Известие о том, что соседний 276 мотострелковый полк уходит в Чечню, для восстановления конституционного порядка здорово взбудоражил всех в нашем кадрированном мотострелковом полку. Командиры подразделений сидели в тактическом классе, собранные на неожиданное совещание, и терпеливо ждали командира полка, который в свою очередь находился на совещании у командира дивизии.

Вообще, что происходит в Чечне, знал практически каждый офицер и прапорщик, но всё это происходило далеко и казалось, что нас это никогда не коснётся. Всех возмущали события и тот криминальный режим, который сложился в республике, претендующий на независимость, но также все и понимали: в том, что происходит в мятежной республике большая вина руководства страны. Обстановка вокруг Чечни закручивалась всё круче и круче. Уже прозвучали бравурные слова министра обороны, что десантным полком он за два часа захватит Грозный. И вот свершилось. Не хватило ни десантных полков, ни частей Северо-Северо-Кавказского округа, чтобы справиться с возникшей опасностью и теперь пришёл черёд обыкновенной пехоты.

Ожидание командира затягивалось, а споры вокруг этого известия только разгорались. Общее мнение было таково - нагонят войска в Чечню, в несколько дней переловят всех смутьянов и месяца через два полк вернётся обратно. Правда, как это всё будет происходить в практическом плане, никто толком не представлял, а большие и яркие плакаты тактического класса под многоговорящими заголовками «Дивизия в наступлении», «Дивизия в обороне», «Дивизия на марше и во встречном бою» не могли нам ничего рассказать о нашем ближайшем, военном будущем. Хотя какое будущее может быть у мотострелкового полка кадрированного состава. Или как мы военные говорили – «кастрированного». И в таком состоянии полк находился уже лет тридцать: вместо двух с половиной тысяч человек в нём сейчас было около восьмидесяти офицеров и прапорщиков и всего сорок солдат и то в основном в танковом батальоне. Но техника была и находилась в боксах на длительном хранении. И, как правило, в таких полках офицеры были возрастными и считались не перспективными для развёрнутых полнокровных частей. Тихо и спокойно дослуживая либо до пенсии, либо если повезёт до удачной замены или освободившейся вакансии в развёрнутом полку. Я тоже был не перспективный - капитан, сорок лет, командир какой-то там кадрированной противотанковой батареи, у которого в подчинении были только два командира взвода из «пиджаков», не представляющие из себя ни какой военной ценности, и ничего мне в ближайшем будущем не светило. При большой удаче перед пенсией получу майора и так, бесславно, закончится моя военная служба, о которой буду иной раз вспоминать с определённой долей досады и неудовольствия от неудавшейся военной карьеры. Всё-таки, я ощущал в себе силы, способности и достаточную энергию, для того чтобы показать себя и подняться на более высокие ступеньки служебного роста.

- Товарищи офицеры! – Начальник штаба полка, молча слушавший наш наивный бред, первый увидел входящего командира и подал команду. Все встали, замерли по стойке «Смирно» и обратили взгляды на неспешно вошедшего в класс полковника Петрова. Остановившись у стола, он обвёл внимательным взглядом замерших офицеров и подал команду – «Товарищи офицеры». Все задвигались, рассаживаясь и замерли, ожидая что скажет командир. Петров перекинулся несколькими словами с начальником штаба и начал совещание.

- Товарищи офицеры! Командиром 276 полка получен приказ командующего округа - Привести полк в боевую готовность «Полная». Укомплектоваться личным составом, прапорщиками и офицерами, техникой и вооружением на 100 процентов. Что касается нас в этой ситуации? Если рядовыми и сержантским составом наших соседей будут укомплектовывать за счёт военнослужащих частей округа, то офицерами и прапорщиками за счёт нашего гарнизона. Один из мотострелковых батальонов будет формироваться в Чебаркульском гарнизоне. И естественно, офицеры и прапорщики будут из их гарнизона. А остальные подразделения будут укомплектовываться за счёт нашего 324, 105 полков и артиллерийского полка. Да, хочу добавить в этом плане, всю недостающую технику мы тоже будем им предоставлять. Так что давайте и технику готовьте, укомплектовывайте ЗИПы. Дальше. Командующий приказал в десятидневный срок провести боевое слаживание. Погрузиться в эшелоны и убыть в Чечню для восстановления конституционного порядка.

Хочу сразу подчеркнуть, что события назревают очень серьёзные и каждый из вас должен отнестись к ним с полной ответственностью. Оказать всемерную помощь в комплектовании соседнего полка. Ну и самим, кому «повезёт», быть готовыми встать в строй убывающих соседей.

Петров замолчал, давая присутствующим на совещании время для переваривания горячей информации. В классе сдержанно загудели голоса офицеров, которые стали оживлённо обмениваться репликами и впечатлениями от услышанного. Дав на это минуту времени, командир поднял руку, прервав обсуждения, и решительно призвал к тишине. Совещание ещё продолжалось минут сорок, где каждый из начальников служб и родов войск ещё раз отчитались перед командиром о готовности к грядущим мероприятиям.

Я вышел с тактического класса после совещания и тут же отвёл в сторону своих командиров взводов, двухгодичников: лейтенанта Дмитрия Матвиенко и Никифорова, которые тоже присутствовали на совещании.

- Ну, что скажете?

Дима виновато повесил голову: - Товарищ капитан, Вы же знаете, что у меня мама не отошла ещё от смерти моего отца, а тут вдруг придётся мне ехать в Чечню. Она этого не перенесёт.

- Насчёт тебя Дима, если возникнет вопрос, будем решать отдельно

С сожалением посмотрел на Матвиенко. В мирное время, да с нормальным командиром подразделения, да под постоянным его контролем, лейтенант конечно, ещё потянет. Но уж очень он мягкий, и характер у него явно не офицерский. Я перевёл взгляд на Никифорова и тот сразу же, обидчиво вздёрнув подбородок, вызывающе спросил: - А какого ответа вы от меня ждёте? Конечно, если мне скажут ехать, то я не поеду. – И демонстративно отставил ногу в сторону, как бы подтверждая твёрдость своего заявления.

В том, что Никифоров «гнилой», я не раз убеждался. Он был типичным представителем «дерьмократов» первого поколения. Причём был активным «дерьмократом» - борцом за права человека и какие-то там мифические свободы. Вечно лез во взаимоотношения офицеров и их подчинённых солдат. Строчил заявления в прокуратуру, после чего очередной командир подразделения, яростно матерясь, отписывал прокурорским кучу бумаг или накрывал «не хилую поляну», только чтобы отмазаться. Не один раз у меня были с ним беседы о том, что он государством призван на два года и независимо какие он имеет убеждения, он обязан выполнять все приказы командования. Нравятся они ему или нет. Согласованы они с правами человека или нет.

Я тяжело вздохнул: - Товарищ Никифоров. В этой обстановке хочу напомнить вам седьмую статью Дисциплинарного устава Вооружённых сил. Если вы мне подобное заявите в боевой обстановке или откажетесь выполнять приказ, то я достану пистолет и расстреляю вас прямо там же - на месте. Вам ясно? И ещё, хочу вас предупредить. Если такое желание заявит кадровый офицер, то его просто - Уволят. Понимаете – УВОЛЯТ, а против вас, призванного на два года, возбудят уголовное дело и посадят. Поэтому вы сначала подумайте, прежде чем вякать об этом повсюду.

Никифоров напыжился и сходу попытался вступить со мной в очередную «дискуссию» о праве выбора каждого гражданина, но я его грубо оборвал и отправил обоих в парк для подготовки техники к передаче, а сам решил пройти в соседний полк. Просто чисто визуально посмотреть, что там происходит.

Полк был похож на сильно растревоженный муравейник, в котором хорошо пошурудили палкой. Перед казармами активно строились подразделения. Тут же группы солдат с офицерами сновали во все стороны. Что-то уже тащили со складов в подразделения, а из подразделений в парк, где уже ревели двигатели танков, БМП и автомобилей. Около штаба дивизии стояли десятки чёрных «Волг» и УАЗиков с номерами штаба округа. Разведывательный батальон отправлял по три – четыре человека во главе с офицером на маршруты патрулирования вокруг городка, для того чтобы перекрыть все входы и выходы в городок и в дивизию. Для сугубо гражданского взгляда это было бессмысленное «Броуновское движение», но любой профессиональный военный увидел бы в этой суете железную логику движения и целеустремлённость усилий.

Поглядев на всё это со стороны и пообщавшись со знакомыми офицера соседей, я через некоторое время вернулся в полк и направился в парк боевых машин, в своё хранилище, где ко мне сразу же подошли командиры взводов и выжидающе уставились на меня.

- Парни, нам, наверно, повезло. Я сейчас у них в полку узнал, что их противотанковая батарея в Чечню не идёт. Так что противотанковые установки передавать нам туда не придётся, но всё равно ещё раз проверьте свои взвода и другую технику, которая за вами закреплена. А я пройдусь по парку и погляжу, кто и чем занимается.

А по парку деловито сновали командиры подразделений и в отличие от меня пехоте, танкистам, артиллеристам и другим придётся какое-то количество техники передавать в соседний полк. Вот все и суетились. Полк у нас был «кадрированный» и солдаты, человек двадцать пять, были только в танковом батальоне. Так что танкистам, помимо танков, придётся передавать и солдат. Я своего единственного солдата отдал ещё года три тому назад в Приднестровье и теперь у меня в батарее были только два командира взвода.

Вечером к командиру полка прибежал донельзя взбудораженный кадровик из дивизии, и тут же начали по одиночке вызывать офицеров в кабинет к Петрову, а из кабинета они прямиком уходили в соседний полк, в подразделения, куда их назначили. У нас из артиллеристов забрали командира третьей миномётной батареи капитана Тетрюмова - старшим офицером миномётной батареи. Капитана Хорошавина, командира второй самоходной батареи - командиром второго взвода в одну из батарей дивизиона полка. Забрали ещё несколько офицеров из мотострелков, танкистов и пару зенитчиков. Солдат из танкового батальона, как и предполагал, забрали всех ещё днём. Забрали у нас и только что пришедшего в полк начальника артиллерии полка подполковника Кочнева.

Поздно вечером на совещании командир полка сообщил, что артиллерийский полк тоже готовит к отправке дивизион подполковника Чижова. К нему то и попал Кочнев заместителем командира дивизиона. Довёл расчёт техники, которую нужно было передать завтра в соседний полк. Как и предполагал, меня, единственного командира подразделения, не коснулась эта разнарядка и чехарда. Поэтому, после совещания отпустив командиров взводов, я и сам пошёл домой, а остальные остались готовить акты передачи техники. Было где-то около полуночи, но жизнь у соседей не прекратилась, а на первый взгляд даже активизировалась. Везде сновали сотни солдат группами и в одиночку: в основном это был маршрут из казармы в парк и обратно, а также из складов в парк или в казармы. На центральном КПП, вместо обычных двух-трёх полусонных дневальных, было человек десять солдат разведбатальона, которые активно сдерживали натиск родных и знакомых солдат, узнавших каким-то образом об отправке в Чечню и желающих встретится с ними. Но их не пускали. Уставший офицер со штаба дивизии, в который раз, уверял: что слухи об отправке в Чечню ложные, что идёт обычная подготовка к полковым учениям. Тут же суетились телевизионщики с камерами, пытающие через ажурное каслинское литьё ворот хоть что-то снять на территории военного городка. Вдоль забора в виду друг друга прохаживались патрули разведывательного батальона, пресекающие любые попытки посторонних проникнуть на территорию военного городка.

Дома меня встретили встревоженные родные. Жена раз за разом недоверчиво спрашивала -Еду я или нет? Но я её успокаивал: говорил, что едет другой полк и другие офицеры. Про то, что у нас уже забрали несколько офицеров и не заикался. Говорил, что я уже пенсионер и меня никто не возьмёт, чем вроде бы немного успокоил жену и тёщу.

Утром, задолго до развода, я уже был в полку. Оказался не первым - многие офицеры даже не уходили домой, готовясь к передаче техники. И теперь они спали в неудобных позах кто на полу, кто на столах, а кто просто развалясь на стульях. А уходящий полк ночью вообще не спал. После полкового развода всё снова закрутилось. Пришли офицеры и механики-водители соседей и стали принимать у нас технику. Выглядели они уже уставшими и измотанными бессонной ночью. И каждый из нас старался им всячески помочь и облегчить приём техники. Отдавали самые лучшие машины. ЗИПы укомплектовывали почти на 90 процентов и к обеду, к обоюдному облегчению, практически всё передали. Помогало и то, что декабрь месяц был очень тёплый. Температура стояла где-то в пределах 2-3-х градусов мороза, что также очень облегчало многие моменты, как нам, так и братскому полку.

После обеда в полк наведался начальник ракетных войск и артиллерии округа полковник Шпанагель и начальник штаба артиллерии округа генерал-майор Фролов. Мы, уже предупреждённые, открыли свои хранилища и ждали начальников. Со Шпанагелем я ещё ни разу не сталкивался, но много был наслышан о его непредсказуемости в отношениях со своими подчинёнными и с внутренним напряжением ожидал встречи.

Когда в воротах появился крепкий и с решительным лицом полковник в сопровождении высокого генерал-майора, я чётким строевым шагом подошёл к ним, вскинул руку к головному убору и доложил: - Товарищ полковник, личный состав противотанковой батареи занимается плановым обслуживанием техники и вооружения. Командир противотанковой батареи капитан Копытов. – И сделал шаг вправо.

Полковник поздоровался со мной и прошёл к командирам взводов, замершим около машин. Осмотрел их, недовольно хмыкнул и также молча осмотрел всю технику. Резко повернулся ко мне и начал сверлить тяжёлым взглядом. Видно, что он был очень недоволен, вот только чем - непонятно.

- Товарищ полковник, разрешите доложить, - опередил его, предполагая что меня сейчас будут ругать за обшарпанный вид боевых машин, - противотанковые установки 76 и 77 годов выпуска. Документы на капитальный ремонт готовы. Техника находится уже три года в ожидании отправки в капитальный ремонт. Не отправляют, потому что отсутствует финансирование на транспортировку железнодорожным транспортом. ЗИП укомплектован на сорок процентов.

Я замер, закончив доклад, но Шпанагель продолжал молчать, недоброжелательно рассматривая меня, потом нарушил затянувшееся молчание и веско произнёс: - Вы бездельник, товарищ капитан. Идите за мной.

Мы толпой вышли из моего бокса и проследовали в боксы дивизиона, где нас встретил командир дивизиона майор Фомичёв и командир батареи капитан Бондаренко. Шпанагель точно также молча обошёл и осмотрел технику дивизиона, потом повернулся и сказал всё, что он думал о нас. Суть монолога сводилась к тому, что мы бездельники высшей пробы, родимое пятно на здоровом теле армии. Что из армии, нас пенсионеров, надо гнать поганой метлой. Что-то сказал про пасеку, на которой мы пасёмся и балдеем, в отличии от других офицеров, из других полков, которые «пашут», и так далее и тому подобное. Командиру дивизиона он посоветовал подготовить вещмешок с носками и с чистыми кальсонами, так как с такой рожей ему место только в Чечне. После такого содержательного изложения нашей сущности и ближайшего будущего, Шпанагель и Фролов, правда, последний всё время молчал, лишь иногда морщился во время наиболее сочных выражений полковника, ушли из парка, оставив нас в недоумении. Правда, мы не обиделись на него. Это было знакомство с начальством, а на начальство, тем более такое, не обижаются. Только посмеялись над его манерой общения с подчинёнными. Я тоже посмеивался и не предполагал, что моё будущее, моя карьера на протяжении нескольких последующих лет будет полностью связана с этим человеком. Но это в будущем, а пока мы посмеялись и разошлись заниматься своими делами.

На протяжении нескольких дней наш полк лихорадило. Забирали ещё офицеров, технику, имущество со складов. Забрали и майора Фомичёва. И когда из полка забрали всех офицеров кого можно, и выгребли имущество со складов: у нас всё успокоилось. Меня лично задевало очень сильно то обстоятельство, что практически со всеми офицерами беседовали на предмет откомандирования их в соседний полк, а меня избегали. Никто со мной не беседовал и не спрашивал моего мнения. Почему – непонятно? Сам же я всегда придерживался испытанной практики - Не напрашиваться. Но это игнорирование болезненно задевало моё самолюбие.

Соседний полк в отличии от нас не прекращал ни на минуту своей деятельности. Когда они спали и отдыхали, я не понимал. Днём и ночью интенсивность подготовки полка к отправке в Чечню не ослабевала, а наоборот с каждым часом, с каждым днём только нарастала. Несмотря на строжайшие предупреждение командования не болтать - слухи о том, что полк едет в Чечню, стремительно распространились по городу. Родные и близкие солдат, особенно журналисты всеми силами, правдами и неправдами пытались прорваться на территорию городка. Как-то поздно вечером включил местный телеканал, тележурналист которого сумел пробраться на территорию дивизии и пытался взять интервью. Первым ему попался внушительного вида солидный полковник из штаба округа.

- Это правда, товарищ полковник, что мотострелковый полк едет в Чечню для восстановления конституционного порядка? – Сунул ему журналюга под нос микрофон.

Полковник сделал глубокомысленное выражение лица и начал вещать: - Нет. Это всё панические слухи. На самом деле полк готовится к погрузке для участия в полковых учениях на Чебаркульском полигоне….

Поняв, что от офицера правды не добиться, журналист ринулся искать новую жертву и ему навстречу ту же попался замученный и задёрганный всей этой суматохой солдат.

- Товарищ солдат, вы из какого полка?

Боец шмыгнул носом: - Со «смешного», то есть с 276 нашего полка.

- Это правда, товарищ солдат, что ваш полк едет в Чечню? – Задал очередной вопрос журналист.

Солдат сильно набычился, что даже на экране телевизора было хорошо видно, как в нём закипела здоровая злость за нервотрёпку, за бессонные ночи, за накопившуюся усталость: - Да, блин, лучше в Чечню ехать, чем здесь трахаться. – Выплеснул он в крике всю горечь на журналиста….

Но всему приходит конец. Наступил день отправки полка. Артиллерийские подразделения грузились на рампе «Зелёное поле». День был солнечный и очень морозный, а я, имея в ста метрах от погрузочной рампы каменный гараж, почёл своим долгом организовать там для офицеров и прапорщиков артиллерийских подразделений пункт обогрева. Натаскал туда дров и растопил печь. Не сказать, чтобы там было жарко, но согреться и перекусить в тепле можно было. К девяти часам утра вся техника артиллеристов выдвинулась к рампе и началась погрузка. После того как технику загнали на платформы и начался её крепёж, в мой гараж зачастили офицеры. Сначала они сложили туда вещи, но после того как процесс крепления техники пошёл по нарастающей, вещи распаковали и оттуда начала появляться водка и закуска. Постепенно стол был заставлен всем необходимым - где чьё, уже никто не разбирался. Приходили офицеры, прапорщики выпивали, чуть-чуть закусывали, грелись у весело гудевшей железной печки и уходили, потом приходили опять. Я сидел, конечно, тоже выпивший, но довольный тем, что хоть чем-то смог облегчить погрузку коллегам-артиллеристам. Где-то во второй половине дня в гараж втайне от мужа пробралась Галка Хорошавина, которая и взялась хозяйничать за столом. Юрка Хорошавин когда её увидел, то сначала отругал свою половину, но потом смирился и был даже рад что она пришла проводить его.

Уже в темноте закрепили технику, железнодорожники приняли эшелон. Объявили о предстоящем построении. Гараж опять наполнился офицерами и прапорщиками. Все разлили водку по стаканам, начали чокаться и разбирать свои вещи, собираясь на построение. Ко мне подошли с кружками в руках Фомичёв, Тетрюмов и Хорошавин, чокнулись со мной: - Ну что, Боря, до встречи.

Я махнул в огорчении рукой: - До какой встречи? Вы уезжаете, а я остаюсь. Знаете, как обидно, когда тебе даже никто не предлагает, вот также, как вам ехать. На хрен я тогда старался, служил….?

Снова вяло и обидчиво махнул рукой, стукнулся кружкой с друзьями и залпом выпил водку, выдохнул с шумом воздух и с недоумением посмотрел на смеющихся товарищей.

- Оооо…, Боря, засиделся ты сегодня в гараже и не хрена ничего ещё не знаешь? – Все опять засмеялись. Я действительно весь день просидел в гараже и не особо владел информацией.

- Боря, не расстраивайся, - Лёха Фомичёв благодушно похлопал меня по плечу, - вам в понедельник уже окончательно объявят, что и вы тоже пойдёт вслед за нами.

Но я был сильно выпивши и воспринял его слова только в качестве утешения. Все засуетились и, похватав вещи, помчались на построение, а в гараже остались я и Галка Хорошавина, которой Юрка запретил идти его провожать. Она налила водку в кружки и мы с ней выпили за их удачу, и также молча сидели, закусывая и прислушиваясь к громким голосам на улице. Я заткнул пробкой оставшуюся водку в бутылке и поставил её на полку.

- Галя, вот эти двести грамм ставлю вот сюда, и мы их выпьем, когда все вернуться с Чечни. - В этот момент мой взгляд остановился на вещах Алексея Фомичёва, сиротливо лежащим в углу гаража. – Галя, сиди здесь, а я помчался и найду Алексея, а то он в суматохе забудет про вещи. – Мигом выскочил из гаража и устремился на рампу, где построение уже закончилось и все перемешались, начиная посадку по вагонам.

- Майор Фомичёв. – Заорал на всю рампу и во всю глотку, - майор Фомичёв….

Но его нигде не было видно. Порыскав пару минут по рампе, я опять заорал, пытаясь криком привлечь его внимание, но привлёк внимание совершенно другого человека.

- Товарищ капитан, чего вы тут орёте? – Из-за спины вывернул неизвестный полковник и остановился передо мной.

- Товарищ полковник, майор Фомичёв оставил у меня в гараже свои вещи. Боюсь, как бы в суматохе он их не забыл…., – попытался объяснить ситуацию полковнику, но он резко оборвал меня.

- Вы, товарищ капитан, пьяный и орёте как дикий осёл на случке. Кто вы такой?

От таких слов мне стало почему то обидно, отчего пьяно напыжился и с апломбом представился: - Я, командир противотанковой батареи капитан Копытов. А вы кто такой, товарищ полковник?

- А я, полковник Удальцов, со штаба округа, - также с вызовом ответил офицер.

Тут я совсем потерял контроль над собой, «закусил удила» и также с вызовом, без всякой логики ответил: - Ну и пошёл ты на Х…., товарищ полковник, - гордо развернулся и пошёл в сторону вагонов.

- Товарищ капитан, вернитесь! – Заорал возмущённый полковник, выходкой пьяного капитана. Но я, не обращая внимания на вышестоящего офицера, нырнул в толпу и тут же наткнулся на Фомичёва и командира зенитно-ракетного дивизион подполковника Николаева Георгия Сергеевича.

- Боря, Боря, пошли отсюда. – Потянул он меня за рукав.

- Георгич! Георгич! – Пьяно забарахтался я в его руках, - дай, отдам вещи Лёхи, а то ему даже трусов в Чечне не поменять….

- Боря, Боряяяя… - Алексей оказался невольным свидетелем моей стычки с полковником, - давай дуй домой, ты уже нарвался на неприятности с окружником, а вещи я забрал. Так что не беспокойся.

Обнял Фомичёва, троекратно по-русски поцеловал его и покорно пошёл в сторону городка за Николаевым, который тоже попрощался с офицерами. Как пришёл домой, я уже не помнил.

В воскресенье утром проснулся с больной головой и помнил только смутные обрывки прошедшего дня. Хорошо только помнил, что гараж я так и не закрыл. Через два часа, навернув пару бутылок пива и немножко придя в себя, пришёл на рампу, где всё кругом было изрыто следами колёс, гусениц, а снег вокруг рампы был утоптан до твёрдости асфальта. Везде валялись остатки крепёжного материала, скобы, гвозди и проволока. Всё что представляло собой какую-либо ценность, собрал в гараж и закрыл его на замок. Остаток дня провёл дома реаниамируясь от последствий похмелья. Было достаточно тяжело и тоскливо приходить в себя.

* * *

Утром в понедельник, что случается довольно редко, я позорно проспал. Наспех побрился, что-то перекусил и помчался на службу. Уже подбегая к полку понял – опоздал. Залетел как ошалелый в вестибюль штаба полка, где дежурный по полку едва успел прокричать мне в спину: - Боря, давай живей подымайся в тактический класс, там командир всех собирает, а то ты почти опоздал.

И всё-таки в класс заскочил секунд на двадцать раньше командира полка. Под недовольным взглядом начальника штаба пробрался мимо уже сидевших товарищей и с шумом рухнул на своё место. И тут же пришлось вновь вскочить по команде подполковника Вересаева – «Товарищи офицеры», когда в класс зашёл полковник Петров.

Командир полка, сопровождаемый взглядами подчинённых, остановился у своего стола, взялся за спинку стула, заинтересованно качнув его на задних ножках несколько раз, и поднял глаза на замерших офицеров: - Товарищи офицеры. Мною получен приказ Командующего военным округом - С четвёртого января, в течении десяти дней, провести развёртывание полка до штата военного времени, в это же время провести боевое слаживание, погрузиться в эшелоны и совершить марш железнодорожным транспортом в Чеченскую республику. – Дал нам переварить сообщение и подал команду садится.

Класс возбуждённо загудел. За два дня, как появились первые сведения, что вполне возможно мы будем развёртываться и тоже будем отправлены в Чечню мы все как-то привыкли к мысли о вполне возможной отправке, но всё-таки никто до конца, не верил в это. Поэтому сообщение командира полка застало нас в какой-то степени даже врасплох. Все прекрасно знали, с каким трудом укомплектовывался соседний полк личным составом, техникой, материальными средствами. Но всё-таки у них в полку было где-то более тысячи солдат, то есть был фундамент, ядро на чём можно было доукомплектовывать полк. Мы же отдали самую лучшую технику, ЗИПы, отдали офицеров, а теперь самим надо укомплектовываться. Сразу появилось тысячу вопросов. Каким личным составом будем укомплектовываться? Откуда он будет поставляться: из военкоматов или из частей? Откуда нам подадут технику, материальные запасы и так далее, и тому подобное?

Полковник Петров дал нам несколько минут, для того чтобы мы быстро обменялись мнениями, после чего постучал линейкой по столу, привлекая к себе внимание и требуя тишины.

- Личный состав прибудет бортами, ИЛ-76-ми из Забайкальского военного округа: всего полторы тысячи человек. Техникой, материальными запасами, офицерами и прапорщиками будем укомплектовываться за счёт нашего округа. Время до прибытия личного состава, более десяти дней, поэтому все эти дни употребить для подготовки техники. Это сейчас наиглавнейшая задача.

Дальше командир поставил задачи на этот день. И закрутилась карусель. Начали вызвать офицеров на беседу в кабинет командира полка. А через час я и ещё два лейтенанта с пехоты также были вызваны к командиру. В кабинете, кроме полковника Петрова, сидели вокруг командирского стола все его замы.

- Товарищи офицеры, - обратился к нам Петров, - я как командир полка хочу услышать от вас: поедете вы с полком в Чечню или откажетесь ехать?

Так как я стоял на левом фланге нашего маленького строя, то командир обратился сначала к лейтенанту из первого батальона. Тот ответил даже не задумываясь и утвердительно, после чего Петров поблагодарил его и отпустил. Справа от меня стоял здоровенный лейтенант, двухгодичник, с устрашающей фамилией – Грозный и когда командир обратился к нему с тем же вопросом, тот на несколько секунд замялся и после недолгого колебания ответил отказом, отчего командир полка удивлённо откинулся на спинку стула.

- Товарищ лейтенант, тебе ведь с такой фамилией туда только и ехать. Да ты такой ещё здоровенный, что одним только своим видом распугаешь бандитов.

Лейтенант замялся, смущённо отводя глаза в сторону, а потом честно признался: - Товарищ полковник, боюсь я…

Командир с сожалением посмотрел на него и махнул рукой: - Идите, товарищ Грозный отсюда, но всё-таки подумайте. Мы ещё вернёмся к этому разговору.

Когда лейтенант вышел Петров обратился ко мне: - Ну, а ты, товарищ капитан?

- Товарищ полковник, товарищи офицеры - готов ехать, - чётко доложил я собравшимся, даже ни секунды не сомневаясь.

Командир улыбнулся: - Я в этом, Копытов, и не сомневался. Спасибо. А как твои командиры взводов?

- Матвиенко нужно менять, не потянет. Да и по семейным обстоятельствам он не подходит. Мать у него не оправилась после недавней смерти своего мужа, а лейтенант единственный кормилец. Никифоров – гнильё, он уже сейчас ходит «гоголем» и заявляет, что не поедет.

Командир на мою характеристику лейтенантов только красноречиво руками развёл: - Хорошо, ты иди занимайся батареей, а командиров взводов своих давай ко мне. Я их сам хочу послушать.

Не успел я дойти до своей канцелярии, как меня догнал посыльный по штабу и, задыхаясь от бега, поспешно выпалил: - Товарищ капитан, вас срочно вызывают в кабинет командира артиллерийского полка. Зачем, я не знаю? - Опередил он мой удивлённый вопрос.

…У кабинета командира арт. полка возбуждённо кучковались офицеры-артиллеристы со всего гарнизона. В основном это были командиры подразделений, тусовались здесь и политработники, но их было «раз-два и обчёлся». Поздоровавшись со всеми, я поинтересовался, что тут происходит.

Оказывается, в кабинете полковник Шпанагель собрал офицеров штаба артиллерии дивизии и округа. Вызывает каждого офицера и спрашивает: готов ли он сам лично, и его подразделение ехать в Чечню или нет? Если нет – то почему?

Дверь отворилась и из кабинета, красный как рак, вышел капитан Бондаренко.

- Ну что, Сергей? Что спрашивали? Что ты ответил? – Завалили мы его вопросами.

- Фу! - Бондаренко шумно выдохнул воздух из груди и вытер пот со лба: - Ну, блинннн…. Спросили: согласен ли я ехать в Чечню? Я сказал, что да – согласен. Спросили – есть ли какие проблемы? Я сказал, что – нет, хотя конечно напомнил, что капитаном перехаживаю чёрт знает сколько лет. Тогда Шпанагель сказал, что я еду в Чечню начальником штаба дивизиона и обещал присвоить звание «майор» в течение пары недель. Врёт, конечно: с «майором» за пару недель ничего не получится.

Сообщение о том, что Бондаренко назначен начальником штаба дивизиона, неприятно скребануло меня. Два месяца тому назад ко мне подошёл начальник артиллерии соседнего полка подполковник Абрикосов и предложил мне стать начальником штаба дивизиона в их полку, чем немало удивил меня. Капитан Ермаков, которого они хотели поставить на эту должность и вроде бы тот был согласный, почему-то вдруг отказался и Абрикосов перебрал сначала всех своих офицеров, а потом офицеров других полков и почему-то остановился на моей кандидатуре. Я долго не раздумывал и согласился. На меня сразу же начали готовить документы, а Бондарь только посмеивался: ничего, мол, Боря у тебя не выйдет. Но оформление документов пусть медленно, но шло даже несмотря на то что начальник артиллерии дивизии полковник Прохоров, когда узнал о моей кандидатуре, был дико разъярён и вызвал к себе начальника артиллерии полка.

- Вы, что там белены объелись или охерели совсем? Ведь Копытов, командир батареи «кадра». И командовал только развёрнутым взводом, пусть даже и тринадцать лет, но он ни дня не был командиром развёрнутой батареи и у него нет опыта, а вы его предлагаете сразу на должность начальника штаба развёрнутого дивизиона. Не позволю… .

Уж не знаю, как Абрикосов сумел убедить Прохорова? Какие приводил доводы, но тот всё-таки сдался и дал ход документам. Узнав об этом, Бондаренко прямиком направился в отделение кадров дивизии, поплакался кадровикам: о том, что он уже командует батареей пятнадцать лет, капитаном ходит тринадцать лет. Копытов же батареей командует только пять лет и столько же капитаном служит. Где справедливость? Я, мол, капитан Бондаренко, имею перед Копытовым преимущество в возрасте, службы в должности и в звании, а начальником штаба ставят почему-то его.

Сумел всё-таки Серёга разжалобить и убедить кадровиков, те надавили на Константина Михайловича Прохорова, а тот особо и не сопротивлялся, хотя к Бондаренко у него тоже были претензии. Меня «зарезали» и документы переделали на моего сослуживца, но поставить Серёгу на должность не успели так как начались Чеченские события. Я конечно виду не подал, что мне было обидно, но на самом деле здорово переживал и предательство друга, который вот так постарался перебить мне должность и то, что о моих деловых качествах сложилось такое нелицеприятное мнение, а в отношениях со Бондаренко у меня появилась прохлада.

И сейчас, проглотив обиду, я стоял в коридоре, ожидая, когда вызовут меня. Всё меньше и меньше оставалось в коридоре офицеров. Они заходили в кабинет, и выходили: кто решительным шагом уходил выполнять и дальше свои обязанности, кто старался быстро прошмыгнуть мимо нас, потому что только что отказался ехать.

Но вот в коридоре остался я один, минут пять назад вышел очередной офицер - отказник. Со злобой хлопнул дверью и убежал. Дверь от удара приоткрылась и мне представилась возможность слышать, что там происходит. Разговаривали в основном Шпанагель и генерал-майор Фролов, которые обсуждали перспективы службы офицеров, отказавшихся ехать в Чечню.

- Все, что ли? – Спросил Шпанагель.

Кто-то из офицеров выглянул в коридор, посмотрел на меня и скрылся за дверью: - Там в коридоре только Копытов остался.

- Ладно, на этом заканчиваем, пусть идёт к себе в полк, - распорядился начальник ракетных войск и артиллерии округа.

Я был ошарашен таким решением. Опять меня проигнорировали. Никто не хотел даже знать моего мнения, а я ведь нормальный офицер и никогда не прятался от трудностей, а наоборот шёл им навстречу. И сейчас просто развернуться и уйти, оплёванным, никому не нужным…. А куда тогда девать двадцать два года военной службы, учения, полевые лагеря. Зачем меня тогда государство готовило? Посылало служить за границу? Мне стало жарко от вихрей мыслей, которые охватили меня.

В кабинете послышались шаги и из дверей выглянул генерал-майор Фролов, несколько долгих секунд смотрел на меня и, наверно поняв моё состояние, скрылся обратно в кабинете. Я решительно подошёл к дверям и приоткрыл, чтобы услышать, что будут сейчас говорить.

- Сергей Львович, давайте выслушаем капитана Копытова, - решительно сказал генерал.

- А чего его слушать? И так ясно, что откажется, - заговорил недовольно Шпанагель, - у него квартира есть, пенсию заработал. Какой смысл ему ехать в Чечню?

- Вот если откажется, - гнул свою линию Фролов, - тогда и уволим. А сейчас, давайте выслушаем его.

Наступила томительная пауза, после которой послышался раздражённый голос начальника: - Копытов! Заходи сюда.

Я зашёл в кабинет и посмотрел на присутствующих офицеров. Все избегали смотреть на меня, как будто стыдились, ожидая от меня очередной отказ. Полковник Шпанагель тоже уткнулся в какие-то свои бумаги на столе, только генерал-майор Фролов открыто и прямо смотрел на меня.

- Товарищ капитан, готовы вы ехать в Чечню для восстановления конституционного порядка? - Почти пробурчал себе под нос Шпанагель, не отрываясь от бумаг.

- Так точно, товарищ полковник. – Чётко доложил я. Все удивлённо вскинули головы, а Шпанагель оторвал взгляд от бумаг и с недоумением воззрился на меня.

- Что «так точно»: не готовы или готов?

- Готов, товарищ полковник, выдвинуться в Чечню для наведения конституционного порядка. – С вызовом заявил я.

В кабинете повисло многозначительное молчание, а присутствующие с интересом и любопытством уставились на меня, ожидая продолжения разговора, и он начался.

- Копытов, не понял? - Завёлся с полуоборота начальник. - Квартира у тебя есть, пенсию ты заработал. Зачем тебе это нужно?

- Товарищ полковник, я нормальный русский офицер и готов выполнить любой приказ командования и пенсия с квартирой здесь не причём.

- Копытов, ты наверное не понял? Я тебе не повышение предлагаю. Ты поедешь в Чечню в должности командира своей противотанковой батареи.

- Товарищ полковник, я готов ехать в Чечню в должности командира противотанковой батареи, - произнёс это с такой твёрдостью в голосе, которая наверно убедила Шпанагеля больше чем мои слова.

- Хорошо, товарищ капитан. Вы меня убедили. – Шпанагель повернулся к одному из своих полковников, - товарищ полковник, запишите себе: в течении двух недель подыскать ему должность начальника штаба и включить в приказ на очередное воинское звание «майор».

- Но едешь ты, всё равно командиром противотанковой батареи, - произнёс это, уже глядя на меня, начальник.

- Товарищ полковник, - попытался запротестовать я, - да, не ради звания «майор» и должности еду….

- Всё, Копытов, молчать, - оборвал меня полковник, - через две недели будешь майором. Иди.

- Есть. - Повернулся и вышел из кабинета. Только в коридоре понял, что я насквозь мокрый от этого разговора. Теперь то мне стало понятно, почему Бондаренко вышел весь в поту. Видать ему тоже должность начальника штаба дивизиона не просто далась. Я повернулся на звук открывшейся двери. Из кабинета вышел генерал Фролов, подошёл ко мне и пожал руку.

- Молодец!

Чувство безмерной благодарности к генералу охватила меня: - Спасибо, товарищ генерал. Никогда не забуду вашей поддержки и не подведу вас.

Генерал по отечески похлопал меня по плечу и ласково подтолкнул к выходу: - Иди, Копытов, занимайся своим делами.

Взбудораженный, состоявшимся разговором и незаметно для себя я оказался в канцелярии батареи, где меня ожидали угрюмые командиры взводов. Лишь через несколько минут, приведя свои чувства и мысли в порядок, спросил у них - Были ли они на беседе у командира полка?

Матвиенко тяжело вздохнул: - Были, товарищ капитан. Я объяснил причины, по которым не могу ехать в Чечню.

Я перевёл взгляд на Никифорова и тот нервно вскочил:

- А я заявил о несогласии ехать и высказал свою позицию по данному вопросу. – И тут же сел обратно на стул.

В течении минуты я молчал, пытаясь взять себя в руки. Несмотря на моё личное негативное отношение к Никифорову, относился к нему всё-таки достаточно ровно и лояльно. Старался не обращать внимание на его «псевдодемократические заскоки и завихрения», считая что всё это пройдёт само собой со временем. Даже когда ругал его за какие-нибудь провинности, или какие-либо высказывания и необдуманные до конца поступки, даже тогда высказывал ему замечания или своё неудовольствие в корректной форме. Но сейчас сдерживаться не стал, да и не хотел. Я медленно поднялся из-за стола.

- Встать! Смирно ЛЕЙТЕНАНТ! – Тихо, но жёстко приказал я, отчего Никифоров стремительно поднялся со стула и мгновенно принял строевую стойку. Вслед за ним также быстро поднялся и застыл по стойке «Смирно» и Матвиенко, хотя команда относилась только к Никифорову.

- Никифоров! – Я сильно стукнул кулаком по столу, - посмотри на меня… Только внимательно и вдумчиво посмотри…. Ты, что сволочь, думаешь, что у меня родители алкоголики? Или я воспитывался в какой-то ненормальной коммуне? Или ты думаешь, что я раб в военной форме и безропотно иду на убой, выполняя приказы нашего продажного правительства? Может, ты думаешь, что я коммунист-фанатик? – Это были чисто риторические вопросы, на которые ответа от Никифорова совсем не ждал. Угрожающе медленно вышел из-за стола и вплотную подошёл к подчинённому.

- Так вот, товарищ лейтенант, - продолжил тихим голосом, едва сдерживая бешенство, но с каждым словом повышая тональность, - родители у меня нормальные советские люди, которые правильно меня воспитали. Учился в нормальной советской школе, где также воспитывали и прививали высокое отношение к чувству долга перед Родиной, страной и к её гражданам… И жена у меня отличная мать и женщина, которая кстати тоже не хочет, чтобы я ехал в Чечню, но она говорит: прикажут – езжай. И дети у меня не олигофрены. Понятно? Все эти десять дней, как соседний полк уезжал, я чувствовал себя ущербным, потому что мне никто не предлагал ехать туда. И сейчас меня поставили почти на одну с тобой доску, не поверив в мою готовность выполнить то, для чего я предназначен как военный. Мне сейчас для того, чтобы ехать в Чечню, пришлось доказывать, что я хочу и должен ехать… Что хочу ехать со своим полком… И еду туда не мирное население убивать, как ты тут бегаешь и треплешь языком на каждом углу, а бороться с бандитами, которые убивают, насилуют, грабят и выгоняют из своих домов, квартир русских. Вот за них и еду воевать. Еду, чтобы любой враг не пришёл сюда и не изнасиловал мою жену, не убил моих близких, да и твоих тоже. И таких, как я - большинство. Скажу тебе больше. Если бы ты даже согласился ехать, то я бы всё сделал, но отказался бы от тебя. Потому что не верю тебе. Такие как ты, сдаются в плен и становятся предателями.

Я стоял напротив Никифорова и всё это, даже не заметив, уже выкрикивал в лицо командира взвода. Он же, побагровевший, хлопал беззвучно губами, пытаясь что-то ответить или возразить мне.

- Молчать, Никифоров! – Раздельно и угрожающе произнёс я, - если ты сейчас что-то попытаешься возразить или оспорить мои слова, я просто заеду тебе в морду. Ни как русский офицер, а как нормальный русский мужик.

Я уже спокойно смотрел ему в глаза - так как запал весь прошёл. Всю свою злость, обиду и ярость выбросил в крике, но про себя всё-таки решил: если он, что-то сейчас вякнет. Знаю…, побежит в прокуратуру, но всё равно врежу ему по роже. Это же наверно увидел в моих глазах и Никифоров, поэтому благоразумно промолчал. Я посмотрел на побледневшего Матвиенко, стоявшего рядом, затем резко развернулся и сел за стол.

- Вольно. Садись! – Скомандовал я.

Но Матвиенко и Никифоров продолжали стоять, не решаясь сесть.

- Я, что неясно сказал? Проехали…, садись….

Офицеры осторожно присели за стол. Я тоже постепенно успокоился: - Никифоров, всё что я здесь произнёс, это не ради красного словца было сказано: я так думаю на самом деле и мне на самом деле глубоко наплевать на тебя. Но если всё таки не поедешь, то ты и ты Матвиенко, пока не увидите меня в вагонном окне, пока я вам оттуда не помахал рукой - вы должны пахать, пахать как лошади. Вам это ясно?

Командиры взводов молча и синхронно кивнули головами.

- На сегодня следующая задача. Сейчас идёте в парк. На полу хранилища выкладываете весь ЗИП со всех противотанковых установок. Не трогаете только ЗИПы командирских машин – там всё в порядке. Берёте комплектовочные ведомости и к завтрашнему обеду выдаёте мне по списку: чего у нас по инструменту не хватает. До ключика. Вопросы есть? Нет? Идите, выполняйте.

Сам остался в канцелярии и после недолгого раздумья пододвинул к себе рабочую тетрадь. И после длительных размышлений к вечеру у меня был готов план мероприятий по подготовке противотанковой батареи к убытию в Чечню объёмом в семьдесят пунктов. Основным, конечно, пунктом была заводка двигателя, проверка работоспособности пусковой установки и работа на технике. Остальные пункты были в принципе мелочными и легко выполнимыми. Надо было заготовить стандартные листы, карандаши, тетради – то есть, заготовить всё, что будет необходимо для жизнедеятельности батареи, а не метаться там в поисках. Куда это сложить и так далее, и тому подобное.

Со следующего дня всё завертелось. Такие же планы, оказывается, не только я составил, они были практически у всех командиров подразделений. Все ринулись в парк и начали проверять технику заводкой, тем более, что нам опять везло с погодой. На улице, после небольшого похолодания, опять стояла температура –1-2 градуса мороза. С серого, как солдатская шинель, покрытого унылыми облаками неба, сыпался то дождь, то снежная крупа. Каждое утро, с командирами взводов из ПТО, забирал подготовленные АКБ, тащил их в бокс. Там залезал через боевое отделение в узкий люк двигательного отсека и в течении трёх часов, пока не заводил установку, находился в неудобном лежачем положении. Сложность была в том, что к клеммам АКБ нужно было подсоединить семь проводов: два на минус и пять на плюс. У меня раньше они были заведены на болты, но после того как при обслуживании техники чужими солдатами болты были раскручены, мне пришлось всё это, методом «тык» делать заново.

После того, как машина заводилась, я начинал проверять пусковую установку: работу горизонтальных и вертикальных механизмов, а затем выезжал из бокса и делал контрольный круг по парку. И приступал к следующей машине. В день удавалось завести две, максимум три машины. А ведь помимо всего приходилось ещё участвовать в полковых мероприятиях и ходить на дежурства.

Домой приходил уже выжатым усталостью, как лимон и сил хватало только на то чтобы послушать программу «Время» о событиях вокруг Чечни. После чего падал на постель и забывался в тяжёлом сне. А с утра всё по новой. Через несколько дней я срочно был вызван к начальнику ракетных войск и артиллерии округа в кабинет командира артиллерийского полка. Необходимо было срочно представить ему на беседу моего отказника Никифорова и ещё одного офицера-отказника с артиллерийского дивизиона. С ними Шпанагель ещё не беседовал.

Я вёл их через плац и инструктировал: - Товарищ Никифоров, в беседе с полковником Шпанагель попрошу вас высказываться без излишней фанаберии и других ваших псевдодемократических штучек. Ну, а вам, товарищ лейтенант, чего советовать: если вы не хотите ехать – так и скажите ему.

Лейтенант с дивизиона очень боялся предстоящего разговора и всё больше, и больше впадал в панику: - Товарищ капитан, ну как ему об этом сказать? Подскажите мне, ведь вы уже с ним общались, - ныл всю дорогу лейтенант.

Как только завёл офицеров в кабинет, так Шпанагель гневливо спросил: - Копытов, кто из них Никифоров?

- Товарищ лейтенант, - начал грозно вещать полковник, после того как я представил Никифорова, - да вы подлец, да ещё какой. Ваши товарищи, ваш командир батареи едут выполнять свой конституционный долг, а вы в кусты. Да вы…, - дальше последовали рассуждения о личности Никифорова, в основном эти рассуждения носили негативно-красочный характер, при этом виртуозно были присовокуплены и сказочные образы, и другая «народная» лексика. Никифоров попытался оспорить эти суждения, но быстро заткнулся и только краснел или бледнел от очередного высказывания начальника. Шпанагель в ходе своего монолога частенько обращался за поддержкой к молчавшему лейтенанту и тот также молча кивал головой, как бы поддерживая позицию начальника. Так продолжалось около сорока минут, пока Шпанагель не обратился к лейтенанту:

- Вот скажите, товарищ лейтенант, этому негодяю, дезертиру и трусу. Есть у вас жена и ребёнок? - Лейтенант обречёно и молча мотнул головой.

Полковник обрадовался: - Вот скажите этому молодому и бестолковому человеку, у которого нет семьи и ничего его здесь, в принципе, не держит - Ваша жена хочет, чтобы вы ехали в Чечню?

Лейтенант разлепил пересохшие губы и сиплым от волнения голосом произнёс: - Товарищ полковник, моя жена не хочет, чтобы я ехал туда. И я тоже отказываюсь туда ехать - не хочу…

Полковник в изумлении уставился на него, потом зло плюнул и повернулся ко мне: - Копытов, ты кого привёл? Ты…, кого привёл?

- Товарищ полковник, за лейтенанта с дивизиона ничего не буду говорить, а лейтенант Никифоров по своим деловым и моральным качествам мне и сам не нужен. В присутствии его и говорю – гнилой он.

Шпанагель устало махнул рукой: идите, мол, отсюда. Повернулся и пошёл за стол.

- Кругом! – Скомандовал я, и мы вышли из кабинета.

В течении нескольких дней начала вырисовываться картина дальнейших наших действий. Действительно 4 января ожидались с ЗабВо четыре самолёта с полутора тысячами солдат, которых уже подбирали там и готовили к отправке. Старшим, по формированию моей противотанковой батареи, был назначен командир противотанкового дивизиона подполковник Евсеев Григорий Иванович. Мой сосед по подъезду. Его дивизион готовил для моей батареи помещение и лично Евсеев отвечал перед Шпанагелем за подготовку батареи. Надо сказать, что Евсеев, мягкий и нерешительный по характеру, жутко боялся полковника и в первые же сутки заколебал меня своей опёкой и навязчивостью до такой степени, что я был вынужден поговорить с ним довольно жёстко.

- Товарищ подполковник, вот вы готовите для моей батареи помещение – вот и готовьте. Я туда не вмешиваюсь и вы тоже не вмешивайтесь в мои дела. Я командир противотанковой батареи, и я отвечаю за неё. Понадобится мне ваша помощь, поверьте - обязательно обращусь к вам, а так не мешайте мне.

Но, честно говоря, несмотря на всю мою решительность и апломб, чувствовал себя не уверенно, хотя этого на людях старался не показывать. Действительно я командовал противотанковой батареей пять лет. За это время перевооружался три раза. Сначала у меня на вооружении были 76 миллиметровые пушки, потом 85 мм. Через год всё это сдал и получил 100 миллиметровые пушки. А в 1991 году получил противотанковые установки 9П148, на базе БРДМ-2. Честно говоря, я их не знал, и за четыре года ни разу из них не стрелял: на меня просто не выделяли ракет. Бегал в соседний полк к Мишке Гаджимурадову, который командовал там развёрнутой противотанковой батареей и по праву считался опытным специалистом, так как каждый год стрелял. Но все эти попытки получить определённые знания и навыки не давали должного результата. Чисто теоретически знал в принципе всё, но без практики всё это было мёртвым грузом. А ведь придут солдаты, командиры взводов наверняка будут двухгодичники и мне их придётся в сжатые сроки обучить и идти может быть в бой. А я сам был круглым нулём. В довершении ко всему когда поступила команда выгнать технику батареи из бокса, поставить их в колонну около КТП и быть в готовности перегнать в парк противотанкового дивизиона, я смог выгнать только пять противотанковых установок из девяти, и все четыре командирских БРДМ-2. Остальные установки, стали в боксе насмерть - не заводятся и ВСЁ. А ведь помимо этой техники, мне должны поставить в батарею ещё взвод визирования с тремя БМП, в которых я вообще «не рубил». А также два автомобиля для перевозки боеприпасов, в знании которых тоже был «чайником». Короче, было отчего чувствовать себя неуверенно.

В канун Нового года командир полка довёл до меня, что взвод визирования не будет развёрнут и это меня несколько успокоило.

Празднование Нового года прошло невесело. Да и чего было веселится. Семья знала, что через пару недель я уйду на войну, а вернусь ли оттуда – это был довольно больной и острый вопрос. И даже когда вернусь - тоже был ещё тот вопрос. Сам же я был вымотан до предела. Посидели. Немного выпили. В 12 часов выскочили на балкон. А на улице +1 и идёт дождь. Запустили фейерверк и пять минут первого зашли обратно в комнату. Тогда никто из нас ещё не знал, что полк соседей в это время ведёт бой в Грозном и уже есть первые убитые, раненые, искалеченные и пропавшие без вести.

Посидев за столом ещё полчаса, я ушёл спать.

В десять часов утра на следующий день встретился, как и договаривались, в парке с командирами взводов и попытались завести ещё раз «мёртвые» противотанковые установки. Но напрасно промучившись на лёгком морозце три часа, я плюнул на это дело, отпустил взводников и сам тоже ушёл домой.

Второго января, получил приказ перегнать установки в парк противотанкового дивизиона. Заводил БРДМ и на небольшой скорости, по снежной жиже, а на улице стояло +2 градуса, перемещался на новое место. Вечером на совещании удручённо доложил о перегоне только пяти противотанковых установок и четырёх командирских БРДМ-2.

Выслушав доклады остальных командиров подразделений о проделанной работе, полковник Петров поставил задачу на следующий день.

- Завтра, в четырнадцать часов командующий округом собирает нас в клубе артиллерийского полка. Собирает всех. Отказников тоже. Туда же будут доставлены к этому времени офицеры и прапорщики с других гарнизонов, для доукомплектования полка командным составом. Вполне возможно командующий захочет выслушать доклады всех начальников служб и командиров подразделений. Так что будьте готовы к возможным вопросам. Завтра это будет наиглавнейшая задача.

И вот «завтра» наступило. В половине второго мы уже собрались перед клубом арт. полка, сбились в кучки, курили, разговаривали. Я же отвёл своих командиров взводов в сторону.

- Дима, Никифоров. Слушайте меня внимательно, чтобы для вас потом не было неожиданностью то, что я скажу командующему насчёт каждого из вас, если меня спросят. Дима, для того чтобы безболезненно отмазать тебя от Чечни, в своём докладе сгущу насчёт тебя краски, так что не обижайся, когда ты это услышишь. Ну, а про тебя Никифоров скажу то, что думаю, без всяких прикрас. Извините, но мне там нужны нормальные командиры взводов, на которых смогу в боевой обстановке твёрдо опереться. Вам ясна моя мысль? – Взводные одновременно кивнули головами.

- Товарищ капитан. – Послышался из-за спины голос. Я обернулся: передо мной стоял, покачиваясь из стороны в сторону, невысокого роста, крепко сбитый, с небольшими усиками, старший лейтенант, с лихо заломленной шапкой, - мне сказали, что вы командир противотанковой батареи.

- Да. А что нужно?

Старлей сильно качнулся в сторону и на какое-то мгновение мне показалось, что он сейчас упадёт, но сделав над собой усилие, он выровнялся, неловко приложил руку к головному убору и заплетающимся голосом отрапортовал: - Старший лейтенант Кирьянов. Назначен к вам на должность заместителя командира батареи по воспитательной работе. – Последние слова он выговаривал уже с трудом, еле ворочая языком. То что он был пьян, и не просто пьян, а пьян в «сисю» было видно даже за километр.

- Товарищ старший лейтенант, да вы же пьяны, - с горечью констатировал я данный факт.

- Товарищ капитан, ну…. пока ехали с Чебаркуля. Останавливались по дороге…., я и не заметил, как напился. – Бормоча слова оправдания, Кирьянов старательно таращил глаза и прилагал большие усилия, чтобы не шататься и выглядеть как все, но это у него плохо получалось.

Я огляделся, из машин которые подъезжали на плац артиллерийского полка, выгружались офицеры и прапорщики, прибывшие для укомплектования полка. С шумом и гамом, нагруженные вещами они валили по дорожке к клубу, входили в двери и исчезали в его недрах. Сразу бросалось в глаза, что половина из них была сильно пьяная, а вторая половина просто «датая». Они были веселы и воспринимали всё происходящее как очередное весёлое, военное приключение. Многие из них ещё не знали того, что знали мы. Утром на совещании Петров рассказал, что звонил из Грозного командир соседнего полка в дивизию и в округ. Полк в ночь с 31 декабря на 1 января, когда мы отмечали Новый год, вступил в бой и понёс большие потери: десятки убитых офицеров и солдат, подбитая и уничтоженная на улицах города техника. И есть тяжело раненный офицер нашего полка – Колька Сыров. Обстоятельства ранения командир обещал уточнить. Поэтому мы: офицеры 324 полка, уставшие и вымотанные подготовкой своих подразделений, скептически смотрели на этих пьяных ухарей.

- Товарищи офицеры, всем зайти в клуб. – Послышалась команда начальника штаба полка. Зал встретил нас разноголосицей и шумом, вновь прибывших, которых офицеры округа рассаживали на галёрке. Нам же, командир полка указал несколько рядов около сцены. Я усадил слева от себя командиров взводов, а справа замполита. Вид у него был уже осоловевший и его быстро развозило в тепле, но он что-то ещё пытался мне рассказывать.

- Тебя как зовут, замполит? – Спросил я.

- Алексей, - потом немного подумал и добавил, - Иванович...

- Так вот, Алексей Иванович: сидишь и молчишь. Ты понял? – Кирьянов тяжело мотнул головой и через минуту его голова склонилась на грудь и он, тихо засопев, заснул. Хорошо, что перед ним сидел офицер с широкой спиной, из-за которой со сцены он никому не был виден.

В третьем часу в зал вошёл командующий округом. Вместе с ним на сцене за столом расположились его замы, и мероприятие началось. Сначала командующий в течении нескольких минут довёл ту обстановку, которая сложилась в Грозном и в частности с полком, убывшим перед нами. Заострил внимание, что полк понёс большие потери, после чего поднял командира полка и выслушал его доклад. Как и предполагал Петров, командующий стал подымать каждого начальника службы: выслушивал его, задавал вопросы, уточняя какие-либо моменты. А потом стал подымать командиров подразделений.

Совещание длилось уже третий час без перерыва, когда очередь дошла до меня. Потный от волнения и духоты, я доложил о проблемах, какие были у меня с техникой. Командующий внимательно выслушал меня, что-то записывая к себе в блокнот.

- Всё у вас? – Спросил он.

- Товарищ командующий, у меня проблема с командирами взводов. По списку у меня два командира взвода. Лейтенант Матвиенко, - Дима вскочил со своего места и вытянулся в струнку, - мать у него находится в нестабильном состоянии после перенесённого инфаркта, вызванного смертью мужа, то есть отца лейтенанта. Родственников никого нет. Лейтенант Матвиенко содержит её, и является единственным кормильцем. По складу характера мягкий, в какой-то степени безвольный. Прошу его отставить от Чечни.

- Лейтенант Никифоров, - тот тоже вскочил и замер, - по своим деловым и моральным качествам характеризуется крайне отрицательно. Можно сказать – «гнилой». Способен в любой момент подвести. Отказался, если так можно выразится, по своим демократическим убеждениям, участвовать в восстановлении конституционного порядка в Чечне. Я ему не верю. Прошу вместо него другого командира взвода.

Командующий протестующе поднял руку и остановил меня: - Что-то у вас, товарищ капитан, все плохие. Так не бывает.

- Товарищ командующий, мне ехать воевать, а не нянчится с ними там и перевоспитывать. В военном отношении они никакой ценности в данный момент не представляют.

На первом ряду приподнялся полковник Шпанагель и стал делать мне страшные глаза и корчить грозные рожи - Прекрати, мол, спорить с командующим.

Командующий же поднял руку с зажатой в ней ручкой и обратился к сидящим в зале: - Я хочу сразу предупредить всех отказников: кадровых офицеров мы будем беспощадно увольнять. Но вот против офицеров, которые призваны на два года службы и отказались – будем возбуждать уголовные дела. Радуйтесь, что сейчас не военное время, тогда всё было бы в отношении отказников по-другому – просто и более жёстче. Ну, а для тех кто уезжает. Будет создана комиссия, которая рассмотрит все ваши проблемы: квартиры, звания, должности, задолженности по деньгам. Конечно, всё, что в наших силах и возможностях, - командующий что-то ещё черкнул в блокноте и поднял голову. - У вас есть ещё что-то, товарищ капитан?

Я глубоко вздохнул и высказал наудачу затаённое желание: - Товарищ командующий. У меня в батареи по штату девять противотанковых установок, четыре командирских БРДМ и два автомобиля. Всего - пятнадцать единиц техники. Больше чем в любом линейном подразделении. У них зампотехи есть, а у меня нет. Прошу вас ввести своей властью на время командировки должность зам. по вооружению командира батареи.

Шпанагель опять возмущённо засемафорил мне рукой со своего места: садись – балбес, что ты просишь? Все присутствующие повернули с любопытством ко мне головы, а командующий засмеялся: - Ну, что ж, пользуйся моментом. Офицера тебе не дам, а техника батареи выбери себе из резерва. Всё.., всё, садись капитан.

Сел с огромным облегчением и больше просить ничего и не собирался, а через час всё закончилось и офицеры потянулись на выход перекурить. Я вышел в просторное фойе, где уже были расставлены столы, за которыми и происходило комплектование полка офицерами и прапорщиками. Переходя от стола к столу, добрался до офицера артиллериста и задал ему вопрос о новых командиров взводов.

- Капитан, погуляй немного. Команду насчёт тебя дали, но я пока не владею полной информацией: кто и откуда прибыл.

Как только отошёл от стола артиллериста ко мне подскочил худощавый прапорщик и бойко представился.

- Товарищ капитан, прапорщик Пономарёв. Назначен к вам старшиной батареи. Товарищ капитан, я слышал ваше выступление насчёт командиров взводов и техника батареи. Правильно вы сказали.

Внимательно осмотрел стоящего передо мной старшину. То, что он в возрасте, это неплохо – может быть он хозяйственный, но вид у него как у простого работяги, которого призвали прямо от станка, причём хорошо пьющего. Я его, конечно, не знаю, но мне не нравятся люди, которые сразу в открытую льстят.

- Товарищ прапорщик, откуда вы?

- Я прибыл из Еланского гарнизона, там служил тоже старшиной, но только в ракетной бригаде.

- Старшиной служите давно?

Прапорщик замялся: - Да нет, я в армии только пять лет. Из них только год старшиной.

- Вы что с гражданки пришли в армию?

- Нет. До армии служил в милиции. Капитан, был участковым в Каменске-Уральском. Но по некоторым обстоятельствам уволился и перешёл в армию.

- Ну, хорошо, об ваших обстоятельствах поговорим попозже, главное чтобы вы были не запойным. – Я поднял руку и остановил, запротестовавшего было Пономарёва, - сейчас найдём одного подполковника и вы примите у него расположение нашей батареи: завтра уже прибывают солдаты.

Мы начали продвигаться по фойе клуба и через пару минут нашли подполковника Евсеева.

- Григорий Иванович, вот мой старшина, прапорщик Пономарёв. Ведите его в расположение и передайте имущество и помещение ему. – Я повернулся к старшине, - всё принять по акту и внимательно, потому что через пару недель всё это придётся передавать обратно. Я попозже подойду туда уже с офицерами.

Отправив старшину с командиром противотанкового дивизиона, сразу же ринулся к столу технарей, где, как видел, сидел знакомый мне офицер, для того чтобы выбить себе нормального техника. Только протиснулся к столу и поздоровался с ним, он махнул рукой на зал: - Боря, иди в зал, там сидит резерв, оттуда и подбери себе техника. Потом подведёшь его ко мне, чтобы я отметил, что он к тебе пошёл.

На галёрке зрительного зала сидело около пятидесяти офицеров и прапорщиков – так называемый резерв, которые выжидающе уставились на меня.

- Я командир противотанковой батареи. Мне нужен техник батареи. На вооружении стоят тринадцать БРДМ-2 и будет ещё два автомобиля - какие не знаю. Желающие есть идти ко мне? Также мне нужны и командиры взводов, - теперь я уже выжидающе смотрел на притихший резерв.

Через минуту молчания, когда я уже решил было не тратить время на эту аморфную массу, из кресел поднялись два лейтенанта, следом за ними ко мне подошёл и прапорщик. Все представились. Прапорщик Карпук Константин: прибыл с артиллерийского училища. Хочет быть техником батареи. Лейтенанты Жидилёв и Коровин: закончили Челябинский сельскохозяйственный институт и на военной кафедре изучали именно противотанковую установку 9П148. Командирам взводов сразу же задал несколько контрольных вопросов по противотанковой установке, и обрадованный обстоятельными ответами, после чего повёл их к столу артиллеристов, где меня ждал третий командир взвода – лейтенант Мишкин с Шадринского гарнизона. Записав у автомобилистов и Карпука, я всех, в том числе и более-менее протрезвевшего замполита повёл в расположение батареи. Противотанкисты потрудились на славу, всё было готово к приёму личного состава. Старшина по передаточной ведомости принял имущество и помещения, которую мы тут же подписали. Быстро решил с Григорием Ивановичем, что наряд по расположению будет стоять его, после чего Евсеев ушёл, а я собрал офицеров и прапорщиков в комнате, которую определил под их проживание. Обвёл взглядом притихших офицеров, которые ждали, что скажет уже их командир батареи. И я начал ставить задачи.

- Завтра прибывают солдаты. Сразу же хочу сказать, что если вы думаете, что оттуда придут нормальные и подготовленные бойцы, то вы капитально ошибаетесь. Сейчас в Забайкальском военном округе лихорадочно собирают всех кто им не нужен – хулиганов, пьяниц, наркоманов, лохов, оленей, дебилов и всех их скопом спокойненько спихнут к нам. Поэтому, из этого вытекает следующая задача: солдат загрузить работой так, чтобы у них была только одна мысль – СПАТЬ! СПАТЬ! И ещё раз СПАТЬ! Больше у них других мыслей не должно быть. Изучить личный состав. Выявить среди них слабых, за которыми нужен контроль, и сильных, на кого можно опереться, и которых тоже надо будет контролировать. И каждые пять минут вбивать им в голову, что они едут на войну и от каждого из них может зависеть жизнь другого или других солдат и офицеров. Остальные задачи будем выполнять по мере их поступления.

Дальше обрисовал состоянии техники батареи в настоящее время. И примерно, какие мероприятия нас ждут. Заканчивая постановку задачи, сказал: - У вас сегодня ещё есть время до прибытия солдат. Разрешаю его употребить на решение своих личных проблем и до завтрашнего обеда я вас не трогаю. Но сразу же предупреждаю: в батарее на время боевого слаживания – сухой закон. Разрешаю сегодня вечером посидеть за бутылочкой и перезнакомится, но такого как сегодня, Алексей Иванович, не должно повторится. Кстати, я сейчас ухожу на совещание, ты как мой зам – здесь старший.

- Товарищ капитан, больше такого не повторится. Я ведь вообще то не пью, может, поэтому так и напился сегодня.

На совещании каждый доложил командиру полка о получении в подразделения офицеров. В принципе, командным составом полк укомплектовали. Осталось принять личный состав.

4 января мы с утра опять собрались в клубе арт. полка и начали ждать первого самолёта, который уже был на подходе к Екатеринбургу. Какие подразделения летели первым бортом, никто не знал. А через два часа после приземления на плац арт. полка въехала автомобильная колонна с первой группой - четыреста солдат. Их быстро разгрузили и завели в клуб. Оказалось, что прибыл первый батальон и стало известно, какие подразделения, каким бортом идут. Моя противотанковая батарея должна была прибыть последним самолётом. Отправив своих офицеров на технику, я остался с замполитом наблюдать за приёмом личного состава других подразделений, чтобы избежать каких-либо ошибок при приёме противотанковой батареи.

Целый день, слоняясь по фойе клуба, и наблюдал, как проходило комплектование подразделений. А моего самолёта всё не было и не было. Наступил вечер, и лишь тогда стало известно, что личный состав батареи прибудет где-то в районе трёх часов ночи. Так оно и получилось. В три часа я и остальные офицеры и прапорщики батареи стояли напротив рядов кресел, где сидели наши будущие подчинённые с вещмешками на коленях. Проверил их по списку, который мне дал прибывший с ними офицер ЗабВо. Спросил, есть ли вопросы у солдат по укомплектованности их вещевым имуществом. Вопросов не было и претензий к передающей стороне тоже и я тут же подписал офицеру акт о передачи личного состава. Представился сам, представил офицеров и прапорщиков батареи. В течении двадцати минут разбил их повзводно и по отделениям. После чего дал время командирам взводов переписать свой личный состав. Как бы не старался ускорить приём личного состава, чтобы дать им и себе хоть немного поспать, но спать их положить сумел лишь без пятнадцати шесть. А через пятнадцать минут командой «Батарея Подъём!!!» их поднял, начиная претворять в жизнь свой план, заколебать их только до одной мысли – СПАТЬ! СПАТЬ! И ещё раз СПАТЬ!

В течении часа, приведя их в порядок и на построении выяснив, что солдаты практически все знают песню «Не плачь девчонка» повёл батарею с песней в столовую 276 полка, чем немало удивил командование не только полка, но и дивизии, которое присутствовало на приёме пищи. После завтрака на общем построении полка прибывшим солдатам и сержантам было представлено командование полка и как это водится, выступил с речью сам командир. После чего все были распущены и предоставлены командирам подразделений для окончательного формирования подразделений.

Построил батарею в коридоре казармы и оглядел замерших в строю солдат и офицеров. Вот они стоят передо мной, разные по характеру, возрасту, воспитанию и подготовке. Каждый из них имеет своё мнение о мире, в котором он живёт и в соответствии со своим видением и пониманием этого мира каждый в нём устраивался по своему. И отношения у них ко всему, что происходит вокруг них тоже разное. Кто уже испытал любовь к женщине, а кто-то нет. Кто-то верит нам офицерам, даже новым и незнакомым, а кто-то смотрит на нас волком. Вот стоит рядовой Чудинов - я уже знаю, что до армии он отсидел в тюрьме, и сейчас смотрит на меня с вызовом, потому что для него все офицеры – «западло». В строю второго взвода стоит сержант Кабаков – по кличке «Малыш». Он действительно, по внешнему виду смотрится лет на четырнадцать, а ведь он командир противотанковой установки. Можно ли на него в бою опереться или он спасует? Или водитель БРДМ в третьем взводе рядовой Снытко: сразу видно, что это – ЧМО. Как уже успел узнать вечно грязный и неряшливый, к тому же и бестолковый. И все эти люди волею судьбы и приказом командования собраны в одно подразделения для решения боевых задач и как они поведут себя там – в бою, во многом будет зависеть от меня – командира противотанковой батареи. Я ещё раз пробежал взглядом по строю, уже зная, что скажу своим подчинённым.

- Товарищи солдаты, пришло время рассказать вам о себе. Рассказать вам о том, чего хочу добиться от вас и каким путём я буду это делать.

Родился я в 1955 году. В 1973 году был призван в Советскую Армию. Так что мой ДМБ был в 1975 году. Служил срочную в Германии. На дембель не пошёл, а пошёл в школу прапорщиков. После неё до 1982 года служил там же в ГДР. В 1982 году по замене попал сюда служить: в артиллерийский полк. Так как я закончил артиллерийское училище экстерном, мне в 1984 году было присвоено воинское звание лейтенант. В 1986 году был направлен для службы в Республику Куба, где служил в должности начальника разведки одного из учебных центров. Там служил до 1989 года. Потом вернулся сюда обратно и вот уже почти пять лет я командир противотанковой батареи. Свою биографию вам рассказал для того, чтобы показать, что я далеко не новичок в армии. Имею достаточный опыт и прошёл хорошую военную школу. Постоянно командовал солдатами и солдатскую службу, солдатскую жизнь знаю не понаслышке. И если у кого то появятся мысли и желания «гнуть тут пальцы», увиливать от службы, от выполнения своих обязанностей то как «рога ломать», причём медленно и уверенно, тоже знаю и хорошо умею, - я повернулся к Чудинову и ткнул в него пальцем, - Тебе ясно солдат? А то ты тут уже пытаешься мутить воду. Откуда пришёл туда и уйдёшь.

Чудинов заюлили глазами, но промолчал.

- Продолжаю дальше. Лёгкой жизни вам не обещаю, по крайней мере сейчас, на период боевого слаживания. От того, как мы подготовим технику и себя, так мы там и будем воевать. Особое внимание обращаю водителей на подготовку машин. От вас будет во многом зависеть выполнение боевой задачи, но и командиры отделений от подготовки машины не должны самоустраняться, считая, что это дело только водителя. Помните, что если что-то случиться, то в этой железной банке вы будете умирать вместе. А для меня командира батареи важно будет выполнение боевой задачи, и если кто-то по своей нерадивости сломается, то я не буду нянчиться с этим экипажем, а брошу его, ради того чтобы выполнить приказ командования. – Конечно, это было жёсткое заявление, но я был вынужден так говорить. Сразу вбить им в головы, что едем мы не на учения, а на войну – где не жалеют, а убивают.

- Я требую безоговорочного подчинения и выполнения любого моего приказа, и приказов командиров взводов. Я, как командир подразделения, несу за вас и ваши жизни полную ответственность, как перед государством, так и перед вашими родителями. Порой за нерадивость буду спрашивать жёстко и очень жестоко. Так как мой лозунг, на время войны – «Вместе уехали и вместе приехали оттуда» - и этим лозунгом мы все должны жить.

- Сейчас в течение двух часов всем записаться в штатную книгу. Я обращаю на важность этого мероприятия всех: и солдат, и офицеров. В 276 полку уже имеются случаи: убит солдат, а в штатной книге неправильный адрес, или что ещё хуже – вообще нет его. И куда этот труп отправлять никто не знает. Так что обращаю на это внимание. После этого мероприятия все идём в парк, где показываю каждому его технику. У меня всё. Алексей Иванович приступайте к заполнению штатной книги.

Кирьянов вышел из строя, за ним шустро выскочил сержант Торбан – санинструктор батареи. Его Алексей Иванович за красивый почерк выбрал в писаря. Командиры взводов из Ленинской комнаты вынесли столы и солдаты поодиночке стали подходить к ним и заполнять свои данные. Я же ринулся в штаб полка, чтобы уточнить графики получения имущества и вооружения на батарею.

Через два часа мы были в парке противотанковой дивизиона. Глянув на машины батареи глазами вновь прибывших солдат и офицеров, мне стало несколько неудобно за технику и себя. Если командирские БРДМ-2 были после капитального ремонта покрашены и стояли сейчас в строю машин ровно. То остальные противотанковые установки, на фоне забора из ржавой колючей проволоки, выглядели обшарпанными, половина из них похилились в разные стороны на спущенных колёсах и гляделись сиротливо. Преодолев мгновенное замешательство, начал энергично распределять экипажи по машинам, а потом приказал их завести. Было тепло и машины завелись с полуоборота, что окончательно прибавило мне уверенности и оптимизма. А когда через пять минут мы открыли краны на колёсах и подкачали их, то я даже повеселел. Зажужжали по моей команде электромоторы, начали откидываться крышки боевых люков и на свет выскочили пусковые установки, которые повизгивая сервомоторами стали рыскать по сторонам. Это командиры машин, они же операторы, проверяли работу механизмов вертикальной и горизонтальной наводки. По моей команде, закончив проверку, личный состав построился напротив боевых машин. Сейчас, когда машинам подкачали колёса и они выровнялись, с поднятыми в боевое положение пусковыми установками - это было боевое подразделение, которое скоро будет готово выполнить боевую задачу.

Оставив солдат с командиром первого взвода, я с остальными убыл в свой бокс, чтобы показать другие, «убитые» противотанковые установки и попытаться их завести. И закрутилась, и завертелась работа. Уже к концу дня было получено оружие и принадлежности к нему. Полностью за оружие и пулемёты на БРДМ отвечал Кирьянов. К вечеру старшина получил часть вещевого и продовольственного имущества и комната офицеров, превращённая в кладовую, наполовину была им заполнена.

К концу следующего дня стало ясно, что противотанковые установки, которые мы пытались реанимировать, восстановить не сумеем и пришлось в срочном порядке получать установки с 276 и 105 полков. Так что к концу шестого января в парке противотанкового дивизиона стояли все противотанковые установки. Не хватало только двух автомобилей и ещё одного водителя на противотанковую установку. На каждом совещании я ставил этот вопрос, но водителя так и не давали.

Вечером на совещании командир полка поставил задачу: завтра в торжественной обстановке вручить солдатам оружие и технику с соответствующими записями в формулярах и списках закрепления.

…Утром, в десять часов, всё было готово к вручению. Личный состав чистый, побритый и более-менее выспавшись, выстроился напротив столов, на которых были разложены автоматы и гранатомёты, а также формуляры боевой техники и списки закрепления оружия. Я ещё раз придирчиво осмотрел солдат, технику, оружие на столах и остался доволен, решив начать процедуру вручение, но увидел вошедшего на территорию парка полковника Шпанагель, который стремительным и нервным шагом направлялся к строю батареи.

- Батарея, Равняйсь, Смирно! Равнение направо! – Повернулся и, печатая шаг, насколько это было возможно по снегу, направился с докладом в сторону начальника.

- Товарищ полковник, - начал докладывать, - противотанковая батарея, для вручения оружия и техники построена. Командир противотанковой батареи капитан Копытов. – Сделал чётко шаг влево и повернулся, пропуская полковника вперёд. Вместе со Шпанагелем обошёл строй и вернулись на середину строя.

- Вольно! – Подал команду полковник.

- Вольно! – Продублировал команду. Строй слегка шевельнулся и опять замер. Я повернулся к начальнику, - разрешите встать в строй.

После того, как встал в строй, Шпанагель вновь, но уже медленно и самолично прошёлся вдоль строя, пристально разглядывая солдат. И также молча вернулся на место перед строем. Видно было, что он не в настроении и готов выплеснуть своё раздражение на первого попавшего, но пока сдерживался.

- Командир батареи, выйти из строя. – Прозвучала команда. Я вышел на положенное количество шагов, повернулся и замер.

Шпанагель ещё раз окинул мрачным взглядом строй солдат и технику за строем.

- А вы знаете, кто Ваш командир батареи? – Прозвучал неожиданный вопрос начальника ракетных войск и артиллерии округа.

У меня в голове как у «Терминатора» сразу же прокрутились несколько вариантов ответа. Их и не могло быть больше. Что можно было сказать солдатам про их командира перед отправкой на войну: «Отличный командир – отец солдату», «Слушайтесь его и вернётесь живыми домой» и так далее. Но у Шпанагеля был другой вариант, он выдержал эффектную паузу и взорвался, вывалив на остолбеневший строй целый водопад матерного словоблудия:

- Это сволочь…, это скотина…, какой я ещё не видел. Да ему не батареей командовать, а гавно черпать….

Дальше последовали выражения и словосочетания, которые в приличной литературе не употребляются, а заменяются многоточием, целью которых, было опустить меня ниже городской канализации. Я был ошеломлён - Почему? За что? Зачем? Меня так открыто, да ещё такими словами, ещё никто в жизни не оскорблял. И главное, я не понимал - За что? От бешенства у меня помутилось в голове и первым побуждением было развернуться и ударить полковника в челюсть и наплевать на все последствия.

Вторая мысль была уже более трезвой: - Боря, тихо…. Тихо. Разворачивайся, Боря, и уходи. На хер тебе всё это нужно. Пусть эта сволочь, сама едет и воюет – раз я такое гавно.

Через несколько секунд я взял себя в руки и у меня уже появилось вполне «здоровое» любопытство: - Спокойно, Боря. Спокойно, интересно из-за чего он так возбудился?

Я видел ошеломлённые лица офицеров и солдат, но молчал, ничего не предпринимая. А через пару минут Шпанагель, «выпустив пар», успокоился.

- Продолжайте вручение, - сквозь зубы буркнул, не глядя на меня, и барственно удалился.

- Товарищи солдаты, не обращайте внимания, - спокойно, как будто ничего не произошло, сказал я, - наверно, у него что-то не получается и поэтому он сорвался.

Я вручал оружие, технику. Поздравлял солдат и сержантов, пожимал каждому руки. Отвечал улыбкой на их улыбки, но в душе после такого «отеческого» напутствия было муторно и пакостно, но виду не подавал. Это было ни к чему. Подчинённый должен видеть своего командира всегда бодрым, уверенным в своих силах и действиях.

Вручение оружия и вооружения было закончено, громко скомандовал - «Смирно»! – и поздравил солдат с вручением. В ответ прозвучало нестройное и тихое «Ура».

- Не понял, товарищи солдаты. Повторим ещё раз, - в моём голосе прозвучало явное неудовольствие. Второй раз троекратное «Ура» прозвучало более слитно и громче.

- Уже лучше, но и следующий раз, когда я вас буду поздравлять или обращаться к вам, вы должны отвечать с большим энтузиазмом. Товарищи солдаты, с этого момента вы стали противотанкистами. Я не знаю, кем вы были до прихода сюда и чем занимались на службе, но хочу чтобы вы стали настоящими противотанкистами и впоследствии гордились, что служили в противотанковой батареи. С гордостью говорили, что вы служите или служили в ПТБ, и всю жизнь помнили эти три большие буквы. Я не знаю, при каких обстоятельствах, и в каких условиях пройдёт наш первый бой, но я уверен, что мы его выиграем - Мы победим.

Вот сейчас у нас в полку чуть больше тысячи мотострелков, где-то человек сто пятьдесят танкистов, около двухсот артиллеристов, есть разведывательная рота, сапёры, семь человек взвода химической защиты. Но только ПТБ, согласна Боевого Устава, только мы – тридцать пять человек являемся резервом командира полка, который он обязан бросить на самое опасное направление. Вы должны этим гордится. Немного истории: вы наверно помните, лет пять тому назад, когда ещё носили советскую форму, и офицеры ходили в фуражках с чёрными околышами. Их носили артиллеристы, танкисты, сапёры и другие. Самым шиком считалось носить фуражку с чёрным бархатным околышем. А ведь никто не задумывался, что есть фуражки с чёрным суконным околышем, а есть фуражки с чёрным бархатным околышем. Так вот, специальным приказом Верховного Главнокомандующего – Сталиным, за мужество и героизм, проявленные в боях с фашистскими танками была установлена специальная форма для противотанковой артиллерии - чёрная гимнастёрка и фуражка с чёрным бархатным околышем. Шёл в такой форме военнослужащий по улице, и все знали, что это идёт противотанкист. Тогда на вооружении были сорокопятки, и с этими маленькими пушчонками наши деды выходили против фашистских танков, гибли, но и уничтожали их. По сути дела они были смертниками, но они выходили и ценой своей жизни останавливали лавину танков. И вы должны помнить это и гордится - званием противотанкиста.

- Кто из вас смотрел фильм «Живые и мёртвые», подымите руки. – Человек двадцать подняло руки. – Остальным, кто не смотрел этого фильма, тоже расскажите. В первой серии фильма есть эпизод, когда пять противотанкистов от Бреста, четыреста километров тащили на себе сорокапятку с двумя снарядами и не бросили её. Я хочу, чтобы вы помнили об этом. Но не хочу, чтобы вы, там, в Чечне толкали семитонную противотанковую установку, или погибали около неё из-за собственной лени или безалаберности. Поэтому день сегодня, и не только сегодня, но и следующие употребить на подготовку техники к маршу, тем более что завтра мы на своей технике совершаем марш на учебный центр для пристрелки оружия и метания гранат.

После такой содержательной речи я распустил строй и подозвал к себе офицеров, прапорщиков и поставил каждому задачу. А задач, в связи с завтрашним выходом, было не просто много, а море, в котором можно было запросто утонуть. Весь день прошёл в бесконечной суете: в дополучении имущества и подготовке техники. Пришла колонна с автомобильной техникой из Чебаркуля и мне повезло. Вместо ЗИЛов, которые мне шли по штату, батарея получила два новеньких дизельных УРАЛа. Но радость от этого сменилась тревогой, так как во второй половине стала портится погода и температура начала стремительно падать и когда я пришёл на совещание в тактический класс арт. полка в 21:00, на градуснике было минус двадцать градусов.

Рядом со мной сидел командир артиллерийского дивизиона Андрей Князев и делился своими проблемами, которые были точно такими же что и у меня. Пообщавшись с Андрюхой, повернулся назад и окинул взглядом остальных офицеров, которые расслаблено сидели в разных позах и эти короткие минуты отдыхали от беготни и суеты. На всех лицах лежала одна, объединяющая нас печать - печать усталости и бессонницы, которая проглядывала в красных от недосыпа глазах и осунувшихся лицах. Я повернулся обратно и стал с нетерпением поглядывать на часы. Неизвестно на сколько затянется совещание, а ведь многое не сделано. Тревожило меня и то обстоятельство, что завтра мы вполне возможно не сможем из-за мороза завестись: так как ни разу ещё не запускались котлы подогревателя. Не выкроил и времени в течение дня, чтобы водителей посадить на машину и проехать по маршруту движения на полигон. Сейчас получалось, что только я знал дорогу на полигон и о том, что и в эту ночь не придётся спать, я просто не задумывался. Используя передышку перед совещанием, мозг усиленно работал, выискивая пути выхода из создавшейся ситуации, ход которых был прерван громким стуком распахнувшейся двери: в тактический класс ураганом ворвался полковник Шпанагель. То что он был, мягко говоря не в себе, было заметно каждому. Подбежав к небольшой фанерной трибуне, он крепко ухватился за неё руками и «огненным» взглядом оглядел нас. Без всякого вступления и передышки заорал: - Сволочи, пи…..сы, ху….сы! Я вам всем покажу. – Что он хотел показать, осталось неизвестно. Внезапно он поднял лёгкую трибуну и, запустив ею в гущу сидящих офицеров, пулей выскочил из класса. Все сидели какое-то время ошеломлённые, после чего класс взорвался гулом возмущённых голосов. В течение нескольких минут кипели страсти и негодование, а немного поостыв, решили - если он ещё раз позволит себе подобную выходку – все пишут рапорт об увольнении.

После совещания в арт. полку помчался уже на полковое совещание и успел к его началу. Всё остаётся без изменения. Завтра на полигоне пристрелка автоматов и метание гранат.

Когда я вернулся в подразделение, Алексей Иванович заканчивал построение, на котором довыдавал бронежилеты и другое имущество. А чтобы не строить больше батарею, решил сразу довести необходимую информацию до солдат, чтобы они в какой-то мере ориентировались в обстановке.

- Завтра после завтрака выдвигаемся на полигон. Выходит вся техника - 100% . В связи с тем, что я не смог сегодня организовать изучение маршрута с вами, скорость движения на марше будет минимальной. Форма одежды: полевая, полностью всё снаряжение - что положено. Бронежилет и плюс вещмешок с котелком и кружкой. Сразу всех хочу предупредить. Бронежилеты одевают все, в том числе: офицеры и прапорщики. Я тоже одену. Будем привыкать к этой необходимой тяжести.

Главная завтра задача: пристрелять оружие, метнуть гранаты, ну и естественно проверить на ходу машины. Сейчас командир полка доводил нам информацию по Чечне. Конкретный случай: совершает марш подразделение. Во время марша на подразделение нападают боевики. Начинается бой, который продолжается в течении пару часов, пока не прибыла подмога к нашим. Итог боя: у нас половина подразделения убиты или ранены. У боевиков никого не убили и лишь несколько человек ранено. Начинают наши разбираться: выпустили около пяти боекомплектов и такие минимальные результаты. Оказывается, в подразделении ни одна единица оружия не была пристрелена. Так что, мотайте себе на ус.

Одеться потеплее, так как температура на улице уже минус двадцать градусов. В связи с этим с сегодняшнего дня устанавливаем собственную охрану батареи. Заодно и подогревать сегодня заводкой все двигатели. Первым дежурит первый взвод, во главе с командиром взвода. Завтра второй. И так далее. Сейчас подготовить экипировку, подогнать бронежилеты. Офицерам после построения подойти ко мне.

В комнате я ещё раз довёл необходимую информацию до офицеров и поставил каждому

задачу на вечер и часть ночи. Конечно, и самому себе нарезал большой кусок работы. И только в два часа ночи сумел вырваться домой, чтобы поспать хотя бы два часа.

А в шесть часов утра был уже в расположении. Командир первого взвода и техник батареи не подвели меня и техника в парке была прогрета и готова к маршу. После завтрака быстро экипировались и в семь часов утра по радиостанции получил разрешение от командира полка на начало движения. Хотя я и двигался медленно, проблемы начались с первого километра. За железнодорожным переездом, перед въездом в совхоз закипели две установки и они сразу же начали растягивать колонну. В следствии чего, колонна разорвалась и вперёд вырвались четыре машины во главе со мной. Связь со взводами была отвратительная, а временами пропадала совсем. Я продолжал медленно вести батарею и перед полигоном меня догнали остальные машины, за исключением закипевших. Но я надеялся, что они быстро найдут нас - теряться в принципе было негде. Остановил батарею на левом войсковом стрельбище и выстроил технику на автомобильной стоянке стрельбища. Всю дорогу от полка ехал на верху своего БРДМа и во время марша сильно промёрз, а когда спрыгнул на землю, то совсем не почувствовал ног и по инерции, на «деревянных» ногах, пробежал вперёд, упав в снег, но тут же снова вскочил на ноги. Точно также неуклюже спрыгивали с машин и остальные солдаты. Надо было их срочно согреть.

- Строиться! – Заорал я. Солдаты и офицеры быстро выстроились перед машинами.

- Батарея, Кругом! – Строй повернулся на 180 градусов и снова замер. Я сорвал с плеча автомат и ткнул стволом в сторону ближайшей опушки леса, - Батарея в атаку, Вперёд!

Солдаты и офицеры рассыпавшись в цепь, с энтузиазмом рванули по глубокому снегу в учебную атаку и через три минуты опушка была взята. Я тут же развернул подразделение обратно и также бегом, по снегу, мы вернулись на автомобильную площадку. Опять построились. Теперь на строй можно было приятно смотреть. Все стояли разгорячённые, румянец в пол лица. Я также, пробежавшись, согрелся.

Пока мы бегали по снегу подтянулись и закипевшие машины, они также развернулись и встали в строй. Солдаты быстро выскочили из машин и заняли свои места.

- Так, теперь подведём итоги марша. Марш выявил следующие недостатки: машины в техническом плане к маршу не готовы. Во-первых - закипели машины. Отсюда вытекает задача: технику и водителям разобраться, в чём причина кипения. Во-вторых: не работают обогреватели на противотанковых установках. Очень холодно, проехали всего 7 километров, а все промёрзли до костей. В-третьих: мы так и не знаем, работают у нас на машинах котлы-подогреватели или нет. Прапорщик Карпук, вот вам и водителям фронт работы: в течении сегодня и завтра разобраться с этими недостатками. Если нужны запчасти, быстро всё поменять на той технике что стоит в боксе. Или если нужно, то получить их на складе.

Следующее: отсутствует дисциплина марша. Несмотря на то, что я ехал с небольшой и постоянной скоростью, батарея то растягивалась как гармошка, то сжималась до предела. Это уже вина, как водителей, так и старших машин. Управлять на марше машинами и взводами я не мог. Непонятно: то ли радиостанции не работали, то ли на них командиры не умеют работать. Командирам взводов разобраться со средствами связи, вечером доложите о результатах. Если необходимо - проведём занятия по подготовке и работе на радиостанциях.

Я ещё раз обращаю внимание на то, что ваша жизнь на 80% будет зависеть от вас самих. От того, как вы будете подготовлены, как будет вами подготовлена техника. И лишь на 20% ваша жизнь будет зависеть от того, как я буду командовать батареей...

Подведение итогов было прервано шумом подъехавшего УАЗа, который остановился за моей спиной. Когда я обернулся, передняя дверь УАЗика открылась, оттуда выглянул Шпанагель и молча поманил меня к себе пальчиком.

Внутренне сжавшись, я подошёл к передней дверце автомобиля, где кроме Шпанагеля сидел генерал-майор Фролов. Остановился в двух шагах и доложился.

- Товарищ полковник, капитан Копытов по вашему приказанию прибыл.

Шпанагель медленно и с презрением осмотрел меня с головы до ног и его взгляд остановился на кобуре с пистолетом: - Товарищ капитан, у вас пистолет в кобуре есть?

- Так точно. А зачем он вам? – Настороженно спросил я, про себя решив, что если он опять начнёт херню пороть, дам ему отповедь и к чёртовой матери ухожу. Пусть он сам батареей командует, и пусть сам едет с ней в Чечню.

Шпанагель язвительно улыбаясь, ласковым голосом стал мне объяснять: - Я сейчас ехал за вашей батареей и наблюдал это позорище - как вы организовали и провели марш. Растеряли батарею, ещё не начав боя. Поэтому я хочу взять у тебя пистолет, отъехать в сторону и застрелиться, чтобы больше не видеть этого бардака.

От возмущения у меня даже потемнело в глазах. Ведь он прекрасно знает о том, что техника у меня старая, три года ждёт отправки в капитальный ремонт. Он прекрасно это знает, но воевать на ней меня всё-таки посылает. Он прекрасно знает, что не было у меня времени на изучение с водителями и офицерами маршрута движения. Да и ведь все доехали. Я ведь сделал со своими офицерами и солдатами всё, чтобы сюда всё-таки выехать. Вчера он меня дважды оскорбил и сейчас вместо того чтобы поддержать меня, что-то посоветовать, он готов меня перед подчинёнными опять оскорблять.

Набрал в грудь воздуха, а была - не была. И тоже ласковым тоном начал говорить, не обращая внимания, что перешёл на «Ты»: - А у тебя, полковник, есть свой пистолет?

- Да есть, - насторожился начальник, а генерал Фролов нагнул голову и удивлённо посмотрел на меня из глубины кабины.

- Так вот, разворачивайся, езжай в свой штаб округа, подымись в свой кабинет, достань из сейфа свой пистолет и застрелись на хер.

Перевёл дух и заорал, чуть ли не на весь полигон: - А теперь, вон с моей батареи. Пошёл на хер… Ты должен молится на нас, что мы едем исправлять ошибки тупоголового руководства. Ты должен мне спасибо сказать зато, что я пенсионер еду туда, а ты меня вчера оскорбил перед батареей. А вечером ты оскорбил ещё и всех офицеров…. Да, вот так пришла колонна. Да…, вот так мы совершили свой первый марш. Первый, ты понял, что он первый. Что три дня назад они ещё в самолёте летели. Пошёл вон с моей батареи… Ты мне мешаешь работать.

Шпанагель и генерал Фролов молчали, растерявшись от такого напора.

- Копытов, Копытов…, тихо, тихо, - забормотал растеряно, опомнившись, Шпанагель, - ты чего? Тихо. Ну-ка, садись в машину и мы сейчас спокойно всё обсудим.

- Сейчас, - зловеще пообещал я, - сейчас, отдам приказания, сяду в машину и тогда, более вплотную поговорим.

Развернулся и направился к батарее, которая всё слышала и испуганно наблюдала за происходящим. Вызвал к себе офицеров и стал определять порядок пристрелки автоматов и метания гранат. Пока ставил задачу, за моей спиной сильно хлопнула дверца машины и УАЗик унёсся в сторону центральной вышки. Моя вспышка гнева скинула напряжение и я даже был рад, что Шпанагель уехал, а то в горячке мог наделать глупостей.

Развернув батарею налево, мы направились в стрелковый тир. И привёл её туда, как раз когда подошла очередь батареи пристреливать автоматы. В принципе, нам осталось только пострелять и убедится, что всё оружие пристреляно. Только один автомат стрелял мимо. Я опять запустил солдата на огневой рубеж. Опять мимо. Сам взял автомат прицелился и произвёл три выстрела. Все три пули попали в цель. Выдал солдату ещё три патрона и пошёл с ним на огневой рубеж. Присел и стал наблюдать. Всё стало ясно: солдат при стрельбе закрывал глаза.

- Акуловский, ты чего? В чём дело солдат? – Стал я напирать на своего подчинённого.

- А мне всё равно, пристрелян он или нет, товарищ капитан.

- Знаешь что, сынок, - я еле сдержался, чтобы не ударить его, - мне не всё равно, что отвечать твоей матери, если ты погибнешь. Мне не всё равно, если из-за твоих закрытых глаз во время боя погибнет кто-то другой.

В бешенстве ткнул ему десять патронов. – На. Иди, стреляй, - и добился того, что он стрелял с открытыми глазами.

На пристрелку автоматов и пистолетов у меня ушло где-то около часа, после чего начал вытягивать батарею на другую учебную точку, чтобы уже провести выполнение первого упражнения учебных стрельб и в этот момент проходил мимо огневой позиции миномётной батареи. Всё там выглядело убого: миномёты стояли криво, на разных интервалах, экипировки расчётов не было вообще, солдаты замёрзли и приняли «зимнюю стойку». Командиры миномётов, также замёршие до «зелёных соплей», еле держа в таких же замерзших пальцах огрызки карандашей, пытались вести записи в измятых и порванных тетрадях изображавшие блокноты командиров миномётов. А мимо проходила колонна противотанковой батареи: и контраст был очень разительный. Разогревшиеся, розовощёкие солдаты, полностью экипированные, бодрым шагом проходили мимо огневой позиции миномётной батареи – видно, что идёт нормальное подразделение. На этот контраст и обратил внимание полковник Шпанагель, который устроил гневный разнос офицерам батареи, за эту убогость и нищету. А эта, бросающаяся разница между противотанковой батареей и миномёткой вообще, привёл его в бешенство.

- Товарищ капитан, ко мне, - я подошёл молча и остановился перед ним. – Объясните мне, почему вы сами, ваши офицеры, солдаты в касках, с оружием, в бронежилетах и с противогазами?

- Решил с самого начала приучать всех в подразделении, в том числе и себя носить экипировку. Там зато, наверно, проще и легче будет носить всё это.

Шпанагель удовлетворённо выслушал меня и уже спокойным голосом сказал, обращаясь к миномётчикам: - Вот видите, балбесы, есть офицеры, которые думают о том, чтобы жизни своих подчинённых уберечь. Спасибо, товарищ капитан, идите, занимайтесь дальше.

Я козырнул, развернулся и через две минуты догнал батарею, где ко мне тут же подошли Кирьянов и Карпук.

- Мы уж с Игорем начали переживать, думали: опять на комбата будет наезжать, а комбат сейчас плюнет на всё и уйдёт «к чёрту» домой.

Я засмеялся: - Не дождётесь ребята, воевать поедем вместе.

Оставшаяся часть дня прошла нормально. Откидали гранаты, занялись опять двигателями, а попутно выверили прицельные приспособления на противотанковых установках.

В 17:00, выполнив задачу дня, я отправился на центральную вышку, чтобы спросить у командира полка разрешение на убытие в полк. Около винтовочно - артиллерийского полигона на дороге задумчиво выхаживал, заложив руки за спину, полковник Шпанагель. Я отдал молча воинское приветствие и решил, что также молча мы и разойдёмся, но Шпанагель подозвал меня к себе.

- Копытов, не пойму – начал он, - да и не могу вспомнить, когда я тебя оскорбил? Да ещё и офицеров, вот ей богу не помню. – Полковник вопросительно посмотрел на меня.

- Вчера, товарищ полковник, вы меня перед всей батареей назвали скотиной, сволочью и другими оскорбительными словами. Главное, я не понял - За что? – Я сделал паузу и продолжил, - первым желанием у меня было хорошо вам врезать по зубам за это, а потом уйти. «Трахайтесь» с батареей сами….

Шпанагель приосанился и значительно пошевелил плечами: - Копытов, посмотри на меня. Я ведь тоже не хилый, так бы тебе в ответ врезал, что наверняка челюсть вылетела. – Начальник грозно сверкнул глазами.

- Товарищ полковник, ну я бы вас первым ударил. Поверьте мне: зуба два бы вам точно вышиб. – Отпарировал я.

- Ну, ладно, ладно…. Копытов. А офицеров когда я оскорбил?

Тут я ему в цветах и красках рассказал, что он сделал и что сказал, и как швырнул в нас трибуну. Шпанагель сначала с досадой крякнул, потом озадаченно хмыкнул. Прошёлся туда-сюда по дороге и остановился передо мной.

- Копытов, ну пойми меня правильно. Я ведь тоже человек и у меня, как и у вас всех есть нервы. Вы ведь тоже не подарки. Ну, сорвался, что ж теперь поделать?

- Всё равно, товарищ полковник, не понимаю вашего поведения. Может быть, мы и не подарки, но и мы всё-таки не в лагеря едем, поэтому вам и соответственно относиться надо к нам. Может, где-то и сдержаться надо было. – Я замолчал, считая, что и так достаточно сказал, чтобы он задумался над моими словами. Потом приложил руку к головному убору, - Разрешите, товарищ полковник, к командиру убыть? – Шпанагель задумчиво махнул рукой, отпуская меня.

Получив разрешение, вытянул колонну и ушёл в часть. В парк мы прибыли в разнобой, так как колонна опять растянулась, а потом снова разорвалась. Но и на этом день не закончился. Нужно было дополучать вещевое имущество, чистить оружие, а тут приехали артисты с шефским концертом и надо было вести солдат в клуб. Построил батарею в расположении, чтобы задать только один вопрос: - Ну, что мужики: идём сначала на концерт, потом чистим оружие и спать? Или чистим оружие, на концерт не идём, а после чистки спать?

Батарея заволновалась: - «Конечно, чистим оружие и спать. Ну, его к чёрту этот концерт». - Так и поступили.

Последующие три дня были наполнены рутиной, опять подготовка техники, получение остального имущества, вооружения и боеприпасов. Командир полка, исходя из своего афганского опыта, поставил задачу получить пять боекомплектов боеприпасов на каждого солдата.

Шпанагель в свою очередь договорился с артиллерийским училищем, чтобы в течение 3-х дней, на базе их противотанкового класса и тренажёра, обучить командиров взводов и командиров машин-операторов навыкам производства пусков ракет. Каждое утро они под руководством полковника с училища ездили на занятия туда, вечером возвращались и я им устраивал жёсткий спрос: что они усвоили за день. Также начальник артиллерии округа прикомандировал к батарее, с Шадринского гарнизона, капитана Шевченко, который вплотную занялся средствами связи и не только подготовил, и проверил их, но и со всеми солдатами, сержантами и командирами взводов провёл несколько занятий по правилам работы на радиостанциях Р-123, Р-174 и Р-159. Вообще он здорово помог мне в этом вопросе. А вот в пехоте в это время со средствами связи внезапно образовалась большая проблема. Вдруг выяснилось, что в ходе боевого слаживания вышло из строя почти восемьдесят радиостанций на БМП. Причины выхода их из строя понять никто не мог. Подключили особый отдел и тот рьяно стал «копать», разрабатывая версию саботажа, либо диверсии, но тоже до причин и виновников не докопались. Лишь после того, как пригнали окружную радиомастерскую, всё выяснилось. Оказывается, пехота заводила свои БМП без прогрева двигателя - дёргая с места тросом или пихая их другой БМП. И не выключенные радиостанции сгорали от резкого импульса тока в момент заводки двигателя таким способом. Конечно, все сгоревшие радиостанции заменили, но шуму и ругани было достаточно.

Примечательный случай и достаточно неожиданный для меня произошёл в эти дни.

На следующий день после выхода на учебный центр я пошёл с солдатами на склад РАВ получать пулемёты. КПВТ и ПКТ на БРДМы, получение затянулось и я не попал на совещание, которое проводил Командующий округом. Получив оружие, помчался в штаб полка, но уже на полковое совещание и успел. Перед кабинетом командира толпились командиры подразделений в ожидании приглашения зайти в кабинет, а увидев меня, товарищи обступили и стали, дурашливо смеясь и похлопывая по плечу, поздравлять и пожимать мне руку. Я в недоумение вертел головой, ничего не понимая. На хохот и шум в коридор выглянул полковник Петров и, увидев меня, тоже заулыбался и позвал в кабинет. Сели к столу.

- Ну, Копытов, не ожидал я, что ты сумеешь взнуздать начальника ракетных войск и артиллерии округа – никому это ещё не удавалось, а сегодня на совещании тот встал и заявил Командующему округа, что на сегодняшний день ты лучший офицер – лучший артиллерист округа. Ну, ты и даёшь! – Я только развёл руками и попросил командира рассказать обо всём поподробнее. Оказывается, Командующий округом в ходе совещания стал подымать командиров подразделений и офицеров округа, которые курировали эти подразделения. У них Греков спрашивал их мнения о работе данного офицера и об обстановке внутри подразделения. Когда очередь дошла до меня, а меня – нет, то командующий поднял Шпанагеля и спросил его мнение обо мне. На что мой начальник дал такую, лестную мне, характеристику.

Я был очень удивлён, но в тоже время насторожился: в армии если начальство хвалит: то в большинстве случаев надо ждать подлянки. Тем более, что Шпанагель не ограничивался проверкой занятий по проведению боевого слаживания, а ходил по расположениям подразделений и проверял как они живут и какой там порядок. Естественно, на вечернем совещании он жёстко спрашивал за непорядок с командиров. Я каждый день ожидал его прихода ко мне. Тем более, что спросить с меня за бардак можно было. Каждый день указывал старшине на беспорядок в расположении, на плохую заправку коек, на то что в спальном расположении много лишнего имущества, но навести порядок старшина не мог, у меня же не доходили руки. Мне всё больше и больше переставал нравиться стиль работы прапорщика Пономарёва. Он всё время «бил себя в грудь копытом», обещая навести порядок, но ничего не менялось. Я стал замечать, что старшина всё больше и больше стал заваливать работой одних и тех же безответных солдат, которые не могли постоять за себя. Потом уже понял, что старшина банально боялся солдат и не мог спросить с них. Но, а пока над душой зудел командир противотанкового дивизиона, боясь посещения начальника нашего расположения, боялся что его спросят за бардак. Но ни разу Шпанагель не посетил меня: ну и слава богу. Вообще, при каждом удобном случаи он меня хвалил и ставил другим в пример, оказывая большую поддержку и помощь в решении различных вопросов. По большому счёту начальник ракетных войск и артиллерии округа здорово помог мне в превращении моего подразделения в боевую единицу, и несмотря на то, что он потом не раз, по какому-то своему недомыслию ставил мне палки в колёса, я ему был очень благодарен за ту помощь, которую он нам оказал.

Вообще, эти три дня стали переломными и для полка. Пришли в Чебаркуль первые одиннадцать гробов. Из них половина – офицеры. Нарастало психологическое напряжение. Многие офицеры, прапорщики и солдаты ещё в полной мере не осознавали, что едут они на войну, а не на учения. А тут пошла информация, что 276 полк ведёт тяжёлые бои в Грозном. А гробы, которые пришли в Чебаркуль, это первые из многих. Нарастала и чисто физическая усталость среди офицеров и прапорщиков. Назревал неизбежный срыв. И он произошёл.

Совещание, которое собрал командующий округом в малом зале клуба артиллерийского полка, не предвещало неожиданностей и было вполне рядовым. На нём присутствовали ведущие офицеры округа, управление дивизии и полка, командиры подразделений. Мы сидели в расслабленных позах в креслах, наслаждаясь этим временным покоем и наблюдали, как совещание шло своим накатанным путём: когда решались вопросы доукомплектования подразделений полка, получения имущества, вооружения и боеприпасов, вопросы проведения боевого слаживания. Оно шло нормально, пока кто-то из офицеров округа не стал докладывать о недостатках 2-х дневного выхода разведывательной роты для проведения стрельб на Адуйском учебном центре. В принципе недостатки были обычными и неизбежными в этих условиях: плохо отстрелялись, организованы стрельбы не на том уровне, который мог быть при нормальной боевой подготовке. Но проверяющий преподнёс это командующему так, как будто начальник разведки полка, капитан Журавлёв, по своим деловым качествам: не смог организовать стрельбу и боевое слаживание полковой разведки. Да и не хотел. И что отрицательные показатели стрельбы тоже чуть ли не результат деятельности данного офицера.

Командующий был явно не в духе от каких то своих нерешённых проблем. Он мгновенно потемнел лицом и поднял Журавлёва. Мучительно долго смотрел на него, а потом в резкой форме отчитал начальника разведки и попытка Володи оправдаться, лишь ещё больше разъярило генерал-полковника Грекова. В повышенном тоне он приказал на следующий день снова выйти на Адуйский учебный центр и всё повторить, после чего выгнал Журавлёва с совещания. Атмосфера в зале сгустилась и командующий высказал своё недовольство командованием и офицерами полка, после чего резко закончил совещание и распустил нас.

Придя в штаб, мы попытались как-то успокоить начальника разведки, но он уже принял решение и через тридцать минут рапорт об увольнении из армии лежал на столе у командира полка. Об этом стало известно всем офицерам полка и в последующие несколько часов офицеры и прапорщики впервые задумались над тем, куда они едут и что вполне возможно могут не вернуться. Особенно это проявилось в управлении полка, среди тех, кто в принципе рискует меньше всех. Начались тихие перешёптывания, все вдруг начали суетливо бегать из кабинета в кабинет и зондировать почву. И спрашивать друг друга: а может стоит отказаться ехать? Может быть лучше уволиться…?

На дороге между парком и штабом меня встретил заместитель командира полка по вооружению подполковник Арсентьев.

- Боря, управление полка решило увольняться и все теперь пишут рапорта. Я тоже написал. А как ты на это смотришь? Ты то сам будешь писать рапорт об увольнении? - Засыпал меня вопросами зам. по вооружению.

Конечно, если бы я был только просто командиром противотанковой батареи, то заместитель командира полка не спрашивал бы моего мнения о происходящей смуте в управлении. Но я был секретарём офицерского собрания полка и занимал во многих полковых вопросах активную позицию. Имел достаточный вес и авторитет среди офицеров, чтобы проигнорировать моё

мнение в таком достаточно скользком вопросе. Также Арсентьев знал, что я мог встать и, глядя в глаза начальству, да и не только ему, высказать свою точку зрения, отличную от их.

И что ему можно было ответить на это? А ответить, как понимал, нужно было достаточно жёстко и прямолинейно. Конечно, по своей линии он был для меня начальником, но я Арсентьева никогда не уважал из-за его деловых и человеческих качеств.

- Товарищ подполковник, я офицер. Я не для того надел погоны, чтобы при первой опасности сбежать. Мне плевать, что президент, который меня туда посылает – пьяница, а государство не совсем нормальное. Мне до лампочки, что вы там с лёгкостью рапорта об увольнении клепаете. В отличии от вас еду туда для того для чего, я как офицер, предназначен – защищать государственные интересы. И русских, которых там убивают, насилуют и грабят. А во вторых: я хочу служить и этой службой, в отличие от вас и других - дорожу.

Арсентьев загорячился, оправдываясь, что его неправильно понял и начал меня убеждать, напирая на то, что я пенсионер и всё уже имею. Мне пришлось резко его оборвать.

- Товарищ подполковник! Вы, что не поняли меня что ли? Я своё решение принял, когда в Армию шёл и менять его не собираюсь. Мне, вообще, неприятен этот разговор, тем более с вами. Вы с этого момента для меня просто перестали существовать, как офицер. Идите своей дорогой, а я пойду своей. Честь имею. - Приложил руку к головному убору и ушёл от разобиженного Арсентьева, который что-то кричал мне вслед.

Через несколько часов стало известно, что около 80% офицеров управления полка написали рапорта на увольнение. Помимо начальника разведки были уволены: начальник инженерной службы майор Найданов, начальник службы РАВ майор Сербаев, начальник вещевой службы полка капитан Дурандин, начальник службы ГСМ и многие другие, причём неплохие офицеры.

В 18 часов мы начали собираться у кабинета командира полка на совещание. Нас, командиров подразделений, было почти сто процентов в отличие от офицеров управления полка, которых собралось очень мало. Перед кабинетом командира мрачный и в подавленном состоянии расхаживал подполковник Вересаев. Подождав, когда собрались все командиры подразделений, Вересаев построил нас и зашёл в кабинет доложить командиру полка, через минуту вышел обратно, откашлялся. Видно было, что он был сильно взволнован и мы все насторожились, ожидая каких-либо неприятных для нас новостей.

- Товарищи офицеры, я построил вас в последний раз. Несколько часов тому назад написал рапорт на увольнение и приказом командующего я уже уволен, - голос подполковника пресёкся, но он справился с собой, - спасибо за совместную службу. До свидание.

Вересаев резко развернулся и быстро ушёл, оставив нас ошарашенными, никто не ожидал такого поворота события. Впоследствии, я узнал о содержании рапорта начальника штаба, в котором он выражал своё несогласие с «войной против народа».

Ну, а кто был согласен с ней? Ему было бы лучше написать, что в Грозном у него проживает вся родня и он поэтому не может ехать туда воевать. Но всё-таки это был сильный удар, так как Вересаев пользовался высоким авторитетом среди офицеров.

Мы зашли в кабинет и расселись по своим местам. Впервые командир полка выглядел несколько растерянным. Он рассказал о сложившийся обстановке среди офицерского состава и выразил сожаление по данному факту, при этом он испытующе смотрел на нас, как бы задавая самому себе вопрос. – Кто следующий?

На следующий день из Чебаркуля приехало около десятка жён офицеров и прапорщиков. Было обидно и стыдно, когда они подходили к строю, брали за руки своих мужей и со словами: «Всё.., поиграли в войну и хватит. Поехали домой» - выводили из строя как первоклассников офицеров и увозили их домой. Приехала также и жена нашего замполита, нашла его в расположении батареи и сказала: - Алёша, поехали.

Смутившийся Алексей Иванович завёл её в комнату отдыха офицеров. Сквозь щель в двери было видно, как Кирьянов взволнованно ходил перед сидящей женой и в чём-то горячо убеждал её, после чего она вышла из комнаты, едва сдерживая слёзы. Но всё-таки не выдержала, заплакала и уехала в Чебаркуль.

Подошедший Кирьянов отвёл меня в сторону: - Борис Геннадьевич, не беспокойтесь – я не сбегу. Солдаты поверили нам, и пойдут туда, куда мы их поведём. После этого уходить просто нельзя, иначе это будет предательство по отношению к ним. Открою вам секрет, меня к себе хотел забрать замполит полка, но я отказался. Мне нравится в нашей батарее и я хочу именно в ней воевать.

Ничего не стал ему говорить, лишь молча, с благодарностью пожал руку старшему лейтенанту. За эти несколько дней я понял, что практически почти во всём могу положиться на Алексея Ивановича. И если бы он ушёл с батареи, мне было бы гораздо тяжелее работать в подразделении.

Началась чехарда с офицерами управления полка. На совещании вечером у командира, нам были представлены новые офицеры, взамен отказников. Так вместо подполковника Вересаева начальником штаба полка был назначен командир третьего батальона подполковник Колесов, как мы его между собой звали – «Колесо». В свою очередь командиром третьего батальона был назначен, по его настоятельной просьбе, подполковник Медведев с Забайкальского военного округа, который сопровождал солдат оттуда. Были представлены и другие офицеры управления полка.

Но на следующем совещании, на местах этих офицеров управления сидели незнакомые нам офицеры. Командир полка с удивлением поднял самого крайнего.

- Кто вы такой, товарищ капитан?

- Товарищ полковник, я капитан Семёнов, назначен начальником химической службы полка.

- Не понял, - удивился КП, - а где тот, который вчера представлялся?

- Он сегодня был уволен приказом командующего. Написал рапорт на увольнение. Назначили вместо него меня.

Командир тяжело вздохнул. Мы же только закрутили головами от удивления. Точно в такой же манере представились и другие офицеры, но такая чехарда продолжалась практически до самой отправки. Сегодня к нам присылают офицера, а завтра он пишет рапорт на увольнение. И тогда, ночью в каком-то отдалённом гарнизоне бежит солдат-посыльный к офицеру: через несколько часов офицер с вещами убывает в 324 полк. И неизвестно, сколько из-за этого произошло семейных ссор и драм.

Да, не совсем порядочно поступали офицеры, которые отказывались ехать в Чечню. Я понимаю так: сам не напрашивайся, но раз тебе выпал этот жребий – езжай. А то, как должности получать, или ехать служить в престижное и денежное место: локтями оттирают и обижаются, если не их посылают. Сталкивался я с такими случаями. А как что-то потяжелее, сразу в кусты. Правильно говорил в фильме «Офицеры» один из героев: - «Офицер – это героическая профессия»

Во время совещания, командиру дивизиона, уже новый начальник штаба полка делает замечание за то, что дивизион не подал какие-то списки. Я наклонился к Андрею Князеву, когда он сел на своё место: - Чего Бондарь, списки вовремя не подал, не справляется что ли?

Андрей досадливо поморщился, но потом, опасливо кося глазом в сторону командира полка, зашептал: - Да, помимо того, что он как начальник штаба слабоват, а тут уже три дня его на службе нет. Послал к нему посыльного, вернулся солдат: говорит - больной.

А буквально через час, после совещания, я неожиданно столкнулся с капитаном Бондаренко за клубом арт. полка.

- Серёга, - обрадовался я, - ты что выздоровел? Тут твоего командира дивизиона сегодня на совещании драли за твою работу. Ну, теперь Князеву легче будет, а то он совсем разрывается.

Бондаренко суматошно замахал рукой и деланно закашлял: - Боря, болею я…, здорово болею. Видишь, как кашляю. – Сергей опять показушно закашлял и даже слегка согнулся.

- И на Шпанагеля так кашлял, когда он меня вызвал. Мне надо минимум неделю чтобы выздороветь. – Бондарь опять озабоченно и показушно закашлял.

- Серёга, какая неделя? Мы через три дня грузимся. – Удивился я

- Боря, да куда мне ехать таким больным? Ты чего…, надо выздороветь.

Мне стало всё понятно и даже не интересно слушать его дальнейшие оправдания.

- Сергей, ну чего ты юлишь передо мной? Ну, сказал бы ты мне: ну его на хрен всё, боюсь я ехать в Чечню. Ты знаешь, я бы тебя понял и даже зауважал, что ты открыто и честно сказал об этом.

- Боря, да точно я больной. Не боюсь - болею. Ты гляди, какой у меня мокрый кашель. – Сергей попытался закашлять, но у него ничего не получилось, а я лишь с досадой махнул рукой и пошёл по своим делам.

А дел было очень много, и они меня уже совсем вымотали. Я просто физически устал от постоянного напряжения и недосыпа. На следующий день, как обычно сидел на совещание в кабинете командира полка и пытался вникнуть в то, что он говорил. Но не мог: в тепле меня окончательно развезло и начало клонить в сон. Я откровенно «клевал носом» и добросовестно боролся изо всех сил с подкатывающейся дремотой ещё и от того, что на месте командира полка сидел командующий округом и самолично вёл совещание. Поставил локоть на стол, опёрся головой в ладонь и ею же закрыл глаза, вторую руку с ручкой положил на блокнот. Со стороны казалось, что я слушаю выступающего и готов всё записать в блокнот. Но на самом деле, я уже спал. От неосторожного движения соседа моя голова соскользнула с руки и с грохотом упала лбом на крышку стола. Я испуганно вскинул голову и увидел обращённые на меня взгляды, а недовольный командующий повернулся к командиру полка: - Поставьте капитана, чтобы он не спал, когда командующий округа говорит.

По команде Петрова вскочил, встряхнулся. Ну, думаю, теперь то стоя не засну. Не тут то было. Через две минуты закачался и заснул стоя. Меня повело и с шумом я вновь обрушился на стол.

- Посадите его, - досадливо рявкнул командующий, - он же разобьётся.

Командир свирепо посмотрел на меня и посадил.

- Чёрт побери, Боря, ну-ка, не спать, - приказал я себе. Встряхнулся и начал старательно таращить глаза на начальство. И так старался, что не заметил, как снова заснул и головой снова добросовестно стукнулся о стол.

- Встать! – Я вскочил, как ужаленный, а командующий с бешенством смотрел на меня.

- Сейчас будет не просто разнос, а звиздец, - промелькнуло в голове и в кабинете повисла зловещая тишина. Генерал-полковник Греков некоторое время со злостью смотрел на меня, и по его лицу видно было, как ему хотелось здорово отругать меня. Но он сумел пересилить себя.

- Сколько спал, капитан?

- За эти трое суток, если наберётся часов шесть – то хорошо, товарищ командующий.

Командующий помолчал, глядя на меня, и уже нормальным тоном сказал: - Товарищ капитан, пусть у вас там, в парке техника горит, солдаты с батареи разбегаются, как тараканы в разные стороны, но вы сейчас идёте домой и спите до шести часов утра. Это мой приказ. Идите, я вас отпускаю.

Я шёл к дверям, провожаемый завистливыми глазами сослуживцев, которых ожидала ещё одна бессонная ночь.

12 января мы ещё один раз вышли на полигон. Необходимо было произвести пристрелку пулемётов, а также нам дали 15 ПТУРов и нужно было, чтобы каждый оператор, командир взвода и я сделали пуски ракетами. Марш мы совершили нормально. Опять расположились на том же месте, что и в первый раз. В бинокль обшарил полигон и на опушке леса увидел полуразбитый корпус БМП. Он и будет нашей целью. Тем более и дальность позволяла –1100 метров. Определились с ориентирами, довёл ещё раз меры безопасности, а через несколько минут подъехал Шпанагель.

- Копытов, готов к стрельбе?

- Так точно, товарищ полковник.

- Отлично. Начинай, я посмотрю, чему вы научились.

- Первый расчёт по местам, - не без внутреннего волнения скомандовал я, подождав ещё пару минут, подал следующую команду – Вперёд.

Противотанковая установка, переваливаясь с борта на борт на ухабах, достаточно быстро вышла на огневой рубеж. Зажужжали электромоторы, открылась крышка люка и из него поднялась пусковая установка с ракетой.

- Цель – БМП. Ориентир 12, вправо 10, выше 3. Уничтожить! – передал по радиостанции целеуказание командиру машины. Опять заработали электромоторы пусковой установки. Она

чуть довернула вправо и выше, замерла, найдя цель.

- Выстрел! – Послышалось из наушников. Щелчок: открылись крышки контейнера с ракетой. Оглушительно сработал стартовый двигатель, который сорвал ракету с направляющей. Ракета рванулась вперёд, впереди противотанковой установки чуть просела вниз и уверенно пошла красной точкой в сторону цели. Ещё пять секунд полётного времени и на месте БМП появился огненный шар. Цель. Я облегчённо перевёл дух. По-моему, облегчение испытал даже Шпанагель, наблюдая за стрельбой в бинокль.

- Давай следующего, - скомандовал начальник.

И у следующего был такой же результат. Цель.

- Ну, Копытов, я доволен. Молодцы. Давай, так же продолжай. – Шпанагель сел в УАЗик и довольный уехал в сторону центральной вышки.

Дальше всё пошло, как по накатанной колее. Команда: расчёт занимает места в машине. БРДМ выходит на огневой рубеж. Поиск цели – выстрел. Попадание в цель, машина отходит назад и я выслушиваю доклад счастливого командира машины о выполнении задачи. Потом пропустил командиров взводов – тот же результат. Залез в машину сам. Навёл визир в цель, выстрел – промах. Ракета прошла чуть-чуть выше цели. Делаю второй пуск – опять мимо. И только с третьего раза поразил цель. Осталась ещё одна ракета. Бойцы вынесли переносную противотанковую установку и установили её на бугорке. С неё определил стреляющим - сержанта Кабакова. Он долго наводил, потом выстрелил, но промахнулся. Но я всё равно остался довольный стрельбой. Построил батарею, вывел стрелявших и объявил всем благодарность. С юмором рассказал, как сам промазал, а бойцы меня сразу же подкололи. Все были довольны, но больше всех, наверное, я. После построения экипажи противотанковых установок начали заниматься своими машинами, а замполит по одной командирской машине выгонял на огневой рубеж и пристреливал пулемёты ПКТ и КПВТ. Начал пристрелку с моей машины и сразу же отстрелил на ней фару «Луна». Но это ерунда. Я же рядом начал проводить стрельбу из гранатомёта для гранатомётчиков и остальных желающих.

Уже несколько дней, рядом с гранатомётчиками, на этом направлении была развёрнута учебная точка для стрельбы из огнемёта «Шмель». Когда появилась у них пауза в стрельбе, я попросил пропустить несколько моих солдат. Конечно, первым стрелял я и мне очень не понравилось. Как и при выстреле из гранатомёта: здорово глушит, но самое неприятное, сразу же после выстрела из ствола выкатывается, так называемый, стакан и падает под ноги. Мне каждый раз казалось, что под ноги падает сам снаряд. Но очень мощное оружие. Рассказывают, что когда снаряд огнемёта взрывается, то в радиусе двадцать пять метров выжигается кислород и у человека внутри лопаются все внутренние органы.

Вечером, когда появился на центральной вышке, командир полка тоже похвалил меня за подготовку противотанковой батареи. Оказывается, он видел, как мы стреляли, да и потом приехал Шпанагель, расхваливая меня.

Возвращаясь в полк, частенько оглядывался назад и видел всю колонну. Машины в этот раз шли друг за другом на одинаковых интервалах и никто не отставал. Я сидел на холодной броне, встречный ледяной ветер выжимал слёзы из глаз и выдувал остатки тепла из-под одежды, но я был доволен. В принципе, этой стрельбой заканчивался этап боевого слаживания. Все мероприятия были выполнены, имущество получено. Завтра и послезавтра мне придётся решать лишь мелкие вопросы, надо было ещё досдать Матвиенко остатки батареи, и что не маловажно – сегодня могу пораньше прийти домой и нормально поспать.

Впервые за десять дней, после полкового совещания мне не пришлось ставить батарее задач на ночь. И видя уставших солдат, быстро подвёл итог выхода на полигон, отметил отличившихся военнослужащих и положил их пораньше спать. Сам тоже ушёл домой. По дороге мне попалось несколько офицеров с артиллерийского дивизиона. Были они уже изрядно выпивши и торопились в город в ресторан. Меня это очень неприятно скребануло в душе. В отличии от моей батареи, где офицеры, прапорщики и солдаты работали на износ, не позволяли себе хотя бы несколько минут посидеть спокойно, во многих подразделениях офицеры не только выпивали, но и позволяли себе по несколько дней не выходить на службу. Несмотря на оцепление вокруг городка, много солдат болталось в городе, проносилось в казармы спиртное и наркотики. Особенно этим отличались мотострелковые подразделения, где многое было пущено на самотёк.

….Резкий звук телефонного звонка вырвал меня из сна. Звонил дежурный по полку и требовал срочно прибыть на службу. Сонный, ничего не соображая, я быстро оделся и ринулся в полк по обычному маршруту: дырка в заборе около санчасти, плац 105 полка, плац арт. полка и штаб. Но когда бежал уже вдоль стены санчасти, откуда-то выскочили несколько офицеров и остановили меня: - Куда ты? Назад. Ты что не видишь?

Я огляделся вокруг и увидел вокруг себя офицеров, одетые в бронежилеты и вооруженные автоматами, затаившиеся в различных укрытиях. На пространстве: от казармы 105 полка и до казарм 276 полка творилось что-то странное. У казарм 276 полка от укрытия к укрытию перебегали вооружённые люди, постепенно продвигаясь в сторону казарм 105 полка. Перед зданиями шла какая-то непонятная возня, слышались крики, постукивали одиночные выстрелы и звон разбитого стекла.

- Ты что не знаешь, что 3-ий батальон вашего полка восстал? Солдаты разбили оружейные комнаты, захватили оружие, боеприпасы и заняли оборону в казарме.

Пришлось выразить полнейшее недоумение и незнание обстановки. Стороной обошёл расположение 105 полка и прибежал в штаб, где меня встретил дежурный по полку и передал приказ командира полка: вооружить офицеров и охранять оружейную комнату своей батареи, ожидая приказа командира.

В расположении батареи офицеры были уже вооружены и под командованием Кирьянова охраняли комнату для хранения оружия. Солдаты спали глубоким сном и не знали, что происходит недалеко. Временами из спального расположения выходили сонные бойцы и шли в туалет, а увидев нас, полностью экипированными, проявляли лишь вялое удивление. Но сон брал своё и когда он брёл из туалета обратно, то он был рад, что это не он стоит с оружием рядом с нами. Примерно в четыре часа утра пришло сообщение, что мятежники разоружены, 250 человек арестовано и отправлено на гарнизонную гауптвахту для проведения следственных действий.

Домой я возвращался уже через 105 полк. Вокруг казармы суетилось много людей. Солдаты, остатки третьего батальона, кто не примкнул к мятежникам, наводили порядок как внутри помещения, так и снаружи. Было много битого стекла. Истоптанный и грязный снег снеговыми лопатами убирали с дорожек. Офицеры: в основном это были прокурорские, что-то фотографировали, рисовали схемы и опрашивали всех, кто владел какой-либо информацией. Перед левым подъездом, около белых «Жигулей» крутился начальник штаба третьего батальона Генка Каракумов (мы его звали «Каракум»). Корпус машины был изрешечён пулями и у неё не осталось ни одного целого стекла.

- Гена, ни фига себе, сколько в неё всадили. Чья это машина? – Я остановился рядом с Каракумовым, который горестно покачивал головой.

- Боря, сорок семь пулевых отверстий. Я её только вчера купил и на ночь поставил около казармы, а они сволочи - что сделали.

Мне стало жалко Генку, и чтобы хоть чуть-чуть отвлечь спросил его: - Что тут у вас произошло?

А произошло то, что и должно было произойти. Большинство солдат из-за того, что многие офицеры батальона отказались ехать, были предоставлены сами себе. Началось пьянство, употребление наркотиков. После отбоя в расположении батальона, на почве пьянства и употребления наркотиков, начались беспорядки. По приказу кого-то из полкового начальства для наведения порядка в батальон была направлена разведывательная рота, которая быстро и

жёстко прекратила бардак, после чего построила батальон в расположении. Достаточно было разогнать всех пьяных и обкуренных по койкам и на этом всё бы закончилось, но тут разведчики перегнули палку. Когда они на виду у всего батальона стали избивать зачинщиков, большинство солдат кинулось в драку с разведчиками, и так как их было большинство, выкинули их из расположения. Кто-то под воздействием паров алкоголя кинул клич: разбить оружейные комнаты и вооружиться. Что и было быстро сделано. На свою беду в этот момент в расположении появился командир роты, который тоже завтра решил подать рапорт на увольнение. Он попытался прекратить беспорядки, но выстрелом из автомата был ранен в ногу и выключен из происходящего. Восставшие попытались с ходу захватить офицеров батальона, которые находились в другом помещении, но те успели закрыть за собой железную дверь. Тогда мятежники заняли оборону по всей казарме. Кто был менее пьян и понимал серьёзность происходящего, кто не хотел примыкать к основной массе, стали бить окна и выпрыгивать на улицу. По ним открыли огонь и ещё несколько человек были ранены. По тревоге были подняты и вооружены офицеры частей и подразделений военного городка. Солдат решили к подавлению мятежа не привлекать, после чего офицеры быстро окружили казарму и не дали разбежаться вооружённым солдатам. Начались переговоры командования полка, дивизии с солдатами. Но это не помогло. Только после длительных переговоров, угроз применить газы и штурмом взять казарму солдаты всё-таки сложили оружие.

Немного отошёл в сторону от Генки, давая ему возможность спокойно и в одиночестве переживать насчёт расстрелянной машины и решать вопрос - Что теперь с ней делать? Остановился около бойца, старательно гребущего большой снеговой лопатой дорожку.

- Ты с третьего батальона? – Кивнул на казарму.

- Так точно, товарищ майор. Со взвода обеспечения батальона. – Солдат облокотился на лопату, явно ожидая вопросов незнакомого офицера, а потом добавил. – Командир первого отделения сержант Корчагин…

- Ну и что тут у вас произошло?

- А вы, товарищ майор, Кто? Из прокуратуры?

- Не ссы сержант, можешь рассказывать откровенно. Я командир противотанковой батареи.

- А…, ну тогда…. Наш взвод на четвёртом этаже живёт, - сержант задрал голову и махнул вверх рукой на разбитые окна, - командир взвода, наш прапорщик, что то нарезался вечером ну и заснул у нас на спальниках. А тут замкомвзвод Фролов с седьмой роты прибежал сильно датый и орёт – Парни, седьмая рота со спецами сцепилась – Пойдём им поможем… Ну, мы кинулись туда смотреть, а там уже спецов выгнали и ружейку ломают. Под шумок и мы тоже кое что из оружия похватали и к себе на этаж. Там то внизу все датые, а мы трезвые, кроме Фрола. А он снизу опять прибегает и говорит, что казарму офицерня окружает. Хватает СВДэшку – Сейчас я им покажу, как охотиться надо - и снова уматывает. Заявляется минут через тридцать, хвастается – Я какого то начальника вальнул… - и опять умотал. А мы тут репу зачесали. Нам эта бодяга на хрен не нужна. Быстро посовещались и решили спуститься по простыням с четвёртого этажа, потому что нас так просто с казармы не выпустили бы, и в караулку сдаться. Так и сделали, но перед этим закидали спальниками взводного, чтобы его никто не обнаружил – скрутили простыни и стали по очереди спускаться. Все кроме Кольки Паршутина нормально спустились, а он сорвался… Но ничего, не разбился. Стучимся 29 человек в караулку и сдаёмся. Так до утра мы там лежали на полу с руками на затылке. Фрола мы больше не видели – его сразу же арестовали. Ну, а нас отпустили. Мы были трезвые и ни в чём не участвовали…

…Утром, когда шёл спешным шагом в батарею у фельдъегерского пункта мне навстречу попался полковник Шпанагель, я отдал ему воинское приветствие и хотел пройти мимо него, но тот остановил меня.

- Товарищ капитан, приказом Командующего округа номер двенадцать Вам присвоено очередное воинское звание «Майор». Я поздравляю тебя, Копытов. – Шпанагель крепко пожал мне руку, а я был ошарашен: думал, что эта «бодяга», с присвоением воинского звания, затянется месяца на два-три, а тут прошло две недели и я – майор. То, что Шпанагель сдержал своё слово, очень тронуло меня, и я с большим воодушевлением поблагодарил его. Порадовало и то, что этим же приказом был назначен на должность начальника штаба первого дивизиона артиллерийского полка. Но уже через тридцать минут меня вновь захлестнули заботы и я забыл об этом событии. Ведь завтра нужно было грузиться.

Вообще нам артиллеристам повезло. Пехота должна грузится сегодня в ночь, а мы артиллеристы грузимся завтра. То есть нам предоставляется ещё одна возможность побыть последнюю ночь дома. Я поставил несколько человек на обжиг проволоки, после чего она становится мягче и пластичней. Нужно было ещё загрузить на технику оставшиеся имущество и боеприпасы. Быстро собрались с офицерами и определились, что нам надо закупить, чтобы как-то разнообразить свой стол в эшелоне, да и иногда выпить тоже не помешает. Решили взять с собой 10 литровых бутылок спирта «Рояль», бульонные кубики, кофе, чай, сахар и другое. За всем этим отправили командира третьего взвода лейтенанта Мишкина. Сам же отпросился у командира полка на три часа в город. Нужно было перевести деньги, которые лежали на книжке во Внешторгбанке на Валю. Честно говоря, я считал, что с этой войны не вернусь, поэтому хотел, как можно меньше оставить после себя хлопот семье. Валю попросил, чтобы она приготовила мне вечером в поезд закуску, так как решил там представиться офицерам по поводу получения воинского звания «майор».

К вечеру всё загрузил, пусть и с трудом имущество и боеприпасы на технику и был теперь готов к погрузке. Я уже не знал, что ещё делать и предоставил возможность личному составу лениво шататься по расположению. А сам решил посидеть немного с капитаном Костей и полковником с артиллерийского училища. Принёс в комнату отдыха офицеров литровую бутылку «Распутина», закуски. Налил в стакан грамм сто водки, кинул туда две больших звезды. Перед офицерами извинился, что нарушаю традиции и не пью полного стакана, так как хочу немного посидеть дома с родными. Ни каких возражений не последовало. Выпил, представился и теперь сидел на тумбочке, впервые за много дней спокойный и расслабленный. Беззаботно болтал ногами, о чём-то весёло разговаривая с офицерами, и через тридцать минут собирался идти домой, но эту идиллию прервал дневальный, который сообщил, что меня, в кабинет командира арт. полка, срочно вызывает начальник артиллерии округа. Теряясь в догадках, я сначала направился к командиру полка, предполагая, что Шпанагель в этот пиковый момент, в очередной раз мог отдать артиллерии не совсем продуманный приказ. Пришёл к командиру и доложил свои соображения, на что Петров загадочно улыбнулся, в последствии я понял, что командир знал, зачем меня вызывает начальник артиллерии, и сказал: - Копытов, какой бы приказ он тебе не отдаст, ты его выполняешь только после того, как я тебе его разрешу выполнить. Ты меня понял?

Иного ответа от командира и не ждал. В ходе боевого слаживания, совещаний и занятий не раз замечал, что командир полка не мог терпеть Шпанагеля за то, что тот совался в его приказы и пытался навязывать свои решения, но как умный командир полка, не лез на открытый конфликт. В дверях штаба я столкнулся с командиром третьего батальона - подполковником Медведевым, который поделился своими печалями и теперь мне стала понятна причина вызова.

Третий батальон должен через час начать погрузку на эшелон, но грузиться он не мог, так как 250 военнослужащих батальона были арестованы и сидели на гауптвахте. Об этом было доложено командующему округа. Шпанагель, в свою очередь, решил прогнуться и вместо третьего батальона сунуть на погрузку артиллерию полка, тем самым показать готовность артиллерии и заработать на этом свой маленький или большой - но плюс. И плевать ему на то, что артиллерия должна в течении пары часов собраться, сорваться с места, в ночь совершить тридцатикилометровый марш. Плевать ему и на то, что офицеры последнюю ночь проведут не с семьями, а на погрузке.

Я добрался до ближайшего телефона и позвонил домой: - Валя, сколько тебе нужно время на приготовление закуски на эшелон? Вполне возможно нас сейчас кинут на погрузку.

- Мне нужно три часа.

- Хорошо у тебя есть четыре часа. Я тебе потом перезвоню.

Когда я пришёл в кабинет командира арт. полка, там уже сидели: полковник Шпанагель, генерал Фролов, командир арт. полка полковник Журба, офицеры штаба артиллерии округа, наш новый начальник артиллерии полка подполковник Богатов и командир арт. дивизиона майор Князев.

- Копытов, - нетерпеливо спросил Шпанагель, когда я доложил о прибытии, - ты готов вот сейчас пойти на погрузку? – Видно было, что он даже не сомневался в положительном ответе и был очень удивлён тем, что я сказал.

- Товарищ полковник, я готов загрузится на эшелон, если мне отдаст приказ командир полка, через четыре часа, - твёрдо, но решительно заявил я.

- Как? - Нервно взвился Шпанагель, - я тебя не спрашиваю про командира полка. Я тебя про погрузку спрашиваю. Вот Князев доложил мне, что он готов к погрузке. И ты мне ответь – ты готов сейчас к погрузке?

Я с немым укором посмотрел на Андрея, но тот упорно отводил от меня свой взгляд. И он, и я прекрасно знали, что он не готов к погрузке: ему ещё имущество нужно грузить на технику как минимум полночи, но видать у него не хватило духу сказать об этом начальнику.

- Товарищ полковник, я ещё раз докладываю, что если мне прикажет командир полка, то буду готов к погрузке через четыре часа.

Реакция на моё заявление, в зависимости от степени причастности к моей батареи, была у всех разная. Подполковник Евсеев весь сжался, как будто ожидая, что его сейчас все начнут бить, залепетал что-то о том, что я готов к погрузке на 100%, но он не может понять моей позиции. Генерал-майор Фролов возмущённо всплеснул руками, но промолчал. Командир артиллерийского полка, который недолюбливал меня, непонятно по какой причине, покрутил головой – типа: а что другого можно от него ожидать. Подполковник Богатов философски и отстранёно пялился в потолок. А Андрей Князев в недоумении смотрел на меня – стоит ли из-за какой-то ерунды связываться с начальством. Я же стоял спокойно, ожидая ругани и упрёков. Повисла тягостная тишина. Шпанагель выбрался из-за стола: - Ну-ка, Копытов, пошли выйдем.

Мы вышли из кабинета, молча спустились на 1-ый этаж и мимо дежурного по полку вышли на крыльцо штаба.

- Дыхни на меня, - я дыхнул.

- Так ты пьяный, - обрадовался начальник, - ну, тогда всё понятно….

- Товарищ полковник, - с досадой заговорил я, - ну, выпил, грамм может семьдесят в общей сложности. Я ведь должен был отблагодарить офицеров, которые мне помогали, да и звание обмыть. Что, вы на моём месте по-другому бы поступили? Я ведь догадываюсь, почему вы о готовности к погрузке спрашиваете. Вам, ведь, надо быть довольным, что у артиллерии есть ещё одна ночь, чтобы полностью быть готовыми. Последнюю ночь офицеры побудут дома с близкими. И завтра здесь загрузимся, а не гнать ночью артиллерию с бухты-барахты за тридцать километров. Вы же спешите доложить командующему, что артиллерия готова грузиться вместо 3-го батальона. Куда вы торопитесь? Зачем? Пусть пехота грузится. – Я замолчал, понимая, что не надо перегибать палку в противостоянии.

- Копытов, ты рассуждаешь и принимаешь решения исходя из своего уровня информации, поэтому ты многие вопросы неправильно понимаешь, да и многого не знаешь. – В течении двух-трёх минут Шпанагель что-то мне начал объяснять о раскладе сил в штабе округа, но потом резко прервав объяснения, махнул рукой и отпустил меня, а сам вернулся в штаб.

Из батареи я позвонил дежурному по арт. полку и попросил его, как только Шпанагель уедет позвонить мне, а сам сел с офицерами выпивать дальше. Через десять минут позвонил дежурный и сообщил, что полковник с полка уехал: куда - не знает. А ещё через пять минут из штаба прибежал нервно-взбудораженный подполковник Евсеев и начал меня с экспрессией упрекать за моё, как ему показалось, неразумное поведение. Я внимательно и молча выслушал, налил ему водки: - Григорий Иванович, всё это ерунда. Лучше выпей за моё звание, за то чтобы я вернулся живым, да и не только я….

Евсеев как-то быстро успокоился, сел за стол и выпил, закусывая рассказал, что Шпанагель, как вернулся обратно в кабинет быстро закончил совещание и уехал в ресторан, так как узнал что командующий приказал выпустить всех арестованных бунтовщиков с гауптвахты, за исключением восьмерых зачинщиков. «Пусть третий батальон кровью смывают свой позор» - сказал командующий. Сейчас третий батальон готовится к погрузке.

Я налил себе ещё 50 грамм, поблагодарил офицеров за оказанную помощь, выпил за их здоровье и ушёл домой.

Дома меня ждали. Я помылся, сел вместе со своими близкими за стол. И тут навалилась такая усталость, словно внутри меня сломался какой-то стержень. Дико захотелось спать. Прямо за столом несколько раз на какие-то мгновения проваливался в сон, тело не слушалось команд. А ведь я ещё хотел побыть с женой. Валя заметила это моё состояние, быстро расправила постель и разогнала всех спать. Пока она мылась, я чтобы не заснуть стоял посредине комнаты, шатался и всё равно засыпал. Я делал всё, чтобы не заснуть, только спички в глаза не вставлял. Но когда дело было сделано, мгновенно провалился в сон.

В 9 часов утра я пришёл в батарею. Офицеры и прапорщики опять не подвели меня. Машины были заведены и вытянуты в колонну и стояли за самоходками артдивизиона. Солдаты, отдохнувшие и накормленные, экипированы и находились на своих машинах. Старшина сдал помещение противотанковому дивизиону без замечаний и тоже был в колонне. Быстро построил батарею, проверил оружие, боеприпасы, загруженное имущество, после чего забрался в свой БРДМ и по радиостанции вошёл в связь с начальником артиллерии, доложив, что готов к погрузке. После недолгого ожидания колонна артиллерийского дивизиона, за которой мы стояли, тронулась, а за ней мы. Вышли в парк артиллерийского полка и начали набирать ход. В этот момент сломалась и встала одна из самоходных установок, перегородив дорогу и сразу же темп движения сбился. По снегу машины батареи начали обходить остановившиеся самоходки дивизиона и колонна батареи начала опасно растягиваться и разрываться. Когда мой БРДМ выехал за контрольно-технический пункт (КТП) арт. полка и свернул налево, за мной устремились ещё четыре мои машины. Зато остальные, чуть отставшие, как по закону подлости, свернули направо и исчезли вместе с УРАЛами за казармой. От такой бестолковщины я пришёл в бешенство и, остановив около клуба арт. полка колонну, в диком раздражёнии ринулся напрямую за казарму на плац, где и нашёл заблудших. Техник и командиры взводов в растерянности бегали вдоль колонны и не знали, куда подевался комбат с остальными машинами. В довершении ко всему один БРДМ закипел и из него так пёр пар, что наверно это было заметно даже из космоса американцам, с весёлым изумлением наблюдавшими за выходом русских на войну, ну а второй БРДМ заглох насмерть и не подавался реанимации. Как бы не был разъярён, но я сдержался и только пару раз злобно матюкнулся. Оставив с заглохшими машинами техника, с остальными «торжественно» прибыл на рампу, где уже прогуливался полковник Шпанагель со своими офицерами штаба. «Орлиным взором» начальник тут же посчитал машины и, подозвав к себе, задал весьма неприятный вопрос: - Копытов, а где ещё два БРДМа и Урал?

Я попытался что-то соврать, типа: всё нормально, всё под контролем, что сейчас они подъедут. Но в этот момент из ворот контрольно-пропускного пункта (КПП) «Зелёное поле» выехал Урал с техником: на прицепе у него был заглохший БРДМ, а следом ехал и кипел второй БРДМ, из всех щелей которого пёр белый пар. Как он «красиво» и буйно кипел - в жизни не видел, чтобы машины так кипели.

Шпанагель зло плюнул и что-то пробормотал, но я успел услышать упоминание не только какой-то матери, но ещё несколько нелестных эпитетов в свой адрес.

- Копытов, что это такое? – Полковник обвиняющее ткнул пальцем в огромное облако пара, в котором запросто можно было спрятать два автомобиля «Урал».

- Что? Что? – Теперь я уже «завёлся» и злился на эту дебильную ситуацию, - киплю, товарищ полковник… Красиво киплю. Сейчас её погрузим и будем ремонтировать уже в Чечне.

Шпанагель с досадой махнул рукой, мол, тебе воевать ты и крутись, развернулся и величественно удалился к платформам. Сразу же приступили к погрузке и одну за другой стали загонять машины батареи на платформы, следом за нами начали грузиться артиллеристы дивизиона и ВУНА. Как только мои машины становились на платформе, на своё место, бойцы из машины доставали готовую к применению проволоку, крепёжный материал и дружно начинали крепёж техники. Не зря я водил солдат и офицеров на занятие по погрузке, всё шло своим чередом и не требовало особого моего вмешательства. Гораздо хуже обстояло дело в дивизионе и во взводе начальника артиллерии. Солдаты там постоянно разбегались и прятались, всеми способами отлынивая от работы, и над той частью, где грузился дивизион, стоял многоэтажный мат, там постоянно кого-то лупили, кого пинали под зад, а кого-то за шкирку волокли к месту крепления техники. А у меня всё делалось спокойно. Единственная накладка произошла с креплением Уралов, где я понадеялся на самостоятельность водителей Самарченко и Наговицина, но они оказались в этом вопросе беспомощными. Пришлось им подкинуть людей на помощь. И через два часа техника батареи была закреплена, о чём сразу же доложил начальнику артиллерии полка, справедливо ожидая, что батарею отправят в тёплые и уютные плацкартные вагоны, которые стояли на параллельном пути под личный состав и офицеров, но Шпанагель запретил туда нам грузиться, пока все не закрепятся. Пока мы работали мороза вообще не чувствовали, хотя стояло где-то градусов 15-18, а сейчас мы стали постепенно замерзать. Мои бойцы стали потихоньку расползаться, а в этот-то момент начальство решило бросить мой личный состав на помощь в креплении техники взвода обеспечения дивизиона. Проволока в дивизионе не была обожжена, плохо гнулась и для того чтобы её закрутить, нужно было приложить максимум усилий. Меня здорово это возмутило, но отменить приказ я не мог и сквозь пальцы смотрел как мои бойцы «валяли ваньку» вместо помощи.

Отпросился у начальства на час и на машине Евсеева уехал домой пообедать, забрать вещи и попрощаться с родными. Обед прошёл в молчании и тишине. Валя уложила вещи и закуску, пришло время прощаться. Если до этого жена держалась, то тут не выдержала и тихо заплакала.

Заплакала тёща. На душе у меня стало муторно: я ведь точно знал, что не вернусь с войны. Откуда у меня была такая уверенность, я не знал, но чувствовал это. Младшему сыну наказал, чтобы он во всём слушался маму. Старшего, Дениса, попросил помогать во всём маме и быть старшим мужчиной в доме. Обнял тёщу, поцеловал жену: пообещал обязательно вернуться и заторопился на выход, потому что почувствовал, чем быстрее уйду, тем будет лучше. Не стоило затягивать расставание: у самого «на душе кошки скребли».

Когда приехали на погрузочную рампу, там был самый разгар погрузки дивизиона. Вскоре подъехал бывший командир миномётной батареи Саня Козленко, приехал не пустой, а с пивом и в течение двадцати минут мы пили пиво, наблюдая за погрузкой. Попрощался и с Саней. В принципе, все ниточки были обрезаны - можно было ехать на войну.

Около платформ с техникой меня выловил генерал-майор Фролов, отвёл в сторону и начал отчитывать за вчерашний доклад Шпанагелю о готовности к погрузке.

- Ну, что ты, Копытов? Так хорошо у тебя всё шло, я нарадоваться на тебя не мог. Лучше всех шёл. А вчера ты так опозорился: готов…, не готов…. Готов, но если будет приказ командира полка. Да ещё через четыре часа… Ну, в чём дело?

- Всё очень просто, товарищ генерал, - засмеялся я, - так отвечал, потому что протестовал против непродуманной полностью «инициативы» полковника Шпанагеля. Но самое главное: мне эти четыре часа нужны были, чтобы жена успела пожарить курицу и приготовить закуску, для того чтобы в поезде как нормальный офицер мог представиться и обмыть звание «майор».

Фролов, секунд двадцать возмущённо смотрел на меня, а потом искренне засмеялся и замолчал, мы в молчании сделали пару кругов около платформы.

- Да, - протянул генерал, - вот ведь и война от жаренной курицы, оказываться, может зависеть. Ну ладно, Копытов, поздравляю тебя с воинским званием «майор», но больше так не делай. А сейчас иди к батарее.

Я откозырял и отошёл. Время постепенно шло, всё больше и больше поступало докладов о креплении машин, постепенно темнело и холодало. Наконец то поступил доклад о закреплении последней машины и все подразделения быстро построились на рампе перед классными вагонами. Нудно и долго делили между подразделениями вагоны, представляли администрацию эшелона, инструктировали личный состав – Что делать если кто-то отстанет от эшелона? Моей батарее, взводам управления дивизиона и начальника артиллерии достался один вагон, туда же сунули и лейтенанта Нахимова с солдатами первого батальона, которые по разным причинам отстали от батальона. Меня, конечно, назначили старшим вагона. Очень долго инструктировали о правилах поведения при следовании эшелоном, меры безопасности, потом напутственные речи и когда мы совсем замёрзли, нам дали команду на посадку. В течение получаса все сели и разместились. Батарее досталось четыре купе, с учётом третьих полок - всего 36 мест. При посадке в вагон, я «наехал» на лейтенанта Нахимова, который занял со своими солдатами целое купе. Налетел с шумом, с напором, но после того как он аргументировано и в вежливой форме дал мне отпор я вынужден был с ним согласиться и несмотря на то, что он был офицер-двухгодичник, даже немного зауважал его.

После того как всё успокоилось и все разместились, я вышел на улицу. Откуда-то из темноты вынырнул капитан Мамедов, воровато оглянувшись, он протянул мне фляжку с водкой, предварительно хорошо глотнув из неё.

- Боря, давай, за вашу удачу, - просипел он севшим голосом от чересчур большого глотка. Продышавшись, он продолжил, - завидую я вам, меня вот не пустили. Мусульманин говорят, а ведь хочется с вами уехать. С полком.

Я тоже глотнул, холодная водка обожгла горло и провалилась в желудок. Как-то сразу стало теплее и спокойнее. Как будто этим глотком провёл черту. И всё что было: семья, счастье, радости и горести - всё это было теперь «До» черты, и как это не странно, в почти далёком прошлом. А впереди неизвестная, новая жизнь; я её выбрал сознательно и смело, не оглядываясь, не о чём не жалея, перешагнул всё, что меня отделяло от прошлого.

- По Вагонаааам! - Послышалась команда, заставившая запрыгнуть меня в тамбур. Из соседнего вагона, где располагался начальник эшелона и офицеры без личного состава, на рампу вышли Шпанагель, Фролов и несколько полковников. Лязгнули сцепления вагонов, и мы медленно тронулись в сторону станции Керамик. Некоторое время рядом с вагоном шёл полковник Шпанагель и что-то мне командирским тоном толковал. Но я его не слушал: все эти наставления до того надоели, что мне вдруг очень захотелось его послать куда-нибудь подальше, но хотя и с трудом всё-таки сдержался. Шпанагель, наверное, что-то почувствовал и отстал. Его место занял капитан Мамедов, который уже бежал рядом с вагоном и что-то ободряюще кричал. Но вот и он отстал, мимо проплыло КПП «Зелёное поле», парк артиллерийского полка, ОБМО. Я жадно смотрел на всё это и запоминал – ведь всё это я видел в последний раз, и всё это впечатывалось в мой мозг как моментальная фотография.

Прибыли на станцию Керамик: на ней, как правило, происходило окончательное формирование и оформление эшелона. Но в этом командиры подразделений уже не участвовали, всем этим занимался начальник эшелона майор Князев и его администрация.

Как только эшелон остановился, солдаты дружно вскрыли консервы, достали хлеб, также дружно застучали ложками в банках. От еды, в тепле их мгновенно разморило и они быстро завалились спать, а я собрал офицеров в своём купе, накрыл стол и как положено, с полным стаканом водки, с соблюдением всех традиций, представился по случаю получения очередного воинского звания. Застолье долго не продолжалось, все мы были вымотаны и через час тоже легли спать. Проснулся, когда эшелон уже миновал Челябинск и находился на станции Полетаево. Быстро собрал оставшуюся закуску, водку, а набралось всего ещё достаточно и пошёл в офицерский вагон представляться, где меня уже ждали. Накрыл стол и закрутилось, и поехало офицерское застолье. Ещё помню, как проехали станцию Мисяш в Чебаркуле, на которой грузилась какая-то часть – больше ничего не помню. Проснулся на следующий день, где то далеко за Уфой.

- Всё, Боря, хватит пить, - сказал я себе – надо использовать время для изучения личного состава.

В принципе за эти десять дней я достаточно хорошо узнал часть личного состава, но в целом ещё имел довольно смутное представление в целом о коллективе батареи. Достаточно хорошо показали себя командиры взводов. Сразу же выделил из них командира первого взвода лейтенанта Жидилёва. Небольшого роста, хитроватый, хозяйственный, деревенский мужичёк. И солдаты подобрались такие же хозяйственные и деловитые, всё что имело какую-то ценность в будущем на войне тащили во взвод и уже обросли своим имуществом, которым очень дорожили. Командир второго взвода лейтенант Коровин, плотный, среднего роста, неторопливый в движениях, не отличался хозяйственной жилкой, как командир первого взвода, но был добросовестным и грамотным офицером, насколько это можно сказать об офицере-двухгодичнике. Сумел заинтересовать и сплотить вокруг себя личный состав и его взвод уже представлял достаточно крепкий воинский коллектив. Очень много беспокойства вызывал третий взвод и его командир взвода лейтенант Мишкин. Глядя на него, я часто вспоминал фильм «Адъютант его превосходительства» и одного из героев – поручика Микки. Такая же романтическая и мечтательная натура, которая при первой же встрече с реальной действительностью и трудностями повседневной службы очень быстро ломается. Мне кажется, он мечтал как можно скорее попасть на войну, где в бесконечных победных боях, он во главе взвода врывается в гущу противника, проявляя массу героизма – побеждает, а может быть и геройски погибает. Но уже на этапе боевого слаживания романтизма и восторга поубавилось, а как по закону подлости ему во взвод подобрались слабые сержанты и водители. Один водитель рядовой Снытко, со своей, вечно кипящей противотанковой установкой, мог вогнать в глухую тоску любую героическую натуру. Личный состав в третьем взводе подобрался разношёрстный и коллектив как таковой не сложился.

Из прапорщиков я в полной мере мог положится на Игоря Карпука - добросовестный парень, инициативный, энергичный. Постоянно работая на технике, он достаточно быстро узнал устройство и особенности эксплуатации техники батареи. Немаловажную роль сыграло и то, что он родом был с Бурятии, откуда была подавляющая масса личного состава. Среди них он быстро завоевал авторитет и солдаты безоговорочно выполняли все его указания. В результате чего получилось так, что Кирьянов был моей правой рукой, а Карпук стал, если так можно выразиться - левой рукой.

Старшина же вообще не пользовался никаким авторитетом среди солдат. Он их боялся, а солдаты быстро это прочухали и давали ему отпор во всех его начинаниях. Да и я часто его ругал за то, что он всю работу взваливал на одних и тех же безответных, добросовестных солдат.

Среди солдат хорошо узнал тех, с кем мне приходилось часто сталкиваться в период

подготовки батареи. Водителем на мой, командирский БРДМ, попал бывший заключённый, рядовой Чудинов – кличка «Чудо». В тюрьму попал по хулиганке, что-то там отсидел, что-то увидел, прочувствовал, чем страшно гордится. Нахватался зековских понятий, законов и пытается здесь этим бравировать. Офицеров и прапорщиков считает «западло», особенно ненавидит старшину, за то, что тот бывший мент. С солдатами живёт нормально, говоря на блатном жаргоне - «Чистые погоны - чистая совесть». Правда, пока выполняет все приказы офицеров и техника беспрекословно, хотя иной раз саботирует указания старшины. Мне старается не залетать, так как я его сразу предупредил – если что, вышвырну. Сержант Алушаев, пулемётчик моей машины, серьёзный и надёжный парень. Санинструктор сержант Торбан добросовестный, но бестолковый. По своей специальности подготовлен слабо и если сталкивается с какой-нибудь болячкой бежит за советом к технику. Игорь, оказывается, неплохо разбирается в медицине – правда, на бытовом уровне. Самое хреновое в санинструкторе то, что он вечно ходит грязный, не соблюдая никакой личной гигиены. Среди командиров машин в лидерах ходят сержанты Некрасов и Фёдор Ермаков. Оба со второго взвода. Правда, краем уха слышал разговор среди солдат, что Фёдор слабоват на выпивку. Андрей Лагерев, командир противотанковой установки с первого взвода, всегда чистенький, аккуратный, но парень с ленцой и сам себе на уме. Такое ощущение, что в любой момент может принести пакость. Командир машины с третьего взвода сержант Рубцов пишет песни, хорошо играет на гитаре. Но в противовес ему его водитель рядовой Снытко. Дылда, самое натуральное «чмо», вечно грязный и машина у него вечно такая же зачуханная.

Во втором взводе два сильных сержанта, третий сержант Кабаков, невысокого росточка, худенький. Как командир он ни о чём. Зато с водителем ему повезло. У меня не хватало одного водителя, полк не додал и я не знал, как выкрутиться. А тут подходит рядовой Харитонов: - Товарищ капитан, хочу воевать водителем противотанковой установки, а в батарее не хватает одного водителя. Дайте мне машину, а я вас не подведу. Правда, прав у меня нет, но я немного соображаю в технике и умею водить.

Думал недолго: в мирной обстановке я бы на такое предложение только рассмеялся. Нет прав - гуляй Харитонов. Я за тебя ответственность нести не хочу. Но сейчас задумался лишь на минуту и решил по военному быстро.

- Хорошо Харитонов, даю противотанковую установку, Сделаешь: она твоя. – И дал ему один из неисправных БРДМов, как раз Кабакова. Три дня торчала задница из двигательного отсека то Харитонова, то его и Карпука, то сразу нескольких водителей, которые ему помогали: но через три дня машина была готова и ровно тарахтела двигателем, радуя не только мою командирскую душу. Узнал я и других солдат, сержантов батареи, но это было довольно поверхностные знание, поэтому нужно было не терять времени в эшелоне.

Жизнь в вагоне постепенно наладилась и потекла своим чередом. К личному составу я в основном не лез – так, по очереди выдёргивал их в своё купе и разговаривал с ними. Солдаты первые двое суток спали, просыпались только покушать или сходить в туалет. Жизнь шла от

приёма пищи до следующего приёма, когда все немного оживлялись. Кормили, правда, не ахти как, но мы перед каждым приёмом пищи принимали по сто грамм спирта и всё шло нормально. В офицерском вагоне тоже шла размеренная жизнь. Офицеры под руководством полковника Прохорова, который от дивизии поехал с нами, потихоньку попивали, играли в карты, а когда хорошо поддадут, вызывали техника второй батареи, наливали ему стакан водки и он с удовольствием им играл на гармошке и пел. Интересно было за ним наблюдать из-за особенной артикуляции губ во время пения. Когда он пел, губы у него так складывались, что его лицо становилось похожим на морду обезьяны. Так потихоньку мы ехали и приехали на станцию Таловое Воронежской области, где наш эшелон взорвался.

….Я спал. Спал мой вагон, спал весь эшелон. Мне что-то снилось, причём, что-то приятное, интересное и яркое, но в тоже время в мой сон извне упорно пробивались какие-то посторонние звуки, гудки и крики, которые мешали наслаждаться приятными видениями и тревожили даже во сне. И в какой то момент я с досадой проснулся: эшелон стоял, а из-за стен вагона доносился неясный шум. Перевернувшись со спины на живот и чуть приподнявшись, выглянул в окно, за которым вдоль нашего состава метался локомотив, подавая тревожные гудки. Между гудками, высунувшись по пояс из будки локомотива, что-то кричал машинист. Но все его слова отскакивали от моего ещё не проснувшегося сознания. Сделав над собой усилие и встряхнувшись, окончательно проснулся и стало понятно, чего он так волнуется.

- …Ну, кто-нибудь проснитесь... Вы… - военные…. Вы же горите….. Пожар в эшелоне…. Сейчас начнёте взрываться. – Локомотив укатил в голову эшелона и голос постепенно затих.

Поглядел на часы – три часа ночи, пожара в вагоне нет, да и запаха дыма не чувствовалось. Но всё таки поднялся и затормошил техника с замполитом: - Вставайте, будите командиров взводов и водителей. В эшелоне, кажется, пожар.

Неожиданно, чуть ли не на голову, с третьей полки свалился старшина. Причём сразу же попал ногами в валенки Кирьянова и с диким воплем: - Горим!!! Спасайтесь, кто может…., сейчас будем взрываться…, - устремился в панике по проходу на выход из вагона. Несколько солдат оторвались от подушек, проводили его недоумевающими со сна взглядами и снова уронили головы на постели. Мы быстро оделись и вышли из вагона на улицу. Действительно, в голове эшелона горело несколько вагонов и платформ с техникой. Там метались фигурки людей, а в морозном воздухе слышались тревожные крики. Кто-то командным, зычным голосом подавал команды. Но это не было бессмысленное метанье - люди организованно пытались или затушить, или хотя бы расцепить вагоны, чтобы огонь не перекинулся на другие вагоны и платформы. Мы спросонья крутили головами и ни как не могли сообразить, в каком конце эшелона находится техника батареи.

- Коровин, подымай водителей и одевайтесь. Все должны быть готовы тушить технику, - приказал командиру второго взвода, который выглянул из тамбура, – а мы сходим на разведку. Посмотрим, где наша техника и как там обстановка.

Я, техник впереди, сзади нас Кирьянов, который яростно и зло матерился на каждом шагу из-за того, что валенки старшины были ему очень малы и жали ноги, направились в голову эшелона. Очень быстро разобрались, что наша техника стоит на противоположном конце железнодорожного состава и ничего ей не угрожает, а впереди на нескольких платформах горит техника взвода обеспечения дивизиона, загруженная продовольствием, имуществом и снарядами для самоходок.

Приблизившись к горящим платформам, мы разглядели, что пожар пытаются ликвидировать офицеры и солдаты дивизиона. Большая группа военнослужащих, закидывая снег на машины, пыталась их потушить, а вторая, меньшая, предпринимала попытки отцепить горящие платформы, чтобы их потом оттащить на пустырь – в тупик. Но у них ничего не получалось. Всем тушением пожара руководил командир дивизиона майор Князев - это его зычный голос разносился в ночном воздухе. Рядом с ним виднелись фигуры Прохорова и других офицеров. Когда нам оставалось пройти ещё две платформы до горевших машин, чтобы присоединиться к тушению пожара, одновременно взорвалось несколько снарядов на одной из горевших машин. В воздухе засвистели осколки и куски раскалённого металла, осыпая суетившихся людей. Мы быстро присели и прижались к колёсам платформ, а остальные повалились на снег.

Как по команде в кузовах горевших машин начали рваться снаряды и гильзы с зарядами. Боеприпасы рвались по одиночке и пачками, разбрасывая вокруг эшелона неразорвавшиеся снаряды, гильзы, остатки ящиков и машин. Всё это сыпалось с неба на людей, осколки металла яростно и злобно шипели в снегу, как будто сожалея о том, что они не попали в людей. Все кто тушил пожар, в перерывах между взрывами отбежали метров на сто и залегли в снегу, наблюдая, как огонь перекинулся на следующую платформу. Кажется, человек был бессилен перед разгулом этой стихии, кажется, осталось только лежать и ждать, когда всё что должно взорваться взорвётся и сгорит. Но в цепочке людей, которая лежала и в бессилии наблюдала за пожаром, внезапно поднялась фигурка человека и ринулась прямо в пекло. В свете огня мы видели, как командир взвода обеспечения, а это был он, подскочил к платформе и начал, пытаясь загородиться от жара пылающей на платформе машины, что-то делать со сцепкой. Казалось, что время остановилось. Одежда на прапорщике дымилась и тлела, вот-вот должна вспыхнуть. Но он всё-таки сумел расцепить платформы и ринулся в сторону. Отбежав метров на двадцать от эшелона, он повернулся к тепловозу: закричал, замахал руками, показывая – Трогаййй! Упал на снег и начал кататься, туша всё-таки вспыхнувшую одежду. В выбитых окнах тепловоза, появилось окровавленное лицо раненого машиниста. Он махнул рукой в ответ – Понялллл!

И вот метр, два, пять, десять, двадцать - платформы всё дальше и дальше. Люди стали подыматься из снега и радостно закричали, видя как тепловоз, набирая скорость, потащил всё дальше и дальше горящие платформы. А когда они были от нас уже в ста метрах и поравнялись с водокачкой, на средней платформе вспух гигантский огненно-багровый шар от взорвавшегося сразу целиком автомобиля Урал с боеприпасами. Страшной силы грохот и взрывная волна даже на таком расстоянии повалило и разметало людей в разные стороны. Крыша водокачки поднялась целиком в воздух, пролетела метров тридцать и рухнула на землю, засыпая кругом всё обломками. А несколько железных столбов линий электропередач были перебиты осколками и упали, обрывая провода, на землю. Тепловоз, вновь изрешечённый осколками сразу встал и загорелся, а из кабины на снег выпала фигурка машиниста, к которой подскочили солдаты и потащили в сторону от пожара и продолжавших греметь взрывов. Нас же взрывная волна швырнула вдоль платформы, около которой мы стояли. Я башкой, хорошо был в шапке, врезался в железный борт и упал. В полутора метрах от меня, обдирая голые руки об щебёнку, на животе проехал Карпук и головой воткнулся в сугроб. Откуда-то сверху между мной и Карпуком, обдав нас искрами, упала половинка горящего снарядного ящика. Кирьянов же, отлетев в сторону, утробно охнув, падая ухватился руками за валенок.

Полуоглушённые, я и Игорь схватили замполита под руки и потащили его в сторону от взрывов. Протащив метров тридцать, опустили Кирьянова на снег, где тот постанывая, продолжал держаться руками за носок валенка, качаясь из стороны в сторону.

- Давай Алексей, убирай руки, - попросил Игорь - сейчас будем смотреть, что тебе прилетело.

Грохнул ещё один сильный взрыв, рвануло опять сразу несколько снарядов. В двух метрах от нас упал на снег капот УРАЛа и по инерции, грохоча, укатился вдоль состава в темноту. Алексей Иванович осторожно расцепил руки и мы увидели небольшой осколок, который торчал из носка валенка, багрово поблёскивая в свете пожара чистым, металлическим разломом, но крови видно не было. Мы осторожно стянули валенок с ноги. Раны не было, только мизинец на ноге распух и посинел. Осколок на излёте, тупым концом, ударил в валенок и лишь сумел его пробить, ударив сильно по мизинцу. На большее, у него не хватило энергии. Если бы он в валенок ударил острым концом, то Алексей Иванович лишился бы мизинца, и война для него на этом бы и закончилась. Матерясь, замполит натянул обратно валенок и ещё больше хромая, поковылял к нашему вагону. А через несколько минут, и мы с Карпуком пошли за ним, убедившись, что нашей помощи не требуется и Андрею Князеву со своим личным составом осталось только наблюдать за трагическим концом трёх платформ, которые догорали в отдалении и продолжали периодически взрываться.

Только сейчас мы разглядели, что взорвались прямо на стации, в центре населённого пункта. Разрушений, в принципе, было немного: разбитая взрывом водокачка, повреждённые линии электропередач, вот и всё что мы разглядели в свете пожара.

Около вагона ожидали, переговариваясь командиры взводов и замполит. Отсутствовал только старшина.

- Ну, как только этот старшина появится я его прибью, – плотоядно пообещал замполит – за мои валенки, за то что в панике бросил батарею, да и за мой мизинец.

Мы посмеялись, глядя как кипятится Кирьянов и стали наблюдать за происходящим на пожаре, пока наше внимание не привлекла странная фигура, появившиеся со стороны жилых построек. Она прямиком, через рельсы, направлялась к нам. Ещё издалека мы разглядели, что это был не старшина, а незнакомый мужчина: на голове у него блином растеклась старая кроличья шапка, причём одно ухо торчала к верху, а второе свисало к низу. Под овчинном полушубком, который когда-то видел лучшие времена, виднелись синие сатиновые трусы и застиранная майка на голом теле, на ногах валенки с обрезанным верхом. А в зубах больших размеров самокрутка. А полусогнувшиеся фигура подсказывала, что он нёс что-то очень тяжёлое.

- Мужики! – Жизнерадостно закричал ещё издалека абориген, - вышел я покурить во двор. Живу я тут – метров четыреста. Слышу какие-то взрывы и тут прилетает ко мне во двор какая-то железяка и падает прямо на мою собачью будку. Так собака, которая рядом со мной стояла, с испугу через двухметровый забор без разбега сиганула. Железяка то, наверное, ваша, забирайте.

В свете пожара мы наконец то разглядели у него на руках 122 миллиметровый снаряд от самоходки. Дружно засмеялись: - Ну, и повезло тебе мужик. Если бы этот снаряд разорвался у тебя во дворе, то не только от собачьей будки, но от твоего дома и от тебя самого ничего бы не осталось. Давай сюда…, только осторожненько ложи.

Мужчина, внезапно изменившись в лице, в испуге бросил нам снаряд под ноги, развернулся и стремительно побежал, провожаемый диким хохотом. Постояв ещё немного, и не дождавшись старшины, мы залезли в вагон спать, где я услышал ещё несколько сильных взрывов.

Утром, приведя себя в порядок и отдав распоряжение о проверки техники на платформах, я вылез из вагона и направился к месту пожара. Небо было чистое, и от сверкающего на солнце снега слепило глаза. Станция уже была оцеплена милицией. На путях и прилегающей территории работали группы сапёров. Я прошёл сквозь оцепление к остаткам платформ, кругом которых на снегу и земле валялись осколки от снарядов, разорванные и целые снарядные гильзы, детали и куски от машин. Всё это было густо присыпано крупой и мукой. Оказывается, вместе с машинами с боеприпасами взорвались и машины с продуктами взвода обеспечения дивизиона. Рядом стоящая водокачка была разрушена наполовину, разбиты пути и рухнуло три опоры электропередач. Побродив немного вокруг и прислушавшись к разговорам прокурорских работников, я выяснил, что тут произошло. Вину прокуратура полностью возлагает на железнодорожников. Оказывается, по правилам воинских железнодорожных перевозок, между электровозом и эшелоном должны быть прицеплены несколько пустых платформ. Чего не было у нас. Во время движения от обледенелых проводов электропередач летели искры, которые и упали на тент машин с боеприпасами, от чего они и загорелись.

Побродив ещё немного по месту пожарища, вернулся в вагон, позавтракал и вместе с Игорем отправился в город попить пива, так как узнал, что стоять будем здесь как минимум до вечера. Сразу за вокзалом располагался небольшой рынок, по которому уже бродили подвыпившие солдаты дивизиона, а недалеко от рынка мы нашли пивную, полностью забитую народом, и тут тоже за несколькими столиками преспокойно расположились солдаты дивизиона. Пришлось подойти и выгнать их. Взяли пиво, но сидели недолго. Чувствовали себя неуютно, так как местные на нас косились, причём, не совсем дружелюбно. Вышли опять на улицу, но побродив немного по городу везде натыкались на болтающихся пьяных солдат. Решили вернуться в вагон, чтобы остановить своих солдат от пьянства, но было уже поздно. На привокзальном рынке увидели Кирьянова с командирами взводов и болтающимся там же нашими солдатами, чем я был неприятно озадачен. Не привлекая внимания местных жителей, мы собрали в сторонке Кушмелёва, Некрасова, Ермакова, Большакова и других солдат батареи. Видно было, что ребятишки неплохо поддали, но вели себя достаточно нормально. Не успел я выразить своё неудовольствие и отправить их в вагон, как к нам подвалила группа гражданских, которых возглавлял здоровяк.

- Майор, мы здесь, на рынке, «фишку держим»: то есть местная мафия. – С апломбом представился здоровяк, - ты чего к солдатам пристаёшь? Они едут на войну и имеют право выпить.

Я оглядел рынок, по которому, помимо моих солдат, шлялось ещё человек тридцать солдат и офицеров с дивизиона - Значит можно и понаглеть.

- Слушай, ты - Мафия. Шёл бы ты отсюда. Это мои солдаты и с ними я сам разберусь. Это мои проблемы, и нечего сюда нос свой совать. А то сейчас свистну и вас отсюда на пинках вынесут. Понятно?

- Не слушайте его ребята, - начал заводиться здоровяк, - давайте оставайтесь, девками, выпивкой обеспечим. Погуляем, а потом домой поедете: деньгами на обратный путь тоже обеспечим.

- Нееее…., «дядя», - засмеялся Большаков, - мы, со своими офицерами поедем и надерём «духам» жопу. – Остальные солдаты одобрительно загудели.

Здоровяк загорячился: - Неужели вы верите своим офицерам? Ведь они ничего не умеют. Они же бестолковые и продадут вас там. Вот ты веришь своему командиру? – Ткнул пальцем Большакова в грудь мафиози.

Я стоял и молчал, потому что мне самому был интересен этот диалог. Было интересно, что думают солдаты и что ответит Большаков.

Солдат задумался на мгновение и спокойно ответил: - Мы, «дядя», верим своим офицерам и за ними пойдём, куда они нас поведут.

Мафиози озадаченно молчали, а у здоровяка подозрительно заблестели глаза и он, чтобы скрыть свои слёзы, отвернулся и густо заматерился. Потом повернулся ко мне: - Командир, пошли выпьем, если тебе верят солдаты, то ты нормальный мужик.

Отослал командиров взводов с солдатами в вагон, а сам с замполитом и Карпуком пошли за мужиками. Зашли в небольшой ларёк, отделанный под кафе. Мафиози быстро организовали хороший стол, куда выставили несколько бутылок водки «Смирнов» и отличную мясную закуску. Здоровяк произнёс прочувственный тост: выпили. Через десять минут принесли ещё и горячие шашлыки. Мужики рассказали, что через их станцию днём и ночью идут эшелоны с войсками в Чечню, поэтому каждый тост заканчивался напутствиями, типа: надрать задницу чеченам, вернуться с победой, показать, что такое русский солдат и «как духи нас достали». Через сорок минут, распрощавшись, мы вернулись к вагону, где застали неприятную картину. Вся батарея была пьяна. Остальная часть вагона была трезвая и солдаты взвода управления дивизиона с интересом наблюдала за любопытными событиями, которые разворачивались в батарее. Вагон наполнял пьяный хохот, крики и мат. Командиры взводов беспомощно метались из купе в купе, пытаясь прекратить пьянку, но солдаты пили в открытую, никого не боясь и не стесняясь.

- Товарищ майор, хрен его знает, как они пронесли водку в вагон. Ничего не можем сделать. – Встретили меня докладом взводники.

Я прошёлся по своим купе; везде одна и та же картина - пьяные солдаты лихо, не обращая внимания на комбата, опрокидывали водку в глотки.

- Где старшина? – Спросил у офицеров, когда вернулся с обхода.

Коровин с раздражением махнул рукой: - Сбежал, как только солдаты датые появились.

- Сука, - со злобой произнёс я, потом повернулся к Кирьянову, - Алексей Иванович, сейчас выведу батарею на улицу, а ты в это время с техником и командирами взводов обыщешь каждое купе. Всю водку, какую найдёшь – вылить. А потом я их заведу и разложим спать, пока начальство не видит.

Батарею сумел построить между путями, вдали от глаз начальства, лишь минут через десять. Строй стоял и качался. То один, то другой выпадал из строя, но остальные затаскивали его обратно. Слышалось пьяное хихиканье и бессмысленные возгласы. Медленно прошёлся вдоль строя, провожаемый налитыми кровью, пьяными глазами, и остановился перед Некрасовым, который стоял и качался из стороны в сторону, тараща глаза куда-то в пространство. Вдруг его резко повело и он начал падать назад, на стоящий сзади вагон. Я не успел его подхватить и он затылком, со всего размаха ударился об ось колеса вагона и потерял сознание.

Поняв, что ругать и говорить им что либо – бесполезно, приказал подняться всем в вагон и лечь спать. С дикими криками, возгласами, подхватив бесчувственное тело Некрасова, падая и смеясь, пьяная толпа полезла в вагон.

А на пьяные вопли и взвизги из-за вагона неожиданно вывернулся начальник артиллерии полка и сразу начал меня отчитывать за происшедшее. Вяло попытался оправдаться, но факт был налицо - я пустил процесс на самотёк. Результат этого мы и наблюдали. Пообещав навести революционный порядок, забрался в вагон, а там стоял невообразимый гвалт.

- Товарищ майор, нашёл девять бутылок водки. Водка хорошая, я её не стал выливать, а собрал к нам в купе. – Шёпотом доложил Кирьянов.

- Ладно, Алексей Иванович, потом разберёмся, а сейчас прекратить все разговоры. Всем спать.

Начали разгонять солдат по полкам и постепенно наводить порядок. Не могли только утихомирить сержанта Ермакова, с которым внезапно началась истерика. Он бился на полке, плакал, звал маму, сожалея о том, что едет в Чечню воевать. Все его принялись успокаивать и утешать, а когда он более-менее успокоился, вдруг ему в башку ударило, что на улице, около вагона стоят его мама и невеста. Он рванулся и побежал на выход, где мы еле успели его догнать и завалить на боковую полку.

- Мама, Нина, я сейчас выйду к вам. Пусть всё идёт к чёрту…, я не хочу никуда ехать…. Я сейчас выйду и мы поедем домой. – Бился в наших руках сержант.

- Фёдор, тихо, тихо. Ты что? Мы сейчас находимся в Воронежской области, а ты с Иркутска. Какая мама? Какая Нина? Их тут нет, посмотри в окно, - увещевал Ермакова замполит, но сержант продолжал рваться из вагона. Втроём мы с трудом удерживали его на полке, а он был крепкого телосложения. Видя, что никакие убеждения не помогают, мы дружно навалились на него и я крепко связал ему руки и ноги, что вызвало бурю возмущения и что самое интересное, солдат не моего подразделения, а взвода управления дивизиона, которые угрюмо и осуждающе наблюдали за нашими действиями. Посыпались угрозы в мой адрес и моих офицеров, а один из солдат взвода выскочил из купе и с угрожающим видом подскочил ко мне.

- Товарищ майор, развяжите Ермакова, а то мы его сами освободим. – Начал орать он, размахивая передо мной кулаками. Обстановка в вагоне накалилась. Но тут на мою сторону неожиданно встала батарея. Оттолкнув меня в сторону, вперёд выскочило несколько моих солдат, которые сходу несколько раз крепенько ударили по лицу угрожавшему мне солдату, загнали его обратно в своё купе. Один из них стал посередине вагона и прокричал остальным солдатам дивизиона: - Ну, вы, суки, всем заткнуться. Это наш комбат и он имеет право сделать с нами всё, что захочет. Попробуйте кто к нам полезть, быстро морду набьём.

После такового заявления солдаты и сержанты ВУДа попрятались по своим купе, но Ермаков продолжал биться в истерике: - Фашисты.., гестаповцы…, почему меня связали? Немедленно развяжите, а то всех урою…. Субанов, развяжи меня, ведь ты мой друг.

Субанов, водитель противотанковой установки, ползал по Ермакову и пьяно ревел: - Федя, Федя, я не могу тебя развязать, ведь тебя связал комбат, а раз связал значит он это сделал правильно. Ты успокойся и засни, всё пройдёт, а я буду рядом….

В вагоне по приказу Богатова появился начальник разведки артиллерии капитан Пальцев, чтобы оценить обстановку в вагоне и доложить начальству.

- Алексей, всё нормально. Так и доложи начальнику артиллерии - я полностью контролирую обстановку.

Пальцев неодобрительно покрутил головой, озадаченно посмотрел на меня и молча ушёл обратно в офицерский вагон. Ермаков постепенно успокаивался, уже только плакал и потихоньку засыпал. Я уже начал думать, что пик всего этого прошёл, но тут новая незадача. Что-то не поделив между собой, в крайнем купе начали драться между собой несколько человек, постепенно втягивая в свалку остальную батарею. Собрав офицеров в единый кулак, мы ринулись в гущу драки. Били всех подряд, загоняли на полки и били их там. Вся остальная часть вагона с интересом наблюдала за этим побоищем, улюлюкала и вовсю веселилась, жизнерадостно обсуждая те или иные моменты свалки. В самый разгар драки в вагон ворвался отряд офицеров, которых кинул мне на помощь начальник артиллерии. Во главе его, как танк, шёл Сергей Щукин. Любитель подраться, и сам не хилого телосложения, он толком не разобравшись, пёр по проходу раздавая удары направо и налево, заваливая солдат совсем не моей батареи. Появление отряда лишь усугубило обстановку. Мои солдаты, прекратив драться между собой, теперь объединились и кинулись в драку с офицерами с удвоенной силой.

Прорвавшись к Щукину, прокричал, заваливая сильным ударом кулака в лицо солдата из взвода управления дивизиона: - Серёга, уводи офицеров, я сам справлюсь.

Сергей, хорошо приложив, ещё несколько не моих солдат, с офицерами отступил обратно в офицерский вагон. После их ухода, мы изменили тактику. Врывались в драку, выхватывали из неё солдата, несколькими ударами «успокаивали» его. Связывали и кидали на пол в единую кучу, которая постоянно шевелилась и расползалась в разные стороны. Когда в куче собралось человек шесть-семь, я сел на них и точными ударами предотвращал их расползание и сопротивление. Таким образом, мы в течение минут двадцати выключили из драки самых активных драчунов, остальных разогнали по полкам. После чего связанных бойцов тоже разложили по местам, где они утомлённые и «успокоенные» стали засыпать. Тем самым, прекратив драку своими силами. Когда обстановка успокоилась, я выдернул несколько солдат взвода управления, которые больше всех радовались и подзуживали моих солдат на оказание сопротивления. С большим удовольствием и им набил рожу, чтобы они - сволочи, если не помогают офицеру в трудную минуту, то хотя бы не подзуживали других.

Наконец-то в вагоне наступила относительная тишина. Батарея спала в тяжёлом угарном сне, остальные в вагоне затаились на своих полках. Я открыл ящик с пистолетами и выдал их офицерам и прапорщикам батареи на случай если пьяные солдаты попытаются захватить оружие, хотя сам понимал, что ситуация решительными действиями переломлена в нашу сторону. Игоря Карпук сразу же послал посмотреть нашу технику на платформах, так как боялся что солдаты дивизиона под шумок почистят мои БРДМы.

На улице, куда вышел за техником, были уже сумерки. Я с удовольствием часто задышал, выгоняя из лёгких спёртый воздух вагона. А пройдя немного в сторону от вагонов, наткнулся на небольшую толпу гражданских: мужчин, женщин, детей и солдат дивизиона. При виде меня гражданские стали прятать водку, а солдаты замерли, выжидая что я буду делать. Злобно обматерив солдат, погнал их от платформ в вагоны. Кто-то из них пробурчал что-то нелестное в мой адрес и тут же получил хороший пинок под зад. Гражданских, которые отхлынули в сторону, я подозвал к себе. Бесцеремонно заглянул в сумку к одной женщине, потом к другой. Подозвал ещё двух мужиков: заглянул к ним. Везде была только одна водка.

- Мужики – обратился я к остальным, - у вас что-нибудь покушать или закурить найдётся?

- Нет. – Чуть ли не хором прозвучал ответ. Я повернулся к женщинам, - а у вас не найдётся? – Те тоже отрицательно затрясли головами.

- Что ж вы делаете аборигены хреновые? Почему солдатам одну водку голимую несёте? В вагоне уже больше тридцати солдат пьяных в лежку лежат. А вы водку несёте. Вы бы, - я ткнул несколько ближайших женщин в грудь пальцем, - лучше чего-нибудь домашнего покушать им принесли вместо водки. Или у вас сыновья такие, что кроме водки ни о чём не думают. Мои же солдаты на войну едут. Хоть здесь бы вы проявили себя как матери, а вы что несёте? Какой он сейчас защитник, лежит пьянущий в вагоне, слюни и сопли пускает и голову поднять не может. А вы, мужики, сигарет бы принесли. Сволочи вы: такое впечатление, что в этом городе одни алкоголики остались.

Толпа молча выслушала и без возмущения, также молча стала расходиться. Походив немного у вагона, я уже стал беспокоиться о технике, как со стороны наших платформ, раздались громкие крики и пистолетный выстрел. Нырнул между колёс на ту сторону и тоже выхватил пистолет. Рядом с платформой навытяжку стоял Чудинов, под ногами которого лежала куча новеньких шлемофонов, а от эшелона, в сторону жилых домов, бежали двое гражданских. Чувствуя, что могу сорваться и прибить своего водителя прямо здесь на рельсах, я приказал привести в вагон Чудинова через несколько минут, и сам направился туда же. Перед вагоном походил немного, успокаивая себя и, ощутив, что почти успокоился и могу спокойно разобраться, полез в вагон, где при моём появлении повисла гнетущая тишина. Я расположился за боковым столиком напротив своего купе и стал ждать, когда приведут подчинённого. Про себя принял решение: сейчас особо не разбираться, а потом придумаю, что с ним сделать. Но когда они зашли, и в руках у Карпука я увидел шлемофоны, приготовленные Чудиновым на продажу, а сверху лежал мой шлемофон – шлемофон командира батареи: единственный шлемак с коричневым мехом. Когда мне стало понятно, что он обворовал не только чужие БРДМы, но и свой, когда он подошёл к моему столу с нагловатой улыбкой, типа: а что тут такого - Всё нормально. Спокойствие мгновенно улетучилось и я с бешенством ударил его по лицу, заваливая на пол. Продолжал его бить и там: молча и беспощадно. Молча терпел мои удары и Чудинов, только кряхтел от наиболее сильных ударов, закрывая руками лицо, а в вагоне стояла мёртвая тишина: все затаились и попрятались на своих местах. Закончив бить, рывком поднял водителя с пола и злобно прошипел ему в лицо.

- Солдат, если ты думаешь, что на этом всё и закончится – то ты ошибаешься. Сейчас идёшь на своё место и спать, а я потом тобой займусь. – С силой швырнул Чудинова в сторону его купе. От гнева и злобы у меня распирало грудь, сердце бешено колотилось и готово было выскочить из грудной клетки. Понимая, что если ещё немного пробуду в вагоне, в этом спёртом воздухе, ещё несколько минут то у меня вполне возможно случится инфаркт и я быстро выскочил на улицу. Остановился около вагона и часто-часто задышал, вдыхая чистый морозный воздух. Постепенно успокоился и быстрым шагом заходил вдоль вагона. Нашарив в кармане кучу таблеток, кинул их в рот и совсем успокоился. Надо сказать, что в Чечню я поехал больной и скрыл это от начальства. В мае прошлого года у меня во время дежурства по полку случилось пред инфарктное состояние. Прямо с наряда меня увезли в госпиталь, Так как дело было накануне 9 мая, то в приёмном отделение заколов меня уколами, и когда я почувствовал себя неплохо, мне честно обрисовали картину: - Капитан, врачей до 11 мая в госпитале не будет. Если ты себя неплохо чувствуешь и можешь потерпеть до 11 мая, то езжай домой. Если ты желаешь сразу лечь, то мы тебя, конечно, положим, но лечения ты не получишь. Будешь просто лежать до выхода врачей после праздника.

Посчитав, что всё нормально - приеду в госпиталь после праздника, я уехал на той же санитарной машине, которая меня привезла в госпиталь. Приехал домой, аппетита никакого, принял душ и лёг спать, а в три часа ночи проснулся от сильной боли в животе. Встать не мог, от того что каждое движение причиняло страшную боль. Всполошилась жена, решила вызвать санитарную машину с санчасти, но я ей не разрешил – стало жалко солдата, водителя санитарной машины: пусть солдат до подъёма спокойно поспит. Ровно в шесть часов утра жена вызвала санитарную машину и, превозмогая боль, я оделся и спустился вниз. В приёмном отделении диагноз поставили сразу: в довершении к сердцу у меня лопнул гангренозный аппендицит. Очнулся после операции лишь через сутки, и тогда мне сказали, что после лечения в хирургическом отделении, меня переведут в сердечно-сосудистое отделение для продолжения лечения. Но после семи дней, проведённых в скуке и безделье, я озверел и сумел договориться, что для лечения сердца лягу в госпиталь в ноябре-декабре. Летом чувствовал себя неплохо, но осенью стал чувствовать всё хуже и хуже. Здорово болело сердце и не мог переносить продолжительные физические нагрузки. А тут Чечня: я не хотел, и было неудобно отказываться от Чечни на том основании, что ложусь в госпиталь. Да и не хотел отказываться. Во время боевого слаживания все нагрузки и усталость, здорово сказались на сердце. Я закупил кучу таблеток и глотал их, задавливая болезнь. Вот и сейчас крепко прихватило сердце, но чистый, морозный воздух быстро привёл меня в нормальное состояние. Из вагона вышел замполит и доложил, что обстановка в вагоне нормальная. Вдоль эшелона в это время активно забегали железнодорожники, попросив нас подняться в вагон: они начинали переформирование эшелона. Я поднялся в офицерский вагон и доложил начальнику артиллерии, что в батарее порядок восстановлен. Правда, потом мне пришлось в течение пятнадцати минут выслушивать от начальника не лицеприятные высказывания насчёт моей батареи и лично меня. Вспомнилось мне всё: справедливое и несправедливое. Но пришлось всё это проглотить. Я посидел ещё некоторое время в вагоне, наблюдая процедуру оформления военными железнодорожниками дальнейшего маршрута движения, и удалился к себе в вагон. Здесь была тишина. Бодрствовали лишь офицеры и прапорщики. Тут уже выдал «по первое число» всё, что хотел сказать старшине, тоже ему вспомнил все его прегрешения за столь короткое время пребывания его в должности старшины батареи. Поговорив ещё немного, мы все заснули. Проснулся я уже в четыре часа утра, эшелон стоял где-то на задворках Воронежа. Слабый свет фонарей проникал в вагон и освещал спящих на полках военнослужащих. Мои солдаты постепенно просыпались и что-то с похмелья бубнили. Изредка монотонный шум прерывался ещё не отошедшими от пьянки голосами и смехом. Я скрипел зубами, но терпел. Неожиданно очень громко прозвучал чей-то, ещё пьяный голос: - А что, ребята, пока офицеры спят, может, маханём на станцию и ещё поддадим. А то я ещё хочу с майором с дивизиона рассчитаться. – Послышался пьяный смех.

- А хорошо мы на той станции повеселились…, - но это я уже услышал, когда бежал босиком по проходу. Злоба и бешенство душили меня. Забежал в тёмное купе, откуда слышался голос и скинул со второй полки говорившего на пол, где его и начал бить: - Вот тебе за хорошее веселье. Вот тебе за майора, с которым ты расквитаться решил, Вот тебе лично от меня.

Пнув его в последний раз, я заорал на весь вагон: - А ну, сволочь, марш на полку и замри там. Кто ещё хочет веселиться, подай голос? – В вагоне стояла мёртвая тишина. Я опять опустошённый вернулся на своё место и мгновенно провалился в тяжёлый сон. Утром, после завтрака построил батарею в проходе вагона и произнёс следующую речь.

- Товарищи солдаты, если вы думаете, что я изверг, то вы глубоко ошибаетесь. Я поставил перед собой и перед офицерами только одну задачу – «Всем войти в Чечню и всем вместе оттуда вернуться». Я не хочу стоять перед вашими родителями и моргать глазами, оправдываясь, что я мог вас сберечь, но не получилось. Потому что вы этого сами не хотели: пили, балдели, не выполняли того чего от вас требовали ваши командиры. Я буду жестоко бороться впредь с употреблением спиртных напитков в батарее, я буду жестоко бороться с невыполнением приказов. Я лучше вам лишний раз морду набью, но спасу таким образом от смерти. Только единым, сплочённым коллективом мы сможем выполнить поставленную задачу и вернуться живыми: запомните это.

- Со своей стороны обещаю, что приложу всё своё умение, опыт, который у меня есть для того, чтобы все мы вернулись домой живыми. Также обещаю, что с такими козлами как Чудинов я буду бороться всегда и везде. Всё. Разойдись.

После построения вызвал к себе в купе Некрасова и Ермакова. Они стояли передо мной, как побитые собаки. Хотелось сказать им многое и обидное, но поступил по-другому.

- Что, сержанты, головы опустили – стыдно? Вам уже рассказали, что вы вчера творили? - Бойцы одновременно кивнули головами, - А мне как обидно. Я, честно говоря, на вас обоих надеялся, больше чем на других. А вы больше других нарезались. Значит так, ругать вас не буду, но честно говоря я насторожился. И если ещё раз что-то подобное повторится, с вас спрос будет жёстче, чем с других. Идите и подумайте над этим.

Через полчаса я попросил Алушаева позвать Чудинова, который прятался от меня в дальнем купе.

- Садись Алушаев, - хлопнул ладонью по полке, когда они зашли в купе, - я хочу, чтобы ты послушал тоже. Алушаев, вот ты смотришь как комбат «трахается» с Чудиновым, пытается что- то вбить ему в голову, а ты в сторонке стоишь и посмеиваешься. Вы оба понять не можете того, что понимаю я. Ведь когда мы приедем в Чечню, то в бой пойдём вместе… В одной железной коробке - В «Бардаке» этом. И в этой железной консервной банке умирать тоже будем вместе, если подобьют. Мы ведь должны чувствовать и понимать друг-друга, как закадычные друзья. А что у нас получается: Чудинов слушает комбата только потому, что тот офицер, а сам при удобном случаи напакостить норовит. Комбат пытается вбить водителя в военную колею, а пулемётчик Алушаев, кстати ещё и командир отделения, невозмутимо наблюдает за этими потугами комбата.

Ты что, Алушаев, думаешь если нас зажмут то из пулемёта отстреляешься? Так не отстреляешься, потому что Чудинов украл и продал шлемофоны из машины, в том числе и шлемофон комбата. И комбат вместо того, чтобы вызвать помощь, достанет свой автомат и только огнём сможет поддержать тебя, а Чудинов ещё в спину нам стрельнет.

- Не стрельну, - мрачно буркнул в сторону солдат.

- Ну не стрельнешь, так продашь нас. Чудинов, я может быть и понял тебя, если бы ты эти шлемофоны украл из других машин, но как ты додумался украсть шлемофоны из своей машины – вот этого понять не могу. Ты ведь мог оставить батарею без связи, ты же обрекал своих сослуживцев и себя в том числе на смерть. Шлемофона у комбата нету и вызвать подмогу я не смогу, да и батареей в бою не смог бы руководить. - Я замолчал на некоторое время, давая возможность своему водителю подумать, потом продолжил, - Значит так. Решение по тебе, Чудинов, я принял. Его приведу в исполнение, когда мы будем подходить к границе Чечни, ну а ты, товарищ сержант, иди и работай с ним. У тебя в обязанностях написано воспитывать подчинённого, вот и воспитывай.

Алушаев злобно посмотрел на Чудинова, потом обратился ко мне: - Товарищ майор, может, мы его в другой взвод сунем, а себе другого водителя возьмём.

- Алушаев, ну кому мы его отдадим? Давай, называй фамилию командира машины, кому мы это говно подкинем. У тебя хватит совести назвать фамилию? – Сержант сидел и молча сопел, - вот и я думаю: нам он достался, мы с ним и бороться будем. Вот иди и борись. Вперёд……

День прошёл спокойно, солдаты отсыпались и отходили от пьянки. Уже поздно вечером наш эшелон втянулся на станцию Арзамас и остановился. Встали мы не совсем удачно: состав перекрыл проход из дискотеки в город и толпа малолеток, по окончанию танцев, ринулась через пути в город. Часовые пытались направить их к переходу, который виднелся неподалёку, но всё было бесполезно. Часть толпы, человек сто, обкуренной и пьяной молодёжи хлынула на платформы. И начали ломать технику, пытаясь проникнуть во внутрь машин. Другая, большая часть, выделываясь перед своими девками, лезла на рожон и начала «качать права» часовым, которые пытались оттеснить их от эшелона. Толпа пьяных малолеток входила в раж, не помогло и подкрепление, которое прибежало от вагонов. Вдоль эшелона загремели выстрелы, караул открыл предупредительный огонь в воздух. Подростки прыгая и падая с платформ, брызнули в разные стороны и уже из переулков, которые подходили почти вплотную к железнодорожным путям, в часовых полетели кирпичи, камни и заточки. На помощь караулу из вагонов, получив автоматы, выскочили офицеры. Выскочили и мы – офицеры и прапорщики батареи. После переформирования эшелона, моя техника оказалась сразу за нашим вагоном, вот вдоль своих платформ мы и рассредоточились, занимая позиции в снегу. Только мы заняли оборону, так сразу же заметили, что в переулках стали скапливаться группы молодых людей, но не малолеток, которые прорывались через нас из дискотеки: эти были гораздо взрослее. По дороге, которая проходила тут же, стали носиться взад и вперёд легковые машины, набитые молодыми мужчинами. Вдоль состава периодически щёлкали выстрелы и обстановка стремительно накалялась. В самый пиковый момент из переулка вывернула очередная легковушка и медленно поехала вдоль состава. (Нервозность в тот момент добавляло и то, что нас предупредили: чем ближе к Чечне, тем больше вероятность нападения боевиков на эшелон, или попыток взорвать его) Машина сразу же была взята на мушку и все её вели, в готовности открыть огонь.

Проехав наш вагон, машина остановилась в том месте, где залёг Игорь Карпук. Из машины вылез молодой парень и с трудом вытащил из салона огромную картонную коробку, поставил её на снег и быстро юркнул обратно. Машина взревев двигателем, рванула с места и скрылась в ближайшем переулке. Я закричал и приказал технику отползать, считая что это может быть и мина, недаром они так быстро скрылись. Игорь стал пятится назад. Но через минуту эта же машина, объехав квартал, выехала из переулка и снова остановилась около коробки. Игорь замер. Из машины опять вышел тот же парень. Подняв руки вверх, медленно подошёл к коробке. Поднял её и закричал: - Ребята, не стреляйте. Мы местная мафия. Мы вас уважаем за то, что вы едете воевать против духов, которые нас здесь всех заколебали. Это вам от нас – сигареты: не стреляйте. – И пошёл к Карпуку, который опустил автомат и поднялся во весь рост из снега. Даже на расстоянии, видно было в каком напряжении находился Игорь. Одно неверное движение со стороны парня и Игорь полоснёт его очередью. Парень это тоже чувствовал - медленно приближался, также медленно, когда до техника осталось пять метров, опустил коробку на снег, достал перочинный ножик, взрезал верх коробки и начал пятится к машине, сел в неё. Машина осталась на месте, а Карпук подошёл к коробке, не касаясь осмотрел её. Закинув автомат на плечо, поднял её и прокричал парням слова благодарности. Машина завелась и, громко сигналя поехала, набирая скорость вдоль состава, пока не скрылась. В это время загудел тепловоз, предупреждая нас о начале движения, и через несколько минут только мелькнувший за окнами семафор напомнил нам об Арзамасе, который мы тут же и забыли. В вагоне открыли картонную коробку, которая была полностью набита блоками сигарет «Опал».

Утром эшелон прибыл в Пятигорск. Стояли часа три, проверяли крепление техники. Я разрешил в течение сорока минут проветрится своим солдатам, которые уже двое суток не выходили из вагона. Уже здесь, в преддверье Кавказа, все офицеры и прапорщики ходили по станции с оружием. На соседние пути подошли ещё два состава с войсками, рядом с нами встал эшелон с техникой МЧС. Тронулись дальше и по эшелону пронеслась весть, что уже сегодня зайдём в Чечню. Прошли Моздок, после Моздока остановились на каком-то небольшом полустанке. До границы с Чечнёй оставалось 8-10 километров и здесь мы впервые увидели чеченцев. Правда, гражданских и местных. Я, конечно, их видел и раньше, и не только видел, но служил вместе с ними. Но сейчас мы смотрели на них, как в первый раз. Во время стоянки к нашему эшелону подошли несколько оперативников, которые контролировали здесь обстановку. Разговорились. Они то и показали нам, на стоявшие несколько домов рядом с путями. Вокруг них суетились, занимаясь домашними делами, как это сейчас принято говорить - лица кавказкой национальности. Работая, несколько небритых и угрюмых мужиков искоса бросали взгляды в нашу сторону.

- Эти местные чеченцы – рассказали оперативники, - перед боевыми действиями ушли к Дудаеву. И пока он держал фишку, ревностно служили ему там. Но как только армия стала духов колошматить: все кто выжил - вернулись обратно.

Мы с любопытством разглядывали бывших духов, ведь точно с такими же зверьками, может быть, придётся уже сегодня столкнуться.

Поехали дальше, поезд шёл на совсем малой скорости, может быть километров пять-шесть в час. Начали выдавать солдатам оружие, боеприпасы и гранаты. Следующая станция Песчаная, а это уже территория чеченцев и как нам сказали оперативники, два часа тому назад ОМОН одного из южных городов опять отбил её у боевиков обратно. В купе появился Чудинов.

- Товарищ майор, а мне почему старшина не даёт оружие и боеприпасы? – С удивлением и некоторой долей обиды задал вопрос водитель.

- Ну, вот и пришло время, товарищ Чудинов, расставить все точки в наших с тобой отношениях. Это я приказал не выдавать тебе оружия и боеприпасы. – Замолчал, чтобы посмотреть, какая будет реакция, но солдат молчал и поэтому я продолжил.

- Чудинов, пойми… Мне нужен нормальный солдат, на которого я в боевой обстановке могу положиться и доверять, а не оглядываться постоянно и следить за ним. Такой, какой ты есть, со своими уголовными замашками и воровскими мыслями – ты мне не нужен. Вот у тебя сейчас есть два пути, - я поднял рядом стоявший вещмешок, развязал его и вывалил содержимое на полку.

- Вот видишь, - начал перебирать продукты и вещи, - я приказал прапорщику Пономарёву положить сухого пайка на двое суток, а он, как ты выражаешься, «поганый мент», положил продуктов на трое суток. Смотри, какое он тебе новое бельё нательное положил в вещмешок. Новые запасные фланелевые портянки. Не пожалел белья, а подумал о тебе старшина. Ну, бог с ним. Сверху всего этого ложу твой военный билет. – Я достал из внутреннего кармана военный билет солдата и положил на вещевой мешок. – Вот тебе первый путь: забирай продукты, вещи, военник и пока поезд не зашёл в Чечню прыгай с него и уходи. Уходи куда хочешь. Я тебе честное офицерское слово даю, что никому и никогда не доложу о том, что тебя отпустил. Ты мне просто не нужен. Вон, Карпук, у меня водителем БРДМа пока будет. Так что иди с богом Чудинов.

Помолчал секунд пятнадцать, потом продолжил: - Второй путь: ты остаёшься. Но если ты решишь оставаться: то смотри. Если ты не будешь себя вести как нормальный солдат и продолжишь дальше пальцы веером распускать – я тебя просто Грохну. Создам вполне законную ситуацию и на законных основаниях пристрелю. Поэтому вот тебе пять минут. Хорошо подумай: уходишь или остаёшься. Через пять минут доложишь. - Я хлопнул ладонями по коленам, резко поднялся и пошёл проверять, как идёт получение и снаряжение боеприпасов. Везде царило сдержанное возбуждение, солдаты снаряжали магазины патронами, раскладывали по подсумкам гранаты, складывали остальные боеприпасы в вещмешки. На обратном пути захватил с собой Алушаева.

- Вот мы и опять собрались своим экипажем. Давай, Чудинов, говори, что ты надумал нам с Алушаевым.

Солдат поднял голову, с трудом выталкивая из себя слова, севшим голосом произнёс: - Товарищ майор, я остаюсь…. Обещаю, что буду примерным солдатом…. Вы не пожалеете если оставите…. Я буду выполнять все приказы…. Даже старшины…..

Я откинулся с облегчением на стенку купе. Эта была победа, пусть маленькая, но победа. Опять подался вперёд.

- Ты хорошо подумал, солдат? Я ведь тоже не так просто здесь воздух сотрясал, когда говорил тебе, если в случаи чего – голову тебе откручу.

- Я подумал хорошо, - уже более твёрдым голосом произнёс водитель.

- Товарищ майор, - Алушаев рывком слегка повернул к себе Чудинова, - если он что-нибудь непотребное сделает, я ему первым голову откручу. – С угрозой произнёс сержант.

Ну, что ж, с еле скрываемым торжеством оглядел не только присутствующих в купе, но и соседние купе, в которых также с интересом прислушивались к нашему разговору солдаты батареи. Воспитательная акция удалась и она должна сыграть свою положительную роль.

- Старшина, выдай Чудинову оружие и боеприпасы.

Эшелон тем временем продолжал медленно, как будто нащупывая в темноте путь, двигаться к границе Чечни. Когда мы её пересекли - никто не видел, но все поняли что мы в Чечне, когда начали втягиваться в населённый пункт - станция Песчаная. Вдалеке горело несколько домов, в воздухе рассыпались в разных направлениях трассы от автоматных очередей, взлетали осветительные и сигнальные ракеты. В остальном населённый пункт был в темноте.

Поезд втянулся на станцию, последний раз дёрнулся и остановился. Мой вагон как раз остановился в тридцати метрах от здания небольшого каменного вокзала и как только прекратился стук колёс, мы отчётливо услышали звуки выстрелов вокруг эшелона. Особенно часто стреляли в голове состава около локомотива, но а так автоматные очереди раздавались практически кругом: то вблизи вагонов, то вдалеке. Обстановка была абсолютно непонятная - Кто стрелял и куда? Рядом с нашим составом стоял ещё один эшелон и в темноте около него суетились вооружённые люди: кто они были – в этой непонятной обстановке тоже было неизвестно. Приказал своим солдатам и взводу управления дивизиона занять у окон оборону и открывать огонь только тогда, когда зазвенят разбитые стёкла в нашем вагоне от огня противника. Из офицерского вагона к нам прибежал от начальника артиллерии капитан Пальцев и сообщил, что рядом с нами стоит эшелон с ОМОНовцами, которые и контролируют станцию. Они нашли где-то огромное количество спирта и пережрались - все 300 человек. Пока мы с Пальцевым обменивались информацией, около офицерского вагона послышалась беспорядочная стрельба и крики. Прибежал ещё один солдат из вагона руководства: сказал, что полковника Прохорова взяли в плен, но кто – неизвестно. Что делать нам в такой дебильной ситуации – непонятно? Ну, ладно, рассудил достаточно трезво – с пленением Прохорова пусть разбирается начальство с офицерского вагона, а у меня свой вагон и сто человеческих душ, за которые я в ответе. Вдруг, между нашим составом и ОМОНовским возникла яростная рукопашная схватка, откуда доносились крики, хлёсткие удары и мат: кто и с кем в темноте бился тоже было непонятно. Попытался было высунуться в окно, чтобы прояснить обстановку: только высунул голову, как кто-то яростно и с надрывом заорал с улицы: - Ну, ты сука, обратно в вагон, а то стрелять буду. - Пришлось убрать голову. Ладно. Поступим тогда по другому. Я пробрался к проводнику, который сидел, забившись в угол служебного купе и в тоске готовился к смерти. Увидев меня, заскулил: - Когда же всё это закончится, майор?

- Не писай кровью, Вован, прорвёмся. У нас в вагоне сто вооружённых до зубов солдат, так что просто мы им не дадимся. – Последние слова, по-моему, не стоило говорить. Володя приглушённо завыл, сполз на пол и стал закидывать себя матрасами и одеялами. Я с сожалением посмотрел на этого мужика, взял со стола ключ от дверей тамбура и направился к себе. Обстановка в вагоне была напряжённо-спокойная. Солдаты затаились на своих позициях у окон и всматривались в окружающую местность, освещённую горевшим рядом двухэтажным жилым зданием. Они были готовы по первой моей команде вступить в бой. В заднем тамбуре вагона собрались я, Карпук и замполит. Посовещавшись, решили: открыть дверь тамбура, я выбираюсь на платформу и понаблюдаю за местностью, может сползаю куда-нибудь на разведку. Открыли дверь, меня подсадили и я выполз на броню БРДМа, который стоял у дверей. Прижался к холодной броне и затаился. На улице звуки выстрелов были слышны гораздо резче и отчётливей. Особенно сильная стрельба шла в голове состава, а здесь было относительно тихо: лишь изредка пощёлкивали выстрелы в районе офицерского вагона. Только собрался спустится вниз, как из-за нашего вагона вывернулась группа вооружённых людей, которая шла, громко и возбуждённо о чём-то переговариваясь и споря. Прошли мимо меня, но в темноте не сумел разглядеть - кто это были. На всякий случай взял на мушку и стволом автомата проводил их до здания небольшого вокзала, куда они скрылись. Прошло несколько томительных минут, в течение которых обстановка не прояснилась, а под платформой послышался шорох.

- Боря, Боря, это я – Чуватин. Слезай ко мне вниз.

Оставив за себя Кирьянова, я тихо спустился с платформы. Внизу, прижавшись к колесу, сидел на корточках Игорь Чуватин.

- Ты откуда? Что происходит? Кто и как взял в плен Прохорова? Что за схватка произошла между вагонами? – Все эти вопросы выпалил враз и выжидающе смолк.

- Пока знаю немного, ОМОНовцы пережрались и почему-то решили взять наш эшелон под свой контроль и обыскать его. Мы отказались выполнить их требования. И тогда они захватили в плен Прохорова. Наши офицеры поднялись и схватились врукопашную с ОМОНовцами и отбили назад Прохорова. А почему стрельба по всей станции идёт – никто не знает.

Неожиданно началась стрельба в районе жилых домов, которые находились напротив офицерского вагона и мы с Игорем тут же быстро перебрались вдоль вагона в ту сторону и залегли под передним тамбуром, направив автоматы на освещаемое пожаром пространство. Я повернул голову к Чуватину, чтобы у него что-то спросить и увидел, как из сливной трубы туалета, под которой лежал Игорь, ему на спину потекло говно. Резко откатился, чтобы меня не обрызгало и, не удержавшись, засмеялся. Надо же, кругом стрельба идёт, в любой момент может начаться бой, а кому-то срать захотелось: то ли от страха, то ли время пришло естественных надобностей. Игорь возмущённо что-то прокричал и вскочил на ноги. Какой тут бой? Завертелся на месте, пытаясь заглянуть себе на спину, потом как-то обиженно и жалобно замычал и рванул в вагон разбираться с «серуном». Я смеялся, но недолго, так как осознал, что остался один и на меня прёт из-за домов человек десять с автоматами в руках.

- Стой! Кто идёт? Стрелять буду. – Заорал я, чуть не сорвав голос.

- Свои, свои…, не стреляйте. Я командир ОМОНа.

Действительно, это были ОМОНовцы: - Где старший?

Показал автоматом на вагон и вслед за ними залез тоже. Не задерживаясь в офицерском вагоне, ушёл к себе, где меня уже потеряли мои офицеры. С юмором рассказал о сложившейся обстановке не только офицерам, но и солдатам, чем немного снял напряжение. Солдаты и офицеры зашевелились и заулыбались, послышались шутки и смех. А убедившись, что здесь всё в порядке, снова вышел в тамбур, где увидел Серёгу Щукина. Он открыл обе двери тамбура для сквозного прохода и курил.

- Боря, - засмеялся Сергей, увидев меня, - сейчас у нас в вагоне сидит ОМОНовский командир, чуть не ревёт. У него весь отряд пережрался спиртом, спьяну им везде мерещатся духи и они лупят из автоматов во все стороны. Сейчас договариваются, чтобы быстрей наш эшелон выпустить со станции, а то он боится, что у нас от пьяной стрельбы пострадавшие будут.

Мы засмеялись, и в этот момент перед нашим тамбуром остановились два ОМОНовца. Сказать, что они были пьяны – значит соврать. Они были в том счастливом состоянии, когда суровая реальность переставала существовать, когда все люди были братьями, когда человек существовал в своём выдуманном и прекрасном мире. И вот появляются два пьяных идиота, для которых существуют только они и трёхлитровая банка спирта. Есть ещё какие-то досадные препятствия, которые надо преодолевать: в данный момент тамбур, куда надо залезать, а руки были заняты банкой.

Бросив к нашим ногам пулемёт, как обыкновенную палку, один из них: с воловьем упорством, пыхтя и тяжело сопя забрался в тамбур. Мы тряслись в немом смехе. ОМОНовец, в упор не замечая нас, поворачивается и нежно, с воркующей дрожью в голосе обращается к напарнику: - Петро, подай мне сюда банку.

- Семён, только осторожно, - с любовью в голосе отвечает другой и как величайшую драгоценность, бережно передаёт Семёну банку. Глядя сияющими глазами на ёмкость с «огненной водой», срываясь с лестницы, при этом разорвав штанину новенького камуфляжа до паха, Петро карабкается к банке. В том же порядке, упорно не замечая нас, Петро почти на брюхе сползает из тамбура на землю, что-то ещё с треском отрывается от его новенького обмундирования, но он этого не замечает. Протягивает руки и принимает банку со спиртом. Семён также, со значительным ущербом для своей формы выпал из тамбура на землю, и о чём-то воркуя, забыв пулемёт, менты стали удаляться к своим вагонам. Мы с Сергеем ржали как сумасшедшие и Щукин, первый справившийся со смехом, прокричал им вслед .

- Мужики, а пулемёт вы нам оставляете?

Петро и Семён в недоумении переглянулись и тупо уставились на нас. Мы закатились в новом судорожном приступе смеха. Казалось, что даже в холодном, ночном воздухе было слышно, как тяжело и со скрипом ворочались пьяные мысли милиционеров. Но всё-таки какой-то пятидесятый мозговой уровень, ещё не залитый до конца алкоголем, помог вспомнить, что у них помимо банки со спиртом был и пулемёт.

- Петро, ну что ж ты так, - с отеческой укоризной произнёс Семён.

Петро молча вернулся и долго: сопя и срываясь, периодически выпадая из почти достигнутого тамбура, лез за пулемётом. Мы смеялись до ломоты в скулах, наблюдая эту борьбу человеческого упорства и земного притяжения. Человек победил, но потерял в этой борьбе силы, так как взяв в руки пулемёт, тут же выпал из вагона и с шумом упал на голову. Был бы он трезвый, то так бы и остался лежать, пока бы его не отправили в госпиталь. А так Петро шустро вскочил на ноги и резво побежал за Семёном. Да…, на следующий день они оба будут добросовестно пытаться вспомнить: откуда у них синяки, и почему тело местами так сильно болит, и почему у них так разорвана форма. Наверняка, они ничего не смогут вспомнить и припишут синяки и разорванную форму каким-нибудь подвигам, которые они совершали на ниве борьбы с духами. Ещё долгие годы они будут рассказывать своим сыновьям и внукам, как доблестно бились с боевиками на станции Песчаная.

И как логическое завершение этого приключения, послышался гудок локомотива и мы двинулись дальше, в неизвестность. Закрыв двери в тамбур, я зашёл к проводнику, чтобы предупредить его о том, что ключ будет у меня до конца поездки.

Меня встретил тоскливый взгляд побитой собаки. Какой-то весь взъерошенный и растрёпанный проводник сидел на своём месте, раскачиваясь из стороны в сторону.

- Сволочи…, скоты…, уроды…, - обиженно возопил он, - я тут чуть от страха не умер, а вы ржёте как жеребцы в тамбуре.

Я ободряюще похлопал его по плечу. Достал ключ из кармана, показал ему и положил его обратно в карман: - У меня будет, потом отдам.

Всю ночь эшелон малым ходом пробирался по тёмному, без единого лучика света пространству. Мало кто в эту ночь смог заснуть. Кончалась спокойная дорожная жизнь и завтра начнётся новая, полная риска и неизвестности.

…Утро застало нас на станции Ищерская, где мы должны были разгружаться. Станция также была под охраной ОМОНовцев, правда трезвых. Состав подогнали к рампе и моя батарея оказалась первой. Без проволочек завели технику и уже через пятнадцать минут машины батареи были вытянуты вдоль дороги. Сам населённый пункт находился в полутора километров от станции, но очень быстро набежало местное население: женщины, дети, старики, молодые парни. Стояли поодаль и угрюмо наблюдали за разгрузкой. Пока разгружался дивизион: Богатов и я пошли к ОМОНовцам устанавливать взаимодействие, да и вообще – узнать обстановку. Обстановка, по их словам была сложная. Боевики в окрестностях Ищерской есть, но активности пока не проявляют. Вернулись обратно. Пока ходили к ОМОНовцам, на соседний путь прибыл последний эшелон нашего полка - рота материального обеспечения. В окне остановившегося вагона увидел лица улыбающихся прапорщиков Маматюка и Базанкова, и так как очень хотелось пить, я ломанулся в их вагон за водой. Влетел в их купе и, сразу же увидев под столиком канистру с водой, с хриплым криком в которую тут же вцепился: - Ну и пить я хочу, мужики, - схватил со стола солдатский котелок и налил пол котелка воды.

Володя Базанков засмеялся: - Боря, если так сильно хочешь пить, наливай больше, - но я уже жадно припал к котелку и сделал несколько больших глотков. Теперь то понял, почему они смеялись. В канистре была не вода, а чистейший спирт. Бурно закашлялся, но когда справился с кашлем, тоже рассмеялся. Закусил, немного посидел с ребятами и пошёл к батарее, а через некоторое время и РМО приступило к разгрузке. В основном это были КРАЗы – наливники, заполненные под завязку горючим и машины с полковым имуществом. Машины, ревя двигателями и выбрасывая чёрный дым из выхлопных труб, становились рядом с нашей техникой, и вскоре вся площадка перед эшелоном была забита техникой. Посмеиваясь ко мне подошёл Богатов и сказал:

- Сейчас разговаривал со Шварцнегером (так мы прозвали Шпанагеля) доложил, что разгрузились нормально. Спросил он и про ПТБ, я ответил, что и тут всё нормально.

- Василий Михайлович, а как ты отсюда со штабом округа связался? – Удивился я.

- Почему со штабом округа, я по радиостанции связался с районом сосредоточения полка, он там: вчера прилетел с Екатеринбурга бортом.

Ёлки-палки, я то думал, что больше его не увижу, а он блин ещё и на войне нам мозги будет компостировать.

В три часа дня из полка приехал КАМАЗ и из его кабины выскочил командир второго батальона Андрей Устименко, которого мы оставили в Екатеринбурге.

- Ты то откуда? – Радостно галдя, мы обступили сослуживца.

- Мужики, - жалобно попросил Андрей, - дайте мне чего-нибудь пожрать и я всё вам по порядку расскажу. - Через три минуты, размахивая горбушкой хлеба и одновременно залезая ложкой в банку с тушёнкой, Устименко начал рассказывать.

Как только отправили последний эшелон, сразу же сколотили группу офицеров из штаба округа и дивизии, туда же вошёл и он, с Андреем Порпленко. Прилетели самолётом и командир дивизии с адъютантом, короче человек двадцать, с задачей: доукомплектовать полк техникой, имуществом и вооружением. Полк стоит в голом поле, в полутора километров от населённого пункта Толстой-Юрт. Грязище страшная и в ней ставят палатки, воды не хватает. Кормят плохо. Самое главное нет дров, так что надо отсюда забрать всё, что горит до последней колодки. Вот и его прислали за дровами. Будем там стоять несколько дней, проводить боевое слаживание, а потом пойдём вперёд. Самое главное он сообщил в последнюю очередь: на ночь мы остаёмся здесь, а завтра с утра совершаем марш в район сосредоточения полка. Загрузив дрова, Андрей уехал обратно в полк, а я подошёл к куче колодок и горестно задумался - куда грузить дрова. Техника была загружена под завязку. Мы даже ящики с патронами привязывали на борта БРДМов. Вязали их за все имеющиеся выступы. Вздохнув, созвал всех командиров машин и офицеров, обрисовал ситуацию и приказал всё что можно – загрузить. Пошёл по рампе, которая уже превратилась в цыганский табор. Кругом горели костры, около которых грелись солдаты и офицеры. Около одного из костров наткнулся на пьяного Нахимова и его солдат. Если солдаты были слегка выпивши, то Нахимов являл жалкое зрелище и вести какой-либо разговор с ним было бесполезно. Весь в соплях и слюнях, размахивая руками, он произносил монолог, неизвестно кому предназначенный. Отругав солдат за пьянку, поставил задачу им следить за своим пьяным командиром, чтобы куда-нибудь не убрёл: всё-таки без оружия. Пройдя ещё немного по рампе, вдруг обратил внимание, что с рампы исчезли все женщины, дети и старики. Лишь молодые мужчины, оттянувшись метров на двести, маячили вдалеке на огородах. Пройдя немного вперёд, наткнулся на взволнованного начальника артиллерии, который спешил в сторону станции.

- Боря, пошли к ОМОНовцам устанавливать взаимодействие на ночь. По-моему духи хотят нас атаковать, видишь дети, старики и женщины исчезли.

Начальника ментов мы нашли в вагоне, но тот упёрся, мол - У меня с духами перемирие. Я их не трогаю, они меня не трогают. Вы там сами решайте свои проблемы с ними.

Мы ему: - Ты чего майор? Если у нас хоть один наливник рванёт, то не только от твоих вагонов, где вы прячетесь, но и от станции ничего не останется.

Но он упрямо талдычит своё. Плюнули мы, чёрт с ним. Начнётся у нас, ему просто придётся вмешаться. Вернулись к своим и начали организовывать оборону на ночь. Батарее поставили задачу прикрыть станцию со стороны рампы, к которой примыкал мукомольный завод. Назначил охрану, определили сектора обстрела. Особый сектор выделил своему пулемётчику Алушаеву.

- Алушаев, твоя задача: если начнут работать снайпера, а я считаю, что они оборудуют свои позиции на крыше водонапорной башни или крыше вон той вышки, то ты должен максимум через 45 секунд открыть огонь и раздолбать эти позиции. Смотри, я на тебя надеюсь.

Сам собрал всех, кто не задействован ночью на охрану и убыл с ними в вагоны спать. Три часа тому назад, машинисты отцепились от эшелона, бросили платформы, посадили к себе запуганных проводников и умчались на ночь в Моздок. Ключом, который забыл вернуть

проводнику, я открыл дверь и запустил своих солдат. Проводник хоть и сбежал, но перед этим навёл порядок в вагоне. В чистоте и тепле мы перекусили и завалились спать.

Ночь прошла хоть тревожно, но без стрельбы. Как только рассвело, быстро позавтракали у угасающих костров сухим пайком и начали вытягивать колонну. Осталось только дождаться офицера с полка, чтобы он нас сопроводил в район сосредоточения. Офицер прибыл где-то в одиннадцать часов, а через тридцать минут двинулись и мы. Батарея шла в колонне сразу же за ПРП начальника артиллерии, а потом артиллерийский дивизион, позади него колонна РМО.

Погода была мерзкая, температура где-то около нуля. Если ночью было кругом мокро, то теперь на дороге был сплошной гололёд, а деревья по бокам дороги были покрыты сплошной и тонкой коркой льда и если хорошо прислушаться, то можно было услышать тихий стеклянный шорох обледенелых веток. Несмотря на то, что ехали на небольшой скорости, было страшно смотреть, как ПРП Богатова носило по всей дороге. Несколько раз машина чуть не сваливалась под откос или же её выносило на полосу встречного движения, где она чудом разъезжалась со встречными машинами. Пару раз заносило и мою машину, но Чудинов уверенно держался на дороге. Через пятнадцать минут движения на связь со мной вышел техник и доложил, что машина Снытко начала кипеть. Я дал распоряжение брать её на буксир и тянуть до района, где окончательно будем разбираться с машиной. Первые десять километров дорога проходила по лесу и мы шли, как по туннелю, где стенами были густо опушённые изморозью и льдом мёрзлые деревья, потом выехали из леса. Теперь справа всё время был виден незамёрзший Терек, а за рекой простирались, плавно переходя друг в друга невысокие холмы. Нас очень часто обгоняли одиночные машины и небольшие колонны. Интенсивное было и встречное движение. В основном это были военные машины, которые везли боеприпасы, имущество и горючее в сторону Грозного и сейчас порожние возвращались обратно. Через час движения вышли к населённому пункту Червлённая: пока всё шло нормально, правда техник с БРДМом на буксире здорово отстал, но связь с ним была устойчивая и я не беспокоился, что он потеряется. Из слов офицера, который нас сопровождал, мы знали, что у Червлённой по мосту будем переправляться на другую сторону Терека. Это, по его словам, было самое опасное место. Середину моста взорвали отступающие боевики, и через это место сапёры навели узкий, в две колеи, железный мост. С моста в реку уже свалился танк: экипаж которого погиб полностью в ледяной воде, не успев вылезти из танка. Это меня здорово беспокоило. Скорость движения снизилась и мы черепашьим шагом, за колонной других машин, приближались к опасному месту. Вот открылся и сам мост. Реальность оказалась ещё хуже, чем я себе представлял. Высокий мост, длиной метров двести – триста, клокочущая тёмная вода внизу. Центральный пролёт моста взорван и образовалась пустота метров двадцать в ширину. Так вот через эту пустоту были брошены две металлические эстакады, каждая шириной семьдесят сантиметров. И если водитель ошибается сантиметров на двадцать влево или вправо, то машина летит вниз – в мутную, ледяную воду. Спастись там уже никто не сможет. Но пикантность заключалась в том, что вся эта эстакада ещё возвышалась над остальным мостом на один метр. И для того чтобы заехать туда, нужно было набрать достаточную скорость, чтобы преодолеть этот небольшой подъём. Я заволновался. Конечно, волновался за то, как преодолеет это препятствие моя машина, остальные машины батареи, но больше всего переживал за машину техника, который тянул на буксире Снытко. Сумеет ли УРАЛ с этим прицепом хорошо разогнаться на мосту, на гололёде? Сумеет ли он вытянуть бронированный БРДМ на эстакаду? Не ошибётся ли бестолковый Снытко на эстакаде? Ведь если Снытко ошибётся, то БРДМ утянет вниз и УРАЛ с техником, да и если водитель УРАЛа ошибётся, то тогда и автомобиль утянет БРДМ вниз. Этот рой мыслей носился в голове, вгоняя меня в ледяной пот, пока приближалась наша очередь на пересечение моста. У въезда на мост расположился блок-пост, солдаты которого с нездоровым любопытством и азартом наблюдали за этим поединком водителя и моста. И мне даже показалось, что солдаты каждый раз с сожалением провожали машину, благополучно преодолевшую опасное место. Что поделаешь – бестолковая молодость и жажда острых ощущений. Вот регулировщик дал команду ПРП на движение и придержал меня. ПРП легко набрало скорость, также легко въехало на эстакаду и через пять секунд благополучно съехала на мост с другой стороны. Настала моя очередь, регулировщик махнул грязным флажком в сторону переправы. Я мысленно перекрестился и повернулся к Чудинову: лицо которого побледнело и покрылась испариной.

- Чудо, я тебе не мешаю. Вперёд.

Водитель судорожно вздохнул, нервно двинул рычаг скорости вперёд и БРДМ нехотя сдвинулся с места. Несколько раз колёса предательски проскользнули на обледенелых участках, заставляя нас всех сжиматься. Я повернулся назад и поглядел на Алушаева, который через плечо Чудинова напряжённо смотрел на приближающееся препятствие. Пальцы рук, судорожно вцепившиеся в спинку водительского сиденья, побелели. Не лучше, наверно, выглядел и я: нательное бельё у меня было практически мокрым от пота. Повернувшись обратно, я стал смотреть, почти обречёно, вперёд.

- Слишком быстро, - мелькнула у меня мысль, - от удара об эстакаду нас сейчас просто выбросит в сторону, а потом вниз.

Но я молчал, не мешая водителю, лишь судорожно сжимая автомат в руках. Сейчас всё зависело от этого солдата и от его умения. Нос машины пошёл плавно вверх, когда передние колёса въехали на эстакаду, ещё мгновение машина выровнялась и ровно поехала по эстакаде. Я успел привстать и бросить взгляд из люка вниз. Действительно, из мутной и стремительной воды под острым углом торчал ствол танкового орудия. Ещё пять секунд томительного движения и БРДМ катился по мосту на выезд.

- Пфуууууу….., - я громко и облегчённо выдохнул весь воздух из груди, такой же выдох услышал и сзади: - Молодец, Чудинов, давай за мостом проезжай метров пятьсот, принимай вправо и останавливайся. Будем ждать других.

Как только машина остановилась, я выскочил на броню и в бинокль стал наблюдать, как машины батареи одна за другой преодолевают мост. Все проехали благополучно и выстроились сзади моей машины. Также нормально переехали самоходки, за которыми я увидел в бинокль УРАЛ с техником и БРДМом на тросу. Схватил микротелефонную трубку радиостанции.

- Крюк! Я Лесник-53, высаживай всех кроме водителей. Все бегут сзади машин…, на всякий пожарный. Побольше скорости и не забывай, что не только ты должен выехать на эстакаду, но и вытянуть Снытко.

- Лесник- 53! Вас понял, выполняю.

Положил трубку на место и в бинокль стал наблюдать - больше я ни чем не мог им помочь. Карпук выскочил из машины, высадил Кирьянова, замполит в свою очередь высадил командира БРДМ: оба они стали за машинами. По знаку регулировщика УРАЛ тронулся с места и стал набирать скорость. Кирьянов и сержант устремились бегом за ними.

Вот УРАЛ въехал резво на эстакаду и скорость сразу резко снизилась, но автомобиль продолжает двигаться и тащит, тащит, тащит….., томительно долго тянет БРДМ за собой. Это был самый опасный момент. Я опять мгновенно вспотел и стал невольно покачиваться телом, как будто старался помочь УРАЛу вытянуть БРДМ, тем более что мне показалось в какой-то момент, что всё – не сможет УРАЛ вытянуть.

- Ну…, Нуууу…, давай, поднажмиии…., - мысленно уговаривал я и БРДМ мучительно медленно, но всё-таки заехал на верх эстакады, проехал ровно по железной колее и за УРАЛом скатился на мост.

- Молодец Снытко, - облегчённо вздохнул и только сейчас понял, что не только я с замиранием сердца наблюдал за техником и Снытко, но и вся батарея сейчас радовалась. Солдаты что-то радостно кричали, свистели, кто-то даже кинул в восторге шапку вверх.

Как только все переправились, колонна двинулась дальше, поднимаясь вверх на холмы. Проехали ещё несколько километров, свернули направо в поле и через шлагбаум въехали в расположение полка. Ещё издали увидел на поле фигуру Шпанагеля и затосковал, а когда колонна начала около него заворачивать и он увидел УРАЛ с БРДМом на буксире. Последовала активная жестикуляция рук, смысла которой не надо было расшифровывать и так было ясно, что он матерился. Колонна остановилась, я спрыгнул с машины и пошёл докладывать полковнику. Но тот даже не дал мне рта открыть.

- Копытов, ну что это за ерунда? Ну, почему на тросу? Ну, сколько это может продолжаться? – Мне было задано ещё много других риторических вопросов, на которые ему практически и не ответишь. Конечно, я промолчал. Всё выслушал и отправился располагать батарею. Определили мне место под палатки, а рядом место для техники, сзади нас расположилась разведрота, но через десять минут загудели их БМП и рота куда-то стремительно умчалась. Я же активно включился в рытьё гнезда под свою палатку, но минуты через три сердце стало давать сбои, обильно выступил пот, всё тело стало ватным и появилась боль в районе сердца. Это заметил замполит и в категорической форме заявил мне, чтобы я занимался своими командирскими делами, а с офицерской палаткой он разберётся сам. Я ему был благодарен: действительно, чувствовал себя очень плохо. Батарея прилежно готовила места для отдыха, моего вмешательства не требовалось и у меня появилась возможность оглядеться кругом.

Наш полк стоял на огромном поле: размером примерно 5 на 5 километров, в полутора километров севернее населённого пункта Толстой-Юрт. Как меня успели проинформировать: Родина бывшего спикера Государственной думы - Руслана Хасбулатова. Судя по карте, которую тоже успел разглядеть, в нём было населения около семи тысяч, и защищал его, как мне успели тоже рассказать, местный отряд самообороны количеством восемьсот человек. Командование полка договорилось со старейшинами села, что полк в сторону населённого пункта стрелять не будет, ни техника, ни личный состав в село тоже входить не будет. Со своей стороны они пообещали, что ни каких провокаций и действий, направленных против полка, они не предпримут. Сразу за Толстым-Юртом с запада на восток шёл хребет: высотой 400-600 метров. А за хребтом был уже Грозный, туда через хребет шла, хорошо видимая с нашего места, извилистая асфальтная дорога, по которой нескончаемым потоком шла техника и войска. Сзади нас, за дорогой, по которой мы пришли, располагался артиллерийский дивизион большого калибра. Он ни на минуту не прекращал огня: бил и бил по Грозному. В остальные стороны расстилались поля, на которых помимо нашего полка располагались другие части.

Пока осматривался, старшина разогрел тушёнку и мы слегка перекусили, после чего я убыл к командиру полка доложить о благополучном прибытии. Командир мучался - у него болели зубы и в пол лица расплылся флюс. Петров выслушал мой доклад, страдальчески сморщился, когда заговорил: - Копытов, иди получай у начальника штаба карту Грозного и Чечни, склеивай их. Завтра ещё один день на разные организационные вопросы и приступаем к боевому слаживанию. Давай иди. – Подтолкнул он меня к выходу.

В секретке получил два комплекта карт, завернул в штабную палатку. Несмотря на то, что в палатке, размером 6 на 6 метров, было тесно от находившихся там офицеров, я взял у Андрея Порпленко клей и сумел благополучно склеить обе карты. Конечно, карты получились большие и громоздкие, так что пришлось достаточно повозиться, чтобы их сложить гармошкой, размером в стандартный лист. После чего я уже спокойно стал знакомиться с их содержанием. Первой развернул карту Грозного масштабом 1:10 000, то есть в одном сантиметре карты сто метров местности. Сама карта была издания 1978 года, но в неё, фиолетовым цветом, были впечатаны изменения. Я поглядел вниз карты, где было написано, что все изменения внесены по данным аэросъёмки в декабре 1994 года – то есть самая свежая информация. Такие же изменения были и на второй карте. С 1978 года по настоящее время было столько много построено, что карты от изменений приобрели хороший фиолетовый оттенок.

Возвращался в батарею уже в темноте. Из плотных, быстро несущихся по небу облаков, нудно цедил дождь, пропитывая и без того мокрую землю, кругом была грязь до того липкая, что с трудом выдирал из неё ноги. Дивизион за дорогой долбил и долбил по Грозному и над хребтом стояло зарево от горевшего города, а над ним постоянно горело пять – шесть осветительных снарядов, от которых было достаточно светло и у нас. По периметру расположения полка слышались то одиночные выстрелы, то очереди из автоматов и как специально трассы очередей, несмотря на договорённость с Толстым-Юртом, в основном уходили в сторону села. Батарея в целом закончила оборудование палаток, была готова и наша офицерская палатка. Так как впереди нас и кругом расположилась пехота, то на ночь в охрану я определил 6 человек во главе с командиром первого взвода. Остальную батарею построил, произвёл боевой расчёт и отпустил спать. Сами мы офицеры сели в палатке, накрыли стол и в спокойной обстановке отметили своё благополучное соединение с полком.

Следующий день был организационным: доводили до окончательного вида расположение, готовили технику и вооружение к боевому слаживанию, которое будет проходить в течение недели. Забот было полно, поэтому день прошёл в беспорядочной суматохе, а вечером три совещания подряд. Сначала командир полка провёл совещание, где поставил задачи командирам подразделений на период боевого слаживания и распределил районы занятий между подразделениями. Рассказал, что 276 полк ведёт бои в центре Грозного и, учитывая его опыт, приказал, для проведения учебных стрельб из стрелкового оружия использовать только трассирующие пули, чтобы от них быстрее избавиться, а то, мол, хорошо трассы выдают место откуда ведётся огонь. Я же про себя подумал: что, мол, и так хорошо слышно, откуда стреляют. Не такая большая у нас стрелковая практика, чтобы хотя бы в первое время не использовать трассера. Зато чётко будет видно, куда летят пули. Придя в батарею, приказал все ленты к пулемётам снарядить: один трассер - один разрывной, один трассер - один разрывной.

Потом было совещание в палатке командира АДН. Проводил Шпанагель, он конкретизировал задачи, поставленные командиром полка: вся техника и весь личный состав должен уходить на занятия. Потом было совещание у начальника артиллерии, и когда поздно вечером добрался до своей палатки, ноги у меня еле шевелились. Мы сели ужинать и чуть–чуть выпили, техник и командир третьего взвода пристали ко мне: - Борис Геннадьевич, что будем делать с машиной Снытко? Антифриз полностью выгнало на марше, как его будем списывать? Воды нет. Завтра выезжать на занятие, а заливать в радиатор нечего.

Устало посмотрел на техника: - Чёрт с ним, с этим антифризом, спишем потом. Сливайте с УРАЛа солярку и заливайте в систему охлаждения, - я посмотрел на вытянувшиеся физиономии офицеров.

- Товарищ майор, сгорим, - неуверенно произнёс Мишкин.

- Мишкин, если я ставлю задачу, значит у меня уже есть опыт в этом деле. У нас в батарее в зиму 1982 на 1983 год три УРАЛа на соляре проездили. Главное, чтобы Снытко выкрутил на днище все сливные пробки, чтобы если есть подтекание - соляра вытекала из корпуса, а то от нагретого двигателя пары солярки могут рвануть. Это я тоже видел. Так что смело можно использовать дизельное топливо в качестве охлаждающей жидкости. Завтра все экипажи должны иметь канистру с соляркой: так – на всякий случай.

Утром после развода быстро вытянул колонну и стал ждать, когда начнёт движение дивизион, а мы пойдём за ними, так как заниматься мы должны были в одном с ними районе. Я был спокоен, так как машины у меня все завелись, даже машина Снытко хоть и молотила уже давно, но температуру держала. Поэтому спокойно и с любопытством из БРДМа смотрел на суматоху, которая царила в дивизионе. Наконец артиллеристы закончили суетиться и начали движение, тронулись и мы. Если дивизион бодренько и целеустремлённо стал двигаться по непролазной грязи, то у меня сразу же начались проблемы. Натужно гудя двигателями, беспрестанно буксуя в бесчисленных ямах в колее, мы двигались гораздо тише, всё больше и больше отставая от дивизиона. Уже на первом километре машины со слабыми, отработанными движками, значительно отстали. Закипел Снытко и по радиостанции приказал технику зацепить его за трос и тащить обратно в лагерь. Остальные машины стал подгонять, подавая команды по радиостанции, чтобы догнать дивизион и быстрее миновать поле. Как только мы его проходим, по нему сразу же начинает стрелять пехота – это был их район занятий. С большим трудом, по непролазной грязи батарея всё-таки преодолела поле. Перевалили через асфальтовую дорогу и направились к хутору в трёхстах метрах от дороги. Съехав на обочину, я стал пропускать мимо себя машины и, недосчитав одной, посмотрел назад. Не дотянув метров двести до дороги, в поле стояла противотанковая установка, где был водителем Кушмелёв и отчаянно парила.

- Лесник 53, - захрипела радиостанция, - закипели. Весь антифриз выгнало, воды нет, соляркой не запаслись, что делать?

- Балбесы, глядя на вас, я сам «закипел». Почему солярку не залили в канистру? Ведь теперь надо ждать, когда вы остынете. Так ведь можно и боевиков дождаться….

Не успел закончить переговариваться с закипевшим БРДМ, как Алушаев доложил мне: - Товарищ майор, со стороны хребта по дороге движется автобус битком набитый мужиками.

Развернул вправо командирский прибор: действительно по асфальтовой дороге в нашу сторону двигался автобус ПАЗ, но были ли люди вооружены в автобусе – не было видно. Кипя от злости, решил проверить, как будет действовать батарея, да и попугать тех, кто закипел. Не на прогулку приехали, пусть «подёргаются» немного. Может поймут, что технику надо готовить, за ней следить надо и не только водителю, но и командиру машины.

Я злорадно заорал в эфир: - А вот и боевики приехали. Батарея к бою! 1-му и 2-му взводу развернуться в направлении асфальтовой дороги. Цель автобус. Уничтожить!

Эффект был поразительный. Машина Кушмелёва, которая только что стояла недвижимо на поле и слегка парила – неожиданно завелась. Резво развернулась и, оставляя шлейф ослепительно белого пара, который временами скрывал машину, помчалась по пахоте с завидной скоростью в сторону лагеря. Через минуту она исчезла из виду, как будто её и не было совсем. Выматерившись в эфир, я развернул командирский прибор в сторону хутора, где первый и второй взвод пытались изобразить развёртывание в боевой порядок. Глядя на эти жалкие потуги, я застонал от бессилия. Через неделю, а может и раньше идти в бой, а тут такая порнография. Машины беспорядочно ползали по окраине хутора, как навозные жуки, то и дело пересекая дорогу друг другу. Одна машина свалилась в яму, и теперь колёса бешено вращались, далеко откидывая грязь, но она оседала носом от этого всё глубже и глубже. Первый взвод вроде бы развернулся, но развернулся в другую сторону. Его, поднятые пусковые установки, бесполезно поворачивались из стороны в сторону, пытаясь найти цель там, где её нет. Второй взвод сгрудился как собаки на случке. Из тихого бешенства меня вывел доклад моего пулемётчика: - Товарищ майор, цель уходит. Что делать?

Это был единственный, кто чётко выполнил мой приказ и сейчас держал под прицелом своих пулемётов автобус. Это отрезвило меня. Я развернул прибор к дороге. Автобус, который я увидел, сначала остановился и из него стали выходить люди. Но увидев, многозначительное и беспорядочное метание моих машин по полю, заскочили обратно, автобус резко набрал скорость и через минуту исчез из вида. С горечью дал команду «отбой» взводам, оставил за себя замполита и помчался за машиной Кушмелёва. Нашёл их только через два километра. Машина окончательно встала в каком–то овраге и тихо парила, громко пощёлкивая раскалённым двигателем. Кажется, заклинил двигатель. Солдаты сидели на броне, молча потягивая сигареты. Вяло и безразлично спрыгнули с машины, когда я подошёл к ним. Выслушав доклад сержанта Ермакова, бессильно выматерился. Все молчали, да и говорить было нечего. Сверху над нами посвистывали пули мотострелков, которые начали занятия. Я же мрачно размышлял: ещё не начались боевые действия, а батарея, фактически, потеряла уже две единицы техники.

- Всё, стойте здесь. Из оврага не вылезайте, а то ещё пехота подстрелит. Ждите, когда поедем обратно тогда вас и зацепим, - уже спокойно сказал я. Сел в свою машину и под свист пуль поехал к батарее.

Там застал безмятежную и мирную картину. Колонна стоит в центре хутора: солдаты, развесив автоматы на заборе, набирают воду из колодца, тут же умываются, хохочут и весело плескаются друг на друга водой. Офицеров обступили жители хутора, которые рассказывают и смело «вешают лапшу на уши» русским: что они мирные чеченцы, режим Дудаева никогда не поддерживали и не одобряли, что они против войны и рады приходу русских войск. И так далее и тому подобное. Я стоял в люке, глядел на эту идиллическую картину – немцы в только что занятом русском хуторе, мрачно размышляя, как хорошо быть в счастливом неведении, что как боевая единица мы - ноль. Что пока ничего не умеем, что техника, как в эпидемию чумы выходит из строя одна за другой. Есть комбат – пусть у него голова болит за нас, пусть он нас учит и думает, а у нас сейчас передышка вот мы ей и пользуемся во весь рост. А я думал - какие найти слова, как им вбить в голову, что я один, даже имея семь пядей во лбу, не смогу спасти их от смерти. Что для того чтобы здесь выжить, надо самому тоже крутиться и выполнять, что требует командир.

Не стал ругаться, лишь тихо выматерился и подал команду «По машинам», через пять минут начали движение. Дивизион, конечно, давно ушёл вперёд, но куда ехать я знал. Выехав из хутора, сразу попали в густой, плотный туман и дальше, чем за сто пятьдесят метров, ничего не было видно лишь справа и слева от дороги в тумане появлялись и исчезали тёмные копны сена. В этот раз колонна батареи шла как по ниточке – чётко. Я стал постепенно отходить от плохого настроения, но километр проходил за километром, а дивизиона всё не было видно. И я начал постепенно опасаться, как бы вот так, с ходу, не влететь в расположение боевиков. Туман становился всё плотнее и плотнее, видимость снизилась до семидесяти метров. И когда мы пролетели от хутора семь километров, я принял решение поворачивать обратно. На хуторе набрали воды, продолжили движение в лагерь. В овраге закипевшего БРДМ не оказалось, правда, и пули больше не свистели над полем. Может быть, двигатель и не заклинило и они, остыв, самостоятельно убыли в лагерь? Я облегчённо вздохнул, увидев рядом со Снытковской машиной и БРДМ Кушмелёва. На них копошились не только водители, но и командиры машин под руководством техника. Карпук спрыгнул с БРДМа и доложил, что к технике подходил Шпанагель.

- Борис Геннадьевич, полковник был капитально возмущён и приказал: как только вы прибудете – прибыть к нему.

Отдав необходимые распоряжения, неохотно побрёл в палатку начальника. На протяжении всего этого неприятного разговора мне приходилось оправдываться, врать, выкручиваться, обещать всё исправить и впредь не допускать. Ссылался на погодные условия, густую грязь и ещё на тысячу других причин, что мало его успокаивало. Сейчас вся надежда была на техника. Из палатки начальника артиллерии я вышел в отвратительном настроении. Построил батарею и подвёл неутешительные итоги выхода. Завтра выезжаем обратно в полном составе, за исключением машин Снытко и Кушмелёва, поэтому всё внимание подготовке техники. Через час приехал подполковник Богатов, также активно обругал меня за состояние техники и самовольное возвращение в лагерь. Оказывается, мы не доехали до места занятия дивизиона триста метров: они даже слышали гул наших двигателей. Да, день был испорчен и остаток его прошёл в рутинных делах. Вечернее совещание у Шпанагеля было полностью построено на моей батарее и выходе на занятие. Всё совещание я простоял по стойке «Смирно», выслушивая нелепые высказывания начальника, что в развале Армии виноваты такие как я. А я то до сих пор считал, «по наивности», что наоборот – на таких как я Армия и держится. В препаскудном состоянии лёг спать.

С утра всё закрутилось по-новой, опять в составе колонны дивизиона выехали в район занятия. Низко над полем стелился туман, но до хутора добрались без происшествий. Здесь решил остановиться осмотреть машины и набрать воды. Солдатам дал время десять минут умыться, но в этот момент подъехал на ПРП начальник артиллерии полка. Опять обматерив меня, приказал двигаться на занятия. За эти несколько минут, которые мы были на хуторе, туман быстро развеялся, появилось солнце и кругом всё засверкало. Мгновенно начал таять снег, и мы мчались по дороге, весело разбрызгивая грязь и воду. В район прибыли без потерь. Дивизион уже развернулся и занимался выверкой прицельных приспособлений. Видимость была прекрасная, как говорят лётчики – миллион на миллион. Я остановил колонну и, не вылезая из машины, стал осматривать местность. Впереди расстилалось огромное поле, на котором виднелись какие-то группы приземистых построек. В четырёх километрах от нас поле плавно переходило в небольшой высоты хребёт, за которым был Грозный, откуда доносился отдалённый гул артиллерийских разрывов. В километрах двух от нас на поле стояли сеялка, комбайн и другие сельскохозяйственные агрегаты. Вот их мы и взяли за цели. Ко мне подошёл командир дивизиона Андрюха Князев и предложил посоревноваться: кто первый уничтожит сеялку на поле, на что я с азартом согласился. По нашей команде моя противотанковая установка и самоходка выдвинулись на рубеж открытия огня. Первой, с характерным шипением, к цели ушла противотанковая ракета, но к моему искреннему сожалению мимо. Затем выстрелила САУ и попала в сеялку, красиво разметав куски металла в разные стороны. Вторая ракета попала уже в груду металла и соревнование было нами проиграно. Но это не испортило моего настроения. Дальше каждый стал заниматься самостоятельно. Следующим на рубеж вышел на своей машине младший сержант Кабаков. Как командир он был слабоват, а как оператор вообще – ноль. Но учить его надо. По радиостанции дал целеуказание и назначил ему цель: комбайн на поле. Кабаков мучительно долго вертел визиром в разные стороны, пытаясь найти цель, а пусковая установка с пятью ракетами, подвывая работающими двигателями горизонтальной и вертикальной наводки, добросовестно поворачивалась за визиром и я уже стал бояться, как бы Кабаков не навёл в какую-нибудь самоходку и не выстрелил. И всё-таки он нашёл цель, но естественно превышение одной трети высоты, при прицеливании над целью, он не сделал, в результате чего ракета сошла с направляющей, сделала небольшую горку и воткнулась в ста пятидесяти метрах впереди противотанковой установки. Двигатель ракеты яростно шумел и выл, продолжая работать, выкидывая высоко в воздух пламя, все начали приседать и прятаться в укрытия. Через две минуты двигатель должен закончить работать и ещё через пару минут сработает самоликвидатор и ПТУР взорвётся. Так оно и произошло, прогремел взрыв и во все стороны полетела грязь и комья земли.

- Кабаков, второй ракетой – Огонь!

Вторая ракета сошла с направляющей, но сержант не сумел взять над ней контроль, и ракета по крутой траектории унеслась вверх, потом пошла горизонтально и взорвалась над хребтом. На этом для него стрельба закончилась. Я начал пропускать других операторов и всё опять наладилось. Вместе с дивизионом мы начали методически расстреливать всё, что стояло на поле и постройки на его краю, даже особо не задумываясь, что наносим ущерб местным земледельцам. Попытался организовать стрельбу взводом, с марша. Но не получилось, стали барахлить машины, да и местность не совсем позволяла развернуть взвод. А через час к нам подъехали три противотанковые установки и БРДМ – это оказались противотанкисты 27 дивизии - с Тоцких лагерей. Разговорился с их командиром батареи и тот был удивлён тем, с какими проблемами мне приходится сталкиваться. Их начальство поступило по другому: вместо батареи полного состава они отобрали три самые лучшие установки – один взвод. Два командирских БРДМ и посчитали, что этого достаточно для противотанковой обороны полка. Естественно у командира батареи нет таких проблем с техникой, как у меня.

Закончил занятие и стал потихоньку двигаться в сторону лагеря и опять начались проблемы с техникой: то одна машина, то другая стали отставать или останавливаться. Дотянули до хутора, здесь остановились, чтобы набрать воды и посмотреть машины, а минут через десять подъехал подполковник Богатов, который опять обматерил меня за остановку в населённом пункте, да заодно и за состояние техники. Последнее время, особенно после пьянки в эшелоне, он стал относиться ко мне, и к батарее очень плохо. Не упустил случая, чтобы и сейчас высказать своё негативное отношение к нам. Проглотил я и это. Двинулись дальше. Как только прибыли в лагерь, сразу же решительно направился к Шпанагелю и быстро доказал, что такое боевое слаживание окончательно добьёт мне технику, и что я прошу три дня для приведения её в порядок. Полковник горестно вздохнул, но был вынужден согласиться с моими доводами.

Вернулся в батарею и собрал совещание. Спросил офицеров – что будем делать и у кого какие есть предложения? Конечно, предложений не поступило, лишь техник огорошил сообщением, что полк запчастей на БРДМ с собой не взял. После безрезультатного совещания пошёл к заместителю командира полка по вооружению подполковнику Булатову Сергею Ивановичу. Погода разгулялась, вовсю светило солнце, но на душе у меня было пасмурно. Помимо проблем с техникой, меня одолевали и другие проблемы. Очень плохо было организовано питание не только солдат, но и офицеров. Так паршиво меня ещё никогда не кормили. Скудный ассортимент и хреновое качество приготовления пищи: этому вопросу я посветил несколько часов разбирательства. Мы стояли на довольствии в роте материального обеспечения и я грешил на их поваров, но и в других подразделениях кормили не лучше. Точно такую же пищу готовили и в офицерской столовой. Начпрод полка, Сашка Арушунян, когда я к нему обратился за разъяснениями, попросил меня: - Боря, доведи до своих офицеров и солдат, пусть потерпят немного; как только начнутся боевые действия, я клянусь, питание будет по другим нормам. И кормить вас будут, извини за выражения, но как на убой. Я клянусь. – В принципе после этого заявления отстал от Арушуняна, так как знал, что он своих слов на ветер не бросает. Но ко мне пристал, старшина - раз такая пища, то давайте получим полевую кухню себе и будем сами готовить еду. Но, уже зная деловые качества старшины, в категорической форме запретил даже думать ему на эту тему. Так как через неделю, после того как мы начнём готовить пищу под его «мудрым» руководством, то не только зарастём по уши грязью, но и все усрёмся насмерть.

Вторая проблема - это отсутствие топлива. Дрова, которые мы набрали на станции, закончились на следующий день. И на вторую ночь топить стало нечем, а ночи стоят очень холодные. Спасали нас ватные спальные мешки, которые нам выдали в Екатеринбурге. Но отсутствие топлива психологически отравляло наше существование. Ледяной водой не особо умоешься и не побреешься. Вечером для того, чтобы нагреть палатку и хоть немного посидеть в тепле приходилось наливать солярку в каску, ставить в печку и там её зажигать, где она полчаса горит. Но в палатке, помимо тепла, стоит копоть и чад, всё в чёрной и жирной саже, которую утром ледяной водой практически не отмыть.

И грязь, фантастическая грязь. В жизни не видел такой грязи и такого «высокого» качества. Сказать, что она жидкая и упругая, липкая и скользкая – это, значит, ничего не сказать. Много в своей жизни ходил по грязи, но здесь пришлось заново учиться ходить по ней. Если идти по ней нормально: то есть, ставишь ногу на всю ступню, а потом, когда перенёс тяжесть на другую ногу, начинаешь отрывать стопу от земли – сначала каблук и затем остальная стопа, то так через десять минут ходьбы останешься без каблуков и подошв. Так сильно она засасывает. Поэтому нужно ходить другим способом - поставил ногу в грязь, делаешь шаг вперёд и переносишь тяжесть на другую ногу. Потом не отрываешь стопу от земли, а скользишь стопой по самой грязи, но постепенно и одновременно чуть отрываешь каблук от поверхности и стопой продолжаешь скользить по земле, одновременно всё больше и больше, в скольжении, отрываешь каблук и за тем всю стопу из грязи. Только таким образом можно спасти свою обувь и сэкономить силы. Землю в лагере техникой до того размесили, что грязь стала глубиной по колено. И ходить было возможно лишь только, когда проедет машина – по колее. И то быстро - пока она снова не затянется. В связи с этой грязью вспомнились два эпизода. У командира полка разболелись зубы, выскочил здоровенный флюс. Петров вызвал Арушуняна: - Саша, достань на складах чеснока, говорят, хорошо помогает от зубной боли. Заколебался я с ней.

Арушунян смотался на продовольственные склады, где достал сетку ядрёного чеснока. С ним я встретился, когда он с сеткой направлялся в салон командира. Он идёт по одной колее, я навстречу по другой. Оба балансируем в узкой и глубокой колее, которая медленно затягивается. Тут Сашка внезапно поскользнулся, резко взмахнул сеткой, чтобы восстановить равновесие и стал валиться на правый бок, а в правой руке сетка с чесноком. Вот на неё-то он и попытался опереться, но утонул в грязи ровно наполовину туловища. Когда он встал из грязи, то одна половина туловища как у клоуна в ровном, толстом слое грязи, а вторая абсолютно чистая и сухая. В правой руке вместо сетки – ком грязи. Конечно, мне было смешно, но Сашке было не до смеха, он крепко выругался по-армянски, потом по-русски и уныло побрёл мыться и приводить в порядок чеснок.

На следующий день солдат из третьего батальона, чтобы избежать боевых действий, выстрелил себе в задницу. Его несут на носилках в медицинский пункт полка два солдата. Несут его по этой немыслимой грязи, им то самим тяжело идти, а тут ещё нести самострельщика. Несут злые. Ну и промахнулись мимо медпукта, выйдя к моей батарее. Когда я им показал, куда надо идти, и когда они поняли, что им надо нести эту сволочь на двести метров дальше – они озлились ещё больше. От неосторожного движения раненый выпал в грязь: упал с носилок и сразу же погрузился в неё. Из грязи теперь торчала только голова раненого, который плакал – плакал от унижения, боли и бессилия что-либо изменить.

Вот на таком нерадостном фоне и «сломался» у меня командир третьего взвода лейтенант Мишкин. Был он натурой романтичной, считал, что достаточно быть офицером и тебя будут слушаться все солдаты. И пойдут они за ним в любой бой. Войну он представлял себе как сплошной подвиг. А на самом деле оказалось, чтобы тебе бойцы поверили надо что-то и самому уметь делать, тянуть эту рутинную лямку спокойно и постоянно. Место подвигу на войне есть, но вот что эта рутина и есть часть подготовки к этому подвигу – этого-то он и не понял. У него начались проблемы с личным составом, с техникой, которую он не знал и не хотел знать. Ведь достаточно было подойти к Жидилёву и Коровину, которые прекрасно знали противотанковую установку и могли ему оказать любую помощь. Эта грязь, холод и плохое питание, преодоление которого тоже было подготовкой к подвигу, всё это психологически надломило Мишкина. Он перестал умываться, следить за собой, впадал в глубокую задумчивость. От взвода шарахался, к технике шёл только тогда когда я его туда выгонял или выпинывал из палатки. Всё это не способствовало укреплению взвода, а он и так был самым слабым в батарее.

Вот такие заботы обуревали меня, когда я пришёл к зам. по вооружению. Булатов внимательно выслушал, а потом глупо захихикал.

- Копытов, честно скажу – запчастей к твоим БРДМам в полку нет - их мы просто забыли на складе в Екатеринбурге. Вот так.

- Меня это, товарищ подполковник, абсолютно не интересует. Вы – зам командира полка по вооружению, вот и доставайте запчасти, как хотите и где хотите. А наше дело их на двигатель поставить.

Булатов на несколько секунд задумался и предложил другой вариант: - А зачем тебе запчасти? Давай я тебе дам два новых двигателя, ты их ставишь на БРДМы, старые сдаёшь мне, а потом будем их разбирать на запчасти для тебя. За трое суток поменяешь?

Да, это был выход. Я вернулся в батарею и вновь собрал командиров взводов, техника, командиров машин и водителей. И рассказал, что нам дают два новых двигателя, и нужно их быстро, в течение двух суток поменять: - Ну что, если две бригады создадим – поменяем за двое-трое суток?

- Сделаем, Борис Геннадьевич, - заверил техник и солдаты дружно поддержали Карпука. Через час работа закипела. За сутки сняли движки с машин, а к концу вторых суток поставили новые. Шпанагель мне не мешал. Батарея тоже без дела не сидела. Ещё раз выверили противотанковые установки, благо погода нам не чинила препятствий. Стояла практически летняя погода, солнце светило во весь рост, днём температура воздуха достигала до плюс 20 градусов. Начала подсыхать грязь, что тоже подымало наше настроение. Все солдаты и офицеры ещё раз отстрелялись на стрельбище: кто имел сомнение в оружии, ещё раз проверили автоматы стрельбой. Дополучали боеприпасы и я уже не знал, куда их складывать, но приказ командира иметь по 5 боекомплектов на каждого солдата выполнил. Короче, каждая минута была занята делом.

На четвёртые или пятые сутки пребывания под Толстым Юртом от КПП, который находился около дороги, мне сообщили, что приехала мать моего солдата и когда я туда пришёл, то оказалось, что это была мать сержанта Андрея Лагерева. Она приехала из Бурятии в Моздок, наняла автомобиль за миллион рублей и добралась до нас. Приехала с твёрдым намерением забрать своего сына. Я попробовал отговорить её, но убедившись, что это бесполезно, разрешил ей встретится с сыном. Было указание командира полка по возможности избегать таких свиданий, потому что они как правило кончались тем, что родители силой увозили солдата или же солдат поддавшись на уговоры родителей уезжал с ними. Если же свидания не удавалось избежать, то оно должно проходить в присутствии командира подразделения. Но я уже знал немного своих солдат, поэтому сказал матери Лагерева: - Конечно, вы можете уговаривать своего сына уехать с вами, но насколько я смог узнать его, он не согласится. Поверьте мне – его командиру.

Я пошёл в лагерь, чтобы отправить Андрея на КПП, но по дороге встретил заместителя

командира полка по воспитательной работе подполковника Крупина, который только что отправил Лагерева обратно в расположение приводить себя в порядок. Сержант, узнав, что к нему приехала мама, взял своего друга и как были расхристанные и грязные пошли на КПП, по дороге наткнулись на Крупина и тот их отправил приводить себя в порядок. Замполит отчитал меня за неряшливый внешний вид бойцов и напомнил о распоряжении командира полка проводить свидание только в присутствии командира подразделения. Приведя себя в порядок, Лагерев и его друг, с моего разрешения, ушли на КПП. Хотя я и был в них уверен, но всё-таки в душе была тревога. А вдруг сбегут? Через два часа пришёл к шлагбауму, Андрей прощался с матерью и собирался идти в лагерь. Был весёлый и довольный. Мать же, в отличие от него, выглядела грустной и печальной. Когда Андрей ушёл, я разговорился с ней, к нам начали подходить и другие родители солдат. Она рассказала, что когда начала уговаривать уехать с ней домой, то Андрей ответил ей категорическим отказом.

- Мама, - сказал он ей, - ну, как я приеду домой и буду ходить по деревне, зная о том что я сбежал? Как буду смотреть в глаза родителям моих друзей и односельчан, которые воюют? И что они потом скажут, когда вернуться? Нет, раз я поехал - то пойду до конца.

Хорошо Андрей отозвался и о нас – офицерах. Точно с такими же проблемами столкнулись и другие родители. Я спросил их: ну а как же вы вывозить будете своих сыновей из зоны боевых действий, ведь кругом стоят на дорогах КПП, где у всех проверяют документы и сразу же отловят солдата. Но родители заверили, что вывезти можно, нужно только знать, кому дать и сколько.

Когда я уходил, Лагерева угостила меня святой водой, которую она взяла из святого источника, освятила её и привезла сюда. Отпил пару глотков и, забегая вперёд, скажу вам, ну и усрался я от этой святой воды. На следующий день она опять приезжала и я уже безбоязненно отпустил к ней сына. Она приезжала и ещё раз.

По пути в лагерь встретил командира зенитного дивизиона подполковника Николаева Сергея Георгиевича, поговорили, обменялись впечатлениями и я пригласил его сегодня вечером к себе в гости, благо Саня Арушунян выдал нам сало. Правда, на это сало нельзя смотреть без слёз. Поросёнок, наверно, был очень худой и жилистый, сало было тонкое и волосатое, да и поросёнок был, наверное, заколот в году так сорок девятом – короче, старое сало. Но и это было нам в радость. После обеда старшина нагрел воды и я впервые за десять дней хорошо помылся. Солдаты помылись в солдатской бане, а я не успел – кончилась вода.

Вечером, после совещания накрыли стол и стали ждать в гости Николаева. На стол выставили литровую бутылку спирта «Рояль», которую не только пить уже не могли, но и смотреть на неё. С трудом порезали волосатое сало, открыли и подогрели пару банок тушёнки, а через десять минут пришёл Николаев. Посмотрел на наш стол, хитро рассмеялся и достаёт такую же бутылку спирта и ставит рядом с нашей. Снова засмеялся и положил такое же сало – теперь смеялись мы все вместе, после чего дружно разместились за столом. Только успели выпить по первой стопке, как рядом с нашим расположением загудели самоходки – прибыло ожидаемое новое подразделение. Выпили по второй и когда решили посмотреть, кто прибыл, как услышали что по расположению кто-то бродит и ищет меня. Полог палатки распахнулся и к нам ввалился Юрка Хорошавин, который убыл в составе дивизиона арт. полка на 24 дня раньше в батарее Витьки Черепкова. Мы с Николаевым радостно обняли, так внезапно появившегося сослуживца. Оказывается, их дивизион под командованием подполковника Чистякова придали нашему полку для создания полковой артиллерийской группы.

Когда закончились первые бестолковые вопросы и мы бегло обменялись впечатлениями, Юра попросился жить ко мне в палатку, если есть место. Конечно, место было и вопрос разрешился сам собой, после чего тут же предложил ему разделить наш скромный стол. Хорошавин критически осмотрел стол, закуску попросил без него не начинать и умчался в темноту. Не прошло и пяти минут, как на входе в палатку послышался шум и сначала в поле нашего зрения появился большой картонный ящик, а затем солдат, который его держал в руках. Следом за ним ввалился Юрка с вещами в руках и распорядился: - Ставь, боец, ящик на кровать.

После того как солдат ушёл, Хорошавин как хороший фокусник, под радостные и восхищённые возгласы извлёк из ящика четыре бутылки коньяка «Кавказ», две палки колбасы сервелат, копчёности и много другой вкуснятины. Доставая всё это, Юрка объяснил: - Мы тут немного в Грозном повоевали, поэтому у нас есть трофеи. Так что, Борис Геннадьевич, принимай на стол. – После такого объяснения вечеринка пошла веселей. Когда мы утолили первый голод и выпили бутылку коньяка, начали расспрашивать Юрку о том, как они воевали. Но Хорошавин был СОБом, и войну как таковую он не видел. Стрелял с закрытых огневых позиций по духам, огневого контакта с ними у него ни разу не было. Но всё равно он по сравнению с нами был уже обстрелянным офицером. Особенно меня взволновал рассказ, как командиры батарей и командиры взводов управления ходили на корректировку. Я не представлял, как это ночью, особенно мне, а у меня очень долго адаптируются глаза к темноте, переться в тыл к боевикам, даже не зная точно, где они могут быть.

- Борис Геннадьевич, это здесь за хребтом ничего не видно, а там Грозный горит…, да над ним постоянно горят осветительные снаряды и мины, там светло – ничего страшного, - попробовал развеять мои страхи Хорошавин. Но я с ним не хотел соглашаться, и даже не мог предположить, что сам через четыре дня ночью по своей воле попрусь поджигать товарный состав на одной из железнодорожных станций, чтобы осветить поле перед собой.

- Слушай, Юра, как мой Колька Сыров пострадал? – Спросил подполковник Николаев, - мне рассказали, что когда 276 полк спускался с хребта к Грозному, то Сыров сидел на фаре, рядом с механиком-водителем и руководил им оттуда. «Шилка» резко затормозила, когда колонна остановилась, Сыров не удержался и свалился под гусеницы. Зенитная установка наехала и остановилась на нём. Правда это?

- Нет, Сергей Георгиевич, там всё по-другому было. Его взвод послали на усиление батальона ВВ, в темноте они заблудились. Колька начал разворачивать установки обратно и механик-водитель в темноте не заметил своего командира и наехал на него. Раздавлена у него вся тазовая часть, все кости, мочевой пузырь и другие органы, но живой. Отправили его в «Бурденко», там должны вылечить, но инвалидом останется на всю жизнь.

- Юра, а Унженин как? Шпанагель рассказывает, что половину батареи накрыло.

- Да, тут тоже ерунда получилась. Его батарея заняла огневые позиции в каком-то парке. Женя Унженин приехал на позиции с передка, а тут ещё старшина обед привёз, ну батарея собралась около машины, а духи накрыли их с миномётов. Двенадцать человек убило, сам

Унженин сильно контужен. – Хорошавин замолчал, а потом добавил, - вот такие дела. Полк только за одну новогоднюю ночь потерял семьдесят человек без вести пропавшими, а уж сколько убитых – я не знаю.

Мы выпили, помянули погибших, а когда заканчивали закусывать, за стенками палатки послышались возбуждённые крики и дивизион, который вёл огонь по Грозному увеличил интенсивность огня. Мы выскочили на улицу. Не над городом, а уже над хребтом в воздухе горели три осветительных снаряда и в их желтом свете хорошо было видно, как в двух километрах от нас по дороге мчалась грузовая машина. Из ёе кузова велась сильная стрельба из стрелкового оружия по огневым позициям одного из артиллерийских подразделения. Я оглянулся на стреляющий дивизион, стволы орудий которого опустились и были почти параллельно земли и огонь теперь вёлся прямой наводкой. Несколько снарядов разорвались сзади машины, потом метров в двадцати впереди. Автомобиль резко вильнул на дороге, наверно, от близкого взрыва водитель на какое-то мгновение потерял управления, но машина выровнялась и помчалась дальше. Через мгновение ослепительная вспышка от прямого попадания снаряда в машину, на секунду осветила окрестности. Осветительные снаряды потухли и снова стало темно, лишь на месте взрыва догорали ещё какое-то время остатки машины.

Утром от разведчиков, которые ходили ночью к подбитой машине, узнали, что там было двенадцать боевиков.

Я закончил ремонт техники и теперь был готов приступить к боевому слаживанию, но наше пребывание под Толстым Юртом подошло к концу. Наступил последний день. Завтра, каждый в своей колонне, выходим из лагеря под Грозный. Я уже знал, что буду своей батареей прикрывать на марше роту материального обеспечения. А сегодня улетали офицеры, которые оказывали нам помощь. За ними прилетел вертолёт и сел рядом с моей батареей. Все, в том числе и я, сейчас сидели и срочно строчили домой письма, чтобы отправить их с улетающими. Через час из кунга командира полка вышел командир дивизии, полковник Шпанагель, адъютант командира дивизии и другие офицеры, которым командир давал прощальный завтрак. Конечно, не обошлось без выпивки и все были слегка «подшофе», но адъютант командира дивизии был пьяным в «Гавнище». Он брёл к вертолёту по грязи, не соображая, что идёт в ней по колено. Не знаю, что ему виделось и кем он себя представлял, но он останавливал всех встречных солдат и заставлял их отдавать ему воинское приветствие. После этого грозил им пальчиком и обнимал. Целовал он их в засос, как Леонид Ильич Брежнев, и брёл дальше. На вертолётной площадке он перецеловал вертолётчиков и наверно, если это можно было он бы поцеловал и вертолёт. Наконец все сели, закрутились винты. Вертолет поднатужился и приподнялся над землёй. На мгновение завис и пошёл с набором в сторону Моздока. Да, последняя ниточка связывающая нас с дивизией оборвалась. Закончился и период боевого слаживания - завтра в бой. И как для нас всех сложится судьба - крыто мраком и неизвестностью.

С утра всё в лагере закрутилось и пришло в движение. Первыми поднялась пехота, они уходили с утра. Моя батарея и РМО уходили где-то в обед; поэтому особо не торопились, спокойно снимая лагерь. В одиннадцать часов мы были готовы и я вытянул колонну батареи к выходу из лагеря. Мои солдаты и мы офицеры сидели на броне своих машин и с интересом наблюдали, как сначала мотострелковые батальоны, а за ними другие боевые подразделения выходили через КПП на дорогу и уходили к хребту. Когда мне надоело смотреть, я развернул на броне карту и ещё раз прошёлся по маршруту, который был у меня выделен коричневым цветом. Ещё раз внимательно просмотрел возможные места засад боевиков. Первое место у населённого пункта Первомайское. Здесь была возможность развернуть взвода и огнём пулемётов, огнём противотанковых установок отразить возможное нападение - дальность и местность позволяли. Ну, а дальше, как только пересечём мост через реку Сунжа, начинается лес, по которому дорога шла километров пятнадцать. Здесь было раздолье для боевиков - засаду организовывайте, где хочешь и как хочешь. Было ещё одно опасное место, но там по идеи уже должны были сесть наши пехотные подразделения в оборону и прикрыть проходящую колонну. Сопровождаю колонну РМО до подбитого самолёта на автостраде Грозный - Аргун, а там ухожу в сторону и занимаю оборону на поле, где батареей прикрываю тылы наших дивизионов. Всё казалось простым: батарея разбивается по-взводно в колонне РМО, для усиления охраны выделен ещё мотострелковый взвод с восьмой роты во главе с командиром роты старшим лейтенантом Соболевым. Ну, пройдём мы эти сорок километров по асфальту – что тут страшного. Тем более, не я старший колонны, а подполковник Селиванов, заместитель командира полка по тылу – пусть он и беспокоится.

Но меня грызли сомнения, о причинах которых не хотелось задумываться: колонна собиралась большая, порядка ста семидесяти машин. На марше она неизбежно разорвётся и растянется на многие километры. Тогда колонну можно легко рубить в любом месте на части и так же по частям уничтожать. Я встряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и посмотрел на КПП. Наступала очередь начать движение роте материального обеспечения, но возникла другая проблема. Колонны тяжёлой техники, которые ушли первыми, насмерть разбили выход из лагеря и теперь на месте выхода образовалась большая яма, забитая густой грязью, где уже засел по кузов головной КАМАЗ. Вокруг него деловито суетились солдаты, доставая трос, солидно рычал двигателем БРЭМ (бронированная ремонтно-эвакуационная машина) - по команде командира роты он сдавал задом к автомобилю. КАМАЗ выдернули быстро, но следующая машина повторила то, что первая – благополучно села на мосты.

Я спрыгнул с брони и подошёл к КПП. Можно было не подходить и не смотреть: и так ясно – мои «бардаки» эту грязь не преодолеют. Посмотрев на суету вокруг очередной засевшей в грязи машины, подумав немного, двинулся вдоль посадки и через двести метров нашёл отличный и сухой выезд на дорогу. Обрадовавшись, вернулся к командиру РМО и предложил ему там выезжать на дорогу, но он не понятно от чего упёрся и продолжал сажать технику в грязь, и с тем же нездоровым азартом вытягивать её оттуда. Так прошло около полутора часа и в результате титанических усилий большая часть колонны была вытянута на дорогу, где уже распоряжался Селиванов. А тут ещё к КПП заместитель командира по вооружению подполковник Булатов подогнал мощный БАТ и лопатой очистил от грязи яму, вследствии чего скорость выхода РМО на асфальт повысилась, но не намного. Я к тому времени рассредоточил взвода по колонне, проверил с ними связь и лежал на броне, лениво наблюдая за суматохой у КПП. Светило вовсю солнце и даже здорово пригревало, погода была похожа на весеннюю и по такой погоде было бы даже приятно проехаться на машине. Тревоги улетучились и я терпеливо ждал команды на начало движения, но тем временем обстановка на дороге внезапно осложнилась. Начали подходить со стороны Червлённой подразделения 511 полка, которые должны были стать на наше место и на дороге образовалась пробка. Селиванов принял правильное решение и начал продвигать колонну РМО вперёд на пять километров. Но было уже поздно, вокруг нас двигались машины нового полка, разрывая нашу колонну на части. Результат не замедлил сказаться: группа из тридцати наших машин, запутавшись - где наши, а где чужие подразделения, лихо завернула направо за чужими машинами и уехала в Толстой-Юрт, хотя нам надо было ехать прямо. Я выскочил из люка на броню и решительным взмахом руки показал всем, кто ехал за мной, что надо ехать прямо. Сделал это вовремя, так как автомобили, которые ехали за моим БРДМом начали поворотниками показывать начало манёвра в сторону Толстого Юрта. Через три километра мы уткнулись в последние машины ушедшей вперёд части колонны. Я резво соскочил с брони и побежал вдоль машин в голову колонны искать Селиванова, которого нашёл уютно сидящим в кабине КАМАЗа и с аппетитом поглощающим содержимое банки тушёнки. Со злобой рванул ручку дверцы на себя, чуть не выдернув офицера из кабины.

- Жрёшь, подполковник, - заорал я на зампотылу, - да, успеешь ты сожрать эту тушёнку. Иди сначала собирай свою колонну и руководи ею. У тебя машин тридцать свернуло за чужим полком и уехало в Толстой-Юрт.

- Ничего себе, - в изумлении пробормотал Селиванов, схватил автомат и убежал в конец колонны, куда уже подрулили командир роты с остатками подразделения и с БМП пехоты. Селиванов, тыча стволом автомата в сторону села, отдал необходимые распоряжения ротному, который тут же вскочил обратно в машину и умчался в село. Двадцать минут спустя заблудившиеся машины встали в строй и мы наконец-то начали движение по маршруту. Через километр подъехали к подбитой машине с боевиками, от которой остался лишь металлический каркас: всё остальное либо сгорело, либо было разбросано вокруг от прямого попадания снаряда. В кабине виднелся обгорелый труп и два ещё тела валялись рядом с кустами, только странно, что они были с босыми ногами. Проехали ещё километра два и колонна встала. Мне даже на карту смотреть не надо было и так было ясно, что голова колонны остановилась у развилки дорог, где нам надо было поворачивать направо. Через пять минут ко мне подбежал раскрасневшийся Селиванов с картой в руке и, сопя от усердия, полез ко мне на машину.

- Боря, я не знаю куда ехать, - подполковник смотрел на меня растерянно и одновременно с надеждой.

- Направо, и вверх на перевал, - я взял из рук офицера карту и посмотрел на неё. Всё стало ясно, когда я взглянул на неё: карта была девственно чиста - на ней не было нанесено ни единого знака. Я повертел её в руках, а потом достал свою карту и расстелил на броне. Неторопливо достал из полевой сумки карандаш и стал им показывать: - Вот район лагеря, откуда мы выехали, вот маршрут марша. Мы находимся вот здесь: вот она развилка прямо перед нами и нам надо сворачивать направо. Вот так мы идём, - мой карандаш повторил все изгибы дороги и уткнулся в конечную цель марша, - а вот мой район, где я разворачиваюсь. Берите, перерисовывайте маршрут и поехали.

Подполковник засопел, потом тихо произнёс: - Боря, давай ты первым поедешь, я чего-то не совсем уверенно себя чувствую.

- Ты же старший колонны…. Там же впереди у тебя ещё броня восьмой роты, во главе с командиром роты. А я на колёсах: если что, то меня сразу подобьют.

- Командир роты тоже не знает куда ехать, я с ним уже разговаривал, - упавшим голосом произнёс Селиванов.

Я с сожалением посмотрел на зам. по тылу: мужик он в принципе хороший, но ещё в пункте постоянной дислокации заметил, что в сложных ситуациях, где нужно проявить решительность

и волю – он пасовал. А мне теперь из-за этого приходилось брать на себя ответственность по проводке колонны. Этой махины. Я с досадой почесал затылок, сдвинув шапку на лоб, потом передвинул шапку на затылок и почесал теперь лоб.

- Ладно, я пойду первым, но если что, то колонна подчиняется только моим приказам. - Селиванов обрадовано закивал как китайский болванчик головой: - Хорошо, хорошо...

Я заглянул в люк, - Чудо, выезжай вперёд колонны.

Через две минуты я свой БРДМ приткнул сзади головной БМП, спрыгнул с машины и подбежал к бронированной машине.

- Где командир роты? – прокричал я чумазому механику-водителю, который высунулся из люка.

- Я командир роты, старший лейтенант Соболев, - заявил тот и я с удивлением заметил, что по возрасту и виду он, действительно, не подходит под солдата-срочника.

- Ты чего за рычагами сидишь? – Изумлённо задал я вопрос. – Не кому ехать, что ли?

Ответа из-за шума двигателя не услышал, а переспрашивать не стал - раз ротный сам за рычагами, значит, наверно, по другому не получается.

- Доставай карту, поедешь первым – я за тобой.

Соболев смущённо шмыгнул носом: - У меня нет карты и я не знаю куда ехать.

В изумлении воззрился на него: - Как у тебя карты нет? Ты командир роты и обязан иметь карту. – Назидательным тоном произнёс я.

- А я не знаю…, но мне не дали и я теперь не знаю куда ехать, - Толик Соболев опять шмыгнул носом и с надеждой уставился на меня.

- Спокойно Боря, спокойно, - мысленно уговаривал я себя, хотя очень хотелось треснуть этого бестолкового Толика: ведь был приказ - всем командирам подразделения получить карты. Хотелось обматерить подполковника Селиванова, так как мне не хотелось брать на себя ответственность, а теперь приходилось. Но материться я не стал и через пару минут довёл до них своё решение: идти первым и брать руководство колонной на себя.

- Соболев, я иду метров сто впереди, если что – прикроешь. Товарищ подполковник, связь в колонне на меня. Перед тем как войду в связь, передайте по связи, что колонной будет командовать «Лесник 53». Всё ясно, товарищи офицеры? – Они одновременно кивнули головой. – Тогда, по местам!

Я ввалился в машину: - Чудинов, Алушаев вот нам испытание привалило. Идём первыми. Чудо, тебе главное машина и дорога. Алушаев – пулемёты к бою.

Схватил тангенту и поднёс её ко рту: - Сомоса, Соня, Часовщик, Маяк, Крюк. Я Лесник 53. Возглавляю колонну, движемся в прежнем порядке, находится на прослушивании. Я ухожу в радиосеть колонны и буду периодически входить в нашу сеть и интересоваться положением дел. Конец связи, - я переключился на радиосеть РМО, - Внимание, я Лесник 53, беру командование на себя. Внимательно слушать мои команды, находиться в режиме прослушивания. Связь со мной только в экстренном случаи. Начинаем движение.

- Чудо. Вперёд, - мы тронулись, свернули вправо и полезли вверх на перевал. Машина вверх пошла плохо: двигатель захлёбывался и еле-еле тянул. Неполадки начались ещё несколько дней тому назад, но мы занимались больше проблемными машинами, а Чудинов самостоятельно не смог разобраться в чём дело.

«Давай, давай.., давайййй…» - мысленно уговаривал я БРДМ, искоса поглядывая на Чудинова. Тот вцепился в руль руками и, покачивая туловищем, как бы помогая машине карабкаться на вершину перевала. Алушаев крутил башней с пулемётами по близким придорожным кустам, готовый открыть огонь в любую секунду. Машина хоть и пофыркивая, но всё-таки шла, а подъёму всё не было и не было конца. Вошёл в связь с батареей – пока всё нормально. Но вот подъём стал положе, что говорило о приближении перевала. Въехали в седловину и дорога выровнялась. Теперь БРДМ поехал веселее и от души немного отошло. Дорога завиляла среди деревьев, кустарников, а через сотню метров чётко обозначился спуск. Ещё пару километров и мы вырвались на огромное поле. Впереди в двух с половиной километрах виднелось село Первомайское, а в двухстах метрах от нас, в кювете на боку лежал ГАЗ-66 и тихо горел, пуская в небо жиденький дым.

- Внимание, всем внимание. Приготовиться к бою. Впереди подбитая наша машина.

Не успел передать в эфир сообщение, как взгляд выхватил ещё одну машину, которая лежала уже поперёк дороги на боку. Правда, не горела. Поравнялись с вяло горевшим «Газоном», я приоткрыл люк и высунулся по пояс, чтобы лучше разглядеть, что произошло с машиной. Судя по номеру, это была машина роты связи нашего полка. Пулевых отверстий ни на обшивке, ни на лобовом стекле не было. Трупов тоже нет, но кругом машины были разбросаны новенькие аккумуляторы к радиостанции и другое имущество роты связи. Я захлопнул люк: - Алушаев, пулемёт на ПЗМку - я уже успел разглядеть, что на дороге лежала машина сапёрной роты – ПЗМ (подвижная землеройная машина). Вполне возможно за машиной могли прятаться боевики. Но там их не было. Мы обогнули машину по обочине, внешних повреждений на сапёрной машине тоже не было. Не понятно, что тут произошло? По броне БРДМ резко застучали пули, и тут же загрохотал крупнокалиберный пулемёт, заполнив грохотом всё пространство машины. Резко запахло сгоревшим порохом. Мы с Чудиновым одновременно захлопнули броневыми щитками лобовые стёкла.

- Чудо, газу! – Сам откинулся назад и глянул на Алушаева. Судя по положению башни, сержант вёл огонь по ближайшей окраине Первомайской. Я закрутил командирским прибором по окраине села, но среди разрушенных домов ничего не заметил. – Алушаев, откуда стреляли?

- Не заметил, товарищ майор. Так по деревне дал пару очередей, вроде оттуда стреляли.

Колонна продолжала приближаться к селу, но больше оттуда не стреляли. Через три минуты дорога подошла к Первомайскому и мы теперь практически вплотную ехали вдоль разбитых домов. В декабре десантникам здесь пришлось повоевать с боевиками, чтобы захватить мост через реку Сунжа и все дома вдоль дороги, и насколько их было видно в глубине, были разбиты или повреждены. Здания имели заброшенный вид, но практически из каждого окна можно было ожидать очереди или выстрела из гранатомёта. Промаха не будет. Но всё обошлось. Я выскочил к мосту, где остановился около здоровенного десантника - старшего блок-поста. Перегнулся через край люка и прокричал: - Как впереди обстановка?

Десантник заскочил на колесо, приблизил свою голову ко мне и заорал в ухо, перекрикивая двигатель БРДМа и подъезжающего БМП: - Нормально, майор. Но там, в лесу, шастают боевики. У меня полчаса тому назад выстрелом из леса ранили бойца. Так что ушки на макушке держи. – Десантник спрыгнул с колеса и звонко хлопнул по броне. Двигатель взревел и мы двинулись через мост на другой берег, а ещё через две минуты густой лес скрыл от меня и мост, и колонну.

Вышел на связь с техником, который ехал в замыкании моей колонны. Тот доложил, что одна из установок запарила прямо в Первомайском.

- Крюк, цепляй машину на трос и тащи. В районе будем разбираться. – Передав приказ, снова перешёл на частоту колонны и напряжённо стал вглядываться в дорогу и прилегающий к ней лес. Дорога виляла среди деревьев и дальше чем на сто метров не проглядывалась, практически за каждым поворотом можно было ожидать засаду. Тем более, что на каждом километре попадались подбитые и сожжённые гражданские машины, а также остатки баррикад из них. Но, слава богу, больше подбитых наших машин видно не было. И чем дальше мы углублялись в лес, тем чаще попадались следы прошедших боёв. Справа показался населённый пункт. Как и в Первомайском, дома были полуразрушены и не было видно местного населения. Лишь сиротливо над всем этим возвышалась, чудом уцелевшая водокачка. Благополучно миновали и её, а через пять километров начали появляться признаки того, что лес кончается. Да и по карте было видно, что мы через несколько сот метров должны будем выйти к каменному мосту через железную дорогу. Ещё меня беспокоило молчание техника, с которым не мог связаться. Вышел по радиостанции на техническое замыкание, откуда мне доложили, что отставших машин нет. Значит, техник едет где-то в колонне. Как-то неожиданно мы выехали из леса на открытое пространство и показался мост через железку, въезд на него оказался достаточно крутым.

С лихорадочной быстротой проскочила мысль: - Блин, идеальное место для засады.

Это же сообразил и Чудинов: - Товарищ майор, как только заберёмся на мост, нам же прямо в брюхо снизу влупят гранату из гранатомёта и мы ничего поделать не сможем.

- Не ссы, Чудо. Газу и на мост. – Двигатель взревел и БРДМ начал быстро набирать скорость, а через минуту мы подъехали к мосту и начали подыматься. По мере того как мы подымались на верх моста, нос БРДМа задирался всё больше и больше в небо. Все сжались, ожидая гранаты.

- Если промажут, у нас есть шанс, - мелькнула в башке мысль и исчезла. Я не выдержал напряжения и хриплым голосом запел.

Врагу не сдаётся наш гордый Варяг.

Пощады никто не желает….

БРДМ вышел на самую высокую точку моста, тяжело перевалился и пошёл вниз. Сразу же стало видно, что с той стороны железнодорожного полотна занимают оборону и окапываются подразделения третьего батальона нашего полка. Мы весело и облегчённо загалдели и уже спокойно покатили дальше. Я начал крутить командирским прибором, разглядывая местность справа и слева. Справа располагались многочисленные и небольшие дачи, промелькнула в двухстах метрах от дороги станция Примыкание и потянулись корпуса заброшенного завода. Слева было ровное поле, в котором и окапывался третий батальон. А в двух километрах виднелся город Аргун. Там уже были боевики. Пока всё это рассматривал, мы выехали к выезду на автостраду и по моей команде Чудинов остановился. Выскочил из машины на землю и пошёл к морскому пехотинцу, блок-пост которых находился на въезде на автостраду. Я знал, что здесь надо поворачивать опять направо, но всё-таки решил переспросить.

- Боец, где тут, на автостраде, подбитый самолёт? Мне туда надо колонну провести.

- Сейчас направо заворачивайте и через полтора километра будет на дороге стоять подбитый духовский самолёт. – Солдат рукой показал, куда надо ехать. Потом засмеялся и уже автоматом показал на кучку офицеров и солдат, которые с пришибленным видом толпились на обочине недалеко от нас.

- Вы, товарищ майор, спросили – куда вам ехать. А эти балбесы, вместо того чтобы поворачивать туда, откуда вы выезжаете, лупанули прямо в направлении Аргуна. Ну, духи их подпустили и сожгли полностью колонну. Хорошо хоть никто не погиб, когда они оттуда шуровали. Вон, как красиво горят, - солдат кивнул куда-то за мой БРДМ и, сделав шаг в сторону, увидел в метрах шестистах от перекрёстка три ярко горевших УРАЛа. Я удивлённо хмыкнул, поблагодарил солдата и заскочил на машину.

Через три минуты неспешного движения по автостраде увидел подбитый истребитель чеченцев, стал принимать вправо на обочину и остановился. Повторяя за мной манёвр, стали останавливаться и другие машины колонны, а через пару минут ко мне на машине подскочил Селиванов: - Боря, чего остановился? Давай веди дальше.

- Всё, товарищ подполковник, тут вы сами: сворачивайте у самолёта направо и по полю в свой район. Я свою задачу выполнил, мне теперь бы свою батарею надо собрать.

Селиванов горячо поблагодарил меня: - Боря, спасибо, так что считай, что у тебя уже медаль на груди. – Он вскочил в машину и повёл свою колонну дальше сам.

А я махнул рукой: какая медаль? Я был горд тем, что решительно возглавил колонну и без

потерь привёл её в назначенный район. И даже, если бы колонну, не дай бог, атаковали боевики, думаю что ни я, ни моя батарея не опозорилась. Один за другим подходили противотанковые взвода. Последним появился техник, который приволок на тросу БРДМ Снытко. Я тронул колонну дальше, у самого самолёта свернул вправо. Самолёт, наверно, был подбит в воздухе, но чеченский лётчик сумел благополучно посадить его на автостраду. Медленно проехали по полю и вышли в назначенный нам район, где уже развернулся наш артиллерийский дивизион и моей батареи была задача прикрыть его. Поэтому свой командный пункт расположил в пятидесяти метрах от палатки командира дивизиона. Первый взвод развернул слева от себя с задачей прикрыть дивизион со стороны автострады. Второй взвод развернул в сторону станции Примыкание, которая находилась за полем, в полутора километров от нас. Третий взвод развернул справа, чтобы прикрыть правый фланг дивизиона со стороны железной дороги, дачных участков и группы домов, как потом мы узнали там проживали путевые обходчики. По полученным позднее сведениям группы боевиков свободно перемещались по дачам и даже по ним доходили до станции Примыкание. Так что ухо надо было держать востро. Впереди нас и дивизиона простиралось огромное поле, которое в трёх километрах противоположным концом упиралось в Ханкалу и окраину Грозного. Было прекрасно видно, как горел город, закрывая небо огромными облаками дыма. Отдав необходимые распоряжения, я направился на командный пункт командира полка, который находился на заводе по переработке камня то ли в щебёнку, то ли в отсев. Прошёл через поле, перебрался через мутный ручей и вышел к частным домам около завода. Всё кругом было разбито и разгромлено. Около крайнего дома стоял большой крытый хорошим синим тентом прицеп: такие прицепы обычно таскают дальнобойщики, а вокруг прицепа в крайнем возбуждении слонялся начальник штаба зенитного дивизиона майор Микитенко: - Боря, посмотри в прицеп. Это же целое состояние.

Я заглянул во внутрь прицепа, который был полностью забит новенькими колёсами к иномаркам.

- Боря, если бы это можно было угнать в Россию, это ж за сколько всё это можно загнать? – Я слез с прицепа и ничего ему не ответил. Меня этот вопрос совершенно не волновал. Но всё равно с любопытством обошёл прицеп и за ним увидел приличную иномарку. Уточнив у Володи, как идти к командиру полка, я ушёл оставив офицера с горящими глаза около иномарки. Прошёл несколько домов, свернул влево в проулок и по нему спустился вниз уже конкретно на территорию завода, где уже чувствовалась жизнь. Бродили солдаты и офицеры, техника стояла в цехах под бетонными крышами, обустраивались помещения под жильё и огневые точки для охранения. В нескольких местах техника была выдвинута на прямую наводку. У здания заводоуправления наткнулся на начальника артиллерии, который вместе со своими офицерами сидели на стульях у кирпичного здания заводоуправления и меланхолично наблюдали, как солдаты ВУНА на кузове УРАЛа строили кунг для проживания офицеров из хороших досок и толстых листов фанеры. Моё появление не вызвало удивления. Богатов в пол уха выслушал мой доклад и кивнул на кунг командира полка, который находился в пятидесяти метрах от него. Доложился командиру, тот внимательно выслушал, уточнил задачу и отпустил меня.

Возвращаясь обратно, я снова остановился около прицепа с иномаркой. Интересно получается: люди жили, наживали вот это и другое добро, а пришла беда и это добро бросили. Наверно, легко оно досталось, раз они бросили его. Из-за прицепа вывернулся незнакомый лейтенант. Был он то ли обкуренный, то ли обнюханный, но явно не пьяный. Глаза пустые и как будто стеклянные. Не замечая меня, он сдёрнул с плеча автомат и несколькими очередями расстрелял колёса иномарки, потом достал из кармана гранату Ф-1, выдернул кольцо и бросил её вовнутрь прицепа. Я отскочил за дерево и спрятался, но через секунду высунулся: хотелось посмотреть, как от взрыва гранаты сорвёт тент с прицепа. Грохнул разрыв, результаты которого чрезвычайно разочаровали меня. Прорезиненный тент лишь дёрнулся на дугах от взрывной волны и осколков гранат и остался на месте. Лейтенант сменил магазин в автомате и длинными очередями расстрелял иномарку. После чего закинул автомат за спину и побрёл в сторону завода. Я лишь покачал головой и пошёл к себе.

Работа там шла полным ходом. Замполит с солдатами и техником копали землянку, так же споро шла работа и в первом взводе. Второй и третий взвод я проверять не стал: пусть взводные

сами проявляют самостоятельность. К 21 часу землянка была готова и я собрал совещание, где определил раз и навсегда порядок охраны района батареи и другие стороны жизни подразделения. С этого момента перехожу на круглосуточную связь с командиром полка. На моём командном пункте охрану определил в следующем порядке. До 23 часов вечера за охрану КП батареи отвечают техник и Алушаев. С 23 часов до 5 часов утра я с санинструктором Торбан и Чудиновым. Чудинов ещё дежурит с замполитом с 5 часов утра до восьми. Во взводах командиры взводов несут службу всю ночь, солдаты и сержанты по переменке.

В 23 часа я вышел на дежурство, проверил пост в первом взводе и стал мерно выхаживать перед землянкой, чутко прислушиваясь к ночным звукам, наблюдая за местностью и поглядывая в сторону второго и третьего взводов. В тридцати метрах от меня также мерно прохаживался сержант Торбан, наблюдая за своей стороной.

Ночь стояла тёплая, ясная и хорошо было видно множество пожаров в Грозном, которые освещали местность даже у нас. Света добавляли, постоянно висевшие в воздухе, до десятка осветительных снарядов и ракет. Периодически в сторону Грозного стрелял и наш дивизион. А в районе подбитого самолёта к вечеру развернулся чей-то дивизион, который также вёл интенсивно огонь. Впереди и левее нас стоял реактивный дивизион, установки которого по очереди одна за другой вели огонь по городу залпами всего пакета. Я прохаживался и получал истинное удовольствие, ощущая под своими ногами твёрдую землю вместо грязи. Удовольствие получал и от того, что впервые за много дней остался один - наедине со своими мыслями. Не было вокруг меня суматохи, мне не надо было сиюминутно решать какие-либо вопросы. Я даже стал чисто психологически успокаиваться. Когда меня сменил в пять часов утра замполит и я поспал до семи часов, то проснулся, чувствуя себя, физически отдохнувшим. Спокойно помылся, разбудил Алушаева, взвалил на него радиостанцию и мы пошли во второй и третий взвода, чтобы проверить, как прошла у них ночь. У них было всё нормально, но мест под отдых солдат они не оборудовали и бойцы вместе с офицерами спали вповалку в яме вокруг костра. Пришлось слегка вздёрнуть Коровина и Мишкина, чтобы они за день закопали установки и установили палатки с печками. Когда мы вернулись обратно к себе, Алушаев был весь взмыленный.

К обеду, перед третьим взводом, развернулась третья рота, которой командовал старший лейтенант Григорьев - Сан Саныч. А сзади нас в направлении на станцию Примыкание развернулась восьмая рота с уже знакомым мне Толиком Соболевым. С обеими установил взаимодействие и договорился, как будем совместно действовать в случаи нападения боевиков. Также недалеко от меня развернулись несколько взводов РМО, зенитный дивизион и дивизион Чистякова, где заместителем командира дивизиона был наш начальник артиллерии. На поле стало веселее. Веселей стало и от того, что рядом с нами РМО развернуло ПХД, где и мы стояли на довольствии. Впервые, за много дней, мы нормально и вкусно поели, да и качество приготовления пищи было вне всяких похвал. Так что не соврал Саня Арушунян в этом плане.

C утра старшина по моему приказу, развернул палатку под баню, чтобы помыть солдат. Да и нам, офицерам, не мешало помыться. Завезли воды, нагрели, но ничего из этой затеи не получилось. Чудинов начал сдавать назад БРДМ, а замполит вместо того чтобы руководить движением машины уселся во внутрь: в результате чего Чудинов наехал задом на палатку и завалил баки с водой. Мы еле успели выдернуть из под колёс Снытко, который упал от удара падающего бака. Вылезли оба из люков, в недоумении хлопая глазами, и мне только оставалось плюнуть от досады. Отругал обоих, но помывка была сорвана.

Вернулся Кирьянов со штаба полка, с тоской в глазах. Оказывается, некоторым офицерам выдали на автоматы подствольные гранатомёты и Алексею Ивановичу до смерти хочется тоже

иметь на автомате подствольник, и носить через плечо сумку с гранатами. Это был последний писк моды на войне. Так как зла уже на Кирьянова не имел за сорванную баню, мы пошли к начальнику службы РАВ Жене Ончукова и я упросил его выдать мне в батарею подствольник. Радости у замполита было выше крыши.

Возвращаясь после обеда с совещания, увидел как два солдата, кряхтя от усердия, тащили за оврагом, который проходил за частными домами, тяжеленный сейф. В полку ходили легенды о больших количествах денег, которые можно было найти в брошенных домах и учреждениях. Я спрятался и стал наблюдать. Бойцы остановились в тридцати метрах от меня на противоположном склоне и поставили сейф на землю. В течение десяти минут бились над ним, пытаясь вскрыть его, но у них ничего не получалось. Я терпеливо ждал, когда они всё-таки откроют этот ящик, а в это время из кустов вынырнули мой замполит с техником. Они с моего разрешения шарились в местных мастерских в поисках запчастей на машины. Напинав солдат под задницу и прогнав их, они сами шустро приступили к делу. Прицепили гранату к замку, выдернули чеку и спрятались в яму. Прогремел взрыв, пыль отнесло в сторону, а из сейфа вывались бумаги. Увидев их, Кирьянов и Карпук с радостным писком ринулись к сейфу, но радость быстро сменилась разочарованием - это оказались чистые листы стандартной бумаги, а в довершении ко всему появился я, что для них было полной неожиданностью.

- Что, на доллары потянуло? – С усмешкой осмотрел своих подчинённых, которые в смущении переминались на месте.

- Запчастей не нашли, а тут чёрт попутал. Как чмошные бойцы на сейф клюнули. Ну, ничего, теперь хоть со стандартной бумагой будем.

Вторая ночь также прошла нормально, только в расположении второго и третьего взводов упало несколько мин, выпущенных боевиками со стороны дач из 82-мм миномётов, но никого не задело.

С утра духи активизировались со стороны Аргуна, завязав нешуточный бой с третьим батальоном, который прикрывал штаб полка. Чеченцы выкатили стомиллиметровую пушку на прямую наводку и давай мочить по нашему переднему краю, чем доставили немало хлопот мотострелкам. По радиостанции командир полка приказал мне срочно прибыть к нему с противотанковой установкой, чтобы уничтожить пушку. Хватанув расчёт Ермакова со второго взвода, вскочил на свой БРДМ и мы помчались на КП полка. Когда туда прибыли, то весь передний край третьего батальона гремел автоматными и пулемётными очередями. В двухстах метрах от расположения штаба полка, за карьером рвались чеченские мины и снаряды, эхо от их разрывов металось среди заводских корпусов, усиливая какофонию звуков.

Я подскочил к командиру и доложил о прибытие, а Петров схватил меня за руку и придвинул к себе: - Копытов, по третьему батальону бьют боевики из пушки, надо её ПТУРом завалить. Сейчас тебе покажут, откуда она бьёт и кончай её.

С подъехавшего в это время БТРа, соскочил заместитель командира полка подполковник Пильганский и барственным взмахом руки показал, чтобы я отошёл и после этого стал что-то говорить командиру, изредка поглядывая на меня. Я же вспотел от лихорадочных мыслей, которые вихрем проносились в голове. Также вихрем они и вылетали оттуда, даже не оставив там ни малейшего следа. Первая боевая задача, а как её выполнять – не знаю. Вот незадача!!! Но через минуту вихрь мыслей постепенно улёгся и пришло видение решения задачи, которое в голове даже разделилось на несколько пунктов: - Мне показывают место, откуда бьёт пушка. Я определяю с какого места сам буду стрелять. Чем буду стрелять - переносной установкой или с БРДМа? Маршрут выдвижения и пуск ракеты, может быть, потом второй если промахнёмся.

Командир выслушал Пильганского, почесал подбородок, искоса поглядывая на меня, а потом подозвал к себе.

- Копытов, дуй обратно к себе, здесь мы сами разберёмся.

В недоумении забрался на машину и прислушался. Звуки боя за те несколько минут, пока я

находился здесь, только усилились. Ещё раз вопрошающе посмотрел на командира, но тот нетерпеливо махнул мне рукой, отсылая назад. В расположении, солдаты не спеша, занимались своими делами. Звуки боя доносились сюда слабыми и никто на них не обращал внимания. В

дивизионе замполит майор Блинов разгружал машину с различными боеприпасами, полученными на складе РАВ. Поделился он и со мной: бойцы утащили ко мне в палатку около сотни осветительных ракет и восемь штук гранатомётов «Муха». Девятую я держал в руках, перечитывая инструкцию по пользованию гранатомёта, когда подошёл подполковник Николаев, дивизион которого развернулся в трёхстах метрах от меня.

- Боря, пошли в гости в Чистякову и Боровикову, вон их дивизион развернулся на поле, - Сергей Георгиевич рукой показал на самоходки в поле. – Бери гранатомёт, вот его и подарим им.

Оставив за себя Кирьянова, мы уже через пять минут были у кунга Чистякова, где нас встретили как дорогих гостей. Взяв из наших рук подарок, Боровиков рассмеялся, потом раздвинул гранатомёт, приведя его в боевое положение. Развернул в сторону и выстрелил.

- Петька! – Из кунга шустро высунулся истопник командира, - на тебе новую трубу на печку. Минут на сорок хватит.

Оказывается, во время перемещения они потеряли самую верхнюю часть печной трубы, в следствии чего тяга в печке была плохой, вместо неё то и решили использовать теперь уже пустотелый контейнер гранатомёта. Отсмеявшись, мы поднялись в кунг, где и просидели за коньячком часа три.

Перед ночным дежурством я поспал, а в 23 часа снова начал мерно выхаживать перед позицией первого взвода и своей палаткой. Вытащил на улицу радиостанцию, включенную на приём, положил наушники в цинковое ведро, так что если теперь меня будут вызывать, то я услышу, даже если буду в первом взводе.

Около часа ночи опять стали падать 82 мм мины в расположение не только моей батареи, но и других подразделений. Правда, работал только один миномёт и поэтому мины падали редко. Я безуспешно пялился в район дач, пытаясь разглядеть вспышку от выстрела, но всё было бесполезно. Бросив это занятия, стал смотреть, как реактивная батарея ведёт огонь по Грозному. И тут заметил одну особенность: как только реактивная установка «Град» производила выстрел несколькими реактивными снарядами, так в метрах в трёхстах за автострадой появлялась вспышка от выстрела и через тридцать секунд мина падала на поле.

- Агааа…, вот он гад, откуда стреляет, - со злорадством возликовал и помчался в дивизион Чистякова, откуда до миномёта через поле было метров пятьсот. Наверно, я не услышал предупреждающего крика часового, охраняющего огневую позицию, потому что наткнулся на очередь из автомата часового. Мигом залёг и попытался окликнуть часового и объяснить кто я, но опять получил в ответ очередь. Плюнув на всё: на часового, который от испуга палил во все стороны, на духовский миномёт, я тихо отполз в сторону своего расположения. В принципе, выпустив бесполезно ещё несколько мин, миномёт прекратил вести огонь и до самого утра больше ничего не беспокоило.

Как только рассвело, я пришёл к Боровикову и рассказал о ночном происшествии. Сергей Юрьевич почесал затылок, а потом сладко зевнул во весь рот: - Ааа…, всё равно ничего бы не получилось, даже если бы ты к нам добрался без приключений….

Увидев моё недоумённое лицо, он пояснил: - Там, напрямую не выскочишь к автостраде - минное поле. А через других идти – наглядный опыт ты получил. И сейчас туда не ходи. Где там мины стоят, никому неизвестно. Так что чёрт с ним, с этим миномётом. – С этим мне пришлось согласиться.

В девять часов, со своих позиций снялась третья рота и прогрохотала мимо моего командного пункта, уйдя к своему батальону, который вытягивался к самолёту. Вчера полк получил задачу: прорваться через село Пригородное на Гикаловский. В дальнейшем выйти на южный перекрёсток у села Чечен-Аул и закрепиться там. Эту задачу накануне попытался выполнить 245 полк и им было известно, что в Пригородном и Гикаловском держали оборону боевики. Поэтому 245 полк сначала захватил несколькими взводами вершину невысокого хребта, который нависал над Пригородным и тянулся до Чечен-Аула. Теперь с вершины хорошо проглядывался и контролировался весь населённый пункт, в том числе и опорный пункт боевиков. Успокоившись тем, что позиции были заняты без сопротивления, командиры взводов поставили подчинённым задачу окапываться, а сами с несколькими солдатами отправились осмотреть ретранслятор в трёхстах метрах от позиций. В их отсутствие к солдатам, под покровом лёгкого тумана вплотную подобрались боевики и внезапно атаковали. Мотострелки, оставшиеся без офицеров, не приняв боя, бросили позиции и разбежались, потеряв при этом несколько человек убитыми и ранеными. Полк попытался прорваться через Пригородное к Гикаловскому, но также потерпел неудачу и отступил. Только через сутки они сумели собрать разбежавшихся солдат.

Наше командование, учтя ошибки соседей, решило прорваться через дачи и вдоль высот Новые Промыслы, вырваться к Гикаловскому и дальше. Третий батальон, сдав свои позиции морпехами, тоже стал вытягиваться на автостраду. Меня оставили для охраны АДН и РМО, также с третьего батальона на поле остаётся восьмая рота Толика Соболева.

Я сидел у радиостанции и слушал все переговоры командования с батальонами, но по мере того как батальоны уходили вперёд, всё чаще и чаще связь переходила в режим «Б», и я ничего не мог понять. Через час бросил это занятие и решил вместе с замполитом сходить на вещевой склад получить на себя свитер. Их выдавали только командирам подразделений, но я думал, что сумею выбить ещё один и для Кирьянова. Но начальник вещевой службы «упёрся рогом» и в ни какую. Мне выдал, а Кирьянову отказался. Всё пьяно бубнил, что замполитам - не положено. Мы стояли на улице и я приводил всё новые, и новые доводы для получения ещё одного свитера, но толстый, безвольного вида майор пьяно щурил на меня глаза и слушал, а потом решительно прервал: - Ладно, если твой замполит такой боевой, как ты тут расписываешь: я дам свитер. Но при одном условии, - он осмотрел поле и его замутнённый алкоголем взгляд остановился на станции Примыкание, - вот, если твой замполит взорвёт водокачку на станции ровно в 13:00, я дам ему свитер.

Наверно, спьяну станция ему казалась глубоким тылом боевиков, но мы-то знали, что там опасно лишь ночью, поэтому охотно согласились продемонстрировать свою «отвагу и доблесть». Вернулись в палатку и с азартом начали готовиться к вылазке. Набрали гранат, патронов. Взяли с собой Алушаева, Карпука и двинулись. Через десять минут мы были в расположении восьмой роты и разговаривали с Соболевым.

- Борис Геннадьевич, ты там только моих солдат не трогай. Я их послал на промысел: пошарить по вагонам. Может, что в роте сгодится.

Пообещав командиру роты не трогать его солдат, мы пересекли линию обороны роты и двинулись по буеракам вдоль глубокого арыка к станции. Через триста метров встретили группу солдат, которые с муравьиным упорством тащили на себе чугунные печки, матрасы и другие вещи казённого вида, но все были без оружия. Отругав за это сержанта, мы двинулись дальше, а через пять минут нас догнал Соболев с тремя солдатами: - Решил с тобой прогуляться. – Объяснил он.

Что ж, я был не против. Спустились с косогора вниз к путям, пролезли под вагонами и я дал команду рассыпаться: чёрт его знает, кто здесь ещё шатается. Мы уже почти минуту тихо крались вдоль пассажирских вагонов, когда в одном из вагонов я услышал какой-то неясный шум, предполагающий наличие внутри людей. Подал знак рукой и все послушно остановились. Прислушались, действительно в вагоне находилось несколько человек. Поняв, что надо действовать быстро и решительно, подскочил к вагону и сильно стукнул прикладом по стенке: - Сдавайтесь, вы окружены, - заорал страшным голосом.

Шум затих, а я вскинул автомат и в подтверждении своих слов, дал длинную очередь по окнам, Громко зазвенели стёкла выпадая из рам, а я продолжал азартно орать: - Сдавайтесь суки, а то всех перестреляем. – Через несколько секунд махнул рукой Карпуку. Тот выхватил гранату, выдернул кольцо, отскочил несколько в сторону и метнул её, через разбитое окно, в вагон. Раздался оглушительный грохот взрыва и на землю полетели остальные стёкла из уцелевших окон, а из вагона донеслись истошные крики: - Сдаёмся, сдаёмся, ёб т… мать, только не убивайте.

- Выкидывай оружие в окна, - подал следующую команду. К нашему безмерному удивлению, через несколько секунд на землю из вагона полетели автоматы, подсумки с патронами и даже один пистолет – Ни фига себе….

- Выпрыгивайте в окна и сразу мордой в землю. Руки на затылок. Кто дёрнется – тот труп. – Я торжествовал. Не успел ещё толком начать боевые действия, а уже боевиков в плен взял. Да ещё с оружием. Да мы за них всю батарею в свитера оденем. Из окон посыпались молодые парни, приземлившись, они сразу же падали на стылую землю и руки ложили на затылок.

- Игорь, смотри, - обратился я к Карпуку, - в форму нашу одеты, суки. Вот, откуда они всё это берут?

Когда последний выпал из окна и упал на землю, то в нём мне показалось что-то знакомое. Сзади тихо засмеялся Алушаев: - Товарищ майор, да это рота связи с прапорщиком Масленниковым.

Действительно, в последнем выпавшем, который поднял голову, я узнал прапорщика Масленникова. Тот тоже обрадовался, узнав нас, вскочил и кинулся ко мне: - Товарищ майор, да

это мы, да мы свои….

- Назад, - мне было обидно до глубины души от такого перевёртыша; я думал пленные, а тут свои. Да ещё так легко сдались в плен без всякого сопротивления. – Назад.., ложись…, стрелять буду. – Но Масленников приближался, уже ничего не соображая от радости, что вместо боевиков в плен взяли свои. Я вскинул автомат и дал очередь под ноги прапорщику. – Ложись гад, пристрелю.

Масленников остановился в недоумении, а я резво подскочил к нему и автоматом ударил его в живот, отчего тот согнулся и со стоном повалился на землю.

- Всем лежать, сволочи. Я патрулирую станцию по приказу командира полка, - почему я так сказал – не знаю, но меня уже понесло, - Надо бы вас здесь сейчас расстрелять за то, что вы, не сопротивляясь сдались в плен. Даже не сделав ни одного выстрела. Да чёрт с вами. Сейчас я патроны и гранаты у вас изыму и идите отсюда в полк, пока добрый. Ну, а ты прапор, за пистолетом ко мне сам придёшь. Ты понял меня? – Масленников послушно мотнул головой, а наши солдаты быстро и сноровисто, собрали магазины с патронами и гранаты. Я сунул пистолет за портупею, и пинками отправили связистов в сторону командного пункта, а сами через пару минут выбрались к зданию станции. Перрон был засыпан мусором, битым стеклом и разбитой мебелью из здания. Ветерок шевелил и гонял по земле листы исписанной бумаги, изредка вдалеке пощёлкивали выстрелы и глухие разрывы. Мы тихо продвигались вдоль стены, заглядывая в каждое окно, но кругом никого не было видно. Пройдя, почти всё здание, мы наткнулись на единственную запёртую дверь, за которой слышался какой-то шум и скрежет. Но на двери висел навесной замок. Мы встали по обеим сторонам двери. Я постучал: - Кто там? Отвечайте. – Тишина.

- Отвечайте, а то взорвём дверь гранатой. – Опять тишина. По моей команде все отскочили от двери.

- Замполит, стреляй в дверь с подствольника. – Алексей Иванович встал напротив двери в семи метрах и стал целиться в дверь.

- Не стреляйте, мы свои, - истошно заорали изнутри помещения. Я сорвался с места и ринулся за здание вокзала. Выскочил из-за угла и сразу же вскинул автомат. Перед вокзалом стоял БРДМ-2, на котором уже находилась куча матрасов, простыней и одеял. На машину лезли два солдата, а изнутри вокзала выскочил третий солдат, который держал автомат наизготовку и водил стволом из стороны в сторону, готовый в любой момент открыть огонь. Практически одновременно мы наставили друг на друга оружие, но слава богу на спусковые крючки не нажали.

- Откуда солдат и что тут делаете? – Спросил практически через прицел. Мягко выкатился по земле из-за угла Алушаев и направил свой автомат на солдат и БРДМ. Из-за противоположного конца здания вывалился Соболев со своими солдатами. А сзади меня выперлись Карпук и Кирьянов. Солдат медленно опустил автомат.

- Да, мы с хим. взвода. Приехали одеял и простыней набрать себе. Уже собрались уезжать, а тут вы. – Солдат выжидающе смотрел на меня.

Я закинул автомат на плечо и подошёл к нему: - Молодец! Чувствую, что если бы вместо нас были боевики, то хрен бы ты сдался. А то тут, связисты одни, безропотно сдались. Без единого выстрела.

Солдат ухмыльнулся: - Если бы вы были боевики, вас бы я точно срезал, но и вы нас уничтожили бы. Грамотно нас обложили со всех сторон. В момент.

Поощрительно похлопал солдата по плечу: - Молодец, вы тут что надо добирайте себе, а у нас другая задача. – Махнул рукой и через пару минут, задрав головы, мы стояли у кирпичной водокачки. С нашего расположения она казалась хлипкой, и что взорвать её было плёвым делом. Но сейчас она высилась перед нами, и было ясно: что нашими жалкими гранатами мы сможем только изобразить взрыв, который не принесёт ей ни малейшего ущерба.

- Ну, что Алексей Иванович, по моему ты без свитера остался? – Все засмеялись. А Кирьянов морщил лоб, что-то обдумывая, потом решительно начал вытаскивать гранаты из карманов.

- Борис Геннадьевич, я всё-таки залезу. До 13:00 осталось десять минут. Взорву в час гранаты, а то потом пьяный вещевик скажет, что мы и не дошли до неё – Зассали. Чёрт с ним, со

свитером.

Собрав пять гранат вместе, Кирьянов и Карпук скрылись внутри водокачки, а ещё через несколько минут послышался взрыв. Сверху на нас посыпался мусор, обломки кирпича и шифера. Над водокачкой поднялись клубы пыли и дыма, но взрывом снесло только часть крыши. Плюнув от досады, мы развернулись и ушли домой.

В офицерской палатке мы нашли начальника вещевой службы, который беззаботно спал, пуская пьяные слюни и распространяя вокруг себя ароматы хорошего перегара. Бесцеремонно растолкав и вытащив его на улицу, мы ничего не добились. Он, слабо сопротивлялся нашим попыткам повернуть его голову в сторону водокачки и упорно не открывал глаза. Послал нас на три буквы, потом обмяк в наших руках, опять уйдя в пьяное забытье. Забросив безвольное тело обратно на койку, мы ушли к себе, решив разобраться с ним завтра.

В ходе похода на станцию, у нас родилась новая идея. Так как два мотострелковых батальона ушли на новые позиции, то возрастала реальная опасность просачивания боевиков в наше расположение. Необходимо было зажечь вагоны на путях, чтобы они в течение ночи освещали близлежащую местность. Решили вечером, но в гораздо большем количестве, пробраться на станцию и поджечь вагоны. Подготовке к этому мы посвятили оставшуюся световую часть дня.

Вышли к станции где-то в 21:00. С собой взяли ещё старшину, Чудинова и несколько солдат. Подготовили несколько бутылок с бензином и взяли ещё один огнемёт «Шмель», чтобы испытать его в боевых условиях. Сначала зашли на командный пункт Толика Соболева и посвятили его в свой план. Я не стал слушать его возражения, а только попросил предупредить наблюдателей, чтобы, когда мы будем возвращаться, они не открыли по нам огонь. Через десять минут пересекли боевые порядки восьмой роты, а ещё через десять минут сосредоточились на краю обрыва, в ста пятидесяти метрах от вагонов. Растянулись в цепь. Было очень темно, и вагоны на путях даже не проглядывались. Я и Алушаев, взяв несколько бутылок с бензином, спустились с обрыва и начали тихо, насколько это было возможно, двигаться к железнодорожным путям. Ещё когда мы были на обрыве, у меня появилось стойкое ощущение того, что за нами наблюдали и сейчас по мере приближения к вагонам, это ощущение только усиливалось, отчего «ледяные мурашки» активно забегали не только по спине, но и по другим участкам тела. Я остановился, замер и Алушаев, до вагонов оставалось метров сорок. Обострённые, чувством реальной опасности, все органы: зрения, обоняния и слуха работали в полную силу, предупреждая о близкой опасности. Присели на корточки, глаза уже привыкли к темноте и были видны мелкие предметы даже на приличном расстоянии. Обшарил глазами ближайшие кусты слева: вроде бы никого. Перевёл взгляд на дальние вагоны – тоже ничего. Напряжённо стал вглядываться в вагоны перед нами, оглядел все тёмные места, но ничего не заметил. А обострённый слух всё-таки уловил звук похожий на хрустнувшую веточку, слева от нас.

- Алушаев, ты слышал? – Прошептал я на ухо пулемётчику, который тоже повернулся в ту сторону. Сержант кивнул головой.

- Тихо. Тихо отходим к своим, - я подтолкнул его рукой в сторону обрыва. Сначала на полусогнутых, а потом согнувшись мы начали двигаться, всё убыстряя движение. Мы уже подходили к своим и видели их чёткие силуэты на фоне неба: - Блин, от вагонов, наверно, хорошо видны – как мишени, - только успел подумать об этом, как практически в упор, чуть ли не в лицо, прозвучала автоматная очередь. Вспышки выстрелов ослепили меня, но я успел увидеть, что стрелял старшина.

- Старшина! Прекратить огонь, - но старшина, дав по инерции ещё одну очередь, и сам разглядел, что подходят свои, виновато забормотал: - Товарищ майор, товарищ майор меня что-то заклинило, показалось что духи лезут. У вас всё нормально?

- Пономарёв, ты идиот! У нас то всё нормально, это у тебя сейчас будут проблемы, - я хотел его ударить, но всё-таки пересилил своё желание, только зло прошипел: если он ещё раз откроет огонь без моей команды – я его пристрелю. Посовещавшись, мы присели и в течение тридцати минут наблюдали за вагонами и местностью. Было тихо и ничего не выдавало присутствие боевиков. Через пять минут в сторону вагонов бесплотными тенями скользнули Кирьянов, Карпук, Алушаев и через пятьдесят метров они исчезли из виду. Напряжённо вслушиваясь в темноту, мы ждали: если боевики есть здесь и они атакуют, то мы огнём прикроем отход нашей группы. Послышался звук бьющегося стекла – яркая вспышка и внутри пассажирского вагона взвилось пламя. Зазвенело там же ещё одно окно, и огонь весело заплясал растекаясь внутри, но с другого конца вагона. Хлопнули ещё пару бутылок в соседнем вагоне, в отсвете пламени полусогнутые фигуры моих подчинённых метнулись в нашу сторону.

- Старшина, только посмей выстрелить, - прошипел я прапорщику. Пономарёв что-то невнятно пробормотал, но я его не слушал. Сейчас самый удобный момент для боевиков чтобы открыть огонь по группе, которая освещаемая отблесками пламени стремительно мчалась в нашу сторону. Но всё обошлось. Кирьянов и Карпук, шумно дыша, остановились около меня, а Алушаев отошёл к солдатам. Мы все посмотрели на вагон и разочаровано выматерились: пламя внутри вагонов опало и лишь изредка, на несколько секунд, вскидывалось, а затем беспомощно опадало обратно.

- Чёрт побери, как какая авария на железной дороге, так вагоны полыхают - хрен потушишь. А тут бензином облили и ни фига, - Кирьянов зло сплюнул, - Борис Геннадьевич, а может быть со «Шмеля» врежем?

- Давай, - я даже не размышлял, - заодно проверим его в действии.

Кирьянов вскинул на плечо контейнер, прицелился и выстрелил. Как всегда звук выстрела оглушил нас и заставил даже невольно присесть. Через секунду багровое пламя разрыва взметнулось посередине состава, на мгновение разорвав темноту и ничего. Напрасно прождав минут десять возгорания вагонов, мы отправились обратно. На наблюдательном посту своей роты нас встретил Соболев.

- Я сам вышел встречать, на солдат не стал надеяться. Встретили бы огнём, это точно. – Поблагодарив Толика за проявленную заботу, мы ушли к себе.

Утром меня вызвали в штаб полка и предупредили, что завтра я с двумя взводами выдвигаюсь в район обороны полка. А один взвод останется для прикрытия дивизиона. Пообщавшись с офицерами штаба, я узнал как проходила вчерашние события.

Полк благополучно прорвался через дачи и садовые участки, потеряв лишь один прицеп с миномётными боеприпасами, и внезапно выскочил практически в тыл боевиков. Отряд обеспечения движения во главе с Пильганским стремительно продвигался по территории духов, где нас совсем не ждали. Туда даже вертолёты не залетали. Боевики в ужасе и панике разбегались от дороги в разные стороны. А один до того ошалел, что метров двести бежал рядом с колонной первого батальона и только косился глазами на русских солдат, забыв что у него самого в руках есть автомат. Бойцы уржались, а когда боевик вильнул в сторону, чтобы сбежать от дороги в глубину улицы, его тут же срезали одной очередью. Первый батальон выставил блок-посты и закрепился вдоль дороги от Пригородного - село Гикаловское до северного перекрёстка у Чечен-Аула. При занятии позиций был несколько раз обстрелян с возвышенностей Новых Промыслов. Рассказали, что во время выставления блок-поста у Пригородного к нашим солдатам вышел старик и попросил хлеба. Солдаты дали несколько буханок, а когда старик повернулся, чтобы уйти духовский снайпер всадил пулю прямо в голову старому чеченцу. Ведь мог убить нашего солдата, но убил старика, чтобы и другие мирные жители боялись приближаться и общаться с русскими. Отряд обеспечения выскочил на южный перекрёсток Чечен-Аула и там закрепился. Разведрота ворвалась на территорию племсовхоза и после короткой схватки захватила его. До вечера подразделения закреплялись на позициях, а под утро боевики атаковали с нескольких сторон. Понесла большие потери танковая рота Саньки Волобуева и был убит командир взвода химической защиты. Напор боевиков был так силён, что батальон попятился, но после некоторого замешательства дал отпор боевикам и отбросил их. В принципе больше ничего неизвестно.

Вернувшись в расположение, собрал офицеров и довёл своё решение. С дивизионом остаётся третий взвод, а первый и второй уходит со мной. День был посвящён подготовке к дальнейшим действиям, а во время обеда мы с Кирьяновым стали терроризировать вещевика, но тот упёрся: водокачка не взорвана, значит и свитера тоже нет. Под вечер пришёл опечаленный Соболев. Оказывается, после того как мы вернулись со станции, туда упёрлись, непонятно зачем два его солдата, а утром их нашли расстрелянными на железнодорожных путях. Значит, интуиция меня не подвела – были там духи, но нас было много и они не захотели с нами связываться.

В 23 часа, когда я вышел из землянки на ночное дежурство, то сразу же увидел огромное зарево над станцией. Горело вагонов пять, которые своим пламенем освещали почти до самого утра всю прилегающую местность. Нашлись люди – сумели запалить вагоны.

Миновали ворота, пост разведчиков и оказались во дворе правления племсовхоза среди нескольких десятков вооружённых и возбуждённых людей.

- Боря, Алексей, здорово! – Из-за здания вывернулся Олег Касаткин, подошёл к нам и поздоровался со всеми за руку, - Боря, Алексея отпускаешь?

- Здорово. Забирай замполита, он в твоём распоряжении.

Как не хотелось Алексею Ивановичу идти с Олегом, но надо было ему помочь. Несмотря на то, что идёт война, командование полка решила организовать торжественное собрание, поощрить ряд отличившихся в ходе боевых действий военнослужащих полка, в том числе и наградить несколько человек медалями. В их число попал и Кирьянов. После торжественной части силами полка будет показан концерт. Ну, а потом каждый занимается по своему плану.

Никто сначала не обратил внимание на ГАЗ-66, который медленно заехал во двор, но когда из кузова на землю санитары начали сгружать трупы наших солдат все замолчали. Только группа солдат-разведчиков сразу же столпилась вокруг погибших и тихо что-то стали обсуждать, глядя на убитых.

Через несколько минут во дворе появился командир полка – полковник Петров со своими заместителями. Офицеры и солдаты сразу же начали строится по подразделениям, выравнивая строй.

- Здравствуйте товарищи! – Сходу поздоровался командир.

- Здравия желаем, товарищ полковник

- Поздравляю Вас с Днём Советской Армии и Военно-морского флота! – Радостное троекратное - «Ура»! взлетело в воздух, потревожив стаю ворон, с любопытством наблюдающих за людьми.

Полковник Петров молча, под взглядами собравшихся, прошёлся вдоль строя, подошёл к трупам, взглянул на них и вернулся обратно. Начал речь, а заканчивая её, сказал: - …Хочу обратить ваше внимание, на тела солдат нашего полка и хотелось, чтобы вы рассказали своим товарищам о том, что вам сейчас расскажу и покажу. Я специально приказал привезти тела из санчасти и положить их перед строем. Эти солдаты погибли ни в бою, ни в атаке. Они погибли в самовольной отлучке. Ушли из расположения своего подразделения в ближайший населённый пункт, чтобы разжиться там продуктами, спиртным и вещами. Те трое, что лежат справа, были во время мародёрства взяты в плен боевиками. Их пытали, издевались над ними… Смотрите…, хорошо видны следы ожогов, пыток. Если кто не обратил внимание – то у них ещё отрезаны и половые органы, вполне возможно и у живых ещё. Потом их расстреляли, и каждому сделали по контрольному выстрелу в левый глаз. Когда их нашли в лесопосадке, они ещё были и заминированы. У каждого - у кого в рукаве, у кого за пазухой были засунуты по бутылке водки. Тем самым боевики высказали нам презрение, и правильно высказали. У меня, да и у офицеров в голове не укладывается, как можно рисковать своей жизнью из-за бутылки водки, из-за тряпок и радиоприёмника, которые они принесут из деревни. А почему они не подумали о родителях, которым они принесли своей смертью огромное горе?

- Те двое, что лежат слева по всей вероятности во время мародёрства, были взяты в плен местными жителями. Они лежали на окраине деревни. Жители им, за мародёрство, отрубили руки, переломали палками рёбра и убили, разбив топорами головы.

Командир полка сделал паузу и обежал взглядом лица солдат, - Кому такая смерть нужна? Я ещё не принял решения, что написать о причинах смерти их родителям. С другой стороны не хочется марать и имя нашего полка, но и рука не подымается писать, что они погибли в бою. Короче, хочу чтобы вы ещё раз посмотрели на этих солдат и рассказали обо всём этом в своих подразделениях. На эту процедуру даю десять минут, после этого всем зайти в зал, где начальник штаба зачитает приказ о поощрении и силами нашей художественной самодеятельности будет показан концерт. А теперь десять шагов вперёд - Шагом марш.

Весь строй сделал десять шагов вперёд и остановился перед трупами. Командир полка со своими замами отошёл в сторону, а строй сломался, солдаты и офицеры столпились около тел убитых.

- Колян, смотри эти двое с нашего батальона, - послышался справа от меня приглушенный голос, - вон тот с роты Дерябкина, а тот с пробитой головой со взвода связи батальона.

Зрелище, конечно, было малоприятное. Сразу было видно, что валялись они после смерти недели две, но так как было холодно, трупы разложению не подверглись: только, щёки и животы впали. Кожа на лицах почернела, зубы оскалены. Хорошо было видно, что руки переломаны и вывернуты под неестественными углами в самых различных местах. На месте левого глаза у некоторых было месиво – контрольный выстрел. У одного из них в разбитой голове виднелся мозг.

Солдаты и офицеры молча разглядывали трупы, хмурясь отходили в сторону, и закуривали, обсуждая увиденное. Можно сто раз рассказывать, говорить солдатам не ходить в самоволку, доказывать что это опасно, но достаточно один раз вот так показать, чтобы стало ясно - так поступать нельзя. Я поглядел на своих солдат и стало понятно, что эти солдаты на мародёрку не пойдут. Послышалась команда начальника штаба полка и, затаптывая сигареты, все дружно двинулись в зал, где с шумом и негромким говорком стали рассаживаться по местам. В зале было холодно, но настроение несмотря ни на что было приподнятое. Начальник штаба полка подполковник Колесов зачитал приказ о поощрении. Были присвоены и очередные воинские звания: старших лейтенантов получили мои командиры взводов и звание старшего прапорщика Игорь Карпук. Самая ожидаемая часть приказа о награждении медалями части военнослужащих была встречена с возрастающим интересом. Награждали медалями «За воинское отличие» и каждого награждённого встречали аплодисментами. Вот поднялся с места и мой замполит. Под аплодисменты получил медаль и сел на своё место. Все кто сидел рядом, потянулись к нему и начали поздравлять с наградой. Закончилась читка приказа, объявили перекур на пять минут, чтобы подготовится к концерту. Все вывалили на улицу, разбились на кучки и закурили. Трупы уже убрали. И хотя ещё было холодно, но на небе в облаках стали появляться голубые просветы, и всё чаще и чаще солнце озаряло окрестности. Замполит полка вышел из зала и пригласил всех на концерт, который прошёл в такой же праздничной атмосфере. После последнего номера к трибуне опять вышел командир полка. Он ещё раз поздравил всех с праздником, и что было неожиданно для меня, пригласил всех командиров подразделений отметить 23 февраля за своим столом. Мы ещё вчера решили обмыть медаль в своём кругу, тем более, что нас пригласил к себе в гости Явлинский: обещая угостить знатной ухой. Вышли из зала.

- Борис Геннадьевич, – обратился ко мне Алексей Иванович, – Вы давайте идите к командиру полка, а я сейчас пойду к Явлинскому всё организую, вы же подходите через час, и мы спокойно посидим.

Я соглашаясь, мотнул головой: - Хорошо, давай сделаем так, как ты предлагаешь.

Кирьянов собрал солдат и ушёл вместе с ними в расположение батареи, а я направился к разбитой кочегарке, где располагалась столовая для офицеров управления. Около которой, уже собрались приглашённые офицеры.

- Боря! – Ко мне подвалил уже хорошо «подогретый» подполковник Николаев. Схватил меня за руку и затряс энергично: - Тебя, как офицера старой закалки, советского офицера я особо хочу поздравить с Днём Советской Армии и Военно-Морского Флота, - потом от избытка чувства обнял, - Боря, как зайдём туда, садись рядом со мной, посидим, выпьем.

Обняв и похлопывая товарища по плечу, я тоже поздравил Сергея Георгиевича с праздником. Меня с ним связывало не только большое уважение к нему как к офицеру и человеку, но и простые человеческие отношения, которые назывались ёмким словом – дружба. Подошёл командир полка с замами и пригласил всех за стол. Первым в кочегарку зашёл Петров, а за ним гурьбой завалились мы и стали оживлённо рассаживаться по местам. Странно было видеть давно потушенные котлы, выбитые стекла в окнах и натянутую вместо них полиэтиленовую плёнку. Куча угля в углу помещения и праздничный, богато накрытый стол. Мимолётно мелькнуло у меня в голове воспоминание о празднике 23 февраля год назад, когда мы гуляли всем полком, мелькнуло и пропало. Сейчас мы жили сегодняшнем днём, а завтра будем жить завтрашним. Разлили по рюмкам коньяк. Первый тост на таких мероприятиях произносит командир полка, который ещё раз поздравил с праздником. Выпили, начали закусывать, а закусывать было чем. В тарелках громоздились большие куски мяса, много было разносолов домашнего приготовления из подвалов брошенных домов, соков, да и из нашего полкового продовольственного склада. В графинах на столах стоял коньяк «Кавказ».

Застолье тем временем катилось по своему пути. Выпили за полк, затем третий тост за тех кто погиб. Постепенно офицеры оживлялись, завязывались разговоры, всё чаще и чаще слышался смех. Я тоже расслабился, но постоянно поглядывал на часы - время бежало быстро. Выпил в общей сложности грамм сто коньяка и лишь слегка захмелел. Через час поднялся и попросил разрешения у командира полка убыть в своё подразделение.

Полковник Петров внимательно посмотрел на меня: - Давай, Копытов, иди в батарею и будь повнимательней. Сегодня возможно всякое.

Через десять минут был в расположении батареи. Старший лейтенант Коровин, который дежурил сегодня в батареи, доложил, что всё в порядке, солдаты, кроме наблюдателей, отдыхают. Замполит и техник в расположении морских пехотинцев. Поставив задачу не ослабевать наблюдение, неспешным шагом пошёл к морпехам. Прошёл по мосту, (кстати, единственный целый мост и самый короткий путь, через который техника боевиков могла из Грозного прорваться в Чечен-Аул) обороне его я уделял особое внимание. Перейдя мост, свернул влево, вдоль арыка прошёл метров триста и подошёл к зданию поливочной станции, где располагался командный пункт старшего лейтенанта Явлинского. Здесь всё уже было готово – стол накрыт и ждали только меня. Витька Явлинский тоже постарался. На столе стояла кастрюля с ухой. Рыбу добыли тут же в арыке, глуша её гранатами, и я даже подумать не мог, что в арыке может водиться такая большая рыба. Много было мяса и других продуктов. Ну, и всё тот же коньяк.

Вчетвером мы весело расселись за столом. Алексей Иванович достал свою медаль, полученную на торжественном собрании, и положил её в солдатскую кружку. Я же наполнил её только наполовину. Конечно, её нужно было бы по традиции наполнить до краёв, но учитывал, что мы на войне и напиваться нельзя. Другим налил грамм по пятьдесят.

Я встал и произнёс коротенький напутственный тост: - Алексей Иванович, поздравляю тебя с первой правительственной наградой, и желаю тебе, чтобы она не была последней.

Алексей Иванович торжественно встал, поднял кружку, обеспокоено заглянув в неё, и тоскливо поглядел на нас. Я его понимал: он очень мало пил и даже полкружки выпить для него было проблемой. Но традиция есть традиция и я кивнул ему: - Давай, Алексей Иванович. Давай, дорогой….

- Товарищи офицеры. Представляюсь по случаю награждения правительственной наградой, - замполит произнёс стандартную формулу, сильно выдохнул воздух, поднял кружку и мелкими глотками стал цедить сквозь зубы коньяк. После того как коньяка в кружке не останется, он должен ртом выловить медаль. После этого считается, что медаль обмыта.

Мы все смотрели и переживали, за то как трудно и долго он пил. Прекратил пить, застыл, прислушиваясь к своим ощущениям. Медленно опустил кружку на стол. Видно, как внутри его организма шла борьба между ним и коньяком. Спиртное рвалось обратно и Алексей Иванович изо всех сил боролся с этим.

Я забеспокоился и, не сводя глаз с замполита, стал отодвигаться: - Алексей Иванович, не надо…., прошу тебя не надо….

Но было поздно, резко оттолкнулся от стола и вовремя: Кирьянов в спазме открыл рот и изверг из себя на стол фонтан. Игорь и Витька, опрокидывая табуретки, тоже благополучно отскочили от стола. Вся закуска была безнадёжно испорчена. Алексей Иванович стоял у стола и виновато вытирал рот: - Борис Геннадьевич, я не мог удержаться….

- Ладно, Алексей Иванович, не расстраивайся. Мы сейчас всё это уберём, но это незачёт. Потренируешься и назначишь новый день, когда мы сделаем ещё одну попытку обмыть медаль.

Все засмеялись. Явлинский отдал приказ и через несколько минут всё было убрано, а на столе появилась свежая закуска. Разлили по пятьдесят грамм, выпили за праздник, затем ещё по пятьдесят грамм за Победу. Может быть, мы к вечеру и нарезались бы, но зашёл солдат и обратился ко мне.

- Товарищ майор! Я с восьмой роты и меня прислал к вам командир роты капитан Соболев. Он просил предупредить вас, что со стороны Грозного - Новых Промыслов, в Гикаловский спустилась колонна из двух танков, два БМП и два КАМАЗа с боевиками. Вполне возможно они будут прорываться через ваш мост и перекрёсток на Чечен-Аул, - солдат замолчал.

- А откуда командиру роты стало известно об этом?

- Ему сообщили со штаба полка, да и мы сами видели эту колонну, когда она спускалась в Гикаловский.

- Хорошо. Спасибо, возвращайся в свою роту и передай капитану Соболеву, что я сейчас приму все меры. - Солдат повернулся и вышел из помещения.

- Давай, Витя, наливай ещё по пятьдесят грамм и будем разбираться. – Выпили, закусили.

- Алексей Иванович, иди в батарею. Подымай её по тревоге. Всем усилить бдительность.

Первый и третий взвода сосредоточить усилие на дорогу из Чечен-Аула. Может быть, им будут оттуда пробивать навстречу коридор. Второму взводу быть в готовности развернуться на перекрёстке в сторону Гикаловского, но пока не разворачиваться, чтобы заранее не насторожить противника. И присылай машину за мной, а я сейчас с Виктором решу вопросы взаимодействия на случай боя.

- Боря, - тронул меня за рукав Явлинский, - пусть мне пришлют с батареи на время бинокль, а то я свой ещё в Грозном разбил.

Я согласно кивнул головой: - И бинокль возьми Алексей Иванович. Ну, вперёд.

Мы вышли из помещения поливочной станции. Погода была изумительная и солнечная. На небе ни облачка. А ведь три часа тому назад было промозгло и холодно. Кирьянов поспешил в сторону батареи, а мы поднялись на крышу поливочной станции и начали разглядывать ближайшую к нам окраину Гикаловского, которая находилась в четырёхстах метров. За деревней вверх тянулись склоны возвышенности Новых Промыслов, на которых располагались позиции духов.

Внизу вдоль арыка в сторону поля и Гикаловского окапывалось отделение морских пехотинцев.

- Безуглый! - окликнул Явлинский своего сержанта, - Ты чего там окапываешься?

- Так нам солдат с пехоты рассказал о колонне духов в Гикаловском, да и мы её сами видели. Всё равно, вы бы приказали здесь окапываться, так я и отдал приказ с опережением.

- Молодец, - Виктор повернулся ко мне и с гордостью сказал, - вот видишь, какие у меня бойцы.

- Да…, солдаты у тебя молодцы, да и меня они не хуже. Я давно жду, что духи рано или поздно, но попытаются прорваться через меня в Чечен-Аул. Если у них, Виктор, два КАМАЗа, да десант на БМП и танках, то у них надо считать человек семьдесят. Прорываться они будут через поле ко мне, - я показал на ровное, как футбольное поле, тянувшиеся от окраины села до моих позиций на протяжении тысячи метров. - Если я прозеваю момент начала атаки, и не подобью технику духов ближе чем восемьсот метров от меня, то ПТУРы мои будут бесполезны. И мне придётся схватится с духами в районе моста. Твоя задача, как можно больше нанести потерь духам с этой позиции, когда они будут «ломится» через поле на меня. Ударить им во фланг. А я постараюсь подбить хоть что-нибудь на мосту, и закупорить им путь по нему: буду драться с боевиками на перекрёстке и мосту. А там может полк чем-нибудь поможет...

Явлинский кивнул головой, соглашаясь с моим планом, кое-что мы ещё подкорректировали, и стали ждать машину с батареи.

- Боря, давай, пока замполита нет, постреляем по бутылкам с твоего пистолета. - Явлинский отдал распоряжение и солдаты внизу быстро расставили бутылки. Я достал пистолет, патроны из карманов, всё это отдал Виктору, и тот тщательно целясь, начал расстреливать одну бутылку за другой, радуясь как пацан. Сначала он расстрелял патроны в моём пистолете, а затем в пистолете Игоря Карпука, но это баловство продолжалось недолго. В расположении взвода восьмой роты, который стоял на краю поля, рядом с расположением моей батареи, вспыхнула стрельба. Мы насторожились и стали напряжённо вглядываться в ближайшую окраину Гикаловского, пытаясь обнаружить там боевиков. Морпехи тоже бросили лопаты и сноровисто изготовились к бою. Послышался характерный хлопок слева и из-за деревьев быстро стал приближаться шипящий звук подлетающего ПТУРа. Приблизился и появился в поле нашего зрения. Ракета летела как-то неровно, неуверенно, «рыскала» на курсе и виляла в воздухе. Поравнявшись с нами, она сильно «клюнула» носом и упала в двухстах метрах напротив нас, громко взорвавшись.

- Это не мои запустили ПТУР, - констатировал я.

Через несколько минут послышался новый хлопок, и спустя несколько секунд, мимо нас, как по струне, низко над полем пролетела ракета, пробила стену сарая, стоявшего на окраине Гикаловского и взорвалась внутри. В разные стороны полетели доски и крыша, а остатки постройки мгновенно вспыхнули ярким огнём, но окраина села хранила угрюмое молчание.

- Вот это, мои запустили ракету, - с уверенностью заявил я. Мы продолжали вглядываться в окрестности, но никакого движения не было видно.

Хлопнула дверца подъехавшего Урала, из кабины вылез замполит и быстро поднялся к нам на крышу.

- Что там, Алексей Иванович? – Спросил я.

- Я всех расставил по позициям, как вы приказали. Звонили с полка и тоже предупредили о двух танках, БМП и двух КАМАЗах. Приказали занять оборону и усилить бдительность.

- А что там за стрельба была?

- Да это Соболев прибежал на свой опорный пункт. Вроде бы обнаружил боевиков на окраине села, открыл огонь из стрелкового вооружения, а потом увидел танк и запустил с БМП ПТУР, да вы, наверное, видели как неудачно они стреляли?

- А наши почему стреляли?

- Соболев прибежал к нам на позицию, показал мне сарай, оттуда вроде бы был виден ствол танка. Вот мы туда и долбанули. А когда сарай взорвался, то увидели что это бревно торчало.

Мы стали прощаться с Явлинским, отдали ему бинокль, сели в УРАЛ и помчались в сторону батареи. Только вылез из машины, как на связь меня вызвал командир полка.

- «Лесник-53! Я, Альфа-01, Из квадрата «Монреаль 9,10,11» возможна атака твоих позиций боевиков силами: два танка, два БМП и два КАМАЗа с боевиками, до семидесяти человек, в направление «Лиссабон 2,3». Как понял меня? Посмотри на карту. Приём! Я, Альфа-01».

Я быстро развернул карту. Так «Монреаль 9,10,11» это позиции боевиков, а «Лиссабон 2,3» это уже окраины Чечен-Аула.

- «Лесник-53. Я, Альфа-01». – Вновь захрипела радиостанция, - «Я запросил соседей на наличие в этом районе их танков. Все ответили, что их танки находятся на позициях. Так что это духи. Занимай оборону, а я придумаю чем тебе помочь, но пока крутись сам. Как понял меня? Я, Альфа-01! Приём».

- «Альфа-01! Я, Лесник-53. Вас понял, предпринимаю все меры для отражения атаки. Приём».

- «Лесник-53! Я, Альфа-01. Понял, конец связи».

Я снял наушники с головы: - Командиров взводов ко мне!

Вышел из землянки, где стояла радиостанция, и стал смотреть на перекрёсток, который находился в восьмидесяти метрах от нас. Вместе с командирами взводов вышли на него. Осмотрелись. Район расположения моей батареи составлял квадрат со сторонами примерно 400 на 400. Местность не позволяла вести эффективный огонь противотанковой батареи на базе ПТУР. Асфальтная дорога из Чечен-Аула до моих позиций была открыта для ведения огня ПТУРом на протяжении всего 900 метров. И если не подбить технику на первых ста метрах от поворота к нам, то дальше применять ПТУРы было бесполезно, и два взвода могли применить лишь пулемёты и автоматы. И с другой стороны, в сторону Гикаловского ровное и чистое поле на протяжении 1100 метров. Здесь было самое опасное место для быстрого прорыва танков и боевиков. А здесь по условиям местности я могу развернуть лишь две противотанковые установки, и это против двух танков и два БМП. С остальных сторон местность была закрытая лесопосадками и другими препятствиями. Ещё раз обвёл взглядом позиции моей батареи и принял решение.

- Товарищи офицеры, слушайте приказ! Первый взвод остаётся на своих позициях, основная цель для взвода: дорога от перекрёстка до Чечен-Аула. В случаи прорыва техники и боевиков через позиции второго, третьего взвода и мост через арык, огнём БРДМ-2 и гранатомёта не допустить прорыва в Чечен-Аул. Также в случаи атаки боевиков из Чечен-Аула, для того чтобы пробить коридор навстречу прорывающему противнику, совместно с третьим взводом огнём отразить атаку духов.

Третьему взводу. Быть готовыми отразить атаку боевиков со стороны Чечен-Аула вдоль дороги в сторону перекрёстка. Также быть готовыми отразить прорыв боевиков со стороны перекрёстка в направлении Чечен-Аула. Второй взвод: в случаи появления танков, БМП боевиков на окраине Гикаловского две противотанковые установки взвода, № 606 и 608 по моей команде выдвигаются на перекрёсток дорог – сюда. ПТУР № 606 разворачивается около автобусной остановки, № 608 разворачивается слева в пятидесяти метрах от 606, около воздушного арыка – вот здесь. ПТУР № 607 находится в резерве, и по моей команде, в случаи выхода из строя в ходе боя 606 или 608 под командой командира взвода выдвигается на позицию, на перекрёсток, и включается в бой.

Мой БРДМ-2 и командира второго взвода под командованием старшего прапорщика Карпук занимают позиции справа и слева от дороги в ста пятидесяти метрах от перекрёстка в направлении к племсовхозу. Задача, в случаи прорыва боевиков к перекрёстку огнём из пулемётов БРДМ-2 поддержать группу старшего лейтенанта Кирьянова и прикрыть её отход при выполнении поставленной ей задачи.

- Алексей Иванович, в твоё распоряжение поступают: санинструктор, и два водителя УРАЛов. Кстати, автомобили надо будет отогнать метров на двести от батареи на время боя, также тебе придаётся старшина. Занять оборону в метрах двадцати от моста. Твоя задача, Алексей Иванович, что хочешь делать: хоть сам с гранатами под танки ложись, но ты должен, в случаи прорыва техники боевиков к мосту, подбить танк или БМП на мосту и тем самым закупорить проезд. Если ты это не сделаешь, то все наши усилия и жертвы будут бессмысленны. Только после выполнения этой задачи ты можешь отступить к Карпуку и там занять оборону.

- Коровин! Сейчас выставишь двоих наблюдателей. Район особого внимания – окраина Гикаловского.

- И последнее. В случаи моей смерти, командование на себя берёт старший лейтенант Кирьянов. В случаи выхода из строя Кирьянова, командование переходит к старшему лейтенанту Коровину и так далее. Не забывайте, что за нашими спинами штаб полка и огневые позиции дивизионов. Вопросы есть?

Офицеры молча переглянулись и разошлись выполнять мои указания. Погода разгулялась, вовсю светило солнце и было даже жарко. Я ещё раз осмотрел впередилежащую местность: ровное поле, дорога из Гикаловского, само село, за населённым пунктом возвышались Новые Промыслы. Повернулся и медленно пошёл к своему командному пункту, наслаждаясь теплом и последними спокойными минутами перед боем. То, что бой будет, я не сомневался. То что группа танков, БМП с боевиками спустились и скрылись в селе, сомнения этот факт не вызывал, и перед ними могли стоять две задачи. Я сам думаю, что задача у них одна – прорваться в Чечен-Аул. Но нельзя скидывать со счетов и то, что основной задачей их будет прорыв в район огневых позиций артиллерийских дивизионов и далее к командному и тыловому пункту полка, попытаться разгромить их и уйти в Чечен-Аул. Моя батарея и мотострелковый взвод восьмой роты были единственной защитой для них. Другим не маловажным было то, что мы прикрывали стык нашего полка и соседнего полка. Слишком много соблазнов для того, чтобы не нанести сюда удар.

Подошёл к району своего командного пункта, откуда с рёвом вырулили два УРАЛа, свернули налево и удалились за поворот дороги, следом за ними выехали мой БРДМ и БРДМ второго взвода, впереди них бежал техник, показывая куда ехать. В ста пятидесяти метрах от КП развернулись. Мой БРДМ занял брошенный окоп и пулемётчик сержант Алушаев начал поворачивать башню с пулемётами в разные стороны, оглядывая окрестности через прицел. Второй занял позицию слева от дороги за кустами. Пулемётчик и водитель выскочили из машины и стали расчищать сектор стрельбы, от мешающих стрельбе веток. В окопе, вырытом сразу после занятия этого района, по хозяйски располагался со своей группой Кирьянов. Я зашёл в землянку взял свой бинокль, и поднялся на полутораметровую дамбу, которая проходила вдоль арыка. В бинокль посмотрел на первый взвод. Командир взвода Жидилёв разворачивал правый фланг взвода так, чтобы как можно эффективнее использовать противотанковые установки для стрельбы во фланг боевикам. Свой БРДМ-2 он поставил посередине позиции взвода и тот тоже ворочал башней с пулемётами, примеряясь то к повороту дороги из Чечен-Аула, то к мосту через арык сзади третьего взвода. Оттуда на позицию первого взвода уже двигался БРДМ-2 командира третьего взвода, он тоже расположится так, чтобы резать огнём из пулемётов прорывающихся боевиков. С расстояния 200 метров огонь четырёх пулемётов и десяти автоматов будет убийственный. Я надеюсь, что технику мы уничтожим до моста и им уже придётся биться только с пехотой боевиков, но и духи в бою тоже не хилые. И самое херовое, что я так и не сумел добиться, чтобы достаточно углубить окопы – пожгут ведь их…, Блядь!

Постепенно перестановки закончились, и все затаились на своих позициях. Наступило томительное ожидание.

Лязгая гусеницами, к моему КНП подкатило БМП комендантского взвода. На месте механика-водителя за рычагами сидел начальник штаба полка подполковник Колесов и щерился в улыбке. На башне с автоматами в руках сидели командир взвода комендачей прапорщик Воронин и начальник штаба третьего батальона Генка Каракумов. Я заскочил на броню БМП и склонился к Колесову.

- Копытов! Меня прислал командир полка. Помощи тебе не будет, все кто свободен занимают оборону на КП и ТПУ полка, в районе ОП дивизионов. Так что приказ командира – стоять насмерть, а я проскочу сейчас в Гикаловский - проведу разведку. Тебе всё понятно?

- Да, понял, товарищ подполковник, - с досадой я сплюнул в сторону, - что вы все долбите насмерть, да насмерть. Что, не верите батарее? Да мы зубами в этот перекрёсток вцепились, тут духи только через наши трупы пройдут.

- Да не обижайся Боря, просто я передаю слова командира, никто не сомневается в батарее, да и про трупы ты зря сказал. Ну, всё прыгай, я помчался в Гикаловский.

БМП взревело двигателем, развернулось на месте, выворачивая дёрн и выскочив на асфальт, помчалось в сторону села, ещё пара минут и она скрылась за домами. В томительном ожидании прошло ещё пять минут. Солнце катилось по своему извечному пути и грело почти как летом. Но это уже не радовало. Внезапно из села послышались звуки интенсивной перестрелки. Сначала заработали автоматы, затем в звуки боя вплелись пулемётные очереди, несколько раз грохнул гранатомёт.

Я раз за разом напряжённо оглядывал окраину Гикаловского, но всё происходило за домами и ничего не было видно. Больше всего боялся увидеть чёрный дым горящей БМП, но слава богу дыма не было видно. Внезапно стрельба стихла и из села вылетел ГАЗ-66 (водовозка роты связи). Она на бешенной скорости мчалась в нашу сторону и в бинокль хорошо было видно как из простреленной бочки в разные стороны хлестали парящие струи горячей воды. Я выскочил на дорогу, и когда она приблизилась к нам, решительно замахал автоматом, требуя остановится. Отчаянно заскрипели тормоза, машину занесло на асфальте и водовозка, улетев в кювет, остановилась. Хорошо хоть не перевернулась. Прострелена была не только бочка, установленная на ГАЗ-66 – полностью были выбиты автоматными очередями лобовые и боковые стекла. Следы от пуль виднелись на кабине, раме автомобиля, на ящике под инструмент и запаске. Открылась дверь со стороны старшего машины и на асфальт выскочил старшина роты связи. Водитель остался сидеть на своём месте и бессмысленно таращил на нас глаза, находясь в шоке от всего происшедшего. Несмотря на драматизм положения я рассмеялся. У старшины роты связи в полку была кличка – «Кинг-Конг», которую он получил за то, что когда напьётся, то начинал себя стучать в грудь кулаками и издавать такие же звуки, как и знаменитая горилла из фильма. И сейчас он был похож на эту гориллу, только она была вся встрёпанная и полубезумная.

- Что у вас там произошло? Кто стрелял? Ты видел Колесова на БМП? – На мои вопросы старшина дико завращал глазами, ударил себя в грудь и попытался ответить, но изо рта потекли

невразумительные звуки. Старшина остановился, пытаясь справится с собой и по новой начал говорить. Но опять у него ничего не получилось. «Кинг-Конг» в отчаянии махнул рукой, повернулся и пошёл к машине. Через несколько секунд ГАЗ-66 тяжело выбрался из кювета, газанул и умчался в сторону КП полка, обдав нас пылью и горячей, серо-водородной водой.

Да…, обстановка накалялась, надо доложить командиру. Я махнул рукой и младший сержант Торбан притащил мне радиостанцию: - «Альфа-01! Я, Лесник-53»! В том месте куда уехал «Вулкан» пять минут назад была слышна перестрелка из автоматов и пулемётов. Судьба «Вулкан» неизвестна. Боевиков не видно. Жду указаний.

- «Лесник-53! Я, Альфа-01»! Выполняйте ранее отданные указания. Приём.

- «Альфа-01! Я, Лесник-53»! Вас понял, выполняю ранее отданные указания.

Я положил наушники радиостанции на место: - Что ж, командир знает что делать. Моя задача прежняя – танки и духи. Хотя интересно, что с Колесовым и другими случилось?

Прошло ещё пять томительных минут. И как это всегда бывает, когда ждёшь: всё-таки неожиданно послышался крик с перекрёстка наблюдателя. Крик, от которого во время Великой Отечественной войны, в души наших отцов и дедов заползал леденящий холодок страха – Танкиии!!!

Вот оно! Я сам от неожиданности покрылся холодным потом. Быстрым взглядом охватил расположение батареи. Кажется, этот крик слышали все. Отовсюду видел обращённые ко мне лица моих солдат и офицеров. Вот он, настал час, ради которого нас собрали всех вместе, учили и сейчас надеялись, что мы выполним то, ради чего предназначены. Всё это пронеслось у меня в голове и поставило всё на место. Ещё раз оглядел позицию батареи и подал команду:

- Приготовиться к бою!

- Жди моей команды, - бросил на ходу Коровину, а сам бежал уже на перекрёсток. У автобусной остановке суетились два наблюдателя со второго взвода и терпеливо ждали меня. Ещё не дождавшись, когда подбегу, начали тыкать и показывать руками на окраину Гикаловского. Я, не останавливаясь, начал смотреть туда, куда они показывали: - Так, окраина Гикаловского пуста, там ничего не видно. Выход дороги из села – тоже пусто. Где же танки? Ещё раз внимательней осмотреть окраину. Здесь нет танков, ещё левее – тоже нет. Ещё левее – ага…, вот они.

Несколько дальше левой окраины Гикаловского, со стороны Новых Промыслов в сторону стыка нашего полка и соседей двигались два танка и два БМП. До них, по моей прикидке, было два с половиной километра. КАМАЗов видно не было. В двухстах метрах, слева от меня, из расположения взводного опорного пункта 8-ой роты застучали пулемёты, трассы очередей потянулись к танкам и БМП. Я повернулся к расположению батареи и призывно замахал рукой. В ответ послышался натужный рёв моторов, и к перекрёстку устремились 606 и 608 противотанковые установки, с ходу заняли позиции и изнутри машины начали подыматься пусковые установки. Вот они выдвинулись, захлопнулись люки боевого отделения, пусковые установки рысканули по курсу и замерли. Откинулись люки командиров машин и показались головы сержантов Некрасова и Ермакова. Я ещё раз бросил взгляд на танки. Они продолжали двигаться друг за другом, но огня не открывали. Пулемётные трассы пехоты не долетали до танков, бессильно падая на излёте на землю. Пару раз выстрелили пушки БМП, разрезая со свистом воздух снаряды, также не долетев до танков упали на землю. Я всё ещё надеялся, что со стороны танков и БМП в воздух взлетят зелёные ракеты, обозначающие что это идут наши. Но ракет всё не было и не было. Ещё несколько секунд можно было повременить с открытием огня. Меня мучил вопрос: - Где два КАМАЗа с боевиками? Может быть манёвр с танками отвлекающий? И сейчас из Гикаловского, когда мы втянемся в бой с танками, ломанутся КАМАЗы. Ведь им здесь одна минута ходу по асфальту и они на месте; сразу же с ходу попытаются взять перекрёсток.

Целый рой таких мыслей и вариантов дальнейших событий носился у меня в голове, а тут я с досадой ещё обратил внимание, что в азарте выскочил на перекрёсток без автомата и каски. На ремне болтался лишь пистолет.

Всё тянуть больше нельзя. Ещё метров триста и танки с БМП скроются за зелёнкой и будут недоступны для нашего огня, а там им прямой выход в тыл огневых позиций дивизионов, командного и тылового пункта полка. С одного из БМП сорвалась трасса пулемёта и потянулась в нашу сторону. ПОРА! Я поднял руку:

- «Шестой и Восьмой»! – Командиры машин повернули в мою сторону головы.

- По головному танку – Огонь! – Головы командиров скрылись в глубине машин. Загудели электромоторы пусковых установок, подправляя наводку. Танки в это время продолжали двигаться в прежнем направлении, зловеще поворачивая башни в разные стороны, но не стреляли. Послышалась стрельба в расположении соседнего полка. Они, наверно, тоже открыли огонь по колонне.

Справа послышался характерный звук пуска ракеты – это первым выстрелил Ермаков. Ракета как по струнке потянулась в сторону головного танка. Теперь слева послышался звук схода ракеты с направляющих, и вторая ракета устремилась туда же. За пару секунд до попадания первой ракеты, танк остановился и сразу же сдал на несколько метров назад и ракета разорвалась в том месте, где должен быть в этот момент танк. Наводчик второй машины подправил траекторию полёта ракеты с учётом манёвра танка. Но и танк не стоял на месте, он опять двинулся вперёд и вторая ракета разорвалась уже сзади танка.

Танки начали поворачивать башни в нашу сторону, стволами пушек выискивая цель; откуда по ним ведётся огонь. Опять Ермаков опередил 608-ю, ракета сорвалась и устремилась вперёд. В бинокль я напряжённо следил за полётом ракеты, которая становилась всё ближе и ближе к танку. Ещё чуть-чуть и я понял – Попали! Ракета вонзилась в пространство между катками, где в этом месте в танке располагался боезапас, мгновенно сдетонировавший. В том месте, где только что был головной танк, вспух багрово-огненный шар, который в какую-то секунду разросся до огромных размеров. Из шара, состоявшего из дым а и огня, вверх вылетела башня танка и, очерчивая в воздухе стволом большие круги, по плавной траектории упала в двухстах метрах от места взрыва, а на месте танка осталась большая дымящиеся воронка.

- Ура! Есть один! – Я подскочил к машине Ермакова и с восторгом хлопнул по его улыбающейся голове, которая появилась в люке. Он что-то прокричал, но я отвечать не стал. Я опять бежал на своё место между машинами и на ходу подавал следующую команду.

- «Шестой и Восьмой» по второму танку – Огонь!

Обе ракеты сорвались с направляющих с разницей в одну секунду и обе попали в танк. Бронированную машину как будто вышибло с траектории движения и она начала рыскать по курсу, а потом закрутилась на месте. Третья ракета прекратила её беспорядочные движения. Она остановилась и густо задымила.

Всё своё внимание я теперь сосредоточил на БМП, которая беспорядочно металась вдоль останков колонны и с её башни в нашу сторону срывались злые пулемётные очереди. Пока подавал команду на перенос огня на БМП, из-за арыка вынеслась противотанковая ракета. Это наконец-то запустили ракету восьмая рота. К нам несколько раз приходил оттуда солдат, и он получил несколько занятий от моих солдат по ведению огня ПТУРами. Но, конечно, за несколько занятий, да притом поверхностных, нельзя стать противотанкистом, не получив достаточных навыков по управлению ракетой. Вот и теперь ракета шла по траектории неуверенно, «рыскала» из стороны в сторону, потом сорвалась с траектории и круто ушла вверх, где и взорвалась.

Через минуту и мои открыли огонь по БМП, но так как она быстро перемещалась и маневрировала, то попали мы в неё только с четвёртой ракеты. Попали в корму, но баки с горючим не взорвались. Густо задымив, БМП закрутилось на месте, потом остановилась и через десять секунд задом стала пятится в сторону позиций боевиков. Огонь всё больше и больше разгорался на её корме и, проехав задом метров пятьдесят, БМП скрылось за кустами, а ещё через пятнадцать секунд оттуда вырвалось пламя взрыва и в небо полетели горящие обломки.

Всё! Бой был закончен. Один танк испарился во взрыве боезапаса. Второй продолжал густо дымить. Из кустов, где взорвалось БМП, вырывались полотнища пламени, и время от времени от взрывов остатков боезапаса пламя густо вскидывалось дымом и густыми огненными искрами, а потом опадало. Куда делась второе БМП в горячке боя я не заметил. Ещё раз в бинокль просмотрел местность, ни КАМАЗов, ни второго БМП не было видно и опять перевёл свой взгляд на дымившийся танк. В бинокль отчётливо было видно, как два, непонятно откуда взявшихся, человека пытались достать кого-то третьего из башни. Из расположения восьмой роты послышался звук выстрела, и через поле в направлении танка устремилась ещё одна ракета. Было видно, что наводчик учёл предыдущую ошибку и ракета держалась на траектории более уверенно. Но, подлетая к танку, наводчик не сумел удержать её на курсе и ракета разорвалась, не долетев метров сто. Люди на броне ещё больше засуетились и в рывке сумели выдернуть кого-то из башни, спрыгнули и уволокли, до странности короткое тело, в ближайшие кусты. Запоздало стрекотнул пулемёт, но и он тут же прекратил стрельбу. Всё….! Бой был закончен. То, что не понятно куда делись КАМАЗы, БМП, меня уже мало волновало. Если они и предпринят повторную атаку, то мы и её отобьём. Главное было то, что мы – противотанкисты, прошли крещение боем, и прошли его с честью. И без потерь. Пьянящее чувство восторга и победы охватило меня.

- УРА…! – заорал я и обнял подбежавшего ко мне сержанта Ермакова.

- УРА…! – такие же радостные крики донеслись до нас и с позиций батареи. Я повернулся в их сторону. Над окопами взлетали каски, шапки и бойцы, радостно крича, махали нам руками. Радостные крики донеслись и с позиций 8-ой роты.

Я дал команду Ермакову и Некрасову отвести свои установки к командному пункту и перезарядится. Взмахом руки подозвал к себе командира второго взвода.

- Коровин! 607 сюда на позицию и поставь ещё свой БРДМ. Задача держать под наблюдением дорогу с Гикаловского. Пока неизвестно где два КАМАЗа с боевиками и БМП.

Только будьте внимательней, не подбейте БМП начальника штаба, если оно появится.

Отдав распоряжения, я тоже отправился в расположение своего КП. Там царило радостное возбуждение. Все тискали и обнимали Ермакова с Некрасовым. Когда появился я, все обступили и тоже начали меня поздравлять. Подошли с поздравлениями командиры взводов. Да это было непередаваемое ощущение радости и силы, казалось, что в этот момент мы можем выстоять в бою против всех боевиков Чечни.

Кирьянов подтащил к стулу, на который я сел, радиостанцию и подал мне тангенту.

- «Альфа 01! Я, Лесник 53! Приём».

- «Лесник 53! Я, Альфа 01! На приёме».

- «Альфа 01! В квадрате «Квебек 8,9» в 15:45 обнаружил колонну боевиков из двух танков и два БМП. Принял решение открыть огонь на уничтожение. В 15:53 бой закончил. Уничтожил два танка и одно БМП боевиков. Остальные отступили. Местонахождение двух КАМАЗов неизвестно. У нас потерь нет. Я, Лесник 53. Приём». – Все солдаты и офицеры придвинулись к радиостанции, ловя каждый звук из наушников.

- «Лесник 53! Я, Альфа 01»! Молодцы! Лесник 53. Готовь наградные на всех участников боя. Пусть крутят дырочки под ордена. Ещё раз - Молодцы!

Я положил наушники радиостанции на стул. Обвёл радостные лица солдат.

- Алексей Иванович, давай сюда коньяк. Ермаков, Некрасов, где ваши водители? Ну-ка быстрее сюда с кружками, обмоем ваши ордена.

Через полминуты Кирьянов вытащил из землянки канистру с коньяком и тут же разлил по кружкам.

- Алексей Иванович! Много не наливай, грамм по сто не более. – Все разобрали кружки и выжидающе смотрели на меня.

- Товарищи офицеры, слушайте приказ. Старший лейтенант Кирьянов, самое позднее послезавтра, на Некрасова, Ермакова и водителей их машин оформить наградные на ордена Мужества. Командирам взводов, к этому сроку оформить наградные на солдат и сержантов с ваших взводов из следующего расчёта. Медаль «За отвагу» – один человек. Медаль Суворова – два человека. Кандидатуры представляемых к награждению на ваше усмотрение. Ну что ж, а теперь выпьем за победу и за будущие награды. – Все оживились, стали чокаться кружками и выпили.

- А теперь, товарищи офицеры - все по местам. Ещё пока неизвестно, где находятся два КАМАЗа с боевиками и БМП. Расслабляться нельзя.

Все начали расходится по позициям. Я опять вышел к перекрёстку. Здесь уже находились солдаты с пулемётом, на позициях стояли противотанковая установка и БРДМ командира второго взвода: - Надо бы усилить их ещё и своим БРДМом. – Подумал я. Поднял к глазам бинокль и посмотрел на продолжающийся дымиться танк и БМП. Продолжало по-прежнему ярко светить солнце и оно слепило глаза. Повернул бинокль в сторону Гикаловского и ещё раз прошёлся по окраине села. Меня беспокоило неясное местоположение КАМАЗов и судьба начальника штаба полка. И в душу ко мне стало заползать какое-то смутное беспокойство и ощущение беды.

Боковым зрением успел ухватить неясное движение на окраине деревни, на выходе из Гикаловского. Резко повернул туда бинокль и сердце ёкнуло. На дорогу выскочило БМП и на большой скорости устремилось по асфальту в нашу сторону.

- Без моей команды не стрелять! – Требовательно крикнул я. Солдаты разбежались по своим позициям. Из-за угла автобусной остановки выскочил солдат восьмой роты с гранатомётом, присел на колено и прильнул к прицелу. БМП выскочило из села одна и это успокаивало, а через несколько секунд стало ясно, что это машина начальника штаба. Напряжение отпустило:

- Отставить. Это БМП подполковника Колесова. – Все сразу оживились, а гранатомётчик с сожалением опустил гранатомёт.

- Не сожалей солдат, ещё будет время. Повоюешь.

БМП, обдав нас клубами пыли и заскрежетав гусеницами на асфальте, при резком торможении, остановилось рядом со мной. За рычагами по-прежнему сидел Колесов. По броне от башни прошли к нему Гена Каракумов и Воронин, присели рядом с ним. Сдерживая, торжествующую улыбку я подошёл к начальнику штаба.

- Копытов! Блин! Здорово. Мы наблюдали со стороны за боем. Это была классика. Ну, что ж готовь дырку под орден. Сейчас поеду и доложу командиру полка, как вы тут бились.

- Товарищ подполковник! А что там за стрельба была, когда вы в деревню заехали и где там ещё духи?

- Да это, Боря ерунда, - Колесов и Каракумов переглянулись и засмеялись, - Не видели там духов. Ладно, давай оставайся, мы поехали. И всё-таки вы молодцы.

БМП взревело и помчалось на командный пункт полка, а я ещё в течение тридцати минут слонялся по расположению батареи, а потом сел на табуретку около землянки и стал наблюдать за солдатами.

Из-за поворота дороги показался БТР, медленно подъехал к нашему расположению и остановился в десяти метрах от меня. Судя по эмблеме, он был из соседнего полка и с него легко спрыгнул незнакомый, невысокого роста подполковник, а я поднялся, подошёл к нему и представился.

- Ты стрелял по танкам сейчас? – Спросил он.

- Да, я. А кто вы сами такой, товарищ подполковник?

- Я начальник штаба полка - ваш сосед слева. Покажи, откуда стрелял.

Мы молча прошли на перекрёсток, где я показал: откуда и куда мы стреляли. На месте подбитых танков и БМП уже находились несколько машин и суетились люди.

- Это, что уже ваши там трофеи собирают? - Повернул голову к подполковнику.

Начальник штаба сумрачно смотрел на меня. Выражение лица, напряжённые позы его

охранников и нездоровое любопытство, с которым они смотрели на меня, не понравились мне.

- Майор! Не трофеи мы собираем. Ты подбил наши танки и БМП и теперь мы там разбираемся кто погиб, а кто живой. – Устало проговорил офицер.

Я непонимающе смотрел на него, медленно и туго осмысливая полученную информацию. Ерунда какая-то: - Какие ваши танки? Мне мой командир передал по радиостанции, что ваши ответили, когда вас запрашивали – ваших танков там нет. Что это техника боевиков.

- И всё-таки, майор, это наши танки. Чёрт с ним, с этим железом, но там куча трупов.

От его слов и бесцветного голоса мгновенно взмок. Снял с головы шапку и отдал её подошедшему Кирьянову. Волосы были такими мокрыми, как будто я их только что полил водой. Сердце гулко забило. Вот откуда было предчувствие беды. В это время из-за дороги к нам подошёл командир восьмой роты и, услышав последние слова подполковника, с ходу задал на повышенном тоне вопрос: - А почему тогда ваши командиры в колонне не запустили зелёные ракеты, обозначая что свои? И чего они там делали? У вас передний край вон там, а танки шли со стороны духов и были на нейтральной полосе. Как вы это объясните?

Начальник штаба внезапно вспылил и запальчиво выкрикнул:

- Это я вам хочу задать вопрос. Танки шли левее. В нашем расположении. Так какого хрена вы со своей территории стреляли к нам? А вы что не знали, что ещё вчера утром мы заняли позиции на Новых Промыслах, которые вы считаете духовскими?

- Ты, подполковник, не ори здесь. Если ты начальник штаба полка, то ты должен быть несколько более грамотным, а не задавать здесь глупые вопросы. - Я тоже начал горячиться. - Согласно всем наставлениям и уставам, если я нахожусь на стыке двух частей или подразделений, в данном случаи как сейчас, то сектор огня моих противотанковых установок заходит за стык твоего полка и частично перекрывает сектор огня твоего крайнего к нам подразделения. А то, что вы заняли позиции там вчера, об этом вы должны были оповестить меня, как соседа по передку. Отработать вопросы взаимодействия. А я впервые слышу об этом.

Подполковник злобно заматерился и нервно заходил из стороны в сторону около меня, потом остановился передо мной:

- Да, вы пьяны, товарищ майор. Вы по пьянке расстреляли нашу колонну, с нашими солдатами и сейчас с вами бесполезно разговаривать. – Безапелляционно заявил офицер.

Такое заявление взбесило меня, и я, отказавшись от субординации, придвинул своё лицо к офицеру так резко, что он машинально откинул голову назад.

- Ты, подполковник, если нет других аргументов говори, да не забывайся. От тебя тоже не кипячённым молоком пахнет. Кто сколько выпил не тебе разбираться. Если хочешь разобраться, что тут произошло, то не хлопай губами, а то быстро вылетишь отсюда.

Начальник штаба злобно сплюнул и молча отошёл к своему БТРу, стал что-то докладывать по радиостанции. Я же лихорадочно стал обдумывать всё происшедшее. Хоть и не чувствовал себя виноватым, но то что я как минимум в ходе боя убил шесть человек – СВОИХ, это здорово давило на психику. Нервы были натянуты до предела и где-то внутри у меня начали «дымится предохранители». Мысли метались из одной стороны в другую, и сменяли друг друга с калейдоскопической скоростью, что естественно не могло привести меня к правильному решению. Как сквозь вату были слышны голоса Кирьянова и Соболева, которые хотели успокоить меня, но я их не слышал. Слышал только свои мысли.

- Чёрт, ничего себе отомстили за свои танки…. Ничего себе крещение…. Шесть трупов. Ведь за них надо кому-то отвечать. Все сделают шаг в сторону и сделают только меня виновным. Танки и БМП ерунда… Их спишут. А за людей жестоко спросят – а это тюрьма. А в тюрьму я идти не хочу. Так…, если всё дело обернётся дрянью для меня, то ночью наберу патронов и гранат, перейду передний край и проберусь в Чечен-Аул, там найду духов, ввяжусь с ними в бой – свой последний бой. Уйду из жизни как нормальный офицер. Ну, это на крайний случай, а пока надо держаться, доказывать свою правоту, драться за свою жизнь и честь. – Я принял решение и немного успокоился.

Через некоторое время ко мне снова подошёл мрачнее тучи начальник штаба, молча остановился около меня и закурил. Я вопросительно уставился на него. Он молча докурил сигарету и процедил сквозь зубы, не глядя на меня:

- Так…, пришла первая информация. В первом танке, где сдетонировала боеукладка погиб командир танкового батальона и два солдата. Все трое испарились от взрыва. Во втором танке командир роты – капитан. Ему кумулятивной струёй оторвало обе ноги, и он умер от болевого шока, когда его вытащили из танка.

Перед моим мысленным взглядом мгновенно всплыла картинка: два солдата выдёргивают какое-то короткое тело. Оказывается, это был командир роты.

- Майор, ты слышишь меня? – Донёсся до меня голос подполковника. Я опять начал слушать его, - Механик-водитель и наводчик танка в тяжёлом состоянии. Вот так, Майор!

- Так, четыре-два. Четыре убитых и два раненых. – Мгновенно пронеслось у меня в голове.

- А на БМП, есть пострадавшие или нет? – Охрипшим голосом спросил я.

- Через десять минут сообщат. – Буркнул начальник штаба и снова отошёл к БТР.

- Боря, ты не волнуйся, я молчать не буду, - донёсся до меня голос Соболева, - я им расскажу, как меня их БМП обстреляла…. Я им скажу что танки подбил я.

Я удивлённо и несколько отстранённо взглянул на командира роты: - Толя, ты что буровишь? Это мои ракеты подбили танки и БМП. Спасибо, конечно, за поддержку, но не надо брать на себя это. Я сам разберусь. - Всё это я проговорил, наблюдая за подполковником, который приближался к нам.

- Хреновые дела, майор. На подбитом БМП восемь убитых, остальные тяжело ранены. – В его голосе мелькнула тень сочувствия.

К этому я совсем не был готов. Двенадцать человек убито. Офицеры погибли, но они хоть пожили, остались дети. Но десять солдат, эти десять парней, которые ещё ничего не видели в этой жизни. А их родители, которые уже лишились своих детей, но узнают об этом только через несколько дней. А пока они смеются, ходят на работу и надеяться, что их дети живыми вернутся домой. Я опять взмок от пота. Мысли лихорадочно метались в голове: - Что делать? Что делать?

Из-за поворота дороги вывернул БТР нашего полка, на котором сидели несколько офицеров. Ко мне опять подошёл начальник штаба соседей, посмотрел в бинокль на место гибели танков, помолчал, а потом, не глядя на меня, тихо начал рассказывать:

- Жалко всех: солдат, и офицеров. Но больше всего мне жалко командира батальона, он был одним из уважаемым офицеров в полку. Но самое обидное, всю свою семейную жизнь он скитался по чужим квартирам и углам, снимал комнаты. За три дня до ухода полка в Чечню он наконец-то получил трёхкомнатную квартиру и до своего отъезда успел только перевезти туда вещи. Даже не успел переночевать там. Вся его семья была счастлива, особенно он. Часто мечтал, как вернётся с войны и будет жить в новой квартире. Что он сделает в первую очередь, а что во вторую. А теперь всё это будет делать одна его жена….

Это была последняя капля, от которой в голове стали «сгорать последние предохранители». Решение было принято мгновенно, и в какой-то степени мне даже полегчало. Я оглянулся. С подошедшего бронетранспортёра спрыгнули особист полка Сергей Будкин, старший помощник начальника артиллерии полка Игорь Чуватин, ещё несколько офицеров и, развернувшись полукругом, они двинулись к нам.

- За мной! – Мелькнула и исчезла мысль, - Всё тянуть больше нельзя.

Я стал пятится назад и оглянулся. Сзади никого не было, и путь к арыку был свободен. Теперь все смотрели на меня, а я, глядя в глаза начальника штаба полка, медленно, но твёрдо сказал ему: - Всё, подполковник…. Я офицер и знаю, что мне делать. Не подходить ко мне! – Крикнул и выхватил пистолет из кобуры.

- Алексей Иванович, не лезь ко мне. – Увидев, что Кирьянов дёрнулся в мою сторону, я

направил пистолет на своего замполита. – Всем стоять. Не мешайте мне. Я знаю, что делать, - повторил как заклинанье слова и стал тихонько пятиться к автобусной остановке, водя пистолетом из стороны в сторону. Все замерли на месте.

- Пора! – В голове царила абсолютная пустота. Резко поднял руку с пистолетом, ткнул стволом в сердце и нажал на курок. Послышался сухой щелчок:

- Осечка…! – Ожгла мысль. Второй раз нажал на курок. Опять щелчок. Я в недоумении уставился на пистолет: - В чём дело?

Резко передёрнул затвор, но затворная рама остановилась на половине пути. И тут ясно вспомнил: я же после того как Витька Явлинский закончил стрелять, даже не снарядил патроны в обоймы. Банально забыл в суматохе…

- Чёрт…, чёрт…, - со злостью отбросил теперь уже бесполезный пистолет в сторону и отскочил назад. Офицеры все разом кинулись ко мне.

- Назад! – Закричал я и ловко выхватил из чехла гранату. Крутанул её в руке. Левой рукой, проткнув палец, разогнул усики и вдел палец в кольцо: - Не подходи! Взорву!

Все остановились, но всё-таки медленно стали окружать меня. Игорь Чуватин стал медленно заходить ко мне за спину. Машинально бросил взгляд на гранату, на гранях которой белой краской было красиво выведено – «МОЯ».

Ну, надо же, даже в такой момент я выдернул из чехла с несколькими гранатами именно эту гранату. Давно для себя решил, что ни при каких условиях в плен к духам не попаду. Для этого и пометил эту гранату. Однако, это Судьба. Начал быстро отходить к автобусной остановке, чтобы там и взорваться, никого не ранив. Затем развернулся и побежал. Я бежал к арыку и слышал сзади настигающий топот. Вырвал кольцо из гранаты, отпустил спусковую чеку. Щёлкнул взрыватель. Всё счёт пошёл – осталось четыре секунды.

- РАЗ! – Рванулся вперёд. Расстояние между мной и преследователями сразу увеличилось.

- ДВА! – Ещё несколько прыжков и я буду в арыке, граната взорвётся и осколки никого не заденут.

- ТРИ! Всё, это конец! – По ногам сзади что-то сильно ударило, но боли не почувствовал.

- Неужели по ногам открыли огонь? – Пронеслась последняя удивлённо мысль. Но от удара по ногам начал падать, стараясь гранату сунуть под себя. Новый, сильный удар уже в спину и граната, вылетев из рук, упала на землю и покатилась вперёд.

- ЧЕТЫРЕ! – Упал на землю, вытягиваясь вперёд, но накрыть телом гранату уже не успел. Сильный, но мягкий, обволакивающий удар в голову, и я кувыркаясь полетел всё дальше и дальше в спасительную темноту. На месте гранаты вспух огненный шар: в меня и во все стороны с визгом полетели осколки. Но этого уже не видел.

* * *

Очнулся я внезапно. Кругом царила тишина и темнота. В теле странная лёгкость, мысли текли спокойно и вяло. Трудно было определить, где я и что со мной. А главное не было никаких воспоминаний: кто я такой и откуда. Моё сознание парило в каком то мягком эфире. Но это меня не беспокоило, а даже забавляло.

- Может я на том свете? – Мелькнула первая здравая мысль. – Но почему?

Какой-то далёкий, но странно знакомый звук постоянно вторгался в мой мозг и тревожил странное спокойное состояние, но природу этого звука определить ни как не мог, а тут ещё знакомо скрипнула дверь, это я определил мгновенно. И звук сразу вспомнил - это звук электрического движка. Также знакомый голос спросил меня:

- Боря, ну ты что, очухался, что ли? Давай вставай, скоро к командиру полка идти.

В ослепительной вспышке вспомнилось всё. 23 февраля, танки и БМП, убитые офицеры и солдаты, граната….

- Ёлки-палки…. Какой тот свет? Мне ещё на этом оправдываться придётся. – Я открыл глаза. Около кровати стоял Чуватин. Это на его кровати я лежал, в салоне начальника артиллерии.

- Ну, как ты, нормально чувствуешь? Тебя ведь слегка контузило от взрыва гранаты и ты был

без сознания. Вот мы и решили тебя сюда положить, а не в медицинский пункт.

Я сел на кровати и от резкого движения слегка закружилась голова. На табуретке, рядом с кроватью лежал мой автомат и шапка. Всё остальное было на мне.

- Что, раздеть не могли меня? – С обидой в голосе спросил Чуватина, взял автомат и, надев шапку на голову, вышел на улицу. Действительно, рядом с салоном работал электрический движок - «дырчик». Это его звук сверлил мне мозги. Неспешно дошёл до штаба и начал прохаживаться там, с тоской вспоминая произошедшие вчерашние события. Я так задумался, что не заметил подошедшего командира полка, и лишь повернувшись, увидел его. Командир внимательно посмотрел на меня.

- Давай Боря, рассказывай, только подробней.

Сначала заволновался и заторопился, но постепенно успокоился. Рассказывал как на духу, с мелочами и мельчайшими подробностями. Закончив, замолчал. Петров тоже молчал, потом спросил.

- Боря, ты действительно пьяный был?

- Товарищ полковник, кто вам сказал об этом? Колесов, Каракумов, да и прапорщик Воронин могут подтвердить, что был трезвым, - я опять загорячился. – Товарищ полковник, но вы же сами видели. Из кочегарки я ушёл трезвый. Я же там выпил в общей сложности грамм сто пятьдесят…, ну, двести…, да у морпеха успели выпить грамм сто. Всё это за три часа – это ведь для нормального мужика ерунда. Да после боя, как вы сказали всех участников к орденам представить, я с бойцами грамм пятьдесят всего выпил. Товарищ полковник, кто вам такую херню про меня рассказал?

- Да верю я тебе. Это начальник штаба соседей утверждает. Всё эту мысль навязывал, когда вечером ко мне приехал. В общем так, иди завтракай и поедем к командующему группировки. Вызывает он нас. – Командир похлопал ободряюще меня по плечу и пошёл в штаб. В кочегарке, на завтраке я оказался первым. Постепенно сюда подтянулись и другие офицеры и каждый из них старался ободрить и поддержать меня. Но это мало меня успокаивало. Это мне ведь держать ответ за погибших, а не им.

После завтрака как «штык» стоял у БТРа командира. Через пять минут туда же подошли командир полка, полковник Кальнев и незнакомый подполковник-артиллерист. Вместе с командиром были его два телохранителя. Такой командой мы сели и поехали в Ханкалу. Проехали расположение батареи. Я с тоской смотрел на своих солдат, а те, увидев меня, прекратили работу и провожали нашу машину взглядами.

На перекрёстке командир приказал остановить БТР: - Пошли, Копытов, покажешь, откуда ты стрелял…. Откуда они шли.

Мы слезли с бронетранспортёра и вышли на позиции моих противотанковых установок. Я начал рассказывать, как было, откуда стреляли противотанковые установки, куда стреляли, откуда шла колонна. Когда закончил, обратился к полковнику Петрову:

- Ну вот, товарищ полковник, если был бы пьяный в дымину, как тут вам пытались доказать, то я так подробно не смог бы всё это рассказать и показать. Просто не смог бы вспомнить всё. Ну, а то что застрелиться хотел и взорваться, а потом как говорят истерика со мной была, так мне не стыдно. Это вполне нормальная реакция психики на такое чудовищное событие.

Неожиданно к нам подъехали ещё два БТРа, под завязку забитые солдатами, и с одного из них грузно слез командир соседнего полка полковник Грошев и подошёл к нам. Рядом с ним встал, чуть сзади, его телохранитель. Грошев сквозь зубы поздоровался с присутствующими и вперил в меня свой ненавидящий взгляд: - Этот…, что ли, герой? – Обратился с вопросом он к командиру. Не получив ответа, но поняв, что не ошибся, он снова стал сверлить меня взглядом и, медленно цедя слова сквозь зубы, заговорил.

– Сволочь. Ты хоть знаешь, кого ты убил? Ты не просто командира танкового батальона убил. Ты душу полка убил. Ты убил любимца не только офицерского коллектива, но его и солдаты любили. А командир роты; да у него чтобы ты знал, через месяц ребёнок должен родится. А солдаты! Что мне писать их родителям? Что пьяный офицер расстрелял нашу колонну…..

Я стоял у стены автобусной остановки и смотрел прямо в рыжие от ярости глаза полковника. Говорить было нечего, оправдываться тоже не было смысла. Я стоял спокойно и готов был принять любое решение, которое примет командование. Хотя, до сих пор не чувствовал за собой никакой вины, но понимал, что за смерть офицеров и солдат кто-то должен понести ответственность и наверное это я.

А полковник, принимая общее молчание за поддержку, всё более распалялся: - Ты майор не жилец. Ты понял? Сейчас мой танковый батальон приедет сюда и в блин раскатает твою еба….тую батарею. Да, что я тут говорю? Жду свой батальон. Я сам сейчас тебя расстреляю. – Грошев в запале повернулся к здоровенному телохранителю, - Давай! Кончай его!

Телохранитель озадаченно посмотрел на своего командира и тот нетерпеливо и утвердительно мотнул ему головой. Солдат медленно снял с плеча автомат и перевёл предохранитель на одиночный огонь. Потом снова вопрошающе посмотрел на полковника и других офицеров, но увидев их непроницаемые лица, поднял автомат и прицелился мне в голову.

Теперь все - многочисленная охрана полковника, его телохранитель, командир полка и другие офицеры, затаив дыхание, с любопытством смотрели, ожидая от меня какой либо реакции на слова Грошева тем самым проверяя глубину и степень стойкости моего характера в этой непростой ситуации. Солдаты, наверняка, думали что я упаду на колени и, унизительно размазывая сопли и слюни по лицу, раззявив рот в крике буду упрашивать Грошева не убивать. Офицеры, в том числе Петров, полковник Кальнев и незнакомый подполковник-артиллерист смотрели оценивающе, как бы проверяя – Сумею ли я не уронить чести офицера? Не зря ли носил офицерские погоны? И достоин ли защиты и поддержки?

ВСЁ. Я стоял такой спокойный, что моё спокойствие, наверно, равнялась спокойствию кирпичной стенки за моей спиной и, замерев, внутренне сжавшись, ожидал выстрела. Охрана полковника даже приподнялась в нездоровом любопытстве в ожидании развязки.

Даже у Грошева, который стоял напротив меня, на лице появилась заинтересованность и любопытство.

- Сейчас меня убьют, - закрутился в голове вихрь мыслей, - убьют свои. Наверное, в этом есть своя логика после того, что случилось. Сейчас всё кончится и не станет ни меня, ни всех этих проблем. Скорей бы…. Давай…, Стреляй солдат!

Всё это мгновенно пронеслось в голове и исчезло. Внешне это никак не отразилось на моём лице, я продолжал стоять у стены автобусной остановки и спокойно смотрел в глаза солдату. А там я тоже видел любопытство и заинтересованность. Ход мыслей, которые проскакивали в его глазах, читался как в открытой книге. Солдат опустил автомат, но не оторвал своих глаз от меня: - Что, майор, стоишь? А ведь, наверное, бил таким как я морду, гонял нас до седьмого пота и перцем ходил по подразделению. Шастал по ресторанам, красуясь своими погонами и трахал баб, а сейчас умрёшь от выстрела солдата. Наверно, упадёшь на колени, начнёшь хватать всех за ноги и умолять, чтобы тебя оставили в живых…. Может быть вымолишь и оставят - Только зачем тебе после этого жить и служить?

Послышался сухой щелчок, это солдат пальцем предохранитель перевёл на автоматический огонь и снова поднял автомат. Ствол автомата опять уставился мне в голову, а потом опустился вниз и остановился на сердце.

Я ещё больше внутренне сжался, ожидая выстрела, но взгляда от солдата не отрывал. Тот опустил ствол автомата ниже и нацелился в живот: - Ну…, майор, давай проси прощение, ещё ведь не поздно…. Падай на колени - ПРОСИииии…..

- Хрен, тебе солдат. Стреляй! На колени не встану. – Этот обмен мыслями между мной и солдатом промчался как искра, как вихрь в степи и солдат с некоторой долей растерянности ещё раз взглянул на Грошева и тот снова утвердительно мотнул головой. Телохранитель решился и вскинул автомат. В это момент артиллерийский подполковник сделал быстрый шаг вперёд, коротко взмахнул рукой и сильно ударил солдата в челюсть с боку. От удара боец выронил из рук автомат и отлетел на пару метров в сторону, покатившись по земле, а командир полка и полковник Кальнев как по сигналу подскочили сзади к Грошеву и, мигом заломив ему руки за спину, потащили его в сторону. Подполковник же, резво подхватив выпавший автомат телохранителя, крутанулся на месте и дал длинную очередь над головами охранников Грошева, которые вскочили на БТРе: - Сидеть, сволочи. Это наши, офицерские разборки. Иначе кончу вас, - солдаты послушно сели, - руки вперёд, чтобы я их видел, - проревел подполковник и дал ещё одну очередь над головами.

Петров и Кальнев оттащили Грошева на десять метров в сторону и отпустили ему руки. Грошев вроде бы возмущённо дёрнулся на офицеров, но полковник Петров характерным жестом, «Ша…, мол» заткнул его и сам попёр: - Ты что, полковник. Только попробуй наехать на

324 полк, да мы вас тут и раздавим, Понял. Герои на хер нашлись. Ты же сам лично мне по радиосвязи сказал, что твои танки на месте, а сейчас хочешь всё свалить на майора. Не выйдет… Понял? Ты лучше подумай, что там твои танкисты делали. Ты, думаешь мы не знаем? Ошибаешься.

Подполковник с автоматом всё это время переводил автомат с одного БТРа на другой, держа под прицелом охрану Грошева. Обстановка всё больше и больше накалялась. Со стороны батареи, наверно, на выстрелы, прибежали Кирьянов и Карпук. Сразу же с ориентировались, и тоже взяли на прицел солдат Грошева.

Один только я стоял в этой суматохе абсолютно спокойный, но в глубине души понимая - так бесконечно долго не может продолжаться. Рано или поздно кто-то из солдат доберётся до оружия и чёрт его знает, что здесь произойдёт дальше. Грошев уже пришёл в себя, начиная огрызаться и бурно реагировать на всё происходящее и не знаю, чем бы всё это закончилось, но в самый пиковый момент, со стороны Гикаловского, к нам подъехали два БТРа командующего группировки Пуликовского. Ситуация тем самым разрядилась. Командующий спокойным взглядом окинул всех нас и пальцем поманил к себе Грошева, Петрова и Кальнева. Офицеры подошли и в течение пяти минут по очереди что-то докладывали командующему. Затем отошли к нам. Грошев с ненавистью посмотрел на меня и процедил сквозь зубы: - Тебе, майор, сегодня крупно повезло, но ты ещё пожалеешь о вчерашнем дне. Подполковник, отдайте солдату автомат, - командир полка злобно зыркнул на свою охрану и полез на БТР.

- Командиру вашему тут крутят руки, а вы сидите как беременные тараканы, - донеслась до меня его ругань.

Подполковник отсоединил магазин от автомата, передёрнул затвор, выбрасывая патрон из ствола, и с силой швырнул автомат прямо в лицо, подходившему к нему телохранителю. Солдат не успел выставить вперёд руки и автомат ударил его в лицо. Он охнул и из рассечённого лба обильно потекла кровь, но автомат успел подхватить и тоже быстренько заскочил на бронетранспортёр. Машина взревела проехала несколько метров вперёд и встала за бронетранспортёрами командующего.

- Ну, майор, у тебя и выдержка. Тебя расстреливают, а ты даже бровью не повёл. Молодец! – Похвалил меня подполковник, - правда, я не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы Пуликовский не подъехал.

- Копытов, мы сейчас с командующим едем на место гибели танкистов. Иди сейчас на батарею и смотри, не открой огонь, пока мы там будем. – Всё это мне сказал командир полка, направляясь к своему БТРу.

Колонна бронетранспортёров умчалась в сторону Гикаловского, а я со своими офицерами остался на перекрёстке.

- Борис Геннадьевич, батарея бунтует. Ещё немного и мы бы пошли в штаб полка разбираться, где наш командир батареи. И мы бы с Игорем это возглавили. – Я с благодарностью посмотрел на Кирьянова.

- Алексей Иванович, иди построй батарею через двадцать минут. А я немного здесь побуду, мне подумать надо.

- Товарищ майор, глупостей никаких не будет? - С подозрением спросил Кирьянов.

- Алексей Иванович, спасибо за то, что вовремя у меня выбил гранату и не дал мне взорваться. А глупостей уже не будет. Не беспокойся.

Кирьянов и Игорь Карпук ушли в расположение батареи и вскоре там послышались команды на построение. За это время обдумал всю ситуацию и принял решение и когда подошёл к строю батареи, знал, что им скажу.

Поздоровался. Строй ответил мне дружно, без заминки. Пристальным взглядом окинул шеренгу подчинённых, потом прошёл вдоль неё, глядя каждому солдату в глаза, и заговорил.

- Во-первых: спасибо всем вам за поддержку, она мне сейчас очень нужна. Во-вторых: все вы должны понять правильно, что мы вчера вели бой не со своими, а с боевиками и дрались честно. А почему вместо боевиков там оказались танкисты соседей, это пусть разбираются в ходе проведения следствия. Все кто принимал в том бою участие: моё слово твёрдое - будут представлены к орденам. Это я даю перед всеми вами своё офицерское слово. В-третьих: конечно, будет назначено расследование. Поэтому, я прошу в своих объяснительных указывать, что вы выполняли мой приказ. То есть, всё валите на меня, а я буду бороться сам. Мне так проще, да и вы не виноваты. И последнее. Сами понимаете, мне сейчас нужно о многом подумать, да и прийти в себя чисто психологически. Поэтому несколько дней батареей будет командовать старший лейтенант Кирьянов. Все текущие вопросы решайте с ним.

После построения, по моему приказу из землянки вынесли стол, на котором я разложил свою рабочую карту, схему непосредственного охранения и самообороны батареи, схему противотанкового огня взводов на рубежах развёртывания и другие боевые документы. Все документы были отработаны полностью и правильно. Ещё раз прокрутил весь бой в голове. И всё больше убеждался, что с моей стороны не было допущено ни одной ошибки. Вызвал к себе Кирьянова, командиров взводов и мы ещё раз прошлись по всем моментам прошедшего боя. Ошибок не было.

Два часа спустя меня к себе со всеми боевыми документами вызвал командир полка. На входе на территорию племсовхоза меня уже ждал начальник артиллерии полка подполковник Богатов.

- Боря, у тебя все документы готовы? Если нет, то давай сначала ко мне в салон и там быстро их отработаем.

- Всё нормально, Василий Михайлович, пойдёмте к командиру. – Богатов недоверчиво посмотрел на меня и придержал за руку: - Погоди, я хочу чтобы ты знал. Когда вчера о случившимся командир полка и полковник Кальнев докладывали в штаб группировки, то они доложили: командир противотанковой батареи в данной боевой ситуации действовал правильно и решительно. Потом Кальнев рассказал, что и в Москву такой же доклад пошёл.

В помещении штаба я разложил на столе перед командиром полка все свои рабочие документы: - Тут, товарищ полковник, все мои документы. Нет только записей дежурного телефониста. Не вёл он их.

Петров внимательно просмотрел рабочую карту и схемы: - Ну что, всё нормально, а насчёт записей радиотелефониста не переживай. У меня все записи переговоров с соседями и с тобой есть. Мой радиотелефонист их вёл.

- Товарищ полковник, ну что там…, на месте боя? – Спросил я. – И что Грошев командующему доложил?

Командир помолчал с минуту: - От танка командира батальона только часть кормы осталась и куча болтов в воронке. Башню на 250 метров откинуло. Во втором танке три дырки. БМП в кустах полностью сгорело. Грошев командующему ерунду какую-то рассказывал. Якобы выскочило наше БМП с восьмой роты на окраину Гикаловского и обстреляло позиции полка. Даже номер назвал, но у нас такого номера нет. И якобы, командир батальона организовал преследование, но не словил БМП. А когда они возвращались обратно, то попали под огонь твоей батареи. И что ты был пьян. Я командующему сказал, что у меня есть десятки свидетелей, что ты был трезвый. – Командир глубоко вздохнул, - завтра приезжает прокуратура, так что готовься. Сейчас наши особисты находятся в полку соседей. И со своей стороны копают. Так что если какая информация будет, я тебе скажу. А пока иди в свою батарею.

Я собрал документы и ушёл к себе в расположение. День прошёл в размышлениях, в приведении своих мыслей и чувств в порядок. Вечером Кирьянов сходил за меня на совещание и принёс от политработников большой ящик с гуманитарной помощью: - Вот, Борис Геннадьевич, лично вам от политработников штаба полка в знак уважения и поддержки в этой непростой ситуации.

Я был тронут этим. Все офицеры и прапорщики полка при встречах старались подбодрить меня, и хоть чем-нибудь смягчить ситуацию, в которой я оказался. Без такой поддержки мне

было бы очень худо. Хотя сразу бросилось в глаза, что заместитель командира полка подполковник Пильганский перестал со мной здороваться. Но бог ему судья. Мне была важна поддержка именно полка.

В 12 часов на следующий день мне позвонили со штаба полка и передали, что приехала прокуратура и после обеда мне надо быть в штабе полка, давать показания. С собой надо ещё привести солдат, которые принимали участие в бою. Тоже для дачи показаний. В половине третьего мы были в штабе. Меня представили прокурорским работникам, которых было трое: два капитана и прокурор группировки. Капитаны сразу занялся солдатами, а прокурор попросил всё подробно изложить в объяснительной записке на его имя. Я сел у входа в штаб за стол и начал писать. Время от времени к столу подходил прокурор и командир полка, которые разговаривали друг с другом. В очередной раз, когда они отошли от стола и остановились недалеко, до меня донеслось то, что говорил прокурору командир полка.

- Я не знаю, как поступили бы на месте командира противотанковой батареи другие офицеры, тот же Грошев, но я бы поступил точно также, имея все эти данные. И точно также раскатал бы эту колонну.

Через час закончил писать подробнейшую объяснительную, и отдал её прокурору. Тот внимательно прочитал, задал несколько незначительных вопросов и отпустил меня в расположение. Солдат отпустили ещё раньше и в одиночестве, чему был рад, я пришёл в батарею.

На следующий день с утра в батарею приехал прокурорский капитан. Вызвал меня из землянки и официально представился.

- Товарищ майор, я прибыл к вам, чтобы здесь на месте разобраться - откуда вы стреляли и куда. Поговорить с остальными солдатами. Сфотографировать место боя.

- С чего начнём? Может, сначала позавтракаем со мной, а потом будем заниматься делом? – Спросил его.

- Нет. Сначала сделаем дело, а потом может быть и покушаем. Тут такое дело, у меня фотоплёнка закончилась в фотоаппарате. У тебя случайно нет лишней?

Я принёс из своих запасов фотоплёнку, тут же он её зарядил и мы вышли на перекрёсток, где показал позиции своих противотанковых установок во время боя, пустые контейнеры от противотанковых ракет, которые тут же лежали. Капитан попросил стать рядом с ними и показать на них рукой. Всё это он сфотографировал. Затем попросил показать рукой направление ведения огня по колонне, и это тоже сфотографировал. Сделал ещё несколько снимков общего плана. В принципе, в тридцать минут мы уложились. В это время подошёл техник и доложил, что боевые документы разложены на столе около землянки. Я отослал Игоря обратно.

- Товарищ капитан, - обратился к прокурорскому, - какие мои перспективы?

- Копытов, рассказываю по порядку. Конечно, возбуждено уголовное дело. Но тут, я обращаю твоё внимание на следующий момент; в связи с тем, что твои командиры с докладом о твоих «правильных и решительных действиях», опередили доклад Грошева, что ты был пьяный, поэтому и название уголовного дела звучит так: «По факту гибели военнослужащих… ». А это очень существенный момент, как называется уголовное дело. Кстати, факт, что ты был пьяный, не подтверждается. Тебе в вину вменяется то, что ты без разрешения командира полка открыл огонь. Но, честно говоря, то что позавчера произошло в Грозном затмевает твоё происшествие и про тебя уже забыли. Так что особо не беспокойся. То что у ваших соседей, в полку, бардак, мы уже много фактов имеем и завтра выезжаем туда работать.

Я удивлённо посмотрел на него: - Что такого в Грозном могло произойти, что затмило моё?

Капитан с сожалением посмотрел на окурок в своей руке, бросил на землю и растёр его: - Позавчера собрались на совещание в одном из зданий руководство Внутренних войск, на это же совещание приехали большое милицейское начальство. Короче, генералов и полковников там было до фига. А в это время зажали группу боевиков в одном из зданий в конце этой же улицы,

и решили их накрыть ракетой для разминирования - «Змеем Горынычем». Подполковник, который командовал этой установкой, пришёл на совещание и потребовал, чтобы те на время пуска ракеты прервали свою говорильню и покинули помещение. Но, менты же перцы! - «Давай подполковник, запускай своего змея, на нас не обращай внимание». Подполковник вернулся и дал команду – Огонь! Ракета полетела. У неё над полем то траектория мало предсказуема, а тут по разбитой улице полетела. Где-то кабель зацепился за арматуру, ракета естественно меняет траекторию и вся уходит в совещание. А в ракете восемьсот килограмм пластида. Из развалин после взрыва вытащили 90 трупов полковников и генералов. Так вот, подполковник наотрез отказывается от того, что он давал команду на открытие огня, всё свалил на солдата: типа он нажал сам кнопку пуска без его приказа. Вот и так бывает. Мы, товарищ майор, знаем что ты всё взял на себя и ещё солдатам приказал писать объяснительные в этом направлении. Ты в этой ситуации поступил по порядочному, как настоящий офицер. Так что, чисто по человечески, мы за тебя. Но, правда, есть один скользкий момент, и на этом строится твоё обвинение: ты без разрешения командира открыл огонь.

Я помолчал, потом решительно тряхнул головой: - Ладно, пошли, посмотрим документы, и там объясню, почему открыл огонь самостоятельно.

Мы подошли к столу, на котором были разложены боевые документы. Склонившись над картой, я стал капитану показывать, где и что находится, сектора обстрела и другие моменты.

- Смотрите, товарищ капитан, здесь расположен мой район. Я отвечаю за оборону моста вот этого, и дороги на Чечен-Аул. Согласно Боевого Устава и исходя из сложившейся обстановки, я также обязан занять круговую оборону. Установить взаимодействие с соседями. У меня установлено взаимодействие со взводом морской пехотой слева, с 8-ой ротой нашего полка. А с этого края нахожусь на стыке нашего полка и рядом стоящего полка. Тут взаимодействие устанавливают командиры частей, это не моя прерогатива. В связи с тем, что Гикаловский нейтральная территория, то какая там обстановка - мне неизвестно. Из-за того, что Новые Промыслы заняты боевиками: я развернул в ту сторону один из взводов. Вот сектор ведения огня этого взвода. А согласно всех наставлений, сектора ведения огня должны перекрываться с соседними секторами. Вот и получается, что левая граница моего сектора заходит за правую границу соседей. Где всё и произошло. То есть я имел право туда стрелять.

Я, командир противотанковой батареи, подчёркиваю - самостоятельного подразделения и подчиняюсь только командиру полка. Приказ об уничтожении этих танков от командира полка я получил до боя по радиостанции. Это было зафиксировано в записях дежурного радиотелефониста. И этот приказ передал мне лично начальник штаба полка подполковник Колесов, это тоже у вас зафиксировано. Я, как командир самостоятельного подразделения, имею право принимать самостоятельно решение на открытие огня. Вот и принял, основываясь на всём сказанном ранее. Тем более, если бы промедлил с открытием огня, то колонна ушла бы за те деревья, - мы повернулись, и я показал рукой на «зелёнку», - и я их больше не достал бы. Заметь, мы бились с ними, как с боевиками.

Я разогнулся и посмотрел на следователя. Тот взял в руку схему непосредственного охранения, долго её рассматривал, поглядывая то на карту, то на поле боя, потом вздохнул и сказал: - Да, юридический казус получается. Есть погибшие, и нет виновных в этом. Без ста грамм не разобраться.

Кирьянов засмеялся: - Какие проблемы, стол давно уже накрыт. Прошу в землянку.

Через час, когда следователь уехал, Карпук, Кирьянов и я опять сели за стол и выпили.

- Борис Геннадьевич, ну что будет дальше? Что прокурорские говорят? – Спросил Игорь.

Задумчиво налил ещё коньяка в кружки, поднял свою и поверх её посмотрел на товарищей: - Давайте выпьем за то, чтобы быстрее всё это закончилось. Сейчас они отработали в нашем полку и после обеда перемещаются к соседям. Впечатление у них о наших действиях пока благоприятное. Ну, а что будет дальше – неизвестно. Ты, Алексей Иванович, пока командуй батареей. Я ещё не готов.

После обеда взял автомат и вышел прогуляться по берегу арыка. Уже возвращаясь обратно через час, увидел, как навстречу мне идёт человек, причём очень знакомый. Я с удивлением всматривался в него. Голову на отсечение готов был дать, что это начальник артиллерии дивизии полковник Прохоров, между собой мы его называли – дядя Костя. Но он уехал в Екатеринбург четыре дня тому назад, после того как проверил артиллерию полка, и его тут, просто не могло быть, но когда он приблизился ко мне, то это оказался, действительно, Константин Михайлович.

- Товарищ полковник? Вы же должны быть сейчас в Екатеринбурге. Я не верю своим глазам. Как вы здесь оказались? – Ещё много вопросов готовы были выскочить из меня.

Прохоров приобнял меня, и предваряя остальные вопросы, сказал: - Боря, я как только узнал, что тут произошло никуда не поехал, а вернулся в полк чтобы поддержать тебя. А сейчас давай к тебе в землянку пойдём.

За богато накрытым столом, сидели ошарашенные Игорь Карпук, Кирьянов и ждали нас. Стол радовал не только глаз, но и остальные чувства обоняния и осязания. Здесь лежали горками свежий зелёный лук, много мяса, копчёностей, и других деликатесов, которых на продовольственном складе достать нельзя. Стол возглавляла батарея бутылок пятизвёздочного коньяка. Начальник артиллерии подтолкнул меня к столу: - Садись Боря. Всё это, когда узнали в 276 полку, что я еду к тебе, собрали офицеры полка в знак поддержки. Садись, расслабимся немного, да и мне кое-что хочется тебе сказать. Кирьянов, чего сидишь, как загипнотизированный, давай наливай.

Алексей Иванович с готовностью схватил бутылку коньяка и разлил всем по солдатским кружкам. Константин Михайлович поднялся с кружкой в руке, взглянул исподлобья на меня.

- Боря, хочу тебе принести извинения за то, что когда была возможность поставить тебя начальником штаба дивизиона, я в тебя не верил. Говорил, что ты не потянешь, у тебя нет опыта работы с личным составом, что ты уже шесть лет сидишь на кадрированном подразделении. Короче, поставил вместо тебя другого. А сейчас вижу: ошибался, и не только я, но и другие. Вот за это и хочу извинится. Вернёшься с войны, обязательно будешь командиром дивизиона. Это я тебе гарантирую, как начальник артиллерии дивизии.

Прохоров чокнулся со мной и с моими подчинёнными: - Давайте выпьем за вашего комбата.

Игорь и Кирьянов тоже встали, поддерживая тост.

Вся та давняя история пролетела перед моим внутренним взором, пока они пили коньяк. Я тоже встал, поблагодарил Прохорова за то, что он приехал и поддержал меня. Дальше уже застолье покатилось по накатанной колее.

Вечером, как обычно в 23:00, я взял автомат и вместе с санинструктором Торбаном заступил на патрулирование своего командного пункта. В пять часов меня сменил замполит, а я пошёл спать.

Проснулся от того, что кто-то меня будил. Открыл глаза и удивился, увидев склонившегося надо мной полковника Прохорова. Вскинул часы к глазам - 6:30 утра. Прохоров ещё раз потряс меня слегка за плечо.

- Боря, вставай, завтракать будем, - я бросил взгляд на стол. Стол действительно был накрыт, и тут же стояла бутылка коньяка. Печка весело потрескивала, на своей кровати сидел Карпук и заканчивал подшиваться. Я сел за стол, крепко потёр руками лицо, окончательно прогоняя сон.

- Товарищ полковник, а вы чего не спите? – Спросил, открывая бутылку и разливая коньяк по кружкам. В землянку с шумом ввалился Кирьянов: доложил, что всё в порядке и тоже присел за стол, куда начальник артиллерии поставил скворчащую яичницу на сковородке.

Прохоров поднял кружку: - Ну, будем, - выпил, закусил. Потом встал.

- Я пошёл Боря, тебя разбудил, теперь пойду разбужу командиров дивизионов. Мне чего-то не спится, вот и брожу по артиллерийским подразделениям. – Прохоров пожал всем руки и вышел из землянки.

- Когда он пришёл? – Спросил я у Кирьянова и Карпука. Замполит с техником засмеялись.

- Я проснулся, смотрю, начальник артиллерии растапливает печку и одновременно накрывает

стол. Я на стол достал бутылку коньяка и стал подшиваться, – начал рассказывать Игорь, его перебил Алексей Иванович, - а я смотрю, идёт Прохоров. Спрашивает, где комбат? Я, говорю, дежурил ночью только лёг спать. Прохоров говорит, хорошо, комбата пока не будить я его сам разбужу. Ну, вот так.

Мы ещё посидели, допили бутылку. Я подшил чистый подворотничок и пошёл на совещание. Поставив задачи командирам подразделений, в конце совещания командир полка попросил меня задержаться. Когда все вышли, Петров стал задавать странные вопросы.

- Копытов, у тебя есть сейчас, в Екатеринбурге, надёжный товарищ?

- Сейчас там нет таких друзей, все мои друзья здесь. А что случилось?

- А как ты смотришь на то, чтобы тебя откомандировать обратно, в Екатеринбург? - Командир испытующе посмотрел на меня.

- В чём дело, товарищ полковник?

- Боря, - командир тяжело вздохнул, – по нашим сведениям офицеры соседнего полка очень возбуждены происшедшим. Особенно офицеры танкового батальона. Каждый вечер, выпивая, они обсуждают планы разобраться с тобой. Короче убить. Стараются узнать адрес твоей семьи. И вроде бы договорились с разведывательной ротой уничтожить тебя любым способом. И кто тебя убьёт, то тот солдат или офицер будет поощрён. Солдат будет уволен из армии досрочно. А офицер поощрён по-другому. Наши особисты сейчас работают в полку, жмут на Грошева, но всё равно обстановка в этом плане неясная. – Петров замолчал, испытующе посмотрел на меня.

- Товарищ полковник, я никуда не поеду, - я решительно встал – уж если погибать, то здесь, не прячась.

Командир полка тоже встал, ободряюще похлопал меня по плечу: - Ну, ну, Копытов, о смерти пока рано говорить. Не хочешь ехать, и не надо. Я, в принципе, не сомневался, что именно так ты и скажешь. Но дело в другом, - у командира стало озабоченное лицо.

- Давно заметил, что ты всегда и везде ходишь один, без телохранителя. Так что, теперь в свете новых обстоятельств приказываю тебе: иметь при себе телохранителя. Подбери надёжного солдата, и все передвижения только с ним. Ну, а в расположении батареи ты всегда должен быть в окружении солдат, чтобы тебя снайпер не снял.

Я снова возмущённо вскочил со стула, - Товарищ полковник, за кого вы меня принимаете? Чтобы вместе со мной и солдата-телохранителя, как свидетеля угрохали. Чтобы я в батарее солдатами прикрывался? Ну, этого не будет. Нечего ещё солдат здесь подставлять. Грохнут, так грохнут меня одного. А это мы ещё посмотрим, только пусть попробуют. Я им отвечу. Я, конечно, понимаю, для соседей сейчас выгодна моя смерть. На мёртвого всё можно списать, да и уголовное дело закрыть можно….

Полковник Петров предостерегающе поднял руки, обрывая меня, - Всё…, всё… Копытов, успокойся. Чего ты разбушевался? Давай, иди в батарею, но всё-таки подумай над моими словами.

Я повернулся и пошёл на выход, открыл дверь, закрыл её и опять подошёл к командиру полка.

- Тут, товарищ полковник, я что подумал. А если меня всё-таки убьют? Я сейчас приду в батарею, и с вашего разрешения, напишу жене предсмертное письмо. Всё как было. Отправлять его не буду. Оно уйдёт только, когда меня действительно убьют. А то ведь знаете, на мёртвого потом много грязи будет вылито. И ей трудно будет разобраться, что произошло на самом деле.

Командир долго и молча смотрел на меня, потом тяжело вздохнул: - Ладно, Боря, пиши. И знай, если что, я не позволю вранью о тебе распространяться.

В батарее я приказал сержанту Торбан вытащить на вал арыка стол со стулом. Туда же притащил Алушаев пулемёт и радиостанцию. Сел за стол и проверил связь с командиром полка.

- Алушаев, позови ко мне техника и замполита.

Вместе с Карпуком и Кирьяновым на вал поднялся и старшина.

- Старшина, иди занимайся своими делами, я вызывал только техника и замполита.

Оставшись одни, я рассказал им о готовящимся на меня покушении и обо всём, что было связано с этим.

- Ребята, - сказал, заканчивая рассказ, - я не хочу втаскивать в эту историю никого. Ни командиров взводов, ни старшину - они не кадровые. Ни солдат: они здесь вообще ни причём. Вас также не хочу втаскивать в эту ситуацию. Не знаю, как меня грохнут и не хочу, чтобы это стало неожиданностью для вас. Я специально на открытое пространство вылез, чтобы больше никто не пострадал. И сейчас это рассказываю, для того чтобы вы знали, что меня не чеченский снайпер убил, как все подумают. Да и, конечно, мне нужна чисто психологическая поддержка и надеюсь найти её у вас. – Я замолчал и посмотрел на своих помощников. На реальных помощников, на которых всегда опирался в своей работе с личным составом батареи.

- Борис Геннадьевич, мы уже вместе почти два месяца и хорошо узнали друг друга. На нас вы не только можете опереться, вы получите не только моральную поддержку, но и другую. Ведь это не только на вас наезд - это наезд и на всю противотанковую батарею. В том числе и на нас. – Игорь замолчал, потом продолжил. - Они ещё пожалеют, что связались с нами.

- Товарищ майор, - теперь заговорил Кирьянов, - я полностью согласен с тем, что сказал Карпук. И вы можете полностью положиться на нас.

- Спасибо ребята. Идите, занимайтесь своими делами. А мне надо побыть одному.

Когда они ушли я достал листок бумаги. Задумался, а потом начал быстро писать и практически на одном «дыхании» написал письмо.

Здравствуйте мои дорогие.

Обстоятельства сложились так, что я вынужден написать это письмо, чтобы сохранить своё честное имя, потому что когда вы будете читать это письмо, меня не будет в живых, и вполне возможно моё имя будет вымазано в грязи и истопчут его, потому что моя смерть выгодна всем. Пишу вам письмо и не знаю, сумею ли я его дописать до конца, потому что на меня объявили охоту, и что самое обидное – свои. Чтобы всё списалось и забылось.

Суть происшедшего следующая.

23 февраля в 14:00 пошёл доклад по всем инстанциям, что с горы, которая находится в 2-х километрах от меня и которую занимают боевики в посёлок Гикаловский спустилось 2 танка и 2 КАМАЗа, по всем каналам прошла информация что наших танков там нет и следовательно это танки боевиков. В этот посёлок на разведку убыл начальник штаба полка, который тоже не знал что это за танки. А через несколько минут наблюдатели закричали, что с горы боевиков спускаются ещё танки, началась стрельба со всех сторон, это пехота вступила в бой. Я выскочил на перекрёсток, действительно увидел танки, спускающиеся с горы. Оценив обстановку, (я знал, наших танков на горе нет, боя там не было, значит с тылу к ним наши танки не прорвались, зелёных ракет с их стороны не было, хотя их уже минут 3-5 обстреливала пехота: зелёные ракеты – это значит наши) и принял решение развернуть взвод и принять бой, что я сделал как всегда решительно. В течение боя было уничтожено 2 танка и БМП остальные отступили. Все меня поздравляли, а через час я узнаю, что это были наши танки, соседнего мотострелкового полка, что погибли: командир батальона, командир роты и ещё около двенадцати солдат. Я хотел застрелиться, но у меня отобрали пистолет. Я потерял рассудок.

Когда я пришёл в себя и прокрутил весь бой множество раз в уме, сопоставил всё что мне рассказали о многом, что я не мог знать на тот момент, я понял что я не виноват в смерти этих людей. Я не виновен, что ни командир батальона, ни командир роты или ещё кто-нибудь не пустил в небо зелёные ракеты. Чтобы было ясно, что это наши танки.

В официальном сообщении, в докладе наверх заместителем командира корпуса, доложено: командир противотанковой батареи действовал решительно, правильно и не виновен. Сейчас

началось следствие. Всё наше начальство стоит за меня горой.

Но офицеры соседнего полка мутят воду в части, и решили уничтожить меня, чтобы потом всё списать на меня, мол убит снайпером чеченов, он был виноват и всё остальное. Виновный погиб, дело закрыто, значит закрыты и все ошибки. Об этом меня потихоньку предупредил командир полка. Он, ФСК и особый отдел предпринимают все усилия, чтобы предотвратить это, вплоть до отправки меня домой. Я отказался прятаться и сейчас сижу на открытом со всех сторон месте, я не хочу, чтобы вместе со мной пострадали солдаты, если уж смерть, то лучше я один, они тут ни причём.

Прости меня за то, что так поступаю, но я всегда (ты сама знаешь) жил честно, за чужие спины не прятался. А письмо пишу, чтобы все вы знали настоящую правду, а не то, что будут плести потом.

Крепко вас обнимаю и целую.

P S: Постараюсь выжить им всем назло.

Запечатал конверт и позвал Кирьянов.

- Алексей Иванович, возьми это письмо. Если меня всё-таки убьют, отправишь его жене. Имущество, которое останется от меня, можете разобрать между собой, за исключением немецкой каски. Как хочешь, но ты должен отвезти и отдать моим детям на память обо мне.

- Товарищ майор, что вы заранее хороните себя? Выкрутимся.

- Да я тоже так думаю, Алексей, что выкручусь, но всё-таки на всякий пожарный возьми письмо и береги его. Здесь написана правда, а то потом не отмажешься. Ну, всё, Алексей Иванович, иди, я хочу побыть один.

Замполит потоптался рядом со мной, тяжело вздохнул, но всё же ушёл. Я вытащил к столу на насыпи свои вещи, провёл ревизию их, всё аккуратно сложил обратно и отнёс в землянку. Делать было больше нечего и я стал наблюдать за своими подчинёнными.

Где-то через полчаса, из-за поворота дороги ведущей к штабу полка показался заместитель командира полка подполковник Пильганский с незнакомым мне старшим лейтенантом. Они шли пешком, о чём-то непринуждённо разговаривая, а за ними тихо двигалось БМП с десятью солдатами на броне. Всё это я рассмотрел в бинокль. Что бросилось сразу в глаза - на БМП, днём, спереди горел лишь правый габаритный огонь.

Неспеша встал, спустился к дороге и стал ждать офицеров. Что шли они ко мне, я не сомневался. Но встречаться с Пильганским не хотелось. Это был единственный офицер полка, который перестал со мной здороваться после боя. Но Пильганский всё-таки был замом командира полка и я обязан был его встретить и доложить о положении дел. Когда они приблизились, сделал три чётких шага, приложил руку к головному убору и доложил.

- Товарищ подполковник, противотанковая батарея занимается обслуживанием техники и вооружения. Командир батареи майор Копытов. Здравия желаю.

- Копытов, я к тебе привёл старшего лейтенанта…..

- Товарищ подполковник! Здравия желаю. – С вызовом и, повысив голос, перебил я Пильганского.

- Копытов, ты что? - Обиженно удивился подполковник.

- Товарищ подполковник, я здороваюсь с вами. Не знаю, что вы думаете обо мне, но вы единственный человек в полку, который после боя перестал со мной здороваться.

Пильганский, шкодливо пряча глаза, засуетился: - Да ты что? Копытов? Да, не может быть? Да я с тобой, вроде бы, всегда здороваюсь, - и начал совать мне потную ладонь.

- Здравия желаю, – ледяным тоном произнёс я и пожал протянутую руку.

Пильганский вытер вспотевший лоб и быстро приобрёл свой обычный самодовольный вид.

- Копытов, я тут привёл командира разведроту. роты соседей. Печки у них нет. У тебя случайно нет лишней?

Я попытался посмотреть в глаза заместителю командира, но тот юлил глазами и упорно отводил взгляд. Тогда перевёл глаза на старлея и встретил твёрдый, изучающий взгляд и с БМП на меня смотрели с любопытством, одетые в камуфляж, солдаты. Я также со всё возрастающим любопытством разглядывал их.

- Продал Пильганский…, не ожидал я от него, - сожалеюще промелькнула у меня мысль, – На рекогносцировку привёл он разведчиков…. Вот от их рук и придётся, может быть, умереть.

Я опять попытался словить взгляд Пильганского, но не получилось.

- Мда…, товарищ подполковник, не ожидал…, - проговорил я. И все поняли заложенный двойной смысл. Уловив среди солдат на броне какое-то беспокойное движение, перевёл на них свой взгляд. Да и старлей стал беспокойно поглядывать ко мне за спину.

- Ну что ж, товарищ подполковник, если им нужна печка пусть возьмут её вон там, около палатки, - повернувшись, показал рукой на валявшуюся у палатки лишнюю печку и понял причину тревоги прибывших.

У палатки стоял техник и многозначительно крутил в руках заряженный гранатомёт, как бы невзначай направляя его в сторону БМП. А слева из-за дамбы внезапно вырос Кирьянов с пулемётом в руках и также направил его в сторону БМП. То там, то тут торчали головы моих солдат и в руках у каждого было оружие.

- Ну что, брать будете сейчас или когда? – С ударением и вызовом спросил я.

- Товарищ майор, вы на что намекаете? – Начал деланно возмущаться Пильганский, но осёкся под моим спокойным взглядом и замолчал.

Невозмутимым оставался только старший лейтенант, он принял мой вызов: - Мы потом возьмём, может быть в другом месте и при других обстоятельствах, - глядя мне в глаза, тоже со значением сказал офицер.

- Флаг вам в руки, попробуйте, - снова поглядел на Пильганского, и уже обращаясь к нему, сказал, - Я обо всём этом доложу командиру полка.

Подполковник смешался, открыл было рот, но промолчал. Вслед за старшим лейтенантом забрался на БМП и уехал.

- Чего им надо было? – спросили Кирьянов и Карпук, подойдя ко мне.

- Пильганский - сволочь, продал меня. Офицер и солдаты на БМП – это разведчики разведроты соседей. Вот он и привёл их сюда, на рекогносцировку и меня показать заодно.

Карпук выругался, а Кирьянов удивлённо покрутил головой: - Ни хрена себе, на него это не похоже.

Мы опять разошлись по своим местам. Я вернулся на насыпь и уже настороженно стал оглядывать окрестности. Мы находились в километре от окраин Чечен-Аула, и первые две недели, когда я находился на верху дамбы и слышал свист пули, пролетавшей у моей головы, то материл пехоту, которая как думал, пуляла в нашу сторону. Лишь потом разобрался, что стреляют по мне, и по всем кто появлялся в поле зрения, чеченские снайпера с окраины деревни. Но и после этого особо не прятался. А когда пехота продвинулась вперёд на четыреста метров, стрельба снайперов со стороны деревни совсем прекратилась. И теперь надо было пули ждать из зелёнки, которая находилась от КНП батареи в ста пятидесяти метрах. Каждые пять минут я вскидывал бинокль и внимательно оглядывал опушку зелёнки, пытаясь разглядеть там движение, но всё было спокойно. Так прошёл час. Солнце разгулялось по летнему и ярко освещало окрестности, приятно грело спину и успокаивало. Постепенно напряжение спало и я всё реже и реже оглядывал в бинокль зелёнку.

Внезапно возникший гул двигателя, который быстро приближался слева и совсем с необычной стороны, привлёк моё внимание. Резко обернулся, и увидел как по насыпи вдоль арыка, на большой скорости приближалось БМП с одиноко горевшим правым габаритом. Похолодев, вскинул бинокль: да, это были они. На БМП сидел старший лейтенант и его разведчики, которые лихорадочно натягивали на лица маски и передёргивали затворы автоматов. Быстро опустил бинокль, бросил мгновенный взгляд на автомат, гранатомёт, дёрнулся к ним и понял - я не смогу открыть огонь по СВОИМ, даже зная, что они мчаться убить меня.

- Это КОНЕЦ, - пронеслось у меня в голове, - меня сейчас может спасти только чудо. Может они на такой скорости сваляться в арык?

Я беспомощно смотрел на приближающуюся смерть и не знал, как мне поступить. Но не только я услышал БМП. Из палатки выскочил с автоматом в руке Карпук. Он мгновенно оценил обстановку, вскинул автомат и выпустил из подствольника гранату по уже близкому БМП. Граната рванула землю впереди бронированной машины, секанув мелкими камушками и осколками по броне и бойцам, а механик-водитель, испугавшись, неожиданно крутанул БМП на месте, и чуть было, действительно, не свалил боевую машину в арык. Резко развернул её на дамбе, а солдаты, еле удержавшись в ходе резкого манёвра на броне, как горох посыпались с машины, мгновенно открыли десантный люк и начали быстро заскакивать вовнутрь. Игорь тут же вставил в подствольный гранатомёт следующую гранату и опять выстрелил по БМП. Граната, прочертив пологую траекторию, взорвалась на месте только что отъехавшей машины. Больше Карпук не стрелял. В удаляющуюся БМП дал пару очередей замполит и над КНП повисла тревожная тишина.

Я вытер дрожащей рукой вспотевший лоб.

- Алексей Иванович, Игорь, конечно, спасибо вам. Если бы не вы, грохнули меня бы, как пацана. Но больше стрелять по своим не надо. Хватит нам своих трупов. – Попросил я замполита и техника, когда они подошли ко мне. Успокоив, выскочивших из землянок недоумевающих солдат от случившейся стрельбы, мы обсудили происшедшее. Пришли к выводу, что больше так, нахрапом, они действовать не будут, а придумают что-нибудь другое. После этого мои подчинённые разошлись и занялись своими делами. Техник начал в очередной раз менять белые бочата на двигателе «Урала», а Кирьянов послонявшись по КНП, взял в руки бинокль и стал в него внимательно разглядывать окраину Чечен-Аула. Через полчаса он позвал меня.

- Борис Геннадьевич, поглядите на склад ГСМ в деревне. По-моему там духи.

Действительно, в бинокль было хорошо видно, как по складу ГСМ, воровато, с канистрами в руках, полусогнувшись, передвигалось несколько боевиков. Они по очереди подбегали к уцелевшим бочкам и сливали оттуда в канистры топливо. Всё это они оттаскивали за каменное здание.

- Товарищ майор, давайте долбанём их ракетами, - возбуждённо заговорил Кирьянов.

Но я молчал. В душе боролись противоречивые чувства. Я видел боевиков, но психологически отдать команду не мог. После всего происшедшего я не мог отдать приказ на открытие огня, как не пытался себя перебороть. Даже физически не мог открыть рот, чтобы произнести простое слово «Огонь».

- Алексей Иванович, командуй ты, - перекинул инициативу Кирьянову, - я не могу...

Кирьянов похмыкал, но и сам не отдал приказ на открытие огня. Кажется, и на него подействовала эта история. Вспомнилась давняя история происшедшая во время проведения войсковой операции американцами против Ирака. Капитан военного корабля отдал приказ на уничтожение пассажирского самолёта, который двигался в сторону его корабля. Самолёт, «Боинг» был сбит, вместе с ним погибли пассажиры и экипаж. Так тогда никто не был наказан. Комиссия Сената признала действия командования корабля правильными. И я уверен, что если ещё один пассажирский самолёт будет пролетать над американским военным кораблём - его тоже собьют. Потому что нет психологического синдрома как сейчас у нас. Даже по боевикам боимся открыть огонь.

День постепенно заканчивался и я начал собираться на совещание. Тут же засобирался по своим замполитовским делам в штаб полка и Кирьянов, отчего пришлось подозвать его к себе.

- Товарищ старший лейтенант, я пойду один. Не надо меня прикрывать, если что -

разберусь сам. Ты лучше здесь останься и контролируй обстановку отсюда.

Алексей Иванович долго смотрел на меня, потом мотнул головой в знак согласия.

Вышел на дорогу и по асфальту направился в сторону штаба. Идти нужно было минут пять-семь, было светло и я не ожидал каких-либо сюрпризов. За поворотом увидел впереди себя одиноко стоящую БМП и о чём-то яростно спорящих на ней нескольких солдат, которые увлечённые спором не обратили на меня никакого внимания. Крышка двигательного отсека была откинута и оттуда торчала замасленная задница механика-водителя. Обогнул БМП, и тоже особенно не обращая внимания на такую типичную ситуацию на дороге, продолжил движение в сторону штаба. Миновав их и пройдя метров сто, по какому то наитию, я внезапно обернулся. Механик-водитель БМП судорожно опускал крышку двигателя и ему помогали это делать несколько солдат. Другие смотрели в мою сторону, а в глаза бросился одиноко горевший правый габарит.

- Они! – Я ускорил шаг, готовый, если что ломануть, через поле в сторону штаба.

Через минуту за спиной яростно взревел двигатель, но было уже поздно. Я достаточно близко приблизился к памятнику «Быку и Барану», у которого располагалась стоянка машин и на ней уже были машины и толпилась охрана, прибывших офицеров на совещание.

- Не успели, - злорадно ухмыльнулся я. Так и получилось: БМП промчалось мимо меня, чуть не задев. С брони злобно смотрели разведчики соседей, но стрелять на виду у солдат нашего полка не решились. Старшего лейтенанта среди них я не заметил.

Совещание прошло в обычном режиме. Командиром были доведены происшедшие изменения за день, поставлены задачи на ночь. Поднялся командир медицинской роты, который доложил о потерях за день. Потери были тоже обычные: один убитый и трое раненых. Удивился командир полка лишь, когда медик доложил, что раненый утром офицер с третьего батальона умер во время транспортировки в госпиталь.

- Как умер? – Удивлённо вскинулся полковник Петров, - он же был ранен в ногу. Я сегодня утром заходил к вам в мед. роту – он нормальный был. Вы, что там у себя творите, товарищ майор?

- Да, умер, ему ведь пуля перебила кость и в кровь попали сгустки костного мозга, образовался тромб, который попал в сердце. Результат - смерть.

Все молчали, и переваривали информацию о том, что даже такое достаточно лёгкое ранение, может привести к смерти.

Дальше совещание покатилось по накатанной колее: решали задачи повседневной деятельности, вопросы тылового и технического обеспечения. Когда совещание закончилось, на улице уже стемнело. Уверенный, что раз у разведчиков опять покушение сорвалось, то они больше не повторят сегодня новых попыток, решительно направился по дороге к себе. Было темно, и глаза ещё не привыкли к ночной темноте, да я уже из личного опыта знаю, что для того чтобы мои глаза адаптировались к темноте нужно минут сорок. Пройдя метров двести, почти наугад, в сторону расположения батареи и поняв, что я вообще ничего не вижу, вытащил из нагрудного кармана ракетницу, выполненную в виде авторучки, и выстрелил вверх. Ракета взлетела на тридцать метров и осветила дорогу на протяжении ста метров, но и этого мне было достаточно, чтобы на границе света и тьмы увидеть БМП с разведчиками соседей. Что они ждали меня, я не сомневался ни секунды. Резко повернувшись вправо, кинулся с дороги. Сзади взревел двигатель и боевая машина пехоты, ринулась следом за мной. Ракета потухла и я опять ничего не видел. Но бежал уверенно, так как помнил здесь почти каждую кочку. Но учесть того, что сегодня утром мои бойцы спилили столбы линии электропередач на дрова конечно не мог и с размаху влетел в большую кучу перепутанных проводов и, потеряв равновесие, полетел в темноту, но автомат из рук не выпустил. Это была последняя надежда уцелеть. Рёв двигателя угрожающе надвигался, а я затаился, так как они, опасаясь выдать себя, тоже не включали фары и была надежда, что проскочив мимо, они дадут мне шанс незаметно уйти. Но БМП остановилось в тридцати метрах. Послышались ругань и спор солдат, потерявших меня из виду. Поспорив с минуту, они включили фароискатель и начали шарить ярким пучком света по близлежащим от меня кустам. Мгновенно сгруппировался, приготовившись к тому, как только луч света упадёт на меня, кинуться в темноту. Стрелять по ним я действительно ещё был не готов, хотя в отблесках света фары они были отличной мишенью. И всё-таки луч света упал на меня неожиданно и ослепил. Возбуждённо закричали солдаты, раздались пока одиночные выстрелы, но они опоздали на пару секунд - я выкатился из под луча, вскочил на ноги. В несколько прыжков достиг берега арыка и скатился к воде. Разбрызгивая воду в течении нескольких секунд преодолел водное препятствие, взлетел вверх по берегу и упал за бугром, направив автомат в сторону преследователей. Автоматные очереди полосовали воздух и, несмотря на то, что близкие звуки выстрелов должны всё перекрывать я явственно слышал звуки пролетавших мимо меня пуль. Стрельба оборвалась также внезапно, как и началась. Послышалась команда, раздались щелчки гранатных запалов и в арык полетели гранаты. Десять глухих разрывов в воде подняли высокие водяные фонтаны. После чего разведчики начали осторожно спускаться к воде. Если я попытался бы задержаться и спрятаться в арыке, мне была хана. А так тихо начал отползать в сторону батареи. Прополз метров тридцать, потом приподнялся и, пригнувшись, побежал к расположению батареи. А вдогонку неслись ругань и разочарованные возгласы солдат, понявших, что накрыть меня гранатами не сумели и я ушёл от них. Преследовать дальше они не решились и я уже спокойно зашёл в расположение своего командного пункта, где стояла суматоха и в темноте громко распоряжался замполит. Мимо меня, чуть не сбив с ног, промчался Алушаев с пулемётом в руках. Взлетела, неудачно запущенная ракета, которая осветила наш командный пункт, а ко мне подскочили Алексей Иванович и Карпук.

- Борис Геннадьевич, что там за стрельба? Почему вы мокрый?

Я приобнял обоих за плечи: - Всё нормально. Это пехота третьего батальона то ли напилась, то ли им что-то почудилось открыла огонь. А я от неожиданности свалился в арык.

Замполит с техником недоверчиво посмотрели на меня, и дали команду отбой.

Спустившись в землянку, переоделся в сухое бельё. Налил себе кофе и задумался: - Хреново. Не думал, что они так настойчиво будут пытаться убить меня. В батарее они меня не тронут, а вот перемещения вне своего подразделения надо будет всё-таки ограничить. И ходить только днём. Мои размышления прервала, шипевшая рядом с кроватью радиостанция.

- «Лесник 53! Я, Альфа 01. Приём». – Вызывала радиостанция командира полка.

Я взял переговорное устройство в руки: - «Альфа 01! Я Лесник 53. Приём».

- «Лесник 53, срочно прибыть к Альфе 01. Как понял? Приём».

- «Я Лесник 53, принял. Выдвигаюсь. Конец связи», - положил наушники и от досады выругался, - Ничего себе, ограничил передвижение вне расположения.

То, что меня могли ждать, сомневаться не приходилось. Крикнул и вызвал с улицы Кирьянова: - Алексей Иванович, меня вызывает к себе командир полка, - я мотнул головой на радиостанцию, - чего он меня вызывает – не знаю. Сразу говорю, пойду один. Никто за мной не идёт и не страхует. Ясно?

Я быстро собрался и, не слушая возражений замполита, ушёл в темноту. Быстрым шагом дошёл до поворота дороги и остановился. Идти дальше по дороге было бы неразумно. Не исключал и того, что этот вызов был организован, для того чтобы вытащить меня из расположения батареи. Поколебавшись с минуту, решил свернуть в поле и, прижимаясь к позициям артиллерийских дивизионов, выйти в расположение штаба. Это было очень опасно. Так как ночью все передвижения вне подразделений практически прекращались, и охранение стреляло без предупреждений. Но всё обошлось благополучно. Через 10 минут я докладывал командиру полка о прибытии.

- Копытов, ты домой сообщал что-нибудь о происшедшем? – Встретил меня вопросом Петров.

- Нет, товарищ полковник, только письмо написал. Его отправят, только если меня убьют. А что такое?

- Да жена тебя на связь добивается. Причём очень решительно. Давай, иди на узел связи, поговори с ней, а потом ко мне - доложишь.

Как только залез в кунг машины космической связи, дежурный телефонист подал мне трубку: - Ждут вас, товарищ майор.

Я приложил трубку к уху: как всегда в эфире слышался треск, шум, какие-то отдалённые чужие разговоры.

- Аллё! Аллё! – Эфир несколько раз эхом повторил мои слова. Кстати эта особенность связи – эхо, которое повторяло за тобой всё, что ты произносишь, здорово мешало. Происходило искажение голосов, мне всегда казалось, что моя жена при разговоре со мной плачет.

- Боря, Боря, это ты? У тебя всё в порядке? Всё нормально? – Засыпала меня жена вопросами.

- Всё нормально, не беспокойся. Живой, здоровый и даже весёлый. – Хорошо хоть космическая связь не передавала оттенки голосов, а то бы она веселья в моём голосе не услышала. – А у вас всё в порядке? Ты, почему звонишь не в среду?

- Да нет, у нас всё нормально, но мне показалось, что у тебя неприятности. – Дальше пошёл обычный разговор. Я её успокоил, сказал что у меня всё нормально. Всё как обычно. Она рассказала, какие новости дома и договорились выйти на связь через неделю. В принципе, на этом разговор и закончился.

- Дома всё в порядке, - доложил командиру полка, когда добрался до его салона, - ничего она не знает, может какие слухи просочились, но я её успокоил.

Петров с минуту смотрел на меня, потом хлопнул рукой рядом с собой: - Садись Копытов, рассказывай, как на тебя там наезжают.

Я сел, мелькнула мысль рассказать командиру о Пильганском, о том что не только наезжают, но она только мелькнула и исчезла. Выкрутится Пильганский, да и нет у меня никаких доказательств, кроме эмоций. Да и пользы никакой, один только вред. Командир выслушает, возьмёт да и отправит домой, от греха подальше: на всякий случай. А я хочу, как с полком зашёл, так с полком и выйти. Если, конечно, не убьют.

- Всё нормально, товарищ полковник. Тихо, никаких наездов. – Бодро отрапортовал.

Командир испытующе посмотрел на меня: - Это хорошо, что ты бодро и чётко докладываешь командиру полка, но врёшь ты, товарищ майор. У меня другие сведения. И мой приказ не выполняешь: опять бродишь один. И сейчас ко мне пришёл один. Не шути с огнём. От меня на батарею пойдёшь с моими солдатами.

Командир открыл дверь и позвал своего телохранителя: - Николай, бери ещё одного солдата и сопроводите командира противотанковой батареи в его расположение, а то он один пришёл. За него головой отвечаете.

Когда выходил в темноту, Петров придержал меня за руку: - Копытов, не шути с опасностью, слишком всё серьёзно.

В темноте мы пересекли двор правления племсовхоза и вышли к воротам, которые охраняли разведчики. Перекинувшись парой фраз с ними, мы двинулись в темноту. Как всегда было темно. На переднем крае то там, то здесь периодически взлетали осветительные ракеты. Слышались одиночные выстрелы, тёмное небо в разных направлениях пересекали трассирующие пули. Передний край жил своей обычной жизнью. В отблесках ракет мы дошли до памятника «Барану и Быку». Здесь остановились. Я чувствовал, что солдатам неохота идти со мной. Они сейчас бы с удовольствием завернули к разведчикам, и посидели там, коротая время за разговором.

- Мужики, давайте, идите к себе, я сам спокойно дойду, - предложил солдатам. Солдаты обрадовались, но всё-таки ещё колебались. Ведь приказ им отдал лично командир полка. Видя

их колебания, продолжил: - Минут через сорок, выйдете со мной на связь и удостоверитесь, что со мной всё в порядке, тогда и командиру доложите, что доставили меня в батарею в целости и сохранности.

Солдаты с удовольствием ухватились за такой вариант, и мы к обоюдному удовольствию расстались друг с другом. Я осторожно продвигался по дороге и поэтому БМП разведчиков заметил издалека. Но, наверное, у них был прибор ночного видения, поэтому они меня увидели, может раньше, чем я их и были готовы к встрече. Стояли они в том же месте, где увидели меня в первый раз. Но преимущество всё-таки было на моей стороне. Я знал местность и помнил о куче проводов, а они нет. Этим и решил воспользоваться. Перепрыгнув придорожную канаву и, набирая скорость, ринулся в промежуток между кучей проводов и арыком, забирая больше вправо, чтобы первым вырваться на берег арыка.

Разведчики, молча ринулись мне наперерез, сразу начиная разворачиваться в цепь. Но развернуться не успели - все с ходу влетели в кучу проводов. Сзади меня послышались шум падения и темнота взорвалась матом и удивлённо-возмущёнными возгласами. Воспользовавшись спасительными секундами замешательства в рядах преследователей, я уже спокойно преодолел арык и залёг на другом берегу. Даже успел приготовиться к бою, когда солдаты высыпали на берег. Они остановились и начали совещаться, где меня искать. Я приподнялся и начал кричать в темноту.

- Эй, бойцы. Не стреляйте пока, послушайте меня. – Разведчики мгновенно рассыпались и залегли. – Всё, мужики. Хорош! Один раз у вас не получилось, второй раз тоже. Если сейчас попробуете в третий раз грохнуть, я тут половину из вас точно положу. Другие уйти не успеют, моя батарея прибежит. Кому надо, те знают, кто меня заказал вам и если что, вас всё равно достанут, не спрячетесь. Давайте по мирному разойдёмся, а то я ещё раз предупреждаю, сунетесь - к бою готов.

Я напряжённо вслушивался в ночную тишину. На том берегу послышался лёгкий шум и неразборчивое бормотание нескольких голосов. Осторожно положил перед собой три гранаты, уже с разогнутыми усиками, готовый метнуть их, как только услышу плеск воды.

Но через минуту послышался голос: - Майор, хорошо. Мы сейчас уходим, но знай. Мы тебя всё равно достанем. – Послышался шум уходящих от арыка людей, ещё через пару минут взревело БМП и шум двигателя, постепенно затихая, пропал вдалеке.

Подождал минут семь-восемь, опасаясь хитрости со стороны разведчиков. Потом приподнялся и выстрелил с ракетницы за арык. Несколько секунд, в течение которых ракета висела в воздухе, было достаточно чтобы убедится – берег арыка пуст. Не торопясь, уложив боеприпасы в подсумки, направился в расположение батареи. А дальше всё пошло по заведённому уже порядку. В 23:00 вместе с сержантом Торбан заступил на дежурство на своём командном пункте. Ночь была тихая и тёплая. Изредка постреливали дивизионы, в основном они освещали передний край боевиков в расположении первого и третьего батальонов. Несколько раз артиллеристы открывали огонь по каким-то, только им известным целям. Но, выпустив снарядов по двадцать, вновь переходили на осветительные снаряды. Примерно раз в минуту над участком обороны восьмой роты, за которой мы стояли, в небо взлетала осветительная ракета и пока она сгорала в высоте, десятки глаз дежурных смен напряжённо прощупывало все места, где мог затаится противник. На груди у меня висел бинокль ночного видения и периодически его подносил к глазам, осматривая в него не только свой район, но и соседний. Передний край жил своей обычной жизнью. То там, то здесь постукивали автоматы и пулемёты дежурных смен. В третьем батальоне пулемётчик-виртуоз самозабвенно выстукивал своим пулемётом музыкальную мелодию: «Та,та – Та,та,та – Та, та. Та. Та…». Эта незамысловатая мелодия в свою очередь вызывала в голове строчки из песни футбольных фанатов: - «Спартак чемпион, Динамо чмо...».

Если второй взвод батареи стоял в поле, то третий взвод стоял рядом с зелёнкой. И в свою очередь солдаты взвода периодически кидали с подствольника в зелёнку гранаты, изредка взрыкивал КПВТ и стайка пуль: разрывных и трассирующих пронизывала заросли насквозь. Практического смысла ведения такого, как выражаются солдаты, беспокоящего огня я не видел. Считаю, что наоборот, такой огонь выдаёт место, где находится дежурная смена. Конечно, чисто психологически такой огонь успокаивал самих дежурных и тех, кто отдыхал. Своим огнём они говорили всем: - Не спим мы. Дежурим. Отдыхайте спокойно.

Среди ночи, оставив сержанта Торбан патрулировать командный пункт, я спустился в землянку, чтобы выпить кофе. Сидя на кровати, с кружкой ароматного напитка в руке вдруг вспомнил о ящике с гуманитарной помощью, которая выдавалась каждому солдату и офицеру. Её привезли из Бурятии от комитета солдатских матерей и выдавали к празднику. Получал её Кирьянов. Ящики были одинаковые по размеру, но мне и себе он выбрал ящики большего размера. После построения все начали вскрывать посылки и показывать друг другу, что они получили. Посылки собирали дети Бурятских школ и в каждом ящике помимо подарков лежали и письма от детей. Их трогательное содержание, где они писали: чтобы мы были храбрыми, с честью преодолевали все трудности, брало за душу. Когда мы разглядели у всех содержимое посылок, я позвал Алексея Ивановича и приказал при всех вскрыть свой ящик, чтобы посмотреть что там. Долго все смеялись, глядя на растерянное лицо Кирьянова, когда он начал вынимать из ящика одно за другим хлопчатобумажное обмундирование пожарника, образца тридцатых годов. Обмундирование было новое: не ношенное, но с латунными пуговицами и широченными галифе. Я свой ящик вскрывать не стал, считая что и у меня тоже самое. А сейчас вспомнил и решил его открыть. Если там обмундирование, то его одену, а то которое на мне постираю, но был приятно удивлён. В отличие от замполита, у меня в ящике лежали разнообразные мелочи нужные в повседневной военной жизни. Помимо спичек и сигарет в ящике лежали носовые платки, зимние рукавицы, около тридцати цветастых трусов, несколько пар тёплых носков, шапка морского пехотинца и с удивлением я достал из ящика полностью оборудованный, новый костюм лесничего. Правда, не мой размер. Я покрутил на руках перед собой костюм и положил его обратно в ящик.

Утром, в одиннадцать часов, я сидел в землянке и разглядывал свою рабочую карту, так как пехота правее дороги продвинулась ещё дальше в сторону Чечен-аула и стояла впереди батареи в восьмистах метрах. В противоположном конце землянки на нарах сидели солдаты первого взвода и о чём-то тихо переговаривались. Командир взвода сидел перед печкой и время от времени подкидывал туда дрова, шуруя в печке шомполом от автомата и отворачивая лицо от жара. Полог входа откинулся и в землянку, кряхтя от усердия, ввалился старшина.

- Товарищ майор, ходил на продовольственный склад дополучать продовольствие. Вам лично продовольственники передают сорок яиц и тушёнки. Просили передать, что они поддерживают вас. Сделать вам яичницу? – Пономарёв выжидающе посмотрел на меня.

Глядя на старшину, в этот момент, как-то сразу и окончательно решил про себя: - Хватит Боря. Весь полк тебя поддерживает, а ты раскис как кисейная барышня. Следствие всё расставит по своим местам. А тебе пора брать опять руководство батареей на себя.

Довольный принятым решением, с удовольствием потянулся и махнул рукой: - Давай старшина, сваргань-ка яичницу.

Старшина услужливо засуетился, вынимая из пакета яйца и масло, повернулся к солдатам: - Лагерев, дай-ка сюда вашу чугунную сковородку.

Командир машины Андрей Лагерев спокойно поглядел на старшину и с вызовом заявил: - Нам самим она нужна.

Командир взвода и старшина в изумлении от такой наглости застыли, глядя на сержанта. А солдаты тихонько начали отодвигаться по нарам в сторону от Лагерева, увидев мгновенную мою реакцию на слова своего сослуживца. Волна бешенства родилась где-то в глубине меня и начала стремительно разрастаться и рваться наружу. Лицо обдало холодом. С самого начала я с настороженностью относился к Лагереву. Был он с ленцой, хотя и выполнял всё, что ему

приказывали, но старался вести себя независимо. В любой момент ожидал, что Андрей рано или поздно что-нибудь выкинет, но такой наглости, да ещё в такой момент просто не ожидал.

Ощутив в руках холод металла автомата, дальше действовал автоматически: палец лёг на флажок предохранителя, надавил его. Щелчок, флажок зафиксировался на автоматической стрельбе. Передёрнул затвор.

- Встать! Смирно! – Все команды были поданы свистящим шёпотом, но они были слышны в каждом углу землянки. Все вскочили, но мне показалось, что команда была выполнена не так быстро. Вскинул автомат, и даже не целясь, дал очередь над головами присутствующих.

- Я же сказал «Смирно», - заорал я и дал ещё одну очередь веером над головами. Стояли все, стоял по стойке «Смирно» старшина и командир взвода. По лицу Пономарёва, вытянувшегося в струнку, катились капли пота, а в землянке стояла тишина, лишь с потолка через щели с шорохом сыпалась земля, потревоженная пулями. На улице слышались встревоженные крики. Послышался шум, откинулся полог, закрывающий вход и в землянку попытался сунуться замполит.

- Назад, Кирьянов, я здесь сам разберусь, - Алексей Иванович, увидев направленный на него автомат, мгновенно испарился.

Я опять навёл автомат на солдат: - Если кто дёрнется, захочет в героя поиграть - грохну. Старшина, бери сковородку, делай мне яичницу.

Старшина стал судорожно метаться по землянке, руки у него дрожали. Часть яиц было разбито неудачно и упало на пол. Я же достал левой рукой пистолет, снял с предохранителя и о край кровати передёрнул затвор. Положил рядом с собой на кровать. Метание старшины закончились, а ещё через пять минут яичница была готова. Прапорщик Пономарёв поставил сковородку на табуретку передо мной, отошёл к печке и снова принял строевую стойку. Остальные, пока старшина готовил мне, стояли не шелохнувшись, только следили за всем происходящим испуганными глазами. Лагерев был бледнее полотна. Не опуская автомата, я левой рукой неловко ел, не спуская глаз с солдат. Закончив кушать, швырнул сковородку под ноги присутствующим. Все вздрогнули.

- Что, Лагерев, списал уже комбата?

- Товарищ майор, - начал оправдываться побледневший сержант, - Вы неправильно поняли меня….

- Я вас прекрасно понял, сержант. Рано вы меня списываете.

Сделав шаг в сторону, чтобы было удобнее стрелять, я направил автомат на полку с посудой первого взвода и нажал на спусковой крючок. Свинцовый ливень ударил в полку. Первая очередь смела и продырявила все солдатские котелки. Не успели они упасть на пол, как новая струя пуль разнесла вдребезги фарфоровые тарелки и чашки, которые взвод натаскал из брошенных домов. В последнею очередь были расстреляны кастрюли и стеклянные банки с вареньем. Сухо клацнул затвор - кончились патроны. Я отшвырнул автомат и схватил с кровати пистолет. Сделав три скользящих шага к строю замерших в ужасе солдат, я четырьмя выстрелами пробил сковородку. Всё: посуда первого взвода была уничтожена. Опустив руку с пистолетом, отошёл обратно к кровати и сел. После стрельбы в землянке и на улице установилась мёртвая тишина.

- Кирьянов. – Позвал замполита.

- Я, - поспешно отозвался Алексей Иванович с улицы.

- Строй батарею. Все сто процентов должны быть в строю. Понял меня?

- Так точно, товарищ майор, - послышался голос замполит и подал команду на построение. Топот ног, голоса сержантов и через некоторое время всё затихло.

- А вас, что команда строиться не касается? Бегом марш, на построение. – Солдат выдуло как ветром из землянки, следом за ними вышли старшина и командир взвода. Я остался один, залез рукой в ящик с патронами и стал не спеша набивать использованный магазин. Также, не торопясь, снарядил патронами пистолетный магазин. Послышался шорох, откинулся полог, закрывающий вход.

- Товарищ майор, батарея по вашему приказанию построена. – Я оглядел Алексея Ивановича.

- Ну что ж замполит, пошли к батарее.

Щурясь от ярких лучей солнца, медленно прошёлся вдоль строя. Второй и третий взвод смотрели на меня с недоумением, а первый взвод стоял, потупив глаза.

- Сержант Лагерев, выйти из строя. - Командир машины вышел на несколько шагов и повернулся к строю.

- Сюда, товарищ сержант, на середину строя батареи, - когда сержант встал рядом со мной, продолжил, – постой здесь, послушай, что комбат скажет. Да и все остальные послушайте. Такой борзоты, какая сейчас произошла, я ещё не видел.

- Вы, наверное, думаете, что служба у комбата – лафа. Попивает коньячок, ничего не делает. Ходит тут «перцем», командует. А тут ещё после боя три дня батареей командует старший лейтенант Кирьянов. Ага, значит комбата отстранили от должности. И он тут уже никто. Да, товарищ Лагерев? - Я остановился перед сержантом и впился взглядом ему в лицо. Лагерев отвернул лицо в сторону и молчал. Рукой, взяв его за подбородок, с силой повернул его голову к себе, - смотреть мне в глаза, сержант. Как шкодить - так смелый, а как отвечать: глазёнки в сторону. – Я вновь повернулся к строю.

- Так…, - протянул задумчиво, - значит, эти полтора месяца, которые мы вместе прослужили, и не просто прослужили, а прошли вместе через все трудности, опасности, вместе создавали вот этот воинский коллектив…. А ведь неплохой создали. Противотанковая батарея у командования полка на хорошем счету. Вместе воевали. Даже пили вместе один и тот же коньяк. Правда, вы в своём коллективе, а я с офицерами. Значит, всё это можно вычеркнуть? Просто взять и забыть?

- Да…, может быть, я с вашей, солдатской, точки зрения – плохой командир. Такой плохой, что вы не видите необходимости поддержать его в эту трудную минуту. Да, для меня эта минута не только трудная, а очень трудная минута. Возбуждено уголовное дело. Главный обвиняемый – я. Чем оно закончится для меня – неизвестно. Ведь кто-то должен отвечать за двенадцать трупов, за два танка и одно БМП. И в это трудное время офицеры и прапорщики полка оказывают мне всемерную поддержку, и не только словами, но и делом. Да, в том числе и яйцами, которые сейчас и стали причиной вот этого разговора. Я бы понял, если бы товарищ Лагерев подошёл ко мне и один на один сказал: - «Вот тебя сняли с должности, и сейчас тебя отправят или в Свердловск, или в тюрьму. Так правильно и сделают, потому что ты был плохим командиром и батарея вздохнёт с облегчением. Вместо тебя пришлют нового командира, который будет лучше тебя командовать. Тогда мы будем жить и воевать веселее». Вот если бы Лагерев сделал так, то мне, конечно, было бы больно это услышать, но это было бы более человечно чем то, что он сделал сейчас.

Все, за исключением первого взвода, который упорно не подымал от земли взглядов, смотрели с удивлением на меня и Лагерева. Я помолчал, приводя мысли и чувства в порядок, а потом продолжил.

- Так вот, товарищ Лагерев, открыто и нагло, в присутствии командира взвода, личного состава первого взвода отказал, как он, наверно, думал, своему бывшему комбату дать сковородку, чтобы старшина ему пожарил яичницу. Тем самым он высказал свою позицию, наверно и позицию первого взвода, что я больше для них не командир батареи. Я пока об остальной батарее не говорю.

Послышалось несколько протестующих голосов. Лейтенант Жидилёв попытался выйти из строя и что-то сказать в оправдание, но решительным жестом я пресёк все протесты.

- Я ещё не закончил. Давайте расставим все точки над «I», чтоб у нас больше не было таких разговоров. Хочу рассказать о кое-каких щекотливых моментах, о них знают только замполит и техник. Не стал я посвящать в это командиров взводов и старшину по некоторым причинам. И не хотел, чтобы вы об этом знали и были втянуты в чего-нибудь или пострадали из-за меня. Не хотел об этом рассказывать, но думаю что теперь надо это сделать.

Сразу хочу заявить и офицеры это подтвердят. Никто меня с должности не снимал и не отстранял. Даже этот вопрос не обсуждался командованием полка. Это я попросил нашего Алексей Ивановича покомандовать батареей, пока не приду в себя, и пока идут разбирательства. Вам это понятно? – Я обвёл взглядом молчаливый строй. Повернулся к Лагереву.

- Товарищ сержант, я твой комбат. И ты своему комбату отказал в сковородке. Я буду твоим комбатом, пока меня не убьют или мы вместе с тобой не уедем отсюда. Тебе ясно это? – Дождавшись его утвердительного кивка, продолжил.

- Всякое в жизни бывает. Вот сейчас в бою мы убили командира батальона - подполковника. Командира танковой роты – капитана. Убили ещё двенадцать солдат. Уничтожили технику. Я ведь, знаете, мог бы встать перед прокурором, невинно захлопать глазами и сказать: - «Товарищ прокурор, а я команды открывать огонь НЕ ДАВАЛ…. Это сержанты Некрасов и Ермаков без моей команды открыли огонь и ВСЁ. И мне бы поверили.

Я подошёл к Некрасову и Ермакову, взял обоих за ремень и выдернул из строя: - Вот они бы сейчас ходили понурые и угрюмые, и как швейные машинки строчили объяснительные. Это против них было бы заведено уголовное дело, это их бы сажали в тюрьму. А я бы ходил по батарее и хлопал глазами, а вы бы бегали здесь и орали, что комбат «рельсы перевёл с больной головы на здоровую». Но доказать что-нибудь вы бы не смогли. Моё слово перебило бы десять ваших.

А что комбат сделал? А командир батареи построил вас и сказал: валите всё ребята на меня, это я отдал приказ и выкручиваться буду сам. – Взмахом руки вернул Некрасова и Ермакова в строй и подошёл к Лагереву, сильно ткнув пальцем ему в грудь.

- А ты не захотел комбату дать сковородку. – Теперь повернулся к командиру первого взвода, – я не знаю, товарищ старший лейтенант, в курсе ли вы о настроениях во взводе или нет, но из вашего взвода гнильём тянет.

- Алексей Иванович, ну-ка доложи батарее: кого мы к орденам, медалям представили за этот бой.

Замполит вышел из строя: - За этот бой мы представили к орденам «Мужества» – Ермакова, Некрасова и их водителей. К медали «За отвагу» командира взвода лейтенанта Коровина, это его экипажи участвовали в бою. К медали «Суворова» представили санинструктора сержанта Торбана, сержанта Алушаева, водителей Уралов Наговицына и Самарченко, техника батареи Карпук. С первого взвода и третьего сержантов Лагерева и Рубцова. – Кирьянов повернулся ко мне, - Борис Геннадьевич, разрешите дополнить Вас.

- Товарищ старший лейтенант, подождите, - оборвал замполита, - потом скажите.

Я повернулся к строю: - Ну, что батарея скажет? Молчите. Комбату тюрьма светит, а он об орденах медалях для своих солдат думает. За бой, о котором мы должны со стыдом молчать. Конечно, в наградных документах, описан бой с боевиками и командование полка, понимая момент, подписало наградные. – Снова подошёл к Лагереву.

- Товарищ сержант, неужели за эти полтора месяца ты не узнал своего комбата поближе?

Неужели, - я постучал по голове сержанта кулаком, - неужели, у тебя в башке ничего не прибавилось. Даже Чудинов, который в Свердловске бегал и орал: «Офицеры и прапорщики – западло», и тот многое за это время понял, и сейчас молчит, только в сторону старшины огненные взгляды кидает. Алексей Иванович сходишь потом в штаб полка и заберёшь наградные на Лагерева. Мы их пока попридержим. Да, кстати. Чудинов, сбегай в землянку и из под моей подушки принеси сюда свёрток.

Пока «Чудо» бегало в землянку, я прохаживался вдоль строя, ощущая на себе любопытные взгляды сослуживцев. Вернувшегося солдата со свёртком, поставил перед строем.

- Разверни, Чудинов, свёрток. - Солдат развернул слегка помятую форму лесничего.

- Эту форму, товарищи солдаты, я достал из той благотворительной посылки, что нам дали на

23 февраля. Видите, на ней пуговицы, эмблемы лесничего. Всё новенькое. Вот, Чудинов, одевай эту форму. Как раз твой размер и носи её, чтобы все знали в полку, что ты, младший Лесник и возишь «Лесника-53». Иди, переодевайся, чтоб в строй встал уже в новой форме. – Солдаты засмеялись, даже Лагерев, несмотря на неприятную для него ситуацию и тот улыбнулся.

Переждав смех батареи, я продолжил: - Ну и последнее. Так сказать для общей информации. Меня, за этот бой, соседний полк приговорил к смерти. Командование полка, кому это положено, делает всё, чтобы это предотвратить. Вчера утром, если вы видели и поняли, когда техник батареи стрелял из подствольника по БМП, была первая попытка покушения на меня разведчиками соседей. Вечером вчера, когда я заявился мокрый по пояс и вы слышали разрывы гранат в двухстах метрах отсюда. Так это не пьяная пехота была, как я вам сказал. Это была вторая попытка убить меня. И второй раз, когда вечером я опять со штаба полка пришёл мокрый, была уже третья, неудавшиеся попытка покушения.

- Командир полка, в связи с этими событиями, приказал мне быть в гуще солдат всё время и везде ходить с телохранителями, чтобы меня не грохнули. Я отказался. Не хватает ещё, чтобы меня грохнули и ещё несколько солдат рядом со мной. Ты понял, Лагерев, что я не прятался за твою спину, и спину Кабакова и других тоже, а ведь мог. Вместо этого, твой комбат написал предсмертное письмо и отдал его замполиту. Если меня убьют, чтобы семья всю правду знала. – Спокойно обвёл взглядом молчаливый строй и обратил внимание, что Кирьянов делает мне какие-то знаки и показывает за спину. Я обернулся.

На дороге стоял ГАЗ-66, из кабины которого выглядывал начальник штаба полка подполковник Колесов: - Боря, третий батальон у себя на передке кажется танк обнаружил. Надо взять противотанковую установку, проехать туда и уничтожить его. После этого доложи командиру полка. Понял?

- Понял. – Колесов хлопнул дверцей и его автомобиль умчался в сторону Гикаловского.

Я повернулся снова к Лагереву: - Ну что, сержант, задачу ведь поставили комбату, а не замполиту. Чего тебе доказывать ещё? – Похлопал покровительственно Андрея Лагерева по плечу, - вот мы сейчас с тобой и поедем этот танк уничтожать. Попадёшь с первой ракеты, я тебя к ордену представлю. Попадёшь со второй ракеты – к медали. Ну а промажешь обеими ракетами, неправильно я поступлю, чёрт с ним, как говорится «Семь бед, один ответ»: поползёшь туда с гранатами. Откажешься, тогда тебя вышвырну в тупорылую пехоту - будешь там воевать.

- Лейтенант Жидилёв, пока мы отсутствуем, выберешь впереди позиций батареи место около дороги, так чтобы до любой пехоты было метров триста. Мы приезжаем, Лагерев экипируется и ползёт туда. И там, на виду у боевиков, оборудует одиночный окоп: назовём это передовым сторожевым постом. На ночь дать ему туда патронов, гранат, осветительных ракет столько, сколько он пожелает. Дать ему радиостанцию туда, настроенную на мою частоту. И вместо того, чтобы ты, Лагерев, - я приблизил своё лицо к лицу побледневшего сержанта, - жопу грел в землянке, будешь ночью охранять позиции батареи, в том числе и меня. Я думаю завтра утром, если не будешь убит или зарезан, ты поймёшь: «Кто тебя в батарее кормит, награждает и трахает». Не пойдёшь туда, вечером отберу у тебя оружие и вышвырну из батареи. Вычеркну из штатной книги и из своей памяти. Мне такие солдаты не нужны.

…Через пятнадцать минут мой БРДМ и противотанковая установка Лагерева миновали южный перекрёсток, свернули влево, мимо подбитых наших танков, на которых лежали цветы. Проехали километр и выехали к зелёнке, вдоль которой располагалась мотострелковая рота третьего батальона. Здесь меня встретили и показали чеченский танк.

Я поднял бинокль и в течение двадцати секунд разглядывал то, что они называли танком. Да, видно было что-то похожее на ствол танка и часть башни, причём белого цвета, что было достаточно странно и вызывало сомнение. Не похоже было, чтобы боевики, вот так просто выставили на передний край танк. Прошёлся метров двести пятьдесят в сторону и уже с этой

точки стал смотреть в бинокль. Теперь стало ясно видно, что это был куст накрытый куполом парашюта от осветительного снаряда, а из куста торчала жердь. Если смотреть невооружённым глазом, то всё это действительно было похоже на башню танка, но в пехоте не было биноклей и они слегка запаниковали, попросив помощи противотанкистов. Я дал пехотным офицерам бинокль и они посмеялись вместе со мной над своими страхами.

Командира полка застал в штабе, рядом с ним сидел Колесов и что-то рассказывал Петрову, тот внимательно слушал начальника штаба и, кивая головой, делал пометки карандашом на карте. Увидев меня, пригласил к столу.

- Копытов, карта с собой?

Разворачивая карту на столе, одновременно рассказывал о результатах поездки в третий батальон. Командир с Колесовым посмеялись и наклонились над ней, потом оба посмотрели на меня.

- Боря, сколько раз смотрю на твою карту и мне стыдно становиться, - пошутил Петров, - такое впечатление, что ты один воюешь, так она у тебя разрисована. По-моему только у тебя в полку карта отработана полностью, даже у меня такой нет.

Я критически посмотрел на свою карту. Карта как карта: нанесён передний край полка, позиция батареи, соседи, сектора обстрела, минные поля в районе расположения батареи и другие условные обозначения, которые должны быть на рабочей карте командира подразделения. Потом взглянул на карту оперативного дежурного: действительно, у меня карта на первый взгляд более полно отработана.

- Ладно, молодец Копытов, а теперь смотри сюда, - командир взял карандаш и очертил им овал на стыке первого и третьего батальонов. – Боря, завтра к вечеру встанешь двумя взводами вот здесь, напротив МТФ и усилишь оборону на этом участке. Сейчас на этом участке переднего края сосредоточены значительные силы боевиков; то ли для внезапной контратаки, то ли для обороны МТФ и моста через реку Аргун на Шали. Место горячее, так что будь там осторожнее. Ну, и честно говоря, мне спокойнее будет, когда ты там встанешь, не достанут там тебя разведчики соседей. Хоть ты и бодро врёшь командиру полка, а я практически всё знаю. Завтра с утра начнёшь перемещаться, а вечером на совещании мне докладываешь о размещении на месте. Да, третий взвод оставишь на перекрёстке, за мостом. Задача у него прежняя: оборонять дорогу на Чечен-Аул.

Приехав в расположение, я на общем построении довёл до батареи новую задачу, чем взбудоражил личный состав. Все были рады переехать на новое место и были рады новым впечатлениям. День прошёл в сборах, снимали масксети, грузили лишнее имущество. Со собой, на новое место, я забирал второй и третий взвода. Первый оставлял на перекрёстке. Командир взвода старший лейтенант Жидилёв - серьёзный мужик и способен принять правильное решение в случаи критической ситуации, да и взвод у него всё-таки надёжный.

Прибыв на новое место, я первым делом осмотрелся и остался доволен осмотром местности. Командный пункт батареи выбрал в месте, где сходились три зелёнки и две грунтовые дороги, тут же проходил на метровой высоте и воздушный арык из бетона. И, что меня особенно порадовало, рядом с новым командным пунктом батареи располагался наблюдательный пункт Виктора Черепкова. Сразу же за зелёнкой, которая была шириной двадцать метров, определил взвод Коровина, а третий взвод поставил в двухстах метрах впереди и правее, сразу же за полуразрушенным бетонным арыком. В ста пятидесяти метрах слева от меня на поле, закрытом зеленкой располагался командный пункт танкового батальона. Туда и направился сразу же, как определил взвода на местах. С командиром батальона, Толей Мосейчук, обговорил все детали взаимодействия и попросил у него БРЭМ с «лопатой» для того, чтобы выкопать землянки. Подогнал машину и сначала выкопал большую и глубокую канаву под свою землянку, а потом для второго и третьего взводов. Приехал старшина и привёз, как всегда, вкусный обед, погода была солнечная и тёплая, располагающая к небольшой выпивке. Мы расставили в бетонном арыке стол, сняли верхнюю одежду, я позвал Черепкова, немного выпили вина и с аппетитом перекусили, после чего пошёл в мотострелковый взвод, занимающий оборону впереди второго взвода в пятидесяти метрах и несколько правее, для того чтобы с командиром взвода также установить взаимодействие. Его палатка стояла прямо в зелёнке. Одним краем она выходила к моему КП, а другим уходила за передний край боевиков и была слабым и опасным местом в обороне. У палатки грязный и зачуханный боец неторопливо мыл сковородку.

- Солдат, где командир взвода или сержант?

Боец оскалился в попытке улыбнуться и, не переставая тереть посудину, кивнул головой на палатку. Полог её откинулся и ко мне вышел высокий, энергичного вида сержант. Был он чисто выбрит, подшит свежим подворотничком, представился: - Заместитель командира взвода сержант Логинов.

- Где командир взвода?

- Я, командир взвода, - спокойно ответил сержант.

- А командир взвода, ранен что ли?

Сержант сдержанно улыбнулся и кивнул головой на солдата, который закончив мыть сковородку, принялся за котелки: - Нет, он живой, но приказом командира батальона я назначен исполнять эту должность, а командир взвода - вот он.

Я пристально вгляделся в неряшливого солдата и с изумлением узнал в нём лейтенанта Нахимова, который ехал со мной в эшелоне.

- Нахимов, ты что ли и почему моешь посуду? – Удивлённо спросил я.

Лейтенант радостно и по идиотски заулыбался: - Я, товарищ майор. Я. Приказом командира батальона я действительно отстранён от командования взводом и не жалею об этом. Пусть сержант Логинов командует взводом, это у него лучше получается, чем у меня.

Я только покрутил головой и пригласил сержанта отойти в сторону: - Товарищ сержант, ну командир батальона отстранил его от должности, но почему он моет посуду, как последний солдат? На каком основании и кто его заставил? Ты, что ли? – Требовательно наехал на сержанта.

Но замкомвзвод не смутился: - Да он и есть последний солдат во взводе. Какой он офицер? Ходит как чмо, вечно грязный и вонючий. Совсем не моется. Про бритьё я и не говорю. Командовать вообще не может. Даже последний солдат и то лучше воюет и ведёт себя. Его даже на охрану ставить нельзя, никто ему не доверяет. А посуду он сам согласился мыть и командир батальона об этом знает – хоть какая-то польза. И ещё хочу добавить, что он своим поведением только позорит звание офицера.

Пообещав уточнить все вопросы насчёт Нахимова у командира батальона, я обговорил с ним все вопросы взаимодействия в случаи нападения боевиков и ушёл к себе. Строительство землянок шло полным ходом. Алексей Иванович выставил на дне вырытой канавы поперёк ящики из под ПТУРов, заполнил их землёй, выстроив вполне приличную стенку. Сверху положил несколько толстых досок и накрыл всё это большим брезентовым тентом, в результате чего получилась просторная и тёплая землянка. У деревянной стенки я поставил свою кровать, набил гвоздей для оружия и одежды, а замполит и техник поставили кровати вдоль земляных стенок. Между кроватями установили стол. Остальное место мы предоставили для оборудования нар для Чудинова, Алушаева и Торбан: они будут проживать вместе с нами. Старшину отправил на усиление в третий взвод, пусть там живёт и помогает командиру взвода. Также обустроились и остальные взвода. Всё было нормально, но меня беспокоили состояние Алушаева, его контузило и он чувствовал себя очень плохо. Кружилась голова, через каждые пятнадцать минут, он выбегал на улицу, где его в кустах сильно рвало. А получил он контузию совсем по глупому.

Перед самым обедом мы на своём БРДМе выехали в расположение третьего взвода, для того чтобы пристрелять цели на переднем крае боевиков. Вообще, весь передний край, где мы расположились, делился на две части зелёнкой. Она то и шла из расположения боевиков и перекрывалась палаткой Нахимова. Левая часть контролировалась вторым взводом и была скучна. Чистое поле, в расположение боевиков пересекал воздушный, бетонный арык, а за ним на небольшом бугре виднелся тригопункт. Больше ничего не было видно и ничего не оживляло пейзаж. Справа от зелёнки в расположении третьего взвода было гораздо веселее. Недалеко от взвода, проходила асфальтная дорога; противоположным концом она уходила в молочно-товарную ферму, которая располагалась в шестистах метрах от нас. Там проходил передний край боевиков. Самих их видно не было, но постоянно посвистывали пули, выпущенные из укрытий, на которые мы практически не обращали внимания. Бетонный забор, за ним виднелись крыши зданий фермы, а над всем этим возвышался подъёмный кран.

Мы начали пристреливать возможные цели из пулемётов, но из-за того, что опять не могли запустить установку для вентиляции кабины, пристрелку пришлось быстро прекратить. Газы от выстрелов скопились внутри машины и Алушаев слегка угорел. Чудинов и он вылезли из машины, сели на броне и стали усиленно дыша чистым воздухом, вентилируя лёгкие. В этот момент к нам подскочил танк с командиром танкового батальона и встал рядом с моим БРДМ, в пяти метрах. Из люка вылез Толя Мосейчук и ткнул рукой в сторону МТФ: - Боря, подъёмный кран видишь? На нём сегодня ночью засекли наблюдателя с ночником. Следят, суки, они ночью за нашими позициями. Вот сейчас мы его и сковырнём.

Толя дал целеуказание наводчику, соскочил с брони и подошёл ко мне. Алушаев и Чудинов с интересом наблюдали за действиями танкистов с машины, а у меня даже не возникало никаких мыслей, что в той близости от танка может быть так опасно. Прогремел оглушительный выстрел и солдат взрывной волной от выстрела снесло с верха машины. Нелепо растопырив в разные стороны ноги и руки, оба пролетели по воздуху метра три и упали на землю. Чудинов упал удачно, сразу же вскочил на ноги и помчался к машине, Алушаев же встать долго не мог и когда мы его подняли, стоял неуверенно, слегка пошатываясь, и был бледен. От БРДМа слышался мат водителя; взрывной волной выдавило оба лобовых стекла машины и они упали вовнутрь, но не разбились. Сам снаряд попал в будку подъёмного крана и она перестала существовать. Второй снаряд попал в место соединения стрелы с краном, взорвался. Даже на таком расстоянии было видно, как куски металла полетели в разные стороны, разбивая шиферные крыши. Трос порвался и стрела рухнула на землю. Третьим снарядом перебили металлические крепления, кран зашатался и упал на остатки крыши ближайшего здания. Толя извинился передо мной, что не предупредил о недопустимости нахождения вблизи танка во время выстрела, сел на танк и укатил к себе. А я, приехав к себе, приказал Алушаеву лечь и отдыхать, освободив его и от ночного дежурства.

Перед совещанием встретился с Будулаевым и спросил, знает ли он в каких обстоятельствах проходит служба у лейтенанта Нахимова? Командир батальона тяжело вздохнул: - Боря, во-первых: он не лейтенант, а уже старший лейтенант. Во-вторых: если бы это было в моей власти, я бы погоны старшего лейтенанта отдал бы его заместителю сержанту Логинову.

- Виталя, но он же офицер и моет посуду солдатам.

Командир батальона успокаивающе похлопал меня по плечу: - Боря, твой авторитет и авторитет других боевых и нормальных офицеров от этого факта не пострадает. И просьба к тебе – не обращай на это внимание. Пусть взводом командует сержант и это меня полностью устраивает.

Уже смеркалось, когда после совещания я шёл по двору племсовхоза. совхоза. Пересекая мне путь, из-за угла здания вышёл здоровенный, сизого окраса, матёрый котяра. Он шёл и жалобно мяукал, жалуясь на какие-то свои кошачьи проблемы. Я любил кошек и, обрадованный такой неожиданной встречей, присел на корточки и ласково подозвал его к себе, без всякой надежды на то, что он осмелиться подойти. Но к моему удивлению, кот без опаски подошёл и доверчиво закрутился вокруг меня. Взяв на руки, ласково уговаривая и поглаживая, понёс его в кабину УРАЛа, на котором приехал на совещание. Кот и в кабине вёл себя спокойно, лежал у меня на коленях и мурлыкал, вылизывая и без того чистую шёрстку. Также на руках я его вынес из машины и принёс в землянку, где положил на свою кровать. Все очень ему обрадовались, сразу же вскрыли банку тушёнки и выложили её содержимое на тарелку. Кот спрыгнул с кровати, подошёл к тарелке, осторожно обнюхал её и обернулся ко мне. В его глазах, почти по человечески, мелькнула благодарность за еду, а поблагодарив нас таким образом, кот не с жадностью, а с деликатностью стал кушать. Мы же с умилением наблюдали за ним, и наверно каждый, глядя на него, невольно вспомнил свой дом, семью и многое другое сокровенное. Кот покушал, запрыгнул ко мне на кровать, умылся лапкой, закрыл глаза и блаженно замурлыкал. С удивлением я обратил внимание, что с его появлением землянка стала ещё уютней.

В 23 часа, как обычно, вместе с Торбан вышел на патрулирование. Забрался в бетонный арык и стал прохаживаться по нему: тридцать метров вперёд, тридцать метров назад. Двигался бесшумно, чутко вслушиваясь в ночные звуки. На старом месте с насыпи я мог наблюдать практически во все стороны и пользоваться ночным биноклем, а вот здесь с двух сторон поле зрения ограничивали две зелёнки, проходящие в двадцати метрах от нас и закрывающие передний край боевиков. Поле между нами и боевиками не было заминировано, это я уточнил у сапёров, поэтому вся надежда была на сторожевые посты пехоты, которым не верил. И на патрули своих взводов. Боевики незаметно, почти вплотную могли беспрепятственно подобраться к нам и атаковать: так что место действительно было опасное. В основном приходилось полагаться на слух, ночной бинокль я сразу отдал во второй взвод – им он был нужнее. Ночь прошла спокойно и в восемь часов утра поехал на совещание. Только выехал на поле, как в ста метрах поднялись два миномётных разрыва и пришлось присесть в люке, пережидая пение летящих осколков, и опять высунулся. Следующие два разрыва легли дальше, но ближе к дороге. Ничего себе, как это духи стреляют так точно вслепую? Ведь между мной и ими зелёнка и они не видят ни меня, ни командира танкового батальона, который ехал на совещание на КАМАЗе впереди в трёхстах метрах.

На совещание командир полка довёл, что 6 – 7 марта из Екатеринбурга прилетает начальник штаба округа и с ним ряд офицеров, вполне возможно от артиллеристов будет Шпанагель, получивший звание генерал-майора. И в это же время планируется показать им наступление полка на МТФ с последующим взятием берега реки Аргун и моста через неё. Из этого вытекали и задачи: усиление разведки позиций боевиков. Поиски слабых мест в обороне противника, выявление огневых точек.

После совещания выпросил у начальника службы РАВ, майора Ончукова, около пятисот патронов к пистолету. Я плохо стреляю с ПМ и решил немного набить руку в этом деле. По пути к себе ехал на БРДМе и стрелял из пистолета по всем банкам и коробкам, которые попадались мне по пути. Результат был плачевный: я не попал ни одну из целей, но не расстроился, так как стрелял в движении.

Перед обедом от Черепкова прибежал солдат и позвал к командиру батареи: - Боря, хочешь духа увидеть? – Спросил меня Виктор, когда уселся рядом с ним в башне машины командира батареи. После совещания я в течение часа внимательно изучал в бинокль передний край боевиков, но не заметил ни одного из них. Хотя пули иной раз посвистывали надо мной. Поэтому предложение посмотреть на боевика принял с радостью. Черепков навёл оптический прибор и предложил взглянуть. Я прильнул к окулярам и увидел бетонный забор, а на его фоне периодически появлялась лопата, выкидывающая очередную порцию земли из окопа. Повернув прибор вправо и влево, я с ориентировался, где боевик копал окоп и тут же увидел другого боевика, который короткими перебежками, крадом и пригнувшись, продвигался вдоль забора к копавшему духу. Только хотел предложить накрыть боевиков огнём батареи, как снаружи послышался выстрел из танковой пушки и снаряд разорвался прямо под ногами боевика. Тело чеченца взлетело вместе с землёй от взрыва и улетело за забор. Через мгновение послышался второй выстрел и в том месте, где мелькала лопата поднялся второй столб дыма, огня и земли. Наверно, для закрепления танкист положил туда ещё один снаряд. Больше смотреть было не на что. Боевика в окопе если и не убило, то контузило капитально и он не боец на достаточно долгое время. С сожалением покинул командно-штабную машину командира батареи. Сидишь в кресле: в тепле и сухости, тебя не мочит ни дождь, ни снег, не продувает холодный ветер. Крутишь себе башню вправо, влево и ведёшь разведку. Нашёл цель, сделал отметочку на карте, тут же по радиостанции вызвал огонь батареи или дивизиона, и дальше ведёшь разведку. Так воевать можно, хотя я не завидовал такой лафе, мне нравилась моя противотанковая батарея. От Черепкова прямиком пошёл к комбату танкистов и выяснил, что Толю тоже заколебали эти миномётные обстрелы.

- Боря, как только собираюсь ехать в штаб, так обязательно с миномёта обстреляют, – возмущался комбат.

Задав несколько вопросов, выяснил: что Толя на утреннее и вечернее совещания, выезжает со своего КП в одно и тоже время.

- А ты не думаешь, что они знают о времени полковых совещаний? Знают о том, что тут стоит КП одного из батальонов. Вот и приноровились сюда стрелять, правда наобум. Значит, их лазутчики по ночам здесь шастают. Как тебе такой вывод?

Мосейчук в задумчивости покрутил головой: - Давай сегодня и проверим. Приходи ко мне, посмотрим, что будет, а потом на моём КАМАЗе поедем на совещание.

В половине пятого я был у Мосейчука. Мы сидели на табуретках перед палаткой комбата и, разговаривая, смотрели на поле. Без пяти пять на поле упало три мины и разорвались у дороги. Ещё две мины разорвались прямо на дороге, но дальше на двести метров. Толя витиевато и долго выругался, разведя руками: - Знают они, Боря, о совещании. Теперь придётся ездить вдоль зелёнки, а в конце сворачивать на перекрёсток.

Но это были только благие намерения. На следующий день, и в последующие дни мы с Толиком ехали на совещание и обратно по той же самой дороге. Каждый день, азартно играя со смертью в прятки, с упорством игрока испытывая судьбу. Когда мины накрывали нас, а когда падали далеко от дороги. Но ни разу у нас не мелькнуло мысль изменить раз и навсегда заведённый порядок. До нашего приезда на этом участке обороны полка активность проявляли только танкисты. Они дежурили на переднем крае, вели разведку целей и если находили их, то сразу же уничтожали. Появилась противотанковая батарея и мы тоже активно вошли в это противостояние. Мои солдаты и офицеры часами сидели и пялились в бинокль, оптические прицелы, вычисляя позиции боевиков и били туда ракетами, или пытались достать из пулемётов. Пехота наоборот - не участвовала: ходили, как слоны по позициям даже не прячась. Если хотели пострелять, то ставили в направлении к боевикам банки или коробки и стреляли по ним, из-за чего боевикам даже не интересно было стрелять по пехоте. Но когда мои солдаты стали с энтузиазмом отслеживать духов, пытаясь их уничтожать, то боевики активно откликнулись и азартно вступили с нами в поединок. Они моментом вычислили позиции взводов и часто обрабатывали их огнём. Особенно они доставали второй взвод. Вычислили землянку взвода и то, что командный пункт батареи находится практически там же. И с этих пор второй взвод стали донимать снайпера. Хорошо что мы вырыли землянки в длинных канавах. Часть канавы занимала землянка, а вторая половина, достаточно большая, была свободной и на ней могли спокойно размещаться девять человек взвода, костёр и оставалось ещё много места для перемещения. Вся жизнь с этого момента во взводе сосредоточилась на этом пятачке. Только кто-то из взвода неосторожно высовывался или выходил из канавы, как со стороны духов прилетала пуля, а иной раз и несколько. Участились и миномётные обстрелы. Боевики открывали огонь из миномётов по несколько раз в день и пытались нащупать и поразить командные пункты танкистов и противотанкистов. И с каждым разом огонь боевиков был всё точнее и точнее. Выглядывая из канавы и наблюдая результаты миномётного огня, я понимал, что рано или поздно, но боевики накроют мой командный пункт и второй взвод.

На второй или третий день противостояния, командир второго взвода обнаружил позицию пулемётчика духов и сцепился с ним. В течении почти сорока минут нервно строчили оба пулемёта машины командира взвода, пять раз слышались шипящие звуки пусков ракетами по огневой точке, но каждый раз пулемёт вновь оживал и обильно поливал свинцовым дождём зелёнку в расположении взвода, и я уже начал беспокоиться, понимая что этот поединок может плачевно закончится именно для нас. К пулемётчику присоединились снайпера, потом ещё один пулемёт, прилетали на излёте пули, выпущенные из автоматов. Уже не только второй взвод они достали, но достали и нас на командном пункте. Пули визжали, свистели, срезали ветки, которые падали к нам в канаву, где мы сидели. Щёлкали по броне моего БРДМа, вздымали фонтанчики земли на бруствере. И в довершении ко всему наш район накрыли с миномётов. После миномётного обстрела стрельба быстро прекратилась и над передним краем повисла тишина.

- Всё нормально у вас? – Крикнул второму взводу.

- Всё нормально, товарищ майор, - долетел весёлый голос из-за зелёнки.

- Как Коровин приедет, пусть ко мне подойдёт.

- Хорошоооо….

Через несколько минут послышался приближающийся гул двигателей противотанковой установки и командирского БРДМа, возбуждённые голоса солдат, которые обменивались впечатлениями. Время шло, но Коровина всё не было, а из расположения второго взвода периодически слышались какие-то сильные и звонкие щелчки по металлу. После очередного щелчка сначала слышался приглушенный мат Коровина, а потом каждый раз дружный солдатский смех.

- Коровин, ну что ты там, давай сюда, - крикнул я через пятнадцать минут, когда у меня кончилось терпение.

- Сейчас…, сейчас, товарищ майор, командир взвода подойдёт. Вы только сами не ходите сюда. – Послышался очередной громкий металлический щёлчок и новый дружный смех. Прошло сорок минут и когда я собрался идти во второй взвод, появился командир взвода. Полусогнувшись, он перебежал зелёнку и спрыгнул к нам в канаву.

- Коровин, ты что, комбата игнорируешь? Я тебя вызываю, вызываю, а ты являешься через сорок минут, а тебе идти тут сорок метров. Что за ерунда? – С раздражением спросил я.

- Товарищ майор, - старший лейтенант заразительно засмеялся, и у меня тут же улетучилось раздражения, - товарищ майор, снайпера заколебали. Когда подъехали к землянке, солдаты успели выскочить из машин, а я только люк открою, а по нему пуля щёлк - я обратно в машину. Через пару минут опять высовываюсь и опять пуля щёлк, солдатам смешно, а мне не до смеха. Только сейчас и выскочил - Коровин опять заразительно засмеялся, засмеялись и мы.

Отсмеявшись, командир взвода уже серьёзным тоном продолжил: - Засёк позицию пулемётчика. По-моему это наш старый знакомый, выпустил по нему пять ракет. Из пулемётов по нему бил, но уничтожить не смогли. Так что, он ещё нам даст просраться.

Мы помолчали, вспоминая о том, как каждое утро чеченский пулемётчик ровно в семь часов утра давал очередь, именно над вторым взводом и моей землянкой, как бы приветствуя нас. А

потом в течении дня неожиданно открывал огонь по нашему расположению, но каждый раз с новой позиции. По пехоте он не стрелял: ему просто было неинтересно стрелять по этим «слонам», которые даже не реагировали на его огонь. А мои солдаты отвечали огнём на огонь. И этот поединок продолжался уже несколько дней.

- Значит так, - решил я довести своё видение этого вопроса, - кто уничтожит этого наглеца, будет представлен к медали «За отвагу». Если группа его уничтожит, то каждый будет представлен. Думаю, что это хороший стимул, чтобы постараться. – Офицеры оживились.

- Борис Геннадьевич, - в азарте Игорь даже кулаком стукнул по брустверу, - я и Алексей, возьмём к себе в помощь Алушаева, вычислим его и уничтожим. Только я хочу получить со склада вместо автомата снайперскую винтовку. Вы не против?

С этого дня началась охота за пулемётчиком. Уже три дня замполит, техник и Алушаев безвылазно сидели в секрете, вычисляя огневые точки пулемётчика. Не отставали от них солдаты второго и третьего взвода. И кольцо охоты постепенно сужалось. А пока пулемётчик резвился: ровно в семь часов утра над землянкой пролетала, посвистывая, стайка пуль из пулемёта, а потом слышалась ровная строчка очереди. Мы в этот момент вскидывали руку в приветствии и вразнобой кричали: - Здорово…, здорово. Живой ещё? Ну, ничего недолго осталось…

И вот мы его нащупали. Удача улыбнулась группе замполита. Они вычислили место: огневую точку, куда дух всегда возвращался под вечер. Скорее всего, это была его основная позиция. Оттуда он никогда не стрелял, а вёл огонь исключительно с других позиций.

Было десять часов утра, когда в землянку ввалились возбуждённые Карпук и Кирьянов: - Есть, вычислили его. Он всегда к шести часам вечера приходит к каменному мосту через арык, у северного угла МТФ, а в шесть утра уходит оттуда на охоту за нами. Туда, не доходя сто метров до моста, подходит зелёнка, которая начинается от нас. Она не заминирована, лишь в двух местах прерывается открытыми пространствами на пятьдесят - сто метров. Ну, эти места мы проползём. Сегодня мы втроём, третий будет Алушаев, по зелёнке проберёмся до самого края, заляжем там, и как только он появиться мы в три автомата с такого расстояния в момент срежем его. И сразу же по зелёнке уйдём обратно.

План был авантюрный, но именно из-за этого мог и сработать.

- Хорошо, утверждаю, но давайте обговорим вопросы прикрытия, когда вы будете отходить.

В течение сорока минут мы обговорили все детали операции и Карпук с Кирьяновым уехали по своим делам на командный пункт полка. А я остался скучать. Делать было нечего. Немного почитал, потом полежал бездумно блуждая взглядом по потолку, по стене и наконец мой взгляд остановился на снайперской винтовке Карпука. Во, занятие было найдено и довольно интересное. Я с энтузиазмом встал с постели, вытащил из под кровати цинк с патронами для винтовки, снарядил три магазина и взял ещё три не распечатанные пачки.

Сначала вышел на левую часть переднего края, но долго здесь не задержался. Скучно было. В оптический прицел винтовки был виден только серый бетонный арык и бугор с тригопунктом - больше ничего. Пересёк зелёнку у палатки Нахимова, вышел на правую часть передка. Свернул налево и через минуту остановился у разрушенной части бетонного жёлоба арыка. Огляделся. В третьем взводе торчала лишь голова дежурного наблюдателя, он немного понаблюдал за мной, а потом продолжил смотреть в сторону Старых Атагов. У палатки Нахимова стояло несколько солдат, которые лениво курили, поглядывая в мою сторону. Я стоял один на поле и в радиусе в двести пятьдесят метров не было никого. Широко расставив ноги, поднял винтовку к плечу и через оптический прицел стал смотреть на передний край, пытаясь

там разглядеть какую-нибудь цель. Но в перекрестье кроме бетонного забора, деревьев и крыш коровников ничего не было видно. Марки прицела плясали от того, что стойка у меня была неправильная и не было упора. Опустив винтовку, оглянулся, увидел в пяти метрах полуразрушенный снарядом бетонный жёлоб, на который можно было удобно положить ствол винтовки.

Только поудобнее расположился у жёлоба, как по бетону, в сорока сантиметрах от меня ударила тяжёлая пуля и с визгом ушла в небо, а мелкие крошки бетона больно секанули лицо, заставив зажмуриться. Пока стоял, как в столбняке, вторая пуля попала в край жёлоба, уже совсем рядом и отколола большой кусок бетона. Из охотника, который вышел пострелять, я сам превратился в дичь. Резко присев, спрятался за жёлобом, лихорадочно зашарил глазами вокруг себя. Да, место я выбрал совсем неудачное и ненадёжное - до любого укрытия было метров сто открытого пространства, которое мне пробежать просто не дадут. Как бы подтверждая мои мысли, в укрытие ударили одна за другой две пули. Одна из них насквозь пронзила бетон, проделав огромную дыру в полуметре от меня. Я просунул в дыру ствол винтовки и через оптический прицел стал высматривать позицию снайпера.

- Блядь, где же эта сука скрывается? – Ничего не было видно, но каждые две минуты в бетон били пули и дырявили его вокруг меня. Веером выпустил пули в том направлении, откуда, как я думал, стреляли. Но теперь с той стороны к снайперу присоединился и застрочил пулемёт, превратив часть бетонного арыка в хорошее решето. Сжавшись в комок, обхватив руками голову, как будто это могло меня спасти от попадания пули, в очередной раз счастливо избежал смерти.

- Довернут вправо, ещё одна хорошая очередь и мне звиздец, - промелькнула в башке мысль. Больше я не стал раздумывать, а инстинктивно метнулся к воронке от снаряда в десяти метрах. И вовремя. Вновь застучал пулемёт и послышались новые удары пуль о бетон. Пару раз свистнуло совсем рядом с головой, но я уже был в воронке. Осторожно выглянул и посмотрел на укрытие, откуда только что прибежал. И счастливо засмеялся - вторая часть желоба тоже была в дырках от пулемёта. – Ни фига себе, на несколько секунд опоздал бы и всё. Я бы отсюда уже не смотрел, но на моё тело, потом, бы смотрели с сожалением. – Даже порадоваться не успел, как очередная пуля ударила прямо перед лицом в край воронки. Глаза засыпало землёй и пришлось нырнуть вниз.

Протёр глаза и по хозяйски осмотрелся в воронке. Яма была большая и полностью скрывала меня от боевиков. Край воронки, обращённый к духам, был выше, а противоположный ниже и я хорошо видел свой участок переднего края, даже сидя. Тут же валялся, непонятно откуда взявшийся, ржавый, фиолетовый тазик. Немного подумав, выкинул его на край воронки и с интересом стал ждать, что получиться. Через двадцать секунд в тазик ударили две пули и скинули его обратно ко мне. Я опять выкинул его наверх, тазик опять скатился к моим ногам с ещё одной дыркой в боку. Раз за разом выкидывал посудину наверх и каждый раз она скатывалась вниз. Снайпер попался матёрый и так просто он меня выпускать не хотел. Сторожил, наверняка приняв меня тоже за снайпера.

Я уже сидел около часа в яме и мрачно наблюдал за своим командным пунктом, терпеливо ожидая, что кто-нибудь наконец то хватится меня и выручит из этой идиотской ситуации. Около закопанной КШМки Черепкова, копошились его солдаты. Вышли из-за зелёнки к ним Чудинов и Алушаев, посмотрели в мою сторону из под ладони и через несколько минут ушли обратно. Кричать им или махать руками было бесполезно – далеко. Через полчаса к землянке проехал старшина – обед привёз, а меня никто не выручает.

Прошло ещё полчаса, из зелёнки внезапно выскочила БМП и на большой скорости направилась в мою сторону. Резко затормозила около воронки, задняя дверь машины открылась и из-за неё выглянул замкомвзвод, сержант Логинов.

- Товарищ майор, у вас всё в порядке? А то я видел, как вы шли сюда, а назад всё не идёте и не идёте. Ваши солдаты приходили ко мне, расспрашивали про вас. – В БМП попала пуля и с визгом срикошетила в землю.

Логинов засмеялся: - Ааа…, всё понятно, зажали вас, товарищ майор. Как откроем огонь, так бежите, мы прикроем.

Сержант и несколько солдат достали из машины пару пулемётов ПК и, прикрывшись БМП, через пару минут открыли огонь по предполагаемой позиции снайпера, а я рванул по полю в сторону своего КП. Не знаю - стреляли ли по мне или нет? Сзади грохотали пулемёты, раз за разом рявкала пушка БМП, в ушах, по моему, даже посвистывало, на такой большой скорости мчался по пахоте. Наверно, если бы обернулся назад, то увидел хороший шлейф пыли из под моих сапог.

Все триста метров, на одной и той же скорости, я промчался по пахоте до КШМки Черепкова на одном дыхании и здесь, почувствовав себя в безопасности, резко сбавил скорость. Хотел обернуться, но в нескольких сантиметрах от головы противно просвистела пуля снайпера и, резко пригнувшись, в несколько прыжков скрылся за машиной командира батареи.

Дождавшись благополучного возвращения БМП Логинова, я уже спокойно вернулся в землянку. Обедал в одиночестве, даже успел вздремнуть до приезда из штаба Кирьянова и Карпука. Ещё раз, обсудив все детали предстоящей авантюры, замполит, техник и Алушаев были готовы к выходу в засаду. Присели, помолчали, потом решительно встали и пошли к палатке Нахимова. Здесь нас уже ждали Коровин с солдатами и сержант Логинов с пятью мотострелками. Получив последние указания и напутствия, группа скрылась в зелёнке. Мы остались рядом с палаткой и стали терпеливо ждать. Сразу же после открытия огня ушедшей группой, Коровин со своими солдатами и двумя пулемётчиками из пехоты вылетают из зелёнки на левую половину, разворачиваются в цепь и прикрывают огнём отходящую группу на своём направлении. Я с остальной пехотой, выбегаю на правую половину и с той стороны мы бьём по чеченцам, не давая им пуститься в преследование. Третий взвод, услышав стрельбу, открывает огонь из пулемётов БРДМа командира взвода. КПВТ будет нашей основной огневой мощью.

Время тянулось медленно, обговорено уже было обо всём и все молчали, лишь изредка перекидывались незначительными фразами. Между нами, занимаясь мелкими хозяйственными делами, крутился «бывший» командир взвода и только он один был спокоен и далёк от наших проблем. За эти дни я уже привык к тому положению, когда сержант Логинов командовал старшим лейтенантом. Да и сам уже понял, что Нахимов был «ни о чём».

Время приближалось к шести часам и напряжение нарастало, каждую минуту мы ожидали услышать автоматные очереди, но их всё не было. Время перевалило на седьмой час и я уже стал жалеть о том, что отпустил их на эту охоту. Мозг услужливо рисовал мрачные картины гибели группы; представляя, что группа в зелёнке на подходе к засаде сама попала в засаду и была вырезана, или без шума взята в плен. Я даже затряс головой, отгоняя дурные мысли, и с облегчением услышал дружные автоматные очереди. Сначала прозвучало несколько автоматных очередей, а потом, через секунд сорок, когда мы уже выбегали из зелёнки, разворачиваясь в цепь, передний край боевиков взорвался ответным огнём.

Я бежал по пахоте с пулемётом в правой руке, на левом плече висели, стянутые ремнями две коробки с пулемётными лентами по 250 патронов каждая. К пулемёту была пристёгнута коробка на сто патронов. Бежал к своему месту, откуда должен был открыть огонь и удивлялся тому, как тяжело было бежать. Несколько часов тому назад я мчался по этому самому полю и не чувствовал ног под собой, а сейчас пот заливал глаза и ноги тонули в земле по щиколотку. Заговорил пулемёт КПВТ в третьем взводе, дал несколько очередей и заткнулся. Сзади меня пехота уже залегла и открыла отсекающий огонь, а я всё бежал и бежал к своей позиции. За зелёнкой, на направлении Коровина, к стрельбе из автоматов присоединились звуки выстрелов из КПВТ БРДМа второго взвода и послышались шипящие звуки летящей ракеты. Вот и моя позиция. Я упал, в течении десяти секунд удобно устроился и взглянул на место боя.

В пятистах метрах от нас виднелись фигурки замполита, техника и Алушаева, которые то мелькали в зелёнке, то скрывались за деревьями. В ста – ста пятидесяти метрах сзади них по зелёнке и по полю стремительно двигались, развернувшись в цепь человек десять чеченцев. Они останавливались на мгновение, чтобы дать очередь по нашим и двигались дальше. Сколько было боевиков на той половине поля мне не было видно, но судя по интенсивности стрельбы их было достаточно и там. Группа быстро и организовано отходила, каждые тридцать метров, кто-то из них по очереди останавливался и огнём из автомата прикрывал отход других, потом стреляющий, уже под прикрытием огня двоих, отходил сам, таким вот перекатом они и отступали. Я прильнул к прицелу и дал первую пристрелочную очередь. Хорошо. Чуть подправив точку прицеливания, дал длинную очередь и с радостью увидел, как трассера завились вокруг двух бегущих духов. Убить их не убил, но залечь заставил. Под огнём остальной моей группы залегли и остальные боевики, которые бежали по полю около зелёнки, но остальные духи в самой зелёнке продолжали преследование. К нашему огню наконец-то присоединился КПВТ третьего взвода и 14 миллиметровые разрывные пули рвали землю среди лежащих боевиков, заставляя их пятиться обратно с поля в гущу деревьев. То один, то другой боевик срывался с места и скрывался в зелёнке и уходил в сторону своего переднего края. Когда они все скрылись среди деревьев, пулемётчик КПВТ стал обрабатывать зелёнку на пути отхода боевиков. Даже на таком расстоянии было хорошо видно, как пули крупнокалиберного пулемёта срезали не только ветки, но и достаточно большие деревья и выкашивали кустарник. Если эту часть боевиков мы заставили отказаться от мысли догнать и уничтожить нашу группу, то в зелёнке человек пять ещё пытались её преследовать. Я прекратил огонь и стал наблюдать за местом, куда должны были выскочить Кирьянов и другие. Замполит и Карпук выскочил, но Алушаева с ними не было. Раз за разом я пробегал взглядом зелёнку, но сержанта увидеть не мог, видел лишь фигуры боевиков, которые мелькали среди деревьев. Интенсивность стрельбы с обоих сторон ослабела и слышались лишь отдельные очереди и выстрелы. Теперь и я услышал частое посвистывание пролетающих в опасной близости пуль. Некоторые из них вздымали фонтанчики рядом со мной, но я не обращал на них внимание, а всё пытался разглядеть в зелёнке сержанта. В двухстах метрах от меня из-за деревьев выскочили Кирьянов, Карпук и, уже не скрываясь, помчались к нашим позициям. Заглядевшись на них, я не увидел как почти на середине поля, неизвестно откуда, выскочил Алушаев и стремительно, насколько это было возможно, побежал прямо на меня. Поняв, что двоих русских им уже не догнать, боевики переключились на Алушаева. Выскочив на край зелёнки, они открыли плотный огонь по сержанту. От пехоты их закрывали высокие и густые кусты, поэтому мотострелки в недоумении крутили головами, но не могли понять, откуда велась такая интенсивная стрельба. Пулемётчик третьего взвода, увлёкшись огнём по отступавшим боевикам, тоже не мог прикрыть одиноко бегущего по полю Алушаева. А очереди вспарывали землю вокруг ног сержанта и от этого он делал дикие, нелепые прыжки в разные стороны, но все ещё невредимый продолжал бежать вперёд. А боевики, почувствовав безнаказанность и вседозволенность, веселились, спокойно стреляя в беззащитную, бегущую мишень. Судя по жестикуляции и спокойным действиям чеченцев, они стреляли на спор: как долго продержится русский. Но самое плохое было в том, что Алушаев находился в створе с боевиками и я не мог открыть огонь из пулемёта. Пули, пролетавшие мимо сержанта, густо свистели и жужжали в опасной близости от меня. Вскочив со своей позиции, я перебежал с пулемётом на десять метров в сторону и опять упал на землю. Теперь мог стрелять, не боясь зацепить своего подчинённого. Алушаев, в свою очередь, увидев мой манёвр, тоже подправил направление своего движения и опять влез между мной и боевиками. Боевики, увидев меня и мои манёвры, разделились и теперь половина их стреляло по сержанту, а другая по мне. Я опасно приподнялся и заорал изо всех сил.

- Алушаев…, ёб… тв… ма..ь, в сторону…, в сторону уходи, я не могу стрелять, - даже замахал рукой, показывая, что надо делать. Но Алушаев упрямо, ничего не понимая, продолжал бежать на меня. Несколько пуль ударило в нескольких сантиметрах от меня, что-то сильно дёрнуло пару раз за одежду, но боли я не почувствовал: - Неужели ранили? – Мелькнула мысль и пропала.

Встал на четвереньки и шустро покатил в сторону. Опять упал и прильнул к прицелу, теперь Алушаев был несколько в стороне от линии огня и уже не целясь сразу же открыл огонь, боясь что сержант опять вылезет между мной и боевиками. Алушаев был уже в семидесяти метрах от моей позиции, и когда я дал первую очередь, резко изменил направление и помчался в сторону палатки Нахимова. Теперь можно было стрелять без опаски и я, со здоровой злостью, сильно надавив курок, длинными очередями стал поливать боевиков. В ленте был снаряжены через один патрон трассер - разрывная, трассер - разрывная поэтому хорошо было видно, как очереди хлестали по боевикам, вокруг них, срезая ветки с деревьев и подымая густые фонтанчики земли. Духи засуетились, заметались по краю зелёнки, а потом дружно скрылись в глубине. Я добил ленту до конца, простреливая кусты, куда они скрылись, а потом встал и, не прячась, пошёл к своим. Несколько раз резко свистнуло, но я даже не оглянулся и не сделал ни единой попытки спрятаться, лишь слегка ускорил шаг. У палатки меня ждали, здесь же был и Алушаев. Не успел ещё дойти до них, как они радостно, перебивая друг друга, загалдели.

- Борис Геннадьевич…, товарищ майор…., завалили мы его. Как начали стрелять, так он сразу и упал. А там, оказывается, толпа духов была, еле ушли…. Если бы не прикрытие, не убежали бы.

Алушаев тоже что-то рассказывал, сбиваясь с одного на другое, и счастливо улыбался, даже сейчас, по прошествии десяти минут, он выглядел взбудораженным, дико поблёскивали, широко открытые глаза.

- Алушаев, ты то, как посередине поля оказался? – Остановил я его сбивчивый рассказ.

Сержант замолчал, собираясь с мыслями, потом засмеялся: - Мы ещё, когда вперёд пошли, я заметил, что из зелёнки в сторону третьего взвода глубокая канава отходит. Показать не успел замполиту с техником, прошли её уже, но в голове она как-то отложилась. А когда начали отходить, я оказался у неё, когда прикрывал отход замполита и техника. Что-то задержался сам с отходом, пришлось мне нырять в канаву и по ней уходить в сторону третьего взвода. Боевики меня здесь и потеряли. А потом выскочил и побежал в вашу сторону. Думал, что боевики меня не заметят. Но всё, слава богу, обошлось. Но пулемётчика мы всё-таки завалили.

Обмениваясь впечатлениями, мы пошли к себе и тут я вспомнил, как меня сильно дёрнуло за одежду во время боя.

- Алексей Иванович, погляди сзади меня, а то когда меня пулемётной очередью накрыло, что-то сильно дёрнуло

Пока замполит осматривал одежду, я прислушивался к своим ощущениям, боясь почувствовать боль от раны, но из-за спины послышался радостно-удивлённый возглас.

- Борис Геннадьевич, да вы в рубашке родились, две дырки в одежде, но тело не задето, смотрите. – Я повернул голову и посмотрел вниз, Кирьянов засунул в дырки пальцы и весело шевелил ими, - Борис Геннадьевич, это надо обмыть.

У землянки нас ждали гости. За бетонным жёлобом арыка стоял БТР, а перед ним перекуривали трое офицеров. Увидев меня, бросили и затоптали окурки. Поздоровались. Ещё издалека увидел, что это были спецназовцы из Забайкалья, с которыми мне уже приходилось сталкиваться.

- Товарищ майор, вот к вам в гости приехали, а у вас тут небольшая война. Что хоть случилось?

В нескольких словах рассказал о нашей попытке уничтожить пулемётчика и о том, что из этого получилось, вместе посмеялись и я пригласил спецназовцев в землянку. Быстро накрыли стол, но зная что они крепких спиртных напитков не пили, выставил на стол лишь две банки с вином «Анапа». Офицеры из вежливости выпили по кружке и больше не стали.

- Товарищ майор, мы к вам по делу. Каждую ночь, у нас несколько разведроту. групп уходят в ближайший тыл боевиков, с таким расчётом, чтобы к утру вернуться. Ходили мы всегда от пехоты, и как бы мы не договаривались с мотострелками, как бы мы их не предупреждали, но каждый раз, возвращаясь под утро, нас обязательно обстреляют. Правда, пока никого не задели, но могут. Вот мы и решили от вас ходить к боевикам, вроде бы по нашим наблюдениям у вас дисциплина выше, чем в пехоте, да и солдаты потолковее. Надоело всё время напарываться на огонь своих. Сегодня мы и пойдём первый раз от вас. Как вы на это смотрите?

- Да я, ребята, смотрю нормально. Ради бога, ходите от меня, но сегодня не советую: расшевелили мы их. Отдохните сегодня или с другого направления сходите.

Спецназовцы, в принципе, согласились с моими предложениями, ещё немного посидели, чуть-чуть выпили и уехали. Я налил по кружкам своих офицеров вина: - Алексей Иванович, если завтра пулемётчик «не поздоровается», то значит, вы его завалили. Тогда не только твою группу представим к медалям, но и из взводов пару человек тоже. А на сегодняшнюю ночь, усилить бдительность: духи могут отомстить.

Ночь была тихая, каждый звук был слышен отчётливо и издалека. Я как обычно прохаживал- ся по бетонному жёлобу и внимательно, насколько это было возможно, вглядывался в очертания деревьев, кустов и в окружающую местность. Также внимательно прислушивался и к ночным звукам, отсеивая обычные звуки передовой от посторонних. Я всегда помнил о вполне возможных вражеских лазутчиков. Внизу, около землянки и БРДМа, прохаживался сержант Торбан. Шёл уже третий час ночи, когда издалека донёсся странный вскрик, так как будто человеку вогнали нож в живот, закрыв ему рукой рот. Резко присев, стал вглядываться в сторону командного пункта танкового батальона, откуда он донёсся. Разглядел и Торбана, который тоже присел и напряжённо вглядывался в том же направлении.

- Торбан слышал? – Тихо окликнул санинструктора.

- Да, как будто в живот кулаком саданули, - также тихо отозвался сержант.

В течении тридцати минут, мы оба напряжённо вслушивались и вглядывались в темноту, но кругом было тихо. Даже передний край, кажется, затих и как будто вместе с нами прислушивался к ночной темноте. Слух до того обострился, что я, наверно, слышал как падали сухие ветки в соседней лесопосадке. Из землянки по малой нужде вышел Чудинов, справил её и собрался обратно, но я остановил его.

- Чудинов, берёшь автомат и ко мне, - солдат исчез, а через минуту залезал ко мне в жёлоб.

- Чудо, - продолжил, когда солдат устроился рядом со мной, - ситуация следующая, кажется, у танкистов вырезали часовых и я сейчас схожу туда на разведку. Ты с Торбаном остаётесь здесь и прикроете меня если что. Ты, понял?

- Товарищ майор, давай те вместе сходим, - горячо зашептал мне в ухо водитель.

- Чудинов, выполняй то, что тебе приказал. Да смотрите, не подстрелите меня, когда буду возвращаться. Если не вернусь через тридцать минут, подымай батарею по тревоге, но втихую и ищите меня.

Через десять метров фигуры Чудинова, Торбан, силуэт БРДМа слились с окружающими предметами и ничего не говорило о том, что кругом, в темноте, находились десятки людей. Передвигаясь вдоль бетонного жёлоба, иной раз замирал, напряжённо вслушиваясь и вглядываясь в темноту, но кругом было тихо и спокойно. Когда до окопа часового танкистов осталось пять метров, я тихо окликнул его, готовый немедленно открыть огонь, если там окажутся боевики. В ответ тишина. Странно, даже днём здесь всегда торчал часовой танкистов. Собравшись с духом, тихой тенью скользнул к окопу и спрыгнул вниз. Зашарил рукой, ожидая каждое мгновение вляпаться в кровь, но окоп был пуст. Поразмышляв немного, двинулся к командному пункту танкистов. Не встретив никого, беспрепятственно вышел к палаткам, где тишину нарушал лишь звук электрического движка, да из палатки командира батальона слышались приглушённые голоса. Заглянув в щель створок входа, оглядел палатку, командира батальона с офицерами, которые спокойно сидели за столом, выпивали и не спеша разговаривали. Откинув полог, я бесцеремонно ввалился в помещение.

- Толя, ёлки-палки, прошёл всё твоё расположение и не встретил ни одного часового, тебя же вырежут, как Чапаева. Непорядок….

Мосейчук зло выругался и с осуждением посмотрел на начальника штаба батальона. Тот под его взглядом поёжился и занервничал: - Товарищ майор, мы ведь с вами сорок минут тому назад проверяли. Боря, - начальник штаба повернулся ко мне, - у меня до сих пор рука болит: одного отлупил за то, что спал, а второму за это же кулаком саданул в живот. Ну, я их сейчас поубиваю.

- Толя, вы тут веселитесь со своими часовыми, а после ваших проверок я полчаса в темноту глазами «лупал». Потому разбираться пошёл, и ни одного часового. – Всё это произнёс с осуждением, продвигаясь к столу.

Все встали из-за стола и стали одеваться, а я наоборот, положив автомат на постель, сел за стол, налил всем коньяка в кружки: - Ребята, да погодите же, садитесь за стол. Сейчас у меня батарея по тревоге подымается, а через десять минут прилетят сюда разбираться – почему комбат не вернулся.

Мосейчук с недоверием посмотрел на меня, потом сел за стол, за ним сели и другие офицеры: - Ну что ж, Боря, посмотрим, как сработают твои бойцы.

Я уже пожалел, что сделал такое самоуверенное заявление. Но отступать было поздно. Прошло минут десять, мы ещё выпили по одной, в молчании закусили и наконец, почти одновременно с двух сторон заполошно завопили в темноте часовые танкистов: - Стой! Стой! Кто идёт?

Сразу же с шипением ушла в небо ракета, послышалось несколько громких и возбуждённых голосов и в палатку вошли замполит и техник, за ними было сунулся Алушаев, но увидев меня исчез. За стенкой палатки слышались голоса часовых и моих солдат, которые уже дружелюбно о чём-то переговаривались.

Довольный произведённым впечатлением на танкистов, постучал ладонью по скамье рядом с собой и сделал для своих подчинённых приглашающий жест. Танкисты же выглядели обескураженными. Я, по-хозяйски, разлил по кружкам коньяк; замполиту и технику побольше.

- Толя, вы тут разбирайтесь, а мы пошли отдыхать, - чокнулся кружками с Кирьяновым, с Карпуком и выпил спиртное. Взяли автоматы и уже вместе с танкистами вышли в темноту. У палатки толпились часовые и человек десять солдат с моей батареи. Всей этой толпой, по моему предложению, мы направились к окопу, где должен был быть часовой и сразу же нашли солдата. Схватив его за шиворот, начальник штаба, со злобой затряс рядового: - Где ты сволочь был, когда здесь ползал командир батареи?

- Товарищ капитан, - виноватым голосом завопил солдат, - срать мне захотелось, и с голой жопой сидел я, поэтому молчал, когда он меня позвал.

Все невольно засмеялись, даже начальник штаба: он отпустил солдата и выругался: - Ну что тут поделаешь, солдату какать захотелось и война по боку. Ладно, солдат, сторожи, потом с тобой разбираться будем, - он устало махнул рукой. Мы распрощались и разошлись каждый в своё расположение. Через полчаса все угомонились и мы опять с сержантом Торбан стали прохаживаться и наблюдать каждый в своём секторе. Невольно вспомнилась вчерашняя ночь. Во втором взводе первую половину ночи стоял на охране сержант Кабаков: всё такой же бестолковый и без инициативный. Я надеялся, что жизнь в боевой обстановке сумеет встряхнуть его и он постепенно станет нормальным командиром и бойцом, но ожидания мои не оправдались. Если Торбан сумел измениться, и причём в лучшую сторону, то Кабаков как был неуверенным так и остался таким. Выполнял любые приказания, от кого бы они не исходили, но инициативы ни какой. Как младший командир он был абсолютным нулём. И как противотанкист, он тоже был никчемный. Правда, как человек был он очень порядочный и честный. Но иной раз его бестолковизм ставил нас в тупик. В прошлую ночь, часов до двенадцати, вдоль нашего переднего края на УРАЛе «резвился» пьяный командир седьмой роты Гарри Богданов, он раскатывал вместе с друзьями на автомобиле и к полуночи уже раз десять проехал мимо меня и второго взвода. В очередной раз, проехав мимо нас, автомобиль внезапно свернул вправо и стремительно помчался через поле в сторону переднего края духов. Я выскочил к краю зелёнки и с волнением стал наблюдать, как автомобиль спокойно раскатывал по тем местам, откуда днём боевики периодически нас обстреливали. Что делать, если боевики откроют огонь по ним, я не знал. С замиранием сердца наблюдал за манёврами машины, а потом со злостью плюнул, когда увидел, что после беспорядочных передвижений, машина развернулась и помчалась в нашу сторону. Но успокоился рано. Только подошёл к землянке, прислушиваясь к приближающему гулу двигателя, как послышалась длинная очередь из автомата, потом ещё одна, а через несколько секунд мимо меня с рёвом пронёсся УРАЛ, с разбитой фарой, без лобовых стёкол и умчался в сторону штаба.

Во втором взводе, когда я прибежал, царила суматоха. Все обступили Кабакова и расспрашивали его о причинах стрельбы. Растолкав солдат, я напустился на сержанта: - Кабаков, ты почему стрелял? У тебя с мозгами всё в порядке?

- Товарищ майор, со стороны переднего края духов машина ехала и я открыл огонь на поражение.

Я только развёл руками и плюнул от досады.

- Идиот. Кабаков, мимо тебя этот УРАЛ за вечер раз десять проехал и мимо меня тоже. Ты наблюдал за ним?

- Да.

- Ты же, значит, видел, что машина в очередной раз выскочила с нашей стороны, поехала в сторону боевиков, там крутилась пять минут, ни на секунду не останавливаясь, а потом поехала обратно. Ну, какие там боевики. Там сидел командир седьмой роты и ещё пару офицеров. Балбес, ты сержант. Теперь остаётся надеяться на то, что ты плохо стреляешь и никого не задел.

- Коровин, - я отозвал в сторону командира взвода, - ты в землянке не сиди, а вместе с солдатами, на улице, службу неси, если они у тебя бестолковые. Я ведь в землянке не сижу. Знаю, что Торбан в одиночку слабоват, зато в паре со мной он действует нормально и достаточно уверенно, вот и бери с меня пример.

Первым кого встретил утром в штабе перед совещанием, был Гарри Богданов. Он был помятый и жестоко мучился с похмелья. Придав себе беспечный и наивный вид, я окликнул Богданова: - Гарри, ты чего здесь делаешь? И вид у тебя не совсем здоровый, заболел что ли?

Командир роты поднял на меня мутный и тоскливый от похмельного синдрома взгляд: - Боря, сегодня ночью, чуть духи не застрелили.

- Как это? – Сделал удивлённый вид.

Гарри вяло махнул рукой и монотонно забубнил: - Да вчера с друзьями слегка выпили, стали кататься на УРАЛе и сдуру уехали к духам на передок. А там, по нам, душара, прямо в упор выпустил целый магазин патронов, у нас всю кабину и фару вдребезги и ни у кого не царапины. Еле ушли от них. Остаток ночи здесь догуляли, в РМО. Ох, Боря, и тяжело мне.

Я взял под руку ротного: - Гарри, пошли к моей машине, у меня там немного лекарства есть.

Богданов сразу оживился и повеселевший пошёл со мной на стоянку машин, и тут же в несколько крупных глотков он выдул кружку коньяка, замер прислушиваясь к тому, как пахучая, крепкая жидкость катится в желудок, а через несколько минут вообще оживился. Потом выпил ещё полкружки и совсем повеселел.

- Боря, за эти несколько часов я второй раз родился. Первый раз, когда ночью от духов уходили, а второй раз сейчас. Я у тебя в капитальном долгу. – Глотнул ещё из кружки и начал подробно рассказывать о происшедшем, а я вспомнил первое своё знакомство с командиром седьмой роты.

Мы стояли блок-постом на северном перекрёстке, и как-то вечером, будучи в скверном настроении, я направился на полковое совещание. На повороте дороги, непонятно по какой причине, оглянулся и посмотрел на позицию третьего взвода, который стоял за мостом на

дороге к Чечен-Аулу. Автоматически прошёлся взглядом по дороге и вздрогнул, увидев как из-за поворота дороги, со стороны деревни, занятой боевиками, вывернулся ГАЗ-66 с будкой и на большой скорости устремился к третьему взводу. Бежать обратно было бесполезно – всё равно не успеть. Оставалось стоять и смотреть, как третий взвод самостоятельно уничтожит машину. Но третий взвод всё медлил и медлил с открытием огня, а автомобиль всё ближе и ближе.

- Ну…, ну же…., Ну….! Огонь…! – Я почти уже орал, - Ну почему вы не стреляете, блин?

ГАЗ-66 благополучно подъехал ко взводу, чуть замедлил ход, переваливаясь на ухабах. Огня не было: ни с нашей стороны, ни со стороны автомобиля. Он благополучно промчался через мост, повернул и помчался в мою сторону. Даже издалека было видно, что это машина не нашего полка, а когда она приблизилась, стали видны гражданские номера.

Азарт сменился спокойствием, тело действовало самостоятельно и точно, освобождая мозг

для решения возникшей задачи.

- Так, если мои балбесы пропустили духов, то мимо меня они не пройдут, - мысли мелькали, прикидывали варианты возможных действий. Руки, действуя автоматически, в это время выдернули гранаты из подсумка, разогнули усики и воткнули рычаги запалов за ремень: чтобы было легко и быстро метнуть их в случаи осложнения. Предохранитель на автоматический огонь и передёрнули затвор. Чуть подался в сторону, к кювету, чтобы было куда укрыться. Всё - готов. Машина в тридцати метрах и я ещё успел разглядеть, что в кабине помимо водителя ещё трое человек.

- Так, в кабине битком: оружие применить не смогут – не развернутся. Так что по кабине стрелять не надо, можно в плен взять, - мелькнула мысль и я дал очередь перед машиной, потом ещё одну по верху будки: только щепки полетели. Машина отчаянно заскрипела тормозами, колёсами по асфальту и остановилась в трёх метрах от меня. Я дал ещё одну очередь поверх машины и страшным голосом заорал, целясь из автомата в кабину: - Вылезай суки, перестреляю!

Подскочил к дверце, дёрнул её. Дал ещё одну очередь из автомата вверх и выдернул водителя на асфальт, пнул его: - Ложись, сволочь, пристрелю. Руки на затылок. – Всё, с водителем можно дальше не возиться: он без оружия, да и выпадая из кабины, хорошо приложился мордой об асфальт. Что-то кричали мне сидевшие в кабине, но я их не слушал: уже распахнул дверцу с их стороны и выдернул из кабины первого, дал очередь над ухом и пинком отправил его на асфальт. И только сейчас до меня стало доходить, что мне кричат: - Мы свои, свои… Да не стреляй ты, свои же….

Да и сам уже увидел, что это были офицеры третьего батальона. Но виду не подал, что узнал и довёл дело до конца. Все лежали мордой в асфальт и крыли меня матом, но не пытались подняться, боясь спровоцировать этого дурака на стрельбу. Сделав вид, что я их только что узнал, разрешил подняться, но продолжал вести себя очень агрессивно: крыл матом, ругал их за то, что они поехали со стороны Чечен-Аула. Среди них был и Гарри Богданов. Оказывается, они были в гостях у Толика Соболева, и чтобы не трястись по полю, выехали за зелёнкой на дорогу из деревни и помчались к моим позициям на трофейной машине; это была бывшая кинопередвижка, отбитая у духов ещё в первый день, когда полк вышел на этот рубеж. Ещё раз обматерив, я отпустил офицеров.

Это воспоминание вызвало у меня смех, который Гарри посчитал поощрением для дальнейшего рассказа, но я его остановил жестом, давясь от смеха.

- Гарри, хочешь расскажу, кто в вас стрелял? – Глядя в его удивлённые, подёрнутые хмелем глаза, захохотал, - Гарри, это мой солдат в упор целый магазин выпустил в кабину, когда вы с передка духов приехали.

Богданов глупо и неуверенно хихикнул: - Боря, не шути. Духи нас обстреляли, а не твои солдаты.

Но, глядя на меня, вдруг сразу поверил в мои слова и озадаченно засмеялся: - Ну, мы и нажрались, Боря. Нельзя же так.

- Гарри, и это ты мне говоришь? – Сквозь смех спросил у офицера, - а сам опять кружку коньяка налил.

Командир седьмой роты с удивлением посмотрел на свою полную кружку, а потом на меня. Оглянулся, поставил кружку на перед БРДМа и с досадой произнёс: - Боря, с тобой, как встретишься так вечно с приключением. Солдат, дай ещё кружку, - сердито заорал Гарри на Чудинова. Водитель нырнул во внутрь машины и выскочил обратно уже с кружкой. Богданов налил полную кружку и протянул её мне.

- Бог любит троицу. Первый раз чуть нас ты не убил, второй раз чуть твой солдат нас не убил, так давай выпьем, чтобы третьего раза не было.

Мы стукнулись кружками и разошлись: я пошёл на совещание, а Гарри к себе в роту… .

Остаток ночи прошёл нормально, в пять часов меня сменил Кирьянов, а без десяти семь меня

разбудили. Сонно поглядывая на часы, я ждал, а рядом сидели солдаты и офицеры: тоже ждали будет ли «здороваться» пулемётчик или он действительно убит. Минутная стрелка перевалила на восьмой час, а пулемётной очереди всё не было и не было. В пятнадцать минут восьмого я констатировал факт: - Наверно, вы его всё-таки завалили. Сегодня воскресенье, так что Алексей Иванович, наградные завтра готовь из того расчёта, как мы определили. Все оживились, а я снова завалился спать. День прошёл в хлопотах, ночь тоже не принесла особого беспокойства. В пять утра меня, как обычно, сменил Кирьянов, а я завалился спать, планируя встать часов в десять. Но поспал немного, и около семи часов как от толчка проснулся. Тело было расслаблено, веки словно налиты свинцом, спать хотелось жутко, но мозг чётко фиксировал всё происходящее вокруг меня. А вокруг меня было всё спокойно. Я чуть приоткрыл глаза и сквозь ресницы разглядел Карпука и Кирьянова, которые сидели на своих кроватях. Алексей Иванович чистил подствольник, а Игорь попивал кофе. Опять смежил веки, и попытался заснуть. Но ничего из этого не получилось и я лежал, не шевелясь, слушая тихий разговор моих подчинённых. Уже почти проваливаясь в сон, услышал как над землянкой посвистывая пролетела стайка пуль и через какое-то мгновение донеслась пулемётная очередь. Потом ещё раз, как бы подтверждая, ещё одна стайка пуль и опять ровная строчка пулемёта. Сон сняло как рукой. Я затаился: послышался шёпот Кирьянова.

- Ёлки палки, Игорь, посмотри, командир спит?

Несколько секунд молчания, в течении которых Карпук разглядывал меня: - Спит комбат.

- Игорь, давай пока он спит, подымем взвода и попытаемся накрыть гада, - послышался шум, подчинённые выскочили на улицу, заревел БРДМ и звук двигателя удалился за зелёнку. Такой же шум раздался и во втором взводе. Через десять минут на передке затрещали пулемёты, звуки пусков ракет и глухие, далёкие разрывы, которые продолжались в течении сорока минут. А вскоре появились и мои подчинённые, сели молча на кровать и стали наблюдать, как я подшиваю свежий подворотничок.

- Чего там у вас за война была? - Как ни в чём не бывало, задал вопрос.

- Да так, - уклонился от ответа Кирьянов. Я же дальше не стал развивать эту скользкую для моих подчинённых тему. Так, в молчании, прошло несколько минут, да и долго ждать не пришлось. Над землянкой опять пронеслась стайка пуль и звук пулемётной очереди, как бы говоря – Живой я, живой….

Я засмеялся: - Что, плакали ваши медали? А говорили – убили, товарищ майор, убили…

Карпук и Кирьянов удрученно, почти синхронно выругались.

- Мы думали, что пока вы спите может быть его завалим, а не получилось… .

* * *

Подготовка к встрече начальника штаба и сопровождающих его офицеров шла полным ходом, так же шла подготовка и к наступлению на МТФ и берег реки Аргун. Каждую ночь за передок уходили группы спецназовцев, уходили они от меня в районе 23 часов и возвращались

около пяти часов утра. Пока всё обходилось, и ещё ни разу мои солдаты не открывали огня по ним, я же каждый раз в это время контролировал и взвод Нахимова. Спецназовцы выпивали у меня по кружке вина, не больше, и уезжали к себе на племстанцию. Хотя и вели наши части и подразделения активную разведку, но так и не было ясности, какие силы боевиков были на этом участке и как они осуществляют оборону. В связи с этим было принято решение с наступлением не спешить, а провести доразведку.

Наступил день, когда в полк приехала комиссия округа. Командир приказал всем находиться в подразделениях и ждать приезда окружников, а вечером всем командирам быть на совещании. Несколько дней тому назад замполит полка подполковник Крупин предложил сдать ему для обобщения жалобы и просьбы. Я же ничего не стал сдавать, а опросил своих офицеров и решил напрямую, на совещании, доложить начальнику штаба округа наболевшие вопросы.

В десять часов утра ко мне в землянку заглянул скучающий командир танкового батальона. Дела были все переделаны и я выставил на стол трёхлитровую банку «Анапы» и закуску, а в разгар посиделок ко мне приехал из штаба майор Халимов и попросил показать, где можно разместить командно-наблюдательный пункт полка, на время наступления. Мы вышли в расположение второго взвода. Надо сказать, что духи в этот день вели себя нервно. Стреляли по поводу и без повода. Обстрелы с миномётов, сменялись на обстрелы из более крупных калибров. Те в свою очередь оканчивались массированным обстрелом какого-нибудь участка обороны огнём из стрелкового оружия. И эта карусель тянулась с самого утра. Вот и сейчас, только мы вышли и стали показывать Ренату места возможного размещения КНП, как нас сразу же обстреляли из автоматов и пулемётов. Причём впечатление было такое, как будто боевики продвинулись вперёд и стреляли с расстояния в триста метров. Мы благополучно добежали до землянки второго взвода и здесь переждали обстрел, после чего скрытно переместились ко мне. Но даже и здесь изредка пролетали пули: то в одном месте, то в другом на землю падали срезанные пулями ветки или слышались редкие, но сильные щелчки пуль о бетонный жёлоб. Ренат, разгорячённый беготнёй, весело ругал начальника штаба полка, за то что тот послал его выбирать КНП полка.

- Боря, где я его выберу? Как? Пусть сам едет и выбирает….

Мы с Толиком стояли и посмеивались, а когда запал у Халимова закончился и он умолк, я пригласил его к себе в гости. Выставил на стол ещё одну банку холодной «Анапы», старшина накрыл прекрасный стол и застолье покатилось своим ходом. Как-то незаметно три литра вина закончились и на столе, также незаметно, появилась ещё одна банка. Халимов, заинтересовавшись моими богатыми продовольственными запасами, решил сготовить из них что-нибудь восточное. Довольный, он сидел около раскалённой печки, где уже аппетитно скворчала раскалённая сковородка, куда старшина с Чудиновым по указанию Рената разбивали яйца, кромсали колбасу, помидоры и чёрт его знает что. Мы с Толиком веселились, глядя на эту суету, и периодически прикладывались к кружкам. Атмосфера в землянке царила весёлая и беззаботная. Но в этот прекрасный момент начался очередной миномётный обстрел, причём падали вперемешку: 82 мм со 120 миллиметровыми минами. Первый залп лёг недолётный. Опытное ухо уловило, что он разорвался, слава богу, не в расположении второго взвода. Второй залп перелетел метров на сто моё расположение и взорвался в поле. Халимов насторожился и в напряжённой позе замер у печки, уставившись взглядом куда-то в угол. Старшина с Чудиновым отошли от входа в глубину землянки и уселись на дрова в углу, сжавшись в ожидании очередного залпа. Мы же с командиром батальона весело и бестолково закричали, пытаясь привлечь внимание Халимова, одновременно разливая вино по кружкам: - Ренат…, Ренат…., вилка: минус-плюс были, сейчас по нам долбанут. Давай быстрей к столу, мы ещё успеем выпить, пока нас не накрыло.

Мы подняли свои кружки и кружку Халимова, но Ренату уже было не до нас, он дико посмотрел на наши бестолково поглупевшие лица, схватил автомат и выскочил из землянки. И тут нас накрыли. Кругом загрохотали разрывы, даже в землянке был слышен противный визг осколков. Одна из мин с оглушительным грохотом разорвалась в нескольких метрах от входа. Плащ-накидку, заменяющую дверь, мотануло взрывной волной и несколько осколков залетело в помещение, но никого не задев. В течении нескольких секунд земля ходила ходуном от разрывов и также внезапно всё оборвалось. Мы сидели оглушенные и не верили тому, что всё закончилось благополучно. Вся закуска была засыпана всяческим мусором, залетевшим от разрыва мины у входа, в кружках тоже было полно мусора, насыпавшегося с потолка. Я выплеснул из кружки вино и налил чистого вина себе и Мосейчуку. Молча стукнулись кружками.

- Чудинов, сходи и посмотри, что осталось от майора, - будничным тоном приказал солдату, поднялся: - Давай, Толя, выпьем за майора Халимова. Хороший был мужик, царство ему небесное. Остался бы в землянке – сейчас бы подымал вместе с нами кружку.

Молча выпили и сели на кровати, также в молчании стали закусывать. Откинулся полог входа: - Товарищ майор, нету майора Халимова и крови не видно. Да и машины его нет, может уехал?

На улице, около входа в землянку, красовалась достаточно глубокая воронка от 120 миллиметровой мины. Установка взрывателя на мине была «фугасная», поэтому прежде чем взорваться мина достаточно глубоко углубилась в землю и там разорвалась, это и спасло нас: подавляющее количество осколков осталось в земле. Ни около воронки, ни поблизости крови не было видно. Значит, для Рената, всё закончилось тоже благополучно. Мы с Толиком выпили за здравие офицера, потом ещё. Мы, может быть, продолжили и дальше, но в землянку вбежал Торбан и возбуждённо закричал майору Мосейчуку: - Товарищ майор, там, к вашему КП подъехал БТР командира полка и на нём полно офицеров.

- Толя, блин, по моему это командир полка с начальником штаба округа, а с ним и мой Шпанагель, - в панике воскликнул я и рванулся из-за стола. Это хотел рвануться из-за стола, но у меня ничего не получилось. Если сознание работало более-менее чётко, то ноги совершенно не подчинялись командам, которые шли из мозга и попытка вскочить чуть не закончилась опрокидыванием стола. Тоже самое происходило и с командиром танкового батальона. Мы оба барахтались за столом, пытаясь выйти оттуда, но это у нас плохо получалось.

- Сержант, гад, убирай стол, а то мы так и не выйдем отсюда, - в отчаянии закричал Мосейчук, пытаясь в очередной раз выбраться из-за стола, и заваливаясь на меня. Торбан и Чудинов схватили стол и поставили его в угол. На этот раз нам хоть и с трудом, но удалось подняться с кроватей. Первым из землянки, качаясь из стороны в сторону, выбрался Толик, я за ним. Высунувшись из-за кустов, посмотрели в сторону КП танкистов. Действительно, там стоял БТР командира, а на нём полно офицеров. Петров, стоя на броне, что-то объяснял Каспировичу и показывал в сторону моей батареи, рядом с ними стоял Шпанагель и тоже смотрел, как мне показалось, прямо на меня.

Толя тоскливо вздохнул и обречённо произнёс: - Боря, мне надо туда идти. Это звиздец. – Повернулся и сильно кренясь из стороны в сторону, неловко побежал к БТРу командира.

Я почти в панике заметался около землянки, но через несколько секунд взял себя в руки, понимая, что после КП танкового батальона они обязательно заедут ко мне. А я двух слов связать не могу. Лучше бы мина в землянку попала бы.

- Чудинов, быстро наводи шмон в землянке, со стола всё убрать. Чистота и порядок, даю тебе две минуты. Понятно? – Водитель мотнул головой и его как ветром сдуло. – Торбан, медицина, чёрт тебя подери: что хочешь делай с комбатом, но через три минуты я трезвый. Вперёд!

Торбан тоже метнулся в землянку и через тридцать секунд выскочил оттуда с полной кружкой в руке: - Пейте, товарищ майор, не задумываясь, и сразу же протрезвеете.

Поднёс кружку к носу и осторожно понюхал, учуяв запах спиртного: - Что это? – С подозрением спросил у санинструктора.

- Пейте, товарищ майор. Это вода наполовину с нашатырным спиртом.

- Торбан, я же сейчас всё здесь облюю.

- Пейте, - почти приказал мне сержант.

Я зажмурился и, стараясь не дышать, в несколько глотков выпил кружку, и тут же побежал к кустам, где меня вывернуло почти наизнанку. Стало легче, но мне показалось, что от этого я стал ещё более пьянее. Подскочил к жёлобу и выглянул из-за него. Командир танкового батальона, приложив руку к головному убору, как стойкий оловянный солдатик стоял у БТРа и выслушивал длинную тираду начальника штаба округа. Толю, несмотря на его старания держаться прямо качало и штормило и не надо было иметь пять пядей во лбу, чтобы понять, что ему говорил генерал. Шпанагель же продолжал упорно смотреть в мою сторону.

- Товарищ майор, - позвал меня Торбан, - становитесь сюда и наклоняйтесь, а я сверху буду лить вам на затылок из чайника струю холодной воды. Это тоже здорово помогает от хмеля.

Я обречённо нагнулся и струя холодной воды потекла мне на затылок, потом зашиворот по спине, но мне уже было всё равно. Поняв, что и это не помогает, сгоряча сунул голову целиком в бочку с водой и затаил дыхание. Выдержал я в таком положении секунд сорок, потом выдернул голову из воды и с шумом вздохнул. Ладонями сильно провёл по волосам и лицу, сгоняя оставшуюся воду, и увидел, что Торбан принял строевую стойку и приложил руку к головному убору. Кого он приветствовал: это был даже не вопрос. Медленно повернулся: вдоль бетонного жёлоба на небольшой скорости проезжал БТР командира полка. Все, кто был на броне, с интересом разглядывали открывшуюся им картинку из быта противотанковой батареи. Я же видел только одного Шпанагеля и смотрел на него, как кролик на удава. К моему счастью БТР не остановился, а проехал в расположение первого батальона, я лишь успел увидеть недовольный взгляд полковника Петрова, который догадался откуда появился пьянущий майор Мосейчук. А через пять минут появился расстроенный Толик.

- Боря, ну и отодрал же меня Каспирович. Наверно, снимут с батальона, – офицер пригорюнился. – Лучше бы мина в землянку попала, сейчас было бы всё до лампочки.

Я приобнял Толика: - Толя, у меня точно такая же мысль, про мину, была. Что теперь сделаешь, может ещё пронесёт? Давай-ка, лучше мы пойдём, да ещё по стаканчику дербалызнем. Заполируем.

В землянке действительно был наведён за две минуты порядок и о происходившей здесь пьянке ничего не напоминало, за исключением стойкого запаха спиртного и закуски.

- Чудо, а где всё со стола? – В удивлении спросил у солдата.

Водитель нагнулся и с усилием вытащил из-под кровати деревянный ящик, в него то и смахнул решительной рукой солдат всё со стола. Я налил в кружки вино, с Толиком присели над ящиком, осторожно пальцами вытащили по куску мяса и медленно, с наслаждением выпили вино. Говорить и обсуждать происшедшее желания не было, мы просто сидели на корточках у ящика и периодически залазили туда за закуской, потихоньку тянули вино, размышляя каждый о своём.

В землянку опять ворвался Торбан, которого я оставил наверху с биноклем наблюдать за БТРом командира: - Товарищ майор, духи накрыли минами БТР командира.

Нас как ветром выдуло из землянки. КП первого батальона стояло от меня через поле, в метрах восьмистах и хорошо был виден. Даже без бинокля видно было, как около КП падали мины и метались фигурки людей. Часть из них заскочила на БТР, который сразу же набрал большую скорость и помчался по краю поля в сторону штаба полка. Я вскинул бинокль и стал разглядывать командирскую машину. Судя по поведению людей на нём, во время обстрела никто из них не пострадал.

Вечером, в помещении бывшей бухгалтерии, где мы обычно проводили полковое совещание, было битком. Я немного опоздал, поэтому присел на кучу дров у печки и усилием воли попытался привести себя в более-менее нормальное состояние. Закончили мы выпивать с Толиком два часа тому назад и я был сильно пьян. Начало совещания затягивалось и мне этого

времени хватило для того, чтобы привести свои мысли и чувства в порядок, но решил сидеть тихо – не вылезать на глаза начальства. Вскоре в помещение зашли командир полка, Каспирович и другие офицеры - окружники. Начальник штаба округа подвёл краткий итог посещения нашего полка. Остался очень доволен положением дел в полку, ну и как всегда: где есть положительное, там есть и отрицательное. Он поднял командира танкового батальона и жёстко отчитал его за пьянку в боевых условиях. Толик стоял молча, как истукан, и от испуга казался совершенно трезвым. Слава богу, ему не пришлось отвечать генералу, иначе можно было бы услышать пьяный бред, причём очень невразумительный. Я, с внутренним напряжением ждал, что сейчас подымут и меня. И у самого от испуга, улетучились остатки хмеля, но всё обошлось.

Закончив рассказывать о своих впечатлениях от полка, Каспирович рассказал немного о наших семьях. Пообещал, что все просьбы офицеров и прапорщиков полка, которые ему передали, будут рассмотрены и по возможности решены. После начальника штаба выступил командир полка, который в свою очередь обратился с рядом предложений и просьб к командованию округа. Мне запомнилось одно из них: одному из офицеров третьего батальона написала жена из Екатеринбурга. Почти каждый вечер к окнам их квартиры, а жили они на первом этаже, приходил какой-то вечно пьяный мужчина и в течении длительного времени лазил под окнами квартиры, стучал в окна, кричал жене офицера, что муж её убийца, что он на Чеченской войне грабит и мародёрничает, и что когда он приедет домой ему отомстят. Женщина очень напугана и не может найти управу на этого хулигана. Каспирович внимательно выслушивал все предложения, просьбы, записывая их в записную книжку. Выступили заместители командира полка и некоторые из начальников служб. Совещание проходило в спокойном деловом русле, я успокоился, пришёл в себя и когда генерал спросил, есть ли ещё просьбы, расхрабрился и встал.

- Товарищ генерал-лейтенант, - с удовольствием отметил, что голос мой был достаточно чётким и не дрожал, но одновременно увидел, как поморщился замполит полка и с неудовольствием посмотрел на меня командир, но отступать было некуда. Я обещал довести до окружного начальства просьбы своих офицеров, поэтому представился и смело продолжил свой доклад, - командир противотанковой батареи майор Копытов. У меня несколько просьб, которые мне бы хотелось доложить лично вам. Мои офицеры, прапорщики прибыли из различных гарнизонов и их семьи до сих пор не получили причитающиеся денежное довольствие, которые, например, получают наши семьи в Екатеринбурге. Я передаю вам записку с перечнем этих гарнизонов и их командиров, - запустил записку через офицеров, дальше доложил уже по отдельным просьбам Кирьянова и Пономарёва и закончил своей просьбой.

- Перед началом Чеченской войны, у нас в гарнизоне сдали жилой дом. На мне закончилась очередь, в результате чего я оказался первым на получении квартиры в следующем доме, Но мне пишет жена и сообщает, что я в этой очереди отодвинут уже на седьмое место и впереди меня, как это не парадоксально находятся несколько офицеров, которые отказались ехать в Чечню. Хотелось бы, чтобы вы там разобрались принципиально с теми, кто прячется за женские юбки. – По помещению пронёсся одобрительный шум. Крупин опять болезненно поморщился, а командир дал мне знак, чтобы я заканчивал и садился. В принципе, больше мне и нечего было говорить. Я сел довольный собой, хотя прекрасно понимал, что завтра, после отъезда комиссии буду жёстоко «отодран», причём публично. Но это будет завтра, а сейчас мне после совещания придётся пообщаться со Шпанагелем. Но пообщаться не пришлось, от чего особо и не расстроился. В коридоре меня перехватил Олег Касаткин.

- Боря, ты правильно выступил, но хочу тебя предупредить, что мой начальник на тебя очень зол. Он рвёт и мечет от того, что ты обратился с просьбой мимо него и хочет за это отыграться на тебе, но сейчас ему просто не до тебя.

- Олег, как со стороны, не особо было видно, что я выпивши? – Олег расхохотался, - Каспирович может и не заметил, но все кто тебя знает, в том числе и я: поняли, что ты сегодня с хорошего будунище.

Поблагодарив Касаткина за предупреждение, направился искать Халимова, которого видел живым и невредимым на совещание. Упорные поиски привели меня к разведчикам, где и нашёл Рената. Что мне рассказал Ренат, не запомнил, потому что его рассказ происходил во время обильного принятия коньяка вместе с разведчиками и я уехал к себе практически выведенным из строя. Но самое интересное, что ко времени заступления на дежурство был опять почти трезвый. Этот факт давно меня интересовал: как бы сильно не был выпивши, но к 23 часам я был всегда трезв.

К утру сильно потеплело и к 8 часам утра, когда прибыл в расположении штаба полка, на землю упал плотный туман. В девять часов уходила колонна с комиссией, а вместе с ними уезжал мой друг подполковник Николаев. У него подходил срок выхода на пенсию и начальник штаба округа своим решением забирал его в пункт постоянной дислокации, а вместо него командиром дивизиона и начальником ПВО полка оставался майор Микитенко.

Около штаба полка, из кунга начальника артиллерии, на меня наскочил подполковник Кольчугин, который прилетел вместе с комиссией.

- Боря, - радостно завопил он и облапил меня, - давай сюда свою машину и сейчас мы с тобой

поедем в гости – в 276 полк. – Кольчугин радостно вопил, нетерпеливо дёргал меня за руку, и рвался в гости к любому, кто его примет. Было похоже, что он вообще не воспринимал окружающую действительность. Ему сейчас, наверно, казалось, что он находиться на Чебаркульском учебном центре, а не в Чечне. Был он всклокоченный, волосы торчали в разные стороны, глаза красные и ничего не понимающие. Было ясно: ночь он провёл не зря и несколько литров вражеского коньяка было успешно уничтожено.

Отвязавшись от пьяного подполковника, тут же наткнулся на генерал-майора Шпанагель. Начальник ракетных войск и артиллерии округа сердечно поздоровался со мной. Я вытянулся, и тоже поздоровался, в свою очередь поздравив с присвоением звания генерал-майор. Шпанагель невольно скосил глаза на генеральские погоны и остался доволен увиденным. Я понимал его: двадцать один год тому назад получил первое своё воинское звание - ефрейтор, очень гордился им, частенько искоса поглядывая и любуясь новенькими, жёлтыми лычками.

Шпанагель, в отличии от Кольчугина, был свеж, бодр и в настроении. Он взял меня под локоть и мы начали прохаживаться вдоль здания.

- Копытов, всё мы знаем. Ты действовал правильно. Мы в округе со своей стороны тоже держали ситуацию под контролем и как могли влияли на неё. Ты не расстраивайся – всё будет нормально. Командование полка о тебе и твоей батареи очень хорошо отзывается: так и держись дальше. – В такой манере мы разговаривали в течении пяти минут и расстались, довольные друг-другом.

В штабе зенитно-ракетного дивизиона дым стоял коромыслом и прощание заканчивалось, но пьяных не было. Офицеры подходили, наливали себе коньяк, добрыми словами напутствовали Георгиевича и выпивали за его здоровье, за то чтобы не скрипели колёса и дорога домой была короткой и лёгкой. Каждый приносил письмо для своих близких и письма других офицеров, чтобы они были отправлены в Екатеринбург.

Через десять минут прощание закончилось и мы гурьбой вывалили на автомобильную площадку около памятников. Туман ещё больше сгустился и дальше пятидесяти метров ничего не было видно. Мы столпились вокруг Николаева, а в двадцати метрах от нас стояли окружники и командир полка с замами. Командир заметно нервничал: было уже девять часов, но ни БТРа, ни БМП разведчиков, на которых комиссия должна была уехать, до сих пор не было. А тут ещё, в двухстах метрах от нас внезапно вспыхнула ожесточённая стрельба. Все насторожились и стали поглядывать в ту сторону. Именно оттуда должна была показаться техника разведчиков. Петров коротко распорядился и начальник разведки, вскочив на БТР командира, с несколькими разведчиками умчался в сторону стрельбы. Но стрельба только усилилась. На площадке внешне все казались спокойными: окружники искоса поглядывали на нас и, видя наше внешнее спокойствие, тоже старались не подавать виду, что встревожены. Мы хоть и насторожились, но сейчас сочувствовали командиру, который вроде бы спокойно разговаривал с Каспировичем, но в душе, наверно, костерил опаздывающих разведчиков и больше всего хотел быстрей сплавить отсюда генералов и их сопровождающих. Стрельба как внезапно вспыхнула, также внезапно и прекратилась, из тумана, наконец-то, показались разведчики, а через десять минут все попрощались, расселись на броне и уехали. Командир облегчённо вздохнул, также облегчённо перевели дух и замы.

- Командиры подразделений и начальники служб - строиться: получать подарки, - хоть голос командира был весел, но какие подарки он будет раздавать, никто не сомневался. Быстро построились. Командир тут же выдернул героя вчерашнего дня – Толика Мосейчука и капитально продрал его. Я стоял и ждал своей очереди, но командир лишь зыркнул в мою очередь и ехидно спросил: - Копытов, доложи: чего это ты вчера в бочку с лягушками нырял, когда мы мимо тебя проезжали?

Строй сдержанно засмеялся.

- Твоё счастье, товарищ майор, что Каспирович был в хорошем настроении, а то бы ты сейчас ехал вместе с ними в Екатеринбург, – командир повернулся к замам, - У заместителей будет что сказать?

Вперёд вышел замполит полка Крупин и сразу же напустился на меня: - Копытов, ты что самый умный? Ведь было приказано: сдать все жалобы и просьбы в штаб, чтобы их там обобщить и передать Каспировичу. Но нет, помимо того, что ты пьяный явился на совещание, тебе надо было вылезти, выскочить и показать себя – вот какой я умный. – Крупин что-то ещё бухтел, но мне было наплевать на его раздражение. У него свои задачи, а у меня свои.

После отъезда комиссии жизнь в полку потекла своим обычным путём. Подготовка к наступлению продолжалась. Разведчики, спецназовцы, сапёры целыми ночами лазили по передку духов и за его передний край, пытаясь наиболее полнее выявить оборону противника. Ну, а батарея жила своей жизнью, своими маленькими проблемами. На меня чего-то обиделся и сбежал кот. Пару дней перед этим, мы как обычно сидели втроём за столом, тихонько потягивая «Анапу», и также незаметно, и неожиданно сильно напились. Кот тёрся вокруг нас и получал со стола то от меня, то от Кирьянов или техника очередной кусок мяса и, блаженно мурлыкая, тут же его съедал. А через пару минут опять лез к нам, становился на задние лапки, выпрашивая следующую порцию. В конце концов он насытился и неожиданно для меня запрыгнул на постель замполита, где улёгся и стал умываться..

Мне от этого стало обидно: - Не понял? Алексей Иванович, чего это он к тебе на кровать попёрся? Ведь он только у меня спал.

Карпук и Кирьянов пьяно рассмеялись, что ещё больше задело меня. Я поднялся со своего места, покачиваясь, взял на руки кота и перетащил его к себе на постель: - Лежать здесь? – Приказал я ему. Но кот соскочил с кровати и под обидный смех моих подчинённых вернулся обратно на кровать к замполиту.

- Ах, так, - я был возмущён до крайности, - Алексей Иванович, выводи этого предателя на улицу. За измену командиру батареи я его приговариваю к расстрелу.

С шутками и пьяным гоготом замполит с техником подхватили кота за передние лапы, и тот мелкими шажками, отставив свой шикарный хвост на сторону, вынужден был идти за ними на выход. За нами повалили Алушаев, Чудинов и Торбан, ожидая нового развлечения. Техник посадил кота на бампер УРАЛа, где тот, в свете фонаря, спокойно уселся и стал умываться. Мы построились в пяти метрах от него и по моей команде достали пистолеты. Я начал громко провозглашать приговор, неся ахинею, а когда закончил его, мы подняли пистолеты и стали целиться в кота, который продолжал умываться, даже не представляя, что в следующую секунду жизнь его прервётся. Первый опомнился техник и возмущённо завопил: - Стойте, ведь пули его сейчас прошьют и пробьют радиатор и мне придётся паять. Надо его перенести на броню БРДМа и там расстрелять. – Уже спокойно предложил он. Мы переглянулись и согласились с «авторитетным» мнением техника. Но когда глянули на кота, то его на бампере уже не было – он соскочил и улизнул в темноту, воспользовавшись заминкой. Немедленно организованные поиски ни к чему не привели.

Утром, когда замполит с техником «больные», хмуро собирались по своим делам в штаб полка, я их попросил на полном серьёзе: - Ребята, если вы там встретите кота: скажите ему, что я его прощаю и пусть он возвращается. Пусто без него в землянке.

Огорчённые пропажей кота, мои подчинённые согласно кивнули головой и умчались, а через два часа кот обратно был на батарее. Радостные, замполит с техником, вытащили его из кабины автомобиля и торжественно поставили на бруствер передо мной. Я, сдерживая радость, взял его за ухо, и легонько потягивая за бархатное ушко, строгим голосом начал отчитывать.

- Ты чего это? Почему в боевой обстановке покинул передний край? Это, ведь, дезертирство. Ну, подумаешь – твой командир пошутил. Не расстреляли ведь, поэтому и нечего на него обижаться. На первый раз прощаю, но следующий раз поступлю по закону военного времени.

Кот виновато свесил голову и терпеливо выслушивал весь этот бред, который нёс командир противотанковой батареи. Закончив отчитывать, я его отпустил, с добродушным ворчанием: - Ладно, иди в землянку. Там тебе банка с тушёнкой открыта, небось, голодный. – Кот послушно соскочил с бруствера и отправился к своей тарелке, добросовестно съел всё и завалился спать на моей кровати, где и проспал до вечера. Вечером проснулся, сладко потянулся и направился к выходу.

- Ты куда? – Со строгостью в голосе спросил я его. Кот остановился, повернул ко мне голову и коротко мяукнул в ответ.

- В туалет пошёл, - перевёл Алексей Иванович, а техник засмеялся.

- Борис Геннадьевич, по-моему у нас всех уже крышак поехал. Мы с животным, как с человеком разговариваем и обращаемся. – Мы грустно, смехом, поддержали техника. Но кот больше не вернулся: сбежал на племсовхоза. станцию и сколько мы его там не вылавливали в руки он нам больше не дался.

От этих воспоминаний меня отвлёк шум двигателя БМП, которое уже достаточно долгое время металось по полю сзади третьего взвода. Вот он начал быстро приближаться к нашему

КП. Я присел и настороженно стал вглядываться в темноту. Обычно ночью никто не ездил, опасаясь нарваться на огонь своих же. И если кто-то едет значит у него достаточно веские причины покинуть своё расположение. Шум БМП затих в пятидесяти метрах от нас, лишь едва слышалось тихое урчание двигателя, работающего на холостых оборотах.

- Есть кто тут, отзовитесь? – послышался голос из темноты, а через несколько секунд показалась неясная фигура кричащего.

- Есть, - прокричал я ему в ответ, - только руки в гору и медленно приближайся к нам, если что – хлопнем сразу.

- Торбан, на фонарик и давай в сторону, как свистну – освети его мне.

Санинструктор скрылся в темноте, а я напряжённо вглядывался в незнакомца, который с поднятыми руками медленно двигался вперёд. Когда до него осталось десять шагов, я свистнул и луч сильного фонаря осветил чумазого солдата. Это был свой.

- Кто такой?

Солдат щурил глаза, пытаясь разглядеть задавшего ему вопрос, но ему мешал свет. Он опустил руки и спросил в ответ: - А я с кем говорю?

- Ты говоришь с командиром противотанковой батареи. Что случилось?

Солдат обрадовался, опустил руки и зачастил: - Товарищ майор, тут у нас такая беда приключилась. В БМП лежит несколько раненых солдат с моего отделения, а мы с первого

батальона и сейчас пытаюсь найти медика, или как-то проехать в полковую санчасть, да заблудились. Я уж думал, не к боевикам ли мы выехали?

Я поднялся из-за укрытия, позвал Торбана и направился к боевой машине пехоты. Солдат опередил меня и когда я подошёл к машине, кормовые люки уже были открыты. В правом отделении десанта лежал солдат и тихо стонал. Сапоги у него были сняты и голые ноги по колено были в крови и в мелких ранах.

- Жгуты мы ему наложили быстро, так что крови он потерял немного, - высунулся из под руки пехотинец, - да вот, блин, промедола у нас нет.

- А что со вторым? - Заглянул в левый отсек. То, что увидел, заставило меня содрогнуться, сердце сжало. Крови нигде не было видно, но на месте тазобедренных костей, всё было вмято и истерзано гусеницами. Услышав голоса, раненый поднял голову и радостно заулыбался.

- Посмотри…, от жопы, после гусеницы ничего не осталось, а баночка как целая, - в руках раненного была банка консервов: «килька в томате», - а банка у меня в кармане штанов лежала.

Солдат засмеялся и только сейчас я обратил внимание, что он был сильно пьян. Присмотрелся к солдатам - и они тоже были пьяны.

- Что у вас произошло? – Я схватил солдата за одежду и свирепо встряхнул.

- Товарищ майор, не виноваты мы. Сидели у костра, ну чуть-чуть выпили, а тут из темноты граната из подствольника прилетела. Духи подобрались и пустили по нам. Вот этих троих ранило. Я их посадил на БМП, а когда стал разворачиваться, то не заметил, что в ящиках Петька спал. Я на нём и развернулся….

Ещё раз сильно встряхнул солдата, но уже без злости: - Если бы это были духи, то они бы вас всех там и перебили. Вы там нажрались, как скоты и кто-то из вас, из баловства, кинул в костёр гранату: вот как дело было. Идиоты.

Оттолкнул солдата в сторону, ругаться было бесполезно. Достал из бокового кармана пару ампул промедола и вколол их раненому в ноги и ещё одному на броне.

- Товарищ майор, а этому? – солдат нерешительно махнул рукой в сторону раздавлённого.

- Этому уже бесполезно. Сейчас он в шоке и боли не чувствует, да и сильно пьяный. Вот через часика три, когда он отойдёт от хмеля и шока – он завоет от боли. Смеяться уже не будет, а сейчас рулишь вон туда, - я махнул рукой на КП танкового батальона, - там прапорщик санинструктор. Он и сопроводит вас в санчасть.

… Утром командир на совещании озвучил происшедшее ночью в первом батальоне именно так, как я и предполагал: солдаты напились, начали баловаться и кто-то из них уронил в костёр гранату от подствольника, а дальше и так было всё ясно. Жалко было только командира первого батальона, которого полковник Петров и Крупин подымали с места раз десять и ругали за пьянство в батальоне, за отсутствие должного контроля за солдатами, и вообще за всё подряд.

После вечернего совещания, оставшись решить с начальником артиллерии ряд назревших вопросов, я оказался свидетелем обсуждения предстоящего наступления. Особенно горячился Будулаев, пытаясь доказать командиру полка что он ночью, втихую, без артиллерийской подготовки займёт территорию МТФ.

- Товарищ полковник, да ночью там никого нет. – Будулаев поправился, - ну есть там пару бункеров, но мы их тихо уничтожим и займём МТФ, духи до утра не хватятся.

Командир задумчиво потирал подбородок, смотрел в карту и сомневался.

- Товарищ полковник, мои разведчики чуть ли не каждую ночь ползают туда, да и полковые разведчики это же говорят. – Продолжал давить Виталий Васильевич.

Командир недоверчиво смотрел на Будулаева и продолжал молчать. Дверь открылась и в помещение вошёл генерал – старший Забайкальского спецназа, который стоял вместе с нами на племсовхоза. станции. Петров сходу озадачил его вопросом.

- Геннадий Порфирович, твои каждую ночь лазают за передок духов. Что они докладывают про МТФ: есть там духи или их нет?

Генерал опёрся руками на стол и вперил взгляд в карту оперативного дежурного, секунд пятнадцать молчал, потом неохотно поделился.

- Да, ползают они туда, даже до берега Аргуна доходят. Говорят, что на берегу духов полно, а на ферме ночью никого нет.

Петров тяжело вздохнул: - Геннадий Порфирович, ты то сам им веришь?

Старший спецназовцев коротко хохотнул: - Да я сам себе не верю, не то что своим разведчикам.

- Вот и решили, - командир решительно повернулся к командиру первого батальона, - ничего менять не будем. Всё остаётся по-прежнему, так что иди в батальон и готовься.

- Товарищ полковник, а моя батарея? Все получили задачу, а я нет. Мне, что опять кого-то

охранять. – Это я, не выдержав, влез в обсуждение и теперь с обидой смотрел на командира полка.

А тебе, что не довели задачу? – Петров в недоумении повернулся к начальнику штаба, но тот что-то увлечённо обсуждал с начальником разведки полка. Командир посмотрел на него и повернулся ко мне.

- Копытов, ты на время боя мой резерв. Поверь мне, без дела не останешься: это я тебе гарантирую.

Ночь перед наступлением я провёл в тревожном ожидании. Командир полка со своим штабом расположился на КП танкового батальона и там всё находилось в постоянном и непрерывном движении. Подъезжали и отъезжали машины, слышались голоса и команды. Мотострелковые подразделения под покровом ночи, с проводниками от спецназовцев, двинулись вперёд и пока всё было тихо. Это тревожило. Не добавляла энтузиазма и погода. С тёмного неба сыпал мелкий и нудный дождик, было промозгло и холодно: где-то около нуля градусов. Я поёжился, представляя каково быть раненым в такую погоду и умирать где-то в поле. Постепенно стало светать и наконец-то послышались первые одиночные выстрелы, которые быстро переросли в непрерывную стрекотню нескольких сотен автоматов. Пролетели первые снаряды артиллерии и разорвались где-то за МТФ. Через час стало известно, что первый батальон практически без боя сумел захватить всю территорию МТФ: только в одном бункере, когда туда незаметно подобрались пехотинцы, было уничтожено около десяти боевиков, а из второго бункера что то заподозрив выскочили четверо чеченцев и, отстреливаясь, сумели уйти в зелёнку. Чеченцы, услышав звуки стрельбы, быстро заняли оборону по валу, который проходил вдоль восточного края МТФ, но под стремительным натиском подразделений отступили на обрывистый берег и не дали дальше батальону продвинуться. Третий батальон вышел в темноте на берег Аргуна, но закрепиться не сумел и откатился назад на триста метров, где и остановился. Меня пока не трогали, это с одной стороны успокаивало: значит, всё идёт нормально. С другой стороны задевало моё самолюбие: опять полк воюет, а моя батарея снова в тылу. В таком взвинченном состоянии я провёл несколько часов. Звуки боя то затихали, то вновь возрастали. В довершении всего дождь усилился и над полем боя стал сгущаться туман.

Из землянки выскочил Алушаев и отчаянно замахал мне рукой: - Товарищ майор, по радиостанции передали – Срочно прибыть к командиру полка.

Сердце у меня дрогнуло: - Начинается….

В палатке командира танкового батальона во всю кипела работа. Командир полка сидел над картой и что-то показывал там карандашом начальнику штаба и начальнику артиллерии. Увидев меня, он подозвал рукой к себе.

- Копытов, подошёл твой черёд. Смотри, - карандаш командира прочертил несколько штрихов на карте, - вот здесь располагается передний край третьего батальона. Вот здесь правый фланг батальона. Будулаев взял МТФ, но чёткого левого фланга у него нет. И, вообще, пока трудно сказать, что происходит у него там. Связь очень неустойчивая и часто прерывается. Между третьим и первым батальоном образовалась брешь: примерно триста-четыреста метров. Ты её и закроешь, пока туда не влезли боевики. Какая там обстановка, и есть ли там противник - неизвестно.

Командир бросил карандаш на карту и выжидающе посмотрел на меня: - Сколько ты сможешь выставить людей?

Мгновенно, в уме, подсчитал всех кого могу взять без ущерба для боевой готовности взводов и батареи: я, замполит с техником, старшина, два водителя УРАЛов, Торбан, Чудинов, Алушаев. Ну и всё.

- Девять человек со мной, товарищ полковник.

- Как девять? - Изумлено протянул командир, - Копытов, у тебя ведь в батареи 65 человек. Так почему девять?

- Товарищ полковник, шестьдесят пять человек, это было бы, если у меня в батареи был взвод визирования, а мы его оставили в Екатеринбурге. И сейчас у меня в батареи с офицерами и прапорщиками 35 человек. Вот и получается, что могу без ущерба из батареи забрать только девять человек.

Командир в удивлении посмотрел на начальника артиллерии, но тот кивком подтвердил мои слова.

- Да.., - протянул Петров, - ну, хорошо я тебе дам ещё два танка для поддержки. Но сейчас их у меня нет. Иди, готовься к атаке и жди моей команды.

Я вылетел из палатки и помчался к себе, где сразу же всё закрутилось. Через двадцать минут суматоха в батарее закончилась, все уходящие в бой сидели на броне моего БРДМа и ждали команды командира полка и танков. Я же прильнул к наушникам радиостанции, настроенной на частоту командира, быстро разобрался в обстановке и в сути переговоров: в районе боя сгустился туман и командир полка послал в брешь между батальонами на разведку танк: сейчас-то он и переговаривался с командиром танка.

- «Альфа 01», продвигаюсь в указанном районе. Туман. Ничего не вижу дальше пятнадцати метров. Никого нет – ни наших, ни боевиков.

- «Альфа 01», меня обстреляли! Нападающих более десятка, сделали два выстрела по танку из гранатомёта и скрылись обратно в туман. Я открыл в ответ огонь, но не знаю, попал ли…. Что мне делать дальше?

- Я «Альфа 01», отходите обратно.

- Вас понял. Чёрт побери! Меня опять обстреляли уже с другого направления, но не попали. Отхожу...

На этом связь между командиром и танком прекратилась. Прошло уже полчаса, но танков не было и не было команды мне – «Вперёд». Мы все вымокли от непрекращающегося нудного дождя, но терпеливо ждали. Прошло ещё десять минут – так можно было сидеть до конца дня. Я решительно поднялся и скомандовал: - Всем обедать, переодеться в сухое и взять с собой ОЗК. Быть в готовности к сигналу.

Солдаты и офицеры оживились, быстренько спрыгнули с брони и разбежались по землянкам. Я ещё немного послушал переговоры в эфире, с сожалением выключил радиостанцию и тоже направился в землянку.

Стол уже был накрыт, офицеры и прапорщики, переодетые в сухое, терпеливо ожидали меня. Хотя я и сидел внутри машины, но тоже капитально вымок. Быстро переоделся и сел за стол. Алексей Иванович нагнулся и в торжественной тишине водрузил бутылку ликёра «Амаретто», которую он достал из-под кровати: - Борис Геннадьевич, эту бутылку мы купили ещё в Екатеринбурге, узнав, что это ваш любимый ликёр и сохранили её. Сегодня пойдём в бой и как он сложится для нас неизвестно. Так давайте выпьём её.

Я был растроган, а через минуту, смакуя вкус ликёра, ощущая аромат и вкус черёмухи, я закрыл глаза и как будто очутился дома, где мы частенько в кругу семьи пробовали этот напиток. Но действительность безжалостно вторглась в мои грёзы: недалеко раздался разрыв снаряда и за шиворот посыпалась земля. Быстро закончив обедать, я ушёл к командиру за указаниями.

- Копытов, - заговорил Петров, как только зашёл на КП, - танков нет, так что, наверно, пойдёшь ночью, а пока готовься.

Такое решение меня совсем не устраивало. Дневной бой сам по себе сложен, а ночной тем

более. Так что, лучше драться днём.

- Товарищ полковник, разрешите мне пойти без танков? Я справлюсь. Вместо танков использую два БРДМа. Если что, четырьмя пулемётами смету всех, кто станет на моём пути. Товарищ полковник, я справлюсь. Поверьте мне…

Петров молча смотрел на меня, и я понимал, что в его голове сейчас идёт напряжённая работа, где взвешиваются все варианты и шансы, в конце которой будет принято решение. И если командир примет решение не посылать, спорить и доказывать ему что-либо будет бесполезно.

- Хорошо, Копытов, - командир полка тяжело вздохнул, - действуй, но ради бога только осторожно.

Через двадцать минут, все опять сидели на броне, только рядом с моей машиной, стоял ещё БРДМ Коровина и на нём сидело несколько солдат второго взвода. Я высунулся из люка и ещё раз огляделся вокруг. Дождь перестал идти и как будто даже потеплело. Туман тоже рассеялся и вперёд было видно километра на полтора. А там гремел, не переставая бой: над нами с шорохом пролетали снаряды, самих разрывов видно не было, но горизонт застилал дым от разрывов снарядов и мин. Резко и мощно бухали выстрелы танковых пушек. В нескольких местах к небу подымался дым от горевших зданий, а воздух над полем боя беспорядочно пронизывали трассы очередей, которые шли как в сторону боевиков, так и оттуда. Непрерывно строчили пулемёты и автоматы.

Около машины толпились солдаты батареи, которые оставались на старых позициях и с завистью смотрели на нас. Многое бы они отдали, чтобы сидеть на броне среди нас. Но пора было двигаться: я махнул им рукой, мол оставайтесь С Богом, и скомандовал – Вперёд!

БРДМ взревел и тяжело двинулся по грязи, всё больше и больше набирая скорость, иной раз корму его заносило, но ненадолго. Чудинов хорошо держал дорогу, вслед за нами также тяжело вывернул БРДМ Коровина. Он сразу же вошёл в колею моей машины и бодро помчался за нами. Хотя мы и знали, что дорога к боевикам от нас до воздушного арыка не была заминирована – всё равно напряжённо вглядывались в землю, стараясь разглядеть следы от постановки мин или подозрительные бугорки. Но всё обошлось благополучно. Звуки стрельбы по мере приближения к арыку усиливались и через десять минут мы остановились за бетонным жёлобом, теперь он не только отделял нас от боевиков, но и скрывал от них. По моему приказу двигатели заглушили и звуки боя стали оглушительными. Я соскочил с машины и через щель в арыке стал осматривать местность. На том участке, который мы должны взять под свой контроль, никого не было видно, но оттуда непрестанно строчил то ли пулемёт, то ли автомат: с нашего места разобрать было невозможно. Слева в трёхстах метрах возвышался небольшой бугор, на котором стоял тригопункт: оттуда тоже доносился звук непрестанно работающего пулемёта. За бугром суетились солдаты, скорее всего восьмой роты – ставили палатку. Тут же приткнулось пару машин и БМП. Ещё чуть дальше и ближе к боевикам из арыка торчала корма, завалившегося туда танка, вокруг которого суетились трое танкистов. Время от времени они залегали и отстреливались от наиболее ретивых боевиков, которые в одиночку или небольшими группами пытались прорваться к танку. Справа в двухстах метрах виднелись здания МТФ и оттуда тоже доносились звуки ожесточённого боя, но никого не было видно. Впереди, за полем, в трехстах метрах вдоль берега реки, тянулась зелёнка, где виднелись перебегающие с места на место боевики. Там же рвались наши снаряды и мины, а воздух над нами рвали пролетающие в разных направлениях пулемётные и автоматные очереди. Рвались снаряды, мины и в нашем расположении, но гораздо реже: чувствовалась нехватка боеприпасов у противника. Что ж, обстановка была ясна: нужно было разбираться кто стреляет и куда на нашем участке.

- Алексей Иванович, - позвал к себе замполита, одновременно проверяя на поясе нож, - я сейчас пойду туда и разберусь со стрелком. Если что, принимаешь командование на себя и занимаешь оборону на этом участке, - я рукой показал на местности, где мы должны развернуться, и чтобы не слушать возражений Кирьянова, который тоже хотел идти со мной, перескочил бетонный арык и, слегка пригнувшись, помчался по мокрой пахоте к тому месту откуда вёлся огонь. Оказавшись на поле, сразу стало понятно, что высокую скорость развить не сумею, так как к сапогам сразу же прилипли большие комья грязи и я еле переставлял ноги. Воздух как будто сгустился, но я упорно продвигался вперёд. Когда до ямы, где засел стреляющий, осталось пять метров, присел и перевёл дух, машинально подёргал нож на поясе, проверяя, хорошо ли он выходит из ножен и метнулся вперёд. Уже скатившись в яму, увидел, что это был свой. Солдат прильнул к автомату и стрелял по мелькающим впереди фигуркам боевиков. В яме и вокруг него всё было завалено гильзами от стрелянных патронов, тут же валялся и гранатомёт, из которого он уже сделал несколько выстрелов. Под ногами у него лежал тощий вещевой мешок, а на бруствере лежало несколько гранат.

- Солдат, - я положил ему руку на плечо.

Боец вскинулся и резко повернулся ко мне. Испуг, было появившийся в его глазах, быстро сменился радостью.

- Товарищ майор, а вы, что тут делаете?

Я похлопал ободряюще его по плечу и в свою очередь задал ему встречный вопрос: - Ты то сам, что тут делаешь?

- С восьмой роты я. Как только мы закрепились на этом рубеже, командир роты поставил меня сюда с задачей оборонять этот участок. Поставил он меня ещё утром и больше никто сюда не приходил. Правда, патронов море мне сюда притащили, а так никого. Вот и бьюсь с духами, – солдат пнул ногой пустой цинк из-под патронов, - патронов, правда, мало осталось. А, вы, как здесь оказались?

- Всё, солдат, считай, что задачу свою ты выполнил. Противотанковая батарея здесь оборону сейчас будет занимать. Так что дуй в свою роту и командиру от меня привет передавай.

На грязном лице пехотинца засияла счастливая улыбка; быстро, но без излишней суетливости собрал небогатое имущество и оружие.

- Счастливо оставаться, товарищ майор, - махнул рукой и рванул по полю к бугру с тригопунктом. Наблюдая, как солдат пригнувшись, чешет к своим решил про себя: как закончится бой, разыщу солдата и буду ходатайствовать о представлении его к медали «За Отвагу». Я тоже вылез из ямы и замахал рукой, подзывая к себе офицеров. Пока они шли ко мне по пахоте, повернулся и стал разглядывать передний край боевиков, который проходил в двухстах пятидесяти метрах от меня. По зелёнке продолжали мелькать фигурки духов: иной раз они внезапно пропадали, видать спрыгивали в нарытые окопы. Иной раз также внезапно выскакивали из них на поверхность и мчались, куда-то по своим, духовским, делам. Гораздо меньше суеты было в районе моста, главной цели всего наступления, и здесь было наиболее сильное противодействие со стороны боевиков. Стреляли, в принципе, по всему берегу, но здесь стрельба велась наиболее ожесточённо. Если с левым флангом было всё понятно, то справа я никак не мог увидеть – до какого рубежа дошли подразделения первого батальона. На поле, за МТФ, ещё дымилось сгоревшее наше БМП: подбили его часа два тому назад, но ни тел погибших вокруг и никого поблизости не было видно. Но стрельба на территории ферма шла ожесточённая. Лишь около будки, которая стояла в ста пятидесяти метрах от боевиков, копошилось несколько человек. Но кто они были: духи или наши - непонятно. Вокруг меня всё чаще и чаще посвистывали пули, несколько очередей вспороли мокрою земля под ногами, но я продолжал стоять во весь рост. Конечно, можно было лечь на землю, но утром видел офицера и солдата третьего батальона после атаки. Они были невообразимо грязны и мокрые, после того, как под огнём противника им пришлось несколько раз залегать и передвигаться ползком. Нет.., пусть если меня ранят или убьют, но я буду сухим и чистым. Обогреться на этом поле в ближайшие сутки просто негде. Хоть дождь и прекратился: стало значительнее теплей, но ночь будет влажной и промозглой.

Подошли офицеры: - Коровин, ты со своими солдатами становишься на левом фланге, в семидесяти метрах от восьмой роты и отвечаешь за оборону вон, до того куста. Я же с остальными от того куста до крайних строений МТФ. Командный пункт будет здесь. Алексей Иванович, расставляй людей. Двоих разверни в сторону МТФ: до сих пор не могу понять – кто там: то ли наши, то ли духи? Я же пошёл в восьмую роту устанавливать с ними взаимодействие.

Офицеры, получив указания, замахали руками, подзывая к себе технику и солдат, я же направился к соседям. Идти было трудно, ноги скользили и разъезжались в вязкой земле, к каждому сапогу прилипло килограмм по восемь грязи и через очередные десять шагов приходилось её стряхивать. В довершении ко всему, несколько боевиков сосредоточили огонь по мне, решив завалить наглого русского. Пули пели, визжали, чмокали, вонзаясь в землю и подымая фонтанчики грязи под моими ногами. Несколько раз меня сильно дёргало за одежду, но я проходил метр за метром и всё ещё оставался целым и невредимым. От бугра мне махали и что-то кричали несколько человек, но я упрямо шёл, решив про себя: или дойду, или меня убьют, но в грязь не лягу.

От танка в арыке, до которого было около двухсот метров, послышалась ожесточённая стрельба. До двадцати боевиков внезапно поднялись во весь рост и, строча из автоматов от живота, кинулись в атаку. Даже здесь были слышны их иступленные вопли – «Аллах Акбар». Трое танкистов, один из них встал во весь рост, а остальные двое с колена поливали бегущих к ним боевиков. Но огонь трёх автоматов АКСУ не мог сдержать духов, которые упрямо, хоть и медленно, но приближались к танку.

Я остановился на несколько секунд: глядел на танкистов и прикидывал – Успею ли по грязи добежать до танкистов и помочь им в рукопашной схватке или не успею? Внезапно огонь со стороны танкистов ослабел. Теперь по боевикам бил лишь один автомат, двое других танкистов лихорадочно шарились вокруг танка, пытаясь найти среди пустых цинков патроны. Чеченцы, ободрённые заминкой, только прибавили ходу и теперь находились в ста метрах от них.

- Не успею, - с горечью констатировал я, но всё равно рванулся в сторону танкистов. Успел пробежать лишь метров двадцать, как из-за бугра яростно вырвался танковый тягач БРЭМ и, выкидывая высоко вверх комья грязи из под гусениц, ринулся к арыку. На его броне, пригнувшись и в напряжённых позах, сидело человек десять технарей с танкового батальона, среди которых возвышалась фигура зампотеха батальона. Он криками и взмахами руки подбадривал сидевших на броне и механика-водителя БРЭМа. Смолк и третий автомат, но боевики, увидев подмогу танкистам, засуетились и стали отходить обратно к зелёнке. Один из солдат на тягаче схватился за пулемёт НСВТ, закреплённый на броне и нажал на курок. Длинная очередь трассирующих пуль прошла над головами отходящих боевиков, которые отступали, но продолжали огрызаться огнём. Вторая очередь ударила прямо перед тягачом, потому что он клюнул носом в яму, а пулемётчик не успел поднять ствол пулемёта, но и третья очередь ушла в небо, так как в этот момент тягач выскочил из ямы. Через минуту бронированная машина подскочила к арыку и, веером раскидывая грязь, развернулась около танка. Технари горохом посыпались с брони и без суеты, но споро, начали снимать троса и сцеплять машины.

Увидев, что здесь всё обошлось без меня, снова направился к бугру, до которого оставалось

метров сто двадцать.

Теперь я разглядел, что от бугра мне кричал и махал руками зам. по вооружению полка Булатов. Услышал и что он мне кричал: - Ложись! Копытов, ложись, я тебе приказываю. Ложись и ползи, ёб…. мать!

Да и сам почувствовал, что количество пуль летевших в меня значительно увеличилось. Но упрямо продолжал идти вперёд, выдирая ноги из грязи. А через три минуты стоял радостный и вспотевший, но невредимый перед подполковником Булатовым. Но тот не разделял моего оптимизма и махал перед моим лицом кулаками и материл меня.

- Копытов, ёб… , тебе ведь морду надо набить. Ты чего вытворяешь? Перед кем выпендриваешься?

Но я не обижался на него: - Товарищ подполковник, ведь живой дошёл. Так за что морду мне бить? – Задал ему «коварный» вопрос и засмеялся.

Булатов ещё раз выматерился и безнадёжно махнул рукой. Уже спокойным тоном рассказал, что полк понёс достаточно ощутимые потери, особенно среди офицерского состава. Оказывается, тяжело ранен начальник разведки полка Олег Холмов. Пока его вытаскивали из-под огня, было ранено и убито ещё пять человек. Подбито и сгорело одно БМП, которым прикрываясь и вытащили Холмова. В машине сгорел сержант Молдаванов, БМП горело, но сержант стрелял, не подпуская боевиков. Так он там и сгорел, но дал возможность разведчикам вытащить Холмова.

- Копытов, тебя убьют: кто тогда будет командовать твоей батареей? Ведь никто, кроме тебя не соображает в вашей противотанковой артиллерии. Да, чего тебе говорить, всё равно бесполезно. Вечно тебе покрасоваться надо. Сейчас, чего пришёл сюда?

- Взаимодействие нужно установить с соседями, товарищ подполковник. А где Соболев? – Это я уже повернулся к командиру взвода восьмой роты старшему лейтенанту Смолину, который стоял рядом с зам. по вооружению и улыбался.

Тот сразу погрустнел лицом, тяжело вздохнул: - Ранили Соболева, теперь я командир роты.

- Ничего себе. Как? Когда? – Удивление моё было безмерным, как будто Толик должен быть бессмертным.

- Под мину попал, ранен в ногу. Час назад отправили в госпиталь. Так что, со мной устанавливай взаимодействие.

В течение пяти минут мы обсудили все вопросы, какие могут возникнуть. За это время Булатов ушёл по своим делам, пообещав передать командиру полка о том, что противотанковая батарея заняла новые позиции, после чего я ушёл к себе. Сначала зашёл к Коровину, который обстоятельно устраивался на новой позиции, проинструктировал его и вдоль берега арыка двинулся на своё новое КП. Здесь тоже было всё в порядке, Алексей Иванович расположил солдат на участке обороны. Чудинов загнал БРДМ за небольшой бугор и теперь сам лежал рядом с ним и стрелял короткими очередями из пулемёта по мелькавшим в зелёнке духам. Изредка взрыкивал КПВТ Алушаева. После его очереди на позициях боевиков вскидывались комья земли или же падали небольшие деревья, срезанные разрывными крупнокалиберными пулями. Остальные с интересом наблюдали, но сами не стреляли, понимая что на таком расстоянии наши АКСУ не эффективны. Бой продолжал греметь по всему переднему краю. Но стреляли уже меньше, хотя часто над нами пролетали в опасной близости пулемётные и автоматные очереди. Особенно досаждал нам один пулемёт, бил он откуда-то справа. После пяти минут наблюдения, в течении которых несколько раз пришлось всем нам плотно прижаться к земле, так хорошо нас окучивал пулемёт, я определил примерное место, откуда по нам стреляли. Это было то маленькое строение, около которого с самого начала заметил мельтешение фигур и оттуда доносились звуки пулемётной стрельбы. Я отодвинул от пулемёта Чудинова и прижался к прикладу. В прорези прицела появилась будка, ещё мгновение – мушка встала посередине целика и совместилась с неясными фигурами.

Очередь. Ещё очередь и около десяти трассирующих, разрывных пуль ушло к будке. Ни одна из фигурок не упала, но они засуетились вокруг неказистого строения и залегли. Я дал ещё, без всякой надежды кого-то поразить, пару очередей. Так.., для контроля. Но только встал из-за пулемёта, как от будки в нашу сторону потянулись пулемётные трассы, которые заставили нас уткнуться мордами в землю. Вокруг заплясали фонтанчики грязи, пару пуль ударило в коробку с лентами и отбросило её на несколько метров в сторону.

Кирьянов в восторге выругался: - Ну, ничего себе, душара лупит…. Ну и окучивает. Борис Геннадьевич, а на ферме кто сейчас: боевики или наши?

- Вот сейчас и пойду туда, Алексей Иванович. – Я подозвал к себе Чудинова и Самарченко, одного из водителей УРАЛа, - замполит, остаёшься здесь за главного, а я с ними пойду на МТФ и попробую установить взаимодействие с правым флангом. Если услышишь стрельбу в нашей стороне: двигай на подмогу.

Отдав необходимые распоряжения, мы двинулись к МТФ, вдоль берега арыка к постройкам, которые виднелись из-за деревьев в двухстах метрах от наших позиций. Так как берег и кусты скрывали нас от боевиков, то мы спокойно дошли до поворота арыка. Миновали поворот, который скрыл нас от моих подчинённых, и остались одни. Прошли ещё сто пятьдесят метров, пересекли зелёнку, перепрыгнули через брошенные окопы боевиков и увидели МТФ. Затаились в кустах, несколько минут разглядывая окраину. Никого не было видно, но стрельба шла где-то сразу за полуразрушенными зданиями. Понаблюдав ещё минуты три, махнул рукой на строения и первым выскочил из кустарника: пригнувшись, помчался вперёд. За мной выскочили Чудинов и Самарченко. И тут же мы попали под сильный перекрёстный огонь. Заметили нас, наверно, давно и поджидали, поэтому когда мы выскочили на открытое пространство, по нам открыли огонь, но всё-таки слишком рано. Били сразу с нескольких направлениях и воздух как будто загустел от пуль, которые жужжали со всех сторон. Даже не задумываясь, я нажал на курок и от живота, веером, пустил очередь в пол магазина в сторону строений, откуда вёлся огонь. Потом быстро передвигаясь из стороны в сторону, уже короткими очередями стал бить по появившимся человеческим фигуркам среди зданий и заборов. Наконец-то заговорили автоматы моих солдат, помогая биться и выживать под огнём. Перезаряжая закончившийся магазин, но не останавливаясь, мельком взглянул на подчинённых. Чудинов и Самарченко вели огонь в разные стороны, там тоже мелькали неизвестные. Правда, двигались они гораздо медленней, чем я.

- Отходим, - проорал команду и стал смещаться в сторону кустов. Пули визжали вокруг меня, вспарывали землю под ногами, щёлкали по стволам деревьев, но ещё никого из нас не задели. Как только замолчали автоматы моих солдат, выстрелив последние патроны из магазина, открыл огонь я. Бойцы рванулись в сторону кустов, на ходу перекидывая магазины. Через несколько секунд достигли кустарника, упали и заорали, изготовившись к стрельбе.

- Отходите, товарищ майор. Отходите…, мы прикроем.

Патроны у меня в магазине ещё не закончились, поэтому я пятился к кустам медленно, пытаясь подцепить на мушку мелькавшие фигуры, а когда это удавалось: давал очередь. Но мазал и это меня здорово злило. За спиной застрочили автоматы и, плюнув на противника, рванул в кусты и упал на землю рядом с Чудиновым. Перевернулся на спину, перезарядил автомат, а когда перевернулся обратно, стрелять было в некого. На окраине МТФ ни кого не было видно, и стрельба с той стороны также внезапно прекратилась, как и началась. Чудинов и Самарченко тоже с удивлением смотрели на окраину.

- Чёрт побери, Чудо. Если бы мы тут по полю не скакали, как бешенные мустанги, то я бы подумал, что всё это нам приснилось. Ладно.., отходим.

Через несколько минут мы благополучно добрались до своих.

- Алексей Иванович, ты что не слышал, как нас зажали?

Замполит удивлённо посмотрел на нас: - Товарищ майор, да тут кругом стрельба идёт, так что не удивительно, что я, да не только я - ничего не услышали.

Выставив в направлении МТФ троих человек я задумался: через несколько часов наступит темнота и до этого надо бы накормить людей и организовать службу ночью, так чтобы это было не особенно трудно. Неизвестно, что нам следующий день принесёт.

- Старшина, - ко мне подбежал Пономарёв, - старшина, берёшь Самарченко и дуете пешком в лагерь. Тут минут двадцать ходьбы. Что хочешь делай, меня не интересует, как ты это будешь проворачивать, но ужин ты должен сюда привезти капитальный. И водки, бутылок восемь. Да, привезёшь ещё ящики из-под боеприпасов - штук двадцать, спальные мешки на солдат и офицеров. Чтобы ночью по переменке могли хоть немного поспать в тепле. Задача ясна?

Хотя старшина и старался скрыть радость от того, что он сейчас уйдёт отсюда, но получалось это у него плохо. А мне было наплевать, толку от него всё равно было мало, может хоть пожрать вкусного привезёт.

- Смотри, старшина, чтобы ужин был на уровне, а то оставлю тебя с собой на ночь.

Расчёт мой оказался верен: через два часа из-за бетонного арыка показался УРАЛ и Пономарёв стал хлопотливо разгружать имущество. Сначала он достал три стула и предложил нам сесть. Я, замполит, техник уселись и несмотря на продолжавшуюся ожесточённую стрельбу со стороны духов стали с интересом наблюдать за манёврами прапорщика, а тот развил кипучую деятельность. Как по мановению волшебной палочки из кузова появился раскладной стол, который как будто сам по себе расставился перед нами, и на котором с изумительной быстротой появилась водка, килограмма два уже нарезанной колбасы, сыр, кастрюля жаренной картошки, десятка два варёных яиц, трёхлитровая жестяная банка консервированной капусты и много другой вкуснятины. Я пододвинул к себе капусту и запустил туда ложку. На вид она была не особо аппетитной и водянистой, но давно не едал такой вкусной капусты. Прожевав вторую порцию, с суровостью в голосе спросил: - Старшина, надеюсь, что солдатам ты тоже привёз такую же вкусную пищу? А то ночь здесь длинная и опасная. – Все одобрительно засмеялись и Пономарёв ещё больше засуетился, понимая, что не найдёт сочувствия среди присутствующих, если мне не понравиться пища для солдат.

Что ж еда для солдат тоже оказалась на уровне. Я подозвал к себе пулемётчика: - Алушаев, возьми две бутылки водки. Одну употребите сейчас, а вторую часов в одиннадцать для сугрева. Ты старший, с тебя и спрошу если обе сразу засандалите. – Сержант обрадовано поблагодарил меня и убежал с бутылками к радостно засуетившимся солдатам.

Старшина разделил пищу солдат на две части, выгрузил ящики, спальные мешки и подошёл ко мне: - Товарищ майор, разрешите мне к Коровину выехать и выдать пищу.

Я взял со стола две бутылки водки и передал старшине: - Отдай это Коровину, пусть с солдатами погреется. Езжай. - Замполит с техником, на противоположном конце стола в это время расставили алюминиевые тарелки и разложили в них пищу, разлили водку и с кружками в руках, вместе со мной наблюдали, как старшина вскочил в кабину автомобиля. Машина тяжело тронулась и, проскальзывая колёсами по грязи, двинулась в сторону восьмой роты. Я мельком глянул на своих товарищей и с сожалением произнёс: - Чёрт, не сказал старшине, чтобы он у Коровина не мордой к боевикам стоял, а кузовом. Сам то он ни хрена не догадается….

Я как будто сглазил: только закончил фразу, как со стороны боевиков прилетела первая пулемётная очередь и впилась в кузов УРАЛа, отщепляя от деревянных частей кузова большие щепки. Вторая очередь уже из трассирующих пуль вонзилась в тент и ушла во внутрь кузова.

Даже не задумываясь, а действуя чисто инстинктивно, я сильно оттолкнулся от стола и стал валиться со стулом назад, сжимая кружку с водкой в руке и стараясь её не пролить. Успел увидеть падая, что замполит и техник также валятся на землю, стараясь удержать кружки на весу.

- Следующая очередь наша, - успел подумать и с удовлетворением увидел, как жестяная банка с капустой внезапно сначала подскочила вверх, но от попадания второй пули резко изменила траекторию полёта и улетела в грязь. На столе творилось что-то невообразимое: алюминиевые тарелки скакали под ударами пуль и стремительно улетали в грязь. Банки с рыбными консервами, разбрызгивая на нас соус и подливу без всяких выкрутасов, прямым ходом слетали со стола. Лишь несколько бутылок водки, как символ стойкости русского народа и глубокая тарелка с колбасой нерушимо стояли на своём месте под этим вихрем свинца и металла.

Когда огненная метель закончила бушевать на нашем столе, я встал с земли, обстоятельно поставил упавший стул, сел. Также невозмутимо поднялись с земли замполит с техником и первым делом, беспокойным взглядом, заглянули к себе в кружки, и также спокойно уселись на свои места. Молча выпили водку. Я отряхнул с одежды остатки рыбных консервов, тяжело встал и вытащил из грязи банку с капустой. По закону подлости она, конечно, упала открытой частью на землю. Но это не смутило меня, я вытряхнул на землю из банки грязь и верхний слой капусты и опять водрузил её на стол. Из пулевых отверстий внизу банки на стол сразу же стал вытекать капустный сок, образовав вокруг неё небольшую мутную лужицу. Алексей Иванович вместе с Игорем также неторопливыми движениями навели порядок на столе и сидели за столом с очередной порцией водки в кружках, ожидая пока я разложу остальную закуску на тарелках.

Несмотря на то, что наш стол стоял на открытом пространстве, в двухстах пятидесяти метрах от позиций боевиков, мы не прятались и были отличной мишенью для пулемётчика, но больше он по нам не стрелял.

Я потянулся через стол к боевым друзьям, чокнулся с ними: - Ну, будем. Раз сразу не попали, значит уже не попадут.

Закусывая, обернулся в сторону позиций Коровина и с досадой произнёс: - Так и знал, что старшина мордой станет к переднему краю боевиков…

Автомобиль стоял на открытом месте и около кабины толпилось несколько солдат. В бинокль хорошо было видно, как старшина открыл дверцу и выдавал прямо из кабины пищу. Немного в стороне на табуретке сидел Коровин и перед ним, тоже на табуретке, стояли тарелки с едой и бутылка водки.

- Может, пронесёт? - Промелькнула у меня надежда и я повернулся к столу. Мы ещё выпили, но через пять минут Игорь с тревогой в голосе обратился ко мне.

- Борис Геннадьевич, что-то старшина нехорошо летит к нам, - я опять повернулся в ту сторону. Действительно, по полю, виляя из стороны в сторону, высоко выкидывая из-под колёс грязь, мчался в нашу сторону УРАЛ. Было что-то странное в этой картине, и когда машина приблизилась, то стало видно, что лобовые стёкла отсутствовали напрочь, а из кабины выглядывали обалдевшие лица старшины и Самарченко. Машина остановилась, а ещё через пару минут мы смеялись, выслушав сумбурные объяснения Пономарёва.

- Товарищ майор, подъехал к позиции Коровина, выдал им пищу. Самарченко ушёл перекусить вместе с солдатами, а я решил в кабине и заодно понаблюдать за передним краем боевиков. Только приладился кушать, а тут подходит солдат с восьмой роты и спрашивает: нет ли у меня лишней буханки хлеба? А хлеб у меня был и лежал на полу кабины. Я наклонился вниз и тут как всё застучало и посыпалось стекло на меня сверху. Боевик с пулемёта ударил и если бы не нагнулся за хлебом, звиздец мне бы пришёл. Солдату я хлеб выкинул, Самарченко скаканул в кабину и сюда, - старшина с водителем стояли и ошалело смотрели то на меня, то на замполита с техником. А, отсмеявшись, я налил им в кружки водки.

- Старшина, иди теперь в кузов посмотри. Когда ты уезжал от нас, тебе в зад машины две хороших очереди пулемётчик врезал. Так что он за тобой целенаправленно охотился. Поздравляю, у тебя сегодня второй день рожденья. Давай старшина пей и иди туши машину.

Самарченко уже бежал к автомобилю, из кузова которого тянулся всё усиливавшийся дым. Пономарёв торопливо опрокинул кружку с водкой в рот и, не закусывая, тоже ринулся туда же. Бой продолжался, не снижая своей интенсивности, пока лязгая гусеницами к нам не подъехал танк, развернулся за арыком, поёрзал на месте и самоокопался. Повёл стволом, и пару раз выстрелил по зелёнке. Как по мановению палочки стрельба на моём участке пошла на убыль и нам уже реже приходилось нагибаться, когда над нами пролетали очереди. В это же время подошли ещё два огнемётчика: доложили что их прислал командир полка в помощь и спросили, где занять позицию. С собой они принесли восемь «Шмелей». Указал им место тоже за арыком, недалеко от танка. Оказывается, и танк приехал ко мне по приказу командира полка: это прокричал мне из-за арыка командир танка. Так что никто про меня не забыл, а это было приятно. За всем этим я забыл про автомобиль, старшину и сначала не понял о чём мне докладывает Самарченко: - Товарищ майор, матрасы затушили, их там у нас штук пять лежало. Трассерами их зажгло. Кузов посекло, но это ерунда.

Я несколько секунд непонимающе смотрел на него, а потом вспомнил и засмеялся. Техник налил в кружку водки и протянул её водителю. Солдат залпом выпил, вытер грязным рукавом рот и, не стесняясь, потянулся к тарелке с колбасой. Выбрал самый большой кусок, такой же большой кусок хлеба и с удовольствием отправил закуску в рот. Замполит с техником поощрительно засмеялись: - Ну, Самарченко, губа у тебя не дура, а теперь сбегай и посмотри, чего старшина там делает? Что-то долго его не видно. Не грохнуло ли его там, случайно?

Через пять минут старшина стоял перед столом и пытался что-то объяснить, но я жестом остановил его и подал полную кружку водки. Давно решил про себя, что со старшиной выпивать не буду и, вообще, запретил ему употреблять спиртные напитки, так как он не адекватно себя ведёт в пьяном состоянии, но сейчас решил отступить от этого правила.

- Давай старшина, выпьем, - я и замполит с техником стукнулись о кружку Пономарёва, который в растерянности переводил взгляд с кружки на меня и обратно, не решаясь её поднести ко рту, - сегодня тебе можно. Не каждый день бывает у людей второй день рождения. И ничего не стесняйся, если б не твой счастливый ангел хранитель, лежал бы ты сейчас в кабине с пробитой башкой, или бы Самарченко вёз тебя бы в кузове, мёртвого, в санчасть. – Хотел продолжить дальше рассуждения на тему: если бы не ангел хранитель…, но остановился, увидев, как в ужасе расширились глаза старшины, понявшего чего он только что избежал.

- Товарищ прапорщик, пейте, - заторопил я его и старшина отчаянно, одним залпом, выпил кружку. Подождав, когда он продышится и закусит начал ставить ему задачи.

- Значит так, Пономарёв. Едешь сейчас в рем. роту, ставишь там новые стёкла и домой. Остаётесь с Мишкиным на старых позициях старшими, а утром привозишь такой же вкусный завтрак…. Тем, кто после ночи останется в живых, - последними словами я пошутил и зря. Старшина, ещё не отошедший от своих приключений, обалдевшими глазами посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Не дослушав, схватил за рукав и потащил Самарченко к машине и так быстро уехал, что я даже не успел его остановить.

Мы ещё раз посмеялись над прапорщиком, а я выразил сожаление о том, что не успел проинструктировать старшину, как ему завтра утром заезжать на нашу позицию. Но думаю, что он извлёк определённый опыт из случившегося.

Ещё немного посидели за столом. Бой постепенно затих, хотя с нашей и со стороны боевиков стрельба продолжалась, но интенсивность её значительно снизилась. На нашем участке расположилось несколько танков и как только где-то вылазил или показывался боевик, по нему следовал выстрел из танковой пушки. Пару раз выскакивали на открытое пространство духовские гранатомётчики, приседали на колено и пытались с гранатомётов достать танки, но то ли целились неправильно, или же боялись хотя бы на лишнюю секунду остаться один на один с грозной боевой машиной, поспешно нажимали на курок и исчезали, пытаясь опередить выстрел танкистов. Одному такому отчаянному духу снаряд попал прямо под ноги: тело от взрыва взлетело вверх на несколько метров и повисло на ветвях дерева, но через несколько минут упало вниз и его быстро утащили в кусты. Остальные чеченцы больше не осмеливались открыто перемещаться по своему переднему краю, как это было до появления танкистов. Приходил ко мне командир танка, который стоял за арыком, потом подошёл один из огнемётчиков, им я поставил задачи и уточнил сигналы взаимодействия, немножко порасспросил их о том, что они знают и видели. Знали они, правда, немного. Что солдат может видеть из своего окопа? Но немного посмеялись: командира взвода, пришедшего танкиста, во время боя ранило. Офицер высунулся из люка, чтобы лучше рассмотреть местность, в это время пуля попадает в броню, рикошетит и отрывает взводнику самый кончик носа – кровище море и больно. У огнемётчиков ещё смешнее: солдату во время перебежки пуля попала в член. Не оторвала, а пронизала его. Долго на поле с ним мучились, не зная как правильно перевязывать член. И смех, и грех. Говорят у нас большие потери, но подробностей они не знают.

Погода улучшилась, стало значительно теплей, но по небу всё равно быстро пролетали рваные тучи, обременённые влагой. Темнело и пора было переходить на ночное дежурство. До полной темноты я ещё успел сбегать к Коровину и убедился, что тот серьёзно подготовился к ночи. В темноте собрал вокруг себя всех, кто был со мной и определил порядок дежурства. Сам же, разложив пустые ящики из-под боеприпасов на земле, раскинул на них спальный мешок и первым завалился спать до 23 часов. Справедливо полагая, что если духи и будут атаковать ночью, то это произойдёт где-то ближе к утру. Под мерное шуршания капель мелкого дождика, быстро провалился в крепкий и здоровый сон.

Проснулся как от толчка, хотя меня никто и не будил. Зажёг в спальнике фонарик, поглядел на часы: было половина одиннадцатого. Обрадованный, что ещё могу поспать минут тридцать в тепле, смежил веки, но сон уже не шёл. Поворочавшись немного, почувствовал, что всё тело ноет от жёсткого ложа и деревянных рёбер жёсткости на ящиках. Вылез из спальника и огляделся. Рядом со мной на таких же ящиках в неудобной позе спал Кирьянов, а фигура техника с двумя солдатами виднелась на фоне неба в пяти шагах от меня. Справа маячил Торбан, который в ночной бинокль разглядывал окраину МТФ. Постукивали редкие выстрелы, иной раз в сторону боевиков уходили трассера. Танкисты, узкими, синеватыми лучами прожекторов в несколько секунд обшаривали поле, иной раз дотягиваясь до зелёнки боевиков и тогда следовал выстрел из танковой пушки, который на мгновение освещал поле. Дождя не было, а в облаках появились просветы, откуда выглядывали умытые и чистые звёзды, предвещая завтра хорошую погоду. Сладко потянувшись, поправил сбившуюся с Алексея Ивановича плащ-палатку. Подхватил автомат и лёгким шагом, хорошо отдохнувшего человека направился к Карпуку. Отправив Игоря спать, начал мерно выхаживать по позиции, каждые тридцать секунд вскидывая ночник, осматривая поле и подходы к нам со стороны МТФ. На удивление ночь прошла спокойно, без каких-либо сюрпризов.

Радовало и то, что к утру небо совсем очистилось от облаков. Всё-таки, когда солнце - воевать веселее. Незаметно подошло время будить на смену замполита, но я себя не чувствовал уставшим, поэтому решил до дежурить до восьми утра. Пусть замполит отдохнёт. Где-то перед рассветом, когда темнота на короткое время сгущается, готовая сдаться свету наступающего утра, за арыком в тылу позиции возник шум двигателя и оттуда на поле выпятилась огромная тёмная масса. Судя по звуку двигателя, это был автомобиль УРАЛ, но не было видно знакомого очертания: ни кабины, ни фар – ничего. На позицию достаточно быстро надвигалась что-то большое, громоздкое и квадратное. Я быстро присел и попытался на линии горизонта что-нибудь рассмотреть - Неудача… Успокаивало только то, что это двигалось к нам из нашего тыла, но всё равно я был настороже. Лишь когда оно приблизилось, рассмеялся: по полю к нам, задом, приближался УРАЛ старшины. А ещё через мгновение машина остановилась рядом со мной, хлопнули дверцы и ко мне подошли старшина и Самарченко. Обрадованные тем, что они точно выехали на позицию, перебивая друг-друга начали рассказывать, как они волновались, боясь промахнуться мимо нас и уехать к боевикам. А я не стал их разочаровывать тем, что дальше арыка за нами, они бы уехать не смогли.

Как по команде проснулись все, кто спали. Хотя мы и не были голодными, но с радостью сели за стол, который Пономарёв расставил уже за машиной. На стол он водрузил керосиновую лампу. На одном краю он накрыл нам – офицерам, а на другом разложил еду для солдат. Старшина и сейчас расстарался: было приятно смотреть на то изобилие вкусных продуктов и водку. Мы ту ещё не выпили вчерашнюю, а он привёз ещё. Две бутылки я оставил на столе, остальные вернул обратно прапорщику: - Всё, старшина, молодец, но водки больше не надо. День будет тёплым и сухим. Ночь прошла спокойная, все отдохнули. Так что это в мой личный НЗ.

Солдаты с сожалением завздыхали, но приказ есть приказ. Пока старшина кормил солдат, пришёл с котелками огнемётчик за едой. Дали и ему. Потом прибежали танкисты: досталось и им. Мы в это время спокойно выпили грамм по сто пятьдесят и теперь не спеша завтракали. Очень польстило мне восхищение танкиста, когда ему старшина щедрой рукой положил на экипаж еды. Танкист заглянул в котелки, поглядел на большие куски колбасы, которые Пономарёв положил ему в шлемофон: - Да, товарищ майор, вот это пища у вас в батарее, не то что у нас в батальоне.

Солдат ушёл, а я довольный и слегка хмельной, ласково заговорил со старшиной: - Товарищ прапорщик, видите: ведь можете когда захотите. Приятно от чужого солдата услышать хорошее о батарее. Теперь он всем будет рассказывать, как старшина кормит отлично солдат в подразделении. Так и действуйте дальше. А сейчас, за отличное обеспечение пищей в боевых условиях я представляю вас к медали «Суворова». Алексей Иванович, оформить наградной. – Кирьянов весело мотнул головой, а старшина от радости и переизбытка чувств не нашёл слов, лишь с силой ударил себя в грудь. Мы дружно засмеялись.

- Старшина, хорош, а то ещё немного и ты пробьёшь себе грудь.

Пономарёв ещё раз ударил себя и наконец обрёл дар речи.

- Товарищ майор, - горячо заговорил он, - да я в лепёшку расшибусь, чтобы оправдать ваше доверие...

Выслушав его заверения, мы рассмеялись снова, но смех этот уже был одобрительным и доброжелательным, так как прапорщик Пономарёв сейчас окончательно стал полноправным членом нашего небольшого коллектива.

Пока мы завтракали, окончательно рассвело, а из-за бетонного арыка выехал БРЭМ танкистов и остановился около нас.

- Боря, принимаешь в свой коллектив? – Весело заорал Андрюха Филатов, спрыгнул с машины и по-хозяйски уселся за стол. Пономарёв положил заместителю по вооружению танкистов в чистую тарелку еды, а я щедро налил ему водки. Лишь только когда мы выпили, Андрей рассказал, что его сюда прислал командир батальона оборудовать командный пункт батальона. Это здорово нас обрадовало, так как давно с танкистами сложились дружеские отношения.

- Андрей, так тогда и мне выкопай БРЭМом землянку.

- Боря, какие проблемы? – В принципе это и определило задачи на день. Боевики вели себя тихо и опасались стрелять по нам, но ещё рано утром 100 мм пушка боевиков одним выстрелом уничтожила санитарный ГАЗ-66 первого батальона, который неосторожно выехал к восточной окраине МТФ. День, судя по небу, будет сухой и тёплый. Так что, надо обустраиваться на месте. На позициях оставил минимум людей, а остальных отправил разбирать лагерь и перевозить его сюда. Пока машина танкистов рыла землянки под КП батальона и мне, мы с Филатовым ещё немного выпили, а потом БРЭМ сломался и Филатов с механиком-водителем залезли в двигательный отсек, пытаясь с ходу что-то там починить, но ничего у них не получилось.

- Боря, - огорчённо заговорил Андрей, вернувшись к столу от машины, - поломка серьёзная, так что твоему второму взводу выкопать землянку не получится.

Весь день пролетел в хлопотах и суете, но вечером мы уже сидели в готовой землянке, а в углу весело потрескивала горящими дровами печка. Над столом висела, ярко горевшая от аккумулятора, лампочка и освещала накрытый едой стол. Второй взвод тоже устроился неплохо и я был спокоен: хотелось немного выпить с офицерами, а до заступления на ночное дежурство, часа два поспать. За столом царило весёлое оживление: вместе с Коровиным ко мне пришёл в гости командир восьмой роты старший лейтенант Смолин, и временами землянка наполнялась дружным смехом, когда мы вспоминали какие-либо из моментов прошедшего боя, считая его самым трудным. Никто из нас даже и не предполагал, что пройдут лишь сутки и полк понесёт более тяжёлые потери. Много солдат и офицеров не доживут до вечера: кто погибнет в бою утром, а кто днём. Причём, из жизни уйдут лучшие. А пока мы веселились и особо не задумывались над завтрашним днём.

* * *

Хотя утро было прохладное, но чистое и ясное небо предвещало и сегодня отличную, весеннюю погоду. Я вышел из землянки и с удовольствием потянулся. Чувствовал себя хорошо отдохнувшим, весь был переполнен энергией, которой нужно было дать выход. По широкому

спуску в землянку выбрался наверх и осмотрелся. Чудинов, время которого было дежурить, тихо дремал, сидя на ящике из под боеприпасов, лицом к переднему краю боевиков. Изредка он вскидывался и сонным взглядом оглядывал пустое поле между нами и духами. За арыком, на позиции танка, было пусто. Вечером по приказу командира танк перекинули на другое направление, и только один танк теперь находился в расположении восьмой роты. Огнемётчиков тоже не было видно, лишь торчали из их окопа несколько контейнером со «Шмелями». Вскинул бинокль и посмотрел на расположение второго взвода. Вчера я полностью перетащил их сюда, а на старой позиции остался лишь третий взвод. У палатки Коровина не было видно даже наблюдателя. Но вот полог входа откинулся и из палатки на солнечный свет вылез весь растрёпанный и всклоченный сержант Кабаков. Широко зевнув, он отошёл на пару шагов и тут же справил малую нужду.

- Хреново, надо будет встряхнуть Коровина и за гигиену, и за дежурного наблюдателя.

В расположении восьмой роты также лениво ползали мотострелки, занимаясь необходимыми утренними делами, в ожидании завтрака.

Опустил бинокль и машинально потёр заросший щетиной подбородок: - Ого, вот это зарос. Ладно, сейчас приведём себя в порядок. – По дороге в землянку ткнул кулаком Чудинова в бок

- Не спи солдат – замёрзнешь. – Водитель от неожиданности свалился с ящика и теперь таращил на меня сонные глаза, не понимая: почему он не сидит, а лежит на влажной земле. Потом вскочил и смущённо стал оправдываться. Отсмеявшись, махнул рукой и занялся утренним туалетом. Копаясь в своей сумке, наткнулся на аккуратно сложенный старенький свитер жены, который лежал на самом дне. Свитер покупали мне ещё когда я служил в Германии, но жене он больше нравился и она его часто одевала. А когда собирался в Чечню, положила его мне: - Боря, выкидывать жалко, а там его доносишь и выбросишь.

Достал его из пакета и прижал к лицу. Несмотря на то, что прошло два месяца, свитер хранил родные мне запахи жены и дома. Скинул с себя пропотевшую тельняшку и вместо неё надел свитер, заправил его в брюки, затянул на поясе ремень с пистолетом и с бритвенными принадлежностями выбрался из землянки.

Чудинов уже бодренько прохаживался по краю траншеи, где располагалась наша землянка, но пока пристраивал зеркало и мылил себе щёки, он опять уселся на ящик и внимательно стал наблюдать, как я начал бриться. Разглядывая себя в зеркало и водя станком по правой щеке, обдумывал план сегодняшнего дня - Чем занять солдат сегодня и какие задачи поставить

взводам? Но громкий, одиночный выстрел, тут же второй нарушили течении мысли. Чудинов чисто рефлекторно повернул голову в сторону позиций боевиков, откуда они донеслись. Глаза его в изумлении расширились, и непонятно как, даже не вставая с ящика, с криком «Духи», спрыгнул ко мне вниз. Я вскочил на бревно и выглянул из траншеи. Выстрелы уже слились в сплошную трескотню и пули свистели над нами в опасной близости. По зелёнки перебегали с места на место боевики и непонятно было, куда они стреляли и пойдут ли сейчас в атаку. Я с сожалением посмотрел на бритвенный станок и отбросил его в сторону.

- Батарея Тревога….. К Бою…. – Схватил накрытый плащ-накидкой пулемёт с магазином на сто патронов, в другую руку ещё одну коробку с лентами в двести пятьдесят патронов. Выскочил из траншеи и рванул сквозь вихрь пуль к бугру, в пятидесяти метрах от землянки. Сзади топал сапогами Чудинов, оглянувшись увидел, как из траншеи выскочили Торбан, Алушаев и замполит с автоматами в руках.

Упал за бугром и быстро изготовился к стрельбе. Прильнув к пулемёту, повёл стволом по зелёнке, примериваясь открыть ответный огонь. С нашей стороны тоже началась стрельба, причём наиболее сильной она была в расположении первого батальона. Но нам тоже доставалось не хило. Пули щёлкали по броне БРДМа, который стоял рядом с бугром, и с визгом рикошетили. Алушаев полез, было, на броню, но тут же соскочил и прижался к колёсам.

- Алушаев, всё-таки надо к пулемётам пролезть, - я обернулся к сержанту и тут же отвернулся. То, что Алушаев попытается ещё раз, я не сомневался. Поймал в прорезь прицела фигурку боевика, перебегающего по зелёнке к мосту через Аргун и дал очередь в десять патронов. Рой трассеров и разрывных пуль ушёл через поле и впились в духа. Боевик внезапно остановился, как будто наткнулся на стену, сделал несколько неуверенных шагов, медленно переломился в поясе и упал в кусты.

- Есть, - радостно отметил про себя и довернул ствол левее. Там суетилось несколько боевиков, что-то вытаскивая из окопов, но прицелиться мешали ветки кустов, которые росли в нескольких метрах впереди бугра.

- А…, ерунда, - и дал очередь сквозь кусты, так как понял, что боевики вытаскивали и устанавливали на треноге пулемёт НСВТ. Пулемёт задрожал в руках и ветки, срезаемые пулями, упали, открыв хороший обзор. Духи вокруг пулемёта засуетились ещё быстрее, но я давил на курок пулемёта и гнал, гнал в ту сторону одну очередь за другой, пока ни одного боевика не осталось около треноги. Грозно зарокотал над головой КПВТ, но трассы его очередей шли в сторону моста, срезая кусты и мелкие деревья. Наверно, наш огонь очень досаждал противнику, поэтому большинство боевиков сосредоточило свой огонь против нашей позиции. Несколько раз грохнули гранатомёты чеченцев, но мимо.

Мои подчинённые открыли бешенный огонь, вследствии чего патроны у них закончились быстро. Автоматы один за другим замолчали, а пробраться к землянке уже не было возможности – до того сильным и мощным был огонь противника. Внезапно замолчал и КПВТ – что-то там заело. Боевики уверенные, что это они подавили наш огонь, теперь сосредоточили огонь против моего пулемёта. А я в азарте водил стволом пулемёта и давил на курок, когда на мушке появлялся дух. Поле зрения сузилось, я смотрел вдоль ствола и видел лишь, как бы, набегающие сами на мушку боевиков и тогда давил на курок, радостно отмечая, как после моей очереди фигурка или падала, или начинала метаться, пытаясь уклониться от пулемётной очереди. Я уже не обращал внимание на визг и жужжание пуль вокруг меня, не обращал внимание на комочки земли, которые больно секли лицо, лишь мозг автоматически отмечал количество отстрелянных патронов. Закончилась коробка с патронами, я засуетился, вставляя в пулемёт новую ленту, одновременно совещаясь с замполитом.

- Борис Геннадьевич, боевики усилили огонь. Как бы они не пошли в атаку. Пока вы стреляли, засёк несколько огневых точек около моста и хочу их загасить.

- Как?

- В окопе огнемётчиков лежит несколько «шмелей», я сейчас проберусь туда и открою огонь.

- Алексей Иванович, давай, но только осторожней, - лента была вставлена, потянул затвор на себя, а потом вперёд – пулемёт заряжен. Дал несколько очередей, искоса наблюдая, как замполит ползком пересёк расстояние между бугром и берегом арыка. Попытался встать, но опять упал на землю прижатый плотным огнём боевиков, которые заметили этот манёвр. Алексей Иванович на четвереньках вошёл в воду и погрузился в неё по горло. В воде, вокруг него, заплясали фонтанчики от пуль, но Кирьянов упрямо двигался вперёд, пересёк несколько метров водного пространства и выбрался на другой берег. Обернулся, счастливо улыбаясь, помахал нам рукой: мол, всё в порядке. Рывком пересёк оставшееся расстояние до окопа и по хозяйски стал там осматриваться. Рядом громко заматерился Чудинов, поднялся во весь рост и рванул через огненный шквал к окопу огнемётчиков. Также благополучно пересёк арык и спрыгнул мокрый, но невредимый в окоп к Кирьянову. Я облегчённо вздохнул и приник к пулемёту, дал несколько очередей по перебегавшим чеченцам в зелёнке и опять поглядел на Кирьянова. Тот растерянно крутился с огнемётом в руках в окопе, становился на цыпочки: тянулся вверх пытаясь разглядеть передний край боевиков. Переговорив о чём-то с Чудиновым, Алексей Иванович выскочил из окопа на верх и склонился к Чудинову, который подал ему из окопа контейнер огнемёта. Но выпрямиться не успел: по земле захлестали длинные очереди из пулемёта и автоматов. Казалось, ещё мгновение и они перечеркнут офицера. Я дал несколько очередей по пулемётному гнезду, стараясь: если не уничтожить пулемётчика, то хотя бы на

время прекратить его огонь. Вновь поглядел на окоп, уже не ожидая увидеть Кирьянова живым, и с радостью увидел его сидящим рядом с Чудиновым.

Переждав огонь, Кирьянов привстал и закричал мне: - Борис Геннадьевич, ни черта не видно из окопа. Куда мне стрелять?

Я чуть приподнялся над бугром, но тут же пришлось пригнуться и спрятаться: шквал пуль промчался надо мной, а несколько пуль, подымая фонтанчики земли, вонзилось в верхушку бугра. Две пули звонко цокнули, подняли и отбросили пустую коробку из под лент за мою спину. Уже осторожно высунулся из-за бугра: - Алексей Иванович, давай так: я даю очередь трассерами, а ты туда стреляй из огнемёта – сейчас дальность двести пятьдесят метров. Расстояние каждый раз буду тебе кричать.

Опять прильнул к пулемёту и повёл стволом по зелёнке. Остановился на группе кустов около моста. Оттуда с самого начала боя вёлся особенно интенсивный обстрел наших позиций пулемётом. И там чаще всего мелькали фигурки боевиков.

- Алексей Иванович, стреляй туда, - прокричал я и дал длинную очередь по кустам. Замполит вскинул контейнер, придал ему соответствующий двуустам пятидесяти метрам угол прицеливания и выстрелил. Мощный звук выстрела, как всегда оглушил всех, а пыль, поднятая реактивной струёй, скрыла окоп. Чёрная точка снаряда прочертила свой путь в воздухе и разорвалась на поле, не долетев пятидесяти метров до кустов.

Светло-серое пылевое облако осело и открыла нашим взорам отплёвавшихся от пыли Кирьянова и Чудинова.

- Алексей Иванович, дальность дальше пятьдесят, - в азарте прокричал корректуру прицела, неосторожно поднявшись над бугром, но тотчас же спрятался: новый шквал пуль обрушился на мою позицию.

Как только прогремел второй выстрел, я вновь, не обращая внимания на пули, вскинулся над бугром, боясь пропустить разрыв. Над окопом огнемётчиков стоял столб пыли, как будто именно туда попал снаряд, а не вылетел оттуда. Но я, не отрываясь, смотрел на кусты, где находились позиции духов. Есть! Прямо в центре кустарника поднялся светло-серый от пыли разрыв «Шмеля».

- Алесей Иванович, отлично. Давай туда же ещё два снаряда.

Два раза проревел огнемёт и оба разрыва полностью накрыли всю площадь кустарника. Оставшиеся четыре выстрела мы сделали веером по зелёнке, смещая его от моста влево на

двести пятьдесят метров. После чего, как по мановению волшебной палочки, стрельба со стороны боевиков быстро пошла на убыль, а через пять минут прекратилась совсем. Ещё примерно пять минут после этого вела огонь восьмая рота, но и она быстро прекратила огонь. Лишь пулемёт на бугре с тригопунктом продолжал строчить, посылая злые очереди в сторону боевиков. Но и он через некоторое время тоже замолчал. Над передним краем повисла тревожная тишина.

- Торбан, - окликнул я санинструктора, - дуй во второй взвод. Узнай всё ли там в порядке? И Коровина ко мне. Да, по пути посмотри техника, что-то я его не наблюдаю. Не ранен ли он?

Из окопа огнемётчиков, уже не ползком, а полусогнувшись прибежали Кирьянов и Чудинов. Оба мокрые, грязные и возбуждённые.

- Ну, огнемётчики…, ну и балбесы. Вырыли окоп, а оттуда позиций боевиков не видно. Как мы хоть стрельнули? – Полу оглушённые они оба орали, наверно, считая что мы тоже ничего не слышим.

Я шутливо тоже заорал почти в ухо замполиту: - Алексей Иванович, отлично стрелял. Всех положил, видишь – духи молчат, не стреляют.

Кирьянов с Чудиновым засмеялись, поняв свою ошибку, а Алексей Иванович, смеясь, начал показывать пальцем на моё лицо. Я машинально провёл рукой по щеке и посмотрел на ладонь, ожидая увидеть кровь, так во время боя сильно секло землёй лицо. Но на руке виднелись остатки грязной пены с недобритой, перед боем, щеки. Мы все поднялись из-за бугра в полный рост, уже не боясь огня боевиков, переговариваясь на ходу, направились к землянке, здесь и обратил внимание, что в пулемётной ленте осталось всего девять патронов.

- Да тяжело пришлось бы, если духи предприняли атаку на наши позиции. Все легли бы.

Поправляя штаны, из арыка появился Карпук. Ещё не подойдя к нам, начал рассказывать: - Я только пристроился «подумать», а тут стрельба, да и вашу команду, «Батарея тревога», слышал. Попробовал выскочить, да уже невозможно. Пули так и стригут кустарник. Мечусь по арыку, даже посрать забыл. На ремне только пистолет с запасной обоймой. Главное, даже выглянуть нельзя, до того плотный огонь. К землянке не прорваться. Ну, думаю, духи пойдут в атаку – пятнадцать патронов по ним, один себе. Слышу, наш пулемёт работает и несколько автоматов: значит, дерутся наши. Только высунусь из арыка, пули тут же по земле у лица бьют. Толком ничего разглядеть не успеваю. Слышу, работает только один пулемёт. Ёлки-палки, неужели всех убили. Короче, на переживался. Но только стрельба закончилась – «по большому» опять захотелось.

Из второго взвода пришёл Коровин и доложил, что у него всё в порядке: потерь нет.

- Товарищ майор, что это было? Вы чего-нибудь поняли?

- Непонятно, Коровин, особенно сильная стрельба в расположении первого батальона была. Может быть, там что-то случилось?

На нашем участке стояла тревожная тишина, лишь в районе МТФ пощёлкивали выстрелы, поэтому все занялись своими утренними делами: Коровин ушёл к себе. Ругать его за отсутствие наблюдателя не стал, но замечание сделал. Я добрился, после меня побрились Карпук и Алушаев. Вроде бы всё было в порядке, но тревожила тишина, повисшая над передним краем, не располагала к оптимизму. Приказал усилить наблюдение, а сам стал наблюдать за танком, который мчался за бетонным арыком в моём тылу. Я подумал, что этот танк проедет сзади в расположение восьмой роты, но он свернул в разбитый проём в бетоне и направился ко мне. Это меня ещё больше обеспокоило – я никого не ждал. Танк был с нашего танкового батальона, но офицера, который соскочил с брони и подбежал ко мне не знал.

- Товарищ майор, это ваше подразделение стреляло сейчас по зелёнке? – Танкист показал рукой на деревья, тянувшиеся от моста вдоль реки против моего участка обороны.

- Да, моя батарея. – Настороженно ответил и тут же спросил, - А в чём дело?

- Меня прислали вас предупредить. Первый батальон попал в окружение и разбит. Остатки

пехоты будут прорываться через эту зелёнку в вашем направлении. Смотрите, не откройте огонь по ним.

- Ни фига себе, - в изумлении протянул Кирьянов, стоявший около меня. Я оглянулся, сзади стояли практически все: офицеры и солдаты.

- Слушай, старший лейтенант, как окружили и разбили?

- Да я сам ничего не знаю. Знаю только, что командир батальона тяжело ранен и его будут выносить во время прорыва. – Эти слова старлей произносил уже с брони. Спросить, кто его прислал, уже не успел. Танк заревел, крутанулся на пашне, вздыбив пласт подсохшей земли, и умчался обратно. В голове царил сумбур и смятение от этого сообщения. В голове не укладывалось, как мог быть разбит целый батальон. Тогда получается, что МТФ тоже в руках боевиков, и нам надо опасаться оттуда нападения. Я начал советоваться со своими подчинёнными, как лучше организовать оборону своего участка, в свете новых обстоятельств. Но не успели мы обсудить этот вопрос, как стрельба вспыхнула в расположении первого батальона с новой силой. Ещё более интенсивная, чем в первый раз. Без моей команды все расхватали оружие, Торбан с Чудиновым схватили ещё цинки с патронами, я опять схватил пулемёт и пару коробок с лентами, ещё несколько коробок схватили Карпук с Кирьяновым и мы снова заняли оборону. Духи суетились в зелёнке, но в нашу сторону практически не стреляли. Огонь они вели в направлении окраины МТФ, а кустарник, куда Кирьянов нанёс удар огнемётами, вновь ощетинился огнём. Особенно зло и упорно бил пулемёт, из-за чего мы его быстро обнаружили.

В окопе около стреляющего пулемётчика суетилось ещё двое чеченцев: наверно, второй номер и подносчик боеприпасов. Я прильнул к прицелу и навёл свой пулемёт на огневую точку противника, ещё мгновение и нажал бы на курок, но в это время вокруг окопа заплясали разрывы от пушки БМП-2. Приподнявшись над пулемётом, я наблюдал в бинокль, как очередями автоматической пушки БМП перепахивало землю вокруг пулемётного гнезда, пока огневая точка не прекратила своё существование. Перевёл бинокль в сторону окраины МТФ, откуда к мосту неслось несколько БМП с десантом на броне. Вокруг машин и на их пути подымались разрывы от подствольных гранатомётов, ручных гранатомётов и мин, но машины с плотно прильнувшим к броне десантом сквозь огонь упорно двигались вперёд. Из зелёнки выскочил боевик, присел на колено и вскинул РПГ на плечо. Через секунду сверкнуло пламя и граната устремилась по короткой траектории к ближайшей БМП. Ударила вскользь и ушла в сторону, разорвавшись сзади машины. Пехота ещё плотнее прижалась к броне, потом как по сигналу они приподнялись и стали бить с автоматов по гранатомётчику. Боевик в это время вставлял в гранатомёт следующую гранату: от неожиданного ответного огня уронил гранатомёт и вскочил на ноги. Стал топтаться на месте и резво размахивать руками, как будто отбивался от пчёл или ос. Потом сообразил, упал на землю и на четвереньках быстро-быстро помчался в сторону кустов, где через несколько мгновений и скрылся. Пока я наблюдал за метаниями гранатомётчика, пехота спешилась с машин и редкой цепью уже охватывала кустарник и бугры у въезда на мост. Вроде бы сопротивление было сломлено, но из кустов сверкнуло пламя выстрела из гранатомёта и граната вонзилась в бок БМП. Пламя от разрыва гранаты, как это бывает от попадания в цель, мгновенно окутало всю машину и тут же исчезло. Боевая машина, до этого медленно двигающиеся к мосту, как будто споткнулась и начала разворачиваться, но тут же замерла. Из люка показался механик-водитель, быстро выскочил из машины и в шоке обежал несколько раз вокруг машины. Пулемёт в башне, ещё когда она двигалась, бил по кустарнику, но сейчас молчал. Механик остановился около кормы и оглянулся вокруг, но никто не спешил ему на помощь: каждый на войне занимался своим делом. Он открыл кормовую дверь, откуда сразу же повалил чёрный дым. Солдат сначала от неожиданности подался назад, но потом решительно нырнул в дым и скрылся внутри машины. Два БМП обогнули его машину с обоих сторон и двинулись к въезду на мост непрерывно строча из пулемётов вдоль дороги, изредка били их пушки, но уже по тому берегу, невидимому для нас. Десант с подбитого БМП суетился около кустарника, кидая туда гранаты и строча вслепую из автоматов в глубь кустов, но сломить сопротивление чеченцев не удавалось. Одно БМП с несколькими солдатами на броне медленно проехало вдоль кустарника. Солдаты настороженно всматривались в заросли с высоты машины, вдруг резко привстали и открыли интенсивный огонь в глубь кустарника, тем самым предопределив судьбу обороняющихся боевиков. БМП, оказав помощь, двинулось дальше вдоль берега, но уже через двести метров они попали под жестокий огонь боевиков. Удачно избежав попадания нескольких пущенных гранат, бронированная машина стала пятиться в сторону моста, огрызаясь огнём из пушки и пулемёта. Солдаты, прикрываясь башней БМП, вели огонь по чеченцам, которые двигались параллельно машине по зелёнке и стреляли по нашим из автоматов. Через сто метров они вырвались из зоны огня и остановились у кустарника, уже занятого солдатами. Подбитое БМП горело в полную силу, выбрасывая в чистое небо чёрный столб дыма. Иной раз пламя вскидывалось и из него вылетали искры, от рвавшегося внутри машины боезапаса. В двадцати метрах виднелся механик-водитель, который, горестно склонив голову, сидел рядом с телом друга, которого вытащил из подбитой машины. К ним подскочило санитарная МТЛБ, механика сразу отодвинули в сторону, а над телом склонились медики, но колдовали они немного, через минуту раненого загрузили во внутрь машины и она помчалась по асфальту в сторону племсовхоза. совхоза, где находился полковой медицинский пункт.

Пехота уже определилась с обороной и располагалась в районе моста, иной раз её обстреливали из зелёнки, но стреляли вяло. Как правило, после ответного огня духи на долгое время затихали, а потом всё повторялось снова. БМП уже не горело, а лишь вяло чадило. Механик- водитель потерянно бродил вокруг остатков машины, не обращая внимания на автоматный огонь боевиков. Время от времени к нему подходили сослуживцы и утешали его, пытались утащить его к себе, но солдат не соглашался и оставался около догорающей боевой машины. Правее МТФ и за ним, продолжал греметь бой. Стрельба то усиливалась, то замирала, но стреляли там постоянно. Артиллерия посылала через нас за реку снаряды, куда они там падали видно не было, но после разрывов в небо подымались клубы чёрно-серого дыма.

Так прошло минут тридцать – сорок и я уже только изредка подымал бинокль и разглядывал то позиции мотострелков у моста, к которым непрерывно подходило подкрепление живой силой и техникой, то смотрел на зелёнку всё ещё занятую боевиками, понимая что следующий удар наших будет вдоль зелёнки и берега реки в сторону южной окраины Чечен- Аула.

- Товарищ майор, - крик Торбана заставил меня вздрогнуть, - Вас к радиостанции вызывает командир полка.

- «Лесник 53», я «Альфа 01». Приём! – Услышал нетерпеливый голос связиста командира, когда спустился в землянку.

Ответил связисту, выслушал приказ Петрова и через минуту подтвердил получение сообщения. Торбан побежал во второй взвод за противотанковой установкой сержанта Ермакова, а Алушаев и Чудинов суетились вокруг моего БРДМа, прогревая двигатель.

- Алексей Иванович, остаёшься за старшего, а меня с противотанковой установкой к себе вызывает командир полка. – Я с нетерпением поглядывал в сторону второго взвода, где солдаты суетились вокруг противотанковой установки. Мне казалось, что всё делается медленно и начинал «закипать», почти не слушая, что говорит мне Кирьянов. Но вот машина Ермакова тронулась с места и направилась в мою сторону, я облегчённо вздохнул и стал слушать, что мне обиженно говорил замполит. Это была старая песня о том, что я его никуда не отпускаю и не беру с собой повоевать. А он только «киснет» в тылу. Спорить с ним было бесполезно, да и не было время.

- Алексей Иванович, - я досадливо поморщился, наблюдая за тем, как мой БРДМ подъезжал ко мне, - сколько можно разговаривать на эту тему? Я командир и моя задача воевать. Ты замполит и твоя обязанность воспитывать солдат, ну а когда придёт время то повести их за собой в бой. Тебе, что мало позавчерашнего и сегодняшнего дня? Алексей Иванович, давай рули здесь, а я поехал. Сейчас просто не время спорить.

Мигом забрался на БРДМ, рукой махнул Ермакову, показывая, чтобы он следовал за мной. Сразу за арыком свернули налево и вдоль него поехали к МТФ. Куда ехать я знал, поэтому решил выскочить на асфальтную дорогу, которая проходила вдоль молочно-товарной фермы, по ней проскочить до конца забора, здесь свернуть направо, а там увижу, где командир. Не учёл я только одного; дорога на протяжении ста метров, прежде чем мне надо было сворачивать направо, не только просматривалась, но и простреливалась с того берега реки через мост. И первая же очередь стеганула землю практически у самых колёс. А от второй, попавшей струе свинца в машину, гулко загудела броня, пули с визгом и искрами рикошетили, уходя под разными углами в воздух и землю. Сквозь гул двигателя услышал, как ящик с боеприпасами, закреплённый на броне с грохотом сорвался с брони на дорогу. Я быстро нырнул в люк, и схватился за командирский прибор, Чудинов одной рукой ухватился за рукоятки броневых заслонок и закрыл лобовые стёкла. Сделал он это очень вовремя: корпус машины опять загудел, как африканский барабан, от града пуль, попавших в лобовую броню. Только было прильнул к командирскому прибору, тотчас же невольно откинулся назад, но поняв что мне сейчас опасность не грозит, вновь придвинулся к оптическому прибору. При четырёхкратном увеличении противоположный берег Аргуна казался близким. Слева от моста и дальше виднелись полуразрушенные здания и сооружения, кучи щебня и фигурки перебегавших с места на место боевиков. Разглядеть толком местность за рекой не успел, так как моя машина повернула вправо и мост, и противоположный берег исчез из поля зрения. Прекратился и обстрел. Повернув рукоятку люка и резко откинув его, я высунулся по пояс из машины и посмотрел назад на противотанковую установку, которая ещё катилась по дороге. Теперь-то, по полной программе доставалось ей. Видно было, как пули, оставляя белые отметины на броне, уходили в разные стороны, водитель пытался лавировать, но ямы и воронки не давали достаточного места для манёвра. Наконец машина свернула за нами и тоже вышла благополучно из-под обстрела. Конечно, пулемётный огонь не был страшен для БРДМа, но я боялся, что пули попадут по колёсам, а самоподкачка работала не на всех машинах. Успокоенный тем, что мы не пострадали, я повернулся и стал разглядывать на ходу открывшуюся местность. Мы ехали вдоль прострелянного во многих местах бетонного забора МТФ, слева от нас расстилалось большое, ровное поле. В метрах трёхстах на нём три подбитых БМП: два рядом друг с другом, а третье несколько дальше. Подбили их, наверно, час тому назад, потому что они уже только дымились. Вокруг них валялось имущество и ещё какие-то вещи, но разглядеть что именно было невозможно. Метров двадцать-тридцать дальше БМП виднелись фигурки нескольких человек, но кто это были: боевики или наши – разглядеть тоже было невозможно. Несколько раз над головой опасно свистнуло, но я уже приказал Чудинову свернуть за забор и мы подъехали к группе машин, стоявших за насыпью. Это и был командно-наблюдательный пункт полка.

Доложил командиру полка о прибытии и Петров, закончив переговоры по радиостанции, повернулся ко мне: - Боря, сейчас пойдёшь вперёд, на обрыв, - командир махнул рукой на поле, - задачу тебе поставит начальник артиллерии. Будь осторожен, духи лупят – будь здоров. Потерь у нас до фига, особенно там – на обрыве, так что ещё раз говорю – будь осторожен.

Петров опять отвернулся к радиостанции, а я подошёл к подполковнику Богатову, который стоял сзади ПРП и разговаривал с кем-то через дверь в корме машины.

- Копытов, - начал ставить задачу начальник артиллерии, - разведрота атаковала боевиков на обрыве, уничтожила их там, но сами понесли большие потери. Это их БМП подбитые стоят. Все офицеры полегли в бою. Сейчас разведчиков осталось 13 человек и командует ими сержант. Всё ничего бы, но их достал духовский танк - выскочит из зелёнки, выстрелит по ним и обратно в зелёнку. Артиллерией мы его накрыть не можем, а у разведчиков ничего нет, чтобы его достать. Чуватин сейчас тебе покажет место, откуда он чаще всего выскакивает, а ты пойдёшь туда, на обрыв и уничтожишь его. Задача ясна? – Я утвердительно кивнул головой и полез вовнутрь ПРП, через отделение радиотелефониста пробрался в башню и уселся в свободное кресло рядом с Игорем.

Игорь мельком взглянув на меня, опять прильнул к окулярам. Взвыли электромоторы и башня повернулась немного вправо. Игорь ещё немного подправил наводку дальномера по вертикали и откинулся в сторону от окуляров, освобождая мне место.

- Боря, смотри, чаще всего он оттуда выскакивает. Где он сейчас я не знаю.

Я разглядывал зелёнку и не наблюдал, даже малейших характерных признаков пребывания там танка, тем более следов выхода его из зелёнки: - Ну, что Боря, видишь? - Зудел над ухом Чуватин. Повернув немного дальномер вправо, а затем влево я запоминал место и характерные детали, чтобы потом это место узнать, когда буду его разглядывать с другой точки. Отвалился от дальномера.

- Понял, я пошёл…

- Боря, ты только не высовывайся. Снайпера лупят, дай боже, - уже в спину прокричал Игорь. На улице меня ждал Богатов, который тоже стал наставлять, что делать. Но я его не слушал, а размышлял, как быть: то ли взять переносную установку, несколько ракет и уйти вперёд, или же всё-таки взять БРДМ, противотанковую установку и выехать на берег, а не бегать потом за ракетами через всё поле. Да и пулемёты на моей машине, если что помехой не будут.

По прежнему, не обращая внимания на начальника артиллерии и не слушая его наставлений, я вскарабкался на БРДМ, подав команду на начало движения. Машина по моей команде обогнула земляной вал, за которым скрывались машины командно-наблюдательного пункта, тяжело, переваливаясь с боку на бок, за нами выехала противотанковая установка. Махнул рукой, показывая сержанту Ермакову, чтобы он ушёл немного в сторону и шёл параллельно моей машине, но вровень со мной. На малой скорости, осторожно мы двинулись в сторону дымящихся БМП. Вполне благополучно переехали поле и остановились в двадцати метрах от сгоревших машин, вокруг которых валялись автоматы, каски, части военного снаряжения и другое имущество. Махнул рукой, подзывая Ермакова к себе, а пока его машина подъезжала, я присел в люк и обратился к экипажу: - Алушаев, наблюдаешь за зелёнкой, остаёшься старшим, а я сейчас сбегаю к разведчикам. Чудо, наблюдаешь за мной, я посмотрю, куда можно поставить машину и махну рукой, тогда подъедешь.

Отдав распоряжение, вылез на броню и быстро перебрался за невысокую башню, так как всё чаще и чаще стали посвистывать пули. Машина Ермакова почти притёрлась к моей машине и Ермаков перепрыгнул ко мне. Мы присели на корточки сзади башни, скрывшись от огня лишь наполовину, и я стал ставить задачу сержанту.

- Видишь, Ермаков, за рекой по возвышенности проходит дорога: справа село Новые Атаги, а слева перекрёсток дорог. От перекрёстка вправо идёт зелёнка и кончается около, вон здание большое, типа ткацкой фабрики, - почему назвал это здание ткацкой фабрикой, я и сам не понял, но Ермаков послушно мотнул головой: типа, понял.

- Вот в этой зелёнке скрывается танк. Время от времени он выскакивает из зелёнки и долбит сюда. Так что веди разведку: если засекёшь или увидишь – мочи.

Ермаков ещё раз мотнул головой, перепрыгнул на свою машину и отъехал в сторону. Я же тяжело спрыгнул на землю и, пригнувшись, побежал к окопам разведчиков, откуда они уже с любопытством поглядывали в нашу сторону. Миновал БМП, а ещё через двадцать метров соскочил в окоп, где меня с одобрительными возгласами встретили разведчики.

- Здорово мужики, - бодренько прокричал я, - как дела?

- Нормально, - улыбаясь, ответил ближайший из разведчиков, в котором узнал сержанта Иванова, - принимайте, товарищ майор, разведроту. роту. Вы тут сейчас единственный живой офицер, а нас осталось всего тринадцать человек. Два часа просим уже какого-нибудь офицера, пока не прислали вас. – Сержант уже говорил без улыбки и с изрядной долей горечи.

- Иванов.., ты чего? Командуй ротой сам. У меня другая задача - танк уничтожить. Говорят, он вас тут уже достал. Я рядом буду, если что, конечно, помогу, а сейчас показывай своё хозяйство и куда мне машины поставить.

Сержант повёл меня по окопу. Хоть разведчики и были здесь уже два часа, но везде: на дне окопа, стенках и бруствере виднелись следы крови и рукопашной схватки.

- А где убитые боевики? – Удивлённо спросил я.

Разведчик провёл меня ещё немного по окопу, который проходил по самому краю обрыва и молча показал на выход из траншеи. Задней частью окопа служила, полуметровая стенка, отделяющая сам окопа от края обрыва. Полуметровый выход заканчивался у деревянной лестницы. Я присел у края обрыва и осторожно выглянул. Картина была впечатляющей: отвесный обрыв, высотой с пятиэтажный дом, тянулся в обе стороны и деревянная лестница на его фоне, казалась хлипким сооружением, хотя по ней было видно, что ею постоянно пользовались и она надёжно служила боевикам. Внизу, у основания лестницы, громоздилась куча мёртвых бородатых чеченцев. Они навалом лежали друг на друге, кто лицом вниз, а кто вверх. В разные стороны, под разными углами, порой неестественными, торчали руки, ноги. Открытые рты в последнем предсмертном крике «Аллах акбар» дополняли, для любого гражданского человека, эту жуткую картину, но мой взгляд, военного, лишь равнодушно скользнул по ним. Я отодвинулся обратно в окоп и тут же последовал тупой удар пули в стенку. Снайпер хоть и не дремал, но всё-таки опоздал с выстрелом.

- Товарищ майор, поосторожнее, - предупредил сержант.

- А, ерунда. – Я беспечно махнул рукой, - Не сейчас так позже, всё равно придётся высовываться из окопа и вести разведку местности и зелёнки. Ты лучше расскажи, как тут всё произошло?

Иванов достал сигареты, прислонился спиной к стене окопа и закурил, не спеша затянулся, приподнялся слегка и поглядел на сгоревшие БМП и зло сверкнул на меня глазами: - Ваши хвалёные артиллеристы, товарищ майор, ни хрена не могли за эти сутки попасть по боевикам и уничтожить хотя бы эту позицию, я уж не говорю про другие. Не могут попасть и всё. А они контролируют отсюда практически все подходы к мосту и берегу. Поле ровное, как стол. Командование решило: атака на БМП. Стремительный рывок, спешиваемся у окопов и в рукопашную. Сначала так и получилось: практически всё поле пролетели, несмотря на сильнейший огонь духов. А в тридцати метрах от окопов духи всаживают гранату в первое БМП. Кто уцелел соскочил с брони, а их в упор тут же косят с автоматов и пулемётов. Второе БМП резко заворачивает и своим корпусом заслоняет от огня боевиков ребят, чеченцы сосредотачивают огонь на нём и тоже сразу же подбивают БМПэшку. Но вот в эти секунды остальная рота спешилась и рванулась к окопу. Я дал очередь в окоп, потом спрыгнул вниз и в драку. Опомнился уже, когда всех духов кончили. Из офицеров один старший лейтенант Сороговец остался, да и тому через пару минут пуля в глаз прилетела. Пришлось мне на себя брать командование. Осмотрелись: духи человек семьдесят уже Аргун в брод переходят и скрываются в кустах. Тут из под обрыва несколько человек, видать опоздавшие, выскочили и к реке побежали. Но никто из них не добежал – всех положили. Убитых духов в окопе собрали и покидали вниз, чтобы не мешали. Наших собрали: убитых и раненых и на уцелевших БМП отправили в полк. Вот так, сидим уже два часа, ждём офицера или какую-нибудь команду, а прислали вас, да ещё с другой задачей. – Сержант с досадой махнул рукой, потом продолжил, - Вы, товарищ майор, не обижайтесь. Мы вас знаем и считаем за нормального офицера, но всё-таки обидно, что прислали артиллериста, а не пехотного офицера. Что, они там, про нас забыли, что ли?

- Иванов, я понимаю твою горечь, обиду на всех, но ты не прав, - я старался своими словами не только подбодрить разведчиков, которые прислушивались к нашему разговору, но и в какой то степени развеять обиду на командование и артиллеристов. – То, что вы сейчас совершили

будут помнить всегда, и командир сейчас помнит о вас, отдаёт необходимые распоряжения, чтобы вас отсюда заменили. В частности меня прислали. На артиллеристов тоже зря обижаетесь. Смотри, окоп прямо по краю обрыва идёт, половина снарядов пролетают мимо и рвутся внизу, не принося вреда боевикам, а половина на поле – тоже с минимальным эффектом. Это только в кино: показали цель и туда прилетел снаряд. Боевики тоже не дураки, обустраивая здесь позицию. И задача у нас с тобой одна: я бью танки противника, а ты пехоту. Так что всё нормально, как говорится – «держи хвост пистолетом», - я дружески толкнул кулаком сержанта в плечо и только захотел обсудить с Ивановым ряд вопросов, как справа заработали десятки автоматов и над окопом густо зажужжали пули. Протискиваясь через разведчиков, мы пробрались в крайнюю ячейку позиций и выглянули из неё. В трёхстах пятидесяти метрах от нас виднелись постройки. Поливочная станция – сразу всплыла в голове информация. Около этой станции, разворачиваясь в цепь, двигалась в нашу сторону группа боевиков, численностью до пятидесяти человек. Я бросил тревожный взгляд в сторону оставленных на открытом пространстве моих машин и успокоился: Чудинов с Алушаевым сами нашли укрытие для машины. Сейчас башня моего БРДМа разворачивалась в сторону поливочной станции, готовясь открыть огонь, а противотанковая установка заезжала в выемку, которая практически полностью скрывала машину, но давала возможность вести огонь с пусковой установки. Послышалась стрельба со стороны позиций командно-наблюдательного пункта, но она была неэффективна, так как с той стороны боевиков частично закрывал кустарник. Сержант Иванов начал командовать разведчиками, но окоп был расположен фронтом в сторону МТФ и не давал возможности развернуться всем солдатам в направлении атакующих. Несколько разведчиков выскочило из окопа и, пригнувшись, перебежали к сгоревшим БМП, где заняли оборону. Я не считал нужным вмешиваться в распоряжения сержанта, так как считал, что всё он делал правильно.

Боевики приближались медленно: прошло уже минуты три после начала атаки, но чеченцы прошли за это время метров пятьдесят, не прекращая огня из автоматов. Я вскидывал бинокль, оглядывая цепь духов. Перегибался через край окопа и старался осмотреть подножье обрыва, считая что эта атака отвлекающий манёвр, а другая группа боевиков незаметно пробирается вдоль обрыва, чтобы внезапно ударить снизу. Поворачивался в сторону зелёнки и быстро просматривал её, также считая, что сейчас как раз самое удобное время поддержать огнём танка атаку. Но ничего не обнаруживал, а духи тем временем прошли ещё пятьдесят метров. Иванов ёрзал рядом, вопросительно поглядывая на меня. Наверно, считал что это я должен подать команду на открытие огня. Никто ещё не стрелял, подпуская духов поближе. Я наметил одиночный куст, решив: как только первый боевик поравняется с ним - подам команду «Огонь»!

Чуть приподнялся, набирая воздух в грудь, чтобы подать команду, как сзади цепи атакующих расцвёл снежно-белый разрыв дымового снаряда. Я схватил сержанта за плечо: - Стой, сержант, не стрелять. Сейчас артиллерия накроет духов.

Разрыв дымового снаряда заметили и боевики, в их цепи возникло замешательство, так как они тоже понимали, что это был пока только пристрелочный разрыв, и что ещё через пару минут прилетят остальные снаряды – но уже осколочные. Так и произошло: несколько боевиков рванули вперёд, чтобы выйти из зоны поражения, но большая часть отхлынула назад на пятьдесят метров и залегла, но это мало им помогло. Земля вздыбилась и засверкала мгновенными вспышками множества разрывов, закрывая весь район дымом и пылью. Ещё пару минут там гремели взрывы, а потом всё резко прекратилось. Несколько боевиков, которые вырвались вперёд, поднялись с земли и, нырнув в дым, исчезли из виду. Никто из разведчиков даже не стрелял по ним; всем было ясно, что атака сорвана. Солдаты оживились и, громко переговариваясь, стали доставать сигареты. Иванов сполз с бруствера на дно окопа и уселся на обломки ящика из-под патронов: - Вот так бы артиллеристы и сюда стрельнули…, - задумчиво произнёс сержант, хотел продолжить свою мысль, но не успел.

- Духи.., духи…! – Послышались возбуждённые крики, свист и улюлюканье. Мы с сержантом, как на пружинах вскочили на ноги, ожидая увидеть атакующих боевиков. Тревожный взгляд, брошенный в сторону поливочной станции, не обнаружил ни одного чеченца: как будто их там и не было. Глянули туда, куда показывали разведчики. Из-под обрыва в сторону реки бежали два боевика. Один, несмотря на то, что в руках у него был автомат и был обвешан боеприпасами, бежал легко, без всяких усилий перепрыгивая препятствия. Второй «чесал», перебирая ногами изо всех сил и пока бежал он побросал всё: оружие, боеприпасы, амуницию, но и это показалось ему мало. На бегу он начал стаскивать с себя новую камуфлированную зимнюю куртку и как только её сбросил, среди криков и свиста солдат послышалась короткая очередь. Пули попали бегущему в спину, разрывая в клочья обмундирование. Он по инерции сделал ещё несколько скачков, но ноги уже отказали и он упал, перекувыркнувшись через голову. Он ещё дёргался, но вторая короткая очередь, как бы пригвоздила его к земле. Больше он не шевелился. Второй боевик легко и ловко обернулся на ходу и дал пару очередей в нашу сторону, причём очень метко - пули заставили нас резко пригнуться, а боевик продолжил свой бег в сторону берега, наверняка уверенный, что сумеет уйти живым. Но он был обречён. Ударили сразу несколько автоматов: пули разорвали на спине камуфлированную куртку и боевик также легко, как и бежал, ушёл в иной мир.

- Ну что ж, товарищ сержант, люди подготовлены у тебя хорошо: ни одной пули мимо. Теперь моя очередь показать класс. – Я повернулся и пошёл по окопу, слыша как за моей спиной, Иванов начал распоряжаться. Около своей машины подождал Ермакова, которого

позвал к себе, чтобы поставить задачу. Распределил сектора для наблюдения между солдатами. Себе тоже взял сектор и мы начали наблюдать, чтобы своевременно вычислить танк. Несмотря на то что пули продолжали посвистывать вокруг нас, обстановка была в целом спокойной и я теперь имел возможность рассмотреть местность, расстилающиеся перед нами. Слева виднелся мост через реку Аргун, который достался нам целеньким, не считая нескольких дыр в настиле, и отсутствие во многих местах ограждения. Дальше за мостом виднелись сооружения промышленного типа и большие кучи щебня, среди которых суетились фигурки боевиков. Но я лишь равнодушно констатировал сам факт нахождения их там. У меня мишень была другая и покрупнее. От моста в сторону Шали, отделяя щебёночный завод от густой зелёнки, шла дорога. Через километр она упиралась в асфальтную дорогу из Новых Атагов, образуя обширный Т-образный перекрёсток. Здесь находилась кирпичная автобусная остановка с навесом, превращённая в дот. Две амбразуры, обращённые в нашу сторону, чернели провалами, тая в себе угрозу. Под навесом виднелся бруствер окопа и темнела пулемётная башня МТЛБ.

- Так, цель номер один – дот, - мысленно отметил про себя и перевёл бинокль на несколько каменных построек, которые виднелись в тридцати метрах от автобусной остановки, - наверняка, там тоже духи и запас боеприпасов. Это будет цель номер 2.

Но цель номер два пришлось сразу же вычеркнуть из своего списка, так как там поднялись серо-красные разрывы артиллерийских снарядов и несколько из них попали прямо по постройкам. В воздух поднялась красная кирпичная пыль, которая на время закрыла перекрёсток и дот. Повёл биноклем по зелёнке, где мог скрываться танк, но там не было даже признаков пребывания танка. «Ткацкая фабрика», двор у неё обширный: здесь находилось несколько капитальных построек, закрывающие значительные пространства и где свободно могли передвигаться боевики.

- Надо будет ракетами прощупать «фабрику».

От этого места, вдоль дороги начинался ряд высоких, пирамидальных тополей, которые тянулись до самой окраины Новых Атагов. В памяти всплыло предупреждение начальника артиллерии о том, что существует договорённость между жителями села и нашим полком: отряд самообороны (так они называли двести вооружённых чеченцев, находящиеся в селе) не стреляет по нашему полку, а мы не стреляем по селу. Недалеко от окраины стояло несколько больших будок и зданий, похожих на мастерские: - Их обязательно пощупаю, но попозже.

Внимательно разглядывая окраину, особенно место, где дорога входила в село, обратил внимание на большой, двухэтажный кирпичный дом на самой окраине около въезда в населённый пункт. А выделялся он тем, что все его окна были заклеены бумажными лентами, чтобы при разрывах снарядов или бомбардировке стёкла остались целыми. Я и так «не любил» богатые чеченские дома, а этот раздражал своими, предусмотрительно наклеенными лентами на окнах. Но я помнил приказ командира полка, и вынужден был подавить своё раздражение. Рассматривая этот дом, окраину села, даже не мог себе представить, что пройдёт две недели и я буду лежать в этом месте, около своего перевёрнутого БРДМа и держать под прицелом окружающих мою машину, боевиков…. А пока я смотрел в бинокль туда и не знал этого.

Всё остальное пространство между асфальтной дорогой и нами занимала пойма реки. Наш берег был относительно открытый, а на стороне боевиков весь берег был покрыт очень густой и невысокой зелёнкой, отчего совсем не просматривался. В течение часа мы наблюдали, но танк себя больше не проявлял. Поручив наблюдать за зелёнкой своим подчинённым, сам направился к разведчикам, чтобы обсудить с сержантом Ивановым дальнейшие наши действия, но обсуждать их нам не пришлось: со стороны моста, по обрыву, в нашу сторону выдвигались подразделения первого батальона. Я своим глазам не верил, но впереди солдат шёл командир батальона Виталя Будулаев – целый и невредимый.

- Виталя, ты же тяжело ранен! – В изумлении воскликнул я, вспомнив утренние события, и выскочил из окопа на верх.

Будулаев, улыбаясь, подошёл ко мне и поздоровался, потом повернулся к окопу разведчиков.

- Разведка, кто у вас старший?

- Я, - ответил Иванов и тоже вылез из окопа.

- Всё, ребята. Собирайтесь. Мне приказано вас сменить здесь и занять оборону по всему обрыву. Вы свою задачу выполнили и теперь можете спокойно вернуться на свою базу. Молодцы.

Сержант Иванов и несколько вылезших за ним из окопа разведчиков растерянно топтались на месте, потому что сообщение командира батальона застало их врасплох. Только что они обсуждали, как будут и дальше держать здесь оборону, а через несколько минут всё кардинально изменилось и нужно уходить с этого места, за которое они заплатили огромную цену, где погибли их товарищи, с которыми ещё утром они смеялись, общались, ели кашу, делились сигаретами, а сейчас надо было уходить. Я тоже, в какой то степени, растерялся: только что мы были одиноки на обрыве, а сейчас мимо шла и тянулась пехота, обтекая нас, деловито занимая позиции. Короткий разговор с комбатом и остальные разведчики вылезли из окопа, а там уже по-хозяйски располагались мотострелки. Как-то сразу же понаехали БМП, МТЛБ. Около сгоревших машин разведчиков пехотный старшина командирским голосом распекал двух бойцов за утерянное ОЗК, обещая устроить им тяжкую жизнь если они к утру не найдут своё имущество. А водитель УРАЛа, на котором приехал этот старшина, деловито собирал с земли брошенное в бою имущество разведчиков и грузил всё это в кузов машины. Обрыв наполнился гамом, смехом, командами и ревом машин. Как-то незаметно подъехало БМП разведроту. роты и разведчики не спеша забрались на верх машины, сошлись на корме, с минуту совещаясь, затем расселись и БМП, взревев двигателем, медленно тронулось с места.

Разведчики одновременно вскинули автоматы и открыли огонь воздух, выстрелив каждый по магазину. Они уезжали и салютовали: это был салют подвигу, который совершила разведывательная рота, салют павшим товарищам. Это был вызов - разведрота жива и она ещё отомстит духам. Я вскинул свой автомат и дал очередь в воздух, отдавая дань уважения этим ребятам. Пока прощался с разведчиками, Будулаев пошёл по подразделениям, а я подозвал к себе Ермакова и определили с ним цели и порядок их поражения. Сначала решил пустить около десяти ракет и огнём прощупать подозрительные места, где вполне возможно скрывались боевики.

Первая цель, конечно, дот и МТЛБ под навесом, около дота. Раз за разом ушли три ракеты, но поразить МТЛБ мы не смогли: над бруствером укрытия торчала только небольшая башня с пулемётом. Две ракеты попали прямо в бруствер, а третья прошла почти впритирку с башней и ушла за перекрёсток. По моей команде Ермаков запустил ракету в дот, попытался попасть прямо в амбразуру, но ракета попала в стену рядом с чёрным провалом и взорвалась, не принеся особого вреда в целом всему сооружению. Но результат не замедлил сказаться: из дота выскочило до десятка боевиков, многие из них руками держались за голову – наверняка, получив хорошую контузию. Пометавшись по перекрёстку, часть убежало в кусты за дорогу, а другие пропали в развалинах строений за дотом. Потом удачно запустили ракету во внутрь трёхэтажного здания, где по моим прикидкам мог находится пулемётный расчёт. Около дороги красиво взорвали будку, остатки которой мгновенно загорелись и горели ярким пламенем ещё целый час. Двумя ракетами попытался разрушить пару строений на «ткацкой фабрике», но не получилось – очень уж крепкими они оказались. Ещё двумя ракетами прощупал здания мастерских, рядом с окраиной Новых Атагов и я был удовлетворён произошедшими изменениями в их облике.

- Боря, нормально, но мне лично не нравится дом с заклеенными окнами, - послышался из-за спины усталый голос командира первого батальона. Он, оказывается, уже пять минут наблюдал за действиями моих противотанкистов.

- Виталий Васильевич, сам бы давно его с удовольствием завалил, но приказ командира. Сам, должен понимать. – Я развёл руками. Но всё таки, помолчав немного, поманил к себе Ермакова и повернулся к Будулаеву, - хорошо, но ты потом подтвердишь моё решение.

- Ермаков, дом с заклеенными окнами видишь?

- Так точно.

- Что ты там наблюдаешь?

Сержант посмотрел внимательно на меня, потом на Будулаева, обернулся и поглядел на дом. Повернулся к нам, но наши непроницаемые лица ничего не выражали. Ермаков, было, поднял руку, чтобы почесать затылок, но резко её отдёрнул:

- Товарищ майор, - начал он неуверенно, - наблюдаю: в окнах второго этажа блеск стёкол бинокля, а в комнатах первого этажа перемещение вооружённых лиц. Предполагаю, что там наблюдательный пункт боевиков. Хочу добавить, - Ермаков увидел на наших лицах поощрительные улыбки и уже смелее продолжил, - что пять минут тому назад туда занесли пулемёт и несколько коробок с лентами, а также…

Я рукой остановил доклад подчинённого, так как понял, что ещё пару минут доклада и мы услышим, что это наблюдательный пункт самого Дудаева: - Ермаков, что за ерунда? Почему до сих пор наблюдательный пункт и пулемётная точка боевиков не уничтожена?

…Взрывом первой ракеты был полностью разрушен угол дома. Несколько секунд после взрыва ничего не происходило, но потом крыша здания, медленно осела, более её половины сорвалось и съехала на землю. Вторая ракета, пробив окно первого этажа, разорвалась внутри помещений. Ленты не помогли: весело сверкнув сотнями бликами, стёкла дружно вылетели из всех окон, а через пару минут пламя уже весело выбивалось красными языками из всех окон.

- Ну как, Виталя, мы НП боевиков уничтожили?

Виталий Васильевич одобрительно хлопнул меня по плечу: - Боря, представь сержанта к медали – классно стреляет.

- Да, кстати, вон мой замполит идёт. Не хочешь прогуляться с ним за трофеями вниз?

Об этом он мог бы и не спрашивать. Обговорив детали прикрытия, втроём, а третьим был солдат, мы по шаткой лестнице спустились вниз и остановились около кучи убитых боевиков. Сразу бросилось в глаза новенькое, камуфлированное обмундирование а, судя по лицам и рукам, это были простые сельские жители, которых наспех собрали, вооружили и оставили защищать заранее обречённые позиции. Не сегодня, так завтра обрыв всё равно был бы взят и они были бы однозначно убиты. Постояли немного, настороженно оглядывая лагерь боевиков. Прямо в подножье обрыва были выкопаны несколько землянок, и ещё пару штук хлипких строений приткнулись к стене обрыва. В центре, плотно утоптанной многими ногами, земли виднелось кострище, стоял здоровенный казан с ещё тёплой едой, причём мяса там было до фига. Тут же стояли банки с консервированными помидорами и огурцами. Позавтракать они явно не успели. Рядом торчала из земли лыжная палка с надетым на неё небольшим зелёным флагом, который я тут же сбил ногой на землю. Мы разделились: Сорокин с солдатом направились осматривать землянки, а я, ещё раз проверив гранаты на поясе, решил проверить хлипкие строения. Остановился около тёмного провала входа, который не сулил ничего хорошего. Я ещё помнил, как бежали двое оставшихся боевиков и каждую секунду запросто мог получить пулю в лоб, от ещё возможно прятавшихся здесь чеченцев. Глубоко вздохнув, я дал веером очередь в глубину помещения и ворвался туда, сразу же уйдя в сторону, дал ещё одну очередь в другой угол и опустил автомат. Никого, хотя в помещении до этого проживало человек пятнадцать. На полу лежала солома и шинели советского образца, лежавшие в определённом порядке, которые служили постелями для убежавших, а может быть уже погибших хозяев. Ближайший угол был забит продовольствием: поблёскивали те же банки с помидорами, кабачками и хреновой закуской. Отдельно на плащ-палатке небольшой горкой лежал хлеб. Тут же лежали бумажные кульки с сыпучими продуктами. Больше ничего интересного в помещении не было. Стволом автомата приподнял несколько шинелей и отбросил их в сторону: под ними тоже ничего не было. Мне давно хотелось иметь хороший нож или трофейный кинжал. Один раз видел у спецназовцев чеченский «ножичек» и теперь тоже захотелось иметь такой же. Я вышел из хибары, Витька Сорокин и солдат шуровали в других землянках, но пока ничего стоящего тоже не нашли. Рядом чернел вход в ещё одну землянку, но судя по тому что видел с улицы, она была глубокой и уходила далеко в обрыв. Лезть туда желания у меня не было, поэтому снял гранату с пояса и, выдернув чеку, забросил её как можно дальше во внутрь, тут же резко отпрянув в сторону. Глухо рванула граната и из выхода со свистом вылетела струя раскалённого газа, мусора и осколки. Я прислушался – тишина. Даже если там кто-то и был, и остался живым – то особо опасаться его не стоило. Мало ему там во время взрыва не показалось: как минимум хорошая контузия с порванными барабанными перепонками.

Подошли замполит батальона и солдат, коротко посовещавшись, мы скорым шагом двинулись к трупам боевиков, которые виднелись вдали. Сорокин с солдатом пошли к дальним, а я подошёл к последним убитым чеченцам. «Ловкий» боевик, как я его окрестил, лежал лицом вниз. Одежда на спине была изодрана, попавшими в него пулями, но крови было мало. Автомат валялся рядом, и что меня обрадовало, был он калибра 5.45. У меня сержант Кабаков где-то потерял магазины к автомату, штык-нож вместе с ремнём, и теперь боеприпасы он носил в карманах, от чего штаны у него были вечно спущены и ширинка моталась в районе коленок. Боевика переворачивать не стал, а лишь приподнял его с одного бока и вытащил из-под него офицерскую портупею со штык-ножом и подсумок с магазинами. Повесив всё это через плечо, пошёл осматривать второго боевика – «труса». Это был молодой парень, с едва пробивавшимися усиками на верхней губе. Несмотря на то, что он был одет в новенькое обмундирование, в нём не было того «армейского шика», с которым носят форму отслужившие в армии. Парень лежал на спине, раскинув руки в разные стороны, правая сторона лица была запачкана уже подсохшей кровью. Брать у него было нечего, его автомат меня не интересовал, да и был он калибром 7.62. Со стороны ушедших вперёд послышалась стрельба из автоматов. Приподнявшись, увидел, что это солдат и Витька поднимали оружие боевиков и стреляли из него по зелёнке. А когда закончились патроны они подняли гранатомёт и стали стрелять из него по очереди, запуская гранаты под таким углом, чтобы они рвались над зелёнкой, засыпая кустарник осколками. Пока мои коллеги баловались стрельбой из автомата – зелёнка молчала, но когда над ней рванули три разрыва, и наверно удачно; зелёнка ожила. Боевики открыли интенсивный огонь и теперь они били с расстояния в сто пятьдесят метров, тем самым, сразу же поставив Сорокина и солдата в тяжёлое положение. Они залегли и открыли ответный огонь. Открыл огонь и я, но мой АКСУ был слабенькой подмогой. Открыли огонь и достаточно мощный с обрыва. Я схватил автомат убитого, выдернул из его подсумка все магазины и рванул к залёгшим товарищам, но те, пригнувшись уже сами, под прикрытием огня с обрыва, бежали мне навстречу. Когда они поравнялись со мной, я присел на колено и длинными очередями стал полосовать по зелёнке на той стороне реки. Выпустив все патроны, снял ствольную коробку, выдернул затворную раму и разбросал в разные стороны части автомата, затем низко пригнувшись, ринулся в сторону обрыва. Навстречу мне ударили два автомата – это теперь Витька и солдат присели и прикрывали мой отход. Несмотря на сильный огонь, я по пути к обрыву не забыл про новенькую камуфлированную куртку убитого боевика. И когда её схватил, с обрыва сквозь огонь донёсся далёкий, предупреждающий крик Будулаева: - Боря, куртка моя – это мой трофей….

Несмотря на то, что мы находились в незавидном положении, я рассмеялся на ходу. Наша российская армия ещё носила песочную афганку, а все боевики носили камуфляж. И такая, новенькая курточка, которую я сейчас нёс в руках, была мечтой каждого российского военного.

- Ну, Виталя. Ну, ладно…, я устрою тебе трофей, – оспаривать куртку не собирался, так как я не убивал этого духа, да и территория теперь была первого батальона. Но так просто отдавать куртку тоже не хотел. Прикрывая друг друга огнём, мы добрались до лестницы. Духов не было видно, но огонь был достаточно плотный, да они бы и не сунулись в погоню за нами; мотострелки с обрыва не дали бы даже подойти на близкое расстояние к нам, но и сидеть здесь и ждать «у моря погоды» было бессмысленно. Самое трудное сейчас было подняться по лестнице. Пули с тупым звуком впивались в землю и в стену обрыва, осыпая нас комочками земли. Самое хреновое было в том, что несколько пуль попало в перекладины лестницы на середине высоты и в разные стороны полетели крупные щепки, что значительно ослабило крепость деревянного сооружения. Мы топтались около кучи убитых боевиков и понимали, что если лестница не выдержит и сломается, то мы упадём с большой высоты прямо на трупы и ещё неизвестно останемся ли мы живые, или невредимые после падения. Посовещавшись, мы решились: первым полез замполит, он был самым лёгким, и через пару минут он благополучно добрался до своих, до верха обрыва. А вот я и солдат были крупнее и намного тяжелее.

- Давай, боец, вперёд! – Я подтолкнул солдата к лестнице. Он азартно и виртуозно перематерился, помянув попутно «какую-то мать» и несколько других религиозных апостолов, закинул автомат за спину и с обречённой решимостью начал карабкаться по лестнице. Присев у кучи убитых боевиков, я настороженно оглядел окрестности, готовый в каждую секунду открыть огонь при появлении боевиков, но боевиков видно не было, хотя огонь только усилился. Подняв голову, увидел, что солдат также благополучно добрался до верха обрыва. Теперь настала моя очередь, но я не спешил. Ещё раз огляделся и мой взгляд остановился на куче убитых чеченцев. Крови под ними было так много, что даже по прошествии нескольких часов она не засохла, а лишь покрылась тонкой корочкой. Решение пришло мгновенно: - Нет, Виталя, курточку ты так просто не получишь.

Подобрался к убитым вплотную и начал одной стороной куртки макать её в лужу крови, а потом накинул её на расколотую голову духа. Свернул аккуратно куртку и, прижав её рукой, стал медленно подыматься по лестнице. Когда спускался с обрыва по лестнице и наблюдал за подъёмом замполита с солдатом, мне казалось что это достаточно легко. Но это было не так: лестница под тяжестью моего тела опасно раскачивалась и угрожающе трещала, но пока держала. Подыматься мешала и курточка, зажатая подмышкой, мне приходилось лишь ограниченно использовать левую руку, чтобы нечаянно не выронить свою ношу.

- Боря, бросай её…. На хрен она мне нужна, - послышался крик сверху. Я поднял голову и увидел голову командира первого батальона, напряжённо смотревшего на меня. Внезапно около его головы в стенку обрыва впилось несколько пуль и голова офицера тотчас пропала из вида. Послышалась громкая команда Будулаева и стрельба с обрыва усилилась. Я преодолел более половины пути, когда несколько пуль попало в перекладину рядом с моей рукой и раздробили дерево, невольно отпрянул и на какое-то мгновение отпустил свободную руку от перекладины. Мгновенно потерял равновесие и стал валиться вниз. Судорожно дёрнувшись, я попытался снова ухватиться за перекладину, но лишь царапнул её, сломав ноготь на одном из пальцев. Теряя надежду, но всё ещё ощущая перекладину лестницы под ногами, предпринял последнюю попытку зацепиться. Резко согнувшись и выбросив повторно руку вперёд, уже в падении, я надёжно зацепился за ступеньку и прижался к деревянным перекладинам. Сердце бешено колотилось в груди и я боялся, как бы меня прямо здесь, на лестнице, не застал сердечный приступ. Но через минуту нормальное дыхание восстановилось, биение сердца пришло в норму. Лестница держала меня и хотя пули продолжали впиваться в землю вокруг меня, движение в верх можно было продолжать. Оставшуюся часть пути я проделал быстро, не обращая внимания ни на опасный треск лестницы, ни на огонь боевиков. Оказавшись в окопе, я быстро сдёрнул автомат из-за спины и со злостью выпустил пару магазинов в зелёнку. Убедившись, что им не удалось никого убить, боевики быстро прекратили огонь. Мы тоже перестали стрелять и стали возбуждённо обменивались впечатлениями.

Будулаев нагнулся и поднял со дна окопа брошенную куртку и довольно произнёс: - Ну, теперь у меня будет камуфляж. Боря, смотри какая ткань крепкая, - Виталя крутил в руках куртку, деловито щупал ткань, которая действительно была хорошая и крепкая, но я, затаив дыхание, ждал развязки, и она не заставила себя долго ждать.

- Боря, а это что такое? Она ведь чистая была. – Будулаев с огорчением разглядывал место, запачканное кровью и мозгами боевика, потом с немым упрёком повернулся ко мне.

- Виталя, да там поскользнулся и уронил куртку на убитых духов. Если она тебе не

нравиться то, я её заберу, - с этими словами я протянул руку, но Будулаев поспешно отодвинулся от меня.

- Нет, нет, Боря, я её постираю, - он быстро сунул куртку в руки сопровождающему его солдату.

- Витя, погоди. Давай пошарим по карманам… Интересно ведь чем живут духи? - Я забрал у солдата из рук куртку и стал методично обшаривать одежду, но добыча была небогатая. Из кармана на рукаве достал белое и чистое полотнище, которое заменяло бинт. Тут же лежал одноразовый шприц в полиэтилене и какие-то таблетки, которые не были похожи на наркотики. И больше ничего. Впервые у меня шевельнулось чувство жалости к убитому крестьянскому парню, которому задурили голову, одели, обули. Дали в руки автомат, назвали их ополченцами и оставили умирать на обрыве. Перед глазами всплыли искажённые смертью лица убитых боевиков, там у обрыва. Это были лица деревенских людей. Я просто был уверен, что те семьдесят человек ушедшие за Аргун были опытными воинами и командование духов, поняв бесполезность обороны берега, отвели их на новые позиции, оставив умирать малообученных ополченцев. За что? Ведь у них было всё, они жили лучше, богаче чем мы – русские. Жалко, а ведь они могли бы жить и дальше, растить хлеб, детей. Радовать своих родителей, но они бесполезно умерли. Все молчали, глядя на эти жалкие предметы, и также молча разошлись по своим местам.

Возбуждение от боя постепенно спадало. Солдаты стали заниматься своими делами: продолжая обустраиваться на позициях. Будулаев с замполитом ушёл на правый фланг батальона, а я, понаблюдав за боевиками, стал бродить по обрыву, поручив Ермакову следить за противником. Алушаев короткими очередями пристреливал из КПВТ дорогу от Новых Атагов к перекрёстку, но дальность была большая даже для крупнокалиберного пулемёта. Пули, потеряв энергию полёта, падали на дорогу, разрывные срабатывали, подымая фонтанчики пыли и кусочки асфальта, а трассирующие ещё отскакивали от земли и падали уже в ста метрах дальше, другие просто втыкались в землю и пока не сгорал до конца трассер, красными огоньками мерцали на земле. Время приближалось к вечеру, бой постепенно прекращался, но ещё местами слышны были очереди из пулемётов и автоматов. В основном работала артиллерия, но и она всё реже и реже посылала снаряды в сторону боевиков. Я решил подождать ещё минут двадцать и просить разрешения убыть в свой лагерь, так как в темноте пускать ракеты было бы бессмысленно. Наблюдал за перекрёстком и размышлял о том, что на нём вполне возможно располагаются огневые точки и позиции боевиков: слишком удобная позиция для обороны и неудобная для атакующих. В этот момент на перекрёсток спокойно вышел боевик и начал неторопливым шагом пересекать дорогу, направляясь к кустам на противоположной стороне.

- Ермаков, бей, - дурным голосом «реванул» команду. Сержант, в этот момент, высунувшись из люка и тоже наблюдавший за перекрёстком, мгновенно провалился во внутрь машины, одновременно закрывая люк. Причём, он так стремительно захлопнул его, что по-моему даже хорошо треснул им самого себя по голове. Моторы пусковой установки завизжали на высокой ноте, стремительно поворачивая установку на перекрёсток. Только она замерла и тут же ракета сорвалась с направляющей, помчавшись к так неожиданно появившейся цели. Краем глаза увидел солдат первого батальона, которые в азарте кричали и свистели: - Давай…, давай…, давай…

А боевик спокойно продолжал своё движение и жить ему оставалось всего несколько секунд. Но всё-таки сегодня был его день. Из-за строений у перекрёстка неожиданно вынырнул БТР духов, стремительно пересёк дорожной полотно, обогнав пешего боевика, и по грунтовой дороге также стремительно стал спускаться в зелёнку. Боевик мгновенно был забыт.

- Ермаков, бей БэТэР…, - заорал я, одновременно понимая, что мой подчинённый не может слышать меня. Но Ермаков, может быть, ещё раньше меня увидел бронированную машину: ракета слегка изменила направление полёта и устремилась к БТРу. Все, кто видел этот поединок, затаили дыхание. Кто победит? Или машина духов успеет скрыться в зелёнке? Или ракета всё-таки поразит её?

В бинокль хорошо было видно, что часть боевиков увидев приближающуюся ракету, начали поспешно прыгать с брони. Почти все они не могли удержать на ногах и при приземлении их раскидывало в разные стороны. Другие стали быстро перемещаться на переднюю часть машины. Казалось, боевикам повезло; уже передняя часть машины скрылась за деревьями и ракета не успеет. Я уже открыл рот, чтобы в досаде перематериться, но ракета всё-таки успела ударить в самый край кормы, где находились топливные баки и взорвалась. Пламя мгновенно охватила кормовую часть, вздыбила серым облаком пыль на дороге, а через секунду машина вкатилась в зелёнку, исчезнув из виду.

- Чёрт, они сейчас потушат машину, - в огорчении воскликнул я, но всё-таки с надеждой всматриваясь в место, куда въехала машина чеченцев. Прошло секунд сорок и несколько в другом месте, чуть подальше в небо взметнулся багровый шар взрыва - это взорвались баки БТРа. Пламя опало и теперь были видны отдельные языки огня, которые весело плясали в зелёнке.

- «Альфа 01, Я Лесник 53. Приём». – Получив подтверждение, я возбуждённым голосом

продолжил, - «Альфа 01». На перекрёстке дорог, на территории духов уничтожил БТР противника.

После непродолжительного молчания, в наушниках захрипело: - «Лесник 53», доложите точные координаты места, где вы подбили БТР.

- «Альфа 01», к сожалению, точно указать не могу, так как забыл взять с собой карту, но это перекрёсток дорог на Шали и Новые Атаги. «Альфа 01» прошу вашего разрешения убыть в свой район, так как через полчаса стемнеет и ничего уже не будет видно.

Получив разрешение убыть в свой лагерь, я быстро собрался и помчался к себе, решив по пути проехать на отбитые у боевиков 13 марта позиции. Мы слезли с машины у моста через арык. Спрыгнули в длинный и глубокий окоп и сразу же оказались в пулемётной ячейке, где всё дно было густо усеяно стрелянными гильзами. Я прилёг на бруствер и посмотрел в нашу сторону: хорошо были видны позиции третьего взвода, место где стояло КШМка Черепкова и часть моего бывшего командного пункта. Теперь было понятно, откуда нас «приветствовал» чеченский пулемётчик. Из его ячейки мы пошли по окопу, заглядывая в каждую щель, и везде видели одну и ту же картину: окоп, в стене через каждые десять-пятнадцать метров вырыты тесные углубления, застланные соломой и опять же шинелями советского образца. Здесь они жили, здесь спали и умирали. Та же нищета и оголтелое упорство. Наши солдаты жили и воевали в гораздо более комфортабельных условиях. Пройдя по всему окопу, мы вылезли и направились в свою, уютную, светлую и желанную землянку. Здесь нас уже ждал с нетерпением Алексей Иванович с техником. Стол был накрыт и мы сразу же приступили к ужину. Я неторопливо рассказывал, а Кирьянов и Карпук, открыв в изумлении рот, слушали мой рассказ. Только я его закончил и налил очередную порцию «Анапы» в кружку, как запищала радиостанция.

- «Лесник 53. Я, Альфа 01. Приём». – Я поспешно схватил тангенту и ответил на вызов радиста командира полка.

- «Лесник 53, срочно прибыть к Альфе». – Быстро собрался и уже в темноте тронулся в сторону штаба. В бывшей бухгалтерии находились командир полка, Пильганский, который неподвижно сидел за столом и тяжело смотрел в какую-то точку, не обращая внимания на происходящее вокруг него.

- Пьяный, что ли? Непохоже.., - я осмотрелся. В помещении также находились начальник артиллерии, оперативный дежурный, Алексей Пальцев – помощник начальника артиллерии и ещё несколько офицеров.

- Товарищ полковник, майор Копытов по вашему приказанию прибыл. – Командир поднял усталый взгляд от карты.

- Аааа…, Копытов, давай показывай, где ты БТР духовский уничтожил.

Я поднял с карты карандаш: - Вот здесь, товарищ полковник. Перекрёсток дорог Шали –

Новые Атаги. Он с перекрёстка скатился в зелёнку, когда попали в него ракетой и там взорвался.

Командир полка посмотрел на точку, которую я наколол на карте и поднял глаза на меня: - Ну, слава богу, а то я уже дал всем команду проверить все свои БТР. – Все негромко засмеялись, только Пильганский совершенно не прореагировал ни на реплику командира, ни на смех окружающих. Я опять опасливо покосился на него, но зам. командира полка продолжал сверлить взглядом пространство.

- Давай, Копытов, езжай обратно к себе. С завтрашнего дня на обрыве каждый день дежурит одна из противотанковых установок и уничтожает всех кто попытается проехать по дороге в Новые Атаги или из них. Но по самой деревне не стреляешь. Задача понятна? – Я поёжился, вспоминая дом на окраине, но твёрдо кивнул головой, повернулся чтобы идти и сразу же уткнулся в командира артиллерийского полка полковника Журба. Я стоял и в растерянности хлопал глазами, а Журба, довольный произведённым эффектом, покровительственно похлопал меня по плечу.

- Ну, ты чего, товарищ майор, не докладываешь своему командиру полка?

Но я в растерянности молчал. Во-первых: я не знал о его приезде и совершенно не ожидал его здесь увидеть. Во-вторых: продолжая служить в 324 полку командиром противотанковой батареи, хотя знал, что звание майор мне присвоили одновременно с назначением на должность начальника штаба первого дивизиона арт. полка, я по возвращении с Чечни должен перейти в артиллерийский полк. Хотя по большому счёту не хотел идти туда. И в первую очередь из-за полковника Журба. Это был грамотный артиллерист: как командир полка был на своём месте, но как-то не сложились у нас с ним взаимоотношения. Ну, не нравились мы здорово друг-другу и каждый из нас знал об этом. Хотя, какие могут быть взаимоотношения между командиром арт. полка и командиром противотанковой батареи другого полка? Но они были – неприязненные отношения и мы остерегались друг друга, стараясь не сталкиваться.

- Да, Копытов, что-то ты растерялся. А ведь обычно за словом не лезешь в карман. Ну, ладно, иди. Потом поговорим.

Я козырнул и обалдевший вышел из бухгалтерии в коридор, где сразу же наткнулся на своего давнего друга – майора Бородулю. Мы обнялись.

- Боря, наслышан, наслышан о твоих приключениях. Ты только передал о подбитии БТРа, как командир срочно приказал всем проверить свои БТР: мол, Копытов, где-то бронетранспортёр подбил. – Коля Бородуля громко и заразительно засмеялся, а я горестно улыбнувшись, начал было рассказывать о прошедшем дне, но Коля остановил меня.

- Боря, Юрку Нестеренко убили, - я с недоумением таращил на Колю глаза и смысл его сообщения не доходил до моего сознания. Да, у нас были уже убитые офицеры и прапорщики, много и раненых было среди офицерского состава. Но то, что погиб офицер нашего полка - из старого состава: поразило меня, тем более, что погиб Юрка. Капитан Нестеренко – командир второй роты, служил у нас в полку уже два года. Его боксы были напротив моих и мне часто приходилось общаться с ним. Дружбы как таковой у нас не было: были дружеские отношения. Да и должности наши не способствовали более тесным взаимоотношениям. У нас были просто разные проблемы, но он мне нравился; был всегда корректен и вежлив по отношению к своим сослуживцам, спокойный и выдержанный, подтянутый и опрятный. Несмотря на достаточно большую разницу в возрасте, а я был намного старше его, я испытывал к нему искреннее уважение. И вот Юрка убит.

- Коля, как он погиб?

- Когда разведчиков на обрыве зажали, Петров послал на выручку вторую роту. Завязался бой, Юрка вылез из своего БМП и руководил боем с земли, натянув на голову шлемофон с удлинителем и по радиостанции передавал команды командирам взводов. В этот момент и прилетела граната со стороны духов, попала в ящик с выстрелами для РПГ, закреплённый на броне БМП. Выстрелы с детонировали и их осколками он был тяжело ранен. Был ещё в сознании, когда его эвакуировали с поля боя, но по дороге в госпиталь умер. – Коля замолчал. Потом понизил голос, оглянулся кругом и хотя в коридоре никого не было, горячо зашептал мне на ухо.

- Боря, это официальная версия. Но есть другая версия гибели Нестеренко. - Я удивлённо отодвинулся от Бородули и уставился на него. Коля опять придвинулся ко мне и тихо зашептал: - Боря, Пильганского видел, в каком он состоянии?

- Ну, видел. Пьяный, наверно…, - неуверенно произнёс я.

- Да нет, Боря. Вот он и убил Юрку. – Бородуля с некоторой долей превосходства и свысока посмотрел на меня, довольный произведённым эффектом, - его бог наказал, за то что он продал тебя. Ты, Боря, не делай удивлённого лица, мы хоть и в штабе, а всё знаем. Сейчас замполит пытается всё это опровергнуть среди офицеров штаба, но реакция Пильганского только подтверждает всё.

- Как он мог убить? Ты, Коля, чего не то буровишь?

- Боря, я сам ничего не видел, но мне рассказали ребята, что во время боя Пильганский пустил ракету по боевикам, хотя было очень опасно её пускать, и не справился с управлением. Ракета попала в ящик с выстрелами. Дальше ты знаешь, - Коля замолчал, молчал и я, переваривая информацию. Хотя я не любил зам. командира полка, хотя он и предал меня, но не хотел, чтобы бог такой ценой наказал его.

На меня навалилась страшная усталость и безразличие. Ничего уже не хотелось, кроме одного спать, спать, спать.

… На следующий день, на утреннем построении командиров подразделений, подполковник Крупин долго и неубедительно пытался доказать, что смерть Нестеренко наступила в результате попадания гранаты боевиков, и что все остальные суждения не подтверждаются. Крупин не называл фамилий, но все прекрасно понимали, о ком и о чём он говорит. Строй офицеров угрюмо молчал, как бы выражая недоверие его словам. Замполит выдохся и беспомощно замолчал, понимая что своими словами он только укрепил всех в прямо противоположном мнении.

Из офицерского строя чуть выдвинулся командир первого батальона подполковник Будулаев; жёстко, глядя на Крупина, заявил: - Товарищ подполковник, всё что вы здесь говорили – ерунда. Я официально заявляю, что капитана Нестеренко убил подполковник Пильганский. Мы ещё разберёмся, была ли веская причина для того, чтобы он пустил ракету или это было пустое позёрство, когда он хотел похвалиться своей меткостью. – Будулаев тяжело смотрел на Крупина, потом ещё раз повторил, - мы разберёмся…

В десять часов я с противотанковой установкой сержанта Некрасова уже дежурил на обрыве. Помимо пехоты на обрыве уже заняли оборону несколько зенитно-самоходных установок, вокруг которых активно крутился командир дивизиона майор Микитенко. По всему обрыву, через равные расстояния стояли танки. Везде кипела работа по наращиванию инженерного оборудования позиций. Я вольготно сидел на башне своего БРДМа и лениво оглядывал в бинокль, территорию занятую духами. Движения там особенного не было, а если что-то и замечал, то не реагировал. Это были не мои цели. Изредка, в стороне от перекрёстка, вздымались разрывы снарядов нашего дивизиона. Но что они там долбили – видно не было. Потом один из снарядов упал в пятидесяти метрах от построек у дота. Через минуту второй снаряд разорвался уже прямо на перекрёстке. Пристреливают. Я уже более внимательно осмотрел перекрёсток и его окрестности, но ничего не заметил. Только обратил внимание, что МТЛБ из под навеса у дота исчезло.

Продолжая наблюдать за перекрёстком, я в изумлении открыл рот: когда из кустов на дорогу неожиданно для нас и не спеша выехала белая «Волга» с пятью боевиками внутри, медленно выехала на центр перекрёстка и остановилась. Вокруг меня все заорали, показывая пальцем на автомобиль. Попытался что-то скомандовать Некрасову, но горло перехватило спазмом и я издал только нечленораздельный писк. Рядом со мной Алушаев попытался нырнуть в люк к пулемётам, но зацепился бушлатом за выступ и застрял. Теперь он бессмысленно дёргался, пытаясь освободиться, а Чудинов хватал меня за руки и, беззвучно открывая рот, тыкал пальцем в сторону дороги. Некрасов же просто разинул рот и истуканом застыл в своём люке. Я, оттолкнув руки Чудинова, вновь поднял бинокль, моля бога, чтобы хоть кто-то не растерялся и всё-таки уничтожил зарвавшихся духов. «Волга» тем временем постояв секунд пятнадцать на перекрёстке, начала разворачиваться и тут бог наверно услышал не только мою молитву. На перекрёсток упал шквал снарядов. Первые же два снаряда попали в автомобиль и «Волга» с боевиками исчезла в огненном шаре. Тут же перекрёсток и его окрестности исчезли в дыму от десятка разорвавшихся снарядов, из которого вверх, по крутой траектории, вылетела крупная часть машины, описала довольно большую дугу и упала далеко от дороги. Ещё несколько кусков взлетели над дымом и упали обратно в огонь.

Кругом вопила в восторге пехота, многие из них повернулись ко мне и показывали пальцем на перекрёсток - мол, вот как надо. Я как будто очнулся от столбняка, отцепил бушлат Алушаева от выступа, продолжающего биться в люке, и сержант с грохотом и матом исчез в глубине БРДМа. Я обматерил Чудинова и показал кулак Некрасову. Если бы мы не растерялись, то у нас было бы достаточно времени чтобы уничтожить боевиков.

Через несколько минут пыль и дым рассеялся. На перекрёстке, изрытом снарядами, горели остатки «Волги». Остальные части чадили несколько в стороне. Молодцы артиллеристы. Я отдал несколько распоряжений и стал терпеливо ждать, решив взять реванш. Долго ждать не пришлось. На перекрёсток, со стороны Шали, выскочила белая иномарка, над которой развевался странный голубой флаг на гибком и высоком флагштоке. Повернув направо иномарка на огромной скорости рванула в сторону Новых Атагов. Алушаев и Чудинов находились на своих местах, поэтому мне осталось только провалиться в люк на своё место и захлопнуть его. Я, по-моему, даже не успел ещё захлопнуть люк, как Алушаев открыл огонь.

Мой крик и вопль Чудинова сплелись в один: - Беееееееей!!!!!!

В командирский прибор было хорошо виден автомобиль, мчавшийся на огромной скорости, Алушаев разом нажал на две кнопки электроспуска пулемётов и теперь две струи пуль тянулись к машине, но одна, пролетев несколько дальше половины расстояния, бессильно клонилась к земле: это был 7.62 мм пулемёт ПКТ. А второй пулемёт КПВТ дотягивал до машины, но отставал от неё. Пули впивались в асфальт всё время сзади машины, дробили его, но всё равно не успевали. Умом я понимал, что Алушаев просто не взял упреждения, но скорректировать не

мог: мысли мои в азарте смешались и я лишь что-то безумно орал. Рядом со мной в таком же азарте бился об руль Чудинов и тоже кричал как безумный. А машина мчалась: в течении одной минуты пролетела полтора километра до окраины деревни и скрылась в глубине улиц Новых Атагов. Я пришёл в себя быстро, огляделся в машине: Чудинов с сумасшедшими глазами остервенело продолжал бить кулаком по рулю и продолжал орать: - Бей! Бей, бей….

Над головой продолжал строчить пулемёт: в КПВТ давно закончилась лента, там было лишь пятьдесят патронов, поэтому работал лишь ПКТ. Хотя автомобиль и скрылся в деревне, Алушаев продолжать жать на кнопки электроспуска. Я ударил сержанта по коленке и только после этого он отпустил кнопку.

- Алушаев, ты балбес. Ведь нужно брать упреждение. А ты целился по машине, вот пули и падали сзади её. – Пока я это ему говорил, в глазах пулемётчика появилась искра мысли. И сержант смущённо зачесал затылок.

- Ладно, Алушаев, но в следующий раз думай. – Я вылез из машины и побрёл вдоль обрыва, разглядывая, как пехота оборудовала позиции. Внизу, у подножья обрыва, группа офицеров стояла у кучи трупов боевиков и что-то обсуждала. Судя по тому, что среди них находился Ренат Халимов, можно было предположить, что обсуждали они очередной обмен. Мы духам трупы, они нам пленных. Самое интересное, что оказывается, не надо было лазить нам по лестнице: в ста метрах от неё на самый верх обрыва вела дорога, по которой и спустились

офицеры вниз. У начала дороги увидел подполковника Будулаева, он сидел у небольшой землянки, вырытой духами. На бруствере лежала плащ-накидка с коньяком и закуской.

Поздоровались, Виталя сделал приглашающий жест, налил щедро в кружку пахучей жидкости и протянул мне: - Давай, Боря, помянём Юрку.

Молча выпили, я присел рядом и протянул руку к закуске. Молча закусили, я не лез с расспросами к командиру батальона, понимая что когда наступит время он сам всё расскажет. Мы молча сидели на обрыве и рассматривали расстилающиеся перед нами и под нами окрестности. Виталий Васильевич налил ещё, а когда мы основательно закусили, он прокашлялся: - Боря, когда мы с тобой вчера на этом обрыве встретились, я ещё не знал, что Нестеренко убили. Все знали и скрывали от меня. А сказали только вечером, когда мы разместились вот этой землянке, - Будулаев кивнул головой на землянку, - Я вышел из неё и плакал. Юрка всегда рвался в бой и мне приходилось его сдерживать. Вот и этот бой стал для него первым и последним.

- А с Пильганским мы ещё разберёмся. – Угрюмо пообещал офицер и надолго замолчал.

Мы молчали, просто сидели и молчали, наслаждаясь и подставляя лицо солнечным лучам, щедро поливающим землю. С удивлением услышал песню жаворонка, потом второго, третьего, трепыхающимися тёмными точками в голубом небе. Они пели свою извечную песню, не обращая внимания ни на войну, ни на выстрелы, которые продолжали звучать с той и другой стороны. Им было «до лампочки» проблемы людей: инстинкт вечной жизни заставлял их заниматься тем, чем они занимались всегда. Только сейчас обратил внимание на то, что наступила весна. Зелёнка и кусты покрылись зелёной дымкой, готовой прорваться буйной листвой. Война до того занимала все наши мысли и внимание, что сумела закрыть наши глаза и чувства.

- Виталя, посмотри – весна, ведь, наступила.

Будулаев вскинул голову и с удивлением огляделся: - Ни фига себе, а ведь точно.

Мы задрали головы и стали с увлечением разыскивать и разглядывать в небесной голубизне всё новых и новых жаворонков. Но скоро действительность вернула нас к жестоким реалиям военной жизни. Раздалась одна автоматная очередь, потом другая. Тревожные крики. Опять на перекрёсток выехала машина, но это был теперь КАМАЗ. Он остановился около развалин строений, из кузова выскочили два боевика. Мгновенно выдернули несколько ящиков с боеприпасами и исчезли в развалинах. КАМАЗ двинулся дальше в сторону Новых Атагов. На обрыве в это время творился бедлам: пехота орала, но не стреляла, понимая что из пулеметов и автоматов боевиков не достать. Танкисты метались около танков, а Микитенко гонял своих зенитчиков. Но никто не стрелял. Только моя противотанковая установка сопровождала ракетами движение автомобиля.

Я схватил Будулаева за рукав: - Виталя, сейчас мои вмочат…, сейчас завалят духов вместе с машиной.

Но КАМАЗ медленно, как будто дразня нас, ехал по дороге, потом остановился у «ткацкой фабрике», спокойно высадив группу боевиков, которые моментально рассыпались в придорожной канаве и исчезли непонятно где. А автомобиль двинулся дальше, всё ближе и ближе к деревне. Я начал злиться, понимая, что шансов уничтожить его всё меньше и меньше. Проехав метров триста после остановки, автомобиль снова остановился и два боевика, находившихся в кабине, чего-то засуетились. В этот момент и пошла моя ракета. Я радостно заорал и сильно дёрнул за рукав друга. Но тут же поперхнулся и замолчал: ракета шла хорошо, даже очень хорошо – прямо на КАМАЗ. Но на середине траектории стояла большая, высокая и разлапистая берёза, в створе с которой, по закону подлости, и остановился автомобиль.

- Чёрт…., не попадёт…., чёртова берёза мешает.., - в отчаянии, мысленно простонал я.

Ракета тем временем стремительно приближалась к берёзе, затем по плавной траектории поднялась вверх и уже в крутом пикировании, перевалив берёзу, атаковала машину. Сначала показалось, что ракета прошла вскользь и разорвалась рядом с кабиной, но за машиной. Схватив бинокль, я ринулся вдоль кромки обрыва к противотанковой установке, чтобы оттуда, под

другим углом, разглядеть куда же попала ракета. С нового места было хорошо видно, что ракета попала прямо в кабину КАМАЗа. Ещё когда бежал с биноклем в руке, то над кабиной подбитой машины начинал виться сначала тонкий, но с каждой секундой густеющий дымок. Уже подняв бинокль у позиции противотанковой установки, я с удовлетворением констатировал факт прямого попадания ракеты.

- Володя….. Микитенко…, - позвал я командира зенитного дивизиона, - давай, своей ЗСУшкой добивай КАМАЗ, по моему у него в кузове есть ещё боеприпасы и горючее.

Офицер, сам лично, нырнул в люк зенитной установки, довернув башню с четырьмя стволами и открыл огонь. 23 мм трассирующие снаряды первой очереди упали в двадцати метрах от КАМАЗа и как мячики заскакали к стене высоких тополей, стоявших вдоль дороги. Дальность была достаточно большой и снаряды падали около машины на излёте, почти потеряв энергию полёта. Следующие снаряды упали практически рядом с машиной. Ещё и ещё, очередь за очередью била зенитная установка, некоторые снаряды попадали в кузов, но детонации не происходило. Все тополя, стоявшие за автомобилем, были уже изрублены снарядами, даже на таком расстоянии был виден раскуроченный асфальт, но КАМАЗ упорно не загорался. Подымив, исчез дым и над кабиной. Расстреляв практически все боеприпасы, Микитенко вылез из башни и огорчённо заругался.

- Боря, да влупи ты ещё одну ракету.

- Не.., КАМАЗ и так восстановлению уже не подлежит. – Я действительно потерял всякий интерес к подбитой машине, мы и так показали своей стрельбой высокий класс. Остальной день прошёл нормально. Алушаев несколько раз открывал огонь из КПВТ по машинам, летевшим на большой скорости из Новых Атагов и обратно. Хоть он и брал упреждение, и пули падали в непосредственной близости от автомобиля, никого он не подбил. Попытался Некрасов и ракетой поразить движущуюся цель, но тоже не смог.

Вечером я узнал интересные подробности поражения артиллеристами белой «Волги». На КНП дивизиона шла обычная работа, периодически кто-то из офицеров командовал и очередной снаряд уходил в расположение боевиков. Потом вычисляли другое месторасположение боевиков и туда тоже уходил снаряд. За всем этим внимательно и с интересом наблюдал полковник Журба.

- Товарищи офицеры, всё это хорошо, чем вы сейчас занимаетесь. Но давайте пристреляем перекрёсток и подождём, когда туда кто-нибудь выедет. Тогда его и накроем. - Предложил Журба, а потом сам лично начал пристреливать перекрёсток. Когда пристрелял, то предложил для контроля дать два снаряда беглым дивизионом, чтобы проверить как выполнили его распоряжения другие расчёты. Когда с позиций дивизиона пришло сообщение «Залп», на перекрёстке появилась «Волга», которая была таким неожиданным залпом и уничтожена.

Как потом рассказывали товарищи, он аж заскакал по окопу в восторге – приехал в командировку на пару дней. Первый раз стрельнул и уничтожил нескольких врагов. Но уже через минут тридцать, пришло несколько другое осознание того факта, что он убил пятерых человек. Именно: не врагов – а людей. И он сдулся… Больше на передке он не появлялся. Но орден свой – заработал честно. Все бы так командировочные приезжали…

На следующий день дежурить на обрыв я послал Коровина, а сам день посвятил отдыху и стирке. Полк тоже приводил себя в порядок и готовился к новым боям. Всем было понятно, что наступать мы будем через мост в направлении: щебёночный завод – перекрёсток и далее в сторону Шали и Новых Атагов. Самое плохое, что единственная дорога была зажата с одной стороны зелёнкой, вплоть до перекрёстка, а с другой стороны строениями и сооружениями щебёночного завода. Если со стороны зелёнки не видно было никаких приготовлений к отпору, то на территории завода боевики проявляли большую активность, демонстрируя готовность сражаться. Здесь чеченцы организовали жёсткую оборону и было там их не менее 100 – 150 человек. С правого фланга над полком нависали Старые Атаги, которые обороняли большое количество боевиков. Они представляли достаточно большую опасность в случаи внезапной атаки. Этой деревней занимался один из мотострелковых полков, но сломить сопротивление боевиков они не могли. Несмотря на то, что мы, в отличии от соседей, смогли переломить ситуацию с Чечен-Аулом в свою пользу, и вдоль реки всё-таки вытеснить боевиков на окраину селения; боевики и с этого направления могли принести нам много хлопот. Особенно опасная

ситуация могла создаться в случаи одновременной атаки с обоих населённых пунктов. В этом случаи духи имели шансы отбросить нас на старые позиции.

Артиллеристы и миномётчики практически круглые сутки, не жалея снарядов били по предполагаемым позициям боевиков. Но все понимали, что этого было недостаточно.

В один из дней полковник Петров уехал в Грозный на совещание, которое проводил министр обороны Грачёв. Положительно на этом совещании было то, что Грачёв устроил разнос тыловикам и РАВистам, которые стали вводить лимиты на расход боеприпасов.

- Какие лимиты? Вы что тут совсем охренели? Слушайте мой приказ: никаких лимитов. Если боевик выстрелил в сторону наших позиций – открыть туда такой огонь, чтобы не только место это перестало существовать на земле, но и в карте дырка образовалась.

Зная о важности нашего направления, министр поднял командира полка и спросил, что ему надо для успешного наступления. Петров чётко и коротко обосновал необходимость применения на нашем направлении армейской и фронтовой авиации.

Грачёв сурово повёл взглядом по рядам офицеров: - Командующий авиацией, чтобы через два часа после совещания вся твоя авиация бомбила этот щебёночный завод и другие позиции, какие укажет командир полка. Чтобы от этого завода действительно осталась одна щебёнка….

Обо всём этом мы узнаем на вечернем совещании, а сейчас я обеспокоено вертел головой прислушиваясь к непонятному, мощному гулу накатывающемуся из тыла. Он быстро приближался и рос, рядом со мной также тревожно вглядывались в наш тыл замполит с техником. Звук был похож на работу вертолётного двигателя, но был гораздо сильнее. Пока мы воевали здесь в Чечне, лишь несколько раз видели пролетавшие вдалеке одиночные вертолёты, да один раз над нами завис вертолёт с громкоговорителями и стал вещать нам с неба: - Товарищи чеченцы, сдавайтесь. Товарищи чеченцы, вы будете уничтожены, если не сдадитесь.

– И так минут десять, причём висел так низко, что его можно было бы сбить одной автоматной очередью. Я вышел на открытое место и стал руками и знаками показывать, что чеченцы находятся дальше на километр. В боку вертолёта открылась боковая дверь, откуда высунулся

один из членов экипажа, непонимающе несколько секунд смотрел на меня, потом скрылся внутри и из двери в меня полетел непонятный предмет. Я присел, предполагая, что в меня могли кинуть сверху гранату или ещё что-то взрывоопасное, но это была лишь пачка листовок, которая рассыпалась на ветру и большими хлопьями засыпало моё расположение. Вертолёт отлетел в сторону и завис над командным пунктом танкового батальона: всё повторилось заново – призывы сдаваться и угрозы немедленного уничтожения, а вечером мы долго смеялись над пьяными вертолётчиками: предполагая, что только в пьяном угаре можно было перепутать своих с боевиками.

Давнее воспоминание промелькнуло и исчезло, а из-за дальней зелёнки выскочило около пятнадцати боевых вертолётов, своими длинными и хищными телами похожие на крокодилов. Они сделали круг над нашими позициями, примериваясь к обстановке и местности. Один из них поднялся на высоту восемьсот метров и завис на одном месте. Корректировщик. Остальные встали в круг и устроили «карусель»: когда, двигаясь по большому кругу, каждый вертолёт по очереди шёл в атаку и отстреливал определённое количество неуправляемых ракет, которых было навешено на каждом в контейнерах по 120 штук. Там же, на подкрылках, виднелись и ПТУРы – «Штурм С», которые по своим возможностям были выше чем мои управляемые ракеты.

Первая пара вертолётов сделала горку, практически над нами, и в снижении пошла в атаку. Правая машина пустила «Штурм»: двухметровая ракета с характерным звуком и шорохом устремилась к заводу, промчалась над берегом и через несколько секунд исчезла в проломе стены заводоуправления. Левая в это время выпустила до десятка неуправляемых ракет и тоже по заводоуправлению. Блеснула багровая вспышка внутри здания, выплеснув тучу пыли в разбитые проёмы окон. А вокруг него одновременно поднялись султаны разрывов второй машины. Вертолёты, наклонившись набок, ушли вправо, на их место вышла следующая пара. Дали залп десятком НУРСов* и тоже отвалили в сторону, давая место другим вертолётам. К нашей позиции снова приблизилась первая пара. Правый вертолёт снова пустил ПТУР, но видимо лётчику захотелось показать пехоте «класс», решив провести ракету низко над дорогой, между откосами предмостья и вывести «Штурм-С» через мост к заводу. Лётчик вёл всё ниже и ниже ракету, гнул траекторию к земле, но в какое-то мгновение потерял над ней контроль. Ракета сразу же «клюнула», потеряла высоту и взорвалась на позициях первого батальона. Вертолёт стремительно взмыл вверх и отвалил в сторону.

- Чёрт побери, - вырвался вздох досады у всех наблюдавших.

- «Огурец», я борт 34, - послышался голос из радиостанции. До этого мы слушали переговоры авиа корректировщика с вёртолётчиками в пол уха, но теперь все насторожились, - «Огурец», куда я попал? Есть ли пострадавшие?

- Борт 34, я «Огурец». Когда снова подойдёт твоя очередь, я сообщу.

Вертолёт за вертолётом крутили карусель, территория завода кипела в разрывах и постепенно затягивалась пылью и дымом, но вертолёты вновь и вновь били по цели, багровыми вспышками покрывая всю территорию завода. Вновь вдалеке появилась первая пара, она быстро росла в размерах, приближаясь к рубежу открытия огня, и мы все прислушались к эфиру.

- Борт 34, Я «Огурец». Всё нормально. Пострадавших нет, - это сообщение как будто прибавило резвости и ярости вертолёту. Машина стремительно сделала горку и лётчик дал выход своей злости: ракет сорок, сорвались с его контейнеров и ушли к заводу. В результате этого достаточно длинного залпа вертолёт чуть дальше пролетел к позициям духов. Сразу же из разных мест зелёнки к вертолёту потянулись трассы автоматных очередей. Вертолёт в развороте дал ещё добрую очередь авиационной пушки по зелёнке, а следующие несколько пар вертолётов накрыли ракетами всю зелёнку, откуда вёлся огонь. Отстрелявшись, вертолёты построились в походный порядок и ушли на базу, а через полтора часа всё повторилось заново. Под вечер прилетели самолёты, скинули несколько двухсот пятидесяти килограммовых бомб, которые потрясли окрестности. Клубы дыма и пыли, казалось, поднялись до самого неба, от мощных взрывов. Ночью самолёты прилетели вновь, но теперь они сбросили пятисот килограммовые бомбы. Вспышки разрывов, по-моему, осветили даже горы в нескольких километрах от нас.

На следующий день всё повторилось, но новизна прошла и мы уже равнодушно поглядывали в сторону завода, превратившегося в ад.

Во время обеда, когда мы разминались «Анапой», Алексей Иванович рассказал, что Коровин получил из дома нехорошее письмо: содержания письма он не знает, но командир взвода находится в подавленном состоянии и сидит мрачный безвылазно в землянке. Кстати, я тоже обратил сегодня внимание, что Коровин не в своей тарелке.

- Товарищ старший лейтенант, - обратился я к офицеру, когда он явился по моему вызову, - Вы, чего сидите в землянке? Ну-ка, берите переносную противотанковую установку и вместе с расчётом двигайте на обрыв и дежурьте. Развейтесь немного, а то мне не нравиться ваше настроение.

Коровин молча козырнул и вышёл. За разговором и в общении с товарищами незаметно пролетело полтора часа, когда в землянке вновь появился командир второго взвода.

- Товарищ старший лейтенант, я не понял? Почему вы не дежурите на обрыве?

Командир взвода замялся у входа: - Да я не знаю, товарищ майор, как доложить. Когда вертолёты начали снова бомбить завод, из-за одной кучи щебня выскочили три духа, они тащили пулемёт и коробки с лентами. Ну, и побежали под разрывами в сторону. Пробежали метров сто и тут я заметил, как открылась дверь какого-то укрытия, куда они и занырнули, а

дверь за собой не закрыли. Я и влупил прямо в открытую дверь ракету. Рвануло внутри там капитально, а через минуту оттуда выполз один боевик и наверно умер. Он до сих пор там валяется у входа.

- Ну, Коровин, молодец. Давай тогда проходи за стол. А я сейчас доложу в полк.

Торбан подтащил ко мне радиостанцию: - «Альфа 01», я «Лесник 53», в квадрате, - передал кодированные координаты завода, - уничтожил огневую точку противника и трёх боевиков.

Выслушал подтверждение полкового радиотелефониста и налил вина командиру взвода: - Молодец. Можно считать, что ты сегодня норму дня выполнил.

Коровин посидел с нами некоторое время, но потом с моего разрешения удалился. Я с сожалением посмотрел ему в след: - Алексей Иванович, ты поглядывай за ним. Действительно, чем-то он сильно удручён.

Вечером, я один из первых, прибыл на вечернее совещание. Помещение бухгалтерии было пустынно. За столом артиллеристов сидел на дежурстве капитан Пальцев, который поверх затрёпанного журнала равнодушно поглядел на меня и вновь погрузился в чтение. В кресле командира, вытянув ноги, развалился Ренат Халимов и, отвалив нижнюю челюсть, сладко спал.

Зато старший лейтенант Володя Моисеев, стоявший оперативным дежурным, откинулся от журнала боевых действий полка, за ведение которого он отвечал: - Боря, ты кстати. Что это ты за огневую точку и трёх боевиков сегодня завалил?

- Да, не я это сделал, а мой командир взвода – старший лейтенант Коровин. Ты Володя это

отметь в своём журнале. Час назад специально ходил и в бинокль смотрел. Лежит убитый душара и дверь до сих пор открыта. Ночью их, наверно, боевики заберут.

Пока я рассказывал, проснулся Халимов и скептическая улыбка появилась у него на заспанном лице, такой же скептицизм был и на лице Алексея Пальцева.

- Да ладно, Боря, нам то не свисти….. Огневую точку, трёх боевиков уничтожили…. Знаем мы вас артиллеристов: колоннами боевиков уничтожаете. Кирилов, вон, уже пол Чечни уничтожил, не понятно только с кем мы сейчас воюем.

Я, было, начал горячиться, но после упоминания Кирилова, махнул рукой и замолчал. Недели две назад в полк приехали журналисты и каким-то образом наткнулись на Кирилова, Журналисты начали его расспрашивать о боевых действиях: сначала Игорь держался в рамках приличий, но увидев что журналисты строчат все его байки в блокнот и на диктофоны, буйная фантазия командира батареи стала приобретать болезненные очертания. Мы моргали Кирилову, подавали различные сигналы и знаки, чтобы он прекратил враньё. Но тут Игорь выпучил глаза и заявил, что Дудаев объявил его своим личным врагом. Журналисты даже дышать перестали, предчувствуя сенсацию, а мы безнадёжно махнув рукой, почти равнодушно ждали, что он ещё «сморозит». Офицер сделал значительную паузу, обвёл всех победным взглядом и бухнул очередную брехню, от которой даже мы остолбенели.

А Кирилов в упоении рассказывал, как он лично, со своего пистолета расстрелял семью Дудаева. Журналисты, наконец-то поняв, что столкнулись с редкой формой военной шизофренией, захлопнули блокноты, выключили диктофоны и поспешно покинули нас, с опаской поглядывая не только на Игоря, но и на остальных. Как бы их самих не постреляли…

Так что доказывать сейчас что-либо было бесполезно. После совещания меня в сторону отвёл Игорь Чуватин.

- Боря, я тут два дня с утра до вечера выезжаю в расположение позиций десантников и веду там разведку. (Они занимают оборону по верху горы, которая тянется от северной окраины Чечен-Аула до села Пригородное). Очень много целей для твоих противотанкистов. Духи там на машинах разъезжают ничего не боясь. Может завтра проскочишь со мной с ночёвкой? – Игорь выжидающе смотрел на меня.

- Игорь, ты мог бы и не спрашивать об этом: конечно, согласен.

- Боря, только одно условие: не болтать о завтрашней поездке. Командир полка, в принципе,

против использования противотанковой батареи. Это не столько связано с танками соседнего полка, сколько он не совсем доверяет колёсам: типа пробьют колёса, как он поедет и будет воевать дальше? У него такие рассуждения.

- Игорь, всё понятно. Где завтра встречаемся?

Небольшая колонна из нескольких машин свернула в около деревни вправо, промчалась мимо фермы, двух прудов, где на острове ещё сохранились остатки кафе и въехала в лес у подножья хребта. Впереди шло ПРП начальника артиллерии, потом КШМ с дивизиона, мой БРДМ и противотанковая установка Некрасова. Пока дорога более-менее полого подымалась среди деревьев мы не отставали, а потом расстояние между машинами стало увеличиваться и мы остались одни. Так можно было дождаться неприятностей, которые не замедлили нарисоваться… .

Алушаев с пулемётом в руках соскочил с машины и сразу залёг за деревом. Некрасов выскочил из противотанковой установки тоже залёг, но свой автомат направил в противоположную сторону. Проследив за этими манёврами солдат, я рукой показал, чтобы

противотанковая установка подъехала ко мне, и сам соскочил с брони своего командирского БРДМа, настороженно оглядываясь вокруг. Увиденное не радовало меня. Мы находились в лесу и кругом нас стояли здоровенные деревья, названия которых я не знал: может граб, а может бук и просматривался во все направления достаточно далеко. Чеченский лес враждебно шумел, не суля нам ничего хорошего.

Прислушался к удаляющемуся гулу остальных машин осознавая, что остаюсь один со своими солдатами в лесу, по которому свободно шастают боевики. Мы контролировали лишь

перекрёстки лесных дорог, да и то только несколько. Всё остальное было отдано на откуп чеченцам, которые могли на нас напасть в любой момент и с любой стороны.

Чудинов уже нарезал третий круг вокруг машины, сокрушённо хлопая себя по бёдрам и виновато поглядывая на меня. Я опять повернулся к «бардаку», как мы его любовно называли и озадаченно поглядел на него.

- Мда... . - Даже если пытаться так влететь специально, то и с десятой попытки не получится. Снова озадаченно посмотрел на свою командирскую машину и пытался придумать, как её вытащить из той ловушки, в которую мы попали. БРДМ во время движения по лесной дороге занесло на мокрой глине и вопреки всем законам физики стащило с дороги, заклинив между тремя мощными деревьями. Левым бортом мой «бардак» упёрся в дерево. Спереди и сзади машины стояли такие же деревья, к которым можно было подступится только с бензопилой «Дружба».

- Товарищ майор, не виноват я. Стянуло меня с дороги. – Произнёс озабоченно Чудинов. Я посмотрел на него, потом ещё раз осмотрел лес и крякнул от досады.

- Ладно Чудинов, подгоняй противотанковую установку. Хотя вряд ли получится, но попытаемся ею выдернуть.

Тяжело завывая, машина подкатила задом к нам, мы сцепили тросом машины, и по моей команде противотанковая установка начала тянуть, натужено ревя двигателем и елозя колёсами по мокрой глине. Но всё было бесполезно, мой «Бардак» сидел мёртво.

- Стой, хватит, а то сцепление спалим. - Я забрался во внутрь машины, надел наушники на голову.

- «Родник! Родник! Я, Лесник 53. Приём».

В наушниках захрипело, и сквозь помехи услышал голос старшего нашей группы подполковника Чуватина.

- «Родник»! Вернись ко мне. У меня проблемы технического характера. Я «Лесник 53». Приём.

Получив подтверждение о приёме сообщения, вылез на броню. Все обернулись ко мне с немым вопросом в глазах.

- Всё нормально, сейчас наши подъедут, тогда и выдернем БРДМ. – С надеждой в голосе крикнул я им.

Вскоре послышался гул приближающихся машин, и к нам подкатили ПРП начальника артиллерии полка, на котором восседал Чуватин. Вокруг него на броне сидела куча солдат с комендантского взвода полка: наше прикрытие. На башне, рядом с Игорем сидел майор Халимов и начальник разведки штаба артиллерии полка майор Седых. Следом за ним подкатила КШМ командира второй батареи. Немного суеты вокруг моей машины, взревела КШМ, закрутились гусеницы и мой БРДМ, вспарывая подстилку из прошлогодних листьев, выполз из ловушки.

Дальше всё пошло как по маслу. Без задержек мы проехал по лесу пять километров, поднялись на хребет, проскочили несколько блок-постов десантников и через час остановились в базовом лагере роты десантников, которые здесь держали оборону.

Игорь соскочил с ПРП и скрылся в землянке. Через несколько минут ожидания он подошёл к нам в сопровождении старшего лейтенанта – десантника.

- Товарищи офицеры, представляю вам командира роты, - Игорь назвал его фамилию, но я её

не расслышал, запомнил только имя, - Виктор.

Чуватин повернулся к командиру второй батареи: - Ты остаёшься здесь, будешь работать совместно с командиром роты. Я на ПРП с прикрытием, Боря ты со своими машинами, сейчас нам ротный даст проводника, через минное поле проезжаем за передний край. Там есть поляна с хорошим обзором местности, разворачиваемся и начинаем работать. Основную задачу поставлю там. Сразу предупреждаю, идём друг за другом, строго по колее. Кругом мины. Если вопросов нет, то по местам.

Первой тронулось ПРП, за ней мой БРДМ и противотанковая установка. Миновали линию окопов, потом одиночный окоп на просеке, где за пулемётом находился десантник. Рядом с ним находился пульт управления минным полем. Провожаемые взглядом десантника мы начали спускаться по просеке, на которой проглядывались следы былой дороги. По ней спустились в ложбину, где увидели первые мины. Не сомневаюсь, что в лесу справа и слева от просеки было заминировано всё. Но здесь на просеке стояли лишь мины, которые управлялись с пульта десантника – «Монки». Каждая из них своей вогнутой стороной была направлена вдоль просеки так, чтобы при взрыве она скосила нападающих. Таких мин я насчитал около десяти, пока мы выбирались из лощины. Проехали ещё метров двести, свернули влево и выехали на поляну, откуда открывался великолепный обзор местности.

Справа от нас, внизу, метрах в трёхстах пятидесяти находилась окраина большой чеченской деревни, которая просматривалась насквозь вплоть до самой своей южной окраины. Прямо под нами на окраине суетилось около пятидесяти боевиков, которые что-то выносили из домов и грузили на машины. Ещё несколько групп боевиков передвигались на других улицах населённого пункта. Слева от окраины деревни раскинулось большое поле, оно тянулось на протяжении полутора километра, противоположным краем упираясь в шоссе. Посередине поля протекала небольшая речушка, а за дорогой в двухстах метрах раскинулась ещё одна деревня. Тоже достаточно большая. Она растянулась вдоль дороги километра на два. Дальше за деревней виднелся ещё один населённый пункт и на дороге, которая их связывала, видно было очень оживлённое автомобильное движение. Но это уже было недосягаемо для огня моей противотанковой установки.

Слева от деревни раскинулось большое поле, на котором ровным изумрудным ковром зеленели под солнцем озимые. Поле упиралось в перекрёсток дорог, где судя по условным

обозначениям, находилась газораспределительная станция. На местности действительно там была группа небольших зданий, за которыми раскинулся на нескольких гектарах сад. Ещё левее станции прямо из равнины, как на американском пейзаже высилась довольно высокая высота, с крутыми обрывами. Там, по данным разведки, был мощный опорный пункт боевиков, которые контролировали равнину, дорогу и перекрёсток дорог. Всё пространство перед нами на поле было покрыто группами кустарников, и узкой лентой деревьев, которые росли вдоль речушки.

Несмотря на то, что мы старались быть незамеченными и технику ещё не вывели на поляну, боевики всё-таки заметили нас. Послышались автоматные и пулемётные очереди. Но так как им приходилось стрелять вверх, то огонь их был мало эффективный. Понятно было, что боевики через несколько минут предпримут атаку, чтобы сбить нас с высоты. поэтому Игорь Чуватин сразу начал энергично командовать. Солдаты комендантского взвода вместе с Халимовым, пригнувшись побежали на противоположный конец поляны и скрылись из виду. Седых и Чуватин забрав всех остальных солдат, кроме механиков-водителей, которые остались около машин, начали растягиваться вдоль склона в цепочку и готовиться к бою. Я схватил пулемёт, пару коробок с лентами, побежал вверх по склону, где и занял оборону за стволом небольшого дерева. Со своего места я теперь контролировал всю нашу оборону сверху и в случаи, если духи сумеют в атаке сбить нас с позиций смогу прикрыть отход наших к лесу.

Ждать долго не пришлось. С криками «Аллах Акбар» боевики из укрытий и крайних домов ринулись в атаку. Я вёл стволом пулемёта, выбирая себе цель, пока не заметил здоровенного духа. Он бежал сзади всех, что-то кричал, может даже и командовал, стреляя из автомата в нашу сторону. Подбегая к забору, он попытался одним махом перепрыгнуть через него, но прыжок у него получился слабым и боевик лишь упал всем телом на забор. Я дал короткую очередь, но промахнулся. Пулями перебил несколько штакетин и во все стороны от забора полетели светлые щепки. Дух энергично задёргался и сумел быстро перевалиться через забор. Вскочил и огромными скачками бросился вдогонку атакующих. Подправил точку прицеливания и дал ещё одну короткую очередь. От удара пуль в левое плечо, а они его достали в момент прыжка через канаву, боевика развернуло в воздухе вокруг своей оси и отшвырнуло на два метра назад. Я дал страховочную очередь по ещё дёргающемуся телу и перенёс огонь на остальных духов. Но те, под плотным огнём полутора десятков автоматов миновали открытое пространство, потеряв всего двух человек, сумели ворваться в заросли и пропали из виду. Мы полосовали автоматным и пулемётным огнём кустарник вдоль и поперёк, но крики «Аллах Акбар», которыми они подбадривали себя, приближались всё ближе. Положение становилось опасным, ведь кустарник подходил почти вплотную к нашим позициям.

Я отсоединил от пулемёта коробку. Сто патронов было уже израсходовано. Быстро заложил ленту из новой коробки в приёмник пулемёта. Поправил коробку и стал ждать. Стрелять теперь не было необходимости. Надо было ждать, если цепь начнёт отходить, тогда огнём из пулемёта прикрою всех. По команде Чуватина все приготовили гранаты – Ф-1, и когда боевики в кустарнике приблизились к нашим позициям, все одновременно кинули в кустарник на голоса и шум Ф-1. Потом ещё по одной. Дружно поднялись разрывы гранат, что и предопределило исход боя. Боевики стали отходить. Как с нашей стороны, так и со стороны боевиков стрельба стала затихать. Через какое-то время фигуры боевиков показались на окраине Чечен-Аула. Прикрываясь домами, они всё дальше и дальше уходили в глубь деревни, оставляя на улицах автомобили. Бой был выигран вчистую. У нас не было даже раненых. Но по правде, сколько было раненых и убитых у боевиков, это только один Аллах ведает. Даже тех двоих, которых мы срезали перед кустарником и духа, которого я грохнул, не было видно. То ли в горячке боя они уползли сами, а может быть их утащили, пока мы занимались другими.

Я перевёл дух и услышал из-за противоположного конца поляны, где оборонялись комендачи, ругань и крики. Показался солдат, который бежал в нашу сторону; за ним мчался орущий Халимов, в руке он держал бесшумную винтовку и на бегу пинал солдата в зад. Уже около нас он дал ему хорошего подзатыльника, от которого солдат упал и юзом несколько метров проехал на животе. Офицер остановился и стёр пот с лица, а солдат сел на земле и заканючил.

- Товарищ майор, ну не знал я, что этого делать нельзя. Ну…, не знал… Вот что теперь делать?

Я спустился к Халимову: - Ренат, что случилось там у тебя?

- Боря, - возмущённо Ренат повернулся ко мне, - я три дня тому назад с Поздеевым пристрелял винтовку, а этот гад, позавчера, почистил её. Раскрутил прицельные приспособления, мушку выкрутил, а потом закрутил всё обратно. Я сейчас во время боя стреляю, стреляю, и всё мимо боевиков трассы идут. Начинаю разбираться, а он, оказывается, поработал над ней. - Халимов выругался ещё раз и со злостью кинул солдату винтовку, – сам, гад, теперь из неё стреляй.

Я и подошедшие офицеры засмеялись. История вообще весёлая с этой винтовкой произошла, которая стала известна всему полку. Халимов и Поздеев, как только получили со склада бесшумную винтовку, решили её пристрелять. Выехали в первый батальон. Поздеев навёл винтовку в ствол дерева на переднем крае боевиков и выстрелил. У подножья дерева поднялся приличный разрыв. Поздеев с недоумением посмотрел на Халимова. Поднял опять винтовку, тщательно прицелился и произвёл два выстрела. У подножья дерева поднялись такие же два больших разрыва. Поздеев тупо уставился на винтовку и даже потряс её. Ренат же перевёл изумлённый взгляд с дерева на Поздеева.

- Серёга, ты чем винтовку зарядил?

Офицер выщелкнул из магазина патроны на ладонь: - Да, нормальные патроны, я сам не

пойму, почему такие разрывы?

Поздеев быстро вставил магазин в винтовку, прицелился и выстрелил. Около дерева опять поднялся разрыв

- Ну, не могут быть от простой пули такие большие разрывы, - почти простонал в изумлении Ренат.

На следующий день смеялся весь полк. Оказывается, выстрелы с винтовки совпадали с выстрелами из пушки БМП-2, которое в то же время, тоже стреляло по дереву….

Тем временем послышался шум двигателя быстро приближающийся машины. На поляну выскочила боевая машина десанта, на которой сидело столько солдат, что из-под них не было видно самой машины. Боевая машина десанта остановилось, и десантники горохом ссыпались на землю, разбежавшись в цепь. К нам подскочил командир роты.

- Что у вас тут произошло? Такая стрельба шла, что мы ломанулись на помощь.

Мы рассказали об атаке боевиков. Успокоившись, командир роты оставил БМД с двумя солдатами и командиром взвода, остальных увёл с собой обратно. Взводник забрался в башню, покрутив из стороны в сторону стволом пушки БМД и стал методически долбить по брошенным автомобилям боевиков в деревне.

- Алушаев, если хочешь повеселится, давай. – Крикнул своему пулемётчику и махнул рукой в сторону деревни.

Сержант обрадовано нырнул в люк БРДМ. Через минуту ударил первый выстрел. Я проследил за трассой. Пуля от КПВТ, 14,5 миллиметрового пулемёта ударила в угол дома, из-за которого высовывался капот ГАЗ-53. Чуть подправив прицел, Алушаев следующую пулю, уже разрывную загнал прямо в двигатель. Секунд через двадцать из-под капота показался дымок. Алушаев врезал в двигатель ещё пару разрывных и ГАЗ-53 быстренько загорелся. К этому времени во дворе другого дома уже несколько минут горел, исторгая в небо чёрный, на удивление дым, автобус ЛИаЗ.

- Некрасов, - подал я следующую команду, – ставь выносную противотанковую установку, с неё будешь вести огонь.

Из-за спины послышался голос Чудинова: - Товарищ майор, здесь на краю поляны гуляет стадо, разрешите я завалю телёночка.

Разрешающе мотнул головой и повернулся к офицерам: – Через сорок минут подходите ко мне, перекусим, - показывая на дерево, откуда вёл огонь из пулемёта.

В течении сорока минут усердного труда окоп был готов, установил поудобнее пулемёт, расставил 4 коробки с пулемётными лентами. К этому времени ко мне подтянулись офицеры. Из кустов потягивало дымом и изредка мелькала фигура Чудинова. Игорь Чуватин осмотрел нас внимательным взглядом.

- Ну что ж, настал момент, когда я могу назвать главную задачу этой засады. Завтра на этом участке, в направлении Гудермеса начинается наступление 501-го и десантного полка, как раз через ту высокую гору и перекрёсток с газораспределительной станцией, вдоль дороги. – Мы все посмотрели на перекрёсток и на высокую гору. – Так вот наша задача пристрелять асфальтную дорогу, которая проходит вдоль вон той деревни и мимо нас. Показать боевикам, что мы реально контролируем дорогу, и не дать завтра по ней перекинуть подмогу. Поэтому, Боря, сегодня ты своими ракетами должен уничтожать всё, что там передвигается, желательно с первой ракеты. Сейчас измерим дальность до высоты, может дотянем до туда ракетой, а то по данным разведке там находится два танка духов.

Игорь выглянул из окопа и дал команду своим разведчикам измерить дальность до высоты, те засуетились вокруг дальномера.

- Четыре тысячи четыреста пятьдесят метров, товарищ подполковник, - прокричали дальность разведчики. Игорь огорчённо развёл руками: дальность не позволяла вести огонь по горе.

- Ну что, Игорь с постановкой задачи всё? – Спросил у Чуватина. Тот утвердительно кивнул головой.

- Некрасов, наблюдай за дорогой, о всех передвижениях докладывай, - крикнул я, затем повернулся к кустам, - Чудинов, ну как у тебя там дела?

Из кустов выскочил мой водитель, руки у него были в крови, от только что заколотого телёнка.

- Товарищ майор, мясо будет готово минут через тридцать, а пока я вам разогрею кашу на сковородке.

Разрешающе махнул ему рукой и стал с помощью друзей готовить импровизированный стол.

- Товарищ майор, по дороге движется «Волга». Кажется с боевиками, - закричал Некрасов. Мы повернулись и поглядели в том направлении, куда показывал рукой сержант. По дороге спокойно катилась одинокая белая «Волга». Вскинул двенадцатикратный бинокль. В машине действительно сидели вооружённые люди.

- Боря, давай…. Бей их. – Заволновались офицеры.

Я вскинул руку, призывая помолчать. Наблюдая за боевиками в бинокль, раздумчиво заговорил: - Ребята, вот сейчас мы их грохнем - ну, не интересно так. Просто… Давайте грохнем их, но с юмором. - Оторвал бинокль от глаз и прокричал новую команду: - Некрасов, без моей команды не стрелять. – Крикнул и опять приник к биноклю.

- Как с юмором? – С изумлением спросил Седых.

Я пожал плечами, показывая, что сам ещё не знаю – Как? И мы продолжили наблюдать за движением «Волги». Автомобиль замедлив ход, свернул к деревне и покатил по самой её окраине, переваливаясь на рытвинах с бока на бок. А через сто метров остановился. Открылись дверцы, из машины вылезли четверо боевиков, вальяжно потягиваясь и разминаясь, собрались около капота в кучку и оживлённо о чём-то заговорили. Водитель остался сидеть за рулём.

- Боря, давай команду на пуск, - зашипел Чуватин сбоку, - пока они в куче….

В ответ я лишь недовольно мотнул головой: не мешай мол.

Через минуту из машины вылез водитель, в руке он также держал автомат, и начал обходить автомобиль по кругу, приседая и заглядывая под днище. После чего присоединился к общему разговору. Так продолжалось минут пять. Над нашими позициями нависла тишина, даже десантники прекратили долбить по машинам на брошенной боевиками окраине и тоже напряжённо наблюдали за происходящим. То одна, то другая голова солдата поворачивалась в нашу сторону и недоумённо глядела на нас: - Уйдут ведь духи.

Наговорившись, четверо боевиков, не спеша, направились к ближайшему дому, а водитель, снова присев у левого переднего колеса, засунул под крыло руку и начал там шарить. Через несколько секунд нагнул голову и, заглянув туда, долго что-то там рассматривал. Затем выпрямился, характерным жестом погладил капот рукой: мол, «стой моя лошадка, я скоро вернусь», и тоже неспешной походкой направился в дом, который стоял в пятидесяти метрах от машины. Когда боевики подходили к дому, я резко скомандовал.

- Некрасов, по «Волге», ракетой - Огонь!

Сначала послышался характерный щелчок, через полсекунды сработал стартовый двигатель, ракета сорвалась с направляющей и помчалась, слегка рыская на траектории в сторону машины. Ещё несколько секунд и Некрасов полностью установил контроль над ракетой, и она как по ниточке, уже с шипящим шорохом устремилась к цели.

Все, затаив дыхание, наблюдали за полётом ракеты. Ещё секунда и она врезалась в автомобиль.

Взрывввввв!!!

В разные стороны полетели, весело посвёркивая, осколки стёкол. Взрывом вырвало все двери, правая передняя дверь круто взлетела вверх, перекувыркнулась и упала рядом с боевиками. Наверно ещё и громко загремела. Одновременно от взрыва вздыбился капот и багажник, а когда рассеялся дым. «Волга» без стёкол и с оторванными дверями, с поднятым капотом и багажником выглядела до неприличия голой. Слегка дымилась, но открытого огня не было видно. Боевики обернулись и замерли, с изумлением глядя на то, что осталось от только что целого автомобиля, затем как заторможенные направились к нему. Их опередил водитель, который подбежал к машине, и судорожно двигаясь рывками вокруг неё, начал заглядывать то в салон, то в багажник, то под капот. Когда остальные боевики подошли к нему, он накинулся на них с бранью. В бинокль хорошо было видно, что судя по его отчаянным жестам и распяленному в крике рту, он обвинял их, что кто-то из них оставил в машине гранату и она взорвалась. В ответ боевики затрясли перед ним поясами, на которых висели гранаты; - мол, гранаты наши все на месте.

Мы все катались от смеха, до того это было смешно. Седых, справившись с приступом смеха, возбуждённо заговорил: - Представляю себе, о чём сейчас спорят духи. Передний край русских от них в пяти километрах, да и то за горами. Если бы поразили машину артиллерией, то была бы пристрелка, как минимум три снаряда: плюс, минус и цель. А тут - ничего. Взяла «Волга» и взорвалась. Смех, да и только. Ещё немного и они подерутся, разбираясь, кто из них оставил гранату в машине.

Мы опять покатились от смеха, но драки так и не дождались. Боевикам надоело слушать обвинения и оправдываться перед владельцем «Волги», они развернулись и направились к дому, а один из них, судя по энергичному и характерному жесту, послал его по-русски «куда подальше». Водитель остался около машины, и вместе с присоединившимися к нему жителями начал осматривать останки автомобиля, всё больше и больше убеждаясь, что восстановить его невозможно. Махнув обречёно рукой, он тоже удручённо направился в дом. На крыльце обернулся, поглядел на сиротливо стоявшие обломки «Волги» и скрылся в доме.

- Некрасов! Теперь наведи в крайнее окно, что рядом с крыльцом и делай туда пуск. Что-то мне говорит, что они в той части дома.

- Понял, - прокричал сержант. Через пару секунд ракета сорвалась с направляющей и понеслась к цели. Ещё пару секунд и она превратилась в красную точку, которая стремительно катилась над ровным полем по снижающей траектории к дому. Все затаили дыхание. Ещё пять секунд, и всем стало ясно, что Некрасов опять не подведёт. Ракета попадёт в окно. Ещё секунда и к нашему удивлению внезапно распахнулось окно, и из него выглянул боевик. Может быть, он даже и успел увидеть за две секунды приближающуюся ракету, но отпрянуть в глубь комнаты уже не успел. Ракета скользнула в окно и взорвалась внутри помещения. Разом и дружно брызнули осколки стёкол со всех окон. Резко открылась от взрыва и, ударившись о стену, тут же закрылась дверь. Повалил дым. Местные жители бросили осматривать останки «Волги» и помчались к дому. Медленно, изнутри открылась дверь и на крыльцо неуверенной походкой выбрались два боевика. Один сразу же перекувыркнулся через перила и упал вниз головой, так и остался лежать неподвижно. Второй, держась руками за голову, осторожно спустился с крыльца и, шатаясь из стороны в сторону, направился к забору. Попытался через него перелезть, но обмяк и безвольно повис на нём. Несколько человек подскочили к нему, сняли с забора неподвижное тело и положили на траву. Начали над ним суетится. Потом выпрямились, наблюдая, как к ним подносили следующего боевика, которого положили рядом с первым. Судя по тому, что ими уже никто не занимался, возвращать их к жизни было бесполезно.

В это время из окон дома выскочили первые языки пламени, лизнули крышу и через минуту охватили её полностью. Ещё через несколько минут рвануло внутри, и всё было кончено.

- Вот это да…., вот это я понимаю, - Ренат возбуждённо повернулся ко мне, - опять противотанковая батарея показала класс.

Офицеры одобрительно похлопывали меня по плечам. А вокруг Некрасова собрались десантники и тоже выражали ему своё восхищение показанным спектаклем.

Немного погодя все вернулись к прерванным делам: солдаты продолжили оборудовать позиции. Алушаев с десантниками опять стал поджигать одну машину за другой. И скоро на этой окраине одновременно горели восемь автомобилей. Постепенно мы увлеклись спором о ходе ведения боевых действий и перестали наблюдать за обстановкой.

- Товарищ майор! – Крик Некрасова разом остудил наш горячий спор и вернул к действительности.

- Товарищ майор! Боевики загоняют КАМАЗ с боеприпасами в гараж. – И начал объяснять в какой части населённого пункта это происходит. Но объяснял он не совсем толково и мы долго шарили биноклями по длинной окраине деревни, и никак не могли найти этот гараж. Но, в конце концов, мы в него уткнулись. Два вооружённых человека уже закрывали ворота огромного гаража.

- Некрасов, а с чего ты взял, что машина с боеприпасами?

- Да в машине, было полно зелёных ящиков, такие как под снаряды или мины.

Я на несколько секунд задумался: - Хорошо Некрасов, сначала врежь по воротам; они деревянные. Когда взорвём их, то запустим вторую ракету вовнутрь гаража и рванём КАМАЗ.

Боевики к этому времени закончили закрывать ворота. Достали сигареты и спокойно закурили, глядя в нашу сторону.

Ракета сорвалась с направляющей, и быстро превратилась в красную точку, которая стремительно неслась к гаражу. Боевики спокойно стояли и курили.

- Ну.., мужики... Вы, что совсем охренели? Давай отскакивайте в сторону, мы ведь вас сейчас грохнем, - шептал я, напряжённо наблюдая в бинокль за приближающейся развязкой.

Наверно, боевики всё таки усекли ракету в полёте, потому что за три секунды до её попадания в цель, они резво метнулись за угол каменного гаража. Только они скрылись, как ракета попала в ворота и ярко-кровавой вспышкой взорвалась. Взметнулись вверх и в разные стороны пламя, дым и пыль. Ворота от взрыва упали вовнутрь сооружения. А не успел рассеяться дым, как из-за угла выскочили боевики. Заглянули вовнутрь, убедившись, что с машиной всё в порядке ещё раз быстро оглянулись на горы, где были мы и скрылись в глубине гаража.

Некрасов к этому времени установил новый контейнер с ракетой, подправил наводку и без моей команды запустил ракету. И в этот раз Некрасов не сплоховал. Ракета зловещей тенью скользнула во внутрь помещения. Мгновенно на месте гаража вспух огненный шар, и в разные стороны полетели большие и малые обломки здания и металла. Даже на таком расстоянии грохот от взрыва был достаточно впечатляющим. В течении минут десяти там яростно бушевало пламя и прогремело ещё несколько взрывов, но уже поменьше. Потом пламя как-то быстро пошло на убыль, и вскоре там уже догорало только то, что не раскидало взрывом. На безопасном расстоянии стояли кучками местные жители и наблюдали за пожаром.

- Некрасов, считай, что у тебя на груди медаль «За отвагу» уже брякает. – Сказал я сержанту, когда он поднялся ко мне, - Я тебе не наливаю, потому что ты должен и дальше так работать.

После этого каждый занялся своими делами. Халимов пошёл к комендачам, проверил, как они оборудовали окопы. А потом попытался вновь пристрелять бесшумную винтовку, но через двадцать минут бросил это занятие и вернулся ко мне. Я на окраине нашей деревни обнаружил в переулке автобус КАВЗ, который не был виден со своих позиций ни Алушаеву, ни десантникам. Но так как он был на предельной дальности для пулемёта, то Халимов взял бинокль и стал корректировать меня, когда я трассирующими пулями пытался достать автобус. Истратив половину ленты, всё-таки зажёг его, чему мы оба, как два дурака, были рады.

Десантники вскоре уехали, а Алушаев, которому надоело стрелять, вылез на броню БРДМа и стал рассматривать окрестности в бинокль.

Чуватин и Седых, установив взаимодействие с артиллерийскими дивизионами, начали гонять по полю боевика, который не вовремя (для себя) шёл из соседней деревни в нашу через поле. Но видно, сегодня был его день. Артиллерия работала вяло и с опозданием реагировала на изменение корректур. Снаряды рвались вокруг боевика, но с большим разносом и он, хотя и изрядно повалявшись, всё-таки живой добрался до деревни, где и скрылся среди построек. Дав ещё туда, вдогонок боевику, залп дивизионом, который лёг тоже не туда, куда надо было, Чуватин и Седых по связи сказали начальнику штаба всё, что они думали о нём, о дивизионе и о его прошлом и будущем.

В это время на дороге появился грузовой автомобиль с десятью боевиками. Некрасов всадил ракету в кузов и машина красиво взорвалась, но ещё метров пятьдесят ехала по инерции по дороге, пока не съехала в кювет, где и сгорела. Несколько боевиков, выброшенные взрывом из кузова, бегом бросились к деревне. Чуватин попытался накрыть их артиллерией, но опять неудачно, после чего Игорь досадливо сплюнул и больше артиллерией никуда не стрелял.

Вскоре мы сожгли ещё одну грузовую машину на шоссе. А ещё через полчаса пришлось повозится с бензовозом, который опрометчиво показался в поле нашего зрения. Он так неудачно стал за кустами, что Некрасову пришлось выпустить целых три ракеты, пока он не попал в цистерну. Бензовоз красиво взорвался и сгорел. Вместе с ним сгорел и дом, во двор которого он заехал. Некрасов был очень злой тем, что на одну цель потратил три ракеты.

В течении часа мы истратили ещё три ракеты, уничтожив три автомобиля, которые появлялись на окраине соседней деревни и пытались проехать по дороге к высокой горе. День прошёл результативно, духи со стороны нашей деревни нас больше не беспокоили. Да и вообще, день был жаркий и солнечный, и если бы не наша стрельба, то можно было бы поверить, что никакой войны и нет.

Под вечер мы решили, чтобы не искушать судьбу, как стемнеет на ночь уйти в расположение десантников, а рано утром вернуться обратно. Ночью вполне возможно боевики попытаются сбить нас с позиций.

Командир роты радушно нас встретил. Накрыл в землянке стол и мы хорошо посидели до трёх часов ночи.

Утром, как только начало светать, мы уже были готовы выдвинуться на позиции. Сначала вперёд ушли десять десантников во главе с офицером для разведки наших позиций, на предмет: нет ли там сюрпризов, которые ночью могли оставить духи. Но всё было чисто, и в шесть часов мы обратно развернулись на старом месте. Был очень плотный туман, который медленно проплывал над землёй, и в десяти метрах ничего не было видно. Где-то в половине седьмого в стороне высокой горы загремел бой. Высоту брали десантники. Как потом мы узнали, десантники сумели скрытно пробраться на высоту и внезапно ударить на боевиков, которых было до тридцати человек. После короткого и яростного боя, иной раз переходящего в жаркие рукопашные схватки, десантники уничтожили боевиков и начали прочёсывать высоту. Чеченский командир, который возглавлял оборону высоты, сумел уйти живым на танке. Во время прочёсывания из одной землянки раздался крик уцелевшего боевика. Он просил не стрелять по нему, так как хочет сдаться в плен. Действительно вышел боевик с поднятыми вверх руками, но когда ребята приблизились к нему, то с криком «Аллах Акбар» он кинул гранаты себе под ноги. От взрыва он и три десантника погибли. Так что и среди них есть свои герои.

К девяти часам туман поднялся и рассеялся. Опять появилось солнце и постепенно стало жарко. В районе высокой горы изредка пощёлкивали выстрелы. От нескольких разрывов артиллерийских снарядов загорелось здание газораспределительной станции на перекрёстке дорог. Постепенно разрывы стали смещаться вдоль дороги в глубину обороны боевиков. Слева в полутора километров от нас из леса с нашей стороны начали выдвигаться подразделения 501 полка для рывка через перекрёсток дорог в сторону Гудермеса. Мы же наблюдали за дорогой, ожидая, когда боевики начнут перекидывать подкрепление, теперь уже к газовой станции, для того чтобы любой ценой задержать продвижения наших подразделений. Так думали мы. Но время шло, а духов всё не было.

Громкий и мощный взрыв привлёк наше внимание. На поле, засеянном озимыми, опадало большое облако земли и пыли. Мы наблюдали за ним и гадали, отчего мог произойти такой мощный взрыв. Разгадка пришла быстро. Только осело облако пыли, как стало понятно, что взорвался от случайного попадания газовый трубопровод, причём высокого давления. Но самое поразительное, что из огромной, уродующей зелёное поле, воронки выскочил боевик с автоматом и устремился к газовой станции. Боевик мчался через поле и вложил в бег все свои силы, понимая, что спасение для него заключалось только в том, чтобы быстрее добежать и скрыться в саду за зданием станции. По боевику начали стрелять десантники с высокой горы, со стороны подразделений 501 полка работали минимум десять пулемётов. Алушаев не растерялся, заскочил в башню БРДМа и короткими очередями из КПВТ тоже пытался достать духа. Но тот наверно родился под счастливой звездой и никто не мог в него попасть. На поле вокруг боевика появились разрывы от 82 мм мин. Но боевик, удачно лавируя среди разрывов, продолжал упорно бежать к саду. Мы все с азартом наблюдали этот поединок человека со смертью: триста метров до сада – боевик живой. Двести – продолжает бежать, причём, невредимый. Сто метров: он перескочил дорогу, метнулся в сторону от разрыва мины, ещё несколько резких зигзагов и боевик под улюлюканье и свист наблюдавших скрылся среди деревьев сада. Стрельба постепенно стихла.

- Ну и зрелище… Вот это да… Да…, у боевика сегодня второй день рожденья. - В азарте мы обменивались отрывистыми впечатлениями, разглядывая сад в бинокли. – Боевик наверно пот сейчас стирает в саду со лба и сам, наверное, удивляется тому, что остался живым.

Прошло секунд сорок пять, после того как боевик скрылся из виду, и на сад лёг плотный залп из реактивной установки «Град». Двадцать секунд на месте газораспределительной станции и сада клокотало море разрывов. Но вот все сорок снарядов упали. И наступила тишина. Ветром облако пыли от разрывов отнесло в сторону. На месте здания продолжало бушевать пламя, но от сада ничего не осталось, лишь от деревьев осталось искорёженные стволы, изрытая воронками земля, с кое-где валяющимися остатками деревьев.

Чуватин засмеялся: – В то время когда мы с азартом наблюдали за бегом духа, а другие с не меньшим азартом стреляли по нему, нашёлся спокойный командир реактивной батареи. Понял куда стремится боевик. Подготовил спокойно данные по станции, и когда боевик там скрылся, дал залп одной установкой.

Мы рассмеялись: - Душара даже пот со лба стереть, наверное, не успел, как к Аллаху в рай попал

- Товарищ майор, духи на поле, - раздался голос Некрасова.

Мы вскинули бинокли. Через поле в сторону соседней деревни из нашей на небольшой скорости выехал «Жигуль», в котором сидело четыре боевика. На багажнике автомобиля были закреплены четыре ящика из-под выстрелов гранатомёта. Дальность до них была метров восемьсот и мы разом заорали Некрасову, чтобы он немедленно уничтожил автомобиль. Но пока мы орали, а Некрасов наводил установку, машина проехала ещё сто метров и надёжно застряла в песке.

- Некрасов, СТОЙ! – Прокричал я.

- Боря, ты чего? – Зашикали на меня офицеры.

Я же с удивлением поглядел на товарищей: - Вы, что не понимаете? Если они сейчас вытолкают машину из песка, то тогда, конечно, мы уничтожим их. А если не смогут вытолкать, то они одного пошлют в деревню за другой машиной, и тогда мы уже уничтожим две машины. Понятно?

Сослуживцы одобрительно загудели и мы с интересом стали наблюдать за действиями боевиков. Духи вылезли из машины и враскачку попытались вытолкать «Жигули» из песка на более твёрдую обочину, но только ещё больше и глубже засадили её. Коротко посовещавшись, они отправили одного в деревню, а остальные, распахнув дверцы автомобиля, удобно расположились, закурили сигареты и потёк у них неспешный разговор. Бандюги попались матёрые и на бой, который проходил в двух километрах от них, они не обращали внимания, ведя себя спокойно. Мы тоже набрались терпения: сидели, ждали дальнейшего развития событий.

В это время подразделения 501 полка с десантом на БМП совершили рывок и заняли, без потерь, перекрёсток дорог.

Прошло около сорока минут, и наконец из деревни к автомобилю выскочил МТЛБ. О такой удаче мы и не мечтали. Думали, на помощь придёт автомобиль, а тут целый МТЛБ. Мы в азарте даже захлопали в ладоши. Бронированная машина на большой скорости и напрямую помчалось к автомобилю. Из люка механика-водителя торчал голый по пояс боевик. Левую руку он положил на край люка, а правой управлял рычагами. Характерная поза достаточно опытного механика. Рядом с ним на броне сидел боевик с автоматом в руках, который и бегал за помощью.

МТЛБ подъехала к автомобилю, лихо развернулась, красиво веером подняв облако пыли и песка, стала впереди Жигулей и тихонько начала сдавать назад.

Боевики выскочили из машины, командами откорректировали движение тягача и когда она остановилась, двое из них споро сняли трос с брони и зацепили «Жигули» за МТЛБ. Сидевший на броне, скатился с машины и вместе с другими уселся в автомобиль, а механик перегнувшись из люка, смотрел за действиями своих собратьев, не слезая с машины.

Водитель автомобиля из окна, что-то прокричал механику и разрешающе махнул рукой, показывая направление движения. МТЛБ фыркнуло двигателем, выпустив чёрный выхлоп, и сначала тихонько, а потом всё быстрее и быстрее, как пушинку, потащило «Жигули» по песку в сторону брода.

- Есть, ребята! – Я сделал не совсем приличный жест руками.

- Некрасов! – Прокричал команду, - сначала бей «Жигуль», а затем МТЛБ.

- Понял! – Ответил сержант, и почти сразу же ракета сорвалась с направляющей в сторону машин. Я боялся, что на такой дистанции Некрасов не успеет взять контроль над ракетой и промажет. Но Некрасов – Молодец!

Ракета попала прямо в середину автомобиля, и на месте машины мгновенно вспух огненный шар - взорвался бензобак. Мы заорали от радости и продолжали наблюдать, теперь уже за МТЛБ. Некрасов мигом вскочил с земли, схватил следующий контейнер с ракетой, закрепил его на направляющей, упал и прильнул глазом к окуляру визира, резво заработал механизмами горизонтальной и вертикальной наводки.

Механик МТЛБ, услышав взрыв, резко повернул голову назад и увидел, что на месте автомобиля яростно бушует пламя, а в пламени скрывается другой конец троса. Осознав, что через несколько секунд и его МТЛБ, наверняка, постигнет такая же участь, он выскочил из люка. На полном ходу спрыгнул с машины, перекувыркнулся через голову и помчался к деревне, а бронированная машина, не изменяя направления и скорости, продолжала нестись по полю.

Вторая ракета вонзилась в бок МТЛБ, пламя кумулятивного заряда на мгновение охватило корпус машины, она как бы споткнулась и через секунду взорвалась. Теперь над полем потянулся чёрный дым от горящей солярки. Автомобиль напротив горел ярко, жарко и без дыма. А механик за это время, в бешенном темпе преодолел почти половину пути до деревни, всё ожидая, что и по нему вот-вот откроют огонь. Но никто по нему не стрелял. И постепенно он стал сбавлять ход.

- Товарищ майор, ну что валить его? – Прозвучал вопрос Некрасова с позиции.

- Некрасов, пока нет. Дадим ему надежду на спасение, а потом завалим.

Боевик, выложился в рывке, и всё больше сбавлял темп, а через минуту уже устало брёл по полю к окраине. Когда до деревни осталось метров сто он остановился, достал сигареты из кармана брюк и, глядя на горевшие машины, закурил. Первую сигарету он скурил нервно, практически сразу, в несколько сильных затяжек, даже не убирая её изо рта. Прикурил вторую от первой и уже гораздо спокойнее стал курить, не отрывая взгляда от продолжавших гореть машин.

Не отрывая глаз от бинокля, я стал рассуждать: - Представляете ребята, вот он сейчас стоит и думает. Ведь, если бы я не соскочил с машины, я бы вместе со всеми там догорал. А так я живой, а они мертвы. А ведь только что были живые и весёлые. Повезло мне, Аллах велик…

Ребята смеялись, каждый добавлял свои комментарии к возможным мыслям боевика. А боевик, докурив сигарету, повернулся и медленно побрёл к домам.

- Некрасов! – Закричал я в азарте. - Сделай его!

Последняя ракета сорвалась с направляющей и по нисходящей устремилась вниз. Боевик, услышав звук приближавшейся ракеты, закрутил во все стороны головой. Рванулся вперёд, но было поздно. Ракета вонзилась прямо ему под ноги и взорвалась. Духа подбросило вверх метра на два и откинуло в сторону ещё на несколько метров. Пролетев по воздуху, уже безжизненное тело упало на землю, подняв облачко пыли.

- Некрасов, убирай пусковую установку в машину. Можешь считать: орден уже у тебя на груди. – Я повернулся к товарищам и с удовлетворением поглядел на них. Мой взгляд остановился и на командире роты десантников, который незаметно подошёл к нам и уже десять минут наблюдал за нашей работой.

- Ну как, Виктор, понравился тебе наш цирк? – Спросил я его.

- Классно. Знаю, что ПТУРы высокоточное оружие. Сам пытался стрелять, но не получалось. Но чтобы вот так, кто бы рассказал, вряд бы поверил. Ну, а теперь я вам свой цирк покажу. – Старший лейтенант стал отдавать команды, и его десантники рассыпались вдоль наших позиций. Зарычали двигатели БМД, они тоже начали выезжать из просеки, разворачиваться и становиться между нашими окопами. Десантники деловито располагались, раскладывая боеприпасы вокруг себя.

Я спустился к Некрасову с пулемётом и с любопытством стал наблюдать за действиями солдат Виктора. Рядом со мной, в пяти шагах, на землю десантник положил несколько контейнеров с огнемётом «Шмель» и убежал за следующей партией. Через несколько минут

около меня на земле лежало уже десять огнемётов. Ещё несколько минут и всё замерло. На линию позиций вышел командир роты, поднял вверх руку, поглядел вправо, а затем влево и выдохнул.

- Огонь!

Рёв пулемётов, автоматов, пушек БМД и огнемётов взорвал тишину. Вся эта лавина огня

обрушилась на окраину нашей деревни и сразу же заполыхали два дома. Трассы пулемётов и автоматов хлестали по домам и другим строениям. Пушки с БМД обрабатывали более дальние

цели.

Десантник рядом со мной схватил контейнер с огнемётом и с силой ударил его торцом об землю. Вскинул на плечо, прицелился и выстрелил. Как это всегда бывает от оглушительного выстрела «Шмеля» у меня заложило уши. Но я был изумлён таким обращением солдата с огнемётом. У нас в батарее тоже есть несколько огнемётов, и мы тоже с них стреляли, но обращались с ними очень осторожно. Боялись их. Жутко боялись их и боевики. Снаряд, который вылетал из огнемёта, обладал огромной разрушительной силой, но изюминка была в том, что этот снаряд поражал не осколками, а выжигал, как объясняли мне, кислород в радиусе 25 метров. После взрыва снаряда, кто был поражён, лежали внешне не повреждённые, но внутри: почки, лёгкие, печень и другие органы были разорваны.

А тут десантник берёт, хлопает огнемётом об землю и стреляет.

- Солдат, ты что делаешь? – Возмущённо возопил я.

Десантник дико и непонимающе посмотрел на меня, схватил следующий контейнер и снова трахнул им об землю. Вскинул - выстрелил. Чёрная точка снаряда прочертила плавную линию траектории и воткнулась в дом, в четырёхстах метрах от нас, в глубине деревни. От мощного взрыва полетели в разные стороны шифер, балки. Стены сложились и рухнули во внутрь здания. В небо поднялось громадное облако пыли.

Я подскочил к солдату и дёрнул его за рукав: - Солдат, на хрена ты, сволочь, стучишь огнемётом об землю? Взорвёшься ведь и меня взорвёшь.

- Товарищ майор, когда я стукаю огнемётом об землю снаряд от удара глубже оседает в контейнере и из-за этого дальше летит, - очумело заявил десантник.

Возражать и объяснять ему в этой обстановке, да и ругать его не было смысла.

- Солдат, ты дурак. Как он летит на четыреста метров, так он и будет лететь. А от твоих ударов он когда-нибудь рванёт. Прекрати этой ерундой заниматься.

Я отошёл на свою позицию и, поддавшись азарту, стал с пулемёта поливать улицы деревни, хотя я не видел ни одного духа, но рассуждая, что если десантники стреляют, значит, они их

видят. Через минуту у меня над головой опять проревел «Шмель». Я повернулся к десантнику. Солдат бросил использованный «Шмель» и схватил следующий.

- Боец! Пошёл отсюда. – Заорал я, но солдат, не слыша меня, стукнул о землю, вскинул огнемёт и выстрелил. Заматерившись, я схватил пулемёт, коробки с лентами и отбежал от десантника на безопасное расстояние. Из безопасного укрытия стал наблюдать и ждать когда он взорвётся, но солдат раз за разом стрелял. И когда огнемёты у него закончились, он целый и невредимый стал поливать дома из автомата. В деревне горело уже около десятка домов, но духов так и не было видно.

- Слушай, Виктор, - я подошёл к командиру роты, - Куда ты стреляешь? Я ни одного духа не вижу.

Старший лейтенант наклонился ко мне и почти прошептал: - Товарищ майор, курятинки мне захотелось, вот и отгоняю вполне возможно находящихся там духов в глубь деревни. А потом спущусь со своей группой вниз, в деревню. - Я изумлённо покрутил головой.

– Если хочешь, и ты со своими солдатами к моей экспедиции присоединяйся. Что-нибудь и себе найдёшь. – Добавил офицер, видя моё удивление.

Стрельба продолжалась ещё минут десять, но я уже не стрелял, а лишь наблюдал за результатами огня, старательно считая подымающиеся дымы от горевших домов. И удивлялся. Я тоже иногда допускаю излишнюю стрельбу. Меня даже не один раз вызывал к себе командир полка и говорил мне: - До меня доходят слухи, что вы, товарищ майор, стреляете одной ракетой по одиночному боевику.

- А ты знаешь, Копытов, что твоя ракета по цене равняется автомобилю «Волга»? Так ты, - в этот момент командир, указывая пальцем на меня, делал значительную паузу и продолжал, - таким дорогим автомобилем убиваешь боевиков, а это слишком дорого для государства.

- Товарищ полковник, а если боевик танк подобьёт, сколько это «Волг»? – Этим вопросом как правило, ставил командира в тупик и он меня обычно прогонял.

Я ещё раз старательно посчитал дымы от горевших домов: двенадцать штук. Получалось, из-за того, что командир роты захотел покушать куриного супчика: сгорело двенадцать домов, выпущено море боеприпасов и чем ещё вылазка закончится - неизвестно.

Стрельба прекратилась. Командир роты с десятью десантниками и я, взяв с собой Чудинова, Кушмелёва и Некрасова в качестве поощрения, стали спускаться через кусты по едва заметной тропинке к окраине деревни. Нас сразу же обступили кусты, за которыми ничего не было видно. А когда прошли метров десять, стали заметны следы вчерашнего боя: срезанные пулями и осколками ветки, покорёженные стволы деревьев. В одном месте осколками гранаты в кустарнике пробило брешь и на тропе были видны следы крови, которые тянулись вниз. Впереди шли десантники, мы прикрывали их с тылу, настороженно вглядываясь в заросли. Сразу за мной, топая сапожищами, шёл Кушмелёв. До окраины деревни оставалось совсем немного, когда за моей спиной раздался одиночный выстрел и между моих ног появился фонтанчик от пули. Десантники резко рассыпались в стороны, а я стремительно крутанулся, одновременно передёрнув затвор. И почти воткнул ствол в побледневшее лицо Кушмелёва; и еле сдержался, чтобы не нажать на спусковой крючок.

- Товарищ майор! – Испуганно закричал Кушмелёв, - я не хотел, я лишь случайно нажал на спусковой крючок….

Я, наверно, с такой злобой, не опуская автомата, смотрел на него, что его лицо стремительно стало покрываться потом.

- Не надо. Не стреляйте, - только и сумел он выдавить из себя.

- Сука, ты только что чуть не застрелил своего командира. Идиот. – Я повернулся к десантникам. Они молча, направив оружие на нашу группу, наблюдали за происходящим. Увидев, что всё разрешилось, они поднялись и продолжили движение. Мы тоже двинулись за ними, но в это время за моей спиной пошла уже солдатская разборка случившегося. Послышалась короткая возня, несколько крепких ударов и злобный шёпот Чудинова: - Сволочь, если бы ты сейчас завалил командира, то десантура нас бы всех здесь оставила лежать. Ты…, скотина.., что не видел какие у них глаза были. - Послышались звуки ещё нескольких ударов. Я повернулся к солдатам: - Отставить! Разбираться будем потом… В батарее.

К этому времени мы сосредоточились за забором ближайшего дома, на веранде которого развевалось бельё, и внимательно стали наблюдать за обстановкой. Убедившись, что кругом тихо, мы разделились на две группы и выдвинулись на улицу. Десантники отправились в конец улицы, а я со своими солдатами начал пробираться вдоль заборов к центральной части деревни, заглядывая в каждый двор. Пройдя, таким образом, метров двести по улице, и не наткнувшись на боевиков, мы разделились на пары. Я и Чудинов стали обследовать дворы и дома слева, а Кушмелёв и Некрасов справа. Задача была одна: найти провизии.

Зашли через разбитые ворота внутрь двора. Разбитый снарядами сарай и дом не сулили богатой добычи. Так оно и произошло. Дом оказался пустым. Следующий двор показался нам более многообещающим. Тут было всё целое, только разбиты стёкла в окнах. Чудинов ударом ноги вышиб дверь, и с автоматом на изготовку мы вошли, прикрывая друг друга, в дом. Обстановка и вещи были на своих местах: наверно, их не успели хозяева вывезти и Чудинов сразу же нашёл под кроватью трёхлитровые банки с соками. Их было штук двадцать. Сели на

аккуратно заправленную кровать, штык-ножами открыли крышки и прямо из банки стали пить сок. На удивление, несмотря на жаркий день, он оказался очень холодным. Насытив первую жажду, я достал из серванта хрустальный бокал, облитый по краям золотом, налил туда сок и уже не спеша стал его пить, наблюдая как Чудинов шарится по шкафам и ящикам, выкидывая оттуда вещи.

- Чудинов, ты что ищешь? – Поинтересовался я.

Солдат поставил табуретку около шкафа, вскочил на неё и стал шарить рукой где-то в глубине.

- Есть! - Радостно завопил он и достал со шкафа кассетный магнитофон. Магнитофон был весь в пыли и старый, но Чудинов довольно щёлкал клавишами: – Товарищ майор, я давно хотел в нашу машину достать у духов магнитофон, а тут ещё и радиоприёмник встроен. И музыку можно послушать, и новости, а то вы всё жалуетесь, что новостей не знаете.

Я с сомнением осмотрел магнитофон: – Ты что, думаешь, он работать будет?

- Если что, я его починю, – с апломбом заявил солдат, - я ещё тут пошарюсь, может ещё, что-нибудь найду.

Чудинов вышел в другую комнату, а я остался сидеть на кровати, не спеша попивая грушевый сок. Потом налил в бокал из другой банки вишнёвого сока, смакуя выпил и его. Поставил бокал на стол и как был в грязных и пыльных сапогах завалился на постель. Сладко потянулся, ткнулся носом в подушку, вдыхая запах чистой наволочки. Как давно я не лежал в такой постели. Зажмурил глаза, представляя, как будто я дома, но как ни старался, не получалось. К действительности меня вернул голос Чудинова.

- Товарищ майор, я что-то тут нашёл, только не пойму что.

Я встал и перешёл в другую комнату. Мой водитель сидел на корточках у открытой тумбочки, что-то рассматривая в глубине ящика. Отодвинул его в сторону, присел и посмотрел туда.

На дне лежал свёрток, из которого выглядывали несколько пластин коричневого цвета.

- Товарищ майор, может быть это наркотики? – Возбуждённо задышал мне в затылок Чудинов.

Я достал свёрток, развернул его. Осмотрел верхнюю пластину, на одной из сторон было выдавлено плохо различимое клеймо. Понюхал её и ещё раз осмотрел – непонятно. Начал перебирать пластины, пытаясь разобраться в клейме. И только на последней пластине удалось прочитать – «Цейлонский чай».

- Чудинов, да это плиточный чай. А ты – наркотик, да наркотик. Балбес. Они от старости уже и не пахнут даже. – Произнёс я, продолжая разглядывать пластины.

Шумный и облегчённый вздох донёсся из-за спины, на который я резко обернулся и успел уловить напряжённо-вороватый взгляд солдата. Не выпрямляясь, крутанулся на пятках и ударом ноги сшиб Чудинова на пол, навалился на него и схватил за горло: - Ты что, сука, задумал? Говори, а то задушу, - злобно зашипел на него и сильно сдавил горло. Лицо Чудинова налилось кровью, он открыл рот, пытаясь вздохнуть.

- Говори, задушу, брошу здесь и ничего мне не будет, - тряхнул и ударил Чудинова головой об пол, правда не совсем сильно, но чувствительно. Конечно, в мои планы не входило убивать водителя, но своим уголовным прошлым и «номерами» он уже достал меня и сейчас настал момент, в очередной раз и наверно в последний, показать кто в батарее хозяин. Я слегка отпустил хватку на горле: - Говори, сука.

Наверно мои решительные действия и злобный вид добили его, и бывший заключённый сломался.

- Товарищ майор, не убивайте меня. Сукой буду, как на духу, как отцу родному скажу, только не убивайте. Как увидел это, подумал - наркотик. В голове всё помутилось, а тут вас позвал и пожалел. А когда вы начали рассматривать, решил вас убить, чтобы себе наркотики забрать. Хорошо, вы вовремя сказали, что это чай, а так я вас хотел уже ножом ударить сзади в горло. – Всё это солдат произнёс испуганным свистящим шёпотом.

Левой рукой я снова сильно сжал ему глотку, солдат уже не сопротивлялся. Правой рукой выхватил у него из-за пояса нож и приставил его к горлу: - Если хоть ещё раз, хотя бы в твоих глазах увижу то, что мне не понравится, я тебя убью. Ты понял меня? – Я слегка нажал ножом и кончиком ножа проколол кожу на горле. Тонкая струйка крови быстро скользнула на ворот куртки, и солдат утвердительно затряс головой, встряхнув ещё пару раз, я отпустил его и встал, наблюдая за ним.

Чудинов сел, вытер кровь с горла и некоторое время рассматривал её на своей ладони. Медленно поднялся.

- Подойди сюда, - подозвал я его.

Когда солдат приблизился я, коротко размахнувшись, ударил его в челюсть. Водитель замахал руками и улетел в угол комнаты: - Ты, сволочь, хотел убить своего командира, который если бы тебя ранили, на своём горбу утащил бы….

Ударил его вроде бы не сильно, но солдат почти минуту сидел в углу и очумело тряс головой. Я ногой швырнул ему по полу автомат: - Хватит трясти башкой, это тебе уроком будет. Бери этот свой наркотик, чай будем пить в батарее и пошли отсюда.

За этими разборками я совсем потерял контроль над ситуацией, а она уже резко изменилась. На улице совсем рядом послышались крики «Аллах Акбар» и автоматные очереди. Забыв раздоры, мы шустро выскочили в окно во двор, а затем на улицу и сразу же залегли у ворот под огнём боевиков. На противоположной стороне улицы, за обломками каменного забора засели Кушмелёв с Некрасовым и короткими очередями стреляли вдоль улицы. А в ста пятидесяти метрах, в глубине улицы от центра деревни перебежками продвигались боевики, ведя в ответ огонь в нашу сторону.

Я махнул рукой, подзывая ребят к себе, и одновременно с Чудиновым открыл огонь по духам, заставив их на минуту залечь, прикрывая бросок солдат к нам. Они благополучно перескочили улицу и плюхнулись рядом с нами, тяжело дыша.

- Товарищ майор, давайте уходить, а то нас отрежут от десантуры.

- Хорошо, только давайте в дом, хватайте банки с соком. Чудинов покажешь, и отходим. Даю вам две минуты, а пока я вас прикрою, - солдаты мотнули головой и исчезли во дворе. Я же короткими очередями стал сдерживать движение боевиков, хотя тут же пожалел о своём решении. Очереди моего АКСУ на фоне стрельбы боевиками из 7,62 мм автоматов звучали бледно и сиротливо.

- Только бы они наступали по улице, - мелькнула у меня мысль, – если какая группа духов ещё продвигается дворами, то они запросто отрежут нас от десантников и нам будет конец. Долго не продержимся.

Боевики, увидев, что им отвечает лишь один автомат, усилили натиск: то в одиночку, то группами они подымались и рывком проскакивали десять пятнадцать метров вперёд. Пули свистели над головой, крошили кирпичный забор и вздымали фонтанчики земли передо мной. И две минуты показались мне вечностью, отчего я уже хотел кричать своим, но в этот момент из ворот выскочили мои солдаты и вдоль забора стали отходить к окраине. Я приподнялся и усилил огонь, полосуя длинными очередями пространство улицы. Отойдя метров на пятьдесят, солдаты остановились и открыли огонь, теперь прикрывая мой отход. Я вскочил и зигзагами помчался к своим. Теперь пули свистели вокруг меня с обоих сторон.

- Сейчас Чудинов хлопнет меня, и никто не докажет, что это сделал он. – Мелькнула у меня мысль и исчезла. Ещё несколько прыжков и я тоже залёг. Стёр пот и огляделся. Метров в тридцати от нашей позиции улица делала плавный поворот и он мог нас скрыть от боевиков. Прокричав приказ куда отходить, мы стали пятится, не прекращая огня. И вовремя, послышался выстрел гранатомёта и в двух метрах от того места, где мы только что были, вспух разрыв гранаты. Потом ещё один, но было поздно, мы уже скрылись за поворотом и спешным шагом двигались навстречу десантникам. Я в нескольких словах обрисовал командиру роты сложившуюся обстановку.

Несколько команд и два десантника, выскочив из-за поворота улицы, выстрелили почти одновременно из огнемётов. Прогрохотали разрывы и стрельба со стороны духов быстро пошла на убыль.

Мы начали отходить, но не поспешно, а организованно. Впереди шла моя группа. Я тащил пару трёхлитровых банок с соком и солдаты тоже тащили по несколько банок. Чудинов помимо банок нёс и магнитофон, а я то думал, что он его в перестрелке бросил. Но оказывается не так то просто напугать нашего солдата и отобрать у него то, что он добыл. Сразу за нами шли три десантника, которые тащили несколько тяжёлых и объёмных вещмешков, остальные прикрывали наш отход. Тут я наконец-то обратил внимание, что и с горы десантники вели огонь по духам, не давая им преследовать нас.

Если с горы мы спустились в деревню быстро, то в гору подыматься было тяжело, сказывался малоподвижный образ жизни, да и подъём был достаточно крут. С небольшими остановками для отдыха мы всё-таки поднялись наверх. Я оглянулся на деревню, отметив про себя, что к горевшим домам добавились ещё несколько, которые были подожжены в ходе прикрытия нашего отхода. Пройдя несколько метров, я со стоном наслаждения расположился в тени дерева, куда сразу же подтянулись и другие офицеры. Сковырнув с банок крышки, мы все с большим удовольствием стали пить холодный сок. К нам присоединился командир десантников. Он тоже остался доволен вылазкой, притащив тринадцать кур, четырёх индюков и других съестных припасов по мелочи.

- Ну что, когда вы будете сваливать отсюда? А то я сейчас дам команду курятинки приготовить. Посидим. – Сделал многообещающее предложение ротный.

Но, получив ответ, что мы отсюда скоро уйдём, тоже особо не огорчился: - Ладно, тогда в другой раз угощу. А сегодня в роте устрою «праздник живота», - он довольно засмеялся и прокричал своим солдатам команду на сворачивание. Через пять минут они убыли в своё расположение.

Пока мы ходили в деревню и наслаждались соком, обстановка кардинально изменилась. У перекрёстка дорог, у газораспределительной станции скопились тылы 501 полка, а сами подразделения уже были в двух километрах впереди. Одна из рот полка развернулась фронтом к северной окраине соседней деревни и заняла оборону, прикрыв от возможной атаки боевиков тылы полка. А с южной окраины деревни на Шали уходили автомобили нагруженные домашним скарбом.

Задача наша была выполнена и мы, лениво попивая сок, поглядывали на впереди лежащую местность и на нашу деревню, которая опять была совершенно безлюдна, не подавая ни единого признака жизни.

Но признак жизни всё-таки появился. В центре деревни из двора большого дома в небо стала виться тонкая ниточка дыма от костра.

- Что там, хозяин совсем охренел? Или он нам вызов бросает? Так мы быстро сейчас всё на свои места поставим. – Удивлённо пробурчал Игорь Чуватин.

Старший помощник начальника артиллерии подготовил данные для стрельбы и передал их на огневую позицию дивизиона.

Как только мы услышали команду «Залп», вскинули бинокли и стали наблюдать. Разрывы двенадцати снарядов легли, не долетев до двора с костром сто метров. Было отмечено прямое попадание снарядов в несколько домов, а остальные разорвались на огородах и дворах.

Игорь уточнил прицел. Следующий залп лёг теперь с перелётом сто метров. В небо дружно

взлетели обломки домов, крыш, досок. Ещё несколько домов не подлежало восстановлению. Чуватин споловинил пристрелочную вилку, подал команду «веер сосредоточенный» и дал команду на следующий залп. Мы в азарте замерли. Ведь если сейчас огневики сработают точно, то не только от двора, где кто-то развёл костёр, но и от соседних домов мало что останется.

Но снаряды к удивлению легли несколько в стороне, но кучно. Вперемешку с дымом в небо

поднялась и красная кирпичная пыль от взорванных домов. А двор с дымом от костра остался невредимым, и как будто в насмешку дым стал ещё гуще и солиднее.

Чуватин недовольно выматерился, но дал команду довернуть залп влево. Но и следующий залп лёг не там, куда его направляли. Мы заржали, а Игорь высказал начальнику штаба дивизиона по радиостанции всё, что он думал о сегодняшней стрельбе дивизиона. И вчерашней тоже.

Действительно, стреляли сегодня огневики из рук вон плохо. Долго наводили и неточно.

- «Полтава», доворачиваю ещё раз, попробуйте не попасть. Приеду, всех вас в порошок сотру, - недовольно прокричал в эфир офицер, и передал корректуру на огневую позицию. Мы же во всю веселились, глядя на этот концерт, и спорили: попадут огневики в этот раз в цель или

нет. Залп, конечно, лёг не туда куда надо. Смеялся даже Чуватин. Были разбиты все дома и строения в этом квартале, кроме одного дома. Он победно торчал среди куч кирпича и разбитых домов. Был цел даже забор, который ограждал двор. Кругом же дома дымились развалины, но дыма от костра уже не было. Когда он пропал, никто не обратил внимание. Это вызвало новый взрыв смеха.

- Игорь, хватит, - смеясь, обратился к Чуватину майор Седых: – Ты уже загасил костёр. Вообще я предлагаю, когда мы уедем отсюда оставить здесь записку. Духи ведь проберутся сюда. Что, мол так и так: в разрушении данного квартала виноват хозяин такого-то дома, который нагло разжёг костёр среди бела дня во дворе дома. Так они его сами потом убьют.

Отсмеявшись, мы начали сворачиваться и через пять минут были готовы к движению. Я сел на броню БРДМ-2, из люка лились звуки музыки, а водитель Чудинов балдел с закрытыми глазами от счастья.

- Чудинов неужели ты отремонтировал магнитолу? – Удивился я.

- Товарищ майор, да там оказывается предохранитель нужно было поменять, а теперь и новости Вы можете послушать – Чудинов защёлкал переключателем и послышались позывные «Маяка». Я только закрутил головой от удовольствия.

Я заглянул в люк: - А где Алушаев? – Спросил, не обнаружив, последнего на своём месте.

- Сейчас, товарищ майор. Он за мясом пошёл.

Я выпрямился и оглянулся. К БРДМ-2 подходил пулемётчик, нагруженный тремя вещмешками с мясом.

- Откуда мясо? – Спросил я.

- Да мы тут ещё одного телёнка завалили. Сегодня батарея мяса поест вдоволь, - с удовлетворением произнёс Алушаев, закидывая мешки на броню.

Все были на месте. Можно было трогаться домой. Махнул рукой, смотревшему на меня с ПРП Чуватину, что я готов к движению и мы тронулись. Так благополучно закончился 61 день моей войны в Чечне.

В батарее за время моего отсутствия ничего не изменилось. За ужином рассказал офицерам о засаде, а те в свою очередь рассказали, что произошло в полку. Главной новостью был приказ командира полка всем офицерам и прапорщикам сдать пистолеты на склад, что неприятно подействовало на меня. В батарее сейчас остался только мой пистолет и я решил проигнорировать приказ командира и не сдавать его. Вечером мы сварили мясной бульон, а остатки Игорь Карпук замариновал на шашлыки, чтобы завтра угостить командира танкового батальона.

Перед утренним совещанием меня в сторону отвёл Володя Моисеев: - Боря, помнишь ты докладывал об уничтожении огневой точки и трёх боевиков?

- Ну, помню, - осторожно подтвердил я.

- Знаешь сколько там на самом деле боевиков твои положили?

- Троих. А что?

- Не троих, Боря, а тридцать боевиков. Командира взвода представляй к ордену.

- Да ну, какие тридцать? Их трое бежало под бомбами и трое заскочило в укрытие. Один потом выполз и остался лежать у входа. Откуда тридцать?

- Боря, я уже не шучу. В том укрытии, куда заскочили эти трое, сидело ещё двадцать семь боевиков и пережидали бомбёжку. Их там взрывом ракеты всех по стенам и размазало. Ренат вчера как вернулся из засады, его сразу же командир послал на переговоры с боевиками. Те сами вышли на нас, просят сегодня на два часа перемирие заключить, чтобы их оттуда вывезти и похоронить. Да, вон, сам Халимов идёт. У него и спроси.

Спрашивать не пришлось. Ренат, увидев меня, сам подошёл и рассказал о погибших боевиках. После совещания я поехал во второй взвод, который располагался сейчас на месте первого взвода в расположении третьего батальона. Взвода поменял местами в результате произошедшего спора между мной и командиром третьего батальона, который приехал ко мне в гости накануне засады. Даже сейчас я невольно поморщился, вспомнив этот спор: мне было стыдно перед солдатами второго взвода. В ходе внезапно вспыхнувшего спора, я с апломбом заявил подполковнику Медведеву, что мои солдаты выполнят любой мой приказ, даже не обсуждая его. Сказав это, сразу же пожалел, но Медведев скептически улыбнулся и выразил недоверие моим словам, что меня мгновенно завело.

- Торбан, командира второго взвода ко мне.

Время, пока в землянке не появился командир взвода, прошло в молчании. Командир батальона потягивал вино, а я прикидывал: какой приказ отдать.

- Коровин, - обратился к своему подчинённому, - даю тебе час времени, чтобы твой взвод собрал вещи и убыл на место первого взвода. Жидилёва со взводом сюда. Все переезды и обустройство закончить к вечеру. Задача ясна?

Коровин и так был с кислым выражением лица, а тут совсем убито мотнул головой и вышел из землянки. Посидев минут десять, мы вышли на улицу и посмотрели в сторону второго взвода. Там кипела работа: бойцы подогнали к палатке машины и дружно грузили имущество.

- Вот так то, товарищ подполковник, мои солдаты выполняют приказы. – С удовлетворением констатировал я, а вскоре в землянке снова появился Коровин, присел на кровать замполита: - Товарищ майор, к перемещению готовы, только объясните, зачем вы это делаете? – Сказано это было таким тоном, что мне стало стыдно за своё бахвальство, не только перед офицером, но перед всем взводом.

- Товарищ старший лейтенант, мне надо чтобы и первый взвод тоже набрался опыта на передке. – От этого неуклюжего вранья мне стало совсем не по себе, но я продолжал держать марку, - Коровин, давай побыстрей, чтобы дотемна Жидилёв со взводом был здесь.

Вот и сейчас я ехал во второй взвод с неприятным ощущением вины перед ними. Это чувство усилилось и оттого, что солдаты мой приезд встретили с радостью.

- Товарищ майор, почту привезли? Товарищ майор, как дела в батарее? Как там первый взвод? Какие дела в полку? – И много других вопросов. Коровин опять встретил меня с «кислым» выражением лица. Вяло махнув рукой, обозначая воинское приветствие, что-то пробубнил себе под нос, докладывая о положении дел во взводе, что меня неприятно царапнуло, но я воздержался от замечания. Убедившись, что во взводе всё в порядке; ответив на заданные солдатами вопросы, рассказал о том, что произошло в полку за сутки. Потом отвёл в сторону командира взвода: - Коровин, помнишь ракету ты засадил во внутрь укрытия, когда

бомбили щебёночный завод?

- Ну.., - вяло проявил заинтересованность офицер

- Так вот, ты там уничтожил не троих боевиков, а тридцать. Я тебя к ордену представлю за это.

- Какие тридцать? – Уже живее удивился Коровин, - туда же только трое забежало.

- Тридцать, тридцать, товарищ старший лейтенант. Там, оказывается, от бомбёжки ещё двадцать семь боевиков пряталось и сегодня, во время перемирия, их будут со стен отскабливать, чтобы похоронить. Молодец! С тебя за орден причитается, - всё это я говорил преувеличенно бодрым голосом, так как видел, что это известие ошеломило офицера и почему-то ввергло его в ещё большее уныние. Я говорил и говорил, пытаясь расшевелить Коровина, но

попытки мои были безуспешные.

- Товарищ майор, а это не местные жители там были, то есть не гражданские? – С дрожью в голосе задал вопрос командир взвода.

- Коровин, ну какие на переднем крае могут быть гражданские, да ещё во время бомбёжки? Духи это были, товарищ старший лейтенант. Ладно, занимайтесь тут своими делами, а я поехал, - с досадой махнув рукой, я отвернулся и полез на БРДМ. Устраиваясь в люке, наблюдал как Коровин, согнувшись под невидимой тяжестью, опустив плечи, и загребая ногами землю, как военнопленный, бредёт к палатке. Я «закипел» от злости: - Старший лейтенант Коровин, Ко Мне!

Команда, как хлыстом хлестнула командира взвода, он вздрогнул, повернулся и пошёл ко мне. Все солдаты бросили свои дела, встревоженными глазами наблюдая за происходившим.

- Бегом, товарищ старший лейтенант, - в моём голосе зазвенел металл. – Бегоммм!

Подчинённый остановился перед моей машиной и застыл, глядя на меня пустыми глазами. Я перегнулся через край люка и приблизил, насколько это было возможно, своё лицо к лицу офицера.

- Коровин, чего ты распустил слюни? Какие гражданские? Какие местные жители? Вы, товарищ старший лейтенант, уничтожили тридцать солдат противника. Тридцать врагов, которые могли убить тридцать наших солдат, а может быть и больше. Я вас за этот подвиг представляю к государственной награде – к ордену. А вы, товарищ офицер, на глазах подчинённых сопли распустили. Вы не в деревне у себя находитесь, а на войне. Приведите себя в порядок, возьмите себя в руки – это приказ. Вам понятен приказ? Смотрите мне в глаза. Я ещё раз спрашиваю; вам понятен мой приказ? – Коровин заторможено мотнул головой, повернулся и с прямой спиной, нетвёрдой походкой направился в палатку. Когда он скрылся, я с досадой ещё раз плюнул и подозвал к себе Ермакова и Некрасова.

- За командира взвода, отвечаете передо мной своим головами. Как хотите распределяйте между собой время, но рядом с командиром взвода всегда кто-то из вас находится: идёт он в туалет и вы за ним, в баню и вы с полотенцем туда прёте. Спать ложится и вы рядом с ним. И так до тех пор, пока он в себя не придёт – понятна задача? – Сержанты одновременно мотнули головами, а я с тягостным чувством поехал к себе. В землянке меня уже ждали: в гости приехал командир дивизиона с Серёгой Щукиным, пришёл в гости командир танкового батальона. Замполит с шашлыками суетился около костра, а Игорь Карпук накрывал стол. Чтобы избавиться от дурного настроения я, не дожидаясь друзей, хватанул пару кружек холодного вина, а через несколько минут алкоголь сделал своё дело. Настроение поднялось также и от общения с товарищами. Зазвенели кружки и через пятнадцать минут мы в азарте и авторитетно обсуждали все детали военной компании. Если бы какой-нибудь сугубо гражданский человек послушал тот бред, который мы несли, он бы испугался от «широты наших суждений и ума». В самый разгар пирушки заявился старший лейтенант Жидилёв и доложил, что обнаружил склад с боеприпасами в расположении боевиков, но взорвать склад не сумел.

Мы с командиром танкового батальона сразу же «загорелись» желанием уничтожить склад и тут же заключили пари: кто первым же снарядом или ракетой уничтожит цель. Правда, Толик

выговорил себе право уничтожения склада со второго снаряда: первый снаряд разогревочный – авторитетно заявил он. Похватали оружие, одежду и по машинам. Я мчался на берег реки на установке Некрасова, а все остальные на танке командира батальона.

На обрыве Жидилёв мне одновременно с Толиком показал склад, который находился в тылу «ткацкой фабрики», за дорогой. Что интересно: с того места, откуда мы наблюдали за боевиками в первые дни, склада не видно – он сливался с местности. А с этого места отчётливо

проглядывались штабеля ящиков из-под снарядов. Увидев цель, мы кинулись к своим машинам; теперь кто вперёд изготовится к бою, и кто первым взорвёт штабеля ящиков. А то, что они все взорвутся от детонации, от прямого попадания ракеты я не сомневался.

Ловко скользнул в узкий люк оператора и тут же захлопнул, повернул правой рукой рукоятку

и ещё одним движением застопорил его. Правой рукой автоматически щёлкнул несколькими тумблерами на пульте управления, а левой в это время повернул тумблер на два щелчка. Сзади завизжали электромоторы: откинулась крышка люка и из боевого отделения стала выдвигаться пусковая установка с пятью ракетами на направляющих. Гулкий удар возвестил о том, что установка вышла и крышка люка закрыла боевое отделение. Пальцами правой руки прижал рычаг к металлической стойке, на которой держался блок управления и визир. Теперь визир мог вращаться свободно во все стороны. Резко повернул визир вправо и сразу же уткнулся в цель. Сзади возмущённо взвизгнули электромоторы, повторяя поворот. Так, теперь марку визира чуть выше, но не намного – есть, готово. Правый большой палец лёг на кнюпель, типа джойстика, теперь я готов управлять полётом ракеты. А большой палец левой руки привычно нащупал кнопку пуска.

Пуск!!!

Глухо, за броней заревел стартовый двигатель. Чуть дрогнула цель под малым кругом визира – пошла ракета. Через секунду она появилась в визире: в среднем круге, чуть правее и выше цели. Большим пальцем на кнюпеле чуть повёл вправо и ввёл красную точку горящего двигателя в малый круг. Есть! Управление над ракетой надёжно взято, теперь пальцем влево и чуть ниже. Отлично – цель в малом круге и красная точка работающего двигателя совпала с серединой штабеля. Всё склад мой. Мы противотанкисты снова выиграли. Да, только так.

Ракета вонзилась в штабель ящиков, взорвалась. Высоко в воздух взвилась пыль. Но что за чёрт? Почему не взорвался весь штабель? Пыль опала и снова показался штабель и целый. Руки сработали автоматически: завизжали электродвигатели и, не дожидаясь, пока пусковая скроется внутри машины, я открыл люк и вылез из него. Меня встретили насмешки и подколки друзей.

- Ребята, но я же попал, - попытался оправдаться, но в это время грохнул выстрел из танковой пушки. Несмотря на то, что выстрел был разогревочный, снаряд тоже попал в штабеля, разорвался, но опять не последовало большого взрыва.

Толик, тоже сконфуженный, вылез из танка и тоже подвергся насмешкам товарищей. Впрочем, подшучивание продолжалось лишь пять минут, после чего мы заехали ко мне похватали вино, шашлыки и помчались на огневые позиции артиллерийского дивизиона: решив помыться у Князева в бане. Гостевание у Андрея для меня чуть не закончилось трагикомично. Так получилось, что я первым заскочил в баню и балдел в сухом и жарком воздухе. Почти мгновенно покрылся потом, сидел на лавке, растирая пот и грязь по телу, и наслаждался сухим паром. Всё было хорошо до тех пор, пока я не намылился; к этому времени пол был залит водой, а из-за того, что баня стояла немного с наклоном я поскользнулся, упал на пол и заскользил по мокрому полу к раскалённой печке. Я махал безуспешно руками, пытаясь зацепиться за что-нибудь, но под руками был лишь мокрый и скользкий линолеум. Лишь когда моей заднице осталось до раскалённой печки полметра, сумел зацепиться ногтями за какую-ту микротрещину в полу и остановить роковое движение. Замер. Перевёл дух. Несмотря на то, что я и так был весь мокрый и в поту, меня снова прошиб пот, когда представил себе, что было бы если я не остановился. Непроизвольно вздрогнул и сразу же моя задница стала ближе к печке на двадцать сантиметров. Замер, моля бога, чтобы кто-нибудь заглянул в баню и спас меня. Кричать боялся – боялся хоть чем-нибудь нарушить шаткое равновесие. Около входа послышались шаги, дверь распахнулась и в неё сунулся Толик, был он уже полностью раздет, лишь на поясе виднелось полотенце, прикрывающие мужские, в данном случаи Толика, достоинства, в руках он держал мочалку и шампунь. К чести командира танкового батальона, он сразу оценил опасную ситуацию. Медленно положил прямо в грязь мочалку и шампунь.

- Боря, спокойно, только спокойно и не дёргайся. Сейчас я тебя выдерну.

Толик медленно протянул руки ко мне и пальцами плотно обхватил мои лодыжки, натужился и сильно дёрнул. А так сильно дёргать не стоило: я был весь мокрый и намыленный, да ещё на мокром полу. В момент рывка сумел вовремя отцепиться от трещины в полу, поэтому остался с ногтями. От рывка развернулся в сторону двери и на животе, по линолеуму, стремительно заскользил к выходу. Пролетел через дверь и вывалился прямо на Толика, который совершенно не ожидал такого результата. Он только хотел меня развернуть от печки. Со стороны это было, наверно, смешно: два голых офицера с воплями и матом рухнули в глубокую грязевую лужу перед баней. Причём, я упал на Толика и погрузил его с головой в грязь. Долго барахтался на нём, пытаясь встать, снова падал, погружая его при этом всё глубже в лужу. Когда слез с друга и встал, из грязи вынырнул Мосейчук, который только и смог сказать: - Ну, ты и скотина, Боря...

Домывались в бане мы уже вдвоём, тщательно страхуя друг друга, и держась одной рукой за скамейку. Толя дулся на меня, но когда я рассказал анекдот про армяна и армянскую баню, Толя ржал, как сумасшедший и мир был восстановлен. В палатке Князева, куда мы пришли после бани, дым стоял коромыслом; все одновременно что-то рассказывали друг другу, спорили и кричали, пытаясь доказать то, что и не надо было доказывать, при этом яростно жевали жёсткое мясо шашлыков. Мы плавно и органично влились в эту обстановку офицерской пирушки: также яростно жевали мясо, также спорили и пытались доказать, то что давно было доказано. Как я уезжал от Князева помнил смутно, но холодный, вечерний воздух быстро привёл меня в себя и к расположению батареи подъезжал почти трезвый, может быть только несколько датый. Около моей землянки слонялся в непонятном возбуждении практически весь первый взвод. Алушаев и Торбан метались от замполита к землянке и обратно, при этом что-то оживлённо обсуждая. Рядом с Алексеем Ивановичем, согнувшись над работающим электродвигателем, находился Игорь Карпук, который регулировал обороты двигателя и отдавал указания Алушаеву и Торбан.

Чудинов и я, высунувшись из люков БРДМа, в изумлении наблюдали эту суету.

- Алексей Иванович, что происходит? – Увидев нас, к нам на броню забрался замполит.

- Борис Геннадьевич, у танкистов выпросил электродвижок, трофейный телевизор и видик, несколько видеокассет. Посмотрим сегодня фильм, - замполит в радостном возбуждении потёр руки, - заодно и солдатам покажем. Телевизор с видиком в землянке установили. Ещё пять минут и будет всё готово.

Я слез с машины и зашёл в землянку, где весь пол был усеян телами бойцов, которые заняли удобные места и готовы были смотреть кино. Переступая через них, я не без труда пробрался к себе на кровать: - А ладно, пусть бойцы посмотрят фильм: потерплю….

Через пять минут ввалился радостный замполит, вставил в видик видеокассету. По экрану замелькали полосы, потом они исчезли и на экране появились титры.

- Фильм называется «Полицейская собака К–6», - назвав фильм, замполит пробрался на свою койку и с удобством расположился. Я же с удовольствием поправил подушку: давно хотел посмотреть этот фильм. Хотя, конечно, мне здорово не понравилось то, что практически вся батарея, за исключением второго взвода, находилась у меня в землянке и было неизвестно кто остался на позициях: - А, чёрт с ними: боевики за рекой, между ними и нами находится пехота, можно и расслабиться. Первый раз фильм прошёл на «Ура», второй раз я тоже смотрел с удовольствием. Третий смотрел урывками и в полглаза. В четвёртый и пятый разы в душе нарастало раздражение. Солдаты всё это время смотрели фильм: кто спал, а кто смотрел. Кто смотрел - начинал спать, а кто спал, просыпался и заново смотрел фильм. Когда фильм закончился в восьмой раз, и плёнку начали перематывать обратно – я содержание фильма знал наизусть и на всю жизнь.

- Торбан, - отчаянно завопил я, - выноси телевизор на улицу, и видик тоже. Немедля…

Санинструктор живо подскочил к телевизору, повыдёргивал провода и кабеля, схватил телевизор с видиком и выскочил на улицу. Следом за ним передёргивая на ходу затвор автомата вылетел и я. С ходу, не останавливаясь, только увидев, что Торбан отскочил от аппаратуры, открыл огонь. Со звоном лопнул экран телевизора, а видик, который стоял на телевизоре, от удара пуль вскрылся, открыв взору своё разноцветное нутро. Пока не кончился магазин, я

очередями хлестал то телевизор, то видик. Видеомагнитофон, в конце концов, улетел в грязь, а затворная рама наконец-то сухо клацнула впустую. Я повернулся к толпившимся у входа в землянку солдатам и офицерам: - Всё, «кина» больше не будет. Если бы мы сейчас в девятый раз посмотрели фильм, то ваш комбат залаял как эта полицейская собака «К-6». Всё, теперь всем по своим местам.

Солдаты, даже обрадованные такой развязкой, начали расходиться по местам расположения взводов, а Алексей Иванович с огорчённым лицом стал рассматривать остатки аппаратуры.

- Борис Геннадьевич, что я теперь танкистам скажу?

- Алексей Иванович, что ты переживаешь? Они себе новый телевизор и видик добудут. Да, дай им ящик «Анапы», и все проблемы.

Только сейчас я обратил внимание на стоящего около землянки командира танкового батальона, который прибежал на мои выстрелы из автомата и мрачно разглядывал остатки трофейного имущества. Вид у него был помятый, красные глаза и опухшее лицо. Видать, Толя, после возвращения от Князева продолжил вечеринку, но уже со своими офицерами.

- Толя, ты на себя в зеркало смотрел? Если нет – заходи в землянку, там у меня большое зеркало. Посмеёмся вместе, - я смеялся всё громче и громче, наблюдая, как Толик озадаченно ощупывал своё лицо и безуспешно пытался пригладить встопорщенные волосы.

В землянке на столе был уже наведён порядок и в нескольких мисках лежала свежая закуска. Мне только осталось из-под кровати достать банку с вином и разлить по кружкам. Толя с наслаждением, даже не чокаясь со мной, выдул холодное вино и налил ещё кружку.

Вино, упавшее на «старые дрожжи», благотворно подействовало на нас почти сразу. Толик Мосейчук повеселел, и даже несколько посветлел лицом. Мы оба смеялись; вспоминая, как я с голой задницей лежал на полу в двадцати сантиметрах от раскалённой печки и боялся пошевелиться. Вспомнили мы и духовский склад с боеприпасами, который не смогли взорвать. Вспомнили и решили его всё-таки уничтожить. Через пятнадцать минут мы уже были на обрыве, куда приехали на танке командира батальона. Толик сел на место наводчика, а я справа от пушки и стал с интересом наблюдать за действиями командира батальона.

- Боря, никуда не суйся, особенно руками, - проорал мне танкист и сразу же выстрелил. Люки были закрыты, на голове у меня был шлемофон, поэтому выстрела почти не было слышно. Танк дёрнулся, а слева от меня откатился назад ствол и под действием накатника вернулся в прежнее положение. Оставшиеся от выстрела донышко гильзы как будто прилипло к выбрасывающему механизму. Сработал механизм досылания следующего снаряда и танк снова выстрелил. В приборы наблюдения я чётко наблюдал прямое попадание снаряда в цель, но детонации не происходило. Снаряд за снарядом уходил в цель и каждый раз я фиксировал попадание в штабеля, но дым и пыль от разрыва лишь на несколько секунд застилал склад, а потом штабеля ящиков снова проявлялись на местности, даже не разбросанные от разрывов. Мосейчук расстрелял всю боеукладку танка, но склад не взорвал, и через десять минут мы снова сидели у меня в землянке за вином, с недоумением обсуждая данный факт. Правда, мы долго на нём не зациклились, а скатились на излюбленную тему – когда мы поедем домой? Это был живо трепещущий вопрос для всех в полку. Самое поразительное: чем больше мы находились здесь, тем дальше и неопределённей становилась дата, и сама возможность отъезда домой. И самое обидное было то, что ни один из высших военачальников не мог нам назвать сроки отправки домой, или замены. Казалось чего проще, скажите: - Товарищи офицеры и прапорщики, весь личный состав полка воюет шесть месяцев и 21 июля прибывает подготовленная замена, после чего вы все организованно убываете домой.

Такое заявление, наверняка, сняло бы во многом чисто психологическое напряжение среди военнослужащих. Все бы знали, что 21 июля едут домой, считали бы дни до отъезда и спокойно воевали, не дёргаясь обиженно. Тем более, что мы знали о массовой замене офицеров и прапорщиков в 276 полку. В конкурирующем ведомстве в этом вопросе всё было по-другому: подразделения внутренних войск знали, что они приехали в Чечню на сорок пять суток, менты

тоже приехали на сорок пять суток, а мы вообще не знали - На сколько? За эти два месяца все устали и вымотались, что офицеры и прапорщики, что солдаты. Все хотели передохнуть, хотя бы перевести дух. Но всё было крыто мраком неизвестности и офицеры с прапорщиками, психологическое напряжение снимали алкоголем, как известно, который совсем не прибавлял ума.

Пять дней тому назад меня срочно вызвал к себе командир полка.

- Копытов, ты что за письмо домой послал?

- Какое письмо, товарищ полковник? Никаких писем я не посылал. Только по телефону переговаривался. А что случилось?

- Начальник штаба дивизии сейчас вышел на меня, говорит, что к тебе домой пришло письмо с Чечни, где ты описываешь всё, что произошло с тобой 23 февраля. – Командир полка вопросительно смотрел на меня, но я лишь в недоумении пожал плечами.

- Ладно, иди на «Космос», там тебя ждут. После разговора с женой сразу же ко мне.

На станции космической связи меня действительно ждали. Телефонист сунул мне трубку: - Дивизия на связи.

Я взял трубку в руку: - Алло, алло….

- Копытов, ты что ли? – зарокотал голос начальника штаба. – Копытов, мы тут всё про тебя знаем, семье твоей ничего не сообщали, но твоя жена обо всём узнала из письма, которое пришло сегодня. И теперь пришла ко мне и настаивает на том, чтобы тебя немедленно заменили. Ты знай, если надо - ты только скажи и послезавтра будешь дома. Копытов, ты слышишь меня?

Я помолчал немного: - Да, товарищ полковник, я слышу вас. Передайте теперь трубку жене.

- Боря, Боря, - послышался высокий и напряжённый голос жены, - Боря. Получила твоё письмо. Всё, давай собирайся и езжай домой, мы ждём тебя. С командованием дивизии я всё решила. Нужно только твоё согласие и через несколько дней ты будешь дома, вдали от этого кошмара. Ты согласен уехать домой?

Я практически не задумывался, потому что для меня этот вопрос был давно решён: - Валя, я не согласен. Какие бы условия здесь не были, какие бы опасности мне здесь не грозили: я хочу уехать только вместе с полком – только так. Или если меня увезут отсюда: надеюсь что только в госпиталь. Прости меня, но по-другому поступить не могу.

У меня болезненно сжалось сердце, когда услышал плачущий голос жены: - Боря, за нас не беспокойся, мы ждём тебя. Но прошу – береги себя. – Мне было больно это слышать и я почти обрадовался, когда услышал в трубке голос начальника штаба: - Копытов, я даже не сомневался в том, что ты откажешься от отъезда из полка. Я всегда тебя уважал и сейчас ещё больше стал…

Связь внезапно прервалась и теперь в трубке был слышен лишь треск и шум настоящего космоса, сунул трубку в руку радиста и вышел из салона. Командир ждал меня.

- Товарищ полковник, не понимаю, какое письмо она получила? То письмо я написал и отдал своему замполиту, чтобы он его отправил, если меня убьют. Оно должно сейчас находиться у него. Приеду - спрошу.

Командир махнул рукой, прерывая меня: - Боря, ладно; с этим ты сам разберёшься. Ты мне лучше ответь – остаёшься ты или всё-таки решил ехать домой?

Я не стал ничего объяснять командиру полка, а только твёрдо заверил: - Товарищ полковник, я остаюсь.

Командир удовлетворённо мотнул головой и также кратко прокомментировал: - Другого от тебя и не ожидал. Езжай, Копытов, и занимайся своей батареей.

По приезду в расположение я сразу же попросил Кирьянова вернуть мне письмо. Алексей

Иванович сразу же виновато опустил голову: - Потерял я его, товарищ майор. Чёрт его знает, письмо положил в свою папку, а через несколько дней кинулся – письма нет. Искал везде, но не нашёл.

Я только развёл руками: слов у меня не было, правда, через несколько секунд уже с досадой сказал: - Алексей Иванович, ну ты и меня подвёл с письмом.

Кирьянов молчал и чертил на земле носком сапога узоры, а старшина, который был свидетелем нашего разговора крутил головой, глядя на нас: - А о каком письме идёт речь? Это то, что лежало у вас в красной папке? Так я его отправил в конце февраля. Смотрю, письмо комбата лежит, ну я его взял и вместе с батарейными письмами и отправил в Россию.

Теперь мы с замполитом с удивлением смотрели на старшину, а я не выдержал и замысловато выматерился.

- А что, разве не надо было письмо отправлять? – Теперь уже прапорщик Пономарёв виновато крутил головой.

- Да, старшина, не надо было бы, - я чмыкнул уголками губ, - но ты не расстраивайся, ты в этом не виноват. Раз так получилось, значит теперь ничего не изменишь. Только из-за него дома нешуточный переполох получился, да и не только дома, но и в дивизии.

… Это воспоминание промелькнуло перед моими глазами в тот момент, когда Толик с жаром доказывал мне преимущества танка Т-72. Какие ещё были преимущества, я не успел узнать. Плащ-палатка на входе резко откинулась и в землянку влетел старшина, которого сильно толкнули в спину, когда он заходил в помещение. Пономарёв попытался восстановить равновесие, но не сумел и растянулся перед нашим столом. Вслед за старшиной в землянку ввалился Кирьянов и Карпук: из-за их спин выглядывали солдаты со злыми лицами. Старшина повозился на полу и остался там сидеть: подняться он не мог, так как был сильно пьян.

- Алексей Иванович, что случилось? – Хоть замполит внешне выглядел спокойным, но чувствовалось, что это спокойствие давалось ему с трудом.

- Товарищ майор, эта скотина, - Алексей Иванович не сильно, но и не слабо ткнул старшину в бок сапогом, - где-то нажралась и заявилась во второй взвод с водкой. А тут я во взводе, с Игорем работаю. Зная, какой он бывает в пьяном состоянии, я естественно, отобрал у него несколько бутылок водки. Тогда старшина выхватывает из кармана гранату, заскакивает в кабину УРАЛа, где сидит Самарченко. Берёт его в заложники и начинает требовать вернуть ему водку, иначе он взорвёт себя и солдата. Сорок минут мы его уговаривали, пока не усыпили ему бдительность и только тогда сумели его обезвредить. Я не знаю, что с ним делать? Убить мало…

Кирьянов опять пнул его сапогом и гораздо сильней, чем в первый раз. Солдаты начали протискиваться мимо техника к Пономарёву, а тот безучастно сидел на полу и практически не реагировал на толчки, пинки и слова.

- Назад, - рявкнул я на солдат, - Алексей Иванович, смотри: сейчас с ним бесполезно разбираться. Веди его сейчас в палатку первого взвода. Пусть там проспится, а завтра я приму по нему решение. Но только всех предупредите, чтобы прапорщика никто даже пальцем не тронул. Башку тому оторву.

Пономарёва быстренько выволокли из землянке и по-моему кто-то из солдат в суматохе хорошо приложился ногой к его заднице, но я сделал вид, что ничего не видел. Толик налил мне в кружку вина и с интересом спросил: - Боря, ну и как ты его накажешь в этих

условиях?

Я даже не думал: - Толя, всё гораздо проще, чем ты думаешь – просто надо знать свой личный состав. Я знаю, что в Елани, откуда он пришёл ко мне, он что-то совершил серьёзное и для того, чтобы его не уволили и не выкинули из очереди на квартиру, он вынужден поехать сюда. А он знает, что я как командир подразделения в любой момент за его просчёты и провинности могу выпнуть обратно в Елань. Но это не всё – он банально боится меня. Не пойму за что, но этот бывший капитан милиции жутко меня боится. Так что вечером, когда проспится, он примет любое моё решение, лишь бы его не отправили отсюда. А я ему объявлю семь суток домашнего ареста: пусть это будет не по уставу, но я его арестую и он семь суток просидит в палатке первого взвода без оружия, и даже не пикнет. Лишь бы его не выгнал в Россию. Толя, так будет и не как иначе. – Я поднял кружку и чокнулся с товарищем. Мы выпили, потом выпили ещё и ещё. Поэтому внезапное появление Черепкова в землянке мы восприняли с восторгом и как должное. Когда Черепков выпил штрафную кружку «Анапы», пошли расспросы: как, чего, почему и что он тут делает?

Оказывается, он приехал за своей палаткой, которую оставил на старом месте 13 марта, когда пошёл с пехотой вперёд. А сейчас их дивизион перекидывают в другое место, вот он и вспомнил про своё имущество. Палатка с каркасом на месте, но всё это в мелких дырках. А внутри палатки, на земле, множество воронок от гранат: - Откуда всё это, ни фига не пойму? – Закончил

свой рассказ Виктор.

Я залился безудержным смехом, потом обнял Черепкова и Толика за плечи: - Витя, прости, но это моя работа.

- Через пару дней, как мы пошли к берегу, еду я на совещание. Смотрю, твоя палатка стоит одиноко. И мне нестерпимо захотелось посмотреть, как она взлетит, если вовнутрь палатки бросить гранату. Достаю РГ-42 и бросаю её прямо из машины, присел в люке. Рвануло. Выглядываю – палатка на месте. Ну, думаю, надо кинуть гранату помощнее: достаю Ф-1, кидаю, но сам в люке только присел, поглядываю, а палатка только чуть вздрогнула и осталась на месте. Я удивился. Еду обратно, кидаю ещё две гранаты – палатка на месте. И так каждый раз, когда я еду на совещание и обратно, а палатку взорвать не могу. Палатка вздрагивает, осколки её пронизывают, но она стоит на месте. Так что, Витя, прости, но палатка тебе больше служить не может. Списывай её.

… Вечером Алексей Иванович привёз из третьего батальона телевизор и отдал его танкистам, взамен расстрелянного.

- Борис Геннадьевич, в Чечен-Ауле боевиков давно уже нет и третий батальон трое суток «чистит» село: столько трофеев набрали – умотаться. А в полк только сегодня доложили, что в деревне боевиков нет. Надо бы и нам, в деревне пошуровать, может что найдём нужное для житья-бытья.

- Да я знаю, сегодня подполковник Медведев о том, что в деревне нет боевиков доложил командиру на совещании, но что-то мне подсказывает, что командир полка тоже не будет спешить с докладом в Ханкалу и у нас есть пару дней. Только прошу, Алексей Иванович, не мародёрничать. Только то, что действительно нужно батарее.

В землянку зашёл старшина, которого по моему приказу привели ко мне. Было ему тяжело с похмелья, но стоял твёрдо. Пономарёв было дёрнулся ко мне, но я резко поднял руку, останавливая его: - Стоять, товарищ прапорщик, извиняться и оправдываться потом будешь, когда семь суток отсидишь под домашним арестом. Будешь сидеть в палатке первого взвода, разрешаю выходить из неё, но не далее чем на десять метров. Вместо тебя твои обязанности будет выполнять рядовой Самарченко, которого ты хотел взорвать. Тебе старшина всё понятно?

Прапорщик обречённо мотнул головой.

- Пономарёв, после отбытия ареста я лично займусь тобой. Или ты меня поймёшь, или мы расстанемся. Всё. Идите, товарищ прапорщик.

День заканчивался, был он как все дни: тяжёлый и одновременно лёгкий. Тяжёлый, потому

что несмотря на то что день прошёл в основном за лёгкой выпивкой и в кругу друзей, я постоянно чувствовал ответственность за батарею, за подчинённых. Был готов сразу же вмешаться в тот круговорот событий и дел, который требовали немедленного моего вмешательства, немедленного решения. Лёгкий, потому что сумел организовать жизнь батареи так, что мои офицеры и прапорщики сами решали возникающие проблемы. А мне лишь приходилось их решения утверждать или же корректировать.

На следующий день замполит с техником набрали людей из взводов и умчались на УРАЛе в

Чечен-Аул. Вернулись через три часа, из кузова высыпали довольные солдаты, которые стали хвастать перед теми, кто не ездил добытыми трофеями, правда, они опасливо косились на меня. Но я уже заглянул в кузов и увидел, что трофеи были в основном продовольственного характера, немного посуды необходимой в хозяйстве и остальное по мелочи. За автомобилем

был зацеплен прицеп полностью забитый струганной доской, фанерой и рифленой пластмассой.

Я обошёл прицеп под ревнивым взглядом Кирьянова: - А это зачем? – Спросил замполита и пнул сапогом колесо.

- Борис Геннадьевич, прицеп большой и исправный. Мы тут с Игорем помаракуем и построим на прицепе салон, а то надоело – как перемещение, так землянку строй. Зато когда салон будет готов: подцепил его и поехал. Приехали на место: отцепил его от машины и располагайся себе.

С сомнением покачал головой, но разубеждать его не стал – пусть попробует, может, что и получится. Весь день все подразделения «чистили» Чечен-Аул и не зря торопились. Вечером, на совещании, командир довёл, что он сообщил в Ханкалу о взятии села, и завтра подразделения внутренних войск будут зачищать Чечен-Аул.

Ночью, под утро, на землю упал плотный туман. Лишь после утреннего совещания он немного развеялся, но всё равно видно было только метров на сто. Я ехал на позицию второго взвода и навстречу мне попадались многочисленные подразделения ВВ, которые занимали позиции для проведения зачистки. Недалеко от второго взвода заняла огневую позицию батарея 82 мм миномётов. Когда я пришёл к ним, чтобы пообщаться с офицерами то на флангах батареи увидел и расчёты безоткатных орудий СПГ. А поговорив с ВВэшниками, с удивлением узнал, что в операции по зачистке участвует 1300 человек. Все уже заняли позиции, ждут только когда рассеется туман.

Коровин уже чувствовал себя нормально, поэтому во взводе пробыл недолго: уточнил задачи на день и уехал. А когда подъехал к южному перекрёстку, то туман уже почти рассеялся и я принял решение двинуться на южную окраину села и посмотреть, как будет проходить зачистка.

Здесь уже стоял бронетранспортёр, на котором сидел Олег Касаткин и ещё пару офицеров со штаба полка. Мой БРДМ подъехал вплотную к БТРу и я перескочил к ним. Оказываются, они по приказу командира полка ждали ВВэшников чтобы их сопровождать при зачистке и осуществлять оперативное взаимодействие. Ожидая их, мы чуть выпили: лениво перебрасывались словами и наблюдали, как остатки тумана быстро тают под лучами солнца и небольшим ветром. Подъехал на УРАЛе Алексей Иванович: он решил быстро заскочить в село и забрать из какого-то дома целый телевизор и видик, но в это время подъехали спецназ ВВ на нескольких БТРах. Как только бронированные машины остановились, с них горохом посыпались солдаты и сразу же рассыпались в цепь, охватывая крупный коттедж на окраине, рядом с нами – залегли, удивлённо поглядывая на нас.

К нам подскочил здоровяк-спецназовец и заорал: - Вы, чего тут расселись, как на стрельбище мишени. Сейчас вас снайпера духовские поснимают.

Мы засмеялись: - Утухни, иди и ори на своих солдат. Мы здесь два месяца воюем, а не в тылу как вы сидите. – Все эти слова сопровождались не совсем лестными эпитетами.

ВВэшник заматерился и убежал к своим солдатам, мы же не спеша слезли с брони и пошли в том же направлении, чтобы посмотреть как будет проходить зачистка. Офицер-спецназовец встретил нас уже более миролюбиво: - Сейчас мы будем зачищать вот этот коттедж, - он рукой показал на огромный кирпичный дом, кирпичный забор которого окаймлял большой участок земли. Спецназовцы лежали вдоль забора, с напряжением вглядываясь в глубину улицы и в постройки окружавшие здание. Несколько человек, пригнувшись, пробежали вдоль улицы и через пролом в кирпичном ограждении пробрались в соседний двор. Ещё несколько человек переместились в другую сторону, тем самым окружив дом с трёх сторон. Захрипела небольшая

переносная радиостанция: - «Первый, первый. Я шестой. Нахожусь на месте. Из-за построек доносятся голоса и шум. Сколько во дворе духов определить не можем. Предполагаю – не меньше десяти. Дом отсюда не просматривается».

Мы, со всё возрастающим недоумением, вслушивались в переговоры спецназовцев: - Какие духи? О чём они говорят? Да духов здесь уже несколько дней как нет.

А ВВэшный офицер победно посмотрел на нас и медленно, торжествующе покрыл нас матом: - Ёб …. …. Вояки хреновые. Духов тут нет уже неделю, – почти похоже передразнил он Олега Касаткина, - да если бы я не приехал вовремя, вы бы сейчас лежали здесь на дороге красивые, но холодные. Балбесы. А сейчас можете посмотреть, как мы, «тыловые крысы», работаем.

Офицер внутренне подтянулся и стал деловито отдавать команды по радиостанции старшим групп. Спецназовцы зашевелились вдоль забора. Прикрывая друг-друга, часть из них полезла через забор, а другая вышибла калитку и скопом ввалилась во двор, сразу же рассыпаясь в цепь. Мы тоже помчались за спецназовцами, срывая с плеч автоматы: если здесь боевики – то мы тоже окажемся не лишними в этой драке. Вскочили во двор и рванули во внутрь дома через уже выбитую кем-то дверь: мельком отметив, что ВВэшники заняли позиции под окнами и в глубине двора. Дом встретил нас шумом и грохотом выбиваемых дверей. Группа спецназа рассыпалась по помещениям, но основная группа мчалась через помещения к внутреннему дворику, где были засечены боевики. Не отставали и мы от них. Послышались крики, треск рам и звон стёкол – это спецназ рвался через окна во дворик. Передо мной внезапно оказалась дверь, удар ногой – дверь легко распахнулась и ударилась о стенку. Выскочил на крыльцо и сразу же ушёл в сторону, давая дорогу следующему. Резко крутанулся на месте приседая и готовясь веером дать очередь по двору, понимая, что во дворике я оказался первым, опередив спецназ, который всё ещё рвался через окна веранды. Но стрелять не пришлось: открывшиеся картина сначала повергла меня и остальных, выскочивших во двор через дверь открыть рот в изумлении, а потом гомерический хохот наполнил всё пространство. Не смеялся лишь только командир спецназовцев, который злобно смотрел на причину нашего смеха. Посередине двора лежала окровавленная колода, на которой два грязных солдата из третьего батальона рубили головы курам. Расправлялись они с курами в тишине и спокойствие, зная о том что им никто не помешает. А тут внезапно шум, гам, треск дерева, звон стекла и толпа каких-то военных вламывается во двор. Автоматы бойцов были аккуратно прислонены к кирпичной стене. Один из них занёс топор над головой, чтобы оттяпать очередной курице голову, а второй прижимал эту курицу к бревну. Чуть в стороне курился костёрчик, на котором в котелке кипела вода. Солдаты замерли в этих смешных позах и с изумлением смотрели на нас.

- Солдат, тихо и осторожно опусти топор, только не на голову своему товарищу, - мы опять закатились от смеха, а солдат сконфуженно опустил топор.

- Хорош ржать, - обиженно заорал на нас офицер-спецназовец, вызвав очередной приступ смеха. Появились улыбки и на лицах ВВэшников. Офицер с досадой махнул рукой, отвернулся от нас и накинулся на солдат полка: - А вы, что тут дебилы делаете? Козлы, мы же вас могли пострелять, приняв за боевиков.

Солдаты уже пришли в себя и, поняв, что им ничего не будет от ВВэшников осмелели: - Да какие здесь боевики. Мы дня четыре здесь спокойно шастаем. А сейчас решили супчику куриного поесть.

Офицер-спецназовец огорчённо махнул рукой, дал команду и мы все высыпали обратно на улицу.

- Да не расстраивайтесь вы, - мы хлопали ВВэшников по плечам, - и на вас хватит боевиков. Ну, в другой деревне найдёте их.

Офицер по радиостанции стал докладывать о результатах начала зачистки, потом выслушал ответ, подозвал к себе старших групп.

- Продолжаем зачистку в том же режиме: никому не расслабляться. Командование только что подтвердило сведения, что в деревне всё-таки есть боевики и их достаточно много. – Спецназовцы оглянулись и с презрением поглядели на нас.

Но это нас не смутило - пусть потешаться, если им захотелось поиграть в войну.

Послышались команды офицеров и солдаты начали двигаться вдоль заборов в глубину улицы. Мы двинулись за ними, но по середине, отпуская шуточки и острые подколки в адрес

спецназа внутренних войск. Их, не прикрытое презрение к нам, всколыхнула в глубине души извечную вражду двух ведомств: МВД и Армии. И сейчас мы изощрялись в шуточках, которые были уже на грани оскорбления. ВВэшники бросали злобные взгляды, но не отвечали, делая вид, что это их не касается. Впрочем, до более открытого столкновения дело не дошло. Впереди идущий разведчик - спецназовец дошёл до перекрёстка улиц и выглянул за поворот: тут же отпрянул, резко подняв вверх руку - Внимание! Все мгновенно остановились и замерли, наблюдая за разведчиком: тот присел и опять выглянул за угол. Несколько секунд всматривался, а потом стремглав бросился в сторону и залёг за деревом. Подал несколько сигналов рукой и спецназовцы, как будто растворились в пространстве, так они слились с местными предметами на улице. Надо было отдать им должное – выучка у них была на высоте. Одни только мы стояли кучкой посередине улицы, настороженно вглядываясь в перекрёсток. Наступила тишина, в которой явственно стали слышны приближающиеся непонятные, скрипящие звуки. Чем ближе они приближались, тем более нарастало напряжение. Я пальцем надавил на флажок предохранителя и опустил его на отметку автоматического огня. Такие же щелчки послышались и от других наших товарищей. Скрипящие звуки достигли перекрёстка и затихли, а через несколько секунд возобновились. Ещё несколько мгновений и на перекрёстке показалось двое солдат: один из них, без автомата, толкал перед собой тачку, с нагруженным на ней цветным телевизором и ковром, брошенным сверху. Второй в обеих руках держал за шеи сразу четырёх курей. Одна из них была ещё живая и изо всех сил трепыхалась: била крыльями солдата по лицу и беспорядочно гадила ему на форму, что здорово веселило его товарища. Оба они были до того увлечены, что не заметили выросших на их пути ВВэшников. Колесо тачки с ходу наехало на ногу спецназовца и прекратило своё движение. Солдат от неожиданности потерял равновесие: тачка опрокинулась, вывалив телевизор. Глухо звякнул об камень экран, рассыпая тёмные осколки стекла по земле. Солдат бросился к телевизору, перевернул его и огорчённо выругался. Повернулся к спецназовцам и, не разбирая кто стоит перед ним, покрыл их трёхэтажным матом. Второй в это время боролся с курицей, у которой проснулась тяга к жизни: она билась в руках, перья летели в разные стороны, мешая солдату правильно оценить обстановку.

- Чего растопырились на дороге? Ё…. ..ть! Мы с того края волокли трофеи, почти дотащили и из-за вас теперь телека лишились, - орал солдат из облака перьев.

Мы давились от смеха, глядя на озадаченные лица спецназовцев. Подошедший офицер быстро прекратил возмущения солдат третьего батальона. Дал каждому хорошего леща, а солдату с курами ещё и пинка под зад. Только сейчас те разглядели, кто стоит перед ними, и теперь затравлено оглядывались, с надеждой поглядывая на нас.

- Откуда идёте, балбесы? – Чтобы ускорить получения ответа, офицер ещё раз дал хорошего подзатыльника.

Солдат судорожно вздохнул: - С того края деревни.

- А что там, боевиков нет?

- Да, тут никого нет. Во всей деревне только один глухой дед остался. Так мы его не обижаем, - солдат осмелел и уже чувствовал себя более спокойным.

Второй, обиженный отсутствием внимания к своей персоне, со знанием дела скрутив курице голову, влез в разговор: - Ну и большая, товарищ капитан, деревня, но людей никого. Третьи сутки шаримся здесь и кроме старика – никого….

Спецназовец грубо оборвал солдата: - Заткнитесь. Я вас обоих арестовываю за мародёрство.

Капитан махнул рукой на солдат: - Забирайте.

Тут уж пришлось вмешаться нам. Я взял капитана за рукав и потянул его в сторону: - Не кипятись. Дай команду – Отставить.

Офицер резко выдернул свою руку: - Я что сюда, приехал шутки шутить? Вы свою работу сделали – вот и валите отсюда, не мешайте другим свои дела делать. А этих я арестовываю. Попались на мародёрстве – пусть отвечают.

- Ну, чего стоите, разинув рот, - со злобой закричал спецназовец на своих солдат, - наручники на руки и в машину.

- Погодите мужики, - Касаткин, до этого молчавший, махнул рукой солдатам-спецназовцам, которые собрались одевать бойцам наручники, и повернулся к их командиру, - Ты, капитан, утихни немного и перед нами пальцы веером не надо расставлять. Да вас, ВВэшников, сейчас вокруг деревни больше чем у нас в полку. Подумаешь, на зачистку приехали: на всё готовое. Сейчас по деревне пройдёте без единого выстрела и к вечеру уедите к себе в тыл считать оставшиеся дни до окончания командировки, а мы останемся опять лицом к лицу с духами. Так что, бойцов ты отпусти. Этот батальон, для того чтобы ты зачистку здесь сделал нормально, потерял пятнадцать человек убитыми, около сорока только тяжело раненых и два человека без вести пропавшие. И если ты захочешь, мы тебе сейчас покажем дом, где боевики на двери прибили сержанта с этого батальона и кидали в него ножи, но он ничего так и не сказал им. Понятно тебе? Да они после этого пол деревни имеют полное право спалить, а ты из-за телевизора и старого ковра бучу подымаешь. Давай, капитан, отпускай солдат, - Олег для большей убедительности дёрнул офицера за рукав.

Спецназовец поморщился, хотел что-то сказать, но махнул рукой своим солдатам и, потеряв всякий интерес к нам, начал отдавать приказы. ВВэшники засуетились, разбились на несколько групп и начали удаляться по улице в глубину деревни, рассыпаясь по дворам. Они уже не опасались засад и боевиков: до нас доносился треск взламываемых дверей, звон стекла. Иногда слышались глухие разрывы гранат, которые солдаты кидали в погреба и другие опасные места. Слышались автоматные очереди, которыми прочёсывались не просматриваемые помещения, горели стога сена во дворах.

Солдаты третьего батальона, воспользовавшись суматохой, покидали в тачку курей и быстро смылись. Я тоже не стал больше задерживаться, сел на БРДМ и уехал к себе.

Остальные несколько дней прошли спокойно, боевики не проявляли активности, а полк занимался подготовкой к дальнейшим боям, но уже за рекой. Пару дней в полку обсуждалась статья в газете «Комсомольская правда», где писалось о том, что чеченцы на наш полк, за взятие племсовхоза. совхоза, подали иск в размере 11 миллионов долларов. Полтора миллиона за племенного быка: бродил он у нас по территории станции, но недавно бойцы его убили на мясо. Оказывается, он был даже занесён в международные реестры; такой породистый был. Месяц назад смешной случай произошёл с участием быка. Солдат с РМО ночью стоял в карауле, по охране расположения роты, и захотелось ему по «большому». Сел солдат в укромном местечке, разложил около себя оружие, сидит себе дела делает, всё кругом тихо и спокойно. А недалеко от него бродил этот бык – «Джохар», так солдаты его прозвали. Скучно ему было: увидел сидящего бойца. Подошёл сзади и так ласково лизнул того в затылок, приглашая пообщаться. Не знаю, что подумал солдат, увидев над собой огромную рогатую голову, но когда через несколько минут разводящий пришёл его менять - солдата не нашли. Аккуратно лежали автомат, ремень со штык-ножом, патроны, но часового не было. Нашли его через полчаса, в укромном месте, где он и приходил в себя. А остальные десять с половиной миллионов долларов за разбитое спермохранилище. Там, оказывается, хранилась сперма элитных, выведенных экспериментальным путём, животных. Хотя можно сильно посомневаться: ни электричества, ни других условий, при которых можно хранить сперму, просто не было. Серёга, особист, который имел к этому прямое отношение, как говорили, ворчит: - А я откуда знал, что это сперма? Смотрю, колбы стоят, а в них мутная жидкость: я их с полок и смахнул. Мне это помещение для моего проживания подходило.

После этого обсуждали совсем непонятный случай. В первые дни боевых действий в танковом батальоне погиб солдат. Снайпер всадил ему пулю прямо в голову. С телом убитого

провели все положенные процедуры. Провели официальное опознание, составили акт и отправили в Ростов. Там тоже было проведено опознание; приезжал замполит роты и составлен ещё один акт опознания. Тело солдата было отправлено на родину. Здесь цинковый ящик вскрыли: естественно родные осмотрели труп и никаких вопросов у них, тоже не возникло.

Танкиста похоронили, помянули через девять дней, а ещё через несколько дней приходит им телеграмма: – «Мама, папа, у меня всё нормально, ранен. Нахожусь в госпитале в городе Санкт-Петербурге». И адрес госпиталя. Родители собираются, мчатся в Санкт-Петербург и действительно, в госпитале находят своего сына, раненого в ногу. Вопрос – кто был опознан, и кого похоронили? Это непонятно до сих пор.

Нехорошо получилось и со смертью старшего лейтенанта Сороговец, который погиб при взятии берега. Вскрылись не совсем нормальные обстоятельства и подробности. Когда сообщение о смерти офицера пришло в дивизию, то по какой-то причине жене разведчика сразу же не сообщили, но известие это уже распространилось по военному городку. И вот едет жена Сороговца в троллейбусе по городу, думает о чём-то своём, улыбается. А в это время её видит женщина с 32 городка, подходит и говорит: - Сидишь здесь, улыбаешься, а вот твой муж убит.

После такого заявления женщина мчится к жене Петрова, которая, кстати, знает о смерти офицера, но на вопрос женщины ответила – мол, ничего не знаю. Справедливо рассудив: кто я такая, чтобы об этом сообщать близким погибшего. Я только жена командира. Жена Сороговца ринулась к близкому другу мужа, тоже офицеру. Так, мол, и так. Друг её успокоил и пошёл в штаб дивизии разбираться. Вернулся через пару часов и весело заявил, что всё это ерунда, и я только что по телефону разговаривал с её мужем. Женщина успокоилась, но непонятно почему он соврал. А на следующий день к ней приходят со штаба дивизии и официально объявляют о смерти мужа. Женщина посмеялась и рассказала о том, что вчера друг её мужа разговаривал с ним по телефону и сообщение о его смерти это ошибка.

- «Разберитесь у себя, там, в штабе, прежде чем идти с таким жестоким известием», - с этими словами она выпроводила их из квартиры. Нашли друга мужа и жёстко с ним разобрались, а после этого вновь пришли к ней. Сказать, что с ней произошла истерика, значит, ничего не сказать, но получилось совсем хреново.

Посмеялся полк и над первой партией контрактников, которая прибыла на пополнение. Ещё раньше нам предлагали подобрать контрактёров с 137 Чебаркульской бригады, которая приехала с Урала и через некоторое время её стали расформировывать, укомплектовывая офицерами и личным составом другие части. Съездил и я, посмотрел на них и отказался от всех. Мне такие контрактники не нужны. Где их собрали военкоматы, на каких помойках и вокзалах – непонятно? А тут прилетело пополнение с Екатеринбурга, сразу с самолёта их под вечер привезли в расположение полка. Несмотря на то, что их несколько часов везли из Моздока, добрая половина их была до сих пор пьяна и вообще не воспринимала, где они находятся. Предвидя такой случай, командир полка приказал приготовить для ночлега здание бывшей фермы, застелив полы большим количеством соломы. Туда же солдаты РМО перевезли убитую,

голую снайпершу и закопали в солому. Пьяную толпу контрактников загнали в ферму и положили спать, а утром пошли смотреть. Снайперша как раз оказалась в центре толпы и, взгромоздив на неё ногу и руку, уткнув нос в бок, сладко спал грязный и небритый контрабас. Пробуждение от сна и осознание того факта, что всю ночь он спал в обнимку с трупом было достаточно неприятным. Особенно после того, когда все стали его подкалывать, намекая что вполне возможно он не только обнимал её…

Всё эти смешные и не совсем смешные события были лишь определённым фоном, за

которым скрывалась напряжённая и опасная работа по подготовке к дальнейшим боевым действиям за рекой. Еженощно за реку уходили группы разведчиков, сапёров и артиллерийских корректировщиков. Днём сотни глаз напряжённо вглядывались и изучали каждый бугорок, каждую ложбинку, где мог затаиться враг. Напряжённо работали тылы полка, для того чтобы полностью снабдить всем необходимым подразделения. Ремонтники лезли из кожи, ремонтируя

машины и боевую технику. Кто-то из офицеров рассказал, что в одной из ходок на мине подорвался подполковник Кишкин. Правда, повезло ему; лишь посекло мельчайшими осколками ноги.

И вот настал вечер, когда полковник Петров на совещании сказал «Пора» и начал ставить боевые задачи подразделениям. Я сидел и внимательно слушал боевой приказ на завтрашний день и был сильно разочарован. Опять все шли в бой, а мою батарею оттягивали в тыл для охраны командного пункта полка, кроме первого взвода, который уходил вместе с третьим батальоном. Я перематерился про себя, но делать было нечего.

Утром поставил задачу на свёртывания палаток, а сам пошёл к мосту, чтобы наблюдать, как боевые подразделения уходят на ту сторону Аргуна. Здесь уже находился командир полка с офицерами штаба. В выемке предмостья выстроились боевые машины первого батальона, а на окраине МТФ, вдоль забора машины третьего батальона. Пехота спокойно сидела на броне и ждала команды, наблюдая за тем, как Петров ставил задачи командирам батальонов, отдавал последние указания и советы. Изредка они вскидывали бинокли и смотрели на ту сторону реки. Точно также вскидывали бинокли и другие офицеры, разглядывая противоположный берег и пытаясь хотя бы сейчас, в последний момент, обнаружить боевиков или замаскированные позиции. Но всё было тихо, воздух кристально чист и прозрачен. Была видна буквально каждая деталь, каждая складка местности, но боевики и их позиции не наблюдались. Несмотря на то, что ярко светило солнце и на голубом небе не было ни облачка, противоположный берег зримо излучал угрозу и опасность. Сначала мост перешла разведка первого батальона с сапёрами, а через некоторое время БМП с десантом на борту стали по одному, осторожно пересекать мост и двигаться в сторону перекрёстка дорог Шали – Новые Атаги. Боевые машины в разные стороны ощетинились стволами, сидящей на них пехоты, которая напряжённо вглядывалась в разлапистый и густой кустарник, разрушенные строения щебёночного завода и разворошенные взрывами кучи щебёнки, откуда могли выскочить боевики и в упор открыть огонь. Но всё обошлось. Первый батальон благополучно миновал завод, спокойно проехал вдоль зелёнки тянувшейся слева от дороги сплошняком и вышел на перекрёсток. Теперь мост стали пересекать машины третьего батальона, а я вернулся в батарею. Построил колонну и двинулся к племсовхоза. совхозу. Один взвод поставил у южного перекрёстка, тем самым прикрыл направление от Старых Атагов, а другой взвод расположил ещё правее. Сам же, со своей ячейкой, расположился перед трёхэтажным зданием дирекции племсовхоза. станции. Алексей Иванович и Игорь сразу же стали разгружать с прицепа доски, фанеру, решив за время стоянки здесь, сделать хорошую будку на прицепе и жить в ней. Понаблюдав за ними с полчаса, я ушёл на противоположную сторону штаба, где за длинным столом сидели Колесов, прапорщик Воронин, Ренат Халимов, секретчик Володя Романов и также меланхолично наблюдали за погрузкой штабного имущества на машины, чтобы по первому приказу командира выдвинуться на новое место. Иногда Андрюха Воронин срывался с места и вмешивался в погрузку, добиваясь того порядка, который был нужен ему, после чего он снова присоединялся к нам. Периодически Халимов и Воронин начинали уговаривать Колесова, чтобы тот достал из заначки немного коньяка, но Колесов стоял твёрдо и также твёрдо отказывался, но недаром говорят - вода камень точит, и через полчаса его всё-таки уговорили. Начальник штаба выставил на стол литр коньяка и теперь мужественно смотрел, как мы его попивали. За неспешным разговором и наблюдением за погрузкой коньяк быстро закончился, но продолжать мы не стали. Пришёл радист и рассказал, что наступление идёт нормально, боевики оказывают сопротивление, но слабое. Подразделения первого батальона заняли оборону, а третий батальон двигается в сторону расположения Шалинского танкового полка.

- Да, товарищ майор, - повернулся ко мне солдат, - ваши там тоже отличились: подбили танк и БМП духов, но подробностей не знаю.

Обрадованный известием я сразу же ушёл к своим, чтобы поделиться радостной новостью. Замполит тут же достал вина и мы отметили успех наших ребят. Через десять минут замполит и техник снова стали колотить будку, а я послонявшись немного вокруг них, одел на голову немецкую каску, закатал по локоть рукава и вышел на дорогу около въезда на племсовхоза. совхоз, решив немного развлечься и поиграть в фашиста. В ста метрах за монументами «Быку и Барану», вытянувшись в колонну, стояла разведывательная рота. Командир полка решил в этот раз разведчиков оставить в резерве. Вот они стояли на дороге и ждали команду. Я покрутил головой по сторонам, но ничего заслуживающего внимания не обнаружил. Посмотрел на разведчиков, раздумывая; стоит ли идти к ним или подождать на перекрёстке чего-нибудь интересного. Разведчики также с любопытством посмотрели на меня: и тоже решили подождать. Мы остались на своих местах – разведчики на БМП, а я стал мерно прохаживаться по дороге. Десять шагов вперёд, поворот кругом, теперь десять шагов назад и опять поворот. Через пятнадцать минут мотания взад-вперёд, моё внимание привлёк легковой автомобиль, который быстро приближался со стороны Гикаловского. Легковых автомобилей, да ещё движущихся я не видел уже больше двух месяцев, поэтому настороженно наблюдая за приближающейся машиной и решая про себя: то ли сразу врубить по машине с автомата, то ли немного подождать. Решил подождать. Водитель «Жигулей» тоже решил не рисковать, поэтому за сто пятьдесят метров остановился, высадив двоих пассажиров, быстро развернулся и умчался обратно. Пассажиры, а это оказались контрактники лет двадцати семи, с большими сумками в руках приблизились ко мне и так небрежно, запанибрата, как будто перед ними стоит их друг и брат контрактник, а не офицер, спросили: - Братан, как отсюда в расположение 245 полка добраться, - небрежный тон и их развязное поведение здорово задело меня. Всё-таки я майор и в армии прослужил более двадцати лет, а ни какой то там лейтенант.

Сурово сдвинул брови и сходу наехал на солдат: - Товарищи солдаты, это что за обращение к старшему по воинскому званию? Вы что, забыли как положено обращаться к офицеру? Тем более что я начальник патруля.

Задетое самолюбие и многолетний опыт «постановки зарвавшихся солдат в стойло» подсказал мне, как сыграть с ними злую и жестокую шутку, чтобы они знали впредь, как надо себя вести с незнакомым офицером. Меня понесло: - Ваши документы. Кто такие и откуда едете?

Солдаты растерялись от моего напора и послушно полезли в карман за документами, попутно объясняя, что они возвращаются из командировки в полк и чтобы быстрее добраться наняли чеченца на автомобиле. Слушая их объяснения и крутя документы в руках, я сделал вид что смягчился и уже нормальным голосом стал объяснять обстановку.

- Товарищи солдаты, я начальник патруля и с разведчиками, - мотнул головой в сторону разведроту. роты, - патрулирую эту дорогу. Появились сведения, что сегодня на этой дороге, боевики переодетые в российскую форму должны провести диверсию против воинских подразделений. Командир полка приказал мне: проверять у всех документы и в случаи обнаружения диверсантов, или каких-то подозрительных лиц расстреливать их на месте – без разбирательств. Так что, вот такие вот дела, - всю эту «Лапшу» я вешал солдатам с серьёзным видом, решив попутно немного развлечься. Открыл первый военный билет.

- Не понял, это что за ерунда? – С удивлением протянул я. На месте фотографии в военном билете было пустое место.

Контрактник испуганно зачастил и полез ко мне: - Товарищ майор, да это у меня фотография отклеилась. Дайте, я вам покажу, где она.

- Стоять солдат, ты чего лезешь? Сейчас я сам всё найду и разберёмся, кто ты такой.

Я пролистал военник и за подкладкой обложки нашёл фотографию, с которой на меня глянуло почти детское лицо.

- Ты что, хочешь сказать, что это ты? – Я почти вплотную поднёс фотографию к небритому лицу солдата, а потом приложил её к пустому месту в документе, решив усилить розыгрыш, - смотри и печать на фотографии не совпадает с оттиском печати на листе.

- Товарищ майор, да это я фотографировался, когда военный билет получал, - попытался оправдаться солдат, но я его оборвал и стал листать военный билет другого солдата и комментировать

- Ну, тут, хоть, всё нормально, фотография на месте. Печать тоже нормальная. Так посмотрим дальше, - я листал документ и читал записи в нём, зная, что всё равно найду неправильную запись и точно; в графе прохождение службы не была сделана запись о призыве на службу в 245 полк. Последняя строчка говорила об увольнении в запас из Советской Армии в 1988 году.

Сделал резко три шага назад и вскинул автомат: - Да вы, ребята, боевики переодетые. Вы думали, что своими липовыми документами обманете меня. – И тут же грозно заорал, - Стоять, суки… Руки вверх.

Солдаты побледнели и испуганно забормотали: - Товарищ майор, да нас призвали, привезли в Мулино, сунули в эшелон и ни фига не записали в военники. Товарищ майор, да мы не боевики, поверьте….

Опустил автомат и, пролистав ещё раз документы, уткнулся ещё в одну запись: - Ого, да ты родился в Золино. – Я с любопытством посмотрел на солдата.

Контрактник обрадовано затряс головой: - Да я оттуда кроме армии никуда и не уезжал. Там и живу до сих пор.

Я мечтательно прикрыл глаза: - Я, боец, в семьдесят шестом году в Мулино был в командировке. И в Золино чуть ли не каждый день тёрся: с девчонкой вашей любовь крутил. Чуть не женился. Может и тебя там видел. Вот сейчас и проверим: боевики вы или нет. Военный городок в Мулино хорошо знаете?

Получив утвердительный ответ, задал контрольный вопрос: - Что такое, товарищи солдаты – «МУДО»?

Контрактники удивлённо переглянулись друг с другом и с надеждой уставились на меня, надеясь, что я шучу.

- Что не знаете? – Теперь удивился я, - да кто хотя пару дней там пробыл знает, что такое «МУДО». Ты что солдат ни разу на дискотеку в городок не бегал?

- Бегал, - как эхо протянул солдат. Второй контрактник с надеждой смотрел на своего друга, но она таяла с каждой секундой.

- Да, - задумчиво протянул я, - всю жизнь прожить в Золино, бегать на дискотеку в городок и не знать что такое «МУДО».

Покрутил в руках документы, потом решительно сунул их в карман: - Документы вам больше не понадобятся. К стене. – Я мотнул стволом автомата на стену монумента, облицованную светлой кафельной плиткой. Контрактники было взялись за ручки сумок, но я их остановил.

- Сумки оставьте, а сами к стенке. – Солдаты послушно отпустили ручки и стали у стенки, повернувшись ко мне лицом, продолжая надеяться, что это только страшный сон.

- Бараны, - злобно прошипел сквозь зубы и решительно передёрнул затвор, - Согласно приказа командира полка вы приговариваетесь к расстрелу, как подозрительные личности.

- Документы у вас ребята не в порядке, - добавил и, чуть вскинув автомат, так чтобы пули прошли выше их голов, нажал на курок. Автомат привычно задёргался в руках, но опыт обращения с ним я имел достаточный, так что пули легли туда, куда их и послал, осыпав обалдевших контрактёров осколками кафеля. Они только и успели закрыть лица руками, а теперь стояли у стенки и не понимали, на каком свете они уже находятся.

- Ну что обалдуи стоите? Я вас расстрелял и теперь вы можете катиться на все четыре стороны. – Солдаты на одеревеневших ногах подошли к сумках и вопросительно посмотрели на меня, боясь без моего разрешения взяться за ручки.

- Да берите вы свои сумки и топайте отсюда, - я с раздражением махнул рукой на перекрёсток и сунул им их военники, - да, передайте своему командиру привет. Это из-за того, что он вам военные билеты не оформил, вы и влипли в эту дрянную историю. Попали бы к ВВэшникам с такими документами там разговор по-другому повернулся.

Солдаты взяли сумки и понуро побрели к перекрёстку, еле переставляя ноги. Глядя им в след, я почувствовал укол раскаяния: - Блин, зачем так жестоко пошутил? Зачем? Скотина я. Парни в сумках товарищам подарки везут из России. Представляли, как они встретятся с друзьями, посидят за бутылочкой, рассказывая о «Большой земле», а тут майор скотинистый попался.

- Эй, солдат, - бойцы с опаской обернулись, - да, да…, ты: с Золино, подойди ко мне.

Контрактник с опаской приблизился, опасаясь новых причуд незнакомого офицера.

- Да не бойся, больше ничего я вам не сделаю. А «МУДО» – это Мулинский Дом Офицеров. Деревня…, по жизни надо активно идти, а не просто созерцать её из своего огорода. А теперь валите отсюда. – Солдат попятился от меня, несколько раз при этом, прикладывая руку к головному убору, а я опять зашагал по дороге перед памятниками.

- Боря, Боря чего ты тут творишь? – Из-за постамента памятника выглянул командир разведроту. роты Толик Чернов и осторожно огляделся: он недавно прибыл взамен погибшего командира роты. Но видя, что я в нормальном состоянии, смело вышел ко мне, - чего ты за стрельбу тут затеял?

Я с досадой махнул рукой, потому что в глубине души у меня опять всколыхнулось озлобленность на всё и на контрактников в частности: - Да ну их к чёрту.

- Толя, - продолжил я, когда Чернов подошёл ко мне, - что за бардак? Почему люди башкой не думают? Не пойму. Ведь они не пацаны, взрослые мужики, армию всё-таки от звонка до звонка отслужили. Вот у меня в удостоверении всё в порядке: получил автомат – записал, получил пистолет – тоже записал, сдал на склад пистолет – сделал запись о сдаче. А у этих: у одного последняя запись сделана десять лет тому назад, а у другого фотографии в военнике нет. Достаёт какую-то, а там рожа, словно его из люльки достали и сфотографировали. Тьфу, - с досады я плюнул в пыль.

- Толя, во время Великой отечественной войны с такими красноармейскими книжками их давно бы повязали. Припаяли бы дезертирство и в двадцать четыре часа осудили: в лучшем случаи штрафная рота, а в худшем к стенке поставили и расстреляли бы по настоящему. А не так как, тут майор повеселился. – Я опять махнул рукой, понимая, что где-то пытаюсь оправдать свой поступок, но и осознавая, что и во многом прав тоже.

Пообщавшись со мной, Толик ушёл, а я решил ещё побыть на дороге немного, но уже никому не привязываться. День перевалил на вторую половину и солнце припекало почти по- летнему. Я уже подумывал идти к своей батарее, как вдалеке, со стороны Старых Атагов показался грузовой автомобиль. Я поджидал его, чтобы когда он завернёт к нам, заскочить на подножку и до ворот доехать на нём. Но УРАЛ и не думал притормаживать перед поворотом, продолжая мчаться по дороге на большой скорости. Удивлённый, замахал рукой, требуя остановиться, так как разглядел, что за машиной не была зацеплена бочка для воды, и автомобиль просто не мог сегодня ехать один дальше племсовхоза. станции. Но машина продолжала мчаться, не снижая скорости, двое человек сидевших в кабине откровенно смеялись надо мной и не обращали внимания на мои сигналы, а поравнявшись, старший машины показал совсем неприличный знак руками и помчался дальше, обдав меня пылью.

Дальше всё пошло на «автомате»: я резко сдёрнул автомат с плеча, вскинул его и дал очередь по задним колёсам, потом сделал несколько быстрых и плавных шагов в сторону, дал ещё одну очередь, с удовлетворением отметив, что ни одна из пуль не прошли мимо цели. Результат не замедлил сказаться: УРАЛ резко затормозил, заскрипев тормозами и из кабины вывалился прапорщик с водителем, которые с матом и руганью ринулись ко мне. Прапорщик при этом воинственно размахивал автоматом. Но не на того они напали. Когда они приблизились ко мне на десять метров, обещая растереть в порошок, я дал хорошую очередь прямо им под ноги. Пули вздыбили пыль и землю почти до пояса, несколько из них с противным визгом рикошетом ушли в разные стороны, но прапорщик и солдат встали как вкопанные.

- Стоять! – Заорал и дал ещё одну очередь низко над головами, заставив их в испуге присесть, - кидай автомат на землю. Кидай, а то обоих сейчас положу.

Повторять дважды не пришлось, прапорщик бросил автомат, но угрожающе двинулся ко мне. Пришлось дать ещё одну очередь под ноги. Прапорщик сбавил тон, остановился, но продолжал ругаться. Я уже рассмотрел, что номер машины был нашего полка, но прапорщика не знал.

- Прапорщик, заткнись, а то сейчас прострелю ногу, - угроза подействовала, тем более что солдат дёрнул его за руку, прося замолчать.

- Вот так то лучше, и советую не дёргаться. Ну, так почему не остановились на моё требования? Кто такие? И с какого подразделения?

Прапорщик немного успокоился и уже более спокойно стал отвечать: - Да вы что, товарищ майор, не узнали меня что ли? Я ведь старшина седьмой роты. Помните, вы к нам приходили, а я голый по пояс ходил, готовился мыться.

- Не помню, старшина, - да и у меня не было желания вспоминать, - давайте оба документы. Посмотрим, что там у вас.

Прапорщик протянул удостоверение. Я пролистал документ и усмехнулся.

- Ну, и где написано, что ты старшина седьмой роты. – Я ткнул почти в лицо прапорщику открытое удостоверение личности, - здесь написано, что ты техник роты, чёрт знает какой части. Так что не звизди, а отвечай - откуда ты и где взял машину? Солдат, давай сюда свой военный билет.

Солдат замялся: - Нет у меня военника, уж месяц как потерял.

- Права тогда давай.

Боец набычился, а прапорщик опять стал горячиться: - Да, что ты майор привязался? Я с Чебары…, там до вашего полка служил. Знаю я твою фамилию. Командир роты у меня Гарри Богданов, командир батальона Медведев. Чего ещё надо? Свои мы. Всё, майор, поехали мы. – Прапорщик перестал махать у моего лица руками, поднял с земли автомат и повернулся, чтобы идти к машине. Солдат с презрением плюнул мне под ноги и тоже направился за своим старшим. Не успели они сделать и трёх шагов, как справа и слева от них пыль вздыбилась от моих очередей.

- Стоять, старшина. Я вас никуда не отпускал.

Прапорщик и солдат медленно повернулись и решительно направились ко мне: я настороженно наблюдал за ними, готовый к любым неожиданностям. Первым ко мне приблизился солдат и, не останавливаясь, молча, кинулся на меня. Но я был готов: чуть повернувшись всем корпусом влево, одновременно сделав небольшой шажок навстречу надвигающегося солдата, сильно ударил его автоматом в живот. Этот приём давно у меня был отработан и провёл его чисто. Водитель послушно наклонился вперёд, схватился руками за живот и упал в пыль, засучив ногами по земле. Я ещё чуть повернулся и ткнул стволом автомата в живот прапорщику, хотя продолжая приём, можно было ударить сильнее.

- А вот этого не надо, - проговорил я спокойно, но напряжённым голосом, чуть побледневшему прапорщику, из рук которого снова выпал автомат, - подымай его и к стене, только спокойно.

Старшина поднял, тяжело дышащего солдата и послушно повёл его к кафельной стенке. Солдат постепенно приходил в себя и у стены стоял уже самостоятельно.

Я направил автомат на задержанных: - Согласно приказа командира полка…, - закончить я не успел.

Прапорщик рванул на себе форму и истерично заорал: - Стреляй гад, стреляй фашист...

- Да…, я под автоматом телохранителя Грошева держался лучше, - автомат задёргался в моих руках и пули вспороли кафель над головой прапорщика и солдата, раскидывая в разные стороны блестящие осколки. Затвор внезапно клацнул впустую – кончились патроны в магазине. Прапорщик, не убирая рук с порванной на груди формы, медленно двинулся ко мне: - Товарищ майор, да вы идиот. Вы что творите?

Приблизился ко мне вплотную, но нападения с его стороны я уже не ожидал - прапорщик был сломлен: - Да я на вас командиру полка пожалуюсь...

Я спокойно достал из подсумка старшины новый магазин, отстегнул свой пустой и сунул его к старшине. Новый магазин пристегнул к своему автомату, передёрнул затвор и дал контрольную очередь в воздух.

- Скучно мне, товарищ прапорщик, вот и веселюсь.

Старшина с недоумением смотрел на меня, но постепенно до него дошёл смысл моих слов и он захохотал во всё горло, закидывая голову назад. Закончив смеяться, посмотрел на меня и опять залился смехом. Рядом стоял солдат и несмело улыбался, не решаясь смехом поддержать своего начальника.

- Конечно, я помню тебя, старшина, но скучно мне. Ладно, давай разворачивайся и возвращайтесь обратно. - Я повернулся и направился к Алушаеву, который прибежал на выстрелы и стоял в отдалении с автоматом в руках, наблюдая за происходящим.

От машины послышался мат и ругань водителя, а в мою сторону опять ринулся прапорщик: - Товарищ майор, да вы прострелили колёса. Как я теперь поеду? Нет, теперь я обязательно доложу о ваших бесчинствах командиру полка. Пусть он с вами разберётся. Да вас…, - дальше прапорщик попытался образно описать моё ближайшее будущее, но у него не хватило фантазии и он замолк.

Подождав, когда прапорщик закончит свой гневный монолог, взял рукой его за форму и резко притянул к себе.

- Прапор, я сейчас тебя арестую и брошу в яму вместе с твоим водителем. Только я, потом, доложу командиру полка о том, что когда седьмая рота ведёт бой, теряет людей убитыми и ранеными, старшина роты мчится в Грозный на рынок продавать ротное имущество и не выполнил требования майора, когда он его остановил и завернул обратно. Тебе ясно?

По мере того, как я это ему говорил, медленно цедя слова сквозь зубы, пыл у старшины стремительно убывал. У него заюлили и забегали по сторонам глазёнки и он быстро сник.

- Так что прапорщик, это с тобой командир полка и особисты будут разбираться. А сейчас включай самоподкачку и дуй отсюда в роту, а то залезу и посмотрю, что у тебя там в кузове. О.. и разведчики, как раз сюда идут. – От колонны разведроту. роты к нам приближались командир роты и два разведчика.

Прапорщик попятился, выставив руки перед собой: - Всё, всё, товарищ майор… Всё я поехал отсюда… Я всё понял…, меня тут уже нет – я уже в роте, - стремительно развернулся и побежал к УРАЛу.

Когда Толя со своими разведчиками подошёл ко мне, вокруг автомобиля кипела работа: водитель бегал с плоскогубцами и открывал краны, а прапорщик бегал за ним помогая ему.

- Боря, хорош хернёй заниматься, а то кого-нибудь пристрелишь. Тебе разве мало что ли танков? – Начал с ходу отчитывать меня Чернов.

- Толя, я пошёл отсюда, а то действительно кого-нибудь расстреляю. Ты сейчас тоже проверь у своих бойцов документы, а то у прапорщика и его водителя документы далеко не в порядке, да ещё и дёргаются, когда замечание делаешь.

Отойдя от перекрёстка, я попросил у Алушаева военный билет и остался доволен - он оказался в порядке. Все записи, печати какие положено иметь в военнике, были и у других моих подчинённых, когда я проверил документы у Чудинова, Торбан и водителей УРАЛов. Послонявшись немного вокруг прицепа, где уже вырисовывалась будка, залез во внутрь БРДМа и крепко заснул.

Проснулся от того, что меня кто-то сильно тормошил. Открыл глаза и увидел над собой Володю Романова. Выражение лица у него было растерянное и беспомощное: - Боря, помоги мне. Час назад пришла команда от командира полка – штаб переместить на другое место. Колесов увёл колонну и секретка моя с ними ушла, а я в это время был в РМО. Чего делать не знаю? Может быть, ты меня быстро отвезёшь к новому месту и вернёшься обратно?

Отношения с Володей у меня всегда были нормальные, так что причин отказать ему не было. Поглядел на солнце: время вернуться до темноты обратно у меня вроде бы было.

- Хорошо Володя, едем.

Романов уже расспросил знающего человека о новом месте развёртывания командного пункта полка и как туда проехать. Я глянул на карту и в принципе тоже прекрасно представил себе, как туда проехать.

Объяснив Алексей Ивановичу ситуацию и оставив его за старшего, мы через пять минут вырулили на дорогу и помчались в сторону Старых Атагов, свернули на перекрёстке влево и быстро доехали до моста через Аргун. Миновали его и дальше поехали тише, настороженно вглядываясь в зелёнку вдоль дороги и развалины щебёночного завода. Дорога была изрыта воронками и заставлена остатками огромных БЕЛАЗов, которые приходилось объезжать по обочине дороги. Выехали на перекрёсток дорог Шали – Новые Атаги и остановились на пару минут, чтобы осмотреть автобусную остановку, превращённую в дот и развалины гаражей: всё-таки мы довольно часто сюда стреляли за эти две недели. В развалинах гаражей уже обустроились несколько солдат первого батальона под командой офицера с задачей встать здесь блок-постом. Внутри автобусной остановки, на удивление было мало стрелянных гильз, но в амбразуру хорошо просматривалось и простреливалось всё пространство перед перекрёстком. Стены сооружения, после прямого попадания противотанковой ракеты потрескались и кое-где держались на честном слове. Рядом с дотом был оборудован окоп, на дне которого виднелись следы гусениц, наверно, от МТЛБ, а в зелёнке просматривался сгоревший БТР. Спускаться вниз мы не стали, так как неожиданно стремительно стали опускаться сумерки и заметно похолодало. Старший блок-поста рассказал, что есть два пути к штабу полка: первый – двигаться по дороге на Шали, через километр свернуть направо в поле и двигаться вдоль воздушного арыка пока не упрёмся в животноводческую ферму, где и должен располагаться штаб полка. Второй: свернуть тут на Новые Атаги и, не доезжая пятидесяти метров до окраины деревни, свернуть влево. Переправиться через арык и по полевой дороге тоже можно выехать на ферму. После секундного колебания я выбрал второй путь. Промчались на большой скорости до строений «ткацкой фабрики» и остановились в расположении мотострелкового взвода второй роты. Справа и слева от дороги солдаты активно оборудовали позиции и готовились к ночной работе, два БМП уже заехали за укрытия и направили свои пушки в сторону деревни, которая находилась в четырехстах метрах от нас. Тут же на дороге находился и командир взвода. Он охотно рассказал, как проехать через арык к ферме.

- Вы, товарищ майор, на боевиков, когда будете поворачивать с дороги, не обращайте внимания. Они сидят за баррикадой, но никого не трогают. Три часа тому назад здесь командир батальона разговаривал с их старейшинами. Якобы, деревню от мародёров обороняет отряд народного ополчения и они просят нас в деревню не входить, а они в свою очередь не стрелять в сторону полка. Обстановку на других участках не знаю, но в районе фермы идёт интенсивная стрельба. Так что, товарищ майор, будьте всё-таки поосторожнее.

Я поблагодарил старшего лейтенанта и двинулся вперёд, сумерки сгустились и местность просматривалась метров на сто, дальше всё сливалось. Медленно проехали полусгоревший, подбитый нами КАМАЗ. Чудинов ещё сбавил ход и мы все с любопытством осмотрели автомобиль. Кабина от попадания ракеты была разбита вдребезги и ёе остатки наклонены вперёд. С машины было снято всё, что можно было использовать в качестве запчастей. Деревья за машиной сильно искорёжены и повреждены огнём ЗСУ, но на самом автомобиле были видны следы попаданий лишь нескольких 23 мм снарядов, которые практически не повредили машину. Проехали КАМАЗ и справа потянулась линия жилых и безмолвных домов. Показалась баррикада из бетонных блоков, из-за которой выглядывали головы ополченцев. Даже издалека было видно, что вооружены они были не хило: у каждого из них автомат. В баррикаде оборудована огневая точка, из амбразуры которой выглядывал ствол пулемёта Калашникова.

Из-за угла дома, недалеко от баррикады, вышел боевик и тут же скрылся, но я успел заметить у него в руках гранатомёт. Как только мы миновали подбитый КАМАЗ, Алушаев занял своё место за пулемётом и сейчас угрожающе вертел стволом КПВТ в сторону деревни. Крышка люка Чудинова была закрыта, а мой люк открыт. Автомат лежал на броне под рукой, а я полуспустившись в люк внимательно смотрел вперёд и по бокам, стараясь не пропустить брод через арык, который протекал рядом с дорогой. Баррикада приближалась, но спуска в арык всё не было. Мы ещё сбавили скорость и теперь ехали совсем медленно. За ту минуту пока мы приближались к баррикаде, количество боевиков увеличилось почти вдвое и теперь их было около двадцати. По чей-то команде несколько человек полусогнувшись метнулись в разные стороны и скрылись в сумерках по обе стороны дороги. Опустив руку в люк, нащупал ствол ручного пулемёта и расположил его так, чтобы было удобно и быстро выхватить и открыть огонь. Сзади моего сиденья сидел Романов и через лобовое стекло тоже внимательно наблюдал за обстановкой.

Есть! Впереди, в пяти метрах, был виден съезд в арык.

- Чудинов, видишь?

- Да.

- Сворачивай…, - БРДМ прибавил скорости, а я потянул из люка пулемёт. У меня отлегло от сердца, полагая что сейчас свернём и без помех двинемся к ферме, до которой оставался километр. Но судьба распорядилась по-другому: Чудинов несколько поторопился с поворотом и бронированная машина не вписавшись в поворот, левой стороной наехала на береговой бугор, сильно накренилась и стала валиться на бок – в арык. Внутри послышались встревоженные голоса, грохот не закреплённых коробок с пулемётными лентами и крики боли, когда БРДМ, подняв большой фонтан брызг с шумом упал в воду на бок. Судорожно дёрнувшись, в последний момент, я сумел выхватить пулемёт и вывалился из машины в воду, сильно ударившись ногами о кромку люка. Сверху, по затылку хлопнул автомат, соскользнув с брони, и в глазах на несколько мгновений от удара потемнело, но чувство опасности быстро привело меня в сознание. Упал удачно: на руки и колени, и почти не замочился. Сразу же подхватив пулемёт, на полусогнутых ногах метнулся к небольшому, полуметровому обрывчику, откинув сошки я установил пулемёт и направил его в сторону боевиков. Дослал патрон в приёмник и теперь уже неторопливыми движениями выложил на обрывчик гранаты, разогнув усики колец. Я был готов к бою, вполне возможно к последнему своему бою.

Сзади, из расположения мотострелков с шипением взлетела в воздух осветительная ракета, хлопнула где-то над нами и залила окрестности белым, мёртвенным светом. Баррикада была в сорока метрах. Человек пятнадцать боевиков уже перелезли через блоки и толпились перед ними: то дёргаясь вперёд, то опять отодвигаясь к баррикаде, а наверху сооружения стояло несколько чеченцев и о чём-то ожесточённо спорили, показывая руками в нашу сторону. Ракета погасла, а рядом со мной плюхнулся Алушаев, занял позицию и положил передо мной мой автомат.

- Товарищ майор, секретчику, кажется, повредило коробками ногу, может быть и сломало.

- Где Чудинов, что с ним?

- Да с ним всё нормально, вон, вокруг «бардака» крутится, - я обернулся к машине. Подымая кучу брызг, вокруг машины суматошно носился по воде водитель. Иногда он останавливался и в обалдении, упёршись плечом в броню, безнадёжно пытался вернуть семитонную машину в первоначальное положение. Изнутри машины доносился мат и сдавленные стоны Романова.

- Чудо, хорош носиться. Лезь вовнутрь и помоги вылезти прапорщику, - водитель на секунду остановился, кивнул головой и тут же исчез в машине.

- Алушаев, давай мотай к пехоте и тащи её сюда: иначе, если боевики полезут минуты три – пять мы продержимся и нас сомнут. Без их помощи мы не выживем. – Я толкнул сержанта в сторону дороги, но Алушаев сжался и не тронулся с места.

- Товарищ майор, вы должны за помощью идти, а не я. Я ведь сидел в башне и не видел дороги, да и пока объясню, пока мне поверят – только время терять. Идите вы.

В словах подчинённого был определённый резон: одно дело, если на позиции пехоты прибежит сержант и начнёт сбивчиво объяснять ситуацию, и другое если туда прибежит майор и пнёт под задницу командира взвода, если тот заупрямится или начнёт сомневаться. Но с другой стороны было что-то позорное и постыдное в том, что я сейчас уйду, а мои солдаты останутся один на один с боевиками. Это может выглядеть и так, что командир воспользовавшись предлогом убегает с позиции, бросая своих подчинённых.

Матерясь и шипя от боли к моей позиции подполз Романов и Чудинов.

- Володя, что с тобой?

- Да, блядь, когда переворачивались, коробкой мне сильно ударило в колено и теперь не могу согнуть ногу. Может обойдётся, - с надеждой протянул прапорщик. Утешать его времени не было, пора принимать решение, тем более обстановка резко изменилась и судя по суете около баррикады, явно не в нашу пользу. Нельзя было терять ни минуты.

- Слушай приказ, - все повернули головы в мою сторону, - всем рассредоточиться друг от друга на пять метров. Первыми огонь не открывать, если конечно они не начнут активных действий. Алушаев, ты старший. А я сейчас быстро смотаюсь к пехоте и приведу их сюда. Держитесь.

Подхватив автомат и заткнув одну из гранат рычагом за портупею, я поднялся во весь рост на обрывчике и заорал первое, что пришло в голову, обращаясь к неясным фигурам боевиков: - Духи…, не стреляйте сюда. У нас тут пятнадцать ракет в машине, если хоть одна взорвётся пол деревни снесёт.

Фигуры боевиков замерли, вслушиваясь в мой голос, а я уже выскочил на асфальт и, водя стволом автомата из стороны в сторону, стал пятиться назад. Отступив немного и перестав различать баррикаду с чеченцами, я развернулся и стремительно, насколько это было возможно, помчался по дороге в сторону пехоты, контролируя теперь тёмные провалы окон и дверей домов слева от меня. Ряд домов закончился и через двести метров появилось чёрное пятно подбитого КАМАЗа, который как раз был посередине между деревней и «ткацкой фабрикой»: ещё немного и я у своих.

- Только бы командир взвода с дороги никуда не отлучился, - мысленно взмолился я, непонятно к кому обращаясь. Уже почти миновав грузовой автомобиль, неожиданно нос к носу столкнулся с боевиком, который тёмной и большой тенью вывернулся из-за кузова. Не знаю, кого он поджидал, но к встрече с русским он явно был не готов, даже не успел вскинуть автомат. Столкнувшись со мной, он что-то растерянно забормотал по-чеченски и затоптался на месте, я же с ходу уткнув ствол ему в живот, грозно зашептал: - Тихо.., тихо…, сука, не дёргайся и не стреляй, - и тут же услышал за спиной топот ног ещё одного человека. Схватив духа за одежду левой рукой и не убирая автомата, резким рывком развернул боевика на дороге. И вовремя: почти натолкнувшись на нас, к нам подбежал ещё один вооружённый автоматом чеченец. Уяснив, что несмотря на то что их двое, обстановка явно не выигрышная он тихо и отчаянно прошептал: - Аллах Акбар, - и закрутился вокруг нас, пытаясь всё время зайти мне за спину. Я же тоже не стоял на месте, крутился вокруг первого боевика, прикрываясь им.

В голове метался вихрь мыслей, главной из которых была одна – не довести ситуацию до стрельбы. Сейчас даже один выстрел может спровоцировать шквал огня с любой стороны и тогда всё пойдёт по непредсказуемому сценарию и моим бойцам с Романовым долго не продержаться. Так, в топтании и в сопении, прошло секунд двадцать. Вспомнив про гранату, я выхватил её из-за пояса, большим пальцем, просунув в кольцо, выдернул его из запала, благо усики уже были разогнуты.

- Не дёргайтесь, суки, а то сейчас всех взорву и себя тоже, - и сунул гранату в лицо второму боевику.

Надежда разойтись мирно, без стрельбы была. Оба боевика были явно в возрасте и, судя по их растерянности и действиям, были обычными деревенскими мужиками, загнанными в ополчение. У которых в основном были мысли о хозяйстве, коровах и семье, и о том чтобы всё это быстрей закончилось, а не проявлять героизм, защищая непонятно чьи интересы и быть разорванными гранатой этого сумасшедшего русского. Если бы на их месте были молодые парни, то и моё положение было гораздо хуже. Те бы постарались, по молодости и глупости, обезоружить меня и взять в плен, чтобы потом хвастать своим геройством.

- Мужики, расходимся тихо. Без стрельбы. Я вас не видел, и вы меня не видели. Я пошёл, - я сделал шаг назад, не опуская автомата и держа гранату в вытянутой руке: боевики не двигались и не предпринимали ни каких действий. Нормально. Я сделал ещё несколько шагов назад и громким шёпотом сказал: - Сматывайтесь отсюда пока живы, я сейчас пехоту в атаку подыму. Тогда вам не поздоровиться.

Чеченцы, как по команде пригнулись и побежали в сторону зелёнки, а я развернулся и припустил бегом дальше, соображая про себя - Рассказывать про встречу с боевиками друзьям или нет? Конечно, рассказать можно и многие в полку воспримут это с юмором, но и найдутся люди, которые скажут потом, что я струсил. И трезвонить об этом будут на каждом перекрёстке.

- Ладно. Рассказывать не буду, потом как-нибудь. После войны.

Бог, наверно, услышал мои молитвы: командир взвода находился на дороге и сразу же подскочил ко мне: - Что случилось, товарищ майор?

Не дав себе отдышаться, сразу начал вводить в курс дела: - «Бардак» перевернулся около духов, бойцы заняли оборону. У секретчика повреждена нога. Подымай в атаку взвод и вперёд, на выручку. – Только после этого, смог перевести дыхание и осторожно вставил усики кольца в запал гранаты.

Офицер практически не размышлял, повернулся в темноту и подал команду зычным голосом: - Заводи. Всем на броню, приготовиться к атаке. Машины на асфальт.

Я думал, что выполнение команды командира взвода займёт минут десять и мне придётся его ещё поторапливать. Но уже через секунд сорок, почти одновременно, взревели двигатели, а ещё через минуту на асфальт стали вылезать боевые машины пехоты. Как только они остановились, из темноты на них, как муравьи, полезли солдаты и стали деловито рассаживаться на броне.

- Старлей, тебя как зовут?

- Дима, а что?

- Дима. Как только садимся, пусть на БМП врубаются все огни: фары, габариты, прожектора, короче - всё. Как только трогаемся все, в том числе и я, орём изо всех сил - «УРА». Идём в психическую атаку на этих ополченцев, но никто не стреляет. Ты понял меня? Если всё будет нормально; спешиваемся и врываемся на баррикаду, а там разберёмся.

Дима мотнул головой и стал по радиостанции отдавать указания, а через полминуты мы рванули вперёд. Яркий свет фар, подфарников, прожектора дикий рёв солдат. Метры. Десятки метров стремительно проглатывались гусеницами: сзади, почти вплотную ревел двигатель второго БМП. Промелькнул слева подбитый КАМАЗ, а ещё через несколько секунд в отблеске фар мелькнули радостные лица Чудинова и Алушаева. Секретчик сидел спиной к деревне и страдальчески морщась, поглаживал колено. Я чуть не слетел с брони, когда БМП резко затормозило перед бетонными блоками, но успел зацепиться за какой-то выступ. Пехота как горох посыпалась на дорогу и через секунду баррикада была взята. В отблеске фар вдалеке мелькали спины убегавших в глубину деревни боевиков, никто не стрелял и не оказывал нам сопротивления.

- Дима, - я схватил командира взвода за рукав, - не увлекайся, ничего не громить. Если там обнаружите оружие и боеприпасы забирайте, но больше ничего. Давай одно БМП: будем ставить мой БРДМ на колёса.

Дальше моего вмешательства и не требовалось. В свет фар вскочил Чудинов и, показывая куда надо ехать, стал руководить движением одного из БМП. Быстро и споро, сцепив мою машину с машиной пехоты, он и Алушаев отскочили, а БМП приглушенно заурчав двигателем, стало сдавать назад. Трос натянулся, моя машина немного проелозила по гальке арыка на борту, уткнулась в какое-то препятствие и стала подыматься, встав сначала на два колеса. А потом резко обрушившись, уже твёрдо рухнула на все четыре колеса, закачавшись на рессорах. Под радостные крики пехоты Чудинов ловко нырнул в люк. И, о радость, двигатель БРДМа ровно заработал с первого раза. Отдавать дополнительно команды не требовалось: Алушаев уже подсаживал прапорщика Романова на броню, а вслед за ним залез и сам.

- Дима, спасибо. Возвращайся на исходный рубеж, а мы поехали дальше.

- Товарищ майор, удачи вам, но будьте осторожнее.

Дождавшись, когда пехота соберётся и уедет, мы продолжили путь. Стало совсем темно и я поехал по дороге в сторону фермы, в принципе, наугад, ориентируясь исключительно на свою интуицию. Если раньше было видно пламя горевшего здания, на которое мне посоветовали рулить, то уже сейчас его не было видно. Вдалеке вырисовывались на фоне звёздного неба контуры гор и вход в Аргунское ущелье. Как назло над передним краем не взлетала ни одна осветительная или сигнальная ракета, и в воздухе не висел ни один осветительный снаряд. Но стрельбы кругом было порядочно. Главное, невозможно было разобраться, кто стреляет и куда. Мы сначала двигались по дороге без фар, а когда я посчитал, что пора – свернули вправо. Проехав метров сто, понял что ошибся - рано свернули. Но не стал никому говорить об этом, считая что рано или поздно мы всё равно наткнёмся на своих. Справа темнели строения Новых Атагов, а слева ничего не было видно. Машина шла по полю, то ли с рожью, то ли с пшеницей и это немного успокаивало. Ям и рытвин, куда мы могли свалиться, не ожидалось. Внезапно со стороны темнеющей недалеко деревни в нашу сторону метнулось несколько очередей трассеров, которые прошли совсем низко над головами, заставив нас даже пригнуться.

- Товарищ майор, разрешите ответить, - Алушаев приподнял пулемёт.

- Не надо, бьют на звук двигателя, вслепую. Пройдём не отвечая.

Мы продолжали двигаться в темноте, иногда сквозь звук двигателя слышался треск ломающихся преград, которые всё чаще стали попадаться на нашем пути. Слышны были и звуки выстрелов, которые звучали справа, слева и впереди, но мы продолжали упрямо двигаться вперёд, ожидая что вот-вот уткнёмся в наши подразделения, и тогда разберёмся где штаб.

Неожиданно впереди что-то забелело на земле длинной полосой и я дал команду остановиться. Слез с машины и, низко нагнувшись к земле, разглядел, что это была дорога, а за ней круто обрывались бетонные стенки глубокого арыка. Прислонившись к борту машины и закрывшись плащ-палаткой, мы осветили спичкой карту, на которой нашли арык. Я даже присвистнул от удивления: оказывается мы прошли достаточное большое расстояние и теперь находились или впереди своих подразделений, или что ещё хуже – за передовыми порядками боевиков. На карте справа от нас был обозначен бетонный мост, где вполне возможно можно было кого-нибудь найти из наших. Слишком он важный, чтобы его не попытаться захватить с ходу, поэтому решили двигаться туда. Может быть, его всё-таки уже взяли наши подразделения? Ну, а если там боевики, сворачиваем вправо и пытаемся вернуться к себе. Начали двигаться по дороге на малой скорости, и по мере продвижения к мосту напряжение всё возрастало: или там наши, или духи и все были готовы немедленно открыть ответный огонь, если наткнёмся на боевиков. Наконец-то высоко над нами прошелестел снаряд и разорвался высоко в небе, залив местность желтым светом. Горящий факел сильно мотало в воздухе и от этого тени от местных предметов, и от нас метались из стороны в сторону, что нас и спасло. Бетонный мост оказался неожиданно близко, да и для боевиков появление русских было тоже неожиданным. Оттуда донёсся испуганный, одиночный крик «Аллах Акбар» и сильно грохнул выстрел гранатомёта. Мы инстинктивно пригнулись, но граната прошла высоко над нами. Алушаев в ответ дал очередь из пулемёта, а я нагнувшись в люк заорал Чудинову: - Вправо, Чудо, вправо сворачивай….

С блок-поста боевиков раздалось несколько одиночных, не прицельных выстрелов. Но БРДМ уже повернул вправо и мы помчались к огородам, которые тянулись вдоль окраины Новых Атагов. Огонь со стороны чеченцев всё усиливался и становился более прицельным, а

факел продолжал освещать местность, боевиков, нас, деревню и скопление построек в трёхстах метрах от нас. Там тоже суетились вооружённые люди. Прошло сорок секунд, отпущенных для горения осветительного снаряда, и мир снова погрузился в темноту. Мы перевели дух, но вынуждены были остановиться. Если раньше глаза привыкшие к темноте, что-то видели и различали местные предметы, то теперь после яркого света мы уже ни черта не видели. Стояли несколько минут, ожидая когда снова в небе разгорится новый осветительный снаряд, чтобы разобраться, куда нам ехать. Томительно тянулись минуты, но света всё не было, лишь в двух километрах от нас в воздух взлетали осветительные ракеты, но их слабый свет не дотягивал до нашего места. Так можно было дождаться и приключений. Я нагнулся над люком и скомандовал.

- Чудо, врубай подфарники. Чёрт с ним, погибать так с музыкой и светом. Вперёд.

Слабый свет включенных подфарников освещал землю на три метра вперёд, здорово демаскируя нас. Была достаточно высокая вероятность того, что не только боевики, но и наши могли открыть огонь по нам. Но гораздо страшнее была возможность завалиться в какую-нибудь яму и застрять здесь – между нашими и боевиками. А пока мы въехали в огороды и, ломая заборы, продирались среди грядок и кустарников, нагло пёрли вдоль деревни, но пока ни боевики, ни тем более наши по нам огня не вели. Завалив благополучно с десяток заборов и плетней, у нас появилась надежда на благополучный исход этой авантюры.

- Боря, - меня тронул за рукав Романов, - если мы вернёмся сегодня обратно живыми, то 14 апреля ты мой самый почётный гость.

Я повернулся к Володе и ободряюще похлопал его по руке: - Всё нормально, Володя, прорвёмся. – В моём голосе слышалась твёрдая уверенность, хотя в душе были сомнения.

Самое удивительное, что мы выбрались на грунтовую дорогу, причём, в том же самом месте, где сворачивали вправо – в поле.

- Ребята, да мы сейчас к арыку подъедем, - радостно завопил я, поняв что мы не заблудились, что самое трудное и опасное позади. Боевики у баррикады уже не казались страшными, после той страшной неизвестности, где мы сейчас блудили.

- Чудо, теперь врубай фары, - яркий сноп света лёг на дорогу, осветив не только её, но ряд пирамидальных тополей у дороги, и даже саму баррикаду. Недалеко от арыка дорога делала поворот и мы, завернув, в упор высветили сооружение из бетонных блоков и головы боевиков, которые торчали из-за них, щуря от яркого света глаза. На всякий пожарный мы приготовились открыть огонь, но чеченцы лишь проводили нас глазами, когда мы, подняв фонтан брызг, ворвались в арык и свернули на асфальтную дорогу. А через минуту мы были в расположении мотострелкового взвода второй роты.

На дороге стоял командир взвода, как будто он и не уходил отсюда. Мы остановились и слезли с машины. Лишь Романов ёрзал на броне, но спрыгнуть не решался. Ещё когда мы ехали обратно, стало ясно, что перелома у него нет, а только сильный ушиб колена. Рассказали офицеру, со смехом, о всех наших приключениях. Теперь, конечно, можно было и посмеяться, но старший лейтенант, с удивлением выслушав наш рассказ, серьёзно констатировал: - Товарищ майор, есть бог, есть ангел хранитель. Я до войны, честно говоря, не верил в это. Но сейчас никто не убедит меня в обратном. Или же за вас кто-то сильно молиться. Хотя может и ваша каска, стала не только вашим личным талисманом, но может быть и талисманом всей батареи. Над этим стоит и подумать. Но всё равно, повезло вам, товарищ майор, и повезло здорово.

Поболтав в таком духе ещё минут пять, мы тепло попрощались с офицером и солдатами второй роты. Остальной путь до батареи занял у нас минут двадцать, где наше благополучное возвращение было воспринято всеми с огромным облегчением. Солдаты помогли слезть Романову с БРДМа и с их помощью он забрался в новую будку. Внутри её хорошо и свежо пахло деревом, ярко горела лампочка от аккумуляторной батареи, от чего внутри было уютно и хорошо. В торце помещения и с левого стороны тянулись добротно сделанные двухярусные нары. Ещё одни нары были сделаны у входа, но только верхние. Справа был сделан откидной столик, тут же стояли два небольших сейфа, реквизированных замполитом из брошенных кабинетов племсовхоза. станции, которые могли служить сиденьем и одновременно местом для хранения вещей офицеров.

- Это для солдат; для Торбан, Алушаева и Чудинова, - Кирьянов хлопнул рукой по двум верхним местам, - двое спят, один охраняет. Ну, а из этих - право первого выбора принадлежит Вам, Борис Геннадьевич.

Я прошёл вперёд и по-хозяйски сел на нижние нары в торце - это моё. Обвёл ещё раз взглядом помещение, боевых друзей, солдат, которые с улыбками заглядывали в дверь, Володю Романова, который с наслаждением вытянул ушибленную ногу и теперь её осторожно потирал рукой: - Алексей Иванович, Игорь у меня нет слов – Молодцы! Но я не поверю, если мне скажут, что ты не продумал и вопрос обмытия новоселья.

Все по-хорошему засмеялись, и у меня перехватило горло от этого смеха - я был дома. Дома, где с большим беспокойством ждали нас, переживали и желали благополучного возвращения. И искренне были рады, когда мы вернулись. И если бы понадобилось, каждый, не задумываясь, ушёл в ночь, чтобы выручить нас из беды. Хорошо, что мне не пришлось больше говорить - я просто не смог бы. Незаметно смахнул слезу и отвернулся, чтобы никто не видел моих повлажневших глаз. Я сумел справиться с охватившим меня волнением и повернулся к своим подчинённым - опять прежним командиром.

Стол был уже готов, офицеры и прапорщики с оживлением рассаживались вокруг него, Алушаев и Чудинов сидели недалеко от нас с котелками, в которых Торбан сохранил для них ужин. Я подозвал их к столу и щедро налил им в кружки спиртное: - Выпейте мужики, за благополучное наше возвращение, - я поднял свою кружку и задумчиво произнёс, - ещё хочу выпить, ребята, за то чтобы мы все живыми вернулись домой. Сегодня ты, Алексей Иванович, имел возможность стать командиром батареи и давайте выпьем и за то, чтобы каждый уехал домой со своей должности.

… Утром, воспользовавшись тем, что на совещание ехать не надо, решил подольше поспать, но моим мечтам не суждено было сбыться. В одиннадцать часов меня растормошил командир роты материального обеспечения капитан Разумеев.

- Боря, давай сгоняем на твоём «бардаке» в Грозный на рынок. А то мои машины все в разгоне.

- Да я, Олег, планировал отвезти секретчика в штаб полка, - я посмотрел на нары, на которые вечером ложился Романов, но того там не было.

- Секретчик ещё утром уехал, так что у тебя больше никаких планов нет. – Командир роты выжидательно посмотрел на меня, а потом продолжил, - давай, Боря, сгоняем; с меня пиво.

Упоминание о пиве окончательно сломило мою нерешительность, да и самому давно хотелось смотаться в Грозный и посмотреть на него.

- Ладно, уговорил. Едем.

Сегодня опять стояла ясная и солнечная погода. За несколько дней такой погоды воздух и земля прогрелись и мы сидели на броне, мчавшегося БРДМа, наслаждаясь тёплым, встречным потоком воздуха, который ласково трепал наши волосы, через расстегнутую форму на груди проникал к телу и раздувал пузырём на спине лёгкую одежду. Олег Разумеев сидел рядом со мной и мы разглядывали окружающую местность, которая после того, как её покинули подразделения нашего полка выглядела пустой и заброшенной. Не было видно и местных жителей, которые ещё не успели вернуться в деревни, ни движения, ни других признаков жизни. Когда въехали в Гикаловский то оказалось, что жизнь здесь всё-таки была и довольно активная, судя по тому как из улицы впереди нас вырулил легковой автомобиль, вильнул на дороге и ровно по центру асфальта помчался на нас в лобовую, потому что мы тоже ехали по осевой линии.

Когда расстояние между нами сократилось до ста метров и «Жигули» продолжали целеустремлённо мчаться по центру дороги, не сговариваясь, мы с Олегом одновременно вскинули оружие и ударили из автоматов по колёсам. Несколько пуль вспороли асфальт перед машиной и сбоку, остальными был разбит передок машины и сами передние колёса. Автомобиль занесло боком на дороге и по немыслимой траектории вынесло в кювет, где от сильного удара вылетело ещё и лобовое стекло. Дверцы машин распахнулись и из них выскочили двое молодых чеченцев: которые встали неподвижно около машины и вскинули вверх руки.

Не опуская автоматы, мы медленно подъехали к ним и остановились. Чеченцы были бледные и сильно напуганные, у одного от удара было разбито лицо, а у второго только лоб. Кровь у него сильно текла по лицу, заливая глаза, но он боялся опустить руки и вытереться.

- Вы, чего – опупели что ли? Хозяевами почувствовали, когда мы уехали? – Молодые парни лишь хлопали глазами и как завороженные смотрели на автомат Разумеева, которым он размахивал, разговаривая с ними, - значит так, проверять и обыскивать вас неохота, но через полчаса, когда будем возвращаться обратно – не дай бог, здесь ещё стоять будете….

Мы тронулись дальше и до самой окраины Грозного, где стоял первый блок-пост ВВэшников, никто нам больше не попался. В самом городе жители были, правда мало, но с приближением к центру количество их возрастало. В основном, это были женщины, старики и дети, которые на небольших тележках перевозили дрова и воду. Взрослых мужчин было мало. Порадовал меня и вид Грозного. На окраинах, в частном секторе, разрушений было незначительное количество, но после площади Минутка разрушения носили уже массовый характер: обгорелые и разбитые остовы многоэтажных зданий, чёрные провалы дверей и окон, остовы расстрелянных машин, киосков – всё это наполняла меня, и наверно не только меня, мстительной радостью. Проехали мост через реку Сунжа, здесь разрушения были ещё сильнее: разбито было практически всё. Миновали дворец Дудаева и по бульвару проехали к площади, в центре которой стоял монумент из трёх фигур, символизирующих дружбу народов. Но армейские остряки уже окрестили – «площадью трёх дураков». За памятником тянулась длинная стена из красного кирпича и чуть вдалеке кипел своей жизнью небольшой рынок, где толпилось пару сотен человек. Приняв немного в сторону, мы остановились и слезли с машины. Чудинов заглушил двигатель и в это время произошёл смешной случай. Временами, когда двигатель моего БРДМа глушили, из глушителя вырывался сдвоенный, сильный хлопок, похожий на короткую очередь. Так получилось и сейчас: воздух прорезала громкая короткая очередь из двух выстрелов, толпа шарахнулась в сторону и замерла с недоумением глядя на нас: очередь была, но никто из нас не держал оружие в руках. Из толпы вынырнули несколько ОМОНовцев и окружили меня: - Зачем вы стреляли, товарищ майор и куда? Вы задержаны.

- Ребята, да не стрелял я. Это моя машина стреляла. – Я со смехом показал на машину и выглядывающего из люка Чудинова, а ОМОНовцы с удивлением посмотрели на меня и перевели взгляд на БРДМ, а потом обратно на меня.

- Чудинов, заводи и глуши, - менты мигом придвинулись ко мне; опасаясь, что я сейчас вскочу на машину и уеду, а Чудо завёл двигатель, и через несколько секунд заглушил его. Из выхлопной трубы вылетел плотный сгусток чёрного дыма и послышался сильный, сдвоенный хлопок. Толпа, опять шарахнулась в разные стороны, но тут же успокоилась. Менты засмеялись, для порядка спросили зачем мы приехали и исчезли в толпе.

Обратно мы возвращались затаренными под завязку. Внутри БРДМа лежал и мой, заветный ящик пива с вяленной рыбой. Конечно, меня смущала мысль: откуда у Разумеева такие деньги? Я знал, что у многих офицеров полка, в том числе и в моих карманах, как и у моих подчинённых не было ни копейки. Но я гнал от себя дурные мысли, успокаивая тем, что у тыловиков свои законы.

На выезде из Грозного, у блок-поста ВВэшников, я остановил по просьбе Олега БРДМ.

- Боря, извини, но у меня здесь дела – минут на пятнадцать. Можешь подождать немного?

- Давай, валяй, - Разумеев скрылся в палатке старшего блок-поста с объёмистом пакетом в руках, а мы удобно расположившись на броне, стали наблюдать за солдатом, который нёс

службу у шлагбаума, а второй солдат с пулемётом страховал первого из укрытия. Если я и Алушаев смотрели снисходительно, то Чудинов угрюмо и недоброжелательно. Солдат бодренько прохаживался вдоль шлагбаума, что-то весело насвистывая: был он маленького росточка, щуплый, но несмотря на свою незавидную внешность, всё же чувствовалось в нём некая нагловатость. Заскрипев тормозами и подняв пыль, у шлагбаума остановились белые Жигули, из которой выбрались двое чеченцев средних лет. Один из них с готовностью открыл багажник и оба протянули для проверки документы. Несмотря на улыбки во весь рот и показную весёлость, держались они скованно и с некоторым, тщательно скрываемым, страхом. Солдат повертел в руках, не открывая, документы и спросил, с приблатнённой интонацией: - Ну, что мужики…, время у вас есть?

Чеченцы ощерились в улыбке: - Ну, конечно, командир – времени полно.

- Ну и хорошо, - солдат сунул, так и не посмотрев документы, в карман, потом повернулся и махнул рукой в сторону полевой кухни, - идите вон туда, когда начистите ведро картошки – получите документы назад.

Надо было видеть вытянувшиеся лица чеченцев, искренне считавших, что чистить картошку для мужчины – позор. Но делать было нечего; под суровым взглядом ВВэшника и многозначительным помахиванием оружия, опасливо поглядывая в нашу сторону, мужики двинулись к полевой кухне. Из-за неё выглянул потный и грязный солдат: - Петька, мне ещё двоих надо – посуду помыть.

ВВэшник понимающе махнул рукой и стал снова, с победным видом прохаживать у шлагбаума, снисходительно поглядывая на нас: мол – учитесь…, пехота. Я с Алушаевым рассмеялся, а Чудинов что-то зло забормотал, мы же поёрзали на броне и приготовились к продолжению спектакля. Вскоре перед нами остановился ещё один автомобиль и из него вылез здоровенный мужик: ситуация развивалась точно по такому же сценарию и закончилась так же – мужик послушно побежал мыть посуду. Я только покрутил башкой: давненько был наслышан, что чеченцы очень здорово боятся ВВэшников, больше чем нас – армейцев и впервые наблюдал это воочию. Чудинов вылез из люка и заматерился, со злобой глядя на солдата, потом повернулся к нам.

- Товарищ майор, как я их не люблю. Честно говорю: пришёл в армию – всех вас офицеров, прапорщиков ненавидел, а здесь покрутился и разобрался. Есть Армия, а есть «менты», которым дали власть, дубинку в руки и они измываются и над зеками, и над народом. Мы воюем здесь, шкурой своей рискуем, а они зачистки в тылу проводят. Да вот такими блок-постами стоят, перед невооружёнными духами пальцы веером распускают. Ненавижу…. – Водитель плюнул и стал закуривать дрожащими от злобы руками.

Отвечать я не стал, только внимательно посмотрел на своего подчинённого. Да и что я ему могу ответить. Тридцать - двадцать лет тому назад, как любой советский гражданин, мог спокойно обратиться к любому милиционеру и получить от него помощь и защиту. То уже с начала восьмидесятых доверия к милиции у меня поубавилось. А сейчас я просто им не верю и не доверяю. Допускаю, что и в их рядах есть достаточно порядочных и честных людей, преданных своему делу, но в целом система МВД до такой степени прогнила насквозь, что они не смогут изменить атмосферу равнодушия и продажности. Была надежда, что приток армейских офицеров внесёт свежую струю в органы, но система также равнодушно проглотила, разжевала их и извратила.

Из палатки вышел Разумеев с начальником блок-поста, попрощался и мы поехали дальше.

- Что ты там за проблемы решал, если не секрет?

- Да так…, - Олег явно не хотел распространяться на эту тему, - я тут заодно передал начальнику блок-поста номер тех «Жигулей», поедут через него, задержат и разберутся кто такие.

Увидев мой удивлённый взгляд, Олег продолжил: - Я ему про «Жигули» рассказал, а ВВэшники мне рассказали: как неделю назад танкисты одного полка через чеченскую деревню двигались. Там, как обычно, народ у домов стоял и угрюмо наблюдал за движением танков.

Десант на броне за народом наблюдал, особенно за подростками: эти суки могли и гранату кинуть, и камень. А тут с места срывается беременная женщина и летит к ближайшему танку. Метров пять не добежала до танка и взорвалась, - Разумеев помолчал, а потом с сожалением закончил, - и тех духов нам нужно было сразу прошмонать.

За время моего отсутствия в батареи ничего не произошло, только от командира полка поступил приказ - завтра переместить батарею на новый командный пункт полка, чему мы все обрадовались.

На следующий день, в одиннадцать утра, колонна батареи остановилась на площадке перед небольшим, одноэтажным зданием, где располагался штаб полка. Не слезая с БРДМа, огляделся: в четырехстах метрах от нас окраина деревни Новые Атаги, а между нами и деревней засеянное пшеницей поле, где виднелись на позициях ЗСУ.

Справа от колонны стояли старые здания животноводческой фермы, занятые тыловыми подразделениями и отдельными ротами. Слева от нашей колонны, как бы на отшибе, стояло два небольших здания штаба полка и несколько сараев. За ними, в нескольких километрах через поле, виднелись высокие трубы цементного завода, населённый пункт Чири-Юрт, а ещё дальше начинались горы и вход в Аргунское ущелье – «Волчьи ворота». Сзади нас обширные поля и зелёнка, за которой возвышались большие здания птицефабрики и ещё дальше проглядывался районный центр Шали. Я более внимательно поглядел на окраину Новых Атагов и понял, что тем вечером, мы как раз на БРДМе проскочили между деревней и полком, также и когда двигались обратно.

В помещении штаба маялся от безделья оперативный дежурный и сидел начальник разведки штаба артиллерии полка капитан Пальцев, который обрадовался, увидев меня.

- Боря, здорово. – Алексей крепко пожал мне руку.

Я сел за стол напротив его: - Как тут у вас обстановка? Где начальство, чтобы доложить о прибытии?

- Из начальства сейчас здесь никого нет. Командир полка с Богатовым уехали в первый батальон, решать вопрос, куда двигаться батальону дальше. Но мне указали место, куда ты должен поставить батарею. Правда, твой первый взвод ещё некоторое время будет в третьем батальоне, - дальше Алексей Пальцев ознакомил по карте меня с общей обстановкой и передним краем нашего полка, после чего мы вышли из штаба на моё новое место.

Батарея становилась на угол молочно-товарной фермы: второй взвод разворачивался в сторону Чири-Юрта, а третий взвод в сторону Шали. Располагались мы, что меня очень радовало, компактно: фронт второго и третьего взвода составлял двести метров. Мой салон располагался посередине и я мог не только наблюдать за личным составом, но тут же вмешаться в жизнь подразделения, если это потребуется.

Перед батареей в обе стороны тянулись чистые, ровные поля: со стороны второго взвода оно тянулось километра на два и упиралось в глубокий, бетонный арык. За ним в четырёх километрах возвышались трубы и здания цементного завода, занятые боевиками. Слева поле расстилалось на восемьсот метров и пересекалось арыком, по сторонам которого тянулась узкая лента зелёнки, потом опять поле с позициями третьего батальона и расположение учебного танкового полка: с офицерским городком, казармами и парком боевых машин. На поле, прямо перед нами, торчал брошенный комбайн, которого я и определил за ориентир номер один.

За нашей спиной стояли здания, занятые ротой связи, левее и дальше располагалась разведывательная рота, сапёрная рота и на другом конце фермы здания были ещё не заняты, но как мне сказали, там будут располагаться РМО со складами и ремонтная рота. Со стороны Новых Атагов расположение командного пункта прикрывал зенитный дивизион.

Оставив за себя Кирьянова распоряжаться размещением батареи, я сел на БРДМ и направился в первый взвод, который находился на соседнем поле. Проскочили мимо комбайна, который внешне казался целым и исправным, проехали ещё немного по грунтовой дороге до брода. Переправились через мутный, с быстрым течением небольшой арык. Неожиданно для нас он оказался глубоким и мы практически почти переплыли через него, едва касаясь колёсами дна, нас даже снесло на метр течением. Если пройдёт, даже небольшой дождь, то переправить, допустим, подмогу батальону, будет проблематично.

Проехав ещё метров четыреста, мы остановились в расположении первого взвода, где нас встретили с радостью. Я поздоровался со всеми за руку и Алушаев стал раздавать накопившиеся письма, а мы с Жидилёвым отошли в сторону. В принципе, командир взвода подтвердил то, что они подбили танк и БМП боевиков.

- Но, товарищ майор, после тщательного наблюдения мне кажется, что они вообще были без горючего и брошены. Смотрите сами, - Жидилёв стал показывать рукой и рассказывать, а я вскинув бинокль, рассматривал местность и парк боевых машин.

- Вон, видите, офицерский городок – весь разбитый, там духи. Днём, правда, не видно, потому что его обрабатывают периодически артиллерией, - действительно, компактно расположенные здания офицерского городка, имели жалкий вид. Не знаю, как в них проживали до войны, но большинство зданий имели заброшенный, не жилой вид, но и другие более-менее ухоженные здания выглядели сиротливо и убого. Среди них то здесь, то там подымались всплески разрывов мин и снарядов. Иной раз от прямого попадания в здания снаряда вверх вздымались клубы красной, кирпичной пыли. – Вот между офицерским городком и парком мы и влупили БМП. Вон оно стоит.

БМП стояло передком в нашу сторону, люки открыты, а ствол пушки задран в небо: - Мы ракету в БМП всадили, оно загорелось. Правда, мы не видели, чтобы оттуда кто-то выскакивал. Понаблюдали немного, а тут видим, за забором торчит башня танка. Ну, мы и его сожгли. А когда пригляделись, то увидели в разных местах брошенные танки. Я то уже доложил по радиостанции, что мы подбили БМП и танк, а сейчас неудобно: вроде бы как соврали.

- Жидилёв, да не расстраивайся ты. Доложил что подбил, пусть теперь кто-то оспорит, что боевая машина пехоты и танк в этот момент были брошенные. Вот займём то место, осмотрим их, тогда и будем решать: брошенные они или нет. А пока представляй отличившихся солдат к наградам.

Я опять вскинул бинокль и стал внимательно рассматривать парк боевых машин. Парк как парк: таких парков я видел сотни за свою службу. Посередине парка была видна заправка (ГСМ)*, Справа и слева тянутся длинными рядами боксы: некоторые из них с открытыми воротами, но большинство было закрыто. А сам парк опоясывал обычный бетонный забор. За городком и парком на возвышенности виднелась часть дороги и сразу же ней вздымались возвышенности, поросшие лесом. Судя по карте, высотой в среднем от шестисот до восемьсот метров. Разглядывая парк, обратил внимание на несколько танков, сиротливо стоявших в разных местах.

- Жидилёв, ты с этими танками разбирался?

- Это брошенные танки, но я всё равно сделал по ним контрольные пуски. Хотите сейчас вам фокус покажу? – Встретив мой заинтересованный взгляд, продолжил, - около заправки стоит танк, вон он. Я по нему сделал три пуска и было зафиксировано три попадания. И каждый раз, после попадания в башню, из ствола танка вырывался клуб дыма; как будто он сам стрелял по нам в ответ. Сейчас я вам это тоже продемонстрирую.

Командир взвода отдал несколько приказаний, после которых оператор занял своё место внутри машины и сделал пуск. Ракета вонзилась в башню танка и из ствола вырвался внушительный клуб серого дыма. А из окопов восьмой роты, которые находились в ста метрах от наших позиций, послышался восторженный свист и заглушенные расстоянием аплодисменты.

- Жидилёв, нормально, - я тоже был рад тому, что мои противотанкисты опять удивляли своей работой пехоту, да и мне теперь можно было похвастать перед своими друзьями «творческими» успехами своих подчинённых. Я поднял бинокль и стал внимательно рассматривать будку ГСМ. С этого расстояния она выглядела нетронутой; дверь закрыта, стёкла на окнах целые. Исходя из своего опыта, можно было предположить, что как и везде: будка делилась на два помещения. В одном сам пульт управления заправочными колонками, а в другом небольшой склад, где хранились ёмкости с различными маслами. – Жидилёв, передай своему оператору пусть вторую ракету всадит в окно будки ГСМ, а то до неприличия целая стоит.

Ракета, как по ниточке, проходит низко над полем, попадает в окно и разрывается внутри будки. Засверкали на солнце осколки стекла от окон, которые брызнули в разные стороны. Вслед за ними из окон вырвались клубы чёрного дыма, а из дыма вылетела дверь будки, сорванная взрывом с петель. Дверь стоймя летела параллельно земле и в пространство за ней затягивало спиралью чёрный дым из будки. Создавалось впечатление, что она летела самостоятельно, оставляя за собой дымный след. В таком режиме дверь пролетела метров двадцать и с силой ударилась о металлический фонарный столб, разлетевшись на мелкие кусочки. Да выстрел был не только удачный, но и красивый. Из окопов пехоты вновь послышался свист, аплодисменты и даже вылетело в воздух несколько касок.

Слева от ГСМ был виден ряд боксов с закрытыми воротами. Они как будто напрашивались, чтобы их взорвали. Я и дал команду, ракетой взорвать ворота. После попадания ракеты створки ворот некоторое время шатались, и я уже думал, что придётся использовать ещё один ПТУР, но они разом упали, подняв большие клубы пыли. Но всё равно, даже в бинокль нельзя было рассмотреть в темноте хранилища, что там скрывалось. Запустили ещё одну ракету, уже во внутрь бокса. Но и за краткий момент разрыва ПТУРа мы не успели разглядеть, что там стояло. Мы немного подождали и не зря: сначала из бокса потянулась тоненькая струйка чёрного дыма, которая становилась всё гуще и мощнее. В темноте хранилища появился огонёк, а через некоторое время огонёк превратился в красное и хищное пламя, осветившее помещение. И теперь можно было рассмотреть, что в хранилище стояло несколько ГАЗ-66.

- Вот так, товарищ Жидилёв, работать надо. – Я снисходительно похлопал командира взвода по плечу, - приехал командир батареи и сразу же цель вам нашёл. Но всё равно вы, первый взвод – молодцы!

После этого мы постреляли из КПВТ и определили на местности предельную дальность пулемётов КПВТ и ПКТ. Пообщавшись ещё и с личным составом, я вернулся назад. Командир уже вернулся и я получил более обширную задачу, чем просто прикрывать командный пункт полка. Нужно было установить около своей батареи, на углу, шлагбаум и установить там пост. В принципе, на этом мои задачи в масштабе полка и заканчивались. Дело опять шло к заключению продолжительного перемирия с боевиками, поэтому я даже несколько обрадовался отсутствию задач. Можно будет немного отдохнуть, дать отдохнуть личному составу и что немало важно привести технику в порядок. Через две недели намечалось уволить первую партию солдат в запас, а перед этим прибудет пополнение: так что постановка пополнения в строй подразделения и передача боевого опыта увольняемыми должна пройти плавно.

В расположении построил личный состав и довёл до подчинённых обстановку и задачу батареи. Довёл свои требования на этот период, так сказать, относительного безделья. Увольняемых предупредил, что увольнение будет проходить после сдачи техники в исправном

состоянии, вооружения и ЗИП, а не просто так – «чохом». Отдельно поставил задачу и офицерам, прапорщикам батареи - не просто отдыхать, а использовать это время для приведения в порядок техники, вооружения и другого имущества.

Уже несколько дней стояла ясная, тёплая погода, с каждым днём становилось всё теплее и теплее. Весна стремительно входила в свои права, одевая деревья зеленью. Ещё несколько дней тому назад деревья стояли голыми, а сейчас покрылись маленькими листочками и теперь зелёнки издалека казались накрытыми хорошим зелёным туманом. В один день земля покрылась сочной, зелёной травой, которая стремительно лезла из земли, как бы понимая, что ей отведён только месяц тёплой и ласковой погоды, а потом установиться жара и трава выгорит до примитивной желтизны. Днём мы ходили уже практически в летней форме, лишь к вечеру и на ночь, одевая тёплые куртки. Закончилось обустройство и жизнь на командном пункте, в батарее покатилась по наезженной колее. Первый батальон переместился ещё вперёд и теперь стоял в двух километрах от цементного завода. Как и ожидалось, наше высшее руководство опять установило перемирие с боевиками. Материться и ругать их уже не имело никакого смысла: наверно, мы заслужили иметь такое бездарное правительство. Мы просто махнули на это рукой.

Как-то разговорились с Ренатом и он мне рассказал немного об истории установления перемирия с Новыми Атагами, и установления контактов с чеченцами. Ещё когда мы стояли на племсовхоза. совхозе, командир полка назначил Халимова старшим по обмену трупов, попутно была поставлена ему задача налаживание полезных контактов с той стороной. Первые встречи проходили на середине дороги между Старыми Атагами и племсовхоза. совхозом, и уже тогда Ренат познакомился с Резваном Чичиговым: как он сам представился - самым богатым человеком Чечни. И главой администрации села Новые Атаги - Абубакаром. Уже в ходе первых трёх встреч, Резван рассказал: что он возглавляет большой отряд народного ополчения Новых Атагов, обладает большим влиянием на местное население и негативно относиться к сложившийся военной ситуации. Ему хотелось бы сотрудничать с федеральными войсками, в ходе которого свести к минимуму результаты боевых действий между боевиками и федералами. Его позиция была доведена до сведения командования группировки, которое в свою очередь дала команду через Резвана выйти на Дудаева с целью склонить последнего к переговорам. Прекрасно представляя, что в ходе дальнейших боевых действий наш полк, вполне возможно, будет штурмовать Новые Атаги, что предполагало большие разрушения в селе, Резван вышел с предложением. Он гарантирует лояльность местного населения к войскам, отсутствия огня из населённого пункта и конструктивное сотрудничество в дальнейшем при решении различных вопросов. Но с одним условием – ни полк, ни его подразделения в деревню не заходят. Командование на такие условия согласилось, что потом полностью оправдалось. Все спорные вопросы, которые возникали, чеченцами решались быстро и чётко, как правило, в нашу пользу. Сам же Резван в прошлом был начальником отдела сбыта цементного завода, который располагается в Чири-Юрте и который нам предстоит брать. Уже сейчас было известно, что там занимает оборону отряд численностью в сто пятьдесят человек. Но в целом обстановка была спокойная.

В батарее тоже жизнь текла спокойно и размерено: её разнообразило только приёмы пищи, совещания, помывка в бане и выезд в первый взвод. В остальном приходилось искать себе занятие. Все обленились безмерно и от безделья солдаты и офицеры стали пить, а где выпивка – там чрезвычайное происшествие. Причём, у каждого пьяного военного был свой особенный «вывих» или прикол. Батарея пока держалась, но в роте связи, которая стояла рядом, пьянки среди солдат и контрактников не прекращались ни днём, ни ночью. Так как они стояли от нас буквально в пару десятков метров, я пытался наводить и у них порядок, но потом махнул рукой, видя бездействие командира роты и начальника связи полка Николая Бородуля.

Как-то сидел на табуретке, голый по пояс, в тапочках у своего салона, нежился на солнце и с интересом читал книжку. Переворачивая очередную страницу, машинально поднял голову и увидел, как из расположения роты связи выбежал пьянущий солдат с гранатомётом «Муха»* в руках. Встав на пригорке в сорока метрах от меня, связист вскинул гранатомёт и стал крутиться на месте, прикидывая куда выстрелить. Сначала я с интересом наблюдал, решая, куда он стрельнет, но мой интерес моментально пропал, обратившись в банальный испуг, когда увидел, что он развернулся и стал целиться в мой салон, после чего связист опустил гранатомёт и стал возиться с защёлками, чтобы привести его в боевое положение.

Покрывшись холодным потом и прекрасно понимая, что в тапочках никак не успею добежать до солдата и отобрать у него «шайтан-трубу». Сидел на табуретке и затравленным взглядом смотрел, как пьяный боец, непослушными пальцами откидывал крышки контейнера. Но судьба была благосклонна ко мне и к нашему салону: из-за здания стремительно вывернула группа солдат-связистов и накинулась на гранатомётчика. Свалили его на землю, немного попинали и отобрали «Муху». Увидев такой расклад событий, я подскочил на ватных ногах к связистам и ногой в тапочке тоже попытался его пнуть, но ничего у меня не получилось. Солдата скрутили и утащили в одно из помещений, где бросили спать. Я же отыскал Бородулю и в резкой форме высказал всё, что думал об роте связи и его командире.

Николай начал оправдываться, рассказывая, что это один такой у него солдат, остальные нормальные и спокойные. А этот всё время хочет пострелять с гранатомёта.

- Коля, ну дайте пострелять ему. Получите кучу гранат, отвезите его на передок и пусть он там стреляет до опупения. Проблемы ведь в этом нету.

Через полчаса Бородуля пришёл ко мне: - Боря дал команду собрать все «Мухи», и закрыть их, а рядом с ним, пока он спит, положить пустую, выстрелянную «Муху», - мы посмеялись и продолжили разговор. Через полчаса старшина притащил откуда-то канистру с пивом, рассказав что это пиво с брошенного Шалинского пивзавода и предложил его нам. Чему мы здорово обрадовались, но вкусом были разочарованы: пиво было старое и прокисшее, хотя некоторые остатки алкоголя чувствовались. Потягивая изредка пиво, мы продолжили неспешный разговор, который был неожиданно прерван. Из-за угла здания опять выскочил давешний пьяный гранатомётчик с «Мухой» в руке, остановившись на том же месте, солдат присел на колено. А гранатомёт вскинул на плечо, поворачивая оружие в нашу сторону. Прицелившись в нас, солдат опустил гранатомёт и сноровисто стал отстёгивать крышки контейнера, потом резким движением растянул трубу, тем самым, приведя гранатомёт в боевое положение.

- Коля, сейчас мы узнаем – пустой он контейнер взял или всё-таки боевой, - обречённо произнёс я, а Бородуля, в это время превратившись в соляной столб, держал в руке кружку с пивом и побелевшими, непослушными губами пытался что-то сказать или скомандовать, но у него это не получалось.

Связист опять вскинул гранатомёт на плечо и снова навёл его на нас. Я и Николай одновременно с облегчением выдохнули из груди воздух - в руках солдата был пустой контейнер и солнечные блики сейчас весело скакали на отполированной внутренней стенке трубы. Солдат продолжал в недоумении щёлкать планками прицельных приспособлений и нажимать на спусковую клавишу, пытаясь выстрелить в нас, пока мы медленно и неотвратимо приближались к нему. Поняв, что убить нас у него не получается, он бросил контейнер на землю, выставил руки перед собой и завопил пьяным голосом: - Я не в вас хотел стрелять. Я в салон хотел стрельнуть, посмотреть как фанера и доски от взрыва внутреннего полетят. Я…..

Закончить он не успел, смачный удар кулака в лицо прервал пьяные вопли. Коля ещё несколько раз, но уже слабее, ударил его и, схватив за шиворот поволок в сторону роты связи, но теперь он уже вопил: - Ты, скотина, сволочь… Ты хотел убить начальника связи полка – своего начальника. Я тебе сейчас покажу, как Родину любить… Назаренко.., Назаренко…, - стал он звать командира роты, который тут же выскочил из ГАЗ-66. Теперь они вдвоём, подхватив за руки, тащили пьяного солдата. На шум и крики из помещений, палаток выскакивали бойцы роты связи и присоединялись к этому бедламу.

- Коля, Коля…,- кричал я со смехом вслед им, - он и меня хотел убить тоже, не только тебя. Ты ему об этом тоже скажи, перед тем как рожу ему чистить будешь…

Но никто меня не слушал и не слышал, а через несколько метров они свернули за угол здания. Участь солдата была решена быстро. Через пять минут побитого и помятого воина связисты на верёвках спустили в каменный бункер рядом с моей батареей, откуда без посторонней помощи вылезти было невозможно. Самое поразительное, что как только его туда опустили, он моментально заснул. До глубокой ночи он спал крепким сном, но среди ночи проснулся от холода и в течении получаса кричал, звал кого-нибудь, не понимая как он здесь оказался. Убедившись, что никто не придёт ему на помощь, до утра бегал по дну, делая гимнастические упражнения, чтобы согреться.

Утром я решил вопрос по освобождению солдата из-под ареста и после завтрака связисты

достали его из ямы. Он стоял на краю каменного бункера жалкий и грязный, тело продолжало сотрясаться от утренней прохлады и похмельного синдрома. Солдат взял в дрожащие руки, поданный ему котелок с холодной водой и жадно выпил его до конца.

- Товарищ майор, я ничего не помню. Простите меня дурака, избейте, но я ничего не помню. Я ничего не имею ни против вас, ни против начальника связи, - жалко лепетал солдат, когда я ему рассказал, что он вытворял.

- Я что, солдат, священник чтобы прощать тебя или не прощать? Ты, скотина, понимаешь: что если бы ты вчера в нас выстрелил и убил, то что тебе светило бы? Чмо, ты!

Повернулся к связистам и своим солдатам, которые обступили нас, - посмотрите бойцы, к чему может привести пьянка. Лучше учиться на чужих ошибках, чем на своих. Ладно, убивец, пошли со мной.

- Куда? - Испуганно и одновременно настороженно вскинулся солдат.

- Видишь, в поле стоит комбайн, вот сейчас пойдём со мной и ты расстреляешь его из гранатомёта, - я показал рукой на сельскохозяйственную машину, одиноко стоявшую у дороги, поднял с земли два одноразового гранатомёта и сунул их отшатнувшемуся связисту.

- Я не пойду, товарищ майор.., я не пойду, - попятился солдат от меня.

- Не просто солдат пойдёшь, а побежишь. Побежишь впереди меня и будешь стрелять. Я тебя, гад, научу как целиться в своих. Вперёд, солдат, - сильным пинком заставив, бойца идти в сторону поля.

Подошли к комбайну и обошли его кругом: - Посмотри, какой он – почти новый, может быть и целый, но сейчас мы его взорвём, то есть ты его взорвёшь, чтобы у тебя полностью пропало желание даже брать в руки гранатомёт…

- Товарищ майор, давайте не будем этого делать, - плакался солдат, - ведь жалко, да и зачем?

- Ага, двух майоров завалить по пьянке – не жалко, а комбайн – жалко. Ни хрена, солдат, сейчас ты его расстреляешь, или я тебя тут расстреляю. Пусть тебе это будет уроком на всю жизнь.

Мы отошли на сто метров от комбайна, связист поднял с земли гранатомёт и раздвинул его: - Товарищ майор, может быть не будем?

- Будем, солдат, тем более что ты уже привёл гранатомёт в боевое положение. Стреляй!

Связист поднял гранатомёт, приложился к прицелу, я тоже внутренне сжался, ожидая оглушительного грохота. Грохнул выстрел, граната вылетела из контейнера и тут же впилась в середину комбайна. Пламя разрыва на мгновение охватило всю машину и исчезло. В разные стороны полетело несколько небольших кусков металла и на этом всё закончилось. В машине не было ни капли топлива, и из середины комбайна потянулась лишь тонкая ниточка дыма, а вскоре и она исчезла. Больше мы стрелять не стали.

После обеда я взял две бутылки водки и поехал во вторую роту, чтобы отблагодарить командира взвода, да и просто посидеть с Сергеем Поздеевым. Мотострелковая рота за эти дни продвинулась вперёд и теперь занимала позиции вдоль окраины Новых Атагов. Впереди позиций, в двухстах метрах, виднелся полуразрушенный дом, который я разбил двумя ракетами в первый день взятия берега Аргуна. Когда слез с БРДМа, то сразу же увидел ходившего по траншеи чеченца лет шестидесяти пяти, который переходил от одной кучки солдат к другой и о чём-то разговаривал с ними, что мне здорово не понравилось.

В одиноко стоявшем сарае, за накрытым столом, меня уже ждал капитан Поздеев и командир взвода. Поздоровавшись с обоими, я сразу же сказал о чеченце в траншеи.

Сергей усмехнулся и пригласил жестом за стол: - Боря, ведь это твой дух, - загадочно проговорил он.

- Как мой?

Офицер налил в кружки водку и поставил бутылку на стол: - Это хозяин разрушенного тобой дома. А ходит он здесь уже второй день: уговаривает солдат помочь ему, за деньги, конечно, разобрать дом по кирпичику, чтобы построить себе новый.

- Серёга, точно что ли? Так я тогда пойду, мне ведь интересно поговорить с ним. – Я вскочил

из-за стола, но Поздеев схватил меня за рукав.

- Боря, погоди, ты куда? Давай хоть выпьем для начала.

Торопливо выпив свою порцию водки, я выскочил из сарая и пошёл по траншее. Увидев чеченца в окружении солдат, приосанился, поправил автомат и подошёл.

- Что это здесь за гражданские лица ошиваются? - Суровым командирским голосом спросил у солдат. – Если задержанный, то тогда отправьте его в штаб полка.

Бойцы заулыбались, понимая подоплёку происходящего, и бодро доложили: - Товарищ майор, это хозяин вон того разрушенного дома, - солдат сделал ударение на слове «разрушенный» и «того».

- В чём проблемы, отец?

Старик пожал плечами: - Да проблем в общем-то и нет. Вот хожу, с разрешения их командира, пытаюсь кого-нибудь уговорить, чтобы за хорошую плату и питание, разобрать развалины по кирпичику. Всё равно от безделья в окопах маются.

Я посмотрел на дом, а потом с наивностью в голосе протянул: - Да, нехорошо получилось с домом-то. А кто его тебе разрушил - боевики что ли? У нас ведь с вашей деревней перемирие заключено было.

Старик остро и неприязненно сверкнул на меня глазами, нахмурил брови, спрятав взгляд: - Да нет, ваши это сделали – федералы.

Наступило молчание. Старик переминался с ноги на ногу, не зная как ему поступить: может ли он уйти домой или задержан этим непонятно, откуда взявшимся офицером. Солдаты тоже молчали, ожидая продолжения разговора.

- Да, хороший дом, богатый. Жалко, наверно?

Старик с достоинством посмотрел на меня: - Да, дом хороший был, но если мне солдаты помогут разобрать развалины, то к осени я новый – ещё лучший дом построю. Дом не жалко: жалко, что сгорели во время пожара реликвии семьи – тапочки прадеда. А так: хозяйственные постройки остались, жить пока можно и в них.

- А чего ты отец ходишь и просишь помощи у солдат, почему тебе не помогут сыновья, соседи?

- У соседей своих проблем полно, а сыновья мои в России; от греха подальше, - старик ссутулился, считая что разговор закончился, вылез из траншеи и, опустив руки вдоль туловища, побрёл в сторону дома. Может, фигура одиноко бредущего старого чеченца через поле к своему разрушенному жилищу и вызвала бы у кого-нибудь жалость, но только не у меня. Судя по взглядам и репликам солдат, жалости не наблюдалось и у них.

Сколько бы я не встречал чеченцев, сколько бы с ними не разговаривал: все они мирные, белые и пушистые, все они против Дудаев и за русскую власть. То же самое я слышал и от знакомых офицеров. Куда бы наша артиллерия не стреляла, потом приходили старейшины и докладывали, что во время обстрела погибало такое-то количество детей, стариков и женщин. Мужчин как будто и нет у них, а вывод напрашивается один: все в боевиках. И дом у старика – хоромы, на трудовые и сельские доходы такой дом не построишь. Наверняка, и сыновья у него в бандитах. И такой вот безобидный с виду старик, если бы боевики сумели захватить часть русской территории: ехал бы на автомобиле за своими сыновьями и грабил русское население, грузил всё что попало в руки в кузов. Несмотря на свой возраст, может быть, и насиловал русских женщин, а потом в кругу односельчан хвастал своими трофеями и приключениями. Знаю я чеченцев по службе в армии. Когда их в подразделении или части немного, или единицы – это хорошие солдаты, интернационалисты. Но когда их много, то они сколачиваются в стаи и превращаются в скотов и сволочей, которых надо постоянно гвоздить железным кулаком и держать за глотку, а не рассуждать о каком-то их, особом, национальном менталитете. Закон и правила общежития должны быть для всех национальностей, для всех людей един и не только в армии. А то получается: когда русские парни на рынках или на улицах изредка бьют «чёрных» - это шовинизм, расизм и фашизм со стороны русских. А когда в бывших наших республиках выгоняют из домов, грабят и унижают русских – это называется всегда ростом национального самосознания.

После утреннего построения, где я поставил батарее задачи на день, ко мне подошёл Снытко с третьего взвода. Нерешительно переминаясь с ноги на ногу, смущаясь и заикаясь, солдат предложил мне вместе с ним съездить на пивзавод и набрать там нормального пива, а не той кислятины, что сейчас пьют в полку. Дорогу туда он знает: знает, где можно взять и солёной рыбы под пиво.

Безмерно удивлённый, я подозвал к себе замполита и техника.

- Алексей Иванович, Игорь, вы знаете, где находиться пивзавод, откуда привозят это хреновое пиво? – Получив их отрицательные ответы, с саркастическим смехом продолжил, - и я не знаю. А вот этот, водитель противотанковой установки, который никуда не ездит, а сидит на позиции – знает, куда ехать. Знает, в какой цистерне находится хорошее пиво, и знает где можно достать под пиво рыбки. Вы понимаете, что твориться за нашими спинами? А это значит, что солдат уже туда мотался и ещё надо разобраться на чём он туда ездил? С кем и зачем?

- Да…, - протянул задумчиво, - это первая ласточка, причём нехорошая. Бойцы начали маяться от безделья.

- Ладно, потом разберёмся, - я решительно махнул рукой, - Снытко, помимо того, что я командир – я ещё и слабый человек. Пивка нормального, да ещё с рыбкой – хочется. Алексей Иванович, Игорь, как насчёт пивка?

Увидев довольные лица подчинённых и поднятые кверху большие пальцы, типа – всегда готовы, я повернулся к солдату: - Снытко, если пиво, рыба действительно будет нормальным, я готов забыть твой проступок и не буду выяснять, откуда у тебя такие знания. Но если узнаю, что кто-то ещё туда поедет без разрешения, разборки будут жестокие. Передай это и тем, кто тебя послал ко мне, - Снытко открыл рот, чтобы запротестовать, но я его оборвал. – Молчи…, не спорь с комбатом. Ты сам, с таким предложением никогда бы не подошёл ко мне. Передай им, комбат даст сегодня батареи попить пивка.

Быстро определив, сколько пиво нужно привезти, Кирьянов, Карпук и несколько солдат, вооружившись, умчались. А через два часа они привезли двести литров пива и рыбы. Правда, рыбы было немного и не того качества, какого бы хотелось, но ничего. Большую часть рыбы я забрал себе, но пиво было действительно неплохое. Алексей Иванович ещё привёз мне в подарок стеклянную пивную кружку: - Борис Геннадьевич, посмотрите на дно кружки, там выбит знак нашего полка.

Поглядев на дно стеклянного сосуда, я разглядел круг, а в нём три треугольника – точно знак полка. Конечно, понимал, что это знак завода, который выпускал это изделие, но всё равно было приятно от такого совпадения.

Мы вызвали к себе сержантов и выдали им на личный состав пиво: из расчёта три литра на человека, предупредив чтобы не было ни каких эксцессов. А через час, у меня в гостях сидели: начальник артиллерии полка, Андрей Князев, начальник разведки полка Олег Безруков, Коля Бородуля, командир зенитного дивизиона Володя Микитенко и командир танкового батальона Мосейчук. Хмельного напитка было литров сто двадцать, поэтому мы пиво пили не спеша, наслаждаясь неплохим напитком и рыбой. Бойцы своё пиво выдули мгновенно и чего мы не ожидали: быстро окосели и вылезли из палаток. Вели они на глазах у командира батареи вполне прилично, но всё равно было видно, что они пьяные. А после того, как Алексей Иванович рыкнул на них, все они попрятались в палатках и спокойненько заснули.

Вскоре алкоголь подействовал и на нас, но всё было в рамках приличия. Все мы внимательно слушали майора Мосейчук и смеялись над его рассказом, где он в цветах и красках рассказывал об отражении нападения боевиков на танкистов со стороны птицефабрики.

- Да, Боря, чуть не забыл тебе рассказать, - Мосейчук обратился ко мне. – Помнишь, мы склад с боеприпасами взорвать не смогли? Я ездил туда. Так это, оказывается, не ящики с боеприпасами стояли, а штабеля с бетонными блоками. Кто-то из чеченцев решил там коттедж построить, выкопал фундамент, складировал бетонные блоки под фундамент, а тут война. – Толя весело засмеялся, - так там ни одного целого блока не осталось, всё разбито.

Разошлись гости часа через два очень довольные и Толя Мосейчук на завтра пригласил к себе в гости. Я, замполит и техник посидели ещё немного, пиво уже не лезло и остатки убрали в салон, а я пошёл на пьяные голоса, которые доносились уже с полчаса из-за палатки третьего взвода. Открывшиеся картина, заставила замедлить шаг и постараться остаться незамеченным. Сзади палатки, голые по пояс, друг против друга стояли на коленях командир противотанковой установки сержант Рубцов и мой водитель Чудинов. Пьяно тараща глаза, они горячо спорили: кто из них больший герой.

- Чудо…, ну какой ты герой? – Пьяно бубнил Рубцов, - вы всегда с комбатом стоите сзади нас - в тылу, а мы вот стоим на передке и все пули летят в нас. А вы то, вы то где стоите, герои хреновы. А вот мы…, - Рубцов попытался внушительно ударить себя кулаком в грудь, но потерял равновесие и жёстко ткнулся лицом в траву, опёрся руками о землю и начал медленно выпрямляться. Чудинов даже не заметил исчезновения Рубцова с его глаз, продолжая смотреть в то место, где он только что видел лицо своего оппонента, гневно доказывал обратное, стуча кулаком о землю.

- Да мы с комбатом во все бои ходили…, а вас комбат ещё ни в один бой не пускал. Это я герой, а не ты... – Далее пошли перечисления всех случаев, где и когда мы с Чудиновым участвовали. Интересно было слушать изложение известных событий с солдатской точки зрения, да ещё разбавленную доброй порцией алкоголя. Исходя из этого рассказа, геройские похождения экипажа моего БРДМ, с моим участие конечно, в целом помогли полку разгромить стоящих перед нами боевиков.

Посмеявшись от души нал пьяными бреднями своего водителя, решил вмешаться этот спор.

- Я не пойму, бойцы, почему вы до сих пор не спите? Марш, по пещерам, - Я легонько толкнул обоих. Рубцов, только что поднявшись с земли, завалился обратно, возмущённо засопел, попытался вскочить и кинуться на меня, но узрев перед собой командира батареи, перевернулся на живот и на четвереньках шустро умчался в палатку. Чудинов встал опять на колени, сфокусировал глаза на мне и с угрозой в голосе произнёс: - А ты не прав, комбат.

Оставив пыльный отпечаток сапога на голой и потной груди солдата, несильно толкнул его ногой. Чудинов завалился на спину, а я наклонившись над ним, весомо произнёс: - Чудо, запомни - комбат всегда прав. Это я герой, но благодаря только вам. Это мы все герои вместе, когда в одном кулаке. Только вместе. Ты понял меня солдат?

Водитель обратно поднялся на колени и, покачиваясь из стороны в сторону, сверлил меня взглядом, потом с трудом поднялся и направился к палатке. У входа обернулся, поднял кулак вверх и выдохнул: - Комбат, а ты ведь прав.

…. Обстановка вокруг полка постепенно стабилизировалась и передний край окончательно установился. Боевики со своей стороны тоже снизили активность и по данным разведки усиленно проводили перегруппировку своих подразделений и подготовку к предстоящим боевым действиям. К нам на поле перебрался наш артиллерийский дивизион, а сзади него встали лагерем несколько подразделений Внутренних войск и стало гораздо веселее. Мирная жизнь в населённых пунктах Чечни тоже налаживалась. Начали возвращаться беженцы и в

Чечен-Аул, которых очень много скопилось в Новых Атагах и в Чири-Юрте. В один из дней группа старейшин и мужчин под охраной нашей разведывательной роты проехала в Чечен-Аул посмотреть, что стало с деревней. После чего, через пару дней на окраине Новых Атагов внутренние войска установили блок-пост и стали пропускать беженцев в Чечен-Аул. Я как-то приехал туда, посмотреть на это мероприятие и был удивлён, той напряжённой обстановкой, в которой работали ВВэшники. На окраине деревни скопилось человек пятьсот беженцев, в основном женщины, дети, старики. Были, правда, и мужчины, но немного. Практически все возвращались в деревню с домашним скарбом, который был нагружен на автомобили, повозки и трактора. Почти к каждой единице техники были привязаны коровы и бычки, которые тараща большие и влажные глаза на скопище людей, испуганно ревели, дёргаясь на привязи. Всё это надо было проверить ВВэшникам, на наличие оружия и боеприпасов. Мужчин отводили в сторону и проверяли на предмет участия в бандформированиях, переписывая их. Но этим уже занимались особисты. Над окраиной, стоял нескончаемый гул голосов, криков, воплей и ругани. Толпа напирала и ВВэшникам периодически приходилось применять силу, чтобы навести порядок. В двадцати метрах от блок-поста под деревом сидел связанный боевик, которого вычислили особисты и задержали, а за блок-постом с десяток женщин голосило и призывало все кары Аллаха на головы русских, которые арестовали невинного человека. Под другим деревом сидел другой боевик – тоже связанный, но которого привезли сюда на обмен. Кругом стоял хаос, но в котором чувствовался определённый порядок и железная воля капитана - старшего блок-поста. Он стоял в сторонке и наблюдал за действиями своих подчинённых, и когда надо было, то вмешивался, а потом опять отходил в сторону.

Я попытался договориться с ним насчёт кинжала, но капитан устало усмехнулся и кивнул на недалеко стоявших полковников: - Вон, майор, смотри: с группировки приехали с такой же просьбой. Пять ножиков нужно, два кинжала я реквизировал и уже отдал. Так что обещать не могу. Приезжай завтра.

…. В эти дни большая группа солдат и сержантов увольнялись с полка, с ними уходило и несколько человек с батареи. Уходили сержанты Некрасов, Рубцов и ещё трое человек, а вместо них прибыло в батарею пять человек молодого пополнения. На фоне моих, понюхавших пороха, опытных и уверенных в себе солдат, смотрелись они убого: выглядели испуганными и неуверенными. Одетые в форму большого размера, да ещё советского образца, гляделись очень худыми. А тут ещё пришла телеграмма из военкомата, в которой сообщалось, что мать Чудинова находится в больнице, в тяжёлом состоянии и просят ускорить его увольнение. Жалко было расставаться с водителем. Хоть много я с ним хлебнул неприятностей, много вначале он мне нервов попортил, но наконец-то между нами установилось понимание, и в какой-то степени мы даже привязались друг к другу. Накануне отъезда Чудинов подошёл ко мне и попросил пройтись с ним. Идти далеко не пришлось: за палаткой третьего взвода был накрыт небольшой столик, стояла бутылка водки и закуска. Рядом со столиком стоял новый водитель моего БРДМа – рядовой Степанов, из молодого пополнения. Чудинов пригласил меня сесть, а сам засуетился, открывая водку и разливая её в два стакана. Я молча наблюдал за этими приготовлениями и не мешал. Может быть, в другой обстановке и отругал бы своего солдата, но сейчас я молчал, понимая его чувства.

Чудинов встал со стаканом водки в руках и обратился к своему заменщику: - Ты, Степанов, стой и слушай, что я сейчас комбату скажу. И всё это «мотай себе на ус». Товарищ майор, я понимаю, что принёс достаточно вам хлопот. Дурак я был. После тюрьмы считал всех офицеров и прапорщиков «скотами и сволочью», из-за чего в Забайкалье имел очень много неприятностей с командирами. И сюда, когда приехал, тоже так считал, но завтра я уезжаю и кривить мне душой незачем. Поэтому хочу сказать, что без вас - офицеров, многие из нас, солдат, просто бы не выжили на этой войне. Большое вам спасибо за это. А я хочу выпить лично за вас, конечно за Кирьянова и Карпука. Блин, получается и за взводников надо выпить. Да, хочу за всех вас выпить, но только не за старшину. Чтобы вы живыми и здоровыми вернулись домой.

Пока он это говорил, я сидел и пытался справиться с нахлынувшими чувствами. А это было очень трудно, но успешно справился. Мы чокнулись и молча выпили. Посидели около получаса: в течении которого я тоже сказал достаточно много тёплых слов и пожеланий Чудинову, а Степанов всё это время стоял около столика смотрел и слушал, тараща на нас свои глаза.

- Смотри и слушай, Степанов, - обратился Чудинов к водителю, - комбат нормальный мужик и офицер, он тебя научит, а если время придёт то и вытащит тебя на себе. Но и морду тебе набьёт если будешь не то делать. Он имеет полное на то полное право.

На следующий день они уехали и весь день у всех из рук всё валилось: солдаты ходили задумчивые или сидели у своих машин и тихо обсуждали отъезд товарищей, строили свои планы. Ведь в течении апреля-мая, практически все должны были уволиться, за исключением сержанта Кабакова, Большакова и ещё пару человек. Субанов недавно подписал контракт на сверхсрочную службу, а теперь ходит как в воду опущенный. Но ничего, всё встанет на свои места. После обеда из третьего батальона вернулся в батарею первый взвод и теперь мы были все вместе.

А вечером в салон ввалился возбуждённый Кирьянов: - Борис Геннадьевич, я не знаю: то ли нам смеяться, то ли плакать. Полез сейчас в сейф, где хранятся наши личные вещи и батарейный промедол, а он взломан. Что самое интересное - наши личные вещи не тронуты, а промедола, всех 70 ампул – нет. По моим данным, последним в кузов, где наш сейф лежит, лазил Чудинов. Вот скотина. Сколько волка не корми – всё равно в лес смотрит.

Плакать мы не стали, смеяться было не над чем: только сокрушённо покрутили головами. (Через три недели пришёл запрос из милиции, куда уехал Чудинов. В день приезда из армии, вечером он был задержан в городском парке за продажей ампул промедола, что квалифицировалось как продажа наркотиков. Органы следствия просили дать служебную характеристику. Я долго не думал и дал ему отличную характеристику, хоть представляй его к ордену. Как у него сложилась дальнейшая судьба – не знаю)

На следующий день вывели пополнение на передок седьмой роты и до обеда провели стрельбы из всех видов оружия. Благо целей там было полно и не надо было ставить специально мишени. После обеда и весь следующий день прошёл за изучением материальной части. Так получилось, что учебные пуски противотанковых ракет и прямая наводка в дивизионе Князева совпали, причём, позиции были тоже рядом. Решили стрельбу провести по реальным целям на переднем крае противника. Пока командиры взводов готовили противотанковую установку, проводили последние инструктажи перед началом занятия, я направился на позиции артиллеристов. Здесь тоже шла суета последних приготовлений, а рядом с Андреем крутился Николай Бородуля, который был в изрядном подпитии и излишне весёлый.

- Боря, - радостно завопил и облапил меня начальник связи полка, - половину службы своей прослужил связистом в артиллерии и ни разу не стрелял. Вот решил сегодня пострелять прямой наводкой и стать настоящим артиллеристом.

Мы с Князевым переглянулись и с хитрецой посмеялись, а через минуту Коли около нас не было, он с пьяным азартом кинулся разгружать ящики со снарядами.

- Ну что, Андрей, посоревнуемся, как тогда. Твой молодой и мой молодой: кто вперёд реальную цель уничтожит, - предложил командиру дивизиона.

Андрей с весёлым азартом хлопнул по моей ладони: - Давай!

День, как и предыдущие, стоял солнечный, видимость была прекрасная. На горах и местности, наполовину покрытые зазеленевшей травой и зелёнкой, отчётливо проглядывалась каждая деталь окрестностей. В небе с самого утра крутились бомбардировщики СУ-25 и периодически бомбили передний край боевиков. Сейчас они по очереди пикировали на группу строений на склоне горы, там ещё была видна часть дороги, уходящей в гору. Вчера, уже в сумерках, по ней в горы сумела прорваться небольшая духовская автомобильная колонна. Хотя огонь открыли вовремя, но боевики успели проскочить опасное место и без потерь ушли. Среди строений вздыбились большие султаны разрывов от двухсот пятидесяти килограммовых бомб. Следом за этими разрывами, поднялись ещё два с другого самолёта.

- Андрей, давай и мы туда будем долбить. Раз бомбят, значит там духов засекли. Видишь, две здоровые цистерны стоят. Вот правая и будет наше общей целью в споре. Красная ракета – начало открытия огня. Хорошо?

Через десять минут всё было готово к соревнованию. Мой экипаж ознакомлен с целью и стоит в десяти метрах от пусковой установки. Экипаж самоходки тоже стоит в десяти метрах. Запускаю красную ракету и мой экипаж срывается с места. Ребята действуют чётко и быстро, хлопнули люки, завёлся двигатель и завизжали электродвигатели, подымая пусковую установку из машины. Артиллеристы тоже не отставали. Последний раз взвизгнув, замолчали электродвигатели и ракета нацелилась в цель. Несколько секунд томительного ожидания: слабый щелчок открывшихся крышек контейнера, а через доли секунд оглушительный рёв стартового двигателя и ракета уже на траектории. Судя по тому, как ракета шла, оператор действовал уверенно. Я с опаской бросил быстрый взгляд на артиллеристов: дальность до цели была полтора километра и полётное время ракеты составляло 7-8 секунд. Если сейчас артиллеристы выстрелят, то они могут опередить нас: ведь полётное время у них всего две секунды. Ещё пару секунд и ракета вонзилась в бок цистерны. Высоко в небо взметнулось большое красно-жёлтое пламя и разом опало обратно. Взорвались нагретые солнцем остатки паров, когда-то хранившегося там горючего. Теперь из огромной дыры в небо тянулась лишь жиденькая струя дыма. Теперь грохнул выстрел из самоходки: наводчик, увидев наше попадание, чуть довернул влево и выстрелил во вторую ёмкость и тоже попал. Эффект от разорвавшегося внутри цистерны снаряда и паров был гораздо больший и красивее. Вместе с пламенем и дымом в разные стороны полетели большие и малые куски металла. Но там тоже не оказалось горючего и теперь, обе цистерны лишь слегка дымили. Дальше мы стреляли не торопясь. Пропустили по несколько раз молодёжь, стрельнул и я, дал пострелять всем, кто желал. Через час закончил занятие и дал команду на сворачивание и убытие в лагерь. А сам довольный результатами отправился на позиции артиллеристов, у которых занятие тоже подходило к концу. Коля Бородуля был ещё пьянее и с давно погасшей сигаретой в руке приставал ко всем с вопросами: на что надо нажимать и что надо дёргать, чтобы самоходка выстрелила. Тут же забывал и опять лез с расспросами, дёргая всех за рукава. Наступила и его очередь. Уяснив цель, Коля полез во внутрь самоходки, попутно ударяясь головой обо все выступающие детали и уступы. Хорошо, что на голове у него был шлемофон, а то бы занятие закончилось перевязкой и отправкой офицера в полковой медицинский пункт. Мы смеялись до изнеможения, но Коля, не замечая болезненных ударов, скрылся в глубине самоходки. Минуты две артиллерийская установка стояла, не подавая признаков того, что в ней кто-то находиться. Потом в эфире послышалось громкое сопение и Бородуля почти трезвым голосом доложил, что готов к стрельбе.

- Слушай, Андрей, как бы Коля не перепутал передний край боевиков с нашим.

- Всё нормалёк, мы перед стрельбой ограничители поставили и теперь кроме как по группе зданий на склоне, никуда не наведёшь.

Князев по радиостанции указал цель. Ствол вздрогнул и чуть повернулся вправо, а через несколько секунд раздался громкий выстрел. Снаряд, легко разрезая воздух, промчался по траектории и попал в угол крайнего здания. Рванула так, что угол дома засыпал своими обломками всё вокруг себя в радиусе ста метров.

Через тридцать секунд, всё также ударяясь о корпус самоходки, из заднего люка вывалился восторженный Бородуля. Подскочил к нам и, тыча пальцем в сторону боевиков, стал кричать что он теперь настоящий артиллерист.

- Нет, Коля, это только половина того, чтобы пройти крещение, - смеясь заявил Князев и отдал необходимые распоряжения. Солдаты быстро притащили ещё горячую гильзу и досыльник. Я взял досыльник, а Князев гильзу: - Нагибайся, Коля, - ласково произнёс Андрей.

Бородуля, понимая дальнейший ход крещения, послушно нагнулся и, повернув голову к нам, жалобно попросил: - Только не больно, ребята…

- Нет, Коля, так легко артиллеристами не становятся, - и Андрей со всей силы ударил гильзой Бородулю по заднице. Начальник связи охнул, схватился руками за заднее место и попытался выпрямиться, но не успел. Я, уже размахнувшись, огрел Бородулю вдоль хребта досыльником. Теперь Коля резко выгнулся и почти заплясал на месте, шипя от боли и ругаясь сквозь зубы: - Сволочи…, скоты…, я ведь вас просил полегче. Вы же мне всё там поотбивали.

- Коля, ты ещё легко отделался. Так быстро артиллеристами не становятся. Так что не обижайся, а прими лекарство, - командир дивизиона поднёс начальнику связи полную кружку водки, - пей, Коля, только до дна.

После того как водка была выпита, Николаю вручили гильзу от «Полного» заряда, на котором он стрелял, и объявили о приёме его в семью артиллеристов. Досада от крещения прошла, лишь изредка он почёсывал задницу и хмурился, когда мы его похлопывали по спине. Но после выпитой кружки, Бородуля «поплыл» совсем капитально; буквально через пять минут он был уже в невменяемом состоянии. Крепко прижав к себе гильзу от снаряда и ничего не соображая, тыкался во все стороны и еле держался на ногах.

Артиллеристы кроме прямой наводки, хотели отработать ещё пару вопросов с пополнением, а моя батарея давно ушла в лагерь. Решили Бородулю отправить на командный пункт пешком: благо он находился в полутора километрах от нас, на противоположном конце ровного, чистого поля и хорошо был виден. Затеряться на нём было практически невозможно.

Я подвёл пьяного товарища к дороге, проходящей мимо нас в сторону КП, повернул Николая лицом в сторону командного пункта: - Коля, штаб видишь? Как раз оттуда ГАЗ-66 идёт.

Бородуля в течении двадцати секунд бессмысленно щурил глаза, потом взгляд его сосредоточился и он молча и утвердительно мотнул головой.

- Коля, вот так, по этой дороге, никуда не сворачивая, ты и дойдёшь до дому. Дойдёшь сам?

Связист ещё раз утвердительно мотнул головой, но продолжал стоять на месте, качаясь из стороны в сторону. К этому моменту ГАЗ-66 приблизился к нам и уже можно было рассмотреть в кабине начальника службы РАВ Женю Ончукова, который высунув руку из кабины держал на весу чайник. Ончуков внимательно посмотрел нас, проезжая мимо, потом остановил машину и вылез из неё. Также с чайником в руках молча обошёл вокруг нас и громко в слух прочитал надпись на гильзе: - «Полный».

- Женя, это Коля прямую наводку стрелял и мы его сейчас перевели в артиллеристы, - я поддержал Бородулю, который попытался упасть лицом в пыль.

Начальник службы молча отошёл к кабине и тут же вернулся с кружкой во второй руке.

- Попал, хоть? - Женя посмотрел на меня и, получив положительный ответ, налил полную кружку жидкости, - Коля, «Полную» гильзу я тебе налить не могу, но полную кружку спирта, за то что отстрелялся – налью. На!

Несмотря на то, что Бородуля уже ни на что не реагировал, но на слова «спирт» и «налью» среагировал чисто рефлекторно, протянул руку и долго, мучительно долго цедил спирт сквозь зубы. За это время Женя успел мне рассказать, что едет в седьмую роту в гости к Гарри Богданову: тот его пригласил на шашлыки. Тут же я решил вопрос дополучения ракет на батарею. В этот момент начальник связи отнял кружку от рта, прислушался к своим внутренним ощущениям и не сгибаясь, во весь рост, плашмя упал в дорожную пыль. Растормошить и привести его в чувство мы уже не смогли. Женя уехал в седьмую роту, а я подогнав УРАЛ артиллеристов, загрузил бесчувственное тело в кузов, поехал домой, где и сдал крепко спавшего офицера связистам роты связи.

После обеда, составив колонну из трёх машин, провёл учебный марш с молодым пополнением: это упражнение № 10 – вождение в колонне. Марш был общей протяжённостью около тридцати километров и в его ходе выяснилось, что молодые водители подготовлены неплохо: хорошо держали скорость, дистанцию между машинами в ходе движения и достаточно адекватно реагировали на изменение дорожной обстановки. Проводил я марш не ради самого марша, а проложил маршрут по всем нашим старым позициям. На каждой из них останавливал колонну и рассказывал новичкам, как мы тут стояли, с кем воевали, как воевали, кто из наших

солдат и как отличился. Это я считал одним из важных элементов вхождения новичков в коллектив батареи, что в впоследствии помогло им быстро стать полноправными членами подразделения.

После совершения марша оставалось последнее мероприятие по слаживания подразделения.

Утром, после завтрака, вся батарея вышла на поле и встала в колонну. Построив личный состав впереди машин, я ещё раз рассказал, как осуществляется выход батареи или взвода на рубеж развёртывания для открытия огня. Конечно, я понимал, что следующий этап боевых действий нашего полка будет проходить в условиях горной местности, где будет мало пригодных мест для развёртывания батареи и даже взвода. В основном будем действовать в составе мотострелковых подразделений одиночной машиной или парой противотанковых установок. Ну…, максимум взводом. Но мне всё-таки хотелось провести занятие и по развёртыванию батареи и взвода. В какой-то степени это были и ностальгические воспоминания о службе в Германии, когда батареи развёртывались с ходу по командам – «Танки справа. Танки слева». Или по команде – «В линию взводных колонн», а потом «В линию машин». Получалось очень красиво. Вот и сейчас все эти команды мы в течении часа сначала отработали в пешем порядке, а потом начали это повторять на машинах. Я встал посередине поля и стал подавать команды. Поле было большое: километр на два, чистое и ровное. Поэтому все манёвры машины выполняли чисто и чётко, что наполняло моё сердце радостью и гордостью за своё подразделение. Наверняка, с гор боевики тоже наблюдали за действиями батареи: пусть, суки, смотрят и знают, что несмотря на предательские действия политиков, позорных правозащитников – «друзей Дудаева» и «дерьмократов», которые своими действиями льют воду на мельницу боевиков – они будут всё равно разбиты.

Особенно красиво получалось развёртывание батареи с фронта. Идёт колонна, видна только передняя машина. По команде «В линию взводных колонн» - вправо и влево уходят первый и третий взвода на расстоянии триста - четыреста метров друг от друга. А по команде «В линию машин», как будто распускается цветок: все машины на повышенных скоростях выходят на одну линию, занимают свои места, выравниваются. По команде «Стой!»: они останавливаются и одновременно подымают пусковые установки – Красота.

Правда, конец занятия был всё-таки испорчен: молодой водитель не осуществлял должного контроля во время перемещений за приборами и проморгал сигнал перегрева двигателя: как у нас говорят – движок «словил клин». Самое обидное, что машина была одна из лучших. В огорчённом состоянии я прибыл в расположение и даже похвала командира полка и начальника штаба за проведённое занятие, не сумела поднять моего настроения.

С вечернего совещания вернулся возбуждённым: - Алексей Иванович – пляши. Командование разрешило десятидневные отпуска домой: так как Игорь на несколько дней выскакивал домой, то теперь твоя очередь. Завтра первая группа офицеров, во главе с командиром полка уже убывает домой.

Допоздна горел свет в нашем салоне: Кирьянов смотался на склад и получил там новое обмундирование, оборудовал его, быстро собрал вещи и мы уже в спокойной обстановке посидели за столом, провожая товарища.

Через пару дней, вечером, в одиночестве, сидел в салоне и наслаждаясь, хорошо заваренным чаем, читал книжку. Распахнулась дверь и ко мне шумно ввалился Володя Романов: - Боря, ты чего скучаешь здесь? Ну-ка, пошли со мной.

- Володя, куда? Давай лучше чайку попьём, - предложил я, так как мне не хотелось никуда идти.

- Пошли, Боря. Если ты забыл, то для тебя это будет сюрпризом.

Мы вышли из расположения батареи, перешли дорогу, миновали сараи, где жили разведчики и подошли к большой палатке, откуда доносился сдержанный гул голосов. Володя откинул

полог и вошёл, первым - я за ним. Посередине палатки был накрыт стол, за которым сидело человек двенадцать: офицеры, прапорщики штаба и подразделений. Старшим был подполковник Колесов, который оставался за командира полка.

Володя подтолкнул меня в спину к месту во главе стола: - Боря, иди, садись туда. Это твоё место.

Я отрицательно мотнул головой: - Неее… Это место командира полка, пусть Колесов и садиться.

Володя заулыбался: - Товарищи офицеры, Борис Геннадьевич, забыл, что я его приглашал на 14 апреля, где он будет на этом мероприятии самым почётным гостем. Вы, Александр Анатольевич, извините, но он мне две недели назад жизнь спас. В такую заваруху попали, что я думал – уже всё.

Колесов в своей обычной манере неопределённо пожал плечами, типа: мне всё равно и давая «добро» на такое распределение мест. Подталкиваемый Романовым, я несколько смущаясь, сел на командирское место и повернулся к секретчику, который сел рядом со мной: - А, что сегодня за дата у тебя? В честь чего торжество?

Володя дал команду, все оживлённо задвигались за столом, наливая себе водку и придвигая закуску. Романов налил мне, Колесову и Ренату, потом себе: - Двадцать лет службы в Армии. Юбилей! Разве это не достойный повод, для того чтобы его справить в кругу товарищей?

Подняли кружки за здоровье юбиляра, потом за полк. Третий тост выпили за тех, кого нет с нами, а потом вывали на улицу перекурить, а заодно посмотреть салют, который Володя заказал артиллерийскому дивизиону. Кто был зачинателем этой традиции, сейчас уже невозможно определить. Но уже через неделю стояния на племсовхоза. станции те офицеры, которые хотели что нибудь отметить, заказывали в артиллерии салют. Можно было заказать салют трёх видов: просто несколько залпов осветительными снарядами: тут артиллеристы дивизиона насобачились классно – вывешивали батареей или дивизионом ровный ряд осветительных снарядов в воздухе, которые медленно и величественно снижались на землю. Или можно было давать залп: половина снарядов в залпе осветительные, а другая половина дымовые со взрывателями В-90. Получалось очень красиво: среди осветительных снарядов, на равных расстояниях, вспыхивали багровые, яркие вспышки, внутри белого клубка дыма. Такой салют назывался – «брызги шампанского». А третий вид – это когда низко над землёй, в воздухе, разрывались только одни дымовые, тоже очень красиво и называлось – «ядрёным взрывом». Когда мы первый раз применили «ядрёные взрывы» над духами, те переполошились и стали орать в эфир: - Русские, вы что очумели что ли? Мы же по вам газы не применяем, не применяйте и вы...

Но потом они привыкли к этому и не реагировали. Сейчас в воздухе над передним краем буйствовали «брызги шампанского»: артиллеристы, как всегда не подкачали и зрелище получилось красивое, но короткое – всего пять залпов.

- Володя, чего только пять, а не двадцать? – посыпались со всех сторон вопросы. Обычно заказывали по числу лет: у Бородули дочке исполнилось пятнадцать лет – он заказывал пятнадцать залпов. А другой десять залпов – по числу лет совместной жизни в браке. Тут у одного день рожденье было – исполнилось сорок лет, то ему сделали двадцать залпов.

- Ребята, я ведь прапорщик. Будет несколько не по чину заказывать себе двадцать залпов.

Застолье затянулось далеко за полночь, но я ушёл рано, так как мне нужно было заступать на ночное дежурство в батарее.

Утром, после батарейного развода, я сидел в салоне и чертил схему непосредственного охранения и самообороны батареи: уже на три взвода, соответствующие изменения делал и на своей рабочей карте. В самый разгар работы в салон зашёл старший лейтенант Коровин и улыбаясь, кивнув на окно: - Товарищ майор, посмотрите в окно, там ваш крестник пришёл.

- Какой, крестник? – непонимающе, уставился на офицера.

- Крестник ваш у шлагбаума стоит. Из Шали пришёл, в составе делегации старейшин для переговоров.

Я выглянул в окно и у шлагбаума увидел группу старейшин в типичных для них одеждах, среди которой выделялся представительный старик. В нём сразу же узнал того ветерана Великой отечественной войны, которого чуть не расстрелял.

Меня мгновенно бросило в жар от стыда за то, что я сделал тогда с ним. Мне было жутко стыдно. Прошло вроде бы полтора месяца, после того случая, времени не так уж и много, но много изменилось в нашем сознании, мы были тогда, как задурманенные. Тогда я чуть его не расстрелял и отдал в 245 полк, понимая что его там могут тоже расстрелять. И это было как бы в порядке вещей. Вроде бы прошло немного времени, всего полтора месяца, а я уже совершенно по-другому смотрю на этот случай.

Резко откинулся от окна, так как старик вскинул свой взгляд на салон; надеюсь, он не увидел меня.

- Чего они хотят здесь? – Сегодня солдаты второго взвода стояли на шлагбауме и Коровин был в курсе.

- Ждут командира полка, чтобы обсудить с ним ряд возникших вопросов.

Когда они закончили переговоры и ушли, я испытал огромное облегчение. Приходили они ещё несколько раз, и каждый раз я скрывался от них, сгорая от стыда.

Жизнь тем не менее шла своим ходом. Сочным зелёным цветом весна буйно раскрасила все окрестности и как смогла скрыла большинство следов прошедших боёв. А вынужденное безделье толкало людей на поиски развлечений.

В полку несколько дней тому назад произошло неприятное ЧП. Солдаты восьмой роты несколько раз самовольно лазили в расположении офицерского городка танкового полка и нашли там брошенные склады с вещевым и другим имуществом. Доложили командиру роты, заверив, что боевиков там нет, и капитан Жариков, недолго думая, взял этих бойцов и на БМП выдвинулся в городок, чтобы разжиться вещевым имуществом, но неожиданно столкнулся с боевиками, которые тоже шарахались в брошенном городке. Боевики пришли в себя быстрее и первыми открыли огонь. Сразу же был ранен один из солдат и, забросив его на верх БМП, мотострелки отстреливаясь, стали отступать. Ещё двое солдат было убито в ходе отступления, но немного оторвавшись от боевиков, оставшиеся в живых вскочили на боевую машину пехоты и рванули из городка, на выходе из которого уткнулись в высокую железнодорожную насыпь и не смогли её преодолеть. Оглянулись назад, а тела раненого солдата на броне нет: он наверно скатился во время одного из поворотов машины. Бросив БМП, отошли к себе в пешем порядке. Результат самовольной вылазки оказался печальным: потерянное БМП, два солдата убито и один без вести пропавший. Я впервые видел, как полковник Петров, обычно выдержанный и сдержанный, кричал на командира роты и топал ногами. Но криком делу не поможешь. Через пару дней наблюдения за территорией офицерского городка выяснилось, что боевики если и есть, то они не показываются. Рискнули: и среди белого дня группа смельчаков, под прикрытием артиллерии и пехоты, рванулась в городок. Мёртвые бойцы лежали там, где были и убиты: автоматы лежали рядом, лишь отсутствовали подсумки с патронами и гранаты. От тепла тела солдат распухли, превратились в желеобразную массу и пришлось изрядно повозиться, чтобы их забрать. БМП тоже было на месте, где его и бросили. Оказывается, она работало всё время, пока не закончилось горючее. Тоже стояло не тронутое – всё было на месте. Не нашли тела раненого солдата. Тогда через Резвана решили обратиться к боевикам, с предложением его обменять. Духи ответили, что раненый солдат находиться в лагере одного из полевых командиров в горах, и для того чтобы туда добраться необходимо получить у нас достаточно большое количество горючего. Полк ответил: хрен вам, а не горючее. Мы лучше это количество горючего отдадим больнице в Новые Атаги. Боевики предложили обменять солдата на боеприпасы, но и здесь получили отказ. Вся эта бодяга шла несколько дней, пока через Резвана мы не узнали, что солдат достался боевикам уже мёртвым и всё закончилось тем, что тело солдата было обменено на труп боевика.

….Хорошо пообедав и довольный, я проходил мимо палаток офицеров, прапорщиков РМО, когда меня окликнул прапорщик Линник: - Борис Геннадьевич, заходи на огонёк, пивка попьём.

- Спасибо ребята, только у меня такого пива, как у вас, дополна.

Из палатки послышался дружный смех нескольких человек: - Да нет, заходи у нас нормальное пиво.

Ну, раз так: я перешагнул порог палатки и оказался в компании прапорщиков Маматюк, Володи Базанкова, Сергея Линник, здесь же сидел командир ремонтной роты капитан Цепп. После взаимных рукопожатий мне вручили стеклянную банку с пивом, над которой возвышалась шапка белоснежной пены.

- Ничего себе, где вы такое пиво взяли? – Все дружно рассмеялись.

- Ты, Борис Геннадьевич, попробуй каково пивко на вкус.

Пиво и на вкус было хорошее, холодненькое, но что-то было в нём странное, о чём сразу же и высказался.

- И всё-таки, где вы его берёте? Водка уже надоела, а в такую жару пива хочется.

Ребята грустно посмеялись и открыли незатейливый секрет прохладительного напитка, который придумать мог только русский военный. Всё оказалось гораздо проще: пачка обычного стирального порошка на двадцатилитровую канистру прокисшего пива. Кислятина отбивается напрочь и вдобавок появляется белоснежная пена, как у настоящего пива. Да голь на выдумку хитра. Хотя почки…..?

Честно говоря, меня всегда удивляла позиция нашего высшего руководства: пришлось мне послужить достаточно много за границей и сравнить отношение к своим военным этих государств и отношение к нам. Наблюдая за немецкими, польскими и венгерскими военнослужащими в обстановке повседневной деятельности или же на совместных учениях, тесно общаясь с кубинскими военнослужащими – я удивлялся. Везде их воспринимали не только, как людей способных в любую минуту встать на защиту своей страны, но и как людей имеющих и чисто человеческие потребности. Мы же всегда и везде выглядели выхолощенными импотентами: ни выпить, ни потрахаться, ни свободно высказаться. В частных беседах с иностранцами мы с гордостью говорили: да мы такие советские люди, мы так воспитаны, а в душе чувствовали оскорблёнными и обделёнными своей властью. На Кубе, будучи начальником разведки одного из учебных центров, я получал зарплату в национальной валюте, всего 25 песо, на которые можно было купить четыре кружки пива – это ли не оскорбление. Конечно, отсюда и процветала в офицерской среде спекуляция и злоупотребления. Жить-то хотелось нормально сегодня, здесь – на Кубе, а не когда вернёшься в Союз. Мы как приехали сюда в Чечню: ни командировочных, ни каких денег нам не выплачивали. Неужели Министерство обороны думает, что мы роботы или боевые машины. Мы же люди, которые ежесекундно подвергаются опасности, постоянно в психологическом напряжении и не можем постоянно находиться в закрученном состоянии. Почему бы не выплачивать здесь на руки командировочные, чтобы офицеры и прапорщики могли в приезжающих автолавках купить себе тоже пиво с рыбой, хотя бы и водку, книги и другие вещи, на которые мы испытываем определённый «голод». Здесь солдаты могли бы себе тоже что-то купить. Ведь это самый простой способ хотя бы и частичного решения вопроса снятия психологического стресса. А ведь офицеру, прапорщику и солдату, стресс ведь надо снимать. Почему в других армиях больших стран это есть, а у нас нет? Вот и продают военные имущество, горючее и что самое плохое боеприпасы чеченцам; зачастую продают противнику, чтобы что-то купить себе. Кирьянов уезжал в отпуск, а денег ни копейки нет, на что билет ему покупать, чтоб добраться до дому? Мы половину полка обегали, чтобы собрать ему на билет. И это боевой офицер едет в отпуск? Поэтому и по ряду других вопросов у подавляющего количества армейских офицеров абсолютно нет доверия к своему руководству. Они живут своей жизнью отличной от жизни армии. Они давно забыли, чем там живут внизу, а может быть и никогда не знали – эти «паркетные шаркуны».

Пока я размышлял над всем этим, тема разговора изменилась и теперь все обсуждали поступок замполита роты материального обеспечения. Я его почти не знал, да и как-то он был всегда в стороне от офицерского коллектива полка. Ну не хочет офицер общаться, да и чёрт с ним. У каждого свои проблемы. Но то, что совершил этот офицер, заставило взглянуть на него с

другой стороны. Несколько лет тому назад замполит роты РМО прибыл в Шалинский танковый полк, перед которым мы сейчас стояли, для дальнейшего прохождения службы. В офицерском городке дали квартиру и он привёз семью. Сначала служба складывалась нормально, но когда Дудаев пришёл к власти была поставлена задача создать для всех русских военнослужащих такие условия, чтобы они сами разбежались. Первоначально такое давление оказывалось на солдат срочной службы: путём систематических избиений, оскорблений и других издевательств солдат вынуждали покидать подразделения и вместо них набирали солдатами чеченских юношей. Когда солдат таким образом убрали из частей и подразделений, началось давление, путём угроз и насилия на прапорщиков и офицеров, точно также возмещая их убыль чеченцами и через пару лет таким образом практически все части дислоцирующиеся в Чечне, всё оружие, вооружение и имущество, в том числе и танкового полка, перешло под контроль дудаевцев. В числе последних уехал и замполит. Так как жилья в России у него не было, то семью он был вынужден на какое- то время оставить здесь, пока он не найдёт квартиру. А тут начались известные события и война. Офицер целеустремлённо, напросился к нам в часть и бог его наверно услышал - наш полк встал напротив Шалинского танкового полка. В течении нескольких ночей замполит в одиночку ползал в городок и искал, пока не нашёл свою семью в подвале дома, где они жили, скрываясь от артиллерийского обстрела и вывел её к нам. Сейчас жена, четырнадцатилетняя дочь и двенадцатилетний сын уже неделю жили у нас. Немного отъелись, привели себя в порядок, а сейчас офицер оформляет документы на убытие с полка. Да…, и такие истории случаются.

Возвращаться к себе в батарею я решил через штаб полка, мимо зенитного дивизиона. Но ещё не дойдя до него, услышал несколько автоматных очередей внутри расположения зенитчиков. Внутренне сжавшись, продолжил свой путь: автомата у меня с собой не было, но на поясе висел подсумок с двумя гранатами. Когда до шлагбаума дивизиона, у которого насторожившись стоял часовой, оставалось двадцать метров, из-за строений выскочил пьяный прапорщик с автоматом в руках. Бежал он, шатаясь из стороны в сторону, размахивая автоматом. За ним выскочил командир дивизиона тоже с автоматом, но оружие держал в руках как дубинку. Несколькими прыжками догнал прапорщика у шлагбаума и с размаху ударил его автоматом в спину. От сильного удара пьяный военнослужащий выронил из рук оружие и, сделав, спотыкаясь ещё несколько шагов, ткнулся лицом в землю, а подскочивший разъярённый Микитенко рывком поднял прапорщика и несколько раз сильно ударил его кулаком по лицу. Прапорщик почти не сопротивлялся, лишь делая слабые попытки загородиться от ударов руками, и пронзительно кричал: - Товарищ майор…., товарищ майор….., я больше не буду. Не буду больше стрелять…

Часовой, возмущённый действиями командира дивизиона, подскочил к нему и попытался оттолкнуть офицера: - Не бейте его, товарищ майор, прекратите его бить, - с угрозой закричал он и попытался схватить своего командира за руку, но Володя почти не размахиваясь и не глядя с силой ткнул кулаком в зубы солдату и тот как мячик отлетел к шлагбауму, выплюнув два зуба на ладонь. Володя бросил плачущегося прапорщика и навис над часовым, который в испуге пытался отползти от разъярённого командира.

- Солдат! Если ты ничего не знаешь – не мешай командиру и не лезь ему под руку.

- Володя, что случилось? Помощь не нужна? – Я огляделся кругом, из-за зданий выглядывали испуганные военнослужащие зенитного дивизиона.

Микитенко с досадой плюнул, подобрал с земли свой автомат и прапорщика, потом в последний раз пнул прапора в бок, но уже не сильно.

- Дай закурить. А, ты же не куришь, - с досадой махнул рукой и взял сигарету у подошедшего офицера. – Да заколебал меня этот прапор, пьёт и пьёт, и не может остановиться. Уж сколько раз с ним беседовал – не помогает. Пару раз хотел его выгнать вообще с Чечни, но он всегда умолял меня: троих детей настрогал ведь, жалко их. Приедет выгнанный в часть к себе и уволят его из Армии с волчьим билетом. А сейчас нажрался, хватает автомат, чёрт его знает что ему там привиделось по пьяни, выскакивает во двор и открыл стрельбу по солдатам, которые в курилке сидели. Как он никого не убил – не могу понять? Стрелял ведь с двадцати метров. И что с этой скотиной теперь делать? Наверно, всё-таки увольнять буду.

Володя ощетинился и повернулся к часовому, который угрюмо стоял у шлагбаума и держал ладонь у рта: - Ты понял, солдат, кого ты тут пытался защищать? Чтобы ты говорил, когда он в курилке пятерых бы завалил? – Микитенко махнул рукой и пошёл обратно в своё расположение.

- Мда…, крыша у всех едет. - Это ещё одно подтверждение моих мыслей, что воспитательному управлению министерства есть над, чем думать и работать. А не сваливать работу полностью на полковое звено воспитателей.

Вечером ко мне на «огонёк», забрёл капитально поддатый Коля Бородуля. Из сейфа я достал початую бутылку водки, открыл банку тушёнки и мы немного посидели. Бородуле всегда был рад и нас связывала не только совместная служба. Николай в общении был человеком лёгким, контактным, далеко не глупым. С ним было интересно поговорить на различные темы и послушать его юморные рассказы о своей жизни и службе. Посидев немного, я стал собираться на свои ночные бдения, а Коля ушёл в штаб полка проверить несение службы дежурной сменой связистов. Но уже через минуту после его ухода послышался крик и в салон ввалился Бородуля, тряся окровавленной рукой.

- Боря, давай промедол, меня ранили. - Недолго размышляя, я достал из кармана тюбик промедола, свинтил наконечник, прикрывающий иглу и вонзил её в задницу майора. Коля аж подпрыгнул и зашипел от боли.

- Коля, тебе что больно от укола?

- Боря, мне сейчас везде больно. – Перетянув руку куском бинта и остановив кровотечение, налил товарищу изрядную долю водки.

- Николай, как тебя ранили? Кто?

Приняв во внутрь спиртное, он немного успокоился и уже спокойно осмотрел рану, даже чуть-чуть пошевелил пальцами: - Повезло: пуля, можно сказать, пронизала ладонь и не задела ни одной косточки. – Бородуля поближе поднёс раненную ладонь к лампочке и с болезненным выражением лица рассматривал рану, - Ха, а пуля то 5.45, с нашего автомата, у боевиков ведь в

основном 7.62 калибр, и разбила бы всю руку. Тут же только пронизала, но всё равно больно. Боря пошли в санчасть.

- Коля, так как тебя всё-таки ранило? – Опять я задал вопрос товарищу, вспомнив происшествие в зенитном дивизионе.

- Да… не знаю: выстрела не слышал. Шёл в штаб, нормально шёл, а тут вдруг руку сильно дёрнуло. Даже не больно, дёрнуло и всё… Думаю, что за чёртовщина? Свечу фонариком, а ладонь вся в крови, причём Боря, так быстро течёт, что я испугался и боль вдруг появилась, так вместо санчасти к тебе побежал, чтобы остановить кровотечение.

- Коля, - рассмеялся я, - это ты не ко мне побежал, а вспомнил, что у меня ещё водки до фига осталось.

Теперь мы оба заржали во весь голос и тут же были остановлены окриком часового у полкового медицинского пункта.

Осмотр раны и принятие решение по ней занял у дежурного врача несколько минут. Всё это время Бородуля с плохо скрываемой тревогой наблюдал за колдовством врача, иногда шипя от боли сквозь зубы, когда тот шурудил инструментами в ране.

Врач прекратил осмотр и бросил инструменты на стол: - Повезло, товарищ майор, ни одной косточки не задето. Будем зашивать. Сейчас вколем местный наркоз и штопать.

Коля повеселел, но веселье его быстро закончилось: врач набрав в шприц лекарство, попытался сделать укол в ладонь, но иголка согнулась, не проткнув кожу, вторая вообще сломалась.

- Ты чего делаешь, коновал? - Коля тряс рукой и матерился на врача, - больно ведь.

Я молча наблюдал за разворачивающими действиями и улыбался про себя: по идеи Коля от ранения и от боли должен протрезветь, но всё было наоборот – Николай стал ещё пьянее, чем у меня в будке и не замечал того, что видел я – врач был тоже здорово навеселе.

Медик на несколько секунд задумался, а потом бесшабашно махнул рукой: - Товарищ майор, колоть больше не будем: вы всё равно пьяны и обезболивающие на вас не подействует. Я вам лучше налью сто пятьдесят грамм спирта и будем зашивать.

Коля тоже с весёлой бесшабашностью пьяного русского человека матернулся и с готовностью протянул руку за мензуркой, в которой плескалось далеко не сто пятьдесят грамм. Через пять минут неспешного разговора с врачом, за спиной Бородули неслышно появились два здоровых прапорщика, которые по сигналу медика неожиданно навалились на ничего не ожидающего начальника связи и процедура зашивания, под жалобные вопли Коли началась. Я быстренько ретировался и теперь прохаживался в расположении батареи, ожидая товарища и не убирая водку с закуской. Ожидание не затянулось: из темноты вынырнул Бородуля с перевязанной рукой и чуть постанывающий.

- Коля, ну что? – Попытался я задать вопрос, но Коля нетерпеливо перебил меня.

- Боря, водки – больше мне ничего сейчас не надо.

Выпив залпом стакан и удостоверившись, что водки ещё достаточно, Николай уже спокойно и с присущим ему юмором, размахивая незажженной сигаретой, стал рассказывать о медицинской процедуре.

Мерно и ровно гудели двигатели самолёта ИЛ-76. За время полёта я уже наверно сотый раз обводил взглядом внутренности фюзеляжа, под завязку забитые разным воинским людом. Здесь были офицеры, прапорщики, солдаты. Отдельной кучкой держались менты, возвращающиеся домой. Рядом со мной расположились спецназовцы и мой взгляд частенько останавливался на красивой девушке, одетой в камуфляжную форму, которая находилась в их группе. Была она того типа молодых женщин, которые сразу же притягивали взгляд мужчин, но только не похотью, а той чистой, естественной красотой, которая дана природой. Она знала о своей красоте, знала что сотни изголодавшихся мужских глаз жадно рассматривали её, раздевали взглядом, хотели её, но чувствовала она себя в этой обстановке спокойно: зная, что её никто не обидит или оскорбит. Что каждый из этих мужчин, если понадобиться защитит её, от любых посягательств потому что она была членом нашего армейского коллектива.

Вдоль бортов, справа и слева от меня сидели мои товарищи, которые вместе со мной летели домой в отпуск. Я ещё раз вскинул руку и поглядел на часы: до посадки в Москве оставалось около получаса. Счастливо и блаженно вздохнул, в который раз удивившись про себя, как стремительно-переменчива бывает судьба военного. Ещё сутки назад, даже и подумать не мог, что уже сегодня буду в отпуске и приземляться в Москве.

Вчера, уже в конце вечернего совещания подполковник Колесов встал и сказал: - Да, чуть не забыл. Командование группировки разрешила отправить ещё одну группу офицеров в отпуск до первого мая. Вы там у себя прикиньте, кто поедет с подразделений и сразу же подайте списки, чтобы оформить отпускные билеты. Выезд завтра утром.

В голове у меня мелькнула шалая мысль: - А почему бы и мне не съездить домой?

В батарее вызвал к себе командиров взводов, техника и старшину: - Появилась возможность съездить в отпуск. Я решил следующим образом. Вы все холостяки и ехать вам в принципе не к кому. А мне есть куда ехать – к семье. Тем более что не знаю, как для меня окончится уголовное дело с танками. Стоит какая-то странная и непонятная тишина. И когда меня отсюда отпустят, я тоже не знаю. Поэтому буду проситься в отпуск. Как, Коровин, справишься с батареей? – Неожиданно и в лоб спросил командира взвода, - сразу же хочу сказать: если меня не отпустят

в отпуск, поедет кто-то из вас – командиров взводов.

Коровин задумался, помялся, но потом как-то с неохотой произнёс: - Езжайте, товарищ майор, справимся.

Через пять минут я стоял перед Колесовым и приводил доводы один за другим, пытаясь сломать неуверенность начальника штаба.

- Копытов, чего-то не совсем нормально получается. У тебя ещё твой заместитель из отпуска не вернулся, а ты бросаешь батарею на командира взвода, тем более он у тебя двухгодичник. Справится ли он с батареей?

- Товарищ подполковник, по настоящему батареей сейчас должен рулить старший прапорщик Карпук, который имеет непререкаемый авторитет у личного состава. Но он старший прапорщик, нельзя его оставлять за себя. Но Карпук сказал, езжайте Борис Геннадьевич, всё будет нормально. Да и Кирьянов вот-вот подъедет: может быть уже завтра или послезавтра и возьмёт бразды правления на себя.

- Ладно, убедил. Иди, оформляй отпускной. – И всё закрутилось. Форма чистая у меня была, оставалось только подшить её и оборудовать знаками различий. Гораздо труднее было достать хоть какое-то количество денег. С трудом, но я решил и эту задачу, правда понимая, что денег до дому всё равно не хватит и придётся рассчитывать на армейскую смекалку и удачу.

Компания отпускников собралась разношёрстная: помимо меня, в отпуск поехал Николай Бородуля, Олег Касаткин, прапорщик Масленников, которого я пленил на станции Примыкание, один малознакомый офицер со штаба полка и ещё несколько младших офицеров с батальонов и подразделений. Старшим команды назначили начальника артиллерии подполковника Богатова. До Ханкалы нас добросили на машине, ну а дальше мы были предоставлены сами себе. Богатов быстро сориентировался, вывел нас на вертолётную площадку, где нам показали группу из трёх вертолётов: - Вон, тот крайний вертолёт вас и доставит в Моздок.

Экипаж, когда мы подошли, был в сборе и готовился завтракать. Командир вертолёта выглянул из машины: - Ребята, всё нормально, я знаю про вас. Сейчас мы позавтракаем и минут через двадцать летим. Кто старший у вас? Вы, товарищ подполковник? Тогда, сколько вас человек? А, двенадцать…. Ну, тогда всё нормально. Извините, но мы покушаем. – Пилот скрылся в глубине вертолёта, оставив нас в лёгком удивлении.

Судя по разговору, помятому виду и спотыкающейся речи, пилот был явно навеселе. Частенько приходилось слышать рассказы очевидцев о том, как по чёрному квасят вертолётчики, но ведь летают и пока не слышно было, чтобы разбивались по такому делу.

Через несколько минут мы с Богатовым заглянули внутрь вертолёта и увидели картину, которая посеяла в наши души пока ещё только лёгкую тревогу. В салоне был расставлен раздвижной столик, на котором разложена закуска, а над всем этим возвышалась литровая бутылка водки «Распутин». Все трое членов экипажа, периодически прикладываясь к кружкам, бурно обсуждали произошедшую накануне вечеринку. Начальник артиллерии в расстроенных чувствах почесал затылок: - Бутылка на троих вроде бы ничего…, но вот на старые дрожжи…. Как ты на это смотришь, Боря?

Мы махнули на всё рукой и стали терпеливо ждать окончания завтрака. За это время к нам присоединились ещё несколько полковников ВВ. Вскоре из чрева вертолёта выглянул командир экипажа, оглядел нас. Взгляд его был расплывчатый и никак не мог сосредоточиться.

- Товарищ подполковник, пересчитайте ещё раз количество пассажиров. – Богатов посчитал и доложил, что нас уже шестнадцать. Хотя мы прекрасно знали, что вертолёт этот по норме подымал только двенадцать человек. Лётчик кивнул головой и стал что-то шептать нашему старшему на ухо, отчего у начальника артиллерии вытянулось лицо. Тот в свою очередь подозвал меня к себе.

- Боря, ты взял водку, как я тебе говорил? – Вчера вечером Богатов вызвал меня к себе и приказал взять с собой водку, так как вертолётчики в качестве пропуска на вертолёт иной раз просят спиртное. Я передал две бутылки водки, а те в свою очередь мигом исчезли внутри вертолёта.

Когда командир экипажа в очередной раз показался в дверях, нас у вертолёта было уже двадцать четыре человека. Лётчик, крепко ухватившись руками за края дверей, молча выслушал доклад о количестве пассажиров, обвёл мутным, ничего не выражающим взглядом обращённые к нему с надеждой лица, оторвал руку от края дверей, отчего он чуть не вывалился на улицу и бесшабашно заявил: - А, ерунда, взлетим, - и снова еле удержался на пороге.

Вертолёт долго и нудно раскручивал винты, пробуя их на различных режимах, потом громко взревел и несколько раз попытался оторваться от лётного поля, но ничего не получилось. Я думал, что вертолётчики начнут часть пассажиров высаживать, чтобы взлететь, но вертолёт двинулся с места и мы покатили куда-то в сторону, пока не выкатились на бетонную полосу. Здесь машина быстро поехала по полосе, набирая скорость и в конце-концов тяжело оторвалась от земли и стала медленно набирать высоту. Дверца кабины открылась и оттуда вылез пилот, подошёл ко мне и спьяну попутав, стал докладывать: - Товарищ подполковник, мы сейчас прилетим на другой конец города, в аэропорт Северный. Там мы будем всего пять минут и потом сразу же летим в Моздок.

Я махнул рукой, мол – валяй и прильнул к иллюминатору, осматривая панораму разрушенного Грозного с птичьего полёта.

Через семь минут мы приземлились в аэропорту Северный и подрулили к полуразбитому зданию аэровокзала. Долго лётчик пытался открыть дверь, а когда она распахнулась, то в вертолёт ворвался авиационный генерал и стал распекать своего подчинённого за опоздание, но тут он обнаружил что тот ещё и сильно пьяный, и не только он, но и весь экипаж.

Генерал бесновался, обещая всех выгнать и уволить, но ругался недолго, и скорее всего для порядка. Безнадёжно махнув рукой, приказал очистить от пассажиров салон и грузить в вертолёт носилки с раненными, для доставки их в Моздок.

Машину быстро загрузили ранеными, туда же обратно влезли полковники ВВ и вертолёт улетел, оставив нас у здания аэровокзала. Я особо не волновался, возложив свои надежды на изворотливость своего начальника: он подполковник - пусть и крутится, а я всего командир батареи. Вместе с Олегом Касаткиным мы осмотрели разбитое здание аэропорта, потом покушали в офицерской столовой, расположенной здесь же, а через пятнадцать минут, через огромную толпу перед большим вертолётом МИ-26, пробились на посадку. Уже у дверей вертолёта задёрганные таможенники завернули обратно начальника артиллерии, обнаружив у него бинокль и пропустив в вертолёт нас. Посадка заканчивалась, когда появился уже порядочно взмыленный Богатов, который со злостью сунул таможеннику бумажку с подписью и печатью коменданта аэропорта, разрешающую вывоз бинокля.

Моздок встретил нас мелким, нудным дождём, который поливал несколько самолётов, готовящихся к отправке в центральные области России, а также холодным и пронизывающим ветром. Техника посадки на самолёты в Моздоке была одна: офицеры и прапорщики ходили от самолёта к самолёту, выясняя куда он летит, а потом просились у экипажа на борт попутного самолёта. Конечно, много было злоупотреблений со стороны лётчиков, но с этим приходилось мириться, так как хотелось быстрее покинуть эту мало гостеприимную землю.

Выяснив, что только один ТУ-134 летит в нашу сторону, мы пристроились в конец длинной очереди. Но, не доходя до нас несколько человек, лётчики прекратили посадку: мотивируя тем, что уже нет мест. Мы окружили командира экипажа и стали его горячо уговаривать. После некоторого колебания, он запустил ещё несколько человек и на бетоне осталась только наша группа.

- Всё, ребята, даже не уговаривайте. На борту и так 113 человек. Больше никого не возьмём. – Категорично заявил командир.

Я выдвинулся вперёд и сделал последнюю попытку уговорить лётчиков: - Товарищ командир, мы вон на вертолёте МИ-26 сейчас прилетели, так там сто пятьдесят шесть человек летело. Неужели вы не можете к себе ещё 12 человек взять?

Лётчики весело рассмеялись: - Товарищ майор, вот этот сарай, или как вы его армейцы называете «Корова», имеет право подняться в воздух, если у него на борту минимум семь тонн. Вот и посчитайте, сколько человек там в момент только взлёта должно быть.

С грустью мы проводили взглядом улетевший самолёт и почти уже смирились с ночёвкой в не отапливаемой и сырой палатке пересыльного лагеря на аэродроме. Но в этот момент приземлился ИЛ-76, который выгрузил груз и отряд ментов.

- Да, ребята, через полчаса вылетаем обратно в Москву. Садитесь, какие проблемы.

Через полчаса самолёт был забит под завязку военнослужащими и взял курс на Москву.

Уши сильно заложило, сигнализируя, что самолёт начал снижение, а через тридцать минут мы уже катили по рулёжным дорожкам аэродрома к освещенным ярким огнями зданиям. Задняя аппарель открылась и толпа ринулась на выход. Так как мы сидели почти у кабины пилотов, то

нам пришлось немного подождать, пережидая неизбежную толкучку при высадке. Случайно разговорившись с лётчиком, с удивлением узнал, что это не конечный пункт прибытия, а высадив людей, они продолжат свой полёт в Нижний Новгород и они не против, если мы с ними долетим до конца. Я схватил за руку подполковника Богатова, который подхватив свои вещи, направился на выход: - Товарищ подполковник, полетели дальше.

Но Богатов и малознакомый офицер штаба упёрлись и решили ехать из Москвы поездом. Оставив меня старшим группы, офицеры вышли из самолёта и направились к зданиям. А мы через час были в Нижнем Новгороде, тем самым сэкономив массу времени. Мы уже в Нижнем, а Богатов ещё, наверно, и до вокзала не добрался. Лётчики подвезли нас до здания аэропорта и тепло распрощались. Было уже около двенадцати часов ночи, а судя по расписанию поездов, у которого мы столпились, наш поезд отойдёт от вокзала через три часа – то есть успеваем переехать на вокзал. Посовещавшись, мы приняли решение звонить в комендатуру, чтобы те прислали за нами дежурную машину.

По телефону связался с дежурным помощником коменданта города, представился и объяснил ситуацию: группа офицеров едет на несколько дней из Чечни в отпуск, среди нас есть легкораненые, что было недалеко от истины. (Вокруг меня слонялся Коля Бородуля и нянчил перевязанную руку. Наркоз отошёл и рука сильно болела, также он нуждался и в смене повязки) Попросил прислать за нами дежурную машину для переезда на железнодорожный вокзал.

Возникла небольшая пауза, в течении которой дежурный помощник обдумывал ответ: - Товарищ майор, выслать машину за вами не могу, на сутки работы дежурной машины выдано только 34 литра бензина. Добирайтесь своим ходом.

- Товарищ капитан, нам 34 литра бензина хватит, чтобы перебраться на железнодорожный вокзал, - я добавил командирские нотки в голос, - так что давайте, без лишних споров высылайте на аэропорт машину.

- Товарищ майор, - послышался в телефонной трубке голос дежурного, в который он также добавил металла, - Вы, наверно, не поняли, что 34 литра бензина мне дали на сутки. Я подчёркиваю – на сутки, для того чтобы дежурная машина могла выехать для обеспечения служебной деятельности комендатуры и дежурных смен, несущих комендантскую службу.

- Послушай, капитан, - я уже не скрывал своего раздражения, - меня не интересует где ты потом возьмёшь бензин. Если ты хочешь, я могу тебя научить, как добыть в городе бензин…. Ах, тебя учить не надо. Хорошо. Так выполняй свои служебные обязанности, в которые входят приём и отправка команд. А я старший команды военнослужащих, и не простых, а людей которые знают что такое смерть. – Дежурный помощник попробовал мне опять возразить, но я уже повысил голос и к металлу добавилась уже и злость, - Ты, тыловая крыса, сидишь в тепле: наверно, рядом лампа с абажурчиком, чтобы глаза не слепило и чайком балуешься. А у меня по ночам глаза на лоб вылезают, когда я пялюсь каждую ночь на передке в темноту. Значит так, если ты в течении часа не пришлёшь за нами машину, и мы опоздаем на поезд, жди нас в гости рано утром. Мы твою комендатуру по кирпичикам раскатаем. Что самое интересное - ничего нам за это не будет. Понял? Мы ждём машину.

Я с треском опустил телефонную трубку на аппарат и огляделся. Вокруг меня стояли мои товарищи и с удивлением смотрели на меня.

- Боря, а с кем ты так разговаривал?

- А.., с дежурным помощником военного коменданта. Блин, не сдержался: теперь он хрен машину пришлёт.

Бородуля убаюкивая раненую руку, засмеялся: - Ну ты, Боря, и орал. Тут чёрные недалеко крутились, так они сразу же слиняли, да и остальной народ разбежался.

Действительно, зал и так был полупустой, но теперь только на противоположной стороне виднелся дежурный милиционер, который помахивал резиновой дубинкой и изо всех сил делал вид, что он в зале один и он нас не видит. Я ещё раз посмотрел на мента и принял новое решение.

- Будем выбираться отсюда самостоятельно, пошли к ментам.

В обшарпанном и вонючем помещении милицейской дежурки находились два милиционера, которые плотоядно хихикали и суетились вокруг девушек явно лёгкого поведения, ведя извечную игру между женщиной и мужчиной. Дёвчонки были хорошо поддатые, со смаком смолили сигареты и с удовольствием принимали знаки плотского внимания. Дальше всё бы развивалось по избитому сюжету и утром менты с удовольствием смаковали разные подробности маленького, но весёлого приключения перед новой сменой. Наше появление слегка нарушили ход событий и милиционеры, возмущённые бесцеремонным вторжением на их территорию, попытались выдворить нас из помещения, но получили жёсткий отпор, после чего мы попросили отвезти нас на вокзал. Блюстители порядка быстро оправились от замешательства.

- Товарищи военные, нет бензина. Выдают на дежурство по чуть-чуть, а так бы помогли. – Усмехаясь, заверил нас старший.

Его усмешка заставила меня в очередной раз вспыхнуть: - Ты чего, сержант, усмехаешься? Я ещё и часа не нахожусь в России, а мне тут пытаются впарить, что я не в самой богатой нефтью стране нахожусь. Иди и показывай мне датчик бензина. Если соврал – пожалеешь.

При других обстоятельствах, мне бы менты не простили того тона, с которым я с ними общался, но здесь было явное численное преимущество на нашей стороне, и вид наш говорил – лучше не связываться. Поэтому сержант послушно побежал из помещения к машине, где включил зажигание и показал действительное отсутствие бензина в баке.

- Вот, товарищ майор, нам говорят, что всё горючее уходит к вам – в Чечню.

Мы вывалили обратно на улицу и решили скинуться деньгами и вообще разобраться – что мы имеем. Оказалось, что имеем очень мало. К нам, было подкатили местные и предложили перекинуть на вокзал за двести рублей с человека. Но мы их вынуждены были отфутболить: даже если бы и по сто рублей – мы всё-таки не тянули. А ведь надо ещё билеты покупать на что-то.

Через несколько минут к нам подскочил и лихо затормозил невзрачный «Москвич-412», из него вылез такой же невидный мужичок и парнишка лет пятнадцати.

- Ребята, вы что с Чечни?

- Да, а что такое?

- Да я в Афгане воевал, знаю что это такое за война, поэтому и вас уважаю. Давайте я вас в два рейса перекину на вокзал.

- Спасибо, мужик, но мы не тянем по деньгам.

- Да дайте мне до конца рассказать. Я по ночам здесь с сыном «бомблю», цены эти жлобские знаю. Я вас так перекину, а чтобы у меня хоть какая-то выгода была, возьму с вас по 25 рублей с человека. Как предложение?

Да, это было уже нормальное деловое предложение. Первой партией мы отправили Николая Бородулю, чтобы он на вокзале до нашего приезда перевязал в медпункте руку и сделал обезболивающий укол, а я с оставшимися остался ждать второго рейса. Но в одиночестве мы были немного. К нам подошёл молодой человек и спросил - с какого мы полка.

- С 324 го. А что? – Настороженно ответили мы.

- Да ваш товарищ, с перевязанной рукой, приезжал к нам в полк, а я старший лейтенант Часов с 511 полка – ваш сосед слева. Я месяц назад был ранен и только позавчера приехал из госпиталя, сейчас здесь встречаю брата, должен прилететь. Пойдёмте в бар посидим, я угощаю.

В баре старший лейтенант заказал пару бутылок коньяка, лёгкой закуски. И час до возвращения «Москвича», прошёл в оживлённой беседе. Мы тепло распрощались с офицером, за полчаса промчались по тёмным улицам Нижнего Новгорода и у багажного отделения воссоединились с первой группой, щедро рассчитались с водителем и ещё дали ему новенький камуфлированный костюм, чему он был особо рад.

Когда «Москвич» уехал, я оглядел своих товарищей. Первая группа тоже зря время не теряла,

ожидая нас. Все были датые и оживлённые, за исключением начальника связи: тот хмуро продолжал укачивать руку и временами морщился от боли.

- Коля, тебе пить со всеми не стоило бы. Ты же знаешь, что обезболивающие на пьяного не действует.

Бородуля ещё раз сморщился от боли: - Боря, да никто мне и не делал укол. В медпункте молодое хамло сказало: - Где вас ранили – там и перевязывайтесь.

В мед. пункте, куда мы ворвались возмущённые и озлобленные, находился молодой врач и симпатичная, молоденькая медсестра. Врач, было дёрнулся и закричал: - Почему толпой? – Но тут же получил по лицу два хлёстких удара ладонью, правда не сильных. Один из офицеров сгрёб его за халат на груди и сильно встряхнул: - Ты, что это, сучонок? Офицер ранен, защищая тебя, твою медсестру, Россию, а ты его выгнал. – Врача ещё раз сильно встряхнули, - если духи придут сюда, то они задницу тебе прикажут лизать, а потом делать туда уколы, а в это время остальные медсестрой будут баловаться. Быстро, перевязывай рану и делай обезболивание майору.

Побледневший эскулап, дрожащими руками начал отламывать ампулы и набирать в шприц обезболивающее. Мы же расселись на стулья и стали успокаивать напуганную медсестру, которая довольно быстро пришла в себя и стала даже наезжать на нас.

- Я, конечно, не одобряю поступка врача: я ему потом сказала об этом, когда он выгнал майора. Надо было оказать помощь. Но и вы ведёте себя неправильно: избили врача, ведёте себя как хулиганы, а вы же офицеры. Про вас так красиво Газманов поёт….

- Знаешь, дорогая, - Олег Касаткин пододвинулся к ней вместе со стулом, - стране и вам всем по большому счёту наплевать на нас военных: как мы там воюем в Чечне, за что погибаем, за чьи интересы и ошибки. Вот ты красавица вспомни: что ты делала 15 марта?

- А мне и вспоминать не надо: день рожденье у подруги было, - у девушки даже улыбка появилась на лице: наверно, веселое день рожденье было.

Олег внимательно посмотрел на медсестру и со вздохом пододвинул к себе сумку: - Ты даже оживилась, вспомнив день рожденье. Весёлое было – да? А теперь посмотри, что я в сумке везу. И ты доктор тоже смотри. – Касаткин расстегнул сумку, стал доставать из неё и раскладывать на медицинской кушетке вещи и различные предметы. Мы знали, что эти вещи Олег везёт в музей боевой славы дивизии, но с интересом наблюдали за реакцией побледневшей медсестры и врача, который так и застыл с бинтом в руке. Когда вещи были разложены, Олег начал тихим голосом рассказывать: - Вот это бронежилет, вернее остатки бронежилета капитана Нестеренко. Он погиб в атаке, в 10 часов дня 15 марта, когда ты, солнышко, нетерпеливо ждала прихода вечера и чистила пёрышки, чтобы повеселиться. Только Юрка, уже смертельно раненый, тяжело умирал. А это его автомат. Автоматом эту железку уже не назовёшь, но вот что остаётся от оружия, когда рядом происходит взрыв. А это шлем старшего лейтенанта Сороговец: он погиб часом раньше, после того как разведчики в рукопашной схватке очистили окопы от боевиков, ему пуля снайпера попала прямо в глаз. Вот эти тёмные пятна на шлеме – засохшая кровь Сороговца. А это не отправленные домой письма сержанта Молдаванова. Правда, он погиб 13 марта, когда прикрывал вынос раненого из боя. Доктор, - Олег повернулся к врачу, - машина сержанта горела, а он вёл огонь из горевшей машины, так и сгорел, но не дал боевикам приблизиться к раненым. Тут у меня кинжал лежит, но это трофей. Видишь, какой он красивый и большой. Я его помыл после того, как он ко мне попал, а так он был в каких-то бурых пятнах: может кому-нибудь из наших пленных башку отрезали. Вот так. Были люди, смеялись, жили, детей растили, а теперь от них только вещи остались, которые будут лежать в пыльных витринах музея.

И Россия нас встречает, как мачеха, как преступников или наёмников. Вот вам и пример, - Олег махнул рукой в сторону врача, - А Газманову низкий поклон от нас, хоть кто-то хорошее про нас говорит и поёт. А врач твой, ещё мало получил. Но ладно, мы его трогать больше не будем, но я думаю, что это ему послужит хорошим уроком, хотя любви к военным не прибавит. Но это уже его проблемы.

Когда были закончены все медицинские процедуры, мы вышли из медпункта и направились в здание вокзала. Около главного входа, вертя головой во все стороны и переминаясь с ноги на ногу, стоял водитель «Москвича» с сумкой в руке, а около него стояли два патрульных мента, и проверяли его документы.

- Ребята, - радостно закричал он, чуть ли не всю привокзальную площадь и дёрнулся к нам, но милиционеры крепко схватили его за руки, - я уж думал вы уехали.

- Что за проблемы, мужики?

- Проверяем документы у подозрительного лица.

- Да я этих офицеров-чеченцев с аэропорта привёз. Ребята, я деньги с вас всё-таки взять не могу. Вот купил вам водки и закуски, - водитель поднял тяжёлую сумку и со стеклянным звоном встряхнул её.

- Ребята, мы с Чечни, в отпуск домой на несколько дней едем. На аэропорту с нас по двести рублей с человека содрать хотели, а он нас, получается теперь, бесплатно перевёз. Отпустите его. – Менты, особо не споря, но для приличия всё-таки сделав мужику замечание, отпустили его и величественно удалились.

Было уже два часа ночи и в кассовом зале, куда мы зашли почти не было людей. Лишь около одной из касс виднелась небольшая очередь, во главе которой находились два пьяных в дымину, здоровенных солдата в парадной форме. Судя по размалёванным чемоданам и расшитую разными прибамбасами форму это были дембеля. Один из них, засунув по плечи голову в кассу, любезничал с кассиршей, представляясь самому себе сногсшибательным Казановой. Второй стоял рядом и пыжился от сознания того, что они два перца «гарцуют» тут. Очередь терпеливо стояла и молчала, боясь сделать замечание бойцам и получить в ответ увесистую оплеуху. Коля Бородуля, шедший впереди нас, увидев эту минорную картину, молча, как разъярённый бык ринулся к солдатам и, далеко отводя раненую руку, приготовился ударить бойца с боку. В долю секунду ярко представив, как от сильного удара, отрезанная стеклянным краем голова солдата упадёт кассирше на стол я неистово заорал: - Бородуля, Стой!

Но было поздно: солдат только высунул на крик голову и тут же получил сильный удар в челюсть. Пролетев метра три по воздуху, нелепо размахивая руками, он шмякнулся на гладкий мраморный пол и уехал в угол. Второй, получив мощный пинок под задницу и подхватив чемоданы, ринулся мимо нас на выход, где споткнулся о первого солдата, который уже на четвереньках выбежал из угла и вставал на ноги. Побарахтавшись на полу несколько мгновений, оба подхватив чемоданы, вскочили и молча исчезли из кассового зала.

Была ясно, что после такого демарша с нашей стороны – билетов мы не получим. Очередь заволновалась и с возмущением обрушилась на нас. Было тут много до боли знакомых выражений и оборотов, появившиеся в годы «демократических преобразований»: - «откормленные молодчики» и «бедные солдатики, которые в армии как в тюрьме», «лучше вы бы боролись с дедовщиной, а не распускали руки», «обуза на шее государства и надо всех офицеров поставить к станку, или выгнать на колхозные поля с лопатой», но появились и новые, в свете событий в Чечне – «убийцы, наёмники, насильники и мародёры».

Обвинений и оскорблений было так много, что Бородуля перестал трясти рукой и застыл, открыв рот в удивлении. Но назревающий скандал прекратила старушка, которая решительно встала на нашу защиту.

- Чего разгалделись? Ишь… Когда пьяные солдаты двадцать минут не давали никому билеты купить, так вы все молчали, языки проглотили. Чего вы, мужчина, молчали, когда они тут слюни пьяные пускали, увидев девушку, а сейчас громче баб кричите. Сами в очках, наверно, в армии не служили? Правильно «офицера» сделали, навели порядок. Берите сынки билеты, не стесняйтесь.- Очередь как по мановению палочки заткнулась и теперь я сунулся к кассирше в окошко.

Но не успел ничего спросить, как она отрезала: - Для вас, билетов никуда нет.

- Девушка, давайте не будем ссориться: мне надо восемь билетов до Свердловска, а вы даже не поглядели….

- Билетов нет, мне и смотреть не надо.

Я долгим взглядом посмотрел на кассиршу и понял, что разговаривать с ней бесполезно. Мы отошли от кассы, а кассирша стала бойко продавать билеты и вполне возможно на наш поезд. Я ещё раз окинул взглядом пустой кассовый зал и в углу заметил неприметную дверь с надписью «Дежурный по вокзалу», около которой стояла женщина в железнодорожной форме и с красной повязкой на руке.

- Товарищ дежурный, - обратился я к ней, - ваш сотрудник отказалась обслуживать нас. Я попрошу вмешаться и сделать ей замечание.

Женщина сурово сдвинула тонкие брови: - Кассир сделала правильно, что не стала обслуживать хулиганов в форме. Я всё видела и полностью поддерживаю её действия.

- Уважаемая, увидев что два пьяных солдата, мешают продаже билетов и отвлекают вашего сотрудника от служебных обязанностей, вы должны были вызвать патруль, или милицию, чтобы те привели этих дембелей в порядок. Давайте так, не будем раздувать скандала, идёмте к кассе. Вы продаёте нам билеты, и мы уже через пятнадцать минут уезжаем отсюда на поезде.

Теперь к сурово сдвинутым бровям, прибавились сурово сжатые тонкие и бесцветные губы: - Билеты вам проданы не будут, пока вы не извинитесь перед солдатами.

- Ну, вы мать, и даёте, - поняв, что билеты нам здесь вообще не продадут, я изменил тон, - а теперь послушай меня. Мы сейчас расположимся вон там – под вашим красивым, электронным табло. Достанем водку, закуску и устроим такой бедлам, что вы сами принесёте нам билеты. Это я вам обещаю. – Я повернулся к товарищам, - ребята, приземляйтесь вон там. Доставай водку и закуску.

Дежурная возмущённо зафыркала: - Только попробуйте водку распивать здесь, я сразу же вызову милицию.

- Давай вызывай, только милиция связываться с нами не будет. Они просто не имеют право задерживать нас – офицеров, а вызовут сюда комендатуру. Которая приедет и заставит вас продать билеты, да ещё где-нибудь запись сделают об вашем отношений к выполнению своих служебных обязанностей. А полезут менты к нам, мы тут такую драку устроим, что половину зала разнесём и вы изначально будете виноваты: так как вы спровоцируете своим действиями беспорядки. – Я приложил руку к головному убору, - Честь имею, сударыня.

Дежурная задохнувшись от возмущения, резко развернулась и скрылась за дверью, предварительно громко хлопнув ей. Очереди перед кассой уже не было, кассирша вытянув шею, с опаской поглядывала в нашу сторону через стекло, а ребята, расположившись под табло, демонстративно раскладывали на скамейке водку, кружки и закуску, поджидая меня.

Хлопнули по первой, потом по второй: постепенно оживились и стали забывать, где мы и для чего здесь находимся. Прапорщик Масленников «поплыл» первый и попытался запеть, но Коля Бородуля быстро его заткнул. Шуму большого мы не производили и когда в зал сунулась милиция – человек пять, то ничего предосудительного не обнаружила. На то, что мы в общественном месте распивали спиртные напитки, они просто закрыли глаза: посмотрели на нас издалека и ушли. Дежурная, которая вышла из помещения, поглядеть как менты нам будут крутить руки, разочаровано громко хлопнула дверью и тоже скрылась. Выпивка быстро закончилась, сказалась и усталость: мои товарищи стали постепенно засыпать, облокотившись на вещмешки и откинувшись на спинку скамейки. Вскоре я остался бодрствующим один. Посидел немного, думая над тем, как нам выбираться с Нижнего Новгорода. Потом встал и попробовал договориться с кассиршей, но та не шла на контакт ни в какую. Побродив по залу, я опять подошёл к расписанию движения поездов и ещё раз стал прикидывать возможности отъезда, которые были совсем не радостные - первый поезд был только через пять часов. Мой взгляд в очередной раз скользнул по расписанию и остановился на малоприметной строчке в самом низу расписания: - Почтовый поезд «Москва – Пермь» отправляется с Нижнего Новгорода в 3 часа 45 минут, ежедневно. Я бросил машинально взгляд на часы – 3 часа 30 минут. Так что, он должен сейчас отправляться и мы ничего про него не знали.

У первого перрона, куда я выскочил, в серой предрассветной мгле, стоял почтовый поезд из десяти вагонов. Быстро пробежал вдоль состава, но двери везде были закрыты, и лишь когда бежал обратно, двери одного из вагонов открылись и на перрон вышли две симпатичные девушки в железнодорожной форме.

- Девчонки, вы с этого поезда?

- Да, - девушки заинтересованно оглядели меня, что сразу же отметил, как положительный фактор, - А что?

- Девушки, милые, нас с Чечни в отпуск, пока в боях передышка, отпустили на неделю, а мы тут застряли. Не подхватите нас до Перми?

Проводницы быстро переглянулись, но и так было понятно, что они согласны: - Ну, если развлекать будете – то тогда возьмём.

- Девчонки, вы не разочаруетесь, что нас взяли. Мы сейчас мигом, - я рванул как на стометровке. За семь минут, что осталось до отправления поезда, нужно было разбудить ребят, объяснить ситуацию и всех посадить – что было достаточно проблематично.

Бурей ворвался в зал и стал будить, тормошить и подымать сослуживцев. Но те непонимающими со сна и недавней выпивки глазами, смотрели с удивлением на меня и едва шевелились, не понимая, куда надо идти и зачем.

- Ребята, чёрт побери, выпили же немного, чего же вы такие пьяные? Давай быстрей хватайте вещи, поезд отходит – я билеты купил.

Слова «билеты» и «поезд» возымели магическое действие, офицеры встряхнулись и уже гораздо быстрее и чётче собрали вещи и ринулись на перрон. Я шёл последним и направлял группу, подталкивая в спину отстающих. Шуму было поднято достаточно и в зал из своего помещения выглянула дежурная по вокзалу, провожая нас недоумевающим взглядом. Времени было уже в обрез, да я и побаивался, что девушки увидев такую большую группу военных, да ещё не совсем трезвых - откажутся от нас, но дёвчонки криками стали подбадривать, чтобы мы ускорили посадку и я заскакивал практически уже на ходу.

Отдышавшись и перезнакомившись, я поинтересовался не влетит ли девчонкам за то, что они нас пустили в вагон и смогут ли они нас довезти до Перми?

Оказывается, проверок они не боялись, а так как их поезд в Пермь прибывал лишь к обеду следующего дня, то они предложили нам другой вариант: проехать с ними до ближайшей станции, от которой ходили электрички до Кирова и на них добраться до города. А оттуда на ближайшем поезде до Екатеринбурга. Так мы и сделали: и в два часа дня были уже в Кирове. В кассе нам сказали подойти через полтора часа, когда будет известно наличие свободных мест на проходящий поезд «Москва – Хабаровск». Ещё раз определились с деньгами – и с горечью убедились, что денег было мало, и вряд ли их хватит доехать всем даже до Перми. Военный, железнодорожный комендант, к которому обратился за помощью, разъяснив ситуацию, лишь покачал головой и написал записку в кассу – «Данному офицеру оказать максимальное внимание и помощь в приобретении билетов».

- Прости, майор, но больше я сделать ничего не могу. Извини.

Погуляв немного, я подошёл к кассе, подал записку коменданта и попросил восемь билетов на все деньги, вывалив мятые купюры и мелочь на тарелочку. Тщательно пересчитав, она сказала: - Товарищ офицер, только до Верещагино.

- Давайте до Верещагино, - про себя решил: главное сесть в поезд, а там или договоримся с бригадиром поезда, или же пусть попробуют нас высадить. Получив билеты, я довольный вернулся на перрон, где оставил своих товарищей. Несмотря на отсутствие денег, Бородуля откуда-то притащил несколько бутылок портвейна «Кавказ», чем очень гордился и совал мне бутылки под нос. Узнав, что мы из Чечни, подошли ещё пару прилично одетых мужчин и стали угощать водкой. Короче, картина, которая мне открылась, не внушала оптимизма: Бородуля был пьяный, из сумки Касаткина вызывающе торчал ствол автомата Нестеренко, и по его виду нельзя было сказать, что это остатки автомата. Сам Касаткин, взяв огромный кинжал в рот, непонятно только как он его не разрезал до сих пор до ушей, и встав на цыпочки, нелепо размахивая руками, пытался танцевать стремительный кавказский танец. Масленников был в том состоянии, когда он закрыв глаза мог затянуть на весь вокзал неприличную песню. Танкист, тыча пальцем в нос, пытался рассказать такому же пьяному гражданскому, как его ранили в нос. Остальные были не лучше. Вокруг нас полукругом толпился народ, а в сорока метрах от этого бардака, кучковался с десяток милиционеров, причём, с каждой минутой их число только увеличивалось. Отодвинув в сторону, протянутую мне руку с водкой, я подошёл к формируемой цепи ментов, остановился в пяти шагах и обратился к единственному среди них офицеру: - Капитан, послушай меня. Я старший этой команды и как видишь трезвый. У меня билеты на Хабаровский поезд, он через пять минут подходит. Я сейчас своих людей собираю и иду на посадку, и мы уезжаем. Только прошу вас, не трогайте нас: мы с Чечни в отпуск всего на несколько дней едем, нам тоже не нужны неприятности. Не надо ничего делать. Хорошо?

Капитан, многозначительно поигрывая резиновой палкой, посмотрел на своих подчинённых и кивнул – Хорошо.

Я метнулся обратно к своим друзьям: - Так, всё - собираемся. Если мы не хотим сидеть в ментовке, давай быстро собираемся и на третью платформу. Олег, Коля вперёд: вагон номер девять – занимайте места. Масленников давай шевелись.

Так, поторапливая людей, стал выпихивать их на третью платформу, постоянно оглядываясь на милиционеров, которые развернувшись в цепь, шли сзади нас. К моей радости объявили о прибытие нашего поезда, а через пару минут зелёные вагоны потянулись мимо пассажиров спешащих к своим вагонам. Увидев поезд, подтянулись и мои сослуживцы. Я уже начал успокаиваться, как ко мне подскочил Бородуля и чуть не плача заявил: - Боря, а нас не пускают в вагон.

- Почему?

Николай виновато отвёл глаза в сторону и опустил голову: - Боря, я проводниц послал на три буквы.

Я только и повёл в возмущении головой из стороны в сторону: - Знаешь, Коля, пошёл ты сам на эти три буквы.

Разъярённый на начальника связи, я ринулся к вагону исправлять положение: так как понимал, если мы сейчас не сядем в поезд, то мы окажемся в комендатуре. Бородуля, как побитая собачонка, послушно бежал следом за мной. Около дверей девятого вагона стояли две молоденькие, светленькие проводницы и в душе немного отлегло, с ними есть шанс договориться. Гораздо хуже если бы были проводницы в возрасте – те бы сейчас открыли пасть.

- Девушки, солнышки, - с ходу запел я, - да простите вы этого майора. Мы все едем с войны и, конечно, нервы не в порядке. Тем более что майор ранен в бою несколько дней тому назад, и рана у него сейчас очень болит. Простите, красавицы, - я приобнял девушек за плечи.

Проводницы с удивлением посмотрели на меня, а потом на Бородулю.

- А за что его прощать? – Почти одновременно с удивлением воскликнули блондиночки.

- Как за что? – Теперь удивился я, - он ведь вас нецензурно обругал.

- Нет, мы его в первый раз видим.

- Коля, иди сюда, - устало подозвал к себе майора, - ты кого послал на три буквы?

Офицер подошёл, затуманенным взглядом посмотрел на вагон справа, потом слева и обрадовано кивнул головой на соседний вагон: - Вон тех, я послал.

Я радостно засмеялся и от всей души поцеловал проводниц, которые шутливо, со смехом, отбивались от меня: - Загружайся ребята, занимай места. Девчонки, едем…..

Сам я сел почти перед самым отправлением поезда, чтобы не выпустить своих офицеров из вагона на перрон. Махнул на прощание рукой ментам и скрылся в вагоне. Ребята уже успокоились, даже как будто протрезвели: вели себя смирно и скромно. У проводников узнал, что Верещагино будет через несколько часов и решил сразу идти к бригадиру поезда договориться насчёт проезда до Екатеринбурга. Со мной напросился идти и Бородуля. Чувствуя свою вину, Коля старался во всём мне помочь. В плацкартном вагоне, который мы проходили, в одном из купе сгрудились возбуждённые пассажиры: при нашем приближении они замолчали и как-то странно на нас поглядели. Молча посторонились, пропуская и пока мы не скрылись, чувствовали на своих спинах враждебные взгляды. Нашли бригадира и объяснили ему ситуацию. Мужик попался нормальный: - Ребята, езжайте хоть до Хабаровска. Насчёт ревизоров не беспокойтесь. Но если придут пассажиры на эти места придётся им уступить, а там что-нибудь придумаем.

Радостные оттого, что решили проблему с проездом, мы опять вошли в тот вагон и нас сразу же остановила женщина: - Товарищи офицеры, тут ваши солдаты едут: посмотрите их.

Под перекрёстными и недружелюбными взглядами всего вагона, мы подошли к купе, несколько человек расступились, пропуская нас. На нижней полке сидели два бледных, болезненного вида солдата. Одеты были они хоть и в чистое камуфлированное обмундирование, но старое и застиранное. В довершение всего оно было на пару размеров больше, что превращало и так щуплых и худых солдат в детей, по ошибке одетых в военную форму. Тут же рядом стояли огромные, растоптанные сапожище, которые тоже повидали на своём веку немало. У одного из солдат штанина завёрнута выше колена и вся нога была залита кровью. Кровь уже остановили: кто-то из пассажиров наложил выше колена жгут.

- Что тут произошло? – Обратился я к пассажирам.

Сидевший напротив мужчина, он и наложил жгут, повернулся к нам: - Солдаты были ранены в Чечне, в госпитале не долечили и выпнули их оттуда домой в отпуск. Перед Кировом рана открылась – бинтов запасных у солдат нет. Хотели их здесь снять с поезда и отправить в местный госпиталь, но они упёрлись. Как мы потом до Хабаровска будем добираться? Ни билетов, ни денег. Что ж вы, товарищи офицеры, делаете? Что ж вы творите?

Меня аж в жар бросило о того, с какой тоской произнёс это гражданский, скрипнул зубами: - Не по адресу, дорогой товарищ, обращаешься: мы обычные армейские рабочие лошадки, которые вместе с такими же солдатами и тянут трудный армейский воз. Мы тоже с Чечни едем на несколько дней домой в отпуск – денег хватило на билет только до Верещагино, а ехать в Екатеринбург. Товарищ мой, - я кивнул на Колю, - тоже ранен несколько дней назад, так сегодня ночью пришлось врачу на вокзале морду набить, чтобы он его перевязал.

Я присел перед солдатами: - С какого полка, ребята?

- С 511-го, товарищ майор, - второй попытался встать, но я его посадил на место.

- С 511-го, а старшего лейтенанта Часова знаете? – С удивлением спросил я.

Солдаты оживились: - Да, это наш командир роты. Он за два дня до нас ранен был и его увезли в госпиталь. А вы откуда его знаете?

- Да сегодня ночью его встретили в аэропорту Нижнего Новгорода, позавчера его тоже выписали из госпиталя. У него всё нормально. А мы сами с 324 полка, правее Шали стоим – соседи ваши. Как же вас, не долечив, выписали?

Второй солдат был побойчей, он и рассказал, что мест в госпитале не хватало и всех кого более-менее подлечили или залечили, выписали по домам в отпуска. Им на дорогу дали только проездные и тридцать рублей на пропитание до Хабаровска. А ведь от Хабаровска им ехать ещё достаточно далеко в глубину края: - А, прорвёмся товарищ майор.

Пока он всё это рассказывал, Бородуля достал запасной бинт и перевязал ногу солдату.

- Ладно, ребята, оставайтесь. Мы с офицерами что-нибудь придумаем, чтобы вы нормально доехали до Хабаровска. – Мы поднялись и я пригласил в тамбур для разговора несколько пассажиров, которые суетились вокруг солдат наиболее активно.

- У меня такая просьба к вам, - когда мы собрались в тамбуре, - где-то до Перми, подкормите солдат. У нас сейчас у самих ничего нет: ни денег, ни продуктов, но мы что-нибудь придумаем. Я пока не знаю – что, но что-нибудь обязательно сделаем, чтобы солдаты достойно доехали до дома.

В свой вагон мы пришли в гнетущем состоянии, собрали ребят и рассказали о солдатах. Ещё раз вывернули свои вещи, но кроме двух банок тушёнки ничего не обнаружили. В отвратительном настроении лёг спать, считая по пословице, что «утро вечера мудренее».

В Верещагино остановка была пять минут и в наш вагон никто не сел, но проводницы предупредили, что в Перми, скорее всего, пассажиры появятся и придётся уступать места. До Перми я заснуть уже не мог: мысли, как помочь солдатам, неотступно преследовали меня. Незаметно подъехали к городу и я стал будить своих товарищей. Только поезд остановился, как в вагоне появились настоящие хозяева наших мест. Вместе с ними пришёл и бригадир поезда.

- Товарищ майор, я совсем забыл. У меня же в конце состава прицеплены ещё два вагона с вашими солдатами. Едут где-то 160 человек до Новосибирска. Так что, идите туда и с ним спокойно доедете до Екатеринбурга.

Переходную дверь между вагонами нам открыл солдат и представился дневальным по вагону, тут же появился дежурный по вагону, который и привёл к старшему команды. Подполковник выслушал меня и мою просьбу.

- Товарищ майор, никаких проблем. Сейчас вам освободят два купе и располагайтесь, а потом я вас и других старших офицеров приглашаю к себе на завтрак.

Через двадцать минут мы уже разложили вещи по своим местам и я, Бородуля, Олег Касаткин были в купе подполковника, где уже собрались два старших лейтенанта, капитан и пожилой прапорщик – старшина команды, который и накрыл стол. Напротив меня сидел подполковник – старший команды, которая перевозила сто шестьдесят сержантов, закончивших учебные подразделения в Сибирский военный округ. Быстро перезнакомились, старшина по команде подполковника достал водку и мы совсем оживились, а ещё через несколько минут они с жадностью слушали наши рассказы о войне. Весело рассказывая о боевом эпизоде своей батареи, я вдруг замолк, неожиданно вспомнив про солдат.

- Михаил Семёнович, - обратился я к подполковнику и рассказал про раненых солдат, - ваши солдаты наверняка не весь сухой паёк съели. Пусть старшина соберёт, сколько сможет консервов и хлеба, может денег соберёт и всё это отнесёт с майором Бородуля к ним. А вы потом их пригласите к себе и пусть они расскажут вашим сержантам про войну.

Старшина, мужчина в возрасте, с энтузиазмом взялся за это дело и уже через пятнадцать минут два солдата стояли перед нашим купе, держа в руках плащ-накидку, набитую консервами и хлебом.

- Я ещё и денег собрал, - прапорщик быстро посчитал деньги и мы остались довольны суммой, которой было достаточно, чтобы достойно доехать до дома.

Вернулись они быстро: у Николая поблёскивали, подёрнутые влагой, глаза, а старшина был

тихий и мрачный.

- Ну, что там, как солдаты наши?

Бородуля махнул рукой, а подполковник быстро разлил водку по кружкам: когда в молчании выпили и закусили, Коля стал рассказывать: - Мы когда туда зашли, пол-вагона у купе собралось. Они считали, что мы пообещали, а сами давно смылись с поезда и наплевать нам на солдат. А когда мы положили на полку сухпай и деньги – там пол-вагона ревело. Я сам еле сдержался.

Старшина молча налил себе ещё водки и выпил: - Скоты, какие скоты….

Про кого он говорил, никто не переспрашивал, а молча поддержали его: и так было ясно, что это относилось не только к руководству госпиталя, но и к министерству обороны, да и к руководству страны. Посидев с нами немного, старшина ушёл, а через полчаса появился снова в купе и положил на полку два комплекта нового обмундирования и обуви.

- Вы, товарищи офицеры, за солдат не беспокойтесь. Пока мы едем до Новосибирска, они будут под моей личной опёкой. В обиду их не дадим. А пока я им тут подобрал форму, а то едут в чёрт знает в чём, - голос у старшины странным образом сел и стал хриплым. Он махнул рукой, сгрёб форму и быстро ушёл.

Некоторое время мы сидели задумчивые, вспоминая своих солдат, потом встряхнулись: для этих солдат было сделано всё, что мы могли, теперь многое будет зависеть от них самих.

Время шло и мы становились к дому всё ближе и ближе. Водка у подполковника не заканчивалась, и в купе постепенно перекочевали остальные офицеры и прапорщики. Все были хорошо навеселе, когда поезд остановился на какой-то станции, как раз напротив вокзала.

Получилось так, что в окно полезло одновременно несколько человек, чтобы прочитать название остановки и также одновременно из нашей груди вырвался изумлённый крик – Шали!

- Как Шали? Почему Шали? Мы оттуда едем уже сутки, и каким образом попали обратно в Шали? – Остальные, услышав наш удивлённый возглас, полезли тоже смотреть станцию и тоже в изумлении прошептали, - Шали, чёрт побери….

Мы щурили пьяные глаза и раз за разом пробегали название станции, пока не сосредоточились и не прочитали правильно – ШАЛЯ. Это была станция ШАЛЯ и до Екатеринбурга оставалась три часа ходу. Громогласный хохот потряс вагон, а когда переставали смеяться, кто-нибудь произносил слово «ШАЛЯ» и мы опять закатывались в хохоте.

- Всё, ребята, хорош. Пить больше нельзя. Домой нужно являться трезвыми, - Михаил Семёнович, попробовал продолжить сабантуй, но мы все наотрез отказались и теперь усиленно пили крепкий чай, выгоняя с потом остатки алкоголя.

На перроне Екатеринбурга мы сердечно распрощались с администрацией команды, подошли к нам и солдаты 511-го полка, уже переодетые в новую форму, с ними были и несколько пассажиров из вагона. Было сказано много хороших слов в наш адрес, после чего мы расстались. А через час были в городке. Бородуле нужно было идти в противоположную сторону городка и к дому я уже шёл один. Многие из женщин, узнав меня, обращались с вопросами о своих мужьях, но так как они служили в основном в 276 полку, то ничего, кроме общих слов, сказать не мог. Вот и мой подъезд. Дома меня ждали.

…..Несколько дней отпуска прошли как в тумане: я ещё не отошёл от войны, да и как отходить, когда через несколько дней нужно будет обратно возвращаться. Постоянные мысли о батарее – как они там? Приехал ли вовремя Кирьянов? – Не давали покоя. Не давало покоя и уголовное дело: могло случиться так, что этот отпуск будет у меня последним перед тюрьмой. Но самое неприятное было в том, что страна, население не знала правды о Чеченской войне: когда я вечером включил телевизор то на меня обрушился вал вранья, искажённых фактов и словоблудия. Журналисты соревновались друг с другом, чтобы найти, придумать или просто состряпать сенсацию и другие «жареные факты», обличающие армию и искажающие истинное положение дел. Телеэкраны были заполнены мерзкими рожами «правозащитников», «друзей и подруг Дудаева» вещающих о «мерзостях» и преступлениях армии в Чечне. Из их рассказов и свидетельств получалось, что мы боремся с маленьким, гордым и независимым народом, который хочет мирно трудиться на своей земле в мире и в сотрудничестве с другими народами. Получалось, что армия выступала в роли душителя свободолюбивых и гордых людей. И ни капли правды: руководство страны хранило угрюмое молчание, вольно и невольно, давая свободу действия всем, кто хотел оболгать и опозорить солдат, офицеров, которые ценой своей жизни исправляли ошибки руководства и уничтожали бандитский режим. Дома жена тоже не хотела слышать моих рассказов, считая что если она не слышит, то и ничего не происходит. Не придало мне оптимизма и встреча с командованием дивизии, когда я пошёл разбираться насчёт моей очереди на получении квартиры. Когда уезжал в Чечню, был первым в очереди на новую квартиру, в марте Валя мне сообщила по телефону, что мы уже четвёртые в очереди, а когда я пришёл разбираться, то в очереди уже оказался седьмым. Причём, впереди меня стояло половина тех, кто просто отказался ехать в Чечню выполнять свой воинский долг и были за это уволены из армии. Заместитель командира дивизии по тылу, который был председателем жилищной комиссии, крутился как «жаренный карась» на сковородке, приводя всё новые и новые доводы для оправдания данного списка. Я же сидел и молча смотрел на полковника: спорить, приводить свои доводы было бесполезно и бессмысленно. Правильно говорил Суворов – через полгода пребывания тыловика на должности, их можно спокойно расстреливать.

Я тяжело поднялся со стула: - Товарищ полковник, когда вернусь окончательно с войны, вы уж к этому времени, наверно, разберётесь со списком и я в нём займу положенное мне место. – Полковник с облегчением начал сыпать словами, обещая всё сделать. А я же уходил с тяжёлым сердцем: если раньше считал, что меня обманывало высшее руководство страны, то сейчас этот обман приблизился почти вплотную. Честно говоря, и надежды не было на то, что полковник выполнит свои обещания.

Скромно и тихо отметили в семейном кругу моё сорокалетие. Не прибавили радости и встречи с однополчанами, вернувшимися из Чечни с 276 полком. Вроде бы времени после их возвращения прошло уже достаточно, но чувствовалось в них, несмотря на внешнюю весёлость, спокойствие - напряжённость и зажатость. Как-то вечером у ларьков встретил Игоря Карталова, в 276 полку он был командиром танковой роты: выглядел он усталым и имел не совсем здоровый вид. Обнялись, взяли пиво, рыбы и сели недалеко от КПП городка. В течении первых двадцати минут бурно, перебивая друг друга, обменялись рассказами и впечатлениями о боевых действиях, потом успокоились и уже неторопливо стали рассказывать каждый о своём.

- Боря, посмотри, - Игорь тронул меня за руку, - Унженин идёт.

Я обернулся, по крутым ступенькам КПП осторожно спускался командир миномётной батареи капитан Унженин. Даже на таком расстоянии было видно, как у него тряслась голова, а когда он подошёл к нам, стали заметны и другие последствия контузии. Обнялись, офицер стал говорить, но речь его была невнятной, нечёткой: Унженин огорчённо махнул рукой и ушёл.

- Сейчас он ещё ничего, а когда мы приехали он и ходил плохо, и почти не говорил – так капитально его накрыло. Выкарабкается, - Игорь задумчиво пожевал рёбрышко воблы, потом продолжил, - у меня тоже сейчас «крыша едет». Не контужен, не ранен, а крыша едет. Лучше бы наверно ранило, тогда было бы понятно, отчего она едет. А тут не понятно.

Я удивлённо поднял глаза на друга: - А у тебя она отчего «едет»?

Карталов болезненно поморщился: - Сниться мне, Боря, каждую ночь один и тот же сон. Иссушил он меня: как засыпаю так одно и тоже – словно видеоплёнку прокручивают в моей голове. Иногда по несколько раз за ночь. Каждую ночь засыпаю и как молитву произношу – Подбейте, хоть сегодня ночью. Хочу, чтобы мне приснилось другое, а сниться одно и тоже.

Игорь разлил пиво по стаканам и залпом выпил свой, я молчал, не настаивая о продолжении рассказа, если он не хочет рассказывать, но Игорь неожиданно спросил: - Ты на центральном бульваре в Грозном и у дворца Дудаева был?

Я молча кивнул головой.

- Ну, тогда проще будет рассказывать. Только начинаю засыпать, как вижу себя в своём танке, причём осторожно еду по бульвару вниз к дворцу Дудаева. Почему-то один еду: и боевиков не видно. Здания кругом разбиты, развалины дымятся, деревья бульвара посечены пулями и осколками. Тут и здесь видны разбитые и сожжённые автомобили. Миновали последний квартал и неожиданно выезжаю на площадь перед дворцом Дудаева. Останавливаюсь и вижу, что вся площадь заполнена вооружёнными боевиками. Самое интересное – они меня не видят. Суетятся, строят баррикады, обустраивают огневые позиции, пулемётные точки.

Подаю команду экипажу – Осколочно-фугасным. Огонь!

А мне в ответ доклад – Снарядов нет.

Тогда я следующую команду – Из пулемёта, Огонь!

Доклад – Патронов тоже нет.

Командую механику-водителю – Разворачиваемся и ходу отсюда.

Танк тихонько разворачивается и только мы начинаем втягиваться в левую проезжую часть

бульвара, как боевики замечают нас. Срывается УАЗик с гранатомётчиками и за нами, но мы уже дали ходу и летим по бульвару вверх. УАЗик через какое-то время догоняет нас и идёт параллельно по правой проезжей части и как только появляется перекрёсток или другое чистое пространство, так сразу же стреляет по танку из гранатомётов. И мимо – каждый раз мимо. Когда мы выскочили на площадь «трёх Дураков», там они от нас и отвязались. И так каждую ночь. Главное, Боря, знаю – если меня подобьют, то этот сон больше сниться не будет.

…Подошло время возвращаться в полк, родные и близкие попрощались с нами на КПП дивизии, а дальше мы поехали одни. Ехали той же компанией, только старшим уже был подполковник Богатов. Билеты взяли на поезд «Абакан – Москва» в последний плацкартный вагон состава. Достался нам полностью один отсек около туалета, остальные были раскиданы по всему вагону. Выпили, причём, довольно крепко и легли спать. Поезд шёл очень медленно, так как был пассажирским и останавливался на каждой станции, поэтому с утра мы ещё выпили, причём, опять очень крепко. Товарищи разбрелись спать, а я решил выйти на несколько минут на перрон очередной станции, подышать свежим воздухом и тоже прилечь. На улице было тепло и солнечно, ошалело чирикали воробьи, не поделившие корку хлеба, то тут, то там доносились гудки локомотивов и лязганье сцепки вагонов. На перроне кроме наших двух проводников мужчин, меня и хорошо поддавшего Бородули, никого не было. Коля стоял в сторонке, отвернувшись в сторону, и как-то странно согнувшись.

- Коля, ты чего там стоишь? Иди сюда. – Николай подошёл ко мне, покачиваясь из стороны в сторону, лицо его было отрешённым и обиженным.

- Боря, я сделал проводникам замечание за то, что в вагоне бардак и до сих пор чаю не дают пассажирам, а они меня послали «по дальше», - начальник связи, обличающее, ткнул пальцем в сторону насторожившихся проводников.

Я тяжёлым и пьяным взглядом посмотрел на мордатых, наглых мужиков: - Коля, ты держи их здесь, чтобы не убежали, а я пойду в вагон, возьму свой «Вальтер» и расстреляем их у вагона.

Отпихнув проводников от тамбура, и бурча под нос о «тыловых крысах», которых мы сейчас поставим на место, я тяжело полез в вагон. Добрался до своей полки, упал на неё и провалился в тяжёлый сон.

…Проснулся оттого, что кто-то больно и сильно бил меня по ногам. Ничего не понимая, с трудом разлепил глаза и увидел, что всё пространство купе и проход был забит ОМОНовцами, экипированными по-боевому. В ногах стоял здоровенный майор и больно стукал меня резиновой палкой по ногам, пытаясь разбудить, а рядом с ним стоял проводник. Увидев, что я открыл глаза, он радостно завопил: - Это он! Это он у них самый главный и у него пистолет, из которого он хотел нас расстрелять.

Я резко сел на полке, огляделся и выглянул в проход вагона, который был также забит ОМОНавцами. Товарищи мои спали глубоким и пьяным сном, а за окнами была такая же глубокая, чёрная ночь. Но пассажиры в большинстве своём не спали, с тревогой выглядывая в проход и шушукаясь между собой. Главное, что мои товарищи спали. И слава богу, что спали: если они сейчас проснутся – ну и свалка же здесь будет. Это же понимал и милицейский офицер.

- Товарищ майор, - обратился он ко мне, - давайте выйдем в тамбур.

- Бог с ним, если в тамбуре бить начнут – то хоть мои не увидят, - я послушно встал и вышел в тамбур, сразу же прислонившись спиной к дверям, чтобы было неудобно бить резиновой палкой по почкам: за мной туда же зашли ещё несколько ОМОНовцев и проводник, который злорадно расписывал как мы употребляли спиртные напитки в ходе движения. Старший ментов поморщился и с раздражением выгнал проводника из тамбура, потом послал одного из своих расспросить пассажиров, как мы себя вели.

- Товарищ майор, кто вы такие? И давайте сюда ваши документы.

После того как мент выслушал мой рассказ и проверил документы, спросил: - Ствол есть?

Я мотнул головой

- Где он?

- В купе, под подушкой.

- Тащи его сюда, - я с удивлением посмотрел на офицера: думал, что он пошлёт за пистолетом своего подчинённого, а он меня посылает. Ну, хорошо. В купе, когда я сунулся к подушке, меня остановил окрик милиционера: - Вы, куда?

- Да твой старший, сказал чтобы я принёс пистолет: он у меня под подушкой лежит.

А, ну тогда берите. – Я всё с возрастающим изумлением оглядел ОМОНовцев: то ли они очень уверены в себе, то ли неопытные и ни разу не обжигались. Сунул руку под подушку и нащупал рукоятку револьвера: - Вот сейчас вытащу руку и семью выстрелами положу их всех тут. Пока неразбериха, хватаю автомат и все тут трупы.

Усмехнувшись своим мыслям, вытащил руку из-под подушки, крепко сжимающую рукоятку револьвера и повернулся к ОМОНовцам – ноль внимания. В тамбуре отдал газовый револьвер старшему и опять прислонился спиной к дверям тамбура. Мент высыпал патроны на ладонь: убедившись что они газовые, а в стволе стоит рассекатель и документы на «газовик» в порядке, всё вернул мне.

- Что ж ты, майор, пальцы тут веером распускаешь и пугаешь проводников расстрелом?

Поняв, что бить не будут, я возмутился: - А ты, майор, погляди на эти наглые рожи: они с самого Абакана не то что влажную уборку не делали, а даже не подметали в вагоне ни разу. Пассажиров ни разу не поили горячим чаем, а в туалет посмотри – там скоро сталагмиты и сталактиты вырастут, я уже не говорю про остальное.

Майор кивнул одному из милиционеров: тот выскочил и через минуту вернулся: - Да, такого туалета я давно не видел.

Зашёл ОМОНовец, который проводил опрос пассажиров, доложил, что мы вели себя нормально, но много жалоб на проводников и бардак в вагоне.

- Хорошо, давайте вернёмся в купе и проверим ваши вещи, - в купе мои товарищи уже проснулись и недовольно ворчали – назревал конфликт, который был предотвращён моим появлением.

- Ребята, всё нормально. Сейчас вещи у нас проверят и мы едем дальше. Что показывать?

Майор задумчиво посмотрел на полки и ткнул резиновой палкой в большую и объёмистую сумку, в которой вёз своим офицерам домашние передачки Бородуля. Мы когда садились на поезд, еле её закинули на верхнюю полку, до чего она была тяжёлой.

Коля молча поднялся и потянул за ручки сумки и крикнул стоящим в проходе ОМОНавцам: – Держите...

Два милиционера подхватили падающую сумку, но не ожидая такой тяжести, потеряли равновесие и с грохотом завалились в проходе. Старший ОМОНовец заскрипел от досады зубами, а Николай злорадно рассмеялся. Не найдя ничего в сумке недозволенного и ещё раз предупредив нас не своевольничать, милиционеры покинули вагон и поезд тронулся. Не ожидавшие такой развязки, проводники испуганно топтались около своего купе: они то рассчитывали, что нас снимут с поезда.

Встал в середине прохода и стволом револьвера я поманил к себе железнодорожников, потом засунул его за портупею. Долгим, многозначительным взглядом оглядел с головы до ног проводников и, ощущая на себе взгляды пассажиров, веско произнёс: - Что, думали что нас снимут с поезда – стукачи? Да, ни фига подобного. А теперь слушай приказ: прямо сейчас делаете капитальную влажную приборку в вагоне, наводите порядок в туалетах и через два часа весь вагон пьёт горячий чай. Задача ясна? Ну, тогда выполняйте. Не уложитесь в два часа – я тогда всё-таки вас расстреляю.

Не сомневаясь, что они будут выполнять мой приказ, опять завалился спать. Вскинувшись через некоторое время, я увидел, как проводники усердно моют пол в вагоне, и опять провалился в сонное забытье. Проснулся оттого, что ощутил рядом с собой чьё-то присутствие; чуть приоткрыв глаза, увидел милиционера, который оглядывал нас. Убедившись, что мы крепко спим, удовлетворённо произнёс в радиостанцию: - Спят, рейнджеры…

Ещё через час разбудили не только меня, но и моих друзей: на столике стояли стаканы наполненные свежезаваренным чаем, рядом на отдельной тарелочке лежал нарезанный лимон, что было очень своевременно. А вскоре рассвело и мы въехали в Москву. В аэропорту «Чкаловский» мы оказались в десять часов. И сразу же были огорошены тем, что надо было заранее, за несколько дней, подать свои фамилии в список пассажиров, вылетающих в Чечню. И этот список утверждает сам начальник генерального штаба. Дебилизм да и только. Что, у начальнику генерального штаба других, более важных дел нет, только что списки утверждать. Богатов и Бородуля решили пойти к командиру авиационной дивизии, который мог, по словам лётчиков, разрешить своей властью посадку в самолёт. Но и здесь пришлось понервничать: в авиационной дивизии сегодня ночью повесился солдат, понаехало начальство и теперь шли активные разборки. Наверно, не улетим сегодня: командиру дивизии просто не до списков. Но к нашему удивлению он спокойно подписал нам разрешение на посадку и через час мы на ТУ-154 летели в Моздок, который встретил нас практически летней жарой. Мы сунулись к вертолёту, в который ВВэшники активно и дружно загружали боеприпасы: они сначала летели в Аргун, а оттуда на Ханкалу. Сопровождающие боеприпасы посмеялись над нами: - Ребята, да вы что? Зачем вам так рисковать, летите лучше на другом вертолёте. – Через несколько дней, я случайно узнал, что вертолёт при подлёте к городу Аргун был жестоко обстрелян боевиками и совершил аварийную посадку, в ходе которой пострадали и ВВэшники. Да, бог нас берёг.

Подождали с полчаса и на попутном вертолёте спокойно перебрались в Ханкалу, а вечером прибыли в полк. В батарее всё было нормально. Алексей Иванович приехал через пару дней, как я уехал и сейчас с радостью передал мне батарею. На ночном дежурстве я ходил с автоматом по расположению и удивлялся - а был ли отпуск?

…. Дни шли и исподволь полк начал готовиться к продвижению вперёд, в Аргунское ущелье. Пришло ещё пополнение и мне оттуда достались пятеро контрактников 25 – 35 лет: в основном это были водители противотанковых установок. Провёл с ними занятия по той же схеме, что и с первым пополнением, провёл все инструктажи и сказал, что в батарее я не буду делать различий между срочниками и контрактниками: для меня все одинаковы. Особо предупредил насчёт употребления спиртных напитков, но в целом они мне не понравились.

Батарея каждый день стала выделять для сопровождения колонн командирские БРДМы, и чтобы бойцы не брали водки, и были под контролем: старшими я всегда посылал замполита или техника, которые могли жёстко спросить с солдат в случаи каких-либо нарушений. Как-то раз Алексей Иванович рассказал, что в моё отсутствие приходил знакомый ему контрактник с

первого батальона и попросил его привезти десять бутылок водки.

- Контрактник то нормальный мужик?

- Да, нормальный так то.

- Ну, тогда вези, только за это пару бутылок мы заберём себе.

Вечером решили немного посидеть своим коллективом, выпили одну бутылку, потом вторую, а когда не хватило, достали ещё две бутылки водки, но уже контрактника, решив что потом рассчитаемся. Только через двое суток ко мне в салон заглянул незнакомый боец, лет двадцати семи и вежливо спросил: - Товарищ майор, я тут вашему замполиту заказывал водки. Я могу её забрать?

- Да, можешь забрать, но тут такое дело: нам не хватило и мы помимо двух бутылок выпили ещё две твоих, но я тебе эту водку верну, чтоб было без обид.

- Нет, товарищ майор, всё нормально, всё без обид: ничего возвращать не надо, а если хотите ещё выпить, то давайте выпьем. – Контрактник выжидающе посмотрел на меня. Я со своей стороны тоже оценивающе оглядел его: парень вроде бы ничего, сразу видно что он не из работяг или неудачников по жизни, как мои контрактники, да и располагал он как-то сразу к себе.

- Ну, что ж давай, наливай: посмотрим, что ты за птица, - я достал из сейфа закуску, подошёл Алексей Иванович и вопросительно посмотрел на меня, типа - С водкой разрулили? Я кивнул головой и пригласил его присоединиться, так как чувствовал себя не совсем удобно, выпивая с контрактником. Выпили, познакомились – его звали Витька Перец. Немного поговорили, а увидев гитару Карпука Виктор предложил: - Товарищ майор, хотите я вам свою песню спою?

Я всегда достаточно скептически относился к доморощенным бардам и исполнителям, но так как сейчас пил его водку, то согласился послушать. Перец взял в руки гитару, послушал, наклонив голову, как звучит и подтянул пару струн. Ещё раз тронул их пальцами и удовлетворённо кивнул головой, а уже по первым аккордам стало понятно, что передо мной опытный гитарист. Но когда он запел, то чуть не упал с постели, до того был сильный и богатый голос. А слова песни были продолжением моих мыслей.

О скольких сыновей, великая Россия,

Ты отдала за то, чтоб Великой быть.

Безусых, молодых, весёлых и красивых,

а ведь они могли б ещё 100 лет прожить.

А где-то высоко в кремлёвских кабинетах

французским коньяком размешивали кровь

российский президент с чеченским моджахедом,

навеселившись, власть и выпивают за любовь.

Я воин, не поэт: не рассказать словами,

как раненый в бою товарищ умирал

и пусть мой автомат ответит трассерами

за смерть моих друзей, которых я терял...

Потом Виктор спел ещё несколько песен и расстались мы с ним очень тепло. После обеда в полку произошёл смешной случай. Я сидел в салоне и спокойно пил чай, когда на переднем крае вспыхнула сильнейшая стрельба, причём било несколько сотен автоматов. За стенками салона послышался шум, беготня и возбуждённые крики. Выскочив на улицу, предполагая, что боевики предприняли мощную атаку на батальоны, но все смотрели вверх и тыкали пальцами в небо, что-то показывая там другим.

- Боря, ты чего не стреляешь? – Ко мне подскочил возбуждённый Бородуля. – Бей, это духи что-то запустили.

Действительно, по небу, на большой высоте, со стороны цементного завода медленно летел

странный летательный аппарат, не похожий ни на что, что мне приходилось видеть.

- Боря, ну чего стоишь? Разворачивай противотанковую установку и сбивай. Пехота ведь не собьёт. – Летательный аппарат пролетел уже достаточно вдоль нашего переднего края, и стрельба с первого батальона уже переместилась в третий, но без ущерба для объекта.

Я ещё раз бросил оценивающий взгляд в небо и разочаровал товарища: - Нет, Коля, не буду стрелять. Во-первых: угол возвышения очень большой – установка не подымет пакет на такой угол, а во-вторых – высоко, не достану. – Коля огорчённо вздохнул и мы с сожалением проводили взглядами летательный аппарат, который скрылся в стороне Грозного. Через десять минут нас срочно в штабе собрал командир полка и возбуждённо отругал за то, что не смогли сбить самолёт духов.

- Весь полк стрелял и сбить не смогли, - бушевал командир полка, - Микитенко. Ну, а ты то ПВОшник, тебе сам бог велел сбить. Почему твои не стреляли?

Володя спокойно поднялся и улыбнулся: - Товарищ полковник, это был наш разведывательный, беспилотный аппарат, который возвращался из тыла боевиков. Кстати, для информации, это единственный аппарат на все Вооружённые силы.

Мы, в безмерном удивлении, уставились на начальника противовоздушной обороны. Не меньше нас был удивлён и командир полка: - А почему, если ты это знал, никого не предупредил?

- Да меня самого предупредили, за полчаса до пролёта, только своих и успел предупредить.

Но всё равно судьба этого самолёта была печальной, во второй полёт его сбили боевики и он упал на территорию контролируемую боевиками.

По приказу группировки, наш дивизион перекинули восточнее Старых Атагов, чтобы они с того направления поддерживали действия другого полка, в то же время работали и в интересах нашего полка. Если раньше дивизион и лагерь ВВ, как бы своими позициями прикрывали тылы полка, со стороны птицефабрики, то теперь образовалась брешь, в которую боевики могли спокойно проникнуть и пройти до РМО и ремонтной роты. Это и предопределило перемещение противотанковой батареи на новые позиции. Взвода были растянуты через поле и развёрнуты фронтом в сторону цементного завода. На левом фланге, в ста метрах от зелёнки, встал первый взвод, а третий взвод я поставил у дороги, почти впритык к тылам РМО. Второй взвод естественно посередине, и свой салон поставил между первым и вторым взводами, так чтобы во время ночных дежурств мои офицеры и солдаты тоже перекрывали часть пространства. Таким образом, батарея была растянута на фронте в восемьсот метров и контролировала поле впереди нас и сзади. Правда, поля с осени были засеяны и озимые поднялись до колен, что снижало эффективность наблюдения в ночное время, но погода стояла отличная, ночи были ясные, звёздные и луна светила как хороший фонарь. В небе постоянно висели осветительные снаряды, мины или ракеты, а дежурный самолёт, пролетая над нашим полком, высоко в небе выбрасывал до десятка осветительных бомб, которые очень медленно спускались к земле и освещали местность в течении нескольких минут. Как только они гасли, самолёт возвращался и выбрасывал очередную порцию бомб. Всё это создавало благоприятные условия для ночных дежурств. Так получилось, что в первом взводе оказалось три контрактника, а в третьем два. Как специалисты, как водители они были неплохие, но как бойцы к ним был ряд вопросов. Люди в возрасте, многие имели семьи и они не горели желанием идти в бой - боялись за свои жизни. Солдаты срочники, в отличие от них, более философски смотрели на эти вещи: прикажут – пойдём в бой, не прикажут – всё равно пойдём, не воюем – значит можно расслабиться. Поэтому ночью, сколько я ни бился, солдаты-срочники спали на постах, а контрактники наоборот - стояли насмерть.

К ним ночью лучше не ходить – застрелят от страха. И я не ходил ночью с проверкой в первый взвод, зная что там всё в порядке, но зато регулярно проверял второй и третий взвода.

На второй день, как только мы расположились на новом месте, после обеда в зелёнке на старом месте арт. дивизиона внезапно вспыхнула стрельба, которая продолжалась в течение

несколько минут. Мгновенно развернули в ту сторону первый и второй взвод. Быстро вооружившись пулемётом, вместе с Кирьяновым двинулись на разведку в сторону зелёнки, взвода оставили на местах с целью, если подвергнемся нападению, прикрыть нас. Настороженно приблизились на сто метров к зелёнке, остановились: ничего не выдавало присутствия среди деревьев людей.

- Алексей Иванович, ну-ка с подствольника прощупай кустарник, - Кирьянов вскинул автомат и выстрелил из подствольного гранатомёта: граната, прочертив геометрически правильную дугу, упала в центр кустарника и взорвалась.

- Молодец, Алексей Иванович, чётко гранату положил, - я повернулся к замполиту и в этот момент увидел, как пуля тонко чиркнула кожу на левом виске Кирьянова, образовав достаточно длинную и глубокую царапину, из которой обильно потекла кровь.

Не раздумывая, мы присели в озимых и открыли огонь по зелёнки, дав пару очередей, переместились на новую позицию и продолжили огонь. Я махнул рукой и пустил ракету, указывая, куда надо было открывать огонь взводам и буквально, через несколько секунд, сзади заработали пулемёты БРДМов и на опушке зелёнки заплясали внушительные фонтанчики от разрывных пуль крупнокалиберных пулемётов. В течение нескольких секунд, пока работали КПВТ, кустарник огнём был выкошен вчистую. Гораздо дольше работали пулемёты ПКТ, но от него эффекта было меньше, зато ливнем пуль был пронизан буквально каждый кубический дециметр воздушного пространства зелёнки.

Стрельба через несколько минут стихла, кровь из раны на виске продолжала сочиться, но Алексей Иванович не обращал на неё внимание: - Да, ладно, Борис Геннадьевич, потом с раной разберёмся.

Мы, пригнувшись и готовые немедленно открыть огонь, вошли в зелёнку: прочесали её, но никого не нашли. Только в нескольких местах, на краю кустарника, куда мы и стреляли, лежали кучки ещё тёплых стрелянных гильз калибра 7.62, что говорило о недавнем пребывании здесь боевиков. Вполне вероятно, что своим огнём, может быть вверх, они хотели выманить на себя русских и из зелёнки расстрелять их на голом поле, но дружный огонь из КПВТ и ПКТ спутал все планы и им пришлось отступить обратно на птицефабрику.

Мы с замполитом переглянулись, понимая какой опасности только что избежали. Уже в салоне остригли волосы на виске и осмотрели рану: на сантиметр правее и перевязывать Кирьянова не надо было бы.

Ночью боевики снова попытались обстрелять позиции батареи, но мы опять двумя взводами дружно обстреляли зелёнку и отбили охоту у духов испытывать нашу бдительность.

….Я возвращался с роты материального обеспечения после сытного обеда. Было очень жарко и я впервые не взял с собой автомат. Сонно брёл вдоль воздушного арыка и мечтал, как после сытного обеда завалюсь поспать. Свернул вправо, к расположению третьего взвода и когда до него оставалось пройти семьдесят метров, первая пуля подняла пыльный фонтанчик у моих ног. Я сразу же отскочил на несколько метров и присел. В этот раз пуля свистнула над головой и, судя по звуку, пуля была калибра 7.62, и выпущена, скорее всего, из снайперской винтовки. Опять шустро скаканул на несколько метров в сторону, не давая прицелиться более точнее снайперу, и вовремя: пуля вздыбила пыль в том месте, где я только что был. Отметил про себя, что стреляли со стороны Новых Атагов.

- Ну, сволочи, только дайте мне добраться до противотанковых установок, я вам дам ответ, - но надежды добраться до третьего взвода было мало: ещё одна пуля так близко пролетела у головы, что даже почувствовал движение воздуха за ней. Резво прилёг на землю и посмотрел на своих солдат, застывших у палатки и с изумлением наблюдавших за моими непонятными скачками и перемещениями.

- Ложись! Ложись! Снайпер по мне бьёт, ло…, - закончить не успел, так как следующая пуля ударила около головы и кусочки земли больно стеганули меня по лицу, заставив перекатиться по пыли на другое место. – Ложись!

Но солдаты не думали прятаться, они вдруг засуетились, заскочили на командирский БРДМ и помчались ко мне, но за это время ещё три пули впились в землю вокруг меня, не давая времени для размышления. Я уже беспорядочно перекатывался с места на место, не позволяя снайперу взять верный прицел. А БРДМ резко завернул, чуть не наехав на меня, и закрыл своим корпусом от огня. Я резким рывком заскочил на броню и присел на левом борту рядом с солдатами, прикрывшись башней. Пули ещё два раза щёлкнули по противоположному боку и с противным визгом ушли в сторону.

Заглянув к водителю через люк, скомандовал: - Гони к командному пункту.

У салона уже суетились Кирьянов и Карпук, почувствовав что-то неладное: - Алексей Иванович, подымай со второго взвода пару установок и гони их к третьему взводу. Меня обстрелял из деревни снайпер и мы сейчас им покажем, как нарушать соглашения. Только без моей команды не стрелять.

Из салона быстро связался со второй ротой: - Серёга, Серёга, это я, Борис. Слушай, меня только что с окраины деревни обстрелял снайпер. Чёрт побери, меня так плотно ещё никто не обрабатывал. Сергей, ты уточни у своих бойцов его позицию, а я туда сейчас ракетами долбану.

- Боря, да ты чего? На моём участке тишина, никто не стреляет.

- Сергей, да ты из меня дурака не строй. Я тебе, что, новичок? Стрельба велась с твоего района, иди и разбирайся.

Телефонист на коммутаторе переключил меня на командира полка: - Товарищ полковник, только что был обстрелян снайпером со стороны Новых Атагов. Произвёл по мне десять выстрелов: не убил только потому, что я крутился в пыли как карась на сковородке. Принял решение выгнать две противотанковые установки и врезать по позиции снайпера в деревне. – На линии что-то щёлкнуло и связь прервалась. Я хватанул автомат и выскочил на улицу: к этому времени две противотанковые установки подъехали к моему салону и на них уже забирались с автоматами в руках Кирьянов и Карпук. Только подскочил к машинам, как из салона выскочил Алушаев и закричал мне: - Товарищ майор, вас командир полка на связь вызывает….

Я снова вернулся в салон и приложил телефонную трубку к уху: - Да, товарищ полковник.

- Копытов, Стой! Стой! По деревне не стрелять, установки на место. Это приказ.

- Товарищ полковник, так снайпер сейчас по третьему взводу долбить будет...

- Копытов, Стой! Я же говорю, стой, - уже более спокойным голосом произнёс командир полка, - сейчас туда поедут люди и разберутся.

В лёгком недоумении положил трубку и дал команду – Отбой. Потом всё-таки вместе с замполитом и техником прошёл в третий взвод: там всё было в порядке: никто по ним не стрелял. Но все подтвердили, что огонь вёлся из района, который контролировала вторая рота.

Вернувшись к себе, я вновь связался с Поздеевым и уточнил: разобрался ли он со стрельбой?

- Боря, да никто не стрелял. Я тут опросил всех своих солдат: никто ничего не видел и не слышал.

- Сергей, я не пьяный и не перегрелся на солнце. Только что ещё раз разобрался со всеми, кто видел работу снайпера: все показывают на расположение твоей роты. Причём, работал снайпер классно. – Пообщавшись ещё немного, я задумчиво положил трубку на аппарат.

Всё выяснилось после вечернего совещания. Ко мне подошёл Володя Микитенко и, интригующе усмехаясь, начал расспрашивать о моих ощущениях во время обстрела. Потом наклонился ко мне: - Боря, меня просили тебе не говорить, но я тебе всё таки расскажу. Сегодня во второй роте была грандиозная пьянка у контрактников и один из них захотел пострелять по ополченцам в деревне. Но спьяну попутал направление и открыл огонь сначала по тебе. А когда ты из под обстрела выскочил, перенёс огонь на мой дивизион. Я быстро разобрался, откуда идёт огонь, примчался туда и начистил рожу контрактникам: несколько человек арестовали и посадили в зиндан, на несколько дней. А тебе, конечно, с твоего места, казалось, что огонь ведётся из деревни.

Я со злобой выматерился: из-за пьяных «контрабасов» мог сгоряча наделать кучу трупов из мирного населения, да ещё неизвестно какие последствия были бы для полка.

Как из рога изобилия на полк посыпались ЧП одно за другим. Утром стало известно, что Кирилов у кого-то напился и, возвращаясь к себе, открыл огонь по своему салону, в котором в это время находились прапорщик – техник батареи и офицер. Прапорщику пуля попала в глаз, но он остался живой, а офицер был ранен в голову. Как Игорь потом рассказывал, что заметил подбиравшихся к салону чеченцев, потому и открыл огонь. Но на самом деле, скорее всего, у него была белая горячка, раз ему стали казаться кругом боевики. Кирилова теперь отправляют обратно в Чебаркуль. Опять же, в дивизионе во время ведения огня, без всяких причин внезапно взорвалась на огневой позиции самоходка: весь экипаж погиб. В третьем батальоне трое солдат самовольно поехали за горячей водой в Гикаловский, где-то раздобыли водку и перепились. Попадали, где пили, спать, а когда проснулись, то обнаружили, что один из них мёртвый. В него был выпущен весь магазин, а рядом лежал автомат из которого и был застрелен собутыльник. Командир полка тогда построил всех командиров подразделений, принесли труп убитого на носилках и поставили рядом двоих алкашей. Стоят эти чмошные солдаты и таращат на труп глазами, и ничего не могут объяснить или сказать.

В первом батальоне, но уже в другой роте, контрактник решил покончить с собой: ну отойди в сторону и застрелись. Нет, прямо в палатке, достал гранату и когда все спали взорвал себя. Конечно, здорово досталось всем, кто там находился. Начались выпивки и у меня в батарее. Солдаты ездили на сопровождение колонн. Продавали в Грозном бензин, а на него брали водку. Правда, пили аккуратно, не как под Чечен-Аулом, но всё равно было обидно. Впрочем, пьянки прекратил быстро. В одну из поездок Кирьянов продал бензин, а на вырученные деньги купил фотоаппарат «Полароид» и несколько пачек кассет для него. Построил бойцов: - Товарищи солдаты, вам всем скоро идти на дембель, а фоток нормальных у вас нет. Вот вы, если бензин продаёте, то лучше деньги тратьте не на водку, а на кассеты. Хоть память останется о войне, - и отдал им «Полароид» и кассеты. Всё, как рукой сняло пьянку. Теперь солдаты, если появились деньги, тратятся только на кассеты и щёлкаются целыми днями.

Вчера наш артиллерийский дивизион открыл огонь по цементному заводу и первыми же снарядами поджёг большую лужу с мазутом, который вытек из прогнивших цистерн. Огромный столб чёрного дыма круглые сутки стоит над заводом, а ночью багровые сполохи пламени красиво подсвечивали чёрный дым снизу. Вообще по поводу начала обстрела цементного завода артиллерией ходят различные слухи и трудно отделить правду от вымысла.

Разглядывая в бинокль цементный завод, его мощные и высокие трубы воочию можно было представить его производственные мощности. Резван Чичигов с Новых Атагов, был начальником отдела сбыта завода и рассказывал, что в благополучные советские времена этот завод заваливал цементом весь Северо-Кавказский регион. Вот и три дня тому назад в полк приехали три гражданских лица: командиру представились посланцами одного крупнейшего политического деятеля и поставили условие Петрову – Взять цементный завод без артиллерийской подготовки.

Командир возмутился: - Да, я весь там полк положу. От переднего края до цементного завода два километра чистого поля, а по разведывательным данным обороняют завод до ста пятидесяти боевиков. Так что штурм их позиций без артиллерийской подготовки, будет чреват большими потерями.

- Полковник, если тебе жмут погоны на плечах и хочешь с позором вылететь из армии – то ты можешь открыть огонь по заводу. Даём тебе три дня на размышление: думай, анализируй, ты

на то и командир полка, а через три дня приедем за твоим решением. – Ещё раз пригрозив именем всемогущего деятеля, убыли в группировку. После недолгого раздумья командир полка вызвал на переговоры Резвана: - Резван, что хочешь делай, но боевиков из завода убирай. Тебе два дня на это.

Через два дня на очередной встрече Резван рассказал, что надавив на боевиков, которые занимают оборону на заводе, надавив своими связями на их родственников, он сумел убрать с завода шестьдесят боевиков, остальные девяносто отказались уходить и решили драться на тех позициях с русскими до конца.

К вечеру появились представители политика: - Ну что командир, надумал?

Полковник Петров отдал несколько коротких распоряжений начальнику артиллерии полка и вывел гражданских на крыльцо. Через несколько минут вдалеке послышался глухой залп и клубы чёрного дыма и пыли, поднявшиеся над заводом возвестили о начале обстрела.

Командир повернулся к представителям: - Это и есть мой ответ. Пусть меня снимают с должности, выгоняют из армии, но людей на поле я ложить не собираюсь.

- Жаль. Это, конечно, твоё решение, но ты, полковник, совершаешь большую ошибку, - после чего они сели в машину и уехали в штаб группировки. В штабе группировки они тоже, наверно, не нашли поддержки, так как к артиллерии на следующий день присоединилась и авиация.

Утром ко мне пришёл Алексей Пальцев и попросил БРДМ, чтобы проехать до госпиталя и сделать рентгеновский снимок больной руки. Две недели назад, по приказу начальника артиллерии полка, капитан Пальцев на одном из моих БРДМов выехал в штаб группировки в Ханкалу и на обратном пути: то ли водитель не справился с управлением, то ли он зазевался, но на достаточно большой скорости машина врезалась в бетонные блоки одного из блок-постов. Капитана от удара кинуло вперёд и он сильно ударился рукой об открытый люк. Рука опухла, потом опухоль спала, но продолжала сильно болеть. Она выполняла все функции, но сильная боль не проходила и очень беспокоила офицера. Поэтому наши врачи предложили съездить в госпиталь и сделать рентгеновский снимок.

После обеда звук подлетевшего к моему салону БРДМа и радостные клики Пальцева, возвестили об его возвращении: - Боря, Боря! Я приехал к тебе в гости. Принимай.

Озадаченно выглянул из салона: на броне восседал поддатый Алексей и, наклонившись в люк, доставал из машины одну сетку за другой с продуктами и водкой. Больная рука была в гипсе, а на шее болталась вязочка для поддержки загипсованной руки. Солдаты помогли ему слезть с БРДМа и донести сетки до салона.

- Алексей, так чего у тебя с рукой? – Озабоченно спросил я.

- Боря, - радостно завопил Пальцев, - в руке оказалась капитальная трещина и мне наложили гипс.

Воспринимая всё всерьёз, я огорчился за товарища: - Ни фига себе…, так давай сейчас вызову сюда водителя, и ты ему набьёшь рожу за то, что он причинил тебе увечье. Вот гады…, сколько раз говорил не лихачить…. Ну, ничего, сейчас всех водителей соберу и ещё проведу разбор данного случая, – повернулся к Торбану, чтобы отдать распоряжение на сбор водителей.

- Боря, Боря, - Пальцев схватил меня за рукав, - не надо собирать водителей. Вызови только того. Ты знаешь, мне из-за этой повреждённой руки дали такую справку 100*, что я завтра или послезавтра поеду домой из этого ада. Я хочу наоборот его отблагодарить, что хоть таким образом отсюда уеду.

Я с сожалением посмотрел на начальника разведки артиллерии. Конечно, до меня и раньше доходили слухи и разговоры о том, что Алексей «побаивается», что использует любую возможность, чтобы остаться на дежурстве в штабе, но только не выезжать на передок. Тем более, что его сослуживцы Чуватин и Седых наоборот не любили сидеть в штабе и использовали любую возможность, чтобы уехать на передний край и пострелять по боевикам. Но у каждого свои слабости и я не хотел осуждать его за это: у каждого есть свой край, предел и, видать, он у Пальцева наступил. Его уже можно было уважать за то, что он приехал сюда и выжил. А разбор этого случая с водителями всё равно проведу. Но потом.

Быстро накрыли стол, куда Алексей выложил много вкуснятины и первую зелень с рынка. Подошли Кирьянов и Карпук, а ещё через несколько минут появился и запыхавшийся водитель БРДМа.

- Товарищ солдат, - сурово и, не удержавшись, с иронией произнёс я, - с вами хочет пообщаться товарищ капитан, которому вы своей ездой сломали руку. – И кивнул головой офицеру, разрешая пообщаться с солдатом.

Пальцев махнул здоровой рукой: - Солдат, отойди в сторонку, - повернулся ко мне и замялся, не зная как начать разговор со мной.

- Боря, тут такое дело, - офицер замолчал, с трудом подбирая слова, потом решился и быстро произнёс, - Боря, я этому бойцу хочу дать две бутылки водки и закуски. Как ты на это смотришь?

Мы все растерялись от этого предложения, а я даже рассмеялся: - Алексей, не понял? Объясни и поподробнее.

- Боря, ну чего тут скрывать: я уже не могу здесь находиться. Просто не хочу. И если бы не этот солдат то не знаю, когда и при каких обстоятельствах я бы отсюда убыл. Ребята, поймите меня, я исчерпал свой ресурс и чисто психологически устал. У вас ресурс этот, чувствую, гораздо больший чем у меня, по моему вы даже особо и переживаете что здесь находитесь. Мне как сказали в госпитале, что хоть завтра могу ехать домой, я чуть с ума от радости не сошёл.

Я молчал, молчали и мои товарищи, потом поманил в салон водителя: - Солдат тебе повезло. Морду бить за сломанную руку тебе не будут, а даже водки дадут и закуски. Алексей давай сюда.

Пальцев быстро подал мне отдельно стоявшую сетку, где были две бутылки водки и много хорошей закуски: – Э, что-то много для одного. Так, Петров, зови сюда ещё двух своих друзей. Сразу же берите спальники. Сядете у моего салона в кустах и там выпьете: и там же ляжете спать, чтобы были у меня всегда перед глазами. – Водитель радостно кивнул головой и убежал за товарищами. К этому времени замполит разлил водку и, протянув кружку Пальцеву, укоризненно сказал: - Ресурс, Лёха, может быть у нас и побольше, чем у тебя, но домой хочется не меньше чем тебе. Но хочется приехать домой нормально, не оставляя никаких «хвостов» сзади.

Выпив немного с нами, Пальцев уехал в штаб, чтобы уже сегодня сделать отвальную для штабных офицеров и постараться завтра убыть домой. А через полчаса к нам в гости завалился Олег Касаткин: тоже с водкой и выпивкой. А в самый разгар веселье подъехали подполковник Чуватин и майор Седых: обрадовавшись, усадили и их за стол, но через десять минут Игорь Чуватин объяснил причину приезда.

- Боря, ты видишь отсюда, что на самой высокой трубе цементного завода развевается духовский флаг?

- Да, я ещё вчера его заметил.

- Так вот помощь, твоя нужна. Мы уже целые сутки пытаемся его огнём артиллерии сбить, не получается – слишком маленькая цель. Попытались из расположения первого батальона ПТУРом достать, но там таких ассов как у тебя нет. Давай сейчас возьмём противотанковую установку, проедем в первый батальон и ракетой сшибём его. Очень он уж вызывающе развевается.

- Я не против. Немного посидите тут, а я пойду распоряжусь и через десять минут поедем. - В палатке второго взвода нашёл сержанта Ермакова. Он сидел в кругу друзей и собирал вещи в вещмешок: завтра он демобилизовался: - Фёдор, хочешь на прощание стрельнуть и заработать медаль?

- Товарищ майор, конечно хочу. Точку ведь надо бы хорошую поставить.

- Ну, тогда выгоняй свою противотанковую установку, сейчас поедем к цементному заводу и сшибём с трубы флаг, а то пехота и артиллеристы ничего сделать не могут.

Наша маленькая колонна из трёх машин миновала командный пункт полка, через бетонный мост, где меня обстреляли боевики, когда я шарахался здесь с секретчиком, переехали за арык и через пару километров оказались в расположении командного пункта первого батальона. В салоне командира батальона были офицерские посиделки и нас встретили радостными криками, сразу же стали усаживать за стол. Но мы отказались – сначала дело, а потом потеха.

Цементный завод с переднего края батальона смотрелся внушительно: здоровенные промышленные корпуса, склады и высоченные трубы. Судя по карте, одна была высотой 50 метров, а вторая, на которой развевался флаг 120 метров. Даже с расстояния в два километра прекрасно видно огромное зелёное полотнище флага размером не менее три метра на два. Оно величаво колыхалось на вершине трубы и как бы символизировало стойкость защитников завода.

- Боря, сбей. Ты ведь как человек, придерживающийся коммунистической идеологии, понимаешь значение этого флага для боевиков и то что мы, русские, уже сутки не можем его

сбить... – Будулаев ещё что-то говорил, но я его уже не слушал. Вместе с Ермаковым мы начали искать удобную позицию для пуска ракеты. Рядом с салоном командира батальона такой позиции не было, но через несколько минут в трёхстах метрах в расположении миномётной батареи мы обнаружили идеальное место, откуда можно было вести огонь не только по трубе. Как на ладони был виден весь завод, Чири-Юрт и остальная местность. Из всех щелей повылазила пехота, миномётчики прекратили играть в волейбол: всем захотелось в очередной раз посмотреть на спектакль, который покажут противотанкисты.

Когда установку поставили на позицию, я залез на броню: - Фёдор, опозориться нельзя, только первой ракетой.

- Товарищ майор, что я не понимаю, что ли? – С лёгким упрёком ответил Ермаков и скрылся внутри машины, я же отошёл в сторону и стал наблюдать.

Люки водителя и оператора захлопнулись, завизжали электромоторы, выталкивая направляющие с пятью ракетами. Гулко хлопнула крышка боевого отделения, ещё раз на высокой ноте взвизгнули моторы и направляющая нацелилась на цель. Щелчки крышек контейнера, рёв стартового двигателя и ракета сразу же, не виляя из стороны в сторону, по восходящей траектории, ровно пошла к вершине трубы, на которой гордо реял зелёный стяг ислама.

Со стороны салона командира батальона и позиций пехоты послышались презрительный свист и улюлюканье. Так как они наблюдали полёт ракеты под большим углом, то им с их места

казалось, что ракета уходит далеко вправо от трубы и мимо. Я же стоял почти рядом с установкой и чётко видел, как ракета шла прямо на флаг, но у меня тревожно ёкнуло сердце, когда в какой-то миг показалась, что она всё-таки пройдёт мимо. Но нет, ракета попала точно в верхний край трубы, взрывом перебив древко флага. Зелёное полотнище дрогнуло, сначала медленно стало клониться в сторону, а потом резко рухнуло и полетело вниз, цепляясь материей за трубу, металлические ступени, и на землю оно упало изодранное в клочья. Крик радостного «Ура» далеко огласил окрестности и может даже долетел до цементного завода.

Ко мне с водкой и бутербродами подбежал Будулаев и налил в две кружки: - Это тебе и твоему оператору.

Я счастливо засмеялся: - Спасибо, я выпью, а Ермакову нельзя. Он свою медаль уже заработал.

Когда первые восторги утихли, командир батальона показал мне будку, обшитую шифером, на территории завода.

- Боря, там постоянно наблюдатель у них сидит. Ночью в ночник смотрит, а днём нет-нет да и мелькнёт там.

Вторая ракета прошила хрупкие шиферные стенки и взорвалась внутри будки. Был ли там в это время наблюдатель неизвестно, но теперь от будки остался лишь металлический остов и вся площадка вокруг была засыпана обломками шифера. Потом мы стрельнули по будке подъёмного крана, после взрыва будка полуоторвалась от стрелы и наклонилась под опасным углом. Четвёртую загнали через окно в цех и оттуда повалили клубы пыли и дыма. На направляющей осталась одна ракета. Ермаков высунулся из люка: - Товарищ майор, я понимаю, что ракета очень дорогая, но мне жутко хочется стрельнуть в кучу цемента и посмотреть какой получится разрыв. Можно?

- Фёдор, давай. Сегодня ты можешь всё.

Пятая ракета взорвалась в куче цемента, но результаты разочаровали оператора: - Ну, я думал пылищи будет, а тут один пшик.

Доброжелательно похлопал Ермакова по плечу: - Цемент то старый, слежавшийся вот и не получилось красивого взрыва. Но ничего, зато ты точку поставил ну очень красивую. Молодец. Медаль за мной.

У пехоты посидел совсем немного, зная что меня ждут мои товарищи. Договорившись о том, чтобы командир не узнал о сегодняшнем выезде, я уехал в батарею, а Чуватин и Седых остались у Будулаева. Встретили нас на батарее восторженно. Олег Касаткин всё смеялся: - Выхожу с кружкой из салона – флаг на трубе, пока пил водку из кружки, смотрю, а флага уже нет.

Утром провожали Фёдора на дембель. Всех увольняемых собрали перед штабом полка. В течение часа их проверяли, выдавали документы. А потом началась посадка на машины и прощание. Уже отправляли третью партию увольняемых и каждый раз у всех: и кто уезжал, и кто оставался - было тяжело на душе. Хоть и засчитывали нам в срок службы день за три, но в человеческих отношениях на войне и день за десять было мало засчитывать. Здесь люди срастались душами и воспоминание о друзьях, командирах, о совместно прожитых днях войны проносятся через всю жизнь.

Ребята уехали, а мы остались и для нас опять потекла размеренная жизнь. Вечером меня неожиданно вызвал командир полка: - Копытов, тебя на завтра вызывают в прокуратуру. Поедешь на БРДМе политработников. Удачи тебе.

Утром, с тяжёлым настроением, я выехал в аэропорт Северный, где размещалась прокуратура. Вадим Сидоренко был старшим машины и всю дорогу пытался меня подбодрить, но это у него плохо получалось. В «Северном» мы заехали на стоянку для машин и, не слезая с БРДМа, я оглядел двухэтажное, приземистое здание прокуратуры из красного кирпича, в котором должна решиться моя судьба. Больше всего моё внимание привлекали зарешёченные

окна подвалов, где располагались камеры арестованных. Вадим налил в кружки по сто пятьдесят грамм, выпили за удачу, закусили. Товуарищ хотел пошутить, но получилось неудачно: - Иди, Боря – быстрее зайдёшь, раньше выйдешь…, - и осёкся, поняв двусмысленность шутки.

Миновав на входе часового, я вошёл в здание и нашёл кабинет своего следователя, задержался на секунду перед дверью, а потом решительно толкнул дверь и зашёл в помещение. Из-за стола поднялся знакомый мне капитан, правда, он уже был майором и прошёл мне навстречу, пожал руку и усадил за стол.

Пошутил насчёт немецкой каски и, видя моё хмурое выражение лица, сам принял официальный вид.

- Вызвал я вас, Борис Геннадьевич, для того чтобы ещё раз пройтись по некоторым эпизодам и окончательно принять решение по вам. – Такое начало не предвещало ничего хорошего и я не ошибся. Майор открыл моё дело и в течение полутора часов терзал меня вопросами, сравнивая мои ответы с предыдущими: мне приходилось напрягать свои мозги, чтобы вспомнить некоторые обстоятельства тех событий. Несколько успокаивало то, что он не вёл бланка допроса, а всё это проходило в рамках беседы. Закончив с вопросами, майор достал из стола отпечатанный листок, пробежался по нему глазами и, перевернув напечатанным вниз, положил его на стол.

- Ну что, гражданин Копытов, - слово «гражданин» неприятно резануло слух и сердце дало болезненный сбой. Я внутренне напрягся, но на моём лице не дрогнул ни один мускул. Хоть такую развязку в мыслях и гнал от себя, но внутренне был готов. Следователь постучал пальцем по бумажке, - сейчас мы подпишем вот эту бумагу и для вас закончится этот неприятный период жизни: начнётся новый, можно сказать с чистого листа.

Майор замолчал, пристально глядя на меня, потом позвонил по телефону и попросил кого-то зайти. В кабинет зашёл ещё один офицер, в котором узнал ещё одного прокурорского, приезжавшего к нам в тот раз с расследованием.

- Миша, майор Копытов чего-то не рад, на стол ничего не накрывает, - как бы удивлённо воскликнул следователь и сокрушённо развёл руками.

- Было бы за что, так за этим дело не постоит, - голос мой прозвучал хрипло и показался чужим.

Оба следователя засмеялись: - Ладно, Борис Геннадьевич, если что привёз, тащи сюда. Хорошее есть для тебя известие.

Я вышел на улицу и забрал с БРДМа пакет с водкой и закуску, которые прихватил на всякий случай. В кабинете всё это вывалил на стол. Второй следователь начал открывать водку и раскладывать закуску на столе, а мой встал из-за стола и торжественно прочитал указ президента России об амнистировании меня в честь 50-летия Победы.

- Всё, распишись о том, что согласен с амнистией, - палец прокурорского показал мне место, где нужно было поставить подпись и число ознакомления.

Я тупо посмотрел на текст указа, потом на улыбающиеся лица следователей и почувствовал, как во мне подымается волна возмущения, тяжело поднялся и потянулся через стол к прокурорскому: - И ты мне, майор, тут два часа парил мозги, вгоняя то в пот, то в холод, зная об амнистии. Ты что, сволочь, издевался надо мной?

- Ну.., ну…, ну…, Боря, чего ты так кипятишься, ну пошутил…, Такая у нас манера: показали тебе дно, куда ты мог упасть, а потом вытащили. Так сказать, наглядный урок - профилактикой называется. Но если ты с амнистией не согласен, то имеешь право отказаться от неё и доказывать свою невиновность самостоятельно. Хочу только немного добавить о результате расследования в соседнем полку: никто танкистов в Гикаловский не посылал, убыли они туда самостоятельно. А для чего – неизвестно. Ну что, подписываться под амнистией будешь?

- Нет уж, я вам не маршал Варенников, (маршал Советского Союза, за участие в ГКЧП привлечён к уголовной ответственности, от амнистии отказался и доказывал свою невиновность самостоятельно) отказываться не буду. Мне и так отрицательных впечатлений на всю жизнь хватит, - решительно пододвинул к себе указ и подписался под ним, потом подписал ещё пару бумаг для соблюдения формальностей, выпил со следователями и уехал из прокуратуры. По пути мы с Вадимом заехали на рынок, где подкупили водки и на северном перекрёстке у Чечен-Аула, где всё это и произошло хорошо посидели. В полк я приехал уже успокоенный.

…Приближался праздник – День Победы и существовала вероятность, что боевики постараются испортить нам в этот день настроение. Но всё прошло нормально. Утром 9 мая я построил батарею и поздравил всех с днём Победы, а после этого всех, кого мог повёл на концерт, организованный силами полковой самодеятельности. Всем концертом заправлял Витька Перец. После концерта установили телевизор с большим экраном и показали фильм о нашем полку и 276-м, снятый Свердловскими тележурналистами, приезжавшие к нам в феврале. Были там кадры и о противотанковой батареи, показали меня в немецкой каске, что вызвало громкий смех. Смеялись ещё и над комментарием тележурналиста, где он говорит на полном серьёзе, что боевики в ходе пребывания на племстанции съели стадо коров в двести голов. Все засмеялись, когда вспомнили, как полк ел в течение месяца говядину.

После обеда офицеры выехали на берег Аргуна, где поставили памятник ребятам, погибшим 15 марта. У въезда на мост, на обрыве, установили металлическую пирамиду со звездой и на постаменте башню от БМП, в котором сгорел старший сержант Молдаванов.

А в десять часов вечера, несмотря на запреты командира полка, был дан салют из всех видов вооружения в честь дня Победы. Артиллеристы, пехота, танкисты: все кто мог запустили пули, снаряды, мины и ракеты в звёздное небо. Артиллеристы залп за залпом выкладывали ровные ряды осветительных снарядов, «брызги шампанского» и «ядрёные взрывы». Миномётчики просто вешали осветительные мины и всё небо в разных направлениях прочерчивались трассерами от автоматов и пулемётов. Многие старались начертать в чистом небе трассерами цифру девять. В третьем батальоне уже знакомый пулемётчик очередями наяривал несколько мелодий, а зенитчики из ЗСУ запускали 23мм снаряды, которые красиво разрывались высоко в небе. Салютовали не только мы, там где стояли другие наши части в тёмном небе вспыхивали такие же фейерверки. Со своих позиций салютовали и боевики….

11 мая приехала снова делегация из Бурятии во главе с отцом Кушмелёва, который привёз с собой телевидение. Мы встретились как старые друзья, обнялись. Командир полка пригласил жить Павла Павловича к себе, но Кушмелёв отказался: - Товарищ полковник, у меня своя батарея есть, сейчас Борис Геннадьевич мне мой пулемёт даст и будет полный комплект.

Три дня гостевания делегации пролетело очень быстро. Особенно мы сдружились с тележурналистом бурятского телевидения Сергеем, который очень много снимал у нас в батареи и обещал прислать все черновые плёнки и документальный фильм, после того как он его смонтирует, снял с себя серебряный крестик и подарил его мне. Я им выделил БРДМ Большакова, старшим туда поставил Алексей Ивановича и все эти дни они ездили по полку и снимали телевизионный фильм. Вместе с делегацией уезжала и очередная партия увольняемых, в том числе и сын Павла Павловича. Проводили их, да и в это же время проводили Рената Халимова, который лишнюю, ненужную технику полка железнодорожным транспортом сопровождал в Екатеринбург.

Перемирие заканчивалось, скоро пойдём вперёд. На днях через расположение соседнего полка и нашего дивизиона выскочили на правый берег Аргуна немного южнее Чири-Юрта на рекогносцировку. Справа от нас, в двух километрах, располагались боевики в населённом пункте Лаха-Варанды, напротив него через реку Дуба-Юрт, тоже занятый боевиками, а за двумя этими деревнями располагался узкий вход, метров в четыреста, в Аргунское ущелье, куда вели две асфальтовые дороги по обе стороны реки. Особо сильные позиции боевиков были на правом берегу, сразу же за деревней Лаха-Варанды на склоне возвышенности: там было самое узкое место. Сверху над асфальтовой дорогой нависала каменная стена, где были позиции чеченцев, а

за дорогой в пяти метрах был отвесный обрыв Аргуна с пятиэтажный дом. Взять или проскочить через это место было очень трудно. С нашего места хорошо просматривался Чири-Юрт и толпившиеся на его окраине местные жители и беженцы. Стратегически важный мост, через реку Аргун, со шлюзами несколько дней тому назад был внезапно захвачен десантниками и сейчас их позиции располагались у моста.

- Боря, видишь две подбитые машины стоят, - Чуватин показал мне в бинокль на том берегу полусгоревший УАЗик и белую «шестёрку», она съехала в кювет, дверцы были распахнуты и простреляны все стёкла. – Вчера утром, сначала на «шестёрке», хотели к боевикам проехать иностранные тележурналисты для снятия сюжета. Вывесили флаг ОБСЕ, думали что этого достаточно, чтобы их пропустили через мост, но десантники обстреляли машину и задержали журналистов. Проверили документы и, убедившись, что они те за кого себя выдают, отпустили обратно. Перепуганные иностранцы возвращаются в Чири-Юрт и им советуют обратиться за помощью к Резвану, который в это время находился здесь же. Резван, напыщенный и гордый, дал им интервью, упрекнул за то, что они сразу не обратились к нему, а поехали самостоятельно. Начал хвастать, что он у русских имеет авторитет и будет достаточно его присутствия, чтобы десантники пропустили их в расположение боевиков. Сели на его новенький УАЗик, который он получил накануне от новой чеченской администрации в Грозном и выехали к мосту для переговоров о пропуске тележурналистов. Финал был тот же: десантники разговаривать с ними не захотели и вновь обстреляли машину. Резван с журналистами еле убежал обратно в деревню, а десантура с гранатомёта сожгла УАЗик. Журналисты так были напуганы, что плюнули на всё и уехали сразу же за пределы Чечни, а Резван вечером приходил на переговоры и плакался Петрову за уничтоженную машину.

Слева за дорогой, которая выходила с моста на возвышенности находились дома с обширными садами и полуразрушенный ресторан. Само здание ресторана, выстроенное в стиле кавказцев, не сочеталось с его названием – «Голубая устрица», но это дело вкуса хозяина ресторана. Всё это тоже контролировали десантники, здесь же у них располагался штаб и тыловые подразделения.

Вечером, когда мы вернулись обратно в полк, командир полка поставил боевую задачу подразделениям. И в этот раз мой батарее досталась второстепенная задача. Опять выдвинуться, сопровождать и получить задачу уже на том берегу Аргуна, когда я пересеку мост. Но опять нужно было для охраны РМО и ремонтной роты оставлять один взвод, что меня здорово возмутило: получается, что девять человек будет охранять около двухсот. Пришлось оставлять третий взвод

Утром, без особого сопротивления, десантниками был взят цементный завод. Поговаривали, что у них было только трое раненых. А другие рассказывали, что боя то за завод и не было: при прочёсывании на территории было обнаружено трое легко раненых боевиков, которые не успели смотаться. Ну, да бог с ними: главное завод взят и без потерь. В десять часов двинулась и моя батарея, которая входила в состав общей колонны, где был штаб, сапёры, взвод химической защиты и другие. Проехали оставленные позиции первого батальона, который ушёл вперёд, втянулись по грунтовой дороге в зелёнку и через километр выехали к цементному заводу, где уже располагались десантники. Над зданием заводоуправления, мимо которого мы проезжали, гордо реял российский флаг. Проехали от завода по асфальтной дороге метров пятьсот вперёд и свернули вправо. В тридцати метрах от поворота дороги, от разрыва снаряда,

повредило газовую трубу высокого давления и сейчас газ с оглушительным рёвом выходил из рваного отверстия. Пламя, бледное в солнечном свете, выкидывало на пятнадцать метров в сторону от дороги, где мы проезжали, но всё равно приходилось заслоняться руками от жара, который доносился от места разрыва трубы. Справа потянулись дома окраины Чири-Юрта, потом въехали на перекрёсток дороги, связывающий этот населённый пункт и Дуба-Юрт. У заборов и домов стояли кучки жителей, беженцев и угрюмо провожали нас взглядами. В ста метрах от дороги, со стороны Дуба-Юрта в кювете, накренившись, виднелась дымящиеся грузовая машина с открытыми дверцами, набитая домашними вещами. От прямого попадания снаряда в кузов машины часть вещей равномерно раскидало по окрестностям, но тел погибших не было видно. Наверно, их утащили местные жители в деревню, сразу же после попадания снаряда: по мусульманским законам умерших надо похоронить в этот же день, ещё до захода солнца.

Переехав мост, колонна встала и меня вызвали к командиру полка.

- Копытов, вот там ресторан полуразбитый стоит, видел? – Я мотнул головой.

- Давай, занимай и располагайся. Скорее всего ты там будешь стоять трое суток.

Колонна батареи продвинулась вперёд и остановилась у железной ограды ресторана. Я, Кирьянов и Карпук спрыгнули с БРДМа и не спеша пошли осматривать здание, подсобные постройки и помещения, чтобы определиться, как и где лучше всего расположить взвода. Обширный двор ресторана был выложен каменными плитами и затенялся высокими, раскидистыми деревьями. Невысокие, но широкие каменные ступени вели на площадку, где располагалось само двухэтажное большое здание, по бокам которого возвышались трёхэтажные башни в кавказском стиле. Если в самом здании на обоих этажах располагались большие залы, то в башнях на всех трёх этажах располагались небольшие, уединённые кабинеты, но всё это было в запущенном состоянии и разграблено. В бассейне сауны, который мы обнаружили в подвале, виднелись кучи грязи и мусора.

Свой салон расположили во дворе, в тени деревьев, а взвода расставил так, чтобы они прикрывали расположение батареи и штаб полка, который расположился на обрыве берега Аргуна. Сразу же за рекой раскинулся Чири-Юрт и, судя по карте, населения в нём было около восьми тысяч человек, но с учётом беженцев, вполне возможно число жителей подошло и к пятнадцати тысячам.

Пока мы располагались, Карпук завалил где-то телёнка и мы готовились часа через два поесть мясного супчика, а вечером и шашлыки. Но нашим планам не суждено было сбыться.

Уже в сумерках, когда мы собрались у небольшого костра перед салоном, мимо нас проскочил БТР Петрова, откуда он махнул мне рукой, приказывая явиться к нему. В штабе командир полка объяснил обстановку и приказал батарее выдвинуться в район огневых позиций артиллерийского дивизиона Князева, для его прикрытия. Как ни хотелось уезжать от ресторана, да тем более в ночь, но приказ нужно было выполнять и в одиннадцать часов вечера батарея подъехала к району расположения дивизиона. В дверях салона командира дивизиона я столкнулся с Андреем Князевым, который вышел на улицу, чтобы узнать кто прибыл.

- Боря, ну теперь я спокоен, - обрадовался Андрей, когда узнал о цели моего прибытия, - если ПТБ пришло охранять, значит спать можно спокойно.

Вместе с Князевым определили место разворачивания батареи, а потом он пригласил меня к себе в салон, где уже сидели его замы и вертолётчики. Оказывается, к нашему дивизиону уже как неделя прикомандирован вертолёт, с которого артиллерийские корректировщики накрывают цели глубоко в тылу боевиков. Посидев немного с друзьями, я ушёл в батарею. Ночь прошла спокойно, а утром мы с офицерами сходили к окопу взорвавшейся самоходки, где стоял огромный деревянный крест, и помянули погибших артиллеристов. Позавтракав, я напросился с начальником штаба дивизиона Иваном Тумелевичем слетать на вертолёте на корректировку. В течение двадцати минут кругами поднялись на высоту в три километра, откуда открылся прекрасный вид на землю. Если раньше я видел только горы, которые ограничивали пространство, то теперь мог наблюдать деревни, леса, дороги и всё ущелье вплоть до Шатоя. Особенно пристально вглядывался в местность за входом в Аргунское ущелье, но видел только деревни и дороги. Тумелевич, который уже в течение недели летал на корректировку, прекрасно ориентировался и обнаруживал цель за целью, и тут же её накрывал огнём дивизиона. Так продолжалось около часа, а когда мы приземлились, то оказалось что пришёл приказ переместиться на новую огневую позицию, недалеко от ресторана «Голубая устрица». В течение пару часов дивизион грузился, а ещё через час мы были на новых огневых позициях. Дивизион разместился на поле, а батарею я развернул по узкой зелёнке, в сторону населённого пункта Алхазурово, которое находилось за садами в трёх километрах от нас и контролировалось боевиками. К вечеру обустроились, а вместе с ужином старшина неожиданно привёз из штаба и двух новых командиров противотанковых взводов. Как не хотелось мне расставаться с Коровиным и Жидилёвым, но приходилось. Новые офицеры вроде бы ничего, тоже двухгодичники, но честно говоря что-то они мне не глянулись. Были они чересчур тихими и скромными. Во время совместного ужина они немного рассказали о себе и сообщили главную новость: в последних числах мая из Екатеринбурга вылетает самолёт и везёт в полк около ста пятидесяти офицеров и прапорщиков – заменщиков на полк.

- Борис Геннадьевич, так мы тогда и дёргаться не будем, – Коровин и Жидилёв коротко посовещались, обратились ко мне, - спокойно сдадим должности и с полком, улетим в Екатеринбург. Может быть, все вместе и улетим. – Я был только рад такому решению командиров взводов.

Расположились мы на новом месте основательно, но на утреннем совещании командир полка поставил мне опять новую задачу - развернуть противотанковые взвода на берегу реки Аргун: основное направление стрельбы на Дуба-Юрт и в сторону населённого пункта Лаха-Варанды. Что и было сделано через час. Ещё через два часа правее нас встал на огневую позицию взвод самоходок, чтобы полупрямой наводкой поддерживать действия мотострелковых подразделений. Понимая, что опять начинаются активные боевые действия, я в офицерской столовой штаба полка за обедом, пристал к командиру полка с просьбой использовать батарею, более активно. Петров переглянулся с начальником штаба полка и оба рассмеялись.

- Хорошо, Боря, но только противотанковые установки использовать не будем. Придётся применять переносные установки. – Колесов и Петров противно захихикали, увидев удовлетворение на моём лице, а у меня закралось подозрение, что они издеваются надо мной, - пойдёшь по нашей команде в составе первого батальона, но на себе потащите всё: достаточный запас ракет, боеприпасы, продовольствие и воду. Действовать будете в горах. Ну, как, Копытов, перспектива? – Они опять ехидно засмеялись.

- Товарищ полковник, подкалываете меня, а я ведь искренне прошусь, - мне было обидно.

Колесов ухмыльнулся, а Петров примиряюще пояснил: - Боря, на фиг тебе это нужно, да и честно говоря, там куда пойдёт пехота и применять ракеты негде. Я тебе обещаю, как только надобность в твоей помощи возникнет, я сразу же использую твоих противотанкистов на полную катушку. А пока выполняй ту задачу, какую тебе поставили. Да, после обеда выдели в распоряжение авианаводчика БРДМ.

На позиции батареи я пошёл вместе с авианаводчиком и напросился с ним, чтобы посмотреть, как он наводит вертолёты на цели. Взяли мой БРДМ, пару человек для охраны спустились по дороге к мосту и переехали через него. На перекрёстке дорог свернули к Дуба-Юрту и через километр свернули к кустарникам, где окапывалось подразделение десантников. Объяснив десантуре, кто мы такие и зачем сюда приехали, авианаводчик приступил к работе. Я же во все глаза наблюдал за его действиями. Сначала он определился по сторонам света, развернул плотный лист бумаги, с заранее начертанным циферблатом, и двенадцать часов направил на север.

- Всё, Боря, теперь можно работать. Ты увидел, что я сделал и думаю, что дальше тебе объяснять не надо, - я кивнул головой: ребёнку теперь понятно, что при более точном наведении

он будет называть числа циферблата для показа направления атаки вертолёта. Оставшиеся десять минут до появления вертолётов мы оба в бинокли рассматривали Дуба-Юрт, пытаясь рассмотреть позиции боевиков. Мне даже в голову не приходило, что ровно через пять лет, точно на этом же месте, будет располагаться мой КНП, и я так же буду пристально рассматривать в бинокль Дуба-Юрт, но только должность уже будет – начальник артиллерии мотострелкового полка.

За нашими спинами где-то далеко зародился звук, который быстро приближался, увеличивался и разрастался, заполняя собой всё пространство между Чири-Юртом, Дуба-Юртом и горами. Он уже грохотал, когда две пары вертолётов выскочили из-за высоких кустов, сзади нас и промчались низко над позициями десантников, пригибая мощными потоками воздуха кустарник к земле.

Авианаводчик что-то лихорадочно говорил в микрофон радиостанции и вертолёты, сделав по очереди горку, ушли вправо на повторный круг. А мне вдруг вспомнилось, как этот офицер представлялся на совещании, когда приехал в полк, сменив старого авианаводчика. Майор, с лётными эмблемами, встал со своего места, представился, назвав своё воинское звание, должность фамилию, но когда он назвал своё имя, офицеры дружно рассмеялись. Все авианаводчики носили одно и тоже имя – Сергей, и этот офицер не оказался исключением.

Вертолёты развернулись над Аргуном и пошли уже в атаку. Сделав над нами горку и как бы замедлив ход, ведущий вертолёт дал первый залп ракетами. Около десяти НУРСов устремились к юго-восточной окраине Дуба-Юрта, туда же устремились и остальные неуправляемые ракеты следующих трёх вертолётов. Огненные вспышки разрывов заплясали среди построек на окраине деревни и опушке леса.

Следующим объектом атаки стала грунтовая дорога уходящая из деревни в горы: она была накрыта на протяжении триста метров, причём, не только она, но и кустарник вдоль дороги. Раз за разом вертолёты заходили на боевой курс и накрывали всё новые и новые площади зелёнки, кустарника, леса, где могли скрываться боевики или их позиции. Израсходовав ракеты, вертолёты в последний раз прочесали окраины и опушку леса из бортового оружия и ушли на базу.

Сергей неторопливо сложил лист бумаги с начертанным на нём циферблатом и буднично проговорил: - Ну что, Боря, поехали обратно.

Недалеко от расположения моей батареи, на асфальтной дороге выстроилась колонна БМД, в которой насчитал тринадцать машин с десантом на броне. Неторопливо слез с БРДМа и пошёл к головной машине, которая оказалась машиной командира роты, чтобы выяснить чего они здесь стоят. Может быть, придётся устанавливать с ними взаимодействие. Ротного не было, старший лейтенант метался вдоль колонны, отдавая последние приказания, после чего вернулся к своей машине, где я разговаривал с его чумазым механиком-водителем. Выслушав меня и одновременно выпив пол фляжки воды, командир роты шумно выдохнул, переведя дыхание.

- Да вы, товарищ майор, не обращайте на нас внимание. Мы тут ещё часа два постоим и вперёд пойдём: попытаемся прорваться в Аргунское ущелье и захватить Чишки.

Я удивлённо посмотрел на здоровенных десантников, которые своими телами буквально скрывали под собой небольшие боевые машины десанта: - Как вы будете прорываться туда, если Лаха-Варанды под боевиками и в самом узком месте сильные позиции, да и в Чишках батальон «Борз» стоял, значит и сейчас там не хилые позиции…? – Я мог и дальше по рассуждать, но старший лейтенант беспечно махнул рукой.

- А, товарищ майор, да мы ломанёмся на машинах колонной. А колонна, если вы вдумчиво изучали военную историю в училище, имеет хорошую пробивную силу. Вот мы, как кулаком и пробьём коридор в ущелье.

Я в сомнении покачал головой, в чём-то соглашаясь, а в чём-то нет с десантником. Хотя, может быть, таким наглым образом и получиться что-нибудь у них?

Только вернулся на позицию батареи, как боевые машины десантников разом взревели, окутавшись сизым дымом, и на большой скорости понеслись в сторону Аргунского ущелья – Удачи вам, ребята!

Прислушиваясь к удаляющему гулу колонны, я рассказал своим офицерам о задаче поставленной десантникам. Кирьянов и Карпук осуждающе покачали головами и выразили сомнение в благополучном исходе, а молодые офицеры молчали, прислушиваясь к нашему обмену мнениями. По времени десантники уже должны были подходить к Лаха-Варанды. Ещё пару минут и вдалеке послышалась сильная перестрелка, несколько раз донеслись глухие выстрелы гранатомётов и так же внезапно стрельба стихла. Мы вскинули бинокли и напряжённо вглядывались в скалу, которая нависала в самом узком месте над дорогой. Несмотря на то, что

до скалы пять километров, в бинокль хорошо были видны несколько вспышек от выстрелов гранатомётов со стороны боевиков, а ещё через несколько секунд донеслись звуки боя. Бой длился минут двадцать, после чего всё стихло. Гадая, прорвались наши в ущелье или нет, все разошлись по своим местам. Ещё через полчаса, в сторону ущелья ушли три самоходные артиллерийские установки десантников и несколько БМД с десантом на борту. А ещё через полчаса, гулкие выстрелы артиллеристов, донесшие из Лаха-Варанды и вспышки разрывов снарядов на скале, подтвердили худшие опасения – десантники не прорвались. Артиллерию десантников поддержал огнём наш дивизион и большие, багрово-красные разрывы накрыли позиции боевиков.

Через три дня мы узнали подробности попытки прорыва десантников. Колонна на большой скорости ворвалась в деревню Лаха-Варанды и благополучно выскочила на противоположную окраину, к которой вплотную примыкал посёлок Пионерский, здесь и столкнулись с первыми боевиками. Чеченцы, человек пятнадцать, не ожидавшие такого количества русских, да ещё и десантников, дали несколько очередей из автоматов и, неудачно выстрелив из гранатомётов, разбежались в разные стороны. Десантники огнём из автоматов и пулемётов, не замедляя хода, с брони накрыли примыкающие к дороге кустарники, опушку леса, брошенные позиции и продолжили стремительное движение к ущелью. Не встречая огневого противодействия, десантники посчитали, что это и был заслон перед ущельем, но ошиблись. БМД командира роты, шла первой и первой подскочила по дороге к скале - боевики молчали. Ещё пару десятков метров и десантники были готовы радостно заорать от того, что они сумели прорваться в Аргунское ущелье, как их встретил, практически в упор, выстрел из гранатомёта. Граната впилась в БМД и взорвалась, взрывом сметая и калеча десантников с брони. Механик-водитель был сразу же тяжело ранен, потерял контроль над подбитой машиной и она слетела с дороги, ударившись о толстое дерево на обочине и срезало его. От сильного удара, сумевшие после разрыва гранаты удержаться на броне десантники, были сброшены с машины, а безжизненное тело механика-водителя вылетело из люка и повисло на толстых ветвях другого, рядом стоявшего, дерева. Боевая машина десантников проехала ещё несколько метров и провалилась в узкую расщелину слева от дороги, пролетела пять метров вниз и намертво заклинилась между каменными стенами на высоте четырёхэтажного дома.

Почти одновременно с выстрелом по первой машине, со скалы по остальным машинам заработали несколько гранатомётчиков и остальные боевики, с тщательно замаскированных позиций накрыли десантников из автоматов и пулемётов. Огонь вёлся с предельно близкого расстояния: сразу же появились убитые и раненые, а неудача с машиной командира роты предопределило и исход самой атаки. Десантники вынуждены были спешиться с машин и ввязаться в бой, на невыгодных для себя условиях и отойти к Пионерскому, а после этого под прикрытием огня, к ним сумели отойти командир роты с ранеными и уцелевшими с первой машины. Не сумели лишь унести тело механика-водителя, которое висело на дереве на противоположной стороне расщелины. Подошедшие в помощь артиллерийские установки, развернулись прямо на улице Лаха-Варанды и начали методически обрабатывать позиции боевиков, а ночью десантники предприняли попытку вынести тело товарища, и почти подобрались к дереву, где висел механик, но снять его не смогли, так как к этому месту внезапно подошла большая группа боевиков – пришлось отойти.

Утром командир роты вызвал на переговоры боевиков и попросил забрать тело десантника.

- Пусть висит, в назидание вам. Аллах всё видит, Аллах вас всех накажет. – Такой был ответ бородатых чеченцев.

В следующую ночь десантники опять подобрались к расщелине и уже сумели снять тело механика и каково же было их удивление, когда они обнаружили, что десантник живой и находится в бессознательном состоянии. Двое суток он провисел на дереве и ни одна пуля или осколок не задели его, да и духи не удосужились его обыскать, иначе бы обнаружили, что он живой.

В ту же ночь, когда десантники так неудачно попытались прорваться в ущелье, подразделения первого батальона в пешем порядке, взвалив на плечи боеприпасы, воду и продовольствие ушли в обход Дуба-Юрта в горы и вышли на дорогу, которая проходила уже сзади Дуба-Юрта, на склоне гор. Теперь полк мог контролировать следующее селение Дачу-Борзой, далее Улус-Керт и, наблюдая за большей частью ущелья, наносить огневое поражение артиллерией в глубине обороны противника. Теперь оборона позиций на скале на правом берегу Аргуна была бессмысленна и боевики через три дня отошли: частью в сторону Шатоя, а другая часть по хребту в сторону Алхазурова. Но это будет только через три дня.

А пока я слонялся по своей позиции, переживая за десантников. Как-то сразу навалилась усталость и вялость, что заметил Алексей Иванович и предложил мне поменяться на ночь дежурствами: он заступал вместо меня, а я его менял утром. Поэтому, плотно поужинав, смело завалился спать. Но разбудили меня не утром, а в два часа ночи: прибежал посыльный от командира дивизиона: - Товарищ майор, вас просит подойти к себе подполковник Князев. Я вас провожу.

Солдат мне уже мне сказал, что командир дивизиона находится на позициях прямой наводки, поэтому как был в шортах, сделанных из афганки так и помчался туда за солдатом, прихватив с собой только автомат. Глаза ещё полностью не привыкли к темноте, поэтому бежал, ориентируясь только на топот солдатских сапог, зная что поле ровное и без ям. Но, срезая расстояние, мы несколько отклонились от привычного маршрута и я с ходу, следом за солдатом, влетел в заросли молодой, высокой и злой крапивы. Миллионы жгучих уколов, словно кипятком, ожгло всё тело и заставило меня непроизвольно вскрикнуть. Как ошпаренный я выскочил из зарослей и заплясал на месте, пытаясь одновременно почесаться во всех местах. Тело стало горячим и меня бросило в пот, отчего мигом упал на прохладную траву и начал кататься по ней, что принесло лишь временное облегчение. Вскочив с земли, снова помчался за солдатом и набрал такую скорость, что встречный прохладный ветерок на какое-то время даже утихомирил жжение. Через заднюю дверь КШМки забрался во внутрь машины и пролез к месту командира дивизиона. Андрей наблюдал в ночной прибор и одновременно переговаривался с самоходками. Я тронул его за руку: - Андрей, чего вызывал?

- Боря, здорово, - Князев оторвался от ночника, удивлённо оглядел меня, - ты чего такой красный, заболел что ли?

- Если бы заболел. В крапиву упал, вот всё и чешется. Так ты чего звал меня?

- Боря, у тебя ночью стреляют установки?

- Стреляют, но только с подсветкой. Ночных прицелов у меня нет. А чего?

- Да по Дуба-Юрту шастают несколько духовских машин, я дивизионом никак накрыть не могу. Глянь сам, может ты чего сделаешь, а я посвечу осветительными.

Андрей посторонился, а я прильнул к ночному прибору, где в призрачном зелёном сиянии увидел ночной Дуба-Юрт. Приглядевшись внимательно, разглядел ГАЗ-66, две «Нивы» и санитарку – УАЗ 469, которые стояли на одной из улиц: людей, правда, не было видно.

- Не, Андрей, даже с подсветкой не возьму их, все опытные операторы дембельнулись. Если бы днём, то мы бы поразили цели, а сейчас только ракеты жечь. Накрой ты огневым налётом, да снарядов побольше и всех делов.

- Тоже не получается, снарядов не так много. Ладно…, повезло духам, - Андрей опять прильнул к ночнику, а я ушёл к себе. Чувствовал я от такого обширного ожога крапивой себя неважно. На несколько минут принесла облегчение холодная вода, которой облился, но потом всё повторилось заново. Спать уже не хотел, поэтому Кирьянова отправил в салон, а сам дежурил до утра. К завтраку боль от ожога несколько утихла и уже не отвлекала от текущих дел, а временами вообще забывал о ней. В двенадцать часов дня пошёл в штаб, чтобы решить ряд вопросов и разговорился с Андрюхой Ворониным, который рассказал о том, что на дороге, которую заняла ночью пехота, бьёт родник и можно туда после обеда съездить за водой. Я

обрадовался, потому что в батареи с водой была уже напряжёнка и если воды сейчас не набрать, то завтра её не будет вообще. Договорились, что я в три часа дня подъезжаю на БРДМе и мы на нескольких машинах выдвигаемся к роднику. Но когда в три часа, собрав все ёмкости в батарее, подъехал к штабу, Воронина уже не было: он уехал вместе с начальником штаба полка в первый батальон. Но особо переживал, так как тут же набрал воду у десантников. Зато вечером, когда пришёл на ужин, я наехал на Андрея с претензиями.

- Боря, да не мог я тебя подождать. Колесов говорит – поехали, да поехали…. Я сказал ему про тебя, но тот говорит – потом сам наберёт. Пришлось ехать. – Андрей шустро работал ложкой и как-то странно хихикал, постоянно опуская руку под стол. Но я всё ещё по инерции выговаривал свою обиду, ни слова не говоря, про то, что водой уже затарился. Неловко повернувшись, уронил кружку под стол и полез за ней, а поднимая её с земли увидел на ноге Воронина окровавленный бинт.

Вылез из-под стола и сразу спросил: - Где это ты поранился, Андрюха?

Андрей опять глупо захихикал: - Это мы за водичкой съездили… В засаду мы попали, Боря. Меня в ногу ранило, правда, легко, и Колесо вон в палатке валяется, тоже раненый в ногу, но рана посерьёзней.

- Да ну, Андрюха, не звизди…

Андрей опять засмеялся: - Да, да, Боря, влетели. С пулемётов духи так врезали, что Колесов с брони сразу же и слетел. Мы все по пригибались и не заметили, как начальника штаба потеряли. Дали газу и выскочили из-под огня, а тут и разглядели, что я ранен и Колесова нет. Определили, откуда стреляют, а стреляли с того берега реки, и в обход вернулись обратно, чуть позднее огородами выполз к нам и начальник штаба. Вот так мы за водичкой съездили. Так что особо не расстраивайся, всё равно бы воды не привезли.

Я только рот в изумлении открыл, слушая рассказ Воронина, а из палатки, опираясь на палку, к столу вышел Колесов. Всё равно обидно, опять все приключения прошли мимо меня.

Следующий день для батареи прошёл спокойно, полк же закрепившись за Дуба-Юртом, начал подтягивать к пехоте технику и тыловые подразделения первого батальона, третий батальон прошёл Дуба-Юрт и тоже закрепился за селением. Мне рассказали один из эпизодов занятия Дуба-Юрта.

Два БТРа третьего батальона осторожно пробираясь по улицам, вышли на окраину селения, где у крайних домов стояла автобусная остановка, а рядом с ней кирпичная будка. Внутри неё затаился чеченский пулемётчик, наблюдая за приближающимися БТРами через щели лёгкой, пресс-картонной двери. План у боевика был простенький: подпустить бронированные машины на расстояние 50-80 метров, ударом ноги распахнуть дверь и открыть в упор уничтожающий огонь по десанту на броне. Так он и поступил, но не рассчитал одного, что дверь была очень лёгкой и от мощного удара ноги боевика, стремительно распахнувшись, ударилась о стенку будки и также стремительно захлопнулась. Чеченский пулемётчик успел сделать за это время лишь одну короткую очередь, как перед его носом опять красовалась закрытая дверь. Ничего не соображая, пулемётчик, вместо того чтобы просто выскочить или распахнуть дверь, вновь сильно ударил дверь ногой и опять успел сделать лишь одну неприцельную очередь, как дверь захлопнулась обратно. Третий раз открыть дверь ему уже не дали. Гранатомётчик прямо с брони запустил гранату в будку, которая пронзила лёгкую обшивку двери и взорвалась внутри помещения. Дверь от взрыва распахнулась в третий раз, в течение секунды продемонстрировав, что осталось от боевика и закрылась, а прямо в центре двери красовалось круглое отверстие от гранаты с четырьмя лучами от стабилизатора.

- Копытов, встанете первым блок-постом вот здесь, - карандаш командира поставил точку на карте, потом рука немного сдвинулась и поставила вторую точку, - а вторым здесь - в лесу.

Я наклонился над столом и старательно перенёс обе отметки на свою карту, продолжая слушать постановку задачи: - Двумя блок-постами зажмёшь Лаха-Варанды и будешь прикрывать дорогу от хребта до вот этого поворота на населённый пункт Алхазурово. Там стоит отряд брата Шамиля Басаева – Ширвани. У него человек двести в отряде. Дорогу от Алхазурово должен прикрывать блок-пост 166 бригады, но какие они вояки, мы прекрасно знаем. Самое хреновое то, что от Алхазурова до твоей деревни сплошная зелёнка и сил у нас нет чтобы взять её под контроль: так что ты останешься один на один со всеми бандюгами, которые полезут к дороге. Так что крепись Боря. Кстати, сколько у тебя человек в батарее?

Я сложил аккуратно карту и сунул её в полевую сумку: - Здесь у меня 27 человек и девять с третьим взводом на старом месте: охраняют РМО.

Петров опёрся обеими руками на стол, задумчиво разглядывая карту, потом выпрямился: - Хорошо, сегодня твой третий взвод ещё охраняет РМО, а завтра забирай его к себе. Сейчас быстро собираешься и выдвигаешься на северную окраину деревни – там тебя уже ждут десантники. Да, смотри, будь внимательным, - командир снова наклонился к столу и ткнул карандашом в чёрные прямоугольники на карте, обозначающих группу зданий, - рядом со вторым блок-постом пионерский лагерь. Там боевики активности не проявляют, но напакостить возможности не упускают. Туда поставь усиленный блок-пост. Понятно?

Я кивнул головой и вышел из штаба довольный поставленной задачей. Мне уже надоело бесполезно торчать на берегу Аргуна: первый батальон практически стоял в ущелье, слева от Дуба-Юрта. Десантники ещё вчера сумели прорваться по дороге мимо скалы к туберкулёзному диспансеру и вышли на окраину Чишков. Завтра туда уходит штаб полка и все тыловые подразделения, которые расположатся в диспансере. Седьмая рота оседлала вершину горы и отогнала боевиков в глубь зелёнки по хребту, но сбить их с позиций до конца не смогла. Теперь там, на вершине, постоянно шла перестрелка с чеченцами. Сам командир роты со взводом расположился недалеко от пионерского лагеря в посёлке с названием Пионерское. Так что получив самостоятельную задачу, я обрадовался. Обрадовалась и батарея, быстро собрались и выехали к деревне. Там нас, действительно, ждали. Одно БМД загружённое имуществом под завязку, стояло недалеко от окраины, а рядом второе БМД – командира роты, вокруг которого стояли десантники и курили.

- Мы уж заждались, товарищ майор…, - ворчливо начал было ротный, но я его прервал.

- Да ладно тебе…, мы приехали, и ты теперь можешь спокойно ехать.

Первый взвод под руководством Кирьянова стал разворачивать блок-пост, а я со вторым взводом помчался за БМД десантников. Деревня, которую мы должны были зажать в тиски оказалась целенькой, но абсолютно безлюдной. Жители её покинули в полном составе, когда война подошла вплотную к входу ущелья, а боевики заняли свои позиции южнее деревни,

поэтому она и не пострадала. Сразу же бросилось в глаза, что все дома, постройки и мечеть в деревне новые, а в посёлке Пионерский наоборот много старых домов, хотя местами, особенно на окраине виднелось несколько новых домов. Перед отворотом дороги от главной, в сторону пионерского лагеря, машина командира роты приняла вправо на обочину дороги и остановилась, а по его знаку мы тоже встали сзади неё.

- Товарищ майор, пойдёмте покажу, где вы должны встать. – Следом за ним я, Коровин и его заменщик вошли под кроны величественных грабов и буков, прошли метров сто и остановились перед густыми и высокими зарослями лопухов, крапивы и других колючих кустов, откуда на тихий свист ротного вынырнул сержант и ещё один солдат.

- Товарищ майор, вот здесь располагайте свой второй блок-пост. – Мельком взглянул на карту и определил, что мы сейчас находимся на той точке, что я наколол на карте как место второго блок-поста. - За кустами начинается огород, а за ним территория пионерского лагеря и позиции боевиков. Активности особой они не проявляют, но следят за нами. Чуть что - стреляют, но стреляют из мелкашки - исподтишка: выстрела не слышно, только щелчок пули о ветки и листья. Так что пусть особо твои не высовываются…, – Ротный внезапно замолк, увидев как сержант резко, предостерегающе приподнял руку. Наступила тишина, нарушаемая пением птиц и шорохом листвы.

- Товарищ майор, - шепнул командир десантников, - слушайте – духи разговаривают.

Я прислушался, действительно, издалека невнятно доносились гортанные голоса: они то затихали, то доносились до нас отчётливо. Коровин слушал внимательно, но спокойно, а его заменщик с любопытством и с заметным беспокойством, но видя, что мы спокойно слушаем голоса противника, тоже не дёргался.

- Они там, за огородами в пионерском лагере. Сил у нас не хватает, чтобы отогнать дальше в лес и уничтожить, у них тоже сил не хватает, чтобы нам наносить серьёзные удары. Вот и находимся мы все в подвешенном состоянии. Ну ладно, майор, удачи тебе, - командир роты выпрямился, попрощался со мной и с моими офицерами, после чего удалился, сопровождаемый десантниками. Туда же ушёл и заменщик Коровина, чтобы привести машины к месту будущего блок-поста. Раздвигая осторожно кустарник и пригнувшись, я и командир взвода пробрались к изгороди огорода.

Огород, как огород: ограда из длинных жердей тянулась вправо и влево от нас на сотню метров. Справа, полускрытые деревьями, виднелись жилые дома Лаха-Варанды. Шириной огород был где-то сорок – пятьдесят метров; всё пространство буйно зеленело и радовало глаза. Богатый урожай должны собрать хозяева, если вернутся сюда обратно. Голоса боевиков с нашего места стали слышны более отчётливо и ближе. Коровин неосторожно приподнялся над кустарником и стал пристально вглядываться в ту сторону, и чуть не поплатился за это своей

головой. Резкий щелчок и шелест пули в листве чуть выше над головой практически слились друг с другом, заставив Коровина резко присесть. Следующая пуля прошелестела немного ниже и ушла в лес, уронив на голову взводного несколько мелких веточек. Быстро, стараясь не потревожить ветки кустарника, мы сместились влево на пару метров и третья пуля прошла ещё ниже, но опять мимо.

Откуда стрелял дух ни я, ни Коровин не заметили, потому не стали стрелять и выдавать свою новую позицию. Понаблюдав за противоположной стороной огорода несколько минут и услышав шум приближающихся БРДМов, мы тихонько отошли обратно.

БРДМы подъехали, остановились около нас, солдаты соскочили с машин и по команде командира взвода выстроились в шеренгу. В течение нескольких минут я объяснил задачу батареи и конкретно их взвода. Обратил внимание на особенности несения службы в непосредственной близости от противника и пообещал завтра на усиление прислать третий взвод.

- Коровин, - после постановки задачи и инструктажа я направился к дороге, где стоял мой

«бардак», а командир взвода и его заменщик пошли меня провожать, - для усиления, на ночь, пришлю тебе Кирьянова и Карпука с пулемётом, но и сам сейчас ещё раз проинструктируй бойцов, чтобы никто из них сдуру не подставил голову под пулю. Связь по радиостанции: хотя, конечно, если у вас тут что-то завяжется, я и так услышу. Ладно, идите обустраивайтесь на месте.

Взводники исчезли в лесу, а я дал Степанову команду – Вперёд. Медленно проехали вдоль вымерших домов посёлка Пионерский и выехали к отвороту дороги на пионерский лагерь, за которым справа от дороги расстилалась большая поляна с группой складских зданий на краю.

Оттуда одна за другой выходили боевые машины десантников, доверху нагруженные палатками, матрасами, печками, трубами к ним и другим скарбом необходимым для организации лагеря на другом месте. Чуть проехав за колонной десантников, свернул влево на окраину посёлка, где виднелся лагерь седьмой роты. Командира роты не было, он был на вершине горы с остальными двумя взводами. А здесь находился лишь один взвод с командиром. Предупредив пехотного офицера о том, что мы развернулись в лесу и попросил его организовать взаимодействие с моими, пообещав, что сейчас же пришлю к нему своего командира взвода. Обстановка здесь была спокойная: два поста, усиленные пулемётами, расположились в направлении пионерского лагеря и теперь даже если духи внезапно атакуют, то им сначала придётся преодолеть двести метров ровной поляны под огнём пулемётов. А тыл расположения седьмой роты надёжно прикрывал отвесный обрыв высотой с пятиэтажный дом. С вершине хребта изредка доносились автоматные и пулемётные очереди, которыми обменивались противоборствующие стороны и шальные пули иной раз с громким жужжанием залетали даже сюда. Но в целом здесь был курорт.

Я вернулся обратно к месту захода техники второго взвода в лес и остановил БРДМ. Из домов, которые находились на противоположной стороне дороги вышли Большаков и Кабаков, которые обшаривали брошенные дома в поисках необходимых в хозяйстве вещей и осматривали местность.

- Товарищ майор, нас командир взвода послал найти воду и проверить дома, нет ли чего. Колодец мы нашли, и достаточно большой, так что и вам можно здесь заправляться водой, на огородах полно зелёного лука и другой зелени.

Пока Кабаков бегал за Коровиным, я с пулемётчиком прошёл к колодцу, где впервые за несколько дней, не жалея воды, хорошо помылись. Поставив взводному задачу по установлению взаимодействия с пехотой, я поехал в сторону своего блок-поста. Ехал медленно, внимательно осматривая селение с левой стороны от дороги и зелёнку и огороды справа, за которыми тянулся на протяжении нескольких километров такой же отвесный и высокий обрыв, как и в 7ой мотострелковой роте. Опасности это пространство не представляло: обрыв на всём протяжении был высотой с пятиэтажный дом и забраться на него с берега было практически невозможно. А вот со стороны деревни можно было ожидать чего угодно, поэтому и внимательно присматривался к ней. Лесок, в котором расположился второй взвод закончился и из-за деревьев показалась новенькая мечеть с небольшим кладбищем напротив. Так, пять свежих могил есть, но без пик обозначающих, что здесь лежат воины. В тридцати метрах от дороги тянулся ряд безлюдных домов. Кое-где были выбиты окна и двери, но в целом всё выглядело приличным. Проезжая мимо домов и на ходу заглядывая в распахнутые ворота, можно было наблюдать следы поспешных сборов перед бегством из селения: везде были разброшены домашние вещи, остатки мебели, посуды и другое имущество. Естественно, к этому бардаку приложили свою руку и артиллеристы десантников, позиции которых были прямо на улице Лаха-Варанды, здесь же валялись груды колец, применяемых при стрельбе из артиллерийских установок «Нона». И тут же единственное живое существо - пегая, вымазанная в саже кошка, которая понуро сидела у калитки, ожидая возвращения своих пропавших хозяев.

За время моего отсутствия Кирьянов развернул блок-пост - первый взвод расставил палатку, а наш салон загнали в кусты в пятнадцати метрах от дороги так, что он всегда был в тени и прикрыт от огня боевиков насыпью, где проходила дорога. Мне осталось только вместе с офицерами определить наиболее опасные направления, откуда могли атаковать нас боевики, и определиться со схемой огня. Напротив моего салона, на противоположной стороне дороги была небольшая возвышенность с одиноким деревом, но с которой хорошо просматривалось поле вперёд и вправо, зелёнка которая тянулась от деревни вдоль дороги на километр и в глубину до самого Алхазурова и окраина нашей деревни. На бугре решили оборудовать постоянный наблюдательный пост, где будет находиться БРДМ командира первого взвода,

чтобы в случаи нападения он огнём своих пулемётов простреливал всю открытую местность и окраину деревни, которая проходила всего в ста пятидесяти метрах от нашего блок-поста. Там же на НП сосредоточил и необходимый запас боеприпасов. Поставив задачу на дальнейшее совершенствование позиций, я послал Карпука и Кирьянова с прикрытием в деревню, чтобы они её прочесали и попытались кого-нибудь там найти, для получения дополнительной информации, а сам сел за составление схемы непосредственного охранения и самообороны батареи. Самое интересное, что деревня не была нанесена на карте, но в горах была небольшая деревня с таким же названием – Лаха-Варанды. Решив отложить все вопросы до появления жителей, я включился в работу по оборудованию блок-поста. Старых, обстрелянных солдат осталось мало, в основном теперь в батарее была молодёжь, но бестолковая и ленивая. Приходилось их постоянно гонять, чтобы они что-то делали. Через два часа мне доложили, что наблюдательный пункт на бугре оборудован и готов. Действительно, ящиками было выложено укрепление, которое по грудь скрывало наблюдателей и закрывало БРДМ. Сами ящики были прикрыты в целях маскировки свежесрубленными ветками, но от жары они тут же стали вянуть. Смотрелось всё это красиво, но когда я сунулся открывать ящики, которыми были выложены стены укрепления, то они оказались пустыми. Кипя от злости, собрал у наблюдательного поста остальных солдат и дал очередь из своего автомата по этому хлипкому сооружению. Пули свободно прошили деревянные стенки и, выдрав большие щепки из ящиков, ушли в зелёнку.

- Балбесы, вы чем думаете: башкой или задницей? На хрен такое укрепление нужно? Для меня вы что ли строите? Это я сейчас стрелял с АКСУ, да калибр у меня гораздо меньше, а придут с Алхазурово боевики, у них ведь автоматы посерьёзней и калибр 7.62. Пуля не только прошьёт эти деревяшки, но и у вас все кишки через спину унесёт. Ну, посмотрите: вот пуля вошла – видите какое маленькое входное отверстие. А теперь посмотрите, как она вышла и какие щепки вырвала. А пуля 7.62 полспины вынесет вместе с позвоночником. Немедленно, сейчас же все ящики наполнить камнем или землёй. Вам понятно? – Для убедительности я легонько стукнул каждого, кто строил наблюдательный пост кулаком в лоб. Работа закипела, но всё равно приходилось постоянно вмешиваться, показывая, что землю не только надо в ящики насыпать, но и утрамбовывать её там плотнее.

Пока мы занимались оборудованием блок-поста, мимо нас в сторону Чишков прошла разведрота, штаб полка, комендантская рота и другие подразделения обеспечения. Минут через сорок из-за поворота вынырнул мой БРДМ, на котором на разведку уходили наши в деревню, за ним на прицепе тянулся грузовой ГАЗ-53, из кабины которого, весело улыбаясь, выглядывал Карпук. Я знаком показал свернуть им в кусты, чтобы автомобиль не был виден с дороги. С БРДМа соскочил Кирьянов, а из кабины вылез довольный техник: - Борис Геннадьевич, в деревне никого нет. Пошарились по домам: всё ценное имущество жители снесли в три дома на дальней окраине деревни. Но мы оттуда ничего брать не стали и бойцам ничего не сказали, чтобы не лазили туда. А на соседней улице вот этот трофей прихватили.

Я молча обошёл, сопровождаемый товарищами, машину попинал колёса, ухватился за борт и заглянул в кузов, который был полностью забит домашними вещами.

- Ну, я понимаю, приволокли машину, но на фига вы это взяли? – Недовольно кивнул на имущество.

- Борис Геннадьевич, - начал рассказывать Карпук, - она уже с вещами стояла и разгружать её не стали. В неё бензин осталось залить и аккумулятор поставить и будет у нас своя хозяйственная машина. Будем ездить за водой на ней и за ещё чем-нибудь.

Я недовольно поморщился – не люблю такие трофеи, но настроение портить ребятам не стал: - Ладно, занимайся машиной. Что можно использовать в хозяйстве пусть взвода разберут, а всё остальное сложить в кусты и чем-нибудь закрыть. – Я ушёл, чтобы не наблюдать, как солдаты с удовольствием шуруют в вещах, а через полчаса сначала послышались гулкие хлопки двигателя «газончика», ещё через минуту он ровно и радостно загудел. Довольный Карпук вместе с Кирьяновым затащили в кузов ёмкости под воду и уехали к колодцу, а через сорок минут вернулись и торжественно стали щедро раздавать воду. Я уже смирился с новой забавой техника и с удовольствием помылся нагретой водой. Теперь можно воду было не экономить, поэтому на завтра назначил банный и постирочный день. Вечером, тщательно проинструктировав замполита и Игоря, отправил их во второй взвод, а сам приготовился к первой ночи на новом месте. Но ночь прошла без происшествий. Утром приехал Алексей Иванович и Игорь, доложили что ночью они сумели засечь несколько позиций боевиков, но трогать их не стали, правильно считая, что сил пока маловато. Поставили задачу на день проследить, будут ли боевики и днём на этих позициях.

Вместе позавтракали и разъехались: я поехал в штаб полка на совещание, а замполит с техником уехали за третьим взводом. Быстро промчался по улице вдоль деревни, ещё раз отметив безлюдность улиц, проскочил блок-пост второго взвода, через триста метров остановился на окраине посёлка Пионерский. Вчера, когда выставлял взвод на позицию и организовывал взаимодействие с пехотой, времени разглядывать местность и бывшие позиции боевиков не было. А сейчас, сидя на машине, внимательно осмотрел скалу, на которой располагались чеченцы и три дня не давали десантникам пройти по дороге в ущелье. Практически все деревья на скале были искорёжены, разбиты огнём артиллерии и обожжённая листва приобрела бурый цвет. Такие же бурые пятна, наблюдались практически во многих местах леса, покрывающего хребет от подножья до вершины, где и сейчас не прекращалась вялая перестрелка между седьмой ротой и боевиками.

Проехав ещё двести метров, остановился в самом узком месте, где дорога делала поворот за скалу: от скалы до обрыва реки было метров двадцать-тридцать. И ещё более узким это место делала расщелина шириной метров семь, которая шла от обрыва и метров пять не дотягивала до асфальта. Мы слезли с БРДМа и заглянули в расщелину, которая отвесными краями уходила до уровня реки. В пяти метрах от поверхности, заклинившись между каменными стенами висела подбитая боевая машина десантников, а на краю расщелины стояло дерево, с ветвей которого и сняли раненого механика-водителя.

За скалой нас встретило сильное зловоние от нескольких трупов коров, который раздувшись лежали на обочине дороги. Зловоние до того было сильным и «липким», что даже проехав этот участок, ещё некоторое время ощущали трупный запах идущий уже от нашей одежды. Но вот дорога влилась в небольшое поселение: справа потянулась невысокая каменная стена, за которой располагались одноэтажные здания типичной больничной архитектуры. Причём, так годов тридцатых. Среди них живописно располагались машины и радийки роты связи. Несколько салонов, где жили командир, начальник штаба и остальные замы были обнесены маскировочными сетями и вход к ним охранял боец с разведроты. Рядом со штабом, в здании на высоком фундаменте уже разместился полковой медицинский пункт. Всё это располагалось под большими и высокими деревьями, что придавало колоритный вид командному пункту. Слева от дороги располагались двухэтажные здания старой постройки, где разместились зенитчики и разведчики, прикрывая штаб с этой стороны. На одном из зданий виднелась старая и побитая вывеска – «почтовое отделение связи». Так как мы остановились около этой почты, то когда слез с БРДМа, чисто машинально зашёл в разбитое почтовое отделение. Здесь уже похозяйничали, и я лишь с любопытством заглянул в раскуроченный сейф, откуда вытащил целые листы марок абонентской платы за радио. Сердце старого филателиста дрогнуло и, отобрав пару целых листов, бережно положил их в полевую сумку.

В штабе доложил командиру полка о положении дел и не получив никаких дополнительных указаний, решил пройтись по командному пункту, чтобы ознакомиться с его расположением. За медицинским пунктом располагалась сапёрная рота, бойцы которой заканчивали расставлять баню, но у палатки командира роты уже был развёрнут большой резиновый резервуар на пять кубов, наполненный чистой водой.

- Купанёмся? - Из палатки вышел в трусах Сергей Малышев, командир сапёрной роты, и сделал приглашающий жест. Уговаривать меня не нужно было, я быстро скинул пропотевшее и пыльное обмундирование, и вперёд Сергея запрыгнул в прохладную воду, где на дне лежало с десяток зелёных бутылок с пивом. Малышев приподнял мою форму, - Боря, я сейчас кину в стиральную машинку стирать свою форму, давай и твою туда же. Пока пивком балуемся и охлаждаемся – она просохнет.

Чокнувшись бутылками и отхлебнув прохладного пива, я почувствовал себя почти на вершине блаженства. Но на вершине оказался, когда через час одел просохшее, чистое обмундирование: - Сергей, как только окончательно обоснуюсь у себя на блок-посту, ты будешь первым моим гостем, - пообещал офицеру.

После сапёров зашёл к ремонтникам и в РМО, которые прикрывали собой командный пункт с южной стороны. Здесь каменная стена плавно поворачивала и вдоль дороги уходила в лес, а дорога внизу делала крутой поворот градусов на 150 и по ущелью круто уходила вниз. На противоположном краю ущелья, в двухстах метрах от РМО, виднелась окраина Чишков. Нами они заняты не были, и там вполне возможно могли быть боевики. Правда, пока они себя ничем не проявляли, как и местные жители.

Вернувшись к БРДМу, поехал обратно на свой блок-пост и, ещё не доезжая до него, увидел в трёх километрах дальше, в районе моста через Аргун, подымающийся в чистое небо чёрный столб дыма. Вяло поразмышляв, что кому-то «повезло» нарваться на мину, я через пять минут подъехал к своему расположению, где увидел машины третьего взвода, за исключением одной противотанковой установки и бледных, суетящихся Кирьянова и Карпук, которые ринулись ко мне с докладом.

Теперь я понял - опять «не повезло» Мишкину.

- Что, это Мишкин горит? Голову даю на отсечение, что это несчастная машина Снытко. – Автоматом ткнул в сторону дыма, жирным пятном, расползающегося в голубом небе. Алексей Иванович и Игорь обречённо кивнули головами.

- Потери есть, кроме машины? – Получив отрицательный ответ, выслушал торопливый и сбивчивый рассказ подчинённых.

- Приехали на старое место, быстро собрались. Машину Снытко зацепили за УРАЛ, так как она как обычно сломана и поехали. Старшим туда посадили командира взвода. До моста доехали нормально, а когда отъехали от него метров на двести она внезапно загорелась и так быстро её охватило пламя, что экипаж и Мишкин еле успели выскочить из машины и отцепить её от УРАЛа. А через две минуты внутри начали рваться ракеты. Ну, вот и всё. Мы Мишкина и экипаж там пока оставили на охране догорающей техники. С десантниками договорились, если мы задержимся, то их покормят. – Замполит и техник виновато опустили головы. Немного, лишь для виду, упрекнув техника и Кирьянова за произошедшее, я их обнял за плечи: - Да ладно вам переживать, люди целы и слава богу. А машину спишут. Ерунда всё это. Ты, Алексей Иванович, веди третий взвод к Коровину, возвращайся и после обеда поедем к Мишкину разбираться.

….Мы слезли с БРДМа, остановившись в пятидесяти метрах от чадящего на обочине дороги корпуса противотанковой установки, и направились к командиру взвода и экипажу, которые

поднялись с земли, увидев нас. Мишкин и его солдаты стояли передо мной, как военнопленные: без ремней, головных уборов и без оружия. Решив ещё раньше про себя, что не буду ругать командира взвода за происшедшее, хотя это была его прямая вина – бесконтрольность, я всё-таки начал «закипать».

- Мишкин, что вы такие расхлюстанные перед командиром батареи стоите? Где ваше оружие?

- В машине…. Выхватить не успели, - еле слышно прошептал офицер и стал смотреть в сторону.

Все мои благие намерения сдержаться мигом улетучились. Никогда не лежало у меня сердце к командиру третьего взвода. Как бестолковый и безалаберный был – таким он и остался, хотя и провоевал, можно сказать, четыре месяца.

- Это что ж, товарищ старший лейтенант, получается? Вы с командиром машины, побросав оружие, амуницию внутри, ехали на броне, как курорте. Забыв, что кругом противник, что он может выстрелить из-за любого куста. Это вы должны пинать бойцов, чтобы они были всегда начеку, а вы первый и нарушаете, тем самым, подавая пример для своих подчинённых.

Я еле остановился, замолчал, а то если буду продолжать его ругать в этом духе и дальше, то ведь могу не сдержаться и в рожу заехать, так он меня со своим взводом достал.

- Ладно, ругать больше вас не буду – просто бесполезно. Мишкин, сколько ракет взорвалось внутри? – Командир взвода задумался, но потом нерешительно пожал плечами.

- Не знаю, товарищ майор.

Я тяжело вздохнул, подавляя нарастающий гнев: - Как ты был, товарищ старший лейтенант, «пиджаком» так им и остался. Ничему тебя не научили эти четыре месяца войны. Как с тобой разговаривать, просто не знаю?

- Товарищ майор, ну чего вы опять на меня наезжаете? Ну, не считал я, сколько взорвалось ракет, и что из этого?

С досадой махнув рукой, повернулся к командиру машины: - Сколько взорвалось?

Сержант исподлобья взглянул на командира взвода, потом потупил взгляд: - Тринадцать.

- А теперь, Мишкин, послушай, для чего твой сержант, в отличие от тебя считал разрывы ракет. Докладывайте, товарищ сержант.

Командир машины чувствовал себя неуютно, считая что своими разъяснениями ставит в неловкое положение командира взвода и поэтому мялся, но потом пересилил себя и начал рассказывать: - В машине находилось пятнадцать ракет, взорвалось тринадцать. Две ракеты, которые не взорвались, подверглись воздействию высоких температур и, скорее всего, находятся во взведённом состоянии. Значит: транспортировать противотанковую установку нельзя, нельзя и туда лезть. Можно, конечно, кинуть туда гранату, чтобы они сдетонировали, но неизвестно – взорвутся обе или только одна…. – Сержант замолчал и выжидающе поглядел на меня, как бы спрашивая, всё ли сказал или что-то упустил.

Я удовлетворённо мотнул головой и молча показал рукой на сержанта: мол, учись Мишкин, потом отослал солдат подальше, чтобы они не слышали, что буду говорить их командиру.

- Мишкин, ты хоть разговаривай с подчинёнными, общайся больше и чаще с ними и они тебя многому научат. Видишь, как сержант чётко и грамотно всё разложил - учись. Ладно, ругать больше не буду, но я тебя всё равно накажу. Может быть, неправильно поступаю, но я тебя здесь оставляю, вместе с солдатами для охраны противотанковой установки, чтобы никто не полез туда из любопытства и не подорвался. Можно, конечно, было оставить одних солдат для охраны, но останешься и ты. Раз думать не хочешь, значит будем заставлять. Кушать и спальные мешки старшина вам привезёт. А я сейчас поеду к сапёрам и договорюсь, чтобы завтра они разминировали ракеты и мы утащим машину в ремонтную роту для её списания. Сходишь к десантникам и договоришься о взаимодействии.

Приехав в штаб, я доложил командиру полка о происшествии, но командир воспринял моё сообщение спокойно и буднично.

- Копытов, только с сапёрами вы там будьте поосторожнее. Лучше всего взорвать бы её.

Ту же мысль высказал и командир сапёров: - Боря, давай её завтра взорвём к чёрту. Как разминировать твои ракеты после пожара – неизвестно? Завтра возьмёшь Андрюху Южмина, тротила побольше и все проблемы: автоматы перед этим достанем. – На этом и порешили.

В двенадцать часов на следующий день мы были у противотанковой установки. Мишкин с солдатами всю ночь провели у костра и сейчас с красными, но радостными глазами встретили нас. Автоматы они достали ещё вчера: согнули проволоку крючком, осторожно залезли на броню и достали все три автомата, вернее их остатки.

Южмин выгрузил из машины двадцати пяти килограммовый ящик тротила и в сомнении зачесал в затылке: - Чёрт, не знаю, сколько надо для того чтобы её взорвать. Боря, тебе как надо её взорвать?

- Надёжно, Андрей. Надёжно….

Офицер бесшабашно махнул рукой и два солдата сапёрной роты осторожно опустили деревянный ящик во внутрь машины. Я остановил сапёра, который уже собирался поджечь бикфордов шнур: - Андрей, подожди. Ведь сейчас так рванёт, что и десантников может зацепить. Пойдём к ним и скажем, чтобы они попрятались.

Около моста был развёрнут пункт водозабора и его охраняло несколько солдат. Чистая вода плескалась в нескольких больших резервуарах и от них отъехала полностью залитая водовозка. Десантники встретили нас подколками и шуточками: - Ну что, пехота, ковыряетесь там? Кинули бы две туда гранаты и всех делов.

- Да нет, тут надо надёжнее машину «убить». Ты бы, прапорщик, зубы поменьше скалил, а лучше спрятались бы на время взрыва и убрали свои резервуары, а то мы сейчас дырок в них наделаем и резины не хватит, чтобы заклеить. – Но прапорщик, старший водозабора, с презрением отнёсся к нашим предупреждением: типа, нашли чем десантника пугать. Мы пожали плечами и вернулись к останкам противотанковой установки. Развернули машины и отправили их вместе с солдатами метров за триста. Андрей Южмин поджёг бикфордов шнур и мы, обливаясь потом, тяжело побежали вверх по дороге. Длина огнепроводного шнура была рассчитана на то, чтобы мы спокойно добежали до укрытия.

В брошенном окопе, куда ввалились, нас ждали подчинённые Южмина. Отдышавшись, направили бинокли на установку, сиротливо стоящую на обочине дороги. На водозаборном пункте, голые по пояс стояли десантники и, куря сигареты, тоже ожидали зрелища.

- Эх, Андрюха, накроет их, - с досадой произнёс я, а сапёры с тревогой поглядели на десантников.

- Да ну их к чёрту, Борис Геннадьевич, вечно выпендриваются, как будто они только здесь и воюют. Не накроет их, - сапёр хотел сказать это убедительно, но вышло у него всё это неуверенно и напряжение только усилилось. Взрыв грянул, как всегда неожиданно: на месте противотанковой установки внезапно вспух красно-багровый шар, в который мгновенно засосало всю пыль с обочины. Куски металла, большие и маленькие, понеслись в разные

стороны, щедро посыпая землю осколками. Мы мгновенно повернули бинокли в сторону водозаборного пункта и с ужасом увидели, как куски металла дождём падают на ёмкости с водой и насосы, легко пробивая шланги и вспарывая резервуары, которые выпустив воздух резко накренялись на повреждённую сторону и выливали очищенную воду на землю. Десантники, закрыв головы руками, метались в поисках укрытий, падали на землю и неподвижно лежали, пережидая смертоносный дождь. Секунд десять длился этот железный ливень, пока не прекратился. Десантники стали неуверенно подыматься с земли, опасливо косясь в небо, но поняв что всё уже закончилось, начали сначала осматривать друг друга, а потом уже испорченное имущество. Увидев во что превратился водозаборный пункт, из груди десантуры исторгся дикий и возмущённый крик и они дружно, даже забыв оружие, ломанулись в нашу сторону. Зачем они побежали к нам, гадать не приходилось. Мы с Андреем перевели бинокли снова на место взрыва и, убедившись, что от БРДМ остался только днище, а остальное равномерно разлетелось по окрестностям, дали команду заводить машины и грузиться. Сапёры рванули в машину, как будто выполняли норматив, но мы, понимая что десантники здесь будут лишь минуты через две, спокойно подошли к своим машинам и, когда бойцы в тельниках уже были в ста метрах, предвкушая как они расправятся с нами, тронулись с места всё более и более набирая скорость. Вторично возмущённый вопль десантников, который потонул в пыли, мы уже не слышали. Я был спокоен, так как номеров на наших машинах давно не было и найти, если Мишкин не проболтался, будет достаточно сложно.

Командир полка, выслушав мой подробный доклад, жизнерадостно рассмеялся: - Боря, оказывается, чтобы списать противотанковую установку, её не взрывать надо было, а тащить на пункт сбора подбитой техники на станции Червлённая.

- Товарищ полковник, что тащить? Ведь там осталось только днище.

Петров опять рассмеялся и похлопал меня по плечу: - Боря, это твоя проблема – ты её и решай.

Думать и переживать особо не стал: вместе с Женей Ончуковым мы составили акт списания, который спокойно подписал особист. Ночью Мишкин из-под носа десантников сумел украсть днище и вместе с этим актом отвёз его в Червлённую, там тоже никаких проблем со сдачей остатков машины не было и через два дня, я и думать забыл об этой машины.

Пока занимался противотанковой установкой замполит с Карпуком обшарили деревню и в одном из подвалов нашли большое количество картонных упаковок с фисташками, которые он на трёх машинах вывез к нам на блок-пост. Совещались мы недолго и нам не было стыдно за принятое решение: все фисташки отвезти на рынок и сдать торгашам, чтобы более-менее нормально доехать до дома, а ни как нищие ехать.

- Борис Геннадьевич, когда мы загружали машины фисташками, в деревню зашла колонна машин под охраной десантников и прямиком направились к тем трём домам, где были складированы богатые вещи. Мы тихонько подобрались поближе и, не высовываясь по наблюдали: часть десантников заняла оборону, а другие начали быстро грузить вещи на грузовики. Всем распоряжался офицер, звания мы не разглядели, но кажется майор, и с машин все номера были сняты. Вылазить и спрашивать, кто они такие мы не стали - Ну их на хрен. Но операция по изъятию ценностей была проведена на высшем уровне.

Я возмущённо чертыхнулся: - Правильно сделали, что не вылезли из укрытия, а то бы ещё расстреляли, чтобы свидетелей не осталось.

Половину машины с фисташками мы разгрузили у себя: часть отдали солдатам, часть забрали себе, немного раздали друзьям и десять картонных упаковок оставили в НЗ. На следующий день замполит и техник укатили в Грозный на рынок для поиска покупателя на фисташки, а я взял несколько солдат и решил проехаться по дальним улицам деревни, которые вплотную примыкают к зелёнке. В нескольких местах мы останавливались и осматривали дома вызывающие подозрения. Но всё было в порядке: везде видны были следы спешных сборов, в помещениях валялись разбросанные домашние вещи, много мебели и других бытовых приборов вытащено во двор и там брошено – наверно не вместилось в кузове автомобиля беженцев. Прочесав окраинную улицу и не обнаружив следов пребывания боевиков, мы сосредоточились во дворе крайнего дома. Было жарко и очень хотелось пить. Присев в тени на бревно, я послал двоих солдат в дом, чтобы они посмотрели нет ли там чего попить, а сам остался с ещё одним на прикрытии. Боец из новеньких, посидев немного со мной в тени, стал бесцельно бродить по двору, разглядывая разбросанные домашние вещи, а когда он сунулся к холодильнику, брошенному в углу двора я его строгим голосом остановил: - Рыжов, Стой! Чего ты туда лезешь? А вдруг там мина или граната на растяжке?

Разморённый от жары солдат, лениво поглядел на меня и в его взгляде прочитал едва прикрытую усмешку, что меня здорово обозлило.

- Боец, ты тут всего две недели, а строишь из себя бывалого фронтовика. Я себе этого не позволяю, и тебе не позволю. И если ещё раз увижу усмешку в твоих глазах на мои слова или приказы – морду начищу в два счёта. – Я замолчал, было так жарко, что даже ругаться не хотелось. Хотя надо было встать и дать хорошего пендаля под жопу бойцу. Но я лишь продолжал лениво наблюдать за солдатом. Тот немного ещё покрутился около холодильника, не решаясь открыть дверцу на глазах комбата, пошёл вдоль забора к дивану, который стоял в тени дерева. Расстегнув ширинку, с удовольствием помочился на ствол, отошёл от дерева и стал садиться на диван.

- Рыжов, Стой…! Замри! – Я чуть не сорвал голос в крике, заметив что сиденье дивана чуть приподнято над самим основанием. Солдат нелепо замер в раскоряку над диваном, испуганно глядя, как я в несколько прыжков подскочил к нему.

- Ну-ка отойди, - солдат не распрямляясь, сделал несколько неуклюжих шагов вперёд и остановился. Из дома выскочили встревоженные моим воплем солдаты и рассыпались в разные стороны, заняв сразу же оборону: это были мои солдаты – из старых. Махнул им рукой, мол, всё в порядке, встал на колени и попробовал заглянуть в щель между сиденьем дивана и основанием, но там было темно и ничего не было видно.

- Рыжов, притащи какой-нибудь осколок стекла или зеркала.

А через минуту, когда послал солнечный зайчик в темноту, удовлетворённо хмыкнул и дал открытой ладонью сильного леща в лоб Рыжову: - Солдат, с тебя выпивка и закуска. Усмехаешься над комбатом, а комбат тебе жизнь спас. Гляди, - я с силой нагнул голову солдата и посветил вовнутрь дивана. Рыжов посмотрел и ничего непонимающими глазами взглянул на меня.

- Ну, ты и балбес, Рыжов. Сиденье дивана не закрывается, потому что упирается в расчёску. Видал? – Солдат мотнул головой, а я продолжил, - ты садишься на диван, расчёска ломается и крышка с силой опускается на взрыватель мины и твои яйца, весело звеня друг об друга, опережая тебя, летят в небо, ну а ты за ними. Что, не веришь? Смотри.

Ещё раз посветил вовнутрь, а потом осторожно приподнял сиденье – на дне дивана лежала противопехотная мина во взведённом состоянии. Надёжно зафиксировав сиденье, я торжествующе показал на мину, а потом подозвал остальных солдат.

- Что, Рыжов, так кто прав? Убить тебя мина, конечно, не убила бы, но жопу разворотила основательно. Об яйцах уже рассказал. Задницу бы тебе в госпитале склеили, с яйцами посложнее. Ходил бы ты в раскоряку и на тебя показывали пальцем, как на урода и смеялись. Правда, живой, но на хрен кому нужна была такая твоя жизнь. Твои родители и родственники кляли и обвиняли бы министерство обороны в твоём уродстве, меня - твоего командира, а ведь виноват во всём этом ты был бы сам. Вот теперь-то я голову могу дать на отсечение, что и в холодильнике тоже мина или граната - РГДэшка.

Солдат стоял, хлопая глазами: мину он видел и слышал, что я ему говорил, но пока он не воспринимал всё это относительно к себе. Минашкин нашёл в доме длинную бельевую верёвку и осторожно привязал её к ручке холодильника, мы отошли за угол и сильно дёрнули: послышался приглушенный щелчок, а затем сильный взрыв. Открывшиеся нам картина, была вполне обычной для военного времени: полуоторванная дверца держалась на одной петле, упёршись другим концом в землю. Сам холодильник сильно изуродованный взрывом, потерял свою первоначальную форму и пучился рваными краями металлической обшивки.

- Рыжов, извини, но я ошибся: не РГДэшка там была, а Ф-1. – Я шутливо развёл руками, но тут же ожесточился, - безмозглая скотина, ты понимаешь, что я тебе спас жизнь сейчас два раза. До тебя хоть сейчас дошло, что ты на войне, а не в казарме?

Что либо говорить или спрашивать Рыжова, дальше было бесполезно: солдат, тупо уставившись в развороченное нутро холодильника, усиленно потел, потом бледнел, а после этого его опять бросало в жар и краску. Наверняка, перед его внутренним взором проскакивали мгновенные картины одна страшнее другой и он со стороны видел свой изуродованный труп рядом с холодильником с оторванными руками и разорванным животом, или рядом с диваном с развороченной задницей и захлёбывающим криком от боли.

- Большаков, Минашкин, ведите его к машине, а я с диваном разберусь. – Дождавшись, когда солдаты залезут на БРДМ, я огляделся, вытащил гранату и, выдернув кольцо, бросил во внутрь дивана, а сам резво метнулся за угол дома. Прогремел взрыв, отбарабанили по земле остатки дивана и снова установилась тишина. Залез на машину и устало скомандовал водителю – Вперёд! Но как только мы заехали за угол, показная усталость мигом слетела, я остановил БРДМ.

- Степанов, Рыжов, отъезжаете на пару кварталов и замрите. Минашкин, Большаков за мной

– сейчас посмотрим, кто прибежит на взрывы. Степанов, если в течении тридцати минут стрельбы не будет, возвращайся сюда, за нами.

Мы спрыгнули с машины и она, взревев мотором, укатила в глубину деревни, а я с солдатами, пригнувшись, дворами вернулся к злополучному дому и выбрал удачную позицию, с которой хорошо проглядывался двор дома и подходы к нему. Но пролежали в засаде мы безрезультатно: видать, мины были поставлены давно и на взрыв никто не явился.

Через тридцать минут приехал за нами БРДМ и мы поехали через центр деревни на свой блок-пост и тут налетели на нескольких чеченцев, которые суетились вокруг синего фургона во дворе одного из домов. Увидев нас, они застыли на месте, испуганно наблюдая за нашими действиями.

Большаков, Минашкин и я мгновенно перебрались на противоположную сторону машины и залегли там, направив автоматы на чеченцев. Большаков развернулся и стал наблюдать за противоположной стороной улицы, готовый немедленно открыть огонь и прикрыть с тыла. Рыжов в это время в растерянности метался по верху машины, а Степанов, который по моему приказу внезапно остановил машину, теперь задрав голову из люка орал мне: - Товарищ майор, а мне что делать? А мне…?

- Рыжов, сюда – сука, не мельтеши, - солдат, услышав голос командира, сразу же с ориентировался и скатился к нам, - Степанов, не дёргайся, если стрельба начнётся – врубаешь скорость и мы уходим.

Увидев наши приготовления к бою, чеченцы дружно вздёрнули руки вверх и закричали что они мирные. Да и мы сами уже разглядели, что они выгружали из фургона домашние вещи и носили их в дом. Мы опять расселись поудобнее на броне и я взмахом руки подозвал к себе одного из них, но автоматы всё равно держали наготове.

- Кто такие? Откуда и как сюда попали? – Я спрыгнул на землю и стал разглядывать стоящего передо мной чеченца. Лет ему было сорок восемь – пятьдесят, невысокого роста, хорошо одетый, держался с достоинством - судя по всему, был старшим. И не ошибся.

- Глава администрации селения Лаха-Варанды, - представился он и назвал себя – Рамзан, - фамилию не расслышал. С ним его односельчане, которые приехали на машине из одноимённого населённого пункта в горах, где находятся остальные жители деревни. Приехали,

чтобы посмотреть, что стало с деревней и подготовить дома к приёму остальных жителей, которые прибудут через несколько дней.

- Как сюда попали? – Это меня сейчас более всего интересовало. Неужели, они проехали через мой блок-пост и их пропустили без моего разрешения? Но всё оказалось проще: они проехали через Чишки и их пропустили там.

Тут меня чёрт дёрнул за язык и я в свою очередь представился комендантом деревни.

- Так, Рамзан, через два часа у меня на блок-посту и там порешаем остальные вопросы, - я забрался на машину и не заезжая к себе, помчался в штаб полка.

- Товарищ полковник, - обратился к командиру, только что вылезшему из резинового

резервуара, где он спасался от жары, - жители деревни начинают возвращаться домой, так я что думаю: с вашего согласия назначу себя комендантом деревни. С главой администрации уже познакомился и приказал ему с докладом явиться ко мне на блок-пост. Мне ведь всё равно придётся контактировать с ними, так лучше, если буду диктовать свои условия с позиции силы и власти. Как вы на это смотрите?

Петров весело рассмеялся: - Боря, ну тебе и неймётся всё время. Вечно что-нибудь придумаешь. Вот на хрена тебе это надо? Но, впрочем, ладно, валяй, но будь осторожен – не дай себя обмануть.

Моё сообщение о назначении меня комендантом Лаха-Варанды не встретило энтузиазма у моих подчинённых: - На фига это нам надо, товарищ майор? Мы сами по себе живём, и они пусть живут сами по себе.

Но я уже загорелся этой идеей и всё больше и больше находил доводов в пользу моего решения: - Ребята, нам всё равно придётся с ними решать разные вопросы, так лучше решать с позиции силы с нашей стороны, а также будем навязывать им свою волю. Пусть этот Рамзан приходит каждое утро и докладывает обо всём, что у него произойдёт в деревне, пусть он сам наводит там порядок от моего имени и чтоб он знал, что будет нести ответственность передо мной за всё, что там произойдёт. Ведь наверняка будут сношения боевиков и жителей деревни: ту ведь сторону, где зелёнка вплотную подходит к деревне мы всё равно не контролируем, вот пусть он вместе с жителями и дёргаются: не допускают туда боевиков, или по крайней мере сводят контакты с ними к минимуму. Короче, ребята, мыслей у меня по этому поводу дополна и думаю, что я правильное решение принял. И ещё вот что, кормить нас стали хреновато: так, я деревню данью обложу – пусть они нас кормят.

Мои офицеры только головами закрутили: - Потравят они нас, товарищ майор. – Но я уже не обращал внимания на их сомнения.

В семнадцать часов на окраине деревни замаячил Рамзан, я уже предупредил всех солдат, чтобы они не дай бог не открыли стрельбу по нему и взмахом руки подозвал его к посту. Провёл к своему салону, где уже были собраны почти все солдаты: - Представляю вам старейшину деревни Лаха-Варанды. Он имеет право один пройти ко мне для доклада в любое время дня, больше никто. – После этого сообщения распустил солдат и посадил главу администрации напротив себя.

- Рассказывай, Рамзан, про деревню, про себя и про то, как ты видишь наше с тобой сотрудничество.

Я внимательно, не перебивая, в течение получаса слушал чеченца, и не пожалел.

Вот что он рассказал вкратце. До конца восьмидесятых годов все жители деревни проживали в населённом пункте Лаха-Варанды далеко в горах. Но случилось сильное землетрясение, которое разрушило деревню и правительство Советского Союза выделило деньги для строительства нового населённого пункта на равнине. Все желающие воспользовались случаем и в течение трёх лет был отстроено новое поселение (Теперь понятно, почему селения нет на карте). Когда Дудаев пришёл к власти, то деньги, которые выделялись для строительства оставшихся домов, были спокойно положены дудаевцами к себе в карман, из-за чего население Лаха-Варанды не поддержали новые власти и всегда были в оппозиции к режиму. Сам Рамзан

пользовался большим уважением среди односельчан за деловую хватку, за ум и справедливость. Совершил два раза хадж в Мекку и имел очень влиятельных родственников в Иордании, приближённых к королевскому дому. Поэтому жители предложили Рамзану стать главой администрации, справедливо считая, что боевики вынуждены будут по этим причинам закрывать глаза на независимую позицию деревни. Так оно и произошло. При приближении боевых действий к деревне жители решили переждать опасное время в горах, а когда узнали, что федеральные войска миновали Варанды, то послали нескольких мужчин для разведки.

- Так что, товарищ майор, вкратце такова история, но я хочу рассказать и неприятные для вас вещи. Деревня полностью ограблена, - я переглянулся с офицерами, которые сидели вокруг и тоже слушали рассказ. Рамзан внимательно посмотрел на нас и продолжил, - когда мы в спешке покидали деревню, то самые дорогие вещи снесли в три дома, которые расположены на дальней окраине деревни, считая, что туда мародёры просто не доберутся. Но когда мы сегодня зашли в эти дома, то они оказались практически пустыми.

- Товарищ майор, хочу вам открыть ещё один небольшой секрет. Перед уходом в горы мы в мечеть на самый верх принесли воды, продуктов и оставили там четырнадцатилетнего пацана с биноклем, для наблюдения за деревней…., - Рамзан замолчал и со значением посмотрел на нас. Чтобы как то скрыть краску смущения, мне пришлось повернуться к бачку с водой и сделать вид, что я пью воду, потом повернулся к нему и в упор спросил его.

- Рамзан, что ты этим хочешь сказать? – Старейшина думал, что мы заюлим от его полупрямых намёков и начнём оправдываться, но не увидев того чего ждал, сам заюлил, боясь прямым заявлением обвинить и обидеть меня.

- Да нет, я ничего такого не хочу сказать, тем более обвинить вас, товарищ майор, но всё-таки факт пропажи вещей имеет место и это сделали военнослужащие федеральных сил. И вы, как комендант, несёте определённую долю ответственности за это, тем более, что у моего парня записаны все номера машин.

- Рамзан, у нас с тобой впереди ещё много дней, когда придётся решать много хитрых, возможно неприятных вопросов и общих проблем. А мне совсем не нравиться, что наше сотрудничество начинается с «непоняток». Я не собираюсь от тебя скрывать, да ещё и оправдываться перед тобой в том, что мои подчинённые тоже ездили в деревню и тоже забирали оттуда продукты, посуду и постельное бельё. Это во-первых.

Во-вторых: я сейчас поеду и арестую твоего, как ты говоришь, пацана. Арестую его на том основании, что он вёл разведку за нашими подразделениями и передам его в особый отдел – пусть они с ним там плотненько пообщаются. Думаю, что это будет и для тебя не совсем приятное воспоминание от общения с карательными органами.

Ну а в-третьих: не тебе, мой дорогой, определять степень моей ответственности.

- Товарищ майор, товарищ майор…, - Рамзан протестующе замахал руками, - ваших машин в том списке нет, а если вы, то есть ваши солдаты взяли посуду, постельное бельё и продукты из домов, то мы не в обиде. Мы понимаем, что солдатам это необходимо в быту каждый день. Так что пользуйтесь всем этим на здоровье и не обижайтесь если я что-то не так сказал.

Я сделал задумчивое лицо: - Ну, если наших машин нет, то тогда сами решайте, что делать с остальными номерами. Хочу даже больше сказать: мы знали про эти три дома, но никому об этом не говорили, чтобы не возникало никаких соблазнов. И ещё: за кустами стоит грузовая машина ГАЗ-53. Мои офицеры её отремонтировали, домашние вещи, которые были в кузове, аккуратно выгрузили, а машину несколько раз использовали для подвоза воды.

Рамзан на минуту задумался: - Хм…, у нас в деревне ни у кого не было ГАЗ-53, может, пойдёмте посмотрим.

Чеченец несколько раз обошёл вокруг машины, заглянул в кузов и разворошил домашние вещи, потом уверенно заявил: - Нет, это не наша машина.

- Ну, вот видишь, Рамзан, вполне возможно к грабежу приложили руку и твои земляки с других деревень, но ты с ними разбирайся сам. Машину я тебе отдаю, вместе с аккумулятором и заправленную бензином, так сказать - жест доброй воли. А завтра в восемь часов утра, приведёшь всех остальных к блок-посту, я хочу тоже с ними познакомиться.

Вечером Рамзан пришёл с водителем голубого фургона и они, загрузив домашние вещи, уехали в деревню.

В восемь часов утра семь чеченцев стояли в пятидесяти метрах от блок-поста, а сзади них виднелся голубой фургон.

- Рамзан, я ведь приказал построить только людей, машину я уже видел, - пошутил я, но увидев мрачное лицо старейшины спросил, - Что случилось?

- Борис Геннадьевич, из Алхазурово лесом пришёл знакомый и сообщил моему односельчанину, что вчера от бомбы полностью погибла его семья. Как раз водителя фургона. У меня к вам просьба - договоритесь с начальником блок-поста у Алхазурово, чтобы его с машиной пропустили туда.

- Почему именно с машиной?

- По нашим законам надо хоронить до захода солнца. Если ехать, через Старые Атаги, потом по трассе Грозный – Баку и в горы то получается крюк в сто пятьдесят километров, да ещё проверки на блок-постах сколько времени отнимут – не успеет. А через Алхазурово он через час будет на месте.

Я задумался: связываться с этим делом мне очень не хотелось, не хотелось ехать на блок-пост 166 бригады и договариваться о пропуске машины. Не исключал и того, что чеченцы, вполне

возможно, использовали меня втёмную в своей игре и мне это тоже очень не нравилось.

Подумав немного в таком духе, подошёл к водителю, который вчера угонял машину от нас и Рамзан представил его: имя не запомнил, только фамилию – Музаев. Водитель был внешне спокоен, но вчера когда я его видел и сегодня, это были два разных человека. Его лицо и так худое, за ночь осунулось ещё больше, красные глаза лихорадочно блестели, а руки жили отдельной своей беспокойной жизнью: то и дело застёгивали и расстёгивали пуговицы на рубашке, непрерывно поправляли брючной ремень или вздымались к голове и теребили волосы. По моей команде он открыл фургон и я, убедившись, что там ничего нет, тщательно осмотрел в угрюмом молчании и всю машину. Ничего не обнаружив, повернулся к Музаеву.

- Как это произошло?

Чеченец поднял руку к горлу и силой помял его, как будто хотел размять и прочистить, несколько раз хрипло кашлянул и отвернул лицо в сторону, но я успел увидеть скатившиеся слёзы из глаз. Я не торопил, а справившись с собой, он хриплым голосом рассказал.

- Вчера днём, над деревней пролетел один единственный ваш самолёт и скинул всего одну только бомбу, которая попала в дом моего брата. Там жила и моя семья, которую я завтра хотел перевезти сюда. Полностью погибла семья брата, брат, моя жена и пятеро моих детей. Пришёл из Алхазурово знакомый, рассказал, что никто не может собраться с духом, чтобы собрать всё что осталось от моих. Просят, чтобы я сам пришёл и соскрёб их со стен. – Музаев стиснул зубы и со свистом втянул в себя воздух. – Помогите, товарищ майор, я сейчас бы собрал останки, к вечеру вернулся обратно и похоронил их на кладбище.

Я тяжело вздохнул. Придётся помочь: - Ладно, поехали. Только сразу же хочу предупредить: попробую договориться, но если начальник поста упрётся, то давить на него не стану. Всё-таки он офицер другой части.

Мой БРДМ, сзади голубой фургон через полчаса подъехали к блок-посту 166 бригады, который расположился в пятистах метрах от окраины Алхазурово и перекрывал дорогу. Представившись старшему лейтенанту комендантом соседней деревни, в нескольких словах объяснил ситуацию и попросил пропустить машину через его пост. Начальник поста внимательно посмотрел на меня, потом на стоявших в отдалении Рамзана и Музаева.

- Нет, пропускать никого не буду.

Сделал ещё одну попытку нажать на старлея, и добился лишь частичного решения вопроса: он согласен пропустить чеченца одного, но без машины. На большее он не шёл. Пожав плечами, я отошёл к чеченцам.

- Начальник поста согласен пропустить, но без машины, - Музаев сверкнул глазами, а Рамзан возмущённо всплеснул руками.

- Борис Геннадьевич, я пойду поговорю с ним тоже, - Рамзан решительно направился к старшему поста и, возбуждённо размахивая руками, начал его уговаривать. Некоторое время я наблюдал за ними, потом повернулся к Музаеву.

- Когда похоронишь, наверно, в лес уйдёшь – мстить?

Чеченец тяжело вздохнул и с тоской произнёс: - А что мне остаётся делать?

Через пять минут вернулся Рамзан и сокрушённо развёл руками: - Только пешком, машину не пропускает.

- Ладно, - Музаев принял решение, - я пойду так. В деревне возьму машину и к вечеру вернусь обратно. Ты, Рамзан, машину отгони и могилы подготовь. Спасибо командир, что не отказался мне помочь, - Музаев повернулся и подошёл к старшему лейтенанту. Я знаком остановил Рамзана, а сам поспешно подошёл к офицеру и чеченцу, чтобы если у Музаева сейчас сдадут нервы не допустить конфликта.

- Сынок, - чеченец вперил взгляд в офицера, - многое хочется тебе сказать, но ты не поймёшь сейчас…. Может быть, поймёшь, когда будешь постарше. Скажу только одно – не дай бог тебе такого горя, как у меня. – Музаев махнул рукой и повернулся ко мне.

- Спасибо, товарищ майор, вас и ваших я не трону, - он развернулся и понуро побрёл в сторону деревни. Дождавшись, когда он скроется среди домов, мы развернули машины и поехали в сторону Лаха-Варанды.

В штабе, куда я приехал после того, как расстался с Рамзаном, царило оживление: из Екатеринбурга позвонили и сказали, что через два дня вылетает борт с заменой для офицеров и прапорщиков полка – всего около ста восьмидесяти человек. Все бегали и суетились, подписывали акты списания и другие необходимые документы для передачи подразделений. На всё это я смотрел спокойно и слегка свысока, так как уже знал что заменщика мне не нашли и когда найдут тоже неизвестно. Прокрутившись целый день в штабе и в подразделениях обеспечения, я совершенно забыл про Музаева и вспомнил только когда возвращался к себе после совещания, увидев на кладбище напротив мечети, толпу чеченцев человек в сорок, которые опускали в могилу останки семьи Музаева, сам он стоял среди громко причитающих женщин и, комкая в руках фуражку, смотрел на то, что осталось от близких. Услышав звук двигателя, все обернулись и стали недобрыми глазами смотреть на меня, сидящего на броне БРДМа. Женщины прекратили причитать и тоже уставились на меня мокрыми и дикими глазами. Если бы взгляды могли убивать или зажигать, то я бы не проехал живым и десяти метров, а так словно плыл по воздуху, не чувствуя под собой машину, под этими ненавидящими взглядами, которые буквально пронзали меня и только скрывшись за деревьями смог перевести дыхание.

Только успел задремать, как меня разбудили. Перед кунгом стояли неразлучные особисты Саня и Костя, а на дороге виднелось БМП, на котором они приехали.

- Здорово…

- Здорово… Блин, не могли что ли попозже приехать. А то опять до ночи хрен заснёшь. У меня уже хронический недосып, - недовольно пробурчал я, вяло здороваясь с неожиданными гостями - Чего приехали?

- Боря, на пенсии отоспишься…., - весело и в лад заржали особисты.

- Ага, до пенсии дожить ещё надо. Ладно, пенсия неизбежна, как крах империализма. Пошли, налью, наверно за этим ко мне заехали?

Особисты довольно заулыбались и с готовностью присели за стол, а когда выпили и слегка закусили, Саня ткнул пальцем в стоявшее наверху дороги БМП: - И выпить заехали и дело сделать надо. Видишь, душара связанный на БМП?

К БМП я не приглядывался и только сейчас обратил внимание на действительно связанного человека на боевой машине пехоты, да ещё с грязным мешком на голове.

- Взяли душару… И он среди боевиков имеет некий вес и авторитет. Но его отряд находится в натянутых отношениях с другим, соседним отрядом и мы хотим спровоцировать между ними разборки. Если повезёт, то пусть и постреляют друг в друга. И нам нужна твоя помощь, – Саня замолчал и многозначительно посмотрел на кружку.

- Чем смогу – тем помогу. А что надо? – Плеснул понемножку водки по кружкам. Выпили и особисты вывалили на меня свой план.

- Грохнуть надо духа. Тело потом подкинем на территорию того отряда и пусть они думают на своих недругов и разбираются между собой…. Вот такой план.

- Ну, так грохните…. Какие проблемы? – Я неожиданно для себя вскипел и в сильном раздражении заявил, - а если вы хотите, чтобы это я сделал – то пошли вы на х….. Я вам что – палач? Каратель? Я нормальный офицер. В бою кого угодно завалю и спать спокойно буду… Но пленного… Извините…, Не по адресу…. Выпили… и выметайтесь….

- Боря…, Боря…, ты чего раздухарился? – Вразнобой начали успокаивать меня особисты, - да мы сами его грохнем. Нам другое от тебя нужно…

- Чего надо? – Всё ещё агрессивно вызверился на Саню с Костей. А те уже сами разливали водку по кружкам.

Выпили, немного успокоился и примиряющее буркнул: - Ну…?

- Нужен твой трофейный автомат, - проговорил Саня и оба особиста выжидающе уставились на меня.

- Не понял…, - теперь я требовательно смотрел на них.

- Ну, чего тут непонятно? У нас автоматы 5.45 калибра, а у боевиков 7.62. Вот и нужен твой трофейный автомат для достоверности. Грохнем его из 7.62 и будет понятно, что грохнули его не федералы, а кто то из своих. Вот пусть и разбираются….

- Это понятно. Непонятно другое – А чего вы ко мне приехали? У меня ведь в батарее автомата 7.62 нет.

- Да ладно тебе….. Знаем, заныкал ты автоматик. Давай его сюда, стрельнем духа и отдадим обратно. Свои люди, так что не ссы… всё будет путём.

- Ага, пацана нашли. Свои люди. Это вы здесь, за столом – Свои…, - я сильно застучал указательным пальцем по столу, - А в отчётик занесёте, что командир противотанковой батареи, майор Копытов, поимел после Чечни левый ствол. И номерочек туда припишете. Знаю я вас. Нету у меня автомата.

- Боря, Боря, ну чего ты в бутылку лезешь? Ну, есть у тебя автомат. Ну, есть…. Не мог ты не заныкать себе….

- Да…, - с апломбом заявил сидевшим напротив меня сослуживцам, - пистолет бы не пропустил и постарался увезти в Екатеринбург. А вот автомат… Возни…, только с ним и риска много при вывозе будет.

- А автомат немецкий…? МП-40…, который «шмайсером» в народе называется? – Хитро прищурился на меня Саня.

- А что автомат? Тут всё законно и с разрешения командира полка. Тем более, что этим делом ваш предшественник занимался.

Та ещё история была в апреле, когда стояли под Новыми Атагами. Совершенно случайно я узнал, что в одном из отрядов боевиков, воюющем против нашего полка, есть немецкий автомат, да и с кучей патронов. И душара, такой же повёрнутый как и я, чуть ли не в немецкой форме ходит. Узнав это, сразу же нашёл полкового особиста и уточнил – Может ли он, на следующей своей встрече с хитрыми человечками с той стороны, прозондировать почву о покупке или обмене на что-либо автомата с патронами?

Через три дня особист проинформировал: - Есть, согласны, но всё это стоит «столько то» денег. И что ты с ним тут будешь делать?

- Постреляю, повыделываюсь, пофоткаюсь… Потом видно будет. Может, рассверлю ствол, чтоб претензий ко мне не было и увезу в Екатеринбург…

Сумма денежных знаков впрочем хоть и приличная, но крутануться можно было, хотя особист сразу предупредил – Только через командира полка.

Командир не заморачивался, дипломатично не задал вопрос – Откуда я достану такую сумму денег? И дал «Добро», но с условием, что автомат я потом сдам на трофейный склад в РАВ и дам ему пострелять.

Деньги не проблема. Технику батареи поставил задачу и он через два дня, при сопровождении колонны в Грозный слил с пары БРДМов бензин, продал и привёз деньги, которые я передал особисту. А тут отпуск домой, а когда вернулся в полк, то сразу ринулся с особисту.

- Купил…, купил… Иди на склад РАВ. Туда его сдал.

На складе, среди зелёных ящиков торчал прапорщик Шарков: - Знаю… знаю… Предупредили про тебя. Получай, только он что-то на «шмайсер» плохо похож, - он захлопал крышками ящиков и из одного достал автомат, который оказался вполне приличной самоделкой чеченского автомата «Борз».

- Не…, забирай Толик. Мне он не нужен, мне немецкий нужен, - я разочаровано отдал обратно оружие. Так и не получилось тогда. (уже после Чечни, месяца через два по телевидению показывали сюжет разгрома как раз того отряда и на переднем плане трофеев красовался «мой автомат»)

….Саня с Костей требовательно продолжали смотреть на меня, а я их продолжал разочаровывать и убеждал, что автомата у меня нет.

- Боря, ну есть у тебя автомат. У него ещё по прикладу идёт такая характерная и длинная царапина, - Костя изобразил на прикладе своего автомата мифическую царапину, а я весело рассмеялся.

- Вот кто вам про эту царапину рассказал – у него и ищите.

Особисты уехали ни с чем, а я задумался над тем – Кто на меня такой поклёп сделал? К вечеру вычислил «стукача» и довольно жёстко поговорил с ним, а тот долго и нудно просил прощение, пытаясь оправдаться тем, что особисты его плотно взяли за жопу и пришлось выдать такую фантазийную информацию….

Вечером с докладом пришёл Рамзан: - Борис Геннадьевич, в деревню вместе с Музаевым приехало около ста человек, а основная масса жителей прибывает завтра к обеду. Это те, кто могут самостоятельно прибыть. Кто победнее, тех будем за счёт деревни перевозить и здесь нужна ваша помощь. Машины у нас есть, но вот с бензином проблемы. Нельзя ли через вас как-нибудь решить этот вопрос.

- Я завтра попытаюсь порешать этот вопрос, но мне интересно знать каким маршрутом прибудут жители и сколько их прибудет. Да, и сколько нужно бензина, чтобы перевезти остальных людей?

- Нам на первый день нужно литров сто двадцать, а потом каждый день на нужды деревни по сорок литров. А приезжать люди будут со стороны Чишков. Есть договорённость о пропуске завтра до полутора тысяч человек. Да, кстати, хозяина машины, которую вы передали нам, мы вычислили. Музаев, когда сегодня был в Алхазурово, уже задал ему неприятные вопросы, почему его машина оказалась в нашей деревне, нагруженной чужими вещами.

- Слушай, Рамзан, раз о Музаеве разговор зашёл, он свою месть на моих ребят не перенесёт? В лес ведь он однозначно уйдёт.

Рамзан пододвинулся ко мне: - Борис Геннадьевич, с Музаевым я разговаривал и не только я. Он сказал, что вреда своим уходом для деревни не принесёт. И уйдёт в отряд, который действует в другом районе. В принципе, наверно, для вас не секрет что боевики вычисляют всеми способами фамилии и адреса лётчиков. Платят любые деньги за любую информацию про них и больше всех их ненавидят.

Мы помолчали, а потом я спросил: - Ну, а к нам как вы относитесь? Тоже, наверно, ненавидите?

Рамзан помолчал, посмотрел на меня и на весело суетящихся в отдалении замполита и техника. Они полчаса тому назад приехали из Грозного и привезли солидную сумму денег за сданные фисташки, а тут узнали, что послезавтра им приходит замена.

- Борис Геннадьевич, ведь эти летуны летят на очень большой высоте и кидают оттуда бомбы, ничем не рискуя, их ведь невозможно достать. Вот и с семьёй Музаева: если бы самолёт прилетел и отбомбился по деревне, даже если бы много было жертв среди селян, совершенно по-другому мирные жители всё это бы восприняли. А так пролетел мимо и бросил одну бомбу: так походя... У нас это ни у кого в голове не укладывается. Никто не может понять, зачем было на мирную деревню одну бомбу кидать? Ну а вы то что вы? Вы также как и боевики рискуете, можно сказать, воюете по-честному: или они вас, или вы их. Поэтому к вам и нормальное отношение.

- Вот заодно, хочу вас спросить, Борис Геннадьевич: вон те три солдата они срочники или контрактники, очень уж они старые? – Рамзан кивнул головой на контрактников первого и третьего взводов, которые о чём-то толковали с Карпуком.

Я весело рассмеялся: - Да ты что, Рамзан – это ведь срочники. Я контрактников сам не люблю, а эти с сельской местности: кто шесть классов, кто семь классов школы закончил и работать пошли. Согласно закона таких в армию берут, когда они вечернюю школу закончат или когда им стукнет двадцать семь лет. Вот они у меня и из этих – двоечников. А что, какие-то проблемы? - Опять рассмеялся, надеясь на то, что сумел убедительно соврать.

- Да теперь проблемы нет, раз это не контрактники. Вот их то ненавидят даже больше, чем лётчиков. Вы кадровые по приказу сюда приехали воевать, а они за это деньги получают, то есть приехали наживаться на чужом горе. – Рамзан в возмущении даже плюнул на землю, потом спокойнее продолжил, - это хорошо, что не контрактники, а то ведь их бы постарались убить.

- Ладно, Рамзан, давай по делу поговорим. Раз у тебя основная часть жителей прибывает, то давай завтра же, в шестнадцать часов проведём митинг у школы, где ты меня представишь и я доведу свои требования, чтобы потом у нас не было друг к другу претензий. – Порешав ещё несколько насущных вопросов, мы разошлись.

Кирьянов и Карпук на вырученные деньги купили немного выпивки, достаточное количество колбасы, сыра, кофе и других продуктов. Степанов сгонял на второй блок-пост, привёз командиров второго и третьего взводов. Через полчаса мы старым составом сели за стол, новеньких приглашать не стали и пусть не обижаются: это был наш коллектив, который сложился за эти пять месяцев, а их коллектив пусть складывает новый комбат.

К обеду следующего дня в деревне закипела жизнь. А проехавшись на БРДМе по улицам Лаха-Варанды, я увидел десятки грузовых и легковых машин, множество тележек, в которые были запряжены даже коровы, откуда выгружались домашние вещи и утварь. Всё это активно заносилось в дома и складировалось во дворах. Всюду, где бы не проезжал, видел обращённые на меня любопытные взгляды, как будто я был представителем совершенно другой цивилизации, а не их соотечественник. Хотя было и достаточно много весьма недружелюбных, злобных взглядов, которыми провожали проезжающую машину. Когда вернулся на блок-пост, то из-за заборов окраинных огородов стали частенько доноситься крики «Аллах Акбар», что здорово нервировало моих солдат, особенно старослужащих: так как мы знали - что обычно после этого выкрика следовал выстрел. Но останавливало солдат от ответных действий то, что голоса были детские.

В течение часа я продумывал своё поведение на митинге и свои требования, прекрасно понимая, что только жёсткими требованиями на этом этапе смогу держать обстановку под своим контролем. Теперь то я начинал понимать немецкого обер-лейтенанта, который с десятью солдатами стоял гарнизоном в русской деревне: угрозами и страхом немедленного возмездия, только так можно управлять в военное время людьми.

Перед выездом на митинг опять собрал всех офицеров: - Так ребята, сейчас мы проводим очень важное мероприятие. Батарее боевая готовность «Полная» - все на позициях пока не вернусь с митинга. Обстановка в деревне неясная, многие взбудоражены гибелью семьи своего односельчанина. Все кто оставлял вещи, подсчитывают убытки от мародёрства. Вполне возможно, боевики из Алхазурово тоже знают о митинге и постараются настроить жителей против нас, чтобы организовать как минимум провокацию, а может быть они в этот момент постараются ударить по обоим блок-постам, поэтому всем «ушки на макушке». От того сумеем ли мы навязать свою волю деревне или нет, будет зависеть дальнейшая жизнь батареи на этих позициях. Если не сумеем, то в батарее будут раненые и что самое худшее убитые.

- Алексей Иванович, Игорь едете со мной. БРДМ поставите на улице, я уже место присмотрел, оттуда хорошо простреливается вся площадь перед школой, где будет митинг. Я с себя сниму всё оружия, оставлю только «свою» гранату и ракетницу. Если со мной что случиться – бейте всех подряд и уходите. Всё ребята, через пять минут я выезжаю, остальные по местам.

Я вызвал к себе экипаж противотанковой установки, которая смотрела своими ракетами на деревню.

- Вам особая роль отводится, особенно тебе товарищ сержант, - обратился к командиру машины, - сейчас занимаете места в машине и ждётё красную ракету.

Достал из-за голенища сапога ракетницу и показал подчинённым: - Как только увидите ракету в воздухе, ты сержант делаешь пуск вон по тому сараю на возвышенности. – Я показал в бинокль сарай на склоне горы, - я тебе не приказываю, а прошу – смотри, не проворонь ракету и попади в сарай. От этого будет многое зависеть.

- Товарищ майор, не беспокойтесь – всё будет нормально.

Перед школой, куда мы приехали, бурлила огромная толпа: - Борис Геннадьевич, какие полторы тысячи? Да здесь три тысячи человек. – Ужаснулся Кирьянов, когда мы приехала и я показал место, куда он должен был поставить машину.

- Ну что ж, вечно мне достаётся самое трудное, - я поглядел действительно на очень большую толпу людей в ста метрах от нас.

- Алексей Иванович, я пошёл, - под взглядами умолкнувшей и глядевшей на нас толпы демонстративно снял с себя автомат, подсумки с гранатами и патронами. Одну гранату сунул в карман, спрыгнул с машины и решительным шагом направился к собравшимся. При моём подходе толпа слегка раздалась и оттуда выскочил взмокший и разгорячённый Рамзан. Он что-то повелительно крикнул, толпа раздалась ещё больше в стороны, освобождая проход к высокому крыльцу школы, где в креслах невозмутимо сидели, покойно положив руки на посохи, пять благообразных и представительных стариков в высоких каракулевых папахах.

- Борис Геннадьевич, это наши самые уважаемые люди деревни и я сейчас вас представлю им. – Рамзан начал, говоря по чеченски, представлять меня старикам, которые с достоинством протягивали и пожимали руку, внимательно оглядывая меня. Закончив процедуру представления, Рамзан указал мне на свободное кресло и предложил сесть рядом со стариками.

- Рамзан, садиться не буду: не тот возраст, чтобы сидеть рядом с уважаемыми людьми. Если все собрались, то давай начнём.

Глава администрации готовно кивнул головой: - Борис Геннадьевич, вы только не обращайте внимания на то, что я сейчас буду говорить с жителями на чеченском языке: я им объясню о целях и задачах федеральных войск, представлю вас и в нескольких словах расскажу о ваших требованиях, которые мы обсуждали с вами, а потом предоставлю слово вам.

Я кивнул головой, соглашаясь с этим сценарием, и Рамзан начал говорить. Неясный гул, который шёл от толпы во время знакомства со старейшинами, сразу же смолк и толпа, придвинувшись ближе к крыльцу, стала внимательно слушать своего представителя. По мере того, как Рамзан говорил, в гуще людей сначала возник шёпот, шелест голосов, который всё более и более стал возрастать, превратившись в грозный гул, и Рамзану пришлось напрячь свой голос, чтобы перекричать возникшее возмущение. Если присутствующие мужчины лишь сдержано обменивались впечатлениями и подчёркнуто держали нейтралитет, то женщины что-то визгливо кричали по чеченски и решительно проталкивались вперёд, вскоре заполонив всё пространство перед крыльцом, оттеснив в сторону мужчин. Теперь между мной и разъярёнными женщинами стоял только Рамзан, красный от гнева он продолжал кричать, пытаясь усмирить этих фурий, но постепенно под натиском женщин он отступал вверх ко мне.

Со стороны, может быть, я казался внешне спокойным, внимательно поглядывающим на происходящее, но внутри меня шла лихорадочная работа мысли в поисках выхода из создавшегося положения. Не было сомнения, что данную ситуацию спровоцировали подговоренные, может быть подкупленные боевиками жители деревни, негативно настроенные к русским. И если сейчас решительно не прекратить истерию среди женщин, то мне живым не выбраться с митинга. Острой жалостью промелькнула мысль о сданном в марте на склад пистолете: сейчас его можно было бы выхватить из кобуры и разрядить обойму в воздух, тем самым охладить пыл этих дьяволиц. Можно конечно запустить вверх красную ракету, но я её хотел использовать для других целей. Ещё раз оглядел колыхающее море голов, кинул взгляд на свой БРДМ, где суетился Карпук, а Кирьянов нагнулся в люк и что-то туда кричал. Потом он с Карпуком мигом перебрались за башню, которая быстро крутанулась в сторону толпы, пулемёты немного приподнялись вверх и воздух расколола оглушающая очередь из КПВТ. Толпа как бы присела в испуге и смолкла, над площадью повисла тяжёлая тишина, а женщины сразу же отхлынули от крыльца. Головы всех, как по команде повернулись в сторону БРДМа. Кирьянов и Карпук поднялись из-за башни и, демонстративно поправляя автоматы, снова уселись перед башней, как бы говоря, что стрельбы больше не будет.

Незаметно переведя дух, я повернулся к Рамзану, который уже стоял за спинами стариков, спокойно наблюдавших за происходящим.

- Рамзан, из-за чего такой шум?

Глава администрации, успокаивающе махнул мне рукой и в течение двадцати секунд быстро переговорил со стариками, потом подошёл ко мне.

- Люди возмущены тем, что они ограблены. У многих дома вычищены подчистую и им даже не на чем приготовить пищу. Возмущены, что к этому во многом причастны федеральные войска. Ну, а вы представитель этих федеральных сил, вот они и высказывали своё возмущение в ваш адрес.

- Ничего себе, высказали возмущение: ещё немного и нас с тобой бы растерзали. Давай объявляй, что слово предоставляется коменданту.

Рамзан вышел вперёд и по чеченски хрипло прокричал несколько слов, одно из которых было «комендант».

Сделав пару шагов вперёд, встал на край крыльца и обвёл сотни и сотни обращённых ко мне лиц. Толпа была спокойна, как будто и не было моря страстей пару минут назад. Женщины прятали свои лица и глаза под платками, опасливо косясь и оборачиваясь в сторону БРДМа, а мужчины смотрели прямо на меня, не скрывая, в основном, своих недружелюбных взглядов. Правильно говорят – «Чеченцы понимают только сильного» - вот с позиции сильного и буду с ними разговаривать.

- Я назначен к вам комендантом, но это не значит, что я теперь буду решать ваши проблемы: искать пропавших коров, разбираться с водой, доставкой продуктов, заниматься больными, мирить поссорившихся. Для этого у вас есть глава администрации и уважаемые жители деревни,

- плавным движением показал рукой на Рамзана и стариков, - У меня и у моего подразделения, которое находится у входа в деревню и вон там в лесу, другая задача. Я отвечаю за безопасность передвижения подразделений федеральных сил в районе: от перекрёстка дорог Старые Атаги – Алхазурово и до туберкулёзного диспансера. В этот район входит и Лаха-Варанды.

- Я знаю, что в трёх километрах отсюда в Алхазурово стоит отряд боевиков в двести человек, вон там на горе, - показал рукой на вершину горы, - позиции боевиков, которые наши подразделения пока не могут взять, но всё равно возьмут. Добьём артиллерией и возьмём. Пионерский лагерь, рядом с деревней тоже контролируется боевиками: у меня просто сейчас нет сил его зачистить. Но я чётко вижу, что по моим солдатам стреляют именно из пионерского лагеря, а не из деревни. В противном случаи, тогда бы я с вами разговаривал совершенно по другому. Я знаю, что сегодня ночью из Алхазурово в деревню приходили боевики и склоняли вас на провокацию во время проведения митинга, даже знаю к кому приходили, - последние слова кинул в толпу наобум, лишь только предполагая, замолчал и повернулся к Рамзану. Но тот только развёл руками: типа, а что я могу с этим поделать.

- Ладно, на первый раз прощаю это, но предупреждаю, если контакты будут продолжаться – эти люди будут арестованы и переданы в особые отделы, а там разговор короткий. Я не собираюсь патрулировать окраинные улицы около леса или устраивать там засады. Если вы хотите жить в мире со мной, то сами договаривайтесь с боевиками, чтобы они не совали свой нос на мою территорию. У вас в деревне достаточно мужчин, чтобы они там стояли и не пускали их деревню. Но сразу хочу сказать и жестоко предупредить: если в моём районе будет даже небольшое нападение на моих солдат, на проходящие машины, не дай бог, кто-то будет ранен или ещё хуже убит, то деревня будет наказана. У меня в подразделении сто тридцать пять ракет и после каждого нападения я буду расстреливать ваши дома. У нас в библии тоже написано – «Око за око. Зуб за зуб». Так что не обессудьте. А теперь посмотрите, видите тот сарай на горке, - я достал из-за голенища сапога ракетницу и решительным жестом ткнул ею на присмотренный мною заранее сарай, - вот посмотрите, что с ним сейчас произойдёт.

Поднял вверх ракетницу и запустил в чистое и жаркое небо красную ракету, моля бога, чтобы экипаж противотанковой установки не спал. Но нет, прошло пятнадцать томительных секунд, со стороны блок-поста послышался звук выстрела, а ещё через пару секунд ракета появилась над деревней и стремительной тенью пронеслась несколько в стороне от толпы. Многие её увидели и закричали, тыча пальцами в небо и провожая её взглядами. На какое-то мгновение я пожалел, что сейчас нет свидетелей этого выстрела с полка, которые бы сотворили ещё одну легенду о противотанковой батарее. Ракета пронеслась над деревней и воткнулась в гнилые и дряхлые стены сарая, легко проломила их и ярко-красной вспышкой взорвалась внутри. От взрыва стены и крыша одновременно полетели в разные стороны, уже в полёте разламываясь на более мелкие куски и отдельные доски, поражая и ломая молодые деревца, росшие вокруг сарая. Через несколько секунд, когда рассеялся дым, взглядам толпы предстали жалкие остатки былого сооружения. Это был красивый и впечатляющий взрыв. Ошеломлённые результатами взрыва, люди повернули ко мне лица и глазах их я увидел растерянность.

- Это произойдёт с любым вашим домом, после каждого нападения боевиков в моём районе. Я думаю, хорошо и наглядно вам продемонстрировал, что будет. Следующее: в деревне вводим комендантский час – после двадцати часов вечера и до восьми часов утра из деревни никто не имеет право выходить. Это распространяется и на улицу, по которой проходит дорога. Внутри деревни перемещения не запрещаю. Если кто-то этот приказ нарушит и будет задержан вне деревни, с тем я поступлю по законам военного времени – расстрел на месте, как пособника боевиков. – При последних моих словах в толпе опять возник неясный гул и движение, вперёд выскочила растрёпанная в гневе женщина и визгливо, на хорошем русском языке закричала.

- Какой комендантский час? Какие двадцать часов? Да вы нас ограбили, во всей деревне вряд ли найдёте хотя одни часы. Вы мародёры и Аллах вас всех накажет…, - она что-то ещё кричала, пытаясь возбудить толпу, но по знаку Рамзана из толпы выскочил её муж и ещё несколько женщин, которые быстро утащили истеричку обратно в гущу людей. Дождавшись, когда восстановиться порядок, я продолжил: - Насчёт мародёрства и воровства, это не ко мне. Мы с вашим главой администрации этот вопрос обсуждали и он прекрасно знает, кто на самом деле воровал. А комендантский час будет: нравиться кому это или нет, но раз у вас часов нет, то в двадцать часов вечера дежурный солдат будет из пулемёта давать очередь из трассирующих пуль над деревней. Поверьте, вы её все услышите и увидите, в восемь часов утра то же самое – конец комендантского часа.

- Борис Геннадьевич, - зашептал мне в затылок Рамзан, - народ спрашивает, скот ведь надо в шесть часов выгонять на пастбище.

- Хорошо, конец комендантского часа в шесть часов утра, но каждый раз пастух прогоняет стадо по пустырю мимо блок-поста. В дальнейшем я сам буду указывать каждый раз, где ему стадо прогонять, - на лице у Рамзана появилось лёгкое удивление, но он промолчал.

- Насчёт мародёрства, здесь я постараюсь вас защитить. Но для этого вы должны все выезды из деревни, кроме одного – у мечети, закрыть баррикадами, лучше всего, конечно, бетонными блоками. У оставшегося свободного выхода установить постоянное дежурство пять – десять мужчин. На ночь этот выход закрывать баррикадой. Если появились мародёры, немедленно гонца ко мне, а я с ними сам разберусь. Ещё один момент, кормить нас стали хуже, поэтому деревня должна ежедневно выделять определённое количество продуктов на моё подразделение: это в основном зелень, мясо, молоко и другое. С Рамзаном я это ещё обсужу более подробно. Не бойтесь, мы вас не объедим. И последнее. Я понимаю что жизнь – есть жизнь: каждый день она преподносит сюрпризы и проблемы, и если они у кого-то внезапно возникнут, то не надо сразу же бросаться ко мне: все решения вопросов через главу администрации, а он мне доложит. В свою очередь хочу заверить, что если у меня будет возможность решить ваши проблемы – я их решу. Если вопросов больше нет – митинг закончен.

Толпа возбуждённо загудела, обмениваясь впечатлениями, и стала расползаться в стороны и исчезать в глубине улиц. Я повернулся к стариками и стал с ними прощаться.

- Борис Геннадьевич, старики говорят, что ты им понравился. У тебя честное, открытое лицо и хорошо держался. – Я молча усмехнулся, приложил руку к головному убору и направился к БРДМу.

- Ну, ты комбат и взвалил на свою шею ярмо, на хрен тебе это нужно? – Встретили меня неодобрительно товарищи.

- Алексей Иванович, Игорь это нужно. Кормить стали хреново, причём как-то резко сразу стало плохо с кормёжкой. А так хоть с питанием батареи налажу дела. И всё-таки думаю, что налаживая контакты с деревней, навязывая свою волю, я поступаю правильно. Хоть какую-то информацию с деревни буду иметь. Другое дело, если бы мы просто встали и зажал блок-постами деревню: информации из деревни никакой и что они там делают и думают - неизвестно. Ладно, разберёмся.

Вечером, в 20 часов я вышел на дорогу и дал длинную очередь из пулемёта трассирующими пулями над деревней – начало комендантского часа. Вернулся обратно к салону, а через полчаса до нас донеслись звуки боя со стороны блок-поста на окраине Алхазурово. С наблюдательного пункта в бинокль попытался что-нибудь разглядеть, но мешала зелёнка. Понаблюдав минут десять, приказал усилить наблюдение и спустился обратно к салону. Минут через десять от наблюдательного пункта прибежал солдат: - Товарищ майор, на опушке зелёнки замечен неизвестный, скрытно пробирается в сторону Лаха-Варанды.

Через тридцать секунд я уже рассматривал в бинокль неизвестного, который действительно крался среди кустарника в сторону деревни, но оружия при нём рассмотреть из-за большого расстояния не смог. Постепенно звуки боя стихли. Лишь изредка доносились одиночные выстрелы.

- Берём, Алексей Иванович, - убрав бинокль от глаз, принял я решение, - Пойдёшь…?

Организовав группу прикрытия, я, Кирьянов, Карпук и ещё один солдат, скрытно пробрались на опушку зелёнки и, рассредоточившись, залегли на пути движения неизвестного.

Три минуты ожидания, зашелестели кусты и прямо на меня выскочил пацан. Лет четырнадцати.

- Стой! Руки вверх! – Неизвестный мгновенно метнулся в сторону и наткнулся на Карпука, который сильным пинком послал его ко мне. От мощного удара пацан упал на колени передо мной, потом быстро вскочил, но увидев вокруг себя русских, замер, держа руки над головой, в левой руке у него была пластмассовая бутылка наполненная прозрачной жидкостью.

- Кто такой и откуда идёшь?

Пацан, дрожа телом, испуганными глазами смотрел на меня и молчал, видимо не понимая, о чём его спрашивают. Я повторил вопрос, но уже в угрожающей форме.

Судорожно сглотнув, он хрипло ответил: - Из Алхазурово.

- Что там за стрельба и какое отношение ты к ней имеешь?

- Я уже шёл сюда, когда там началась стрельба и я ничего не знаю.

Хотя какие могут быть у подростка документы, но на всякий случай спросил: - Документы есть?

Пацан кивнул головой и глазами показал на карман рубашки. Я достал оттуда паспорт и прочитал имя - Юсуп, но ещё больше удивился, прочитав, что ему двадцать один год. Я внимательно посмотрел на фотографию и сверил с лицом стоявшего: сомнений нет – одно и тоже лицо.

- На те, посмотрите и удивитесь. – Сунул паспорт замполиту и технику. Услышав их удивлённые возгласы, я забрал обратно паспорт и задал ещё несколько вопросов, на которые он не смог ответить.

- Хорошо. - Хотя ничего хорошего или проясняющего услышал не смог. – Куда идёшь?

- В деревню. Я тут проживаю…..

- Слушай, Юсуп, я сейчас открою паспорт на той странице, где прописка и если ты прописан в другом населённом пункте, просто расстреляю тебя на месте. – Я звонко щёлкнул паспортом по ладони, - так что, колись сразу, пока не поздно.

У Юсупа дрогнуло лицо и из руки на землю выпала бутылка, а я медленно открыл паспорт и на странице прописки прочитал – Лаха–Варанды.

- Ну, что ж, тут ты не соврал, но тебе всё равно не повезло. Ты являешься нарушителем комендантского часа и я должен тебя расстрелять. Что ты на это скажешь?

Лицо парня покрыла испарина и он побледнел. Что-то хотел сказать, но кроме хриплого писка изо рта ничего не вылетело.

- Ну, что ж ты так: неприлично ведь так пугаться – тебе же 21 год. А вот ответь на контрольный вопрос – кто в деревне глава администрации?

Юсуп судорожно сглотнул и тихим голосом произнёс: - Мой дядя.

- Как твой дядя? – Удивился я. – А как его зовут?

- Рамзан.

Переглянувшись с товарищами, мгновенно озвучил другое решение: - Ну, тогда тебе повезло. Рамзана я уважаю и расстреливать тебе не буду – а отпущу. Но в следующий раз не попадайся – расстреляем.

Дождавшись, когда Юсуп скрылся за домами деревни, мы направились к себе.

- Борис Геннадьевич, что, действительно, расстреляли если бы он не оказался родственником Рамзана? – Задумчиво спросил Карпук.

- Да нет, Игорь, что я похож на карателя? Задержал бы его, а завтра отдал его особистам – пусть бы покрутили его.

...Утром в шесть утра прогремела очередь – конец комендантского часа, а в восемь у блок-поста стоял с докладом Рамзан.

- Борис Геннадьевич, у нас в деревне всё нормально, но я сразу же хочу извиниться за моего племянника за то, что он отказался подчиниться и сбежал от вас.

- Рамзан, не понял?

Чеченец, услышав в моём голосе удивление, смешанное с негодованием, смутился: - Ну, вчера вечером он ко мне пришёл и расхвастался, что попал к вам в засаду, ловко вырвался, послал на три буквы и сбежал.

Я расхохотался: - Рамзан, да он чуть не обделался от испуга. До того испугался, что слово произнести не мог. Да, если бы он вовремя не сказал, что ты его дядя, так бы и валялся сейчас с прострелянной башкой в кустах. Пригонишь его сегодня ко мне, я с ним воспитательную работу проведу.

Теперь давай обсудим, сколько деревня и каких продуктов будет мне выделять. Я тут прикинул на бумажке, что мне в сутки на батарею нужно: два ведра молока, помидор – 30 килограмм, зелёного лука – 5 кг, редиски, чеснока, лука репчатого – 5 кг. Мяса килограмм десять. Так как я известный человек и хлебосольный хозяин, то мне нужно в день 4 бутылки водки. Пока, в принципе, всё, но список ещё не окончательный, - увидев кислое лицо главы администрации, я рассмеялся. – Что-то тебе, Рамзан, мой список не нравится.

- Борис Геннадьевич, мы и так пострадавшие, а вы нас таким оброком обложили, - попытался выкрутится Рамзан, - а водка, я ведь дважды хадж совершал и мне грешно с ней связываться.

- Рамзан, я бы на твоём месте не упирался, тебе ведь ещё не раз придётся ко мне обратиться. Тогда тоже могу уйти в сторону и ты останешься со своими проблемами один на один, а ведь я мог и большие требования выставить.

Рамзан помялся, сделал попытку поспорить, но всё-таки согласился и понуро ушёл в деревню, а через десять минут прибежал обратно и возбуждённый стал тянуть меня за руку: - Борис Геннадьевич, дети играли и нашли заминированное место. Борис Геннадьевич, помогите – разминируйте, иначе кто-нибудь подорвётся.

Я озадаченно почесал затылок: - Рамзан, я как сглазил: только тебя укорил и ты через десять минут прибежал за помощью. Что за мина и где?

- Около мечети дети играли и нашли в водостоке под дорогой мину. Я заглянул туда, а там что-то длинное и круглое лежит – явно ваша, выставил охрану и никого не подпускаем.

- А с чего ты взял, что это мина, может быть, кусок трубы валяется?

- Нет, это точно мина.

Я опять почесал затылок: - Да я, Рамзан, вообще-то не сапёр. Даже не знаю…, ну ладно, поехали посмотрим всё таки.

Мы заскочили на БРДМ и помчались к мечети, где уже собирался народ. Слезли с машины и Рамзан издалека показал рукой на водосток под дорогой, который был единственным не забаррикадированным выходом из деревни. Осторожно подошёл, нагнулся и заглянул в тёмное, пахнувшего сыростью, отверстие водостока. Приглядевшись к полумраку, я увидел лежащий длинный предмет, но разглядеть толком его не смог, чуть отодвинувшись в сторону, чтобы больше света упало вовнутрь, ещё раз заглянул и уже сумел разглядеть контейнер от противотанковой ракеты, но целый он или использованный разглядеть всё равно не мог, но по крайней мере крышка контейнера с этой стороны была закрыта. Я поднялся из канавы и перешёл на другую сторону дороги и снова поглядел в бетонный водосток. Теперь ясно разглядел контейнер: и с этой стороны крышка контейнера была тоже закрыта. Он лежал, наверно, уже несколько дней, так как был слегка покрыт пылью. Никаких проводов идущих к контейнеру ни с этой стороны, ни с той не заметил.

Я выпрямился и подозвал рукой к себе замполита с техником, которые тоже приехали со мной. Сделал озабоченное лицо и стал деланно размахивать руками, как будто что-то бурно обсуждал со своими подчинёнными, а сам их инструктировал.

- Алексей Иванович, Игорь, там контейнер с противотанковой ракетой лежит, вроде целый и ничего к ней не подсоединено, но вы сейчас перед чеченцами разыгрываете «драму», что якобы там стоит очень сложный и мощный фугас и Борис Геннадьевич очень сейчас рискует, самостоятельно разминируя фугас.

Кирьянов и Карпук, зная что за нами наблюдают, чуть заметно ухмыльнулись: - Борис Геннадьевич, мы сейчас такую комедию сыграем, что они вас до вашей замены одними деликатесами кормить будут.

- Смотрите, только не переиграйте.

Я на виду жителей деревни с озабоченным видом, сделал несколько кругов вокруг водостока, приседая и заглядывая в зияющую темноту, сокрушённо покачивая головой и почёсывая затылок. Затем поднял взгляд к небу, картинно перекрестился и лёг у края водостока, запустив руку в темноту. Ощупал руками контейнер и убедился, что с этой стороны никаких проводков нет, не было их и с той стороны. Осталось самое опасное: затаив дыхание, напрягся и с усилием потянул контейнер на себя. Протащив его сантиметров тридцать по трубе к себе, я окончательно убедился, что контейнер с противотанковой ракетой внутри никакой опасности не представляет. Медленно поднялся с земли и вытер пот со лба, а услышав обрывок объяснения замполита, ухмыльнулся.

- ….тот кто ставил мину не рассчитал, что когда она рванёт, то не только военные пострадают, но от взрыва наполовину разрушит мечеть с одной стороны, а с другой вон тот дом,

поэтому оттуда надо эвакуировать жителей.

Уже спокойно лёг на землю и запустил руку к контейнеру, отщёлкнул предохранительную крышку для соединения контейнера с противотанковой установки и замер, изображая вид, что провожу разминирование фугаса. Через пятнадцать минут решительно поднялся, отряхнул форму от пыли и подошёл к Рамзану, а из-за заборов в это время, на приличном расстоянии, выглядывало как минимум голов двести.

- Рамзан, ну вам и повезло. Я еле сумел отсоединить радиовзрыватель от мины. Не знаю, на кого они ставили фугас, но войска-то по этому мостику, ведь, не ездят. Ну, взорвали бы боевики, когда русские проезжали бы мимо, ну скинуло бы кого-нибудь с брони, поломали бы солдаты рёбра, ноги, но не убило бы. Зато взрывная волна пошла бы по бетонному водостоку в обе стороны. С той стороны мечеть к чёрту бы полетела, а с той вон тому дому и тому амбец пришёл бы…, – я поворачивался и показывал руками: то на мечеть, то на дома и «вешал лапшу» главе администрации, а тот послушно поворачивался за моей рукой и потемневшими глазами смотрел то на мечеть, то на дома и всё больше мрачнел.

- Вот к чему может привести бестолковое и безмозглое сотрудничество с боевиками, - подвёл я итог моей «беседы», но это уже адресовал и подошедшему хозяину дома, который якобы должен был пострадать от взрыва. Тот тоже помрачнел и что-то быстро и решительно проговорил Рамзану: как я понял, с кем-то он хотел разобраться. Пока я разговаривал, Игорь вытащил контейнер, загрузил его на БРДМ и мы укатили в штаб полка, где передали особистам ракету. А в это время подошла колонна с заменщиками и в штабе начался бедлам: сначала все здоровались, обнимались, когда встречались со знакомыми, потом всю эту толпу построили и начали разбираться - кто взамен кого приехал.

Знакомых офицеров и прапорщиков было не так уж много: вместо Будулаева командиром первого батальона приехал майор Тищенко. Несмотря на то, что, несколько лет тому назад оба мы бегали капитанами и поддерживали дружеские отношения, поздоровался он со мной холодно и как-то свысока. Славка Упоров приехал командиром ремонтной роты, но он остался принимать роту в старом лагере, подполковник Андреев заменял командира третьего батальона. Но пообщаться с ним толком не пришлось, его сразу же утащили к командиру полка, было ещё несколько знакомых офицеров, но основная масса прибывших офицеров была с Еланского и Чебаркульского гарнизонов.

Кирьянов и Карпук вскоре привели ко мне своих заменщиков, а также замену для старшины. Мне они сразу не понравились. Я до того привык к своим подчинённым, к Мишкину и Пономарёву, что если бы мне пришли даже отличные офицеры – то и они мне, наверняка бы, не понравились.

Новый замполит – лейтенант двухгодичник, «живого» солдата, наверно, никогда не видел, а тут полуобстрелянные бойцы, которые уже считают себя бывалыми фронтовиками. Техник – прапорщик, зовут Анатолий, в глазах неуверенность и тоска. Старшина мужчина в возрасте, но какой-то мягковатый с виду и больно уж домашнего вида. Но подчинённых, как и начальников не выбирают. Вздохнув, махнул рукой на БРДМ и, разместившись на броне, двинулись к себе. Мы отъехали от поворота дороги, скрывшего штаб, метров на триста как нас обстрелял пулемётчик боевиков, который расположился, по всей видимости, ниже позиций седьмой роты и теперь мог обстреливать этот участок дороги. Длинная очередь сильно стеганула обочину дороги, подняв приличные облачка пыли, а ещё несколько пуль ударило в корму БРДМ, обиженно взвизгнув. Все пригнулись, а Степанов по моей команде выжал из двигателя максимум и через несколько секунд нас скрыл от пулемётчика край скалы. Поглядывая назад, я увидел, что этот небольшой боевой эпизод, оказал сильное впечатление на прибывших. В расположении блок-поста меня уже ожидали Рамзан и его племянник, который держал в руках большой казан, а в ногах у них стояло несколько картонных ящиков.

После того, как представил прибывших замполита и прапорщиков личному составу своего блок-поста, я подозвал Рамзана и Юсупа к своему салону. Обрадовавшись, что наконец-то и до них дошла очередь, Рамзан начал выкладывать на стол из картонных ящиков водку, зелень, овощи, сушёное, копчёное мясо и другие продукты.

- Борис Геннадьевич, это вам от деревни за то, что вы, рискуя жизнью, разминировали мину, - он отодвинул продукты немного в сторону и поставил на стол казан, - а это вам от моего племянника. Вы как-то рассказывали, что вам нравиться наше чеченское блюдо – мясная шурпа. Так это приготовил племянник, в знак извинения перед вами. – Юсуп с готовностью заулыбался и как китайский болванчик закивал головой.

Я засмеялся и, как бы призывая в свидетели собравшихся вокруг нас офицеров, прапорщиков, обвёл руками стол: - Рамзан, и ты так дёшево ценишь мою жизнь? У меня ведь шансы были – 50 на 50. Взорвусь или не взорвусь, а деревня мне прислала четыре бутылки водки и несколько килограмм мяса. Ведь, немецкий комендант не пошёл бы разминировать фугас, а русский офицер перекрестился и полез рисковать своей жизнью ради мечети и двух домов. Рамзан, я разочарован. Мне вот не нужно от вас за это ни денег, ни золота: мне нужно только чтобы вы правильно оценили этот мой поступок и соответственно относились к моему подразделению, помогали мне в поддержании порядка в моём районе. Вот это-то ясно?

Я молчал, выдерживая паузу и глядя на смутившегося чеченца, который наверняка ожидал от меня слова благодарности за принесённую водку и продукты. Помолчав немного, сменил тон: - Ну, ладно, Рамзан, что ты голову опустил? Это я так сказал тебе, к слову: особо не бери в голову, но слова мои передай односельчанам, а вот твой племянник так просто не отделается. У меня сегодня хорошее настроение, поэтому сделаю вид, что не обиделся, но ты Юсуп, две недели будешь готовить шурпу и каждое утро, в восемь часов, будешь мне её приносить. Понял? Хотя, надо бы тебя отдать в особый отдел, но ладно. Живи.

С Рамзаном обсудили ещё пару вопросов, а Алексей Иванович с Игорем в это время принесёнными продуктами накрыли стол, выставили солдатские кружки и пригласили меня и главу администрации садиться. Как всегда Рамзан отказался, ссылаясь что он правоверный мусульманин и совершил два раза хадж. Окинув критическим взглядом заставленный закусками стол, он удалился с племянником в деревню. А я пригласил вновь прибывших за стол, чтобы их накормить с дороги и поближе познакомиться.

После того как немного выпили и, выслушав каждого – кто он, с какой должности, где служил, я в свою очередь довёл сложившуюся обстановку вокруг полка и батареи, задачи подразделений, рассказал немного о личном составе. Что они из себя представляют, проанализировал ошибки, которые совершили уже новые командиры взводов, естественно, более подробно рассказал об их обязанностях и моих требованиях к ним. Через полчаса такого общения перед блок-постом опять замаячил Рамзан, вместе с ним к столу подошёл четырнадцатилетний мальчишка, который нёс объёмную картонную коробку.

- Что случилось, Рамзан? Мы вроде бы с тобой обсудили все вопросы?

- Борис Геннадьевич, я частенько наблюдаю, как у вас проходит застолье и как вы угощаете гостей из побитых и помятых кружек. Поэтому примите от деревни подарок. По знаку главы администрации мальчишка поставил коробку на скамейку и стал её распаковывать. Он доставал из ящика завёрнутые в бумагу предметы, разворачивал и ставил перед нами на стол хрустальную посуду, причём, это был набор на десять человек. Тонкостенные, высокие бокалы, рюмки, хрустальные фужеры, салатницы, стаканы и всё это красивым узором богато облито толстым слоем позолоты и теперь вся эта красота стояла на столе, стреляя в разные стороны острыми, тонкими, разноцветными лучиками. Я брал каждый предмет набора и с восхищением разглядывал каждую деталь, то отдаляя от себя, то приближая к себе любуясь игрой разноцветных искорок на хрустальных гранях. Закончив рассматривать, завернул рюмку в бумагу и отдал её старейшине.

- Рамзан, спасибо, но этот подарок принять не могу.

У главы администрации полезли брови вверх от удивления: - Почему, Борис Геннадьевич?

- Это очень богатый подарок, тем более, что мы его быстро разгрохаем. Не могу, Рамзан, пойми меня правильно.

- Борис Геннадьевич, разобьёте – ещё один принесём, но мне тоже неудобно, когда я вижу как вы, наш комендант, своих гостей угощаете из ржавых солдатских кружек. Жители деревни от чистого сердца вам дарят, а вы отказываетесь, - чеченец замолчал и остановил мальчишку, который уже стал заворачивать в бумагу посуду.

- Лукавишь, Рамзан, наверняка сервиз этот из твоего дома, а не подарок деревни. А мне, честно говорю, жалко этот хрусталь – ведь разобьём. Лучше ты его забери обратно.

Рамзан обиделся: - Борис Геннадьевич, назад его не понесу: не берёте – значит, я его сейчас тут же сам и разобью, но не понесу. – Он схватил небольшую салатницу и запустил её на дорогу. Красиво сверкая в лучах солнца, она пролетела по воздуху и разбилась об асфальт, раскинув в стороны фейерверк играющих, разноцветных брызг. Рамзан схватил следующий предмет, но я его cпешно остановил: - Всё, всё хорош…. Раз такое дело пошло, чёрт с ним, с сервизом – оставляй.

Конечно, первый же бокал мы разбили сразу же, как ушёл глава администрации. Разбил его новый старшина: - Всё старшина, теперь будешь пить только из кружки.

Мы выпили ещё немного и я отправил всех передавать должности заменщикам. Игорь взял свою тетрадь, где у него было записано всё, что касалось техники и вооружения, акты передачи и начал лазить с новым техником по машинам, проверяя наличие имущества. Пономарёв минут десять показывал акты списания батарейного имущества, а когда новый старшина с изумлением констатировал, что документально в батареи имущества нет, а Пономарёв подвёл его к двум УРАЛам и, театрально откинув полога брезентов, изумил его ещё больше - кузова под завязку были набиты имуществом, которое прапорщик скрупулёзно подбирал и собирал на старых позициях брошенное пехотой. Вообще, справедливости ради нужно отметить, что Пономарёв здорово вырос в своей должности и последние два месяца у меня практически не было к нему каких-либо серьёзных замечаний.

Новый старшина в растерянности подошёл ко мне и начал что-то мямлить, но я его прервал: - Иван Фёдорович, акты списания имущества есть? Есть. Всё что списано в наличии? В наличии. Солдаты спят в палатках, голые не ходят, маскировочные сети, которые тоже списаны, стоят и лежат на своих местах, цистерны под воду на месте. Да ещё имущества в кузовах машин на пару батарей, так что смело подписывай акты приёма должности.

Новый старшина всё равно нерешительно мялся и не решался поставить свою подпись на актах, но услышав последний мой аргумент, что я, командир батареи, не уезжаю завтра, а остаюсь с ним служить дальше – решился подписать передаточные документы.

Через десять минут я уехал с Карпуком и новым техником во второй и третий взвода, для проверки техники. Пока техники лазили по машинам, я с Коровиным через кусты выбрались на замаскированную позицию наблюдателей. Видать, мы всё-таки выдали чем-то своё прибытие,

только присели к солдатам, как по кустам веером прошли пули, резкими щелчками о ветки наполнив пространство вокруг нас. Стреляли с нескольких малокалиберных винтовок и засечь позиции стрелков было невозможно. Пригнувшись ещё ниже, мы затаились на несколько минут и переждали ещё один шквал пуль, но уже в нескольких метрах справа.

- Вот так собаки и стреляют временами, а откуда стреляют засечь не можем, - шёпотом доложили наблюдатели, - мы уже верёвки протянули и время от времени шевелим кусты в стороне, провоцируем на стрельбу – всё равно засечь не можем, слишком тихий выстрел. Но их разговоры слышим постоянно, жалко по чеченски разговаривают – ничего не понять.

Остаток дня и вечера я, Алексей Иванович и Игорь просидели за столом – мы прощались. Водку даже и не трогали, полтора часа пили чай, а потом перешли в специально оборудованное нами место: типа курилки, но там мы сидели только тогда, когда ели реквизированные фисташки. Из трёх машин, которые мы вывезли, себе оставили половину машины и теперь все, как только выпадала свободная минута ели фисташки. Такая прилипчивая зараза, что остановиться было трудно: мы их назвали – чеченские семечки. Причём, офицеры и прапорщики ели только в одном месте: мы проводили эксперимент – какой слой шелухи получиться когда мы съедим все фисташки. Вот тут мы и сидели, щёлкая фисташки, разговаривали, старательно избегая темы завтрашнего отъезда.

Ночь прошла спокойно: Игорь и Алексей Иванович отнесли своё последнее дежурство со своими заменщиками, всю ночь вдалбливая им, как надо себя поставить в коллективе батареи. Утром, когда мы привели себя в порядок и со второго блок-поста приехали Коровин и Мишкин, я усадил всех за стол и завтрак прошёл, несмотря на предстоящую разлуку, весело и непринуждённо. Я тоже смеялся, подымал тосты, желал им хорошего возвращения домой и маялся, не подавая виду. Смотрел на своих товарищей, смотрел на их заменщиков и понимал, что я не смогу сидеть вот так за столом с новыми моими подчиненными - не смогу: они были для меня чужими. Ни что не связывало меня с ними – ни общая радость, ни общие беды и неудачи, через которые нам пришлось пройти в эти месяцы.

В штабе, куда мы приехали, всё кипело. Сюда собрались все кто мог покинуть позиции и сейчас толпа офицеров и прапорщиков колыхалась на пятачке перед зданием. Строевая часть вынесла столы на улицу и заканчивала выдавать документы отъезжающим. Командир полка стоял у столов в окружении замов – старых и новых, отдавая последние распоряжения. Самое интересное, что вчера заменщики приехали в полк без нового командира полка. Полковник Матвеев по неизвестной причине остался в Моздоке и Петров принял решение оставить полк на нового зама по боевой подготовке подполковника Есаулова, а сам со всеми ехать в Моздок, выловить там полковника Матвеева и подписать акт передачи полка.

Когда я заходил через ворота, навстречу мне попался прапорщик Линник, который бежал к стоящему недалеко КАМАЗу.

- Сергей ты куда? Я ведь попрощаться с тобой хочу.

Линник приостановился и торопливо кивнул на штаб: - Боря, проходи туда, а через сорок минут я вернусь. Только вот хлеб в третий батальон в последний раз отвезу, - Сергей махнул рукой и пошёл к машине. Замполит, техник, командиры взводов и старшина пошли к столам строевиков получать проездные документы, а я стал прощаться с уезжающими товарищами. Все были весёлые, возбуждённые, переступившими грань, за которой война для них закончилась, а мы оставались. Я прощался с ними и завидовал, мне тоже хотелось ехать с ними и через сутки оказаться дома, но я оставался и самое хреновое, что даже и предположить не мог, когда уеду отсюда. В округе не могли найти мне заменщика – именно противотанкиста. Он мог прийти и завтра, а мог прийти и через месяц или через полгода. Я пробился к командиру и попрощался с ним: - Копытов, держись тут. Как только приеду в Екатеринбург так сразу же начну теребить командование, чтобы тебя и остальных заменить. Так что не переживай, ты не один в таком положении. Бородуле и Князеву тоже замена не пришла.

Колесов стоя рядом, облокотившись на костыль, засмеялся: - Боря, смотри: вон старлей с первого батальона хмурый стоит. Ему вчера заменщик пришёл, а ночью новенького тяжело ранили и замена накрылась.

Я отошёл от командира и стал ходить от одной группы отъезжающих к другой, прощаясь с товарищами. Попытался проститься с зампотехом первого батальона, но Владимир Иванович уже ни на что не реагировал, до того он был пьян. Громко окликнул его, но майор лишь вскинул голову, пытаясь через пелену алкогольного опьянения разглядеть, кто с ним разговаривает и тут же бессильно уронил её на грудь.

Прощание затягивалось, все уже давно позакидывали свои вещи в машины, но командир не давал команды на посадку, так как ждали прапорщика Линник. Водитель КАМАЗа, молодой солдат, не знал дороги в третий батальон и Линника послали отвезти хлеб. Но вот за каменным забором наконец то послышался рёв двигателя автомобиля, который быстро приближался к воротам. Это был КАМАЗ с хлебом для третьего батальона. Лобовые стёкла отсутствовали, а кабина со стороны старшего машины была в сплошных пробоинах, самого прапорщика видно не было. Автомобиль остановился и двигатель тут же заглох, а водитель, судорожно сжимая баранку руля, расширенными от пережитого ужаса глазами шарился по обращённым к нему лицам и молчал. Первым среагировал новый начальник медицинской службы полка майор Волощук, он подскочил к двери машины открыл её и резко отодвинулся в сторону, от хлынувшей из кабины крови, так её много было.

Иван Волощук начал вытаскивать тело Линника, которое лежало на полу кабины и одновременно нащупывать пульс: - Живой, носилки давайте сюда.

К машине подскочило ещё несколько человек, помогли осторожно вытащить прапорщика и положить его на носилки. Хоть он и был весь в крови, но когда его проносили мимо меня, то были заметны раны в нескольких местах: в основном живот, правый бок и спина. Санитары занесли раненого в здание полкового мед. пункта и врачи склонились на Сергеем, оказывая ему первую медицинскую помощь.

- Бородуля, срочно вызывай вертолёт и водителя КАМАЗа сюда быстро.

Водителю уже дали глотнуть водки и он несколько пришёл в себя. Более-менее связно начал рассказывать, что произошло. На перекрёстке, где расходилось несколько дорог, Линник, наверно, ошибся и они поехали по дороге, считая что едут в третий батальон, а на самом деле прямиком помчались в населённый пункт Ярышмарды, занятые боевиками. Узкая дорога всё время шла вдоль реки Аргун и развернуться было негде, лишь перед самой деревней небольшой пятачок земли, где было достаточно места для манёвра, что и спасло их от неминуемое смерти. Здесь уже сидели в засаде несколько боевиков, которые и ударили с автоматов, когда КАМАЗ выехал на площадку. Линника срезало практически с первой очереди, а так как стреляли со стороны старшего машины, то все пули ему и достались, невольно прикрыв своим телом водителя.

Солдат не растерялся и сразу же стал разворачиваться, что удалось с первого раза, боевики перенесли огонь на него, но попасть уже не сумели. Прибавив скорости, автомобиль выскочил

из под обстрела, а Линник сполз на пол кабины. Им повезло, что пули боевиков не попали в двигатель и у них был шанс уйти.

Через несколько минут пришёл майор Волощук и доложил командиру, что состояние Линника критическое, и его может спасти только срочная эвакуация: он уже распорядился и раненого сейчас вывозят на вертолётную площадку. Подошедший начальник связи в свою очередь доложил, что вертолёт будет через пятнадцать минут, и только дождавшись, когда улетел вертолёт, полковник Петров дал команду на отправление, но прошло ещё десять минут, в течение которых все рассаживались по машинам, а потом колонна тронулась в сторону Грозного.

Я ещё послонялся по командному пункту, тут же у штаба выпили за здоровье Линника,

вместе с нами выпил и заменщик Сергея: был он очень расстроен и подавлен, как будто чувствовал, что сам погибнет через две недели.

Я вернулся на свой блок-пост и как неприкаянный начал слоняться в тоске по расположению, батарея как будто опустела. Попытался завязать беседу с замполитом, но она быстро угасла. Мне просто не о чем было разговаривать с ним. Парню двадцать два года: ни жизненного опыта, ни военного, ни внешности – худенький, скромный. Разве он может мне заменить Алексей Ивановича. Понаблюдав за техником, вспомнил слова Игоря, который предостерёг меня насчёт нового техника.

- Борис Геннадьевич, боится он, поглядывайте за ним. Вечером, когда мы с ним дежурили, он всё ходил рядом со мной, а потом взял лопату и пошёл копать окоп в зелёнку. Чёрт с ним, пусть бы копал окоп, но он его выкопал бестолково: в середине зелёнки и из него ничего не видно. Честно говоря, и командиры взводов не блистали. Я опять с тоской вспомнил своих уехавших товарищей и совсем впал в тоску. Поэтому остановившуюся колонну БТРов на блок-посту, воспринял как божий дар. Шустро поднялся на дорогу, где стояли пять БТРов с ВВэшниками на броне. Около головной машины стоял здоровенный капитан и ставил задачу своему водителю: - Даю тебе полчаса времени, чтобы ты сменил колесо.

Я подошёл к нему, поздоровался и мы разговорились.

Командир роты, Игорь, совершают марш в Дачу-Борзой. Это населённый пункт рядом с нами, для его зачистки, а потом он становиться там гарнизоном. На БТРе спустило колесо и он решил остановиться на моём блок-посту, чтобы его поменять. Пока мы стояли и разговаривали из деревни показался светло-серый УАЗик, который стремительно мчался к моему блок-посту. Два солдата, стоявшие в голове колонны, вскинули автоматы и стали целиться в приближающийся автомобиль, но я заорал им.

- Бойцы, Стой! Не стреляйте, это ко мне глава администрации едет. – Солдаты обернулись на своего ротного, тот кивнул головой и они опустили оружие. УАЗик был новенький и ещё без номеров, а когда он приблизился, за лобовым стеклом мелькнуло испуганное лицо Рамзана. Он давно хвастал тем, что у него хорошие подвязки в новом правительстве Чечни, в котором ему пообещали выделить легковой автомобиль и даже пистолет, для самообороны. Вот он и ехал ко мне, чтобы похвастать машиной, но увидев ВВэшников, испугался и пролетел мимо не останавливаясь и умчался в сторону Старых Атагов.

- Ты, что с ним контакты поддерживаешь? – С неодобрением в голосе спросил Игорь.

- Игорь, я ведь ещё и комендант деревни: кстати, сам себя назначил. Лучше с ними поддерживать контакты, иметь информацию изнутри и влиять на ситуацию, чем их не иметь.

Я пригласил Игоря, пока меняют колесо посидеть со мной и перекусить, на что он охотно согласился. Но когда он увидел богатую закуску и хрустальные рюмки, облитые позолотой, он одобрительно воскликнул: - Неплохо живёшь, Боря.

Тут я и поделился с ним своим пока ещё небольшим опытом комендантства в деревне и посоветовал ему после зачистки, также назначить себя комендантом Дачу-Борзой.

- Слушай, а ведь это дельная мысль, - задумчиво протянул капитан, а через пять минут доложили о замене колеса и мы тепло распрощавшись, расстались. Ещё через пять минут появился Рамзан, который прятался недалеко и как только ВВэшники уехали приехал ко мне.

- Борис Геннадьевич, это Внутренние войска?

- Да, а что?

- Боюсь я их, да не только я. Они сначала стреляют, а потом думают. А чего они приехали сюда? Зачистку что ли делать будут?

- Вот чего они здесь делать будут, я тебе не скажу. Одно могу сказать: пока я у вас комендант и мы будем понимать друг друга – зачисток у вас не будет, так что успокойся. Ты лучше подарком похвастайся.

Рамзан немного успокоился и теперь уже с гордостью стал показывать машину, показал и

документ от правительства на эту машину. Мы посидели немного у меня, попили чаю и чеченец укатил домой.

…Чего я опасался, так это и случилось: в полку начался разброд и шатание. Такая стремительная замена, какая произошла у нас, не могла не сказаться негативно. Около ста восьмидесяти боевых, опытных офицеров и прапорщиков, которые знали личный состав, могли держать их в кулаке, и что самое главное имели заслуженный авторитет у этого личного состава – уехали. Передав подразделения в течение суток людям, которые не знали ни личный состав, ни обстановки и не имели боевого опыта, что не прибавляло им авторитета. Не хотелось с предубеждением говорить о вновь прибывших, но всё-таки хотелось бы констатировать: что в первую смену в наших полках поехали лучшие офицеры и прапорщики. Конечно, во второй смене было много отличных и хороших офицеров, которые с честью и достоинством прошли

все испытания, но было много и таких, которые если бы им предложили ехать ещё в первой смене – отказались бы наотрез и благополучно уволились, а так они за полгода разглядели: что на войне оказывается не так уж часто убивают, и далеко не всех. Да дают ещё должности, ордена-медали и квартиры. Можно также и неплохо «подзаработать», втихушку продав чего-нибудь из военного имущества чеченцам. И в гарнизонах, как это не парадоксально, появились очереди на командировку в Чечню.

Через день, как уехал полк, появился новый командир полка – полковник Матвеев. Он был из нашего гарнизона, я его немного знал и уважения у меня не вызывал. А первые же совещания расставили все точки над «i» и среди замов командира полка. Там нормальные были только двое, которые и пользовались заслуженным авторитетом: заместитель командира полка по боевой подготовке подполковник Есаулов и начальник штаба полка подполковник Мельников. А остальные были просто «ни о чём», лишь пытались изобразить из себя значительных командиров и начальников. Особенно этим блистали зам. по тылу и замполит полка. Замполит он и есть замполит, со всеми присущими этому племени воспитательными и другими заморочками. А этот, вдобавок ко всему, попав на войну решил доказать всем, что он разбирается в военной обстановке больше, чем многие другие и активно лез в командирские дела. Искренне верил в полезность своих действий, которые на самом деле были обыкновенными, дебильными придирками тупого замполита, не пользовавшегося никаким авторитетом даже у самого последнего прапорщика полка.

Но его переплюнул зампотыл. Наглое, самовлюблённое хамло с высоким самомнением, которое вдруг почувствовало себя чуть ли не вторым человеком в полку. Также активно, как и замполит, лез в сферы деятельности полка, которые его практически не касались. Тупые и противоречивые, распоряжения и приказы, как из Рога изобилия сыпались на офицеров и прапорщиков полка, прибывших вместе с ним. К нам, «старичкам», он не лез, понимая, что его мигом поставят на место и далеко не в тактичной форме и совсем не уважая его должность и воинское звание подполковник. Из-за этого он нас тихо ненавидел, но старался не контактировать с нами. На совещании он громогласно требовал и громил всех подряд под поощрительные улыбки командира полка.

Правда, через несколько дней он немного поутих, столкнувшись с реалиями военного времени. В этот раз он с разрешения командира полка не присутствовал на совещании, а независимо продефилировал на виду у офицеров, сидящих на совещании, с самодовльным видом в баню, держа подмышкой полотенце и чистое бельё. Решив срезать и так недалёкий путь, свернул за угол здания, где у нас находился пост с часовым, охраняющим небольшой склад с каким-то имуществом – то ли РАВ, то ли ещё чего. И как только он скрылся за углом, послышался громкий крик часового: - Стой! Назад!

А в ответ мат, смысл которого переводился довольно просто: - Ты что, сучара? Не видишь КТО идёт????

- Стой, стрелять буду…., - а в ответ ещё более изощрённый мат, к которому уже всё полковое совещания во главе с командиром полка с интересом прислушалось.

Хорошая очередь и тишина, сразу породившая множественную надежду, что «Справедливость» наконец-то восторжествовала. Зампотылу воздадут какие положено воинские почести, посмертно наградят орденом и напишут, что пал в бою при восстановлении Конституционного порядка. Для подслащения пилюли родным, припишут – что при этом уничтожил огромное количество боевиков…. А в полку воздух без него станет чище и свежее.

Но бог, наверно в этот момент спал и из-за угла в совершеннейшей прострации вывернул живой и целёхонький подполковник. Правда, без умывальных принадлежностей и чистого белья, которые от страха он там уронил. Беззвучно разевая рот, он как Зомби подошёл к столу командира и попытался что нибудь сказать, но у него ничего не получилось – он был напуган до смерти. Как потом оказалось, часовой очередь чуть ли не в лицо ему выстрелил, а пока «убитого» происшедшим заботливо подхватил замполит и повёл того в недалёкое жилище зампотыла.

Сместились и акценты среди подразделений. Если раньше самая крутая в полку была разведрота, то после мартовских боёв, когда она понесла большие потери, она попритихла. И до прибытия замены подразделения шли ровно и никто особо не отличался или вырывался вперёд. А по прибытии новых офицеров неожиданно для всех самым боевым подразделением в полку заделалась комендантская рота. И тут в какой то степени важную роль сыграло само расположение штаба полка.

Туберкулёзный диспансер, на территории которого расположился штаб, двумя сторонами вплотную примыкал к густой зелёнке, тянувшейся на протяжении полутора километров до хребта нависавшего одним краем над «Волчьими воротами» в Аргунское ущелье, а другим краем, заросшим густым лесом тянулся аж до Бамута. И тут - зелёнку и лес, контролировали боевики. Седьмая рота лишь двумя взводами оседлала только малую часть хребта над «Волчьими воротами» и беспрерывно билась с боевиками, не давая им сбить их с вершины. И получалось, что часть этого края зелёнки, штаб полка прикрывала комендантская рота. Со стороны Чишков оборону держали рота материального обеспечения с рем ротой, следующая часть зелёнки, ближе к штабу, сапёрная рота. Со стороны дороги прикрывал зенитный дивизион.

Я был свидетелем лишь одного «боя», который вела РМО и РемРота. Что уж они там такого увидели в Чишках, я не знаю. Но огненный шквал свинца обоих рот обрушился на ближайшую и пустую окраину селения и бестолково мочило там ВСЁ в течении сорока минут. Я как раз со своей стороны заезжал в расположение штаба и с удивлением наблюдал, как к этой стрельбе присоединился расчёт 82мм миномёта десантников, стоявших недалеко. Они беглым огнём кидали мины в Чишки. Но это был лишь единственный случай. Не слышал, чтобы и сапёрная рота с кем-то билась в зелёнке. А вот комендантская рота «дралась» постоянно. С участка обороны комендантской роты постоянно, днём и ночью, доносились автоматные и пулемётные очереди. В кого они там стреляли и с кем постоянно бились, когда в густом лесу видимость была максимум 10-15 метров. Но когда мы приходили на совещание, то узнавали – За сутки, прошедшие после прошлого совещания, комендачи уничтожили очередных 7-8 боевиков, не потеряв ни одного своего.

В один из вечеров сидели мы на совещании и слушали очередную хрень, которую нёс замполит. Зевали, скучали, с нетерпением ожидая конца совещания, а замполит «разливался соловьём»…. и никак не мог закруглиться. И вот на самом интересном месте, как считал замполит полка, его прервала сильнейшая стрельба, вспыхнувшая у комендачей в лесу, буквально в ста метрах от места совещания. Командир комендантской роты, капитан, подхватил автомат и хорошей рысью умчался выяснять ситуацию. Больше никто не пошевелился и не встревожился, хотя азмполит и прекратил свой доклад. Все прислушивались к звукам боя, готовясь если что, вступить в него. Стрельба через пять минут пошла на убыль, а ещё через пять минут на совещании появился капитан и, стирая «ратный пот с чела» удовлетворённо провозгласил: - Ещё пятерых завалили….

Начальник штаба полка подполковник Мельников, перелистал свой блокнот, сделал пометочку в нём и ехидно доложил собравшимся: - Вот как, товарищи офицеры, нужно воевать. Берите пример. За пять дней боёв комендантская рота уничтожила 37 боевиков, при этом, не потеряв ни одного своего подчинённого, даже раненым. – Мельников сделал паузу и зло продолжил, - товарищ капитан, если ты надеешься таким образом получить орден – то хрен его получишь, пока не представишь хоть одного убитого боевика из этих тридцати семи….

Труп боевика рота представила, причём он выглядел очень старым трупом, с оторванной ногой и так, как будто пролежал в воде дней десять. Капитану был НЕ ЗАЧЁТ. А через несколько дней по секрету мне рассказали, что комендачи притащили убитого духа, с какой-то виллы в горах и достали его с бассейна, где он благополучно и проплавал недели две.

Много негативного было и среди командиров среднего и низшего звена. Отрицательную роль сыграло и то, что в данный момент было затишье в боевых действиях и многие вновь прибывшие офицеры, прапорщики, считавшие, что они сразу попадут в боевые условия, оказались сбиты с толку, попав практически в мирные условия. Да и для того, чтобы новым командирам подразделений взять ситуацию внутри своих коллективов под свой контроль и узнать ближе подчинённых, тоже нужно было время. Личный состав, а это в основном полуобстрелянные контрактники, которые тут же вообразили себя Рэмбами, сразу же воспользовались этой вынужденной паузой. В полку началось пьянство, мародёрство: личный состав группами бросал позиции и уже днём, ничего не боясь и не стесняясь, выезжал в деревни и мародёрничал, грабил, требовал наркотики, издевался над мирными жителями, пьянствовал.

…Я собирался ехать в полк, чтобы договориться о получении новых аккумуляторов на БРДМ, поэтому к тому времени, когда увидел БМП, забитое полностью контрактниками, остановившиеся на окраине моей деревни, я был вооружён. Контрактники встали во весь рост на броне и стали бурно обсуждать, с какой стороны лучше заехать в деревню, что мне дало время привести блок-пост в боевую готовность и отдать необходимые распоряжения. У пехоты обсуждение тактики мародёрства закончилось и они стали раздеваться до нижнего белья, решив заехать в деревню с моей стороны, через зелёнку, что было изначально невозможно, так как там проходила глубокая канава и им придётся возвращаться на дорогу обратно, где я их и встречу.

На наблюдательном пункте в это время дежурили трое толковых бойцов с первого взвода, в

том числе и пулемётчик с БРДМа. Объяснив им в нескольких словах, когда и как они открывают огонь, я решительно направился в сторону мародёров. Те же не замечая меня, разделись и теперь щеголяя грязными солдатскими трусами, а кое-кто и не первой свежести кальсонами, поднялись во весь рост на броне и машина тихонько тронулась вдоль заборов. Контрактники, потрясая оружием, свистели, улюлюкали, изображая на броне танец индейцев, вышедших на тропу войны. Из общения с Рамзаном, я уже знал, что согласно обычаям и традициям чеченцев,

мужчина не имел право раздеваться на виду у всех или быть раздетым: это считалось оскорблением присутствующих. А тут полтора десятка поддатых «контрабасов», пользуясь беззащитностью жителей, сознательно оскорбляли всю деревню. Чувство сильного и ощущение безнаказанности могли этих ублюдков в российской форме толкнуть на любое гнусное действие по отношению к деревенским, порождая в ответ ненависть и глухую неприязнь к любому русскому. Я решительно шёл вслед за БМП, шёл даже понимая, что могу нарваться на пулю от этих сволочей, но шёл и ощущал на себе взгляды жителей, считавших меня единственной защитой. Шёл и сам кипел от ненависти к этим подонкам.

Как и ожидал, БМП остановилось перед непреодолимой канавой и «контрабасы» загалдели в разнобой, решая как им быть, всё ещё не замечая меня. Остановившись в пяти метрах от боевой машины пехоты и оглядевшись, я с удовлетворением убедился, что меня и БМП отлично видно с моего НП. Скинув автомат с плеча, веером дал длинную очередь над головами контрактников, которые от неожиданности присели и замерли, а потом медленно повернулись ко мне.

- Ну, вот что, уроды третьего батальона, - я уже успел разглядеть бортовой номер и медленно подошёл к корме машины, - сейчас медленно разворачиваетесь и мотаете отсюда и передадите другим, чтобы сюда свой поганый нос никто не совал. Это моя деревня. Вам всё ясно?

Контрактники, разглядев, что я один, быстро пришли в себя. Один из них, судя по повадкам – главарь, вразвалочку прошёл на корму и присел на корточки, возвышаясь надо мной. Гадливо ухмыляясь он вызывающе плюнул мне под ноги.

- Ты, майор, ошибся - тут мы хозяева, а не ты, так что катись отсюда сам, пока мы тебя не завалили. И совет тебе – забудь, что мы с третьего батальона, – Контрактники дружно заржали, а главарь повернулся назад и подмигнул своим товарищам – во…, как я его срезал.

Я же спокойно наблюдал за этими веселящимися скотами, чувствующими своё численное превосходство. Реальную опасность представляли только двое: главарь и ещё один, с которым он обменивался взглядами, что-то между собой замышляя насчёт меня. Пора было их пугануть.

- Слушай ты, Рэмбо сраный, если я хотел бы вас завалить, я бы завалил вас давно, а не базарил с вами. Вы у меня давно на мушке. – Поднял камуфлированную кепку над головой и резко махнул ей. Сначала ударила длинная очередь с ПК: ровная строчка пуль стремительно прошла по земле слева от БМП, красиво вздымая фонтанчики и ударила по забору, дробя доски и вырывая большие щепки из штакета. Следом солидно заработал КПВТ и его разрывные пули вздыбили уже не фонтанчики, а начали рвать землю у носа бронированной машины и разнесли вдребезги часть забора. Контрактники, как стадо испуганных ослов метнулись от носа машины на корму и столпились там. Как бы ставя точку, грянул выстрел из гранатомёта и от взрыва гранаты не стало целого пролёта забора в тридцати метрах от нас. Контрабасы опять испуганно шарахнулись на корме и столкнули своего главаря практически ко мне под ноги. Наступила тишина и теперь я присел на корточки перед главарём.

- Ну, теперь тебе ясно, кто тут хозяин - Чмо? Или ты ещё дёргаться будешь? – Судя по злобе, которая колыхнулась в его глазах, сдаваться он не собирался, но его товарищи уже сдались.

- Всё.., всё…, товарищ майор, мы уже уезжаем...

Я выпрямился и, ещё не ощущая, что до конца переломил ситуацию в свою пользу, ещё раз махнул кепкой. Струя пуль из пулемёта Калашникова ударила в нос БМП и, вырвав правую фару из своего гнезда, ушла в сторону. Рокотнул КПВТ и опять наступила тишина.

- Вроде бы сказали, товарищ майор, что уходим, - буркнул старший мародёрной команды, подымаясь с земли уже совершенно другим тоном.

- Нет, погоди. Не спешите. Сейчас, скоты, оденетесь на виду у всей деревни, а когда уедешь отсюда то передай остальным, чтобы в эту деревню не совались - это моя деревня. И без глупостей: я тебе настоятельно советую – не старайся мне отомстить.

Поспешно одевшись, контрактники расселись на броне и укатили в сторону своего расположения. Когда БМП скрылось за поворотом и осела пыль, я почувствовал какого напряжения мне стоило это противостояние. Понял и чем для меня могло закончиться эта стычка, если бы не подстраховался. В штаб полка уже не поехал, а прилёг отдохнуть. Немного подремав, я всё-таки проехал на командный пункт и, решив ряд вопросов, сразу же поехал обратно. Миновав мечеть, обратил внимание на военный ГАЗ-66, который одиноко и сиротливо стоял у одного из домов. Недалеко кучковались чеченцы, нерешительно поглядывая на автомобиль и не решаясь подойти к машине. Оставив БРДМ на дороге, тихо подошёл к автомобилю, оглядев пустой кузов, прошёлся вдоль машины, приоткрыл дверь и вытащил из замка зажигания ключи. Впереди кабины у забора стоял солдат, приподнявшись на цыпочках, он глядел в огород и, увлечённо тыча пальцем, кому-то командовал: - Да ты, с той грядки рви. Чего ты упёрся только в эту? А ты Петька иди к командиру взвода помоги барана скрутить, а то этот бестолковый лейтенант не справиться один….

Я слегка дёрнул солдата за автомат, а когда он повернул своё удивлённое лицо, сильно ударил его в челюсть. Боец, взмахнув руками, безмолвно рухнул на землю, оставив в моих руках оружие. Добавив ему ещё один удар, но уже ногой, я заставил лежать солдата на земле, а сам бросил взгляд за забор. Открывшиеся картина, заставила меня побагроветь от гнева. Безусый лейтенант неуклюже бегал по огороду за бараном, пытаясь его словить, но каждый раз его попытки заканчивались неудачей. На одной из грядок стоял солдат, наверно Петька, и заливался от смеха, наблюдая бесплодные потуги командира взвода. Третий солдат шёл по грядкам как комбайн и рвал всё подряд, запихивая добычу в узел, но больше топтал и ломал зелень, чем срывал.

- Товарищ лейтенант, - позвал я, сдерживая гнев в голосе, командира взвода, - тут вашему водителю плохо стало. Подойдите сюда.

Лейтенант, увидев постороннего офицера, испуганно заюлил глазами и нерешительно направился к забору, а солдаты повернулись в мою сторону и настороженно наблюдали за происходящим. Офицер, тяжело навалившись на забор, перебрался на мою сторону и остановился, растерянно поглядывая то на водителя, которого я прижал ногой к земле, то на меня. Судя по всему, это был обыкновенный двухгодичник – «пиджак», который несколько дней тому назад приехал по замене.

- Лейтенант, ёб….., - начал было я спокойно, но тут же сорвался на мат, - ….вот это чмо ты оставил на охране? Ты, «чудо в перьях», знаешь что было бы если б я сейчас не подъехал? Видишь тех чеченцев?

Командир взвода затравленно мотнул головой, а я погнал дальше гнать «страшилку»: - Вот сейчас бы они, а не я, обезоружили твоего бестолкового солдата, который ещё тобой командует через забор. Связали бы, переломали ноги - руки и всех четверых грохнули бы за этого барана и лук. Ты что творишь? Ты, «пиджак», позоришь меня - кадрового офицера, меня – коменданта этой деревни. Ты, с какого батальона – чучело?

Лейтенант судорожно сглотнул и проблеял: - С третьего.

- Забирай своих солдат и уё…., чтобы я тебе здесь больше не видел. А это чмо - накажи, накажи непременно, - я швырнул ключи от машины на землю, а лейтенант заметался между машиной и забором, потом невнятно подал команду, солдаты ринулись к забору, но тут я их остановил, - оставить всё что набрали, скоты.

Пока солдаты садились в кузов, лейтенант горячо благодарил меня, только мне уже было не понятно за что: то ли за то, что я его отпустил, то ли за то что «спас» его и солдат от смерти, от рук местных жителей.

Вечером ко мне пришёл Рамзан, который от имени жителей передал большую благодарность за защиту деревни. Я лишь долгим взглядом посмотрел на главу администрации и промолчал: говорить, оправдываться за этих дебилов или что-то объяснять не было желания и только с горечью махнул рукой, отсылая его обратно в деревню.

Начались и у меня проблемы: солдаты стали потихоньку пить, причём, боялись они только

меня. Все вновь прибывшие офицеры и прапорщики абсолютно не пользовались авторитетом у солдат, и мне постоянно приходилось выдергивать их к себе, пытаясь настроить на большую требовательность к подчинённым, но это не давало должного эффекта. Строил солдат, пытался убеждать, требовал прекратить выпивку, бил тут же рожи если находил в строю пьяных. И что самое поразительное – они за это не обижались на меня, воспринимая как должное. Единственно чего смог добиться: контрактники стали выпить отдельно от срочников.

А среди срочников наглостью и нахальством выделялся водитель моего БРДМа рядовой Степанов. Пока в батарее были старослужащие солдаты, которые прибыли со мной в Чечню, он ничем не выделялся среди остальных солдат. Но сейчас он настолько освоился, что стал потихоньку устанавливать свои порядки в батареи и даже попытался подмять под себя оставшихся последних старослужащих солдат – Большакова, Минашкина, Субанова и Кабакова, но к чести последних, они дали отпор. Пока он в пьянке замечен не был, так как в любое время я

мог куда-нибудь выехать. Но частенько был бит мною за попытки установить в батареи законы дедовщины.

У пятерых моих «контрабасов» лидером был водитель восьмой противотанковой установки Синьков. Как только они приехали, я сразу же сказал: - Ребята меня не интересует, что вы, как контрактники, имеете право в какое-то своё личное время и я подчёркиваю – в мирное время - употреблять спиртные напитки. Вы водители и в любое время, мы можем вступить в бой. Поэтому, своим приказом для вас ввожу «сухой закон». Кто его нарушит, тот сразу же уедет домой.

До последнего времени они держались, но поняв что в батарее осталось мало солдат, и комбат просто не пойдёт на отправку их из Чечни, так как тогда некому будет водить машины - они стали выпивать, правда, пока аккуратно – не напиваясь. Но всё равно меня это не устраивало: бить им морды, как простым солдатам, было неудобно – всё-таки им было от двадцати семи до тридцати пяти лет, как Синькову.

…Высокий и худой Синьков, стоял передо мной, шатался из стороны в сторону и «качал», как он думал, мне права. Почти не слушая, что он там мне бухтел, я сидел на лавке и мучительно соображал, как мне прекратить пьянку в батарее. Из-за кустов, машин, с наблюдательного пункта на дороге выглядывали солдаты и полупьяные контрактники, ожидая, что предпримет комбат. Замполит сидел в тенёчке и также с интересом ждал моего решения. Тут же сидели и командир взвода со старшиной. Я поёрзал на скамейке, устраиваясь поудобнее и прислушался что же там буровит водила.

- ….. Вы, товарищ майор, сравняли нас с простыми солдатами, с этими сопляками. Вы с ними сами разбирайтесь. А нас не трогайте. – Контрактник попытался назидательно поводить перед моим лицом пальчиком, но его так повело в сторону, что он поспешно ухватился за ствол дерева. Оправившись, он продолжил «бухтенье», - я вот в любое время сяду за руль и всё будет «чики-чики». А придёт время, я и любому духу надеру задницу…

- Синьков, да заткнись ты, а то сейчас сам тебе задницу надеру, - контрактник благоразумно заткнулся и сейчас стоял напротив меня набычившись, но молча.

Я наконец то принял решение и поднялся со скамьи: - Степанов, заводи бардак, а ты Синьков залезай на броню.

- Чё, товарищ майор, на губу повезёте? – Синьков попытался презрительно плюнуть, но это у него не получилось и обильная слюна упала ему на грудь. Размазав слюну по груди и подбородку, контрактник опять замотал пальцем перед собой, - ошибаешься, командир, я туда не поеду.

Коротко размахнувшись, тыльной стороной кулака ударил его в лоб. Хотя удар был и не сильный, Синьков потерял равновесие, попятился на несколько шагов назад и упал на спину, высоко и нелепо задрав ноги. Я наклонился над ним: - Чучело, не «ошибаешься», а «ошибаетесь», товарищ майор – ударение правильно надо ставить. Я же с тобой на брудершафт не пил, чтобы ты ко мне на «Ты» обращался.

Я выпрямился: - Вставай, я тебе другое придумал…

Командир седьмой роты капитан Чикин был на месте и долго его уговаривать не пришлось.

- Лёха, спасибо. Ты меня выручил: заколебал этот детский сад. Он у меня хоть и в возрасте, но ссыкло страшное. Ты его там в самое опасное место сунь, пусть обосрётся от страха. Синьков, иди сюда. – Контрактник уже почти «ручной», с готовностью подскочил ко мне, ожидая очередной пакости от командира.

- Солдат, через час пойдёшь с командиром роты вон туда на вершину, там и покажешь какой ты крутой боец. Через трое суток я тебя оттуда заберу – это и есть моё наказание. Тебе задача ясна? – Я показал рукой на вершину горы, где пощёлкивали выстрелы.

Контрактник, ожидая тяжкого наказания, облегчённо вздохнул и презрительно сморщился: - И это вы, товарищ майор, называете наказанием?

- Ты солдат сначала сходи, покажи себя там, а потом пальцы веером расставляй. – Я вспыхнул и у меня появилось желание хорошо заехать тому в челюсть, но меня успокоил Чикин, положив руку на плечо.

- Боря, спокойно. Он через час сначала сдохнет, когда потащит в гору воду, продовольствие и патроны. Хмель-то быстро вылетит. Высота вроде бы шестьсот метров, а подыматься надо три часа, так что мало ему не покажется.

Я отдал Синькову автомат и вернулся на блок-пост, где застал полковых особистов – Костю и Саню.

- Боря, «бардак» хороший нужен для одного дела, часика на два. Дашь?

- Какие проблемы, вот мой и забирайте, - особисты были вооружены капитально, видно что собрались на серьёзное дело. Костя даже бронежилет одел.

Отправив Степанова с особистами, я прошёлся по блок-посту и остался недовольным тем бардаком, который творился в расположении первого взвода. Собрал в кучу командира взвода, замполита, старшину и всех троих отругал, особенно досталось командиру взвода и старшине за отсутствие порядка. Замполиту тоже сделал внушение, за отсутствие инициативы и, поставив ему задачу обшарить все кусты и обнаружить, где находится у солдат брага, которую они периодически хлещут. Дождавшись доклада о наведении порядка, я построил солдат в полной экипировке перед своим салоном, проверил состояние оружия, боеприпасов и в очередной раз провёл «воспитательную» беседу, но остался недоволен её результатом. Бойцы уже протрезвели и, стоя под солнцем, мучились от похмелья: были хмурые и мои слова отскакивали от них, как от стенки. Контрактникам пригрозил, что их в качестве наказания буду посылать в седьмую роту на вершину горы, а срочников пообещал отправлять в пехоту на перевоспитание. Я бы, наверно, ещё долго разглагольствовал на тему вреда пьянства, но на дороге остановился БТР, с которого слез командир полка полковник Матвеев и замполит полка подполковник Сорокин. Развернув строй, доложил командиру о состоянии дел в батареи, после чего Матвеев с замполитом с удовлетворением осмотрели моих подчинённых, которые увидев начальство подтянулись и в полной экипировке выглядели вполне воинственно.

Отпустив солдат, командир сел в тень деревьев за стол.

- Давай, Копытов, свою рабочую карту, документы и рассказывай, как ты рулишь деревней и какая обстановка в округе.

Разложил карту, схемы и в течение десяти минут докладывал полковнику Матвееву об обстановке в своём районе. Командир полка внимательно выслушал и удовлетворённо отодвинулся от карты.

- Я доволен, товарищ майор, положением дел в вашем подразделении. И о тебе лично мне дали положительную характеристику. Так что и действуй так и дальше.

Зашелестели кусты и из них вылез замполит, который пока я докладывал обстановку смотрел, как живёт личный состав. Услышав последние слова Матвеева, решил показать, что он в полку тоже не последний начальник.

Сдвинув бесцветные, жидкие брови к потной переносице, и напустив на худое лицо значимость, стал меня отчитывать.

- Товарищ майор, если у ваших солдат в палатке и кругом неё порядок, то у вас бардак. Вы, хотя бы ради зарядки убирали пустые бутылки из кустов и мусор. А здесь, что за срачь? – Замполит ткнул рукой в место, где мы лущили и ели фисташки. Глупую мою инициативу про слой шелухи, неожиданно поддержали и солдаты. Даже в пьяном состоянии они ползли сюда и лущили здесь фисташки. Теперь толстый слой шелухи неряшливым пятном серел недалеко от салона. Я поглядел на шелуху, а потом с презрением посмотрел на заместителя командира, который даже в жару был в бронежилете. Я многозначительно молчал, не считая нужным что-либо объяснять. И моё молчаливое презрение взбесило подполковника, побагровев от злости, он начал орать.

- Товарищ майор, вы что себе позволяете? Что это такое? Почему ваши солдаты в бронежилете, а вы без него? Видите, я тоже в бронежилете, - он немного сбавил тон, считая моё молчание покорностью, и был очень поражён тем, что ему ответили.

- Ты, кто такой? Ты, кто такой, чтобы меня укорять за отсутствие бронежилета? Да, пошёл ты

на …, - дальше я произнёс слово из трёх букв, от которого замполит онемел и только беззвучно шевелил губами, да возмущённо показывал рукой на меня.

Матвеев сильно хлопнул ладонью по столу и резко встал: - Прекратить. А вы, товарищ майор, в семнадцать часов ко мне на беседу. Понятно?

Проводив ненавидящим взглядом этого прощелыгу, который пробыл в полку три дня и ещё пытается мне качать права. Ты сначала покажи, какой ты в боевой обстановке, а потом уж перья распускай или наезжай на тех, кто с тобой приехал. В такой манере я бубнил сидя за столом, но уже через пять минут забыл о происшедшем. Я тискал в своих объятиях Славку Упорова, который остановил колонну ремонтной роты на дороге.

- Боря, - радостно орал мне в ухо однополчанин, - теперь мы часто будем встречаться. Я со своей ротой переезжаю к вам. Давай выпьем за встречу.

Славка дёрнулся к своей машине, но я его схватил за руку и потащил к столу. Мигом достал бутылку и несколько кусков копчёного мяса.

- Боря, погоди. Со мной же Гоблин, сейчас я его позову, - Упоров ринулся на дорогу, где нерешительно стоял зам. по вооружению полка подполковник Арсентьев и смотрел в нашу сторону. Славка его позвал, но Арсентьев отрицательно покачал головой и отдал команду на начало движения. Колонна ушла, а Славка спустился ко мне.

- А, Гоблин, чего-то отказался. Я ему говорю: пойдёмте на пять минут, с однополчанином выпьем, но он не захотел, а мне разрешил попозже подъехать.

Упоров посидел у меня минут двадцать и уехал размещать роту, а через двадцать минут на блок-пост заехал мой БРДМ и остановился. Саня и Костя молча сидели на броне и отрешённо смотрели на меня. Степанов вылез из люка, сел рядом с ними и дрожащими руками закурил сигарету. Были они, несмотря на загар, бледными и потрясёнными.

- Ребята, что то случилось? – Обеспокоено спросил я, подойдя к машине.

Костя медленно слез с машины и пальцем показал на водителя: - Боря, вот этого солдата к медали «За отвагу» представь, что хочешь делай, но представь. Он нас тридцать минут тому назад из такого говна вывез, что мне до сих пор не понятно – как он это сделал.

- Ну-ка, ребята, давайте слезайте. Пошли к столу. Степанов, давай за стол тоже.

Только выпив залпом по сто пятьдесят грамм, они смогли членораздельно рассказать, что произошло.

- Боря, вышли на нас чеченцы с одного горного селения и попросили встречи, для того чтобы решить вопрос об обмене пяти пленных солдат, на пленных боевиков. Как бы такие вопросы и раньше решали, поэтому мы поехали на встречу без всякой опаски. Приехали на горную дорогу в то место, какое нам указали. Узкая дорога: слева почти отвесная каменная стена, справа пропасть. Главное, развернуться негде. Смотрим, два духа стоят, видно что без оружия. Костя остался на броне, а я пошёл разговаривать с ними. Самое интересное, что о возможности засады даже не подумали. Только обратил внимание, что они ведут себя нервно. А когда осталось до них метров двадцать, они упали за камни и оттуда по нам открыли шквальный огонь. Это была сплошная стена металла, - у Сани даже глаза сделались большими, когда он дошёл до этого места в своём рассказе, - как меня не смело с дороги, не понимаю до сих пор, и как в меня с двадцати метров не попали, тоже не понимаю. Практически одним движением я перекинул автомат из-за спины вперёд и длинными очередями стал полосовать по засаде. Слышу сзади Костин автомат заговорил и я начал отходить к БРДМу, чтобы хотя бы броней прикрыться. Тогда был шанс дождаться подмоги, но когда обернулся к машине, то оказалось, что твой Степанов каким-то образом сумел развернуться и мне оставалось только запрыгнуть на броню, пока Костя огнём прикрывал меня. Я запрыгнул на верх и прикладом стукнул по броне, давая понять, что можно трогаться, а Степанов так рванул с места, что я слетел с брони и, зацепившись за поручень, повис над пропастью. Так и провисел, пока БРДМ не вынес нас из-под огня. Потом уж забрался на машину и мы спокойно двинулись в полк. Я Степанова и Костю всю дорогу расспрашивал, как они сумели развернуть бардак на дороге? Но оба ничего не помнят. Вот такие дела.

Я только руками развёл и налил ещё водки Степанову: - Ну, молодец, Степанов, не опозорил батарею. Но если бы особисты не просили, хрен бы ты медаль у меня получил: очень уж ты говнистый.

Время подошло к семнадцати часам, когда я начал собираться к командиру полка «на ковёр», особисты поехали со мной и всю дорогу инструктировали меня, как вести себя: - Боря, ты самое главное молчи, не вякай. Стисни зубы и стой молча, иначе они тебя сожрут.

Ровно в семнадцать часов я пересёк, завешенный масксетью вход на территорию командирского салона, где в пятикубовом резиновом резервуаре плескался командир полка с замполитом.

Остановился перед резервуаром и, не глядя на начальство, прокричал: - Товарищ полковник, майор Копытов по вашему приказанию прибыл. – И замер, застыв в строевой стойке.

Первым вылез подполковник Сорокин, он взял полотенце и медленно обошёл вокруг меня, потом встал напротив и стал со значительным видом вытираться, как бы показывая – я сейчас вытрусь и тебе такой разнос устрою… Я же еле сдерживался, чтобы не сорваться и не нагрубить этому дебилу. Но насладиться своей властью, замполиту не дал Матвеев: он тоже вылез из воды, вытираясь полотенцем, спокойным голосом стал рассказывать, что со мной можно сделать, причём в пять минут.

- Копытов, я ещё когда в Екатеринбурге был и знал, что ты нормальный и порядочный офицер, и что здесь воевал грамотно. У тебя, у единственного в полку, за полгода нет убитых в батарее. Это ведь не только удача, но и определённый организаторский, командирский талант. Здесь тебя тоже все хвалят, и сегодня ты мне грамотно всё доложил и растолковал по своему району. Порядок нормальный у тебя в подразделении, не то что у многих. Да, в какой-то степени и я, и подполковник Сорокин признаём, что сейчас ты имеешь боевого опыта больше всех в полку. Но это не даёт тебе право по хамски разговаривать с заместителем командира полка. С офицером, который тебя старше по воинскому званию, должности и ещё является для тебя начальником.

А теперь давай эту ситуацию рассмотрим с другой стороны. Я ведь могу поступить и по другому: вот ты сейчас к командиру полка приехал в нетрезвом состоянии, так я сейчас могу пойти и отдать приказ - откомандировать тебя в пункт постоянной дислокации с формулировкой: «За систематическое употребление спиртных напитков в боевой обстановке и не тактичное поведение по отношению к заместителю командира полка». Вот так: и твой авторитет, и заработанное уважение не помогут тебе отмыться. Будешь потом рассказывать, что командир полка плохой, принял решение сгоряча не разобравшись, но поверят то мне, а не тебе. Но я так поступать не буду и дам тебе возможность спокойно замениться. Ты понял меня?

- Так точно, товарищ полковник, - хрипло произнёс я, понимая правоту командира. Он мог так сделать, и никто бы его не осудил. Но с другой стороны он не сделал этого, потому что меня некем было заменить. Это я тоже прекрасно понимал. А внутри меня всё клокотало, видя, как злорадно ухмыляется Сорокин, но приходилось молчать и мириться с этим положением.

На вечернем совещании командир полка поставил мне задачу: укомплектовать две противотанковые установки и передать их на три дня в первый батальон. Поэтому с утра и до одиннадцати часов следующего дня я занимался этим вопросом, а потом поехал в батальон передавать экипажи. Оставив машины среди яблонь в саду, где располагался штаб батальона, сразу же направился к кунгу командира батальона, где и нашёл Тищенко в тиши и спокойствии, читающего книгу.

- Здорово Игорь, - я по-свойски зашёл в салон и протянул руку товарищу. Тищенко медленно поднял голову и несколько секунд разглядывал меня, но увидев протянутую руку, нехотя поздоровался со мной. – Игорь, я там пригнал две противотанковые установки, полностью укомплектованные. Кому передавать?

Тищенко некоторое время смотрел на меня непроницаемым взглядом, а потом суровым голосом большого начальника спросил: - Товарищ майор, а почему вы как положено не докладываете? Ведь вы разговариваете с командиром батальона, - последние слова Тищенко произнёс с ударением.

Его ледяной тон и слова поразили меня и я на несколько секунд потерял даже дар речи. С тех пор как Тищенко приехал, он всё время пытался подчеркнуть дистанцию между нами: я командир батальона, а ты командир батареи вот и знай своё место. То, что было раньше – забудь. Каждый раз, когда в его поступках и словах проскакивала эта позиция, я не особо придавал этому значение, считая, что у него плохое настроение или же он не особо настроен к общению.

- Я… ? Подожди, это ты мне предлагаешь стать по стойке «Смирно», приложить лапу к голове и с почтением доложить тебе? И вот это ты мне предлагаешь? – Командир батальона сидел на стуле и невозмутимо смотрел на меня. Я же грохнул автомат на стол, перед бывшим, теперь уже понятно было, что бывшим товарищем и решительно уселся напротив Игоря. - Тищенко, ты чего о себе возомнил? Ты хочешь тут мне рассказать, что твой батальон, под твоим личным руководством взял рейхстаг, или как минимум дворец Дудаева? Это таким, как ты - рассказывай. Да ты ещё живого духа, даже в бинокль не видел, а уже начинаешь передо мной, офицером первой смены, пальцы гнуть в обратную сторону. Ты не перед тем гнёшь.

Ткнул не глядя пальцем назад, на висящее на стене большое зеркало: - Иди, посмотри на себя в зеркало…. У тебя же на лбу написано, что ты батальоном командуешь только пять дней. У тебя завтра батальон в бой идёт, а ты сидишь тут книжку читаешь. Будулаев сейчас бы свой батальон к бою готовил, и я его тут хрен бы застал.

Я встал из-за стола, с удовлетворением заметив, что сумел пробить броню невозмутимости и Тищенко побагровел, но молчал. Уже в дверях остановился и повернулся к командиру батальона: - Если бы этого доклада от меня потребовал Будулаев Виталий Васильевич, мне было бы неприятно, но я бы доложил, как положено, потому что он настоящий командир батальона, и за которым батальон пойдёт куда угодно. Понятно? Вообще-то тебя следовало бы послать подальше, но ты этого не поймёшь. Противотанковые установки стоят около ПХД. Забирай…

С удовольствием и удовлетворением от своей тирады, сильно хлопнув дверью, отошёл к своим подчинённым, которые разговаривали с солдатами первого батальона. Проинструктировав солдат, я хотел сразу же уехать к себе, но подумав с минуту решительным шагом направился обратно к командиру батальона. Ожидал увидеть нервно бегающего по помещению офицера: ведь по сути дела я выразил сомнение по поводу его способности командовать батальоном, даже может и оскорбил его, но открыв дверь, застал Тищенко, продолжавшего спокойно читать потрёпанную книжонку. Я дождался, когда он подымет голову и заговорил: - Значит так, товарищ майор, я всё-таки «Тебе» доложу, но вытягиваться, щёлкать каблуками и прикладывать руку к головному убору перед тобой не буду. Две противотанковые установки: экипажи личным составом укомплектованы на 100%, горюче-смазочными материалами на 100%, ракетами и боеприпасами на 100%, продовольствием на трое суток. А теперь, пошёл ты на х….

Дверь опять сильно хлопнула, закрыв от меня изумлённого Тищенко, а я опять проинструктировал солдат, в том плане чтобы они своим поведением не давали повода командованию батальона в негативной форме докладывать о батарее командиру полка.

Подъезжая к своему блок-посту, ещё издалека увидел стоящую ПРП начальника артиллерии полка майора Чайкина, который заменил подполковника Богатова. Мой начальник сидел на скамейке и с большим удовольствием поглощал из рядом стоящего ящика фисташки. Я слез с БРДМа и доложил о состоянии дел в подразделении. Майор благодушно выслушал и хлопнул ладонью по скамейке рядом с собой: - Садись, Борис Геннадьевич, пообщаемся.

Но общаться он не спешил, а продолжал молча лущить фисташки и оглядывать окрестности. Я тоже залез в коробку и молча присоединился к Чайкину. Съев свою пачку, начальник артиллерии отряхнул с брюк мусор: - Ну что, Копытов, рассказывай. Говорят, ты вчера замполита полка послал подальше? Да, и с другими начальниками скандалишь. Что за проблемы?

- Товарищ майор, вот есть командир полка, полковник Матвеев – я его не уважаю, но он командир полка и я вынужден выполнять его приказы, и хотя бы, как минимум, уважать его за должность. Есть замы командира. Из них достойны уважения лишь двое: Есаулов и начальник штаба полка подполковник Мельников. Это достойные офицеры, нормальные мужики и как профессионалы находятся на своих местах. А вот замполит и зампотылу, оба – говно. И вы это тоже прекрасно знаете. Зама по вооружению я ещё с мирной жизни не уважаю. И это чучело, ещё мне пытается права качать.

Я ещё вам больше скажу, только то и сейчас в первом батальоне с командиром батальона поругался. Наверно, командиру полетит докладывать. Завтра батальон идёт в бой: а я знаю как старый командир батальона готовился к бою, и мне есть с чем сравнивать. Так командир батальона сидит и книжку читает, и его больше волнует, как бы старого сослуживца подмять под себя и показать что он командир батальона, а не командир роты. Поверьте мне, я то наверно не увижу, но вы через месяц увидите, ну максимум два… товарищ Тищенко под любым предлогом смотается отсюда. Вы останетесь, а он смотается. Да ну всё это на фиг.., - я замолчал. Хотелось многое рассказать, но я его ещё мало знал и не мог просчитать его реакцию на мои откровения.

- Копытов, имея такие убеждения, ты и меня пошлёшь скоро подальше. Я ведь тоже всего пять дней, как командую артиллерией полка.

- Ну, товарищ майор, тут вам бояться меня нечего.

- Почему? – Искренне удивился Чайкин.

- Во-первых: товарищ майор, - я загнул палец, - вы мой прямой и непосредственный начальник: вы имеете право ругать меня, делать мне замечание, принимать решения по мне, моей батарее. Во-вторых: когда вы приехали в полк, конечно, я порасспрашивал людей, которые вас знают и вам дали нормальную характеристику. И в-третьих: вот даже сейчас, вы не стали сразу мне замечания делать, а предложили – Давай, мол, Копытов, рассказывай. То есть, вы способны выслушать подчинённого и принять справедливое решение. Да и приехали вы сейчас, наверно, не для того чтобы нотации мне читать.

Чайкин усмехнулся: - Правильно, не для этого. Я вот за эти несколько дней, в принципе, изучил местность в ущелье. А вот что у тебя здесь происходит? Не знаю. Может быть, тебе здесь помощь нужна или ещё что-то? Может быть, тебе здесь развернуть наблюдательный пункт, чтобы ты отсюда в случаи чего огнём артиллерии рулил?

Мы поднялись от моего салона на наблюдательный пункт батареи, где с биноклем дежурили два наблюдателя. Я ещё раз оглядел деревню и расстилающийся вокруг неё лес, который ровным, зелёным ковром спускался с вершины горы и тянулся до Алхазурова. Во многих местах этого ковра виднелись бурые проплёшины засохших и повреждённых деревьев, появившиеся в результате ведения огня артиллерии. Дивизион Князева ежедневно, через неравные промежутки

времени проводил огневое прочёсывание леса, на возможных путях движения боевиков. И все мы с удовольствием часто наблюдали огневой «гребешок» шириной триста – четыреста метров, который чесал лес от вершины до равнины и обратно. О чём я и рассказал начальнику артиллерии.

- Да, товарищ майор. Ещё такую штуку делают боевики и надо бы их отучить от этого. На вершине горы, на той части сидят два взвода седьмой роты, а на другой половине вершины боевики. Постоянно друг с другом перестреливаются. И духи придумали такой манёвр. – Я показал Чайкину, где сидит седьмая рота, а где сидят боевики, - они вечером спускаются ниже вершины метров на двести и из того, вон места, начинают одиночными трассерами из снайперской винтовки стрелять по взводу, который расположен внизу, в посёлке Пионерский. Те внизу «заводятся», и начинают садить из автоматов и пулемётов вверх и так как боевики находятся в створе со взводами на верху, то половина пуль достаётся им. Те в свою очередь бьют вниз и также, больше половины огня уходит по взводу седьмой роты в посёлке. И так всю ночь, взвода воюют друг с другом. А боевики потихоньку уходят оттуда. Место, откуда всё время бьют боевики я заметил, заметил и их вторую позицию, куда они отходят. Так давайте, мы сейчас пристреляем эти точки, а сегодня ночью я накрою их огнём дивизиона.

- Что ж мысль здравая, давай попробуем. Только я сам пристреляю эти цели.

Первый снаряд лёг выше, но второй и третий, легли туда куда надо. Довернули двести метров вправо и первым же снарядом попали в место второй позиции боевиков. – Начальник артиллерии удовлетворенно хмыкнул, - так, первая цель № 410, а вторая № 411. Я Князева предупрежу, чтобы по первой же твоей команде открыли огонь.

Мы спустились на дорогу и когда майор Чайкин собирался залезать на ПРП, я его остановил: - Товарищ майор, вот теперь хочу сказать и четвёртую причину, по которой я вас на три буквы не пошлю.

- Ну-ка, ну-ка, Копытов, доложи – распотешь мою душу. – Чайкин заинтересованно смотрел на меня.

- Вы, товарищ майор, приехали сюда и с этой стороны посмотрели обстановку. Четырьмя снарядами пристреляли две цели и мы сегодня теперь духам сюрприз подготовили. А ведь могли книжку читать, как Тищенко. – Начальник засмеялся.

- Ну, тебя к чёрту, Копытов. Оставайся, но не зли начальство. – С этим пожеланием он и уехал.

С подъехавшей через некоторое время машины соскочил знакомый офицер: - Боря, с тебя бутылка. Как слабо - за хорошую новость?

- Ну, если хорошая. Только, честно говоря, я и представить себе её не могу.

- Боря, наливай….

Я достал водку, товарищу налил грамм сто, а себе только плеснул: - Ну, давай. Удивляй.

Товарищ выпил водку, не торопясь закусил и увидев, что я сгораю от любопытства, махнул рукой: - Ладно, не буду тебя томить. Езжай в штаб, там тебе заменщик приехал. Тоже майор, здоровенный…, - он что-то ещё говорил, но я его не слышал. Новость не то что удивила, оглушила меня. Я уже настроился тут загорать, как минимум месяц, а приезжает человек и так просто говорит, что ты завтра уже можешь ехать домой. Я даже сел в растерянности.

- Слушай, Сергей, если ты пошутил, то эта жестокая шутка, - надеясь на то, что он всё-таки не пошутил. А товарищ, довольный произведённым впечатлением, уже сам разливал дальше водку и успокаивал меня.

- Боря, успокойся. Я уже с ним переговорил, немного рассказал о тебе и батареи. Он сам с Еланской учебки. Да чего ты сидишь? Езжай, меня Сергей Тимошенко, строевик попросил по дороге к тебе заехать.

Как в тумане, но очень быстро собрался и помчался в штаб. Сергей не соврал, у штаба в курилке томился в одиночестве здоровый, незнакомый майор с большой, чёрной сумкой у ноги. Когда проходил мимо него, то во все глаза рассматривал его. Он тоже пристально посмотрел на меня и мне не понравились его глаза: слишком много было в них тоски и неуверенности.

- Сергей, это мой заменщик там сидит? - Спросил начальника строевой части майора Тимошенко.

- Боря, забирай его быстрее отсюда, а то на миномётку поставят в первый батальон. В приказ я его уже вбил. Тебе замена нужней, чем кому-то.

Мы вышли из штаба и Тимошенко уже официальным тоном представил вновь прибывшего – майора Николая Севрюгина. Сказал несколько ободряющих слов офицеру и мы пошли к БРДМу. Я начал расспрашивать Севрюгина, но тот больше молчал, хмуро поглядывая по сторонам, и он всё больше мне не нравился. Но когда приехали на блок-пост, он оживился и уже повеселевший сидел за столом, куда я выставил все свои деликатесы. Задав несколько наводящих вопросов и немного его послушав, стало понятно: что Николай, честно говоря, слабый артиллерист, много лет прослужил в учебке и готовил сержантов на миномёты. Долгие годы дело имел с курсантами и побаивался солдат с линейных подразделений. Но я его, как мог успокаивал и он внимательно слушал мои наставления.

- Коля, тебе повезло что поставили на противотанковую батарею. Я с Кубы приехал, то всё в дивизион рвался, но когда послужил командиром противотанковой батареи, понял, что был дураком. Ты отдельное подразделение, сам себе хозяин. Из-за того, что многие начальники и командиры противотанковую батарею не знают, они к тебе и не лезут. Главное, чтобы ты сам и твои солдаты не приносили ЧП, тогда о тебе и вспоминают очень редко. Вот и сейчас: я стою отдельно, у меня своя задача, я комендант деревни и от этого положения вижу только одно хорошее. Сейчас стали гораздо хуже в полку кормить, а у меня на столе видишь какие деликатесы? Какие хочешь, и утром старейшина, приходя на доклад, ещё водку приносит. Солдаты тоже питаются хорошо. Живи, балдей и посмеивайся над другими. Старослужащих солдат, которые могли бы тебя послать подальше из-за того, что они тут пять месяцев провоевали – нет, все уволились. Остальной личный состав – одна молодёжь, в боевой обстановке я их уже немного поднатаскал, так что тебе обучать в принципе не надо, только следить за ними. Офицеры вообще молодые и тебе остаётся только лепить из батарейки всё, что ты захочешь.

Не стал ему говорить о тех трудностях, с которыми ему придётся столкнуться: сам потом всё узнает. А пока пусть без страха и сомнения принимает батарею, поэтому продолжал петь оптимистические песни дальше.

- Я тут ещё недельку побуду и помогу тебе войти в курс дела по всем направлениям. Вот ты хотел на миномётную батарею, так хочу тебе рассказать, чем бы ты сейчас там занимался.

Завтра первый и третий батальоны идут в наступление: и сейчас бы ты метался по расположению батареи, не зная за что хвататься. Метался бы, судорожно вникая в вопросы обеспечения боеприпасами, ГСМ, подготовки техники и вооружения, а ведь ещё надо изучить и спланировать огни, цели, которых как минимум пятьдесят, да надо ещё изучить местность по которой будет проходить наступление. Вечером на совещании командир батальона задаст кучу глупых и ненужных вопросов и ещё отдерёт тебя, и нарежет новые задачи. И ты, не зная подразделения, людей, завтра поведёшь их в бой, за который и ты несёшь ответственность, а так мы сидим за столом – пьём спокойно водку, потому что у нас совершенно другая задача и самое главное – ты спокойно примешь батарею. Сейчас мы ещё немного посидим и отдохнём пару часиков, а в 23 часа заступим вместе на дежурство до утра, по ходу дела я тебе доведу и остальные нюансы.

- На какое дежурство? – Удивился заменщик, размякший от того, что не ему завтра идти в бой.

- Таков установленный мною порядок: комбат несёт службу всю ночь, чтобы если случиться нападение, со свежей головой, а не сонный, не владеющий обстановкой, командовать обороной расположения.

- Но я ведь командир батареи, пусть взводные несут дежурство.

- Коля, пока я здесь, давай не будем ничего ломать: уеду – заводи свои порядки, перекраивай, как хочешь. Но такой порядок, в военное время, в таких специфических условиях, когда духи могут напасть в любое время и с любого направления – необходим.

Севрюгин недоверчиво посмотрел на меня, но спорить и возражать не стал. Пока его знакомил с батареей и расположением, показывал технику, потом вручил его автомат и экипировку, подошло время немного вздремнуть перед заступлением на дежурство. Убедившись, что техник со своими дежурными приступили к наблюдению, я разделся до плавок и лёг на постель в салоне. Мой заменщик в это время готовил экипировку и оружие: я же всё это время, сделав вид, что сплю, наблюдал сквозь ресницы за офицером. Подготовившись, он одел каску, бронежилет и вышел на улицу. О чём-то долго шептался с техником, а потом с оружием в руках уселся в кресле у салона. Незаметно для себя я провалился в сон и проснулся от того, что меня тормошил Севрюгин: - Боря…, Боря…., проснись: нас обстреливают снайпера.

Я мгновенно вскинулся и сел на постели, заменщик с встревоженным видом стоял передо мной, а в дверь заглядывал техник.

- Толя, что случилось? – Отодвинув майора в сторону, спросил у техника, чутко прислушиваясь к тишине за стенами салона.

- Товарищ майор, озверели духи и что-то рановато сегодня, - я машинально бросил взгляд на часы: двадцать два тридцать. А Анатолий продолжил, - человек пять лупят с горы трассерами по седьмой роте внизу, да и по нам. Вроде бы далеко, но пули на излёте долетают.

Как бы в подтверждении послышался резкий щелчок попадания пули в ствол дерева около салона, а ещё через несколько секунд и звон разбитой бутылки на столе.

- Ну, это борзота, - возмущённый наглым поведением боевиков, которые сегодня действовали явно по другому сценарию, я надел на голову свою каску, схватил в охапку радиостанцию с автоматом, и как был в плавках, выскочил на улицу и огляделся. Бойцы сидели на своих позициях и наблюдали, каждый в своём секторе, поглядывая в нашу сторону. Толя с Севрюгином резко присели, услышав как пуля прошелестев высоко в листве, улетела в глубину зелёнки. На наблюдательном пункте помимо дежурной смены находился командир первого взвода. Он мне и показал на гору, откуда срывались трассера в седьмую роту и к нам.

- Хорошо, иди к себе во взвод и если что, будешь своё направление прикрывать. А я тут сейчас порядок наведу.

Поставил радиостанцию на верх ящиков и стал настраивать частоту дивизиона и по ходу объяснять новому командиру батареи и технику, что сейчас сделаю.

- Стреляют они со старого места, наверно, там прогалина, откуда хорошо видно расположение седьмой роты. – Я прекратил возиться с радиостанцией и стал наблюдать за стрельбой духов. Через две минуты наблюдения подвёл итог, - так, бьют со снайперских винтовок, но не пять как ты говоришь, а десять человек. Они расположились достаточно кучно, чтобы их накрыть одним огневым налётом.

Я нацепил на голову наушники и вызвал дивизион, который тут же мне ответил.

- «Полтава, Я Лесник-53. Цель 410, основным, десять снарядов беглый Огонь!» - Радиотелефонист артиллеристов подтвердил приём и продублировал мою команду.

- Ну что ж, нам теперь только осталось посмотреть, как сработают артиллеристы. – Долго ждать не пришлось, через две минуты до нас донесся звук первого выстрела и тут же прошелестел высоко в небе снаряд, который багрово рванул там, где и планировалось. Ещё девять снарядов прошелестело над нами и легли на позициях боевиков, причём наводчик не восстанавливал наводку после каждого выстрела и все разрывы равномерно и удачно накрыли весь район расположения чеченских снайперов. Стрельба с их стороны мгновенно прекратилась и над окрестностями повисла тишина.

- «Полтава, Я Лесник-53, Цель 411, десять снарядов беглым, Зарядить!» - Я ждал и не ошибся, духи отступили и теперь открыли огонь со второй позиции. Но трассеров стало гораздо

меньше.

- Ну что, Толя, сколько теперь боевиков стреляет, - торжествующе спросил я техника, а тот озадаченно заскрёб в затылке.

- Да, вот сейчас по моему человек пять, остальных наверно накрыли.

- «Полтава. Цель 411. Веер сосредоточенный Подручной, десять снарядов беглый, Огонь!»

Боевики, наверно, и не успели понять и удивиться, как их опять засекли. Залп лёг кучно, а

потом снаряды в течение полутора минут рвали лес на второй позиции боевиков.

- Ну, вот и всё, сегодня седьмая рота будет нести службу спокойно, - я повернул голову к Севрюгину и посмотрел на изумлённого офицера.

- Боря, как это ты: без пристрелки, без координат уничтожил боевиков? – Майор ещё раз посмотрел на гору, - Боря, как?

Когда поворачивался к нему, то хотел рассказать, как днём приезжал начальник артиллерии и мы пристреляли эти цели, но услышав его удивлённые вопросы и его неподдельное изумление, мне расхотелось ему что-либо говорить. Он был не только слабым артиллеристом, но ещё к сожалению и тупым. Я с состраданием посмотрел на него и лишь сказал: - Ничего, Коля, с моё повоюешь и также стрелять будешь.

Мы облокотились на ящики и молча стали наблюдать за местом, откуда можно было ожидать появление трассеров, но лес хранил угрюмое и обнадёживающее молчание. Я с удовлетворением оттолкнулся от стенки наблюдательного пункта, собираясь спуститься к салону, чтобы одеться, как над нами засвистели пули и из зелёнки напротив раздалась автоматная очередь. Все резко присели и вторая очередь уже попала в стенку из ящиков, защёлкав по камням внутри, а между мной и техником появилась приличная дырка. Большая щепка, пролетев по воздуху, чиркнула по щеке одного из солдат, оставив на лице длинную и глубокую царапину, засочившуюся кровью. Сверху на меня свалилась радиостанция, больно ударила по коленке и хлестнула антенной солдата уже по другой щеке, оставив на ней багровый рубец. Увидев в боку радиостанции два пулевых отверстия, я вскочил на ноги и кинулся к пулемёту. Сняв с предохранителя ПК, дал длинную очередь, потом ещё и ещё по краю зелёнки, откуда по моему мнению вёлся огонь. Светлячки трассеров хлестали кусты, заросли в двухстах метрах от нас, а рядом со мной заговорили автоматы моих подчинённых. Грохнул выстрел с гранатомёта и граната рванула внутри зелёнки. Стрельба смолка также внезапно, как и началась: из зелёнки больше по нам не стреляли. Выждав ещё минут десять, я с заменщиком спустился к салону. Хотя сгустились сумерки, но бледность лица Севрюгина выдавала его испуг. Делая вид, что не замечаю его суетливых движений и его страха, я быстро оделся и мы вышли на дорогу. Заменщик семенил рядом со мной и норовил двигаться так, чтобы я всё время был между ним и зелёнкой. Я же, разгадав его нехитрые манёвры, тоже поворачивался так, чтобы Севрюгину приходилось всё время крутиться вокруг меня, но вскоре мне надоело его мучить и отправил к салону, где он мигом заснул сидя в кресле, крепко прижимая к себе автомат. Я думал, что он будет спать тревожно, постоянно вскидываясь, но мне пришлось его ещё и будить утром, когда уже побрился и привёл себя в порядок.

- Николай, вставай – пора кофе пить, - на печке стоял чайник с закипающей водой, а на столе тарелка с бутербродами. Севрюгин встал с кресла, с трудом распрямляя затёкшую поясницу и заилевшими глазами хмуро посмотрел на меня, понимая что я смеюсь над ним. А смеяться было над чем: круглое лицо лоснилось от пота, припухшие глаза и распухшая, от укуса комара губа, ещё больше перекосило лицо. Осторожно пощупав пальцами губу, майор уныло побрёл к умывальнику. Также уныло, как мышь в газете, копошился он и в салоне, а я сидел за столом и еле сдерживался, чтобы прямо не сказать этому офицеру: - Послушай, дорогой, я уже здесь пять месяцев: прими батарею, дай мне уехать и делай потом что хочешь, но только отпусти меня.

Я решил отложить этот трудный разговор на после завтрака, но пока мы пили кофе, он повеселел и уже даже с юмором воспринимал наше вечернее приключение. Сегодня утром, в связи с наступлением, совещание было назначено на шесть утра, поэтому мы позавтракали и не спеша собрались ехать в штаб. Я задержался, отдавая последние распоряжения замполиту и старшине, а Севрюгин в каске и в бронежилете суетился на броне БРДМа. Он то садился в сиденье командира машины и закрывал люк, то его открывал и вылазил на броню: садился гоголём у башни и оглядывал местность. Понаблюдав за его манёврами, я забрался на броню и уселся над водителем, спустив ноги в люк. Заменщик осмотрел меня с головы до ног.

- Боря, а почему ты без бронежилета ездишь? – Я беспечно махнул рукой и дал сигнал на начало движения. Севрюгин сел на сиденье во внутрь машины, но посмотрев на меня, неохотно вылез на броню.

- Боря, а почему ты ездишь сверху? На броне, а не внутри? Ведь так быстрее убьют. – Снова задал мне вопрос Николай.

Я облокотился поудобнее на ствол КПВТ и стал объяснять прописные истины: - Конечно, броня спасёт от пуль, если ты находишься внутри. Но внутри ты оказываешься в какой-то степени и в ловушке: во время попадания гранаты у тебя меньше шансов уцелеть и выбраться на улицу. Если машина перевернётся, внутри ты получаешь большее количество травм, когда будешь биться обо все выступы, кувыркаясь вместе с машиной.

- А теперь смотри: обстрел справа, - я ловко подпрыгнул и выбросил ноги на левую половину брони и присел, прикрываясь башней, а потом быстро перескочил на правую сторону машины и, опять прикрываясь башней БРДМ, повёл стволом автомата по придорожным кустам. Всё это я проделал на полном ходу машины и под изумлённым взглядом Севрюгина. Я опять уселся на своё место и стал объяснять дальше: - Когда я еду на верху машины, то при попадании гранаты, меня максимум скинет с брони на дорогу или обочину. Ну побьюсь, ну сломаю руку или ногу, пару рёбер, но остаться живым будет гораздо больше шансов. Сейчас будет место на дороге, которое периодически обстреливают боевики из пулемёта, и я тебе покажу, как просто укрыться внутри машины от огня, в случаи обстрела.

Мы миновали самое узкое место и теперь ехали по дороге, участок которой простреливался с позиций боевиков и Степанов прибавил скорость. Как по заказу с горы ударила очередь и пули защёлкали по броне сзади нас. Севрюгин загнано глянул на меня, а я, изогнувшись на краю люка, закинул ноги за спину водителя и мгновенно скользнул вниз, только чуть задев водителя. Майор, уяснив мой манёвр, повторил его, но зацепившись бронежилетом за выступ сильно ударился лицом о крышку люка и с криком боли провалился во внутрь машины. Прежде чем мы выскочили из зоны поражения, ещё одна очередь прогрохотала по броне. Я опять вылез наверх БРДМа, туда же вылез и бледный Севрюгин.

- Ничего. Николай, умение приходит с тренировкой, - попытался успокоить заменщика, но он уже паниковал и не пытался скрыть этого. Как только мы остановились у ворот штаба, Севрюгин соскочил с БРДМа и стремительно побежал к салону командира полка. Я же чертыхнулся и, уже не спеша, направился тоже к командиру полка, который вышел из-за масксети.

- Товарищ полковник, я не хочу быть командиром противотанковой батареи, - донёсся до меня дрожащий голос офицера, - меня там убьют.

Матвеев заулыбался: - Да вы что, товарищ майор? Вон, Копытов, какую ряху наел. Вся деревня кормит и лелеет его, мы здесь так не питаемся, как он. Да, кстати, товарищ майор, чего это вы всю ночь на связь не выходили? – Последние слова командир уже адресовал мне.

- Вчера вечером группу снайперов накрыл артиллерией, вот духи мне и отомстили. Обстреляли с зелёнки и сразу же попали в радиостанцию…, - продолжить я не успел, так как к командиру подошёл начальник штаба полка подполковник Мельников и хмуро глянув на меня, стал докладывать.

- Товарищ полковник, начальник строевой части майор Тимошенко и майор Копытов, поступили возмутительно. Майор Севрюгин, с самого начала был предназначен для замены командира первой миномётной батареи. А Тимошенко вчера самостоятельно принял решение и перенацелил его на противотанковую батарею, в качестве дружеской услуги, – подполковник Мельников повернулся к Севрюгину, - а вы, товарищ майор, езжайте прямо сейчас за своими вещами и сюда.

В течение последующих нескольких минут в мой адрес было высказано немало крепких слов и выводов. Не знаю, чем бы всё это закончилось, но подошёл начальник артиллерии и, воспользовавшись паузой, обратился к командиру с просьбой представить меня к правительственной награде за уничтоженных снайперов. Наступило неловкое молчание, в течение которого командир полка и начальник штаба озадаченно хмыкали и поглядывали то на меня, то на начальника артиллерии. А Чайкин глядел невинным взглядом на полковых начальников.

- Ладно, идите товарищ Копытов, - наконец-то вяло махнул рукой мне Матвеев и они с начальником штаба ушли в сторону роты связи, оставив меня с Чайкиным.

- Копытов, - начальник артиллерии сбросил с лица невинное выражение, - чего тебе спокойно не сидится? Вчера Тищенко приезжал к командиру жаловаться на тебя. Хорошо я случайно оказался рядом и смог за своего подчинённого вступиться. После этого Матвеев ответил Тищенко в таком духе: – А чего ты хотел? Конечно, Копытов правильно взбеленился. Кто ты для него? Необстрелянный салага, на большее не тянешь. Вот ты отвоюешь свой первый бой нормально, тогда ты и сможешь его застроить, а так пока придётся молча проглотить обиду. Это мой тебе совет.

…Вернулся к себе очень расстроенным: несколько часов тому назад в мечтах был уже дома, а сейчас этот призрак бесследно растаял в воздухе и неизвестно, когда он опять реально встанет передо мной.

Тем временем бой за контроль над несколькими населёнными пунктами и за дорогу на Шатой развернулся и пошёл не по тому сценарию, как планировалось. Как мне потом стало известно, закончился он новой трагедией для 245 полка. Отряд обеспечения движения двигался по горной дороге в сторону населённого пункта Зоны. Впереди двигались в пешем порядке сапёры, за ними на технике разведывательная рота и другие подразделения. Солдаты и офицеры напряжённо вглядывались в зелёнку, которая справа вплотную подступала к дороге. Слева вдоль дороги шёл отвесный обрыв и с самого низа доносился неумолкаемый гул реки Аргун, которая стремительно мчалась между камней. Колонна медленно, шаг за шагом втягивалась в засаду боевиков, затаившихся в зелёнке и ожидающих только сигнала своего командира. Один из связистов, сидевших на броне поднял голову и его взгляд столкнулся с таким же взглядом боевика, но разглядывающим его с ненавистью. Связист вскинул автомат и успел дать короткую очередь и умер первым в колонне, так как его первый выстрел послужил сигналом для всех боевиков. Шквал огня обрушился на колонну, сразу же выведя из строя многих: кому повезло - погибли сразу. Кому повезло меньше - были ранены и теперь лежали в лужах крови на броне и земле, беспомощно взирая на эту бойню. В кого пули не попали - открыли огонь. Но он был крайне не эффективен, так как приходилось стрелять вверх, да и в первые несколько минут, уцелевшие не видели противника и били вслепую. В эти же первую минуты были подбиты несколько единиц техники, и они сейчас ярко горели на дороге, а уцелевшие солдаты пытались вытащить оставшихся внутри. Не подбитые машины беспомощно елозили по дороге, но выехать не могли из-за подбитой техники, перегородившей узкую дорогу. Число убитых и раненых росло с каждой минутой, боевики уже вели не шквальный огонь, а били сверху, не торопясь, выбирая цели. Полк помощи оказать не мог, слишком близко от колонны находились боевики, чтобы по ним можно было нанести огневое поражение артиллерией или авиацией, а мотострелки пробиться не могли, так духи наглухо перекрыли огнём узкую дорогу. На дороге огонь и сопротивление с каждой минутой ослабевало, офицеры были выбиты ещё в начале боя снайперами, добита была и остальная техника. Большинство раненых ещё в начале боя были уничтожены. Боеприпасы кончались, а боевики по мере ослабевания огня спустились практически к дороге.

Уцелевшие и легкораненые стали прыгать с отвесного обрыва в Аргун: немногие выживали в этом отчаянном прыжке. Тех кто разбился насмерть, и тех кто переломал ноги, руки, но остался жив выносило на небольшой остров посередине реки.

А боевики через несколько минут уже по хозяйски расхаживали среди трупов, собирали трофеи и добивали раненых. Всё это, я узнаю через несколько дней, а пока злой и взбудораженный сидел у себя на блок-посту и прислушивался к звукам боя. Ночь тоже прошла спокойно: боевики больше не пытались спровоцировать стрельбу между взводами седьмой роты, да и наверно боялись вновь попасть под артиллерийский огонь.

Рассказали мне и про казус, происшедший с полковыми разведчиками накануне наступления. Правда это или нет – судить не буду. Но рассказали другие, якобы бывшие свидетелями. Но даже если и сочинили – то получилась хорошая военная байка. Правда – «Дыма без огня не бывает».

Поставили задачу разведке проверить обходную дорогу в тылу боевиков. В каком она состоянии? Можно ли её использовать, чтобы прогнать там технику и ударить в тыл боевиков? До куда она тянется и другие сопутствующие военные вопросы?

Разведка ушла в ночь и во второй половине вышла на связь: - Вышли в район. Дорога есть. Двигаемся вдоль неё. Проверяем…

Через полчаса начальство запросила данные по дороге и разведчики ответили, удивив командование: - Технику прогнать можно, тут хорошая асфальтовая дорога…

- Какой асфальт? Там же лес и грунтовка…, по карте…

- Нет, асфальт и хороший на всём протяжении, что мы обследовали….

На командном пункте, на обрыве Аргуна, повисло удивлённое молчание, пока полковник Грошев, отвечавший за это наступление, не приказал: - Пусть дадут ракету, чтобы определить, где они бродят.

Разведчики пустили ракету, но никто не увидел её.

- Ещё раз, - потребовал Грошев и командир нерешительно пискнул, что разведчики могут демаскировать себя.

- Какая на хрен демаскировка? – В обычной своей манере рявкнул Грошев, - да они у вас бродят непонятно где.

Но и эту ракету никто не увидел, лишь через пару минут ночную тишину прорезал нерешительный голос солдата-связиста: - Так какие-то две ракеты взлетали вон там…, - и ткнул пальцем в тыл нашего полка.

Грошев весело присвистнул и приказал: - Пусть дадут две ракеты, - и через минуту, далеко сзади, в воздух взлетели две ракеты. Оказывается, перейдя оборону боевиков, разведчики заблудились. Сделали круг по лесу и, перевалив хребет «Волчьих ворот», ушли в тыл своих войск, где и нашли данную асфальтовую дорогу. Ругани и затаённого смеха в окопе командного пункта было дополна.

…Эти несколько дней я безвыездно просидел у себя в батарее, посвятив всё время наведению порядка в подразделении. Я всё-таки, после замены полка, подсознательно ждал себе замены каждый день и подзапустил воспитательную работу среди личного состава, считая что это должен делать новый командир. Но теперь круто взялся за подчинённых и учинил разборки, поняв что до отъезда отсюда далеко, а люди требуют постоянного внимания своего командира. Первым прокололся мой водитель. Степанов, увидев что комбат в печали и не собирается больше никуда ехать, сразу же напился со своим товарищем и попробовал учинить разборку с местными жителями, которые направлялись ко мне.

Услышав пьяные голоса, я в недоумении поднялся на дорогу и в ста метрах от блок-поста увидел своих пьяных солдат: Степанова и ещё одного. Голые по пояс, с автоматами в руках они, как им казалось, задержали двух рослых чеченцев, в которых я узнал жителей деревни. Солдаты матерились и трясли автоматами, пытаясь заставить чеченцев поднять руки вверх и стать на колени. А два здоровых мужика, способные в секунду обезоружить этих пьяных сосунков, с презрением смотрели на них и старались не делать резких движений, чтобы не спровоцировать солдат на стрельбу.

В несколько секунд добежал до солдат и, схватив левой рукой ствол автомата Степанова, правой в бешенстве заехал водителю в челюсть. Солдат кувыркнулся и улетел в кусты. А его товарищ, уронив автомат на асфальт, зайцем метнулся в сторону взвода.

- Мужики, извините за этих ублюдков, я с ними разберусь. У вас какие-то проблемы? – Я схватил за руку Степанова и рывком поставил его ноги.

Чеченцы попятились от меня: - Мы потом к вам придём. Потом, - развернулись и скорым шагом направились в сторону деревни, а я пинками погнал солдата на блок-пост. Собрав солдат по тревоге у салона и оставив с ними техника, я с замполитом и командиром взвода устроил капитальный шмон в расположении первого взвода и в близлежащих кустах мы нашли два ведра готовой браги. Зачерпнув кружкой белую, мучнистую жидкость и сделав несколько хороших глотков, замер, прислушиваясь к своим ощущениям. На удивление брага оказалась приятной на вкус и крепкой. Я присел у ведра и, уже спокойно выпив вторую кружку, предложил выпить по кружке офицерам. Немного успокоившись, приказал вёдра с брагой вынести к салону, а сам вышел туда минут через пять и сразу же выдернул из строя Степанова и его товарища. Ногой опрокинув вёдра, с удовольствием наблюдал за угрюмой реакцией своих подчинённых.

Я не стал читать долгих и нудных лекций о вреде употребления алкоголя, и о той опасной обстановке, в которой мы находились, а в жёсткой форме пригрозил, что больше я разбираться и «чикаться» с ними не буду, а сразу же буду отправлять на губу, как здесь любовно называют «зиндан». Контрактников буду гнать в три шеи, но наведу военный порядок. И вот эти дни, всё находилось у меня под жёстким контролем.

…От радиостанции поднялся дежурный радиотелефонист и подошёл ко мне: - Товарищ майор, передали что можно наши установки забрать из первого батальона.

Быстро собравшись, я через несколько минут мчался по дороге, с удовольствием ощущая напор встречного воздуха. Честно говоря, мне до чёртиков надоело сидеть на блок-посту, но эти дни не прошли зря: дисциплина в батареи заметно подтянулась, стало больше порядка, и в

действиях солдат появилось больше чёткости и организованности. БРДМ бодренько взобрался

по дороге в бывшее расположение первого батальона и остановился на огневой позиции миномётной батареи, где и нужно было забрать противотанковые установки. Поздоровавшись с солдатами и узнав, что с ними всё в порядке, подошёл к палатке командира батареи капитана Грегоркина, который ждал у входа, когда я переговорю с солдатами. Через проезжающих мой блок-пост, я уже кое-что знал про своего «сбежавшего» заменщика. Через два часа, как он приехал в батарею, началось продвижение мотострелковых батальонов вперёд и когда потребовался миномётный огонь майор Севрюгин ошибся, положив миномётный залп по цепи наступающих мотострелков. Чудо, что никого не убило. Нового комбата сразу же отстранили от ведения огня и Грегоркин вместо того, чтобы рассчитываться и ехать домой, продолжал командовать батареей и обучать Севрюгина. Получалось, что не только меня он подвёл, но и другого офицера. Поздоровались, обменялись новостями и командир батареи пригласил меня в гости. В палатке, несмотря на то, что были приподняты над землёй стены, было душновато, но мы всё равно расположились внутри.

Пока Грегоркин накрывал на стол, я огляделся внутри и с удивлением увидел среди спящих солдат, также мирно спящего Севрюгина. Спал он в каске и в бронежилете, крепко сжимая в руках оружие.

- Ну, как он тут? – Я кивнул на беззаботно спящего офицера.

Грегоркин с досадой махнул рукой и стал наливать в кружки вино: - Лучше не спрашивай. Если бы не его дебилизм и трусливость, я бы уже ехал домой на поезде и слушал, как стучат колёса, а теперь торчу здесь и должен ещё этого бестолкового майора обучать. Как только начинаются обстрелы, или только предпосылки к ним: всё, его нет – бросает батарею и убегает прятаться. Заколебал он меня. Вот, смотри, спит как сурок и до лампочки ему, что офицер из-за него здесь торчит.

Комбат первой миномётной, чокнулся со мной и махом вылил вино в рот, я отпил немного и поставил кружку на стол. А Грегоркин налил себе ещё вина в кружку, потом мотнул головой на

Севрюгина: - Ну, что пригласим его?

Я махнул рукой: типа, мне всё равно и Грегоркин сильно и бесцеремонно пнул ногой лежащего в бок. Николай Севрюгин резко вскинулся и теперь сидя на матрасе, красными от сна глазами, оглядел нас, стол и палатку. Командир батареи мотнул приглашающе головой к столу и Севрюгин, беззаботно зевнув во весь рот, снял каску с головы. Я с любопытством наблюдал за своим бывшим заменщиком и всё больше удивлялся. На улице была жара, волосы под каской были мокрыми и слипшимися от пота, а под бронежилетом был ещё свитер. Когда он стянул и его, то я даже рот разинул от удивления. На голой, потной груди, на толстой и железной цепочке висела огромная, латунная икона.

- Николай, это откуда у тебя? – Я в удивлении присел пред ним и стал рассматривать икону, явно старинной работы.

Севрюгин по детски застеснялся, но потом ответил: - Это мне жена своими руками повесила эту икону на вокзале от пули.

- На фига, ты тогда бронежилет таскаешь?

…Через час я уехал, довольный общением с товарищем. Остановился в посёлке Пионерский и у Лёхи Чикина расспросил о своём Синькове. Чикин тоже угостил меня вином и успокоил.

- Завтра я его буду спускать с вершины, хватит с него. Но страху он там натерпелся…, пить не будет, или по крайней мере будет от тебя прятаться. Пока мы подымались на верх, у него весь хмель вылетел, а не успели мы выйти на вершину, как нас плотно обстреляли духи. Показал я ему место для окопа: так он его выкопал - мгновенно. Самое интересное, бой идёт, а он выставит над головой и бруствером автомат и строчит в сторону боевиков, а то что очереди уходят вверх ему до лампочки – главное строчить. Так все эти дни и просидел в своём окопе, даже срал и ссал не выходя из окопа.

Под вечер я решил съездить с проверкой во второй и третий взвод. Обычно ездил днём, а тут решил уже практически в сумерки. Пообщавшись с командирами взводов и выпив с солдатами чаю, выбрался уже в темноте к забору на наблюдательный пункт взводов и затаился, наблюдая за противоположной стороной огорода, где были чеченцы. Они кстати и не скрывались особо: периодически до нас доносилась гортанная чеченская речь. Причём, находились они в метрах ста, не дальше. Я уже собрался отойти к палаткам взводов и уехать к себе, как из домов, черневших в темноте в двухстах метрах от нас на окраине деревни, сорвались светлячки трассирующих пуль и пронизали кустарник вокруг нас. Вторая очередь пронеслась над нами в сторону палаток. Определив место, откуда шли очереди, я не скрываясь ломанулся через кусты к взводам. У палаток стояла лёгкая суматоха, но все были целы. Не останавливаясь у них, выскочил на дорогу и, вскочив на подножку УРАЛа, резко скомандовал Субанову, который был за рулём: - Гони к деревне, духи обстреляли нас.

УРАЛ заревел и, набирая скорость, полетел к мечети, где был единственный свободный заезд в деревню. Второй солдат, сидевший в кабине, открыл на ходу дверцу и тоже перебрался на подножку, держа наготове оружие. У кладбища свернули влево, немного в горку и выскочили к хлипкой баррикаде, осветив её в упор фарами. В ярких потоках света за деревянной баррикадой заметалось до десятка деревенских мужиков вооружённые дубинами, назначенных на ночное дежурство у входа в деревню.

Я дал очередь из автомата в воздух и крикнул водителю: - Дави, Субанов, эту баррикаду. – И тут же заорал чеченцам.

- Где Рамзан? Рамзана ко мне.

Автомобиль врезался в препятствие, легко перескочил через остатки заграждения и повернул по моей команде влево, мимо школы. Впереди машины в свете фар, как зайцы, бежала толпа мужиков, а УРАЛ ревя двигателем, подпирал спины бегущих. Страх перед непонятными действиями коменданта, периодические очереди из автоматов над головами: всё это вносило страх и панику в ряды караульщиков и активно гнало их впереди меня.

Машина вместе с толпой деревенских выскочила на окраинную улицу и чеченцы свернули в сторону, а мы с солдатом соскочили с подножек, Субанов за нами и с ходу атаковали недостроенный дом, откуда по нам вёлся огонь. Водитель и солдат открыли огонь по окнам, прикрывая меня, а я подскочил к стене дома и, не останавливаясь, метнул вовнутрь две гранаты одну за другой. Третью, отскочив от стены, метнул в незакрытое отверстие чердака. Ворвавшись в дом, мы в быстром темпе прочесали все помещения, но следов стреляющего и гильз не обнаружили.

На улице, куда мы вышли, меня встретил испуганный Рамзан.

- Рамзан, - налетел я на главу администрации, - с этой улицы, и вот этого дома пять минут тому назад обстреляли мой блок-пост и меня. Ты что-то слышал или видел?

- Борис Геннадьевич, никто отсюда не стрелял, по крайней мере я ничего не слышал и не видел. А я вот здесь живу, - Рамзан показал на дом по соседству с тем, откуда вёлся огонь.

- Рамзан, ты что меня за дурака принимаешь? Я своими глазами видел, как отсюда вылетели две автоматные очереди. Так что ты мне не крути, а то тебя сейчас арестую за пособничество боевикам. – Я поглядел на толпившихся недалеко мужиков и заорал на них, - А ну, быстро прочесать улицу, Субанов, Козлов проконтролировать.

Солдаты дав по очереди в воздух, погнали вдоль улицы чеченцев, которые по мере продвижения исчезали во дворах. Я уже более спокойно стал разговаривать с Рамзаном, а тот продолжал доказывать, что никакой стрельбы с его улицы не было.

Через десять минут вернулись Субанов, Козлов и доложили, что ничего и никого не обнаружили. Чеченцы было столпились недалеко от нас, но я их прогнал караулить разбитую баррикаду.

- Ну, что Рамзан, остался единственный дом, который мы ещё не осмотрели – это твой. Пошли. – Оставив у машины Козлова, для охраны и прикрытия со стороны улицы, я и Субанов настороженно зашли во двор, а затем в течении десяти минут осмотрели дом и дворовые постройки. В доме, кроме жены Рамзана никого не было. Закончив осмотр мы остановились во

дворе, а Рамзан, облегчённо переведя дух, уже спокойно пригласил меня в дом, попить чаю, я

согласился, но предложил расположиться на веранде, откуда хорошо просматривался двор, все постройки и подходы, как к дому, так и ко двору. Субанова отослал к машине и шёпотом приказал ему бдительности не терять. Сам же сел на веранде так, что со спины подойти было невозможно, всё-таки у меня было подозрение, что стрелявший мог прятаться в доме у Рамзана. Я уже давно не верил чеченцам и мусульманам. Слишком часто они призывают в свидетели Аллаха, но как сведущие люди мне объяснили, что у правоверных, даже старики не считают

грехом обман неверного.

Жена чеченца быстро накрыла на стол: Рамзан часть закуски отослал с женой моим солдатам и мы начали пить чай. Я больше молчал, в основном говорил Рамзан: о своей жизни, о жизни деревни после того, как федералы разберутся с боевиками, и о многом другом.

Таким образом, я просидел у Рамзана до двенадцати часов ночи и, ничего не дождавшись, уехал к себе. На блок-посту царила суматоха, которая прервалась с моим появлением, вызвав общий вздох облегчения.

Больше всех обрадовался замполит: - Товарищ майор, мне передали со второго взвода, что вы помчались разбираться со стрельбой из деревни. Потом стрельба из автоматов, взрывы гранат и тишина, а вас всё нет. Что делать – не знаю? Главное понимаю, что если с вами что-то случилось, то ехать вас искать уже поздно. В полк докладывать, а что? Успокаивало в какой-то степени, что с деревни никто не прибежал. С плохой новостью. А ведь надо было что-то делать и я решил: если ещё в течение получаса не появиться комбат, тогда организую поиски.

Я молча похлопал замполита по плечу, а про себя подумал, что надо бы подзаняться лейтенантом, чтобы он хоть опыта какого-нибудь приобрёл, пока командую батареей, а то придёт какое-нибудь «чудо» вместо меня.

Через полчаса солдаты утихомирились: кому положено охранять, затаились на своих постах, а я стал прохаживался по дороге, чутко вслушиваясь в ночную тишину. В час ночи послышался быстро приближающийся гул МТЛБ, за двести метров до блок-поста в ночное небо взметнулась красная ракета, обозначающая что это свой. В принципе, этого можно было и не делать: на МТЛБ мог быть только майор Волощук, который ночами, если в этом была необходимость, доставлял тяжелораненых в госпиталь в Грозном. Вообще, Иван Волощук, несмотря на то, что совсем недавно прибыл в полк, уже завоевал крепкий авторитет в полку и как врач, и как человек. Он мог пойти в атаку, мог сползать и притащить раненного из-под огня: что, кстати, он и сделал двое суток назад, когда ночью, лично, под носом боевиков эвакуировал раненых и уцелевших солдат 245 полка с острова реки Аргун, куда их выбросило после того, как они спрыгнули с обрыва. Подружился и я с ним, часто он останавливался у меня на полчасика, когда возвращался с госпиталя, или же я приезжал к нему в гости.

Из-за домов, тёмной, низкой тенью выскочило МТЛБ и через полминуты остановилось около меня. С брони соскочил Иван.

- Боря, дай прикрышку до Грозного, раненого с пехоты везу. – Пока я распоряжался и БРДМ первого взвода выруливал на дорогу, мы обменялись новостями и Иван снова умчался в ночь. И хотя они почти сразу же скрылись в темноте, ещё в течение часа можно было проследить его маршрут. Вот в пяти километрах взлетела красная ракета: это Иван доехал до блок-поста десантников на мосту через Аргун. Через десять минут несколько дальше вторая ракета – это Волощук подал сигнал, что «Свой» блок-посту десантников у цементного завода. Третья ракета у Новых Атагов, а четвёртая на перекрёстке дорог. Я наблюдал за ракетами и не знал, что через неделю, между третьей и четвёртой ракетой я вместе с Иваном, также ночью, попадём в засаду и

уже пятая и другие ракеты будут меня сопровождать в госпиталь уже в качестве получившего сильнейшую контузию.

Утром, в пять часов, запылённые МТЛБ и БРДМ остановились на блок-посту, БРДМ первого взвода сразу же стал на своё место, а Иван спустился ко мне, где за столом я его напоил горячим

кофе и бутербродами. Иван был уставшим и вяло жевал мои мясные бутерброды, но выпив одну

порцию кофе, потом вторую ожил и повеселел. Садясь на машину, он пригласил меня вечером к себе в гости.

День прошёл как обычно, в неспешных делах. После обеда с попуткой приехал Синьков с седьмой роты и все ему обрадовались, а он тронутый встречей, кажется, даже прослезился. Чётко и бодро доложился о прибытии и я попросил тут же рассказать и поделиться боевым опытом, благо около салона собрались почти все, кто был на блок-посту. Синьков, начал красочно расписывать своё пребывание на переднем крае. И из его рассказа выходило, что если бы не он, то седьмую роту давно бы сбили с вершины или уничтожили. Что лично он уничтожил кучи боевиков, при этом расписывая всё, как один сплошной и весёлый подвиг. Косясь на меня и предполагая, что я мог знать какие-нибудь лишние и неприглядные подробности, он придерживал свою фантазию, а я молчал, лишь слегка улыбался, когда Синьков уж чересчур перегибал палку в своём рассказе.

Вечером приехал в гости к Ивану и, поздоровавшись с офицерами, собравшимися за столом ПХД полкового медицинского пункта, подошёл к четырём трупам, которые лежали в ряд в десяти метрах от ПХД, под стеной медицинского пункта. Никого из знакомых среди убитых не было. Я посидел на корточках несколько секунд, отдавая последнюю дань павшим и вернулся к столу.

Выпив первую рюмку водки и закусывая, обратил внимание на доносившиеся из окна медицинского пункта громкие стоны: они то возвышались почти до вопля, то опадали до жалостливого шёпота и почти не были слышны.

- Кто это так страдает? – Спросил Ивана.

- А ты что, ещё не знаешь? Славка Упоров с зам. по вооружению упали с обрыва на машине и разбились. Это стонет зам. по вооружению.

- А Славка? – В волнении воскликнул я.

- Да, у него всё нормально. Ехало их в кабине трое, упали с обрыва с пятиэтажный дом и все целы остались. Упоров и водитель побились, но ничего страшного у них нет. Так, сильные ушибы. А это зам. по вооружению стонет: хочет своими стонами показать, что ему очень плохо и его надо срочно эвакуировать в госпиталь, ну а потом со справкой «100» уехать домой на законных основаниях. Ну, пусть порет – хрен он в госпиталь уедет, а у Славки всё нормально. Но поведение такое, как будто крыша у него поехала. О…, смотри, - Иван толкнул меня локтём в бок и взглядом показал на крыльцо полкового медицинского пункта. Из дверей здания на крыльцо выскочил Славка Упоров, весь перемазанный зелёнкой: был он неестественно взбудораженный и нервный. Подскочил к солдату, курившему здесь же, выхватил у него сигарету и несколько раз глубоко затянулся. Потом затравленно оглянулся вокруг и громко произнёс неизвестно кому: - Да пошли, вы все на х…, - сорвался с места и убежал к себе в роту.

- Да, действительно крыша у Славки поехала. Иван, а чего вы с Арсентьевым делать будете?

- Да ничего, пусть постонет дня три, а потом его выпишем.

Через пару дней от Упорова узнал все подробности происшедшего.

- Боря, поехали мы с Гоблиным на УРАЛе на вершину горы, где несколько дней тому назад оставили тягач с солдатами для того, чтобы он затаскивал туда машины, которые не могли самостоятельно забраться на вершину. Ты, наверно, помнишь, тогда дождь прошёл и много луж было. Пока мы ехали то все тормозные колодки промочили, а начали подыматься вверх в гору, там на обрыве крутой поворот и его надо в два приёма преодолевать. Первый раз проезжаешь за него, пока радиуса поворота колёс хватает, а потом выворачиваешь руль в другую сторону и сдаёшь назад, вот мы начали сдавать, а когда задом подъехали к обрыву - водитель по тормозам, а тормозов-то нет. Арсентьев, как мы выехали на эту горную дорогу, всю дорогу боялся и держал дверь открытой, а как только почувствовал, что мы начали падать - выскочил из машины. Хорошо, что выскочил: мы когда начали падать, я еле успел сдёрнуть водителя на пол кабины и тут такой удар, что у меня всё глазах померкло. Наверно, сознание потерял. Открываю

глаза, смотрю, крыша практически до руля прогнулась. Водитель копошиться внизу кабины. И если бы Арсентьев не выскочил, нас бы там всех троих и расплющило. Ногами выбил заднее окно и как был в бронежилете, так и вылез через него, даже непонятно как это у меня получилось. Слышу сверху крики - подымаю голову, а там Арсентьев висит: зацепился за что-то. Следом выбрался водитель. Я в каком-то полутумане забрался на гору и пригнал тягач. Ну, а остальное ты знаешь.

Арсентьева я встретил через час, его выписали из мед. пункта и он, изображая разбитого напрочь человека, раненого перераненного, с помощью двух солдат, на которых он опирался со стонами и охами двигался в сторону своего салона. Увидев меня, он ещё больше заохал, а я расплылся в «деланной» улыбке и протянул руку подполковнику в приветствии, делая вид, что всерьёз воспринимаю его «боевые раны». Когда приезжал в отпуск в Екатеринбург, то в дивизии встретил Арсентьева. Он кинулся ко мне здороваться, но я холодно козырнул и спрятал руку за спиной: - Извините, товарищ подполковник, вот когда приедете в Чечню и там покажете себя – тогда и ручкаться будем…., - Арсентьева, когда он отказался ехать с нами в Чечню, в отличии от других, не уволили. Заступился старший брат-генерал и он тогда был записан на вторую смену.

- Теперь, после такого крещения, я могу пожать вашу мужественную руку, товарищ подполковник. – «Возвышенно» произнёс я, а Гоблин всё это принял за чистую монету.

Арсентьев в ответ жаром пожал мне руку и заохал с ещё большим пылом: - Ох и тяжело мне, Боря.

….Так уж получилось, но на следующий день у меня на блок-посту собрались чуть ли не все офицеры, оставшиеся от первой смены. Были здесь и со второй смены, которых это касалось и возмущала причина такого собрания. Конечно, не обошлось и без возлияния «огненной воды», но в этот раз всё было в разумных пределах и не мешало обсуждению.

В полку произошло ЧП и касалось это исключительно офицерского коллектива. Само Чрезвычайное Происшествие можно разбить на две части. Первая: офицер-мотострелок из первой смены, находясь на блок-посту, задержал легковую машину, которая направлялась в горный район, находившийся под контролем боевиков. В машине было пятеро мужчин разных возрастов, называвшиеся себя «мирными» чеченцами. И внешне, трое из них, гляделись сельчанами, по голову погрязших в своих деревенских проблемах, а двое были молодыми парнями, явно не тянувшие на звание «колхозника». В машине, при осмотре, ничего незаконного обнаружено не было, но вот двое молодых всё-таки насторожили офицера и он их решил попридержать и поподробнее разобраться с ними. Троих он отправил пешком, пообещав проверить оставшихся и отпустить их следом, если всё в порядке.

Что уж там произошло потом, есть несколько версий, но через некоторое время эти двое были убиты в перестрелке на блок-посту. Наши не пострадали и трупы оттащили в кусты и там их бросили.

Через двое суток, на блок-посту появился внушительный чеченец, который представился старейшиной того селения и отцом одного из убитых, который задал вполне законный вопрос – Где его сын и бывший с ним сосед?

Офицер не стал особо распространяться и сказал: - Проверил их и отпустил на машине домой. Где они и почему не доехали - он не знает.

Чеченец уехал, но через два дня снова появился на блок-посту, где тут же заявил офицеру: - Я знаю, что это ты их убил. Отдай тела. У меня в плену пять русских солдат. Отдашь тела – я отдам пленных…

На этом сговорились и отдали тела.

На этом первая часть закончилась и наступила вторая - дурно пахнувшая. Через два дня, офицера вызвал на переговоры односельчанин убитых, которого прислал старейшина. Тот передал следующее: – Солдаты отданы не будут и их судьбу будут решать позже. Про тебя, командир, кому положено знают ВСЁ. Фамилия, адрес семьи, сколько детей в семье и так далее и тебе, твоей семье объявляют Кровную месть.

Узнав об этом, мы начали «копать» - Кто сдал офицера? Разбирались недолго и всё сошлось на зампотыле. Как? За сколько? Эти подробности никого не интересовали. Такое гнильё нужно было вычищать. Вот его судьбу мы и решали на импровизированном офицерском собрании. Благо я был секретарём собрания. Высказались по этому поводу все и когда подошёл момент принятия решения…. У всех было одно – СМЕРТЬ! Но вот кто будет исполнителем – вот тут споткнулись. Главное - он должен знать перед смертью – ЗА ЧТО? С исполнителем и методом уничтожения предателя решили повременить, а анонимную записочку с решением офицерского собрания подкинуть, чтоб эта сука подрыгалась эти дни….

Записку подкинули, да и кто-то проболтался и уже на следующий день ко мне примчался замполит полка. Вместо того чтобы сесть и спокойно обсудить все обстоятельства неприятного происшествия, кидающего хорошее пятно на офицерский коллектив, он сразу стал орать, требовать, пугать военным трибуналом и в конце-концов был послан мною на фуй. Он умчался в штаб и довёл про моё хамское поведение до командира полка. Но командир в этом вопросе занял нейтральную позицию. То ли его самого зампотылу уже достал, то ли решил дистанцироваться от этого скользкого и дурно пахнувшего дела, но посоветовал действовать через особистов.

Они и приехали под вечер. Сели и под водочку спокойно обговорили это дело. И если бы замполит полка услышал это обсуждение, он пришёл бы в ещё больший ужас. Особисты были не против казни зампотылу и тоже были согласны с этим, даже предложили туда и замполита включить. Но лейтмотив беседы был в следующем: - Боря, только не ты приводи в исполнение. Тебе, что мало уголовного дела за подбитые танки? Ведь когда его грохнут, то прокуратура к тебе ведь прибежит…. Ты лучше спокойно езжай домой, а мы тут с ним сами разберёмся и когда всё это свершится, ты будешь дома и как бы ни причём. На этом и порешали.

А на следующий день, приехав в штаб, я случайно оказался в компании офицеров сапёрной роты и туда же припёрся прапорщик ГСМщик полка, со своей изрядной долей спирта. Был он уже изрядно «подшофе» и немного выпив с нами совсем «окосел». Хотел показать какую-то бумагу, но попутал карманы и вытащил оттуда толстенную пачку денег. Пьяно смутился и попытался их спрятать, но было поздно. Мы налетели на него, повалили и обыскали, но кроме этой пачки денег больше не было. А их было как раз, чтобы продать наливник с бензином. Цены то мы знали. Прапор был тут же жесточайше избит и выкинут из палатки, но перед этим, на его глазах деньги были сожжены.

Вот так. Эти суки приехали сюда наживаться, тогда когда в первую смену, ГСМщики полка прапорщик Володя Маматюк и Володя Базанков, зачастую, без прикрышки, ехали со своими наливниками, рисковали своими жизнями, но исправно возили горючку.

… Незаметно прошло, без каких-либо серьёзных происшествий, ещё несколько дней. Я сидел у себя за столом с офицером железнодорожных войск, который прибыл ко мне принять в батарее БРДМ-2 командира второго взвода, для установки его на бронепоезд, чтобы сопровождать эшелоны до Грозного и обратно. БРДМ он принял быстро и остался доволен его состоянием, комплектацией и мы это дело обмывали, с обоюдным удовольствием обмениваясь своими впечатлениями и наблюдениями о войне. Были мы уже изрядно «подшофе», когда на дороге остановилась колонна и из кабины головной машины выскочил новый начальник службы РАВ капитан Юрка Сирик, он сбежал к нам, к столу и по-хозяйски уселся за стол.

- Боря, наливай. Я тебе заменщика привёз.

Я скептически засмеялся: - Юра. У меня уже один был. Вези этого сначала в штаб.

- Боря, этот капитан конкретно тебя едет заменять, а не кого-то другого. Иди, принимай его.

Я недоверчиво посмотрел на капитана: - Юра, не шути так. Второго такого «облома» мне не надо.

- Да, Боря, тебе, тебе…. Я у него командировочное предписание смотрел. Иди, принимай.

Задумчиво разлил гостям водку, достал целую бутылку, взял из сейфа два последних золочённых стакана из подаренного сервиза и поднялся на дорогу. Посередине асфальта стоял среднего роста, худощавый капитан и у его ног лежала объёмистая сумка. Капитан был сильно пьян, штормило его из стороны в сторону здорово, но он ещё держался на ногах.

- Ты, что ли заменять меня приехал?

Капитан с усилием сфокусировал свой взгляд и тоже спросил: - Ты, командир противотанковой батареи? – Я мотнул головой. Тогда офицер приложил руку к головному убору и представился.

- Товарищ майор, капитан Волков прибыл на должность командира противотанковой батареи. – Он помолчал, потом протянул руку, - Юра.

Я пожал руку, медленно обошёл его кругом и опять остановился напротив его: - Ведь сбежишь, Юра.

- Нет, - насколько это было возможно в том состоянии, категорично произнёс капитан.

- Хорошо, сейчас проверим. – Я зубами оторвал алюминиевую пробку от горлышка и налил по 250 грамм водки в каждый бокал, один из них протянул Волкову, - Пей. Выпьешь – значит, не сбежишь.

Заменщик принял в руки золочёный стакан, опасно качнулся, но устоял. А потом мучительно долго цедил водку сквозь зубы. А когда последний глоток жидкости исчез в его глотке, Юра мутным взглядом поглядел на меня и хрястнул стакан об асфальт: - Я же сказал – не сбегу….

- Хм, - озадаченно хмыкнул я и залпом выпил своё содержимое и тоже хлопнул бокал об асфальт, - ну и хорошо, что не сбежишь.

В этот момент последние силы оставили Волкова и он отключился, рухнув мне на руки. Со всеми предосторожностями мы его отнесли в салон и уложили спать, туда же отнесли и вещи. Гости через полчаса разъехались, оставив меня в радостном возбуждении. Наконец-то мне приехал мой, именно мой заменщик. Хотя где-то в глубине души шевелился червячок сомнения, а вдруг опять ошибка и Волков спьяну что-то напутал. Не выдержав сомнений, я позвал замполита.

- Сергей, будешь свидетелем: я сейчас залезу к нему в карманы и найду командировочное предписание, чтобы точно знать ко мне он приехал или нет. А то до утра не выдержу этой пытки.

Лейтенант заулыбался, но помог мне и вскоре я держал в руках предписание, где чёрным по белому было написано – командиром противотанковой батареи в/ч 61931. Камень с души упал, и я теперь мог спокойно вздохнуть. К замене был готов, теперь только осталось дождаться, когда Волков проснётся, чтобы начать передавать подразделение.

Лишь только вечером новый командир батареи сумел выбраться из салона и сесть напротив меня. Ему было очень худо, мутным и тоскливым взглядом он осмотрел окрестности и снова воззрился на меня, мучительно вспоминая - Кто я такой и где он находиться? Но у него ничего не получилось. Пришлось ему помочь и лицо у офицера просветлело, узнав что он всё-таки в своей батарее. Но после того, как он попробовал вылечиться русским способом от похмелья, пришлось его обратно отвести в салон, где он опять бездыханным телом рухнул на постель.

На ночное дежурство заступил в радостном возбуждении: как-то сразу поняв и поверив, что Волков примет у меня батарею и я наконец-то уеду домой. Я бодро прохаживался по дороге, чутко вслушиваясь в ночную тишину, которая сегодня была особенной. Звёздное небо, воздух без ветерка и даже не было слышно ни единого выстрела. Глубокая тишина нависла над окрестностями, только лишь иногда перекидывались несколькими словами дозорные на наблюдательном посту. Вся эта атмосфера располагала к мыслям и мечтам, чем с удовольствием и занимался: в мыслях я уже ехал домой и встречался с родными. Но долго мне не пришлось витать в облаках: гул двигателя, красная ракета и на моём блок-посту остановилась санитарная МТЛБ, откуда на асфальт спрыгнул Иван Волощук и Сергей Тимошенко, который решил прокатиться в Грозный.

- Боря, мне сказали у тебя прикрышку взять, тяжелораненого везу в госпиталь.

- Блин, а у меня и нечего тебе давать. Мой «бардак» с ночёвкой в Ханкалу ушёл, один БРДМ сегодня на бронепоезд передал, остальные просто не доедут до Грозного.

- Чёрт, чего же делать? Раненого надо срочно в госпиталь доставить, - Иван затоптался на месте, прикидывая как быть, - Боря, может быть противотанковую установку дашь? Всё-таки броня.

- Иван, так от неё ведь в бою никакого толка.

Обсудив с товарищами ситуацию, я принял решение: - Ладно, Иван, сейчас выгоняем противотанковую установку и я лично тебя сопровожу туда и обратно. Заодно и развеюсь немного.

- Боря, может не надо ехать, пусть командир взвода сопровождает, - нерешительно предложил Волощук, - я ведь знаю, что тебе заменщик пришёл и по всем неписанным военным законам тебе нельзя ехать.

- А, Иван, ерунда все эти приметы, всё нормально будет, - я уже распоряжался и по моей команде разбуженный Синьков выгонял установку на асфальт. Отдав последние распоряжения замполиту, который оставался вместо меня старшим, наша маленькая колонна двинулась вперёд.

Я сидел на верху машины, опустив ноги в люк водителя и всё время видел маячившую впереди МТЛБ, и сидящих на броне товарищей и санитара. Первые пятьсот метров, пока поудобнее располагался на броне, совсем не обращал внимание на странные вихляния машины по дороге, но когда на повороте мы чуть не вылетели в поле наклонился в люк к водителю и меня обдало сильнейшим перегаром.

- Синьков, скотина, ты же пьяный. – С досады сильно пнул ногой его в спину, а солдат

поднял голову и быстро-быстро зачастил.

- Товарищ майор, товарищ майор, я чуть-чуть выпил. Только чуть-чуть, всё будет нормально. Я доеду…

Возвращаться было поздно, да и перед товарищами было неудобно. Я махнул рукой и с досадой ещё раз сильно пнул ногой в спину контрактника: - Ну, Синьков, вернёмся в батарею, я тебе, гад, устрою.., - плотоядно пообещал своему подчинённому.

Водитель сконцентрировал своё внимание на управлении и какое-то время вёл машину безукоризненно, но сильно отстал от МТЛБ, а когда я приказал прибавить скорость, машину опять начало опасно кидать по всей дороге. Я пинал водителя, ругался матом, но это мало помогало: или мы безумно виляли по полотну дороги, или же мы ехали нормально, но отставали от МТЛБ. А Иван нёсся по дороге, даже не подозревая, с какими проблемами я столкнулся. Таким образом мы проскочили через мост, правда раза два чуть не улетев в реку, миновали Чири-Юрт и цементный завод, проехали опасную зелёнку и выскочили на поля перед Новыми Атагами. Здесь я боялся только бетонного моста, на который сложно было заезжать даже днём, а тут пьяный водитель и ночь. Свои опасения проорал Синькову на ухо, перекрикивая гул двигателя, и водитель сосредоточившись, почти безукоризненно выполнил сложный манёвр. Я облегчённо перевёл дух, считая дальнейшее лёгкой прогулкой. Мы огибали село по широкой дуге, пыля по полям, когда справа из зелёнки мелькнула багровое пламя выстрела из гранатомёта. Даже не видя полёта гранаты, я понял что это «моя» граната. Сжался в комок и сильно пнул ногой в спину Синькова, заорав в люк: - Туши фары.

Но водитель с испугу сделал всё наоборот - врубил дальний свет и в довершении ко всему включил ещё и фароискатель, который он смастерил самостоятельно пару недель тому назад. И теперь моя машина мчалась по полю как рождественская ёлка, сияя всеми огнями. До того как граната долетела до меня, я успел дать пару коротких очередей из автомата в сторону засады. Грохнул взрыв: чуть сзади и сбоку, не долетев до машины считанные метры.

- Ого, если там такой опытный гранатомётчик, то следующая граната точно - «моя».

Я опять пнул водителя в спину и уже спокойнее прокричал: - Туши гад свет, смотри МТЛБэшка уже потушила, - Но Синьков непонимающими глазами быстро глянул вверх на меня и продолжал рулить по полю. Санитарная машина потушила огни сразу же после разрыва гранаты, и теперь прибавила скорость, выходя из зоны поражения. Мой же водитель, потеряв ориентир - габариты впереди идущей машины, впал в панику и стал лихорадочно крутить рулевым колесом, чтобы высветить потерянную машину хотя бы фарами и теперь мы выписывали по полю немыслимые зигзаги. На месте засады замигали вспышки выстрелов и несколько трасс очередей протянулись в мою сторону. Я продолжал пинать водителя, но тот окончательно потерял голову. Я уже расстрелял по боевикам второй магазин и присоединял третий, считая что мы уже, в принципе, прорвались сквозь засаду: ну ещё метров двести и боевики нас не достанут, когда в зелёнке вновь сверкнула вспышка выстрела гранатомёта.

- Всё…, не успели…, - обречённая мысль сверкнула в башке, я ещё успел бросить взгляд вперёд, заметив большой бугор, внезапно появившийся в свете фар. Граната ударила в самый край кормы машины, чиркнула её рикошетом и взорвалась с оглушительным грохотом, словно кувалдой ударив меня по голове. А БРДМ, наехав правой стороной на бугор, стал стремительно переворачиваться, а я по инерции, как ракета вылетев из люка, полетел вперёд, неожиданно оказавшись в воздухе в трёх метрах впереди машины. Уже гаснувшее сознание от контузии успело дать телу команду – упадёшь на землю – катись, чтобы тебе не раздавил «бардак»….

Ещё успел вытянуть руки вперёд, чтобы смягчить падение, как сильнейший удар головой об землю отправил меня в небытие.

….Боря, Боря, - слова и звуки, внезапно хлынувшие в мой мозг, почти затопили меня и как молотом били по голове, пытаясь вновь меня отправить туда, откуда только что вынырнул.

- Чёрт…, он живой, но без сознания. Ложите его на носилки и в машину, - это уже был знакомый голос. Меня бесцеремонно подхватили за одежду и положили на носилки. Я ожидал,

что сейчас взорвусь от боли, но к удивлению тело ответило лишь тупой, ноющей тяжестью во всём организме. Лишь в шее и в голове плеснула яркая вспышка боли. Я открыл глаза и одним взглядом охватил всё, что происходило вокруг меня: сначала звёздное небо, потом Ивана Волощука рядом с носилками, лежащий на боку БРДМ. Он продолжал светить всеми фарами, освещая всё вокруг и приближающийся проём санитарного МТЛБ. Сергея Тимошенко, он бил ногами Синькова, а тот валялся в пыли и, слабо защищаясь, только кричал: - Товарищ майор, товарищ майор, я думал, что он мёртвый, поэтому и убежал...

Но Сергей вошёл в раж и, пиная его, сам орал: - Да ты, сволочь, и автомат свой бросил. Ты хотя бы мёртвого комбата из-под фар в темноту утащил…. Ты бы хотя бы проверил, есть у него пульс или нету... Ты, сука, просто струсил и сбежал, забыв даже своё оружие.

Я зашарил у себя на груди руками: - Иван, где мой автомат и что с духами?

- Боря, ты пришёл в себя, - обрадовался Волощук и положил тут же автомат ко мне на грудь, - вот он, вот, а духов мы отогнали. Не стреляют больше.

Я рывком вскинулся и сел на носилках: боль плеснулась только в мозгу и голова тут же завалилась, как будто там не было позвоночника, влево на бок. Левой рукой поставил голову прямо, но когда отпустил руку, голова опять упала влево. Повторил действие: что интересно голова падала только влево, вправо она держалась.

- Боря, ты как? – Встревожено захлопотал вокруг меня Волощук.

- Нормально, я сейчас, - осторожно слез с носилок, ноги достаточно уверенно держали меня и всё тело подчинялось моим командам, только чувствовалась сильная слабость и как чугун гудела голова.

Увидев, что я слез с носилок, Тимошенко прекратил пинать водителя, а тот обрадовано поднялся из пыли и запел сладким голосом: - Товарищ майор, а вы живы оказывается….

Я молча подошёл к Синькову и сильно ударил его автоматом в лицо. Это я так хотел сильно ударить его, но удар получился слабым и прикладом автомата лишь рассёк ему кожу на лбу.

- Скотина, тебе что седьмой роты мало показалось? Если бы ты не был пьян, мы бы уже к мосту подъезжали через Аргун. – Синьков стоял молча, лишь вытирал кровь со лба.

Медленно повернулся к Волощуку: - Иван поехали, раненого ведь в госпиталь надо, а этот пусть остаётся здесь и обороняет от духов машину. На обратном пути заберём, если живым останется: поставим машину на колёса и утянем к себе.

- Боря, это неправильное решение, так делать нельзя, - Тимошенко и Волощук подошли ко мне и попытались изменить моё решение. Но я упёрся.

- Я знаю, что это неправильное решение, но за всё в жизни надо платить. И пусть платит: за эти пьянки в подразделении, за то что бросил и чуть не убил комбата. Это моё решение – решение командира противотанковой батареи. У него в машине цинк патронов и штук пять гранат, вот пусть и обороняет свою машину. Поехали, а то у меня сейчас силы кончатся. – Эти пару минут и спор с товарищами совсем обессилили меня. Появились позывы к рвоте и сильно закружилась голова, так что был вынужден прислониться к перевёрнутому БРДМ. Хотел сказать товарищам и то, что неизвестно в каком состоянии машина, и что её, может быть, придётся тащить на буксире, что капитально снизит скорость передвижения, а для раненого каждая минута задержки таила опасность, но сил спорить и доказывать правильность своего жестокого решения уже не было. Хотя и сам понимал, что мой приказ балансировал на грани уголовки: я практически обрекал Синькова на смерть, если боевики сунутся к машине, когда мы уедем.

Отдав через силу последние указания Синькову, который даже обрадовался такому моему решению, я с помощью ребят забрался на броню и мы помчались в Грозный. Прохладный встречный воздух несколько привёл меня в себя. Усилием воли задавил в себе тошноту, и лишь непонятный гул в голове, какие-то отголоски голосов, тупая боль, которая иной раз вспыхивала острыми иголками в мозгу, сильно беспокоила меня. Голова упорно не хотела держаться на шее и её всё время приходилось держать левой рукой, чтобы она не падала в бок. Я немного потренировался с автоматом и теперь был уверен, что при повторной встрече с боевиками сумею вести огонь одной правой рукой, чуть зажав приклад подмышкой.

Оставшийся путь до окраин Грозного мы проделали достаточно быстро: Иван периодически запускал в небо красные ракеты, подъезжая к очередному блок-посту, пропускали нас тоже быстро – на всех блок-постах его хорошо знали. Но на последнем нас тормознули ВВэшники: Волощук что-то долго доказывал старшему блок-поста, но тот упёрся и не хотел пропускать нас в город.

Я вслед за Тимошенко слез с брони, подойдя к спорящим офицерам, поинтересовался причиной отказа.

- Вы что ли не видите? - ВВэшник показал рукой в сторону города и я только сейчас обратил внимание, что над ближайшей окраиной тёмное небо в разные стороны вспарывали трассера, висели, освещали и сгорали в ночном воздухе десятки осветительных и сигнальных ракет, - духи штурмуют Грозный. Тут начальство проскакивало: говорят, человек восемьсот участвуют и уже захватили площадь «Минутка». Так что я вас пропустить не могу….

Но Иван сумел уговорить старшего блок-поста и через десять минут, приготовив оружие, мы двинулись дальше. Въехав на улицы частного сектора, мы на тихом ходу двигались в сторону площади «Минутка», ожидая огонь, как со стороны духов, так и со стороны своих. Звуки стрельбы приближались и становились всё ожесточённее, но на удивление по нам ещё не стреляли, хотя на параллельных улицах, а иной раз в метрах ста от нас шла стрельба и были слышны крики: как на русском, так и на чеченском - в основном «Аллах Акбар». МТЛБ с потушенными огнями, на пониженной скорости, пощёлкивая гусеницами по асфальту, скользила по городу, который был освещён десятком ракет и осветительных снарядов, мин. Из переулка вынырнула группа солдат, скользнув по нам взглядом, они пересекли улицу и скрылись среди домов. Через минуту там вспыхнула ожесточённая стрельба и чуть дальше с той стороны показались трое боевиков, также скользнув по нам взглядом, они скрылись во дворе большого кирпичного здания. Всё произошло так быстро, что мы не успели открыть огонь, лишь, когда проезжали мимо дома, каждый из нас, в том числе и я, кинули за каменный забор по гранате. Четыре багровые вспышки на долю секунды осветили двор до мельчайшей детали. Мы успели отъехать от дома на пятьдесят метров, когда в спину ударило несколько очередей боевиков, заставив нас повалиться на броню. Отвечать мы не стали, так как на улицу вывалила группа солдат и с ходу атаковало дом, откуда вёлся огонь.

Мы продолжали своё движение среди пуль и выстрелов, постепенно приближаясь к «Минутке». Бой шёл уже вокруг нас: выбегали солдаты с криками куда-то стреляли, также исчезали, потом появлялись другие и тоже стреляли, но уже в другую сторону и что самое интересное - на нас никто не обращал внимание, до тех пор пока мы бесшабашно не выехали на саму «Минутку», где гремел ожесточённый бой. В ста метрах от нас горели две наших БМПэшки и от них, ведя огонь по девятиэтажке, отступали уцелевшие солдаты. С той стороны вывернул танк Т-62 и открыл по позициям боевиков огонь, прикрывая отходящих пехотинцев, но сразу же получил две гранаты в башню, которая была защищена обвёрнутой гусеницей, что и спасло экипаж от мгновенной гибели, третья ударила в корму, но вскользь и взорвалась над двигательным отсеком. Сразу же в районе кормы появилось пламя и танк, зарычав двигателем, отступил обратно. Теперь боевики сосредоточили часть огня на нашей машине. Судя по огню, они держали под своим контролем только одну девятиэтажку. Пули защёлкали по броне, высекая искры. Одна очередь прошлась по деревянному ящику, разбивая его в щепки. Мы опять повалились на броню и открыли лихорадочный огонь по вспышкам выстрелов, возникающих в проёмах окон. Грохнул выстрел из гранатомёта и граната, высоко пролетев над нами, разорвалась на противоположной стороне площади. Водитель прибавил скорость и МТЛБ, занося на асфальте, через минуту вынесло на проспект, ведущий к дворцу Дудаева, где огонь уже был гораздо тише и везде суетились наши солдаты.

Не останавливаясь, мы проскочили большую часть улицы, нырнули под мост, проскочили

реку Сунжа, и за развалинами гостиницы «Кавказ» свернули вправо. Ещё пятнадцать минут бешенной гонки по ночному городу, и нас остановили на блок-посту, перед аэропортом «Северный». Отсюда мы уже до госпиталя ехали спокойно и не спеша. Во дворе ленинградского МОСНа (медицинский отряд специального назначения) нас встретил дежурный врач с санитарами. Бойцы сразу же на носилках утащили раненого солдата, а я, поддерживая руками голову, сам зашёл к врачу, где меня уже ждал Иван Волощук.

- Майор, всё раздевайся. Для тебя война уже закончилась, - такое начало разговора дежурного врача мне совсем не понравилось.

- Как тебя зовут? – Обратился я к врачу.

- Михаил, а что?

- Миша, давай так: я не ложиться сюда приехал. Сейчас ты мне окажешь первую помощь, и я поеду со своим начмедом обратно в полк. Хорошо?

- Ну, ты меня удивляешь, майор, немногие отказываются от госпиталя, тем более после такой контузии как у тебя. Да Иван, ещё сказал, что ты уже отвоевал пять месяцев и заменщик тебе приехал, так что давай не будем испытывать судьбу. Сейчас ты отдаёшь своё оружие, экипировку, моешься: потом мы тебя осматриваем и ложим спать. Вот так всё и будет, - врач безапелляционно всё это высказал, не сомневаясь, что я сдамся. Но не на того он напал.

- Послушай, Миша, меня не на носилках сюда принесли, а своими ножками зашёл, - пальцами, на поверхности стола показал, как зашёл в госпиталь, вызвав смех врачей, но я продолжил на полном серьёзе, - поэтому я сам буду решать: ложиться мне или уезжать. Понятно? А сейчас давай какие-нибудь уколы, таблетки и мы поехали.

Врачи переглянулись, потом дежурный врач сделал последнюю попытку уговорить меня, приведя на его взгляд достаточно веский аргумент: - Да у тебя, через несколько часов мозги поплывут и ноги бросишь в одну секунду.

- Если они поплывут, то пусть они у меня поплывут на передке, а не здесь. А если надо, я сейчас напишу бумагу, чтобы снять с тебя ответственность.

Поняв, что уговаривать меня бесполезно, дежурный врач отдал необходимые распоряжения и вокруг меня захлопотали медсестры. В течение сорока минут со мной провели все медицинские процедуры: вкололи пять болезненных уколов, заставивших меня поморщиться, надавали кучу таблеток и отпустили с богом. То ли от того, что я находился в медицинском учреждении, то ли от уколов, но мне стало гораздо лучше: голова уже не так заваливалась, тошнота исчезла, лишь иногда накатываясь приступами, как и головокружение, но я их задавливал усилием воли. Правда, голова болела всё сильней и сильней, внутри черепной коробки стоял гул, невообразимый шум, свист как в радиоприёмнике. Но я об этом молчал, боясь, что меня могут силой оставить здесь: поэтому улыбался и всем врачам говорил, что с головой у меня всё в порядке. Дежурный врач, хмурясь, выписал справку «Форма 100», в которой было написано, что я категорически отказался от госпитализации, обозвал меня дураком и скрылся в госпитале, а мы поехали домой. Уже рассвело и в городе стояла тишина: непонятно, то ли духи захватили город, то ли их отбили. Доехав благополучно до центра, мы приготовили оружие и на небольшой скорости двинулись в сторону площади «Минутка», но уже на подходе к ней стало понятно, что духов отбили. Везде суетились солдаты, прочёсывающие многоэтажки, по обеим сторонам улицы и частный сектор. На самой площади к чадящим, подбитым двум БМП присоединились ещё две БМП. Подбиты они, наверно, были уже во время штурма девятиэтажки, занятой боевиками: так как ещё горели. Из дома выносили трупы духов и укладывали их в ряд на асфальт, тут же выкладывали и их оружие. Вокруг трупов суетились два фотокорреспондента, которые под разными ракурсами снимали тела боевиков и их оружие, то же самое снимали на видеокамеру два человека одетые в камуфляж. В ста метрах от площади внезапно вспыхнула перестрелка, но после выстрела огнемёта она быстро смолкла: видать, во время прочёсывания наши наткнулись на духов. Всё это мы разглядели, пока пересекали площадь.

В частном секторе нас обстреляли из автоматов, но связываться с неизвестными мы не стали: не сумев определить, откуда по нам вели огонь. Чем ближе мы подъезжали к Новым Атагам, тем

больше я беспокоился за судьбу Синькова и уже сожалел о том, что его там оставил. Надо было или зацепить машину за МТЛБ и дотянуть её до ближайшего блок-поста, или же в крайнем случаи бросить во внутрь машины две гранаты и пусть она горит к чёртовой матери.

Но всё обошлось: из-за перевёрнутого БРДМа выскочил обрадованный и перемазанный засохшей кровью Синьков, а когда я слез с брони, он чуть ни кинулся обнимать меня.

- Товарищ майор, всё нормально: как вы уехали, я тут в течение часа от духов отбивался, а как рассвело, они сами больше не лезли.

Пока Синьков хлопотал с водителем МТЛБ, снимая трос и цепляя его за противотанковую установку, я обошёл и осмотрел БРДМ: видимых повреждений нет, так что машина ещё может быть и на ходу. За перевёрнутой машиной лежал бушлат и вскрытый цинк патронов, в котором не хватало только двух пачек. Я скептически усмехнулся – «Целый час он обивался от духов». Ладно, не буду смеяться, пусть думает и рассказывает, что отбивался.

Я отошёл от БРДМа, Синьков убрал имущество и стал командовать механиком-водителем МТЛБ. Трос натянулся, противотанковая установка чуть протянулась по траве и, зацепившись колёсами за землю, с грохотом перевалилась и встала на четыре колеса. Пока механик отцеплял трос и закреплял его на машине, Синьков устроился внутри, повернул ключ зажигания и к великой радости всех противотанковая установка сразу же завелась и двигатель ровно запел свою песню. Дальше я поехал на санитарной МТЛБ, а Синьков ехал один.

На моём блок-посту мы остановились и я всех пригласил попить кофе и немного перекусить. У салона сидел угрюмый заменщик и курил.

- Юра, только не говори, что ты не хочешь быть командиром противотанковой батареи, - пошутил я и шутка удалась, все рассмеялись улыбнулся и Юра.

- Боря, я просто страдаю от похмелья, а в сумке лежит две бутылки водки. Дожидаюсь вот, когда ты приедешь. – Сообщение о водке мы встретили с воодушевлением. Быстро накрыли стол, растопили печурку, куда взгромоздили чайник с водой, но как только я вместе со всеми взялся за кружку, Иван Волощук остановил меня: - Боря, тебе нельзя. При контузии, тем более такой, как у тебя, употреблять спиртное категорически запрещено, иначе будут последствия.

- Иван, пока мы ехали к перевёрнутой машине, я ещё более-менее контролировал себя, но когда приехали и увидел, что всё нормально, видать расслабился и сейчас в башке у меня только похоронный марш не играет. Голова трещит и у меня такое впечатление, что если сейчас не выпью, то она у меня треснет.

- Боря, а что случилось? Жалко, что я с тобой не поехал, - Юра уже принял во внутрь водку и как-то сразу повеселел.

- Это хорошо, что с нами не поехал, - пока Волкову рассказывали о наших приключениях, я решительно выпил свою порцию и с удивлением почувствовал, что боль в голове в течение двадцати секунд уменьшилась и почти не ощущалась. Утих и шум внутри черепа, и если бы не саднящая боль в шейном отделе позвоночника, то можно было бы сказать, что ничего не было. Своими ощущениями поделился с удивлённым Иваном.

- Всё равно не злоупотребляй. Контузия это такая вещь, которая может проявиться и через несколько лет.

Ребята посидели ещё немного и уехали. Сергей Тимошенко забрал документы у Волкова и пообещал провести прибытие офицера вчерашним приказом, а я собрал батарею и, сидя на крыльце салона, провёл «в цветах и красках» воспитательную беседу, абсолютно не щадя самолюбие Синькова, который понурив голову стоял перед строем. Не щадил самолюбия и других контрабасов. Пока своего решения по водителю не принял, но обязательно приму: это я

тоже довёл до солдат. После того, как распустил строй Синьков подскочил ко мне и стал просить прощения, упирая на то, что всё закончилось благополучно: никто не погиб и машина

не разбита, но увидев моё почерневшее от гнева лицо быстро слинял в расположение взвода.

- Юра, ты давай со старшиной потихоньку принимай имущество батареи, с командиром взвода посмотри машины, а я лягу на пару часов посплю и потом всё решим.

Сон благотворно подействовал на меня, голова уже нормально держалась на шее, правда она снова сильно заболела и появился шум в мозгу, а в теле ощущалась сильная слабость. Я про экспериментировал: выпил сто грамм водки и с удивлением ещё раз ощутил, как боль и шум исчезли в секунды: как будто кто-то быстро повернул регулятор на минимум.

Но радовался недолго: подошли замполит с Юрой и сообщили, что все контрактники сильно пьяны и «горят желанием со мной разговаривать». Я с досадой замотал головой, не имея абсолютно никакого желания чинить разборки, тем более что в таком состоянии мог принять не совсем адекватное решение. Но размышлять долго мне не дали, так как трое контрактников уже стояли с автоматами в руках перед салоном, а из-за кустов за всем происходящим следили солдаты. Я с отвращением смотрел на их красные, лоснящиеся от жары и выпитого морды, в их бессмысленные глаза: пока шли ко мне они забыли о чём хотели разговаривать с командиром батареи, и сейчас стояли передо мной переминались, щурились на офицеров и пытались что-то толковать. Разговаривать, ругать и бить их в этом состоянии было совершенно бессмысленно.

Я показал пальцем на землю около себя и приказал: - Оружие, сюда.

Контрактники с вызовом побросали автоматы в пыль, которые замполит сразу же убрал ко мне в салон и теперь стояли передо мной набычившись, как будто собрались кинуться в драку. Ну, пусть кидаются: хоть я сейчас и ослабевший после ночных событий, но всем троим сумею накостылять, думаю что и офицеры помогут если что. А сейчас их отправлю спать, после чего вечером отвезу всех троих на гауптвахту: а потом, к чёртовой матери, пусть катятся домой.

Контрактник, водитель командира первого взвода, Курков начал требовать от меня отпуск домой: видите, долго нет от мамы писем и он очень беспокоится за неё.

Спорить мне в этой ситуации с ним не хотелось, поэтому безапелляционно заявил: - Курков, ты прослужил здесь всего только месяц, а требуешь какого-то отпуска. Ты хоть совесть поимей перед срочниками, которые здесь служат по пять месяцев и сопли насчёт мам не распускают. Сейчас идите спать, а вечером я вас троих посажу на гауптвахту. После чего отправлю вас всех только уже в бессрочный отпуск. Всех на хер выгоню.

Синьков и ещё один контрактник, который был с детдома начали хныкать и уговаривать меня отменить своё решение, так как они теперь будут лучшими солдатами, а Курков набычился и начал орать: – Пусть комбат меня попробует посадить на гауптвахту….

Не хотелось мне с ними связываться именно сейчас, но это был вызов и я должен был железной рукой навести порядок в батарее.

Курков ещё что-то там кричал, но моё внимание уже переключилось на остановившиеся на дороге БМП, на которой сидело человек пятнадцать офицеров и солдат, среди которых выделялась молоденькая связистка, два дня назад прибывшая в полк. Все они с любопытством смотрели на открывшуюся им картину, а с боевой машины пехоты соскочил Коля Бородуля и подбежал ко мне, отодвинув в сторону продолжавшего бубнить угрозы Куркова.

- Боря, мы с Ханкалы едем, там твой БРДМ вчера командующий группировки арестовал. Твой Степанов напился и давай на «бардаке» гонять по территории штаба группировки и чуть командующего не задавил. Вот такие дела. А у тебя чего тут происходит? – Бородуля с нездоровым интересом осмотрел пьяных контрактников, выглядывающих из-за кустов солдат: видно было, что он хорошо поддатый и в игривом настроении.

- Борюсь с пьянкой, Коля, но что то плохо получается.

До Бородули наконец-то дошло о чём бубнит Курков и он удивился: - Боря, и ты ещё это

слушаешь?

- Да нет, теперь слушать не хочу, сейчас его закинем на БМП и на гауптвахту, пусть там

проспится. – Я повернулся к остальным контрактникам, - а вам спать, потом с вами разбираться буду. Курков на БМП.

Контрактники и солдаты мигом исчезли в расположении взвода, а Курков попытался оспорить моё решение, но тут же получил хороший пинок под задницу от начальника связи полка. Солдат угрожающе повернулся к Бородуле, но теперь получил пинка от меня.

- Курков к БМП! – Проорал я, уже не на шутку разъярённый.

- Ты чего майор пинаешься, - контрактник с угрозой опять повернулся к Бородуле, - вот командир батареи имеет право пнуть меня под жопу. А ты чего пинаешься? – Как это всегда бывает у пьяных, Курков забыл, что он только что не хотел ехать на «губу», и теперь послушно затрусил вверх к БМП, откуда, веселясь, наблюдали за происходящим офицеры и солдаты. Бородуля от слов контрактника мгновенно «возбудился» и теперь шёл сзади, возмущаясь тем, как контрабас разговаривает с офицерами. Мы втроём подошли к боевой машине и, поставив ногу на каток, Курков хотел бодро и энергично заскочить на верх, но нога предательски сорвалась и он, сильно ударяясь лицом о броню, соскользнул на асфальт. Контрабас снова поставил ногу, но Коля, разъярённый секундной задержкой, снова пнул контрактника под задницу: - Да давай быстрее лезь на машину…

- Не бей меня, скотина, - взвизгнул возмущённо Курков и опять уцепился за выступы брони, чтобы лезть вверх.

- Ах…, так ты разговариваешь с майором…. Да я сейчас тебя на «боевые» спишу…. – Бородуля, не владея собой, скинул автомат с плеча, передёрнул затвор и вскинул к затылку контрактника оружие. Каким-то образом я успел извернуться и ударил под руку за доли секунды до того, как начальник связи нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел и пуля ушла в небо, никого не задев. Курков в испуге замер, а все кто сидел наверху, как по команде повернули головы в сторону зелёнки и стали старательно разглядывать её: никому не хотелось быть свидетелем происходящего.

- Ах, так, - Коля был в бешенстве от неудачной попытки, он стремительно развернул автомат и прикладом сильно ударил контрактника в затылок, отчего Курков, как подрубленный замертво рухнул на асфальт.

- Ты что, сволочь, делаешь, Коля? – Бородуля стоял, опустив автомат, и тупым взглядом растерянно смотрел на распростёртое тело у гусениц машины и не знал, что делать. А надо было действовать быстро, я подхватил Куркова за ноги и злобно крикнул Николаю, - Что стоишь? Давай хватай за плечи и закидываем на БМП.

Наверху тело у нас приняли, мы заскочили сами и БМП рванула с места, помчавшись на КП полка, а мы уцепились в тяжёлое тело контрактника, практически удерживая его на весу.

По всей вероятности Бородуля убил Куркова и сейчас надо было срочно что-то придумать на ходу, причём, ещё до приезда на командный пункт.

Сзади до меня дотронулись и я обернулся, увидев несчастного Николая, который немо показывал на безжизненное тело контрактника.

- Да, пошёл ты…, - я отвернулся и начал проигрывать один вариант за другим.

- Значит, так. Пьяный контрактник, садился на БМП, поскользнулся и упал на асфальт, ударившись затылком об камень на дороге. Сейчас мы приезжаем в штаб, я озвучиваю эту версию всем на БМП, хватаю любую машину и мчусь обратно на блок-пост, режу там барана и заливаю его кровью любой камень. Версия, конечно, шаткая и свидетелей дополна, но вся надежда на то, что мы сможем его провести как боевую потерю, что сейчас война и следствие будет не таким тщательным: никто не будет проводить экспертизу, чья кровь на камне – человеческая или животного….

Мои суматошные размышления опять прервал Бородуля, радостно показывая, что Курков очнулся и теперь очумело крутил башкой на пролетавший мимо нас пейзаж. От сердца отлегло и остаток пути я проехал уже спокойно.

У штаба все слезли и разбежались по своим подразделениям, а начальник связи по-братски

обняв контрактника за плечи, что-то ему ворковал и шёл с ним за мной в сторону гауптвахты, где они уселись на скамью и стали что-то мирно обсуждать, а я пошёл искать человека отвечающего за «губу». Что произошло за пять минут моего отсутствия - не знаю, но когда мы с начгубом появились, то несколько офицеров безуспешно пытались отцепить руки Бородули от шеи Куркова. Николай тряс моего водителя и в бешенстве несвязно орал: - Я тебе покажу…, я тебя грохну.., - а лицо Куркова уже приобрело синий оттенок и глаза почти вылезли из орбит. В этот момент мы всё-таки сумели оттащить майора на несколько шагов. Курков сделал судорожный вздох и закашлялся, но раз за разом, вдыхая со всхлипом воздух, он быстро пришёл в себя. Что произошло между ними ни контрактник, ни Бородуля объяснить не могли. В сердцах отматерив своего друга и прогнав его с моих глаз, мы через несколько минут повели очухавшегося водителя к бетонному погребу, где располагалась полковая гауптвахта. Опять появился начальник связи, он шёл сзади меня и инструктировал начгуба, чтобы тот устроил для Куркову «сладкую» жизнь. А мой контрактник шёл уже из последних сил, еле-еле передвигая ноги: от всех этих передряг он опьянел ещё больше и если мы его в течение пяти минут не устроим на губе, он ляжет на землю и тут же заснёт.

Начальник гауптвахты гостеприимно открыл дверцу погреба и оттуда сразу же высунулись на дневной свет несколько арестованных, в том числе и мой Субанов, которого два дня назад арестовал за пьянку. Погреб был бетонный и трёхэтажный, внизу было очень холодно, поэтому арестованные жили на верхнем этаже у дверей, где было теплее.

- Курков, вперёд, - я посторонился и контрактник, согнувшись, полез в дверцу, а Коля Бородуля до этого спокойно стоявший в нескольких шагах от нас, сделал несколько быстрых шагов и пнул ногой пьяного Куркова, который тут же исчез в полутьме подвала. С ужасом я увидел, как он мелькнул в зияющем отверстии в полу и с нехорошим шумом упал на самый бетонный низ погреба, пролетев по воздуху метра три.

Я повернулся к начальнику связи: - Коля, сволочь, что ты наделал? Ты же его всё-таки убил.

Николай и сам поняв, что перегнул палку, побледневший стоял у входа в погреб и пытался что-то сказать, но у него не получалось.

Я сунул голову в дверь погреба: - Субанов, слезь вниз и посмотри что там с Курковым, а то он уже второй раз «САМ» падает, - я сделал ударение на слово «сам», а Субанов мигом исчез внизу и через несколько секунд до меня донёсся глухой голос.

- Да, спит он, товарищ майор.

Погрозив Бородуле кулаком, я снова нагнулся в проём: - Субанов, положи под него какую-нибудь подстилку, а то ещё в холоде воспаление лёгких схватит.

Когда мы отошли от «губы» на большое расстояние, я высказал товарищу всё что думал о нём, о его пьянке и вообще о его поведении. Коля стоял смирно, не пытаясь оправдываться или пререкаться, лишь иной раз что-то мычал, но я его костерил, не останавливаясь.

На блок-пост вернулся часа через два и несмотря на головную боль и сильную усталость, сразу же собрал офицеров и прапорщиков батареи.

- Вот что, мои дорогие, хочу вам сказать. Я ещё здесь пробуду максимум неделю: то есть эту неделю я ещё буду командовать батареей. Конечно, и новый комбат тоже будет командовать. Но вот что мне с горечью приходиться констатировать: эти дни которые вы прослужили в батарее прошли для вас зря. Вы не приобрели среди личного состава хоть какого-нибудь авторитета. И когда я уеду отсюда, боюсь что наш любимый личный состав сядет вам на шею, потому что они перестанут чувствовать твёрдой руки, не кулака, а именно твёрдой руки, которая будет руководить жизнью подразделения. И капитан Волков останется один на один с солдатами.

Сейчас только я имею авторитет в батарее, только я могу навести порядок в батарее: но если они при мне, при моём авторитете, при том что они реально боятся меня – пьют, выпивают, правда прячутся. То что будет, когда я уеду отсюда? – Я повернулся к Волкову, - Юра, извини, но ты должен более активно, может быть, более жёстко входить в жизнь подразделения…

В таком духе провёл совещание ещё минут тридцать и лёг спать. Проснулся под вечер и почувствовал себя отдохнувшим: выпив водки и сняв головные боли, совсем пришёл в рабочее состояние. Волков, сидевший на крыльце салона и лущивший фисташки, доложил мне, что он сгонял во второй и третий взвода и, в принципе, технику и вооружение принял. С вещевым имуществом тоже всё понятно, осталось только провести сверку по службам, чем мы завтра и займёмся.

Пока мы так общались, на блок-пост заявился Рамзан, который не показывался уже дня два. Я представил своего заменщика, а потом Рамзан рассказал, что за эти дни произошло в деревне.

Выслушав главу администрации, попросил его достать блокнот и записывать, что сейчас продиктую.

- Рамзан, заменщик приехал и я уеду где-то через недельку. Остаётся последнее у нас с тобой мероприятие. Деревня должна мне накрыть стол, чтобы я в последний раз хорошо посидел со своими боевыми друзьями.

- Борис Геннадьевич, сколько будет человек? – Рамзан, деловито достал карандаш и блокнот.

- Пятнадцать, - глава администрации аккуратно записал число гостей, а дальше я стал диктовать, что деревня должна была приготовить. Когда дошёл до мясных блюд и сказал, что мяса с учётом шашлыков и других мясных блюд должно быть из расчёта один килограмм на человека, Рамзан «заскучав», закрыл блокнот и начал плакаться.

- Борис Геннадьевич, с мясом тяжело. Вы должны понимать, что всё-таки прошла война. Каждый понёс определённые потери. Борис Геннадьевич, мы всё сделаем, кроме мяса. Может быть, вы сами откуда-нибудь мяса привезёте? – С надеждой спросил чеченец.

- Рамзан, какие проблемы? Конечно, сам эту проблему решу: быстро и моментально. – Я повернулся к Волкову, который с интересом наблюдал за нами, - Юра, дай мне пожалуйста автомат.

- Борис Геннадьевич, - забеспокоился Рамзан, - а зачем вам автомат?

Мимо нашего блок-поста в это время возвращалось деревенское стадо на ночь в село. Картинно передёрнул затвор, показал автоматом на стадо и продолжил: - Конечно, Рамзан, я сам этот вопрос решу. Сейчас выйду за дорогу и дам очередь по стаду, во весь магазин, что убью то моё, - поднял вверх автомат и дал короткую очередь в небо. Рамзан вздрогнув, быстро открыл блокнот.

- Борис Геннадьевич, мясо мы тоже предоставим. – Записав всё остальное, мы договорились, что стол будет накрыт 20 июня в 17:00.

На следующий день мы провели сверку по службам и я начал подписывать обходной лист, но тут столкнулся с другой проблемой, командир полка сказал: – Копытов, пока в батарею не вернёшь свой БРДМ, отъезда не будет.

А через друзей узнал, что командующий отдал мой «бардак» в комендантскую роту штаба группировки, так что пришлось идти к Сане с Костей и просить их, чтобы они как особисты поехали и забрали мою машину, заодно их тоже пригласил на отвальную. Пригласил, конечно, и Бородулю.

Когда подписывал обходной у начальника продовольственной службы, произошёл смешной случай. Неделю тому назад у него погиб начальник продовольственного склада, погиб нелепо, глупо и сейчас лейтенанту приходилось работать и за начальника склада. Я подошёл с обходным в тот момент, когда он с солдатами переносил продукты в новый склад: в одно из помещений первого этажа заброшенного здания.

- Товарищ майор, минут десять-пятнадцать подождите, пока я тут разберусь, - попросил меня лейтенант, считая мешки с мукой, которые солдаты таскали с улицы в большую комнату. Я заглянул через дверь и увидел большое помещение, забитое ящиками, мешками и другим продовольственным имуществом и кивнул головой, соглашаясь подождать. Неспеша начал прохаживаться по длинному коридору первого этажа, заглядывая во все помещения и везде видел следы былого благополучия, когда туберкулёзный диспансер был процветающим учреждением. Сейчас все здания, в том числе и это, представляло собой убогое зрелище. Всё прогнило и стоять им оставалось лет пять, не больше.

Я уже дошёл до конца коридора и собирался разворачиваться, когда здание содрогнулось от непонятного толчка. Резко обернулся и увидел большое облако пыли и муки взметнувшееся в середине коридора: как раз там, где было помещение склада. Осторожно приблизившись к дверям помещения, откуда валили клубы пыли, я попытался что-нибудь там рассмотреть. Но всё было бесполезно, а оттуда не доносилось ни звука. Подождав пару минут, за которые пыль немного осела и что-то уже можно было разглядеть, сделал шаг через порог и в последний момент успел ухватиться за косяки дверей – пола впереди не было. Встав на колени, я начал напряжённо вглядываться в пыль и через некоторое время разглядел внизу на мешках с мукой сидящего начальника продовольственной службы, а рядом с ним остальных солдат. Оказывается, старые перекрытия не выдержали тяжести склада и они сломались: склад вместе с имуществом и людьми ушёл в подвал. Слава богу, никто не покалечился. Я помог выбраться лейтенанту и, хохоча во всё горло, заставил его расписаться в обходном листе.

Через два дня подписал обходной лист до конца и теперь ждал только решения вопроса с БРДМом: Костя и Саня пообещали его пригнать двадцатого числа, так что двадцать первого я мог ехать. Фактически, батарею передал, а Волков принял её, но я до сих пор продолжал командовать батареей. Юра просто присутствовал при этом, как будто он двадцать первого числа уезжал, а не я. Может, когда уеду, тогда он и развернётся в полную силу, но в этом я уже сомневался. В это время проходили известные события в Будёновске и боевики притихли. Что тоже подействовало расхолаживающее на нового командира батареи.

- Я думал, что здесь действительно война, а тут настоящий курорт, - и как бы я не старался доказать обратное, он только скептически улыбался. Здоровье моё тоже поправилось: шум в голове пропал, не болела и голова. Единственно, раз в пятнадцать минут, каждый раз в новом месте мозга, вдруг появлялась сначала точечная боль, как укол булавки, в течение пятнадцати секунд она разрасталась и происходила мгновенная вспышка боли. Потом всё нормально, а через пятнадцать минут всё по новой, но уже в другом месте. Да ещё болел шейный отдел позвоночника: пока ходишь и двигаешься, всё нормально. Только посидишь немного и появлялась тупая боль.

…. В половине двенадцатого дня на блок-посту появился взбудораженный техник, он с моего разрешения эту ночь дежурил во втором и третьем взводе.

- Товарищ майор, я в пионерском лагере с гранатомёта подбил машину…, ГАЗ-66. Может, организуем туда вылазку, заодно и запчастями разживёмся. – Техник с надеждой смотрел на меня, а мне вдруг захотелось в последний раз встряхнуться, да и доказать Волкову, что здесь не курорт.

- Как духи?

- Да, есть, но кажется немного, - уже неуверенно протянул техник, потом вскинулся, - если мы толпой пойдём туда, они не сунутся к нам.

- Ну, что Юра, пойдём? – Повернулся к новому комбату и тот с ленцой, как будто он каждый день решал такие вопросы произнёс.

- Давай сходим, а то я чего-то закис.

Со своего блок-поста мы почти никого не взяли. Приехав во второй и третий взвода, я начал разбираться с обстановкой и местом, где техник подбил машину. Оказывается, машина была, но мнения разделились: одни говорили, что это был ЗИЛ-131, а другие ЗИЛ-157 и только Толик утверждал, что это был ГАЗ-66. Потом большинство утверждало, что техник не попал в машину и она благополучно скрылась за бараками пионерского лагеря. Но были и другие, которые утверждали, что потом слышали тупой удар, как будто машина врезалась в препятствие.

Выслушав каждого, я принял решение: организую группу прикрытия из пяти человек на БРДМе командира первого взвода, там был хороший пулемётчик КПВТ, а сам с Волковым, выдвигаюсь по-тихому, на разведку в пионерский лагерь и ищем машину. В случаи столкновения с боевиками отходим, а нам на помощь выдвигается группа прикрытия. Мой план вызвал у присутствующих бурные возражения, многим хотелось войти в пионерский лагерь толпой и «надрать духам задницу», считая, что там их мало. Замполит тоже хотел войти в мою группу, но я решительно отмёл все протесты. Как бы мне не доказывали второй и третий взвод, что у боевиков там от силы пять-десять человек, я с этим не был согласен. По всем признакам их там было как минимум пятнадцать человек. Это только минимум. Прекратив все разговоры, объявив каждому его обязанности, мы выехали на БРДМе на асфальтовую дорогу и свернули на дорогу ведущую с посёлка Пионерский в пионерский лагерь, и на малой скорости углубились в лес. Остановились за поворотом, закрывающим центральный вход в лагерь, здесь мы с Волковым спрыгнули на асфальт и, чуть согнувшись, осторожно двинулись вперёд. У меня в руках был пулемёт с пристёгнутым магазином на сто патронов и через плечо, на ремне, висела ещё одна коробка с патронами. За спиной висел автомат, к которому были восемь рожков и на поясе два подсумка с гранатами, с уже разогнутыми усиками. Юра шёл налегке, чуть ли не посвистывая, у него был автомат и четыре магазина. Ещё в лагере он скептически выслушал мои указания, что пока я отстреливаюсь от духов с пулемёта, он не стреляет, или стреляет только если нам угрожает непосредственная угроза. Он начинает стрелять, когда я начну менять пустой магазин пулемёта на новый. Юра беспечно кивнул головой, и сейчас своим показным равнодушием раздражал меня. Мои глаза в доли секунды охватывали окружающую местность, а мозг напряжённо отсеивал всё что безопасно и всё что не угрожает непосредственно в этот момент. Как только миновали центральный вход и первые бараки, услышали гортанную, чеченскую речь, потянуло еле заметным дымком. Я стволом пулемёта показал направление, откуда неслась речь, а потом показал в сторону огородов, в ста пятидесяти метрах от нас, откуда могли выдвинуться двое боевиков, постоянно находившихся на позициях против блок-поста. Юра кивнул головой и снисходительно улыбнулся. Я прислушался к разговору и определил, что у костра разговаривало трое человек. Двинулись дальше. Теперь из другого места донесся смех и громкие голоса, но между дорогой и дорожкой, по которой мы шли, проходил густой кустарник из колючки, прикрывая нас от боевиков. Вдоль дороги ещё тянулись бараки, которые тоже скрывали нас. А до боевиков было метров пятьдесят-семьдесят. С другой стороны асфальтовой дорожки также тянулись густые заросли колючки и я не опасался, что из кустов кто-нибудь мог внезапно вылезти, да и наверно они были заминированы. Боевики могли появиться только спереди или сзади. Прошли ещё сто метров и уткнулись в срубленное дерево. Судя по засохшим листьям, срубили его дня два и срубили не так просто: оно практически перегораживало дорожку, оставляя проход только у кустов в пол метра заросший густой травой. Я присел и осмотрелся: вроде бы всё нормально и начал осторожно перелезать через дерево, а Волков решил его обойти.

- Юра, куда?

- Пройду здесь, - комбат показал автоматом на проход.

- Юра, лезь за мной через дерево. Там, наверняка, для таких как ты дураков растяжка стоит. – Слово «дурак» говорить мне не стоило, Волков может быть и послушался бы меня, но теперь обиженно стиснув губы, он решительно направился к проходу, а я только и успел сказать ему в спину.

- Юра, услышишь щелчок, падай на землю.

Буквально через секунду он и прозвучал: Волкова как подбросило воздух, он сделал огромный скачок вперёд и с такой силой упал на землю, что может быть даже и «углубился в неё на пол метра». Я же застрял в ветвях дерева, в трёх метрах от растяжки: судорожно дёрнувшись пару раз, и поняв, что нога застряла капитально, обречённо повалился на ветки. Они чуть прогнулись, принимая меня, и моё тело повисло в полуметре от земли, доступное всем осколкам. Сделав ещё одно последнее, судорожное движение к земле, обречённо сжался, поняв: – Это всё. Сейчас меня нашпигует осколками.

Оглушающе, по мозгам, ударил разрыв гранаты, я не услышал визга осколков, но потому как моё тело просело чуть ли не до земли, стало понятно, что осколки прошли мимо и срезали часть

веток подо мной. Я приподнялся, всё ещё не веря в удачу, выдернул ногу из ветвей и выскочил вперёд дерева. Волков, тоже невредимый, вскочил с земли и остолбенело замер, прислушиваясь к громким голосам чеченцев, потревоженных взрывом. С разных концов пионерского лагеря доносились крики, команды и переговоры боевиков, приближающихся к нам с трёх сторон. Волков сорвался с места и кинулся назад.

- Куда? – Мой окрик остановил офицера, - Вперёд, тут осталось немного до машины. Глянем.

Я побежал вперёд, даже не сомневаясь, что Волков бежит за мной. Через несколько секунд он поравнялся со мной, а ещё через сто метров мы внезапно выскочили к автомобилю. Он ещё дымился, уткнувшись бампером в стену барака, но кругом никого не было, лишь около кабины валялся порванный, весь в свежей крови, пиджак. Автомобиль был действительно ЗИЛ-157 и граната попала ему в кузов, почти впритык с кабиной. После взрыва машина проехала метров двести пятьдесят и остановилась, подоспевшие боевики потушили её и оказали помощь раненому водителю, но если судить по количеству крови, которая была повсюду в кабине, то раненых было двое. В течение двадцати-тридцати секунд мы осмотрели машину, но ничего интересного в кабине и кузове не нашли.

- Отходим, Юра прикрывай мне спину, - мы начали отходить, вертя головами почти на 360 градусов и прислушиваясь к возбуждённым крикам чеченцев, которыми был наполнен весь лес. Сразу же ошиблись и вместо дорожки, по которой пришли, мы выскочили на широкую дорогу вдоль бараков. Но это и спасло нас. Первых трёх боевиков мы увидели сразу же, они выскочили из-за барака и, зная где взорвалась растяжка, не глядя по сторонам, целеустремлённо ринулись к кустам, за которыми было срубленное дерево. На нас они даже не глянули, считая своими.

Этим преимуществом я и воспользовался, не останавливаясь, от пояса, резанул чеченцев очередью, но промахнулся: очередь ушла левее. Один из них, тоже не останавливаясь, чуть развернувшись ответил очередью, тоже промахнувшись, двое других просто прыгнули в кусты и, оставляя на колючках обрывки одежды, исчезли, там же исчез и третий дух, по которому я промахнулся и второй очередью. Непрерывно стреляя по кустам, не давая боевикам опомниться и открыть ответный огонь, выхватил левой рукой Ф-1, вырвал зубами чеку и, неловко размахнувшись, метнул в кусты гранату. Этого было достаточно, чтобы спокойно пробежать мимо опасного места. И тут духи полезли со всех сторон, как-то сразу и одновременно: они выскакивали из-за гнилых бараков, лезли из разбитых окон, из пустых проёмов дверей и было их очень много. Я еле успевал водить стволом пулемёта, одновременно пятясь назад: целиться времени не было и разрывными пулями и трассерами заставлял в свою очередь боевиков прятаться обратно или залегать. Главная задача была уже не убить кого-то, а не дать открыть огонь, а если открыли – не дать им вести прицельный огонь. Разрывные пули, попадая в препятствие или землю, громким щелчком разрывались, разбрасывая землю или щепки, когда пули попадали в гнилые стены бараков, оставляя после себя огромные дыры. Трассера, которые были через разрывную, молниями летали среди бараков и кустарников, рикошетом отскакивая от земли. Боевики шарахались от пулемётных очередей, залегали, прятались обратно за бараки и стреляли, стреляли тоже не целясь, лишь бы стрельнуть в нашу сторону. Один боевик вскочил на подоконник, вскинул автомат, но я уже перекинул ствол пулемёта в его сторону и дал длинную очередь. Рама прямо взорвалась от попадания разрывных пуль, засыпая щепками и второго духа, который снизу просовывал свой автомат. Первый боевик от неожиданности замахал автоматом, так и не выстрелив, потеряв равновесие, и рухнул на второго в глубине комнаты. Пулемёт щёлкнул и замолчал: кончилась лента в магазине. Во время ведения огня, я слышал, как Волков дал несколько очередей, и сейчас ожидал, что он огнём даст мне возможность перезарядить пулемёт. Но автомат его молчал. Я резко приподнял пулемёт повыше и через голову вывел ремень, не рассчитав, с громким стуком поставив пулемёт на асфальт, чуть не отломив у него сошки и начал возиться, перезаряжая пулемёт, а автомат Волкова молчал.

- Волков, огонь, сука. Огонь! – Молчание, а я не успевал. Краем глаза увидел движение,

бросил пулемёт и метнул гранату в двух духов, которые выскочили из-за угла барака. Увидев мой бросок, они сразу же испарились обратно за барак и граната разорвалась, не причинив им вреда, лишь секанув угол здания осколками. Но этих секунд хватило, чтобы закончить перезаряжать пулемёт и с диким, радостным рёвом я вскинул оружие и одновременно с Волковым открыл огонь, по боевикам, которые, воспользовавшись заминкой в нашей стрельбе, поднялись с земли и приготовились к последней части боя. Я щедро поливал кусты, бараки, окна, дверные проёмы и не жалел патронов, также грохотал и автомат заменщика, а мы оба слышали рёв подлетающего БРДМа с прикрытием. Через несколько секунд, над нашими головами загрохотали два пулемёта и несколько автоматов. Ураган пуль крошил стены бараков, косил кустарник, задавливая огонь боевиков. Устоять против него было невозможно. Особенно красиво вёл свою строчку КПВТ: его пули прошивали как бумагу стены, одновременно взрываясь маленькими, красными взрывчиками. Непонятно, как после этого бараки не рушились. Уже не торопясь, выхватил из подсумка одну за другой три гранаты и метнул их в окна ближнего здания, подняв там кучу пыли. Дело было сделано, можно было уходить. Быстро забрались на броню и БРДМ начал сдавать назад. КПВТ уже не стрелял, у него закончилась лента, а ПКТ вёл свою ровную строчку, бойцы били беспорядочно во все стороны, а боевики уже даже не стреляли в ответ. Подъехав к огородам, где ещё могла быть засада, мы забросали кустарник гранатами и всё прошили очередями, в ответ – молчок. Также задом вылетели к посёлку Пионерский и чуть не столкнулись с БМП седьмой роты, которая набитая пехотой мчалась нам на выручку. Остановились и разгорячённые, начали рассказывать пехоте о столкновении с боевиками.

Я хлопнул по плечу техника: - Толя - ГАЗ-66! ГАЗ-66! Какой на хер ГАЗ-66? Это ЗИЛ-157, старьё, но ты его подбил и двоих к Аллаху наверно отправил. А ты чего, Юра, не стрелял, когда я с пулемётом возился?

Юра, перевёл на меня лихорадочно блестевшие глаза и в нём как будто сломался стержень: он осел на броне и с шумом выдохнул воздух: - Ничего себе, курорт. Да мне показалось, что там со всей Чечни боевики сбежались, не хватало только Дудаева. Я как боевиков увидел, так и забыл, про то что ты мне говорил. Магазин у меня тогда тоже закончился и я никак не мог попасть магазином в приёмник, - Юрка счастливо засмеялся. – Но самое удивительное: море огня, а по-моему ни одного духа не убили.

- Ну, это тебе, Юра, не кино, где герой очередь дал и десять фашистов упало, - все дружно рассмеялись. Вернувшись на блок-пост, Волков целый день ходил взбудораженный, вникая во все вопросы, касаемые обороны блок-постов, но на следующий день он опять впал в меланхолию, предоставляя мне возможность и дальше командовать подразделением. В принципе, я не обижался: считая что в повседневной работе, время пройдёт быстрее, чем если бы просто валялся в салоне. Незаметно прошли и эти два дня, в течение которых Рамзан не являлся на доклад. И я уже начал ощущать лёгкое беспокойство по поводу моей отвальной. Накануне вечером подъехал к дежурившим у входа в деревню чеченцам и узнал, что Рамзан эти дни находится в Грозном, но завтра к обеду он должен быть дома.

Предупредил, как только он приедет – он должен немедленно явиться ко мне. Немного успокоенный, вернулся обратно к себе, но уже на следующий день, ближе к обеду, начал опять беспокоиться: Рамзана всё не было. Не проезжала и его машина в деревню. В пятнадцать часов приехал Магомед и привёз всё, что я заказывал на салаты и водку: - Борис Геннадьевич, Рамзан приказал мне доставить всю эту зелень и водку именно в этом количестве.

- Магомед, на хрен мне эти помидоры, огурцы и всё остальное, если я приказал ему привезти готовые салаты, - я психанул и отшвырнул зелень на другой конец стола. – Где Рамзан?

- Борис Геннадьевич, его в деревне нет.

- Ну, ладно, - с угрозой и значением протянул я, - если отвальная у меня сорвётся: деревня пожалеет об этом.

Чеченец забеспокоился и засуетился: - Может, нужна помощь? А то я сейчас женщин нагоню на блок-пост, они быстро приготовят салаты.

- Магомед, спасибо, ты лучше сгоняй в деревню и притащи стулья и столы, а остальное я сам организую, - чеченец сел на свою машину и улетел в деревню.

Я нервно заходил перед салоном, а потом остановился перед Волковым, который обтёр помидор и, жуя его, безразлично наблюдал за моими метаниями. Я остановился перед ним и с яростью в голосе сказал.

- Если они меня «кинут» с отвальной, я Юра завтра не уезжаю, а задержусь ещё на неделю. Они эту неделю запомнят на всю жизнь.

Волков проглотил помидор и прицелился к другому: - Боря, ну что ты им сделаешь? Да не хрена ты им не сделаешь - поезд уже ушёл.

Я выхватил из его руки помидор и положил на стол, в запальчивости выпалив.

- Юра, ты здесь всего несколько дней и, конечно, не знаешь, как можно мирным чеченцам насолить, а я тут воюю уже пять месяцев. Понимаешь - Воюююю и имею для этого определённый опыт и знание местных условий. В Дачу-Борзой стоит рота ВВ, командир роты мой знакомый и уже пару раз сидел за этим столом, потягивая водочку. Парень энергичный и решительный: просто стоять в Дачу-Борзой ему скучно. А я предложу ему провести зачистку Лаха-Варанды, чего до жути боятся жители и тем более Рамзан. Подкину ему определённую информацию и проведу – жёстко и бескомпромиссно…. Понял, как вопросы надо решать? Решительно и энергично, а то сидишь, товарищ капитан, ты тут у меня за спиной, а тебе батарею надо застраивать, гайки закручивать. Подминать её под себя. Не думай, что ты всё сделаешь за один день…. – Зря я это сказал комбату, но слова уже вырвались. Я замолчал, а Волков нахмурился и обиделся наверно. Да и я, излив злость, тоже немного успокоился

Минут пять мы провели в тягостном молчании, а потом Юра закурил сигарету, и щурясь от дыма, заговорил: - Как я буду командовать батареей, когда ты уедешь: это не твои проблемы. Не думай, что я завалю её. Мне, конечно, надо бы обидеться, но сделаю вид, что последних слов не слышал. Давай лучше будем решать, как быть с отвальной, люди ведь через час будут съезжаться.

Я посмотрел на часы, до семнадцати часов оставалось час пятнадцать.

- Ждём пятнадцать минут для контроля и начинаем шевелиться. Как-нибудь выкрутимся.

Через пятнадцать минут на дороге остановился ГАЗ-66 Магомеда и оттуда бойцы шустро выгрузили столы, стулья, а Магомед укатил в деревню узнавать насчёт другой закуски, пообещав что-нибудь придумать.

Расставив столы и стулья за кустами, я организовал офицеров и прапорщиков на мытьё овощей, зелени и через пять минут работа закипела, а когда появился первый гость, Николай Бородуля, половина салатов уже было сделана. Коля как всегда был сильно выпивши, сразу ухватился за ложку и начал наяривать салат прямо из тазика. Выпросил ещё сто грамм, а когда их выпил: то он был «готов». Старшина притащил из палатки первого взвода матрас и я, подхватив Бородулю подмышки, утащил его в кусты около столов. Постепенно начали съезжаться и другие гости, но на столе уже стояли несколько видов салатов, а когда я выставил туда бутылки с водкой и остальную посуду, то стол и смотрелся вроде бы ничего. Без пяти минут семнадцать на дороге остановился УАЗик, и оттуда выскочил встрёпанный Рамзан с кучей чеченок, которые потащили из машины на стол остальную закуску.

- Борис Геннадьевич, извини дорогой, но у меня неприятности, поэтому я задержался.

Я с удовлетворением наблюдал, как стол закрывался обильной закуской: - Да, Рамзан, ты еле уложился и деревне поэтому здорово повезло. Если бы я пролетел с отвальной: завтра бы твою деревню ВВэшники с Дачу-Борзоя зачищали и трясли, и я думаю, что они бы остались довольны результатами.

- Борис Геннадьевич, - горячо начал оправдываться Рамзан, - у меня неприятности, поэтому чуть не опоздал. Племянника у меня в Грозном арестовали ни за что, и посадили в фильтрационный лагерь. Я два дня бился, чтобы его выцапать оттуда. Еле получилось. Но у меня всё было на мази. Даже если бы не приехал, тебе бы всё равно привезли закуску.

- Рамзан, а знаешь как я перенервничал, ожидая эту закуску и какие кары придумывал, помимо зачистки, для деревни? А? Да ну, ладно – успел и хорошо.

Рамзан посадил женщин в машину и, пожелав приятного аппетита укатил, а я пригласил товарищей за стол. Только мы выпили первую рюмку за мой отъезд, как на блок-посту остановился мой БРДМ и с него слезли улыбающиеся Саня с Костей.

- Принимай, Боря, «бардак», еле выцапали.

Но я сначала поманил пальцем Степанова. Солдат опасливо приблизился ко мне и я, схватив его за шею, с силой нагнул, а потом резко толкнул. Отлетев на пару метров от меня он хлопнулся на задницу и захлопал глазами, удивляясь что я его не ударил, а только толкнул.

- Надо бы тебе рожу начистить, но ладно – живи. Пусть твою судьбу решает новый комбат. –

Я сел за стол рядом с Волковым и застолье покатилось. Попробовали достать из кустов Бородулю, но не получилось: Коля спал как ребёнок – крепко и без снов, только иногда подрыгивая ногами.

В общем, всё прошло хорошо и когда все разъехались, я поехал в штаб полка забрать документы на Большакова и Минашкина, которых решил увезти с собой. Хотел забрать и сержанта Кабакова, но мне сказали – «Боря, всё хорош, скажи спасибо, что тебе этих солдат отдаём». Про себя решил, что когда приедем в полк, в Екатеринбург: всё сделаю, несмотря на то, что им служить ещё больше полугода, но я их уволю на дембель. Степанов отвёз меня на командный пункт полка, где слез с машины и отправил его обратно, буркнув водителю: - Я на попутке доберусь.

В течение часа попрощавшись с однополчанами, забрав проездные документы и предписания на солдат, добавив ещё у Ивана в медпункте, я вышел на дорогу и стал ждать попутку, но прождав минут сорок решил напоследок пройтись до блок-поста пешком, не ожидая никаких непредвиденных ситуаций. Автомат на плече, на ремне подсумки с четырьмя магазинами и четырьмя гранатами: если что – отобьюсь.

Весело насвистывая, миновал крайний пост, провожаемый удивлёнными взглядами солдат, я завернул за поворот и остался один на дороге. Справа, внизу расстилалась красивая панорама долины реки Аргун и двух деревень Дачу-Борзой и дальше Улус-Керт. Слева, примыкая вплотную к дороге, тянулась зелёнка, а над всей местностью нависала гора высотой шестьсот метров, где занимали позиции седьмая рота и боевики. Пройдя по дороге почти километр, я уже мог различить на вершине горы суетившиеся фигурки нескольких солдат седьмой роты. Хотя было и достаточно далеко до них, но в их передвижениях ощущались беспокойство и тревожность, и смотрели они с горы в моём направлении, но несколько левее от дороги: на скалу в пятистах метрах от дороги.

- Чё они там суетятся и рассматривают? – Я остановился и с любопытством стал смотреть на то место зелёнки, где возвышалась скала.

Моё любопытство было щедро вознаграждено: первая пулемётная очередь хлестнула обочину дороги в двух метрах от меня, а вторая через пару секунд по тому месту, где я стоял, но за эти две секунды успел переместится и теперь сидел на корточках в кювете. Всё было ясно: если боевики раньше, чтобы обстреливать машины на дороге, лишь немного отходили в сторону от своих позиций на вершине, то теперь они почти на километр вылезли в зелёнку межу горой и штабом и с новой позиции не просто обстреливали, но могли контролировать часть дороги. Как раз, где я сидел. Теперь мне была понятно причина суеты солдат на вершине. Но это мало утешало: хотя пулемётчик и не видел меня, но знал, куда я спрятался и теперь очереди периодически хлестали вокруг меня, сшибая ветки, заставляя стремительно перемещаться по кювету, увёртываясь от пуль.

Попытался по кювету пробраться в сторону горы и выйти из-под обстрела, но через десять метров в зелёнке был провал и я сразу же попал под хорошую прицельную очередь. Часть пуль солидно прожужжали почти над головой и ушли в долину, а другая, ударив перед головой и обдав меня землёй, заставила юркнуть обратно под защиту деревьев. Дорога назад, к штабу, тоже не предполагала радужных перспектив отхода. Я судорожно перебирал варианты выхода из создавшегося положения: тем более что пулемётчик прекратил огонь. Через пять минут повторил свою попытку выбраться в сторону штаба, но очередная, солидная пулемётная очередь загнала меня опять под деревья. Это обстоятельство натолкнуло на мысль, что вполне возможно меня не выпускают, а в это время группа боевиков спускается вниз, чтобы взять меня в плен. Я затосковал: время было достаточно позднее и попутных машин не предвиделось. Стрельбу если в штабе и слышали, то воспринимали её за обычную и помощи отсюда ждать не приходилось. А видели ли меня с вершины горы бойцы седьмой роты – тоже вопрос. Так что приходилось надеяться только на свои силы и ждать темноты, тогда я уйду, если конечно доживу до темноты.

Через пятнадцать минут снова попытался осторожно выскользнуть из западни по кювету, но пулемётчик дал такую хорошую и точную очередь, что у меня пропало всякое желание испытывать судьбу. Посмотрел на дорогу и прикинул, а что если метнусь на противоположную сторону дороги и попытаюсь там уйти по склону, но отказался – слишком много открытого пространства. Оставалась ещё одна возможность: углубиться в зелёнку и по ней уйти в сторону горы, а там выйти на дорогу. Но опять, я не знал минную обстановку, и здесь резко возрастала возможность наткнуться на боевиков. А один есть один. Время шло, до темноты времени было ещё много и я всё больше склонялся к варианту с зелёнкой. Уже решив нырять в зелёнку, услышал, как со стороны штаба полка начал быстро приближаться гул двигателя БТРа. С надеждой уставился на ближайший поворот, и о радость, на дороге появился бронетранспортёр полностью забитый ВВэшниками, лежащими в непринуждённых позах на броне. Я выскочил из кювета и замахал руками, чтобы они подхватили меня не останавливаясь, и тут же заскакал по обочине, высоко подымая ноги и прыгая в разные стороны, как дикий козёл, уходя от пулемётных очередей. Пулемётчик теперь не щадил меня и бил длинными очередями, не давая возможности оставаться на месте. ВВэшники попались обстрелянные, открыли сразу же огонь, но били скорее в том направлении, откуда вёлся огонь, чем прицельно. БТР слегка замедлил около меня ход и две пары крепких рук, ухватив меня за одежду, затащили на верх машины и бросили на решётку двигательного отсека. Сверху на меня свалились два тяжеленных бойца, прижав моё лицо к решётке, и не давая возможности пошевелиться, а ВВэшники быстро обнаружили позицию пулемётчика и теперь надо мной стоял грохот от автоматов и возбуждённо-радостные крики.

- Вижу, вижу. Вон, вон он побежал…, получи гад, - следовала очередь потом ещё одна и опять крики, - ...есть, завалил одного.., упал. Вон ещё один.., бейте туда.., - и опять очереди.

Я ворочался под солдатами, но не мог их скинуть, в таком неудобном положении оказался. Пытался кричать, что там помимо боевиков в стороне и солдаты седьмой роты, но мои крики заглушал рёв мотора, шум, гам и стрельба автоматов. Впрочем, стрельба закончилась быстро: БТР подъехал к горе, и зелёнка скрыла его от боевиков, все начали рассаживаться поудобнее на броне, возбуждённо обмениваясь впечатлениями, я и наконец-то выбрался из-под солдат, вызвав приступ смеха, когда они увидели у меня на голове немецкую каску.

По словам Ввэшников, они сумели срезать двоих боевиков, которые упали со скалы. С какой скалы я благоразумно уточнять не стал, опасаясь услышать, что убитые упали со скалы в расположении седьмой роты. В свою очередь рассказал, как оказался один на дороге и они дружно осудили меня, а когда узнали что я завтра уезжаю домой: они покрутили пальцем у виска.

Ссадив меня на блок-посту и пожелав счастливого пути, ВВэшники укатили по своим делам, а я сел за стол с Волковым и уже в спокойной обстановке посидели до моего дежурства, потихоньку попивая водку и разговаривая. Юра, было, воспротивился насчёт моего дежурства, но я настоял: хотелось в последний раз ощутить себя на войне…