© Вилонова М., текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Скромное жильё деревенского старосты полнилось шумом и кутерьмой. Гремела видавшая виды посуда, беспрестанно скрипели уставшие половицы, а из маленькой поварни то и дело выбегали раскрасневшиеся от печного жара да суеты дородная хозяйка с вертлявой дочкой – без остановки таскали к столу нехитрое угощение и, чудилось, вскорости от усердия выгребут погреб до крошки.

За неимением большого общинного дома люди всей крошечной деревушкой собрались здесь. Те, кому места на лавках не досталось, топтались в проходах или уже тяжко наваливались на стены да чужие плечи – питьё старосты, метко наречённое огнёвочкой, и верно оказалось хорошо, а бочонков хлебосольный хозяин не пожалел.

Приход жреца жители посчитали праздником не меньшим, чем с луну назад отгремевший Бъёл. А то и большим – летние обряды обыкновенно хлопотны и растратны, а тут знай себе сиди да слушай легенды со сказаниями под дивную игру сэйд. Только и надо, что подтащить к общему столу какой снеди – пирогов, крынку молока с сыром или молодых овощей, отдать хозяйке, а там уж сама разберёт, кого да чем потчевать.

Выступление вышло кратким – за долгое и вместе расплатиться бы не сдюжили, но люди радовались даже таким крохам. Слишком уж редко в их глушь забредали жрецы, а коль заглядывали, не всякий раз соглашались петь, присмотревшись к небогатым хозяйствам. Нынешний же оказался сговорчивым, сдался просьбам и остался.

Несколько баллад люди выслушали, замерев, будто вдруг очутились пред самой Иритой, а не её жрецом. Но стоило флейте затихнуть, а сэйд сказаться уставшей да отправиться отдыхать, тотчас загалдели, разгорячённые выпивкой и музыкой, без всякого стеснения принялись обсуждать выступление прямиком при сказителе.

Почётный гость глядел на них с хмельным задором да наслаждался. Скромная публика была благодарной, лестные слова тешили, а столь искренний восторг грел сердце поболе сдержанного уважения привычных больших городов с богатыми деревнями. Здесь он сам себе мерещился аж Тагни из легенды о защитниках да потихоньку полнился от того благодушной гордостью.

Из блаженной неги жреца выдернули, разом настойчиво и боязливо подёргав за рукав. Он медленно, тяжко обернулся, и полутёмная комната лихо поплыла перед взором прежде, чем тот остановился на девчушке не старше семи вёсен. Сказитель трудом признал младшую дочь старосты, которую видал подле отца незадолго до выступления. Другая детвора жалась позади, все как один босоногие и чумазые. Они косились на гостя с опаской да любопытством, а их заводила уставилась с упрямой смелостью, и страх в глазах мешался с озорным задором. Руку девочка, однако, отпустила тотчас, как жрец повернул голову, быстро запрятала ладошки за спину, тихонько пискнула, не сумев отыскать прежней бойкости:

– Расскажи о великих героях.

– А ну кыш отсюда! – тотчас рассердился староста.

Люди тем временем затихли да вовсю глядели на сказителя, будто разом жаждали и боялись повторить просьбу. Он же, изрядно охмелев от огнёвочки да уже примерив личину вестника пророчества, нахмурился, взглянул сурово, грозно молвил:

– Для чад верных легенд жалеешь?

– Не по нам новые песни, господин… – пробормотал опешивший хозяин.

– Мне решать! – рявкнул жрец да ударил по старому столу столь сильно, что всякий, кто ещё мог, отпрянул, а детворы приметно убавилось.

Обведя нетвёрдым взором испуганную публику, сказитель смягчился, подтолкнул к старосте опустевшую чарку, а под бородой мелькнула лукавая улыбка:

– На рассказ о героях твоего богатства с достатком. Без песен обойдётесь, но коль не устали, наливай да услышите.

Люди радостно забормотали, страх сменился нетерпеливым восторгом, и хозяин, сам не хворавший жадностью, тотчас отправил сына за новым бочонком. Едва тот очутился на столе, а жрец, получив заслуженную плату, мигом её испил, как всякий взор оказался прикован к нему. Сказитель тяжко опёрся локтями на стол, но заговорил нежданно ладно да твёрдо, и густой голос поплыл в тишине, мешаясь с сумраком и печным дымом в причудливые мороки древней легенды.

Благие времена настали для трёх миров после Великого Раздела. Утихли, уснули до поры туманы на просторах Сэйда, и лишь зыбкие тропы ведут в Ирд чародеев, но не пускают далече от себя ни их одних, ни чудны́х да кошмарных тварей, о коих нынче не упомнят и глубокие старики. В Мерг же смертным не пробраться при жизни, не одолеть призрачной пелены, покуда не пробьёт час и вечный пир не призовёт гостей. Дивным покоем одарили людей добрые боги, окончили для всякого бремя кровавой распри. Но беда отступила не навеки, и новая война да тяжкие времена ещё обрушатся на всякого, живущего под солнцем, луной и звёздами.

Грянет час, когда границы истлеют, станут зыбкими да тонкими столь сильно, что времена великих праздников почудятся порой блаженной неги, ибо любой день обернётся тяготами страшнее Сайма и Бъёла. Вырвутся в Ирд дикие колдовские туманы, укутают земли срединного мира густой пеленой, над коей окажутся не властны и ветра. Придут с ними чудища из тёмных кошмаров, и не сумеют их одолеть даже величайшие из людских воителей. То станет первым знаком скончания миров, ибо сгинут границы, загремит над срединным миром пир мертвецов, а с севера вновь явятся по души уцелевших орды Мерга, не ведающие пощады.

В ту пору не удержать разъярившихся миров да не избежать страшной войны и самим богам. Но надеждой среди тьмы грядущего станут великие герои. В миг отчаянья придут они к людям, польются над срединными землями песни Тагни-вестника – то милосердная Ирита возжелает ободрить да предупредить, и её жрецы подхватят слова сказаний, понесут всюду, исполняя волю своей госпожи…

– Слыхал, Тагни родится студёной зимой, но в миг, когда мир заслышит его крик, поблизости прямиком из-под снега повылезут цветы да травы, а деревья станут зелёными, будто в разгар лета… – свистящим шёпотом пробормотал кто-то из деревенских, не сдержавшись, а остальные согласно закивали, хотя хмельному смельчаку тотчас прилетел в бок локоть соседа.

Жрец благосклонно улыбнулся, не осерчав от дерзости, подтвердил:

– То станет знаком его рождения, знамением самой Ириты. Но кроны диких лесов Ирда до поры укроют дитя, дадут возмужать да окрепнуть пред тёмными временами. После же он выйдет к людям, станет вестником древнего пророчества, гласом сына бога и смертной девы. Когда же тот явится на свет, небеса вспыхнут алым пожаром, и пусть чаду не выпадет знать отца, в багряном зареве он наречёт дитя столь громко, что весь срединный мир будет ведать: пришёл Йорги, а границы ослабели с избытком. Тем добрые боги предостерегут людей да повелят готовиться к грядущему.

– Меня папка тоже Йорги назвал, – с пьяным смешком просипел невысокий мужичок. – А мамка поминала, как повитуха едва избу головёшкой не спалила…

– Молчи, дурень, – осадила его древняя старушка, укутанная в платок. – Герои в знатных родах объявятся, всякий скажет, да будут в золоте купаться. А ты как жил лесорубом, так и помрёшь, хоть самим Эталлом обзовись.

Люди с охотой расхохотались, и мужичок насупился, глянул злобно, но более говорить не стал. Жрец уже было порешил, что довольная публика оставила его да можно вернуться к огнёвочке, когда девчушка вновь подёргала за рубаху, попросила:

– А про остальных?

Сказитель тяжко вздохнул, оглядел толпу, в коей каждый вновь уставился на него вперемешку с пьяной усталостью да любопытством, продолжил, желая лишь поскорее закончить да уже жалея о своей сговорчивости:

– Безымянный родится столь могучим, что погубит несчастную мать, и та не поспеет дать ему имени. В скорби он не примет наречения ни от кого из своего рода. Ну а могучий колдун Юдарь, услыхав песни вестника, спустится с вершин, дабы тоже встать рядом с героями в решающий час.

– И про него, про него расскажи! – загалдели люди с азартом. – Про знамения!

– Не будет там никаких знамений, – отрезал жрец недовольно. – А коль случатся – не вашего ума дело, как на него родителям боги укажут. На то и могучий колдун, что сумеет себя скрыть до времени.

– Мне вот бабка ещё говаривала, что буря страшная будет, аж три луны без остановки! – запальчиво возразил кто-то.

– Не буря, башка твоя дырявая, – сердито поправил другой. – А старик Олки разъярится да выйдет из берегов! Аж до самых северных гор волной докатится, вот Юдарь и придёт посмотреть, чего делается. Утихомирит море, и потом уж Тагни приметит!

– Тебе откуда знать?! Окромя пчёл своих ни гварха не видишь, а о героях судишь!

– У меня тётка под самим Фелбом! Им так сказители поют!

В хмельном азарте люди вовсе позабыли о госте, ввязались в жаркий спор, где всякий говорил своё, на ходу придумывая новые глупости. Жрец тяжко поднялся, доковылял до двери, вывалился во двор, прислонился к стене. Вскинул голову, глянул в ночное небо, усеянное яркими звёздами, а те заплясали перед глазами словно ошалевшие. Птичья трель да стрёкот сверчков звенели в ушах громче тревожного набата, и веки будто налились свинцом…

– А представляешь, – выскользнувшая следом любопытная девчушка посмотрела с весёлым задором, – ежели прямо теперь небо займётся алым пожаром да прогремит голос самого бога? Настоящее чудо!

– Милое дитя, – с горькой усмешкой пробормотал жрец едва слышно, – не дай тебе миры на своём веку узреть тех небес да услыхать того имени…

Ветра пели разными голосами. Она слышала вдалеке бег оленей и лай охотничьих псов, крики птиц. Недовольные вздохи вековых тисов и лёгкий звон в кронах берёз. Смех и танцы за спиной у поросшего мхом холма. Звуки влекли, окружали со всех сторон, и она шла вперёд, тихо ступая по мягкой лесной траве.

Её не окликнули. Сэйды редко отвлекаются, если уж пустились в пляс, и иной раз их веселье тянется не один оборот луны. Обращать внимание они готовы лишь на опасность да случайных путников Ирд, но никак не на одну из них – девочку, у которой и взрослого имени пока не было. А на старое, детское, она бы уже не откликнулась сама. Даже родители – и те оставили дочь в покое, полностью отдавшись танцу. Далеко всё равно не сбежит – родной холм, под которым лежала тропа в мир Сэйд, не отпустит просто так, не позволит уйти. Станет незримой стеной спустя пару яр, и никому не одолеть той преграды в одиночку.

Но даже такое крошечное расстояние казалось юной сэйд огромным. Она впервые пришла в Ирд, срединный мир, впервые слушала его, как раньше слушала ветра родного дома. До пятнадцатого лета оставалось трижды три дня, её взяли с собой, чтобы найти имя. Старцы говорили: должен быть знак. Говорили: нужно услышать, тогда поймешь. Она со всем старанием напрягала слух, разбирала звуки. Некоторые, вроде лая или охотничьего рога, пугали. Другие – тихие шорохи ветров, заплутавших в кронах, звон насекомых, шелест крыльев, – завораживали и тянули отыскать источник. Всё сливалось в единую песню, прекрасную, но ничего особенного в ней не чудилось.

Подол платья цеплялся за цветы и хрупкие ветки. Иные ломались, и ей было искренне жаль, когда слышался недовольный хруст. Даже подумалось взять имя нежной таволги или какого могучего дерева – в качестве благодарности и извинения. Мысль крепла с каждым вздохом и треском под башмаками, а она упрямо отгоняла соблазн. Всё ещё не знак. Каким он должен стать, девочка не представляла, но верила, что поймёт. Лишь бы успеть за отведённое время.

Путь оборвался резко. Незримая сила не дала заглянуть за древний дуб, оттолкнула. Она тихонько вскрикнула от неожиданности, обиженно надулась, остановилась. Назад идти не хотелось. Вернуться ни с чем, почти признать поражение казалось оскорбительным. Раньше, ещё в Сэйде, она представляла, что узнает новое имя сразу же как выйдет в Ирд. Старшие смеялись, уверяли, что у многих поиск занимает целое лето и ничего страшного в том нет. Но она – не многие. И теперь просто обязана это всем доказать.

Девочка огляделась. Можно пройти вдоль границы вокруг холма, там ещё много неизведанного. Любопытство тянуло вперёд, но было что-то странное, едва уловимое, заставляющее остаться на месте. Она неуверенно переминалась с ноги на ногу, задумчиво покусывала губу. Прислушивалась. Старый дуб устало скрипел ветвями, просил не покидать его так скоро.

Она сдалась, стянула со спины клёрс, уселась в корнях, бережно уложила инструмент на колени и тронула струны. Арфа прабабки послушно зазвенела о том, что юная сэйд видела и слышала этим днём, пока родичи плясали у холма. О танце пела тоже, – древние деревья всегда любили узнать о развлечениях своих хранителей. Девочка прикрыла глаза, перебирала пальцами струны, но в детский ещё восторг от новых мест и встреч вплеталась горечь разочарования неудачного поиска.

Она играла долго – сэйды вечно теряют счёт времени, когда дело касается музыки. Открыла глаза уже на закате, когда оранжевые лучи коснулись тёмной коры и скользнули теплом по лицу. Из забытия вывел свистящий шорох крыльев. Перед девочкой на ветке сидел ястреб. Склонил голову и внимательно наблюдал. Она замерла, позабыв о мелодии, вглядывалась в птицу, любовалась. Ястреб крикнул, и звук его голоса отозвался в сердце долгожданной радостью.

– Эйдре… – прошептала девочка, протянула руку к неожиданному слушателю.

Птица взлетела, понеслась прочь, звала и манила за собой. Юная сэйд рассмеялась, вскочила и побежала, на ходу закидывая клёрс за спину. А после подпрыгнула и обернулась белоснежным ястребом, бросилась в небеса, словно пыталась добраться до самого солнца. Под крыльями свистели ветра, ласково повторяли раз за разом имя молодой девы верхнего мира. Эйдре. Белый ястреб.

Рисунки на стенах пещеры будто танцевали в неверном свете факела. Двое мальчишек с любопытством осматривали узоры, сплетающие вепрей, оленей, псов, деревья, даже людей. Какие-то совсем древние символы, разобрать которые не смогли бы, пожалуй, уже и старейшие из живущих. Вот что-то, похожее на гигантский котёл. Или вообще голова – зачем котлу могли понадобиться глаза и рот? Странная закорючка, которую сослепу можно принять за человека с копьём. Рядом – непонятные круги, волны, завиточки, чья природа оставалась загадочной и необъяснимой.

Здесь была записана история народа Ирд, но что говорили в своих рисунках предки, не ведал никто. Пещеру нашли задолго до рождения братьев, когда выбирали место для поселения, а их дому уже больше сотни лет. Старейшины и жрецы сочли эти рисунки значимыми, водили сюда учеников поколениями, а ребятня упражнялась в фантазиях, разглядывая неясные сказания о давних временах.

Часть послания разобрать удалось. Что-то дорисовывали новые жрецы, вернувшиеся из странствий или проходившие мимо. Эти истории были понятнее прочих, но Яргу казалось, что они утратят со временем смысл, потеряются в закорючках и завитках, в которых тоже кто-то рассказывал нечто важное.

– Почему бы нам не записывать свои легенды нормально, словами? – недовольно выдохнул он.

Младший брат ткнул парня кулаком в бок. Ферра завораживала пляска теней и давно раздражало вечное недовольство Ярга.

– Ты планируешь вести учёт балладам словно купец прибыли и убыткам? – Наставник не удостоил спесивого ученика даже взглядом. – Тренируй память.

– Дело не в памяти, а в том, что тут, – Ярг резким жестом обвёл стены, – сами духи ничего не разберут.

– Потому мы запишем свои истории, заставим всех читать и сможем никуда не ходить. – Ферр холодно улыбнулся и вкрадчиво добавил: – Только зачем тогда нужны будем мы?

– Больно надо таскаться по дорогам ради песен, – фыркнул Ярг. – Мы будем писать новые истории, мелкий. В удобных комнатах при дворах владык. Удивлён?

– Старые сначала доучи, недоросток. – Младший из братьев увернулся от оплеухи, сделал шаг вперёд и недовольно заключил: – Рисунки просто интересно рассматривать. Можешь замолкнуть хоть на мгновение и не мешать?

Ярг закатил глаза и окинул стены взглядом, полным немого желания покинуть, наконец, пещеру. Учиться у жреца Ирд ему нравилось. Даже идея бродить от поселения до поселения не казалась такой уж плохой. Можно, в конце концов, прийти в большой город, заслужить доверие местного князя, рассказывать ему о прошлом и советовать для грядущего. Многие талантливые жрецы заканчивали странствия именно так, чем он хуже? Единственным неприятным моментом становилось лишь всеобщее нежелание записывать свои сказания – это виделось глупым, недальновидным и опрометчивым. Ярг ждал счастливого дня, когда покинет общинный дом, получит себе сэйда, который станет играть под его баллады, и сможет уже делать всё, что пожелается. До посвящения оставался год с небольшим, срок долгий и полный нравоучений. Утешало лишь то, что младший брат проведёт здесь куда больше наполненных скукой дней, а его освобождение из-под опеки наставника уже маячит на горизонте.

Ферр стоял, всматриваясь в рисунки, но не мог сосредоточиться. Присутствие Ярга злило. Зачем он вообще увязался с ними? Вечно надо всё испортить своим нытьём. Даже учитель ничего не сказал, хотя его, видно, давно утомило разнимать споры братьев. Когда они стали старше, наставник принялся наблюдать со стороны, ругал обоих за поведение, глупые идеи и грубость после, наедине. Сколько бы мальчишки ни наговорили друг другу, отповедь жреца всегда была вдвое больше. Она и теперь наступит, скоро, – Ферр не сомневался. Но был полностью уверен в своей правоте и оказался бы готов сказать это даже в лицо наставнику. По крайней мере, пока.

Свет факела дрогнул. Гулкие шаги возвестили, что пора возвращаться, – учитель закончил рисовать новую часть своей истории. Ферр с сожалением осмотрел пещеру, а после, подчиняясь внезапному порыву, опустил руку в плошку краски, которую держал для жреца, коснулся ладонью камня у самого пола, поднялся и бросился догонять спутников. У выхода обернулся. Отпечаток на миг показался странной белой птицей, а после его поглотила тьма.

Ульд с удивлением и радостью рассматривал вид с вершины Духов. Путь сюда занял многие дни – самая долгая дорога, которую мальчик преодолевал прежде. Под ногами лежали земли народов Мерг и Ирд – бескрайние просторы верещатников, горы, буро-коричневые луга, зелёные пятна лесов, тёмные ленты рек. Крепости, города, посёлки и древние руины казались крошечными точками, а людей и скот отсюда не разглядеть вовсе. Далеко на западе сливалась с серебром зимнего неба морская гладь. Целый мир как на ладони, и, если бы не туман, смотреть бы от юга до севера, повсюду, куда пожелаешь обратить взор.

Молодой мерг гордился пройденным путём. Тем, что спешил наравне с отцом, не сбивался, не уставал, как неразумное дитя. Успел дойти ко дню середины зимы, когда солнце и луна правят в небесах вместе, а год начинает спешить к летней поре. В это время духи говорят громче, а граница между мирами живых и мертвецов становится тонкой, зыбкой. У мергов было поверье, что тогда юноши и девы, коим сравнялось пятнадцать вёсен, могут получить от предков предсказание судьбы и начертанного им будущего. Но это всегда означало смерть родича.

С дедом Ульда связывал лишь общий дом. Сколько он себя помнил, отец матери вечно готовился помирать да жаловался на недуги. Сил работать ему недоставало, доживать выпало тяжело, в болезни и немощи. Старца уважали и обращались за советом, но он почти не покидал крова. Сидел в кресле, кутался в шкуры, говорил тихо и неразборчиво. Детям запрещали его тревожить, шуметь рядом и даже расспрашивать. Ульду дед казался чужим, пугающим, странным. От него пахло лекарственными травами, пылью и ветошью, а шамкающий голос чудился криками воронья. Сам же старик не обращал на внука и капли внимания, словно мальчишка ему мерещился в полубреду, и старик всеми силами боролся с мороком.

Всё изменилось с год назад. Дед вдруг подобрался, обратил на внука белёсый взгляд, прекратил разговоры о смерти. Звал Ульда к себе или выбирался с ним под летнее солнце погожим днём. Расспрашивал о мальчике, его занятиях, интересах. Юный мерг даже полюбил сидеть с дедом. Поправлял тяжёлые шкуры на его плечах, с азартом рассказывал о делах по двору, рыбалке, заботах о скотине. Делился историями об увиденном, о щенках, которых принесла собака, о спорах с соседскими мальчишками. С гордостью показывал самодельный лук и найденный в лесу волчий клык. Старик больше молчал, едва заметно улыбался. Редко задавал вопросы, но Ульду и, – он готов был говорить сам, столько, сколько его захотят слушать.

Однажды дед обмолвился о смерти вновь. Обещал, что дотянет до конца осени, чтобы внук получил своё предсказание на Сайм, праздник зимнего солнца. Мальчику это не понравилось, но поделать с волей предка ничего не могли ни он, ни родня. Старик слово исполнил, скончался на третий месяц осени, а Ульду оставалось только скучать по их нежданной дружбе да готовиться в путь к вершине Духов, откуда следовало развеять прах.

У погребального костра он стоял молчаливым и собранным, бледным. После не говорил ни с кем три дня, что никак не вязалось с прежде весёлым и шумным мальчишкой. В начале зимы отец собрался, взял Ульда и отправился в долгую дорогу.

Новые места и неизведанные тропы чуть привели мальчика в порядок. Впечатлений накопилась уйма, прошли они тысячи яр. По верещатникам и болотам, рекам и горам, на которые теперь он смотрел с вершины и поверить не брался, что еще недавно брёл там сам, такой крошечный – вовсе не заметишь отсюда. Сегодня, в день зимнего солнцестояния, на Сайм, голоса духов звучали особенно громко, почти гремели в ветрах, отражались эхом в камнях и метались повсюду. Чудилось, что там слышится и тот голос, что напоминал когда-то крик воронья.

Отец передал Ульду кожаный мешочек. Мальчик глубоко вздохнул – одновременно прощался и переживал о своём предсказании, о том, какую судьбу увидят в нём предки. Затем развязал узел и развеял прах. Зажмурился, прислушался с опаской.

– Йорги! – зазвенело в ушах, носилось в тумане воем и плачем.

Ульд непонимающе нахмурился, обернулся к отцу, ожидая разъяснений. Одно слово, и такое, – разве похоже на начертанное судьбой? Но мерг не стал говорить, даже бровью не повёл на странное пророчество о будущем сына. Лишь махнул рукой и направился прочь. Мальчик догнал его, пошёл рядом, ещё в смятении от произошедшего.

– Что это значит? Почему? – не выдержал он.

Отец не ответил, коротко дёрнул плечом, не взглянув в его сторону.

– Чего они хотят? Что я должен собирать? – Не сдавался Ульд.

– Определишь сам, – безразлично произнёс отец. – Их слово ты получил.

Ферр многие дни провёл один в лесах близ деревни в поисках своего сэйда. Бродил по чаще кругами, часами сидел у речных бродов, о которых знал, выучил все значимые места, где по поверьям могли бы случиться тропы в верхний мир. Земли оставались пусты и немы, воды не приносили ничего, кроме рыбы. Несколько раз по ночам ему чудились пение и пляска, он бежал на звук, спешил как мог, но никого не находил. После успокоился, смирился, бросил торопиться. Жрецы с испытания без сэйда не возвращаются, получается, и ему идти пока некуда.

Двадцатая весна Ферра, год посвящения, выдалась доброй. Кроны вековых дубов и тисов прятали от дождей, улова было вдоволь, лук не подводил на охоте. Кровом юноше стала небольшая пещера, куда не задували холодные ветра, а делом – соорудить и установить силки на зайца, найти пищу да долго бродить в размышлениях. Он следил за пробуждением мира, наблюдал, слагал баллады. Записывать их было некуда, даже сложись у народа у народа Ирда иные обычаи, так что уроки наставника Ферр оценил как никогда прежде. Вечерами напевал сам себе, повторял старые истории и запоминал новые. Днём находилась прорва забот, но никогда ещё он не чувствовал себя столь вольно. Сэйд найдётся, никуда он не денется, но лес полюбился молодому жрецу, а жизнь отшельником пришлась по вкусу.

Лишь тьма ночи приносила тревогу. Ферру мерещился временами в полудрёме голос Ярга, и эти сны крали покой Брат звал и просил о помощи. Ферр открывал глаза, и морок исчезал без следа. Много зим минуло с тех пор, как они виделись последний раз: Ярг не вернулся со своего испытания, сгинул без вести, и Ферр не понимал, как такое возможно.

К брату он никогда не питал тёплых чувств. Но отрицать таланта и старания не мог, сколь бы холодными ни выдались их отношения. Даже представить, что Ярг провалил посвящение, не нашёл сэйда, думалось странным и глупым. Кто угодно, только не он. Бросить и сбежать брат тоже не мог – куда ему идти и что делать, если оставить путь жреца? Они умели многое, были искусными охотниками, следопытами, лекарями, но кто поверит в это без спутника из верхнего мира? Да и начинать всё с начала, отречься от легенд и историй, – мысль сомнительная. С Яргом определённо что-то случилось. Только что, и где теперь брат, Ферр не понимал.

Какое-то время он искал следы, даже обошёл окрестные болота. Без великой надежды, ведь минуло слишком много времени – их испытания свершились с разницей в четыре весны. К тому же Ярг не говорил, куда направляется. Может, он и не бывал в этом лесу, решил попытать счастья в иных местах – пути-то открыты многие. Оставалось лишь попробовать расспросить сэйдов, когда те явятся и позволят себя обнаружить. Если Ярг добрался, чародеи могли ведать, куда привели его дороги.

Лёгкие тревоги о судьбе брата несильно омрачали дней Ферра. Он устал от поисков, но не от жизни бродяги. Звон рек и ручьёв чудился музыкой, птичьи трели дарили покой, услаждали слух и рождали новые баллады. Не желай он всем сердцем стать на путь жреца, идти по миру, петь людям легенды и узнавать новое, остался бы здесь навсегда. Но кому нужны истории без слушателей и вопросов? Где-то на грани неги от пьянящей воли Ферр жаждал её завершения. Понимал, что стоит лишь связать себя с одним из народа Сэйд, от одиночества не останется ничего до конца дней. И медленно начинал тяготиться им, временами вновь ловил себя на мыслях о спешке да на том, что внимательно слушает, надеясь различить в ночных шорохах звуки весёлого пляса и приглушённый топот башмаков.

Так завершился второй месяц его двадцатой весны. Лес набрал зелени и влаги, солнце манило теплом, обещало щедрое лето. Глупо говорить о богатом урожае заранее, но разве не хочется в это верить, когда вокруг всё цветёт и живёт, наслаждаясь лаской родной земли?

Дни сменяли друг друга, сливаясь в один. Ферр привык к распорядку забот – утром неспешно брёл на реку, после проверял силки и до сумерек занимался охотой, скромным бытом, приготовлением пищи да сочинением песен. Учился ходить бесшумно по оленьим тропам, выслеживать и наблюдать за повадками зверья. Не оставлять следов или путать их. Временами казалось, что, не напевай он сам себе, и вовсе позабыл бы человеческую речь да её звучание. А после обернулся бы диким оленем, или лучше – вепрем, и вся жизнь срослась бы для него с корнями древних дубов.

Странную фигуру у высокого холма, где оставил прошлым днём силки, он сперва принял за чудно́го зверя. Поднял лук, приготовил стрелу, но нежданный гость выпрямился и оказался юной девой не старше него. Будто пожаром опалило взор алое пламя кос, переплетённых птичьими перьями и костяными бусинами, нежная кожа напомнила серебро лунного света. Замысловатый наряд из дорогих тканей выдавал знатный род, накинутый на плечи плащ из богатого зелёного сукна подтверждал высокое положение. Тем нелепей выглядела дева здесь, в чаще дремучего леса, с искусной работы клёрсом за спиной, без сопровождения или мужчин рода. Ферр медленно опустил лук, вышел из зарослей у векового дуба, с любопытством изучая гостью.

Дева отвлеклась от силков, перевела на юношу глаза цвета верескового мёда, чуть склонила голову, мягко улыбнулась. Указала изящным жестом вокруг:

– Я нашла ловушки и решила проверить. Они твои?

Ферр кивнул, заворожённый голосом, в коем сплетались озорной звон вешних вод и нежность птичьих песен. Но всё же на краю сознания мелькнула мысль, что эти не знавшие труда руки с тонкими пальцами изломали его силки напрочь и теперь предстоит мастерить новые.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, не сводя глаз с незнакомки. – Не стоит гулять в таком месте одной.

– Ты же гуляешь, – рассмеялась она и подошла ближе, с интересом вглядывалась в его лицо. – Назови мне своё имя.

– Ферриган Ди Ирд. Можешь звать меня Ферр.

– Значит, ты жрец, – заключила дева тоном знатной дамы, не терпящей возражений.

– Ещё не совсем. Я прохожу посвящение – ищу своего сэйда.

В золотых глазах мелькнули лучики хитрой насмешки. Незнакомка опустила ресницы, словно пыталась скрыть это, но Ферр всегда отличался внимательностью.

– Где твой дом? – продолжал выспрашивать он.

– Недалеко. – Она бесшумно зашла за тис, скользнула пальцами по коре и почти за ним скрылась.

– Позволь проводить тебя. Это неспокойное место.

– Потому что здесь бродят сэйды? – Дева выглянула из-за дерева, посмотрела с детским любопытством и весельем.

– Диких зверей стоит бояться больше. – Ферр вздохнул и понял, что устал просить. – Показывай дорогу к своему дому. Я отведу тебя обратно.

Она вышла из-за дерева, с печалью огляделась, пожала плечами и пошла вперёд. Он отправился следом, пытался примечать дорогу, чтобы суметь вернуться после, но мысли расплывались, цеплялись за рыжие косы впереди и думы о случайной знакомой.

– Говорят, сэйды все чародеи, – с лаской заботливой матушки произнесла дева спустя несколько минут. – Что обращаются в животных и могут даже проклясть. Из-за них люди плутают, теряются и гибнут. Или навсегда попадают в шкуры зверья и многие столетия живут, позабыв речь и родных. Разве это враньё?

– Нет, всё так, – отрешённо отозвался Ферр, всеми силами пытаясь не отвлекаться от направления и понять, куда же они идут. – Но разве сами люди или дикие звери менее опасны? Каждый оберегает себя и близких как умеет. Оружием, когтями или колдовством. Никакой разницы.

– А тебе зачем сэйд, Ферр? – поинтересовалась дева, словно это было огромной тайной, а не чем-то, что известно любому дитяти сызмальства.

– Жрецы ходят с ними по деревням и городам, – с удивлением пояснил Ферр. – Мы поём баллады, а они играют для нас. Они же не только чародеи, но и искусные музыканты. Такие, что простым людям с ними никогда не сравниться в мастерстве.

– Так ты ищешь слугу? – В её голосе скользнула печаль. – Того, кто станет играть тебе и другим под твои песни, не заботясь тем, чего желает сам?

– Что за глупости? – возмутился Ферр, раздражённый и вопросом, и тем, что никак не мог осознать ни дороги, ни направления. Казалось, само время замерло и перестало течь. Ничего не осталось, только рыжие косы впереди и её голос, такой убаюкивающий, нежный, сладкий словно добрый сон. – Сэйд, связанный со жрецом, – его друг, спутник. Я видел у них разные отношения, близость и нежность, даже страсть, но никогда не наблюдал сэйда слугой. Такого быть не может. Без их мелодий не станет и наших песен, они дарят нам смысл историй. Они ведут – мы идём, иначе не бывает!

– Забавно, – засмеялась дева. – Но тогда зачем сэйдам вы?

Он задумался и некоторое время шёл в молчании. Кусты и деревья на пути виделись одинаковыми, а солнце будто ни капли не двинулось по небосводу. Когда вновь мелькнул по правую руку тис с причудливо раздвоенным стволом, так похожий на тот, за которым пряталась дева перед началом бесконечной дороги, Ферр остановился. Незнакомка оглянулась, подошла совсем близко, и всё его сознание погрузилось в тёмное золото её медовых глаз.

– Зачем сэйду ты? – требовательно повторила она.

– Разве сравнится танец на крошечном клочке земли у тропы в верхний мир с просторами Ирда? Неужели неинтересно было бы взглянуть на иные места, увидеть людей, узнать жизнь? Как быстро надоедают пляски, раз вокруг не меняется ничего, всё одно, день за днём, год за годом? Где сэйду взять новые мелодии, если он видит и слышит лишь вздохи старых деревьев да плеск давно знакомых вод? И самым могучим чародеям не одолеть силы, держащей их, без связи со жрецом.

Дева смотрела серьёзно, напряжённо. Огляделась, разгладила складки длинного плаща. После схватилась тонкими пальцами за широкий кожаный ремень клёрса, принялась перебирать его искусные украшения в молчании. Ферр ждал, внимательно наблюдал за сдержанными жестами, подмечал и любовался.

– Но союз навсегда связывает с человеком. Та же сила, такая же неодолимая, заключённая в жреце Ирд, – сказала она наконец.

– И, взамен, целый мир, – ласково напомнил Ферр. – От края до края. Если сэйды приходят сюда, значит, они хотят его узнать и услышать, разве нет? К слову, мы давно бродим кругами у этого холма. Где же твой дом?

Она засмеялась, а после взяла его за руки и предложила:

– Я покажу. Если хочешь.

– Ты ведёшь – я иду, – улыбнулся Ферр. – Но сперва скажи и мне своё имя.

Дева сделала шаг вперед, едва коснулась нежной кожей щеки, шепнула у самого уха:

– Эйдре.

А после его закружили ветра, такие сильные, что Ферр едва не выпустил ладоней спутницы. В глаза бил круговорот красок и света, а звон в ушах грозил оглушить. Молодой жрец Ирда зажмурился и ждал окончания пути. Теперь только вперёд, в верхний мир, где предстоит убедить родных Эйдре отпустить её с ним.

Верхний мир виделся зыбким. Густой туман укрывал всё вокруг, клубился, а в нём чудились диковинные твари и неясные образы. Они менялись и перетекали, растворялись или сливались друг с другом каждый миг. Перед Эйдре серая пелена расступалась, а Ферра обволакивала, тянула, забивала нос и рот, влажным холодом обжигала горло. Он хотел сперва отпустить руку спутницы сразу, как они стали на твёрдую землю, – где видано, чтобы здорового мужчину словно слепца или дитя тянула за собой юная дева? Но чародейка только крепче сжала ладонь и предупредила:

– Заблудишься и останешься тут навеки. Ты обещал мне целый мир, жрец, от края до края. Не исполнишь слова – обращу в болотную жабу.

– А сама цаплей станешь прилетать ко мне каждую полную луну и охотиться, покуда не минут три столетия или пока не съешь? – отшутился Ферр, но смирился и послушно поплёлся за сэйд.

Эйдре звонко рассмеялась, глянула через плечо с озорством и хитростью. Её взгляд согрел на миг, отогнал липкий холод. Молодой жрец хмыкнул, улыбнулся, попытался удержать в памяти медовые глаза и весёлый смех. С такой спутницей ни скука, ни тоска от безделья не грозят, но и просто с ней не будет до конца дней. Только кротости в девах он ценить не умел сам.

– Чудны́е у вас вёсны, – сказал Ферр, чтобы отогнать тишину и вновь услышать мягкий голос чародейки. – Такой непогоды у нас не видят и зимой. Ни света, ни солнца, даже не понять, день сейчас или ночь.

– В верхнем мире мы не знаем ни вёсен, ни зим, – с печалью пояснила Эйдре. – Не можем разглядеть ни луны, ни солнца. Здесь властвуют сумерки, сны и наваждения. Зато у нас рождаются ветра.

– Какие же ветра в таком густом тумане? – удивился жрец.

– А ты не смотри, глаза тебе не помогут, – ласково предложила дева. – Слушай и найдёшь.

Ферр принялся старательно разбирать звуки. Мир вдруг обернулся иным: то, что виделось чудищами, оказалось деревьями, а длинные руки и пальцы из тьмы стали их ветвями. Он узнал шум леса, различил звон ручьёв и рек. За серой пеленой шелестели птичьи крылья, мягко проваливались в мох оленьи копыта. Жрецу не хватало красок, но тем ярче пела повсюду жизнь свои мелодии. Кожи коснулись молодые ветра, несущие из глубины наваждения звуки, и туман расступился перед ним, как уступал путь Эйдре.

– В тебе течёт кровь сэйдов, – довольно мурлыкнула дева.

– Каждый жрец рождён от союза людей верхнего и срединного мира. – Ферр с наслаждением вдохнул свежий воздух. – У нас нет ни иного начала пути, ни иной судьбы.

– Из какого же нашего дома тогда твоя мать?

– Я не знаю ни её, ни отца. Не будь спутником моего наставника мужчина, я мог бы подумать, что они – мои родители.

– Мужчина-сэйд, заключивший союз со жрецом, большая редкость, – задумчиво произнесла Эйдре.

– Они нашли друг в друге братьев ближе, чем я со своим кровным, – пожал плечами Ферр. – Он искусный музыкант, друг и верный помощник, который учил меня не меньше наставника. Добрый дядька детям учителя. Союз говорит о связи, но связь бывает различна. Вы познакомитесь, если я сумею забрать тебя в Ирд. Но о том, что я колдовал словно сэйды, я ему точно расскажу.

– О да, – засмеялась Эйдре, – он будет горд узнать, что его воспитанник смог то, что может любое наше дитя, едва обучившись ходить.

Ферр нахмурился и замолк. Дева обернулась, нежно коснулась ладонью его щеки:

– Не обижайся. Но спесь не ведёт к добру ни в одном из миров. И крепче держи мою руку. Слушай и чувствуй. Тебе еще придётся пройти через наваждение одному, если желаешь забрать меня в Ирд.

Жрец подчинился, позволил вести себя, продолжил разбирать приглушённые звуки. Вскоре к шуму лесной чащи прибавился новый гул.

Большой дубовый дом выплыл из тумана мороком. По двору суетились люди, а их дела мало отличались от обыкновенного быта народов Ирд. Гремела посуда, хрюкали в загоне поросята, стучали топоры. Ферр с любопытством огляделся.

– Я думал, в верхнем мире время проводят в пирах и плясках.

– Глупости, – фыркнула Эйдре и потянула его к крыльцу. – У живых забот хватает всегда. Только духи в глубинах Мерга умудряются пировать без устали, не думая ни о чём ином, – они своё уже отработали прежде.

Ульд разглядывал с холма быструю реку, у которой приютилась небольшая деревушка. Летний ветер трепал волосы цвета смоли, солнце жгло бледную кожу. Мерг накинул капюшон поношенного плаща, подхватил посох, окликнул Игви и отправился в путь.

Из своих двадцати трех вёсен пять он провёл в странствиях. Колдуну мергов везде сыщется работа: сделать предсказание, усмирить неупокоенных духов, продать обереги или побороться с проклятьем, навлечённым на чью-то бедовую голову недобрым словом, – много о чём могли просить люди. Тех, кто ведает нижний мир, опасались, но ценили. Найти приют на долгое время не вышло бы – замучают или просьбами, или косыми взглядами. Приходилось бродить от деревни к деревне, продавать услуги, останавливаться ненадолго и уходить в ночь, избегая расспросов и пустых поручений. К дороге Ульд привык давно, но одиночество не приносило радости. Потому однажды он взял щенка, выходил и выкормил. Теперь молодой пёс по кличке Игви, вымахавший рослому Ульду до самого пояса, носился повсюду за зверьём и птицами, оглашая округу заливистым лаем.

Косматая бурая морда верного друга высунулась из кустов впереди. Уши дёрнулись, нос втянул воздух. Миг, и Игви скрылся вновь, увлечённый азартом погони за чем-то, ведомым лишь ему одному. Мерг проводил пса взглядом, прислушался к хрусту веток и продолжил путь, не сомневаясь, что его нагонят вновь не у ближайшего, так у следующего за тем куста.

С Игви шагалось веселее. Помимо пса в скромном владении Ульда имелись сумка, большую часть которой занимали заготовки под обереги, да надежно спрятанный за полой плаща меч с начертанными отцовской рукой защитными рунами. Воином мерг был неплохим, раз за пять лет странствий умудрился сохранить жизнь и все конечности в целости. Сталкиваться разом с опасностями двух миров – срединного и нижнего, – требовало сноровки во многом, включая бой. Везло молодому колдуну редко, оставалось рассчитывать лишь на себя да свои умения.

Близ деревни Игви нагнал хозяина, пошёл рядом спокойно. Ульд прислушивался настороженно: местность болотистая, в таких краях людям частенько досаждают заплутавшие на тропах к Мергу мертвецы. Но духов слышно почти не было. Видать, поблизости жила ведьма, а значит, работы может и не найтись. Колдун вздохнул, но зайти к людям решил всё равно. Не заработать, так пополнить припасы.

Поселение встретило гостя ужасной вонью. Игви недовольно мотал головой, поджимал уши, едва слышно рычал. У болот временами смрад стоит знатный, особенно в летнюю пору, но запах гниющей плоти в их занятии сложно перепутать с иным, а потому Ульд шепнул:

– Ищи. – И поспешил за псом.

Дорога привела их к богатому дому почти в центре деревни. Мерг с недоумением оглядывал работающих во дворе людей, словно не чующих вони, и труп чёрной козы на крыше, который трепали вороны. Дела до сомнительного соседства с мёртвым животным будто не было никому, ни жильцам, ни соседям. От повседневных забот не отвлёкся ни единый житель деревни. Если бы не жуткий запах, Ульд бы решил, что перегрелся на солнце и коза ему теперь мерещится в бреду. Он подумал уже, что местные обычаи велят делать такое странное подношение духам ко дню урожая, но отказался от этой мысли, сочтя слишком дурной по меркам любого из миров.

Он заглянул во двор и позвал:

– Хозяева! Не найдётся ли работы для мерга?

– Колдун! – К нему, словно к давно потерянному сыну, побежал по двору краснолицый мужчина, раскинув руки. – Сделай с ней что-нибудь!

– Вам нужен мерг, чтобы снять дохлую козу с крыши? – Ульд всеми силами старался сохранить лицо и голос спокойными.

– Не с козой! – Хозяин с трудом отдышался и с отчаяньем пояснил: – С ведьмой местной. Она меня прокляла. Закинула падаль на дом да запретила любым способом снимать, иначе…

Он развёл руками и уставился со страхом и грустью. Нарушения запретов при проклятии и верно не несли доброго будущего, а иногда обрывали настоящее. Ульд оглядел зажиточный двор, слуг, краснолицего хозяина, и вкрадчиво поинтересовался:

– А что же ещё она тебе запретила?

– Свиней чужих брать, – отмахнулся он: вторая часть проклятья, видно, пугала не слишком.

– Понимаю… – Ульд с трудом сдержал смех и лишь уголок губ дёрнулся в едва заметной улыбке.

– Чего ты понимаешь? – взбеленился хозяин, горя коего не оценили в полной мере.

– Проклятье на тебе тяжёлое. – Светло-серые, почти прозрачные глаза колдуна смотрели серьёзно и мрачно. – Сложное. Мои услуги дорого обойдутся.

– Что хочешь отдам, – заверил хозяин. – Заплачу хоть деньгами, хоть свиньями, у меня много. Только сделай с ней что-то.

– Поросят себе оставь. Десять лигор возьму. Половину вперёд.

Мужчина закивал, не стал спорить с непомерной ценой, велел платить колдуну задаток, а после указал дорогу к дому ведьмы.

С золотом в кармане, притихшим Игви у ноги и весельем в сердце Ульд направился к дубовой роще в отдалении, где на опушке стояла одинокая хижина.

– Это ж надо быть таким дурнем, – шепнул мерг псу и потрепал косматое ухо. – Даже спьяну на спор у ведьмы своровать не решишься, коль голова на плечах имеется.

Хозяйство у старухи было крепкое. Небольшой, но ладный домик, череп оленя над входом, как и положено. Сушились подвешенные пучки трав, под навесом – добрый запас дров к зиме. Ульд отметил пустой загон для свиней и кивнул своим мыслям.

Ведьма в образе юной девы хлопотала по двору. Стройная фигура в простеньком светлом платье могла бы обмануть, если бы не крючковатые, старые руки с длинными грязными когтями. Колдун осторожно прислушивался к шёпоту духов, пытаясь разобрать, к кому пришёл на порог. Мертвецы говорили о хранительнице – той, в чьих жилах сильна кровь сэйд. За такое соседство судьбу на коленях благодарить стоит, а не тянуть у доброй няньки из-под носа всё, что не приколочено.

– Гостя за сто яр чуешь, мать? – окликнул хозяйку колдун.

– Козу убирать не смей, – отрезала ведьма, не оборачиваясь. – Прокляну.

– Смрад на всю деревню стоит, – напомнил Ульд.

– Не страшнее обыкновенного. – Она вздохнула, бросила тяпку, оглядела мерга. – Мёда хочешь? Добрый в этот год уварился, крепкий. А эти олухи боятся и не берут, жалко ведь.

Колдун кивнул. Ведьма повела гостя в хижину, придержала скрипучую дверь. Небогатое, но прибранное жильё женщины насквозь пропахло горькими травами и терпкими настойками. Было темновато, очага она к вечеру ещё не растопила. Игви замешкался у входа: обычно в дом его не брали, но ведьма ласково позвала пса:

– Заходи-заходи. И тебе найдётся место да кость.

Дверь она прикрыла уже в своём обычном облике – морок не произвёл на колдуна впечатления, и хозяйка решила не тратить сил на чары. Ульд рассматривал теперь сгорбленную старуху с седыми космами, морщинистым узким лицом и крючковатым носом. Видом она напоминала огромного ворона, а бесформенное тёмное платье лишь усиливало сходство.

Ведьма взмахом руки разожгла очаг, вытянула откуда-то косточку для Игви, а сама принялась хлопотать над угощением. Пёс улегся у ног хозяина и сосредоточился на лакомстве.

– Дубины они, без стыда и разума, – бормотала ведьма, словно позабыв о госте. – Когда хворь ко мне лечить придут, когда мышей потравить попросят. Платят деньгами, припасами. Сведу я их – мне-то чего потом делать? С голоду помирать одной? Жалко мёд, ведь хороший, продала бы им, да все бы радовались.

Наконец, она поставила перед колдуном большую кружку, миску с ломтями мяса и сыра, а сама уселась напротив, не забыв прихватить мёда и себе.

– Ты пробуй, пробуй, – поторопила она. – Как?

– Знатный напиток. – Уставшему и голодному с дороги Ульду сейчас что угодно показалось бы богатым пиром, а ведьма и впрямь наварила мёда с душой. – И князю на стол не стыдно поставить.

Старуха довольно закивала, сама приложилась к кружке, а после сплела крючковатые пальцы и посмотрела серьёзно.

– Ты мне скажи, что духи шепчут последнее время?

– Ты сама одной ногой в Мерге, мать, – нахмурился Ульд. – Неужто не слышишь? Зубы мне не заговаривай, я не сплетничать пришёл.

– Не серчай, колдун. Странные дела у нас на болоте творятся, недобрые. Думала, может они тебя за этим сюда привели. Звать-то тебя как, гость дорогой?

– Ульдар Йорги. Ульд.

– Хегги, – представилась в ответ старуха, прищурилась и спросила: – И что же ты собираешь, мерг Ульд Йорги?

– Нелепые проклятия. Вот сегодня как раз принялся.

Она расхохоталась, и смех прозвучал скрипом мёртвых деревьев да хлюпаньем трясин.

– Козу убрать не дам. – В старых белёсых глазах зажглись угольки пламени. – Что хочешь делай, а лежать ей там, пока не сгниёт.

– Много украл? – с сочувствием поинтересовался Ульд.

– Всех. – Старуха бессильно уронила руки на стол и посмотрела с горькой усмешкой. – Было-то три порося. Зато упитанные, добрые. Он-то своих почти голодом морит, лишний раз покормить жалеет. Ходят скелетами бледными у него, одни шкуры. А своих я в рыло завсегда узнаю. Красавцы, пятна рыжие на боках, мясистые. Завидовал-завидовал, продать упрашивал. Раз ему отказала вежливо, второй. А он взял и упёр. Хлебать мне теперь всю зиму каши да капустный навар. К началу весны ягнята народятся, я куплю, выхожу. Только как теперь до весны без мяса дотянуть бы…

Ульд покосился на полупустую миску перед собой. Последнее, что было у старухи, она отдала гостю по всем законам доброй хозяйки. Колдун нахмурился и заставил себя убавить прыть в еде.

– Козу бы оставила, чем не подмога?

– Да это разве моя? – вздохнула ведьма. – Была б у меня в хозяйстве коза, она бы не гнила на чужой крыше. Это местные приносят жертвы в моей роще, духов задабривают перед праздниками. Оттуда и взяла, уже мёртвой.

– Вся деревня страдает из-за одного дуралея, мать, – тихо напомнил колдун. – Они у тебя ничего не крали.

– А чем они лучше? – Старуха нахмурила косматые брови и с гневом прохрипела: – Чуть прихватит, так штаны подтянуть не успеют, уже у двери околачиваются, о леченье молят. А как одинокой женщине помочь и вора к ответу призвать – никого не сыщешь, у всех глаза не смотрят, уши не слышат, рты требухой позабивало. Тьфу! Сколько тут живу, вечно воют: баба Хегги, подсоби! Рожениц выхаживаю, скотину лечу, боль заговариваю. По болоту этому гнилому бегаю оленихой, лишь бы духи им не досаждали. Одного дурня наказала за дело – всё, плохая стала, злая да жестокая, как земля только носит!

– Неужто в голову не пришло поросят просто вернуть?

– Пустовата она у него, добрые мысли там теряются. Как козу эту несчастную увидел, стал ниже травы, лишь бы мне на глаза не попасться. Испугался, что я с ним чего сделаю, стоит заметить, теперича сидит с вонючей крышей и ворованными поросями, со двора лишний раз шагу не ступает.

– Чего ему сделается, если запрет нарушит?

– Да ничего, – отмахнулась ведьма. – Что я, зверь, смерти ему желать? С башкой он сызмальства ладить не умеет. Когда проклинала, думала приложить чем по красной роже посильнее, не боле. Так что жив останется, а ежели ему кулаком в глаз кто заедет, – красоты там убавлять некуда. Чего хохочешь?

– Люди говорят, ведьмы с колдунами не в ладу, враждуют. А я бы тебе по весне новую козу уложить на крыше помог бы.

– Странные байки, – улыбнулась старуха. – Что же нам с тобой делить, мерг, по их мнению?

– Работу мы друг у друга отнимаем, мать. – В прозрачных серых глазах искрились лучики смеха. – Не знала?

– Поглядела бы я, как ты зелье желудочное наваришь, колдун. – Старуха смотрела с весельем и хитрой лаской. – Мертвецы тебе такого насоветуют, что и на землю после страшно будет вылить, всё помрёт в округе.

– Получше выйдет, чем если ты обереги, обмотанные птичьими потрохами для надёжности, пойдёшь людям втюхивать. – Ульд в долгу не остался.

Они рассмеялись, стукнули кружками, выпили мёду.

– Веселье весельем, – вздохнула после ведьма, – а работу тебе выполнять надо. Я всё как есть рассказала. Что делать думаешь?

– Есть у меня мысль… – Ухмылка Ульда не сулила лёгкого избавления от проклятия хозяину дома с козой на крыше.

Старуха рассеяно перебирала пять золотых монет, которые отдал ей колдун, пока рассказывал, что решил.

– Много, – хмуро сообщила она. – Тебе нужнее в дороге, мерг.

– Он мне ещё столько же заплатит, – заверил Ульд. – Об этом не волнуйся.

– Неужто сразу понял? – Она пытливо всматривалась ему в лицо. – Раз такие деньги за такую мелочь спросил.

– Если этот остолоп ещё ходит по земле и с людьми говорит по-человечьи после того, как обидел ведьму, то она его не прокляла, а просто поиздевалась, – насмешливо отозвался Ульд. – И мне ли вас не знать, чтобы понимать, что получил он за дело.

Он допил мёд, купил у старухи пару бурдюков в дорогу, а после отправился обратно в деревню. На пороге хозяйка окликнула:

– Как закончишь, буду ждать тебя у болота. Показать кой-чего надо. Иди от деревни на север, там свидимся. И мёд твой туда принесу.

Ульд кивнул, забрал Игви и поспешил закончить работу.

Возвращения колдуна ждать собрались всем поселением. Видано ли дело, мерг пошёл говорить с ведьмой. Местные готовы были увидеть драку, искры пламени у далёкой хижины, услышать брань и ссору. Стояли у дома, пропахшего тухлятиной, за спиной краснолицего хозяина, вытягивались вперёд, жадно скользили по ладной фигуре Ульда глазами. Присутствие остальных жителей колдуну оказалось только на руку. Он шепнул Игви замереть, подошёл, заговорил гулко, серьёзно, мрачно:

– Проклятье твое сильнее, чем мне показалось, хозяин. Но есть способ его снять. Если с третьего месяца осени до конца зимы станешь каждую третью ночь приносить к алтарю, откуда забрали козу, кусок доброго мяса для духов, сможешь по весне переложить на крыше солому. Делать это ты должен вместе с остальными мужчинами деревни, иначе жить вам с ещё одной дохлой козой всё грядущее лето.

Люди в толпе зароптали. Весна – время посевное, забот у каждого в своём хозяйстве немерено, чтобы ещё крыши чужие перекладывать. Кто-то из деревенских назвал краснолицего вором, но на него не шикнули, зашумели и поддержали.

– Ведьма ваша могучая, десятерым самым умелым колдунам с ней не сладить, – продолжал Ульд почти нараспев, словно читал заклинание. – Смотри, не удумай чего нехорошего, худо будет всем, навлечёшь её гнев на деревню: никому не уйти от такой ярости. И вот ещё что. Запрет брать чужое сказан был в сердцах, в злобе. Его не снять до скончания твоих дней. Попытаешься украсть то, что тебе не принадлежит, лежать на этой крыше под вороньими клювами тебе самому.

Мужчина краснел и бледнел попеременно всю речь Ульда. Сжимал кулаки, шарил взглядом по колдуну, будто пытался найти лазейку. Наконец глубоко вздохнул и изрёк:

– Не знай я, что ведьмы с мергами одного вида друг друга не выносят, я бы решил, что вы сговорились за мои деньги.

Серая пелена глаз Ульда сверкнула яростью. Он распрямился, из-под полы плаща показалась рукоять меча. Игви ощерился, утробно зарычал. От добродушного пса не осталось и следа – рядом с колдуном стояло чудище ростом с шестилетнего мальчишку, злое, косматое и, казалось людям, изрядно голодное.

– Ты обвиняешь меня в дружбе с ведьмами, человек? – громом прогремел голос мерга, отчего все притихли и отшатнулись.

– Прости, колдун, – затушевался мужчина. – Переживаю, вот и брежу, как болезный. Исполню всё, что ты говоришь, слово в слово исполню. И злить ведьму проклятую больше не посмею никогда.

Получив монеты, Ульд решил оставить хозяина дома наедине с недовольной толпой. Деревня жужжала за спиной растревоженным ульем: плату за выходку сочли великоватой, виновника признали общим судом, а едва не обрушившийся на головы гнев колдуна оказался последней каплей. Мерга же замучил запах мертвечины, да и Хегги давненько ушла в назначенное место, а в её компании было куда приятней. Колдун неспешно побрёл сквозь дубовую рощу на север, как наказала старуха, с наслаждением вдыхал свежий воздух и слушал заливистый лай Игви впереди.

Ведьма ждала у болота. Чёрная фигура вороном застыла близ воды. Она опиралась на старый посох, устремила взгляд вдаль, но когда пёс подлетел к ней и ткнулся носом в руку, потрепала густую шерсть так спокойно, словно каждый день здесь в это время гладила большую собаку. Ульд подошёл, встал рядом.

– Слушай, – велела старуха. – Ну не чудно́ ли?

Мерг и сам не отводил теперь глаз от болота, хмурился, плотно сжимал губы.

– Что там? Древние жертвоприношения? Курган?

– Могильник, да. – Ведьма посмотрела с тревогой. – Плач я пойму. Вой. Шёпот. Но звуки пира? Их веселье не должно звучать в срединном мире, Ульд, или я совсем из ума выжила?

– Местные знают?

– Дара тут ни у кого, кроме меня, нет. Пока не прибегали жаловаться, значит, и не слышали.

– Здесь есть тропы в Мерг?

– Всё лето ищу – ни одной не почувствовала. Неужели границы и впрямь стираются? Не лгут легенды, колдун?

– Смотря в чём, мать, – с печальной улыбкой отозвался Ульд.

– Понимаю… – Хегги взялась обеими руками за посох, тяжело на него навалилась и тихо сказала: – О горе поют духи, доброго добавляют люди. Жаль, тебе не остаться. По хозяйству бы мне подсобил да отдохнул бы от дороги.

– Теперь мне точно пора уходить, – решил Ульд. – Справишься с ними одна, если вылезут?

– Куда я денусь? Не отдавать же умертвиям деревню на съедение. Дурни они, но мои. Защищу.

Мерг осторожно коснулся костлявой руки и сказал:

– Хегги, вороны да орлы в твоей власти. Будет худо – пошли весть. Они меня найдут.

Ведьма кивнула, а после поинтересовалась:

– Куда теперь отправишься?

– Жрецов хочу послушать. В их историях много правды, мать. Может, и для нас найдётся чего полезного.

– Ну ступай. В моём доме ты всегда желанный гость, Ульд Йорги. Подсоблю и с колдовством, и выхожу, коль придётся. А пока – возьми. – Старуха протянула небольшую котомку с зельями и травами в дорогу. – Дай миры, не пригодятся. Но пущай с тобой будут, так спокойней.

Колдун принял дар да промолчал. Вой духов о том, что нежданное обретение использовать придётся скоро, он слышал, а Хегги не сумела бы разобрать.

Они простились, и мерг отправился на юг, к большим городам, богатым деревням и жрецам Ирда. Игви чуял мрачные думы хозяина, плёлся рядом тихо, временами тыкался мокрым носом в ладонь. А Ульд тревожился, ведь если рядом с ведьмой на исходе лета нижний мир столь близок без тропы, стоит ждать беды. Добром звуки пира, раз это пир мертвецов, не обернутся.

Рассвет залил комнату янтарём и медью. Чем ближе год подходил к Модру, празднику урожая, за которым тьма ночей властвует над светом, тем чаще по граням дней стелились густые туманы. Но на исходе третьего месяца лета лучи солнца ещё побеждали сизую пелену, пронзали и изгоняли прочь.

Ферр недовольно поморщился, когда свет упал на веки. Потянулся всем телом, раскинув руки, а после приподнялся на локте и взглянул на спящую Эйдре. Чародейка свернулась клубочком на шкуре у очага: он видел лишь спину, растрепавшиеся по утащенной с кровати Ярга подушке рыжие локоны, нежный изгиб шеи да изящную линию талии – остальное скрывал почти сброшенный за ночь плед из тонкой шерсти.

Кровать, оставшуюся в комнате после брата, Эйдре не удостоила и взглядом с первого их дня под крышей дома наставника Вальги. Каждый вечер она скидывала платье, ложилась к своему жрецу, прижималась всем телом, а в золоте глаз искрилась ласковая хитрость. Ферр касался мягкой кожи, путался пальцами в огне волос, тонул в неровном дыханье. Связь с сэйд не всегда несла за собой близость, но, если прекрасная дева верхнего мира сама того желала, отказаться мог лишь полный дурень, а он себя никогда таковым не считал.

И всё же ещё ни разу они не встретили утра вместе. Стоило жрецу уснуть, чародейка сбегала от него, устраивалась у очага, который топили уже прохладными ночами конца лета, и отдыхала там. Ферра удивляла привычка Эйдре спать на полу, пусть и устеленном мягкими шкурами, но спорить он не хотел и находил особую прелесть в возможности полюбоваться своей сэйд несколько мгновений прежде, чем начать день.

Эйдре услышала, что он встал, по-кошачьи изящно потянулась, мурлыкнула приветствие, поспешила поправить волосы и одеться. Из комнаты Ферр вывел чародейку под руку, а дева, не скрывая, наслаждалась взглядами, полными зависти и тоски, от любого встреченного по пути в общий зал мужчины. Наставник Вальги уже был там. Ферр пошёл к нему, Эйдре привычно скользнула к Ёрку. Сэйд поднялся ей навстречу, поцеловал запястье с белым горностаем, усадил рядом с собой.

Названую дочь, в этом доме и верхнем мире, Ёрку полюбил сразу. Ферр вспомнил, как впервые ввёл чародейку в общий зал, как отец поднялся от очага, подошёл, крепко их обнял. Никогда прежде юноша не видел невозмутимого, степенного сэйда наставника столь взволнованным. Ёрку боялся, что скорбеть ему отныне по обоим сыновьям, и, когда младший встал перед ним, на миг дал волю чувствам. Ферр даже сумел расспросить о своей матери, – они с братом оказались рождены не от одной женщины. Обе возлюбленные сэйда, к печали Ферра, уже отправились в Мерг, но тем острее была радость Ёрку от возвращения сына и появления Эйдре.

Чародейка часто играла на клёрсах вместе с Ёрку, полюбила танцевать под его музыку. Ферр наблюдал за ними с грустной нежностью, прощался с покоем, время на который давно вышло. Скоро праздник урожая – момент, когда молодому жрецу и его спутнице следовало отправляться в путь. Нега в доме наставника близилась к концу, и они, оставаясь здесь добрыми гостями, должны были начать свою дорогу.

Последние дни перед расставанием Ферр провёл рядом с Вальги. Учитель не давал советов, но много рассказывал о прошлых путешествиях с Ёрку. Отец иногда присоединялся к разговору и однажды упомянул крупное поселение у большого перекрёстка, где в день Модра жрецу окажут все возможные почести, ведь своего у них никогда не водилось. Идти до деревни по широкому тракту недолго: неспешно – не более трёх дней. Решив отправляться туда, Ферр рассчитал время так, чтобы прибыть за одно утро до начала гуляний, успеть оглядеться и отдохнуть перед праздником. Они с благодарностью простились с Вальги и Ёрку, обещали не забывать родного порога и на рассвете поспешили в путь.

Шагалось весело и легко, даже под серым небом да то и дело налетающим дождём. Посох ровно выстукивал по плотной земле, плащи тканой шерсти надёжно сберегали от непогоды. Эйдре слушала ветра, смеялась, говорила: природа рада влаге, она успокаивала и убаюкивала перед тёмными днями осени и зимы. Мир ждал отдыха от летнего зноя, а люди, получив добрый урожай, спешили отблагодарить землю праздником да подношениями.

На тракте в такую пору оказалось живо. Тянулись к деревням побогаче телеги, тащились в города караваны торговцев. Кто-то возвращался из странствий домой помочь с жатвой и встретиться с родителями в праздник, другие спешили в поисках работы, прибыли или удачи в крупные поселения. На Модр городские ремесленники брали подмастерьев, руки требовались на полях и в заботах о скотине. Умельцам везде рады, а коль родной двор остался далеко за спиной и не добраться туда человеку до зимних дней, его готовы приветить, отплатить за труд кровом, горячей едой да звонкой монетой.

Эйдре была заворожена народной спешкой. Смотрела с интересом на встречных путников, разглядывала одежды, спелый урожай, заготовки и товары в скрипучих телегах. Большого числа людей ей прежде наблюдать не доводилось, но вид хлопот перед праздником нравился, распалял любопытство. А когда уставала от шума, оборачивалась ястребом, улетала прочь от тракта в дикие леса или поля, и Ферр углядывал лишь белую точку вдали, почти незаметную на фоне серого неба.

К вечеру похолодало, лоскуты тумана затянули дорогу, обступили со всех сторон, заглушили звуки и стёрли виды. Жрец со своей сэйд к тому часу уже нашли небольшую пещеру, устроились там на ночёвку. Огонь разгонял тоску, отогревал, звал сесть поближе, поужинать да поскорее уснуть. Эйдре сняла клёрс, принялась играть, и музыка нежно заструилась в серой пелене и дыме костра. Ферр смотрел на опущенные ресницы чародейки, наслаждался плавными движениями её тонких пальцев по струнам, полузабытьём в волнах мелодии. Он запел об их пути, прекрасной деве и молодом мужчине, перед которыми раскинулся целый мир. Ферр знал, что она слышит его песню, но время не властно над сэйдом, играющим или кружащим в пляске, и для Эйдре его не существовало в такой миг вовсе: она сама была звуком, звоном, дрожащим на струнах арфы. Только нежная улыбка, таящаяся в уголках губ чародейки, говорила, что новая история ей по нраву и она узнала её героев.

Когда костёр уже не в силах оказался разогнать холод, Ферр прижал Эйдре к себе, завернул в плащ, пропел заклинание, закрыл глаза и шепнул:

– Спи спокойно. Никто не приблизится к нам без моего ведома этой ночью.

Утром, едва лучи солнца коснулись земли, они продолжили путь. А на рассвете следующего дня у названного Ёрку перекрёстка трёх больших трактов к городам разглядели и деревню, куда стремились.

Поселение оказалось на радость богатым, крупным, каким и описывали его отец с наставником. В отдалении широко раскинулось поле, где-то играли пастушьи рожки, вторила им дудка свинопаса. Гремела на подходе к деревне небольшая кузница, крепкий мужик звонко бил молотом. Дальше виднелись ладные хозяйства с огородами и загонами для скота, амбары и сараи, водяная мельница у реки на западе, большой аккуратный трактир, который точно не пустовал да не знал нынче плохих времен.

Стоило Ферру и Эйдре ступить на земли деревни, их захлестнуло хороводом кутерьмы и спешки, – завтра Модр, люди торопились доделать последние приготовления к празднику, убрать положенный урожай, подготовить скот, дары, костры у поля, пир для общего зала, где соберутся в ночь. На путников не обратили внимания – забот полно, а к постояльцам из караванов и чужакам все были привычны. Чародейка сбавила шаг, изучала место и жителей, Ферр тоже пошёл медленнее, оглядывался по сторонам, по старой детской привычке подмечал мелочи быта.

Перед входом в большой дом стояли двое. Пожилой, но статный мужчина в богатых одеждах, видно, староста деревни, беседовал с высоким человеком в тёмном плаще. Лица рассмотреть не получалось, к Ферру и Эйдре он оказался боком, а капюшон скрывал и то немногое, что удалось бы разглядеть без него. Староста скользнул взглядом по улице, приметил жреца с сэйд, неуверенно улыбнулся, но взор остался мрачным и серьёзным. Путник слегка обернулся и, всего на миг, солнце выхватило из-под плотной ткани бледное лицо да прозрачную серость глаз колдуна мергов. Он что-то быстро сказал и спешно удалился, свернув за дом. Староста же пошёл к ним.

– Неужто случилось что у них перед праздником? – удивился Ферр.

– С чего ты взял? – почти нехотя поинтересовалась чародейка, так и не оторвавшись от созерцания дородной женщины с плетённой корзиной, полной румяных яблок.

– С мергом о чём-то договариваются. Странно это.

– Что странного? – Эйдре посмотрела со скукой. – Может, он просто нашёл угол на Модр в своей дороге. А дело колдуну мергов найдётся всегда, вот и подзаработает до начала гуляний какой мелочью. Обереги у загонов приладит или ещё чего. До Сайма неизвестно, занесёт ли кого из них сюда, вот и попросили заранее, раз такой случай.

Ферр не стал отвечать, – староста уже приблизился достаточно, чтобы их слышать. Жрец отметил, что мужчина сдерживает себя: разгладилась морщина меж бровей, лицо оказалось дружелюбно, а улыбка полна радости. Но взгляд выдавал тревогу, а руки не находили места, и Ферру это не понравилось.

– Жрец Ирд под праздник, да ещё с такой прекрасной спутницей, – благословение для нашей скромной деревни, – с поклоном приветствовал их староста. – Окажите честь, останьтесь у нас на Модр, спойте, проведите ритуалы. Отблагодарим со всем старанием.

Ферр принялся договариваться о грядущих гуляниях, а Эйдре представила мужчинам разбираться вдвоём, отошла полюбоваться далёким лесом за деревенским полем. Затем вернулась, встала рядом, дождалась согласия в обсуждении и мягко спросила:

– Скажи, не случалось ли у вас на днях что-то необычное?

Староста отвёл глаза, после вздохнул и признал:

– Несколько дней назад мы приютили путника, на которого напал в лесу большой хищник. Наши силки поломали, кто-то растрепал в чаще несколько оленей, а один охотник повредил ногу, когда шёл за зверем. Но это житейские беды, ледди, поверьте. Волками никого не удивишь – лес здесь дикий, дремучий. И нам есть, чем задобрить духов на праздник. С добычей охотников или без неё, природа не осерчает от наших даров.

– Конечно. – Она ласково, ободряюще улыбнулась. – Уверена, Модр пройдёт прекрасно, и на следующий год духи отблагодарят вас отменным урожаем за оказанный им завтра почёт.

Они простились со старостой до вечера и медленно пошли в сторону таверны.

– Ты тоже заметила, что он взволнован и напряжён? – тихо поинтересовался Ферр, наклонившись к самому уху Эйдре.

– Он? – с недоумением переспросила чародейка. – Нет, человек как человек, никаких странностей и тревог я в нём не разглядела. Здесь плачут ветра, Ферр. Природа напугана, а она не боится простых хищников, они – часть колеса жизни. Здесь есть что-то чужое, чего она не знает. Опасное для неё.

– Ты можешь расслышать, что? – нахмурился жрец.

Эйдре медленно качнула головой, а после потянула Ферра за руку:

– Пойдём, я хочу взглянуть на поле и тот камень, у которого собирают костры.

Они покинули деревню и направились туда, где уже заканчивали последние приготовления к празднику. Люди таскали брёвна и доски для ритуала, спешили и ругались. Эйдре недовольно морщилась всякий раз, когда слышала брань, но сосредоточено тянула Ферра вперёд. Наконец они замерли в центре поля с оставленными пока золотыми снопами пшеницы. Посредине стоял высокий, узкий камень, а по обе стороны от него, чуть впереди – два больших, почти готовых костра для завтрашнего вечера. Чародейка обошла вокруг, огляделась, посмотрела на суетящихся жителей, а после решительно отправилась обратно.

– Там что-то есть, – сказала она по пути, едва убедившись, что их не услышат. – Чары Сэйда, но я не могу разобрать, они древние словно сам Ирд. Такое же ощущение, как у наших троп, а тропы я не нашла. Может, здесь раньше проводили иные ритуалы? Какие-то обычаи могли подарить земле особые силы, такое случается. Тем более, деревня стоит на перекрёстке трёх дорог, место уязвимое для колдовства, тонкое. Но неужели природа так взволнована из-за обрядов далёких времен?

Ферр ступал в молчании, припоминал увиденное, размышлял, посматривал внимательно по сторонам. Уже перед таверной коротко хмыкнул, процедил с хмурым видом:

– Многовато совпадений. – Толкнул дверь и пропустил Эйдре вперёд.

В полутёмном зале посетителей нашлось немного. Хозяин, прежде с ленивой неохотой натиравший тряпкой кружку, лишь бы чем занять руки, поднялся им навстречу, кликнул служанку, чтобы проводила гостей в комнату, где можно привести себя в порядок с дороги да отдохнуть перед вечерним выступлением. Пока дева не пришла, жрец и сэйд огляделись по сторонам. Пятеро мужчин у окна, видно, застигнутые праздником в пути караванщики, играли в кости. Трое торговцев у очага разложили бумаги, о чём-то негромко спорили, заключали сделки на будущий год, раз судьба свела их в одной деревне. Мужчина в плаще сидел в тени, накинув на лицо капюшон и, казалось, дремал. Недалеко расположился колдун мергов: рослый и широкоплечий, могучий, с бледной кожей, мрачными глазами и чёрными будто смоль волосами. Лицо холодное, застывшее маской. Уголок губ кривится в едва уловимой ухмылке, длинные узловатые пальцы выбивают по столу неслышную дробь. У ног огромный бурый пёс, не менее угрожающего и опасного вида, чем его хозяин.

На короткий миг их взгляды пересеклись – тёмная, дымчатая зелень глаз Ферра и прозрачная серость глаз мерга. Колдун смотрел спокойно, но сердце жреца кольнуло предчувствие беды. Странное наваждение нарушила служанка: вежливо позвала за собой, и жрец с сэйд отправились наверх. Ферр с трудом удерживал дружелюбную улыбку – происходящее в деревне не нравилось ему всё больше и больше.

Едва Эйдре осталась наедине со спутником, тут же бросилась к нему, взяла за руки, зашептала:

– Ты прав, здесь творится что-то недоброе. Этот пёс колдуна, он переживает. Встревожен, напряжён. И в зале я тоже почувствовала силы Сэйда, но никого из моего народа там нет, как и троп.

– Границы между мирами на Модр крепки, – напомнил Ферр, – а мерга не могли нанять, чтобы решить беду с Сэйдом. Староста не упоминал ни сгинувших в лесу людей, ни пропаж младенцев, а все, кто уходил, – вернулись, один даже лишним. К тому же, мы ничего не знаем об этом колдуне и с добром ли он сам явился в деревню.

Эйдре не сводила глаз со своего жреца, после прищурилась и нежно мурлыкнула:

– И последнее ты желаешь выяснить в первую очередь, правда?

– Справишься? – хитро улыбнулся Ферр.

– Говори, – азартно велела сэйд.

В зал жрец вернулся один. Предупредил, что его спутница отдыхает перед вечером, когда сюда наверняка набьются многие из деревни, чтобы послушать баллады, попросил не тревожить её сна. А после облюбовал себе столик почти у выхода, подальше от игроков в кости и громких торговцев, прямо за спиной мерга, устроился там, заказал пива. Когда Ферр проходил позади колдуна, из рукава вылетел белый жук, сел на пса, забрался глубоко в густую шерсть у лопаток. Собака недовольно дёрнула ушами, насторожилась, а после чуть вильнула хвостом и притихла вновь.

Ферру принесли кружку, и он медленно тянул пиво, большей частью глядя в окно, но иногда с рассеянной задумчивостью осматривал зал. Жреца не тревожили, внимания не обращали – с дороги человек, уставший, ему ни до чего. Лишь изредка служанка подносила добавку да забирала грязную посуду. Спустя час дремавший до того мужчина в углу вздрогнул, очнулся, хлопнул себя по лбу и побрёл к выходу. Ещё через десять минут покинуть таверну собрался и мерг.

– Вернёшься, колдун? – окликнул его хозяин. – Комнату подготовить? Ночь близко.

– Будь любезен, – густым басом отозвался тот. – Ноги надо размять, но на праздник я ваш гость, ежели позволишь.

– Отчего же не позволить, коль заплатишь, – рассмеялся он. – Вернёшься – всё готово будет. И это… псину твою ради миров одну не оставляй, с собой тащи. Больно страшная она у тебя, аж жуть берёт.

Колдун ухмыльнулся и пошёл на улицу, кликнув на ходу своё косматое чудище. Пёс подскочил, зашагал у ноги хозяина. Как только они скрылись, Ферр вынырнул из полузабытья, словно растревоженный хлопнувшей дверью, огляделся и спросил удачно подошедшую с новой кружкой служанку:

– Красавица, а что, в деревне два жреца на празднике будут? Тот странник, что в углу сидел, по виду из наших.

– Что ты, – отмахнулась служанка, оглянулась на хозяина, проверить, не смотрит ли за ней, а после сказала: – Это путник, на которого зверь в лесу третьего дня напал. Он сюда и пришёл напуганный, решил пока остаться до праздника. А ты это зачем?

– Так я же по миру хожу, милая, – ласково напомнил Ферр, нежно коснулся натруженной руки девы, слегка сжал в ладони, – баллады пишу о том, что увидел. Так рождаются наши песни – из интересных историй, что мы встретили в дороге.

Румяные щёки служанки вспыхнули алым. Она вновь глянула на хозяина, убедилась, что тому нет до неё никакого дела, наклонилась ещё ближе и горячо зашептала:

– А меня в песне упомянёшь? Я своими глазами видела! Стою, значит, у дома, а там…

Ферр внимательно слушал, кивал, с мягкой настойчивостью возвращал временами рассказ ко всему, ему интересному, включая пришедшего сегодня мерга, которого дева опасалась, но заметила, что колдун был вежлив и несловоохотлив. Псину в узде держал, она и башки своей жуткой не повернула ни разу на служанку. Лежала, дёргала временами ушами на звуки, но вела себя смирно, словно зачарованная. Сам мерг только что пива заказал да спросил, не против ли хозяин собаку в зал ввести, других вопросов не задавал. Несмотря на боязнь колдуна, властного над мертвецами, служанка злого от него не увидела, успокоилась и решила, что с таким даже понадёжнее перед праздником будет.

– Тут ведь как, – щебетала она, временами озираясь, – старики говорят, что в Модр границы миров крепки, но не всему верить стоит, они и глупости сбрехнуть умеют. Не зря мы духам подношения делаем, а чтоб не ярились. В этом году без охотничьих даров останутся, вдруг взбредёт им разозлиться на неуважение? Да зверьё в лесу дикое, что на людей бросается. А тут такой здоровый мужик, руки натружены, в колдовстве сведущ. Торговцы вон его до твоего прихода подсобить просили, предсказать исход сделки, так не осерчал, подошёл, поговорил. Я не слыхала, чего он там предрёк, уж прости, боязно мне всё это их общение с мертвяками. Но гости довольны остались, заплатили хорошо. Худого он не натворил, а пользу уже принёс. Прошлый заходил по весне: лишний раз боком не проскочишь мимо – глазами так зыркнет, что сердце в пятки уйдёт. А этот ничего, пару дней можно и потерпеть. Псина только жуткая, уж не она ли в лесу кидается ночами?

То, что дева не сдержит языка за зубами, Ферр понял давно. В тот миг, когда заметил, как прислушивается она к любому произнесённому в таверне слову, пока хлопочет по залу. А уж улыбка молодого жреца вместе с обходительностью и тёплым взглядом зелёных глаз топили и куда более чёрствые сердца. Вскоре Ферр знал всё, произошедшее в деревне за последние пять дней, но ясности ответы прибавили немного. Оставалось надеяться, что у Эйдре дела пойдут лучше. И на то, что его чародейка успеет вернуться до того, как уставшие жители потребуют от жреца баллад под музыку прекрасной сэйд.

К сумеркам таверну начал заполнять народ. Раз пришёл жрец, должны быть песни – иначе случиться не может. Уставшие от хлопот люди ждали отдыха да доброго веселья, а у хозяина и его служанок началась пора тяжёлой работы, от лени не осталось следа. Гремела посуда и скрежетали о каменный пол стулья, пахло жаренным мясом, очагом да брагой, в зале стало не протолкнуться, и бедные девы с гружёнными подносами лишь чудом умудрялись скользить меж посетителями и разбирать в общем гвалте заказы.

На Ферра посматривали искоса, с интересом. Всё чаще и чаще жрец ловил жадные взгляды, понимал, что оттягивать выступление долго не сможет. Если бы только в зал вошёл колдун со своим псом, если бы понять, что Эйдре уже вернулась… Но мерга-то как раз среди толпы он не находил, а такого детину упустить из виду никак не сумеешь, даже коль постараешься. Зато появился сам староста, подошёл и со всей вежливостью намекнул, что время нонче дюже подходит для музыки и баллад.

Ферр обещал привести спутницу, встал и неспешно побрёл наверх, – благо, зал заполнился настолько, что его медлительности никто не удивился. Пару раз жрец запнулся о столы и ноги, потратил несколько минут на извинения за неуклюжесть, но на пустой лестнице старательно изображаемой неловкости места уже не нашлось, и пришлось идти в комнату быстрее.

Он обнаружил Эйдре на кровати. Чародейка лежала, прикрыв глаза рукой, но, когда он захлопнул дверь, села и устало улыбнулась. Слежка за мергом вымотала её настолько, что Эйдре и окно, заранее оставленное распахнутым для возвращения, закрывать не стала, несмотря на прохладу ночи.

– Нас ждут. Сможешь играть?

– Конечно. Пока расскажу, что узнала, как раз отдохну.

Мерг вышел из таверны и сразу же приказал псу искать. А после побродил кругами у домов и ушёл к камню в поле. Там долго что-то высматривал, изучал, а Эйдре успела получше понять чары того места. Оно и впрямь оказалось сродни тропе, но совсем маленькое; порог, где миры сходятся плотнее обычного. Удивительного в том чародейка не нашла, уверяла, что такого немало по всему Ирду, опасность оно несёт разве что в Сайм и Бъёл, когда границы зыбки, но никак не в пору Модра. И всё же Эйдре тревожил плач ветров, страх природы, а ещё более, – то, что там околачивался мерг.

Колдун у камня бродил долго, осматривался, ругался. Затем кликнул пса, дошёл до леса на другом конце поля, стоял и слушал, хмуро озирался. Зверь его напрягся тогда больше прежнего, вздыбил шерсть, прижал уши. Эйдре решила, что его, как и всю природу вокруг, пугает неведомое чуждое присутствие. У лесных троп стало особенно жутко, даже ей, в чаще слышались скрипы и шорохи, от которых добра искать не стоило. Чародейка сама забоялась, призналась, что хотелось сбежать, улететь прочь, лишь бы не слышать ветров да не видеть мглы за опушкой.

– Это не обычный хищник, Ферр, и уж точно никакой не волк, – серьёзно заверила она. – Нет в Ирде живого существа, способного вызвать страх сэйда, от глубин морей до пиков гор нет. Я бы решила, что колдун с Мергом чего удумал злого натворить, но силу-то я чувствую нашу.

– А в верхнем мире есть что-то, способное напугать твой народ?

– Наваждение скрывает многое. – Эйдре нахмурилась, сцепила крепко пальцы. – Кошмары и мороки, тени и чудовищ. У нашего дома спокойно оттого, что мужчины семьи порождения туманов гоняют и бьют. Но никогда я не слыхала, чтобы кто-то выбирался в Ирд. Без наваждения они бессильны, оно питает, подкрепляет чары и плоть.

– Они не смогут здесь быть? Пропадут?

– Скорее, им недостанет могущества натворить вреда без тумана. Голодные станут, злые, но слабые. Если сюда что-то чудом выбралось, ему нужно место, где оно сможет быть близко к верхнему миру, чтобы использовать его силы.

– Камень. – Ферр встал, подошёл к окну и вгляделся во мглу. – И завтра у него соберётся вся деревня. Вдали от оберегов, защиты крова, в ночном тумане.

Эйдре выпрямилась, посмотрела с тревогой.

– Думаешь, всё же Сэйд, а не Мерг?

– Не знаю, – жрец мотнул головой, – но больше указывает на него. Колдун странный, не спорю. В деревне его опасаются. Только опаска эта о даре его народа, а сам он вреда людям пока не причинил, даже помог кому-то. Но дружелюбие тоже бывает из злого умысла, не стоит забывать. Старосту он перепугал знатно утром, а этот человек не кажется ни глупцом, ни трусом. Приглядеться стоит внимательнее, к мергу да к тому путнику, что пришёл лесными тропами. Караванщики ребята простые, из города, общительные, весёлые. Со служанками сплетничают, приторговывают, по дому скучают. Купцы все в своих счетах, от бумаг голову подымают с неохотой, лишний раз из таверны не выходят. Остаётся лишь два чужака, которые сейчас как раз где-то шастают, хотя идти им тут некуда. Собирайся, нас заждались. И там надо наблюдать, за ними и другими, кто будет в зале. Ты играй и ни о чём не тревожься, я за всем присмотрю. Что бы тут ни творилось, сегодня ничего не случится, коль пока не стряслось, всё начнётся завтра.

Они поспешили вниз. Галдящая толпа, стоило кому-то завидеть жреца с сэйд, затихла, почтительно расступилась, дала место. Люди набились плотно, кто-то даже уселся на лестнице, но вокруг Ферра и Эйдре оказалось свободно. Никто не рискнул бы приблизиться ни к жрецу, ни к его деве без позволения, слишком страшно и сокровенно для простого люда их занятие. Еще одним уголком, где деревенские не посмели находиться, был стол у стены, за коим сидел в одиночестве мерг со своим псом в ногах. Задеть и оскорбить ненароком колдуна боялись не меньше: натолкнёшься на гнев и накличешь беду. Мерг таким раскладом не печалился, устроился удобно, потягивал пиво да смотрел с интересом, ожидая песен.

Когда Эйдре заиграла, утих в зале любой шум. Завороженные люди не сводили с чародейки глаз, вытягивались, чтобы разглядеть получше. Щуплый парнишка под напором толпы случайно ступил в круг свободного места, где сидела дева, его быстро втянули обратно, выдали оплеух, зашикали. Разозлить сэйда боялись не меньше, а то и поболе мерга. С мертвецами и проклятьями хоть сладить можно, а если мстительный народ верхнего мира разъярится, не видать деревне урожая и здорового скота следующий год или даже не один. Зато почётом и уважением запросто добиться богатого приплода у зверья, тяжёлых колосьев зерна, добрых запасов. Сэйды, считали люди, словно ветра, – быстры что на наказание, что на награду. Коль завтра этому жрецу с его спутницей проводить ритуалы да задабривать духов, стоило смирить норов и пыл, предстать щедрыми хозяевами, тогда деревне будет легко и вольготно после.

Ферр пел с удовольствием, его тешили восхищённые взгляды. Баллады о героях и легенды о давних днях, песни-предсказания и истории о людях да заботах нынешних сменяли друг друга, текли плавно и размеренно. Несколько часов пролетели незаметно, но жрец не забыл приглядываться, замечать поведение, привычки, выражения лиц. Он видел старосту, который оказался доволен выступлением, улыбался, радовался уже искренне, без следа утренних тревог. В заезжих торговцах с караванщиками тоже не обнаружилось странного – люди как люди, веселились, слушали да пили. Мерг ничем не отличался от иных в зале, разве что Ферру показалось, будто легенды и пророчества заинтересовали его больше других песен. Но удивляться такому нечего, – колдуны их народа странники, обычной жизни видели вдоволь сами, в историях не нуждались, даже чего нового для жрецов могли подкинуть временами. Пёс у ног мерга уснул, уложив косматую башку на мощные лапы, дёргал в дрёме ушами, а хозяин изредка наклонялся да трепал мохнатую шерсть загривка.

Когда староста потребовал дать гостям отдых и народ неохотно побрёл по домам, Ферр с Эйдре задержались в зале. Им предложили ужин, а они с благодарностью согласились. Постепенно таверна опустела, лишь усталые служанки продолжали убирать столы да на кухне гремели посудой. Жрец остановил болтливую деву и спросил:

– Что же ваш гость из леса не пришёл нас послушать нынче? После заката теперь из комнаты опасается выйти?

– А я и не заметила, как он вернулся да наверх ушёл. – Служанка огляделась, словно ожидала найти странника взглядом сейчас. Её вертлявость забавляла Ферра: от такой мало чего укроется. – Хлопот по залу было много, видно, проскочил как-то. Но ужинать точно не являлся, я ни заказа не принимала, ни еды не подносила. Странный он, парой слов без нужды не обмолвится, а голос хриплый, тихий, змеёй шипит из-под капюшона. Вроде надо пожалеть человека, с которым беда приключилась, а меня прям отталкивает от него, вот и не увидела, куда убрёл и вернулся ли. Пока я ему не нужна со своими подносами, и подходить лишний раз не хочется.

Служанка убежала под гневный окрик хозяина, а Ферр задумчиво взглянул на Эйдре и побарабанил пальцами по столу.

– А чувствовала ли ты в зале силы Сэйда, пока играла?

Чародейка качнула головой и напомнила:

– Мы рассеяны, когда дело касается музыки. Я могла и не заметить.

– А теперь чуешь?

– Нет.

– Эйдре, сможешь взглянуть, в комнате ли нынче наш гость из леса? – Ферр наклонился совсем близко и шепнул: – Идти ему тут некуда, а на несколько часов он пропал и неизвестно, вернулся ли. Да и мерга я бы проверил.

Они вышли на улицу, чародейка обернулась белым мотыльком и устремилась к окнам таверны. Жрец отошёл за угол, чтобы не попадаться никому на любопытные глаза, а после – на несдержанный язык. Закутался в плащ от наползшего тумана, прислонился спиной к стене, прислушался к ночным звукам. Деревня, вымотанная дневными заботами да вечерним гуляньем, уже затихла и погрузилась в сон. На миг Ферру почудился вдалеке чей-то плач, но тут же исчез без следа, и он не смог бы сказать точно, был ли тот в самом деле или оказался плодом растревоженного воображения. Жрец прикрыл глаза, принялся припоминать легенды и истории о Модре на случай, если в них найдётся что-то похожее на нынешние события.

Мотылёк летал в тумане от окна к окну, садился на деревянные рамы, заглядывал в сумрак комнат. Света не погасил пока лишь мерг – расположился на кровати, перебирал обереги, что-то шептал себе под нос. Его пёс лежал рядом, Эйдре заметила только мохнатую спину да задние лапы. Ничего необычного, просто колдун занят своей работой. Она спорхнула с рамы, полетела дальше.

Торговцы и караванщики уже улеглись спать. Упились пивом знатно, рокочущий храп сотрясал воздух настолько, что сомнений не оставалось, – каждый из них отдыхает там, где положено. В других комнатах постояльцев не было. Эйдре облетела всё несколько раз, пролезла муравьём под рамами, но гостей в таверне больше не нашлось, а помещения для них выглядели так, словно там давно никто не жил. Чародейка вылезла на улицу, поспешила к жрецу.

– Мерг на месте, а вот второго не то, что нигде нет, а будто никогда и не было вовсе. Кровати нетронуты, вещей не лежит, пусто и безлюдно, – сообщила она, вернувшись в свой облик. – Силы Сэйда я так нигде и не почувствовала.

– Занятно получается. – Ферр осмотрел здание таверны и коротко улыбнулся. – Словно морок, а не человек, верно?

– Как он пробрался в Ирд третьим месяцем лета? – Эйдре недовольно нахмурилась. – Границы крепки.

– Легенды говорят о времени, когда они начнут стираться, а миры – смешиваться. На деле это пророчество, древнее настолько, что никто уже и не вспомнит ни предсказателя, ни можно ли ему верить. Но если подумать, что это правда, где, как ни в местах, подобных камню, такое должно начаться? Даже тропы не дают большей близости мирам, чем пороги, так ведь?

Эйдре задумчиво кивнула, обернулась через плечо и предложила:

– Дойдём до камня? Хочу посмотреть ещё и проверить, что там делал колдун.

– Я не взял оружия, – мрачно напомнил Ферр.

– Рядом с источником силы моего мира не будет никого, могущественней сэйда, – возразила дева и вкрадчиво добавила: – И ты сам сказал: всё начнётся завтра.

Они побрели в тумане по пустым деревенским улицам. Света нигде не горело, люди давно спали и не ведали бед. Чем ближе был камень, тем больше недовольства и нетерпения Ферр замечал в Эйдре. Она схватила его за руку, потянула вперёд, а он отчего-то вспомнил их путь по верхнему миру. Вдруг жрецу вновь послышался тихий плач от костров в центре поля. Он дёрнулся, но чародейка удержала, не позволила отойти.

– Там кто-то есть, плачет, – попытался настоять Ферр. – Надо проверить. Думал, у таверны почудилось, но здесь я слышу точно.

– Зато я не слышу. – Эйдре обернулась к нему, положила тёплую ладонь на щёку, а сознание утонуло в мёде золотых глаз. – Сэйда этой твари простым мороком не взять. Мы не в тумане, в наваждении. Слушай ветра, любовь моя. Не поддавайся его чарам.

Ферр резко качнул головой, заставил себя прислушаться, и серая пелена отступила, отшатнулась прочь. Плач пропал, как не бывало. Чародейка вглядывалась во мглу, плотно сжимала губы и теребила пальцами ремень клёрса.

– Поверить не могу… – прошептала она после долгого молчания. – Здесь, в Ирде. Разве такое возможно?

– Ты же своими глазами видишь. – Ферр притянул её к себе, обнял за плечи. – Знаешь, что это за чудище?

– Грухи, питсы, коппа. Кто угодно, способный принять чужой облик или вид человека. Но никто из них не умеет создавать и самого слабого морока-обмана. Либо его кто-то обучил, либо при переходе в Ирд что-то произошло, и он научился сам. Они разумны, каждый по-своему. И каждый по-своему опасен. Коппа охраняет свои земли всеми силами, нападает на любого, кто ступит в его владения, но, если его не трогать, не станет угрожать и сам, будет избегать встречи и внимания. Питсы – мелкие пакостники, бродят группами, шкодят во дворах, прячут или портят вещи. Не представляю, что должно заставить их и пытаться атаковать, и морочить, и разделиться. Они трусливы. Если переход между мирами не изменил нрава, о них можно не вспоминать. Да и коппа не пошёл бы в таверну посидеть среди людей, не оставил бы земель у камня, коль посчитал своими.

– Значит, остаётся грухи?

Эйдре потянула Ферра прочь от поля и понизила голос:

– Самый опасный. Хитрец и ловкач, охотник за заблудшими. Умён, изворотлив, перенимает повадки тех, кого видел. С ним можно и договориться, он даже даёт временами советы тем, кто ему полезен или приглянулся. Если пришёл в деревню, местные его чем-то разозлили. Он не ищет пропитания, он зол и хочет мстить.

– Беды начались с охотников, – напомнил жрец. – Забрали его добычу?

– Может быть, – кивнула чародейка. – Если ещё и в Ирд попал не сам, если его сюда просто затянуло через хрупкий порог, он и так в ярости, а людям, отнявшим пищу, несдобровать. Пощады это чудовище не знает.

– Но мерг тоже был у камня и что-то выискивал. Не мог ли грухи убить его дорогой и просто принять облик? Или собаки? Точно ли путник из леса – не морок и существует на самом деле? Создать образ – непростая задача, звуком он тебя не проведёт, но видом бы обманул.

– С охотником из Сэйда следует смотреть на глаза. Их он изменить не может, всегда будет ходить с чёрно-золотыми. Никто бы не признал колдуна мергом, приди в его обличие грухи. И его пёс боится эту тварь, не хозяина, а то, что он обыкновенная, пусть и умная собака, я уверена. Что бы ни искал тут мерг, с добром или злом явился, к грухи он отношения не имеет, да и знать о нём не знает: ни в Ирде, ни в нижнем мире такого не водится.

– Тогда оставим пока колдуна, не до него, – решил Ферр. – Нападёт грухи завтра у камня, ему нужна сила Сэйд, верно?

– Да, и нападёт вечером на празднике, на грани дня и ночи его могущество возрастёт, а наваждение, вырвавшееся в Ирд, только поможет. Ещё и перекрёсток этот… Тоже ему лишь на руку.

Они в гнетущем молчании прошли в таверну, поднялись наверх и крепко заперли дверь. Эйдре села у окна, смотрела во тьму ночи, хмурилась. Ферр побродил между кроватями, а после спросил:

– Зачем же он взялся морочить этим вечером, коль его ведёт не голод?

– Напугать. – Хрупкое плечо чародейки коротко дрогнуло, а голос прозвучал так буднично, словно они беседовали о погоде. – Чтобы люди не решились оставаться одни и держались вместе.

Жрец мрачно усмехнулся, уселся на кровать, потянул к себе напряжённую Эйдре:

– Давай сейчас отдыхать. Завтра подумаем, что с этим делать, посмотрим снова камень, решим, чем взять грухи. Ночь не принесёт верных мыслей и спутает планы.

Чародейка уткнулась лицом ему в грудь, устало вздохнула. Ферр какое-то время гладил её косы, а когда дева заснула, нежно поцеловал и закрыл глаза сам. Что бы ни сулил им завтрашний день, он был уверен: от усталости толка не прибавится наверняка.

Удача редко бывала спутницей Ульда, а перед Модром покинула вовсе. Он спешил от Хегги прямиком в большой город на юге, Билнуд, едва поспевал до праздника. В такую пору там точно найдутся жрецы с их легендами и пророчествами, а с ними появились бы ответы да хоть капля ясности. А коль совсем повезёт, можно послушать даже выступление советника самого князя, тот-то наверняка знает поболе многих иных. Мерг нигде не планировал задерживаться, никуда не хотел сворачивать, но в дороге всё шло наперекосяк, – то мост обрушился и выпало тащиться в обход, то ещё какая нелепая беда, истратившая время да силы. А после дело вовсе испортили духи.

Незадолго до перекрёстка на Билнуд они словно с ума посходили окончательно. Припомнить, бывал ли когда-то вой и шёпот мертвецов понятным полностью, Ульд бы не взялся, но в этих местах даже для духов безумия оказалось чересчур. Предки сельчан крупной деревни аккурат на пересечении трёх трактов ревели и вопили о жатве, большой крови да Сэйде. Мерг решил заглянуть, выведать, что там творится, и хоть предупредить об опасности, – уж когда духи заговаривают о смерти, она неминуема, если пустить всё на волю судьбы, а в город он уже не поспевал не только до праздника, но и на него тоже.

С виду деревня чудилась мирной, спокойной. Бед не случалось, разве что последнее время не заладилось у людей с охотой, но урожай выдался крепкий, голодной зимы не грозило. Все готовились к Модру, суетились, ругались да смеялись. О лихих людях не слыхали, друг с другом говорили дружелюбно, а крепкое словцо было подспорьем в работе и не портило добрых отношений с соседями. О странностях в окрестном лесу да о путнике, на коего напал страшный зверь, рассказал мергу староста, человек приятный и умный, трусости и пустых сомнений не знавший вовсе. Но предсказание колдуна растревожило его столь сильно, что он просил Ульда остаться на праздник, посмотреть, не начнётся ли чего дурного да помочь в случае несчастья.

Бросать людей в беде, особенно, ежели она предсказана духами, мерг не умел. Потому согласился приглядеть за порядком пару дней, сколь бы ни хотелось ему поскорее продолжить путь в город. Одна радость оказалась во временной задержке – в деревню явились жрец с сэйд, стало быть песни Ульду услышать суждено. Парень пришёл молодой, на пару вёсен помладше его, и на многое мерг не рассчитывал. Потому вечером, когда жрец выступал в таверне, приятно дивился песням да легендам, которые такими прежде не слыхивал.

В его дом тоже заходили на праздники путники Ирда со своими музыкантами. Пели древние легенды или истории из странствий. Но то ли Ульд тогда был слишком юн, то ли память начинала подводить самих жрецов, а многие вещи он теперь услышал впервые. Колдун подумал было, что хорошо бы осторожно расспросить парня о его выступлении, откуда он брал баллады, да решить, сколько за ними правды, а сколько добавлено для красного словца ради восхищённых взглядов толпы. Но предсказание духов оставалось важнее, а потому пока было совсем не до мальчишки. К тому же его присутствие на празднике мергу нравилось всё меньше и меньше.

По прибытии Ульд обошёл деревню, но ничего тревожного не увидел. Насторожили лишь сплетни сельчан о путнике из леса. Человеком он был нелюдимым, замкнутым да малословным, но народ судачил, будто видели его после заката бродящим по деревне или уходящим к камню в поле. Последнему мерг удивился особенно, – где видано, чтобы человек, чудом избежавший когтей хищника, всего через пару дней возвращался в те же места без оружия? И колдун решил к этому страннику приглядеться повнимательнее.

Нашёл его Ульд в таверне дремавшим, словно не спал прошлой ночи. Так путник просидел почти до заката, а после вдруг встрепенулся, хлопнул себя по лбу и поспешил прочь. Мерг подождал немного да отправился за ним, но никого не нашёл, не помог и острый нюх Игви. Пёс привёл к камню, о котором болтали местные, но и там примечательного не обнаружилось. Мерг уже решил, что странник попросту отыскал себе в деревне какую деву или молодую вдову, вот и проводит с ней вечера, а по утрам спит на ходу. Хотел плюнуть на поиски и просто наблюдать, пока не найдётся чего странного, отправился к лесу взглянуть, но тут перепугался Игви. Стоял, ворчал да прижимал уши так, как никогда не делал и перед умертвиями. Тогда-то Ульд и вспомнил, что упустил раньше. С жатвой в вое духов всё было просто – они предупреждали о Модре. Большая кровь тоже не оставляла вопросов или сомнений. Но он совсем позабыл о Сэйде, про который раз за разом повторяли предки, и теперь удачный приход в деревню жреца аккурат перед праздником переставал казаться случайным. Если к кому и следовало приглядываться, так к чародейке подле него, коль речь идёт о верхнем мире. Заморочить голову любому такие могут без усилий, да и неизвестно, не таит ли сам жрец за что зла на эту деревушку. Люди встречаются разные, а уж с сэйдами и подавно следует держать ухо востро.

Вечером на выступлении чародейка себя ничем не выдала. Сидела да играла, даже по сторонам не смотрела. Жрец оглядывал зал всё время, но тут удивляться нечему, – ему следует знать, как публика принимает песни. Когда гулянье закончилось, Ульд поднялся к себе и решил, что пора что-то предпринять. Против сил верхнего мира поставить нечего, но были в запасе свои трюки. Раз речь идёт о жатве, стоило подготовиться к ритуалам у костров в поле, и мерг всю ночь провёл за изготовлением оберегов. Нужные чары не подсказали бы и сами духи, потому он трудился наугад: придумал защитный круг, чтобы чародейка не привела помощи из леса. А уж внутри с ней придётся завтра управляться самому, иного пути сыскать не удалось.

Поутру, ещё на рассвете, Ульд направился к камню, хотел разложить обереги, но сэйд со своим жрецом уже околачивалась там. Оба бродили меж костров, бормотали себе под нос неразборчиво. Мерг выругался, поспешил уйти прочь, лишь бы они не заметили чужого внимания. Вернуться удалось в полдень, когда посторонних поблизости не нашлось. Ульд надёжно запрятал защиту, осмотрелся, запомнил детали на случай сражения, остался доволен проделанным и поспешил в таверну подготовиться к вечеру. Притихший Игви бродил следом призраком, ворчал, тревожился. Мерг пытался его растормошить, но вечно весёлый друг только слабо огрызался, а после, виновато поджав хвост, тыкался мордой в руку, искал ласки да заботы. Невольно Ульду вспомнилось, что Игви, несмотря на размер, только щенок, ему едва сравнялось первое лето. Колдун присел перед псом, потрепал загривок, взялся за могучую шею, заглянул в глаза цвета оленьей шерсти:

– Ничего, дружок, и не с таким справлялись. Вместе сдюжим, ты у меня никого не боишься, даже умертвий. Поможешь и в этот раз, правда?

Игви посмотрел серьёзно, лизнул хозяина в нос, а после легонько боднул головой.

– Отдыхай, вечером нам понадобится много сил, – велел Ульд.

Пёс привычно устроился у кровати, а мерг упал на неё, прикрыл глаза, провалился в тревожный сон. Очнулся уже после заката, в густых сумерках, когда вся деревня как раз собралась в поле наедине с чародейкой и её жрецом. С руганью и не разбирая дороги Ульд бросился на улицу, окунулся в наползший туман, поспешил к кострам изо всех сил. Пелена забивала горло и нос, была густой настолько, что казалось, мешала двигаться, не пускала. Когда они были совсем близко от камня, издалека раздался жуткий вой, пёс зарычал, ощетинился и понёсся в сторону леса.

– Игви, стоять! – закричал Ульд, но друг уже пропал в тумане.

Колдун на мгновение обернулся к кострам. Ничего страшного сэйд со жрецом не творили, проводили положенные ритуалы, а люди смотрели да улыбались. И мерг кинулся следом за Игви, решил найти прежде, чем до него доберётся то, что ревело во мгле.

Заплутать в липкой пелене не стоило ничего. Ульд спешил, прислушивался, благо рык пса оказался достаточно громким. Наконец удалось их разглядеть. Игви вцепился могучей хваткой в когтистую лапу чёрной твари ростом вдвое выше мерга. Острая морда чудища щерилась в оскале, обнажала клыки с ладонь крупного мужика. Оно скинуло Игви, пёс с визгом ударился о землю, а тварь бросилась следом, замахнулась со страшным рёвом. Ульд изо всех сил понёсся к ним, уже понимая, что не успевает до удара, который Игви никак не пережить, когда сбоку из тумана вылетел жрец, до хруста приложил посохом по локтю твари и отпрыгнул назад.

Чудовище чёрной тенью скользнуло в сторону нового противника. Игви встряхнулся, ринулся следом, стал рвать зубами мощные ноги, уворачивался от острых когтей. Удар жреца мог бы переломить и молодое дерево, но твари оказался нипочём, – она орудовала обеими лапами с одинаковой сноровкой. Ульд без раздумий бросился на помощь, рубанул тяжёлым мечом по хребту наотмашь: клинок глубоко вошёл в шкуру, но на лезвии не осталось и следа крови. Чудище отвлеклось, стараясь достать когтями до мерга и пса, а они с трудом уклонялись от атак и силились нанести хоть какой-то вред тому, кто казался теперь неуязвимым для оружия или клыков простых смертных.

Жрец схватился за лук, не жалел стрел: они одна за другой пронзали плоть твари, но ей дела до того было как до укусов комаров. Ульд чувствовал, что уже вымотался, слышал хриплый рык Игви, а неумолкающий звон тетивы подсказывал, что скоро колчан нежданного союзника опустеет. Вреда чудищу никто из них при том не нанёс даже капли.

– Оно вообще сдохнет?! – взревел мерг, снова рубанул по длинной лапище так, что у нормального существа она бы отлетела на яр в сторону.

– Жди! – крикнул жрец, всадив стрелу твари под рёбра.

Ульд стиснул зубы и продолжил бой. Внезапно белой молнией пронёсся над ними ястреб. Через мгновение сбоку встала сэйд, вскинула руки, начала нараспев читать заклинание. Тварь взревела от боли, ринулась к чародейке, оставляя за собой кровавый след да подволакивая правую лапу. На размышления мерг не потратил и мига, рявкнул Игви:

– Защищай! – Указал на деву, а сам бросился в новую атаку, лишь бы отвлечь тварь и не дать ей приблизиться к сэйд.

Пёс встал перед чародейкой, широко опёрся передними лапами о землю, оскалился и вздыбил шерсть, готовый в любой момент прыгнуть на всякого, кто посмеет подойти слишком близко. Чудище выло и рычало, но с каждым взмахом меча сил у него оставалось всё меньше, а движения замедлялись и теряли прежнюю ловкость. Последняя стрела пронзила бедро, тварь упала на колени, но сражаться не прекратила, со всей дури размахивала когтями перед собой. Жрец подскочил с кинжалом, запрыгнул на спину, приготовился для удара…

– Ярг! – с хрипящим кашлем закричало чудовище. – Ярг!

Клинок замер, и чёрная лапа тут же потянулась к горлу замешкавшегося противника. Недолго думая, Ульд отсёк твари кисть, и в тот же миг жрец ударил в шею. Враг с предсмертным стоном повалился на землю и затих.

Мерг подошёл, протянул руку, помог мужчине подняться. Они огляделись, без лишних слов подхватили чудище и поволокли в сторону леса. Там сбросили тело в ближайший овраг, закидали сверху мхом и палками, а после поплелись обратно к чародейке.

– Ферр, кстати, – устало произнёс жрец.

– Ульд, – представился в ответ мерг. – Что это было?

– Грухи, охотник Сэйда, – вздохнул мужчина. – Но подробнее спрашивай у Эйдре, если хочешь. Я сам о нём только вчера узнал.

По возвращении обратно пред ними предстала занятная картина. Среди развороченных снопов и следов сражения раскинулся на спине и счастливо поскуливал Игви. Тяжёлый хвост молотил по земле, язык вывалился на бок из приоткрытой пасти. Чародейка чесала мохнатую шерсть, смеялась да тихонько приговаривала:

– Кто здесь самый смелый защитник? Кто умница? Вот и зря вся деревня боится такого красавца, совсем зря, никакой ты не жуткий.

– Жуткий? – удивился Ульд, покосился на жреца. – Он забавный и шебутной, дружелюбный до одури. Щенок же ещё.

– Размером почти с телёнка, – с весёлой улыбкой напомнил Ферр.

– Телят местные, видно, тоже опасаются? – Мерг качнул головой и подошёл к сэйд: – Где люди?

– У костров в мороке, – ответила она с задором, не оторвавшись от почёсывания шеи пса. – И видится им, будто пляшут да веселятся вовсю, никаких бед не знают. Наваждения, границы дня и перекрёстки силу дарят не только грухи, но и моему народу.

– Главное, чтобы к ним на запах крови какие простые хищники из леса не сползлись, – хмыкнул жрец задумчиво.

– Простые не сдюжат, – хитро усмехнулся Ульд. – Там защитный круг из моих оберегов.

– Вот и славно, да? – звонко рассмеялась чародейка, обратившись вовсе не к мужчинам. – Как же тебя кличут, защитник?

– Игви. – Мерг оценил порядок знакомства. – А меня Ульд, к слову.

Дева подняла на него глаза, смущённо улыбнулась, встала и протянула руку:

– Эйдре. Спасибо за помощь, колдун.

Он кивнул и аккуратно сжал нежное предплечье.

– Надо возвращаться, – сказала она, осмотрела их внимательно и заметила: – Только вот от Ферра-то я взгляды отведу, а вам двоим лучше привести себя в порядок перед пиром.

Ульд оглядел свою измаранную, местами порванную одежду, счастливого пса с изрядно окровавленной шерстью на морде и был вынужден согласиться с девой.

До камня дошли вместе. Игви бегал между, вилял хвостом да довольно погавкивал, и каждый временами трепал пса за загривок или ухо. Брели молча, но, несмотря на усталость, шагалось легко. Недалеко от костров мерг замер, с удивлением посматривал то на жреца с сэйд, развлекающих деревенских там, то на Эйдре и Ферра рядом с собой.

– А вы, выходит, всё время в тумане были, ждали?

– Только он, – покачала головой чародейка. – Я до последнего оставалась с людьми, чтобы грухи меня не почуял, и на случай, если бы он умудрился миновать защитные чары. Как услышала битву, сразу бросилась к вам.

Ульд хмыкнул, устыдился на мгновение прошлых своих подозрений, а после простился и поспешил отмыться да сменить одежду. На границе поля оглянулся: костры горели вдалеке в сизом тумане, у них гудели уже настоящие смех да пляски. Духи наконец замолкли, забросили выть и где-то на краю сознания колдун слышал теперь лишь неразборчивый шёпот.

Спустя час люди потянулись к большому дому, где ждал праздничный пир. Мерг встретил их на крыльце. Он даже успел слегка отдохнуть за отведённое время, обработал неглубокие раны себе и псу зельями Хегги, убедился, что серьёзных повреждений Игви тварь не нанесла, а потому был теперь весел и доволен.

– Жаль, тебя не было с нами, колдун. – Староста, проходя мимо, дружелюбно хлопнул его по плечу. – Видать, зря в этот раз духи переполошились.

– Я обещал присмотреть за порядком, а не сплясать с вами, – спокойно отозвался Ульд, а перед мысленном взором встал развороченный кусок поля с землёй в крови и ошмётках чёрной шерсти да куда-то отлетевшей когтистой лапой грухи, искать которую не осталось тогда сил. – Рад, что всё обошлось, но осторожность не была лишней.

Староста добродушно махнул рукой и даже осмелился коснуться густой шерсти Игви, а после поспешил на пир. Эйдре, шедшая рядом с ним, опустила ресницы, скрывая лучики озорной хитрости. Ферр спрятал за кашлем короткий смешок. Мерг вошёл в зал последним, по привычке устроился один с краю, незаметно стащил для пса кусок мяса с общего блюда и кинул под стол.

Жрец с сэйд восседали на почётных местах в центре. Им первым поднесли по рогу с мёдом и куску зажаренного на вертеле поросёнка. Доля героя, сильнейшего и храбрейшего из присутствующих, за которую на иных пирах разворачивалась целая битва, в Модр всегда принадлежала тому, кто задобрил духов и проводил природу на зимний отдых. Песен и музыки нынче ждать не следовало – никто бы не посмел просить жреца ещё и о выступлении после проведённых ритуалов. Ульд немного побыл за столом, дабы не оскорбить хозяев, а после выскользнул на улицу, опёрся плечом на деревянный столб крыльца, вдохнул с наслаждением сырой от тумана, прохладный воздух.

За спиной скрипнула дверь и послышались тихие шаги.

– Что же ты ничего ему не сказал? – поинтересовался Ферр. – Заработал бы денег, раз обещался приглядеть за порядком.

– Завтра побеседуем, – безразлично отозвался мерг. – К чему им тревоги в праздник, когда каждый из нас по-своему старался людей от них уберечь? Жаль, ты сегодня не станешь петь, мне понравилось вчера твоё выступление. Правда померещилось, будто некоторые свои песни ты любишь сильнее прочих.

– Отчего же померещилось, ты верно заметил. Я хочу петь о мире, Ульд. О странствиях и дорогах, историях далёких городов, которых многим не увидеть до конца дней. О бескрайних просторах Ирда и его народах. Жизнь удивительна и прекрасна, мне нравится о ней рассказывать.

Колдун нахмурился, словно прислушался к чему-то, помолчал немного, а после тихо сказал:

– Мне жаль, но в твоих песнях скоро не останется мира, жрец.

– Это решать не твоим мертвецам! – с гневом бросила Эйдре.

– И не нам, – не оборачиваясь, произнёс мерг, давно привычный к вспышкам ярости после иных предсказаний.

– О чём же тогда я буду петь людям, колдун?

– О войне.

– Значит, я стану говорить о её героях. Пророчество гласит о великих защитниках, которые придут вместе с ней.

– Серьёзно? – Ульд обернулся и посмотрел с жёсткой ухмылкой. – Покажи мне женщину, которая способна выносить и родить дитя под два яра ростом. Младенца, что в первое своё лето станет ломать оружие, а к трём начнёт запрягать коней да обгонять на охоте всадников с копьём наперевес. Мужчину, колени которого в ярости боя изгибаются назад, и враги бегут от него в ужасе, а он летит за ними стрелой да не ведает пощады. Давно ли жрецы Ирд утратили разум и принялись сами верить всему, о чём поют простому люду? С какой поры то, что служило утешением, стало знаками, коих вы сами ждёте с надеждой?

– Не всё в наших легендах ложь, Ульд, – напомнил Ферр спокойно.

– Но и не любое слово – правда. – Он пожал плечами и вновь отвернулся. – Не будет никаких героев, они не родятся. А война… Ты своими глазами видел сегодня тварь из Сэйда, коей не место в Ирде даже в Сайм или Бъёл. А я своими ушами слышал пир мертвецов Мерга, который не должен звучать в срединном мире вовсе. Границы зыбки, битвы у нас на пороге. Не стоит надеяться на пустые россказни о великих защитниках, никто не придёт нам на помощь. Мне ли не знать, о чём обыкновенно пророчат духи? В их словах редко можно отыскать доброе, Ферр, его всегда добавляют люди.

Жрец подошёл, встал рядом, вгляделся в густой туман.

– Ты пытаешься найти способ бороться?

– Я ищу ответы. Думал, на праздник доберусь до города, послушаю ваши песни и, может, мелькнёт там что-то важное. Но не успел, остался здесь.

– Если тебе нужны наши легенды, примешь ли ты мою помощь в обмен на небольшое одолжение? Конечно, коль сумеешь отыскать в нижнем мире человека, зная лишь его имя.

– Ежели он там, есть надежда дозваться до него при соблюдении некоторых условий, – кивнул мерг. – Кого ты ищешь?

– Брата. Он пропал несколько вёсен назад, но снился мне и просил о помощи. Сегодня перед смертью грухи выкрикнул его имя. Если Ярг столкнулся с этой тварью в одиночку, спастись он вряд ли сумел.

– Я смогу попытаться найти его в Мерге, когда границы миров будут слабы. На Сайм дойдём до вершины Духов, оттуда я сумею позвать и расслышать твоего брата.

Ферр нахмурился. Ульд понимал его сомнения: коль человек молил о помощи и звал, он мог быть ещё жив, а за четыре луны до грядущего Сайма вполне способен и впрямь отправиться в нижний мир, если ранен или загнан в угол.

Эйдре подошла, встала между ними, положила ладонь на руку своего жреца:

– От отца вестей нет, стало быть, он не нашёл пока в Сэйде тех, кто слышал о твоём брате. Никто не скажет наверняка, что он встречался когда-то с грухи.

– Но эта тварь знает его имя.

– Грухи иногда и помогают, помнишь? Знакомство с ними не всегда влечёт гибель, Ферр.

– Но ждать Сайма слишком долго, – произнёс Ульд слова, которых старательно избегал жрец. – Я знаю место, где границы слабы и сейчас. Но сказать, сработает ли колдовство там, с уверенностью не рискну. И не обещаю, что это не станет опасным для нас самих. Идём?

Ферр неуверенно покосился на Эйдре, плотно сжал губы. Чародейка нежно улыбнулась, ласково притронулась к его щеке и мягко произнесла:

– Ты обещал мне целый мир, от края до края. Границы Мерга – всего лишь один из них, любовь моя.

Жрец обнял её за плечи, взглянул Ульду в глаза и коротко кивнул:

– Доро́гой я расскажу тебе обо всём, что пожелаешь узнать.

Игви не вынес, что про него позабыли, втиснул мохнатую голову между Эйдре и хозяином, звонко гавкнул.

– А тебе, дружок, я куплю гребень и стану вычёсывать каждый вечер, – сурово пообещала чародейка и хитро добавила: – Негоже такому красавцу ходить неряхой. И только попробуй возмущаться.

Утром следующего дня из деревни у перекрёстка вышли трое путников. Между ними кружил и заливисто лаял бурый пёс. Их путь лежал на север по одному из широких трактов, к болотам у крошечной деревушки, где в летнюю пору слышался пир мертвецов.

С широкого тракта на Фелб, крупный северный город и границу, за которой раскинулись земли народа мергов, странники свернули ещё до полудня. Ульд не решился вести короткой дорогой, памятуя о своём пути на Билнуд, пояснил спутникам:

– Там ко всем бедам обвалился мост, перебраться было невозможно, а уж в дни Модра… Боюсь, мы лишь потеряем время. Но я разведал иные ходы и знаю брод через реку. Лучше пройти дорогой проверенной, чем плутать в поисках пути после.

Обходом до Хегги добираться было около недели, если рассчитывать на остановки в мелких поселениях, где наверняка по вкусу придутся и баллады жреца с сэйд, и умения колдуна мергов. В пору осенних дождей, которые принесли в эти края западные ветра, людей и на широком тракте встречалось немного, а уж на окольных тропах не находилось вовсе. От дурной погоды уберегали разве что древние тисы да раскидистые ивы по обе стороны дороги, но их ветви опасно скрипели, раскачиваясь над головами, а резкие воздушные порывы драли уставшую листву. Шагалось тяжело, в сердце каждого оставалось лишь одно желание – отыскать угол под крышей, сесть у очага да выпить горячего вина. Щедрая награда за проведение Модра и защиту от грухи позволяла на миг отринуть бережливость, обогреться с княжеской роскошью, а измокшие до нитки плащи и изрядно озябшие ноги не оставляли места сомнениям. Единственным, что обещало уберечь от трат, несмотря на стремление к ним, было то, что в мелких деревнях вина, должно быть, не видывали в жизни, а слово такое если и слыхивали, то в сказках, потому в существование заморского лакомства не слишком-то верили. Но мысль о тепле огня и крепких стенах не покидала всё равно. Лишь Игви не терял прежнего задора, носился за листвой, разбрызгивал мощными прыжками лужи, а временами подбегал к кому-то, заглядывал в глаза, словно просил подурачиться и поиграть с ним. Вид радостного пса, которому нипочём любые невзгоды, немного поднимал настроение. Эйдре отыскала по дороге палочку, временами бросала Игви, и все трое со смехом наблюдали, с какой гордостью он тащит её обратно чародейке.

Природа редко баловала народы Ирда ясной погодой после праздника урожая. В первые дни осени шли дожди, временами – ливни, с запада, с холодных морей неслись промозглые ветра. Когда путники уходили из деревни у перекрёстка, староста, расплатившись, предлагал остаться, переждать ненастье, срок коему бывал в разную годину до половины луны. Но каждый по-своему рвался в путь. Эйдре жаждала увидеть и узнать как можно больше – ей не сиделось на месте, а интерес к дороге силился с каждым часом под крышей давно понятной и скучной таверны. Ферру не терпелось поскорее поговорить с новым спутником, выяснить, что видел он да обсудить древние легенды. К тому же, немного, но его заботила судьба брата и возможная встреча Ярга с грухи, в благополучный исход коей он не сумел поверить. Ульд же просто не привык засиживаться, а коль работа выполнена – дальше ждёт следующая, за которую можно заработать денег. Не придёт он – сыщется другой колдун, способный справиться, а отдавать заработок мерг не любил. Где же слушать удачно подвернувшегося под руку жреца, в тёплой таверне или на тракте, ему всё равно.

Днём чуть распогодилось, разошлись низкие тучи, и землю обогрело осеннее солнце. Путники решили сделать привал, передохнуть да поесть, сошли с дороги в лес, отыскали ручей чистой воды, остановились там. Ферр с Ульдом собрали дров, разожгли костёр, Эйдре состряпала из захваченных в деревне припасов сытный обед, а после уселась, подставила лицо лучам света, сощурилась от удовольствия ласковой кошкой. Ульд, наоборот, накинул капюшон. Солнце он любил, но бледную кожу оно жгло нещадно, а потому до второго месяца осени выбора у странников из его народа не оставалось. Люди судачили, будто все мерги – порождения самой ночи, видят во тьме лучше, чем на свету, а день переносят из них лишь самые могучие. В юности Ульда злили такие глупости, а после, в странствиях, он нашёл в них пользу и беззастенчиво принялся обращать сплетни себе во благо.

После еды все затихли. Игви задремал, свернувшись клубочком между Ферром и хозяином. Жрец прислонился спиной к стволу ивы, погрузился в раздумья, глядя перед собой. Эйдре, склонив голову на его плечо, смотрела за полётом птиц в небе, слушала ветра. Ульд сидел у костра, затаённо, с интересом изучал своих нежданных спутников.

В дороге мерг не привык к компании. Пёс не в счёт – он не капризничает, слушает, веселит в тяжёлых переходах. Но люди – совсем иное. У них свой норов, дурные повадки и правда, за которой редко разглядишь чужую. К пути с кем-то вместе колдун отнёсся с опаской, напряжением, но пока всё шло даже недурно, что удивляло.

По Ферру и Эйдре сразу стало видно – они привыкли к почёту да удобству. Даже денег перед дорогой не отправились спрашивать у старосты за услуги: уверены были, что люди сами принесут со всеми почестями. О припасах подумал лишь жрец, и то в последний момент, а его спутницу поиск гребня для пса взволновал куда больше, чем необходимость купить провизию. Ожидать иного было бы глупо: Эйдре – дочь князя верхнего мира, нежная дева, знать не знавшая о тяготах жизни, в коей косы не заплетают по утрам услужливые помощницы. Ферр понимал чуть больше, но лишь по своим балладам и песням, – откуда под крышей дома наставника ему почувствовать любую кочку на нескончаемой дороге странника? С высоты пяти долгих лет в пути Ульду они казались несмышлёными детьми, за которыми глаз да глаз, несмотря на то, что разницы в возрасте между ними и колдуном оказалось только три весны.

Идеи Ферра петь о мире и жизни вкупе с рассуждениями о великих героях легенд вызвали лишь горькую усмешку. Ульд и сам был таким когда-то: в пятнадцатую весну, впервые отойдя далеко от родного порога, в пути с отцом к вершине Духов. Жизнь в дороге без сожаления стирает юную веру в светлое, топчет сапогами лихих людей, острыми кинжалами свершений и слов негодяев. Учит присматриваться к каждому, не привыкать ни к кому, не пускать вопросы оплаты и пропитания на волю случая да чужую совесть. Мерг давал спутникам время почувствовать, ведь когда за спиной всего три дня перехода до дружелюбной деревеньки, мир ещё чудится безмятежным, добрым. После попробуют на вкус, поймут, чай не дурные. И Ульд ждал, со спокойствием и вниманием старшего приглядывался, готовился напоминать, давать осторожные советы, пусть и опасался лезть к людям положения более высокого, чем его.

Но спутники не думали обижаться. Ферр оказался пронырой и хитрецом, брал умом там, где не каждый сдюжит взять силой. С первого шага вместе жрец уступил дорогу Ульду, а сам шёл следом, мотал на ус, учился. Не настаивал, не спорил, примечал мелочи. Да и Эйдре была ему под стать, – жалоб от неё мерг не услышал, еду принялась стряпать сама, не отставала и не возмущалась тяготами непогоды или долгой ходьбы без отдыха. Смеялась, играла с Игви, иногда занятно рассказывала, о чём судачат ветра. Дорога в их компании выходила приятной, но Ульд опасался пока своих суждений, не желал верить в странную удачу, которой в жизни видел совсем немного.

– Скоро принесёт дождь, – мурлыкнула чародейка, подняла голову с плеча спутника. – Стоит спешить.

Мерг с сомнением посмотрел на чистое небо. Эйдре задорно рассмеялась, взглянула на него, словно на дитя, и нежно улыбнулась:

– Хочешь проверить на себе слух сэйда, колдун? Ливень не окончится до рассвета, но, если желаешь вымокнуть до нитки, мы всегда можем посидеть здесь ещё, только скажи.

Ульд качнул головой и велел собираться в путь. Ни Ферр, ни Эйдре не возмутились тем, что он принялся командовать, молча встали, помогли сложить вещи. Мерг и сам на миг насторожился, испугался, что мог обидеть жреца и княжну, испортить едва начавшиеся отношения да впасть в немилость, грозившую бедой, а им оказалось хоть бы что. Даже не зыркнули искоса, будто и не сомневались, что ведёт он, а они лишь шагают следом без лишних пререканий. Колдун легонько вздохнул, гадая, долго ли продлится такое согласие, и в раздумьях отправился вперёд по раскисшей тропе, больше не обращая внимания на болтовню спутников.

– Ты чего затих? – Ферр первым нарушил затянувшееся молчание Ульда. – Опасаешься? Вроде мерги под ливнем таять не должны.

– Сложи об этом балладу, – предложил колдун. – Публика оценит, а тех из нас, кто приходит в поселения в непогоду, станут почитать всемогущими.

– Думается мне, спасибо ты после не скажешь. Хотя истории о твоих странствиях я бы послушал. У наставника с моим отцом множество дивных песен после общения с мергами, которые любят не только люди, но и я.

– Расскажешь? – заинтересовался Ульд.

– Да хоть спою, всё веселей идти станет. Только… – Жрец неуверенно покосился на Эйдре.

– Думаешь, я их от Ёрку ещё не слыхала? – Дева посмотрела с хитрой насмешкой.

Ферр хмыкнул, пожал плечами и принялся нараспев читать баллады. Многие были изрядно похабными, в чём Ульд и не сомневался, но смеялись они от души. На радостях колдун поделился и своими историями, а о случае с чёрной козой на крыше жрец, к его изумлению, тут же сложил песню, приукрасив да преувеличив до такой степени, что в первой же деревушке, куда они пришли в поисках крова, её приняли с восторгом и даже осмелились просить спеть второй раз.

К четвёртому дню совместной дороги Ульд уже и думать забыл о прошлых сомнениях в спутниках. В поселениях их принимали с положенными почестями, мерг находил мелкую работёнку: делал предсказания, сооружал обереги, а вечерами слушал выступления Ферра, в любое из которых жрец умудрялся добавить интересных колдуну легенд. После они полночи обсуждали спетые истории в общей комнате большого дома, куда селили гостей за неимением таверны в столь крошечных деревнях. Вина там тоже отродясь не водилось, но пива да мёда находилось всегда вдоволь. Более лёгкой дороги прежде Ульд и припомнить не смог бы. В пути они смеялись, беседовали об увиденном, а Ферр временами складывал баллады, не стесняясь ни в выражениях, ни в шутках. Мерга всё удивляло, как скоро да ладно сплетает жрец слова в песни, – такого он прежде не встречал в жизни, хотя со сказителями Ирда знакомство водил, а некоторые из них виделись людьми больших талантов да острого ума. Эйдре тоже смеха не чуралась, изображала из себя знатную деву лишь при посторонних и то, начинало чудиться колдуну, только ради своего жреца. А наедине с ними задорно хохотала, умело вычесывала шерсть Игви костяным гребнем, с которым пёс смирился, когда дважды не удалось сбежать, острила, расспрашивала мерга о его странствиях да вслух рассуждала, в какие из описанных колдуном мест желала бы попасть сама.

Путешествие осложняли лишь беды, которые, казалось, и не думали оканчиваться. В окрестных деревеньках уверяли, что моста так и не починили, а ливни нынешним годом пролились даже в горах, отчего прежде добрый брод через реку обратился широким бурлящим потоком. В непогоду сыскать лодочника, готового перевезти людей на другой берег, чудилось невозможным. Злой рок не позволил и свернуть ближе к тракту, у которого всё больше надежды сыскать смельчака, решившего подзаработать помощью караванам да странникам. Людям близ большой дороги не привыкать ни к дождям, ни к бедам с переправой, они куда охотнее готовы обыкновенно подсобить, а проблемы с мостом наверняка сумели бы обратить себе во благо. Но добрые мысли закрались уже поздно, у бурной реки, а тропы в низинах после переправы размыло в скользкую глину, по которой только и можно, что катиться вниз к холодным волнам да камням. Путники устало брели вверх по течению в слабой надежде найти хоть одну живую душу, что согласится за звонкую монету сунуться в реку в ненастье.

Ульд уже не раз пожалел, что решился пройти обходной дорогой, мысленно проклял дождь, череду неудач да собственную осторожность. Ферр же упрямо двигался дальше. Настойчивым улыбается удача, как говаривал Ёрку, а где-то и воды окажутся поспокойнее да люди посговорчивей. Сдаваться он не любил, а раз уж взялся выяснять судьбу брата, желал сделать всё возможное прежде, чем смириться с задержкой в пути.

– Не придумаем, как перебраться, до заката – вернёмся и дождёмся доброй погоды, – предложил Ферр.

Ульд и Эйдре не стали спорить: сами не хотели сидеть на месте незнамо сколько, да и ближайшая деревушка оставалась теперь далеко за спиной. А потому следовали за жрецом дальше по камням, с тоской поглядывая на такой близкий и такой недосягаемый соседний берег.

Лодку под сенью раскидистой ивы приметили спустя час с небольшим. Ферр обошёл вокруг, хмыкнул и тихо заметил:

– Давненько к ней никто не подходил. Рыбацкая, а оставили под деревом и даже не проверили, как она перенесла прошлые бури. Ветра ночами знатные, неужто не страшно за кормилицу?

– Выглядывали издали, замечали, что всё хорошо и не шли ближе, – предположила Эйдре. – Бродить по берегу в непогоду приятного мало: коль от дома видно, по добру сам не пойдёшь.

– Тропинка туда ведёт. – Ульд кивнул на небольшую дорожку среди кустов. – Одиночкой кто-то живёт, видать. Спросим?

Рыбацкий дом западнее нашёлся быстро и внушал страх. Разорённый огнём, с провалившейся крышей он стоял чёрным скелетом во дворе среди обугленных останков прежде ладного быта. Но всего ужаснее были призраки, сновавшие повсюду, – семья, что жила здесь, замерла в роковом дне своей судьбы и проживала его вновь раз за разом, не в силах отыскать дороги к вечному пиру.

Эйдре вцепилась в плечо Ферра, не выпускала его, смотрела с болью и страданием. Жрец хмурился, когда вновь замечал краем глаза, как неясные силуэты неупокоенных суетятся по хозяйству, мелькают белёсыми мороками в отдалении, пропадают, стоит взглянуть, да появляются вновь, ежели отвести взор. Мерг медленно обходил пожарище, оглядывался, шептал себе под нос непонятные остальным слова. Игви жался к ноге сэйд, но не боялся, а словно пытался утешить. Пальцами левой руки чародейка зарывалась в шерсть пса, чувствовала его тепло, слышала биение сердца, и это немного успокаивало.

– Странное тут место, неясное, – сказал Ульд спустя время. – Но люди эти не прокляты и отыщут дорогу к Сайму, когда сумеют разобрать зов нижнего мира.

Он прошёл чуть дальше, вдруг замер с мрачным видом. Затем, не оборачиваясь, произнёс:

– Я слышу здесь пир мертвецов, так же как у дома Хегги, куда мы идём. Если желаешь, могу попытаться отыскать твоего брата.

– Ты говорил, что не уверен, не станет ли это опасным, – напомнил Ферр. – Стоит ли проверять рядом с неупокоенными?

– Если беда и грянет, то из-за границы Мерга. Этих призраков опасаться нечего: в том дне, где они остались, нет и не будет нас.

– Тогда давай рискнём, – решил жрец.

Ульд подготовился к ритуалу. Соорудил защитные круги из оберегов для себя и спутников, а после уселся в своём отдельно, закрыл глаза, принялся нараспев читать заклинание. Замолк ненадолго, помолчал, повторил вновь. Снова послушал, пропел ещё раз. Открыл глаза, поднялся и качнул головой:

– Нам не найти твоего брата до Сайма. На вечном пиру слышат меня, но готовы будут ответить лишь в положенный для того срок.

Стоило сделать шаг из защитного круга, к мергу бросился из-за деревьев мертвец. Истлевшее тело в древней повреждённой кольчуге было изрядно изранено, глаза горели белым, обтянутое серой кожей лицо застыло в жутком оскале. Ульд успел отскочить, выхватить меч, отбить удар щербатого топора, когда к нему подобрались ещё умертвия не менее ужасающего вида, вшестером оттеснили колдуна от оберегов, зажали в кольцо, не давая вернуться под защиту. Игви мощным прыжком влетел в спину ожившего трупа, бросился на остальных, валил на землю, рвал клыками мёртвую плоть. Ферр вскинул лук, стрелял, целил в тёмные шеи, и враги падали, рассыпались в прах на мгновение, но тотчас восставали вновь и кидались в атаку.

Чародейка с тревогой наблюдала за боем, вцепившись пальцами в ремень клёрса. Видела, что драугров уничтожить невозможно: вначале пришло шестеро и так же оставалось в любой миг битвы, сколько бы стрел и ударов не получили они прежде. А у Эйдре не было средства помочь: в умертвиях нет жизни, которой она сумела бы управлять.

– Оружием их не взять! – что есть мочи заорал Ульд, пытаясь при том вернуться в круг. – Игви, ко мне!

Вдвоём псу с колдуном пробиться сквозь мертвецов не удавалось – они поднимались вновь слишком скоро. Стрелы Ферра чуть замедляли новые атаки, однако сил и с ними недоставало. И Эйдре не выдержала, обернулась волком, ринулась на подмогу мергу и Игви. Жрец что-то крикнул, но она не разобрала слов, лишь почудилось, что стрелы полетели злее прежнего. С поддержкой Ферра Эйдре с Ульдом и псом кое-как оттеснили мертвецов, почти добрались до оберегов. В последний миг топор одного полоснул по лапе чародейки, она взвизгнула от боли, дёрнулась в сторону, но Игви схватил за загривок, втянул вместе с мергом под защиту. Ферр выругался, всадил умертвию, ранившему сэйд, стрелу прямо в глаз, а после от ярости расстрелял ещё дважды, стоило тому подняться. Когда вновь взглянул на Эйдре, она сидела рядом с Ульдом, зажимала правую руку, и ничего в этот момент не хотелось жрецу так, как броситься прочь от оберегов и прикончить всякую тварь, посмевшую угрожать его деве.

Мерг, не отрываясь от заклинания, подтолкнул ногой к чародейке свою сумку. Эйдре отыскала зелья, принялась обрабатывать рану. Умертвия напирали, но не могли пролезть внутрь барьера, лишь махали оружием, бессильные добраться до людей сквозь незримую стену. Кто-то зацепил стоящего рядом, и они с тем же остервенением, с коим прежде бросались на живых, принялись рубить друг друга. Эйдре отвела глаза от этого зрелища, уткнулась лбом в бок Игви, слушала лязг металла да напевы Ульда, изгоняющего драугров прочь из срединного мира. Ферр устало опустился на землю, смотрел внимательно, готовый в любой миг броситься на помощь, хоть и понимал, что это лишнее, а сделать он один с почти пустым колчаном уже способен мало.

Наконец, последнее слово в чарах Ульда было пропето. Умертвия рассыпались в прах и больше не поднялись. Он хотел помочь Эйдре встать, выйти из круга, но чародейка дёрнула за полу плаща и напомнила:

– Те призраки у дома. Ты сказал, они уйдут, когда сумеют разобрать зов нижнего мира, но пир мертвецов заслышал даже ты, живой, а они нет. Сможешь им помочь?

Мерг понимал, что сэйд права. Оставить их здесь означало бросить на пороге миров, не зная, сумеют ли они найти путь к последнему пристанищу. Потому Ульд тяжело вздохнул, опустился на землю рядом с Эйдре и принялся читать другое заклинание. Призраки у дома дрогнули, оторвались от пустых дел, потянулись в сторону реки. Уходили один за другим, а на лицах застыли кроткие улыбки. Колдун замолк, обхватил голову руками, прикрыл глаза. Подоспел Ферр, оглядел всех, принялся хлопотать над раной Эйдре.

– Даже шрама не останется, – пообещал он, когда закончил с чарами, поцеловал руку сэйд, а после хмуро спросил: – Ты за каким гвархом вылезла?

– Помочь, кзачи, – огрызнулась чародейка.

– Не зацепили? – Ферр обернулся к Ульду.

Мерг качнул головой, утёр ладонью пот и заверил:

– Пустяки, просто устал.

У Игви серьёзных ран не обнаружилось, лишь несколько неглубоких, но их быстро обработал жрец, дав тем самым спутникам ещё немного времени на отдых. После они поднялись, собрали вещи, огляделись.

– Слуа. – Ульд, не отрываясь, рассматривал кучки праха. – Не обычные умертвия, а само воинство Мерга. Они стояли за границей, где быть не должны. Словно ждали чего-то…

– Что делаем дальше? – спросил Ферр хмуро. – У ведьмы может не найтись ничего иного, кроме ещё одной встречи с ними, а ответов ты не добьёшься и тогда.

– И там деревня живая. Прямо под боком. Я бы туда вовсе не пошёл теперь, – не хочу даже повода им давать выйти. От Хегги вестей пока нет, стало быть, у неё всё спокойно. Хорошо бы, чтоб так оно и оставалось как можно дольше.

– А давайте отправимся в Фелб? – с надеждой попросила Эйдре. – Посмотрим большой город, раз есть время до зимы. И оттуда до вершины Духов рукой подать.

– Ну что, вытерпишь нас ещё четыре луны до Сайма, колдун? – поинтересовался Ферр с насмешкой.

– Если пообещаете не помереть прежде, кидаясь мне на помощь, – весело улыбнулся он в ответ. – За одного устал бояться.

Игви дёрнул ушами, привычно ткнулся носом в руку мерга и первым побежал по тропинке. Остальные поспешили следом, к лодке, которая уже не понадобится хозяину, но в последний раз подсобит спутникам в переправе.

Леса и рощи с их густыми кронами, где удавалось прежде хоть слегка укрыться от осенней непогоды, остались далеко за спиной. После решения отправляться к Фелбу и переправы странники окольными путями вернулись на большой тракт. По нему и шагалось приятнее: продуваемая каменистая дорога высыхала куда быстрее вытоптанных в сырой земле тропок в вечной густой тени вековых деревьев. Деревушку Хегги, имени которой Ульд так и не вызнал, миновали стороной, зайти не рискнули. Тракт вёл теперь по ветренному побережью, среди длинных, словно накрытых изумрудным бархатом холмов. А по правую руку шумело тугими волнами море цвета тёмной стали: пенилось, накатывало на древние утёсы, ласкало рассыпанные по берегу щербатые валуны.

Когда Эйдре впервые его услыхала, насторожилась, замерла и вытянулась по струнке. Спросила, что в Ирде поёт таким дивным голосом. Мерг обещал, что вскоре она увидит, вывел ближе к воде, а дева застыла, не отрывая глаз, схватилась за ремень клёрса, и казалось, будто время над ней здесь не властно, как в музыке или пляске. Платье и плащ трепал беспокойный ветер, из кос выбивались непослушные локоны, чудились жарким пожаром на фоне серого неба. Ферр тоже любовался, слушал да едва заметно улыбался своим мыслям: ему-то прежде моря было взять неоткуда. Жрецу думалось, что слова даже самых искусных песен не могли рассказать ни о запахе соли, крепко въевшейся в камень, ни о свежести воздушных порывов, хлёстко бьющих в лицо, ни о криках чаек над крутой волной. Ульд наблюдал за спутниками с задорной улыбкой, смотрел как на младших брата с сестрой, которых впервые вывел из родной деревни, да вспоминал невольно, что когда-то стоял так сам, замерев в немом восторге перед привычным теперь уже зрелищем.

– Добрый старик Олки, – представил он залив у восточного побережья словно давнего приятеля. – Здесь он спокойный, мирный. А у западных скал Ирда норов вод хлеще, ретивей, но сами они богаче да куда щедрее к смельчакам.

– Просто край света, – выдохнула Эйдре тихонько, приподнялась на носочки, будто желала немедленно броситься туда, к шуму волн и белой пене, укрывающей берег.

– Прямо за ним вторая часть наших земель, не меньше этой, – с нежной насмешкой поправил Ульд. – А между, в центре Олки, остров, в дремучих лесах коего затерялся, по слухам, дворец прекрасной Ириты.

– Кого? – Чародейка не отвлеклась от вида, спросила словно случайно, лишь из привычки выяснять новые да интересные мелочи срединного мира.

– Богини Ирда, – пояснил Ферр прежде, чем мерг успел ответить. – Девы плодородия. Туда она ушла отдыхать после Раздела.

– Спой об этом как-нибудь, – попросила Эйдре, скорее чтобы не продолжать разговора, а после не удержалась, обернулась ястребом да устремилась к морю.

– Ох, зря… – вздохнул жрец.

– Сама поймёт и вернётся, – махнул рукой Ульд. – Идём потихоньку, даже уставшей она будет быстрее нас птицей. Проверяли уже.

Неспокойные ветра залива и впрямь не дали чародейке долго наслаждаться полётом, тем более, рана после сражения со слуа ещё беспокоила. Она нагнала спутников скоро, но выглядела счастливой, нежные щёки горели румянцем, а в глазах искрился восторг.

– Эти холмы сверху видятся словно капли изумрудов, застывшие на пути к морю, – поделилась она со звонкой радостью. – Такая красота!

Ферр притянул деву к себе и решил непременно добавить её слова к какой-нибудь своей песне.

У скал близ залива поселений стало меньше. Морские волны несут не только благо, но и опасность, а пресной воды сыщется не везде. Ульд вёл спутников в Олкуд, небольшой городок на побережье, где жил его давний приятель Харад. В доброй встрече мерг не сомневался, а потому заранее предвкушал удивление новых друзей.

Эти земли не знали долгого летнего зноя. Частые дожди, от которых зелень холмов не выцветала к последнему месяцу лета и сохраняла свежесть почти до конца осени, были тут хозяевами. По счастью, море не позволяло гостить у своих берегов и затяжным зимним стужам, привычным северному Ирду. Ровная погода без засух да морозов благоволила земледелию и разведению скота, потому среди холмов то и дело показывались поля, которые люди не думали готовить к отдыху, а на них сновали крестьяне, по обыкновению занятые работой. Олкуд с давних времен стал домом пивоваров и медоваров, здесь растили лён и делали ткани, торговали по суше или морю, город рос да хорошел день ото дня. Но построен он был для защиты земель княжества Фелбер: нёс дозор от чужих воинов или кораблей ещё в древние времена до Раздела, и по сей день не прекратил своей борьбы с захватчиками из-за моря, а потому хвастливо высился старинным замком на высоком холме да огораживался от мира мощными стенами.

Прямиком в замок, не раздумывая, Ульд друзей и повёл. Эйдре оглядывалась с любопытством: ей не доводилось бывать в городах Ирда прежде, а Олкуд мерг назвал скромным, мельче Фелба. И даже здесь всё казалось чародейке огромным, шумным, удивительным. Каменная громада величественного жилища тана Олкуда заинтересовала её не более, чем остальное, – откуда деве верхнего мира выведать об устоях жизни подобных мест? А вот Ферр насторожился сильнее.

– Может, поищем какую таверну? – осторожно окликнул он Ульда.

– Обойдёмся гостеприимством моего старого друга, – весело отозвался колдун.

– Мы идём к замку, если ты вдруг заплутал. Уверен, у тана есть при дворе свой жрец, ещё один ему там даром не сдался.

– Жрец-то есть, – согласился Ульд. – А вот мерга нету. К его огромному сожалению.

– А он о своей печали знает? – с издёвкой поинтересовался Ферр.

– Он мне о ней и говорил, – засмеялся колдун. – Много раз.

Стражи, к удивлению жреца, встретили Ульда словно давнего приятеля, не возмущались его приходом и не гнали прочь. Лишь уточнили, кто его спутники, да успокоились словами колдуна о друзьях, с коими он путешествует теперь вместе. Напомнили только, что мерг отвечает за них головой, а после пропустили без всяких сомнений. Мощённый камнем двор не знал садов или огородов, зато на нём так легко было представить защитников Олкуда в кольчуге да при оружии в тот миг, когда гремит тревожный набат над городскими крышами. У тяжёлых дверей замка нетерпеливо выжидал седовласый мужчина в богатом костюме и, увидев Ульда, расплылся в довольной улыбке:

– Явился наконец! Умеешь заставить себя ждать, Йорги.

– Рад встрече, Огаф, – коротким поклоном приветствовал его колдун, представил Эйдре и Ферра, а после вкрадчиво добавил: – Тан Харад, конечно, знает?

– Что ты по его землям с месяц шатаешься и всё никак не заглянешь? А то! Ещё немного, и он бы сам за тобой отправился.

– Случилось чего? – сразу же посмурнел Ульд.

– Серьёзного – нет, – махнул рукой Огаф. – Но после сам всё расскажет. Идём, провожу.

На входе со всей вежливостью им велели оставить оружие, а гости не посмели спорить. Мерг же и вовсе отдал меч прежде, чем его успели о том попросить. Там же остался Игви, – его обещали разместить на псарне не хуже, чем любимую борзую самого князя. Ульд напоследок потрепал друга за шею и вверил заботливым рукам слуг. Пёс привычно откликнулся на призыв одного из них, – видно, бывать гостем тана приходилось уже и ему.

Гулкие коридоры замка утопали в прохладе да полумраке. Изредка мелькали по сторонам люди, слышался вдали хозяйственный шум. Словно большой дом деревни, если бы не массивные стены, высокие потолки и стража, то и дело попадавшаяся на пути. Жрец невольно приметил, как один из воинов тана встретил колдуна взглядом вперемешку недовольным, смурным да понурым. Ульд же, хоть и усмотрел недобрую встречу, внимания тому не уделил вовсе, не оторвался от беседы, обменялся с Огафом парой фраз, значения которых Ферр не понял и подумал, что они связаны с прошлыми делами мерга в Олкуде.

– А ты, значит, жрец, юноша? – обратился к нему Огаф после короткого молчания. – Кто твой наставник?

Ферр удивился. Стало быть, встретил их лично советник тана – большая честь. Для такого усмирить пару умертвий Ульду было бы мало, даже коль они напали бы на самого Харада.

– Жрец Вальги из Коддага, – отозвался он по законам вежливости, хоть и подозревал, что это имя ни о чём не скажет столь знатному человеку.

Слова, однако, произвели на Огафа иное впечатление. Он остановился, резко развернулся, взял Ферра за плечи и вглядывался довольно, словно узрел племянника после долгой разлуки.

– Вернулся к своей пещере, хитрец, получается? – довольно заключил он. – Живёт в трёх шагах и не заглянул ни разу, ну что за человек? А ты… Нет, не его, конечно, не его. Ёрку, глаза-то их рода. Вот Мельха обрадуется! Надеюсь, у учителя и отца всё благополучно?

– Здравствуют, – ответил Ферр с изумлением. – Вы знакомы?

– Больше вёсен, чем живёшь ты, юноша, – засмеялся Огаф. – С Вальги мы друзья давние. А сэйды наши и подавно, – одного дома, брат с сестрой. Глаза дымчатого изумруда – ваша семейная черта, у всех такие. По ним тебя и признал. Но всё после, познакомишься ещё с тёткой, сейчас идём – тан ожидает.

Советник привёл их в небольшой зал, велел располагаться и отправился к Хараду с сообщением. Место больше походило на помещение для личных бесед, чем на комнату для приёма гостей. Потрескивал дровами высокий очаг, дарил тепло прохладе камня, играл светом на роскошных гобеленах да картинах повсюду. На дорогих массивных креслах с узорной резьбой шкуры для пущих тепла да мягкости. У длинного дубового стола суетились люди – расставляли тарелки со снедью, кувшины с вином, замысловато украшенные чаши. Видно, Огаф давно шепнул подготовить встречу и знал, что тан не осерчает от его своеволия.

– Что же ты должен был тут натворить для такого приёма? – шепнул Ферр, наклонившись ближе к колдуну.

– Скорее не что, а сколько раз, – хитро усмехнулся Ульд. – Но где мергу пустяки, – простому человеку чудо, будь он хоть трижды таном.

– Пустяки? – недоверчиво переспросил жрец. – Ты и сражение со слуа пустяком обозвал.

– С Харадом бывало куда серьёзней того, – признал он нехотя. – Земли у них неспокойные, очень уж много крови проливается. Да и Великий Раздел слишком близко.

Ферр понимающе кивнул. Эйдре глянула на мужчин с любопытством, но от расспросов сдержалась. Ей одной было не привыкать к слугам и быту знатных господ, потому теперь рядом со спутниками стояла княжна верхнего мира – гордая и прекрасная даже в дорожной одежде. Когда-то наскоро пригладила растрепавшиеся косы, – друзья того и не приметили; изящным жестом сложила ладони на юбке, на губах заиграла мягкая улыбка. Садиться не спешила, ожидала, пока закончат суету у стола. Ферр и Ульд положились в том на её решение и тоже остались на ногах.

Когда подготовка к обеду окончилась, а слуги, кроме нескольких доверенных, незаметно выскользнули в коридор, в зал вошёл сам хозяин. Статный и широкоплечий, крупнее мерга, единственный при оружии. Богатый наряд не сумел бы скрыть могучего воина, светлые с проседью волосы, рыжеватая курчавая борода да бледная кожа выдавали человека северных кровей. За его спиной вышагивал Огаф с женщиной, чьей красоты не украло время. Темноволосая сэйд в расшитом платье цвета сумрачного вечернего неба глянула на Ферра с интересом, а жрец признал глаза дымчатого изумруда, общие для него и отца с братом. Она изящным движением сняла со спины искусной работы клёрс, села, расправив юбки, на тотчас поднесённое кресло, приготовилась играть. Харад тем временем пытливо осмотрел гостей, остановил взгляд на мерге.

Ульд сделал шаг вперёд, склонился в поклоне:

– Мой тан.

– Начинаю сомневаться, Йорги, – густым басом ответил тот, но в голубых глазах искрился добродушный смех. – Давненько тебя не видали в стенах моего замка.

– Зато с месяц наблюдают на твоих землях, – напомнил колдун с улыбкой.

Харад махнул рукой и велел начинать обед. Пиршество вышло знатное, вино текло рекой, а выступал для них сам Огаф со своей спутницей. Ферр с любопытством слушал друга Вальги, а советник словно нарочно постарался спеть больше историй из прошлого Ульда и тана. Жрец дивился этим балладам: будь там хоть половина правды, приём колдуна с такими почестями оказался бы заслужен вполне. Харад с мергом за столом временами вспоминали случаи, о которых пел Огаф, хохотали и обсуждали, потому Ферр понимал: истины в словах песен добрая часть, и смотрел теперь на друга с уважением. Ульд говорил, что в странствиях провёл уже пять вёсен, посему выходило: с первой из них он служил своему тану да защищал земли Фелбера. Обстоятельств знакомства мерга с Харадом Ферр не узнал, но желал после выпытать, ибо история обещала оказаться знатной. Где видано, чтобы совсем юный мальчишка попал в милость к тану сразу по уходе с родного порога, да ещё так, чтобы после владыка Олкуда при своих слугах звал его другом, не скрываясь?

Когда все наелись, а вина оставался лишь кувшин, пир окончился. Огаф сел за стол к гостям, а Эйдре утянула куда-то его Мельха. Ферр проводил свою деву взглядом, – сэйд перешёптывались, тихонько смеялись и не имели ни капли желания оставаться в зале дальше. Он улыбнулся и перевёл взор на Харада, который теперь вольготно раскинулся в кресле, сгрёб могучей рукой кувшин вина и сам разлил гостям.

– Огаф упоминал: ты хотел меня искать, – перешёл к делу Ульд. – Случилось чего?

– И да… – задумчиво пробасил тан, – и нет. Тёмная история, хоть твой совет, а лишним не будет. Но время ждёт, коль желаешь сначала отдохнуть, – тебе здесь всегда рады и без работы, Йорги.

– И всё же говори, что тебя волнует, – попросил колдун. – После решим, стоит ли сперва отдыхать.

Хозяин отпил вина, громко поставил чашу на место, потёр лоб широкой ладонью, словно собирался с мыслями да решал, с чего начать рассказ.

– Был у меня виночерпий, Дунки, – наконец вздохнул Харад. – Может, помнишь его – вертлявый такой, щуплый, с красным лицом вечно ходил. Человек добрый, только выпить смерть как любил. Это-то его погубило – вторым месяцем лета помер. Проводили мы его по всем законам, простились, пировали как положено. Дурного о нём никто не вспомнит: хороший мужик был и жил в ладах с совестью. Вроде, тут бы и вся история, но луну спустя начались в моих погребах беды. Вино исчезает, пиво да мёд без разбору – прямо бочками. Стали вора искать – нет ни души. Стражники стояли – тишина, а утром опять пропажа. Огаф сам там просидел четыре ночи, никого не видел, а результат тот же. Только вот… Скажи ему, Огаф.

– В первую ночь почудилось мне, – произнёс советник встревоженно, – что слышу голос Дунки. Вроде как напевает чего-то. Думал, померещилось от усталости. А к третьей примелькалась мне его фигура в темноте. На краю глаза вертится, совсем как при жизни, – всё на месте ему не стоялось. Руками размахивает, а обернёшься – нет никого. И только песня его голосом, тихо-тихо, шёпотом. Он-то у нас один шепелявил больно, такое не перепутаешь.

Ферр глянул на Ульда. Колдун сидел спокойным: ни в глазах, ни на лице не угадывал жрец хоть одного чувства, лишь размеренное постукивание пальцев по столу выдавало глубокие раздумья. В молчании мерг провёл с минуту, а после решил:

– Знаешь, что… А пойдём-ка сейчас глянем на твои погреба, тан.

– Так днём там тишь да благодать, – с сомнением возразил Харад.

– Для вас – да. Мне же точно найдётся занятие.

Хозяин кивнул, поднялся и повёл гостей коридорами к своим запасам вина. По пути молчали, не желая отвлекать мерга от дела да мыслей о пропажах, лишь Огаф обронил, что после опасается нужды чинить ползамка и заново забивать провизией. Колдун глянул на него с мягкой ухмылкой:

– Ты уж определись, советник: или беда и помощь нужна, или пущай хоть всё утащат, лишь бы я заклятием полки не обвалил.

В просторном погребе Ульд просил спутников зайти ему за спину, в тень, а сам шагнул вперёд, начертил в воздухе неясные знаки, пошептал себе под нос да кликнул:

– Дунки! Гости к тебе, выходи!

Где-то в полутьме загремело, послышались шаркающие шаги. По длинному проходу плёлся мертвец. Серая кожа плотно обтягивала кости, ложились тёмные тени на резкую линию скул. Запавшие глаза горели белым, а ржавые с проседью волосы всклокочены, будто бедолагу разбудили среди ночи. Богатые погребальные одежды измялись, сбились на сторону, ворот рубахи оказался расстёгнут и уже лишился где-то одной пуговицы, зато обзавёлся крепко въевшейся в ткань россыпью багряных капель. Он брёл, вёл ладонью по бочкам с лаской, достойной любимой женщины, подволакивал ноги, тихонько напевал сам себе весёлую мелодию. Остановился перед мергом, прищурился, оглядел. Плотно сжал на миг синеватые губы с ясным отпечатком недавно испитого красного вина, причмокнул да заявил с упрямством скрипучим голосом:

– Помню тебя, даже рад видеть. Но догадываюшь, ш чем ко мне явилша. Никуда я отшуда не денушь, Йорги, что хошь твори, а наш не ражлучишь. Ижгонишь – вернушь вновь, штоит только тебе за порог выйти.

– Вот он, – твой воришка, Харад, – ухмыльнулся Ульд, указал с задором широким жестом на драугра. – Забирай.

Когда Дунки разглядел в тени своего бывшего господина, сразу посерьёзнел, ловко расправил ворот и костюм, приосанился, склонился в привычном поклоне и со всем почтением прогудел:

– Мой тан.

Харад с удивлением разглядывал бывшего слугу. Скрестил руки на груди, склонил голову вбок, вскинул густые брови.

– И чего мне с ним теперь делать? Сказал же – не уйдёт.

– А ты его на службу возьми, тан Харад, – весело посоветовал Ферр, уже раздумывая сочинить о такой дивной встрече песню, а то и не одну. – Питья гостям он разливать не сумеет, – ни к чему людей пугать. А здесь за порядком приглядит. Воров отгонит одним видом, проследит, чтобы в бочках ничего не скисло. Платить ему можно не монетой, а любовью всей его жизни. Слава-то о тебе какая пойдёт! Мёртвый слуга – и тот не покинул тана!

Харад рассмеялся и сказал:

– А что, дельная мысль. Сколько за работу возьмёшь, Дунки?

Мертвец подумал немного, пошаркал носком сапога по камням пола, затем потеребил костлявыми пальцами полы погребальной одежды и решил:

– Одна бочка в луну на выбор, мой тан.

– Дорого, – хмыкнул Харад, а после махнул рукой: – Но ведь не отдам – сам сопрёшь. По рукам, будет тебе бочка в луну, какая пожелается. Но чтоб тут всё под присмотром!

– Мышь не прошкочит! – Если бы драугр мог сиять от счастья, так Ферр теперь описал бы Дунки.

Огаф потёр ладонью лицо, скрывая разом и удивление, и улыбку, а после с добродушной насмешкой пожурил виночерпия за то, что прежде прятался от друзей да таскал припасы у своего тана. Дунки смутился, обещался впредь не бедокурить, а к зашедшим в погреба являться как положено и не морочить головы.

Обратной дорогой Ульд со смехом пояснил:

– Неупокоенные – они разные встречаются. Видов их как самой смерти – кто от насилия умер, кого поминают с проклятием, с кем несчастье случилось. Наши колдуны могут их призвать в срединный мир, а могут и они отказаться переступать грань сами. Дела незавершённые держат или ещё что. Случается, в жизни у человека была привязанность такой силы, что после он добровольно остаётся, лишь бы быть с ней хоть умертвием. Видать, Дунки ваш слишком уж любил выпить, а на вечном пиру ему угощение не по вкусу пришлось. Вот и стал он драугром, винником.

Они вернулись обратно в зал, не позабыв прихватить с собой ещё вина по совету нового смотрителя погребов. Уселись в кресла, стукнули чашами, выпили.

– Поверить не могу, – прогудел Харад, пряча усмешку в густой бороде. – Йорги, когда ты уже оставишь свои дороги да придёшь жить в Олкуд? Видал, чего без тебя делается?

– Не выдержу я на одном месте, мой тан, – пожал плечами мерг. – Да и у тебя работы не столь много.

– Сам знаю, иначе бы не отпускал тебя никуда. Рассказывай теперь ты. Чего на моих землях творится и у соседей?

Ферр и Ульд переглянулись. А после колдун поведал всё как есть: про свои путешествия, про то, откуда взялись его спутники, опаску о зыбких границах и даже про сражение со слуа. Харад и Огаф слушали внимательно, хмуро. Когда мерг закончил, советник вздохнул:

– Что же сразу ко мне не пришёл с вопросами от ведьмы?

– Не хотел раньше времени тревожить слухами. А вот грухи с воинством мертвецов – дело уже иное.

– И то верно, – с пониманием кивнул тан. – Вы оставайтесь сколько требуется. Отдохните, побеседуйте с Огафом. И, Йорги, случись что, – Олкуд будет с тобой.

Харад протянул могучую руку, и мужчины крепко сжали друг другу предплечья.

– И ты держись, а чуть что – шли весть, – попросил Ульд. – Чую, чем ближе к Сайму, тем хуже придётся. А у тебя тут… Сам знаешь.

– Предупрежу ребят, – серьёзно заверил тан.

После Огаф отвёл их в подготовленные комнаты. Мерг отправился проверить Игви, а Ферра советник задержал на пороге, велел идти за ним, коль не сильно устал, и отправился знакомить с тёткой. Мельха и Эйдре ждали в покоях семьи Огафа с угощениями. Для жреца пир продолжился, и даже его хитрости не хватило, чтобы того избежать.

В небольшом зале потрескивал дровами да легонько чадил очаг. Занимался осенний закат, и иного света, кроме огня да неверных после бури лучей уходящего солнца, не нашлось. Общая комната покоев, отведённых гостям Харада, оказалась диво как хороша: западные окна открывали вид с высоты на стены и крыши Олкуда, далёкие раскидистые дубы за городом, столь древние, что чудилось: они застали ещё времена до Раздела. Таились в вечерних сумерках поля у длинных холмов, по коим белыми точками брели под пастуший рожок в загон овцы, клубились у горизонта низкие тёмные тучи, обещали новый дождь к ночи.

Мягкие кресла, устеленные шкурами, с подлокотниками такой доброй ширины, что на них вольготно размещалась кружка пива, более напоминали княжеский трон, а не обыкновенное местечко для отдыха. Очаг нынче слуги разожгли раньше прежнего – днём пролил холодный ливень, только завершившийся к вечерней поре, потому прохлада зала давненько уступила власть теплу да уюту. К закату Огаф завершил свои заботы на службе тану, пришёл к гостям, и по его слову тотчас появилась в комнате выпивка для каждого. Не нашлось бы в трёх мирах той порой дела приятней, чем рассесться у огня, вытянуть к нему озябшие в сквозняках замка ноги, потягивать хмельной напиток в компании друзей, шутить да беседовать о пустяках. Только такой удачи позволено не было, а разговор шёл на повышенных тонах, грозил вылиться в новый спор, коих было уже великое множество, а конца им не предвиделось вовсе.

– Всё сводится к героям легенды! – в сердцах бросил Ферр, после с досадой махнул рукой в сторону колдуна: – А этот упрямец и слушать не желает!

Огаф тяжело вздохнул, глянул на Ульда с укоризной. Мерг сидел напротив, потягивал пиво, наблюдал за жрецами со снисходительной улыбкой. Теперь к спорам о пророчестве присоединился и советник тана, да ещё поддержал не старого приятеля, а Ферра, отчего колдуну начинало казаться, что вместе с границами миров стираются из жизни последние крохи разума.

– Йорги, пусть звучит нелепо, и нам самим не понять, где правда, а где ложь, но легенды не существует без предсказанных героев, а стало быть, и послушать о них стоит, – терпеливо, словно толковал с малым дитём, произнёс Огаф.

– Когда пожелаю сказок, непременно выслушаю, – спокойно заверил мерг. – А теперь выдумки не к месту.

Ферр многозначительно глянул на советника, взял кружку, сделал пару глотков, хотя скорее всей душой желал запустить ей в непрошибаемо бесстрастную личину нового друга. Беседы, более схожие с пустыми склоками, продолжались уже третий вечер кряду. Ульд настаивал на своём, острил и отшучивался, смотрел на жрецов будто на безумцев, отказывался обсуждать добрую половину легенды, о которой сам же просил рассказать всё известное. Достучаться до колдуна не сумели бы, видно, даже боги, соизволь они явиться лично к Ульду с уверениями, что древнее пророчество следует сперва выслушать целиком и лишь после решать, где в нём столетия назад запрятали сказителя Ирда истину. А сильнее прочего злила Ферра догадка, что и мерг о героях знает немало: вот бы тут побеседовать да выискать крупицы верного, если бы кое-кто не твердил с упёртостью престарелого барана про пустые сказки и трату времени на глупости.

– Пророчества без защитников не существует. – Ферр поднялся, отошёл к окну, лишь бы не видеть вновь выражения лица колдуна, а после, недолго размышляя, вкрадчиво добавил: – Твоё нынешние неверие того не меняет, Ульд.

– Говоришь, будто я прежде эти бредни за чистую монету считал, – фыркнул мерг.

– Кличут тебя в этих местах забавно. Интересно, откуда бы такое имечко взялось? – Ферр злорадно улыбнулся.

– Вот уж дурость, – рассмеялся Ульд. – В легенде то не имя, а занятие, сам говорил. Колени у меня в человечью сторону гнутся, а коль обратно вывернутся, бежать я не сумею. Коней в три весны не только не запрягал, но и не видывал вовсе, и до двух яр мой рост даже теперь сильно не дотягивает, ежели сам не замечаешь. А уж людей, которые что-то собирают, сотни. Любого крестьянина по осени возьми – будет тебе собиратель из пророчества, хоть сразу на подвиги отправляй, не сомневаясь.

– Зачем же тогда было называться Йорги? – назло продолжал подшучивать жрец. – Уж не желал ли кто в юности стать героем?

– Не желал! – отрезал Ульд с прохладой. – Имя это мне было дано духами в пятнадцатый Сайм, вот и ношу как положено. А чего они сказать тем хотели, разобрать не проще, чем уяснить правду в вашем пророчестве, уж поверь колдуну мергов. Я в странствиях много чего собираю: ранения, неприятности, людскую глупость. Вас вот собрал к тому же на свою голову.

– Предсказанное имя-то, стало быть, – задумчиво хмыкнул Огаф, чуть склонил голову, вглядываясь в старого приятеля, а разобрать, всерьёз ли он или издевается, было невозможно.

– Что же ты прежде этим вопросом не задавался, советник? – с затаённым раздражением поинтересовался мерг.

Тот откинулся в кресле, постучал пальцами по кружке, на лице скользнула на миг и тут же исчезла лёгкая усмешка:

– А прежде и границы крепки были, Йорги, да слуа в срединный мир не пробирались.

– Будет вам, – примирительно сказал Ферр, поднял руки и серьёзно взглянул на собеседников, понимая, что злобой дело не ускорить, а ссора грозит нешуточная, ежели они продолжат в том же духе. – Тут Ульд прав, Огаф, чего бы ему не напророчили, мертвяков ещё поди пойми. Легенда говорит о знаках, а их не было, верно? Коль станем притягивать наши баллады ко всякому лишь ради имени, правды не прибавится. Юдарей, Тагни да Йорги по земле ходит немало – всякая мать захочет для своего дитяти силы да смелости словно у защитников из жреческих песен. Так что мешало предкам пожелать мальчишке того же да выдать за предсказание? Люди остаются людьми и в этом мире, и на вечном пиру.

Ульд благодарно улыбнулся Ферру, перевёл взгляд на Огафа и добавил:

– Пророчествовали мне смертью деда, он-то меня любил и наверняка хотел видеть внука крепким да умелым. И мать упоминала, что бабка при рождении просила меня Йорги как раз наречь, да родители иное имя подыскали. Не во всяком предсказании кроется судьба, отец и сам повторял, что тогда было больше похоже на напутствие потомку, а он попусту говорить не привык.

Огаф, довольный тем, что вдвоём с Ферром они умудрились прошибить вечное спокойствие мерга, добродушно отмахнулся, заверил:

– Да шутки это всё, Йорги. Что героев на наши головы не свалится, понятно любому, ты верно заметил – это лишь утешение для людей, да и россказни среди жрецов туманны, путаны, друг другу противоречат. Но всё же, коль желаешь разобраться в пророчестве, значимой его части отбрасывать не стоит. Будешь точно знать, что про защитников добавили после, – самому спокойней окажется. Спросил совета, так держи: сходите до пещеры Коддага, поглядите. Вальги упоминал, что начало легенды о Юдаре оттуда взято.

– Толку-то, – вздохнул Ферр. – Чужаков к рисункам не подпускают, даже отец никогда там не бывал, а я их видел множество раз, ничего нового не найду.

– Как знаете, – пожал плечами советник. – Вы моё слово услыхали. И коль в наставнике сомневаешься, то зря, – ежели мой старый друг тот же, каким помнится мне, тайны перед лицом опасности он из пещеры делать не станет. Да и сам то понимаешь, по глазам вижу.

Помимо споров о великих героях жилось Ферру в стенах замка Олкуда спокойнее некуда. На хлеб и то зарабатывать песнями не приходилось: у тана путники оказались гостями почётными, желанными. К четвёртому дню, несмотря на множество людей вокруг да родную тётку под боком, жреца начало мучить одиночество, щедро сдобренное смертной скукой от безделья.

Мельха приняла племянника с любовью да добротой, расспросила подробно об отце, учителе, доме. Свои дети у Огафа с сэйд давно выросли: старший сын Тиль уже и сам бродил по дорогам жрецом, а дочка Тави ходила невестой знатного юноши из Билнуда, готовилась вот-вот покинуть родной кров, отправиться на юг за новой жизнью при дворе князя. Девочки не учились у отцов, не шатались по трактам с балладами, но дочь советника тана привыкла к роскоши побольше, чем её брат, и положением обижена не оказалась. А кровь сэйд добавляла красоты: высокая, изящная темноволосая девица с изумрудными глазами да нежным голосом обделена женихами не была никогда и выбирала тщательно. Внуков оба пока родителям не подарили, а потому Ферру показалось, что будь он дитём вёсен десяти, тётка не отпускала бы от себя, нянчилась бы с радостью. Но тетёшкаться со взрослым мужчиной Мельха не желала. Зато отобрала у жреца Эйдре, которая целыми днями пропадала с ней да её дочкой, помогала с приготовлениями к свадьбе и просто наслаждалась жизнью, достойной княжны верхнего мира.

Ферр радовался согласию, воцарившемуся среди дев, но настолько уже привык считать Эйдре лишь своей безраздельно, что теперь скучал по ней и не желал отпускать ни на шаг. Чародейка беззаботно хохотала, уверяла: стоит жрецу сыскать себе занятие, тоска тотчас пройдёт без остатка, она лишь от безделья. А после улетала к своим подругам вновь, оставляла за собой лишь отголоски звонкого смеха да сладкий аромат кожи и волос от бесчисленных непонятных флакончиков, коими делились с ней Мельха и Тави. Являлась обратно Эйдре поздним вечером, счастливая да румяная, в замысловатых нарядах дорогих тканей, со сложно уложенными косами, чудилась прекрасной и чужой. Привычно стремилась убежать спать отдельно, и первую ночь Ферр стерпел смиренно, но после принялся брать свою сэйд за руку, вести в общую кровать и не позволял отходить от себя до утра.

От Ульда в стенах замка тоже толку было немного. Когда колдун не хотел поспорить о легенде, пропадал со старыми приятелями или у Харада, а временами попадался в коридорах в обнимку со светловолосыми красавицами из помощниц Мельхи, и тогда не являлся в общие комнаты даже к позднему вечеру. Жрец невольно припомнил недобрый взор одного из стражников при встрече мерга, но, возвращаясь мысленно к числу дев, будто зачарованных колдуном, дивился теперь не прохладе того взгляда, а тому, что оказался он на весь замок пока единственным, примеченным Ферром. Видно, отвергнутый влюблённый не сумел смириться, что ему предпочли Ульда, оттого зыркал искоса, а остальным дела до утех помощниц Мельхи не находилось вовсе.

Время же для жреца в гостях у Харада тянулось с редкой нерасторопностью. Ферр, сам того не желая, начал тосковать по длинной дороге, разговорам у костров, беготне Игви и воле, в которой людей у него не отнимали все, кому вздумается, а друзья не исчезали на долгие дни, не бросали его одного бродить, словно неупокоенный дух, среди камней да чужого веселья.

Разок от скуки и безделья жрец забрёл даже к Дунки. Винник и впрямь оказался мужиком добрым, приятным в общении, того не сумели изменить даже смерть да возрождение в образе драугра. Страданий Ферра уразуметь не сумел – ему казалось глупым томиться да печалиться в замке, где столько дивного вина, которого нальют по первой просьбе. Но угостил выпивкой, устроившись с гостем прямиком на полу среди длинных рядов бочек, выслушал внимательно и посоветовал побродить по городу, раз в стенах места никак не находится.

К неделе бестолкового одиночества жрец слова драугра невольно вспомнил, решился и впрямь пройтись по Олкуду, посмотреть на жизнь народа. Подумалось, что и новых сюжетов для песен так сыскать удастся: всё меньше безделья, чем слоняться потерянным по коридорам. Ферр выскользнул из дома с утра пораньше и почти до заката изучал, чем полнятся земли тана.

Олкуд давненько разросся достаточно, чтобы не бытовать лишь заботами замка, как в давние времена, когда князь пожаловал роду Харада эти места. Люди жили разным: варили мёд да пиво, торговали, работали с тканями, занимались скотом, возделывали поля. Нашлось место и большой кузнице, и базарной площади, и домам здешней знати. Хозяйства попадались ладные, богатые, но мелких хижин бедняков, бродяг-оборванцев, тёмных переулков, в которые и заглядывать опасно, тоже оказалось с достатком.

Городок Ферр счёл сносным, вспомнился по случаю соседний с Коддагом, куда в детстве он несколько раз попадал с отцом, наставником да Яргом на праздничную ярмарку. Те места в юности казались самыми дивными на свете – музыка, представления, актёры да сласти покорили мальчишку, оставили в памяти лишь добро и веселье. Но одно дело – ходить спутником жреца: там в достатке и почёта, и осторожности горожан, а другое – оказаться на улицах города в одиночку, без сэйда, а стало быть, и без очевидного положения среди остальных жителей.

Довольно скоро Ферру надоело толкаться в толпе, прокладывать себе дороги локтями да замечать, как просят кулака особо бойкие горожане, желающие указать ему на место, которое жреца устроить не сумело бы. И он, наплевав на привычную осторожность, всё чаще сворачивал в переулочки между домами, обходил стороной лишь самые грязные из них, а в иных задерживался надолго: усаживался на какой деревянный ящик, наблюдал за спешкой, размышлял. Смотреть за жизнью издали Ферр любил всегда, а если бы не некоторые ретивые мужики, пытавшиеся нарваться на драку просто от скуки, и вовсе позабыл бы о своей тоске да просидел бы на месте до поздней ночи в полузабытье, подыскивая слова новым историям.

Временами гоняли жреца и хозяева домов, коим виделся он непонятным бродягой, а потому разбирать, с чем незваный гость пожаловал, они не желали. К вечеру, когда солнце обожгло город медью заката, Ферр в очередной раз снялся с места под ругань щуплого мужичка, приметившего его у родных стен, и решил уже возвращаться в замок. Спешить туда, где не ждут, – охота невеликая, а потому брёл жрец по улицам медленно, хоть и не останавливался. В какой-то миг неведомая сила сродни любопытству словно заклятием затянула его в один из тех переулков, коих прежде он старался избегать.

На нагромождении ящиков и старого барахла восседала в густой тени последних часов дня старуха в бесформенных чёрных тряпках и мерещилась чудно́й громадной птицей. Голову покрывал плотный капюшон, костлявые длинные пальцы беспрестанно перебирали бусы из грязно-жёлтого камня.

– Бедолага, – с хрипотой прошипела она, рассматривая Ферра из-под ткани, за которой не удалось бы разобрать лица. – Добрый малый, веришь в дружбу, когда тебя бросили слоняться одного да совсем позабыли.

– Тебе-то какое дело? – жреца словно отталкивало прочь, воротило, а потому он хотел поскорее уйти, попятился к выходу из проулка, но следующие слова старухи заставили замереть да прислушаться.

– Кое-кто волнуется за тебя, Ферриган Ди Ирд. Близкий, даже коль ты не подозреваешь. Меня просили предупредить, по своей воле я бы за тобой идти не подумала. Вы поверили не тому, кому следовало, купились на ложь и позволяете привести к беде.

– Неужели? – Он с усилием заставил себя сделать шаг вперёд к тёмной фигуре, а в глазах блеснули искорки нескрываемого любопытства.

– Сколько ты его знаешь, мальчик? – незнакомка зашлась хриплым смехом. – Что ты о нём знаешь? Просил ответов, а сам не желает слушать. Водит дружбу с местным таном, а шастает по дорогам. Так удачно попался на Модр, подсобил в бою, а после потащил обходным путём да случайно привёл к засаде. А нынче отбирает и твою сэйд: она бегает очарованной за другими, совсем о тебе позабыла.

– И чего же, по-твоему, он пытается добиться? – поинтересовался Ферр спокойно. – Мало ли в мире жрецов, к чему ему именно я, чтоб обманывать?

– Меня заверяли, что ты парень умный, – с лёгким разочарованием прошипела старуха. – Вот и подумай головой, коль не позабыл, как ей пользоваться. С чего ты принял за правду, что с границами что-то творится? Почему даже не попытался предположить, что колдун сам призвал драугров у мёртвого дома?

– А грухи тоже он в Ирд притащил? – коротко улыбнулся жрец, не пожелав таиться, коль незнакомке известно об их дороге куда больше, чем сумела бы разнести народная молва.

– Знакомые сэйды у него есть, одну он тебе даже показал. Да вёл к ведьме, в которой тоже в достатке могущества верхнего мира. Но его-то силы от Мерга, а ты не захотел и расспросить, откуда мальчишка чуть старше тебя ведает древнее заклятье против слуа, не звучавшее прежде в срединном мире столетия. Что бы он тебе ответил на это, Ферриган?

Ферр прищурился, окинул внимательным взглядом фигуру незнакомки, задумчиво кивнул, будто бы соглашаясь с её словами.

– А теперь со своими дружками говорит тебе о Коддаге, прикрываясь опасностью из легенды, о которой то ли желает знать, то ли уже знает достаточно и не хочет слушать, – добавила старуха вкрадчиво, чуть подалась вперёд, и неясное чутьё снова оттолкнуло, заставило размышлять о скорейшем уходе. – И упомянет о пещере снова не раз. Потому что она нужна ему, нужны тайны сказителей Ирда. Вы придёте, наболтаете о границах, да наставник твой пустит чужаков ради благого дела, неужто сомневаешься?

– Для чего же им рисунки, которые и мы сами полностью не понимаем? – спросил жрец осторожно.

– Слишком тобой дорожат: брехали об уме, – заключила незнакомка с раздражением. – Не остановить, а начать, мальчик. Способ там сыщется легче лёгкого. Попытайся чутка подумать, с кем водишь дружбу да на что полагаешься.

И она исчезла, растаяла в тенях, словно не было. Ферр обошёл место, где сидела старуха, осмотрелся, хмыкнул и поспешил в замок. На удачу умудрился отыскать в коридорах Ульда, коего со смехом тянула к своим покоям очередная красотка. Быстрым жестом жрец отвлёк Йорги от объятий девы, резко бросил:

– На пару слов. Срочно.

Мерг спорить не стал, выпустил талию девы, поцеловал в щечку, обещал заглянуть позже, поспешил следом. До комнат они добрались в тишине. Ферр захлопнул дверь, обернулся к колдуну, который уже успел удобно устроиться в кресле и с безграничным спокойствием ожидал беседы.

– Скажи-ка мне, не кажется ли тебе случившееся не просто чередой неудач? – Жрец прошёлся до окна, остановился, глядя на город. – Грухи, наша встреча в деревне из-за бед с трактом, обвалившийся мост, сгоревший дом со слуа в засаде? Не думал, что это смахивает на чью-то волю?

– С чего бы? – удивился Ульд. – Больше походит на совпадение. Кому мы нужны, чтобы такое устраивать?

– Мало ли в мире доброжелателей. Особенно, коль речь идёт о древней легенде-пророчестве. Мне вот только что в городе один попался…

Он рассказал о встрече со старухой. Мерг выслушал внимательно, скрестил руки на груди, не отрывал взгляда от жреца.

– Что думаешь делать? – поинтересовался он.

– Даже оправдываться не станешь? – Ферр чуть склонил голову, изумруды глаз блеснули насмешкой.

– Сам разберёшься, кого слушать, – хмыкнул мерг. – Не дитя. Уйдёшь?

– Уйдём, – отозвался жрец спокойно. – За тобой следят, пытаются остановить. Харад добрый хозяин, но кто знает, чем ему может грозить теперь наша компания. Назови меня безумцем, но чем дальше мы окажемся нынче от близких, тем меньше возможностей использовать их, чтобы помешать нам, Йорги.

Ульд вглядывался в лицо Ферра несколько долгих секунд, пытался припомнить, слышал ли когда-то от него это обращение прежде, после переспросил:

– Йорги?

– Так тебя кличут друзья, разве нет? – мягко улыбнулся тот.

Мерг поднялся, подошёл к жрецу, посмотрел за окно и тихо сказал:

– Ты же и впрямь знаешь меня меньше луны. С чего решил верить?

– Свои глаза я знаю двадцать вёсен, – весело отозвался Ферр, – и в них сомневаться не привык. Так что?

Ульд не отрывал взгляда от красного сокола, усевшегося на стене напротив окна. Птица встряхивала крыльями, щёлкала клювом да посматривала на них янтарными очами словно бы с интересом.

– Видал? – подбородком указал на неё мерг.

– Алый сокол? – жрец нахмурился. – Посланник Двуликого? Почему?

– Не знаю… Но догадываюсь. Заклятие против слуа прозвучало в срединном мире впервые за века, минувшие с Раздела, Ферр. Кому, как не ему, услышать да обратить на колдуна, сотворившего древние чары, свой взор?

– Откуда, к слову, ты вообще разведал это заклинание? Сам сказал: впервые за века понадобилось.

– Отец выучил, – пожал плечами Ульд. – Говорил: лучше знать и никогда не использовать, чем попасть в беду и не суметь защититься.

– И теперь мы точно привлекли достаточно внимания, чтобы сомневаться в попытках нам помешать. Раз уж даже Двуликий решил приглядеться.

– Интересно, что же он ожидает увидеть? – вздохнул мерг и хмуро покосился на птицу.

– Нас. Тебя. Ты не ответил, Йорги. Уходим?

Ульд посмотрел на друга, помолчал немного, затем спросил:

– Вместе? Уверен? Вы можете остаться здесь, петь в тавернах, жить у Харада. Эйдре кажется счастливой в замке. Я бы после зашёл за вами к Сайму. Остановить, если ты прав, пытаются меня, не тебя и не её.

– Я иду с тобой, – отрезал тот упрямо. – После старухи точно иду. А Эйдре меня не оставит. Если ты, конечно, не против нашей компании.

Ферр протянул руку, и Ульд крепко сжал его предплечье. Сокол за стеклом взлетел, устремился прочь, и они проводили его задумчивыми взглядами.

С Мельхой и Тави Эйдре простилась с сожалением: надеялась успеть проводить новую подружку в Билнуд. Деве казалось, что времени до Сайма у них с достатком, а спешить от гостеприимного замка Олкуда нет нужды. Она помнила, что сама же просила спутников отправиться Фелб, но не видела большой беды в том, чтобы прийти в город неделей позже оговорённого.

Ферр и Ульд же засобирались стремительно. Долго беседовали о чём-то с таном за закрытыми дверьми, а после жрец заглянул в покои Огафа и Мельхи, велел сейчас же готовиться в путь. Эйдре Ферр померещился встревоженным, но на расспросы не ответил, обещал объяснить после да сразу исчез.

Несмотря на странный уход рассветом следующего дня, чародейка не шибко печалилась, а дорога вновь звала и манила. С побережья старины Олки они вскоре свернули, неспешно побрели трактом среди бескрайних верещатников в сторону далёких гор севера. Эйдре разглядывала окрестности с любопытством, подмечала местную живность да с интересом изучала, о чём здесь судачат ветра.

Когда путники отошли от Олкуда на несколько часов, заговорил Ферр. Рассказал новости о встрече в переулке города, свои мысли о слежке и попытке помешать Ульду разобраться с древней легендой.

– Почему не сказал, что уходишь? – Чародейка посмотрела с гневом, за которым старательно прятала тревогу.

Целый день отсутствия Ферра в замке она вчера и не приметила, хотя связь, коей их скрепили в Сэйде, прежде не давала потерять жреца. Эйдре всегда чувствовала, где он, сколь бы велико ни было между ними расстояние. Но признавать, что увлеклась чужой свадьбой столь сильно, что позабыла о своём любимом, она не хотела и сердилась разом на всё: себя, непонятную старуху и, особенно, Ферра.

– А я, получается, должен за тобой верным псом бегать и шагу никуда не ступать без позволения? – Жрец шёл впереди всех и даже недовольным взглядом не одарил свою сэйд.

Эйдре вздохнула. Понимала: Ферр зол за то, что дева бросила его одного, и легко представляла свою обиду, попытайся сотворить такое он. Потому быстро скользнула к нему, взяла за руку, заглянула в лицо:

– Сумел разобрать, что это за старуха?

Жрец качнул головой, задумчиво объяснил:

– Сплошь чёрные тряпки и голос змеёй шипит под капюшоном. Да чувство странное: вроде, любопытно чего выяснить, а в то же время как неведомой силой отталкивает подальше.

Чародейка нахмурилась, шла недолго молча, крутила на пальце колечко, подаренное Мельхой, а после тихо напомнила:

– Та служанка в деревне говорила похожие слова о госте из леса.

– Мы что, оставили в Олкуде грухи?! – В спокойном обычно голосе Ульда скользнули отзвуки холодной стали.

– Наверняка мы не знаем, – поспешно произнесла Эйдре. – И я много раз поминала: грухи умны да хитры, с ними можно договориться. Нападать без разбору охотник Сэйда не станет, коль не зол, а по рассказу Ферра старуха была спокойна. Если её отправили поговорить, после она скорее всего покинула город и вернулась к тому, кто посылал за нами, оставаться ей самой оказалось бы невыгодно, раз уже кому-то помогает.

– Что же ей помешает попытаться добраться до Харада, ежели и о том попросили? – прошипел мерг.

– Там есть могучая чародейка нашего народа, – заверила Эйдре, а сама большим трудом заставила себя не оглянуться назад, лишь бы не встревожить спутников ещё больше. – Вы рассказали и о грухи в деревне, и о незнакомке, так ведь? Стало быть, в замок ей не пройти, туда и прежде бродяг не пускали, а теперь подавно не позволят даже глазеть рядом. К тому же, грухи слабы будто младенцы без наваждения, а его в городе нет, как и троп с порогами, я верю словам Мельхи.

– Исчезла она быстро, – сказал Ферр. – Миг и нету никого, словно в тенях растворилась.

– Она просто отвела тебе глаза, – вздохнула дева. – Сидела на месте да ждала, когда ты уйдёшь. Чихвостила ещё, небось, последними словами за то, что трёшься там, осматриваешься, а закат уже вот-вот окончится вместе с её силами.

– Стоило подольше постоять, значит, – процедил Ферр сквозь зубы. – Ещё один грухи, обученный мороку, Эйдре?

– Не я его учила! – возмутилась чародейка и ради примирения тихонько добавила, крепче сжимая напряжённую ладонь жреца: – Точно мы сказать не сумеем. Мог ведь и человек там сидеть, ты наверняка не видел.

Жрец глубоко вдохнул, постарался успокоиться, только мрачные мысли не оставляли. Рассказывать о своих сомнениях ему не хотелось, но Эйдре словно сорвала с языка слова, сказала их сама, отчего сердце кольнуло болезненной горечью.

– Она говорила: беспокоится о тебе некто близкий, – осторожно произнесла чародейка, с опаской глянула на лицо любимого, заставила себя закончить: – А грухи в деревне выкрикнул имя твоего брата. Когда отец предположил, что Ярг мог быть проклят оттого, что попытался увести сэйда силой, ты не возмутился и посчитал это возможным.

– По весне он снился мне, просил помочь, – бесцветным голосом уронил Ферр. – К чему это было, коль он замешан в попытках помешать нам?

– Отвлечь. Не дать завершить испытание. Увести на поиски. Сам говорил, за дружелюбием может скрываться злой умысел, так отчего его не спрятать за мольбой о помощи?

Он не ответил, лишь дёрнул плечом да крепче схватился за посох.

– Ферр, – негромко окликнул Ульд, – тебя не смущают такие слова о брате?

– Что в них должно смутить? Ярг пропал, что с ним – неизвестно. Ежели жив, может делать, чего вздумается. Всё, что мы знаем – он не вернулся с сэйд. Невозможно даже сказать наверняка, точно ли он не связал себя с кем-то и попросту не сбежал прочь, Йорги.

– Когда ты вчера говорил со мной о старухе, был зол. Я подумал было, что ты поверил и рассердился на меня…

Жрец обернулся, взглянул на друга с возмущением и гневом, хотел заговорить, но Ульд поднял руку, продолжил:

– Но твоя ярость оказалась о её словах обо мне. А теперь Эйдре говорит, что Ярг может следить за нами, мешать, а ты словно готов всерьёз думать так о нём.

Ферр печально усмехнулся, провёл рукой по изрядно отросшим волосам, после признал:

– И правда готов. Ярг самоуверенный, временами бывал жесток и груб. Добрыми друзьями нам жить не случилось. Честно сказать, не знаю сам, чего больше боюсь услышать на вершине Духов в Сайм, Йорги: что брат мёртв или что его на вечном пиру никогда не было. Потому что, если Ярг ходит по срединному миру, а грухи выкрикивал его имя, я не удивлюсь и тому, что за попытками нас остановить может стоять он.

Ульд крепко сжал плечо жреца, тихо сказал:

– Узнаем после. Сейчас такие мысли не принесут ничего, кроме дурных сомнений. Даже ежели твой брат жив, он ещё может бродить по свету да трудиться честно.

– Но просил о помощи. – Изумрудные глаза блеснули льдом. – Именно меня. Именно во время испытания. Не будь у меня повода думать дурно об этом человеке, я бы не позволил и произнести о нём дурных слов.

Они пошли дальше молча, тишину нарушал лишь шорох шагов, гулкий стук посохов да весёлый лай Игви в отдалении.

Дорога до Фелба заняла четыре дня. Бескрайние поля верещатников манили Эйдре, ей хотелось обернуться ястребом, лететь над камнями, смотреть на мир с высоты и слушать свист ветра под крыльями. Но мысль о том, что она бросила Ферра в замке, совсем позабыла хоть изредка оставаться с ним, а после ещё и не приметила долгого отсутствия, терзала совесть. Чародейка старалась теперь идти рядом со своим жрецом, не отпускать руки в дороге, говорить да отвлекать. Со временем мрачные думы оставили каждого, сменились нетерпением и азартом странствия. В деревнях их встречали радостью, Игви веселил в пути, мир начинал казаться добрым, а прошлые заботы далёкими. Лишь бесконечные разговоры о древней легенде напоминали, что Ирду грозит беда, а им – некто, стремящийся помешать выведать правду и остановить предсказанную столетия назад войну. Эйдре слушала рассказы Ферра и его споры с Ульдом, размышляла с ними, только всё больше чудилось, что толку в том нет никакого. Они будто бродили вокруг неясных слов, пытались выведать в них средство для борьбы, но чародейку всё больше смущало обсуждение, походящее на затаённую ссору, где к тому же уже несколько дней кряду не рождалось ни одной новой мысли.

Высокие стены прекрасного Фелба показались на горизонте ещё до полудня, становились всё ближе, окружённые, будто лабиринтом, росчерками каменных ограждений на полях близ города. Длинный мост вёл через широкую реку к массивным воротам, реяли на башнях флаги княжества. Эйдре подумалось, что весь Олкуд вместе с его величественным замком мог бы расположиться в Фелбе трижды, да ещё осталось бы вдоволь места под новые постройки. Но сколь бы чудесным ни был открывавшийся всё полнее вид на древнюю столицу Фелбера, она уделила ему немного времени, а после внимание оказалось безраздельно занято иным чудом.

Перед далёкими, укутанными облаками и сизой дымкой горами тянулась, насколько хватало взора, огромная стена. Тёмная рукотворная линия, искусанная временем, неровной высоты, местами щербатая или зияющая обширными провалами, она мерещилась бесконечной лестницей, стремящийся сразу во все стороны: вперёд, вверх, до самого моря с востока да вглубь Ирда на запад. Некоторые части чудились невредимыми, но были другие, словно искрошенные неловкой рукой какого древнего гиганта. Эйдре замерла, всматривалась, любовалась и пыталась отгадать назначение такой громады.

– Великий Раздел, – пояснил Ульд, проследив направление взгляда девы. – За ним начинаются земли народа Мерг.

– Мы можем сходить прежде туда? – чародейка обернулась на одной ноге, сжала ладошки перед грудью, посмотрела с надеждой и показалась спутникам любопытной девчушкой, а не гордой княжной, с полчаса назад гневно спорившей с ними о туманных легендах. – Пожалуйста!

Ферр и Ульд переглянулись.

– Пути неспешно часа два в одну сторону, – ответил мерг на невысказанный вопрос друга. – Успеем дойти, оглядеться да передохнуть, а после вернуться ещё до заката.

– Тогда идём, – улыбнулся жрец. – В Фелбе нас не ждут, стало быть, и торопиться незачем.

Эйдре вместе с Игви поспешила вперёд по одной из многочисленных тропок среди лилового ковра цветущего вереска. Ферр и Ульд шли следом, о чём-то негромко переговаривались, но их беседа сейчас не занимала мысли чародейки, – она жаждала поскорее добраться и внимательно осмотреть удивительную стену.

Чем ближе они подходили, тем чаще на глаза попадались непонятные нагромождения, похожие на основания укреплений или давно сметённые временем руины неясного назначения. Эйдре не сдержалась, перекинулась ястребом, облетела округу, а после посидела немного на самой вершине стены. Спустилась к спутникам, которые уже расположились у поросших мхом камней, обернулась человеком, устроилась рядом.

– С высоты видно столько разрушенных крепостей по обе стороны, – осторожно сказала она. – Поэтому тут стена? Люди Мерга и Ирда враждовали прежде?

– Люди Мерга? – переспросил Ульд недовольно.

– Эйдре, – тихо произнёс Ферр, – ты говоришь так, будто не знаешь о Разделе.

– Откуда мне знать историю ваших народов? – Чародейка посмотрела удивлённо. – Ты о ней не пел, а в Сэйде до того дела никому нет, своих забот хватает.

Ульд хотел что-то сказать, но осёкся, устремил взгляд на древние камни, откуда взирал на них алый сокол.

– Смотри-ка, снова. – Он легонько ткнул Ферра локтем в бок, кивнул на птицу. – Хоть здесь и не удивительно, но с чего столько внимания?

– Она не из этого мира? – Эйдре тоже глянула на сокола. – Но и не из Сэйда, наши всегда белые.

– Из Мерга, – кивнул Ульд. – Посланник Двуликого.

– Кого? – Чародейка нахмурилась, попыталась припомнить, о ком они говорят, но не сумела.

– Ты не слыхала прежде ни имени Ириты, ни о Двуликом? – Ферр недоверчиво улыбнулся. – Хоть об Эталле народ верхнего мира не позабыл?

– О владыке ветров, собственном боге? – рассмеялась Эйдре. – Вряд ли бы нам удалось. Но вы не ответили, кто такой Двуликий. И говорите так, словно уже видали эту птицу прежде.

– В Олкуде, да. – Ульд отвлёкся от сокола, погладил пристроившегося подремать у ног Игви. – Вечером, перед тем как уйти. Совсем из головы вылетело рассказать. А Двуликий – бог войны и охоты, из нижнего мира.

– И он следит за нами? – Эйдре вновь глянула на птицу, но уже с опаской. – Дурной знак.

Мужчины посмотрели на неё со странным изумлением, переглянулись. Эйдре вздохнула, пояснила с терпением:

– Если слуа у того дома поставил он, смерть слуг разъярила его. Что же хорошего сулит то, что он нашёл виновников их гибели?

– Двуликий враждует с воинством Мерга долгие века, – тихо поправил Ульд и говорил отрывисто, сердито. – В тот день погибли не его слуги, а твари, которых он сам уничтожает без устали. Как народ Сэйд умудрился позабыть, кому обязан спокойной жизнью? Не знать о Разделе, Дикой Охоте, а из творцов трёх миров помнить лишь Эталла? Разве такой должна быть благодарность?

– Хватит, – спокойно велел Ферр. – Йорги, Эйдре не понимает ни твоих слов, ни твоего гнева. И не той ты задаёшь вопросы. Не знает – так стоит рассказать, а не попрекать в том, что никто не говорил прежде.

В давние времена, коих не вспомнят уже и на вечном пиру, Ирд, Сэйд и Мерг были едины. По изумрудным холмам земель прекрасной Ириты стелились туманы, а в них бродили диковинные создания. Девы с козлиными ногами пасли скот, в дремучих чащобах жили олени с человечьими головами; мир бурлил чарами, колдовством, жил в грёзах и полнился страхами, что рождали ночные кошмары. Но не нашлось бы от края до края суши или в самом сердце моря проклятья страшнее порождений Мерга. Дикие твари, не знавшие ни пощады, ни гибели, появлялись из-за высоких гор на севере, терзали землю, обливали её кровью, яда в которой хватило бы разом на десяток миров. Там, где проходили они, реки вскипали зловонной жижей, умирали деревья и травы, а всякая жизнь исчезала под их копытами или стопами. Мудрейшие не сумели бы сосчитать их числа, сильнейшие не ведали, как одолеть нечисть с севера.

В мире жило множество богов, но не нашлось бы среди них равных доблестью владыке ветров Эталлу, стойкостью – деве плодородия Ирите, храбростью – Охотнику Лливу. Собрались они втроём перед горами севера, и плакала Ирита над мёртвыми землями и телами своих созданий. Тогда призвали боги верных им со всех уголков света и решили выступать против орд тварей Мерга. Бились они с мужеством, коего не видел мир прежде да не узрит вовеки, три страшных столетия, и не было в те годы ни солнца, ни луны, ни звёзд. Однажды смогли боги и их войско отбросить врага прочь, но победить не сумели, – спустя время Мерг вернулся с новыми силами, а герои не успели тогда восстановить своих с достатком.

Великая скорбь наступила среди богов и их созданий: не ведали они страха, но не находили и возможности спастись. Последняя битва предрекала им гибель, а могилой должны были стать отравленные Мергом земли. Но они оставались стойкими, готовыми к сражению, и каждый поклялся, что не прорваться врагу за стену на границе, покуда жив хоть один её защитник. В ночь, за коей должна была свершиться битва, разверзлись пред ними северные горы, встал перед Иритой, Эталлом и Лливом незнакомец…

– Серебром сиял лик под светом лунным и застыли звёзды в прозрачном взоре. Молвил, что спешил он к отцу в час тёмный, указал на Ллива копьём чудесным, – нараспев проговорил Ульд строки древней легенды, подмигнул удивлённому Ферру, а после жестом просил продолжать.

Сын, рождённый в кошмарах Мерга от связи порождения тьмы с богом-охотником, пришёл с подмогой для уставших воинов. За его спиной стояли чудовищные твари: всадники без ног, вросшие в спины своих лошадей, и каждый сжимал в длинных руках копьё, исчерченное неведомыми рунами. Копьё же их вожака сияло солнцем, а охранные знаки на нём переливались пламенем, и чёрное древко невозможно было переломить даже колдовством. Он назвался богом войны и предрёк добрый исход битвы, но также предсказал гибель Ллива и желал её предотвратить.

Охотник поверил сыну, но отказался не вступать в сражение и был смертельно ранен, а потому перед кончиной благословил воина Мерга, поддержавшего их, и даровал ему свою силу. В тот день тварей отбросили, но новые орды предрёк бог войны и предложил решение, которое пришлось по душе его союзникам.

– Разделить миры… – прошептала Эйдре и оглянулась на горы, словно опасалась увидеть за спиной чудищ из легенды.

Ирита, Эталл и Двуликий собрались у границы мёртвой земли, поднялись на огромную стену, прежде служившую защитой от Мерга, да нарекли её Великим Разделом. Бог ветров создал верхний мир, затрубил в рог, и все, кто был верен ему, назвались Сэйд, ушли с ним и забрали туда чары да колдовство. Дева плодородия спрятала свой золотой меч в ножны, дабы не покинул он их до скончания трёх миров, ступила назад, к зелёным холмам, и те, кто откликнулся на её зов перед битвой, отправились с ней и приняли имя Ирд. Двуликий же молвил, что уходит на Межу пред Мергом, и там его Дикая Охота станет мешать тварям нижнего мира пробираться через границу. И были люди, желавшие отправиться с ним и сражаться под его знамёнами. Воин-Охотник молвил, что самые умелые из его ловчих не смогут отыскать всех порождений тьмы, даровал тем, кто не покинул его, магию своей родины, нарёк их Мерг и наказал странствовать среди живых да защищать их до конца времён. А после ступил вперёд на мёртвые земли и исчез. Но ежели кружит над Великим Разделом алый сокол, – то Двуликий наблюдает за порядком да смотрит, чтобы его воля исполнялась в обоих мирах.

Ферр умолк, покосился на птицу, которая будто бы тоже слушала легенду с большим вниманием, а после перевёл взгляд на друзей. Эйдре сидела задумчивая и притихшая, а Ульд улыбнулся, бережно коснулся ладони девы, сказал:

– Прости за резкость. Двуликий – мой бог, и я не стерпел обвинения его в связи с нашим врагом. Алый сокол смущает и меня, но он не несёт зла, поверь. А ежели за нами и впрямь следят, я даже рад, что на нас обратил внимание и хозяин вечного пира.

– Я бы тоже не сдержалась, скажи ты грубость об Эталле, – заверила чародейка. – Странно, что у нас не знают этой легенды, таких вещей не стоит забывать. Раз мир когда-то был един, как не поверить в то, что границы могут исчезнуть вновь?

– Наверное, опасность для вас не столь явная, – предположил мерг. – Нижний мир несёт разрушение и гибель всему живому, а зачем было Эталлу создавать Сэйд, мне непонятно до сих пор.

– Из-за наваждения. – Эйдре печально улыбнулась. – Туман, рождающий грёзы да кошмары, о котором говорил Ферр в начале – причина создания верхнего мира. Он даёт нам силу, но обретает власть над любой мыслью и любым страхом, осуществляет их, и иногда это несёт не меньше бед, чем самые жуткие из мертвых тварей среди твоих врагов. Грухи – одно из них. Воплощение коварства, каким представляется оно людям. А хуже, что для многих он не только страшный противник, но и желанный союзник. Чьи-то кошмары временами становятся грёзами для другого.

– Стоит идти обратно, – поторопил Ферр. – Нужно ещё сыскать сносную таверну, а Эйдре наверняка возжелает сразу же осмотреть весь Фелб, и мы с тобой не сумеем ей помешать, Йорги.

Они рассмеялись, собрались в путь. Перед уходом мерг обернулся и, сам не понимая зачем, сказал птице:

– Мы придём на вершину Духов к Сайму. Не знаю, к чему тебе это, но мне скрывать нечего.

Сокол щёлкнул клювом, взмыл в воздух и через мгновение уже пропал из виду.

– Словно бы хотел узнать наши планы? – удивлённо предположил Ферр обратной дорогой.

Колдун дёрнул плечом и невольно оглянулся назад, на древнюю стену, но там уже никого не было.

Фелб встретил путников шумом да кутерьмой. Сновали повсюду люди, криком и скрежетом полнились улицы, узкие переулки, широкие площади. Однако город был красив, и Эйдре с восторгом озиралась по сторонам, с трудом проталкиваясь сквозь толпу за спутниками. Она привыкла ориентироваться на слух, но здесь он подводил, звуки сбивались в общий гул, путали, кружили, оглушали. В какой-то миг чародейка поняла, что вовсе не видит спин Ульда и Ферра, не слышит недовольного сопения Игви. Её несло в потоке людей куда-то, а друзья вот только что были здесь, но теперь пропали без следа.

Эйдре с трудом выбралась к стенам большого дома, скользнула в тёмный переулок, попыталась успокоиться. Уши прежде не подводили никогда, а связь со жрецом точно давала понять, куда ей следует направляться за ним. Но сейчас не было ничего. Только она одна, окружённая какой-то отвратительной грязью да мусором, шумом и своим страхом. Дева несколько раз глубоко вздохнула, посмотрела с затаённым отчаяньем на горностая у запястья, а после решительно отправилась вглубь переулка, понадеявшись, что отыщет спутников, не возвращаясь в толкучку.

В какой-то миг стало тише, Эйдре даже умудрилась прислушаться. И тут же обнаружила за спиной осторожные шаги, которые не признала, а потому пошла быстрее и выбралась к тупику – двум постройкам, отгороженным от улицы высокой стеной. Чародейка вынуждена была обернуться и узрела в узком проходе массивного мужчину в поношенном костюме.

– Долго я за тобой гонюсь, – улыбнулся незнакомец, сделал несколько шагов вперёд, и Эйдре отступила дальше, упёрлась спиной в стену.

– Тише, милая, – мужчина поднял руки, продолжил приближаться. – Твои друзья весь город на уши поставили, обещали щедрую награду за твоё возвращение. Идём, я отведу тебя к ним. Всем хорошо – вы воссоединитесь, а мне звонкая монетка.

– Не подходи, – прошипела Эйдре, вскинула ладони, но незнакомец коротким рывком одолел расстояние между ними, закрыл огромной лапой рот, а в правой руке блеснул занесённый для удара нож.

Чародейка попыталась вывернуться, но не успела: убийца вдруг вздрогнул, выронил оружие, осел на землю. За его спиной мелькнули изумруды глаз Ферра. Эйдре ужаснулась той дикой ярости, что сменила привычные веселье и ласку в его взоре. Жрец быстрым движением вытащил кинжал из умирающего, очистил, спрятал. Ульд и Игви тем временем обыскали переулок на случай, если разбойник был не один, но иных врагов не нашлось, и они подошли к друзьям.

– Надо спрятать тело, – предложил мерг. – Кто бы его ни обнаружил, если дойдут до нас, добра ждать не стоит.

Дева оглядела их, после перевела взор на незнакомца, доживавшего последние мгновения, и коротким заклятием обратила его в крысу. Зверёк лежал под ногами, тяжело дышал и был уже почти мёртв. С такой раной спасения он не обрёл бы и в бессмертии проклятия сэйда, но прежнего вида ему было не вернуть никогда.

Ульд без слов приблизился, носком сапога отправил крысу за полусгнившие ящики у стены. Ферр тем временем подошёл к Эйдре, осмотрел, глубоко вздохнул и процедил:

– Какого гварха ты творишь?! Почему не обернулась птицей и не отыскала нас? Зачем тебя вообще сюда понесло?

– Я… не смогла. – Чародейка судорожно выдохнула, закрыла лицо руками, глухо прошептала: – Звуки сбили с толку и не получалось слушать. А связь между нами, видно, стирается вместе с границами: я не чувствовала тебя и не сумела разыскать.

Ферр выругался, а после обнял её, крепко прижал, поцеловал волосы:

– Тише… Больше от меня никуда не денешься, плевать, есть эти чары или нет.

Она подняла глаза, встретилась с ним взглядом, в коем вновь видела тепло и нежность, благодарно улыбнулась.

– Идём, – поторопил Ульд. – Отыщем место поприятнее.

Ферр крепко сжал ладонь Эйдре и не выпускал до таверны. Дева держала его за руку, шла следом, старалась смотреть по сторонам внимательно, замечать дорогу, и вспоминала невольно, как сама тащила жреца сквозь наваждение, которое он тогда не умел слушать, грозила обернуть жабой да рассказывала, что делать, дабы не заплутать в тумане.

Следующий день принес успокоение да возможность поразмыслить над произошедшим. Ежели потерянная связь сэйд со жрецом стала лишь досадным неудобством для обоих, то нападение тревожило куда сильнее, заставляло раз за разом опасливо озираться по сторонам, прислушиваться к шорохам да звукам, а самим понижать голос, переходить на глухой шёпот, который и собеседнику бывало временами разбирать тяжко.

Зал таверны, вчера при выступлении Ферра заполненный плотно, нынче толпой посетителей похвалиться не сумел бы. Кроме друзей заседала здесь ещё парочка заспанных путников, коим дела не было ни до чего, окромя своих заказов. Служанки да поварята суетились по хозяйству, но того шума оказалось немного, да он и не отвлекал, скорее навевал приятное чувство защищённости под крышей, за мелочами людского быта, от всяких невзгод да негодяев. Эйдре ловила мелодии рабочих забот, пряталась за ними от воспоминаний о ноже у бока в грязной подворотне, но мысли вновь и вновь возвращали её к прошлому вечеру. Только теперь рассуждения девы обрели здравую холодность, а потому смерть неудавшегося убийцы начинала мерещиться дурным исходом.

– Зря ты поторопился, – сокрушалась колдунья. – Надо было его допросить.

– Сложно допрашивать, когда клинком стараются добраться до тебя самого. – Ульд нахмурился, глянул недовольно. – Да и что бы он сказал? Увидел девицу в богатой дорожной одежде, к тому же без мужчин, вот и решил не упускать такой удачи.

– Он сболтнул, что меня ищут друзья и обещали щедрую награду. – В глазах сэйд на мгновение вспыхнул и тут же погас гнев, а голос прозвучал с ровным безразличием. – Но вы знать не могли, что я не сумею отыскать вас сама. Не спорю, коль захотел поживиться, мог и наугад ляпнуть, заметив того, кто потерялся. Но за нож-то к чему хвататься? Денег он не требовал, в плен забрать ради выкупа не спешил, собрался бить. Скажешь, случайность?

– В случайности нам нынче верить не стоит. – Ферр откинулся на спинку лавки, огляделся, понизил голос: – Этот не первый и не последний, коль действительно подослали, – отправят ещё. Нас словно разделить пытаются: меня злили, чтобы оставил Ульда, на Эйдре напали, на испытании, ежели морок о Ярге был обманом, думали увести дальше от тропы, где она ходила. Стало быть, стоит друг с друга глаз не спускать. Что думаешь, Йорги?

– Что осторожность лишней не окажется точно, – сразу же кивнул Ульд. – Даже будь тот крысёныш не при делах, народ в Фелбе разный бродит, – то не добрая деревенька, где всякий другого знает и держится вместе. Ежели хотим тут до Сайма торчать, следует помнить: в толпе затеряться легче, но и на беду нарваться – раз плюнуть. Что с местом делаем? Остаёмся?

– Не потратить бы тут больше, чем сумеем заработать, – с сомнением произнёс Ферр.

Таверна, куда привёл их мерг, оказалась диво как хороша. Старый, но ладный, красивый дом в самом центре города, где случайным людям не оплатить и воды. Вместо привычных деревянных скамеек – добротные лавки, устеленные мягкими подушками да обитые сукном для удобства. Общий зал широк и чист, а в уголочках прятались за тяжёлыми занавесками отдельные дубовые столы, где гости могли с глазу на глаз обсудить дела. За таким теперь и сидели путники, – надёжно спрятанные от чужих любопытных взоров, потягивали пиво из богатых керамических кружек с чудными узорами.

Пришли они прошлым вечером. Как только хозяин убедился, что странникам по карману его заведение, приём последовал княжеский. Ферра просили показать мастерство жреца, и довольные гости после выступления устроили владельца, а потому он предложил задаток за месяц да содержание на это время для него и Эйдре. И хотя удача виделась небывалой, к Ульду, конечно, то не относилось никак – оплачивать себе комнату, еду да место на псарне для Игви пришлось бы самостоятельно и грозило тратами немалыми.

– Колдуну мергов по осени перед Саймом да у Великого Раздела работы не сыскать – это ж он сам от неё со старанием бегать должен, – беззаботно засмеялся Ульд. – Место растратное, но и незваным наблюдателям окажется сложнее следить за нами или попытаться навредить. Таверна тут уже под век стоит, слава у неё только добрая: заведение надёжное и проверенное.

– Говоришь так, будто здесь не раз бывал. – Эйдре глянула с озорной хитростью. – Занятные у тебя свершились странствия, Ульд Йорги, друг тана Олкуда да завсегдатай богатых таверн.

– Приходилось быть их гостем, но задолго до знакомства с Харадом, – с ленивым безразличием отозвался мерг. – Сюда водил меня отец, когда путешествовал в Фелб сам, оттуда и знаю.

– Отец брал тебя с собой в путь? – удивился Ферр. – Я-то думал, у вашего народа такого не принято. Слухи ходят, будто с восемнадцатой весны колдуны сами выходят на дороги, а не путешествуют с родичами.

Ульд пожал плечами, покрутил на столе кружку, после признал:

– Верные слухи-то. Обычно всё так и есть, но я ходил временами с отцом с пятнадцатой весны: он решил. А коль этот человек чего сказал, бесполезно спорить. Да и не хотелось. Он меня всему обучил, был добрым наставником, пусть и суровым. Мне нравилось странствовать с ним.

– Удивительный человек твой отец. – Ферр глянул на друга с любопытством. – Я вот в жизни не слыхивал, чтобы мерги умели сооружать обереги от дикого зверья: обыкновенно то во власти верхнего мира, у жрецов и сэйд, а ты говорил, что такими защищал людей в деревне от грухи. Да упоминал ещё, что и заклятие от слуа у него выучил, но ему-то откуда удалось вызнать?

– Не спрашивал как-то, – хмыкнул мерг. – Мальчишкой же был, вот и не почудилось странным. А нынче не узнать уже, отца с нами нет. С восемнадцатой весны, как получил от него меч, больше никогда не видел. Он ушёл… И не вернулся.

Они замолчали, глядя в разные стороны. Вдруг Эйдре подняла глаза на занавеску, прислушалась с опаской, едва заметно нахмурилась, шепнула:

– Там кто-то о нас спрашивает хозяина. Вернее, говорит о мерге.

Вскоре шевельнулась тяжёлая ткань у входа, к друзьям заглянула служанка, извинилась за вторжение, сказала:

– Пришла дама, которая видела вчера, как заходил сюда сьёр Ульдар, колдун мергов. Она просит о встрече. Велите пригласить?

Ульд коротко кивнул и бросил быстрый, настороженный взгляд на Ферра и Эйдре.

Погодя к ним ввели пожилую женщину в добротном платье, которые носили обыкновенно дамы из семей торговцев. Она выглядела растерянной, словно сама не понимала, к чему пришла в таверну да принялась расспрашивать о колдуне. Глаза выдавали недавние слёзы, а уголки плотно сжатых губ нервно дрожали. Эйдре успела шепнуть, что в разговоре имени Ульда незнакомка не поминала: заметила мерга вчера да следующим днём отправилась следом за ним. Женщина огляделась смущённо, всё не прекращала теребить расшитый платок на плечах и будто размышляла, присесть ей за стол или сбежать прочь, покуда не поздно.

– Принеси гостье воды, – велел Ферр служанке, поднялся и сам проводил даму к лавке.

Незнакомка безвольно опустилась на предложенное место, смотрела испуганным зверьком, бегала взором от одного лица к другому, а руки так и не оставили кружевной бахромы дорогой накидки. Жрец не взялся бы припомнить, успел ли вчера увидать в городе дев торгового сословия, одетых столь празднично, будто только с Модра возвратились. За прилавком обыкновенно не сыскать места изящным нарядам, тканям, что обидно замарать в работе, россыпям бисера да витиеватым тесёмкам украшений, коими балуют себя торговки лишь в особые дни. По всему выходило, что незнакомка, проплакав ночь, поутру собралась с духом, разоделась в лучшее платье да побежала на поиски запримеченного с вечера мерга, словно на званый приём к знатному господину города. Шибкого страха перед Йорги Ферр в ней не узрел, а потому решил, что наряд связан не с ним, а с центром Фелба да таверной, которая мерещилась даме чересчур роскошной, достойной лишь праздничного одеяния, даже коль прибыла она в заведение не гулять, а на десяток минут, по делу да с неприкрытым горем на лице.

– У тебя приключилась какая-то беда? – участливо поинтересовался Ульд, угадывая за поведением женщины человека, коему сгодится любой колдун его народа, не обязательно он. – Требуется помощь или предсказание? Можешь говорить свободно: здесь нет посторонних и твои тайны сохранит каждый, кто их услышит.

– Я… я и сама не знаю, стоит ли к тебе обращаться, – произнесла она глухо, судорожно вздохнула, после собралась с силами, выпила воды, схватившись за кружку дрожащими ладонями, продолжила: – Несчастье, с которым столкнулись моя семья и соседи, неизвестно никому, и люди говорят: нас лишь засмеют, коль пойдём с ним к колдунам…

Небольшой торговый район на западе Фелба не был примечателен ничем. Там жили и держали лавки мелкие купцы, затерялась среди них парочка ремесленных мастерских, работа шла своим чередом. Богатством эти люди похвастать не могли, но и бедностью не отличались: обыкновенные торговцы среднего достатка, чей быт в окрестных деревнях сочли бы добрым и беззаботным, да в центре Фелба смотрели пусть не как на безродных бродяг, но как на тех, кто одной ногой за гранью бедности. Знали они не только хорошее, но и много дурного: пожары и кражи, слышали угрозы за высокие цены, давно отвыкли опасаться, просто трудились по мере сил.

Беды начались в их районе, как частенько случается с Мергом, после брошенных в сердцах злых слов рассерженного покупателя. Человек призвал на их головы кару в образе злого духа, видом напоминавшего то ли огромную собаку на двух лапах с тёмной косматой шкурой, то ли ещё какого зверя с человечьим голосом да длинной шерстью. Описать чудище толком не сумел никто из тех, кто встречался с ним, ибо повадилась непонятная тварь нападать на подвыпивших посетителей местной таверны, когда они возвращались домой ночными улицами. Выползала у пустыря со стороны моста у реки, угрожала расправой, хрипела жутким голосом. Всё, что могло спасти бедолаг от смерти, – кошель, коим откупались они от духа, не раздумывая.

Пришло горе и в семью женщины – муж с сыном отправились отметить крупную сделку, взяли с собой деньги, хоть она просила оставить дома, но они лишь посмеялись над бабьим страхом и бахвалились, что вдвоём любого дурня приструнят в два счёта. Обратно же вернулись побитые да без единой монетки. Сумма там оказалась весомая, нужная, без неё мелкой лавке грозило чуть ли не разорение, ведь новых товаров на продажу закупить стало не на что. Незнакомка, всхлипывая, жаловалась на всё разом: жадного духа, непутёвых мужиков, которые не послушали добрых мыслей, стражу, не желавшую разбираться с чудищем из страха, а потому оттягивающую работу всеми силами. Прошлым вечером она ходила через центр навестить подругу, приметила мерга, да дёрнуло её всё же обратиться за помощью, наплевав на возможные насмешки, коими пугали соседи.

Ульд слушал внимательно, а на застывшем маской бесстрастном лице даже Ферру не удавалось различить реакции на рассказ. Когда женщина умолкла с новым судорожным вдохом, мерг спокойно спросил:

– Давно ли дух хозяйничает у ваших домов?

– Так под Модр начал. – Она всплеснула руками. – Как тот парнишка раскричался из-за цены на шкуры у соседа, тем же вечером пришла беда.

– Что же вы раньше не обратились к кому? – Ферр внимательно вглядывался в женщину, и она стыдливо отвела глаза. – Вскорости луна, как минул праздник, а вас грабят, и всё это время только терпели?

– Коль человек бы воровал, а тут дух, – прошептала она, не поднимая взора от стола. – Страшно, да что люди скажут, узнай они о таком? Верно же: что у нас товары совсем дурные, аж нижний мир разгневался.

Жрец хотел было сказать, что Мергу многого не нужно, дабы разгневаться, а они положились на людскую молву, в которой ни правды, ни утешения не сыскать, но пожалел женщину и смолчал. Ульд тем временем заверил даму, что зайдёт в их район да глянет, чего там творится, вызнал, где стоит её дом, и на том они простились, договорившись о цене.

Стоило посетительнице уйти, колдун отбросил безразличие, окинул друзей удивлённым взглядом и заметил:

– Впервые слышу, чтобы от твари Мерга можно было откупиться людскими деньгами. Давно ли наши монеты стали цениться в их дворах?

– Мороки наваждения не побрезговали бы, – задумчиво отозвалась Эйдре. – Стоит проверить и Сэйд.

– Вот в это я поверю скорее, – кивнул Ульд. – Сходим да глянем, что за тропы у них легли. У Великого Раздела всякого можно ожидать, но этот случай за гранью разумного даже тут.

– Занятный Модр вышел в этом году, – произнёс Ферр с сомнением. – Не многовато ли чудес на один праздник?

Спустя время они вышли из таверны, заглянули на псарню, оторвали Игви от миски с едой, послушали его ворчание и отправились в путь к торговому району на западе Фелба.

Небольшие домики, где приютились на нижних этажах лавочки да прилавки, жались друг к другу на узкой улице. Торговля шла своим чередом, как положено в таких местах, с гомоном и спорами о ценах, в окружении мелкого мусора, часть которого подхватывал да метал крепкий осенний ветер. Вокруг всё шумело на разные голоса, но Эйдре терпеливо прислушивалась, хоть и морщилась, не выпускала руки Ферра, старалась разбирать отдельные звуки.

За прилавком у дома просительницы стояла она с дочкой, но, как условились раньше с Ульдом, внимания не обратила, а девица рядом, ежели и знала о задумке матери, сумела скрыть любопытство. Друзья прошли мимо дальше, к указанному торговкой пустырю в зарослях колючего шиповника и мосту перед старой таверной, огляделись. Днём место оказалось безлюдно, а царили здесь лишь ветра, игравшие в ветвях пожухшей листвой, да сырость от близкой воды вперемешку с запахом мокрой глины. Колдун с чародейкой принялись искать тропы или пороги, Ферр же ловко скользнул по склону к реке, осмотрел мусор, свежие следы на мягкой земле берега, принюхался к душку изрядно подкисшей браги, а после вернулся к спутникам, пригляделся к возлежащему в дорожной пыли Игви, кивнул своим мыслям.

– В этих местах нет и намёка на силы Сэйда, – как раз заявила Эйдре. – Их двуногая собака точно не из верхнего мира: никто из наших мороков не сунулся бы столь далеко от наваждения ради людских кошельков.

– А от тварей Мерга не откупиться всем золотом на свете, – напомнил Ульд. – Неупокоенным оно уже даром не нужно, а порождения тьмы торговаться не станут вовсе, коль за кем пришли.

– Думается мне, – усмехнулся Ферр, – чудище, терзающее здесь людей, – дитя Ирда. Йорги, ты же давненько служишь Хараду, нет ли у тебя знакомцев из стражи Фелба? Вдруг случалось общаться с людьми князя?

Ульд задумался, после с сомнением произнёс:

– Никого не припоминаю. Я тут гость частый, но с местными защитниками дел иметь не приходилось.

Жрец с лёгкой досадой хмыкнул, а после решил:

– Тогда познакомлюсь я. Мы с Эйдре отыщем какого сговорчивого стражника, а вы с Игви подходите в эту таверну к закату. Ночью поглядим на их духа.

Ульд пару секунд изучал хитрое лицо друга, затем кивнул. Разделяться не хотелось, но мергу подумалось, что раз Ферр попросил о том, присутствие колдуна лишь помешает планам. О себе Ульд не волновался, а посему они разошлись в разные стороны.

Отыскать среди охранителей Фелба человека, с коим возможно сговориться, – задача тяжкая. Но на то Ферр и учился у Вальги и отца, чтобы суметь подобрать слова для любого, будь он хоть трижды упрямец. Эйдре по просьбе своего жреца воплощала рядом всё очарование Сэйда, а от того становилось лишь проще заговорить зубы да убедить. Потому к вечеру стражник у друзей имелся: пришёл раньше Ферра с колдуньей, отыскал за старым столом в углу мерга, уселся к нему, и до появления жреца они вдвоём по очереди поглядывали друг на друга с недоверием, не обронив ни звука.

Съён, один из охранителей покоя Фелба, не зря почудился человеком честным и храбрым, занятие своё любившим не лишь за достойное жалование да высокое положение при князе. Коль приглядеться повнимательнее, становилось понятно, что мужчина провёл на службе изрядно времени для того, чтобы обзавестись именем да уважением среди своих, но ещё недостаточно для того, чтобы чрезмерно устать от труда, в коем добрых дел встречалось мало. Тем рыжеволосый стражник с широким лицом, прямым взглядом голубых глаз да россыпью веснушек на длинном носу Ферру и приглянулся. Перекинуться парой слов с ним не составило труда – стоило Эйдре попросить о помощи да предложить побеседовать со своим спутником, внимание Съёна оказалось направлено на них безраздельно. История с ограблениями тревожила и его, но возможности бороться с нечистью у простых людей нет, а мерга нанять страже было не на что. Убедившись, что у жреца имеется колдун на случай беды да великая доля спокойствия об исходе дела, Съён, заручившись обещанием отдать духа прямиком в руки порядка хоть усмирённым, хоть умерщвлённым окончательно, согласился подсобить и даже убедил несколько приятелей прикрыть их со спины.

Наконец явились в таверну и остальные. Ферр, понизив голос, рассказал о своём плане, описал, чего ждёт от каждого, а после они пили пиво, на которое особо старательно налегал жрец, болтали о пустяках, – и временами нетрезвый голос почтенного сказителя Ирда перекрикивал любой гомон, – отмахивались от просьб о выступлении, да ждали, когда таверна достаточно опустеет. Последняя компания торговцев покинула зал глубоко за полночь – редко кто теперь решался бродить поодиночке, сбивались по несколько человек, судачили, что на толпу даже дух напасть не посмеет. Выждав немного, поднялся из-за стола и Ферр, подхватил посох, нетвёрдой походкой поплёлся к выходу.

Пошатываясь, жрец медленно переполз мост, заплетающиеся ноги словно сами собой тянули к пустырю и колючим ветвям шиповника. Сзади послышалось угрожающее рычание, и Ферр остановился, обернулся, тяжело оперевшись на палку в руках. Сквозь полуприкрытые веки присмотрелся к чудищу. Высотой с рослого мужика, косматое и бесформенное, оно замерло, широко расставив ноги, а морды было не разглядеть из-за падающей с головы шерсти, за которой и глаз не блеснуло. Лапы терялись в густом осеннем тумане, но тот не был наваждением, – лишь обыкновенная сырость, что обступала могучую фигуру местного проклятия. Оно застыло против неверного ночного света, потому виделось особенно жутким, а колючая шерсть будто сияла, топорщилась тонкими мерцающими иглами. Чудилось, тварь дожидалась, что жертва закричит, станет молить отпустить, но Ферр лишь пошатывался, глядел да молчал.

– Пощажу, коль отдашь свой кошель, смертный, – хриплым басом провыл дух, когда тишина затянулась.

– П-поди прочь, – с пьяной усталостью велел жрец, глухо икнул и добавил: – П-псина.

Чудище взревело, бросилось вперёд, замахнулось для удара. Ферр ловко увернулся от кулака, быстро подставил посох под ноги, и дух завалился лицом в кусты, заорал уже по-человечьи, барахтался, ломал ветки и пытался выпутаться из шипастых плетей.

Подоспели остальные – прежде крались в тенях позади, а колдунья отводила от них глаза чарами, но теперь в осторожности нужды не было. Съён с Ульдом вытянули неудачливого воришку из ловушки, размотали несколько слоёв шкур, Эйдре зажгла факел, осветила исцарапанного мужчину вёсен тридцати. Он попытался дёрнуться, но тут зарычал Игви, подошёл ближе, втянул запах у испуганного лица да оскалил клыки. Бывшее чудище отшатнулось от пса и село смирно.

– Обещал тебе духа – забирай, – весело предложил стражнику Ферр. – Больше вас с историями об откупе не побеспокоят.

Грабителя передали в заботливые руки дожидавшихся поодаль приятелей Съёна. Охранители Фелба поглядывали на смельчака-стражника с завистью оттого, что он рискнул довериться сказителю и этот вечер провёл с пивом под крышей таверны, а не в сыром переулке подле неё. Но всякий, окромя духа, оказался доволен исходом дела, посему простились тепло да приятно.

Друзья побрели обратно к центру. Опустевшие улицы манили пройтись по ним неспешно, пока схлынула толпа и замолк дневной шум, а чужое внимание или опасность удалось бы приметить издали. Они и не торопились – брели по мостовым, где-то останавливались надолго, другие места проходили быстро в поисках интересных видов да новых впечатлений.

Недалеко от центра города Эйдре обнаружила искусную статую, попросила посмотреть поближе. Красивый мужчина в простой одежде и с луком в руке обратил взор на север, у его ног верными псами восседали двое волков, а за спиной замер в камне дивный олень крупнее обыкновенных, с могучими ветвистыми рогами. На князя не походил ничем, не признать было в облике и знатного человека, а потому памятник в таком месте изумил колдунью.

– Ллив, – пояснил Ульд, приметив удивлённый взгляд девы. – Бог-Охотник из легенды о Разделе. Он стоит здесь уже века и станет стоять, пока жива людская память о защитнике Фелбера. Отец всякий раз водил меня взглянуть на него, когда мы бывали в городе.

– Защитник Фелбера? – Эйдре вгляделась в гордый профиль. – Разве он оберегал не всех? Отчего его прозвали не защитником Ирда?

– В давние времена, – мягко произнёс Ферр голосом, коим всегда читал сказания, – когда твари Мерга были ещё слабы, Ллив облюбовал земли княжества, ведь они всегда оставались богаты на зверьё. Он нарёк места от лесов Коддага до подножья северных гор своими охотничьими угодьями, а народам, что населяли их, даровал благословение и защиту. Многие поклонялись ему, и прежде всюду стояли святилища, где люди могли обратиться к Охотнику или принести дары за добрую добычу. Когда грянула беда из нижнего мира, Ллив приказал выстроить огромную стену, названную после Великим Разделом, заложил камни Фелба, дабы защищал он опасные границы. Тогда преграда перед мёртвыми землями была крепка и цела, брешей в ней не сыскала бы и мелкая мышь. А единственным путём к последней битве стали катакомбы под городом, которые, как поговаривали, тянулись тёмным лабиринтом под всем Фелбом да вели за стену. Ллив был смертельно ранен в сражении, и столетия мира сумели стереть с лица земли его святилища, но не уничтожили людской памяти. Подле входа в подземелье воздвигли народы, коих он уберегал, памятник своему защитнику, а путь вниз запечатал навеки сам Двуликий так, что из срединного мира не попасть туда никому. После дорогу пытались искать и князья, и путники, но не обнаружили ничего да потихоньку сдались, а история о лабиринтах под городом стала лишь легендой, о коей нынче не поют даже жрецы, дабы не повадились в Фелб лихие люди в поисках счастливого случая.

– Лихих людей здесь хватает и без того, – согласилась Эйдре, обошла памятник по кругу, а после они двинулись дальше.

На древних пустынных улицах беды вновь чудились далёкими, незначительными перед целым светом, в котором оставалось для каждого ещё столько неизведанного. Ульд рассказывал о своих странствиях с отцом и единственном подъёме к вершине Духов, где не бывал больше ни разу с пятнадцатой весны. Ферр припоминал Коддаг да жизнь под крышей наставника. Эйдре, оглядываясь, сравнивала владения Сэйда с бытом Фелба да заверяла, что никогда бы не согласилась жить в городе, коль есть возможность того избежать.

– Хочешь, уйдём? – предложил мерг. – Перед нами все пути: куда ни забреди, к Сайму в горы поспеем отовсюду.

И тревоги вновь нахлынули на каждого, окутали опасностью от слежки да непонятных врагов, стремящихся помешать, хотя неведомо как прознали об их дороге. Эйдре качнула головой, тихо сказала:

– Здесь нас отыскать и впрямь будет труднее. Забьёмся в таверну, не станем привлекать лишнего внимания неосторожностью. Ты прав, там до нас не добраться, а на пути ловушек может оказаться вдоволь.

– Мы не сумеем прозябать там вечно, – напомнил Ферр. – И хорошо бы выяснить, кто за нами взялся присматривать, найти хоть одного да расспросить, чего им надо.

– Будем приглядываться, – согласился Ульд. – Мне без работы долго в той таверне не просидеть. Да и вы с тоски взвоете от жизни в четырёх стенах. Думается, иногда можно уходить из города, побродить по округе, посмотреть здешние места. Всё легче, чем ждать беды на одном месте. Страх не поможет ни уберечься, ни выяснить ответы.

К предрассветным сумеркам, когда жизнь уже потихоньку закипала на улицах вновь, друзья выбрались за стены Фелба, устроились на одной из каменных оград на полях у города, смотрели как занимается утренняя заря. Эйдре тихонько наигрывала на клёрсе, Ферр задумчиво вглядывался в горизонт, а Ульд сидел да старательно гнал мысли о том, что после Сайма их дороги разойдутся и неизвестно, суждено ли окажется встретиться вновь.

Дорогая таверна в центре крупного города не желала замолкать и после того, как слушатели неохотно отпустили жреца с сэйд отдыхать. Повсюду шуршали роскошные ткани, запах кухни причудливо мешался с ароматами кожи да волос изыскано разодетых дам. Однако привычных заведениям попроще гвалта, пьяного шума да грохота не слышалось. Знать Фелба держалась чинно, и даже в толпе, но такой, ощущалось спокойствие, хотя временами изящные манеры богатых господ утомляли побольше хмельных драк. Зато обыкновенных людских удовольствий разгорячённые выпивкой да музыкой знатные горожане не чурались, что временами играло только на руку.

Ульд в объятиях очередной светловолосой красавицы устремился вверх по лестнице к комнатам таверны. По пути обернулся, нашёл друзей, подмигнул и ускользнул вслед за девой.

– Нарывается. – Ферр проводил Йорги насмешливым взглядом, не оторвав подбородка от скрещённых пальцев.

Он сидел вместе с Эйдре после выступления. Столы за тяжёлыми шторами оказались заняты, потому пришлось довольствоваться общим залом таверны. Только закончили ужин, и некоторое время жрец наблюдал за колдуном с его новой подружкой, не сильно-то сомневаясь в исходе любезности мерга.

– Думаешь, тем, кто следит за нами, достаточно будет подослать Йорги симпатичную девицу? – улыбнулась колдунья.

– Думаю, однажды он столкнётся не с ними, а с разгневанным отцом одной из своих красоток.

– Брось, – беззаботно засмеялась Эйдре. – Эти дамы точно знают, чего хотят, и после папашам жаловаться не побегут. В деревнях он себе такого никогда не позволял.

– В деревнях его все боятся, – отмахнулся Ферр. – И в обморок грохаются от одного вида.

– И зря, – фыркнула чародейка. – Наш Ульд очень даже хорош собой. Красивый, сильный, кожа словно серебро, а глаза прозрачны как воздух.

Во взгляде жреца тотчас вспыхнули гнев вперемешку с возмущением, однако ответом им оказались лишь лукавые искорки в медовом взоре. Дева, слегка вскинув подбородок и словно любуясь, смотрела на спутника из-под полуопущенных ресниц. Ферр раздражённо выдохнул, но на сей раз смолчал.

В Фелбе они жили уже третью луну. Приближался первый месяц зимы, а с ним и путь к вершине Духов. За это время не случилось ничего странного, а если за ними кто и следил, то виду не подавал да к действиям переходить более не решался. Вызнать что-то оказалось невозможным, и всё, что оставалось друзьям, – работать, а после отдыхать каждому на свой вкус. Пристрастия в отдыхе мерга за эти дни Ферр и Эйдре изучили достаточно: высокие светловолосые девы с изящными фигурами частенько разлучали их с другом по вечерам.

Несмотря на то, что незримый враг затаился после нападения на сэйд, подоконники и пороги комнат в таверне полнились оберегами Ульда. Он и теперь не останавливался, вечно приходил, подкидывал новые да проверял старые. Сотворить обыкновенный круг на полу вышло бы ненадёжным – любой неосторожный шаг да чуть сдвинутый амулет грозил уничтожить все усилия тотчас, потому колдун избрал иной путь: раскладывал зачарованные предметы линией у границ дверей и окон, а после ругался, ежели замечал нарушения в их прошлом порядке. Эйдре шутила, что даже в Олкуде за стенами замка они не были в безопасности большей, чем под надзором мерга, но Йорги оказалось хоть бы что на издёвки: коль решил оберегать, спорить бесполезно. Да и Ферр поддерживал в том друга, приглядывался с осторожностью к людям, а у самого теперь в сапоге вечно прятался клинок, чтобы даже там, где оружия не жалуют, не оказаться без него. Жрец знал, что и Ульд следует тому же правилу, и так обоим было спокойнее.

Эйдре, пусть и посмеивалась над друзьями, терять бдительности не собиралась тоже. Выискивала силу Сэйда без устали, шептала защитные чары в комнатах, когда никто не видел, обучилась слушать большой город и разбирать в шуме отдельные звуки, в особенности, – тихие шаги да лязг металла. Но временами каждый уставал от бесплодной борьбы с неизвестностью, и тогда они собирали вещи и уходили на несколько дней из города. Бродили по окрестным деревням, Ферр пел там развесёлые похабные песни, по которым успевал соскучиться в благопристойной таверне центра Фелба, а колдун с чародейкой проверяли заодно, всё ли хорошо теперь с границами миров. Задатка у хозяина жрец больше не брал, ибо первый месяц безвылазного сидения за стенами вымотал его тоской, а связывать себя договорами не пришлось по вкусу. Ему хотелось приходить да уходить, когда вздумается, а не верным псом на цепи развлекать публику одного заведения. К счастью, выступления Ферра имели успех в городе, потому хозяин принял его условия, но от содержания пришлось отказаться, а большая часть заработанных в таверне денег шла теперь на её же оплату.

– Давайте ускользнём на несколько дней? – понизив голос, предложила Эйдре. – На улицах люди судачили об источниках, где вода тепла и приятна даже по зиме. Ульд сказал, что знает с таким тихое местечко, чтоб не таскалось случайных прохожих, и обещался отвести, коль ты согласен.

– Вы когда без меня сговориться успели? – удивился Ферр.

– А ты по утрам спи дольше, – ласково улыбнулась колдунья и хитро мурлыкнула после: – Совсем обмяк на одном месте.

Идея отправиться подальше от вымокших в снегу улиц оказалась жрецу по душе. Следующим днём они обсудили путь с колдуном, а рассветом после собрали вещи, предупредили хозяина да отправились за стены на запад от Фелба, в сторону Великого Раздела и горной гряды.

Источник, коль не знать о нём сразу или не наткнуться, если случай унёс прочь от всяких поселений да троп, сыскать было бы невозможно. Надёжно запрятанный среди камней и высоких деревьев от глаз, рядом с горной речушкой, водопадом сбегающей в него по небольшому склону, – он манил, обещал покой и уединение.

Игви к купанию отнёсся с опаской, улёгся подле да внимательно слушал, готовый в любой миг сорваться и понестись за очередным неосторожным зайцем. Ульд же первым скинул одежду, обнажил несколько серьёзных шрамов на спине и бёдрах, залез в воду, с довольной улыбкой уселся, раскинул руки на гладких камнях берега. Эйдре поспешила за ним, сбросила платье, и, пока шла к колдуну, в сердце Ферра медленно вскипал гнев. Но Йорги даже головы не повернул в сторону его девы – откинулся затылком на бортик, смотрел в небо на редкий снег, слегка прикрыв веки. Глянул лишь тогда, когда Эйдре уже расположилась напротив по шею в тёмной воде, да и то не на неё, а на жреца, весело спросил:

– Ты вещи собрался сторожить? Так не от кого, да и Игви справится. Лезь к нам, тут тепло и приятно.

Ферр разделся, забрался в воду, Эйдре тут же скользнула к нему, улеглась головой на плечо, счастливо зажмурилась. Прошлая злость исчезла без следа, и жрец сам с наслаждением откинулся на камни, позабыв обо всём, кроме журчания воды да прекрасного вида на далёкие горы.

– Как же близко… – Колдунья перевернулась, оперлась локтями на берег, смотрела в сторону Великого Раздела. – Когда-то ведь тут гремела война.

– Переживать не стоит, – привычно откликнулся Ульд. – Здесь тварям нижнего мира искать нечего, даже если вдруг умудрятся миновать Дикую Охоту и выйти в Ирд.

– Я всё думаю, – тихо сказала Эйдре, – земли за стеной называли мёртвыми, как же вы там живёте?

– То было века назад, – отмахнулся мерг. – Всякое проходит, даже яд войны. Мы будем там, когда отправимся к вершине Духов, сама увидишь обыкновенные поля, холмы да леса. И много деревушек, где люди живут той же жизнью, что и здесь.

– А ты бываешь дома после того, как ушёл? – задумчиво спросил Ферр.

– Редко. Меня там теперь никто не ждёт. Матушки давно нет, отец пропал. Вроде и не к кому возвращаться больше. А почему спросил?

– Часто вспоминаю последнее время Коддаг. Хотел бы навестить, предупредить. Да и тебе бы взглянуть на те места, Йорги. Огаф прав, там часть легенды записана.

– Тебя же старуха предупреждала меня в пещеру не звать, – с весельем напомнил колдун.

Ферр несколькими грубыми, но образными фразами описал, что благодетельница может сотворить со своими советами.

– Сначала Сайм и твой брат, а после глянем, – сказал Ульд, отсмеявшись. – Времени осталось мало, скоро отправимся.

Ближе к вечеру они решили собираться и покинули тёплый источник. В город возвращаться так скоро не хотелось, а вещи всё равно были с собой, – или комнаты освобождали на время отсутствия, или должны были платить да не использовать, а такое казалось слишком растратным. Друзья неспешно брели среди деревьев туда, где виднелись вдалеке огни какой-то деревеньки. Вдруг Эйдре застыла на месте, уставилась на белого ястреба на ветке, прошептала:

– Отец… Что-то случилось дома!

Тут мимо пронёсся стрелой крупный орёл, облетел кругом, тяжело опустился на дуб, настойчиво закричал, не сводил жёлтых глаз с мерга. Ульд всмотрелся, признал весть, выдохнул:

– Хегги. Просит о помощи.

Ферр оглядывал спутников, напряжённо думал. Все прошлые события точно говорили, что разделяться опасно, а любой из знаков мог оказаться ловушкой. Да даже ежели нет: отпустить мерга одного к ведьме значило отправить его на возможную битву со слуа без подмоги, а что могло приключиться в Сэйде такого, чтобы Гратту позвал дочь, жрец и представить не брался. Весть о Ярге он мог бы передать у любой тропы со своими людьми, а не тянуть их обратно в верхний мир.

– Я иду домой, – решилась Эйдре, дюже взволнованная непонятным посланием Гратту. – Ступайте к ведьме, догоню позже.

– Ты не пойдешь одна! – одновременно возмутились Ферр с Ульдом.

– Без любого из вас я доберусь быстрее: за моими крыльями так просто не угнаться. В прошлый раз меня застали врасплох, но больше такого не повторится, и силы всегда при мне. Стоит сэйду войти в наваждение, вреда ему причинить не сможет ни одно живое существо, кроме более могучего колдуна, а такой давно бы до нас добрался. Я найду вас у дома ведьмы, где он – помню.

Эйдре не дождалась ответа, обернулась птицей, ускользнула от их рук и бросилась прочь, понимая, что иначе её никто не отпустит. Лететь ли напрямик через Ирд или пройти по первой попавшейся тропе, она уверена не была: ежели на пути засады, могут стоять и там, и там. Потому дева решила петлять между мирами, понадеявшись миновать самые опасные из возможных ловушек так.

Ферр выругался, глядя за стремительным полётом белого ястреба. Ломиться следом было бесполезно, оставалось лишь злиться да мысленно проговаривать всё, что он скажет колдунье, когда та вернётся.

– Даже не проверила, есть ли здесь тропа! – Ульд в сердцах пнул мелкий камень. – И что это за птица? Почему не полетела за ней?

Ястреб так и сидел на ветке, чистил перья.

– Видно, морок, – вздохнул жрец. – Тропа-то, стало быть, есть, только хорошо, что она в неё не пошла. Коль ловушка, так там наверняка ждут, пусть лучше через Ирд и другими путями. Ладно, что сделано, – не исправить. Идём к ведьме.

– Ферр, может, ты…

Жрец поправил ремень сумки, крепче схватился за посох и молча отправился вперёд, кликнув Игви. Орёл снялся с места, перелетел дальше, словно собирался вести.

– Уверен? – Ульду не хотелось оставаться одному, но у Хегги безопасно точно не окажется, а рисковать чужой жизнью он не желал.

– Незаметно? – процедил Ферр. – Снесу пару бошек слуа – всё легче будет.

Шли они почти без отдыха, торопились, не обращали внимания на окрестные виды, выбирали с тщательностью самые короткие дороги. Птица не оставляла путников всю неделю, покуда не показалась на горизонте роща, в которой когда-то Ульд простился с Хегги. Через деревню друзья не пошли – не до того, сразу поспешили окольной тропой к домику ведьмы, но он стоял пустым, тёмным. Мерг прислушался к встревоженному, неразборчивому вою духов, велел Игви искать, и пёс резво устремился к болоту, которое показала тогда старуха.

Хегги чёрным вороном металась у берега, посылала одно за другим огненные заклятия в умертвий, что пытались выбраться из мутной воды, а та будто кипела, пока из трясин тянулись мертвяки. Заслышала шаги, не оборачиваясь, рявкнула:

– Я сказала: пошли прочь отсюда, помощники недобитые!

Ульд внимания на окрик не обратил, подумал, что деревенские не прознать о беде не могли, и, видно, кто попытался подсобить своей ведьме. Скорее всего, шибко юный да уверенный. Колдун встал, начал читать заклинание, и вскоре драугры прекратили подниматься, а поверхность успокоилась, не бурлила больше фонтаном.

– Через время снова полезут. – Хегги тяжело опёрлась на посох, который подал ей Ферр, обнаружив на земле. – Спасибо, что пришёл, Ульд.

– Давно тут так, мать? – Мерг прищурился, внимательно осматривая топь.

– С две недели. То норовят выползти толпой, а то тишь. И не угадаешь, когда снова начнётся.

Колдун заходил по берегу, шепча себе под нос неясные слова. Ферр тем временем осмотрел землю и окрестные заросли, но примечательного не нашёл, встал рядом с ведьмой да с осторожностью поглядывал в сторону тёмной воды.

– Ты говорила: тут большой курган рядом есть, – окликнул Ульд. – Покажешь?

Получив разъяснения от Хегги и сговорившись, что она останется на берегу на случай новой волны драугров из болота, друзья отправились к могильнику. Старуха объяснила, как дойти твёрдой тропой среди трясины, а после напряжённо смотрела вслед, в спины удалявшимся путникам, шептала защитные чары, но не представляла, сберегут ли они Ульда, Ферра и Игви, подсобят ли в битве.

– Здесь века назад жертвы приносили, – пояснил мерг дорогой. – Потому утопцы лезут и станут лезть, пока курган не очистим. А мы с тобой тащимся прямиком в западню, жрец, и иного пути у нас теперь нет. Границы тут зыбкие, Сайм близко, но драугры не сами появились, – призванные колдуном. Заклятия против нет – их погибель лишь в стали. Где-то в могильнике окажется артефакт, который тянет их сюда снова и снова. Одна радость – хоть не слуа.

– Не стоило ли предупредить Хегги? – нахмурился Ферр.

– Ей от причин легче что ль станет? Только изведётся вся волнениями за нас. Ни призвать, ни изгнать умертвий у неё власти нет, – её сила в огне. А историю этих мест она лучше меня ведает. Что жертвы ритуалов древности, что неупокоенные, – одна беда, которая лезть от знаний не прекратит.

По поросшим скользким мхом кочкам среди зыбкой трясины друзья двигались всё дальше вглубь болота, перед каждым шагом усердно ощупывали почву длинными прутами, срезанными у берега. Густые кроны деревьев окутывали местность в вечный сумрак, вдали повсюду зловеще хлюпало да булькало, мерещились неясные огоньки на краю глаза. Присмиревший Игви плёлся между Ферром и Ульдом, косился за тёмные, поросшие зеленью стволы, недовольно ворчал.

Ближе к самому сердцу топи заросли подступили плотной стеной, тянули во все стороны тёмные ветви будто длинные тонкие руки. Друзья с трудом прорубились сквозь преграду, чудом не повалившись в воду с ненадёжной узкой тропы, вышли к месту, куда стремились, огляделись с вниманием.

Курган и верно был огромным. Ферру показался странным столь великий могильник близ крохотной деревеньки, но воспоминания о жертвоприношениях в болотах подсказывали, что некогда здесь, должно быть, стоял город, нынче забытый и стёртый временем из людской памяти, а всё, что от него осталось, – древнее погребение в центре дикой, мрачной трясины.

Катакомбы таились под замшелым рукотворном куполом, утопленном в неглубокую яму. Создатели укрепили стены камнем, вилась во мгле растерзанная временем, крошащаяся лестница, вела к могучему основанию. Друзья забрались на край, посмотрели вниз, после обменялись быстрыми взглядами.

– Ну идём, коль пригласили, – вздохнул мерг и первым шагнул к нутру могильника.

У начала лестницы царил мрак. Ферр зажёг прихваченный факел, и огонь открыл причудливые ритуальные изображения при входе. Шагать старались неслышно, а свет держать у ног. Ступени уводили ещё дальше вниз, к катакомбам: переплетению коридоров, неглубоких ниш да комнат, где прятались, должно быть, древние подношения к последнему пути.

Недолгое время удача была на их стороне – пару полусонных умертвий точными выстрелами уложил Ферр, а иных противников на пути не попалось. Но вскоре расклад изменился: из тёмной ниши неожиданно бросился на жреца притаившийся в тенях драугр, замахнулся топором, широко ударил, и Ферр едва успел отскочить, но лезвие полоснуло по бедру, обожгло острой болью ногу. Быстрым прыжком наскочил на врага Ульд, с силой всадил клинок в живот. Умертвие пошатнулось, бухнулось навзничь, затихло. Игви рывком метнулся на второго, подобравшегося со стороны комнаты, вцепился мёртвой хваткой в серое горло и держал, пока тварь не обмякла. Тут скользнула из камней к потолку белёсая тень неупокоенного, взвыла так пронзительно, что грозила оглушить вовсе, бросилась прочь вглубь могильника, не прекращая голосить.

Ферр поспешно спрятал лук, подхватил с пола на удивление добротный ещё топор, прислушался с опаской к заметавшимся в каменных стенах рёву, лязгу и топоту, шепнул другу:

– Нас нашли. – А после крепче сжал рукоять.

Ульд кивнул, тихо велел Игви идти рядом, и в этот раз отправился первым. Жрец поспешно прочёл исцеляющее заклятие, забрал факел, а другой ладонью с силой вцепился в оружие. Сражаться его никогда не учили, потому оставалось уповать лишь на удачу да то, что в случае беды мерг с псом поспеют прикрыть спину.

Драугров в катакомбах успело появиться изрядно: горели во тьме белыми огнями дикие глаза, повсюду слышались шаркающие шаги да хриплые стоны. В отличие от слуа, готовых рубить всё на свете, включая друг друга, обыкновенные умертвия своих не трогали, а вот пришлыми живыми не побрезговали бы никогда. Но более изумляли не они, а иные твари, притянутые чарами в нутро кургана. Среди стен носились бестелесными призраками неупокоенные, норовили ударить, затушить факел или воем выдать незваных гостей, привести к ним мертвяков. Духам нипочём были стрелы Ферра, а вот меч Ульда пронзал их запросто, вспыхивали при том бирюзой и серебром защитные руны на клинке. Мерг хмурился, гадал, зачем же понадобилось тащить в западню не только драугров, да почти готов был признать, что здесь собралось нежити столько, чтобы попытаться убить целый отряд воинов. Призыв такой мощи потребовал от неизвестного колдуна изрядно сил, а к чему было их тратить ради двоих, в голове не укладывалось никак. Но обдумать того Йорги толком не удавалось, ведь приходилось раз за разом оберегать спутников и единственный свет от обезумевших под чарами призраков.

Битва не чудилась шибко опасной, но выматывала своей бесконечностью. К тому же, в пути приходилось не забывать осматривать каждую нишу в поисках артефакта. Колдун велел углядеть котёл да заверил, что такой признать удастся сразу же. Они обходили комнату за комнатой, в каждой наталкивались на новую волну драугров, кидавшихся в атаку в тот же миг, как завидели противника. Отмахивались от досаждавших призраков, которые не могли причинить серьёзного вреда человеку, но отвлекали от сражения, притягивали неведомой силой внимание к полупрозрачным силуэтам, не позволяли сосредоточиться на умертвиях телесных, да к тому же не оставляли попыток уничтожить или хоть загасить факел.

Временами друзьям везло успеть выскочить обратно в узкий коридор, где больше троих мертвяков не сумели бы биться разом. Там удавалось быстрыми ударами уничтожать тварей одну за одной, пока всякий драугр из погребального зала не валился на пол без движения. Иногда же отойти не получалось, и тогда приходилось прижиматься к стене да отмахиваться от толпы. Умертвия напирали отовсюду, дрались дико и жестоко, гулко отдавался в камнях рык разъярённого Игви да топот мощных лап, всё чаще звучали лечебные чары Ферра, а сил на их сотворения с каждым разом оставалось всё меньше.

В погребальном зале почти у другого конца кургана обнаружился на ритуальном алтаре подле широкой ниши старый котёл, усеянный мерцающими белым рунами. Артефакт источал столько света, что почти слепил, да столько силы, что с мертвецами, призванными такими чарами, впору идти атакой на какую крепость, а не поджидать двух мужчин в катакомбах. Друзья с трудом приблизились к нему, порубив по пути немало врагов. Ферр и Игви принялись отбиваться от окружавших их драугров, обороняли мерга, который занёс меч и торопливо читал заклинание. В тот же миг, когда котёл раскололся от удара Ульда, ворвались в зал новые умертвия, да и оставшиеся будто пришли в ярость, а их атаки стали совсем остервенелыми. Широким замахом полоснуло Ферра по боку, и он согнулся от боли, чуть не упал на пол. Колдун успел заметить, подхватил друга, не сумел увернуться от выпада в плечо, с трудом утянул жреца в крохотное помещение за алтарём. Поспешно раскидал линией на пороге обереги из сумки, ставшие для мертвецов барьером на границе единственного прохода. Запрыгнул к ним Игви, повалившись на бок, тяжело, с хрипом дышал. Факел вывалился на камни из ослабевшей руки жреца, но на удачу не потух, только чудилось, что иного везения им больше не видать.

– Жить буду, – с трудом заверил Ферр, когда Ульд попытался осмотреть рану. – Дай минутку отдышаться, сам себя подлатаю.

– Да хоть сколько, – просипел мерг, устало опустился подле жреца, выронил меч. – Сдаётся мне, нам живыми отсюда уже не выбраться. Вас я не брошу, а сражаться один да тащить не сумею.

Ферр попытался приподняться, что-то сказать, но сил не нашлось, и он упал обратно на пол. Ульд глянул на него, после посмотрел на лежащего Игви, печально ухмыльнулся, откинулся затылком на стену, прикрыл глаза. Плечо ныло всё сильнее, а надежды выбраться больше не виделось. Пройти вновь по всем тёмным коридорам, проволочь за собой разом и пса, и немаленького мужчину, отбиваться от атак ярившихся за наскоро сооружённым барьером драугров и при том выжить казалось невозможным. Раньше, когда ходил один, уже бы прорубался назад без раздумий, а теперь от бессилья спасти друзей попросту опускались руки.

«Не дури!» – померещился на грани сознания, где колдун обыкновенно слышал предсказания духов, голос отца. – «Бери меч, расчищай дорогу – новым драуграм взяться неоткуда! Дай время, и жрец исцелит раны».

Ульд выдохнул сквозь зубы, заставил себя собраться, наскоро обмотал тряпкой, смоченной в зелье Хегги, руку, молча подхватил клинок и пошёл в новую атаку. Игви встряхнулся, поспешил за хозяином в бой.

Ферр приподнял голову, проводил друзей взглядом, ругнулся. С трудом сел, прошептал простенькое заклинание, чтобы остановить кровь, и в глазах сразу потемнело, а голову свело болью. Несколько долгих мгновений он оставался без движения, крепко жмурился, слушал лязг металла, после заставил себя добраться до оберегов, вытащил лук, опустился на колено и из последних сил принялся стрелять в умертвий, чтобы помочь друзьям.

В какой-то миг вдалеке загремело, померещилась брань, а вскоре в зал влетел белый волк, с которым, размахивая тяжёлым двуручным топором, спешил Гратту. Ферр удивлённо смотрел, как с азартом рубит драугров отец Эйдре, а сам медленно сползал плечом по камню. Тут, разметав обереги, по полу пронесло в нишу Игви. Пёс замер у стены, протянулся за ним густой кровавый след. Жрец дополз туда, убедился, что зверь ещё жив, сквозь темноту в глазах принялся петь заклинание. Когда последнее слово сорвалось с губ, за спиной послышался топот, но сил обернуться уже не хватало так же, как исцелить себя. Ферр повалился на Игви, закрыл его телом и больше не шевелился.

Лежалось мягко. Сквозь плотно закрытые веки мерещился неяркий свет, а до ушей доносился приглушённый разговор. Ферру показалось, что беседуют о чём-то Хегги и Гратту, других голосов не слышалось. С ощутимым трудом жрец повернулся на здоровый бок, – и тело тут же отозвалось на движение глухой болью, – открыл глаза, приподнялся на локте.

Оказался он в старой, но ухоженной хижине. Трещали где-то дрова, на улице стучал топор, плотно задёрнутая занавеска скрывала происходящее за ней. Приятно пахло настойкой, ароматными мазями и очень аппетитно – тушёным мясом да крепким мёдом. Маленькая жаровня у изголовья чадила тлеющими целебными травами. Подле кровати, где, укутанный шкурами и накрепко перебинтованный, лежал Ферр, спокойно сопел Игви. Жрец улыбнулся, глядя как мирно подёргивает пёс ухом, упал на спину, с трудом сдержал готовый сорваться с губ стон, хрипло шепнул:

– Да мы с тобой везунчики, дружок.

За тёмной тканью тотчас засуетились, отдёрнули с силой занавес, пустили в дивную полутьму яркий зимний свет, резанувший по глазам. К Ферру подлетела Эйдре, замерла рядом, словно размышляла, как обнять любимого, чтобы не причинить лишней боли. Наконец решилась осторожно опуститься на краешек кровати, нежно взяла за руку. Он на мгновение прикрыл глаза, понял, что даже злиться сил не находит и просто счастлив, что с девой не случилось беды. За ней тяжело приковыляла хозяйка дома, осмотрела сурово, поспешила хлопотать с какими-то склянками. Гратту заглянул следом, усмехнулся в бороду, густым басом произнёс:

– Перепугал ты нас, парень. – А после обернулся через плечо, крикнул: – Ульд, очнулся!

Топор, грохнув так, словно его изрядным усилием, с размаху да от души вогнали в колоду, замолк, и послышались быстрые шаги. Мерг встал рядом с сэйдом, смотрел одновременно радостно и так, словно размышлял немедленно уйти прочь в одиночку, наплевав на прошлые обещания, лишь бы больше друзья не рисковали жизнями.

Хегги отогнала Эйдре с кровати – махнула без слов колдунье костлявой рукой, и та безропотно скользнула к Гратту и Ульду, встала рядом, а жрец затаённо подивился такому послушанию от своей девы. Старуха помогла сесть, подтолкнула под спину внушительную перьевую подушку, сунула миску с лекарственным настоем, велела пить. Жрец покорно проглотил зелье до капли – сил на чары всё равно пока не хватило бы. Терпкий вкус иссушил рот, захотелось воды, и Ферр едва заметно поморщился, что хозяйка увидала, проскрипела с нежданной лаской:

– Терпи-терпи, чай не мёду на пиру хлебнул. Голодный?

Он неуверенно кивнул, вновь прислушался к дивному аромату еды. Смурная морщинка на лице Хегги разгладилась, на тонких губах мелькнула мигом довольная улыбка. Старуха поспешила к кухне, бормотала на ходу:

– На поправку идёшь, стало быть, признак верный. Бульона крепкого выпьешь: горячий, наваристый, самое дельное лекарство. Сейчас, мой хороший, сейчас.

Жрец следил, как ведьма хлопочет над миской, рубит сушёную зелень, и понимал, отчего Ульд так растревожился, приметив весть от знакомой. Несмотря на сходство с огромной жуткой птицей, тяжёлую поступь да голос, чудившийся скрежетом мёртвых ветвей по камню, доброты в Хегги было поболе, чем во многих людях. Он с благодарностью принял из когтистых рук плошку отменного бульона, пил да расспрашивал о том, что произошло с остальными.

Когда Эйдре прилетела домой, отец изумился её визиту – никаких вестей он не посылал и вовсе не ждал встретить деву, а уж тем более одну, без спутника. Мысль о ловушке перестала быть только туманной возможностью, и колдунья, в спешке объяснив, что происходит, собралась догонять друзей. Гратту осерчал от того, что некто придумал морочить голову дочери, да решил проверить, держит ли нынче народ верхнего мира барьер у троп, раз связи между жрецом и его сэйд больше нет. Подхватил на всякий случай оружие, заявил, что коль границы стираются, он лично поотрывает дурные бошки всякому посмевшему напасть на человека из его дома. А после они изо всех сил понеслись к хижине, но никого не нашли. Зато ветра рассказали о сражении у болота, а там сама ведьма объяснила, куда следует идти на подмогу.

После битвы они вместе вернулись к старухе, где хозяйка с помощью Эйдре уже два дня как выхаживала Ферра. Гратту решил оставаться с дочерью, пока жрец не придёт в себя, а встревоженный и злой Ульд нарубил Хегги запаса дров на пару зим, ибо волновался за друга и не мог ничем подсобить женщинам.

– Твоё-то плечо как? – поинтересовался Ферр, который, будучи лекарем, оказался недоволен такими подвигами мерга.

– Не оторвалось сразу – после тоже не отвалится, – безразлично отозвался колдун.

– Смотря как стараться, – вздохнул жрец, глянул хмуро, но встретился с весёлой насмешкой в прозрачных глазах, забросил ругаться и лишь качнул головой, порешив осмотреть рану друга сразу, как ему самому немного полегчает.

На следующий день засобирался в обратный путь Гратту. По дороге обещался зайти в Коддаг, передать весть Вальги и Ёрку, заодно познакомиться, коль барьер у тропы более не властен над сэйд. Они с Эйдре наедине обговорили знак, который отец подаст, ежели понадобится что-то сообщить или позвать их, и даже Ферр с Ульдом не узнали, каким он окажется.

Спустя время сумел подняться с кровати жрец. Раны ещё беспокоили, но медленно, тяжко опираясь на руку мерга, он сдюжил доковылять до стола да поужинать с друзьями. Ведьма налила каждому доброго мёда, и они сидели долго, обсуждали бой в кургане, а Ульд поделился тревогами:

– Дурная вышла ловушка всё же. Двоим хватило бы и драугров, к чему понадобилось тратить силы на такие могучие чары? Коль за нас взялся столь умелый колдун, убить путников на дороге ему бы труда не составило и так, без катакомб.

– Меня иное смущает, – признал Ферр задумчиво. – Что заставило использовать силы нижнего мира против колдуна мергов, когда прежде старались навредить тем, с чем тебе не сладить самому? Грухи бы не одолел никто, кроме сэйда, а не случись наша встреча, тебя бы ничего не спасло. Подгадать погоду и повадки да привести к сгоревшему дому тоже понятно: кто же знал, что отец обучил тебя сражаться со слуа? Без заклинания мы бы оттуда не вышли.

– Да и дальше мы встречались не с Мергом, – произнесла Эйдре хмуро. – А рассчитано всё было с умением. Грухи в переулке объявился, когда Ферр с ума сходил от тоски в замке и запросто мог разозлиться да решить уйти прочь. Морок ждал у тропы подле источника, куда захотели отправиться со скуки. Дорогу мы обсуждали в таверне без моих чар, а ветрам нипочём стены, – они расскажут сэйду всё, что тот пожелает узнать.

– Мы и теперь говорим без заклинаний, – тут же напомнил Ферр напряжённо, выпрямился на стуле и тотчас поморщился от боли.

– Гратту нашептал здесь защиту, как пришёл, – успокоила Хегги. – А мои птицы следят за округой – о том сразу просил Ульд.

Жрец благодарно улыбнулся старухе, откинулся обратно на спинку, сделал глоток мёда, после заключил:

– Эйдре права. Всё ведет к тому, что присматривать за нами взялся кто-то из верхнего мира. Да и с курганом случайностей слишком много для расчёта. Мы могли шагнуть на тропу, и орёл не сыскал бы нас в Ирде. Пусть повадки Ульда вызнали, но что Хегги пошлёт за ним, а не отыщет иного колдуна поблизости или не рискнёт справиться сама, точно сказать не смогли бы, верно?

– Выходит, нас в кургане не ждали вовсе? – Мерг постучал пальцами по боку кружки. – Зыбкие границы с отзвуками пира мертвецов подсобили с чарами призыва, но драугров собирали не по наши души. Но к чему? Сила туда стеклась изрядная, да ещё всех подряд затянули, без разбора.

– Может, побольше вызнать о том городе, что тут стоял? – предложил Ферр с сомнением. – Кем они были, кому приносили жертвы, отчего умерли?

– Не было тут отродясь никаких городов, – удивилась Хегги. – Людям и деревни в такой глуши сдались не больно.

– А что же тут за курган, мать? – нахмурился Ульд. – Ведьмы живут долго, не слыхала, для кого такой великий могильник соорудили?

– Отчего же, слыхала. И сама сижу подле него не первую сотню лет, а до того сидела моя бабка и её. У этого кургана нашей сестре наказал от беды Ирд стеречь ещё Ллив, когда был жив.

– Разве ведьмы служили Лливу? – поразился Ферр. – Вы же…

– Порождения тварей Мерга? – Старуха скрипуче расхохоталась, глянула на жреца добродушно да хитро сказала: – Мы, как и люди, разные, Ферриган, а кровь в нас течёт и дворов нижнего мира, и мороков Сэйда, ежели помнишь. В годы, когда грянула в Ирд беда, наш народ разделился. В ком было больше силы туманов, явились к богам, другим же приглянулось служить Мергу. О тех бестиях вечно все и вспоминают, а мы как сидели, где велено, так и сидим веками, оберегаем да не высовываемся.

Ульд посмотрел на друга с весёлой ухмылкой – ему, видать, о том было известно давненько, а похвалиться знаниями, в которых несведущ жрец, оказалось приятно.

– Те, что служили Мергу, после Раздела расползлись по земле кто куда, – продолжала тем временем старуха. – Живут покойно, бедокурят иногда, но то разозлить требуется, хотя иным много и не надо. Бед от них великих нету, пусть и добра тяжело сыскать, но даже договориться с ними люди умеют за монету или припасы. Вот и стёрлись с годами различия, а ведьмы слились для народа одним соседством, коего лучше опасаться для сохранности.

– Своих ты дюже разбаловала, мать, – напомнил колдун хитро. – Хотя на подмогу тебе из деревни явились.

Хегги отмахнулась беззаботно, чуть побурчала про детишек с силушкой удалой заместо ума, после вернулась к прежнему разговору:

– Курганов вроде нашего по Фелберу с дюжину. Три разом под Олкудом, но есть ли за остальными пригляд, мне неведомо. Там лежат погибшие до Раздела, погребённые воины, павшие в битвах с Мергом, могли не увидать нужды за ними следить боги. Этот же – беда иного толка, оттого здесь многие поколения мы и сидим. Жертвоприношения – дело рук ведьм Мерга да людей, что купились на зов дворов нижнего мира, а в могильнике кого собрали, и Двуликому, боюсь, не узнать. С юга угодий Ллива лежат тропы, по коим могли порождения тьмы пробираться в Ирд, а ритуалами тут удавалось их призывать. Когда сотворили Межу, места здешние успокоились, а твари Мерга присмирели, но тогда и не звучал над болотом вечный пир. А теперь кому-то мертвяков поднять потребовалось, да собрать к ним всю окрестную нечисть. Не к добру то творится, но по ваши души или нет, а наверняка связано с зыбкими границами, как чую.

– Хегги, – Эйдре глянула на старуху с задором и любопытством, – коль в тебе текут силы Сэйда, умеешь ли ты слушать ветрами?

Ведьма покачала головой:

– Мои глаза – орлы да вороны, но ушей, окромя своих, не имеется. Птицы меня понимают, а я разобрать, чего они там курлычут, в жизни не могла. Слыхала, что они вашему народу на крыле умеют весть принести, но как того добиться, не представляю.

Дева хитро улыбнулась, подалась ближе к ведьме, с весельем предложила:

– Так я научу. Приглядишь за округой, пока мы не разведаем, для чего тут мертвецов собирали? Да и я после при нужде тебе что сообщить сумею.

Друзья пробыли у Хегги с неделю, ждали, пока жрец окончательно встанет на ноги. Старуха пропадала днями с Эйдре и своими птицами, овладевала чарами Сэйда. Ловко сладить с ветрами ей бы не удалось, но простенькое колдовство начинало получаться, а потому хоть весть друг другу они передать бы сумели отныне куда лучше прежнего. Но Сайм приближался и времени на дорогу оставалось в обрез, а потому вскоре пришлось проститься. Ведьма проводила их с тревогой, выдала новый запас лекарств, заверила, что в случае беды всегда примет да выходит любого, только бы добрались.

Путь к вершине Духов выбрали в обход Олкуда, ибо возможности кружить по тракту не нашлось – к празднику они бы уже не поспели. Ульд переживал и желал помочь друзьям в тяжёлую пору, но трудом успокаивал себя тем, что с обычными умертвиями, коих под зимний праздник по тем местам бродило вдоволь издавна, привычно разбиралась стража. Появится какая тварь на месте своей кончины – так её легко проткнут любой сталью, мерг для того не шибко требуется. От Харада сообщений не было, стало быть, большой беды у него не творится, иначе своего колдуна он из-под земли достал бы без сомнений. Потому оставалось лишь идти вперёд да надеяться, что невзгоды минуют владения тана и впредь.

К Великому Разделу спешили той дорогой, по которой недавно бежали на помощь Хегги, стремились на северо-запад, минуя широкий тракт, зато сокращая расстояние. Чем ближе был Сайм, тем больше угроз множилось в срединном мире, но, к удивлению, исходили они не от Мерга, как ожидалось, а от наваждения Сэйда. Тонкие границы с вечным пиром по обыкновению выдавали всякого неупокоенного, но те не несли опасности. Метались неясными белёсыми мороками по холмам да дорогам, где тело нашло последний приют, исчезали, стоит глянуть, появлялись вновь на краю зрения. Слышался тёмными ночами жуткий плач и вой, коего боялись простые люди, но Ульд знал, что в сумерках зимнего праздника Межа призовёт бедолаг, заберёт, а до той поры суждено им летать над землёй да оплакивать незавершённые в Ирде дела, не обращая внимания на живущих ещё под небом срединного мира.

Иные неупокоенные сулили беды посерьёзней. Те, кого поминали с проклятием, или кто вёл прежде жизнь недобрую, торговался с совестью, привык к лихой судьбе. Такие становились драуграми хищными, бродили, бряцая оружием, у болот, бродов рек, в ущельях, – повсюду, где границы Мерга оказывались слишком близкими. Каждое дитя сызмальства ведало, что не стоит в пору Сайма или Бъёла заглядывать в такие места, дабы не накликать несчастье. Друзей же тропки выводили временами к опасным перекрёсткам миров, однако там встречалась им уже не толпа призванных в залах катакомб умертвий, а потому бесшумная поступь да стрелы Ферра вмиг избавляли от необходимости сражаться с тварями.

Но на пути встречалась им раз за разом иная опасность. Густые ночные туманы тянули за собой из Сэйда мороки и кошмары. Серая пелена наползала отовсюду, твари верхнего мира не знали бессилия. Лишь защитные заклинания Эйдре избавляли друзей от питсов – мелких пакостников ростом не более чад трёх вёсен, которые норовили изломать оружие или выкрасть припасы, стоило отвести взор. Красные алчные глаза таращились на них из наваждения, за спиной не замолкал топот маленьких башмачков. Игви угрожающе рычал, злобно лаял, и на время преследователи оставляли их, затихали, но вскоре возвращались вновь. Несколько раз пёс пытался охотиться на воришек, но они бросались врассыпную, исчезали бесшумно в сумерках, словно не было, а после вновь звучал по округе их тихий шёпот, заставлявший настороженно приглядываться ко всякой тени.

– Будто кошмарный сон, – жаловалась колдунья дорогой. – Даже в Сэйде я не припомню, чтобы мороки докучали каждый миг. Питсы обыкновенно трусливы, дома им бы одного рыка Игви хватило, чтобы сбежать, а ежели и вернуться, то к следующей луне. Откуда бы в этих поселилась такая смелость?

До ближайшей деревушки оставалось немного ходу, но солнце уже закатилось за холмы, клубился по округе туман, а в нём мерещились неясные звуки, блестели вдали непонятные огоньки, временами чудились мелодии, певцов коих узнать не захотелось бы и спьяну. Вдруг в глубине наваждения послышался стремительный топот копыт, а на друзей, сверкая алыми очами и утробно мыча, вылетел огромный белый бык.

Ульд успел отпрыгнуть от зверя, схватился за меч, Ферр приготовил лук. Эйдре отступила на шаг, крикнула:

– Коппа! Не дайте ему завлечь себя на спину!

Легче от предупреждения не стало – неведомая сила так и толкала вперёд к мясистым бокам чудища, притягивала, не давала отойти. А бык словно не думал бросаться в атаку – метался подле, рыл могучими ногами землю, изворачивался, манил. Ферр старательно прислушивался к наваждению, отчего стало чуть легче: кровь сэйд оберегала от мороков лучше прочего. А вот мерг словно заворожённый ступил вперёд, шагал всё быстрее к твари, которая замерла, фыркала лошадью, ожидала седока. Эйдре едва сдержалась, чтобы не прервать долгое заклинание, Ферр попытался поймать колдуна за рукав, но не поспел. И тут бурой тенью метнулся под ноги коппы Игви, залаял будто пастуший пёс. Бык прянул ушами, взревел, бросился к собаке, опустил мощную голову с длинными рогами.

Ульд опомнился, ударил от души по крепкой шее. Из раны хлынула кровь, но это лишь разозлило чудище, и оно кинулось на колдуна. Тот чудом умудрился отскочить, после увернулся вновь, выжидал миг для атаки да всеми силами пытался не поддаваться желанию вскочить на тварь верхом. Ферр старательно целился, но бык метался так скоро, что стрела могла с одинаковой удачей угодить как в него, так и в мерга, потому жрец не торопился с выстрелом. Игви носился вокруг с рычанием, стремился уцепить клыками за ноги, а тварь брыкалась, норовя угодить псу копытом в лоб.

Чары Эйдре чуть укротили пыл коппы, морок прекратил тянуть каждого к его спине. Но заклятием ни изгнать, ни уничтожить чудовище невозможно, потому, завершив колдовство, она крикнула:

– Пока он не устал, его не взять! Вымотайте сильнее!

А после обернулась белой лошадью, подлетела к Ферру. Жрец запрыгнул ей на спину, стрелял как придётся, пока Эйдре скакала вокруг коппы, злила, заставляла следить яростными глазами. Игви словно понял, что она делает, заметался в обратную сторону, и бык закрутился на месте, старался уследить за всадником и псом одновременно. Когда тварь устала вертеться, Ульд рубанул с усердием, ловко увернулся от острого рога, но тварь мотнула могучей головой, зацепила боком. Мерга пронесло с два яра, откинуло в кусты ежевики поодаль. В следующий миг стрела Ферра ударила в бычий глаз, и коппа без движения повалился на землю.

Жрец соскочил со спины колдуньи, подбежал к Йорги, пропел исцеляющие чары, с осторожностью помог подняться. Досталось Ульду знатно, но он оказался крепче многих, умудрился встать на ноги и разве что морщился от ушибов. Эйдре тем временем обернулась человеком, приблизилась к быку, положила ладонь на лоб, принялась живо читать новое заклинание. Стоило ей замолкнуть, бык исчез словно не было.

– Коппа – дух, – тихо пояснила она подоспевшим друзьям. – Убить их невозможно, а коль не изгнать прочь сразу после сражения, они возвращаются на свои земли вновь и ещё злее прежнего.

– Куда ты его отправила? – с тревогой поинтересовался Ферр.

– В сердце наваждения, в Сэйд. Оттуда убредёт, куда вздумается, но о срединном мире уже не припомнит, если только не найдёт где-то тропу.

Они пошли дальше к долгожданной деревне, с опаской прислушивались к звукам ночи. Туман обступал со всех сторон, а в нём чудились странные звуки, и каждый теперь опасался вновь заслышать быстрый стук могучих копыт.

Ближе к Великому Разделу оставили путников в покое шкодливые питсы. Мороков верхнего мира и тут оказалось изрядно, а серая пелена так же стелилась, стоило скрыться солнцу, но новых противников или уже знакомых грухи с коппой более не встречалось, лишь неясные шорохи продолжали терзать в пути. На родину Йорги друзья пробрались через широкую брешь в старой стене, приметили кружащего над ней алого сокола, но не смогли бы сказать с уверенностью, что птица обратила на них хоть каплю внимания.

Земли народа Мерг одарили долгожданным покоем: наваждения оказывалось тем меньше, чем ближе подходили они к подножью древних северных гор, а границы с нижним миром оставались крепки, – драугров нигде не встретилось вовсе. Эйдре жаловалась, что не чувствует здесь троп, и тревожилась, что не сумеет воспользоваться чарами, ежели не удастся отыскать источников силы. Ферр уже и не пытался исцелять – для того он тоже использовал туманы Сэйда, в чём нынче убедился сам. Всё, что у них оставалось, – простое оружие, лекарства Хегги да колдовство Ульда, а это виделось слишком ненадёжным перед Саймом при рвущихся границах. Эйдре не убирала теперь руки от подаренного отцом кинжала, хотя и себе не бралась признаться, выйдет ли использовать его в случае беды, ведь сражаться без заклинаний её никогда не учили.

Зато время было на стороне друзей – пришли немного загодя, до праздника, даже успели передохнуть одну ночь в деревушке у начала пути в горы да пополнить запасы перед двумя днями подъёма к вершине. Дальше удача, казалось, отвернулась напрочь. Погода выдалась на редкость отвратительной: резкие ветра без устали бросали в лица мелкий острый снег, ноги местами проскальзывали по льду, от влажного холода не спасали ни тёплые плащи, ни меховые накидки, даже костёр на привале – и тот еле справлялся.

Вершина Духов встретила друзей тишиной, всяким отсутствием существ любого мира да несмолкающим бураном. До вечера самого короткого дня в году ненастье немного стихло, а пока Ульд готовился к ритуалу, природа и вовсе смилостивилась, уняла вьюгу, явила ясное небо.

Они расположились на неширокой площадке, по границам которой торчали острые чёрные камни, заметённые искрящимся снегом. Наступило безветрие, а виделось почти так же далеко, как и в прошлый раз, когда здесь был мерг. На западе жёлтой полосой догорал зимний закат. Ульд разложил обереги у единственного прохода к вершине, очертив границу, сам встал в защитный круг почти у обрыва, посмотрел на друзей. Эйдре с Игви в ногах устроилась на единственном гладком валуне чуть сзади, и колдуну вспомнилось невольно, как сидел там когда-то его отец, ожидая, пока мальчик подготовится к первому своему предсказанию. Ферр стоял рядом с мергом справа, положив руку на резкую грань камня, глядел вдаль на бескрайние земли Ирда.

Зов духов стал сильнее, Ульд уселся, принялся напевать заклинание. Ему ответили, и всё внимание мерга устремилось к тому, чтобы отыскать на вечном пиру одного-единственного человека среди великого множества голосов. Он спрашивал, слушал, хмурился всё больше. Наконец решился и, не открывая глаз, произнёс:

– Твоего брата нет в чертогах Двуликого, но его там знают. Духи боятся и ненавидят его. Ещё я слышу женщину, мать. Она повторяет имя Ярга, плачет, проклинает.

Ферр не отрывал взгляда от далёких земель. Лишь пальцы сильнее вжались в камень, когда он вспомнил их дорогу, битву у мёртвого дома, лезвие у бока Эйдре, свою рану и кровавую полосу под обессилевшим Игви. Страх за близких, бесконечную тревогу, слова мерга о призванных драуграх, всякий миг пропетых исцеляющих заклинаний. Старуху в переулке Олкуда, россыпи оберегов в комнате таверны Фелба. Всему этому вторил голос брата, моливший о помощи в ночной тиши весеннего леса, да сиплый крик умирающего грухи: «Ярг!».

– Ты хочешь узнать что-то ещё? – тихо поинтересовался тем временем Ульд.

– Спроси их, что делали слуа у сгоревшего рыбацкого дома, – голосом не теплее прошлого бурана произнёс Ферр, а в изумрудных глазах блеснули искры ледяной ярости.

Колдун задал вопрос, немного помолчал, затем ответил:

– Ждали.

– Они говорили тебе дольше, чем ты пересказывал мне, – заметил жрец бесстрастно.

– Ждали приказа убить Йорги, – уронил Ульд в повисшей тишине.

– Мне больше не о чем их спрашивать.

Мерг поднялся, вышел из защитного круга, встал за спиной друга и сказал:

– Видно, здесь наши пути расходятся. Я не сумел отыскать твоего брата, а ты рассказал мне всё известное о легенде. Дальше идти со мной опасно, у вас своя дорога, где не будет ни слежки, ни сражений.

Ферр обернулся, посмотрел с жёсткой ухмылкой:

– Ты сказал однажды, что в моих песнях скоро не останется мира, Йорги, и был прав. Я стану говорить о войне. Мы пойдём по землям срединного мира, будем искать ответы о пророчестве, а я спою людям о том, как сражаться с нечистью и уберечься от опасностей из-за границ. Обо всём, что мы видели уже или увидим вскоре. А после и ту легенду, которая станет верной. Раз этой войне нужен голос, он появится. Жреца Ирд услышат, так или иначе.

Ульд смотрел внимательно, долго. Вспоминал того, кто казался мальчишкой тогда, на крыльце общего дома деревни на перекрёстке трёх трактов, говорил о мире, жизни, великих героях. В последний миг умудрялся задуматься о мелочах быта, складывал задорные баллады прямо на ходу. Колдун коротко улыбнулся, спросил с затаённой насмешкой:

– Станешь Тагни? Вестником пророчества?

– А почему нет? – с хитрым весельем отозвался Ферр. – Предсказанного героя услышат ещё охотнее, чем обыкновенного жреца, а знаки рождения не проверят вовек. Так что – да, пожалуй, я приму имя Тагни, будет даже удобнее. Йорги у нас уже есть, а раз защитники не спешат на помощь, станем выкручиваться сами.

Ульд рассмеялся, а Ферр тем временем подошёл к Эйдре, сел перед ней на колени, взял за руку, попросил:

– Прости. Я обещал тебе мир, а нынче со мной не будет ничего, кроме войны и смерти. Мы больше не связаны чарами Сэйда, и тебя рядом они не держат…

– Ты считаешь, я была с тобой только из-за чар? – процедила колдунья, а в мёде глаз вспыхнул колючий гнев.

– Нет, – Ферр поцеловал холодные пальцы, – конечно, нет. Но ты мечтала увидеть Ирд, мечтала о путешествиях, новых видах и впечатлениях. Я не смогу тебе этого подарить, любовь моя. Мы проводим тебя куда пожелаешь. Хочешь, в Олкуд к Мельхе или в Коддаг к Ёрку. Они будут рады, а после сама решишь, что делать дальше. У тебя мир всё ещё есть, Эйдре.

– На первое время лучше бы к Хараду, за стены замка, – предложил Ульд, подходя к ним. – Когда мы будем далеко и опасность слежки минует, он поможет добраться в любое место с роскошью.

Эйдре сидела несколько долгих мгновений, опустив ресницы, затем подняла взгляд на друзей, мягко улыбнулась:

– Мы идём в Коддаг, к пещере, как решили раньше. А куда оттуда – придумаем после. На что годится жрец без своего сэйда? Тебя и слушать никто не станет, назовись хоть самим Эталлом.

– Эйдре, ты не должна… – начал было Ферр, но колдунья прервала его жестом и спокойно сказала:

– В мире больше нет чар, удерживающих меня рядом с тобой, но и таких, которые заставили бы бросить вас, не найдётся вовек.

Жрец молча коснулся губами её ладони, а после насторожился, резко дёрнул за руку, утянул назад, закрыл спиной. Ульд обнажил меч, с тревогой глядя в сторону прохода. Игви оскалился и зарычал.

Из-за камней на них выползала неведомая прежде тварь. Огромная чёрная змея с отливающей в зеленый чешуёй и шипастым гребнем по хребту. Не меньше десятка яр в длину, а шириной такая, что неясно, как она вообще пробралась по узким горным тропам. Короткие обрубки лап, видом напоминавшие рыбьи плавники, топорщились по обе стороны мощного туловища, вздрагивали, словно она ими находила препятствия на пути. В кроваво-красных глазах светились белые полосы узких зрачков. Из жёлтых ноздрей вырывался при дыхании тёмный дым, гибкими жгутами шевелились усы, а с них капал на землю яд и разъедал всё, на что попал, в тот же миг. Чудище, не останавливаясь, смело камни на подходе к вершине вместе с оберегами, будто не приметив, открыло пасть с острыми клыками, каждый из которых мог сравниться размером со взрослым мужчиной, сжалось и выгнулось назад, готовилось к броску.

Друзья медленно отступали прочь, пытались придумать способы спастись, но всё казалось тщетным. Тварь полностью перекрыла проход телом, даже проскользнуть мимо да сбежать не удалось бы. Они были почти у края площадки, когда змея с шипением кинулась вперёд, а тень от огромной пасти накрыла каждого. Путники уже простились с жизнью, как вдруг неизвестная сила оттолкнула от неминуемой гибели в зубах чудища, но перекинула через край обрыва, и они полетели вниз к далёкой земле у подножья самого высокого из горных пиков. Спасения не было: их с огромной скоростью несло сквозь туман и облака под завывания духов, слышные теперь каждому. Лишь на фоне сумрачного вечернего неба на короткий миг мелькнуло пожаром и тут же скрылось в дымке знакомое алое оперенье, а в рёве мертвецов и свисте ветров почудился соколиный крик.

Очнулся Ульд на твёрдых камнях. На несколько долгих мгновений замер, не открывая глаз, прислушивался с опаской к телу, но чудился вполне живым. Разве что голова была тяжёлой да слегка болела словно после весёлого вечера в таверне. Где-то вокруг мерещились звуки боя, и мерг заставил себя сесть, что вышло на удивление легко, а после – оглядеться по сторонам.

Рядом лежали Ферр, Эйдре и Игви, казались невредимыми. Вот со стоном пошевелился жрец, поморщилась его дева, принюхался сквозь забытьё к чему-то пёс. Очутились они в чудно́й пустыне – повсюду тёмные валуны разной высоты, временами мелькают вдали то в одном месте, то в другом высокие, мощные фонтаны воды. Кое-где валит из расщелин густой пар, мягкий ровный свет окутывает всё вокруг в золотой да алый, ложатся тени густым серебром. Ни луна, ни солнце, ни звёзды не умеют давать такого света, и Ульд поднял на мгновение взгляд в небо, а оно оказалось совсем близко и мерещилось огромным закатным облаком, которое переливалось беспрестанно от песчаных оттенков до всех разом красок огня.

Долина виделась одновременно прекрасной и тревожной. Ульду подумалось, что он не прочь пройтись здесь с Ферром, послушать его баллады о местных видах, если бы не одно но… Повсюду носились растревоженными птицами дикие слуа. Выскакивали из-под земли да из-за камней, ревели, скалились. Вокруг друзей кольцом защиты, будто ураган, кружили всадники без ног, вросшие в спины жутким коням, лишённым кожи. Длинные руки с чёрными когтями, которые, опусти их, царапали бы поверхность, сжимали копья, усеянные узором защитных рун. Они вспыхивали голубым и белым, стоило копью пронзить плоть воинов Мерга, и те падали горсткой праха, которую после разметал шальной ветер. Бой не прекращался ни на мгновение, а воздух полнился воем, рокотом копыт, скрежетом, лязгом стали.

Мелькнула на краю глаза прозрачная фигура какого-то старика. Дух сжался, оглядев битву, отшатнулся, но к нему тотчас подлетело существо с человечьим телом и птичьими ногами, будто не приметив веса подхватило за плечи, взмыло в воздух на могучих соколиных крыльях да ускользнуло прочь. Ульд прислушался к себе, но тревожного в том не нашёл, словно так всё и должно было случиться, а ушедшему из Ирда более не грозило беды. Тарга, один из проводников душ Межи, понёс его к вечному пиру Двуликого, подальше от сражения, копий ловчих да злобы слуа.

Рядом с друзьями людей-птиц не наблюдалось, а сами они не выглядели духами. Не сводя глаз с битвы, Ульд наощупь достал кинжал, слегка надавил лезвием на палец, и кожа лопнула, а сквозь неё проступила алая капля, которой у призраков быть уже не должно.

– На землю кровь не проливать! – рявкнул до боли знакомым голосом, проносясь мимо, всадник: единственный не бывший одним целым со своим конём, с ногами да нормальной длины руками.

Колдун послушно сжал ладонь, наблюдал, как могучий мужчина скачет, выставив копьё, на одного из воинства Мерга, ловил знакомые движения и черты лица. Вот вспыхнули на древке золотом руны, слуа обратился в прах, а всадник тут же развернулся и атаковал следующего.

Ульд поднялся, обнажил меч, оглядел защитный узор, начертанный отцовской рукой, которого не видал более ни у одного колдуна их народа. Взвесил клинок в руке, пошёл вперёд, к всаднику, замахнулся да от души рубанул наотмашь бросившегося к нему мертвеца. Руны засияли голубым, упала под ноги горсть пепла.

Из-за спины прилетела в белёсый глаз другого слуа стрела Ферра. Тварь рухнула, но прах тотчас зашелестел, вскинулся, а через миг перед Ульдом вновь восстал из небытия древний воин и упокоился навеки лишь после удара мерга. Ульд с сомнением осмотрел меч, прошептал сам себе, не обратив внимания на зов охотничьего рога:

– Отчего же не сработало в Ирде?

– Не знаю. Посмотрю в чертогах, – ответил ему всадник, соскочил с коня, встал напротив, слегка приподнял подбородок, глядел сверху вниз из-под полуприкрытых век.

Вокруг них да подоспевших к колдуну друзей сомкнулись в плотное кольцо ловчие Дикой Охоты. Слуа больше не лезли, но, видно, то была лишь передышка, и они могли появиться вновь в любой миг. Ферр и Эйдре с удивлением озирались по сторонам, Игви дёргал ушами, ворчал на жутких лошадей, жался к ноге жреца. А Ульд, стоя чуть впереди, не отрывал взора от мужчины, смотревшегося так, словно это он сам, только изрядно прибавивший в возрасте да мускулах.

– Один вопрос, – велел всадник, обнажая ухмылкой слишком длинные для человека клыки. – И быстро.

Колдун убрал меч, на мгновение прикрыл глаза, спокойно поинтересовался:

– Какого гварха ты здесь делаешь, отец?

– Отец? – переспросил Ферр тихо. – Серьёзно?

– Да. – Ульд не сводил внимательного взора со всадника. – Это мой отец и наставник, Радга. В окружении ловчих, на Меже, с копьём Двуликого в руках. Если только я не ударился головой и не брежу.

Жрец прищурился, попытался припомнить, где прежде слышал это имя, но на ум не приходило идей. Радга с терпением ожидал окончания беседы друзей, смотрел с насмешкой и снисхождением. После, словно обращался к малым детям, произнёс:

– Старался опустить нежно. Не стоит благодарности за помощь. Это, к слову, не копьё Двуликого. Он мне руки оторвёт, возьми я его оружие на охоту.

– Ты ему служишь? – осторожно спросила Эйдре.

– Служу? – Он повертел головой, будто разминал затёкшую шею, затем мощным ударом всадил древко в камень, освободил руки, провёл ладонью по чёрным волосам. – И да… И нет. Тот, кого вы зовёте Двуликим… как бы объяснить? Ты рассказал у Великого Раздела красивую легенду о нас, Тагни, – Радга коротким жестом выразил почтение Ферру, после продолжил: – Но она не вполне верна. Из-за гор предупредить отца об опасности явился не один его сын, а двое. Два бога войны, рождённые во дворах Мерга. Старший – владыка большой битвы, и младший, покровитель иного толка сражений.

Он щёлкнул пальцами, словно пытался подобрать верное слово, кивнул собственным мыслям:

– Войны, что ведётся не на виду. В тенях, скрытная и терпеливая, выматывающая неприятеля ударами тайными, быстрыми и точными. В бой с Лливом шли оба его сына. Старший предрёк опасность для отца, а младший был с ним в последний миг и получил силы Охотника да его благословение. Старший предупредил о новой опасности и предложил помощь, а младший придумал разделить миры и создать Межу. Но на стену поднялся лишь один, старший брат. Людская история запомнила деяния обоих, но образ слился для них в единого бога, бога-охотника, коего нарекли Двуликим. Старшего брата звать Балларг. А младшего…

– Радга, – выдохнул Ферр с изумлением, всё же вспомнив слова, начертанные в пещере Коддага, значения коих не понимал никто из жрецов.

Радга вскинул руки, словно его поймали с поличным, а после склонился в поклоне, полном нескрываемой издёвки.

– Когда духи нарекли меня Йорги, ты сказал: это лишь напутствие, велел определять самому, что оно несёт, смеялся над историями о защитниках, вбил мне в голову, что их не появится! – сердито произнёс Ульд. – Неужели даже голоса вечного пира не убедили тебя, что речь об одном из героев, том, который родится от союза бога и смертной девы?

– О, а то я без них не знал, кто ты такой! – расхохотался Радга. – Дитя нашей крови, предсказанное братом, и пророчество то было столь туманно, что он сам не ведал, как поступить: оберегать тебя или прирезать ещё в колыбели, дабы сохранить миры от разрушения.

– Почему ты не говорил? – процедил Ульд с раздражением. – Столько лет ты учил меня и не обмолвился даже словом?!

Радга взглянул на него хмуро, приблизился, ткнул пальцем в грудь так, что тот пошатнулся, прорычал:

– О чём, мальчик мой? Что ты сын бога? Что можешь гордиться могуществом, силами, которые неподвластны людям, играть на грани гибели, рисковать без оглядки? Ты всё ещё наполовину смертный и легко протыкаешься любой железкой, не только специально созданной, чтобы сокрушить божество! Мы с Балларгом потеряли отца в той битве и не желали скорбеть ещё и по тебе, ослеплённому собственным величием!

– Ты только что обмолвился, что вы думали прирезать меня в колыбели, – бесстрастно напомнил Ульд.

Радга тяжело вздохнул, провёл ладонью по лицу, печально усмехнулся. Тут ему на плечо сел алый сокол, хлопнул крыльями, сердито щёлкнул клювом.

– Терпение! – раздражённо бросил он птице. – Дай объяснить нормально!

Сокол закричал так пронзительно, что любому захотелось закрыть уши, но, хуже того, – он, чудилось, даже не думал прекращать вопить.

– Неужели? – холодно произнёс Радга. – Вспомни себя при дворе Лаиши. Забавно было? Вот и подождёшь пару минут. – После будто прислушался к чему-то, на миг поднял глаза к небу, с усталым безразличием добавил: – Да-да, мы все сдюжим шагать и говорить одновременно.

Птица замолкла, но глядела недовольно. Радга тем временем обернулся к друзьям, жестом велел следовать за ним, подхватил копьё и взял за узду лошадь. Дикая Охота всё так же держала их в кольце, оберегала от возможного нападения. Они медленно двинулись через Межу туда, где, видно, дожидался Балларг.

– Прирезать в колыбели… – хмыкнув, продолжил Радга прошлый разговор. – Легче лёгкого размышлять так, покуда есть лишь слова из непонятного пророчества. А когда дева, коей ты не видел многие луны, выносит тебе младенца, называет твоим сыном… Нам с Балларгом и в голову бы не пришло тогда причинить тебе вреда, Йорги. Он велел мне идти к тебе, позаботиться и выучить, убедиться, что ты способен будешь себя защитить. Я на восемнадцать вёсен оставил брата в этом кровавом котле ради тебя, а он не позволил бы мне вернуться раньше. Ты уже был у нас: сын, племянник. Всё, что мы способны были сделать – отдать наши знания, нашу силу. Но не правду о рождении, которая причинила бы лишь вред и ничего иного. От других людей или от тебя самого он бы исходил – какая нам могла оказаться разница?

Ульд шёл задумчиво, ступал рядом с отцом, смотрел вперёд, и друзья не видели его лица.

– Зачем вы притащили нас сюда? – осторожно поинтересовался Ферр после короткого молчания.

– Спасти ваши шкуры от варлу, дракона Мерга. Поговорить. Объяснить то, что известно нам. Исполнить часть предречённого. – Радга пожал плечами, отчего сокол с сердитым клёкотом перелетел на седло его лошади. – Вы назначили сроком Сайм, сказали о горах, и я ждал вашего прибытия близ тропы к вершине Духов. А коль долго стоишь на Меже – жди незваных гостей нижнего мира, так что… – Он обвёл широким жестом ловчих да с насмешкой закончил: – Встречают вас с небывалыми почестями, можете гордиться.

– Та тварь пролезла в Ирд из-за зыбких границ? – спросила Эйдре, мысленно вздрогнула от воспоминаний о жуткой змеюке и своём бессилии защититься без наваждения.

– Как и слуа у дома рыбака, ей помогли. Мимо нас варлу бы не проскочил никак, но протащить его окольными тропами вышло. К счастью, Сайм уже окончен, и до самого Бъёла опасаться таких гостей не стоит.

– Вам известно, почему границы рушатся? – Ульд глянул на отца с тревогой.

– Потому что их стремятся разрушить, – так, словно говорил о качестве пива за ужином, отозвался Радга. – Те же, кто пытался остановить тебя и после натравил на вас варлу, но, полагаю, вы уже догадались сами.

Колдун недовольно выдохнул и вновь погрузился в свои мысли.

– Теперь готов послушать о героях пророчества, Йорги? – Ферр, не сдержавшись, в пару шагов догнал друга и легонько стукнул кулаком в плечо, отыгравшись разом за все предыдущие дни споров про легенду.

– Теперь толку ещё меньше, Тагни, – ухмыльнулся Ульд. – Ежели предсказанное непонятно даже богу-пророку, какой прок от людской выдумки? А ты бы ещё разок подумал, стоит ли тащить меня к пещере. Видишь, даже отец и дядя не уверены наверняка, добрая ли роль мне отведена в этой войне.

– Сами разберёмся как-нибудь, – отмахнулся Ферр. – Ещё не хватало слушать всяких старух да сомневаться в каждом шаге из-за непонятных даже богам предсказаний.

Радга посмотрел на жреца с довольной улыбкой, хлопнул сына по плечу и велел:

– Живи своим умом, а не словами пророков. Особенно, коль они сами не понимают, чего несут.

Мерг ожидал нового возмущения сокола, но птица посмотрела с затаённой насмешкой, чуть склонив голову вбок. Ульд мысленно улыбнулся, отгоняя прочь прошлые тяжёлые думы. Встрече с отцом он был рад, какая бы правда ни открылась в ней, а дядя, казалось, сам не слишком-то уверен в своём пророчестве, а оттого предпочитает полагаться на здравый рассудок.

За могучими фигурами ловчих наверняка разобрать, куда они держат путь, было невозможно. Звуки битвы вспыхивали повсюду, временами с разных сторон слышался то стук копыт, то лязг металла. Под ногами мелькали однообразные камни, а дорога среди валунов да водяного пара чудилась одновременно и слишком долгой, и очень короткой. В какой-то миг защитники расступились, открыв взорам чертоги Двуликого, – сложенные из массивных брёвен, ладные да крепкие, а размерами таковы, что туда без труда уместились бы общинные дома не менее трёх крупных деревень Ирда. Вокруг же раскинулся дивный сад, в котором росли тисы да дубы, стелилась трава, пестрели ароматные цветы. Восседали в кронах или проносились со свистящим шорохом над головами алые соколы, чудились осенним листопадом, сорванным буйным ветром. Эйдре с изумлением сравнивала каменную пустыню вокруг с богатством земель у места вечного пира. Радга заметил интерес девы, рассмеялся:

– Дело рук Ириты. Она не потерпела здешних видов и устроила всё, как посчитала лучшим. А мы, скажем, не сильно-то желали спорить. Это единственное место на Меже, где не гремят рога Дикой Охоты, а слуа не подобраться, покуда существует Великий Раздел. Но отсюда мы не способны и сражаться, потому бываем в чертогах нечасто. Балларга злит, что он вынужден сидеть там да ожидать нас вместо битвы, вот и торопит. Да, братец?

Сокол издал странный звук, напомнивший недовольное причмокивание, взлетел и устроился на ветви ближайшего дуба. Радга проводил его взглядом и широко улыбнулся, вновь обнажив длинные клыки.

Неясные бесформенные тени распахнули перед ними тяжёлые двери, а слух тотчас уловил шум да веселье вечного пира. Духов на нём друзья не узрели: их сразу провели в просторный зал, полный света да тепла многочисленных жаровен повсюду. Там вышагивал из угла в угол мужчина, почти неотличимый от Радга, разве что чуть выше ростом. Увидел гостей, остановился, внимательно изучил каждого прозрачными глазами.

– Добро пожаловать, – приветствовал он, а после кивнул Ульду обыденно, словно дядька, к которому третий раз на неделе послали племянника из соседней деревни с мелким поручением: – Рад видеть, Йорги.

Друзья поклонились. Радга протянул руку и потребовал у сына:

– Меч.

Колдун молча передал клинок, и его отец отошёл, сел на скамью, принялся тщательно осматривать нанесённые на оружие руны.

– Приступим, – с явным нетерпением велел тем временем Балларг. – Копьё на стене, хватай, и после поговорим.

Смотрел он при том на Ферра. Жрец переглянулся с Ульдом и остался стоять на месте, не понимая, как происходящее может относиться к нему. Хозяин глянул недовольно, поторопил:

– Ну, скорее. Оно не кусается.

Ульд хотел пойти вперёд, к стене, где переливалось золотым узором на чёрном древке и словно сияло в свете огня дивное копьё. Сердить дядю, который оказался богом, виделось ему глупым. Балларг в один короткий шаг приблизился к племяннику, остановил, положив на плечо широкую руку с длинными острыми когтями, сказал:

– Не ты – свой меч заберёшь у Ириты. Тагни, чуть порасторопней, ты вроде прежде неплохо соображал. Радга всё-таки приложил головой или что стряслось?

– Моё имя Ферр, – поправил жрец спокойно.

– Ох, как очаровательно! – Бог войны встал перед ним, раскинул руки в стороны, поднял подбородок, глянул из-под полуприкрытых век, с издёвкой заявил: – Ну так и меня звать не Двуликим. Ничего, свыкся как-то. Бери копьё, живо. Оно предсказано Тагни, передо мной Тагни, ты сам произнёс это на вершине Духов. Шевелись!

– Это была шутка! – возмутился Ферр.

Балларгу надоело ждать: он в один миг подскочил к стене, снял оружие, вернулся, схватил жреца за руку, вложил древко в ладонь, накрыл сверху пятернёй, нежно улыбнулся, обнажив клыки, и ласково шепнул:

– Дошутился, дружок.

После резко развернулся, сделал шаг назад, отрывисто бросил:

– Что сказано в пророчестве о вестнике войны?

– Человек по имени Тагни, чьё рождение ознаменуется… – начал Ферр, но бог оборвал его жестом, обернулся, с ухмылкой поправил:

– Человек, который примет имя Тагни. От Йорги. Уж поверь тому, кто это пророчество однажды произнёс. К счастью, о том оказалось неизвестно не только тебе, но и твоему полоумному братцу. Это оружие способно уничтожить Великий Раздел вместе с Межой. Вот бы он обрадовался. Найти способ заполучить при такой удаче – дело десятое.

– Вы знаете о Ярге? – Ферр нахмурился и невольно сжал копьё сильнее.

– О да, он умеет заявить о себе. При встрече можешь от души поблагодарить его за знакомство со слуа, коль пожелаешь.

– Вам было известно о засаде слуа? Почему вы не помешали им выбраться в Ирд, если охраняете Межу от них? – мрачно поинтересовался жрец, не сдержавшись. – Хотели проверить Йорги?

– Ты считаешь, я бы бросил племянника наедине с этими тварями?! – рявкнул Балларг с яростью, после провёл рукой по лицу, вздохнул, продолжил уже спокойнее: – Межа тянется на множество тысяч яр во все стороны, Тагни, а у Мерга появился в срединном мире твой драгоценный братик, готовый помочь ослабить границы так, чтобы мы ничего не приметили. Отсюда врагу этого не суметь, а вот в Ирде с кинжалом Ллива, – раз плюнуть. Мы узнали о слуа лишь после того, как вновь прозвучало у вас заклятие против них, иначе вам было бы с ними не встретиться вовсе. Ни мне, ни Радга нет нужды проверять Йорги, – мы знаем силы собственной крови.

– Ярг получил легендарный кинжал? – Ферр поморщился. – Как и зачем он ему?

– По начертанному в пещере Ллива. Да, у вас в Коддаге древнее святилище нашего отца, где те, кто после принял от меня имя Мерг, когда-то поклонялись ему и записывали его историю. Кинжала не существовало прежде, его создали несколько вёсен назад благодаря любезным рассказам твоего брата. Сделанный из кости варлу, после некоторых длительных и довольно кропотливых ритуалов он способен уничтожить Великий Раздел, Межу и всех нас так же, как копьё у тебя в руке.

– Зачем было записывать такие знания? – изумилась Эйдре и глянула на Балларга с негодованием. – Разве не ясно, что однажды ими могут воспользоваться?

– Если бы всё было так просто, – печально отозвался тот. – Кинжал отец желал сделать для борьбы с нижним миром, а потому передал свою задумку тем, кто был ему верен. Но мы – часть Мерга, Эйдре, а потому он опасен для нас не меньше, чем для дворов порождений тьмы. Ллив не дожил до сотворения Межи и не мог предугадать, как скажется кинжал на защитниках миров. Он всего лишь пытался уберечь, но невольно подготовил ловушку для нас.

– Почему же вы не остановили Ярга до того, как он создал кинжал? – прищурился Ульд.

– Действительно! – Балларг всплеснул руками, глянул на племянника с раздражением. – Всего-то забот на несколько дней! Можем прямо сейчас сбегать, а то дурака тут валяем столетиями! Врата Великого Раздела пока постоят без защиты, не беда! Ну что может случиться, если мы ненадолго прервём свои забавы, верно?!

– Чуть больше терпения, братец, – спокойно подсказал Радга со скамьи. – Твои вопли слабо походят на объяснения, а ты желаешь просить их помощи.

Бог битвы тяжело выдохнул, провёл рукой по волосам, затем мило улыбнулся друзьям и принялся говорить с издевательской лаской:

– Простите мою вспышку. Тысячелетие беспрерывной битвы… – Он постучал когтем по виску: – Бьёт в голову. Итак, дорогие герои, ежели вы не заметили, мы тут чуть-чуть заняты попытками не дать смести из срединного и верхнего мира всё живое. Нам немного, самую малость, не хватает времени бегать за самовлюблённым дурнем, купившимся на сладкие речи моей драгоценной сестрёнки Мёрб. На всякий случай оговорюсь, что это относится ко всем троим богам, сотворившим известную вам реальность. Ирита с Эталлом тоже не возлежат на ложе, упиваясь давней победой. Ну, вдруг вы сомневались. Потому нам требуются предсказанные однажды моими устами защитники, способные помочь. А учитывая, что предсказание было туманно донельзя, а вас четверых ещё неясно, куда понесёт, оговорюсь: желательно, чтобы пророчество было исполнено в нашу пользу. Иначе всё вокруг обратится в то, что вы наблюдали по пути сюда на Меже, но закончится куда быстрее.

– Ты делаешь успехи, – ухмыльнулся Радга. – Ещё немного, и беседы с тобой стану выдерживать не только я один.

Его брат раздражённо хмыкнул и посмотрел с усталой обречённостью.

– Что требуется от нас? – спросил Ульд дядю.

– Начать исполнение пророчества. – Балларг потёр рукой лицо. – Я по сей день не знаю точно, к чему оно приведёт, Йорги, но иного пути уже нет. Сперва соберите необходимое: копьё Двуликого, рог Эталла, меч Ириты. После остановите Ярга до того, как он всадит кинжал в Великий Раздел и уничтожит нас всех.

– Но у нас даже ещё нет Юдаря, – тихо напомнила Эйдре.

– Чего? – удивился бог битвы, после махнул рукой и с наигранной торжественностью провозгласил: – Найдёте в свой черёд, коль так было предначертано. А пока наши дары и Ярг, это нынче немного важнее.

– Что собирается сделать мой брат? – спокойно поинтересовался Ферр, и лишь изумруды глаз блеснули холодной сталью.

– Ударить кинжалом в стену Великого Раздела, как я и сказал. Это уничтожит Межу с Сэйдом, вернёт наваждение в Ирд всё разом и позволит ордам Мерга миновать защиту.

– Стена и так большей частью разрушена, – нахмурилась колдунья. – Мы прошли к горам сквозь провал, где вольготно бы проскакали пятеро всадников, не помешав друг другу. Неужто тварей нижнего мира остановят осколки камней?

– Дело не в руинах Великого Раздела, Эйдре, – пояснил со скамьи Радга, а его брат принялся нетерпеливо мерить шагами зал, ожидая, видно, окончания долгих расспросов. – А в одной его части, которая, коль взглянуть, и сейчас словно вчера возведена. Ровно между Фелбом и Олкудом находится перекрёсток трёх дорог между мирами, откуда они были однажды сотворены. Ты – чародейка Сэйда и способна легко вообразить, сколько могущества таится в подобном месте, коль создано оно богами. Этот участок стены не разрушить ничем вовек, кроме кинжала Ллива или копья Балларга. Но коль он падёт от зачарованного орудия…

– Миры столкнутся, – дева не сдержалась, болезненно поморщилась, с силой схватилась напряжёнными пальцами за ремень клёрса.

– И ещё неизвестно, чем будет грозить само столкновение. – Балларг обернулся через плечо, глянул серьёзно. – Но добра ждать не следует ни во время, ни после.

– Он может заносить клинок для удара в этот самый миг! – Ульд оглянулся встревоженно, словно собрался тотчас лететь да охранять стену.

– Нет, сейчас нет. – Бог битвы качнул головой. – Ему нужны для того наваждение и зыбкие границы. Пока он сумел выпустить их с порогов и троп верхнего мира столько, что едва хватило втянуть в Ирд одного варлу. Это была не только попытка уничтожить вас, но и проверка, которая оказалась провальной. К Бъёлу туманов наберётся уже поболе, а что будет тогда, неизвестно и мне.

– Ты сказал, что бить станут в стену между Фелбом и Олкудом. – Ульд сам зашагал по комнате, напряжённо размышлял, после уверенно произнёс: – Я помню это место! Там мы всякий раз выходили в земли Ирда из-за Великого Раздела.

– Доро́гой я проверял барьер, – согласился Радга, не оторвав взора от рун на клинке.

– Курганы! – вдруг воскликнул мерг, остановился, посмотрел на друзей с тревогой. – По пути туда что от Олкуда, что от Фелба есть крупные могильники. А Хегги упоминала ещё два прямо за спиной Харада! Они и впрямь подготовили ту западню не нам, – они хотят ударить по защитникам Фелбера, чтобы те не откликнулись на зов рога Эталла. К Бъёлу в катакомбы набьётся изрядно тварей, останется лишь отдать приказ.

– Мы проверим, – решительно отозвалась Эйдре. – Как только доберусь до ветров Ирда, тотчас пошлю весть Хегги, её орлы осмотрят захоронения и, коль ты прав, сумеем предупредить.

– С какого гварха Ярг это творит? – уронил Ферр с отвращением. – Мы учились у одного наставника, мы оба слышали легенду о Великом Разделе многие сотни раз. Как вообще ему стукнуло в голову прийти на помощь Мергу?

– Ради Межи, Тагни, – вздохнул Балларг, и в его голосе скользнули нотки сочувствия, – взгляни на нас с Радга. Дочь двора Лаиши не менее двух раз утянула на ложе бога, который враждовал с ними всю свою жизнь. Чего же ты тогда хочешь от мальчишки двадцати вёсен, который рос, не зная войны? Прекрасная темноволосая дева, о коей он и мечтать бы не посмел, обратила на юношу внимание, желала, любила, просила о помощи. На его месте ведь мог быть ты сам, а говорил бы я нынче с Яргом или Тилем. Три брата, предсказанные в пророчестве о Тагни, один из которых предаст Ирд и встанет на сторону Мерга. Но кто из вас окажется кем, было неясно до последнего.

– Я не разменял бы целый мир на ночь с женщиной, – отрезал Ферр.

– Потому теперь моё копьё в твоих руках. На деле, Ярг выиграл для вас немного времени. Варлу остался невредимым на вершине Духов, а вы исчезли, и здесь они не сумеют вас отыскать или даже сказать с уверенностью, что живой человек способен ступить на Межу и выбраться с неё обратно. Ненадолго, но они забудут о вас, и лучше использовать это для того, чтобы подготовиться.

– Сложно оставаться незамеченными с оружием, вид которого знает каждая собака в срединном мире. – Жрец с сомнением покосился на копьё.

– Просто измени его, – отмахнулся Балларг и всем видом показал, что утратил интерес к дальнейшему разговору о своём даре.

– Да ты мастер объяснять. – Радга оценил удивлённое лицо Ферра.

– Не всем хватает терпения быть добрыми учителями. – Его брат поднял глаза к потолку, а после широким жестом пригласил: – Давай сам, коль думаешь, что сумеешь лучше.

Отец Ульда поднялся, подошёл к жрецу, на ходу вернул сыну меч, который отныне сиял золотыми рунами сродни копьям богов, и рассказал:

– Это оружие способно принять форму любого на твой вкус. Возжелай то, что удобно тебе, представь это, ударь об пол, и в руках окажется то, о чём подумалось. Обратно вернуть сможешь тем же путём, ежели понадобится.

Ферр послушался, стукнул копьём, и в ладонь лёг посох чёрного дерева, увитый золотым узором. Балларг оглядел результат, хмыкнул, поднял указательный палец и заметил:

– С учётом обстоятельств лучше что-нибудь… острое. Просто совет.

– Такой любой дурак по пути попытается стянуть. – Ульд не отрывал взгляда от посоха.

– Он вернётся в руку хозяина, коль не был отдан добровольно, – успокоил Радга. – Очень удобная вещь.

Ферр разглядывал теперь дар Двуликого с нескрываемым удовольствием, чем, казалось Эйдре, изрядно повеселил обоих братьев.

– Итак, герои, – поторопил Балларг с насмешливой улыбкой, – с Межи есть два выхода: на вершине Духов и у Великого Раздела. Не желают ли предсказанные защитники опробовать мой дар и вернуться к сражению с варлу?

– Ты говорил, наша выгода в незаметности, – поспешно произнесла Эйдре. – Как же скрыться, коль нас увидят спускающимися с гор?

– Дельная мысль. – Судя по выражению лица, бог битвы не отправил бы их на вершину, даже согласись они на бой с драконом Мерга. – Что же, тогда в путь. Настала пора выследить охотника, который загонял вас. Мы с ловчими придём в Ирд, ежели прозвучит у стены рог Эталла, не забудьте об этом. И ещё, – он обернулся к Ульду, положил ладонь ему на плечо, слегка сжал: – Ты можешь говорить со мной или отцом в любой миг, когда понадобится, тем же способом, которым задаёшь вопросы вечному пиру. Мы ответим сразу же, бросаться не станем, так что про обереги позабудь и спрашивай спокойно. Но помни, каждое мгновение, которое мы потратим на разговоры, продлит существование слуа у врат в срединный мир.

– Буду обращаться только по важному делу, – с весёлой улыбкой обещал Ульд.

– Куда вас отправить? Великий Раздел тянется по всей земле Ирда, выбирайте любое удобное место.

– Мы собирались в Коддаг, – сказал Ферр. – Сможешь вернуть нас к стене против него?

– Как пожелаете, – кивнул Балларг, махнул рукой, и друзей подхватило странной силой, понесло прочь то ли сквозь туман, то ли сквозь облака.

Полёт закончился на заснеженной лесной поляне близ стены. Путников мягко опустило на землю, и они огляделись по сторонам, а после побрели на юг, чтобы отыскать ориентиры да понять, где очутились.

– Ульд, – осторожно окликнула Эйдре, – ты как?

– Хочется чего-нибудь выпить, – отозвался мерг тихо. – Покрепче. Побольше. Составишь компанию, Тагни?

Ферр посмотрел на чёрный посох в руке, коротко усмехнулся и заверил:

– Непременно, Йорги.

Эйдре в дороге с вниманием прислушивалась к ветрам. Наконец, удалось заметить вдалеке голос птицы, и, попросив спутников подождать, она остановилась, нараспев прочла заклинание. Умолкла, принялась разбирать звуки вновь, а после довольно улыбнулась. Спустя десяток минут на руку колдунье сел большой ворон, глянул словно бы с интересом, щёлкнул могучим клювом. Дева заговорила быстро, а языка того не удалось понять ни Ферру, ни Ульду. Посланник гулко каркнул, взмыл в воздух, устремился на юг, в сторону хижины ведьмы.

– Хегги поймёт да отправит птиц посмотреть на остальные курганы, – заверила Эйдре. – А коль там беда, даст мне знать.

– Отчего было нам не послать туда ворона? – поинтересовался мерг. – Не вышло бы быстрее?

– Я не знаю, где те могильники и не сумею объяснить, что нужно на них слушать, – напомнила колдунья спокойно, а после с хитрой лаской добавила: – К тому же, птицы согласятся лишь передать послание сэйда, а не прислуживать постоянно, у нас нет над ними власти как у ведьм. Мы зовёмся хранителями природы, а не её повелителями, ежели помнишь.

Леса близ Великого Раздела оказались заселены не слишком густо. Деревеньку на пути друзья встретили лишь на второй день, поздним вечером, да и та оказалась столь крошечной, что не имела и большого общинного дома. На ночлег их принял староста, человек, сам ведущий жизнь небогатую, скромную. Суетился вокруг, пытался уступить свою комнату, но путники отмахнулись и уверили, что сгодятся любые четыре стены под крышей. Хозяин смутился, опасаясь разом и прогневить гостей излишней настойчивостью, и предложить не шибко удобное место. Тогда Ферр вкрадчиво убедил его, что они лишь ищут отдыха после тяжёлой поры Сайма и рады окажутся не роскошному приёму и вниманию, а тишине, отсутствию иных людей да бочонку крепкой выпивки. Староста за возможность угодить хоть так ухватился крепко, выделил неприметную комнатушку, где не нашлось и кровати, – лишь устеленный соломой пол, притащил кружки да самодельного спирта, с искренней нежностью наречённого огнёвочкой, обещался не говорить сельчанам, что в деревню явился жрец. Ферру он почудился довольным тем, что выступать гости не пожелали, – видно, заплатить за песни в поселении зимней порой не сумели бы не только деньгами, но и припасами.

Друзья забились в комнату, надёжно заперли дверь, нашептали защитные чары, велели Игви сторожить, а сами приступили к скромному ужину, наскоро сооружённому из сыра, солений да ломтей вяленного мяса. В ту ночь Ферр и Ульд уговорили немало выпивки, пользуясь случаем да уповая на то, что врагу не придёт в голову искать путников за тысячи яр от вершины Духов сразу же после нападения варлу.

– Я оставил там сумку, – нетвёрдым голосом уверял мерг рассерженную их пьянкой Эйдре. – Не могли же мы уйти без вещей. Они посчитают, что дракон сожрал нас целиком, точно тебе говорю!

– А голову ты оставил на Меже, Йорги, сын Радга, – недовольно прошипела колдунья, тревожно покосившись на дверь. – Нам дали время не чтобы вы потратили его на развлечения.

– Т-ш-ш, – Ферр окинул деву мутным взором. – Не надо про них говорить вслух.

– Это имело бы смысл, коль жрецы говорили бы об обоих все прошлые столетия, – фыркнула Эйдре. – Тащите свои туши спать, хватит с вас.

Бочонок к тому моменту уже опустел, а за новым глубоко за полночь идти оказалось совестно, особенно при небогатом хозяйстве старосты. Потому спорить с колдуньей не стали, и комната через минуту наполнилась удалым храпом. Ферр и Ульд широко раскинулись на полу, где прежде сидели, не попытавшись и отодвинуться от места бывшей трапезы. Эйдре с тяжёлым вздохом убрала посуду к двери, а после сама улеглась между друзьями и недовольно пробормотала под нос:

– Начинаю понимать Балларга. Предсказанные защитники, полубог да вестник пророчества. Конечно, оно туманно, с такими-то героями.

Ферр, причмокнув во сне, подгрёб деву поближе к себе с нежданной силой. Ульд же ткнулся бледной щекой в её плечо, словно малой мальчонка, по-детски светло улыбнулся сквозь забытьё.

– Два болвана, – заключила колдунья, но в голосе скользнула нежность к обоим. – Ещё оставить их одних умудрились просить.

Следующим утром её разбудил негромкий разговор. Дева поднялась, с удивлением оглядела Ферра и Ульда, которые как ни в чём не бывало сидели у стены, беседовали полушёпотом, чтобы не потревожить её сна. Эйдре ожидала, что придут в себя оба хорошо, ежели ближе к вечеру, а они словно и не заметили, что недавно влили в себя бочонок огнёвочки.

– А чего ты хотела? – мило улыбнулся мерг, оценив изумление на лице колдуньи. – Я – сын бога, он – целитель.

– Правильно Радга тебе ничего не рассказывал, – буркнула она, поспешила умыться, а после присоединилась к разговору друзей.

– Сомневаюсь, что Эталл отдаст рог кому-то, кроме Юдаря, – как раз говорил Ферр. – А где его взять, мы знать не знаем.

– Можем сначала пойти к Ирите, – предложил Ульд. – Её меч предречён мне, как упоминал дядя. А Юдарь найдётся, коль было предначертано, он же сказал.

– В Коддаг всё равно надо заглянуть. Пещеры таят не только легенду о том, кто созовёт воинство Ирда вновь. Они сказали: там было святилище Ллива. Про кинжал тоже выведали оттуда. Мало ли, что мы ещё сумеем отыскать в древних рисунках.

Эйдре сидела между ними, слушала да смотрела на чёрный посох в углу: напоминание о том, что Межа оказалась не сном, а свершилась для них в самом деле.

– О Юдаре ты рассказывал мало, – произнесла она наконец. – Кто он, откуда. Даже знаки рождения не упоминал.

– А нет их, знаков, – вздохнул Ферр. – Сказано, что с вершин спустится могучий колдун, коему дарует Эталл рог, потому как докажет герой свою верность в тяжких невзгодах. И в назначенный час протрубит он да созовёт тех, кто остался верен богам Ирда, на битву с Мергом. Даже в глубинах нижнего мира услышат его зов, и явятся с Межи ловчие, а впереди на чёрном жеребце узрят впервые за столетия Двуликого. Йорги поднимет золотой меч, начнётся бой. Будет греметь сражение, прольётся много крови да яда на землю, сломит оружие Безымянный, коему не минёт в то время второго года, но завершит битву Тагни-вестник, бросив копьё Двуликого. Тогда воцарятся мирные времена на три весны, а герои войдут во дворцы богов, станут учиться у них колдовству, чтобы после собраться вновь, ибо прошлая неудача не сломит Мерга, и рог Юдаря ещё прозвучит над землями Ирд, созывая смельчаков.

– Погоди, – нахмурилась Эйдре, – Балларг предсказал, что в битве станет участвовать годовалое дитя?

– Это могли добавить и позже, – отмахнулся Ульд. – Дядя не показался мне тем, кто стерпит присутствие ребёнка в битве. Может, жрецы пытались передать значимость сражения, которое затронет каждого в Ирде? Безымянный вообще герой сомнительный: с года сражаться изволит, коней запрягает в три весны. Не уверен, что он был предречён, а не появился после волей смертных сказителей. Что думаешь, Ферр?

– Похоже, – кивнул тот. – О нём чудны́м образом известно больше, чем об иных защитниках. Словно и правда добавили для красного словца да внимания слушателей. Юдарь поразит Эталла верностью, заполучит его рог, спустится с гор и будет колдуном. Тагни станет говорить о войне и оттого его волей соберутся воины Ирда под началом Йорги. А тот, – жрец покосился на Ульда с весёлой усмешкой, – окажется чадом бога и смертной девы, коему дарует Ирита свой золотой меч, сиявший на поле битвы до Раздела да спящий в ножнах до тёмных времён.

Сын Радга поднял глаза к потолку, обречённо вздохнул, после развёл руками:

– Вот. А о Безымянном сказано куда больше, и одно нелепее другого. Лишь имени не названо, хотя у иных защитников оно имеется, и Балларг знает каждое. Об этом же чуде и думать не стоит, дядя бы такого точно не предрёк, он хоть и нетерпелив, но совсем не безумец. Вот что делать теперь с Юдарем – вопрос иной. Бродить вокруг гор да холмов и ждать, пока он не свалится нам на головы? К Ирите отправиться надёжнее, чем неведомо сколько разыскивать человека, о котором мы знать ничего не знаем.

– В Сэйде время течёт иначе, – тихо напомнила Эйдре. – Не сказано же, что явится к нам герой уже с рогом за поясом, идти за ним может случиться вместе. Коль Балларг и Радга опасаются беды на Бъёл, времени у нас полгода, а сколько пройдёт в Ирде, пока мы станем бродить по верхнему миру, не предсказать даже богам. Может и часа не минуть, а могут дни пролететь за мгновение. Наваждение играет людским рассудком, и во что это выльется, – не угадать вовек. Чем раньше мы туда сунемся, тем больше возможность поспеть до лета, а во дворец Ириты мы сумеем добраться и позже.

– Тогда и верно сперва лучше в Коддаг, – предложил жрец. – Ни на пещеру, ни на уговоры учителя много времени не уйдёт. В чём старуха была права, так в том, что Вальги не пожелает беречь тайну перед лицом опасности для Ирда. Мы объясним всё и войдём туда вместе. Надо же Йорги глянуть на святилище деда.

Ульд не сдержался и, извернувшись, дабы не зацепить Эйдре, от души толкнул друга кулаком в плечо, отчего Ферр со смехом завалился на бок.

Местность близ деревеньки мерг признал сразу – не зря на службе Хараду облазил все уголочки Фелбера. Балларг исполнил пожелание друзей в точности – выкинул у Великого Раздела ровно против Коддага, только не учёл людских дорог. От широких трактов они оказались далече, но тем не печалились, потому как появляться в людных местах нынче было не с руки. В мелких поселениях, рассыпанных редким бисером вдоль побережья Олки, Эйдре старательно отводила взгляды от себя да клёрса или вовсе бельчонком пряталась в капюшоне Ферра, а народ видел лишь двух мужчин-путников, не просил выступлений, да и вообще внимания обращал мало. Но странники понимали, что стоит спешить, а своими ногами, минуя удобные дороги, можно брести к Коддагу хоть до Бъёла, да и денег из-за потерянной сумки Ульда и невозможности подзаработать песнями оставалось всё меньше и меньше. Колдун уверенно шёл вперёд, без сомнений вёл друзей к Олкуду, и они тревожились, ведь сохранить в тайне своё спасение от варлу в большом городе, где Йорги известен любой собаке, а в переулках бродил недавно грухи, не выйдет.

– Соваться на порог замка мы не станем, – заверил мерг с хитрой улыбкой. – Но помощи попросить сумеем. Есть у меня идея…

Неприметной рыбацкой тропкой вдоль скал Ульд с друзьями прошли по берегу залива, остановились у одного из множества тёмных гротов, коих миновали за время пути вдоволь, и колдун объяснил удивлённым друзьям:

– Здесь тайный ход в замок Харада. Пробираться туда опасно – кто знает, нет ли среди его слуг соглядатаев врага. Но те, в ком я уверен, тоже имеются. Огаф, Мельха, тан. Свяжемся с советником, он всё устроит.

– Ты хочешь, чтобы я пролезла туда зверем? – Эйдре внимательно оглядела грот. – Выйдет, только расскажи дорогу.

– Стоит ли использовать там силы Сэйда? – с сомнением произнёс Ферр. – В замке кроме Мельхи никого из вашего народа нет, но за ним могут приглядывать, а значит, – почувствовать, что колдовства верхнего мира стало больше. Сама тётка там его и не использует вовсе, а тут вдруг с чего начнёт? Понадеяться на удачу да то, что решат, будто пропустили приход Тиля с его спутницей? Возможно, но опасно, да и ей к чему чары под крышей дома? Сейчас наша сила в скрытности от любых посторонних глаз, и так лучше постараться оставить до появления Юдаря, рога и меча.

Ульд задумчиво кивнул, а после с задором сказал:

– Есть и иной способ поговорить с Огафом. Позвать его сюда. И поможет нам один неупокоенный в срок виночерпий.

– Дунки? – жрец нахмурился. – Он же часть Мерга, хоть и бродит по погребам в Ирде. Мужик-то приятный, не спорю, но мало ли что…

– Думаешь, не будь я уверен в нём, оставил бы подле припасов Харада? – рассмеялся Ульд. – Дворы Мерга властны над винником не более, чем надо мной. Дождёмся ночи, и я побеседую с ним. Нашими силами в Олкуде никого не удивить – тут они повсюду, местечко-то неспокойное.

Под ясным звёздным небом второго месяца зимы колдун подготовился к ритуалу для призвания драугра. Защитного круга сотворить оказалось не из чего – сумка осталась на вершине Духов или вовсе уже сгинула оттуда вниз в какую расщелину под взмахом хвоста могучего дракона. Потому приходилось надеяться на удачу да на то, что Йорги не ошибся в своём доверии к виночерпию. Колдун встревоженным не выглядел, но ни Ферр, ни Эйдре не могли похвалиться знаниями Мерга и его созданий, а потому руки от оружия старались не убирать.

Зазвучало нараспев заклинание, и слова его отзывались в сердцах несведущих неясным страхом. Стоило последнему звуку сорваться с губ колдуна, как на каменном пляже возник перед ними из пустоты Дунки. Драугр выглядел растерянным да опечаленным, сжимал в руке небольшой медный ковшик с оставшимся ещё на дне густым тёмным вином. Огляделся, признал друзей, посмотрел с обидой, прижал с силой черпачок к груди, прикрыл ладонью словно родное дитя.

– Доброго вечера, Дунки, – весело приветствовал его Ульд. – Не серчай, я на минутку позвал, дело к тебе есть. Потом сразу же отпущу обратно к бочке.

Винник выслушал просьбу, успокоился, с шумом втянул последние капли вина из ковшика, покивал да обещался немедленно поговорить с Огафом, заверил, что о том не прознать и тану, коль надобно сберечь тайну. А после исчез как не было, лишь наказал дальше предупреждать, ежели понадобится, чтобы он мог успеть прихватить с собой вина да выпить в приятной компании, раз гостям невмоготу самим добраться до его погребов.

Друзья принялись ждать. Не минуло и пары часов, как заслышался из грота шум шагов вперемешку с редким, но крепким словом. Вскоре появился и советник собственной персоной: встревоженный да сердитый, он умело сжимал в одной руке добрый топор, а другой освещал себе путь неяркой масляной лампой.

– Огаф! – Они поднялись с камней, поспешили навстречу, с радостью глядя на просветлевшее лицо мужчины.

– Что за выверты, Йорги? – Советник медленно убрал оружие, осмотрел каждого внимательным взглядом, словно пытался убедиться, что перед ним точно оказались они, а не вражий морок. – Забыл, где человечий вход в замок запрятали? Или решил, что мне в жизни Дунки маловато, и потому подослал сквозь пол прямо к кровати в ночи?

Ульд, отсмеявшись, объяснил, что об их приходе знать никому не следует, а дом Харада они минуют стороной и зайти в этот раз не сумеют, ибо враг посчитал их мёртвыми и должен считать так впредь чем дольше, тем лучше.

– Откуда бы тайны? – подивился Огаф. – Коль беда приключилась, так дуйте за стены и не дурите. Харад с меня три шкуры спустит, стоит ему прознать, что я вас тут одних бросил с такими играми.

– Нельзя нам за стенами отсиживаться, советник, – тихо возразил Ферр, стукнул посохом, обратил его копьём и добавил с короткой усмешкой: – Времени мало.

Огаф оглядел оружие из легенды, поморщился, будто от зубной боли, провёл ладонью по лицу, выдохнул:

– Говорите, что надо.

– Добраться до Коддага. Незаметно и как можно быстрее. – Жрец вернул в руку посох. – Мы идём разыскивать Юдаря, нужно поглядеть начало пророчества.

Советник кивнул, велел приходить до рассвета к восточной стене, где станет ждать повозка да несколько проверенных ребят тана. Друзья же в ответ предупредили о возможной опасности из катакомб за городом, просили быть настороже. Эйдре сразу же заверила встревоженного Огафа:

– Как придут вести от Хегги да станет понятно наверняка, я отправлю птицу Мельхе. Скажи ей следить, чтобы у посланника было при себе то, что она подарила мне перед уходом из Олкуда, так будет надёжнее.

Советник обещал передать спутнице всё слово в слово, а затем глянул на Ульда серьёзно, спросил:

– Хараду объяснить, что грядёт, Йорги? – И это имя прозвучало теперь из его уст немного иначе.

– Коль запоёт рог Эталла, обрадуюсь любой помощи, – с затаённой благодарностью отозвался мерг.

– Олкуд будет готов. – Советник подошёл, на мгновение сжал плечо колдуна, кивнул своим мыслям, резко развернулся и поспешил прочь.

– Огаф, – окликнул Ферр. – Когда зазвучат песни вестника…

– Люди Фелбера услышат их, даже если ты будешь на другом краю света, Тагни, – заверил тот, не оглянувшись.

В предрассветных сумерках друзья забрались в крытую повозку и покатили на юг, в Коддаг, по широкому тракту, на котором теперь могли не опасаться быть замеченными противником. Люди Харада оставили их на окольной тропе близ поселения, чтобы не привлекать лишнего внимания да не поднимать шума, как велел Ульд. До дома наставника пешком оставалось идти с час, и путники с удовольствием брели через зимний лес, радовались возможности слегка размять ноги. Здесь было что вспомнить и Эйдре, потому они не спешили, дева внимательно приглядывалась да прислушивалась к местам, где находилась тропа, ведущая во владения её отца. Неожиданно она замерла, вытянулась и шепнула:

– Недалеко битва, и я чувствую чары верхнего мира! – А после сразу же устремилась туда, где различила звуки сражения.

Игви уловил общую опаску, молчаливой тенью скользнул между деревьями за колдуньей. Ульд с Ферром встревоженно переглянулись, поспешили следом. Жрец на ходу обратил посох в копьё, усомнившись, что тому будет время в бою, крепко сжал древко, приготовился оберегать Эйдре всеми силами.

На лесной поляне им открылась занятная картина. Раскинулся на спине подле смеющегося Ёрку довольный Гратту, с ухмылкой приговаривающий:

– Хитрец! Заклинанием да исподтишка! Понятно, в кого сын таким уродился!

Под высоким вязом сидел и наблюдал Вальги, хохотал, обещал непременно сложить балладу об их сражении. Друзья замерли, с удивлением разглядывая чудно́е зрелище, а сэйды, приметив своих детей, с улыбками пошли им навстречу.

– Что у вас творится, отец? – осторожно спросила Эйдре.

– Заглянул в гости, решил проведать друзей после Сайма, – прогудел Гратту. – Поговаривают, в нынешнем году он вышел жарким, вот и хотел убедиться, что беда миновала. Заодно мы с Ёрку подумали размяться, коль границы стираются и неведомо, что это принесёт. А вы тут какими дорогами? Неужто не поспели на вершину Духов и вернулись?

Вальги тем временем поднялся, не отрывая взгляда от копья в руках ученика, пошёл ближе:

– Ферр, что это у тебя в руках?

Жрец ждал возможности объясниться сперва словами, а потому поспешным ударом обратил оружие в посох, но понимал, что наставник увидел уже достаточно. Ульд покосился на друга, с мстительной радостью поинтересовался:

– Неужели кто-то не желал становиться героем, Тагни?

– Слушай, твоя божественность, – процедил Ферр сердито, – предупреждали же – протыкаешься любой железкой.

Старшие выслушали вести со стойким смирением. Ёрку пришёл в ярость от предательства сына, но сказал, что счёл его погибшим много вёсен назад и таковым Ярг останется для него теперь. Вальги же без лишних сомнений повёл к пещере, которую прежде оберегал от чужаков со всем старанием. Они отправились окольными тропами, миновали Коддаг, ибо наставник решил:

– Пировать да отмечать встречу станем после. Сейчас стоит помочь разобраться с записанными у нас частями пророчества.

– Не помнишь ли, сказано там, где отыскать Юдаря? – осторожно поинтересовался у учителя Ферр.

– Глянем вместе. Может, найдётся чего полезного.

Знакомой да исхоженной множество раз дорогой жрец проследовал с друзьями к пещере. Надёжно запрятанная от посторонних глаз, усыпанная снегом, она таилась в глубине леса среди старых, ветвистых тисов. В юности Ферру могучие деревья мерещились стражами записанных предками тайн, и он невольно вспомнил об этом теперь, мрачно усмехнулся мысли, что от одного негодяя вековые охранители рисунки уберечь всё же не сумели.

Учитель привычно убрал морок, закрывающий вход, и они ступили внутрь, сняли со стены да зажгли факел. И отправились туда, где оставил когда-то ученик жреца отпечаток ладони почти у самого пола, почудившийся в свете огня белой птицей. Разбрелись кто куда, оглядывали с вниманием стены, а Вальги и Ферр временами поясняли Ульду смысл отдельных символов или рисунков. Слева резко выдохнула Эйдре, но жрец решил, что она просто впечатлена богатством истории, собранной многими поколениями сказителей Ирда, а потому продолжил вместе с мергом разыскивать важные им ответы.

– Ферр, – тихо окликнула колдунья. – Откуда взялось имя Юдарь?

– Записано здесь, – отозвался он, обернулся всё же в её сторону, добавил: – Ты же прямо на него и смотришь. Юдарь, дитя с вершин, дальше название поселения или имя семьи, но оно неразборчиво, потому никто не скажет точно.

Сэйды стояли, не отрывали взглядов от начертанного неумелой рукой, покалеченного временем да влажностью начала пророчества об одном из героев легенды. Гратту крепко сжимал плечо дочери, хмурился, а Ёрку щурился недовольно, рассматривая древнюю надпись.

– Тут нет никакого Юдаря, – глухо обронила дева, оглянулась, улыбнулась с непонятным спокойствием. – Это наспех да неясно записанное имя Белый Ястреб. Эйдре, дитя верхнего мира из дома Гратту.

– Глупости! – Ферр поспешил к стене, вгляделся сердито, будто от его взора начертанное должно было измениться в тот же миг. – Весь мир знает о Юдаре!

– Зато о нём никогда не слышал тот, кто произнёс пророчество, – напомнила колдунья. – Балларг удивился, когда я сказала его. Но сразу назвал моё имя, ибо однажды предрёк его.

– Ты не станешь участвовать в битве с Мергом! – отрезал жрец раздражённо.

– Ты не разменял бы мир на ночь с женщиной, но готов разменять его на меня? – с жестокой насмешкой спросила Эйдре. – В чём же различие, любовь моя?

– Подожди, – поспешил вмешаться Ульд. – Эйдре же может забрать рог, а после передать кому-то ещё перед сражением.

– Обмануть Эталла? – колдунья вскинула подбородок, холодно произнесла: – Рогом призовёт ловчих тот, кому его отдаст бог ветров. Более я это обсуждать не собираюсь. Либо мы начинаем исполнение пророчества вместе, либо Межа будет уничтожена. Тагни?

Ферр выдохнул сквозь зубы, сжал крепко посох, взглянул на него и бесцветно обронил:

– Ты ведёшь – я иду. Если нет возможности уберечь тебя от битвы, я буду в ней рядом с тобой.

– Йорги? – Эйдре обернулась к Ульду.

Мерг поморщился, на мгновение прикрыл глаза, вспомнил разговор с отцом и дядей, через силу произнёс:

– Значит, идём к Эталлу. Великий Раздел не должен пасть.

Хижина Вальги стояла на самой границе Коддага и леса. Обыкновенно учитель, как подобает советнику и хранителю истории Ирда, проводил дни в общинном доме подле старосты, там же проживали его супруга и дети. Но временами жрец любил уйти прочь от суеты, посидеть в тишине, послушать лес да игру Ёрку. Потому он облюбовал себе отдельный уголок, а в поселении знали: когда их советник там, лучше не отвлекать пустыми беседами да приходить по важному делу.

Ферр здесь бывал редко. Небольшой, ладный домик на две комнаты, не считая общего очага, часто служил приютом для странствующих жрецов, которые желали посетить пещеру и записать свои истории. Изредка Вальги гонял кого из мальчишек к ним с поручениями, но чаще всего ученики обходили хижину стороной, чтобы не мешать и не тревожить гостей.

Пробраться туда незаметно, минуя шумный Коддаг и любопытные взгляды, труда не составило. Коль шествуют с тобой двое сэйдов да жрец, умелый в мороках, опасаться чужих глаз становится лишним трудом. Ферру подумалось, что напрасно он в детстве обучался у наставника лишь целительству, вспомнилось вдруг, что Ярг-то всегда интересовался чарами верхнего мира не только в работе с ранами да болезнями. Донимал Вальги и Ёрку просьбами объяснить, а те и не спорили, ведь кто мог знать, как всё случится…

Они скользнули в промёрзшую темноту хижины, поспешили растопить очаг. Расселись вокруг на ладных скамьях, укутались в принесённые хозяином шкуры, ожидая, когда дом вдоволь прогреется. Эйдре пристроилась под рукой своего жреца, растирала озябшие пальцы, а при дыхании изо рта вырывались облачка пара. Только Игви будто не приметил холода: улёгся между Ульдом и огнём, ворочался временами, подставляя теплу то один бок, то другой.

– Теперь меня тревожит легенда о защитниках, – хмуро признал Ферр спустя время. – С Тагни жрецы ошиблись: не было там знаков рождения, а Юдаря и вовсе не существовало. Надо было вызнать у Балларга, что он предрёк в точности. Вдруг и с Безымянным всё не так ладно, а мы уже решили, что он попросту выдумка да забыли думать?

– Можем и теперь расспросить дядю, – напомнил Ульд, а после с короткой улыбкой добавил: – Коль он сочтёт то делом важным.

– Обещался не бросаться, – хитро мурлыкнула Эйдре.

– Вреда он нам не причинит, – рассмеялся колдун, – но всё, что думает о таких героях, высказать поторопится точно.

И всё же, несмотря на опаску о гневе Балларга, мысли Ферра чудились верными. Ульд уселся поудобнее, прикрыл глаза, представил бога битвы вышагивающим по чертогам, пропел заклинание да позвал:

– Дядя?

«Говори», – в тот же миг отозвался он, а на фоне почудился слабым отголоском шум битвы и охотничий рог.

Колдун как сумел быстро объяснил, что их встревожило, принялся ждать отповеди, но Балларг не пожелал ругаться. Напротив, мергу почудилось, что дядя посчитал вопрос и впрямь серьёзным, а потому поспешил развеять сомнения:

«На Меже я встретил всех, кто был предсказан, не переживайте об этом. Нынче должно свершиться пророчество о Тагни, первая битва с Мергом: его в Ирде рассказывают в важном верно, а мелочи, добавленные людьми, не сумеют повлиять на исход. Вы решили, что делать дальше?»

– Мы спешим в Сэйд за рогом Эталла, – откликнулся Ульд.

«Дворец ветров в сердце наваждения, о том известно Эйдре, возможно, она укажет и дорогу. Но есть путь иной – от дома её семьи. Отыщите хранителя, что служит Эталлу, он проведёт вас. Что из того окажется быстрее да удобнее – решайте сами». – Балларг на мгновение замолк, а после с нежданной теплотой добавил: – «Удачи, Йорги. В верхнем мире без неё не обойтись».

– Будто с отцом побеседовал, а не с дядей, – с удивлением обронил Ульд, когда пересказал разговор друзьям. – Вот уж верное имя – Двуликий. Подходящее.

– К сердцу наваждения путь неблизкий, – молвил Гратту с затаённой тревогой. – К тому же опасаться там стоит и своей тени. Чем ближе туманы ко дворцу Эталла, тем охотнее они порождают любой страх или сомнение, воплощают немедля: так бог ветров стережёт свои владения от незваных гостей. Но что за хранитель – ума не приложу, а потому не подскажу и где его достать.

– Давненько мне не приходилось бывать в Сэйде, – произнёс Ёрку, бросил беспокойный взгляд на сына, – но соглашусь с Гратту: в сердце наваждения лучше не ступать и по великой нужде. Самые могучие колдуны нашего народа терялись там, не сумев отыскать пути. А про хранителей не слыхивал никогда прежде, да и чего они должны оберегать по воле владыки верхнего мира, представить не могу.

Ферр крепко задумался, припомнил своё единственное путешествие в Сэйд, а после, прищурившись, сказал:

– Коль вы не знаете, что стережёт хранитель, может ли он быть поставлен Эталлом охранять дитя пророчества? Да не лишь её, а всю семью, ежели назван дом, в котором ей предречено появиться на свет? Одному из тех, кто сотворил три мира, должно быть известно верное предсказание, так ведь? Почему бы тогда не приставить помощника не к чаду, коему суждено стать героем, а к роду, где оно должно родиться?

– О хранителях нашей семьи мне неизвестно, – пожал плечами Гратту. – Бед у дома случалось вдоволь, а на помощь никто не спешил, сколько себя помню.

– Потому что ничего из тех бед не угрожало твоей дочери. – Ферр хитро усмехнулся. – Сколько, говоришь, живёт у рощи олень, которого ты наказал мне достать?

Сэйд хмыкнул, посмотрел с интересом, ответил:

– Никто уже и не скажет точно. Его видал ещё отец моего отца. Но что бы помешало нам охотиться на него и убить?

– Ничего. – Жрец кивнул, довольно продолжил: – Но коль он дух-хранитель, как коппа, что бы помешало ему вернуться на место сразу же в ином обличие? Или даже в том же самом? Какое дело бесплотному мороку до личины? Случись у вас тяжкий голод, он бы уберёг дитя пророчества и пищей, раз сам не прикован к единому телу. Отец, жил ли у вас перед домом проклятый, привязанный к одному месту?

Ёрку покачал головой:

– Не было такого. Во владениях нашей семьи водопады у реки, сбредались туда разные создания, но чтобы многие поколения видели кого-то долгие годы да запомнили, не случалось. Мороки ходят свободно, пока есть наваждение, а земли свои бережёт лишь коппа, но тот церемониться с незваными гостями или терпеть соседства не станет, а уж добыть себя не позволит в жизни.

– Значит, – с затаённым весельем мурлыкнула Эйдре, – вновь идём за оленем?

– Проверить стоит, – согласился Ульд. – Ежели то ошибка, всегда сумеем пойти в сердце наваждения.

Лица Ёрку и Гратту без сомнений выдавали, что последний исход не лучше самой смерти, а её они детям не желали. Вечер под крышей дома Вальги завершился тревогой, после ужина все улеглись спать, а выходить порешили с рассветом. Учитель проводил Ферра без радости, но перед порогом заверил:

– Что бы ни стряслось, я буду рядом и помогу всем, чем удастся.

Ёрку дошёл с сыном до самого холма, простился, крепко обнял да обещал:

– Мы с Вальги вернёмся на дороги. Когда зазвучат песни вестника, знай, что их подхватят и в Коддаге.

– Коль случится беда, приходите в Олкуд, – попросил Ульд прежде, чем их закружили ветра верхнего мира. – Харад уже знает, а Мельха всегда обрадуется брату.

Тропа унесла друзей прежде, чем они сумели разобрать ответ сэйда, но Ферр успел разглядеть короткую улыбку отца, и она согрела душу перед дальним странствием.

В наваждении не бывало лёгких путей и прямых дорог. Гратту отправился домой, а путники поспешили к роще, в которой когда-то молодой жрец охотился на дивного оленя. Эйдре вела да крепко держала за руку Йорги, Ферр не отпускал ладони с густой шерсти Игви. Туман казался плотнее прежнего, обступал со всех сторон, пугал неясными звуками, странными силуэтами в сизом нутре, а воспоминания о путешествии к вершине Духов, встрече с коппой, преследовании питсами не добавляли покоя. Временами колдунья бормотала под нос непонятные слова, и от того становилось ещё больше не по себе, словно кошмары вот-вот выплывут из наваждения, утащат в разные стороны, откуда не сыскать троп ни друг к другу, ни к срединному миру.

Олень будто ожидал их у озера, смотрел тёмными глазами, слегка наклонил голову, выставил вперёд могучие рога. Ферр принялся напевать заклинание, хотя не брался предположить, должно ли оно работать на духах, не был ли прошлой раз лишь случайностью просто потому, что хранитель не признал деву в образе птицы да заслушался приятным напевом. Эйдре же померещилось, что он не отводит от неё взгляда да словно спрашивает, кого привела колдунья, не исходит ли от них опасности.

– Коль оберегаешь меня, то знай, – с осторожностью произнесла она, неспешно ступая ближе к зверю, – это друзья, в них нет угрозы.

– Помнишь меня, приятель? – Ферр медленно протянул оленю ладонь, позволил шумно втянуть прохладный воздух, почувствовать знакомый запах человека, который вёл его когда-то к угощению во дворе дома Эйдре. – Нам нужно попасть в чертоги Эталла, ежели знаешь путь, сможешь провести короткой дорогой?

Зверь откинул голову вверх, прянул ушами, чуть повернулся, подставляя белый бок. Колдунья первой положила руку на мягкую шерсть, почувствовала, как обступает её ласковое тепло посреди промозглого наваждения. Жрец и мерг доверились деве, повторили её жест, а Ферр крепче ухватился за загривок Игви, шепнул псу быть рядом.

– Мы готовы идти, – решительно произнесла Эйдре, оглядев каждого.

Олень ударил копытом, и перед ним раскинулась тропа, мерцающая всеми цветами радуги. Путники шагнули на неё, почувствовали на лице нежную ласку добрых весенних ветров. Туманы отступили, друзья словно плыли разом над ними и в них, слушали звон капелей, первые птичьи трели, а вместе с тем – шелест летних трав, переливы осенних дождей, свежесть скрипа первого снега под ногами. Верхний мир сиял красками, коих не видывали сэйд никогда прежде, смешались воедино времена года, вторили друг другу, сменялись в короткий миг закатами и рассветами, долгими днями, ночами, полными лунного света и блеска звёздного неба.

– Это песни ветров, – Эйдре с жадным восторгом ловила каждый вид, открывшийся ей на пути. – Всех, которые летали некогда в мирах, уже ушедших и, может, даже ещё нерождённых.

– Не только, – тихо произнёс Ульд, заворожённый игрой мелодий не меньше девы. – Здесь поют и те, кого они коснулись. Любое существо, ходившее по земле или парившее некогда в воздухе. И…

– Ллив? – сразу понял по голосу друга Ферр.

Мерг кивнул, а после чуть опустил голову, прикрыл глаза, слушал с мягкой улыбкой.

– Я не разбираю слов, – сказал колдун спустя время. – Но он кажется… счастливым. Спокойным, уверенным, гордым. Заслышь я похожее от духов, сказал бы, что это добрый знак. Но, может, он всегда был таким?

– Тогда вспоминай его песню в миг сомнений, – посоветовала Эйдре ласково. – Жаль, мне не расслышать, любопытно было бы узнать голос Охотника.

– Лес, – подобрав верные слова, объяснил Ульд. – Древний, словно сам Ирд, таинственный, полный теней от летнего солнца, шорохов, загадок. Мягкая поступь дикого зверя по густому мху. Стрёкот насекомых, свист птичьих крыльев. Он был старше самой Ириты, старше любого человека в мире. Ллив родился тогда, когда первые существа на земле принялись искать себе пищу.

Дальше они шли молча, а дорога оказалась настолько чудесной, что её конца не хотелось узреть никогда. Но в то мгновение, когда появился перед ними дворец ветров, каждый вспомнил, к чему стремился.

Чертоги Эталла выплыли из ниоткуда дивным мороком, встретили путников фонтанами воды из серебряных чаш, мерцающим белым дымом у земли. Радужная тропа окончилась камнями, сквозь которые пробивалась травы и цветы, что в срединном мире не росли вместе. Дух-проводник остался у начала пути, но словно не собирался уходить и решил дожидаться их возвращения. Друзья же поспешили вперёд, туда, где среди густых зарослей высился дворец, который, казалось, сооружён из самоцветов. Стены отливали янтарём, а в нём вихрились и извивались бирюзовые линии, сменялись изумрудными лентами, вспыхивали на свету ультрамарином. Он будто и сам состоял из ветров, менял узоры каждый миг, закручивал в замысловатые спирали да тотчас рассыпал их сотнями крохотных искр.

За распахнутыми воротами с башнями под островерхими шпилями начинался дом владыки Сэйда, величественный и прекрасный. Раскинулся подле дворца дивный сад, в котором застыла длинными косами листва гибких ив у прудов, замысловатых фонтанов, ажурных мостов, беседок с витыми колонами. Обрамляла первый этаж дивная арочная галерея, повсюду на порталах, у балконов, по ветвям висели колокольчики серебряные или стеклянные самых удивительных форм и размеров. Стоило ступить внутрь парка, и каждому захотелось, чтобы подул ветер, пролетел, играл кронами деревьев, брызгами воды, метался в арках, отскакивал от стен и высоких шпилей, с шорохом скользил по спиралям колонн ввысь, скатывался с мягких узоров резьбы на камнях, раззвенелся с задором трелями колокольчиков. Чудилось, что тогда дворец бы подхватило воздушными потоками, унесло в высокое небо, словно богатый кружевной платок, случайно оброненный рассеянной красавицей на землю.

Но во внутреннем дворе было спокойно и пусто. Никто не вышел навстречу, не попытался остановить или выведать у путников, с чем они пожаловали. По открытым павильонам стелился белый дым, молчали многочисленные колокольчики у дверей и окон. Тишину нарушал лишь шелест воды в фонтанах да мерещившаяся вдали убаюкивающая мелодия клёрса.

– Разве у Эталла не должно быть при дворце слуг? – с удивлением спросил Ульд. – Тут словно никто и не живёт.

– Может, его помощники – сами ветра? – с сомнением предположил Ферр да сразу же отбросил столь странную мысль. – Эйдре?

Колдунья не обратила внимания на зов. Ступала вперёд зачарованной, а шаги сбивались так, будто она была готова вот-вот пуститься в пляс. Жрец попытался взять деву за руку, но та ловко извернулась, рассмеялась, бросилась внутрь дворца, за миг пропала из виду.

– Музыка! – с досадой догадался Ферр. – В мелодиях сэйд теряют себя. Пошли, отыщем её там, где играет клёрс.

Тишина и пустота дворца смущали друзей. Ещё и Игви ко всем странностям принялся ворчать да раздражённо дёргать ушами. В просторных залах и комнатах с богатым убранством не было ни души, а выведать, откуда звучит арфа, не удавалось – чудилось, что нежную песню издавали сами стены.

– Прежде она всегда тебя слышала, даже когда играла сама, – с тревогой напомнил мерг, оглядывая залитые светом коридоры без капли жизни. – Не желала отвлекаться – да, но не так.

Ферр кивнул, напряжённый не меньше друга. Вспоминал ласковую улыбку своей девы в пещере, когда они шли к Модру в деревню и он пел об их пути, понимал, что тогда колдунья хоть и утонула в музыке, но осознавала происходящее. А теперь, во дворе чертогов, даже глянула так, словно вовсе не поняла, кто перед ней и чего хочет. Застывший мёртвым янтарём взгляд знакомых медовых глаз, в котором сменялись раньше за миг веселье, насмешка, нежность, сейчас напугал и заставил беспокоиться. Что бы ни творилось нынче во дворце Эталла, к тому мигу, когда друзья обошли весь его первый этаж и ступили на изящную лестницу, Ферр оказался уже уверен, что ничего подобного застать здесь было бы невозможно, коль всё шло бы верно.

Эйдре отыскалась в просторном зале самого центра чертогов. Танцевала у фонтана вместе с диковинными созданиями верхнего мира. Здесь, постукивая копытами, плясали олени с человечьими головами, странные люди с лицами вепрей, переминались с лапы на лапу да кружились в парах мужчины и девы, видом напомнившие двуногих кошек. Вокруг них с заливистым хохотом носились хороводом крошечные человечки в тяжёлых башмаках размером с половину владельца. Как они все умещались в зале и до сих пор не оттоптали друг другу ног или хвостов, оставалось загадкой, ведь в комнате, казалось, собралось всё население огромного дворца, слилось в едином танце, позабыв остальное напрочь.

Но хуже всего, что попали они к самому Эталлу. На широком троне, высящемся на постаменте, восседал бог ветров. Вернее, он мог бы там восседать, гордым и могучим, коль не раскинулся бы, будто на неудобном ложе, и не спал столь крепко, что его не будили ни пляска, ни смех, ни грохот башмаков да копыт. Серебряные кудри разметались по светлой коже, сильные руки безвольно повисли с подлокотников, голова склонилась на грудь, примяв аккуратную прежде бороду. Ни оружия, ни рога не виднелось ни при нём, ни подле него, а приди в зал убийца, ему бы не составило труда уничтожить Эталла в тот же миг, как узрел.

– Так быть не должно, – хмуро сказал Ульд, и его слова почти утонули в шуме окружающего безумного веселья.

– Уверен, что не должно, – согласился Ферр мрачно. – Надо отыскать этот гвархов клёрс, срочно.

Друзья выскочили в коридор, мерг наклонился к Игви и велел найти, откуда играет музыка. Пёс дёрнул ушами, прислушался, рысью помчался вниз, и они со всех ног ринулись следом.

Приближаясь к подземелью, спутники всё отчётливей слышали арфу да утробный рык Игви. В центре, прямиком под залом Эталла, стоял самый огромный из виданных когда-то друзьями фонтанов. Широкое основание напоминало котёл, на котором среди рисунков застыли, глядя в разные стороны, восемь голов. Обликом были различны: одни чудились смурными, круглили щёки, словно дули со злобой и старались смести дыханием прочь, другие казались ласковыми да добрыми. В сердце фонтана зависла над водой хрустальная арфа, а серебряные струны играли сами собой дивную мелодию, которая здесь начинала уже усыплять и друзей.

Ферр упрямо тряхнул головой, обошёл чашу, обернулся к Ульду, изучавшему одну из голов, произнёс с опаской:

– Что будем делать? Я хоть сейчас могу выпустить стрелу, но опасаюсь. Вдруг всему виной не инструмент, а песня, в которую вплели заклятие? Мне не понять сразу надписей на фонтане, а времени разбирать их нет вовсе.

– Нужна Эйдре, – решил Ульд. – Надо придумать способ привести её в чувства.

– Я вижу лишь одну возможность, – хмыкнул жрец. – Сделать так, чтобы она не ощущала чар музыки. Когда мы были в Сэйде прошлый раз, она становилась змеёй и слышала мои слова, но, может, мелодия в ином облике переменится для неё достаточно, дабы больше не терзать разум?

Мысль показалась верной, чтобы хоть попытаться, ведь иных путей всё равно выдумать не удалось. Они поспешно вернулись в зал наверху, остановились на пороге, выискивая колдунью взглядами среди толпы. Наконец, заметили рыжие локоны девы уже совсем подле фонтана, ругнулись от того, как далеко умудрилась забраться Эйдре в беспамятстве, велели Игви ждать да медленно потащились к ней, то и дело уворачиваясь от танцоров.

Ульд получил крепкого тычка оленьим боком, отлетел в лапы деве-кошке, а та с безумным смехом вцепилась, закружила по комнате, расталкивая всех вокруг, и кончики коготков больно царапали кожу. Через миг Ферр потерял друга в толпе, а когда обернулся, не обнаружил и Эйдре. Крепкое словцо уже просилось сорваться с губ, когда к нему, сверкая пустыми глазами, подплыл в дурмане танца мужчина с головой вепря, протягивая могучие руки.

– Я тебе не девица! – прорычал жрец, увернулся, и вепрь, минуя его, закружил в пляске пожилую даму с телом оленя.

В этот момент протолкался к другу Ульд, злой и помятый, с изорванными рукавами рубахи и тонкими царапинами на плечах.

– Где же твоя красавица? – оглядев мерга, поинтересовался Ферр.

– Ушла танцевать с другим, – колдун без стеснения отпихнул очередную пару лап, устремившуюся к ним обоим разом. – И могла бы оказаться в тот миг чуть нежнее, я и так не посмел бы спорить с желанием дамы. А твоя красавица где, не подскажешь, шутник? – Самому интересно, – вздохнул жрец и лишь чудом умудрился не наступить на маленького человечка, который незаметно подлетел и принялся кружить на месте, раскинув руки, прямиком под занесённым для шага сапогом.

Вдруг рыжие косы Эйдре полыхнули пожаром совсем недалеко от них. Ферр и Ульд, решительно распихивая танцоров, устремились к ней. С трудом миновали сразу пару сошедшихся в диком плясе людей-оленей, сшибающих на пути всех бедолаг подле себя, подскочили к колдунье. Мерг крепко схватил её, потянул в коридор, свободной рукой продолжая отталкивать лапы на пути, а Ферр тем временем отбивался от танцоров сбоку да прикрывал рот своей деве, чтобы в забытье она не прокляла их, посчитав, будто на неё напали. Там Ульд, стойко снося пинки и попытки кусаться, умудрился надёжно закрыть Эйдре уши, и в тот же миг застывшие глаза оттаяли, а в них вспыхнул испуг.

– Обернись змеёй, – поспешно показал жестами Ферр. – Живо!

Колдунья не стала спорить, перекинулась белым полозом, а жрец бережно поднял её, уложил себе на шею. По дороге вниз друзья объяснили то, что сумели понять. Чудилось, будто песня клёрса всё ещё терзает деву, но меньше, убаюкивает, как и мужчин, но уже не сводит с ума, заставляя плясать без оглядки и понимания. В подвале при взгляде на фонтан жрец точно заметил во взоре колдуньи мелькнувший страх. Он указал на арфу, затем на свой лук, чётко произнёс:

– Разбить?

Полоз качнул треугольной мордой чуть живее, чем сумела бы обыкновенная змея. Казалось, будь Эйдре в своём настоящем обличие, она бы замотала головой со всей силы, а то и вовсе кинулась бы оберегать инструмент от уничтожения. Ферр и Ульд переглянулись с радостью от того, что не стали торопиться да хвататься за оружие прежде всего.

– Остановить струны? – предложил жрец, вглядываясь в медовые очи девы.

Она замешкалась на миг, в глубине глаз отразилось тревожное сомнение, но сменилось решимостью, и полоз кивнул. Ферр передал змею Ульду, а сам вошёл в фонтан, добрался до клёрса, бережно коснулся ладонью, заставил замолкнуть. Всё это время Эйдре напряжённо наблюдала за ним, вытягивалась вперёд, словно стремилась отправиться следом за жрецом. Стоило мелодии прекратиться, как сверху раздался гулкий грохот, а желание немедля упасть на месте да заснуть оставило каждого. Колдунья обернулась человеком, тяжело выдохнула, объяснила:

– Это Сьюгорь, здесь рождаются ветра миров. Клёрс должен играть песни, от которых они появляются на свет разными. Но кто-то зачаровал его, и мелодия посводила с ума всех во дворце.

– Пока он не поёт, не будет и ветров? – нахмурился Ульд.

– Они не появлялись и прежде, – печально откликнулась дева. – Вы бы увидели: они серебром вырываются из голов на котле, а после улетают прочь. Те, что носятся нынче по мирам, – старые, уже рождённые однажды. Но новых не окажется, пока Эталл не вернёт нужные песни.

– Надеюсь, он очнулся. – Ферр попытался хоть немного отжать вымокшие по пояс брюки, но быстро махнул на то рукой да первым отправился наверх. – Вот отчего молчали колокольчики во дворе. Видно, они должны звенеть под играми молодых ветров, давать им набраться сил.

С опаской заглянувших в зал друзей встретил источник недавнего грохота. Всякий, плясавший у фонтана, лежал нынче на полу в крепком сне. Эталл так и не пришёл в себя, даже положения на троне не сменил. Жрец направился к нему, с бережной аккуратностью стараясь не наступить на кого-то из несчастных танцоров, вздохнул на ходу:

– Видно, слишком давно у них наступило это веселье, силы иссякли напрочь.

Ульд и Эйдре брели за ним. Игви в комнату даже соваться не пожелал, уселся на пороге, посматривал на спящих настороженно да принюхивался к воздуху.

– Он жив, но отчего-то не просыпается, – оглядев бога ветров, сказал Ферр.

– Нужен рог, – печально молвила колдунья. – Его голос пробудит и от самого крепкого из снов.

– Коль в зале его нет, то и во дворце уже не сыскать, – обронил Ульд хмуро. – Всё это наверняка устроили, чтобы выкрасть рог да не дать позвать ловчих к стене.

– Отчего же не убили тогда самого Эталла? – поинтересовался жрец. – Должны были бы обрадоваться такой возможности, он теперь беззащитен.

– Без него сгинет и наваждение. – Колдунья огляделась, потёрла пальцами виски с усталостью. – А туманы важны им, чтобы выползти в Ирд, минуя Межу. Балларг упоминал об этом. Потому Эталла усыпили, а не уничтожили вовсе. Противником он им опасен, но и мёртвым не нужен. Стало быть, нам тем более важно вернуть сюда рог, дабы его пробудить. Бог ветров не останется в стороне от битвы с Мергом, коль однажды уже решился сражаться против порождений тьмы.

– Проверим всё же остальной дворец, – предложил Ферр. – Вдруг рог запрятан надёжно где-то в сокровищнице, и до него не сумели добраться?

Эйдре вздохнула, посмотрела на спящего Эталла, твёрдо пообещала:

– Я вернусь сюда с рогом, как только получу его в руки.

В остальных комнатах не нашлось пропажи, да и надежды на то было у друзей не слишком много. Они тщательно обыскали каждый уголок, Игви всеми силами обнюхивал пол и стены, но не оказалось в чертогах ни артефакта, ни даже слабого следа, чтобы отправиться по нему. Тогда друзья вышли во двор, размышляя, что делать дальше.

– Я поговорю с отцом, – решил Ульд. – О том, что тут произошло, им знать нужно. Дядю снова отвлекать не хочется, прошлый раз почудилось, что он беседовал со мной, не прерывая боя. А Радга сможет посоветовать, откуда начать поиски.

Брат Балларга ответил на зов сына так же скоро, как и сам бог битвы. Выслушал новости, задумался ненадолго, после сказал:

«Уничтожить рог невозможно ни оружием, ни чарами. Утащить во дворы Мерга тоже не выйдет: там его сила опасна для них самих. Стало быть, его запрятали надёжно в Ирде или Сэйде. Ступайте к Ирите, коль рог где-то в срединном мире, она отыщет его тотчас хоть под землёй, хоть на морском дне. И будьте осторожны: ежели добрались до Эталла, её дворец тоже нынче небезопасен».

– Как бы не случилось беды и там, – мрачно обронила Эйдре, пока они шли прочь от чертогов, в застывшем без движения дворе которых так не хватало звона пляски молодых ветров.

– Ириту не убить оружием, пока существует в Ирде хоть одна живая травинка, – вздохнул Ферр. – Но ты права: полагаться на удачу не стоит, за сотни лет можно отыскать средство против любого. И лучше бы нам поспешить.

Они вернулись к оленю, который бродил у фонтанов, но заметил их и пошёл навстречу. Эйдре положила ладошку на белый лоб, попросила:

– Нам нужно попасть во дворец Ириты в Ирде. Сумеешь открыть туда тропу?

Зверь потоптался на месте, после обернулся в сторону юга, фыркнул, тряхнул головой. Колдунье почудилось, что он согласился, и она решила положиться на своё чутьё. Но прежде, чем уйти, обратилась к хранителю вновь:

– Эталлу нужна помощь, а мне стоит вернуться сюда как можно скорее. Сможешь ли ты проложить мне дорогу, если я позову?

Олень дёрнул ушами, потянулся, бережно ткнул мордой в ремень клёрса.

– Я сыграю мелодию Аньё, юго-восточного ветра, хорошо? – улыбнулась дева.

Он ответил коротким поклоном, после стукнул копытом. Эйдре почувствовала рядом провал, поблагодарила духа, крепко обняла Игви за шею, а друзья взяли её за плечи. Ветра подхватили, закружили в знакомом танце, и уже через миг друзья оказались между ласковыми волнами Олки да густым диким лесом острова, где затерялись в зарослях чертоги Ириты.

Остров Ириты весь порос древним лесом, местами деревья подбирались почти к высоким скалам морского берега. Молодые почки на ветвях вот-вот грозились лопнуть, выпустить листву навстречу нежному солнцу, прежде тёмная сталь вод залива окрасилась густой весенней бирюзой, скромно вытягивались под лаской света из прошлогодней травы белые да голубые первоцветы.

– Видать, мы пробыли в верхнем мире почти всю зиму, а нынче завершается третий её месяц? – задумчиво произнёс Ферр, оглядываясь.

– Не может ли тут быть так всегда? – с сомнением спросила Эйдре, попыталась приметить за морем далёкий берег, но его оказалось не узреть и скромной линией у горизонта.

– Моряки, что плывут мимо острова, говорят: дом Ириты живёт нашим временем, также уходит отдыхать да пробуждается в общий срок, – возразил Ульд. – Здесь можно доверять приметам природы, а значит, до Бъёла остаётся чуть больше четырёх лун. Лучше, чем могло бы оказаться, раз рог похищен.

– Теперь всего трудов – его отыскать да забрать, – хмыкнул жрец, крепче перехватил чёрный посох и первым отправился в чащу леса, пытался высматривать звериные тропы, по которым всё легче пройти, чем продираться сквозь древнюю густую поросль.

Друзья пошли следом, приглядывались да прислушивались с осторожностью, поминая беду в чертогах Эталла. Здешние земли будто не таили опасностей, медленно просыпались после холодной зимы, стряхивали звоном ручьёв остатки дрёмы. Лишь птичьих песен не находилось среди негромкого весеннего шума, но, может, стаи и не жили здесь вовсе, не летали через воды залива к дикому острову.

– Я всё думаю… – тихо сказала Эйдре, пока они пробирались вглубь чащобы. – Куда же подевались от Сьюгоря Коби и Клив? Почему не уберегли?

– Должно быть, тоже плясали у трона Эталла? – отозвался Ульд, остановился, наблюдая, как Ферр сосредоточено оглядывает следы на земле да выискивает дорогу. – Там собралось полно диковинных созданий.

– Именно, – кивнула дева, – но я не приметила иных людей. Коби и Клив – колдуны-сэйды, они ничем не отличимы от нас с вами, не имеют ни шерсти, ни копыт. Да и представить, что кто-то сумел чарами пересилить мастерицу хрустального клёрса, кажется горячечным бредом.

– Никогда о них не слыхал. – Жрец на миг оторвался от заметных лишь ему знаков лесных обитателей, глянул на Эйдре с любопытством. – Тайну Сьюгоря оберегают от срединного мира, но об Эталле и его дворце сказителям что-то да известно.

– Они неотделимы от фонтана ветров, вот ты и не знаешь, – пояснила колдунья с улыбкой. – Хотя я успела увидать в вашей пещере изображение Сьюгоря на одной из стен, просто вам не удалось разобрать, что это, в одиночку. В давние времена, едва верхний мир только начался, сэйды разбрелись по нему кто куда, искали места для своих домов. Беда или злой умысел затянули одну семью в само сердце наваждения, что кипело и бурлило тогда пуще нынешнего в сотни раз. Родители погибли от налетевших кошмаров, но двоих детей, близнецов шести вёсен, успел уберечь Эталл, когда ходил там да унимал туманы. Он забрал сирот в свой дворец, вырастил, выучил могучими колдунами. После верхний мир устоялся, успокоился, а наваждение растеклось всюду, и наступила пора выдумать, как усмирить молодые ветра да отдать их мирам. Коби и Клив вместе со своим учителем создали тогда Сьюгорь: Коби выстроил с приёмным отцом котёл, зачаровал ветра перерождаться в глубине из туманов, а его сестра Клив смастерила хрустальный клёрс и сыграла на нём мелодии Эталла, дарующие характер каждому молодому ветру да соблюдающие их равенство в природе. Владыка Сэйда остался доволен трудом близнецов, благословил их оберегать фонтан, присматривать за ним. С тех самых пор Коби и Клив следят за Сьюгорем да помогают Эталлу при дворце.

– Раз за столько веков они не скончались от старости, то, видно, бессмертны, – решил Ульд, – а тогда странно, что кто-то пробрался мимо и сумел зачаровать арфу.

– Они не бессмертны: люди же, а не боги, – мотнула головой Эйдре, печально объяснила: – По легенде брат и сестра испили живой воды, и время над ними более не властно. Но оружием их убить можно, что, должно быть, и сделали прежде, чем зачаровать клёрс фонтана. Бедняги. Единственные колдуны, пережившие сердце наваждения, не сумели устоять перед подлостью дворов Мерга.

Мужчины тяжело вздохнули, мысленно соглашаясь с девой. Жрец махнул рукой, указывая дальнейшую дорогу, да отметил про себя, что живая вода из легенды никак не могла принадлежать Эталлу, – то было даром Ириты, а стало быть, бог ветров просил её помочь сиротам, коих вырастил будто родных сына и дочь. Страшно и подумать теперь, сколь велик окажется гнев владыки ветров, ежели он проснётся от чар да услышит, что его ограбили, а приёмных детей вовсе сжили со свету, да так, что не осталось от них ничего. Но скорбь нынче не сумела бы помочь делу, а потому оставалось лишь идти дальше да надеяться, что хоть деву плодородия не сумели задеть своим коварством порождения тьмы.

– Какой чудно́й след, – вдруг удивился Ферр, присел, разглядывая отпечаток копыт. – Здесь прошла коза о двух ногах, может, одна из илсиг, созданий Ириты, что служат при её чертогах. Но заметь я такой шаг у обыкновенного зверя, сказал бы, что он ранен или болен: уж слишком сбивчиво лёг путь, а на бег не походит. Хорошо бы отыскать её, только дальше он обрывается на камнях.

– Игви справится и без следов, – заверил Ульд да тут же велел искать.

Пёс обнюхал отпечаток, недовольно фыркнул, но отправился к западу, а друзья поспешили за ним. Вскоре Эйдре заслышала странный звук, шепнула друзьям, махнув рукой за высокие валуны подле чёрных дубов:

– Впереди кто-то стонет или плачет, но едва-едва, будто уже не жилец.

Ферр молча сорвался с места, бросился туда, куда указала колдунья. Молодая дева нашлась быстро, лежала, свернувшись клубочком, на поросшем мхом камне. Белые косы рассыпались длинными локонами, изорванное о ветки платье открывало козлиные ноги в густой светлой шерсти, небольшие рожки, с трудом различимые в копне волос, выдавали существо совсем юное. Жрец подскочил, развернул дрожащую девицу на спину, торопливо запел исцеляющее заклятие. Она открыла большие, опухшие от слёз глаза цвета опавшей листы, губ коснулась кроткая улыбка:

– Не трать сил, чары меня не спасут: я и сама пыталась их шептать, а могущество илсиг в лечении выше людского. Лучше выслушай и, дадут боги, смерть моя не станет напрасной, коль сумеешь сберечь госпожу.

– С Иритой беда? – глухо уронил Ферр, бережно положил голову девы себе на колени, глянул с тревогой на подоспевших друзей.

– Она умирает, – ответила незнакомка тихим шелестом. – Госпожу не свести ни оружием, ни огнём, ни водой, но отравить оказалось возможно. Быстрых ядов она не опасалась вовсе, но медленного не заметил никто из нас. Всё началось с Сайма, когда пришли в её чертоги туманы наваждения. Они здесь гостят при зыбких границах, мы и не приметили опасности, но после… – Она тихонько всхлипнула, затем собралась, заставила себя продолжить: – Долго творилось дурное, усталость накатывала, а тело временами отказывалось слушать, не поддавалось. Госпожа сказала про яд, выискивала, но… Всё случилось разом. Пересох источник живой воды в чертогах, погибли птицы, а сама ледди Ирита в тот день обессилила мигом, не смогла больше подниматься с ложа, да к вечеру вовсе провалилась в беспамятство. Все мои сёстры и иные слуги заболели с ней, а теперь их уже нет на свете. Я шла к пещере у западного берега острова, что отмечена двумя скалами, за которые сходит закатом солнце, – там берёт начало ручей, дарующий жизнь и исцеление. Но яд убивает и меня, а добраться туда уже не выйдет. Принеси госпоже живой воды, прошу. Я выронила здесь сумку, в ней золотая чаша Ириты, набери туда…

Эйдре огляделась, отыскала вещи девы поодаль, добыла изящную чашу, но вдруг откинула прочь, словно проклятую, процедила с гневом:

– Каждый глоток из неё убивал Ириту всё вернее! Яд, что вы не сумели обнаружить – чары сэйд. Кто-то во дворце предал вашу госпожу да позволил наложить заклинание на её кубок.

– И оказался редкостным дурнем, – с прохладной усмешкой добавил Ульд, который до того будто прислушивался к чему-то. – Ибо её силы поддерживали жизнь в каждом из вас, а когда Ирита ослабела, начали гибнуть и её создания.

– Тогда туда ему и дорога, – слабо прошептала дева, но в голосе почудилась на короткий миг ярость.

Она судорожно вздыхала, с великим трудом заставляла себя говорить, а тело сводило лютой дрожью, словно она замерзала на морозе. Каждому было видно, что бедняге оставались последние мгновения:

– Живая вода из источника всё ещё может спасти госпожу, его не отравить и не зачаровать, а всё, что попадает в него, лишь делает сильнее прежнего. Найдите способ принести ей хоть каплю. Обещайте…

Игви подлез под бок илсиг, попытался отогреть своим теплом, а Ферр нежно утёр слезы с бледного девичьего лица и твёрдо заверил:

– Мы не позволим Ирите погибнуть.

Тонкая рука скользнула по шерсти пса, будто илсиг попыталась его погладить, но тут же обвисла безвольно, и дева больше не шевельнулась. Жрец бережно опустил её голову на мох, поднялся, оглядел друзей, спросил:

– Что ещё сказал Радга?

– Что она права, – ответил Ульд хмуро. – Нужна живая вода и срочно. Эйдре, сумеешь снять заклятие с чаши?

Колдунья уже некоторое время крутила её в руках, пересилив отвращение, а потому сразу же покачала головой:

– Слишком сложные чары, я не могу и понять их природы в точности. Только чувствую, что это дело рук могущественного сэйда. – Колдунья убрала чашу в сумку, пояснила: – Её стоит взять с собой, вдруг Ирита заметит больше, когда придёт в себя. Или Эталл поможет, пробудившись. Какой же поганец посмел предать их?..

Друзья поспешили к западному берегу острова, порешив разобраться на месте, как добыть воды для богини плодородия. В пути встречались лишь дикие звери, но Ферр и Эйдре отгоняли их прочь чарами, а потому в дороге не случилось ни бед, ни остановок. Вход в пещеру отыскали с помощью Игви: пёс уверенно провёл неприметной тропой почти к вершине крутого, растрескавшегося от морской соли утёса.

Воды ручья старательно завалили камнями, сквозь которые за долгий срок не вытекло и капли. Подле длинного жёлоба, что нёс прежде живую воду ко дворцу Ириты, лежал мёртвым человек, покрытый шерстью да с ветвистыми рогами на голове.

– А вот и наш предатель, – с холодным презрением бросил Ферр, первым обошёл тело, внимательно оглядел исток, попытался расчистить, но сделать того не удалось.

– Не обвиняй напрасно, – нахмурилась Эйдре. – Он мог погибнуть здесь, пытаясь освободить ручей. Правды нам не узнать никогда, так не стоит и бездумно бросаться злыми словами.

Жрец на миг коснулся её ладони, будто извиняясь за опрометчивую резкость, после стукнул посохом, с сомнением посмотрел на копьё Балларга, но тут Ульд уверенно велел:

– Бей. Живой воде нет дела до чар Мерга, они над ней не властны.

Ферр не стал медлить, несколькими мощными ударами уничтожил каменную преграду, и поток вновь побежал по жёлобу со звонкой радостью. Йорги тотчас вылил из своей фляжки воду, наполнил её, плотно закрыл, пояснил друзьям:

– Неизвестно, кто успеет добраться до чертогов Ириты прежде: мы или ручей. И неясно, нет ли иных завалов на его пути. Так надёжнее.

В густых сумерках друзья поспешили в центр острова, где запрятался дворец богини плодородия. Отыскать путь в темноте оказалось сложно, но для того были у них острый нюх Игви да следопыт Ферр, пусть с усилием, но сумевший обнаружить звериные тропы даже во мраке.

Чертоги Ириты открылись взору внезапно. Расступились заросли, явилось среди ветвистых крон прекрасное здание в один этаж, но широкое, словно целая деревня, увитое плющом так надёжно, что сказать, из чего оно выстроено, было бы невозможно. Времена года не имели власти над жилищем богини: здесь царила вечная весна той поры, когда цветут деревья, а белые шапки стройных яблонь чудились во тьме пушистыми облаками. Дивный сад омрачали лишь тела погибших созданий, то и дело попадавшиеся на пути. Друзья оглядывали несчастных со скорбью, но им не сумела бы помочь даже живая вода, ведь души давно покинули хрупкие земные пристанища, и вернуть их в мир прежними стало в тот миг невозможно.

По просторным коридорам среди умерших слуг Ириты они проследовали к центру чертогов, где должен был располагаться трон девы Ирда. Там оказалось пусто, а воды ручья и впрямь ещё не успели добраться до украшенного резными деревянными панелями каменного источника, который тянулся вдоль всей комнаты и оканчивался водопадом в сад подле высокого окна.

Богиню плодородия друзья обнаружили в комнате поменьше неподалёку от главного зала. Ирита лежала на ложе без движения, золотые локоны обрамляли нежную светлую кожу, изящные руки покоились на груди. Слуги успели укрыть свою госпожу лёгким пледом, а потому виделось, что дева просто устала и прилегла отдохнуть. Даже умирающей Ирита была прекрасна настолько, что на миг замирало дыхание. Высокая и стройная, в одеянии, схожем лёгкостью и окраской с хрупким очарованием первого сливового цветка, с безукоризненно правильными чертами лица, коих даже в болезни не коснулось и морщинки. Лишь прерывистое дыхание выдавало тяжкое состояние девы. Сложно было представить, что эта молодая дама, – властительница природы Ирда, родившаяся в тот миг, когда древние люди впервые уронили зерно в землю да дождались всходов.

Ульд подошёл, достал флягу, с бережной осторожностью приподнял голову богини, принялся вливать воду в приоткрытый рот по маленькой капле. С губ Ириты сорвался короткий стон, дрогнули пушистые ресницы, открылись глаза, напомнившие разом и морскую пучину, и зелень холмов Ирда.

– Ллив? – прошептала она с изумлением, а в нежном голосе скользнули мороком птичьи трели. – Ты вернулся? Ко мне?

– Прости, госпожа, – смущённо ответил колдун, отступил на шаг. – Перед тобой не тот, кого ты любила прежде, – он давно мёртв. Я лишь его внук, Ульдар Йорги.

– Сын Радга. – Богиня не выглядела опечаленной, напротив, светло улыбнулась. – А похож, как и его мальчики…

Она хотела сказать что-то ещё, но тут раздался из тронного зала оглушающий грохот. Друзья, схватившись за оружие, бросились туда, лишь Игви по короткому слову мерга остался подле Ириты оберегать её.

– Здесь сэйд, – предупредила Эйдре на бегу. – Очень сильный.

Она первой влетела в зал и замерла, со страхом и удивлением оглядывая отрывшуюся картину. У жёлоба, по которому начала уже бежать живая вода, стояла колдунья. Прекрасное лицо уродовала лютая ярость, растрепались густые каштановые кудри, в синих глазах застыла безумная злоба. Дева раз за разом била чарами по искрошившемуся уже под напором ветров камню, успела изломать в мелкую щепку часть изящных деревянных панелей, а в бешенстве не приметила и того, что кто-то вошёл в комнату.

– Нет-нет-нет! – кричала она сумасшедшей птицей. – Тебе не спастись, не спастись!

– Клив? – воскликнула Эйдре одновременно с ужасом и недоверием. – Ты пыталась убить Ириту?!

Колдунья оторвалась от истязания источника, обратила на них полный гнева взор, прошипела:

– Вы! Выжили! Но не могли успеть, вода только появилась… Я убью вас сама… Сначала вас, а уже после займусь Иритой.

– Ты предала того, кто звал тебя дочерью? – Эйдре отступила на шаг, изготовилась для атаки. – Что Мерг мог дать тебе такого, чего не нашлось у бога ветров?!

– Свободу! – расхохоталась Клив, взмыла в воздух будто на крыльях, наотмашь ударила по колдунье, и Эйдре лишь чудом удалось отскочить, но пролетевший мимо порыв всё равно изорвал рукав да оставил ожог на плече.

– Твоя свобода на конце кинжала Мёрб! – прорычал Ферр, обратил посох колчаном, ловко уцепил за пояс, вскинул лук.

Клив заметалась над полом, без всякого труда отбивая любую стрелу да умудряясь при том хлестать по друзьям ветрами столь сильными, что они разбивали камни и оставляли трещины на стенах. Под потолок ей подняться не удалось, но достать до неё оружием, уворачиваясь от атак, казалось невозможным. Зал гремел и трещал от чар, Эйдре с огромным усилием успевала защищать друзей заклинаниями от быстрых ударов, а добраться до самой Клив чудилось невероятным. Куда деве двадцати одной весны сравниться в могуществе с колдуньей, коей исполнилось уже под тысячу лет, да ещё обученной самим Эталлом?

Клив играла с ними как кошка с мышатами. Налетала бешенным ураганом, отпускала в последний миг, с издёвкой целила по мужчинам, приговаривая, что столь слабой сэйд можно заняться позже. Эйдре стояла словно в стороне от бури, поспешно шептала сберегающие чары, старалась не обращать внимания на слова, чтобы не злиться да не ринуться на колдунью, позабыв об остальных. Осколки ветров долетали и до неё, рвали платье, болезненными кровавыми ранами ложились на кожу. В груди вскипала ярость, но Эйдре сдерживала её всеми силами, лишь бы не бросить друзей без поддержки.

Жрец отыскал укрытие за повалившейся колонной, целил оттуда, ждал мига, когда противница отвернётся, отвлечётся, чтобы выстрелить. Мерг попытался подобраться сзади, но колдунья резко обернулась, заметила, швырнула коротким заклинанием. Ульда полоснуло по щеке, разодрало кожу, будто когтями, а тело раскружило в потоке воздуха. Он сбился с ног, повалился на пол, чудом не выпустил меча.

– Глупышка Коби, – рассмеялась Клив, потеряла всякий интерес к упавшему Йорги, обратила взор на Ферра, быстрым движением истерзала колонну в мелкую крошку, и осколки обрушились на жреца, едва не угодив в глаза. – Он так старался уничтожить тихо, а надо было просто прийти да размазать вас ветрами за мгновение!

Ферр не успел отскочить: его ударило могучим воздушным порывом, отпечатавшимся раной от плеча до бедра, откинуло, с громким стуком приложило спиной об источник так, что с того сорвало ещё одну панель. Тут во взоре Эйдре зажглась ледяная ярость, и она, будто не приметив, заслонилась от внезапной атаки да ответила заклятием такой мощи, что потемнело в глазах, а бессилие повалило на колени. Но Клив не сумела отразить нежданного нападения, ветер раскружил её в бешеном потоке, скинул на пол. Тотчас подскочил к ней Ульд, рубанул мечом, но удар, что мог бы пополам рассечь молодое дерево, оставил лишь лёгкий порез. Клив вскочила, хлестнула чарами, и мерг едва успел уклониться, а прошедший стороной воздух всё равно обжёг руку и отпечатался широкой кровавой полосой.

Вдруг его меч засиял, объятый золотым пламенем, а колдунья вскрикнула, попыталась отбежать, но не успела. Гибкие корни пронзили пол, связали руки и ноги крепкими цепями. Выплеснулась в тот же миг из ручья вода на Ферра, заставила дышать ровно да вольготно. В дверях стояла величественной царицей Ирита, а в глазах богини блестела ярость силы столь огромной, что на неё не хватило бы и сотни смертных. У ног девы рычал Игви, но лёгкого касания её пальцев хватало, чтобы пёс застыл смирно и даже не пытался броситься в бой.

– Она твоя, сын Радга, – ровным голосом произнесла Ирита. – Убей сам, если желаешь, пока этого не захотела сделать я.

– Не стоило бы её допросить? – слабо прошептала с пола Эйдре: ей так и не удалось пока подняться на ноги.

– Разве ты не услышала уже достаточно? – Губы богини тронула мягкая улыбка. – Планы Мерга нам известны и без неё, а вот скажет ли она правду да не сумеет ли связаться со своей госпожой, пока мы выясняем очевидное, неведомо.

Клив остервенело дёргалась в путах, с ужасом следила за Ульдом, который решительно направился к ней, вскинув золотой клинок. Один короткий удар завершил её жизнь, а корни тотчас утянули тело под камни и землю, не оставив и следа.

– Что привело вас ко мне этой ночью? – поинтересовалась дева плодородия так спокойно, будто они встретили её восседающей на троне в окружении верных слуг, а не нашли умирающей в могиле её созданий.

Мерг объяснил всё, что было известно друзьям: о пророчестве, беде во дворце ветров, пропавшем роге. Богиня слушала внимательно, не сводила с его лица взгляда, который словно ласкал и согревал, но в то же время пронзал насквозь.

– Мой меч отныне в твоих руках, Йорги, внук Ллива, – молвила Ирита после недолгого молчания, когда рассказ был окончен. – Он пробьёт любую защиту, колдовскую или нет, словно её не существует, а с рунами твоего отца станет лишь сильнее. Мирное время окончено, и этому клинку более не место в ножнах.

Колдун с поклоном убрал оружие, и золотое сияние угасло, но Ульд продолжал чувствовать его могущество даже теперь.

– Испейте воды, все трое, – велела богиня. – Она сотрёт боль от ран и усталость от сражения.

Друзья с опаской и трудом подобрались по истерзанному полу к искалеченному источнику. Набрали в ладони прохладной влаги, переглянулись, сделали по глотку. Тотчас стало легко да радостно, более не властны над ними оказались не только разгладившиеся в тот же миг кровавые раны от ветров Клив, но и само время отступило прочь, одарив силами непривычными, но желанными.

– Вы всё ещё уязвимы для любого оружия, – напомнила Ирита, оглядела каждого с нежной лаской. – Потому будьте осторожны, как если бы не прикасались к живой воде никогда.

Они не нашли, что ответить, лишь склонились в поклоне. Богиня подошла ближе, изящным жестом велела оставить церемонии, положила ладонь на щёку Йорги, короткий миг вглядывалась ему в глаза, после отпустила, попросила, протянув руку:

– Прогуляйся со мной, Ульд.

Прикосновение нежных пальцев объяло кожу теплом, которого не захотелось потерять. И мерг, не раздумывая, принял приглашением, взял деву под локоть, позволил повести себя прочь из зала.

Ирита, не обернувшись, взмахнула ладонью, и в тот же миг взметнувшийся из-под пола плющ выпустил из густых объятий юную илсиг да исчез, а богиня наказала служанке:

– Проводи гостей в покои да убедись, что их сны окажутся крепки и восстановят силы.

Девчушка не старше десяти вёсен с рвением поклонилась, задорно подпрыгнули густые чёрные кудряшки, взметнулся озорным колокольчиком подол длинного светлого платья, обнажил на миг крошечные совсем копытца да немного тёмной шерсти на козлиных ногах, когда она по-детски скоро обернулась к Ферру и Эйдре. Нежное личико расцвело в приветливой улыбке, девица вежливо позвала за собой, смотрела большими глазами цвета опавшей листвы с любопытством и доверием.

Друзья проводили быстрыми взглядами богиню и мерга, а после побрели за её помощницей к комнате. Тела созданий Ириты исчезли куда-то без следа, а коль не вспоминать изуродованного сумасшедшей колдуньей источника, мерещилось, что друзьям просто довелось прибыть к деве плодородия поздней ночью, и от того в её чертогах нынче так безлюдно. Маленькая илсиг прытко спешила впереди, цокала копытами по полу, добавляла жизни пустым коридорам, и свершившееся чудилось лишь дурным кошмаром.

– Какое очаровательное дитя, – сказал Ферр, когда девочка оставила их в покоях и резво ускакала прочь, тихонько напевая весёлую песенку. – Хорошо, что она умудрилась не заметить разрухи в тронном зале.

– Я отвела ей глаза, – едва слышно призналась Эйдре, опустила пушистые ресницы, вздохнула. – Не хотела, чтобы её жизнь началась с этого…

– Хватило сил? – удивился жрец, внимательно глянул на деву. – После того, как ты едва не потеряла сознание от того заклятия, что бросила в Клив?

– Может, помогла живая вода, – пожала плечами колдунья. – Я сумела держать морок лишь до коридора. Повезло, что Ирита уже успела проститься со своими погибшими созданиями, дальше мне бы не удалось справиться.

– Ирита… – печально произнёс Ферр, отошёл к окну, посмотрел на белые шапки цветущих яблонь во тьме. – Даже не знаю, порадоваться ли за то, что она увидела сегодня внука Ллива, или лучше сочувствовать всем сердцем.

– Она была его возлюбленной? – тихо спросила Эйдре из-за спины.

– Нет. Никогда не была. Но любила безгранично и, видно, продолжает любить спустя столько веков. Ллив был много старше неё, помнил ещё крошечным дитём, смотрел как на дочку или младшую сестру, не разделял её чувства. А Ирита всегда оставалась рядом, верным другом, чтобы после потерять, так и не узнав его ласки. О том говорят легенды, а сегодня я убедился, что они верны.

– Лучше уж желать и оставаться друзьями, чем предать того, кто стал тебе отцом и спас жизнь. – Эйдре почти неслышно подошла к Ферру, обняла, положила подбородок на плечо. – Коби и Клив, мастера Сьюгоря, наречённые детьми Эталла. Он не заслужил такого. Даже верить не хочется…

– Почти бессмертие и могущество сдюжат свести с ума, – вздохнул жрец. – Позволят отринуть сомнения, желать большего, играть с судьбой. Радга всё же прав, что не говорил Ульду. Да он и сам знает, что отец поступил верно.

– Но теперь он считает себя сыном бога, – усмехнулась колдунья, припомнив давнее уже утро в неприметной деревеньке у Великого Раздела.

– Нет, – мягко поправил Ферр. – Теперь он считает себя внуком Ллива. Племянником Балларга. Сыном Радга. Среди них возможно углядеть богов, но он видит верных защитников Ирда, если только я не ослеп да не перестал разбираться в людях.

Эйдре задумчиво улыбнулась, а после потянула своего жреца за руку:

– Идём отдыхать. Кто знает, сколько ещё спокойных ночей нам достанется до Бъёла.

Ферр позволил увести себя на ложе, крепко обнял деву, заметил мысленно, что впервые она сама предложила остаться вместе на всю ночь. Игви повозился немного, нашёл местечко подле окна, вскоре спокойно засопел. Усталость вдруг накатила тягучей волной, даже несмотря на испитую живую воду, а в ней плескались тревоги и страхи обо всём, что творилось вокруг. Но среди кошмара грядущего пророчества находилось место и светлому, а пока оно оставалось, удавалось обрести решимость бороться дальше. Мягкие перины дарили тепло да уют, шапки цветущих яблонь сияли под луной и звёздами, золотом мерцали в углу узоры на чёрном посохе, журчал в тронном зале чудесный ручеёк в каменном жёлобе. И Ферр с Эйдре забылись глубоким, словно зачарованным сном, видели в грёзах летние дожди, раннюю весну, изумрудные холмы да древние леса срединного мира. Чертоги Ириты будто баюкали, разгоняли тоску и опаску, оберегали от бед. Когда лучи рассвета всполохами меди заглянули в высокие окна, жрец с сэйд проснулись посвежевшими, полными новых сил, и направились на поиски Ириты и Ульда, чтобы узнать, где запрятали рог Эталла, да придумать, как заполучить его обратно.

Тронный зал Ириты встретил Ферра и Эйдре ярким светом и детским хохотом, долетавшим со стороны сада. Вчерашней разрухи нынче простыл и след, разве что не хватало на жёлобе нескольких резных панелей. Богиня и Ульд уже были там: дева восседала на троне, задумчиво смотрела в сторону, изящно возложив подбородок на ладонь; колдун стоял у окна, сцепил руки за спиной, оглядывал маленьких илсиг и даану – людей с шерстью да совсем крошечными пока рожками на головах. Новые создания Ириты с озорным смехом бегали среди цветущих деревьев, играли, чудились обыкновенными чадами из какой деревеньки, просто чуть непривычными на вид.

– Надеюсь, вас разбудила не суматоха? – приметив жреца и колдунью, молвила Ирита с улыбкой. – Они так быстро растут, я хотела подарить им хоть несколько дней веселья перед заботами во дворце.

Друзья заверили, что даже не услыхали шума, а отдохнули чудесно. Ульд обернулся через плечо, поприветствовал их быстрым кивком, а Ферр заметил про себя, что мергу этой ночью спалось, видно, не столь спокойно. Или попросту не так же долго, как им.

С задорной беззаботностью подскочил к хозяину Игви, ткнулся носом в руки, боднул головой. Ладонь Йорги привычно скользнула по шее пса, но сам колдун остался погружён в думы, которые и слепец не сумел бы наречь приятными.

– Ирита отыскала рог, – сообщил он обыденно, будто говорил о давней знакомой, подсобившей с сущей мелочью.

«Куда же вдруг подевалась „госпожа“, как при вчерашней встрече?» – невольно подумалось жрецу, но он заставил себя отбросить любые мысли о ночи во дворце девы плодородия, оставить друга наедине с тем, верного исхода чего не представлял и сам.

– Значит, рог в Ирде. – Эйдре обернулась к Ферру, глянула с надеждой. – Уже лучше, чем если бы его затянули куда-нибудь в сердце наваждения.

– Прошлый раз они выжили лишь благодаря Эталлу, – спокойной напомнила Ирита. – Дурости явиться туда вновь им могло бы хватить, а вот смелости – нет. Близнецы всегда очень трепетно относились к своим жизням.

– И потому решили оказать помощь Мергу, который как раз стремится изничтожить из срединного мира всё живое, – печально усмехнулся жрец.

– Кому, как не таким, попытаться подыграть, коль страшно бороться. – Ирита с досадой махнула рукой, вернулась к прошлому разговору: – Рог спрятан в катакомбах под Фелбом. Если его и охраняют, то существо не из Ирда, ибо я не сумела найти там жизни. Подземные ходы тянутся под всем городом и многое в них скрыто от меня из-за заклятия, коим Балларг запечатал вход. Точного места я не скажу, но могу предположить, что раз чувствую силу рога, но не понимаю, где он, недалеко от входа его и хранят.

– Пройти в катакомбы можно у памятника Лливу? – спросил Ферр.

– Путь прямо за Великим Разделом, у перекрёстка дорог трёх миров, обрушен полностью, – кивнула богиня. – И сделано это совсем недавно.

– Спустимся через город, не беда, – пожал плечами жрец.

– В Фелбе нас разыскивают. – Ульд обернулся, глянул с жёсткой ухмылкой. – Первым месяцем осени пропал младший сын князя Давута, приехавший с визитом к невесте, и нашлись люди, видевшие, как мы преследовали его до подворотни, а после вышли оттуда одни. А затем обнаружилась в мусоре мёртвая крыса, проклятый, в котором некий умелый сэйд опознал юношу знатного рода. За наши головы назначена большая награда, а на воротах нынче денно и нощно дежурят нанятые колдуны из верхнего мира, дабы почуять и развеять морок при нужде. Это то, что сумела разузнать Ирита, могут быть и другие неожиданности.

– Нельзя опознать в проклятом, кем он был раньше! – возмутилась Эйдре.

– А молодые знатные господа не путешествуют без сопровождения по подворотням, – хмыкнул Ферр насмешливо. – К тому же не выглядят сбежавшими из темницы разбойниками, а искать их вдруг не принимаются спустя многие луны, коль известно, где они бродили до пропажи. Как только удалось убедить князя в этой чуши?

– Юноша и верно пропал где-то между Давутом и Фелбером. Искали давненько, а после Сайма вдруг пошли слухи, что примечали его доехавшим до Фелба да прогуливающимся по городу, пока не наткнулся на нас. Безутешный отец велел немедля разыскать возможных убийц сына, а пара увесистых кошелей с золотом, упавших в нужные карманы, легко сгладила любую странность в давней истории до ничтожной мелочи. Конечно, и свидетели вскорости сыскались – через столицу всякий день проходит множество странников, и мало ли среди них людей, которые сумеют рассказать о том, чего в жизни не видели, убедительнее некуда?

– Стало быть, Фелбер не явится к нам на помощь и в Бъёл, – печально заключил жрец. – Сложно окажется вестнику выступить перед людьми из темницы или у плахи.

– Фелб не явится, – поправил Ульд спокойно. – Олкуд придёт, даже ежели Хараду наплетут, что я лично попытался отравить Ириту да усыпил Эталла. Но теперь важнее придумать, как добраться до центра города, минуя сэйд на воротах.

– Я могу просить хранителя открыть тропу… – неуверенно напомнила Эйдре.

– А захочет ли он после довести нас до дворца ветров? – нахмурился Ферр. – Власть Эталла над ним может стираться от колдовского сна, а коль так, он волен возжелать свободы от долгой службы. Предугадать, что на уме у морока, невозможно, сама мне говорила. Теперь он обещал помочь, значит, будем хоть надеяться на помощь. Но уверена ли, что он откликнется, сыграй ты оговорённую мелодию второй раз?

Эйдре медленно качнула головой, не позабыла ведь, что почувствовать точно мысли защитника, как привыкла разбирать их у обыкновенных зверей, ни разу не удалось, а одну из её просьб он и вовсе словно прежде обдумал.

– С духами Эталла я не помогу советом, – задумчиво молвила Ирита тем временем, – но коль он не явит вам тропы до дворца, путь туда останется лишь через сердце наваждения.

– Я не оставлю владыку ветров уснувшим навеки в чертогах. – Эйдре недовольно оглядела друзей. – Если удастся сыскать иное решение, лучше не рисковать вызовом духа.

Ферр забродил вдоль жёлоба, сосредоточенно размышлял. Припоминал всё, что свершилось с ними в Фелбе по осени, старательно придумывал лазейку в город. Долгих путей они там нагулять не умудрились, опасались слежки, а коль и выходили за стены, тотчас отправлялись прочь. Изучить улицы достаточно, чтобы знать любой вход, не вышло, да и мысли такой не проскакивало. А если даже Йорги, сызмальства знакомый со столицей, не ведал, как пробраться туда, и злился, жрецу уж точно не назвать тайных троп. Но раз в Фелб нынче им не пробраться снаружи, стало быть, подмогу стоит найти внутри, а потому Ферр тихо сказал:

– Съён. Ежели я хоть что-то понимаю в людях, он поможет нам пройти в город незамеченными.

– Он видел нас единожды! – с сомнением возразил Ульд, подошёл к Эйдре, встал против трона Ириты. – Да к тому же узрел мерга, просто принявшего работу.

– Но понял, что я сразу догадался об обмане.

– А денег я с торговки всё равно спросил. Выяснить это – дело не сложнее, чем прикупить кружку пива.

– Четверть лигора, – рассмеялся Ферр. – Мальчишки, коим она платит за доставку вести или посылки, берут столько. Она – дама приятная и честная, расскажет и про цену, и про то, как ты отмахнулся, стоило ей предложить больше, да ушёл прочь так скоро, что окликнуть не успели.

– Заказов и так было много, а там я не сделал ничего. – Ульд отвернулся, чтобы не видеть краем глаза такую нежность во взгляде Ириты, будто она сама благодарна ему за смешную цену, назначенную лишь для того, чтобы не расстроить торговку.

– Йорги, – позвал Ферр негромко. – Я уверен, что Съён выслушает и поможет. Но решать тебе. Мы можем попытать удачи с духом или обраться к стражнику мороком. Рискуем в любом случае. За тобой слово – как.

Ульд обернулся, посмотрел на друзей, на встревоженную Ириту, мрачно заключил:

– И чем… Эталла нельзя оставлять спящим, а пробраться к нему не выйдет иным путём. Стало быть, идём к Фелбу и пытаемся убедить Съёна.

– Я отправлю вас к перекрёстку миров Великого Раздела. – Богиня плодородия изящно поднялась с трона, оглядела друзей, нежно улыбнулась: – Но сперва вам следует поесть, а тебе, милая, – она посмотрела на Эйдре, – лучше сменить платье.

Дева и вовсе думать забыла, что до сих пор ходит в изорванном во вчерашней битве наряде, со смущением пригладила пальцами торчащие лоскуты на рукавах. Иной одежды у неё при себе не было, – то не мужские рубашки, которые возможно убрать в дорожную сумку. Грязь да пыль не смущали в странствиях, ведь колдунье верхнего мира ничего не стоит освежить костюм заклятием при нужде, но с длинными разрезами по всему платью справиться чарами не сумели бы и самые могучие среди них. Ирита заметила расстройство сэйд, рассмеялась звоном колокольчиков, махнула рукой, и тут же пред ней предстала вчерашняя черноволосая девчушка-илсиг.

– Помоги гостье подобрать новый наряд, – велела богиня спокойно. – И скажи сёстрам принести сюда угощение.

Эйдре удалилась в сопровождении девочки, откуда-то издали зацокало дробью по коридорам множество маленьких копыт. Ирита обернулась к друзьям, сказала:

– Доброго пира дети собрать ещё не сумеют, но и голодными вас не оставят. Скоро всё будет готово.

Юные помощники и впрямь засуетились в зале спустя несколько мгновений. Возникли подносы с фруктами да овощами, мясо, сыры, пара кувшинов вина. Илсиг словно в радость оказалась кутерьма у столов: они старательно расставляли посуду, двигали, не унимаясь, лишь бы еда смотрелась для них красиво, временами тихонько принимались спорить да возмущаться, ведь не научились ещё ни спокойствию, ни сдержанности. Ферр, Ульд и Ирита наблюдали за приготовлениями с ласковыми улыбками, смотрели на заботы, обращённые детским любопытством в занятную игру, а Игви терпеливо сносил многочисленные поглаживания от пробегавших мимо девочек.

Когда столы оказались накрыты, вернулась к друзьям и Эйдре. Довольная да счастливая, в изящном платье цвета весенних вод Олки, с вплетёнными в косы к костяным бусинам шёлковыми лентами, ибо маленькая помощница упросила позволить поправить и причёску. Колдунья поклоном поблагодарила Ириту за дар, но богиня лишь отмахнулась беззаботным жестом. Чудилось, что наблюдать или создавать красоту она любила не меньше своих созданий, и одна возможность творить её была для девы плодородия наслаждением, в коем не требуется ничего иного. Завтрак оказался сытным, а то, что не осилили съесть, Ирита без промедлений велела собрать гостям в дорогу. Эйдре попыталась вернуть проклятую золотую чашу, но богиня просила отнести Эталлу, объяснить, что произошло, дабы он разобрался с заклятием. Кубок отправился обратно в сумку колдунье, и она заверила, что непременно исполнит всё, как было сказано.

Когда друзья уже готовились отправляться в путь, юная илсиг с подносом оступилась, грохнулась на колено да расшибла ногу. Ферр тотчас подскочил к испуганной девочке, зашептал исцеляющие чары, а Ульд и Эйдре, не мешкая, поспешили помочь собрать разлетевшуюся посуду.

– Илсиг должны сами тренировать умение лечить, – заметила Ирита спокойно, но в её глазах жрец углядел довольную нежность.

– Прости, что вмешался, госпожа, но уверен: у неё окажется для того множество случаев, когда я покину твой дворец, – сказал он, убедившись, что пустяковая оплошность не причинила девчушке лишнего вреда.

– Верно говорил Балларг, – рассмеялась Ирита, едва малышка покинула зал. – Я буду рада видеть тебя своим учеником, когда минует первая битва с Мергом, Тагни.

Ферр благодарно улыбнулся, но в то же время едва сдержал печальный вздох. Три весны вдали от Ульда и Эйдре, предсказанные в пророчестве, оказались правдой, и лишь мысль, что на этот срок воцарится в Ирде да Сэйде мир перед грядущими сражениями, утешала предвкушение долгой разлуки, которая свершиться, коль троим предсказанным героям удастся справиться в пору Бъёла.

Ирита подошла к Ферру, ласково коснулась плеча, и тонкие пальцы засияли на миг золотым светом:

– Когда настанет пора, вернёшься той же дорогой, – молвила богиня, опуская руку. – Ступи с Великого Раздела назад к моим землям. Не страшись высоты – тропа подхватит тебя. И всех, – она посмотрела на Игви, – кого ты поведёшь с собой.

Они и не приметили, как исчезли перед глазами тронный зал и дева плодородия, сменились за миг видом с высокой стены на верещатники да просторы Ирда, усеянные холмами. Лишь Ульду почудилось, что кожи с мгновение назад коснулись мягкие губы, одарили желанным теплом. Он невольно приложил пальцы к щеке, заметил взгляд жреца, быстро опустил ладонь, но Ферр не сказал о том ни слова, улыбнулся, взял за руку Эйдре, произнёс:

– И верно, словно капли изумрудов, застывшие у моря. Но стоит идти: не лучшая мысль торчать тут пред взором у всего срединного мира.

Спуститься с Великого Раздела оказалось легко, будто по лестнице, даже Игви спрыгивал с камней резво, словно и не замечал высоты. Тёплые ветра играли полами плащей да юбкой колдуньи, но не сбивали с ног, солнце согревало уже и эти северные края. Молодая зелень радовала свежестью, хрусткой сочностью, бродили спокойно вдалеке овцы и коровы.

– В деревни не заходим, – сказал Ульд, оглядев без веселья красоту юного года. – Подберёмся поближе к Фелбу и оттуда постараемся поговорить со Съёном.

Друзья согласились и отправились к западу, где запрятался за горизонтом древний город, в котором нынче путники желанными гостями не были. Двигались вдоль стены – редко кто умудрялся селиться в такой глуши вдали от трактов да иных людей. Избегали случайных взглядов, прятались, будто воры, и каждого злил подобный расклад, но выдать теперь себя они не могли.

Место для ожидания разговора со стражником избрали подальше от ворот столицы – у северо-западной башни приглянулся путникам небольшой лес, полный вязов, тисов да орешника. Ночью Эйдре отправила послание сонным мороком, просила встретиться с ними возле реки между их временным пристанищем и Фелбом, уверила, что нужна помощь, а обвинения напрасны. Оставалось лишь ждать, и закатом следующего дня друзья отправились на встречу, гадая, состоится ли она, и не окажется ли там кроме Съёна ещё десятка стражников города, готовых схватить преступников. Колдунья с осторожностью проверила, нет ли где силы Сэйда, отвела от всех глаза, дабы не заметили сразу же, молила ветра, чтобы Ферр не ошибся в суждениях об их случайном знакомце.

Мужчина прибыл один, но руки от оружия не убирал. Огляделся внимательно, никого не нашёл, покорно сел на камень у журчащего потока, о чём-то задумался. Жрец подошёл к нему тихо, молвил, жестом указав деве не убирать пока чар:

– Спасибо, что поверил, Съён.

Он едва заметно вздрогнул, осмотрелся, не приметил собеседника, вздохнул и сказал со спокойствием:

– Пока не поверил. Но готов выслушать. Покажитесь, коль скрывать нечего.

Эйдре сбросила заклятие, и друзья предстали перед ним вместе. Стражник окинул взглядом каждого, потёр ладонью лоб, спросил:

– Вам есть, чем доказать, что в подворотне подле проклятого вас не было?

– Мы там были, – отозвался Ферр прямо. – Но в тот день погиб не сын князя, а головорез, поймавший заплутавшую Эйдре и попытавшийся её убить. Я готов описать его в точности, может, признаешь того, кого вы разыскиваете так же, как нас.

– Приметы тех, за кого назначена награда, не сумеет вызнать только полный балбес, – развёл руками Съён. – А никто из вас мне таковым не почудился и близко.

– Но ты всё равно считаешь, что после убийства знатного господина мы бы жили почти четыре луны в дорогой таверне у всех на виду, выступали каждый вечер, а по ночам бегали за воришками, возомнившими себя духами? – улыбнулся жрец. – Потом ушли, не скрываясь, чтобы после, разузнав об обвинениях, вернуться в Фелб по доброй воле? Это ты дуростью не назвал бы?

Стражник хмыкнул, глянул с весельем, затем сказал:

– Хорошо, доказательств невиновности у вас нет, но и у меня нет доказательств вины, кроме спутанных временем да домыслами россказней незнакомцев. Я понимаю, почему вы не пришли открыто. Но и верно, зачем понадобилось идти сюда вновь? Мало ли в Ирде городов, где ждут сказителя с музыкантом, найдётся занятие мергу да добрая кость его псу? В темницу вы не хотите, а ко мне явились.

Друзья переглянулись с тревогой.

– Для чего вам понадобился Фелб? – продолжил настаивать Съён. – Скажите правду, иначе за стены вам не попасть вольными людьми.

– Хочешь правды? – Ферр посмотрел серьёзно, стукнул посохом о камни, обратил копьём. – Вот твоя правда. Ульд – сын Двуликого, наречённый духами Йорги, я – его вестник. В катакомбах под городом спрятан похищенный рог Эталла, без которого на битву в Бъёл у Великого Раздела не сумеют явиться с Межи ловчие. Мерг охотился за нами, пытался убить Эйдре, а теперь использует свою неудачу, чтобы не пустить за последним артефактом пророчества. Ты можешь не поверить, посчитать копьё мороком, а меня лжецом. А можешь помочь, и тогда, возможно, война не заявится этим же летом на порог города, который ты так старательно уберегаешь теперь от нас.

Стражник не попытался встать, но глядел с сомнением.

– Если ты Тагни, отчего не сказать об этом Ирду? Не в том ли твоя роль?

– Я скажу. – Ферр вернул посох в руку. – Когда придёт время. У нас нет рога, Съён. Толка от песен вестника без него ни капли, коль люди не услышат призыва собраться в нужный час.

– А предначертанный меч у сына бога есть? – с ехидством поинтересовался Съён.

Ульд слегка обнажил клинок, и золотое пламя ярко засияло в ночной мгле, отразилось блеском в изумлённых глазах собеседника.

– Как видишь, – молвил он, убрал оружие, прикрыл по привычке плащом, с издёвкой добавил: – Или это – тоже морок, кто знает.

Стражник крепко задумался, опустил голову, не глядел больше на путников. Ферр позволил ему некоторое время провести в своих мыслях, после негромко окликнул:

– Съён. Ты же поверил мне тогда, когда дело касалось обыкновенного вора, хоть и считал, что спешишь на встречу с духом Мерга. А теперь, когда я говорю об опасности от нижнего мира, ты думаешь о простом преступнике, которому не хватило ума не возвращаться туда, где его разыскивают? У нас нет иных причин искать путь в Фелб, кроме катакомб. Сомневаешься – так дойди с нами вместе до памятника Лливу, мы спустимся оттуда к пещерам, в которых уже сотни лет не бывало людей, коих можно ограбить или убить. Поймёшь, что мы лгали – поднимешь тревогу да отправишь в темницу тотчас. В Фелбе мы окажемся в твоей власти. Ты же сам пришёл сегодня сюда один, не опасаясь возможного нападения.

– Я думал, вы хотите искать справедливости, а не рассказать о конце миров, – произнёс Съён ровно, но в его голосе на миг зазвенела да сразу пропала тревога.

– Есть маленькая возможность, – с короткой ухмылкой напомнил Ульд, – его не допустить. Мы трое уже согласились попытаться, но другой дороги в город у нас нет. За Йорги пойдут те, кто услышит слова вестника, в чьих сердцах отразятся они памятью о Великом Разделе. Нынче их услыхал ты. Так что теперь и решать тебе.

Съён встал, развернулся, бросил через плечо:

– Завтра. В полночь. У западных ворот.

Друзья проводили взглядами скоро растворившуюся во мгле фигуру стражника, переглянулись.

– Поможет или загонит в ловушку? – прошептала Эйдре.

– Мы хотим, чтобы он верил нам, но сами не готовы верить ему? – Ферр дёрнул плечом, первым отправился прочь к лесу, где они остановились на ночлег.

Раннее утро следующего дня началось для друзей нетерпеливым птичьим криком. На старом тисе с причудливыми крючковатыми ветвями расхаживал по ветке да каркал крупный ворон. Эйдре тотчас поспешила с нему, посланник слетел на плечо, защёлкал клювом, заклокотал скрипуче. Дева ответила на неясном языке, недолго подождала решения, но, когда голова ворона склонилась, будто в поклоне, сняла с пальца колечко Мельхи, отдала птице. Та взмахнула крыльями, стремительно взлетела, а через миг пропала из виду.

– Хегги говорит, что нежити в курганах Фелбера развелось изрядно, – обернувшись к друзьям, сообщила Эйдре с тревогой. – Она проверила лишь те, о которых мы говорили, и переживает, что в иных крупных могильниках тоже могут призывать умертвий. А ещё её птицы приметили человека, выходившего из катакомб у границы княжества. Колдун мергов, не старше сорока вёсен, рыжие борода да кудри, худосочный, при себе тащил воронёный топор. Выбрался из упокоища, сел на пегую лошадь и ускакал прочь с луну назад. Ворон давненько нас разыскивал, но в Сэйде или у Ириты не сумел бы найти, а тут вдруг распознал. Я просила его рассказать всё Мельхе, как сговаривались тогда с Огафом.

– Рыжий мерг да ещё на лошади? – Ульд задумчиво потёр подбородок, побродил вокруг по поляне, а после кивнул: – Хорошо. Прежде всего рог и Эталл, с курганами разберутся люди Харада: колдуна вместо меня наймут запросто, призывающий артефакт тот изничтожить сумеет легко, лишь бы провели мимо драугров. Время есть, а мы подсобим им позже, когда сделаем основное.

– Что ты задумал? – с интересом спросил Ферр.

– Узнаешь, коль всё пойдёт хорошо, – улыбнулся Йорги, и то не сулило добра предателю из его народа.

К вечеру друзья собрались на оговорённую встречу. Волнения не оставляли каждого, Эйдре с осторожностью отводила глаза от путников да прислушивалась с опаской к ветрам. Благо, западные ворота не славились среди гостей Фелба, и бедолаг, запозднившихся в дороге да не поспевших к закрытию города, нынче в округе не сыскалось. Лишь в густой тени прямиком на земле у начала моста восседал Съён. Старый плащ надёжно скрывал форму да оружие, широкий капюшон прятал от любопытных глаз лицо. Друзья, однако, стражника в бродяжке признали, а потому Эйдре скинула для него чары, но для иных взоров их всё ещё нигде поблизости не было.

Съён тяжело поднялся, поплёлся прочь к полям да домушкам близ стен, глухо шепнул:

– За мной.

Небольшой амбар у мельницы сыскался в шести десятках яр. Съён, оглянувшись, пропустил друзей туда, надёжно запер снаружи нежданно крепкий да могучий засов, а сам ловко забрался в узкое окно рядом, плотно его закрыл. Пропахшая ветошью, пылью и мышами постройка выглядела жалко, оказалась завалена инструментами, драными мешками, невзрачным хламом. Съён скинул старый плащ, скомкал да глубоко запрятал в груде мусора поодаль.

– Мельник здешний шибко любит за звонкую монету всякое отребье в город таскать. Нынче, правда, присматривать за ходом не примется, о том я позаботился, – с хитрым весельем пояснил стражник спутникам. – Сколько ворья нам прямиком в руки этим путём пришло – не пересказать.

– Из тех дорог, что оставить легче, чем убрать? – с пониманием улыбнулся Ферр.

– Из них. – Съён поднял люк в неглубокий подпол, подождал, пока друзья спрыгнут, а после спустился сам, запер, забрал со стены принесённый прежде факел. – Гварх знает, какими путями после станут пробираться, а этот давно известен, только приглядывать и остаётся.

К северной части потолки стали выше, даже Ульд умудрился выпрямиться во весь рост. За шкафом, заботливо отодвинутым стражником, начинался тайный ход в Фелб. Съён закрыл лаз, а после отправился впереди, вёл да освещал узкий каменный туннель, насквозь пропахший затхлостью, сыростью и иными запахами, желания узнавать о коих больше не возникло бы и у самого любопытного из людей.

– Здесь без помощи из города за стены не пробраться, – молвил Съён погодя. – А потому и берегут его не столь надёжно.

Подземный путь вывел в обветшалый сарай западных трущоб столицы. Стражник выбрался из лаза уверенно, запер за спутниками, довольно оглядел небольшое помещение, заваленное соломой и хламом, где прямиком на полу крепко спал сэйд вёсен пятидесяти, от которого за яр разило брагой. Привалился к деревянной стене, рубаха оказалась распахнутой да перекособочилась изрядно, поношенный ремень не держал брюк. Клёрса при нём не нашлось – видать, не бежавший от спутника музыкант, а простой наёмный колдун верхнего мира, коих появилось в Ирде великое множество сразу же, как пошли известия про сгинувшие барьеры у троп.

– Не боишься, что дева, которая его усыпила, к тебе выведет? – поинтересовался Ферр, осмотрев случившееся.

– Меня она в жизни не видывала, – с короткой ухмылкой отозвался Съён, жестом велел следовать за ним. – Как и тот, кто ей платил. Надёжные знакомства у всякого в столице имеются. Уснул колдун недавно, вскоре то обнаружат и, уверен, тут же возжелают обыскать всякую подворотню Фелба. Но с час ещё имеется в точности. Ежели вам нужно лишь добраться до памятника Ллива да уйти оттуда в катакомбы, этого времени окажется вдоволь.

– Тогда не станем его терять, – поторопил жрец, с тревогой раздумывая, что надёжного способа спуститься они пока не отыскали. – Ты отправишься с нами?

– Да. И подниму тревогу, коль вам взбредёт в голову творить глупости.

Путь до центра Фелба занимал скорым шагом больше четверти отведённого часа. Ульд уверенно стремился вперёд по знакомым с детства пустым улицам, оглядывал места, где бывать да помогать людям прежде доводилось не единожды, и в груди колдуна медленно вскипал гнев. В темноте да злости на творящееся чувств своих мерг скрывать не пожелал, а потому его мрачное лицо углядел Съён, спросил спокойно:

– Что-то случилось? Не помешает ли лёгкая спешка вашим планам?

– Пять вёсен я оберегал земли Фелбера от нижнего мира по слову Харада, – процедил сквозь зубы Ульд, даже не попытавшись сдержаться. – Здесь, в этом городе, бывал сотни раз, старался помочь и защитить. А нынче должен прятаться в тенях ворьём, да ведут меня под конвоем, словно преступника, по местам, ради которых я пролил немало и своей крови!

– Ты знаешь тана Олкуда? – изумился стражник, не обратив внимания на гневную речь.

– Я служу тану Олкуда, – отрезал Ульд холодно.

– Сын бога может служить человеку? – с затаённой насмешкой обронил Съён.

Колдун обернулся, посмотрел с яростью, прорычал:

– Мы идём к памятнику того, кто погиб ради людей! Двое богов уже с тысячу лет без устали сражаются на Меже с Мергом ради спокойствия каждого человека! Ещё двое в своих чертогах оберегают всеми силами Ирд и Сэйд, лишь бы не пали границы и не вернулось войны! Так кто кому служит, стражник?!

Съён отвёл глаза и замолк.

– Сейчас ты просто копия Балларга, – шепнула Эйдре, глянула на Ульда с улыбкой, ибо не сомневалась, что её слова остудят гнев друга.

Йорги покосился на деву, ухмыльнулся, дёрнул плечом, словно говорил, что поделать с общей кровью ничего не может, да и не желает.

– Двуликого, – пояснил Ферр, приметив любопытство стражника. – Двуликого зовут Балларгом.

– Нет, – с издёвкой поправил Ульд. – Это Балларга кличут Двуликим.

Они добрались до памятника, принялись внимательно оглядываться в поисках возможного входа. Где тот, было неведомо никому, но мерг уверял, что снять заклятие дяди сумеет, пролив на печать каплю своей крови. Друзья разбрелись по сторонам, пытались обнаружить хоть что-то, что укажет на проход в подземелье.

Времени минуло уже с избытком, оставалась лишь пара десятков минут. Даже Съён принялся старательно осматриваться, осторожно простукивать каблуками камни. Ульду померещился отголосок сил Мерга, а потому он принялся внимательно изучать место у самого постамента Лливу, старался разобрать, было ли то заклятием на входе. Вдруг в неверном свете факела привиделось Ферру нечто странное: в небольшом тупике слева на стене у самого пола выхватило огнём отпечаток детской ладони, что показался на миг чудно́й белой птицей. Жрец нахмурился, пошёл ближе, прошептал себе под нос:

– Быть не может. Такой я оставил в детском озорстве, он не часть пророчества…

Эйдре оглянулась, поспешила за ним и вдруг охнула:

– Здесь тропа. Непонятная, но… – Дева приблизилась к месту, где почувствовала силы родного мира, присмотрелась, обернулась к остальным: – Она ведёт через наваждение, но не в Сэйд, а в катакомбы. Это спуск, но точно не тот, что мы ищем.

– Не окажется ли он ловушкой? – нахмурился Ульд.

– Коби, конечно, колдун могучий, но не сравнится в силах с самим Эталлом. Тропа лишь ведёт туда, куда легла, он мог её открыть или использовать, но опасность, коль есть, будет поджидать у начала да конца, никак не на самом пути.

– Решать тебе, Йорги, – сказал Ферр с сомнением. – С десяток минут ещё есть, чтобы попытаться открыть основной вход.

– К гварху всё, – отозвался мерг. – Опасность внизу сыщется точно, не станут они оберегать рог лишь клеветой. Нашли дорогу – так идём, коридором меньше или больше таскаться по катакомбам – какая разница?

Эйдре уже готова была забрать друзей, когда возмутился Съён:

– Вы говорили, что откроете вход кровью, а не улизнёте неведомо куда чарами сэйд. Или я иду теперь с вами, или поднимаю тревогу и немедленно веду в темницу.

Они переглянулись, но выбор оказался невелик, потому дева взяла стражника за ладонь и велела:

– Держи крепче.

А после шагнула со всеми на тропу, лёгшую чьей-то волей возле памятника, и темнота обступила, украла зрение, зато остались вокруг запах сырых камней да мерный стук капель в отдалении.

Игви шумно втянул носом влажный воздух, тихонько зарычал. Едва уловимо пропел клинок, выныривая из ножен, сразу же залил длинный коридор ровный свет золотого пламени от меча Ириты. Ульд с весельем глянул на стражника, сказал:

– Факела можно было из руки и не выпускать.

Съён не обратил внимания на издёвку, осматривал с изумлением древний каменный туннель, из которого вело множество проходов, а после поднял взор вверх, на высокие потолки, словно сквозь них надеялся углядеть мостовые Фелба, дома, стены города да далёкое звёздное небо.

– Они и впрямь существуют… – прошептал стражник негромко. – Катакомбы Ллива…

– Или это погреба какого богатого горожанина, а мы идём его грабить вместе со стражником Фелба, – с хитрой насмешкой произнёс Ферр, широким жестом обвёл пустые стены, тронутые не одним столетием безлюдия.

– Будто сам поверил бы разом, расскажи тебе кто про конец миров, легендарных защитников, богов да героев, – отмахнулся Съён без всякой обиды. – От дворов Мерга я прежде в жизни зла не видел, а вот от людей нагляделся изрядно. Даже таких, что казались прежде приятными да надёжными.

– Коль убедился, что мы не задумали дурного, позволь отправить тебя обратно, – попросила Эйдре. – Пока есть возможность.

– Я иду с вами! – отрезал стражник.

– Съён, ты же видишь: мы сказали правду, – попытался втолковать ему Ферр. – Дальше с нами не окажется безопасно, а уйдём мы из катакомб прямиком во дворец Эталла, куда тебя с собой повести не сумеем. Ещё не поздно сделать шаг назад, вернуться. После места тому может и не найтись.

– Я не оставлю Йорги в беде. – Съён глянул с упрямством. – Он сам спросил, кто кому служит, так кем мы должны быть, чтобы отвернуться от своих защитников в час нужды?

Ульд мысленно ругнул себя за несдержанность, подошёл, крепко сжал плечо стражника, молвил спокойно:

– Знаю, о чём ты думаешь. Фелб стоял на посту у Великого Раздела по воле Ллива с первого дня, а нынче подлостью врага не сумеет услыхать песен вестника и явиться на битву. Ты хочешь помочь хоть так, но вспомни: коль пророчество о Тагни свершится в пользу людей, сражение не окажется последним. Воинам Фелба ещё придётся взять в руки клинки.

– Ты пытаешься утешить, но сам желаешь лишь спасти меня от опасности впереди, – коротко усмехнулся Съён.

– Или в Фелбе мне нужен надёжный друг, способный исполнить одну просьбу. – Ульд глянул с хитростью. – Коль назвал меня Йорги, сможешь ли назвать и так?

Стражник недолго думал, кивнул, приготовился слушать.

– По Фелберу рассыпано множество больших курганов времён Раздела, где враг собирает армию нежити, чтобы в решающий час отвлечь нас внезапной атакой. Подними тревогу, сделай, чтобы могильники княжества проверили да очистили от неупокоенных прежде Бъёла. Используй оружие, которое обратили против нас: отыщи пройдох, готовых убедительно набрехать о замеченных полчищах драугров за кружку браги да пару монет. Колдуны моего народа легко уничтожат чары, но их надо довести туда, в одиночку они не сладят. Олкуд знает и обезопасит свои земли. А ты убеди заняться остальными курганами, и Фелб не сумеет ударить в этой битве по дворам Мерга, но прикроет нас от удара со спины. Что скажешь?

– В назначенный час вам не придётся с опаской оглядываться, – спокойно заверил стражник, протянул руку, и мужчины крепко сжали друг другу предплечья.

– Съён, – окликнул Ферр, когда тот обернулся к Эйдре, готовый отправиться наверх. – Не говори о нас, пока не пойдёт молва о песнях вестника. Сам видишь, нам пытаются помешать и не оставят в покое.

Он обещал молчать, оглядел их, взялся за ладонь колдуньи, но прежде, чем уйти, сказал:

– Удачи вам здесь. И если понадобится что-то в Фелбе – дайте знать.

Эйдре потянула его на тропу, а уже через миг вернулась обратно:

– Там и впрямь паника, топот да обыскивают всякий угол.

– Представляю, как Съён сейчас же с серьёзным лицом побежит по городу делать вид, что тоже высматривает преступников, – рассмеялся Ульд. – А ты не ошибся в нём, Тагни.

– Я, помнится, и в одном едва знакомом колдуне мергов сомневаться не пожелал, Йорги, – с весельем отозвался жрец, обернул посох копьём, позвал: – Ну что, на поиски?

Они медленно пошли вперёд по пустым коридорам. Заглядывали в проходы по дороге, где скрывались новые туннели или комнаты, в коих время уже изничтожило всякий намёк на прежнее назначение. Одна радость находилась в каменном лабиринте – пути назад можно было не стараться запоминать, ведь прошлой дорогой уже отсюда не выбраться. Тихие шаги гулко отдавались от стен, метались под потолком, но не отвечал им ни единый иной звук, кроме ворчания Игви да далёкого, будто чудившегося, стука капель.

– Дружок, а отыщи-ка нам то, что тебя тревожит, – велел псу Ульд. – Но крадись осторожно.

Игви втянул носом воздух, скользнул вбок по следу, ведомому лишь ему одному. Друзья поспешили за ним, брели долго, заблудились в переплетении одинаковых коридоров так надёжно, что даже пожелай теперь, не сумели бы уйти обратно к тропе. Наконец пёс привёл к более широкому, чем прошлые, туннелю, остановился недалеко от массивной арки, оборвал рык, но прижал уши да ощетинился.

Они с осторожностью выглянули из-за каменного выступа. Размерами огромный зал с высокими нишами в стенах сумел бы сравниться с площадью, где стоял памятник Лливу. Да, видно, под ней как раз друзья нынче и находились, ведь снизу хорошо был заметен проход в катакомбы – люк в потолке и обрушившаяся посредине лестница. Под ней возлежал, подёргивая ядовитыми усами, гигант-варлу, белые зрачки в кровавых глазах глядели на коридор, шевелились неспешно обрубки плавников будто бережно щупали воздух. Мерещилось, что дракон уже знает о незваных гостях своего лабиринта, но пока чудом умудрился их не увидать.

– Это тот же, что напал на вершине Духов? – спросил Ферр шёпотом.

– А под хвост ему заглянуть не желаешь? – прошипел Ульд в ответ. – Тебе какая разница, тот же он или новый? Или ты с прошлым уже знакомство свёл да сговорился, чтоб он нас не жрал?

– Тебе виднее, как с порождениями тьмы беседовать, сам впредь и договаривайся. Туда лучше посмотрите. – Жрец указал вверх.

В центре зала под потолком висел на цепях рог Эталла. Даже в полутьме подземелья артефакт выглядел дивно: украшенный замысловатой резьбой, серебром да россыпью янтаря, он сам сиял мягким лунным светом. Эйдре оглядела дракона, предложила:

– Я могу попытаться долететь и сорвать, так мы избежим сражения. Вдруг тварь меня не приметит?

– Сомневаюсь, но лучше попробовать, чем сразу бежать её резать. – Ульд тяжело вздохнул, попросил: – Будь осторожна.

Колдунья перекинулась ястребом, стрелой взмыла под потолок, но стоило ей оказаться в зале, варлу вскинул голову, раскрыл пасть, бросился. Лишь быстрые крылья уберегли деву от острых клыков, горячего пара из ноздрей да хлестнувших усов, из которых брызгами разлетелся яд, тотчас прожёг всякий камень, куда попал. Эйдре ринулась к рогу, попыталась дёрнуть, пока змея разворачивалась за ней, но цепи не поддались. Новый рывок дракона едва не зацепил птицу ядом, и она попыталась отлететь, спрятаться от твари за ступенями лестницы, но та оказалась мороком, сотворённым столь искусно, что только в последний миг Эйдре почувствовала силы верхнего мира. Она проворно поднялась под самый потолок, заметалась кругами, а дракон неспешно целился, рассыпая вокруг сотни ядовитых капель каждым движением головы.

Мужчины тем временем велели Игви охранять вход, а сами подобрались к длинному телу, счастливой случайностью не попав под обжигающие брызги, укрылись под плавником, попытались бить, но тварь и не заметила атак. Что меч Ириты, что копьё Балларга легко пронзали плотную чешую, но были слишком малы, чтобы причинить огромному дракону хоть какой-то вред. И вдруг плавник, а тварь зашипела, дёрнулась так, что чуть не смела друзей хвостом. Тяжёлая капля упала на плащ Ферра, без всякого труда растворила ткань, как огнём обожгла кожу. Мерга зацепило вскользь по лицу, оставило широкий, будто обгоревший шрам на щеке и жуткие волдыри на шее. Ульд с силой всадил варлу меч в шкуру, подтянулся на нём, запрыгнул на спину, выдернул клинок да с размаху отрубил плавник.

Дракон изогнулся, издал булькающий вой, отвлёкся от Эйдре, ударил мордой по месту, откуда торопливо отпрыгнул Ферр, так, что клыки, рассыпая фонтаны каменной крошки, впились в камни. Жрец заслонил рукой глаза от осколков, локоть вновь обдало жаркой болью ожогов, но он отыскал силы отсечь гибкий ус, хлестнувший рядом. Тварь дёрнулась вновь, без труда освободила пасть, вскинулась, попыталась добраться до мужчины хвостом, да так прытко, что Ульд едва удержался на ней верхом. Ферр отполз к стене, зашептал заклинание против яда, пока от того не начало мутить. Дракон выискивал его, водил мордой около пола, а потому жрец не выпускал копья, готовый в любой миг ударить вновь.

Колдунья, пользуясь тем, что до неё змею дела не оказалось, стрелой влетела в кровавый глаз, клюнула, а после для верности полоснула когтями. Да тут же ринулась вверх, когда арлу затряс головой, вновь оросив ядовитой капелью половину зала. Он случайно зацепил одну из цепей рога, и звенья оплавились тотчас. Эйдре приметила это, мелькнула перед драконом белой молнией, раздразнила, заставила броситься за собой да пролетела над артефактом так, что ус змеи хлестнул по второй цепи и оборвал вовсе. Мерг с тревогой следил за сэйд, выжидал момент, и умудрился резануть второй плавник прежде, чем варлу добрался до птицы.

Ферр заметил, как тварь изогнулась, и едва успел отскочить в одну из ниш, когда дракон принялся с бешенством извиваться волнами, бить могучими боками в стены. Ульд всадил клинок в широкую спину, крепко схватился за рукоять, и лишь это спасло от участи оказаться раздавленным между камнями и змеиной шкурой.

Эйдре села под потолком, на первую ступень лестницы, которая чудом оказалась настоящей, следила за тем, как мечется внизу варлу, поджидала момент для новой атаки. Йорги катало вместе с тварью, и всё, что он мог, – надёжнее цепляться за меч да молиться, чтобы тот не выдернуло из спины от очередного удара.

Оборотиться к мергу твари не удавалось никак, скинуть его пока не повезло, жрец и вовсе оказался со слепой стороны. Змей вздёрнул голову к потолку, выискивал белую птицу, обнажив тонкую кожу у глотки. Ферр обернул копьё сулицей, старательно прицелился, метнул со всей силы оружие в шею под пасть, и оно глубоко ушло в тело, а дракон судорожно задёргался и через мгновение повалился без движения.

Мерг соскочил с варлу, размял почти онемевшие от усилия пальцы, поспешил к жрецу, вытягивая на ходу флягу, где осталась ещё живая вода Ириты, – богиня велела забрать её с собой. Мужчины аккуратно омыли ожоги так, чтобы не растратить чудесного лекарства целиком, оставить для чародейки, почувствовали, как возвращаются силы да отступает хворь от яда дракона. Эйдре под потолком сражалась с цепью, и та медленно поддавалась, но пока не позволяла забрать рог.

Ферр обошёл морду мёртвой змеи, задумчиво сказал:

– Как бы теперь добыть копьё обратно?

Стоило ему протянуть руку, чтобы попытаться приподнять голову твари, чёрное древко сулицы тотчас легло обратно в ладонь. Жрец с довольной улыбкой глянул на оружие, переменил в прежний вид да надёжно запомнил, как возвращать к себе при случае.

Эйдре после нескольких попыток сумела сорвать рог и спустить друзьям. На обеспокоенные вопросы заверила, что ядом на неё не попало, потому те истратили последние капли живой воды на мелкие зудящие волдыри от ядовитых брызг, которые тотчас пропали вместе со шрамами, прекратился на коже жар, а мысли прояснились.

Артефакт мягко сиял в руках чародейки, переливался янтарём да звёздным блеском, вспыхивал искрами серебра на украшениях, в кружевные узоры ложились загадочные отсветы. Некоторое время путники любовались его красотой, Игви осторожно подобрался поближе на ласковый зов хозяина, принюхался с любопытством. Эйдре бережно повесила рог на пояс, вздохнула, глянула под потолок, где висели пустые цепи и остался морок лестницы под люком.

– Пойди мы прямым путём, свалились бы аккурат в пасть дракону, – сказала она. – Части ступеней не существует – это чары, притом настолько умелые, что я приметила только в последний миг.

– Сами они вылезали по тропе, созданной кинжалом Ллива. – Ульд тоже посмотрел на вход в катакомбы. – Допустим, убрать её прочь не смогли со всем могуществом Коби, но отчего не постарались хоть замаскировать как-то? Морок на лестнице скрыть получилось же.

– Её не просто не попытались запрятать – её для нас пометили, – тихо произнёс Ферр, задумчиво ухмыльнулся. – Меня привлёк отпечаток детской руки внизу стены, а Эйдре по привычке пошла следом да почувствовала путь. Такой отпечаток есть в пещере Коддага.

– Коль это – часть пророчества, что удивительного углядеть при его исполнении символ оттуда? – пожал плечами Ульд.

– То, что этот отпечаток оставил в детстве я сам, из озорства, – весело отозвался он.

– Кто мог о нём знать? – спросила Эйдре с интересом.

– Любой жрец, заходивший в пещеру следующие шесть вёсен. Или любой человек, услыхавший, как меня отчитывает Вальги, с пару лун после шалости. Выбор велик, но было бы любопытно разведать, кто же тот таинственный друг, который отыскал для нас тропу после Коби да пометил знаком, который я замечу, а враг навряд ли.

– Пока можем просто порадоваться, что некто незримый способен не только стремиться прибить нас при любой оказии, – со смехом предложил мерг.

– Да, пожалуй, – хитро улыбнулся Ферр. – Теперь к Эталлу? Эйдре?

Дева стянула со спины клёрс, вздохнула, прогоняя опаску, заиграла мелодию разом тёплую, ласкающую, задорную да порывистую. То была песня Аньё, юго-восточного ветра, что хозяйничал в Ирде на исходе весны да в начале лета. Лёгкий, дразнящий, бойкий, юный, Аньё оказывался воплощением пляски для сэйд, и частенько во времена, когда он дул, выходили они прежде к своим тропам в срединном мире, танцевали дни и ночи. Так же вышла когда-то к нему впервые юная чародейка в поисках взрослого имени, брела от дороги в дом, дулась на барьер, не пустивший гулять, играла на арфе старому дубу. Эйдре светло улыбнулась воспоминаниям, завершила мелодию, с тревогой принялась ждать ответа.

Несколько долгих минут не происходило ничего, повисшая тишина казалась звенящей от общего напряжения. И вдруг прямо к ногам лёг радужный путь, ступил с него к друзьям дух-хранитель, коротким поклоном будто приветствовал знакомцев, подставил белый бок, чтобы сопроводить до дворца.

Исчезли вокруг подземелье, стены города, дома и верещатники Ирда, красками заиграли туманы, запели ветра обо всём, что видели за многие столетия полётов по мирам. Вновь тому не хотелось конца, но волнения о грядущем уже не позволяли забыть о деле, а шагалось теперь чуть быстрее прежнего. Эйдре придерживала свободной рукой рог, словно боялась вновь потерять его и не сыскать больше вовсе.

По другую сторону тропы, когда ступили уже друзья на камни подле фонтанов, олень фыркнул, вскинул могучие рога, развернулся да исчез за миг, не остался дожидаться возвращения, как прежде. Путники окинули взором пустоту за спиной, переглянулись.

– Он исполнил три просьбы и, видно, более не откликнется на зов, – задумчиво произнёс Ферр. – Чего я и опасался. В легендах духи частенько считают оказанные подопечным услуги.

– Он уже сделал для нас достаточно, пусть теперь почувствует волю от службы. – Эйдре пожала плечами. – Без его помощи мы не пришли бы сюда и впервые. Но хорошо, что не решились просить подмоги, чтобы проникнуть в город. Теперь Фелб очистит курганы, а нам не выпало погибать дорогой в сердце наваждения.

Чертоги Эталла мерещились застывшими во времени. Молчали колокольчики, не раскачивали молодые ветра кроны деревьев, пустотой да тишиной встречали путников длинные коридоры. В тронном зале тоже не сменилось ничего: спали, повалившись друг на друга, помощники владыки Сэйда, спал он сам, согнувшись неудобно на широком троне.

Чародейка пошла вперёд, встала сбоку так, чтобы видеть всю комнату, поднесла к губам рог, вздохнула, набираясь решимости, дунула со всех сил. Песня прокатилась по дворцу, отразилась от стен, вылетела из любого окна: чудилось, что её подхватили туманы наваждения, разнесли по верхнему миру, и в каждом его уголке услыхали этот протяжный зов.

Зашевелились на полу слуги Эталла, с трудом поднялись на ноги, пошатывались, смотрели на друзей разом с недоумением и ужасом, будто это они пытались похитить рог, а перед тем решили его проверить прямо подле владыки. Бог ветров открыл глаза стремительно, словно не провалился в грёзы многие луны назад, а лишь притворялся спящим. Выпрямился могучим да гордым за миг, изучил зал сурово, остановил пытливый взор на каждом из нежданных гостей. Махнул рукой, и тотчас создания засуетились, торопливо покинули комнату, разбежались врассыпную по коридорам или вовсе пропали на том месте, где стояли с мгновение назад.

Эталл дождался, пока исчезнет последний из слуг, а после вновь оглядел путников задумчиво, задержался на чародейке, что так и застыла слева от него, молвил густым голосом:

– Тебе известно, отчего молчит нынче Сьюгорь, Эйдре, дочь Гратту?

Дева вцепилась тонкими пальцами в рог, словно искала у того защиты, опустила голову, принялась рассказывать о том, какими застали они чертоги впервые, но не представляла, как объяснить богу ветров, что натворили всё его наречённые дети.

– Зачаровали арфу? – хмыкнул Эталл, выслушав. – Куда же подевалась от фонтана Клив? Отчего ты не разыскала её во дворце или подле него да не спросила помощи?

– Клив мертва, владыка. – Чародейка подняла глаза на бога, достала свободной рукой чашу Ириты из сумки, протянула ему. – Произошедшее – вина её и Коби. После она попыталась убить Ириту, но не сумела, а ты, верно, признаешь её руку в чарах на этом кубке. Его передала тебе богиня плодородия с просьбой снять проклятие. Клив напала на нас в чертогах девы Ирда и была побеждена.

Бог ветров принял чашу, осмотрел, и на миг его лица коснулась скорбь столь великая, что сердце любого из друзей переполнила тоска, будто это их предали самые близкие люди.

– Я вижу здесь старание Клив. – Он поставил чашу на стол рядом с собой, печально усмехнулся, обронил словно сам себе: – Что же получили?..

– Она сказала, что сделала то ради свободы, владыка, – не стала скрывать Эйдре.

– Свободы? Я отдал им власть над ветрами, победу над временем, свои силы, оба мира от края до края, – молвил Эталл, и говорил теперь с гостями не могучий бог, а безутешный отец. – В чём же близнецы отыскали неволю?

– В благодарности, – тихо произнёс Ферр, припомнив брата. – В любви. В заботе. Они становятся тяжким бременем для тех, кто одержим лишь собой.

Эталл глянул на него с грустной улыбкой, после вновь перевёл взор на чародейку, спросил:

– Ты сумела одолеть Клив в сражении, дитя?

– Мне бы не удалось, – смущённо отозвалась дева. – Только и вышло, что сбить её ветрами в полёте да закружить так, чтобы свалилась на пол.

Брови бога вскинулись, а изумления в глазах оказалось изрядно:

– Откуда же ты разведала эти чары?

– Я… не знаю. – Эйдре опустила пушистые ресницы. – Она напала так на Йорги, ранила его, а после попыталась убить Ферра. Я переживала за них, а что вышло дальше не понимаю и теперь.

Эталл вдруг заливисто расхохотался, произнёс сквозь смех:

– Ты ударила по Клив её же заклятием, единственный раз заслышанным в пылу битвы, да умудрилась как-то совладать с ним, потому что испугалась за друзей? Вот уж воистину, Балларг сам явился к нам чудом да предрёк грядущие чудеса. Давненько меня так не удивляли. Подойди, Эйдре.

Чародейка ступила ближе, стала перед троном, с волнением протянула богу ветров рог:

– В пророчестве сказано: я должна доказать тебе свою верность прежде, чем получу твой дар. Скажи, что мне сделать для того?

Эталл с нежностью улыбнулся, подался вперёд, накрыл могучей ладонью пальцы девы, сжал их, молвил с отеческой добротой:

– Дитя, для меня нет большего свидетельства твоей верности, чем те трое, что стоят у тебя за спиной. Рог твой, бери и помни: его услышит каждый в мире, где прозвучит песня. У перекрёстка Великого Раздела же он споёт для любого в Ирде, Сэйде и Мерге.

Эйдре поклонилась, бережно повесила дар на пояс. Бог тем временем велел:

– Дай мне свой клёрс.

Дева сняла арфу, вложила ему в руки. Тонкие струны вспыхнули серебром и бирюзой, зазвенели переливом, хотя к ним никто не прикоснулся. Эталл вернул инструмент, объяснил:

– Отныне его музыка не властна над тобой, а ты же сумеешь играть в душах. Позволь струнам исполнить мелодии восьми ветров, и наполнишь сердца храбростью или одаришь мужеством. Характеры рождённых Сьюгорем ты знаешь, потому поймёшь, чем отзовутся они для людей в битве или при выступлении жреца. Песню ветров услышит из твоего клёрса всякий, в ком течёт кровь срединного или верхнего мира, не забудь о том. Коль среди неприятелей окажутся не только порождения тьмы Мерга, они поймут тебя также дивно, как и друзья. Но есть ещё кое-что: самый нежный из ветров, Дьюш, откроет тебе тропу куда пожелаешь, и ко дворцу после битвы тоже ступай с ним. Самый суровый, Юттин, снимет любые чары Сэйда поблизости, и с врага, и с союзника. Коби очень искусен в мороках, это может помочь в решающий час. Когда вернёшься ко мне, я расскажу больше, но теперь время не ждёт.

Пока Эйдре с благодарностью надевала клёрс на спину, Ульд удивлённо спросил:

– К чему же понадобился Коби кинжал Ллива, коль он сам умеет открывать тропы?

– Близнецы никогда не понимали голоса Дьюша, а потому и не могли использовать его песню, – ответил Эталл спокойно. – Для Коби и Клив его мелодия звучала тишиной, штилем. Открывать тропы не научился за сотни лет ни один из них.

Бог ветров поднялся во весь рост и оказался не ниже Балларга. Подошёл к мергу, сжал его плечо:

– Я был рад принять тебя гостем в своих чертогах, Йорги, внук моего доброго друга Ллива, и окажусь счастлив прийти на помощь в битве, когда она грянет. Не в этой – здесь с тобой будут лишь отец и дядя. Ирита останется приглядывать за границами, а я не сумею вернуться в Ирд, не забрав следом наваждения. Но любой из вас, – он оглядел Ферра, Эйдре и Игви, – всегда может рассчитывать на помощь, совет или убежище во дворце ветров. Куда вы отправитесь дальше? Я проложу путь до любой места срединного мира, которое пожелаете выбрать.

Эталл отступил на шаг, ожидая решения. Друзья обменялись быстрыми взглядами, Ульд тихо сказал:

– Интересно, сколько минуло в Ирде, пока мы были здесь?

Бог ветров сделал неясный жест, взметнулись, словно от воздушного порыва, серебряные кудри, он прислушался к чему-то да сообщил:

– Нынче в срединном мире рассвет пятого дня от начала весны.

– Мы не пробыли в Сэйде и нескольких часов? – изумился Ферр невольно.

– Наваждение не властно над временем, ибо то сила Ириты, – объяснил Эталл с улыбкой. – Туманы играют лишь с разумом. Коль уже украли у вас несколько месяцев, более не заберут ни минуты, покуда не минёт для каждого год Ирда. Можете ступать по тропам спокойно, нынче они не истратят вам и мгновения.

– Тогда можем ли мы попасть в лес у южной границы Олкуда, где лежит старый тракт на Билнуд? – попросил Ульд.

Владыка Сэйда кивнул, махнул рукой, и Эйдре почувствовала рядом тропу. Друзья поклонились хозяину чертогов, простились, шагнули прочь. В тот же миг, когда ветра принесли их на опушку у ельника, первые лучи весеннего рассвета озарили верхушки деревьев. Где-то по улицам Фелба, быть может, ещё бегали стражники в поисках преступников, а путники стояли теперь за тысячи яр от памятника Лливу, Съёна, катакомб с телом дракона варлу. Спрятанный за полой плаща рог Эталла сиял мягким лунным светом, а чары на клёрсе и вовсе не сумел бы увидать никто.

– Тагни, есть возможность ещё подождать с песнями вестника, коль нам досталось немного времени? – вкрадчиво поинтересовался Ульд.

– Что ты задумал? – весело спросил Ферр.

– Найти одного рыжего недоумка на пегой лошади, чтобы не разбрасывал по округе призывающие артефакты почём зря. А для того лучше будет оставаться пока мёртвыми для Коби и Ярга. Что думаете?

Ферр и Эйдре ответили хитрыми да немного злорадными улыбками. Чародейка привычно обернулась бельчонком, залезла в капюшон жреца, и они отправились к неприметному трактиру на пути объезда в Билнуд, где точно не должно сыскаться ни соглядатаев врага, ни сэйда, способного обнаружить деву. Ульд обещался рассказать о задумке там, после сна, пары кружек пива да тарелки сытной еды. Устали они изрядно, а потому завалились сперва отдыхать, стоило только переступить порог дешёвой комнатушки в ветхой придорожной таверне, знававшей лучшие времена прежде, чем соорудили новый широкий тракт.

Усталость повалила друзей спать до самого заката. Лишь когда солнце рыжими, рваными от еловых ветвей всполохами заглянуло сквозь пыльное, закопчённое временем окошко комнаты, проснулась Эйдре. Она тотчас поднялась с соломы на полу, уставилась на раму, за которой сидела да разглядывала их с любопытством белая ласточка с лазоревыми глазами.

– Здесь сэйд, – шепнула дева с тревогой, тормоша мужчин.

Ферр и Ульд немедленно вскочили, но птица уже упорхнула прочь. Жрец поспешил к окну, попытался рассмотреть сквозь него улицу, но грязь, царапины и желтовато-бурые разводы не позволили заметить ни колдуна, ни его возможных спутников. Йорги бродил по комнате: от стены до стены выходило лишь четыре широких шага, и кругов за время задумчивой прогулки он намотал немало. Почувствовал общую тревогу Игви, с места не поднялся, но дёргал ушами в сторону входа, прислушивался да шумно принюхивался к пыльному воздуху.

– Скрипят половицы, там сила верхнего мира, – сказала Эйдре спустя время. – Попытаемся улизнуть?

– Не выйдет, – отмахнулся Ферр. – Сэйд почувствует тебя и в мороке.

– Я могу открыть тропу.

– За нами в неё и ринутся, – качнул головой Ульд. – Да к тому же прознают, что ты и твой клёрс теперь на такое способны. Не удалось спрятаться – так хоть новостей выдавать не станем.

Шаги снаружи остановились подле их двери, раздался лёгкий стук. Друзья переглянулись с опаской, а Ферр со вздохом сказал:

– Ладно. То всё прибить исподтишка пытались, а теперь аж поговорить решились. Так давайте послушаем, коль такое чудо свершилось.

Он быстро подошёл к двери, распахнул, оглядел нежданных гостей. На пороге стояли жрец с сэйд. Знакомый волевой подбородок подчёркивала окладистая борода, играла в уголках губ короткая усмешка. Мужчина шагнул вперёд, блеснули искорки азартного веселья в приметных глазах дымчатого изумруда:

– Ну здравствуй, братишка. Позволишь войти?

Ферр посторонился, пропустил обоих в комнату, плотно запер дверь да ответил:

– И тебе не хворать, братец.

Стоило гостям оказаться внутри, разгладилась затаённая тревога на лице Ульда, сменила её широкая улыбка:

– Тиль!

Сын Огафа довольно рассмеялся, крепко обнял старого друга, с хитрой радостью молвил:

– Где ещё двоим жителям замка Харада встретиться, как не в забытом богами трактире у самой границы его земель, верно, Йорги?

Мерг развёл руками, после обернулся к деве-сэйд, скромно стоящей поодаль, подошёл в один шаг, поцеловал тонкие пальцы:

– Всегда счастлив видеть, Нора.

В её взоре блеснула на миг ласковая нежность, будто чародейка увидала непутёвого младшего братишку да счастлива, что с ним не стряслось беды в разлуке.

Ферр с интересом разглядывал двоюродного брата и его спутницу. Тиль оказался старше Ярга, почти переступил тридцатую свою весну. Внешностью пошёл разом и в мать, и в отца. Общий цвет глаз, написанный им на роду верхнего мира, тёмно-русые волосы да правильные черты лица выдавали родство мужчин, но массивный подбородок, – наследство Огафа, – да могучее, но не шибко рослое телосложение делали брата больше похожим на Ярга, чем на Ферра. Гордый размах широких плеч да прямая осанка выдавали детство в стенах замка Олкуда среди воинов, добрый топор на поясе подтверждал, что и сам Тиль обучался не только исцелять да читать баллады.

Его же Нора не сумела бы похвалиться изяществом Мельхи или Эйдре, но очаровательна была настолько, что любоваться девой хотелось не меньше, чем иными красавицами. Крупные светлые кудри обрамляли круглое личико с острым подбородком, задорно вздёрнутый носик украшала нежная россыпь светлых веснушек, в лазоревых глазах сияла лучистая радость. Дева казалась кроткой да совсем юной, доходила ростом спутнику лишь до плеча, по-детски тонкая фигура тонула в дорогом наряде. Но Ферр умудрился разглядеть, что Нора оказалась чуть старше его брата, а в хитрости сумела бы поспорить и с Эйдре. Клёрса при себе у сэйд не было, играла она на флейте – инструменте редком среди музыкантов верхнего мира с западного берега Олки. Жрецу подумалось, что Тиль, видно, умудрился отправиться на испытание аж по иную сторону залива, и он подивился такому решению, хоть и подумал невольно, что живи сам у моря, наверняка поступил бы так же.

Проглядывал на широком запястье брата узор белой ласточки, тонкую ручку его спутницы украшала веточка цветущей яблони по имени Мельхи. Мысленно Ферр порадовался, что стёршиеся барьеры да сгинувшая связь чар не разлучили их, не заставили Нору бежать прочь на поиски свободы, как сделали это некоторые сэйд, побросав своих жрецов, едва выпал случай.

Тиль тем временем с не меньшим любопытством изучал Ферра и Эйдре. По всем правилам мужчины сперва познакомились с девами верхнего мира, а уж потом, не сговариваясь, откинули прочь церемонии да крепко обнялись.

– Рад наконец встретиться, братишка, – с добрым весельем сказал Тиль.

– Я тоже, братец, – отозвался Ферр и почувствовал, что впервые в жизни произнёс эти слова с искренностью.

Гость выудил из объёмной дорожной сумки кувшин вина, кивнул на него:

– Дунки снабдил в дорогу. При жизни старик бы ни за что не осерчал, коль выпили в доброй компании, а после смерти, почудилось, ничего в нём и не сменилось. Желаете?

Эйдре и Нора собрали из припасов скромный ужин, а пока сооружали его, с улыбками о чём-то перешёптывались. Ферру померещилось, что дева с интересом выспрашивает о флейте гостьи да сетует, что редко слышит игру на ней в срединном мире. После друзья расселись прямо на полу кругом, приступили к нежданному угощению. Ладный, но простенький посох Тиль поставил к дивному чёрному древку в золотом узоре, хоть смеялся да приговаривал, что их и в одной комнате хранить совестно должно оказаться. Чудилось, что брат уже знает, чего теперь творится, но сам Ферр смолчал да поймал себя на мысли, что ничего против того не имеет вовсе.

– Мы-то мимо проходили, – рассказал Тиль добродушно, – да Нора силу верхнего мира почувствовала. С последними вестями муторно стало больно: столько жрецов побросали их спутники. Вот я и подумал: дай заглянем, вдруг счастливчик какой к выступлению готовится, состязание в балладах ему предложу. Людям всё веселее, и нам – вроде как в старые времена. А хозяин мне сказал, что в его краях уже с три луны жрецов не видывали. Нора и предложила проверить, что за диво: её-то народ больше по городам нынче разбрёлся, коль в одиночку, а тут глушь жуткая, ну кто из них по доброй воле сунется, да и ради чего? Слетала птичкой, вернулась, смеётся, что за окном почти что я сам раскинулся да сплю покойно, и там же рядом Йорги наш отдыхает. Тут разговор с отцом и вспомнился про вас. Мы же по зиме забредали в Олкуд, он и объяснил про пророчество, да что скоро песни вестника всем верным сказителям Ириты подхватывать.

– Самому бы их петь начать сперва, – улыбнулся Ферр насмешливо.

– Что же мешает? – удивился Тиль. – Отец поминал при встрече вас не выдавать, но чем раньше примешься, тем больше людей успеют услыхать.

Видно, Огаф не решился рассказывать о слежке да попытках помешать путникам без их ведома. Друзья же скрываться не пожелали: Ульд доверял Тилю не меньше, чем его отцу, матери или Хараду, а потому поведал все последние новости как есть. Выслушав, жрец глубоко задумался, потёр пальцами тёмную бороду, сказал:

– Ярг, стало быть? Братец, что на службу Мергу подался… Он же мне морок слал прошлой весной, всё встретиться просил в Сэйде, наплёл про срочное дело да что помощь нужна. Я по глазам признал родню, поверил, отправился с Норой к назначенному месту…

– И что? Напал он на тебя? – нахмурился Ферр, бросил напряжённый взгляд на Эйдре и Ульда.

– Коль напал бы, я б ему по шее надавал да дело с концом. Не оказалось там никого. Мы пару дней прождали – мало ли какие задержки в пути через наваждение. Он так и не явился. Мороков больше не было, сами мы с ним сговориться никак не сумели, – Норе не удалось разыскать да хоть разузнать, чего приключилось. Добрались до её дома, я там поспрашивал, но ни о каком Ярге в их краях не слыхивали даже. Пока гуляли туда-обратно по туманам, там с полторы луны минуло, а тут уже год вовсе чуть ли ни к Сайму подбирался. Вышли в Ирд, послушали вести про исчезнувшую связь да засобирались в Олкуд навестить, проверить…

Он осёкся, замолк с короткой улыбкой, и жрец понял слова, оставшиеся недосказанными. Он захотел глянуть, не ушла ли тем временем из дома мать, не бросила ли Огафа сразу же, как появилась возможность. Подумать, что Мельха бы всерьёз на такое решилась, Ферр не сумел: видел нежность между спутниками, которой не стёрли долгие общие годы. Но понимал сыновью опаску да вспоминал, как сам гнал прочь тоскливую мысль, что по возврату в Коддаг может и не найти отца рядом с тем, кого тот многие вёсны прежде звал наречённым братом.

– Хорошо, что вы и теперь вместе, – негромко сказала Нора в наступившей тишине, посмотрела с лаской старшей сестрицы на Эйдре да невольно чуть плотнее прижалась к плечу своего спутника. – Мы-то с Тилем за девять зим столько дорог прошли, мне и в голову не взбрело его оставить, даже не поняла сперва, чего он встревожился. А у вас лишь общее лето к тому часу вышло.

– Коби с Клив и тысячи совместных лет не хватило, чтобы полюбить Эталла, – печально напомнила Эйдре. – Не в сроках дело.

– Так уходили бы молча. – В глазах Норы вновь вспыхнул на миг пожар гнева, тот же, что разгорелся, стоило ей впервые услыхать вести о близнецах. – Многие сэйды своих жрецов побросали: с кем-то обращались без добра, иные сами не умели ценить близких. Но о кинжале в спину на прощание мне узнать про людей пока не довелось, а владыка его, по их мнению, заслужил?

– Он даже со мной был заботлив, словно родной отец, – хмуро отозвалась дева. – Хотя увидал впервые да сразу с рогом в руках, взятым без спросу. Если кто и заслужил кинжала, так сам Коби, коль Клив своё уже получила.

Ферр и Ульд глянули со сдержанным удивлением на чародейку, которая прежде в совместном пути жалела всякого да вечно их одёргивала не обвинять и не бросаться злыми словами. Но не признать, что в этот раз Эйдре тоже права, пусть и непривычно жестка, они не сумели бы.

Тиль во время разговора погрузился в задумчивое молчание, а после глянул на брата с хитрым весельем да сказал:

– Слушай, Ферр, мы же сейчас с Норой путь держим в гости к сестре, в Билнуд. Вам нужно время до того, как Тагни сумеет выступить, а врагу хочется с вас глаз не спускать. Что, если бы нынче на пути вам встретились не мы, а дружки Коби с Яргом? Давай-ка так поступим: вы броди́те по северу, сколько требуется, завершайте начатые дела, а песни вестника зазвучат тем временем на юге. Говорить о пророчестве надо, срока осталось мало, но и вам следует к Бъёлу подготовиться тщательно. Что думаешь?

– Они уже знают про нас с Эйдре и не поверят, что кто-то другой принялся петь, – поспешно произнёс Ферр, совсем не желая, чтобы брат рисковал собой ради их спокойствия. – Тебя убьют за миг, и дело с концом!

Тиль в то же мгновение исчез из комнаты, а его голос шепнул жрецу со спины над самым ухом:

– Удачи им в поисках.

Вернувшись на место уже видимым, он задорно продолжил:

– У нас с тобой общий брат, Ферр, и кто окажется Тагни они не знали, да может, и сейчас не ведают, коль считают вас погибшими. Но Йорги я друг подольше тебя, а стало быть, тоже под подозрением. Морочили нас обоих – сомневались, видать. Так пускай отвлекутся, побродят по югу, ловушек понаделают, развлекутся в своё удовольствие. На роль вестника я не претендую, мне такие почести ни к чему, но глаза от вас отвести на время сумею. А после и ты объявишь о себе с севера, пускай мчатся обратно как ужаленные.

– Коби и Ярг опасны, Тиль, – мрачно напомнил Ульд. – Риск того не стоит, коль они уже думают, что мы мертвы.

– Только дракона кто-то в катакомбах вчера прихлопнул и рог забрал, – насмешливо отозвался Тиль. – Случайно, решат, проходили, да блестяшка по нраву пришлась? Коби и Ярг, Йорги, опасны не для вас – для всех. И ничего им не мешает следить за мной также да поджидать с ножом в тёмном углу просто на всякий случай. Может, только и спасло, что мы с Норой по Сэйду бродили добрую половину года из-за того морока. Рискую и я, с тех пор как о тебе прознали, так стоит тогда рисковать с пользой.

– Люди Билнуда всё равно на эту битву вряд ли поспеют, – использовал Ферр последнюю надежду отговорить брата, хоть и видел по глазам, что тот уже всё решил, а рассказал просто предупредить для общего дела. – Даже в пророчестве значится, что первое сражение выпадет на долю Фелбера, и народ о том помнит.

– Я тебе не армии собирать намерен, – отмахнулся Тиль, – а слухи пущу и чужие глаза от вас отведу на время. Воинов сам для Йорги уговаривать станешь. Песни вестника сказители и так подхватят, когда те зазвучат, вот и считай, что один уже подхватил.

– Если с тобой что-то случится, я на Межу ход имею, – процедил Ульд. – Приду к вечному пиру следом и лично тебе призрачную шею сверну, понял?

– Сперва ещё не раз в Ирде попируем, Йорги, – расхохотался жрец. – Когда об опасности знаешь, в неё не полезешь по доброй воле.

– Так ты нынче не этим, оказывается, заниматься решил? – недовольно поинтересовался Ферр.

– У самого-то ни разу, конечно, случая не выдалось уйти да петлю на себе не затягивать всеми силами, братец? – вкрадчиво произнёс Тиль, глянул с насмешкой.

Ферр выдохнул сквозь зубы, провёл ладонью по волосам, попросил:

– Будь осторожен.

– Не сомневайся, – улыбнулся его брат, поднялся, подал руку Норе, простился да серьёзно добавил: – Уходите сегодня, как можно быстрее и дальше. Завтра на этих дорогах зазвучат легенды вестника.

Ферр запер за Тилем и его спутницей дверь, опёрся на неё спиной, с печальным бессилием оглядел друзей.

– Какой же он болван… – с нежной благодарностью прошептала от окна Эйдре, пока пыталась отыскать взглядом сквозь грязь фигуры жреца и его сэйд в сгустившихся сумерках.

– Такой же, как мы, видно, – с лёгкой издёвкой буркнул Ферр, не сдержавшись, посмотрел на Йорги, сказал: – Что бы ты ни задумал, расскажешь в дороге. Собираемся и уносим отсюда ноги, иначе всё, что делает Тиль, окажется напрасным.

Впервые за время странствий им довелось покинуть таверну ночной порой. Хозяин проводил с грустью: его день нынче не задался, хоть и обещался сперва оказаться добрым на прибыль. Но с гостей стрясти лишней монеты за комнату не вышло, а жрец с сэйд, что могли остаться да обеспечить охочий до выпивки да еды народ при выступлении, поспешно ушли, не пожелав задерживаться в дороге на юг. Потому, когда в пустой зал поздним вечером заглянул человек и спросил, скоро ли планирует примеченный им прежде сказитель петь, хозяин, отбросив привычное дружелюбие, в сердцах рявкнул искать того на тракте в Билнуд, коль понадобился. Гость ушёл быстро и молча, а мужчина надёжно запер двери, чтобы больше любопытные зеваки не бродили да не терзали душу сложившейся неудачей. Иных постояльцев у него в эту пору не было, а деревенским сюда лишь и идти за песнями прибредавших раз в несколько лун жрецов – путь-то от поселения выходил неблизкий да лежал через лес. Таверна погрузилась во тьму, а тенью скользнувшую к югу и растворившуюся в тенях фигуру приметить оказалось некому.

Друзья отошли от прошлого пристанища на доброе расстояние, час брели через ели на север, а доро́гой Ульд объяснил:

– Здесь недалеко ещё один курган из тех, что упоминала Хегги, я у неё местечко выведал ещё когда Ферр в себя приходил перед Саймом. Хотел зайти, подобраться к артефакту, дабы предателя разыскать да очистить от нежити заодно, чтоб Хараду легче было. Только вот теперь не знаю, может, стоит к прежнему тропой податься?

– Давай-ка тогда лучше в этот и заглянем, – прищурился Ферр. – По всему выйдет, что твоя дорога с Тагни тут и разошлась – ты к могильникам направился, а он петь людям пошёл. Кто там варлу побил да рог забрал – не столь важно, нас в городе не видели, Съён смолчит, да кто бы о нём проведал ещё, чтоб допрашивать? Друзей у тебя много, боги тебя поддерживают, мало ли умельцев вернуть пропажу? Я на вершине Духов погиб, а ты, выйдет, тут околачивался да встречу с Тилем планировал. Одно тревожит: как бы они за курганы снова не принялись, коль поймут, что мы про их план проведали.

– Воины Фелбера за них возьмутся да следующие три луны не отступятся, – заверил мерг спокойно. – А даже ежели новые котлы умудрятся зачаровать, мы заберём того, кто призывал, и выйти по его воле нежить не сумеет. После Бъёла их отправят обратно в могилы или до него – станет уже неважно.

– Ты уверен, что он был один? – осторожно поинтересовалась Эйдре. – Нам рыжий известен, но ведь могло несколько по дорогам шастать, готовить ловушку.

– Лёхб отыщет всякого, его нужно лишь призвать на месте злого умысла да указать, в чём преступление, – объяснил колдун.

– Лёхб? – переспросил Ферр с любопытством.

– Кара Двуликого, – Ульд злорадно улыбнулся. – Коль мерг предал того, кому обещался служить, за ним является дух и уничтожает на месте. Но возможно его призвать да просить помощи в отмщении. Думается, то ещё одно заклинание, что не звучало в Ирде уже столетия, если вообще когда-то звучало, но отец меня ему в своё время тоже выучил и подробно объяснил, как работает.

– Разве этот лёхб не должен был тогда уже прийти и покарать того, кто решился помогать дворам Мерга? – удивилась Эйдре.

– А чего этот болван нынче сделал, чтоб заслужить кары? – отмахнулся Йорги. – Призвать умертвий, опасных или не очень, может любой ученик по ошибке или из детской шалости. Зачем же на него сразу духов натравливать, коль учитель сам по шее надаёт, исправит глупость да заставит накрепко запомнить, с чем шутить не надо? Но на мою просьбу лёхб откликнется и приведёт нас к каждому, кто по могильникам посмел лазить ради вражьего спокойствия. Надо лишь первого ему указать, но тут у нас примет достаточно, а дальше, сколько бы их ни было, он выследит.

Дорога до местного кургана легла звериными тропами среди густого ельника. Пели в ветвях ночные птицы, свежий ветерок доносил ароматы молодой зелени. Болот в этих краях не раскинулось, а шагалось по мягкому хвойному ковру легче лёгкого. Высокий холм нашёлся вдали от поселений, в самом сердце старого леса. Стоял, поросший мхами, травами да лишайником, редко видел в густой тени свет, а людей позабыл бы вовсе, если бы не колдун, сунувшийся в его нутро несколько лун назад. Слышались в глубине могильника сквозь стены сбивчивые шорохи, мерещились тихие стоны, шаркающий шаг, заунывный вой. Даже ежели кто и совался сюда из деревенских или пришлых по любопытству или случайности, непонятные звуки пугали, заставляли уносить скорее ноги, а опаска оказаться высмеянным вынуждала держать язык за зубами, помалкивать о пригрезившемся шуме.

Вход отыскался у восточного склона: небольшой спуск из пары ступеней, вымощенная камнем площадка да тяжёлая дверь, усеянная неясными символами, ритуальными рунами, полустёршимися рисунками. Ферр провёл пальцами по одному из них, задумался на миг, будто припоминал что-то, бросил через плечо:

– Этот узор, видно, символ Ллива. Он часто повторяется в пещере Коддага, да и на постаменте его памятника в Фелбе тоже изображён.

– Здесь лежали его охотничьи угодья, – напомнила Эйдре. – А в ту войну он сделал многое. Коль тут покоятся те, кто пошёл тогда за ним, понятно, отчего его символ выбили на их последнем пристанище. Странно, что нынче они сразятся против нас.

– Не они, – качнул головой Ульд. – Котёл притягивает в своё нутро неупокоенных, проклятых, всякую нечисть, перерождает их в драугров или духов. Те, кто погиб в давних битвах, пируют теперь на Меже да не ведают бед. Но в их могилу посмели войти, потревожить стены, где спят храбрецы, использовать прощальные дары как оружие против людей, коих они оберегали прежде. А стало быть, – он холодно улыбнулся, окинул друзей спокойным взглядом, – и нам пора на охоту.

Эйдре кивнула, перекинулась белым волком, Ферр обернул посох оружием, вместе с колдуном отворил тяжёлую дверь. С глухим скрежетом открылся курган, вторило тому тихое рычание Игви. Метнулся прочь от входа белёсый призрак из тех, что прошлый раз голосили да тянули мертвецов к незваным гостям. Блеснуло в лунном свете копьё, пронзило неупокоенного, вернулось в руку жреца через миг.

– Не умеешь сам умолкнуть, так я помогу, – с короткой усмешкой произнёс Ферр. – Идём?

Золотое пламя меча Ириты осветило древние стены, и путники без сомнений шагнули в курган.

Каменное нутро кургана полнилось прохладой, запахом сырой земли, гнили и ветоши. Длинная лестница уводила вниз, духов больше не мелькало на краю зрения, да и умертвий по пути ещё не встретилось. Стены повсюду усыпали древние росписи, почти неразличимые уже по прошествии времени, зато золотое сияние меча ложилось на высеченные местами символы, изображения, орнаменты. Ферр примечал изредка знакомые по Коддагу знаки, невольно думал, что наставник был бы счастлив побывать тут, осмотреть всё вокруг, найти ответы на старые загадки их пещеры да углядеть новые тайны для размышлений и будущих песен.

Ступени привели в длинный коридор, всё также украшенный забытыми ныне мастерами прошлого. Проход оказался куда шире первого кургана, и конца ему было не видать в густом мраке, ведь клинок в руке Ульда давал света не больше обыкновенного факела. Стенание да шарканье замолкли как не было, не блеснуло во тьме глаз драугров, не лязгнуло оружие впереди.

– Что-то тут слишком спокойно, – шепнул мерг едва слышно. – Не пригрезился же нам шум у кургана снаружи?

– Призрак поначалу встретился, поди и выл у самой двери. А котёл, может, поставили не столь давно? – предположил Ферр.

– Думаешь, им не хватило с полгода, чтобы обойти десяток пустых тогда курганов? Такую лень от колдунов дворы нижнего мира вряд ли потерпели бы.

– Или тут уже побывали люди Харада, коль Огаф рассказал тану сразу же? – Жрец огляделся, но не заметил следов сражения, тел мертвецов, уничтоженных воинами Олкуда: ничего, что намекало бы на былую битву.

Тихо зарычала Эйдре, замотала волчьей мордой, словно пыталась указать направление.

– Ты что-то чуешь? Дальше по коридору?

Дева глянула на Ульда, дёрнула головой кругом, указывая во все стороны разом. Мерг хмыкнул, подумал немного, затем спросил:

– Драугры попрятались в залах, нюхом ты примечаешь, но не слышишь, будто они опасаются лишний раз шевельнуться, да?

Волк кивнул. Колдун тяжело вздохнул, провёл ладонью по лицу, после поднял меч высоко над головой, посмотрел на потолок, крепко выругался.

– Этот дурень, видно, не потрудился поставить на котёл единственной защитной руны, – объяснил он Ферру, удивлённому тем, что неупокоенные мертвецы оказались способны чего-то бояться. – Может, торопился, или их всё же и верно несколько: в прошлом кургане я точно её разглядел. Без руны артефакт притягивал мертвяков с округи больше, чем успевал вернуть в новом облике, а потому взорвался и породил скъяфу. Глянь наверх.

Золотое сияние вырвало из темноты расползшиеся по всему своду коридора жуткие багряные жгуты. Они вздрагивали, вытягивались или скручивались каждый миг, бесшумно шарили по поверхности с мелкой дрожью, напоминали раздувшиеся вены. Один вид красной крючковатой паутины вызывал отвращение и желание скорее оказаться подальше от места, где этот ужас висит прямиком над головой.

– Это гниль и плесень, вызванные скъяфой, – произнёс Ульд со спокойствием, от коего добра ждать не приходилось. – Снаружи мы услышали их, а не драугров: мертвяки рядом с этой тварью шага лишнего не ступят, будут тише обыкновенных покойников. Пока жгуты под потолком, они неопасны, но коснуться их страшнее смерти. А ежели нас заметит она сама, всё станет того хуже.

– Но ещё не заметила? – с надеждой спросил Ферр.

Колдун медленно качнул головой:

– Скъяфа питается душами, не разбирая, неупокоенные они или в живом теле. Кого-то, видать, уже сожрала, как появилась, а другие схоронились, вот и уснула. Любое умертвие, которого мы убьём здесь, пробудит её ото сна и заставит искать новую пищу. Покуда не проснулась, жгуты должны выть, а они замолкли…

По коридору прокатился оглушающий визг, заметались в погребальных залах драугры, словно пытались попрятаться надёжнее прежнего.

– Она пробудилась, потому что мы убили духа на входе? – озираясь, произнёс Ферр, положил руку на шею прижавшегося к ноге волка.

– Скорее уж нашла нас и идёт сюда. – Ульд крепче перехватил меч, вышел вперёд. – Помните, жгутами она сожрёт за миг, а как только погибнет, оставшиеся драугры разом вылезут на нас сами.

Едва он договорил, из темноты вылетела скъяфа. Видом напомнила иссохшую старуху в драном белом саване, скользила под потолком, но длинные руки с тремя острыми когтями-лезвиями вместо пальцев на каждой почти достигали пола. Разметались седые космы, открыли будто бы обожжённое пожаром лицо, на коем не нашлось губ, лишь зубы с длинными клыками. С диким визгом скъяфа пронеслась над ними, выставив руки, и друзья еле успели отскочить от чудовищных клинков-пальцев. Ульд в прыжке умудрился отсечь один прежде, чем тот зацепил Игви, а Эйдре рванулась, попыталась сломать другой, но клыки прошли насквозь и лишь клацнули в воздухе. Тварь откинула волка в стену, словно букашку, вихрем ринулась на мерга. Тот трудом увернулся, оттолкнул готового прыгнуть пса, а Ферр исхитрился ударить копьём: наконечник оставил на скъяфе глубокую обугленную рану, но не убил. Она поднялась под самый потолок, закрыла глаза и завизжала так истошно, что, чудилось, вот-вот оглохнут у каждого уши да лопнут черепа.

Головы свело лютой болью, обожгло изнутри как калёным железом. Вторил жуткому крику тихий скулёж Игви. Ферр и Ульд попытались броситься в атаку, но тут с потолка кнутами хлестнули жгуты, вспыхнули багряным. Мерг рубанул один, отпихнул друга да еле удержал, чтобы не повалился на другой. Коридор обратился красной пульсирующей паутиной, которая сжималась вокруг мужчин и пса, тянулась к ним сотней кошмарных языков, готовых заглотить за мгновение. Меч и копьё рассекали гниль, но на месте осыпавшихся остатков тотчас появлялись новые, набухали, норовили дотянуться до добычи.

Эйдре прижалась к стене, оглядела загнанных в ловушку друзей, подбирающуюся к ним плесень, названную Ульдом исходом страшнее смерти, сжавшегося от визга у их ног Игви. Страх и боль сменились на лице яростью, чародейка обернулась мышонком, ловко скользнула между пульсирующими жгутами, встала перед спутниками человеком да хлестнула по скъяфе заклятием Клив без раздумий. Ветра ринулись вперёд, обжигающими лезвиями разрубили паутину. Старуху раскружило, вспыхнула жарким пожаром рана от копья Балларга, и тварь, объятую пламенем, унесло прочь по коридору. За миг оглушающая тишина сменилась грохотом рухнувших алтарей, треском камней и стонами тонких стен. От иных из них не осталось следа, лишь обугленные обломки с хрустом повалились где-то дальше во мраке.

Ферр и Ульд подскочили, подхватили под руки пошатнувшуюся Эйдре, но дева с трудом удержалась на ногах. Мужчины потянули её назад, однако потолок не думал валиться и выглядел крепким. Драугры впереди удара ветров не пережили, а те немногие, что оставались за спиной, выскочили из залов и встретились с разъярённым прошлой болью Игви. Пёс ринулся на них, сбил с ног одного, уронил навстречу бегущим после, рванул клыками, мощным прыжком влетел в следующих, раскидав в стороны. Йорги поспешил на подмогу, а жрец остался рядом с побледневшей сэйд, всего-то и успел несколькими бросками уничтожить духов, что метались сверху в осыпающемся пепле паутины скъяфы.

– Юдарь, могучий колдун с вершин… – произнёс Ульд, когда мертвяки упокоились навеки и он вернулся к друзьям. – Поговаривают, скъяфу не взять ничем, окромя сил Мерга. Наше оружие бы справилось, но чтоб ваши чары её сожгли дотла…

– Видать, я на удачу попала туда, куда прежде угодило копьё, – слабо улыбнулась Эйдре. – Там вспыхнуло прежде, а ветра лишь подхватили пламя.

Ферр оглядел их хмуро, но ран после сражения не приметил, потому без слов обернулся к Игви, который до сих пор осторожно поджимал уши да слегка подволакивал правую лапу. Мертвецкую тишину кургана нарушал теперь только успокаивающий напев исцеляющих чар.

– Ты сумеешь вызвать лёхб, коль котёл взорвался? – спросил жрец, когда убедился, что с псом всё хорошо.

– Мне достаточно и осколка. Другое дело, что тот придётся отыскать в руинах.

Эйдре смущённо опустила ресницы и пообещала непременно добыть его из-под обломков.

– Хватит сил? – Ферр оглядел свою деву внимательно и чуть недовольно.

– Должно, – кивнула она, с опаской прислушиваясь к усталости, которая не шла в сравнение с бессилием после битвы во дворце Ириты. – Прошлый раз я и на ногах не смогла устоять, а нынче заклятие далось отчего-то куда легче. Может, дело и верно в живой воде? Коль она уничтожает саму власть времени, кто знает, на что ещё способна… Коби и Клив ведь тоже испили её однажды. Не могло ли это помочь им овладеть колдовством самого Эталла так, как не сумеют обычные люди?

Ферр с Ульдом переглянулись и неуверенно кивнули, признавая вероятность такого исхода.

По усыпанному камнями да пеплом коридору они шли недолго, свернули за следами гнили, добрались до большого погребального зала у северного края могильника. Чародейка с брезгливостью осмотрела жгуты плесени, которым ветрами досталось лишь вскользь. Неподвижная паутина оплела всё кругом, обугленными плетьми висла с потолка и стен, лежала на полу жуткими корнями. Теперь она не несла угрозы, но омерзительной оттого быть не перестала. Эйдре поморщилась, совладала с отвращением, влетела в зал белой совой, со всем старанием стремилась не задевать останков скъяфы. Поиск обломка занял несколько минут, и вскоре перед Ульдом упал небольшой кусок котла с мерцающим слабым светом обрывком неясной уже руны. Дева встала рядом человеком, покосилась на комнату, поёжилась, тихо сказала:

– Оно даже мёртвым омерзительнее варлу.

– Эта тварь хотя бы не ядовита, – хмыкнул Ферр, а после покосился на мерга и с опаской добавил: – Правда?

Ульд усмехнулся, кивнул, а после попросил:

– Оберегов у меня не найдётся, так что лучше отойдите подальше.

– Ты точно уверен в том, что делаешь? – спросил жрец, привычно закрыл спиной чародейку, быстрым жестом велел встать с ней Игви, после оценил спокойствие на лице друга, вздохнул и ответил за него: – Нет, конечно. Ну зови.

Ульд запел заклинание, которое породило уже не тревогу в сердцах несведущих, а настоящий ужас. Эйдре на миг захотелось закрыть уши, но она поборола слабость, нахмурилась, с опаской выглянула из-за плеча Ферра. Йорги и самому оказалось не по себе, а слова срывались с языка будто с трудом, чудились вязкими, тягучими, отталкивающими. Стоило договорить, подле осколка объявилась тварь Мерга, видом напомнившая долговязую да излишне исхудавшую гончую. Чёрная кожа плотно обтягивала кости, сиял из-под рёбер алый свет, а глаза горели жарким пожаром. Мощные лапы, более схожие с волчьими, громко скрежетнули по камням когтями. Лёхб оглядел каждого, на долю секунды дольше задержался взором на недовольном Игви, после втянул острым носом запах у обломка, обернулся к Ульду:

– Ты не Балларг и не Радга, но их крови. Говори, – утробным рычанием разнеслось по коридору, но жуткий пёс при том не раскрыл пасти.

Йорги с нежданной вежливостью рассказал известное о курганах да приметы колдуна, которого желал отыскать. Отчего-то мерг просил о подмоге, а не указывал слуге Балларга, и то взволновало Ферра с Эйдре сильнее прежнего. Чудилось, будто дух вполне мог не согласиться помогать, а то и вовсе удумать напасть на посмевших потревожить его да вытянуть в Ирд.

– Тебе нужен тот, кто сотворил здесь чары? – произнесла гончая, выслушав и поразмыслив над сказанным. – Обвинения серьёзны, а я не чую за ним преступлений против твоего рода. Если желаешь, найду, но потребую с тебя доказательств.

– О своём предательстве он поведает сам, – обещал Ульд спокойно. – Только колдун мог быть не один. Ты сумеешь вызнать, сколько их?

Лёхб помолчал немного, наклонил морду, вспыхнул багряным свет под тонкой кожей у рёбер.

– Трое, кроме тебя, приходили в курганы павших до Раздела.

– Отведи нас к каждому, – попросил Ульд.

Гончая сорвалась с места, бросилась по коридору к выходу. Мерг сунул в сумку осколок котла, и друзья поспешили следом, но угнаться за псом оказалось нелегко. Лёхб дождался у дверей, но стоило ему заметить Йорги, вновь ринулся прочь и через мгновение пропал из виду.

– Это будет тяжёлая ночь, – на бегу буркнул Ферр.

– Или не одна, – поддержала жреца Эйдре.

Ульд промолчал, но лишь ради того, чтобы не сбить дыхания.

Пёс кружил у них до рассвета, уносился далеко вперёд, возвращался обратно в поисках мерга. Стоило убедиться, что лёхб не оставит и станет ждать, путники дружно принялись переходить временами на скорый шаг. Но к восходу силы окончательно покинули каждого, даже Игви, повалившись на бок, высунул язык и отказывался двигаться. Они очутились в глубине густого леса не пойми где, огляделись, устало опустились на землю, прислонились спинами к деревьям, пытаясь немного перевести дух. Лёхб отыскал их в таком положении спустя десяток минут, склонил голову набок, поинтересовался:

– Нужна передышка?

– Не помешает, – признал Ферр, на всякий случай с вежливостью, примеченной прежде у Йорги. – Далеко ещё до колдуна?

– Множество раз столько же, – неопределённо сообщил дух.

Друзья переглянулись.

– Отдыхай спокойно, – предложил лёхб Ульду. – Я стану сторожить твой сон.

– Остальных тоже не бросай, – вздохнул тот утомлённо.

– Как пожелаешь. – Он опустился на землю, замер жутковатой статуей.

Спустя несколько часов тварь Мерга встретила их в том же положении, но теперь рядом восседал Игви, прежде дюже недовольный новым спутником. Два больших пса в дремучем лесу, один их коих светился изнутри алым пламенем, а второго издали запросто спутать с крупным волком, мерещились кошмарным мороком, а в то, что они умудрились между собой поладить, даже Ульду верилось с трудом.

Едва лёхб приметил пробуждение Йорги, тотчас поднялся и бросился прочь, Игви резким прыжком сорвался следом. Погоня продолжалась ещё два дня с короткими перерывами на сон и еду. Ни деревень, ни отдельных лачуг не встретилось за время пути, лишь чащобы и овраги, редкие холмы, тихие озёра да неглубокие ручьи. Мест этих не знал никто из путников, а нога человека, чудилось, редко ступала по здешним землям. Даже заявить с точностью, бродят ли всё ещё по Фелберу, ко второму дню погони за духом друзья бы уже не сумели.

Рыжий колдун повстречался им первым. Брёл ранним утром от небольшого поселения у неприметной дороги уже без лошади, насвистывал, виделся обыкновенным мергом, все заботы коего лишь в поиске нового заработка. Умения да силы у предателя оказалось в достатке, да только с умом, видно, задалось хуже, потому что сразу же, как возникли пред ним из пустоты Ферр и Ульд, преградили дорогу, схватился за топор, вскрикнул:

– Йорги!

Оружия, однако, добыть колдун не сумел, ибо Эйдре надёжно держала предателя в мороке за спиной, и всё, что бы ни делал, ему лишь мерещилось.

– Мы знакомы, милейший? – с издёвкой спросил Ульд, ухмыльнулся, вкрадчиво продолжил: – Прости, не припомню. Я нынче работу ищу, не подскажешь, сколько теперь платит за службу двор Лаиши?

Лёхб ступил вперёд, оскалился, и колдун был уверен, что в ужасе попятился от жуткой псины, но расстояния между ним и тварью не сократилось.

– Что же ты молчишь? – ласково подбодрил Ферр. – Коль невиновен, – пойдёшь своей дорогой.

– Я не посмел бы помогать Мёрб даром Балларга… – пролепетал мужчина, позабыв со страху, что имен тех знать тогда и не должен.

Лёхб ощетинился, изготовился к прыжку. Пыхнуло пламя под рёбрами, донеслось сквозь тихий рык до каждого:

– Ложь.

– Да, – отозвался Йорги холодно, предложил псу: – Он твой, коль узрел его преступление.

Тварь Мерга молча бросилась вперёд, коротко вскрикнул предатель, и за миг оба исчезли из виду как не было.

– Куда его потащили? – осторожно спросил Ферр.

Ульд покосился на друга с лёгким удивлением, хмыкнул, сказал с насмешкой:

– Даже я знать не желаю, а тебе любопытно?

Путники отошли подальше от деревушки, укрылись в лесу от чужих взоров, сидели молча, ожидали возвращения лёхб. В свободную от внимания духа минуту Эйдре решила тихонько поинтересоваться:

– Почему мне чудится, что твоя гончая опасна для нас не меньше, чем для предателей?

– Лёхб не слуга Межи, а друг, ежели так можно сказать о порождении тьмы, – пояснил Ульд без всяких волнений. – Он карает потому, что рождён для того, и куда старше отца с дядей. Мы не приказываем ему гнаться за предателями, лишь просим помощи, не стоит забывать. Как и о том, что без доказательств дух может разъяриться на нас самих. Угадать, что взбредёт в голову древнему проклятию Мерга, не сумеет никто, даже Балларг.

Ферр тяжело вздохнул, посмотрел на Йорги с тревогой, но сдержался и смолчал.

Лёхб вскоре отыскал их, оглядел, а после бросился через заросли по следу другого колдуна. Игви задержался на миг, лизнул хозяина в ладонь, затем понёсся за духом.

«Отлично сработано, Йорги», – раздался на грани сознания довольный смех дяди. – «Мы с Радга с нетерпением ждём остальных. Не забудь отпустить гончую с последним – она нужна нам здесь больше, чем вам в Ирде».

– Забудешь её отпустить… – пробормотал Ульд на бегу. – В первой деревне сожгут вместе с ней со страху, хоть Тагни обзовись, хоть сыном бога, хоть самим Двуликим. Ежели она прежде не решится голову за такое отгрызть.

Ответом ему был радостный хохот богов войны.

Второй колдун обнаружился в небольшой лачуге на отшибе, где, видно, и жил. Единственная комнатушка полнилась оберегами, разложенными у окон и порогов так плотно, что закрадывалась мысль о страхе предателя перед возможным возмездием. Лёхб бегал вокруг дома, ворчал не хуже Игви, но лазейки вынюхать не сумел. Друзья затаились подле хижины в кустах, наблюдали, как рыскает гончая да роет с досады когтями землю.

– Так войдём сами, – предложила Эйдре спокойно.

– Он нас на порог не пустит, коль знает! – отмахнулся Ульд, оглядываясь в поисках иного пути.

– Вас он и не приметит, – хитро заверила чародейка. – Идём.

Она накинула капюшон плаща, опустила голову, отвела взгляды от спутников, решительно подошла к дому, но постучала несмело. Мерг выглянул сперва в окно, увидел юную деву, пришедшую в одиночку, замершую у входа в вечерних сумерках. Незнакомка с волнением теребила тонкими пальцами юбку, вздрагивали плечи, словно она плакала или боялась. Колдун поспешил к двери, отворил, попытался разглядеть лицо гостьи, но то скрывала плотная ткань да согнутая неким горем шея.

– Чем могу служить? – осторожно поинтересовался он, присмотрелся к пусть пыльному, но богатому одеянию, добавил: – Ледди.

– Мне нужно предсказание, сьёр, – глухим шёпотом отозвалась Эйдре, голос дрогнул, замолк на миг, словно она собиралась с силами, а после добавила с опаской: – Но никто не должен узнать, что я была у колдуна мергов, прошу…

Он учтиво посторонился, широко распахнул дверь, пропустил гостью. Дева замешкалась на пороге, изобразила смущение, примеченное ещё по осени у торговки в Фелбе, а тем временем её спутники скользнули незамеченными в дом, и Ульд легонько сдвинул ногой обереги у порога, разрушая защиту.

– Что требуется выяснить? – приступил к делу колдун, пока шёл впереди, указывая Эйдре путь до стола.

Сэйд с задором улыбнулась Ульду, скинула с друзей чары, а после ответила:

– Что ждёт того, кому принадлежит эта вещь.

Предатель обернулся, рассчитывал по обыкновению узреть в руках юной особы платок или головной убор возлюбленного, но наткнулся на осколок котла в руках другого мерга.

– Узнаёшь? – весело поинтересовался Йорги.

Мужчина сглотнул, оглядев гостей, а после и вовсе вздрогнул, заприметив подле себя скалящегося духа.

– Кто вы и чего хотите? – произнёс он осипшим вдруг голосом.

– Спросить, не забредал ли ты случаем в курганы Фелбера последнее время, – со спокойной улыбкой ответил Ферр. – И всем ли довольны дворы нижнего мира в твоей службе.

– Я не служу дворам Мерга! – с возмущением воскликнул колдун.

Лёхб утробно зарычал, взгляд обжёг багряным огнём.

– Дурная мысль – говорить неправду при гончей Балларга. Этого духа нельзя обмануть, должен же знать. – Глаза Ульда блеснули сталью, он обернулся к псу, коротко предложил: – Забирай.

Через мгновение в комнате не было уже ни лёхб, ни предателя. Йорги отошёл к окну, тихо сказал:

– Носимся по лесам больше недели… Я волнуюсь о Тиле.

– Остался последний. – Ферр вздохнул. – Поздно отступать, следует довести до конца, что начали. Ничего велеть гончей ты же не сумеешь?

– Она в Ирде моей силой, призванная, – кивнул мерг. – Даже коль упрошу идти за последним в одиночку, ещё нужно отпустить обратно, а у неё не будет повода кинуться на колдуна без доказательств. Так и станет бродить за ним до Бъёла, пока не прозвучит приказ драуграм напасть, но тогда окажется уже слишком поздно.

– Не так уж и сложно выведать у предателей правду, – фыркнула Эйдре с насмешкой. – Они словно сами стремятся всё рассказать, а лёхб говорить по-человечьи умеет.

– Что же помешает третьему замолкнуть на миг да обложиться от духа оберегами, как этот? – Ферр потёр ладонью лицо, устало закончил: – Или вовсе убегать с криками, пока с ним пытается побеседовать жуткое чудище в облике пса с пылающим взором? Нельзя бросать всё на волю случая, лучше убедимся сами, что дело окончено. Тиль прав – рисковать, так хоть с пользой. Эта неделя потеряет всякий смысл, ежели по нашей глупости по Фелберу со спины ударит толпа мертвяков.

Ульд, не отрывая взгляда от сумеречного неба, согласился:

– Ещё один, а после позаботимся, дабы Тагни высказался так громко, чтобы о Тиле все позабыли мигом.

К последнему предателю они спешили дольше всего: лёхб привёл лесными тропами на самый запад княжества, к крупному могильнику, лишь спустя пять дней. Приоткрытый вход в высокий холм подсказывал, что внутри кто-то есть. Друзья без промедления отправились внутрь, прошли вглубь по пустым, неприметным коридорам мимо простых погребальных залов.

– Они и впрямь используют все подряд курганы, не только времён Раздела, – сказал Ферр едва слышно, когда не обнаружил ни символов Ллива, ни украшений, ни иных деталей, примеченных раньше в последнем приюте героев былой войны.

– Почти три луны до Бъёла, за это время должно набраться изрядно тварей, – отозвался Ульд. – Почему бы не подкопить дополнительных сил, коль время позволяет. Драугры не самые суровые противники, если ими и бить, то уж толпой, десяток раскидать сумеет один воин разом, особенно, ежели привыкший, как ребята Харада.

В последней зале они незаметно подобрались к колдуну, что устанавливал на ритуальном алтаре котёл. Пожилой худощавый мужчина торопливо дочитывал заклинание, мерцали неярко руны на тёмных боках артефакта. Эйдре скинула морок, они с Ферром и Игви остались в тени, а Йорги с лёхб у ноги прислонился к стене, скрестил руки на груди, прочёл защитные чары, и руны погасли тотчас.

– Зачем же тебе понадобилось призывать в этой дыре драугров? – произнёс мерг дружелюбно, когда предатель резко обернулся и уставился с гневом. – Да ещё столь серьёзным колдовством, будто желаешь всю нечисть на многие сотни яр вокруг стянуть в несчастный могильник?

– Я не привык задавать лишних вопросов тем, кто даёт мне монеты за услуги. И тебе советую не совать нос в чужие дела. – Колдун оглядел Ульда с гончей со злобой да без всякой тревоги.

– Бывает иногда полезно, – Йорги оторвался от камней, медленно пошёл ближе, – полюбопытствовать, кому ты эти услуги оказываешь.

– Не мешайся под ногами, малец! – велел тот с раздражением, попытался вновь начать заклинание.

– Ты знаешь, что помогаешь нынче дворам Мерга? – поинтересовался Ульд спокойно.

– Плевать я хотел, кому помогаю, лишь бы платили в срок и по оговорённому! – Колдун выхватил меч, угрожающе двинулся вперёд: – Уходи подобру, иначе останешься гнить здесь!

Лёхб у ноги Йорги зарычал, но кинуться на предателя не мог, пока не получит доказательств, а мергу было впрямь не шибко важно, что и для кого теперь делает. Жуткого пса он больше не удостоил и взглядом, словно каждый день таких примечал да знатно утомился от того зрелища.

Ферр некоторое время наблюдал за тем, как топчется на месте взбешённый мужчина в мороке, а после скользнул ближе да от души приложил колдуна древком под колени. Предатель повалился на пол, кончик копья упёрся ему в шею, потому дёргаться мерг не решался. Эйдре скинула чары тотчас, дабы под их действие не угодил и жрец.

– Кто тебе заплатил? – поторопил Ферр холодно. – Назови имя, пока живой.

– Не знаю я имени! – процедил тот одновременно с опаской и злобой. – Пришёл человек, сказал установить котлы в могильниках, к Бъёлу вывести нежить и отправить, куда скажут после, назвал сумму. Знакомства я с ним не заводил, больше не видел, деньги у порога оставляли как положено. Вот и всё!

– Кзачи! – ругнулся жрец в сердцах. – Или врёт так складно?

– Он не врёт, – спокойно отозвался Йорги, глянув на гончую. – Действительно решил, что собрать толпу нежити да привести, куда сказано, – обычное дело, ничего и выяснять не стоит. До Бъёла у нас доказательств не найдётся.

– В остальных ты не ошибся. – Лёхб обошёл колдуна вокруг, перевёл взор на Ульда, вспыхнуло алое пламя в глазах. – Но его мне карать не за что. На сей раз я не трону вас, – ты отдал мне добрую добычу прежде и исполнил обещанное. Теперь отпусти, пока я не передумал.

– Спасибо за помощь, дух, – молвил мерг прежде, чем по короткому слову гончая исчезла без следа, а после подошёл к котлу да разбил его мечом на мелкие осколки.

Предатель словно ждал того: как только тварь покинула зал, а Ульд отвлекся, ловко увернулся от копья, вскочил, попытался броситься на Ферра, но теперь жрец уже не остановил удара. Тело колдуна с глухим стуком опало на землю, а друзья коротко переглянулись.

– Повезло, что лёхб хватило двоих. – Ульд с облегчением вздохнул. – Не хочется узнавать, чего бы вышло, коль он успел бы передумать.

– Я даже к нему привык, – коротко усмехнулся Ферр, потрепал за ухом расстроенного Игви. – Ну что, время пришло? Дальше дело за вестником. Пора рассказать Ирду о тебе, Йорги.

Они направились к выходу, и жрец хотел сперва по привычке обратить копьё посохом, но остановился и лишь сильнее сжал древко пальцами.

Свежий весенний воздух раннего утра приятно ласкал кожу, позволял вздохнуть полной грудью после пыльного, душного кургана. Почти две недели беготни за лёхб по лесам и оврагам вымотали усталостью, а всё, чего бы могло нынче захотеться каждому, – добрый отдых, сон на мягкой кровати да сытная еда с парой кружек ежели не вина, то хоть пива. Но время подгоняло без сострадания, а мысли о Тиле, который вот уже вскорости пол-луны как изображает со старанием вестника пророчества, не давали покоя. Заявить о себе настоящему Тагни следовало с особой громкостью, а потому Ульд давненько придумал, как того добиться. Он прочёл заклинание, позвал:

– Дядя, можем ли мы воспользоваться алым соколом Двуликого? Пошли его к замку Олкуда, пусть покружит там да стукнет в окна тану и его советнику.

Балларг заверил, что птица уже отправилась в полёт, а друзья переглянулись, не сговариваясь отошли подальше от могильника, устроились на небольшой привал.

– Тропой мы попадём туда через миг, – напомнила Эйдре прежде, чем спутники начали беспокоиться, – а стало быть, нужно дать время Хараду и Огафу подготовиться к встрече.

По прошествии пары часов, после перекуса и лёгкого отдыха, подарившего немного сил, друзья поднялись, оглядели друг друга с сомнением. Великими героями древней легенды им смотреться нынче не удавалось: усталость долгой погони отпечаталась на лицах, легла глубокими тенями под глазами, царапинами от ветвей на коже, сухими трещинами на губах. Одежда не чудилась ни богатой, ни даже уже добротной: пыльная, местами изорванная, она больше походила на бродяжьи обноски, чем на наряды сына бога, его вестника и гордой княжны, одарённой рогом владыки ветров. Но деваться было некуда, и Ферру предстояло убедить людей, что их защитники не сумеют блистать красой как пред знатным пиром, ежели и впрямь соберутся кого оберегать. Для того следовало переупрямить саму народную молву, приписывающую героям легенды все благости от дивной внешности до золотых колесниц, на коих им суждено спускаться к битве чуть ли не с небес. Жрец тяжело вздохнул, мысленно горячо поблагодарил за труд всякого сказителя Ирда, что веками упражнялся в фантазиях о чуде явления в срединный мир Йорги, Тагни да Юдаря, после по совету Эйдре умылся в ручье и приготовился отправляться в путь. Утешала лишь мысль, что с поддержкой тана люди Олкуда куда охотнее поверят его историям, а может и вовсе не обратят внимания на их вид, коль не сделает того сам Харад.

Чародейка стянула со спины клёрс, заиграла напев Дьюша. Ласковый жар второго летнего месяца сложно казалось наречь ветром – то был лёгкий шёпот воздуха, что крался среди деревьев и трав, не задевая листвы или соцветий. Такой и стала его песня: едва слышная, тонкая, звенящая зноем, осторожная, лёгкая. Её несли на крыльях птицы, стрекозы да бабочки, будто сам Дьюш не умел скользить над землёй. Но Эйдре вспоминала дом Вальги, первую свою луну после ухода из Сэйда, думала, как кружилась в пляске среди застывших в тёплом мареве пушинок таволги, как играл ей Ёрку этот напев: мелодию лета, золотых лучей солнца, ароматов полей и лесов. Дева представила рождение Дьюша в сердце Сьюгоря, вообразила, как он вылетает из чертогов Эталла, бережно касается лишь самых крошечных из колокольчиков среди кружев дворца, прячется в брызгах фонтанов, с потехой проносится между листвой ив, стремясь не задеть вовсе. И песня самого нежного из ветров обрела движение не опасливое и скромное, а насмешливое, игривое, ловкое, хитрое. В тот миг, когда последняя нота его озорного танца сорвалась со струны, Эйдре почувствовала рядом с собой тропу и довольно зажмурилась от того, что сумела разгадать характер Дьюша, который не давался двум могучим колдунам, пережившим однажды сердце наваждения.

Проложенный путь привёл их на широкий тракт за несколько часов пути до Олкуда. Для друзей не минуло и мига – всё также стояло утро, а солнцу было далеко до зенита. Шумел бирюзой по правую руку старик Олки, стелились изумрудными покрывалами травы на длинных холмах. Хоть Ульд и утверждал, что вскорости их непременно заметят да передадут весть тану, Эйдре доверяла птичьим крыльям охотнее, чем гонцам людей, а потому шепнула пару слов жаворонку и отпустила к Мельхе, а мужчины не сильно стремились оспорить её решения.

Случайные путники провожали их удивлением да недоверием, косились с опаской на чёрное копьё в руках Ферра, оглядывали осторожно тех, кто шёл рядом с ним. Но были другие: кто обгонял дорогой с юга и коротко кланялся, почти кивал при встрече, а потому друзьям вновь подумалось о Тиле с Норой, и мысленно каждый желал, чтобы у жреца с его сэйд было нынче всё благополучно.

– О чём должен петь Ирду Тагни? – с весельем спросил Ульд, когда стены города и замок уже показались на горизонте. – Не может же каждый жрец изучать его песен с детства, чтобы после никогда не исполнить?

– А Тиль так уверенно говорил о них, словно и впрямь знает давным-давно, – заметила Эйдре с улыбкой.

– Он услыхал твой рассказ, Йорги, – засмеялся Ферр. – Этого довольно, чтобы сложить балладу да спеть её людям. Добавь к тому легенды о защитниках да само пророчество – вот и наберётся на доброе выступление к вечеру.

– А ты, выходит, станешь петь иное? Как бы люди после не разъярились на Тиля за то, что посмел примерить образ вестника и читать в нём другие истории.

– А я непременно спою и о своём брате, – заверил жрец, а после едва слышно добавил: – Об обоих.

У ворот Олкуда собралась толпа: чудилось, будто все горожане побросали дела да устремились поглазеть на тана. Харад стоял впереди в окружении своих воинов и свиты, рядом с ним ожидали Мельха и Огаф. Движение замерло, не спешили по дороге телеги и караваны, не ходили с работой люди. Когда друзья приблизились достаточно, тан поклонился, склонились пред ними и советник с сэйд, а следом повторил изумлённый народ.

– Я благодарю защитников Ирда за то, что сегодня почтили визитом мой город. – Харад выпрямился, мелькнула на миг в серьёзных глазах задорная улыбка.

Ульд сделал шаг вперёд, поклонился в ответ, спокойно произнёс:

– Мой тан, ни сыном людей, ни сыном бога я не оставлю тебя и твоих земель, пока способен держать меч ради вас. Нынче я не гость в твоём городе – я с радостью вернулся домой.

Его слова пришлись по душе слушателям. Ферр приметил в толпе много тёплых взглядов и мысленно поблагодарил Огафа за то, что весенним праздником тот выступил по традиции перед горожанами да, видно, исполнил все свои баллады о Хараде с мергом, потому теперь народу было известно, что Йорги давненько оберегает его покой.

– Желает ли Тагни-вестник сейчас говорить с людьми Олкуда? – Огаф посмотрел на Ферра, спрятал улыбку в уголках губ.

– Я буду счастлив выступить перед вами, – согласился жрец с серьёзностью, за коей старательно скрывал веселье.

Их с почётом проводили к центральной площади, где набилось такое число людей, что та пригрезилась совсем тесной. Народ вытягивался, глазел с любопытством, а Ульд впервые не затерялся среди публики, встал рядом с Ферром. Жрец догадывался, что другу такой расклад не слишком по нраву, но поделать с этим они ничего не могли, а мерг смирился и с лишним вниманием, и с тем, что Тагни не позволил бы ему уйти при всём на то желании сына бога. Лишь Игви оказалось неважно, где ждать тёплой подстилки да миски еды, – пёс замер послушно у ног хозяина, дёргал ушами на звуки да изредка оглядывался по сторонам.

Эйдре поднесли кресло, она села, положила на колени клёрс, тронула струны. Запела арфа под пальцами, зазвучала легенда о Великом Разделе, а рождённые Сьюгорем ветра дарили людям, услыхавшим их, веру, храбрость и мужество перед тяжкими испытаниями. Мелодии переливались одна в другую, сплетались в едином танце, вдохновляли. А Ферр пел: впервые не о Двуликом, а о братьях-богах Балларге и Радга. О дворе Лаиши и искусительнице Мёрб. О коварстве грухи и том, как бороться с ним или иными мороками наваждения. О близнецах Коби и Клив, могучих колдунах, предавших Эталла. Слагал на ходу истории обо всём, что увидели и услышали они за эти полгода, рассказывал о Тиле и Ярге, легенду о Тагни и первой битве с Мергом. В этот миг сбылось давнее предсказание Ульда, и в песнях Ферра не осталось мира, но всё же он говорил не о войне, а о тех, кто встанет на защиту Ирда. И не нашлось там могучих героев, отмеченных особыми знаками ещё при рождении. Лишь люди, обыкновенные, но готовые поднять мечи вместе с Йорги так же, как однажды за своими богами отправились в бой их предки.

Переливалось в руках вестника золотом по чёрному древку легендарное копьё, слетел с небес да сидел, поглядывая с затаённой насмешкой, на плече Ульда алый сокол, и многим в Олкуде оказалось того достаточно, чтобы поверить и отыскать в себе силы бороться с порождениями тьмы. Когда спустя часы песни завершились, горожане нехотя разошлись, перешёптывались, что надеются ещё разок услыхать дивную музыку да баллады вестника. А друзья, гордо и с почётом удаляясь в сторону замка Харада, мечтали немедля отправиться прямиком в погреба Дунки и уболтать драугра выдать им бочку самого крепкого вина, дабы наконец отдохнуть.

– Чудесное выступление, – похвалил Ферра и Эйдре Огаф, когда они остались кругом близких друзей за столом и не находилось уже там места церемониям. – Такие песни и впрямь не совестно подхватить сказителям Ирда.

– Уверен, у Тиля выходило не хуже, – улыбнулся жрец и добавил без серьёзной надежды, но с тревогой: – Не было ли от брата вестей?

– Скрыться от недобрых глаз они с Норой сумеют, – заверила Мельха. – А напасть на них в гостях у Тави, при дворе князя, – мысль дурная. Там враг лишь выдаст себя да не добьётся успеха.

– Нам было бы спокойнее, коль на них вовсе не собрались бы нападать, – вздохнула Эйдре.

– Теперь без оглядки не жить никому, – сказал Харад, пожал плечами, невесело усмехнулся. – Такие уж времена выпали. Так лучше бороться своими силами, а не сидеть, запрятавшись в нору трусливой мышью.

Они поделились друг с другом последними вестями. Властитель Олкуда рассказал о курганах и сражениях с драуграми, а путники о своих странствиях.

– Слышал-слышал, – смеясь, пробасил Харад, когда разговор зашёл об обвинениях в Фелбе. – И ко мне приходили, требовали немедля пленить вас, едва примечу, да тотчас отправить в столицу.

– Не будет ли у тебя после ссоры с князем, коль нарушаешь его повеление? – нахмурился Ульд.

– Когда дело касается моих воинов, Йорги, – отрезал тан с насмешкой, – князь не волен распоряжаться их судьбами. Хотят обвинять – пускай покажут мне доказательства достойнее дохлой крысы, не то я сам перестреляю стаю чаек в округе и пришлю им с объяснением, что собрал для Фелбера всю вражью знать разом.

– К тому же, – с нежной издёвкой добавила Мельха, – в Олкуде не найдётся столь странного сэйда, чтобы утверждать, будто признал в проклятом, кем тот был раньше. Мой тан при гонце спросил совета и услышал, что сделать того невозможно даже Эталлу.

– Но в иных городах Фелбера тех, кто возжелает выслужиться перед князем, отыщется вдоволь, – заключил Ферр.

– Кто бы вас туда одних отпустил, – отмахнулся Харад. – Отправитесь от моего имени, героями, в карете да с сопровождением, как положено. А любые вопросы пусть направляют мне, коль желают иметь дела с моим человеком, да, Йорги?

– Будет по слову твоему, мой тан, – с нескрываемым весельем отозвался Ульд. – Лишь бы после то не вылилось бедой для тебя да города.

– До Бъёла три луны, – успокоил Огаф. – Головы им изморочим переговорами вдоволь, а после битвы уже от обвинений не останется следа. Мерг у порога Фелба – доказательство похлеще дохлого крысёныша в подворотне. Да князь того, что мнимые преступники и Олкуд вступили с врагом в сражение за земли Фелбера, отрицать не станет в жизни.

– Но ежели от остальных танов моя поддержка вас убережёт точно, – сказал Харад хмуро, – то на порог к князю лучше всё же не соваться без лишней нужды. В Фелбе разбираться не станут, упрячут в темницу разом, а я-то вытащу, но лишь Йорги и незнамо когда.

– Что в столицу нам хода теперь нет, мы уже смирились, – с печальной усмешкой кивнул Ферр. – Буду остальным петь. В любом случае, сейчас важна не толпа воинов, а народная молва да жрецы, что подхватят песни. Сначала предупредим, расскажем, а когда отгремит первая битва, станем уже собирать смельчаков.

В замке Олкуда оказалось спокойно да хорошо, но времени на безделье больше не осталось и капли. Коль в Бъёл разыграется судьба в пользу людей, герои должны исчезнуть ото всех на три долгие весны, и песни Тагни той порой следовало растащить по свету жрецам Ирд, а для того они должны услышать слова вестника. Три дня Ферр вечерами пел в городе, а дальше закружила друзей кутерьма дорог. Под защитой Харада, с его людьми да в дорогой карете они колесили по замкам, городам и поселениям Фелбера, рассказывали о грядущем, предупреждали о наваждении, которое всё чаще появлялось теперь в срединном мире, а чем ближе оказывался летний праздник, тем гуще и вездесущей становилось.

Путешествовали нынче господами знатными, а смотрелись не в пример лучше тех оборванцев, что вылезли к свету из кургана после двух недель беготни по лесам: Мельха расстаралась устроить так, чтобы героев в них разглядел любой человек Ирда. Но столь же тёплой встречи, как у тана Харада, им более нигде не досталось. Простой люд пугали песни вестника, тяжёлые времена, легендарное оружие в руках незнакомцев, а их владыки смотрели обиженными волчатами, ибо преступники, за коих можно заслужить милости князя, стояли совсем рядом, но добраться до них не удавалось. И всё же медленно, но верно слова Ферра подхватывали другие жрецы, разносили сплетнями горожане да сельчане, опасливые взгляды сменялись при его выступлениях на задумчивые или вовсе дружелюбные, а мелодии ветров помогали забыть тревоги и обрести уверенность.

Коль позволяла возможность, друзья сразу же возвращались в Олкуд. Тут их всегда ждали, народ слушал песни Тагни с особым удовольствием, а Ульда вовсе прозвали за глаза своим Йорги: не захотели позабыть, что сын бога отказался покинуть тана да обещал служить ему и впредь. Ферр с печальной улыбкой вспоминал прошлую тоску от безделья в замке, думал, что теперь бы точно сыскал в этих стенах приятную компанию и множество занятий, да только нынче покоя ему позволено уже не было. Дни утекали сквозь пальцы, сменяли друг друга луны, в каждом вечере коих звучали истории вестника, а к первому месяцу лета туманов наваждения в Ирд выбралось столько, что уже ни Балларг с Радга, ни сами друзья не сомневались: на сей раз битва неминуема и грянет на Бъёл точно.

С окончанием весны начались у Ферра странные сны. Стоило закрыть глаза, как он видел древний лес, залитый лучами солнца. Касался листвы тёплый ветерок, нёс откуда-то пленительную песню. Жрец брёл по тропинкам, выглядывал певунью, и по утрам вдруг стало тяжко вставать, людская суета да дела принялись злить, а он жаждал лишь вернуться к чудесной мелодии вновь, отыскать, не отпускать от себя более никогда.

Так продолжалось с неделю, и этим временем выступления Тагни тяготили Ферра, друзья не замечали привычной хитрой усмешки в его взоре: на смену ей пришло немое раздражение. По вечерам жрец сбегал ото всех первым, спешил поскорее уснуть, лишь бы вновь услыхать колдовской голос в дивном летнем лесу. Эйдре и Ульд пытались вызнать, что случилось, но он не хотел беседовать, отговаривался резкими словами или вовсе уходил прочь молча.

Однажды ночью у быстрого ручья он отыскал ту, кто терзал его разум. Прекрасная дева сидела на траве у берега, напевала, пропускала меж длинными пальцами серебристые струи воды. Тёмные волосы упругими локонами рассыпались по плечам, в бездонных сапфировых глазах застыла печаль, кольнувшая сердце жреца болезненной тоской. Незнакомка увидела Ферра, поднялась, и тонкая ткань почти прозрачного платья открыла взору изящную фигуру, а солнце озарило нежную золотую кожу.

– Я боялась, что ты не придёшь. – В чарующем голосе скользнули мелодии флейты и арфы. – Бросишь меня здесь одну.

Он не нашёл слов, лишь пошёл вперёд, когда незнакомка, словно к возлюбленному после долгой разлуки, поспешила к нему. Дева замерла в шаге от жреца, мягкая улыбка обнажила слишком длинные клыки, но то померещилось очаровательным. Она что-то щебетала о долгожданной встрече, о том, как мечтает его увидеть летним праздником, коснуться не только во сне, а Ферр не замечал смысла речи, лишь тонул во взгляде, полном страсти, жара, желания.

На короткий миг слова о копье Балларга заставили прийти в себя, но его тут же вновь бросило в пучину сапфирового взора, и он не сумел задуматься над тем, о чём просила незнакомка. Она взяла за руки, потянула к себе в объятия. Прикосновение обожгло кожу ласковым огнём, Ферр невольно посмотрел на её пальцы и споткнулся взглядом о белого ястреба на запястье.

В то же мгновение наваждение исчезло, рассудок прояснился, а более всего жрецу захотелось отдёрнуть руки, отступить прочь от алчного взора и улыбки, в которой виделась отныне лишь жажда обладать его волей, подчинить, заставить верным псом исполнять любое повеление. Ферр сдержался, не выдал того, что колдовство Мёрб более не властно над ним, наблюдал с прежним восторгом за лицом, которое теперь не чудилось столь уж прелестным. Дева продолжала щебетать с волнением, что нужна помощь, что без чудесного копья ей грозит гибель, умоляла не оставлять её, обещала вечное наслаждение за сущий пустяк. Жрец бережно освободил ладонь, ласково коснулся её щеки, приблизился, изобразил желанную искусительнице преданность, шепнул на ухо:

– Найди меня на Бъёл.

Видно, того Мёрб оказалось достаточно, ибо тотчас он проснулся в покоях замка, заслышал тихую мелодию клёрса, сразу поднялся.

Эйдре сидела на окне, тонкие пальцы едва касались струн. Дева положила голову на плечо мрачного Ульда, а на её щеках блестели в лунном свете слёзы. Когда Ферр поспешил к сэйд, мерг напрягся, встал, словно готовился защищать чародейку от него, бросил с прохладой:

– Добилась она, чего хотела?

– Она добилась того, что каждая эта слеза стала нынче её приговором, – прошипел жрец в ответ, не скрывая гнева, аккуратно остановил мелодию, с нежностью заставил Эйдре взглянуть на него: – Вы решили, что я оставлю вас, стоит позабывшей одеться девице поманить меня во сне?

– Её искушению тяжело противиться, Ферр, – спокойно напомнил Ульд, не сводя с друга внимательного взора.

– Заметил, – ухмыльнулся тот, утёр слёзы с лица девы, с осторожностью убрал арфу, а после притянул чародейку к себе и рассказал о встрече с Мёрб.

– Я надеялась остановить тебя чарами клёрса, – тихо произнесла Эйдре, когда Ферр замолк, заглянула ему в глаза и мягко улыбнулась, приметив прежнюю ласку, коей не видела всю неделю его затаённого раздражения.

– Мелодий я не разобрал, – признался он, хитро добавил: – Но оказалось довольно и меньшего. А вы откуда о ней прознали?

– Отец объяснил и предположил, что теперь Мёрб явится к тебе лично, – вздохнул Ульд. – Попытается обманом получить копьё твоей доброй волей.

– Моей доброй волей она получит лишь удар им, когда разыщет в битве, – засмеялся Ферр. – Балларг и Радга могут не опасаться за его сохранность.

– Думаешь, тебе и впрямь удалось её обдурить? – задумчиво спросил мерг.

– Должно быть. – Жрец пожал плечами. – Она же отпустила сразу, как услышала обещание о Бъёле. Коль больше не явится: поверила, что колдовство сработало, а я передам копьё в сражении. Может, ей на Ярга потребовалось немного сил, того и для меня сочла достаточным. Главное, чтобы теперь не принялась морочить тебя самого, с неё станется.

– Я ей не сдался, – отмахнулся Йорги. – К чему? Ударить по своим? Много ли я сумею в одиночку против всех? К тому же, при дворе Лаиши уверены, что искушение не властно над мужчинами их рода из-за отца и дяди. Она же так и не разузнала, отчего внуки оставили её и выступили на стороне Ллива, хотя чары были наложены крепко.

– Ты говоришь так, словно на вас они всё же действуют, – заметил Ферр.

– Как и на остальных. – Ульд весело улыбнулся. – Но Балларг обладает даром ясновидения матери, а потому узнал, что они были рождены обманом, гибелью родного отца, и с того мига Лаиша потеряла над ними господство, а они не пожелали оказаться причиной смерти Ллива, даже ежели никогда того не видели.

– Стало быть, всякий способен побороть искушение. – Жрец нахмурился, глядя в окно, а в памяти всплыл вдруг отпечаток детской ладони, знак, примеченный ночью в Фелбе.

– Коль есть, за что держаться, видно, – отозвался мерг с короткой усмешкой, попрощался с друзьями и отправился к себе отдыхать.

Эйдре выбралась из объятий Ферра, посмотрела внимательно, с любопытством.

– Прости, – попросил он, осторожно взял за руку, коснулся её губами.

– За то, что не променял меня на Мёрб? – Дева опустила ресницы, скрыла в глазах лучики озорной радости.

– За то, что тебе пришлось об этом волноваться.

Чародейка молча шагнула к нему, поцеловала, а Ферр подхватил свою сэйд на руки, утянул к кровати. Колдовская песня не пригрезилась ему больше ни в эту ночь, ни в любую следующую вплоть до самого Бъёла.

Стуку копыт да фырканью лошадей вторил ровный шаг воинов Олкуда. В туманах наваждения защитники Ирда мерещились простому люду злым мороком, духами древних былин, которые вовсе не могут повториться. Деревни встречали их опаской, недоверчивыми взглядами да плотно закрытыми дверьми, словно не народ срединного мира они отправлялись уберегать, а самолично явились по души бедолаг-сельчан. Стоило мелькнуть поблизости от домов, как женщины утаскивали за стены детей, а мужчины мрачно шептались, будто углядели проклятых, за коими в любой миг выскочит из-под самой земли Мерг, да завяжется битва, где не станут разбирать, землепашец ты или воин, стар или млад, свой или чужой. Песни Тагни, хоть и пришлись по душе слушателям, но пугали неизбежностью слома ладного быта да спокойного времени, а людей Харада посчитали дурным предзнаменованием, ведь коль идут – точно быть беде.

Впрочем, отказывать в гостеприимстве народ тоже не собирался. Делились водой и даже припасами, пусть с неохотой, а всё же осторожно расспрашивали, чем могут подсобить. Помощи их никому не требовалось – лишь бы не мешали, а они и не пытались, рассудив, что с людьми при оружии дружба окажется вернее ссор. Мудрые старики недовольно бормотали, что не на грабёж отправились воины, а молодёжь совсем позабыла легенды да мнит, будто понимает чего в планах самих богов, чем непременно тех прогневит да навлечёт на родной дом наказание пострашнее самых уродливых порождений тьмы. Мир не с тварями Мерга, а с народами, кои стремились уберечь, мнился в эти дни хрупким да зыбким, полным опаски, а за всяким недоверчивым взором Ферру то и дело мерещились происки Мёрб, ведь что стоило искусительнице соблазнить да велеть ударить в спину под покровом ночи?

– Не станет она тратить сил на простой люд, – уверял Ульд без шибкой уверенности. – Одно дело – герои пророчества, а другое обычные сельчане. Мелковата для неё такая рыбка, побрезгует.

Но всё же Тагни было неспокойно. Ведь однажды дева Лаиши уже обратила взор на обыкновенного ученика жреца, хотя мало ли было вокруг душ, которые соблазнить – невелика задача? Отчего бы Мёрб не подыскать себе на службу кого помогущественнее, посущественнее мальчишки? Хоть наставника, хоть отца, у коих в достатке влияния да власти, хоть самого князя Билнуда – кто бы в Коддаге посмел отказать своему владыке в желании узреть пещеру Ллива? Но она избрала Ярга. Лишь оттого, что тот оказался неприметен всему свету, – только Ферр о нём переживал, когда и Ёрку уже счёл погибшим. И всякий чужой шаг подле войска чудился нынче Тагни поступью предательства да коварства, а люди, прежде вызывавшие любопытство и желание слагать баллады, теперь не сумели бы приметить к себе былых светлых чувств. Да и своих той порой, мерещилось, будто не осталось вовсе. Раз испытав искушение Мёрб, всякую усталость от дороги да суровость пред большой битвой легче лёгкого принять за игру дочери двора Лаиши. Ферр не желал оставлять караулы без присмотра, был мрачен да собран, внимательно слушал, глядел хмуро, а так как нынче шествовал подле Харада единственным жрецом, на чей совет тан полагался, то и владыка Олкуда весельем в пути не отличался.

Эйдре не могла помочь любимому побороть сомнений, ибо и сама тревожилась да переживала. Наваждения в срединном мире теперь было изрядно, дева уже и припомнить не могла земли без сизых обрывков тумана, в коих терялись звуки, а страхи обретали форму да силу. Ветра говорили о кошмарах и мороках, шептались о тёмных жутких тенях ночной порой. Природа боялась, молила о помощи своих защитников, а те… Убедить идти с войском или хоть нанять иных сэйдов не вышло. Слишком далеки были от привыкших к пляске да веселью чародеев верхнего мира беды мира срединного, в коем они лишь недавно обрели свободу от троп. Древних легенд народ Эйдре не ведал, как когда-то не ведала их она сама, а сказки о Великом Разделе да пророчествах не растопили ветреных сердец, ведь то казалось войной иных домов, а им, мнилось, ничего не грозило, и опасности не находилось вовсе, покуда можно за шаг очутиться в ином месте да ином мире.

Полдень встретил воинов готовыми к сражению. Умолкла суета сборов, не гремела более, раскатами бури отражаясь в сердцах тех, кто ныне ждал за стеной, вглядываясь в горизонт. Друзья смотрели на них с высоты Великого Раздела, не выпускали из рук дары богов, а вдалеке среди туманов уже показался враг, за которым, чудилось, дымится и тлеет земля. Ровные ряды защитников Ирда выстроились перед стеной, ложилась промозглая морось на кольчуги, шлемы, копья. Фыркали, пряли ушами лошади, а многие сотни суровых взоров устремились к северу: воины ждали сигнала к атаке.

Эйдре поцеловала Ферра, крепко обняла Ульда, и они отправились вниз. Жрец подозвал Игви, встал к остальным.

– Дивные времена нынче настали, – наклонившись к нему, заметил Съён негромко. – Прежде стены берегли людей, а теперь людям выпало беречь стену.

Ферр усмехнулся да крепче перехватил копье.

Йорги запрыгнул на коня, выехал вперёд да забрал правее, не отпускал ладони с рукояти меча Ириты, готовился обнажить его и тем начать бой. Чародейка глубоко вздохнула, оглядела всех с тревогой, нашла отца, Харада, Съёна, друзей, поднесла рог к губам. Зов прогремел над Великим Разделом, отразился от гор, холмов, носился долгими отзвуками всюду, и ответом ему стал голос Дикой Охоты. Появилось, словно из неоткуда, подле людей множество ловчих, рычал у ног богов лёхб, горело багряным пламя под тонкой шкурой и в глазах. Балларг и Радга замерли рядом с Йорги, глядя, как стремительно приближается враг.

– Поверить не могу, что меня ведёт в бой племянник, – с весельем шепнул владыка битвы, глянул на Ульда дюже довольно.

– Ты смотри, он в своё же предсказание не верит, – не сдержавшись, бросил мерг отцу.

– Сам-то определил, чего собираешь, мальчик мой? – усмехнулся Радга в ответ.

– Прирезанных самолично порождений тьмы, – тут же отозвался Йорги с задором, чем вызвал радостные улыбки обоих.

Армия нижнего мира двигалась быстро, шагали среди них полчища слуа, драугров, духов. Ползли, извиваясь, трое варлу, тащились невиданные прежде создания: мерзкие, бесформенные туши с шипами едва удерживались на коротких когтистых лапах. Оставались за их спинами следы выжженной земли, а вид вселял в сердца ужас. Над рядами врагов парила Мёрб, оглядывала воинов у стены со скукой и издёвкой на прекрасном лице. Эйдре стянула со спины клёрс, полились над Великим Разделом мелодии ветров, утешали, разгоняли сизый мрак не в природе, так хоть в душах, давали силы защитникам. Ярко блеснул внизу золотой меч в серой пелене дождя и тумана, Ульд пришпорил коня, а за ним ринулась на тварей Дикая Охота, и загремело в Ирде сражение, коего не видели эти земли многие столетия.

Йорги влетел в слуа, сорвались с уст слова древнего заклинания, вторили ему те же напевы от Балларга и Радга, вспыхивали руны на копьях да мече. Прах рассечённых тварей оседал на землю чёрным снегом, устилал всё кругом, и вторил лязгу да грохоту копыт хохот Мёрб. Она кружила над сечей, будто в сумасшедшей пляске, широко раскинув руки, и её волей пепел чудищ вскидывался, восставали слуа, бешеными псами вновь кидались в атаку. Ловчие Дикой Охотой схлестнулись с воинством Мерга, и не виделось той битве конца, ибо всякий в ней был бессмертен да тотчас поднимался с камней навстречу новой погибели. Сплетались в жуткой песне звон стали, устрашающий смех, колдовство богов и леденящий кровь вой лёхб, ведь в бою были люди, а тех клинки разили навеки.

Чёрным покрывалом над полем легли буря да наваждение, клубился осыпающийся и вскидывающийся всякий миг прах. А во тьме яркими вспышками метались духи, морочили, отвлекали от неясных силуэтов да смертельных ударов врага.

Молодой сэйд не приметил за белёсыми всполохами подле себя кошмарное, бесформенное чудище Мерга. Блеснул в мутной пелене острый коготь, и голова юного воина повалилась наземь, а тело отнесло прочь. Второй с воплем боли да ужаса упал, сражённый пламенем из жуткой пасти. Гратту что есть сил всадил широкий топор в бок твари, но тот лишь крепко увяз в плоти, а из раны вместо крови хлынула ядовитая, смердящая жижа. Сэйды навалились на противника, искромсали тушу, обжигаясь да оступаясь на отравленной земле, но только почудилось, будто победа за ними, а чудище рухнуло без движения, как минул лишь миг, и враг вновь восстал невредимым.

Гратту сплюнул, бросил попытки убить да, уворачиваясь от когтей, огня и яда, принялся наспех петь заклинание. Воины признали, подхватили, и вскоре тварь сгинула вовсе, отправленная чарами прямиком в сердце наваждения. Но ликование длилось недолго, ведь обернувшись, сэйды обнаружили себя отрезанными от соратников, и со всех сторон на них наступали иные порождения тьмы.

Не углядеть оказалось во мгле стремительных бросков варлу. Они рвали всякого, попавшегося на пути, хрустели доспехи и кости под могучими ударами. Лишь хищный блеск глаз выдавал тварей, и Харад лихо понёсся в сторону одного из них, срубил на ходу плавник, а верный конь чудом перескочил метнувшийся в тана хвост. Воины Олкуда, хорошо запомнившие легенды вестника, налетели на дракона, без надежды укрылись щитами от яда, дружным усилием одолели. Последним ударом рухнувшее тело гиганта подмяло всякого, не сумевшего отскочить, чтобы вскоре вскинуться и с шипением броситься на уцелевших.

Ферр бил любую тварь, попавшую под руку, не разбирая, слуа то, драугр или ещё какая пакость. Носился рядом Игви, уворачивался от когтей, хватал за лапы или ноги, валил на землю, рвал горло, тут же напрыгивал на следующего. Многие из тех, с кем они начинали атаку, пали позади в лавине вновь поднявшихся умертвий, другие во главе со Съёном умудрились прорубиться вперёд, тщетно пытаясь добраться до тех, кого чудища отрезали от своих. Но не виделось среди врагов ни человека, ни сэйда, а потому жрец опасался уходить далеко от перекрёстка, ибо единственный удар по стене мог уничтожить их всех тотчас.

Вдруг слева на миг появились двое: Коби стремительно шёл к Великому Разделу, не обращая внимания на битву вокруг, Ярг же на мгновение встретился взглядом с братом, приготовил костяной кинжал, будто специально показал его Ферру. Они исчезли сразу, словно кто-то просто не удержал заклятие морока, но заметил да отвёл глаза вновь. Жрец ринулся туда, где разглядел предателей, но увидеть их больше не удавалось, а до стены оставалось совсем чуть-чуть. На него бросались восставшие умертвия, и Ферр отмахивался, не глядя, надеялся на ловкость Игви, лишь бы успеть остановить Ярга и Коби.

Эйдре тоже чудом удалось приметить врагов. Она решительно оборвала голоса ветров, заиграла иную мелодию, мысленно моля, чтобы то не причинило вреда отцу и остальным сэйдам. Музыка била резкими порывами, терзала струны клёрса, срывалась тяжёлыми ударами, врезалась в камни, землю, само небо. Песня Юттина, северного ветра, разрушила все чары верхнего мира, оборвала мороки, уничтожила любую защиту.

Коби и Ярг вновь показались на глаза – уже почти у Великого Раздела, – и Ферр летел к ним со всех ног, приготовил копьё к броску, но мешкал, выцеливал тщательно: опасался, что переусердствуй он с силой, оружие пройдёт насквозь да разрушит перекрёсток само. Его брат остановился, быстрым взглядом отыскал жреца, ухмыльнулся, а после вдруг полоснул кинжалом себе по ладони, приложил её к стене, оставил кровавый след на древних камнях. Те на мгновение вспыхнули алым, но дурного не свершилось. Коби дёрнулся к нему, и Ярг с размаху да от души впечатал чародею кулак в лицо, откинул прочь, обернулся к Ферру с шальной улыбкой, швырнул ему легендарный клинок под ноги, крикнул, насколько хватило голоса:

– Мелкий, уничтожь!

Коби в тот же миг пронзил Ярга мечом и сразу бросился к жрецу. Оборвалась мелодия Юттина, белым беркутом упала на сэйда с Великого Раздела Эйдре, мощным ударом впечатала когтями в затылок, повалила, а после обернулась человеком, выхвалила кинжал отца, с коротким заклинанием ударила предателя в спину. Дева тотчас птицей взмыла ввысь, и вскоре вновь зазвучала над битвой песня ветров.

Ферр, недолго думая, обрушил на клинок брата лезвие, но не разбил: кость лишь покрылась глубокими трещинами и, отскочив от камня, полетела куда-то в толпу. Но тут резким рывком метнулся за ней Игви, уронил в прыжке восставшего драугра, словно не приметив. Могучие клыки сомкнулись на клинке, и тот развалился на осколки. Пёс недовольно фыркнул, встряхнулся, резво развернулся, бросился на мертвяка, влетел ему в ноги с размаху, рванул за горло, тут же кинулся дальше.

Ярг сидел у стены, тяжело дышал, зажимал рукой рану, а за ним по камням расползся густой кровавый след. Ферр подбежал, наклонился, хотел помочь, но брат остановил, выдохнул:

– Мёрб, сзади! Не отдавай копьё!

Жрец распрямился, окинул холодным взглядом фигуру искусительницы, что летела к нему над полем, а в синих очах горели ярость и алчность. Поднял сулицу, размахнулся со старанием, швырнул, но Мёрб умудрилась уклониться, ловко перехватить оружие, да тут же замахнулась для удара по стене. Ферр, не мешкая, вернул древко в ладонь, и дева взвизгнула с гневом, набросилась, словно дикий коршун, полоснула острыми когтями по груди, схватилась за копьё, попыталась выдернуть. Ферр крутанул его в руках, резко вывернул нежданно сильные ладони, крепко приложил Мёрб ногой в живот, и её отбросило, повалило. Наконечник пронзил плечо, оставил глубокую рану, но дева тотчас вскочила, пошатнулась, хотела атаковать вновь.

– Любимая, лови! – хрипло окликнул Ярг за спиной.

Мёрб, видно, не узрела в пылу битвы, что свершилось прежде у Великого Раздела, а потому живо обернулась, протянула руку, ожидая получить клинок, но встретила лицом лишь метко запущенную добрую горсть влажной земли вперемешку с мелкими камнями, травой, песком, кровью. Взвесь попала в глаза, и дева с рёвом рванула ввысь, а Ферр от души метнул вслед сулицу.

Копьё пронзило Мёрб в спину насквозь, и она рассыпалась прахом в воздухе, а многие из восставших её трудом чудищ повалились обратно замертво. Древко тут же вернулось в ладонь, затрубили поодаль рога Дикой Охоты, вторила им бравая мелодия клёрса. Ярг поморщился, когда на него попали останки искусительницы, раздражённо сплюнул, прошипел:

– Туда и дорога, тварь.

Ферр присел рядом, попытался исцелить, но видел уже, что любые старания бесполезны: Ярга теперь не спасла бы и чудесная вода Ириты, ему просто не дотянуть до чертогов живым.

– Оставь, – попросил он тихо, повернул голову, глянул: изумруды глаз уже затуманились скорой смертью, но короткая улыбка на миг озарила бледное лицо. – А ты стал хорош, мелочь. Кто бы прежде сказал, что мне понравится сражаться вместе с тобой.

Жрец выдохнул сквозь зубы, с трудом усмехнулся, не удержавшись, спросил негромко в шуме битвы:

– Отпечаток в Фелбе – твоих рук дело?

– Мальца мороком заставил, – с едва заметным весельем отозвался Ярг. – Болван Коби тогда носился как одуревший со своей дохлой крысой. Всем подряд ей в морды тыкал. Отвлёкся от меня наконец, и я сумел… незаметно поколдовать сам.

Спешно приковыляла к ним Хегги, у коей даже на чёрном платье без труда углядывались следы крови. Ведьма осмотрела братьев, остановила долгий, тяжёлый взор на старшем, медленно качнула головой да побрела к иным раненым, лишь на миг задержавшись, дабы мягко коснуться плеча жреца.

Затухало за спиной сражение – без Мёрб порождения тьмы не устояли под клинками оставшихся защитников Ирда. Звучали издали напевы чар, звоном завершились мелодии ветров. Навечно опустилась на землю тёмная взвесь праха слуа, осталась на поле только сизая пелена непогоды да наваждения. Простучали рядом копыта, Радга быстрым шагом подскочил к стене, Балларг и изрядно поцарапанный Йорги остановились рядом, спустилась с Великого Раздела Эйдре. Жрец заслышал кого-то ещё, но не оглянулся, неотрывно смотрел на брата.

– Я не понимал, что творю… – Ярг тоже не обратил внимания на остальных, не сводил взора с Ферра, а слова давались ему теперь с куда большим трудом, словно раньше силы теплились лишь милостью песни ветров. – А потом они решили, что ты можешь быть Тагни… Или Тиль… Я узнал о старшем брате лишь когда его вознамерились убить… Моими стараниями… На всякий случай…

Горькая ухмылка коснулась побелевших губ, сорвался с них короткий стон, но он собрался и продолжил, а рубленные фразы звучали сквозь сбивчивое дыхание изрядно натужно:

– Тогда как чары схлынули. Я хотел вас уберечь. Заманил Тиля в Сэйд… чтобы до него не добрались. А ты… был на испытании. Один. В лесу. И куда тебя уводить, я не представлял… Скажи убираться оттуда, ты б назло остался. Как в детстве. Попытался заморочить, чтобы бежал меня искать… лишь бы они не сумели пришибить… А ты решился за мной двинуть аж на вершину Духов. Ещё и Йорги умудрился отыскать да с собой потащить. Баран упёртый и всегда им был.

Жрец на миг прикрыл глаза, взял ладонь брата, а очередная издёвка из многих теперь не вызвала ни капли гнева.

– Ты и впрямь стал Тагни… – Ярг тяжело выдохнул. – Я боялся, что они доберутся до тебя. А в Фелбе вы бы не выбрались точно. Я… попытался увести… другой дорогой. Хоть не в морду дракона… Но выдать себя не мог… и уйти тоже. Кинжал был создан по моей вине… Я должен был всё исправить… Не хотел я тебя втягивать… И гибели твоей никогда не желал… Прости, мелкий…

Ферр крепче сжал руку брата, скользнула горечью мысль, что это обращение он ненавидел всегда, а теперь готов бы слушать по сотне раз на дню, да только уже не дано.

– Что ты сделал с перекрёстком? – Радга подошёл, наклонился, но смотрел без гнева.

– В пещере есть предостережение Ллива… – объяснил Ярг, а голос становился всё глуше и тише. – Что если… кровь, пролитая кинжалом… попадёт на барьер… то укрепит защиту Мерга. Охотник говорил опасаться. Ведь тогда иные клинки будут… негодны против нижнего мира. Это стало моей надеждой… Я чуть не отдал брата. Не мог отдать и Ирд. Как изготовить кинжал, они знают… Но вреда он больше не причинит… Только что камни поцарапает… Правда, и вам нынче ничем… не сумеет помочь в борьбе.

Радга выпрямился, обменялся быстрым взглядом с Балларгом, провёл рукой по волосам с едва заметной усмешкой.

– Тогда и этот уничтожать толку не было, – процедил Ферр, с трудом сдержавшись от слов, что и смерти Яргу бы не грозило.

– Этот – был. – Брат дёрнул головой. – Он же хотел сделать много… Чтобы вместе пришли… Да ударили… Иные кинжалы теряют силу… Не тот, что пролил кровь…

– Где он? – Боги войны тут же перевели взгляды на Ферра, смотрели требовательно да напряжённо.

– Сломан, – заверил жрец и их, и всех собравшихся разом. – Безымянным, коему не минуло второго года. Игви поймал и случайно разгрыз – кость же.

– Славно… – выдавил брат то ли со смешком, то ли со стоном, а после уже с трудом да едва слышно позвал: – Йорги…

Ульд подошёл, присел напротив Ферра, положил ладонь на плечо Яргу. Кому, как ни колдуну мергов, знать, что негоже перед чертой смерти думать, будто остался врагом для тех, кого сам почитал друзьями. Тем более, негоже герою, по своей воле погибшему за общее дело. Во взгляде Тагни короткой вспышкой мелькнула благодарность другу за такой жест, но того никому приметить не случилось. Уголок губ Ярга дёрнулся в короткой улыбке, шелестом сорвалось с них последнее желание:

– Коль сумели простить… Проси забрать меня… К Дикой Охоте…

Прежде, чем обернуться к дяде, Йорги на мгновение задержал взор на лице Ферра, и в серой пелене обычно спокойных глаз отразились сострадание да печаль.

– Ты не вспомнишь прошлой жизни, – предостерёг Балларг.

– После всего… так даже лучше. Кто станет мне радоваться… На вечном пиру?

– Я бы стал, – мрачно отрезал Ферр.

– Живи, болван, – осёк брат из последних сил. – И даже не думай помирать.

Бог битвы подошёл, глянул на жреца с сочувствием, а после коснулся когтистыми пальцами глаз Ярга, закрыл их, и тело исчезло, остался лишь алый след на стене, но и тот в скором времени должны были стереть летние дожди. Ферр выпрямился, тотчас тенью скользнула к любимому Эйдре, ласково взяла за руку. Он ответил на её нежность, но не посмотрел на деву и молча наблюдал, как встаёт в ряды Дикой Охоты новый ловчий, неотличимый от иных. Бессмертная тварь Мерга без памяти и имени, обречённая погибать и восставать вечно в сражении на Меже за спокойствие срединного мира. Балларг и Радга по очереди коротко сжали плечо жреца, а после отправились прочь, и дядя на ходу бросил Ульду:

– Прощайтесь.

Друзья переглянулись, посмотрели на тех, кто стоял рядом после битвы. Крепко досталось Съёну: сломанная рука висела плетью, широкая рана украшала щёку, а крови, своей и вражьей, оказалось на нём изрядно. Гратту и Харад выглядели не лучше, тан потерял в сражении коня, тяжело подволакивал ногу да лежали ожоги на коже от яда варлу. Ферр пропел исцеляющие чары для каждого, а после отвёл глаза, окинул взором ловчих, исчезающих на пути к Меже один за другим, но уже не мог различить среди них того, кто прежде звался Яргом.

Ульд глянул на Харада, с печальной улыбкой молвил:

– Прости, мой тан. Ближайшие три весны меня в твоём замке не увидят.

– Главное, после вернись, – велел тот спокойно. – Хоть в гости.

– Я буду служить тебе, пока способен дышать, – напомнил мерг с затаённым весельем.

Эйдре нехотя выпустила ладонь Ферра, поцеловала отца, на миг уткнулась лицом в его плечо, а после обернулась к друзьям.

– Идите уже, – поторопил Съён без всякой радости. – Негоже заставлять богов ждать. Мы тут разберёмся.

Они вчетвером поднялись на Великий Раздел, осмотрели с высоты место битвы, многие тела погибших воинов, останки порождений тьмы, туши искромсанных в бою варлу. Обменялись быстрыми взглядами, но уходить не хотелось. Снизу на них смотрели с грустью те, кто остался в живых после сражения, да Хегги, суетящаяся на поле среди раненых, изредка бросала быстрые взоры в сторону предсказанных героев Ирда. Ульд вскинул меч, ответили ему короткие улыбки на уставших лицах.

– И тот, кто наречён был Тагни, ступит со стены назад ко дворцу цветущих яблонь, но песни вестника продолжат летать над землями три весны, и то станет временем мира, за коим придут испытания ко всякому, живущему под солнцем, луной и звёздами. Его же брат останется навечно служить Мергу, и встреча их в той битве не принесёт покоя ни одному, но иной не свершится более никогда, – нараспев прочёл Ферр последние слова из легенды-пророчества, а его голос подхватил ветер да донёс, мерещилось, до всякого, стоящего нынче на земле у перекрёстка трёх дорог.

– Три весны – не самый большой срок, – тихо сказала Эйдре, будто пытаясь убедить в том саму себя. – Встретимся здесь, когда он минёт.

Чародейка поцеловала Ферра, обняла Ульда, присела перед псом, растрепала густую шерсть, с нежностью произнесла:

– Безымянный, значит? Глупая кличка. Ты Игви, наш Игви. Скоро свидимся вновь, защитник.

Он лизнул её в щёку, и дева резко поднялась, шагнула вверх со стены ко дворцу ветров, пока могла ещё отыскать для того силы. Жрец проводил сэйд взглядом, а после обернулся к мергу. Йорги наклонился, на миг приложил голову к широкому лбу своего пса, шепнул:

– Даже такому храбрецу, как ты, делать на Меже нечего. Там и кроликов не погонять, заскучаешь. Береги Тагни, дружок. А он станет беречь тебя. Время пролетит быстро.

Ульд посмотрел на Ферра, протянул руку, сжал предплечье друга, а после крепко обнял.

– Удачи, Йорги, – простился жрец. – Через три весны, на этом месте. Твой верный вестник передаст Ирите, что ты посылал ей нежный поцелуй.

Ульд ухмыльнулся и, не особо сдерживаясь, приложил Тагни кулаком в плечо. Ферр рассмеялся, кликнул Игви, шагнул с ним назад со стены да тотчас исчез.

Йорги недолго полюбовался полями и верещатниками внизу, рассмотрел древние горы, далёкий запад, где запрятались за горизонтом стены Фелба; юг, где таились замок Олкуда, Коддаг, деревенька с хижиной ведьмы на отшибе. С востока шумело море, омывало ласковыми волнами берега острова с чертогами девы плодородия. На плечо сел алый сокол, нетерпеливо крикнул у самого уха.

– Ты народ перед уходом создал, а мне оглянуться времени нет? – с насмешкой поинтересовался колдун.

Птица ощутимо клюнула в щёку.

– Буду считать, что ты счастлив в предвкушении новой встречи, дядя, – заверил мерг с хитрой улыбкой.

Он вдохнул полной грудью, глянул на друзей, что провожали внизу, почувствовал, как треплет волосы свежий ветер. А после шагнул со стены вперёд, туда, где слышал уже зов рога Дикой Охоты.