Офицер нелегальной разведки, как мы уже знаем, всегда помнит о рисках и думает о развитии ситуации, особенно критической, аварийной. Мы знаем, что прежде всего он должен как можно быстрее покинуть страну пребывания. Но всегда ли в итоге он должен прибыть на Родину и там укрываться? Нет. Сначала нужно оценить обстановку, угрозы и рассмотреть возможность остаться в третьей стране. Такие страны называют страны «подскока», а сам манёвр называется у лётчиков боевым разворотом.

Боевой разворот служит для быстрой смены направления воздушного судна на 180 градусов и набора высоты и выполняется с «подтягиванием». Здесь крен может достигать уже 90 градусов. Эти приёмы наиболее часто используются в боевой обстановке, так как позволяют оперативно менять направление полёта для выполнения поставленной задачи.

С лёгкой руки одного из заместителей одного из управлений ГРУ того времени, в прошлом военного лётчика, майора ВВС СССР, имевшего до поступления в «консерваторию» классную квалификацию военного лётчика – лётчик-снайпер, странами «подскока» на лётный манер начали называть страны, соседние со странами с тяжёлым контрразведывательным режимом, но не являющиеся основной целью (объектом) стратегической военной внешней разведки. А сам вынужденный переезд в страны «подскока» тогда начали называть «боевым разворотом» – это не эвакуация, потому что полёт продолжается.

Для нелегальных резидентов ГРУ в США первой и самой важной страной «подскока» являлась Мексика.

С территории Мексики эффективно велась разведывательная деятельность в США и ГРУ, и СВР, то есть обоими разведывательными ведомствами страны. Для этого были очень сильные основания.

Жизнь в Мексике обходилась значительно дешевле, чем в США. Поэтому многие офицеры армии США, а также инженеры и конструкторы предприятий военно-промышленного комплекса, выйдя в отставку или на пенсию, с удовольствием селились в тёплой и комфортной Мексике. Заработанные ими пенсии и сбережения позволяли очень хорошо, а не просто безбедно, жить в стране ацтеков.

Аналогичный подход был характерен и для отставных агентов ФБР и ЦРУ, и для некоторых политиков, и для прочих важных людей. Поэтому и для СВР Мексика являлась страной «подскока».

Вместе с тем Мексика имела и некоторые недостатки как страна «подскока», потому что сама по себе была интересна всем нашим органам разведки.

Мексика – это единственная неядерная реальная внешняя (да и внутренняя) угроза для США, учитывая мощь мексиканских наркокартелей и испанизацию США, возрастающую роль выходцев из Латинской Америки и прежде всего из Мексики. Взрыв ситуации в Мексике может активизировать все негативные внутренние процессы в США. Поэтому агентура ФБР действовала в этой стране нагло и цинично.

В то время я почувствовал себе готовым к работе с латиноамериканцами вообще и мексиканцами в частности. Такую уверенность мне придало осмысление творчества Льва Гумилёва, учитывая «левую» направленность мышления большей части населения Латинской Америки. Кроме того, я буквально загорелся идеей создать в стране «подскока» запасной аэродром, причём такой, которым можно будет управлять из любой точки мира.

Второй страной «подскока» я задумал сделать Вьетнам и на этот счёт ни с кем не советовался. Странно? Это только на первый взгляд.

Во-первых, страной правит Коммунистическая партия Вьетнама. Соответственно, опять же «левые» взгляды. Но вместе с тем руководство страны давно взяло курс на развитие рыночной экономики «при сохранении социалистического ориентира общего движения страны». Разумеется, меня мало интересовало это словоблудие насчёт социалистического ориентира. Из американской прессы я знал, что вьетнамское руководство, несмотря на то что всячески стремится развивать отношения с КНР, боится китайцев. Поэтому всем американским, японским и южнокорейским инвестициям создан режим наибольшего благоприятствования.

Во-вторых, опять же из американской прессы я знал, что, несмотря на все усилия американских властей, вьетнамцы из всех сил стараются дорожить хорошими отношениями с Россией.

В-третьих, генерал Крупин мне в своё время указал, что во Вьетнаме есть очень интересное и безопасное место под названием «русская деревня» – фактически закрытый городок по типу военных. В городе Вунгтау (рядом с городом Хошимин, бывший Сайгон) действует совместное русско-вьетнамское предприятие «Вьетсовпетро» от нашей компании «Роснефть» через свою «дочку» под названием «Зарубежнефть» – там и расположена эта «русская деревня». Он мне гарантировал полную и безусловную безопасность в этом городке, на его подступах и в принципе во Вьетнаме.

В-четвертых, у Вьетнама очень хорошее авиасообщение со всем миром и с США в частности, и вообще в этой стране созданы очень хорошие условия для иностранных инвестиций любого происхождения. Точнее, вьетнамцы вообще не интересуются происхождением денег.

Был и ещё один критерий. Наткнувшись на ярых антикоммунистов, поняв их мотивацию и устремления, я замыслил поработать с коммунистами (социалистами), позднее замысел получил своё развитие. Азарт сильно разыгрался и перерос в желание поиграть… С чем? На самом деле это игра со смертью. Только намного позже я узнаю, что в «консерватории» учат с этим бороться самостоятельно. Но мне не повезло своевременно получить такие знания.

Из курса военной педагогики и психологии своего военного училища я помнил, что «командир обязан…» по направлению психологической подготовки личного состава. Эту работу часто называют «морально-психологической подготовкой». Приелось это не совсем точное название. Одна из этих обязанностей (самая общая) звучала примерно так: «Командир (начальник) в целях соблюдения установленного порядка прохождения военной службы подчинёнными военнослужащими обязан всесторонне изучать деловые, моральные и психологические качества подчинённых путём личного общения с ними, повседневно заниматься их воспитанием».

Из конкретного и практического я запомнил, что как только у подчинённого на войне появляется не соответствующее обстановке поведение, выражающееся в азарте, чрезмерной инициативе и смекалке, неадекватном бесстрашии, то командир обязан принять меры к отправке подчинённого в отпуск или по крайней мере в тыл для прохождения обследования и принятия мер. Если… позволяет обстановка. Потому что такое поведение в боевой обстановке – это уже очень явное и сильное психическое расстройство, как следствие, неминуемая смерть или увечье. Но что ещё хуже – такой воин может подставить весь взвод и даже роту, подвести её под большие потери. Поэтому советские офицеры в Афганистане очень пристально следили за такими проявлениями у своих солдат и сержантов. В условиях малоинтенсивной, локальной войны с «бандами» – так тогда беспощадная советская пропаганда называла относительно небольшие манёвренные пехотные или диверсионные подразделения противника – это было более-менее выполнимо. При этом в боевых подразделениях в моё время и в моём месте никогда не было никакого некомплекта личного состава.

То есть теоретические знания кое-какие были. И практическое понимание было. Но самому остановиться нереально – не было таких знаний. Нужен хоть кто-то, кто сможет одёрнуть или, как говорили в войсках, «тормознуть».

Сам я в то время думал, что у меня обоснованный профессиональный азарт, и этому сопутствовал огромный прилив сил и энергии (тоже тот ещё симптом, как оказалось и выяснилось гораздо позже).

Вместе с тем то, что я задумал и хотел изучить, не имело непосредственной цели вербовки или добычи информации. Мне было интересен эксперимент над людьми, над их взглядами, мировоззрением и идеологией. Мне было интересно найти того, кто добровольно вступит на путь предательства своей страны ради своих взглядов и убеждений. Я ничего не нарушаю! Просто общение, ничего больше. Ничего выведывать не буду, выслеживать и подслушать не собираюсь.

Высший пилотаж в военной разведке, когда люди сами тебе рассказывают многое. Твоя задача – услышать и передать информацию своим.

Очень быстро и технично, под руководством и строго по методике генерала Крупина состыковал Генри с индийским психологом. От генерала Крупина узнал, что это непростой психолог и он действительно системно работает на подряде у его фирмы. Основная специализация этого психолога – корпоративная, то есть отдельная часть социальной психологии. Оказывается, он был активно задействован в выработке рекомендаций для моей деловой деятельности и всегда всё сопровождает, но втёмную и под прикрытием легенд о якобы канадском (австралийском и так далее) происхождении заказчика. Именно он определял точки управляемых конфликтов в моей фирме и постоянно включался в работу по запросам. Самым главным было то, что Генри не просто клюнул – он полностью заглотил этот крючок, быстро «подсел», то есть у него появилась зависимость от психологической помощи. Разумеется, наши там его изучают со всех сторон, причём открыто и официально. Индийский психолог отрабатывает с Генри честно, ну почти… Записи его бесед с Генри обрабатываются нашими специалистами в Москве, а потом задачи индийскому психологу уточняются. Он в данном случае (это исключение) работает непосредственно с Генри без каких-либо легенд и имеет задачу подвести того к желанию встретиться очно (офлайн) в Камбодже, или Шри-Ланке, или в крайнем случае в Таиланде. В данный момент Генри был ещё не готов к беседам с настоящими «психологами», специфическими и профессиональными.

Генерал Крупин строго-настрого запретил мне что-то предпринимать по направлению Генри, даже встречи с ним самому не инициировать, но вместе с тем и не избегать. Впрочем, если мои интересы будут действительно касаться бизнеса, зарабатывания денег, то можно смело вступать в контакт, привлекать к встрече своих специалистов, если это будет уместно. В остальном мне предписывалось ждать дальнейших указаний.

Чуть позднее я понял, что наши уже знают многих коллег Генри и почти всё его начальство. Хотя сначала он не хотел говорить конкретных имён, но потом сам раскрыл, рассказал, горячо поясняя проблемы и свою позицию в этих конфликтах, свои неудачи и переживания, обиды и непонимание со стороны начальства и особенно тяжело переживаемое непонимание коллег, не относящихся к какому-либо начальству.

К этому времени у Вильте развернулось очень глубокое и разностороннее общение с Роджером Готтлибом, и началась первая полноценная совместная операция ГРУ и СВР с нашим участием, спланированная от начала и до конца в Москве нашими руководителями во взаимодействии и при активнейшем нашем участии.

Несколько лет назад американская пресса с удовольствием смаковала разногласия между двумя разведывательными органами России.

Основания для глубоких разногласий американцы разглядели в далёком 1994 году, когда был арестован Олдрич Хейзен «Рик» Эймс – сотрудник контрразведывательного подразделения, работавший в ЦРУ на протяжении 31 года и возглавлявший советский (российский) отдел управления внешней контрразведки ЦРУ, агент ПГУ КГБ СССР (позднее СВР) на протяжении более 9 лет.

После его ареста разразился сильнейший скандал на уровне президентов США и России. Напомню на всякий случай, что этот период нашей отечественной дипломатии сейчас называется «козыревским» – его я комментировать не буду, я не политик, не дипломат, и мне противно.

Вскоре после его ареста тогдашний начальник Генерального штаба нашей армии заявил, что Эймс никогда не был агентом ГРУ Генштаба. По мнению американских журналистов, этим заявлением ГРУ подало явный и хорошо прочитанный сигнал о том, что Эймс был агентом СВР. Поэтому по решению президента США Билла Клинтона персоной нон грата был объявлен резидент СВР России в Вашингтоне, а не ГРУ (его я знал лично), и с ним позднее американцы обошлись очень деликатно.

По утверждению The New York Times, СВР отомстила ГРУ во время событий в Катаре. Глава пресс-бюро СВР заявил: «Служба внешней разведки никак не причастна к гибели в столице Катара лидера чеченских экстремистов Зелимхана Яндарбиева. С 1959 года, когда Богдан Сташинский ликвидировал в Германии Степана Бандеру, ни СВР, ни ПГУ КГБ СССР в подобных акциях участия не принимают».

Мы с Вильте только посмеивались над этими публикациями. Смотрели на бывших и нынешних руководителей СВР и ГРУ и в целом Генштаба и не могли себе представить конфликт между такими людьми, как, например, Е. Примаков и В. Трубников с одной стороны и Ю. Балуевский и В. Корабельников с другой. Но не думали и даже не допускали мысли о том, что в ЦРУ и иных разведывательных органах США, а также в ФБР – дураки. Эти публикации – политика в чистом виде. Вильте понимала, для чего и для кого эти публикации, а мне было лень и неинтересно вникать. Для меня главным было то, что подполковник запаса В. Путин сам служил в разведке, в ПГУ КГБ СССР, и не в его интересах допускать то, о чём пишут средства массовой информации вероятного противника, был уверен в его цинизме и прагматизме, был уверен в том, что он лично и без посредников общается и с руководителем СВР, и с начальником ГРУ Генштаба.

Кроме того, начинать совместную операцию даже с учётом того, что мы муж и жена, даже при одном только допущении мысли войны между СВР и ГРУ – неприемлемо и невообразимо в принципе. Если есть такие мысли – сел в самолёт и беги домой, в Россию. По-другому быть не может и не будет никогда.

Однажды Готтлиб пригласил Вильте к себе в банк на совещание со своими подчинёнными. Моя жена подготовилась, так как знала, что ей придётся там выступать в качестве эксперта по своему направлению деятельности.

Эта встреча – это шанс, которым она не могла не воспользоваться. От СВР ей пришли подсказки, очень общие, но универсальные, суть которых она мне объяснила.

Профессиональные и узкотематические мероприятия, деловые и даже неформальные – на них нужно ходить, но только на те, которые соответствуют личным запросам. Только. Это правило не просто теория – это один из элементов безопасности. Естественность поведения – залог успеха.

Рекомендовалось заранее постараться узнать список участников и спикеров предстоящих совещаний и мероприятий.

Эти списки понадобятся Вильте, если она сама в дальнейшем захочет устроить подобное мероприятие и пригласить туда всех, кого пожелает.

Поэтому запрос таких данных у Роджера не должен был вызвать у него лишних вопросов. С другой стороны, она могла вполне спокойно узнать эти данные через Глена и не тревожить Роджера по таким пустякам. Но запрос списка участников и спикеров у самого Роджера подчёркивал заинтересованность Вильте, её желание и нацеленность на результат. На этом этапе работы такая прямолинейная демонстрация была важной и, кроме того, имела целью отвлечь мысли Роджера о любой конспирологии.

Вильте должна и даже обязана проявить себя в роли эксперта – это неминуемое привлечение внимания потенциальных партнеров. Поэтому её выступление должно было быть качественным и очень оригинальным.

Вильте сама лично готовила презентацию. Такой я её не видел с тех пор, как она стала генеральным менеджером.

За пару дней до этого мероприятия от секретаря Роджера пришёл список участников. Нас ждал первый сюрприз от очень непростого Готтлиба.

Изначально Вильте предполагала, что участниками совещания будут руководители и специалисты профильных подразделений банка и некоторые топ-менеджеры.

Оказалось, что, кроме них, будут участвовать и многие руководители отраслевых компаний, их помощники и заместители, то есть прямые конкуренты компании, возглавляемой Вильте.

Мы с женой предполагали и подозревали, что это мероприятие – не что иное, как смотрины руководством банка будущих участников нескольких профильных для фирмы Вильте многомиллионных тендеров.

Подсказки от СВР гласили, что настоящий предварительный выбор подрядчика для этого банка будет именно на этом мероприятии. И если Вильте выиграет битву на этом мероприятии, то она получает административную фору выиграть право заключить контракты на тендерах. Генерал Александров её предупредил, что если с ней решат заключать контракты, то тогда к ней будет отправлен человек, которому Готтлиб больше всего доверяет. Этот человек, скорее всего, на самых незаметных ролях, не в руководстве, и вычислить его аналитическим путём невозможно. Именно этот человек и предложит Вильте настоящие условия контракта. То есть размер отката и порядок коррупционных взаиморасчётов.

Нас с Вильте тогда это удивило, хотя я уже знал очень много о коррупции в США, понимал, как крутятся многие шестерёночки в государственной машине. Точнее, удивил сам вероятный механизм решения вопросов. Мы ждали чего-то очень умного и хитрого, в любом случае бесконтактного.

Знаю, что у меня на Родине с коррупцией тоже всё очень неблагополучно, а многие мои родные сограждане считают, что где-то там, далеко-далеко, в «благословенных» США всё совсем не так. Это мнение очень и очень ошибочное, и тот, кто так думает, не понимает, почему в крупных и средних компаниях существуют очень мощные и дорогостоящие GR-службы. Не задумывается зачастую, почему отставные чиновники большого ранга устраиваются работать в бизнес после своей отставки за официальные астрономические зарплаты и что из себя на самом деле представляют эти GR-службы, эти Government Relations – связи с государством.

А мы тогда были под впечатлением очередного, недавно разразившегося крупного коррупционного скандала.

15 сентября 2008 года разорился крупный инвестиционный банк Lehman Brothers. В результате этого, чтобы не допустить цепной реакции и падения других банков, Федеральная резервная система (ФРС – это почти аналог Центрального Банка России) выступила в качестве гаранта и кредитора последней инстанции для контрагентов Lehman Brothers и других финансовых организаций, испытывающих трудности с ликвидностью. В итоге ФРС увеличила свой баланс более чем на триллион долларов и выдала ссуды (не путать с кредитами) другим организациям и банкам.

Конгрессмен Грейсон проводил публичное парламентское расследование и задал федеральному инспектору ФРС госпоже Колман вопрос, куда делся один триллион долларов из банковской системы. Ответа он не получил. Просто в 2009 году ФРС опубликовала отчёт об увеличении своего баланса на один триллион долларов.

Забегая сильно вперёд, сообщу, что конгрессмен Алан Грейсон ещё долго продолжит служить конгрессменом от штата Флориды. Федеральный инспектор ФРС госпожа Колман спокойно выйдет на пенсию в 2011 году после 22 лет службы в ФРС.

Поэтому более мелкие коррупционные скандалы, разразившиеся в том время в США, уже не вызывали у нас никакого удивления, но всё равно иной раз впечатляли:

– Комиссия по ценным бумагам в Вашингтоне (SEC) «потратила 3,9 миллиона долларов на перестановку мебели в своём офисе», как трубили газеты. То есть никаких новых стульев – ничего! SEC – очередная сильная структура финансового контроля в США, при этом тесно связанная с ФРС;

– взятка за встречу с Бушем. Бывший президент Малайзии в 2009 году сообщил, что за возможность увидеться с Джорджем Бушем в 2002 году ему пришлось заплатить 1,2 миллиона долларов.

Федеральный резервный банк Бостона – один из двенадцати банков, которые вместе образуют Федеральную резервную систему США, ему присвоена буква-идентификатор А. Это наивысший статус.

В нашем случае суммы контрактов были очень большие, немного не дотягивали до сотни миллионов долларов. Мы понимали, что откат – это естественно и нормально. Вопрос был в его размере.

СВР тем не менее предупредила Вильте, что даже после встречи со специальным человеком Роджера нельзя считать, что контракты у неё в кармане. Так как практика делового оборота американских чиновников того времени была такова, что такие же условия предложат ещё одному участнику будущих тендеров или даже двум. Это называется «не класть яйца в одну корзину». То есть беспроигрышная для чиновников махинация. Кто бы ни победил на этих формальных тендерных процедурах, они своё возьмут в любом случае.

Поэтому?

Поэтому Вильте наши рекомендовали прежде всего больше общаться с Роджером и его людьми. Не стесняться и спрашивать. Разумеется, вопросы должны быть уместными. Живой интерес к собеседнику – залог конструктивной беседы. Обязателен обмен визитками со всеми, а особенно с конкурентами на будущем тендере. Рекомендовалось прийти раньше и уйти позже: в это время люди обычно свободны и не против общения.

Ни в коем случае не рекомендовалось преувеличивать свои возможности. Если собеседник решит, что вы можете ему помочь, а вы не можете, будет неприятно. При этом противопоказано стараться казаться влиятельнее, чем есть на самом деле, но и не скромничать.

К возможному общению с конкурентами нужно было тоже готовиться.

Кэти быстро нашла их контакты в социальных сетях, на профессиональных форумах и площадках, но не только – она уже хорошо обросла полезными связями. Журналистика бесценна в нашем деле.

Далее Вильте начала изучать активность интересующих её лиц на этих площадках. Позже вступила в переписку. Как? Понравилась какая-то фраза или решение кейса – написала этому человеку в личные сообщения, чат или на почту. Здесь нужно не стесняться похвалить, задать вопросы, проявить интерес к взгляду или присоединиться к мнению – это хороший шаг к началу общения. Напротив, хейт, разумеется, исключается полностью и безоговорочно.

Вильте очень стремительно начала общение с кем захотела.

Но это только начало. Далее она прямо на ходу сформулировала и подготовила свою первичную самопрезентацию, суть которой заключалась в том, чтобы показать, чем она может быть полезна своим новым знакомым. Дальнейшая задача – это митап (meetup), то есть встреча специалистов в неформальной обстановке для обмена опытом.

К этому времени и я сильно продвинулся в своём творчестве по налаживанию связей. Индийский подрядчик потрудился и подготовил меня теоретически. Для этого пришлось врубиться в теорию шести рукопожатий, разработанную в 1960-х годах американскими социальными психологами Стэнли Милгрэмом и Джеффри Трэверсом. Суть её в том, что каждый из нас опосредованно знаком с любым другим жителем планеты через цепочку общих знакомых. В среднем эта цепочка состоит из шести человек.

Практическая надобность? Уметь заводить полезные связи, освоить эту чрезвычайно нужную технологию на практике. То есть в итоге с помощью круга друзей и знакомых, работающих или имеющих связи в той или иной сфере, максимально быстро и эффективно решать сложные жизненные задачи. И не только жизненные.

Совсем недавно я, Ричард, Кейси и Сью сидели в непринуждённой обстановке в небольшом, но очень хорошем ресторанчике с фантастически вкусной японской едой. Владел им кто-то из знакомых Сью – китаец (как ни странно). Мы обсуждали итоги операции «Экспансия», которая закончилась нашей полной и безоговорочной победой, причём (что очень и очень важно) Ричарду не пришлось подключать хоть какой-то свой административный ресурс, соответственно, он никому не был ничем обязан. Это Ричард особенно ценит в таких делах.

Угощал всех Ричард, он не жлоб, и чем больше я его узнавал, тем больше видел в нём что-то от «широты русской души».

Когда мы закончили обсуждать производственные вопросы, то Кейси высказалась о том, что совместный отдых на пляжах с этой чиновницей был немного скучным. Пояснила, что вечерами часто одна в номере пыталась найти и посмотреть интересное кино, но ничего такого, что могла бы нам порекомендовать посмотреть, не нашла. Я, естественно, зацепился за эту тему, и в итоге она вызвала у всех интерес. Ричард сказал:

– Я очень люблю смотреть хорошие детективы. Однажды у меня состоялся разговор с одним из кинопродюсеров. Так вот, он мне и говорит, что если он снимет детектив, основанный на очень реальных событиях, то весь фильм детектив будет звонить разным людям и писать что-то по электронной почте. Так со стороны выглядит современное расследование. Времена лейтенанта Коломбо, к огромному сожалению, прошли. Опытный и хороший детектив пишет много формальных бумаг и всяких запросов, но ещё больше действий совершает через свои наработанные и обширные связи, благодаря чему очень быстро и часто очень неформально получает нужную и ценную информацию. Например, бывший его сослуживец ушёл на пенсию и купил автозаправочную станцию, расположенную на какой-то дороге. Детектив ему звонит и просит что-то по дружбе посмотреть или кого-то опросить. Если там что-то есть, то тогда уже официальные действия, формальные.

Кроме того, Ричард пояснил, что, с точки зрения обывателя, правдивое описание формально-логического мышления полицейского сильно отличается от нормы. Профессиональная деформация полицейского. Она не очень симпатично выглядит в глазах зрителей. Естественное явление. Вот так. При этом добавил, что интересно было бы посмотреть хороший фильм про службу в ЦРУ, в разведке, про ФБР, посетовал, что если про полицию много пишут и снимают, то про разведку и контрразведку – вообще ничего. Обмолвился, что ЦРУ и тем более другие разведывательные органы США стараются не брать к себе бывших полицейских из-за их деформированного мировоззрения и отчасти из-за неблагонадёжности. Объяснил, что тот, кто идёт служить в полицию, имеет совершенно другую мотивацию, чем тот, кто служит, например, в ЦРУ. Мы все (и особенно я) понимали, что сказанное Ричардом – это не какие-то фантазии, а его мнение, выработанное за время работы в Конгрессе США, включая профильный комитет.

К этому моменту я уже получил ответы на возникшие в своё время вопросы о том, почему полицейских не берут на службу в СВР, ГРУ и даже ФСБ.

А при чём здесь ФСБ?

Совсем недавно ФСБ получила, по мнению многих, спорные полномочия – с ними были не согласны в СВР. Президент России обязал их вести операции за пределами России, но они в основном касаются организованной преступности, наркотрафика и преступлений в экономической сфере. Это не разведка. Но тем не менее. Такое решение – это быль. Эту новость увлечённо и со всех сторон обсуждали в газетах и на телевидении. Просчитывали негативные последствия, но особой тревоги тогда у них я не заметил.

В тот момент в российской прессе затухли разговоры о слиянии СВР и ГРУ, что изначально казалось страшным сном, и мы в эти постпохмельные разговоры от русских (часто только по паспорту) «архитекторов государственного строительства» не верили. Здесь их не называли либералами, потому что, оказывается, таковыми не считали. Нам больше нравилась их характеристика – «демшиза», но и производные от этого слова здесь не прижились. Местная пресса начала называть их словом «оппозиция». Поэтому в США всерьёз не относились к идее объединения СВР и ГРУ, но мне всё же показалось, что им очень хотелось в то время, чтобы это объединение состоялось. Нет. Не вышло. Однако серьёзные люди в США, комментируя эти слухи, говорили, что этой идее не суждено сбыться. Объясняли и растолковывали своё мнение.

Они говорили, что ГРУ исторически выполняет совсем иной объём работы, да и задачи перед управлением стоят более узкие, чем перед СВР. ГРУ обслуживает интересы армии, а вопрос пересечения профессиональных интересов, например, в научно-технической разведке – это опять же вопрос, с одной стороны, административный, с другой – чисто человеческий. Находить общий язык сложнее, чем конкурировать, не выходя из здания посольства. Вот так примерно объясняли. Кратко и очень убедительно.

И тут Ричард неожиданно подвёл меня совсем с другой стороны под тот общий вывод о том, почему в СВР, ФСБ и ГРУ не берут полицейских. Я мысленно подытожил. Оказалось, что мотивация в США и России в главном почти общая.

Полицейский уже известен в качестве сотрудника государственного органа власти, то есть его уже знают не только соседи и все знакомые – его знают преступные группировки и отдельные личности. Это уже очень серьёзно. В то время как о сотруднике ФСБ или СВР ничего не должно быть известно общественности.

Первый общий вывод. Именно поэтому туда не принимают тех, кто ранее работал с большим количеством людей (полицейских, актёров, певцов, менеджеров и многих других).

Таможенники и полицейские – самые коррумпированные органы государственной власти в России, но не в США. В России считается, что именно через них происходит большая часть взяток, утечек информации, секретных данных и документов. Эти госслужащие зачастую превышают свои полномочия, поэтому ФСБ и СВР считают их людьми с «плохими манерами». Что касается «плохих манер», то эта претензия во многом характерна и для США.

О ГРУ отдельный разговор. Туда берут только тех, кто находился под пристальным вниманием военной контрразведки, командиров, политорганов (и того, что от них осталось) прямо с первого дня в военном вузе, а то и раньше. При этом кадровикам ГРУ важно увидеть человека в войсках, на офицерской должности, оценить многие качества, в том числе способность быть самостоятельным, но без самоуправства и авантюризма, быть человеком системы. То есть та же военная контрразведка видит человека чуть ли не с шестнадцати лет, чаще с семнадцати или с восемнадцати (призыв на срочную службу), в случае если курсант поступает в училище после неё.

Кроме того, в армии (ГРУ), ФСБ и СВР – военная служба. Из ФСБ, армии и СВР в МВД переводятся с сохранением звания, обратно – нет. То есть сотрудник МВД при переводе не сохраняет своё полицейское звание, так как оно не приравнивается к воинскому. Не каждый захочет быть, например, майором МВД и стать рядовым в СВР, ФСБ или в ГРУ.

На службу в ФСБ и СВР большой конкурс. Множество «чистых» и молодых кандидатов после военной службы мечтают попасть в это ведомство. Вообще легче начинать работать со студентами или курсантами (случаи перехода курсанта или лейтенанта из армии в ПГУ и СВР или ФСБ не такая уж и редкость). Естественно, что проще принимать их, чем бывших полицейских. В любом случае попытаться попасть в эти службы полицейский может только по личной инициативе, но сначала придётся уволиться, то есть стать обычным гражданином. И даже безукоризненное личное дело не даёт гарантии того, что кандидат будет принят.

Прошедшая операция «Экспансия» и её последующий анализ послужили очень хорошим уроком для совместной операции. Поэтому её разбор со стороны придирчивого Ричарда имел огромное значение. Он был по-настоящему сильно доволен и не жалел хороших слов. Ценность его мнения была ещё в том, что он лично в ней практически не был задействован – можно сказать, он обладатель объективного взгляда со стороны.

Ричард знал, что ещё одним итогом этой операции было то, что Вильте стала мелким акционером своей компании, овладела почти шестью процентами акций. Но в этом деле без помощи Ричарда не обошлось. Акционеры компании Вильте, оказавшись припёртыми к стенке из-за требований продать акции, совершили отчаянный шаг. Они связались с Ричардом и попросили его, чтобы тот им помог, просили надавить на меня, с тем чтобы я поговорил с женой и снял её требования о покупке акций.

Ричард отказался это делать. Мотивировал тем, что у меня уже блокирующий пакет акций нашей компании и теперь такие разговоры со мной с его стороны являются полностью неприемлемыми. Но Ричард – прирождённый деловой человек, поэтому тут же предложил им «бизнес». Суть идеи Ричарда заключалась в том, чтобы наши компании совершили сделку по обмену акций. Разумеется, всё чётко обосновал. Об этих его расчётах я узнал только после разговора Ричарда с акционерами компании Вильте, когда он пригласил меня и Вильте на деловой ужин, специальной устроенный для обсуждения этого вопроса.

Через несколько дней мы дали ему утвердительный ответ. Сделка была очень выгодна и нашим компаниям, и нам всем лично.

Ричард хотел иметь долю не менее пятнадцати процентов в компании Вильте, для этого он готов был оставить себе в нашей с ним компании пятьдесят процентов плюс одна акция. В сумме с моими двадцатью пятью процентами Ричард угроз не видел.

Вильте должна была довести свою долю в своей компании до десяти процентов. В сумме с будущими акциями Ричарда это блокирующий пакет.

Но… Вильте имела более агрессивные цели. Она ещё до сделки по обмену акциями между нашими компаниями хотела довести свою долю до пятнадцати процентов.

Мы вместе с Вильте в результате обмена не планировали понижать свою долю в капитале своих компаний. То есть обмен должен произойти за счёт доли основных акционеров.

Почему Вильте было так важно иметь пятнадцать процентов до сделки по обмену? Это бизнес, и мы полностью не доверяли Ричарду. Догадывались, что как только он войдёт в акционерный капитал фирмы Вильте, то захочет покупать и покупать сам.

У Вильте уже были предварительные договорённости с остальными акционерами, суть её аргументов была в том, что если она победит в тендерах банка, то, кроме денег, по самому контракту акционеры получат ещё и резкий рост стоимости самих акций – то есть самый прямой интерес.

В общем, акции Вильте должна купить до того, как будут объявлены результаты тендеров.

Заключить контракты с регулятором на финансовом рынке – это сигнал для всей отрасли. С этого момента компания становится очень сильным игроком на рынке. Настоящий крепкий середняк – это основа гигантов отрасли. Без этих середняков им не выжить, так как очень многое делается именно ими по заказу гигантов. При всей развитости рынка в США, конкуренции и прочем, тех компаний, которые реально могут что-то делать и двигать отрасль вперёд, не так много.

В одном из материалов, переданных сенатором, содержался крупный секретный аналитический доклад заместителя министра обороны США по закупкам и обеспечению. У них эта должность полностью гражданская. В тот момент её занимала женщина, пришедшая из бизнеса, более того, до этого никогда не работавшая на государственной службе.

Этот доклад меня заинтересовал и перевернул моё понимание о многом, в частности, о передовом уровне военной промышленности и военных технологий. Прежнее моё представление оказалось полностью ложным. Этот доклад опроверг мои фундаментальные (по сути дела, советские) убеждения о способности военно-промышленного комплекса якобы стать «локомотивом экономики». Эмоциональные заявления различных деятелей об этом бесплодны и нереалистичны.

В докладе сообщалось, что в США после окончания «холодной войны» технологии в гражданских отраслях далеко обогнали военные. Многие технологии, уже массово используемые в промышленности, транспорте и связи, информационной отрасли, сельском хозяйстве, только планируются к внедрению в военной технике и военном деле в целом.

К докладу было много приложений, а текст был их анализом.

Женщина писала, что «Каталог базовых и критических военных технологий на период до 2020 года» и «Реестр приоритетных направлений фундаментальных, прогнозных и поисковых исследований в интересах обеспечения обороны страны и безопасности государства на период до 2020 года» (всего 12 базовых, 54 критических и 430 военных технологий) очень явно отображают лидерство гражданских отраслей в технологиях общего и двойного назначения. Направления, которые бизнесу мало интересны (узкий рынок, низкая маржа), почти не развиваются. Приводился пример «высокоэнергетических конденсированных систем». Эта бывшая бизнес-леди писала, что электротермохимические орудия разрабатывают уже свыше 30 лет без особых успехов. Что для бизнеса неприемлемо совершенно.

Были и другие примеры. Следовал общий вывод о том, что в чисто военных технологиях и разработках инвестиции велики, рынок мизерный (мало какие страны могут позволить себе дорогие новинки вооружений), маржа при отсутствии других производителей (конкуренции) директивно ограничена федеральным правительством схемой «возмещение издержек + 25 % на собственный объём работ», сроки окупаемости инвестиций под большим вопросом.

С другой стороны, программно-целевой метод планирования закупок вооружений, требования семейства специфических американских военных стандартов, чрезвычайно сложный и политизированный (считай, коррумпированный) ежегодный бюджетный процесс не позволяют министерству обороны оперативно закупать передовые гражданские изделия, тем более зарубежного происхождения (даже если они есть).

Другими словами, эта чиновница министерства обороны США предлагала распространить опыт, полученный при создании орбитальной космической группировки, абсолютно на всё. В основе всегда должен быть гражданский фундамент.

А что это значит для нас с Вильте? Это значит, что если предложения этого заместителя министра обороны будут приняты, то в такие фирмы, как у Вильте, напрямую хлынут громадные деньги. Ниже компаний среднего уровня они, конечно, не пойдут, точнее, только через субподряды.

Вильте знала и понимала выводы, содержащиеся в этом докладе, – я ей дал почитать. Ричард не знал, но у него был зверский нюх на деньги. Акционеры Вильте о таком развитии событий лишь иногда мечтали (со слов жены), когда ругали власть и элиты.

Поэтому у нас с Вильте был очень естественный интерес срочно купить акции её фирмы. Прямые подряды Пентагона (не единичные, как ранее) – это взрывной и далее гарантированный рост цены акции.

На сей раз акционеры компании Вильте были уже более сговорчивыми. Вильте надо было хоть как-то доказать, что возможные контракты с банком – это не выдумка и не блеф. Поэтому она буквально выпросила у Готтлиба письмо с коммерческим предложением. То есть в данном случае предложение наоборот, от заказчика. В нём указывалось количество сделок и их примерная общая сумма, к тому же совсем в общих чертах описывалась потребность.

Акционеры настаивали на продаже акций после сделки. Вильте угрожала, что на таких условиях она их не будет заключать контракт, который связан с ней лично. Более того, потребовала провести заранее через решение совета директоров рекламный контракт на огромную сумму в целях компенсации «специфических» затрат с одной из моих офшорных лавок. То есть заключение контракта согласовано советом директоров, и Вильте может его подписать в любой момент. Я тоже в готовности подписать его на любых условиях – в офшоре достаточно одного моего мнения. В дальнейшем я смогу заключить сделку с любой лавочкой, на которую укажет Готтлиб.

Акции Вильте купила перед тем, как подать заявку на участие в тендере банка, – общая и честная ничья.

Нами был разработан уже более-менее детальный план. Методическая помощь на сей раз получена мною, естественно, от ГРУ. На одном из этапов они окажут и практическую помощь. Это совместная наша с Вильте операция, а значит, и совместная операция ГРУ и СВР, но в интересах СВР. В конечном счёте операция в интересах нашей Родины – это самое главное.

За пару дней до совещания Вильте уже завела полезные знакомства с теми, кто являлся нашими конкурентами. Скупо с ними пообщалась, настороженность с их стороны развеять не удалось. Это нормально.

Изначально все участники понимают и не станут оспаривать несколько фактов:

1. Оспорить в суде победу в тендере фирмы Вильте – дело абсолютно бесполезное. Поэтому участие в совещании Вильте – это её благородство, поддержка Готтлиба. Что вполне естественно в ситуации победителя тендера.

2. Доказать, какие именно значения были в заявках «пострадавших» компаний, невозможно.

3. Прямых улик в отношении компании, занявшей второе место, нет и не будет. Максимум, что может быть, – это показания участников расследования и мотивация, лежащая слишком явно на поверхности.

4. Никому не станет легче, если посадят в тюрягу сотрудника банка. Кому он нужен? И в чём выгода? Где деньги?

Выводы?

Участники совещания понимают, что у Вильте контракт не забрать. Это значит, что в итоге они ничего не заработают. То, что не стоит денег, не стоит ничего. Это Соединённые Штаты Америки, детка!

Что даст скандал, связанный с обращением в ФБР?

Электронная торговая площадка банка не интегрирована в целом в цифровую систему банка. Поэтому очень уж большой скандал тоже не выйдет. Но Готтлибу, скорее всего, нужно будет подключать все свои связи и возможности, чтобы погасить скандал и удержаться в своём кресле.

Сейчас руководители пострадавших компаний должны выдвинуть свои просьбы и требования к Готтлибу, который должен их удовлетворить или предложить что-то своё. И это Соединённые Штаты Америки, детка! Здесь люди умеют договариваться, уступать в чём-то, но при этом непременно делать деньги.

Совещание длилось более двух часов, а я с тревогой ждал звонка Вильте в ресторанчике неподалёку от здания Федерального резервного банка Бостона. Дождался.

Как мы с женой и предполагали, руководители компаний потребовали от Готтлиба, чтобы фирма Вильте «распилила объёмы», то есть взяла эти компании на субподряд. Сначала их требования были по пятнадцать процентов от общего объёма. Но Готтлиб начал ловко обосновывать, что такие ортодоксальные требования обрекают любые переговоры на провал. В итоге компании согласились на десять процентов каждой из них от общего объёма. Но… Это означало, что Вильте должна поделиться двадцатью процентами объёма от «честно» выигранного контракта. Это много!

Участники совещания с уважением отнеслись к тому, что пойти на такие уступки Вильте тяжело, а Готтлибу нужно время.

В чём интерес Вильте? Вот такой вопрос она поставила перед Готтлибом, когда они остались наедине по окончании совещания.

Вильте задала и дополнительный вопрос о том, как ей обосновать такие уступки перед акционерами. На этом они разошлись, чтобы на следующий день продолжить.

У нас был план, и его вполне можно было корректировать.

Сам контракт делился как бы на три части.

Поставка и дальнейшее сервисное обеспечение, системное обновление всего программного обеспечения, совершенно нового – это самое главное, и тут Вильте не должна ничего упустить. Это главное не только для её компании, но и для Родины.

Поставка всего «железа», то есть оборудования. Меняется всё и во всех офисах банка. Объём очень большой, как и доходы. Изначально моя фирма должна была это обеспечить совершенно официально по договору субподряда с фирмой Вильте, у Сью всё было в полной готовности, при этом мы знали точно, что часто просто взять на рынке такое во многом специфическое оборудование не получится. Для этого мы задействовали все китайские связи и каналы что по линии сенатора, что по линии Сью. Самое-самое специфическое закупили заранее, потому что оно делается только под заказ и небыстро.

Третьей составляющей контракта с банком были монтажные и пуско-наладочные работы. Эту часть контракта изначально должен был делать я своими силами и средствами и тоже на субподряде с компанией Вильте, которая имела по этим делам совсем небольшую маржу. Понимали, что срок у заказчика очень жёсткий, и я заранее предусмотрел вопрос переброски на всякий случай части оперативного персонала даже из Буффало. У меня всё было в полной готовности. Трудовые ресурсы – это моё персональное конкурентное преимущество, реальное и очень сильное. У меня были сомнения, что на такой огромный объём, какой требовался банку и всем его дополнительным многочисленным офисам, найдутся конкуренты. То есть найдутся, но срок контракта очень жёсткий, и мои сомнения о способности конкурентов были не на пустом месте.

Получалось, что мы можем отдать на субподряд только или поставку оборудования, или монтажные и пуско-наладочные работы. При этом стоимость оборудования – это почти сорок процентов контракта, а монтажные и пуско-наладочные работы – менее двадцати процентов контракта. По-другому разделить объёмы по контракту не получится, потому что мы никого не пустим в «мозги».

Этому было и смысловое обоснование, не только про деньги. Фирма Вильте единственная из всех участников тендера, которая сама является разработчиком всей поставляемой интеллектуальной продукции, остальные только частично делают что-то непосредственно сами.

Можно, конечно, и поставку оборудования разбить на разных поставщиков и выйти на требуемые объёмы.

С другой стороны, контракт заключён с фирмой Вильте, и если кто-то из её субподрядчиков срывает условия договора, то санкциям по федеральному законодательству подвергнется только фирма Вильте, и именно она получит запрет участвовать в любых федеральных и муниципальных торгах на пять лет. То есть подводить кого-то из субподрядчиков под проблемы себе дороже, но и брать ответственность за них мы боялись.

На следующий день Вильте опять поехала к Готтлибу.

Со слов жены, Роджер взмолился выручить его, буквально умолял и с лёгкостью освободил Вильте от обязательств по перечислению денег по будущему консалтинговому контракту, закрыл тему отката и офшорной маршрутизации денег. Уже очень сильный результат, и не только для Вильте. С точки зрения ведения дел в бизнесе очень сильно. Теперь Глена точно ждёт первый действительно большой куш, то, что было у него от Вильте до этого, – мелочи.

Вильте с удовольствием приняла такое предложение и начала разговор с Роджером с другой стороны. Объяснила ему, что единственный риск – это не само заявление в ФБР, а то, что ищейки обнаружат следы взлома файлов с заявками на этой электронной площадке. Если Вильте меняет программное обеспечение этой площадки прямо завтра (это первый день начала работ, то есть банк по контракту уже завтра обязан допустить персонал фирмы Вильте и её подрядчиков к месту выполнению работ), то следов взлома уже не будет, а вся остальная нужная информация перенесётся корректно. И логика тут есть. Ведь начать выполнение работ с самого малозначительного участка для отработки организации работ – это нормально и естественно.

Со слов Вильте, Роджер буквально чуть не расцеловал мою жену. Это решит все проблемы, так как до сих пор никаких официальных бумаг от участников тендеров не поступало. Им вообще нечем будет доказывать, а у него не было оснований отложить работы на электронной торговой площадке. Ему без разницы, с чего начнёт подрядчик.

Тем не менее Вильте ему сказала, что именно он должен подумать, как замять скандал после того, как они узнают, как нагло и цинично он их кинул, упросив на отсрочку по времени.

После этих её слов Готтлиб сник и ушёл в себя. Очевидно, что этот человек был талантливым во многом, но где-то и беспомощным. Тоже очень ценное наблюдение и информация.

И тем не менее Вильте сомневалась в искренности чувств банкира. Подозревала, что это был его артистизм, кривляние, так как он не мог не понимать, что с точки зрения юстиции именно Вильте будет отвечать за уничтожение улик. Риск очень серьёзный, но возможность его обойти по-другому не просматривалась. То есть нужно было решать вопрос, и мы знали, как это надо сделать.

К полудню следующего дня Вильте мне сообщила, что дело сделано, следов нет в природе. А это означало, что мы переходим к следующему этапу нашей операции.

Пока что всё по совместному плану.

Вильте лично позвонила своим новым партнёрам, ещё не подругам, но уже и не просто знакомым – руководителям тем двух компаний-конкурентов, чьи файлы с заявками были «скорректированы».

Предложила им срочную встречу.

Для соблюдения норм делового этикета и для галочки предложила свободу выбора места встречи, но настоятельно рекомендовала встретиться в её офисе, так как тема деловая и будет им интересна.

Одну женщину звали Челси, другую – Тина.

Этот разговор я слушал в соседнем кабинете в наушниках, сибаритски развалившись в кожаном кресле.

После всех условностей и дежурных фраз Вильте объявила:

– У меня есть к вам дело.

– Вильте, ты хочешь поделиться с нами объёмами контракта с банком? – перебила её Тина с насмешкой и налётом превосходства.

А я подумал о том, что зря она так. Сейчас этот её поступок очень сильно активизировал мыслительные процессы в голове моей жены, и у неё в отношении тебя, дура, появились очень нехорошие мысли. Теперь жди. Не знаю когда, но ты пожалеешь об этом.

– Дорогая Вильте, не делай вид, что ты благодетель. Роджер нам должен, и мы ждали этого разговора. Давай ближе к делу! – воскликнула Челси.

– Итак, дорогие мои. Я буду с вами честной. Сегодня у банка в тестовом режиме уже работает новая торговая площадка. Вся информация перенесена, но никаких следов взлома файлов ваших заявок нет. Ничего не обнаружено. Можете валить хоть в ФБР, хоть на Луну. Ничего нет. Тот, кто переносил информацию, может поклясться под присягой в суде.

– О боже! И кто этот человек? – спросила Тина.

– Я! Я лично этим занималась, не могла это доверить кому-то.

– По-моему, Вильте, ты совершила нехороший и слишком опасный поступок.

– Хватит. У вас есть выбор: уйти отсюда обиженными с мыслями о мести Готтлибу и мне, или уйти отсюда с чёртовыми баксами. И, что ещё важнее, с новым сильным деловым партнёром, а это значит – с баксами не только сейчас, но и на протяжении длительного времени. У меня, в моих других контрактах, есть много сопутствующего, что мне малоинтересно, но, чтобы что-то не завалить и не испортить свою деловую карму, я часто беру на подряд компанию своего мужа, а ему тоже не всё интересно из того, что приходится делать. Кроме того, он далеко не всё может делать, а кое-что и для меня больше обуза. Так что, мы работаем или расходимся друг друга ненавидеть?

– Ты очень жёстко с нами обошлась, Вильте.

– Не я, а Роджер. Я его подрядчик и выполнила его просьбу. Разве это не естественно, дорогие мои? Разве вы поступили бы иначе? Не побоялись бы того, что заказчик завалит вас на этом контракте?

– Кто взломал файлы?

– Не знаю. Точно не я. Думаю, что и Роджер был совершенно ни при чём. Мне кажется, что он подстраховался на случай победы моей фирмы не только со мной. Или я ошибаюсь?

– Неужели? – воскликнула Тина.

– Со мной он подстраховался. А с тобой, Тина? – спросила Вильте.

– Боже! Со мной тоже, – ответила Тина.

– И со мной, – тяжело вздохнула Челси.

– Не вижу его интереса. Он подстраховался со всеми и создал для себя беспроигрышную ситуацию. Остался один участник тендера, которого здесь нет. Не знаю, как у него, но у меня за победу в тендерах отвечает конкретный работник. Как он там мотивирован и на какие подвиги пошёл, мне неинтересно. Я не для этого вас пригласила.

– Поняла тебя. Так почему же ты хочешь нам что-то предложить? – спросила Челси.

– Роджер попросил, и я сама не хочу наживать себе врагов, не хочу карму портить.

– Убедительно, – отозвалась Тина.

– В общем, хочу вам предложить на выбор взять на субподряд или частично поставку оборудования или монтаж с пуско-наладкой, тоже частично. Но при одном условии.

– Каком?

– Мне нужны гарантии того, что вы меня не подведёте и свои объёмы не завалите, и ещё нужны гарантии того, что у нас будет всё тихо и спокойно.

– А смысл поднимать шум, если там уже ничего не докажешь? – спросила Тина.

– Да, согласна. Работаем, Вильте. Я бы взялась за поставку оборудования, – спокойно и тихо сказала Челси.

– Мне тоже это интересно, – ответила Тина.

– Поняла. Тогда предлагаю поступить так: каждая из вас уже сегодня должна мне направить предложение, что из той номенклатуры вы готовы поставить, в какие сроки и за какие деньги. Но прежде гарантии.

– Какие тебе нужны гарантии? Галстук, что ли, отрезать? Так мы не носим, – усмехнулась Тина.

– Банковская гарантия. Страховки контрактов со мной меня не интересуют. Только банковская гарантия. Причём там должно быть чётко написано, что в случае нарушений с вашей стороны банк гасит все контрактные санкции ко мне со стороны заказчика и возмещает все убытки в случае внесения по вашей вине моей компании в санкционный реестр федерального минфина. Обязательный текст банковской гарантии вам будет направлен сразу после совещания.

– Вильте, это нереально. Я поняла. У нас ничего не получится, – ответила Челси.

– Я согласна с Челси, – ответила Тина.

– Тогда напишите мне то, что у вас есть прямо сейчас на складе.

– Мы заранее это не закупаем, – парировала Тина.

– Тогда жду ваших предложений. Что мне остаётся?

– Софт! – мгновенно ответила Тина.

– Нет. Это мой собственный продукт, профильный для меня. Я вам предложила реально только то, что сама не делаю, а беру подрядчиков и поставщиков. Это честное предложение, – ответила Вильте.

– Ладно. Я поняла. Я принимаю твоё предложение. Банковскую гарантию я не дам, а ты не можешь рисковать. Но выход есть. Сегодня я пришлю список того, что есть прямо сейчас на складе у моего поставщика. Именно то, что он со своего склада готов тебе привезти завтра. Если ты согласна будешь купить это с моей маржой, спасибо. Тогда он привозит это тебе, и мы после этого подписываем с тобой контракт, а ты расплачиваешься. Маржа будет пятнадцать процентов, не больше. Всё-таки это лучше, чем ничего, – ответила Челси.

– Это нормальное деловое предложение. Я согласна.

– Я сделаю то же самое, – сказала Тина.

– А что по дальнейшему сотрудничеству? Какие перспективы? – спросила Челси.

– Это отдельный разговор. Скажу прямо. Я жду, что у меня скоро сильно вырастет количество заказов, причём профильных. Кое-что мне делать уже неинтересно, но придётся. Выбор небольшой: или набирать дополнительно персонал, или что-то отдавать на подряды. Я склоняюсь брать соисполнителей. Если кто-то подводит, то расходимся навсегда. Это мои условия, – сказала Вильте.

– Похоже, мы только что заключили сделку, – произнесла Тина.

Вильте встала из-за стола и по громкой связи произнесла:

– Дэвид, а ну-ка быстренько организуй нам сюда шампанское.

– Отлично! – воскликнула Тина.

– Я смотрю, ты себе секретарём взяла мужика, – хихикнула Челси.

– Да. Мне нравится. Мой стиль не всякая женщина выдержит.

– А этот красавчик выдерживает? – спросила Челси, снова хихикнув.

– С трудом. Привык уже. Гоняла его долго, пока не выбила из него мужской шовинизм.

– Здорово! Надо взять на заметку! – воскликнула Тина.

– Поупражняйтесь. Советую. Посмотришь на таких червяков на работе и своего мужа ещё больше любить начинаешь.

Дальше пошёл очень жёсткий и предельно мерзкий (для меня) феминизм. Я не могу это слушать. Мне это очень противно, невыносимо. Но этот разговор был не случайный, а напротив, очень и очень продуманный и расчётливый. Мы с Вильте заранее его продумали для того, чтобы жёстко и бесповоротно переключить мысли этих женщин на что-то отвлечённое, возможно, немного шокирующее. Нужно было, чтобы Вильте после этого разговора вызвала у них ещё больший интерес, а возможно, и шок. Потому что, насколько мы поняли, всё-таки Челси и Тина были женщинами традиционного воспитания, нормального. Но что там у них на самом деле в голове? В любом случае если в голове у них порядок, то они не станут этот разговор поддерживать. А если там черти водятся, то… будем думать. Это очень важно.

Разговор на эту тему был очень долгим, больше часа, и он им явно понравился. Мне показалось, что обе эти козы неподдельно восторгались взглядами Вильте. Попались. Странно, ведь у одной из них есть сын. Вот как ты, дура, его воспитаешь? Потом горючими слезами плакать будешь, когда поймёшь, что он тряпка. Плевать! Но теперь берём содержание их головы в расчёт. Уверен, что нам это пригодится.

Через несколько дней между компаниями Вильте и Челси с Тиной были подписаны акты приёма-передачи оборудования. Деловые леди смогли продать с нормальной прибылью всё, что смогли, в итоге получилось даже чуть больше, чем они предварительно обговорили. Обид точно не должно быть. Контракты на поставку закрыты, и тут же Вильте приглашает Роджера посетить её офис.

Надо сказать, что для Роджера это далеко не обычное предложение. Всегда только к нему в офис ездят, а не наоборот. Но Вильте попросила приехать, пообещав порадовать хорошими новостями, и Роджер не смог устоять перед потрясающим обаянием моей жены.

Эх, мужики, мужики! Изначально я думал, что этого противного, циничного, прожжённого американского еврея ничем не проймёшь. Нет. Не устоял. И он дрогнул. Я даже расстроился, несмотря на то что надо было радоваться, так как я знал очень хорошо, что сейчас будет записан ценный разговор. Опять же все детали будущего разговора не просто согласованы со мной, но некоторые из них мною же и предложены.

Эта часть нашей операции известна СВР и ГРУ только в общих чертах. Они знают о встрече и в итоге ждут, что Роджер и Вильте просто завяжут более тесные деловые отношения.

Вильте встретила Роджера у входа в здание. Шёл небольшой дождик, но в знак уважения Вильте шагнула из-под козырька здания навстречу выходящему из машины Роджеру. А Дэвид семенил за моей женой и старательно держал над ней зонтик.

Как по мне, так на месте Дэвида я бы лучше застрелился. А многие ещё удивляются, почему мужики такие… или не такие. Вот побегает такой у женщины-начальницы, и… я не представляю, что за дерьмо у него в голове в итоге сварится.

Вильте сегодня строго во всём офисном. Очень узкая чёрная юбка с небольшим разрезом. Высоченные лакированные чёрные шпильки. Обтягивающая белая рубашка из материала типа атлас. Всё это, конечно, классика, глубоко продумано и выверено, а не просто деловой этикет. Я сам даже в какой-то момент не о делах подумал. Но быстро передумал.

Визит Роджера в офис Вильте не выглядел совсем уж вызывающим. Всё-таки этот подрядчик, офис которого он решил посетить, не ремонт помещений делает, не стены красит. Всё слишком серьёзно. Поэтому глава регулятора финансовых организаций вполне может снизойти и посмотреть на своего подрядчика, на его офис и встретиться с генеральным менеджером.

Слушаю разговор Вильте и Роджера в соседнем кабинете.

– Какие новости, Вильте? Не томи. Я переживаю.

– А что, эти молодые благородные деловые женщины к тебе не обращались?

– Нет.

– И как ты думаешь почему?

– Не томи.

– Не спеши. Я имею право насладиться ситуацией.

– Догадываюсь, что ты решила и эту проблему.

– Какой ты догадливый, – добавив в голос начальственные нотки, сказала Вильте. Тем не менее её слова прозвучали совсем не в деловом стиле. Так она не разговаривала ни с Челси, ни с Тиной.

– Ты потрясающе выглядишь, Вильте.

Клюнул на игру! Сразу и без сопротивления. Слабак. Я даже расстроился немного, но быстро взял себя в руки и сосредоточился.

– Я знаю, Роджер.

– Я бы с удовольствием сейчас промочил горло.

– Кофе?

– Нет же, Вильте! Если бы я знал, что…

– Что?

– У тебя тут так уютно.

– И что?

– Не подумал просто. Надо было прихватить бутылочку шампанского.

– Я не люблю шампанское, Роджер, – уже совсем игриво заявила Вильте.

– А что ты предпочитаешь?

– А надо было подготовиться к встрече со мной. Или главе Федерального резервного банка Бостона не нужно готовиться к встрече с какой-то там? Что скажешь, Роджер?

– Дьявол! Ты меня просто размазала только что.

– Не ври, Роджер. Фальшивишь. Меня не проймёшь.

– Даже не думал!

– Врёшь. Ты женщинами не интересуешься. Я вижу.

– Что ты видишь?

– Ты любишь мужской член. Не так ли, Роджер? – уже очень томно пропела Вильте.

– Не скрою. Но я не с мужиками трахаюсь. Я люблю, когда женщины меня… Ну ты поняла. Я вижу, что ты меня хорошо поняла.

– Ты любишь БДСМ?

– Да!

– Жёсткий! – Вильте явно была уже вплотную к Роджеру.

– Да! Трахни меня! Прошу тебя!

– Разогнался. Как ты смеешь ко мне прикасаться без разрешения? На колени, сучонок!

Роджер и это исполнил.

– Вильте…

– Заткнись, тряпка. Продолжения не будет. Точнее, мы с тобой вернёмся к этому разговору после того, как я исполню контракты.

– Я не смогу так долго…

– Заткнись! И давай выпьем.

– Какая ты строгая, я люблю таких.

– Мне плевать, что ты любишь. Ты должен угадать, что люблю я.

– Ну давай…

– Заткнись. Сядь на своё место и лучше расскажи, чем ты сможешь помочь лично мне.

Вильте достала из бара бокалы, а Роджер разлил по ним коньяк.

– Что тебе нужно? Что тебе интересно? – спросил Роджер после того, как они выпили.

– Мне нужны деньги. Много денег. Я стала акционером своей компании, и меня интересует всё, что касается денег.

– Мы можем с тобой многое сделать.

– Именно поэтому я хотела с тобой поближе познакомиться.

– Я это понимал.

– И пошёл на риск?

– Какой риск? Никаких рисков. Надеюсь, ты понимаешь, что, прежде чем начать с тобой общение, я запросил ФБР и получил официальный ответ. У твоей фирмы и у тебя лично отличная репутация. Или в ФБР ошиблись?

– Надеюсь, что ты получил честную информацию.

– Была информация, что ты любишь несколько нетрадиционный секс. Но это не утверждалось. Между тем все, кому надо, знают о моих вкусах. Здесь нет ничего такого. Тем более шантажировать меня этим никто не сможет. Моя жена в курсе этого и не препятствует тому, чтобы я получал удовольствие, где сам захочу. Мы с ней не живём как супруги, причём давно.

– Но у меня совсем другие обстоятельства. Я очень люблю своего мужа и не могу ему изменять.

– Но хочешь. Не так ли?

– Хочу. Да. Меня страшно влечёт необычный секс. Но я научилась управлять своими желаниями и эмоциями.

– Зачем ты себя мучаешь? Почему ты не хочешь получить удовольствие? Или ты с мужем такое практикуешь?

– Нет. Мой муж на такое совершенно неспособен. К сожалению. Он мужлан неотёсанный. У него нет этой утончённости и тяги к изысканному.

– Зачем ты с ним живёшь?

– А ты со своей зачем живёшь?

– У меня трое детей.

– А у меня двое детей.

– Но я свободен.

– Да. Это отличие.

– Стань свободной!

– Свободен только тот, кому нечего терять.

– Почему ты считаешь, что если раскрепоститься в сексе, то можно потерять семью?

– Мой муж мне не простит этого. Он слишком традиционен и консервативен. Долбаный ковбой Marlboro.

– Тебе не плевать на то, что он не простит?

– Если я потеряю работу, то мне не выжить. У меня нет денег быть свободной женщиной.

– А если появятся?

– Сначала я должна оказаться в шкуре богатой и походить в ней как следует. Мне нужно понять себя и тогда принять решение. Пока это только мечта.

– Всё в твоих руках.

– Болтовня.

– Не надо произносить такие резкие слова, Вильте!

– Почему? Что я такого сказала?

– Ты знаешь, какие у меня возможности?

– Не знаю. Догадываюсь, что очень большие. Но это твои возможности, а не мои.

– Они могут стать и твоими.

– Только не нужно мне вывешивать конфетку на ниточке. Я не стану подпрыгивать, чтобы её сорвать. Я не из тех женщин. И хочу, чтобы между нами изначально была предельная ясность. Не будет ничего интересного и изысканного до тех пор, пока я сама этого не захочу. А я не захочу, пока не стану финансово независимой.

– Хорошо. Допустим, я могу помочь тебе заключить контракт с одной сильной страховой компанией.

– Это деловой разговор. Мне интересно. Ты имеешь к ней отношение?

– Ну что ты! Нет, конечно! Я чиновник и не имею права иметь конфликт интересов. То есть не имею интересов в финансовых компаниях. Но я работаю в команде. Сильной команде.

– Подожди. Я не поняла. В финансовых компаниях не имеешь права иметь свою долю. А вне финансового сектора?

– В принципе, могу, но уже есть нюансы.

– Я, разумеется, понимаю, что ты в хорошей лоббистской команде. Но не понимаю, кто эти люди.

– Не могу рассказать.

– Жаль. Интересно. Но хоть в общих чертах? Дико интересно.

– Ладно. Это пять семей. В настоящее время они объединены в одну команду. Мощная структура, сеть по всему миру. В ней есть политики, чиновники, бизнесмены и просто непубличные люди. Это очень сильные люди, способные на всё. На всё!

– Тебе не страшно?

– Вильте! Прежде чем меня назначили на эту должность, я прошёл сто кругов ада. Проверен в любых ситуациях. К примеру, просто к примеру: если ты сейчас записываешь наш разговор…

– Зачем мне это? Что тут такого страшного?

– Ничего! Я сказал, к примеру. Ты слышишь?

– Слышу.

– Так вот. Если ты запишешь, то это ничего никому не даст. А вот если я начну говорить какие-то фамилии, то это уже совсем другое дело. Поэтому не спрашивай меня никогда ни о каких фамилиях.

– Поняла. Но ты можешь быть акционером какого-нибудь предприятия, чья деятельность сосредоточена на разработке и производстве технологических продуктов или предоставлении технологии как услуги.

– Технологии?

– Термин «технология» прежде всего означает электронные технологии, такие как цифровые технологии, программное обеспечение и различные интернет-услуги, например электронная коммерция. Информационные компании (ИТ) и высокотехнологичные компании также являются технологическими компаниями.

– В таких компаниях я вполне могу быть акционером и смело заявлять об этом в декларациях. А к чему это ты?

– Мы же о деньгах говорили. Вот я подумала, что могла бы где-то в Мексике открыть компанию единолично или в доле с тобой. А твоя эта страховая компания могла бы со мной заключить договор, понимая мою личную деловую репутацию. Эта страховая компания не обязана, как федеральные или муниципальные структуры, проводить тендеры, или если она проводит, то у неё свободны руки, она работает по своим внутренним корпоративным правилам.

– Ты хочешь открыть свою компанию в Мексике?

– Да. Если буду уверена, что компания будет обеспечена заказами, то сделаю это. У меня есть на примете большое количество умных и очень перспективных молодых специалистов, которых я при всём желании не смогу взять в компанию, которую сейчас возглавляю.

– Это интересно. У тебя есть бизнес-план?

– Брось! Ты что, школьник, что ли? Когда я пойму объём будущего финансирования, тогда я мигом всё сделаю. Пойму, сколько и кого нанять, на какие деньги. Я не новичок на этом рынке и хочу разбогатеть. Нужен очень надёжный старт. Не желаю идти в банки и залезать в кредиты. Знаешь, сколько в мире уже готовых продуктов? Их можно просто купить, а самому даже ничего не делать, но в основном надо, конечно, кое-что доделать и придумать. Они никуда не могут попасть. Я куплю. Скорее всего, доведу их продукт до высокого результата. Понимаю, что те люди, которых я найму перед покупкой, всё очень хорошо проверят и протестируют. Потом доведут всё до отличного результата. То есть черновую работу можно не делать и зарабатывать только на самом-самом высоком уровне, естественно, снимая самые сливки. Вместе потом продадим. У нас с тобой появятся деньги. И мне кажется, что всё это вполне законно. Тем более мне самой интересно что-то сделать, что-то создать, самой определять развитие бизнеса. Скоро, очень скоро будет порыв в направлении развития искусственного интеллекта, и его создадут настоящие естественные интеллектуалы, молодые прежде всего. Сейчас их нужно увидеть и просто собрать в команду. Я не хочу остаться на обочине. Делить прибыль с бездельниками – акционерами своей компании – тоже не хочу. Скажи, для тебя то, что я хочу, законно?

– Законно. Честно говоря, я ещё не пробовал свои силы в направлении лоббизма.

– Почему?

– Не поступало таких интересных предложений.

– Теперь поступило.

– Хорошо. Я уловил. Мне интересно. С тобой свяжутся. Потом обговорим всё детально. В конце концов, я могу любому человеку, тем более другу, порекомендовать хороший автомобиль, или компьютер, или какой-то другой товар. Мне надо подумать. Я хочу что-то сделать без нарушения закона. Это прежде всего!

– Роджер, а шампанское пить будем?

– Обязательно! Но ты же не любишь его! – сказал Роджер, а Вильте засмеялась.

Вильте и Роджер выпили шампанского… после нормальной дозы коньяка. Это тоже далеко не случайность…

– Роджер, я хотела с тобой проконсультироваться. Но если ответ на мой вопрос будет выходить за рамки дозволенного, то …

– Спрашивай. Не стесняйся. Я нормально соображаю, а если не смогу ответить, то не смогу.

– Недавно мне лично как генеральному менеджеру пришло необычное письмо. Мне предложили стать спонсором нашего университета. Объясняется кое-что, говорится о том, что это большая честь. Но всё как-то предельно туманно.

– Я понял. Это действительно большая честь…

Далее Роджер очень обстоятельно и конкретно начал объяснять, в чём выгода быть спонсором университетов. Если отбросить лозунги и прочее подобное словоблудие, то суть сводилась к тому, что, став спонсором университета, получаешь доступ к базе знаний, которая доступна не всем. В случае с фирмой моей жены особую ценность приобретала база данных по научно-исследовательским работам, которые закончились неудачей. Она получала доступ к этим данным и могла видеть, каким путём шли исследователи и где поняли, что эта научно-исследовательская работа закончится безрезультатно. Точнее, в данном случае (в случае научно-исследовательских работ) невозможность достичь результата – тоже результат, и это очень ценно. То есть за всеми этими словами о филантропии, частных образовательных инициативах и прочем хранились самые настоящие результаты интеллектуальной деятельности не только студентов и преподавателей, но и венчурных фондов.

Встречи моей жены и Роджера стали регулярными. Для этого резервировался один вечер в месяце, они ходили на ужин в ресторан, общались.

Роджер очень хотел произвести впечатление на мою жену, и, несмотря на то что изначально эти встречи оговаривались как строго деловые, для встреч он выбирал очень дорогие рестораны, часто эти заведения имели три мишленовских звезды.

Гид Michelin считается самым популярным мировым ресторанным рейтингом. Он известен также как Красный гид, так как выпускается в красной обложке, в отличие от Зелёного гида Michelin с перечислением достопримечательностей городов.

Мишленовская звезда – отличительный знак и оценка ресторана или кафе от инспекторов одноимённого гастрономического гида. Максимум звёзд, который может получить заведение, – три. Одна звезда говорит о том, что ресторан предлагает хорошую кухню. Две – что индивидуальность и талант шеф-повара действительно проявляются в его блюдах, и, чтобы их попробовать, стоит отклониться от намеченного маршрута. Три звезды – высшая награда, присуждается за превосходную кулинарию шеф-поваров, достигших пика своей профессии. О таких поварах инспектор Michelin говорит, что «их кулинария возведена в ранг искусства, а некоторым их блюдам суждено стать классикой».

Количество мишленовских звёзд прямо говорит и об уровне цен в заведении. Три мишленовских звезды – это заоблачные цены, и тем не менее попасть в такой ресторан очень непросто, так как существует очередь, которая часто расписана на месяц вперёд.

Роджер возомнил, что сможет добиться успеха в своём замысле и при этом заработать денег, причём легально. То есть он полностью поддался на провокацию Вильте. Для этого он использовал любую возможность произвести впечатление на мою жену. Этот потомственный счетовод подумал, что может добиться своего через роскошь, «брызги шампанского», мерил женщин по шаблонам, сформировавшимся в его голове. Он не учёл, что хладнокровие, цинизм Вильте, основанный на её стремлении к перфекционизму и тайном желании одерживать победы только интеллектуально, совершенно неподвластен деньгам в любом проявлении.

В свою очередь, мы были уверены в том, что Роджер не играет и не лукавит в данном вопросе.

Почему?

Потому что к моменту его визита в офис Вильте мы имели хороший объём информации о нём. Не только от Глена, но и кое-что от СВР, причём понимали, что источники их информации разные. Достоверно было известно о том, что он любит очень необычный секс, но с женщинами. Только с женщинами. Информация из Центра полностью совпадала с нашими данными. Болезнь Роджера называлась «сексуальная одержимость с извращением». У этой болезни множество симптомов и критериев. Нам был интересен только один: мы понимали, что если Роджер «запал» на кого-то, то он будет добиваться своего любым способом. Эта категория мужчин влюбляется, любит только глазами с помощью очень развитого воображения. То есть это характерно для многих мужчин, но те, кто любит БДСМ, – у них роль глаз и воображения возрастает в разы. Более того, Вильте очень недвусмысленно прямо у себя в офисе дала ему понять, что умеет делать такую игру и ей это нравится. Ещё более сильный и нужный эффект должно было сыграть то обстоятельство, что их общение – это уже начавшаяся игра БДСМ, где Вильте навязывала свою волю, и никак иначе, а Роджер должен был подчиняться и угадывать её желания. Вот такие правила в этой игре.

На основании всех полученных данных и собственных наблюдений мы поняли вкус Роджера – Вильте полностью ему соответствовала. При этом на каждую встречу с ним она приезжала в новых нарядах, очень тонко подобранных под его развитое сексуальное воображение. Поэтому в гардеробе Вильте появились кожаные юбки с небольшим разрезом. Именно небольшим. Он должен сам додумать и вообразить желаемое, должен трудиться и думать. Иной раз Вильте, вопреки своим вкусам и воспитанию, надевала под обтягивающую белую рубашку чёрный бюстгальтер, красила ярко-красным (или с оттенками) лаком ногти, хотя так было не очень принято в то время. И тому подобное. Она наблюдала за Роджером и видела его реакцию. Позже поняла и ещё один аспект отклонений психики Роджера от нормы: он не признавал женщин моложе тридцати пяти лет, сам (!) признался Вильте, что его стандартный подход – не рассматривать женщин моложе сорока лет. А когда он выбирает женщин по интернету, то прежде всего рассматривает женщин в возрасте старше сорока пяти лет. Старше! Эти откровения даже нас, повидавших уже разное и приучившихся ничему не удивляться, шокировали. В это невозможно поверить, но есть такие люди. И Вильте ещё только предстояло выяснить, насколько старше сорока пяти он рассматривает женщин. Какова верхняя планка? Этот вопрос был у нас с ней из чистого любопытства, истинно исследовательский.

Вместе с тем после практического тестирования Роджера в офисе Вильте почувствовала в себе силу и вообразила, что сможет с ним играть сколько угодно, периодически и только при необходимости отодвигая планку всё дальше и дальше. Но… как только возникнет угроза того, что Роджер разозлится, обидится и тому подобное, то в дело должна вступить Люда, так как она тоже очень соответствует сексуальным пристрастиям Роджера. В крайнем случае в дело должна вступить Нино, хотя она не совсем в его вкусе, на наш взгляд.

Люда и Нино нужны только для того, чтобы в критической ситуации на какое-то время перехватить внимание Роджера, возможно, полностью его переключить на себя, и в итоге мы создадим какую-то ситуацию, в которой он будет чувствовать себя виноватым перед Вильте или отступит от неё.

В целях подготовки к этому мероприятию Нино и Люда изучили кое-какую методическую литературу по данной разновидности игр между мужчиной и женщиной, а также внимательно просмотрели видеоматериалы (в чисто учебных целях) уже в порядке самоподготовки к выполнению возможных заданий, благо что в интернете много таких «учебных» фильмов.

Такой был замысел, и игра только начиналась.

Вместе с тем я почувствовал, что и у Вильте был гигантский интерес так играть с состоявшимся и очень успешным мужчиной. Очень сильным мужчиной (кстати говоря), а не бесправным и на всё согласным секретарём. Она явно получала удовольствие от этой игры в жизнь. Я видел её неистовое желание победить и, возможно, сломать Роджера, превратить его в ничтожество в реальной жизни, а не в сексуальной игре.

Мне тоже было интересно. Хотя изначально всё это не нравилось. Но я принял это и успокоился, когда мне Вильте сказала, что получит настоящее удовольствие только в том случае, если сможет сломать Готтлиба без секса. К тому же Вильте меня уверяла, что сломать мужика с сексом ей неинтересно и она не получит от этого удовольствия.

Мне тоже было очень интересно понять, как это работает на практике. Тем более игра Вильте не предполагала вербовки. Стояла задача добиться такого результата, при котором Роджер сам будет рассказывать много интересного про власть, политические и финансовые элиты – то есть то, про что, вероятнее всего, вообще нет каких-либо «бумаг», то, что нигде не прочитаешь. Но, учитывая, что Вильте будет провоцировать собеседника на то, чтобы он постоянно подтверждал свои слова, должна быть хоть какая-то фактура, которую можно будет потом проверить через иные источники СВР.

Вот так у нас обоих развивался профессиональный азарт, который мы не сможем подавить сами. У каждого из нас была своя мотивация этого азарта и свой личный интерес.

В тот момент этот азарт победил даже страх провала, который никогда никуда не девался.

С другой стороны, я видел в глазах Вильте какой-то бешеный нездоровый блеск. Блеск в глазах человека, который немного не в себе. И… опять-таки – огромный прилив сил и энергии, когда она касается этой темы.

Я догадался, что в её голове в такие моменты рождается и продумывается огромное количество деталей и нюансов, приёмов и способов подавления личности Роджера и манипулирования его сознанием. Ярость и сила ощущались у неё в такие минуты буквально физически. Просто ощущение какой-то неестественной силы своей собственной жены. Со мной она себя так никогда не вела. Ничего подобного никогда не было.

В такие минуты мне было не по себе. Я сам почувствовал страх перед Вильте, очень умной и с некоторыми вовсе не доброй, перед её несокрушимой женской силой. Очевидные противоречия тоже самостоятельный критерий. Ведь дома она была очень доброй и хорошей – любимой.

Ранее так явно не видел силу Вильте, не замечал такой ярости. Чтобы так сильно и явно проявлялся азарт – не было такого, как сейчас.

Почему?

На мой взгляд, она сама не знала толком свою силу в этом направлении до определённого момента.

Вильте, одержав полную и безоговорочную победу над Гленом и Кэти, умело ими манипулировала. На опытах с ними она получила очень хорошие навыки подавления воли людей и полного подчинения их воли своей. Вместе с тем она поняла и осознала, что работала с ними очень осторожно, поэтому далеко не в полную силу. Подумала над проделанной работой, полученным опытом и пришла к каким-то своим выводам.

Я осознавал, точнее, догадывался, что ей понравилось манипулировать людьми и выполнять своеобразные упражнения, вернее, задачи по персональной, индивидуальной и даже групповой «социальной инженерии». Далее она начала упражнения по совершенствованию своих навыков на работе и буквально издевалась над своим секретарём, однако границы не переходила, параллельно играла на самой границе дозволенного над другими своими подчинёнными. Но самым подопытным кроликом был её секретарь, однако он был неинтересен ей, так как сильного сопротивления не оказал и быстро превратился в амёбу.

У Вильте сложился очень своеобразный для местных обычаев деловых отношений управленческий подход работы с подчинёнными.

Независимо от пола подчинённого, Вильте никогда не позволяла себе повышать голос или оскорблять словами – это естественно, так принято и полностью исключалось. Но… Вильте ставила целью унизить каждого подчинённого на профессиональной основе. Точнее, всё должно было выглядеть как стимулирование усердия, развития. Некоторых она хотела довести до внутреннего самоунижения, стимулировать самокопание.

К каждому у неё только индивидуальный подход. Вникает в работу подчинённого очень и очень глубоко, иной раз привлекает для проверки кого-то (где возможно) на аутсорсинге (фрилансеров), иной раз других работников, при этом делает подвергаемый проверке материал обезличенным и анонимным. Так что всякий раз тот, кто проверяет, не понимает, кого он проверяет. То есть Вильте всегда старалась убрать личностный фактор. Ещё бы! Личностью, уничтожением личности будет заниматься лично она сама – больше никому не сметь даже думать на эту тему.

После того как она подготовилась, начинает критиковать подчинённого. Это очень обоснованно. А как по-другому?!

Сначала часть претензий высказывает прилюдно на совещании и почти всегда с наглядной презентацией, которую не ленится сама лично подготовить. Таким образом, весь трудовой коллектив видит, что претензии генерального менеджера обоснованные. Потом вызывает к себе в кабинет и начинает высказывать претензии индивидуально, доброжелательно, но уже звучат нотки надвигающейся неминуемой грозы.

В основе всего этого – высочайшая мотивация персонала, так как Вильте очень дальновидно изначально обосновала перед акционерами заработные платы существенно «выше рынка».

Вместе с тем Вильте мне говорила, что за счёт того, что использует некоторые свои личные качества, она добивается от подчинённых, особенно мужского пола, очень высокого коэффициента полезного действия. Однажды пояснила, что те мужчины, которым она нравится (она это хорошо видит, несмотря на их маскировку), «из штанов выпрыгивают» с целью не допустить даже мало-мальски безобидной критики со стороны их генерального менеджера. Эту категорию мужчин она относила к сильным мужикам и, похоже, их уважала, без дела не унижала, так как им было достаточно одного её взгляда. Я знал, как она может посмотреть на мужика, и понимал, о чём идёт речь. Другая часть мужчин очень боится Вильте и даже не думает о том, что она женщина, а они мужчины. Эта категория работников панически боится любого начальства. Этих нужно как минимум один раз унизить, и они будут делать всё, чтобы больше такого не повторилось, – исключительно из страха перед начальством, перед властью.

С женщинами Вильте была ещё более беспощадна. Тактика работы с ними была немного другая. Для Вильте существовал только один подход – полное и безоговорочное подавление и, как результат, животный страх перед ней. Вильте умышленно добилась того, что все женщины считали её женоненавистницей (мизогиния). При этом заранее продумала и преподнесла на блюдечке, точнее, скрытно внушила всем женщинам объяснение, что главная (возможно, единственная) причина, по которой у неё есть внутренняя мизогиния, – это желание перейти на сторону силы и встать рядом с тем, кто сильнее, у кого больше власти – от природы это мужчины. Для этого Вильте использовала даже одежду, такую, например, как слегка расклешённые брюки, рубашки, пиджаки и тому подобное. Не гнушалась она и лженауками, например астрологией. Астрология – это лженаука, претендующая на получение божественной информации о человеческих делах и земных событиях путём изучения движений и взаимного положения небесных объектов. Женщины часто придают большое значение знаку зодиака, под которым родился человек. Вильте очень виртуозно этим манипулировала, подавала сигналы, которые хорошо ложились в астрологический календарь и характеризовали её мизогинию.

Но главным было не это. Сильным мужчинам она осторожно, деликатно демонстрировала некоторую лояльность, как бы показывала, что на публике она не договаривает претензии, которые есть к ним на самом деле, а женщин нисколько не жалела. Но… Все претензии только по делу и часто публично.

То есть Вильте создала общее мнение, что мужчинам с ней работать легче, чем женщинам. Точнее, это касалось только тех мужчин, кто, по её мнению, попадал в разряд «настоящих».

Мне всё это не нравилось, но договор и правило о невмешательстве мы соблюдали.

Однажды Вильте сказала, что может запросто загнать в петлю одного симпатичного мужика. В ответ я отвесил ей комплимент в духе того, что вообще в этом не сомневаюсь. Она промолчала, но я перехватил её взгляд и понял потом, что она ждала от меня не этого. Растерялся. Задумался и почувствовал опасность. Начал готовиться к разговору с женой по душам. Это был очень явный сигнал о том, что Вильте надо срочно тормознуть. Кроме того, это ещё был сильный сигнал мне как мужу и отцу семейства о том, что у супруги на душе всё очень плохо и наши отношения достигли очередной критической точки.

Но к разговору я не был готов, обдумывал и немного нервничал, злился на себя. Вместе с тем мой Ментор молчал, как назло, заткнулся и лишь его надменная, снисходительная улыбочка иногда являлась мне.

Спустя некоторое время на одной из встреч Майк сказал, что моя жена сводит с ума многих мужиков и может ими манипулировать, как захочет. Более того, конкретно попросил срочно забрать к себе его сына, так как думает, что тот тайно влюблён до беспамятства в мою жену, да так, что боится это показать и самому себе, признаться. Сказал и про то, что, со слов сына, в офисе есть молодой мужчина, который готов был из-за неё выпрыгнуть из окна, его едва остановили коллеги. Позже сын Майка сообщил эту информацию Вильте, которая мгновенно включилась в эту ситуацию, успокоила мужика, и тот сейчас демонстрирует жизнерадостность. Оказывается, она его просто похвалила, причём публично.

Майк попросил меня по просьбе сына обратить внимание Вильте на положение дел с персоналом в компании. Это уже был не просто сигнал – сирена полиции ревела на весь город.

Вопрос с сыном Майка я, разумеется, очень быстро решил. Более того, направил его (с согласия Майка) работать в нашу дочернюю компанию в Буффало – в Кейси он точно не влюбится, а вот насчёт Сью не знаю, поэтому лучше его в Буффало направить, по крайней мере, на время.

Теперь мне предстояло очень глубоко и обстоятельно погрузиться во взаимоотношения в коллективе своей фирмы, от этих проблем я основательно оторвался. Теперь, когда у меня появились новые знания и опыт, я намеревался основательно присмотреться к отношениям Сью с персоналом, так как по умолчанию я передал ей очень много власти, доверял ей. Благо источники информации у меня были. На время полностью погрузился в рутину. С новой силой возобновил общение с самым низовым персоналом, вообще со всеми и в основном индивидуально.

Общение с людьми мне сильно помогло. Кое-что узнал и увидел по делу. Тут всё просто, по моему алгоритму: обобщаю, анализирую, выдаю решения, контролирую их исполнение. Очень нужная мне отдушина. И новое знание: плохо на душе – иди к нормальным людям. В природе больше людей хороших, нормальных, и их земные, очень человеческие проблемы возвращают твою нормальность и силу духа, приводят мысли в порядок, направляют к настоящим жизненным ориентирам.

Но мысли о Вильте никуда не делись, напротив, я созрел для мощного разговора с сильной позиции.

До меня дошло, что моя жена после всех перипетий, усилий над собой ради нашего брака и детей, проделав гигантский объем работы, испытав унижение и стыд, пройдя кучу тренингов и получив кучу специфических знаний, пришла к каким-то своим, специфическим выводам.

У меня возникло подозрение, что она приняла решение мстить мужикам. А женоненавистничество – это прикрытие, это для отвода глаз.

Как только меня посетила эта мысль, я принял решение с ней разговаривать. Предлог был. Нужно было поговорить насчёт того несостоявшегося самоубийцы.

Вильте ответила очень резко:

– Вить, не учи меня щи варить. Ладно? Я своё слово держу и тебя ни разу не обманула. Остальное это моё! Не лезь. Понял?

– Ты что так резко? Уймись!

– Что лезешь? Это мои психологические эксперименты.

– Расскажи мне о них. Давай поговорим по душам. Ну что ты закрылась?! Зачем? Облегчи душу свою, пожалуйста.

Вильте пристально посмотрела на меня. Встала из-за стола в нашей столовой.

– Ты что будешь? Вино? Коньяк? А может, водочки с селёдочкой? А?

– Давай водочки! Давно её не пили.

Вильте достала из морозилки уже нарезанный бородинский и литовский хлеб, потом картошку из кастрюльки в холодильнике, филе селёдки и сливочное масло. В таких случаях я отвечаю за лук.

Закуска за считаные минуты готова и стоит на столе. Выпили. Закусили.

– Витя, ты точно хочешь поговорить со мной по душам?

– Точно. Не сомневайся.

– А если в этой душе окажется одна чёрная сажа?

– Как будет, так и будет. Ты меня знаешь. Я предпочту любую правду самой красивой лжи и притворству.

– Ой, Витя, смотри сам и подумай о том, стоит ли знать правду. Точнее, всегда ли стоит её знать.

– Вильте, я вижу, что с тобой что-то происходит. Но не понимаю ничего. Ещё больше мучаюсь и переживаю.

– Чего ты, Витя, боишься?

– Боюсь, что ты когда-нибудь доиграешься. За тебя боюсь, потому что люблю тебя по-прежнему и очень сильно уважаю. Поговори со мной. У тебя нет никого ближе, чем я.

– А если ты не поймёшь?

– Я тебе понял в своё время в катастрофической для семьи ситуации. Куда хуже?

– Хуже? Может, и не хуже. Знаешь, когда я подавила с помощью всех известных тебе мер определённые желания, на небольшое время настал период облегчения. Реально легче стало во всех отношениях и прежде всего психологически. Но, честно говоря, потребность и мысли никуда не делись, всё равно вернулись. Я побежала к специалистам. Они мне говорят, что это борьба на всю жизнь и меня периодически всё равно будет накрывать, и опять меня начали кормить говном типа того, что надо уметь переключать внимание и мысли.

– Продолжай.

– Это пытка. То есть даже на работе накрывает. Чувствую, что вот-вот сорвусь. Опять побежала к своему спецу. А она мне говорит: «А ты попробуй доминировать над людьми, но без секса. Мысленно возьми в руку плётку и всё, что хочешь, делай». Честно говоря, я сама интуитивно начала потихоньку ещё до этого пробовать.

– Логично.

– Вот! И я подумала об этом. В конце концов, мне сам-то секс с ними не нужен. Мне интересна сама игра, само представление.

– И ты начала издеваться над людьми.

– Да. Мне доставляет это удовольствие. Я не люблю таких, которые быстро подчиняются. Мне доставляют удовольствие те, кто сопротивляется. Их приходится подчинять иной раз с трудом. Ты знаешь, какой кайф, когда видишь, что для этого мужика так мне угождать абсолютно неприемлемо, но я мысленно беру плётку и начинаю его гонять, пока он не станет на колени.

– В каком смысле стать на колени?

– О! В точку! Иной раз в самом прямом – у меня в кабинете. Как только он это исполняет, я успокаиваюсь немного, а ему становится легче жить и работать.

– А те, кто не становится на колени?

– Этих абсолютное большинство. По-разному. Если мужик все удары выдержал достойно, я его начинаю уважать. Я как бы признаю его равным себе, и мне он особо в этом плане уже неинтересен. А вот тот, кто поддался, оказался слабаком, таких периодически хочется погонять. Вот один такой и подумал покончить собой.

– Тебе не жалко его?

– В тот момент, когда гоняешь, не жалко. Потом, наверное, сойду с ума. Но это всё следствие того, что я дала тебе слово. У меня просто нет других способов себя обуздать и при этом не предать тебя. Я очень устала, но и что делать, не знаю.

– Сама как думаешь? Говори правду.

– А что тут придумать? Тут одно из двух. Или вот то, чем я сейчас занимаюсь, или то, чем я раньше занималась. При этом если взяться за старое, то всем окружающим станет очень легко. Раз в неделю или две выпустила пар, и всё нормально, не появится желания никого унижать.

– То есть если ты будешь заниматься с мужиками реально, то потребность издеваться над людьми в жизни отпадёт?

– Сто процентов! Абсолютно точно.

– Я помню твой разговор с Ричардом об отношении к супружеским изменам.

– Витя, я не сомневалась, что ты правильно его поймёшь. Ты у меня умный.

– Это было послание для меня?

– Да. Извини.

– Я так и понял.

– А почему никак не отреагировал?

– Потому что не знаю, как это на практике. Это неприемлемо. А ты как видишь?

– По идее, нам нужно разъезжаться.

– Дети.

– Да. Но им уже можно объяснить. Они уже многое понимают.

– Ты думала о том, как это сделать?

– Конечно.

– Рассказывай.

– Несложно. Основное – это то, что бывшие супруги должны остаться коллегами, союзниками, которых связывает одна цель – счастье их общих детей. Родители должны донести детям мысль: «Да, мы больше не муж и жена, мы больше не живём в одной квартире и не спим в одной постели, но мы навсегда останемся вашими мамой и папой». И повторить эту мысль в разных вариациях миллион раз. Главная идея – ребёнок не лишается одного из родителей, не лишается семьи. Да, структура, внешний вид и функционирование изменится, но семья у ребёнка остаётся! Это также предполагает общение, в том числе совместное, и все семейные праздники. И даже отпуска. В гостинице снимаем два номера, отец с сыном, мама с дочкой. Всё остальное вместе. Примерно так. У нас с тобой ещё проще. Отец не ушёл к какой-то там бабе и типа «вы ему больше не нужны». Всё ровно наоборот. Я тоже не приведу мужика в этот дом. По бизнесу вообще ничего не меняем. По остальным вопросам тем более.

– Ты сама готова?

– Да. Я не буду тебя обманывать и мучиться не хочу. Я готова даже бумажку тебе написать, которую ты потом сможешь показать детям.

– Какую?

– Я напишу, что в нашем с тобой разводе виновата только я. Объяснять им причину развода не нужно. Просто сообщение, что мы больше не муж и жена.

– Сроки?

– Не знаю. Это должно быть твоё решение.

– Понял.

– А пока начинаем спать в разных спальнях. Согласен?

– Согласен.

Что делать?

Чапаевскую шашку – в ножны. Это главное в таких делах. Дети.

Записался на анонимную онлайн-консультацию к психологам. Психологов выбрал в Нью-Йорке, не хотел светиться в Бостоне.

Сначала поговорил и послушал психолога-женщину, она специализировалась на консультациях при разводе пар с детьми. Если коротко, то рекомендация одна – развод, и чем быстрее, тем лучше. Эта проблема вообще не лечится. Оказывается, большое чудо, что мы с женой не развелись сразу, очень редкий и нетипичный случай. Она меня как бы успокаивала тем, что на самом деле замужние женщины чаще изменяют своим партнёрам, чем те, которые не вступили в официальный брак. В целом старые песни о том, что женщину манит то, чего у неё нет в браке. В итоге? Опять виноват мужик. Вот такие дела.

С мужиком поговорили на следующий день, после того как я обдумал, прослушал запись и проанализировал консультацию с женщиной-психологом.

Мужик был сильно старше меня. Он подошёл к проблеме с другой стороны и напирал на то, чтобы я дал свободу этому несчастному человеку – своей жене, не брал грех на душу и не делал её жизнь сплошным насилием над собой. Объяснил причину женской неверности тем, что она лежит в гене ДНК под названием AVPR1A. Носитель этого гена имеет предрасположенность к любовным похождениям. Причём он активно действует в организме обоих полов. Предложил мне пройти такие исследования и потом вернуться к нему. Кроме того, предложил, чтобы жена тоже у него проконсультировалась, о чём я попросил Вильте, и она сделала это.

Мы с Вильте прошли такие ДНК-исследования.

После этого я заказал телеконсультацию у индийских медиков, никак и ни с кем не связанных, и получил подробный комментарий.

После этого вернулся к психологу-мужику на консультацию. Вывод был мне очевиден сразу: мы с Вильте оба обладатели этого гена в равной степени. Но мужик дополнил своё мнение тем, что Вильте – феминистка, и у неё природное, заложенное в детстве стремление к независимости от мужа и даже к превосходству. Подвёл черту словами, что такой брак не в силах никто сохранить, он был обречён изначально.

Напоследок попытался успокоить словами о том, что в больших городах развитых стран институт семьи потерпел полный крах. Просто людям он больше не нужен для того, чтобы жить и выжить, то есть не выполняет функцию, заложенную в него природой. Кроме того, сделал упор на то, чтобы я не повторял ошибки многих и многих мне подобных и не спешил заводить какие-либо более-менее системные связи с новыми женщинами. Рекомендовал, прежде чем с кем-то думать о чём-то серьёзном, взять у него консультацию. Причём обязательно пройти консультацию как совместно с будущим партнёром, так и раздельно каждому.

Через несколько дней я переехал в Южный Бостон, в шикарные апартаменты с видом на пляж.

Разговор с детьми мы расписали и продумали до мелочей. Два раза купили онлайн-консультации у разных психологов на эту тему.

Дети восприняли нормально. Удовлетворительно. Могло быть гораздо хуже. По совету психологов мы через два месяца все вместе едем в Мексику на две недели в настоящий отпуск. Дети его обязательно будут ждать. Главное, чтобы ничего не сорвалось. Теперь будем три–четыре раза в год ездить в отпуска, у нас появилась такая возможность.

Осваиваю жизнь разведённого и ещё нестарого, но уже вполне состоявшегося мужчины. Одинокого. Может, и не совсем одинокого, потому что строго два раза в неделю мы с Вильте играли в теннис с другими парами. Изображали нормальные отношения. Припомнил, как Рон общался со своей дочерью. А чем не повод вступить с ним в открытую переписку?

Написал ему сообщение, в котором известил о том, что на время разъехался со своей женой и хотел бы встретиться, если у него есть такое желание, при его очередном визите в Бостон.

Быстрый ответ Рона. Пишет, что якобы искренне мне сочувствует. Обещает через две субботы быть в Бостоне и очень хочет поговорить, выпить.

А может, он действительно хочет пообщаться? Теперь пусть нас подслушивают и подсматривают – не страшно. У нас, похоже, появилась общая искренняя тема для общения. Нет необходимости даже эзопов язык использовать. Всё, что надо, идёт по другим каналам связи. В общих чертах я понимаю, что он нам продаёт, мы покупаем, а как все взаиморасчёты происходят, я не просто знаю – я их вижу в реальном времени.

Через некоторое время пришло сообщение от Нино. Она пишет, что Рон хочет встретиться со мной через две субботы, предложил взять и на меня билет в театр балета Бостона. Оказывается, Нино купила им с Роном билеты и теперь спрашивает у меня о желании сходить в театр. До этого ничего не сообщала. Но, с другой стороны, это не такая уж срочная информация.

Сказал Нино купить билет и мне.

Ещё около полугода назад к ней в класс приехал один интересный тип. Этот мужик сказал, что узнал о том, что в городе трудится его коллега из бывшего СССР, трудится успешно, поэтому решил познакомиться.

Этот тип – очень известный в СССР русский танцор балета, позднее хореограф и актёр. Сейчас называет себя латышским и американским хореографом. Но фамилия у него очень-очень русская. Он был выдающимся классическим танцором Мариинского (в его время Кировского) театра в семидесятых годах.

Все данные на него были в интернете. Ещё бы! Он знаменитый не только потому, что хороший артист, но и потому, что в СССР он получил титул «невозвращенец». Знаменитость.

Открытые данные гласили, что он Заслуженный артист РСФСР (1973 год). Остался в Канаде во время гастролей в 1974-м году. Номинант на премии «Оскар» и «Золотой глобус» в категории «Лучший актёр второго плана» за роль в одном фильме. Кавалер орденов Латвийской Республики.

Сейчас он стал ещё и известным танцевальным режиссёром.

Вообще-то мне плевать на его дела в советский период. Главное, что он никогда ничего не знал и поэтому не смог никого предать.

Нино мне сообщила о его визите к ней и всё рассказала.

Суть разговора – знакомство профессионалов. Нино на ходу сообразила, что лучше ей проявить радикальный антисоветизм, антикоммунизм и ненависть к «совку», но вместе с тем она очень явно показала ему своё уважение ко всему русскому, особенно к русской культуре, всей, включая балет, классическую музыку, литературу и прочее. Безусловно, это выглядело более правдоподобным и не должно было вызвать у него никакого напряжения. Нино была с ним радушна и холодна, с её слов.

Мне этот визит сразу и безоговорочно сильно не понравился. Я давно знал и имел установку от ГРУ о том, чтобы всячески избегать контактов и общения с выходцами из бывшего СССР, особенно с такими вот невозвращенцами.

Немедленно доложил о происшествии в ГРУ. Генерал Крупин подтвердил свои более ранние установки и приказал как можно сильнее дистанцироваться от этого артиста.

В принципе, и так было понятно, что в семидесятых годах любой невозвращенец очень тесно и глубоко работал прежде всего с ЦРУ, так как почти все они просили политического убежища. Этот тип тоже его просил, хотя жил в СССР очень хорошо. Этой информации уже более чем достаточно для того, чтобы составить портрет личности и определить его гнилое нутро.

По-человечески я его понимал и не хотел судить о том его поступке. Но я знал, что единожды предавший человек неисправим. Это навсегда. А к таким людям у меня отношение… пехотное, самое простое, и со времён войны в Афганистане оно не изменилось, осталось крайне радикальным.

Очень быстро все эти простые и предельно конкретные установки получила от меня и Нино.

Но этот человек не оставил Нино в покое. Через некоторое время он ей перезвонил и пригласил к себе.

Надо признать, что этот очень талантливый человек стал одним из самых успешных советских невозвращенцев и несколько лет назад открыл очень богатый Центр искусств своего имени.

Этот центр не просто здание – это фонд и художественный комплекс. Три верхних этажа комплекса занимает пространство и производственные помещения для танцев, музыки, театра, кино и изобразительного искусства. Ниже находится оркестр классической музыки этого центра. Кроме того, он предоставляет художникам пространство, время и поддержку для представления своих работ. Очень мощные спонсоры дают деньги для стипендий и следят за талантами.

Разумеется, Нино не может не принять приглашения – этого не поймут, что вызовет ещё больший интерес к её личности. Нам этого не нужно.

Во время встречи Нино было предложено перейти на работу к нему, в этот Центр, с совершенно другими условиями, в том числе финансовыми.

Нино в восторге. Не может этого скрыть, хоть и говорит, что поступит так, как я скажу.

И вот что мне ей ответить? А что делать с нашим классом? Закрыть? Я взял время на обдумывание. И… поехал к Вильте.

Отлично всей нашей семьёй пообщались.

Потом остались одни в нашей столовой.

– Выпьешь чего-нибудь? – спросила Вильте.

– Пожалуй.

– Вить, ты совершенно спокойно можешь остаться до утра. Это твой дом. Спальня свободная есть. Дети будут только рады, когда увидят тебя на завтраке.

– Не знаю. Я пока не могу ничего понять.

– У тебя что-то случилось? Нужна моя помощь?

– Да. Нужно посоветоваться.

– Я готова. Слушаю. Говори.

Я рассказал Вильте всю историю, связанную с этим советским «нерусским» латышом и Нино.

– Поняла. Конечно, для Нино это совсем другой уровень. Считаю, что нельзя сдерживать человека в развитии. Пусть идёт и развивается. Иначе она тебя через какое-то время может возненавидеть. Это первое.

– Я так же думаю. А что будем делать с нашим классом?

– Это ответственность Нино и её совесть. Она, прежде чем уйти, должна подобрать кого-то вместо себя. До этого не имеет права уйти. Она же не бросит своих учеников. Эта нерусь хорошо её поймёт.

– Опять согласен. Я так же считаю.

– Вот скажи мне, Витя, тебе ещё нужен этот бизнес? Этот доход что-то для тебя значит?

– Нет. Скорее, уже обуза. Вообще нет времени туда смотреть. Но он и не требует уже давно нашего внимания.

– Так пусть Нино его выкупит у нас. Ей будет интересно, и при этом бизнесе она будет независима от нового работодателя. Всегда есть куда уйти и чем прокормиться. Не так ли?

– Честно говоря, я думал продать ей какую-то долю.

– Зачем? Давай продадим ей всё. Мы давным-давно уже всё отбили. Более того, хорошо заработали.

– Но у неё нет денег. Как она будет с нами рассчитываться?

– Со мной. Ты должен ей сказать, что твоя доля – это моя доля. Она знает, что мы разъехались?

– Сказал. Но она подумала, что мы просто поругались и это временно. Я ей пока ничего не объяснил. Не могу ни с кем на эту тему говорить. Не хочу сочувствия.

– А ты скажи и объясни, что она будет рассчитываться только со мной, что твоя доля не переоформлена, но ты её добровольно отдал мне в пользу наших детей. Она сама мать и всё поймёт. Я же предложу ей самой определить выкупную цену, причём в рассрочку. Сколько скажет, столько и заплатит. На мой взгляд, в этом случае никаких обид не должно быть.

Уехал к себе, а на следующий день у меня состоялся разговор с Нино на тему нашего балетного класса.

Вильте приблизительно оценила стоимость бизнеса, которая была равна сумме нашего чистого дохода за одиннадцать месяцев. Это не был какой-то тонкий и точный расчёт. Чистый волюнтаризм. Всё же Вильте не имела целью наживаться на Нино, но и даром отдавать не хотела. Эту цену она определила просто как ориентир.

Нино сама должна была озвучить выкупную цену.

Поэтому мне было даже приятно ей сообщить, что цена, определённая Вильте, почти втрое ниже, и заплатить она может в рассрочку. А Нино… не соглашалась с такой низкой ценой, спорила. Вот такой она человек.

Уже на следующий день все юридические формальности были решены. Нино через одну из социальных сетей нашла себе замену в лице очень скромной, молодой и незамужней девушки, русской. Я решил с ней познакомиться, и эту встречу организовала сама Нино.

Девушку звали Ириной, ей было двадцать восемь лет. Совсем недавно, несколько месяцев назад, она переехала жить в США. У неё давно была грин-карта, так как родители переехали сюда жить уже более десяти лет назад. Но у Ирины совсем не было работы, она не могла её найти. С Нино они начали общаться, когда Ирина ещё была в России. У них были общие интересы и взгляды на окружающую действительность.

Я изучил сайт хореографической школы, в которой Ирина ранее была педагогом:

– балетмейстер и постановщик больших детских балетов;

– артистка балета первой категории Большого театра (в прошлом). Закончила карьеру из-за травмы.

Образование:

– МГХУ им. М. Л. Лавровского, артистка балета, г. Москва;

– МГУ им. М. В. Ломоносова, Исторический факультет, Отделение теории и истории искусства, г. Москва;

– МГАХ, Методика преподавания классического танца в младших и средних классах.

Подробно перечисляются балеты, в которых Ирина танцевала: «Жизель», «Лебединое озеро», «Фестиваль цветов в Дженцано», «Отелло», «Щелкунчик», «Тщетная предосторожность», «Спящая красавица» и так далее.

Нино провела rebranding теперь уже своего бизнеса. А это отнюдь не только переименование – это стратегия системных изменений в идеологии бренда и его восприятия.

Теперь этот бизнес называется хореографической школой и в своём наименовании содержит слово Bolshoi. В данный момент такое громкое и нескромное название обосновано тем, что преподаватель Ирина – это Bolshoi.

Без преувеличения, весь мир знает Bolshoi Theatre, мало кто называет его словом great. Это наш великий русский знак качества.

Нино сделала первые шаги как бизнес-леди. Я внимательно наблюдал и непроизвольно молча восхищался ей. Но… Были и эти самые «но», о которых я хотел поговорить с Нино до очного знакомства с Ириной.

Меня беспокоило, что её новый работодатель может переманить со временем к себе Ирину, а Нино будет очень тяжело подобрать себе преподавателя, связанного с брендом Bolshoi. Опять проводить ребрендинг? Иначе информация на её сайте будет ложью. А это очень плохо.

Нино быстро развеяла все мои опасения. Оказалось, что она честно предложила своему новому работодателю вместо себя Ирину. Он встретился с ней, побеседовал и отказался её брать. В качестве обоснования своего решения сказал Нино, что Ирина совсем не работала с американскими детьми, в этой работе есть особенности. Это понятно и обоснованно. Во-вторых, он сказал, что Ирина ему показалась слишком высокомерной, слишком капризной и слишком независимой. Этот аргумент мне показался не слишком убедительным. Самым главным аргументом, видимо, был тот, что Ирина может долго не задержаться, открыть своё дело и переманить влюблённых в неё учеников и особенно родителей. Уж слишком яркая и интересная она была внешне, слишком обаятельная и привлекательная, слишком сильная и активная, слишком современная.

Но почему это всё ничуть не смутило Нино? Я задал ей такой вопрос. И она мне ответила:

– Локация. Помнишь? Ты мне сам разъяснял. У моего работодателя цены в школе астрономические, и она в самом центре. Ирине путь туда закрыт. Если ей создавать что-то своё, то она в центре не найдёт подходящей недвижимости по приемлемой цене. А если рискнет, то в таком случае цены в её школе или классе будут не сильно ниже, чем у него. Конкурировать с моим работодателем? Ну так себе идея с учётом того, сколько услуг и какого качества у него. В нашем районе? Она не найдёт подходящего помещения. Я недавно потратилась и заказала такое исследование, освежила. В округе ничего подобного не найти. Для родителей очень важно, что помещение у меня такого высокого класса, специальное, а не магазин переоборудованный. Что остаётся? Открывать что-то в другом районе. Это возможно. Но потенциальный рынок таких услуг не такой уж большой, и ей придётся больше рассчитывать на фактор шаговой доступности в менее благополучных районах города. А значит, снизить цены на свои услуги. Таким образом, она станет зарабатывать лишь немного больше, даже если у неё получится. Но с открытием своего бизнеса она взвалит на себя кучу проблем. Это мне продали уже готовый и работающий бизнес хорошие люди. А ей? Если только папика найдёт. Но это пожалуйста!

После этого я созрел для знакомства с Ириной.

Это был специально организованный ужин на троих в ресторане. У меня готовы диалоги. Точнее, вопросы для беседы.

После всех условностей начал их задавать. Начал не спеша и очень издалека:

– Расскажи, как всё начиналось. Как ты пришла к балету?

– Ой! Начиналось всё очень интересно. Мне было четыре года, мы с бабушкой отдыхали в Крыму. Я обожала уличные оркестры, меня душа вела танцевать. Однажды я так танцевала, а в это время к бабушке подошла женщина, как потом выяснилось, педагог, и взяла с неё обещание отдать меня в хореографическое училище. Потом мы вернулись в Москву, сложно было найти, куда меня отвести, обычно берут детей от 7 до 10 лет, а мне было всего четыре…

Наш диалог развивался по моему плану. Я чувствовал в себе уверенность и силу. Видел, что передо мной сидит не подготовленный для нашего главного дела человек, искренний, открытый, какой-то совсем неиспорченный. Но слушал внимательно. Все детали имели значение, однако передавать их читателю в полном объёме не имеет смысла.

– А были любимые предметы?

– Литература и математика. С педагогом по литературе мы всегда вступали в дискуссии по поводу некоторых произведений, потому что у меня было своё мнение, которое не всегда совпадало с общепринятым. Я умела обосновать, почему я не согласна и почему моя теория более верная.

Какой слог! С педагогом! Во как! Нино была попроще. К моменту нашего знакомства с ней уже черпанула жизни и в России, и в США. Про Грузию промолчу.

– Ирина, я тоже считаю, что не может быть единого мнения в таком предмете, как литература. Каждый чувствует и понимает по-своему.

– Так и есть. А в математике мне нравилось, что из множества цифр можно получить одну.

– То есть путём логических операций убирать лишнее, чтобы осталась суть.

– Да, математика на этом основана, выбираешь из множества суть. В общем, детство в училище было тяжёлое, может быть, поэтому я не очень люблю Москву. Сколько ночей я провела в слезах, меня страшно гнобили просто потому, что я не была учтива с некоторыми ребятами в классе. Чудесная иерархия, как на зоне. Дети более жестоки, чем взрослые. Они всё понимают, но им нравится издеваться. Выбирают человека в классе, которого мучают на протяжении всего времени, пока он либо сам не уйдет, либо его не выгонят, или же у него найдутся покровители.

– Ужасно. Даже не верится. Ирина, а как обычно выбирали жертву?

– В основном по отношению педагога, у которого всегда есть любимчики. Кто-то один подаёт надежды или имеет деньги. Дети видят, что ты не избранный, а значит, взрослые защищать тебя не будут. К тому же я была самой маленькой и не хотела никому подчиняться.

– И сколько ты терпела?

– Несколько лет. Взрослые не вмешивались. В 3 классе я начала мстить, перестала давать списывать – на какое-то время прекратили приставать, но обижались.

– Ты большая молодец, нужно очень много сил, чтобы это всё выстоять.

– «Как закалялась сталь». Мне всегда говорили терпеть, получать жизненный опыт. Дескать, станешь сильнее, потом тебя будет тяжелей согнуть. В 5 классе я поправилась, меня отчислили. Провела работу над собой и вернулась. Педагог сказал, что я способная и наверстаю. Все меня не очень любили, так как им не понравилось, что я нашла в себе силы вернуться, проделав работу над ошибками. Это вызвало у них досаду. Через несколько лет зимой к нам пришёл мужчина, который сказал, что будет ставить у нас балет. Как я потом узнала, это был Николай Олюнин, который делал набор на зимние спектакли от лица Элика Меликова (директор Театра балета классической хореографии). Потом меня позвали участвовать в Летних балетных сезонах, я работала как приглашённый артист. Всё было прекрасно. Жизнь наладилась. А потом я решила ехать на гастроли в Италию, после этого отношения в училище были испорчены напрочь. Потом снова пошла на Сезоны…

Я продолжал внимательно слушать.

– А ты читала «Как закалялась сталь»? – спросил я у Ирины.

– Нет.

– Но ты сравнила себя…

– Ой! Мне просто нравится название.

– А что ты вообще читаешь?

– Когда училась в МГУ на историческом факультете, очень много читала, в основном…

Я слушал Ирину и понимал, что очень далёк от того, что она читала. Это был какой-то параллельный мир, который совсем не пересекался с моим. В тот момент опять задумался о том, что мне катастрофически не хватает образования. Когда слушаешь такого человека, то обязательно появляется ощущение, что ты неандерталец. Несмотря на эти грустные мысли, твёрдо решил, что когда-то придёт время, и я поговорю с ней на тему прозы о войне, в которой я ориентировался очень хорошо. Поговорю не просто для того, чтобы интересно пообщаться, а для дела и понимания её мировоззрения, внутренних убеждений, которые определяют поступки человека в жизни. Именно эта тема мне даст пищу для размышления о её патриотизме, о любви к России. Есть ли она у тебя, дорогая красавица?

В какой-то момент я не выдержал и всё-таки решил перебить рассказ Ирины о том списке литературы, который она внимательно читала, изучала, а я никогда не слышал ничего об этих произведениях.

– Извини, Ирина, но не могу понять, для чего это всё изучают. Что ты должна уметь делать, получив диплом своего отделения истфака МГУ? Просто раньше, при СССР, на истфаках учились будущие партийные и политические работники. Понимаешь? Вот в Советской армии были высшие военно-политические училища. Выпускали так называемых офицеров-политработников, замполитов, короче говоря. Так вот они по гражданской специальности имели высшее образование – учитель истории и обществоведения.

– Не слышала о таком. А ты кто, Виктор, по образованию? – спросила меня Ирина.

– Я заканчивал советское высшее военное училище, командное, и поэтому у меня высшее образование, инженер. Я далёк от учителей истории. Теперь понимаешь, почему я спросил?

– Поняла, конечно! Нет! Это всё очень далеко и ко мне не имеет никакого отношения. Я училась систематизировать произведения отдельных мастеров, деятелей искусства, различных школ и направлений, различных эпох; планировать, организовывать экспозиции, выставки; изучать специфику историко-художественных процессов, коллекций произведений искусства, памятников архитектуры; работать с информационными материалами, необходимыми для исследования, в галереях, музеях, архивах, художественных фондах, электронных каталогах, библиотеках; писать научные, исследовательские материалы, готовить аннотации, библиографии, обзоры; анализировать, описывать произведения и памятники культуры; подготавливать научные материалы к публикации, готовить к публикации брошюры, путеводители, сборники; осуществлять оценивание, экспертизы произведений искусства, объектов культуры…

– Стоп! Понял. Как же интересно! Я тобой восхищаюсь.

Строго по своему плану в конце беседы подошёл к вопросу о переезде в США. Это главный вопрос для сегодняшней встречи.

– Ирина, я так понял, ты неплохо зарабатывала в Москве и вдруг решила всё бросить. Почему?

– А ты почему из своей европейской Литвы уехал?

– Перспективы не видел. Она хоть и европейская, но перспективы там не было и нет. Москва – совсем другое дело.

– Ошибаешься. Да, Москва хороша и богата. Москва – очень творческий город, с массой возможностей. Если не считать театры при вузах, парках и музеях, в то в Москве около 250 театров, более 400 музеев. Для меня это огромный рынок. Но мне нечего предложить своему сыну в России. Я уехала оттуда ради него. Ему два года, и я хочу, чтобы для него английский язык стал родным. Я хочу, чтобы он здесь вырос и жил. Ему так легче будет в жизни, нежели если он приедет сюда после школы или университета. Сама я не очень хотела уезжать. Но ради сына сделала это.

– Не хотела уезжать?

– Да. Я люблю Россию и обожаю Москву. Ещё обожаю Италию. Но дело в том, что в Италии хорошо жить, когда уже есть деньги. Зарабатывать их в Италии очень сложно. Я основательно изучила эту страну.

– А США?

– О! Штаты я изучала тоже долгие годы. Если хочешь чего-то добиться своим трудом, то нет страны лучше, чем Штаты. Но моя душа в России, в Москве и Питере.

Разговор был местами очень интересным. В любом случае очень полезным. Впечатление от Ирины осталось очень хорошее. Человек умеет расположить к себе, очень общительный, светлый. Подтвердила свою аполитичность. Хотя сегодня я её на эту тему не раскачивал. Слегка шайбу пробросил, но она на неё даже не обратила внимания. Отвернулась. Надо будет её как следует спровоцировать и тем самым выяснить хотя бы одно из двух: она действительно так аполитична или искусственно сдерживает себя. Кстати, через эту тему прозондирую наличие чувств к России или их полное отсутствие, что само по себе сильный показатель. Мне эти её взгляды нужно выяснить и знать точно. При любом результате я продолжу с ней работать, но методы будут разными. Даже если она вдруг представитель русской безумной «демшизы», всё равно можно работать. Есть идеи. Как я понял своё ГРУ, даже если человек – безмозглый революционер, его использование возможно, с такими тоже много всяких возможностей, но направленность будет другая.

Моё личное впечатление от Ирины полностью совпало с мнением ФСБ, которое мне переслал генерал Крупин за несколько дней до встречи, но без своих собственных комментариев и рекомендаций.

В целом она вела себя естественно, даже откровенно. Единственное – Ирочка деликатно умолчала о некоторых методах борьбы со своими сокурсниками по хореографии в подростковом возрасте. Судя по информации ФСБ, очень жёстких методах, не ограничивающихся толчками и тычками. Но и стекло в обувь сокурсникам вроде бы не подсыпала, не была замечена в таком экстремизме.

Тем не менее. В Италии… Во время поездки в Италию она была замешана в неприятной истории о пропаже 2000 наличных евро у одного педагога. Ничего конкретного. Но взрослые методом кустарного внутреннего расследования установили круг подозреваемых. Ими оказались четыре девочки, среди них была и Ира. Взрослые не смогли никакого расколоть и что-то доказать. Они проделали большую работу, следили даже за тратами своих подопечных. Никто из детей не прокололся. А если воровкой была Ира? Это конкретно в моей ситуации хорошо или плохо?

Вообще-то в целом плохо. Однако чего только в подростковом возрасте не бывает.

Я в восьмом классе украл знак «Мерседес» на одной машине, которая часто парковалась возле бассейна, куда я ходил заниматься. Шуму тогда было на весь город! Это был единственный Мерседес в городе и принадлежал он кому-то из Клайпедского драматического театра. Тогда билеты в этот театр было не достать. В городе он был местом для элиты, для их, как сейчас говорят, тусовок.

Я украл эту эмблему «Мерседес» для того, чтобы поставить на свой велосипед. Думал выделиться среди друзей. Не предполагал, что поднимется такой шум и весь город будет искать эмблему от единственного Мерседеса, поэтому спрятал этот знак подальше и даже не думал его доставать.

Кстати. Я тоже тогда был среди подозреваемых. Перепугался тогда до жути. И для меня этот проступок послужил очень хорошим уроком. Я зарёкся больше никогда так не поступать.

Если Ирина пришла к таким же выводам, это очень хорошо. А если напротив? Тогда это опасная женщина. Но если она украла деньги и смогла их так спрятать, что даже обыски её личных вещей ничего взрослым не дали, то это хорошие природные навыки для рискованных действий.

Теперь можно сделать выводы о том, как качественно смогла раскрыть личность Ирины моя подчинённая, Нино. Или рано? Подожду, пожалуй. Нино изложила мне всё на бумаге, запечатала в конверт. Я составлю свой портрет Ирины. Напишу. Потом мы вместе с Нино вскроем её конверт и сравним мой анализ с её выводами. Это не просто игра – это совещание двух коллег и обучение.

Обратил внимание на то, что Ирина дважды категорически уходила от разговора о семейной жизни. Не высказалась на тему отца своего сына. Но я и не пробовал толком этот разговор начать. Два лёгких проброса на эту тему сделал, но она довольно интеллигентно продолжала говорить о другом.

Со слов Нино, Ирина знает отца ребёнка, который не хотел декларироваться и числиться отцом. Он тренер по пилатесу (комплексу гимнастических упражнений, направленных не на развитие физической силы, а на подтяжку мышц тела, приведение организма в тонус, а также служащих для общего оздоровления организма), из числа её бывших коллег, тоже бывший артист балета.

Эта информация совпадала с той, которую мне прислал генерал Крупин от ФСБ. Получалось, что с Нино Ирина была откровенна, по крайней мере, в этой весьма интимной части. Это хорошо.

Очень важным из той справки от ФСБ было то, что они характеризовали Ирину как человека очень способного в части расширения сети знакомств для решения профессиональных и личных задач. Они отмечали, что Ирина добивается этого не путём применения своих женских данных и даже не интересным общением – она умеет привлекать людей своим стилем жизни, то есть умеет завлечь, заинтересовать. Далее нужных себе уже не отпускает. В итоге окружает себя людьми, опыт, возможности и навыки которых дадут то, чего нет у многих. Это долгосрочные и, что особенно важно, взаимно полезные отношения – «долгосрочные инвестиции» (так это было там названо).

Важно, что коллеги из ФСБ раскрыли некоторые формы и методы достижения Ириной своих целей. Например, она сообщала тем, кому считала необходимым, что в субботу пойдёт в такой-то музей и может многое рассказать. Сама заранее изучала тему и всё, что с ней связано, – она профессионал. Кто-то из тех, кому она писала сообщение, отзывался и просил присоединиться. Потом обязательный совместный обед или ужин. Или Ирина сообщала о том, что раздумывает купить билеты в какой-то театр, раскрывала кое-какие интересные детали, связанные с ним или постановкой. Находились желающие к ней присоединиться. Ирина непременно старалась быть интересной. Потом опять же совместный ужин.

То есть у Ирины нашими коллегами были замечены очень важные качества. Разумеется, в справке их заметил и генерал Крупин, который не посчитал нужным обратить на них моё внимание. А зачем? Он знает, что я именно их замечу. Именно эти качества важны для выполнения задач.

За время работы со своим начальником управления я утвердился в мысли, что каждое его действие или поступок, каждое сообщение, кроме прочего, как бы пыталось опровергнуть бытовавшее мнение, что агентура – это расходный материал для резидентов, обладающих дипломатическим прикрытием. Он сам был нелегалом и, с его слов, всеми силами избегал любых контактов с резидентом ГРУ и его подчинёнными. И при любой возможности напоминал мне о бережном отношении к своей агентуре.

Агенты понимают, что, как правило, очные встречи связаны с тем, что со стороны резидента ГРУ есть определённое недовольство работой или желание «сверить часы».

Поэтому? Агенты стараются им угодить и часто выдают желаемое за действительное (назовём это так, деликатно). Причём часто и резидент, и агент понимают приблизительность информации. Но резидента это устраивает, так как он докладывает руководству, что информация от такого-то агента, и тем самым снимает ответственность с себя. С другой стороны, направленная приблизительная информация от резидента с дипломатическим прикрытием при её отработке в аналитических подразделениях ГРУ натыкается на информацию, полученную от таких, как я, нелегальных резидентов, – как следствие, возникает много вопросов. И вот тут начинается всё самое плохое. Таким, как я, особенно не прикажешь и не потребуешь, а моим коллегам можно запросто приказать и потребовать. И вот они начинают снимать три шкуры со своих агентов, им плевать, что будет потом с этим агентом, главное – выполнить поставленную задачу, причём любой ценой. То есть не ГРУ требует выполнить её такой ценой, а наш резидент в конкретной стране. И ещё… Наш резидент под дипломатическим прикрытием понимает, что добытая им информация ставится под сомнение из-за таких, как я и моя агентура. Мы ему мешаем спокойно наслаждаться жизнью в прекрасной стране, из которой его могут легко отозвать за неудовлетворительные результаты.

К чему это я?

Это к тому, что у нелегального резидента очень аккуратный подход к своей агентуре. Для него это на всю жизнь, в отличие от коллеги под дипломатическим прикрытием, у которого обязательно подойдёт к концу срок его командировки в эту страну. Поэтому и подход к будущей агентуре, к её подбору у таких, как я, очень аккуратный, неспешный.

Разумеется, насчёт Ирины у меня был всего лишь замысел в то время. К решению я был не готов.

Ирину будет изучать Нино, буду изучать я, а позднее созреет решение.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как в отношении Генри пришли очередные указания от генерала Крупина.

Наши специалисты через психологическую помощь, которая оказывалась вполне реально, смогли вытащить из Генри информацию о том, что один его коллега, занимающий должность начальника отдела, не имеющего отношения к Генри, оказался в очень затруднительной финансовой ситуации, причём на протяжении длительного времени. Все его попытки изменить положение дел приводят только к временным улучшениям, но на самом деле только усугубляют общее положение. Этого парня зовут Шон, ему тридцать шесть, он женат, имеет двоих детей. У меня есть его домашний адрес.

Генерал Крупин просил меня удалиться от самого Генри на максимальную дальность. Ему оказана помощь с практическими советами и конкретными рекомендациями. На работе, в коллективе, у Генри есть уже осязаемые успехи. Но до решения всех проблем ещё очень и очень далеко. В ответ наши попросили у Генри помощь и консультации по другим вопросам. Генри начал помогать… Всё дистанционно.

Сейчас нужен подход к Шону с целью вывести его на финансовых консультантов в Индии. Оказывается, у генерала Крупина есть и такие на подряде. Начнут помогать. Возможно, Шон немного поправит свои финансы, после чего тоже будет рад помочь. Или более прямолинейно типа договора купли-продажи. Разберутся. Но уже очевидно, что ГРУ всё больше переходит на дистанционный и относительно безопасный режим работы. Но сначала нужен самый настоящий контактный метод. Без него пока что никак.

Как отработать этот Шона?

Сначала пришёл в голову самый прямой путь.

Нужно как-то свести Ирину или Люду и Шона. Если получится вариант с Ириной, то общее наблюдение за парой будет осуществлять Нино. Если сработает вариант с Людой (он запасной), то мне самому надо будет снимать всю информацию. Но в обоих случаях руководить мне.

Допустим, Ирину можно попросить ввести в свой круг Шона. Объясним ей это тем, что в его кругу много платёжеспособных родителей, соответственно, очень способных детей и, как следствие, клиентов хореографической школы. Пусть при случае сама предложит ему рассрочку оплаты, если с деньгами не очень хорошо. Далее Нино с ним познакомится, при случае расскажет о своём опыте решения финансовых головоломок, а дальше уже головная боль ГРУ с их современными методиками.

Эта задача для меня уже не выглядит сложной. Опыт.

Тем временем отношения Нино и Рона продолжали развиваться. Она уже познакомилась почти со всеми его друзьями, коллегами. Пока что очень общая и приблизительная информация. Но очень перспективные люди окружают Рона.

Тем не менее Нино поняла, что у неё нет и не может быть никакого варианта развития отношений в этой компании: кроме самого Рона, абсолютно все офицеры женатые и, на её взгляд, имеют крепкие семьи, а разбивать семьи, уводить чужого мужа Нино не хотела. Но самое главное – ей всё больше и больше нравился Рон, она говорила о нём со всё большей теплотой. Меня же интересовал из этой компании один полковник. Этот полковник единственный, кто два раза очень осторожно ушёл от, казалось бы, неминуемой ситуации назвать Нино свою должность. Он был единственным, чья должность оставалась Нино неизвестной. Более того, он не называл и тот орган военного управления, в котором служил. Я уже практически уверовал в то, что он из РУМО. Но нужно было проявлять выдержку и терпение. От генерала Крупина я знал, что Рон наотрез отказался называть своих сослуживцев и очерчивать их круг обязанностей (знаний). По каким-то своим психологическим мотивам он считает такую информацию прямым предательством, то есть чем-то уже личным. А то, что он продаёт массу наиценнейшей иной информации, не считает предательством. Во как! Рон так и остался для меня нераскрытой личностью. Видимо, наши учитывают его особенности и не настаивают, поэтому есть задачи, нерешённые проблемы и у нас с Нино.

Несмотря на новые методы работы ГРУ, у нас задач всегда будет много.

Сама Нино не считает эти задачи сложными. Считает, что как только её введут в круг жён друзей и сослуживцев Рона, то она быстро разберётся. Я с ней спорил. Но как раз здесь и была заминка. Рон не спешил развивать отношения с Нино, хотя Нино считала, что у него уже есть небольшая привязанность к ней. Посмотрим.

Вместе с тем у Нино с Ириной сложились очень доверительные отношения. Самой интересной темой у них была тема мужиков (как это называла сама Нино), и Нино обещала Ирине в скором времени познакомить с кем-то стоящим.

Ирина приехала в Бостон только потому, что здесь обосновались её родители, и она рассчитывала на их помощь с сыном. Не смогла заранее обзавестись знакомствами в США с целью получения выгоды и помощи.

Из справки от ФСБ я знал, что Ирина в России, в Москве, изредка и очень избирательно близко общалась с некоторыми деловыми людьми и одним из заместителей министра культуры (по этой причине и попала в поле зрения ФСБ в своё время). Наши коллеги всё выяснили про Ирину и успокоили чиновника. Фактически она была любовницей этого чиновника за деньги, но всё-таки не проституткой. Это дело имеет своё собственное название – GFE.

GFE (Girlfriend Experience) – это концепция, которая часто используется в индустрии развлечений, в том числе в сфере эскорт-услуг. Концепция предлагает своим клиентам возможность испытать ощущения и эмоции, как будто они находятся в эмоциональных и нравственных отношениях с настоящей подругой. Это включает в себя не только интимные контакты, но и общение, прогулки, ужины, посещение культурных мероприятий и так далее. Суть GFE заключается в создании атмосферы полной привязанности и близости между леди и её клиентом. GFE – это не просто физическая связь, а истинно эмоциональное и взаимное удовлетворение. Эта услуга должна предоставить клиентам ощущение настоящей близости и взаимопонимания, которое может достигаться только в настоящих отношениях. Образование и интеллект Ирины позволяли полностью удовлетворять требования заказчика.

О таких своих делах Ирина ничего не сказала Нино, лишь сообщила, что у неё были разные любовники, и нежадные, точнее, щедрые, а остальными она не интересовалась.

Я предупредил Нино о делах Ирины в России.

Нам это направление показалось очень интересным, но подталкивать именно к GFE Ирину не хотели. Задумали, чтобы она нашла себя здесь, проявила при этом те способности, которые сама считает сильными или хочет в дальнейшем развивать. Так будет лучше и для нас, и для неё. Так лучше раскрываются потребности и способности человека.

Провели с Нино совещание на тему начала разработки канала, который нас выведет на Шона. Далеко не планировали.

И вот тут эта тема с билетами в театр. Оказывается, это не просто билеты и не просто театр. В Бостон приезжает на гастроли труппа Большого театра! То есть не сам театр с оркестром, со всеми контейнерами имущества и прочим, а только труппа или её часть. Здесь им предоставят всё, что нужно.

Без малейших преувеличений, это культурное событие огромного масштаба. Настоящая Русская «мягкая сила».

Я не мог не пойти, Нино очень сильно настаивала. Она пойдёт с Роном. В ответ я сказал, что пойду с Вильте. В конце концов, мы никому ничего не объявляли. А те, кто знал о моём переезде в отдельные апартаменты, должны (или могли) думать, что это у нас временная размолвка. Действительно, кто знает, как оно выйдет? Я сам за себя не ручался и скучал по Вильте. Мне её не хватало как в эмоциональном плане, так и в интеллектуальном. Всё-таки я её любил. А может, и сейчас люблю? Не знаю. Это очень сложные вопросы, на которые у меня нет ответов.

Нино предлагает выкупить билет и для Шона, хотя и не знает, продать ему билет или подарить. В театре каким-то образом должно произойти знакомство Ирины и Шона, что должно спровоцировать у него в дальнейшем ещё большую нужду в деньгах.

– Нино, что скажем Ирине? Про будущих учеников что-то? – спросил я.

– Я ей объясню, что сам по себе Шон ей не нужен. Подскажу, что ей нужны его друзья и знакомые из General Electric, она не дура и быстро сообразит, что всего-то через одно рукопожатие она выйдет на очень успешных мужиков. Виктор, лучше подумай, как Шону всучить билет, который будет стоить почти тысячу долларов.

Обратился к генералу Крупину с просьбой подумать на эту тему.

Вскоре получил ответ, что Генри сам пойдёт в театр, изъявил такое желание и по рекомендации психологов подарит билет Шону, что по-настоящему должно скрепить едва завязавшуюся дружбу после скрытого конфликта на работе, урегулированного Генри с помощью «друга». С нас билеты, так как в свободной продаже их уже нет в наличии.

Позвал Нино на совещание. Она согласилась, что билет за тысячу долларов – это слишком нескромно. Связалась с невозвращенцем и попросила достать два самых скромных билета в обмен на лишний билет на хорошее место.

Так Генри на свою электронную почту получил два билета номинальной стоимости по восемьдесят долларов каждый. Оставалось только догадываться, какой путь проделали эти два билета. И тем не менее, точка А – это невозвращенец, то есть Нино, точка Б – это два мужика-коллеги (или кореша?) из General Electric. Мне это не нравилось, но и так, чтобы работать вообще без следов, не получится.

От Майка узнал, что на премьеру собирается всё высшее общество нашего штата. Майк тоже там будет. Я и не сомневался.

Передо мной открывалось очередное окно возможностей. Впереди интересная и опасная работа с новыми и очень умными людьми. Все эти люди умнее и образованнее меня. Но я их должен переиграть. Вот это и есть азарт, доблесть и интерес службы в разведке. Признался сам себе, что я окончательно вошёл во вкус такой необычной, но интересной профессии. А в таких ситуация – вовсе не рутинной, а рискованной, умной и немного авантюристичной.

И только тогда до меня дошло, что в нелегальной разведке очень сложно покончить с делами. Невольно всякий раз начинаешь что-то новое. Невольно смотришь на людей под определённым углом зрения и обязательно со своим умыслом.

В связи с гастролями нашего тетра пришлось опять отложить знакомство с коммунисткой или социалисткой (не знаю разницу, и мне было плевать) Лаурой. Не до неё.

Но мысль приступить к работе с ней я не отбрасывал. Уж очень мне интересно, где грань между оппозиционной критикой властей, желанием справедливости и предательством государства.

Когда желанием найти деньги для политической борьбы, для твоей партии единомышленников заставит тебя убивать полицейских из охраны банка или инкассации?

Когда у тебя появится желание о поражении армии своей страны в войне, пусть и не горячей? Или оно уже есть? Это самое ценное качество.

Когда идеология заведёт Лауру в пресловутый опломбированный вагон?

Есть ли сейчас у неё желание после прихода к власти спустя какое-то время уничтожить всех нынешних своих соратников по политической борьбе?

Только что вы закончили читать заключительную часть этой серии книг.

Серия состоит из 12 частей, а объём каждой части соответствует повести (согласно принятой классификации).

Вы вместе со мной прошли путь от обычного офицера – общевойскового командира – до состоявшегося офицера нелегальной военной разведки. Путь немного неклассический, потому что он прошёл не через «консерваторию», но не такой уж и редкий, особенно в начале девяностых годов прошлого века.

В те годы многое было не по правилам. Тогда создавались резидентуры в странах, где их раньше не было, прежде всего в некоторых (далеко не во всех!) бывших советских республиках. В созданных резидентурах поначалу испытывали даже проблемы со связью. В новых посольствах не было шифровальных систем. Установка такого оборудования – дорогое и сложное дело. От этого страдали и разведчики, и дипломаты. Первый российский посол в Литве Николай Обёртышев рассказывал, как он поначалу вынужден был ездить на машине из Вильнюса в Калининград, когда ему надо было отправить шифровку в Москву или получить присланные на его имя телеграммы.

Ниже немного моих общих рассуждений о творчестве только для тех, кому это интересно.

Почему я решил написать эту книгу?

Почитал всё, что только мог найти из художественной литературы на тему русской современной нелегальной внешней разведки, не только военной.

Подумал.

Во-первых, очень мало написано. Это плохо.

Потом удивляемся почему у них – так, а у нас – не так.

Во-вторых, никого не критикую. И так у нас почти нет художественной литературы этого жанра. И в прошлый период нашей истории, кроме Великого Юлиана Семёнова, мало фамилий и книг, к сожалению. Так по мотивам каких же произведений наши режиссёры и кинопродюсеры будут заказывать написание сценариев про относительно современную нашу внешнюю разведку? Вот и про кино этого жанра получилось сказать…

В-третьих, задумался над тем, что нужно не критиковать авторов, а самому сделать работу. Попробовать написать по-другому и своё. Хотел уйти от любых шаблонов в литературе. Но сделать именно художественную книгу, для людей, а не сотрудников архивов ГРУ и СВР. Ни за что не стал бы писать документальную «диссертацию»!

Потом купил на одном ресурсе обучающий курс у знаменитой Натальи Рубановой. Это впечатляющий курс! Говорю это без сарказма. Я его освоил на «отлично». Она прозаик и критик, литературный агент и редактор, преподаватель литмастерства и автор методики «Музыка слова как практика литературного письма», героиня интервью «Проза на отпечатках пальцев».

Хорошенько осмыслил всё это и… сделал всё наоборот, противоположно тому, как она учила, вообще вопреки всему этому. Это тоже результат.

За что ей отдельное спасибо.

Не жалею о своём решении. Только представьте себе вот такое произведение, построенное на «музыке слова», «кончиках пальцев» и прочих изысках. Ещё она считает, что «чем талантливее и необычнее автор, тем сложнее его рукопись сегодня продать». «Рукопись» – именно так и называет. К счастью, у меня не «Рукопись» и я не талантливый (это не кокетство), возможно поэтому люди пока что покупают и иногда что-то хорошее в ответ пишут. Спасибо вам, дорогие!

Тем не менее, если кто-то сможет написать что-то в данном жанре в соответствии с этим очень правильным и хорошим курсом, буду искренне рад. Дерзайте! Но я не смог, не смогу и не буду этого делать. Ждём талантов и настоящих, профессиональных, признанных, знаменитых писателей, осыпанных премиями и грантами! Их не видно, на мой взгляд, в нашем жанре. К сожалению. Поэтому к читателю пришли такие, как я: не профессионалы, не писатели и не литераторы, и даже не деятели культуры, а просто самоучки, которых никогда не примет профессиональное сообщество.

Более того! Я умышленно и целенаправленно ориентировался на совсем непрофессиональных и совершенно не обласканных властью и разными делашами от книжного бизнеса авторов. Можно сказать, что пошёл назло всем ветрам.

В качестве примеров или ориентиров взял тексты авторов современной военной прозы (книг о войне):

Андрей Загорцев «Город. Штурм Грозного глазами лейтенанта спецназа».

Николай Кузьмин «Войсковые разведчики в Афгане. Записки начальника разведки дивизии».

Юрий Тимофеев «Не ходи служить в пехоту!».

Геннадий Алёхин       «Излом необъявленной войны. Первая чеченская».

Павел Яковенко «На южном фронте без перемен».

Константин Масалёв «Памятник Бешеной Пехоте».

Этот мой список не составлен в порядке какого-то рейтинга. Все шестеро почти равны (на мой взгляд). Ну почти…

Эти шестеро смелых – мои учителя и наставники, пример для подражания. Но я действовал самостоятельно, в соответствии со своим замыслом.

Отдельно хочу сказать спасибо Елене Вавиловой, так как её творчество меня вдохновило на этот «подвиг». Но я пошёл совсем другим путём – своим, естественно.

Несколько тезисов о сегодняшнем дне. Нельзя промолчать.

– 30 сентября 2022 года, Сергей Нарышкин заявил, что СВР «начала добывать информацию, которая поможет российским военным при проведении спецоперации (СВО) на Украине».

Слова главы российской невоенной разведки о том, что СВР «начала» добывать информацию по Украине, требуют пояснения.

Дело в том, что вся российская внешняя разведка была ограничена в работе по украинской проблематике десятилетиями, точнее – всегда.

После развала СССР страны СНГ отказались шпионить друг против друга, ибо все друзья и выросли в одной «дружной» …

Вывод?

Друзья друг за другом не шпионят.

Сначала это были неформальные соглашения. Потом они были подкреплены соответствующими международными договорами, утвержденными федеральными законами. Ограничения касались как СВР, так и ГРУ Генштаба…

Сергей Нарышкин в своём интервью также вспомнил Кима Филби. Разумеется, он вспомнил его не случайно.

Эти слова главы СВР означают, что информация по Украине могла быть получена скорее из источников в других странах. Условно (например) говоря, сотрудникам или источникам российской разведки могла случайно где-нибудь в Лондоне или Варшаве попасться какая-то информация по Украине. Это всё. Даже если это происходило, такая информация должна была обрабатываться и оцениваться политико-административными структурами. Сама разведка никаких действий по собственной же информации не принимает. Она докладывается тем, кто принимает решения.

– Придёт время, и мы узнаем о специальной (не военной, главной) части специальной военной операции. Особенно о её начальном этапе.

– Стратегии войны древних китайцев, говорят: если хочешь выиграть – притворись слабым. Если ты собираешься нападать, говори, что нет сил нападать, нет ресурсов и тому подобное. Поэтому за врагом надо наблюдать постоянно и не обращать внимание на разговоры и слабостях и «бессилиях» врага.

Продолжу ли я писать?

Некоторым интересен будет ответ на этот вопрос.

Ответ: не знаю. Не принял решения писать, но и не принял решения больше не писать (уже неплохо). Это не кокетство. Нужность и полезность – главные критерии и стимул.

Спасибо, и надеюсь, что до новой встречи!

Выражаю особую благодарность Юрию Мироненко за озвучку всей серии. Спасибо Юрий!