тысячи народов ради великой цели — освободить Симмаратан.

Старик не отреагировал, а надзиратели только слабо хохотнули.

— Докажи, — зевнул старик.

— Завтра, — прищурился Фред.

6

Подняли до рассвета. Не дав ни раздеться, ни поесть, Фреда взяли под руки и отвели тем же путём, что и в прошлый раз, через барбарис, к вождю. Рядом со стариком, со связанными руками и ногами, сидел Фаинх. Выглядел он очень скверно. То, во что превратили Фаинха за три дня, не было тем лихим и задорным Соколом, которого Фред видел в последний раз. Фаинх осунулся, ссутулился, под глазами налились мешки, а взор — некогда острый и дерзкий — помутнел.

Старик не жевал. В этот раз он был спокоен и даже немного весел. Изредка он мерзко хихикал, говоря о чём-то со стражами, что стояли по краям площадки. Один из стражей ткнул в Фаинха палкой. Тот отреагировал как мешок. Стражнику этого не хватило, и он плюнул заключённому в затылок.

— Эй! — возмутился Фред, на секунду позабыв, где он. — Не смей больше так делать!

Стражник только презрительно глянул на Фреда и продолжил смотреть на Сокола, видимо, ожидая, что тот будет его развлекать.

— Кто ты? — старый вождь икнул, и стражники посмеялись над этим. Вождь не обиделся и даже посмеялся вместе с ними. — Да не бойся ты, Саундар. Мы ведь друзья? Так? Ты тоже можешь посмеяться.

Фред выдал кривую усмешку.

— Ну, так, что? Докажешь нам, что ты — тот самый Саундар, который правил три тысячи лет назад?

— Докажу, — улыбнулся Фред, глядя исподлобья. — Но для этого отпустите меня и моего пилота Фаинха.

Стражники лениво переглянулись.

— Если вы всё сделаете как я прошу, — продолжил Берроу, — я дарую вам настоящую власть. Пока вы лишь одно из множества племён. Встав под крыло Саундара, вы станете высшей кастой и будете править Халсе. Вам будут приносить дары каждый день, столько, что вам будет некуда их складывать. Любой мужчина из племени «скорпионов» будет иметь право на ночь с любой женщиной из другого халсейского племени, а вы, вождь, будете царём. И ваши потомки будут царями. И ваше имя будет прославлено в веках.

— Хм, — тот ненадолго задрал подбородок. — Звучит как сказка.

— Эта сказка может стать былью. Так вы согласны или нет?

Вождь немного подумал.

— Вы ничего не теряете, — сказал Фред.

— Допустим, я соглашусь, — ответил вождь. — Когда я получу желаемое?

— По срокам договоримся отдельно. Для начала, мне нужно знать точный ответ: да или нет? Я, так или иначе, приду к власти и построю Четвёртую империю, не в этой жизни, так в следующей. А будут ли «скорпионы» правящей кастой, либо останутся только в учебниках истории, зависит от вас.

Старик подозвал молодого советника. Те пошептались, и вскоре вождь племени Скорпионов задал вопрос.

— Какие ты даёшь гарантии?

Фред ощутил, как приятное покалывание разливается по телу снизу вверх.

— Моё условие таково: мой пилот остаётся у вас. Он будет жить не в клетке, а в доме. Спать на мягкой постели. Будет есть не объедки, а нормальную пищу. Будет получать столько воды, сколько попросит. Его не будут бить, не будут унижать. Когда я вернусь, я спрошу у него, как с ним обращались, и если ответ меня не удовлетворит, «скорпионы» навсегда станут врагами Саундара, и не видать им вечной власти.

Старик нахмурился и внезапно поднял голос.

— Ты смеешь выдвигать мне условия, червь?

Он щёлкнул пальцами и указал на Фаинха.

Стражник за спиной пилота сделал шаг вперёд и, одним движением, провёл Фаинху ножом по горлу. Быстро, ловко, будто срезал ананас. Тело Сокола рухнуло на песок.

Фред затрясся всем телом.

— Нет, — прохрипел он. В горле встал ком. — Нет! Нет!!! — он повалился на землю. Солнце, площадка, вождь и стражи расплылись, растворились в его слезах. — За что?! Почему?!

— Что же ты, вождь? — старик задрал подбородок. — Где теперь твой гонор?

Берроу продолжал смотреть на мёртвое тело Фаинха, будто это могло его оживить, и не верил, что пилота, который секунды назад был жив, теперь уже нет. Губы дрожали, он не мог произнести и слова.

Вождь, видимо, заскучал и махнул рукой. Фреда подняли на ноги и повели обратно в клетку. Ноги были как ватные. Привычная тропа, казалась выложенной острыми камнями, и тянулась невообразимо долго. Фред Берроу всякое пережил за двадцать три года, но ещё никогда у него на глазах не убивали человека.

«Неужели это того стоило? Неужели всё это того стоило?!»

1

Ночью улицы пустовали, однако народ не спал. Сидя по домам, или собравшись кучками в барах, офисах или магазинах, они то и дело выглядывали в темноту, сами не зная, чего ожидать. Иногда по платформе проходили трое военных, иногда — двое санитаров с баллонами раствора лимонной кислоты за спинами. Реже слышались вопли угольнокожих больных, которые затем прерывались — то ли от того, что хшайс утолил свою жажду плоти, то ли от смерти самого хшайса.

Мало кто в центре города заметил, как на фоне полной луны, высоко над шпилями зданий, пролетело несколько тёмных фигур. Издали могло показаться, что это огромные вертикально летящие стрекозы. Это были люди. Передвигались они на четырёхкрылых реактивных ранцах. Приземлившись на одной из крыш, они сложили крылья, нашли большой железобетонный люк и заложили взрывчатку. Сверху взрывчатку прикрыли переносным куполом. Бахнуло несильно, будто хлопок петарды. Убрав купол, один за другим, чёрные силуэты запрыгнули в люк.

«Вот мы и в черепе», — подумал иттешарский солдат, оказавшись в узком тёмном коридоре.

Верхние этажи пустовали, и солдаты могли продвигаться безо всякого сопротивления. Это настораживало, навевая мысль о ловушке слабых, но хитрых сенеллертцев. Что-то хрустнуло под ногой. Идущий впереди воин заметил, что пол усеян осколками стекла. Впереди, в кромешной темноте, слышалось пугающее нечеловеческое ворчание. Что-то было не так.

Воин нашарил выключатель на стене и повернул ручку. Загудели лампы, и жёлтый свет залил коридоры. Ворчание прекратилось, и это пугало ещё сильнее. Робкий шаг вперёд. Короткая крутая лестница вела на этаж ниже. Воин спустился, крепко сжимая в руках автомат. Он ожидал нападения или обстрела, но только не того, что увидел. Груда мёртвых изуродованных тел военных, с нашивками Сенеллерты. Кровь уже засохла. Казалось, ею выкрашен пол, небрежными хаотичными мазками. Стоял жуткий плотный смрад, от которого хотелось вывернуться наизнанку. Воина мутило, он опёрся о стену. Голос командира по рации привёл его в чувство.

— Авайка́й, — «железно» произнёс динамик.

— Воин номер пять тысяч тринадцать слушает! — преодолев тошноту, вытянулся стрункой солдат.

— Включи «рыбий глаз», Авайкай, — холодно, но терпеливо приказал командир.

— Виноват, — он надавил на кнопку на шлеме.

— Молодец.

— Все бледнорылые мертвы. Разве мы не первая группа?

— Вы первые. Не удивляйся гибели бледнорылых, Авайкай. Это сделали звери.

— Я боюсь идти вперёд.

— Боишься?! Воин Вечного Иттешара не должен бояться. Ты любишь свою родину?!

— Да!

— Ты любишь свою мать?

— Люблю.

— А своего отца?

— Так точно!

— Так иди. Не бойся. Звери тебя не тронут. У тебя есть амулет, Авайкай?

— Да, — воин достал амулет, висевший на его шее — небольшую полоску волчьей шкуры, пропитанной секретным составом. — Мама дала мне его от злых духов.

— Твой амулет отпугивает зверей. Ты можешь смело идти вперёд. В здании никого нет. Вы можете занять его. Звери уже сделали всю работу. Ваша задача — только выставить оборону. Удержите здание любой ценой!

— Есть, командир!

— Как полагается обращаться к командиру по новому уставу?!

— Отец. Простите, командир… Отец!

— А теперь иди выполнять приказ.

— Будет сделано, Отец!

Следующий коридор, этажом ниже, вёл в узкий длинный зал. Иттешарцы приготовились стрелять, когда в тусклом свете от лестницы увидели несколько тёмных силуэтов, но включив освещение, поняли, что это горшки с комнатными растениями, ростом с человека. Воины опустили автоматы. Здесь стоило продвигаться осторожно — твари могли прятаться где угодно. Зал состоял из множества стеклянных коробов с открытым верхом и высотой до плеч. Внутри коробов беспорядочно лежали стулья и столы. Всего несколько дней назад за этими столами сидели сотрудники бухгалтерии. Теперь же вся мебель была перевёрнута и сломана, а сами гражданские, в одинаковой песочно-серой униформе, напоминавшей армейский комбинезон, лежали на полу с истерзанными телами. У некоторых были раскромсаны черепа. Один из солдат чуть не поскользнулся на вязком розовато-белом веществе.

Грохот. Стол отлетел в сторону. Воины обстреляли мебель. Палили наугад. Из короба выскочила слепая тварь со свисающей угольно-серой кожей. Тварь переползла разбитую стеклянную перегородку, и, совершенно не обращая внимания на осколки, что впивались в её голые руки, стопы и колени, двинулась на четвереньках в сторону солдат. Сев на корточки, она на миг замерла, принюхиваясь и прислушиваясь, а в следующий миг пружиной прыгнула вперёд. Долететь она не успела, по крайней мере, живьём — иттешарец отскочил в сторону и накормил её градом пуль.

Повисло напряжённое молчание. Солдаты окружили мёртвое тело хшайса. Кто-то пнул его ногой и тут же отпрянул. Иттешарцы заметили, как над телом клубится серо-желтоватый пар, а на коже медленно проступают мелкие поры.

— Ты что наделал, выродок?!

— Ты переключил мощность?! — тут же набросился второй. — Переключил или нет?!

— Я… — растерялся тот, который стрелял, и спешным отработанным движением передвинул рычажок мощности на минимум.

— Быстро, уходим отсюда, — сказал Авайкай и поправил респиратор на лице.

По пути более опытный боец напомнил стрелявшему, почему нельзя убивать зверей. Солдаты Иттешара миновали ещё несколько этажей, заглядывая в разные коридоры и проверяя кабинеты, не осталось ли там живых и незаражённых. Не заставая никого, удовлетворённые, они спускались ниже, громко и безбоязненно топая сапогами.

Коридор разделился, и воины разошлись в очередной раз, осматривая этаж. Авайкай включил свет в одном из помещений. К запаху хшайсов, от которого не помогала повязка, здесь примешивался «аромат» протухших морепродуктов. Иттешарец понял — это столовая. Посередине валялись кучей столы и стулья. Как только столовую осветили яркие белые лампы, из-под груды мебели послышалось недовольное шипение. Столы зашевелились. Показались облезлые руки и ноги, выглянули головы. Иттешарец еле сдерживался, чтобы не пустить очередь по тварям, а его вспотевшие пальцы тянулись до спускового крючка. Но всё же, приказ есть приказ.

«Пули не для зверей», — сказал он себе.

Воин отступил и заметил, что со спины угольнокожих ещё больше. Весь коридор кишел ими, как старая консервная банка червями. Недовольные тем, что кто-то нарушил их сон, твари окружили пришельца. Они ползали, изредка вставали на ноги, вспоминая то человеческое, что в них осталось, и снова падали на четыре точки. Никто из них не мог понять, что не так с этим странным темнокожим волосатым чужаком.

Тут Авайкай заметил, что его нога кровоточит. Видимо, когда неопытный воин обстрелял стеклянную коробку, его задело то ли рикошетом, то ли отлетевшим осколком. Медленно, чтобы ненароком не разозлить зверей, он расстегнул сумку, закреплённую на бедре, достал бинт и антисептик. Поставив автомат на предохранитель, и повесив за плечо, он сел на пол, вытянул ногу, чтобы обработать рану. Твари не реагировали. Только иногда издавали жуткий сипящий свист. Иные делали «хш-хш!», выдавливая из горла боевой клич, но страх превозмогал их, не давая перейти на визг.

Иттешарец поднялся, подхватил за лямку автомат и поцеловал амулет.

«Слава Вечному Иттешару!» произнёс он про себя и двинулся в коридор за другими бойцами.

Солдаты Иттешара спустились по лестнице из офисного сектора в жилой. Здесь не было стеклянных коробов — только непрозрачные двери с табличками. Ото́аш Мисе́р, директор. Ке́скуак Дзим, глава коммерческого отдела. Итилиа́ра Ва́рус, начальница отдела по борьбе с контрпропагандой и саботажем. Все двери были открыты, а вещи в комнатах разбросаны. Солдаты оценили роскошь и простор некоторых жилищ, выходивших окнами на холодный индустриальный пейзаж. Командир — высокий, мускулистый вояка с мощным раздвоенным подбородком и единственной толстой косой, вошёл в апартаменты директора и рассмотрел вид из окна, наслаждаясь панорамой.

— Как тебе, Авайкай? — спросил командир молодого бойца. Стоя рядом с «Отцом», тот испытывал неловкость, чувствуя себя бледным мальчиком. И действительно, кожа у Авайкая была светлее, чем у командира.

— Мне больше по душе родные лагуны, пальмовые рощи и цветущие вулканы, — ответил тот.

— Ничего ты не понимаешь.

Квартиры, что располагались ниже, не могли похвастать своими площадями. В них проживали управленцы среднего звена, начальники охраны, счетоводы и кадровики. Ниже находились дома инженеров и химиков. Авайкай, освещал таблички фонарём. Он пытался прочитать их, проверяя свои знания языка Сенеллерты. Правда, имена говорили ему не больше, чем шёпот волн на ветру. Ленн Ара́ш, главный инженер. Нэш Саа́л, инженер по технике безопасности. Пи́раш Сонн, программист. У основания жилого сектора ютился обслуживающий персонал. Комнаты здесь были не больше кают. О́куа Дзиз, лаборантка. Пассато́н Дцер, охранник. Воин прошёл дальше и посветил себе под ноги. Он заметил, что в секторе жилья нет ни одного трупа. Из помещений доносилось недовольное шипение новых обитателей, по комнатам и коридорам были разбросаны шторы, подушки, одежда, но ни одно мёртвое тело не омрачало картину. Авайкай продолжил читать имена на табличках некоторых комнат. Ко́скун Ше́на, уборщица. Рашо́ре Ли́ус, охранник. Илиаю́ша Мюо́зе, корпоративный медик.

Жилой сектор остался позади. Предстояло пройти только один этаж — проходную. Здесь-то и располагалась большая часть трупов, причём лежали они двумя кучами, у каждого из выходов. На некоторых телах виднелись царапины и ссадины, одежда местами была порвана или растянута. И всё же, умерли они не от побоев.

— Разблокируйте двери, — приказал командир.

— Отец! — окликнул один из солдат.

Возле груды мёртвых, что скопилась у главного выхода, около руки охранника, лежавшего у пульта, валялся газовый баллон. На лице охранника застыл ужас. Он боялся не зверей, и не людей, что пытались прорваться, и даже не наказания. Охранник боялся самого себя, того, что он сделал, и будто просил прощения за содеянное. Его шея была порезана, а возле другой руки лежал окровавленный канцелярский нож.

Командир осмотрел нож, рабочего и тела. Он понял, что произошло и надменно, будто наблюдая гусениц, что застряли в собственном смертельном «хороводе», усмехнулся. Никогда ещё командир не чувствовал себя так близко к победе над Сенеллертой. Широко расставив ноги, он гордо возвысился над телом охранника.

— Он убил себя до того, как прибежали остальные. На нём нет следов насилия, значит, его не пытались остановить, — командир обратил внимание на баллон.

Спасение было так близко — в каких-то сантиметрах за стеклом. Люди уже чувствовали сладковатый запах свободы. Но прорваться было не суждено ни единой живой душе. Отчаянно толкаясь, тяжело дыша, глоток за глотком они наполняли свои лёгкие ядовитым газом. Вентиль баллона был сорван. Закрыть баллон или чем-то заткнуть было невозможно, да и некогда — газ уже наполнил помещение.

— Надеть респираторы! — приказал командир. Все бойцы немедленно подчинились. Командир слегка ударил ногой одно из тел и обратился к ближайшему солдату: — Кагарха́й, что за вещество?

Солдат присмотрелся и, прочитав надпись на шанасур, дал ответ:

— Хлорметан.

— Он тяжелее воздуха?

— Так точно. Газ имеет сладковатый запах. Я не почувствовал запаха, когда вошёл. Возможно, кондиционеры вывели весь яд.

— Лучше предостеречься. Какая-то часть газа могла остаться. Он горюч?

— Так точно.

— Никому не стрелять. Двери не взрывать.

— Отец, — Авайкай посветил фонариком на кодовый замок с небольшим табло, висевший на стене возле стеклянной двери. — Похоже, я знаю, как нам выйти.

2

Кайрил наблюдал верхний этаж. Сначала всё было как в тумане, но постепенно проступили неясные фигуры. Что было особенно тревожно, тёмные силуэты, выделяющиеся, словно сгустки кофе в карамельном молоке, не стояли на месте. Они были живыми.

Марк вернулся в своё тело.

«Так, сосредоточься».

Снова мысленный взор пересёк железный потолок и окунулся в «молоко». На этот раз картинка была яснее, хотя неподвижные предметы и люди по-прежнему проглядывались едва-едва. И всё же, сомнений не оставалось — это были вооружённые люди. Возможно, солдаты. Иттешарцы? Марк присмотрелся к захватчикам. Иномирец понял, почему иттешарцев называли грязнокожими. Это действительно были темнокожие выходцы с далёкого восточного континента. Их волосы были длинными, жёсткими и заплетёнными в косы. Несколько бойцов сидели по углам, некоторые лежали в полурасслабленных позах. Под боком у каждого имелась какая-то коробка или рюкзак. Марк задержался на этих коробках. Нет, это были не коробки и не рюкзаки. Это были реактивные ранцы. Выходит, они спустились сверху? С крыши?

Один из воинов гордо стоял в центре на прямых широко расставленных ногах. Наверное, главный. Другой сидел возле пульта, висевшего на стене, держа в руке блокнот. На пульте было небольшое табло, светившее непонятными жёлтыми символами. Солдат, сидевший у стены, и уже начинавший засыпать, внезапно очнулся. Марк вздрогнул. Какое-то мгновение голубые глаза как будто смотрели прямо на иномирца. Промелькнула мысль — что, если он тоже владеет тонкими техниками?

Неловкую мысль Кайрила прервал боец, стоявший в центре. Его басовитый глас и тон развеяли сомнения, кто тут командир. Парень у стены что-то сказал и зевнул. Командир прикрикнул на него. Тот оживился и посмотрел на табло. Что-то ответил.

Кайрил мысленно спустился в бар.

— Внимание всем! — поднявшись на ноги, он трижды громко хлопнул в ладоши над головой.

Люди неохотно зашевелились, протёрли веки.

— У нас гости, — он указал наверх. — Мы чуть было не проспали вторжение.

— Почему ты молчал? — выживающие повставали и постарались привести себя в порядок.

— Я заступил на дежурство только пять минут назад.

— Они нас слышат?

— Судя по их поведению, нет, — Кайрил замер. — Боже. Что я наделал?

— Что случилось?

— Я вспомнил кое-что. Чёрт, как я мог выпустить это из головы?!

— Ну же, что именно?! — терял терпение Дцер.

— Когда я походил к этому бару, я чётко слышал звуки. Голоса. Как будто стены сделаны из тонкой жестянки.

— К чему ты клонишь, — спросил Ораш. — Они нас… слышат?

Вместо ответа, Кайрил приставил палец к губам и, на всякий случай, проговорил одними губами, чётко артикулируя каждую букву:

«Всем тихо».

— Кхе! — крякнул Ораш. — Да успокойтесь вы! Оттуда нас не услышат. У меня хорошая изоляция на потолке?

— А как насчёт стен? — раздражённо высказался Кайрил. — Если они выберутся, нам крышка.

— Иномирец прав, — сказал Би́цо — полноватый красноносый мужчина, что когда-то заплатил за Кайрила.

— Я видел символы, — продолжил иномирец. — Я не умею читать на шанасур, только говорить. Мюозе, можешь прочесть? — он взял салфетку и начертил карандашом по памяти зелёные буквы, увиденные на табло.

— Здесь написано, — женщина пригляделась. — Следующая попытка один три делий. Что значит «делий»?

— Это у тебя надо спросить.

— Погоди-ка, — подошёл Сонн. — Марк, ты упустил один символ. Тут написано «тринадцать делений».

Не успел он договорить, как люди засобиралась, засуетились и начали одеваться.

— Постойте, вы куда?

— Почему ты раньше не предупредил?! — Илиаюша готова была ударить Марк по лицу. — Быстро, все, собираемся!

— Погоди. Стойте! — обратился он ко всем. — Куда вы пойдёте? У иттешарцев реактивные ранцы. Они переловят вас быстрее, чем коршуны цыплят.

— Так и есть, — кивнул бывший патрульный.

Выживающие положили свои вещи и с тревогой посмотрели на Марка. На Надежду.

— Мюозе, тринадцать делений — сколько это примерно в минутах? Погоди, — он посчитал в уме. — В сутках сорок сороковых. В сороковой сорок делений. — Значит, двадцать четыре на шестьдесят... разделить... тридцать шесть, — он пощёлкал пальцами, — получается, одно деление — девять десятых минуты. Я из Сата, мне привычнее в их мерах... Итак, значит, у нас около одиннадцати минут.

— Уже меньше, — поправила Мюозе.

— Ораш, дверь заперта? Насколько надёжен замок?

— А ты спроси у дежурного, кто отвечал за дверь.

Все уставились на Нэша. Мужчина средних лет в серой рубашке беспомощно оглядел остальных. Было заметно, как его руки тряслись.

— Я должен был запереть дверь? — едва слышно промолвил он и сглотнул.

— Твою мать, Нэш! — ударил Ораш стаканом по стойке. — Ты инженер по безопасности или кто?!

— Я, видимо, забыл…

— Ещё не поздно, — сказал Кайрил и обратился к женщине, что сидела ближе всех к двери. — Будьте добры.

Но женщина не сдвинулась с места. Сидя на лестнице, она застыла, будто парализованная, боясь оторваться от нижней ступени.

Девочка лет десяти, что сидела возле Бицо, тут же вскочила.

— И́дис! — крикнул ей отец. — Не смей!

Кайрил немедленно осмотрел верхний этаж с помощью тансуф. Время ещё оставалось — в этом он убедился, глянув на табло.

— Как это сделать? — обернулась Идис.

— Поверни ручку влево до щелчка, — подсказал отец. Было заметно, как вспотел его лоб.

Наблюдавшие за этим процессом как один затаили дыхание. Секунды тянулись, пока Идис не без усилия — замок оказался старым и плохо смазанным — поворачивала ручку.

— Есть щелчок! — доложила девочка. Все облегчённо выдохнули.

— Бегом ко мне!

Вприпрыжку, она спустилась к папе.

— Почему они не взорвут дверь? — шёпотом поинтересовалась женщина в красном шарфе.

— Возможно, дверь им ещё пригодится, — предположил Кайрил. — А вот насчёт этой двери я не уверен.

— Сколько их? — командным голосом спросил Ораш. Кайрил вернулся наверх и через полминуты доложил:

— Тринадцать.

Ораш упёрся мощными руками в стойку бара и подался вперёд.

— Все, кто заточил ножи, — на этой фразе только дурак не понял бы, что грядёт, — ко мне! Кто не заточил, пеняйте на себя! — грозно рявкнул он. — Сказано было — точим вовремя! Только теперь, когда нагрянул морской бес, будем чесаться. Всё, поздно уже! Выродки.

Десять мужчин, включая Дцера, сжимая в руках холодное оружие, выстроились в шеренгу. Бывший бармен, а теперь, фактически, командир, вспоминая боевой опыт молодости, вышел из-за стойки и оглядел бойцов.

— Эту ночь вы, возможно, не переживёте. Но я верю в вас! — он подошёл к каждому, по очереди. Кому пожал руку, а кого потрепал по плечу. — Вы распределитесь равномерно по залу. Так будет меньше шансов, что вас заденет пуля. Все двое — по обе стороны от двери. Ты целишь в брюхо, ты — в шею. Атакуйте одновременно. Постоянно держите друг друга на виду. Это всех касается! Да вы и сами знаете, — он едва не заплакал, и обнял последнего бойца в шеренге. — Я буду с вами. Ты, иномирец, — не глядя обратился он, — если прорвутся, постараешься… нет… сделаешь так, чтобы они стреляли в потолок.

— Не гарантирую, что долго продержусь.

— Так гарантируй! Остальные — на пол, лицом вниз, прикрывая головы руками, — он показал гражданским, а точнее тем, кому выпала доля гражданских, как надо лечь. — Поставьте столы парами, — велел он мужчинам, что остались без дела.

— На всех столов не хватит! — возмутилась женщина в красном шарфе.

— Кому не хватит, тех завалите одеждой. Я один должен за всех думать?! Пошевеливайтесь!

Кто-то предложил разбить пустые бутылки и разбросать осколки по полу, но Ораш тут же отверг эту идею.

— Надо смазать лестницу чем-то скользким! — выказалась Идис. — Дядя Ораш?

Тот промолчал. Обернулся к бойцам.

— Занять позиции! Приготовиться!

— У меня есть идея получше, — сказал Кайрил. — Ты хочешь, чтобы бойцы стояли на виду? Пусть они спрячутся под одежду. Выманим их сюда, на центр.

— И как же?

— Какой-нибудь ценный предмет, чтобы сразу привлекал внимание, но не выглядел как ловушка.

— И какой же это может быть предмет? Соображай, раз первым предложил.

Щёлкая пальцами, Кайрил огляделся. Оставались считанные секунды, чтобы найти решение.

— Не можешь, — усмехнулся Ораш. — Так я тебе скажу. Этим предметом, иномирец, будешь ты сам.

Некоторые возмутились, но хозяин бара их осёк.

— Раньше надо было думать! Всё! Время вышло.

И тут Мюозе начала снимать с себя одежду.

— Что ты… — начал Кайрил, но та перебила:

— Все отвернитесь!

Никто не смотрел. Кайрил занял место неподалёку, под двумя столами. Раздевшись догола, Мюозе придвинула стул и села почти в самом центре салона, стыдливо прикрывая интимные места. Кайрил не мог не восхититься её мужеству. Он проклинал себя, что это не он сидит на стуле. Но было поздно: там, наверху, уже открылись двери проходной. Жестокая игра на выживание началась.

3

Авайкай набрал очередную комбинацию, и замок приветливо пискнул, засветившись синим.

«Пароль верный», сообщала надпись на табло.

Все тела, что лежали между створками, были убраны заранее, и теперь ничто не мешало стеклянной двери вращаться. Дверь с противоположной стороны, ведущая в зелёный коридор, также разблокировалась.

— Наконец-то, — продрали глаза иттешарцы, поднялись со своих мест и поспешили на выход.

— Обойти здание по периметру, — отдал приказ командир. — Прочесать все мелкие магазинчики, бары, склады и ателье — весь первый этаж. Ни одного бледнорылого не должно остаться в живых. — Он поднёс рацию ко рту. — Внимание, наверху! Выгоняйте зверей.

Бойцы, рассредоточенные по этажам, немедленно принялись за дело.

— А ну, пшли! Пошли вон! — пинками, криками и угрозами расправы, солдаты старались расшевелить серокожих тварей. — Идите на воздух! На простор. Гулять!

В баре снова повисла тишина. Не та, когда ничего не слышно. Это была другая тишина — она буквально пульсировала в висках. Последний обратный отчёт. Больше не было никаких разговоров. Каждый молчал. Каждый знал, что делать.

«Вот он, — подумал Кайрил. — Момент истины».

Двое иттешарцев вошли в зелёный коридор, ещё один остался при входе. Один спустился к выходу на первый этаж, а второй остановился перед дверью, ведущей в бар. Прислонившись спиной к стене, приготовив автомат, он резко дёрнул дверную ручку. Дверь не поддалась. Авайкай вытянул отмычку, закреплённую специальными петлями на рукаве. Отмычка с тонким телескопическим наконечником легко регулировалась вращением колёсика. На вскрытие двери не ушло много времени.

Кайрил вспотел, наблюдая, как иттешарец методично, ловкими пальцами вскрывает дверь. Совсем других навыков, казалось бы, следовало ожидать от солдата.

Тишина достигла предела. Силой тансуф, Кайрил мысленно переместился в дверной замок, чтобы уловить малейшее колебание, каждый глухой щелчок.

— Поживее там! — подогнали Авайкая со стороны двери.

— Стараюсь! — отозвался он.

И тут замок клацнул. Образовалась едва заметная щель, и в эту щель тоненькой струйкой потёк свежий воздух. Теперь ничто не разделяло пространство между Иттешаром и Сенеллертой. Между смертью и жизнью.

4

Авайкай вновь прижался к стене и дёрнул дверь. Та отворилась настежь, и в следующую долю секунды иттешарский боец, перекатившись, на миг высунулся в дверной проём, чтобы выпустить автоматную очередь, но тут же замер. Опомнившись, он вернулся на исходную. Вновь осторожно выглянул, дабы понять, не почудилось ли ему.

— Что там? — спросил боец, дежуривший у входа.

— Никого, — ответил Авайкай, ухмыльнувшись уголком рта.

«Интересно, — думал он, — баба живая? Сидит, значит, вроде как, живая».

— Пойду обследую, — он постарался скрыть волнение и медленно вошёл.

Двое по бокам не успели даже сдвинуться с места: два движения, две очереди, два трупа. Он ухмыльнулся собственной догадливости, но в тот же миг дверь захлопнулась за его спиной.

Кайрил почувствовал опустошение, боль и чудовищный страх.

«Как он понял? Как он их увидел?!»

Мюозе дрожала, неловко гладила себя по рукам и ногам и сдерживала подступающие слёзы.

— Авайкай, что там у тебя? — спросил командир.

— Засада, отец! Я справлюсь.

— Действуй осмотрительно.

— Да, отец!

Медленно, враскачку, Авайкай спустился по лестнице. По пути, он сорвал с пояса гранату и выдернул чеку, крепко прижимая рычаг.

— Сколько вас? — спросил он на шанасур, не столько требовательно, сколько одновременно ласково и надменно.

Мюозе не могла произнести ни слова. Пальцы, казалось, жили своей жизнью, ноги не находили себе места.

— Я спросил сколько вас?!!

Девушка дрогнула и согнулась пополам, обхватив руками колени.

Тут в дело вступил Кайрил: одновременно схватив Авайкая за руку и горло силой танхум, он вышел из укрытия.

— Нас тут достаточно.

Ораш всё это время наблюдал из-за стойки через отражение на стекле бутылки. Он издал короткий, но мощный свист, и восемь бойцов выскочили из-за укрытий, чтобы окружить врага. Мюозе получила шанс отползти в сторону и одеться.

— Теперь ты докладываешь о том, что все мертвы, — сказал Кайрил, чуть отпустив горло.

Вместо этого, он развернулся на пятках, выпуская очередь. Бойцы в панике заметались кто куда, шестеро из них пали замертво, ещё один — Дцер — оказался ранен в плечо. Кайрил усилил давление на горло, но Энергия была уже на исходе, а кисть была куда важнее. Посетовав, что не удалось придушить врага, он всё же перенаправил силы на руку, сжимавшую гранату.

Авайкай ухмыльнулся, довольный результатом.

Оставшийся боец набросился из-за спины, успел вонзить нож между лопаток, но был отброшен каменным ударом. В этот же миг Дцер атаковал сбоку и наметил удар тесаком снизу по челюсти, но из-за травмы руки не смог поднять оружие выше пояса, и повалился на пол.

Кайрил сосредоточил все силы на руке, стараясь давить как можно больнее на чувствительные точки.

— Ораш, я его не удержу!

— Хватайте трупы и в атаку! — скомандовал хозяин бара и, разбив бутылку, выскочил из-за стойки. — У нас нет оружия, но у нас есть мы!

Далее сразу два события произошло в одну секунду: Кайрил окликнул Дцера и показал ему недвусмысленный рубящий жест по запястью, и в это же время Ораш, перекатившись через стойку, приземлился на обе ноги и, уклоняясь от выстрелов, кинулся в лобовую атаку с обломком бутылки. Орудуя одной рукой, иттешарец не смог удержать автомат, оружие повело, и пуля задела плечо Ораша по касательной.

В следующую секунду, Авайкай справился с инерцией, направил дуло точно в голову Ораша и выпустил очередь. Дцер к тому мигу обошёл врага со спины, добрался до руки иттешарца и, превозмогая боль в плече, вложив всю свою силу в удар, нацеленный в одну точку, отсёк руку, державшую гранату. Хлынула кровь. Кисть осталась висеть в воздухе, благодаря силе танхум. Ноя от бои, Авайкай выронил автомат и прижал к себе обрубок руки.

В третью секунду автомат с грохотом упал на пол. Этим тут же воспользовался Нэш, и, схватив оружие, наставил его на врага. Так всё было кончено.

«Победа», — сам себе не веря, подумал Кайрил.

5

Расслабляться было рано, ведь на рычаге гранаты теперь лежала мёртвая кисть Авайкая. Лишь сила танхум удерживала её от детонации.

— Найдите мне чеку! — попросил Кайрил, обращаясь ко всем.

Те, кто лежали, смогли выйти из укрытий и бросились на поиски маленького колечка, едва заметного на тёмном полу.

— Вот! — воскликнула Идис и подбежала с чекой.

— Отдай Дцеру.

Тот принял у девочки кольцо, подошёл к висящей гранате и, не сразу найдя нужное отверстие, вставил чеку. Теперь можно было выдыхать. Кайрил аккуратно опустил гранату на пол, и сам рухнул на колени.

Бой закончился, и лишь теперь людям пришло осознание того ужаса, который они только что пережили. Каждый вопрошал себя, что это было, и пытался прочесть ответ во взглядах других, но находил его совсем не там. Не в лицах живых. На полу. В застывших лицах мёртвых — тех, для кого минувшие секунды оказались последними.

— А вот теперь, — сказал Кайрил, посмотрев на иттешарца снизу вверх, — ты возьмёшь рацию и доложишь своим, что зачистил помещение.

— Наши скоро придут, — усмехнулся Авайкай, невзирая на боль. — И наших будет много.

— Не важно, сколько их будет. Здесь не будет нас. Передай им, что дверь заклинило, и ты не можешь выйти. Ор… — он чуть было не обратился к Орашу. Трудно было поверить, что этот человек мёртв. — Бицо, — печально вздохнул Кайрил. — Найди чёрный ход. Я знаю, он где-то есть.

Авайкай передал по рации то, о чём просил иномирец. В ответ послышалось: «Мы идём на подмогу».

— Скажи, что не слышишь их. Твоя рация повреждена.

Иттешарский воин вынужденно подчинился. Кайрил обратился к единственному уцелевшему бойцу:

— То́даш, — он молча указал на гранату, затем на дверь. Тот понял без слов. — А ты, — он сжал тонкой техникой левое — теперь единственное — запястье Авайкая, обездвижив руку, — только посмей об этом доложить!

Тодаш аккуратно подложил гранату под дверь и скатился по перилам.

— А теперь уходим.

— Что делать с этим? — Нэш, заметно осмелевший с автоматом в руках, деловито махнул головой на иттешарца.

— Он идёт с нами.

— Эй, народ! — позвал Бицо из-за барной стойки. — Я нашёл выход!

6

Тридцать два человека, измождённые, напуганные, грязные, шагали по ночной улице, ведя с собой пленного. Некоторые были ранены, и почти все не ели и не спали почти сутки. Брели неизвестно, куда, в поисках убежища.

Бар остался позади. Кайрил наблюдал пустоту перед собой, вспоминая минуту, когда он последним выходил через чёрный ход. Прокручивал у себя в голове, как одновременно выводил людей и, силой тансуф, наблюдал за дверью, удерживая гранату от детонации до тех пор, пока дверь не откроется.

Теперь, в абсолютном молчании, группа людей, потерянных, но не сломленных, мечтала о том, чтобы провалиться в полное забытье.

— Ни с места! — пробасил «железный» голос мегафона. Глаза путников ослепили фонарями. — Руки за головы! На колени!

— Мы — группа гражданских! — прокричал Кайрил, вставая на одно колено, стараясь не упускать из виду иттешарца. Положить на затылок он мог только левую руку, так как в правой держал автомат. — Мы ведём пленного!

— Оружие на платформу! — выстрел холостым. Солдат повторил требование. Кайрилу пришлось положить автомат перед собой. — Медленно отойти на три шага назад гуськом.

Тот повиновался. Военный подошёл и взял оружие, убедился, что оно иттешарское и поглядел на пленного.

Солдаты опустили фонари.

— Сколько вас? — было ясно, что военные заприметили группу задолго до того, как перехватили, и давно всех пересчитали. Вопрос был, скорее, для контроля — показать, кто тут главный.

— Тридцать два, включая меня и пленного.

— Ты идёшь со мной. Пленный тоже. Остальные проследуют в убежище.

1

Бессонными ночами Фред размышлял о Летающем Рабе.

«Аммерту удалось сразу вспомнить прошлую жизнь и искусство полёта, почему мне не удаётся?!»

До Фреда внезапно дошло: если Аммерт смог, значит это теоретически возможно. Оставалось только вспомнить прошлую жизнь. Инкрим изучал иллюзии. Даже после того, как он вышел из пещеры, будущий император до конца дней продолжал осваивать и совершенствовать Псичант. Он так и не стал нэфом, хотя и стремился к этому, зато иллюзиями овладел в совершенстве.

«Надо только вспомнить!» — заклинал себя Фред.

Ладони опухли от мелких ран, оставленных решёткой. Заметив это, девушка, что вернула ему «Переводчик», приходила утром и вечером, чтобы обработать раны. Постепенно, боль ушла, а раны затянулись. Каждый раз девушка, подобная ангелу, облегчала Фреду не только телесные, но и душевные муки.

«Останься. Поговори со мной», — умолял он, но боялся заговорить вслух, ведь каждый раз, когда она приходила, за её спиной стоял надзиратель. Фред знал: стоит произнести хоть слово, и не избежать побоев.

Прошло не меньше недели — самой длинной недели в жизни Фреда. Всё это он жил сразу в двух тюрьмах: внешней и внутренней. Внешней была клетка, а внутренней — его собственная голова. Не хотелось ни есть, ни двигаться, ни думать, ни спать — только пребывать в подвешенном полубреду. Даже избиения превратились в рутину, ведь палки касались только оболочки — тела, но не души.

Осознание пришло резко. Во сне. Фред очнулся ночью, под небом, полным ярких звёзд. Разбудил даже не кошмар, а мысль, которая пришла посреди этого кошмара: на этом всё может закончиться. Он умрёт здесь, в пустыне, среди дикарей. Проживёт ещё каких-то пару месяцев, а может и лет — сути это не меняет. Перед этим он потеряет все зубы, может быть, ослепнет, кожа обвиснет, а тело станет похожим на скелет. Потом появится ещё один пилот, и, чтобы освободить клетку, его, если повезёт, прикончат простым движением лезвия, как Фаинха. Так будет, если ничего не изменить прямо сейчас.

«Чтобы победить врага, нужно понять врага», — сказал ему кто-то в прошлой жизни.

В книгах об Инкриме Фред не нашёл информации о наставнике, что учил его тонким техникам, однако был уверен, что слова принадлежали именно наставнику. И в этом таинственный учитель был прав.

«Почему халсейцы такие? Почему они мучают и убивают пилотов? Может, потому что пилоты, а точнее те цивилизации, откуда происходили эти пилоты, делали с их предками то же самое?»

Он подумал о неконтактных племенах Мира Полярной Звезды. Не просто так они прятались в лесах. Они что-то знали о Большой земле.

2

Однажды утром, когда Фред уже потерял счёт дням, он попросил надзирателя отвести его к вождю.

— Я научу вас летать, — заявил он первым делом, как только увидел старика.

— Зачем это нам? — усмехнулся старик, жуя всё ту же траву. — Человек родился на земле, и ходить должен по земле. Разве у скорпионов бывают крылья?

«Вот оно! — у Фреда сильнее заколотилось сердце. — Вот она — их философия. Если я правильно понял, они презирают пилотов за то, что те предали землю. Ох, лишь бы не ошибиться!»

— Чтобы победить врага, надо уметь всё то же, что и враг, и немного больше, — ответил Фред.

Старик помолчал. Двигались только его скулы. Берроу не верил своим глазам: он на верном пути! Не дожидаясь, пока вождь заговорит, он продолжил:

— У вас есть пилот, по имени Кубайт, но он невменяем. И есть я, кто может переводить его бред во что-то связное. Вы, Великий Вождь, выучили английский, так почему бы не научиться и пилотированию?

— Куда мне в моём возрасте? — засмеялся вождь, а с ним и остальные. Воины подбодрили вождя: «Да вы ещё молоды!»

— Я не говорю о вас лично. Я говорю о народе «скорпионов». Только представьте, какой силой будет обладать ваш народ, как только захватит небо!

На следующее утро пленника молча проводили к самолёту в форме стрижа. Как понял Фред, это был самолёт Кубайта. Увидев свою машину, тот заплакал, а затем прижался всем телом к её металлическому брюху.

— Кубайт, — положил ему Фред руку на плечо, стараясь не испортить столь трогательный момент. — Ты будешь их учить, — и шёпотом добавил: — А заодно и меня.

3

Пустыню кропил дождь — мелкий и противный. От него песок превращался в кашу, липнущую к обуви.

«Как же глупо получилось», — от отвращения он плюнул себе под ноги.

Кубайт отказался учить «скорпионов». Только после побоев его удалось буквально заставить рассказать пару слов об основах пилотирования. Не выдержав, на Кубайта набросился уже сам Фред и, вывернув до боли кисть, произнёс на ухо:

— Либо ты их учишь, либо мы оба тут сдохнем.

— Скорее бы, — прохрипел тот.

Фред отпустил. Вздохнул.

— Дайте ему ещё два дня, — попросил он. — Может, образумится.

Но и через два дня, когда пленный пилот согласился-таки помогать, это не принесло результатов: то, что рассказывал Кубайт, было путаной теорией, а «скорпионы» жаждали практики. Понимая, к чему всё идёт, Фред заявил:

— Я сам буду учить вас.

— А ты пилот? — недоверчиво спросил вождь. Пришлось сказать правду:

— Нет. Но я успел кое-что освоить.

Ранним утром, ещё до рассвета, Фреда довели до стоянки иммерти. Сев за штурвал, он попытался включить машину. Конечно, ничего не получилось: вряд ли здоровая «птичка» стала бы садиться на земле «скорпионов». Тогда Фред вновь потребовал Кубайта.

— Твоя машина сломана. Что с ней?

— Д-двигатель, — выпалил тот. — Больше я вам ничего не скажу!

— Поможешь починить?

У пилота округлились глаза.

— Починить?! Это невозможно.

— Если разберём другие иммерти, сможем найти запасной двигатель?

— Починить… — схватившись за голову, Кубайт опустился на корточки и долго обдумывал предложение.

Весь день ушёл на то, чтобы разобрать остальные два самолёта. У одного двигатель тоже оказался повреждён, однако у третьего были неисправны лишь элементы управления. Вечер, ночь и ранее утро следующего дня надзиратели и Фред, под руководством Кубайта, потратили на то, чтобы переставить двигатель.

Уставший, но довольный, Фред отошёл подальше и скрестил пальцы перед тем, как пилот запустил двигатель на своём иммерти. «Птичка» приняла новое сердце, и это было настоящее чудо.

Предстояло самое главное и самое сложное — выбраться из пустыни Халсе, причём до того, как «скорпионы» научатся летать.

— Сначала я хочу протестировать машину, вместе с Кубайтом, — буднично сказал Фред. — Но у меня условие: с нами полетит один из ваших людей.

Он мысленно скрестил пальцы. Это был рискованный ход. Ради усиления эффекта, Фред добавил:

— Понимаю, ваш человек может погибнуть…

— Так и сделаем, — перебил его старик. — Гудра́м, — рослый плечистый воин сделал шаг вперёд.

Это был провал. И всё же, спасение явилось откуда Фред не ожидал — от той самой девушки, что когда-то принесла ему «Переводчик». Всё это время она находилась поблизости, и никто её не замечал. Девушка что сказала вождю на языке «скорпионов», указывая на клетки. Старик кивнул, и в ту же секунду два надзирателя пустились бегом.

«Что она задумала? — недоумевал Фред, и лишь когда надзиратель принёс и передал вождю атрибут, до него дошло. — Надо подыграть. Девочка, ты — гений!»

Фред изобразил панику. Судя по лицу вождя и воинов, получилось натурально.

— Что это? — спросил вождь.

— М-мой государь… — изменившимся голосом, который не стоило труда «сломать», Фред вытянул вперёд руку, без особой надежды получить обратно свой предмет. — В этой штуке… вся моя жизнь… это… это подарок от…

Вождь прищурился и крепко сжал в руке «Переводчик». Фред содрогнулся всем телом и схватился за сердце. Поймав себя на мысли, что переигрывает, он выровнял дыхание, выпрямился и попросил:

— Великий Вождь, мой государь, — для убедительности, он опустил голову. — Простите, что скрывал это. Не спрашивайте, где я прятал эту вещь…

— Я спросил, что это?!

— Мой… талисман, — не придумал ничего другого Фред. — Это семейная реликвия.

— Значит так! — старик подбросил и подхватил атрибут. — Сделаешь круг и вернёшься. Иначе я твою реликвию сломаю собственной рукой. Ты меня понял?

— Понял вас, — он поклонился ещё ниже. — Сделаю круг и вернусь.

Девушка сказала что-то ещё, упомянув имя Гудрама. Вождь немного подумал, кивнул и приказал Гудраму вернуться в строй.

— Полетишь один.

4

«Стрижа» поставили на длинные деревянные рельсы. Нужно было только разогнаться по ним, стараясь не сбиться с пути, иначе можно было застрять в пустыне надолго. Даже не представляя себе, что делать дальше, Фред залез в машину. Внутри всё было так же, как и в «Чайке», разве что панель другого цвета — коричнево-кремовый, вместо чёрно-голубого. У штурвала лежало несколько листов бумаги. Фред узнал почерк — тот же, что и на записках. Фаинх оставил ему инструкцию.

«Шмимкрим, это моя последняя записка. Я пишу эти строки, зная, что скоро меня казнят. Я пытался объяснить им, что без пилота ты не сможешь улететь, но они не хотели слушать. Мне придётся научить тебя пилотировать уже будучи мёртвым. Знаю, невозможно изложить все основы управления иммерти на трёх страницах, но я постарался объять самую суть. Управлять иммерти не сложнее чем велосипедом. Главное — практика. Машина устроена так, что самое сложное делает сама. Ты должен только вовремя поворачивать кристаллы и нажимать на кнопки, которые видишь на приборной панели».

Далее Сокол простым и лаконичным языком описывал, что и когда нажимать, крутить и дёргать. Как нужно следить, чтобы машина не накренялась, как ускоряться и ловить энергопоток, и, самое главное, как входить в «форс» и выходить из него.

«Сразу высоту не набирай. Покружи немного, затем медленно двигай рычаг на себя. Бери поначалу не больше семи градусов».

Фред еле сдерживался, чтобы не заплакать, читая это. Он не мог поверить, что Сокола больше нет. Что от него остались только три листочка кривого почерка, с инструкциями. За короткое время пилот, по имени Фаинх, стал Инкриму лучшим другом. А теперь его не было. Его отобрали. Простым движением руки.

«Дождись, когда загорится синий огонёк, слева сверху от кристалла семь-семнадцать большая лампочка, ты сразу увидишь. Нет, не эта! Левее. Правильно. Когда она загорится синим, это будет означать разрешение на полёт. Когда горит жёлтым — не вздумай, слышишь? Не вздумай взлетать. Энергопоток ещё не готов. Запомни: синий — можно, жёлтый — нельзя. Если в полёте загорится жёлтый, начинай кружиться на месте, пока снова не будет синий. Далее. Когда летишь, учитывай скорость и направление ветра...»

В конце, в виде постскриптума, Фаинх добавил:

«Главное тебе — долететь до Симмаратана. На карте он обозначен как СМРТ. Садиться ты не умеешь, поэтому бей машину смело — главное выживи сам. Удачи тебе, Инкрим-Шмимкрим! Доберись до Симмаратана! Стань хорошим вождём. Передавай от меня привет эйрам, особенно Виноградной Лозе. Пока! До следующей инкарнации».

Фред дождался, пока небо прояснится. Дождь давно кончился. Облака рассеялись, и теперь казалось, что тут вообще никогда не бывало дождя. Но синяя лампочка не загоралась ещё долго. Невыносимо долго.

5

На чёрном экране появилась интерактивная карта. К счастью, деление поверхности Земли в открытых мирах было почти такое же, как и в Сата — те же, знакомые со школьной доски, параллели и меридианы, широта и долгота, а многие термины вызывали дежавю. Например, полюс назывался «эква́ир», а экватор — «пе́ле». Справа от себя Фред нашёл ящик, в котором лежало несколько непонятных предметов. Два из них он узнал — световое перо и лекало. Именно они-то и были нужны. С их помощью Фред без труда провёл по карте кривую линию маршрута — от красной точки, отмечавшей, как надо понимать, текущее положение, до точки на западе «Испании», обозначенной как «СМРТ».

Фред повернул кристалл и аккуратно качнул один из рычагов. Трудно было в это поверить, но машина поддалась нехитрым манипуляциям и зарычала. Звук был немного не таким, как у «Чайки», но всё же доставлял ни с чем не сравнимое чувство, будто сидишь на спине у доброго пустынного зверя, сильного как тигр и послушного, как слон, и готового везти тебя в далёкие края. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

«Хватит с меня, — твёрдо решил Берроу. — Лечу в Симмаратан».

Иммерти бодро покатился по рельсам. Это продолжалось несколько секунд. Затем ушёл вправо и застрял.

«Нет! — он схватился за голову. — Сказано же было — держать за штурвал. Тупой осёл!»

Фред испугался, что не сможет ровно держать управление и пустил машину катиться самой. Это и было его первой ошибкой. Однако ничто не даётся с первого раза. К облегчению Фреда, Сокол упомянул и об этом: «Если собьёшься с рельса, дёргай рычаг, слева от себя, на сорок пять градусов вниз». Фред это сделал. Машина чуть приподнялась, видимо, на автоматическом домкрате, и отъехала назад. «Теперь веди назад до упора». Иммерти остановился там, где начал.

Так повторялось ещё раз семь, пока Фред не научился-таки ровно держать «чёртов руль». Пошёл девятый час, как Фред пытался поднять «птицу» в воздух. В салоне становилось душно и жарко, а про кондиционер в инструкции ничего не было написано. Фред решил поспать, чтобы набраться сил. Перед этим, он в очередной раз откатил машину на исходную, чтобы не возиться, когда придёт время.

Проснулся, когда перевалило за полдень. Огонёк сиял ярко-синим. Фред заторопился, ведь он не знал, сколько уже действует разрешение на полёт. Снова взяв листы, он ещё раз перечитал инструкцию, вполголоса бормоча каждое слово.

Самолёт набрал нужную скорость. Получилось. «Птица», наконец-то, оторвалась от земли.

«О-ох, Господи, я это сделал!»

Фред облегчённо выдохнул. Самолёт летел, ненавистная тюрьма отдалялась, мокрый песок больше не валялся под ногами — он бежал, и бежал, ускоряясь, обратно, в сторону тюрьмы. Где-то там, внизу и далеко позади, остались озлобленные халсейцы. И это было бесподобно.

Испытания, всё же, только начинались. Как и предупредил Фаинх, самым сложным оказалось вывести машину на высоту. Так и хотелось нарушить предел в семь градусов, но когда иммерти чуть не повело, Фред понял — лучше не рисковать. Волнение миновало, когда машина поймала энергопоток и пошла над морем, плавно, будто по гладкой ледяной горке. Теперь можно было спокойно откинуться в кресло и расслабиться.

Наконец-то Фред разобрался с кондиционером, и салон окатила приятная прохлада. Не хватало только музыки. Впрочем, Фред был уверен — она где-то есть, и надо только разобраться, как её включить.

Море, в этот раз, было серым и даже немного скучным — небо снова затянули облака. В прошлый раз, когда «Чайка» пересекала океан, тот казался более живым, молодым, жизнерадостным. Он был куда больше, чем эта гигантская лужа. Море словно состарилось и покрылось морщинами-рябью, словно за несколько дней кто-то выпил из моря все его соки, или будто оно тоже побывало в тюрьме.

Фред и решил немного поспать, однако спать теперь не хотелось. Да и кресло не давало уснуть — оно легонько вибрировало, стоило пилоту погрузиться в дрёму. В ящике имелось несколько журналов, но все они были посвящены самолётам и их деталям. Берроу в них не разбирался, и закинул журналы обратно.

6

Прошли не менее двух часов, протянувшихся как целых полдня. В какой-то миг Фреду подумалось, что уже пора долететь. Но, судя по карте, до континента оставалось ещё далеко. «Стриж» летел на запад, над морем, и море от этого казался безбрежным. Хотя, иногда из тумана вдалеке проглядывали изломанные берега, чтобы снова скрыться. Фред посмотрел на волны и заметил уже знакомый клин из белых шаров. Такие же он видел по пути на восток.

«Хоть какое-то разнообразие».

Стало холодно — новоиспечённый пилот лишь сейчас обратил внимание, что так и не выключил кондиционер. Он повернул синий кристаллик. Самолёт тряхнуло.

«Что это? — он выглянул в окно. Открыл ящик и достал инструкцию. Тряхнуло ещё раз, уже сильнее. — Нет, нет, только не опять».

Сначала Фред подумал, что это от попытки выключить кондиционер, но когда он довёл кристаллик до щелчка, и охлаждающий механизм отключился, ничего не произошло.

«Воздушные массы? — промелькнула робкая мысль, и тут же самолёт забросало как щепку. Вправо, влево, вправо! Словно невидимый воздушный бульдог нашёл себе новую игрушку. — С меня хватит!»

В инструкции было сказано: «Если будет трясти, попробуй сменить эшелон. Это не трудно». Далее инструкция описывала нужные действия. Снова плавная смена высоты под углом не больше семи градусов. Слава Богу, это Фред уже кое-как умел. Берроу выполнил всё в точности, как написано. Машина сменила высоту и теперь летела пониже.

«Спокойно, вождь, — утешил себя Фред. — Дома тебя ждёт твоя башня-шестигранка. И верные подданные. Ты не должен их подвести, не вернувшись».

Снова те же помехи. «Бульдог» не отставал. Не придумав ничего лучше, Фред ещё раз снизил высоту.

«Если войдёшь в «форс», высоту не повышай. Крепко держи штурвал. Выравнивай машину, как только почувствуешь, что она даёт крен. Остальное она сделает сама. Если тряска будет продолжаться, снова снижайся. Рано или поздно, она пройдёт. Тогда лети ровно, пока не войдёшь в поток, а после — медленно набирай высоту».

Карта погасла. С нею — ещё несколько кристалликов. Править теперь стало труднее, но иммерти по-прежнему слушался.

«Куда теперь лететь?»

Конечно, иммерти подчинялся потокам Энергии, и летел строго заданным маршрутом — так было написано на листочке. Но имелась одна приписка, которая вносила сюда повод для паники: «При нормальных условиях». Что бы это значило? Отключение карты — нормальные условия? Чтобы подстраховаться, Фред решил следовать за летающими шарами. Он помнил их в Симмаратане, а значит, оставалась, пусть и слабая, но надежда, что летят они именно туда.

Над морем темнело, но, к счастью, на шарах мигали лампочки. Потерять их из виду, на фоне монотонной тёмной воды, умудрился бы разве что слепой. Ужасно хотелось спать, голову тянуло вниз. Горе-пилот резко очнулся и на долю секунды запаниковал, не увидев лампочек, но тут же заметил их далеко справа, после чего скорректировал курс.

Когда он проснулся, было уже темно. Огоньки пропали. Теперь ничего не было видно. Только обрывки бушующих волн ночного моря появлялись и пропадали внизу. Иммерти летел почти над самой водой.

«Сколько времени? Я что, уснул?»

Почему-то кресло не сработало. Фред заметил тонкую линию рассвета позади. Радовало, что верная металлическая птица не сбилась с курса — иммерти по-прежнему летел на запад, но почему так долго? Он должен был давно прилететь в Симмаратан. Сначала Фред усомнился, подумав, что принимает закат за рассвет, но сомнения развеялись, когда линия стало ярче. Солнце действительно плавно поднималось над морем.

Впереди, на горизонте, показалось сооружение, похожее на нефтяную платформу. Затем проступило больше очертаний, платформа расширилась. Потом расширилась ещё. Когда стало светлее, Фред заметил — это не платформа, а... чёрт знает, что. Оно занимало весь горизонт. Видение? Фата-моргана? Это было не похоже на берег. Что угодно, только не берег.

«Это не Симмаратан», — Фред начинал паниковать. Пришлось признать — он действительно потерялся. Огоньки привели его не туда. Наивно было следовать за ними — Фред понял это только сейчас.

Он вовремя сообразил, что надо уже набирать высоту, ведь исполинское строение приближалось. Никого подобия эхолокатора Фред не нашёл, и расстояние до платформы приходилось определять на глаз. Учитывая то, насколько угрожающе-медленно та росла над горизонтом, нетрудно было понять: расстояние немаленькое, а значит и платформа возвышается над морем не меньше чем на десяток метров. Нет, больше — на двадцать. Или на пятьдесят. На семьдесят. Фред осознал только одно — платформа больше чем кажется.

«Вверх. Сейчас!»

Он дёрнул на себя штурвал. Немного не рассчитал силу. Больше семи градусов. Опасно! Фред попытался это исправить, но машина не слушалась. Она сорвалась, будто вкусила ядовитый вкус свободы, и ушла в такой крутой угол, что платформа перед нею рухнула куда-то под ноги, а сама металлическая птица уставилась носом прямо в небо. Как ни пытался Фред унять беспокойную машину, её получилось только раскачать. И даже это оставляло бы надежду, если бы не громадная чёрная фигура, из ниоткуда возникшая впереди… точнее, сверху. Чёрный крест, или странная туча, или... птица. Громадный чёрный ворон. Фред попытался затормозить. Бесполезно. Перепутал педали. Отступить или развернуться было невозможно. Фред решил идти на таран. Сжал руками штурвал, зажмурился, вдавил акселератор до предела.

Три, два, один... и снова три, два, один. Когда же? Когда?! Осмелившись открыть глаза, Фред понял, что над головой только ясное синее небо. И больше ничего.

Он выровнял иммерти и глянул вниз. Но и там была пустота. Самолёт будто опрокинулся и ударился о незримый уровень, а затем, «прокатившись» ещё немного, начал терять высоту. Фред разглядел платформу. Да, она была больше, вот только Фред и предположить не мог, насколько. Целый город. Город на воде. Как будто огромная микросхема: дома-коробки, блоки, шпили антенн, башни и трубы составляли её элементы. Всё это предстало как на столе, освещённое первыми лучами рассвета.

Он запомнит это надолго — яркий свет, это радостное, казалось бы, утро, и при этом, очень холодное, жутко холодное. Где-то далеко внизу бегали люди, радостно махали руками, а он замерзал до костей. Фред Берроу не верил, что всё это происходит на самом деле.

Платформа стремительно увеличивалась. Нужно было срочно что-то делать, иначе красота, которую он наблюдает сейчас, станет последним, что он увидит в своей жизни. Фред всеми силами пытался выровнять машину, набрать высоту, лечь на поток — но нет! Никакого потока больше не было. Никакой опоры. Никакой надежды.

Когда дома и блоки со шпилями оказались настолько близко, что Фред разглядел их окна, он понял — слишком поздно. Пробил озноб. Голова закружилась. Платформа приближалась и приближалась.

1

Ранним утром, после допроса, Кайрила отпустили к остальным выжившим. Всех разместили на складе, оборудованном под убежище. Надо было отдать должное сенеллертским военным — они вошли в положение Кайрила и не стали разлучать его с теми, с кем иномирец успел породниться кровью.

Огромные стеллажи, а также просторный пол, были завалены матрасами. Те, кто не спали, привставали, чтобы увидеть новоприбывшего. Поползли слухи о том, что это едва ли не чантар, а может и нэф из другого мира, или, как тут называли всех иномирцев, колдун. Но, несмотря на, казалось бы, особое положение, Кайрилу дали место среди «простых смертных» — на одном их верхних стеллажей.

Располагались долго. Многие из тех, кто ютились на складе дольше, были недовольны тем, что приходится потесниться. Новенькие прозвали их «складскими», а те новеньких, в свою очередь, «барными». Не успев разместиться, «барные» уже получились статус париев — их оттеснили на края, несмотря на то, что военные чётко указали, кому где спать.

«Складские» отличались большей покорностью и медлительностью. За несколько дней, проведённых на складе, они потеряли чувство времени и всякий интерес к тому, что происходило снаружи. Некоторые играли в незамысловатую игру, наподобие «Камень, ножницы, бумага». Если «барные» пытались делиться новостями, либо просто общаться, на них недовольно шикали. В конце-концов, последние замолкали, и склад погружался в гнетущую тишину, прерываемую воем сирен каждые несколько часов.

Кайрил не мог уснуть, хотя организм буквально ныл, требуя сна. В то же время, разум умолял хоть о каком-то занятии. И Кайрил его нашёл — вспомнил, что у него в кармане ещё сохранилось несколько листов бумаги, что дал ему Ораш. На этих листах он ещё в баре начал записывать время Волн и сирен. Позже он перестал записывать сирены, так как те звенели каждые шесть долей, и фиксировал только Волны. Уже два дня Кайрил не делал записей, и решил восполнить пробел. Узнать о Волне не составляло труда, ведь каждая Волна сопровождалась особой сиреной — не такой громкой, но более протяжной.

«Надо найти закономерность. Интересно, военные что-то знают?»

Кайрил то и дело искал удобного случая подойти к одному из солдат, но солдаты постоянно были заняты. Отвлекать их по таким пустякам было всё равно, что попросить: «Ударьте меня, пожалуйста», и те щедро раздавали удары. Бывало, что солдаты по двое или по трое избивали пару-тройку гражданских, что заплутали в нарушение тихого часа. И всё же, после обеденного сна, Кайрил спустился с верхнего стеллажа и прямо подошёл к военному.

— Господин офицер, у меня есть информация о Волнах.

Обращаться к военным в Сенеллерте нужно было именно «господин офицер», невзирая на звание, пусть даже перед тобой рядовой.

Солдат, надвинув на лоб каску, гордый оттого, что к нему обратились правильно, искоса поглядел на иномирца.

— Ну.

Кайрил молча, плавным, но уверенным движением, протянул листы бумаги.

— Эт чё.

— Время, когда били Волны. Я пытаюсь выявить закономерность, но мне требуется больше информации.

— Где я тебе её достану?

— Прошу передать мои сведения вашему руководству, — он так и стоял с пачкой бумаги в вытянутой руке.

Кайрил понимал, что где-нибудь в штабе уже ведётся статистика, более того, им известно не только время, но и направление каждой Волны. Вот только сейчас ему было важно хоть как-то поучаствовать в процессе.

Солдат выхватил бумаги, небрежно пролистал и, скрутив в трубочку, сунул во внутренний карман, после чего отвернулся, намекая, что разговор окончен. Оставалось надеяться, что солдат не использует бумагу в отхожем месте. С этой мыслью, Кайрил вернулся на стеллаж.

Ночью его разбудили мягкие потные руки, робкими толчками в бок. Марк протёр глаза и неохотно повернулся. Рядом сидела на коленях полноватая женщина из «складских», лет сорока на вид. Её звали Коло́на. Она была одной из немногих «старожилов», кто хоть как-то шли на контакт. Одевалась Колона в старый потёртый сарафан. Возле неё стояла девочка лет девяти, и в нетерпении переминалась с ноги на ногу. Приставив палец к губам, женщина сказала, что они идут за территорию склада, и с ними ещё шесть человек. Среди них была и Мюозе.

— Вы с ума сошли?

— Мы идём встречать Ну́ке, — сдерживая восторг, на придыхании произнесла Колона.

— Кого?!

— Героя, — повторила она. — Вчера утром он буквально упал с неба на Платформе 6.

— Это далеко отсюда?

Восторг сменился будничной задумчивостью.

— На востоке отсюда, по другую сторону суши.

— Слухи распространились очень быстро, — продолжила Мюозе. — Говорят, он убил Ворона в небе. Убил смерть!

— Тихо ты, — осадила Колона. — Так что, идёшь с нами.

— Да, — коротко ответил Кайрил и начал собираться.

Осторожно, чтобы не свалиться со стеллажа, он посмотрел вниз. Там и вправду собралось человек шесть, все одетые в тёплые непромокаемые куртки. Рюкзаков не брали, значит, не собирались уходить насовсем.

— Как вас пропустят?

— Дежурный Торн, — с радостью ответила Колона и чуть засмущалась. — Он заодно с нами.

— Это от него мы узнали про Мессию, — добавила Мюозе.

Группа людей тихонько вышла со склада, миновав дежурного. Тот кивнул нарушителям порядка и принял обещание вернуться не позднее, чем через полдоли.

«Двадцать минут», — прикинул про себя Кайрил.

Над ночной платформой дул пронизывающий ветер. Колона шла впереди, стараясь прикрывать девочку своей широкой спиной.

— Ты же вроде человек науки. Ты вправду веришь в этого Нуке? — обратился Кайрил к Мюозе.

— Он — наша последняя надежда, — сухо произнесла она.

— Но… кто он такой? И что вообще произошло на Платформе 6?

— Я не знаю подробностей. Знаю только, что он прилетел на стриже. Так ему и дали имя.

На языке шанасур слово «нуке» означало «стриж».

Девять человек сели в круг на корточки за мусорными контейнерами. Колона достала из кармана свечку, поставила в центр круга и зажгла. Получилось не с первого раза, но девочка и Мюозе помогли, прикрывая ладонями фитиль от ветра. Взявшись за руки, люди запели песню. Все, кроме Кайрила — тот не знал слов. И всё же, он поймал себя на мысли, что в глубине души испытывает лёгкое благоговение.

Свечка упала и погасла на середине песни, но одна из женщин не растерялась, и, подняв её, зажгла вновь, не переставая петь.

«Интересно, где сейчас Аммерт? — подумал Кайрил, и тут же в его сознании вспыхнула искорка. — Что если это Аммерт? Он пилот, он выполняет миссии для правительства Сенеллерты. Он непослушен и умеет устраивать шоу. Чёрт, если это Аммерт, это был бы номер».

Вернувшись, Кайрил и остальные застали неприятную картину — «складские» донесли военным о вылазке, и теперь военные, разбудив всех гражданских, строили их рядами, чтобы провести перекличку. Построение сопровождалось ударами дубинок по спинам и коленям.

— Где Торн? — с тревогой огляделась Колона, пока другие «складские» шипели на неё, называя предательницей. Стало ясно, что Торна сейчас наверняка допрашивают в отдельном помещении.

Командир, по имени Дан, пересчитал прибывших и приказным тоном велел им встать на колени перед шеренгами остальных гражданских.

В это время, на верхнем стеллаже завязалась драка: «складские» пытались столкнуть «барных». Это ненадолго отвлекло Дана, и тот хотел уже продолжить с нарушителями порядка, но тут с высоты двадцати метров на бетонный пол грохнулось человеческое тело. Это был субтильный молодой человек, напоминавший Пираша Сонна. Приглядевшись, Кайрил к ужасу своему осознал, что это и был Пираш Сонн.

Он не помнил, когда в последний раз на него накатывала такая отчаянная ярость. Когда он в последний раз терял контроль над собой. Когда позволял Энергии взять верх над разумом. Наверное, это было во время того судьбоносного футбольного матча, только теперь это было чувство куда более глубокое. Кайрил ощутил, как его кровь превращается в густую пульсирующую лаву, упал на колено и прижал к полу расправленную ладонь.

Сначала едва заметным колебанием, затем всё нарастая, Энергия разлилась по полу, стенам и конструкциям стеллажей, доходя до самого потолка. Она уходила корнями вглубь океана под ногами, заставляла вибрировать исполинские металлические конструкции. Не требовалось большого количества Энергии, чтобы дать мощный эффект — достаточно было направить усилие в нужные точки. На суше такого эффекта было бы не достичь. Энергия, что дремала в тёмной воде тысячелетиями, вырвалась из укрытия и пошла наверх. Вот уже весь склад сотрясался и дребезжал, штукатурка валилась с потолка, громко ударяясь об пол и рассыпаясь в пыль.

— Пристрелить его!!! — донёсся до Кайрила приглушённый ор командира Дана.

Трое автоматчиков выпустили очереди, а сам Дан извлёк из кармана пистолет и лично произвёл выстрел, целясь в голову, но пули только скользнули по поверхности незримого кокона и разлетелись во все стороны. Одна угодила Дану в локоть.

Кайрил пришёл в себя. Он отнял руку от пола и поднялся. Тряска прекратилась, и солдаты, как и гражданские, успокоились. К счастью, никто не пострадал, но нужный эффект был достигнут. Тем не менее, на всякий случай, Кайрил не стал убирать тос.

— Послушай-ка сюда, командир! — сила танхум обхватила шею военного. — Я не боюсь нарушить Доктрину — я уже нарушил её многократно, но ты можешь выжить, а можешь умереть. Либо ты прекратишь это безобразие, либо я возьму этих людей под свой контроль!

— А-рес-то-вать! — прохрипел Дан, тщетно хватаясь за горло.

Остальные солдаты наставили оружие на Кайрила, но один поступил умнее. Он упёр дуло автомата в спину Мюозе.

Кайрил сдался. Опустив голову, он обессиленно свесил руки плетьми.

Прокашлявшись, Дан распорядился:

— Ведите его ко мне в кабинет.

2

Белый.

Белый...

Белый. Только свет, белый как пустой чистый лист. Никаких мыслей — ни намёка, ни черты, ни тени. Медленно проступили детали — свет собрался в большие ослепительные круги. Поначалу круги мерцали, но потом выровнялись и больше не били по глазам. Реальность. Она проявилась, будто старая плёнка, и, почему-то, Фред был теперь уверен, что не спит. Он осознавал, что смотрит на что-то открытыми глазами. Стена? Вряд ли. Пошевелил пятками — те не касались пола. Нельзя смотреть на стену прямо перед собой и, при этом, висеть в воздухе. Только если законы гравитации за последнее время кто-то не отменил. Не двигая головой, Берроу осторожно глянул вниз. Его тело было покрыто тонким одеялом. Ног он не увидел, хотя прекрасно их чувствовал. Он посмотрел направо. Налево. Попытался посмотреть наверх, правда, это ничего не дало.

Фред лежал в палате, и понял это не сразу. Круги были лампами на потолке. Справа на койку падал мягкий солнечный свет. Было тихо и, от этого, как-то не по себе. Попытавшись подняться, Фред почувствовал ком напряжения в груди. Начало мутить, голова закружилась, и Фред понял, что лучше не двигаться.

Появилась медсестра. Она что-то сказала на непонятном языке, приложила два пальца к шее Фреда, подержала пару секунд и отпустила. Затем попросила его вытащить руку из-под одеяла, чтобы измерить давление. Хотя Фред и пришёл в сознание, он до сих пор не понимал, где он, кто он и какой сейчас год. Давление померили очень быстро, и медсестра поспешила к выходу.

Вечером пришла другая медсестра и поставила укол. Несколько минут спустя, головокружение и тошноту сменила дремота. Фред уснул. Он не знал, сколько спал, но по ощущению только на минуту прикрыл глаза. Снаружи стемнело, а круги-лампы на потолке стали казаться ещё ярче. Потолок на их фоне посерел. Прежняя тишина растаяла, а из коридора послышались голоса. Это радовало.

— Проснулся, — заглянула в комнату первая медсестра, за короткое время будто похорошевшая. Она посторонилась, и в помещение вошёл доктор. Острый подбородок, тонкие длинные руки и горбинка на носу кого-то напомнили, но Фред так и не вспомнил, кого.

— Как вы себя чувствуете? — спросил доктор, сев рядом.

— Хорошо, — прохрипел он, не узнавая собственного голоса. Фред соврал — чувствовал он себя скверно, но «хорошо» первым пришло в голову.

— Вы помните, как вас зовут?

Будто молнией сверкнули в голове сны. Все разом. Во всех подробностях. Внутренний голос железно приказал: «Не сметь!»

— Извините, не расслышал?

Доктор повторил громче, артикулируя каждое слово.

— Фред Берроу, — сказал он и зачем-то добавил: — Из Сата.

Фреду не хотелось, чтобы доктор уходил. Не хотелось оставаться одному и снова погружаться в забытье. И всё же, страшного не случилось. До вечера он бодрствовал и отвечал на вопросы медсестёр, которые «колдовали» над ним с медицинскими аппаратами, ставили уколы, поили таблетками, проверяли воспоминания, реакцию и то, как работают сердце, почки, печень и желудок. Больше всего врачей интересовало серо-буро-красное пятно на левом боку, расходящееся жилками во все стороны. Несколько раз медсёстры осматривали пятно, делали снимки, кололи иглами, проверяя реакцию нервов, но так и не пришли к единому мнению. Было ясно только то, что пятно постепенно увеличивается. Ближе к ночи, Фред спокойно заснул, а наутро его ничуть не тошнило. Голова была лёгкой, не мутило, можно было даже повертеть шеей и сесть на кровати.

Приподняв одеяло, Фред увидел на своём боку буро-красное пятно, вокруг которого паутиной расползались розовые прожилки. Пятно гудело болью, если нажать пальцем, и отдавало неприятной, но уже знакомой горечью.

Горечь!

Новые воспоминания пришли обрывками. Пелена при выходе из транс-башни. Илстор…

— Илстор!

Он криком позвал медсестру.

— Кажется, я знаю, что со мной.

Фред честно рассказал доктору свою историю: всё, кроме воспоминаний о прошлой жизни.

— Мне нужна амрита. Она на какое-то время сдержала действие яда. Пожалуйста, вы можете её достать?

Доктор задумался. Пробурчал что-то себе под нос, будто пробуя на вкус слово «амрита», поднялся и вышел из палаты.

Со дня на день, розовая паутина бледнела, а Фред чувствовал себя лучше. Спустя месяц, он уже мог ходить, и врачи разрешили гулять. Правда, только в сопровождении медсестры. Пятно почти рассосалось, и лишь несколько розовых прожилок напоминали о пережитой боли. Врач сказал, что они останутся навсегда.

Как-то ранним утром, без десяти шесть, сон Фреда потревожила уборщица. Каждую палату намывали и чистили до блеска.

— В чём дело?

— Сама Сенеллерта прибывает!

— Но ведь... Сенеллерта — это же... страна.

Ближе к одиннадцати, глава государства действительно появилась и, минуя все комнаты, прошла напрямую в палату.

— Так значит, это вы — знаменитый Нуке, о котором ходит молва? — изящно одетая стройная женщина в бело-голубом платье присела напротив койки.

— Кто, простите?

— Стриж. Вы прилетели на иммерти из ниоткуда, пробили птицу насквозь и «благополучно» упали на платформу. Было?

— Наверное, — он лёг на подушку.

— Госпожа Сенеллерта хочет, чтобы вы общались с ней сидя, — попросила помощница в серой юбке, сопровождавшая госпожу.

— О, вот как?

— Если вам трудно...

— Нет-нет.

— Но если хотите, можете лежать! Если вам удобнее. Помощница подставит зеркало.

— Зеркало? Что-то ничего не понимаю. Зачем зеркало?

— Ах, — смутилась Бирист. — У меня есть одно... свойство. Оно отличает меня от других. Я не могу слышать. Вы — один из немногих, кому я так прямо говорю об этом.

— Вот оно что, — Фред сел. — Нет-нет, мне уже лучше.

— Я рада, — кивнула Бирист.

— А вы хорошо говорите. Так чётко произносите слова.

— Спасибо! Я родилась такой. С детства меня учили говорить правильно и читать по губам, — госпожа подобрала платье и встала. — Я пришла пригласить вас принять участие в наградной церемонии в честь освобождения головного офиса химзавода.

— Это, конечно, честь для меня, и всё такое, но я тут каким боком?

— Вы вдохновили народ, — она подошла поближе. — Вы стали символом нашей будущей победы! Стриж! Побеждающий смерть. Нуке! На это слово трепетом отзываются тысячи сердец, а будут отзываться миллионы.

— …Даже не знаю, что ответить.

— Примете участие?

— Да, если врачи разрешат.

— Как это чудно! — госпожа мило улыбнулась и развернулась, чтобы покинуть палату. — Выздоравливайте!

— Постойте! — он резко приподнялся и вытянул руку. Сенеллерта медленно развернулась.

— Что-то ещё?

— Да. Скажите, где Марк? То есть, Кайрил. И ещё Аммерт. Он должен у вас служить пилотом на миссиях.

— Я постараюсь узнать, — Бирист одарила Фреда мягкой улыбкой.

3

На следующий день прибыл мужчина в форме — судя по осанке и манере держаться, офицер. При входе, не расшаркиваясь, он сразу доложил, что Кайрил освобождён из-под стражи и награждён за героизм. Уже одна эта новость дала Фреду ощутить, как отступают боль и усталость. И всё же, новость оказалась не последней. Офицер посторонился, и в палату Марк. Тот самый Марк! Живой и здоровый.

Фред не смог не прослезиться. Слова застряли в его горле — он боялся испортить момент.

— Как ты? — спросил Кайрил и, не дожидаясь ответа, обнял брата по инкарнации.

От Кайрила Фред узнал об Иттешаре, хшайсах, и даже о захваченном здании, где располагался бар.

— Они правда строят города прямо на платформах?

— Не совсем. Только районы. Но иногда их называют городами, так что это, отчасти, правда.

— Странно. Мне показалось, там был целый город, когда подлетал… А почему не насыпи?

— Их тоже делают, но платформы — это демонстрация технологической мощи Сенеллерты. До войны они были туристическими мекками — Чудесами света.

— Давно идёт война?

— Около месяца. Чуть меньше месяца назад Иттешар захватил Сагешио́ну — остров на нейтральной территории. Сенеллерта, конечно, не могла такое стерпеть, и объявила войну.

— Что это за остров такой?

— Важный опорный пункт. Сам он небольшой, но имеет удобное расположение — где-то посередине между Иттешаром и Сенеллертой. Иттешарцы, фактически держат население в заложниках. Обещают в случае подхода флота Сенеллерты уничтожить всех и не оставить камня на камне.

— А Сенеллерта?

— Проявляет осторожность. Впрочем, далеко иттешарцы не продвинулись. Теперь у них другая тактика — посылать мелкие эскадры одноразовых одномоторных аппаратов. Из-за Волн, их не могут обнаружить радары. Одна такая эскадра высадилась недавно у Платформы 5 и села на воду. Группа бойцов на реактивных ранцах проникла в город и захватила то здание, где я был.

— Совпадение? Ладно, продолжай.

— Здание принадлежит химзаводу. Это головной офис, там находятся технологии, расчёты, проще говоря, вся документация.

— Отбить удалось?

— Да. Только вчера. Правда, погибли двое солдат и один офицер. Глупо так получилось! Их окружила толпа хшайсов. Молодой солдат обстрелял их в режиме травмирования.

— Что за режим травмирования?

— На автоматах армии Сенеллерты есть функция переключения с пороховых пуль на пневматические — более слабые. Та же функция есть на автоматах иттешарцев.

— И зачем она нужна?

— Хшайсов убивать нельзя. По крайней мере, обычным оружием. Когда хшайс умирает, его тело источает поры грибка. Этот грибок и вызывает хшайсарию.

— Что было дальше?

— Предупреждение не подействовало. Хшайсы вообще не понимают предупреждений — ими движет инстинкт. Тогда, в панике, солдат переключился на боевые, думая, что хоть это отпугнёт монстров.

— Не отпугнуло, — догадался Фред.

— Зато технологии Сенеллерты удалось спасти. По сведениям разведки, захватчики не смогли передать все формулы. Самая главная — формула кислоты.

— Что за кислота?

— Единственное, что может нейтрализовать грибок.

— Огнемёт пробовали?

— В замкнутых помещениях это слишком опасно. Сперва использовали раствор лимонной кислоты, но потом вывели более эффективную формулу. Сейчас формула держится в секрете, и Фин, хоть она и атеистка, молится всем морским и сухопутным богам, чтобы иттешарцы её не разведали.

— Ты говорил, у иттешарцев есть амулеты.

— Да, и мы бьёмся над тем, что разгадать их секрет. Но амулеты не всесильны, а значит, иттешарцы нуждаются в кислоте.

Фред задумался, и слова Кайрила какое-то время пролетали мимо его ушей. Кайрил упомянул остров далеко на востоке отсюда, занятый Иттешарцами. Почему-то на ум пришли слова:

«Сними шлем. Сними плащ. И встань на одно колено».

Фред не понимал, что они значат и к кому обращены.

— Ты здесь? — спросил Кайрил.

— Да, извини. Врачи достали новый препарат для памяти, но, мне кажется, он не помогает. Или даёт побочки. Я какой-то… тормознутый в последнее время. Да и сны снятся бредовые.

— В Эттоме верят, что сны — это воспоминания о прошлых жизнях.

— Да, но… эх, я, сколько ни пытался, так и не вспомнил прошлую жизнь. Похоже, я всё… — он запнулся, боясь произнести это вслух. Но, сглотнув, всё же произнёс: — Я — не Инкрим.

По палате разнёсся звон пощёчины.

— Ты не знаешь то, что знаю я! — вышел из себя Марк. — Не знаешь, какую работу проделал Культ, прежде чем тебя найти.

— Я знаю о пластинках!

— Забудь о пластинках!

Фред недоумённо уставился на Кайрила. Тот немного успокоился и пояснил:

— Те пластинки и вправду были записаны, когда тебе было семь лет. Фернандо очень хорошо продумал легенду. Ты помнишь психолога Милдред Пакс?

— Миссис Пакс…

— Она действительно ставила их тебе, а потом забывала. Милдред была марионеткой Фернандо. На каждой пластинке стоит дата, которую невозможно подделать. По легенде, именно тогда Фернандо, посредством Пакс, внушил тебе, что ты — Инкрим. Вот только есть одно обстоятельство, которое ломает картину, и о котором Фернандо не в курсе. Твои детские рисунки. Тебе было шесть лет, когда ты их нарисовал. Оригиналы рисунков были уничтожены, но копии хранятся в Культе, и на них тоже поставлены штампы. А ещё вспомни фото на фоне «Скоушабэнк-арены». Ты показывал жест, напоминающий рокерскую «козу», но только… правильный. Этот жест придумал ты в прошлой жизни: большой палец лежит на указательном так, чтобы его не было видно с тыльной стороны. При этом мизинец и указательный пальцы должны находиться строго в одной плоскости с ладонью. Ещё во времена Инкрима этот жест многие коверкали, на что Инкрим поначалу злился, но потом смирился и разрешил вольное воспроизведение жеста. И, тем не менее, правильный жест был известен немногим, помимо самого Инкрима. Это знание — один из «ключей» Культа. Ни Лиза, ни Чак Хэммон — один из твоих «опекунов», который и сделал фото — были не в курсе. То, что я только что рассказал тебе, должно было оставаться тайной до того, как ты вспомнишь. Боюсь, Варавит мне этого не простит. Нестыковка между пластинками с одной стороны и рисунками с фото, с другой, должна была навести Варавит на правильную мысль. Но, видимо, она забыла о рисунках и фото, либо просто не сопоставила факты. Когда ты знаешь слишком много, а в Культе знают каждый твой шаг, некоторые детали ускользают.

— Варавит! Старая ведьма!

— Перестань искать виноватых. От того, что ты их найдёшь, ничего не изменится. Если кто и виноват, то только я, потому что не учёл такого сценария.

— Нет, Марк, — нездорово ухмыльнулся Фред. — Я накажу тех, кто действительно виновен, а кто это — не тебе решать.

— Прежде чем ты приступишь к разработке плана мести, я поделюсь ещё одним фактом. Детские рисунки и фото сохранила твоя мачеха Лиза Стоун, не сказав об этом Фернандо. Она же поставила штампы, и она же передала их мне, чтобы я отдал их Культу. Подумай об этом.

— Бетти?

В голове мигом промелькнули ссоры с мачехой, её проклятья, душная квартирка в Джейн энд Финч и то, как его чуть не сожгли на костре.

— Она хотела убить меня!

— Уверен?

— Что значит «уверен»? Я был там! Я чуть не сдох! Из-за неё мне пришлось лететь через океан, из-за неё я попал к Халсе! Из-за неё убили Фаинха!

— Фред, ты бредишь. Фаинха убили не поэтому. Лиза с самого начала работала на Культ.

— Но ведь… — он внезапно вспомнил о Генрихе. — Генрих. Это же он открыл ей Тоннель! Значит, Генрих — не предатель?

— Генрих всё сделал правильно, пусть и не видел всей картины. Точно так же не видишь её ты. Но я уверен — все элементы пазла сойдутся воедино, когда ты вспомнишь, кто ты на самом деле.

4

Белые облака затянули небо. Шёл дождь, но, несмотря на это, было очень светло и почти по-летнему тепло. Непривычный к местному климату человек мог бы сказать, что льёт как из ведра, но жители надводных городов такие ливни даже не замечали. Прошла неделя, как не было ни одной Волны, и жители Хишфинсоны, особенно те, что связывали наступившее спокойствие с появлением Нуке, смело выходили на улицы, невзирая на опасность. Ещё до начала церемонии на площади, ради того, чтобы увидеть всё своими глазами, собралось около четырёх тысяч человек, и люди продолжали прибывать. Толпа напирала, и, когда командование решило, что впускать на площадь больше никого нельзя, иначе начнётся давка, военные сомкнули плотную цепь. На крышах засели снайперы, просматривая каждое окно.

— Идите домой! — кричали не поместившимся.

— Мы хотим увидеть Нуке!

Кто-то спрашивал, будет ли трансляция по уличным экранам.

— Трансляции не будет! На улицах небезопасно, — отвечали военные. — Сейчас основные силы сосредоточены по периметру площади. Идите по домам!

Восьмиколёсный лимузин тряхнуло на стыке платформ. Это заставило Фреда проснуться. Поглядев на белые капли дождя, стекающие по окну, он почему-то вспомнил Торонто.

«Как же это было давно!»

Канадский лес пробежал перед мысленным взором. Фред Берроу не испытывал никаких эмоций, воображая ряды сосен, мелькающих вдоль дороги, и всё, что было до них, словно кино: Элизабет Стоун, квартирка в Джейн энд Финч, клуб «Без пяти шесть», встреча с Марком, Генрих и его серебристый «Опель». Со стороны казалось, будто Фред отрешился. Кайрил и женщина с короткими чёрными волосами, которую Фред в первую долю секунды при встрече принял за мужчину, ехали с ним в одной машине, постоянно переговариваясь. На самом деле, под маской пустоты нарастало волнение.

«На меня будут смотреть? Я что, и вправду тот самый Нуке? Чем я это заслужил?»

— Фред Берроу, — обратилась к нему женщина. — Я — Фин, — как бы между делом вспомнив, что не представилась, она протянула руку. — Фред Берроу! Ты слышишь меня?

— Думаю, он слышит, — сказал Кайрил.

— Говори, — отозвался тот.

— Слушай меня внимательно, герой, — Фин напряжённо вздохнула. — Ты — не Нуке.

— В смысле? — впервые за всю дорогу на его лице проявилась хоть какая-то эмоция: напрягся лоб, опустились брови. — Меня пригласила лично...

— Бирист? Эта напыщенная дура? Не ведись.

— Она права, — кивнул Кайрил. — Не понимаешь? Ты — мишень. А знаешь, кто стрелок? Да, его имя тебе известно, но ты не знаешь его способностей. Так что лучше пока помолчи. Мы с Фин договорились. Так будет лучше, если ты официально будешь мёртв.

— Что?! Останови машину! — Фред оживился. — Эй, водитель!

— Он не остановится, — твёрдо заявила Фин. Фред с негодованием оглядел эту суровую даму: квадратное лицо, угловатый подбородок, по-мужски крепкая шея, густые брови. — Вчера моя служба приступила к операции по дезинформации противника. А поскольку ты теперь часть этой игры, тебе придётся строго следовать легенде. Ты летел не один. С тобой был ещё один человек — пилот, по имени Кубайт.

— Откуда вы… узнали про Кубайта?

— Ты бредил во сне, — пояснил Кайрил.

— Кубайт умер в больнице от ран, полученных при крушении самолёта. Пилотировал он, и решение таранить птицу принял тоже он. Это и есть легенда.

— Плевать я хотел!

— Фред! — разозлился Кайрил. — Постарайся понять. Тебя хочет убить не кто-нибудь, а сам Фернандо. Его тактика — неизвестность. Ты никогда не знаешь, где он. Фернандо может быть далеко, а может быть и рядом. Даже здесь, в Хише! Просто сделай всё, как тебе говорят. Понял?

— Знаете, что я о вас думаю? — он оглядел каждого по очереди. — Вы боитесь Фернандо. А ведь страх — это его оружие.

— И, тем не менее, просто сделай, как тебе говорят, — попросил Кайрил. — Так мы хотя бы выиграем время.

Фред подумал и, отвернувшись, чтобы поглядеть на дождь, ответил:

— Хорошо.

Вокруг лимузина сомкнулась толпа. Никто не знал, как люди догадались, кто главный пассажир, и какую из восьми машин следует окружить, ведь за тонированными стёклами не было видно салона, однако народ тянуло именно к этой машине, словно магнитом. Люди кричали: «Нуке! Нуке!». Это заставило Фин досадливо сжать губы.

— Сенеллерта в курсе нашего плана? — спросил Кайрил.

— Я посвятила её до начала операции. Лишь бы эта стерва всё не испортила, — Фин открыла дверь и вышла без зонта, отказавшись от помощи.

Разогнав толпу, военные расчистили дорогу до сцены. Бирист уже стояла там, одетая в пышное сверкающее платье. Помощница держала над ней огромный зонт. Глава государства встретила почётных иномирцев лёгким поклоном и подала руку Фреду, чтобы помочь подняться. Фин же госпожа Сенеллерта не одарила и взглядом.

— Как самочувствие? — спросила она Фреда.

— Хорошо. Спасибо.

Иномирцы и глава министерства внутренних дел выстроились в один ряд.

Тучи постепенно расходились. Фред прищурился от солнечного света, прикрыв лицо ладонью, а когда опустил руку и увидел толпу, замер как парализованный. Людей была не просто тьма — из-за их голов не было видно самой площади.

— Мои дорогие сограждане! — обратилась к народу глава государства. — Сегодня я буду говорить кратко. Мы с вами все понимаем, почему. Идёт война. Как сказал один мудрый человек, «не дай вам Бог жить в эпоху перемен!». Это был Конфуций из Мира Полярной Звезды. Мы с вами живём именно в такую эпоху! На нашу долю выпало пережить эту войну. И мы переживём её вместе! Вместе мы победим! Перед вами люди, благодаря которым мы это сделаем.

Сенеллерта быстро перешла к основной части. Помощники вынесли коробочку с медалями, прикрывая награды зонтом. Сначала Бирист наградила Фин, просто пожав ей руку, затем Кайрила «за то, что оправдал своё имя», и офицера, что возглавлял операцию по освобождению головного офиса химзавода. Выразила сочувствие по поводу погибших бойцов. Подошла очередь Фреда. Он начинал засыпать, и когда Сенеллерта назвала его по имени, вздрогнул. Только сейчас он обратил внимание, что людей на площади стало ещё больше. Зрители жались друг к другу и подпрыгивали, чтобы получше разглядеть Нуке, рискуя поскользнуться на мокрой платформе и упасть под ноги толпы.

— Перед вами человек, ради которого многие из вас пришли сюда. Он совершил невероятное — бежал из плена Халсе в Мир Высокой Энергии, в одиночку освоил пилотирование иммерти и прибыл сюда, чтобы принести нам победу!

Кайрил сжал кулаки, переглянулся с Фин.

«Что она делает?»

Фин не подавала виду, что что-то идёт не так.

— За считанные дни он стал национальным героем. Перед вами тот, кого называют Нуке! Отважный лётчик. Героический Стриж. Тебе слово, Нуке!

Кайрил подошёл к Сенеллерте и встал к ней лицом. Он произнёс пару слов, на что глава государства ответила улыбкой и лёгким кивком.

«Никакой ошибки нет», — донеслись до Фреда её слова. Дальше она сказала в полный голос:

— Я хочу, чтобы наш герой рассказал о себе.

Инкрим подошёл поближе к краю сцены, но помощница попросила его встать подальше, чтобы госпожа Сенеллерта могла видеть его лицо.

— Ах, да, — опустив голову, Фред осмотрел сцену под ногами, затем толпу. Запрокинув голову, он увидел, как расходятся тучи, так недавно беспощадно поливавшие город. — Я — Фред Берроу, — он слегка поклонился. — Не знаю, что и сказать. Ещё месяц назад я работал на автомойке в Мире Полярной Звезды... Не знаю, есть ли у вас автомойки, — Фред усмехнулся, и в толпе отозвались хохотком. — Вы, наверное, сочтёте меня странным, однако, — он посерьёзнел. — Я и вправду не знал, кто я. Долгое время я жил не своей жизнью. Не знал ни матери, ни отца. — нахлынули слёзы. Пришлось очень крепко зажмуриться, чтобы не дать им разлиться по щекам. — Простите. Мужчине плакать не положено. Надо же! Как странно. Будто вчера я был человеком, который бы никогда не извинился. Теперь я другой. Я тот, кто я есть, благодаря Марку. Вы знаете его под другим именем — Кайрил. Прошу, воздайте ему честь! — толпа отозвалась одобрительными возгласами. — Также хочу поблагодарить Аммерта. К сожалению, его здесь нет. Он выполняет миссии по доставке людей и грузов, — новая волна, ещё более радостная, прокатилась по толпе. — Эти люди важны для меня.

Фред осёкся, едва не сказав, что они — его братья по инкарнации. И тут Сенеллерта вышла вперёд.

— Мои дорогие сограждане! Этот герой недоговаривает. Он не просто Фред Берроу из Сата и Нуке, победивший смерть. Он — Инкрим! И пусть кто-то попробует возразить! Пусть кто-то попробует отнять у нас нашего героя! Вот он — залог нашей победы!

Она взяла Фреда за руку, и тот почувствовал, как сама Сенеллерта — глава государства — буквально дрожит от волнения.

— И́нго! — воскликнула она и подняла руку Фреда над головой, как поднимают руку боксёра-победителя.

Истерика охватила народ. Многие подняли руки, прижимая большим пальцем к ладони средний и безымянный, а указательным и мизинцем указывая вверх. Фреда будто кольнуло. Он узнал жест «И». Люди кричали: «Инго! Инго! Инго!»

По пути во дворец, где планировался торжественный приём, Кайрил и Фин мрачно молчали, пытаясь осознать то, что произошло. Первой заговорила министр, и, предугадав вопрос Фреда, сказала:

— Инго — это герой очень древней легенды. Символ света, правды и справедливости. Ему противостоит Каоченка́й, или Счётник, олицетворяющий зло. Этот мир создал Каоченкай, дал имена всем тварям и всех пересчитал. Но мир Каоченкая был несправедлив: Каоченкай пожирал собственных детей. И тогда с неба явился Инго и покарал Каоченкая, лишив его головы.

— Шлем, — вдруг перебил Фред. — Не голова, а шлем, — добавил он задумчиво. — «Сними шлем. Сними плащ. И встань на одно колено».

На минуту он словно куда-то пропал, а затем вернулся в реальность.

— Я вспомнил, — прошептал Фред, глядя на Кайрила. Затем произнёс уже в полный голос: — Каждый год, каждый день и каждую минуту.

— Когда это случилось?

— Когда я стоял на площади перед толпой, и солнце выглянуло из-за туч. Это было как вспышка. Длилась одна долю секунды и, в то же время, вечность. Как будто переходишь по Тоннелю.

По Фреду, не было видно, что он обрадовался. Скорее, наоборот — воспоминания легли многотонным бременем. И всё же, на его лице появилась улыбка.

— Я знаю, как победить Фернандо.

5

Более тысячи воинов вошли в Райярской Портал и всего около тридцати из них пережили роковой переход. Виной всему был тот самый случай с каменным шаром. Но даже из тех счастливчиков, что которые вышли из Портала живыми, повезло не всем — воины упали в море. Это было тёплое море близ экватора, однако до суши добрались только три десятка — остальных поглотили солёные воды. Среди тех, кто добрались до берега, оказался командующий армией Миенхот.

Выживая на острове, люди Миенхота искали любые способы пропитания. Все луки безнадёжно промокли, из оружия остались только копья, что усложняло задачу. Один из воинов, по имени На́нхо, съел белку. На следующий день, на коже Нанхо подмышкой образовалось маленькое серое пятно. Никто не обратил внимания, подумав, что это родинка. Нанхо пытался оттереть пятно, однако все усилия оказались тщетны — лишь кожа вокруг пятна покраснела от постоянного трения. Следующей ночью у Нанхо сильно разболелись зубы. Он не знал, куда себя деть и бродил по лагерю, подвывая и мешая спать другим. К несчастью для больного, среди выживших не нашлось ни одного лекаря. Нанхо пришлось отправить ночевать на пляж, дав с собой копьё для защиты от диких зверей.

Утром на том месте, где должен был спать больной, нашли только его копьё. Следы вели вглубь леса. Там и обнаружили Нанхо. Воин был жив, однако изменился до узнаваемости: всё тело покрылось пятнами, зрачки расплылись, волосы встали дыбом, а зубы заострились. Почуяв приближение, Нанхо принюхался и зашипел. Стоило троим воинам подойти к дереву, Нанхо бросился на них сверху. Одному тут же отгрыз лицо, другого успел только поцарапать. Одичавшего товарища закололи, но, когда его тело перестало корчиться на траве, от кожи мёртвеца будто пошёл пар грязно-серого цвета. Воины не обратили на это внимания, похоронили собрата и вернулись в лагерь.

Прежде чем стало понятно, что Нанхо заболел грибком, и что этот грибок в момент смерти носителя дал споры, погибло ещё тринадцать человек. Только тогда Миенхот приказал искать любые средства победить заразу. Тогда солдат, по имени Данг, заметил, как местные макаки, ростом примерно с локоть, поедают лимоны. Макаки были единственными животными, среди которых не удалось найти ни одного заражённого, и кроме них лимонами больше не питался никто. Воины в тот же день начали есть лимоны, и грибок отступил. Этим бы всё и закончилось, если бы Миенхоту не пришла в голову идея.

— Там ещё один остров, верно? — спросил Миенхот, указав на горизонт, где в хорошую погоду виднелась земля. Иногда возле берега можно было заметить лодки с рыбаками.

Один из воинов — Сутх — ещё до похода был осуждён за кражу, но не успел отбыть наказание. За несколько дней до намеченного плана, Сутху запретили есть лимоны. Затем Сутха посадили в клетку и силой заставили съесть мясо больного грибком кабана.

Когда Сутх обратился в монстра, ему на шею набросили самодельную петлю, привязанную к палке, погрузили его на лодку и отвезли на соседний остров. В лодке, помимо хшайса, были сам Миенхот и ещё двое: Тэ́ум и Данг. Тэум держал хшайса, прижимая его ко дну лодки, а Данг сидел на вёслах.

Как только подплыли к берегу, первым сошёл Миенхот. У рыбаков имелись с собой остроги, и те направили их на чужеземца. Продемонстрировав рыбакам, что он безоружен, командующий снял обувь. Затем велел Тэуму показать монстра.

— А теперь отпусти его, на счёт два, а сам прыгай в воду.

— Но… как же… Данг?

— Данг остаётся в лодке. Раз, два!

— Данг ведь не вооружён.

— Ты слышал приказ!

Тэум отпустил палку и тут же прыгнул в воду, перекатившись через борт. В этот же миг, монстр набросился на Данга. Струи крови потекли в лазурную воду, когда обезглавленное тело Данга упало на край лодки. Хшайс не останавливался, и принялся за спину жертвы.

Рыбаки побросали остроги и ринулись бежать, но Миенхот не торопился в погоню. Он знал, что скоро на берегу соберётся вся деревня.

— Хватай палку! — крикнул он Тэуму. Пришлось повозиться, но Тэум сумел приструнить бывшего соратника.

Произошло, то, что и предполагал командующий — все мужчины, а также несколько любопытных женщин, сбежались на пляж. Миенхот вновь обернулся к Тэуму. Он взял с собой Тэума не просто так — этот райярец умел налаживать контакты с любыми племенами.

— Объясни им, что мы хотим.

— Держите крепче, Отец.

— Не учи! — Миенхот сильнее прижал монстра ко дну лодки. Тот шипел и вырывался, желая продолжать трапезу, но хватка Миенхота была железной.

Наполовину жестами, наполовину словами, насколько это возможно доходчиво, Тэум объяснил туземцам, чего от них хотят. Он дал понять мужчинам, что если те не отдадут им свой остров, своих женщин, скот и провизию, их ждёт участь Данга. Если они повинуются, их ожидает новая жизнь, полная изобилия.

— Ну, что там?! У меня руки затекли!

— Они, кажется… — Тэум не успел договорить. Острога вонзилась ему в живот. Окровавленное острие вышло со спины.

Миенхот лишь усмехнулся, глядя на это зрелище.

— Значит, решили по-плохому?

Через три дня, на соседнем острове не осталось никого из людей. Встала другая проблема — как устранить самих хшайсов. Но и это Миенхот продумал заранее. Он заметил, что хшайсы не умеют плавать, приказал изготовить как можно больше стрел и построить ещё две лодки. Чтобы не вдыхать заразные пары, бойцы надели на лица маски из ткани, пропитанной лимонным соком. Дождавшись ясной погоды, три лодки отправились к острову и нашли берег, с которого остров проглядывался дальше всего. Одна лодка причалила, чтобы дождаться нападения. Как только показалась толпа монстров, бойцы тут же оттащили лодку на воду, сели в неё и оттолкнулись, а затем, вместе с остальными начали обстреливать берег.

— Бейте прицельно! Жалейте стрелы! — руководил Миенхот, принимавший личное участие. Стрелком он был довольно метким.

Когда на берегу не осталось хшайсов, лодки обогнули остров и высадились с противоположной стороны. Двое разведчиков, заготовив стрелы и силки, обошли остров и расставили ловушки.

— Теперь ждём, — распорядился Миенхот, и лёг спать в лодке.

Когда рассвело, двое встали в караул, а ещё трое выкопали яму, посадив туда частокол из остро наточенных пик. Яму прикрыли пальмовыми листьями. Ночью попался один хшайс. Он упал в яму и проколол ногу, но двигался так, будто не чувствовал боли. Миенхот приказал оставить его в живых, и только отрубить конечность. Хшайса посадили в клетку, привезённую с первого острова.

— Ребята, — обрадованно заявил командующий. — Похоже, мы перебили их всех. Кроме одного, разумеется.

Бойцы устроили праздник из того, что было под рукой. Пожалели только об одном — не осталось ни одной женщины.

В опустошённой деревне нашлись добротные хижины, посуда, ножи, рыболовные снасти, и даже скот в виде тройки небольших кабанчиков. Правда, за три с лишним дня без еды кабаны исхудали и ослабли. Пришлось их срочно откармливать.

— Любопытно, да? — заметил один из бойцов, когда двое осматривали очередную хижину. — Они жрут только себе подобных.

— Ты о ком?

— О хшайсах, конечно.

Тут их внимание привлёк шорох. Сдвинулась крышка плетёной корзины. Запахло сырой рыбой, и из корзины показалась макушка.

— Это кто там?

Схватившись за луки, мужчины тут же опустили оружие. В корзине с рыбьими потрохами пряталась девочка лет десяти. От страха, она опрокинула корзину и бросилась бежать, но воин схватил её у выхода.

— Стой, стой! Мы не причиним вреда!

Бойцы поняли, как девочке удалось остаться незамеченной — рыба. Запах рыбы либо отталкивал хшайсов, либо не вызывал интереса.

Оба воина привели девочку к Миенхоту и рассказали, где её нашли.

— Если кто вздумает покуситься на неё, того лично обезглавлю, — предупредил командующий. Затем, улыбнувшись девочке, погладил её по голове. — Не бойся ты. Из этих благородных мужчин тебя никто не тронет.

Миенхот сдержал обещание. Девочка жила в его доме, спала отдельно, ела за общим столом и вскоре начала говорить. Выяснилось, что зовут её Уму́и. Конечно, воины не стали рассказывать Умуи, кто на самом деле убил всё её племя. По легенде, все просто заболели и ушли в море.

— У нас есть противоядие, — командующий показал ей лимон. Как ни странно, девочка впервые в жизни видела этот фрукт. — Вы никогда не плавали на соседний остров, верно?

Тела, что до сих пор валялись на берегу, показывать девочке не стали. Осторожно, стараясь не дышать, бойцы подходили по двое, брали трупы за ноги и за руки и относили в яму, откуда заранее вынули ненужные колья. Каждый, кто касался мёртвого хшайса, немедленно шёл в море и тщательно умывался, пока следующее тело относила другая пара. Затем, пары менялись. Конечно, бойцы, что каждый день съедали по лимону, могли не бояться заразы, и всё же требовалось проявить осторожность, ведь грибок, вполне вероятно, был способен мутировать. Когда все тела побросали в яму, их засыпали песком, плотно притоптали и поставили предупреждающие знаки в виде всё тех же кольев.

Прошёл год, с тех пор, как Миенхот и его люди захватили два острова. Острова получили названия: первый стал Белой Лагуной, а второй — Умуи, в честь выжившей девочки. К тому времени, солдаты построили парусник, благодаря которому удалось захватить ещё один остров. На этот раз, местное население вынуждено было пойти на поводу у захватчиков, поставивших условие: либо монстры убьют всех, либо выживут только женщины. Всех женщин отдали Миенхоту и его солдатам.

На трёх островах теперь подрастали лимонные сады. Хшайса подкармливали костями кабанов, и даже дали ему имя — Везунчик. Поначалу девочку не подпускали к Везунчику, чтобы не пугать, но через пару месяцев решили показать ей то, во что превратилась её родня. К счастью, Умуи не признала в монстре своего родственника. Вроде бы, всё было хорошо, но праздную идиллию нарушил один аватар, что однажды утром появился над морем.

Эксперимент Кайрила оказался удачным. Сначала Кайрил, в сознание которого временно вселился эйр Жук, упал в море, но, к счастью, недалеко от берега. Управляя телом Кайрила, Жук сумел задействовать его способности к левитации, чтобы удержаться на плаву, и легко добрался до острова. Найдя поселение, аватар первым делом попросил о встрече с Миенхотом. Встреча состоялась, и Миенхот всё рассказал, но на просьбу перейти в Мир Металла, где он был нужен, заявил, что больше не подчиняется Инкриму. Тогда Жук открыл Тоннель и, вместе с телом Кайрила, вернулся в Райяр.

Жук рассказал Кайрилу всё, что последний, по понятым причинам, «проспал», а затем Кайрил перешёл в Мир Металла. Он передал Инкриму всё, что узнал. Инкрим, недолго думая, отправил войско в Райяр, а оттуда — в Белую Лагуну, чтобы подавить мятеж.

Полсотни бойцов вновь перешли через Портал. Заранее пронеся лодки, они добрались до берега и атаковали людей Миенхота. Те уступали числом и успели за год растерять боевые навыки. Так, люди Миенхота сдались почти без сопротивления.

Вечером, на закате, император и его бывший военачальник стояли на пляже, с гневом глядя друг на друга.

— Хотел бы я казнить тебя, — Инкрим сжал кулаки. — Но ты полезен империи.

Миенхот ухмыльнулся и медленно кивнул.

— Ты знаешь, Саундар, что в тактике я незаменим.

— И всё же, ты предал меня, — прищурился Инкрим. Улыбка стёрлась с лица Миенхота. — По щелчку моего пальца, мои воины могут обезглавить твоих людей.

Для убедительности, император поднял руку, держа пальцы готовыми к щелчку. Он поглядел в сторону, где уже стояли наготове девять солдат, приставив мечи к горлам девятерых безоружных воинов Миенхота.

— А далее в книжке начинается брехня, — вдруг заявил Фред. Фин и Кайрил будто проснулись. Машина давно остановилась, и водитель, отгороженный звуконепроницаемым стеклом, терпеливо ждал, пока пассажиры не покинут салон.

Фин выглянула в окно.

— Где мы?

— Я заранее договорился с Шеном, что он отвезёт нас сюда. Вы должны были узнать вашу альма-матер, госпожа Фин.

Перед машиной простирался корпус общежития военной академии. Здесь и вправду когда-то училась будущая министр внутренних дел.

— Но… как?

— Когда я успел? Когда мы сели в машину, я мысленно передал водителю просьбу отвезти нас в более подходящее место, чем больница. Кто такой Шен? Так зовут водителя. Он рассказал о своём друге, который служит комендантом общежития в академии. Сказал, что там найдётся пара комнат для меня и Кайрила. Вот как раз и друг.

Навстречу, перепрыгивая через лужи, спешил усатый пухлого телосложения мужичок. Добравшись до машины, он постучал по стеклу.

— Здравствуйте, госпожа Фин. Инго! — тот окаменел, но через секунду пришёл в себя. — В общем, я договорился с директором. Кайрила и… Инго… разместят в двух соседних комнатах на втором этаже.

— Знакомьтесь, — представил Фред, — это Юши́н — комендант второго корпуса.

Через несколько минут, Кайрил, Фин и Фред уже сидели за столом в небольшой скромно обставленной и немного пыльной комнатке. Вскоре принесли матрасы. Не торопясь застилась постель, Фред попросил Юшина принести кофе.

— Но… у нас нет кофе, — промямлил комендант.

— Поправка: найдите кофе.

Юшин поклонился и исчез.

— На чём я остановился?

Воспоминания о прошлой жизни вновь перенесли Фреда на остров Белая Лагуна.

В закатном свете лицо Миенхота, и без того багровое от ярости, выглядело красным как гранит. Инкрим же нарочно встал так, чтобы свет солнца падал ему в спину, отчего лицо Саундара утонуло в тени. Следующие слова прозвучали как удары похоронного колокола.

— Сними шлем. Сними плащ. И встань на одно колено.

Миенхот выполнил требование вождя, несмотря на то, что присягу обычно давали именно в шлеме. Он уже начал произносить клятву, но успел назвать только своё полное имя.

— Стой! — прервал его Инкрим. — Опусти и второе колено тоже.

Сначала это вызвало замешательство. Потом закипающий гнев. Миенхот был старше и физически крепче Инкрима. Он уже стоял на правом колене — в позе, в которой воины Симмаратана издревле давали присягу. И тут такое.

«На обоих коленях стоят только шлюхи», — пронёсся шепоток среди солдат.

Воины негодовали: неужели их командир встанет на оба колена? Неужели пойдёт на унижение?

— Выполняй! — потребовал Инкрим. Для убедительности, он приказал девятерым своим бойцам прижать мечи к шеям девятерых воинов Миенхота.

Бросив на бойцов виноватый взгляд, Миенхот опустил второе колено. Подавив дрожь в голосе, он произнёс клятву, глядя в песок.

— Но… зачем? — недоумевала Фин.

— Так я мог удержать его на «поводке», — объяснил Фред. — После того, что он сотворил с островитянами, он заслуживал не просто унижения. Я бы его самого заразил хшайсарией, а затем бросил в одну яму с его шакалами, если бы не интересы империи.

— Ты же понимал, что это могло не сработать? — вопрос Кайрила был, скорее, риторическим.

— С высоты сегодняшнего дня легко судить. Но каковы были нравы тех лет?

— Что стало с тем хшайсом? Везунчиком, — перевела тему Фин. Сейчас её больше всего интересовала именно тема хшайсарии.

— Везунчика использовали для опытов. Мы с моими людьми выяснили, какие запахи отпугивают хшайсов. Да, среди них есть и рыбий аромат, но это не самый сильный запах. Больше всего они терпеть не могут дёготь.

— Есть ли вероятность того, что иттешарцы пропитывают свои амулеты дёгтем?

— Возможно, они разработали более крутой рецепт. Какой-нибудь особо тонкий амбре, который не чует человеческий нос. Прошло две тысячи девятьсот лет! За это время чего только не могли изобрести.

— Что ещё вы узнали?

— Хшайсы, если их не убивать, умирают сами, от истощения. Они могут прожить годы, но тело быстро дряхлеет, потому что требует всё больше костного мозга. Мы разводили множество хшайсов на том острове, и держали всё это в тайне, пока однажды не избавились от них. Оставили только одного — назвали его Везунчик 2, так как он заразился от Везунчика. Мы давали номера заражённым — того, кто заразился от заражённого, наделяли номером 3, и так далее. Везунчика 2 поместили в саркофаг, наполненный сон-молоком. Предполагалось достать его, когда хшайс будет нужен, однако тогда я решил, что это слишком опасное оружие. — Фред тяжело вздохнул. — Какая ирония, учитывая, что вскоре сделали со мной.

6

Ранним туманным утром, шасси знакомой Фреду «Ласточки» коснулось короткой взлётно-посадочной полосы. Прошло два месяца с тех пор, как толпа на площади восклицала «Инго!». Тот, кого называли Инго, стоял на крохотном аэродроме острова Сагешиона, в сопровождении двух офицеров. Аммерт показался из люка через полминуты после того, как железная птица остановилась. Покрасневший, хмурый и злой он был не похож на себя. Подбежав к Инкриму, тот едва не ударил его вместо приветствия.

— Зачем?!

— Думаешь, я отдаю приказы командованию флотом?

— Они слушают тебя! Ты знал, к чему это приведёт!

— Пойдём, — Инкрим обхватил брата за плечо. Подмигнув адмиралу, он направился к выходу с аэродрома.

Первые лучи выглядывали из-за молочно-белых облаков. Ласково плескались волны. Такое зрелище могло бы утихомирить даже самое яростное сердце. Аммерт обернулся к Фреду и спросил:

— Зачем ты меня сюда привёл?

— Посмотри на рассвет. Что ты видишь?

— Просто рассвет, и всё. Что я должен… Я помню тебя другим. В прошлой жизни ты был одержим, но ты никогда, никогда, не жертвовал людьми! Ты — не Инкрим. Ты — Фред Берроу.

— Посмотри ещё раз, — вновь попросил Фред. Аммерт нехотя повернулся к солнцу. Он попытался сдержать улыбку, но та пробилась, как те же утренние лучи.

— И что? Людей не вернуть.

— Ты видишь просто рассвет, а я вижу рассвет новой эры. Думаю, Сагешиону ждёт великое будущее.

— Нет больше никакой Сагешионы!!! — голос Аммерта сорвался.

— Успокойся, — Фред положил ему руку на плечо. — Чего ты боишься, Летающий Раб? По-твоему, в восстании в Лучезарном не было жертв?

— Это не то же с…

— Нет, это то же самое, Аммерт! Каждый наш поступок влечёт за собой последствия, и либо ты берёшь на себя вину за каждую смерть, которая случится после тебя, либо миришься с собой и продолжаешь идти. Подумай лучше о том, скольких ты спас, и сколько жизней наделил смыслом.

Фред на минуту замолчал, а затем продолжил:

— Когда-то я мыл машины, и думал, что это мой предел. Сегодня я стою на этом пляже. И заплатил за это очень высокую цену.

— Жизни людей.

— Да что ты заладил?! При чём тут жизни людей?! — он вдруг усмехнулся, но улыбка погасла от горечи воспоминаний. На ум пришёл Фаинх. — Слишком высокую цену. Теперь я живу рада Фаинха. А ещё ради Кайрила и ради тебя, и ради всех, кого потерял. Чтобы мир, в котором вы переродитесь, был хоть немного лучше прежнего. Ах, да! Я ведь не рассказал тебе самого главного. Думаешь, итешарцы выполнили свою угрозу?

— Разуй глаза! — недоумевая, воскликнул Аммерт, разведя руками. — Они убили всех заложников. Буквально не оставили камня на камне!

— Серьёзно? Ты, наверное, знаешь больше, чем командование операцией? А ну, идём со мной.

До единственной на острове деревни пришлось пробираться полчаса по лесной тропе — иттешарцы заминировали все дороги при отступлении, и теперь на них работали сапёры. Чтобы не мешать им, тот, кого называли Инго со своим братом по инкарнации пошли в обход. Зрелище, что открылось при выходе из рощи, удручало: от домов остались руины, от полей — пепел. Аммерт и Фред обошли всю деревню вдоль и поперёк. Не было ни мужчин, не женщин, ни детей. В увядающей надежде Аммерт заглянул в каждый дом и недоумевал. С каждой минутой горе всё сильнее вытеснялось замешательством. Даже мёртвое тело, хоть одно, принесло бы хоть какое-то облегчение — оно дало бы ясную картину того, что произошло. Но мёртвых не было.

— Что это значит… — растерялся Аммерт. — Где все?

Посмотрев на брата по инкарнации, на какую-то долю секунды он увидел того же Фреда Берроу, которого видел раньше. Правда, теперь в нём то-то изменилось.

— Глянь себе под ноги. Их оставила девочка, прямо перед тем, как солдаты Сенеллерты вывели её и всю её семью, и всех жителей острова, под «игнором» посадили на лодки, а затем на корабли.

Аммерт подошёл поближе к дому и пригляделся, наклонившись. Вроде бы, ничего особенного, однако... Во дворе дома, у крыльца, едва заметные в траве, плоские и ровные, подобранные по цвету и размеру, лежали два камня. Один на другом.