Глядя на закрывшуюся за мужчиной дверь, Саша громко и отчетливо вслух нецензурно выругалась. Словами, которые приличной девушке точно не пристало говорить. Потому что других у нее не имелось. Вспомнил. Сволочь. Но как?

Во-первых, она не собиралась его убивать. Чтобы этот товарищ там себе не возомнил. Это вышло случайно. Кто же знал, что у Максима Сергеевича, чтоб ему пусто было, имеются какие-то проблемы с сердцем. Он, может и сам не знал. Хорошо. Такое тоже допустимо. Просто иначе, как бы оставался на этой работе.

Вообще, она заметила, что ее снова нашли, почти сразу. В этот раз ощущение чужого присутствия накатывало волнами. То есть, то нет. Поначалу был порыв — поступить, как обычно. Но потом… Она вспомнила, чем ее спешка закончилась в прошлый раз. Мертвый неизвестный мужик, без документов, что вполне логично. Мертвый, по ее вине. Прежде, чем оттащить тело в лесополосу, а потом бросить его в реку, Саша обыскала каждую часть его одежды. Не нашла ни черта. Какими были его цели, теперь непонятно. Успокаивала себя тем, что хорошие люди по ночам тайком в дом не залезают и на людей не кидаются. В любом случае, нежданный гость не был сотрудником Комитета. Это однозначно. Не сошли же они там с ума, чтоб таким нетривиальным образом приглашать на беседу. Ну, либо беседа им оказалась не нужна. Что маловероятно. Они не стали бы лишать себя ценной информации.

Поэтому Саша решила, не торопиться. Она ждала, пытаясь понять, кто на этот раз. Вообще, за эти годы девушка пришла к выводу, что вот так бегать по стране, вздрагивая от всего подряд, это не жизнь. Это просто какая-то адская карусель. Она подумала, может стоит все же пойти на контакт. Самой. Смог ведь дед когда-то договориться. Вдруг и у нее получится. Да и потом, уже поторопилась один раз. Теперь по ночам снится этот мертвый мужик.

А потом девушка заметила интересный момент. Проверяющий из Москвы. Он в их отделе не появлялся. С Сашей никак не пересекался. Она вообще узнала о нем случайно. От Маслова. Лев Иванович после той истории, которая случилась с его супругой, страдал определенной манией преследования. Хотя, об этом никто не знал. Только Саша. Она с ним общалась достаточно близко. Правда, это общение они тоже не афишировали.

Именно Маслов помог девушке устроится на завод. С помощью Калинина, который на тот момент начальником первого отдела еще не был. Даже при отличном списке учебных заведений, ее вряд ли взяли бы сразу на это место. Как и о чем Лев Иванович договаривался с Калининым, девушка не знала. Ее это, если честно, не особо волновало.

Она представилась инженеру дальней родственницей почившего Ершова. Рассказала трогательную историю о своем сиротстве. Мол с дедушкой Витей они очень дальняя родня. Взять опекунство он не мог. По вполне понятным причинам. Но в ее судьбе некоторое участие принимал. Маслов, как и многие люди, страдающие гениальностью, был так далек от реальной жизни, что в эту версию поверил безоговорочно. А себя он считал Виктору Николаевичу обязанным. Поэтому сделал все, чтоб девушку взяли на работу.

Так вот, внимание Саши на Беляева обратил именно Лев Иванович. Поделился тем, что этот особист кажется ему странным. Мол, нет нужды так часто появляться на заводе, а он ездит, и ездит. Ездит, и ездит. Вообще Маслов говорил о своем, считая, будто особист задумал нечто плохое, но получилось, что в итоге, подсказал Саше.

Она постаралась в один из приездов Максима Сергеевича «случайно» оказаться рядом. Хотела оценить этого человека со стороны. Ну, да. Ей он тоже показался подозрительным. А еще в его присутствии у Саши ощущение приближающейся опасности стало гораздо острее. Хотя, виделись они мельком. Девушка буквально просто прошла мимо. Потом она узнала у Маслова, когда еще данный человек бывал на заводе. Конкретно. Даты, конечно, Маслов назвать не смог, кто бы сомневался. Но вот месяца с трудом вспомнил. Саша сопоставила со своими ощущениями. Удивительно, но сроки совпадали.

Мало того, после мимолетной встречи, зная, как выглядит этот человек, Саша вдруг несколько раз заметила его там, где он быть не должен. Рядом с собой, вне территории завода. Хотя, совпадение все же исключать нельзя. Так она думала. Мало ли, что ей кажется. Образ невинно убиенного ночного гостя упорно теперь маячил на горизонте. Впрочем, конечно, не невинно, но все же.

Саша решилась на конкретный шаг. Она достала из узелка те самые пузырьки. Прав был дед. Вот они и пригодились. Ей нужна была «болталка». Виктор Николаевич утверждал, будто этот препарат, сделанный на основе каких-то там кактусов, в этот момент Саша жалела, что не уделила должного внимание химии, являлся способным определенным способом развязать человеку язык. Вроде бы, «болталкой» пользовались те самые сотрудники государственной безопасности, встречи с которыми она сильно хотела избежать.

По идее, план был неплох. Она ждет приезда Беляева, сама знакомится с ним под любым предлогом, а потом устраивает доверительную беседу.

В теории все казалось очень даже простым. На практике оказалось кромешным адом.

Саша пошла в тот день в театр, дабы купить билеты на предстоящую премьеру. Играла их местная труппа, но театр девушка любила, поэтому периодически посещала. К тому же, этим утром не явился на работу Маслов. К обеду стало понятно, что произошло нечто гораздо более серьезное. Пропал не только инженер, но и некоторые чертежи их нового проекта.

Саша занервничала. По идее, с ней связи никакой. Но теперь можно ждать проблем. Хотя бы потому, что копать в этой истории станут не только свои. Если Маслов не объявится, то вполне возможно задействуют и Комитет. А тут, добрый вечер, вот вам гражданка Комарова. С этими товарищами дело иметь это не одно и тоже, что Калинину про свою несчастную сиротскую жизнь рассказывать. И даже если она ошиблась насчет Беляева, то волей случая, рядом с ней могут оказаться те, от кого она так усердно бегает. Поэтому в театр она решила пойти не только ради премьеры, но и, так сказать, развеяться, успокоить нервы.

В холле, возле кассы, совершенно случайно Саша стала свидетелем интересной сцены. Сама сцена сто лет бы ей не нужна. А вот ее участники — очень даже. Вернее, один участник. Смазливая блондинка никак не хотела принимать от мужчины цветы. Они стояли в стороне, можно сказать, в дальнем углу. И Саша никогда бы не обратила на них внимания. Если бы мужчиной не оказался тот самый Беляев. Это было очень неожиданно. На заводе о его появлении не было слышно ни слова.

Саша бочком постаралась подкрасться ближе. Но при этом надо было еще не привлечь внимания. К счастью, народу в фойе было предостаточно. Конечно, премьеры местной труппы не пользуются такой популярностью, как гастроли столичных театров, однако, все равно желающих посетить спектакль оказалось много.

— Максим, розы?! Серьезно? Ты издеваешься?! Ненавижу эти цветы.

Блондинка капризно дула губы и всячески демонстрировала недовольство. Беляев протягивал ей большой букет темно-бордовых роз, а красавица явно не желала их принимать.

— Лиличка, милая, я спешил. Но явиться с пустыми руками совсем не комильфо. Просто забыл о твоей привередливости. Это ведь всего лишь знак внимания. Не более. Перестань так вести себя.

— Максим! Ты даже не купил их! Я вижу. Это — дачные розы. Ты банально срезал их у кого-то на приусадебном участке. Ты настолько не ценишь меня?

Беляев принялся что-то втолковывать блондинке, а Саше пришлось отойти в сторону. Людей между ней и парочкой, которая выясняла отношения, стало меньше. На нее могли обратить внимание. А там и узнать, чего доброго. По крайней мере, Максим Сергеевич. Тем более, если он действительно является тем, кем его представляла себе Саша.

Единственное, что она успела услышать, это то, что Беляев уверял капризную особу, будто он очень соскучился и хотел бы видеть ее сегодня в гостинице «Восток» в таком-то номере. Капризная особа заявила, после такого ужасного повеления он может сам к себе приходит в номер и делать сам с собой все, что хочет. А она, на минуточку, актриса. Она, между прочим, достойна большего. И за ней, просто для понимания, ухаживал сам какой-то там режиссер. Подробности личной жизни блондинки для Саши были неважны. Радовало то, что она узнала, где собирается остановиться Беляев. А то, что до сих пор еще не обозначился на заводе, так это наверное из-за каких-то своих целей. Либо о пропаже Маслова пока не знает. Может, явился планово, но заранее, из-за этой самой блондинки. Молодой мужчина. Наверное, неженат. Понять можно. Вот сюрприз будет, когда ему сообщат. Насколько Саша поняла, Калинин, недавно ставший новым начальником первого отдела, в Москву еще не отчитывался.

В любом случае, все выходило просто отлично.

Саша вышла на улицу, повернула за угол и принялась ждать. Как только Максим Сергеевич появился на улице, слава богу, один, девушка быстрым шагом направилась к нему.

— Здравствуйте. Вы меня не знаете, но я работаю на заводе. У меня имеется для Вас очень важная информация. У нас произошло чрезвычайное происшествие. Не знаю, в курсе ли Вы. Но в любом случае, у меня найдется, что вам рассказать. Приду вечером к вам в гостиницу. В районе восьми вечера. Только… если можно, хотелось бы остаться незамеченной. Сами понимаете. Гостиница ведомственная. Все друг друга знают. Могут пойти разговоры. Дойдет до коллег…

Не дожидаясь его ответа, Саша развернулась и бегом бросилась через дорогу к троллейбусной остановке, которая от драматического театра, как раз, находилась в двух шагах. Прыгнула в подошедший транспорт и только тогда перевела дух. Пробралась к заднему окну. Максим Сергеевич стоял на том же месте с таким видом, будто ему пару минут назад сообщили, что земля плоская. А законы физики — вообще полная чушь. Он смотрел вслед отъезжающему троллейбусу с совершенно ошалевшим лицом.

Саша добралась домой, достала свой узелок. К сожалению, рядом с заводом не было возможности поселиться в частном доме. Хотя, как показала жизнь, это более подходящий вариант. Поэтому на данный момент обитала Саша в заводском общежитии. И ей, между прочим, должны были скоро дать жилплощадь от государства. Нужный пузырек был вынут и определен в карман. До назначенного времени оставалось меньше часа, учитывая, что в театр за билетами девушка ездила после работы.

Саша вышла на улицу и пешком отправилась к гостинице. Ей нужно было всего лишь пересечь парк, чтоб оказаться на нужном месте. Ровно без десяти минут девять, она уже стояла возле «Востока». Окна на первом этаже находились достаточно высоко. Но если встать на вторую снизу ступеньку, то можно рассмотреть, что там происходит. Главное, чтоб сейчас никого не понесло заходить или выходить. А то Саша, как бельмо на глазу, маячит на порожках, вытягивая шею, чтоб лучше рассмотреть, что происходит внутри.

Как раз в это же время в холле появился Максим Сергеевич. Судя по всему, только заселился. Вместе с женщиной, которая оформляла его документы, они что-то активно начали обсуждать. Слышать, естественно, их разговор Саша не могла. Потом Беляев наклонился совсем близко к даме. Он что-то начал говорить сотруднице гостиницы прямо в ухо. Неприлично близко наклонился. Женщина явно засмущалась. Однако, махнула рукой особисту, приглашая его пройти следом за ней.

Как только парочка исчезла за дверью, которая вела к служебным помещениям, Саша шустро рванула вперед. Заскочила внутрь, максимально тихо прикрыв за собой дверь. А потом, так же, на цыпочках рванула к лестнице.

Дверь в номер тоже оказалась предусмотрительно открыта. Выходит, он ее ждал.

Максим Сергеевич появился через пять минут с электрической плиткой в руках. Так вот на что он соблазнил тетку. На преступление против правил. А Саша уж совсем о плохом подумала. Мало ли, на что готов человек ради своей цели.

Беседа у них состоялась. Как девушка и планировала. Правда, почти час ей пришлось нести полную чушь. О мировом заговоре империализма и о том, что на заводе прячутся враги. Кстати, об исчезновении Маслова она рассказала. Все равно Беляев либо узнает завтра, либо уже знает. Просто он был крайне молчалив и в большей мере слушал, что за чушь несет ему Саша. Но слушал внимательно. Не сводя взгляд с ее лица. А она тянула время. Особист — крепкий мужчина. Значит, ориентироваться надо минут на шестьдесят от того момента, как он выпил воды из графина. И кстати, заставить его выпить эту воду было не так уж просто. Саша сказала Максиму Сергеевичу, что во рту у нее пересохло и попросила попить. Он налил воды в стакан, но когда протянул, девушка вроде взяла его, повертела, но потом в сильном волнении отставила в сторону. Дальше последовал рассказ, в процессе которого Саша постоянно облизывала губы, имитируя ту самую жажду, о которой говорит. Дед учил, если хочешь спровоцировать человека на нужный поступок, например тебе надо, чтоб он выпил жидкость, убеди его в том, что ему очень хочется пить. Для этого достаточно себя вести так, будто очень сильно хочешь пить ты. Удивительно, но сработало. Не прошло и десяти минут, как Максим Сергеевич сам не заметив этого, схватил стакан и выпил воду.

Кто же знал, что ему в итоге станет плохо. А ему действительно стало плохо. Когда Саша выбиралась из номера, выглядел он мертвее мертвого. Потому что сложно оценивать человека живым, если у него отсутствует дыхание и остановилось сердце.

А потом это появление в отделе. Честно говоря, в первые секунды Саша сама чуть богу душу не отдала. Она смотрела на стоящего рядом с Мальцевым Беляева и думала, это что? Кара? Наказание? Или просто внезапное сумасшествие? Он точно был мертв. Саша проверила раз десять. До последнего пыталась помочь. Даже всплакнула, когда пришла домой. Ей, между прочим, больших сил стоило выбраться из гостиницы опять незамеченной. Вспомнишь, вздрогнешь. Но теперь Максим Сергеевич стоял неподалеку совершенно живой. А Саша полночи прорыдала в подушку. Не потому что ей было очень жаль Беляева. Наоборот. Потому что она поняла, как раз, совсем не жаль. И от этого чувствовала себя чудовищем.

Потом Максим Сергеевич повернулся и посмотрел прямо на Сашу. В его глазах вдруг вспыхнуло раздражение, почти ненависть. Саша вообще ждала, что после этого он ткнет в нее пальцем и назовет убийцей. Но ни черта подобного не произошло. Беляев, как ни в чем не бывало отвернулся. Девушка просто была в шоке. Появилась мысль, вдруг дедовы снадобья испортились со временем. Может ведь такое быть. Вдруг, ему стало плохо, но на время. А побочный эффект — это провалы в памяти. Просто, как еще объяснить такое поведение и вообще наличие самого Максима Сергеевича. Дальнейшее их общение показало, он действительно ее не помнит. Не совсем же особист идиот, чтоб изображать собственно беспамятство. В этом не ни малейшего смысла. Как бы то ни было, даже если Беляев и получил кратковременную амнезию, то сейчас она очевидно закончилась.

Саша медленно опустилась на кровать гостиничного номера. Что делать именно сейчас, она не знала. Действительно не знала. Бежать? Да ей никто теперь этого не даст сделать. В любом случае, нужно попасть в комнату. Забрать узелок. Без него вообще нет смысла дергаться. И еще она не могла понять Беляева. Его поведения. Он говорит о своей возможной смерти чуть ли не в шутку. С насмешкой.

Внезапно дверь медленно начала открываться. Саша напряглась. Он что, уже вернулся? Однако, в образовавшуюся щель неожиданно просунулась длинная, и, надо признать, весьма даже стройная, женская ножка, обладательница которой, повела коленочку сначала вверх, а затем вниз. Саша сидела молча, не издавая звуков и пока не очень понимая, как реагировать на происходящее. Далее появилось крутое женское бедро, обтянутое трикотажным платьем, а затем и сама обладательница всех прелестей. В этот момент, увидев всю гостью целиком, Саша впервые безумно захотела, чтоб Беляев был где-то рядом, потому как беды не миновать.

— Ты? Ты?! — Женский голос сочился ненавистью.

В дверях застыла та самая блондинка, каждая встреча с которой, мягко говоря, у Саши не очень складывалась. Лиличка. Актриса из театра.

— Я, — послушно согласилась девушка, совершенно не представляя, что еще можно сказать в данной ситуации.

Я оставил Александру Сергеевну наедине с ее мыслями, и бегом спустился вниз. Очень надеюсь, эти мысли, наконец, пойдут у нее в правильном направлении. Ужасно, конечно, было интересно посмотреть, какое сейчас у девицы лицо. Думаю, сильно удивлённое. Но не заглядывать же обратно в номер. Так весь эффект испорчу.

Калинин ждал меня в машине. При этом он продолжал всячески демонстрировать кровную обиду. Соответственно, до завода мы ехали в гробовой тишине, которую нарушало лишь его сопение. И слава богу. Мне нужно было подумать. Причем, очень хорошо подумать.

Чертова память Максима Сергеевича ведет себя, словно девица легкого поведения с внезапными приступами моральных терзаний, которым вообще не место. То «дам», то «не дам». Так и здесь. То молчит, хотя я всячески стараюсь выудить из ее глубин информацию, то внезапно вываливает целый пласт сведений. Крайне неожиданных сведений, надо признать. Просто офигеть, насколько неожиданных. Да я и офигел, если честно.

Пока мы ехали к гостинице, веером вдруг прилетели картинки. Яркие. Александра Сергеевна сидела напротив меня в номере и впаривала какую-то удивительную, несусветную хрень. Причем, Максим Сергеевич не особо вслушивался в слова Комаровой. Данную гражданку видел, естественно, его глазами. И еще понимал, происходит беседа вечером, перед тем, как я на следующий день проснулся в номере. Потому что на вешалке небрежно висела форма. Ровно так, как впервые и увидел.

Максим Сергеевич честно пытался сообразить, что происходит. Какого черта девица, за которой прежде приходилось бегать, теперь сама явилась к нему. Момент, как Комарова оказалась в номере, память, удивительно непостоянная стервь, решила не показывать. Я задолбался напрягаться. Ничего. Ноль. Сразу возникает в мыслях сцена, в которой Александра Сергеевна уже сидит рядом и несет чушь про каких-то неведомых врагов, прячущихся среди сотрудников завода.

Максим Сергеевич понял, в чем дело, только когда осознал, что становится тяжело дышать. Свое состояние, в принципе, оценил верно. Жаль, что поздно. Сильная, сдавливающая боль за грудиной; нарастающее чувство беспокойства и страха; боли в руках и челюсти; нарушение ритма сердца; затрудненное дыхание, слабость, тошнота. Здравствуй, инфаркт.

Ох, и Максим Сергеевич… А ведь полковник его предупреждал. Говорил. Не расслабляйся. Девке не верь. Она строит из себя совсем не того человека, которым является. Нет, купился, как последний лох. По крайней мере, теперь понятно, с хрена ли я в нем очутился. Вернее, не прям до конца понятно. Этого все равно не могу адекватно оценить. Нет даже приблизительных версий в голове, как такое возможно. Но очевидно, останься Максим Сергеевич жив, вряд ли у нас бы с ним образовалась совместная судьба.

— Я высажу Вас на территории? — Калинин, наконец, подал голос.

Просто, наконец, сообразил, обижаться на начальство весьма недальновидно. Потому что, если обидится начальство, то ему же самому будет плохо в первую очередь.

— Да. Нормально, — я благосклонно ответил. Хотя мог сказать что-то более грубое. Еще надо разобраться с самим Калининым, кстати. У него, между прочим, рыло сильно в пуху. Да что там рыло. Он сам весь по уши в дерьме.

Как только машина остановилась неподалеку от управления, я шустро выбрался наружу и в ускоренном темпе метнулся в здание. До кабинета почти бежал. Сильно напрягало меня то, что Александра Сергеевна сидит в номере одна. Ясное дело, сказал ей специально про воспоминания о том вечере. Девка вот прям совсем не дура. Не знаю, какая еще фигня у нее, конечно, в башке, но, мозг там работает отменно, это факт. Она не рискнет смыться. Думаю, будет, скорее всего, пытаться меня обдурить. Разыграет, может, жертву. Поплачет. Надеюсь, не начнет соблазнять. Это самый любимый женский аргумент. Они почему-то уверены, будто таким способом легко манипулировать мужчиной. На секунду вдруг задумался. А реально… Если Комарова надумает действовать именно так? Будто назло, вспомнилась сцена в туалете ресторана. Тело у нее, кстати, весьма ничего. Да и вообще, честно говоря, у меня сложилось впечатление, что Александра Сергеевна сама очень сильно хочет быть неприметной. Средненькой. Чуть ли не дурнушкой. Так-то, если ее привести в порядок…

— Твою мать… — Я остановился и покачал головой.

Что за дурь в башку лезет? Этого только не хватало. Какое, к чертовой матери, тело. Она же самая настоящая самка богомола. С такой свяжешься, пиши-пропало. Угандошит сразу после бурного секса. А что-то мне подсказывает, возможно, опыт, секс будет бурным. Стоит вспомнить, как она моментально заводится на эмоции. Но… Оно того не стоит. Вот уж точно нет. Никаких шалостей с Александрой Сергеевной быть не должно.

Снова сорвался на бег. Нечего размышлять о всякой ерунде. Нужно взять личные дела и струячить обратно. Хотя, в большей мере, меня интересует одно, конкретное. Ведерников Игорь Леонидович. Вот крутится этот гражданин в башке, хоть убейся. Явно не просто так.

Я заскочил в кабинет, метнулся к столу. Взял все, что необходимо, и так же бегом двинул обратно.

Дорога до гостиницы, пролетела, словно одно мгновение. Наверное потому, что несся я туда, как на пожар.

Только оказался рядом со входом в здание, на порожках вдруг нарисовалась… Комарова. Собственной персоной. Неужели все-таки дура? Нет, не верю. Она должна понимать, сейчас ее обычная схема не сработает.

— Александра Сергеевна, какая неожиданность. Вы снова меня разочаровываете. Я по-прежнему продолжаю верить в ваш разум и его адекватность, а вы по-прежнему очень хотите меня убедить, будто их нет. Ни разума, ни адекватности.

Девушка, услышав мой голос, застыла на месте. Из гостиницы она выскочила, глядя себе под ноги. Поэтому заметила меня не сразу. Зато смотрела теперь Комарова в мою сторону как-то испуганно. Вот этого я точно не ожидал. Уж чего-чего, а страха в ней за все это время не замечал ни разу. Александра Сергеевна тяжело вздохнула, затем попыталась меня обойти, видимо, чтоб иметь возможность быстро ретироваться при необходимости. Вот только она стояла на порожках. А я — крепко на земле. Поэтому, хрена там. Шагнул в ту же сторону, перегораживая ей дорогу. Она снова вздохнула. Подумала буквально секунду. А потом понеслись отмазы.

— Видите ли, Максим Сергеевич, есть некие мысли о кандидатах на роль предателя. Хочу проверить свои подозрения и логические изыскания. В тишине. Дома. Знаете, родные стены сильно помогают.

Голос ее звучал подозрительно тихо. Вот прям удивительная кротость в голосе. Очень странная хрень. При этом всем своим видом Комарова вдруг начала демонстрировать готовность сотрудничать. Правда, попыток выскользнуть за пределы моей досягаемости все равно не оставляла. Последовал очередной маленький шажок. Я повторил ее манипуляцию. Этак она скоро с крыльца свалится. Оно ведь не бесконечное.

— Отлично. Вот давайте обсудим все Ваши, как Вы это назвали… Логические изыскания. Но в моем номере. Для данных целей, вообще-то, я Вас туда и отправил. Более того, лично довел. Сопроводил, так сказать. Что ж, от Вас вообще ни на шаг нельзя отлучиться?

Услышав про номер, Комарова как-то нервно вздрогнула и даже оглянулась на дверь гостиницы. Такое чувство, будто она не просто не хотела туда идти, а очень сильно не хотела. Вообще никак.

— Э-э-э… Ну-у-у… Знаете… — эта психичка, по другому не могу назвать девицу, которая, на минуточку, грохнула чекиста, снова оглянулась, издавая, на мой взгляд, совершенно нечленораздельные звуки.

— Господи, Комарова, прекратите мычать. Проблемы с Вашей головой существеннее, чем казалось? Или Вы специально выбрали новую тактику? Создать впечатление не просто дурочки, а дурочки с диагнозом?

Александра Сергеевна в третий раз тяжело вздохнула, видимо, принимая для себя какое-то решение. А дальше начала твориться форменная дичь. Комарова вдруг перестала пятиться бочком и стараться сбежать. Наоборот. Она шагнула вперед. Потом еще. Пока не оказалась рядом, вынуждая меня этим поступком, между прочим, сильно напрячься. Просто в итоге, девица фактически прижалась всем своим телом к моему телу. Потому что стояли мы и до этого достаточно близко. Затем, пристально глядя в мои глаза, провела языком по нижней губе. Я вообще прихерел. Это что за сцены для взрослых? С какого перепугу?

— Знаете, Максим Сергеевич, Ваша близость так волнительна, что я боюсь быть с Вами в номере наедине. Понимаете? Вы… Я… Никого посторонних… Опасно… Девушки не должны показывать своих чувств. Но… Мне тяжело держать себя в руках. А как потом с этим жить? Просто позвольте мне сейчас унести свою боль. Я не убегу. Обещаю. Только дайте сейчас именно уйти.

Комарова говорила с придыханием, старательно изображая волнение в груди. А грудь эта, между прочим, оказалась весьма даже приличной. Там размер третий, не меньше. Как-то я сразу не обратил внимание. Хотя, вот уж точно не до ее груди было. То своя собственная смерть приключилась, то инженера грохнули. А сейчас эта девица трется об меня, прости господи, сиськами. Тут сложно уже не заметить. Это что вообще? А как же природная скромность, которую мне демонстрировали на протяжении нескольких дней? А как же девичья честь и гордость? В наличие которой меня сильно старались убедить. Иначе не вышло бы той сцены в ресторане. И в морду мне бы ничего не плескали.

Из-за странных, но активных манипуляций Комаровой пуговицы ее блузки немного разъехались в стороны, грозя вообще оторваться к чертовой матери и явить миру содержимое.

Я, честно говоря, был в шоке от происходящего. Вовсе не потому, что меня женщины никогда не «снимали». Бывало и такое. Я вообще сторонник того, чтоб открыто показывать свои желания. Но Комарова! Да и времена сейчас на дворе совсем не те. О сексуальной революции никто не слышал и в помине.

Машинально перевел взгляд с лица столь агрессивно стремящейся к близости особы, на ее внезапно обнаруженные достоинства. Будто не я совсем недавно тягал полуобнаженное тело по собственному номеру. Но в тот момент в моей башке все было нормально. Я ее раздевал реально из соображений чистоты постели. Ни разу не задумался ни о чем интимном.

— Когда Вы рядом, Максим Сергеевич, мне сложно держать себя в руках. Испытываю, знаете ли, непреодолимое влечение определенного характера. Мощное. То самое, которое сводит с ума. Как в романах. Еще Ваш запах… Это невыносимо… Не встречала таких мужчин, как Вы. Никогда. Не знаю, что с этим делать. Боюсь, подобные чувства помешают совместной работе. Понимаете? Вы должны понять!

Ну, ладно. Честно говоря, в какой-то момент я «поплыл». Просто от Комаровой очень неожиданно повеяло скрытой сексуальностью. Бывает такое. Это определенная категория женщин, которые внешне вроде бы обычные, но потом, в нужный момент, там такое открывается. Любая порнография отдыхает на фоне их фантазий, которые они совсем не стесняются воплощать.

Девица это состояние, конечно, заметила. Решила, что сработала ее уловка. Повёлся мужик на прелести и слова о страсти. Добившись желаемого, она хотела было отодвинуться от меня, внимательно слушающего ее бред, а потом, так понимаю, удалиться. Могу представить, как глупо сейчас выглядит мое лицо.

Однако, Александру Сергеевну ждал сюрприз. Она думает, будто перед ней все тот же Максим Сергеевич, который сидел пару дней назад в номере и который позволил его самым наглым образом угандошить. Но нет. Максим Сергеевич, может и повелся бы второй раз. Прикол в том, что я — совсем другой человек. Пока Комарова об меня терлась, совершенно незаметно успел положить руку ей на талию, и теперь получалось, что не она прижимается, а я ее не отпускаю. Александра Сергеевна дернулась, но поняла, хрен ей, а не отодвинуться. Мы по-прежнему прижимались друг к другу, только теперь по моей инициативе. Упс! Как говорится.

— Продолжайте, Александра Сергеевна. Крайне интересное повествование. Давно мне вот так откровенно симпатичные дамы не шею не вешались. Нет, ну намеки бывали. Однако, чтоб наглядно демонстрировать внезапно вспыхнувшую страсть… И не припомню, честно говоря. Особо заманчиво это выглядит в Вашем исполнении. Значит, говорите, неожиданно вспыхнули чувства… Интересно. Это до того, как Вы планировали меня убить или после? В принципе, особой роли не играет, но хотелось бы понимания. Вдруг у Вас, не дай бог, конечно, склонности к извращениям имеются. Хотя… Время сейчас приличное, хорошее. Вы и слов-то таких, наверное, не знаете.

Комарова снова дёрнулась, пытаясь отстраниться. Я, в ответ прижал Александру Сергеевну еще сильнее. Черт… А девка приятная весьма… И вот тогда только в ее, кстати, достаточно выразительных глазах, необычного стального цвета, появился настоящий страх.

— Что ж Вы натворили, Александра Сергеевна, если готовы вот так отвлекать мое внимание… Всего лишь пару часов назад Вам неприятна была моя близость, а тут, ты погляди, чуть ли не на голову мне лезете. Хотя, я бы выразился иначе, и про совсем другое место, но нет желания Вас обидеть. Заметьте! В отличие от некоторых, ни обидеть, ни убить не пытаюсь.

— Отпустите…

По ее голосу стало понятно, Комарова паникует, но при этом начинает злиться. Вот. Такое состояние ближе к правде. Его уже могу нормально воспринимать. А то устроила какой-то цирк. Эммануэль советского разлива.

— Я. Задал. Вопрос.

Цедил слова сквозь зубы, давая ей понять, что не стоило начинать такие игры. Круто, когда молодая женщина трется о меня всеми частями тела. Радовался бы, дурачок. Хотя… Пожалуй, именно роль дурачка, меня и выбесила. То, что эта особа реально поверила, будто сможет отвлечь мое внимание подобными выкрутасами. Она на самом деле принимает меня за идиота.

— Ну… Александра Сергеевна, я слушаю. Какое преступление сподвигло Вас к столь интересному поведению? Вы, может, убили Тамару, а ее тело положили мне в постель? У Вас имеется склонность к насилию. Кстати, не расскажите, чем опоили меня в прошлый раз?

— Я Вас ничем не поила, — Комарова опять попыталась вывернуться. — Вернее, поила, но не хотела причинить вред.

В итоге, из-за попыток Александры Сергеевны получить свободу, выходило только хуже. Она по факту просто реально тёрлась об меня. И кстати, даже при том, что я прекрасно понимал, кем является эта дамочка, чисто физически процесс начал мне нравится. Хреново… Сам бы уже не против прекратить такие игрища. Но если выпущу ее из рук, боюсь, Александра Сергеевна побьет все мировые рекорды по бегу. Она явно хочет смыться именно отсюда. И это верный признак, девица сто процентов что-то натворила.

— Слушайте, хватит уже. Вы ведь поняли, я знаю о Вас все. Достаточно изображать из себя жертву обстоятельств. И про деда Вашего знаю. Виктор Николаевич Ершов. И Вы вовсе не Комарова. Хрен с ним. Неужели не понятно по моему поведению, Вам не угрожает ничего? У нас, на самом деле, есть общие интересы. Угомонитесь Вы уже. Сколько еще планируете бегать? Вас Виктор Николаевич до конца жизни обеспечил различными биографиями? Нет. Так прекратите заниматься ерундой. Давайте реально сотрудничать.

— Хорошо, — Комарова настолько внезапно согласилась, что я охренел повторно. Не ожидал. Честно, не ожидал. Думал, сейчас польётся очередная брехня. — Только отпустите, пожалуйста. Мне не по себе, что мы так… Так вот стоим.

— Не я начал. Вы на кой черт это устроили? Все же сразу было очевидно. Какая страсть? Запах приплели…

Руку, тем не менее, пришлось убрать. После того, как Комарова согласилась нормально сотрудничать, было бы странно прижимать ее к себе. Но… что удивительно, сделал я это неохотно.

— Нельзя нам в номер, — Александра Сергеевна посмотрела на меня с грустью во взгляде. — Вы злиться будете. На меня.

— Почему? Вы что, реально Тамару убили?

— Да не смешно. Но имейте в виду. Я не виновата! Так совпало.

— А я, знаете, и не смеюсь. Мне теперь вообще страшно.

— Ладно. Идемте. Только Вы — первый.

Александра Сергеевна немного сдвинулась в сторону, пропуская меня вперед.

Смех смехом, а Тамары на месте не оказалось. Я обернулся и посмотрел на Комарову. Мол, реально? Где, блин, Тамара? Александра Сергеевна сделала виноватое лицо и развела руками.

— Да ладно. Вы не серьёзно же? — Мое удивление было искренним.

— Слушайте, Максим Сергеевич, ну, Вы тоже из меня совсем злодейку не делайте. Зачем мне Ваша… как Вы ее называли? Кудрявая фея? Я кто, по-вашему? Совсем ненормальная?

Оставил слова Комаровой без ответа, но в сторону лестницы пошел быстрее. Уже поднимаясь по ступеням, откуда-то со стороны своего этажа, отчетливо услышал громкие голоса. Женские. Три. Три голоса. Причём, два тут сейчас вообще звучать не должны.

Александра Сергеевна топала следом и вздыхала практически на каждом шагу. Просто внезапная грудная жаба у нее развилась. Надеяться, что это проснулась совесть, точно не приходится.

Как только оказались на нужном этаже, ситуация начала проясняться. Дверь в номер была приоткрыта.

Я подошел ближе. Прислушался. Хотя, можно было бы этого и не делать. Все и так прекрасно слышно.

— Гражданочки, ну, вы что устроили? Разве можно? Я ведь и милицию могу позвать. Или дружинников наших. Хотите товарищеский суд и позор на работе, среди коллег? Это хорошо, сейчас в гостинице командировочных раз, два и обчелся. А если бы номера были битком? Не стыдно? — Тамара строгим голосом читала мораль двум особам, которые по очереди что-то блеяли ей в ответ.

Честно говоря, имелось огромное желание, плюнуть на все, взять Комарову под руку и смыться отсюда подальше. Не потому, что общество Александры Сергеевны мне милее. Просто она хотя бы не ведет себя, как оголодавшая нимфоманка. То, что было на порожках гостиницы — банальный и очень дебильный способ задурить мне голову, а потом свалить по-тихому. Да и с Комаровой на данный момент, как ни крути, общие цели имеются. К сожалению, она нужна мне на данный момент.

Те же гражданки, которые были в номере, вызывали у меня легкое недоумение своей непонятной навязчивостью. Вот от них бы с удовольствием сбежал. Серьёзно. Сбежал бы от двух оголтелых женщин. Тамара не в счет. Там — чистая и светлая товарищеская любовь. Тетка при мне робеет, но это больше от того, что ей, похоже, никто никогда не делал комплиментов. Я в ее представлении что-то среднее между рыцарем и почти героем.

Но, во-первых, куда сбежать? Не в общежитие же к Александре Сергеевне. А во-вторых, в конце концов, это — мой номер. С хрена ли мне бегать? А вот с дамочками придётся объясниться гораздо жестче. Иначе, покоя не видать. Сейчас вообще не до них. Куча проблем, с которыми надо разобраться быстрее.

Я шире открыл дверь и шагнул в комнату. Картина была впечатляющая. На кровати сидела Лиличка. Она пыталась привести волосы в порядок, но по факту просто снимала с них вырванные клоки. Напротив, в столь же плачевном виде, замерла Нина Ивановна. Судя по внешнему урону, Лиличка пострадала больше. Счёт явно в пользу Филатовой. Это не женщина, а какой-то асфальтоукладчик. С виду так и не подумаешь.

Заметив меня, все присутствующие в номере, замерли.

— Максим… — Актриса всхлипнула, а потом, сорвавшись с места, бросилась мне на грудь. Я так понимаю, в поисках защиты и сострадания. Блондинку даже стало жаль. Но немного. Прям совсем немного. Не везёт ей. Буквально недавно уже была подобная ситуация. Никаких волос не напасёшься. Да и не думаю, что лысые актрисы пользуются спросом.

— Что здесь происходит? — я не торопился принимать любовницу в жаркие и крепкие объятия. Начнём с того, что ее сюда никто не звал. Какого черта?

— Максим, я пришла. Нам надо было поговорить. После всего, что произошло. Ждала тебя, а ты так и не появился. Вот… Тут — эта…

Лиличка оторвалась от меня и кивнула в сторону Комаровой, которая из-за моей спины выходить не торопилась.

— Я спросила ее, где ты. И по какой причине она в твоем номере…

— Она не спросила, — подала голос Комарова. — Она с порога начала обзываться. Мне не нравится, когда посторонние женщины используют в мой адрес подобные выражения. Да и не только женщины.

— Максим, это неправда. Врет. Эта девка врет, — Лиличка подняла лицо, ладони положила туда, где оно, это лицо, только что прижималось щекой. То есть, опять же, мне на грудь. Красивая вышла поза. Хоть сейчас на сцену. Еще из глаз актрисы медленно скатились слезинки. Интересно, она что-то может делать по-настоящему? Без примеривания очередной роли.

— Вот. Видите, — Александра Сергеевна выглянула из-за моего плеча. — Девка… А я, между прочим, ей ничего такого не сказала.

— Не успела просто, — Лиличка старалась сохранить выбранный образ несчастной жертвы, но, видимо, Комарова бесила ее слишком сильно. Поэтому смотрелось это так, будто у любовницы Максима Сергеевича раздвоение личности. На физиономии — то вселенская скорбь, то резко появляется злоба.

— Нина Ивановна… — Я, поверх головы Лилечки, уставился на вторую участницу этого непотребства. Филатова была молчалива и пока что своего присутствия никак не объясняла. — Вас-то за каким чертом принесло?

— Мне нужно было поговорить, — спокойной ответила Ниночка. Она, кстати, в отличие от актрисы, истерик не закатывала. По крайней мере, сейчас. Что уж у них нет до моего прихода приключилось, пока, честно говоря, понять не могу. Вернее, могу. Обе дамы выглядели изрядно потрёпанными. Но причины не понимаю. Взрослые, вроде, люди.

— Тамара, — я переключился на женщину, которая при моем появлении расстроилась сильнее остальных. Хотя, уж ей точно не за что. — Как вообще все эти…

Я посмотрел сначала на Филатову, потом на Лилечку.

— Все эти женщины оказались в номере. А где же Ваше строгое соблюдение правил?

— Простите… — кудряшка смутилась. — Пришлось еще на одну смену остаться. Лена, которая должна была выйти… У нее срочно больничный открыт. А я…

— Заснула она, — снова из-за моей спины прокомментировала Комарова. — Хотите, подробно расскажу?

Я, если честно, не особо хотел. Но когда это Александру Сергеевну волновало.

В общем, ситуация оказалась, словно реально в спектакле. Драма, комедия, уж не знаю, какое дать определение. Лиличка, не дождавшись моего появления, решила обозначиться сама. Хотя, с хрена ли она ждала этого появления, тоже непонятно. Так-то, на минуточку, дурила голову Максиму Сергеевичу на протяжении долгого времени. А теперь еще, к тому же, решила, будто он должен был прийти, упасть в ноги и просить прощения. За что, вообще не представляю. Видимо, за то, что он был все это время дураком и не видел, с кем связался. Хотя, как? Тоже не понимаю. Уж он-то должен соображать.

В номере актриса обнаружила Комарову, чему сильно не обрадовалась. Если верить версии Александры Сергеевны, слова «сучка» и «дрянь» были первым, что Лиличка сообщила ей прямо с порога. Возможно, все бы закончилось на препирательствах этих двух особ. Однако, именно в тот же самый момент, Нина Ивановна, раздираемая странным желанием срочной беседы, тоже сочла необходимым явиться в гостиницу. Я так понимаю, место моей дислокации ей слил кто-то на заводе. Если она там везде свой нос сует, так по-любому нашлись доброжелатели. Хотя, учитывая, что гостиница — ведомственная… Думаю, и без подсказок не сложно догадаться. Ну, а номер… Да тоже, в принципе, не проблема. В конце концов, тут этажей всего-ничего. Это не настолько все важно. Гораздо важнее оказался момент, который и Лиличка, и Нина Ивановна выбрали для встречи. Один на двоих.

Ну, а Комарова… Комарова просто решила, раз уж обе блондинки нарисовались в номере, и обе они явно пришли в бешенство, обнаружив Александру Сергеевну там, где ее быть не должно, то самый оптимальный вариант, тактично перевести стрелки на самих блондинок. Поэтому Александра Сергеевна, после того, как Филатова буквально следом за Лиличкой ввалилась в номер, радостно им сообщила. Мол, знакомьтесь, девочки. Это — актриса местного театра и по совместительству любовница Максима Сергеевича. Это — Ниночка. Она, как бы, тоже стремиться занять соответствующее место. В общем, столкнула Комарова этих двух дам лбами, а сама, пользуясь накалившейся между жаждущими любви женщинами атмосферой, смылась из номера. Из гостиницы тоже хотела смыться. Но на выходе встретила меня. Вот тут ее план потерпел фиаско.

— Между прочим, — добавила Александра Сергеевна. — Скажите спасибо, что я Тамару разбудила, когда уходила. Она лицом на своем журнале спала. А то все закончилось бы гораздо печальнее. Видели бы Вы, как они тут сцепились. Если честно, вообще не понимаю, за что…

Комарова выразительно, с намеком, окинула меня взглядом с головы до ног. Мол, она бы точно драться за великое счастье в моем лице не стала.

— Ясно… — я достаточно грубо отцепил Лиличку, пытающуюся прижаться ко мне любой частью тела. Видимо, так актриса пыталась обозначить свое право на комиссарское тело.

Прошёл в номер. Потому как стоял и слушал рассказ Комаровой практически на пороге. Тамара верно сказала, хорошо, что гостиница пустая. Я за все это время никого ещё ни разу не встретил. А то повеселили бы людей.

— Значит, так… — сел в кресло. Посмотрел на всех присутствующих дам. Кроме Тамары. К ней у меня претензий никаких. Нормальная тетка, действительно. — Сейчас все вы берете свои симпатичные задницы в руки, и очень быстро исчезаете из данного помещения. У меня был тяжёлый день. Я устал. И в мои планы не входят никакие разговоры, выяснение отношений, драматические сцены. Вообще не входят. Даю ровно пять минут. Ты…

Посмотрел на Лиличку. Против воли скривился. Ну, вот что в ней нашел Максим Сергеевич. Красивая дура? Сам грешу, есть такое. Медом намазано на подобный типаж. Но позволять с ногами забраться на голову? Даже не на шею. Вот уж точно, нет.

— Ты больше сюда не приходи. И вообще никуда не приходи. Я сволочь, гад и подлец, тебя не достоин. Ты уйдешь, поплачу, а потом исчезну в туманной дали, дабы лечить свое разбитое сердце. Понятно говорю?

Актриса всхлипнула и прижала обе ладони ко рту. Опять же, красивым, выверенным жестом.

— Максим… — начала было Лиличка.

— Слушай… я пытаюсь соблюсти приличия. Не вынуждай быть меня грубым.

— Действительно, милочка, имейте гордость… — Нина Ивановна, задрав подбородок, высокомерно улыбнулась сопернице.

— А… да. Вы же еще… — я переключился на Филатову.

Голова, как назло, начала болеть просто ужасно. Я, похоже, действительно устал за столь насыщенный день. И это не считая того, что мы с Максимом Сергеевичем вообще-то буквально пару дней назад умерли. А теперь такие стрессы.

— Обе, пожалуйста, будьте любезны, избавьте меня от своего присутствия. И Нина Ивановна… включите голову. Она у Вас включается, я надеюсь? Хотите вылететь из отдела? Так я устрою. За аморалку, например. Вам оно надо? Стоит того?

Филатова застыла, прожигая меня гневным взглядом. Она после отказной, выписанной действующей любовнице, ждала явно чего-то другого.

— Помочь? — спросил сразу обеих, и актрису, и Ниночку.

Первой выбежала Лиличка. Уже из коридора послышались громкие рыдания красивым, поставленным голосом. Они, эти рыдания, удалялись и становились все тише. Хотя, даже спускаясь по лестнице, Лиличка очень старалась делать это так, чтоб я наверняка слышал.

Следом вышла Филатова. У нее хотя бы хватило ума не завывать и не говорить ничего. Единственное, напряг меня последний взгляд, брошенный в мою сторону перед тем, как она исчезла за дверью. Многообещающий. Злой. В данном случае, так понимаю, от любви до ненависти был не один шаг, а слово «нет», которое Филатова расценила личным оскорблением. Как же так. Ее, и послали. Надо быть с Ниной Ивановной аккуратнее. Эта из категории особо злопамятных. Пока не знаю, чего ждать, но что-то точно будет.

— Простите… — снова завела свою шарманку Тамара. — Я правда заснула. Сама не заметила. Вы, пожалуйста, не пишите докладную…

— Тамарочка, — я махнул рукой, останавливая поток ее слов. — Все нормально. Прекратите. Со всеми бывает. Вы же не знали, что так получится. Идите на свой боевой пост. И спасибо за верную службу. Вы — настоящий боевой товарищ. Растащили этих… дам.

Женщина кивнула и тоже вышла из номера.

Я откинулся на спинку чертовски неудобного кресла. Голова просто раскалывалась. Прикрыл глаза, пытаясь отключиться от боли.

— Максим Сергеевич…

Выругался вслух и снова глаза открыл. Комарова стояла в дверях. Про нее совсем забыл. Вот засада. Ее так запросто не пошлешь. Она нужна мне.

— Это Вы все устроили. Специально. Уверен. Всегда там, где маячит Ваша персона, происходит какая-то хрень. Мне кажется, Вас послали в наказание, за грехи.

— Я?! — Александра Сергеевна очень искренне возмутилась. — Я их притащила сюда? Думаете, что говорите? Может, просто Вам не надо вести себя подобным образом со всеми подряд. Нашли тоже виноватую. Ходите, улыбаетесь, ручки целуете, а я виновата? Ну, знаете…

— Подобным, это каким?

— Ну… пристаете ко всем. Даете, так сказать, надежду. Для Вас вообще женщины, это… — Комарова замялась, подбирая слово, а потом торжественно заявила. — Вещь! Женщины для Вас это вещь. Вы с ними не считаетесь.

— Господи… Какая чушь… — я провел ладонью по лицу. — Скажите, Александра Сергеевна, а что в моей просьбе свалить отсюда всем присутствующим было непонятно. Или Вы слышали своё имя в виде исключения? Я же сказал, всем. Значит, всем.

Комарова, как раз, собиралась озвучить еще какую-то претензию. Но после моих слов застыла с открытым ртом. Наверное, в ее понимании, приличные мужчины так себя не ведут и такие выражения по отношению к приличным женщинам не используют. Но я настолько удолбался, что мне вообще было искренне и глубоко насрать в данную минуту на любых женщин. Даже сильно неприличных.

— Так Вы же хотели… Личные дела… Изучить, поработать… — Комарова посмотрела на папку, которую я все это время держал в одной руке. А теперь она, эта папка, лежала у меня на коленях.

— Александра Сергеевна… Вы, конечно, сильно бодрите своим присутствием и вносите в серые будни яркие краски. Но сейчас меня от этих красок уже тошнит. Поэтому… Идите Вы к черту отсюда. Или в общежитие. Как хотите. Но! Имейте в виду. Если завтра утром не появитесь на работе, если опять решите сбежать, клянусь, я найду Вас очень быстро и сломаю Вам, например, ноги. Чтоб Вы уже точно никуда не убежали. А уползать от меня, знаете ли, достаточно проблематично. Поверьте, не дрогну ни на секунду. Потому что, носиться за Вами по городам и весям не буду, как Макс… — Хотел сказать, как Максим Сергеевич, но вовремя осекся. Вот бы удивилась Комарова. Сидит человек и говорит о себе в третьем лице. — Короче… Моя мысль, надеюсь, понятна. У меня есть определённый план. Вам это ничем не угрожает. Более того, постараюсь помочь разрешить Вашу сложную ситуацию. Но… предупреждаю сразу. Не дразните меня. Вам сильно не понравится итог. А теперь скройтесь, бога ради, с глаз. У меня от Вас уже мигрень.

Комарова все время, пока я говорил, так и стояла с открытым ртом. Мне кажется, немного иначе Александра Сергеевна представляла себе чекистов. И встречу с ними тоже. Потому что ее лицо выглядело очень удивленным. Я в рамки ее восприятия точно не укладывался.

— Я Вам не верю, — выдала она в итоге.

— А мне, если честно, плевать. Верите или нет. Я предупредил. Не хотите по-хорошему, реально будет по-плохому. Совсем не так «по-плохому», как Вы думаете. Еще раз повторяю. Меня интересует смерть вашего долбанного инженера. По ряду своих причин. Меня интересует решение Вашего вопроса. Тоже по ряду своих причин. Все. Остальное мне глубоко параллельно. Исчезните уже, наконец. А то я за себя не ручаюсь. Придушу Вас, закопаю по-тихому, а начальству отчитаюсь, мол, пропала гражданка Комарова. Опять. И буду еще лет десять изображать активные поиски.

Александра Сергеевна громко фыркнула, развернулась на месте и выскочила в коридор. Конечно же дверью хлопнула со всей дури. Я взял в руки папку. Посмотрел на нее с тоской. А потом открыл. Игорь Леонидович Ведерников… Интерес к его персоне был гораздо сильнее головной боли.

— Игорюша, Игорёк… Кто же ты такой, мой пухлый друг… — я сидел в кабинете, за столом. Постукивал карандашом по столешнице и вслух, как уже водится, беседовал сам с собой. Время близилось к обеду. И я планировал обед себе по-любому устроить.

Кстати, в данном случае известная присказка насчёт того, что с умным человеком всегда приятно беседовать, вовсе не выглядела приколом. Там, где я сейчас нахожусь, это очень подходящее высказывание.

Утро, привычно, началось через одно место. Этому уже удивляться перестал.

Для начала, в душе не оказалось воды. Никакой. Даже холодной. Как дельный, разделся, встал на резиновый коврик, открыл вентиль и минут пять топтался по этому коврику в ожидании чуда. Чуда не произошло.

— Сука! — сказал я в пустоту.

Поднял голову и внимательно принялся гипнотизировать душ, висящий над моей головой. Эффекта ожидаемо — ноль. Был вынужден одеться обратно, пройти весь этаж в поисках хоть кого-нибудь. Потому что гостиница «радовала» тишиной и пустотой. Спустился вниз. Тамары на месте не обнаружилось. За стойкой сидела другая тетка. Менее приветливая.

— Простите, из душа не льётся вода. Почему? — Поинтересовался я у женщины с тяжёлой, квадратной, бульдожьей челюстью. На фоне этой дамы Кудряшка — просто настоящая королева красоты.

— Потому что ее там нет, — совершенно спокойно ответила тетка, при моем появлении даже головы от своих писулек не оторвавшая. Она что-то строчила в журнале.

— Та-а-ак… Ладно. А как сделать, чтоб она появилась?

Тетка подняла взгляд, посмотрела на меня, как на врага народа, а потом достаточно резко заявила.

— Слушайте, гражданин, в Африке, между прочим, людям даже попить нечего. А Вы тут истерику устроили из-за какого-то душа. Что за барские замашки? Нет воды. Вечером, возможно, будет. Не умрете же?

— Не умру, — согласился я, испытывая огромное желание послать ее к черту. Но, судя по всему, это — сменщица Тамары. Ругаться точно не нужно. При желании обслуживающий персонал вполне способен, из мести, превратить проживание в гостинице в маленький, локальный ад. Знаю. Сталкивался. По лицу Бульдожки заметно, с ней и без того договориться об уступках будет сложно. А если поцапаюсь, то невозможно. Ладно, хрен с ним, с душем.

Я развернулся, направился к лестнице, мысленно желая этой гостинице провалиться сквозь землю. Но после моего отъезда.

— Кстати, гражданин…

Пришлось обернуться, всем видом изображая внимание и заинтересованность.

— Не надо ходить по гостинице в майке. Вы не у себя дома. Соблюдайте приличия.

Я посмотрел вниз, на свои ноги. Штаны на месте. Все нормально. Ладно был бы без штанов. Чем ей майка не угодила? Но спорить, опять же, не стал.

Вообще, если честно, я не выспался. Состояние было разбитое. Половину ночи пялился в личное дело Ведерникова и пытался найти хоть какие-то концы. Концов не было. Внешне все выглядело прилично. Хотя, знаем мы эти приличные биографии. Вон, одна уже имеется. Отравительница херова. Даже две, если учитывать жену Маслова. Правда, та хоть безобидная. Наверное…

Меня на Ведерникове просто заклинило. Учитывая, что память пока еще, как в народе говорят, «девичья», тут помню — тут не помню, можно предположить, это неспроста. Допускаю, Максим Сергеевич уже имел какие-то вопросы к Игорю Леонидовичу. В один из приездов мог, например, запросить список сотрудников, попавших в специальную группу. И чем-то ему Ведерников, к примеру, не понравился. Вопрос, чем?

Короче, из гостиницы я вышел уже заведенный. Заскочил по дороге в гастроном, купил какую-то булку, кусок колбасы и конфет. В обед можно будет сходить в «Полет», но сейчас сильно, очень сильно хотелось, даже не есть. Хотелось жрать. Мне кажется, начался активный процесс восстановления организма. Видимо, сознание, наконец, конкретно устроилось на новом месте, в новом теле, и теперь это тело требовало от меня определённых вещей. Я реально начал сильнее испытывать физические потребности разного толка. В первую очередь — голод, жажду. Все время хотелось пить и чего-нибудь съесть.

Во-вторых, утром встало не только солнце. Учитывая, что в моей нормальной жизни, женщины рядом были всегда, то увидев, как совершенно беспардонно вздыбились трусы, я даже слегка огорчился. Не самому факту. Он — нормальное явление. Тут наоборот нужно радоваться, что Максим Сергеевич резв и бодр. А тому, что деть всю эту радость некуда.

Невольно задумался об интимной стороне новой жизни. Просто к воздержанию не приучен. Совсем. Однако, учитывая, какой отвратительный вкус был у Максима Сергеевича на женщин, лучше потерплю. Сейчас надо раскидаться с тем дерьмом, которое на меня свалилось, а потом уже и личной жизнью можно заняться.

Кстати, «свалилось» — очень верное определение. Слово «дерьмо» — тоже подходит исключительно.

Совсем недавно я был рад, что очнулся именно в теле Максима Сергеевича. Нормальная должность. Непыльная работа. Прокатился по заводам, посмотрел, все ли хорошо. Вернулся в Москву. Ну, там что-то подсуетился. Все. При этом — почет, уважение и минимум геморроя. А в итоге? Вылез долбаный Комитет. Потому что уж кем-кем, а чекистом я быть никогда не хотел, даже в детстве. Я вообще не мечтал о героических профессиях. Летчики, водолазы, пожарные — никогда данные образы не казались мне привлекательными.

Ментовка, в которую устроился на заре своей трудовой деятельности — это изначально блажь души. Да и причины там были точно не в героизме. Хотя, в справедливость верил. Пока сам не встрял. Адвокатура… ну, тут вообще особая песня. Прикалывал не процесс защиты. Прикалывало то, что я мог позаботиться о благополучном исходе дела до того, как это дело куда-то двинется.

Но не суть. В любом случае, даже в своей обычной жизни, с предубеждением относился к федералам. Вот не нравились они мне и все тут. Тем более, вообще не хотел оказаться на их месте. Это в современном времени. Где федералы контролируют очень много сфер и при желании неплохо себя чувствуют. А здесь, в Союзе начала 70-х — тем более нет никакого желания работать в Комитете Государственной Безопасности. Это же, блин, постоянный, бесконечный напряг. Я от напрягов отвык. Очень сильно отвык. Все мои напряги в последние годы жизни — успеть решить вопрос, договорится, дать денег, кому надо, до того, как ситуацию сложно будет исправить.

Я уверен на сто процентов, что чекистом быть не готов. Поэтому, требовался план. Хороший, добротный план. Как бы соскочить со службы. И тут тоже проблема. Время. Опять все упирается в чертовы 70-е. КГБ это не просто случайная организация, где легко можно прийти и сообщить, что ты решил уволиться. Тем более, так понимаю, Максим Сергеевич не просто какой-то обычный сотрудник, который занимается всякой мелочью. Учитывая его историю, связанную с семейством Ершовых, мне вряд ли дадут «добро» на преждевременную пенсию. Короче, хрень полная выходит. Но единственное я знал наверняка, не хочу оставаться чекистом. Надо искать выход из этой ситуации. И вот что-то на интуитивном уровне мне подсказывало, моим выходом может стать как раз Александра Сергеевна Комарова. Пока, правда, не знаю, как именно, но обязательно что-нибудь придумаю. Надо будет, сдам, продам, солью ее с потрохами. Собственноручно препровожу в казематы Лубянки. Если, благодаря этому, получу свободу от столь чудесной службы на благо государства. Подло? Вот уж нет. Она мне — никто. Я ей ничем не обязан, ничего не должен. Да и вообще, положа руку на сердце, хрен его знает, так ли безопасны Александра Сергеевна и информация в ее голове для нашей Родины. В любом случае, об этом Комаровой, конечно, знать не нужно. Она должна начать мне доверять.

Кстати, про Лубянку… Это ещё хорошо, что на дворе не какие-то, например, 1953 или 1937. Вот там бы я вообще прозрел.

С такими не очень радостными мыслями появился на заводе. Калинин уже сидел возле кабинета, в ожидание меня. Возле своего же кабинета. Однако, учитывая, что теперь кабинет используется мной, входить без разрешения бедолага не рискнул.

— Доброе утро, — Владимир Александрович вскочил на ноги, едва только заметил меня в конце коридора.

— Доброе? — Я с сомнением посмотрел на Калинина. Прикалывается, что ли? — Вот уж не думаю. Сейчас будем отчитываться.

— Кому? — Калинин, похоже, как и я, не проснулся или не выспался. Ну, или просто реально туповат. Так как вопрос задал наиглупейший.

— Не кому, а куда. Наверх будем отчитываться, — я толкнул дверь и вошел в кабинет. Калинин резво рванул следом. — Нужно сообщить, что у нас — мертвый Маслов. И чертежи. Кстати… Вы проверили? Все на месте? Вам же этот… Василий Андреевич их вернул?

— Да. Все. Вчера вечером, когда Вы уже ушли, занимался этим вопросом. И знаете, что странно, Максим Сергеевич…

— Ну-ка. Удивите меня, — я уселся за стол, Калинин, привычно, взял стул и устроился напротив.

— Не могу понять, зачем их Лев Иванович брал.

— Вот неверно Вы мыслите, товарищ Калинин. Вопрос главный не в этом. Зачем их вынес Маслов, вполне очевидно. Здесь, на заводе, имеется предатель. Даже, скорее всего, в самой группе. Лев Иванович унёс бумаги, чтоб они не попали в плохие руки. Потому что доподлинно знал, эти плохие руки собираются, я так думаю, сделать копию. Вряд ли посягнули бы на оригинал. Слишком палевно. Ну… то есть, слишком наглядно это было бы. Меня, например, интересует, почему чертежи остались рядом с трупом…

— Как почему? — Калинин стал выглядеть гораздо грустнее, чем пять минут назад.

Мысль о том, что предатель все-таки имеется, расстроила Владимира Александровича сильно. Он реально поверил, будто Маслов внезапно чокнулся? Решил прогуляться с секретными сведениями под мышкой просто так? Кто вообще Калинина поставил в руководители? Мне прям очень интересно. У него в башке — либо одна прямая извилина, либо Владимир Александрович охренеть как круто строит передо мной дурака.

— Так, убийство же было… Оно было случайным. Ссора, ругань, потом этот нож, — Калинин с надеждой заглянул мне в глаза.

— Слушайте, ну, не уничтожайте в моем сердце надежду, что начальником отдела Вы стали заслуженно. Какая, к чертовой матери, ссора? С кем? Нет, ссора, может, и имела место быть. Но случайное? Скажите еще, бытовое. Перестаньте. Бред. Сами сопоставьте все факты. Лев Иванович вел исключительно праведный образ жизни. Любовницы у него нет. Склонностей к пагубным привычкам он не имеет. Друзьями не обзавёлся, потому что помешан на работе. Анна Степановна, по-вашему прирезала мужа? Мотив какой? Ограбление и всю подобную ересь исключаем тоже. Кем бы ни был тот, кто посетил его на даче, это однозначно связано с тем, что Маслов опасался диверсии. Знаете, почему?

— Почему? — Калинин в данный момент сильно напоминал мне попугая. Сидит и повторяет окончания моих фраз.

— Потому что, Владимир Александрович, Маслов должен был сам стать тем самым предателем. Вы когда проверяли его кандидатуру… Точнее не Вы лично. Ваш отдел. Никаких подозрительных деталей не заметили? Можете не отвечать. Я сам. Нет, не заметили, раз он мало того, трудился на заводе, так еще и возглавил работу группы, которая занялась модернизацией этого самолета. А вот сейчас, для Вашего понимания, объясню. Лев Иванович в определенные годы делал карьеру в конструкторском бюро Яковлева. Период его работы там совпадает с достаточно известным авиационным делом. Мелочь. Казалось бы. Но, будь ваши сотрудники более усердны, то выяснили бы некоторые факты, относительно Маслова. Скажем так, несостыковки. Сейчас это уже роли для Вас конкретно не играет. Да и, опять же, случилось его трудоустройство лет пятнадцать назад. К Вам вопросов нет. Кроме, пожалуй утверждения списка сотрудников спецгруппы. Вы во главе поставили человека, имеющего в своей биографии охренеть, какие серьёзные, зацепки для шантажа. Во главе группы, которая, наперекор внешнеполитическим договоренностям с нашими «друзьями», продолжает действовать на опережение в некоторых сферах. А должны были выбирать сотрудников с исключительно чистым прошлым. Кстати… сотрудники…

Я посмотрел на часы. Время было уже далеко за восемь, а Комаровой даже и не пахло. Неужели все-таки девка совсем безголовая. Отвечаю, если сбежала, пришибу. Реально. Это будет и проще, и продуктивнее.

— Так… Владимир Александрович, Вы посидите тут, в тишине. Подумайте. Мне кажется, Вам точно есть, что мне рассказать. Я вернусь буквально минут через десять. Не пойму, где мой личный, чтоб ей икнулось срок раз, помощник.

Я выбрался из-за стола и направился к выходу из комнаты. Калинин остался сидеть на месте. Выглядел он пришибленным. Владимир Александрович понял, похоже, на что я намекаю. Хотя, там список немаленький. Сам Маслов, Филатова, которая до сих пор вызывала у меня достаточно много вопросов, Комарова, которую, опять же, инженер пристроил с помощью Калинина, и предположительно, Ведерников. Тут пока не знаю, в чем прикол. Но обязательно пойму.

Вышел в коридор и прямой наводкой рванул к отделу главного технолога. Комарова Александра Сергеевна, как ни в чем не бывало, с совершенно невинным выражением лица, крутилась возле своего рабочего места.

Коллеги косились в ее сторону, потому что не понимали, какого черта она тут делает. Ее же, вроде, отправили в мои особистские руки. Зато двое, Ведерников и Филатова, изображали совместное обсуждение рабочего вопроса, хотя по их светящимся физиономиями было понятно, перетирают версии, связанные с внезапным возвращением Комаровой. Подумали, наверное, как и остальные, будто Александру Сергеевну вернули в группу.

— Всем добрый день, — зашел я тихо, поэтому, мой голос прозвучал для присутствующих, как гром среди ясного неба.

Вообще отдел занимал достаточно просторное помещение. Просто в передней его части находились рабочие места, выделенные для спецгруппы, а дальше — располагались обычные сотрудники. Но при появлении меня, Великого и Ужасного, работать бросили все. Уставились с интересом, который перемешивался с опасением. Мало ли зачем принесло проверяющего товарища из Москвы.

В общем, замерли все. Кроме Комаровой. Само собой. Кто бы сомневался. Эта особа продолжала упорно изображать бурную трудовую деятельность. Даже начала что-то бормотать под нос. Свидетели ситуации напряжённо вслушивались, что за звуки издает Александра Сергеевна. Я, само собой, тоже. Вдруг девка все-таки умом тронулась. На почве трагичных событий. Просто, если честно, охренеть можно с ее выдержки. Семь лет она колесит по стране, живёт под чужими именами, таскает с собой какую-то херню, от которой Максим Сергеевич кони двинул, в голове держит список нелегальных агентов Союза, за которых ей эту голову того и гляди оторвут. Но при этом — просто непробиваемая железобетонная психика. Это вот что? Гены? Воспитание? Природная дурь?

Я подошел ближе к месту, где топталась Комарова. В руках у нее была какая-то хреновина, непонятного мне назначения. Я ни разу не инженер и даже по черчению еле-еле в школе переваливался с двойки на тройку.

Остановился рядом. Стою. Смотрю. Комарова что-то там чертит и высчитывает на специальной бумаге. При этом поет себе под нос. Мандец. Просто самая настоящая дурка. Остальные присутствующие, поняв, что совсем уж в наглую лупиться, это слишком, начали хаотично суетиться, изображая то ли броуновское движение, то ли активный рабочий процесс. Но большинство из них как-то ненавязчиво переместились ближе к нам с Комаровой. Видимо, любопытство было слишком огромным. Сильнее, чем чувство самосохранения.

— Александра Сергеевна… — я позвал ее ласковым, нежным голосом.

— Ой… — Комарова подняла голову, изобразив на лице неожиданную радость. Типа, она меня и не заметила сразу, и видеть очень счастлива. Актриса из нее была еще более хреновая, чем из Лилички. Ну, либо эта девица не планировала скрывать, что нагло врет.

— Стесняюсь спросить… а что Вы тут делаете? — я смотрел ей прямо в глаза всем своим видом демонстрируя доброту и мудрость. Практически, отец родной.

— Так работаю, Максим Сергеевич… — Комарова с не меньшим усердием изображала бестолковое дитя. Она хлопала глазами и, типа, немного смущалась.

— М-м-м… Работать — это, Александра Сергеевна, очень хорошо. Это — похвально. Только не пойму… Почему здесь, а не в моем кабинете?

— Ой… — Комарова скромно потупила взгляд. — Так думала, все. Не нужна больше. Вы же меня рядом держали из соображений… Личных. Так можно сказать. Опасались, что наше общение слишком быстро закончится. И придётся Вам опять пару лет голову ломать над извечными вопросами. Кто виноват? И что делать?

Вот сучка… Я даже мысленно усмехнулся и поаплодировал ей. Ткнула меня носом в тот факт, что Максиму Сергеевичу пришлось изрядно за ней побегать. Ну, ок… Значит, открытое противостояние у нас закончилось, начался период скрытой войны.

— Александра Сергеевна… — Я наклонился к ней совсем близко.

Что характерно, свидетели, которые, мне кажется, дышать начали тише, лишь бы все расслышать хорошо, качнулись вслед за мной. Как те бандерлоги перед удавом Каа.

— Скажите, а Вы много романтических фильмов смотрели?

— Нет. А что? — Комарова смысла вопроса не поняла, но, судя по взгляду, который стал напряжённым, догадалась, начальство задумало херню.

— Так вот… Самая распространенная сцена в романтических фильмах… Не в наших, не в советских… Герой подходит к героине, хватает ее, взваливает себе на плечо и тащит… Да неважно, куда. При этом, одной рукой держит непременно за… — Я немного наклонился в сторону и посмотрел на задницу Комаровой. Она, естественно, проследила за моим взглядом. Смутилась. — Вы поняли за что именно держит, Александра Сергеевна. Так вот… Представьте, какие ужасные вещи подумают коллеги… И Вашей порядочности, которой Вы размахиваете направо и налево, как флагом, придет трындец.

— Не посмеете… — процедила Комарова сквозь сжатые зубы. Мне кажется, она представляла в этот момент что на зубах у нее какая-то часть моего тела. Любая.

— Проверим?

Добившись нужного эффекта, я отстранился, развернулся, но задержался на несколько минут, прислушиваясь, что происходит за спиной.

— Бегу со всех ног… — Александра Сергеевна обошла меня, стараясь не коснуться даже случайно, и быстро направилась к выходу из отдела.

— Слушайте… Созрел вопрос. Чисто ради любопытства. Вот думаю, думаю… Покоя прямо нет.

Саша подняла голову и посмотрела на мужчину, произнесшего эти слова. Он стоял возле окна, полубоком.

Чертов Максим Сергеевич, честно говоря, раздражал ее одним только своим видом. Даже когда молчал. Именно поэтому Саша вместо того, чтоб явится перед светлые начальственные очи, отправилась в родной отдел. Назло. Но почему-то бояться она его, больше не боялась. Наверное, подозревала, теперь Беляев не так опасен, как раньше. Просто… Она его чуть не убила, а он смеется. Хотя… Может, сумасшедший? Столько лет работать в Комитете, надо быть точно ненормальным. Они все там ненормальные. По крайней мере, Саша для себя была в этом уверена на сто процентов.

Однако, сейчас, сидя за столом, она решила, а почему бы и нет. Почему бы и не ответить. Тем более, с момента, как пришлось топать в его кабинет, это был первый вопрос, который Беляев задал нормальным тоном. Без сарказма или издевки. Хотя, неизвестно, что хуже: постоянные попытки ее зацепить или вот такая серьёзная интонация.

Сначала, когда они пришли на место, там обнаружился Калинин. Начальник первого отдела выглядел грустным и несчастным. А еще уставшим. Будто за эти дни прожил несколько лет в ускоренном режиме. В принципе, Саша его понимала. Загрустишь тут, когда постоянно перед глазами мельтешит Максим Сергеевич. Туда-сюда. Туда-сюда…

— Подумали? — Беляев задал вопрос Владимиру Александровичу мимоходом, будто продолжил начатый ранее разговор.

— Подумал… Нам действительно надо поговорить. — Калинин покосился на Сашу.

Она явно с его точки зрения была здесь сейчас лишней. Девушка в ответ на немую претензию особиста пожала плечами. Мол, сама бы не против оказаться в другом месте.

— Вот и чудно. Идемте, решим некоторые свои недоразумения. Внутренние, так сказать. А Вы, Александра Сергеевна, займитесь делом. Вот. — Максим Сергеевич подвинул в центр стола папку, которая до этого лежала на самом краю. — Я, к примеру, потратил очень много времени, но ничего не нашел. А надо найти. Там точно что-то есть. Изучайте. Вернусь, обсудим.

После этого оба мужчины вышли из кабинета, оставив Сашу в одиночестве. Девушка задумчиво посмотрела им вслед. У Калинина явно проблемы. Это заметно. Чем, правда, пока чревато, неясно.

Саша вообще к Владимиру Александровичу относилась хорошо. Хотя, надо признать, занимает он не свое место. С точки зрения специфики этой профессии. Особистом не может быть человек, из сострадания или сочувствия способный пойти навстречу людям, которых он должен контролировать и держать в напряжении. А Калинин мог. И шёл.

Саша приблизилась к столу, открыла личное дело, на котором сделал акцент Беляев. Сильно удивилась. Игорь Ведерников?

Вот тут девушке стало интересно. Почему именно Ведерников? Она уселась на стул и принялась изучать информацию. Погрузилась в нее с головой. Прочла. Подумала. Снова прочла. Поняла, какой именно момент зацепил. Взяла папку с делом Филатовой. Нашла нужное место и только после этого удовлетворённо кивнула сама себе. Не ошиблась.

Максима Сергеевича не было около часа. Вернулся он задумчивый. Видимо, беседа с Калининым, а вполне очевидно, для этого они и уходили, получилась не только долгой, но и продуктивной.

— Ну? Какие мысли? — начал он с порога. — Сидите, сидите… я постою.

Саша хотела уступить место начальству, но Максим Сергеевич махнул рукой, мол, не нужно беспокоиться. Он подошел к окну, возле которого пристроился чуть сбоку, в стороне, и принялся наблюдать за чем-то происходящем на улице.

— В общем… Ничего выделяющегося или необычного.

— Угу… Тоже так подумал… — Максим Сергеевич сказал это неопределённо и расплывчато, будто слушал Сашу очень невнимательно. Можно сказать, вообще не слушал. Его гораздо больше интересовало происходящее за окном.

— Есть лишь один маленький нюанс… Я на него сначала не обратила внимания. Просто он слишком мелкий. Зацепило чисто внешне.

— Так… Продолжайте… — Максим Сергеевич даже не посмотрел на девушку ни разу. Что он там разглядывает, интересно?

— Ведерников родился в том же месте, где и Филатова. Буквально, соседнее село. Только Игорь рос в районном центре, а Нина Ивановна, выходит, рядом. Однако, школа у них была одна. Последние два года Филатова получала среднее образование там же, где и Игорь.

— М-м-м… И что из этого следует? — Максим Сергеевич вдруг резко отпрянул от окна. Словно опасался, что его именно в эту минуту могли увидеть.

— Теоретически — ничего. Но они — ровесники. Значит, учились в одном классе. Однако, никогда, вообще ни разу, не делились друг с другом общими воспоминаниями. Да и в остальном. Сами знаете, когда люди имеют совместное прошлое, особенно, когда оно связано с конкретными периодами, школа, институт, и так далее, это все равно проскакивает. Но и Ниночка, и Игорь с самого начала, имею в виду, как я устроилась в отдел, вели себя так, будто у них этого прошлого нет…

Именно в этот момент Беляев вдруг очень неожиданно перебил Сашу. Той самой фразой про вопрос.

— Да. Хочу узнать у Вас кое что, — он, наконец, оторвался от окна, обошел стол и сел на диван. Так было гораздо удобнее. До этого девушке приходилось выкручивать себе шею чтоб говорить с ним. Потому как стоял Максим Сергеевич практически за ее спиной.

— Конечно, отвечу. Какой? — Саша приготовилась к чему-то, связанному с дедом.

— Как Вы понимали, что за Вами следят? По каким признакам? Были же признаки? Заметили меня? Или что?

Саша немного растерялась. Уже вполне очевидно, Максим Сергеевич действительно не планирует чего-то плохого. По крайней мере, по отношении к ней. Иначе это плохое давно произошло бы. Но все равно, говорить о том, как она скрывалась, Саша была не готова. Это точно не та тема, которую можно запросто обсуждать. Тем более, в подробностях. Однако, Беляев смотрел с настойчивым ожиданием. Избежать подобных бесед явно не получится.

— Ну… Чувствовала.

— Погодите… чувствовали? Серьезно? — Максим Сергеевич облокотился о спинку дивана, закинул ногу на ногу, руки сцепил в замок, положив их на колено. — Чувствовали? То есть это не какая-то хитрая система, которой Вас научил дед? Не профессиональный способ разведчика определить слежку? Или понять, что тебя раскрыли? Просто чувствовали и все?

— Ну, да, — Саша пожала плечами. — Мурашки бегали.

— Мурашки… — Беляев несколько раз моргнул, бестолково глядя на Сашу. — Какие мурашки?

— Ну, какие… Обычные. Сначала вот тут. — Саша дотронулась пальцами до своего затылка. — А потом — ниже. И по всей спине.

— Даже не знаю, что сказать… Ладно, бог с ним. А во второй раз… имею в виду, когда Вы жили во втором городе маршрута, придуманного дедом… это же Виктор Николаевич придумал. Правильно? Заранее. Придумал и подготовил Вам все необходимое. Так вот. Кроме меня…

Уже в этот момент девушка напряглась. Она поняла, что интересует Беляева и о чем он сейчас конкретно спросит. Не знала только, как ответить. По крайней мере, правду, точно нельзя говорить.

— Кроме меня, Вы больше никого не… — Максим Сергеевич прервался и покачал головой, усмехнувшись. Его данная формулировка, как и сам способ, явно изумляла. — Кроме меня никого не чувствовали?

— Нет, — Саша очень искренне смотрела ему в глаза.

Главное правило, когда врёшь, а тем более, когда врёшь нагло, ни в коем случае не отводить взгляд. Если хоть на мгновение это произойдёт, собеседник интуитивно почувствует ложь. Хотя, между прочим, на самом деле, можно говорить все, как есть, совершенно правдиво, но смотреть в другую сторону. Вовсе это не показатель. Но дед говорил, так устроен человеческий мозг. Отвернулся собеседник, значит он не может выдержать прямого взгляда. Не может выдержать, значит — соврал.

— Странно… — Беляев уставился куда-то в пустоту. — Я помню… Уверен, точнее… Был ещё кто-то. И знаете, что интересно, Александра Сергеевна, этот кто-то вовсе не мой коллега. Ладно, опустим пока данную тему… Значит, говорите, они учились в одной школе?

— Да, — Саша еле сдержала вздох облегчения. Она точно не хотела признаваться чекисту, что убила человека. Пусть даже защищаясь. — Просто вот… смотрите…

Девушка взяла папку с личным делом Ведерникова, рядом положила информацию по Филатовой.

— Вот… — Указательным пальцем провела по нужной строчке. — Белая Чигла, Аннинского района. Это место, где родилась и жила Филатова. Поселок Анна — Ведерников оттуда. В небольших деревнях либо имеется начальная школа, либо восемь классов. Старшие, девятый и десятый, как правило, деревенские заканчивают в райцентре. Там школа всегда больше. Не утверждаю на сто процентов, но думаю, так и есть. Надо проверить.

— Вы говорите, они никогда не подавали вида, будто знали друг друга до завода?

— Никогда, — Саша отрицательно покачала головой. А потом, не выдержав, задала вопрос, который ей, например, тоже был очень интересно выяснить. Тем более, раз уж у них настала пора откровенных разговоров. — Максим Сергеевич, так кто Вы? На самом деле? Если работаете на Комитет, почему здесь сейчас сидите? В этом кабинете? Вы же работаете на Комитет? Верно?

— Верно, — Беляев не стал отпираться. — Это очевидно. Считайте, что Вы — моя основная работа. Все остальное — по совместительству. Знаете, что хочу сказать… Как-то все не складывается. Вот такое ощущение, будто куски чего-то целого лежат прямо передо мной, а я не могу сообразить, как конкретно их надо собрать. Но в принципе, момент, на который Вы обратили внимание, да… интересно. Зачем им скрывать общее детство, если это так? Александра Сергеевна, для Вас будет задание…

Саша закрыла папки, отодвинула их в сторону и уставилась на Беляева, пытаясь сообразить, как это так вышло, что она теперь, пусть косвенно, но работает на Комитет? Дед в гробу, наверное, перевернулся.

Он категорически был против любого взаимодействия внучки с этой системой. Хотя, ее, наоборот, с детства очень интересовало все, связанное с опасной работой тех, кто защищает Родину, оставаясь невидимым. Она одно время даже грезила о таком будущем. Правда, мечтала не о «полевой» работе, не о кабинетной. Саша на полном серьёзе хотела служить в разведке.

У деда случился нервный припадок, когда она впервые об этом сказала вслух.

— Ты с ума сошла?! — Виктор Николаевич со всей силы стукнул кулаком по обеденному столу. — Забудь! Думать на смей. Во-первых, тебя близко не подпустят к границе. Не забывай обо мне. Или ты думаешь, они так замечательно отнесутся к внучке Ершова? Во-вторых, ты — женщина. Девушка, то есть. Но женщина. Какая, к чёртовой матери, внешняя разведка. Уже одни герои имелись. И что? Где они? Я тебя спрашиваю?

— Дед, но ты же патриот. Ты предан Родине. Партии. Нашей стране и правому делу. Я тоже хочу приносить пользу. Хочу бороться с врагом. По-настояшему.

— Вот! — Виктор Николаевич сначала сунул Саше прямо в нос кукиш, а потом вскочил на ноги и принялся нарезать круги по кухне. Учитывая, что кухня у них была маленькая, он просто мельтешил перед Сашиными глазами.

— Я уже слышал точно такие же слова. Точно такие же! От твоего отца. И матери, кстати, тоже. Хватит. Ребёнок сиротой вырос.

— Я не сирота, — Саша сидела на табуретке, сбоку стола, и насупившись наблюдала за дедом.

— Да? И где же они? А? Твои родители? Официально, между прочим, сирота. Отец и мать погибли во время туристического похода. В горах. О том, что они живы, кроме нас с тобой никто и не знает. Ты — сирота.

— Ты знаешь, это не так… Они служат Родине.

— Хватит! Я все сказал. И вообще, ты — девка. Кто тебя возьмет в Школу?

Саша опустила голову. Ей было обидно. Школа, о которой говорил дед, известна очень узкому кругу. Это учебное заведение засекречено. Его ученики носят «школьные» фамилии и пользуются вымышленным биографиями. Но Саша знала об этом заведении все. Естественно, благодаря Виктору Николаевичу. Знала, что появилась Школа Особого Назначения в 1938 году. Что находилась в Балашихе. Что сейчас ее никто не называет прежним образом. Говорят, школа 101 или «Лесная школа».

— Санек… — дед подошел совсем близко, сел перед ней на корточки, чтоб видеть глаза. — Даже из тех, кто закончил Школу, оказаться в загранкомандировке может далеко не каждый выпускник. Из десяти однокашников твоего отца в нелегальную разведку взяли только шестерых, а остальные ушли на работу в центральный аппарат. Какими критериями руководствуется при отборе начальство, никто не знает. Я могу предположить, что среди этих критериев имеется уровень владения языком, способность к быстрому установлению доверительных отношений с людьми, умение сохранять хладнокровие и самое главное… Мужской пол. Девок не берут, Санек.

— Еще наличие жены, — Саша с вызовом посмотрела на деда. — В загранкомандировки отправляют только женатых разведчиков, чтобы исключить возможность провокации со стороны противника.

— Да ты что? И кто же тебя, гражданка Ершова, из этих будущих спасителей Родины возьмет в жены? Ты думаешь, они прямо самостоятельно это решают? У них нет вообще никакой самостоятельности. Ясно? Иначе ты не осталась бы сиротой при живых родителях. Я понимаю, не столько дело в разведке. Дело в твоих родителях. Но… Забудь. Ты — девка. Ты — Ершова. Этим все сказано.

— Ну, дед… Была же Дурова Надежда. Женщина-кавалерист? — Саша попыталась использовать последний заготовленный аргумент.

— Тьфу ты! — дед в сердцах плюнул прямо на пол, а потом вообще выругался матом. Хотя, при Саше этого почти не делал. — Вот поэтому и не берут баб. У вас в голове — романы о приключениях. Романтическая чушь. Какая, к черту, Дурова?! Эта ненормальная особа изображала из себя мужика больше ста лет назад. Тогда времена были совсем другие. Ты не равняй. Тогда, если что, с Наполеоном воевали на «будьте любезны». Красиво и благородно. Тебе сейчас сколько? Почти пятнадцать. Вот занимайся своим делом. Учись на «отлично».

В тот момент Саша ещё не знала всей правды. И список в ее голову дед еще не вдолбил. Она просто послушно с детства выполняла его указания. Думала в глубине души, будто он готовит ее к тому, чтоб появилась возможность увидеть родителей, которые для всех считались погибшими. Поэтому вскрывшаяся правда для нее оказалась испытанием. Тяжело, когда все, выстроенные тобой замки рушатся после одного разговора. Особенно в пятнадцать лет. Особенно, когда ты, резко взрослея, понимаешь, что единственная жизнь, которая тебя ждёт, это — бег по кругу.

— Александра Сергеевна… Прием! Слышите меня? Нет?

Саша тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Очень не вовремя расчувствовалась.

— Да, Максим Сергеевич. Вы сказали, есть задание.

— Да… вы будто выпали из реальности сейчас. О чем думали? — Беляев смотрел на нее с подозрением.

— Да так… Ерунда. Дед что-то вспомнился, — Саша небрежно махнула рукой.

— А-а-а… ну, ладно. Сделаю вид, будто поверил. Так вот. Задание. Вам надо сделать так, чтоб либо Филатова, либо Ведерников узнали о Вашем маленьком расследовании. Но не впрямую. Лучше всего, если Вы, например, с кем-то данный факт обсудите. Типа, посоветоваться. Мол, так и так. Выяснила, Игорь и Нина вместе учились. Странно. Хочу сообщить Беляеву. То есть мне.

— Могли бы не уточнять. Я прекрасно знаю, что Беляев — это Вы.

Максим Сергеевич резко замолчал и посмотрел на Сашу тяжёлым взглядом.

— Вот знаете, Александра Сергеевна, — высказался, наконец, он. — Характер у Вас, не дай бог. Невыносимый просто. Ладно… В общем, Вы идите на перерыв. Все же ходят обедать в «Полет»?

— Ну, в основном, да. Думаю, сегодня Филатова и Ведерников точно там будут.

— Отлично. А я наведаюсь к Лиличке…

— К актрисе? — Саша искренне удивилась. И в то же время вдруг поняла, ей неприятно это слышать. И знать тоже неприятно. Что Максим Сергеевич помчится к своей Кукле. — Вы же ее только вчера прогнали.

— Да… Но тут нарисовался кое-какой вопрос. В общем, я ушел, а Вы давайте, выполняйте задание…

Беляев почти был у выхода из кабинета, когда Саша, сама не понимая, зачем, вдруг ляпнула.

— Не забудьте, она не любит розы. А то явитесь опять с розами. Еще по лицу отхлестает. Нехорошо выйдет. На садовых, конечно, шипы поменьше, но тем не менее.

Максим Сергеевич, который уже взялся за дверную ручку, замер. Несколько секунд стоял, не двигаясь, а потом резко развернулся и в два шага оказался рядом с Сашей.

— Какие розы? Когда? — он оперся обеими ладонями о столешницу и наклонился вперед.

Мне кажется еще один очередной выкрутас судьбы и я Максима Сергеевича начну ненавидеть сам. Потому что вопрос один: Какого черта он творил до нашего с ним воссоединения? Только чуть-чуть начинаю въезжать в ситуацию, прилетает новая оплеуха из прошлого. Из его, между прочим прошлого.

В принципе, после разговора с Калининым, хоть что-то стало более-менее понятно. Большая часть сказанного начальником первого отдела была ожидаема и предсказуема.

Когда мы вышли из кабинета, оставив гражданку Комарову изучать личное дело Ведерникова, единственным местом, где можно спокойно поговорить, оказалась улица. Реально. На чертовом заводе некуда было податься. Везде сновали люди. А прятаться мне и Калинину, это уж совсем черт знает что выходит. Можно сказать, чуть ли не главные люди на предприятии. Стремно как-то шептаться в закоулках, будто мы местные бабки-сплетницы. Но и привлекать внимание особо не хотелось. Я вообще перестал верить хоть кому-то в этой прекрасной организации.

Поэтому мы спустились вниз, отошли за елочки. Типа, вышли воздухом подышать, перекурить. Владимир Александрович сразу достал пачку сигарет. Разговор явно предстоял не очень приятный. Для него, естественно. Мне-то что. А вот у Калинина руки мелко тряслись, выдавая сильное волнение. Думаю, он сейчас и выпить не против.

— Я Вас слушаю… — взял предложенную им сигарету, спички. Снова подумал о том, что надо самому обжиться куревом, а то, как дурак, побираюсь. С такими нервами, которых стоит мне эта проверка, одной валерианой не обойдешься. Тем более, деньги имеются. В этот момент вспомнилась пачка купюр, спрятанная в чемодане. Тоже, кстати, вопрос. Откуда, а главное — зачем, мне такая сумма. Очень сомневаюсь, будто обе организации, и официальная работа, и глубоко законспирированная служба, могли выдать столь щедрые командировочные. И там, и там, больше за идею трудятся. Особенно, если говорить про Комитет.

— Максим Сергеевич… — Калинин решил начать, похоже, издалека. — Я понимаю, что не в моей ситуации рассчитывать на поблажки и понимание, но прошу выслушать и не делать скоропалительных выводов. Суть в том, что…

— Володь… Могу же вот так, по-простому? Раз у нас тут намечается откровенный разговор и покаяние. — Перебил я Владимира Александровича.

— Конечно! — Калинин был согласен на все. Даже если бы я его совсем другими словами называл. Матерными. Лишь бы уладить нависающие над его головой проблемы.

— Так вот… Давай сократим момент подготовки почвы, раскладывания соломки под задницу и все такое. Меня конкретно интересуют два вопроса. Хотя, нет… — Я тут же исправился, вспомнив, что теперь вопросов стало значительно больше. — Давай по порядку. Первое — как ты пропустил в спецгруппу Филатову?

Владимир Александрович машинально скривился. Словно лимон проглотил. Но это была реакция не на меня, слава богу. На себя самого. Он, видимо, сильно сожалел о своей слабости.

— Филатова… За нее просил Мальцев. Она устроилась на завод около двух лет назад. Сначала — табельщицей. Я потом даже удивился. Образование позволяло Нине претендовать на более достойное место. Но пообщавшись пару раз, понял… — Калинин замялся. Видимо, говорить плохо о женщине ему не хотелось. Воспитание не позволяло. Я такими принципами не отягощен. Поэтому продолжил фразу за него.

— Что она непроходимая дура? Можешь называть вещи своими именами. Так… И?

— Потом, спустя какое-то время, Филатова познакомилась с Николаем… То есть с Николаем Ивановичем. У них завязалось… Общение завязалось. Он добился ее перевода к себе в отдел. Сначала на относительно простую работу, связанную с программами для станков. Ну, а потом, когда встал вопрос о спецгруппе, Мальцев и предложил ее кандидатуру Маслову. Лев Иванович — талантливый специалист, но он от рационального восприятия жизни и ситуации очень далек. Я был против. Несмотря на то, что наша основная работа связана немного с другим, не с оценкой профессиональных качеств сотрудников, все равно… Вот тогда ко мне обратился Николай. Он очень просил не мешать. Сказал, что для Нины — это чрезвычайно важный этап. Что она вообще планирует уехать в Москву…

— Ага… так понимаю, начальник отдела сам уже был не против избавиться от любовницы, — я затянулся, выпустил дым и наблюдал, как он колечками поднимается вверх.

Калинин резко вскинулся при последнем слове. Определение «любовница», видимо, покоробило Володю. Какие мы нежные, однако.

— Ой, ну, хватит. Я дурак, по-твоему? Или Мальцев чисто из желания поддержать юные таланты действовал? Так там нет ни таланта, ни юности. Двадцать пять лет ей? По канонам этого… то есть, нашего времени, она — практически старая дева. Причем, дева, которая сильно хочет замуж, я так понимаю. Но не просто замуж, а прямо сразу за генерала.

— За какого генерала? — Калинин подавился дымом от сигареты. Покраснел и несколько минут пытался откашляться. А потом испуганно добавил. — Генералов не было. Мальцев был. А генералов — нет.

— Расслабься, Володь. Выражение такое. Филатова сильно увлеклась своей ролью. Решила, будто слово «любовница» происходит от слова «любовь». Распространенная женская ошибка. И полезла в семью Мальцева. Верно же? Он не мог тебя в это не посвятить. Однозначно рассказал, что из-за наглой девицы семья трещит по швам. А это очень плохо для начальника отдела. Это для любого плохо, но для него особенно. Жена могла ведь и «телегу» накатать с жалобой на моральный облик мужа. Вернее, на отсутствие этого облика. В таких обстоятельствах, самый лучший вариант для Мальцева — отправить Филатову подальше. На несколько сотен километров — вообще отлично. Ты, как хороший человек, мужик, Мальцева понял. Пошел навстречу. Тем более, Николай Иванович обещал, что проблем не будет в плане выполнения работы. Знаешь, что интересно… Филатова — это женский вариант питбуля…

— Кого? — Калинин пытался успевать за ходом моих мыслей.

— Да порода собак. Володь, не на то внимание обращаешь. У них хватка такая, что намертво. Хрен челюсть разожмешь. Не в этом суть. Смотри… Выходит, Филатова хотела свалить из этого города в другой, более приличный. Ей для этого участие в спецпроекте подходило идеально. Задача секретная, конечно. В послужной список детали расписывать никто не будет. Но тем не менее. Потому что, Москва не резиновая и всех подряд ей не надо. Однако, гарантией стопроцентного перевода и переезда, участие в проекте вовсе не является. И тут ей Мальцев помочь не может. Если бы мог, сам бы сидел уже в столице нашей Родины. Соответственно… Понимаешь, к чему все идет?

Калинин отрицательно покачал головой. Он очевидно ни хрена не понимал.

— Филатова на «авось» полагаться не стала бы. Она согласилась обменять почетную должность любовницы на возможность принять участие в работе группы, которая выполняет специальный заказ. Значит, рассчитывала, что ей действительно это пригодится. Не в перспективе, а как факт. Соответственно, должен быть еще кто-то. Кто-то, обещавший ей воплотить мечты в реальность.

— Вы имеете в виду, конкретный человек, обещавший помощь с переездом? — Калинин нахмурился.

— Вот! Володя! Умнеешь на глазах. Держись меня, так глядишь до нобелевского лауреата дотянем. Скажи мне… А ты никогда не обращал внимание непосредственно на сам рабочий процесс в исполнении Филатовой? Ты же понимаешь, она треугольник вряд ли начертит, перепутав его с квадратом. Утрирую. Но смысл понятен. Так долго изображать видимость работы не сможет никто. Тем более, когда эта работа требует фактической реализации.

— Ну, Ведерников… Думаю, он. Николай говорил о чем-то таком, однако, сам лично за руку не ловил. Подозреваю, все-таки Игорь.

— Во-о-от… А этот момент тебя не смутил?

— Так в принципе все понятно. Ведерников действительно башковитый парень. Он вполне мог бы еще парочку своих коллег подтянуть.

— Я не об этом, Володя. Вообще не об этом. Смотри. Вот есть Филатова, которая траха… ммм… Состоит в любовной связи с Мальцевым. Давно. Благодаря Мальцеву, она попала в отдел. Потому что престарелый ловелас под воздействием страсти, вскружившей ему голову, поддался на уговоры любовницы. Уверен, идея точно была не его. На кой черт Мальцеву такой компромат в своем же отделе. Но если Филатова наседала, как умеют это делать такого плана особы, то могла и добиться трудоустройства. Может, она вообще ему дала… то есть ответила взаимностью на этих условиях. Филатова в какой-то момент решила, будто счастье возможно, и Мальцев реально бросит семью. Однако, Мальцев этого не планировал точно. Он же не идиот. Начались проблемы. И Ниночка попросила о последнем жесте доброй воли. Впихнуть ее в спецпроект. Но это имеет смысл только в том случае, если у нее готовы дальнейшие пути. И Ведерников. Вот так запросто никто ни у кого не попросит делать работу за постороннего. Думаю, с Ведерниковым сам Мальцев и договорился. Но идею ему подала Ниночка, потому что знает Игоря хорошо.

— Они только на заводе познакомились, — Калинин слушал меня внимательно. Пытался сопоставить одно с другим.

— Ну, значит, так быстро стали близкими друзьями. Ладно, это уже вторая часть марлезонского балета. К ней я еще вернусь. В данном случае интересует, кто обещал Филатовой дальнейшее светлое будущее. Сдается мне, это достаточно важный момент. А я уж подумал, будто ты сам с Ниной Ивановной…

Не успел договорить, как Владимир Александрович смутился, замялся и пару раз тяжело вздохнул.

— Да ладно. Отметился все-таки? — я с восхищение покачал головой. И восхищение, кстати, относилось не к Калинину, а к Нине Ивановне. Удивительно шустрая дамочка.

— Максим Сереевич… Это вышло случайно и было недолго. Прямо когда шла проверка сотрудников. Я сам не знаю, как оно получилось… Погода была ужасная. Вышел на улицу, а тут Филатова. Стоит, мокрая… Спросила, не могу ли подвезти. А я на служебной машине был…

— Володя… — Я поднял руку, останавливая словесный понос Калинина. Потому что его действительно прорвало. По сути, он же прекрасно понимает, как сильно накосячил. — Это все — нюансы. Не знаешь, как получилось? Что там знать, Володя. Что там знать… Как обычно, Нина Ивановна решила воспользоваться ситуацией. Говоришь, когда шла проверка? Ты, так понимаю, не сильно с этой проверкой усердствовал.

— Нет, ну проверял… — Калинин опять тяжело вздохнул.

— Ясно. Проверял, но больше доверял.

— Максим Сергеевич, там все хорошо. Она из обычной, деревенской семьи. Училась в институте…

— Володя, ты сам себя послушай. Девки из хороших деревенских семей столько амбиций не имеют и такими витиеватыми путями не идут. Ладно. Я тебя понял. Считай, один груз ты с души снял. С остальными давай повременим. Я не успеваю за вами всеми разгребать. Сейчас интересует третье, неизвестное лицо. Человек, на которого Филатова делает ставки в своём будущем.

— Но… — Калинин ожидал, что я, наверное, начну читать ему мораль. Тыкать в нос должностными обязанностями. Стучать по голове указкой, как учитель, который пытается туповатому ученику объяснить правила.

Возможно, так и было бы, если на моем месте стоял бы настоящий Максим Сергеевич. Мне вот это все, сказать честно, до фонаря. Хочу разобраться, как я, лично я, должен действовать дальше. А запутанный клубок надо тянуть осторожно. За один кончик веревочки. Тогда он сам аккуратненько распутается. Начну дергать все подряд, вообще не разберёшься потом, что, зачем и почему.

— Я понимаю, тебе сильно хочется получить индульгенцию. Про Комарову знаю. Ее ты по просьбе Маслова пропустил. Но там, поверь, вообще это не имеет значения. Так что к разговору о грехах ещё вернёмся, но позже. Давай, сейчас по отчету.

Я быстренько завершил эту пятиминутку искренних признаний, и остальное время мы реально с Калининым занимались работой. По крайней мере, первоочередной. Самое главное, я отчитался в Москву. Естественно, смерть инженера Маслова перешла в разряд особо важных дел, к которым в таких случаях подключаются мои коллеги, а именно из местного отделения. Естественно, в отчете имелась информация и для полковника. Та, которую мог понять только он. Мол, все хорошо, работаем, идем на сближение. Пусть пока так. Что это сближение уже произошло, я решил раньше времени не обозначать. Сам еще ни черта не знаю наверняка. В плане того, куда дальше вывозить всю ситуацию.

В принципе, в кабинет возвращался очень даже довольный, пытаясь в голове выстроить схему своих дальнейших действий. Если еще и Комарова что-то нарыла, вообще хорошо. К тому же, Калинин начал медленно открываться. Это тоже дело нужное.

Настроение было в норме, пока не заметил, как из отдела технолога выскользнула Нина Ивановна, которая резвой трусцой устремилась к лифту.

Я тоже резвой трусцой устремился. Только в кабинет. Филатова торопилась на встречу с кем-то. Причем, судя по всему, кабина поехала вниз. Значит, Ниночка планирует смыться из здания.

Первым делом, как только вошел в комнату, где над папками сидела взъерошенная Комарова, направился к окну. Буквально через минуту на улице обозначилась Нина Ивановна. Она, оглянулась несколько раз, словно проверяя, не идет ли кто за ней из ненужных свидетелей, а затем двинулась в сторону ёлочек.

Место пользуется чрезвычайной популярностью, похоже. Следом, из управления появился Мальцев. Николай Иванович, как и Филатова, двинул ровно по такому же маршруту, к деревьям, на ходу достав из кармана что-то похожее на пачку сигарет. Классный отмаз, конечно. Типа, вышел на перекур. А Филатова… Ну, так совпало. Исключительно стечение обстоятельств. Ага… Запретить им что ли курить? Устроить борьбу за здоровый образ жизни? Все равно к этому придут. Правда, лет через пятьдесят, но мы раньше начнем. А то ходят, как неприкаянные, вокруг ёлочек кружатся. Секреты свои пытаются спрятать.

Мальцев подошел к Филатовой, которая с деловым видом изображала из себя паровоз. Пару минут они просто говорили. Я одним глазом наблюдал за этой парочкой через окно, а одним ухом слушал, о чем говорит Комарова. Но внимательно слушал. Кстати, толковые вещи озвучивала Александра Сергеевна. Вот есть от нее польза, если она не упирается рогом.

Внезапно, Филатова взорвалась. Реально. Видимо, Мальцев имел неосторожность сказать что-то не то. Нина Ивановна подскочила к начальнику и принялась пальцами, с дымящейся в них цигаркой, практически тыкать Николаю Ивановичу в лицо. Что показательно, он это вытерпел. Хотя, по идее, более логично такое поведение с его стороны. Он, между прочим, руководитель. А сейчас все выглядело наоборот. Потом Филатова выбросила окурок и очень неожиданно посмотрела вверх. Прямо на окна. Я отшатнулся. Чисто на автомате. Не знаю, можно ли увидеть друг друга на таком расстоянии, но лучше не рисковать.

Филатова резко крутанулась на каблуках и пошла обратно в здание управления.

На фоне всей ситуации мне вспомнилась Лиличка. Почему? Да потому что изначально удивляла ее настойчивость. Дама она красивая. Это факт. В поклонниках, уверен, ковыряется, как свинья в апельсинах. Почему актриса зубами вцепилась в Максима Сергеевича? Да не как-нибудь, а прямо не оттащишь. Любовь? Сомневаюсь. Просто на примере ситуации Филатовой и Мальцева мне вдруг подумалось, а нет ли и в истории с Лиличкой двойного дна. Она ведь готова вытерпеть все, лишь бы Максим Сергеевич не ускользнул. Да и вообще, поговорить бы с актрисой. Ненавязчиво выяснить все обстоятельства, которые нас связывают. Может, и про Максима Сергеевича что-то узнаю. Он у меня тоже вызывает ряд вопросов, которых, как бы, не должен вызывать. А учитывая, что его жизнь меня сильно теперь волнует, и никаких сюрпризов не хотелось бы, лучше самому попытаться разыскать все скелеты.

И вот именно в момент, когда я полный энтузиазма и стремления сделать жизнь лучше, дав указания Комаровой, рванул к выходу, всплыли эти чертовы розы.

Ниночка Филатова рыдала в туалете до тошноты надоевшего ей завода. Разве об этом она мечтала, стоя вниз головой на огороде отчего дома, пока полола грядки? Разве такое будущее представляла, сидя рядом с коровой, от которой отвратительно воняло свежим молоком? Деревня, где прошла большая часть жизни Ниночки, крепче любых фантазий, внушила ей уверенность, вот это отвратительное, убогое существование, точно не для нее. Тем более, несмотря на то, что из Москвы в далекое село вся их семья переехала очень давно, и лет ей было около шести, Нина все равно помнила, есть совсем другая, красивая жизнь.

Рыдала Филатова в данный момент горько, искренне, от души. А она редко что-то делала искренне и от души. По пальцам пересчитать. Хотя, пальцев гораздо больше выйдет.

Так тщательно планируемое будущее дало трещину. Причем, трещину, вполне очевидную. Впервые все ее попытки получить желаемое терпели крах. Мало того, на загадочную, но очень необходимую Филатовой должность личного помощника Максим Сергеевич взял Комарову, которая рядом с Ниночкой даже не стояла, так ещё объявилась эта белобрысая стерва. Красивая, не поспоришь. Актриса. Действительно, хоть сейчас на экран. Рядом с этой Лиличкой возникла ужасная мысль. Настолько ли хороша она, Нина Филатова. Просто раньше в этом не возникало ни малейших сомнений. Хотя, конечно, у такого мужчины, как Максим Сергеевич, в любом случае должна быть идеальная женщина. Правда, на данный момент, Нина Ивановна в роли идеальной женщины представляла себя, а не какую-то белобрысую актрисульку. А Максим Сергеевич виделся ей тем человеком, с которым она хотела идти рука об руку в светлое будущее.

Вообще, жизнь складывалась так, что за счёт красивой, яркой внешности у Ниночки получалось обходить многие углы. Взять, к примеру, эту работу. Мало кто знал, а если говорить более точно, лишь Игорек и Калинин являлись хранителями тайны, что Нина Ивановна имела с Мальцевым достаточно продолжительные личные отношения. Да, он женат. Да, не первой молодости. Но выглядит весьма даже прилично. К тому же, Николай Иванович отличался весьма щедрым отношением к своей молодой любовнице. Подарки? Всегда пожалуйста! Помочь материально? Да кто же против. Сначала, когда он принялся ухаживать, Ниночка сомневалась. Ей, конечно же, хотелось большего. Престарелого декана вполне хватило с его вечно слюнявыми губами. Но потом, оценив щедрость нового кавалера, Филатова все-таки сдалась под напором его страсти. С виду так и не скажешь. Николай Иванович оказался весьма даже неплох в роли близкого друга. Для себя, мысленно, Филатова называла его именно так. Близкий друг. Звучит очень даже достойно.

А потом грянул гром среди ясного неба. Ниночка влюбилась. Такого с ней прежде не бывало. Просто она с того самого момента, когда поняла, что способна влиять на мужчин, совершенно не позволяла себе никем увлекаться. Да и не встречались принцы на ее пути.

Произошло это неожиданно, можно сказать, совсем ни к месту. Девушка во время отпуска поехала в Москву. Конечно, не просто так. Во-первых, она хотела снова увидеть город, который ей пришлось оставить против воли, много лет назад перебравшись с родителями в деревню. Естественно, в то время никто не спрашивал ее мнения. Кого интересует, что думает ребёнок? Потом, значительно позже, когда Нина повзрослела, мать повторяла одно и то же, мол, так было надо. Кому? Не понятно. Ниночке — точно не надо.

Во-вторых, эта поездка играла роль определённого стимула. Вдохновение. Ей требовалось вдохновение. Ниночка планировала набраться в столице моральных и физических сил, для того чтоб идти дальше, к своему счастью. Она точно знала, Николай Иванович — это не предел.

Ниночка сидела в кафе, ела вкусное мороженое из стеклянной вазочки. И вдруг, совершенно неожиданно познакомилась с мужчиной. Он подошёл первый. Просто сел за столик, а затем, тревожа блондинку своей обаятельной улыбкой, заявил, будто не иначе, как судьба, привела его сегодня в это заведение.

Вадим Александрович Марков. Так он представился. Хорош до безобразия. Ясные, небесно-голубые глаза, золотисто-соломенные волосы и потрясающее обаяние, от которого замирало что-то в груди. Наверное, сердце. Хотя, может, это была изжога от мороженого. Стремясь протянуть момент общения, Ниночка съела его пять порций.

Сначала даже подумала, не актер ли? Просто настолько привлекательных мужчин Нина Ивановна никогда не встречала. Откуда им взяться в провинции? Высокий, широкоплечий. Самый настоящий образ из журнала «Советский экран». Нина Ивановна даже пыталась вспомнить все известные ей фильмы, все театральные постановки. Мало ли.

Закрутился удивительный роман. Неделя в столице пролетела, как один миг. Это было потрясающе. Настоящая сказка, о которой мечтает каждая женщина. Однако, на вокзал, проводить возлюбленную, Вадим не пришел. Ниночка стояла на порожках вагона, глотая горькие слезы и вглядываясь в толпу спешащих людей. Нет. Ее Принц не появился. Филатова вернулась домой, полная боли и разочарования.

А потом, спустя месяц, он вдруг обозначился на пороге квартиры Ниночки. Кстати, квартиру помог выбить Мальцев. Он так сильно дорожил любовницей, что ухитрился добиться для нее личной жилплощади.

Нина, увидев Вадима, сначала несколько раз моргнула. Потом решила, что этого мало, и протёрла глаза. Вдруг, видение или мираж. Или грибы… На ночь ела у соседки. Та любит собирать, а потом закручивать всякую дрянь.

— Привет, красавица…

Марков подвинул ее с дороги и прошел вглубь квартиры. Он здесь никак, ни при каком раскладе находиться не мог. Это Филатова знала точно. Во-первых, адрес. Откуда ему известен адрес? Нина точно помнила, что ничего такого не говорила. Планировала устроить романтичную сцену на вокзале. Вот, мол, живу там-то и там-то. Приезжай. Но на вокзале Вадима не было. Сцена не удалась.

Во-вторых, сам Вадим. Уровень совсем другой. У него точно высокий статус и положение. Подобных ему у Филатовой ещё не было. Ухоженный, холеный. Делать Маркову в их затрапезном городе совершенно нечего. А вот стоит посреди комнаты, улыбается.

— Соскучился. Иди ко мне… — Мужчина протянул руки навстречу Нине Ивановне и все вопросы моментально улетучились из ее головы.

Снова сказочная неделя рядом с любимым. Нина Ивановна парила на крыльях. По квартире, естественно. Потому что семь дней Ниночка практически никуда не выходила. Пришлось срочно брать больничный. Благо, терапевт в заводской поликлинике состоял в числе поклонников Ниночки. Утром Вадим уезжал по каким-то делам, а потом снова возвращался к Филатовой.

Она испортила все сама. Не выдержала, спросила про жену. Есть ли вообще официальная супруга? Хотела просто поинтересоваться, невзначай, а прозвучало, как упрек. Вполне же очевидно, если мужчина появляется, потом пропадает, потом снова появляется, что-то здесь не так.

— Значит, вот что, милая… — Вадим Александрович выбрался из кровати. Буквально пять минут назад, до того, как Ниночка задала свой вопрос, они весьма активно планировали перейти к любовным утехам. Теперь же взгляд у мужчины стал холодный. Утех ему точно больше не хотелось.

— Да, женат. Но ты никогда не суй свой нос в мою семейную жизнь. Я глубоко уважаю Марину, не смотря на то, что между нами давно нет страсти и любви. Однако, это — надёжный человек. Товарищ. Мой тыл. Так что, не смей касаться темы семьи вообще.

Он поднял с пола брюки, снятые по дороге к кровати, подхватил рубашку и вышел из спальни. Когда хлопнула входная дверь, Ниночка гордо фыркнула. Ему было слишком хорошо с ней. Никуда не денется. Сейчас покажет себя мужиком, а потом вернётся. Подумаешь, спросила про жену. Ну, поинтересовалась, не планирует ли Вадим развода? А что тут такого. Она совсем не против сама выйти за него замуж и рожать детей.

Однако, Марков не появился ни в этот день, ни на следующий. Ниночка снова рыдала почти месяц. Уехал. Молча. Просто уехал, не сказав ни слова. Хорошо, под боком имелся беззаветно влюблённый Мальцев. Хотя, на него Ниночка в тот момент вообще не могла смотреть. Старик. Никакого шарма в нем нет. Тянет свои ручонки, только что слюни не пускает. Снова упорно вспоминался декан, от которого пахло лекарствами и почему-то тем самым коровьим молоком.

А еще в этот период Нина начала активно общаться с Игорем Ведерниковым. Они встретились совершенно случайно, на проходной. Филатова даже сначала сделала вид, будто не узнала бывшего одноклассника. Он был частью прошлого, которое Ниночка усердно пыталась забыть. Однако, на фоне разбитого сердца и ужасно раздражающего своим присутствием Мальцева, Нина Ивановна сильно нуждалась в поддержке.

Едва просохли слезы, душу отпустила гнетущая тоска, и Ниночка опять привыкла к Николаю Ивановичу, который терпеливо ждал, пока у непостоянной красавицы пройдёт очередной заскок, Марков объявился снова.

— Ты должна устроится на работу в отдел главного технолога, — заявил он, как только они закончили с пылом и задором любить друг друга. По крайней мере, Ниночка точно любила. Пыл и задор однозначно у нее имелись.

Нина Ивановна чуть с постели не упала.

— Вадик, какой отдел, ты что? У меня дважды два выходит пять. Кем я туда устроюсь? Образование получила, только благодаря доброму сердце декана. И его тяге к молодости. Поэтому и устроилась табельщицей. В любом другом месте меня сразу же раскусят. Я «вышку» получила, потому что так совпало. Невозможно изображать из себя инженера, если диплом был выдан за красивые глаза. Это даже я понимаю.

— Я сказал, надо, — в голосе Маркова прорезался металл.

— Хорошо, милый. Но как? Я не пройду даже самой скромной проверки. И работать… Это достаточно серьезно.

— Так ты любовника попроси. Мальцева, — совершенно спокойно ответил Вадим.

Нина Ивановна замерла, стараясь не выдать себя ничем. Естественно, она хотела, чтоб возлюбленный был уверен, он у нее единственный. Мужчины несколько нервно относятся к подобным вещам.

— Как можно?! Я кроме тебя ни с кем! Откуда такая глупость?! — Нина Ивановна постаралась придать своему возмущению максимум достоверности.

— Милая… — Вадим ласково провел пальцами по щеке девушки, а потом вдруг резко ухватил ее за подбородок, не позволяя отвернуться или вырваться. — Никогда не ври мне…

Впервые Ниночка вдруг поняла, что за образом улыбчивого красавца скрывается кто-то жестокий и властный. На мгновение ей даже стало немного страшно. Глаза Маркова изучали ее с холодным равнодушием. Будто не любимая женщина рядом, а совершенно неинтересная особа, которую он может лишь использовать для удовлетворения собственных потребностей. А Филатова упорно хотела верить, что имеет для этого мужчины именно статус любимой женщины.

Однако, сразу же Вадим улыбнулся, взгляд его потеплел и эти ужасные мысли испарились из головы девушки.

— Милая, я все понимаю. Между нами расстояние, мой брак, условности, да много всего. Ты не можешь ждать меня годами. Естественно, у тебя есть еще мужчины. Не могу сказать, что это радует, но я заведомо смирился. Про Мальцева, конечно, знаю. Не обессудь, однако проверить тебя должен был. Я не говорил никогда о работе, но моя служба слишком опасна и трудна. Стою на страже родной страны. Извини, называть службу конкретно не буду. Сама понимаешь. А Мальцев… Выяснил, да. Он приметил тебя давно. Потом ухаживал. Правда все урывками и тайком, чтоб не узнал никто. А что поделаешь? Роман с женатым мужчиной имеет некоторые неудобства. По крайней мере, у тебя вон, даже своя квартира, благодаря ему. Насчет работы… твой друг. Игорь Ведерников. Поговори с ним. Я даже согласен платить ему вторую зарплату. Он просто будет выполнять максимальное количество работы за тебя. Парень умный. Я точно знаю, он сможет. Да и деньги ему нужны. Намекни, что знаешь все про брата. Он быстро согласиться. Милая… Мне очень нужно, чтоб ты попала в этот отдел. Родина… Помнишь? Ты должна помочь нам обоим. И мне, и ей.

Филатова слушала молча, тщательно пряча взгляд. Смотреть Вадиму в глаза она отчего-то не могла. То, что Марков рассказывает ей детали знакомства с Николаем Ивановичем, несомненно впечатляло. Он не просто узнал о его наличие, но и раскопал подробности. Насчет Игоря, тоже. Никто не знает. Вообще никто, что они из одного района. И что это за служба на благо страны? Однако, отказать Маркову Нина Ивановна не смогла.

На следующий день встретилась с Мальцевым. Тот после окончания рабочего дня, как обычно, ждал Ниночку на их месте встречи, чтоб поехать к девушке домой.

— Куда?! — Николай Иванович, услышав просьбу Ниночки, поперхнулся чаем. Они как раз сидели в кухне, ужинали. Мальцев любил создавать некую иллюзию семьи с Ниной.

— Ну, милый… Что за реакция? Хочу, чтоб ты устроил меня в свой отдел, — Ниночка капризно надула губы.

— Ненаглядная моя, ты же ничего в этом не понимаешь. Кем я тебя устрою? — Николай Иванович тихо, но очень тяжело вздохнул.

Он просто на мгновение представил, как его любовница ходит среди остальных подчинённых. А те искренне недоумевают, за каким чертом она здесь находится, и смеются за его спиной.

— Ах, вот как… То есть ты считаешь, будто я — полный ноль? Так? Думаешь, ни на что не гожусь? Думаешь, мой предел, сидеть в этой дурацкой кабинке и записывать табельные номера?

— Нет, конечно! — Николай Иванович понял, грядет скандал, а скандалов он страсть, как не любил.

Да и Ниночку ценил, если честно. Она давала ему тот самый полет, который после сорока пяти мужчинам просто необходим. Вторая молодость, так сказать. Желание почувствовать себя настоящим героем-любовником растет, а возможность это сделать падает. Однако, с Ниночкой он наслаждался их отношениями, искренне веря, что ещё «о-го-го». Терять ее совсем не хотелось. А вот она разошлась не на шутку. Глаза блестят, щеки раскраснелись, грудь вздымается. Николай Иванович почувствовал неуместный прилив возбуждения. Черт. Хороша, сил нет терпеть. Мальцев покосился в сторону спальни.

Филатова тут же поймала его взгляд, ситуацию оценила правильно. Она оборвала свою пламенную речь, сосредоточившись на более важных вещах. В частности, на удачно проснувшимся мужском интересе. Скандал — дело хорошее и иногда полезное, но сейчас, если она правильно себя поведет, добиться от Мальцева желаемого будет легче.

Девушка облизнула губы, потом слегка выгнула спину. Давно поняла, эти простые жесты мужчин вдохновляют. Халатик, и без того с трудом державшийся на пуговицах, слегка разъехался в стороны, позволяя округлости груди показать свою прелесть мужчине. Николай Иванович покраснел и задышал чаще. Ниночка с волнением подумала, не переборщить бы. А то вместо рабочего места получит инфаркт у любовника.

— Милый, я иду в кровать и жду тебя. Но только после того, как ты пообещаешь мне должность в своем отделе. Я даю слово проблем не возникнет. У тебя работает Игорь. Игорь Ведерников. Мы дружим с детства. Просто не афишировали это по некоторым причинам. Он мне поможет. А потом и сама разберусь.

Спустя очень непродолжительное время, так как при всем желании, Николай Иванович был все-таки спринтером, а не марафонцем, Филатова, довольная и счастливая, проводила любовника, накинув халат на голое тело.

Естественно, Мальцев согласился на все.

Он, конечно, потом пытался отказаться от данного в порыве страсти обещания. Однако, девушка вцепилась в него крепко. В итоге, через месяц ее представили новым коллегам, как молодого талантливого инженера. Рядом стоял довольный Игорь Ведерников, который теперь фактически имел вторую зарплату. Как и говорил Вадим, стоило напомнить Игорю про брата, хотя, Ниночка понятия не имела, что у одноклассника есть брат, и он моментально согласился. Вникать в подробности, что там с этим братом, Филатова не хотела. Интуитивно чувствовала, ей это будет лишним.

На самом деле, все оказалось не так уж страшно. Мальцев позаботился, чтоб к Ниночке попадали исключительно лёгкие проекты. Ниночка усердно делала вид, будто работает над ними. На самом деле, Ведерников вполне успевал за двоих. И, кстати, даже без сильного перенапряжения.

С коллегами Нина Ивановна вела себя высокомерно, создавая образ роковой красавицы, которая чхать на всех хотела. В первую очередь, во избежание разговоров о специфике их работы. Иначе, даже последний дурак понял бы, что ни черта она не соображает.

Марков снова вернулся в Москву, но теперь появлялся достаточно часто. В основном на выходные. Снова начался волшебный, сказочный период. Филатова искренне поверила, будто что-то значит для него.

Ровно до того момента, когда все полетело в пропасть. Жизнь складывалась более, чем удачно. Солидная работа, где работать вообще не приходилось. Мальцев под боком с его поддержкой. Любимый мужчина, окруживший девушку вниманием. Нина Ивановна решила, все, пришло счастье. И расслабилась. Позволила себе сделать одну огромную ошибку. После очередного посещения Вадима.

Ее все еще интересовала жена Маркова. Ну, потому что в понимании Филатовой, не будет мужчина просто так жить с какой-то непонятной женщиной, когда рядом, под боком, такое сокровище. Красивая, молодая, влюбленная. Значит, скорее всего, Вадим просто жалеет супругу. Может, она, например, больна. Не хочет ее обидеть, например. Однако, все люди взрослые. Если поговорить с этой Мариной, она должна понять и отпустить мужа. Ниночка точно знает, что сделает его счастливым.

Девушка решила, нечего ждать у моря погоды и придумала гениальный план. Написала письмо. Подробно все разъяснила. Как она любит Вадима, как Вадим любит ее. Как он уважает эту неведомую Марину, но совсем не нуждается в ней. Письмо Ниночка свернула, сунула в конверт, осторожно подпорола подкладку пиджака, который Вадим планировал положить в чемодан, и сунула послание туда. Просто уже несколько раз она замечала, как аккуратно были сложены вещи любимого, когда он появлялся. Спросила однажды, и Вадим, с неохотой, ответил, мол, жена очень внимательно следить за тем, чтоб он выглядел прилично. Собирает и разбирает вещи собственноручно. Даже ему не даёт ими заниматься. Все просматривает. Проверят. Значит, когда Вадим приедет домой, супруга снова будет это делать. Естественно, наткнется на письмо. То, что сам возлюбленный на него случайно обнаружит, Нина не боялась. Он слишком несамостоятельный в таких вещах. Если пиджак уберет в чемодан, значит не вынет его, пока не попадет домой. Да и дома тоже не вынет. Там — жена. А значит, послание найдет адресата.

Счастливая и довольная Ниночка отправила любимого обратно в Москву и приготовилась ждать. Он появился снова, как обычно, на выходные.

Говорить начал с порога. Смысл его слов Ниночка сразу не могла понять. Потребовалось десять минут. Потому что в ушах стоял гул. Никогда в своей жизни она не чувствовала себя таким ничтожеством. Марков говорил жёстко, холодно, сквозь зубы. Очевидно, он еле сдерживал бешенство. В итоге, Ниночка Филатова получила отставку.

Это был крах всего. Мир рухнул. Все надежды на светлое будущее рухнули. Мелькнула даже мысль удавиться. Потом правда, Нина представила, как некрасиво будет выглядеть в подобной ситуации, и передумала.

Однако Вадим приехал снова. После большого перерыва. Возник на пороге ее квартиры так же неожиданно, как и всегда. Но лучше бы, не приезжал. Правда, в тот момент, Филатова этого еще не знала. Как и не знала того, что любовь в ее жизни снова появится. Вот только будут эту любовь звать совсем иначе. Максимом Сергеевичем. И новое чувство окажется гораздо сильнее. Всего этого Нина тогда не могла предугадать.

Она долго плакала на груди вернувшегося Вадима Александровича, умоляя простить ее. Он обещал подумать. Особенно, если девушка хорошо выполнит кое-какое поручение.

Я ждал от Комаровой ответа и ее ответ значил очень много. До хренища просто значил. Не зря мне эти дебильные розы с самого начала покоя не давали. Маячили перед глазами, раздражали своим существованием. Как муха, которая назойливо жужжит рядом.

— Максим Сергеевич… — Комарова вздохнула и недовольно поджала губы.

То, что я стою, наклонившись вперед, и мое лицо находится напротив ее лица, девушку, похоже, нервировало. Она даже попыталась эту ситуацию изменить. В итоге, просто вместе со стулом отодвинулась от стола, и выглядела теперь, как одинокий корабль посреди моря. Стол — в одной стороне, а Комарова, на расстоянии почти метра от него, — в другой. Такое чувство, будто Александру Сергеевну в наказание поставили в угол. Вернее, в данном случае, посадили.

— Вы что, не помните, как ходили в театр? — В ее голосе звучало сомнение, граничащее с недоверием.

Знала бы Александра Сергеевна правду, удивилась бы еще больше. Я ведь не то, чтоб про театр не помню. Вообще ни черта не знаю. А крохотные объемы информации, которые всплывают в моем сознании, не дают пока ничего, кроме головной боли. Это еще хорошо, хотя бы с Комаровой немного ситуация прояснилась. Теперь бы еще с собой разобраться. То есть с Максимом Сергеевичем.

— В театр… Та-а-ак… У меня образовалось два вопроса. Зачем я туда ходил и откуда Вы это знаете? — решил ее слова никак не комментировать. Очевидно же, не помню, раз интересуюсь.

— Вы меня спрашиваете, зачем? — Комарова нервно засмеялась. Но почти сразу же стала серьёзной. — Зачем ходили, ответить не могу. Наверное, сильно соскучились по своей… Ну, Вы поняли. Откуда узнала? Это вышло случайно. Тогда у меня тоже вопрос…

Александра Сергеевна поелозила на стуле.

— Я гораздо скромнее. Не два вопроса. Один, единственный. Почему все-таки Вы меня спрашиваете? Не знаете, что сами делали? Вообще не знаете? — она уставилась на меня, ожидая ответа.

— Видите ли, Александра Сергеевна, нечего было поить меня всякой дрянью. Теперь, представьте, появился побочный эффект. Наблюдаются некоторые проблемы с памятью. Учитывая, что источник этих проблем — Вы, и вина полностью Ваша, прекратите бестолковиться и расскажите все нормально. Кстати, какой именно дрянью поили? Чисто ради интереса.

— Это не дрянь, — Комарова натурально обиделась. — Это «болталка». Теоретически, Вы должны были стать весёлым и разговорчивым. Я планировала расспросить, кем являетесь на самом деле. В определенный момент заподозрила, что завод — это прикрытие. А на самом деле, интересую Вас я. Прямо, в лоб не спросишь ведь. Да и спросила бы, кто ответит правду. Вот, хотела узнать.

— М-м-м… — я оторвался от столешницы и выпрямился.

Просто самому надоело так стоять. Как дурак, честное слово. Тем более поза выглядит напряжённой, если за столом кто-то сидит. Типа, я нависаю над собеседником и психологически провоцирую его на признания. Когда Александра Сергеевна вместе со стулом отодвинулась практически к окну, и между нами образовалось приличное расстояние, она, эта поза, выглядит глупо.

— Максим Сергеевич, ответите? Вы запамятовали свои же действия? — повторила Александра Сергеевна. Удивительно настырная особа. Вынь-положь, дай ей то, что она требует.

— Да! — я подошел к дивану и плюхнулся на него. Не сел. Именно плюхнулся. Мандец. Несколько дней новой жизни, а я уже удолбался. — Запамятовал. Из-за вашей этой «болталки». Я так понимаю, типа, сыворотка правды. Нормально Вас дедушка подготовил. Еще что-то есть? Может, складной самолет? Ядерная боеголовка? Плащ-невидимка?

— Очень смешно… — Комарова насупилась и мне показалось, пробормотала себе под нос что-то типа слова «клоун».

Версия с побочным эффектом, кстати, показалась мне весьма подходящей. По крайней мере, можно давить в разговорах с Комаровой именно на этот момент. Удобно даже. Хоть одному человеку тогда не придётся объяснять странности своего поведения. А то я, как уж на сковороде, верчусь. Чтоб тут не прижопили и там не спалили. Еще, чувство вины Комаровой будет мне на руку. Должны же у нее быть эмоции, свойственные обычным женщинам. Не знаю… совесть, например. Нет? Или у этого создания нет совести?

— Да что Вы прицепились! — Александра Сергеевна, подозреваю, о таком явлении, как совесть, все же не слышала. Зря я разгубастился. — Не должно было быть такого эффекта. А дедушка, да. Подготовил. Потому что знал, такие, как Вы, не оставят меня в покое.

Комарова покачала головой. Потом отвернулась и посмотрела куда-то в сторону. Мне показалось, на секунду, в ее взгляде все-таки мелькнуло что-то наподобие переживания. Неужели?! А то реально начал верить, девка вообще не пробиваемая.

— Я, между прочим, подумала, будто Вы умерли. Ни пульса не наблюдалось, ни дыхания. Лежали, труп трупом. Это, знаете, то еще удовольствие.

— Хорошо. Я понял. Вы наверное, поплакали, порыдали, а потом утерли слезы, как ни в чем ни бывало, и смылись из гостиницы. Умно Александра Сергеевна. Не вызвать, к примеру, «неотложку» а просто сбежать. — Я развёл руками. Мол, ну, Вы, милочка, и даете. — Получается, сострадание, чувство ответственности и желание помочь ближнему — это все не про Вас. Ладно, опустим. Но впредь буду иметь в виду, помощи можно не ждать. Итак, Вы сказали, розы? Вернемся к нашим баранам.

— Ну, да. В тот день, когда исчез Лев Иванович, видела Вас в театре. Покупала билеты на премьеру. Вы встречались со своей… этой… — Комарова скривилась, а потом произнесла имя актрисы с такой интонацией, будто ее сейчас стошнит. — С Лиличкой. Подарили ей розы. А она устроила Вам настоящий скандал. Мол, ненавидит эти цветы. Тем более, когда они не куплены, а просто срезаны с клумбы.

— Круто… как выглядели? Такие, красивые, темно-бордового цвета, с тяжелыми бутонами?

— Ну, вот! — Комарова даже лицом посветлела. — Не все забыли. А говорите, не помню, не помню. Да, именно такие. Обратила внимание, потому что розы на самом деле, очень красивые.

— Александра Сергеевна, — я потер лоб, пытаясь воссоздать перед глазами дачный участок, где прятался Маслов. Но не особо получалось. Просто я его не рассматривал в тот единственный раз, когда посетил в поисках инженера. — Скажите, у Вас же сто процентов прекрасная память. Особенно, зрительная. Должна быть. Уверен, Виктор Николаевич, уделил этому внимание при воспитании из Вас Никиты…

— Не поняла… Какого Никиты? — Ясное дело Комарова фильм о женщине-убийце в глаза не видела. Ей аналогия была непонятна и неясна.

— Бог с ним. Не в этом суть. Так вот. Напрягите, пожалуйста Вашу память. Вы нигде больше такого же вида розы не встречали? Мало ли…

Комарова задумчиво уставилась на меня. Было непонятно, она на самом деле пытается вспомнить или просто оценивает степень моей странности. Потом вдруг у Александры Сергеевны удивлённо расширились глаза. Она даже как-то резко напряглась.

— Вспомнили, — констатировал я очевидный факт. — Видите, очень хорошо, что заботливый дедушка приучил Вас обращать внимание на любые мелочи и детали. Зрительная память это прекрасно. И? Где?

— На даче, — Александра Сергеевна выглядела, как бегун на старте. Такое чувство, будто сейчас рванет куда-нибудь, желательно подальше от меня. — Где мы нашли Льва Ивановича.

— Бинго! Я в отличие от Вас так хорошо детали не запоминаю, но было подозрение, что именно там. Еще, на столе у Анны Степановны они стояли в вазе… Но это случилось, когда мы с Калининым впервые к ней приехали. Во второе посещение, и ваза, и розы отсутствовали. Вот ведь удивительное совпадение. Так… Встреча с Лиличкой отменяется. Мы с Вами сейчас отправимся сначала к инженеру домой. Имею снова большое желание побеседовать с его вдовой. А потом прогуляемся за город.

Я встал с дивана и решительно двинулся к выходу. За спиной было тихо. Никто не торопился выполнять распоряжение начальства. Я оглянулся. Комарова сидела на месте. Причем, на меня она смотрела с очень большим сомнением, даже опасением. Могу представить, какая удивительная ересь возникла в ее голове. Скорее всего, Александра Сергеевна уже записала меня в убийцы. Я бы, может, и сам записал. Но сначала нужно уточнить время смерти. Потому что разница между тем, как Максим Сергеевич появился в театре, если верить рассказу Комаровой, и тем, когда мы нашли Маслова, — несколько дней. А труп инженера выглядел слишком бодро. Насколько такое слово вообще применимо по отношению к трупу. Мертвым он сидел в дачном доме не два и не три дня. На улице, к тому же, достаточно тепло, даже жарко. Его убили буквально незадолго до нашего с Александрой Сергеевной появления. Предположительно, разница между тем, как мы приехали и гибелью Маслова, — несколько часов. То есть, теоретически, ножом Максим Сергеевич в инженера тыкать не мог. Он сам уже на тот момент умер. А сделал бы это — именно я. Но мне, лично мне, Маслов вообще сто лет был не нужен. Я о нем даже не знал. Уж тем более, не нужна его смерть.

— Ой, я Вас умоляю… — сделал шаг обратно, в сторону Комаровой, и она нервно вздрогнула, вжимаясь в спинку стула еще сильнее. — Александра Сергеевна… Эти розы говорят о чем угодно, только не о том, что убийца я. И не надо делать невинное лицо. Вы же именно к такому выводу пришли. Тут больше интересен вопрос, зачем мы встречались с Масловым. Вот данный факт, похоже, имеет место быть. В день своего приезда я встречался с вашим инженером, причём в месте, где он скрывался. Выходит, и про это место мне было известно. Что еще более удивительно. По рассказу вдовы, Лев Иванович пришел вечером, перед своим исчезновением, и заявил, что ему надо спрятаться. Дачу, по его словам, предоставил какой-то хороший знакомый, которого никто не заподозрит. И кстати, сдаётся мне, я знаю, от кого Маслов хотел уберечь чертежи… Но пока придержу эту информацию в своей голове.

— Знаете? — Комарова даже в лице изменилась. — Тогда зачем я тут, как дура, ковырялась в этих делах?

— Потому что мне было надо подтвердить свою догадку. Тем более, она появилась не так давно. Факты нужны. Что непонятного? Кроме того, видите ли, Александра Сергеевна, я знаю, предположительно, кто планировал слить секретную информацию по проекту. Однако, пока не понимаю, зачем убили Маслова. А это, представьте, тоже немаловажный момент. Теоретически, все связано. Правда? А вот практически… Очень даже может быть, что нет. Скажем так, есть ещё интерес у меня в деле. И это не считая того, что вообще — то Маслов был нашим сотрудником. Этак, если штатные кадры завода будут убивать все, кому не лень, работать-то как? Самолеты сами себя не построят.

— Вы… Вы… Невыносимы! — девушка, сначала слушавшая меня внимательно, под конец поняла, что я, в некотором роде, над ней глумлюсь.

Комарова вскочила со стула и рванула к двери. Опять, похоже, ее стеганул приступ этой неадекватности, когда она вообще не думает о последствиях. Чрезвычайно эмоциональная особа.

Однако, я, сам от себя этого не ожидая, шагнул в ту же сторону. Просто на уровне рефлексов получилось. Перегородил дорогу. А затем вообще обхватил рукой девушку за талию и подтянул ближе. В итоге она оказалась практически прижата ко мне. Дежавю. Совсем недавно уже происходило подобное. Вроде бы, в этом не было необходимости. Но захотелось опять ее… потрогать, что ли…

— Что ж Вы такая… горячая… Александра Сергеевна…

Я смотрел на Комарову пристально. Внимательным, проникающим в душу, интимным взглядом. Надеюсь, он, этот взгляд, был таким. Я старался. Мой голос опустился на пару тонов ниже и звучал возбуждающе-обволакивающим. Ну, по крайней мере, должен был так звучать. Раньше всегда срабатывало, с другими. С Комаровой, не знаю. Она не совсем привычный мне вариант. А потом моя рука с талии скользнула чуть ниже, опустившись на женские ягодицы. Выражение лица сделал такое, будто вообще ничего не происходит. Вообще. И я не при чем. Оно само получилось.

У Комаровой в этот момент был такой вид, словно она разучилась дышать. Я чувствовал сквозь одежду, как колотится ее сердце, но сама она замерла и не шевелилась. Вообще. Мы стояли максимально близко друг к другу. Однако, надо отдать должное, то же самое происходило и со мной. Я даже прихерел, если честно. Раньше не реагировал на близость женщин столь сильным волнением. Ну, может, в юности.

Причем, разум требовал отпустить девицу. Но я не мог. Реально. Просто физически не мог убрать руку. И кстати, задница у Комаровой зачётная. По крайней мере, на ощупь. Я, конечно, активным изучением не занимался. Нагло не лапал. Справедливо опасался со стороны Александры Сергеевны рукоприкладства в ответ на подобные действия. Но даже при поверхностном изучении, эмоции эта задница вызывала весьма приятные, а мысли весьма пошлые. Черт… Это все от воздержания. Точно.

Я наклонился и провел носом по ее волосам. Интересный аромат. Не пойму, что за духи…

— Как же приятно Вы пахнете, Александра Сергеевна…

Комарова толи пискнула, то ли застонала. Особо не понял, если честно. Меня начало накрывать возбуждение. Вот очень не вовремя. Да и объект совсем неподходящий. Однако, мой организм все доводы разума вертел на том самом месте, которое сейчас волновалось сильнее остальных частей тела.

— Знаете, похоже, я испытываю к Вам влечение… Неожиданно, да? Но тем не менее, оно есть. Вот думаю… Что с этим делать? — Говорил тихим, спокойным голосом. Хотя сильно хотелось перейти к более активным действиям. Что за напасть?!

Неизвестно, чем бы закончилось творившееся безобразие, но за дверью раздался четкий звук приближающихся шагов. Комарова рванула в сторону. Вот тут я уже не сопротивлялся и руку расслабил, позволяя девушке оказаться на расстоянии. Свидетели нам не нужны. Это точно.

— Здравствуйте, — дверь открылась и на пороге обозначился Игорь Леонидович Ведерников.

Неожиданно… Этот тип реально сейчас смог меня удивить. Я никак не рассчитывал на добровольное сотрудничество с его стороны. Вид Игорь Леонидович имел смущённый и немного даже виноватый.

— Мне бы поговорить с Вами. Наедине, — он многозначительно посмотрел сначала на меня, потом на Комарову.

— Решение Ваше похвальное. Проходите, садитесь, рассказывайте, — я старался выглядеть совершенно невозмутимым. Мол, сам ждал появления Ведерникова. Все нормально. Все по плану.

— Наедине, — повторил этот товарищ и снова покосился на Комарову.

— Она останется, — вот так, без пояснений, просто сказал, как отрезал. Еще этому пухлому пингвину я тут не раскланивался. Велел же говорить при Комаровой, что непонятного.

Ведерников замялся, решая для себя, что важнее, донести информацию или все же удалиться. Однако, определившись с внутренними сомнениями, он прошел в кабинет, а потом сел на диван.

Комарова, после того, как отскочила от меня в сторону, переместилась к столу и там замерла каменным изваянием. На лице — полная безмятежность. Вот это выдержка у девицы. Я и то с большими усилиями успокоил свое разыгравшееся либидо.

Хотя, одна эмоция во взгляде Александры Сергеевны все-таки имелась. Ей до ужаса было интересно, что за секретные данные притащил Ведерников.

Я решил, мне стоять посреди кабинета глупо. Поэтому подошёл к столу, вернул обратно стул, который до этого убрала Комарова, и сел на свое рабочее место. Затем уставился на Ведерникова с ожиданием.

— Давайте, Игорь Леонидович, жгите. Я весь во внимании.

— Максим Сергеевич… По поводу сложившейся ситуации. В целом. Хочу рассказать кое-что. Но мне нужны гарантии Вашей лояльности. Не сочтите за наглость. Работа важна для меня. Очень сильно.

— Вот как раз за наглость и сочту, — я с интересом наблюдал за Ведерниковым. Даже интересно, что именно он решил мне рассказать. Однозначно, не все. Иначе не вёл бы себя так уверенно.

— Откуда Вы знали, что он скажет? — Комарова с выражением огромного интереса смотрела на меня. Она сидела полубоком, повернувшись лицом. Наверное, чтоб лучше видеть, как я реагирую на вопросы. Вообще заметил, чем больше мы с Александрой Сергеевной общаемся, тем сильнее ее желание разобраться в моих тараканах. А если взглянуть со стороны, особенно с ее стороны, думаю, в их наличие сомневаться не приходится.

В представлении Комаровой, чекисты, когда ее найдут, должны тут же начать выбивать информацию. Так она себе это фантазировала. И что? Вон он я. Нашёл. А занимаюсь смертью какого-то Маслова. Да еще ее таскаю за собой. Просто Шерлок Холмс и Доктор Ватсон.

Мы ехали в машине, которую я наглым образом снова экспроприировал у Калинина. Выдвинулись с завода сразу, как только Ведерников покинул кабинет. Потому что я очень сильно хотел поскорее встретиться с Анной Степановной. Особенно после беседы с Игорем.

— Знал. Да. Более того, Александра Сергеевна, предполагал, что он постарается задурить мне голову, — я усмехнулся. — На самом деле все очень просто. Чтоб человек явился с повинной, для этого должны быть весомые причины. И поверьте, вовсе не угрызения совести. Люди чрезвычайно эгоистичны. Чрезвычайно. Всегда все делают только ради своей выгоды. Ведерников пришёл не каяться. Он пришел, потому что ему надо было отвлечь мое внимание.

— Вы не сильно верите в людей, — Комарова отвела взгляд.

После того, что произошло в кабинете, до появления Ведерникова, она старалась не задерживаться глазами на любой части моего тела. Даже, если это лицо. Тем более, если это лицо. Александру Сергеевну явно смущал тот момент, что не сильно она сопротивлялась моему напору. А если говорить откровенно, то вообще не сопротивлялась. Значит, ей понравилось. Либо она сама испытывает нечто подобное. Тянет эту дамочку ко мне. Несомненно. А чего бы и нет, если я классный тип. Вообще, между прочим, неизвестно, к чему бы мы пришли, не явись Ведерников.

— Вы неправы. Как раз, верю в людей. Верю в их двуличие, продажность и эгоизм. Хочу заметить, люди меня ещё ни разу на подвели.

Я свернул на улицу, которая вела к дому инженера.

— Ну, да… Ладно. А как же, например всякие личности, отдавшие жизнь на благо другим?

— Эти личности просто хотели получить в замен ощущение своей значимости. Своей душевной щедрости. И всякая подобная ерунда. Типа, делает хорошо кому-то, и уходит с сознанием, какой он молодец. Все тот же эгоизм, Александра Сергеевна, не обольщайтесь.

Комарова фыркнула и вообще отвернулась, уставившись в окно.

На самом деле, едва Игорь Леонидович вошёл кабинет, я сразу подумал, какая-то херь. С чего бы ему бежать ко мне каяться. Но именно в тот момент еще не понимал, в чем прикол. Конечно, Комаровой приврал. Сказал, будто с самого начала все просчитал. Хрена там.

Однако, пусть она лучше думает, что я весь из себя хитромудрый тип, чем догадается о том, насколько огромные имеются провалы в памяти. Тут уже на нее вину не свалишь. Ни от какой «болталки» подобного произойти не могло. И вопросы возникнут тогда у самой Комаровой. А вернее самый главный вопрос. Кто Вы такой, Максим Сергеевич? А вот на него я как раз ответить и не могу. Моментально поеду в дурку.

Ведерников, когда я велел ему говорить при Комаровой, минут пять сидел молча. Изображал, будто собирается с силами и мыслями. Переживает. Кстати, неплохо изображал. Кое-кому даже можно поучиться.

— Я должен сообщить Вам некоторую информацию. Дело в том, что в нашем отделе имеет место злоупотребление служебным положением. Николай Иванович Мальцев и Нина Ивановна Филатова состоят в отношениях, которые являются аморальными.

Ведерников торжественно посмотрел на меня, выдерживая паузу. Я тоже говорить не торопился. Разглядывал Игоря Леонидовича с выражением вежливого интереса на лице.

Удивилась, наверное, только Комарова. И то, потому что не знала кандидатуры возможного любовника и, скорее всего, думала, это кто-то поинтереснее. Она же слышала разговор Филатовой с Ведерниковым в туалете. Без того ясно, что блондинистая соблазнительница мутит с кем-то женатым и при положении. Просто судя по недоумению на лице Александры Сергеевны, даже ей положение Мальцева показалось недостаточным для большой и чистой любви со стороны Ниночки. Всего лишь начальник отдела.

— Почему Вы молчите? — спросил Ведерников через пять минут тишины.

— Должен что-то сказать? — я сохранял на лице все тоже выражение… никакое выражение. Вот как можно было бы назвать. В любом случае, если Ведерников реально рассчитывал произвести фурор этой новостью, то он, конечно, идиот. И данный факт ставит под вопрос его участие во всех случившихся событиях.

— Ну, как… Это же аморально! Мальцев — женатый человек. Да и вообще. Устроить любовницу в отдел, это, знаете ли… — пухлый покачал головой, ещё больше напоминая мне пингвина.

— Полностью согласен! Все? Или ещё что-то? Может, Вы расскажите нам о себе?

Лицо Ведерникова изменилось моментально. Оно как-то вытянулось и даже в одну секунду похудело. Отвечаю.

— А-а-а… Что о себе? Я ни с кем не имею подобных взаимоотношений. Занимаю свое место заслуженно.

— Конечно, конечно… — я развел руками. Мол, ну о чем может быть речь. — Еще бы и Вы имели подобные взаимоотношения. Боюсь, тогда моральные принципы нашего общества рухнули бы безвозвратно.

— Эм… — Ведерников немного подался вперед. Наклонился ближе, будто собирался вот именно сейчас, в этот момент, сообщить мне что-то по секрету. — Максим Сергеевич, Вы издеваетесь?

— Вообще, да. Вы же считаете нормальным прийти сюда и издеваться надо мной.

— Я между прочим, искренне хотел донести Вам всю серьёзность ситуации, — Игорь Леонидович обиженно надулся.

Черт, как же сильно он напоминает мне пингвина. Просто не могу отделаться от этой ассоциации. Ну, может, еще немного тюленя.

— Донесли. Поздравляю. Но вообще, думаю с Вашей стороны гораздо разумнее будет сейчас свалить из кабинета, пока я ваше появление воспринимаю, как некую глупую шутку, а потом, осмыслив истинное положение вещей, прикинув одно к другому, сопоставив все, вернуться и поговорить уже откровенно. И вовсе не о том, какие отношения связывают Мальцева и Филатову.

— О чем Вы? — Ведерников заметно нервничал.

— А Вы сами подумайте. Будьте любезны, идите на своё рабочее место.

Ведерников вскочил и промаршировал к двери. Однако, все-таки в последний момент остановился. Подумал буквально несколько секунд и вернулся обратно.

— Я знаю, где находится Лев Иванович, — сказал он, усевшись обратно на стул.

Комарова после его фразы вскинулась и удивлённо посмотрела на меня.

Естественная реакция, учитывая, что Александра Сергеевна тоже знает, где находится Маслов. В морге. Где же ему еще быть? Вопрос в том, что эту информацию мы не озвучивали. Я запретил Калинину пока что делать факт смерти инженера достоянием общественности. В любом случае замену ему уже подбирали, это было решено изначально, как только Лев Иванович пропал.

Я кинул быстрый взгляд в сторону Комаровой. Выразительный взгляд. Мол, сидите молча и ничего не говорите. Потом снова уставился на Ведерникова.

— Да Вы что… Удивительно. Так… И где же находится Лев Иванович?

— Понимаете, я благодарен ему за то, что он взял меня в специальную группу. Для меня это, как для специалиста, очень большой шаг. Поэтому, когда он обратился за помощью, я не смог ему отказать. Буквально в тот день, когда мы видели его в последний раз, Лев Иванович во время обеденного перерыва отозвал меня в сторону. Он выглядел очень взволнованным. Расстроенным. Нервничал. Сказал, будто дома какие-то проблемы, не поладил с женой. И спросил, нет ли возможности перебиться некоторое время с жильем. Я понимаю, это странно. Почему именно ко мне. Но мы с Львом Ивановичем неплохо общались. Не могу сказать, что были друзьями. Конечно, нет. У него вообще не было друзей. Но, если сравнивать с остальными… В общем, я, например, даже не удивился.

— Помогли? — мой тон, выражение лица по-прежнему не менялись. И это, похоже, сбивало Ведерникова с толку.

— Ну… да, помог. Предложил ему дачный домик. Он остался мне совершенно случайно, от очень дальней родственницы. Я летом часто приезжаю туда, чтоб отдохнуть от городской суеты. Ничего сверхъестественного. Одна комната, кухня. Участок шесть соток. Вот и решил, почему бы не помочь Льву Ивановичу. Отдал ключ. Замок простенький, но все равно закрываю, естественно. Просто я не думал, что он совсем больше не появится. Понимаете? Был уверен, дело исключительно в семейных проблемах. Мало ли. Поругались или еще что-то. А потом, когда стало известно, что исчез не только Маслов, но и чертежи, сам испугался. Потому что странная история выходит. И я оказался в ней замешан.

— Конечно, конечно… Водички хотите? — Я протянул руку в сторону графина, который стоял тут же на столе. Ведерников отказался, а я продолжил. — Естественно. В Вашем положении можно понять все переживания. Долги. Родственники, опять же, которые тянут деньги. Я сейчас об отце и брате.

Комарова, которую видел краем глаза, изумлённо вскинула взгляд, оторвавшись от изучения пола под ногами. Последние пять минут она пялилась именно туда. Наверное, чтоб не выдать некоторую информацию своим поведением. Просто автоматическая реакция на новые, очень волнительные сведения. Так как в личном деле об этом не говорилось. И Александра Сергеевна, естественно, ни сном, ни духом о грязных секретиках Ведерникова.

Игорь Леонидович открыл рот, будто ему не хватало дыхания. Несколько минут смотрел на меня взглядом, который вообще ничего не выражал. Охренел пацан. Ясное дело. Я сам охренел. От того, как не вовремя и неожиданно включилась память Максима Сергеевича. Хотя, тут скорее наоборот. Вовремя.

Есть подозрение, она, память, реагирует на какие-то моменты, связанные с тем, что мой предшественник делал. Например, Ведерниковым он интересовался очень. Поэтому сейчас я лишь озвучил те мысли, которые неожиданно пришли мне в голову. Пришли ровно в ту секунду, когда Игорь Леонидович начал рассказывать про инженера. Мысли были не мои. Максима Сергеевича. Он действительно активно интересовался Пингвином. И это, если честно, удивительно. В тот момент Маслов еще был жив, никаких проблем не имелось. На кой черт проснулся интерес к Ведерникову, не знаю. Пока еще не знаю. Логика поведения Максима Сергеевича во многом мне неясна. Но он действительно проверял членов спецгруппы уже после начала ее работы. Я на секунду увидел картинку. Максим Сергеевич сидит в этом кабинете, перебирает личные дела. А потом — информация о Ведерникове. Уж не знаю, каким образом ее разыскали. Это мне память не объяснила. А вот то, что у Ведерникова имеются брат и отец, очень даже наглядно показала.

— Вы знаете… — Игорь усмехнулся, а потом как-то виновато опустил голову. — Все знаете?

— Все знать невозможно, — я ответил спокойно, без иронии. — Вы рассказывайте. Не стесняйтесь. Раз пришли, значит, есть для этого весомая причина.

— Хорошо… Я устроился на эту работу действительно заслуженно. Не знал о том, что у меня имеются такие родственники. Мама развелась с отцом, когда я был совсем маленьким и переехала в другой район…

Ведерников замолчал, глядя невидящим взглядом в пустоту.

— Да. И Вам она об отце ничего не говорила. И после развода взяла девичью фамилию. А потом вообще попросила родную сестру, которая работает в администрации вашего чудесного посёлка, выдать новые документы. В которых отца не указали. Вот так она стала матерью-одиночкой. Кстати, ради Вас же. Прекрасно понимала, что с отцом-уголовником ничего хорошего в этой жизни не добьёшься. Но Вам с детства хотелось разыскать второго родителя. Вы же помнили, что он был, хоть и смутно. Знаете, как говорят, благими намерениями выстлана дорога в ад. Вот у Вас так получилось. Вы нашли отца. Но гораздо позже. Когда уже устроились на завод. Оказалось, еще и брат имеется, успевший по малолетке сходить в места не столь отдалённые. Ваш родитель ухитрился жениться повторно. Вы не только разыскали родню, но и додумались на радостях рассказать им о себе все. В том числе, где работаете. А вот потом уже выяснилось, что папенька нежных чувств к Вам не питает. Как и брат, естественно. Но вы очень вовремя их нашли. С точки зрения, родственников, которые поняли, появилась дойная корова и можно теперь не переживать за кусок хлеба. Вам приходится их содержать, потому что и отец, и брат, пугают постоянно тем, что придут сюда, расскажут правду. Естественно, Вас попрут с завода за мое-мое. С такими родственными связями Вас тут быть не должно. И Вы ведётесь на этот шантаж. Кстати, да… Так называется то, что делает Ваш отец. Шантаж. Все верно рассказываю? Можете поправить, если что-то упустил.

— Нет. Все правильно, — Ведерников, наконец, перестал изображать из себя хрен знает кого. В данный момент он выглядел просто как глубоко несчастный человек. Уставший и замученный.

— Чудно. А что ж Вы сразу, в первый день ко мне не пришли? Это я про инженера нашего. Семью пока оставим в покое. Почему не сказали, что Маслов взял у Вас ключи от дачного домика? Ведь он мог остаться жив.

— В смысле… Жив… А сейчас он, что? — цвет лица Ведерникова в одну секунду стал белым. Потом слегка зеленоватым.

— А сейчас он в некотором роде мертв, — я вежливо улыбнулся. Будто сообщил нечто крайне обыденное.

— О Господи… но как? Сердце? — Игорь Леонидович испуганно переводил взгляд с меня, на Комарову и обратно. Мне показалось, у него даже рука дернулась, чтоб перекреститься. Интересно, как только приходит какая-то задница, все атеисты быстро обретают веру.

— Ага. Сердце. Но в большей мере — нож в нем. В этом сердце. Знаете, если в жизненно важные органы тыкать, чем не попадя, велик шанс отправить человека на тот свет…

— Он что? Его убили? — Игорь Леонидович натурально был готов впасть в истерику. У него даже голос зазвенел. Вот-вот заплачет.

— Да. Но сейчас это темой для дальнейшего обсуждения не является. И говорить кому-то данную информацию запрещаю. Ясно? — я встал из-за стола, обогнул его и замер рядом с Ведерниковым. — Ну, что ж… Спасибо за откровенность. Можете идти.

Ведерников моргнул несколько раз подряд. Как-то испуганно и по-детски.

— А… и все?

— И все. По поводу работы так скажу. Вы — хороший специалист. Несмотря на обстоятельства, не считаю нужным подводить Вас под увольнение. Насчёт семьи и Маслова… Вы же не убивали Льва Ивановича?

Ведерников от неожиданности моего вопроса икнул, а потом начал медленно клониться в сторону. Ему явно стало нехорошо.

— Да ладно, ладно… — я быстренько подтянул его за плечо, чтоб он не упал со стула. — Идите уже в отдел. Может водички все-таки?

— Нет, спасибо… — Игорь Леонидович вскочил со стула, и, не оглядываясь, выбежал из кабинета. Кстати, достаточно резво для человека, который секунду назад был готов потерять сознание.

Вот сразу после его ухода, я сообщил Комаровой, что мы срочно уезжаем. У Александры Сергеевны явно имелось очень много вопросов. Особенно, связанных с Ведерниковым. Прикол в том, что я не знаю, как на них ответить. Поэтому сделал умное лицо, заявил, мол, всему свое время и отправился искать Калинина, чтоб взять ключи от машины.

Пока шел, думал, какого черта, твою ж, блин мать? Когда уже память нормально выдаст всю информацию? Потому что в данный момент меня очень, очень интересует, почему, а главное, с какой целью Максим Сергеевич сам планировал шантажировать Ведерникова.

— Он знал, что Маслов мертв… — Комарова прервала свое молчание крайне неожиданно.

Я так глубоко задумался в тот момент о своем, что про Александру Сергеевну почти забыл. В голове роилась куча мыслей. Одна поганее другой, между прочим.

Мы практически уже подъехали к дому инженера, когда Комарова перестала пялиться в окно и снова заговорила. Очевидно, все это время осмысляла произошедшее в кабинете. Правда, не совсем то, что мне бы хотелось. Думала Александра Сергеевна о Ведерникове. А жаль… Я бы совсем не против, чтоб она думала обо мне.

— Почему Вы так решили?

Вообще, если честно, я и сам пришел к подобным выводам. Просто интересно было, каким удивительным образом Александра Сергеевна догадалась. Я то ладно, у меня в башке Максим Сергеевич то просыпается, то засыпает. А вот логику Комаровой интересно понять. Меня вообще, положа руку на сердце, вполне устраивало, что оставшуюся часть пути мы ехали в тишине. Надо было самому подумать. Хреновая картина в голове начала выстраиваться.

Я сильно, очень сильно напрягался из-за того, какие факты неожиданно всплывали в моей памяти. Например, на кой черт Максиму Сергеевичу нужен был Ведерников? Я вспомнил, как это произошло. Он рыл под всех. Собирал информацию на всех. Естественно, кроме Комаровой и Маслова. Там и без того все ему было понятно. То есть, Максим Сергеевич тупо взял членов спецгруппы, пять человек, и принялся переворачивать с ног на голову их биографии. Если трое оказались чисты и невинны, прицепиться там не к чему, то на Игоре Ведерникове моему предшественнику повезло. Причем, ниточку он потянул с сущей мелочи. Как всегда и бывает. Дьявол прячется в деталях.

Этот придурок, я не про Максима Сергеевича в данном случае, естественно, сделал несколько переводов на одно и то же имя. Банально, до неприличия. Всего лишь стоило заинтересоваться человеком, которому отправлялись деньги. Так всплыла история, связанная с отцом и братом. Хотя, порыться все равно пришлось.

Я буквально испытывал те же эмоции, что и Максим Сергеевич. Вернее, испытывал конкретно его эмоции, когда думал о Ведерникове. Радость и облегчение. А еще мысль: «Вот оно!» Максиму Сергеевичу очень в тему оказалось, что среди участников группы есть человек, которого можно заставить делать необходимое. Вопрос в том, что именно от Игоря хотел Беляев. И что именно было тем самым необходимым. Этого память совершенно бессовестно мне не говорила. Я могу, конечно, допустить, будто планы на Ведерникова имели отношение к Комаровой, но очень вряд ли. Игорь Леонидович не поддерживал с ней никаких контактов вообще и в данном случае не мог быть полезен. У Максима Сергеевича на этого парня был свой какой-то расчет. И мне это мандец как не нравилось. Если бы не разница во времени, которая разделяла смерть Маслова и смерть моего предшественника, я на полном серьезе задумался, не он ли реально убил инженера. Даже не представляю, на кой черт, но как-то все подозрительно выглядело. Потому что, даже не имея полной картины перед глазами, я начал понимать одну вещь. Максим Сергеевич не был хорошим человеком.

Не то, чтоб меня волновали его моральные принципы. Нет. Вообще пофиг. Меня волновала моя будущая жизнь. Не хотелось бы провести ее через задницу. Уже одной такой вполне хватило.

— Он рассказал про дачный домик именно потому, что знал, Лев Иванович мертв. Игорь прекрасно понимал, все равно вскроется, кому принадлежит этот участок. Родственница, может, и дальняя, но его сто процентов видели соседи или еще кто-то. Он ведь проводил там время, общался с людьми. Соответственно, этот вопрос поднялся бы достаточно быстро. В любом случае, те, кто будут разбираться в убийстве, узнают, что с данным местом связан Ведерников. Тогда возникает логичный вопрос, почему он молчал. И как Лев Иванович там оказался. Он ведь не мог по своей воле вломится в чужой дом. Хоть это и дача. Бред. Но дело в том, будь Игорь уверен, что с Масловым все нормально, он бы и продолжал скрывать факт своей причастности. Уверена. А он прибежал именно сегодня. Ровно сутки на то, чтобы спокойно обдумать ситуацию. Прикинуть все «за» и «против». Это, конечно, не делает его виновным. И убийцей тоже не делает. Тот факт, что Льва Ивановича убили именно в его дачном доме. Да и желание избежать проблем, тоже не является доказательством. Оно, в принципе понятно. Особенно, если учитывать, какой Игорь человек. Но… выглядит настораживающе.

Я с интересом посмотрел на Александру Сергеевну. С большим интересом. Она буквально озвучила мои мысли. Варит голова у девки, это факт. Вообще, вдруг понял, Комарова мне нравится. Серьезно. И речь сейчас даже не о том странном физическом влечении, которое начал к ней испытывать. Очень неожиданно, кстати, начал. Прямо скажем, не мой типаж. Даже рядом не мой. Мне нравится, как она мыслит, как ведет себя, как разговаривает. И еще нравится, что в ней нет той пустоты, которая всегда отличала женщин, привлекающих мое внимание. Комарова, как шкатулка со множеством секретов. И меня реально это привлекает. Особенно тот факт, что в любой момент один из секретов может слишком дорого стоить. Бодрит как-то. Не думал, что мне могут нравится острые ощущения.

— Более того, скажу Вам. Он сделал это не самостоятельно, — я решил не выгребываться и в свою очередь поделиться мыслями с Александрой Сергеевной. По крайней, мере в вопросе смерти инженера, мы с ней точно в одной лодке. А дальше — будет видно. — Это не личное решение Ведерникова. И да, все верно. Игорь Леонидович знал, что Маслов убит. Сначала он решил пустить пыль в глаза рассказом про Филатову. Потом изобразил всплеск негодования, сомнения, переживания. А уже после этого перешел к истории, связанной с дачей. Будто это вовсе не являлось его целью изначально. Конспираторы хреновы…

— Почему Вы молчали насчет его отца? Почему не рассказали мне, например, — в голосе Комаровой было слышно легкую обиду.

Она, видимо, тоже считала, нам надо как-то сотрудничать, пока не разберемся с ситуацией вокруг инженера. Прикол в том, что я ей не могу ответить на этот вопрос. Правду не могу ответить. Типа, а видите ли в чем дело, я и сам ни черта не знал. Потому что вообще не тот, кем вы меня все считаете. И дебильная память Максима Сергеевича предпочитает вот так, выборочно, подкидывать дровишек в костер.

— Неожиданная претензия. Разве мы стали с Вами откровенно делиться информацией? Я что-то упустил? По-моему Вам, Александра Сергеевна, точно нечего ставить мне в упрек. У Вас вон вообще, ложь на лжи. Хочу напомнить, что на добровольное сотрудничество Вы изначально не были настроены. Забыли? И сидите сейчас в этой машине только благодаря моей настойчивости. А не мчите в сторону очередного города нашей большой страны. Кстати, если честно, почему?

— «Почему», что? — Комарова усмехнулась. — Почему не мчу? Потому что, Максим Сергеевич, Вы повели себя не совсем так, как я того ждала. И у меня есть надежда, вдруг из этого может что-то получиться. Я не ощущаю в Вас фанатичного желания выбить из моей головы сведения. Мне иногда даже кажется, будто Вам на них наплевать. Это первый момент. Второй — я устала. В восемнадцать лет все кажется простым и очевидным. Враг — это враг. Друг — это друг. Есть белое и черное. В восемнадцать лет все воспринимается гораздо легче. И когда эта история началась, я не испытывала ни малейших сомнений, что делать и как поступить. Сейчас мне двадцать пять. Я понимаю, дед был прав. В покое не оставят. А я, не поверите, хочу спокойной жизни. Может, даже семьи и детей. Это ведь нормальное желание.

Я с сомнением покосился на Комарову. Интересно, какую нервную систему должен иметь ее муж? Представить не могу, как она ходит по квартире в кухонном фартуке и готовит обед. С половником в руке. Да я и мужа-то представить не могу.

— Ну, а третий момент… — Александра Сергеевна помолчала буквально пару секунд. Наверное, сомневалась, заслуживаю ли я откровений. — Есть еще кто-то. И этот кто-то не просто хочет информацию. Он хочет меня убить.

Я от неожиданности чуть на встречку не вывернул. Комарова просто это так сказала… Очень обыденно. Вы знаете, сегодня такое-то число, такого-то месяца, на улице — тепло. Ах, да… меня хотят убить.

— Эм… В смысле еще кто-то? — переспросил, но тут же сам вспомнил. Действительно. Максим Сергеевич так тоже считал. Был уверен, за Комаровой следит не только он. Черт… Вот что значит, жить не своей жизнью. То тут забудешь, то там потеряешь. Во втором городе, Максим Сергеевич заметил парня. Парень был достаточно профессионально подготовлен. Он, этот парень, как раз сильно хотел, что его никто не заметил. А потом неизвестный тип пропал вместе с Александрой Сергеевной. Полковник заверил, что к делу никого больше не подключали и вся помощь, если она потребуется, в любом случае согласовывается с Максимом Сергеевичем. Ему на месте виднее, как действовать.

— Вы снова это… чувствуете? — я постарался, чтоб в голосе не прозвучало насмешки. Потому как метод Александры Сергеевны определять опасность, весьма сомнительный. Хотя, надо признать, он работает. Может, дед, как в фильмах про каратистов, гонял ее по лесам и полям с закрытыми глазами, заставляя развивать интуицию. Я усмехнулся своим мыслям, представив Комарову в этой роли.

— Да. Чувствую. И Вы, так думаю, тоже скоро почувствуете. Но сейчас даже не об этом. Вы спросили, я ответила. Так понимаю, в первую очередь, по какой-то причине вам интересно разобраться с заводом и Масловым. Хорошо… Я не против помочь, чтоб быстрее появилась возможность заняться решением моего вопроса. И думаю, сотрудничать нам действительно сейчас более правильно. Но… скажите, Вы действительно оставите его работать? Игоря?

— Конечно нет! Я идиот по-вашему? Ну, реально. Сколько раз говорить, прекратите считать меня глупее, чем я есть. Исключительно в данное время Ведерникову лучше находиться рядом. И лучше, если он будет считать себя очень умным. Кстати… Вы заметили в личном деле Филатовой, что она меняла фамилию?

— Заметила.

— Так вот, я думаю, это было сделано с подачи Ведерникова. Он надоумил Нину Ивановну. И помог тоже он. Обратился к своей родной тетке, которая без лишних вопросов сделала все необходимое. И вот что мне интересно. Ладно, насчет Ведерникова понятно. Мать его хотела защитить в плане спокойного будущего. У нас, конечно, сын за отца не в ответе, но знаете, опыт показывает совершенно другое. По крайней мере, на завод его бы не взяли. А чем руководствовалась Нина Ивановна, пока не понимаю. И еще… Рассказать про Мальцева и Филатову Ведерников додумался только бы с разрешения самой Филатовой. И никак иначе. Есть такая поговорка… Или присказка… Или… да как угодно называйте. Пока все смотрят налево, ты идешь направо. Вот у меня создается впечатление, что Нина Ивановна решила пожертвовать своими отношениями с любовником ради чего-то имеющего гораздо большее значение. Все. Приехали.

Я остановился с торца дома, там же, где в прошлый раз это делал Калинин. Вышел из машины и покрутил головой. Сам не знаю, почему. Осмотрелся, хотя в данном случае это не особо нужно. Какой-то рефлекс. Особенно, после слов Комаровой. Заразная хрень, эта паранойя.

— Вам тоже кажется, будто за нами следят? Приятно, что не только я схожу с ума…

Александра Сергеевна, бросив эту дурацкую фразу прямиком направилась к подъезду. Я снова оглянулся. Черт… Похоже, она права. Есть ощущение, будто за мной смотрят. Даже не так. Будто за мной подсматривают. Точно крыша едет… Потому что поблизости — никого. Двор был пуст. Я закрыл машину и поторопился догнать свою спутницу.

Мы поднялись на второй этаж и постучали в дверь. Вернее, я постучал, оттеснив Комарову плечом. В квартире было тихо. Поднял коврик. Ничего. Видимо, отталкиваясь от прошлого опыта, Анна Степановна поняла, наконец, что оставлять ключ в этом месте — очень плохая идея.

— Вы к Масловым? — дверь соседней квартиры приоткрылась ровно настолько, чтоб там показался любопытный нос женщины средних лет.

— Да. А Вы не видели ее? Может заметили, как она уходила? — я вежливо улыбнулся тетке.

— Заметила, конечно, — соседка открыла дверь шире. — Уехала Анна. Сказала, какое-то срочное дело. Я шла из магазина, а тут она. Чуть ли не бегом по лестнице бежала. Сбила меня, представляете? И даже не извинилась. Была взволнованна. Нет, ну, понятно, муж-то помер. Как тут не волноваться?

— А Вы откуда знаете? — Комарова теперь, так же как и я совсем недавно, оттеснила меня в сторону и подошла к соседке ближе. — Анна Степановна поделилась?

— Да конечно, — фыркнула соседка. — Поделится она, как же. Сколько живет, так все время нос воротит. Вроде не достойны мы их интеллигентного общества. Простые работяги. Ага. А у меня, между прочим, квартиру отец получил, как ветеран войны.

— Замечательно. Очень рада, что Вы можете гордиться таким отцом. Но все же… Откуда узнали про Льва Ивановича?

— Так Анька говорила с кем-то вчера вечером. Поздно уже было. Все спали. Я слышу, шаги по лестнице. Думаю, кого принесло в такое время. Подошла к двери. Смотрю, к Анне гости. А потом она значит и крикнула, мол, ты не понимаешь, Лев умер.

Мы с Комаровой переглянулись. Интересная фигня выходит… Вечером, это, видимо, после посещения отдела и разговора с ментами. До появления современных технологий еще максимально далеко. Сотовых нет. Домашние телефоны — редкость. Значит, к ней приходил тот, кто о Маслове уже знал.

— Простите… — Александра Сергеевна наклонилась к соседке чуть ближе. — Кто это был, мужчина или женщина?

— Так женский вроде голос бубнил. И со спины, когда в щелочку осторожно посмотрела, заметила, что в квартиру к Анне вроде баба зашла.

— Ясно… Больше ничего не слышали кроме этой фразы про Льва Ивановича?

— Нет. Потом тихо стало. А утром же, говорю. Возвращалась из магазина и столкнулась с Анной.

— А как вы поняли, что она именно уезжает? Может, пошла тоже, например, в магазин? — Комарова смотрела на тетку внимательно, всем своим видом демонстрируя интерес. Это явно вызывало у соседки доверие.

— Так она была с двумя корзинами. Такие, знаете, дачные. Одна в одной. Я уже видела Анну с ними несколько дней назад. Может, два дня прошло… Да. Она потом огурцы притащила. Я так поняла, может, дачу себе завели. И по времени… Как раз электричка должна быть. Сама езжу. Когда столкнулись, я и спросила. Говорю, Ань, никак к земле потянуло. Она ответила, да. И убежала. Вот знаете, могла бы все-таки извиниться.

Мы поблагодарили тетку. С одной стороны, ничего особого не узнали, а с другой — узнали до хрена. Значит, женщина…

— Что думаете? — Спросила Александра Сергеевна, пока мы усаживались в машину.

— Думаю, до хрена баб в этой истории.

Комарова фыркнула. Видимо, мои слова не сильно ей понравились.

— Давайте-ка съездим на дачу. — Я завёл «Волгу» и тронулся с места, направляясь к дороге.

— Считаете, что Анна Степановна поехала туда?

— Может быть. А может и не быть. В любом случае, хочу осмотреть этот пряничный домик более детально.

Игорь Ведерников был любимым ребёнком. Мать все делала для него и ради него. Несмотря на то, что жили они в селе, Игорёк ходил в нарядных рубашках и брючках. С аккуратно уложенными на пробор волосами. Его обувь всегда выглядела чистой. Хозяйством, упаси Господи, не занимался. На огороде никогда кверху задом не стоял. Да и с местными пацанами, положа руку на сердце, никогда не дружил. Те вечно были сопливые и грязные. По крайней мере они казались ему такими. Игорек всегда знал, и слышал это от матери ежедневно, ему светит необыкновенное будущее. Потому что он, Игорек, самый умный, самый лучший.

С такой мыслью Ведерников рос до десятого класса. Когда уехал из родного села и поступил в университет, где полным-полно других умников, выяснилось, гениальным и лучшим Игорька считали всего два человека. Он сам и мама. На самом деле, рядом с другими студентами, он не настолько уж хорош.

Но это произошло позже. А в селе равных Ведерникову не было. По крайней мере он искренне в это верил. Хотя, например, тетка в моменты материных рассуждений о том, какой необыкновенный у неё сын, на Игорька смотрела с очень большим сомнением. Односельчане вообще не догадывались, что рядом с ними находится столь одаренный пацан, принимая за удивительную дурь то воспитание, которое давала Игорю мать. Более того, многие считали Ведерникова не очень хорошим человеком. Потому что Игорь свято верил, если его одноклассник сделал нечто плохое, об этом обязательно надо пойти и рассказать. Либо учителю, либо директору. А как иначе? Разве может тот, кто не способен вести себя правильно и достойно, вступить, например, в ряды комсомола? Конечно, нет. Несколько раз Игорьку даже били морду. По-простому. По-деревенски. В конце концов поняли, трогать его — себе дороже, и перестали его замечать.

А потом Игорь увидел Ниночку Курочкину, и понял, она должна быть его женой. Ниночка не была похожа на остальных деревенских девок. Красивая, резкая, уверенная в себе. Она смотрела на всех, кто находился рядом, с легким недоумением. Будто не понимала, какого черта вообще делает среди этих колхозников. У Ниночки имелся один только небольшой минус. Она не очень сильна была в учебе. Но это для Игорька не играло никакой роли. Его ума хватит на двоих. Как и его любви.

Нина видела в Игоре только товарища. Однако, при этом, его помощью в учебе пользовалась с огромным удовольствием. А Игорек, конечно, помогал. Потому что благодаря этому, мог каждый день после уроков проводить время с Ниной в читальном зале школьной библиотеки, где они делали домашнее задание.

Ведерников понял, что влюбился. Искренне и навсегда. Он строил их будущее в своей голове до самого последнего дня совместной жизни. Нина была не только красивой. Еще в ней чувствовалось правильное упрямство. То, которое всегда помогает добиваться поставленных целей. Однако, пока Ведерников сочинял признание в стихах, проигрывал в голове сцену, как придет, упадёт на колени и предложит Ниночке руку в комплекте с сердцем, пока настраивался и набирался смелости, закончился учебный год. Нина уехала. Очень неожиданно. Несчастный Ромео деревенского разлива пытался выяснить, куда. Оказалось, что в город.

Игорь загрустил. Подумал. И тоже уехал. Пытался найти Нину, но не смог. Ее мать нового адреса не дала, сказала, сама не знает. Впрочем, в какой именно институт поступила дочь, она тоже была не в курсе. Странно, конечно. Однако желание Ниночки разорвать связь с деревней, Ведерников вполне понимал. У самого было так же.

Конечно отъезд Игоря в город был связан не только с Ниночкой. Он его планировал изначально. Ведерникова ждал университет и светлое инженерное будущее. Такая профессия казалась Игорю достойной гения. А себя он на полном серьёзе считал гением. Тем более, мать по секрету, сказала, что его отец — самый настоящий герой. Работал на благо родной страны. Занимался какими-то сложными, секретными разработками. Умер во цвете лет, износив здоровье. Сильно много трудился. Причем, работа его была настолько секретной, что даже могилки теперь не увидать. Государственная тайна.

Игорь с этой мыслью и пришёл к выводу, он должен продолжать дело отца. Если тот был героем невидимого фронта, то уж единственный сын обязан пойти по его стопам. А потом, на втором курсе, совершенно случайно, приехав домой, услышал разговор матери с родной сестрой, которая Ведерникову приходилась теткой.

— Ты собираешься парню правду сказать? — спросила она мать.

— Какую? Что его отец жив? Конечно, нет. Ты для чего нам новые документы справляла? Просто так разве? Ему не надо вообще ничего знать. Испортить жизнь сыну? Ну, уж нет.

Игорь застал самый конец их беседы. Он замер возле двери, опасаясь, что его увидят. Но желание услышать продолжение было гораздо сильнее сомнений, правильно ли вот так, исподтишка, подглядывать за матерью. Однако женщины, наверное, все равно что-то заметили и быстро свернули тему.

Ведерников понял, задавать вопрос в лоб, нельзя. Мать не признается. Ее он знал хорошо. Упрямая, как соседская корова. С места не сдвинешь, если упрется. Хотела бы сказать, не врала бы столько лет. Но самое главное, он понял, отец жив. Наверное, просто в силу своей профессиональной деятельности был вынужден оставить их с матерью. Все-таки человек работает во имя защиты своей страны. Как выглядит фантастическая защита, Ведерников не до конца понимал. Но это и не важно. Когда они встретятся, отец все расскажет. Наверное, он, отец, был вынужден посвятить себя делу. Потому и оставался один, а их отправил в деревню. Или, возможно, мать бросила отца. Времена тогда были сложные. В любом случае, Игорь решил, что родителя разыщет. Отец-герой должен знать, сын его не подвёл.

На поиски ушло четыре года. Не так-то просто оказалось все это. Для начала, требовалось еще от тетки добиться, какая именно фамилия была у него раньше. И добиться осторожно. Дабы она не поняла, с какой целью племянник вдруг заинтересовался тем, что и знать не должен. Поиски приходилось совмещать с учёбой, потом с работой. Но Ведерников настойчиво шёл к своей цели. Он точно знал, надо лишь разыскать, где сейчас живет отец. И все.

Наконец, момент настал. Игорь узнал адрес, куда нужно ехать. Оказалось, место это находилось в пригороде, совсем рядом, буквально пятнадцать минут на электричке. По крайней мере, должен жить. Ведерников уже устроился на завод. Он уже был на хорошем счету, несмотря на возраст. В общем, есть, чем гордиться. Особенно есть, что рассказать о себе отцу. Игоря сильно волновало, почему они не вместе. Почему мать так поступила. Он в первую очередь винил именно мать. Ему казалось, она просто не захотела справляться с обязанностями и сложностями, которые сопровождают жизнь супруги гения. Мысль, что с отцом не все так хорошо, даже в виде предположения, ему в голову не приходила. Ведерников не мог допустить, будто родитель, на самом деле, сидевший алкоголик и тунеядец.

Поэтому, когда зашел в комнату в коммуналке, где ужасно отвратительно воняло устоявшимся перегаром, грязным немытым телом и еще какой-то кислятиной, он сначала думал, это — ошибка. Оказалось, ошибки нет. Все верно. И отец его. И даже брат, на которого Ведерников никак не рассчитывал, тоже почти его. Только от другой женщины.

А потом вообще начался какой-то ад. Отец заявил, мол, раз ты Игорек большой человек, то и зарплата у тебя большая. Наверное. И тут уж, прости, но надо делиться. Ты ведь не хочешь, Игорек, потерять такую хорошую работу. Уважение и почет не хочешь потерять?

Ведерников, наверное, натворил бы глупостей. Многие герои классической литературы в тяжелые моменты жизни трогательно эту жизнь обрывали. Игорек классическую литературу уважал и в принципе, если трогательно, то был бы не против последовать примеру героев. Ему так было муторно от той правды, которая открылась, что он даже ходил на берег реки и размышлял, а не утопится ли. Потом посмотрел на хмурое осеннее небо и понял, лезть в воду, как минимум, холодно. Надо хотя бы подождать до лета.

Но, к счастью, в конце тоннеля, как положено по законам все той же классической литературы, появился свет. Игорь совершенно случайно, на заводе, что было совсем неожиданно, встретил Ниночку. На самом деле, это была их вторая встреча после окончания школы. Первая произошла осенним вечером, несколько лет назад. Как раз после возвращения Игоря из родного села, когда он услышал тот самый разговор матери и тетки.

Шел дождь. Ведерников прыгал через лужи, пробираясь к общежитию. У старого тополя, который рос возле входа в общагу, стояла женская фигура. Разглядеть ее было сложно. И на улице уже смеркалось, и ливень такой, в двух шагах ни черта не видно.

Однако, как только Ведерников оказался рядом со ступенями, ведущими в общежитие, незнакомка его окликнула. У Игоря екнуло сердце, стоило услышать этот голос. Ниночка. Та самая Ниночка, о которой он ни на секунду не забывал.

— Я тебя искала. Мне нужна помощь, — сообщила девушка, даже не поздоровавшись, а затем, без малейших сомнений, скользнула в дверь, которую Ведерников, как раз, открыл, собираясь войти.

Ниночка рассказала Игорю историю, в которой оказалась. История была некрасивая и чревата последствиями. Сначала Ведерников даже не знал, как на нее, на эту историю, реагировать. Особенно ему, с его завышенными требованиями к окружающим. В то время об отце он еще правды не знал. Искренне считал, все нужно делать, как положено. А тут — Ниночка со своим, прямо скажем, очень грязным бельём.

Много лет назад родной дед Ниночки оказался замешан в дело, которое касалось высоких партийных чинов.

— Михаил Дмитриевич Рюмин. Говорит тебе это о чем-то? — Ниночка горько усмехнулась.

Игорь сначала даже подумал, не послышалось ли. Конечно, фамилия Рюмина ему говорила о многом. Несмотря на то, что прожил Игорь почти всю жизнь в селе, навязчивая мысль разыскать отца сидела в его голове давно. Учитывая, что видел он родителя, то инженером, разрабатывающим атомную бомбу, то чуть ли не министром государственной безопасности, то секретным агентом, Ведерников максимально вникал во все события, мелькавшие в информационном доступе советских граждан, начиная с первых лет послевоенного времени. Особенно, когда переехал жить в город. Возможности стали шире. Он часто ходил в библиотеку имени Ленина и внимательно изучал всю доступную периодику. Однако, Ниночка рассказала Игорю то, что ни в одной газете не прочтешь и ни в одном журнале не напишут.

— То что сейчас услышишь… Я не знала об этом. Сразу говорю. Вообще. Всегда думала, какого черта родители переехали из столицы в какую-то богом забытую деревню? Как им могла прийти в голову настолько дурацкая мысль? Ненавидела их за это. Я помню, как мы жили в Москве. Плохо, но помню. Красивые, нарядные платья. Няня… Отца не стало давно, ты в курсе. Уже пять лет, как умер. А мать… В прошлом месяце. Не надо соболезнований, — Ниночка подняла руку, выставив ее ладонью вперёд.

А Игорь как раз собрался эти самые соболезнования принести. Но девушка не просто в них не нуждалась, она этого сильно не хотела.

— Вся наша жизнь — ложь. После похорон начала разбирать вещи. Нашла… Не знаю, как назвать. Записки, дневник. Его вел отец. Так думаю, деревенская жизнь тоже не была пределом его мечтаний. Но… Они не просто уехали из Москвы. Они, можно сказать, сбежали. Мой отец на самом деле — Рюмин Иван Михайлович. Сын того самого Рюмина. Естественно, это не та семейная история, которой надо гордиться. И я бы с тобой не говорила об этом. Сам понимаешь, почему. Однако… обстоятельства так сложились. Михаила Дмитриевича Рюмина называли «кровавым карликом». Отец так написал в своих воспоминаниях. Странно… но говорить слово «дед» не могу. Он мне, по сути, никто. Хотя, его помню, кстати. Смутно. Плохо. Но помню. Как он ходил по квартире. А вот имени его вспомнить никогда не могла. Теперь, знаю точно. Был ли он таким, как описывал папа? Не знаю. Говорю со слов отца. Вернее, с тех записей, которые нашла. Там он рассказывал все, что касалось его родителя. В 1948 году Рюмин, буду называть его так, по фамилии, добывал материалы для ареста Жукова, участвовал в следствии по делу «Маршал». Отец писал, будто все, кто имел отношение к этому делу, готовили материалы именно для его ареста. Жукова. Еще, вроде, Рюмин вёл дело Героя Советского Союза майора Брайко. Отец описывал, как он с гордостью делился с кем-то из своих товарищей, что принудил этого Брайко подписать показания в отношении одного из Маршалов Советского Союза. Там… очень неприятные подробности. Не думаю, что папа преувеличивал. Все его записи выглядят, как настоящие воспоминания. Может, и не так уж неправы те, кто придумал такое прозвище. Кровавый карлик…

Ниночка замолчала, глядя в одну точку на стене. Они сидели в комнате Ведерникова. Слава богу, еще двоих товарищей, которые жили с Игорем сейчас не было. Разговор точно не для чужих ушей. Игорь хотел бы, чтоб и его уши всего этого не слышали, если честно. Но… Ниночка… Ради нее Ведерников готов на многое. Практически на все.

— Рюмин выдвинулся благодаря «делу врачей». А потом… Перед тем, как его арестовали… Рюмина, имею в виду… появились факты, которые однозначно говорили, это дело сфабриковано именно им. Отец писал, у Рюмина репутация была… все знали, что Михаил Дмитриевич — отъявленный карьерист… Когда началась эта история с врачами, он, вроде бы пришел домой и сказал, мол, Главный… ты понимаешь о ком речь… В общем этот главный высказал подозрение, будто в смерти бывших членов Политбюро Калинина, Щербакова, Жданова повинны лечившие их врачи. Рюмин сказал жене, это хороший шанс заявить о себе. Надо только подтвердить «догадку» вождя. Потом, когда появилось заявление сотрудницы Кремлёвской больницы, которое играло большую роль в этом деле, создали как раз экспертную комиссию, во главе которой встал Рюмин. Все, как он планировал. И закрутилась машина. Ты понимаешь, о чем я.

— Да, немного в курсе. Но очень мало, — Игорь подсел ближе к Ниночке и взял ее холодные пальцы в свою руку. — Ты замерзла. Одежда у тебя мокрая. Может, снимешь? Просушим.

Нина одним движением стянула через голову кофточку. У Ведерникова чуть инсульт не приключился. Он имел в виду немного другое, конечно. Хотел предложить Ниночке свою рубашку, например, взамен мокрых вещей, которые можно пока развесить в комнате. Но все слова куда-то сразу испарились. Эта самая прекрасная девушка на земле сидела теперь рядом с ним в одной лишь юбке и бюстгальтере. На ней не было даже комбинации. Учитывая, что дождь лил ужасно сильно, промокла не только одежда, но и нижнее белье. Поэтому, с таким же успехом, Ниночка могла просто раздеться догола. Игорь чувствовал, как сильно колотится его сердце. Ему было страшно. Вдруг и Нина услышит этот стук. Получается, она пришла просить помощи, пока, правда, непонятно, какой, а он думает о всяких непристойностях. Но сидеть рядом с Ниночкой, в момент, когда она почти раздета, было слишком волнительно. Сама же девушка оставалась спокойна и невозмутима. Она, как ни в чем ни бывало, продолжила свой рассказ.

— В 1953 году, после смерти Сталина, Рюмина арестовали. Содержали в Лефортовской тюрьме. На допросах он отрицал обвинения во вражеской деятельности, но охотно признавая отдельные ошибки. Выразил желание работать на любом посту, куда направит его партия. Дважды беседовал с самим Берией. В первый раз Михаила Дмитриевича обнадёжили, что он может быть помилован, если полностью раскроет своё нутро. Но после второго разговора стало понятно, его ликвидируют. В 1954 году судебным следствием установлено, что Рюмин Михаил Дмитриевич в период его работы в должности старшего следователя, а затем и начальника следственной части по особо важным делам бывшего Министерства государственной безопасности СССР, действуя, как скрытый враг Советского государства, в карьеристских и авантюристических целях, стал на путь фальсификации следственных материалов, на основании которых были созданы провокационные дела и произведёны необоснованные аресты ряда советских граждан, в том числе видных деятелей медицины… Рюмин, применяя запрещённые советским законом приёмы следствия, принуждал арестованных оговаривать себя и других лиц в совершении тягчайших преступлений — измене Родине, вредительстве, шпионаже. Последующим расследованием установлено, что эти обвинения не имели под собой никакой почвы, привлечённые по этим делам люди полностью реабилитированы.

Ниночка все эта выпалила одним заходом. Будто текст был выучен ею наизусть.

— Это все писал твой отец? В своем дневнике? — Ведерников положил осторожно ладонь Ниночке на спину и медленно начал поглаживать. Он убеждал мысленно сам себя, будто делает это из лучших побуждений. Просто девушка замёрзла. Нервничает. Хотя и выглядит внешне абсолютно спокойной. Надо ее всего лишь успокоить. Согреть.

— Да. Представляешь, при моей ужасной памяти, я запомнила каждое слово. Там еще отец говорил о себе. Он отказался от родителей, от деда и бабушки, когда стало понятно, расстреляют. Быстро собрал нас с мамой, а потом уехал в деревню. И больше ничего о своих родителях знать не хотел. После того, как сбежал, фамилию взял мамину. Я не Курочкина на самом деле. Но оставаться Рюмиными нам было нежелательно. Михаила Дмитриевича расстреляли. И даже не реабилитировали. Как многих других. Он так и остался врагом народа.

Ведерников всем своим видом изображал внимание и сопереживание. Хотя, сквозь туман, который почему-то окутывал его мозг, никак не мог сообразить, зачем сейчас Нина это говорит. Удивительно, но ему именно в данную секунду было вообще все равно, кем являлся расстрелянный родственник Ниночки. Хоть самым главным и самый первым врагом народа. Близость девушки вызывала настолько сильные и острые ощущения, что Игорю казалось, у него начался сильнейший жар. Он снова провел пальцами по ее спине, прямо между лопаток. Нина этого будто не замечала. Она смотрела вперед, куда-то в одну точку. А у Ведерникова состояние напоминало лихорадку. Даже внутри все начало мелко трясти.

— Игорь… — Ниночка вдруг резко повернулась и посмотрела Ведерникову прямо в глаза. — Мне некуда идти. Не к кому. Но я боюсь. Вдруг кто-то еще узнает все это. Я ведь — внучка врага народа. Сколько людей реабилитировали, а Рюмина — нет. Я в панике. Мне очень страшно. Ты — единственный человек, к которому я могли прийти, поделиться и спросить совета…

Ведерников только открыл рот, планируя сказать, что он понятия не имеет, чем помочь, но в этот момент Ниночка одну руку положила прямо Игорю между ног. Прямо туда, где у него заметно топорщилась ширинка. Провела ладонью вверх, вниз, а потом вообще придвинулась ближе, не отрывая взгляда. Ведерников дышал, как астматик, в момент приступа. Ему просто не хватало воздуха. А еще он не верил в происходящее. Этого просто не могло быть. Даже когда пальцы девушки полезли под брюки, Ведерников не мог осознать своего счастья.

Ниночка стала первой женщиной Игоря Ведерникова. Он, правда, не понял, был ли сам первым мужчиной. Все произошло слишком быстро, скомкано и в каком-то лихорадочном восторге. Очень скоро, фамилия Курочкина сменилась на Филатову. Просто Ведерников подумал, что, наверное, повторить поступок матери в этом случае, достаточно разумно. Тем более, когда они, обнявшись, лежали на узкой кровати в комнате общежития, Ниночка рассказала, что еще прочла в записях отца. И вот если первая часть могла принести проблем. Вторая — сто процентов их принесет. Это вопрос времени. Ниночка была в опасности. Игорь точно знал, что должен ей помочь. Правда, тогда, он понятия не имел, в какую отвратительную историю ввязывается. А потом стало слишком поздно.

Ведерников вынырнул из воспоминаний и удивлённо посмотрел на елки, возле которых стоял. Надо же. Так задумался, что потерялся. Забыл, где находится. Игорь опустил взгляд на свою руку. В его пальцах тлел окурок. Игорь выбросил его в мусорку и пошел к управлению завода. Если они все рассчитали верно, то Максим Сергеевич, скорее всего, уже мчится к дачному поселку. Вот и хорошо.

Я уже минут двадцать чувствовал себя полнейшим идиотом. Честное слово. Бродил вокруг участка, где так бездарно оборвалась жизнь инженера Маслова, и усердно пытался заставить память Максима Сергеевича снова включиться. Надеялся, конкретно на месте она снова что-то выдаст. Хотя бы небольшую порцию сведений, которые мне сейчас очень нужны. Даже мысленно с ней, с этой памятью разговаривал. Будто она могла меня услышать.

Вокруг участка, по участку, рядом с участком. Как дурачок, который страдает топографическим кретинизмом, и не может сообразить, в какую конкретно сторону ему надо идти. В дом только пока не заходил. Решил повременить. Там надо осматривать все очень внимательно и не оставляя своих следов. Коллеги, конечно, если у них возникнут вопросы, ответы получат, но зачем мешать людям выполнять работу. А грубым вмешательством можно реально навредить следствию.

В общем, как ни старался, ни хрена у меня не получалось растормошить сознание. Но зато оценил расположение дачи. Она была, вроде бы, в одном ряду с остальными домиками, но в то же время, отдельно. Сразу за забором слева имелся лес, справа — дорога, которая вела к кладбищу. Она шла в этом месте ровно между дачами. Сзади участка — непосредственно само кладбище. Очень удобное расположение в том случае, если вы затеяли кого-то убить. Подойти незаметно можно, как минимум, с трех сторон. Забор имелся, но был сделан из штакетника и высотой приходился ниже моего плеча. При желании и хорошей физической подготовке его можно влет перепрыгнуть. Но лично я бы, возникни у меня мысль проскочить в домик Ведерникова скрытно, воспользовался бы той стороной, где лес. Деревья подступают почти впритык. Просто сделал шаг, перелез забор, пробежал между двумя яблонями и по ступенькам легко попал внутрь. Соседи вряд ли обратят внимание, потому что помимо дороги, разделяющей дома, у них на участке еще имелись густые заросли малины.

Совершив очередной круг почета, я снова вернулся к дачному домику Ведерникова. Комарова сидела на маленькой скамеечке, расположенной рядом с калиткой, и наблюдала за моими метаниями с легким недоумением во взгляде. Хотя, возможно, наоборот, в ее глазах это поведение выглядело, как напряжённая умственная работа. Не знаю. Александра Сергеевна всегда смотрит на меня с недоумением. Я уже к этому привык. Да и она похоже, глядя в мою сторону, такие эмоции испытывает постоянно. Недоумение, непонимание, сомнения.

В реальности напрягалось все, только не ум. Чертова память совершенно по-скотски молчала.

Первым делом, как только мы приехали, я указал Александре Сергеевне на розы. Их было на участке не очень много и часть, между прочим, срезана. Как на зло.

— Они? — Спросил я коротко.

Комарова подошла ближе, покрутилась вокруг клумб. Наклонилась, посмотрела вблизи. Потом отошла. Я начал подозревать, девица надо мной просто в очередной раз издевается. Хобби у нее такое. Трепать мои нервы.

— Думаю, они. По крайней мере, очень похожи, — заявила, в конце концов, эта особа.

— Александра Сергеевна, формулировка «похожи» не несет в себе никакой конкретики. Вы что, не в состоянии опознать розы?

— Слушайте, я Вам кто? Садовод-любитель? Или этот… агроном? Внешне, вроде, один в один. Но с другой стороны, это же розы, а не какие-то уникальные экзотические цветы. Очевидно, что взять их Вы могли на этом участке и на любом другом тоже.

— Понимаю. Однако в такие совпадения не верю. Думаю, я действительно был здесь в тот день. Встречался с Масловым. А значит, точно знал, инженер прячется тут. Откуда? Хорошо. Допустим моей целью был сам инженер…

Я принялся расхаживать рядом с Комаровой, рассуждая вслух. Чего уж одному голову ломать. У нас с Александрой Сергеевной весьма душевные теперь складываются отношения. Однако, слово «цель» ее явно напрягло. Я сбился с шага, наткнувшись на ее внимательный взгляд. Видимо, из списка подозреваемых она меня все равно не исключала.

— Ой, перестаньте. Ради бога. Не убивал я Маслова. Могу поклясться в этом всем. Хотите, даже на крови.

— Интересно, однако, выходит… — Комарова как раз в этот момент заметила скамеечку и уселась на нее. Поближе к калитке. Наверное, чтоб иметь возможность смыться. — Вы, Максим Сергеевич, розы вспомнить не можете, как и то, что были здесь и посещали театр для встречи со своей… Лиличкой. А в том, что не убивали Льва Ивановича уверены на сто процентов. Это как?

Я посмотрел на Александру Сергеевну. Сурово посмотрел. Очень старался, чтоб это было сурово. Да потому что Максим Сергеевич на момент смерти Маслова сам ухитрился сдохнуть от Вашей, между прочим, руки! Вот так я хотел ответить, но, естественно, не мог. Пришлось ограничиться взглядом.

— Прекратите пытаться найти во мне то, чего нет. Давайте вместе размышлять. Итак… Я приехал заранее, в первый день на завод появляться не планировал. Но очевидно отправился на встречу с Масловым. Не могу понять, как? Не в смысле физически, как. Тут недалеко до станции. Опять же, рядом окраина села. Как я узнал, что нужно ехать именно сюда. Это первый вопрос. Далее… Скорее всего, я действительно тут был. Пообщался с Львом Ивановичем. Допустим, на тему этих чертежей и возможной диверсии. Мог ведь Маслов послать мне весточку в Москву? Мог. Затем, вспомнил про то, что надо к Лиличке. Заехать за букетом не успевал. Срезал эти дебильные розы и поехал в театр. Так и было, думаю.

— Думаете? — Комарова насмешливо фыркнула. — Как можно вообще не знать, где Вы были и что делали. Я понимаю, забыть какую-то часть… но не все же.

— Александра Сергеевна у меня провалы в памяти объяснимы. Потому что всякая дрянь, которую подмешивают в еду или питье, вообще не добавляет ни ума, ни здоровья. У Вас откуда они? Вы забыли, кто именно меня чуть на тот свет не отправил? А?

— Это не дрянь, — Комарова моментально стала серьёзной. — Ещё раз повторяю, я не хотела Вас убивать. Сколько надо повторять одно и то же. Извините! Извините, что…

— Фотография… — перебил я Комарову. Замер прямо рядом с ней, уставившись на Александру Сергеевну. Просто мысль пришла внезапно. Какого черта мы не учитываем факт наличия фотографии в руке Льва Ивановича.

— Что, фотография? — не сразу сообразила Александра Сергеевна.

— Вы на снимке, который мы нашли у Маслова, выглядите гораздо моложе. Значительно моложе. Лет восемнадцать, да? Откуда он у… Да у кого угодно. Откуда? У Вас же никто не просил на память фотографию. — Я упорно пытался куски информации, имеющейся в моей голове, собрать в кучу. Пока что получалась полная херня.

— Я бы его и не смогла дать. Даже если бы просили… — Александра Сергеевна встала со скамейки и подошла к забору, облокотившись о него спиной.

— Почему? Боитесь, сглазят?

Мою шутку не оценили. Наоборот, она явно вызвала раздражение.

— Потому что я делала этот снимок в фотоателье. В тот день, когда… Когда деда убили. И я его не забирала. Было немного не до того. Фотография осталась у фотографа. Вот в чем суть, Максим Сергеевич. Кем бы ни был тот, кто ее оставил, он точно не местный. И он точно знал, что я прежде, чем вернуться домой и найти деда… мертвым, заходила в фотоателье.

Комарова высказалась и уставилась на меня со значением. Нехорошо так уставилась.

— Опять? Вас заело, что ли? — я, естественно, прекрасно ее взгляд понял. Там вообще не надо быть экстрасенсом и уметь читать мысли.

Во взгляде Александры Сергеевны был даже не намек. Все говорилось открытым текстом. Удивительно твердолобая девица. Она, мне кажется, очень сильно хочет, чтоб Маслова грохнул именно я. Наверное, так легче будет воспринимать свой поступок в отношении Максима Сергеевича.

— Еще раз повторяю. Сопоставьте одно с другим. Не трогал я Вашего инженера! Не трогал. Как еще сказать? — ее навязчивые попытки повесить на меня убийство начали подбешивать.

Нет, я понимаю, верить нельзя никому. Но это просто манечка какая-то. Между прочим, бабка надвое сказала, сама она случайно ли Максима Сергеевича оприходовала.

— А я и не утверждаю обратного, — Александра Сергеевна отвела взгляд.

— Да ну конечно. Если следовать тому, что Вы сказали пару минут назад, то все на меня и указывает. Я не местный, я мог вполне выяснить, где Вы находились в день смерти деда и забрать Ваше фото. Просто, чтоб было понимание, объясню. В моей жизни Вы присутствуете последние семь лет. Сразу после того, как единственная внучка Ершова пропала, разыскать ее было поручено именно мне. И вообще занимался этим делом именно я. То есть, гоняюсь за Вами все то время, которое Вы соизволили играть в прятки. Впервые мы с Вами, наконец, смотрим друг на друга в открытую, а не исподтишка. И весьма велика вероятность, что даже к чему-то придем. Договоримся. На кой черт мне сдался инженер? Сами подумайте. Я и сейчас гребусь с его смертью, потому что… Потому что! Льва Ивановича с Вами связывала только работа. Этот город Ваш дед обозначил в списке из-за Маслова. Он выбрал для возможных мест жительства те, где есть кто-то, кому Виктор Николаевич оказал помощь. Причем такую помощь, долг за которую останется навсегда. Вы приехали сюда. Завод, где трудился Маслов, для Вас, при той биографии, которая была создана дедом, подходил лучше всего. Поэтому с инженером решили познакомиться лично. Только для того, чтоб устроится на нормальную работу. Или я что-то не знаю? Есть еще какие-то причины?

— Можно и так сказать, — Комарова очень внезапно с темы предпочла соскочить. — Ладно. Что Вы разошлись-то, Максим Сергеевич? Я верю, он погиб не от Вашей руки. Все? Давайте думать, от чьей. Это более продуктивно, чем подозревать друг друга.

Александра Сергеевна отлепилась от забора, на котором висела последние десять минут, и снова уселась на лавочку. А я прям подвис на ее этой фразе. Друг друга…

— Скажите-ка мне, гражданочка Комарова, чем лично Вы занимались после пропажи так уже горячо любимого мной инженера Маслова? Естественно, когда не были на работе, не демонстрировали обнаженку в туалете ресторана и не плескали приличным мужчинам вино в лицо. А! Ну и конечно, когда не пытались все тех же приличных мужчин отравить дедовым зельем.

Комарова одарила меня таким взглядом, что, наверное, если бы можно было убивать глазами, моя растерзанная тушка уже валялась бы рядом с кустами крыжовника. Нет, главное ей можно вешать на меня инженера, а я всего лишь поинтересовался — и такая реакция.

— Мне кажется, Максим Сергеевич, Вы хотели осмотреть периметр?

Я демонстративно пожал плечами и вышел за калитку. Как раз после этого бродил вокруг участка, пытаясь оценить обстановку со стороны. Конечно, не думал, будто Комарова реально могла бы убить Маслова. Причина та же. Это вовсе не высокие моральные принципы Александры Сергеевны. Там очень гибкая шкала человеческих ценностей. Просто для нее такой поступок невыгоден. Совсем. Маслов в этом городе единственный человек, к которому она может обратиться за помощью. И обратилась. Она теряет от его смерти больше, чем кто-либо.

Пока нарезал круги, попытался снова выстроить хоть какую-то картинку. Итак. Есть Комарова, которая знает список нелегалов, отправленных ее дедом за границу к буржуям. Со всеми вводными, деталями и подробностями. Есть внешняя разведка, которая желает этот список получить. Есть Максим Сергеевич, который шуструю девицу искал. Нашёл. Ок. С этим все ясно. А вот дальше… Третья сторона, о которой говорила Александра Сергеевна. Назову их условно «враг». Так вот… Откуда, етить твою налево, враг узнал о списке? Иначе, зачем им Комарова? Вряд ли на органы, у этой особы вместо крови льется кислота, а вместо сердца — пламенный мотор. Нужна не сама Александра Сергеевна, нужны сведения. Ну, точно не во сне буржуйской контрразведке или что там сейчас, ЦРУ, Моссад, МI-6, снизошли сведения о группе, внедренной хрен его знает, когда. Соответственно… Я остановился среди березок, сосредоточенно размышляя. Соответственно, им просто кто-то рассказал. Кто-то из наших. Этот разговорчивый товарищ, который нам совсем не товарищ, должен был в определенное время находиться рядом с Ершовым. Значит, человек из СМЕРШа. Или уже скорее из Министерства Государственной Безопасности, которое возглавлял Абакумов. Группу Ершов отправлял в 1949. В 1951 арестовали его шефа и под замес попал сам Виктор Николаевич. Есть еще те, с кем он договаривался. Кто точно знал, что Ершов с такими данными в башке должен жить долго и счастливо. Потому что силой они хрен смогли выбить. Так… Получается всего два варианта. Врагам информацию о нелегалах сдал либо тот, кто служил вместе с Ершовым в 1949, либо тот, кто замешан в деле Абакумова. И я уверен, Максим Сергеевич точно должен был это знать. Он ведь заметил слежку за Комаровой. Выяснял у полковника, что за ерунда происходит. Не мог Беляев не понять, девицей заинтересовались враги. Если наших шпионов там понатыкано, а их понатыкано, то буржуи своих тоже в Союзе имеют. Это работает в обе стороны.

Далее… Специальная группа разрабатывала проект усовершенствования самолета. Перехватчик должен стать бомбардировщиком. В группу попала Комарова. Но ей, если отбросить чисто профессиональное желание расти и всю подобную дребедень, оно не впёрлось. Что там какой-то самолет, когда у девицы в башке информация гораздо более ценная. В миллион раз ценнее факта, что наши продолжают работать с вооружением, несмотря на договоренности. Комарова нужна обеим сторонам.

Будем считать, что присутствие Александры Сергеевны в этой части шарады — чистой воды совпадение. А теперь, еще два занимательных персонажа. Филатова и Ведерников. Процентов на девяносто девять, уверен, вторым потенциальным диверсантом была Нина Ивановна. Тем человеком, который спер бы чертежи в случае отказа Маслова. Потому что девка эта выглядит удивительной дурой. Вот такой парадокс. Настолько удивительной, что, казалось бы, уж к ней точно никто не полез бы с предложением предать Родину. Нет, она несомненно реально туповата. Но… Это такая категория людей. Они слово «корова» пишут через два «а», не могут отличить Австралию от Австрии, и при этом, имеют очень хитрое мышление в вопросах, связанных с жизненными моментами. Надурить, обдурить, попользовать, крутить людьми. А Нина Ивановна ухитрилась спать с начальником отдела, подвернуть Калинину, держать рядом Ведерникова, и еще, уверен, имеется человек, которого она пыталась скрыть, когда велела своему дружку Игорьку рассказать про свой же роман с начальником. Потерять дойную корову в лице Мальцева? Ну, не знаю… Причина должна быть весомой. Поэтому и склоняюсь в сторону кандидатуры Филатовой. Ведерников? Нет, не думаю. Даже при наличии шантажиста-отца и брата-афериста, Игорек не лидер, не ведущий в этом звене. Он полностью пляшет под дудку Филатовой. И, наконец, вишенка на торте — Максим Сергеевич. Он точно планировал для каких-то конкретных целей использовать Ведерникова. До Филатовой либо не добрался, либо я об этом пока не вспомнил. Плюс, встреча с Масловым. Короче, какое-то осиное гнездо. Отвечаю.

А! Есть же еще один нюанс. Комарова говорит, ее хотят убить. Зачем? Она уверена, что попытаются именно отправить на тот свет. А как же нелегалы? Разве не это цель третьей стороны? Чертова память…

Я с силой пнул ближайшее дерево. Легче не стало. Только ногу ушиб. Облазив окрестности, вернулся на участок. Решил, теперь пора заглянуть в дом.

Дверь была заперта, но там такой замок, что его любой школьник откроет. Комаровой велел сидеть во дворе. Нечего нам двоим следить на месте преступления.

В доме было тихо. Оно и понятно. Но все же, это — специфическое «тихо». Мне кажется, даже мухи ни одной не летало. Будто убийство Маслова поставило печать на этом месте.

Я осторожно прошел в комнату. Минуя кухню. Уверен, там уже нашли все, что можно было бы найти. Но инженер не сидел ведь только в той комнате все время. Он перемещался по дому. Что-то делал. И меня интересовало в первую очередь, что конкретно делал Лев Иванович? Как минимум, два дня.

Обстановка была скромной. Все-таки в этом времени подобные дачные участки используются для незамысловатого летнего времяпрепровождения. А чаще, вообще для того, чтоб иметь возможность покушать свойских огурчиков и помидорчиков. Кстати, про огурчики… Я замер посреди комнаты. А ведь на участке нет никаких огурцов. Откуда же Анна Степановна их притащила? Розы, вполне понятно, отсюда. А огурцы? Реально подруга дала? Так соседка говорила, нет подруг. Мол, супруга инженера относилась к окружающим высокомерно. Ладно, с огурцами разберемся. Сначала дом. Я покрутил головой, осматриваясь.

В углу стояла кровать. Рядом — шкаф и комод. У противоположной стены — круглый стол с красивой вязаной скатертью. И еще — полки с книгами. Книг было немного. Я направился к полкам. Интересно даже, что тут за подборочка имеется.

В основном — нетленка. Лев Николаевич, Александр Сергеевич и, что весьма символично, Федор Михайлович с его убивцем старушек. У нас, правда, не старушка, а вполне себе бодрый мужик. И убили его не топором, а ножом. Именно в этот момент я обратил внимание на то, что книга, о которой размышлял, стоит не как все. Выдвинута немного вперед. Будто ее не до конца задвинули или наоборот, оставили специально, дабы она бросилась в глаза. Вопрос только, в чьи глаза. Или у меня уже реально психическое расстройство на фоне всего происходящего.

Я медленно потянул творение классика на себя. Не знаю, с хрена ли медленно. Наверное, общая атмосфера сказалась. Трагичное место. Трагическая смерть. Я трагично медленно достаю роман «Преступление и наказание».

Прямо на обложке, под названием произведения, карандашом было нацарапано.

«Поговорим? Приходи».

— Да чтоб вам всем сдохнуть, а не только инженеру, — с чувством сказал я надписи на книге.

Просто следующей строчкой значился адрес. Адрес моей гостиницы, ее название и цифры, которые висят на двери моего номера.

— Вас что-то беспокоит?

Я посмотрел на Комарову, которая сидела рядом, на пассажирском сидении. Она задала наиглупейший вопрос. Прикалывается, что ли? Несколько секунд молчал, думая, как бы ей ответить. Так, чтоб без мата. И так, чтоб не рассказать правду.

— Меня, Александра Сергеевна, все беспокоит. Сильно. А Вас? Нет?

Комарова надулась и уставилась в окно. Вот иногда мне очень нравится ее игра в «молчанку». Крайне полезная штука, если надо подумать.

Мы ехали в сторону завода. После этой чудесной книги с не менее чудесной надписью, которую явно оставили специально, я еще сделал несколько кругов по дому, но ничего интересного больше не нашел. Вернулся в спальню. Постоял, подумал. А потом плюхнулся на кровать. Она тут же просела под тяжестью моего веса.

Я откинулся назад, облокотившись спиной о стену. Закрыл глаза. Не знаю, как мне это вообще пришло в голову. Просто показалось, можно попробовать. Как-то же чертова память включается. Хоть убей, но есть ощущение, картинки и воспоминания приходят не просто так. Не произвольно, как я думал изначально. Есть система. Есть. Ее не может не быть. Такое ощущение, что воспоминания появляются, когда я оказываюсь в той же ситуации, что и Максим Сергеевич. Дублирую ее.

И вот только закрыл глаза, расслабившись, в башке моментально что-то щелкнуло. Сработал тот самый тумблер. Я действительно был в этом доме. Вернее, Беляев был. Точно. Видел сейчас спальню его глазами. Напротив, за столом, сидел Маслов. Уставший, измученный и сильно огорченный.

— Я не понимаю, зачем Вам это? — инженер покачал головой.

— Вы и не должны понимать. Просто делайте, что говорю. Вот и все. Вы же умный человек, Лев Иванович. Со всех сторон и во всех аспектах. Знаете, есть выражение, жертвовать малым ради большего. Вот у нас с Вами сейчас такая ситуация.

— Говорите, прямо как он, — Маслов усмехнулся.

— Виктор Николаевич тоже был умнейшим человеком. Вы же общались с ним лично. Знаете. И знаете, как он относился к своей службе. Кто остановит врага, если не мы?

— Знаю. И Вы с Виктором Николаевичем общались лично. Но его прекрасно понимал. Вас все равно не могу понять. Я вынес чертежи, как велели. Дальше что? Долго сидеть в этом доме? Анна нервничает. Спрашивает постоянно. Задает вопросы. А я не могу объяснить ей ничего.

— Правильно. И не надо объяснять. Представляете, как Анна Степановна расстроится, когда узнает, что именно ее использовали, дабы подобраться к Вам.

— Представляю. Но они лишь только подобрались. Сбежать и спрятаться вместе с секретной информацией велели Вы. Они вообще пока ничего не требовали. Просто сказали, что знают про Анну. — Маслов поднялся со стула. Подошел к книжным полкам. — Значит, говорите, надо оставить сообщение?

— Конечно. Они обязательно узнают, где Вы. В этом и суть. Надо, чтоб узнали. Придут. Хотя, скорее всего, лучше использовать единственное число. Сложно сказать пока, сколько человек задействовано. Я предполагаю, что конкретно руководит кто-то один. Но у нас есть время. Думаю, можно ждать ночью. Или завтра. Раньше не появятся.

— Я сейчас вроде приманки? Вы остановитесь, где всегда? Этот адрес указать? — инженер вынул одну из книг, потом взял карандаш, который лежал тут же, и принялся что-то писать на обложке.

— Все верно, Лев Иванович. Все верно… Наш друг Игорь Ведерников, так любезно предоставивший Вам место для укрытия, вечером донесет, кому нужно. Вы поймите, если история с диверсией выйдет громкая, мы сможем избежать гораздо более серьёзных проблем. Это первый момент. Второй — враг в любом случае близко. Ваша работа интересует их. Несомненно. Но в гораздо меньшей степени, чем остальное. Не переживайте, думаю, скоро все закончится. Я оставлю Вас сейчас, поеду обратно в город. Завтра мне нужно официально обозначить свое присутствие на заводе. К вечеру навещу снова… Ну, и на всякий случай, буду поблизости до утра. Потом мы Вас переправим в другое место. Там уже никто не найдёт. Анна Степановна приедет следом. Не волнуйтесь… Как только решим проблему, Вы вернетесь и снова приступите к работе. Но только после того, как все закончится. Не думаю, что потребуется много времени…

Картинка пропала. Так же внезапно, как и появилась. В моей башке снова стало пусто. Я резко открыл глаза и оторвался от стены. Несколько минут тупо пялился в пустоту.

— Твою мать… Максим Сергеевич реально здесь был…

По уже устоявшейся, но весьма хреновой традиции, сказал это сам себе. Просто надо было произнести вслух. Вообще, конечно, то ещё удовольствие жить вместо другого человека. Тем более, такого, как этот мутный Беляев. Тем более, когда большую часть его прошлого не знаешь вообще.

Комарова… Если бы она не явилась вечером к Максиму Сергеевичу со своими, блин, шпионскими игрищами, он бы ночь провёл рядом с Масловым. Как и планировал. Она просто помешала ему. А потом вообще ухандокала к чертям собачьим.

На следующий день должны были отправить инженера в другое место. Маслов остался бы жив. И еще… Чертежи вынести велел Беляев. Сам. Сам Максим Сергеевич устроил эту хрень на заводе. Его беспокоило на самом деле что-то другое. Что-то гораздо более важное. Комарова? Может быть… А может и не быть. По крайней мере теперь хотя бы понятно, что надпись на книге оставил Маслов. Потому что так велел Беляев. Он думал, что успеет увезти инженера…

Я собрался встать с кровати, но как только попытался подняться на ноги, в голове снова взорвался фейерверк. Аж прострелило до самых пяток. Отвечаю. В этот раз все было сильней, чем обычно. Понеслись совсем другие картинки и волной нахлынули мысли Максима Сергеевича.

Он встречался с Ершовым. До его гибели. Как раз, буквально перед ней. За пару месяцев, судя по воспоминаниям. Эту первую и единственную встречу помнил хорошо. И почему-то она всплыла в его голове именно здесь. В дачном домике. Когда беседовал с инженером Масловым. Видимо, навеяло, потому что они оба говорили про Виктора Николаевича. Причём, я уловил эмоцию грусти. Максиму Сергеевичу было жаль Ершова. Искренне. Хорошее впечатление осталось у него от их встречи.

Он думал об этом человеке так четко, словно все произошло вчера. Хотя, судя по картинкам в моей голове, Максим Сергеевич был моложе. Значительно. Только начинал, по сути, свою карьеру. И его, как раз, начали вводить в дело Ершова, за которым следили постоянно. Вообще не оставляли без присмотра. Мало ли, что придёт старику в голову. Возьмет, да и продаст информацию. Например, при условии, что его внучку переправят за границу. Почему, нет? Он ведь ради нее держался столько лет.

Причём, что интересно, но совершенно непонятно, подполковник послал Максима Сергеевича к Ершовым в открытую. Именно, как сотрудника Конторы. Беседа… Какая-то беседа… Вот что крутится на периферии сознания. Деду Комаровой так и сказали, мол придет парень, с ним надо поговорить. О чем-то… В реальности, цель Беляева — посмотреть, запомнить, понять. Официальная версия, естественно, другая.

Я не сразу вспомнил, как все это обыграли. Уж точно не мог Максим Сергеевич прийти со словами, здравствуйте, теперь я тоже за Вами приглядываю. Это кусок выпал. Видимо, имелся какой-то определённый план. Может, втереться в доверие. Не знаю. Хотя, если отталкиваться от моих внезапных воспоминаний о Ершове, тот вряд ли вообще кому-нибудь доверял. Я просто увидел картинку, как они сидят в кухне. Дед Комаровой и Беляев. Тихо, мирно. Как хорошие знакомые.

Но главное даже не данный факт. В тот день случилось кое-что, сильно запавшее в душу Максиму Сергеевичу. Когда они сидели в кухне, попивая крепкий ароматный чай, неожиданно входная дверь хлопнула и на пороге комнаты возникла девушка. Он запомнил ее очень хорошо. Вплоть до мелких, крохотных веснушек на немного вздернутом носике. Девушка была удивительно хорошенькая. Вся какая-то… необыкновенно интересная. Когда она вошла в квартиру, будто стало светлее даже.

— Дед, меня примут! — восторженно заявила она с порога. — До конца десятого класса всего осталось два месяца. А потом я могу подать документы.

Виктор Николаевич даже не дернулся. Глаз не поднял от чашки, которую изучал в этот момент, наблюдая, как поднимается лёгкий, еле заметный пар.

— Ой, здрасьте, — девушка заметила Максима Сергеевича, но ее, видимо, распирало от какой-то радостной новости, которая Ершову радостной, судя по его реакции, не казалась. — Ну? Ты чего молчишь?

— Потом поговорим, — отрезал Виктор Николаевич.

Беляев удивился тому, как жёстко прозвучал ответ. Он, этот ответ, буквально упал тяжёлым камнем в воду, которая тут же рассыпалась брызгами, стирающими с лица девушки довольную улыбку.

— В смысле? Говорю, меня примут. То, о чем я мечтала, станет реальностью. Нужно только сдать хорошо языки…

— Сказал, потом поговорим! — Виктор Николаевич со всей силы ударил открытой ладонью по столу.

Девушка вздрогнула, будто шлепок пришелся не по столешнице, а по ней, и немного даже отшатнулась. Максим Сергеевич почувствовал себя очень неловко. Внучка Ершова ужасно ему понравилась, с первой же секунды своего появления. Зацепила тем светом, который излучали ее смеющиеся глаза. А теперь он, выходит, стал свидетелем неприятной для семейства сцены.

— Ты не посмеешь запретить…

Она ответила очень тихо, а потом развернулась и вышла из комнаты. Ровно за мгновение до этого взгляд Беляева встретился с ее взглядом. Не зная, как поступить лучше, он просто ей улыбнулся. Постарался вложить в улыбку тепло и понимание, надеясь, это как-то поддержит девчонку. Однако, внучка Виктора Николаевича жеста не оценила, тут же отвела глаза, слегка поморщившись.

— Зачем Вы так? — Максим Сергеевич не выдержал. Он слышал, как хлопнула снова входная дверь. Видимо, девушка обиделась и совсем ушла из квартиры, дабы не разговаривать с дедом.

— Упрямая потому что. Вся в сына моего. Тот тоже был… Не сдвинешь, — Виктор Николаевич усмехнулся. — А вот ты не очень похож на отца. Чисто внешне. Наверное, больше пошел в Надежду. В мать. Ну, ладно. Мои семейные перипетии оставим. Ты хотел расспросить об отце. Не помнишь совсем его. Это понятно. Так вот… Сергей… он был надёжен. Крепок, как верный тыл за плечами. Был… Знаешь, мало кто остался из наших. Практически никого. Я имею ввиду тех, кто прошел войну. Кто служил в СМЕРШе. Ну, ты понял. Знаешь ведь, что я Сереге жизнью обязан? Да знаешь, скорее всего. Не просто так тебя именно ко мне отправили. Когда сказали, что придет парень расспросить о погибшем отце, я сомневался. Нет, желание похвальное. Вполне понятное. Понятно, почему именно я. Мы бок о бок… чего только не было. Погиб он тоже на моих глазах.

С июля 1943 года товарищами стали. Мы оба проходили службу в 35-й механизированной бригаде 1 мехкорпуса 1-го Белорусского фронта. Находясь в боевых порядках бригады участвовали в освобождении левобережной Украины, Белоруссии. Серега всегда рвался туда. В ту сторону. Как узнал, что вас с матерью немцы угнали, так все. Только об этом и думал. Сказал, зубами будет рвать, но разыщет тот концлагерь. И вас разыщет. Никак не верил, что погибли. Или еще что-то. Отказывался верить. Но… Не судьба…

Ершов взял свою чашку, посмотрел в нее, а потом одним глотком выпил остывший чай.

— Это была наступательная операция на Висле в начале января 1945 года. Пришла ориентировка, что немецкая разведка готовит проведение диверсий на объектах коммуникаций. В ориентировке содержались сведения о подготовленных диверсионных группах, некоторые приметы на их руководителей, штрихи экипировки, дефекты документов. Все, как обычно. В первую очередь мы определили наиболее опасный в диверсионном отношении объект — узловая железнодорожная станция Груец. Это Польша. Там стягивались эшелоны с боеприпасами, военным снаряжением, цистерны с горючим. Я тогда был капитаном. Направил группу в составе десяти человек. Они получили задание организовать засады, подозрительных лиц доставлять в отдел «СМЕРШ». Возглавил группу Сергей. Отец твой. На третий день, ближе к полудню, бойцы доложили, что по пути продвигается дрезина, управляет которой военнослужащий железнодорожных войск. На требование остановиться офицер не выразил никакого беспокойства, с готовностью предъявил документы. Там значилось, что старшему лейтенанту… черт, фамилию уже не вспомню… предписано проверить состояние восстановительных работ на железнодорожной станции. Ни поведение офицера, ни его документы подозрения не вызвали. Утром следующего дня в этом же районе появилась группа из семи человек, во главе с еще одним офицером. Они были полностью экипированы: в руках автоматы, на боку противогазы, а за спиной у каждого висел ранец. Именно эти ранцы и насторожили ребят. Сергей дал бойцам команду занять боевые позиции, а сам, вместе с сержантом, вышел им навстречу.

Этот офицер, руководившей группой, спокойно доложил, что подразделение имеет поручение от штаба 1-го Белорусского фронта продвигаться за наступающими войсками для сбора образцов трофейного оружия. Предъявил документ, который предписывал командирам Красной Армии оказывать ему и группе содействие, в том числе ставить на все виды довольствия.

Все вроде было как надо, но некоторое сомнение в отношение этой группы у твоего отца осталось. Интуиция. Понимаешь? Сначала работает она. В первые секунды. Свербит во всех местах. Что-то не так… Он внимательно просмотрел документы, пытался понять причины своего беспокойства. Чувствовал, неладное тут. Вдруг в памяти четко всплыл вчерашний офицер на дрезине. У него была точно такая же форма. Такой же степени поношенности, даже оттенок ткани был такой же. Будто шили все эти гимнастерки из одного куска. Сергей протянул назад документы. Виду не показывал. И тут еще один момент. Ранцы. Вот что еще не давало ему покоя. О них говорилось в ориентировке. Тогда все становилось на свои места. Козырнув капитану, твой отец, не выдавая своих подозрений, сообщил группе, что скоро их часть переходит в наступление, и вероятно, прибывшие для выполнения своего задания, смогут продвигаться с ними.

Нельзя было допустить, чтоб они поняли, что их раскусили. Нужны живыми. А если поймут, начнется бой. Будут отстреливаться и пытаться уйти. Командир группы радостно принял предложение и попросил препроводить их в штаб части. Отец твой оставил свою группу продолжать наблюдение, а сам, с двумя бойцами, доставил этих товарищей прямо в землянку, ко мне. Я же был начальник отдела.

Ну, по лицу Сергея сразу понял, похоже, вот оно. Вот голубчики, которых мы ждали. Очень уж Серега выглядел… Строго, что ли. Я предложил офицеру и бойцам присесть, начал изучать их документы. Память тренированная. В первую же секунду четко, как на листе бумаги, увидел в своей башке пункты ориентировки. Особенно, указанный дефект документов — несколько скошенный правый уголок фотографии. Смотрю, и правда, скошенный. Не подавая виду, я ж перелистнул несколько страниц офицерского удостоверения. Мол, смотрю, проверяю. Все, как положено. И нашел еще два признака подделки, указанных в ориентировке. Сомнений не осталось. Это — вооруженная группа диверсантов.

Главное — не выдать своего волнения, паники, сомнений. В общем, чтоб ни одна гнида не догадалась. Понимаешь? Вынул из пачки «Казбека» папиросу, закурил. Так лучше, кстати. Запомни на будущее, вдруг пригодится. Если нервничаешь, но тебе надо это скрыть, сделай что-то очень простое. Закурить, лучше всего. Внимание тех, кто рядом, переключиться на руки. Как ты достаешь папиросу. На лицо твое уже никто смотреть не будет. Ну и говорю этому офицеру-диверсанту: «В ближайшее время мы готовимся к наступлению, так что, скорее всего, сможем помочь вам в выполнении вашего задания. Пока предлагаю вам разместиться в одной из палаток в расположении нашего штаба». Смотрю, они еле заметно, а расслабились. Выдохнули. Мол, получилась их задумка. И почти ведь вышли. Из землянки. Но тут… Судьба, что ли… Иначе не скажешь. Пацан у нас был. Молодой совсем прибился. От партизанского отряда остался живой один. Ну, вот он именно в этот момент возьми, да и забеги в землянку. Со словами, мол, новая ориентировка пришла. А потом на одного из этой группы уставился. И говорит, товарищ капитан, это — враг. Я его знаю. А где, откуда, не успел договорить. У диверсанта нервы, видать, тоже сдали. Он оружие выхватил и давай палить. Парня то сразу, на месте. Представь, их группа, а нас гораздо меньше. Так отец твой… Прикрыл меня. Оттолкнул, а сам на эту гниду грудью упал. Прямо на оружие…

Что сказал Максим Сергеевич, как и его реакцию на рассказ Ершова, я уже не смог выяснить. Воспоминание снова резко оборвалось. Но от увиденного я впервые пребывал в настоящем ступоре.

Во-первых, меня сильно поразил факт влюбленности Беляева в Александру Сергеевну. Он реально был ей увлечен. Все эти годы, который бегал за Комаровой, всегда помнил их первую встречу в кухне. Но самое обидное. Для Максима Сергеевича, естественно. Не для меня. Мне вообще по хрену. Он помнил, а Комарова нет. Видимо, для нее это было настолько мимолётным эпизодом, что она даже внимания не обратила на молодого мужчину, с которым беседовал дед.

Во-вторых, я немного прихерел от того, что диверсия на заводе — дело рук самого Максима Сергеевича. На кой черт, спрашивается.

Посидел немного на кровати, пытаясь собрать мысли в кучу, а потом вышел на улицу. Пока Комарова не поперлась проверить, все ли в порядке. На крыльце остановился и с интересом посмотрел на нее. Только теперь с другим интересом. В воспоминаниях Максима Сергеевича она была необыкновенно хорошенькая. Сейчас же рядом с калиткой стояла серая, полустертая копия той девушки.

— Что-то случилось? — Проявила удивительную заботу Комарова.

Я заверил, что все хорошо. Сказал, мол, ничего интересного не нашел. Пора возвращаться на завод.

Однако, похоже, мое состояние было слишком заметным. Комарова косилась на меня теперь всю дорогу. А я думал еще об одном очень интересном моменте. Когда Ершов в воспоминаниях Максима Сергеевича рассказывал ему об отце… Он, Максим Сергеевич, не чувствовал ничего. Вообще, ничего. А должен, по идее гордиться. Переживать. Не знаю… Да что угодно. Но у этого товарища в голове и в душе была пустота.

— Ни черта не складывается. Ни черта! Просто какая-то удивительная херь! — высказался Максим Сергеевич, а потом в сердцах хлопнул дверью «Волги» и направился к зданию управления.

Мужчина явно был зол. Саша не сомневалась, слова Беляева о том, что в доме он ничего не нашел — ложь. Нашел. Причем явно это было то, чего чекист, а Саша теперь мысленно называла его именно так, зачем скромничать, не ожидал. Он вылетел из домика, как ошпаренный. Хотя усердно пытался свое состояние не афишировать. Делал вид, будто спокоен.

Девушка посмотрела на несчастную машину, которая получила порцию злости Максима Сергеевича. Удивительно, что стекло не высыпалось от такого удара. Дверью он долбанул прилично. На секунду Саша подумала, как было бы хорошо, если бы этой дверью Максим Сергеевич себе прищемил… Вообще, в ее воображении сразу появился вариант самый трагичный и для любого мужчины крайне нежелательный. Но девушка решила, это слишком жестоко. Пусть прищемит палец.

С одной стороны между ней и Беляевым установилось некое подобие сотрудничества. Она больше не испытывала каждые пять минут острого желания убить его. Но это вовсе не значит, что он не бесил ее совсем. Бесил. Достаточно сильно. Раздражала непоколебимая уверенность в себе и сарказм, который сочился сквозь каждое слово мужчины. А еще… Нервировало то, что Саша никак не могла понять, какого черта ему нужно. Ведь что-то же нужно.

Однако, за все время их непродолжительного, но крайне насыщенного, общения Максим Сергеевич ни разу не затронул вопрос того самого списка, который Саша бережно хранила в своей голове. А этот список должен волновать его гораздо сильнее, чем смерть Льва Николаевича. Уже понятно, вся активная работа проверяющего — ширма. Он же сам сказал, что семь лет гонялся именно за ней. Именно она, Комарова Александра Сергеевна, является его наиглавнейшим делом. Так, какого черта?

Нет, конечно, выяснить, кто убил Маслова, надо. Тем более эта фотография… Явно ведь убийца специально ее оставил. Даже Саша снимок увидела впервые. Она просто запомнила синюю штору, на фоне которой ее фотографировал усатый мужчина, работник ателье. И узнала платье, в котором была в тот день. Времени прошло много. Сразу бы, может, и не вспомнила, что заходила сфотографироваться перед возвращением домой. Но все же… Почему Беляев молчит? Почему не заводит разговор о своей настоящей цели?

С другой стороны, Саша понимала, как только они перейдут к главному вопросу, ей снова придется врать. В любом случае Максим Сергеевич будет выпытывать детали. Он вообще не так прост, как можно было бы надеяться. Честно говоря, девушка совсем иначе представляла себе сотрудников госбезопасности. Некоторых она даже смутно помнила. Когда была маленькой, эти люди появлялись в их доме достаточно часто. Потом посещения медленно сошли на «нет». Никто не рвался дружить с таким опасным человеком, как Виктор Николаевич. Не дай бог, Комитет решит, будто Ершов поделился хоть малейшей долей информации. А те, которые были не в курсе реальных обстоятельств, таких, само собой, большинство, просто не желали рисковать. Дело Абакумова стало слишком громким. Неудивительно. Известная личность.

Однако, несмотря на все подводные камни, Саша понимала, скорее всего им с Беляевым неизбежно придется сотрудничать.

Во-первых, третьи лица, или лицо, имелось. Это несомненно. Девушка была уверена на сто процентов. Не только Комитет роет копытом землю. Одного она убила… Саша поморщилась. Память тут же услужливо подсунула ей картинку. Молодой мужчина, которого она тащит в сторону леса. Хоть самой пей дедову «болталку». Может, и у нее кусок воспоминаний пропадет, как у Беляева. Конкретно этот кусок, связанный с убийством. Не то, чтоб девушка совсем сильно переживала и ночей не спала, но ей иногда думалось, а если она ошиблась. Что, если тот человек был ни при чем? Хотя тут же сама себе говорила, хватит страдать ерундой. Как ни при чем? Он ночью забрался в дом и пытался применить силу.

В любом случае, не так давно Саша снова поняла, за ней следит еще кто-то. О Максиме Сергеевиче уже догадывалась и практически была уверена, он из госбезопасности. Поэтому ощущение чужого взгляда относилось не к нему.

После того, что произошло в предыдущем городе, честно говоря, Саша ждала этого. Не мог ведь убитый ею мужик оказаться залетным. Его в любом случае хватились. Те самые враги, которые и прислали. Нашли или не нашли тело, неважно. Несомненно отправят ещё кого-то. Опять брать на себя грех Саша не хотела совсем никак. Да и не факт, что второй раз снова повезёт ей, а не врагу. Вот если хотят сотрудники госбезопасности, разведки, чего угодно, получить свои чертовы секретные сведения, то пусть и охраняют ее. Этот момент она в любом случае планировала с Беляевым обсудить. Тем более, уже несколько раз говорила открытым текстом, есть еще кто-то. Максим Сергеевич пока, что тоже странно, особого волнения не проявлял.

Во-вторых, Саша не соврала, когда сказала Максиму Сергеевичу, что устала. Это правда. У нее действительно закончились внутренние силы и вера в то, что в следующем городе не найдут. Что она сможет все-таки потеряться окончательно. Однако, при этом, хорошо помнила дедовы слова. Верить этим товарищам нельзя. Как только чекисты получат желаемое, они, скорее всего, ее убьют.

Саша знала со слов деда, что с 1954 года, после того как МГБ дискредитировало себя, внешняя разведка была возложена на Первое Главное управление Комитета государственной безопасности. Контрразведка стала вторым управлением, но тоже входила в структуру Комитета. Все ушло в руки чекистов. Дед с некоторым недоверием относился к тому, что его любимый СМЕРШ так преобразился. Он не раз говорил, фраза «смерть шпионам» несет в себе гораздо больше, чем от нее оставили в новом образе контрразведки. К концу жизни, Виктор Николаевич вообще начал утверждать, будто чекисты — гораздо опаснее для Саши, чем агенты врага. Зачем им оставлять человека, который знает столь серьезную информацию. А если Саша все-таки не пойдет на диалог, они могут ее сразу убить, да и все. Без долгих рассусоливаний. В любом случае, конец один.

Но сейчас, по факту, выходило иначе. Рядом находился Максим Сергеевич, которого чуть не угробила сама Саша. Он ее не тряс, не пытал, ничего от нее не хотел. По крайней мере, на данном этапе. Упорно пытался разобраться в смерти Маслова и все. Что будет потом, неизвестно, но тем не менее, от него, как раз, Саша угрозы не ощущала. Бесил, да. Неимоверно. До зубовного скрежета. Хотя… Девушка вдруг вспомнила те странные моменты, которые между ними случались. Когда Беляев… Приставал, что ли? Нет, так тоже не назовешь. Когда он позволял что-то большее. Саша могла, конечно, сколько угодно сама себе говорить, будто ей плевать и ничего кроме злости близость Беляева не вызывает, но это неправда. К сожалению.

Вызывает. Еще как вызывает. В тот раз, когда явился Ведерников, Саша точно понимала, она очень, очень, очень сильно хочет, чтоб Максим Сергеевич не останавливался. И до этого… Стоило ему оказаться непозволительно близко, волной вдруг накатывало желание, которого быть не должно. Может, дело в том, что ей, вообще-то, уже двадцать пять. И чисто по-женски хочется стабильности. Настоящих отношений, близости. Да и вообще… Саша росла с дедом, который даже в вопросе, связанном с личными моментами, был предельно категоричен. Он просто однажды вошел в ее комнату и в двух словах, весьма понятно, объяснил, что мужикам от баб надо только одно. Но не стоит обольщаться, будто «этим местом» баба способна мужика захомутать. Без головы и нормального понимания ситуации «это место» принесет только проблемы и еще безотцовщину. Именно так и звучала лекция деда об отношениях мужчин и женщин. Он явно не очень хотел это обсуждать с внучкой, но решил, надо. Больше некому.

И вот с годами Саша поняла, «это место», как его называл дед, очень даже не против, чтоб рядом был близкий человек. Насчет любви девушка не была уверена. Ей казалось, она вообще не способна на подобные чувства. Романтику на корню убивала привычка все анализировать. Каждый раз, когда Саша смотрела на потенциального кавалера, который начинал за ней ухаживать, она сразу видела все минусы будущих отношений. И самый главный из этих минусов — все мужчины казались ей не достаточно умными, недостаточно интересными. Дед, конечно, неоднократно говорил, надо прикидываться дурочкой. Но если еще и жить вот так, изображая в своей семье идиотку… Чокнуться можно. Да и какая Саше семья. Бегать потом вместе с мужем? Но при всем этом, натуру не обманешь. И ей, этой натуре, хотелось чего-то этакого.

Первым мужчиной, который показался Саше умным, хитрым и опасным, по роковому стечению обстоятельств и закону подлости, оказался чертов Максим Сергеевич. Рядом с ним девушка чувствовала непередаваемую гамму ощущений. От злости и бешенства до несомненного уважения. В том плане, что только Беляев заставил Сашу усомниться, так ли уж она умна. А для нее это много значило.

Но вот об этом точно сейчас не стоит думать. Он, может, специально дурит ей голову. Чтоб она… например, влюбилась. А почему нет? Саша вспомнила еще один момент. Тот, когда сидела на диване, а рядом лежал его пиджак. Запах был такой знакомый. Очень далеко знакомый. Дед приучил ее обращать внимание на мельчайшие детали. Обычно в этом и кроется всегда опасность, в таких деталях. Вот запах у Саши вызвал приятные эмоции. Добрые какие-то. Почему? Не понятно.

Ну, и было еще «в третьих». И это «в третьих» — самый важный момент истории. Сашины родители.

— Александра Сергеевна, куда Вы собирались поступать после школы? — Максим Сергеевич вдруг резко остановился.

Они уже двигались по коридору в сторону кабинета. Беляев несся впереди, Саша, пытаясь не отставать, следом.

Так как было сделано это очень резко и очень внезапно, девушка, идущая за Беляевым, с размаху впечаталась в его спину. Лицом. Ойкнула и схватилась за нос. Мужчина был выше, поэтому, к счастью, удар смягчил пиджак. В ее случае обошлось без крови. Просто оказалось, что весьма чувствительно биться носом.

— Вы решили отомстить? — Саша осторожно потерла пальцами пострадавшую часть лица.

— Нет. Это случайно вышло. — Максим Сергеевич стоял на месте и явно ждал ответа. Прямо сейчас. Взгляд у него был… Очень серьезный.

— Что за странный вопрос? Какое это имеет значение? — девушка пожала плечами.

— Вы не думайте, странный или нет. Вы ответьте.

— Я хотела изучать языки, — Саша подумала, что такая обтекаемая фраза достаточно правдоподобно звучит.

— М-м-м… Интересный выбор. Зачем? — Максим Сергеевич по-прежнему внимательно смотрел девушке прямо в глаза. Пристально. Хотел, наверное, понять, соврет или нет. Ну, в принципе, лжи нет ни грамма. В самом факте.

— По-моему, хорошая работа для женщины. Учитель иностранных языков. Что Вас удивляет? — Саша взгляд не отводила и смотрела в ответ с вызовом. Мол, что за странное желание поковыряться в совершенно неважных фактах. Лучшая защита, это — нападение.

— Для любой другой женщины, да. А вот для Вас… Вы не стали бы работать учителем. Даже не смешно, честное слово. Исключено. С тоски бы умерли в школе. У Вас в крови какая-то удивительная склонности к авантюрам. Ладно, пусть так. Почему Виктор Николаевич был против?

Саша немного оторопела. О ее бесконечных спорах с дедом не знал никто. Потому что никто не знал, что именно она сама планировала сделать в будущем. О чем мечтала не один год. И даже в школе, налегая на иностранные языки, девушка старалась, чтоб и остальные предметы шли на отличном уровне. Во избежание лишних вопросов. Просто талантливая девочка и все.

— Он не был… — начала было Саша, но договорить ей не дали.

— Стоп! — Максим Сергеевич поднял руку в предупреждающем жесте. — Вы же понимаете, раз я спрашиваю, значит точно знаю.

— Да господи… как же Вы иногда невыносимы, — девушка раздраженно повела плечом. — Не нравилось ему. Все? Он видел меня инженером. Считал, для моего мозга, для моих данных, это лучшая специальность. Был уверен, что я не гуманитарий. Что мне надо заниматься именно этим направлением.

— Как интересно… Поэтому, начав новую жизнь Вы последовали его желанию? Отдали дань памяти, так сказать?

— Я не понимаю… Что за странный разговор? — Саша хотела обойти Максима Сергеевича. Просто немного волновал тот факт, что они снова находились слишком близко. Лучше всего держать дистанцию. Так оно спокойнее.

— Ничего странного. Хочу узнать Вас получше. Достаточно весомая причина? Крайне любопытно мне, что Вы за человек.

Максим Сергеевич резко развернулся и быстро пошел в сторону кабинета. Так же неожиданно, как до этого остановился.

Саша тихо выругалась себе под нос. Просто любопытно ему… Ага, как же. Что-то снова заподозрил или заметил. Возможно, она сама сказала лишнего. Нет, с этим человеком нельзя расслабляться ни на секунду. Девушка вздохнула и двинулась следом.

Однако, не успели они дойти до места назначения, как Максим Сергеевич снова резко остановился, повернувшись лицом.

— Да вы издеваетесь! — Саша опять со всего размаху впечаталась в Беляева.

Только теперь она практически упала ему на грудь. Даже руки на эту мужскую, широкую грудь машинально положила, стараясь смягчить столкновение. Вот черт… Почему она вообще думает про грудь Максима Сергеевича и называет ее широкой. Какая-то удивительная романтическая дурь в голове…

— Маслов работал на Комитет. Стучал, доносил, как угодно можно это назвать, — сказал Беляев, уставившись на Сашу хмурым взглядом. — И Вы не должны были к нему обращаться ни с какими просьбами. В этом городе есть кто-то другой на крайний случай. И это не Лев Иванович. О нем Вы, само собой, знали. Вам рассказал дед. Но рассказал именно в том контексте, что нужно остерегаться даже случайного знакомства с Масловым. Он плотно сотрудничал с госбезопасностью. Но Вы зачем-то поперлись именно к нему. Нарушив запрет деда. Почему? Хотя… Стоп!

Максим Сергеевич опять поднял руку. Даже развернул ее ладонью к Сашиному лицу. Будто приготовился этой ладонью закрыть ей рот. Хотя, девушка точно не собиралась ничего говорить. Она лихорадочно соображала, как ответить на вопрос, который был очень скользким. Для нее.

— Вы специально явились к Маслову. Специально… И сказали, кем приходитесь Виктору Ивановичу. Инженер это знал. Вы хотели, чтоб Вас нашли. Но при этом, чтоб ситуация выглядела так, будто все произошло естественно, само собой. Лев Иванович сообщил куда нужно о Вас. На всякий случай. Само собой, подробностей он не знал. Мелкая сошка. То есть, мне и сообщил. Я уже получил этот завод в круг своих обязанностей. Уже приезжал с проверками. Ждал, в каком из городов вы теперь появитесь. Так?

Саша стояла молча. Ответ на этот вопрос мог повлечь за собой другие, совершенно ненужные вопросы. Те, которые ей точно не хотелось обсуждать.

— Я спрашиваю, так? — Максим Сергеевич шагнул к девушке и схватил ее за предплечье. Достаточно больно, кстати.

— Да! — Саша вырвала руку из его хватки и отодвинулась. — Все верно. Я хотела, чтоб меня нашли. Потому что устала бегать. Говорила же. Но просто прийти и заявить о себе, это, значит, начать разговор на ваших условиях. И, да, я знала, что Лев Иванович сотрудничает с вашей организацией. Ему и помогли на этом условии. Сам дед на этом условии ему помог. В давней ситуации с Анной Степановной. Когда он доверился мне, что подозревает, будто Вы следите за ним, я знала, это — ложь. Ваша идея, скорее всего. Он Вам рассказал, что к нему за помощью обратилась внучка Ершова. Лев Иванович сам не понимал, насколько это важная информация. Просто привык доносить обо всем. А Вы, само собой, не могли за ним следить. Такую наживку придумали специально для меня. Вы были его… как это называется… куратором? Начальником? Он специально так сказал, чтоб я поняла, Вы ищите меня, и как-то отреагировала.

— Спасибо, — Максим Сергеевич вдруг резко успокоился. Моментально. — Спасибо, что не стали опять врать. А то у меня от всего этого…

Он сделал неопределённый жест рукой, будто обвел круг.

— От всего этого крыша едет. Только не пойму… на кой черт Вы тогда поили меня этим дерьмом? Если сразу знали, кто я.

— Не знала. Предполагала. Лев Иванович ведь не сказал, что Вы именно тот человек. Да, я в курсе, он сотрудничал… Не хочу использовать другие слова. Несмотря ни на что, Маслов был хорошим человеком. Но… Нужно было точно удостовериться. Узнать, что конкретно Вы планируете и подробности, которые Вам уже известны. Прежде, чем мы бы начали обсуждать возможное развитие событий. Разве не понятно?

— Понятно. Начинает проясняться маленькая, крохотная часть событий. Но уже хоть что-то… А кто же у Вас тут на случай помощи? Если это не Маслов. И… Что Вы отдали ему во время празднования Нового года? Давайте только на чистоту. Вас видели. Вместе со Львом Ивановичем. Расскажите правду. Утомился от этих головоломок. Вы даже не представляете, что за бардак в моей башке…

Саша смотрела на Максима Сергеевича с выражением вежливого внимания на лице, а сама быстро прокручивала в мыслях варианты ответа, который окажется наиболее подходящим. Как этот человек ухитряется задавать правильные, нужные вопросы? Нужные, естественно, ему. Саше они бы как раз, сто лет не нужны.

Однако, к счастью, из кабинета, до которого они не дошли, и который уже находился поблизости, выскочил Калинин. Очень вовремя, надо признать.

— Максим Сергеевич! Хорошо, что Вы тут. Ломал голову, как Вас разыскать, — начальник первого отдела был взволнован. — Маслову нашли. Анну Степановну.

— Не понял… — Беляев нахмурился. — В смысле нашли? Она что, пряталась?

— Нет. Просто… В общем… Анна Степановна руки наложила. И оставила записку, — Калинин облегчённо выдохнул, а потом даже попытался улыбнуться. — Призналась в убийстве мужа. Написала, что не может жить с чувством вины. Убила его из ревности. У него был роман с кем-то из коллег. Так что, как я и говорил… Совершенно банальное убийство. А Вы не верили. Нет там никакого подвоха.

— Володя… — Максим Сергеевич провел ладонью по лицу. Такое чувство, будто вид довольного Калинина причинял ему физическую боль. — Кто же тебя, идиота, в руководители поставил…

«Женщины-разведчики являются самым опасным противником. Причем, их всего труднее изобличить. При встрече с подобными женщинами вы не должны позволять симпатиям или антипатиям влиять на ваше решение. Такая слабость может иметь для вас роковые последствия…»

— Что ты сказал? — я обернулся к Калинину.

Владимир Александрович посмотрел на меня с некоторым сомнением. Даже с настороженностью. Хотя, что уж греха таить… Посмотрел он так, будто я прилюдно совершил непотребство.

Возможно, действительно в данный момент мое поведение выглядело странно, но спросил его чисто на автомате, машинально. Стоял, курил, думал обо всем происходящем, и вдруг, ни с того ни с сего, отчетливо услышал эту фразу. В первое мгновение не сообразил, что прозвучала она только в моей голове. Реально решил, кто-то произнес ее вслух. А рядом — Владимир Александрович, грустный и несчастный. Все. Больше никого. Даже мимо никто не проходил. Естественно, на Калинина и подумал.

Мы оба в данный момент отирались во дворе все того же отдела ментовки, где уже до этого дважды встречались с майором. Прописались здесь, похоже, на постоянку. О смерти Масловой Калинину сообщил именно Василий. Владимир Александрович кинулся на мои поиски, а тут мы с Александрой Сергеевной шуруем навстречу. Я и без того был не в сильно радужном настроении, честно говоря.

Если изначально меня бесило отсутствие информации, то теперь, наоборот, ее избыток. Просто все, что медленно, но верно возникало в моем сознании, складывалось в очень неприглядную картину. Настораживающую. Хотя, больше всего напрягало даже не это. Напрягало четкое ощущение, что воспоминания, которые уже имеются, — цветочки по сравнению с теми, которые придут в будущем. Вот прямо задницей чуял, мои подозрения насчет того, что Максим Сергеевич — мутный тип, верны на тысячу процентов.

А жить-то как? Мне. Мне как жить с его долбаными тайнами, секретами и непонятными махинациями? Может, конечно, он реально лишь фанатичный сотрудник Комитета. Может, действительно, поступки, которые кажутся мне странными, таковыми являются из-за сложности ситуации, связанной с Комаровой и ее дедом. Может, Максим Сергеевич настоящий патриот и преданный делу чекист, но я такого не хочу. Оно мне не надо. Не хочу никаких шпионских игр, внедрений, работы под прикрытием, или что там еще у них имеется.

Поэтому, когда из кабинета выскочил Калинин со своей радостной рожей, меня взбесило это окончательно. Тем более, причиной его радости была его же тупость, а не реальный повод. Он подумал на полном серьезе, будто и правда гражданка Маслова угандошила своего супруга из ревности, а потом порешила себя на фоне чувства вины. Это каким идиотом надо быть, чтоб поверить в подобную версию. Большим идиотом можно считать только того, или тех, кто данную историю активно пытался разыграть перед ментами.

Очевидно, смерть Анны Степановны имела конкретную цель. Те, кто грохнул инженера, вот так топорно, сводили все к бытовухе. Мол, нет никакой диверсии. И чекистам, значит, тут тоже делать нечего. Потому что все очень банально. Есть тронувшийся умом Лев Иванович, который за каким-то чертом взял чертежи и поехал с ними на дачу Ведерникова. Однако, бумаги вернулись на завод? Вернулись. В целости и сохранности. А ещё, есть такая же тронувшаяся умом супруга Льва Ивановича, которая вдруг решила примерить на себя роль Отелло и заколола неверного мужа, который априори на неверность не способен. Не хватало только слов «Не доставайся же ты никому» для полноты картины. Судя по рассказу Калинина, который, в свою очередь, узнал это из предварительной беседы с майором, в записке, конкретно было сказано, мол, в моей смерти прошу никого не винить. И кстати, супруг мой изменник и подлец. Я его убила. Короче, все по классике.

И вот теперь мы ждали подробностей смерти Анны Степановны. А я так вообще изнывал от нетерпения. Ибо не срасталось ни хрена. Соседка, с которой успел побеседовать, утверждала, будто Маслова утром неслась с корзинами на электричку. По мнению этой глазастой тетки, Анна Степановна планировала рвануть на дачу. Правда, не совсем понятно, на какую именно. Этих дач вдруг стало как-то много. В загородном доме Ведерникова были мы с Комаровой. Анна Степановна там точно не появлялась. Соответственно, имеется еще одно место. С огурцами. Потому что эти огурцы, как и пресловутые розы, не давали мне покоя. В любом случае, совершенно не похоже, что жена инженера планировала помирать. На кой черт ей сдались бы эти корзины? Да и вообще, до тошноты все как-то тупо, примитивно.

Однако, пришлось набраться терпения и ждать, пока к нам выйдет Василий. Просто, когда сунулись в кабинет, там помимо майора, сидел еще один мент. Звание у него было выше, чем у нашего Василия, да и рожа гораздо злее. Видимо, кто-то из начальства. Можно было бы понтануться и в наглую войти в комнату, несмотря на быстрый взгляд майора, намекавший, подождите, пацаны, меня имеют. Но, во-первых, не просто так Беляев тут проверяющим из Москвы расхаживает, корочкой чекиста не размахивает, а во-вторых, зачем Василию проблем создавать. Начальство и закуситься может. Мы-то уйдем. Василий останется.

Поэтому, извинились, осторожно прикрыли дверь и вышли из здания отдела. Правда, недалеко. Остановились за углом. Возле деревьев, которых на территории было аж целых три штуки. В тенечке. Володя сказал, у них это место встречи. Типа, если Василий занят, он ждет его именно здесь. И тут вдруг непонятные слова в моей голове. Вернее, сначала-то не сообразил, что в голове. Подумал, правда Владимир Александрович что-то ляпнул. Это же его любимое занятие — выдавать всякую чушь. Вот и спросил.

— Я вообще ничего не говорил. Максим Сергеевич, Вам показалось, — Калинин выбросил окурок и достал следующую сигарету.

Я проводил улетевший в кусты «бычок» взглядом. Такими темпами на заводе скоро придется менять начальника первого отдела. Помрет либо от стресса, либо от проблем с легкими. Хотя, подозреваю, его и без того придется менять. Потому что Владимир Александрович человек, может, неплохой, но не по Сеньке шапка, как говорит русская народная пословица. А русские народные пословицы вообще дело хорошее. Они врать не будут. Их не просто так придумали.

— Володь, смотри, сейчас закапает отовсюду. Уже третья по счету за последние десять минут.

Калинин глянул на меня с тоской, потом тяжело вздохнул, резко смял пачку вместе с содержимым и швырнул ее в те же кусты, куда только что улетел «бычок». Судя по всему, Володя был на взводе. Его точно задели мои слова, сказанные в порыве моих же чувств, когда он сообщил о смерти Масловой. Но я не мог просто сдержаться. Честно. Калинин так обрадовался предсмертной записке Анны Степановны, в которой она каялась в убийстве мужа, что ни минуты не сомневаясь, поверил, будто все так и есть. Это при том, какие вводные у нас имеются.

— Показалось Вам, — за каким-то чертом повторил он второй раз.

Пришлось сделать вид, будто действительно показалось. Хотя, ни хрена. Я этот голос, который прозвучал в моей голове секунду назад, слышал очень хорошо. Слишком хорошо. Он не похож на глюк. Прежде память Беляева показывала картинки. Вот так, голоса из ниоткуда, еще не приходили. Новая форма то ли сумасшествия, то ли воспоминаний. Хрен разберешь уже. Мне иногда кажется, будто на самом деле, я просто двинулся башкой. И ничего этого вообще нет. Ни 1972 года, ни Максима Сергеевича, ни Комаровой, ни завода, ни инженера Маслова.

Самое интересное, фраза прозвучала резко, просто ни с чего. Говорил мужик, не баба. Взрослый. Точно не полковник. Того я уже запомнил. Вообще, этот новый голос услышал впервые.

На кой черт Максиму Сергеевичу женщины-шпионы? Вот так подумал я, пытаясь понять, что означает фраза и в каких обстоятельствах Беляев ее услышал. Воспоминание было точно из его богатого тайнами прошлого. Похоже на лекцию. Тон говорящего напоминал именно это. Не просто беседа между знакомыми или рассуждения. Нет. Звучало, словно поучение. Наставление. И вот вопрос: Что это за очередная хрень?

А потом снова посыпались картинки. Хорошо, расстроенный Калинин, который ещё теперь и пачку выбросил в порыве эмоций, о чем несомненно жалел, отошел в сторону. Есть ощущение, лицо у меня поглупело в этот момент. Володя мог заметить мое состояние, а это — лишнее. Не сказать, чтоб я сильно охренел, но все же немного удивился.

И до этого предполагал, Беляев не совсем обычный товарищ, даже в рамках Комитета. Несмотря на то, что гонял он за Комаровой, высунув язык, как простой «топтун». Однако, вполне понятно, опером, который работает под прикрытием, Максим Сергеевич тоже быть не может. Потому что «топтуны» не идут на контакт с объектом, не участвуют даже в задержании. Эти ребята ходят на задание без оружия, их специфика — работа вне контакта с объектом слежки. Им не позволяется прямо смотреть на объект, только боковой взгляд. Их козыри — это зрение, скорость передвижения и отличная ориентация. Они должны предугадывать поступки человека, за которым следят. Должны быть хамелеонами. Похоже, вроде, на то, что делал Максим Сергеевич. Если бы не самый главный момент. Он имел конкретное распоряжение на контакт как раз выйти. Не только разыскать внучку Ершова, но и придумать методы воздействия на нее, способы сотрудничества. Желательно, добровольного. А это уже — серьёзно и слишком ответственно.

Судя по хаотичной информации, которая кусками всплывала у меня на данный момент в голове, Максим Сергеевич являлся сотрудником второго управления комитета Государственной безопасности. Теперь я это вспомнил точно. Он не просто чекист, не рядовой опер или кто-то еще. Контрразведка. Ок.

С одной стороны, вроде бы все в тему, а с другой не совсем. Если взять Ершова, так там больше должна суетиться внешняя разведка. В конце концов, кто, как не они, заинтересованы в получении информации о некотором количестве нелегалов в буржуйской стране. Это же, по сути, сведения, которым цены нет. Особенно, если учесть, что готовил их Ершов. А я, после знакомства с Александрой Сергеевной, начал верить в высокий уровень профессионализма этого человека. Он родную внучку, молодую девчонку, научил, как надурить чекистов, что уж говорить об агентах, которых этот товарищ дрессировал. Там вообще, наверное, полный набор суперспособностей. И главная из них — умение быть невидимым.

Не будем прятать голову в песок. Глупо отрицать очевидное, нашел Беляев Александру Сергеевну только потому, что она сама этого захотела. С каждым разом девчонка набиралась опыта на практике. В первом месте жительства она не особо заморачивалась. Думаю, считала дедову паранойю глупостью. Либо надеялась, он преувеличил уровень опасности. Поэтому особо не пряталась. Просто отправилась в первую точку на своей личной карте, указанную дедом.

Второй город разыскать оказалось сложнее. Потом, да, появилась версия об определенном маршруте. И, возможно, она была хороша, эта версия. Но в данный момент, у меня присутствовала четкая уверенность, если бы Комарова очень сильно захотела потеряться, то хрен бы ее кто нашел. И будь я настоящим Максимом Сергеевичем, меня бы из-за этого факта задавила огромная зеленая жаба. Ибо какая-то девчонка оказалась умнее и хитрее действующих комитетчиков. Причем, не просто рядовых.

Надеюсь, меня не подводит память Беляева. Она, эта память, теперь утверждала, что на данный Максим Сергеевич является сотрудником некоего «Управления А». Если честно, непонятное название не говорило вообще ни о чем, а дополнительной информации пока не поступало. Я только сделал вывод по обрывкам воспоминаний, что работа Беляева связана с аналитикой и розыском. И что управление, где трудился Максим Сергеевич относилось к контрразведке.

Еще я вспомнил полковника. Вернее, его имя. Александр Васильевич. С фамилией не задалось. Ее память не сочла нужным предоставить. Это товарищ, который, как видение, уже несколько раз являлся мне в воспоминаниях, в свое время был с Ершовым хорошо знаком по службе. Он, как и дед Комаровой, в годы войны трудился в контрразведке СМЕРШ. В 1945 году ушел на следственную работу. В основном занимался делами о шпионаже и военных преступлениях в годы войны. Максим Сергеевич познакомился с ним в 1961, когда только-только поступил на службу и был совсем молодым, двадцатипятилетним парнем.

Беляеву не повезло. Или наоборот, повезло. Не уверен точно. По ощущениям, когда я перебирал обрывки воспоминаний Максима Сергеевича о том периоде, он был до поросячьего визга рад оказаться в гуще событий. Так вот, не успел парень прийти на службу, как его подключили к делу Пеньковского. Не знаю, кто такой Пеньковский и на хрен бы он мне был нужен. Хотя, теперь, получается, наоборот, знаю. Что интересно, едва в памяти мелькала эта фамилия, возникало ощущение, будто в нее мне тычут пальцем. Почему? Не понятно. До того момента, когда Максим Сергеевич узнает о Ершове, почти четыре года. Как связаны события, сложно определить.

Заострил внимание еще потому, что участие в этом деле Максим Сергеевич счел очень важным этапом своей карьеры. Прямо кипятком писался от восторга.

Тут воспоминания тоже всплывали кусками. Наиболее ярко — момент слежки за этим Пеньковским. Он был сотрудником ГРУ. Не простым сотрудником, а с серьёзным статусом и положением. Не знаю, чего не хватало товарищу. Наверное, мозгов. Он сам навязался на работу с американцами и англичанами. И вот его, как раз, вели чекисты. Максим Сергеевич попал в фазу активной работы.

Пеньковский жил в доме по набережной Максима Горького вместе с женой, двумя дочерьми и своей матерью. Для того, чтобы получить точные и убедительные доказательства шпионской деятельности Пеньковского, Комитет тогда осуществил беспрецедентную в практике спецслужб техническую операцию. По дну Москвы-реки к чердаку в доме напротив, на Гончарной набережной, был протянут кабель, управлявший кинокамерой в ящике для цветочной рассады, находившемся на балконе этажом выше квартиры Пеньковского. С помощью кинокамеры была произведена съёмка предателя в момент, когда он переснимал на подоконнике секретные документы.

По мне, если честно ничего уж «этакого» в данном моменте нет. Однако, я — человек избалованный современными достижениями и разработками. Беляев же эту операцию считал верхом профессионализма. А ещё, по мне, надо быть полным идиотом, чтоб на окне своей квартиры фотографировать сведения, которые ты планируешь передать их врагу. Это не шпион, это псих какой-то.

В памяти Максима Сергеевича ярко запечатлелся день, когда слежка подошла к закономерному финалу. Пеньковского вели долго. Не арестовывали по определенным причинам. Но момент настал.

Он должен был вылететь в США, откуда планировал уже не возвращаться. Однако Комитет подстроил оказию, вследствие которой Пеньковский получил лёгкую инфекцию жизненно важных органов. Его одежду тайно обработали веществом, вызвавшим сыпь на мужском достоинстве. Ясное дело, мужика стегануло и он побежал к доктору. Ударили по больному, злые чекисты.

Доктор, в свою очередь, пригласил на прием и жену Пеньковского. Мол, дело это семейное, надо разобраться, кто такую мерзость подцепил. Пока супруга Пеньковского была в кабинете врача, оперативники достали из кармана ее пальто ключ от квартиры, в соседнем кабинете сделали дубликат и отправились на обыск. Через некоторое время супруга этого товарища пошла домой, а Пеньковского прямо из палаты привезли в здание КГБ на Лубянке.

Вот с Александром Васильевичем Беляев познакомился именно в процессе следствия. Уж не знаю, чем запал молодой чекист тогда еще подполковнику в душу, но именно его он привлёк к делу Ершова, спустя три года. Хотя, в тот момент никто из этого семейства не скрывался. Наоборот, Виктор Николаевич постоянно был на виду. Даже как-то слишком на виду. Он будто специально делал все напоказ, чтоб чекисты однозначно уверились, подвоха можно не ждать.

— Максим Сергеевич… — я вздрогнул от неожиданности, услышав голос Володи совсем рядом.

Калинин, напсиховавшись в сторонке, снова подошел ближе. Очень не вовремя. У меня, в кои-то веки, память сыпала картинками, сменяла их, как калейдоскоп узоры.

— Вы нормально себя чувствуете? Побледнели немного, — Володя выглядел взволнованным. Интересно даже, реально переживает? Или, на самом деле, в глубине души желает мне сдохнуть возле этих берёзок. Потому и подошел. Поверить, не помираю ли.

— Нормально, нормально… Задумался. — Я отмахнулся.

Мол, не сочиняй, Калинин, все отлично. Хотя, в реальности, ни хрена отличного. Мне никак не соскочить с истории Комаровой, пока она не доведена до логического финала. А логический финал — это список нелегальных агентов, предоставленный Александрой Сергеевной полковнику. Но что-то мне подсказывает, Александра Сергеевна тоже не убьется делиться информацией, ибо, как уже понятно, далеко не дура.

— О, Василий Андреевич… — Калинин отвлёкся от моего состояния, потому что во дворе обозначился наш майор. Слава богу. Это очень вовремя.

— Ну, что? — Александра Сергеевна, выскочив из-за стола, бросилась мне навстречу, едва я переступил порог кабинета. Однако, буквально в нескольких шагах остановилась. Странно… Было такое ощущение, что она с разгона либо повиснет мне на шею, либо просто пойдет на таран. Так бежала… так бежала… В последний момент, видимо, поняла, что лучше притормозить, а то получится странная ситуация.

— Ее убили? Верно? — тихо спросила Комарова.

Я молча посмотрел на девицу, стоявшую прямо передо мной. Идите вы все в жопу. Вот так хотелось сказать в ответ. Жаль, что это невозможно. Там уже занято. Там — я. Поэтому поморщился, совершенно беспардонным образом отодвинул Комарову в сторону, а затем прошел к дивану и плюхнулся на него без сил. Кстати, реально без сил. Мало того, что каждый мой день теперь выглядел так, будто я не человек, а хомячок, который бестолково бегает в колесе, не зная, что с него, с этого колеса, можно слезть, так еще и физически присутствует ощущение слабости. Мне кажется, это связано с продолжающейся и немного затянувшейся адаптацией сознания в новом теле.

Я откинулся назад, прикрыл глаза и попытался отключиться от реальности хотя бы на десять минут. Мне нужны эти долбаные десять минут тишины. Потому что, пока ехали обратно на завод, Калинин трындел без умолку. А это, в принципе, было даже удивительно. Тема трындежа — как сильно он сожалеет о том, что пренебрег обязанностями. Что помогал людям. А ему по должности положено их контролировать и держать под зорким глазом. Короче, Владимир Александрович сильно раскаивался в своих поступках. Конкретно, в том, что пошел на сговор с Мальцевым и допустил Филатову к работе. И в том, что сам имел неосторожность позволить пошлым, примитивным желаниям взять контроль над разумом. Это Калинин так красиво обозвал свои потрахушки с Ниной Ивановной. А вообще, я так думаю, он просто посидел, покумекал, понял, что неизбежно понижение в должности, а там, может даже увольнение, и решил, надо как-то исправить ситуацию. Выход у него, по сути, один — договариваться с начальством. То есть со мной.

Я старался слушать его одним ухом, а в идеале вообще не слушать. Но Володя был так красноречив, что к концу дороги у меня разболелась голова и задергался глаз. От желания кого-нибудь убить. Просто так. Потому что сил нет, как все достало. Я уже начинаю думать, что настоящий Беляев сдох не от чудо-зелий Александры Сергеевны, а дабы соскочить со всей этой дебильной суеты.

— Максим Сергеевич… Максим Сергеевич…

Комарова переместилась теперь к дивану и стояла рядом. Я чувствовал на себе ее внимательный взгляд. Сука… Пришлось открыть один глаз и посмотреть на эту настырную девицу.

— Александра Сергеевна, дайте, что ли, Вашей «болталки».

— Зачем? — Моментально напряглась она. — Хотите у кого-то выяснить правду? Есть предположения, кто убийца?

— Нет. Хочу сам сдохнуть…

Комарова выразительно хмыкнула.

— Мне кажется, Максим Сергеевич, у Вас плохое чувство юмора.

— А мне кажется, Александра Сергеевна, у меня просто уже сформировалась устойчивая аллергия. И на вас, и на это место, и на все семейство Масловых.

Я выпрямился, провел ладонью по лицу, а потом начал рассказывать Комаровой подробности. Все равно не отстанет.

— Анну Степановну нашел мужик, который отправился к реке наловить рыбки. Рыбки захотелось человеку. Понимаете? А тут — тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…

— Она, что? Утопилась? — Александра Сергеевна, охнув, прикрыла рот ладошкой. Наверное, так она выразила свое восхищение моими глубокими познаниями отечественной литературы. По крайней мере, хотелось бы в это верить.

— Нет. Она повесилась. На дереве. В лесочке рядом с речкой.

— А при чем тут сети?

— Вообще ни при чем. Это я для пущего эффекта. Мужик нашел ее буквально несколько часов назад. Вызвал милицию. Те приехали. Записка была в кармане одежды. В своем трогательном послании Анна Степановна каялась, будто смерть супруга — исключительно ее рук дело. А виновата во всем неведомая разлучница. Кстати…

Я нахмурился и уставился на Комарову. Она в ответ вопросительно подняла одну бровь, не понимая, к чему идет наш разговор. Но тут же изменилась в лице. Походу, все-таки сообразила.

— Да вы что?! Мы с Львом Ивановичем… Мы — коллеги. Вы считаете, у нас был роман? — У Александры Сергеевны стало такое обиженное лицо, будто ее до глубины души оскорбило это подозрение.

— Заметьте, не я это сказал… Нет, конечно. На кой черт Вы ему сдались. От вас никакого толку в этом направлении. Вот проблемы — сколько угодно. А вульгарная, грязная, пошлая связь… — окинул ее взглядом с ног до головы.

— В смысле? — Комарова даже немного покраснела. Не понял, правда, от чего. От намеков на секс с инженером или наоборот, от намеков, что этого секса быть не могло.

— Слушайте, Вам не угодишь. Вы уж определитесь, добродетель является Вашим достоинством или недостатком.

— Максим Сергеевич! — Комарова, сжав кулаки, пыхтела носом так, что ноздри ее, кстати, симпатичного, слегка вздернутого носика, раздувались, как у племенного быка, готового кинуться на жертву своей агрессии.

— Ладно… Пошутили и хватит. Надо что-то со всем этим делать, — я резко встал с дивана. Вернее, хотел резко встать с дивана и пойти… Не знаю, куда. Куда-нибудь. Реально нужно искать выход из всей этой кучи дерьма.

Однако, Александра Сергеевна находилась слишком близко. Я данного фактора не учел из-за усталости и легкого тупняка, который являлся последствием долгого общения с Калининым. Она попыталась отшатнуться, дабы увеличить расстояние между нами. Но в итоге, Комарова качнулась назад, не устояла на ногах, и по инерции, стараясь удержать равновесие, упала вперед. Впереди были я и мои мужественные объятия. Проблема в том, что мы с объятиями тоже не были готовы в данную минуту кого-то принимать. Особенно, вполне себе взрослую женщину, пусть и приятную на ощупь, которая завалилась сначала на меня, а потом вместе со мной на диван. Я просто тупо от неожиданности, как Александра Сергеевна секунду назад, не удержался на ногах. Вот и все. Никакого умысла. Чистая случайность.

— Максим Сергеевич… — пыхтела Комарова. — Отпустите. Да что ж такое! Зачем Вы хватаете?! Это неприлично, в конце концов. Уберите руки!

Она пыталась слезть с меня, но делала это одновременно с моими же попытками выбраться из-под нее. Поэтому мы вместо того, чтоб адекватно расцепиться и встать на ноги, пару раз кувыркнулись по дивану. На третьем перевороте я понял, мне вполне нравится этот процесс. Причем, понял не только я. Судя по красным щекам Александры Сергеевны, она это не просто поняла, но и почувствовала.

Учитывая, что размеры дивана не бесконечные, а мы вот-вот уткнемся в подлокотник, пришлось изменить направление и кувыркнуться с Александрой Сергеевной, которую я уже просто откровенно держал одной рукой за талию, а другой практически за ягодицы, в обратную сторону. По факту получилось так, что теперь она лежала на спине, я — сверху.

— Вы… — Комарова смотрела мне прямо в глаза.

Причем взгляд у нее стал… В общем, я решил, что взгляд у нее стал призывный, соблазнительный и манящий. Хотя, может, она просто охренела от происходящего. Разбираться не было желания. Поэтому сделал самое лучшее, что можно было сделать в данной ситуации. Ясное дело, я ее поцеловал.

Честно говоря, ожидал бурной реакции в ответ. Думал, начнет сопротивляться, ударит. Не знаю. Укусит. Но ничего подобного… Александра Сергеевна так задорно, с энтузиазмом подключилась к процессу, что тут немного охренел я. Но решил на достигнутом не останавливаться. Одна рука сама собой, потянула вверх край юбки Комаровой, попутно изучая ее бедро. Очень, кстати, возбуждающий процесс.

Не знаю, каким чудом кто-то из нас услышал громкие голоса под дверью. Или оба услышали. В любом случае, мы одновременно замерли на секунду, а потом резво рванули в разные стороны. Вернее, сначала рванул я с Комаровой. Вскочил на ноги, одергивая брюки. А что там одергивать, если все топорщилось и откровенно говорило, некоторые части моего тела вовсе не рады такому повороту событий.

Следом за мной с дивана одним движением поднялась Александра Сергеевна. У нее вид тоже был соответствующий. Волосы растрепались, блузка съехала набок, щеки раскраснелись, а губы, что выглядело просто охренеть, насколько сексуально, немного припухли. Не понять, чем конкретно мы занимались, мог бы только законченный идиот.

— Ну, знаете… — Комарова стрельнула в мою сторону злющим взглядом, а потом принялась срочно приводить себя в порядок.

Умрешь, конечно. Типа, я во всем виноват. Между прочим, в моем состоянии ничего не поможет сейчас кроме холодного душа. И это не само собой, произвольно случилось. Можно подумать, не Комарова ко мне прижималась только что, а какая-то посторонняя женщина.

К счастью, голоса за дверью громко спорили и это дало нам немного времени. Буквально пару минут. Я хотя бы успел подскочить к столу и усесться за него. Так, по крайней мере, не видно самую главную улику нашего с Александрой Сергеевной обоюдного влечения. И пусть даже не трындит. Оно точно обоюдное. Ей нравилось все не меньше, чем мне.

Комарова же поправив одежду, с умным видом плюхнулась обратно на диван. Я схватил со стола первую попавшуюся папку. По-моему, какое-то из личных дел. И швырнул эту папку Александре Сергеевне. Она схватила ее на лету, открыла и уставилась в текст.

— Переверните!

— Чего перевернуть? — Комарова снова раздраженно фыркнула в мою сторону.

— Папку переверните. Она вверх ногами.

В ответ — очередной разъяренный взгляд. Но папку все-таки перевернула.

Наконец, дверь распахнулась. На пороге возник Мальцев Николай Иванович. Он же — начальник отдела главного технолога. Он же — любовник Нины Ивановны Филатовой. Он же — человек, которому я сейчас с огромным удовольствием сломал бы нос. Неужели не мог явиться позже. Часика через два. Потому что та скорость, с которой Александра Сергеевна вдруг ответила на мои домогательства, свидетельствовала о возможном сексе. Он вполне мог случиться в этом кабинете и на этом диване. Я, между прочим, останавливаться точно не собирался. Есть подозрение, что Комарова чувствовала то же самое. Удивительно, но при нашей взаимной неприязни, чисто физически, мы несомненно испытывали сильное влечение. Не знаю… Возможно, с моей стороны, сказалась влюбленность настоящего Максима Сергеевича. Потому что о себе я такого сказать не мог. Я в Комарову точно не влюблен. Однако, хотел эту женщину так, что яйца сводило. А сейчас тем более.

Понятное дело, рабочий кабинет не лучшее место для первого секса, но при том образе жизни, который имеется в наличие, хрен знаешь, что произойдет в следующую секунду. Не до жиру. Да и потом, страсть, дело такое. Если накрыло, голова вообще не варит.

— Здравствуйте… — Николай Иванович при виде Комаровой, которая листала личное дело одного из сотрудников, сидя на диване, несколько пыл поубавил. Хотя в кабинет он влетел, полный то ли праведного гнева, то ли желания поскандалить, то ли пытаясь спрятаться от опасности. Любой вариант верный. Мальцев был на взводе.

Следом за Николаем Ивановичем двигалась женщина, лет сорока пяти. Выглядела она очень злой. Жгучая брюнетка с пылающим взором карих глаз. Этакая Кармен, только немного потасканная жизнью.

— Максим Сергеевич? Товарищ Беляев? — тон у женщины был агрессивный. Правда, пока не понятно, на кого именно направлена эта агрессия. Царапина на щеке Мальцева давала надежду, что все-таки не на меня. Начальник отдела вообще выглядел слегка потрепанным. Похоже, они не только ссорились с этой особой перед дверью в кабинет, но и слегка успели друг другу навешать тумаков.

Я посмотрел на Кармен. Пожалуй, нет. Тумаков навешала конкретно она Мальцеву. Это больше похоже на правду.

— Все верно. Слушаю Вас, — сделал подходящее случаю лицо. То есть, изобразил непонимание и назревающее возмущение. В конце концов, не проходной двор тут.

— Я — супруга данного… — Брюнетка обернулась к Мальцеву. — Данного гражданина, который не в состоянии защитить свое честное имя.

— Эльвира… — Николай Иванович поправил галстук, слегка расслабив узел, будто ему не хватало воздуха.

Мне показалось на секунду, он бы с огромным удовольствием этим галстуком либо сам удавился, либо удавил жену. А то, что передо мной именно жена, сомневаться не приходилось. Было понятно по собственническому выражению, которое проскальзывало во взгляде Кармен, когда она смотрела на Мальцева, явилась истинная хозяйка этого самца, прости господи. Вообще не удивлен, что мужика потянуло на Филатову, которая при всей ее тупости точно знает, как сделать из забитого подкаблучника императора своего сердца и тела.

— Что, Эльвира?! — Брюнетка передразнила интонацию мужа, а потом подошла четким шагом к столу, оперлась о него руками и немного наклонилась вперед. — Значит так, Максим Сергеевич, я требую, чтоб Вы разобрались, кто и с какой целью пытается опорочить моего супруга. Он — честный человек. Отличный руководитель. Партийный. По какой причине бездействует общественность? Почему Вы позволяете этим грязным слухам расползаться по заводу? Ниночка Филатова. Эта чудная девочка. Мы с ней приятельствуем, чтоб Вы понимали. Она к Николаю относится, как к отцу…

В этом месте пламенной речи своей супруги Мальцев громко сглотнул слюну. Видимо, даже его впечатлило подобное сравнение. Однако, дамочка, не обратив внимание на реакцию Николая Ивановича, продолжала горячо отстаивать честь мужа и его любовницы. Правда, не понимаю, почему она делала это передо мной.

Судя по всему, слух о тщательно скрываемой связи пошел в народ. И явно это произошло не случайно. Уверен, тут постарался все тот же Ведерников. Конечно, по распоряжению своей подруги. Это несомненно. Они хотят навести суету. Тычут мне в нос грязное белье, чтоб я наверняка запомнил, Нина Ивановна спит с Мальцевым. Только с ним. Больше у нее никого нет. Теперь стало еще интереснее, от чего так тщательно отвлекают мое внимание. А его точно отвлекают. Вон, Филатова принесла даже в жертву бедолагу Николая Ивановича. Лишила себя стабильной поддержки, в том числе, уверен, финансовой.

— Да мы Ниночку всегда привечаем. Вместе с ее женихом, с Игорем. Такая милая пара. Вы в курсе, как часто они бывают у нас дома? В курсе? Мы очень дружны. Потому что Нина, Игорь… Они удивительно порядочные люди. И Николай… Как можно заподозрить его в адюльтере? Это же… Это омерзительно!

Последнее слово брюнетка буквально выплюнула. Так ее таращило от злости. А Мальцев, конечно, молодец. Ничего не скажешь. Нет, так-то он идиот. Это факт. Нашел с кем связаться. А главное, где. Насколько понимаю, жена его работает тут же, на заводе. Вот что за люди? Есть прекрасная пословица, не сношайся, где живешь, и не живи, где сношаешься. Что за любовь к экстриму? Завести себе пассию под носом у супруги. Хотя… Может, у Мальцева приключилась любовь. Почему, нет? На фоне столь активной супруги, нежная, трепетная лань Филатова — объяснимый выбор.

Молодец в том плане, что ухитрялся столько времени держать в тайне свою связь. Придумал оптимальный вариант, не прятать, а наоборот подружить любовницу и жену, убедив вторую в том, что к Филатовой он испытывает исключительно приличные эмоции — заботу старшего товарища. Даже алиби организовал в лице Ведерникова, который перед этой Эльвирой разыгрывал жениха Нины Ивановны. А говорят, во времена Союза скучно жили. Вон, какой водевиль.

— Никогда не поверю, что Ниночка могла бы так бессовестно пользоваться моей добротой и моей благосклонностью. Я слышала, обсуждают, будто она ветреная. Но это все от зависти. Нам, красивым женщинам, тяжело жить среди злых, обиженных природой клуш, — Кармен кинула быстрый взгляд в сторону Комаровой, видимо, включив ее в список завистников.

— Эльвира, я прошу тебя! При чем тут товарищ Беляев?! Прекрати меня позорить! — Николай Иванович переминался с ноги на ногу, краснел, бледнел и не знал, что ему сделать. Мужику очевидно было ужасно стыдно за происходящее.

— Вот именно! Прекрати! Ты сам прекрати это. Твои сотрудники шушукаются за спиной, распространяют ужасную сплетню. Даже до нашего расчетного отдела дошло! Это как?! Как, я тебя спрашиваю?! Товарищ Беляев, — Кармен снова переключилась на меня. — Я прошу… Нет, я требую устранить подобные слухи. Мой муж — кристальной порядочности человек. И Ниночка. Чтоб Вы понимали, мы даже отдали ей ключи от второй дачи. Она исключительно честная, воспитанная девушка…

— Стоп! — Я поднял руку, останавливая поток словесного поноса брюнетки. Однако, ее несло со страшной силой. Моего жеста она даже не заметила.

— В конце концов, Вы должны потребовать от сотрудников первого отдела взяться за решение данного вопроса. Калинин этот Ваш. Чем он занимается? Почему не выполняет свою работу…

— Заткнитесь, гражданка Мальцева, — вырвалось у меня против воли. Кстати, даже не громко.

Три слова произвели фурор разорвавшейся бомбы. Эльвира подавилась очередными требованиями и уставилась на меня, выпучив свои испанские глаза. Она, как рыба, выброшенная на берег, открывала и закрывала рот, но вместо слов оттуда доносилось мычание. Мальцев выглядел так же. Только в отличие от жены, он был умнее и прекрасно понял, у меня не имелось желания оскорбить его супругу. У меня закончилось терпение. Потому что Кармен, исключительная дура, явилась в кабинет человека, который приехал из Москвы с проверкой сотрудников особого отдела, а потом еще имела наглость что-то от этого человека требовать. Не просить помощи, не пожаловаться, а требовать.

Только Александра Сергеевна выглядела весьма заинтересованной. Ее явно происходящее веселило.

— Вы… Да Вы знаете, кто мой отец? — выдала, наконец, Кармен. — Вы знаете, какую должность он занимает? Вы… Вы вообще, понимаете?

— Нет. И мне вообще плевать. Меня не интересует человек, который не смог своей дочери объяснить элементарные вещи. Например, что такое субординация и как себя надо вести, — я перевел взгляд на Мальцева. Николай Иванович, как раз, снова сменил цвет лица с красного на бледно-зеленый. — Ваша супруга только что сказала, что вы отдали Филатовой ключи от дачи? Не пользуетесь сами? Или что?

— У нас их две, — проблеял Мальцев. — Эльвирин отец… Он секретарь горкома…

— Господи… Да бог с ним, с отцом. Еще раз. Меня интересует дача. Там есть огурцы?

— Огурцы? — Мальцев совсем ошалел от происходящего. Он вообще не мог понять, каким боком оказались в этой истории огурцы. — Ну… Да. Наверное. Я не знаю.

— Давно Филатова пользуется вашей щедростью? — я даже перестал злиться на психованную, зарвавшуюся Эльвиру. Мне просто стало не до нее.

— Так с начала весны, — Мальцев оглянулся на диван. Мне кажется, он сильно хотел присесть, а еще лучше прилечь и притвориться мёртвым, как опоссум. Но там сидела довольная до одури Комарова. Она получала удовольствие от этого цирка, даже не скрывая данного факта.

— Отлично. Пишите адрес, — я положил на край стола листок и карандаш.

— Нужно, чтоб всю информацию, которая появляется на заводе, ты хорошо запоминала и передавала мне. Подробно, в деталях. Даже, если тебе детали покажутся незначительными.

Ниночка лежала в этот момент на груди любимого мужчины, а тогда она была уверена на сто процентов, что мужчина любимый, и поначалу даже не поняла смысл произнесенной им фразы. Филатовой понадобилось порядка пяти минут, чтоб слова в ее сознании обрели содержание.

— Это как? — девушка подняла голову и посмотрела на Маркова.

— Господи… — он раздраженно оттолкнул ее в сторону, слез с кровати, а затем начал одеваться. — Иногда я понимаю, насколько верно мнение, что красота и ум — совершенно несовместимы. Ты полностью соответствуешь этому.

Нина Ивановна растерянно наблюдала, как ее мужчина напяливает брюки, застегивает рубашку.

— Вадим, я правда не понимаю. Какую информацию?

— Послушай, милая, — он резко обернулся, подошел к постели и сел на самый край. — Не нужно думать, «зачем». Думай, «как». Как тебе это сделать, не привлекая внимания. Меня интересуют любые сведения, касающиеся инженера Маслова. Знаешь, такого?

— Знаю… — Ниночка поднялась, оперлась спиной о грядушку кровати, натянув повыше простынь. Грудь у нее, конечно, красивая, и Нине Ивановне очень нравилось, как темнеет взгляд Вадима, когда он видит эту грудь обнаженной, но сейчас любимый явно настроен слишком серьезно.

— Вот это человек интересует меня в первую очередь. Любая информация, которая касается его. Есть предположение, что скоро именно на вашем заводе начнется работа в одном любопытном направлении. Из всех сотрудников, которые могли бы заняться этой предполагаемой работой, Мальцев — самая лучшая кандидатура. Уверен, выберут именно его. Мужик башковитый, с большим опытом. Поэтому, милая, придется напрячься…

Вадим наклонился вперед и осторожно убрал локон, упавший Ниночке на щеку. Хотя, в момент, когда любимый сделал этот простой и вроде бы приятный жест, Нина Ивановна внутренне почему-то напряглась, словно он на самом деле хотел причинить ей боль.

— Просто я не понимаю… — Ниночка еле сдержала желание отодвинуться дальше. Вообще, странное дело, но при всем том, что Вадима она любила столь же сильно, как и прежде, иногда возникал вот такой страх, как сейчас.

— Ты — общительная, красивая женщина. Это очень хорошее орудие для того, чтоб манипулировать мужчинами. Сама понимаешь, когда мужчина увлечен, он плохо контролирует себя. Становится мягким, податливым. Да что там далеко ходить? Посмотри на своего Мальцева. Бедняга готов для тебя достать с неба луну и еще парочку звезд до кучи.

— Он не мой… — Нина Ивановна чувствовала, как внутри что-то начинает холодеть. Что-то очень неприятное и даже, наверное, гадкое. — Тебе вообще все равно, что я… Что…

Девушка замялась, не желая произносить это вслух.

— Что ты с ним спишь? — Вадим усмехнулся. — Нет. Не все равно. Но вполне очевидно, так надо. Поэтому стараюсь не думать о подобных мелочах.

Марков поднялся с кровати и продолжил собираться. Сегодня он планировал уехать в Москву. Ниночка осталась сидеть в постели. Голая, накрытая лишь одной простыней. Все это было как-то неправильно. А еще ее покоробило, что связь с другим мужчиной Вадим назвал мелочью.

Этот разговор случился больше полугода назад. С тех пор Нина Ивановна постоянно занимался лишь одним. Ходила, слушала, говорила, очаровывала. Способ сообщения информации они с Вадимом выбрали донельзя простой. Вернее, если говорить более точно, выбрал его Марков. Как только девушка узнавала нечто действительно важное, она отправляла телеграмму по определенному адресу. Естественно, содержание было завуалированным. Например, когда стало известно о том, что планируется создание отдельной группы специалистов, которые займутся особым, секретным проектом, Нина сообщила Вадиму в телеграмме грустную новость. Тетя внезапно заболела и требует срочного ухода. Нужно приехать. Эти несколько предложений были сигналом, который говорил о важности встречи.

Марков появился на следующий же день.

— Что случилось? — спросил он, едва вечером переступил порог ее квартиры. Девушка только вернулась с работы и не успела еще переодеться.

Нина Ивановна даже обалдела от той скорости, с которой Вадим среагировал. Все-таки Москва неблизко. Получается, рванул в сторону их города, как только получил телеграмму. Правда и о срочности таких сообщений они тоже договаривались заранее. В любом другом случае Марков просто раз в две недели приезжал к Ниночке на выходные.

Самое интересное, Вадим всегда точно знал, одна она или нет. Ни разу не случилось накладки, чтоб любимый явился в момент, когда Филатова была с Николаем Ивановичем. И обратно. В те дни, когда Вадим находился в ее квартире, Мальцев уже оказывался занят какими-то важными делами.

Ниночка подробно рассказала о том, что поведал ей один из сотрудников первого отдела — Калинин. Владимир Александрович в то время еще не был начальником. Но уже увлекся Филатовой по полной программе. Вадим оказался прав. Крутить мужиками вообще несложно. Всего лишь один раз особист подвез Ниночку домой в дождь, потом выслушал историю, как одиноко и тоскливо девушке, ну, а уже после этого, само собой, кинулся ее успокаивать. Момент душевной близости почти сразу перетек в близость физическую.

С Калининым Ниночка встречалась редко. И даже не стала скрывать от него свою связь с Мальцевым. Наоборот. Сама сообщила мужчине, мол, парень ты симпатичный, но толку от тебя никакого. Николай Иванович — это надежная опора и поддержка. В том числе финансовая. Владимир Александрович попытался взбрыкнуть, за что был отлучен от тела на месяц. Оказалось, стоит сказать мужчине «нет» и он загорается еще сильнее. Поэтому выводы из полученного урока Калинин сделал и больше характер не показывал. Довольствовался тем, что есть.

При этом, он не был по уши влюблен в Филатову, как большинство. Больше сыграла свою роль страсть и отсутствие стабильной личной жизни у самого Владимира Александровича. А когда освободилось место начальника первого отдела, он спросил Ниночку, не поможет ли Мальцев ему получить столь привлекательную должность. Все на заводе знали, что тесть Николая Ивановича является первым секретарем горкома, связи имеет более, чем приличные, и может влиять на многое. В данном случае, даже замолвить словечко в Москве перед одним из своих руководителей, чтоб этот руководитель замолвил словечко перед руководителями Калинина. Вот такой круговорот руководителей в природе.

В итоге, Владимир Александрович желанное назначение получил. Поэтому, если ему и не нравилось, чисто по-мужски, делить Ниночку с кем-то, он свои переживания по данному поводу держал под контролем. А Мальцев, когда Нина Ивановна тактично намекнула ему, на место начальника неплохо бы заполучить кого-то своего, сам пришел к выводу, лучшая кандидатура — это Калинин. На тот скромный нюанс, что Ниночка невзначай произнесла нужное имя раза три, Мальцев внимания не обратил.

В общем, Вадим был прав во всем. Мужчины, как дети. Им нужно вкладывать правильные мысли в голову, а потом подводить к тому, чтоб они эти мысли принимали за свои. И все.

Правда, в последнее время, из-за всей ситуации, которая приключилась, Ниночка с Калининым вообще не виделась. Он постоянно находился рядом с Максимом Сергеевичем. А если не находился, то старался встреч с Филатовой избегать. Она, в принципе по этому поводу не переживала. Так лучше. Ни к чему рисковать. Если о связи с Мальцевым знали трое: Игорь, Вадим и Калинин, то про свои близкие отношения с начальником первого отдела Ниночка никому не рассказала. Даже Ведерникову. А Марков, к примеру, вообще не интересовался, от кого конкретно Нина узнала ту или иную информацию. Особиста девушка оставила для себя, как тайный отходной путь. Она, правда, не понимала до конца, куда именно можно этим путем отойти, но интуитивно чувствовала, так лучше.

Тем более, события, происходящие в последнее время, Нину сильно пугали.

Для начала — история с Масловым. Дурацкий Маслов. По-другому не скажешь.

Ниночка послушно докладывала Вадиму обо всем, что происходило на заводе. После известия о спецгруппе, он заявил, девушка должна попасть в ее состав. Филатова даже спорить не стала. Потому, что это — бесполезно. Все равно сложится так, как хочет Марков. Тем более, Ведерников, к которому инженер Маслов относился очень хорошо и считал его талантливым парнем, в любом случае, сразу, едва только создание группы доверили Льву Ивановичу, являлся самым первым кандидатом. Естественно, с его же помощью Ниночка и в спецгруппе могла изображать вполне нормального сотрудника.

Дальше все прошло без сучка, без задоринки. Сначала в группе оказался Игорь, потом сама Ниночка. Ясное дело, Лев Иванович ее бы даже не рассматривал. Тут пришлось снова надавить на Мальцева. Тот уже перестал удивляться закидонами своей любовницы и не стал спрашивать, на кой черт ей спецгруппа. Филатова сама объяснила ему причину. Сказала, что планирует перебираться в Москву, а участие в таком проекте ей в этом будет хорошим подспорьем.

Кроме того, Нина Ивановна заметила, Мальцев стал относиться к их связи гораздо прохладнее, чем раньше. Во-первых, скорее всего, просто накушался молодого задора. Любые чувства рано или поздно сходят на «нет». Особенно, если эти чувства приключились «на стороне». Ниночке даже иногда казалось, что Николай Иванович начал ею немного тяготиться. По сути, ему приходилось практически тянуть две семьи. В свое время, в порыве страсти, он познакомил любовницу с женой. Но не официально, естественно. Ему бы Эльвира быстро ноги переломала. А тесть отобрал бы все, что имеется, до последних трусов.

Ниночка была представлена супруге, как талантливая, но очень одинокая девочка, которая нуждается в поддержке. У Мальцевых детей не было, и Эльвира расценила такую заботу закономерным явлением. Ей в голову не могло прийти, будто муж обнаглел до крайней степени и притащил в дом особу, с которой имеет связь. В принципе, оказалось, что лучший способ спрятать секрет — положить его на виду. Поэтому Филатова сразу в глазах Эльвиры была вне подозрений. Жена любовника даже несколько раз спрашивала, не замечала ли Ниночка, никто там не Мальцева случайно не заглядывается. А потом вообще попросила присматривать за супругом. К тому же, еще имелся Игорь, которого представили, как жениха Нины Ивановны.

Однако, наверное, Мальцева все равно стала напрягать такая жизнь на острие ножа. Тем более, Эльвира работала в расчетном отделе, и угроза открывшейся правды существовала в любом случае. Так как страсть в Николае Ивановиче немного утихла, больше начал работать мозг. И версия будущего, в котором он мирно расстается с Филатовой, ему все чаще приходила в голову. Однако, держать бывшую любовницу под боком и дальше, было бы неправильно. А вот если она уедет в Москву…

Поэтому Николай Иванович посодействовал тому, чтоб инженер Маслов, которого поставили во главе специального проекта, взял и Ниночку тоже.

Вадим был доволен, что его указание выполнено. Мальцев доволен, что Нина Ивановна скоро уедет. Нина Ивановна довольна, что рядом — Игорь, который продолжает помогать. Игорь доволен, что его выбрал Лев Иванович. В общем, все вокруг были практически счастливы.

А вот дальше появилась неожиданная проблема. Филатова могла передавать Вадиму информацию на словах, но в данном случае Маркова интересовали конкретно чертежи, которыми занималась спецгруппа. А как Ниночка могла рассказать ему о том, в чем сама не смыслила ни черта. С таким же успехом можно было требовать от нее, чтоб она воспроизвела китайский алфавит. Подключать Ведерникова Вадим запретил. Достаточно того, что Игорь вообще знает о его существовании.

В итоге, Марков велел поступить следующим образом. Начальный этап работы его не сильно заинтересовал. Надо было дождаться, пока разработка усовершенствованных деталей самолета будет подходить к концу, затем взять чертежи, вынести их с завода, сделать копии с помощью специальной бумаги и вернуть обратно.

— С ума сошел?! — Нина Ивановна, услышав такую удивительную ересь, не выдержала, наконец, и сорвалась. — Вынести чертежи?! Ты понимаешь, что говоришь? Как я это сделаю? Да меня в этот же день схапают особисты.

— Не схапают. Калинин поможет. Ты же с ним не за красивые глаза, надеюсь, спишь. Потому что глаза у него совсем некрасивые. Да и сам он… Не Ален Делон.

Филатову буквально окатило ледяной волной. Опять?! Вадим опять говорит о том, чего знать не должен. Про Владимира Александровича Нина никому не рассказывала. Значит… Значит, следит за ней? Так, что ли?

Внезапно, девушка почувствовала пустоту. Резко. Просто в одну секунду. В ней что-то умерло безвозвратно. Хотя… Почему что-то? И почему, внезапно? К этому давно все шло. Умерла та любовь, которую Филатова себе придумала. Марков пользовался ею. Ими обоими, и Ниночкой, и ее любовью. Вот так звучит более точно.

— Уходи…

— Что? — Вадим в этот момент как раз расстегивал рубашку, планируя слиться в страстных объятиях.

— Уходи и больше не появляйся, — Филатова подбежала к выходу из спальни, а потом указала мужчине в сторону коридора. — Я не буду ничего больше делать для тебя. Все. Достаточно.

— М-м-м… Как интересно… — Марков застыл, так и держась за пуговицы. Подумал буквально пару минут, а потом сказал. — Милая, если ты не понимаешь, объясню. Из нас двоих решения принимаю только я. От тебя вообще ничего не зависит. Видишь ли, солнышко, в твоем прошлом столько интересной, занимательной информации… Если бы вдруг мне, по какой-то причине пришло бы в голову ею воспользоваться, то жизнь твоя изменилась бы в очень, подчеркиваю, в очень плохую сторону.

— Какое прошлое? Какая информация? — Нина Ивановна почувствовала, пол внезапно стал уходить из-под ее ног.

— Ну, вот, смотри… Ты — внучка Рюмина… Ой, прости… — Вадим наигранно прижал ладонь ко рту. — Это секрет. Я забыл. Так тщательно скрываешь биографию семьи ото всех, что даже фамилию матери поменяла. Вдруг кто-то узнает. Сама, наверное, была в шоке, когда выяснила, что твой дед являлся законченным мерзавцем. Но это ладно. Отец от него отказался. Правда? Пусть ваш первый отдел узнает, кого пропустили на завод. Не очень страшно. Позор, конечно, но не сильный. А вот если связать родство с преступником и твои доносы постороннему человеку… Ты ведь обо мне не знаешь ни черта. Правда? При этом спокойно узнавала информацию, докладывала ее. Получается… О-о-о… Милая, получается, ты шпионка?

Впервые за все двадцать пять лет Нине Ивановне стало по-настоящему страшно. Нет, она и раньше догадывалась, что Вадим не просто так собирает различные сведения. Но она гнала от себя эту мысль. Поэтому и вопросов не задавала. Боялась услышать ответ, который и без того знала. Это, как в детстве. Если ты спрятался под одеяло, то темнота не очень страшная становится. Но сейчас она отчетливо поняла, Марков не оставит ее в покое. По крайней мере, до тех пор, пока ему это нужно. А потом… А потом он тоже не оставит ее в покое. Скорее всего, либо нагадит в огромных масштабах, либо… Убьет. Нина произнесла это слово мысленно и сразу же, вот ведь странное дело, накатило спокойствие. Да, это однозначно. Он не может отпустить человека, который собирал для него сведения. Потому что такой человек способен пойти в органы, например. Даже рискуя своей свободой. Или кто-то вычислит Вадима. А Ниночка — самый настоящий свидетель, который много знает.

В общем, с того дня изменилось все. Теперь Нина Ивановна точно понимала, кто такой Вадим, а главное, кто такая она. Диверсант, агент, шпион. Как угодно можно называть. Марков, наверное, работает на кого-то из врагов государства. А Ниночка работает на Маркова. И спит с ним. От этой части их взаимоотношений Вадим тоже не сбирался отказываться.

А потом началось что-то очень странное. Буквально оставалось несколько дней до того момента, когда Филатова должна была выкрасть чертежи. Вадим придумал план, которому ей надо следовать, чтоб все получилось. Нина уже не паниковала. Не боялась. Ей стало все равно. Ведерников, конечно, заметил, что с подругой происходит нечто ужасное. Однако, Ниночка на все его вопросы врала, будто просто немного приболела и все. Она точно не хотела навредить Игорю, единственному человеку, который искренне ее любил.

Но… Началась эта история с инженером Масловым, которая изменила всю ситуацию полностью.

— Мы опять куда-то поедем? — Комарова посмотрела на меня грустными глазами уставшей панды. Видимо, мысль о том, что нам снова придется куда-то мчать не казалось ей привлекательной.

Тот же вопрос я, честно говоря, задавал себе сам. Но очевидно, сейчас, когда дело уже к вечеру, вряд ли есть смысл переться на дачу, которую семейство Мальцевых отписало Нине Ивановне в пользование. По большому счету, изучать ее в темноте, занятие глупое и малопродуктивное. Тем более, меня интересует лишь одно, есть ли там огурцы, и могла ли Анна Степановна бывать на этой даче. Не знаю, почему, но два вопроса упорно беспокоили мое неокрепшее сознание. Хотя, казалось бы, какая уже, к черту, разница. Супруга инженера мертва. Это — первое. Инженер мертв. Это — второе. А третье, я точно на данный момент знаю, что чертежи Лев Иванович вынес по моему приказу. Выходит, он на самом деле сотрудничал с чекистами. Или по крайней мере, с одним, конкретным чекистом. С Беляевым.

То есть, так называемая, диверсия — итог личных интересов Максима Сергеевича. А вот что это за интересы, я понятия не имею пока что. По идее, его волновала Комарова. Он ее нашел. Ну? И? Зачем тогда велел Маслову спрятаться вместе с важными секретными бумагами? Он явно хотел спровоцировать этим какие-то события. Какие? Не понимаю. Хоть убей, не понимаю. И это бесит.

В принципе, хрен бы с ним. Можно всю ситуацию повернуть так, что даже в Москву отчитаюсь нужным образом. Брехать красиво, качественно и хорошо я умею. Но… Черт… Даже не знаю почему, это стало для меня принципиальным вопросом, выяснить, кто же именно убил инженера. Наверное, уже тупо из принципа. Навязчивая идея, наверное.

— Нет. Сегодня мы никуда не поедем. Вернее, поедем, но спать, — я внезапно почувствовал снова приступ усталости. Она накатывает всегда волнами, приступами.

— Вместе? — Александра Сергеевна выпалила этот вопрос, но тут же, смутившись, исправилась. — Имею в виду, поедем каждый к себе? Или есть еще какие-то планы? Может, разобраться с поведением Ведерникова? Мы же пришли к выводу, что он знал о смерти Льва Ивановича. Надо раскручивать дальше эту цепочку. И при чем тут Филатова. А еще Анна Степановна. Помните, соседка говорила, будто Маслова ушла с дачными корзинами…

— Обязательно все выясним. Но не сегодня. Каждый из нас отправиться к себе, гражданка Комарова, и хорошенько отдохнёт. Слишком насыщенные у нас получаются будни. А то мы с вами скоро упадем, как две загнанные лошади. А нам нельзя. У нас убийца… Или убийцы, ходят безнаказанно.

Мне показалось, Александра Сергеевна, услышав мой ответ, даже как-то расстроилась. По крайней мере, в ее взгляде я успел заметить лёгкое разочарование. На самом деле, благодаря Мальцеву и его безумной Кармен, момент, который мог для нас с Александрой Сергеевной стать решающим, был упущен. Наваждение внезапной, плохо контролируемой страсти прошло, и я начал думать башкой. Нормально. А именно, вспомнил, что любой поступок имеет последствия. В нашем случае — последствия хреновые.

Нельзя нам с ней ничего мутить. Мне, возможно, придётся Комарову слить. И скорее всего, все сложится именно так. А если произойдёт близость, то… То я буду выглядеть в итоге исключительным мерзавцем. Мне почему-то этого не хочется.

Смешно, но Мальцеву на самом деле надо сказать спасибо. Вернее, его психованной жене. Их появление избавило меня от возможных угрызений совести, которые случились бы неизбежно. Удивительно, но она, совесть, оказывается, не сдохла во мне окончательно. А я был уверен, что избавил себя от неуместных моральных принципов.

— Вас проводить? — ляпнул вдруг вслух, сам удивляясь этому джентльменскому порыву. Этак скоро дойдет до букетов и кафе-мороженного.

— Нет, спасибо. Тут недалеко. Доберусь. Ну… до завтра? — Александра Сергеевна поднялась с дивана и замерла, глядя на меня с ожиданием.

Сказать ей в ответ «до свидания» было сложно. Однако, несмотря на огромное желание пригласить эту особу в гостиницу, я попрощался. Мое мужское либидо, грозило поднять бунт и устроить революцию. А вот мозг остался доволен. Правильно, нечего позволять слабостям брать верх. Потом вообще хрен разгребешься.

Комарова кивнула, а затем направилась к двери. Шла она медленно, будто ожидала, что я ее окликну.

Когда дверь кабинета закрылась, стало немного грустно. Мне нравится эта женщина. Я вдруг очень отчетливо понял вполне очевидную истину. Реально нравится. И дело не только в физическом влечении. Хотя, оно тоже имеет место быть. Есть в Александре Сергеевне что-то необыкновенно манящее. Надо уже признать данный факт. Она действительно по-настоящему мне интересна. Может, конечно, не влюблен, как Максим Сергеевич, однако… Сложись обстоятельства иначе, я бы, наверное, попробовал что-то создать с этой особой.

Выбрался из-за стола, предварительно все документы, которые были разбросаны передо мной, убрав в ящики. Окинул взглядом кабинет. Машинально посмотрел на диван, по которому совсем недавно мы с Комаровой кувыркались. Память очень даже красочно нарисовала эту картину со стороны. Сука… Стало еще тоскливее.

— Нахер! — сказал я громко, вслух, а потом направился к выходу.

Хватит думать об этой женщине. Достаточно. Все. Мне, возможно, придется сдать ее чекистам. По-любому. Я прекрасно понимаю, нет варианта, в котором Комитет будет уверен, что Александру Сергеевну можно оставить в покое. Его реально нет. С точки зрения чекистов, безопасная Комарова — это мёртвая Комарова. У нее в голове информация о нелегалах. Допустим, она все расскажет нам. Ок. Агентов «распечатают». Они начнут работать. А потом, по какой-то своей прихоти, в своих интересах, ради выгоды, варианты могут быть разные, Александра Сергеевна их сдаст. Она ведь не действующий сотрудник Комитета, чтоб ей могли доверять.

Я в этот момент шел как раз уже по лестнице вниз. Захотелось именно пешком спуститься, не на лифте. Внезапно возникшая мысль, буквально вынудила меня остановиться. Просто решение пришло неожиданно. И оно на первый взгляд выглядело очень логичным. Комарова должна стать действующим сотрудником. Вот и все. Тогда ее не тронут. Наверное. По крайней мере, это хоть какая-то возможность уберечь Александру Сергеевну от нежелательного развития событий. А я хочу ее уберечь. Пора уже признать данный факт. Мне не нравится мысль, что с ней случится плохое.

— Черт… — я резко сорвался с места и помчался вниз, перепрыгивая через несколько ступенек.

Интересно, успею догнать ее или нет. Поговорить хотелось сразу. Именно сейчас. Не тянуть до утра. В конце концов, она вполне умна. Должна все понять правильно. А уж как убедить полковника в правильности такого поворота, я придумаю. Так-то, благодаря Виктору Николаевичу, Комарова и без того практически готовый сотрудник. Ни один институт не подготовил бы ее лучше, чем это сделал Ершов. Вот пусть приносит пользу Родине.

Я выскочил на улицу и принялся крутить головой, разыскивая взглядом Александру Сергеевну. От здания управления к проходной шли две широкие дорожки, но ни там, ни там Комаровой не было видно. Удивительно шустрая особа. Ухитрилась смыться так быстро.

Я широким шагом, чуть не срываясь на бег, направился к выходу с территории завода. Благо, большинство людей знали меня в лицо. Они сторонились, пропуская начальство вперед, к «вертушке». Даже при том, что рабочий день закончился уже минут двадцать как, через проходную все равно шёл плотный поток сотрудников.

Выбравшись на площадку которая находилась прямо перед центральным входом, я вдалеке разглядел знакомый силуэт. Не долго думая, рванул следом. Но в этот момент совершенно случайно, вдруг обратил внимание на парня, который двигался ровно за Комаровой, постоянно соблюдая одну и ту же дистанцию. Он не прятался за деревья, не пытался быть невидимым. Нет. Шел вполне открыто. Спокойно. Меня зацепил именно тот нюанс, что расстояние от него до Александры Сергеевны оставалось слишком ровным. Так не бывает. Не может случайный человек идти ногу в ногу с девушкой, при этом не сбиваясь даже на мгновение. Как тачка, которая едет на специальном режиме по трассе и держит до машины, которая двигается впереди, определенное количество метров.

— Ох ты ж ни хера себе… — я тихо выругался под нос и сбавил скорость.

Парень явно за Комаровой следил. К сожалению, заметил его в тот момент, когда от завода мы уже отошли, и понять, откуда этот тип вынырнул, невозможно. Был ли этот человек среди заводских сотрудников? Или ждал ее за проходной?

Лица его пока я не видел, он все время был ко мне спиной. Просто понял, что возраст относительно средний, ближе к тридцати с хвостиком. Еще, он несомненно, профессионал. Реально двигается следом, как обычный прохожий. И если бы не это чертово расстояние, которое не меняется, я бы, наверное, не обратил внимания.

Комарова шла по дороге, не торопясь. Она либо устала, как и я, либо просто пребывала в состоянии задумчивости. Впереди показался заводской парк и Александра Сергеевна свернула на центральную аллею, которая, так думаю, вела к противоположному выходу из парка. Наверное, хочет срезать путь. По идее, мы двигаемся сейчас как раз в ту сторону, где жил инженер Маслов. Мне ведь и говорил Калинин, что там — район, заселенный заводскими работниками. Видимо, в том числе общежитие Комаровой.

Где же ее хваленая интуиция? Уверяла, будто чувствует слежку, а сама топает, открыв рот, и в ус не дует.

Несколько раз появлялась мысль, что я ошибся. Мало ли, вдруг, показалось. Однако, Комарова резко остановилась и принялась ковыряться в сумочке. Парень, который, по моему мнению, двигался следом с умыслом, внезапно наступил на шнурок собственного ботинка. Вроде бы, момент естественный. Шнурки имеют свойство развязываться. Это не преступление. Но, твою мать… Как совпало-то удивительно.

Зато стоило Комаровой разыскать что-то в своей сумочке, и у парня снова со шнурками был порядок. Он пошел следом за Александрой Сергеевной с задержкой в одну минуту, но тут же опять включил свой адаптивный круиз контроль, выбрав оптимальное расстояние до объекта. А Комарова была объектом, все-таки я в это верил больше, чем в случайные совпадения.

Впереди уже маячили ворота, через которые можно выйти из парка, когда Александра Сергеевна вдруг резко свернула в самую гущу деревьев. Они шли вдоль высокого забора, образуя некое подобие рощи. Тропинка там имелась, но очень узкая. Я мысленно выматерился. Куда ее черт несет? Неужели не заметила, что за ней следят?

На улице еще не было темно, хотя уже смеркалось. Поэтому, если Александра Сергеевна продолжит тупить и не остановится, она окажется в месте, очень удобном для того, чтоб, например, ей там пробили голову. Хотя, чисто внешне, поведение человека, который топал следом за Комаровой, агрессивным не выглядело. Определил это чисто по походке. Она была легкой, ненапряженной. И по мелким жестам, которые всем окружающим намекали, парень просто гуляет.

С другой стороны, то, что Александра Сергеевна свернула с главной дороги затрудняло теперь ему задачу. Одно дело, выглядеть естественно на главной аллее парка, и совсем другое — на узкой тропинке, где случайно оказаться сложно.

Видимо, он подумал так же, поэтому слегка притормозился, но потом опять двинулся за Комаровой. И вот эта настойчивость выглядела подозрительной. Если он следит за ней, то уж точно делает это не первый раз. Соответственно, прекрасно знает, где она живет. Зачем ему ломиться за ней через деревья и кусты, когда вполне можно воспользоваться главным входом, и встретить объект возле дома.

В этот момент вдруг вспомнились слова Александры Сергеевны о том, что ее хотят убить. Она бросала их вскользь, больше, как прикол. Хреновый такой прикол.

Я оглянулся по сторонам. Да ну на хер. Еще слишком светло. И вообще, место не лучшее для подобных целей. Да, в стороне. Да, свидетели здесь вряд ли найдутся. Но Комарова тоже не безвинная овечка. Стоять и спокойно ждать, пока ее угандошат, не будет. Парень сам не понимает, с кем связался, походу. Или ему столь интересные подробности не сообщили. Он же явно не по собственной инициативе следит за Александрой Сергеевной. На влюбленного идиота или на маньяка точно не похож.

Однако, не знаю, почему, я поддался порыву и резко ускорил шаг. Не хотелось признаваться самому себе, но мне стало страшно, вдруг с Комаровой что-то случится. Списал это чисто на профессиональное волнение. Потому что глупее не придумаешь, гоняться за Александрой Сергеевной семь лет, а потом дать какому-то мудаку ей навредить. Короче, толком сам не понял, что это было с моей стороны, но я быстрым шагом догнал «топтуна». Причем сделал это настолько резко, что тот не успел словиться, даже моего приближения не услышал. Просто, как гулливер, в несколько прыжков преодолел расстояние, которое нас с ним разделяло. А оно было немаленьким, прямо скажем. Вот как меня торкнуло от переживаний за Комарову.

— Извините, закурить не найдется?

Надо было видеть лицо этого типа, когда он, вздрогнув от неожиданности, обернулся. Парень явно очень сильно захотел дать мне пару сигарет. А еще лучше, засунуть всю пачку прямо в задницу. Я очевидно ему помешал. Вот такой у парня был взгляд.

Тип, кстати, выглядел на удивление круто. Не то, чтоб я знаток мужской красоты, но этот товарищ оказался весьма привлекателен. Прямо как долбаная звезда с экрана. Отвечаю. Светловолосый, с ярко-голубыми глазами и правильными чертами лица. Красавчик, как говорят женщины. И это странно. Обычно для подобной работы выбирают неприметных, максимально невзрачных людей. Чтоб взгляду не за что было зацепиться.

— Не курю… — процедил он сквозь зубы, а потом дернул плечом, скидывая мою руку.

Только этот тип собрался развернуться и рвануть вслед за Комаровой, силуэт которой практически скрылся за густыми деревьями, я хапнул его за предплечье.

— Не подскажите, как пройти в библиотеку?

В какой-то момент мне показалось, сейчас начнется мордобой. По крайней мере, парень очень сильно этого хотел. Он посмотрел на меня буквально с ненавистью. Но тут же взял себя в руки.

— Это Вам на правый берег надо. В центр. Там прекрасная библиотека имени Ленина, — ответил он и улыбнулся. А вернее, оскалился. Спокойствие давалось ему с большим трудом.

Я быстро посмотрел за спину «топтуну». Комаровой вообще не было видно. Вот и чудно.

— Спасибо большое за совет. А то, знаете ли, не местный. Путаюсь.

Я убрал руку и сделал шаг назад, при этом улыбнувшись ему в ответ.

Он молча пожал плечами, а потом сорвался с места. Только теперь это точно не имело смысла. Александра Сергеевна на горизонте больше не маячила.

Я остался стоять на тропинке, задумчиво глядя вслед убежавшему парню. Какая интересная, однако хрень… Этот тип, увидев меня, вроде не показал вида, что мы знакомы. Вернее не мы. Он знаком с Максимом Сергеевичем. Или, как минимум, знает его в лицо. Но то, что знает, это железобетонно. На одно крохотное мгновение в его глазах мелькнул испуг. Страх. Он однозначно видел меня раньше. И однозначно знает, кто я такой. Может, не в плане основной работы. Уверен, даже, что нет. Он узнал во мне не сотрудника Комитета. Иначе страх был бы сильнее. А вот особиста с завода, да. Человек, следивший за Комаровой, думает, что я — проверяющий из Москвы. Но даже при всем этом, выходит, что следит он не только за Александрой Сергеевной.

Этого человека Саша видела уже несколько раз. Он всегда пытался слиться с другими прохожими и, в принципе, у него получалось. Тем более, девушка особо нигде не бывала, кроме работы и редких походов в театр. Друзей не завела, по вполне очевидной причине. В гости ходить не к кому. Просто так по улице не шлялась. В кои-то веки посетила ресторан не так давно. Чем обернулся этот вечер, лучше и не вспоминать. Позор и сплошное непотребство. Поэтому, как только снова появился кто-то посторонний, она сразу почувствовала. Вычислила его совершенно случайно. В один из дней, когда шла домой с работы, снова между лопаток упёрся чужой взгляд. Слежка началось около двух недель назад, но сейчас ощущалась слишком остро. Будто человек подобрался, ближе. Раньше просто смотрел со стороны, а теперь находится где-то на расстоянии вытянутой руки.

Сашу нервировало, что она не могла понять, откуда берется это. Конкретно. От кого приходит. Поэтому остановилась в парке и села на лавочку, изображая из себя ротозейку, которая всего лишь любуется деревьями, цветами и фонтаном. Ну, а что? Шёл человек после работы, уставший, решил перевести дух. Тем более погода стояла отличная. Все вполне обычно. А главное, не вызывает вопросов.

На самом деле, Саша с абсолютно безмятежным выражением лица, смотрела по сторонам, пытаясь понять, кто из людей, находившихся вокруг, цепляет ее больше всего. В основном это были сотрудники завода, которые спешили по домам. Некоторых Саша знала в лицо. Предприятие у них большое, но при этом, как в деревне, хотя бы раз все со всеми встречались.

Сначала, когда взгляд задержался на светловолосым красавце, Саша подумала, что дело именно во внешности незнакомца. Привлекла его харизма. Он был хорош. Несомненно. Особенно выразительные, небесного цвета глаза. Как вполне нормальная женщина, Комарова, естественно, не могла не обратить внимание на такого мужчину. Это ее сначала и сбило с толку. Слишком приметный типаж. Как говорил дед, главное требование к тем, кого берут на подобную работу — умение быть невидимым. А тут — красавец, мимо которого ни одна женщина спокойно не пройдёт. Саша даже непроизвольно выпрямила плечи и машинально рукой поправила выбившиеся из прически волосы. Потом вспомнила, как выглядит сама, и перестала маяться дурью. Плечи вернулись в своё обычное положение, а прическу даже специально разлохматила сильнее, тряхнув резко головой.

Однако, после нескольких быстрых взглядов, она пришла к выводу, стоит ей скользнуть глазами по блондину, тревога усиливается многократно. Верный признак того, что именно на этого мужчину ей точно надо обратить внимание. Но не в том плане, как произошло в первые минуты, а с точки зрения собственной безопасности.

Потом девушка заметила его через несколько дней снова. Затем еще раз. Тогда стало понятно наверняка, красавец следит за ней. Попыток подобраться ближе он не делал. Просто периодически Саша видела, как этот человек провожает ее домой. Возможно, он был и в других местах, но там заметить слежку труднее. К тому же, например, на завод ему точно не пройти без пропуска.

При этом чувство постороннего присутствия теперь не покидало Сашу вообще никогда. Так как дорога к общежитию — самый оптимальный вариант, чтоб рассмотреть «хвост», она пользовалась этой возможностью каждый раз, проверяя, появился блондин или нет. Он неизменно появлялся. Только в моменты, когда девушка оказывалась в обществе Максима Сергеевича, «следопыта» нигде не наблюдалось. Либо прятался лучше, справедливо опасаясь Беляева.

Сегодня все вышло более, чем интересно. Саша не успела оказаться за пределами проходной, как между лопатками начало свербить. Значит, сопровождающий снова тут. Девушка даже не стала оглядываться, чтоб проверить свое подозрение. Она точно знала, блондин идёт следом.

К тому же, в голове было полно всяких мыслей. Глупых мыслей. Связанных с Максимом Сергеевичем. То, что между ними происходило, причём уже не первый раз, Сашу пугало. Смешно сказать, но пугало сильнее, чем угроза со стороны врагов, всех вместе взятых. Она никогда ни к кому не испытывала тех эмоций, которые вызывал в ее душе Беляев. Да и когда бы имела возможность испытать? Переезжала с места на место, как цыганский табор. В промежутках — училась, работала, старалась как-то наладить будущее, которое ни в какую налаживаться не желало. Нет, были, конечно попытки в личном направлении. На первом месте в своей новой жизни Саша начала встречаться с парнем, который учился вместе с ней в институте. У них даже случались достаточно откровенные моменты. Но когда ей пришлось срочно бежать из города, она «прощай» ему сказать не успела. Хотя, честно говоря, сильных переживаний не испытывала. Легкая тоска, и все.

Во втором городе, девушка изначально решила, никаких привязанностей. Она уже удостоверилась на тот момент, что скорее всего, задержится на одном месте ненадолго, а значит, смысла увлекаться кем-то нет. Зачем начинать то, что не будет иметь логического финала? Да и некем, если честно. С каждым годом Саша смотрела на мужчин, которые встречались ей на пути, с огромным предубеждением.

Во-первых, чуть ли не в каждом, ей мерещилась опасность. Потому что любой из них мог оказаться засланным казачком. Градус недоверия к любому, кто оказывался рядом, с первой секунды знакомства был достаточно высок. Во-вторых, все это вызывало скуку и пустоту в душе. Не то, чтоб она ждала принца, но все-таки, хотелось бы испытывать настоящие чувства, а не просто интерес или симпатию. Ну, а затем Комарова вообще сосредоточилась на том, чтоб стать максимально незаметной, и мужчины сами перестали обращать на нее внимание. В уродину, конечно, не превратилась, однако, верность поговорки, будто встречают по одежке, прочувствовала сполна. Как и то, что мужской пол любит глазами.

И вот теперь в ее жизни появился Беляев. Сначала волновало лишь одно — что он может ей сделать? Какие проблемы принесет? Однако, теперь все изменилось.

Когда ситуации касались Максима Сергеевича, с Сашей происходило нечто странное. Внутри все переворачивалось и сильно билось сердце. Особенно, если он под каким-либо предлогом ухитрялся оказаться непозволительно близко. А уж когда трогал, случайно или специально, то вообще начиналась непонятная, но удивительно приятная, внутренняя дрожь. Одним словом, черти что. Иначе не назовешь. В любом случае, все это попахивало еще большими проблемами, чем сам факт принадлежности Беляева Комитету.

Вот об этом и размышляла Саша, полностью погрузившись в свои мысли, когда шла по парку в сторону общежития. И возможно, она бы даже не обратила внимание на то, что сегодня ощущения, связанные с блондином, вдруг изменились. Скорее всего не обратила бы. Все ее мысли занимал только Максим Сергеевич. Если бы не дед, который много лет назад позаботился о внучке.

Когда-то давно Виктор Николаевич старался научить Сашу не только видеть опасность, но и чувствовать ее холкой. Требовал, чтоб он могла «читать» соперника. Чтоб с закрытыми глазами ощущала врага. Именно поэтому, в темном доме, с выключенным светом, Саша смогла почувствовать чужого. Девушка поморщилась машинально, опять вспомнив тот случай. Но, как не крути, деду нужно сказать «спасибо». Жаль, что сделать она этого теперь не может.

— Санек, был такой умнейший человек, Сунь-Цзы. Написал военный трактат. Тоже, кстати, весьма полезная вещь. Так вот, запомни, непобедимость — в тебе, победа — в противнике. Не понимаешь врага, не ощущаешь его каждой клеточкой тела, просрешь бой к чертям собачьим. Знаешь себя, знаешь противника — всегда победишь. Правило ведения войны заключается в следующем. Не надо полагаться на то, что противник не придет. Полагаться необходимо на то, с чем ты можешь его встретить. Не нужно полагаться на то, что он не нападет. Полагайся на то, что ты сделаешь нападение на себя невозможным для него. Ну, это я так, своими словами передаю суть. Одержать сто побед в ста битвах — это не вершина воинского искусства. Повергнуть врага без сражения — вот вершина. И ты должна уметь именно это. Побеждать без сражения.

— Как?! Я не понимаю! — Кипятилась Саша.

— Стань врагом. Думай, как враг. Будь его отражением. Научись чувствовать его дыхание, — торжественно произносил Виктор Николаевича, а потом подходил к внучке совсем близко, дергал ее за косу и по-свойски добавлял. — Хватит истерить… Что-ж вы бабы, такие эмоциональные. Спокойнее, Санек. Спокойнее…

Дед заставлял девушку каждый день выполнять несколько простых и совершенно бесполезных, по мнению Саши, упражнений. Уверял, будто это — основа восточных единоборств. О восточных единоборствах Саша знала ровно «ничего», и соответственно, верила деду на слово. Правда, однажды все-таки поинтересовалась, откуда столь удивительные познания. Виктор Николаевич туманно ответил, мол, приходилось по службе общаться с одним товарищем из Китая, вот он и подсказал парочку полезных вещей. Девушка знала, конечно, до Великой Отечественной Войны дед ухитрился застать еще Халхин-Гол. Хотя о том периоде он подробности категорически умалчивал. Отказывался даже вспоминать вслух. Однако единственное место, где судьба могла свести Виктора Николаевича с китайцем, вообще с любым, хоть с умным, хоть с глупым, да еще и по службе, это как раз конфликт с японцами, который приключился неподалеку от границы с Маньчжурией.

— Дед, зачем мы занимаемся этой ерундой? Детский сад какой-то… — Психовала Саша каждый раз, когда Виктор Николаевич заставлял ее повторять одно и то же упражнение изо дня в день.

А выглядело это упражнение следующим образом. Они вставали друг напротив друга, на расстоянии шага, и слегка соприкасались ладонями. Замирали молча, в абсолютной тишине. Через некоторое время, по сигналу, а иногда вообще без сигнала, дед начинал совершать свободные движения руками, требуя чтобы Саша следовала за ним. Виктор Николаевич постепенно увеличивал скорость, сложность и амплитуду движений, и Саша должна была успевать. Цель — полностью «отзеркалить» партнера. Действовать не с опозданием или опережением, а одновременно. Вплоть до секунды. При этом она выполняла упражнение сначала с открытыми, а потом — с закрытыми глазами. Когда впервые смогла без помощи зрения полностью повторить все, что делал дед, опаздывая лишь на секунды, даже не поверила, что это действительно произошло.

— Санек, способность «сливаться» с соперником — это необходимый компонент подготовки бойца… Ты научишься чувствовать противника на расстоянии.

— Ты же сам говоришь, я не боец.

— Ты — нет. Но враги этого не знают. Они будут считать тебя опасным элементом системы, а значит, сто процентов уберут. Выход один, Сашка. Сделать из тебя правильного бойца. Не того, который один против целой роты выстоит. Это невозможно по очень банальной причине. Ты — баба. А вот бойца, способного действовать на опережение, думать башкой, просчитывать каждый шаг… Не свой. Противника. Каждый шаг врага предугадывать. Для этого ты должна уметь сама в мгновение ока становиться своим врагом. Тогда, поверь, то, что в народе называют «чуйкой», «интуицией», «чувством самосохранения» тебя никогда не подведет. Я только потому и жив остался. Только поэтому. Дай бог здоровья моему китайскому товарищу.

И вот сейчас, спустя много лет, Саша с грустью вспоминала уроки деда. Вернее то, насколько она это все не ценила, не понимала. Потому что только благодаря его урокам, девушка научилась видеть то, что могло стоить ей жизни.

Сегодня, по дороге домой, произошло очередное тому подтверждение.

К блондину девушка уже привыкла. Каждый раз, когда она замечала его среди прохожих, старалась идти так, чтоб их шаги совпадали. Один в один. Совпадают шаги, значит, дыхание тоже. Это важно. А потом и сам парень, не догадываясь об истинной причине своего поведения, машинально стал Сашу «зеркалить». В какой-то момент, ей показалось, они действительно дышать начали в унисон. Чистая реакция организма, о чем преследователь, конечно, не имел ни малейшего понятия. По крайней мере, Саша могла, не оглядываясь, определить, где конкретно, по правую руку или по левую, двигается за ее спиной блондин. Или идет ровненько «в затылок».

Обычно этот человек был спокоен. Но не сегодня. Внешне — ничего из ряда вон выходящего. Так же расслаблен, перемещается прогулочным шагом. Однако, благодаря подобию связи, которая между ними сложилась, даже не расстоянии Саша поняла, он, на самом деле, собран и напряжен. А значит, планирует совершить какой-то серьезный поступок. Отличающийся от того, что было раньше. Скорее всего, пока будут двигаться к дому.

Благодаря все тем же рассказам Виктора Николаевича, Саша прекрасно знала, чтоб убить человека вовсе не нужно много времени. Профессионал сделает это за одну секунду. Главное — понимать, куда и как ударить. И неважно, где находится жертва. Неважно, на улице день или ночь. Для свидетелей, которые окажутся рядом, это будет сцена, в которой мимо объекта пройдёт случайные человек, слегка зацепив по ходу движения его рукой, например.

Естественно, первая мысль, которая мелькнула в голове девушки — началось. Она с первого дня появления блондина ясно понимала, простыми прогулками дело не закончится. Они же не влюбленная пара. И следопыт не стеснительный поклонник. Он пока просто примеряется. Оценивает. Может, ждёт распоряжений от руководства. Единственное, в чем девушка была уверена на сто процентов, это не Комитет. Те бы однозначно отрядили парня с простым, неприметным лицом. В данном случае, скорее всего, у врагов просто выбор исполнителя не очень велик.

Теоретически, их желание ликвидировать внучку Ершова, выглядит очень странно. Уж им-то в первую очередь нужна информация. И дед так же считал всегда. Что со своими будет договориться сложнее, в случае возникновения ситуации, которая приведет к переговорам. И все-таки, Саша была уверена, ее хотят убить. Она надеялась, что в большей мере, это — паранойя, но в глубине души знала наверняка, ни черта подобного.

Естественно, внешне Александра вообще никак не показала своего состояния. Блондин ни о чем не должен догадаться. Если она спугнет его сейчас, то могут прислать другого человека. К блондину Саша уже привыкла. Да и чувствовала его хорошо. Новый следопыт вызовет новые проблемы. Нет. Нужно, чтоб просто сегодня у парня не задалось с его заданием. А дальше будет видно.

Поэтому Саша постаралась тревоги и волнения не демонстрировать. Наоборот. Шла медленно, выглядела обманчиво уставшей. Сама же лихорадочно соображала, как лучше поступить. Образ парня, который за очень много километров отсюда, давно служит удобрением для березок, снова замаячил на горизонте. Видимо, так и выглядят угрызения совести за чужую, отнятую жизнь.

В итоге, решение пришло само собой. Имело это решение очень даже знакомое лицо — Максим Сергеевич. В какой-то момент девушка остановилась, активно ковыряясь в сумочке. Хотела оценить расстояние между ней и следопытом. Блондин тут же наклонился, дабы срочно завязать шнурок. А вот чуть дальше, среди людей, которые, как и сама Саша, через парк сокращали дорогу до главной улицы района, обозначился вдруг силуэт Беляева. Девушка просто слишком хорошо его уже изучила и опознала сразу же.

Комарова настолько обалдела, что от неожиданности чуть не обернулась открыто в сторону Максима Сергеевича. Потому что она его вообще не почувствовала за спиной, когда двигалась от завода к дому. Вообще. Если в любых других случаях девушка наверняка ощущала посторонних, от которых исходит опасность, то на Беляева у нее не произошло никакой реакции сейчас. В плане плохих намерений, конечно. Так-то реакций было сколько угодно, но все они имели личный подтекст. Выходит, Беляев для Саши не опасен? Так, что ли?

— Вот и чудно… — пробормотала Саша себе под нос, потом демонстративно вынула ключи, положила их в карман юбки, и двинулась дальше.

Действительно… В конце концов, теперь рядом имеется целый чекист. Максим Сергеевич ведь сотрудник Комитета, это вполне ясно и понятно безо всяких признаний с его стороны. Значит, пусть занимается своими прямыми обязанностями. Охраняет особо ценный источник информации.

Именно по этой причине Саша, не долго думая, как только впереди показались ворота, свернула в сторону деревьев, которые густо росли справа от выхода. Там практически имелась в наличие полноценная роща.

Во-первых, это собьет с толку блондина. Девушка никогда ничего подобного по дороге домой не делала. А человеческий мозг так устроен, если в стабильном, налаженном сценарии что-то идет не по плану, он на какое-то, пусть и короткое время, теряется. Во-вторых, Беляев точно не просто так увязался следом. Он либо сам следит за Сашей, либо заметил конкурента. Значит, в любом случае, не отстанет. Вот пусть мальчики между собой и разбираются.

Девушка, оказавшись на дорожке, которая уходила вглубь зарослей, сразу же ускорилась. Теперь можно не изображать из себя трепетную, умирающую от усталости лань. Наоборот. Надо, как можно быстрее, добраться до дальнего угла парка. Там в заборе есть дыра, через которую она выберется наружу.

Буквально через двадцать минут Саша уже стояла возле родного общежития. Она оглянулась назад, подождала некоторое время. Блондин так и не появился. Значит, ее план удался. Девушка удовлетворенно кивнула сама себе и направилась к входной двери. Она поднялась на свой этаж, вошла в комнату. Постояла. Потом осторожно подкралась к окну, которое выходило на крыльцо общежития. Ни рядом со ступенями, ни в стороне, не было видно мужчин, ее интересующих.

Конечно, вариант развития событий, в котором, они там оба в этом парке поубивали друг друга, был бы идеальным. Решились бы две проблемы. Но… Почему-то появилась тревога. Даже волнение. Не за себя. За Беляева. Саша снова подумала, вдруг блондин утратил контроль и причинил вред Максиму Сергеевичу. Стало совсем тяжко.

В итоге, спустя очень короткое время, Саша уже двигалась в сторону гостиницы, где остановился Беляев. На улице начало темнеть и девушка, честно говоря, чувствовала себя полной дурой. На кой черт ее несет в эту гостиницу? Нашла, чем заняться. Переживать за жизнь и здоровье чекиста. Да он один из тех, кто рано или поздно причинит ей вред. В общем, как она только себя не ругала. Мысленно, конечно. Но все равно шла вперед.

К счастью, в холле гостиницы никого не оказалось. Наверное, Тамара, или другая сотрудница, не важно, отошла куда-то. Саша, воспользовавшись ситуацией быстро рванула к лестнице. Хорошо. А то пришлось бы прорываться с боем. Правила строгие. Хотя, с другой стороны, можно было бы просто уточнить, вернулся ли Беляев. Но лучше, наверное, увидеть своими глазами.

Оказавшись на нужном этаже, Саша быстро подошла к номеру и постучала. Дверь распахнулась так быстро, что девушка от неожиданности даже вздрогнула.

— Я знал, что ты придешь… — выдал вдруг Максим Сергеевич низким, волнующим девичье сердце голосом.

А потом, без лишних разговоров, поднял руку, положил ладонь девушке на затылок и притянул к себе. Через долю секунды она поняла, Беляев ее целует. Это случилось так быстро, что сам момент, когда Максим Сергеевич успел приблизился, Саша банально упустила. Сначала появился страх и мысль, мужчину надо оттолкнуть. Это неправильно. Так нельзя. Но… Затем пришло понимание, да и черт с ним. Пусть неправильно. Зато как же все это необыкновенно приятно… И Саша сама потянулась к Максиму Сергеевичу, обняв его за плечи.

Ну… в общем-то, вывода у меня было три.

Первый — как я и думал, Комарова оказалась та еще штучка. Это радовало очень сильно. Не ошибся в ней. Честно говоря, немного даже офигел от напора и энтузиазма. Александра Сергеевна, не заморачиваясь всяким бредом, типа, скромности и приличий, стянула с меня футболку по дороге, пока мы двигались от двери до кровати. На ходу. Не отрываясь от самого процесса. И попутно помогла избавить ее от блузки. Остальная одежда оказалась на полу, когда мы уже запрыгнули в койку. А мы туда реально запрыгнули. Сначала — я. Комарова — уже на меня, сверху. Не женщина. Мечта.

Кроме того, опять же, как и предполагал, мы отлично совпали по всем параметрам. Просто идеально подошли друг другу. А это, между прочим, важно. Очень надеюсь, советские женщины имитировать оргазм не умеют, по причине своей неосведомленности, что так можно. Потому как, судя по Александре Сергеевне, ей все зашло не меньше, чем мне. Хорошо, в советское время дома строили основательно. Стены такой толщины, убивать будут, не факт, что кто-то услышит. А то бы Тамара нарисовалась перед нами очень быстро. Сегодня была именно ее смена.

Второй — гостиничные номера ведомственных гостиниц мало располагают к романтике. Никаких условий в этом плане. Ни тебе джакузи с пеной. Ни коктейлей со льдом. Ни мало-мальски приличной кровати. Захочешь намутить эротику, максимум что выйдет, это БДСМ, благодаря душу в конце коридора и отсутствию горячей воды. Этакие ролевые игры в моржей. Все. Больше нафантазировать нечего.

Но нас это не остановило и даже не расстроило. Комарова просто не знает, что бывает по-другому. А мне вообще в какой-то момент стало по хрену. Потому как сам процесс с лихвой компенсировал все недостатки антуража.

Третий вывод, самый печальный, — в Советском Союзе с нижним бельем конкретная беда. Не знаю, как женщинам вообще можно в этом кого-то соблазнять. Добротное, основательное, впечатляюще страшное. Вот так оно выглядело. Но в силу страсти, изрядно нас с Комаровой накрывшей, эта проблема тоже проблемой не стала. Тем более белье, как исчезло в самом начале, так и не появлялось еще пару часов. И я вообще не преувеличиваю. Эта женщина завелась, как отличная спортивная тачка, с полоборота. Тем самым сподвигнув меня на длительный марафон. Мне кажется, наступил бы сейчас апокалипсис, мы бы его не заметили. Комарова — лучшее, что случалось со мной в новой жизни. Да пожалуй, и в старой тоже. Просто она отдавалась с такой искренностью, с таким восторгом, что я чувствовал себя императором мира. Серьёзно. Самым сексуальным мужчиной на свете.

— Черт… — это была первая фраза Александры Сергеевны, когда мы, лежа на кровати, оба пялились в потолок. Только я на постели, а она — на моей груди. Все по классике.

— Да хватит тебе, — я решил, в свете всех обстоятельств уже можно перейти на «ты». Глупо продолжать «выкать» после того, как я изучил каждый миллиметр ее тела. — К этому все шло с самого начала. Нас тянуло, сама знаешь. Все наши ссоры, стычки, разборки — своего рода прелюдия. Просто мы не признавали данный факт. Но… Все получилось, как должно получиться.

— Зато стало теперь в разы сложнее, — коротко ответила Александра. Хрен с ним, обойдемся уже без Сергеевны.

— Оно и раньше не было просто. Что ж теперь? Ну, хочешь, давай погорюем о своей слабости. Только тогда нужно закрепить, чтоб точно горевать всей душой, — я постарался придать своим словам интонации веселья, при этом мысленно усмехнувшись.

Женщины… Независимо от времени и места, ведут себя совершенно одинаково. Вынь-положь им после секса поговорить о чем-то серьезном. Неужели нельзя просто расслабиться? Прямо мания какая-то. Я бы вот с огромным удовольствием полежал бы в тишине. А еще лучше, поспал бы. Между прочим, выложился по полной программе. Хотелось, чтоб этой, конкретной, женщине было со мной реально хорошо.

Саша немного помолчала. Потом вздохнула. Потом снова помолчала. Затем опять вздохнула. Глубоко. Со смыслом. Ясно… Не избежать нам откровенных бесед о вечном. Или что-то наподобие.

— Ну, выскажись уже. Не мучайся. А то воздушной волной дверь вынесет. Так вздыхаешь тяжело, — как говорится, если мятеж неизбежен, надо его возглавить. Раз она хочет душевных бесед, лучше начну сам. Все равно к этому придем. Лучше сразу отделаться.

— Ты из Комитета Государственной Безопасности? — выдала Комарова грустным голосом.

— Смешно… — я положил руку на ее голову, которая покоилась на моей груди и принялся перебирать волосы. — Обычно женщины в такие моменты задают другие вопросы. Любишь ли ты меня, милый? Будем ли мы вместе до конца жизни? Что произойдет, если я умру? Сколько раз ты влюблялся? Вот, что должна была спросить. А не про чекистов. Все-то у тебя, Александра Сергеевна, не как у людей.

— Шутишь? — Комарова явно мое желание перевести все в юмор не разделяла. — Я понимаю, естественно, что из Комитета. Это вполне очевидно. Просто хотела услышать конкретно от тебя.

— Ну, хорошо… Давай так. Сейчас мы обсудим предысторию и больше к ней возвращаться не будем. Хорошо? Да. Из Комитета. Собственно говоря, данный факт тебе известен давно. Ты — мое главное и основное дело в течение последних семи лет. Крови попила до хренища. Когда сбежала, у нас все встали на уши. Сначала даже думали, не погибла ли. Как Виктор Николаевич. То, что Ершов умер не сам, мы, конечно, определили сразу. Хотя, внешне все указывало на проблемы с сердцем. Однако…

Я задумался, соображая, как рассказать Саше то, что сам толком не знаю. Сведения в моей башке плавают отрывками, кусками. Тут — помню, тут — не помню. А потом вдруг пришло осознание. Знаю! Реально знаю, как рассказать. Именно сейчас все воспоминания, связанные с Комаровой, выстроились в ровную, законченную картинку. Вообще все. По крайней мере, которые касаются семейки Ершовых. Неужели секс так повлиял? Надо заниматься тогда почаще. Глядишь, вообще все вспомню.

Я от столь приятной неожиданности буквально подскочил на месте, приняв сидячее положение. Вернее, полусидячее. Оперся спиной о грядушку кровати. Правда, еле успел поймать Комарову, которая чуть не свалилась на пол. Гостиничная постель не совсем подходит для совместного времяпрепровождения в позиции «плечо к плечу». Гораздо удобнее, когда Александра — сверху. Ну, или наоборот.

— Да… — я продолжил свой рассказ. — Смерть Ершова сразу определили, как насильственную. Ему что-то вкололи. Видимо, такую же «болталку». Хотели разговорить. По составу сильно похоже на средство, которое в подобных случаях используют наши американские «друзья». Дальше — варианта два. Либо переборщили с дозой, либо, что более вероятно, он сам принял убойное зелье. Успел, возможно, сунуть за щеку. Не знаю. В любом случае, сделал это быстро. Во рту, на десне, нашли царапины. Скорее всего, специальная ампула. Но, что именно это было, сложно определить из-за сыворотки, которую использовали гости. Виктор Николаевич понимал, разговор не должен прийти к откровениям. Это — полное фиаско. Все годы, которые он посвятил тебе, перечеркнула бы такая беседа. Список нелегалов — его козырь. Да и потом, Ершова в любом случае в живых не оставили бы. Версия, что он сам сделал выбор, более вероятная. Твой дед в последнее время ждал этого? Верно? Конкретно ждал.

— Да… — Комарова тоже приняла сидячее положение. Только в отличие от меня, устроилась на край кровати, сложив ноги по-турецки. Чтоб не смущать мой взор обнаженкой, подтянула покрывало и замоталась им. — Дед перед смертью стал какой-то напряженный. А потом вообще выбрал специальный знак, который означал бы, пришла беда. Я не придавала этому особого значения, если честно. Мы всю жизнь ждали этой беды. Сколько себя помню. И всю жизнь было тихо. Спокойно ходила в школу, спокойно ездили летом за город. Даже в пионерском лагере была несколько раз, хотя это по моей настойчивой просьбе. Дед даже туда боялся меня отпускать. И вдруг… Пришла, а он лежит. И знак тот самый. След от укола я видела. Сразу осмотрела.

— Кого? — я изумленно посмотрел на Комарову. Прикалывается, что ли? Ей же было всего-ничего лет. Только восемнадцать исполнилось. Она хочет сказать, будто сама, лично, увидев мертвого Ершова не впала в панику, а спокойно осмотрела тело?

— Деда, конечно. Надо было понять, насколько все плохо. Знак сразу увидела. Тот, о котором договаривались, но… Я должна была проверить.

— Ну, ты… даешь… У тебя железные яйца, Александра Сергеевна, — я покачал головой, сам не понимая, что испытываю в этот момент. Восхищение или шок.

— Да ничего там не железное… — она опустила голову и посмотрела на свои руки, сцепленные в замок. — Рассказывай дальше. Что было?

— Дальше… Дальше, как и говорил, все встали на уши. Сама понимаешь, к Ершову в гости приходил не Комитет. Значит, это была одна из недружественных нам организаций. Предположительно, все-таки ЦРУ. И тут еще ты пропала после похорон. Первая версия — забрали. Его убили, а тебя, выждав время, прихватили с собой. Очевидно, Виктор Николаевич не раскололся. Но не совпадало. Время его смерти — одиннадцать часов утра. Тебя заметили соседи, как ты пришла после школы. Чуть позже обычного. Заходила в фотоателье. Соответственно, застать гостей не могла. Видеть их тоже не могла. На кой черт ты тогда ЦРУ? Никто же не думал, что дед из тебя коммандос сделал. Тем более, что список агентов рассказал. Он грамотно подошел к этому вопросу. Надо отдать должное. Вся твоя многолетняя подготовка выглядела, как обычное воспитание. В здоровом теле — здоровый дух. Поэтому много спорта, физических нагрузок. Чтоб ум развивался не меньше — отличная учеба. Короче, предусмотрел все. Ну, может, с девочкой надо было бы помягче. Такое имелось мнение. Однако его жёсткость списывали на то, что Ершов — старый вояка. Он по-другому просто не умеет. Никому в голову не приходило заподозрить, будто Виктор Николаевич свою собственную внучку готовит к тому, что оказалось в итоге. В общем, по идее, толку от тебя не было врагам, чтоб рисковать, похищать. Это мы так сначала думали. А потом оказалось, особу, сильно похожую на Александру Ершову, ранним утром видели ни станции, которая находилась весьма неблизко. Очень неблизко, прямо скажем. Мы в той стороне проверяли только от безвыходности. Не могла ведь девчонка сквозь землю провалиться. Посчитали пеший ход. Оказалось, вполне возможно добраться за определённое время. Правда, для этого надо быть, как минимум, спортсменом. Марш-бросок выходил приличный. Но от этой точки начали все-таки плясать, несмотря на то, что с первого взгляда версия о твоей осведомленности казалась глупой. Девчонка, только что закончившая школу, сама, после похорон единственного родного человека, рванула своим ходом в неизвестную сторону. Причем рванула так, как сделал бы только профессионально подготовленный человек. Вот тогда и появилось понимание, ты вообще не проста. А сбежать могла лишь по одной причине. Ершов передал тебе свой козырь — список нелегалов. Ясное дело, Комитет встал на дыбы. Я уже был подключен к делу. До этого показатели имелись отличные. Мне доверили столь серьезный вопрос, как поиски внучки Ершова. В первом городе я нашел тебя только потому, что ты всерьез все равно не думала, будто за тобой отрядят погоню. Вынужден признать данный прискорбный факт. Мне, чекисту, человеку, который занимался розыском по всему союзу гораздо более серьезных людей, чем какая-то соплюшка, пришлось жопу порвать на британский флаг…

Комарова слегка поморщилась. Видимо, моя манера изъясняться казалась ей грубоватой. А я в запале и радости от того, что хотя бы эта часть прошлого Максима Сергеевича полностью восстановилась в моей башке, сам не заметил, как перешел на привычный, современный жаргон. Современный, конечно, в понимании утраченной жизни.

— Да, я не верила до последнего, что будут искать. Вернее… Знаешь, как? Страшно было, это, да. И я понимала, произошло то, о чем дед предупреждал. Не понимала только, почему, спустя столько времени о нем вспомнили. Он не все мне рассказал. Там была какая-то история, связанная с конкретным человеком. Вроде бы, если правильно поняла, кто-то из своих же передал информацию о нелегалах врагу. Об их существовании. Эту часть дед категорически отказывался обсуждать. Сказал, для меня эта информация ничего не решит. Поэтому, я сделала все, как договаривались. Как планировали. У меня был маршрут с несколькими точками, документы и легенды, привязанные к этим точкам. Но сначала все равно надеялась, все устаканится. Потом, спустя почти три года, почувствовала… тебя, наверное, и почувствовала. Стало понятно, нашли. Дальше — опять все по плану. Во втором городе была уже куда более осмотрительной. И постоянно настороже. Ты снова нашел. Так, получается. Но еще…

Комарова посильнее закуталась в покрывало, будто ей внезапно стало холодно, а потом вообще уставилась куда-то в одну точку. В угол. В голове Александры очевидно шла борьба, продолжать говорить или нет. Даже морщинка появилась между бровей.

— Почему замолчала? — я хотел знать все. Достаточно секретов.

— Думаю. Насколько могу быть с тобой откровенной, — она снова повернулась лицом и посмотрела мне прямо в глаза. — Я убила человека.

В первую секунду, честно говоря, немного прихерел. Нет, признания подобного толка в своей прошлой жизни слышал. Правда, говорили их не с интонацией вины в голосе, а с вызовом. Комарова же явно считала такую правду тяжелым грузом и, судя по тому, что отражалось в ее глазах, грехом. Так, наверное. Но уже в следующее мгновение, до меня дошло. А Максим Сергеевич это знал. Реально знал. Теперь и я знаю. Не только со слов Комаровой, а потому что еще и вспомнил.

— Ага. Я видел этого человека. Заметил, он хвостом ходил за тобой. Но поздно заметил. Буквально за несколько дней до твоего очередного исчезновения. Отправил запрос своим. Оказалось, тип никому неизвестен. Реально. Тень, а не человек. Никаких следов до появления рядом с тобой. Вообще. Ни имени, ни фамилии. Даже где проживал на тот момент, не смогли определить. Его потом нашли… Вернее, труп нашли, само собой. Менты. Черт… милиция его нашла, в общем. Я знаю про убийство. Но… Тебя это не должно напрягать. Официально он так и остался неизвестным. Висяк. Кроме меня никому не известно. Не переживай.

У Комаровой выражение лица изменилось в одну секунду.

— Как знаешь? Это же… Ну… А почему молчал? — она выглядела даже немного обиженной. Типа, переживала, страдала, мучилась, а получается, не так все страшно, на самом деле.

— Во, блин, ты даешь. Кому говорить-то? Чтоб тебе еще и это прилетело? Я понял, скорее всего была самозащита. Да и вообще…

Разговор становился немного опасным. Не в плане событий, а потому, что рассуждать о чувствах Максима Сергеевича как-то не хотелось. Я ведь не могу объяснить Саше, почему он ее тогда любил и скрыл информацию об убийстве даже от своего начальства, а теперь не любит. Я не люблю. Да, она мне очень нравится. Несомненно, сексуально привлекает. Теперь особенно. Но… Я не Максим Сергеевич. И этим все сказано.

Беляев именно по причине своих чувств, понимая, что Комарова — убийца, все равно оставил свои догадки при себе. А менты ни черта не стали разбираться. Откопался случайно грибниками труп неизвестного? Ну, бывает. Максиму Сергеевичу сообщили лишь потому, что в местном отделе он успел обзавестись связями и просил сигнализировать о любых событиях, связанных с районом, где жила некоторое время Комарова. Вариант, в котором Александра могла вернуться, тоже рассматривался. Тогда еще не было понимания, что двигается она по стране специальным маршрутом.

— Что «вообще»? — Комарова заглянула мне в глаза.

Чертова бабская чуйка. Стоит появиться малейшему намеку на чувства, тут же делают стойку, как гончая в погоне за лисой.

— Да так… Ничего. Ты лучше вот что скажи… не пойму одного. Тот человек, которого… — хотел сказать, убила, но у Александры стало такое несчастное лицо, что быстренько пришлось подобрать нейтральные выражения. — Которого ты отправила в лучший мир. И не горюй сильно. Мир действительно лучший. Вообще не факт, что он его заслуживает. Так вот. Этот человек… Он хотел убить тебя. Верно?

— Знаешь, особо не было возможности обсудить его планы. Но думаю, хватая меня в темноте со спины, причем одной рукой за шею, он вряд ли собирался поговорить о погоде.

— Какая же ты все-таки… змеюка. Смотри, аж яд капает от твоего сарказма, — я усмехнулся. Отвратительный характер, реально. Но именно это меня в ней так привлекает. — К чему был вопрос… Поясню. Нет логики в таком повороте. Понимаешь? Вообще никакой логики нет. Зачем им убивать тебя? При таком раскладе список канет в неизвестность. Агентов никто никогда не отыщет. А это — бомба с часовым механизмом под задницей спецслужб.

— Честно? — Комарова указательным пальцем почесала правую бровь. Видимо, этот жест означает размышления. — Думала. Много думала. И у меня есть версия. Только не смейся…

— Ни в коем разе. Давай, жги. Слушаю очень внимательно, — я сделал максимально серьезное лицо.

— Ну… Ладно. В общем… В списке был один человек. У него серьёзная легенда. И планы на него имелись, видимо, тоже серьезные. Извини, обойдёмся пока без подробностей, но парень должен был стать сотрудником ЦРУ. И вот что я думаю… Допустим, все прошло хорошо. А у людей, которых готовил дед, вряд ли могло быть иначе. Так вот… Представь… Почти пятнадцать лет прошло с момента отправки группы до того, как явились к деду. Что, если у этого человека все получилось. Причем, получилось на высшем уровне. Он — в ЦРУ. А еще представь, если ему нравится новая жизнь. Да, это трудно допустить. Все-таки на роль нелегалов выбирали особых людей. Они предателями быть не могут. Но… Вдруг, на самом деле нравится. А что? Налаженный быт, сытая жизнь, положение в обществе. В их обществе, само собой. А тут всплывает список. Соответственно, легенда может рухнуть. А вместе с ней — полюбившаяся жизнь. И вот, как думаешь, будучи сотрудником ЦРУ, что сделает этот человек?

Я только открыл рот, собираясь ответить, как в дверь постучали. Звук был тихий и неуверенный. Мы с Александрой переглянулись.

— Это не Тамара. Кудряшка сделала бы все более уверенно. Да и незачем ей. Виделись, когда я вернулся в гостиницу. Она жаловалась, что не успела отдохнуть.

— А кто тогда? — Комарова подняла вопросительно одну бровь. С намеком. Мол, так-то ночь на дворе почти. Что за поздние гости?

Стук повторился. Кем бы не был таинственный посетитель, уходить он точно не собирается.

Я сполз с кровати, на ходу натянул брюки, которые валялись неподалеку, и пошел к двери. Однако, когда приоткрыл створку, через щель рассматривая коридор, захотел закрыть ее обратно.

Перед номером стояла Нина Ивановна Филатова. Реально, проходной двор какой-то, а не ведомственная гостиница. И мне только этой особы сейчас не хватало. Тем более, учитывая, что за моей широкой спиной, в постели, сидит обнажённая Комарова, завёрнутая в покрывало.

— Я сплю. — Сообщил Нине Ивановне и собрался захлопнуть дверь перед ее носом. Один черт ничего умного она не скажет.

— Максим Сергеевич… Мне нужно с Вами поговорить. Очень прошу… Это важно. Я… убила Льва Ивановича Маслова.

В своей прошлой жизни меня часто посещала мысль: «Господи, как же скучно я живу». Хотя, по идее, было все. Были бабки, связи, красивые женщины, дорогие рестораны, благоустроенная квартира, поездки за границу с полным набором всех атрибутов в виде шикарных гостиниц и развлечений. Но скука смертная, скажу я вам, когда всего в избытке. Поэтому иногда, во время очередного приступа тоски, вспоминал прежнюю работу следаком. Случалось так, что кроме «бомжовки» на столе на имелось ни черта, но жизнь была какая-то… другая. Горело внутри.

И вот сейчас, глядя на Нину Ивановну, которая, в свою очередь, смотрела на меня грустными, полными слез глазами, я осознал одну вещь. Верно говорят, бойтесь своих желаний. Либо формулируйте их точнее. Вселенная понимает все буквально. Вот мне, например, было скучно, хотел веселья. На, Максимка! Получи, распишись. Зато теперь весело так, что обхохочешься.

В данное конкретное мгновение, я себя чувствовал тореадором, которого в одно лицо выпустили против целого стада разъяренных быков. Ну, ладно. Не целого. Два быка. От этого, правда, ни черта не легче.

Расклад — супер! За моей спиной — голая Комарова, с которой мы только что прекрасно налаживали контакт. Передо мной — Нина Ивановна Филатова. Слава богу, одетая. И я бы послал ее не хрен, но она секунду назад сказала, что убила Маслова. При той расстановке сил, которая имеется, никак не могу гостеприимно открыть дверь и пригласить Ниночку в номер, дабы выяснить, а какого черта вообще происходит? Что за странные ночные покаяния? Отпустить ее тоже не могу. Очевидно, раз она явилась с подобными разговорами, дело пахнет писюнами. Решать возникшую ситуацию надо прямо сейчас, до утра ее не отложишь.

Но… возвращаемся к началу. За моей спиной, в постели, лежит голая Комарова, которую просто так выставить тоже не могу. И не хочу, если честно.

Я поступил, как настоящий мужчина. Захлопнул дверь прямо перед носом Нины Ивановны. Но не молча.

— Секундочку… — показал ей большим и указательным пальцем размер этой секундочки. Мол, прямо вот чуть-чуть. А вот уже потом закрыл дверь и повернулся к Александре.

Комарова, естественно, прекрасно слышала голос гостьи. Слова, возможно, нет. А вот голос точно, да. Выражение лица у нее было… Могу ошибаться, но в этот момент Александра Сергеевна, как минимум, пожелала мне обосраться. Но это — как минимум. Думаю, более вероятно, она пожелала мне сдохнуть. Желательно в муках. Потому что в ее глазах тоже все выглядит интересно. Ночь, а ко мне Филатова явилась в гостиничный номер.

— Я тебя прошу… — в голове мне пришла только эта фраза. Потому как оправдываться или доказывать что-то не счел нужным. Объяснять подробности точно нет времени.

Подскочил к кровати, схватил Комарову в охапку, вместе с покрывалом, и потащил ее к шкафу. К огромному монстру, который стоял тут же в комнате.

— С ума сошел? Мы что, герои водевиля? Куда ты меня… Максим! — Комарова пыталась сопротивляться, но весовые категории у нас слишком разные. Правда, несколько раз ее колено оказывалось в опасной близости от некоторых моих частей тела. Зная эту особу, я на всяких случай был собран и готов ко всему.

— Саша, Христом Богом молю, просто доверься. Я должен поговорить с Филатовой. Должен. Это важно. Между нами нет ничего такого, за что можно оправдываться. Ты сама все услышишь.

— Я не верю в бога, — пыхтела Комарова, попутно пытаясь раскорячиться так, чтоб усложнить мне задачу ее транспортировки к шкафу. — Я атеистка!

— Солнышко, не веришь в бога, сделай это ради партии и Родины, — несмотря на сопротивление Александры, мы все-таки оказались перед тяжелой дверью деревянного монстра. — Лезь в шкаф!

Комарова перестала брыкаться и посмотрела на меня внимательно, с заботой.

— Точно с ума сошел…

— Говорю тебе, лезь. Филатова только что заявила, будто она убила инженера. Надо поговорить с ней. Иначе до утра еще что-нибудь случится. Ты же не хочешь этого? Просто забирайся внутрь, чтоб Нина Ивановна не заметила твоего присутствия.

Услышав про инженера и его убийство, Комарова пискнула, а потом сама так резво ломанулась в этот шкаф, что я еле успел следом закинуть ее вещи, которые валялись неподалеку. Двери прикрыл неплотно, дабы оставалась маленькая щель. Во-первых, должен поступать воздух. Мало ли. Не хватало еще, чтоб она задохнулась или какая другая фигня приключилась. Во-вторых, Комаровой надо все слышать самой.

Когда было сделано самое необходимое, а именно, спрятана Александра Сергеевна и убраны следы преступления, то есть ее присутствия, я быстро направился к двери. Весь этот кипиш занял от силы пару минут на самом деле. Надеюсь, Филатова не убежала прочь в слезах.

— Извиняюсь, немного привел себя в порядок. Спал уже, знаете ли.

Нина Ивановна стояла все на том же месте и в той же позе. Руками она обхватила свои плечи, будто пытаясь согреться. На лице — страдание. В глазах — тоска.

Я шире распахнул дверь и посторонился, при этом застегивая демонстративно рубашку, которую успел накинуть, пока решал вопрос с Комаровой.

Ниночка переступила порог и вошла в номер. Двигалась она осторожно, словно в любую секунду могла развернуться и убежать.

Вот честно… Не знаю пока, что конкретно Филатова хочет мне сказать, кроме факта причастности к смерти инженера, но этот цирк с конями не произвел никакого впечатления. Я прекрасно понял, что за натура у данной особы. Плакать? Страдать? Только по причине более успешной жизни у врагов. Нина Ивановна, это — Сколопендра Обыкновенная. Небольшое ядовитое животное из класса многоножек. Причем, если начать ей ножки отрывать, на их месте тут же появятся новые. Как головы у гидры.

Филатова относится к той категории людей, которые выживут всегда, в любых условиях. Все, причем, сдохнут, а они выживут. Даже в случае ядерной войны. Поэтому та беспомощная, трогательная девушка, которая сейчас замерла посреди комнаты, оглядываясь по сторонам полными слез глазами, — ложь, трындеж и провокация.

— Присаживайтесь, — я указал рукой в сторону кресла. — К сожалению, не могу предложить Вам ни выпить, ни закусить, ни даже банально чаю или кофе. По той причине, что нет у меня ни хрена.

Филатова оценить шутку юмора не могла. Она не бывала никогда в нормальных отелях, потому что время этих отелей еще не пришло. А значит, не в состоянии понять, о чем речь.

Нина Ивановна подошла к креслу, осторожно опустилась на краешек. Руки сложила на коленях. Правда, юбка, совершенно «случайно» поднялась выше того, где должна была быть. Я мог вполне свободно любоваться стройными ножками Филатовой. И надо признать, они у нее действительно стройные. Да и вообще, Ниночку, конечно, природа внешними данными не обидела. Вот прям совсем не обидела. Этакая Мэрилин Монро советского разлива. Глаза огромные, синие. Губы бантиком. Мечта любой современной телочки. И это без всяких уколов. Кожа, как в книжках пишут, бархатная. Ни одного изъяна. Так и хочется прикоснуться. Фигура, задница, грудь — все на уровне. А вот удивительная штука, смотрю на эту женщину, внутри вообще ничего. Не ёкает. И совсем другая история с Комаровой. От Александры Сергеевны у меня буквально сносит крышу. Прибить ее, конечно, хочется не реже, чем соблазнить, но эмоции она вызывает острые, яркие.

— Итак… — я взял второе кресло, а их в номере имелось аж два. Люкс, наверное. Устроился напротив Филатовой. — Вы сказали, будто смерть инженера Маслова — Ваших рук дело. Весь во внимании. Давайте разберемся. Фраза прозвучала в переносном смысле?

— Нет… — Нина Ивановна покачала отрицательно головой. — Я должна признаться Вам.

— Стоп… Давайте сразу, с самого начала, до того, как будут произнесены всякие откровения, определимся. Почему мне?

— Максим Сергеевич… — Ниночка помолчала несколько секунд, а потом, соскользнув с кресла, оказалась прямо передо мной и встала на колени. В итоге, поза у нас вышла более, чем неприличная. Филатова еще положила руки на подлокотники и чуть наклонилась вперед. Это мандец, конечно. Еще немного, она носом уткнется в мою промежность.

Я машинально отпрянул, вжимаясь в кресло. Не то, чтоб меня пугали активные барышни, но бляха муха… В шкафу сидит Комарова. И если Нину Ивановну я не боюсь, то Александру Сергеевну немного опасаюсь. У Александры Сергеевны решение всех проблем очень простое. Радикальное. Она вообще не будет разбираться, кто виноват, а кто нет. Отравит к чертям собачьим. Или зарежет. Потом поплачет и попереживает даже. Но потом.

Я кинул быстрый взгляд в сторону шкафа. Интересно, нас видно через щель или нет?

— Максим Сергеевич, я люблю Вас…

— Ох ты ж епте… — реакция была искренняя, от души. Явно не та, на которую рассчитывала Ниночка.

— Максим Сергеевич… — она медленно начала наклоняться. Мне показалось, в шкафу что-то скрипнуло. Наверное, Александра Сергеевна когти точит.

— Так… Нина Ивановна! Давайте, возьмите себя в руки! Сядьте для начала на место. И Вы уж простите, но тема с убийством инженера интересует меня гораздо больше, чем Ваши надуманные чувства.

— Почему надуманные? — Филатова тут же замерла. Причем, мои слова ее явно зацепили.

— Потому что! Ну, какая, нахрен, любовь? Вы уж простите за выражение. Другого просто не имеется. Знаете меня без году неделю. Просто Вы привыкли получать все, что хочется. А я в Ваши цепкие лапки попасть не захотел. Вот и все. Только по этой причине Вы решили, будто это — настоящие чувства. Нет. Ошибаетесь.

— Максим Сергеевич, никогда, ни к кому… — едва Филатова завела новый куплет своей песни, как я стукнул кулаком по подлокотнику, прервав ее страдательную историю.

— Говорю последний раз. Сядьте в кресло. Есть что сказать, говорите. Вот эту чушь не надо мне впаривать. Ясно?

Если честно, на самом деле разозлила меня. И дело даже не в Комаровой. Шутки шутками, но, в конце концов, Александра Сергеевна мозг имеет. Даже в случае, когда ей что-то ей померещится, она все равно будет вести себя адекватно. Меня взбесило поведение Филатовой. Опять из меня дурака тут делают. Загребли, честное слово. Да и не хочу тратить время на этот бред. Мне реально важно послушать про инженера. Даром не нужны признания и откровенные намеки на секс. А Филатова прям даже не намекает. Она, по-моему, только что планировала перейти к действиям. И главное, у нее и мысли нет, что я ее тупо не хочу.

— Хорошо… — Нина опустила голову, типа пряча слезы, а потом все же вернулась обратно, в кресло. — Просто вы спросили, почему пришла именно к вам. Вот это и есть ответ. Я люблю Вас. Доверяю Вам. И хочу рассказать правду, чтоб просить о помощи.

— Замечательно. Давайте по порядку. А то слишком много вводных, — я немного расслабился. Не хотелось бы за шиворот выкидывать Ниночку за дверь. Пришлось бы, не прими она мои слова к сведению.

— Да… Льва Ивановича убила я.

— Нина Ивановна, Вы повторяетесь. А между тем, пока никаких объяснений не последовало. В смысле, убили? — я снова начал ощущать растущее раздражение.

— В прямом. Воткнула нож в его сердце…

Филатова теперь смотрела куда-то в сторону. Взгляд, причем, у нее стал пустой.

Судя по всему, имелся план «А» и план «Б». В первом случае я должен был повестись на посягательства красотки и пасть жертвой страсти, которая непременно вскружила бы мне голову. План «А» пошел у них по женскому половому органу, и теперь вступил в действие план «Б». Почему использую множественное число? Потому что сама бы Нина Ивановна до такого не додумалась. Нет, насчет попытки соблазнить, вполне возможно, ее идея. Но вот про убийство… Это все я прокрутил в голове, мысленно. Вслух сказал совсем другое.

— Интересно… Так… Давайте подробнее. За каким дьяволом Вы это сделали?

— Лев Иванович обратился к Игорю с просьбой. Вернее, спросил, нет ли возможности перебиться несколько дней. Мол, проблемы дома, поругался с супругой. Игорь… Мы дружим. Вы же знаете, да?

— Знаю. Продолжайте.

— Так вот… Игорь предложил Маслову дачу. Она досталась Ведерникову от каких-то дальних родственников. Если честно, не знаю подробностей. Но это и неважно. Мы не думали, что Лев Иванович пропадет совсем. Была мысль, он хочет просто ночевать там несколько дней, пока уляжется ситуация с женой. Но на следующий день он не пришел на работу. Игорь признался мне. Сказал, что Маслов взял у него ключи. Сначала не волновались. Решили, мало ли. Может, человек в депрессии. Может, выпил лишку. Но потом стало известно, что вместе с Львом Ивановичем исчезла часть чертежей, которыми занимался непосредственно он. Главная часть. Так можно сказать. Игорь начал нервничать. Сами понимаете, никому нет удовольствия оказаться замешанным в таком деле. Еще поди докажи, что ты не соучастник. На следующий день от Маслова снова не было слышно ничего. Игорь совсем впал в панику. Мы решили, надо ехать. После работы, сели на электричку и отправились туда. В дачный кооператив. Я не могла бросить друга. Понимаете?

Филатова посмотрела на меня, ожидая ответа.

— Понимаю, конечно, что ж не понять… Вы продолжайте, Нина Ивановна. Очень интересно.

— Лев Иванович был на месте. Но он вел себя очень странно. Агрессивно. Ненормально. Стал кричать. Размахивать руками. А потом вообще объявил Игоря предателем и бросился на него с кулаками. Завязалась потасовка. Я испугалась. Не знала, что делать. Игорь оттолкнул Льва Ивановича и хотел выйти. Сказал мне, что надо уезжать и сообщить Калинину правду. Мол, инженер у нас просто сошел с ума. Но когда Ведерников повернулся спиной, Маслов вдруг схватил что-то и бросился следом. Я не поняла, что конкретно. Была слишком напугана. Стояла как раз рядом с тумбочкой, на которой лежали столовые принадлежности и тот самый нож. Наверное, Маслов недавно ужинал. Посуду помыл, но в ящик еще не убрал. Вы знаете, я очень испугалась за Игоря. Очень… Схватила нож и ударила Льва Ивановича. Цели убивать его у меня не было. Действовала инстинктивно. Когда поняли, что он мертв, убрали все следы. Вернее, я убрала. Игорь впал в панику. Он очень ранимый. Потом посадили Маслова за стол. Среди чертежей почему-то была фотография Комаровой. Не знаю, как она там оказалась. Я вложила снимок в руку Льву Ивановичу. Чтоб его смерть связали с этой…

Филатова, так понимаю, хотела назвать Александру каким-то не совсем приличным словом. Но посмотрела на меня, вспомнила о своей роли страдающей овечки, и обошлась без резких высказываний.

— Думали, его смерть свяжут с Комаровой. После того, как все сделали, ушли из домика через заднюю калитку. Она ведет на кладбище и там дорожка выложена камнями. Я подумала, так лучше. Совсем следов не останется. Мы и пришли через заднюю калитку. Но сначала только из-за того, что оттуда удобно было попасть на участок. Дорога к железнодорожной станции идет через кладбище. Ну а потом… Каждый день мы с Игорем ждем, когда откроется правда. К нам придут из милиции. Но никто не приходит…

Нина Ивановна тяжело вздохнула и замолчала. Я тоже молчал. Минут пять. Давал ей шанс, если честно. Она им не воспользовалась.

— Не пришли, говорите… Ну, видите, как хорошо. Раз милиция Вам ничего не предъявляет, идите домой и спите спокойно.

Филатова подняла на меня ошарашенный взгляд. До этого она рассматривала свои колени. Не знаю, что там интересного нашла. Может, любовалась.

— В смысле идите домой? А как… Я убила человека. Меня надо арестовать. Вы… ну… Вы же были в милиции с Владимиром Александровичем. Знаете, к кому нужно обратиться с чистосердечным признанием. Помогите мне. Давайте поедем вместе. Я не хочу впутывать Игоря. Подскажите, как лучше все рассказать, в обход Ведерникова.

— Похвальное желание. Вы — настоящий друг, Нина Ивановна. А история Ваша… — я поднялся с кресла, подошел к окну, которое выходило на главную улицу, застыл возле него, глядя в темноту.

Вернее, так все выглядело для Филатовой. На самом деле, я наблюдал за ее отражением. За стеклом была чернота, поэтому, все, что происходило в комнате, можно видеть достаточно неплохо.

— История Ваша не выдерживает никакой критики. Вообще никакой. Может Вы бы и могли убить Маслова. Почему, нет? В жизни всякое бывает. И на самом деле, воткнуть нож в человека не очень сложно. Но… Видите ли, чтоб вот так четко, с одного удара пробить грудную клетку и попасть ровно в сердце… Как минимум в Вас должно быть веса побольше, а соответственно, сил. Да и опыт тоже не помешал бы. Надо знать, как и куда ударить, чтоб все получилось. Это — первое. Но даже хрен с ним. Пусть, условно говоря, повезло. В кавычках, конечно. Вы упускаете из виду несколько моментов. Для начала, Маслов не мог кинуться ни на кого. В принципе не мог. Ладно, опустим. Будем считать, что на Льва Ивановича нашло помутнение рассудка. И хрен с ним, я закрою глаза на все остальное. На множество мелких нестыковок, которые никак не дают возможности считать Вас убийцей. Однако есть еще Анна Степановна. Та самая супруга инженера. Вы в курсе, что она повесилась? А прежде написала записку, в которой виновной в смерти мужа объявила себя. Выходит, они оба умом тронулись. Маслов на людей стал кидаться, если следовать Вашим словам. Анна Степановна вдруг черным по белому настрочила признание и покончила жизнь самоубийством. Это как? Из любви к Вам или Ведерникову она это сделала?

Я внимательно наблюдал за отражением Филатовой. В первую очередь меня интересовала реакция именно на эти слова. Ниночка, не понимая, что находится под прицелом моего взгляда, вздрогнув, резко вскинула голову.

О смерти Масловой она не знала. Это вполне логично. Я обещал Калинину оторвать башку, если он хоть кому-то растреплет информацию. Калинин все правильно понял и, уверен, язык держал за зубами. Менты на заводе больше никому о смерти Масловой не сообщали. Комарова исключается, как источник информации, сразу. Однако, главное даже не это. Филатову поразил не сам факт смерти жены инженера. Она выглядела испуганной. Пусть каких-то пару минут, но все равно. Нина Ивановна по-настоящему испугалась. Потому что она предполагала, кто мог это сделать. И ей стало страшно. Страшно за себя. Собственно говоря, вот это меня и интересовало.

Я снова повернулся лицом к Ниночке. Она уже взяла себя в руки и выглядела просто грустной. Маска вернулась на место.

— Вы, Нина Ивановна, до одури боитесь кого-то. Безумно боитесь. Настолько, что готовы признаться в чем угодно. И даже понести уголовную ответственность за преступление, которого не совершали. Конечно, Вы не убивали Маслова. Это даже не смешно. Честное слово. Возможность попасть под арест — это попытка спрятаться. Вы сильно хотите, чтоб Вас от кого-то защитили. Правда? Поэтому сначала пытались сподвигнуть меня на интим. Мужчины ведь всегда покупались на такую наживку.

Ваш расчет был прост. Затащить в койку, потом попросить помощи. Я, как последний осел, а… нет, как рыцарь, бросился бы на защиту прекрасной дамы. Однако, не вышло. И вы решили пойти другим путем. Запасным. Он гораздо хуже, чем первый. Но Вас ужасно колбасит от страха, Вы даже готовы сесть в тюрьму. Видимо, из расчета, что туда добраться человеку, которого боитесь, будет сложнее. Извините, Нина Ивановна, но нет. Не выйдет. Хотите помощи, значит говорите правду. Со всеми подробностями. И в частности, кто Вас так сильно напугал. А сейчас… Идите домой. Я устал и хочу спать.

Высказавшись до конца, на Филатову больше не смотрел. Ничего нового там не увижу. Я подошел к двери, открыл ее, предлагая Ниночке удалиться. Честно говоря, ожидал, что она одумается. Однако, Нина Ивановна поднялась с кресла и послушно двинулась на выход. Охренеть… Значит, этого неизвестного человека она боится гораздо больше, чем я думал изначально.

Филатова поравнялась со мной, остановилась, посмотрела внимательно. В какую-то секунду мне показалось, ну, вот сейчас. Сейчас она заговорит. Ни черта подобного.

— А давайте-ка я вас провожу вниз, — посторонился, пропуская девушку в коридор. — Чтоб Вы не заблудились.

Вообще, руководствовался не только правилами приличия. Чего уж там врать. Сейчас точно не до приличий. Хотел действительно убедиться, что Филатова покинет гостиницу. А то мало ли. Будет сидеть под дверью. А потом еще запалит Комарову. Мы же выйдем с ней из номера когда-нибудь. Например, утром.

Нина Ивановна ничего не ответила. Просто молча направилась к лестнице. Я двинулся следом.

Пока спускались, Филатова не сказала больше ни слова. В холле было пусто и тихо. Входная дверь оказалась закрыта на здоровенную щеколду. Я так понимаю, Тамара благополучно отправилась спать в одно из служебных помещений. Ночью гостей здесь никто не ждет.

Уже когда вышли на улицу, я все-таки предпринял еще одну попытку.

— Нина Ивановна, подумайте хорошо. У Вас вся ночь впереди. Давайте утром Вы придете ко мне и мы снова поговорим. В кабинет, естественно. Поймите, сказать правду — самый лучший выход.

Филатова снова посмотрела на меня выразительно, а потом развернулась и пошла в сторону проспекта. Надеюсь, до дома ей недалеко. Реально не хотелось бы, чтоб еще и с этой дамочкой что-то произошло.

Я постоял минут десять, пока женский силуэт не скрылся вдалеке. Собрался уже войти в гостиницу, а то проснется Тамара и не навешает мне люлей. Однако, видимо именно в этот момент вселенная решила, маловато веселья. Надо еще добавить.

— Максим… — Из-за деревьев вышла Лиличка.

— Млять!

Во-первых, это было реально неожиданно. Просто фильм ужасов какой-то. Ночь, тишина и вдруг голос из темноты. Во-вторых, еще один разговор по душам я не переживу. Устал, как собака. Или, если выражаться точнее, как кобель. Тем более, что мне может сказать актриса? Опять про большую и чистую любовь? А в-третьих, это, в конце концов, странно. Она сидит в засаде рядом с гостиницей. Попахивает уже не настойчивостью. Попахивает неадекватностью.

— Ты здесь что делаешь? — я спустился со ступеней и подошел к Лиличке.

— Ждала, пока, наконец, все твои бабы уйдут. Но увидела лишь одну. Представляешь, эта твоя Комарова успела ровно на одну минуту раньше. Проскочила впереди меня.

Я присмотрелся к лицу блондинки внимательнее. Насколько это возможно в темноте. Фонари имелись только на проспекте, а он все-таки находится на расстоянии. Поэтому света было маловато. Может, пьяная? По трезвянке ни один нормальный человек не будет ошиваться под окнами гостиницы столько времени. Тем более, прекрасно понимая, что я в номере не один.

— Ты два часа торчала на улице? — уточнил я на всякий случай. Вдруг понял неправильно. Заодно попытался принюхаться, не несет ли от актрисы алкоголем. Вроде бы, нет.

— У меня был выбор? Надо поговорить, а ты решил удариться во все тяжкие. Долго еще там будет эта?.. — Лиличка махнула рукой куда-то вверх. Видимо, намекала на Комарову.

А я смотрел на блондинку, чувствуя себя идиотом. Потому что не понимал ни черта. По идее, мы с актриской состояли в продолжительной связи. Максим Сергеевич состоял. Я ее, вроде как, бросил. И она, вроде как, переживала по поводу своей отставки. Что сейчас происходит?

— Извини… Но тебя не волнует больше наличие других женщин? — осторожно поинтересовался у Лилички.

— Перестань говорить глупости. Конечно, волнует. Мы все-таки не чужие люди. Да и сам знаешь, в любом случае нам никак не разойтись в разные стороны.

Она была какой-то странной. На себя совсем не похожей. Вернее, не похожей на себя ту, которую знал я. Прежней Лилички мне пока память не выдала. Вместо глупенькой дурочки, самовлюбленной и эгоистичной, сейчас передо мной стояла вполне нормальная женщина.

— Подожди… — я прокрутил назад сказанные ею фразы. — Почему не разойтись? Уже разошлись…

— Максим… — Лиличка сделала шаг в мою сторону и мы оказались совсем близко. Я практически чувствовал ее дыхание, которое пахло мятой и губной помадой. Интересное сочетание. — Слушай, понятное дело, что наедине, вдвоем, мы в любом случае должны следовать легенде и вести себя соответственно роли. Я прекрасно помню главное правило. Говорить так, как нужно, даже если нас никто не слышит. Вести себя так, как нужно, даже если нас никто не видит. Но сейчас ты зачем играешь? Я пришла только с одной целью. Есть информация. Нужно ее передать. А ты продолжаешь изображать спектакль. Из нас двоих актриса — я.

— О чем ты вообще говоришь? — башка начала гудеть. Реально чувствовал себя полным дураком. Слова, которые вылетали изо рта Лилички никак не хотели складываться в осмысленный текст. По крайней мере для меня все выглядело именно так.

— О господи… — Блондинка вдруг неожиданно встала на носочки, прижалась всем телом, губами прикоснулась к моему уху, а потом прошептала. — Я говорю о том, что нам придется и дальше терпеть друг друга. Легенда есть легенда. И по легенде, милый, у нас с тобой жаркая, пылкая, страстная связь. Я не понимаю, что ты творишь. Почему отошел от сценария всей нашей жизни. Ты ведь изначально знал, что отходить от легенды нельзя ни при каких обстоятельствах. Мы прожили чертову уйму лет в этих лицах. Ради чего? Чтоб ты все запорол? Думаешь, Центр погладит тебя за это по головке? Завязывай со своей Комаровой. И еще… Приезд нашего друга и товарища подтвердили. Готовься сам и готовь все, что необходимо. Это та информация, которую велено передать тебе.

Лиличка укусила меня за мочку уха, не сильно, с намеком, а затем отстранилась, глядя с усмешкой. И в этот момент у меня была лишь одна фраза в голове. Ее я и сказал вслух.

— Твою ж, сука, мать…