… и пусть никто не уйдёт обиженный.

(Аркадий и Борис Стругацкие)

— Три, два, один…

Нить настоящего дрогнула, но не оборвалась и продолжила вытягиваться из бесформенной шерсти будущего, накручиваясь прошлым на неутомимое веретено.

I.

Настал день, которого боялись шесть лет. Все жители села собрались на центральной площади. Шляпы поблёскивали соломенным золотом на чёрных головах, спасая от зноя.

— Идёт, — шепнул староста.

Ева смотрела на перекрёсток. Чужак вышел из-за лачуги, такой же дряхлой, как и большинство построек вокруг. Разве что несколько уцелевших каменных домов возвышались над всей округой. Неспешным шагом вестник приближался медленно, опустив плечи, без оружия. Ничего в нём страшного нет…

Когда Ева видела чужака в прошлый раз, ей было шесть лет — тогда родители покинули село. Она не помнила, что именно произошло, но, думая о маме с папой, Ева иногда шмыгала носом. Чуть повзрослев, она расспрашивала брата и соседей. Те молчали или ссылались на договор. Но Ева продолжала искать ответ, пока не наскучило равнодушие остальных.

Сейчас она вцепилась брату в ладонь. В ответ он сжал её пальцы и улыбнулся, чуть склонившись: “Всё будет хорошо”. Свободной рукой она, скучая, теребила косу, тонкой змейкой сбегавшую на плечико. Все жители заплетали волосы как символ нового мироустройства. Под широкими полями соломенных шляп их скуластые лица сейчас казались серыми и печальными. И Ева чувствовала, что дело не в жаре или тени.

Образ вестника отпечатался в памяти поблёкшим за годы пятном. Теперь чужак обходил толпу, и Ева не отводила взгляда от его волос цвета солнца, совсем не таких, как у чернявых степняков. И в его фигуре угадывалось нечто другое — особенное. Любопытство не давало спокойно стоять на месте, и Ева потянула брата в первые ряды. Теперь она разглядела светлую одежду вестника и лицо. Чужак едва шевелил губами, вглядываясь в лоснящиеся лица, и кивал. Тогда выбранные протискивались вперёд. Вскоре, глядя в одну точку на небе, застыл кузнец. Соседка-ткачиха вышла из-за спины Евы и запрокинула голову. Кто-то из родственников запричитал.

Ева нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Нагретая солнцем голова гудела, как пустой горшок, когда заденешь ложкой. Заурчало в животе — из-за вестника не успели пообедать. Побыстрее бы закончился этот день! Брат обещал завтра взять на охоту в степь. Ева постоянно увязывалась за ним, после ухода родителей. Если гнал домой — плакала. Ему стало проще брать её с собой, чтобы не скандалила: Ева от страха одиночества и ярости начинала драться. Брат научил на свою голову. А ведь всё именно из-за её вспыльчивого нрава и началось. Поругалась с соседскими девчонками. Получила оплеух. Вот брат и показал, как за себя постоять.

Ева мечтательно вздохнула: “Наловим мышей. Потом разделаю, залью квинтэссенцией, и будет похлёбка из квазиплоти. Надоели пустые щи”.

Еве представился горшочек с горячей похлёбкой, нескольких ложек которой было достаточно, чтобы не хотелось есть до заката. Если перекусить козлятиной, то голод возвращался раньше. Жизнь степняков зависела от луга вокруг села и квинтэссенции, основы любой трапезы. Козы щипали траву с утра до вечера, а за неделю растения восстанавливались. Скот жирел и давал мягкую шерсть. Так и жили степняки: кто коз держал, кто сам питался дарами луга. Бабы коротали время за прялками и ткацкими станками, мужики охотились, откапывали из земли старьё и перековывали железо предков, если находили. Нашёлся как-то один дурачок: предлагал распилить трубы, по которым бежит квинтэссенция. Его не послушали, ведь как без неё? По договору, никак нельзя. Он объяснял, что под землёй квинтэссенция сама по себе бежит. Но такая им не подходит. Потом этого дурачка отколотили хорошенько — вся морда распухла и покраснела. А на утро как ни в чём ни бывало он ходил по селу, только присмирел.

К выбранным присоединился сын старосты — сам глава селения резко побледнел. Он, всегда гасивший спокойствием споры соседей, сейчас облокотился о плечо жены, которая, казалось, перестала дышать. Их сын даже не обернулся.

Ева встретилась с вестником взглядом — он посмотрел на неё всего мгновенье. Глаза внимательные и не мигавшие. По спине побежали мурашки. Через мгновение чужак кивнул брату, который отпустил задрожавшую Евину ладошку. Народ расступился. А она, оглушённая, наблюдала, как выбранные выстроились по двое и зашагали вперёд. Вестник последовал за ними.

До Евы долетели слова соседок:

— Вестник обычно стариков забирает, а в этот раз — сплошь молодых. Даже Евиного брата.

— Эх, горемыка она, в прошлый раз увели родителей. Одна-одинёшенька осталась, а всего-то двенадцать годков.

От отчаяния сжались кулачки. Ева догнала выбранных и с воплем толкнула брата. Но тот не подхватил на руки, как бывало, и не дёрнул за косу. Она поняла по его равнодушному виду: теперь для брата не существовало ничего, кроме невидимой точки на горизонте.

Приблизился староста. Взгляд Евы на несколько секунд задержался на его лице, бесцветном, как ненужная тряпка. Выбранные неторопливо шли вперёд.

— Смирись, — сказал он.

Староста кусал ус и смотрел в землю. Ева упрямо сдвинула тонкие брови:

— Я тоже пойду.

— Нельзя.

— Кто сказал? — спросила Ева.

— Я сказал. Мала ты ещё. Далеко идти.

— Плевала я на всё!

Выбранные удалялись через степь. До жути громко застучало сердце. Ева побежала за уходящими, но наткнулась на невидимую преграду и упала, ободрав локти и коленки. Приподнявшись с земли, Ева взглянула вперёд, то увидела степь, раскинувшуюся цветастым ковром — выбранных и вестника словно никогда и не было.

— Тварь! — завопила Ева и только теперь разрыдалась.

Она размазывала слёзы по щекам и повторяла, что не простит: “Почему у меня всех отобрали? Чем я это заслужила? Несправедливо”. Подошла тётя Марта, сестра отца, и протянула флягу с квинтэссенцией.

Ева сделала глоток, всхлипнула ещё раз и встала. Когда она отряхнула ладошки и коленки от пыли, ссадины уже затянулись.

II.

Ева глядела на горизонт, где земля, усеянная пёстрыми цветами смыкалась с небесным полотном. За шесть лет ей не удавалось пройти дальше луга. Да и никому. Попытки найти брешь — пустая трата времени. Невидимая преграда не выпускала без вестника.

И Ева запела. Песня эта древняя, сложена поколением, видавшим мир до катастрофы. Но как жили раньше — теперь не помнили. И только в земле находили всякую всячину, о назначении которой никто не знал.

Иногда откапывали железки. Их переплавляли во что-то нужное. Работе с металлом, по легенде, предков научили вестники. Ещё они показали, как добывать огонь и ткать. Всего и не назовёшь. Поговаривали, что вестники знают, почему летают птицы и зачем наступает ночь, но Ева не удерживала в памяти всякие мелочи. Это отвлекало от важного.

Шесть лет в голове зрел план, который Ева обдумывала во время работы с шерстью. Пересчитывая дни до года вестника, она забывалась, нить рвалась в руках, и Ева получала подзатыльник от тётки. Марта потом весь вечер причитала над испорченной пряжей. Обидно, конечно, но мысли о вестнике сами себя не подумают. А ремесло Еве не нравилось, и ничего она с этим поделать не могла. Или не хотела.

Вот и сейчас сидела на лугу, а не за работой. Послышалось протяжное блеяние коз. Родители когда-то тоже держали скотину. Однажды брат стащил венок, который сплела Ева, и нацепил на козлёнка. Бедняга бестолково мотал головой, обиженно мекал и скакал под детский хохот, подбрасывая ножки. Мать выбежала из дома. Отругала их с братом и ловко поймала козлёнка. Ева видела, словно наяву, как мать сорвала венок с козлёнка надела на себя и звонко засмеялась — так запела бы чудесная птица. Но какое у мамы лицо?

Ева зажмурилась под стрёкот кузнечиков. Нет, не помнила. Она встала и зашагала к селу, давя желтые цветки одуванчиков. У ворот Ева зло пнула изгородь. Недалёко послышался тёткин голос — старая карга опять жаловалась соседке. Круто повернув, Ева скрылась за каменным домом. Запершило в горле, и она ускорила шаг. Впереди торчала труба с вентилем. Кран привычно скрипнул, и Ева наклонилась, чтобы попить. Квинтэссенция холодела с каждым глотком. Без запаха и вкуса, при правильном обращении она преобразовывала мир вокруг. Много лет назад их этому тоже обучили вестники. Растительность, впитывая прозрачные капли, разрасталась, становилась мясистой и сытной. “Квазихлеб”, — уважительно говорили старшие.

Ева наклонилась ниже и подставила под струю голову, нагретую солнцем. Целое утро только зря потратила. Тётка застукает — наорёт. Но кто виноват, что весник должен появиться в любой день этого года? Уж точно не Ева. Ведь всё давно прописано в договоре.

Она снова скрипнула вентилем и убрала с лица налипшие пряди. Неизвестно, кто проложил трубы. Народ пользовался и лишних вопросов не задавал.

Ева знала другое: пришло время действовать. Она уже подготовила дорожную сумку.

— Идёт! — тоненько крикнул соседский мальчишка.

Ева вздрогнула и улыбнулась. Неподалёку с грохотом уронили ведро. Словно во время урагана, захлопали двери. Захныкал младенец, и суетливые соседи высыпали из домов.

Вскоре все собирались в центре селения, как предписывал договор. Никто не сомневался в его существовании. Ведь откуда-то люди знали, что строжайше запрещено не пускать вестника или нападать на него. Это знание непреложным законом входило в жизнь степняков с каждым вдохом, с каждым глотком квинтэссенции…

Из-за ближнего дома вышел вестник.

Когда солнце сдвинулось на пару ладоней, несчастные равнодушно глядели на горизонт. В этот раз среди них были только седые. Их морщинистые лица, как и полагалась, выражали равнодушное спокойствие. Предугадать, кого выберет вестник, казалось невозможным. Чем он руководствовался, забирая только стариков или молодых, Ева не знала.

Остальные торопливо отправились по домам — согласно договору. Только Ева осталась на площади. Выбранные двинулись в путь, а чужак, глядя под ноги, шёл следом. Они повернули за угол у недавно выстроенной ограды, и удар жерди оглушил вестника. Он рухнул, словно уснул на ходу. Брат научил, как надо бить.

Ева наклонилась с надёжной верёвкой и ухмыльнулась: “Вот её-то я сплела на славу”. Узел на запястьях вестника затянула крепко — предосторожности не помешают. Связанный станет внимательней прислушиваться к просьбе. Или позволит идти с ними. Среди односельчан ползли слухи, что некоторые уходили за близкими, но никто не возвращался. Поэтому эти истории заставляли грустить. Ева их не любила. Она обязательно возвратится и не будет больше одинокой.

Когда шесть лет назад ушёл брат, Ева отказывалась от еды, только пила квинтэссенцию: голова кружилась и подташнивало, зато притуплялась душевная боль. Тётка, видя, тающую на глазах Еву, отстегала её и заставила глотнуть молока и поесть квазихлеба. Накопив немного сил, Ева принялась реветь. Тут даже наказания не помогли успокоиться. Наплакавшись, она решила, что обязательно подготовится к встрече с вестником.

Из ветоши и жердей смастерила чучело. Голова с угольными точками глаз и растопыренные руки — ей большего и не было нужно. Родня засыпала, и Ева прокрадывалась в сарай у дома, где родилась, чтобы при свете лучины бить чудовище, разрушившее семью. До кровавых мозолей, затягивавшихся к утру, а если пробраться в сад и выпить квинтэссенции, то они исчезали и до рассвета.

Потом отмечали ежегодный праздник лета. Визгливая ребятня крутилась у подвешенного на площади бумажного шара с безделушками и угощениями. Детям никак не удавалось разбить его. С гиканьем они подпрыгивали и молотили по шару палками. Оболочка из обмазанной тонким слоем глины бумаги не поддавалась. Книги в большом количестве сельчане нашли недавно в откопанном погребе. Староста пытался помешать степнякам растаскивать их, он от отца слышал, что они очень ценятся вестниками, но разве уследишь?

Возня малышни наскучила. Ева зевнула и подняла прохладный камень. Довольно тяжёлый, он удобно лёг в ладонь. И запустила в цель. Шар хрустнул, и из трещины посыпалась всякая чепуха.

Ева с ухмылкой глядела на окрепшие руки: “Вот так-то, вестник, это только начало”.

А теперь Ева претворяла задуманный план в жизнь. Никто из несчастных не заметил падения чужака. Они строем шагали впрёд, и в проводнике не нуждались. В прошлый раз Ева поняла, что в момент, когда он указывает на человека, тот становится равнодушным ко всему.

Тяжело дыша, она склонилась над вестником. Ева подумала: “Тот же гад — вот и славно”. И как ей шесть лет назад могло понравится это загорелое лицо с широко посаженными глазами? И нелепые светлые ресницы? Вестник поморщился и пробормотал:

— У-у, что произошло?

— Так ты не глухонемой! — Ева вертела в ладонях жердь.

Он замер и поглядел на связанные руки.

— Отпусти, — вестник говорил строго, — ты не имеешь права так поступать. Всем будет плохо, если я не заберу их.

— Только если скажешь, куда шесть лет назад увёл моего брата.

— Согласно первому пункту договора, нельзя препятствовать вестнику выполнять…

— Ты всё-таки глухой, — прошипела она и ткнула жердью чужаку в грудь. — Ещё раз спрашиваю: где мой брат?

Он глянул зло. Кожа на скулах натянулась, а уголки губ резко поползли вниз. Ева опустила оружие: “Посмотрите-ка, он ещё рожи недовольные корчит. В отключке меньше бесил”.

— Никто из выбранных вестником не… — сказал он.

Чужак упрямился, а Еве хотелось делать по-своему. С ней всегда так, за что частенько получала от тётки. Она поднесла жердь к самому носу вестника:

— А я брата верну, понял?

— Степнякам не рекомендуется покидать селение, и отпусти меня, — сказал он и добавил мягче: — Так надо.

Ева посмотрела на вестника. Не врёт ли? Сделать её выбранной он не сможет, так как договор запрещает указывать на степняка вне площади. Побьёт? Руки Евы крепко сжимали палку. Шесть лет назад вестник никак не мешал ей выплёскивать отчаяние, а шуму она наделала прилично. Да и договор не запрещал следовать за чужаком по своей воле.

— Плевать, что ты там мямлишь. Короче, если тебя отпущу, можно идти с вами?

Он закрыл глаза и засопел. После паузы раздалось:

— Да.

— Вот и славно, — она попыталась развязать узел, но со злости сильно затянула. Рука скользнула в сумку. Блеснул нож, выкованный старым кузнецом. Его морщинистое прокопчёное от сажи лицо мелькало в строю выбранных. Он вряд ли возьмёт в руки молот. Ева прикусила губу: а сможет ли она сама вернуться сюда?

Чужак скинул на землю перерезанные верёвки.

III.

Они шли долго: уже остались позади весенние луга, и вокруг простиралась голая иссушенная земля. Выбранные, Ева и вестник оставляли на красноватой пыли вереницу следов, которую ветер стирал лёгкой рукой. Дрожащее марево поднималось к небу, и казалось, что реальность в любую секунду порвётся по давно прогнившим швам, и мир окончательно потеряет всякий смысл.

От сухого воздуха у Евы першило в горле — сделала глоток тёплой квинтэссенции из фляги и встряхнула её — наполовину пуста. В сумке были листья лопуха. Капнула из фляги на листья, в походных условиях следовало экономить квинтэссенцию. Лист взбугрился и тихонько зашипел. Ладонь ощутила приятное тепло. Зубы вгрызлись в квазихлеб. Сытно и просто.

Выбранные шли впереди, и вестник лишь изредка глядел на своих жертв: знал, что никуда они не денутся.

Быстро покончив с квазихлебом, Ева обкусывала сухую кожицу на губах. Прошло уже несколько часов, а чужак не ответил ни на один вопрос. Все эти годы он казался всесильным монстром, созданным разрушать привычную жизнь. Удивительно, но за шесть лет он немного изменился: глаза глядели устало, лоб прочертили тонкие нити морщин. А она думала, что вестник всегда одинаков. Он оказался человеком, который молчит. С усталым выражением лица. Красивого лица, как нехотя отметила Ева. Но вестнику она этого, разумеется, не сказала.

Ева заставила себя отвести взгляд от чужака. Она злилась на себя, потому что то и дело смотрела на него во время пути. Он может заметить и невесть что подумать. А Ева просто наблюдает. И ей совсем не нравятся его светлые глаза и широкие плечи. Чтобы отвлечься, Ева достала из сумки книгу и открыла. Старики говорили, что там предки записывали всякую чушь, иногда выдуманную, иногда правдивую. Теперь это не имело значения, ведь чтение не самый распространенный навык среди её односельчан. Кто-то из старших ещё учился у своих родителей, те — у своих. А для ровесников Евы грамотность редка. Они придумывали книгам другое применение, чтобы занять себя. Вот и сейчас хотелось развлечься. Ветер играючи зашелестел пожелтелыми страницами. Запахло временем и тленом. Ева выдрала страницу, а книгу спрятала обратно. Вестник ничего не заметил, потому что шёл впереди. Ему же хуже. Ева аккуратно оторвала уголок листка и отправила в рот. К горьковатому вкусу бумаги она привыкла и не поморщилась. Получался шарик, и она прятала его в карман. Так Ева делала снова и снова. Вскоре жёванных комочков стало предостаточно. Тогда Ева вытащила из сумки трубку и посмотрела через неё на небо. Внутри пусто. Хорошо.

Трубка нашлась пару лет назад неподалёку от села, где соседи вели раскопки. Несколько чудаков хотели разгадать тайны предков. Ребятня вечно вертелась неподалеку в надежде утащить что-нибудь интересное. Вот и Еве однажды повезло. Она недоверчиво разглядывала находку, отмыв её от земли: “И зачем это?” Вскоре Ева придумала.

Она стрельнула бумажным комочком точно в шею вестника. Он передернул плечами, но не повернулся. Ева бесшумно приблизилась, и мягкий шарик прошёл над его ухом. Вестник резко повернулся и получил жёваной бумагой в глаз.

— Совсем обалдела? — Побагровевший, он яростно тёр веко.

— Ты не говоришь, где мой брат.

— Скоро сама всё увидишь. А чем ты в меня плюнула? Неужели бумагой? — спросил чужак. — Из Книги?

Ева не ожидала такого напора и кучи вопросов. Но этим можно было воспользоваться.

— Ага.

Возмущённый взгляд впился в Евино лицо. Что за бред — злиться из-за какого-то старья?!

— Ты хоть понимаешь, что это редкость?! Отдай! — в голосе холодным звоном прозвучала сталь.

Он требовательно протянул руку. Широкая ладонь замерла у самой груди Евы.

— Сначала брата забрал, а теперь и это хочешь! — буркнула Ева, но мгновенно последовало упрямое: — У меня условие: ты ответишь на все вопросы.

— Согласен, — сказал со вздохом вестник.

— Зачем тебе эта фигня? — недовольно протянула она и хлопнула по сумке.

Необходимость книги для себя она осознавала чётко. Было чем занять рот. И всю голову. Мысли не возвращались к брату, а сосредотачивались на выборе цели для обстрела бумажными шариками.

— Мы их собираем, чтобы восстановить знания прошлого.

— Не представляю зачем, — Ева фыркнула, уяснив, что в руках оказалась большая ценность, а значит, можно выторговать что-нибудь стоящее.

Вестник нахмурился и неразборчиво забубнил. Ева уловила только: “Дикари, которые ничего не знают и не ценят”. Она отвернулась: “Сам обзывается, а стыдно мне — лучше бы его сильнее ударила, чтобы не выпендривался”. Ева представила, как бьёт вестника такой ценной для него книгой. Но вместо удовлетворения от мысленной расправы она неожиданно почувствовала недовольство собой. Может, вестник прав, и зря она так? Чтобы перевести разговор, спросила:

— А почему ты говорил, что будет плохо, если не заберёшь наших?

— Договор этого требует. Мы обязаны соблюдать.

Ответил непонятно. Думает, самый умный. Ева усмехнулась и выпалила:

— Посмотрел в своё же ухо!

— Что? — переспросил вестник.

— М-м-м, это значит, что ты врёшь, — объяснила Ева.

— Интересное выражение, — в его ясных глазах проскользнуло неподдельное любопытство, — от старших услышала или прочла?

Вестник впервые заинтересованно глядел на неё.

— Нет. Сама придумала. И вообще-то на вопросы отвечаешь ты.

— Да… — Он некоторое время, безмолвно шевелил губами, как делают, заучивая фразу. — Но сочинила неплохо, с фантазией.

Ева, не зная почему, улыбнулась. Ну похвалил её этот непонятный тип, и что с того? Вестник внезапно остановился и уставился вдаль.

— Вот дрянь, — процедил он.

— Что?!

“Да, как он…” — Ева сжала кулаки.

— Смерч!

— Где?! Я ничего не вижу.

Её взгляд метнулся вдоль горизонта. Мохнатая туча слева быстро вытягивалась к земле. Образовалась воронка. Гигантский вихрь, быстро покрасневший от пыли, шёл на них.

Ева никогда не сталкивалась со смерчем посреди степи. Дома каждая семья пряталась в погреб. Там, внизу, в темноте казалось, будто великан ломился внутрь и горько всхлипывал. Но прорваться не мог. А теперь спастись от чудовища негде. Еве не удавалось вдохнуть. Ладони заледенели. Она не могла пошевелить и пальцем.

— Сюда! — закричал вестник.

Ева не отрывала взгляда от вращающегося монстра. Её ноги стали непослушными, будто сделаны из песка, который вот-вот рассыплется. Вестник дёрнул за руку и с силой потащил за собой.

Они затаились в глубокой и узкой ложбине. Иссохший крохотный оазис обозначился парой шипастых кустов. Ева, пряча лицо в жестких травах, почувствовала, как когтистая лапа урагана дерёт одежду на спине.

Она зажмурилась и вцепилась в вестника. Воронка приближалась. На зубах скрипел песок. Мышцы напряглись: ещё секунда — и Ева побежит. Она не знала куда. Внутри всё требовало убраться отсюда. Она дёрнулась, но вестник навалился сверху, прижимая к земле. Еве расхотелось бежать. Показалось, что само время замерло, завязанное в узел смерчем. Пространство забилось в конвульсиях. И только чужое сильное сердце гулко билось за спиной, и дыхание щекотало шею.

IV.

Фотина отошла от окна и села за стол. Вестники знали из литературы предков, что в кабинете ещё нужен книжный шкаф и напольные часы — так было принято у предков. Последнее восстановить пока не удалось. Зато у них были компьютеры в рабочем состоянии — подарок тех, с кем человечество заключило договор. Разумеется, и энергией снабжали Пряхи. Именно они определяли судьбы всего сущего. Раз в шесть лет вестники получали от них сообщения — для этого им дали компьютеры. Одно такое письмо пришло на рассвете, и Фотина нервничала сильнее обычного, и поэтому пальцы теребили то рукав, то чёлку. Настал звёздный час младшего брата: Аспид получил первое задание. Фотина не знала, радоваться или… Дурное предчувствие преследовало с самого утра: отчего-то не хотелось читать то сообщение от Прях, но она не могла не подчиниться их воле.

Дверь отворилась.

— Быстро летит время. — сказала Фотина

Она ласково улыбнулась и раскрытой ладонью указала брату на кресло напротив себя.

— Не скажи, сестрёнка, — сказал Аспид и откинулся на спинку. — Я заждался этого дня.

Младший в семье, он с детства пытался вести себя как главный. Вечерами с умным видом рассказывал, что проходили в школе, будто она сама туда не ходила. Показывал рукой на звёзды, забывая, что Фотина может по памяти воссоздать карту ночного неба. Вот и сейчас, когда пришло сообщение о его первом задании, напротив неё опять сидел упрямый мальчишка — именно так она его воспринимала. Фотина стряхнула с себя наваждение:

— Давай сразу к делу. Поздравляю: тебя допустили к работе с людьми. Деревня на юге с населением в триста человек. — Она протянула карту и указала на оранжевую точку в стороне от остальных. — Выходишь сегодня и заберёшь всех.

— То есть? — бросил Аспид, не шелохнувшись.

— Проследи внимательно, чтобы никого не забыть. Миссия очень ответственная, — Фотина говорила спокойно и буднично.

Она обвела взглядом комнату. За годы корешки книг выцвели, а штукатурка на потолке неумолимо трескалась. “Мир уже другой, а мы цепляемся за осколки прошлого, иногда и не понимая их смысла. — Фотина взглянула на брата. — Надо закончить разговор, и отпустить его. И почему я до сих пор переживаю?”

Аспид улыбался. Казалось, что задание его забавляет.

— Сестрёнка, ответь по-человечески. Если никого не останется, что я буду делать через шесть лет? — спросил он. — Мне положен отпуск до момента, как там зародится новая жизнь?

— Сам посмотри на послание.

Она развернула монитор, и взгляд Аспида забегал по тексту. Дочитав, молодой вестник сложил руки на груди.

— Понял. — Нахмурился он. — Увидимся.

— Надо всё выполнить в точности.

Брат за последние годы стоил ей нескольких морщинок на лбу — преподаватели часто жаловались на Аспида. А что она могла сделать?

— Да, госпожа, — ответил он и выпятил губу, скосив глаза на кончик носа.

— Зачем так официально?

Фотина невольно улыбнулась. Аспид подошёл к двери, но обернулся. Кулаки сжаты — задание ему не нравилось, хотя он и пытался это скрыть.

— Действительно ли всё так, как в договоре? — спросил он.

— Ты о чём?

— Я про то, что стоит кивнуть на местных, они превратятся в выбранных.

— Ты не хуже меня знаешь, что по воздействием квинтэссенции у всех в мозгу формируется чип, — сказала Фотина.

— Если бы только Пряхи объяснили в договоре, что это. Ведь никто не догадался раскроить череп соседу, и посмотреть, как выглядит чип из наночастиц.

Глаза Аспида насмешливо заблестели. Фотина нахмурилась и хотела осадить брата: иногда его шутки выходили за грань. Но Аспид заговорил первым:

— Я же тороплюсь, не так ли?

— Удачи. И не забудь набрать квинтэссенции из озера.

V.

Воронка была совсем близко и внезапно рассеялась. Стоило гулу прекратиться, как Ева и вестник огляделись. Небо сразу просветлело, словно ничего им не угрожало. Не верилось, что опасность миновала так просто, и сердце продолжало бешено колотиться. Вестник сидел рядом. Отчего-то Ева тяжело вздохнула: “Вот когда смерчи проходят по селу, кажется, они не пропадают так скоро…” Чужак вытряхивал песок из складок одежды. Он выглядел спокойным, только яркий румянец горел как напоминание о лихорадочных объятиях.

— Как остальные? — спросила Ева.

— А что им будет?

Она огляделась. Единый организм колонны шёл вперёд, не замечая ничего вокруг. Только седые головы краснели от осевшей пыли.

— Фух, а мы едва не улетели, — хохотнула Ева.

Недавнее физическое напряжение, чуть не толкнувшее на безумную попытку сбежать, перешло в странное душевное состояние. Её тянуло одновременно смеяться и плакать.

— В прошлый раз двое наших заблудились из-за смерча. Еле отыскали выбранных.

Ева хмыкнула. Вестник закашлялся и спросил:

— А вы знаете, зачем мы забираем людей?

— Ну, понятное дело, батрачить на себя заставляете.

— Умно…

На ходу Вестник усмехнулся, ероша волосы, и со светлых прядей посыпалась мелкая пыль. Еве вдруг захотелось посмотреть, какое у вестника будет лицо, если его удивить. И что бы такое ему сказать? Ева поглядела на выбранных. Стадо. Совсем как козы. Люди — это козы? А что в деревне делают с козами? Ева хихикнула.

— Погоди, у меня ещё вариант: вы нас едите.

— Что?! — Вестник ошалело глянул на неё.

Он походил на ребёнка за секунду до того, как разревётся. Обиделся? Ева, не показывая изумления, продолжила:

— Тогда почему забираете стариков и детей? Это всё объясняет, ведь для работы они не годятся. И кстати, почему всегда рождается то же количество народу, что ты забираешь?

— Хм, ответа я не знаю, но с фантазией у тебя определённо проблем нет. Учти, что договор — правда. У вас в языке нет слов “смерть”, “погибнуть” и “похоронить”?

— Нет, а что такое “смерть”?

Ева шла рядом с вестником и беззаботно поигрывала косой, перевязанной выцветшими тесёмками: “Ну, говори-говори своё враньё, а я-то уж разберусь…”

— Вы как едите коз?

— Ножом по горлу, кровь вытечет, потом разделываем тушу.

— Значит, коза сначала живая, а потом…

— Съедобная. Смерть — это быть съедобным?

— Да нет же. Как объяснить… Много столетий назад один мудрец заключил договор с Пряхами. Люди с тех пор больше не умирают от болезней, не убивают друг друга во время войн, которых больше нет, дикие звери не нападают на человека, поэтому они и забыли слова, связанные со смертью, да и про саму смерть забыли. Только взамен мудрец заплатил большую цену: он и все его потомки обязаны забирать людей.

— И это большая цена? Указал то на одного, то на другого, — Евин голос звучал насмешливо и зло. Верить вестнику — что за глупость?

— Представь, каково знать, что оставшиеся будут ненавидеть тебя, а ты обязан возвратиться, чтобы кто-то опять покинул деревню. Вестникам известно количество людей, которых следует забрать, реже мы знаем точное число мужчин и женщин и примерный возраст, но не имена или внешность, то есть сами делаем выбор.

— Допустим, поверила. Почему ты всегда молчишь?

— Голос дрожит, — ответил он и пошёл быстрее.

Ева затихла: “Кажется перегнула палку. Ничего, отойдёт”. Она оглядела степь: пыль после вихря улеглась, и над головой вновь раскинулось синее полотно чистого неба.

Ева зажмурилась и чихнула. Когда открыла глаза, то присвистнула: скучный пейзаж уступил место сочной зелени. Разнотравье пестрело жёлтыми и красными цветами. Совсем как возле их деревни, значит, тут поблизости тоже живут люди и у них есть квинтэссенция, питающая всё вокруг. Но как они проникли под купол? Он пропадает только с приходом вестника. Ева, чужак и выбранные прошли чуть дальше, и жизнь луга вдруг оборвалась — растения стали сухими. Дивясь странности, Ева пожала плечами: “Никогда не видела, как живут в соседних поселениях, может, здесь так принято”. Она остановилась и запрокинула голову, подставив лицо горячим лучам. И поняла, что ей не нравилось.

— Сейчас должна быть ночь.

— Верно. Хотя вашим не страшны смерчи, они не могут идти в темноте. Поэтому время пути для выбранных и тех, кто рядом, течёт по-особому, чтобы они быстрее добрались до Города.

— Куда?

— Скоро узнаешь.

Ева отдала книгу вестнику, тот поглядел на обложку, усмехнулся и спрятал в сумку. Степняки держат слово. Чужак отвечал на вопросы, значит, книга — его. Ева надеялась, что скоро увидится с братом. Как он выглядит? За шесть лет дорогие сердцу черты смазались, будто и по ним прошёлся ураган. Но это неважно: он остался для неё самым дорогим человеком. Ева к себе людей не подпускала. Да и не к кому было привязываться. Никто этого не заслуживал. Особенно тот придурок, который всё лез к ней. Года четыре назад этот Валька, племянник старосты, зажал её в подворотне:

— Чё ты меня чураешься? — зашептал он.

Валька наклонился так близко, что она ощутила запах перебродившего молока, из которого у них делали пойло. Сильный, кислый и резкий.

— Плевать на тебя хотела. Пусти!

Ева дёрнулась, но сильная ладонь сжала плечо. Как же не хватало брата, который бы защитил! И что находят в Вальке остальные девчонки? По возрасту немного старше, и взгляд — наглый. Буравит из-под полуприкрытых век, будто всё в этой жизни понял. А ведь действительно, знал нечто такое, отчего соседски-ровесницы накануне подрались. В руках у каждой осталось по выдранной пряди волос соперницы. Валька за ними наблюдал, но ушёл с третьей.

— А другие не брезгуют. Думаешь лучше всех?

— Мне не до этого.

— Дура ты, Ева. Для кого себя бережешь?

— Не твоё собачье дело, — рявкнула она и, извернувшись, пнула Вальку в коленку. Крепкая хватка разжалась.

Под визгливую брань Ева добежала до тёткиного дома. Таким было прошлое, которое теперь не имело значения для Евы.

VI.

Деревня встретила Еву и вестника тишиной. Плотная, она обволакивала непрошенных гостей, словно настороженно изучала. Солнце закрыли облака с севера. Стало темнее, но жара никуда не делась. Как и в родном селе, здесь хлипкие постройки местных возводились рядом с восстановленными жилищами предков. Кирпичные стены вполне могли бы выдержать ураган. Две ступеньки ближайшего дома скрипнули под ногами, а на свету блеснули сохранившиеся стёкла в окне. Повезло хозяевам — не дом а настоящая крепость. Ева хотела постучать в дверь и только теперь заметила, что не заперто. На улицах пусто — странное место. Обернулась. Вестник поджал губы, отчего выглядел старше, а руки скрестил на груди. Он всем видом показывал, что Евино поведение ему отчаянно не нравится.

Она мысленно обозвала его надутым болваном и зашла внутрь. В полумраке Ева наткнулась на хрустнувшие черепки, но сам дом не выглядел заброшенным: ни пыли, ни перевёрнутых лавок, ни спертого воздуха. Хотя запах чувствовался, но чужой и удушливый, от него заколотилось сердце. Ева позвала хозяев, голос её звучал весело и звонко — она нахмурилась. Собственная радость царапнула ложью. Надо быстрее отвлечься, поговорить с людьми. Взгляд метался по комнате. В углу лежало тряпьё, мятое, запах шёл как раз от него. За окном небо очистилось, и свет выхватил всклокоченные тёмные волосы, сморщенную кожу на впалых щеках.

Крича она метнулась к двери и ударилась бедром об угол стола так, что на глазах выступили слёзы. Ева потеряла равновесие и уткнулась в вестника. Он крепко прижал её к себе:

— Тише.

— Что это? — спросила она.

Горячие ладони лежали на её вздрагивающих лопатках. Она зажмурилась: “Последним меня обнимал брат. И давно — родители, кажется. Тогда становилось спокойно. А сейчас — наоборот. Что за чушь?..” Мысль оборвалась из-за вопроса вестника:

— Как в твоей деревне с квинтэссенцией?

— Издеваешься? Сейчас меня вывернет наизнанку.

Ева болезненно сморщила рот. Внутренности судорожно напряглись и хотелось плакать.

— Я не про то. Выйдем на воздух.

Ева сидела на ступенях не в силах подняться, пока вестник, угрюмый, заглядывал в соседние жилища. Везде лежали сморщенные ссохшиеся тела, будто влагу из людей кто-то выпарил. Вот какая эта смерть, о которой говорил он. Страшная, с тусклой кожей, обтягивающей кости. Тихая, будто степь, когда летнее солнце в зените. Неподвижная, она не даёт шелохнуться всему, до чего коснулась.

Вестник вернулся к Еве и открыл вентиль на трубе перед крыльцом. На сухую землю не упало ни капли. Чужак пнул ржавую трубу.

— Бесполезная железяка! У вас краны работали?

— Угу, — сказала она и закрыла лицо похолодевшими ладонями. — Подожди, это… люди, как мы?

— Да.

Ева опустила руки. В уголке ещё соображавшего сознания родилась догадка:

— Ты видел такое?

Вестник замотал белокурой головой.

— Вдруг квинтэссенции больше нигде не будет?! — сказала она и зажала рот ладонью, словно пыталась запретить себе даже думать, что все станут уродливыми чудовищами, отдалённо похожими на людей.

— Не знаю.

— Почему? — хрипло спросила Ева.

Оказывается, говорить иногда становится трудно: слова нехотя выползали изо рта. Вестник молчал и кусал губы.

— Ты оглох или что? Вот каков он, ваш идеальный мир!

Еве хотелось плюнуть в вестника, но в горле пересохло. Обида жгла изнутри. Горячие слёзы лились по щекам. Хотелось сжаться в комок и реветь до скончания времён.

— Такого не должно было случиться. Я не понимаю… — сказал вестник.

Растерянный, он по-детски взглянул на неё.

— Не понимает он, — прошептала Ева с упрёком.

Тяжело вздохнув, вестник направился на широкую улицу. Ева поплелась следом. Он огляделся: тонкая струйка дыма поднималась с северной стороны.

Кулаки сжались, вздулись синие жилы. Чем ближе подходили, тем явственнее ощущался запах гари. В очередном дворе они увидели высокого светловолосого юношу, который помешивал что-то в котелке. Лёгкая куртка, штаны и сумка сбоку — всё, как у вестника. “Ещё один”, — подумала Ева. И не ошиблась.

— Эй! Братишка Адам! Да ты с прекрасной спутницей. Надо быть смелой, чтобы пойти туда, откуда не возвращаются.

— А я вернусь и не одна, а с братом! — ответила Ева.

— Идейная? Хм, любопытно.

Младший вестник на мгновение замер и после паузы добавил:

— Кстати, угощайтесь.

Он подул на деревянную ложку, полную похлёбки. Густой запах ударил в нос. Ева забежала за угол, и её вырвало. Желудок успокоился, и она села на траву, слушая чужой разговор сквозь безумный стук в висках.

— Ты возвращаешься? Тогда пойду с вами, братишка, — говорил младший вестник.

— Ничего не хочешь рассказать?

— Думаю, лучше спросить у Фотины. Точно не будешь пробовать? Вкусно же.

Борясь с очередным приступом тошноты, Ева прополоскала рот квинтэссенцией из фляги. Что произошло с жителями? Младший вестник не выглядел испуганным или напряжённым, как его брат. Стало жутко. Нетвердой походкой Ева в молчании прошла за мужчинами через поселение. Неподалёку ждали выбранные. Почувствовав их, старики из деревни Евы зашагали вперёд. Она не выдержала:

— Кто способен сотворить такое с целой деревней?

— А, ты об этом? Я, — ответил младший вестник, небрежно улыбаясь.

Ева недоверчиво покосилась на него:

— Ты спокойно об этом говоришь…

— А что? Сказали забрать всю деревню! Ещё намекнули, что я последую за ними. Ха-ха! Раз мой пункт исчезнет, то и мне нечего коптить небо! Я и перекрыл им квинтэссенцию.

Адам схватил брата за плечо:

— Аспид, что ты несёшь?!

— Повернул вон тот вентиль. Видите, как блестит? Я его от ржавчины почистил.

Младший вестник указал на кран, поблёскивающий на изгибе трубы.

— Любопытно наблюдать, как этот безмозглый скот ссыхался в своей дрянной деревеньке без квинтэссенции, — посмеивался Аспид. — Они сидели, как дураки, и ждали, что всё вот-вот заработает. Я пришёл, и они по привычке выстроились на площади. Я сказал, что хочу поглядеть в лицо настоящей смерти. Той, которая была много лет назад. Они ничего не поняли. На их лицах читался страх — это приятно. Даже в животе появилось такое сладкое ощущение. Я приказал всем разойтись по домам. Никто не ослушался. Я мог без стеснения пить свою квинтэссенцию и смотреть, как они становятся тем, чем изначально являлись. Падалью.

— Падаль здесь только ты!

Кулак Адама задел скулу младшего вестника — тот ловко уклонился, и удар прошёл по касательной. Аспид, потирая лицо, беззлобно произнёс:

— Фу, как грубо, братишка. Пораскинь мозгами: неужели я действительно совершил что-то ужасное?

Покрасневший Адам напряжённо смотрел на брата. Взгляд Евы бегал по лицам спутников. Она боялась, что они продолжать драться. Но Аспид одёрнул куртку и спокойно пошёл за выбранными. Через некоторое время, когда румянец сошёл со щёк, Адам сказал:

— Забрать всех жителей — испытание! Его проходят все.

Аспид резко остановился и закрыл глаза. По лицу прокатилась судорога. Ева даже на мгновение перестала его узнавать — настолько другим он выглядел. Но его замешательство не продлилось долго. Аспид с шумом выдохнул, поглядел на Адама, и красивые губы вновь растянулись в улыбке:

— Что ж, мы ведь тоже не вечны, так? Значит, я развлёкся чуть больше, чем мог бы себе позволить ты.

Адам не ответил и быстрым шагом пошёл за выбранными.

VII.

Скучная природа вокруг расстилалась блёклым ковром. Квинтэссенции в Евиной фляге оставалось на дне. Но увлекательная болтовня младшего вестника разогнала неприятные мысли о “смерти”. Ева поначалу не вслушивалась, однако весёлый тон и подкупающая открытость его лица заинтересовали. Уже не хотелось видеть в нём монстра.

— Те, кто сами пришли с вестником… что с ними происходит? — Ева решила начать с важного, пусть не с того, что заставляло замирать сердце.

— Не хотят возвращаться, — Аспид улыбнулся.

Подвох — не иначе. Хотя Ева часто ссорилась с тёткой, но не представляла, что назовёт другое место домом. Аспид ответил:

— Во-первых, у нас лучше, чем в любом из ваших жалких свинарников. Извини, но это так. Скоро ты сама всё увидишь. Во-вторых, вернуться они могут только с вестником, то есть с того момента, как они покинули родные места, должно пройти шесть лет. Пряхи не пустят раньше срока. За это время они привыкают к нашей жизни и сами не уходят.

— Он говорит правду? — Ева обратилась к старшему.

Адам бросил:

— Хоть он и псих, но сейчас не врёт.

— Попрошу без ярлыков. Я тоже могу обозвать тебя, например, занудой.

Аспид показал ему язык (Ева хихикнула) и сменил тему. Он знал невероятно много о прошлом. Вестник с упоением описывал огромные города, великих людей и их деяния. Приоткрыв рот, она слушала, как умно и великолепно предки устроили свою жизнь.

— Иногда проливалось много крови, но они умели жить с комфортом. Некоторые. Это только кажется страшным. Так длилось не одно столетие. Значит, всех устраивало, — рассуждал Аспид.

Ева даже нахмурилась, представляя, как такое могло всех устраивать. В мёртвой деревне даже её тренированное тело вышло из-под контроля от вида иссушенных останков.

Они шли позади Адама. “Дылда не услышит, — думала Ева. — Надо убедить Аспида, что на меня можно рассчитывать”. Она дотронулась до его плеча.

— Беги в мою деревню, скажешь, что я отправила. Тебя спрячут, — она неуклюже хитрила, надеясь, что младший вестник оценит её порыв.

— Хорошая ты. Но я с вами пойду.

— Обалдел? Ты же что-то там нарушил.

— У меня есть план, и ты мне поможешь.

— Как? — она выпалила едва слышно.

— На месте расскажу.

VIII.

Стоило Аспиду договорить, как земля под ногами задрожала.

— Это ещё что?! — завопила Ева.

— В сторону! Живо! — рявкнул Адам.

— Братишка, что происходит?

— Кроты. Тебе бы следовало знать. Может, во время учёбы зря придурялся?

— Зану-у-уда! — Аспид закатил глаза.

Ева улыбнулась, но через мгновение ей было не до смеха. Грунт под ногами просел и провалился. Она взвизгнула и оказалась на дне канавы, глубиной в два её роста. Разрыхлённая почва смягчила падение. “Ну почему?” — зло подумала Ева и встала. Адам склонился над ямой:

— Цела?

Ева оглядела перепачканную одежду и руки.

— Да, но что произошло?

Она попыталась вскарабкаться к вестникам, но земля осыпалась под пальцами. Ева сползла на дно.

— Под тобой прорыли ход.

В нос бил запах сырой почвы. Обнажившиеся лиловые черви извивались в попытке спрятаться в свои бесчисленные ходы.

— А не хотите меня вытащить? Или так и будет смотреть?

Адам лёг на край обвалившегося туннеля и протянул руку, но дотянуться до Евы не получалось. Аспид сел рядом на корточки.

— Никак?

— Заметно? — ответил старший. — Попробую с помощью куртки.

— Ты не говори, а делай! — командовала Ева.

Она огляделась. Дыры с обеих сторон траншеи завалило.

— Я вспомнил: кроты так близко к поверхности ходы не роют, — сказал Аспид.

— Что-то его заставило, — предположил Адам и торопливо снял куртку. — За ним гнался другой. Хватайся.

Ева подпрыгнула и ухватилась за край ткани. Земля вновь задрожала.

— Тяни! — завопила Ева.

Материал затрещал. Адам тащил её наверх. Ещё мгновение, и Ева бы сорвалась. Но Аспид лёг на живот и успел поймать её руку, и вестники подняли Еву, когда из хода послышался пронзительный визг и землю в обвалившемся туннеле с легкостью разорвали огромные лапы. За ними показалось блестевшее от слизи рыло, мелькнули жёлтые зубы.

— Бежим! — Адам помог ей подняться, и они втроём бросились к выбранным.

Убежали от кротов, Ева достала флягу. Квинтэссенции хватило на маленький глоток. Ева опять вспомнила мёртвую деревню. Кольнула тревожная мысль: “Вдруг я тоже высохну?”

Почему-то Адам обернулся в этот самый момент и протянул свою. Квинтэссенция заполняла сосуд наполовину. Когда Ева возвращала флягу, их руки соприкоснулись, захотелось, чтобы эти несколько секунд не пролетели так быстро.

IX.

Город вестников заметили издалека. И Ева восхищённо воскликнула:

— Обалдеть!

Город занимал одно здание, но очень высокое. Постройка древних выстояла даже великую беду. Ева пыталась посчитать количество этажей, но постоянно сбивалась. Солнце светило в глаза. Вокруг виднелась толпа.

— Им туда? — спросила Ева, рассчитывая выяснить, там ли искать брата.

— Нет. Теперь ты увидишь то, что составляет центр современного мира, — торжественно произнёс Адам.

Аспид хлопнул его по плечу:

— Не надо пафоса, братишка. Утомляешь. Сейчас выбранные сами спустятся к озеру, а потом и мне туда, — весело сказал младший. — Впрочем, никому этого не избежать.

Выбранные медленно подходили к зданию и спускались по пологому склону к озеру. Односельчане Евы присоединились к другим выбранным. Люди заходили в озеро по спирали, создавая гигантский водоворот. Лишь когда из виду исчез последний несчастный, Ева моргнула. Она потёрла уставшие глаза и сглотнула ком в горле: ей больше никогда не увидеть знакомых лиц. Исчезновение в озере такого количества людей завораживало до мурашек.

— Впечатляет? — послышался приятный женский голос.

Ева обернулась и увидела молодую незнакомку.

— Говорят, когда случилась великая беда, наверху всё раскалилось и начало плавиться, а это озеро — капля неба.

После этих слов все помолчали. Ева, переборов потрясение от увиденного, с любопытством поглядела на вестницу. Её распущенные рыжие волосы удивили Еву — дома женщины такого никогда не позволяли себе. С покатых плеч струилась светлая накидка из той же ткани, что и одежды вестников-мужчин.

— Я не видела твоих людей, Аспид, — незнакомка обратилась к младшему вестнику.

— Он не сдал, — сказал Адам.

— Как?

— Ну, так случилось. — Аспид развёл руками.

Он быстро рассказал то, чему стали свидетелями Ева и Адам. Узнав о судьбе деревеньки, женщина вздохнула.

— Теперь многое понятно. Недавно прошёл странный дождь. Туча расположилась точно над озером. Мы думали, что баланс нарушится, но приборы показывали, что всё в норме.

— Хочешь сказать, что озеро приняло их по-другому? — спросил Адам.

— Ещё многое скрыто от разума человека, и вестники не исключение, — ответила она и обратилась к Еве: — Мы всегда рады смельчакам. Тут довольно сносно. Тебя предупредили, что вернуться сможешь только через шесть лет?

— Мне всё равно, я могу повернуть назад хоть сейчас.

— О, ты далеко не первая, кто мне это говорит. Ты не сможешь войти в свою деревню, пока не пройдёт шесть лет. Это же правило действует для вестников. Пряхи окутывают поселения невидимым пологом, который никого не пропускает. Такие, как ты, часто остаются с нами.

— Бывают исключения, — перебил Адам. Он сосредоточенно разглядывал пятна от земли на своей куртке.

— Что на тебя нашло? — спросила незнакомка.

Адам не ответил. Она продолжила:

— А знаешь, что мы делаем, пока не ходим в степь? У нас есть книги!

— Да, мне говорили.

— Мы их пытаемся перевести, чтобы восстановить лучшее из старой цивилизации, не возрождая её недостатков. Увы, до нас дошло не так много.

— Кстати, она мне передала одну, — Адам вытащил книгу и протянул сестре. Ева старалась сдержать довольную улыбку, когда незнакомка просияла:

— Какой древний экземпляр! Спасибо, тебе…

— Ева.

— Очень красивое имя. С ним связана интереснейшая история. Раньше многие верили, что так звали первую женщину. — Вестница улыбнулась. — А я Фотина.

— У нас так никого не звали.

— Здесь это распространённое имя. В одной книге говорится, что та которая носила его давным-давно, говорила с Богом. Он ей сказал кое-что важное. Я даже выучила, — сказала Фотина и прикрыла глаза.

Она глубоко вдохнула и произнесла слова, которые для Евы так и остались непонятными:

— Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную.

Фотина перевела дух и добавила:

— Родителям это имя понравилось. В общем не зря. Но неважно. Можешь занять любую свободную комнату в Городе. Их тут предостаточно. Аспид, а тебе следует некоторое время провести у себя. Но на праздник Жребия обязательно приходи. И ты, Ева.

Аспид пожал плечами и направился к Городу. У дверей он остановился и выкрикнул:

— А можно провести Еву по этажам?!

— Думаю, ей будет чрезвычайно интересно.

Ева улыбнулась и последовала за Аспидом. Она на мгновение замерла напротив стеклянных дверей здания, а потом обернулась. Адам обнимал Фотину и что-то шептал, и сердце в груди Евы вдруг быстро застучало. “Ну и что? Плевать”, — подумала она и отвернулась. Зачесались глаза. Наверное, от искусственного освещения, такое чудо она видела впервые. Аспид ждал её на лестнице. Он продолжил рассказывать о жизни в доме-городе, потом о предках. Его приятный голос звучал торжественно и звонко. В коридорах иногда встречались другие вестники. Высокие, низкие, с длинными светлыми волосами, с тёмными…

Аспид не отрицал, что жестокость, войны и кровь занимали значительную часть жизни людей, но были и великолепие, и размах, и красота.

— Да, но Адам говорил про смерть. Наверное, это плохо…

— Ты просто не знаешь того, что открылось мне.

И он с удвоенным воодушевлением описывал правителей, их деяния и славу, масштабы городов и удобство быта.

— Ты обязательно должен… войти в озеро? — Ева перебила его.

— О, ты не волнуйся за меня.

Она вздохнула.

— Наконец-то мы дошли! Вот самое важное, что тут хранится. Договор! — сказал Аспид.

Они стояли у входа в просторную комнату с высоким потолком. Кое-где на потолке сохранились красивые украшения из белого камня. А в центре зала на невысоком столике хранился свиток. Ева подошла ближе. На плотной ткани лежала бумага, исписанная причудливыми закорючками; концы листа закручены, и удалось разглядеть только часть текста. Горячая ладонь Аспида легла на Евино плечо. Она не отстранилась.

— Ева, когда меня поведут к озеру и в доме никого не останется, ты возьмёшь договор и последуешь за нами.

X.

После путешествия гудели ноги, и Адам лёг на узкую кровать. Спать не хотелось. Он глядел в потолок, но не замечал посеревшей от времени побелки. В воображении он видел Еву. Скуластое личико с блестящими глазами, в которых пробегали то насмешливые искры неверия, то злой огонь желания вернуть брата. Который из выбранных шесть лет назад был на неё похож? Адам не знал. Он достал из-под матраса блокнот. Чудом сохранившийся кусочек прошлого, пылившийся в кладовке, пока Адам не нашёл его.

Из пружинок, скреплявших листы, он достал чёрный карандаш. Острый грифель давно не касался бумаги. Адам перелистнул несколько страниц. Пейзаж, однообразный и родной. Сестра за компьютером. И Мария. Много её портретов. Когда они съехались, Адам знал, что ей выпал жребий. Его это не волновало. Кусочек счастья длиною в год. Система должна работать. Он смирился.

Последний чистый лист. Грифель робко замер на бумаге, и из пустоты родилось лицо. Адам улыбнулся: тёмные глаза, тонкий нос. И волосы. Чёрные.

“Зачем она пошла сюда? Ева могла бы спокойно прожить много лет дома, не боясь смерти, не видя озера, даже не зная моего имени”, — думал Адам.

Иногда степняки приходили к вестникам сами. Мужья, отцы или сыновья. Их потомки становились вестниками. Возможно, некоторые даже возвращались с заданиями в сёла, где родились их предки. На памяти Адама, в Городе прижился один. Взъерошенный и с потухшим взглядом, что сразу не отличишь от выбранного, он шёл за женой. Адам ещё тогда подумал, что степняк глупо поступил. За шесть лет всё бы забылось. Боль утраты утихнет. Разве не ради того, чтобы уменьшить страдания, заключали договор? А Ева ждала столько времени. Упёртая, но такая… Адам посмотрел в окно на восток. Сегодня они пришли как раз оттуда. Выдался денёк. Адам усмехнулся, перебирая в памяти все события. Ну и жути нагнал смерч!

Ева неотрывно смотрела на воронку. Адам дорисовал такие огромные глаза. Тёмные. Дурочка порывалась бежать на вихрь — Адам придавил её всем своим весом, уткнулся в тугую косу. А девчонка дрожала. Захотелось защитить, успокоить. Сам-то понимал, если смерч пройдётся по ним, ничто бы не спасло. Но ураган внезапно стих. А потом в деревне…

Вдруг распахнулась дверь — Адам захлопнул блокнот. Опять она.

— Прости, тут тихо, я думала, это пустая комната, — пролепетала Ева.

— Ничего. Этажом выше точно есть свободные.

— Да? Хорошо.

Помолчали. Она теребила косу. Веки полуопущены — почему-то избегает его взгляда.

— Как Аспид? — спросил Адам.

Ева нахмурилась:

— Он, м-м-м, сказал, что не хочет сегодня вечером всем портить праздник. Поэтому никуда не пойдёт.

— Понятно.

— А хорошо тебя тут, — краснея, выпалила она и убежала.

“Самая странная девчонка”, — подумал Адам.

Он открыл блокнот. Карандаш будто сам вывел на бумаге смущённую улыбку.

XI.

Когда стемнело, Ева спустилась вниз. На первом этаже несколько вестников извлекали из причудливых инструментов тихую мелодию. Ева сошла с последней ступени. До этого она не обращала внимания на то, как много там свободного пространства. Теперь у неё перехватило дух.

Около двадцати вестников разбились на пары и лвигались плавно, как птицы в небе. Напевая повторяющийся мотив, некоторые наблюдали, потягивая напиток, который предложили и Еве. Она боязливо принюхалась, ожидая, что привычно пахнёт скисшим молоком. Но аромат она едва уловила, а на вкус оказалось сладко. Потом немного щипало в горле, но это было даже забавно, потому что после нескольких глотков Еве тоже захотелось танцевать, а ещё больше петь. Она не заметила, как подошёл Адам.

— Привет! Я думала, зануды не ходят на праздники.

— Я не мог не прийти.

— Опять обязательства?

— В этот раз нет.

— Тогда почему?

Он пожал плечами и улыбнулся. Ева прищурилась.

— А! Знаю… ты здесь из-за кое-кого!

— Неважно.

Адам отвернулся, сложив руки на груди. Ева шагнула в сторону, чтобы разглядеть его лицо.

— Вижу, что покраснел! Чтоб ты знал, Фотины здесь нет.

Он пожал плечами:

— У сестры много дел.

Ева крепко сжала едва не выскользнувший стакан. Она не подумала, что это его сестра.

— Лучше смотри туда, — сказал Адам и указал в центр зала.

— Хорошо танцуют.

— Да.

Она тряхнула головой. На лицо упали выбившиеся из косы пряди. Посмеиваясь, она принялась их сдувать, выпячивая горящие от напитка губы, тогда Адам коснулся её руки.

— Тс. Сейчас будут вытягивать жребий.

Вестники выкатили в центр зала бочонок. Двое крепких парней взяли его и потрясли. Внутри загромыхало. “Будто в животе во время несварения”, — подумала Ева и хихикнула. Из прорези в стенке бочонка выпала табличка. Престарелый вестник, покряхтывая, поднял её.

— Выбранной будет Агнесса.

Все оживились и загалдели. Толпа расступилась, пропуская вперед седую женщину. Её бледное лицо быстро покрывалось красными пятнами, хотя она выглядела очень счастливой. Агнесса поклонилась до земли и сказала, что это большая честь для неё. Возобновилась музыка.

— И всё?

— Да.

— Я ничего не поняла. Куда её избрали?

— Через шесть лет она отправится в озеро.

— О как! — сказала Ева и в задумчивости облизала обветренные губы.

В этот момент в груди появилось знакомое щемящее чувство. Заныло внутри, там, где кровоточило расставание с родителями и братом. Адам спас её от смерча и подземного чудовища, поделился водой. Казалось, он даже не рассердился на то, что она его ударила и угрожала. Ева допила содержимое стакана, и в горле защипало. Но зажмурилась она не от этого. Её мучила новая мысль: “Почему, когда он рядом, одновременно спокойно и страшно? Так не бывает”. Ева не знала, куда сбежать. Она старалась глядеть в пол, но глаза сами поднимались на Адама. Она запоминала его улыбку. Недавнее воспоминание с пугающей реальностью вернуло Еву на несколько часов назад. Когда приближался смерч, тёплое дыхание щекотало шею. Захотелось дотронуться до его руки. Ева замотала головой: “Нет, пусть он мне скажет что-нибудь”. А он молчал. И она убеждала себя, что так даже лучше. А внутри всё мучительно клокотало. “Меня здесь нет”, — шептала она и чувствовала, что вот-вот в сердце образуется новая насечка, которая будет до конца жизни терзать память. Адам мог бы стоять в середине зала на месте Агнессы и кланяться, сияя красивой улыбкой.

— Пошли, — Ева взяла его за руку.

— Почему Агнесса так счастлива? — Ева сидела на кровати.

— Согласно договору, вестнику гарантируется вечное блаженство, если вступит в озеро.

— А нам?

— Про вас ничего не сказано, — ответил Адам.

— Странно… А вы реально так думаете?

Он провёл горячей ладонью по спине Евы. Она передернула лопатками:

— Перестань. Щекотно.

Погладил прохладную кожу её бедра.

— Ну, завтра я узнаю.

— В смысле?

Адам откинулся на подушку и зевнул. Ева не отводила от него взгляда. Сердце забилось в горле.

— В прошлый раз избрали меня.

Её руки безвольно упали на белые колени.

— Зачем? — бессильно спросила она.

— Я не понимаю…

Ева проговаривала каждое слово медленно, чтобы он услышал:

— Зачем ты пойдёшь в озеро?

— Иначе вернётся боль. Иначе вернётся война. Иначе вернётся…

— Иначе придётся жить без Прях! Уже не получится скидывать ответственность на них! Ты говорил, что голос дрожит, поэтому просто указываешь на нас. Да ты боишься жизни предков!

Адам с горечью посмотрел на Еву:

— Я трус?!

— Да!

Ева зло хлопнула по подушке. Адам схватил её за плечи и встряхнул:

— Включи мозги! Вспомни: тебя напугало то, что сотворил Аспид? А раньше было ещё хуже!

Ева вырвалась:

— Зато я бы не ненавидела тебя шесть лет из-за брата!

— Ты не понимаешь: он бы умер от болезни ещё ребёнком, его убили бы в пьяной драке или…

— Или мог бы прожить долгую счастливую жизнь, — сказала Ева.

— Зачем гадать? Надо жить здесь и сейчас. Я не могу его вернуть! Ты видела, что происходит в озере.

— Уходи.

Она не узнала свой охрипший голос. Адам подался вперёд — Ева распахнула окно, и в комнату ворвался сквозняк. Волосы беспокойной занавесью падали на лицо.

— Выброшусь, если не уйдёшь, — прошипела Ева.

Когда за Адамом закрылась дверь, она опустилась на колени. Ева не ощущала ни тёплого ветра из окна, ни холодного пола. Душа хотела одного: чтобы Адам не растворялся в озере.

XII.

Наутро всё плыло перед глазами. Жизнь движется по кругу: Ева всякий раз обречена проходить точку, в которой ей делают больно. Снова и снова. Она мысленно повторяла указания Аспида и по-особому заплетала косы. Так делает каждая женщина родного селения в самый торжественный день в жизни: когда её мужа забрал вестник. Довольно странная традиция, которую Ева раньше не понимала. Но сегодняшний день был действительно важным. Она терпеливо вплетала одну косу в другую, высвобождая некоторые пряди. Достав из кармана тесьму Ева затянула узел на волосах — готово. Все вышли на улицу, поэтому никто не помешал забрать договор. Потные пальцы оставляли на ветхом свитке тёмные следы. Ева аккуратно свернула его плотнее и спрятала в рукав. Скоро всё кончится.

Вдалеке россыпью чёрных точек по ясному небу пролетала стая птиц. Разношёрствная толпа вестников собралась на высоком берегу озера. Аспид стоял у самого края. К нему подошла Фотина:

— Пора прощаться.

— Только не надо драматизировать, сестрёнка, — улыбнулся он.

— Твоё время пришло раньше, чем мы думали. Пряхи требуют, чтобы ты зашёл в озеро вместе с братом.

— Может, вы ошибаетесь? Вот, например, все думали, что я дурачок. Но это не так!

Толпа недовольно зароптала. Некоторые закатывали глаза и пожимали плечами. Аспид покачал головой.

— Ева, ты здесь? Подойди ко мне! — прокричал он.

Вестники пропустили Еву к обрыву.

— Всё это можно прекратить. Я верну былое могущество человека. Да что все вы знаете о прошлом! Мир станет прекрасен — этого хочу я. А ты, Ева?

— Хочу вернуть брата…

— Я предлагаю воссоздать цивилизацию прошлого, а такая мелочь мне уж точно по плечу. Порви договор!

— Ева, не слушай! Он лжёт, — сказал Адам.

— Милая девочка, ты снова увидишь брата живым. Знаешь, сколько технологий развивалось для того, чтобы сделать жизнь комфортной? Вестники больше не станут забирать людей. Мой народ освободится от этой повинности! — убеждал Аспид.

— Пожалуйста, отдай свиток Фотине. Ни ты, ни Аспид не представляете, каким в действительности было прошлое, — настаивал Адам.

— Прости… но я хочу увидеть брата!

Ева дрожащими руками разорвала хрупкий свиток. Ветер подхватывал и кружил клочки бумаги. Но ничего не происходило. Небеса не разверзлись. Птицы не падали на землю. Озеро не высохло.

— Хватит ломать комедию, неужели ты думал, что, порвав бумажку, изменишь тысячелетний договор? Это уже третий свиток! Мы не умеем делать более прочную бумагу, поэтому переписываем текст договора, так как старый истлевает. Свиток — красивый символ, не более, — проговорила Фотина.

Аспид дико захохотал. Вздрагивая всем телом, он направился к озеру. Ему никто не мешал. Не оборачиваясь, Аспид спустился к квинтэссенции и сделал шаг, потом ещё. Он нырнул, и поверхность запузырилась, а потом успокоилась.

— Жребий выпал тебе, Адам. По правилам и ты обязан… — сказала Фотина.

Ева лихорадочно обводила взглядом вестников: “Зачем всё так? Он не может так просто взять и раствориться. Я больше никогда не смогу никого обнять так, как Адама. Почему все, кто мне дорог, уходят? Несправедливо. А как справедливо? Раньше люди умирали и страдали. А разве сейчас я не страдаю? Не хочу остаться без него. Знать, что через шесть лет, может, заберут меня. А может, я ещё буду долго мучиться, вспоминая эти проклятые два дня. Зачем я сбежала из деревни? Зачем я опять привязалась к кому-то? Он всё, что у меня осталось, я так просто его не отдам!”

Вестник, опустив глаза, направился к озеру. Адам зашёл в воду по горло и на мгновение замер, прежде чем полностью погрузиться.

— Стой! — закричала Ева.

— Не могу. А ты живи.

— Без тебя? Не хочу.

Ева прыгнула с обрыва. Брызги высоко взметнулись над озером. Вестники, не отрывая взгляда, смотрели на круги расходящиеся по водной глади.

Вдруг люди забеспокоились. Подсвеченное изнутри, озеро заискрилось, а волны сшибались в дикой схватке друг с другом. Так продолжалось недолго — озеро устало и успокоилось.

В кармане у Фотины запищало устройство связи с Пряхами.

— До-говор пре-кращён! — начала она дрожащим голосом. — Теперь…

В толпе переглядывались и шептались.

— Теперь мы заживём, как предки. Пряхи снова будут лишь наблюдать. Никто за нас не примет решения.

Когда Фотина оторвала взгляд от дисплея, она увидела, стоящих в воде двоих. Адам целовал прильнувшую к нему Еву. Её распущенные волосы разметались по воде.

Так в мир людей вернулось слово “смерть”, а степь продолжила цвести.